Наложница Властелина Черной Пустыни (СИ) [Ярина Серебровская] (fb2) читать онлайн

Наложница Властелина Черной Пустыни

Начало

Я знала, что однажды ее авантюры закончатся плохо.

Догадывалась. Все-таки родители зря говорить не будут, они прожили жизнь, они знают, чем все кончается, если мозгов у тебя нет. Но когда они погибли, глупо, нелепо, затоптанные взбесившимся конем на параде, во мне что-то сломалось.

Я перестала слушаться их наставлений, будто с их смертью они потеряли силу. Ведь если они не уберегли моих родных, почему уберегут сейчас?

Но в глубине души все равно знала, что они были правы.

Надеялась, правда, на то, что мой поход в одиночку на Хребет обойдется сломанной ногой.

Никогда не думала, что все закончится в Черной Пустыне.

Там, где правят дикари.

Все случилось так быстро, что я и сама не поняла, как оказалась в узкой каменной келье. Просто заснула в своем спальном мешке из меха ламы на каменном уступе, а проснулась уже здесь — на охапке гнилой соломы в окружении сочащихся влагой стен.  Как меня поймали и как держали без сознания я, слава богине, уже никогда не узнаю. Но первое, что я проверила — вся одежда на мне. И выдохнула с облегчением, только потом озаботившись дальнейшей своей судьбой.

И поняла, что все очень плохо. Потому что пока она ощупывала келью, в которой оказалась, рассматривала себя и пыталась вспомнить хоть что-то, она не замечала гула, который шел из-за стен. И только когда игнорировать его стало совсем невозможно, я очнулась и прислушалась.

Гул тысяч людей, собравшихся в одном месте.

Голоса, шорох шагов, звон монет, стук и шуршание. Иногда над всей этой какофонией взмывал и обрывался одиночный женский крик. И снова все сливалось воедино.

Я учила историю Черной Пустыни в академии, но не очень внимательно. Я знала, что местные варвары на несколько уровней ниже нас в развитии, что тут принято убивать по любому поводу, женщины считаются чем-то навроде скотины, а еще есть рабство. Вот и все. Так что понять, куда я угодила и что теперь делать, было сложно. Но если бы я вернулась в прошлое, я бы все равно не стала тратить силы на приобретение таких бесполезных знаний.

Самое главное, что меня интересовало, это то, что в Черной Пустыне все-таки есть представители Нитари, моей страны. Значит, самое главное — это связаться с ними. А дальше меня вытащат. Я очень на это надеялась. Правитель Черной Пустыни не захочет ссориться с Нитари, у нас и оружие лучше, и армия больше. А я никому ничем не пригожусь, чтобы из-за меня затевать войну.

Я даже приободрилась.

Но это длилось недолго. Потому что через некоторое время в двери заскрежетал ключ и в мою келью вошло двое мужчин в длинных полосатых халатах. Они посмотрели на меня с плохо скрытым отвращением и синхронно нагнулись, поднимая меня на ноги, держа на локти. Я как будто болталась между ними, едва доставая ногами до пола. И меня поволокли наружу.

— Эй! Куда вы меня тащите! — Вскрикнула я. — Эй!

Но они ничего не ответили, волоча меня по темным коридорам, воняющим чем-то звериным. Шум стал громче, к нему добавился лязг затворов дверей, за которыми я успевала увидеть множество женщин в камерах. Как маленьких, вроде моей, так и больших, общих.

Воняло в них еще хуже, чем в коридоре.

Мимо постоянно пробегали какие-то люди, заросшие бородой по самые ноздри. Иногда они волокли женщин так же, как волокли меня, только в другую сторону.

Наконец мы добрались до цели нашего путешествия — деревянной двери, за которую меня втолкнули и закрыли ее за мной.

Я повернулась и попыталась выскочить, но ее тут же заперли.

— Иди сюда, — услышала я лающий мужской голос из-за спины. Он говорил на языке Черной Пустыни, который я знала, хоть и не блестяще. — Сюда, грязная шавка. Раздевайся.

Я обернулась в шоке и столкнулась взглядом с плотоядной ухмылкой такого же мерзкого заросшего бородой мужчины. Он был в грязных шароварах, подпоясанных когда-то алым поясом и с голым торсом. И указывал мне на плетеное сиденье.

— Зачем? — Дерзко спросила я, надеясь выиграть время.

— Ты же нитарка, не так ли? — Ухмыльнулся он. — Проверим, насколько ты здорова. Говорят, все нитарки шлюхи. А у нас на аукционе бывают серьезные люди, которые не захотят заразиться от наложницы какой-нибудь дрянью из вашей грязной страны.

На аукционе? Наложницы? У меня подкосились ноги. И следующий приказ я слышала уже сквозь шум в ушах:

— Ну что топчешься? Быстро скинула шмотки, села и развела ноги. Ну! А то отведаешь плети!

И мужчина для убедительности щелкнул себя по бедру коротким черным хлыстом.

Нет! Только не это! Только через мой труп!

Первая встреча

Лучше умереть, думала я раньше, когда воображала себе такие ситуации. Лучше умереть, чем дать прикоснуться к себе рукам грязных насильников. Есть вещи похуже смерти.

Но когда это случилось, оказалось, что жить хочется сильнее, чем раньше. Жить и надеяться, что однажды случится чудо и мне удастся выбраться из этого ужасного места на свободу. Вернуться домой и забыть обо всем, как о страшном сне.

Потому что только в страшном сне я могла себе представить, как стаскиваю с себя одежду. Дорожное платье, в котором пошла в горы. Теплые штаны, пододетые под это платье. Мне стало легче дышать, потому что в жарких камерах невозможно было представить, что я раздеваюсь, а ведь тут было жарче чем в горах.

На мне осталась только сорочка, нижнее белье пододетое под все, что я носила. А под ней уже голое тело. Но надстмотрщик не обращал внимание на мой стыд.

Точнее, как раз обращал. Его ухмылка намекала мне, что пока я не разденусь до конца, покоя мне не видать.

— Что застряла? — Спросил он. — Давай дальше. И садись. Не смотри на меня, мне просто надо проверить, здорова ты или нет.

— Можно мне женщину… чтобы женщина проверила? — Спросила я, умирая от стыда.

— Женщинам такое доверять нельзя! Вы все шлюхи и покрываете друг друга! — Оскалился надстмотрщик, открывая гнилые зубы. — Пошла! Залезай!

— Можно я хотя бы не буду снимать это…

— Много торгуешься, ты не за этим нам нужна. Пошла!

Я подошла к скамейке, на которой лежало странное приспособление в виде палки на обоих концах которой были широкие кожаные ленты.

— Садись! — Скомандовали мне.

Я успела только подойти и присесть, а надсмотрщик уже схватил эту палку, присел на корточки и быстрыми привычными движениями ухватил сначала одну мою лодыжку, потом другую и крепко привязал их к палке лентами.

Я ахнула! Оказалось, что мои ноги теперь разведены в стороны и свести их я не могу!

Ухмыляющийся бородач ухватился за палку посередине, дернул и опрокинул меня на лавку. Сорочка задралась, обнажая мои бедра и все, что между ними.

Я попыталась ее пригладить обратно, но она снова сползала.

— Потерпи, я недолго, — сообщил надсмотрщик, разворачивая меня так, что ему открывалось все, что у меня между ног. Обнаженное, открытое, то, что никто никогда еще не видел.

Я бросила борьбу с подолом и попыталась оттолкнуть его руку, которая полезла внутрь.

— Какая ты шебутная, а!  — Прищелкул он языком. — Сказал же вести себя тихо и все будет хорошо! Так нет!

И следующим движением он снова ухватился за палку и перевернул ее… вместе со мной. В одно мгновение я оказалась на лавке в унизительной позе с задранным вверх задом и без возможности свести ноги.  Мои запястья бородач завернул за спину и удерживал одной рукой. Другой он задрал сорочку и нажал на мою поясницу, вынуждая выгнуться еще ниже.

Я разрыдалась, чувствуя, как чужие грубые пальцы трогают мою промежность. Там было все голым и доступным, а он шарил там как у себя в подполе, выбирая картошку!

Вздрогнув, я ощутила, как внутрь меня пытается протиснуться его толстый палец. Это ощущалось болезненно и садняще.

— Так-так… — пробормотал бородач. — На вид вроде чистая. А это что у нас… Ба! Да ты невинный цветочек! Какая невидаль в наших краях! Что ж! Значит за тебя дадут хорошую цену!

И я не поверила своим ощущениям… Он отпустил меня! И даже отвязал мои лодыжки от палки, отбросив ее в сторону, а сам подошел к столу, где лежали какие-то бумаги. Он склонился над ними и принялся что-то черкать угольным стилом.

Я скорчилась на скамейке, обняв колени и никак не могла перестать рыдать, ощущая себя грязной, отвратительной, брошеной к самым жутким зверям на свете.

— Нитарка… Цвет волос светлый, цвет глаз голубой, невинная.. — Пробормотал надсмотрщик. — Не будем тебя отправлять в общую камеру, там испортят еще. Ох, хорошая добыча нас ждет…

Он подошел к двери, распахнул ее и лихо свистнул в два пальца.

К нему тут же подбежало двое бородатых охранников, которым он велел:

— Переведите ее в верхнюю камеру. Одну. Охранять как драгоценность! Аукцион через неделю.

И тут только до меня дошло. Аукцион.

Я похолодела. О рабском аукционе Черной Пустыни ходили страшные легенды. Самый большой невольничий рынок обитаемого мира… Здесь можно купить любое разумное существо, какое только захочется. И лучше бы я никогда не слышала тех страшных историй, что рассказывают о самых жутких покупателях среди этих варваров…

Меня подхватили под локти и, не дав даже одеться, такой как была, в одной нижней сорочке, доходящей едва до колена, вывели из комнаты в коридор. Я едва перебирала босыми ногами по холодному каменному полу, но все же шла, чтобы охранники не начали меня тащить. Тогда бы они прикоснулись к моему телу, а я и так ощущала себя опороченной прикосновениями тех мужчин.

Меня провели по одному коридору, заставили подняться по лестнице и повели по другому.

Охранники остановились у поворота, перекинулись двумя словами и свернули в тот из коридоров, который казался чище и красивее. Здесь даже были окна на улицу и за ними я видела солнечный свет. Неяркий, явно закатный, однако рассмотреть что-то снаружи мешали частые решетки. Впереди маячил новый коридор, украшенный резными рисунками, которые заинтересовали меня даже в таком положении.

Но тут оттуда послышался шум и голоса и охранники замерли на месте, тревожно глядя вперед. Когда там показался мужчина, закутанный во все черное, они выругались и попытались вжаться в стену вместе со мной.

Я посмотрела туда, куда оба охранника смотрели с таким ужасом и увидела, что за человеком в черном прошли еще трое, а потом…

Показался высокий человек. Весь в белом.

Один из моих охранников не к месту закашлялся и человек повернул голову в нашу сторону. Теперь испугались не только они. Но и я.

Он отличался от мужчин, которых я успела увидеть, как день от ночи. На голову выше их, шире в плечах, но с узкими бедрами. Его тело окутывал белый узкий балахон, не скрывавший очертаний, по которым можно было заметить, что он силен. Широкая грудь, плоский живот, мощные запястья, выглядывающие из рукавов балахона. Он не сутулился как многие высокие люди, его голова была задрана вверх.

Лицо его было невероятно красивым для мужчины. Прямой нос, чуть прищуренные черные глаза, четкая линия челюсти, окаймленная черной бородкой, свободно падающие на лоб вьющиеся пряди волос, упрямо сжатые губы… И выражение жесткости, даже жестокости на этом красивом лице.

Я не успела спрятаться ни за одного из своих охранников и была поймана внимательным страшным взглядом в ловушку. Человек в белом, не останавливаясь, пробежался по мне взглядом, на одно мгновение посмотрел мне в глаза, но это мгновение я поняла, что не забуду уже никогда.

Ледяная волна прокатилась по моему телу от этого жуткого взгляда. Меня охватила дрожь, словно я снова на вершине Хребта и мерзну под ледяной метелью.

Всего одно мгновение — но мне захотелось заскулить и склониться перед властью этого человека, пасть ниц на каменный пол.

Мгновение прошло, человек в белом и окружающие его мужчины в черном проследовали дальше, а я все никак не могла сделать шаг, потому что мои ноги дрожали. Впрочем, у охранников тоже. Они только облегченно ругались и не торопились вести меня дальше.

Аукцион

Дари

— Светлого дня тебе, Дари!

— Черной ночи, Оррихилим!

Главный властелин Черной Пустыни с коротким традиционным именем Дари обнял своего давнего друга и похлопал его по плечу. Они вместе прошли через многое. Скакали днем и ночью через всю пустыню, сутками ждали врага, притаившись под песком, поили этот песок красной кровью и тащили друг друга, когда крови оказывалось мало и пустыня хотела воды, отнимая ее у обессилевших воинов.

Когда Дари стал главным властителем, за добресть Оррихилима в бою, он  разрешил ему устроить на своих землях давнюю мечту друга — Аукцион рабов. И не прогадал. Черная Пустыня славная своими свирепыми воинами и послушными женами, стала известна еще и как самое лучшее место для торговли живым товаром. Пока другие страны склоняли головы перед Нитари и другими странами, считающими себя лучше других, из-за Хребта, Черная Пустыня лишь расширяла ассортимент.

Воины, слуги, наложницы, мастера различных искусств — обычный товар.

Редкие красавицы из разных стран, люди с любыми уродствами, тренированные рабы, умеющие только убивать и дети для разных надобностей.

Члены королевских семей, знаменитости разных стран и специально зачатые под заказ младенцы.

А ведь на Аукционе Черной Пустыни есть еще и закрытая секция, где продаются самые ужасные товары, о которых даже шепотом говорить не принято. Но если вы пришли на Аукцион рабов, без покупки вы не уйдете, чего бы вы ни захотели.

— Сегодня опять видел на своем аукционе людей из Нитари, брат. Прошу тебя как друга — покажись на торгах. Любую женщину отдам тебе за это, любую редкость, только появись!

— Разве я не Властелин твой? — Спросил Дари друга, сверкнув в гневе черными глазами. — Разве не могу и так забрать любого мужчину и любую женщину?

— Можешь… — склонил голову Оррихилим, поняв свою ошибку.

— Разве я не самый богатый правитель мира? — Продолжал допытываться Дари. — Разве не могу заплатить тебе желтыми алмазами весом с раба, если захочу купить?

— Можешь… — снова покаялся его друг.

— Так зачем ты оскорбляешь меня этой убогой взяткой! — Повысил голос Дари.

— Виновен… — покачал головой Оррихилим. — Что сделаешь со мной?

— Ничего не сделаю… — Дари погладил запястье, где пряталось единственное оружие, которое он носил с собой — волнистый крис, извивающийся как змея.

В том роду, что имел честь стать источником для появления Властелина Черной Пустыни мужчины всегда ходили вооруженными до зубов. При них было две сабли, десяток кинжалов и еще парочка в сапогах. Без такого количества стали мужчина не считался мужчиной.

Дари из принципа завел другую привычку.

Он демонстративно ходил без оружия, не считая криса, что прятался на его предплечье, холодным касанием напоминая, что голова его должна быть тоже холодной.

— Раз уж ты тут, не хочешь посмотреть свежий завоз девочек с Островов? Все как на подбор с золотистой кожей, с крутыми бедрами и пухлыми губами, — предложил Оррихилим. — Сотню отборных тебе найдем для пополнения гарема.

Гарем Дари был лишь условным. В нем содержались лишь те женщины, которых он еще не пробовал. Особенность нынешнего властителя Черной Пустыни была такова, что он не любил повторяться. Да и не все выдерживали. В спальне Дари был неутомим, временами жесток и совершенно беспощаден. После одной лишь ночи с ним многие женщины уже не годились для такого рода развлечений.

Иногда он брал себя в руки, особенно если ему доставалась нежная магнолия с еще не вскрытой шкатулкой. Но только в первый раз. Во второй он брал все, что она успела ему задолжать — и она отправлялась в подарок его страже или обратно на невольничий рынок, только уже не рабыней для постели, а черновой служанкой.

Горячая податливая плоть под его руками, тугое обволакивающее тепло, крики и стоны, шлепки, укусы и прочие, куда более изысканные удовольствия — постельные битвы были единственной слабостью Дари. Он мог обходиться без женщины бесконечно долго, но лишь одна ночь, на протяжении которой он имел молодое мясо так, как диктует ему его дикая натура, превращала Властелина в свирепого зверя, который способен сокрушать целые армии в одиночку.

Второй, куда более безобидной слабостью Дари было воскуривание белой травы, легкого дурмана. Он не зависел от него, но ценил куда больше вкусной еды и тем более алкоголя, которого не терпел.

Друг был прав, гарем стоило бы пополнить. Но целая сотня одинаковых островитянок… Он не особо взглядывался в лица, но все же любил разнообразие. Чтобы сегодня под ним билась танцовщица с оливковой кожей и тонкой талией, а завтра кричала от страсти и боли пышнозадая негритянка из забытого племени. Дари любил разных женщин, хоть и предпочитал, чтобы у них были длинные волосы, которые можно намотать на кулак и взять красотку пожестче.

Но сегодня взгляд Дари уже упал на плод, который ему хотелось попробовать.

— Собери мне две-три сотни девчонок поразнообразнее, — сказал он Оррихилиму. — Но мне нужен от тебя особый подарок…

И он умолк, предлагая другу самому сообразить, как угодить повелителю.

Оррихилим судорожно соображал, пытаясь понять, что могло приглянуться былому соратнику в его обители. По пустынным традициям приглянувшееся следовало немедленно подарить. Он бы и рад, Дари действительно сделал для него немало. Но что?! Что?

Еда сухопарого мужчину интересует только как источник сил. Удовольствия он от нее не получает.

Наркотики Дари не жалует. Другие пусть туманят свой мозг, а ему и белой травы хватит. Легкой и дешевой.

К украшениям Властелин равнодушен как истинный воин. Его парадное одеяние включает в себя десятки колец и ожерелий, но когда Дари идет просто по делам, он всегда одет в белые одежды без вышивки и камней.

Женщины…

Какая же женщина могла так привлечь Властелина, что он просит ее в подарок? А это именно просьба, намек, дружеский жест… Значит Дари очень ее хочет. Но кого?

Оррихилим щелчком пальцев призвал мальчишку из личной охраны и шепнул ему пару слов.

— Я понял тебя, — сказал он другу. — И выполню все, что ты пожелаешь. А пока не пройдешь ли ты в ложу у главной сцены, чтобы решить нашу сегодняшнюю проблему с гостями из дальних стран? Пусть увидят, что ты силен как прежде и не дашь им уничтожить древнейшие традиции Черной Пустыни…

Попытка насилия

Страшный человек давно скрылся с глаз, но мои охранники не торопились вести меня туда, куда вели. Они оттащили меня куда-то в нишу, где пряталась скамейка, сами расселись на ней, обмахиваясь ладонями.

Но чем быстрее отпускал их страх, тем страшнее становилось мне. Их взгляды все чаще задерживались на мне. А вот и вовсе перестали отпускать.

— Если бы он нас заметил… — сказал один из охранников.

— Да что уж теперь… — добавил другой.

— Сердце в мудя ушло.

— Надо достать…

— Точно…

Их взгляды скрещивались на мне все чаще и я знала, что до того момента, когда это будут уже не только взгляды, оставалось недолго.

Я выпрямилась.

— Ведите, куда сказано было! — Сказала.

Но вместо повиновения увидела только ухмылки.

— Уймись, красотка, — сказал один.

А второй схватил меня за руку и дернул к скамье.

В одну секунду я оказалась между двумя мужчинами с жарким дыханием, пахнущим луком.

Их руки хаотично двигались по моему телу, и я понятия не имела, что делать с этим дальше. Кричать? А поможет?

— Тихо, тихо, не дергайся, — сказал, глубоко дыша один.

Он удерживал меня за плечи, развернув ногами к своему другу, а тот жадно смотрел на меня как ребенок на торт, словно не зная, с чего начать.

— Эх, уволочь бы ее в нашу нору… — сказал второй мечтательно. — Распялить там на койке…

— Хочешь поделиться с друзьями?

— Почему нет? Сначала сам между сладких ножек нырну, все сливки соберу, а потом уже отдам… тебе, например. А после тебя уже ребятам.

— После меня там одни лохмотья останутся, — заржал другой. — Это ты нежничаешь.

Его ладонь спустилась мне на грудь и грубо сжала ее.

— Так она вроде жемчужина-то… несверленая, — смутился первый.

— Ты одурел? Она ж из-за Хребта! Откуда там жемчужины, они ж сызмальства на мужиках скачут. Еще я слышал…

Он помялся, а я вся напряглась, думая, какую очередную ложь мне предложат.

Тот перешел на шепот:

— Слышал, что они прям губами… ну, понимаешь? Друг друга.

— Целуют чтоль?

— Да какое целуют! — Рассердился стражник. — Не целуют, а прямо вот между ног что — лижут и сосут! И девкам и парням!

Второй присвистнул и наклонился надо мной, всматриваясь в глаза.

— И ты такое делала? И тебе? — Ему было интересно. — Эх, развратная страна, хоть и девки красивые! Ну чо, попробуем?

Первый замер, а потом спешно стал копаться в своих штанах, будто забыл что-то. Мой, держащий за руки, тоже не отставал, вытаскивая готовый к бою… я зажмурилась. Там у него было что-то такое, размером с баклажан и красного цвета, и смотреть было противно, словно на мертвую мышь.

— Погоди ты! — Вдруг замер первый. — А давай… Давай я ее… Сам ртом? Языком? А? Раздевай!

Второй уже шарился руками по моему телу. Я дергалась, не зная как на это все реагировать. Все это было так унизительно и гадко. И эти их трясущиеся от похоти руки и торчащие из штанов алые головки, отвратительно влажные.

Руки лапали меня за грудь сквозь тонкую сорочку, руки лезли под ее подол поднимаясь по бедрам. Наглые, мерзкие, отвратительные руки похожие на влажных червей. Я тихо хныкала, не зная, как бороться с таким.

Тот, что сидел в ногах, уже стал тянуть сорочку вверх, открывая ее бедра своему похотливому взгляду. Тот, что сверху, тяжело дышал и потел, продолжая лапать меня за грудь, пока еще, к счастью, поверх рубашки.

Не знаю, на что я надеялась. Сначала была в ступоре, а потом все думала, что не может же это произойти вот так — в грязном коридоре с двумя непонятными дикарями, которые даже не поймут, наверное, ничего…

Мою сорочку уже задрали и стражник рассматривал меня между ног почти капая слюной.

— Она розовенькая такая, как лукум, так и хочется лизнуть! — Сообщил он другу.

— Я лучше ей кое-что другое дам лизнуть! — Усмехнулся тот и повернул мою голову так, что его красная сарделька закачалась перед глазами. — Я первый попробую.

От него несло козлом и я подумала, что меня скорее стошнит, чем я смогу прикоснуться к нему губами.

И вот в последнюю секунду перед моим позором случилось чудо.

— Вы что тут делаете, тупицы! — Раздался громоподобный голос того человека, что осматривал меня в комнате. — Охренели, что ли? Головы лишние?! Или кое-что другое?

Подготовка

В ушах стучит пульс. Руки-ноги у меня как ватные. Кто-то пришел. Кто-то, кто поможет мне, спасет от этих ублюдков.

Я не чувствовала облегчения, я уже отключила все эмоции и могла только моргать и рассеянно прикрываться, чтобы еще один человек не увидел меня обнаженной. Но этому можно. Он уже все видел.

Я медленно повернула голову и посмотрела в глаза этому человеку.

Но он не обратил на меня внимания.

— Вы охренели твари, что ли? — Повторил он. — Вы знаете, кому ее собираются дарить? Девственницу  из Нитари? Редкий вид!

— К-к-кому? — Пробормотал один из них.

— Властелину.

Ледяная тишина, неуместная в этих пропитанных жаром стенах обрушилась на нас как водопад.

А потом оба моих насильника вскочили и принялись приводить себя в порядок так быстро, как будто их убьют, если они этого не сделают.

— Не надо, слышь…

— Не надо никому…

Забормотали они в один голос.

— Дебилы… — прошелся по ним мужик. — Так, вставай.

Это уже мне.

Меня снова вели по коридору. Но это был уже другой коридор. Не тот, обшарпанный, что вел к торгам Аукциона. Теперь меня окружала демонстративная роскошь. Белая с золотом плитка, мрамор под ногами. И все же я слышала приближающийся шум.

Вокруг нас никого не было, меня вели одну. Я еле переставляла ноги, но все же успевала посмотреть по сторонам и заметить роскошь и красоту.

Кожа, которой касались ублюдки, неприятно горела, между ног, где успел пошарить один из них, словно зудело что-то. Мне было не столько больно, сколько противно думать, что он собирался тронуть меня своим гнилым языком.

Я старалась не думать о том, что меня ждет.

Повелитель.

Я знала только одного человека, которого так величали.

Повелителя Черной Пустыни.

Но не ожидала, что мой кошмар аукциона кончится так быстро.

Я даже не успела увидеть торги, а меня уже купили.

Здесь все проще. В Нитари даже подумать было странно, что у человека нет своей воли. Его можно только убить, но нельзя продать, как скот. Здесь другие порядки.

Я закусила губы. Какая же я была дура! Почему я не подумала, когда перлась на этот Хребет! В любом другом месте моя выходка закончилась бы тем, что меня забрали бы послы моей страны. Но не здесь. Не во владениях Повелителя — жестокого, непредсказуемого и хитрого. Именно так о нем отзывались все, кто хоть раз его видел.

Последний длинный коридор привел к высоким дверям, за которыми шум аукциона был особенно громко слышен. Красивая резьба заставляла любоваться собой даже в таком состоянии, в каком была я. Ветки, листья, ягоды. Красиво вырезано из мрамора. Но ни одного лица, ни одного человека или зверя.  Бездушный орнамент.

Я ждала, что мы сейчас войдем в эти двери, но человек рядом со мной вдруг вильнул в сторону и толкнул малозаметную узкую дверцу в стене.

И втащил меня в помещение, все застланное густым паром.

— Эй! Мамки! Сюда! — Гаркнул он.

На его призыв сбежались со всех сторон несколько женщин, появляясь из тумана как призраки. Они окружили нас, трогая со всех сторон и цепляя мои волосы.

— Вот эту девку подготовить по полной программе, — скомандовал он. — Отмыть, умастить, напоить маковой водой. Повелитель берет ее с собой. Вот вам за труды.

И он бросил горсть монет прямо на пол и вышел.

Женщины упали на колени, поднимая монетки. Я хотела воспользоваться случаем, чтобы сбежать, но не успела. Они были слишком быстры. Не сделала я и шагу, а меня уже ухватили цепкими ручонками и десяток острых черных глазок устравился на меня недружелюбно и пугающе.

— Меня зовут Ирэн… — сказала я им. Но они вообще ничего не ответили.

Просто молча смотрели на меня несколько секунд.

А потом разом сдвинулись с места, словно получив приказ и меня закрутило воронкой. Тряпки, что были на мне, куда-то тут же делись. Я попыталась закрыться, но не успела даже подумать об этом, как меня такую, как я была, разом окунули в бассейн с соленой водой. Я чуть не захлебнулась, вдохнув ее носом, но меня тут же вытащили и с удивительной силой и ловкостью перетащили в другой бассейн, с водой пресной.

Мое тело вертели в руках, как будто игрушку, а я даже не могла возразить.

Сначала меня обмазали густой глиной, потом смыли ее и обмазали солью. Потом обнаженную засунули в комнату, полную густого тяжелого пара и там в десять рук принялись тереть кожу докрасна. Я хватала ртом горячий влажный воздух и пыталась отпихивать руки, но на меня не обращали внимания.

После парной комнаты меня вновь окунули в бассейн, на сей раз с ледяной водой, парочка льдинок даже ткнулись мне в лицо, пока я беззвучно орала внутри себя от холода.

И тут же вытащили и обтерли.

И так же споро начали натирать пахучими маслами, от которых кожа горела как в лихорадке.

Волосы тем временем промывали в разноцветных растворах, от чего они становились все мягкче и мягче.

Пока я пыталась сообразить, меня обтерли маленькими тряпочками, снимая избыток масла и очищая все естественные отверстия тела.

Когда тетки деловито развели мои бедра и полезли своими тряпочками мне в зад, я чуть не лягнула одну из них. Но она вдруг нажала на какую-то мышцу у меня под коленкой, и я вдруг обмякла, потеряв способность управлять своими мускулами.

И пока я лежала безвольная, как кукла, они засунули мне в зад тряпочку на длинной палочке, потом залили туда горячий отвар, потом холодную воду, а я плакала внутри себя от унижения большего, чем попытка насилия в коридоре, но теперь знала, что меня никто не спасет.

Когда способность управлять руками и ногами вернулась ко мне, я постаралась больше не сопротивляться. Тем более, что меня на сей раз просто усадили на кресло и втирали в кожу блестящую пыльцу, волосы завивали огромными железными щипцами, лицо красили странными красками, ногти полировали.

Вот только я была не готова к тому, что мне бесцеремонно раздвинут ноги и полезут туда очередной палочкой с тряпочкой. Прямо туда…

— Я девственница! — Выдала я свой последний козырь.

Но меня никто не услышал.

На удивление мягко и нежно я чувствовала как женские пальцы проникают внутрь меня, слегка тягуче и садняще что-то там растягивая и заливая как можно больше масла.

Лягать кого-то было неразумно, поэтому я просто смотрела в потолок из-под облака слез и думала, что наказана за свое своеволие как-то слишком жестоко.

Напоследок меня нарядили в длинную тунику, которая покрывала блестящую от пудры кожу и облили целым ведром густых пряных духов. Так что я сама едва не задохнулась.

А потом… надели на руки золотые браслеты, скованные узкой золотой цепочкой.

И вытолкнули за двери комнаты в совершенно другое помещение, похожее на очень длинный широкий коридор.

В конце него была только одна дверь.

И все. Больше там ничего не было.

Встреча

Я долго стояла перед этой дверью, не решаясь войти. Что меня ждало за ней? Я не знала. В голове было пусто, только звенела тонко натянутая струна страха. И… сожалений. Ведь если бы меня не заметил тот человек, меня бы отвели на аукцион… А там…

Могло случиться что угодно. Как хорошее, так и плохое. Меня могли заметить послы моей страны, я могла попросить помощи, орать кусаться, возмущаться и однажды меня бы просто выкинули, как негодную. Могли купить меня как служанку и тогда бы не пришлось расплачиваться своим телом.

Могли, конечно, купить и для какого-нибудь борделя, как у них тут принято. В нашей стране таких мест не было, у нас все мужчины уважали женщин.

А теперь впереди только унижение.

Может быть, если я постою здесь достаточно долго, я смогу сбежать?

Но ноги тряслись и болели от напряжения, а сердце билось все чаще и чаще.

Поэтому я перестала мучиться и… открыла дверь.

— Проходи, — сказал ледяной голос.

Сразу захолонуло сердце и подкосились колени.

Перед глазами все плыло. Я даже не видела, что меня окружает. Знала только, что интерьер в белых цветах, но муть от ужаса и слез мешала разглядеть даже пол, по которому я ступала.

В голосе не было ничего хорошего — ни теплоты, ни приветливости. Только лязг оружия и плеск крови. Так мне казалось. Безумно властный голос, которому хочется подчиняться, и я подчинилась.

Глаза от пола не поднимала, лишь сделала несколько шагов в комнату и остановилась.

Сзади осталась открытая дверь, куда еще была надежда сбежать, но голос коротко приказал:

— Дверь.

И я, сама не поняв, как, подчинилась снова, захлопнув ее за собой. В последнюю секунду я решилась толкнуть ее, но она больше не открывалась. Вот и все.

Развернулась к белой комнате и шагнула вперед.

— Посмотри на меня.

Приказ был так же силен, как и другие, но я еще сопротивлялась ему. Замешкалась на несколько секунд, провела ладонью по глазам, смахивая слезы и только тогда подняла глаза.

Сердце покрылось коркой льда, так неуместного в этой жаркой стране.

Я видела этого человека в коридоре. Мельком. Но я знала, как он выглядит.

Только не знала, что его присутствие вблизи ощущается таким кошмаром.

Высокий, черноволосый и черноглазый, он спокойно стоял, утопая босыми ступнями в высоком мягком ковре. Мой взгляд тут же упал на этот ковер, чтобы не рассматривать мужчину дальше.

Но что-то неумолимое, неукротимое заставило меня скользнуть взглядом выше, по свободным белым штанам, еще выше — и задохнуться от взгляда на загорелую кожу живота, на которой были словно чернилами вырисованы крепкие красивые мышцы. Край штанов проходил по бедрам, они сидели очень низко, но я старательно отводила взгляд от того, что пряталось под ними.

Взгляд залип на животе на несколько секунд, но дальше я все равно посмотрела.

Крепкие смуглые руки были скрещены на груди, подпирая мощные грудные мышцы, похожие на пластины доспехов, такие же крепкие и плоские, на вид совершенно непробиваемые. А дальше были плечи. Широкие, в коридоре не было видно, насколько огромен контраст между ними и узкой талией мужчины.

На запястьях — широкие серебряные браслеты с черной чеканкой. С груди свисает цепочка с алым камнем, оправленным в золото.

Я не знала, как они тут воюют, эти дикари. Но этот человек явно не раз и не два держал в руках оружие. Тяжелые мечи, щиты и даже палицы. Потому что невозможно получить такие мускулы не на поле боя.  Я не была уверена, что сумела бы обхватить даже двумя руками его бицепс размером с мою голову. Это создавало дикий контраст с узкими, почти женскими запястьями, покрытыми черными волосами.

Шея с острым кадыком. Можно порезаться. Черная линия аккуратной бородки. Крупный, но тонкий нос… И глаза.

Встретившись с ним глазами, я замерла, как кролик перед удавом.

Он подавлял.

Одним взглядом этот человек передавал все то, чего я боюсь.

Жестокость, силу, власть, бескомпромиссность. Дикость какую-то, потому что в этих глазах сверкал черный огонь, который, по легендам, загорался в сердце пустыни, когда начиналась война. Этот человек и был тот самый черный огонь.

В его присутствии люди куда более сильные, чем я, наверняка падали ниц. Вот и мне захотелось встать на колени, склониться перед его силой.

Его яростью, сверкавшей в этих глазах.

В его присутствии невозможно было думать ни о чем другом и смотреть ни на что другое, кроме его самого. Я как завороженная пялилась в эти черные глаза, пока не услышала очередной приказ:

— Раздевайся.

Я моргнула.

На мне была только легкая туника, которую мне выдали в той комнате, где я была только что. Такая легкая, что через нее наверняка можно было видеть мое умащенное благовониями тело.  И он хочет… Чтобы я лишилась и этой последней преграды между мной и его тяжелым взглядом… который он на мое тело так и не перевел. Смотрел в упор в глаза, подавляя и подчиняя своей воле.

Как ни сильно было его властное принуждение, но я не могла, просто не могла остаться голой перед мужчиной.

— Ну! — Поторопил он меня.

Пальцы сами дернулись к краю туники. Но я остановилась в последнюю секунду.

— Непослушная, значит… — сделал вывод мужчина. — Что ж…

От ледяного тона стало страшно до судорог.

Я опустила взгляд на свои руки, все еще комкающие край туники. Мои пальцы дрожали.

Я даже не заметила, что дрожу вся целиком.

Я боялась так сильно, что страх стал моей сутью, превратился в меня, не оставляя простора той личности, что я была. А ведь я была человеком!

У меня были свои мечты! У меня были планы! Я, конечно, считалась своевольной, но у нас это не было минусом для девушки. А здесь, в чужой стране женщины ходили, опустив глаза, закутанные в тысячу покрывал и не смели говорить с мужчинами. Так нам рассказывали.

Кто знал, что однажды я сама стану такой женщиной.

— За мной, — сказал этот мужчина и развернулся спиной.

Сразу с груди будто упала тяжелая наковальня, когда я больше не видела его черных глаз. Когда его взгляд не придавливал меня к полу своей властью и темнотой.

Я даже посмотрела ему в спину. Очень красивую спину с перекатывающимися мышцами под ней. У нас с таких мужчин делали бы статуи, а здесь они правят миром.

Спина стала удаляться, и я, как привязанная на веревочку, двинулась за ней. Мои ноги погрузились в мягкий ворс ковра, потом снова ощутили прохладу мраморного пола, а потом мы вошли в следующую комнату.

Круглую комнату, в которой не было ничего, кроме гигантской кровати, покрытой черным шелком и маленького бассейна в полу перед ней. Все. Это было все.

Мужчина обернулся к мне и медленно поднял одну бровь.

— Раздевайся. Ты же не собираешься купаться одетой?

В его голосе была насмешка. Это было так страшно и непривычно, что я снова осмелилась взглянуть в его лицо. Только не в глаза. Я смотрела на губы. На четко очерченные чуть пухлые губы, которые выговаривали слова, имевшие надо мной власть.

И тут вдруг вся моя дерзость, вся смелость, накопленные за мою недолгую жизнь, вдруг вскипели во мне черной волной!

— Да подавись! — Выплюнула я. — Подавись! Хочешь взять меня — бери! Только скорее!

И я одним движением сорвала тунику и бросила ее ему под ноги!

Ожидание

Дари

Дари нравился человеческий страх. Когда-то, когда он еще не был Властелином Черной Пустыни, а только шел к этому званию, он знал — если враг боится его, он победит. 

У страха людей был сладкий вкус. Он означал, что человек уже сдался. Все остальное лишь дело времени. Он тренировался смотреть так, чтобы у противников тряслись поджилки. Он выбирал такие позы и такие стойки с мечами, которые больше пугали, чем давали какой-то эффект. И побеждал даже тех, кто был искуснее его в битве. Потому что страх в глазах человека наполнял его силой, а противника слабостью. Сам он не боялся никогда и ничего. 

Но он не любил, когда его боялись женщины. Зажатая женщина не раскрывалась, не давала ему так необходимой страсти. Не подчинялась с радостью, а лишь отдавала ему свое тело, а это было не то. Он любил, когда женщины дерзили ему в постели, сопротивлялись и брыкались. Тогда победа над ними была слаще. 

Эта девчонка, которую ему приподнесли в подарок, была хороша. Тоненькая фигурка, золотистые волосы, какие редко встретишь у пустынных красавиц, персиковая кожа, светлые глаза. В ней чувствовалось что-то необычное, будто она выросла вовсе не в подчиненных ему краях. Не знала, кто он. Это было непривычно — все знали, кто он. Женщины делились на тех, кто ложился под него с покорностью и на тех, кто жаждал попасть в его постель. 

Рабыни из чужих краев поначалу дичились, но ощутив его власть впервые, неизбежно превращались в жаждущих его ласк покорных кошечек. Они знали, что его темный взгляд сулит им только радости. 

От этой он ожидал чего-то особенного. Друг так расхвалил свой подарок, что у Дари была иллюзия, что сейчас его накормят изысканным блюдом. Но девица, несмотря на всю свою красоту, лишь топталась на месте, не пытаясь даже станцевать для него или изогнуться так, чтобы вспыхнула кровь. 

Конечно, страх шел впереди Дари, но никогда он не делал с женщинами ничего, что бы им не нравилось. Хоть и любил кое-что пожестче. Но соблазненные золотом и властью, женщины терпели его страсть и ярость в постели. 

Страх иногда придавал этим забавам острый привкус, поэтому он не старался его убрать. 

И вот в тот момент, когда он уже понял, что девушка так и будет дрожать и соитие с ней закончится лишь разочаровывающими толчками в молодое свежее тело, которые потом придется перебивать искусницами из его гарема, она вдруг… вспыхнула. 

Как яркая падающая звезда на краю небосклона. 

Взорвалась и полетела, но не к земле, а ввысь. 

В глазах ее полыхнула боевая ярость, смывающая страх, и Дари впервые за вечер ощутил интерес. 

Тело… красивое тело. Сияющие глаза… Но эти отвратительные запахи, которыми они перебивали их естественный аромат… 

Ему не нравилось. 

Воспитанные во дворцах другие правители имели своих женщин как изысканные игрушки. Но Дари любил естественный запах женщины. Когда он чуял аромат между их ног, он ощущал в себе зверя. Все его естество стремилось забрать самку себе, отыметь ее, наполнить своим семенем, залить ее тело целиком и присвоить. Лучше всего — если она понесет его ребенка с первой же встречи, тогда она никогда не вспомнит ни одного другого мужчину. 

Он глубоко втянул узкими ноздрями запах страха, потом запах благовоний, а потом скомандовал:

— В воду. Быстро. И смой с себя эту гадость. Я хочу тебя такой, какой создала тебя природа!

Дари уже устал ждать, пока она подчиниться и сделает так, как он хочет. 

Впереди была сложная встреча с главарями племен, которые он мог бы завоевать, но с некоторых пор предпочитал путь дипломатии. И эта девушка нужна была ему как способ сбросить напряжение, отдать свою ярость, погрузить ее в женское тело. Сломать ее, заставить подчиниться и принять его целиком — с яростью и желанием. 

Но вместо этого она обещала ему битву с ней же, где он потратит свои силы, но не приобретет ничего, что поможет ему в политике. Поэтому голос его был полон ледяной злости на ту, что тряслась, даже еще не войдя в бассейн. 

Он вперил в нее яростный взгляд — и она подчинилась, опустив глаза и обняв себя за плечи. Девушка подошла к бассейну и начала погружаться в него. Медленно. Слишком медленно. 

Он отошел к кровати и сел на нее, откинувшись на локти, приготовившись наблюдать за ней, омывающей себя в тех местах, которые он покроет потом своим запахом. 

Омовение

Никогда до сих пор я не бывала обнаженной в присутствии мужчины. С тех пор, как стала девушкой, а не ребенком, ни один мужчина не смел смотреть на меня голую. Даже доктора обнажали лишь ту часть тела, которую требовалось проверить. А здесь и сейчас, в присутствии черноволосого и смуглого мужчины, мне пришлось отринуть стыд и шагнуть в воду обнаженной. Теплая жидкость, мягкая и ласковая, тем не менее, обожгла меня своей чистотой. Она прикасалась ко мне так, как будто этот мужчина оглаживал мою кожу своими ладонями.

Черный взгляд ни на секунду не отрывался от меня, я ощущала его кожей. Голова кружилась, мне не хватало воздуха, я вдыхала и вдыхала жаркий дым вместо него. Заставляла себя дышать, требовалаот своего тела невозможного. Это мужчина. Он возьмет меня сегодня.

Вдох-выдох. От того, что я напомнила себе об этом, легче не стало. Даже наоборот — горло будто сдавила властная рука. Возьмет меня… Я выживу. Я же выживу? Он кажется таким сильным, но он всего лишь человек и все у него будет человеческое.

Пусть и кажется, что в обычном мужском теле спрятан огненный дух, настолько сильно на меня влияет его присутствие. Я вся горю. И хочется обернуться, чтобы разглядеть его в подробностях. И страшно это сделать.

Меня учили, что если встретиться глазами с хищником, тот убежит, испугавшись человеческого взгляда. Но этот был из породы совсем других хищников. Только посмотришь в глаза неосторожно — прыгнет. Разорвет когтями.

И его взгляд скользит по моему телу, изучая. Заставляя съеживаться и прятаться под воду купальни. Вот только исключительно прозрачная вода не скрывает ничего на моем теле. Он по-прежнему видит его в подробностях.

Более того — он делает шаг ко мне. Всего один медленный, скользящий шаг — и мое тело охватывает парализующий ужас. Кажется, что ему ничего не стоит меня убить. Вот так скользнуть, словно он большой кот и свернуть мне голову одним ударом большой когтистой лапы.

— Тебе помочь?.. — Прозвенело в тишине спальни, и я вздрогнула, поняв, что так и стою в воде, обхватив себя за плечи, не думая даже смывать с себя благовония и масла, хотя он недвусмысленно приказал это сделать. А хищник скользит все ближе, шаг за шагом, и в черноте огненных глаз разгорается пламя, хотя лицо выражает только равнодушие.

— Я сама… — бормочу, окунаясь ниже. Неловкими движениями, не поднимая глаз, начинаю счищать с себя липкое масло. Вода пенится, наполняясь запахом горных трав, похожих на те, что я встречала в своих путешествиях по Хребту. Вот бы сейчас остаться одной, получить в руки мыло и мочалку и безжалостно соскрести с себя все эти признаки готовой к употреблению игрушки!

Первым делом я ополоснула лицо, кожу, стянутую красками, которыми меня украсили для ублажения господина. Потом провела ладонями по груди, стараясь убрать блестящее масло, и она волей-неволей потяжелела у меня под прикосновениями. Даже соски напряглись. Мне почудилось — или тяжелый взгляд господина стал еще тяжелее? У меня небольшая грудь, не то, что у моей ближайшей подруги, на которую парни засматривались лет с двенадцати.

Но мало было смыть масло с груди, оно ведь было еще… ниже. Куда ниже. Там, где между ног был манящий мужчин треугольник, служанки постарались особенно. Прохладная вода не смывала масло, только блестки оставались на пальцах…

Так хотелось снова почувствовать себя свежей!

Внезапно вода вокруг моего тела забурлила и резко нагрелась, так что меня аж в пот бросило. Я вскрикнула и обернулась к мужчине.

— Так лучше? — Спросил он, темным взглядом окидывая меня.

Его глаза, только что бывшие черными, медленно меняли свой цвет с густо вишневого обратно на карий. Это он подогрел мне воду?!

Но я как замерла в ступоре, так и не могла отмереть, стоя в неловкой позе, прикрыв грудь и низ живота. Смотрела на него как кролик на удава, не в силах отвести глаза. Наконец ему это надоело. Он встряхнул гривой черных волос и вдруг вода вокруг меня взвилась в воздух и закружилась в маленьком смерче!

— Глаза закрой, — скомандовал мой повелитель. Я успела ему подчиниться, когда вдруг водяной смерч удари со всех сторон.

Струи воды окутали мое тело, били в него словными острыми иглами, а потом снова ласкали гладкими горячими лапами. Туго обвивали, а потом снова разбивались о кожу с такой силой, что становилось больно. Волосы спутались, короной встав над головой — через них струилась вода.

Прошло всего немного времени, и я почувствовала, как ослабевает напор стихии, вода опускается на положенное ей место в бассейне у моих ног, а кожа больше не покрыта маслом.

Не успела я открыть глаза, как налетел вихрь воздуха и как только что вода, так и ветер окутал меня со всех сторон, жарким дуновением высушивая влагу на коже. И даже волосы мгновенно высохли и невесомо опустились на плечи.

— А теперь иди ложись в постель, — скомандовал мужчина. — На спину.

Я приоткрыла глаза. Он стоял напротив меня и в одно мгновение вся его сила во взгляде набросилась на меня и подавила так сильно, что я чуть покачнулась. На жестком лице не было написано ни удовольствия, ни доброты, ни жалости. То, что он сделал своей магией, он сделал не для меня, а для себя. Ему не терпелось перейти к самому главному.

Мне предстояло подчиниться этому мужчине. Перетерпеть то время, пока он будет распоряжаться моим телом так же легко, как распоряжался только что водой и ветром. И лучше, если я подчинюсь ему добровольно, потому что ветер и вода могут быть ласковыми, а могут изломать мое тело так, что я не выживу. В лице мужчины было ясно написано, что это не будет стоить ему ни единого мира промедления.

Он все равно возьмет свое, буду я сопротивляться или нет. Вопрос в том, сломает он мое тело или мою душу. Или я сама себя сломаю, чтобы не быть сломанной им. Я не боялась боли, но я очень боялась смерти. И еще того, о чем почти ничего не знала. Мне не успели ничего рассказать о соитии мужчин и женщин, все, что я знала — слухи и сплетни. Ведь об этом должна рассказывать мама, а я была слишком упряма, чтобы слушать.

Почему я не вышла замуж раньше? Теперь я бы знала, чего ждать! Но тогда я бы не была девственницей и вряд ли привлекла бы внимание этого опасного мужчины.

Мужчина нетерпеливо вздохнул, и я поняла, что время вышло. Пора идти.

Ступени под ногами казались скользкими — или я просто себя оправдывала, почему я так медленно иду.

Но их было всего три, а потом был мягкий ковер, в котором утопали босые ступни. И вот уже высокая кровать под балдахином с меховыми и шелковыми покрывалами, раскрытая, ждущая. Словно огромный обеденный стол, на котором мне нужно было сервировать себя к употреблению.

Взгляд мужчины неотступно следовал за мной. Словно хищник ждал момента, когда можно на меня кинуться. Сердце билось о ребра с такой силой, что удивительно, что не выламывало их. В желудке словно лежал ледяной камень.

Тяжелый взгляд мужчины тянул меня к земле. Ни улыбки, ни мягкого лица. Словно он всегда берет женщин в своей спальне такой же суровый, как на поле боя.

Вряд ли для него война отличается от соития. Такие как он не умеют любить. Да и кого ему любить? Рабыню с аукциона?

Он ведь даже не ждет от меня ничего…

Я ппоставила колено на край кровати и в отчаянии обернулась:

— Пожалуйста… — взмолилась, всхлипнув. — Пожалуйста… я еще девственница!

Предвкушение

За спиной повисла ледяная тишина. 

На несколько таких долгих мгновений, что я сжалась, не зная, чего ожидать от этого жестокого мужчины. 

Потом властный голос с отчетливым удивлением спросил:

— Ты ведь из Нитари? Нитарийка? Ты же блондинка и глаза голубые. Я не ошибся?

— Н-н-нет, — пробормотала я, так и застыв в неудобной позе. — Меня зовут Эйна, я из Нитари, я из хорошей семьи… 

Но договорить я не успела.

— В Нитари все шлюхи! — Он выплюнул мне это в спину с таким презрением, что я резко развернулась и села на кровать, тут же подтянув к себе подушку и прикрывшись ею. 

Мужчина стоял напротив меня, и его темные глаза сверкали яростью и злобой. 

Но буквально за несколько секунд он успокоился и снова словно пустынный ветер гонял песок по просторам его взгляда. 

Он приблизился ко мне мягким кошачьим шагом, опасным, словно он был диким хищником. Я вся сжалась, но он протянул руку и потрепал меня по щеке.

— Меня зовут Дари, Эйна. Я Повелитель Черной Пустыни. Самый сильный и могущественный человек этой половины мира. А может быть, и всего мира. 

В его голосе не было ни гордости, ни хвастовства, он просто говорил очевидные вещи с некоторой скукой, будто я сама должна была все это знать. Но у меня было ощущение, что меня аккуратно разрезают на части острыми мясницкими ножами. Разделывают, располосывывают на части. В сердце что-то противно заныло. В этом его голосе не было и сочувствия и веры в то, в чем я пыталась его убедить. 

— Я не шлюха… — я хотела остаться гордой, но слова выскользнули сами собой. 

— Нитарийка и не шлюха? — В темных глазах сверкнули искры. — Говорят, у вас там маленьких девочек любого сословия обучают тому, как вести себя в спальне, как развлекаться, не рискуя болезнями и детьми и как доставлять удовольствие себе самим… А уж чему учат взрослых — представить тяжело кому угодно. Давай, покажи, что ты умеешь, девочка. 

— Я… ничего не умею. — Я не знала, как ему рассказать, что все его слова были правдой… и все же не были. У нас и правда говорили маленьким детям про то, что бывает между мужчиной и женщиной и учили, что никто не имеет права делать это с ними без согласия. 

А когда мы становились старше — нам рассказывали, что не стоит делать, чтобы не навредить себе. 

Но меня не учили тому, что он ждет от меня! И я никогда не была с мужчиной! Я только целовалась и немного тискалась с другом детства, но это было давно!

— Послушай… — он шагнул ко мне, и его присутствие стало еще более давящим. От близости загорелого торса бросило в жар, а когда Дари просто забрал подушку, которой я отгораживалась от него и толкнул меня на постель, у меня затряслись все мышцы. — Девочка. Перестань меня бесить. Тебя мне подарили, чтобы я получил удовольствие. И я его получу в любом случае. Или от твоей искусности в любовных битвах, или от твоей невинности и экзотичности, или от твоего сопротивления. Ты можешь сама выбрать, какой сорт удовольствия получу я и как тяжело это будет для тебя. 

У меня перехватило горло от ужаса. То есть, если я ничего не умею… если я посмею сопротивляться, он возьмет меня… силой?

Видимо, на моем лице отразились мои мысли, потому что Дари кивнул:

— Ты все правильно поняла. Не просто силой… — он склонился ко мне и приблизил лицо вплотную к моему, чтобы прошипеть мне прямо в губы: — Так, чтобы моя кровь вскипела как в бою. 

Через мгновение он вскочил с кровати и прошелся по спальне. Легкие белые штаны облегали его бедра достаточно плотно, чтобы я заметила, что наш разговор возбудил его. 

Я сглотнула. 

Бронзовая кожа, тугие мышцы, перекатывающиеся под ней, черная поросль на груди, плоский живот, на котором четкими пластинами выделяются мышцы, огромные бицепсы, которые в напряженном состоянии чуть ли не больше моей головы, но стоило ему отскочить от кровати и расслабиться — как сдулись, превратившись в рельефные мускулы. 

Он был бы красив, этот самый Повелитель Черной Пустыни, если бы не его страшный черный взгляд и звериная подавляющая жестокость, прозвучавшая в его словах. Он хищник и не стоит думать о нем как о человеке. Он жестокий и безразличный к моим чувствам. 

Я поняла, что главное для меня сейчас — пережить эту ночь. Только одну ночь — выжить и не быть порванной на части диким зверем. 

— Есть хочешь? — Спросил Дари. 

Я замотала головой, но тут же раскаялась в таком ответе. Это бы немного задержало мою казнь. 

— Вина выпьешь, — он уже не спрашивал. Он плеснул в богато изукрашенный камнями бокал темной жидкости и протянул мне. Я так и сидела съежившись и приняла этот бокал, прижимая вторую руку к груди. 

Я старалась не смотреть на него. Я и так держалась на последней грани. А ведь если я сорвусь, то у меня останется только один вариант. А я надеялась остановиться на том, где я отдаюсь ему как невинная и экзотическая игрушка. 

— Пей. 

Голос прогремел слишком близко, и я дернулась, проливая вино на простыни. Дари успел встать и нависнуть надо мной, пока я тряслась и отвлекалась. 

Он стоял, уперевшись ладонями в верхнюю балку над кроватью, с которой свисал балдахин и смотрел своими пронзительными глазами. Почти обнаженный, властный, самый могущественный человек в этой части мира… Которая включает Нитари? Впрочем, вряд ли кто-то из правительства Нитари поспешит мне на помощь… 

В темных глазах прятался шторм. Скрывался опасный зверь. Только дернись, только соверши неправильный поступок — и от тебя даже костей не найдут. 

Вот и все… 

Я больше никогда не выйду замуж в белоснежном венце, который полагался только тем, кто сохранил себя для любимого. Моим первым станет этот бешеный дикарь. Обо мне напишут историю в назидание другим девушкам, которые не слушаются родителей. 

Возможно, это будет очень страшная история. Но я еще надеюсь выжить. Выжить и всю жизнь рассказывать юным дурочкам, что если они отправляются в одиночестве в дикую страну, это может закончиться изнасилованием дикарем прямо у него в спальне. 

Мучительное ожидание

Я смотрела на его тело. На витые как канаты мышцы, на живот без единой складки. Другие правители, включая главного министра Нитари, были округлыми, полноватыми, мягкими. Жизнь, полная излишеств, накладывала на них свой отпечаток. Властелин Черной Пустыни даже после того, как получил свою безмерную власть, не расслабился. Он оставался сильным и мускулистым и даже если бы я попробовала с ним бороться, поймал бы меня и скрутил в момент.

А главное — если я буду сопротивляться, он так и поступит. А потом… поступит еще хуже. Единственный вариант — подчиниться ему, отдать то, что он хочет, без сопротивления.

— Будь умницей и все будет хорошо, — сказал Дари, подтверждая мои мысли. В его голосе слышались мурчащие интонации, он предвкушал происходящее.

Как, что может быть хорошо? Единственный хороший вариант слишком фантастичен. Никто меня не спасет, а мне самой вряд ли понравится то, что он со мной сделает. И как я ни старалась держать себя в руках, но когда он склонился ко мне и дотронулся длинными тонкими пальцами до подбородка, я вздрогнула. Его прикосновение обжигало огнем. Он был словно мифический джинн, состоящий из огня.

Черные глаза сощурились, вглядываясь в меня. Я продолжала дрожать под этим жутким взглядом. В этом взгляде таилась пустынная ночь, холодная, ледяная после жаркого дня. Черные глаза гипнотизировали, подчиняли себе. Даже если я выбрала бы сопротивляться, я бы сейчас сломалась и подчинилась.

— Открой рот, — сказал Дари.

Я вздрогнула еще раз. Голос его был мягкий, но настолько властный, что можно было лишь подчиниться. Только я все равно промедлила. И была наказана вдруг исказившимся лицом Повелителя, который надавил мне на подбородок, вынуждая все-таки приоткрыть рот. Я усилием воли заставили себя не сопротивляться. Страшнее всего было, что он решит, что нужно начать с того, о чем говорили стражники. Чтобы его плоть… прямо в рот. Нет!

Большой палец Дари скользнул по нижней губе и вошел в мой рот. Так медленно… Он пах чем-то терпким, словно сама кожа Повелителя была иной на вкус…

— Оближи, — сказал он коротко. Приказал. Его приказам всегда подчинялись, я не сомневалась.

Но как? Облизать? Языком?

Дотронуться до него, как будто это… конфета?

Я осторожно дотронулась кончиком языка до мужской кожи и почувствовала, как замерло дыхание Дари. Он продолжал смотреть на меня своим черным взглядом. Что-то в его взгляде было такое, от чего меня затрясло, словно в лихорадке.

— Пососи его.

Я осторожно сжала губами палец и снова тронула его языком. А дальше как? Я не представляла, что нужно делать. Я думала, что мне хватит просто лежать с раздвинутыми ногами, но он требовал большего!

— Да, похоже, ты и правда не сильна в постельных фокусах… — протянул Дари.

Я не могла никак понять, чего больше было в его голосе. Разочарования? Предвкушения? Может, радости?

Ведь получается, я была той самой невинной нитарийкой, которую он ни разу не встречал. Чуть-чуть странной гордости разлилось в моей груди. Ведь все же я сумела его удивить. Но…

— Раздвинь ноги, — был его следующий приказ.

И глупая радость растворилась, будто и не было. Чем горжусь, дура? Тем, что он сейчас заберет, разорвет, сломает? Не останется у меня повода для гордости.

Мышцы живота закаменели, а в глазах стало жечь чем-то горячим. Я попыталась вытолкнуть палец Дари изо рта, но он только вдвинул его глубже.

И взгляд был все еще тяжелым, давящим. Он ничего не делал, он хотел, чтобы я сама все сделала, подчиняясь ему. Не просто подчиняясь, а деятельно, предлагая себя!

Под этим темным взглядом я развернулась, прилегла на спину и…

Надо было развести дрожащие колени. Это несложно. Я уже делала это у врачей, я делала это перед тем, как меня сюда отправили. Почему же там это было стыдно и страшно, неуютно, но все-таки не ТАК.

Раздвинуть ноги, чтобы Дари увидел ее там, было намного сложнее. Вся кровь будто бросилась в голову и зашумела в ушах. Особенно после того, как Дари сместил свой взгляд ниже и приподнял одну бровь, ожидая, когда я подчинюсь. Его дыхание стало чаще и тяжелее. И еще…

Полупрозрачная ткань штанов так сильно встопорщилась, что я могла бы сквозь нее рассмотреть в подробностях… тот самый орган Повелителя. Очень крупный, мясистый, с тяжелой головкой, продавливающей ткань. Я отвела глаза быстрее, чем успела увидеть что-либо еще. Но недостаточно быстро.

Я замерла, чувствуя, как дрожат мышцы раздвигаемых ног, как мешает во рту палец Дари, так что хочется раскрыть губы. Но Повелитель смотрит вниз, туда, где меня видели очень немногие и воздух вокруг будто сгущается, становится вязким и теплым. Я знала, что сейчас он ляжет на меня и…

Мне было страшно и хотя Дари был красивым мужчиной, я не испытывала ни мгновения того, что обычно ждут в постели от женщин.

Я не была возбуждена. Зато он — да.

И его рука легла мне на колено, завершая движение — раздвигая мои ноги достаточно широко, чтобы то, что прячется между ними было видно Дари во всей красе. А он сам мог поместиться, если бы лег всей тяжестью сверху.

Наложница

Вот оно и началось.

И уже никак не остановить, ни мольбами, ни криками. Только сделать хуже. Не для того ее дарили Повелителю, чтобы он выпустил ее из своих когтей.

— Не сопротивляйся, — сказал Дари чуть сипловатым голосом. Я не поняла тогда, почему он вдруг так изменился. Иначе испугалась бы гораздо сильнее. — Только не сопротивляйся. Не буди во мне зверя.

У меня не было выхода, не было никаких вариантов, кроме как подчиниться.

Сердце колотилось как безумное, мое дыхание стало громким и частым, и Дари тоже резко втянул воздух носом… Нет, не воздух. Мой запах! Его ноздри затрепетали, как у хищника, он пригнулся, сквозь благовония и умащения чувствуя то, что у меня между ног. Орудие Дари напряглось, налилось алым и лиловым, видным даже сквозь ткань штанов. От ужаса у меня кружилась голова. Ну почему я не попробовала быть в первый раз с кем-нибудь из наших симпатичных мальчишек? Ни у кого из них не было этого страшного взгляда и этакой дубины между ног. И они всегда спросили бы меня, хочу ли я.

А не вот так — взяли бы, как этот зверь.

Я зажмурилась и отвернула голову в сторону.  Пауза затянулась. А потом я скорее ощутила, чем увидела, что Дари стягивает свои полупрозрачные штаны, в которых ходил по спальне.

Мои глаза распахнулись сами собой. Я ждала, что у него будет… немаленький. Но из темной поросли внизу живота воздвигался орган совершенно нереальных размеров. Мне даже показалось, что он не меньше, чем с мою руку. Я попыталась вновь сдвинуть колени, но неумолимая ладонь Дари вновь развела их в стороны.

— Я сказал — не дергайся, — жестко и хрипло остановил меня Повелитель. — Не становись для меня добычей, если ты и правда так невинна, как хочешь казаться.

Но его рычание сделало только хуже. Меня накрыло дикой паникой, и не закричала я только потому, что у меня перехватило горло. Я протянула руки, чтобы оттолкнуть его, но он сгреб мои запястья одной рукой и вздернул их наверх, раскладывая меня перед собой.

Его тело, легкое и ловкое на вид, накрыло меня, сразу всей тяжестью прижимая к кровати. Изящные губы впились в мои. Дыхание у Дари было свежим, но горячим, и я потеряла всякое соображение, чувствуя только панику. Мужчина на мне! Мужчина прижимает меня к простыням, накрывает, подминает собой. Жесткие губы, пахнущие мятой и вином, сминают мои, покрывая неумолимую дрожь. Ноги разведены в стороны слишком широко, так что уже ноют мышцы, а между ними горячее тело.

Я задыхалась от ужаса, ловя по одному вздоху между поцелуями Дари. Он окружал меня со всех сторон, спасения не было. Он был всем, что у меня было — огромный, сильный, мощный. Его огромный орган терся о внутреннюю поверхность моего бедра, горячий, намного горячее остального тела.

— Я все равно возьму тебя, порву и овладею, — хриплый голос Дари ворвался в мой мир, взвинчивая ужас до неведомых вершин. — Мне нужна женщина, и этой женщиной будешь ты, готова ты или нет.

И Дари окинул меня голодным взглядом, какой я видела только у огромных хищников типа львов или ягуаров. Взглядом, которым они смотрят на добычу перед тем, как растерзать ее.

— Пожалуйста… — попросила я, сама не зная, о чем. Может быть, о снисхождении. Я не понимала, как могут ложиться с ним в постель другие женщины и может быть даже добровольно! Это казалось немыслимым. Или им нравится быть жертвами? Или они умеют что-то, чего Дари хотел от нее? Загадочные хитрости страны Нитари…

Я знала, что у меня между ног должно стать влажно, но от ужаса пересыхало даже во рту, не то, что там.

Я снова зажмурилась, когда Дари набросился на мои губы, целуя меня жестче, чем прежде, проталкивая внутрь требовательный язык, словно он уже имел меня. Вот так же, как языком, он будет… Я не могла додумать мысль до конца, потому что Дари внезапно отвлекся от губ, качнулся чуть ниже и поймал шерщавыми губами мой сосок.

Я вздрогнула от непривычности ощущений. Я знала, что ласки груди бывают, но никогда даже сама не трогала себя, потому что мне это не приходило в голову. А этот мужчина… Обводит языком по кругу, потом сосет его как младенец, а потом прикусывает, не больно, но ощутимо и странно. Я втянула носом воздух, когда его губы перебрались ко второму соску. И одновременно Дари опустил руку между нашими телами и тронул меня между ног. Они были широко разведены, но ему этого показалось мало и его пальцы спустились туда, где я ощущала прохладу и пальцы развели мои складочки еще шире. Он трогал и трогал их, перебирал, морщился, словно ему что-то не нравилось.

А потом он вернул свою руку обратно и протянул к моим губам два сдвинутых пальца.

— Оближи их, — сказал Дари. Голос его подрагивал. Загорелое мускулистое тело тоже дрожало надо мной от напряжения. Я приоткрыла рот, набрала слюны, стараясь слушаться его, и он засунул свои пальцы мне между губ. Я поняла, что лучше сделать, как он хочет, иначе…

— Лучше смочи, — скомандовал Дари. — И расслабься, иначе будет очень больно.

Мне пришлось посмотреть в его сверкающие глаза, и я увидела там опасное предвкушение. Ему нравилось делать это все со мной. Нравилось командовать и унижать. Он вымочил пальцы моей слюной и размазал ее там, внизу. Но я не была уверена, что это поможет. Потому что он все-таки вклинился между моих разведенных ног. И глядя прямо мне в глаза начал толкаться пылающим своим органом прямо в меня.

Я хотела вскрикнуть, но боль перехватила мне горло. Я хотела застонать, но только сглотнула и прижалась теснее к Дари, зажмурилась, чувствуя, как вытекают из глаз горячие слезы и губами прижалась к его плечу.

Я знала, что это должно быть больно, но я не догадывалась, что настолько. А он все входил и входил, раздвигая все внутрь меня, заполняя, разрывая. Меня словно сажали на кол. На очень горячий и очень толстый кол. Еще и еще, боги мои, когда же это кончится.

А потом он остановился. Я чувствовала его в себе, ощущала каждый миллиметр его огромной плоти. Пыталась дышать, но только икала с каждым вздохом.

— Все… — сказал Дари даже как-то нежно. — Хотя нет…

И он сделал еще одно, последнее движение, которое словно раскололо мое тело пополам, внутри что-то вспыхнуло огнем, когда он уперся там своей дубиной.

Все внутри распирало так, что было страшно лишний раз вздохнуть, А слезы все катились и катились, пока я думала о невероятной боли и еще о том, что моим перввым мужчиной стал не тот, кого я люблю,  а самый жестокий правитель в мире.

Терпеть. Оставалось только терпеть. Он ведь не будет… делать это долго?

Но Дари… У Дари было свое мнение. Он начал двигаться. Сначала чуть-чуть назад, и я чуть не взвыла, испугавшись, что он порвет то, что не успел надорвать до этого. Потом снова внутрь.

И боль больше не была такой резкой. Она была похожа на свезенные коленки — саднящая и сильная, но не острая. Между ног было горячо и влажно, и я вдруг догадалась, откуда взялась эта влага и заплакала, завыла в голос. Дари отпустил мои руки, приобнял пальцами за шею и задвигался быстрее и резче, улыбаясь.

Улыбаясь!

Сквозь слезы я видела его красивое лицо, на котором расцветала хищная улыбка, когда он ускорялся все сильнее и сильнее. Пальцы на затылке придерживали меня, чтобы Дари было виднее мои слезы. Он любовался ими и… имел меня. Имел, используя мою девственную кровь как смазку.

Я цеплялась за плечи Дари, только считая удары его органа внутрь моего тело. Каждый раз отдавался саднящей болью, каждый раз я вздрагивала, а он вбивался в меня с каждым разом все жестче, пока вдруг не напрягся весь целиком и не ускорился так, что я не успевала считать.

Громкий стон сквозь сжатые зубы вырвался из его губ одновременно с ощущением горячей лавы, опалившей внутренности.

Вот и все.

Я стала наложницей Властелина Черной Пустыни. Его шлюхой.

Цветок властелина

Дари замер, не спеша покидать ее тугую узкую глубину. Девочку уже потряхивало под ним, напряженные мышцы дрожали, но она не смела двинуться. Это было нормальное поведение для его наложниц. Хотя эта — не совсем такая. Из свободной страны, не приученная к почтению, она все-таки была особенной.

Например, девственницей.

Дари отодвинулся, чтобы взглянуть ей в лицо. Искаженное мукой, но это тоже бывает. Он держал ее и спрятаться ей было некуда.

Дари сдвинулся, ощутив, как липкая кровь неприятно чавкнула, когда его яйца отлепились от ее кожи. Девочка ахнула и потянулась к низу живота.

Дари был быстрее. Он перехватил ее руку и жестко сказал:

— Не надо.

— Мне нужна вода… — пожаловалась она и попыталась встать. Но Дари снова прижал ее к матрасу своим телом.

— Лежи так. Сейчас вытру.

Ему никогда не было противно от женской физиологии. Кровь даже нравилась — особенно девственная. Но куда больше нравилось, когда они заливали своей влагой простыни и перины до самого низа, насквозь. Сейчас, конечно, был совсем не тот случай. Но Дари нравилось, когда на женщине оставались следы.

— Не дергайся! — Рявкнул он, когда эта дура снова попыталась сползти с кровати.

— Не надо на меня орать! — Неожиданно взорвалась девчонка. — Я сделала как ты хотел, терпела и отдавалась, теперь я могу делать, как хочу я!

— Не можешь, — холодно уронил Дари.

Он дернул к себе шелковое покрывало и безжалостно испортил его, резкими движениями вытирая с внутренней стороны бедер девчонки кровь.

Отбросил его в сторону, а потом подхватил на руки и отнес к ванне. Вода в ней менялась сама собой, поэтому была уже чистой, но он все равно вылил в нее половину кувшина белой жидкости для заживления ран. И опустил туда свою добычу-нитарийку.

Она тут же принялась стирать остатки крови, закусив губу. Должно быть, она высохла и теперь неприятно стягивала кожу. Когда ее пальцы нырнули внутрь, Дари прикрикнул:

— Не вздумай вымывать мое семя!

— Я не хочу забеременеть! — Возразила нитарийка дерзко.

— Мне все равно, что ты хочешь, — хмыкнул он. Как у любого пустынного воина, мысль о том, что женщина понесет от него ребенка, вызывала у Дари нутряной глубинный отклик. Что-то горячее в основании позвоночника взрывалось и поднималось горячей волной к горлу. И сразу снова хотелось женщину.

Если бы не строгий религиозный запрет лидеру до тридцати лет иметь наследников, Дари уже давно завел бы не меньше двух полков сыновей и сотню-другую девчонок. Но пока он не имел права на детей, так сказали боги. И боги же заботились о том, чтобы ни одна из его наложниц не понесла от него, как бы глубоко он не вбивал в нее свое семя, когда кончал.

Он протянул руку и помог девчонке выбраться из ванны. Надо было запомнить ее имя… но зачем? Она не обладала искусностью нитарийских шлюх, а ее невинность ему скоро наскучит.

Он снова опрокинул ее на постель, сдернув шелковую простыню, испорченную кровью невинности. Под ней была еще одна, куда ничего не протекло.

— Опять?! — С ужасом спросила девчонка, когда он пристроился рядом, глядя на нее с вожделением. И зажмурилась от ужаса, сжавшись в комок, как будто опасаясь удара.

— Нет, — Дари ухмыльнулся. — Будь моя воля — я бы драл тебя до утра, но ты же будешь только скулить. Пусть все заживет.

Девчонка старательно пыталась не уснуть, но ее переживания смеживали веки неотвратимо и когда она свернулась клубочком и заснула, Дари поднялся и сам пошел к ванне.

Разводы крови на члене казались ему прожилками золота в камне. Удовлетворения в нем не было ни на йоту. Один раз, да еще такой аккуратный — не то, что любил Властелин Черной Пустыни. Для того и возил с собой не меньше десятка горячих сучек даже на самые легкие набеги. Чтобы можно было менять одну на другую, когда они начинали скулить под его ударами. Выбрасывая уставших и заменяя свежими и сильными. Чтобы они кончали под ним с визгом и криком, а он продолжал драть и драть, вбиваясь по самые яйца.

Эта мелкая нитарийка даже приблизительно не была похожа на то, что ему нужно. Подарок, конечно, редкий. Но вот он ее уже порвал — и редкость испарилась. Это как открыть старое вино и отпить глоток. На утро оно уже превратится в уксус, а тебе только и останется, что воспоминание о том, что только ты попробовал его истинный вкус.

Девочка, однако, ему нравилась. Она была какой-то особенно чистенькой и невинной по сравнению с уроженками пустыни и даже рабынями из других стран. Может быть, потому что ее кожа была светлее. Или потому, что ее губки, те, что между ног, аккуратно прикрывали ее дырочку, тогда как у девиц из пустынных племен они были видны, даже когда они просто стояли, сдвинув ноги.

Дари знал, что цветок у всех женщин разной формы, еще бы ему не знать. Но тех, у кого он плотно закрыт, как бутон, ему раньше не приходилось встречать. И хотя многие совершенно невинные и неприлично юные стонали на его члене, впервые рвущем преграду, и у них были широкие и длинные лепестки, он все равно подсознательно продолжал считать, что по-настояему невинны те, у кого цветок закрыт.

Надо же… Нитарийка — и невинная даже с виду. Может быть, только это ее свойство помешало ему оттрахать ее до состояния тряпочки, невзирая на боль и незажившую рану. Она была покорна и чиста. Он возьмет ее еще раз, когда она заживет.

Молчаливая и дерзкая. Невинная и развратная. Не пытается угождать и боится, но старается не показать страх.

Дари чуть не забыл, что сегодня вечером собирался хорошенько опустошить яйца, а вовсе не возиться со своим подарочком. Редкость — не редкость… он тот, кто ел с тончайшего золота у королей этого мира и ел с него кости, которые не будут жрать собаки. Ему было наплевать, если бы он ее сломал и порвал. Но что-то его остановило.

Узенькая, нежная, трепещущая под прикосновениями. Невинный цветок.

Иногда он любил в ярости прийти в свой гарем или на аукцион рабынь и найти самую нежную на вид, чтобы к утру она валялась на коврах вся залитая его спермой с вывороченными губами и опухшими дырками, вытраханная до предела, обкончавшаяся и изломанная, в следах плетей и синяках. Даже удовлетворения после таких ночей было сильнее.

Этот невинный цветок хотелось развращать постепенно.

Странное ощущение. Странные мысли. Непривычные.

Дари нахмурился, не понимая сам себя.

Он лег рядом с ней, сопящей как ребенок, хотя она явно была взрослой, и смотрел долго-долго, пока его самого не сморил сон.

Утро

Я проснулась, не сразу поняв, где я нахожусь. Целую минуту я нежилась в мягкой кровати, думая, что я у себя дома, с мамой, что скоро она придет будить меня на завтрак и впереди будет прекрасный новый день.

И даже руку мамину почувствовала, как она гладит меня… вот только почему сначала по плечу, а потом по бедру, а потом забирается между ног?

Я распахнула в ужасе глаза и встретилась взглядом с мужчиной, лежащим рядом. Черные его глаза смотрели огненно и жадно. Одну руку он закинул за голову, а вторая блуждала по моему телу, забираясь в самые интимные уголки.

Я вспомнила. Все вспомнила. И проклятый перевал, и плен, и невольничий рынок, где меня лапали все подряд. И то, что было вчера. В этой спальне. С этим мужчиной.

Я так устала, что заснула рядом с ним, с человеком, который взял меня.

Дари! Его зовут Дари, я вспомнила.

Он смотрел на меня, сощурив жестокие черные глаза, словно знал, о чем я думаю. А я ни о чем не думала. Я не понимала, что происходит. Неужели он собирается продолжить? Но я больше не представляю для него никакой ценности.

— Доброго утра, нитарийская красавица. Как твой цветок?

Несколько секунд понадобилось мне, чтобы понять, что за цветок он имеет в виду. Волна горячего стыда затопила меня с ног до головы и я подскочила с кровати, рванувшись куда-то в сторону. Понятия не имею, куда я собиралась, но Дари все равно не дал мне возможности сбежать, поймав за талию и опрокинув в ворох одеял и перин. И навис сверху.

Мне хотелось вырваться, не хотелось, чтобы он касался меня. Он вчера использовал меня для своего удовольствия, не думая о том, что я чувствую. И больше всего мне хотелось исчезнуть и чтобы он никогда меня не касался. Я была согласна даже отправиться в общую камеру с рабами, если мне дадут там забиться в уголок.

Но Дари даже не собирался давать мне свободу. Он нависал сверху, изучая меня своим мужским плотским взглядом. От которого все внутри сжималось и пульсировало и пересыхало во рту.

Я облизнула губы и поняла, что сделала ошибку. Дари мгновенно напрягся и вперился взглядом в мой рот. Его рука прошлась по моей голове, пальцы зарылись в волосы и он потянул меня к себе, накрывая своим жадным ртом мои губы.

Наглый язык ворвался мгновенно и завладел мной, не ощущая сопротивления. Пока я пыталась понять, что делать с ним, хозяйничающим у меня внутри, как Дари одной рукой подхватил меня под бедра, оторвался от губ и перевернул меня на живот, уткнув лицом в подушку. Я почувствовала, что он был сзади, почти прижимаясь к моей попе чем-то горячим. Ладони уперлись в кровать по сторонам от моей головы.

Я спровоцировала зверя в Повелителе и теперь должна была расплатиться.

Дари качнулся вниз, и горячая головка члена уперлась мне прямо между ног… Туда, куда обычно… Куда нельзя!

Меня затрясло от понимания, что все слухи о пустынных варварах могут оказаться правдой. Они делают это не только для рождения детей, но и другими, противоестественными способами.

Горячая головка уткнулась в самую середину тугого колечка и надавила. Я замерла, вся сжавшись. Мои пальцы цеплялись за простыни, дыхание было коротким и резким. Не может быть! Он не сделает это со мной!

Дари склонился еще ниже, так что я чувствовала его дыхание рядом со своим ухом.

— Не хочешь? — Проговорил он рокочуще, вызывая сонм мурашек на моей коже. — Тогда оттопырь зад, красавица и предложи мне себя как следует!

Одна ладонь Дари легла мне на попу, сжала половинку, грубо замесила ее. А потом со звоном шлепнула так что я вскрикнула.

— Ну! — Нетерпеливо подогнал он. — Давай сама прогнись или я возьму тебя как пастухи берут своих ослов!

Я сжала зубы и попыталась приподняться, чтобы встать на колени. Дари наблюдал за этим недолго. В одну секунду он вздохнул и резко подвел ладонь под живот, поднимая меня. Потом ладонь легла на поясницу, заставляя прогнуться и реально предложить ему себя. С оттопыренной попой я чувствовала себя униженной. Он мог смотреть на меня там… Но зато он перестал претендовать на другое отверстие.

Его пальцы коснулись моих лепестков и проникли внутрь, где все еще саднило после прошлой ночи. Вошли глубоко, потому что там было достаточно влажно. Растянули стенки, заставив меня застонать.

Я попыталась уползти вперед от неприятных тянущих ощущений, но Дари удержал меня на месте.

— Стой! — Голос был злым. — Ты всегда такая дерзкая? Я же кажется предложил тебе два варианта. Или туда, или туда. Давай ты будешь послушной девочкой и позволишь мне сбросить излишки моих ночных снов в тебя без сопротивления!

— Я постараюсь… -всхлипнула я. — Мне больно.

Я подумала вдруг, что я ведь не единственная его женщина. У него наверняка есть жены, наложницы, рабыни. Сколько угодно женщин, среди которых я больше не уникальная. Потому что больше не невинная девушка из Нитари. Что ему стоит использовать для своих утех их!

Но видимо Дари не собирался облегчать мне жизнь. Пальцы вышли из меня с хлюпающим звуком, зато их место тут же заняло кое-что другое. В этот раз было не так больно, да и он двигался медленно, натягивая меня на себя словно перчатку. Медленно, томительно, потому что казалось мы с ним совпадаем до идеала.  В смысле между его толщиной и моим объемом нет никакого зазора и ему приходится проталкиваться с большим трудом, растягивая меня против всяких естетсвенных ощущений.

Внизу живота копилась саднящая боль, и я начала хныкать. В ответ Дари просто положил мне руку на затылок, уткнув лицом в подушку и продолжил вдвигаться. На всю длину. Пока не уперся во что-то внутри, отозвавшееся нутряным ощущением. Муторным, почти тошнотворным. И только тогда он выдвинулся обратно и снова толкнулся внутрь.

Каждый толчок вызывал у меня разные оттенки боли. От саднящей до растянутой, от тугой до вот этой, тошнотворной. Я считала толчки. Медленные, в едином ритме. Считала и глотала стоны в подушку.

Глубже, он смог войти глубже, протаранив меня почти что насквозь. И зарычал, и задвигался быстрее, подгоняя себя мужскими голодными стонами.

— Еще. Еще! — Прорычал Дари. — Дай мне себя! Задери свой зад, ну же!

Я попыталась исполнить его приказание, но он уперся обеими руками в мою поясницу, вдавил пальцы и уже плохо себя контролировал, двигаясь все быстрее.

А потом внутренности затопило горячим, и Дари рыкнул мне в шею последний раз.

Я надеялась, что он сейчас выйдет из меня, избавив от себя. Но нет. Он продолжал оставаться внутри, даже немного двигаясь в хлюпающем своем семени и это было не настолько больно, как до этого.

Он вышел, и вслед за ним из меня выплеснулось что-то густое и резко пахнущее.

— Хорошая девочка, — довольным голосом сказал Дари, переворачиваясь на спину и закидывая руки за голову.

— Можно… я вымоюсь? — Спросила я его.

— Нет, — ответил он, глядя в потолок. — На сегодня ты мне надоела. Вставай и иди в ту дверь за колонной.

Я не поняла, почему он так переменился. Только что я мечтала сбежать, а теперь вдруг стало обидно, что он выкидывает меня как использованную салфетку. Даже не дав вымыться.

— Но я голая!

— Ничего, — щедрым жестом отмахнулся Дари. — В гареме тебе дадут все, что необходимо. А мое семя с тебя вылижут самые верные любовницы.

И он хрипло расхохотался, так и не дав мне шанса узнать, шутка ли это такая странная или и правда…

— Все, иди. Ты начинаешь меня утомлять.

И мне не осталось ничего кроме как встать и чувствуя, как тягучая жидкость стекает изнутри по ногам, направиться к двери…

В гарем.

Гарем

Гарем встретил меня тишиной и пустотой. Огромное помещение, изукрашенное золотом, набитое под завязку шелковыми диванами и сотнями подушек на них.

Посередине был круглый бассейн, по краям которого стояли золотые фонтаны.

Над головой открывался хрустальный купол, под которым сияли люстры со свечами.

И никого. Хотя я ждала встречи с другими любовницами Дари.

Прошла устало, присела на один из диванов, бездумно сорвала виноградину в ветки, лежащей в вазе.

Голой мне было неуютно, но завернуться тут было не во что, и я решила нырнуть в бассейн. Вода в нем была теплой. Можно было как следует поплавать.

В голове не было ни одной мысли. Я не хотела размышлять о том, что со мной будет, я просто наслаждалась чистой водой, которая смывала с меня прикосновения мужских рук, грязь, пот, кровь, его семя.

Сколько я плавала, я не знала, очень уж было тут пусто и тихо. Часов тут тоже не было.

Поэтому когда я подняла голову из воды и увидела стоящих по краю молчаливых женщин, одетых в серое, я вздрогнула. И испугалась.

Вид у них был очень мрачный и подошли они настолько неслышно, что самые страшные мысли завертелись у меня в голове.

— Здравствуйте, морави, — сказала одна из них. — Выходите, пожалуйста, вам надо одеться перед встречей с другими морави.

Ага, значит, морави — это любовница.

В руках у них были свертки тканей, подносы с украшениями. А у той, что стояла у ступеней — огромное полотенце, в которое меня и завернули, когда я все же поднялась из воды.

Меня тут же вытерли насухо и усадили на одну из банкеток у воды. На колени у ног опустилась одна из женщин, принявшаяся натирать мои ступни маслом.

Пока я пыталась понять, зачем она это делает, остальные стали раскладывать на ближайших столиках блюда со вкусно пахнущими яствами.

Я уловила и запах мяса, и аромат фруктов, и даже чего-то сладкого.

Мой рот наполнился слюной, но мне почему-то казалось, что если я попрошу еды, меня это унизит.

Но унижение пришло из другого места. Не дав мне ни малейшего шанса на самостоятельность, женщины окружили меня и принялись наматывать на мое тело много полупрозрачной ткани. Словно паучихи, к которым я попалась в сети. И сопротивляться было невозможно.

Лучше бы дали еды!

Тяжело ныл низ живота, очень неприятно, и я все время прикладывала к нему ладони, надеясь усыпить боль. У нас бы мне давно принесли обезболивающие порошки, но в этой дикой стране, сколько я ни пыталась сказать о боли, никто меня не понимал. Или не хотел понимать.

На ноги тоженадели полупрозрачные мягкие тапочки, в которых страшно было ступить на скользкие мраморные полы. Волосы убрали в сложную косу, на глаза нанесли черную краску, не показывая мне, что получилось. На шею, запястья и щиколотки надели множество золотых украшений, которые звенели каждый раз, как я двигалась. Вот так и не сбежишь, потому что звон будет сопровождать тебя повсюду.

Другое дело, что я не знала, куда бежать. Тем более, в этих полупрозрачных занавесках, которые просвечивались почти насквозь.

Я снова приложила руку к низу живота и поморщилась.

Могло ли быть такое, что немаленькое орудие Дари мне что-то повредило внутри?

Есть ли у них вообще такие доктора, чтобы справлялись с интимными проблемами девушек? Ведь женщины тут существа второго сорта.

Я бы еще подумала о том, что мне нужен не только доктор для тела, но и доктор для души. В Нитари, если женщину брали насильно, потом с ней сидели много месяцев специально подготовленные няни, которые создавали уют и безопасность. Разговаривали с ней об этом, утешали и помогали вернуться к нормальной жизни.

Конечно, в этой дикарской стране пришлось бы приставить такую няню к каждой женщине. Потому что мужчины вроде Дари брали их, когда хотели, не спрашивая.

Если я вернусь…

КОГДА я вернусь домой, я обязательно обращусь к таким няням. Но пока меня больше волновала боль физическая.

Пока я размышляла, женщины в сером размазывали по моему лицу золотистую пыльцу. А когда закончили — они разошлись в стороны.

И тут я увидела других обитательниц гарема.

Они стояли вокруг меня полукругом, глядя с любопытством и неприязнью.

Они были одеты в куда более плотные ткани. И украшения на них были куда изящнее.

И более сложные прически.

В общем, меня нарядили как бедную родственницу.

Совершеннно точно не случайно. Судя по скрытым улыбкам серых женщин, им было приказано поступить именно так. Более того, если бы я пожаловалась на такое обращение любому мужчине, даже Дари, он бы не нашел между нами различий. Только женщинам было очевидно коварство такого подхода.

Я не испугалась. Хотя они явно на это рассчитывали, стоя так близко, что я не смогла бы проскочить между ними если бы решила сбежать. Но мне было некуда. Я видела только одну дверь, ведущую в покои Дари и отчетливо слышала, что он запер ее за мной.

Женщины переглядывались, обмениваясь змеиными улыбками. Их руки были сложены на груди и они незаметно делали шаг за шагом приближаясь ко мне.

Кроме черной подводки на глазах у них была и фиолетовая, и алая, и даже зеленая. Они все были очень разными и очень красивыми. Как Дари мог выбрать себе некрасивых женщин? Он и сам был красавец.

Я думала так, уже не осознавая, как близко подошла к границе, за которой люди начинают восхищаться Властелином Черной Пустыни.

— Что, красавица, понравилось, как наш повелитель тебя отъебал? — Сказала на ломаном языке Нитари одна из красавиц, высокая и черноглазая. У нее на голове были не просто украшения, а целая корона, в отличие от других девушек.

Особенно жутко звучало грубое, непристойное слово, которое я и так слышала нечасто, в устах такой королевского вида красавицы. Вот теперь стало страшно.

Она подошла ко мне, нависая сверху и втыкая мне в лицо черный взгляд пылающих глаз. От нее душно пахло розовым маслом и еще какими-то благовониями, так что меня затошнило.

И тут я поняла, что меня никто не спасет и надо самой справляться с полной комнатой ревнивых змей.

— Очень рада познакомиться, — сказала я, стараясь, чтобы не дрожал голос.

Черный взгляд впился в меня еще глубже, красавица зло улыбнулась.

— Рада? Тебе было с ним так хорошо, что ты сейчас в полном расслаблении и радуешься даже предстоящему тебе?

Я заметила, что ее просто трясет от ненависти ко мне. Это было так странно. Разве что она до сих пор была единственной любовницей Дари? Но в это было сложно поверить, он не выглядел как человек, который лишает себя разнообразия.

— Встань! — Прогремело надо мной.

Ее рука метнулась ко мне как бешеная змея, схватила меня за плечо и стиснула изо всех сил. Я вскрикнула, но разжалобить эту королеву было невозможно. Она вцепилась в меня клещами и волокла наверх, заставляя встать.

Стоя боль в животе стала еще сильнее.

Разъехались ноги в дурацких тряпичных тапочках, пропитавшихся маслом.

Но хуже всего было слишком близкое присутствие этой змеи.

— Меня зовут Лирина, — сообщила она мне, нагнувшись и почти целуя меня в губы. Это было устрашающе. — И я тут главная. Так что не пытайся казаться умнее, чем ты есть, подстилка!

— Я, конечно, подстилка, — ответила я, гордо вскинув голову. — Но я подстелилась под него один раз, а ты сколько?

На мгновение Лирина замерла, ошеломленная моей дерзостью, но уже вскоре взяла себя в руки и тряхнула меня за плечо, зашипев прямо в лицо, как безумная:

— Ты думаешь, сможешь урвать кусок моей власти, нитарийка? Думаешь, если он засунул в тебя свою дубину один раз, то ты теперь навсегда в безопасности и будешь греть его постель до конца жизни? Как бы не так! Даже если ты выдержишь его напор больше недели, тебя добьем мы!

Она обвела рукой своих подруг, которые тоже заулыбались опасными улыбками.

— Неужели они не подстилки? — Удивилась я. — Дари ни разу не звал их на свое ложе? И почему тогда я должна их бояться, если они даже как женщины не смогли меня победить?

Вздох возмущения пронесся по рядам.

— С таким острым языком ты долго тут не проживешь! — Прошипела мне в лицо Лирина.

Я демонстративно помахала рукой перед лицом.

— У тебя изо рта воняет. Думаешь, не из-за этого Дари решил поменять тебя на кого-то посвежее, старуха?

— Изо рта воняет? Что ты возомнила о себе?! — Голос Лирины взвился под потолок и лицо ее исказилось от ярости. — Думаешь, один раз ноги раздвинула и теперь ты звезда? Поспешу тебя разочаровать! Ты никто! Сейчас я позову сюда парочку охранников, которые оприходуют тебя во все дыры так, что ты никому не будешь нужна! Да, Повелитель убьет потом их, но это к лучшему, ведь мне придется посулить им кое-что сладенькое! А сейчас, на колени, сучка!

И она нажала мне на плечи двумя руками, неожиданно сильно и властно, и я практически упала, ударившись коленями о мраморный пол.

Все вокруг плыло как в тумане. Мне было обидно, больно и страшно, и дерзость моя была не от смелости, а от дури, которой в моей голове еще было достаточно. Меня притащили на аукцион рабов, почти изнасиловали охранники, облапал мужик который считал себя доктором, изнасиловал повелитель страны и напали толпой курицы из гарема. И все это меньше чем за сутки.

Мне кажется, мой разум уже просто не выдерживал напряжения.

А вот разум Лирины должен был быть чистым, но я подняла глаза и заметила, что мне не зря казался ее взгляд подозрительно черным. Цвет ее глаз был карим, но зрачки были расширены настолько, что радужка почти терялась. Неужели эта роскошная женщина принимает наркотики? У нас почти никто не принимал наркотики, хотя в нашей стране хватало не самых здоровых способов развлечь себя. Но зачем убивать себя, развлекаясь?

Я смотрела на эту женщину, которая была все еще красива, но я уже знала, что красота ее растворится меньше чем за год, и теперь понимала почему она так зла. Она уже чувствует, как Повелитель охладел к ней, поэтому прибегает к наркотикам, чтобы забыться. И поэтому становится все ближе к своему финалу.

Мама всегда говорила, что ярятся лишь бессильные. Я видела Дари, его спокойную силу и я видела его любовницу, которая сразу напала на меня, даже не разобравшись, и я лучше поняла эти слова.

— Уйди, Лирина, — попросила я. — Покажи мне, как тут живут и оставь меня в покое. Я тебе не соперница, мне дубина твоего обожаемого Дари и даром не нужна!

— Это не тебе, дрянь, решать, нужна она тебе или нет! — Рявкнула Лирина. — Как наш повелитель скажет, так и будешь его ублажать! А нынче у нас вечером будут выступления воинов, взятых в плен. Когда Повелитель слушает, как обращались в каком-нибудь Нитари с его подданными, кровь кипит в его жилах и он набрасывается на нас, наказывая самым жестоким образом своей дубиной!

— Рада за вас.

— Но теперь у него будешь ты… Виновная в пытках его солдат! Ух, как я радостно буду слышать твой визг, когда он отдолбит тебя в твой узкий зад!

— Отвали от меня, извращенка! — Не выдержала я. — Ты сама себя распаляешь, когда придумываешь эти наказания, да? Хотела бы посмотреть, как Дари имеет других женщин? Ты его просила? Может быть, он бы из милости засунул кое-что в зады твоих подружек, чтобы ты потеребила свою горошинку!

Ух, как она позеленела!

А еще хлеще позеленела бы моя мама, если бы услышала, что тут выговаривает мой грязный язычок!

Лирина замахнулась на меня, и я отшатнулась, но встала в боевую стойку, готовясь дорого продать свою жизнь.

— Дикарка! — Бросила она мне, опуская кулак. — Женщины так не дерутся. У нас есть кислота и яды, чтобы объяснить дуре, куда она попала!

Но стоило мне на секунду расслабиться, как Лирина ловко подставила мне подножку и повалила прямо на пол. Она встала надо мной, утвердив ногу в изящной туфельке прямо у меня на животе. Потихоньку стали подтягиваться ее подружки, которые смотрели на наше противоборство с любопытством. Я не могла лишить их зрелища.

Поэтому я ухватила ее лодыжку и дернула к себе, как меня учили в школе. Нас всех учили драться и сопротивляться. А этих подстилок из гарема явно нет, потому что Лирина полетела вверх тормашками и прямо в бассейн!

Ее подружки повернулись и смотрели на это в полнейшем шоке.

Бассейн был не таким уж глубоким, поэтому Лирина поднялась на ноги, тоже глядя на меня. Но во что превратилось ее накрашенное лицо! Черные полосы стекали по коже! А как ужасно теперь выглядели ее шелковые одежды!

Это было так смешно, что я не выдержала и расхохоталась во все горло!

Да, я полная идиотка, меня только что поимел Властелин Черной Пустыни, но зато я победила эту суку! Хоть ненадолго почувствовала себя лучше.

Но тут, повинуясь жесту Лирины, на меня накинулись ее подружки, словно бешеные кошки. Они рвали мою одежду и волосы, они пинали меня ногами, они визжали и царапались. А Лирина, медленно выходящая из воды, ядовито скалилась:

— Не нравится? А когда повелитель долбил твою дыру — нравилось?

— Да пошла ты!

Все, что я могла сказать. Мне надоело быть жертвой, я хотела возмездия. И хотя несколько ударов попали в низ живота, который все еще ныл, я сначала скорчилась, защищая его, а потом нащупала опору и резко поднялась.

Как я и думала, курицы тут же отпрянули. Они боялись меня гораздо сильнее, чем я их.

Поэтому когда я рыскнула то к одной, то к другой, они отшатнулись, заставляя меня победно улыбаться.

Я злилась и я была сильна. Никакая сука не заставит меня чувствовать себя униженной. Она не имеет власти надо мной, которую имеет Дари.

Он настоящий Повелитель, а это просто ножны для его меча. Но он может выбрать другие ножны.

Меня пытались толкать девчонки, рвать волосы. Но я рычала и огрызалась как бешеная, пока они хватали меня за запястья.

Лирина уже вышла из бассейна и я не заметила как она появилась за моей спиной, перехватывая мое горло локтем.

Она заавалила меня, практически не прилагая усилий. Ее наркотическая сила была выше моей смелости. Тем более, ее подружки ей только помогали.

— Несите сюда наши деревянные кегли! — Скомандовала она. — Не будем мучить охранников! Натолкаем в нее таких хуев, что даже дубина Повелителя не сравнится! Он не захочет потом загонять ее в такую широкую пещеру.

Меня опрокинули на спину прямо на одну из кушеток и пока я пыталась сопротивляться, наложницы гарема сорвали с меня одежду, раздвинули мои ноги, уцепились за руки и в моем поле зрения появились действительно гигантские кегли для одной игры, которую знали и в Нитари.

— Залейте в нее масло! — Скомандовала Лирина. — Побольше. Да не только туда, в зад тоже лей! Потом посмотрит Повелитель на разодранные дыры и не вернется больше к этой блондиночке.

Я в ужасе чувствовала, что внутрь меня действительно заливается очень теплое, почти горячее масло, а потом… внутрь начало толкаться что-то по-настоящему огромное. Я молча вырывалась пока могла, но когда к заду тоже приставили огромное, я не выдержала и заверещала от страха так, что меня наверное было слышно даже в Нитари.

Наказание

Дари бездельничал. Он крайне редко позволял себе такие перерывы в делах, когда каждая минута дня не была расписана от и до. Только когда приезжал в этот город, где был аукцион рабов, большой базар и грандиозное столпотворение. Это было его редким отдыхом от дел страны, от войн, от политических дрязг, которые он ненавидел. Его любимым занятием было убивать. Драться до последней капли крови, не давая пощады ни себе, ни врагу. Хитросплетения интриг давались ему куда сложнее, но и это он тоже мог, когда требовалось.

Сейчас же он лежал на своей широкой постели, лениво глядя в потолок и отщипывая по ягоде от кисти винограда. Необходимая пустота между серьезными делами.

Она уже начинала раздражать своей бесполезностью — верный признак, что пора заканчивать то, за чем он сюда приехал и погружаться в дела своей страны. Но он хотел пропитаться этой скукой и раздражением до предела.

Можно было сходить на аукцион, посмотреть на золотокожих красавиц, выбрать себе самых дорогих или полезных, присмотреться к воинам. Увы, воины, прошедшие через рабство, сражались куда хуже свободных, но иногда попадались бриллианты. Ради них стоило напрячься.

Он легко подскочил с постели, как бы, обнаженным. Тело двигалось свободно, ловко, даже не требуя тяжелых тренировок. Благодарное тело, набирающееся силы во время боев и хранящее ее во время такого отдыха.

Можно было прогуляться в обширный сад. В его дворце такого не было, лишь небольшой оазис рядом со спальней, где цвели ядовитые цветы и лианы и куда можно было отводить врагов, а потом случайно их там запирать.

Но тогда стоило захватить с собой какую-нибудь девку. Или двух. Или трех.

Дари кивнул сам себе, дергая с вешалки легкое белое одеяние. Почему-то среди женщин не стоило появляться голым, хотя логики в этом не было. Ведь именно их он трахал как хотел и когда хотел. А среди соратников, которых нет, он спокойно ходил в чем мать родила.

И уже подходя к двери, ведущей в гарем, Дари услышал верещание, подозрительно знакомое, узнаваемое. Та, которую он вскрыл сегодня ночью, испытывала что-то очень неприятное.

Он не задумался о том, почему узнал голос одной из сотен наложниц. Не задумался и о том, почему сразу бросился спасать свою нитарийку. Что ему до нее? Она была лишь еще одной дыркой — только почище прочих, потому что запечатанной до поры. Теперь, когда печать снята, она ничем не отличается от прочих девок в его гареме. Даже похуже, потому что не умеет никаких сладостных ласк и искушений, которым учат других с малолетства, надеясь, что она попадет в гарем к властному мужчине. Эти — лучшие, раз достались самому Повелителю. Опытные нитарийки тоже ценятся, потому что умеют то, что не рискуют местные девушки. А неопытная необученная нитарийка, лишившаяся единственного, что у нее было ценного — кому она нужна.

Но тело решило все за Дари, сорвавшись с места и почти снеся дверь с петель.

Обычно женщин он не воспринимал врагами, обходя их даже в горячке боя, разве что они сами старались напасть на него — ну тогда сами виноваты. Но сейчас он разметал гибкие мягкие тела в шелковых одеждах как дешевых кукол и воздвигся над истерзанной скорчившейся нитарийкой, измазанной маслом, зареванной и пытающейся прикрыть свои самые уязвимые части тела.

Она была вне опасности, и боевой режим выключился сам, оставив вместо бешеного зверя хладнокровного правителя и жестокого мужа.

Дари оглядел поле битвы. Скомканная одежда, сорванная с нитарийки, кувшины масла и кегли? Он моргнул, а потом понял, для чего они использовались.

Дари обернулся, обводя взглядом своих наложниц. Одна из них… он забыл имя, кажется, последний месяц именно она согревала его постель и поддавалась его низменным порывам, отдавая свое белое тело на растерзание его зверю — именно она единственная стояла, вздернув голову. Рядом с ней понурились испуганно пряча глаза еще три подружки. Их руки были в масле, но он и без того понимал, что не они затеяли это все.

Нитарийка дрожала, свернувшись калачиком на мраморном полу гарема.

По ее лицу текли слезы, побелевшие губы дрожали, а тело била крупная дрожь.

Дари были знакомы эти женские разборки в гаремах, когда наложницы калечили неугодных подружек так, что господин потом на них и не смотрел. Обычно он равнодушно относился к такому, тем более, что фавориток он брал в свои покои и так охранял. Но сейчас они перешли границу.

— Отошли в сторону.

Тон был ледяным. Это была не игра. Его соратники знали, что с ним можно договориться, пока он горячится и ругается, но если вдруг успокаивается — пришла беда.

— Повелитель! — Первой сообразила Лирина. Он вспомнил ее имя. Она вдруг изогнулась вся и как кошка принялась ластиться к нему. В минуту опасности женщины всегда льнут к сильному. Но это была ошибка. Она поняла это почти сразу, увидев остановившийся взгляд Дари.

Он уже решил, что сделает с этой сукой. С той, что посмела покуситься на его добычу. Раскаяние еще могло бы ее спасти… вряд ли. Но шанс был. Если бы Дари решил пощадить ее до того, как увидел во что они превратили нитарийку, он бы не стал менять свое решение.

Но она ошиблась, и когда Дари заметил на бледной коже той следы царапин от ногтей бешеных кошек его гарема, участь ее была предрешена.

Она это поняла. В тяжелом мире Черной Пустыни не выжить дурам без инстинктов.

Она разом побледнела, по посеревшей коже покатились крупные капли пота.

Откуда ей было знать, что Повелитель решит поиграть с новой игрушкой больше одного раза? Должна была убедиться. Дари не терпел женских разборок в своем присутствии и то, что теперь ему нужно было в них вмешиваться делало ситуацию еще хуже.

Глупость Лирины теперь обернется для нее катастрофой.

— Отошла от меня.

Она отступила, чуть не задев каблуком туфельки пальцы нитарийки.

Та замычала, сворачиваясь калачиком еще туже и прижимая руки к животу.

Они все-таки успели что-то сделать?!

Девочку захотелось схватить на руки и утащить к себе, в свою берлогу, чтобы никто больше не посмел причинить вред ей… то есть, его имуществу!

— Ты. Ты. Ты. И ты.

Он резко повернулся к своим наложницам и указал пальцем на каждую из них.

Лирину и ее подруг. Которые от этого указующего перста впали в еще большую панику.

— Отправляйтесь в комнату Лирины и я запрещаю вам выходить оттуда, — процедил он сквозь зубы. — Остальные — к охране. Скажите, чтобы выдали вам двадцать плетей каждой.

Прочие девицы принялись стенать и плакать, но четверо названных с удовольствием поменялись бы с ними местами. Потому что по виду Дари было понятно, что их ждет куда более худшая участь, чем содранная на спине кожа.

Подружки Лирины попытались что-то сказать, но она их одернула, справедливо опасаясь, что Дари разозлится еще хлеще.

Как бы то ни было, все разошлись, оставив его наедине с нитарийкой.

Эйна. Он наконец вспомнил, что она говорила ему свое имя.

Дари присел на корточки и провел ладонью по ее плечу. У них в Нитари нет гаремов и женщины имеют больше свободы, чем мужчины в Черной Пустыне. Скорее всего, она не привыкла к таким нравам. Ему было ее не то чтобы жаль, но что-то шевелилось в душе.

Он мягко развернул ее, заставляя лечь на спину.

В ее глазах стояла пелена слез. Сердце почему-то стукнулось невпопад. Она плачет не потому, что он обидел ее, а потому что не защитил.

Дерзость его наложниц разозлила Дари еще сильнее.

Не дело воина возиться с женщинами. Он должен брать их, брать жестко, а потом уходить, пока они будут возиться там сами. А он почему-то стал заниматься этой девчонкой, вместо того, чтобы долбить ее во все дыры…

Но это его дыры! Его, а не идиоток из гарема.

Он осторожно провел рукой между ног девчонки, та вздрогнула и задрожала, сжимаясь.

Дари резко шикнул на нее, разводя ее скользкие от масла бедра.

К счастью, жестокие твари не успели с ней ничего сделать. Только облили ее всю апельсиновым маслом, от чего она теперь пахла как сад в период урожая. Да и все.

Внутри у нее теперь наверняка так скользко…

Дари почувствовал, как набухший член приподнимает его легкое одеяние. Потому что воображение нарисовало ему как он разворачивает девчонку, ставит ее на четыре кости и с размаху вонзает свое орудие прямо в девственный зад нитарийки. То входит как по маслу. Потому что по маслу. Та визжит и дергается, но он продолжает долбить ее дольше и глубже, долго, долго, долго. Так долго, что боль постепенно проходит и сама Эйна начинает с удивлением прислушиваться к своим ощущениям. Потому что изнутри нее идет глубинное темное удовольствие.

Не было у Дари ни одной женщины, которая пережив его ярость в постели и подставив ему свой зад, после нескольких часов не орали от наслаждения так, что звенели подвески на люстрах. Это старый секрет пустынных мудрецов, раскрытый ими Дари в одном из путешествий. Мужчины равнин слишком торопятся со своим удовольствием от узкого тугого отверстия.

Но нахлынувшее желание так же быстро отхлынуло, когда Дари увидел взгляд девчонки. Не затравленный взгляд жертвы, а чистые ясные глаза человека с собственным достоинством, попавшего в беду. Жалость к такому испытывать невозможно, только сочувствие. И желание оттрахать тоже, потому что не будит она звериных инстинктов.

Невольно Дари проникся уважением к нитарийке, которая при превосходящих силах противника умудрилась не впасть в панику, не сломаться даже перед лицом жесточайшего унижения и боли, а сохранить человеческое достоинство. Хотя только высшие силы знают, чего ей это стоило — на лице было написано жесточайшее упрямство, губы сжаты.

Сила духа у нее была коллосальная. Дари всегда было жаль, что всевышний дает такие силы женщинам. Такие женщины ценны сами по себе, но мужчина, обладающий такими качествами, мог бы добиться большего.

Он склонился над Эйной, протянул руку, чтобы помочь встать.

И вот тут, когда она потянулась к нему, прильнув к ладони, он качнулся в другую сторону.

Его накрыла нежность. Надо же — такой птенчик несчастный, выпавший из гнезда своей цивилизации, попавшая в плен, изнасилованная, униженная, стойкая — и все еще выглядит как нежный цветок. Держится.

И эта нежность и сладость заставили его хотеть оставить ее себе. Познать целиком, до глубины. И тонко. И грубо. И резко. И нежно. И по утрам. И всю ночь. Увидеть, какова она после ночного марафона и когда пробуждается.

Тем более, что воспоминания о том, как было внутри тесно и сладко нахлынули сами собой от ее запаха. Пришлось срочно вспоминать о ярости, которая только что тлела в нем, чтобы не наброситься на нее и не попробовать снова на вкус.

Поднимаясь, Эйна случайно оперлась на его грудь ладонью, и Дари вдруг почувствовал болезненный удар сердца. Что такое? Почему он ведет себя как…

Он не мог даже подумать — как подросток. Потому что даже подростков Дари драл рабынь в хвост и гриву, меняя по десятку за ночь, утомленных юношескими играми гормонов.

Женщины обнимали его, облизывали, вертели задами. Они его боялись, ненавидели и проклинали. Они пытались его убить и получить от него ребенка.

Но никогда еще Дари не испытывал к женщине того, что испытывал сейчас. Дикого, распирающего желания и ярости за то, что ее кто-то обидел.

Он резко наклонился, подхватывая Эйну на руки.

— Сейчас отнесу тебя в твою комнату, приведем тебя в порядок.

И прильнувшая к его плечу светлая головка Эйны вновь вызвала в нем неконтролируемую нежность, которую раньше он ощущал только к детенышам верблюдов, лошадей, коров, собак и кошек. Но никак не к людям. Это поразило его до такой степени, что он замер и посмотрел ей в глаза.

Вот это он сделал зря. Потому что колдовская светлая зелень зачаровала его мгновенно и прочно. И пусть он пока этого не понимал, судьба его была решена.

Отныне девушка с глазами цвета долинных лесов навеки стала его судьбой.

А он не понял, он подумал, что надо бы в своем дворце завести огромный сад, где не будет ядовитых растений, только деревья с листвой вот такого цвета.

Он всегда любил черные пески своей родины, но с этого мгновения влюбился в леса далеких стран. Надо же, а он ночью и не заметил какого цвета у нее глаза. Запомнил только ее горячую кожу, тугое отверстие, стоны, страх, наслаждение, которое получил.

И это наслаждение хотелось повторить. Чем-то оно сильно отличалось от того, что он чувствовал обычно. А може быть и не отличалось, он сам себе это придумал. Но уже поздно.

Пожалуй, стоит взять ее на сегодняшнюю ночь тоже.

Это он подумал сначала.

А потом — если только она не слишком пострадала от драки наложниц. Тогда пусть отдохнет.

Впервые Дари подумал о чьем-то еще благополучии кроме своего. И пока не заметил этого отличия, но оно уже попало ему в сердце и с тех пор намеревалось только расти, как пятнышко ржи на мече.

Он отмер наконец и направился в одну из отдельных комнат в гареме, которые доставались только избранным наложницам. Это был не его дворец, поэтому здесь все комнаты были одинаково безликими и это к лучшему. Он бы не хотел селить ее там, где жила Лирина.

Он толкнул ближайшую дверь, убедился, что комната чиста и постель застелена и опустил Эйну на шелковое покрывало.

Маленький бассейн посреди комнаты бурлил беловатого цвета водой, и Дари кивнул на него:

— Вымойся, приведи себя в порядок.

Судя по тому, как малышку все еще трясло, наслаждения в постели на сегодня отменяются. Звать кого-то из остальных бесполезно. Главные суки заперты, а остальные будут страдать от ударов плетей, им будет не до ублажения повелителя.

— Еды тебе сейчас принесут. Если понадобится еще что-то, скажи, — не глядя на Эйну, чтобы не возбуждаться от ее нагого тела, сказал Дари.

Не то чтобы ему хотелось ее нанизать на себя. Хотелось обнять и положить рядом.

Но он пока путал эти состояния.

Может быть, хотя бы засунуть свое орудие между ее розовых губ?

Он торговался сам с собой, не понимая, почему ему претит все что подсказывает ему опыт и почему он хочет чего-то странного.

В конце концов, это просто наложница. Одна из многих. Он поваляет ее месяц или два, а потом все равно забудет, к ак забывает любую другую женщину.

Но она не была на них похожа.

Она смотрела на него с покрывала открытым взглядом, хоть и настороженно, и просто ждала, что он будет делать дальше.

— Я накажу тех, кто тебя обидел, — сказал Дари внезапно и тут почувствовал, что это правильные слова. Это про них с ней, а не просто про других девок. Значит вот оно что…

Защищать он умел. Умел.

— Я вернусь, — зачем-то пообещал он Эйне и вышел.

Удовлетворение

Дари

— На топчан. Животом.

Он не повернулся на звук шагов. Дари было совершенно все равно, какую из его наложниц ему пришлют этим вечером. Какую-нибудь по порядку, у распорядителей гарема есть расписание, и когда Повелитель не высказывает особых предпочтений, берут ту, чья очередь подходит. Сегодня из очереди были исключены провинившиеся дряни, но Дари взял с собой лучшую часть наложниц, поэтому было из кого выбрать. Не ему. Ему выбирать не хотелось, ему хотелось слить в кого-нибудь свою злость и похоть, а как зовут ту дырку, куда он планирует это делать, не так уж и важно.

За спиной всхлипнули, но вместо жалости это вызвало раздражение. Если эта девка и не причастна к травле нитарийки, она смотрела и наверняка радовалась. А значит все-таки виновна и достойна того, что он собирался сделать.

Плотские утехи часто заменяли ему боевой задор. Когда нельзя было погрузить клинок в мягкую плоть врага, можно было погрузить другой клинок в женскую плоть. Так же безжалостно и жестко, как он разил в бою, он имел своих наложниц. Да и не только их.

Дари развернулся к топчану, развязывая узел простыни, завязанной на бедрах. Ярость и гнев его тело не отличало от похоти и желания, поэтому мужское его оружие стояло торчком, налившись алой кровью, готовое разить.

Увидев пухлый зад, торчащий над изящными подлокотниками топчана, дыхание Дари стало чаще и резче. Ему требовалось что-то горячее, ему нужно было кого-то поиметь. Чтобы желание, охватившее его при виде нитарийки, которую трогать пока не стоит, не пугало его самого. Вся кровь отливала от головы в другие области тела, и Дари было все равно, об кого разрядить эту грозовую тучу.

Но тут он ошибся. Такого обширного зада у нитарийки не было. И в такую развратную позу она бы так покорно не встала бы, привычно раздвинув бедра и умастив себя маслом. В обоих отверстиях. Никакие они там в Нитаре не искушенные, это Дари уже понял. По крайней мере Эйна не додумалась бы, что он может взять ее противоестественным способом и не залила бы туда полфлакона розового масла. Что ж, именно это они собирались проделать с его маленькой пленницей, подружки гаремные, это он и проделает со своей наложницей.

Пухлые зады он вообще-то любил. И густой запах розового масла, масла именно ригийских роз, редких, растущих только в одном из оазисов, напоминал ему о лучших женщинах мира, собранных в его гареме. Поэтому звенящая твердость его орудия стала воистину твердокаменной. Как бы хотелось сейчас отпороть нитарийку, аж рычание вырывалось из глотки.

Но пришлось брать что есть.

Медленным кошачьим шагом он двинулся к топчану.

Нижнее отверстие с лепестками плоти сочилось нектаром как роза, ожидая его прибытия, зато верхнее, узкое кольцо, испуганно пульсировало, сжимаясь и разжимаясь, выдавая страх наложницы. Все они знали его ярость и не раз видели тех, кого он выпускал после суточных сражений в своей спальне, когда возвращался с битв злым.

Этот страх возбудил его почему-то сверх всякой меры. Захотелось не просто сбросить ярмо похоти, а отомстить за маленькую Эйну.

— Выше зад. Раздвинь. — Коротко пролаял он хриплым от похоти голосом. Все мышцы были напряжены не хуже его орудия, огонь простреливал тело, взрываясь в паху.

Послушная наложница выгнулась в спине еще сильнее, задрала зад и легла грудью на оттоманку, обитую шелковой тканью. Специальное место для таких забав. Руками она развела пышные половинки зада, открыв ему доступ в свою глубину.

Тело ее сотрясала дрожь то ли страха, то ли желания. Дари любил, когда наложницы даже в самые тяжелые времена притворялись, что им нравится его безумие.

Разве не для этого они существуют? Подчиняться господину и выполнять его прихоти.

Дари приблизился вплотную, привычно толкнувшись звенящим от напряжения орудием в мягкий зад, собрал в кулак рассыпавшиеся черные волосы, пахнущие благовониями и дернул их к себе. Он драл в зад своих женщин только когда бывал зол. Это было наказание и поощрение одновременно. Потом он всегда дарил им цацки за свою ярость, но мало кто из них хвастался подарками, потому что после встречи с ним в ярости они еще долго отлеживались.

Ох, как бы он с удовольствием продолбил бы дыру в нитарийке… Просто дух захватывало от одной картины, как его мощный ствол врывается в ее нежную дырочку. Но сразу за этим желанием пришла такая сокрушительная жалость, что Дари понял — он никогда не сделает это в ярости. Только если она будет разнежена и готова. А вот эту не жаль. Нисколько.

Дари не использовал рук. Он был отменным лучником и уж в такую мишень попал бы без труда, поэтому С диким рыком он рванул вперед, сразу врываясь на полную длину в ее отверстие.

— Аааааааааа! — Низко, на грани крика застонала наложница, и тут Дари ее узнал. Не повезло девке. Он не так уж часто имел ее таким образом и ее зад не был разработал под его немалый размер, поэтому страдала она должно быть изрядно.

Она пыталась расслабиться, но он не дал. Он сразу начал двигаться, быстро, мощно, яростно и безжалостно. Узкая плоть, стискивавшая его ствол, высекала искры из глаз.

Наложница вцепилась пальцами в края кушетки, потому что Дари набирал скорость и размах. Ему нравилось это ощущение сначала узкого до боли кольца, а потом свободы внутри, нравилось сопротивление плоти и то, как выла под ним женщина нравилось тоже.

Со всего размаху он опустил тяжелую ладонь на белую плоть зада. Звук шлепка взвился под высокие своды спальни.

— Пощадииии… — завыла та, что была под ним, но в ответ он только зарычал, ускоряя темп.

Перед самым финалом он резко вышел из раздолбанного отверстия и не мог отказать себе в наслаждении любоваться тем, как пытаются сомкнуться истерзанные края. А потом вогнал орган на полную длину в последний раз и излился в темную глубину, вздрагивая, когда сгустки семени, проходя по стволу, причиняли ему сладкую боль.

Запах грязного соития и розового масла смешались в любимую Дари симфонию.

Он оттолкнул от себя наложницу и отвернувшись ушел в бассейн, наполненный свежей водой, подкрашенной молоком кобылиц степей.

Опустился в воду, закрыв глаза, раскинул руки по краям и недовольно сморщился, услышав:

— Повелитель…

Он ничего не ответил, но раз не прогнал, наложница решила, что может продолжить.

— Повелитель был доволен?

В голосе ее слышалось страдание, а Дари не хотел терпеть рядом с собой такого.

— Да, — коротко ответил Дари.

Сообразив, зачем она подошла, он приоткрыл один глаз и покосился на свой стол, где стояли шкатулки с драгоценностями. Выбираться из воды не хотелось, поэтому он с тяжелым вздохом стянул с пальца одно из мощных колец с россыпью кроваво-красных рубинов из сердца Черной пустыни.

Оно стоило существенно дороже побрякушек, которые его женщины получали за его любовь, даже самую жестокую, но его покой Дари был дороже.

Кольцо упало в сомкнутые ладони с обломанными ногтями.

Эк он ее…

Впрочем, неважно.

— Повелитель… позовет меня еще? — Столько мольбы в этом голосе.

— Нет.

Дари не любил врать, даже когда это требовалось для суровых интриг.

Он был воином, а не политиком. И он никогда не врал себе.

Неудовлетворение даже после такого жесткого соития подсказало ему — дело не в теле. Не в дырке. Не в готовой на все плоти.

Кажется, дело серьезнее, если едва почувствовав последнее пульсирование в органе, он сразу же подумал о том, как там нитарийка.

Шлепанье босых ступней и вожделенная тишина.

Дари вновь закрыл глаза, откидываясь на бортик и позволяя воде ласкать свое мускулистое тело. Женщинам он позволял это редко. Он брал их, а не нежничал. Разве что изредка он приказывал им сделать что-нибудь особое. Но и тогда область его интересов ограничивалась половыми органами.

Сам же любил только шлепать мягкую плоть и вытягивать крупные соски.

Другое дело, что сейчас тяжелые тягучие волны воды с молоком, плескавшиеся у его живота, навевали мысли об Эйне. Словно это ее ладони скользят по железному прессу Повелителя Черной Пустыни. Словно ее мягкое тело обвивается вокруг его тела.

Дари не был глупцом и отлично понимал, к чему все идет. Но пока еще надеялся, что ему удастся сбросить этот морок, когда он позволит себе насытиться этой странной чужестранкой.

Отбытие

Целый день я провела в одиночестве в комнате, куда лишь изредка приносили еду. Но никто со мной не разговаривал, словно опасались или видели меня заразной. Но мне было не до них. Низ живота побаливал, страх заставлял тело сжиматься, а каково было мое раскаяние, что я сбежала из дома…

Кто знал, к чему это приведет. Как же теперь меня найдут представители Нитари в этом гареме? Я не знала. Но была уверена, что что-нибудь придумаю. Находясь в этом заблуждении до самого следующего утра, я не заметила суету, которая поднялась в гареме.

Все бегали туда-сюда, таскали какие-то сундуки, заворачивались в тяжелые плащи. Это было видно даже в те краткие мгновения когда дверь комнаты была открыта.

А с утра в комнату вошли две молчаливые женщины в годах, одетые в черное и поджав губы начали собирать в еще один сундук все, что там было. У меня не было совсем ничего, но мне принесли плотное красное платье, расшитое золотом и туфли на твердой подошве.

Я переоделась, с удивлением отмечая, что чувствую себя намного лучше. Должно быть, помогли отвары, которыми меня поили перед сном.

— Идем, — сказала мне одна из старух и тут я наконец решилась спросить:

— Что происходит? Куда?

— Повелитель отбывает, — ответила она, поджав губы.

— Куда? — Испугалась я.

— Домой, в свой замок в сердце Черной Пустыни.

— И я туда же?

На меня посмотрели как на дуру.

— Он тебя купил.

— Пошевеливайся, — подтолкнула меня в спину другая старуха.

Я едва шевеля ногами пошла туда, куда шли и все. Слуги, шныряя взглядами по женщинам, вытаскивали сундуки, женщины заворачивались в полупрозрачные шали и семенили к выходу, старухи с острыми взглядами приглядывали за всеми.

Меня грубо дернули за рукав и всунули в руки покрывало.

— Прикрой голову, — потребовала одна из старух. — Никто не должен пялиться на имущество Повелителя.

Я повертела тряпку в руках, не представляя, как с ней обращаться, но ее тут же выдернули и грубо, почти насильно, навертели мне ее на голову так, что осталась только щель для глаз. Все остальное было скрыто.

— Не вздумай бежать, — предупредили меня. — Повелитель не любит беглянок.

Я хотела спросить, что мне будет за попытку побега, но тут мимо, семеня, прошли три мои обидчицы. Они были одеты во все черное, включая покрывала, но я их узнала.

Потому что передвигались они как люди, страдающие от боли.

Я знала, что вчера их выпороли. Крики разносились на весь гарем и мне было страшно. Лучше не спрашивать. Не хочу знать, что рискую тем же.

Мы все шли по длинному узкому и темному коридору, гуськом, одни за другими, и даже если бы я хотела сбежать, как бы я это сделала? Ни одного поворота, никого лишнего. Так и дошли до широкого двора, где стояли высокие тонконогие лошади и запряженные в повозки странные животные с расширяющимися книзу ногами и надменными мордами.

На лошадях сидели мужчины, а женщин провожали в закрытые повозки с узкими окошками забранными решетками.

Наверное, это был последний шанс сбежать, но я знала здесь только стражников и доктора. Не лучшая компания. Дари хотя бы моется.

Меня усадили в повозку в компании трех женщин в черном и вся вереница потянулась к выезду в город.

Город, где был расположен аукцион, я еще ни разу не видела. Но и через решетку было сложно его разглядеть. Впрочем, могучие строения в несколько этажей, фонтаны и зелень, непривычная для пустыни, меня интересовали мало.  Я жадно вглядывалась в лица людей, разные — алые лица жителей Аргуна, смуглые — пустыни, зеленовато-бледные — срединноземельников и все искала светлые волосы и голубые глаза нитарийцев, хотя если подумать, что бы я сделала? Закричала, умоляя освободить меня? Но на бедрах у мужчин, что ехали рядом с повозкой красовались сабли и плети и сомнительно, чтобы кто-нибудь рискнул своим здоровьем ради моей свободы.

А потом они узнали бы что я принадлежу Властелину Черной Пустыни.

И все.

Только в тот момент, когда мы выехали из города и за окном начала стелиться красноватая пустыня, я поняла, что возможно больше никогда не увижу родную страну.

Ведь никто не знает, где находится замок Властелина Черной Пустыни.

Прошлое

Я всегда думала, что Нитари — страна не лучше и не хуже других. В академии рассказывали, что она развивается быстрыми темпами, что ученые изобрели огнестрельное оружие, хорошие лекарства и прочные ткани, тогда как в остальных странах дикари до сих пор сражаются мечами, лечатся зельями и носят шкуры зверей. Звучало это странновато, потому и не верилось.

Тем более, что туристы из Омови, Кадея и Исляндии, иногда встречавшиеся в столице, выглядели вполне цивилизованными людьми, хорошо одетыми и знающими нитарийский. Они не бросались на прохожих с кинжалами, уважали женщин и даже на высокие дома, которые в последнее время строили в городе, не глазели.

Девчонки из академии иногда даже встречались с ними и потом томно закатывали глаза. Мол, конечно, те в постельных утехах не так искусны, как местные мальчики, зато добирают размерами и горячностью. Когда охватывает такая страсть, уже неважно, что красавец из Кадея совершенно не умеет пользоваться языком. И без его языка бывает хорошо.

Я, если честно, не особенно интересовалась такими разговорами. Мама говорила, что я чуть-чуть отстаю в развитии и непременно догоню, когда мне исполнится двадцать и больше. Она сама оставалась невинной аж до двадцати пяти, пока не встретила моего отца. И уж тогда-то оценила все знания, которые ей вкладывали в голову старшие сестры.

Они с отцом и правда были не разлей вода, постоянно тискались и целовались как подростки, и я все свои юные годы закатывала глаза и фыркала с отвращением, когда заставала их при страстном поцелуе.

Отец только радовался. Ему очень нравились новые веяния в политике Нитари — не выдавать женщин замуж, а разрешить им владеть имуществом и жить самим по себе. Он и представить себе не мог, что меня, его принцессу, коснется какой-то мужлан. Тайком он подбадривал меня и одобрил, когда вместо курса семейной жизни, где учили ублажать мужчин, я взяла верховую езду, фехтование и танцы.

Он утверждал, что когда я влюблюсь, природа подскажет мне, что делать. Нечему тут учиться. Потому-то Дари и удивился, встретив меня. Бедный, бедный Дари, попадись ему хоть одна из моих подруг, он остался бы доволен ночью с ней.

Но я всегда была не такой, как все. Всегда.

Родители меня любили, хоть и была я чрезвычайно непослушной. Никогда не возвращалась домой вовремя, дружила с теми, с кем родители не одобряли и соглашалась на все авантюры, на которые только могла. Я даже впервые поцеловалась только назло родителям, когда они начали нудеть, что мне нужно быть осторожнее с мальчиками.

Его звали Матир. Это был синеглазыйкудрявый мальчишка, очень красивый и как я потом узнала, страшный бабник. Он поставил себе целью перецеловать всех девчонок в академии. Но тогда я этого еще не знала. Меня подвело то, что я никогда не интересовалась сплетнями и кто с кем кувыркается на сеновале академии. Говорят, там даже выстраивалась очередь, ибо в комнатах было слишком хорошо все слышно и попадало от преподавателей.

Но целоваться можно было где угодно и как оказалось я только чудом нигде не застала Матира с моими подругами. Кажется, он даже поспорил, что последняя девственница академии, как меня называли, падет в его объятия.

Ради своей победы он даже стал кататься верхом, хотя, аристократ, он умел это с детства и ненавидел всей душой. Он даже фехтовал со мной и давал мне выиграть, хотя и в этом деле был лучше всех. А уж танцевал как…

На танцах он меня и подловил. У меня никак не выходил один танец, который учителя называли «танец доверия». Я все время путала фигуры и не понимала логики движений. И как мне не объясняли, я снова и снова оттаптывала ноги своим партнерам.

Когда в танцкласс пришел Матир, учитель наш сам бросился ему в ноги, умоляя научить меня танцу.

Этого ему и было надо.

Он сразу объяснил мне, что название танца — не простое. Оно отображает именно то, чего мне не хватает. Нужно просто позволить мужчине сделать с тобой все, что он хочет.

При этих словах дыхание Матира становилось более шумным и он трогал кончиком языка губу. Я как завороженная смотрела на это, но одергивала себя, сбивая лишние мысли.

Представляю, какую досаду испытывал этот аристократический болван! Он-то думал, что спор давно решен, а я даже не соглашалась на уроки наедине в старом саду за академией.

Представляю, как надо мной все потешались.

Но однажды в пустом танцевальном зале, когда Матир вел меня в танце, требуя смотреть ему в глаза, а не под ноги, я вдруг почувствовала что-то странное. Будто я могу вообще закрыть глаза и позволить своему телу следовать его судьбе. Только сначала прижаться ближе к мужскому телу…

И все получилось. Мы протанцевали весь «танец доверия» с начала и до конца, я ни разу не споткнулась и ни разу не отвела взгляда от глаз Матира, только чувствуя его тепло… А в конце я качнулась к нему ближе и ему оставалось только прижаться к моим губам и скользнуть языком внутрь.

Я очень испугалась, когда поняла, что больше не владею собой. Что меня тянет в какие-то темные глубины, которых я никогда не пробовала. И если бы в этот момент в зал не ворвались мои сокурсники с воплями, что Матир победил, не знаю, чем бы все кончилось. Во всяком случае, он уже снял с меня жакет и расстегнул несколько пуговиц на блузке, которые я застегивала, вся красная от смущения.

Он был тоже раздосадован. И даже не пощечиной, которую я ему дала, а тем, что ему не дали довести дело до конца.

С тех пор я не приближалась к мужчинам ближе чем на метр, помня о том, как поглотила меня темнота и как в ней было жарко и сладко, хотя разум был совершенно против.

Все изменилось в день парада. С утра мы с мамой ругались ни о чем. То я не хотела пить молоко, то она требовала, чтобы я убиралась в своих комнатах, то еще какая-то ерунда, совсем не стоящая внимания. Тогда мне казалось, что происходит что-то важное, что я отстаиваю себя…

Но когда она наказала меня тем, что не взяла на парад, я сдуру крикнула, что она меня никогда не любила. Это были последние слова, которые я сказала своей матери.

Говорят, на параде одна из лошадей, купленных в Черной Пустыне, до сих пор весьма смирная и красивая как дьяволица, вдруг взбрыкнула и понесла. Вслед за ней сошла с ума вся упряжка восточных лошадей и огромная карета, которую они тащили, понеслась по улицам столицы как обезумевшая. Толпа рванула в разные стороны, спасаясь от беды, а вот мои родители, увлеченные друг другом, как обычно, не успели спастись, оказавшись прямо на перекрестке. Лошади разделились — две рванули в левый переулок, две в правый, а карета разбилась о фонарный столб, за которым стояли мои родители. Что от них осталось мне даже не показали.

После похорон я осталась совсем одна в нашем огромном и шумном когда-то доме. Мои сестры давно вышли замуж и уехали, а мне было некуда. Но я была уже совершеннолетней и меня оставили в покое. Я так думала, пока внезапно не выяснилось, что Нитари все же не настолько прогрессивная страна, как думал мой отец. И женщина, конечно, может владеть домом, но это странно. И лучше бы ей найти мужа.

Так говорили все.

Абсолютно все.

Первым ко мне посватался мой дядя. Это было так дико, что я орала и швырялась в него горшками, пока он не убежал, прикрывая голову.

Но все только начиналось. Дальше ко мне стали ходить все, от мала до велика. Старые мужики, которые схоронили жен, молодые мальчишки из академии, лучшие мужчины города, словно я была лакомой начинкой для пирога. Девчонки бесились, а я не понимала, почему вдруг ко мне такой интерес.

Ведь не из-за старого дома же нашего? Он был не такой дорогой, чтобы на всю жизнь связывать себя со мной. Секрет же мне раскрыл как ни странно Матир.

Он пришел одним из последних, когда свободных мужчин в городе уже не оставалось, как мне казалось. Столица большая, конечно, но мне чудилось что почти вся мужская ее половина толчется у меня дома.

Матир принес мне цветы и огромный торт, а когда я пригрозила надеть ему этот торт на голову, сказал:

— Зря ты, Эйна, противишься. Все равно без мужчины тебе не прожить. Кто-то должен приносить деньги, кто-то ухаживать за домом, кто-то защищать тебя.

— Я справлюсь сама! — Запальчиво отвечала я.

— Не справишься, — качал он головой. — И когда поймешь это, выбирать придется из остатков. А уж когда тебе твое тело потребует мужчину, дай богиня, чтобы мужчина этот был достойный, а не первый попавшийся.

— Я никогда не лягу с мужчиной! Какое тело! — Запальчиво возразила я, но Матир только рассмеялся.

Он наклонился ко мне так близко, как тогда в танце и проговорил хрипло:

— Я лучше знаю. Я тот, кому ты сдалась.

И видит богиня…

Я почти сдалась.

— Но почему? Почему ты пришел ко мне? — На остатках воли просипела я тогда. — Ведь ты можешь взять себе любую.

— Ты особенная, — сказал он. — Ты единственная, кто остался чистой и невинной, не поддался своему телу. Я уважаю тебя за это. Такая жена мне и нужна.

— А как же хитрые утехи? Разве в браке это не важно?

— Очень важно, — кивнул Матир. — Но за утехами я могу ходить к другим подружкам. А ты будешь женой.

Вот тогда я и поняла, какая судьба меня ждет с ним. И прогнала его, надев торт на голову. А сама всю ночь тихо плакала и сбежала в горы на следующий же день. Просто чтобы доказать себе и всем остальным, что я отлично справлюсь одна. Без мужчин и без родителей. Может быть, даже найду там пещеру и буду жить отшельницей.

Вот чем это все обернулось.

Крепость Властелина

Когда мы двинулись в пустыню нашим караваном, я была лишена возможности даже смотреть в окно. Не то чтобы там было на что смотреть — красноватый песок, незаметно меняющий оттенок. Так незаметно, что только на стоянках я видела, как он становился все темнее. Но окошки были закрыты плотными заслонками. От пыли, говорили мне женщины в черном. Но я догадывалась, что не только. На самом деле никто не хотел, чтобы я узнала путь к замку Властелина.

Мы двигались несколько дней. Я почти не спала по ночам, глядя в черное небо над головой — нам расстилали постели на песке. По разным сторонам от меня храпели женщины в черном, а я не могла унять свои мысли и не находила уютного местечка на твердой земле.

Было очень страшно. Ведь вряд ли в цитадели Властелина Черной Пустыни найдется хоть один нитариец согласный вернуть меня домой вопреки власти Дари.

Теперь, когда я больше не девственница, я могла бы жить спокойно в доме своих родителей, на меня бы не слетались как мухи на мед все эти мужчины.

Но именно теперь я потеряла свою свободу полностью

Последнюю ночь мы не останавливались на ночлег, а ехали до упора, пока вдруг колеса повозок, огромные, способные пройти по пескам, не застучали по камням, а через какое-то время не остановились.

— Прибыли! — Выдохнула одна из женщин и распахнула дверь повозки.

В темноте было не рассмотреть окрестностей, но громада приземистого замка заслоняла свет звезд. Таких огромных строений не было даже у нас в столице. Не такие уж дикари эти пустынные люди, выходит.

Сразу поднялась суета, куда-то побежали слуги, таща сундуки, вывалили на двор наложницы, радостно щебеча, откуда-то прибежало еще столько же женщин в ярких платьях, обнимаясь с ними. Женщины в черном попытались загнать всех в коридоры, но получалось у них плохо. Но одна все-таки крепко взяла меня за руку и сказала:

— Ты на особом положении. Идем.

И мы пошли.

В этот момент ко мне пришли мысли которые я гнала от себя всю дорогу. Что теперь я принадлежу Властелину Дари и навсегда буду его собственностью.  И неизвестно, что будет дальше — будет ли он продолжать меня иметь в своей постели или поселит с другими обитательницами, и жизнь эта будет нелегкой, потому что все узнают, как жестоко были наказаны те, кто меня обидел.

Нет, все же похоть Властелина пугала меня больше. Его яростное желание и огромный мужской орган, который он мне едва показал.

— Это твоя комната.

Меня втолкнули в узкую келью с крошечным зарешеченым окном.

В ней была только кровать, туалетный столик с зеркалом, умывальный столик и деревянное кресло. Зато на двери изнутри была защелка.

Под кроватью стоял сундук, но я точно знала, что вещей у меня нет.

Я прошла к кровати и села, потерянно глядя на свои ладони. Вот и мой новый дом. Спасибо за то, что хоть такой, я буду защищена от козней других наложниц.

Погладила твердый валик, расшитый золотыми нитями, который мне теперь будет заменять подушку и не успела ничего больше спросить, когда в комнату вошел очень высокий бородатый человек, поклонился и сказал:

— Нитари-лей Эйна приглашается в опочивальню Властелина.

Нитари-лей — это было на языке пустыни вежливое обращение к женщине-нитарийке. Надо ли говорить, что за все это время я впервые услышала его в этой стране?

Потому мужчина мне стал интересен. Особенно после того, как женщина в черном склонилась перед ним.

— Я могу отказаться? Я устала с дороги.

Кажется, остолбенели все. И мужчина, и женщина. А я почувствовала кожей, как неуместна моя дерзость.

Вряд ли наложницы Властелина имеют право на отказ от ночи с ним. Даже если все болит после предыдущей, даже если грязна после дороги и растрясла все кости. Даже если…

— Что, если у меня женские недомогания? — Спросила я.

Мужчина даже не изменился в лице.

— Я проверю, — равнодушно сказал он.

— Ложь у нас карается очень жестоко, — сказала женщина. Кажется, глаза ее сверкнули.

Интересно, как карается?

Нет, впрочем, совсем не интересно.

Но снова в постель с Дари? Снова отвечать на его требования? Быть с ним против своей воли, быть его… даже не женой? Неужели это вся моя жизнь?

Интересно, кто этот мужчина? Говорят, в гаремах заведуют всем евнухи, но у евнухов не растет бороды. Неужели он настоящий мужчина и Властелин ему доверяет своих женщин?

Какие неуместные мысли.

— Отказываться нельзя, — наконец сказал бородатый. — Меня зовут Маур. Вы будете иметь дело со мной, пока Властелин не прикажет обратного. И наказывать вас тоже буду я.

— Как?

Вопрос вырвался сам собой. Все же мое любопытство неистребимо. И небезопасно.

— Узнаешь… — сказал он медленно и жестоко улыбнулся.

Так, что мне резко расхотелось узнавать.

И сопротивляться тоже.

— Хорошо, — я встала. — Ведите.

Маур оглядел меня с головы до ног.

— Переодеться не хочешь?

— Мне не во что, — вздохнула я. — Вообще. И мыться где тут я тоже не знаю.

— Отправим в купальню? — Спросил Маур у женщины.

Та задумалась.

— Не хочу отдавать ее в руки девиц пока, — призналась она наконец. — Испортят Властелину игрушку, а нам с тобой отвечать.

— Мне что — самому ее мыть? — Раздраженно рявкнул тот.

— Это тоже порча, — кивнула женщина.

— Тогда пусть моется сама, — отрезал Маур. — А ты приглядишь.

Он развернулся и вышел с твердой уверенностью, что они последуют за ним, и жесткие пальцы на локте намекнули мне, что выкрутиться не получится.

Под взглядами наложниц, собравшихся в общем зале, похожем на тот, что был на аукционе, только гораздо более роскошном, они прошествовали к дальним резным дверям, которые Маур распахнул и протянул руку, приглашая пройти. Захлопнул их и остался охранять снаружи.

Внутри купальни было множество ванн, в которых плескалась горячая вода, клубящаяся паром, а рядом стояли на полках баночки и флакончики, от количества которых кружилась голова.

— Я не буду тебя трогать, но ты должна сама окунуться в три воды, промыть волосы и тело, умастить их маслом и нанести краску на лицо, — сказала мне женщина, так и оставшаяся безымянной. — Раздевайся.

Как бы я ни стеснялась, но пришлось скинуть с себя порядком надоевшее за время пути платье, покрывало, давно лежащее на плечах и остаться совершенно голой.

В первую из ванн, с самой горячей водой я входила, шипя от боли, причиняемой кипятком. Зато чувство чистоты накрыло меня сразу. Кажется, раствор в ванне был мыльный.

Я тщательно промыла волосы и они снова стали светлыми.

— Все промывай. Все свои… места.

Я никогда еще не делала это под взглядом чужих людей, хотя однажды это делали со мной чужие люди. Пришлось даже отвернуться и залезть пальцами туда… куда скоро должен был попасть Дари.

Кроме смущения я не ощущала ничего. Никакого жара, который когда-то достал из меня Матир. Может быть, я не такая, как он говорил.

— Вторая купель.

Во второй вода была ледяная. Я аж вскрикнула, когда мне пришлось туда войти. Кожа сразу подтянулась и заскрипела от чистоты, а волосы стали жесткими.

— Третья.

Третья была мягкой, словно туда были добавлены бальзамы, пахла травами и молоком, и она умастила мое тело лучше, чем женщины перед моей первой ночью.

Женщина пока отбирала на полках флаконы и протягивала мне, командуя, что наносить на волосы, что на тело, на запястья отдельно, на живот отдельно, на грудь…

Глаза она накрасила мне сама, быстро и умело.

Подкрасила алым соски, пока я дрожала под ее пальцами. А под конец протянула янтарный флакон и сказала:

— Смажь себя.

— Где? — Наивно спросила я.

— Везде. Или повернись, я смажу.

— Нет!

Я отвернулась от нее, раскорячившись рядом со скамейкой белого мрамора и налив в ладонь масла, нанесла его внутрь себя. Отставила флакон.

— Еще не все, — скомандовали из-за спины.

— А куда… — и тут до меня дошло. — Нет!

— Да!

Это было еще унизительнее. Отклячив зад, пытаться залить масло через очень узкое отверстие под взглядом этой старой твари…

Кажется, она осталась удовлетворенной.

— Идем.

На выходе она накинула на меня полупрозрачную белую накидку и открыла потайную дверь. Хорошо, что не пришлось идти через гарем. Но и узкий коридор был достаточным испытанием. Я шла и чувствовала, как вытекает из меня масло, пачкая внутреннюю сторону бедер.

Перед высокой дверью из белого мрамора черная женщина отступила в сторону, и потянула за ручки, открывая ее для меня. Я поднялась по белым ступеням. Все внутри дрожало, а сердце билось где-то в животе.

Спальня.

Спальня Властелина была не чета той, где он ночевал на аукционе.

Она была в несколько раз больше. Но я так боялась, что не видела ничего, кроме него, облаченного в черный халат высокого темноволосого, стоящего у подиума, на котором возвышалась гигантская, что можно потеряться, круглая кровать, окруженная столбиками и с легкими занавесями.

Я вздрогнула, почувствовав на себе тяжелый черный взгляд Дари.

И все. Больше ничего я уже не видела. Только его глаза, которые давили и манили одновременно.

Под распахнутым халатом ничего не было, только гибкое стройное тело, загорелое дочерна.

И.

Его орудие.

В боевой готовности.

За спиной мягко закрылась дверь.

Мой язык присох к небу, руки и ноги перестали слушаться.

Дари стоял и смотрел на меня, а потом поманил коротким жестом.

— Иди ко мне, Эйна.

Мне стоило всех сил на свете приблизиться к нему.

И тогда он положил руку на мою голову и надавил на нее, вынуждая опуститься на колени.

Ужин

Минет и окончание внутрь

Не подчиниться Властелину было бы безумием, но опускаясь на колени я не сразу поняла, что происходит. Лишь когда мои колени опустились в мягкий как трава ворс ковра, а в пересохшие губы уперлось налитое кровью мужское орудие Дари, я испугалась. Изнутри меня окатило жаром. Запах розового масла кружил мне голову, туманил сознание, страх перед происходящим мешал мыслить здраво, я была в ступоре. Легкое нажатие на голову властной рукой подсказало, что от меня хотят еще чего-то…

Мои волосы перебирали длинные пальцы, Дари давил, но пока слабо. Я и так была в шоке от его присутствия, а тут еще это…

Неужели он хочет…

От гладкой головки исходил слабый мускусный запах, тем не менее пробиравшийся даже сквозь благовонные масла. Запах мужчины. Запах страха. Мир мой изменился навсегда, и я еще не привыкла к этому. Мужчина рядом со мной был слишком большим, его присутствие давило сильнее его руки, мне бы не пришло в голову дерзить ему, как Мауру.

Не дождавшись моего ответа, Дари провел рукой по моей щеке, дотронулся большим пальцем до губ и надавил, заставляя раскрыть рот. От его пальца тоже пахло чем-то мужским, солоноватым, а на вкус он оказался чуть терпким, когда принудил разомкнуть зубы. Я подчинялась ему, но сама ничего делать не могла, слишком была ошеломлена.

Он стал действовать активнее, пальцами проникнув между моих губ, чтобы они раскрылись. А потом палец пропал, а горячий твердый ствол толкнулся внутрь, коснувшись гладкой головкой моего языка. Я ожидала неприятных ощущений, но он был даже ничего на вкус, вкуснее пальца. Кожа такая нежная, хоть и покрывающая упругую плоть.

А дальше он ворвался глубже, властно, глубоко, сразу на половину длины. Я невольно сжала губы и они обняли темный, покрытый венами ствол. Я почувствовала, как внутри все протестует против такого вторжения, мои безвольно висящие руки непроизвольно поднялись и уперлись в двердый живот Дари. Я почти его оттолкнула, но испугалась наказания.

Здесь нельзя сопротивляться. Я знала это. Но дышать было тяжело и непривычно. Поэтому позволила Властелину управлять собой. Может быть, он поиграет и отпустит меня?

В следующую секунду слишком толстый, растягивающий мои губы ствол двинулся обратно, и я невольно вскинула глаза вверх, посмотрев в лицо своему мучителю.

Мужчина выглядел… злым. Его лицо было искажено то ли мукой, то ли яростью, то ли…

Я еще не знала, что так выглядит его бешеное желание. В его черных глазах пылал огонь, в них была древняя могучая сила, которой можно было только подчиниться — или умереть.

— Сожми губы.

Сказано было коротко и яростно. Я быстро облизнула губы и увидела, как огонь вспыхнул ярче.

Я сжала губы, как он велел, а твердая головка толкнулась в них… и с усилием преодолела преграду, вновь овладевая моим ртом. Но в этот раз на половине длины Дари не остановился. Он вогнал свое орудие в мой рот до самого конца, а когда я захрипела от того, что не могла больше вдохнуть, я услышала над своей головой хриплый голос:

— Нет.

Неожиданно рука, держащая мою голову, пропала, исчезла властная тяжесть, и я выпустила горячий твердый ствол, кашляя с натугой и хватая ртом воздух.

— Вставай, — сказал Дари, запахивая свой черный халат и отходя от меня, стоящей на коленях. — Идем поедим.

Он отошел, оставив меня стоящей на коленях и подошел к столу в противоположном краю спальни. Я, не выдержав напряжения, упала, утонув ладонями в ковре.

Но тут же поднялась, опираясь на запястья, потому что все еще не могла его ослушаться.

После того, что только что случилось, мне больше всего хотелось передохнуть. Пару часов посидеть где-нибудь одной, с закрытыми глазами, пытаясь осознать, что случилось. Но Дари требовательно смотрел на меня, и я на неверных ногах подошла к нему. Он указал мне на один из широких стульев без спинки, а сам сел на другой, через угол.

— Я не хочу… — проговорила я, но тут мой желудок, свернувшийся в узел, подал голос, громко заурчав.

— Я вижу, — чуть насмешливо отозвался Дари.

Он придирчиво рассмотрел все, что стояло на столе.

Там были хрустальные кувшины, наполненные янтарной, малиновой, темной, прозрачной, зеленоватой жидкостью. Там были огромные расписные тарелки, на которых были разложены полоски сушеного мяса разных оттенков и такие же блюда другого цвета, на которых лежал сыр вперемешку с орехами. Сыр разный — и твердый, и мягкий, и желтый, сочащийся жиром. В вазах лежали сочные фрукты, при взгляде на которые начинала выделяться слюна. Огромные груши, виноград темного цвета, крутобокие яблоки в темную крапинку, незнакомые мне фрукты в виде звезд, разрезанные пополам киви и разобранные на дольки мандарины.

В центре стола возвышалась корзина, наполненная хлебом, от запаха которого у меня еще сильнее заурчало в животе, а рядом с ней стояли пиалы с медом от светлого до темно-каштанового и множество мисочек с различными намазками.

Дари поднял один из кувшинов. На его руке вздулись мускулы. Он наполнил бокал желтоватой жидкостью и сказал:

— Пока не буду поить тебя нашими особыми зельями, ты непривычная. Это сок винограда, не бродивший. Вы в Нитари пьете вино, я знаю, но здесь у нас так не принято.

Он придвинул ко мне бокал.

Я ухватила его двумя руками и принялась жадно пить. Оказывается, все это время меня мучила страшная жажда. Даже губы, увлажненные маслами, потрескались за то недолгое время, что я провела наедине с Властелином.

Даже есть хотелось не так сильно. Но все же хотелось, потому что кисловатый напиток растравил аппетит.

И только допив до конца, я осознала, что самый могущественный человек на континенте только что наливал мне напиток, а я даже не поблагодарила!

Я сжалась, пробормотав только:

— Спасибо…

Холодная жестокая улыбка пробежалась по губам Дари.

Он лишь склонил голову, и прядь темных волос упала на глаза. Он откинул ее резким движением головы.

Я никогда не думала, что однажды буду ужинать с кем-нибудь из сильных мира сего. Что мне будет наливать напиток Властелин Черной Пустыни. Даже ночь с ним выглядела менее фантастической, чем то, что происходило сейчас. Я должна была выйти замуж или остаться одна, но даже правителя города видеть только на парадах. Почему же сейчас я наблюдаю, как смуглые длинные пальцы выбирают кусок хлеба помягче, а потом намазывают на него мед ложечкой на длинной ручке, и он пропитывает его издавая сладкий запах.

— Начни с мяса, — посоветовал Дари, отложив хлеб с медом. Так же, руками, он потянулся к блюду и достал мне несколько прозрачных ломтиков, судя по цвету, говядины и поднес к моим губам. — Открой рот.

Черный взгляд ввел меня в ступор. Я чуть не поперхнулась последним глотком напитка. Закашлялась, как кашляла только что с его органом у себя во рту. Судя по всему, Дари, тоже вспомнил этот момент. Его ноздри раздулись, дыхание стало резче, а под столом, под черной тканью халата почувствовалось какое-то движение.

Я открыла рот, а смуглые пальцы вложили туда свернутый ломтик мяса, слегка задержавшись на моих губах.

— Ешь, — последовал приказ, которому я не посмела воспротивиться.

О, какое это было потрясающее, тающее во рту мясо! Я вспомнила, что давно не ела, потому что это была самая вкусная еда в моей жизни. Я даже застонала от наслаждения.

И снова поймала на себе взгляд черных глаз.

— Сыру? — Спросил Дари тихо, подхватывая ломтик с блюда и поднося к моим губам. Он мне теперь вообще не даст самой поесть? Но глядя ему в глаза, я открыла рот и осторожно зубами взяла этот ломтик. Пальцы вновь задержались, поглаживая мои губы.

Сыр был тоже восхиттельным.

— Спасибо… — выдавила я из себя.

— Теперь фрукты, — не допускающим толкований тоном сказал Повелитель. Он взял грушу с блюда и неожиданно в его руке оказался кинжал. Очень острый. Он одним движением располосовал грушу на несколько частей, брызнувших соком. Один из ломтиков он поднес к моим губам, а когда я снова взяла его зубами, Дари приказал:

— Оближи пальцы.

Его пальцы.

Я должна была облизать его пальцы.

Только пальцы. Ничего больше.

Я гулко сглотнула, слюна стала горьковато-вязкой. Но не посмела ослушаться и прошлась языком по забрызганным соком пальцами Властелина.

Его дыхание стало чаще.

— Что еще ты хочешь? — Спросил он.

Я не посмела промолчать.

— Что Властелин захочет мне дать… — проговорила я, уже в последнюю секунду понимая, что саму себя загнала в ловушку.

— Хочешь сладкого? — Отозвался Дари, и я вновь увидела улыбку в уголках его губ. — Ты уже наелась? Попробуй сначала паштет.

И он опять своими руками намазал для меня хлеб и скормил мне его с рук, позволяя откусывать по маленьком кусочку, пока я не съела все и не почувствовала, что голод отсупает.

— Мед? — Дари поднес ложку с медом к моим губам и я слизнула сладкие капли с нее.

Когда я почувствовала, как янтарный мед стекает по моему подбородку, я хотела взять салфетку, но он остановил меня и вытер капли своими пальцами, а потом поднес их к моему рту, чтобы я облизала.

— Вот так… — сказал Властелин. — А теперь… сладкое.

Я хотела сказать, что мед уже достаточно сладкий, но он поднялся и вновь распахнул халат. Его орудие стояло крепко и смотрело точно вперед.

Дари взял со стола мисочку с медом и полил его на свой мужской орган. Мякие капли принялись стекать и капать прямо на пол.

— Слижи все, — приказал Властелин. — Оближи его целиком. До самой последней сладкой капли.

Мне было неудобно делать это сидя, но он словно понял меня. Подошел поближе, поставил ногу на край стола, распахивая халат еще шире и тыкаясь блестящей головкой мне в губы как раз на нужной высоте.

Горячая дрожь пробежала по моему позвоночнику и захватило дух, словно я делаю что-то очень хорошее, но непонятное. Я открыла рот и впустила в его разбухший орган, испачканный медом. Это оказалось нестрашным. Тем более, что Дари больше ничего не делал. Только стоял и ждал моих действий.

А я…

Мед слизывать было не так страшно, как брать в рот то, что вгоняют женщинам в разные места, поэтому я лизнула, высунув язык. Раз, второй. И… увлеклась, подбирая мед каплю за каплей, тем более, что я очень любила это лакомство, а оно доставалось мне нечасто. Теперь я могла его есть вволю, скользя языком по всей горячей длине его орудия.

Дари дышал часто и неглубоко. В какой-то момент его рука легла мне на голову, но не властно, а так, словно он хотел меня погладить, но остановился.

Мне оставалось вылизать совсем немного — несколько капель запуталось в жестких черных волосах у него на пахе.

— Оставь… — хрипло проговорил Дари. — Оставь. Открой шире.

Я отомкнула губы, и тут руки все-таки стали властными. Он зажал мою голову и его орудие ворвалось в мой рот и продвинулось до самого горла. Один раз, второй, третий, а на четвертый, когда мне уже было нечем дышать, мой рот заполнил горьковато-соленый вязкий вкус семени Властелина. Его было много, оно исторгалось толчками, заставляя меня захлебываться, но я глотала и глотала его, вперемешку с медовым вкусом, а потом Властелин отстранился и вновь сел на свой стул.

Вода

Я чувствовала, как капли меда и семени, смешаваясь, стекают по моей коже, стягивая ее. Быть грязной было неприятно. Но это потому, что я запрещала себе думать о том, что он только что сделал со мной. Я держалась. Потому что если бы я устроила истерику, было бы все намного хуже.

Дари спокойно подвинул к себе блюдо с мясом и ел его руками с большим аппетитом, подливая себе что-то темного цвета из хрустального графина.

Я мялась, не зная, что делать. Есть точно больше не хотелось. В горле стоял комок.

— Повелитель… — начала я.

— Дари, ты зовешь меня Дари, откликнулся он, не глядя на меня и с аппетитом жуя какой-то красноватый фрукт. Сок его стекал по пальцам Дари, словно кровь, и я вспомнила ту ночь, когда лишилась девственности.

Он с такой легкостью играет судьбами людей… Что же мне делать, как выжить в его гареме? Как не попасть под горячую руку?

Я нервно комкала край своего одеяния, стараясь пореже оборачиваться на Дари.

Он же бросал изредка на меня жаркие взгляды, от которых холодела спина.

Доев, он встал и протянул мне руку. Я не посмела отказать.

И проследовала за ним.

Как ни странно, не к кровати. А к маленькому бассейну посреди спальни. Такому же, как я уже видела. Дари кивнул на мою полупрозрачную сорочку и сказал:

— Раздевайся.

Наверное, будь я поспокойнее, я бы заметила, что он вовсе не так страшен, а сейчас еще и расслаблен и даже доволен. Но для меня всего его команды были короткими и страшными. Руки здрожали мгновенно, спина покрылась холодным потом.

Я опустила глаза. Во рту стоял стойкий привкус его пряного семени, его хотелось смыть.

— Хочу смыть с тебя все эти масла, — пояснил Дари. — Не люблю липкую кожу. Люблю пробовать ее на вкус. Да и тебе хочется умыться. Ну же, Эйна. Хватит стесняться. Меня это начинает злить.

И он распахнул свой халат, позволяя ему упасть на пол.

Его орудие в этот раз не стояло, а мирно покоилось на бедре, в спящем состоянии все такое же грозное, как и в стоящем.

Я облизнула пересохшие губы и тут же поймала взгляд Дари на свой рот. Красноречивый и жаркий. А спящий змей на его бедре дернулся и поднял голову. Что, опять? Какой же он ненасытный…

— Мы будем мыться вместе? — Спросила я едва слышно.

— Да, я тоже испачкался.

Он шагнул ко мне и нетерпеливо рванул ткань, все еще прикрывающую мое тело.

Его руки были сильными и крепкими. Он деловито вращал меня в своих объятиях, а потом что-то сделал, и ткань затрещала и рванула в разные стороны, оставляя меня обнаженной.

Дари шагнул еще ближе и прижал меня к себе вплотную. Перед моими глазами оказалась его смуглая кожа, на груди покрытая волосками, которые хотелось потрогать. Мускулы, плотные и длинные, воинские мускулы напряглись и затвердели. А кое-то еще пониже упруго ткнулось мне в живот.

Я попыталась отступить, но железные руки Дари не дали мне такого шанса. Он лишь сильнее прижал меня к себе.

— Мыться… — сказала я еле слышно.

Неужели он передумал и хочет меня… еще раз?

Кадык Дари дернулся, а я втянула в себя пряный воздух, пахнущий его телом.

— Точно, — сказал Дари. — Мы будем тебя мыть.

И он выпустил меня. Кивнул в сторону бассейна. Спускайся, мол. Мои ноги подгибались, но вряд ли Властелина можно было ослушаться. Может быть, ему нравились такие наложницы? Потому что если ему нравятся более раскованные, мне конец.

Дари тоже подошел к бассейну и спустился в него, с удовлетворением выдыхая. Я старалась не смотреть на его тело. Оно одновременно было очень мощным и опасным, так что захватывало дух и поджимались поджилки, но при этом ловким и гибким, каким и должно быть тело воина пустыни.

Вода вокруг него забурлила, окрашиваясь в молочный цвет. Я во все глаза смотрела на такое чудо.

— Это называется водопровод, — закрывая глаза, сообщил Дари. — Сложная система труб проложена так, чтобы вода текла в мои покои сама собой, а на нужном этапе в нее добавляют молоко и отвары, если я так приказал. Грязная вода сливается сама собой.

Вот это было настоящее чудо. Даже в Нитари подобные системы только начинали строить. Но работали они только если натаскать воды в бак на крыше.

Я оглянулась, скучая по своему скромному одеянию, вздохнула и аккуратно принялась спускаться по ступенькам в бассейн. Оглянувшись на Дари, я увидела, что он наблюдает за мной из-под век, и глаза его сияют чернотой. Несмотря на то, что он уже излился в нее, в Дари чувствовалось мужское горячее напряжение. Он скользил по моему телу жадным блуждающим взглядом, тщательно разглядывая грудь, живот, бедра.

Я почувствовала как краска заливает мое лицо.

— Иди ближе… — в голосе Дари чувствовались нижние нотки, пробивающие насквозь меня до самого сердца… а точнее того, что ниже. Мурашки разбегались по коже горячими каплями.

Мне пришлось самой придвигаться к нему непозволительно близко. Горячий пар, поднимающийся от воды, разносил запахи пряных трав, но запах Властелина был сильнее.

Он меня пугал. Я бы хотела почувствовать то, чего добился когда-то Матир — влечения к темной стороне, растворение в желаниях своего тела. Но этого не было и в помине. Пока то, что делал со мной Дари было только жестоким, противным или никаким.Но не будило во мне ту страсть, о которой так долго говорили.

Вода мягко обнимала меня плотными волнами, молочная пена упруго ласкала кожу. Мне было очень хорошо, да так, что я забыла о мужчине рядом.

Но он не забыл обо мне. Он смотрел на меня пылающим темным взглядом, и я боялась так, как никогда до сих пор.

— Что?..

— Я хочу, чтобы ты кое-что сделала.

Купание

Дари смотрел на Эйну и понимал, что этот вечер может закончиться полной катастрофой. Он хотел всего лишь поиграть с ней, удерживая на грани. Не хотел пока мучить, хотел, чтобы она сама желала его так сильно, как его желают прочие наложницы. Едва нитарийка вошла в его спальню,  он понял, что дорога не помогла, не стерла ее воспоминания об их первой ночи. Она все еще боится его до судорог и ничего поделать нельзя?

Или можно?

Он хотел накормить ее, пробудить свойственную женщинам сладкую страсть. Он редко позволял себе играть, становясь воином даже в постели. Но иногда это доставляло ему удовольствие — оттягивать страсть, дразнить, быть дразнимым. Редко. Но пожалуй оно стоило того. Особенно оно стоило с нитарийкой, такой невинной и одновременно холодной.

Она его привлекала и Дари решил, что заслужит ее желание, пробудит его в ней.

Она цепляла, заставляла думать о ней куда больше, чем он привык думать о своем гареме. Может быть, дело было в том, что сначала он оценил ее неверно? Ждал развратницы, которая с детских лет училась ублажать мужчин, а получил чистую душой и телом голубицу?

Дари так подгонял караван, пока они возвращались в замок, что они вернулись даже слишком рано, и до встречи с послами независимых пустынных племен оставалось еще несколько дней. Он не привык проводить дни в неге и разврате, но почему бы не попробовать объездить эту кобылку?

Тем более, что она зажигает огонь в крови, огонь в чреслах, огонь в яйцах.

Хотелось удержаться, испугать ее, соблазнить, снова испугать.

И все шло хорошо, пока мед не потек по ее губам.

Сладкий мед, который она должна собирать своим язычком…

Дари не выдержал — его прострелило молнией, его орудие встало по стойке смирно, кровь отлила от головы.

И его взбесило, что стонать Эйна начала не от его ласк, не от внимания Властелина, а от меда! Ну он и налил ей меда, от души налил, вогнал в горло свой меч, накормил своими сладостями, раз она так любит сладкое!

Просто снесло голову, как не сносило в самой кровавой битве. Он едва удержался, чтобы не выдолбить ее горло так, как хотелось. Все-таки поймал себя в последний момент перед тем, как окончательно отвратить ее от сладких битв в его компании. Удержался и заставил всего лишь вылизать его целиком, держа себя в кулаке, хотя накаленные нервы требовали совсем другого.

И вот сейчас ему предоставился второй шанс приохотить нитарийку к этим забавам. Там и до отдолбить дойдет. Если ей понравится. Но Дари понял, что ему не хватает нужных сведений. Светлая мысль совместить их добычу с водными процедурами пришла ему чудом.

— Я хочу, чтобы ты кое-что сделала, — сказал Дари, глядя на Эйну и понимая, что если вот эта капля на ее груди сейчас не скатится сама, он ее слижет. А потом только дьявол его остановит.

— Что? — Испуганно спросила малышка.

Она была такая зажатая, такая скукоженная. Бледная, худенькая, с небольшими грудками размером с яблочки, с розовыми сосками и губами…

Хотелось ее развратить, научить принимать его, научить сладкой науке.

Но почему-то она в своем Нитари этим не занималась?

— Сначала вымой себя, — сказал Дари хрипло. — Умой лицо и волосы, чтобы ты не пахла розовым маслом.

Она снова вздрогнула. Она вздрагивала от любых его слов и едва не спасалась бегством. Это уже начинало бесить, но все, что Дари мог с этим сделать, сделало бы еще хуже. Поэтому он стискивал зубы и терпел.

Терпел, пока она приподнималась из воды и потоки белесой жидкости лились с ее тела, терпел, пока нагибалась и омывала лицо, терпел, пока промывала волосы, прогнувшись так, что тонкая талия смотрелась соблазнительнее некуда.

Потому что знал, что дальше придется терпеть куда сильнее.

Нитарийка закончила мытье и взглянула на Дари с покорностью, от которой у него в чреслах взорвалась не меньше чем бомба. Как бы он хотел, чтобы она вот так оглядывалась на него, когда он берет ее сзади…

— С кожи тоже смой масло… — скрипнул зубами Дари, напоминая себе, что если все пройдет так, как он задумал, он еще сможет мыть ее своими руками, так как хочется прямо сейчас. А если она так и останется замерзшей и испуганной, а он позволит себе все, то такого удовольствия ему не видать.

Ему никогда не нравился привкус благовоний на коже его наложниц. Но в целом было все равно, чаще всего он и сам их трахал еще покрытый кровью врагов, песком и пеплом, поэтому не говорил ничего. А с тех, с кем играл дольше ему нравилось смывать масло своими руками.

— Между ног тоже, — потребовал он.

Нитарийка вспыхнула и покраснела вся целиком. Дари смотрел на это с интересом, у него было мало таких белокожих.

Вот теперь начиналось настоящее испытание. Она так старалась повернуться боком, чтобы он не увидел, как ее пальцы касаются ее лепестков…

— Ты ласкала себя там? — Спросил он внезапно.

Давно хотелось узнать, почему его представления о Нитари и эта девушка так противоречат друг другу. Но еще ему хотелось поговорить с ней об этом, раз уж ласки с ней не пройдут. Внутри у него пылал огонь, он хотел пробудить его в ней, но она только отодвигалась.

Это начинало бесить. Любая женщина Черной пустыни раздвигает перед ним ноги раньше, чем он попросит. А эта отпрыгивает от него и бесит.

И чем дальше, тем сильнее бесит. Этим вот одеревенелым смущением…

— Да…

Она ответила так тихо, что он понял только потому, что она вся с макушки до пяток стала ярко-розовой.

— Тебе понравилось?

Дари напряженно вглядывался в ее лицо, но ее пальцы, застывшие между ног, интересовали его тоже. Что она сделает?

Она молчала и кусала губы, мотнула головой — ни да, ни нет.

— Ты испытала горячее удовольствие? — Уточнил он.

— Оргазм? — Уточнила она, и Дари рассмеялся. Вот теперь он узнает Нитари! Девственница, краснеющая от каждого слова, знает что такое оргазм!

— Да, малышка, оргазм, — рассмеялся он еще раз. — Был он у тебя?

— Нет.

— Но тебе было приятно?

Эйна перевела дыхание и шумно сглотнула.

Дари заметил, что ее рука между ног дернулась, а розовые соски затвердели и смотрели теперь дерзко и прямо. Она все еще зажималась, но кровь уже гуляла по телу, кожа становилась мягче, и кажется все шло в нужном направлении.

— Да…

— Расскажи, как ты это делала?

Эйна набрала воздуха в легкие и тут нервно выдохнула.

Дари смотрел на нее, не отрываясь, не давая соскочить с вопроса. Пусть ответит.

Нитарийка снова протяжно выдохнула и… убрала руку, что лежала между ног. Опустилась на дно бассейна. Он не препятствовал, только ждал, требовательно ждал ответа и она была вынуждена ответить:

— Трогала снаружи…

— Еще! — Дари впился в нее взглядом.

Она опустила глаза и продолжила:

— Иногда палец окунала внутрь… Но мне не понравилось.

Вот беда. Впрочем… Аппетит приходит во время еды.

— А снаружи ты нашла средоточие удовольствия?

— Да… Там приятно… — она запиналась, но говорила дальше. — Но до конца… нет, не доходила.

Дари только попробовал вообразить себе, как Эйна разводит пальчиками складочки, касается осторожно узелка и закусывает губу. Или медленно вводит пальчик внутрь себя и морщится. Ухххх, как у него свело яйца от желания ее сейчас взять!

— Я хочу, чтобы тебе стало приятно до конца, — сказал Дари мягко, подделываясь под ее тон и выбор слов. Но она все равно была шокирована. Распахнула глаза, поднялась. Соски скользнули по краю воды, грудь колыхнулась. Пах прострелило от желания.

— Ты заставишь меня?

В ее голосе появились сиплые нотки.

— Нет, но ты захочешь сама, — пообещал Дари.

Эйна задышала тяжелее. Дари подумал, что это будет сложнее для него, чем для нее. Как он быстро запал на эту нитарийку. На сочетание невинности и осведомленности. Ведь невинные у него уже были, но они не слишком разбирались в этих тонкостях.

Чем-то его Эйна зацепила. Не телом, больше подходящим подростку, если не считать нежных грудок, не красотой, были у него и роскошней женщины. Чем-то другим.

Но он планировал разбираться с этим только потом, после того, как возьмет ее полноценно, чтобы она кричала от удовольствия.

— Я? Как?

— Увидишь. Сначала ты сделаешь это на моих глазах.

— Я не умею.

— Научишься.

Ее дыхание сбилось от его жесткого ответа, словно и она представила его в роли учителя.

— Ты будешь смотреть?

Дари окинул ее медленным закипающим взглядом, рассмотрев в подробностях и соски, и розовый рот, и лепестки между ног, и тонкую талию.

— Сядь на край и разведи ноги, — сказал он вместо ответа.

Нитарийка распахнула глаза, шокированная его требованием.

Посмотрела недоверчиво. Неужели он и правда такое приказал?

Дари привык, что его женщины выполняют такие приказы с завидной готовностью, поэтому ярость вскипела в нем неожиданно сильно иугомонилась только когда она вернулась к бортику, взошла на него и села напротив него, разводя бедра.

— Шире.

Он не видел ее розовых внутренностей и это тоже раздражало.

Она развела бедра шире и манящая глубина наконец раскрылась взгляду Дари.

— Господин! — Раздался сдавленный голос от входа в спальню.

Дари развернулся туда, готовый убивать.

Искушение

Я выдохнула с облегчением, когда раздраженный тем, что нас прервали Дари обернул покрывало, которое сдернул с кровати вокруг бедер и направился к дверям. Сначала я слышала глухие голоса, потом дверь закрылась и настала тишина.

Я ополоснулась и поспешно выбралась по скользким ступеням из бассейна. Хоть и твердило что-то в глубине души, что Властелин не простит мне такого самоуправства, но оставаться там и ждать, что он еще придумает, было выше моих сил.

Одеяние мое было разорвано, и я закружила по спальне, ища чем бы обернуться. В любой момент Дари мог вновь прийти и увидеть меня голой, а у меня и так от его взгляда горячие мурашки бегали по коже.

Я знала, что сегодня он снова войдет в меня, войдет целиком, я не сомневалась в этом. Ведь наложницы для того и существуют и то, что Дари отложил экзекуцию, решив меня сначала накормить… Медом и семенем… Еще не значило, что он откажется от всего остального. Недалеко от бассейна на топчане были сложены мягкие полотенца. Я осмелилась взять одно и обернуть его вокруг себя. Получилось весьма даже скромное платье.

Почему-то именно в этом мягком полотенце я почувствовала себя гораздо лучше. Оно было не для того, чтобы показать меня похотливому взгляду как можно вкуснее. Это было просто честное полотенце.

С волос стекала вода и я промокнула их другим полотенцем.

Подумала невольно, что на аукционе рабов такой роскоши мне бы не досталось. Грязь, чужие руки, гнилая солома… боль. Зря я так отношусь к Дари. Без него было бы намного хуже. А если подумать, то если он от меня откажется будет хуже. Будет.

Я повернулась и мой взгляд наткнулся на гигантскую кровать, устланную алыми простынями, которая ждала меня как раскрытая пасть чудовища. Вопреки разумным доводам, я поняла, что не смогу на нее лечь.

Я принялась ходить кругами по спальне, не понимая, что мне делать. Вела рукой по стенам, натыкаясь иногда на двери. Вот через эту меня сюда впустили, вот в эту ушел Дари, надо держаться подальше. А вот еще одна скрытая дверь. И еще.

Сколько у него выходов отсюда?

Я остановилась у одной из них, почувствовав дуновение сквозняка в щели. Поднесла ладонь, шагнула ближе, прислушиваясь. Да, там были слышны голоса! Женские. Это была точно не дверь в гарем, но все же за ней кто-то переговаривался, какие-то свободные женщины.

Я вдруг задумалась. Ведь у Дари есть не только наложницы. Правда? У него ведь наверняка есть и жена. Или жены… Или даже дети. И наверняка они имеют доступ к нему в спальню!

Я вдруг испугалась и отскочила в сторону. Почему-то столкнуться с женой Дари показалось мне ужасной перспективой. В ушах зашумела кровь, сердце ухнуло в пятки.

На цыпочках я отошла в сторону и метнулась к кровати, которая почему-то показалась мне сейчас меньшим злом.

Вернется ли Дари сегодня? Его давно не было слышно, и я вдруг задумалась, что его важные дела могут отнять много времени. Значит я останусь одна в его спальне или за мной придут, чтобы отвести обратно в гарем?

Я вскарабкалась на кровать, скользнула по гладким простыням, нашла россыпь подушек и устроилась между ними, накрывшись покрывалом.

Почему-то после возбуждения и купания мои нервы вдруг решили расслабиться, и меня потянуло в сон. Подо мной был такой удобный и мягкий матрас, что я не могла поверить, что эта кровать принадлежит суровому воину Дари.

Додумать эту мысль я не успела, потому что буквально не успев этого, заснула, соскользнув в сон.

Проснулась я от того, что во сне меня стал жечь огонь.

Задохнувшись, я вынырнула из сна с бьющимся сердцем и сразу поняла, откуда взялся этот огонь. Дари сидел среди подушек и смотрел на меня своими черными глазами, которые и не во сне прожигали во мне дыру.

— Не бойся, — сказал он, когда я дернулась в сторону, спросонья испугавшись, что свалюсь с кровати.

Когда он успел вернуться? Я так крепко заснула, что не заметила этого. Сколько же он тут сидит и смотрит на меня? И о чем думает? Не ждет ли меня наказание за то, что я осталась здесь, а не ушла к другим наложницам? А может наоборот — он наказал бы меня за самоуправство?

Тысяча мыслей жалящим роем пронеслись у меня в голове, пока я смотрела на спокойного Дари, совершенно обнаженного, рассматривающего меня с интересом.

Я чувствовала как задыхаюсь наглотавшись горячего воздуха из своего сна, но спастись от огня не могла, потому что огонь был со мной рядом и я принадлежала ему. Он мог заклеймить меня своим касанием, одним своим взглядом.

В спальне была полутьма и я едва различала его, но

Дари щелкнул пальцами, и вокруг кровати зажглось несколько светильников.

— Что это? — Испуганно спросила я. — Магия?

— Механика, — отозвался Дари. — Как водопровод. Только газ расходится по трубам, а мне остается только поджечь его вовремя. Я хочу тебя видеть. Ты так красива на этих простынях.

Почему-то вместо того, чтобы успокоить или даже настроить на романтический лад, его желание видеть меня при свете испугало. Я поняла, что мне проще смириться с тем, что он хочет взять меня раз, другой и третий, чем вот такое настойчивое внимание. Выспавшись, мой мозг свел все в единую картину и я поняла, что Дари не собирается ограничиваться всего лишь соитиями по своей прихоти. Он хотел от меня большего и это чудовищно пугало.

Вот и сейчас он оставался на расстоянии, разглядывая меня своими горячими черными глазами. Я не могла произнести ни слова. Даже спросить, правильно ли я сделала. Потому что знала, что если бы сделала неправильно, он бы уже об этом сказал.

— Сними с себя полотенце. Откинь покрывало. Сядь.

Он скомандовал это коротко, но я уловила в интонациях какую-то странную, пробирающую до костей вибрацию. Словно он был бы и рад сказать больше, но не планировал выдавать себя.

Я медленно, еще не до конца соображая со сна, отвела шелковое покрывало и мне сразу стало прохладно. Но теперь приходилось еще и развязывать полотенце прямо под огненным взглядом, который согревал… Согревал как пожар. Так же уничтожительно.

Мне пришлось приподняться, чтобы размотать полотенце и почти спустить его с груди. Хоть Дари и видел меня уже всякую, все равно было сложно обнажиться перед ним в очередной раз. И только устроившись на подушках и получив приказ:

— Разведи ноги!

Я поняла, что Дари не отказался от своего плана. Он собирался заставить меня… трогать себя, пока он смотрит. И как он сказал — чтобы я закончила.

Лучше бы он взял меня. Еще раз. Как угодно. Потому что когда я раздвинула бедра перед ним, я вдруг поняла, что мои пальцы просто меня не послушаются, если я буду делать то, что он прикажет. От стыда горело лицо, хотелось закрыть его руками и убежать, но я оставалась на месте. Не потому что он бы меня догнал, а потому что могучая аура Дари держала меня.

— Согни колени. Покажи мне себя.

Я все-таки закрыла руками лицо, когда ложилась в требуемую позу. Закрыла и тихонько захныкала от невыносимого стыда и дрожи, рождавшейся внутри. Почему он просто не хочет меня изнасиловать? Зачем ему нужно так унижать меня?

К счастью, я не видела лица Дари и его глаз. Но я могла себе вообразить как его радует моя послушность. Как его огненный взгляд прожигает мою кожу насквозь. Как встает его…

О, нет! Я не могу!

Я вдруг почувствовала бешеную злость. Как он смеет вообще! Подумаешь — Властелин пустыни! Да сколько той пустыни!

Но я тут же смирила себя. Это ведь только начало. Дари может сделать вещи похуже. Пока он только играет со мной как кот с мышью. Я знала, каким он может быть нетерпеливым, какую боль причинить и как мимоходом растоптать все мои желания, если захочет.

Когда он наиграется, он просто будет брать меня где угодно, в любых видах и позах, в любые… отверстия. Смягченные розовым маслом. Я ведь тут для его ублажения.

Ведь если ты такой могучий воин, а у тебя есть слабая женщина, тебе ведь не придет в голову отвезти ее домой, нет. Ты захочешь над ней поиздеваться!

— Положи пальцы себе между ног, — скомандовал Дари.

Обещания

Голос Дари был таким низким и рокочущим, что одними этими словами меня пробрало, гулкой вибрацией прокатилось по позвоночнику. Я заерзала на шелковых простынях, но ослушаться не посмела.

— Ласкай себя, — велел Дари.

Не буду врать, я знала, что надо делать. Ласкать себя…

Мне не было это интересно, потому что я была увлечена совсем другим. Да и подругам не было интересно, у них для ласк были мужчины. Зачем делать это самой? Но раз развратный Властелин так любит смотреть, то…

Придется показать ему.

Что она умеет делать. Только сначала пришлось представить, что я одна, что Дари не смотрит на меня страшными черными глазами, не обжигает своей похотью.

Я откинулась на подушки, прикрыла глаза и попробовала расслабиться. Представила, что я у себя дома, в моей комнате, это утро воскресенья, самое раннее, родители еще тоже нежатся в кроватях, отсыпаясь после тяжелой недели. А я выспалась, зато помню свой сон, в котором огромное мягкое море качало меня на своих волнах, наполняя тело тяжелой негой. И в полусне, в ленивой этой неге я тихонько оглаживаю свою мягкую кожу, касаюсь тяжелой груди, задевая ноющие соски. Почему так странно — трогать живот не так чувствительно, как грудь? Почему трогать грудь хочется еще и еще? Тело отзывчиво раскатывает по нервам сладкие волны. Нарастает волнение, почему-то сбивается дыхание.

Это ведь не стыдно, когда это делает не мужчина, а ты сама?

Или все равно нехорошо? Сжимаю грудь, провожу ладонью по животу. Вниз и вниз, до гладкого лобка, с которого теперь удалили все волосы, а дома… дома они были мягкими под ладонью. Можно было раздвинуть их, коснуться своей щели, развести ноги, закусив губу… А там уже влажно. Даже сейчас, когда она едва избавилась от страха перед Дари, там влажно, а по утрам было еще лучше. Тягучая жидкость с пряным волнующим запахом пачкала пальцы, но с ней они скользили внутрь и наружу куда лучше.

Я конечно думала о том, что однажды лягу с мужчиной, который мне понравится, но никогда не представляла, что это может быть Властелин Черной Пустыни. Я хотела, чтобы это был кто-то похожий на папу — веселый, добрый, всегда готовый выслушать. Не очень высокий, скорее крепкий. Надежный и любящий.

И он однажды нашел бы меня, привел к себе и ласкал долго-долго прежде чем осмелился бы…

— Вставь себе.

Что?! Я очнулась и отдернула руку. Так далеко ушла в своих мечтах, что совсем забыла про Дари, которых следил за мной жадным хищным взглядом. Он был возбужден — его орган торчал как копье между его ног. Налитый кровью, мощный, пугающий.

Другие женщины обожали его орудие, я была уверена. Дари вел себя именно так, словно всю жизнь женщины только вешались на него. Почему же я так пугаюсь каждый раз, как он обращает на меня внимание? Он же красивый, я понимаю. Но он еще и опасный. По одному его слову я могу умереть или жить, меня могут избить плетьми или покалечить. Он может отдать меня своим солдатам или своим наложницам. Неизвестно еще, что хуже. И я совсем его не понимаю, где уж бедной нитарийке понять воина и властителя огромных территорий?

И я должна перед ним делать самое стыдное для женщины?

Мне кажется, у меня внутри все пересохло, но я все равно попыталась пропихнуть туда палец. Входил он с трудом и было больновато, и меня остановил жесткий голос Дари:

— Хватит. Ты сухая.

Да, я сухая, и что? Я ведь не могу возбудиться по его приказу. Или он этого и желает?

Неужели он так жесток со своим гаремом и ни разу не видел не возбужденную девушку? Но потом я вспомнила, сколько масла заливают перед тем, как отправить кого-нибудь к Дари и открыла секрет.

— Закрывай глаза и поворачивайся на живот.

Я с облегчением вынула из себя пальцы, но потом до меня дошел смысл приказа. Сразу стало ужасно страшно. Неужели он хочет заняться мной сам? Или устал ждать, пока я научусь заканчивать начатое и решил взять меня такую, какая есть? Почему я не старалась лучше! Я повозила еще немного пальцем, надеясь вызвать в себе отклик, но неуловимое чувство со стороны Дари подсказало мне, что пора подчиняться.

Я перевернулась на живот, уткнувшись лицом в подушку. Дари выждал большую паузу, прежде чем его присутствие стало совсем невыносимым, и я поняла, что он рядом.

В полной тишине я не слышала как он передвигается, он делал это как настоящий пустынный воин, неслышно. Нечувствительно. Но горячая ладонь легла мне на спину и я чуть не заорала от неожиданности. И сразу же ладонь переместилась мне на попу.

Приподнялась… и по спальне раскатилось звонкое эхо, когда Дари от души хлопнул меня. Кожа запылала от горячего удара, я вздрогнула и прикусила губу. Ладонь легла на горящее место, принялась ласково поглаживать меня.

— Хорошая, послушная девочка, — задыхающимся голосом сказал Дари. — Но совсем не горячая. Что мне с тобой делать, малышка?

Это «малышка» проскальзывало уже не впервые и мне было так странно слышать его от него.

— Не знаю… — прошептала я в подушку, чувствуя, как выступают слезы на глазах. Не самый лучший вариант — плакать в спальне Властелина, который хочет от тебя совсем другого.

— Я так хочу отыметь тебя так, чтобы ты кричала от восторга, моя малышка, — шепот Дари ядом тек в мои уши. — Хочу отдолбить тебя, отодрать, как последнюю шлюху, а потом ласкать так, чтобы ты не могла встать от наслаждения.

— Повелитель… — прохрипела я в ответ, едва собираясь с голосом от того, что он мне говорил. Разве так можно говорить? Ему можно все, но я к такому не привыкла!

— Ты такая красивая, неужели никто не видел тебя такую голенькую?

— Нет…

— Прекрасно… — ладонь Дари надавила на поясницу, тяжело прошлась по всему телу, нырнула между половинок попы и коснулась горячей промежности. — Значит я буду первый любоваться твоим цветком, буду иметь тебя и слушать твои стоны. И ты будешь стонать. От боли или наслаждения — вот это твой выбор.

Его пальцы коснулись дырочки, все еще сухой, а потом прошлись выше и дотронулись до узкого кольца мышц, которое непроизвольно сжалось.

— И здесь я тоже тебя хочу, моя малышка… — прохрипел Дари мне на ухо. — Но сейчас мне нужно срочно уйти. Я вернусь к тебе вечером и мы продолжим. Выспись хорошенько, потому что я не дам тебе спать всю ночь.

Большой гарем

Я не успела осознать, что произошло, а Дари уже встал с постели и накинул на себя свой любимый халат. Запахнул его и сделал какой-то жест, в ответ на который распахнулась дверь в коридор, откуда меня приводили и оттуда вышла женщина в черном. Я так и не запомнила их лица, поэтому даже не догадывалась, та же самая, что вела меня сюда или другая.

Она не стала задавать Властелину никаких вопросов, просто накинула на меня другой халат, белый и увела за дверь. Я так понимаю, обратно в гарем. Мне стоило запомнить это навсегда. Как бы мне ни казалось, что Дари относится ко мне как-то иначе, а в последнее время мне это подозрительно часто начало казаться, на самом деле я была для него просто одной из многих. Трофеем, вывезенным из большого мира и брошенным среди других трофеев. Сейчас он про меня вспоминает, играет, любуется блеском, но однажды я ему надоем и даже комнаты в гареме у меня больше не будет. Как и свободы. Потому что свободы в его крепости не может быть ни у кого.

Запахнув халат, я семенила за женщиной в черном по коридорам и предавалась безрадостным мыслям. Что я могла сделать? Я пыталась ему понравиться, пыталась делать так, как он говорит, но поможет ли это? Ведь я стану такой же, как все остальные, а им это не помогло. Но и сопротивление вряд ли сделает меня уникальной. Он просто изнасилует меня пару раз и выбросит уже сломанной игрушкой. Как ни крути, я не смогу стать особенной для повелителя песков. Надо было учиться соблазнять мужчин, когда мне это предлагали. А я думала, что фехтование пригодится мне больше.

Теперь я могу только заколоть Дари, если мне принесут меч, и то не факт, скорее всего, он сражается лучше. А вот стать для него незаменимой — не могу.

Хоть я и старалась держать голову как можно выше, когда мы вышли в общий зал гарема, но десятки взглядов меня смутили. Стоило нам показаться из коридора, как десятки женщин, что занимались до этого своими делами, беззастенчиво на меня уставились, вообще не смущаясь тем, что разглядывают.

Я попробовала встретить эти взгляды прямым своим, но у меня не очень получилось. На четвертых или пятых черных глазах, сочащихся ненавистью и завистью, я перевела взгляд на стены и дальше уже смотрела поверх голов.

Тем более, что общий зал гарема стоил того, чтобы его поразглядывать.

Он был невероятно красив, словно кто-то специально задумал этот зал таким, чтобы подчеркнуть и оттенить красоту женщин, живущих в нем. Стены были сделаны из белоснежного камня. Я не могла понять, какого именно. Возможно, мрамора, но разве из мрамора можно вырезать такую красоту, все эти деревья и цветы, тонкие решетки, узоры, украшения, которыми были покрыты все стены и потолок. Часть растений были раскрашены и создавалось ощущение, что я нахожусь в солнечном лесу, просвеченным солнцем. Вдоль стен стояли диваны и кушетки, обитые разноцветным шелком, расшитым узорами. Из-за того, что мебель была всяких разных цветов, создавалось ощущение пестроты и радости.

Между диванами стояли высокие горшки с различными растенниями. Часть из них была деревьями, высокими, под самый потолок, другая часть — вьющиимися растениями, которые оплетали позолоченные колонны и балки. Еще одна часть была яркими цветами, которые осыпали свои лепестки прямо на головы обитательниц.

Цветов вообще было очень много, и живых, стоящих в разнокалиберных вазах, и каменных, которые были вырезаны из мрамора и малахита, и деревянных, и вышитых на покрывалах и подушках, разбросанных по полу.

В полу было несколько бассейнов, соединенных друг с другом ручьями, вдоль них и валялись на полу подушки, на которых отдыхали наложницы Дари. Около них стояли столики и подносы, на которых грудами лежали фрукты, пирожные и стояли кувшины с напитками. Посреди зала было небольшое возвышение, окруженное бассейном с водой, и на нем сидело несколько женщин преклонного возраста с музыкальными инструментами в руках. Они наигрывали заунывную музыку, но никому это не мешало, потому что девушки в основном болтали и сплетничали.

Я опустила голову и только следовала за моей провожатой, но все же успевала заметить то одну, то другую девушку. Все они были в богатых платьях, которые так и хотелось разглядеть вблизи, но я обжигалась о взгляды и снова отворачивалась.

Я могла оценить вкус Дари в выборе женщин. Они все были невероятно красивы. Светлые и темные волосы, рыжие и седые, крашеные и натуральные, кудрявые и прямые — тут были женщины всех видов, всех разновидностей, самые разные. И толстые, и стройные, и с темной кожей, и со светлой. Словно у Дари не было определенных предпочтений. Хотя я помнила, что те, кто на меня нападал, имели пышные бедра и грудь и тонкую талию. И темные волосы. Может быть, таких он любил больше?

Пока мы шли к моей комнате, в зале царила тишина, но стоило нам миновать кучку-другую девиц, как там сразу же начинали шушукаться. Я спиной чувствовала любопытные и ненавидящие взгляды. Видимо, те, кто прибыл в замок, рассказали тем, кто остался, что происходило на аукционе. И теперь меня ненавидел весь гарем Дари.

Нет, варианта остаться тут на правах обычной наложницы у меня не было. Либо я должна стать его фавориткой, либо погибнуть.

И насчет погибнуть я очень быстро все поняла.

Моя комната ждала меня. Скромная, как всегда, но ночевать все равно придется с Дари, судя по его обещаниям.

— Где я смогу омыться, когда господин позовет меня? — Спросила я женщину в черном.

— Когда позовет, вас проводят в комнату для омовений, — ответила она не слишком дружелюбно, но тут же исправилась: — Госпожа что-нибудь хочет?

Я бы отпустила ее на все четыре стороны, но к тому времени я жуть как умирала как хотела кофе. Кажется, я не пила его с момента, как покинула Нитари. Почему-то в этих краях предпочитали другие напитки, хотя в Нитари считалось, что кофе изобрели в пустыне, а растет он в здешних горах.

— Очень, — сказала я. — Принесите свежесваренный кофе, будьте добры.

Она бросила на меня уничтожающий взгляд, а я всерьез задумалась, не перегнула ли я палку? Я должна была отказаться? Но было уже поздно думать о чем-то ином. Женщина склонила голову, прошипела:

— Как госпожа прикажет…

И ушла.

Я устало оперлась о стол, едва за ней закрылась дверь. Как утомительно это все. И необходимость держать лицо не делает ситуацию проще. Мне бы с Дари разобраться и с моими желаниями, а надо еще вести политику там, где я должна отсыпаться. Должна как-то противостоять местному змеюшнику.

Кровать манила возможностью наконец поспать, и я прямо физически не могла сопротивляться желанию упасть на валик и укрыться покрывалом.  Поспать хоть немного. Но мне должны были принести кофе, и я села в кресло, чтобы не поддаться искушению.

Ждать было скучно. Не знаю, чем тут женщины занимаются кроме сплетен. Надеюсь, хоть вышивают или читают, но в моей комнате точно было нечем заняться, так что ждала я сначала терпеливо, потом мне стало скучновато, а потом я оперлась на ладонь, поставив локоть на подлокотник и незаметно для себя задремала.

Разбудил меня волшебный запах кофе. Я встрепенулась и протерла глаза, как раз тогда, когда женщина в черном с подносом вошла в мою комнату. Это была совсем другая женщина, явно моложе. И симпатичнее. И отзывчивее. Она явно заметила, что я спала, поэтому поставив поднос на стол, подошла к кровати.

— Я сейчас расстелю вам постель, чтобы вы могли поспать… — проговорила она приятным мелодичным голосом.

Я хотела запротестовать:

— Нет, нет, не беспокойтесь! — Но уже взяла в руки чашку кофе и вдохнув его аромат не смогла не сделать глоток, который божейственнной амброзией разлился по моему рту.

Поэтому я не сумела предотвратить трагедию.

Женщина откинула покрывало на моей кровати… И змея, которая спала там все это время, а теперь была потревожена, бросилась ей прямо в лицо и укусила.

Чашка с кофе вылетела из моих пальцев, разбиваясь о мраморный пол.

Я завизжала во весь голос, вспрыгивая с ногами на кресло.

Женщина упала, корчась, ее лицо заливала кровь от укуса, а судя по трещотке на хвосте змеи, она была ядовитой. Значит… О господи!

Все это время змея спала в тепле, пригревшись и ожидая, пока я, именно я приду и откину покрывало! Я должна была корчиться здесь на полу. И если бы не мое глупое желание кофе, я бы умирала сейчас от укуса!

Кажется, меня в гареме невзлюбили даже сильнее, чем я думала!

Решение

Дари не планировал прерывать их с Эйной развлечения. Но, к сожалению, послы других пустынных государств прибыли слишком рано. Он отошел, чтобы поздороваться с ними, оказать им все нужные почести. Вернулся, конечно, но впереди был еще долгий разговор, который невозможно было отложить. А значит, следовало отложить развлечения с нитарийкой. Раньше ему бы в голову не пришло выбирать между женщиной и войной. Но кажется сейас многое менялось.

Послы были многоречивы, вручали подарки и принимали подарки сами, а все мысли Дари оставались там, в его спальне, где в воде плескалась его малышка с бледной кожей. Невинная девочка, которую так и хотелось натянуть на свое орудие.

В таком состоянии, когда перед его глазами только ее розовая щель, ее закушенные губы, ее пальцы, робко касающиеся лепестков плоти, то как ее палец входит туда, куда когда-то входил его орган, было совершенно невозможно совещаться. И зудящая похоть, поднимавшая налитый кровью орган тоже не помогала сосредоточиться.

Поэтому он перенес совещание на попозже и поспешил к ней обратно.

Нужно было что-то сделать с ее стеснением и с тем, что она никак не возбуждалась. Потому что он возбуждался от одной мысли о ней, о том, что дотронется до ее розовых сосков, погладит по впалому животу, толкнется в горячую глубину…

Когда он вернулся, она спала. Наивная и невинная. Хотелось лечь рядом, обнять ее изо всех сил. Но Дари не был уверен, что удержится в границах и не натянет ее узкую дырочку на себя. Очень хотелось выплеснуть раздражение, созданное этими гостями, в соитие, выдавить свою ярость, как он это делал всегда. Но нитарийка спала в его постели такая нежная и невинная, такая аппетитная, маленькая девочка… Он чуть было не сорвался в последний момент, даже навис над ней, покачивая своим орудием в опасной близости от ее щели… Но удержался.

Игра с ней была сладкой, такой сладкой, что у него разрывалось сердце, да что там говорить, и яйца тоже, когда он отсылал ее, чтобы призвать к себе на ночь. Сейчас ему нужно было сосредоточиться перед переговорами. Когда растерянная нитарийка ушла, Дари еще постоял, обдумывая мысль, не призвать ли ему одну из наложниц, просто снять напряжение в яйцах. Но почему-то отказался от такой мысли. Просто окунулся в ледяную воду из горных ручьев и сел заниматься самым нелюбимым своим делом — перечитывать договоры с вождями племен. Надо было освежить в памяти до чего они тогда договорились и как это было. Сейчас его империя была могущественнее, чем тогда, но и земли, которые хранили оставшиеся независимые племена, были ему нужнее, чем все предыдущие. Надо было понять, стоит ли поступаться своими интересами и заключать новые договоры или проще истребить всех живых в тех краях и взять свое силой.

От этих размышлений его и отвлек дикий, просто неконтролируемый визг на грани слышимости, который донесся до его ушей через все стены и коридоры, что отделяли гарем от его спальни. Это был его замок, с очень толстыми стенами, он сам его строил так, чтобы никто не мог его отвлечь, но почему-то он сразу узнал голос той, что визжала. И снова он, как тогда, на аукционе, не раздумывая, рванулся на помощь, сразу выудив из тайника кинжал и жалея о том, что его сабли тут нет. Она и не понадобилась.

Дари ворвался в гарем, сразу определил, откуда доносится весь шум и одним прыжком оказался в комнате, где на кресле стояла Эйна и визжала так, что закладывало уши. Только во вторую очередь он увидел мечущуюся по комнате змею и резким движением отсек ей голову. Только в третью очередь он увидел мертвую служанку на полу.

Почти мертвую? Он опустился на одно колено, не убирая далеко кинжал и прижал два пальца к сонной артерии. Увы. Эта змея была одной из самых смертельных в горах, смерть от ее укуса наступала почти мгновенно. Ее яд был крайне целебным, но смельчаков, которые охотились бы на таких опасных тварей, находилось мало. А тут кто-то не поленился и не побоялся притащить змею в замок, да еще в комнату к его Эйне.

Это не попытка надругаться над фавориткой, тут дела похуже.

Дари вытер кинжал о шелковый халат, но далеко убирать не стал. Кивнул появившемуся Мауру, мимоходом провел ладонью по бедру нитарийки и вышел в общий зал. Снова вокруг него собрались наложницы, которых он обвел своим тяжелым взглядом и вздохнул.

Он помнил некоторых самых любимых. Алисия, родившаяся рабыней и к моменту встречи с Дари уже успевшая выносить двоих детей. Чем хорошо Алисия владела, так это ртом. Она могла им творить такие чудеса, что Дари долго, года два ходил только к ней после всех битв, сливал в нее ярость и наслаждался ее умениями. Но потом она ему наскучила, и он нашел себе двух шоколадных близняшек с Апельсиновых островов, которые никогда его не утомляли и выдерживали даже самый яростный напор. Потом они обе одновременно понесли детей, и Дари сменил их на пухленькую Амажу, пустынную деву, которая так долго притворялась юношей, чтобы не быть поруганной, что уже и забыла, как это быть женщиной. Зато она с радостью отдавала ему во владение свой зад и никогда не жаловалась на его бешеную страсть.

Те, кого оно велел выпороть еще на аукционе, тоже были любимыми когда-то. Сейчас все затмевала маленькая нитарийка. Поэтому Дари смотрел на женщин, окружавших его, с совершенным равнодушием и холодом во взгляде. Ярости больше не было. Было разочарование.

— Кто это сделал? — Спросил он, не надеясь на ответ. Разумеется, все отвели глаза, а самая наглая его подруга взглянула прямо на него и задрала юбку повыше. Он даже не помнил ее имени. Иногда он брал ее в походы, потому что она никогда не жаловалась, что у нее разодраны колени от колючих веток или стерты песком бедра.

Он не ждал ответа, это был последний шанс на покаяние, после чего Дари становился безжалостным. Ни разу на его памяти никто не сдавался и не выдавал своих, но он продолжал задавать этот вопрос, чтобы боги на небесах видели, что он справедлив.

— Итак. Я знаю, что вы здесь все видите, кто чем заняты и в курсе подводных течений. Поэтому не сомневаюсь, что большинство знает, кто задумал и осуществил покушение на мою собственность, — ледяным тоном проговорил Дари. — Так что либо вы выдаете, кто причастен, либо пороты будут абсолютно все.

Молчание было ему ответом, но он уловил, что самые слабые девушки переглядываются. Но никто не решается сдать подруг. Им в этом гареме еще жить. А порка… Что ж, через месяц следы пройдут.

Он уже знал, кто виновен. Это было тяжело.

Но он решил дожать.

— Бить будем стальной кошкой по лицу, — сказал он.

И в ту же секунду к его ногам пало сразу пять наложниц.

Остальные в ужасе смотрели на него. Они еще не привыкли к его жестокости и эффективным решениям.

Дари улыбнулся страшной улыбкой.

— Вставайте, — сказал он тем, что лежали на полу и поддал ногой одну из них. — Лирина будет казнена, — назвал он имя своей бывшей фаворитки. — Запорота насмерть сегодня вечером. Кто хочет получить мою милость — должны прийти на казнь.

Уходя он поймал Маура на плечо и мимоходом сказал:

— Эйну одеть с головы до ног и к моменту казни она должна быть жива, здорова и в торжественном одеянии. Отвечаешь своей головой и головами всей своей семьи. Понял?

Тот побледнел, потому что понимал, что единственный выход уберечь нитарийку — ходить за ней по пятам. Но только кивнул своему повелителю.

А Дари в удивительно хорошем настроении отправился дочитывать договоры.

Казнь его развлечет. И если он не ошибается, то нитарийке тоже понравится так сильно, что сегодняшняя ночь будет горячей обычных.

Да и послам не худо бы посмотреть, какие у них тут нравы для провинившихся.

Одеяния

Дари явился как демон, сверкающим кинжалом разящий любые опасности, которые могли бы мне угрожать. А как он был грозен, когда допрашивал свой гарем. И как жесток, когда без колебаний отправил на смерть ту, что была виновна лишь в том, что любила его слишком сильно…

Я была в шоке, и сама не заметила, как женщины в черном увели меня куда-то из общего зала. В свою комнату я больше не собиралась возвращаться, мне там было страшно. Но они вели меня в совершенно другие места. Небольшая уютная комнатка, освещенная круглыми лампами и низкими диванами в центре, которые окружало множество зеркал. Мне предложили чашку кофе, но я боялась уже что-то пробовать из чужих рук. Поняв меня без слов, одна из женщин отпила кофе, показывая, что он не отравлен. Только тогда я тоже согласилась сделать глоток.

— Госпожа, вам велено подобрать одежду, — мне поклонилась еще одна женщина. — Встаньте, пожалуйста.

Теперь со мной обращались совсем иначе.

Я встала и ахнула, потому что в зал вбежали совсем молоденькие девчонки таща в руках множество платьев. Совсем не таких, что были у меня в Нитари и даже не таких, что носили другие женщины в гареме. Словно кто-то взял мои мечты и воплотил их в ткани. В Нитари я ходила частенько в мужских штанах, так у нас было принято. В пустыне женщины заворачивались в метры ткани, часто полупрозрачной. Тут мне предлагали одеяние из легкой ткани — то ли штаны, то ли юбку, очень широкую, но из такой же нежной ткани, похожей на полупрозрачные занавеси. Таких костюмов мне предложили множество, самых разных оттенков. Когда я устала от них, девочки прибежали, держа на вытянутых руках нежные платья в пол с волочащимся хвостом за ними. В таких ходить только очень медленно, ступая аккуратно, чтобы не наступить на подол. Я кивнула и залюбовалась вышивкой на них. Достали мне и костюм для верховой езды, совсем как нитарийский, и даже камзол, не хуже императорского. И совсем обтягивающее платье словно вторая кожа. Я покраснела, понимая, что в нем будет видно все что я прячу, но кивнула.

У меня родилась мысль все-таки научиться подчиняться Дари и хотеть его.

Я надеялась, что мой план сработает. Я хотела быть с ним. Не то, что прямо хотела по-настоящему, но это был самый лучший вариант.

— Теперь госпоже надо выбрать одеяние на вечер, — тихо сказала одна из женщин. — На вечер казни. Властелин сказал, что оно должно быть красным.

И снова прибежали девочки, вынося на вытянутых руках множество одежд.

Но я сидела ни жива, ни мертва.

Мне придется смотреть на казнь? На то, как умирает живой человек? И зная Дари, я себе представляла, что этот живой человек будет умирать крайне мучительно и медленно. Иначе зачем собирать людей посмотреть на это?

Зачем ему нужна там я? Я не желала Лирине зла, она начала первая. Но даже сейчас, несмотря на то, что из-за нее погибла служанка, я бы простила ее. Ведь ни у кого нельзя отнимать жизнь просто так. Воину Дари это не объяснить, но он мог бы посмотреть казнь и один…

— Госпожа… — раздался рядом со мной шелестящий голос. — Госпожа должна выбрать. И должна пойти. Если госпожа не пойдет, ей не видать сердца господина.

Что?

Я обернулась, но никого не увидела позади себя. Все служанки в черном стояли с каменными лицами. Но как этот голос угадал, чего конкретно я хочу? Что это мой цель — стать для Дари самой важной?

Впрочем… Разве другие женщины хотели не того же?

Значит мне придется увидеть и кое-что страшное. Видимо, я недостаточно прониклась угрозой моей жизни, раз еще сомневаюсь. Ведь Лирина не остановилась бы в попытках избавиться от меня.

И я не дрогнув указала на одно из одеяний. Цвета свернувшейся крови.

Остальные тут же унесли, а меня попросили встать и принялись закутывать меня в него. Это было платье. Немного похожее на нитарийские платья с открытой грудью и вырезами на длинной юбке, но сверху это одеяние венчала диадема, с которой вниз спадало покрывало, совершенно прозрачное изнутри. Я могла видеть через него так же легко, как и обычно, разве что всему миру добавлялся легкий красный оттенок. Но когда я встала и подошла к зеркалу, я увидела, что снаружи под ним не видно даже моего силуэта. Так что облегающее темно-красное платье, открывающее грудь и бедра, достанется только Дари, когда он захочет меня раздеть. И я кивнула сама себе.

В комплект к этому платью шли роскошные шелковые туфли и рубиновые серьги и колье, украшенное красными камнями, такими же, как в диадеме.

Я знала, что буду самой красивой женщиной из тех, кто соберется на казнь. Но кроме меня это знали только слуги и мой повелитель.

— Я хочу к нему, — сказала я твердо.

Почему-то я была уверена, что меня послушаются и отведут меня к Властелину, где бы он ни находился. Кажется, я научилась получать удовольствие от своего положения. Если яя его сумею укреппить, мне не будет равных.

Все кивнули и указали мне на выход.

Больше никто ничего не сказал, а я даже не спросила, где будет храниться мой новый гардероб. В конце концов, Дари распорядится, если понадобится.

И я вышла в коридоры замка совершенно свободная, не успев даже удивиться, что меня никто не удерживает и не требует вернуться. Кажется, мой статус здесь изменился, а я даже этого не поняла.

Казнь

Долго искать Дари не пришлось.

Ноги сами несли меня по коридорам, словно я точно знала, куда идти.

И принесли… нет, не к спальне.

К тяжелой черной двери, которую я потянула без тени сомнений. Мне кажется, я чувствовала Властелина по его тяжелой ауре издалека.

Его присутствие ощущалось физически. Он излучал власть и жестокость. И когда я вошла в его кабинет, а это был он, я снова испугалась.

Он стоял спиной ко мне, заложив руки за спину и глядя в высокое окно, за которым расстилалась пропасть. Именно так. Окно выходило на пропасть, где было видно туман, окутывающий гору, пару-тройку иссохших деревьев и черную тьму провала.

Я вздрогнула и сама себя отругала. Снова пугаюсь вместо того, чтобы ластиться к нему.

Дари был одет в черное одеяние. Свободное, оно спадало по его стройной фигуре, складками ложилось, подчеркивая разворот плеч, изящную талию, длинные ноги. Всю его высокую и пугающую худую фигуру. Я знала, что под ним у него очень опасные сильные мышцы, но сейчас он выглядел не воином, а царем.

Он обернулся, едва я вошла, поэтому я не успела разглядеть остального убранства кабинета. Поняла только, что там есть высокие книжные шкафы, массивный стол и кресла. А потом черные глаза впились в мое лицо, и я забыла обо всем остальном.

— Я искала тебя… — сказала я тихо, стараясь смотреть в его пугающее лицо.

Но длинные пальцы тоже привлекали мой взгляд. И… небольшая возвышенность, дернувшаяся при моем появлении. Как раз на уровне бедер.

Почему он сразу так на меня реагирует? Его больше вообще ничего не интересует?

— Действительно? — Поднял брови Дари, и я испугалась, что сделала что-то не то, и сейчас буду наказана. Ведь вдруг я ввязалась во что-то непозволительное, когда нашла его тут?

Но тут же взяла в себя в руки, вспомнив, что хотела стать для него незаменимой. Единственное, что я знала в этой области — надо вести себя так, будто стала. Надо… влюбить в себя Властелина. И тогда все будет хорошо.

А если Властелин в меня влюблен, разве он будет сердиться, что я пришла к нему?

— Дари… — тихо продолжила я. — Ты хочешь пойти со мной на казнь? Зачем я нужна тебе там?

— Я хочу, чтобы ты увидела, что я забочусь о тебе, — ответил он просто, и сердце забилось сильнее. Только бы не запутаться, где моя фантазия, а где он и правда меняется ради меня!

— Как мне себя вести с тобой на людях? — Спросила я опять. — Как твоя рабыня, как наложница, как…

— Как хочешь, малышка.

Он усмехнулся, хотя не мог видеть моего ошеломленного лица под покрывалом. Но он подошел и откинул его, открывая себе доступ ко мне. Жадным взглядом осмотрел мою грудь, выступающую из-под ткани, огладил горячими глазами мою шею и задержался на губах.

— Значит, я могу на тебя ругаться? — Спросила я дерзко.

Дари замер, и его взгляд медленно переполз к моим глазам.

— Ой…

Я испугалась. Нет. Я…

Я отступила назад, позволяя покрывалу вновь упасть на мое лицо, и Дари засмеялся вслух.

— Какая ты смешная, малышка.

Смех его был сухим и хриплым.

Он шагнул вперед и велел:

— Следуй за мной. Мы идем на площадь.

Я ничего еще толком не видела во владениях Дари, не понимала, как все устроено, меня из гарема и спальни выпустили только-только, поэтому я вертела головой по сторонам, пока мы шли к выходу из замка. Но это оказался не тот выход, к которому мы прибыли, а какой-то совершенно другой. К нему вел широкий коридор, устланный коврами, и я шла по ним, утопая в ворсе, на шаг позади Дари. Мы смотрелись должно быть очень красиво. Он весь в черном с золотом, и я — в кроваво-красном. Площадь начиналась сразу за ступенями замка, на ступенях стояло широкое кресло, в которое сел Дари, а дальше на утоптанной земле толпились люди. И впереди стоял помост, на котором был приготовлен столб с кандалами. В этот момент мне стало плохо, потому что красноватые потеки на помосте были явно кровью, ничем иным. Множество пустынных воинов окружали помост, не подпуская к нему людей. Солнце жарило во всю мочь, но над креслом дари был полог, который создавал тень. А рядом с ним стоял столик, на котором в огромной лохани, заполненной льдом, стояли графины с напитками.

Когда Дари вышел к людям, они зашумели и заволновались, попытались склонить головы, но он сел в кресло, не обращая на них внимания. Протянул пальцы — в них услужливо вложили свиток. Я не знала пустынного письма, но догадалась, что список имен в свитке — это те, кого будут наказывать сегодня.

Мое место было позади кресла Властелина, но он щелкнул пальцами и негромко сказал:

— Иди сюда.

Я приблизилась к нему, судорожно соображая, должна ли склониться или сделать книксен, но едва я оказалась рядом, он сам дернул меня за руку и усадил к себе на колени.

Точнее — уронил. Я едва успела ахнуть, а уже устроилась в руках у Дари, цепляясь за его шею. Его горячие ладони прожиогали мою кожу даже сквозь ткань платья. Одна поглаживала меня по спине, другая подозрительно ласково скользила по бедру. И это на глазах у всех!

Горячий шепот заполз мне в ухо:

— Не советую дергаться, если ты не хочешь продемонстрировать все свои прелести народу. И лицо тоже не открывай. Не хочу, чтобы моим сокровищем любовалась чернь.

И прямо противореча его словам, его ладонь нащупала край покрывала и разрез платья и просто нагло скользнула под ткань, ожогом, клеймом ложась на мою обнаженную кожу.

— Господин! Сначала порка провинившихся. По двадцать ударов плетью каждому, — склонился перед Дари кто-то из его приближенных. Я не видела, потому что делала единственное мне доступное — прятала горящее лицо у него на плече. Больше мне сбегать было некуда, только скрываться от него у него же.

На помост вывели десяток мужчин в штанах и свободных рубашках. Их не стали приковывать к столбу, просто поставили на колени на краю и задрали эти рубашки. Свистнула плеть — и я готова была услышать вскрик, но первый из наказанных сжал зубы и ни звука от него не донеслось все двадцать ударов, которые он выдержал, не дрогнув.

— Нравится? — Шелестящий хриплый голос Дари царапнул ее слух каким-то дразнящим ощущением.

— Нет, — твердо ответила я. — Телесныенаказания это варварство.

— Ну посмотрим, моя малышка… — усмехнулся он. И в тот момент, когда плеть коснулась спины следующего мужчины, я почувствовала, как горячие пальцы скользнули глубже под мою юбку и остановились на лобке, поглаживая его легкими движениями.

Я в панике огляделась по сторонам — кто еще это видит? Но внимание окружающих людей: охраны, ближнего круга, толпы под помостом, было устремлено только на палача. Высокий мужчина в черном балахоне замахивался и опускал короткую плеть на спину наказанного со скучающим видом.

Больше всего мне хотелось сорваться и сбежать. Но куда сбежишь на глазах у всех, когда сам повелитель этих земель держит тебя на коленях и его пальцы под прикрытием платья творят непотребство между твоих бедер?

Я должна была сосредоточиться на своей цели. Дерзкой и непокорной я уже была. Может быть, мне поможет быть послушной и страстной? Не лучшее время для проверки, но Дари явно с намеком взял меня на казнь. Тем более, впереди была казнь его фаворитки Лирины. Хоть она сама рыла себе яму, но не заметить такую странную тенденцию было невозможно. Одна фаворитка уходила, другая вставала на ее место.

Я берегла свою невинность и не сберегла. Я была скромной, не интересовалась развратом. И чем это закончилось? Моя чистота не поможет мне здесь.

Пальцы Дари прикоснулись к моим складочкам, и я вздрогнула, вжимаясь в тело Дари сильнее.

Тот прошипел несколько незнакомых мне слов сквозь зубы и выдохнул на ухо:

— С ума схожу от тебя, малышка, веришь? И мне это нравится. Какое любопытное ты оказалось приобретение, юная нитарийка… Хочу, чтобы ты хотела меня. Ничего нет лучше запаха крови и жестокости…

Его пальцы пробежались, касаясь влажного. Палец Дари скользнул вниз, я подалась ему навстречу, обнимая Властелина за шею. Сама не веря себе уткнулась лицом в его шею, вдыхая дымный горький запах благовоний на его коже и зажмуривая глаза.

Свист плетей отошел на задний план. Кажется, били уже третьего, он коротко вскрикивал под каждым ударом, но мне было все равно.

— Расслабься, впусти меня в себя, — хрипло попросил Дари.

Легко ему говорить. Когда вокруг беснуется толпа, заводя себя криками с каждым следующим ударом плети все сильнее, когда рядом стоит охрана, а он на глазах у всех держит меня на руках. Я должна позволить ему… все?

Войти в меня?

Я глубоко вдохнула его запах и чуть развела бедра. Вот это место у него на шее, где бьется горячий пульс, оно стало для меня ближе родного дома. В него я и уткнулась носом, губами, пока я чувствую пальцы Дари, проникающие в меня по миллиметру.

И что самое странное — я тоже хочу его касаться. Вести губами по шее вниз, вниз…

Дари произнес что-то длинное и хриплое, раскатистое, на чужом языке. Выругался рычаще. Но я поняла, что это для меня не плохо, а наоборот. Я достала его, достала до нутра.

Пока он так рычит — я в безопасности.

— Тебе нравится так? — Спрашивает Дари уже так громко, что я вижу, как косится на нас один из охранников. Мое лицо закрыто, он никогда не узнает меня, но я неудержимо краснею, понимая, что он догадывается, что тут происходит. Лишь мой судорожный выдох остается ответом Дари, и он этим удовлетворен.

Пальцы еще немного продвигаются внутрь, и я забываю дышать. Застываю, замираю на месте, чувствуя, как пульсирует что-то внутри.

— Нет, — говорит Властелин. — Я сделаю кое-что получше…

И его длинные пальцы покидают меня, но я чувствую, как влага, не замкнутая больше внутри, пачкает внутреннюю сторону бедер. Дари вынимает руку из-под платья и нюхает свои пальцы, а потом лижет их.

— Ты вкусная, — говорит он тихо и рокочуще, и я краснею неудержимо.

Он пересаживает меня поудобнее, а потом… откидывает покрывало, но так, что мое лицо и декольте видит только он. Его черные глаза пылают так, что я не могу смотреть на него, но его губы сухи и горячи, когда он касается ими моей шеи, ведет вниз и останавливается на груди.

— Все смотрят, — напоминаю я.

— Если ты захочешь, я их всех казню, — говорит Дари, и что-то сладко екает глубоко у меня в сердце. Неужели это… я? Вот такая, согласная с его жестокостью?

— Господин… — говорит полушепотом кто-то, подошедший к нему, и он быстро закрывает меня покрывалом. — Вы не желаете помиловать Лирину?

— Нет.

Голос Дари на редкость жесток. А потом его рука ныряет мне под юбку, в уже остывшую глубину, палец ложится на влажный узелок, от которого дергает острым чувством, и он произвносит очень ровным голосом:

— Ну что, Эйна, готова увидеть смерть твоей обидчицы? Смотри!

И его рука обхватывает мою шею, заставляя повернуть голову к помосту, куда приводят одетую в белое Лирину. Ее бедра соблазнительно покачиваются, пока она поднимается по ступеням, а грудь выпирает, даже когда ее руки закидывают вверх, чтобы заковать в кандалы на столбе. На лице ее легкая вуаль, и сначала палач срывает ее, вырывая возглас удивления из сотен глоток зрителей. А потом он достает кинжал и одним движением раскраивает ее платье на спине.

— Если ты захочешь, ее будут бить по лицу, — хрипло шепчет мне Дари. — А нет — будем смотреть, как ее грызет кнут. Пока она не умрет.

— Мне обязательно смотреть? — Спрашиваю я дрожащим голосом.

— Да, моя малышка. Обязательно.

И по его тону я понимаю, что спорить бесполезно.

Лирина вертит головой и ее глаза находят Дари. И расширяются от ужаса. Потому что она видит меня на его коленях и понимает, что ее место уже занято и умолять бесполезно. Палач потягивается, отходит в сторонку и берет из рук помощника длинный кнут.

Отходит, примеряется…

В тот момент, когда кнут свистит первый раз, раздается удар и вскрик Лирины, пальцы Дари нападают на меня. Одни мягко массируют чувствительный бутон между моих ног. Другие поглаживают вход внутрь, от чего из меня начинает течь сильнее. Зато вторая рука Дари на моей шее заставляет меня смотреть в сторону помоста.

Зато я могу зажмурить глаза.

Но следующий удар я все равно слышу. Жуткий свист, влажный чмок и отчаянный вскрик Лирины.

И чувствую горячее дыхание Дари на своей шее, ощущаю, как его пальцы ускоряются, обводя узелок по кругу, а у меня под бедром отчетливо твердеет его орудие.

Все это без зрения и без того слишком яркое впечатление. Поэтому я открываю глаза и смотрю, как палач разворачивает Лирину так, чтобы она не могла смотреть на нас, зато ее спина с двумя алыми полосами от кнута видна нам гораздо лучше. Кожа рассечена, сочится кровь, но Дари это как будто возбуждает только сильнее.

Он глубоко дышит, пока его пальцы играют с моим бутоном наслаждения и волны горячего удовольствия против моей воли начинают подниматься откуда-то из живота и растекаться по всему телу. Неумолимого. Дари определенно знает, что делает. И я чувствую ужас от третьего удара, от которого Лирина заходится безумным криком и наслаждение от настойчивых пальцев одновременно.

Дари отводит в сторону покрывало и следующий удар сопровождается еще и легким укусом моей мочки уха. Что-то внутри напрягается и ухает вниз, когда я ощущаю эту легкую боль.

Боль, которой удостоена Лирина не такая легкая. Палач делает паузу, и Дари лишь слегка облегчает свои ласки, кружа и потирая меня между ног. Влага сочится так сильно, что я слышу хлюпанье, которое издают его пальцы, потихоньку проникая внутрь меня.

Сухие губы Дари ласкают мою шею, но когда палач снова замахивается, они опять обхватывают мочку и снова удар-укус-вскрик-волна наслаждения наслаиваются друг на друга. И будь я проклята, но следующего удара кнута я жду с нетерпением, изнывая под слишком неторопливыми касаниями пальцев. Слишком.

Еще удар! Лирина рыдает без остановки, я стискиваю зубы, потому что хочу еще, а Дари хрипло шепчет:

— Быстрее?

— Да, — выдыхаю я, — Пожалуйста, да!

Он делает знак палачу, и даже если бы я хоетла возразить я уже не могу. Потому что теперь палач кладет один удар за другим на спину Лирины, превращая ее в кровавые лохмотья, и одновременно дари терзает меня быстрыми резкими движениями, поцелуями, укусами, а я цепляюсь за его шею и наблюдаю за тем, какая неумолимая волна уносит меня все дальше и дальше.

Мой внезапный вопль сливается с истошными криком Лирины, пульсацией внутри и резким движением пальцев Дари, которые он вгоняет в мое нутро.

Он не кусает меня, он просто рычит мне на ухо, как дикий зверь:

— Моя! Ты моя, нитарийка! Запомни!

Наслаждение, равного которому я еще не знала, охватывает мое тело с головы до ног. Он проходит по нему судорогами, я невидящим взглядом смотрю на потерявшую сознание от боли Лирину, но больше не могу издать ни звука, пока не успокаивается бешеная дрожь.

И тогда Дари поднимает руку, и палач отступает.

— Помилована, — коротко говорит Властелин, и голос его хрипл. — Если выживет.

Со спины Лирины алая кровь без остановки льется на помост. Ее тело обмякло и покачивается на цепях так, словно она уже мертва. Но палач трогает ее шею рукой и кивает. Жива. Все-таки еще жива. Не уверена, что надолго, но мой оргазм остановил экзекуцию. Если б я знала.

Дари встает с кресла, не выпуская меня из рук. Он поддерживает меня ладонью под голые бедра, а другой рукой обнимает за плечи и просто разворачивается и уходит в замок.

Толпа провожает нас безмолвно. Все замолчали, когда он встал.

Я знаю, что будет дальше. А они даже не догадываются.

Повелитель Черной Пустыни несет меня в спальню…

А я боюсь…

Горячая страсть

Дари сошел с ума. Он и раньше понимал, что нитарийка запала ему в сердце гораздо сильнее, чем любая наложница, но сейчас он чувствовал, что просто обезумел от нее. От ее запаха, ее голоса, того, как она ласкает его губами, как сжимается вокруг него.

Он не ожидал того, что случилось.

Он думал, она будет сопротивляться или притворяться. Ведь наказание кнутом было одним из самых жестоких, некоторые падали в обморок даже просто глядя на это.

Но Эйна откликнулась на его жестокую страсть так, как он и думать не смел. Он нес ее в своих руках, чувствуя неудобство между ног, где к животу прижимался напряженный ствол и все, о чем он мог думать — что он хочет воткнуть его в кого-нибудь. Оттрахать, отыметь, отдолбить женщину. Много и долго. Пока яйца не зазвенят от пустоты.

Нет, не просто женщину. Именно эту нитарийку, что жмется сейчас к нему в его руках и пахнет похотью.

Дари распирало от желания сделать с ней много самых непристойных вещей. Теперь, когда она разгоряченная и размякшая в его руках, когда ее запах струится и забирается ему в ноздри, когда в нее хочется погрузиться целиком. Игры закончились, она теперь полностью его. Настало время сделать ее своей. Он оголодал, и он намеренно не брал себе других женщин, чтобы оголодать настолько.

Он шагал как мог быстро, вдыхая запах женского сока, сочащегося сквозь платье нитарийки и еле дождался, когда добрался до своей спальни. Вошел, захлопнул дверь и повел плечом, скидывая засов. Потому что не хотел, чтобы их прервали еще раз. Пусть хоть вся пустыня идет на него войной, он не выйдет отсюда, пока не отымеет Эйну несколько раз подряд.

В спальне оставался только приглушенный свет свечей, даже окна были закрыты шторами. Дари хотел видеть Эйну обнаженной, но не хотел, чтобы она пугалась его голода. Она наверняка испугается, а он уже устал от того, как она его боится. Он не хотел, чтобы она боялась. Хотел, чтобы жаждала его так же сильно, как он ее.

Ему хватилось схватить ее за волосы, намотать на кулак и заставить упасть перед ним на колени прежде чем он вгонит ей в глотку свое орудие, разрывающееся от напряжения и желания. Пусть она плачет, пусть умоляет его… Но ее пухлые губы обнимут темный ствол, а он ворвется в ее рот на всю длину и войдет в ее горло.

Горячая жажда, бешеная, жестокая, мало сочеталась с тем, как он относился к нитарийке. В нем было словно два человека. Один хотел поиметь ее жестко и жестоко, другой убил бы того, кто обидит его малышку. Нежную, маленькую. Он убил бы того, кого она бы испугалась. Но она боялась самого Дари.

Он обеспечил ей все, что мог. Личную комнату в гареме, полный гардероб, защиту от других наложниц… Что еще он мог для нее сделать? Пожалуй, с этого дня он оставит ее в своей спальне. Пусть согревает его постель, иначе опять кто-нибудь ей подольет яда или подселит змею или что еще случится с этой глупышкой.

Он хотел ее рядом с собой. Горячую, желающую его так же, как он ее. И кажется, сегодня ему удалось.

Он донес Эйну до кровати, уложил прямо в платье на алые простыни и некоторое время просто любовался ею. Покрывало сползло со светлых волос, они растрепались. Губы искусаны, грудь поднимается и опускается от жаркого дыхания, а ноги разведены, словно в ожидании его.

Ночь будет принадлежать нам, моя малышка.

Вся ночь.

Дари не отрывая от нее глаз, стащил с себя одежду. Пришлось на мгновение закрыть глаза, когда он снимал рубаху, но когда он их распахнул обратно, Эйна не пропала, не исчезла, осталась ждать его. Он откинул покрывало в сторону и запустил пальцы в ее светлые волосы. Другой рукой провел по бедру. Какая податливая мягкая игрушка, изнеженная, растаявшая от оргазма. Такая, о какой он всегда мечтал.

Ее ладонь легла на его руку, останавливая, но Дари только оскалил клыки. Нет, малышка, теперь уже моя власть.

Будь она любой другой наложницей, он бы давно поставил ее на четыре кости, задрал ее полупрозрачные юбки, раздвинул бы бедра и прогнул бы, влупляя в зад свое орудие со всей дури. Сейчас оно у него так звенело, что Дари мог бы перетрахать весь свой гарем по два раза. Но с малышкой нитарийкой было так нельзя. Поэтому он только скрипнул зубами и стащил с себя остатки одежды. Он ожидал, что Эйна опять с ужасом уставится на его мужскую стать и будет отползать в сторону. Но она удивила его. Как удивляла всегда, с самого первого взгляда.

Она повернулась к Дари, подняла свой подол и раздвинула колени, открывая ему потрясающе захватывающий вид на свой цветок и нанесла сокрушительный удар:

— Поласкай меня языком.

Дари сначала решил, что он перегрелся на солнце. Вот и кровь кипела в жилах, а в голове взрывались вулканы. Все как положено. Ведь она не могла такого сказать, его скромница нитарийка. Откуда только такие идеи?

Дари знал о таких ласках. Как ни странно, авторство этого извращенного удовольствия приписывали именно Нитари…

Или не странно?

Он не раз заставлял своих наложниц предоставлять ему свой рот, губы и язык для удовольствия, но сам пробовал такое только однажды. Ему было скучно и совершенно непонятно, зачем это нужно делать. Но это было раньше. Сейчас самое страшное пришло ему в голову. Да, она невинная нитарийка, очень странно, что так вышло, но что, если… она не так уж и невинна? Да, никто не рвал ее пленочку мужским орудием, но ведь ее могли удовлетворять языком! И никаких следов не осталось бы, можно притворяться чистой!

Он аж отшатнулся от Эйны, заморгавшей на него удивленно и обиженно.

Как же так, он же сам хотел!

— Тебе это нравится? — Спросил Дари странным голосом, не зная, как еще выразить свое разочарование в том, что Эйна оказалась вовсе не такой, как он сам себе вообразил.

— Не знаю… — ответила она растерянно. — Я ведь никогда еще… не пробовала.

Ошалевший Дари смотрел на то, как она запинается и краснеет и снова думал, какой он дурак. Она и правда из Нитари, не так ли? И там нет ничего стыдного в том, что молоденькие девочки знают множество сладких секретов, они этим гордятся. Зачем бы Эйне скрывать от него свой опыт и притворяться невинной? Да еще и для того, чтобы выдать себя так бездарно?

— Хочешь, чтобы я тебя полизал? — Спросил Дари, чувствуя, как его самого встряхивает это, как хочется раздвинуть ее ножки и присосаться к сладкой текущей дырочке.

У него темнело в глазах от желания вымазаться целиком ее сладким соком, глотать его, раскатывая на языке.

Тем более, что Эйна ждала, разведя приглашающе бедра.

По ее телу время от времени пробегала дрожь, еще не утихшая после сладостного оргазма. Ее грудь в открытом декольте манила Дари не меньше, чем ее лепестки между ног и он больше не мог ждать.

Эйна потянулась к нему, и Дари накрыло невероятным ощущением близости. Было ли дело в ее горячем томном запахе или еще в чем-то. Может быть, вкусе? Он не знал. Его манила ее красота и нежность. Он нагнулся над ее телом, заключая в клетку своих рук и качнулся вниз, нависая над раздвинутыми бедрами.

— Хочешь снова закончить? Хочешь оргазма… — он не спрашивал, а утверждал. Держась на одной руке он отвел колено Эйны в сторону и глубоко втянул носом воздух, насыщенный пряным ароматом.

И он не мог терпеть, так хотелось узнать ее вкус.

— Да, вылижи меня, — Эйна подалась бедрами вверх, и Дари мог поклясться, что в ее глазах мелькнуло что-то озорное и одновременно темное.

— Где? — Он протянул руку ей, чтобы она сама его направила.

Она нетерпеливо положила его ладонь на свою промежность… помедлила немного и вдруг потерлась о ребро ладони.

У Дари в голове взорвался фейерверк. Он впервые видел, чтобы нитарийка так откровенно хотела его любви. И всего-то потребовалось довести ее до оргазма?

— Сними… платье, — попросила она, чуть задыхаясь. — Я хочу чувствовать…

Она не успела договорить, а Дари уже как дикий зверь рвал с нее нежную ткань, не заботясь о том, что она покрывается зацепками, рвется под его пальцами, становясь ненужной. Потом он купит ей сколько угодно платьев, но сейчас ему нужна была голая Эйна!

После взрыва бешенства Дари снова нежно склонился над ней и дотронулся до мягких складочек пальцами.

Эйна глубоко вдохнула и обняла пальцами его запястье, напряглась, но потом откинулась на простыни и ее глаза засияли. Неужели она просто… доверилась ему?

Дари отвел ее складочки в стороны и облизнулся, увидев как пульсирует дырочка входа. Эйна потянулась к нему, вцепляясь в предплечье пальчиками.

Они встретились взглядами, и в глубине ее голубых глаз, Дари прочитал жажду, еще может быть до конца не раскрытую, но отчетливую девичью жажду страсти и любви.

Его пальцы коснулись бархатной кожи у нее между ног, и он почувствовал бешеный стук сердца.

— Сейчас, — хрипло сказал Дари. Он чувствовал, что ему не хватает воздуха, но все же понимал, что сейчас один из самых волнующих дней его жизни. Он, не глядя, протянул руку и подтащик к себе одну из расшитых подушек.

— Подними… бедра, — попросил он, и когда она это сделала, он едва сдержался.

Он был как одержимый. Его взгляд приковывало только одно-единственное отверстие, единственный цветок в мире.

Он подсунул подушку под ее бедра и услышал легкий стон Эйны.

— Пожалуйста… — в ее голосе была настоящая мольба. Он и подумать не мог, что женщина будет его умолять от удовольствия. — Властелин… Вылижи меня.

О, не зря Дари получил этот титул. Теперь он знал, что все, что он пережил, все царства и племена, что завоевал, он завоевывал ради сегодняшнего дня. Чтобы ее голос произнес это «Властелин» вместе с развратнейшей просьбой.

Умоляющий голос нитарийки действовал на Дари как самое конское возбуждающее средство. Его продирало бешеным желанием, и ничего так не хотелось, как опуститься наконец перед ней, развести ноги и увидеть с удовольствием удивление на ее лице.

Не ожидала, что самый могущественный повелитель земель в мире откликнется на твою просьбу? Что ж…

В свете свечей ее лепестки переливались росой. Совершенно идеальные и красивые божественно, словно кто-то создал Эйну специально для Дари.

Для его губ, его рук, его мужского орудия.

Дари медленно развел пальцами эти лепестки и накрыл их сухими горячими губами. Шелк кожи ласкал его, нежный, трепетный и пахнущий чем-то пряным. На вкус она была сладкой, и Властелин размазал каплю ее сока по небу.

Он жадно всосал в себя нежнейшую плоть, чувствуя, как выливается на язык еще больше сока и набухает узелок завязи под его языком.

Эйна задрожала под его руками. Она попыталась свести бедра, но испугалась. Ничего, он доведет ее до такого состояния, что она забудет о своих страхах.

Дари провел языком по нежной плоти еще раз и почувствовал, как кружится голова от ее аромата, который хотелось непрерывно вбирать всем своим существом.

Под его ласками Эйна дрожала все сильнее, и Дари понял наконец, что с ней это впервые. Он не был уверен, что делает все правильно, потому что первый раз в жизни пожалел, что не тренировался в этой ласке. Но пока ей было хорошо, он был спокоен.

Его язык прошелся ниже от завязи бутона, и Эйна ахнула и заскребла пальчиками по простыням, сжала их в кулаке.

Дари хотел, чтобы она стонала, кричала, изнемогала от удовольствия, чтобы его язык был для нее лучшей милостью, чтобы она сжимала бедра, не давая ему ускользнуть. Чтобы кончила и забилась в диком оргазме как там, на площади, подстегнутая страшным зрелищем. Он хотел, чтобы она билась в судорогах в его руках.

Он пил ее соки, глотал их, помогая себе языком, и чем больше он пил, тем больше их выливалось из его маленькой нитарийки. В его голове шумела кровь, похоть выкручивала его яйца, казалось, что его орудие сейчас взорвется от перенапряжения. Он никогда не испытывал такого сильного возбуждения в своей жизни.

Но он не собирался пока спешить. Ему понравилось ласкать ее неспешно и нежно, не врываться и нанизывать на свой ствол, а нежно ласкать губами, языком обводить узелочек, набухающий от его ласк, проникать внутрь, всасывать нежные лепестки по одному. Это удовольствие оказалось совершенно неожиданным и непривычным, но оно было Дари по вкусу, а он не любил отказываться от удовольствий.

— Тебе нравятся мои ласки? — Спросил он, с трудом оторвавшись от самого сладостного десерта в своей жизни. Нитарийка жмурила глаза, тяжело дышала с раскрытым ртом и дрожала как одержимая. Она вновь возвращалась в то состояние, которого он достиг на площади, а Дари уже пошел дальше. Он был без ума от того, как она выглядела, от ее удовольствия. Только для него. Он поймал редкую невинную и чистую нитарийку и теперь собирался развратить ее так, как никто другой.

— Да… Очень… — простонала она. На ее бледных щеках выступил румянец, пальцы комкали простыни. Ее стон пронзил Дари вспышкой ослепительного желания и он склонился к ее влажным лепесткам, чтобы ласкать ее дальше. Гладить пальцами, чтобы она выгибала спину, дразнить кончиком языка, накрывать горячим ртом.

Он хотел еще и еще, а она…

— Дари… — простонала Эйна. — Я больше не могу…

Он сначала даже не понял, чего она хочет, потому что наслаждался ее вкусом и запахом, но поднял голову и увидел, что ее пальцы ласкают ее грудь, непроизвольно, словно природа ей подсказала, как и что надо делать.

Она была на грани, на самой грани, и он подался вперед, впиваясь ртом в ее рот, растрепывая ее волосы. Ее губы были невероятно вкусными, но не вкуснее ее лона.

Она обняла его, прижимаясь сильнее и явно желая… Желая его внутри!

Он не выдержал. Сладость сладостью, а это было выше его сил. Дари накрыл Эйну своим телом, резко развел ее колени, срывая все пломбы, которыми запечатывал свое желание, прикусил ее язык и резко пронзил ее своим стволом. Сразу на всю длину. Он вошел целиком, мягко, как по маслу, потому что текла она совершенно невообразимо. Эйна вскрикнула, впилась пальцами в его плечи.

Дари старался быть нежным, даже остановился, чтобы дать ей привыкнуть к своей длине. Это было даже больно для него, сдерживаться не было никаких сил. Но нитарийка вновь удивила его. Вытащив ноги из-под полы платья, она закинула их ему на пояс и подтянулась, вынуждая его двинуться до конца, войти в нее.

Он хотел бы трахать ее как дикий зверь… а она хотела того же.

Он целовал ее, кусал губы, засасывал соски, а она откликалась и дрожала, дрожала, дрожала… а потом распахнула глаза и взглянула на него вдруг ясно и трезво.

И сказала:

— Трахни меня.

Дари сорвало. Как бешеного. Он зарычал, вторгаясь в ее лоно, вбивая себя внутрь. Он сжал кулаки, упираясь ими в простыни и принялся вдалбливаться в нее сразу в бешеном темпе толчков, которые отдавались во всем его теле взрывами. В глазах темнело, простреливало каждую мышцу, теснота ее внутренностей сводила с ума и Дари рычал под стоны и вскрики своей нитарийки, которая вдруг стиснула его орудие своими внутренностями и закричала во весь голос, на всю спальню, безумно, как та провинившаяся дева на плахе.

И он не выдержал тоже, толкнулся внутрь и взорвался.

Семя выплескивалось из него густыми струями, он наполнял свою Эйну до конца, до краев огненной лавой, все тело выкручивало и расслабляло и наоборот, когда он накачивал ее до упора собой.

Дари выдохнул все самые страшные ругательства, что выучил в пустыне.

Потому что ТАК хорошо ему никогда не было. Немудреный вроде бы ритуал плоти, но Эйна сделала его каким-то сумасшедшим колдовством.

Узкая, горячая, хлюпающая внутри.

Он бы с удовольствием остался в ней на всю ночь, но он знал, что он еще немного передохнет — и вся оставшаяся ночь подарит им двоим еще немало развлечений.

Маленькая нитарийка

Дари перенес меня на руках в бассейн и опустил на ступеньки, а сам сел напротив, глядя сияющими черными глазами. Он очень изменился. Он выглядел не как грозный повелитель всех земель вокруг и суровый жестокий воин. Он выглядел совсем молодо, как мальчишка, наконец получивший давно желаемую игрушку.

И кажется игрушке придется нелегко в эту ночь. Я была готова. После того, что он сделал со мной, я была готова.

Я льнула к его телу, горячему и сильному, ища у него защиты, и Дари давал мне эту защиту, хотя я совсем такого не ожидала. Крепкие руки держали меня, опуская в воду.

— Малышка моя… — сильные пальцы гладили по круди.

Так неожиданно было слушать из уст сурового воина, который без дрожи смотрит в глаза смерти это нежное «малышка». Словно его губы были не приспособлены для произнесения таких звуков, но он все равно произносил, ломая свою природу. Побеждая всех и себя тоже.

Я должна была не доверять ему, но не могла. Я видела, как он менялся. Как терпеливо и нежно ждал меня. Все было совсем не похоже на нашу первую ночь вместе.

— Что?.. — Я слабо улыбнулась, протягивая ему руки. Дари качнулся ко мне, обнял, вжимая голову в свою грудь. Он был немного напряжен, словно не испытал только что наслаждение. Теплый. Горячий. И снова возбужденный. Сколько же энергии в этом мужчине!

Я запрокинула лицо, глядя в его глаза. Теперь они не казались такими непроницаемо черными. В них было непривычное тепло.

Дари коснулся меня большими ладонями, провел по всему телу, слегка массируя, смывая водой все жидкости, попавшие на кожу.

Напряжение уходило из мышц, а под нежными, но сильными касаниями опустошалась и голова. Я смотрела на то, как внимательно разглядывает меня Дари, обмывая собственными руками и меня кидало в жар от воспоминаний о его порочном рте, ласкающем меня. А его руки тем временем дошли до живота и замедлились, перебираясь к лобку, где в ответ на его касания зарождалось тепло.

Склонившийся надо мной, предо мной самый могущественный человек в мире, чьи касания были осторожными и трепетными — это было слишком для меня. Я едва переживала охватывающие меня эмоции.

Как так могло получиться, что скромная сирота стала любимой женщиной для Властелина Черной Пустыни? Или хотя бы фавориткой? Мне надо было спросить, кто я для него, но я пока не решалась.

Ладонь Дари скользнула к бедрам, к лону, и я еле слышно застонала под его касаниями. Пальцы осторожно промывали все складочки, и Дари это явно доставляло удовольствие. Пальцы скользнули и внутрь, вымывая все там, и прошлись дальше по промежности.

И мой взгляд встретили черные глаза.

— Снова на кровать? — Хрипло спросил меня мой повелитель.

Я едва заметно кивнула, и он вынул меня из воды, сразу дернув к себе пушистое полотенце и закутывая меня в него.

Так в коконе и отнес на простыни.

Между делом он успел и сам ополоснуться, капельки воды сползали по его загорелой коже и мне хотелось их слизнуть.

Он был такой сильный и красивый, и я впервые смотрела на него не как на хозяина, дикаря, пленившего меня, а как на мужчину. Могущественного и богатого, но просто мужчину, которым могут управлять эмоции. Особенно желание.

— Моя малышка… — снова нежным голосом, но низким, так что его вибрации пробирают до костей.

Его возбуждение было отчетливо заметно — орудие мужчины возвышалось над его бедрами, мощное, налитое кровью. Он был большой, увитый венами, разбухший. Темный, как вся кожа повелителя. Как он такой во мне вообще помещается? Как он помещается в других женщин в его гареме, которые выглядят еще более мелкими, чем я?

Ведь с ними он так наверняка не сдерживался.

Дари чуть подрагивал от сдерживаемых чувств, и я чувствовала, что скоро он опять не выдержит и сорвется. Он слишком опасен и не привык держать себя в руках. Он привык получать то, что хочет — и не важно, добровольно или силой.

— Тебе хорошо? — Спросил он, ощупывая меня глазами.

Словно только и ждал момента, чтобы наброситься… Но нет.

— Да, — честно ответила я. Сейчас мне было хорошо, и я была бы рада, если бы это не кончалось.

— Что ты думаешь обо мне? — Задал он неожиданный вопрос.

Я растерялась в первую минуту, судорожно вспоминая все, что нужно говорить сильным мира сего. Мне нужно было больше времени, чтобы подобрать нужный ответ, но Дари не желал ждать, он нетерпеливо дернул головой, требуя говорить.

— Ты красивый. Властный. Сильный. Тебя все боятся. А женщины любят.

— Как интересно, — Дари усмехнулся, распаковывая меня из одеяла и сразу принимаясь любоваться. — А ты любишь?

Вот это я должна была предвидеть, когда отвечала.

Потому что в его глазах зажглись опасные огоньки.

Он не позволит увильнуть от ответа.

— Сейчас рано об этом думать, — но я попыталась.

Усмешка Дари стала жестокой. Но я почему-то не испугалась. Может быть, верила в то, что он уже слишком близок мне, не причинит вреда?

Он потянул меня к себе, заставляя прижаться, а потом опрокинул на подушки и привычным жестом подложил одну из них под бедра.

Развел мои колени, устраиваясь сверху и наклонился так, что мог бы поцеловать меня, почти не напрягаясь.

Горячие губы обожгли нежную кожу шеи, зубы оттянули ее, причиняя легкую боль.

— А хочешь спросить, люблю ли я тебя?

Прошептал он на ухо хрипло, от чего у меня закружилась голова, и я почувствовала себя слабой птицей в когтях льва.

— Я не смею, — пробормотала снова пытаясь ускользнуть, но Дари больше не собирался меня выпускать.

Но мне нравилось. Нравилось, что он такой сильный, нравилось быть беспомощной в его руках. Нравилось, как его горячий рот скользит по моей коже, пробуя меня на вкус, а руки мнут грудь.

Язык скользнул горячей влажной дорожкой по моей груди. Мое тело вздрагивало под каждым поцелуем, откликалось на него. Дыхание сбилось, хотелось чего-то большего, такого же удовольствия, что он уже доставил мне. Хотелось еще.

Пожалуй, потребуй он ответа сейчас, я бы уже сказала, что люблю.

Но он только сказал:

— А ты посмей.

Дари нависал надо мной, удерживая свой вес только одной рукой. Вторая ласкала меня, гладила с нажимом, губы всасывали сосок, покусывали зубы, дразнил язык.

Внутри меня шла борьба. Я хотела откликнуться на его призыв, но разум мне говорил, что это будет неправильно.

Я тоже откликалась на действия Дари. Обнимала его за плечи, гладила по литым плечам, гладким и сладким на вкус. Слизнула-таки пару капель, подтянулась, проскальзывая под его рукой. Черные волосы Дари касались моего живота, когда он спускался с поцелуями все ниже, и у меня захватывало дух от перспектив. Я осторожно погладила его по волосам, пропустила пряди сквозь пальцы, потянула слегка и сама испугалась того, что делаю. Горячие мурашки разбегались по коже и я застонала от удовольствия.

Дари поднял голову и требовательно посмотрел мне в лицо. Я растерялась, не сразу сообразив, что он от меня хочет, но когда сообразила, меня прострелил насквозь ужас. Такой, захватывающий дух ужас, как перед чем-то очень важным.

Кровь прилила к коже, губы пересохли. Я облизнула их и хрипло спросила:

— Ты меня любишь?

Что он хочет услышать?

Правду?

Или…

Я думалась, кусая губы. И поняла, что на самом деле существует только одна правда.

Потому что рядом с ним я менялась. Настолько сильно, что нитарийка, возмущенная дикарями, независимая девушка, которая не позволяла к себе прикасаться — ее рядом с ним не было.

Была пленница, которая отдала всю себя повелителю, и повелитель отдал всего себя пленнице. Усадил себе на колени на глазах у всех, смирил свой нрав и…

— Я люблю тебя, Дари, Властелин Черной Пустыни, — проговорила я, касаясь его щеки ладонью. — Сегодня я полюбила тебя, еще не зная этого.

Дари зарычал, как дикий зверь, неистово набросился на меня, кусая и целуя мои губы.

Сильно, остро, жарко, оставляя на моем теле следы, его руки мяли меня, его глаза выжигали на мне метки, и я едва выдерживала этот яростный и страстный его напор.

Он сделал меня женщиной, он превратил меня в другую, не в Эйну, спокойную и меланхоличную, а в похотливую кошку, которая была без ума от его желаний.

Мне нужно было новое имя, новая жизнь.

Подходящая той, кого хочет сам повелитель, на кого у него стоит его мощнейшее орудие. Под кем она стонет, сходя с ума.

Его ласки становились все яростнее и жестче.

— Завтра… Нет, сегодня, — задыхаясь проговорил он. — Я оставлю тебя себе. Будешь жить в моей спальне, малышка Эйна. Будешь встречать меня в моей постели каждый вечер, каждое утро я буду тебя иметь так долго, пока все семя не выльется из меня в твое лоно. Я так хочу тебя…

— Ты не будешь брать других наложниц? — Спросила я, не веря себе.

— Зачем мне брать тех, кого я не хочу? — Удивился Дари. — Пусть развлекаются как хотят, хоть с Мауром, хоть сами с собой. Меня интересуешь только ты.

Столько искренности было в его словах, что у меня не было другого выхода, только поверить.

— А как же жены? У тебя ведь есть жены?

— У меня нет жен, — ласково ответил Повелитель, покрывая поцелуями мою грудь и живот и спускаясь ниже. Его бархатный язык скользнул по моим складочкам, вырывая из меня стон наслаждения.

— Ни одной? А как же наследники?

— Я могу себе позволить не заводить жен. Я могу себе позволить трахать только тех, кого хочу. Я могу себе позволить все, маленькая нитарийка, — самодовольно заявил он, поднимая голову, демонстрируя губы, блестящие от моих соков. — Я Властелин этих мест. А детей мне родишь ты.

Ласки

Самое главное было сказано, а Дари все не унимался. Я была его одержимостью.

Он взял мою руку и сначала накрыл ею свою грудь, потом повел вниз. Я чувствовала его каменные мышцы под своими пальцами и сходила с ума от их упругости. Гладкая кожа сменилась жесткими волосами, а потом мою ладонь устроили на напряженном мужском орудии. Большом, толстом, твердом. Раньше меня это пугало. Даже до сих пор пугало, но я помнила его у себя внутри и какое удовольствие он мне доставлял. Просто сжимать его было совершенно другим ощущением.

Дари накрыл мою руку своими пальцами и стал ею управлять. Показывать, как правильно сжимать, какую применять силу, как вести кожу вниз, не боясь причинить боль. Я начала получать удовольствие о того, как управляю Властелином с помощью одной лишь руки. Дари набросился на меня с поцелуями, а его орудие двигалось в моем кулаке как бы само собой. Сильное, с бархатистой кожей, покрывающей стальную сердцевину. Когда я сжала пальцы вокруг головки, Дари зарычал. Сначала я испугалась, подумав, что сделала что-то не то, но он тут же толкнулся в кулак сильнее, и я продолжила.

Кровать была огромной, шелковые прохладные простыни оттеняли жар кожи Дари. Он становился все горячее с каждой секундой, оправдывая свое звание сына пустыни.

Я двигала рукой все быстрее, и тут Дари приподнялся, и раньше чем я успела сообразить, его руки ухватили меня за бедра и перевернули на живот, подтягивая поближе.

— Как я тебя хочу, малышка, — яростным шепотом проскользило мне в уши. — Как я хочу тебя взять так, чтобы не сдерживаться…

По позвоночнику прошлась ледяная волна, дрожь накрыла мое тело. Он был сзади… и я боялась. Но все-таки хотела этого, кажется, лишь чуть меньше, чем он.

Я выгнулась, приподнимая бедра, под которые была подложена подушка, оттопырила попу, словно кошка в течке. Заерзала, чувствуя, что внизу живота разгорается пожар, даже не догадываясь, как Дари отреагировал на то, что я делала.

Его дыхание стало чаще и резче, его орудие, выпущенное из моих рук, чуть не взорвалось, когда я это проделала.

— Я взорвусь сейчас, если не отымею тебя так, как просит моя плоть, — проговорил Дари глухо. — Но я боюсь, что ты не выдержишь моего напора, малышка.

Я вздрогнула и охнула, особенно когда он намотал мои волосы на кулак и оттянул мою голову. Губы сразу ужалили мой рот, зубы прикусили губу почти до крови, и я почувствовала едва сдерживаемую силу этого тела.

Дари хотел меня. А я хотела Дари.

Он был настоящим дикарем, варваром, который хотел поиметь свою добычу там, где настиг… И он это сделал. Я не успела ничего сказать, как почувствовала, что мои бедра резко развели, а внутрь начал входить его пылающий ствол.

Одной рукой Дари держал меня за волосы, а другая жадно терзала мою грудь. Он сжимал мои соски пальцами, выкручивал их, потягивал, одновременно вторгаясь в меня медленно, но неумолимо.

Он был во мне. Горячий, властный, страстный, пылающий мужчина. Аккуратный, но неизбежный. Он натягивал меня на себя, и я понимала, что он едва помещается. Но я была мокрая внутри, и он все же входил, пока не вошел до конца, уперевшись в мою попу пахом. Я была растянула до предела, нанизана на него, наполнена им.

Это было правильно. Все было правильно. И горячая боль внутри, и мужское тело с его пряным запахом, накрывающее мое, и толчки, которые постепенно разгонялись. Голова кружилась, я терялась в этом мире и в другом, чувствовала только, что наполняюсь и лечу в золотую воронку, где меня ждет наслаждение.

Дари двигался внутри на всю длину. Выходил, полностью освобождая мое лоно от своего орудия, но тут же возвращался, заполняя полностью, до дна, растягивая мышцы, навсегда закрепляя меня за собой, чтобы я могла принимать только его одного. Я отдавалась ему так же полностью, до конца, отдавала всю себя, подстраивалась. Это было совсем не похоже на первый раз, когда я тряслась от ужаса, а он насиловал меня. Нет, теперь я получала удовольствие от тяжелого плотного движения внутри. От того, что принадлежу своему господину. Я любила его, я приняла решение его любить — и это открыло мне возможность управлять им. Потому что любовь может быть только взаимной. Дари это понимал как и я. Он не мог не понимать, он чувствовал точно так же, но боялся гораздо меньше меня. Он трахал меня так, что я стонала, он присваивал меня, брал так, что я повизгивала от каждого толчка, но тут же заласкивал, прикусывая кожу на спине. Это было животное соитие, но оно было божественно прекрасно.

Мои соски затвердели, я вся текла, и Дари улыбался, наслаждаясь этим. Он и подумать не мог, что получит такой подарок. Я начала подаваться бедрами назад сама, насаживаясь на его ствол, Дари зарычал — и не выдержал. Судороги скрутили его тело, я ощутила, что внутри меня что-то взорвалось горячей лавой, и полилось, захлюпало, запахло пряным, а руки Дари стиснули мое тело так, что едва не сломали меня.

Он упал на меня сверху, содрогаясь в оргазме. Каждую его мышцу выкручивало, он вталкивал, вбивал последними ударами меня в постель, словно намеревался продолбить насковозь. И не удержавшись, он застонал в голос. Низко и мощно, так что пробрало и меня.

Горячий шепот на мое ухо отзывается дрожью во всем теле:

— Ты моя, нитарийка. Ты понесешь моя дитя и станешь самой любимой моей.

Эпилог

Много лет прошло с тех пор, как одно маленькое, практически незаметное событие на фоне мировых войн изменило судьбу всего мира. 

Все началось с того, что норовистая лошадь, воспитанная в пустыне, испугалась городской толпы и понесла. Увы, именно это стало причиной трагедии и гибели нескольких человек. 

Среди них были родители одной девушки, слишком независимой, чтобы выйти замуж и жить припеваючи. Слишком дерзкой для этого.

Девушка отправилась в поход и случайно ее заметил патруль пустынных воинов. Они захватили ее и продали работорговцам. 

Нитарийка не тронутая мужчиной — это была редкость. И хотя ее чуть не испортили стражники, доктор аукциона понял, что за сокровище им досталось.

И вскоре она была преподнесена в подарок Властелину Черной Пустыни, могущественному и молодому правителю Дари. 

Который сначала просто взял норовистую кобылку, как привык брать все. 

Но потом… Потом она вошла в его сердце куда глубже, чем он — в ее тело.

В ту ночь, когда они с нитарийкой обменялись клятвами любви, против него замышляли измену пустынные племена, что собирались идти войной на могущественную империю.

И если бы не нитарийка, Дари погиб бы через год, два, десять лет. 

Но все случилось иначе. 

Она родила ему дочь. Голубоглазую красотку, точь в точь — мама. 

Дочь однажды ворвалась на совещание, где были нитарийские послы. Увидев, то в замке содержится ребенок их народа, они потребовали доказательств, что ребенок не был похищен. 

Вместо этого на совещание пришла ее мать, Эйна. 

Возлюбленная Дари, родившая ему еще двоих к тому времени и бывшая в тягости. 

Для пустынного народа было дико вмешательство женщин в политику, но Нитари потребовал участия Эйны, а Дари слишком ее любил, чтобы отказать. 

Благодаря Эйне был заключен военный союз Нитари и Черной пустыни, и когда племена пришли войной на земли Дари, они встретили отпор бешеных его воинов, вооруженных новейшими разработками соседней страны. 

После сокрушительной победы Дари стал еще больше прислушиваться к своей любимой. И она воспользовалась этим, вынудив его отменить жестокие законы, приравнивающие женщин к имуществу и скоту. Изапретить торговлю людьми. 

Последнее решение было крайне жестоким для экономики Черной Пустыни. 

Но союз с Нитари принес только благо всем сторонам. 

Эйна родила Дари десять дочерей и одного сына. 

Все эти годы его гарем скучал. Девицы дрались между собой, устраивали козни, пытались соблазнять единственного допущенного к ним мужчину и пару раз даже покушались на Эйну. Но после жестоких казней зачинщиц это больше не повторялось. А Эйна, такая же жестокая, как ее любимый, запомнила те две страстные ночи на всю жизнь. 

Гарем Дари распустил. 

Зачем ему нужен был гарем, если каждую ночь в его постели была самая горячая, самая страстная, самая красивая женщина в мире. Она могла быть невинной, могла развратной, могла сама предлагать ему искусства любовные, о которых он и не слышал, а ей о них писали подруги из Нитари. Она вернулась в родную страну на месяц, чтобы изучить только одну дисциплину и вернуться к Дари искушенней любой его наложницы. 

Он кричал и стонал каждую вторую ночь. А каждую первую кричала и стонала она под его тараном. Он вбивался в ее тело в каждом из трех отверстий, он связывал и порол ее, он мучил и насиловал ее — и потом наоборот. Он мог быть самым жестоким любовником и самым нежным.

А она отвечала ему тем же, доводя его до вершин сладострастия своим ртом и губами, выдаивая из него каждую каплю семени, что он готов был ей отдать. 

Двое правителей Черной Пустыни так никогда и не стали мужем и женой. Дари не нравились традиции, которые предписывали ему каждые десять лет брать новую жену. 

Эйна осталась для него единственной и неповторимой девочкой с самыми нежными губами, с самыми громкими стонами, самым горячим лоном, самой узкой попкой, самыми умелыми руками. Зачем ему другие, если в его дворце его всегда ждет одна-единственная звезда его сердца, его греза, его любовь во веки веков?

Он побывал и в Нитари, где странными путями узнал историю попадания в его страну его возлюбленной. После этого он поклонился могиле родителей Эйны и повелел уничтожить всех лошадей той самой породы, сравнять с землей аукцион рабынь, а его ассасины убили всех, кто претендовал на руку его любимой.

Дари был жестоким правителем.

Но Эйне это нравилось.

Оглавление

Начало

Первая встреча

Аукцион

Попытка насилия

Подготовка

Встреча

Ожидание

Омовение

Предвкушение

Мучительное ожидание

Наложница

Цветок властелина

Утро

Гарем

Наказание

Удовлетворение

Отбытие

Прошлое

Крепость Властелина

Ужин

Вода

Купание

Искушение

Обещания

Большой гарем

Решение

Одеяния

Казнь

Горячая страсть

Маленькая нитарийка

Ласки

Эпилог