Горячее сердце. Новая история Мериды [Мэгги Стивотер] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Мэгги Стивотер - Горячее сердце. Новая история Мериды
Литературно-художественное издание
Для среднего школьного возрастаУОЛТ ДИСНЕЙ. НЕРАССКАЗАННЫЕ ИСТОРИИ
Мэгги Стивотер ГОРЯЧЕЕ СЕРДЦЕ. НОВАЯ ИСТОРИЯ МЕРИДЫ
Руководитель направления Т. Суворова Ответственный редактор С. Мазина Младший редактор М. Дробот Художественный редактор И. Лапин Технический редактор О. Лёвкин Компьютерная верстка Е. Беликовой Корректор Е. Холявченко
BRAVELY Copyright © 2022 Disney Enterprises, Inc. All rights reserved
ИСЛАНДЦАМ
Пролог
Это история о двух божествах и одной девушке. Случилась она давно-давно, когда Шотландию только начинали звать Шотландией, в замке под названием Данброх. Первое божество, Кальях, было очень древним. Собственно, одно из её имён так и звучит: Шотландская Старица, хотя в этой ипостаси большинство людей её никогда не видели. Разве только те, кто наделён даром видеть, ощущали её незримое присутствие в яростных бурях или в шумных водопадах, или даже в таянии снега, что стекается в лужи на свежевспаханных полях. Кальях была богиней созидания. По её мановению набухали на деревьях почки. Наливалась соком трава. Росли телята в коровьем брюхе. Поспевали плоды на ветвях. Её делом издревле было создавать и возрождать. Хитрая была старушенция. Вечно эта карга любила изловчиться, сыграть шутку, подменить понятия, заморочить голову – и пошла бы на всё, лишь бы добиться своего. Второе божество, Ферадах, было очень юным. То есть не то чтобы оно жило в мире меньше времени, чем Кальях, – жило-то оно, в некотором смысле, столько же. Однако в отличие от Кальях, которая всякий раз, как становилась видимой, принимала одну и ту же форму, Ферадах являлся каждому, кто его видел, в новом обличье. А значит, познавал себя заново снова и снова, такая вот вечная юность. Ферадах был божеством распада. Его делом издревле было разрушать. Под его началом пожары опустошали края, мор выкашивал народы, потопы уносили цивилизации. Ферадах уничтожал старое; Кальях заботилась о рождении нового. Так сохранялось равновесие. К несчастью, они не всегда придерживались единого мнения, в чём это равновесие состоит. Точнее, Кальях не всегда придерживалась. Юный Ферадах оставался безукоризненно честен, потому что пока в твоей жизни всё просто и ясно, судить непредвзято легче. Кальях, напротив, была достаточно стара, чтобы обзавестись предпочтениями. Склонностями. Любимчиками. Другими словами, даже когда иной раз разрушение было полностью оправданно, ей хотелось решить дело в свою пользу. И вот тогда-то она обычно и начинала плутовать. Испокон веков обводила она Ферадаха вокруг пальца. В один год, бывало, спасёт от него воина или какое-нибудь семейство, или даже целую деревню. А в следующий год всех потеряет. В иные лета, когда уловки не помогали, она прибегала к чуду, хотя чудес в своём распоряжении имела не так уж много. Кальях была стара, но источник, откуда брались её чудеса, – ещё старее, он лежал в самом сердце Шотландии, где возрождению и созиданию всегда благоволили. Годы чудес были особенно редки. Эта история случилась в такой чудесный год. В день, когда всё началось, вид на Данброх, словно выраставший из утёса над блестящей гладью озера, открывался особенно красивый. В те студёные зимние дни всё, что не было зелёным или красным, стало чёрным или белым. Чёрная вода под белой грудой откоса. Чёрная дорога к замку под белыми крыльями папоротника на обочинах. Чёрные каменные стены под белыми шапками на зубцах. Снежный покров точно сахарной пудрой запорошил комья дёрна, и замковый двор стал гладким, как глазурь на пирожном. На остролисте зарябили красные ягодки, над каждой дверью повесили по лавровой ветке. А с высоких башен, как и всегда, изящно развевались старые зелёные знамёна. В замке велись приготовления к рождественской свадьбе. Да-да, тогда тоже было Рождество, и свадьбы тоже были, хотя выглядело и то и другое несколько иначе, чем сейчас. То, на чём сосредоточено внимание в наши дни, а именно: невеста с женихом, букеты, свадебное платье, девичник-мальчишник, подружка невесты и дружка жениха, поцелуй – поцелуй, – всё это не играло в те времена почти никакой роли. На данброхской свадебной церемонии жениху предстояло разве что наскоро подарить невесте кольцо или брошь в присутствии священника, да и покончить с этим поскорее. Никаких там поцелуев. Никакой романтики. Чисто формальная процедура. Зато следовавшее за ней торжество – вот это было что-то. Гулять могли сутки напролёт. Спектакли-пантомимы, бальные танцы, состязания и турниры, народные игры, ну и, конечно, пир горой. Еда – о, сколько еды! По нынешним меркам сошло бы скорее за городской банкет, чем за одну свадьбу. А вот Рождество вполне походило на современное. Разве что вместо рождественской индейки подавали кабана или лебедя, да настольные игры у камина давным-давно сменились другими, зато праздничные радости остались те же. Венки из остролиста, стебли плюща, дерзкая омела и весёлые гимны, дюжина коротеньких зимних дней на подарки, дюжина длиннющих зимних вечеров на угощения и глинтвейн. Вот что обычно сопровождало свадебную пирушку. Свадьба на то Рождество была у Лиззи. Дурашливой милой Лиззи, так давно служившей в замке, что её привыкли считать за члена семьи. Она обожала обряды и всё про религию. Христиане, друиды, иудеи, ведьмы, белые монахи, приспешники Рогатого Бога, жрицы Морриган, Тиронский орден, клюнийцы – все повидали её в своих рядах. Недавно она решила посвятить себя Минерве, римской богине мудрости и ремёсел, и провела пару-тройку недель за прядением и сложением песен про сов – так сказать, для пробы. К счастью, на этом она не остановилась, дошла до астрологии, а вслед за этим – до идеи брака. Свадьбу Лиззи всегда хотела именно рождественскую – это же такое идеальное сочетание: и обряд, и религия в одном флаконе. И вот наконец-то нашла человека, который согласился выступить вместе с ней в главной роли. В Данброхе его звали Кабачком. На вкус кабачок так себе, зато полезно. Кабачок сойдёт. Однако это история не о Лиззи. Это история о другой девушке из Данброха. Собственно, Данброхов вообще-то три: замок Данброх – суровый дозорный над обнесёнными лесом холмами; королевство Данброх – край ручьёв и озёр, низинных полей и пастбищ в нагорьях, край белоголовых гор и чёрной полосы моря; и наконец, клан Данброх – король Фергус, королева Элинор, принцесса Мерида и три принца-близнеца: Хьюберт, Харрис и Хэмиш. И эта история о принцессе Мериде. Мерида не очень-то походила на манерную августейшую особу, какая обычно представляется при слове «принцесса», скорее – на зажжённую спичку, хотя в то время спички ещё не изобрели. Огненно-рыжие волосы, горящие глаза, искрящий остротами ум – её головка была создана, чтобы воспламенять; однако отнюдь не для того, чтобы потом гасить. В стрельбе из лука ей не было равных. Первые десять лет, пока на свет не появились трое маленьких дьяволят, она оставалась единственным ребёнком в семье, и если у других детей могли быть друзья, то у Мериды были только лук да стрелы. И она упражнялась в стрельбе самозабвенно, до автоматизма, каждую удобную секунду, которую её мама не успела отвести под уроки музыки, вышивки или чтения. Было какое- то особое успокоение в стрельбе из лука, которого Мерида не находила больше нигде. Всякий раз, как она натыкалась на трудности, с которыми не могла справиться, она шла пострелять. Всякий раз, как ей казалось, что она запуталась в своих чувствах, она шла пострелять. Час за часом натирала она себе мозоли на пальцах, набивала синяки на плечах. Но и во сне продолжала целиться между деревьев и забирать в сторону с учётом сильного горного ветра. В год, предшествующий свадьбе, Мерида прихватила с собой лук и пустилась странствовать по королевству Данброх. Весну она провела вместе с крестьянами в горах, куда они отправлялись жить во времянках, пока стада паслись на горных лугах. Под конец лета она поехала в Морвентон к монахиням изучать словесность и географию. С наступлением осени она снова была в пути, присоединившись к горстке старых отцовских наперсников, взявших на себя труд начертить карту многоликого края Данброх. Зимой, к свадьбе, Мерида вернулась. Повесила на стенку лук. До чего же надёжным показался ей замок Данброх, который за все эти месяцы странствий ничуть не изменился. Она не знала, что Ферадах – а вместе с ним и беда – уже близко. Зато Кальях знала. Старая хитрюга. А ещё она знала, что Данброху пришла пора пасть жертвой силы Ферадаха. Но Кальях была стара, она не могла судить непредвзято, она имела свои интересы по части клана Данброх. Кальях решила слукавить. И вот об этом история.ЧАСТЬ I. ЗИМА
1. Три стука
Мерида уже с час уплетала сдобные булки, когда раздался первый стук. Булочки были чудесные. Только из печки. Сверху корочка, внутри горячие и пышные. Мерида как раз расправилась со всеми кривоватыми, и теперь приступала к тем, что были идеальной круглой формы. На грубом кухонном столе перед ней возвышалась горка из ещё чуть не сотни – это по-прежнему было куда больше, чем ожидалось гостей на рождественском пиру. Выпечка, собственно, предназначалась для одного дурацкого свадебного обычая, а именно: Лиззи с Кабачком должны были дотянуться и поцеловать друг друга через гору булок. Так что Мерида делала им одолжение, уменьшая гору. Лиззи – и замуж! До сих пор не верилось. Уминая сдобу в сумерках ночи, Мерида возила босой ногой по запорошенному мукой каменному полу кухни и задумчиво выводила в муке своё имя. До чего ж приятно ощущать ступнёй холодок пола, а спиной – тепло тлеющего очага. Приятно сжимать нёбом пружинистую мякоть сдобы и ломать зубами хрусткую колкую корочку. Приятно позволить мыслям разбегаться в разные стороны, как любит говорить мама, королева Элинор, и потом прислушиваться ко всякой чепухе, которая сама возникает в голове, вроде того, что её имя наоборот будет Адирем. Адирем, а что, даже ничего. Адирем Данброхский. Моё второе я, подумалось Мериде. Моя тень. Тёмная и задумчивая, равно как Мерида – яркая и подвижная. Мерида начертала в муке: «Данброх». Надо же, Хорбнад уже совсем не смотрится. И вот тут-то постучали впервые. Тук-тук-тук. Мерида прекратила жевать. Прислушалась. Может, кто-то из близнецов? У Хьюберта был уж слишком хитрый вид, когда Мерида потушила у них в комнате свечу на ночь. Однако в замке царила тишина, какая может царить только в замках. Каменные стены преграждали путь звукам, а гобелены гасили любой шум. Все, кроме Мериды, смотрели сны про грядущую свадьбу и рождественский пир. Должно быть, никакого стука и не было, просто в одном из каминов треснула головешка. Мерида прикончила начатую булку. С особой тщательностью выбрала следующую, попутно подавляя характерное скорее для близнецов желание вытащить какую-нибудь с самого низа, чтобы поглядеть, как вся гора рухнет на пол. Выбрав в итоге идеально круглую пампушку, Мерида разорвала её надвое, чтобы полюбоваться сеткой трещинок и канальцев внутри. За последние месяцы ей довелось поесть немало разной выпечки, но никакая не могла сравниться с творением Эйлин, замковой поварихи. Лучше Эйлин, известной ворчуньи, упрямицы и грубиянки, на данброхских кухнях не было никого. Мать Мериды, королева Элинор, шла на многое, чтобы раздобыть для Эйлин самые свежие рецепты, нередко из самой Франции. И всякий раз, когда гонец или голубь доставлял новенький свиток, Эйлин запиралась у себя на кухне на целые дни, чтобы бесконечно пробовать да переиначивать, прежде чем позволяла кому-либо из королевской семьи отведать результат. Не то чтобы сегодня Мерида совсем уж впервые прокралась на кухню продегустировать стряпню Эйлины. Уминая очередную булочку, она вспомнила своё торжественное возвращение домой несколькими часами ранее. Объятия, слёзы – и конечно, чтения. В Данброхе всегда очень ценили истории и легенды, и сегодня Мерида с большим пылом, забравшись на стол в тронном зале, поведала домашним Балладу о годе Мериды, красочно изображая все подробности и атакуя ёлочные украшения. Близнецы, отец и Лиззи восторженно её подначивали, а мама, конечно, изображала порицание. Дом, отчий дом! До чего ж приятно было снова иметь под рукой привычные земные блага, какими располагал замок: жаркие камины и бесчисленные свечи, еду без червей и укромное отхожее место, постель без вшей и шикарную спальню. Приятно было снова окунуться в прежнюю, знакомую атмосферу: травяной запах кухонь; бардак и вопли близнецов в коридорах; низкий булькающий кашель отца, когда он сидит в своём кресле у камина; обычай целовать перед сном мать в щёку, пока она записывает события дня в дневник. Тук-тук-тук. Это что, снова? Вроде бы да. Мягкое троекратное постукивание, точно такое же, как в прошлый раз. – Хьюберт, я тебя слышу, – прошипела Мерида. Но кажется, это был не Хьюберт. Куда же стучали – неужели в дверь? С наступлением ночи на ворота замка опускали решётку, так что во двор никто пробраться не мог. К тому же ночью вокруг замка безлюдно. Ближайшее поселение – крошечная деревенька сплошь из чёрных домов – находится в получасе ходьбы, и то если по хорошей дороге, а не по заснеженной и обледенелой, как сейчас, в сочельник. Мерида выждала. Прислушалась. Никого. Она принялась за следующую булку. Однако внутри снова зашевелилось то странное беспокойство, которое и заставило её подняться посреди ночи. Только откуда бы ему взяться? По идее, Мерида должна быть счастлива. Свою семью она любит. Дом обожает. Настолько, что никаких слов не хватит описать. Как же хорошо вернуться домой после долгого отсутствия – а там почти ничего не изменилось. И всё-таки поднявшись вечером на башню к себе в спальню, она долго лежала без сна в холодном лунном свете, который сумел-таки просочиться в обход гобелена на окне, и жалела, что на улице темно. Что нельзя выйти на площадку пострелять из лука, пока не успокоятся и тело, и душа. Ей отчего-то не сиделось на месте, так и подмывало пуститься на поиски приключений. Точно как в ночь перед отъездом, почти год назад. Но ведь приключения только-только закончились. Что-то должно было измениться. Она сама должна была измениться. И тут раздался третий стук. Тук-тук-тук. Раздался он совершенно точно не из камина. Стучали в дверь. Но не в парадные ворота, а в неказистую низенькую дверь на заднем дворе, куда загоняли подводы с провиантом, чтобы не мяли траву перед фасадом. Только кому там быть в такое-то время? В голове у Мериды промелькнула леденящая мысль, что, может быть, это всё-таки чудит кто-то из близнецов: что, если братцы заперли кого-то снаружи ещё днём, и у бедняги сил вот только постукивать и осталось? Мерида прыжком пересекла кухню, повернула в замке громадный ключ и налегла на тяжеленную дверь. На дворе оказалось светлее, чем она ожидала. Огромная луна, пусть и не видная за стенами замка, заставляла снег сверкать, точно днём. Мимо Мериды в кухню рванул морозный воздух, потянуло печным дымком. Каждая звёздочка в небе сияла так ярко, что казалось – если протянуть руку, они все окажутся влажными на ощупь. На пороге никого не было. Даже перед дверью на снегу никаких следов. Но стук не почудился, это Мерида знала точно. Внутри всколыхнулось странное колкое чувство. Причём, кажется, именно оно-то и скрывалось до сих пор за общим беспокойством, просто теперь возросло настолько, что Мерида явственно смогла распознать его позыв. Под стать влажному, резкому сиянию звёзд над головой, только у неё внутри. «Волшебство, – шепнуло чувство. – Волшебство рядом». Давно, очень давно слышала Мерида этот зов. И тут-то она увидела его. В глубине сизой тени под замковой стеной сгорбился кто-то неведомый – хотя стучать он не мог, следов от него до двери на снегу не было. Застигнутый за стягиванием перчатки, он замер столбом – очевидно, в надежде, что Мерида его не заметит. Гости так себя не ведут. Так ведут себя лазутчики. – Эй! – крикнула ему Мерида. – Я тебя вижу! Чужак не пошевелился. Лук со стрелами сгодились бы лучше, но пришлось обойтись тем, что оказалось в руке: булкой. Призвав всю свою меткость, Мерида запулила куском точно неизвестному в голову. – Эй, ты! – повторила она. – А ну отвечай, кто ты! Он повернул лицо. Что было на нём написано? Определить у Мериды не вышло, лицо оставалось в тени. Она схватилась за новое оружие; на этот раз под руку подвернулся совок для золы. В несколько решительных шагов Мерида пересекла двор и потребовала: – Я сказала, представься! Чужак заговорил; в ответе слышалась насмешка. – Ну, положим, навредить ты мне никак не... ай! Совок пришёлся ровно под колени – приём, который Мерида позаимствовала отнюдь не из боевой подготовки, а у своего зловредного брата Хьюберта. Этот любил прятаться в тронном зале под столами и оттачивать свою технику нападения на Мериде и прочих простофилях, имевших неосторожность оказаться поблизости. На загадочных чужаках приём работал так же безотказно. Чужак свалился на колени, руки в перчатках погрузились в снег по самые запястья. Он метнул на Мериду один-единственный удивлённый взгляд и сказал: – Меня не остановишь. Совсем не такого ответа она ожидала. – В смысле? Что ты собрался делать? Но он просто вскочил и бросился прочь. В Данброхе Мериду обычно считали вспыльчивой – как ей самой казалось, совершенно несправедливо и вовсе только потому, что она девушка. Скажем, три её рыжих брата готовы были ни с того ни с сего дойти до белого каления, а всё же их вспыльчивыми не считали. По мнению самой Мериды, она была просто находчивой. Ей не нужно было долго соображать, прежде чем начать действовать. Иногда, конечно, действовала она довольно топорно, но порой именно так и требовалось. Например, чужаку в ночи вполне подходил удар под коленки совком для золы, а затем полагалась погоня. В голове у Мериды проснулся тоненький голосок, весьма напоминающий голос её матери: «Принцессам не подобает гонять чужих людей ночью босиком по снегу!» Мерида прищурилась. И бросилась в погоню.2. Чёрный Ворон
В том, что это не обычная погоня, Мерида убедилась довольно быстро. Вот она гонится за чужаком – перед глазами вихрится край его плаща. И вот она уже гонится за оленем. Или за кем-то похожим, только больше. Большой олень скакнул через папоротник в озарённый снежным блеском лес, и его серебристые бока сверкнули в свете звёзд. Да нет же, решила она, не олень. Лис, точно. На фоне чёрно-белого пейзажа замелькал серый хвост. Или волк? В прыжке через ручей показались уши торчком. Заяц – худой, вытянутый, невероятно юркий. Сильная куница – в лунном свете щёлкнули острые зубы. Гибкий кролик – спешит укрыться в кустах. «Ах, так это действительно волшебство», – подумала Мерида. Шотландское волшебство – оно примерно как шотландский лесной кот. Встречается довольно редко, можно всю жизнь прожить и ни разу его не увидеть, если не смотреть хорошенько. Большинство не обращает внимания на волшебство (и на лесных котов) примерно так же, как не обращает внимания на пение птиц или на фрукты, которые уродились странной формы; внимание ведь требуется для вещей куда более насущных. Найдутся и такие, кто в волшебство (а то и в лесных котов) вообще не верит. Но Мерида верила. Приходилось. Несколько лет назад оно воззвало к ней, Мерида ответила на зов. Затем последовали злоключения, уроки были усвоены. Обернулось всё в итоге к лучшему, но в целом Мерида осознала, что мир людей и мир волшебства разделены не без причины. Они устроены по разным законам. Мать говорила, что Одарённые Видеть делятся на два рода: те, кому интересно волшебство, и те, кто интересен волшебству. После того случая Мерида твёрдо решила, что она не из первых. А всё ж таки вот она снова следует по пятам за волшебством в лес. Может, повернуть назад? «Меня не остановишь», – сказал чужак. Мерида обязана разузнать, что он делал на заднем дворе посреди ночи. Однако просто так его не догнать, это ясно, и мысли Мериды перекинулись на то, как бы устроить беглецу ловушку. Это ведь её Данброх, в конце концов. Каждую болотистую низину, каждый внезапный холмик она знает наперечёт. Знает, где замшелые валуны становятся непроходимыми болотами и где деревья сплетаются до того густо, что быстро через них не продраться. Знает и дорогу к коварной стремнине – там, где речной поток до того резко пробил себе путь, что берега превратились в беспощадные кручи. Перейти невозможно. Отличная ловушка. Они попетляли и покружили, то скача, то скользя. Мерцающий беглец думал, за ним гонятся; но его вели. Он выскочил прямо на то самое поле, что упиралось в стремнину, и как раз вовремя, потому что у Мериды давно распирало грудь от морозного воздуха, а ноги жгло огнём от беготни босиком по жёсткой земле. Схватившись рукой за рёбра, Мерида приближалась к обрыву и, не отрываясь, следила, как беглец, теперь смутно напоминавший борзую, рассекает поле скачками. За сердечным стуком в ушах Мерида еле различала тяжёлый грохот холодного потока, бьющего в овраге; беглец же, видимо, не слышал его вообще, упорно продираясь по полю через сухую траву. Оврага он явно никак не ожидал. В последний момент зверь замолотил ногами, заскользил и... замер. Очень вовремя, как раз на самом краю. И медленно повернулся к Мериде. Теперь это был не олень и не лис, не заяц, не кролик, не куница и не волк. А был пригожий молодой человек с густой светлой шевелюрой, как грива у шетлендских пони. Наглухо застёгнутый тяжёлый плащ, припорошённый снегом, скрепляла брошь с тиснением в виде дерева с раскидистыми ветками и мощными корнями. Никакого оружия видно не было. – Ты, это... попался, – еле выдавила Мерида. Для командного голоса с королевским достоинством она ещё не отдышалась, но для острастки тряхнула совком для золы. – В этой речке при мне две коровы утонуло, а их плащ на дно не тянул. Так что давай: кто ты и что. Взгляд беглеца упал на её босые ноги, от мороза ярко-красные, затем взлетел до импровизированного оружия. – Со мной невозможно бороться, – сказал он. – Отчего ты решила, что тебе это под силу? – Что ты делал у нас на дворе? – отпарировала Мерида. – Откуда тебе известно, что я там был? – Ты стучал! – Стучал? Нет, я не стучал. – А кто тогда стучал? – Определённо не я. – А почему ты тогда от меня удирал? – Почему ты меня преследовала? – Я думала, это ты стучал! – Стал бы я стучать. Тебе не положено видеть меня за работой. – Какой ещё работой? Молодой человек не ответил. Брыннь! Клацнув совком по обмёрзлому валуну, Мерида сшибла черпак с древка, обнажив довольно острый металлический конец. Этот острый конец она направила на молчуна. Правда, не как меч, а как стрелу, пусть и в отсутствие лука: оттянула назад, заложила на плечо и застыла в ожидании, прежде чем засадить своё оружие прямо в глаз своей жертве. – Выкладывай, чем ты занимался в замке. Я требую. Молодой человек тряхнул головой, точно срывал с себя паутину. – Нет-нет. Это уловка. Это подстроено, – забормотал он, кажется, обращаясь скорее к себе, чем к Мериде. – Решил же не попадаться. И он проворно нырнул вниз за край обрыва, прямо в бушующий поток. Взял и спрыгнул, ничуть не колеблясь. Никакой ловушки для него здесь и не было. Он сам позволил себе остановиться – зачем? из любопытства? И теперь исчез. Наверно, надо просто вернуться домой, подумала Мерида. Ничего страшного. Наверно. «А как же стук? » – пронеслось у неё в голове. Беглец, однако же, утверждал, что не стучал, и вряд ли ему бы понадобилось соврать. Стучал кто-то, кто хотел, чтобы Мерида выглянула во двор и застала этого незнакомца за... чем же? «Меня не остановишь», – были его слова. Нет, Мерида обязана всё разузнать. И она прыгнула за беглецом следом. Сумасшествие, конечно. Зима так разъярила речку в овраге, что та готова была сносить мосты на своём пути – и, судя по обломкам в воде, какие- то мосты ей уже подвернулись. Мериду понесло, кувыркая, ударило о валуны. В неё врезались обломки дерева. Черенок от совка ускользнул из рук в поисках собственных приключений. – Я от тебя не отстану! – крикнула Мерида, тут же набрав полный рот ледяной воды. Слышал ли её незнакомец, осталось неясно; он, вероятно, давно обратился в рыбу. Бац! Мерида ссадила коленку о камень. – Сдавайся уже и отвечай на мои вопросы! Внезапно она поняла, что летит. Вниз... вниз... вниз... На середине пути она сообразила, что летит вниз с водопада. А ведь она знала про этот водопад! Сколько раз видела его днём – он всегда казался ей таким изящным, миниатюрным, живописным. Но стоило упасть с него – и больше он таким не казался. В какие-то несколько секунд полёт кончился, Мерида шмякнулась о гладь мелкого озерца у подножия водопада и тут же саданула плечом о его каменистое дно. Силы потока хватило ровно на столько, чтобы бесцеремонно отбросить её к краю озерца. Рот заполнила речная вода, на зубах заскрипел песок. Лёгкие изрешетил рой колючих льдинок. Тело онемело от холода. По ломкому тростнику у Мериды над головой прохрустели чьи-то шаги. В полуметре от неё стоял незнакомец и смотрел сверху вниз, как она, растеряв последнее королевское достоинство, барахтается на животе. – А мне уже начинало казаться, что я понимаю смертных. Ну скажи, чего ты добиваешься? Смертных! До чего же странно прозвучало это слово, хотя после такой погони Мерида не могла не понимать, что перед ней – не обычный человек. Она облизала губы, чтобы хоть немного согреть и заставить двигаться. Когда она заговорила, голос прозвучал тоненько-тоненько, как снежинка: – Я т-требую ответа. Я т-тебя п-поймала. – Ты меня не поймала, – ответил таинственный незнакомец. Мерида потянулась к его лодыжке. Незнакомец отпрянул. Не расчётливо ускользнул, чтобы не попасться, а непроизвольно дёрнулся в сторону, точно от гадюки. И сухо произнёс: – Не думаю, что это мудрое решение, принцесса. Принцесса! Прозвучало так же странно, как и «смертные». – Почему? – спросила Мерида и поднялась на ноги, пусть и не так проворно, как хотелось бы. Босые ноги до сих пор не чувствовались и на вид были угрожающего цвета. – Что, очередной вопрос, на который у тебя нет ответа? Видать, ты только и можешь, что убегать? – Почему ты так уверена, что хочешь знать эти ответы? – спросил незнакомец. – Почему уверена, что хочешь поймать меня? Или ты только и можешь, что догонять? – Смотри-ка, новые вопросы? И по-прежнему без ответа, – заключила Мерида, но сама подумала: а что, если он и не может дать его. По рассказам крестьянок, с которыми она жила в горных хижинах, волшебство в этом смысле бывало с причудами. Собираясь ночью у костра, они рассказывали много былей-небылей про сказочных тварей и мистических существ, что наводняли королевство. У волшебных созданий в этих преданиях часто бывали какие-нибудь ограничения, особенно у тех, что принимали человеческий облик. Например, могли произносить слова, но только повторять сказанное человеком, или поражали красотой, но имели уродливый крысиный хвост, или не могли соприкасаться с водой, как вариант – солнечным светом, если же соприкасались – рассыпались в прах. За человеческий облик всегда полагалось возмездие. Может, на незнакомце лежит магический запрет выдавать свою цель. Может, у него и нет никакой цели. – Может, ты просто какая-то нежить и пытаешься напроказничать, – рассудила Мерида вслух. – По-твоему, я просто нежить? – не поверил он своим ушам. Ну или злой дух, – предложила Мерида. – Злой дух?! Это его явно задевает, поняла Мерида и продолжила: – Леший, к п-примеру, или кикимора... – Список существ, принимающих человеческое обличье, подходил к концу. Да и зубы начинали стучать от холода. – Д-до-домовой. Незнакомец сжал губы в ниточку. – Ты жаждешь ответа. Что ж, получи. К удивлению Мериды, вслед за этими словами он показал ей свои руки. Руки покрывали роскошные перчатки, тонкие и мягкие, точно вторая кожа, расшитые бордовой нитью. Он потянул за одну. Медленным театральным жестом стал он стягивать перчатку, и Мериде вспомнилось, что тогда во дворе она застала его именно за этим. – Не отводи глаз, принцесса, – приказал незнакомец. Уже голой рукой он взялся за тоненький ствол молодого деревца, что росло рядом. Ладонь плотно обхватила стебель и моментально порозовела на морозе. Незнакомец сжал ладонь крепче. «Так, – промелькнуло у Мериды, – может, я действительно не хочу знать ответ», – и в это мгновение мимо неё промчался резкий порыв ветра. Ветер ринулся определённо к деревцу. По земле, словно белёсые поросли, пополз колкий бледный иней. Вообще-то иней не нарастает так быстро, но тут нарос, и только вокруг деревца. Ледяная корка мгновенно ободрала нежную бересту. Но самое скверное, что вокруг разлилась какая-то унылая, беспросветная жуть. Волшебство, чудеса, магия. Побег стал чахнуть. Как только где-то там внутри пропала последняя капелька зелёной жизни, береста посерела, увяла, усохла. Ветки скукожились до самых кончиков. Стало ясно, что стоит слегка коснуться тонкого ствола, как он легко переломится. Деревце было мёртвым. Иней пропал, резкий ветер затих. Жуть осталась. Незнакомец натянул перчатку, разглядывая Мериду всезнающим взглядом. Волшебство, чудеса, магия. «О нет, – мелькнуло у Мериды, хотя она и сама бы не смогла объяснить почему. Она постаралась унять дрожь, чтобы не выглядело так, будто она боится. Хотя она боялась. – О нет, нет, нет». Незнакомец выпрямился. Когда он заговорил, в его голосе не было и следа прошлого замешательства. – Я не нежить, не леший, не кикимора и не домовой. Я Ферадах, и я явился, дабы уничтожить Данброх. Я истребляю то, что тронуто тленом, чтобы дать миру обновиться. Разрушаю то, что пришло к застою, чтобы дать место новому росту. Снимаю старую землю, полную костей, до новой девственной земли, чтобы Кальях могла исполнить своё предназначение и создать новую жизнь. Понимаешь ли ты это? Мерида и понимала, и не понимала. Часть её, настроенная воспринимать необъяснимость волшебства, понимала прекрасно. А вот чисто по-человечески принять услышанное она никак не могла. Вот уже много лет никто не грозился уничтожить Данброх. За опасностями надо было отправляться в странствие, поджидать Мериду дома опасностям не полагалось. – Данброх охвачен тленом, – сказал Ферадах. – Нет... ты ошибаешься! Ферадах, не оборачиваясь, указал через плечо. Вдали вырисовывался контур замка на голой скале. Детали стёрлись за завесой ночи и расстояния, так что на виду оставались разве что потрёпанные знамёна, просевшие крыши да осыпающиеся зубчатые стены. На эту картину Мерида взглянула чужими глазами. Глазами Ферадаха. – Э-э, но это же не главное, – несмело попробовала она возразить. – Просто нужно проявить немного заботы, только и всего. Отец уже сказал, что как только потеплеет, возьмётся за крыши, а знамёна мама починит, когда пойдут дожди и сезон посадок закончится. Ну и потом, это же просто строение. А люди-то – да хоть близнецы, к примеру, они растут как кони. Лиззи вот замуж выходит. Перемен много. – Перемены – это не прибавить в росте или подлатать крышу. Перемены происходят в душе, в голове, в действиях. Будь в Данброхе перемены, меня бы к нему не влекло. Мотылёк тянется к свету, скопа к воде, лосось к родной реке; у них своя природа, у меня – своя. – Ты ошибаешься, – повторила Мерида. – Я не могу ошибаться, – отрезал Ферадах. И добавил пренебрежительно: – В любом случае, посмотри хотя бы на себя. – А что со мной? – Дочь королей, дочь королев. И ты веришь, что это – и есть твой удел? – Я, я чуть ли не год была занята другим! – выпалила Мерида. – Ты даже не представляешь... – Пасла стада с крестьянами в горах. Читала книги с сёстрами Морвентона. Каталась по округе с картографами, – сказал Ферадах терпеливым тоном. – Знаю, знаю. И как именно ты изменилась по сравнению с прежней собой? До отъезда ты была человеком, готовым на всё это. Ныне ты человек, проделавший всё это. Ты готова проделать это снова. Какой след оставили твои странствия на тебе самой? На мире вокруг? Чтением и ездой верхом ты занималась, так или иначе, всю жизнь. – Ферадах встряхнул плечами. – Много шума – мало толка. Мерида открыла рот. Закрыла. Впервые в жизни ей говорили подобное. Обычно говорили прямо противоположное: что она вечно рвётся вперёд, вечно требует больших перемен. – Слишком долго прозябал этот край без дела, – сказал Ферадах. – Настало время дать шанс новому поколению. Теперь, когда я здесь, меня уже ничто не остановит. Они оба посмотрели на мёртвое-мёртвое деревце между ними. Мерида хотела снова возразить, всё оспорить, но разве ей самой не приходило в голову, что внутри у неё снова то же чувство, что сидело в ней ещё до странствий? «Думай, Мерида, думай. Ты же смекалистая». Была у них в Данброхе одна настольная игра под названием «брандуб»; само слово всегда казалось Мериде забавным – и бренчит, и гудит. Цель игры – захватить башню в центре поля и освободить заточённых в ней пленников. Захватывать можно воинственными пешками, а можно рискнуть добиться расположения самого Брандуба, то есть Чёрного Ворона, фигурки со своими собственными правилами. Ввести его в игру непросто, но стоит ему выйти на поле боя – противнику крышка. В Данброхе был набор для игры в брандуб, в своё время очень даже роскошный: приятные на ощупь коренастые пешки, агатовый Брандуб солидного тёмно-лилового цвета, грифельная доска с затейливо вырезанным игровым полем. Королева Элинор как-то рассказывала Мериде, что этот набор достался им в дар от соседнего королевства – и он в самом деле выглядел подарочным, чтобы одни могли его преподнести, а другие поставить на полку повыше, для сохранности. Только этот на полку повыше не поставили, и в сохранности он не оказался. Кое-кто из близнецов бессовестно измалевал его и исцарапал; подозрения Мериды ложились на Хьюберта: ни у кого другого не хватило бы на это нахальства. В итоге играть ещё можно было, но только если очень хорошо знаешь правила заранее – а Мерида знала. Брандуб довольно долго не давался ей совсем. А затем она как-то неожиданно для себя додумалась, как выпустить на поле Чёрного Ворона, вместо того чтобы пытаться пробиться обычным путём. И за каждой партией она сидела как на иголках, пока не удавалось вывести Брандуба – а затем просто выигрывала всякий раз без исключения, пока остальные не отказались напрочь садиться с ней за игру; весьма несправедливое решение, как ей казалось. «Брандуб, Брандуб». И вот сейчас, на краю прудика под водопадом, лицом к лицу с непонятной сущностью, Мерида снова ощутила то же волнение, что и играя в брандуб, перед тем как вылетит Чёрный Ворон. Правила игры известны. С одной стороны – Ферадах, непостижимый и могущественный бог. С другой – она, Мерида, простая смертная девушка. Конечно, ей суждено уступить, отправиться домой в старый замок и погибнуть. Но зачем-то же в дверь постучали, зачем-то сюда привели – и это был не Ферадах. Ферадаху положено убить её, а он до сих пор этого не сделал. Баланс между обновлением и разрушением исчез, и Ферадах не отступит, пока его не восстановит. Таковы ходы, сделанные на данный момент. «Думай, Мерида, думай, – твердила она себе. – Что есть Чёрный Ворон в этой игре?» И тут она поняла. – Почему ты так резко отпрыгнул от меня минуту назад? Потому что твоё касание меня убьёт, верно? – И она смело шагнула к нему, вытянув замёрзшую ладонь. – Но если уж мне суждено умереть, почему ты просто не расправился со мной прямо здесь и сейчас? Ферадах до того поспешно отпрянул, что даже запнулся. – Не так... Не так это должно случиться. – А как же деревце? – спросила Мерида. – Какое деревце? – Которое ты убил, только чтобы доказать свои слова. Тебе разве позволено так просто убивать налево и направо? Или с деревцем так и «должно» было случиться? – По замешательству Ферадаха Мерида поняла, что метит верно. – Получается, с деревцем ты уже качнул весы к себе. Нужно что-то взамен. – Не вздумай выпрашивать у меня целый Данброх в обмен на одно деревце, – отрезал Ферадах. – Это не равновесие. – Нет, о пощаде для нас всех я тебя не прошу, – сказала Мерида. – Скорее, предлагаю договориться. – Я в договоры не вступаю. Равновесие... Но прежде чем Ферадах успел закончить, водопад вместе с прудиком начали меняться на глазах.3. Договор
При свете дня место это бывало необычайно красивым. В мелких запрудах спокойно поблёскивала бирюза воды. Ночью же очертания предметов превращались в неподвижные чёрные кляксы, затаившиеся в тёмном пейзаже. Однако стоило Мериде обронить насчёт договора, вода вокруг засияла, точно Мерида обратилась с вопросом, и это – ответ. Из толщи воды, как будто эти лужицы были на самом деле куда глубже, показались шары голубоватого света. «Блуждающие огни, – поняла Мерида. – Зловещие маячки, которые заводят путников либо в колдовское, либо в роковое место». Она уже и забыла, какие они удивительные. Как непохожи на обычный свет от свечки или солнца. Волшебство, чудеса, магия. Ровное чёрное небо тоже стало меняться: меж звёзд, словно холодное пламя, забилась яркая зелёная лента. Фир Хлиш! «Весёлые плясуны». Так называют у них в Данброхе это явление. Мерида и раньше его видела, и такое, и ещё лиловое, – но никогда столь близко. На этот раз сияющая полоса пролегла до того низко, что казалось, птица пролетит – крылом заденет. Раздался низкий мелодичный гул, вроде как порыв ветра в ущелье между скал. Как будто небо, а может, река – пели. И всё кругом показалось внезапно священным. А затем появился кто-то третий. На противоположном берегу реки стояла старуха. Кривая и сморщенная, как старое дерево или как громадные древние валуны вокруг неё. В белых как снег волосах – огромные колтуны причудливых форм. В руке тёмный извилистый посох, почернелый, точно от пламени. Глаз всего один, и в нем тёмным вихрем отражается чёрно-зелёное сияние в звёздном небе над головой. У Мериды душа ушла в пятки. Ферадаха она ещё могла принять за простую нежить или лесного духа, но эту особу ни с кем не спутаешь. Каждый данброхский младенец знает местные предания. Суровые зимние ветра называют её дыханием. Сморщенный вид, почернелый посох, яркий глаз со звёздным вихрем – один в один вышивка на гобелене в тронном зале данброхского замка. Богиня дождя, жизни, справедливости. – Кальях, – прошептала Мерида сквозь стучащие зубы. От трепета она едва держалась на ногах. Богиня зимы. Богиня Шотландии. На глазах у Мериды этой ночью творилось больше магии, чем она видела за всю свою прошлую жизнь. Чем кому-либо в Шотландии обычно доводилось лицезреть. Ферадах же казался раздражённым. – Ох, ну конечно, – пробурчал он. – Ферадах, – обратилась к нему Старица. – Это ли должное приветствие? Голос её звучал, словно гул ветра – то самое пение, которое послышалось Мериде при её приближении. Стихийный и неукротимый звук, совсем непохожий на голос Ферадаха, в котором теперь особенно отчётливо прозвучали очень даже человеческие нотки. – Так я и знал, что в этом замешана ты, – проворчал он. – Ещё по стуку должен был догадаться. Твоих рук дело. – Тебе известно, что я покровительствую этому семейству. – Меня не проведёшь. – Ну что ты. – Однако ответ прозвучал скорее смешливо. – Мерида из клана Данброх, сдаётся мне, это ты разгуливаешь ночью за пределами замка? Что на это ответить, Мерида не представляла. Без малого двадцать лет мать учила её, как вести почтительную беседу, но присутствие богини что- то не очень помогало вспоминать навыки светского общения. Сквозь стучащие зубы Мерида выпалила: – С-с-с-с... Рождеством? – Когда я явилась миру, Рождества ещё не было, – ответила Кальях, впрочем, кажется, не без довольства. Как бы то ни было, она воздела посох и махнула им в сторону Мериды. Та вначале подумала, что это просто такой приветственный жест, но вдруг ощутила, как всё тело окутывает приятным теплом. Опять магия! Её окатила незримая волна энергии – и взмокшая до нитки одежда и волосы моментально стали сухие. Нос и ступни совсем было не чувствовались, а теперь прямо порозовели. Даже мысли в голове, и те оттаяли – Мерида и не подозревала, какая неразбериха там успела сотвориться. Теперь хоть и манеры в кои-то веки вспомнились. – Благодарю вас, – сказала Мерида. – Ферадах, что ты делаешь здесь в эту ночь? – Ты должна понимать, Старица, мой приход сюда оправдан, – ответил Ферадах, всё ещё не без досады. – Необходимо сохранять равновесие. – Равновесие! И ты рассуждаешь о равновесии. В таком случае тебе ли не знать, молодой человек, что твоё самоуправство с тем деревцем потребовало моего прихода. Мерида из клана Данброх, какой договор ты предлагаешь? – Взвешивай слова хорошенько, – заметил тихо Ферадах. – Она переиначит их на свой лад, как только сможет. Такая уж изворотливая старушенция. – Ты! – фыркнула Мерида. – Ты с минуту назад хотел меня убить! А теперь раздаёшь советы? – Я не хотел тебя убить, – холодно возразил Ферадах, – это составляло мои обязанности. – А мои обязанности составляло покорно выйти замуж побыстрей да нарожать кучу принцев своему муженьку, и что? Чёрта с два я так сделала! – Ну и вот к чему это привело. Много шума, мало толка, – закончил Ферадах. Находчивая Мерида моментально превратилась во вспыльчивую. – Хочешь сказать, выйди я замуж и всё такое, тебя бы тут не было? – Я совсем не это хотел сказать... – Но сказал именно это! – Скорее, если бы ты чуть больше уделяла внимания другим вариантам развития событий... – начал Ферадах, но Мерида тут же его перебила: – Сам-то ты, похоже, совсем никаких других вариантов не допускаешь! – Тихо! При звуке повеления Старицы по воде пробежала серебристая дрожь. – Предложи условия, Мерида из клана Данброх. Никаких советов от Ферадаха Мерида, конечно, не хотела принимать, но, по правде сказать, последний её договор с миром волшебства едва всё не угробил, и именно потому, что она не продумала заранее, каким образом её слова и желания могут быть поняты и использованы против неё же. Так что же ей,собственно, надо? – Время, – сказала Мерида вслух. – Вот и всё, о другом не прошу. Я могу изменить их, там, в замке. Дайте мне исправить равновесие самой. – У них было много лет, – вмешался Ферадах. – Мир кругом них меняется беспрерывно, а они делают всё, лишь бы пребывать в застое. Что бы их ни затронуло, они вместо того, чтобы опереться на это и двигаться дальше, остаются на месте. Их необходимо уничтожить. Их... – Ты уже донёс свою позицию! – прервала его Мерида. Их перебранку подмял под себя голос Кальях: – Ферадах вправе уничтожить клан Данброх сегодня же. Однако и Мерида говорит верно. С моего позволения, вступайте в договор. – Никогда не вступал ни в какие договоры, – заупрямился Ферадах. После короткого раздумья переиначил: – Никогда для договоров не было оснований. – Так может, настала пора это изменить, – заметила Кальях. – Итак, условия. Мерида попытается доказать свою позицию: перемены возможны без разрушения. Ферадах попытается доказать свою: разрушение необходимо. – А судить кто будет? – спросил Ферадах. – Уж не ты ли? – Наглости есть предел, молодой человек. Ферадах поклонился. – За тот срок, что длится договор, Ферадах покажет Мериде примеры разрушения во имя перемен. Мерида покажет Ферадаху перемены, которые вызовет, дабы избежать разрушения. Под конец срока я вынесу решение, чья позиция оказалась обоснована, и естество вернётся на круги своя. Об этом договоре вы можете говорить лишь друг с другом. Мерида и Ферадах даже не обменялись взглядами, однако одно было понятно и без этого: разговаривать друг с другом им хочется меньше всего. – А сколько времени мне на это даётся? – спросила Мерида. – Год. Целый год! Да за год весь мир может измениться, не то что одно семейство. – О, благодарю вас! – выпалила Мерида. – Не за что покамест. Чтобы ты победила в споре, каждый член твоей семьи должен измениться. И Элинор, и Фергус, и Харрис, и Хэмиш, и Хьюберт, и даже Лиззи Мейриал. Все или никто. Со стороны Ферадаха послышалось скептическое «хм», и Мерида уже ожидала, что он полезет возражать, однако он только добавил: – Попрошу далее без хитростей. Без всяких там стуков. Очевидно, это предназначалось уже не Мериде, а Кальях. Замечание прозвучало довольно нахально, но Кальях приняла его относительно мягко, скромно ответив: – Я не буду хитрить. Принимаете ли вы условия? – Да, – не раздумывая, выпалила Мерида. Вид у Ферадаха был далёк от довольного, однако он ответил: – Если это совершенно необходимо, я готов. – Небольшие перемены тебе не помешают, – заметила Кальях, как и в начале разговора, слегка забавляясь. – Что ж... Она воздела почернелый посох, указывая им на зелёное зарево меж звёзд. Её единственный глаз ярко засверкал, вторя сиянию на небе. Магия снова пришла в движение. Страх в душе у Мериды понемногу улёгся, сияющие сферы потянулись обратно вглубь воды. Зелёное свечение меж звёзд стало угасать. Ферадах вздохнул и отвернулся от Мериды и замка. Кальях же хитро улыбнулась ссохшимися губами и прямо на глазах у Мериды стала таять, точно звёзды на рассвете. И прежде чем оба бога окончательно исчезли из виду, до Мериды донёсся возглас Старицы: – Договор заключён.4. Чертополошки
В Рождество Мериду разбудили волки. Рождество! Казалось нелепым, что буквально вчера Мерида договаривалась с древними шотландскими богами, а потом наступило, как ему и положено, самое обычное Рождество. И вдвойне нелепо, что оно началось ровно так же, как и всегда – с нелепой проделки близнецов самым ранним утром. Волки! Точнее, конечно, не совсем волки. Стоило Мериде как следует проснуться, и она поняла, что это собаки. Натурально целая свора, и все рвутся запрыгнуть к ней на живот и вылизать ей уши. У отца Мериды было три охотничьих пса, и им разрешалось жить в Данброхе, у матери тоже было две своих собаки, и вдобавок была ещё одна замковая, как бы ничья, которая только и делала, что блевала, а потом ела свою блевотину. Никогда Мерида не могла взять в толк, почему эту последнюю держат в замке, но оба родителя оставались на этот счёт непоколебимыми. – Уйдите! Брысь! – заорала Мерида, что отнюдь не заставило собак убраться прочь. В спальне послышалось мальчишечье «хи-хи-хи». Близнецы. Всё-таки младшие братья у Мериды – сущие бесята, особенно когда шкодят сообща. Хэмиш – робкие руки проделок. Хьюберт – прыткие ноги. Ну а Харрис – голова. «Ненавижу этих уродцев!» – заявила как-то раз Мерида отцу, и ровно в тот момент, как эти слова прозвучали, осознала, что это неправда. «Вы у меня как чертополошки, – ответил ей тогда отец с лёгкой улыбкой. – Снаружи сплошь в мелких иголочках. Друг друга колете, а вместе держитесь – не разорвать. Мы с братьями тоже такие в детстве были». Вот уж точно, чертополошки! Ну что мешало близнецам придумать какую-нибудь рождественскую традицию помилей? В прошлом году опрокинули Мериде на голову ведро с мукой; чёрт его знает, как они только эту муку из-под носа у Эйлин умудрились утащить. В позапрошлом – гусей на сестру напустили; непонятно, как эти гуси по лестнице на башню забрались. А уж в следующем году – кто знает, что они учудят в следующем году. Если до него ещё дело дойдёт, до следующего-то года. Однако, когда на твоей кровати слышатся пробные позывы к рвоте в исполнении блевотной псины, сосредоточиться на мыслях о ночных происшествиях довольно затруднительно. Грохот дал понять, что собачий хвост смёл барахло с прикроватной тумбочки. От прыжков по кровати одеяло задёргалось. Мерида вцепилась в него изо всей силы. Не хватало ещё, чтобы псины его стянули – тогда близнецы уж точно допрыгаются, потому что сорочку свою, вымокшую в снегу вчера по пути домой, Мерида повесила сушиться у камина и в кровать легла в своей, скажем так, естественной оболочке. Один из псов наступил лапой ей прямо на волосы, она невольно повернула голову, и её взгляд упал на троих рыжих мерзавцев, торчавших в проходе с одинаковыми ухмылками. Терпение Мериды лопнуло. Она заверещала. Вначале просто, без слов, но затем крик вылился в: – А-а-а-а-а чтоб вам дерьмо лебединое в подарок досталось, мелкие засранцы! «Хи-хи-хи» переросло в настоящий раскатистый гогот, и близнецы смотали удочки. Один крикнул напоследок: «С Рождеством!» – по всей видимости, Хэмиш, потому что Хьюберт, скорее всего, ржал во всё горло, а из Харриса таких телячьих нежностей не выдавишь. Мерида, ворча, выбралась из кровати, завернулась в одеяло и попыталась выбраться из собачьей кутерьмы. Тут ей бросилось в глаза, что в своре прибавление: борзой щенок, гибкий и сухопарый, с миловидной куцей бородкой, бурыми полосками и маленькими яркими глазками, которые ни на чём не задерживались. В отличие от своих собратьев, этот не лез к Мериде лизаться – пусть и потому только, что в пасти у него было зажато что-то небольшое. – Эй, ты кто такой? – спросила его Мерида. – И что это у тебя там, а? Полосатый пёсик прямо извёлся, пытаясь одновременно показать Мериде свою добычу и не дать её отобрать. – Не думаю, что это причитается в подарок тебе, – сообщила ему Мерида, как только вызволила штуковину из пасти. Пёсьим сокровищем оказались остатки декоративной деревянной ложки. Меж искусно вырезанных на ручке листьев стояло: «Мерида». Точнее, «Мерид». «А» пало жертвой собачьих зубов. – Ну, если только тебя тоже не зовут Мерида. Собака зашлась в визгливом щенячьем лае, возмущённая тем, как её обжулили. Мерида вздохнула. Не то чтобы ей очень уж хотелось заполучить очередную резную ложку – родители в какой-то момент втемяшили себе в головы, будто она их собирает, хотя она не собирала. Они надарили ей столько, что пришлось складировать ложки штабелями на каминной полке, из-за чего ещё больше стало казаться, будто она их собирает. Поэтому последовали новые подарки – резьбо-ложечный круг замкнулся. Просто Мериде хотелось самой выбрать, хочет она себе эту ложку или нет. Обычно эту часть праздничного дня Мерида тратила на то, чтобы спланировать свою месть близнецам, которая свершится, когда безумная праздничная суматоха поуляжется. В отличие от обычных семейных торжеств, Рождество было мероприятием публичным. Готовка, чистка, возня с украшениями и прочая суета наводняли замок ещё до восхода, а как только солнце садилось, замок открывал свои ворота горожанам, скотоводам, земледельцам, путникам, чтобы те пировали до отвала и танцевали до упаду. Королевская семья травила байки, веселилась сама и развлекала гостей, которым хоть разок в году не терпелось представить, будто они тоже обитатели замка. Трудов такое мероприятие требовало немерено – и это ещё без учёта рождественской свадьбы. Однако на это Рождество Мериде предстояло спасти свою семью. Так что времени на месть не было. – Пошли отсюда, прочь, прочь! – шикнула она на собак и вытолкала всю свору на винтовую лестницу. – Ну и ну, – выдохнула она, едва захлопнув дверь. Надеть-то ей, кстати, было нечего. Быстрая проверка показала, что её исподнее платье до сих пор мокрое. Развести спозаранку огонь, как ей вообще-то полагалось, Лиззи, очевидно, не удосужилась – ей и прочие обязанности частенько бывали в тягость, – а у слабо тлеющих уголёчков сорочка разве что сзади немного потеплела. Да и потом, она вся замызганная, белёсая ткань истыкана шипами и колючками, и эта «щетина» буквально кричит о вчерашней лесной погоне. Другого платья у Мериды нет. Как и Лиззи, как и королева-мать, Мерида носила изо дня в день одну и ту же исподнюю тунику. Торжественный наряд предполагал просто дополнительное платье сверху, покрасивее. Значит, придётся стирать. Однако чайника в комнате, естественно, не оказалось, а дрова в ведре кончились. Подготовка к утру – работа Лиззи, но Лиззи ничего не сделала. Несколько долгих минут Мерида простояла на месте. Идти добывать чайник, вспоминать, куда после прошлого купания мог задеваться обмылок, разводить огонь, вытаскивать из волос сучочки и веточки, чтобы мать смогла уложить её шевелюру в подобающие мероприятию узлы, которые влезут под чепец, – всё это для Мериды непосильный труд. И просить о помощи явно не с руки, иначе придётся объяснять, каким образом платье оказалось в таком виде, а этого делать нельзя по условиям ночного договора. И вдруг Мериду охватила злость. Злость на Лиззи, за то что никогда не делает свою работу как следует. Злость на мать, за то что спускает это Лиззи с рук, в то время как Мериду постоянно отчитывает за неряшливость. Злость на братьев-чертят, за то что после них на остальную дисциплину в замке у матери никаких сил не остаётся. На отца, за то что никак не возьмёт на себя бремя орать на близнецов, чтобы у матери оставалось больше энергии орать на Лиззи. Ну и наконец, на огонь, за то что не справился со своим единственным заданием. Ты, а ну гори! Ну же! Неужели так сложно? Щёки у Мериды – и те горят ярче! – Не нужно ли принести ещё дров, мадам? Мерида так и подскочила на месте. Голос раздался сзади, внутри комнаты. Она рывком обернулась – перед ней стояла стройная девушка в простом платье служанки и с полной охапкой дров и принадлежностей для умывания. – Как ты сюда попала? – удивилась Мерида. – Зашла вместе с вашими собаками, мадам. То есть она стояла здесь всё это время? Колдовство какое-то. Не то чтобы магия, вроде вчерашнего стука Кальях в дверь, но всё равно что-то тут не то. – Ты кто? – спросила Мерида. – Айла, мадам. – Несмотря на гору всего в руках, девушка умудрилась ловко, немного по-кошачьи, присесть в изысканном реверансе. – Меня собирались взять вместо Лиззи. Вместо. Лиззи. На этих словах в груди у Мериды защемило совершенно буквально; всё внутри сжалось, точно внутренности схватили невидимой рукой. Ей показалось, будто сознание её обмануло. Попыталось убедить, что переживать надо из-за грязного платья или из-за холодного очага, или даже из-за не поделивших что-то божков, когда на самом деле её совсем не это выбило из колеи. Сегодня Лиззи- на свадьба. Лиззи! Выходит! Замуж! За Кабачка! Вот уже четыре года, как королева Элинор взяла Лиззи в домработницы. Четыре года, как Лиззи доказала свою полную неспособность к любым работам по дому, но сумела покорить сердце каждого обитателя замка. Мериде она была точно сестра. Надоедливая, рассеянная, глупая сестра – но всё-таки сестра, лучшая подруга. Переехать молодые собирались не так уж далеко, в деревню под замком, где чёрные дома, – не больше мили отсюда, но когда твой дом – настоящий замок, то тут уж не в расстоянии дело. – Мадам? – вежливо напомнила о себе Айла. – Что-то не так? К стыду своему, Мерида внезапно осознала, что стоит и пялится в пространство с перекошенным от недовольства лицом. Она постаралась придать ему чуть больше королевского достоинства и заодно подтянула одеяло повыше. – Всё в порядке. Гхм. В полном порядке. Так значит, тебя моя мама наняла? Постой-ка, это что, мыло там у тебя? – Да, мадам, и щипцы. Увидела ваше платье и подумала, что могут пригодиться – шипы вынимать. Что-нибудь ещё, мадам? Непривыкшая к тому, что к ней может явиться домработница, которая действительно делает работу по дому, Мерида даже не представляла, что бы ей такое полезное приказать. – Может, воды для стирки? Ты как, с чаном воды справишься по такой крутой лестнице? – Я куда крепче, чем кажется с виду, – ответила Айла. Одним лёгким движением она доставила охапку дров к камину, точно всю свою молодую жизнь только это и делала. Впрочем, возможно, так оно и было. Лиззи пошла работать только после смерти матери, но большинство деревенских свои ремёсла знали отродясь. – Я и старше тоже, – добавила Айла. – И умнее, как я погляжу, – откликнулась Мерида. – Да, мадам. Ни намёка на улыбку не отразилось на лице служанки – видать, не шутила. Она и вправду походила на кошку. Увёртливая и скрытная. Не то чтобы коварная, как Харрис, просто себе на уме, как кошки. – Разумеется, – пробормотала Мерида, наблюдая, как Айла умело разводит огонь из тлеющих угольков. Удивительно, до чего же лихо поднимает настроение весёлый треск горящих поленьев. Если так подумать, Лиззина свадьба – это же отлично. Когда Кальях прошлой ночью предложила Мериде целый год, ей показалось этого предостаточно. Даже слишком. Теперь же, при свете дня, становилось очевидным: то, что Мериде дарован год, означает, что и изменения, которых ожидают от неё боги, куда солиднее, чем она поначалу себе представляла. Вроде Лиззиной свадьбы. Лиззи составляла настолько неотъемлемую часть их семейства, что можно было вполне ожидать подвижек и от других данброхцев. Возможно, по большей части Мериде и делать ничего не придётся. Определённо Мериде становилось лучше. – Айла... Так ведь тебя зовут? Значит, Айла, ты сегодня помогаешь с пиршеством и свадебным торжеством, верно? – Да, мадам, но... – Не надо вот этого «мадам», – перебила Мерида. – Мне просто нужно понять, сколько у меня времени на стирку. Может, даже успею прокипятить. Как думаешь, имеет смысл? По-моему, я от Лиззи что-то такое слышала насчёт кипячения простыней, но у неё, ты знаешь, иногда такие понятия странные... – Но, мадам... – Зови меня Мерида. «Мадам» будешь маме говорить. Ей это понравится. Ну, в общем, исподнее мне, наверно, не надо так уж намывать. Главное, чтобы колом не торчало. Те места, что из-под верхнего платья будет видно, вот их нужно зачистить, да и всё. А мне как-никак есть чем заняться! Столько всего надо успеть до свадьбы и пира, и до мести братьям вечером, до всего, в общем... – Мерида, – вставила наконец Айла, умудрившись даже «Мерида» произнести совершенно как «мадам». – Вы разве не слышали? – О чём? На лице девушки отразилось сожаление. – Сегодня утром, спозаранку, Лиззи отменила свадьбу.5. Пир загублен
Отменила. Лиззи отменила свадьбу. Не отложила до другого срока. Не пожаловалась, что ещё не готова. Просто взяла и отменила, с концами. Вообще-то очень на Лиззи похоже. Она вполне могла просто взять и не сделать того, за что взялась, если ей это не нравилось или казалось слишком сложным. Мериде на её месте по гроб покою бы не было, знай она, что у неё на совести висит столько неоконченных дел, абы как выполненных заданий, неразрешённых загадок, обманутых женихов. А вот Лиззи было нипочём. Так, как других людей, Лиззи подобное не отягощало. Она с удовольствием порхала от пристрастия к пристрастию, не скованная никакими обязательствами. Ни в работе, ни в учёбе, ни в увлечениях – и королева всегда смотрела на это сквозь пальцы. «Лиззи есть Лиззи», – говорила она. Ах Лиззи, понимаешь ли! Мериде, конечно, полагалось выполнять всё тщательно и прилежно, даже если ей не нравится. Даже если это вообще-то работа Лиззи. И случись ей что недоделать – хоть бы раз кто сказал: «Мерида есть Мерида»! Э нет, так они говорили, только когда Мерида начинала сердиться, как будто гнев – это её сущность. Сердилась Мерида вообще-то нечасто. Просто остальные не упускали случая это подметить. Узнав про отмену свадьбы, Мерида, надо признать, действительно немного осерчала. Только, понимаешь, нашла во всём этом мероприятии пользу для своего договора, как опять осталась ни с чем. Айла, видимо, уловила настроение Мериды, потому что сама вызвалась позаботиться о её платье, пока Мерида не «обвыкнется с новостями». Даже помогла найти что надеть, пока платье сохнет, какую-то мужскую ночную сорочку – очевидно, стянула из лакейской, – и забрала грязное исподнее платье. А благодарная Мерида взяла лук и поспешила на свежий воздух прояснить мысли в упражнениях по стрельбе. Солнце уже давно поднялось, но на нагорье стояла стужа, и ветер дул слишком упорно для хоть сколько-то предсказуемой стрельбы. Однако Меридой уже овладела привычка, способная творить чудеса, – её власть Мерида ощущала, даже когда с трудом брела по снегу к мишеням сбивать с них белые шапки. Она отмерила шагами расстояние, резко обернулась, выдернула стрелу из колчана на спине и, не давая себе особенно времени прицелиться, выстрелила. С приятным – бам! – наконечник вонзился в дерево мишени; стрела угодила недалеко от центра. Мерида знала, что эти первые выстрелы – всегда самые лучшие. Потом пальцы замёрзнут, перестанут как следует чувствовать натяжение тетивы; плечо устанет выдавать нужную дальность; голова утомится снова и снова рассчитывать поправку на ветер. Но именно так стрельба из лука и помогала Мериде успокоиться. До того напрягала, что на тревожные мысли не оставалось никаких сил. Сознание очищалось до пустоты, и в этой бесстрастной пустоте словно из ниоткуда рождались новые идеи. Нужно было просто немного подождать. И Мерида выпускала стрелу за стрелой, брела за ними к мишеням, складывала в кучку безнадёжно поломанные, в другую – подлежащие починке. Ей подумалось, что мишени хорошо бы покрасить заново: пока она странствовала, к ним никто не притронулся, и полоски потускнели на солнце и покрылись плесенью. Сегодня, конечно, всё равно; эти мишени она знает, как поле для брандуба, – никакие маркировки уже не нужны. Она и в брандуб играла без всякой разметки. Единственное, что ей сегодня по-настоящему мешало, так это запахи замковой кухни. Даже сюда доносился великолепный пряный аромат праздничных жаровен. Вспомнились вчерашние булки, и в животе заурчало. Пожалуй, стоило без малого год пробыть в отлучке, чтобы заново оценить по достоинству данброхские угощения. «Вот оно!» – решила Мерида. Надо заставить их всех выбраться из замка. Не навсегда. На чуть-чуть. Близнецы, те вообще ни разу не путешествовали. Лиззи не выезжала никуда с тех самых пор, что устроилась в замке, да и матушка её, деревенская повитуха, вряд ли побывала хоть раз за пределами родного села. А ведь Мерида могла бы, наверно, свозить Лиззи к сёстрам в монастырь! Сколько уже королева пытается обучить её грамоте, всё без толку – ничего у Лиззи в голове не задерживается. Так может, хоть сёстры что в неё вколотят. Может, Лиззи и монастырь сам по душе придётся, ей же нравится религии собирать. Хьюберту, раз он такой отважный, наверняка понравятся странники-картографы. Следовать за ними трудно, каждый ночлег в новом месте, но Хьюберт любит, когда много суматохи и все что-то делают. Скромному Хэмишу понравятся нагорные лачужки с резвыми телятами. Посмотрят другую жизнь, другие виды, окунутся в заботы и радости дороги – а там, гляди, и переменятся волей-неволей. Ну а Харрис... а что Харрис. Над чем будет меньше язвить, туда и поедет. Какая разница – Мериде и не нужно сейчас конкретный план до мелочей продумывать, главное – сама идея. Этому она научилась у картографов. Достичь самой северной точки данного озера – есть. Проверить, не смыло ли вот эти мосты со времени прошлой проверки, – есть. Дойти до таверны вовремя, пока там наливают, – есть. Одна задача за раз. Зимнее солнце уже начинало клониться к горизонту. Мерида выпустила ещё одну стрелу. В яблочко.* * *
– Вот ты где, Мерида, – заметила королева Элинор, когда Мерида присоединилась ко всем. – Гилл Петер сообщил нам кое-что совершенно чудное и абсолютно непохожее на правду, а именно: он видел, как кто-то, до крайности похожий на тебя, только в мужской сорочке и старом охотничьем плаще, стрелял из лука на заваленной снегом площадке. Разумеется, это была не ты, поскольку не этим подобает заниматься принцессам в день всеобщего торжества, но согласись, презабавная история? – и королева едва заметно сморщила губки. Раньше подобный случай вполне привёл бы к очередной ссоре, но в последние дни и королева, и Мерида старались изо всех сил поддерживать добрые отношения. Королева никак не могла заставить Мериду проявлять королевское достоинство; Мерида никак не могла заставить мать быть проще. – Очень смешно, – согласилась Мерида. – Разумеется, ему показалось. Королева не стала требовать дальнейших объяснений и похлопала по соседнему сиденью, а Мерида не стала вдаваться в объяснения и села, куда указано, пахнув мылом и расправив ещё немного влажное платье. Семейство Данброх по обыкновению собралось в задымлённой общей гостиной. Вообще-то в музыкальной гостиной было натоплено ничуть не хуже, и при этом без дыма, но королева предпочитала стулья и освещение в общей гостиной, поэтому Рождество все начинали с семейного ужина в романтичной дымке и с резью в глазах, пока не наступала пора открывать всеобщее торжество. В этом году на столе стояла ветчинная нарезка, яйца пашот под душистым соусом, булочки с отменённой свадьбы, щедро намазанные маслом, тёплый луковый бульон на кабаньем мясе. Потом золотистые ароматные тарталетки с сыром, какая-то мелкая выпечка из остатков теста, грибы, тушенные в бульоне и поджаренные с пореем на гусином жиру. Ещё чаши с мочёными грушами, пропитанный виски инжир, ну и маленькие печенюшки с печаткой в виде кролика. Обычно на этом их сугубо семейном празднике в ход шли самые разные кулинарные остатки и неудавшиеся эксперименты, что там не попадёт на общественный стол. Но если это были остатки, то оставалось только гадать, что же за пиршество ждёт впереди. Всё-таки эта злюка Эйлин была настоящее чудо. Близнецы наложили Мериде тарелку с горкой и вернулись к Лиззи, с которой они весело играли в «гончих», нимало не смущаясь тем, что фигурок в наборе не хватает. Рождество шло своим привычным чередом, как будто никакой свадьбы и не намечалось. – Лиззи, – подала голос Мерида, – а что, он сильно расстроился? Лиззи сидела, разодетая в какое-то воздушное полупрозрачное одеяние, очевидно, собственного сочинения, на которое она пожертвовала то ли занавеску, то ли что ещё. Наряд венчал пренелепейший головной убор, нечто вроде короны из лаврового листа, утыканной сушёными ягодами. С волосами ей почти что удалось справиться самостоятельно: косички она заплела и уложила довольно аккуратно, к чему Лиззи обычно не была склонна, и только пара-тройка мелких локонов очаровательно выбивались из причёски. Вечно у Лиззи был такой вид, точно ей нужно помочь, и вечно ей кто-нибудь в итоге бросался помогать, хотя сама она не просила никогда никого и даже, кажется, не замечала, чтобы ей нужна была помощь. Именно это и делало Лиззи типичной Лиззи. Она, точно праздничный стол, существовала больше для красоты, чем для пользы. Лиззи есть Лиззи. – Кто? – не поняла она. – Ах, Джон, что ли? – Ну да, Джон! – вскипела Мерида. – Кабачок! Который жених! Будущий муж! Кто ж ещё? Он-то что, не расстроился? – Да всё с ним в порядке, – мирно пробасил король Фергус. – Дал ему пару тёлочек, чтобы загладить вину, и он ушёл довольный. – Пару тёлочек, значит, – повторила эхом Мерида. – То есть двух коров. – Ну, одну было б неприлично как-то, – откликнулся отец. Необъятная фигура короля развалилась в столь же необъятном кресле, водрузив массивную деревянную ногу по одну сторону, массивную настоящую – по другую. На голове у него уже красовался неохватный рождественский венок из зелёного остролиста, усыпанный красными ягодками. Король Фергус был большим человеком. Большая борода, большое тело, большая душа, большие похождения. Иметь с ним дело означало иметь дело с его величием. «По мелочам размениваться – это не по-королевски», – любил говаривать он. Нынче он сидел с кружкой горячего эгг-нога – чудеснейшая йольская традиция, яичный коктейль с сахаром, ромом и сливками, – и борода его была усыпана крошками от печенья. Фергус, как и Мерида, имел привычку задумываться о своей внешности только тогда, когда она становилась предметом нападок королевы. – Полагаю, две было в самый раз, особенно в середине зимы, – подключилась королева Элинор к разговору о коровах. Она восседала на стуле, ближайшем к камину, который отвоевал для неё Фергус, – а он отвоёвывал для неё всё, чего она желала. В отличие от рыжеголовых мужа и детей, королева обладала гладкими волосами мягкого пепельно-каштанового цвета. Она казалась полной противоположностью Фергусу: вся такая стройная, чёткая, любые её слова звучат ни на толику не громче, не резче, чем она им позволит. Если задуматься, она и Мериде тоже противоположность: до того царственна и безупречна, что даже представить сложно, что бы ей надо такого изменить. – А за меня – за меня вы бы сколько тёлок дали? – напряжённо спросила Мерида. Королева с особой грацией обмакнула гренку в жиденькое яичко всмятку и сказала: – Надеюсь, до этого дело не дойдёт. – Да это нас тёлками задабривать будут, чтоб мы её у себя оставили, – прыснул кто-то из близнецов. Кто именно, сказать бы Мерида не взялась, потому что их голоса до сих пор оставались практически одинаковыми, хотя внешность понемногу начинала различаться – как и характеры. Эйлин вечно жаловалась Мериде, что их не различишь, однако для самой Мериды они уже были совершенно разные. Хьюберт – большая душа, большие переживания, и голос сильный, как у отца. За те месяцы, что Мерида странствовала, он вырос почти на голову и взял в привычку заплетать огненно-рыжую шевелюру в косички на манер викингов. Мериде он сообщил, что собирается и бороду отрастить большую, как у викингов, а потом и в ней косички заплетать. И когда уловил во взгляде сестры недоверие, даже показал ей две синие бусины, которые специально где-то раздобыл, чтобы потом вплетать в свою бороду. Хэмиш, напротив, остался такой же маленький. Пальчики тоненькие, как у паучка, и белёсые, как у покойника, а если зимой успеет незаметно приложить их Мериде к шее, точно знает: сестра завизжит от холода как резаная. Волосы у Хэмиша потоньше, чем у братьев, и вечно сидят на голове большой мягкой шапкой, делая его похожим на одуванчик. Он и в целом кажется каким-то воздушным, и Мериде то и дело снятся кошмары, будто хрупкого братца что-то в конце концов сломит; ему, кажется, тоже. Харрис ни большой, ни маленький – он точно взрослый. Возможно потому, что сидит всегда прямо, а ещё волосы гладко зачёсывает со лба назад, из-за чего голова кажется меньше. Добавить к этому заострённые черты, худые плечи – и все пропорции в целом намекают уже не на маленького миленького пострелёнка, которого хочется поскорее обнять, а скорее на коварного лорда лет эдак тридцати, который не упустит шанса содрать с вас последнюю рубашку за неуплату десятины. К тому же Харрис ещё и всезнайка – черта не очень-то приятная, особенно в тех случаях, когда всезнайка оказывается прав, – а Харрис почти всегда оказывается прав. Раньше, бывало, они с Меридой вели долгие вдумчивые разговоры, однако на вчерашнюю попытку Мериды завести такую беседу снова Харрис ответил насмешкой. «В общем-то, – подумалось Мериде, – общего у близнецов теперь разве что цвет волос и любовь к проказам». – Нормальная честная сделка, – буркнул теперь Харрис в своей обычной манере и подвинул свою фигурку на поле. Выигрышный ход, пусть братья этого ещё не поняли. – Если будет обижаться дальше, это уже задетое эго. По мере сказанного Мерида всё больше проникалась сочувствием к отвергнутому Кабачку. Подлец или не подлец, но тут уж вышло как-то совсем нехорошо. – А как же любовь? – спросила она. – Ага-а! – мечтательно откликнулась Лиззи. – Любовь-то – как же? – Лиззи, хватит за мной повторять, – оборвала её Мерида. – А вот злиться не обязательно, – ответила та и чуть не искупала рукав платья в подливке – в последний момент Хьюберт успел его приподнять. Очевидно, тяга помогать Лиззи была настолько сильна, что распространялась даже на близнецов, а это значит, очень сильна. – Я ведь с тобой согласна. Почему не дождаться настоящей любви? – А Кабачка ты что, не любила? Близнецы так и взорвались от смеха, даже Харрис. На лице у Лиззи запорхала задумчивая улыбка, она смяла свадебную булку пальчиками так, чтобы получился цветочек, и проговорила: – Думаю, мне просто от скуки мысль выйти замуж в голову пришла. – Придёт время, явится твой настоящий избранник и сразит тебя наповал, – заявила королева. – Просто пока ещё время не пришло. Что-то в её словах подсказало Мериде: королева прекрасно знала заранее, что никакой свадьбы не состоится. Что за бред, подумала Мерида. Когда несколько лет назад она сама заявила матери, что пока не готова выходить замуж, королева устроила ей небывалый скандал, и в последовавшие за ним сутки и матери, и дочери пришлось пройти через всё: страдания, колдовство, проклятие и, в конце концов, примирение. Сожалеть о том, что случилось тогда, Мериде не приходило в голову, потому что натянутые до тех пор отношения с матерью заметно потеплели. Однако так просто сидеть и смотреть, как Лиззи выходит сухой из воды без всякой необходимости расхлёбывать кашу, которую заварила, показалось ей верхом несправедливости. – Те две тёлочки – вот что сразит Кабачка наповал, – ляпнул кто-то из близнецов, и остальные двое прыснули. -– Ну-ну, парни, – пригрозил им король Фергус, хотя по голосу его было понятно, что его и самого распирает от смеха. Где-то в глубине замка послышался собачий лай. – На кого это они? – удивилась королева. Это напомнило Мериде кое о чём. – Кстати, – спросила она, – а что это за новый пёс у нас? Который погрыз мой рождественский подарок? – Ах, Харрис! – воскликнула королева. – Сколько раз я тебе говорила, собаке сперва нужна выучка! Отец за эту ложку овцу, между прочим, отдал! Лучше бы подарили овцу с выстриженным «Мерида» на боку, чем очередную резную ложку, подумалось Мериде, но на всякий случай напустила на себя убитый вид. – Ну ма-ам, я уже пытался его дрессировать, – откликнулся Харрис слегка ноющим голосом. – Брионн ничему не хочет учиться. – Вообще-то Брионн с родословной, – возразил Фергус. – Комгилл говорит, что взял его из помёта Снежды, а другой такой гончей, как Снежда, нигде не сыщешь. – Отец обернулся к Мериде и добавил: – Представляешь, Комгилл до сих пор помнит, как его гончие нашему Харрису понравились, когда Комгилл к нам года три назад приезжал. Ну и память – не голова, а книга! Летом Брионна нам и прислал. Эх, золото, а не парень. Мерида поймала загнанный взгляд Харриса, в котором следовало читать некоторое несогласие с отдельными пунктами отцовского высказывания. Этот короткий обмен взглядами был точно отголосок их былых разговоров по душам тет-а-тет. – Подарим тебе другую ложку, – закончил тем временем Фергус. – Ой, что ты, не надо, – поспешно вставила Мерида. – Там совсем не так сильно покусано. Если немного... – Мадам, сир, – прервал знакомый голос. В дверях гостиной стояла Айла, новая служанка, и смотрела на короля с королевой. В её внешности по-прежнему читалось что-то кошачье, только теперь она скорее походила на киску, которая прижала ушки и настороженно машет хвостом. – К вам посетители. Они требуют аудиенции, мадам. – Требуют? – Королева вскинула тонкую бровь. – Пусть подождут во дворе у костра, перед самым пиром мы дадим им аудиенцию. – Пир они загубили. Последние слова принадлежали уже не Айле, а Эйлин, которая тоже показалась в дверном проёме. Покидать свою кухню Эйлин просто терпеть не могла, а значит, произошло что-то неладное. Напряжённо теребя в руках фартук, она пояснила: – Бросили псам своим снедь-то. Наших Гилл Петер успел-таки в оружейную загнать, пока там, значит, свара не началась. Мерида, Лиззи и близнецы переглянулись. Хьюберт и Лиззи будто в недоумении, хотя и разного сорта, Хэмиш – в ужасе, конечно. Харрис, к удивлению своей сестры, только призадумался. Не то чтобы насилие могло кого-то удивить: всё-таки королевство со всеми своими прелестями всегда было местом опасным, как и полагается диким и суровым местам. Однако чтобы прямо в замке? Такого ещё не случалось. «Сначала Ферадах, потом Лиззи со своей свадьбой, а теперь ещё и это! – подумала Мерида. – Может, хоть посчитается за сдвиг?» Однако слова Ферадаха она помнила хорошо. Внешние изменения – не то же, что внутренние. Король Фергус поднялся с места. – Они сказали, кто их прислал? – Тосахтах, сир, – ответила Эйлин. – Насчёт... От дальнейших объяснений королева отмахнулась. – Мы примем их в тронном зале. Эйлин, уведи детей в зал с гобеленами. Айла, Лиззи, дайте людям знать, где мы, велите не принимать ни от кого приказаний, кроме как от нас. Тосахтах? «Безумец»? Ну и имечко, мелькнуло у Мериды. Сулит немало лиха. – Ну, марш, – скомандовала Эйлин Мериде и близнецам в своей обычной бесцеремонной манере, как только король с королевой удалились в одном направлении, а Айла с Лиззи – в другом. – Нут-ка, бегом наверх, кому сказала. Мерида только сейчас сообразила, что в «детей» записали и её. После всех странствий – по-прежнему ребёнок. Пожалуй, она начинала понимать, что Ферадах имел в виду под «застоем»: обитатели замка закоснели в своих привычках. Что Лиззи отменила свадьбу и вернулась к прежней жизни, что Мерида – вернулась домой и снова ребёнок. Она повернулась и пошла к противоположной лестнице. – Так, ты куда это собралась, а? – крикнула ей вслед Эйлин. – Подслушивать, конечно, – был ей ответ.6. Тайные ходы
Одна из прелестей Данброха состояла в том, что тайных ходов в замке было хоть отбавляй. В стенах. В сводах. В полах. По некоторым приходилось ползти на четвереньках. По некоторым карабкаться наверх. Какие-то проложили в замке изначально при постройке, спрятав за потайными шкафами, какие-то, очевидно, добавили, когда десятилетия спустя расширяли очередной флигель. Какие-то казались слишком тесными или неудачными, чтобы считаться намеренно устроенными секретными ходами, да и в принципе ходами. Однако чем бы они там ни считались, но здесь, в Данброхе, если только не мешал страх высоты или тесного пространства, можно было добиться выдающихся результатов по части перемещения в разные части замка, не покидая его стен. Пока Мерида была не крупнее близнецов, она день за днём пропадала в этих переходах, так что находили её снова уже только под вечер – к немалому неудовольствию королевы-матери, которая всё не могла взять в толк, как это дочка умудрилась так измазаться, при Том что на улицу не выходила. Мерида до сих пор задавалась вопросом, удалось ли братьям найти хоть один из потайных ходов. Такое вполне было по части Харриса, но вот Хэмиш старался избегать мест, где что-то неожиданно может на него выпрыгнуть, а Хьюберт просто не заметит дверь, пока она ему по лбу не треснет. Одним таким ходом – разумеется, полным крыс и затхлого запаха, – теперь и воспользовалась Мерида, чтобы, проскользнув в стене за общей гостиной, в конечном счёте оказаться на балкончике тронного зала на четвёртом этаже. Тронный зал по праву считался сердцем замка Данброх. Просторный, с высоченными сводами, он идеально подходил для лихих пиров и приёма коронованных визитёров. Когда Мерида проходила недавно через тронный зал по пути в общую гостиную, там как раз заканчивались приготовления к праздничному застолью. В каждом камине весело потрескивал огонь, в каждом из массивных канделябров плясали огоньки десятков свечей. В центре каждого стола возвышалась красочная ваза, на каждом стояли чаши для корок и косточек. Всюду громоздились уложенные причудливым образом хлеба и колбасы, а расставленные по периметру слуги внимательно следили, чтобы собаки не стащили лакомый кусочек. Из музыкальной гостиной этажом выше притащили мамину арфу, и она терпеливо ожидала в углу прибытия музыкантов. Всё затаилось и застыло в предвкушении, какое бывает только перед грандиозными ночными пирами, и от этого у Мериды защемило внутри от тоски, потому что ей тоже хотелось вместе со всеми затаиться и застыть в сладостном предвкушении, но праздник в этом году безнадёжно испортили Кальях с её завываниями и Ферадах в своих роскошных перчатках. Теперь же тронный зал выглядел совсем иначе. Столы в беспорядке, кое-какие – опрокинуты на бок. Еда раскидана по коврам, размазана по каменному полу. Вместо шумной гулянки – напряжённое противостояние. С одной стороны – чета Данброхов на тронах в окружении королевских стражей, по-прежнему разряженных в рождественские ленты через плечо и венки из остролиста. С другой – шестеро вооружённых мужчин внушительного вида, все в блестящих доспехах и отличных сапогах. У одного из каминов, в котором догорали остатки гобелена, громадные вислокожие псы чужаков с шумом раздирали на части изысканное мясо рождественского кабана. Гобелен был, кстати, мамин, зимний – тот самый, который с Кальях. О пришельцах Мерида не знала ничего, но она уже ненавидела их всем сердцем. – Прямо чувствуется плохая энергетика, – заметил голос Лиззи. – Лиззи?! Мерида ошарашенно дёрнулась в сторону, внезапно осознав, насколько увлеклась сценой в зале, раз не заметила, когда Лиззи успела так близко к ней подобраться. И много ещё шпионов она найдёт за своей спиной на это Рождество? – Лиззи, что ты здесь делаешь? Как ты сюда забралась? Лиззи растопырила пальцы и изобразила, как ползёт по полу. Головной убор у неё совсем съехал, и Мерида невольно поправила его поровнее. Поразительно, но даже в такие моменты её непреодолимо тянуло помогать Лиззи. Что не менее поразительно, даже в такие моменты Лиззи умудрилась до того щедро облиться духами, что их, наверное, по одному запаху могли бы вполне обнаружить. И конечно, поразительно, что даже несмотря на всё это Мерида от души радовалась, что Лиззи не вышла замуж и сейчас они вместе лежат на балконе плечом к плечу и наблюдают из-за края за налётчиками в зале. – Нашли время, в самое Рождество нагрянуть, – прошептала Лиззи. Так и было задумано, поняла Мерида. Эти люди знали, что данброхцы будут праздновать дома Рождество. Уничтожить праздник входило в их планы. – Мы не уйдём, пока не получим подтверждения верности лорду Макалпину, – прорычал голос внизу. Говорил только один из бандитов, остальные молча наблюдали. На говорившем была внушительная шуба из волчьих хвостов, в которой он казался почти таким же широкоплечим, как король Фергус, и почти таким же лютым, как те волки, из которых была сделана шуба. Говорил он, почти как рычал. – Не хотелось бы неприятностей, – заявил он. – Больше, чем уже учинили? – уточнила королева. – Можно ведь было найти более деликатный способ. Держалась королева весьма сдержанно и величаво, как будто тосахтаховцы не ворвались сюда, а пришли по приглашению. Последний раз на памяти Мериды мать выходила из себя несколько лет назад, когда колдовское проклятие обратило её в медведицу, но сейчас Мериде жутко хотелось, чтобы мама взяла и как следует на этих бандитов наорала. Чтобы вырвала рождественского кабана из пастей их собак. Чтобы выкинула их к чертям из замка. Однако это было, конечно, невозможно. Данброх не вёл никаких войн, а потому не содержал регулярную армию. Те стражники, что сейчас находились в Тронном зале, составляли, пожалуй, максимум защиты, какую можно было собрать в срочном порядке, да и те стояли полупьяные по случаю Рождества. – Деликатным способом лорд Макалпин уже не первый месяц пытается, – ответил Волкастый. – Вы сами своим молчанием вынудили его к действию. – Ты что-нибудь об этом слышала? – шёпотом спросила Мерида у Лиззи. Лиззи кукольно надула губки. Щёчки зарделись, и она приняла свой самый сокрушённый вид. – Видела только пару писем у твоей мамы, когда у неё в комнате прибиралась. Но он же не подпишет их «Тосахтах». Подписывает своим настоящим именем: Домналл Макалпин. Шикарно же звучит. Классное имя – Домналл, кстати, не находишь? – Лиззи! – В общем, во всех письмах было про какое-то зло, которое, дескать, грядёт с юга, – продолжила Лиззи шёпотом. – И он, мол, его остановит. Постоянно расписывал эту свою армию, которую он собирает, и что хочет, чтобы все доказали ему свою верность и прислали к нему в армию сыновей. Сердце у Мериды сжалось. – Это близнецов, значит. По части боевой подготовки близнецы почти ничем всерьёз не занимались, только ради развлечения раз от разу. Однако во время странствий Мериде встречались такие семьи, где мальчиков с ранних лет обучали военному искусству как следует. Ей случалось видеть совершенно готовых воинов младше себя, мальчиков, для кого сталь давно служила второй кожей, а на твердь оружия они полагались больше, чем на собственный позвоночник. Представить такими Хьюберта или Харриса было тошно, а мысль о том, чтобы мягкий Хэмиш превратился в тупого вояку, наводила ужас. – Ну да, – подтвердила Лиззи. – Или тебя. Там про дочерей тоже было сказано. Не в армию, конечно, а на выданье замуж в другие кланы. Чтобы все друг с другом сроднились и не ссорились, наверно, да? Чтобы единым фронтом против этого зла сюга. – Тут Лиззи прикрыла рот рукой, видимо, чтобы было тише, но тише не стало, стало только неразборчивее. – Короче, в письмах он требовал сыновей, ну и тебя, и спрашивал, почему твои родители не отвечают. Снизу по-прежнему доносилось рычание пришельцев. – Так этот Волкастый правду сказал или нет? Они ничего не ответили? – спросила Мерида. – Не знаю. Письма я сложила на место, а потом видела их обугленными в камине. К собственному неудовольствию Мерида вынуждена была признать, что об этой родительской склонности игнорировать неприятности она знала. Не то чтобы они всегда такими были: из своего детства Мерида помнила, что мать умела быть резче, решительней – и в суждениях, и в делах. А отец – напротив, утончённее: больше и над шутками своими думал, и над тем, чтобы замести проблемы под ковёр. Споров было больше, но и действия тоже. Раньше основная стратегия Данброхов состояла в том, чтоб отреагировать как можно быстрее и определённее, а щепки уж пусть себе летят. Однако в какой-то момент такая стратегия переросла в стремление избежать хлопот и в надежду, что всё само образуется. Со своей стороны Мерида прекрасно видела типичный пример этой политики: дверной проём в оружейную загораживал громадный сундук, поставленный на истёртый коврик, чтобы при случае легко отодвинуть. Раньше там стояла нормальная дверь, но снег и протечка в крыше приговорили и дверь, и петли к верной погибели. Поскольку стояла рабочая пора посадок и серьёзной нужды ставить новую дверь не было, разве только чтобы собак внутри на ночь запирать, Данброхи решили просто заставить выход тяжеленным сундуком – до поры до времени. С тех пор прошёл не один год. Теперь, судя по всему, даже могущественные военачальники удостаивались подобного обращения. Не без досады Мерида припомнила вчерашние упрёки Ферадаха. – Погоди-ка, – внезапно сказала она, – откуда ты знаешь, что было в тех письмах? И с чего это ты вдруг решила прибраться у мамы в комнате? – Да мне Харрис прочитал, – призналась Лиззи. – Я только вначале самое захватывающее разобрала и сразу ему принесла. А в комнате я просто тушь искала, рисовать. Так вот почему Харрис не сильно-то удивился, когда услышал про Тосахтаха. Раньше он рассказал бы Мериде первый. Именно о подобных вещах они и могли с ней спорить подолгу. Внизу тем временем зазвучал громче голос короля: – Шестеро вояк против одной кухарки и уже почившего рождественского хряка – это, может, по-вашему, и равный бой, но если вы и дальше собираетесь испытывать судьбу, то я вас уверяю, этот бардак быстро не забудется. – Драться мы сейчас не намерены, – прорычал в ответ Волкастый. – Но если нам придётся уйти отсюда без удовлетворительного ответа, то вернёмся мы уже не вшестером. – Значит, вам придётся уйти отсюда без удовлетворительного ответа, – рявкнул Фергус. Волкастый поджал верхнюю губу и теперь даже лицом стал похож на волков, из которых была сделана его шуба. – Поверить не могу! Мы пришли к вам с предложением мира, верности, защиты, готовы обеспечить вам узы дружбы и родства с соседними кланами, а вы с нами поздороваться как следует отказываетесь. – Это ради мира, что ли, ваши псы нашего кабана раздирают? Нет, не мир вами движет, я вам скажу! А гордыня! Перебранку пресекла королева, причём даже не повышая голоса. – Дайте нам поразмыслить до конца зимы. Как только непогода уляжется, мы пришлём весточку о нашем решении. – И речи быть не может, – фыркнул Волкастый. – Мы уйдём отсюда либо с вашими сыновьями, либо с подтверждением скорейшей помолвки вашей дочери с кем-то из другого клана. Третий вариант – на следующую нашу встречу мы придём уже со всей своей армией. И нам бы очень этого не хотелось. Король с королевой переглянулись; оглядки эти Мерида хорошо знала. Пусть пир испорчен, но всерьёз они ничего не воспринимают, они думают, что вредители пошумят-пошумят да и уйдут, а пока доедут до своего далёкого края через все снега и опасности, про Данброх и думать забудут. Типичная данброхская стратегия. Мериде снова живо вспомнилось, что заставило её пуститься в странствия – Испания. Испания, далёкая страна где-то там за морями, край до того тёплый и сухой, что рассказывают, будто там и деревья с животными, и люди – всё другое, специально приспособленное к чрезмерной заботе солнца. Мать решила съездить туда. Ещё в молодости, только став королевой, она отстроила торговые пути по всей стране, по которым в дальние края королевства и по сей день всякие Кабачки везли кабачки. Теперь же, достигнув средних лет, королева тешила более масштабные амбиции. Она решила проделать путь до самой Испании и вернуться назад с целой плеядой воспитанниц, которые познакомятся с Шотландией. «Ай да королевский план!» – расхваливал её тогда Фергус. Элинор составила маршруты. Проштудировала карты. Опросила купцов, старых служивых, самого Фергуса по части всевозможных конфигураций суден, мореходов, провизии, необходимых для подобного предприятия. Идея поездки тогда очень взволновала Мериду, потому что ей, естественно, предстояло поехать вместе с матерью. Небывалое приключение, подумать только. А затем недели планирования растянулись на месяцы, и Мерида в конце концов поняла: никуда мать не поедет. Она только бесконечно говорит о поездке. Предвкушение и надежды напрасны. Данброхскую стратегию решения вопросов Мерида наблюдала тогда уже не первый год, но этот эпизод стал последней каплей. Теперь же, наблюдая за тем, как родители многозначительно переглядываются, Мерида осознала, что обвинения Ферадаха били в точку. Он прав. Даже не верится, как эти люди способны в течение одного-единственного дня продемонстрировать одно и то же столько раз. Однако в чём Ферадах ошибался, так это в методах борьбы с положением. Мерида сжала ладони в кулаки. – Ох, Мерида, – вздохнула под ухом Лиззи. Уж она-то отлично видела, что Мерида сейчас что-то натворит – прежде, чем сама Мерида это поняла. И всё же Лиззи научилась принимать Мериду такой, какая она есть, равно как и Мерида принимала Лиззи такой, какая она была. Мерида встала.Она заговорила громко, чтобы её голос донёсся во все уголки тронного зала. – Я предлагаю сделку. Все лица повернулись к ней. Лик королевы моментально омрачился. Фергус принял такой вид, будто ему за шиворот запустили пчелиный рой. Тосахтаховцы выказали разве что удивление, точно у них на глазах кому-то за шиворот запустили пчелиный рой. Волкастый поставил ладонь козырьком и вгляделся в высь свода. – Кто это там? – Я Мерида из клана Данброх! – крикнула Мерида вниз своим самым уверенным, самым королевским голосом. – Принцесса этого клана, которую вы хотите отправить в качестве невесты к соседям. Могу объяснить, почему мои родители так противятся выдавать меня замуж, несмотря на все преимущества этого решения. Много лет назад они пообещали мне, что я сама выберу себе спутника жизни, и они никогда не выдадут меня против воли. Мои братья – те просто не обучены бою, так что это тоже отпадает. Однако если вы действительно явились просить содействия, а не вымогать его силой, то давайте договариваться. Как вы сами можете видеть, Данброх умеет ценить родственные связи. И Мерида махнула рукой в сторону родителей, которые кое-как стряхнули с себя вид набитых чучел и приняли чуть более аристократическое выражение. При последних словах они слегка склонили головы. Волкастый опустил лицо, выставил лоб вперёд и сгрудил плечи так, что шуба на загривке стала топорщиться. – Так есть ли тебе что предложить взамен? – Ваша цель – единение, верно? Семейные узы? – продолжила Мерида. – Что ж, весь этот год я странствовала по нашему краю и готова отправиться в путь снова во имя единства кланов! Если моё предложение будет принято, я посещу с дипломатической миссией три других королевства, чтобы укрепить наши отношения с соседями. Это было ровно то, что она и решила сделать какой-то час назад. Прекрасно, можно подстрелить одним выстрелом двух зайцев: выполнить требования гневного военачальника – это раз, грозных богов – это два. – Лорда Макалпина это не удовлетворит, – рыкнул Волкастый. – Просто побывать у соседей недостаточно. Мы тоже явились к вам с дипломатической миссией, и что же, наши отношения с Данброхом стали лучше? – Это не всё, – возразила Мерида. – Посетив три королевства, я выберу одно и там останусь. Я войду в этот клан, но не как жена, а как часть семьи. Я породнюсь с этим кланом. Элинор со всем своим королевским достоинством разинула рот. Фергус покраснел ещё больше. Лиззи снова пискнула: «Ох, Мерида!». Тосахтаховцы зашептались. Наконец, Волкастый объявил: – Лорд Макалпин никогда не поверит, что подобный союз столь же крепок, сколь и брак. «Лиззи, встань», – шепнула Мерида. Лиззи поднялась на ноги. При виде ещё одной девушки среди пришельцев пронеслось удивление, которое только усилилось, когда Лиззи сделала им ручкой. Стоя там, на балконе, в своём диковинном головном уборе и всем своим видом требуя помощи, она и на головорезов производила то же ошеломляющее впечатление, что и на всех остальных. Мерида обвила её талию рукой и сказала: – Это Лиззи Мейриал, дочь Жанет. Она живёт с нами всего четыре года, с тех пор, как её мать умерла, но она моя сестра. Сестра не по крови, но по всему прочему. Когда я узнала, что она выходит замуж, я думала, что не переживу разлуку, настолько мы с ней близки. За неё я бы отдала свою жизнь, ровно так же, как за братьев. – Ой, правда, что ли? – вставила Лиззи. – Спасибочки! – Кровные узы нужно строить, а не просто заключать, иначе нарушить их окажется так же просто, как и любые другие. Дайте мне узнать семью, которая могла бы меня принять и которую могла бы принять я. Рядовые тосахтаховцы смотрели, не отрываясь, на Мериду и Лиззи. Потом перевели глаза на короля с королевой. Потом на Волкастого. Где-то позади слышался заливистый лай Брионна, нового щенка, который рвался на волю из-за сундука. Мерида так и вспыхнула от стыда, снова подумав об этой кустарщине с дверью. Оставалось только надеяться, что внизу её румянец припишут воодушевлению.
– И как же мы узнаем, добилась ли ты успеха? – спросил в конце концов Волкастый. Отлично, сработало. Они рассматривают предложение всерьёз. – Из каждого королевства я пошлю вам весть, и лорд Макалпин получит тем самым подтверждение. Щетина на загривке у Волкастого пообмякла. – Сомнительное дело, – прорычал он. – Предложение Мериды совершенно правомочно, – произнесла королева. Она успела вернуть себе прежний сдержанный вид без малейшего намёка на какие-либо колебания в адрес дочери. – Принимаете вы его или нет? – Ещё бы не принял, дураком будет, – бухнул Фергус. – Вы мира хотите, или как? – Да, мира, – повёл плечами Волкастый. – Что ж. Договор заключён.
7. Семейство Данброх
Как только Волкастый и его люди отчалили, забрав своих огромных безобразных псов и остатки рождественского кабана, в зал немедленно заступила Эйлин во главе прочих слуг и принялась за уборку. Но Мерида не сдвинулась с места, так и осталась стоять на балконе, вцепившись в поручни. Сердце колотилось пуще, чем во время переговоров. Лиззи с отсутствующим видом тёрла ладонями щёки, будто пыталась согреть их, но взгляд в никуда выдавал тревогу. На балконе с противоположной стороны зала Мерида заметила близнецов – те наблюдали сверху за работой прислуги. Хэмиш застыл бледный как простыня. Хьюберт сжимал в руке деревянный меч и дубасил им то и дело по балконным поручням. Харрис неотрывно смотрел на Мериду. Такое вот у них Рождество, значит. Мерида почувствовала опустошение. Смотреть, как родители и в этом случае пускают всё на самотёк, ей будет точно не по силам. Тем более после того, что случилось сегодня за день и вчера ночью. – Стойте! – громыхнул внезапно Фергус. Присутствующие в зале замерли. Король стоял посреди общего хаоса, опустив руки по массивным бокам. – Фергус, в чём дело? – спросила Элинор. Король хлопнул громадным кулаком по ладони. – Так не пойдёт. На дворе Рождество. Рождество! И я не позволю этим щенкам испортить всем праздник. Они всё на пол скинули? – Первую перемену, сир, – ответила ему Эйлин. – И с половину горячего. Часть-то я на кухне попридержала. Фергус выпростал руку в указующем жесте, как бы демонстрируя фокус, и объявил: – Она придержала часть еды на кухне. Пир будет. Видите? – Да, сир, но горожане-то разъехались, – возразила Эйлин. – Да и в закромах у меня одна похлёбка, на столько столов... Элинор, тем не менее, уже сияла. Прежнее замешательство как рукой сняло; она пригладила волосы вокруг чепца, расправила невидимые складочки на платье. – Фергус, дорогой, ты абсолютно прав. Пускай у нас не будет такого пира, как ты себе представляла, Эйлин, но это совершенно ничего. Созови людей на кухню, вели заворачивать всё, что осталось, в дорогу. – Да, мадам. – Гилл Петер, лошадей. Мерида и Лиззи переглянулись. – Мы идём на войну? – спросила Лиззи. – С пирогами? – спросила Мерида. Правда, едва сказав это, она тут же поняла, что только с пирогами Данброх и может идти на войну. – Так, девули! – крикнул им Фергус. – А ну прекратить болтовню! Бегом сюда, вниз! Парни! Собирайтесь! Мы выезжаем! И скоро семейство Данброх с большим торжеством скакало в студёную зимнюю ночь, точно никакие лордовские головорезы к ним не приезжали разбираться. Лошадей увешали колокольчиками и обломками остролиста, что смогли наскрести в замке из остатков развороченных украшений, и на каждом шагу всё это звенело и тренькало. Позади бежали иноходью вьючные пони с забитыми до отказа корзинами по обеим сторонам от холки. Близнецы верхом на своих одинаковых меринах в кои-то веки направили совместные усилия на что-то созидательное и распевали рождественские гимны. Фергус даже позволил Лиззи наскоро вплести ему в бороду веточки остролиста (самые вялые листики она отрезала), и теперь красные ягодки так и сверкали на его медно-рыжей бороде. «Ягодки символизируют удачу на грядущий сезон», – заверила его Лиззи. «Что, серьёзно?» – уточнил Фергус. «Наверно», – ответила Лиззи. По бокам процессии скакала королевская стража с факелами и фонарями, освещая путь. Шествие направлялось в деревню, к чёрным домам. Предполагаемые гости успели скрыться подальше от неприятностей, которыми грозила встреча с людьми Тосахтаха, и теперь король с королевой намеревались убедить своих подданных, что опасность миновала, и устроить им долгожданный праздник. Посреди веселья Мериде даже не верилось, до чего другой казалась ей эта ночь всего час назад; до чего другой казалась ей прошлая ночь. Морозная мгла не таила ни жути, ни трагизма – студёную тьму рассеивало веселье уютной пирушки. Пока они ехали, Элинор пустила лошадь поближе к Мериде и сказала: – Какая ты у меня смелая! Подумать только, такой безумный план. Но ехать тебе, конечно, никуда не придётся. К тому времени мы с твоим отцом обязательно придумаем, как отделаться от этого изверга. Слова пролились бальзамом на душу, и Мерида очень пожалела, что не может им поверить. – Ардбаррах, – вставил Фергус, подведя к ним своего внушительного Сириса в бренчащем нагруднике. – Вот моё предложение. Всего день пути. Колбан проходил там подготовку и будет не прочь сопроводить тебя, а заодно съездить к ним, навестить. Порядки у них там строгие, прямо ух, ну да они тебе сами с удовольствием покажут. Можешь и раньше смотаться, пока зима не кончилась, если уж такая ловкая. Будет хоть какое-то развлечение на эти беспросветные месяцы. «Отлично, – решила Мерида. – Чем раньше, тем лучше». – Я тут подумала, может, кого-то из близнецов с собой взять, – сказала она. – Вытащить из-под вашего крылышка ненадолго. Мать метнула взгляд в сторону близнецов, которые умудрялись толкаться лошадями, не прекращая распевать в унисон. – Прекрасное намерение, – заключила мать. – Хьюберту Ардбаррах бы понравился. – Точно, – припечатал Фергус. – А потом, например, в Кейтнесс. – О, нет-нет, – возразила Элинор. – Кейтнесс совсем отсталое место. Лучше в Кинлохи. – Ах, Кинлохи! – пропел Фергус. – Чудесный городишко, как я по тебе скучаю! Давненько я его не видал... А парень у них там красавчик – ему, кстати, столько же, сколько нашей Мериде. Отличная партия, скажу я вам! – Фергус, – осадила его королева. – Я притворюсь, что ничего не слышала, – вставила Мерида. – Это далеко? – Дней с пяток, зато в расчудесный Кинлохи твой могучий батя будет рад отправиться вместе с тобой, повидать старых добрых друзей. Ровно это Мерида и хотела услышать. – А на третий раз тогда куда? Фергус и Элинор начали перестрелку названиями. Стратклайд? Каррик? Бахан? Файф? Леннокс? Малл? Видно было, конечно, что они вошли во вкус и смакуют фантазии обо всех этих возможных поездках. И Мерида прекрасно понимала, что ожидать от них реализации фантазий бесполезно. Это, тем не менее, её не удручало; реализовывать планы предстояло уже самой Мериде. От родителей сейчас требовалось только согласие. – Как насчёт Илан Глан? – спросил Фергус. Элинор притихла. Следующие несколько минут вместо неё в седле сидела точёная статуя королевы с совершенно неподвижным лицом. Мерида уставилась на мать во все глаза, потому что другого такого случая, чтобы Элинор не могла выдать сдержанного ответа, она как-то не припоминала. Илан Глан, «Чистый остров». Мерида такого названия не слышала, но её матери оно очевидно что-то говорило. – Мы ведь не обязаны сегодня решать, – произнесла в конце концов Элинор, выждала ещё немного, и только потом на её лице снова появилась прежняя мягкая улыбка. – Что ж, твоя сметливость, Мерида, сослужила нам сегодня добрую службу. И твоя, мой топтыгин. – Она похлопала по ладони мужа. – Клан Данброх! Я рада видеть, что мы по-прежнему сеем вокруг удачу и задор! И не говоря больше ни слова, она направила лошадь к близнецам. Вскоре в их хоре послышался и её голос, и под эти песнопения они и въехали в деревню. По сравнению с приземистыми каменными домиками, что притулились под холмами, боевые кони данброхцев казались великанами. Казалось, деревня стоит в запустении – и двери, и мелкие окошки все наглухо закрыты от ветра; но Фергус расхохотался своим громогласным хохотом, и в хохоте его зазвенела радость от выезда ночью, с семьёй, в праздник, вопреки всему, и он закричал в морозный воздух: – Эй, кому подарки! Выходите за подарками! Потихоньку жители стали высовываться наружу. Поначалу с оружием в руках; видимо, подумали, что Волкастый заглянул сперва сюда; затем же, осознав, что приехали Данброхи из замка, в руках если что и выносили, то разве что младенцев. – Простите, что напугали, – мягко говорила королева Элинор матерям, раздавая пироги и колбасы из корзин. – Спасибо за службу, – громыхал над отцами король Фергус, раздавая овёс, соль, свечи. – Держите, это моё любимое, – добавляла Мерида, протягивая ребятам имбирное печенье Эйлин. – Жжётся что надо! Близнецы тем временем кидались свечками в других мальчишек, продолжая рьяно распевать, и постепенно деревенские к ним присоединились и затянули старые песни, которые знали все. В небе ярко и холодно сияли звёзды. Гилл Петер с остальными нарубили дров и разожгли в конце главной улицы большой рождественский костёр. Дров хватило бы до самого рассвета, как бы поздно он зимой ни наступал, и вскоре у костра собрались десятки людей, слышались песни и смех, громкие весёлые голоса – настоящая броня против холода, мрака, одиночества и насилия. Волшебство, чудеса, магия. Совсем другие чудеса, совсем другая магия, нежели те, что были в распоряжении Кальях или Ферадаха. Магия, которая Мериде по душе. Земная, добрая магия её родных. Родные ей тоже по душе. Как бы она там на них ни жаловалась и ни сердилась, всё-таки они – то чудесное семейство Данброх, которое держится на сумасбродной и пылкой любви друг к другу и к миру вокруг. Съездить три раза в чужие края? Да Мерида бы три сотни раз куда угодно съездила, лишь бы это могло их спасти. Когда они собрались у всеобщего рождественского костра – как они обычно и собирались каждый год, пусть и не в этом месте, – Мерида задумалась: как же ей в течение грядущего года отличать застой от традиции? Возможно ли изменить только плохое и оставить хорошее? Не лишится ли она таких вот моментов, если наставит свою семью на новый путь? Но по правде говоря, всякий страх, что возникал у неё в эту минуту, тут же угасал в ярком свете костра, пропадал в шуме весёлых голосов. Сомнения рассыпались в прах, тревогу вытесняла гармония. В этом ведь и состоял смысл праздника, верно? В надежде.8. Странствие первое
– Думаю, поездку в Ардбаррах надо приурочить к кануну Нового года, – заявила Мерида на следующее утро, завтракая всё теми же остатками свадебных булок. Мать увлечённо писала что-то в своём дневнике, близнецы швыряли в дымящий камин палки, чтобы дыму пёрло ещё больше. За размышлениями о теперь уже двух договорах, которые висели у неё над головой, Мерида не сомкнула ночью глаз и была полна решимости приступить к выполнению плана как можно скорее. – Можем вырядиться ряжеными! Упустить празднование Нового года она бы ни за что не согласилась, если бы не дело такой важности, как это. Новый год в Данброхе отмечали с размахом, чтобы уж подвести итог зимним праздникам. Иногда в ход шли, как и на Рождество, подарки, но обязательно – огненные шары, набитые барахлом, и ещё ряженые в массивных масках или оленьих рогах, они дули в бычьи рога и выпрыгивали внезапно прямо перед дверью, голосили песни, просили денег на нужды бедных или угощения себе на ужин. Многим Новый год нравился даже больше, чем Рождество, особенно тем, кто любил, чтобы перед их дверью выпрыгивали и кричали: «Удли-дудли-ду!» – Точно! – согласился Хьюберт. Зачастую именно он был тем самым человеком, который выпрыгивал перед дверью и кричал: «Удли-дудли-ду!» – Так, ни в коем случае, – отрезала королева. – Мерида, ты же принцесса. Не подобает тебе шататься по дорогам в дурацком костюме, как какому-нибудь шуту. И потом, до Нового года всего четыре дня, они не успеют получить от нас письмо с предупреждением о твоём визите, с объяснением, почему они вообще должны тебя принять. Кстати, письмо это должно быть очень деликатным, очень сердечным. Такие вещи наскоро не делаются. Мальчики, а ну выйдите отсюда, вы меня с ума сведёте. Идите разыщите отца. Близнецы посыпались из гостиной, голося: «Удли-дудли-ду!» – все, кроме Харриса, который никогда не кричал, если не было нужды. До их ухода Мериде и в голову не приходило, что они шумят, но как только они вышли, гостиная и в самом деле погрузилась, казалось бы, в полную тишину. – Если послать голубиной почтой, то времени как раз хватит, – настойчиво продолжила Мерида. – К тому же, если поехать сейчас, дороги ещё не успеет размыть. Сама знаешь, ещё пара-тройка недель – и пойдут дожди со снегом. А за ними вообще оттепель. Чем раньше, тем лучше. – Ах, Мерида, такие поездки не делаются на скорую руку! – воскликнула королева. В гостиную проскользнула Айла и забрала тарелки. – Спасибо, Айла. – Да, мадам. У вас прекрасный почерк, мадам. – А, это так, просто небольшой списочек, – ответила Элинор, очевидно довольная комплиментом. – Лишь бы привести мысли в порядок. Могу с тобой как-нибудь позаниматься, если хочешь. – О, я была бы вам так благодарна, мадам, если только, разумеется, это уместно. Мерида тем временем распалялась всё сильней. На её глазах мать прибирала весь план к рукам. Точно борзая, которая унюхала жирную тушу, королева то принималась за него, то откладывала, то беспокойно хваталась за отдельные части, то подкапывала ямку и пыталась спихнуть туда добычу, будто похоронить, а потом снова доставала – как же, ещё повалять на солнышке, нет, Мерида, не трогай, моё, моё... – Мам! – не выдержала Мерида. – Я весь год странствовала. Я знаю, что как долго идёт. – Да, но не с королевским достоинством. Ты представляешь клан Данброх. Торопиться нельзя! Надо как следует подготовиться, Айла до сих пор любовалась почерком королевы, и это натолкнуло Мериду на мысль. – Ты могла бы составить нам такой вот списочек, – хитро сказала она. – Перечислить, что нам нужно сделать до отъезда, что взять с собой. Сделаем всё по пунктам, как написано. Я буду стараться побыстрее, ты – тщательнее, и вместе получится быстро и тщательно. – Ох, Мерида, с тобой спорить просто невозможно, – вздохнула Элинор. – Ладно. Надо будет, чтобы твой отец надиктовал мне письмо в Ардбаррах, потому что он знает тамошнего лорда. Тебе нужна будет личная служанка, раз ты к ним едешь как принцесса. Лиззи сойдёт. Никаких ряженых! И хватит над душой стоять. Пока не покончу с завтраком, никаких дел. Если нечем заняться, лучше уж иди за вышивкой посиди, ты её уже год как кончить не можешь. Ну, этим Мерида вряд ли соблазнится, скорее пальцы себе вместе сошьёт, чем сядет за эту проклятую вышивку в зале с гобеленами. Она прихватила лук и побежала на площадку пострелять по мишеням. Голова шла кругом. Мерида постепенно приходила к осознанию, что ехать действительно придётся и что поездки эти развлекательными не будут. Да, мать, конечно, сказала, что они с отцом найдут решение против Безумца, прежде чем до этого дело дойдёт, но наивной Мерида отнюдь не была. Она знала, что готовиться надо к худшему. Но всерьёз ли она сама заявляла о том, что уйдёт в другой клан? Похоже, теперь иначе нельзя. «Много шума, мало толка». Ох. Почему ей до сих пор не дают покоя те слова Ферадаха? Толк ведь налицо. Она скоро уедет. Пока она упражнялась, к ней вышел Фергус, тоже с луком. Стрелял он вообще-то слабо, главные его умения касались меча и копья, но его приход тронул Мериду. Какое-то время они упражнялись бок о бок молча. Догорал короткий зимний день. – Значит, на Новый год в Ардбаррах, – прогудел в конце концов Фергус, вроде как небрежно, как будто они только что о погоде болтали. – Ну да, планы такие, – столь же небрежно бросила Мерида в ответ. Её тянуло спросить, почему мать сразу притихла, как только всплыл Илан Глан, но она прекрасно знала, что отец сразу ретируется обратно в замок. Последнее время каких-то откровенных бесед у них с отцом не получалось; чем ближе они подбирались к своим истинным чувствам, тем неудобней становилось обоим. И сейчас она просто спросила: – Ты письмо уже послал? – Надиктовал твоей маме, – ответил Фергус. – Попросил их забрать тебя, потому что от тебя сплошная морока и ты объедаешь нас подчистую. – Пап! – Добавил волшебное слово «пожалуйста». – Так-то лучше. Мериде до смерти хотелось, чтобы он сказал ещё что-нибудь, что – она и сама не знала. Ей хотелось говорить с отцом о невыносимом грузе двух своих договоров – одного с богами и второго с Безумцем, но о первом говорить ей запрещалось колдовскими условиями сделки, о втором же – неписаными правилами их с отцом отношений. И тогда она просто спросила: – Как думаешь, мне понравится в Ардбаррахе? Фергус выпустил ещё пару стрел в сторону темнеющего подлеска; ни одна и близко не коснулась мишени. Наконец, вместо прямого ответа на вопрос, он сказал: – Ардбаррах – там тебе не Данброх. Ну да и нигде не Данброх, верно? Хьюберт бы точно на седьмом небе был, это да. Хм, от лука этого, однако, никакого проку. Стреляет как попало. Погнулся, наверное. В любом случае, негодный совершенно. Мерида протянула руку, и Фергус сдал ей свой лук со страдальческой улыбкой. Лук был замечательный и совсем не затасканный – не то что у Мериды, и там, где у неё резьба давно стёрлась до гладкого дерева, на этом луке виднелись красивые узоры из листьев и медведей. Размером он был рассчитан на отца, Мериде великоват, так что она взобралась на кочку, чтобы это как-то компенсировать, и зарядила стрелу. – Пап, будешь ставить ставки, куда угодит эта стрела? – спросила она с хитрой улыбкой и попробовала тетиву на натяг. – Да толку-то, – откликнулся Фергус. – И так понятно, куда угодит. – Когда так дует ветер, ничего заранее не понятно, – возразила Мерида. Она чуть было не сказала: «Когда так дует Кальях», – но вдруг осознала, что эта безобидная фраза, которую она сто раз говаривала раньше, звучит теперь опасно и может выдать весь договор. Хитрая улыбка померкла. Мерида тут же изобразила её снова, но отец, конечно, не мог ничего не заметить. – Раз уж за дело ты взялась, то по цели не промажешь, – ответил он. – Ветер там, не ветер. Даже мишень жалко. Всплакнём над покойницей. Щеки Мериды коснулся ветерок, толкнул кончик стрелы. Мерида проследила, как он качнул голые ветки на дальнем краю площадки, дождалась, пока он поутихнет. И отпустила стрелу. Бам! – В яблочко! – отметил Фергус. Помолчал и добавил: – Очень смелую вещь ты задумала, Мерида. Вот это вот всё. Сердце у Мериды затрепыхалось, она повернулась к отцу. Наконец-то он говорит то, что она хочет услышать. Ну, хоть что-то из того, что она хочет услышать. Она хочет, чтобы отец заговорил о том, как во всём замке именно она решилась выступить с дельным предложением. Она хочет, чтобы отец объяснил, почему упоминание Илан Глан заставило мать притихнуть. Она хочет, чтобы отец пообещал ей, что ей не придётся никуда переезжать, если только она сама так не решит. Она хочет, чтобы отец спросил: «А ты, случайно, не вступала в договор с богами смерти и жизни? », и хотя она и не сможет ничего ответить, она просто посмотрит на него тяжёлым взглядом, и он сразу поймёт, сколько всего ей придётся вынести за грядущий год. Но Фергус только бухнул: – Ладно, отдавай лук обратно, пока он там не позабыл всё, чему у тебя научился. Так вот просто и закончился их глубокомысленный разговор. Лишь нежное выражение отцовского лица Мерида успела приберечь в памяти на будущее, чтобы если что, всегда было перед глазами.* * *
Буквально через несколько дней они выехали в Ардбаррах – почти что по плану. Как бы то ни было, день уже нового года выдался солнечный. Высоко над головой – ясное небо, а по нему плывут тоненькие леденистые облака внакладку, словно рыбья чешуя. Нигде ни шороха, точно окрестности замёрзли навечно: каждая веточка – в ледяной оболочке, отчего всё звенит и сверкает. На каждом шагу аппетитно хрустит, когда конское копыто пробивает тонкую льдистую корочку. Надеялись прибыть до темноты. Опасаться в эту пору следовало скорее даже не волков, а мороза: заснёшь в дороге – проснёшься на том свете. Ехать можно было только до тех пор, пока не зашло жиденькое зимнее солнышко, а как только подступала суровая морозная ночь – прячься с дороги в жильё, покуда цел. Здорово было оказаться за пределами замка. Потому ли, что приятно было наконец-то сделать хоть что-то для договора, или потому, что Мерида просто уже привыкла к разъездам и оставаться в одном месте казалось ей чем-то странным? В любом случае, пуститься в дорогу оказалось на удивление приятно. К несчастью, двигались они угнетающе медленно. Мерида и Гилл Петер, один из самых старших и, без сомнения, самый высокий из стражников Фергуса, ехали верхом. Мерида на Мошке, молодой кусачей кобылке, подаренной принцессе той весной к началу странствий; Гилл Петер – на Ангусе, бывшем коне Мериды, которого снарядили на старости лет в эту поездку, лишив заслуженного покоя, лишь по той причине, что другого коня, подходящего Гиллу Петеру по росту, не сыскали. Два пони королевы, Дух и Отвага, тянули Дружки (так близнецы окрестили старенькие и тесные данброхские дрожки), в которых тряслись Хьюберт, Лиззи и ещё один стражник Фергуса, Колбан. Завершал процессию грызун резных ложек, дурацкий щенок Харриса Брионн, который, стоило компании тронуться, пулей выскочил из замка, и гони не гони, а вернуть не удалось. Мошка шла довольно быстро. Даже слишком. Быстро заносила не туда, но и быстро выносила обратно. Ангус тоже шёл недурно, несмотря на свой дряхлый возраст. Когда было надо, его длинные ноги отмахивали прилично. Слабым звеном были Дружки, сколоченные для проезда по сухим дорогам, а не по заснеженным далям. То и дело приходилось останавливаться и вытаскивать их из полумёрзлой слякоти, а то и вовсе пускаться в объезд в поисках тропы через замёрзшие ручьи. Но без Дружек было не обойтись из-за Колбана, до того старого и ветхого, что его приходилось везти замотанным в одеяла, иначе как бы он все свои старые шотландские косточки по дороге не растерял. И его-то – в сопровождение, из всей королевской стражи! «Он знает дорогу, – твердил Фергус, – он там выучку проходил». («Лет дцать назад», – добавлял шёпотом Хьюберт. «Сто», – поправляла Мерида.) Гилл Петер был помоложе Колбана, но всё равно стар настолько, что слова его давно умерли, и с уст слетали теперь лишь их бессмысленные призраки. Взяли его, однако, не за красноречие. Фергус решил, что Гилл Петер – лучшая охрана для процессии. («Охрана от чего?» – усомнился Хьюберт. «От шалостей», – ответила ему Мерида.) В соответствии с данброхской стратегией, эти решения принимались, исходя либо из удобства, либо из привязанностей, но никак не из практических соображений. В общем, такими темпами добраться до ночи им не светило. Совсем недавно Мерида уже чуть не замёрзла в дороге и повторять этот опыт не собиралась – однако никто, кажется, не разделял её тревоги. Гилл Петер маршировал размеренным шагом великанов. Лиззи потчевала Хьюберта сказаниями о каких-то местных святых, включая описания их ежедневного распорядка, а Хьюберт упивался историями про чертей в молочной кадке и монахов в бочке. Колбан, казалось, вообще не замечал течения времени; его приходилось каждый раз расталкивать как следует, чтобы вытянуть из него указания, куда ехать. Единственными, кого раздражала всеобщая неторопливость, оставались Мерида и Мошка. В конце концов, Мерида не вытерпела, крикнула остальным, что поедет вперёд, и пустила Мошку рысью. Она ещё не успела ускакать далеко, как из глубины заснеженного леса раздался голос: – Это не то. От внезапного звука Мошка здорово перепугалась. Мерида с трудом удержалась в седле и обернулась на голос. Ферадах. Он стоял меж деревьев в тёмном плаще с броской копной светлых волос. Смертоносные ладони плотно затянуты в знакомые перчатки. Только теперь, в отличие от прошлой встречи под луной, совершенно ничего мистического в его облике не было. На щеках румянец от мороза, совсем как у самого обычного смертного, и дыхание выбивается наружу облачками пара, как у Мериды. При ярком свете дня она вдруг увидела, что широкие плечи его мехового плаща припорошены, а по снегу за Ферадахом тянутся следы – как будто он прибыл сюда совершенно обычным способом. Не будь той первой встречи при совершенно других обстоятельствах, Мерида бы обязательно решила, что перед ней просто какой-то молодой парень, такой же путник, как и она. И всё же сердце её отбивало отчаянные кульбиты. Как-то даже обидно: один вид Ферадаха – и тело в том же напряжении, какое не отпускало в ночь договора. Главное, никакой магии. Чистый ужас, текучая оторопь. Страх, ничего больше. Злая на этот непрошеный телесный отклик, Мерида приказала себе успокоиться. Тело её не послушалось, и она переключилась на Ферадаха. – Вообще-то это невежливо! Вот так просто взять и... явиться! Ферадах учтиво склонил голову. – Да, мне следовало дать о себе знать. Добрый день. – И долго ты за нами шпионишь? – Мерида заставила Мошку отступить несколько в сторону, подальше от Ферадаха, но боком, чтобы не спускать с него глаз. – Ты просил Кальях не хитрить. И тебе не положено. – Я не собирался хитрить. Я только хотел посмотреть, что вы делаете. – О, просто выбрались на небольшую прогулку. – И для убедительности Мерида пустила Мошку назад по тропе, к Дружкам. Ферадах последовал вдоль дороги. – Небольшая прогулка, значит, вместе с братом и названой сестрой, вдали от дома. Мерида не сразу сообразила, что он имеет в виду Лиззи. – Вдали – это ещё как посмотреть. И вообще, что ты имел в виду, «это не то»? – Это не изменит других. Ты можешь изменить только себя, но не больше. – Ферадах проследил, как Мошка споткнулась об упавшие на тропу ветки, перепугалась и забилась в истерике, которую прекратила, как только ноги снова освободились. – Тебе это тоже не помешает. Поработать над собой, измениться. Ради спасения. Мерида приложила все усилия, чтобы взглянуть на Ферадаха с максимальным королевским достоинством, удерживаясь при этом в седле на брыкающейся Мошке. – Советов у тебя не занимать. – Я просто сообщаю, как оно есть, – ответил Ферадах и слегка наклонил голову. – Так каков твой план? – Так я тебе и сказала! – Да разве это что-то испортит? – спросил он. – Я ведь не собираюсь тебе препятствовать. Это не нужно. Я выиграю спор без всяких хитростей, Данброх сам мне помогает – он не меняется совершенно. Прежде очень сердитая на своих родных, теперь Мерида ощутила острую потребность их защитить: – А кто, по-твоему, сидит там в Дружках? Как минимум двое из тех, кто уже вечность не выезжал за ворота замка! – Перемены должны происходить внутри, а не снаружи, – напомнил ей Ферадах не без снисхождения. – Хьюберт никогда не бывал в чужих краях, – ответила Мерида. – Разве только в деревню под замком выезжал, да и всё. – Что, если он переменится не в ту сторону, в какую тебе бы хотелось? Мошка в очередной раз брыкнулась. Очевидно, Мериде начинал надоедать этот разговор, и она слишком натянула поводья, отчего Мошка почувствовала упор. Мерида немного ослабила повод. – Тебе просто хочется поспорить. У тебя, случайно нет дел где-нибудь в другом месте? Какую-нибудь деревню уничтожить? – Вообще-то есть, – согласился Ферадах. – Вы в Ардбаррах? – Только, пожалуйста, не говори мне, что и ты туда же! – Нет, но и ты не туда. Вы заблудились, разве ты не заметила? Мериду охватило замешательство. Она натянула поводья, остановила Мошку. И они обе гневно уставились на Ферадаха. – С какой стати я должна тебе верить? – потребовала ответа Мерида. – Повторюсь, мне не нужно прибегать к хитростям, чтобы победить, – сказал Ферадах. – Да и чести мне не прибавит, если ты замёрзнешь в дороге через неделю после спора. Не веришь – не верь. Спроси своего штурмана. – Хо! От ты де, пирнсехха! Мерида и Ферадах дружно обернулись и увидели Гилла Петера, который пробирался на Ангусе через ежевичные ветки, истерично раскиданные вокруг Мошкой. Слова старика по обыкновению сливались во что-то совершенно иное на давно затерянном во времени диалекте. – Ану стойх де стахлиш! – Сейчас будет немного странно, – предупредил Ферадах низким голосом. – С чего это? – Все видят меня по-разному, – ответил Ферадах. – Не знаю, как именно видишь меня ты, но он увидит меня иначе. – В смысле, в обличье медведя или вроде того? – нахмурилась Мерида. – Не обязательно, просто... – Рутша несуллси лихочлавих! – заявил Гилл Петер с некоторым подозрением в голосе, подведя Ангуса к ним двоим чуть не вплотную. Мерида с беспокойством отметила, что тени старика и его коня, и без того длинные ввиду роста обоих, успели вытянуться ещё больше, пока они теряли здесь бесценное дневное время. – Я не намерен причинить вам вред, – учтиво сказал Ферадах. – Шото дохда те нушно? – потребовал ответа Гилл Петер. Ферадаха это, кажется, позабавило. – Твоя спутница говорит мне, что вы направляетесь в Ардбаррах. Каким путём вы следуете, тем, что через старую дубовую рощу? На кратчайшее мгновение воцарилась тишина, а затем Гилл Петер побелел как полотно, и Мерида поняла, что Ферадах говорил правду. Гилл Петер действительно забыл дорогу. Смущённо притихшим голосом старик признал: – Самму хасалас, хлугаме код ем. – Ничего, с кем не бывает, – произнёс Ферадах и бросил взгляд на Мериду. Не совсем «я же говорил», но что-то очень, очень похожее. – Нда жеш, як мни! – ответил Гилл Петер. – Пасиво те, мла члавик! – Я совсем не так молод, как может показаться, но спасибо. Отсюда найдёте дорогу сами? Гилл Петер напустил на себя отважный вид. – Таканеш... – Если позволишь, – продолжил Ферадах, глядя на старика, но обращаясь при этом совершенно очевидно к Мериде, – я могу подсказать более короткий путь. Если поторопитесь, придёте до сумерек. Он эффектно хлопнул в ладоши, затянутые в перчатки, так чтобы рукава плаща опали на руки и стало ясно, что он не намерен притронуться ни к чему вокруг. Мерида, не отрываясь, следила за сдержанными движениями его рук, за серьёзным выражением лица. Не хотелось попадаться на удочку и доверяться богу, который решил во что бы то ни стало отвоевать своё право через год уничтожить Данброх. Однако и Гилл Петер их на верный путь вовремя не выведет, это ясно. – Ладно, – согласилась Мерида таким ворчливым тоном, что даже Гилл Петер посмотрел на неё с удивлением. Она вдохнула поглубже и произнесла чуть с большим королевским достоинством: – Было бы желательно. Ферадах и Гилл Петер начали обмен описательными репликами, от которого Ферадах перешёл к чертежам на грязном снегу, а Гилл Петер – к рисованию пальцем по воздуху. – Вертахн, Мерид! – воскликнул наконец Гилл Петер. – Ехаш ора. И с кипучим энтузиазмом он поскакал назад к остальным. Но Мерида помедлила. Заставила Мошку потоптаться на месте, а сама прищурилась на Ферадаха, который так и стоял тихо в снегу, сцепив руки под плащом, и имел вид совершенно обычного молодого человека, пусть и встретившегося в глубине леса, у чёрта на куличках. – Я должна бы благодарить тебя, но поверю в твою помощь, только когда вступлю в Ардбаррах. Ферадах пожал плечами. – И перестань следить за нами, – добавила Мерида. – Это раздражает. Ферадах снова пожал плечами. – И прекрати пожимать плечами, – закончила Мерида. – Скажи уже что-нибудь. – Приятной поездки, – ответил он.9. Дорога в Ардбаррах
Насчёт того, как именно могли бы измениться близнецы, Мерида рассуждала без устали. До сделки она бы скорей исходила из того, что взросление – уже сама по себе достаточная перемена. Относительно своего собственного детства ей казалось, что оно буквально состояло из одних сплошных переломов. Сначала отец потерял ногу в схватке с медведем. С медведем! Потом, после долгих лет одиночества, у неё – раз! – сразу трое братьев. Потом ссора с матерью из-за сватовства, разборки с ведьмой. Потом старая нянька Моди уезжает в деревню, а к ним в замок приходит Лиззи. Потом поездка с матерью на горные пастбища. Но у близнецов,судя по всему, детство сложилось совсем иначе. Они появились на десять лет позже, Фергус и Элинор уже были другими. Вдобавок многое меняла их похожесть, их единство, вот эта их общность, основанная на том, что они – «близнецы», а не Хьюберт, Хэмиш и Харрис. «Где близнецы? – спрашивала мать. – Их надо вывести на прогулку». «Надо бы близнецам найти учителя по чистописанию». «Пусть сначала близнецов покормят, а мы после них пообедаем». «Мерида, научила бы лучше близнецов играть в «гончих». Комната близнецов, увлечения близнецов, занятия близнецов. Их всегда сопоставляли друг с другом. Они вечно сталкивались лбами, договаривали друг за друга предложения, подхватывали шалости. Разговор об их качествах неизбежно сводился к сравнению. Хьюберт громче, чем Харрис. Харрис умнее, чем Хьюберт. Хэмиш милее, чем Харрис. И так далее, и тому подобное. Может, просто перестать на время быть частью трёхголового монстра и каждому побыть одним-единственным мальчиком? Может, это дало бы хорошие результаты? Отец предложил взять в поездку Хьюберта, потому что решил, что Хьюберту понравится Ардбаррах, и уже отчалив, Мерида не могла нарадоваться, что на первое путешествие ей достался именно Хьюберт. Из них троих он был самым простым. Не то чтобы самым послушным – это Хэмиш, – а скорее больше других похожим на Мериду. Ни он, ни Мерида не могли долго возиться с одним и тем же, если только речь не шла о физическом упражнении: как Мерида могла подолгу выпускать стрелы одну за другой, так и Хьюберт любил вколачивать один за другим гвозди. Ни первой, ни второму не мешал шум или беспорядок; собственно говоря, порой именно шум и беспорядок помогали им думать. И оба любили в одиночку отправиться шататься по лесу, а потом с таким же удовольствием возвращались домой, в весёлую компанию, полную смеха и музыки. Исходя из этого, Мерида почти с полной уверенностью могла предсказать, что подумает Хьюберт насчёт Ардбарраха, стоило только понять, что думает об Ардбаррахе она сама. И вот что они подумали: – Вау! – выдохнули оба хором. Вообще-то Мериде казалось, что за предыдущий год она немало поездила по стране, но ничего подобного Ардбарраху она отродясь не видала. Ферадах не подвёл, и даже таща за собой дрожки, они прибыли на место спустя всего час после захода солнца. Пейзаж за это время сменился с заснеженных холмов Данброха на бесцветную пустую равнину – ни деревьев, ни снега. Дорога из труднопроходимой узкой тропы превратилась в широкое объезженное полотно, по которому проехали бы две, а если вплотную, то и три повозки. В своих странствиях с картографами Мериде приходилось только единожды проезжать по такой дороге: когда они вышли на крупный торговый путь, ведущий вплоть до самого Гоури. По нему проходило столько ног, что дорога оставалась широкой и чистой. Эта, тем не менее, впечатляла не меньше. Её явно выравнивали и чистили, чтобы довести до совершенства. Вода не собиралась на ней в лужи, а скатывалась к краям, где специальные канавки отводили её с глаз долой. Такую дорогу не просто провели. Её спроектировали. Сам Ардбаррах находился в конце этой дорогими точно так же, как и она, казался не просто построенным, а спроектированным, и от плавных форм данброхского замка, скрытого в летнее время плющом, отличался во всех возможных отношениях. Если полуразвалины Данброха казались древними, как мир, то ровные, гладкие стены Ардбарраха строили явно в этом поколении. Округлые данброхские башни свободной постройки сменяли здесь регулярные вышки строгой геометрической формы. Зелёные знамёна Данброха давно истрепались; ардбаррахские, красные с золотом, развевались ярко и уверенно. В разношёрстных окошках Данброха уютно горели свечи; узкие бойницы Ардбарраха оставались сурово темны. – Страхолюдина, – пискнула Лиззи со своей скамьи, трепеща всем телом. – Цитадель! – оценил Хьюберт. – Тах и еш, – подтвердил Гилл Петер. Самое важное: в замке очевидно не мёрзли на студёном ветру. Стоило последним лучам света иссякнуть, как температура стремительно упала, ветер усилился вдвое, втрое, а там и вчетверо. Ни холмов, ни деревьев, способных сдерживать порывы, в округе не было, и ветрюга беспрестанно бил в уши. У Мериды даже щёки разболелись оттого, что волосы хлестали их при каждом дуновении. Лютая ночка. Ввиду позднего часа Мерида опасалась, что за такой неприступной стеной им будет ни до кого не достучаться; однако стоило им приблизиться, как ворота плавно раскрылись, и за ними показалась стража, до того браво вытянутая наготове, точно всё это время ждала гостей. Облачённые в одинаковую форму, стражники застыли в одинаковых позах, так что при мерцающем свете факелов они даже показались Мериде на одно лицо. За воротами путникам открылся внутренний двор, настолько просторный и пустой, что стены терялись в темноте. Абсолютно всё казалось таким же ровным, чётким и идеальным, как и дорога сюда. Наверное, даже тени тут падали исключительно ровно. Мерида спешилась и хотела идти объясняться, но ближайший стражник тут же обратился к ним сам: – Мерида и Хьюберт из клана Данброх? – Да-а, – удивилась она. – Прошу вас подождать здесь, прежде чем мы предоставим вам и вашим людям эскорт. Приносим извинения за ожидание. Стражник дёрнул за шнур, и в нише над его головой трижды прозвенел колокол. Где-то в глубине замка ему откликнулся такой же колокол и прозвенел с тем же ритмом. Даже стоя у самых ворот, Мерида расслышала следом за ним такой же звон ещё одного колокола. Возможно, там был и четвёртый, и пятый, но их звон до ворот не донёсся. Спустя мгновение появились новые стражники, за ними стайка пажей, за ними несколько фрейлин. Все, кто принадлежал к одному классу, носили одинаковую одежду, поэтому Мериде показалось, будто к ним приближается один солдат в нескольких экземплярах, за ним один паж в нескольких экземплярах, а за ним одна фрейлина в нескольких экземплярах. Хьюберт взглянул на Мериду и сделал губами «вау». Вот уж точно, вау. Уже через несколько минут гостям был оказан предельно внимательный приём. Мошку и Ангуса вместе с обоими пони распрягли, расседлали и увели в стойла. Колбана выгрузили из Дружек и вместе с Гиллом Петером и Хьюбертом препроводили в мужские казармы. Несмотря на громадные усилия, поймать Брионна так и не удалось, и в конце концов идею забросили. Мериду и Лиззи наскоро отвели в комнатку с двумя узкими кроватями, парой свечек с полпальца и простецким ужином из хлеба с мясом; Хьюберт с остальными мужчинами получили, вероятно, тот же набор. В Данброхе до сих пор стоял бы переполох и никто бы не знал, куда деть гостей, даже если их и в самом деле очень ждали, а кончилось бы наверняка тем, что все бы осели в гостиной у огня, ужинали остатками рождественских сладостей и рассказывали истории до зари. Интересно, а в других замках тоже такие порядки? Пока что Ардбаррах показал себя ещё более высокоорганизованным, чем монастырь Морвентона, где Мерида провела лето, – а это кое о чём говорило. Монахини чтили распорядок, однако и поболтать любили, и в итоге жизнь у них больше походила не на военную службу, а на полёт в стае птичек, координированных, но очень шумных. Послышались три плавных удара в колокол, и служанка, которая внесла им с Лиззи ужин, сообщила: – После того как погаснут свечи, разговоры не приняты. В случае необходимости звоните в колокольчик. И Мерида с Лиззи остались одни. Взглянув на Мериду из-под тяжёлых век в последнем отблеске свечи, Лиззи протянула: – Ну и денёк, даже не верится, что закончился. – Да, проехали мы немало, – откликнулась Мерида. – Интересно, как будет выглядеть замок утром. Как думаешь, днём они тут тоже все на одно лицо? – Слушай, мне не до страшилок, – пробормотала Лиззи и неряшливо зевнула, да с таким сомнительным видом, точно ей самой в кровать не улечься и потребуется, как обычно, чья-то помощь. – А ты вот так всегда путешествовала? Ты же целую вечность где-то там разъезжала. – Я куда реже терялась, – ответила Мерида, хотя главное отличие виделось ей в другом. Путешествовать нравилось ей больше, чем многим другим, а сидеть на месте утомляло сильнее. И когда Лиззи уже с удовольствием забралась в постель, Мерида подумала, как бы ей сейчас хотелось поболтать подольше после тяжёлого дня. Пожалуй, это бы даже спасло вечер, без того больно уж кислый, если они действительно просто лягут спать, как только догорит свечка и настанет тьма. Мерида с облегчением сняла с головы платок, распустила косу и постелила платок поверх одеяла, которое вдобавок сложила для тепла пополам. В отличие от Данброха, тут камины были не во всех комнатах, и воздух в их коморке стоял до того студёный, что у Мериды даже нос не чувствовался. А всё ж таки хорошо снова оказаться в пути, решила она. Ей не терпелось увидеть Ардбаррах при утреннем свете, познакомиться с его порядками. Даже подумалось, что она и устала меньше, чем Лиззи, потому что просто создана для того, чтобы порхать с места на место. «Много шума, мало толка». Вот чёрт, подумала Мерида. Опять этот Ферадах в голове засел. Хотелось разъяриться на него как следует, но эмоции к ночи поугасли. Похоже, что он спас им жизнь сегодня. Мерида задумалась, а вправду ли он отправился уничтожать деревню после их встречи на дороге. Может быть, ровно в эту минуту он крадётся под окнами чьего-то дома, стягивая перчатку. – Мерида? – шепнула Лиззи. – Ш-ш. Спи. – Я забыла причёску распустить, – пожаловалась Лиззи. Очевидно, ей было так же плевать на запрет разговоров после темноты, как на приказания прибраться в гостиной. И то, и другое влетало в одно ухо, а вылетало из другого, совершенно не задерживаясь посередине. – Как думаешь, ничего, если одну ночь посплю в чепце? – Может, даже теплее будет. – Мериде припомнилось, какой у Лиззи был беспомощный вид, когда она забиралась в кровать – похоже, ей и в самом деле пригодилась бы помощь; но ничего. На следующее утро чепец у неё будет совсем измятый, да только Лиззи и сама всегда помято выглядит. – Всё, спи. – А как ты думаешь, у Хьюберта всё нормально? – Хьюберт где угодно заснёт, – ответила Мерида. – Всё, спи уже. – А как думаешь, сколько у них тут колоколов? – Много. Спи. Но Лиззи не отставала. – А как думаешь, я когда-нибудь найду свою любовь? И выйду замуж? Мерида натянула одеяло на глаза и надавила на веки с такой силой, что посыпались искры. – Лиззи, ты только что чуть было не вышла замуж. – Ужасно замуж хочется. Ответ был такой, словно Мерида вообще ничего не говорила, что было очень в духе Лиззи – продолжать разговор ровно так, как ей хотелось, совершенно независимо от того, что говорили остальные. Да и сам разговор этот, признаться, был не нов. О замужестве Лиззи уже давно вздыхала. Понять это Мерида никак не могла – ей самой ещё предстояло отыскать такого жениха, чтобы не утомлял и не надоедал хотя бы за пару часов, лучше дней, а уж найти приятного компаньона надолго она давно отчаялась. Единственное, что несколько приближало её к пониманию Лиззи и её упорства, было воспоминание о короткой поре в монастыре, когда ей до безумия нравился один колёсный мастер, приходивший к ним несколько раз в неделю что-то чинить. Мерида краснела от одной мысли о том, как подолгу засматривалась тогда на его движения, старалась уловить его малейшие черты, думала о нём постоянно. От влюблённости в колёсного мастера её излечил сам же колёсный мастер. Стоило ему открыть рот и сказать хоть слово, как чары слабели сами собой, до тех пор пока он не превратился в самого обычного колёсного мастера, а Мерида – в принцессу, которая старается что есть сил убедить себя в том, что никогда не рисовала в пыли монастырских плит запечатлённую в памяти линию его носа. Открыв глаза, Мерида бессмысленно уставилась в темноту. – Почему ты так хочешь замуж? – спросила она Лиззи. – «Доброго утречка, миссис Лиззи, готовы ли вы откушать чашечку горячего молочка? » – мечтательно пропела Лиззи сладким голосом. – Вот он бы мне так говорил поутру. А я бы его называла «мистер» как-то там, дальше имя. «Да, было бы чудесно, мистер...» – Кабачок, – вставила Мерида. – Мистер Кабачок. Лиззи хихикнула в своей неряшливой, милой манере. Снаружи в дверь предупреждающе побарабанили пальцем, и обе девушки притихли. – Спокойной ночи, миссис Лиззи, – шепнула спустя минуту Мерида. – Спокойной ночи, миссис Мерида, – прошептала в ответ Лиззи.10. Колокольная дама
Бон-н-н! Бон-н-н! Бон-н-н! Утром их разбудил очередной звон колокола. Дверь открылась, и служанка внесла завтрак. Как только дверь за ней захлопнулась, из коридора командным тоном объявили: – Скоро я вернусь и ознакомлю вас с распорядком дня. – Ты посмотри, сколько квадратиков! – пробормотала Лиззи, стоя у окна их пустоватой, ярко залитой светом комнаты. Мерида тоже подошла к окну. В лучах солнца громадное пространство, через которое они проходили ночью, смотрелось совсем иначе. В отличие от данброхского дворика, заросшего травой и заваленного хламом, этот двор напоминал скорее римские арены, о которых Мерида читала в книгах. Невероятных размеров двор обрамляли обширные стены, а пол был выложен плиткой с геометрическими узорами. Но Лиззи говорила не о них – а о людях. Залитый солнцем двор без единой тени заполняли солдаты, которые чеканили шаг ровными шеренгами, взвод за взводом. В воздухе раскачивались в такт руки, ноги, мечи. В таких же квадратных построениях, только поменьше, упражнялись и молодые парни, тягали гири и тренировали выпады, абсолютно синхронно. Мерида попыталась высмотреть в этой толпе Хьюберта, а то и Колбана или Гилла Петера, но с такой верхотуры все казались одинаковыми. В этой картине было что-то завораживающее и одновременно подавляющее. Завораживала она в первую очередь тем, что кардинально отличала Ардбаррах от Данброха и в очередной раз напоминала Мериде, что она путешествует. А подавляла потому, что наводила на воспоминания о тех солдатах, что прежде уже встречались Мериде в дороге. Иногда это были просто кучки мужиков с мечами, наглых и горланистых, но иногда – блистающие металлом отряды, беспощадная гарантия достижения тех целей, которые Мерида не то чтобы очень одобряла или приветствовала. – А где все женщины? – спросила она вслух. Лиззи снова высунулась в окошко. Внизу не было видно ни одного существа женского пола. – Может, мы единственные? Ответ не заставил себя долго ждать. Под очередной звон колокола вернулась служанка, которая вносила завтрак, а с ней вошла женщина в строгом тёмном платье и строгом тёмном чепце. Вторая представилась госпожой Маклаган. За ней виднелась ещё целая стайка девушек, тоже в строгих тёмных платьях и с высокими аккуратными причёсками, целиком забранными под плотно намотанные барбетты с чепцами. Девушки стояли тихо и скромно. Лиззи по сравнению с ними выглядела и в самом деле очень помято, и Мерида заподозрила, что и сама не лучше, несмотря на тщательные старания. – Вас уже отдавали прежде на воспитание? – спросила госпожа Маклаган тем самым командным тоном, что слышался до этого из-за двери. На воспитание! Никого из детей клана Данброх на воспитание никуда не отдавали, однако традиция эта была Мериде известна. Многие знатные семьи отсылали по крайней мере нескольких своих детей на месяцы, а то и на годы в соседние кланы учиться. В детстве на Мериду одна мысль быть куда-то отосланной поначалу нагоняла ужас, потом непреодолимо манила, суля приключения, затем стала снова вгонять в дрожь. Её вечно разрывало между тягой остаться в родном гнёздышке и интересом примерить на себя чужую жизнь. Правда, свои теперешние поездки она и не думала рассматривать в качестве гостевого воспитания. Воспитание – для детей, для питомцев. Мерида же хотела быть на равных. – Нет, – ответила она в конце концов и запоздало добавила: – Мадам. Миледи. Как-то ни то, ни другое не подходило: и Мериде непривычно, и вроде бы госпоже Маклаган не к лицу, однако же сама госпожа Маклаган на этот счёт не высказалась. Вместо этого она объявила: – Тебе предстоит ознакомиться с ежедневной рутиной жизни нашей воспитанницы. О тебе будут должным образом заботиться; твоя служанка может присоединиться к нашим. За первой шеренгой девушек стояла вторая, все в одинаковых серых платьях и белых чепцах. Не дожидаясь ответа Мериды, две из них расступились, чтобы дать место Лиззи. Своим обычным плавным вальсом и с блуждающей улыбкой на губах Лиззи скользнула к ним. В их стройном ряду она смотрелась совершенно не к месту, однако если сама это и заметила, то виду не подала. Бон-н-н! Бон-н-н! Бон-н-н! – Пора, девочки, – скомандовала госпожа Маклаган. И Мерида окунулась в жизнь Ардбарраха. Следующие несколько часов каждый её поступок совершался исключительно по звону колокола. Три удара: её провели в покои, где она будет жить вместе с сёстрами и дочерями воинов, которые упражняются во дворе. Три удара: они преклонили колени в часовне, моля о здоровье воинов под синхронную поступь клириков в одинаковых сутанах. Три удара: в комнате для рукоделия они засели за вышивание воинских плащей, воинских знамён, а также попон для боевых коней. Три удара: в обеденном зале они принялись разучивать военный эпос, чтобы позже декламировать или петь длинные баллады о воинских подвигах. Три удара: в библиотеке им преподали уроки иностранных языков, логики и ораторского искусства. Три удара: они зашли ненадолго в общую гостиную (где бродячие барды развлекали их музыкой, а гонцы – новостями с чужих берегов), чтобы снова вознести молитву. Три удара! На всё свой порядок. Три удара! Каждый житель Ардбарраха – маленький винтик в огромной военной машине. Три удара! В расписании посчитана каждая секунда каждого дня. Казалось бы, разве может столь огромной военной машине чего-то не хватать – однако, видимо, не хватало, раз Мериде сразу предъявили идеальное, точь-в-точь под неё уготованное место, в которое она чудесным образом впишется, если останется в Ардбаррахе. Три удара! Три удара! Три удара! – И что, вот так каждый день? – спросила Мерида у девушки рядом. Только что звон колокола обозначил начало вечернего променада по зимним садам. Цветы, конечно, сейчас не цвели, но в слабеющем свете заходящего солнца сады всё равно смотрелись красиво. Как и остальной Ардбаррах, сады имели вид строго симметричный и правильный. Аккуратные аллейки обступала ровно остриженная вечнозелёная изгородь из навсегда сплетённых вместе тиса и падуба. – Ну конечно, – тихо ответила Мериде девушка и прибавила шагу. Госпожа Маклаган не преминула проинструктировать Мериду, что по саду им положено прогуливаться медленным, размеренным шагом, скромно сложив руки, и размышлять о своём месте в королевстве Ардбаррах. Гулять было холодно. Солнце почти село, и сад освещали лишь несколько фонарей в специальных нишах. Ветрюга, донимавший Мериду на пути сюда, донимал теперь их девичью процессию; в какой-то момент Мерида поймала себя на том, что размышляет не о своём месте в королевстве Ардбаррах, а о своих замёрзших пальцах. Она немного помедлила, пока девушка, идущая следом, с ней не поравнялась. В барбетте и чепце её было практически не отличить от той, предыдущей, и Мериде пришлось повнимательнее присмотреться к её носу и форме губ, чтобы уж точно убедиться, что это не та же самая. Убедившись, она небрежно спросила: – А ты откуда родом будешь? – А что? – вскинулась девушка. Мерида не сразу нашлась, что ответить. – Просто любопытно. – Сейчас не время для разговоров, – ответила девушка и смерила её взглядом, точно проверяя, уж не дурочка ли. – Сейчас время для размышления. – Вот я и размышляла, откуда ты родом, – улыбнулась Мерида и метнула взгляд в сторону госпожи Маклаган, проверить, не грозит ли им опасность. Девушка ошарашенно уставилась на неё. – Да ты что, ненормальная? Только мне, пожалуйста, не мешай, ладно? Я этой прогулки с самых занятий ждала. Звучало очень даже искренне. «Может, я и в самом деле ненормальная», – подумалось Мериде. – Мерида, выйди, пожалуйста, из строя, – раздался голос госпожи Маклаган. – Девочки, продолжаем моцион, я вас догоню. – И как только девицы синхронно прибавили шагу, она обратилась к Мериде: – Тебя что-то беспокоит? Что на это ответить, Мерида толком не знала. За время своих странствий ей приходилось сталкиваться с немалыми трудностями и останавливаться в местах, где многое было ей не по вкусу. Мериде нравилось думать, что вот она-то способна терпеть изрядные неудобства относительно долго, но прошёл всего один день, а ей уже хотелось на стенку лезть. И она спросила: – А когда будет время для себя? В смысле, свободное время? Госпожа Маклаган жестом направила процессию в замок, а на входе взяла Мериду под локоток и повела отдельным коридором. Гобеленов здесь не было, и звук её отрывистых слов не смягчался, а наоборот, отскакивал от голых стен и вонзался в Мериду отовсюду. – Свободное время у тебя только что было. Тебе разве не понравилось? – Я имела в виду, когда можно делать, что хочется. Например, если мне хочется проехаться верхом, или пострелять из лука, или почитать. – Для езды верхом будет время через три дня, – ответила госпожа Маклаган. – Мы упражняем таким образом ноги дважды в неделю. Чтением мы уже занимались сегодня, и завтра тоже будем вдоволь заниматься, чтением и декламированием. Ну а стрельбы из лука у нас, конечно, никакой нет. Ты ведь не ребёнок, – отрезала было она, но что-то в лице Мериды заставило её остановиться на этом подробнее. – Я понимаю, ты родилась в Данброхе и тебя растили по-другому. Это в местах вроде вашего Данброха дети могут дольше оставаться детьми, там задержка не заметна. – Незаметна?.. – Ну конечно. В крошечных королевствах понимание общественного устройства и знание норм не играют большой роли, потому что в сущности это и не королевства вовсе, а всего лишь замки в чистом поле. Когда за пределами замка власть распространить просто не на кого, это многое меняет. Но ничего, не надо делать такой вид, у нас ты быстро наверстаешь. Ардбаррах не даст тебе застрять на месте, и вскоре ты выйдешь в люди настоящей дамой. Ещё вопросы остались? У Мериды пылали щёки, хотя она и сама бы не сказала точно, от чего именно. От гнева ли? От стыда? Так вот как видят люди Данброх извне? Она задумалась, говорят ли подобное Хьюберту там, в мужских казармах. И если говорят, верит ли он. – Можно мне повидать брата? Бон-н-н! Бон-н-н! Бон-н-н! – Нет-нет, уже дали колокол на отбой, – ответила госпожа Маклаган. Сказав это, она слегка наклонила голову набок, посмотрела на Мериду пристально и, кажется, на что-то решилась. Она подвела принцессу к узкой бойнице в середине коридора. В такую щёлку как раз прошла бы либо стрела, либо чертовски морозная ночь, больше ничего бы не пролезло. – Смотри, – скомандовала госпожа Маклаган. Мерида приложилась щекой к холодному камню рядом со щелью и выглянула наружу. Внизу в тёмной синеве двигались силуэты: ровный строй пажей рассекал двор в направлении к мужским казармам. В одном из пажей Мерида сразу узнала Хьюберта, такую шевелюру ни с чем не спутаешь. – Хьюберт! – выкрикнула она. Силуэт брата задержался ненадолго – ровно настолько, чтобы поднять глаза в её направлении. Он бодро помахал ей ручкой и, кажется, показал большой палец вверх – в таких сумерках поди различи, а потом догнал остальных и исчез в тени стены. – Теперь, полагаю, от расписания не будет отклонений? – спросила госпожа Маклаган. Она не стала говорить, что дозволила крикнуть вниз из окна исключительно по особым обстоятельствам, но это очевидным образом подразумевалось. Она похлопала Мериду по плечу. Дважды. Хлоп. Хлоп. До Мериды вдруг дошло, что к ней проявляют сочувствие и что ей полагается проявить благодарность. Благодарности она не испытывала, но когда госпожа Маклаган отвела её в ту же комнату, где вчера их с Лиззи уложили спать, она сказала: – Спасибо. Госпожа Маклаган как будто смутилась и довольно резко ответила: – Ты научишься ценить наш распорядок по мере взросления. В эту минуту влетела Лиззи впопыхах, со свечным огрызком в одной руке и тарелкой с ужином в другой. Мериде бросилось в глаза, что дурацкое Лиззино платье с вышивкой сменилось на аккуратное серое, такое же, как у остальных служанок. – Ты принесла принцессе одежду? – спросила госпожа Маклаган. Лиззи задрала руку, из-за чего тарелка с ужином опасно накренилась, и продемонстрировала переброшенный через локоть тёмный наряд. Затем она, ни слова не говоря, скользнула в комнату и встала перед Меридой. – Когда погаснет свеча, никаких разговоров, – напомнила госпожа Маклаган. И дверь захлопнулась. Лиззи наскоро запихала кусок хлеба в рот и облегчённо бухнулась на кровать – Мерида успела схватить свечку в самый последний момент, прежде чем загорелось одеяло. Потом принцесса подняла с пола брошенный наряд; строгое чёрное платье дополнял жёсткий светлый чепец, такой же, как у госпожи Маклаган. – Мне положено это носить? – спросила Мерида. – М-м. – Как твой день прошёл? – М-м? – У тебя всё нормально? Тебя не морили голодом? Не обижали? Где твоё платье? Но Лиззи, уже однозначно спала, даже издавала негромкие трели носом. Мерида вздохнула, сняла платье и неторопливо принялась извлекать из него личное имущество, распиханное по карманам и вшитое в подкладку. Горстка монет. Мамина брошь – доказать свою личность в случае чего. Набитый медвежонок размером с ладошку – для Хьюберта, если ему взгрустнётся вдали от дома. Всё это Мерида собрала в кучку и сунула под соломенный матрас. Подумав, сунула туда же лук с колчаном стрел. Если личные вещи могут так же просто исчезнуть, как платье Лиззи, то лучше не рисковать. Потом Мерида натянула одежду, которую принесла Лиззи. Зеркала не было, но и без него Мерида знала точно: теперь она выглядит один в один как остальные девушки в зимнем саду. – Ну и ну, – прошептала она еле слышно. А в следующий миг свеча погасла. Первый день в Ардбаррахе подошёл к концу.* * *
Так полетели один за другим бесчисленные, как казалось Мериде, дни. Поначалу ей просто не приходило в голову их отсчитывать, а потом, когда пришло, она уже не могла сказать, сколько их было. Все дни казались на одно лицо: бон-н-н! бон-н-н! бон-н-н! Распорядок. Колокольный звон. Каждый день стрелки часов переходят от одного задания к другому. Каждый вечер несёшься поскорей к окну в коридоре, лишь бы успеть увидеть, как машет рукой Хьюберт и показывает большой палец. Каждую ночь Лиззи засыпает, едва добравшись до кровати. Бон-н-н! Бон-н-н! Бон-н-н! – Можно мне повидаться с Хьюбертом? «Сейчас пажи ухаживают за годовалыми жеребятами». – Можно мне повидаться с Хьюбертом? «Сейчас пажи несут вахту». – Можно мне повидаться с Хьюбертом? «Сейчас пажи натирают щиты». – Можно мне повидаться с Хьюбертом? Мерида подумывала даже, а не попросить ли госпожу Маклаган передать Хьюберту медвежонка, раз уж ей самой не дозволяют с ним повидаться, но потом живо представила, как госпожа Маклаган называет медвежонка отсталой детской игрушкой и отбирает, якобы «для собственного их блага». Так что мишка лежал под матрасом у Мериды вместе с остальными её вещами из Данброха. Бон-н-н! Бон-н-н! Бон-н-н! А чего она, собственно, ожидала? Наверное, что её представят самому лорду Ардбарраха. Вероятно, что она станет членом семьи. Да только зиждились эти ожидания, скорее всего, на том, что Мериде в принципе любое королевство представлялось вроде Данброха, который принял Лиззи, как родную. Здесь такому не бывать, это ясно. Родители бились над письмом, гадали, как бы убедить Ардбаррах принять Мериду, но теперь стало очевидно, что Ардбаррах и так не преминул бы взять её, да и кого угодно. Для новой пешки у них всегда найдётся место и уготована чёткая роль, какую определили и Мериде с Хьюбертом, и которая никак к семейным связям не относится. Хуже того: Хьюберту, скорее всего, наскучило здесь до смерти, но изменился он вряд ли. А не наскучить ему не могло, каждый день ведь одно и то же. Так устроен Ардбаррах, чем и гордится. Ничто не меняется неделями, месяцами. Мерида задумалась, почему Ферадах до сих пор не сровнял это место с землёй. Бон-н-н! Бон-н-н! Бон-н-н! Причины вернуться домой осаждали Мериду одна за другой. Время идёт. Весна уже близко. А нужно ещё двух братьев как-то заставить измениться. Ждут и другие поездки, обещанные Тосахтаху. Надо уезжать. Прочь отсюда! Но в уме вертелись слова Ферадаха насчёт «много шуму – мало толку». Ну почему, почему так легко забываются миллионы других вещей, а эти слова никак не забудутся? Мерида просто не может допустить, чтобы они оправдались. Она не сдастся только потому, что привыкла к другому и ненавидит Ардбаррах. Но в один прекрасный вечер Хьюберта среди пажей не оказалось. Подошёл к концу очередной нудный день, раздался очередной звон колокола, в очередной раз Мерида помчалась по коридору к бойнице ловить в сумерках силуэт Хьюберта. Однако сегодня его нигде не было видно. Никакой ярко-рыжей шевелюры, только одинаковые бритые головы. Бон-н-н! Бон-н-н! Бон-н-н! Где Хьюберт? – Когда погаснет свеча, никаких разговоров, – напомнила госпожа Маклаган, когда Мерида с трудом дотащилась до своей комнаты. И привычно добавила: – Ты научишься ценить наш распорядок по мере взросления. Похоже, её не беспокоило, что она уже говорила это вчера, и позавчера, и позапозавчера. «Хватит», – подумала Мерида. Спустя пару минут, когда Лиззи с полузакрытыми глазами наткнулась на её кровать, Мерида схватила её за рукав. Обе застыли посреди комнаты, прислушиваясь к шороху шагов в коридоре и хлопанью дверей. Прошёл миг – и свечка в руке Лиззи погасла. Наконец, когда в Ардбаррахе наступила тишина, Мерида прошептала: – Ненавижу всё это. – Именно, – ответила с облегчением Лиззи. – Как будто я дойная тёлка. Тёлка на ферме. С не очень хорошими условиями. Такие, которые, знаешь... За дверью послышались шаги, и девушки притихли, пока шаги не миновали их дверь. – Я, наверно, с ума сойду, если ещё раз этот звон услышу, – прошептала Мерида. – Мне и сны уже не снятся. У меня и минуточки не выдалось на то, чтобы, например, алтарчик соорудить, – подхватила Лиззи. Подумала и добавила: – Даже на поплакать времени не было. Давненько не приходилось хорошенько так выплакаться... О таком упущении Мерида сожалела не больше, чем о возможности сидеть и мечтать о свадьбе, но Лиззи есть Лиззи. Однако Мерида есть Мерида, и Мерида сказала: – Пора уходить отсюда. – Сейчас? – Нет, сейчас мы замёрзнем. К тому же нельзя оставлять Хьюберта и папиных людей. Ей стало легче просто оттого, что решение наконец-то прозвучало вслух. Завтра всё изменится. В кои-то веки. К вечеру они будут уже в Данброхе. И кто знает – возможно, разница между Ардбаррахом и Данброхом возымеет своё действие, и Хьюберт серьёзно переменится. – А нас отпустят? – с сомнением спросила Лиззи. – Мы же не в тюрьме, – ответила Мерида. – С утра забираем Хьюберта и едем.11. Военные игры
Главное, решила Мерида, перехватить инициативу до колоколов. Раз она приехала сюда с настоящей дипломатической миссией, то уезжать в напряжённой обстановке не к лицу. Мерида прибыла сюда как принцесса королевства Данброх, и уехать она должна как принцесса королевства Данброх, пусть это королевство госпожа Маклаган ни во что и не ставит. Превращать отъезд в дерзкий побег нельзя, нужно проститься, как подобает. Вежливо. Открыто. Мерида проснулась ещё до того, как комнату осветили первые тусклые проблески солнца. Она разбудила Лиззи, зная заранее, что потом придётся будить сызнова, и полезла под матрас доставать спрятанное. Вместо тёмного ардбаррахского платья она с большим облегчением надела своё зелёное данброхское и сунула мишку в рукав. Мать всегда следила, чтобы Мерида не отправлялась в дорогу без иголки с ниткой, воткнутой где-нибудь в шов под складкой, и если раньше Мерида только подтрунивала над этими предосторожностями («Действительно, вдруг мне придётся срочно что-то вышить?»), сейчас она с радостью ими воспользовалась, чтобы зашить обратно в подкладку монеты и мамину брошь. Лук с колчаном она закинула за плечо. Госпожа Маклаган такое оснащение для девушки не одобрила бы, но некоторыми вещами Мерида не могла поступиться. Затем она снова принялась будить Лиззи. – Лиззи, вставай. Надо успеть убрать волосы до первых колоколов. Волосы, волосы! В большинстве знатных семейств считалось достаточным перед выходом на люди просто покрыть волосы платком или чепцом, но в Ардбаррахе делали по всей строгости, ничуть не хуже, чем монашки в монастыре, где Мерида провела лето. Ни единый локон не должен был оставаться на виду. Волосы полагалось аккуратно заплести в плотные косы и спрятать под слоями аскетичного платка, барбетта. «Главное, сохранять королевское достоинство», – твердила себе Мерида. – Ой-й, – жалостливо пискнула Лиззи. – Ты что, мышей в волосах разводишь? – пробормотала Мерида и наклонилась поближе в попытке заткнуть последние непокорные прядки под барбетт. Оценить результат в серых сумерках было непросто, но Мерида решила, что сделала достаточно хорошо. В любом случае тратить на это больше времени она не собиралась – не хватало ещё, чтобы их прервал на этом колокольный звон и прошлось объясняться с госпожой Маклаган. – Ладно, сойдёт, – заключила Мерида. – Наконец-то. Пошли. Уже на пороге Мерида оглянулась и увидела, что вместо того, чтобы следовать за ней, Лиззи застряла у окна. – Лиззи!!! – Ну погоди. – Ещё с ужина Лиззи припрятала немного хлеба, и теперь кидалась им из окна. Увидев ошарашенное лицо Мериды, она пояснила: – Надо же Лугу жертву, чтобы благоприятствовал! Ох, в самом деле, Лиззи есть Лиззи. Ритуал и божок на каждый случай. Мерида знать толком не знала, кто такой этот Луг, но решила, пусть благоприятствует, пригодится. Наконец они прокрались в коридор. Колокола ещё не звонили. В пустом коридоре света едва хватало, чтобы кое-как пробираться вперёд, но на винтовой лестнице вниз тьма стояла кромешная. Мерида стала спускаться, держась за каменную стену, а Лиззи – за плечо Мериды, чтобы не отставать. Мериде вспомнилось, как она в детстве лазала дома в Данброхе по тайным ходам. Внезапно ей пришло в голову, что было большим упущением беречь их для себя и держать от Лиззи в тайне. Но теперь Лиззи уже слишком выросла для подобных затей, да и Мерида, в общем-то, тоже. Они ведь не девочки, им предстояло стать взрослыми дамами, и существование тайных ходов имело теперь другое значение: возможность укрываться от налётчиков вроде Волкастого, а не в прятки играть весной поутру, когда дождю конца-края не видно. «В местах вроде вашего Данброха дети могут дольше оставаться детьми», – сказала тогда госпожа Маклаган и, наверное, была права, раз одна мысль о том, что рассказывать Лиззи про тайные ходы уже поздно, приводила Мериду в такое расстройство. Но тьма наконец расступилась, девушки вышли на свет и оказались в саду. Стоило им ступить на гравий дорожки, как вдруг... Бон-н-н! Бон-н-н! Бон-н-н! Мерида и Лиззи обменялись торжествующим взглядом. Успели. Когда служанки госпожи Маклаган откроют дверь, втянуть данброхских воспитанниц в бесконечную рутину очередного дня у них уже не получится. К тому же в первых студёных лучах восхода стало видно, что с причёсками и чепчиками они справились очень даже неплохо. – Теперь надо найти Хьюберта, – сказала Мерида. – С этим, конечно, будет непросто... – Я знаю, где он, – уверенно ответила Лиззи. Мерида так и уставилась на неё. Лиззи прямо воссияла от счастья, что хоть раз довелось побыть в роли знатока. – Его отряд проходил во дворе мимо нашей группы, когда мы шли по утрам умываться. Нам туда. И Лиззи вполне уверенно повела их вперёд. Они шмыгали от тени к тени, стараясь избегать бесчисленные группки ардбарраховцев, закованные каждая в своё расписание. В одном из боковых дворов они вышли на отряд пажей на зарядке, которые грациозно двигались в унисон, точно труппа танцоров или стайка мелких рыбёшек. Белые клочки пара вырывались у них изо рта, когда они взмахивали руками, подпрыгивали и повисали на брусьях. Поднялись они, очевидно, ещё до восхода ради своих военных игр. Потому что игры, конечно, были военные, в этом у Мериды не возникало ни малейшего сомнения. В таких масштабах она их прежде не наблюдала, но технику знала. На вид – будто танец или гимнастика, но на самом деле – просто отработка ситуации, когда им придётся убивать других людей. И мышцы, и движения пригодятся им потом в настоящей битве. Сложно было найти отличие этих танцев от того, к чему хотел приобщить близнецов Тосахтах. И там, и там – мальчики, подготовленные к войне, не знающие ничего, кроме войны, превращённые в крошечных солдат – без детства, серьёзные донельзя; совсем как Гилл Петер, только низенькие. – Ой, волосы... – ахнула Лиззи. Мерида проследила за её взглядом. Хьюберт! Непокорные рыжие волосы были сбриты почти под корень, как у остальных. Наверное, он и вчера проходил по двору в группе пажей, Мерида просто не смогла его заметить, потому что он теперь выглядит, как все. С содроганием вспомнилось, как в первую ночь их встречали бесчисленные экземпляры одного стражника, одного пажа, одной фрейлины. И как странно, подумала Мерида, что отличить Хьюберта от Хэмиша и Харриса для неё никогда не составляло проблем, а теперь она не может отличить его от сотни чужих людей. Эта горькая мысль кольнула ещё глубже, чем сожаление насчёт Лиззи и тайных ходов. Снова Мерида упустила время, слишком долго терпела весь этот Ардбаррах. Беднягу Хьюберта успело засосать в трясину. «Ничего, волосы отрастут, – подумала Мерида. – Только бы выбраться отсюда». Проблема возникла только одна. Хьюберт не желал уходить. Начальник их отряда окинул Мериду удивлённым взглядом, когда она потребовала вытащить Хьюберта из группы и дать с ним поговорить, но требование выполнил. Хьюберт вышел с не менее удивлённым видом, а стоило Мериде сообщить, что они отсюда уезжают, как удивление сменилось на протест. – Не собираюсь, – ответил он. – Это ещё что значит? – не повышая голоса, спросила Мерида. – Ты, может, только для виду это говоришь? Да ладно, тебя здесь никто не услышит. Шепни мне на ушко. – Мы здесь всего двенадцать дней, – сказал Хьюберт, оглядываясь на танец остальных. – Всего-то, – проворковала Лиззи. Надо же, двенадцать дней – и сотни колокольных ударов. Тысячи ударов. – Я думала, тебе не терпится домой, – проговорила Мерида. – Мне? Почему? Тут классно! Смотри! Воу! Ух! На! – и он стал поигрывать мышцами, а в конце задорно подмигнул кому-то у сестры за спиной. – Ты чего, что тут может не нравиться? Бон-н-н! Бон-н-н! Бон-н-н! Мериду передёрнуло. Всё. – Что тебе тут нравится? Группа сдвинулась в другой конец двора, уступив место следующему отряду пажей, и Хьюберт снова бросил на своих парней беспокойный взгляд. – Да всё! – Здесь каждая минута расписана, – сказала Мерида. – Ага, – довольно подтвердил Хьюберт. –- Здесь каждый шаг – подготовка к войне. – Ага, – довольно подтвердил Хьюберт. – Здесь всю твою жизнь за тебя заранее распланировали. – Ага, – довольно подтвердил Хьюберт. С остриженной головой он выглядел так непривычно. Было ли это единственным отличием? Теперь он совершенно не был похож на пацанёнка, который прибыл сюда полторы недели назад. Мериде стало стыдно за мишку, которого она взяла с собой на случай, если Хьюберту будет не хватать уюта и тепла. Хьюберт давно в нем не нуждался, а сейчас и подавно. Мерида растерялась. В конце концов выпалила: – Ты какую-то чушь городишь! Вот уж не думала, что тебе может в таком месте понравиться. – Я тоже не думал, – признался Хьюберт. – Если б ты меня сюда не притащила, я бы даже не знал, что такие места существуют. Брат и сестра смотрели друг на друга, одинаково недоумевая, до чего же они оказались разные. На крохотный миг Мериде захотелось от досады разреветься, но потом расхотелось. – Я ведь не обязан ехать с тобой, да? – тревожно спросил Хьюберт. – Вроде говорили, что я могу оставаться, сколько захочу. Я думал, мы останемся до конца зимы, а там, может, отец бы к нам заехал, посмотрел, как я тут справляюсь. Нет, ехать он не обязан. И это самое гадкое. Конечно, не обязан. Ардбаррах будет бесконечно рад устроить Хьюберта в идеально подходящую ему ячейку в своём наборе пешек. А Мерида – она должна оставить его в покое. Хьюберт меняется, ясно как день, а она ведь этого и хотела, не так ли? По крайней мере, к этому стремилась. Во всяком случае, лучше уж на время уступить Хьюберта его военным играм, чем навсегда уступить весь Данброх Ферадаху. – В любом случае, я не могу здесь оставаться, – заключила Мерида. – Мне ведь ещё два королевства надо посетить. – Ага, знаю. – Тебе разве не захочется домой? Бон-н-н! Бон-н-н! Бон-н-н! Звон прозвучал настойчивее. Хьюберт поднял глаза, и в них не было ничего, кроме желания убежать поскорее к своим. – Мерида, меня зовут. Можно я пойду? А? Пожалуйста? Мериде до сих пор не верилось, что вот она приехала сюда с коротким визитом, чтобы, возможно, остаться здесь самой, возможно, открыть хотя бы Хьюберту глаза, как ещё можно жить по-другому, а теперь она уезжает без него. Ей показалось, будто и он тоже повзрослел слишком быстро, как и Лиззи, как и она сама. – Ты хоть пиши, – сказала Мерида, злясь на всё на свете. Она обняла его – потного, противного, распаренного даже на таком-то морозе. Хьюберт широко улыбнулся, явно испытывая облегчение от того, что сестра больше не смотрит так серьёзно, и ускакал к своим. В конце концов, он был просто мальчишка. И именно потому, что он был просто мальчишка, Мерида не могла оставить его одного, даже в таком месте, как Ардбаррах, где, уж конечно, каждый свой шаг он будет делать под присмотром. Поэтому Мерида и Лиззи отправились на поиски Гилла Петера, которого нашли в казармах, и спросили, не хочет ли он остаться с Хьюбертом. Тот с энтузиазмом согласился – ну или, по крайней мере, так расшифровала его слова Мерида. Гилл Петер даже помог им водрузить мумию Колбана на дрожки и поймать Брионна, который уже всех конюхов достал своей любовью хватать что ни попадя зубами. – Мерида! Неужели ты нас покидаешь? Голос госпожи Маклаган настиг их ровно в тот момент, как Лиззи пыталась из последних сил заставитьпонять королевы вытянуть Дружки за ворота, а пони не слушались. Мерида повернула голову и увидела на крепостной стене госпожу Маклаган в сопровождении воспитанниц – те, очевидно, возвращались из часовни в замок, а теперь стояли и смотрели на Лиззи с Меридой сверху. – Мне надо успеть посетить ещё два других королевства до конца года, – ответила Мерида. Лицо госпожи Маклаган исказилось от разочарования. Казалось бы, эта мадам превратила жизнь Мериды в кошмар, и всё же Мериде было как-то неловко расстраивать её. Подумав, она добавила: – Нельзя сбиваться с расписания, вы понимаете. Лицо госпожи Маклаган посветлело. – Ах, верно. А я и не знала, иначе обязательно помогла бы тебе следить за временем. Что ж, надеюсь, ты к нам ещё вернёшься. У тебя большие задатки. С должным усердием ты могла бы стать очень достойной дамой. Мерида изобразила на лице что-то, как ей хотелось надеяться, хотя бы немного похожее на благодарную улыбку. Из замка снова донеслись три удара колокола. Бон-н-н! Бон-н-н! Бон-н-н! Мерида подумала о том, как поедет домой, и дорога обратно показалась ей дольше, чем дорога сюда. Раньше ей не приходило в голову, что перемены в родных могут прийтись ей совсем не по душе.ЧАСТЬ II. ВЕСНА
12. Три гостя
Когда они вернулись в Данброх, погода на несколько недель установилась пре- отвратная, но Мериде было всё равно – как раз под стать настроению. Пока плоское низкое небо душило серостью и лёд нарастал сталактитами, а ветер ревел, как брошенный любовник, Мерида страдальчески слонялась по замку. Ардбаррах, одно из наименее пленительных мест, где только доводилось бывать Мериде, тем не менее захватил её в плен, и вернувшись домой, Мерида не могла теперь не видеть Данброх глазами госпожи Маклаган. Мелкая захолустная державка из короля и его образованного семейства, которое играет во взрослые титулы и носит бутафорские короны. Как бы ни горела Мерида ненавистью к Ардбарраху, она не могла не видеть, сколько в нём делает государство, совершенно бездействующее в Данброхе. В Ардбаррахе содержат армию, всегда готовую к обороне страны. Трудами исполнительных женщин поддерживают знание их исторического прошлого. Оказывают должный приём иностранным визитёрам для развития торговли и дипломатии. Ардбаррах взаимодействует с внешним миром, и из этого проистекают перемены как в мире, так и в нём самом. Хотя это и может быть неочевидно на первый взгляд. Данброх же сжался до невозможности. И клан Данброх сжался вместе с ним. Как же злило Мериду, что из-за Ферадаха она видит теперь свой дом иными глазами. Как же злило Мериду, что из-за Ферадаха одного из её братьев отобрал Ардбаррах. Как же злилась Мерида на Ферадаха. – Тебе нужно выспаться как следует, – говорила Элинор дочери. – У тебя такой вид, будто тебя мыши изнури проели. Давай-ка к нам в общую гостиную, я велела Эйлин испечь пирог, она такой пречудесный сделала, те мочёные груши, что с Рождества ещё оставались, все употребила. Реакция родителей на решение Хьюберта остаться в Ардбаррахе только усугубила хандру Мериды. Она-то ожидала, что родители, подобно ей, придут в ужас, а вместо этого... – Хьюберту, пожалуй, теперь по дому скучать некогда; спасибо, Айла, – говорила королева, пока Айла, столь же похожая на кошку и столь же изящная, какой Мериде и запомнилась в самый первый день, ставила перед Элинор кусок грушевого пирога. – Сколько он твердил, что хочет боевую подготовку. – Ах, он, оказывается, твердил? – вскинулась Мерида. Кажется, об этом ей могли бы сообщить и пораньше. – Я не хочу пирога, спасибо. – Она просто не в настроении, Айла, – сказала королева. – Поставь ей тоже. Айла поставила, а сверху полила остатками сиропа из-под мочёных груш, что не преминула одобрить кивком королева. Мерида же злобно уставилась в угол, на набор для игры в брандуб. Набор лежал покрытый пылью. Играли обычно Хьюберт с Харрисом. Теперь всё казалось покрыто пылью. – Я понимаю, ты скучаешь по Хьюберту, – сказала Элинор. – Я тоже скучаю. Но это ведь не навсегда, да и потом – я ведь его сколько пыталась к дисциплине приучить, да всё без толку. Так что флаг им в руки! – А я вообще горжусь парнем, что проявил инициативу! – объявил Фергус. Он только что появился в дверях и стоял теперь в проёме, упираясь руками в косяк, точно держал на себе весь замок. – Я слышал, тут пирог дают! Вот это лёгкое радостное принятие было типичной реакцией Фергуса и Элинор на любое изменение, которое им не удавалось удержать под контролем: они просто убеждали себя в том, что всё к лучшему, независимо от того, лучше ли оно на самом деле. Раньше Мерида ценила их смелость, их энергичную готовность принимать. С таким отношением их невозможно было сломить – они во всём способны были увидеть положительное. Но теперь Мериде стало ясно, что эта же позиция помогает им оправдать своё бездействие. – У тебя абсолютный слух к нарезанию пирога, – сказала Элинор королю. – Однако у нас уже и на кейли компания набирается. Где же в таком случае Лиззи? – Сидела на кухне, яблоки чистила, – сообщил Фергус. – Айла, из мочёных груш и пирог мочёный, лей-лей. – Она что делала? – не поверила своим ушам Мерида. – Это Лиззи-то? – Кожицу, кожицу с яблок снимала, – ответил отец, с наслаждением опускаясь в кресло и вытягивая деревянную ногу. – Ей шкурки для чего-то там своего нужны. Вроде как кидает их через плечо и смотрит, в какие они буквы складываются. Якобы должны выйти первые буквы имени суженого. В общем, колдовство по Лиззи. – А, тогда понятно, – с облегчением признала королева. – Кабачок ещё тёлок до стойла не довёл, а она уже про новую свадьбу думает. – Лиззи есть Лиззи, – согласился Фергус. И добавил, обращаясь к Айле, которая продолжала щедро обливать его кусок сиропом из-под груш: – Вот так довольно будет. Что осталось – себе прибереги. – Благодарю вас, сир, – проворковала Айла, хотя трудно было себе представить, чтобы она сидела и причмокивала сладким грушевым сиропом, впиваясь в сочный пирог – ну или хоть сколько-то чревоугодничала. – И да, сир, вы просили напомнить вам, что собирались поговорить с королевой. Насчёт Кинлохи. – Э, я просил?.. – бухнул Фергус. – Вполне похоже на тебя, – пробормотала Элинор. – Только учти, я и слышать ничего не хочу о поездке, пока не пройдут весенние ливни. Помнишь, как там неподалёку мост начисто смыло? Ну и случай, конечно. Кинлохи. Обычно Мериде не терпелось взяться за план нового путешествия, но в таком гадком настроении, как сейчас, ей ничего не хотелось. Откуда им знать, что поездка в Кинлохи не закончится таким же крахом, как Ардбаррах? – Шикарная будет поездка, – возвестил Фергус с полным ртом. – Мерида, ты просто упадёшь от восторга! Ох, что за времечко мы там с твоей матерью молодыми провели, ух! Такие истории про Кинлохи можем порассказать! А уж они там про нас какие! Вдобавок, с твоим-то опытом в картографии, Мерида, мы теперь самый лучший маршрут составим, всем маршрутам маршрут! Мерида понимала, что отец просто хочет польстить ей, чтобы поднять настроение, но в результате он лишь разбудил в ней дух противоречия и привёл в ещё большее недовольство. Она встала. – Пойду. – Только стрелять не ходи в такой дождь, – спокойно попросила Элинор. – Сама знаешь, потом платье будет сто лет сохнуть, останешься без ничего. Лучше пошла бы себе новое платье сработала, чтобы если что, была замена, м? Это самое новое платье – задумка принадлежала королеве Элинор – вот уже вечность валялось начатое в зале с гобеленами. Работа предстояла ровно в духе королевы: замысловатая, искусная, долгая; ровно такую работу Мерида терпеть не могла: замысловатую, искусную, долгую. – Да не иду я стрелять, – огрызнулась Мерида, хотя вообще-то изначально собиралась заняться именно этим. Вместо стрельбы она отправилась в комнату к близнецам и застала в ней Харриса за книгой. – Харрис, – сказала она. – Что, – ответил тот. И это был не вопрос. От такого тона Мерида добрей не стала, но приказала себе проявить широту души. – Пошли. Покажу тебе тайные ходы. Не отрываясь от книги, Харрис ответил: – Да видел я. – Не верю. Ну-ка, где ближайший? Харрис поднял глаза, окинул Мериду презрительным взглядом и снова уткнулся в книгу. Ответить он даже не удосужился. У Мериды так и чесались руки задать ему хорошенькую взбучку, чисто по-сестрински, но тут в комнату впорхнула Лиззи. – Мерида, – и она ущипнула принцессу за локоть, – ты Айлу не видела? – Ай. Она в общей гостиной, с пирогом, – ответила Мерида. – И, это. Больно! Лиззи продолжала задумчиво пощипывать её за локоть. – А ты знала, что у Айлы есть Дар Видеть? Она меня учит Знаки и Знамения распознавать. В отличие от Хьюберта, на Лиззи, кажется, Ардбаррах не оказал никакого влияния, разве что сделал её ещё больше Лиззи. На днях она ударилась в новую веру. Считала, сколько коров видит из своего окна; высматривала на снегу мёртвых птичек, когда выносила ночные горшки; внимательно изучала, в какие фигуры складываются поутру потухшие угольки. Ну и, очевидно, гадала на суженого при помощи яблочных шкурок. Трагичная поездка в Ардбаррах расстроила её, похоже, не больше, чем отмена свадьбы. Мерида даже жалела, что не может вот так же беззаботно отринуть терзания. – У Айлы есть Дар Видеть? – повторила она эхом за Лиззи. По не вполне ясной причине известие казалось ей почти невероятным. Наверное, потому что волшебство представлялось ей чем-то диким, непредсказуемым. А Айла, всякий раз, как попадалась ей на глаза, производила то же впечатление, что и впервые, в день Рождества: аккуратная, прилежная, собранная. Как-то не верилось, чтобы она могла отправиться в чащу, следом за блуждающими огоньками, или вляпаться в историю. Примерно как если бы Дар обнаружился у королевы Элинор. – Откуда ты знаешь? – спросила Мерида. – Я ощутила у неё особую энергетику и спросила, – трепетно сообщила Лиззи. – Это был первый Знак. Думаю, я начинаю постигать. – Или превращаться в доверчивую дурочку, – вставил Харрис. Презрение в голосе вышло на новый уровень. – В этот твой Дар одни дети верят, Лиззи. А ты не ребёнок. Ты даже не подросток. Ты старуха. Тебе замуж давно пора. Есть какая-нибудь вера для старух? Вот тебе такую надо. Без всякого предупреждения Лиззи разразилась слезами и выбежала из комнаты. Из коридора послышались удаляющиеся рыдания. Мерида решила, что это достаточный повод для взбучки. – Ах ты сопливый мерзавец! – взревела она и бросилась на Харриса. Отмутузить его как следует Мериду вообще-то не первый день подмывало. Ещё по возвращении на Рождество она заметила, что Харрис ведёт себя отвратительно, но в последнее время он стал просто невыносим. Ни он, ни Хэмиш ничего не сказали насчёт исчезновения Хьюберта, но ссорились теперь постоянно. Близнецы и втроём вздорили, но раньше все их ссоры быстро сходили на весёлое дурачество. Сейчас же братья грызлись до бесконечности. Хэмиш всё чаще звучал подавленно. А Харрис – надменно. – Мерида, ты же принцесса, в конце-то концов!.. – раздался в глубине замка крик королевы, которая, как это часто случалось, невероятным образом учуяла, что Мерида занимается чем-то неподобающим принцессе. Впрочем, её вмешательство не потребовалось. Может, Харрис и обнаглел до коварного лорда, но в конечном счёте оставался всего лишь младшим братом и, подобно всем младшим братьям, обладал сверхъестественной способностью уворачиваться и исчезать за горизонтом, как только его начинали драть за уши. Когда беспорядки улеглись, Мерида вдруг заметила, что Хэмиш всё это время ютился у себя в кровати, обернув плечи одеялом и чиркая что-то на разлинованном куске пергамента. – Он заслужил, – сказала Мерида Хэмишу. – Угу, – согласился тот. – Может, ты хочешь посмотреть тайные ходы? Хэмиш пожал плечами. – Там, наверно, темно. Мерида испустила громкий вздох. * * * Темень и холода не отступали, ветер по-прежнему истерично бился в стены. Хэмиш с Харрисом ссорились не переставая. Лиззи постоянно плакала. Элинор и Фергус отказывались обсуждать Кинлохи, потому что ещё рано. «Я всё испортила, – корила себя Мерида. – Изменила одно, посыпалось всё». Но в какой-то момент погода вдруг успокоилась, как оно не раз бывало в их краях, пошли ясные деньки, и наступила весна. Ночью ещё держались холода, зато днём небо уже не нависало душной белизной, а сияло глубокое и ярко-голубое; деревья приобрели тёплый оттенок – значит, набухали почки; птицы неожиданно воспрянули духом и энергично давали о себе знать по утрам, а утро наступало всё раньше и раньше. Чудесная погода пришла не одна. Она привела в Данброх трёх гостей, одного за другим. Первым стал голубь, которого Элинор послала в Ардбаррах в январе. Крылатый почтальон вернулся в родную голубятню с письмом от Хьюберта на лапке, за что был награждён здоровой булкой с маслом и листами молодого латука. Эйлин сделала заварной крем с самыми ранними ягодками, какие только успели проклюнуться по весне, и всё семейство собралось в общей гостиной послушать письмо, уминая десерт с едва зрелой начинкой и лелея мечты о грядущих дарах природы. – «Милостивый государь мой папенька, милостивая государыня моя маменька, любезная сестрица Мерида, дражайшие братья мои Хэмиш и Хьюберт, милая Лиззи», – начала королева, восседая на своём любимом стуле и невольно моргая в дыму общей гостиной. – Да это не он пишет, – запротестовал Хэмиш. – Так положено начинать письмо, – сообщила ему королева. – Посмотри, его почерк. Она развернула листок и протянула Хэмишу с Харрисом, но те замахали руками – мол, читай дальше. По настоянию королевы, читать и писать умели все в этой семье (за исключением Лиззи, которая утверждала, что «буквы скачут с места на место», когда она не смотрит), но Элинор оставалась по этой части самой искусной. Она была родом из очень интеллигентной семьи и смолоду обучалась во Франции у лучших учителей. Писать она могла на полудюжине языков, а читала вслух так же быстро, как говорила, – за что и была избрана читать сейчас письмо. Она могла, к примеру, писать пасхальное послание к деревенским и одновременно вести беседу. Она единственная в семье умела играть во все эти игры в слова, которые хранились у них по шкафам. Фергус очень гордился её умениями и по вечерам, бывало, просил почитать ему вслух; правда, под чтение быстро засыпал. – «Дела у меня идут прекрасно, – продолжила Элинор. – Вы не поверите, какой я стал сильный и как хорошо владею длинным мечом». – Просто стадо овец этот Ардбаррах, – фыркнул Харрис со своей мягкой подушки на полу. – Хьюберт всегда любил, чтоб ему говорили, что делать. – Ну тихо, – шикнул на него Хэмиш. – Сам тихо. – Я первый сказал. – А я второй. Негодуя на мать за то, что не сподобится приструнить близнецов, Мерида взялась за дело сама. – Да хватит вам цапаться, надоели уже! – Мерида, тихо! – упрекнула её мать (по мнению Мериды, абсолютно несправедливо) и встряхнула страничку, готовясь читать дальше. – «Хэмишу бы здесь совсем не понравилось, а вот Харрис, думаю, преуспел бы. Большинство народу здесь куда глупее его, и он легко бы нашёл способ морочить им голову». – Доволен? – прошипел Хэмиш. – Сам-то доволен, нытик? Восседавшая на рукоятке кресла Лиззи, не сводя глаз с королевы и ничуть не меняя изящной позы, молча протянула руку и скрутила Харрису ухо, отчего он испустил истошный вопль. – Харрис! – упрекнула его мать (по мнению Мериды, абсолютно справедливо). Хэмиш и Мерида наградили Лиззи благодарным взглядом. – «Передайте, пожалуйста, Мериде, что у нас тут не только про войну всё. С нами ещё занимаются грамотой, и даже это письмо я пишу для упражнения», – с уймой ошибок, должна заметить, – вставила Элинор, однако вид у неё был гордый и почти счастливый. – «Надеюсь, что когда погода уляжется, вы приедете меня навестить, очень скучаю, счастливо и всего наилучшего, Хьюберт из клана Данброх. А, да, Гилл Петер, кажется, тоже шлёт приветы, но я точно не уверен, может, он не это говорит. Ангус также в добром здравии, хотя что он говорит, я тоже не понимаю». – A-а, Хьюберт, шутник! – пробасил Фергус. – Раз погода наладилась, надо бы съездить туда, посмотреть, что ли, на парня. – М-да, – согласилась Элинор. Таков был первый гость. Второй гость посетил Данброх через несколько дней. Его приходу в замке были рады куда меньше и, в отличие от голубя, никакими хлебами не угощали. Приехал Волкастый. Он приехал в один из дождливых весенних дней, когда посреди ясного неба вдруг появилась откуда ни возьмись туча, устроилась поудобнее и давай хлестать дождём неделю напролёт. Воздух стоял влажный, как губка. Земля превратилась в кашу. Под непробиваемой стеной дождя всё вокруг зазеленело и вымокло. Вымок и Волкастый вместе со своими людьми, лошадьми и собаками; на этот раз его успели перехватить во дворе. Тосахтаховские кони утопали копытами в слякоти. Тосахтаховские люди верхом на конях имели такой вид, будто их выудили со дна озера – с кончиков бород вода стекала ручейками. Волчьи шкуры в замызганной шубе Волкастого свисали с его плеч бесцветными патлами. Огромные псы жались под аркой и, в отличие от прошлого раза, уже не страшили никого. Фергус, король Данброха, стоял, скрестив руки на груди, перед массивными дверями своего замка. Промок он примерно так же, как его гости, но в размерах от этого ничуть не потерял. Водой гору не сожмёшь, в конце концов. Мерида с Лиззи подслушивали из сухого, но рискованного места: обе устроились на единственном стуле в башне над входом и прижались к узенькой бойнице. – Чем обязан честью? – прогремел голос Фергуса. – Буду краток, – рявкнул по своему обычаю Волкастый. – Нам было обещано, что Данброх пошлёт своего представителя в три разных края. – И мы чтём свой обет, – ответил Фергус. – За доказательствами дело не станет – у меня уже на одного сына меньше стало. Так зачем омрачать наш дом приходом, если год ещё не закончился? Или вам просто прогуляться в такую погоду захотелось? Волкастый сдержанным жестом утёр потоки воды под носом. – О вашей поездке в Ардбаррах и о сыне, которого вы там оставили, нам известно; на пути к вам мы проезжали Ардбаррах. Но нам также было обещано, что из каждого королевства вы пошлёте весть лорду Тосахтаху, и по этой части никакого удовлетворения мы не получили. От стыда у Мериды вспыхнули щёки. Ну конечно. Признаться, ей и в голову-то не пришло написать из Ардбарраха, с тамошним расписанием от звона до звона. Однако это никак не умаляло её ответственности. – Я тоже забыла, – прошептала Лиззи, желая утешить Мериду, у которой загорелись щёки. – Вам повезло, что мы сами побывали в Ардбаррахе и убедились в вашей верности своему слову. Иначе разговор бы сейчас пошёл иначе. Это уже была угроза, но Фергус не сменил добродушно-насмешливого выражения. – Вы, видимо, хотите сказать, что рады нашим связям с соседями. Но жалобу я услышал и согласен, что надо было послать весть лорду Макалпину, как мы и обещали. В следующий раз не забудем. Ну что, у вас есть ещё что сказать или мне можно возвращаться в своё кресло у камина? Вместо ответа Волкастый обвёл долгим взглядом двор, который после ухода зимы являл вид полной разрухи. Изрытая земля. Обломки сланцевой плитки, что пообваливалась с крыши. По углам – дырявые дождевые бочки. Всё это Волкастый осмотрел медленно-медленно, и до Мериды вдруг дошло зачем: он даёт Фергусу прочувствовать своё презрение. Ставит в то же положение, в какое госпожа Маклаган поставила Мериду своим «замком в чистом поле». Сказать наверняка, произвёл ли его манёвр должное впечатление на Фергуса, Мерида бы не взялась, но на неё произвёл. Щёки запылали с новой силой. Напоследок Волкастый стряхнул воду с бровей и, ни слова больше не говоря, выехал со двора, а за ним исчезли его мокрые спутники и мокрые собаки. – Пять штук, – подметила Лиззи. – А? – не поняла Мерида. – Пять собак всего, я посчитала. Для толкования. У этих было четыре, и ещё Брионн вон под телегой сидит, всего пять. Ты до сих пор вся горишь. – Чудно, спасибо. И что значат пять собак? – Ну, обычно вроде бы к дождю. Обе подняли глаза к небу. – Видишь, – заключила Лиззи, отпрянула от окна и убежала в замок. А Мерида осталась стоять на прежнем месте и смотреть на отца внизу, который тоже остался стоять на прежнем месте и смотреть вслед уехавшим гостям. Что он думал, сказать было трудно. Повернул голову в сторону дырявой дождевой бочки, перевёл глаза на осколки кровельной плитки. Сплюнул под ноги и исчез в дверях. Может быть, подумалось Мериде, ему сейчас примерно так же, как и ей. То есть погано. Она сплюнула в окно, как отец. Буэ, этот Волкастый. Таков был их второй гость. Ну а третий гость прибыл к ним в куда более погожий день и с куда меньшей помпой, и им был Ферадах.13. Многоликий
Ферадах явился, когда Мерида упражнялась в стрельбе по мишеням, и она не сразу осознала его приход. Перед дверями замка она стряхнула как следует грязь с обуви, протопала внутрь, поставила лук у стенки и отправилась на кухню перекусить. Внутри плескалось радостное чувство свободы, какое бывает, когда закончишь хорошую тренировку, и всё сразу кажется по плечу. Мерида решила, что сперва заморит червячка, а потом достанет карты и продумает путь до Кинлохи. Из кухни до неё донёсся голос Эйлин, но к её удивлению, он звучал почти мелодично. Это было что-то из ряда вон. За пределами кухни Эйлин держалась вполне прилично, но попробуй обратиться к ней, пока она нависает над плитой или колдует над кадкой, как она превращалась в сварливую ведьму. Однако сегодня до слуха Мериды долетали добродушные и очень обстоятельные разъяснения, как тушить какое-то очередное овощное рагу. Стоило Мериде переступить порог кухни, как она вспомнила, откуда знает голос кухаркиного собеседника. – Ты! – выпалила она. Ну а кто же ещё, как не Ферадах – в своих роскошных перчатках с бордовым шитьём, со своей тиснёной брошью, со своей копной светлых волос, – весь такой простой и приземлённый, стоит в низенькой кухоньке подле Эйлин перед разделочной доской с горкой нарезанных овощей. Из крошечного оконца на обоих падают тёплые лучи, и в этом мягком свете сложно догадаться, насколько они из разных миров. Мерида недоверчиво остановилась в дверях. – Ты-то что здесь делаешь? Ферадах обернулся к ней без всякой злости. В руках он держал репу. – Ай-ай, Мерида, нехорошо, кто же так с незнакомыми людьми-то разговаривает, – упрекнула её Эйлин. Но Мериде было всё равно, как она разговаривает. Не всё равно было ей, что у неё в запасе оставалось лишь несколько месяцев на выполнение договора. И теперь ей ой как не нравилось, что Ферадах отирается поблизости от её близких, заводит разговоры с Эйлин, как самый настоящий простой смертный, и берёт в руки их – их! – репу. – Я знаю... – начала было Мерида. – Того, кто знает меня, – ловко закончил за неё Ферадах. – Эйлин, спасибо за рецепт. Весна, скоро уже лук появится, обязательно с ним попробую. – Буду признательна услышать, как оно получилось, мэм! – ответила Эйлин. – Но у вас, кажись, было дело до Мериды? Мэм? – Да-да, – ответил Ферадах. – Мне велено повидать именно её. По-прежнему преисполненная куда большего добродушия, чем обычно, Эйлин повернулась к Мериде: – Так как, примешь даму в тронном зале или в общей гостиной? – спросила она. – Пришлю к вам туда Айлу с подносом. Даму? Ферадах пристально посмотрел на Мериду, ожидая, пока до неё дойдёт. И вдруг она вспомнила, ведь Ферадах уже говорил ей: каждый видит его по-своему. Когда они вдвоём с Гиллом Петером повстречали его у чёрта на куличках, это обстоятельство показалось Мериде странноватым, но незначительным затруднением. Однако здесь, в замке, сплошь и рядом кишел народ. Дело могло принять серьёзный оборот. – Подносов не надо, – сказала Мерида Эйлин. – Приём будет очень непродолжительным. Она вывела Ферадаха в полутёмный служебный коридор. Здесь странным образом до сих пор пахло свадебными булками и Рождеством, невзирая на то, что прошло столько времени. Мерида и Ферадах оказались ближе друг к другу, чем когда-либо, и разглядывая его в упор, Мерида подумала, до чего ж невероятно, чтобы другие могли видеть на его месте нечто иное, чем видит она. Слишком уж детальный образ. Тёмно-серые глаза, ободок на радужке ещё темнее. Волосы у корня тёмные, а к кончикам почти белые. Под подбородком маленький шрамик от оспы, а когда сжимает губы, рот сразу такой юношеский, даже скорее ребяческий. Два нижних зуба выросли вплотную, отчего оба немного развернулись, чтобы втиснуться в ряд. Ну и перчатки, конечно, с этими яркими бордовыми стежками – они настолько идеально сидят, что форма рук угадывается до малейших деталей... Так вот, все эти подробности – только фантом. Фантом и ничего больше, потому как ведь и Эйлин была совершенно убеждена в том, что видела. – Я же просила к нам не соваться, – прошипела Мерида. – Невозможно, – ответил Ферадах, – от вас по-прежнему веет тленом. – Мерида тут же открыла рот для возражений, поэтому он продолжил не останавливаясь: – Однако сегодня я здесь не поэтому. Разве ты забыла требование Кальях предъявлять мне свои достижения и следить за моими? – Нет, – соврала Мерида. К своему стыду, она забыла ещё и об этом, в дополнение к письму для Тосахтаха. По части менее существенных и более скучных нюансов она никогда не добивалась особенных успехов. Придав голосу как можно больше благородства, она сообщила: – Я просто положилась в этом отношении на тебя. Видеть тебя раньше времени у меня не было никакого желания. – Хм-м, – пробормотал Ферадах. – А мне-то казалось, ты бы не прочь похвастать переменами в жизни Хьюберта. Сердце у Мериды подскочило. Причём подскочило сразу двойным образом. Во-первых, от радости: Ферадах, очевидно, признаёт, что Хьюберт действительно переменился, – а ведь отсюда следует, что спор всё-таки возможно выиграть. Но во-вторых, и от досады, ведь, ещё раз, если это – признание перемен, то Хьюберт больше не тот младший братик, которого она увезла в Ардбаррах. – Мерида, – раздался голос королевы, – с кем это ты разговариваешь? Мерида и Ферадах резко обернулись и увидели в конце коридора Элинор. Уже в одном её силуэте читалось королевское достоинство и угадывалась настороженность: осанка прямая и ровная, голова слегка наклонена выжидательно и властно. Определить, каким видит мать Ферадаха, Мерида не могла никак, а потому в голове у неё замелькали сразу несколько возможных ответов, из которых она в конце концов остановилась на самом нейтральном: – Из кухни нас Эйлин прогнала. – И теперь ты разговариваешь с ним здесь? Но это же просто неприлично. И снова Мерида потерялась в догадках – то ли Ферадах слишком благороден, чтобы держать его в коридоре, то ли слишком низок, чтобы пускать его в замок, то ли слишком откровенно годится в женихи, чтобы они стояли так близко, да ещё и наедине. Сам Ферадах помогать ей явно не собирался и просто безучастно стоял, сведя вместе руки в перчатках и переводя взгляд с матери на дочь. Мерида решила прибегнуть к хитрости. – Где же тогда прилично? Силуэт матери раздражённо колыхнулся. – Мерида, не дерзи. И ты, и молодой человек сами должны понимать, что где угодно будет приличнее, чем в узком тёмном коридоре, о чём бы ни шёл разговор. Что ж, загадка прояснилась. – Мама, это не жених, – заявила Мерида. – Жених не жених, а всё ж таки ты – молодая девушка, а он – молодой человек, – заключила королева, ступая ближе, и Мериде наконец выдалась возможность прочитать выражение маминого лица. Лицо выражало недоверие. Трудно было сказать, кому именно – Мериде ли, или тому, кого она видела на месте Ферадаха. После той давней истории со сватовством и мать, и дочь единодушно избегали темы брака, поэтому ни одна не знала, что думает сейчас на этот счёт другая. – Так что уж пожалуйста, перенесите вашу аудиенцию в тронный зал, продолжать её здесь слишком опрометчиво. Прошу вас, сэр, уж не судите нас за это строго. Чудесная шляпа, должна заметить. Вы, случайно, не были во Франции? Шляпа? – Это подарок, – ответил Ферадах. – Пречудесная, – повторила Элинор. – Надо же, я такой не видала, должно быть, с самого... А, Фергус! Вот ты где. По направлению к ним с лестницы в конце коридора спускался король, держа в обеих руках по железному нагруднику. – А я и не думал прятаться, милая! – и заметив Ферадаха, одобрительно кивнул и добавил: – Выглядишь неплохо, дедуля, но для ряженых уже вроде бы поздновато! Элинор, куда наплечники задевались, я что-то нигде не могу найти. Дедуля? Ряженые? Изогнутые брови королевы изогнулись ещё больше, пока она обдумывала слова супруга. «Ну и ну», – мелькнуло в голове у Мериды. Кем бы ни казался Ферадах королю, образ этот явно шёл вразрез с тем, что видела королева. Ферадаха надо было срочно прятать от чужих глаз, пока дело не зашло ещё дальше. Стоит кому-то догадаться, что тут не обошлось без магии, как увильнуть от объяснений насчёт договора будет уже невозможно. – В тронный зал, – скомандовала Мерида Ферадаху, и он повиновался. Как только они оказались на безопасном расстоянии, Мерида выдохнула. – Ну так что, мадам Суженый-Ряженый, – проговорила она, не повышая, впрочем, голоса, потому что в тронном зале было пусто, и высокие стены не преминули бы подхватить её слова и раскидать по гулкому пространству. – Значит, для Эйлин хозяюшка, для матери жених, для отца потешник, а в следующий раз вообще бог весть кто. – Я уже говорил, каждый видит меня по-своему, – ответил Ферадах. – Кого видишь ты, к примеру? – А ты разве не знаешь? – И когда Ферадах качнул головой, Мерида спросила в ошеломлении: – То есть твоё лицо меняется магическим образом, и ты даже не знаешь, как именно? Ферадах поднял взгляд на знамёна, висевшие под сводами. Сложно было сказать: просто рассматривает из любопытства или, может, решает, не охвачены ли они тленом и не пора ли вмешаться. – Я могу это узнать, только если смотрящий сам сообщит мне что-то об увиденном. Твоя мать упомянула французскую шляпу. Отец – дряхлый возраст и костюм. Это наводки. Внезапно до слуха Мериды донёсся переливчатый звон. – Хэмиш! – в ужасе вскрикнула она. Мальчонка сидел, затаившись в углу Тронного зала, и большой стол почти совсем его загораживал. На коленях он держал небольшую арфу, которую на памяти Мериды мама строго-настрого запретила трогать. Заметив Мериду, Хэмиш тут же попытался спрятать арфу за спину, но сестра безжалостно ткнула в него пальцем и потребовала ответа: – Что. Ты. Услышал? – Э, что? – застенчиво переспросил Хэмиш. – Ты слышал, о чём мы разговаривали? Братик покачал головой. Он всё ещё не оставлял надежд спрятать арфу и медленно подталкивал её за спину, словно стоит арфе пропасть из виду, как Мерида просто про неё забудет. Впрочем, Мериде и самой было знакомо это чувство. Не оборачиваясь к Ферадаху, она яростно ткнула за спиной в сторону выхода и мысленно взмолилась, чтобы Ферадах покорно исчез за дверью. – Я никому не скажу, – успокоила она Хэмиша, – только смотри не сломай. Мы пойдём во двор. Но Ферадах не исчез за дверью, как она надеялась. Потому что Хэмиш бросил попытки спрятать арфу и теперь пялился во все глаза на Ферадаха. Он смотрел настолько пристально и неотрывно, словно их соединяла невидимая связь – связь, которую было бы жестоко просто взять и разорвать. И поэтому Ферадах просто стоял на месте, позволяя Хэмишу таращиться на него, а мальчик застыл, точно кролик под взглядом удава. Не отрывая глаз от Ферадаха, Хэмиш поднял свой паучий пальчик и провёл по щеке – задумчиво, как будто не осознавал, что делает. Наверное, видит что-то на лице Ферадаха, поняла Мерида – шрам или отметину, что-то настолько поразительное, что оторваться невозможно. Мать обязательно сделала бы замечание, дескать, пялиться на человека, да ещё привлекать внимание к его внешнему виду – это же совершенно неприлично. Мерида и сама бы сделала такое замечание, если бы знала, что именно Хэмиш видит. – Можешь спросить, – сказал ему Ферадах. – Я не обижусь. Хэмиш бросил взгляд на Мериду, точно за разрешением. Она пожала плечами. И тогда тоненьким голосом Хэмиш спросил: – Сильно болит? Рука Ферадаха взметнулась к щеке, но не коснулась. – А как тебе кажется? – Кажется, что очень, – тихо и взволнованно ответил Хэмиш. Глаза у него округлились до невероятных размеров. – Это волк вас так? – Волк... – Ферадах осторожными, трепетными пальцами ощупал на щеке что-то, невидимое Мериде. Под конец пальцы застыли ровно в том месте, куда указал до этого жест Хэмиша. Он прищурил глаза, вроде как припоминая что-то, и затем сказал: – Не волк, собаки. Но больше не болит. Теперь это только воспоминание, а второй глаз – тот вообще прекрасно видит. И ты, дружок, не давай воспоминаниям болеть сильнее, чем ранам. Хэмиш нервно скручивал пальцы. На памяти Мериды это был самый долгий разговор между ним и чужим человеком; в обычном случае она бы обрадовалась, что брат в кои-то веки не застеснялся, но только не сейчас, когда перед ним стоял бог, намеренный уничтожить их всех. – Положи арфу на место, – скомандовала Мерида брату. Вот-вот могла появиться Айла, и Мерида твёрдо решила убраться отсюда до тех пор, пока не случился новый казус. – Матери об этом разговоре ни слова, иначе я расскажу, как ты пялился на человека в упор. Ферадах, за мной. Мерида одним прыжком пересекла зал и толкнула дверь наружу – но не одну из парадных дверей на крыльцо, а маленькую неприметную дверку во внутренний двор. Едва выскочив на солнце, она потащила Ферадаха через успевшие зарасти ярко-зелёным сорняком задворки, мимо грядок, мимо псарен и курятника. Наконец они оказались за воротами, по ту сторону замковой стены. Здесь, в тени, стояла прохлада, но зато вид на блестящую гладь озера открывался просто чудесный. К тому же из свидетелей оставались лишь высокие сосны – можно было говорить без оглядки. Мерида круто развернулась к Ферадаху, и в воздухе разлился душистый аромат сосновых иголок, по которым они нервно топталась. – Ты говорил, что знаешь, кем кажешься, только если люди сами тебе об этом скажут. Ферадах поднёс руку к коре ближайшей сосны, но не дотронулся. – Верно. – Хэмиш не сказал тебе, что видит. Он только сказал... что он там сказал? Он просто спросил, не волки ли тебя покусали. Остальные, понятное дело, видели другое, их приметы не в счёт. И для меня ты, понятное дело, выглядишь по-другому. Так что, в чём правда? Ферадах притронулся к своему лицу, пробежал пальцами по светлым волосам; но похоже, пальцы не давали ему ответов, он пытался угадать и не мог. – Он сказал мне достаточно, чтобы я вспомнил. – Вспомнил что? – не поняла Мерида. – Я принимаю обличье тех, кого уничтожил, – был ей ответ. Прекрасный весенний день моментально потерял краски, и Мериду пронзил тот же ледяной ужас, что и в ночь сочельника, когда она впервые повстречала Ферадаха. Так значит, все эти тончайшие черты и приметы были просто личиной мертвеца, надетой на убийцу. Не желая обнаружить свою тревогу, Мерида придала голосу беззаботности и храбро объявила: – Значит, потом ты, возможно, будешь выглядеть, как я. Ферадаха передёрнуло. Или, если точнее, тело, которое он носил, передёрнуло. Больше Мериду не проведёшь: там, под этим костюмом, сидел монстр. – Я думал, – сказал Ферадах, – ты спросишь, как мне удаётся помнить их всех. Ведь ты, кажется, не ставишь под сомнение, что это так. – Нет, – возразила Мерида, – этого я спрашивать не собиралась. Мне всё равно, почему ты их помнишь и что ты к ним чувствуешь. Единственное, что мне не всё равно – это победить в споре. Когда Ферадах ответил, голос его звучал заметно холоднее. – Что ж, в таком случае, чем скорее мы исполним требование Кальях, тем быстрее я вернусь к своим делам. Будь перед Меридой обычный человек – да хоть бы и из тех, чей облик Ферадах успел принять за сегодня, – ей бы непременно стало стыдно за то, что она его так задела. Но перед Меридой был не обычный человек, поэтому она просто сказала: – Что ж, пошли смотреть, что ты уже уничтожил.14. Китнил
Чёрт побери эти титулы! Стоило Мериде выступить из-под стены на свет, как сверху до неё донёсся голос матери, которая тут же попросила Мериду немедленно вернуться во двор. В голосе звучало подозрение: мать, очевидно, решила, что Мерида хочет сбежать с молодым человеком, так похожим на жениха. Когда Мерида сообщила, что идёт гулять, далеко, королева потребовала, чтобы она взяла с собой Лиззи. – Мам, я иду гулять одна, – повторила Мерида. – Тем более возьми Лиззи, – заключила королева и зловеще добавила: – Принцессе не подобает отправляться в путь одной. Как принцессу, которая чуть не с год пробыла в пути одна, Мериду возмутило это отношение. Мало того что от Лиззи в случае опасности защиты всё равно никакой, так она и фривольному свиданию с женихом никак не помешала б – её же отвлечь легче простого. И королева Элинор это прекрасно знала. Но нет, не хватало ещё Мериде тащить Лиззи с собой на осмотр следов разрушения. Попробуй объясни, не выдавая спора, зачем они слоняются по всяким развалинам – а врать и выкручиваться Мериде уже порядком надоело. Но как только королева выпихнула Лиззи во двор, Мерида поняла истинные намерения матери. Милое Лиззино личико было залито слезами, веки припухли, и весь вид её кричал о помощи – куда выразительней, чем когда-либо. Она совершенно очевидно провела в рыданиях немало часов. На голове у неё красовался самодельный венок из ярко-лиловой дрёмы и листьев душистой восковницы, и с обеих сторон лица свисало по ветке, будто венок тоже плакал. – Погуляешь, развеешься, – сказала ей королева и захлопнула за ней дверь, оставив девушек одних на залитом солнцем дворе. – Лиззи, чего ты плачешь? – спросила Мерида, подтыкая в венок выбившиеся веточки. – Если скажу, всё испорчу, – сообщила Лиззи довольно радостно. – Как только начинаешь объяснять причины, то больше уже не плачется. – Она утёрла нос рукавом. – Ой, добрый день, вы в замок? Это уже адресовалось Ферадаху, который ступил во двор, едва только дверь за Элинор захлопнулась. Пальцы его забегали по лицу и голове, внимательно прощупывая детали облика. Затем очень ровным голосом, в угоду Мериде, он ответил: – Ныне сей монах вызвался сопровождать принцессу на прогулке. – Ой, чудесненько, – обрадовалась Лиззи, – так и число гораздо счастливее. А мы далеко? Ферадах с любопытством взглянул на Лиззи. Она вообще часто пробуждала в людях любопытство. Мерида задумалась, а случалось ли прежде Ферадаху за его долгое непостижимое бытие встречать таких вот Лиззи Мейриал. Случалось ли ему убивать таких вот Лиззи. – О, совсем не далеко, – сказал Ферадах. Лиззи не стала выспрашивать, куда именно, к большому облегчению Мериды, потому что ответа она всё равно не знала. Куда-то туда, где уже поработал Ферадах. Однако вот незадача: никаких развалин на этом месте не было. Китнил оказался крохотной прелестной деревушкой, примостившейся по берегам живописной полноводной реки. Вдоль центральной улицы, полной детей и кур, выстроились скромные домишки из бруса под новенькими соломенными крышами. Шерстистая длиннорогая скотина пожёвывала свежую весеннюю травку. Котята били лапками по едва распустившимся цветкам. Высоко в небе над деревней плыли лёгкие облачка, идеально белые на тёмно-синем фоне, и река отражала эту картину во всём великолепии. Деревня располагалась в нескольких часах неспешной ходьбы от Данброха, но Мерида здесь никогда прежде не бывала. Просто не приходилось. Совершенно обычная, мирная деревенька. Если в ней и было что особенное, так это то, насколько она была неприметная, без намёка на трудности или недуги. – Ты уверен, что нам сюда? – спросила Мерида с сомнением. – Нам сюда, – ответил Ферадах. – Надо же, такое миленькое местечко, так бы и съела, – пропела Лиззи, хлюпнула носом и опять утёрлась рукавом. Мериду за такие манеры однозначно бы отчихвостили, но неряшливой Лиззи королева спускала это с рук, потому что «с некоторыми привычками трудно расстаться». – А это название там, да? Что там написано? Лиззи указала на камень на краю деревни, на котором было высечено слово. Её губки зашевелились, как бы проговаривая буквы, но вслух она не стала пробовать. – Китнил, – прочла Мерида, думая о том, что поступает сейчас ровно так же, как все: приходит Лиззи на помощь, когда Лиззи вся такая беспомощная. – Знаешь что, Лиз, тебе бы и вправду стоило научиться у мамы читать. Умела бы читать – и жениха бы себе получше нашла, чем Кабачки там всякие. При упоминании Кабачка глаза и нос у Лиззи моментально покраснели, но когда она ответила, голос звучал по-прежнему радостно: – Меня Айла учит читать... облака! Например, вон те, которые к деревьям полосой тянутся, означают удачу для рыбаков. Или для рыбы. Не помню точно, для... – Она резко повернула голову к Ферадаху и настороженно заявила: – У тебя такие шикарные перчатки, брат, особенно бордовенькое по краям! Но как-то они совсем не подходят к монашеской рясе, не монашеские они. – Это подарок, – ответил Ферадах. То же, что и Элинор, когда она спросила про невидимую для Мериды шляпу. Лиззи улыбнулась. Соотношение слёз к радости выправлялось в пользу второго. – Очень нравятся, – промурлыкала она. – Спасибо, – глухо отозвался Ферадах. По дороге в Китнил он почти не вступал в разговоры, что поначалу Мериду полностью устраивало. Но чем дальше они продвигались по разбитой дороге меж холмов и полей, тем тягостней сгущалось молчание, пока наконец не превратилось в четвёртого спутника. Так они и шли, Мерида, Лиззи, Ферадах и Тягостное Молчание. Обычно, если бы молчание исходило от родителей или близнецов, Мерида прочла бы в нём раненые чувства и сигнал к назревающей обиде. Но подобные мотивы казались настолько человечными, мелкими, что Мерида сразу отринула это объяснение. Уж бог-то не может так глубоко обидеться из-за неприязни какого-то одного смертного. Теперь же Мерида заметила, что Ферадах на неё поглядывает, и недолго думая она сообразила почему: Лиззи говорит о тех же самых перчатках, какие видит и она. Пусть остальной облик отличался, перчатки были те же. Аккуратно подбирая слова, чтобы не обронить ничего насчёт магии, Мерида спросила: – Ты всегда носишь эти перчатки, независимоот того, где ты и с кем? Судя по всему, Ферадах очень ждал этого вопроса, потому что не успела она договорить его до конца, как он ответил: – Да. Где бы я ни был, всегда в этих перчатках. – Наверно, очень ими дорожишь, брат? – спросила Лиззи. Ей, очевидно, нравилось, куда дело клонит – Мерида прямо чувствовала, что Лиззи ждёт романтической истории за всем этим. – А кто тебе их подарил? – Боюсь, имя тебе ничего не скажет, – ответил Ферадах. – Уж прости. – Да ей не нужно конкретных имён, – встряла Мерида. – Она просто пикантную историю хочет услышать. Лиззи беззаботно улыбнулась, сделала хорошенькое беспомощное личико и прильнула к розам, что росли вокруг камня-указателя. К удивлению Мериды, приём произвёл на бога примерно тот же эффект, что производил обычно на смертных, потому что Ферадах ответил: – История очень простая. Я хотел, чтобы мои руки были всегда чем-то покрыты, независимо от времени года, но подходящих перчаток найти не мог. И вот, довольно давно уже, мне повстречался человек, который сумел выполнить моё желание. Он изготовил эти перчатки, и они покрывают мои руки с тех самых пор. Зачем ему потребовалось беспрестанно покрывать руки, он не объяснил, а Лиззи, к большому облегчению Мериды, спрашивать не стала. Зато она спросила: – А он до сих пор такие делает? Ферадах стиснул руки в перчатках, одну ладонь в другой. – Он умер вскоре после того, как сделал эти. Наступило весомое молчание, и Мерида мысленно отметила галочкой: убил изготовителя перчаток. Из веса молчания это следовало вполне однозначно. Из того, как Ферадах просто выдал концовку без лишних подробностей. – Ну вот, я всё и испортила, – сказала Лиззи Мериде. – Надо же мне было спросить про конец истории, когда история уже закончилась. Никогда не спрашивай у менестреля, что было дальше, когда песнь допета, вот что мне давно пора усвоить. – На её миленькие глазки уже готовились навернуться слёзы. – Лиззи, ты что, насчёт Кабачка передумала? – спросила Мерида. – Поэтому ревёшь? – Ой, нет, нет. Это из-за того, что мне всё время грустно, я за него чуть и не вышла. – Но не вышла же. – Но почти. – Но не вышла. Лиззи печально стащила с себя венок и нахлобучила его на камень-указатель. Невидящим взглядом окинула своё произведение и вдруг выпалила: – Вот бы мне, как у тебя. Чтобы мама говорила мне, что делать. Чтобы кто-нибудь подсказывал мне, что я должна, как я должна, а потом нашёл бы мне жениха, сделал бы за меня правильный выбор и указал, как правильно жить. И не пришлось ничего решать самой. Мерида застыла, как громом поражённая. Лиззи только что в двух словах изложила подоплёку всех её споров с королевской четой за последние годы. Да Мерида хоть сейчас обменяла бы свою долю на беззаботную, ничем не обременённую участь Лиззи. – Но ты же не делаешь никогда, что тебе говорят, – сказала она. Девушки молча уставились друг на друга – и разразились хохотом. А потом Лиззи замурлыкала какую-то бессмысленную песенку и поскакала вприпрыжку по улицам деревни. – Ну же, давай за ней, – сказал Мериде Ферадах. – Осмотрись хорошенько. Мы ведь сюда за этим пришли. – Ох-х. Я уже всё здесь увидела, – пробурчала Мерида. – Что тут смотреть? – Какое получилось место, – был ей ответ. Как можно тратить на это столько времени, Мерида ума не могла приложить, но правила есть правила, решила она, – значит, так надо. Кальях велела ей осматривать работу Ферадаха, и если Мерида покамест и не может понять её суть, обещание есть обещание. И надо заметить, Мериде с Лиззи здесь невероятно понравилось. Несмотря на то, что от Данброха деревня находилась совсем недалеко, местные жители имели весьма смутное представление о том, кто такая Мерида – что служило ей на руку, потому что деревенские не заморачивались с поклонами и «мадам», а обращались с обеими девушками просто как с гостьями рангом повыше. Им показали недавно народившихся ягнят и новорождённых детей. Мерида купила Лиззи шаль, а ткачихи научили за это их обеих новой песне. С одним из мальчишек постарше Мерида поспорила, кто выстрелит из лука дальше и точнее, и выиграла за свои старания резную лягушку из дерева, которую потом почти тут же проиграла в мельницу. Лиззи подвизалась выучиться у одной девчушки языку цветов и потом составила из букетов зашифрованный стишок, над которым они всей компанией потом дружно хихикали. В какой-то момент местные повели Лиззи с Меридой за околицу и показали древнее сооружение шалашиком, которое стояло на кранноге – искусственном островочке посреди реки. Ни в одном из своих странствий Мериде ещё не случалось видеть кранног собственными глазами, и они с Лиззи с любопытством полезли его осматривать, пока неуклюжая, рассеянная Лиззи не свалилась с края островка и не угодила прямиком в пустую лодку, стоявшую без дела у краннога. Пока она прелестно барахталась, лодку подхватило течение, и деревенские бросились в воду спасать Лиззи, которую, конечно, просто нельзя было не спасти. Потом они попрыгали уже в свои лодки, подплыли к ней и принялись учить её править. Это всем понравилось. Лиззи хотелось, чтобы ей помогали; остальным же хотелось ей помогать. Ферадах и Мерида остались стоять на берегу и наблюдали за этой комедией. Глядя, как порывистый весенний ветер теребит копну светлых волос и как в уголках серых глаз собираются лучики морщинок, Мерида вдруг подумала, что Ферадаху нравится Лиззи, что ему нравятся люди. Их обеих он привёл сюда полюбоваться этим местом, потому что любовался им сам. Мысль эта, однако, в голове у Мериды никак не укладывалась. Вся суть Ферадаха состоит в том, чтобы уничтожать. – Я единственный смертный человек, который всякий раз видит тебя в одном и том же облике? – спросила она Ферадаха. – Да. – Это из-за договора? – Вероятно. – Тогда понятно, почему тебе не понять, что такое семья, – сказала Мерида. – Куда там, если тебя никто больше раза в одном образе не видит. Ну, кроме Кальях. Но она, наверно, не считается? Ты не можешь продолжить начатый разговор. Не можешь дуться дальше после ссоры. Не можешь любить и быть любимым. Никто не будет по тебе скучать. Ты и сам никогда не поймёшь, каково это. Ты ничего не знаешь о человеческой жизни. – Но я за вами наблюдаю, – возразил Ферадах, и Мерида заметила, как он снова неосознанно сжимает свои смертоносные руки в перчатках. – И этого тебе достаточно? – Я наблюдаю немало. У меня очень хорошая память. Я помню почти всё, что видел. – Ферадах помолчал, а потом добавил: – Так теперь ты скажешь, каким меня видишь ты? Мерида взглянула на него и подумала, что видит сейчас не то чтобы совершенный уж обман, однако и не полную правду. Строго говоря, она действительно видела его внешность, потому что для неё эта внешность всегда была такой. С другой стороны, это не была его внешность, потому что ему не приходилось отвечать за её недостатки или пользоваться её преимуществами. Ему не нужно было упражняться, чтобы поддерживать эти мышцы, и он никогда не мучился оспой, которая оставила ему этот шрамик под подбородком. Он не выбирал, как будут лежать его волосы, и не мог знать, какой эффект производит красота его молодости. Он не заслужил этого лица, он не жил с ним. Эта внешность не оказала на него ни малейшего влияния. И значит, эта внешность ему совсем не принадлежала. Мерида покачала головой. Этого Ферадах, видимо, вполне ожидал, потому что в ответ он просто сказал: – Что ж, тогда давай продолжим с осмотром моей работы, чтобы не пришлось возвращаться в темноте. – А что здесь ещё смотреть? – удивилась Мерида и бросила взгляд на Лиззи, которой по-прежнему хватало чем заняться в компании деревенских на середине реки. – Магию, – ответил Ферадах. – С Лиззи ничего не случится. Мы ненадолго. Он отвёл Мериду обратно к большому старому валуну с высеченным названием деревни. Солнце на весеннем небе успело проделать немалый путь, и тень за камнем тоже не стояла на месте. Ныне она перекинулась наперёд, открыв глазу заднюю сторону; в центре её виден был отпечаток руки в камне, так глубоко вдавленный, точно это и не камень вовсе, а мягкая глина. Ферадах указал на отпечаток. Будь она здесь с кем угодно, кроме Ферадаха, Мерида бы решила, что отпечаток вырезан на камне с помощью инструментов, ровно так же, как надпись на лицевой стороне. – Видимо, твой, – предположила она. – Ну да. Рука, способная продавить камень. Невероятно. Но так же невероятна была и рука, способная призвать ледяную стужу и в одно мгновение погубить маленькое деревце. Мерида спросила, стараясь звучать легко: – Я бы попросила тебя приложить ладонь, чтобы уж точно убедиться, но ты ведь и этот отпечаток наверняка другими руками делал? Ферадах склонил голову набок. – Сейчас в любом случае понадобится твоя рука. Приложи ладонь к отпечатку. Мерида помедлила. – С тобой ничего не случится, – сказал Ферадах. – Кроме разве что правды, которая, впрочем, порой бьёт сильнее, чем хотелось бы. Мерида по-прежнему медлила. – Всего лишь волшебство, – сказал он. Довод никак не помог отринуть сомнения. – Мерида из клана Данброх, – произнёс Ферадах, – за всё то время, что я за тобой наблюдаю, ни разу не доводилось мне видеть, чтобы ты трусила. Мерида приложила ладонь к отпечатку. Оказалось, он не сильно-то крупнее её руки. Это почему-то пугало ещё больше. – Камень, – приказал Ферадах, – покажи ей, что ты видел.15. Украденная деревня
Практически мгновенно Мерида осознала, что находится в другом месте. B другом времени. Перед ней был тот же камень, та же река, тот же пейзаж, не было только домов. Лес тянется шире. Звери вокруг более дикие. Река свирепей. День сменился ночью, ночь днём; время замелькало у Мериды на глазах. Пришли люди; поначалу они ставили простецкие шалаши, спали вместе с рабочим скотом. Потом стали собирать из камней приземистые круглые хибарки. Они сажали, удили, строили. Строили хлева – защитить скот в непогоду. Святилища – поклоняться неведомым богам. Кранноги – удить рыбу в реке. Как ни трудно было им удерживаться на этом месте, они стояли твёрдо. Они основали поселение. Сколько-то дней и ночей, дней и ночей ничего не менялось, поселение процветало. Затем изменилось: пришли ровные шеренги безупречно вооружённых мужчин, очень похожих на тех, что ходили строем в Ардбаррахе. В деревне запылали огни, и мужчины стали творить с поселенцами столь ужасное, что Мериде пришлось закрыть глаза. Когда она снова открыла их, деревня выглядела совершенно иначе. Дома стали богаче, с заморским декором. Домов стало больше. Людей стало больше. Больше теперь трудилось рук на земле, чтобы обеспечивать богатую городскую жизнь, потому что тех женщин и детей, которых налётчики не убили, они обратили в рабство. Земля давала всё больше. Дни и ночи сменяли друг друга. Земля превратилась в уродливое пустое жнивьё, изъеденное донельзя толпами скота на слишком тесных угодьях. Рабы выращивали траву на сено и носили у себя на спине, чтобы только прокормить скот. Город даже не нуждался во всех тех благах, что давала земля; молоко прокисало на улицах целыми кадками, пока дети, рождённые в рабстве, тащили на плечах новые кадки с пастбищ. Время от времени поднималось восстание; время от времени на улицах начиналась резня, и тогда кровь мешалась с пролитым молоком. Мериду тошнило от этих картин. И вот в ночи пришёл он. Он выглядел не совсем так, как сейчас, но Мерида сразу поняла, кто это. Она тотчас узнала перчатки с бордовым шитьём – подарок мастера, который сумел-таки сделать так, чтобы они неизменно оставались на многоликом, многоруком боге. Ферадах прошёл по улицам, глядя по сторонам. Стянул одну перчатку. Приложил руку к камню-указателю. На глазах у Мериды его ладонь вдавилась в камень ровно так, как она себе это представляла: словно в мягкую глину. Затем он вернулся на улицы и, не дрогнув, приложил руку туда, где текли ручьи крови с молоком. Он прошёл ещё немного, туда, где лежало навзничь тело поднявшей восстание. Он постоял над ней немного, чуть дольше, чем над камнем и над реками крови – просто стоял и смотрел на труп, – а затем приложил руку к холодному затылку. Мерида буквально ощутила распад. Ночь превратилась в день, и Ферадаха больше не было, но распад, нанесённый его рукой, остался. Город был обречён, это Мерида видела ясно. Стоило раз кашлянуть корове, как стало понятно, что это начало конца. Каждый новый день нёс с собой больше смертей. Сначала коровы, за ними телята, за ними быки, за ними горожане послабее, за ними сильнейшие. И город пал. Надолго обратился он в пустые развалины. Корни и бурная поросль постепенно развалили строения; дожди и реки смыли тела. Прошло одно время года, за ним другое, а с ними понемногу прошла и хворь, уморившая город. Мало-помалу люди, что жили здесь прежде, стали возвращаться из своих тайных нор, прорытых рядом с барсучьими и лисьими. Люди с опаской отстроили первый кранног и стали ждать налётчиков. Но все налётчики были мертвы. Тогда люди заново отстроили основную улицу, затем привели с собой ещё людей с холмов, и постепенно, по мере того, как пролетали дни и ночи, они снова добились процветания и превратились в деревеньку, которую и посетили Мерида с Лиззи. Китнил. Замелькали новые дни и ночи, и вот настало время Мериды, и она увидела себя, стоящую у камня, с рукой на отпечатке. Рыжие колечки кудрей рассыпались по спине. Локти на рукавах стёрты оттяжкой стрелы, на правом плече потёртость от колчана. Мерида увидела, до чего отчётливо к её годам в лице проступают родительские черты – губы матери, глаза отца. А затем видение кончилось. Она просто стояла рядом с Ферадахом, и перед ними расстилалось однажды захваченное поселение, теперь возвращённое своим основателям. Наступило странное чувство. Ветерок, коснувшийся кожи, показался Мериде замедленным. Каждый миг теперь длился вечность по сравнению с тем, что ей сейчас довелось наблюдать. – Разве нельзя было всё изменить моим способом? – спросила она. – Разве не мог появиться лидер, который заставил бы их увидеть, как порочна их жизнь? – Ты думаешь, я не ждал этого? – спросил Ферадах. – Я ведь очень терпелив, как ты могла заметить. Ты понимаешь теперь ценность того, что я делаю? – Нет, – ответила Мерида, хотя на деле она уже сама не знала, что понимает, а что нет. Ей хотелось расплакаться, но при Ферадахе она бы не стала. – По крайней мере, я понимаю теперь, почему ты считаешь, что без тебя нельзя. – Что ж, покамест этого довольно, – сказал Ферадах.16. Мать и дочь
После прогулки в Китнил Мерида задумалась о Данброхе на иной лад. За какие-то несколько минут перед ней развернулась целая история деревни от самого основания до перерождения, и, вернувшись в замок, Мерида не могла не думать о том, на какой же стадии своего развития находится Данброх. Ферадах очевидным образом считал, что Данброх подошёл к краху, и видел его, судя по всему, примерно в тех же красках, что Мерида – поселение, когда его отобрали и заполонили чужаки. Но тот город погряз в пороке и гордыне. Обвинения в сторону Данброха звучали вроде бы мягче. Да, во дворе больше нет аккуратных клумбочек с весенними травами, как раньше. В тронном зале давно не пировали на широкую ногу. Дымную общую гостиную так никто и не взялся ремонтировать, даже вещи наверх не унесли. Но всё это, конечно, лишь по халатности. В Китниле тоже наверняка нашлось бы море недоделок, однако же Ферадах, кажется, не очень-то рвётся снова снести деревню под корень. Его решимость уничтожить Данброх начинала казаться Мериде прихотью. И всё же трудно было не видеть и Ферадаха теперь в ином свете. Мериде хотелось считать его жестоким злодеем, но вёл он себя совершенно не так. Она-то думала, Ферадах заставит её любоваться на смерть и разруху, а он вместо этого показал ей премилое, чрезвычайно живое местечко. Перед тем как приложить к нему руку, Ферадах стоял над телом погибшей, и на лице его было написано нечто крайне похожее на сожаление. Так может, в конечном счёте он действительно стремился к тому же, к чему и Мерида? В кои-то веки в замке готовились ехать в Кинлохи. Погода наконец-то определилась в сторону весны, и за планы взялись серьёзно. Мерида предложила трогаться в путь, как только станет ясно, что дороги больше не размывает талыми водами; Фергус в ответ предложил ехать сразу после Пасхи, «чтобы встречали порадушнее». За сорок дней Великого поста, в сущности, полной противоположности новогодних гуляний, народ и впрямь ударялся в набожность и аскетизм. С наступлением же Пасхи настроение сменялось на раскрепощённое и праздничное, так что в словах отца Мерида видела смысл. Её нетерпение росло. Она отдавала себе полный отчёт в том, что главная цель поездки – подтолкнуть своих родных к изменениям, и всё же сердце её пело при одной мысли о новом путешествии. Единственное, что портило картину, была перспектива выслушивать отцовские шуточки насчёт этого принца из Кинлохи, которого король считал прекрасной партией для неё. В остальном Мерида дождаться не могла, когда снова окажется в дороге на пути к приключениям. – Мерида, хватит метаться, твоё «туда-сюда» действует мне на нервы, – сказала королева Элинор и поднялась со своего стула в общей гостиной. – Как там, на улице, тепло? Может, прогуляемся? Пойдём. Айла, давай с нами за компанию. Айла внимательно и прилежно счищала золу с резьбы на каминной раме – процесс этот был в принципе бесконечный и требовал начинать сначала после каждой топки; но Айла отложила тряпку и сказала: – Благодарю вас, мадам. Королева обвела комнату взглядом. Делала она это всякий раз, как Айла проявляла вежливость, то есть вообще всякий раз. Королева как будто хотела сказать: «Вот видите, дети, как надо себя вежливо вести», – однако сама знала, насколько невыносимо это прозвучит, а потому ограничивалась только взглядом. Харрис закатил глаза и снова уткнулся в листочек: он писал что-то мелкими буквами, сидя у огня. Хэмиш скривил губы в улыбке, перевёрнутой ровно наоборот, и поплёлся в музыкальную гостиную, откуда через минуту стали доноситься обиженные стенания арфы. Мерида выдохнула, не разжимая губ, так что получилось «пф-ф-ф-ф-ф-ф». Королева сделала вид, что ничего из этого не заметила, и как ни в чём не бывало сказала: – Лиззи, не хочешь подышать с нами свежим воздухом? Прогуляемся по стене. Лиззи неряшливо лежала на животе у камина, не обращая внимания на опасную близость платья к огню, и медленно перелистывала книгу, в которой Элинор хранила гербарий, причём рассматривала каждый разворот. Личико, обрызганное водой, обрамляли прелестно накрученные для завивки влажные локоны. Она то и дело тянулась к подносу с миндалём в меду, стоявшему рядом, и после каждой миндалины смачно облизывала пальчики. Никогда ещё Мерида не видела человека, меньше готового выйти на прогулку. – Возьмите с собой мой дух, – пропела Лиззи, – только у него остались силы. И кстати, скажите потом, сколько между вами и луной пролетит голубей, мне для подсчётов нужно. Дух Лиззи они с собой не взяли, зато на выходе прихватили из кухни тёплый пряный кекс. Мерида приложила свой кусок к щеке и так с ним и вышла, Айла понесла свой в ладошках, а Элинор стала отщипывать от своего крохотные кусочки и есть на ходу, пока они направлялись к сторожевой башне, через которую можно было подняться на стену. – Наконец-то весна, – проговорила королева, вглядываясь в даль, как только они поднялись по тёмным ступенькам. Замечание это относилось скорее не к теплу, которого по-прежнему пока не хватало, а к свету, который в этот поздний час ещё держался. Короткие зимние деньки понемногу перерастали в чудесные, бесконечно тягучие сутки, какими они должны были стать окончательно к середине лета, и это было прекрасно, и казалось, будто времени в принципе стало больше. – Каждый раз поднимаюсь сюда и заново удивляюсь, до чего красивый открывается вид, – добавила Элинор. Стену, которая частично обегала замок вдоль доступной с земли стороны, строили ратники давно ушедших времён, чтобы отбиваться от врагов давно забытых эпох, и на протяжении всех этих столетий она служила защищённым переходом, который должна была патрулировать охрана. Ныне её куда чаще патрулировали рыжие белки и горностаи. Ну и Элинор. Когда денёк выдавался достаточно погожий – то есть ветром со стены не сдует, – Элинор поднималась сюда «подышать свежим воздухом». Мать её скончалась от какой-то болезни, произошедшей от недостатка этого самого свежего воздуха, а потому Элинор такими прогулками не пренебрегала. Раньше она и близнецов заставляла выходить вместе с ней, но они так ныли, как, мол, долго идти, что в конце концов она оставила эту затею. Раз начав прогулку, её действительно нельзя было закончить в любой момент. Каждые сто-двести шагов попадались и другие сторожевые башни, но их десятки лет никто не чистил, и лестницы внутри заросли ежевикой и папоротником в комплекте с живущими в них существами. Пригодными для спуска и подъёма оставались только пара башен по краям. – Погода великолепная для поездки, – сказала Айла. Кекс она по-прежнему держала в руках несъеденным. Мерида сжимала и плющила свой во всех возможных направлениях. Эйлин не пришлось бы по душе, что Мерида не ценит её творение – лёгкую, воздушную мякоть, но пряная выпечка нравилась Мериде именно такой, клейкой и плотной. – Да, думаю, вам понравится, – ответила Элинор. Мериде понадобилось пройти несколько шагов, чтобы осознать странность формулировки. – Нам понравится? – переспросила она. Элинор глубоко вдохнула, втягивая носом землистый запах стены, скрытой от глаз мхом и размокшими ветками плюща. – Думаю, да. – Нам понравится? – повторила Мерида чуть более угрожающе. – Что значит, нам? Ты ведь тоже едешь. Не прекращая моциона, Элинор ответила ровно тем же тоном, каким начала разговор: – Ты же слышала наши с отцом обсуждения, я знаю. Мы в итоге решили, что один должен остаться дома, управлять государственными делами. Всё-таки наступает рабочая пора, никому надолго руководство не оставишь... «Уловка, – поняла Мерида. – Такая же хитрая уловка, какими пользуется Кальях». – Ничего я не слышала. И ты знала, какая наступит пора, когда соглашалась ехать! – Я слишком отдалась надеждам, – ответила Элинор. – Слишком оптимистично смотрела вперёд. Но натолкнулась на подлинную реальность. – Мадам, возможно, вы могли бы поехать, а его величество остаться? – заметила Айла. – За делами я бы присмотрела. Элинор мягко рассмеялась и взяла Айлу под ручку. – Очень великодушно с твоей стороны, Айла. Но король обожает Кинлохи, и я не стану отбирать у него эту поездку. Вечно она так делала. Выставляла своё решение как неизбежное. Мериде стоило бы раньше задуматься о судьбе испанского путешествия, а она вместо этого тешила себя воспоминаниями о последнем их с мамой выезде на горные пастбища. Туда они съездили много лет назад, Мериде тогда было примерно столько же, сколько сейчас близнецам. Мерида уже вовсю каталась верхом по окрестностям, но пожить на земле ей не доводилось. Она ничего не знала о подданных своих родителей: о фермерах, о рыбаках, о молочниках или ткачах. Ей казалось тогда, что, видимо, все живут в замках. Другого Мерида не видела и делала вывод, что все, кто у них работает, возвращаются потом в свои собственные замки. И вот как-то по весне Элинор объявила Мериде, что пора ей узнать, в чём состоит работа королевы. Собрала дочь в дальнюю дорогу, и они отправились в первое в жизни Мериды путешествие. Оно оказалось просто чудесным. На горных пастбищах стояли временные лачуги. Каждую осень фермеры сгоняли скот вниз, к деревне, на долинные пастбища посытнее, и за зиму скотина обгладывала траву под черенок. Весной же фермеры уводили отощавших коров в горы, где пасли на зелёных склонах, пока восстанавливаются долинные луга. Эти горные пастбища были не просто местом. Они были образом жизни. Народ проживал тёплые месяцы года в простеньких летних лачугах, с тюками вереска вместо кроватей, и питался овсом, сыром и маслом с молоком, что давали коровы на выпасе. Люди распевали песни и обменивались историями под звёздным небом. Это было лучшее время их простой жизни, и оно отличалось несказанно от лучшего времени замковой жизни. Мерида расцвела. Больше не надо было закручивать волосы под платок и чепец. Больше не надо было держать себя подобающим образом, изображать из себя кого-то чужого. Каждый день приносил что-нибудь новое. Но, что ещё удивительнее, расцвела и Элинор. Утончённая образованная Элинор, рождённая для придворной жизни, там, среди лачуг, была сама стихия. Никогда ещё Мерида не видела в ней такого могущества, как в то лето, когда мать ходила в простой тунике и с волосами, схваченными на затылке неаккуратным узлом – лишь бы не попадали в масло, которое она сбивала наряду с другими женщинами. Дни напролёт, где бы она ни была, к Элинор приходили за советом, указаниями, просили разрешить спор. Она никем не распоряжалась, но благодаря своему уму и честности в итоге стала управлять жизнью летних посёлков – не потому, что имела титул королевы, но потому, что всегда знала, как сделать лучше. Мериде никогда особенно не казалось, что она похожа на мать, но в то лето она ничего не хотела сильнее, чем стать такой же, как мама. И сейчас где-то на задворках сознания она лелеяла надежду, что поездка в Кинлохи станет чем-то подобным. Однако на этой прогулке по стене Мерида осознала, что успела забыть, почему Элинор есть Элинор, которая никогда никуда не поедет. Мерида взмолилась: – Ма-ам! Ну пожалуйста! Поехали! Своим деликатным тоном в разговор вмешалась Айла: – Вы говорили, мадам, что я отменно справляюсь, помните? Что когда есть такая работница, как я, можно было б и вырваться куда-нибудь ненадолго? Мерида перехватила её взгляд и подметила, что вид у Айлы заговорщический. Они на одной стороне. – Всего на пару недель, мам! – поддала Мерида. – Раз Эйлин не надо будет готовить на всю семью, то она и с делами по замку тоже поможет, – продолжала Айла. Королева окинула взглядом темнеющий пейзаж. Отсюда открывался прекрасный вид на озеро, золотое в блеске догорающей зари. Ещё оставалась пара-тройка лебедей, и они скользили по сверкающей воде, точно тёмные драконы. Где-то невдалеке пролаяла лисица. – Сейчас не время, девочки. Мерида не выдержала. – Вечно ты так! Вечно выкручиваешься да находишь отговорки! – Не надо кипятиться, – возразила мать, ничуть не повышая голоса. Несколько лет они не вздорили, и сейчас королева явно не собиралась начинать. – О, смотри, два голубка. Не забудь потом Лиззи сказать. – Да плевать я хотела на голубков! Всё это время ты давала мне понять, что едешь, а теперь прикидываешься, будто и не собиралась! У тебя вечно какие-нибудь оправдания! – Быть королевой, – сказала мать, и на этот раз в её голосе проскользнула острая нотка, – это тебе не отговорки. Это труд. На Мериду накатила удушливая волна злости. Злость шипела в ушах. В голове всплыла госпожа Маклаган со своими сентенциями насчёт Данброха, каким его видят в Ардбаррахе, и щёки у Мериды вспыхнули так же жарко, как в тот самый день. – Так и в чём же труд королевы, мам? Над чем ты трудишься целыми днями? Кому пишешь письма у себя за столиком? Что такого случится, если ты перестанешь? – Мерида! – резко прервала её мать. И, сделав немалое усилие, добавила уже более спокойным тоном: – Мерида. Ты ведёшь себя неприлично. – Это правда, правда тебе неприлична? Да ничего ты не делаешь больше! Просто притворяешься королевой! А папа притворяется королём! Весь мир над нами смеётся! Мы не... – Мерида вовремя себя оборвала, чтобы не сказать «меняемся» , иначе нарушила бы условия договора. Вместо этого она выпалила: – Разозлись уже, ну! Наори на меня! Давай! Сделай уже что-нибудь! Но Элинор не вышла из себя. Она лишь посмотрела на дочь, и в глазах её была грусть и ласка. – Я не злюсь, доченька. Мне только жаль, что ты так меня видишь, только и всего. Раньше из этого вырос бы большой скандал, потом мать и дочь помирились бы, пришли к компромиссу, и что-то изменилось бы. Теперь же выглядело так, будто Элинор просто поддаётся. Шипение в ушах переросло в грохот, и Мерида выкрикнула: – А мне жаль, что ты такая и есть! Развернулась на каблуках и ринулась прочь. Больше не верилось, что ей когда-нибудь ещё захочется стать такой же, как мама.ЧАСТЬ III. ЛЕТО
17. Волки
– Прекрасная погодка! – прогоготал Фергус. Они были на пути в Кинлохи. Наконец-то! Позади осталось много накладок, споров и переживаний, и в итоге с опозданием на несколько недель из замка выехали трое: Фергус, Хэмиш и Мерида. А ещё Брионн, щенок, который обожал грызть деревянные ложки. Его хозяин Харрис тоже должен был отправиться с ними, но накануне подрался с братом. Теперь ему предстояло в качестве наказания целый месяц переписывать книги. А Элинор в конце концов осталась верна себе. – Я поеду в следующий раз, – только и сказала она. Мериде было обидно до слёз. Хотя на что она рассчитывала? Конечно, Элинор не покинула замок. Да и не собиралась! Зачем давать обещание, если знаешь, что не выполнишь его? Принцесса уехала из Данброха, так и не узнав ответа на этот вопрос, так как они с матерью по-прежнему были в ссоре и не разговаривали. – Какая красота, какой простор! – жизнерадостно продолжал Фергус. – Да, здесь чудесно, – согласилась Мерида. Девушка злилась из-за задержки, но не могла отрицать, что они ехали по самой трогательной и прекрасной части Шотландии. Летом дни тянулись бесконечно, лишь на несколько часов сменяясь серыми ночами, а потом снова наступал очередной солнечный день. Деревья пестрели всеми оттенками зелёного, кругом пели птицы. С тех пор как они покинули замок, путники видели глухарей с высоко поднятыми хвостами, величавых коршунов, длинноногих цапель, остроклювых грачей и веселых маленьких ласточек. Поездка в Ардбаррах была сложной и заняла много времени, но в этот раз они продвигались гораздо быстрее. Их не тормозили повозки, да и никакой свиты с ними не было. Для путешествия с отцом Мериде не требовалось много вещей или помощи горничных, а Фергус мог найти дорогу в Кин лохи самостоятельно. Он приказал своим воинам охранять Данброх, а Мериду и Хэмиша попросил одеться в дорогу как можно проще, без лишней помпезности. Он не хотел привлекать внимание к тому, что король покинул свой замок и оставил королеву без защиты. Так что они ехали налегке в самую чудесную погоду, которую только могла предложить Шотландия, по направлению к городу, который обожал Фергус. Мериде сложно было найти хоть один повод для недовольства. Вдруг она заметила огромную тень. – Смотрите! – крикнула Мерида, указывая в небо. Невероятных размеров орёл пролетел прямо над их головами. Он оказался так близко, что Мерида успела рассмотреть его жёлтый клюв и коричневые перья на хвосте. – Каков красавец! Тоже король! Король неба. У тебя небо, мой друг, а я оставлю себе землю, ладно? Держись за седло покрепче, Хэмиш! – хохотнул Фергус. – Ты отличная закуска. Мальчик в ужасе всхлипнул. – Это шутка, – утомлённо вздохнула Мерида. – Хэмиш, слышишь? Просто шутка. Наверное, поведение Хэмиша было единственным, на что могла бы пожаловаться Мерида во время этого путешествия. В тот день он уже один раз перепугался до смерти, когда Брионн внезапно выпрыгнул из кустов. Мальчик ехал на Духе, которого сложно было хоть чем-то вывести из равновесия, но он завопил так пронзительно, что пони поверил в несуществующую опасность и бросился наутёк. Мериде пришлось ловить его и вести обратно. Теперь Хэмиш ехал, сидя перед Фергусом на Сирисе, а Мерида привязала Духа к Мошке. Что было даже неплохо – они здорово набрали скорость, потому что теперь не нужно было постоянно останавливаться, чтобы убедиться, что Хэмиш держится в седле и управляется со своей лошадью. Были времена, когда Фергус мог рассердиться на сына, но за несколько лет он привык и смирился с тем, что Хэмиш есть Хэмиш. Короткий список того, что пугало Хэмиша: абсолютно всё. Хэмиш боялся темноты. Он боялся громких звуков. Он боялся горностаев и волков. Он боялся насекомых с жалом. Он боялся уховёрток, у которых на самом деле нет жала, но они выглядят так, будто есть. Он боялся, что шипы растений вопьются в кожу и останутся там. Он боялся, что еда застрянет в горле. Он боялся высоты. Он боялся глубоких водоёмов. Он боялся грома. Он боялся молний. Он боялся больших скоплений людей. Он боялся небольших групп людей. Он боялся Харриса. И это Мерида ещё могла понять. Все эти мнимые опасности могли принести боль или каким-либо образом навредить ему. Она могла бы успокоить его при необходимости, объяснить, что всё это не так и страшно. Но Хэмиш боялся и того, что она никак не могла объяснить: таких понятий и ситуаций, которые не несли потенциальной угрозы. Он боялся третьей ступеньки на лестнице, ведущей в музыкальную гостиную, так что всегда её перепрыгивал. Он боялся доспехов, стоящих на балконе в тронном зале, поэтому всегда тихо поскуливал, если его просили что-нибудь оттуда принести. Он боялся того, что лебеди улетают с озера в конце лета непонятно куда, и прятался в своей комнате несколько дней после того, как они исчезали. Он боялся переворачивать последнюю страницу книги, поэтому не мог узнать, чем закончилась история, пока финал не прочтут ему вслух. Мерида понятия не имела, как помочь справиться с такими страхами. И что было особенно странно, он не всегда так боялся. Просто однажды начал пугаться. Мерида не могла вспомнить какого-то конкретного события, которое превратило её брата в такого ужасного трусишку. Его жизнь была настолько безопасной, что найти этим страхам какое-то разумное объяснение было совершенно невозможно. Например, он ужасно боялся орлов. Но его никогда не пытался схватить орёл. – Папа, – заговорила Мерида, пока они мирно брели по тропе, ведущей на восток, – а когда мама перестала путешествовать? – Что? – удивился Фергус. – Она много путешествует. Мерида не удостоила эту ложь ответом. – Твоя мама любит, чтобы всё было по высшему разряду, – наконец сказал Фергус. – В дороге такое сложно обеспечить. – Но мы ездили с ней на горные пастбища, – запротестовала девушка. – Там о комфорте даже не слышали. Фергус надолго замолчал. Отличительной чертой отца Мериды было то, что если он не мог сказать что-то громко, то предпочитал не говорить вовсе. Вместо этого он огляделся. Поудобнее усадил Хэмиша в седле перед собой. Почесал деревянную ногу, потом вспомнил, что потерял её много лет назад, и почесал другую. Пригладил бороду. И наконец произнёс: – Наверное, Элинор просто забыла, как любила путешествия. Бывает, увязаешь в своих привычках. – Хэйм, и с тобой так произошло? – спросила Мерида. – Ты увяз в страхах? Хэмиш удивлённо заморгал, выглядывая из-за отцовских рук. Он никогда не задумывался о том, что с ним происходит, и привык настолько, что не видел причины стыдиться своего страха. Он стал его сущностью. Мерида хотела всё-таки вывести брата на разговор, но тут обратила внимание, как настороженно напряглись уши Мошки. Она обернулась и поняла, что Дух тоже волнуется. Он оглядывался по сторонам и перебирал копытами, будто готовился пуститься вскачь. Дух был из тех лошадей, что думают исключительно о том, чтобы набить рот травой, а тратить силы на галоп без какой-либо причины он уж точно не стал бы. Из леса донеслись шелест крыльев и крики птиц, которые резко сорвались с веток деревьев. Шерсть Брионна встала дыбом. Его глаза, которые так редко были направлены в одну сторону, не отрываясь смотрели в лес. – Папа, – тихо позвала Мерида. – Я тоже заметил, – сразу ответил он. – Что? – испуганно спросил Хэмиш. – Думаю, нам лучше... – Да, – кивнул их отец. – Можешь отвязать Духа, он поскачет следом! Фергус покрепче обхватил ногами каштановые бока Сириса, Мерида натянула поводья Мошки. И они бросились наутёк. Из-за деревьев появилась стая волков.* * *
Бытует ошибочное мнение, что волки чаще всего нападают зимой. Это объясняют тем, что в холодное время еды меньше, поэтому они становятся угрозой для людей. Но на самом деле гораздо хуже встретить стаю в погожий летний денёк, потому что в это время у волчиц появляются щенки, которых не только надо кормить, но и учить. А что может быть лучше одинокого путника, на котором можно показать волчатам, как надо охотиться? Именно волки разорвали одного священника, а потом напали на парнишку, который искал укрытия в Данброхе и в благодарность оставил им настольную игру. Они же атаковали даму, которая ехала из Франции. Ей не удалось выбраться из леса живой, а её спутник еле смог унести ноги. После этого он, по словам Элинор, ушёл в монастырь, не в силах забыть увиденное. Благодаря опыту, а не страху Хэмиш угадал, что шрамы на лице Ферадаха оставил волк. Некоторое время Фергус и другие короли по соседству объявляли награду за перебитых волков, и каждый год в конце лета в замок стягивались охотники, чтобы предъявить отрезанные хвосты. Мерида считала это варварством, пока однажды её саму не подкараулила стая. Волки и люди долгие столетия вели ожесточённую борьбу, и год от года расположение сил менялось – иногда верх одерживали одни, а иногда другие. Поэтому Мерида и Фергус отлично понимали, что им нужно спасаться бегством. В отличие от брехливых и глуповатых на вид собак, с которыми охотился Фергус, волки преследовали добычу почти беззвучно. Звери были очень хитры – они пытались разделить лошадей и увести их с тропы, чтобы заманить в ловушку, точно так же, как Мерида делала, когда гналась за Ферадахом несколько недель назад. А ещё волки были быстрыми. Лошади, конечно, тоже, но они уже целый день провели в дороге и не были готовы к внезапной гонке. – Мерида, я остановлюсь и дам им бой! – крикнул Фергус. – Увози Хэмиша! – Я не брошу тебя! Хэмиш от ужаса сжался в комок. Брионн то и дело бросался под копыта Духу, и конь рискнул сбиться с ног. Пёс всё никак не мог решить, хватит ли ему храбрости, чтобы напасть на волков, или лучше не геройствовать и найти укрытие. Мерида прекрасно его понимала. Она достала свой лук. Но прежде чем девушка успела решить, в которого из волков целиться первым, вдали протрубил охотничий рог. Волки отступили. Рог протрубил снова. Мерида и Фергус кружили на лошадях, пытаясь найти источник звука. Рог зазвучал в третий раз. Тут из леса выскочил огромный зверь, весь покрытый шипами, и грозно зарычал. В волков полетели стрелы. Один из них взвизгнул и бросился бежать, остальная стая последовала за ним. И снова протрубил рог. Мошка испуганно заржала. Сирис встал на дыбы. Это был хаос. – Всё закончилось! – крикнул кто-то. – Вы в безопасности! Обернувшись, они увидели группу мужчин в кожаных доспехах, надетых на грубые туники. Существо с шипами оказалось огромной собакой, той же породы, что и те, которых привели в Данброх люди Тосахтаха. Только её одели в хитроумную кожаную броню, густо усеянную обломками оленьих рогов. Спасительный сигнал издавал охотничий рог – с его помощью не только отпугивали волков, но и отдавали команды охотничьему псу. Его держал в руках главный среди их нежданных спасителей – мужчина со смоляными волосами и широкими чёрными бровями. На спине его доспехов торчали такие же шипы, как и у пса, который радостно бросился к хозяину, вывалив набок язык. Именно главарь первым понял, кого они только что уберегли от нападения диких зверей. Невероятные брови взлетели вверх, и предводитель охотников упал на одно колено. – Прошу простить меня, мой король, – сказал он. – Я не узнал вас в простой одежде. Остальные мужчины тоже тут же упали на колени. Мерида и Хэмиш удивлённо смотрели на их склонённые головы, они совсем к такому не привыкли и чувствовали себя крайне неловко. Эти люди только что их спасли, а теперь молили о прощении. – Вставайте, вставайте, друзья! Лучше я спущусь к вам. – Фергус спрыгнул с Сириса, взяв в охапку Хэмиша, которого, разумеется, это привело в неописуемый ужас. – Как обращаться к нашему спасителю? Слов нет, как я вам благодарен. Главный из охотников поднялся с колен, потрепал за ухо собаку и сказал: – Я Малдуэн, правая рука эрла Стратерна, а благодарить нас нет никакой необходимости. Мы почтём за честь сопровождать вас, куда бы вы ни направлялись. – Мы едем на восток, – сказал Фергус. – В Кинлохи. Я не могу просить вас отправиться в такую дальнюю дорогу. Но мы с удовольствием разделим с вами трапезу, если вы не против. – Сир, – с поклоном сказал Малдуэн, – ваше желание для нас закон. Охотники отвели их в свою деревеньку, целиком состоящую из домов-ульев. Это были хижины, построенные из камней, которые укладывались по кругу, отчего эти домики напоминали ульи или еловые шишки. У них были маленькие квадратные двери и иногда совсем крошечные квадратные окошки. Всё вместе это походило на детский рисунок. Мерида слышала о таких поселениях, но до сих пор ни разу не видела, и очень обрадовалась, что представился случай. Она попыталась передать Хэмишу свой восторг: – Только посмотри! – сказала она, приобняв его за тщедушные плечики. Она чувствовала, как он ёжится от страха. – Видел хоть что-то подобное? Хэмиш ничего не ответил. Только прижался к ней посильнее, испуганно глядя на непривычные на вид хибарки. Тогда Мерида достала медвежонка, которого брала с собой в Ардбаррах для Хьюберта, и отдала Хэмишу. Тот молча забрал игрушку. Брат и сестра стояли обнявшись – Хэмиш теребил за ухо медвежонка, Мерида гладила его по голове, – а Фергус в это время знакомился с главой деревни, которому служил Малдуэн, эр- лом Годфри из Стратерна. Такое звучное название было у этого захудалого посёлка. Мерида невольно вспомнила, как госпожа Маклаган рассуждала о мелких королевствах, которые пытаются придать себе важности. Местному эрлу служила всего пара дюжин крестьян, которые выглядели тощими и нищими, хоть и улыбались от души. Улыбок здесь было с достатком. Встреча с королём для них – событие невероятное. Но встреча с королём после погони за кровожадной стаей волков была достойна стать легендой. Годфри повернулся к Хэмишу и Мериде. Он походил на знатного господина ничуть не больше, чем остальные его люди, и говорил с тем же странным акцентом. – Вы, вестимо,принцесса. – Точно, – кивнула Мерида. – А рядом с вами юный принц, – продолжал Годфри. Он прищурился и внимательно оглядел Хэмиша, дрожащего от страха. Лицо эрла тут же подобрело. Такое всегда происходило при встрече с малышом Хэмишем. Как Лиззи удавалось без слов вызывать у каждого встречного желание помочь, так и Хэмиша сразу начинали жалеть. – Ох, милый принц, можешь больше не бояться. В этом году волки особенно злые, но Малдуэн и его верный Лютик позаботятся о том, чтобы вы были в безопасности. Смотри! Лютик, иди-ка сюда! Годфри подозвал пса в шипастых доспехах. Хэмиш, который и так выглядел крошечным, каким-то образом смог сжаться ещё сильнее. Годфри не знал, что никакие слова не выведут мальчика из оцепенения, и даже больше – от внимания ему станет только хуже. Он по-прежнему боялся волков, а теперь ещё был напуган псом в доспехах с шипами и тем, что эрл Годфри решил с ним заговорить. Фергус заметил это и сказал: – Мерида, займитесь-ка лошадьми. Нужно убедиться, что все сумки на месте. И поймайте этого странного пса. – Кажется, ты считал его вполне достойным, – заметила Мерида. Они с отцом проследили взглядом за Брионном, который кружил возле Лютика и то ли лаял на него, то ли испуганно скулил. – Не говори Харрису, что я назвал его странным, – сказал Фергус. – Но эта собака появилась на свет под несчастливыми звёздами. Жители деревни тут же предложили свою помощь, но Мерида вежливо отказалась. Она знала, что от неё ждёт отец, и дело тут было совсем не в их лошадях. – Понял, что нам нужно сделать? – спросила Мерида Хэмиша, который послушно брёл за ней. В глазах её брата по-прежнему читался ужас. Мериде было бы просто разозлиться на Хэмиша, начни он плакать, но мальчик вместо этого просто тихо делал всё, о чём его просили, несмотря на парализующий страх. Она посмотрела, по-прежнему ли у него в руках игрушечный мишка – он крепко его держал, – и продолжила непринуждённо болтать, надеясь, что его это хоть немного отвлечёт. – Конечно, всё это непросто. Ты же никогда ещё не путешествовал. Видишь ли, жители этой деревни редко отправляются куда-то, чтобы торговать, ведь никаких товаров у них, в сущности, и нет. Они живут тем, что вырастят или поймают. Может, у них есть несколько коз и пара пони, но богатой жизнью это никак не назовёшь. Им приходится запасать еду на зиму, чтобы не голодать в холодное время года. Так что мы должны поделиться с ними тем, что есть у нас. Именно за этим папа отправил нас сюда. Хэмиш с очень серьёзным видом наблюдал, как сестра достаёт из седельных сумок засахаренные фрукты, копчёное мясо и пряные булочки – всю ту поистине королевскую, по местным меркам, роскошь, что они взяли с собой в дорогу. – Только не задирай нос – веди себя так, будто мы не знаем, есть ли у них всё это, ладно? – добавила Мерида. – Они гордые люди, не будем их оскорблять. Позже они уселись за большим грубо сколоченным столом под открытым небом, чтобы вместе насладиться пиром в лучах заходящего солнца. Мерида подозревала, что внутри домов-ульев было слишком тесно и темно, чтобы ужинать такой большой компанией, а для тех, кто в них жил, было расточительством тратить хворост и животный жир, чтобы их осветить. Вечер уже наступил, но было сложно сказать сколько времени – летом солнце светило чуть ли не до полуночи. Фергус сидел во главе стола, рядом с ним эрл, а жители деревни разместились на скамьях вдоль стола и на траве вокруг. Историю о нападении волков рассказали уже раз десять. И каждый раз по её Окончании Лютик получал кусок мяса. Он двигался молниеносно, несмотря на свой огромный размер. Брионн пытался перехватить лакомство, но его соперник всегда оказывался чуть быстрее, к невероятной радости собравшихся. Всех, кроме Хэмиша, который всё так же боялся огромного пса. Но в итоге даже брат Мериды немного успокоился. Огромные глаза Хэмиша внимательно следили за тем, как их новые знакомые смаковали еду, которую он всегда принимал как должное. А ещё мальчик постоянно поглядывал на лютню, лежавшую рядом. Женщина, которой она принадлежала, заметила это, но решила не задавать прямого вопроса. Вместо этого она сказала: – Спасибо за угощение, юноша. Хэмиш ничего не ответил, только испуганно посмотрел на неё. Женщина перевела удивлённый взгляд на Мериду, на что та только слегка пожала плечами. – Но самое чудесное – это компания, – в итоге добавила жительница деревни. Она взяла лютню и положила себе на колени. – Хочешь, я сыграю? Она дотронулась до струн, люди за столом тут же умолкли. Некоторые из местных начали стучать кубками по столу в такт песне. Мерида внимательно наблюдала за Хэмишем, он перебирал пальцами, словно вторил звучащей музыке. Как же он её любил! Ему было достаточно один раз услышать мелодию, чтобы запомнить и суметь повторить. – А принц играет? – спросила женщина, игравшая на лютне. – Хэмиш обожает всё, у чего есть струны, – ответил Фергус. – Жаль, у волков их нет. Она тут же передала лютню Хэмишу. Мальчик не успел вовремя сообразить, что происходит, так что инструмент просто плюхнулся ему на колени. – Попробуйте, сир. Бедняга Хэмиш – крошечное существо с огромными испуганными глазами – сидел совершенно неподвижно. Страх и вес лютни приковал его к месту. Мерида так хотела, чтобы он смог собраться и сыграть для их новых друзей. Может, музыка смогла бы помочь ему хоть на время позабыть о страхе? Она шепнула ему: – Сыграй «Кресты и квадраты»? Хэмиш сидел неподвижно. Тут вмешался Малдуэн и сказал: – Как думаете, разве Лютик не заслужил песню за спасение ваших жизней? Малдуэн просто шутил, но сам того не понимая, сделал единственное, что могло заставить Хэмиша выйти из оцепенения. Он наложил на него обязательство. Брат Мериды больше своих страхов боялся только не оправдать ожиданий других. Он прошептал: – Ладно, – а потом добавил, обращаясь прямо к собаке, – мадам. Все за столом покатились со смеха. Хэмиш начал играть. Местные захлопали, вторя мелодии. Хэмиш заиграл быстрее. Они начали хлопать быстрее. Хэмиш продолжал. Тогда все вскочили с мест и пустились в пляс. Глядя на мальчика с лютней в руках, можно было подумать, что ему уже совсем не страшно, но Мерида знала, что всё совсем не так. Это часто с ним происходило. Её брат буквально становился другим человеком, когда играл для других, гораздо спокойнее и увереннее, даже сидел как-то более расслабленно и при этом прямо. В такие моменты он был очень похож на Хьюберта или Харриса. Но это была только видимость: Хэмиш просто верил, что задолжал Лютику выступление. Мерида вдруг подумала, что Хэмиш куда храбрее её. Она часто совершала отчаянные поступки, но никогда не превозмогала при этом страх. А он боялся всего на свете, но каким-то образом заставлял себя двигаться вперёд. Ей так хотелось верить, что Хэмиш поменяется, просто сыграв для этих людей. Что музыка поможет брату справиться со страхами. Но как только мелодия стихла, он снова стал самим собой – сжался в комочек и сделал всё возможное, чтобы привлекать как можно меньше внимания. Мерида понятия не имела, как заставить его измениться.18. Пустой город
Чем ближе они подбирались к Кинлохи, тем сильнее воодушевлялся Фергус. Он без конца указывал на знакомые места, размахивал руками и делился воспоминаниями, которые с каждым разом становились всё более обстоятельными, ведь те, кто сопровождал его на этот раз, не присутствовали во время первого визита в эти края. Он всё больше напоминал Хьюберта, рассеянного и дурашливого, слишком радостного, чтобы сосредоточиться. Хотя речь скорее была о старом Хьюберте, ещё до посещения Ардбарраха. Тогда Мерида думала, что он вырастет в точности таким же, как их отец: огромным, словно дом, с косматой бородой на манер викингов и густой шевелюрой. А теперь она и представить не могла, в кого превратится младший брат, раз его волосы коротко стрижены, а синие бусины, которые он хотел вплести в бороду, когда вырастет, скорее всего, потеряны. – Кинлохи! – радостно воскликнул Фергус, когда они оказались у городских ворот. К тому моменту день, казавшийся нескончаемым, всё же начал клониться к вечеру. Здесь вечерние сумерки казались ещё более неубедительными, чем в Данброхе, так как королевство Кинлохи располагалось на берегу океана, где в это время года солнце никогда не погружалось в воду целиком. Ночь была просто серо-коричневой версией дня. И хотя Мерида не видела океана, она всё равно чувствовала его близость, благодаря разлитому в воздухе запаху, свежему и солоноватому, а ещё благодаря небу. Небо над океаном всегда казалось ей как-то особенно распахнутым, как будто свет падает сразу со всех сторон, а облака даже и не задумываются, что существует верх и низ. Мерида с облегчением отметила, что Кинлохи совсем не походил на Ардбаррах. На вид этот город казался куда менее строгим. Его крепостная стена была правильной формы, но построили её очень давно – ещё в те времена, когда римляне пытались распространить своё влияние как можно дальше на север перед тем, как навсегда исчезнуть, оставив после себя только странные названия. Все здания за стеной были новенькими и, как показалось Мериде, несли практическую пользу: здесь были торговые лавки, чтобы покупать самые разные вещи, и ремесленные мастерские, чтобы эти вещи создавать, склады, чтобы грузить их и отправлять в другие города, а потом разгружать повозки с товаром из далёких краёв. На каждом доме, которые в большинстве своём были сделаны из серого камня, висела вывеска или указатель, чтобы сообщить прохожим, чем заняты его обитатели. Элегантная, богато украшенная башня возвышалась над городом, к ней вела извилистая главная улица. Мериде было сложно представить, сколько потребовалось удачных торговых сделок, чтобы отстроить город такого размера. Но в целом там было довольно мило. И тихо. Пока они ехали в сторону башни, которая венчала королевский замок, Мерида всё думала, каково жить в подобном месте. Какие здесь люди? Пока они не видели ни одного. – Медовуху варят здесь, – громыхал Фергус. – А ещё в Кинлохи делают эль, но в него идут одни яйца. Толку от такого напитка мало! Разве что волосы на груди натирать, чтоб росли лучше. Копыта лошадей цокали по брусчатке, эхом отражаясь от каменных стен домов, стоящих вдоль улицы. Брионн, задрав хвост торчком, деловито бегал туда-сюда и обнюхивал всё вокруг. Путники до сих пор не встретили ни одного человека. Неужели всё дело в том, что они поздно прибыли в город? В Данброхе, когда летнее солнце надолго задерживалось в небе, люди не торопились ложиться спать. Возможно, здесь все укладывались в постели как положено, независимо от времени года. По крайней мере создавалось такое впечатление, ведь все ставни были плотно закрыты. Голос Фергуса казался раскатами грома среди этих пустынных улиц, но он болтал всё громче и громче, как будто пытался разговорить эхо. – И Хэмиш, тебе понравится местная музыка. Однажды у нас в Данброхе выступали артисты из Кинлохи. Ты, наверное, не помнишь, ведь был ещё мальцом, но... – Арфист, – без сомнения сказал Хэмиш, – с длинной остроконечной бородой. И трое с дудочками. А ещё музыкант со странной раздвоенной флейтой, у которой обе трубки звучат одновременно. – Именем Кальях, как ты это запомнил? Ты же был размером с мой кулак! Хэмиш никогда не забывал того, что касалось музыки. Но куда делись все музыканты Кинлохи? Единственным звуком, который доносился до них, был крик морских чаек, кружащих над замком. Он выглядел монументально на фоне безоблачного неба, которое рассекали белоснежные жизнерадостные птицы. Казалось, его центральная башня безмолвно наблюдала за приближением путников. – Просто нечто, – тихо присвистнул Фергус. Местное безмолвие всё-таки смогло приглушить грохот его голоса. Ворота башни слегка приоткрылись. Не открылись настежь, а как будто чуть качнулись от дуновения ветра. Фергус спрыгнул с Сириса и подошёл ближе. Он окрикнул привратников, а потом, выждав пару секунд, толкнул ворота. Мерида задержала дыхание, ожидая, что же увидит за ними. Там сидели двое – дама и господин, сонно развалившись на стульях. Они были одеты в роскошные наряды, какие Мерида и ожидала увидеть на людях в таком богатом городе. У мужчины в бороду были вплетены тонкие золотые нити. Причёску женщины украшала нить жемчуга. Оба даже не сделали попытки выпрямиться, когда заметили посетителей. – Кто это? – лениво спросила дама. – Фергус из Данброха прибыл на встречу со старым другом Роналдом из Кинлохи! Бейте в колокола, если понадобится, он будет рад меня видеть. Женщина молча моргнула. Чуть помолчав, она спросила у мужчины с золочёной бородой: – Понимаешь, что ему надо? Мужчина мотнул головой и зевнул. Даже Лиззи проявляла больше интереса к исполнению своих обязанностей. – Поднимитесь на ноги! – взревел Фергус. – Мы несколько дней ехали сюда из самого Данброха! Мои манеры, может, не самые изысканные, но даже я знаю, как следует себя вести, если требуется сообщить королю, что к его двору прибыл другой король с половиной своего потомства! Исполняйте! Он произнёс всё это хоть и громко, но в привычной шутливой форме, которая всегда действовала на людей безотказно – они смеялись вместе с ним и тут же делали ровно то, что от них требовалось. Будь на его месте кто-то другой, за такую нерасторопность слуг могли ждать куда более серьёзные неприятности. Возможно, они заслуживали хорошей трёпки, подумала Мерида. Потому что привратники с некоторым недоумением переглянулись, а потом удалились вглубь тёмного коридора. Двигались они настолько неспешно, что сложно было предположить, собираются ли они выполнять требование Фергуса или просто решили скрыться с глаз, чтобы он больше не мучил их разговорами. – Какая грубость! – возмутилась Мерида, когда эти двое исчезли из вида. Хотя такое вопиющее поведение даже грубым назвать было сложно. – Так и раньше здесь было? – За дисциплиной в Кинлохи никогда тщательно не следили, – пожал плечами Фергус, хотя вид у него был недовольный. Заметив, что Хэмиш сонно прислонился к гриве лошади, он потрепал сына за плечо. – Рано ещё спать. Как только мы встретимся с Рональдом, тут начнётся пирушка. Уж он умеет закатывать их лучше, чем кто-либо другой. Каждый вечер с ним и Катариной был особенным! Мы купались в медовухе, пели до рассвета, дрались на мечах прямо на столах и слушали музыкантов из Испании. Время шло. В городе стояла звенящая тишина. Как и в замке. Лошади нервно перебирали копытами. Мерида запрокинула голову, чтобы заглянуть в окна башни, надеясь заметить там хоть какое-то движение. – Видно что-нибудь? – спросил Фергус. Мерида отрицательно покачала головой. Вокруг постепенно сгущались сумерки. Стало ещё тише. Мерида и Хэмиш наконец спешились. Фергус посадил сына на плечи. Наконец, ожидание стало невыносимым. Путники взяли коней за поводья и пошли в замок.19. Бесполезный принц
В холле башни было темно. Свет попадал туда только с улицы через узкие бойницы, так что сложно было сказать, сколько там места. Но по раздающемуся эху можно было предположить, что помещение просторное. Лошади так громыхали копытами, что Мериде не верилось, что до сих пор никто их за это не отчитал. Лошади! Внутри замка! Может, там и не было никого, кто мог бы их отчитать? – А если та дама и господин были призраками? – тихо спросила Мерида. Вообще, она в призраков не верила, но раз ей пришлось заключить волшебный договор с двумя божествами, то ждать можно было чего угодно. – Как думаешь? – Ты бы этого не спрашивала, если бы подошла к ним поближе, – ответил Фергус, медленно шагая вперёд. – У духов не бывает потных подмышек. С таким аргументом было сложно поспорить, но всё равно Мериде эта пустынная башня казалась потусторонней. Пугающей. Она провела много ночей среди пустынных равнин, но темнота на природе была наполненной, живой. А здесь наводила на мысли о склепах и запустении. На стенах висели факелы, а на столах стояли подсвечники, но никто не заботился о том, чтобы в коридоре было светло, их просто не зажигали. – Дамы! – воскликнул Фергус. Они наткнулись на небольшую группку девушек. Возможно, горничных. Или даже придворных леди. Как и предыдущие их собеседники, они были одеты нарядно, будто собирались на пир, но находились в странном полузабытье. Они просто стояли вдоль стены и смотрели в пол. – Где ваша госпожа? – продолжал Фергус, ничуть не смутившись. Его данброхская жизнерадостность всегда помогала в таких непростых ситуациях. Он не терял хорошего расположения духа, даже если остальные с ним уже распрощались. – А ещё нам нужны конюхи. Как видите, мы прямо с лошадьми плутаем по коридорам, но лучше их отвести в стойло. Девушки смотрели на него со странным выражением, которое Мерида сначала приняла за сомнение или удивление, но потом поняла, что это апатия. Некоторые из них даже отвернулись, явно утомлённые внезапной беседой. Мерида переглянулась с отцом. Хэмиш высунулся из-за головы Фергуса и с опаской огляделся. Кажется, к списку вещей, которые его пугают, добавился ещё один пункт: горничные, которые не отвечают на прямые вопросы. Дух ткнулся носом в руку Мериды, напоминая об абсурдности ситуации. Пони в замке. Служанки, игнорирующие высоких гостей. Пустой город прекрасным летним вечером. После долгой паузы Мерида решила ещё раз спросить девушек, куда подевался король. Теперь по-французски. Она не очень хорошо владела этим языком, но Элинор в своё время настояла, чтобы дочь изучила его достаточно, чтобы общаться с королевскими особами, которые предпочитали при дворе говорить на французском. К её удивлению, на это она получила ответ: одна из горничных взмахнула рукой, указывая в глубину замка. Фергус коротко кивнул дочери. Мерида была удивлена такому сдержанному жесту, ведь обычно он болтал без умолку. Она никогда не сомневалась в том, что отец её любит, но впервые почувствовала, что он воспринимает её всерьёз. Как взрослого человека, равного ему. Пройдя ещё немного, они заметили одну мерцающую свечу, вокруг которой собрался чуть ли не целый отряд солдат. Как и все остальные, они были разряжены в пух и прах и совершенно не обращали внимания на гостей из Данброха. Фергус смог добиться, чтобы один из солдат отправил их дальше, вглубь замка, но никто не вызвался их проводить. – Не таким я помню Кинлохи, – пробормотал Фергус. Наконец они оказались в просторном зале, на стенах которого висело несколько зажжённых факелов. Там было достаточно света, чтобы Мерида смогла наконец рассмотреть роскошное убранство замка. Деревянные столы с искусной резьбой покрывали мраморные столешницы. Стоящие на полу массивные подсвечники покоились на золотых основаниях в форме птичьих когтей, рыбьих хвостов и лап животных. Гобелены и флаги свисали с высокого потолка, каждый с изящным рисунком, вышитым золотыми нитями. Музыкальные инструменты, как привычные, так и совсем экзотические, собрали пыль по углам. Конечно, Хэмиша они заинтересовали больше всего. Люди там тоже были, но выглядели такими же безжизненными, как и давно заброшенные инструменты. Они сидели в креслах и за столами, одетые, как и все в замке, крайне роскошно, и точно так же не обращали ни малейшего внимания на присутствие в замке знати из соседнего королевства вместе с лошадьми. Мериде хотелось крикнуть: «Да что это с вами?!», но она не решилась, боясь, что это будет расценено как грубость, ужасная грубость, даже большая, чем то, что никто не обращал на них внимания. Было очевидно, что в этом месте творится что-то совершенно неправильное, но казалось бестактным обращать на это внимание, будто люди вокруг и сами это прекрасно знали. Их лица были мрачными и отстранёнными. – Давай уедем, пап, – прошептал Хэмиш. – Можно? – Это какое-то заклятие? – спросила Мерида, а потом вспомнила увиденное в Китниле и добавила: – Или болезнь? Фергус покачал головой. – Нужно поскорее найти Роланда, он нам всё объяснит. В библиотеке дальше по коридору они увидели юношу, с виду ровесника Мериды. Он распластался за столом, положив подбородок на сложенные руки. Перед ним лежала книга. Она была раскрыта на одной и той же странице достаточно долго, чтобы чернила выцвели, но он всё равно смотрел на неё, не отрываясь. – Рори! – воскликнул Фергус ошарашенно, но сразу же обрёл свою прежнюю жизнерадостность. Родители Мериды, сталкиваясь с неприятными ситуациями, всегда пытались перевести всё на позитивный лад. Он снял Хэмиша с плеч и усадил за стол. – Как ты вымахал с нашей последней встречи. Вот так борода! Где твой отец король Роланд? И этого юношу Мериде хотели сосватать? Он совсем не походил на возможного жениха. Скорее на живую статую. Рори медленно поднял на них глаза. Он мог бы даже показаться симпатичным, если бы не волосы, которые свисали спутанными космами, и кожа, имевшая болезненный сероватый оттенок. – Мы проверим записи, – произнёс он. Голос его был механическим и заторможенным, как будто он не разговаривал, а читал давно заученное стихотворение, которое порядком ему надоело. – Уверен, мы во всём разберёмся. Скажите, сколько мы вам должны? Возьмите стол, стул или одну из скульптур, если это необходимо. Я поищу в бухгалтерских книгах. Придётся подождать. – Рори, я здесь не из-за денег! – закричал Фергус, стукнув своим огромным кулаком по столу. – Мы прибыли с королевским визитом, чтобы укрепить наши связи. Разве ты не помнишь меня? Я гостил в вашем замке несколько лет назад. Где твоя мать? Где король? Почему не звучит музыка, почему не горит свет? – Свет не горит? – эхом отозвался принц. На секунду он как будто ожил, но тут же продолжил монотонно бубнить: – Мы не можем себе этого позволить. Приходится раздавать. Наверное, допустили ошибку в бухгалтерии. Придётся провести перерасчёт. Просто возьмите, что посчитаете нужным. Фергус обошёл стол и рывком поднял Рори на ноги. – Поднимайся, юноша. Не знаю, что с тобой случилось, но так не может продолжаться. Веди нас к отцу. Принц совсем не оскорбился от такого грубого вторжения, он просто покорился требованию незнакомца. Его тело выглядело вялым и отвыкшим от движения. Когда они шли обратно в тронный зал, Мерида на секунду встретилась с Рори взглядом, и у неё мурашки побежали от того, что она увидела. В его взгляде было что-то животное, пустота и совершенная отрешённость. Принц совсем не удивился, что по замку его отца разгуливают лошади. Он просто шёл вперёд, даже не оглядываясь, чтобы проверить, следуют ли они за ним. Мерида одной рукой обняла Хэмиша за плечи. Его маленькое сердечко бешено колотилось, вторя её собственному. Девушка не была напугана, но всё её тело было напряжено, как будто перед началом битвы. Они всё плутали по бесконечным коридорам с высокими потолками, напоминающим тёмный лабиринт. Замок был огромным! Башня, в которую они вошли, была лишь малой его частью. Дальше множество этажей, соединённых лестницами и переходами, каскадом уходили вниз до самого моря, то и дело мелькавшего за давно немытыми окнами. Наверное, когда Фергус оказался здесь в прошлый раз, замок предстал перед ним в совсем другом обличье – он был светлым, праздничным, роскошным и оживлённым. Но теперь всё было иначе. Они миновали комнату, где дети дремали с нянькой, и комнату с несколькими иссушенными стариками, склонившимися над бухгалтерскими книгами, и ещё больше комнат, где придворные бесцельно сидели в пыльных креслах. Никто из них не проявлял ни малейшего интереса к неизвестно откуда взявшимся гостям. Наконец они вышли из замка и оказались на смотровой площадке, размером едва ли не больше деревни с домиками-ульями. Отсюда открывался вид на уходящий до самого горизонта океан. Площадку огибала ограда, защищающая от падения на острые скалы. Посередине в ограде имелся проход, от которого вела каменная лестница с массивными ступенями. Она сбегала к белеющему далеко внизу пляжу. Рядом с ним на отмели лежал на боку наполовину затонувший торговый корабль, окружённый десятком прохудившихся вёсельных лодок. Над всем этим витал аромат моря. Но не тот чистый, солоноватый запах, который Мерида уловила, когда они впервые приблизились к океану, а тошнотворная вонь сгнившей рыбы. Хэмиш нервно вздохнул. Он первый раз видел океан. Рори остановился. Оглядевшись, он перевёл растерянный взгляд на своих спутников. – Простите. Я не помню, где... – Парень, – обеспокоенно проговорил Фергус и положил руку ему на плечо, – прошу тебя, соберись. Его голос был тихим и настолько трогательным, что Мерида и Хэмишем с удивлением уставились на отца. Фергус так давно ни на шаг не отступал от своей жизнерадостной громогласности, что Мерида и забыла, что он способен быть другим. Не мягким, конечно, но гораздо более многогранным. Эта сложность характера начала вновь открываться ей только во время их путешествия. Хэмиш внимательно наблюдал, как Фергус пытается пробиться сквозь ступор Рори. Он тоже был поражён переменой в его поведении. Мерида не знала, помнит ли брат, что отец когда-то был другим. Но не успела она углубиться в эти размышления, как ощутила, что на смотровой площадке они больше не одни. Тёмная фигура поднималась по верхним ступеням лестницы. Морской ветер развевал длинный плащ и копну светлых волос. На руках у этого человека были перчатки с бордовой вышивкой. Мерида с ужасом увидела, как он снял одну из них и положил ладонь на ограду.20. Я – природа
– Что ты здесь делаешь? – сердито спросила Мерида. Ферадах поднял на неё изумлённый взгляд. Он тут же отдёрнул руку от ограды, как будто она была раскалена, но они оба видели, что работа выполнена – на камне остался глубокий отпечаток. Не своим голосом Ферадах прорычал: – Убирайтесь сейчас же! И вдруг мир стал рушиться. Происходящее совсем не было похоже на уничтожение Китнила, которое Мерида увидела, приложив руку к камню. Болезни и голод несколько недель убивали жителей деревни. Но здесь всё произошло мгновенно. Сначала из глубины замка послышался крик. Тут же Мерида ощутила в воздухе дым. Но это был не уютный аромат потрескивающих дров, а едкий запах горящей черепицы и гобеленов. Запах смерти. – Это место обречено. Спасайтесь! – приказал Ферадах. – Замолчи, бездушный богл [Боглы – гоблины шотландской мифологии, злобные мелкие существа, часто преследуют людей за недостойное поведение]! – бросила ему Мерида и перегнулась через ограду, чтобы проверить, могут ли они спуститься к воде. – Ох! Внизу тёмный океан будто впал в бешенство. Он вспенился и поднялся до самых скал. Странный бурлящий прилив всё нарастал, жадно пожирая нижние ступеньки каменной лестницы. До Мериды донёсся гул набирающего силу водоворота. Полуразвалившийся корабль и лодки вокруг него полностью ушли под воду. Сбежать из замка по берегу не было ни единого шанса. – Глубоко под водой обрушивается край отмели, – равнодушно пояснил Ферадах. Мерида знала, что оскорбила его, обозвав бездушным боглом. Но разве он им не был? Бесчувственное божество, скрывающееся за крадеными человеческими лицами. – Там открылась расщелина, заполненная воздухом. В неё хлынула вода и образовала водоворот. Редкое явление. Многие ни разу в жизни такого не увидят. – По морю нам не выбраться, Мерида! – крикнул Фергус. Ход их мыслей в точности совпадал. – Даже думать забудь! По смотровой площадке разнёсся оглушительный грохот – обрушилась крыша башни. Пламя с шипением вырвалось наружу и начало распространяться вдоль стен. Ко всему в придачу поднялся ветер, который только сильнее раздувал огонь. Мерида крикнула: – А если пройти через замок? – Не уверен, что получится! – Фергус по-прежнему осматривал берег, пытаясь найти пути к спасению. – Наверное, одна из свечей, стоящих у окна, упала от порыва ветра. В башню давно не носили воду, а выстиранное бельё неделями висело неубранное и высохло достаточно, чтобы вспыхнуть от первой же искры. Я помню, королева обожала привозить пальмы в горшках из южных поездок. Их в замке не меньше сотни. Видимо, за ними никто не ухаживал, так что они превратились в идеальный розжиг. – Какое удачное стечение обстоятельств, – тихо прорычала Мерида. Ферадах вскинул бровь. – Эти люди утопали в роскоши, – сказал он, – но их не беспокоило, какой ценой она им достаётся, сколько жизней на это пришлось положить. Не из-за меня они впали в это хмельное беспамятство. Поверь, они заслужили свою судьбу. – И ты без сомнения исполнил приговор! Я видела, что это всё твоих рук дело. – Ты знаешь, в чём заключается моя работа, – пожал плечами Ферадах. – Я рассказал, кто я такой. Мерида в бешенстве отвернулась от него. – Папа, надо уходить! – закричал Хэмиш. – Согласен, – кивнул Фергус. Он обратился к Рори: – Ты знаешь замок, помоги нам выбраться отсюда. Садись на лошадь Хэмиша. Принц казался чуть более живым, чем раньше, но только потому, что на его щёки падали отблески огня. – Не помню, как ездить верхом, – медленно ответил он. Мерида поверить не могла, что он остаётся настолько безучастным перед лицом этой полыхающей катастрофы. – Тогда веди пешком! – крикнула она. – Это всё не реально, – промямлил Рори. – Юноша, – вмешался Фергус, – нужно действовать! Некоторое время они топтались на месте: Фергус пытался убедить Рори в неотвратимой опасности, а тот никак не мог понять, что же происходит. Наконец Фергус сдался, отвернулся от принца и крикнул, чтобы его было слышно за воем ветра, грохотом воды и треском пожара: – Святой отец, тогда берите лошадь вы. Скорее уходим отсюда! Мериде потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что отец обращается к Ферадаху, который неподвижно стоял у ограды смотровой площадки. Святой отец? Значит, он видит священника. Девушка ждала, примет ли Ферадах щедрое предложение её отца. Он не сдвинулся с места. – Спасибо, но я попытаюсь выбраться по морю, – вежливо ответил Ферадах. – Здесь все с ума сошли? – взревел Фергус. – Я знаю, ваш бог милостив и может от многого защитить, но не от глупости! У меня нет времени вас убеждать. Мерида, скорее на лошадь! Мерида бросилась к Мошке. Пока она забиралась в седло, Фергус обернулся на принца и пробормотал: – Ох, я не могу его оставить... Он спешился, схватил Рори и закинул на спину Духа. Потом забрался обратно на Сириса, не отпуская поводьев второй лошади, усадил к себе Хэмиша и сорвался с места. Мерида развернула Мошку и последовала за ним, бросив на Ферадаха хмурый взгляд. – Уезжай, пока можешь, – сказал он. – Не так я хочу выиграть наш спор. – Откуда в тебе столько жестокости? – спросила она. Выражение лица Фердаха оставалось безучастным. – Я не жесток, Мерида. Я – природа.* * *
Разрушение было не остановить. Пожар охватил весь замок. События развивались по самому худшему сценарию. Потолок рушился ровно под тем углом, чтобы блокировать дверь, из-за которой пытались выбраться старики с бухгалтерским книгами. Внезапные порывы ветра направляли гобелены прямо к языкам пламени, взбирающимся по стенам. Залы, слишком просторные, чтобы стать смертельными ловушками, оказались заставлены высохшими пальмами королевы. Снова и снова Фергус и Мерида оказывались в коридоре слишком поздно, чтобы пройти по нему или хоть чем-то помочь людям, попавшим в адское пекло. Двери вспыхивали, стоило только потянуться к ручке, потолочные балки трескались и обрушивались, блокируя пути к отступлению. – Проклятый лабиринт, а не замок! – зарычал Фергус. – Дочь, ты почему остановилась? – Детская! – крикнула в ответ Мерида, спрыгивая с лошади. Дверь в комнату, в которой она видела детей, была блокирована грудой камней. Девушка бросилась к ней, надеясь, что ей удастся пробиться внутрь. По другую сторону завала не было слышно ни звука. Или крики заглушал шум разворачивающейся вокруг катастрофы. – Мерида! – взревел Фергус. Он не успел сказать, в чём дело, но она по тону поняла, что нужно делать. Девушка отскочила в сторону и пригнулась. Как раз вовремя. Прямо на то место, где она только что стояла, обрушилась стена. Пепел взметнулся в воздух. Мерида огляделась и увидела над собой небо. Как они оказались на улице? Куда делась крыша? Сквозь обломки к ней пробирался Дух. Ездока на его спине не было. Мошка тоже была рядом. Мерида ухватила их за поводья и повела за собой в сторону Сириса, которого смогла рассмотреть сквозь стоящую в воздухе пыль. К её облегчению, Хэмиш до сих пор сидел верхом на массивном боевом коне Фергуса. Их отец стоял чуть поодаль. – Где Рори? – задыхаясь, крикнула Мерида. – Мёртв, – ответил Фергус. У него был сильный ожог на плече. – Слез с коня и просто стоял, пока всё вокруг рушилось. Просто стоял! – Папа, давай уедем! – взмолился Хэмиш. Лицо её брата блестело от слёз. Он разом столкнулся со своими самыми сильными страхами. И не он один. Они все переживали самые кошмарные минуты в жизни. «Мы можем погибнуть», – подумала Мерида. Внезапно ей стало очень жаль, что она перед отъездом так и не помирилась с матерью. И тут пол под Фергусом обрушился. – Папа! – хором закричали Мерида и Хэмиш. Из-за огня и разрушений было невозможно понять, что случилось. Вот их отец стоял на твёрдой поверхности, и в один момент исчез. Разлом в фундаменте продвигался в сторону Мериды. Ни секунды не медля, Хэмиш ударил Сириса по бокам. Огромный конь достиг провала за три прыжка. Мальчик осадил его на самом краю. Мерида даже не успела вздохнуть. Огромная рука Фергуса показалась из бездны. Он ухватился за кожаный грудной ремень Сириса. – Назад! – закричал Хэмиш, его голос дрожал. – Назад, назад! Он был таким маленьким, что ему пришлось всем весом повиснуть на поводьях, откинувшись назад, чтобы Сирис послушался. Пол продолжал обрушиваться, но Хэмиш не сдавался. Он бил коня по бокам, пока они не выбрались на безопасное место, волоча Фергуса за собой. Король смог подтянуться и забраться в седло рядом с сыном. Фергус огляделся и поймал взгляд Мериды, чтобы удостовериться, что она бежит за ними. Впереди показался просвет. Туда уже выбрались Дух, Брионн и Мошка. Мерида оттолкнулась от земли и одним невероятным усилием прыгнула сквозь рушащиеся ворота башни на мощёную городскую улицу. Там уже ждала её семья. Кинлохи полыхал. Горел каждый дом, каждая стена, каждый закоулок. Дым застилал небо. Фергус сгрёб Хэмиша в охапку и крепко обнял. – Ты спас меня, парень. Но работа Ферадаха была далека от завершения. Он должен был сровнять это место с землёй. Мерида попыталась запрыгнуть на Мошку, но та была слишком напугана, чтобы кого-то везти. Тогда девушка забралась на Духа, поморщившись от воспоминания о его прошлом наезднике. – Уверен, что Рори не выбрался? – спросила Мерида. – Никто из них не выбрался, – мрачно ответил Фергус. Они галопом проскакали по объятой огнём улице и спустя пару минут оказались за городскими воротами, которые пересекли всего пару часов назад. Воздух там был совсем другим – прохладным, свежим. Как и должно быть тихим летним утром. Резкий, протяжный крик заставил Мериду обернуться. Прямо за городской стеной рушилось большое здание. Оттуда раздавались крики несчастных, попавших в огненную ловушку. Надежды на то, что их получится спасти, не было никакой. Стена осыпалась с невероятной скоростью, а огромная сторожевая башня могла в любой момент упасть сверху прямо в груду обломков. Уничтожение было неотвратимо. Абсолютно. Безжалостно. Мерида не знала, что делать. Казалось неправильным просто уйти, зная, что в эту минуту в городе ещё есть кто-то живой. – Ничего не поделаешь! – крикнул Фергус, заметив, что дочь остановилась. – Уходим отсюда. Закали своё сердце, это всё, что нам остаётся. И тут среди полыхающего ада Мерида заметила тёмную фигуру. Ферадах. Он не закрывался от огня, не корчился от боли. «Со мной невозможно бороться», – сказал он ей однажды. Мерида не могла помочь жителям Кинлохи. Но Ферадах был бессмертным, чистой магией, его руки оставляли отпечатки в камне. Он мог спасти их всех, если бы захотел. А он просто стоял и смотрел на то, как последние выжившие пытаются ухватиться за жизнь. Огонь освещал его лицо. Однажды Ферадах примерит и их лица.21. Чудотворный колодец
После этой поездки в Данброхе всё изменилось. На самом деле изменился только Фергус, но он был такой большой – в прямом смысле – и важной частью Данброха, что и всему остальному пришлось соответствовать. Раньше он бы трубил о своих приключениях на каждом углу. О путешествии в Кинлохи складывали бы баллады и пели песни, во всех подробностях описывающие трагедию соседнего королевства и чудесное спасение их славного правителя. Но на этот раз всё было иначе. Фергус никому ничего не сказал. Вместо этого он сразу по возвращении взялся за работу. Он сорвал все рваные знамёна, которые давно надо было выкинуть, и снял со стен пыльные гобелены, которые не чистили уже много лет. Он позвал в замок крестьян, работавших в поле, чтобы они помогли перенести мебель из общей гостиной в музыкальную, а потом собрал ещё людей, чтобы прочистить каминную трубу и выяснить, почему дым не выходит через неё должным образом, а затем ещё больше, чтобы заменить старую черепицу на крыше. На несколько недель Фергус погрузился в молчание, только изредка советовался с рабочими. В замке могло бы стать пугающе тихо без громыхания его мощного голоса, если бы ему не нашлась замена – нескончаемый шум строительства. Все обитатели Данброха жаловались на стучащие с утра до вечера молотки, лежащие повсюду материалы и суматоху, но король был неумолим. Конюшни необходимо было вычистить до блеска, сторожевые башни привести в порядок и открыть, систему желобов, по которой вода поступала в замок из озера, привести в рабочее состояние. Он ни разу этого не произнёс, но всё было ясно и без слов: Данброх должен во что бы то ни стало избежать ужасной участи, которая постигла Кинлохи. Но чем лучше выглядел замок и его окрестности, тем хуже становилось Мериде. Она старалась как можно больше времени проводить на площадке для упражнений – которая, безусловно, стала выглядеть просто великолепно после того, как Фергус починил и заново покрасил все мишени, – и пускала там стрелу за стрелой. Но это совсем не помогало ей успокоиться. – Сходи к служительницам Богородицы, они помогут справиться с тоской, – предложила Лиззи, когда как-то раз принесла ей обед (милый жест, хоть она и съела почти половину по дороге). – Я не тоскую, – ответила Мерида. – Я в бешенстве! Здесь же невыносимо! У меня не было ни минуты покоя с тех пор, как мы вернулись. Она всеми силами пряталась от шума строительства, но бежать было уже некуда – стройка подобралась к ней вплотную. Фергус решил, что его не устраивает вид деревянных перил на лестнице, ведущей к её спальне, так что их разломали и заменили новыми. Также он позвал столяров, чтобы смастерить дочери новую кровать. Она должна была быть вырезана из дерева, как и ложки, которые пылились на каминной полке. Мерида знала, что должна радоваться изменениям, но вместо этого мучилась ощущением, что её преследуют, что ей нет здесь места. Ей пришлось долго плутать по замку, чтобы найти относительно тихую комнату, где можно было бы сосредоточиться и написать письмо Тосахтаху. Она подробно рассказала о путешествии в Кинлохи и сообщила, что от соседнего королевства мало что осталось. Затем она отнесла письмо в деревню и отдала гонцу по имени Комин, а потом вернулась в ходящий ходуном замок. Но пробыла там недолго – не выдержав пытки шумом, Мерида вернулась на поле и стреляла из лука до самой темноты. Ночью она не могла уснуть. Как Мерида и хотела, её мир начал стремительно меняться, но от этого ей было не по себе, словно она так и осталась в объятом огнём Кинлохи без малейшей надежды вернуться домой, да и дома её словно больше не существовало. – Так приятно видеть, что твой отец вновь занят делом, согласна? – спросила Элинор. Она уговорила Мериду пойти с ней, Лиззи и Айлой на прогулку к Чудотворному колодцу, который находился вблизи замка, но всё же достаточно далеко, чтобы на время сбежать от грохота ремонта. Погода стояла чудесная. В Данброхе каждый день шёл дождь, но только по утрам, так что тучи уже разошлись. В лучах ласкового солнца всё вокруг казалось ярким и насыщенным, как бывает в конце лета. Изумрудная трава, пышные цветы, шелестящие листья деревьев – всё тянулось к высокому голубому небу, радуясь последним погожим денькам перед тем, как природа погрузится в сумрак наступающей зимы. Они неспешно брели по тропинке сквозь лес. Время от времени из травы взлетали фазаны, а олени, услышав приближающиеся шаги, грациозно скрывались между деревьями. – Но почему это дело должно быть таким шумным? – проворчала Мерида в ответ. – Он мог бы приводить в порядок по комнате или хотя бы башне за раз. В замке творится сущее безумие! Как он собирается со всем управиться до холодов? Долгой прогулки хватило, чтобы она немного оттаяла и снова заговорила с матерью. Но настоящего примирения между ними так и не произошло, так что Мерида по-прежнему дулась и вела себя, как капризный ребёнок, хотя совсем этого не хотела. – Таков твой отец. Если уж что-то решил, то его не удержать, – с тёплой улыбкой сказала Элинор, пропустив мимо ушей грубость дочери. – А ещё он умеет вдохновлять людей. Поверь, ему по силам даже горы сдвинуть. – Это точно, – кивнула Лиззи. – Я видела, что уже начали мостить двор, с утра укладывали первые камни. Нужно не забыть начертить на них руны на удачу. – Как же скучно будет без всей этой суеты, – произнесла Элинор таким тоном, что Мерида поняла – её мать довольна. Но почему она сама не чувствовала удовлетворения? Фергус точно изменился. Как и Хэмиш. Можно было ожидать, что всё произошедшее в Кинлохи только приумножит его страхи, но вышло наоборот. Пережив настоящий ужас, её брат перестал пугаться всяких глупостей вроде темноты в углах комнаты. Он держался гораздо более уверенно, перестал прятаться ото всех и с каждым днём становился всё отважнее. Мерида знала, что Ферадах точно это заметит, когда придёт проверить её работу. Но теперь боялась она. Боялась встречи с ним. Стоило ей закрыть глаза, она снова и снова видела руки, тянущиеся к спасению, посреди бушующего пожара, и Ферадаха, который и пальцем не пошевелил, чтобыпомочь. Доброта и человечность, которые, как ей казалось, она увидела в нём во время поездки в Китнил, были лишь притворством. Может, он нёс разрушение не по своей воле, но и жалости к своим жертвам не испытывал. Злобный бог казнил всех жителей Кинлохи и проследил, чтобы никто не смог выбраться оттуда живым. «Я – природа», – эти слова всё звучали у Мериды в голове. Нельзя забывать, что он поступит с Данброхом точно так же, если найдёт хоть малейшую причину. Не выживет никто. – Смотри, Лиззи, там три камня, – сказала Элинор. Лиззи сплела себе ожерелье из маргариток и теперь кружилась в нём, плавно качая руками над головой. Но услышав эти слова, остановилась и очень серьёзно ответила: – Я больше не подмечаю знаки. Уж слишком это печально. И служительницы Богородицы это не приветствуют. Я и Мериде предлагала к ним присоединиться. Элинор нахмурилась. – Это те, что пекут пироги в деревне? – Да, но не только. Иногда мы встречаемся возле колодца, чтобы вместе молиться, – сказала Лиззи. – Я рада, что ты нашла новый интерес, – вздохнула Элинор. – Кстати, о них. Мерида, вы с отцом во время путешествия встретили арфиста? – Почему ты так решила? – Вопрос прозвучал враждебно даже против воли Мериды. – Хэмиш спросил меня, может ли он стать арфистом, когда вырастет. Я захотела узнать, как эта мысль пришла ему в голову, на что он ответил, что дело в вашей поездке, но так и не объяснил, что конкретно там произошло. – Полагаю, ты считаешь, что ему нельзя играть на арфе? – всё так же сварливо спросила Мерида. – Не самая подходящая профессия для принца, – не стала спорить Элинор. – Но ведь он младший из тройняшек, не так ли, мэм? – вдруг вмешалась в разговор Айла. – Это верно, – кивнула Элинор. – А раз королём ему не быть, почему не позволить мальчику самому выбрать свой путь? – Она тут же испугалась возможной неуместности вопроса и вежливо добавила: – Мэм. И снова Мерида заподозрила, что Айла на её стороне. – Посмотрим, как всё сложится. Разумеется, Хьюберт и Харрис первые в очереди на трон, – сказала Элинор, – но обычно младшие братья становятся священнослужителями или учёными, а вот арфист... Думаю, тут Фергус стукнет кулаком по столу. К тому же обучать его некому. Раньше я бы предложила отправить его в Кинлохи, но, судя по всему, это теперь невозможно, верно? Мерида не смогла заставить себя ответить. Может, ей всё-таки стоит сходить помолиться вместе со служительницами Богородицы, как предлагала Лиззи? Заметив замешательство дочери, Элинор быстро сменила тему разговора: – Только взгляните, как он прекрасен в солнечном свете! Они добрались до полянки, поросшей мхом и крошечными белыми цветочками, на которой находился Чудотворный колодец. От сотен других он отличался только тем, что был окружён высоким каменным кольцом, которое воздвигли вокруг него давным-давно и украсили изображением лица, которое за долгие годы почти стёрлось. Если бы его не считали чем-то особенным, то это место давно бы забылось даже старцами. Чуть поодаль, на этой же поляне, стоял большой валун, выщербленный временем. Камень вдвое выше Мериды был покрыт резным орнаментом в виде спиралей. В день весеннего солнцестояния первый луч солнца падал на его подножье, а потом плавно поднимался до самой вершины. Это было волшебное зрелище. Мерида часто приезжала сюда, когда изучала окрестности Данброха. И далеко не сразу поняла, что тропинка к этой поляне всегда была вытоптана, потому что люди приходили к Чудотворному колодцу, а не к камню. Лиззи достала ленточки, которые принесла с собой (куда же она без них) и закружилась, создавая в воздухе сложный узор. Было трудно сказать, это настоящий ритуал или она его просто придумала. Продолжая танец, Лиззи сказала: – Служительницы Богородицы рассказывали мне о Чудотворном колодце. – И что они сказали? – спросила Элинор, пряча улыбку. – Это женский источник силы. Священный для всех, но в первую очередь для женщин. Он может помочь в трудной ситуации. Если есть заветное желание, нужно сделать подношение – бросить в колодец угощение, монету или лучший цветок из своего сада – помолиться Деве, которая обитает в нём, и она исполнит его. Айла косо на неё посмотрела, а потом спросила: – А что за Дева живёт в колодце, служительницы Богородицы вам рассказали, мэм? – Бриджет, – пожала плечами Лиззи. – Наверное. Или Мэри. – Хм, – протянула Элинор. Айла повернулась на это «хм». – А вы как думаете, мэм? – Как-то мне сказали, что это колодец Кальях, – ответила Элинор. Мерида в беседе не участвовала, погрузившись в свои мысли, но эти слова заставили её прислушаться. Кальях! Она и не знала, что колодец имеет к ней отношение, хотя в детстве перед сном часто слушала сказки об этой богине. За всю жизнь Мериде ни разу не приходило в голову спросить, как вообще этот колодец заслужил славу волшебного. Такими вещами обычно интересовалась Лиззи. – Говорят, если отдать ей что-то ценное, взамен она исполнит желание. Вот почему люди вечно что-то кидают в колодец, – продолжала Элинор. Она выглядела немного смущённой. – Я однажды загадала здесь желание, и оно сбылось. Лиззи была заинтригована. – Какое же? – О, нельзя произносить желание вслух, – ответила Элинор. – Не исполнится. – Лиззи, а что насчёт этого камня? – вмешалась в разговор Мерида. – О нём служительницы Богородицы рассказывали? – Просто булыжник, – безразлично ответила Лиззи. – Севернее Данброха есть кольцо, выложенное из таких камней, это намного интереснее. А ещё там растёт восковница, она отгоняет мошек. – Камень Ферадаха, – вставила Айла, – так его называют. Ладони Мериды тут же вспотели. – Кто такой Ферадах? – спросила Лиззи. – Может, ваш Дар подскажет, – хитро улыбнулась Айла. – Боюсь, он тут ничем не поможет, – сказала Лиззи и пожала плечами, давая понять, что ей совершенно не интересно. – Всё равно какая-нибудь глупость. – Может, он был воином? – предположила Элинор. – Чьим-то погибшим сыном, который прославился в бою? Так и не найдя ответа, все склонились над колодцем, зачарованно глядя в его тёмные глубины. Мерида же подошла к камню, ей казалось, что она видит его новыми глазами. Как девушка и помнила, он был покрыт маленькими спиралями, которые соединялись в причудливый узор. Но подойдя почти вплотную, Мерида вдруг заметила нечто странное – в самом низу, почти на уровне с травой, был небольшой участок без резьбы с очень знакомыми очертаниями. Это был почти стёртый с годами отпечаток ладони. Ферадах. Она задумалась: как давно он здесь и что за ужасная судьба постигла это место в прошлом? И какая участь ждёт его в будущем, если Мерида не найдёт способа изменить Элинор, Харриса и Лиззи? Она поднесла руку к отпечатку, вспомнив, как Ферадах показал ей прошлое Китнила. Но камень остался просто камнем, холодным и шершавым, ничего сверхъестественного на этот раз не произошло. – Хочу влюбиться, – сказала Лиззи, усаживаясь на край колодца. – Ох, я сказала это вслух! Неужели придётся загадать другое желание? – Вероятно, – вздохнула Элинор. Лиззи послушно опустила в колодец ещё одно печенье и закрыла глаза. Её щёки слегка порозовели, что явно говорило о том, что новое желание не слишком отличается от старого. – А как насчёт вас, Мерида? Загадаете желание? – спросила Айла. Мерида подошла к колодцу. Ей очень хотелось попросить Кальях защитить её семью, но это было против правил их с Ферадахом договора. Божественная покровительница и без того сделала всё, что было в её силах. Теперь всё зависело только от Мериды. Глядя на воду, она снова представила себе руины Кинлохи и несчастных, которым не суждено было спастись. Только теперь перед её глазами полыхал Данброх, а несчастные стали её родными. Было невыносимо переживать это всё в одиночестве, быть единственным человеком, который знает о нависшей опасности. «Только не плакать», – твердила Мерида про себя. Но не смогла. Одна слезинка пробежала по щеке девушки и упала в колодец. Элинор не видела её лица, но заметила рябь на воде. – Что с тобой? – удивилась она. Мерида так хотела рассказать всё матери. Предупредить, что их ждёт беда. Что её нежелание покидать замок может обернуться смертью. Для всех них. Поделиться с ней тем, что она видела в Кинлохи, и тем, как страшно ей теперь. Страшно, что у неё ничего не выйдет. – Мама, прошу тебя, – сдерживая рыдания, начала Мерида, – пожалуйста, пожалуйста, ты должна поехать со мной. Только не соглашайся просто так. Действительно сделай это. Прости, я ужасно себя вела, я не хотела тебя обижать. Но это очень важно! Мериде было ужасно стыдно, но больше она не могла держаться. Слёзы капали и капали в колодец. Все те слёзы, которые она скрывала с поездки Кинлохи, которым до сих пор не могла дать волю. – Мерида, – ахнула Элинор. Она обняла дочь и долго прижимала к себе. От её волос успокаивающе пахло розами и дымом из общей гостиной. Наконец она отстранилась, заглянула ей в лицо и очень серьёзно сказала: – Хорошо. Я обещаю. Я поеду с тобой в Илан Глан. И на этот раз Мерида ей поверила.22. Никто не знает, что ты существуешь
Одно из преобразований Фергуса сразу пришлось Мериде по вкусу. Он приложил много сил, чтобы восстановить крепостную стену замка, куда теперь можно было подняться по любой из сторожевых башен. С высоты открывался отличный вид на Данброх, а кусачая мошкара, роящаяся в траве, туда не долетала. Так что, пока Элинор с головой ушла в подготовку путешествия в Илан Глан, её дочь почти всё время проводила на стене. Мериде не давало покоя, что вся затея может отмениться точно так же, как и очередная поездка в Испанию или в Кинлохи. И она понятия не имела, что делать, если Элинор снова передумает в последний момент. Площадку, где можно было пострелять из лука, оккупировали солдаты Фергуса, с новой силой взявшиеся за тренировки, но прогулки помогали девушке хоть немного отвлечься от тревожных мыслей. Меряя шагами крепостную стену, она наслаждалась ещё тёплыми вечерами. Природа готовилась к обновлению. Из леса доносился свирепый рёв оленей, которым скоро предстояло биться друг с другом за внимание самок. Листья ещё не начали опадать, но их шелест звучал чуть иначе, как будто они стали тяжелее. Лето достигло своего пика и начало неумолимое падение в осень. От этого захватывало дух. В один из таких вечеров Мерида, как обычно, стояла на стене и прислушивалась к тому, что происходило в окрестностях Данброха. Пели птицы, с полей доносилось мычание коров, из открытого окна текли журчащие звуки арфы Элинор, которую она всё-таки согласилась дать Хэмишу, где-то в саду Лиззи распевала молитву, тут и там стучали молотки – работа по улучшению замка всё продолжалась. Мерида не видела Фергуса, но точно знала, что он где-то рядом, потому что до неё долетал смех матери, которая так смеялась только для своего короля. Она задумалась, чем в эту минуту был занят Хьюберт. Недавно он написал, что собирается приехать домой на Рождество. Это её одновременно невероятно обрадовало и ужасно напугало. Если она не справится, то он вернётся домой как раз к моменту его уничтожения. Что, как она пола-гала, должно весьма обрадовать Ферадаха, ведь это сильно упростит ему работу. Мерида устало потёрла глаза.Вот уже второй год она почти всё время проводила в дороге, но возвращение домой почему-то не приносило радости. Ей было невыносимо сидеть на одном месте и просто ждать. Мерида не понимала, что с ней не так. Она отчаянно хотела найти себе применение, но единственное, что она действительно могла делать – просто жить. Почему же ей так сложно было хоть ненадолго остановиться перед третьим путешествием и порадоваться паре недель спокойствия в таком красивом, заново отстроенном Данброхе? Почему ей так хотелось поскорей уехать? Блуждая взглядом по полям вокруг замка, Мерида заметила Харриса. Издалека он казался крошечной фигуркой, идущей вдоль озера. За ним бежал Брионн, глупо виляя хвостом. Мерида хотела бы знать, чем он там занят. Казалось, дальше уже некуда, но Харрис стал ещё более раздражительным, когда замок начали перестраивать. Он без конца жаловался и сыпал язвительными замечаниями, что всё сделал бы по-другому или что нововведения никак не изменят их жизни, поэтому не стоит и утруждаться. Если он не ворчал по поводу ремонта, то мучил Хэмиша или с головой уходил в книги. Мерида не могла вспомнить, когда последний раз говорила с ним по душам. Харрис тоже должен был поехать в Илан Глан, но она понимала, что брат будет сопротивляться. Почему? Потому что теперь он противился вообще всему. Как будто почувствовав, что за ним наблюдают, Харрис резко повернулся и посмотрел на замок, прикрыв рукой глаза от солнца. Сначала Мерида решила, что он смотрит на неё, но потом поняла, что его заинтересовало что-то другое. Даже с такого расстояния, она увидела, как он покачал головой, отвернулся и пошёл дальше. Мериде стало интересно, на что он смотрел. Она повернулась в ту же сторону и поняла, что на стене, совсем рядом с ней, есть кто-то ещё. Возле сторожевой башни стоял Ферадах. Её желудок скрутило. Небо полыхало закатом, как объятый пожаром Кинлохи. Он шёл прямо к ней. «Откуда такая жестокость?» – зазвучал в её голове вопрос. «Я – природа», – был ответ. – Пошёл прочь! – крикнула Мерида. Ферадах замер. От грозного божества, которым он предстал перед ней некоторое время назад, не осталось и следа. Но такого расположения к нему, как во время путешествия в Китнил, Мерида больше не чувствовала. – Что тебе здесь надо? – продолжала она. – Торопишься исполнить долг? Время ещё не пришло! Будь у меня лук, я бы выстрелила тебе прямо в глаз. И не важно, можно тебя убить или нет, я бы сделала это просто ради удовольствия. – Считаешь, это справедливо? – спросил Ферадах. – Тебе прекрасно известно, что я просто исполняю своё предназначение. Ты же не станешь осуждать Кальях за то, что она заставляет семена прорастать из земли? – Мне всё равно, почему ты поступаешь так, как поступаешь. Что бы ты ни сказал, глядя на твоё лицо, я всегда буду видеть тех людей из Кинлохи! – Она практически выкрикнула последнюю фразу. – Как думаешь, зачем я пришёл? – Мне всё равно! Я не хочу тебя видеть! – От злости слёзы снова подступили к глазам, поэтому Мерида резко отвернулась и пошла к сторожевой башне, намереваясь как можно быстрее спуститься вниз. Ещё не хватало расплакаться перед Ферадахом! – Мерида, мне пришлось сюда прийти, – сказал Ферадах ей в спину. – Это часть нашей сделки с Кальях. И не я это придумал, если помнишь. Я должен видеть твою работу, а ты мою. Мерида остановилась и снова повернулась к нему. – Не кажется, что я уже достаточно увидела? – Тебя не должно было быть в Кинлохи. – Как ты мог не знать? – Мне не известно всё на свете, – ответил Ферадах. – Я чувствую, где нарушен баланс, но на этом всё. Поверь, я не наблюдаю за каждым твоим шагом. – Но ты выследил меня по дороге на Ардбаррах. – Это другое. Тогда наш договор только вступил в силу, мне было любопытно. – Он посмотрел вдаль на сверкающее между ивами озеро. По золотистой от закатных лучей поверхности мирно скользили лебеди. Ни Харриса, ни Брионна там уже не было. – В тот раз я специально выбрал место, которое было уничтожено много лет назад. Только так можно было показать, какую пользу может принести разрушение. Никто не сможет увидеть ценность в опустошении ради опустошения. Оно имеет смысл только из-за того, что будет после. Мне жаль, что ты оказалась в Кинлохи именно в тот день. Не знаю, как так вышло. Он опустил голову и замолчал. – Значит, ты пришёл сюда, чтобы выполнить свою часть договора, – прервала Мерида тишину. – И что же ты увидел? – Твой отец перестроил замок, – сказал Ферадах, – да и сам стал другим. Твой брат Хэмиш нашёл свой путь. Ты делаешь успехи. Но Мерида и сама это знала, так что признание Ферадаха мало её порадовало. – И всё же, если остальные не изменятся вовремя, ты сделаешь с Данброхом то же самое, что с Кинлохи? Ферадах покачал головой, но не в значении: «Нет», а в значении: «Что тут можно сказать?». – Равновесие важнее всего, – холодно произнесла Мерида. – Я должен соблюдать баланс, – спокойно ответил он. – Если не исполню долг, меня ждут последствия. Эта ноша со мной уже многие века, и меня не вправе судить смертная. Мерида ничего не ответила, ей больше нечего было сказать этому заносчивому божеству. Тогда Ферадах спросил: – Если я вернусь завтра, пойдёшь со мной? Ты должна увидеть и мою работу. – Разве у меня есть выбор? – Ответ тут был очевиден, они отлично понимали, что Мерида не может отказаться. И всё равно она злилась, что ей приходится это делать, так что она добавила: – Я видела твой камень. Камень Ферадаха. Его тело напряглось. – Правда? – Да, и знаешь что? Люди понятия не имеют, кто ты такой, – зло бросила ему Мерида. – О Кальях слагают легенды, поют песни, рассказывают детям сказки. Но не про тебя. Никто не знает, что ты существуешь. «Откуда такая жестокость?» – вдруг вспомнила она собственные слова. Ферадах молчал. Его лицо оставалось абсолютно беспристрастным, руки были плотно сложены на груди. Спустя несколько секунд он тихо сказал: – Ты знаешь.
Последние комментарии
1 день 8 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад