Воспоминания инженера 2. Уроки жизни [Матвей Зельманович Львовский] (fb2) читать онлайн

Посвящается памяти

Михаила Львовского

и Беллы Львовской.

Copyright © by Matvey LVOVSKIY 2018

“Memories of the engineer” “Lessons of Life”

All rights reserved.

No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or any means without permission in writing from the author.

Эта книга автором написана в США.

This book and e-book written by the author in United States.

Отдельные иллюстрации взяты из Интернета.

Same illustrations are taken from the Internet.

Library of Congress Cataloging Number TX8–100–173

Книга содержит две части: «Воспоминания инженера-2» и «Уроки жизни». Первая часть посвящена 41-летней работе в Ленинградском Научно-производственном Объединении (ЛНПО) «Электроавтоматика», куда я был направлен в феврале 1948г. после завершения учёбы в Ленинградском институте авиационного приборостроения (ЛИАП). Весной 1989г. я вышёл на пенсию, будучи заместителем начальника по науке крупного отдела. В 1991г. мы с женой Беллой иммигрировали в США, где жил наш сын Михаил со своей семьёй.

С 1949г. по 1954г. с краткими перерывами я почти ежедневно ранним утром зимой и летом уезжал в Кавголово (дачный посёлок под Ленинградом) и возвращался домой поздно вечером, а иногда почти в полночь. Там производилась наладка аэромагнитометра АЭМ-49 и последующая сдача заказчику. Это была монотонная работа, но зато она позволила выработать в себе такие важные качества как терпение, аккуратность, ответственность. Одновременно накапливались опыт и знания в различных областях техники. В 1954г. П. А. Ефимов, Главный конструктор ОКБ, пригласил меня к себе в кабинет и сообщил, что он принял решение назначить меня ведущим инженером по разработке нового для ОКБ вычислительного устройства под названием Навигационно-бомбардировочный автомат-НБА. Видя мою растерянность, он успокоил меня и добавил, что полностью доверяет мне и рассчитывает, что я, как человек ответственный, в чём он убедился по работе с магнитометрами, справлюсь и с этой весьма сложной задачей. Помимо счисления и индикации текущих координат местонахождения самолёта, НБА для решения различных тактических задач должен был осуществлять преобразование прямоугольных координат в полярные и наоборот. Для выпонение этих функций в НБА был использован преобразователь, не имеющий в те годы аналогов. Он отличался от известных исключительно малыми габаритами, высокой точностью и простотой исполнения. и был применён помимо НБА в других аналоговых вычислителях, разработанных ОКБ. НБА вошёл в штатное оборудование ряда самолётов и выпускался серийно.

Затем мне поручили разработку более сложного аналогового вычислителя-Центрального навигационного-вычислительного устройства-ЦНВУ с существенно более широкими возможностями. Для выполнения всех заданных функций вычислитель осуществлял сложные математические преобразования в соответствии с формулами, полученными в результате проведенных теоретических исследований. Они имели универсальный характер, и в дальнейшем использовались при создании самолётных бортовых комплексных систем с цифровой вычислительной машиной. Они же лежали в основе моей диссертации, которую я защитил в Лётно-исследовательском институте (ЛИИ) Министерства авиационной промышленности. Большую моральную поддержку в написании диссертационной работы мне оказали Леонид Львович Кербер (см. Wikipedia), Евгений Петрович Новодворский и моя жена Белла Соломоновна Львовская.

В 1965 году после успешного завершения работ по ЦНВУ и включения его в штатное оборудование самолётов П. А. Ефимов назначил меня начальником вновь созданной Научно-исследовательской лаборатории. Главное тематическое направление деятель-ности лаборатории – разработка самолётных систем индикации. Моя деятельность как руководителя лаборатории, а затем как заместителя Начальника отдела сопровождалась как определёнными достижениями, так и драматическими событиями. Подробно они описаны ниже. Заранее приношу читателям извинения за обилие в тексте технических терминов, без которых, к сожалению, невозможно обойтись.

В заключение хочу поблагодарить своих учеников, соратников, единомышленников, с которыми имел счастье работать многие годы и реализовать вместе с ними многочисленные пионерские проекты. Именно мы стали основоположниками двух главных направлений деятельности ЛНПО «Электроавтоматика»:

– Разработка основ комплексирования бортовой аппаратуры. Создание сложных многофункциональных вычислителей и других компонентов для комплексных систем самолётов военной и гражданской авиации и включение их в штатное оборудование этих самолётов.

– Разработка на основе новых концепций, учитывающих мировой опыт, устройств и систем отображения информации и включение их в штатное оборудование самолётов истребительной авиации и боевых вертолётов.

Первая часть настоящей книги по своему содержанию является частично перера-ботанной и дополненной версией книги автора под названием «Воспоминания инженера», изданной в 2013 году издательством “Gitel Pablishing House, Inc.”, Нью-Йорк. Книга включена в каталог Библиотеки Конгресса США (TX8–100–173),

Во второй части книги описан период жизни автора от трёх с половиной лет до момента окончания института и получение в конце 1947 года диплома по специальности «инженер– механик по авиационным приборам и автоматам». Приводятся ряд случаев и отдельных событий, происшедших в этот период его жизни, которые повлияли на формирование характера автора. Некоторые из них крайне волнительные, и поэтому поучительные.

Описываемы в повести события запечетлены в моей памяти навсегда, словно надписи на граните и сопровождают меня всю мою долгую жизнь.

Автор

Нью-Йорк,

Январь, 2018

Часть первая Воспоминания инженера-2

Глава первая Авиационные тренажёры

Только слепая история отважилась связать два события, происшедших в середине 40-х годов ХХ-го столетия: челночные операции американских бомбардировщиков Б-29 в конце 2-й Мировой Войны и организация в г. Ленинграде авиаприборостроительного ОКБ, основной задачей которого стала разработка авиационных тренажёров.

Для повышения эффективности использования тяжёлых бомбардировщиков Б-29 при нанесении ударов по Германии в конце 2-й Мировой Войны с согласия Правите-льства СССР в районе г. Полтава американцами был построен аэродром, способный принять самолёты этого типа. Взлетавшие с аэродромов Англии Б-29 после выполнения боевого задания, приземлялись на этом аэродроме. После заправки горючим и загрузки боеприпасов самолёты совершали полёт в обратном направлении и после сброса бомб на заданные цели приземлялись в Англии. Эти воздушные операции вошли в историю под названием челночные операции. Одновременно со строительством аэродрома американцы оперативно возвели командный пункт, гостиницы со всеми удобствами для отдыха экипажей и классы, оборудованные тренажёрами американской фирмы LINC. Последние позволяли лётчикам в перерывах между полётами постоянно тренироваться и повышать свои навыки самолётовождения, особенно в условиях слепого полёта.

После завершения челночных операций тренажёры остались в распоряжении советских лётных частей. Лётный состав ВВС высоко оценил достоинства тренажёра. Стало очевидным, что наземные тренaжёры позволяют не только обучать лётному мастерству и поддерживать приобретённые профессиональные навыки на высоком уровне, но и позволяют экономить большие средства, связанные с подготовкой лётного состава. Примерно в это же время два военных преподавателя лётной школы Этингоф Абрам Львович и Чернышков Сергей Платонович, преодолев организационные и технические трудности, создали экспериментальный образец тренажёра, кабина которого напоминала кабину бомбардировщика ТУ-2. Техническая реализация этого тренажёра основывалась на тех же принципах, что и тренажёра фирмы LINC, но его функциональные возможности учитывали особенности самолёта ТУ-2. Обучение на этом тренажёре было так же эффективно, как и на тренажёрах фирмы LINC. Учитывая все эти обстоятельства, Командование ВВС пришло к выводу о необходимости срочной разработки отечественных тренажёров и оснащения ими воинских частей. Решение этой задачи было поручено Министерству Авиационной Промышленности. Во исполнение этого решения в 1946 г. в г. Ленинграде было организовано специальное опытное конструкторское бюро – ОКБ-470. Главным конструктором ОКБ был назначен Ефимов Павел Алексеевич, его заместителем стал Этингоф А. Л. Для ОКБ с начальным штатом 350 человек (инженеров, техников, рабочих и служащих вспомогательных подраз-делений) на соседнем серийном заводе был выделен 4-й этаж производственного корпуса и небольшой участок для опытного производства на 1-м этаже. С этого момента начинается история ОКБ-470.

В феврале 1948г. после окончания Ленинградского института авиационного прибо-ростроения я был направлен на работу в ОКБ, где получил должность инженера-иссле-дователя в научно-исследовательской лаборатории. Моим первым наставником стала старший техник Е. С .Виноградова, которая, смущаясь (я всё же был инженером и по наивности мечтал о серьёзной самостоятельной работе), поручила мне весьма «ответ-ственное» задание: переписать от руки многостраничные Технические условия нового прибора КУС-1200, подлежащего серийному освоению на соседнем заводе.

Павел Алексеевич Ефимов, Главный Конструктор

Абрам Львович Этингоф, заместитель Главного ОКБ-470 Конструктора ОКБ-470

Переписывался этот документ на жёлтой обёрточной бумаге обычными чернилами ручкой с пером №76. После того, как были переписаны несколько экземпляров, параграфы технических условий стали сниться мне во сне. Неизвестно, сколько продол-жалась бы моя издательская деятельность, если бы не приказ Главного Управления министерства о прекращении работы по КУС-1200. В последствии я никогда не жалел, что освоил правила составления технических условий и мысленно благодарил за это Евгению Сергеевну Виноградову: впредь у меня не было проблем с составлением технических условий при разработке документации на новую аппаратуру.

Далее произошли важные события. Стало известно о предстоящем посещении ОКБ военной делегации во главе с командующим ВВС Ленинградского военного округа с целью ознакомления с тренажёрной тематикой и определения перспектив её развития. В это время в ОКБ находился единственный разработанный им тренажёр ТКЛ, который, к несчастью, не функционировал. Мне поручили восстановить его работоспособность. Для меня это было абсолютной неожиданностью: я ничего не понимал в этом тренажёре, не знал принципов его работы. Видя мою растерянность, старшие сотрудники лаборатории помогли мне сравнительно быстро освоить тренажёр, устранить ошибки в его работе и подготовить к демонстрации. Вскоре в ОКБ прибыла большая делегация во главе с командующим. В числе прибывших была большая группа сравнительно молодых пилотов: все они были Героями Советского Союза. Такого созвездия Героев я никогда не видел ни до, ни после. После поверхностного ознакомления с тренажёром вся делегация, кроме одного лётчика – Героя, которому командующий поручил подробно изучить аппарат и «полeтать» на нём, направилась в кабинет Главного конструктора. Мы остались одни. Напомню, что тренажёр ТКЛ не предназначался для обучения пилотированию: он позволял обучиться так называемому «слепому полёту», то есть, вести самолёт по заданному маршруту по приборам. После ознакомления с заданием, лётчик, высокий блондин, весь его вид говорил о его мужественности, сел в кабину и закрыл светонепроницаемый фонарь. Начался полёт. Минут десять полёт шёл по прямой, затем, согласно заданию, лётчик должен был изменить направление полёта на некоторый угол. Здесь я заметил, что кабина стала медленно накреняться, затем почему-то быстро опрокинулась на крыло, достигнув максимального крена, и стала вращаться безостановочно вокруг вертикальной оси. После нескольких оборотов кабины я понял, что случилось что-то неординарное. Я выключил питание, вращение кабины прекратилось. Открыв кабину, я с узумлением увидел, что голова лётчика упирается в стенку кабины и лицо выглядит крайне бледным: он был без сознания. Быстро вызвал медицинскую сестру, которая привела его в чувство. Вместе с сестрой мы помогли ему покинуть кабину. Когда мы остались одни и лётчик полностью оправился от шока, он рассказал мне, что при развороте на сравнительно большой угол он по привычке пытался сделать координированный разворот, то есть без скольжения, но рули его не слушались, и он попал в штопор, из которого не смог выбраться. А дальше понятно. Он извинился, что причинил беспокойство, и попросил меня никогда и никому не рассказывать об этом эпизоде. Не знаю его имени и не думаю, что нанесу урон его памяти спустя 65 лет после этого события: я, действительно, пишу об этом эпизоде первый раз. Он в присутствии командующего дал положительную оценку тренажёру, преднаначенному для обучения слепому полёту, и в деликатной форме высказал нашу с ним совместную мысль, что впредь при разработке тренажёров для лётчиков желательно имитировать элементы пилотирования. Его жертвенность не прошла бесследно. В последующих многофу-нкциональных тренажёрах была обеспечена имитация режимов пилотирования. После выполнения нескольких отдельных заданий, связанных с командировками, я был включён в состав группы, которая приступила к разработке эскизно-технического проекта по созданию первого отечественного аэромагнитометра АЭМ-49. Это был 1949 год. Почти пять лет были отданы этому изделию. Это были годы накопления бесценных для меня знаний и опыта.

Глава вторая Аэромагнитометры

Аэромагнитометр АЭМ

–

49

Ещё несколько лет после окончания Второй мировой войны в рамках поставок по Lend Lease в СССР из США поступало различное оборудование, в том числе новые приборы. Среди них оказался магнитометр А-10, предназначенный для измерения напряжённости магнитного поля Земли (НМПЗ). Изучение приложенных к прибору документов показало, что он предназначен для установки на самолете, а его чувствительная измерительная головка помещалась в специальную гондолу, которая транспортировалась с помощью прочного электрического кабеля, армированного стальным тросом, на расстоянии около 30 метров от фюзеляжа самолёта. Тем самым устранялось влияние переменного (мягкого) и постоянного магнитного поля самолёта на результаты измерений величины вектора напряжённости магнитного поля Земли. Для регистрации текущих измерений в комплекте прибора имелся бортовой самописец. Помимо чувствительной головки и самописца в комплект магнитометра входили: рама, на которой были размещены электронные блоки и блок питания, а также устройство с механическим и электрическим приводом для сматывания и наматывания кабеля. Последнее было предназначено для выпуска гондолы на требуемое удаление от фюзеляжа самолёта и возврата её в исходное положение. В то же время, в составе полученного прибора отсутствовала сама гондола. В дальнейшем, это обстоятельство дало повод для привлечения к работам по созданию гондолы Ленинградскую Военно-Воздушную Академию им. Можайского. Полученные Академией результаты аэродина-мических и прочностных исследований были положены в основу конструирования гондолы. Общение с Академией и разработка соответствующих разделов эскизно-технического проекта АЭМ-49 была возложена на aвтора.

Сам факт создания такого сложного и высокоточного прибора подтверждал мнение учёных, в том числе советских, о том, что с помощью магнитного картографирования Земной поверхности можно обнаружить крупные запасы нефти и газа, а также залежи некоторых других полезных ископаемых. Установка магнитометра на самолёте практически неограниченно расширяет область применения этого метода для геологической разведки. При этом, вероятность обнаружения, особенно, крупных залежей полезных ископаемых достаточна высока, что подтвердилось в дальнейшем. Более того, авиамагнитометрированию доступны любые географические области, в том числе и те, где суровые условия резко ограничивают или исключают наземную разведку. Этот метод позволяет произвести геологическую разведку больших территорий в короткие сроки при минимальных затратах.

Принимая во внимание эти очевидные преимущества, Министерство Геологии и Охраны Недр сочло разработку отечественного аэромагнитометра сверхактуальной. В 1948 г. Решением Правительства разработка этого важного для экономики страны прибора была возложена на ОКБ. Ответственность за разработку АЭМ-49 П. А. Ефимов возложил на А. Л. Этингофа и Е. С. Липина. Для понимания сложности поставленной перед ОКБ задачи, необходимо кратко изложить принцип действия магнитометра и некоторые особенности технической реализации. Напомним, что измеряемым магнитометром параметром является напряжённость магнитного поля Земли, имеющая векторную форму. Поэтому, для измерения полной величины вектора НМПЗ необходимо измерительый элемент строго ориентировать по его направлению. Эту задачу осуществляет ориентирующая система чувствительной головки, размещённая в гондоле. Головка была разработана выдающимися конструкторами А. А. Прозорoвым и С. И. Сновским. Ориентирующая система с помощью двух слeдящих приводов автоматически устанавливает площадку, на которой вертикально с высокой точностью закреплён измерительный элемент, в эквипотенциальную плоскость, нормальную к вектору НМПЗ. Система одинаково реагирует как на изменение направления вектора, так и на продольные и поперечные колебания гондолы в полёте.

Сам измерительный элемент, помещённый в немагнитный корпус, представляет собой тонкую полоску из магнитомягкого металла пермаллоя, на которой размещены три обмотки: первичная, вторичная (намотанная сверху первичной) и компенсационная. На первичную обмотку подаётся напряжение переменного тока частотой 400 гц заданной амплитуды. Под воздействием магнитного поля Земли полоска пермаллоя намагничивается и во вторичной обмотке трансформируется сигнал переменного тока, который поступает на вход регулируемого стабилизатора постоянного тока, подающего ток определённого знака в компенсационную обмотку, внутри которой образуется магнитное поле, компенсирующее магнитное поле Земли. Величина этого тока, строго пропорциональная напряжённости магнитного поля Земли, непрерывно в процессе измерений регистрируется бортовым самописцем. Управление ориентирующей и компенсационной системами осуществляется при помощи сложных электронных систем. По тем временам прибор относился к числу прецизионных. Например, дрейф прибора за 6 часов не должен превышать 10 гамм (одна гамма составляет одну стотысячную Эрстеда), то есть 0.1–0.2 % от измеряемой величины напряжённости, лежащей в диапазоне 50.00080.000 гамм.

Разработка аэромагнитометра АЭМ-49 производилась по техническому заданию Всесоюзного института разведывательной геологии–ВИРГ, которому было поручено составление методик использования аэромагнитометра и расшифровки полученных результатов измерений. При макетировании электронных устройств, измерительных элементов и других компонентов прибора ОКБ столкнулось с рядом проблем из-за:

Крайне ограниченной и устаревшей номенклатуры элементов электроники и элект-ротехники, отсутствия малогабаритных и пальчиковых радиоламп. Доступные же лампы, как например, пентод 6П3, обладали большими габаритами и низким качеством;

Отсутствия разработанных технологий, связанных с применением новых материалов, специальных лаков и покрытий.

По поводу электронных ламп. П. А. Ефимов при очередном посещении места, где проводилась настройка магнитометров, обратил внимание на ящик, в котором лежали электронные лампы 6П3, кстати весьма дефицитные, и, взяв в руки одну из них, он увидел нацарапанное на цоколе лампы выражение из ненормативной лексики. Он сильно возмутился по поводу порчи государственного имущества и приказал писать своё отношение к лампам и «ко всему другому» на заборах, а если их здесь нет, то он даст указание их возвести. В конечном счёте, эти и другие проблемы были решены. Например, первую проблему удалось решить путём селективного отбора радиоэлеме-нтов в процессе искусственного прогона. Хорошо спланированная и организованная работа позволила в относительно короткие сроки разработать техническую документацию и изготовить опытные образцы аэромагнитометров АЭМ-49. Наладка, доводка, испытания и сертификация как опытных образцов, так и образцов установоч-ной партии, производились на методической станции, вдали от г. Ленинграда (Кавголово), в условиях отсутствия промышленных электрических и магнитных помех. Станция располагала специальными кольцами Гельмгольца большого размера, позволявшими произвести калибровку магнитометров с высокой точностью.

Все изготовленные ОКБ образцы АЭМ-49 (12 комплектов) по мере их готовности устанавливались на доработанные 2-х моторные транспортные самолёты ЛИ-2. При разработке и изготовлении магнитометров ОКБ кооперировалось с другими предприя-тиями. Разработчиком и изготовителем специального прочного кабеля стал Москабель, а изготовление гондолы из немагнитных материалов осуществлял один из ленинградских авиационных заводов. Эксплуатация аэромагнитометров подтвердила исключительно высокую их эффективность. За несколько лет магнитометрические измерения были произведены на большой части СССР, включая Сибирь, Север и Дальний Восток. В результате, были открыты крупные запасы нефти, газа и других полезных ископаемых. Трудно переоценить значение этого факта, благодаря которому СССР, а затем и Россия стали главными нефтяными гигантами в мире и поставщиками этих продуктов, ставшими основными статьями экспорта.

Лётные испытания магнитометра на контрольном маршруте должны были подтвердить устойчивую и надёжную его работу при полётах на разных высотах, с разной скоростью и при маневрировании самолёта. Результаты измерений записывались на большом самописце. Запись представляла собой плавную линию без резких отклонений. Как правило, наблюдение за самописцем осуществлял разработчик, хотя в бригаду испытателей всегда входил представитель заказчика. Наблюдатель сидел в кресле напротив самописца в течение нескольких часов полёта. Наблюдение изматывало нервы и иногда приводило к нервному срыву. Это происходило тогда, когда плавная запись неожиданно сменялась резкими уходами пера в самописце влево и вправо. Это свидетельствовало об отказе аппаратуры, что воспринималось крайне эмоционально. Усугублялось это тем, что выяснить причину отклонений в полёте было невозможно. Подобный случай был и в моей практике. К счастью, такие неудачи проявлялись крайне редко. Испытания прекращались и самолёт возвращался на базу. После устранения дефекта, испытания повторялись. Из промышленной партии в двенадцать образцов АЭМ-49, девять были введены в эксплуатацию руководимой мною бригадой, в которую входили инженеры Ю. В. Щукин и Е. С. Елтышев. Одновременно, на нашу бригаду легла задача сопровождения эксплуатации магнитометров, то есть обеспечение текущего ремонта и проведение регламентных работ. Последние проводились в ленинградском аэропорту Пулково.

Аэромагнитометр АЭМ-49

Успешное внедрение аэромагнитометра АЭМ-49 в народное хозяйство было омрачено одним печальным событием. Как уже указывалось выше, АЭМ-49 устанав-ливался на самолёте ЛИ-2. Этот двухмоторный самолёт имел по тем временам сравнительно большие грузоподъёмность и дальность полёта. В процессе лётных испытаний и последующей эксплуатации, практически не было лётных происшествий, связанных с использованием АЭМ-49. Самолёт с выпущенной гондолой вёл себя устойчиво, в том числе на низких высотах. Однако, трудности с закупкой этих самолётов, высокая стоимость их эксплуатации и ограниченное число аэродромов в Сибири и на Севере, пригодных для приёма самолётов этого типа, заставило Министерство Геологии и Охраны недр рассмотреть вопрос о замене самолёта ЛИ-2 на более дешёвый и менее прихотливый самолёт. В результате, был выбран самолёт АН-2, конструкции О. П. Антонова. По заказу Министерства, одно из авиационных предприятий доработало самолёт для установки на нём АЭМ-49. В начале 50-х годов самолёт АН-2 с установленным на нём АЭМ-49 перелетел на Комендантский аэродром, расположенный на окраине г. Ленинграда, где была начата его подготовка к испытаниям. Был утверждён экипаж самолёта, в состав которого вошли два представителя ОКБ: Ю. М. Дагаев и Ю. В. Щукин. Именно им было поручено провести лётные испытания АЭМ-49 на самолёте АН-2. Однако, первый же полёт самолёта закончился катастрофой. Произошла она вследствие размещения аппаратуры и операторов в задней части самолёта, из-за чего была нарушена его центровка. Это было результатом просчёта разработчиков модернизированного самолёта АН-2. После взлёта самолёт, набрав несколько десятков метров высоты, начал падать вниз хвостовой частью. В результате падения самолёт был разрушен, и все находившиеся в самолёте получили ранения различной степени тяжести. Больше всех пострадали Ю. М. Дагаев и Ю. В. Щукин, которые находились в хвостовой части самолёта. Они получили серьёзные ранения и лечились длительное время. После выздоровления они продолжали работать в ОКБ. По счастливой случайности самолёт с полностью заполненными баками при падении не взорвался, и это спасло жизнь экипажа и работникам ОКБ. После случившегося проект c использованием самолёта АН-2 был закрыт и к нему больше не возвращались.

В историческом плане промышленная разработка аэромагнитометра АЭМ-49 имела большое значение для становления и дальнейшего развития ОКБ. Фактически АЭМ-49 стал первой серьёзной разработкой ОКБ. В отличие от тренажёра ТКЛ, который в действительности представлял собой точную копию тренажёра американской фирмы LINC, АЭМ-49 являлся, в известной степени, оригинальной разработкой и базировался на собственных технических решениях и элементах отечественного производства. При этом следует признать, что в конце 40-х годов электронная промышленность СССР только начинала развиваться и предлагала потребителям крайне скудный ассортимент радиоэлектронных элементов. Несмотря на это, разработанный ОКБ аэромагнитометр АЭМ-49, хотя и существенно уступал американскому образцу по массе и габаритам, но по точностным и другим характеристикам он полностью удовлетворял техническим требованиям Заказчика. Разработка АЭМ-49 показала, что ОКБ располагает большим творческим потенциалом и готово к созданию сложной авиационной аппаратуры.

Разработка АЭМ-49 имела не только практическое, но и большое научное значение. С помощью АЭМ-49 были исследованы огромные пространства Сибири, Севера и Дальнего Востока с целью нахождения залежей нефти, газа и других полезных ископаемых. Особая ценность АЭМ-49 заключалась в том, что с его помощью были исследованы области, недоступные в те годы для проведения наземных геолого-разведочных работ. Расшифровка данных измерений позволила создать геологические карты с указанием расположения перспективных, стратегических для страны мест добычи. Научное значение заключалось в том, что при изготовлении специальной аппаратуры для измерения магнитного поля земли разработчики космического магнитометра использовали опыт ОКБ, а также ряд важных элементов, созданных для АЭМ-49. С помощью одного из первых искусственных спутников, снабжённого магнитометром, Академиком АН СССР Сергеем Николаевичем Верновым и доктором физико-математических наук Самуилом Шлиомовичем Долгиновым было сделано крупное научное открытие мирового значения: обнаружены радиационные пояса Земли. За это научное открытие они были удостоены Ленинской премии.

В процессе создания АЭМ-49 были в полной мере подвергнуты испытанию организационная структура ОКБ и эффективность её функционирования. ОКБ выдержало эти испытания. И в этом большая заслуга Главного Конструктора ОКБ Павла Алексеевича Ефимова. В этот начальный, ответственный период деятельности ОКБ, в полной мере проявился его выдающийся организаторский талант. Он сплотил вокруг себя одарённых специалистов, как опытных, так и молодых, недавно окончивших институты. С самого начала своей деятельности П. А. Ефимов постоянно и неизменно придерживался фундаментального принципа: максимально поощрять и поддерживать любую научную, техническую, методологическую или организационную инициативу независимо от кого она исходит, если она способствует решению поставленной задачи. Этот принцип касался не только конкретных разработок, но и выбора новых тематических направлений в деятельности ОКБ и позже в Объединении. Благодаря этому в ОКБ и Объединении была создана исключительно благоприятная творческая обстановка. Умение подбирать талантливых руководителей всех уровней, ценить труд исполнителей, требовательность и инженерная честность – вот те качества, которые позволили П. А. Ефимову в относительно короткий исторический период превратить небольшое ОКБ в мощное, успешно функционирующее многопрофильное Ленин-градское Научно-производственное объединение «Электроавтоматика». П. А. Ефимов пользовался большим уважением как у себя в Объединении, так и в Военно-промышленном комплексе страны.

В конце 1952г. и начале 1953г., когда в стране развернулась невиданная вакханалия вокруг «Дела врачей» и в Ленинграде начались массовые увольнения с оборонных предприятий специалистов еврейской национальности, Павел Алексеевич Ефимов не уволил ни одного сотрудника из ОКБ. Более того, он запретил обсуждать эту проблему в ОКБ и попросил всех, кто имел к ней отношение, продолжать работать как прежде. Учитывая общую атмосферу тех лет и националистические настроения, присущие Ленинградской партийной организации, действия П. А. Ефимова являлись проявлением исключительной смелости. Он был единственным руководителем в г. Ленинграде, кто осмелился на подобный поступок. За мужество и благородство он заслужил вечную благoдарность тех, кто мог стать жертвой несправедливости.

Самолётный магнитометр для обнаружения подводных лодок в погружённом состоянии

До начала непосредственного участия в войне с Германией, США с конца 1941 г. начали поставлять своим союзникам во всё возрастающем масштабе современную военную технику, стратегические материалы и продукты питания. Сотни кораблей, в том числе и легендарные LIBERTY целыми караванами пересекали Атлантический Океан, стремясь достичь порты Англии и СССР. Вначале лишь единицам это удавалось. Пиратствующая армада подводных лодок Германии создала практически непрео-долимый барьер судам. Не спасали военные корабли сопровождения. Потери приняли катастрофический характер. Тогда Министерство Обороны США обратилось к учёным с призывом объединить свои усилия в поиске путей обнаружения и уничтожения немецких подводных лодок. В результате проведенных исследований учёные пришли к выводу, что наиболее эффективным способом обнаружения ПЛ в погружённом состоя-нии является магнитометрический. Не отрицалась необходимость использования радиолокационного способа, хотя он давал результаты лишь при всплытии ПЛ на поверхность. Основное преимущество магнитометрического способа заключается в том, что он позволяет обнаружить ПЛ в погружённом состоянии как в положении покоя, так и при движении. В кратчайшие сроки были разработаны образцы поисковых магнитометров, испытания которых превзошли самые оптимистические ожидания. Массовое применение магнитометров, установленных на самолётах различного типа, позволило положить конец пиратству немецких подводных лодок. К середине 1944 г. Атлантический Океан, особенно в северной его части, где проходили основные маршруты караванов, был практически полностью очищен от немецких подводных лодок. Это имело стратегическое значение, поскольку США готовились к высадке в Европе.

После окончания войны интерес к этой аппаратуре стал остывать, но в середине 50-х годов положение изменилось. Это уже были годы холодной войны, период интенсивного перевооружения. В состав военно-морских сил западных стран поступали новые подводные лодки с более совершенными вооружением и средствами защиты. По этой причине разработка в СССР новейших средств обнаружения и уничтожения подводных лодок, в том числе поискового магнитометра, стала задачей первостепенной важности. Постановлением Правительства разработка магнитометра для военно-морских сил была возложена на ОКБ. Перед ОКБ была поставлена чрезвычайно сложная задача. Идеологии построения АЭМ-49 и самолётного магнитометра для обнаружения подводных лодок, получившего шифр СМ «Чита», во многом совпадают, поэтому приобретённый ранее опыт мог быть использован при проектировании нового прибора. Но при этом необходимо было учитывать следующее:

В отличие от АЭМ-49, который измерял и регистрировал текущее значение НМПЗ, предназначение СМ «Чита» – это фиксация слабых локальных изменений напряжён-ности магнитного поля Земли (НМПЗ), обусловленных присутствием в данном месте подводной лодки. Текущая же величина НМПЗ значения не имела;

Аппаратура СМ «Чита» должна была по своим тактико-техническим и эксплуатационным характеристикам соответствовать военным стандартам, сущест-венно более жёстким, чем стандарты, которым отвечал АЭМ-49;

Габариты и масса прибора должны были быть минимальными, в то время как к АЭМ-49 подобных жёстких требований не предъявлялись;

С целью парирования колебаний самолёта динамические характеристики ориентирующей системы чувствительной головки должны были быть более высокими, чем у аналогичной головки АЭМ-49, которая подвергалась только длиннофугоидным колебаниям. Кроме того, головка должна была устанавливаться непосредственно на самолёте, а это потребовало комплексных исследований для выявления оптимального места размещения. Решением Главного Конструктора П. А. Ефимова техническое руководство разработкой СМ «Чита» было возложено на А. Л. Этингофа и Е. С. Липина.

Центральным вопросом при проектировании прибора стал поиск способа достижения его максимальной чувствительности с целью выявления крайне слабых, но характерных по форме сигналов, возникающих в момент пролёта самолёта над подводной лодкой. Эту трудную, проблемную задачу успешно решил Борис Захарович Михлин, предложивший ввести в электронную компенсационную систему измерите-льного канала специальное дифференцирующее устройство с электронным фильтром. Фактически он предложил измерять производную от величины отклонения, монотонно изменяющейся величины НМПЗ. Малогабаритную чувствительную головку с высокодинамичными следящими системами ориентирующей системы сконструировали А. А. Прозоров и Ф. Д. Жаржавский. Спроектированный прибор СМ «Чита» состоит из: чувствительной головки, электронных блоков и самописца.

Продолжительные, многомесячные натурные испытания и стендовая доводка опытных образцов СМ «Чита», которые проводились на Рижской военно-морской базе, позволили добиться желаемого результата. Проведённые Государственные стендовые, затем летные испытания СМ «Чита» с использованием реальных подводных лодок, подтвердили соответствие его характеристик требованиям Военно-морского Флота. Это послужило основанием для принятия СМ «Чита» на вооружение. Самолётные магнитометры «Чита» вошли в штатное оборудование самолётов военноморской авиации: морского торпедоносца БЕ-6 и многофункциональных самолётов-разведчиков ИЛ-38, ТУ-142.

А. А. Прозоров

Б. З. Михлин

Ф. Д. Жаржавский

Серийное изготовление и поставку СМ «Чита» в течение ряда лет осуществлял ленинградский завод «ТЭМП». Помимо разработки магнитометра, ОКБ спроектировало и изготовило по отдельному заданию ВМФ специальную, сложную, стендовую аппаратуру, которая позволяла имитировать реальные динамические возмущения действующие на прибор, а также имитировать характерные сигналы, возникающие при обнаружении подводной лодки. Разработка СМ «Чита», относящегося к классу сложных приборов, позволил ОКБ приобрести бесценный опыт проектирования самолётной аппаратуры, которая должна отвечать самым жёстким требованиям военных стандартов. Для размещения чувствительной головки, например, на гидросамолёте БЕ-6 необходимо было найти такое место, где влияние мягкого магнитного поля самолёта на результаты поиска подводной лодки было бы минимальным. Это означает, что при маневрировании самолёта, сброса торпеды не возникали магнитные помехи и, соответственно, ложные сигналы. С этой целью в конце 1952г. на базе морской авиации в г. Поти были проведен сложный и трудоёмкий комплекс исследований. Они были проведены сотрудниками ВИРГ, НИИ-15 МО и автором от ОКБ. Эти исследования позволили определить оптимальное место для размещения чувствительной головки. С созданием СМ «Читa» ОКБ завершило разработку самолётных магнитометров и к этой тематике не возвращалось.

Самолётный магнитометр для обнаружения подводных лодок «ЧИТА»

Глава третья Навигационно-вычислительные устройства и бортовые комплексы

Стремительный рост скоростей самолётов дальней бомбардировочной авиации, возросший объём решаемых тактических и стратегических задач в условиях мощного противодействия ПВО противника, острая необходимость сокращение численности экипажа самолётов предопределило поиск нового концептуального подхода к созданию более совершенных компонентов бортового оборудования и характера их взаимо-действия. Одним из направлений, способствующих реализации новой концепции, являлось разработка многофункциональных навигационно-вычислительных устройств. Главная идея, лежавшая в основе создания подобных устройств – это стремление с их помощью объединить автономные системы самолёта: курсовую систему, пилотажно-навигационную систему, измерители скорости и высоты, допплеровский измеритель вектора путевой скорости, автопилот, бортовую радиолокационную станциию, оптиче-ский прицел в единый комплекс. Комплексирование позволяет автоматизировать процессы самолётовождения, поиска и сопровождения цели, расшифровки неопоз-нанного объекта, наведения ракет и бомбометания. Одновременно снижаются психофи-зиологические нагрузки на экипаж. При осуществлении этой, по сути революционной идеи, в дальнейшем были разработаны с учётом требований инженерной психологии и эргономики новые, более эффективные методы взаимодействия экипажа с аппаратурой, например, с системами обзора.

Большую роль в поддержке и развитии этого направления сыграла историческая научная конференция в Монинской Военно-воздушной Академии, состоявшаяся весной 1955г., на которой присутствовали командование ВВС, руководящие работники различных министерств, главные конструктора самолётных и приборостроительных ОКБ, представители научных институтов и военных академий. На этой конференции автору (М. З. Львовскому) была предоставлена честь выступить с программным докладом на эту тему. Здесь впервые я встретился и познакомился с Леонидом Львовичем Кербером, Заместителем А. Н. Туполева, и Евгением Петровичем Новодворским, Начальником Отдела ЛИИ МАП, с которыми в дальнейшем сотрудничал в течение десятилетий. Более того, считал и считаю их своими учителями, общение с которыми дало мне многое в жизни, работе и творческой деятельности. Они оба поддерживали мои начинания, а это имело решающее значение для их осуществления. Я преклоняюсь перед их памятью. Немалую роль в поддержке новой концепции сыграли начальник штурманского факультета Монинской академии генерал-лейтенант Алек-сандр Васильевич Беляков (соратник В. П. Чкалова) и начальник кафедры генерал-майор Георгий Федосеевич Молоканов.

В соответствии с утверждённой на Конференции новой концепцией, начиная с 1954г., в ОКБ был создан ряд навигационно-вычислительных устройств возрастающей сложности, которые вошли в штатное оборудование реактивных самолётов стратеги-ческого назначения конструкции А. Н. Туполева и В. М. Мясищева. В недалёком будущем новая концепция построения авиационного оборудования, основанная на идее комплексирования, помимо самолётов стратегической авиации будет распространена на все виды и типы самолётов истребительной, вертолётной и гражданской авиации. Всесторонние испытания подтвердили исключительную эффективность нового направ-ления. Были получены самые высокие оценки лётных экипажей строевых частей и Командования Военно-воздушных сил.

Навигационно–бомбардировочный автомат НБА

Навигационно-бомбардировочный автомат НБА, разработка которого была начата в 1954г., является первым отечественным и одним из первых в мире навигационно-вычислительным устройством. Он предназначался для установки на самолётах ТУ-16 и ТУ-22. Спустя несколько лет, в период разработки следующего более сложного вычислителя ЦНВУ, стало известно о создании в США аналогичного вычислителя для стратегического бомбардировщика Б-58. Все вычислители, разработанные в ОКБ в период с 1954 до второй половины 60-х годов относятся к классу вычислителей аналогового типа. В этот период у разработчиков не было другой альтернативы и их задача при проектировании вычислителя заключалась в поиске более рациональных, отличных от традиционных технических решений. НБА обеспечивает решение следующих задач:

Вычисление текущих координат, характеризующих местонахождение самолёта в главной ортодромической системе координат (Ортодромия – дуга большого круга, про-ходящая через две заданные точки на поверхности Земли);

Вычисление угла доворота на заданный промежуточный пункт маршрута ППМ, ортодромические координаты которого вводятся в вычислитель, и выдача сигнала доворота в автопилот в режиме автоматического самолётовождения.

Коррекция вычисленных координат местонахождения самолёта путём исполь-зования измеренных радиолокационной станцией наклонной дальности и пеленга опознанного радиолокационного ориентира, ортодромические координаты которого известны и введены ввычислитель.

Расшифровка – вычисление ортодромических координат неизвестного объекта, видимого на экране индикатора РЛС, измеренные координаты которого – наклонная дальность и пеленг вводятся в вычислитель.

В соответствии с приказом Главного Конструктора ОКБ-470 (1954г.) функции ведущего инженера и ведущего конструктора по разработке навигационно-бомбар-дировочного автомата были возложены на М. З. Львовского и В. А. Иванова соответственно. Для решения перечисленных выше задач был изобретён векторный построитель, не имевший в то время аналогов (Авторы: М. З. Львовский, В. В. Гнюбкин, В. Д. Шейнберг) и ставший основным вычислительно-преобразующим элементом НБА. Последний преобразует полярные координаты (дальность и пеленг) в прямоугольные координаты и наоборот. Спроектированный векторный построитель отличался малыми габаритами, экономичностью и высокой точнотью. В дальнейшем различные его модификации были использованы при создании вычислительных устройств этого же поколения: НВ-П, НВУ.

Навигационно-бомбардировочный автомат – НБА

Леонид Львович Кербер

Ефим Соломонович Липин

Для проверки и настройки НБА в заводских условиях и в строевых частях при проведении ремонта и регламентных работ была разработана специальная контрольно-проверочная аппаратура КПА-НБА. КПА содержит пульт с набором имитаторов взаимодействующих с НБА систем, коммутирующих и сигнальных элементов, а также набор соединительных кабелей. НБА прошёл успешно все испытания и был включён в штатное оборудование бомбардировщиков-носителей ТУ-16, ТУ-22, М-4 и 3М. Соответственно, на основе базовой конструкции, были созданы ряд модификаций НБА: НБА-РС, НБА-«Ветер», НБА-«Голубь». Серийный выпуск НБА и КПА-НБА, продолжавшийся более 10 лет, осуществлял ленинградский завод «Пирометр» в кооперации с заводом «ТЭМП». В процессе серийного выпуска НБА заводы-изготовители совместно с разработчиком постоянно проводили работы по улучшению его тактических и эксплуатационных характеристик и показателей надёжности. Самолёт ТУ-16 с НБА длительное время выпускался в Китайской Народной Республике.

Создание НБА, первого в стране бортового многофункционального навигационного вычислителя, объединившего самолётные системы в единый комплекс, имело фундаментальное значение. Разработка в дальнейшем усовершенствованных навига-ционно-прицельных комплексов невиданно расширило стратегические и тактические возможности самолётов и вооружения. Существенно улучшились условия деятельности экипажа при одновременном его сокращении. Здесь следует отметить особенно большие заслуги Ефима Соломоновича Липина и Гарри Исааковича Пиля в исключительно успешном проведении лётных и стендовых Государственных испытаний НБА. Мне же в этот период было поручено приступить к разработке нового бортового вычислителя следующего поколения. Заслуги Е. С. Липина столь велики, вряд ли какие-либо дополнительные сведения о его многолетней деятельности смогут что-нибудь добавить. Тем не менее освещение его личного участия в ответственных испытаниях и внедрении НБА в эксплуатацию будет уместным. Вполне возможно, что именно этот период деятельности является той отправной точкой, с которой началась блестящая карьера Главного конструктора авиационной техники Е. С. Липина. Личная трагедия, связанная с преждевременной смертью жены, Н. Г. Липиной (31 г.), заставила Е. С. Липина изменить обстановку и он с согласия П. А. Ефимова, перенесшего несколько позже такую же трагедию, уехал в ГК НИИ ВВС (г. Ахтуба), где в течение длительного времени возглавлял группу сотрудников ОКБ по обеспечению проводившихся Государственных стендовых и лётных испытаний НБА. Вряд ли стоит подробно остана-вливаться на вопросе, насколько ответственны эти испытания: возврат изделия с Государственных испытаний – это несмываемое пятно на репутации разработчика аппа-ратуры. Полностью посвятив себя работе, Е. С. Липин прежде всего занялся организацией труда своих подчинённых и постоянно действующего моста между ОКБ и институтом. Благодаря этому, был создан необходимый запас блоков, узлов, разных компонентов: радио-элементов и т. д. Это позволяло оперативно осуществлять замену или ремонт любого блока или узла. Жёсткая дисциплина, правильная расстановка исполнителей позволяли без промедления реализовывать необходимые меры по обеспечению непрерывности испытаний. Поэтому, не было случая остановки стендовых испытаний или срыва лётных испытаний по вине НБА. Однако, это лишь одна сторона его деятельности. Не менее важной её стороной стало умение найти компромиссное решение при возникновении конфликтной ситуации. Защищая интересы ОКБ, он никогда не переходил ту грань, которая задевала бы убеждённость и достоинство военных сотрудников ГК НИИ ВВС, ответственных за испытания НБА. Совместный анализ причины отказов, немедленное принятие мер по их устранению с одновременным внесением изменений в конструкторскую документацию служили убедительными аргументами для продолжения испытаний. В этот же период Е. С. Липин выработал стиль составления документов: форму и их содержание, которые стали, в известной степени, типовыми в ОКБ и, в дальнейшем, в Объединении. Благодаря усилиям Е. С. Липина и возглавляемой им бригады сотрудников ОКБ НБА успешно прошёл Государственные стендовые и лётные испытания с минимальным числом замечаний и был рекомендован для принятия на вооружение. Таким образом, этот, возможно забытый эпизод, на самом деле, сыграл большую роль в выдающейся деятельности Е. С. Липина и способствовал преумножению авторитета ОКБ. В дальнейшем Ефим Соломонович Липин (1922–1995) стал Главным конструктором авиационной техники. Он возглавил в ЛНПО «Электроавтоматика» главное тематическое направление деятельности Объединения: разработку компьютеризиро-ванных комплексных систем для различных типов самолётов, но в первую очередь стратегического назначения. За успешную разработку и освоение новых образцов техники Е. С. Липину было присвоено звание Лауреата Ленинской и двух Государственных премий. Он также был награждён орденами и медалями. Высокую ответственность, блестящие знания и профессионализм проявил Г. И. Пиль при проведении стендовых и лётных государственных испытаний НБА. В самых экстремальных ситуациях он совместно Е. С. Липиным находили единственно правиль-ные решения, которые позволяли продолжать испытания, завершившиеся успешно, практически без замечаний.

В заключениe, необходимо отметить следующее: вследствие систематического ухода гирополукомпаса, единственного измерителя курса на борту самолёта, а также инструментальных ошибок вычислителя, в процессе полёта накапливались ошибки в определении текущих координат местонахождения самолёта. В то время отсутствовали инерциальные системы. Также отсутствовали пригодные для установки на борту самолётов астрономические и радиотехнические средства дальней навигации, с помощью которых было бы возможно осуществлять периодическую коррекцию курса и вычисленных координат самолёта. Поэтому, использование радиолокационной корре-кции вычисленных координат являлось в середине 50-х годов единственной альтернативой. Предварительно проработанный маршрут и выявление радиоло-кационно опознаваемых ориентиров для корректировки позволяло обеспечить выход в заданный район с требуемой точностью. Судя по отчётам, экипажи самолётов успешно освоили методы радиолокационной корректировки. Этому способствовали хорошие характеристики по дальности и разрешающей способности бортовой радиолокационной станции «Рубин», разработанной под руководством Вениамина Ивановича Смирнова, выдающегося руководителя и учёного.

Разработка НБА изобилует многими интересными историческими эпизодами, некоторые из которых заслуживают, чтобы о них вспомнить. Согласно принятой первоначальной структуры, НБА был включён в состав малого комплекса, в котором помимо НБА, входили радиолокационная станция «Рубин» и оптический прицел ОПБ-15. В дальнейшем, НБА входил в штатное оборудование самолётов как самостоятельное изделие и серийные образцы поставлялись непосредственно самолётостроительным заводам. Для отработки взаимодействия указанного комплекса разработчик РЛС «Рубин» ОКБ-278 (Главный конструктор В. И. Смирнов) должен был располагать и НБА и ОПБ-15. К середине 1956г. стало очевидным, что изготовление первых опытных образцов НБА, ОПБ-15, РЛС «Рубин» заметно отстаёт от установленных сроков. Особенно неблагополучно обстояло со станций «Рубин», где разработчики столкнулись с рядом серьёзных проблем, требующих много времени для их решения. Однако этим временем ОКБ уже не располагало. Учитывая сильное давление Командования ВВС, требовавшего строгого соблюдения Правительственных сроков принятия на вооружение самолёта ТУ-22 с комплексом «Рубин». Разработчик последнего прибег к некорректному тактическому приёму. Он направил письмо Министру авиационной промышленности П. В. Дементьеву, в котором ОКБ-470 обвинялось в срыве работ по отладке РЛС «Рубин» в связи с отсутствием НБА. Следует заметить, что ОКБ-278 как и все предприятия радиотехнической и электронной промышленности промышленности в то время входили в состав Министерства авиационной промышленности. Реакция Министра была быстрой и решительной. В адрес П. А. Ефимова поступила телеграмма за подписью Министра, примерно, следующего содержания:

«Обязываю Вас в десятидневный срок, поставить НБА Смирнову. В случае невыполнения моего указания будет поставлен вопрос о вашем соответствии занимаемой должности.»

Телеграмма была получена 5-го октября 1956г. т. е. НБА должен быть поставлен не позднее 15 октября. После получения телеграммы П. А. Ефимов пригласил к себе руководителей подразделений и ведущих разработчиков и задал всем один вопрос: «Что необходимо сделать, чтобы безоговорочно выполнить указание Министра?» Он понимал, что в данной, почти безнадёжной ситуации, как никогда необходимы были спокойствие и хладнокровие. В ответ на его вопрос, ему был представлен план действий, который он утвердил. План предусматривал круглосуточную работу производственных цехов для завершения сборки блоков и выделение 3-х суток (?) на отладку первого образца НБА и сдачу его Заказчику. Контроль за выполнением принятого плана был возложен на А. Л. Этингофа и Е. С. Липина. Пока производилась сборка блоков, в НИЛ-2 за короткий срок был создан стенд для настройки НБА, а также изготовлены соединительные кабели и задатчики входных параметров. Необходимость изготовления стенда была обусловлена тем, что контрольно-проверочная аппаратура-КПА-НБА также находилась в производстве. В первой половине дня 12 октября все блоки НБА поступили в НИЛ-2 и бригада в составе ведущего разработчика НБА М. З. Львовского, инженеров В. В. Гнюбкина и В. Д. Шейнберга приступила к непрерывной 72 часовой работе без сна и отдыха. НБА представлял собой весьма сложный прибор с большим числом следящих систем, векторных построителей, электроприводов, реле, усилителей и т. д. В то же время не было никакого опыта настройки НБА. В этом была главная сложность. Она усугублялась дефицитом времени. Для обеспечения наладки и немедленного устранения дефектов в монтаже и механизмах в НИЛ-2 круглосуточно присутствовали (сменяя друг друга) конструкторы, механики, радиомонтажники. С 8-ми утра до 12-ти ночи в НИЛ-2 находился А. Л. Этингоф. Никто не имел право приближаться к стенду без надобности. Даже П. А. Ефимов, входя в помещение, не нарушал это правило. На проверку электрических соединений и устранения всех выявленных дефектов ушли первые сутки. В течение вторых суток были задействована примерно половина следящих систем и приводов и обеспечено их нормальное функционирование. В конце вторых суток непрерывной работы, вследствие физического и психологического истощения, вынужден был прекратить работу В. Д. Шейнберг. В конце третьих суток, когда практически была завершена наладка НБА, полностью истощились силы В. В. Гнюбкина. 15 октября, в первой половине дня, единственный оставшийся в строю М. З. Львовский, предъявил НБА представителю Военной приёмки (ВП) капитану инженерно-авиационной службы Г. С. Егорову. Он был свидетелем описанной эпопеи и отнёсся с пониманием к создавшейся ситуации. Проверив функционирование прибора и убедившись в его работоспособности, он подписал сопроводительные документы, их заверил и разрешил приступить к упаковке НБА. 15 октября, во второй половине дня в запломбированных ВП ящиках первый образец НБА был доставлен в ОКБ-278, где пролежал на складе более 6 месяцев невостребованным. За это время в ОКБ-470 было изготовлено несколько опытных образцов, прошедших полные испытания на соответствие ТЗ и ТУ. Когда действительно возникла необходимость, один из этих образцов был немедленно доставлен в ОКБ-278. Первый же образец НБА был возвращён в ОКБ-470 в невскрытых ящиках с пломбами Военной приёмки ОКБ-470. Этическая сторона описанного эпизода в те времена никого не заботила: цель оправдывала сред-ства. В последующие годы подобные подвиги в ОКБ и Объединении не совершались.

Здесь уместно вспомнить один важный эпизод, произошедший в конце пятидесятых годов. Тогда в ГК НИИ ВВС происходило знаменательное событие: официальное принятие на вооружение самолёта ТУ-22, прошедшего успешно Государственные лётные испытания, подтвердившие высокие тактические возможности. В институт прибыли члены Государственной Комиссии, в том числе заместители Председателя Совета Министров, министры, заместители министров, Генеральные и Главные конструктора и др. П. А. Ефимова поручил мне представлять ОКБ-470, как главного разработчика НБА, вошедшего в штатное оборудование самолёта. На место все участники этого мероприятия были доставлены тремя самолётами ТУ-104, вылете-вшими из Чкаловска. Благоустройством прибывших заместителей главных конструкторов занимался Л. Л. Кербер, который, увидев меня среди прибывших, жестом пригласил к столу регистрации и представил меня заместителем главного конструктора, что предусматривало более комфортное размещение. Перед тем, как покинуть это место и направиться в коттедж, Леонид Львович шепнул на ухо, что он меня ждёт около восьми вечера и назвал номер его коттеджа. В строго назначенное время я пришёл в коттедж, состоящий из гостиной и трёх спален, оборудованных дорогой мебелью и посудой. В коттедже помимо Леонида Львовича находился Дмитрий Сергеевич Марков, Первый заместитель А. Н. Туполева и Главный конструктор самолёта ТУ-22, милейший и общительный человек. После непродолжительной беседы Леонид Львович пригласил меня в свою комнату и, открыв дипломат, предложил ознакомиться с его содержанием. В нём лежало несколько американских авиационных журналов, по-видимому, самых свежих. Я стал внимательно рассматривать многочисленные фотографии исклю-чительно высокого качества. На фотографиях были изображены в разных масштабах строй самолётов ТУ-95 и ТУ-16: были видны бортовые номера, а также подробное изображение лиц членов экипажей бомбардировщиков. На первых снимках были видны недоумённые или смущённые их выражения, а на более поздних скорее добродушные и даже весёлые. После возвращения в комнату Леонид Львович задал мне вопрос: «Просмотрели ли вы все журналы?» Ответил утвердительно. Далее, он пригласил меня в гостиную, где Дмитрий Сергеевич и Леонид Львович подробно рассказали мне о том, почему появились эти фотографии. Известно, что Н. С. Хрущёв был ярым защитником баллистических ракет, считая их универсальным оружием. В то же время, он приуменьшал значение стратегической авиации, а также подводных лодок вооружённых крылатыми ракетами, обладающими незначительным тогда радиусом действия. Все попытки продолжить и по возможности расширить финансирование работ, связанных с развитием авиации, успеха не имели. Известные факты, свидетельствующие о расши-рении в США работ по созданию супербомбардировщиков-носителей, игнорировались.

Тогда Главнокомандующий ВВС, главный маршал авиации К. А. Вершинин, совместно Министром авиационной промышленности П. В. Дементьевым, поддер-жанные сторонниками развития авиации в Правительстве и Военно-промышленной комиссии (ВПК), решили провести операцию по обнаружению и условному уничто-жению в Тихом океане движущуюся большую авианосную группу, представляющую собой стратегическую опасность. Возможность уничтожить её с помощью баллисти-ческой ракеты была крайне сомнительна, учитывая время полёта ракеты и скорость перемещения авианосной эскадры. В то же время, по их мнению, шансы перехвата авианосной группы и её уничтожения авиацией были более высокие. И это должно было стать убедительным доказательством необходимости продолжения и расширения работ по развитию военной авиации и соответствующего финансирования. Подобный проект, подготовленный в правительстве сторонниками развития авиации, ждал подписи. В один прекрасный день эскадрильи дальних бомбардировщиков ТУ-16 и ТУ-95 направились в заданный район, где дрейфовала авианосная группа. Что же произошло дальше? Как только самолёты вошли в зону действия мощных судовых радиолокаторов, а это более 400км, с борта авианосца взлетела группа истребителей F-8 Crusader и направились в сторону бомбардировщиков, заняв более высокий эшелон. В какой-то момент, истребители снизились и внезапно вписались в их строй, что стало неожи-данностью для советских экипажей. Вскоре по каким-то признакам американцы поняли, что им ничего не угрожает, и поэтому позволили советской эскадре пролететь над авианосной группой.

Советская воздушная эскадра произвела прицельное фотобомбометание и «без потерь» вернулась на базы. Соответствующие фотографии, сделанные с бортов бомбардировщиков, с пояснительной запиской были приложены к проекту. В тот момент, когда происходила беседа, проект ещё не был подписан. Мои старшие товарищи не скрывали своего беспокойства и опасались последствий в случае, если бы стало известно об описанном выше казусе. Однако, в тот ответственный момент, когда решалось будущее советской военной авиации, доносчиков среди тех, кто знал о предстоящей демонстрации и чем она завершилась, не оказалось. Вскоре проект был подписан, и началась новая эра развития советской авиации. Компенсировать же многолетнюю потерю времени в дальнейшем не удалось. Перед уходом Леонид Львович попросил оставить нашу встречу в тайне. Минуло с тех пор почти 55 лет. Ушло из жизни большинство участников и свидетелей этой драматической истории. Сегодня уже можно писать об этих далёких событиях, и будет справедливым отдать должное тем, кто сделал всё, чтобы вернуть авиации её значение в современном, меняющемся и беспокойном мире.

Навигационный автомат НА-1

В конце 1956г. была начата разработка навигационно-вычислительного устройства – навигационного автомата НА-1 для комплексной навигационно-прицельной системы нового перспективного сверхзвукового дальнего бомбардировщика – носителя М-50, конструкции Владимира Михайловича Мясищева, одного из самых выдающихся авиаконструкторов СССР. По своей конструкции, расположению двигателей, скорости и высоте, грузоподъёмности и вооружению самолёт М-50 не имел тогда аналогов в мире. Самолёт М-50, находящийся в настоящее время в экспозиции музея Монинской Военно-воздушной Академии, до сих пор справедливо вызывает восхищение специалистов оригинальной и стремительной аэродинамической формой, смелыми техническими и технологическими решениями. Поэтому, своё участие в создании аппаратуры для этого самолёта ОКБ считало для себя большой привилегией. Разработка НА-1, проводилась в соответствии с Техническим заданием Генерального разработчика самолёта М-50 (ОКБ-23) и ВВС. При проектировании НА-1 был учтён опыт разработки НБА, а ряд схемных и технических решений был заимствован из НБА. Учитывая некоторый прогресс в развитии элементной базы, в НА-1 были использованы более совершенные базовые эле-менты, на основе которых проектировались вычислители и преобразователи координат.

Разработка самолёта М-50 и его оборудования ограничилась изготовлением опытных образцов и дальнейшего своего развития не получила. Тем не менее само создание НА-1 имело исключительно важное значение. Дело в том, что НА-1 совместно с комплексом самолёта М-50 стал полигоном, на котором были проверены и осуществлены ряд научных и технических идей, разработанных, в том числе, в ОКБ. Вернёмся к вопросу взаимодействия в составе навигационно-бомбардировочного комплекса навигационного вычислителя НА-1 с радиолокационной станцией (РЛС). Очевидно, что точность решения навигационных и других задач находится в прямой зависимости от точности определения координат ориентиров с помощью РЛС. Напомним, что в современных РЛС координаты ориентиров определяются посредством двух электронных меток, формируемых на экране индикатора РЛС на фоне изображения местности: метки дальности и метки бортового пеленга (сокращённо пеленга). По аналогии с НБА, в НА-1 эти данные используются для коррекции счисленных координат местонахождения cамолёта и расшифровки радиолокационного объекта. Важным фактором при управлении электронными метками является наличие автоматической синхронизации точки пересечения меток, то есть учёт скорости движения самолёта. Именно этот фактор отсутствовал при взаимодействии НБА и РЛС "Рубин" в процессе решения указанных выше задач.

Отсутствие синхронизации при больших скоростях полёта и особенно при работе станции в режиме МПМ (микро план местности) создаёт большие трудности оператору в процессе наложения меток на ориентир. Эти трудности обусловлены тем, что оператор в этом случае вынужден осуществлять синхронизацию вручную путём подбора скорости вращения ручек, с помощью которых управляются радиолокационные метки. Поэтому, возникла необходимость поиска теоретических и технических решений, обеспечивающих автоматическую синхронизацию при управлении радиолокационными метками. Теоретические исследования, выполненные aвтором и опубликованные в сборниках научных докладов ЛИИ МАП и Монинской Военно-воздушной академии, позволили найти решение этой проблемы. Впервые оно было технически реализовано в НА-1. Не приводя матeматического описания результатов теоретических исследований, рассмотрим исходные логические положения, которые послужили основой для решения рассматриваемой задачи. Из описания режимов коррекции счисленных координат местонахождения самолёта и расшифровки радиолокационного объекта следует, что для осуществления этих режимов, измеренные значения наклонной дальности и пеленга вводятся в навигационный вычислитель, где производится вычисление поправок счисленных координат местонахождения самолёта и координат радиолокационного объекта. При этом в вычислителе при выполнении этих режимов не прерывается счисление координат местонахождения самолёта, то есть в процессе управления метками учитывается его движение и тем самым обеспечивается автоматическая синхронизация. Далее остановимся на другом важном аспекте проблемы. Для того, чтобы осуществить управление перекрестием в неподвижной, ортодромической системе координат, необходимо на экране индикатора РЛС иметь условное изображение ортодромических осей. Только при их наличии может быть достигнута однозначность действия органов управления перекрестием. Это требование может быть реализовано путём поворота изображения на экране индикатора соответственно на ортодромический курс в режиме обзора ПМ (круговой или секторный) и на ортодромический пеленг в режиме обзора МПМ (микро план местности). Действительно, в этом случае оси координат индикатора и органов управления совпадают и дейcтвия последних детерминированы, поскольку отклонение органов управления от нулевого положения относительно вертикальной и горизонтальной осей вызывает движение перекрестия на экране индикатора в тех же направлениях. В радиолокационной станции, разработанной для комплексной системы М-50, поворот изображения на экране индикатора на указанные выше углы осуществлялся за счёт разворота отклоняющей системы электронно-лучевой трубки индикатора РЛС. При стендовой проверке совместной работы НА-1 и РЛС были получены подтверждения об относительно быстром освоении операторами описанного способа управления и привыканию к нему. Но это оказалось справедливым, когда оператор использовал круговую или секторную развёртки. При использовании крупномасштабной развёртки, то есть микро плана местности, возникали некоторые трудности при управлении перекрестием из-за нелинейных искажений присущих этому типу развёртки, увеличивающихся с уменьшением дальности. Поэтому, после завершения работ по НА-1 aвтором были продолжены теоретические исследования, связанные с поиском оптимальных способов управления электронными метками РЛС. Результаты этих исследований были использованы при создании следующего вычислителя-Центрального навигационного вычислительного устройства ЦНВУ, а также комплексных систем на основе ЦВМ. Приказом Главного конструктора ОКБ П. А. Ефимова на aвтора была возложена функция ведущего разработчика ЦНВУ, ведущим конструктором был назначен Виктор Александрович Иванов.

Центральное навигационное вычислительное устройство ЦНВУ

Центральное навигационно-вычислительное устройство, получившее шифр ЦНВУ, разра-батывалось в соответствии с Техническим заданием ММЗ им. Туполева, согласованным с ВВС, ЛИИ МАП, а также с разработчиками радиолокационных станций «ПН» и «Инициатива-2», входящих в Навигационно-прицельные комплексы (НПК) самолётов ТУ-22К и ТУ-95РЦ. Навигационно-прицельный комплекс и радиолокационная станция «ПН» для самолёта ТУ-22К, включая вооружение, разрабатывались в КБ-1 под руководством Шабанова Виталия Михайловича, ставшего впоследствии маршалом, заместителем министра обороны. Мне представилась счаст-ливая возможность в течение длительного времени общаться и работать с этим замечательным человеком, блестящим специалистом и руководителем. Этот период времени был одним из лучших в моей профессиональной деятельности. Он ценил и поддерживал инновационные предложения и способствовал их успешной реализации. Такую же роль в реализации новых идей сыграл Леонид Львович Кербер, который особенно чутко следил за ходом разработки ЦНВУ.

Согласно ТЗ, ЦНВУ, являющийся связующим компонентом комплексной системы самолёта, должен был обеспечить решение следующих задач:

Вычисление и индикация текущих координат местонахождения самолёта в ортодромической системе координат;

Формирование угла доворота на заданный промежуточный пункт маршрута;

Радиолокационная коррекция вычисленных координат по радиолокационному ориентиру;

Расшифровка объекта, видимого на экране индикатора, т. е. вычисление и индикация его ортодромических координат.

Помимо решения перечисленных задач, Техническим заданием предусматривалось выполнение следующих новых требований, связанных с реализацией:

Раздельного управления радиолокационными метками с обеспечением синхронизации;

Совмещённой коррекции курса и счисленных координат местонахождения самолёта.

Ранее отмечалось, что после завершения работ по НА-1, в котором впервые была решена задача управления электронными метками РЛС посредством навигационного вычислительного устройства, работающего в неподвижной, системе координат, привязанной к Земле, теоретические исследования, связанные с поиском способа оптимального управления метками, продолжались. Необходимость их проведения было обусловлена тем, что, как указывалось ранее, предложенный и реализованный в НА-1 способ управления метками, хотя и соблюдал главное условие – обеспечение синхро-низации в процессе управления метками, но не отвечал требованиям оптимального, естественного управления. Метки дальности и пеленга должны управляться раздельно в полярной системе координат. В результате проведённых глубоких теоретических исследований было найдено решение и разработано математическое описание процесса управления радиолокационными метками, удовлетворяющее указанным выше требованиям. Материалы указанной теоретической работы «Методы управления электронными метками на экране индикатора бортовых радиолокационных станций» (Автор: М. З Львовский) были опубликованы в сборниках научных трудов Монинской Военно-воздушной Академии и ЛИИ МАП, а технические решения защищены авторскими свидетельствами на изобретения. Другие научные работы aвтора, посвящённые вопросам комплексирования, также были опуликованы в трудах этих институтов. Результаты научной работы послужили основанием для включения в Техническое Задание на разработку ЦНВУ требования о раздельном управлении радиолокационными метками с одновременным обеспечением их синхронизации. Реализованные в ЦНВУ полученные теорией конечные математические зависимости, обеспечили раздельное управление радиолокационными метками в полярной, естественной для РЛС системе координат при использовании любой развёртки: круговой, секторной, микро плана местности. Благодаря применению в ЦНВУ высоко-точных элементов и рациональных технических решений взаимное влияние при управлении метками было крайне незначительно и не сказывалось ни на качество управления, ни на точность наложения меток на изображение малоразмерных объектов, главным образом в режиме МПМ.

При разработке ЦНВУ рассматривались два варианта управления метками:

Позиционное–при этом способе управления отклонение органа управления меткой вызывает пропорциональное смещение метки от первоначального положения;

По скорости-при этом способе управления, в зависимости от величины отклонение органа управления от нулевого положения, меняется скорость перемещения метки.

На основании результатов проведённых исследований предпочтение было отдано второму варианту. Этот выбор был одобрен штурманским составом ВВС. При разработке устройств управления метками по скорости их удалось объединить в единое устройство с одной ручкой (Авторы: М. З. Львовский, Ф. Д. Жаржавский, В. А. Железнов). При этом, управление меткой дальности осуществляется отклонением ручки вверх и вниз, а меткой бортового пеленга–вправо и влево от нулевого (нейтрального) положения ручки, что полностью соответствовало эргономическим требованиям. В то же время, имея две степени свободы, ручка позволяла одновременно управлять обеими метками, что было расценено штурманским составом как серьёзное достоинство предложенного устройства управления метками. Благодаря этому появилась возмож-ность осуществить быстрый одновременный переброс меток в нужный участок экрана индикатора РЛС. Следует отметить, что при разработке новой сложной комплексной системы для самолёта стратегического назначения, содержащего в качестве вычислителя цифровую вычислительную машину (ЦВМ), Главный конструктор комп-лексной системы Е. С. Липин и ведущий разработчик Н. С. Пермиловский также реализовали в системе описанный способ независимого управления метками. Создание программы управления радиолокационными метками базировалось на разработанном aвтором математическом описании процесса управления, имеющего универсальный характер. Перейдём к совмещённой коррекции курса и вычисленных координат место-нахождения самолёта. Интегральные ошибки в вычислении текущих координат местонахождения самолёта возникают вследствие:

Инструментальной погрешности собственно вычислительного устройства и неточности измерений путевой скорости и угла сноса.

Ошибок измерения курса из-за ухода курсовой системы.

При уходе гирополукомпаса на один градус в час ошибка в определении местонахождения самолёта при полёте на расстоянии 1000км составляет более 15км и она соизмерима с инструментальной погрешностью. В период создания ЦНВУ единственным реальным способом позиционной коррекции вычисленных координат местонахождения самолёта являлось применение радиолокационной коррекции. В связи с этим были начаты исследования по поиску эффективного способа одновременной коррекции ошибок в определении координат местонахождения самолёта и курса с помощью радиолокационных коррекций.

Достигнутые результаты теоретических исследований, посвящённых этой проблеме, были изложены в научной работе автора «Совмещённая коррекция курса и координат местонахождения летательного аппарата (ЛА)» опубликованной в сборнике научных трудов Лётно-исследовательского института МАП. В этой теоретической работе показана возможность осуществления одновременной (совмещённой) коррекции счисленных координат местонахождения самолёта и курса путём выполнения последо-вательно двух радиолокационных коррекций. Рассмотрены условия взаимного расположения самолёта и двух радиолокационных ориентиров, при которых достигае-тся наилучший результат коррекции, а также выведены конечные формулы для вычисления составляющих поправок. В работе рассмотрены два варианта совмещённой коррекции:

Путём двух последовательных радиолокационных коррекций соответственно по двум ориентирам, выполняемых обычным способом c применением устройства управ-ления метками;

Путём радиолокационной коррекции по первому ориентиру обычным способом и радиолокационной коррекции по второму ориентиру с использованием курсозадатчика курсовой системы.

С завершением второй фазы коррекции в обоих вариантах вычисленные поправки вводятся в текущие показания курса и координат местонахождения самолёта. Следует отметить, что в качестве точечных ориентиров для коррекции могут быть использованы радиомаяки и соответственно бортовые радиотехнические средства навигации. Указанная теоретическая работа стала основой для реализации в ЦНВУ режима совмещённой коррекции курса и координат местонахождения самолёта, причём в качестве же способа его осуществления был выбран второй вариант. Как и в предыдущем случае, технические решения, связанные с осуществлением совмещённой коррекции, защищены авторскими свидетельствами на изобретения. Следует также отметить, что позже при создании нового компьютеризированного комплекса Е. С. Липин (Главный конструктор комплекса) и О. А. Артюховский применили подобный двухпозиционный метод коррекции для устранения ошибок инерциальных систем, используя для этой цели астрономическую систему навигации. Как и в предыдущих вычислителях НБА и НА-1 в ЦНВУ основной, решаемой вычислителем задачей является преобразование координат из полярной в прямоугольную систему координат и наоборот – из прямоугольной в полярную. Кроме того, в ЦНВУ осуществляются арифмети-ческие операции и операции масштабирования. Для преобразования координат в ЦНВУ использован векторный построитель, аналогичный используемому в НБА. В отличие от последнего в нём применены более точные синусно-косинусные трансформаторы, а в качестве потенциометров, включённых в их обмотки, использованы 20-ти оборотные реверсивные потенциометры, отличающиеся высокой точностью и разрешающей способностью. Этот потенциометр, изобретённый А. А. Прозоровым и В. А. Железновым, по своему замыслу и техническому воплощению не имел аналогов. Заметную роль во внедрении в производство этого потенциометра сыграл П. А. Гудков, механик-самоучка, создавший серию специальных станков, осуществляющих намотку тонкого высокоомного провода на проволочный каркас.

Здесь необходимо указать на важное достоинство ЦНВУ – наличие в его составе блока программирования координат радиолокационных ориентиров и промежуточных пунктов маршрута. Блок, представляющий набор 20-ти оборотных потенциометров, позволял непосредственно на борту самолёта перед вылетом запрограммировать координаты необходимого числа опознаваемых радиолокационных ориентиров и промежуточных пунктов

Центральное навигационное вычислительное устройство – ЦНВУ

маршрута, используя для установки значений координат собственные счётчики индикатора ЦНВУ. Это был первый случай применения устройства программирования в навигационно-вычислительных устройствах и было высоко оценено лётным составом ВВС.

Для проведения настройки и испытаний в заводских условиях и условиях эксплуа-тации была разработана специальная контрольно-проверочная аппаратура КПА-ЦНВУ. Как указывалось выше, ЦНВУ вошёл в штатное оборудование самолётов стратеги-ческого назначения: бомбардировщика-ракетоносителя ТУ-22К и дальнего разведчика-целеуказателя ТУ-95РЦ. Серийное производство ЦНВУ и КПА-ЦНВУ осуществлял приборостроительный завод «ТЭМП». Продолжительность серийного выпуска более 10 лет. В течение этого времени ЦНВУ подвергался многократной модернизации, связанной с улучшением его эксплуатационных и тактических и эргономических характеристик. По показателям надёжности ЦНВУ относился к числу наиболее надёжных изделий среди бортовых устройств аналогичной сложности.

В период разработки и изготовления опытных образцов ЦНВУ имело место много интересных событий, об одном их которых следует рассказать. Достопримечате-льностью большого кабинета Л. Л. Кербера с полукруглым окном была географическая карта мира почти на всю стену, подаренная ему командованием ВВС. Она дейст-вительно украшала кабинет. По всему периметру карты были широкие белые полосы. Однажды я случайно обратил внимание на большое количество каких-то надписей на карте, обрамлённых кружками различного цвета. Однако, не стал выяснять у хозяина кабинета, что значат эти надписи. После окончания очередного совещания Леонид Львович обратился ко мне с вопросом: «Когда ваше ОКБ поставит нам очередной опытный образец ЦНВУ?» Я назвал дату, которая совпадала с директивной. «Пожалуйста, Матвей Зельманович, вот вам ручка и напишите на краю карты эту дату и аккуратно распишитесь.» Теперь я понял, что означают эти надписи на карте. С его разрешения, углубился в чтение и увидел подписи многих весьма заслуженных и уважаемых людей, в том числе известных главных констструкторов. После этого, я спросил Леонида Львовича, а что значит цвет кружка, обрамляющего надписи. Он ответил: «Kрасным-взятое обязательство выполнено, не выполнено синим». «А какое наказание последует, если не выполнено?» – Он ответил: «Штраф – бутылка марочного коньяка». «А если выполнено?» «Коньяк с меня. Для этого, в моём сейфе всегда находится дежурная бутылка коньяка.» Прошло некоторое время и при очередной встрече в Москве Леонид Львович задал мне вопрос относительно поставки образца ЦНВУ, добавив, что ему кажется, что установленный срок истёк. Я ответил, что образец отправлен досрочно и находится на его складе. Позвонил в Ленинград и узнал номер накладной. Ему подтвердили, что образец находится на месте больше двух недель Он был крайне изумлён и одновременно обрадован; подошёл к карте и обвёл мою подпись красным. Затем открыл свой сейф и вручил мне бутылку коньяка. Она хранилась у меня дома до самого отъезда в Соединённые штаты Америки.

Следует заметить, что ОКБ-470 славилось в министерстве своей пунктуальностью. Возвращаясь к Леониду Львовичу, надо сказать, что помимо того, он был блестящим руководителем и специалистом, а также был замечательным психологом и тонким дипломатом. Предлагая разработчику самому определить срок поставки, он тем самым давал ему шанс не усугублять свою вину перед ОКБ А. Н. Туполева, ибо это сказывалось на сроки передачи самолётов заказчику для испытаний. Перспектива быть обведённым синим на видном месте и окончательно прослыть человеком, не выполняющим взятое личное обязательство, оказывало психологическое воздействие и в ряде случаях давало результат. Поэтому, я был далеко не единственным, чья подпись была обведена красным. Я преклонялся перед умом и мудростью Леонида Львовича, аристократом в полном смысле этого слова. Он был человеком, ищущим компромиссы, никого не обижал и категорически не подставлял под удар начальства.

В заключение этой Главы, необходимо отметить следующее:

1. ОКБ-470 являлось пионером в СССР по разработке многофункциональных аналоговых вычислителей и включения их в штатный состав военных и гражданских самолётов, с помощью которых осуществляется комплексирование бортового оборудования. Оно позволило автоматизировать процесс навигации, освободить экипаж от ручных вычислений, а также снизить физическую и психологическую нагрузку, сократить экипаж, расширить тактические возможности, повысить точность навигации и решение тактических задач. Все вычислители благодаря высоким эксплуатационным характеристикам, в том числе по надёжности, получили высокие оценки экипажей военных и гражданских самолётов. Вычислители были освоены серийно и выпускались для разных модификаций самолётов более 10 лет.

2. Достигнутый научный и практический опыт и прогресс в вычислительной технике, позволивший осуществить переход в последующем с аналоговых вычисли-телей на цифровые дали возможность существенно расширить функции бортовых комплексных систем. Это инициировало в дальнейшем проведение большого объёма научных исследований, направленных на поиск оптимальных решений, обеспечи-вающих самое эффективное использование комплексов при решении большого круга тактических задач.

3. Проведённые автором теоретические исследования в области комплексирования в том числе, связанных с обеспечением синхронизации прицельных меток и опуб-ликованных в научных трудах научно-исследовательских институтов МАП и военно-воздушных академий, привлекли внимание в соответствующих научных кругах. Они стали основой написания многочисленных научных работ, нескольких докторских диссертаций и ещё большего числа кандидатских, отличающихся незначительными, второстепенными нюансами.

В 1963г. произошло знаменательное событие: в результате присоединения к ОКБ ряда других аналогичных организаций, в частности серийных заводов, оно было преобразовано в Ленинградское Научно-Производственное Объединение «Электро-автоматика», которое возглавил П. А. Ефимов – Генеральный директор, Главный Конструктор.

Участники создания вычислителей для комплексных систем самолётов

Гарри Исаакович Пиль

Виктор Александрович Иванов

Белла Романовна Станиславская

ВикторВасильевич Резаков

Владимир Васильевич Гнюбкин

Виктор Николаевич Фадеев

Евдокия Петровна Тимофеева

Владимир Давидович Шейнберг

Глава четвёртая Устройства отображения информации (1965–1973)

В начале 1965 г. в Объединении наметилась тенденция роста числа разработок, относящихся к устройствам отображения информации. На разных стадиях разработки уже находился ряд типов картографических индикаторов (планшетов) и индикатор навигационно-тактической обстановки. Одновременно, в связи с ростом заинтересо-ванности самолётостроительных ОКБ и ведущих институтов МАП в разработке новых современных бортовых устройств отображения информации, руководство министерства определило ЛНПО «Электроавтоматика» в качестве разработчика некоторых видов этих устройств. С целью создания необходимой научно-технической базы для реализаций новых проектов в этой области руководитель объединения П. А. Ефимов принял решение об организации специальной лаборатории и отдельного конструкторского сектора в составе Научно-исследовательского отдела (НИО-1), которым руководил Е. С. Липин. Согласно приказу Начальником лаборатории (НИЛ-15) был назначен кандидат технических наук М. З. Львовский, начальником конструкторского сектора – И. Ф. Пухтенко. Здесь следует отметить важную роль в назначении меня начальником лаборатории Константина Гегамовича Арутюнова, инженер-полковника, руководителя военной приёмки нашего Объединения. Он меня довольно часто приглашал к себе для беседы, темой которой была состояние и развитие военной техники в мире. Он был умным человеком, и беседы с ним приносили мне лично удовольствие. Для меня назначение на должность начальника лаборатории было полной неожиданностью. Впоследствии я узнал о том, что у меня были конкуренты и более того, решительные противники моего назначения. Но К. Г. Арутюнов настоял на моей кандидатуре, и П. А. Ефимов принял это к сведению.

По мере поступления заказов на разработку новых устройств, в том числе ранее несвойственных профилю объединения, состав лаборатории и сектора пополнялся специалистами в области электроники, вычислительной техники, оптики и достиг к началу 1973 г. более 110 человек. В течение восьми лет существования этих подразделений до преобразования их в самостоятельный отдел, о чём более подробно будет сказано ниже, в ЛНПО были разработаны впервые в СССР новые устройства отображения информации, стоящие на уровне требований времени. К числу последних относятся индикатор навигационной обстановки ИНО-2, предназначенный для установки на тяжёлые самолёты различног назнаяения и индикатор на лобовое стекло ИПП-2–53 («Зрачок-2») для истребителя МИГ-23БК (МИГ-27), освоенных промышленностью. В процессе разработки перечисленных и других устройств, в том числе пультов управления для самолёта ТУ-144, объединение приобрело уникальный опыт, позволивший в дальнейшем перейти к созданию более сложных современных комплексных систем отображения информации для различных летательных аппаратов. Ниже приведена информация об отдельных устройствах отображения информации, созданных ЛНПО «Электроавтоматика» в период с 1965 г. по 1973 г.

Картографическиe проекционные индикаторы навигационной обстановки ПИНО

Разработка ПИНО производилась объединением в соответствии с общим планом строительства сверхзвукового пассажирского самолёта ТУ-144, штатное оборудование которого включало в свой состав этот индикатор. Аналогичный прибор фирмы CSF был включён в состав оборудования англо-французского самолёта «Concord». Разработка ПИНО ознаменовала собой совершенно новый этап развития бортовой индикаторной техники. ПИНО достаточно сложное, но значительно более информативное индика-торное устройство, чем автоматические планшеты. Принцип действия прибора основан на использовании микрофильма с большим объёмом картографического материала и проекционной оптической системы со специальным просветным экраном. Кроме того, в приборе предполагается наличие специального оптического устройства, позво-ляющего вращать изображение карты на экране на 360 градусов. Благодаря этому карту можно ориентировать как на «Север», так и по направлению полёта.

K началу разработки ПИНО объединение располагало ограниченной информацией об аналогичных разработках за рубежом. Было известно, что ряд фирм уже создали и испытали образцы проекционных индикаторов. Известно было также и то, что по технической реализации они существенно отличались друга от друга. Например, в ряде индикаторов использовался микрофильм на c плёнке шириной 35 мм, в то время как в других использовался набор микрокарт в виде фотослайдов. В одних индикаторах поворот изображения осущеслялся за счёт вращения кассеты с микрофильмом, в других–путём вращения специальной призмы (типа Дове или Пехана), введённой в проекционную оптическую систему. При выборе идеологии проектирования ПИНО были тщательно проанализированы все возможные варианты. В результате, оптима-льным был признан вариант, основанный на применении ленточного микрофильма и оптического элемента для поворота изображения. Разработка идикатора ПИНО прово-дилась в два этапа:

На первом этапе в соответствии с Техническим заданием ММЗ им. Туполева была разработана первая модификация индикатора – ПИНО. Заданные характеристики прибора отражали взгляды заказчика на особенности будущей эксплуатации сверхзвукового самолёта ТУ-144. Предполагалось, что самолёт ТУ-144 будет совершать полёты по строго ограниченному числу маршрутов. То есть, вид, содержание и запас картографического материала, размеры экрана, кратность увеличения, объём сопутст-вующей информации должны были соответствовать разработанной заказчиком методике использования ПИНО на самолёте ТУ-144. Как показали последующие всесторонние испытания, подобный подход существенно ограничил функциональные возможности индикатора, лишив его универсальности и, соответственно, перспективу его использование на других, вновь проектируемых самолётах.

На втором этапе в соответствии с новым техническим заданием, разработанным ЛНПО, которое учитывало предыдущий опыт, была разработана вторая модификация прибора – ИНО-2. Этот индикатор обладал многими преимуществами, главными из которых являлись: универсальность, существенное снижение массы и габаритов и, наконец, переход на использование стандартной перфорированной фотоплёнки для изготовления микрофильма. Для реализации принятой структуры и заданных характе-ристик прибора необходимо было разработать ряд новых компонентов и технологий. К их разработке были привлечены следующие специализированные научно-исследо-вательские институты:

Государственный институт прикладной оптики (ГИПО, г. Казань) – для разработки проекционной оптической системы;

Научно-исследовательский институт источников света НИИИС, г. Саранск)–для разработки малогабаритной галогенной лампы большой мощности и с большим сроком службы;

НИИ Химфотопроект–для разработки комплекта термостойкой цветной фотоплёнки с большим разрешением;

НИИ Картографии МО–для разработки технологии изготовления;

Мосфильм – для разработки технологии тиражирования микрофильмов.

Учитывая важность и актуальность разработки ПИНО и ИНО-2, П. А. Ефимов принял меры по укомплектованию НИЛ-15 специалистами различного профиля, выделению дополнительной площади, а также санкционировал приобретение специального оборудования для проведения широкого круга исследовательских работ. Поскольку перед НИЛ-15 стояла задача, связанная с разработкой устройств, включающих в свой состав проекционные и коллиматорные оптические системы, возникла необходимость в организации оптического участка для проведения оптических и светотехнических измерений. Заслуга в создании этого участка и приобретении необходимого и крайне дефицитного оборудования принадлежит опытному инженеру-оптику Алисе Александровне Царевской. В дальнейшем она принимала активное участие в формулировании требований к оптическим системам для вновь разраба-тываемых индикаторов. Другой её заслугой является обоснование выбора предприятий для разработок оптических систем. Он оказался безошибочным. Пройдут годы и оптическое направление деятельности ЛНПО возглавит талантливый специалист, кандидат технических наук Александр Исаакович Эфрос, сделавший уникальный и бесценный вклад в разработку и внедрение в производство самых совершенных, не имеющих аналогов, коллиматорных оптических систем и индикаторов на лобовое стекло.

Следует отметить, что П. А. Ефимов считал новое направление в деятельности Объе-динения, а именно – разработку устройств и систем отображения информации весьма важным и перспективным и положительно оценивал инициативы, относящиеся к этой тематике, о чём более подробно будет сказано ниже. Своим распоряжением он возложил научно-техническое руководство разработкой проекционных индикаторов и органи-зацию взаимоействия с разработчиками компонентов на автора, начальника НИЛ-15. Индикаторов типа ПИНО было изготовлено несколько образцов, два из которых были установлены соответственно на 1-м и 2-м самолётах ТУ-144. Разработка ПИНО имело большое значение, поскольку в процессе его проектирования, изготовления, доводки и испытаний были решены главные схемные и конструкторские вопросы, проверена оптимальность выбора проекционной оптической системы, надёжность работы источ-ника света в бортовых условиях и отработана технология изготовления и тиражирования микрофильмов на основе отечественных фотоматериалов. Полученные результаты были учтены при создании ИНО-2. Ниже приведена краткая информация о ПИНО и более подробная об ИНО-2.

Проекционный индикатор навигационной обстановки ПИНО

Индикатор ПИНО конструктивно был выполнен в виде двух блоков: блока индикации и блока управления и питания. Диаметр экрана-200мм, длина перфори-рованной цветной позитивной плёнки составляла 200мм, ширина 70мм. Проекционная система содержала два объектива, обеспечивающих увеличение в 10Х и 20Х, поворот изображения на экране-оптический на 360⁰. Микрофильм содержал одну или две маршрутные карты полёта (1:2.000.000, 1:1.000.000) и несколько крупномасштабных карт районов посадки (1:500.000, 1:250.000), уменьшенных соответственно в 10 и 20 раз. Перфорирование микрофильма производилась на специально сконструированном прецизионном станке, что гарантировало высокую точность управления микрофильмом, поскольку датчик обратной связи следящей системы был механически сцеплен с микрофильмом посредством перфорационных отверстий. Как уже указывалось, одним из важных компонентов ПИНО является проекционная оптическая система, содержащая в своём составе оптический элемент для поворота изображения карты на экране на угол 0360. К проекционной оптической системе были предъявлены следующие техниче-ские требования:

Обеспечение максимальной яркости изображения карты на экране с учётом допустимого светового и теплового воздействия на микрофильм;

Достижение наилучшего эффекта наблюдаемости изображения на экране с рабочих мест пилотов в условиях высокой внешней освещённости в кабине;

Минимальная дисторсия по экрану;

Минимальные ошибки при повороте изображения.

В процессе разработки оптической системы анализировались различные схемы, основанные на призмах Пехана, Дове, трёхкомпонентной призмы профессора М. М. Русинова. В результате поиска альтернативной схемы, отвечающей вышепе-речисленным требованиям, в ГИПО была разработана не имеющая аналогов оригинальная проекционная система (Авторы: Ю. Г. Кожевников, М. В. Дорофеева, М. З. Львовский, Б. Н. Бардин). Для достижения наилучших условий наблюдения формируемого на экране изображения с рабочих мест пилотов был разработан специальный просветный экран (Автор: Ю. Г. Кожевников). При разработке ПИНО были решены сложнейшие технические задачи, связанные с созданием высокоточных автоматических приводов, обеспечивающих продольное и поперечное перемещение микрофильма, механизмов вращения трафаретов, с нанесенными на них круговыми шкалами для отсчёта угловых параметров, механизма переключения объективов для изменения кратности увеличения, системы ручного управления картой с переменной скоростью для быстрой и точной её установки в исходное положение и др. Для обеспечения настройки, проверки и испытаний ПИНО в заводских и эксплуатационных условиях была разработана специальная контрольно-проверочная аппаратура. Для проведения наземных и лётных испытаний в составе оборудования самолёта ТУ-144, была изготовлена ограниченная партия опытных образцов ПИНО.

ПИНО на приборной доске ТУ-144

ИНО-2

Индикатор навигационной обстановки ИНО-2

Индикатор ИНО-2 воплотил в себя лучшие достижения конструкторской мысли. Свиде-тельством этому является сопоставление серийного образца ИНО-2 с аналогичным индикатором фирмы CSF (Франция). Сравнительные испытание индикаторов, проводившиеся в начале 80-х годов, показали, что ИНО-2 по основным тактико-техническим параметрам (объём представляемой информации, яркость и качество изображения, запас картографического материала и др.) превосходит индикатор фирмы CSF. ИНО-2 выполнен в виде моноблока с экраном 160мм. В индикаторе в качестве носителя картографической информации используется цветная позитивная 35мм перфорированная плёнка на лавсановой (более термостойкой) основе. Длина микрофильма не менее 12м, на котором можно разместить до 350 кадров с различным картографическим содержанием. Оптическое увеличение 20Х, поворот изображения-оптический на 360⁰ посредством модифицированной оптики, аналогичной ПИНО. Яркость карты, спроецированной на экран индикатора, достаточна для распознования и чтения самых мелких элементов её изображения с рабочих мест пилотов в условиях самой высокой солнечной освещённости в кабинах пассажирских и военно-транспортных самолётов и самолётов стратегической авиации. Габариты индикатора 250х220х420мм, масса 15кг.

На самом экране нанесены зачернённая двойная радиальная линия, условно совпадающая с продольной осью самолёта, и круг в центре, указывающий местонахождение самолёта на карте. Вращением оптической призмы осуществляется поворот изображения карты и ориентация её на «Север» или по направлению полёта. Кроме экрана имеются ещё три вращающихся трафарета, расположенные непосре-дственно за просветным экраном параллельно последнему. Это трафареты с изображением оцифрованной шкалы 0360, треугольного индекса и радиальной линией с делениями. Вращение этих трафаретов осуществляется по данным, посту-пающим от соответствующих измерителей угловых параметров. В результате, помимо отображения на карте текущего местонахождения самолёта в ИНО-2 индицируются: курс самолёта, путевой угол, угол сноса и азимут наземного радиомаяка. Осью отсчёта перечисленных угловых параметров является вертикальная ось индикатора. В качестве источника света в проекционной системе индикатора применена малогабаритная галогенная лампа мощностью 75 вт. Учитывая ограниченный срок службы лампы, в нём предусмотрено устройство револьверного типа с 4-мя лампами. Переключение ламп при выходе из строя одной из них, осуществляется вручную с помощью ручки, расположенной на лицевой панели индикатора. Для увеличения переднего обзора на карте (при ориентации карты по направлению полёта) в индикаторе ИНО-2 предусмотрена дополнительная оптическая система, состоящая из призмы и микроконденсора, расположенные вблизи лампы, волоконного жгута и проекционного микрообъектива. Эта система позволяет сформировать на экране ниже центра, на расстоянии, равном половине радиуса экрана, яркий маркер квадратной формы. При установке переключателя, расположенного на передней панели, в положение «Маркер» на экране пояляется изображение маркера, а карта автоматически смещается вниз на ту же величину–половину радиуса. Помимо указанных органов управления, на лицевой панели размещены: ручка регулировки яркости, счётчик номера карты (кадра), рукоятка с двумя степенями свободы аналогично той, которая применена в ЦНВУ. Последняя позволяет перевести следящие системы, управляющие микрофильмом, в режим перемотки и начальной установки микрофильма. При этом скорость и направление движения микрофильма (соответственно, карты на экране индикатора) зависит от направления и угла отклонения ручки от нейтрального положения. Это эксплуатационное удобство позволяет экипажу получить в полёте предваряющую картографическую информацию, а также проверить состояние микрофильма как при подготовке полёта, так и в полёте. Для обеспечения настройки, проверки и испытаний ИНО-2 в заводских условиях и условиях эксплуатации была разработана специальная контрольно-проверочная аппаратура КПА ИНО-2. Серийное изготовление ИНО-2 осуществлял завод «ТЭМП». Поставку серийных образцов оптической проекционной системы П-4 производил Казанский оптико-механический завод. Изготовление и поставку микрофильмов для ИНО-2 осуществляли соответствующие службы Гражданской авиации и Министерства Обороны. ИНО-2 установлен на пассажирском самолёте ИЛ-86, военно-транспортном самолёте АН-124 и на самолёте стратегического назначения ТУ-95М. В заключении следует особо отметить Ф. Д. Жаржавского, ведущего конструктора ИНО-2, создавшего кострукторский шедевр, который спустя годы вызывает восхищение своим изяществом и технологичностью. Высокой оценки заслуживает ведущий инженер ИНО-2 Б. М. Шендерович.

Экспериментальные разработки устройств отображения информации

Параллельно с перечисленными выше разработками, освоенными промыш-ленностью и вошедшими в состав штатного оборудования ряда самолётов, в объединении (НИЛ-15 и Конструкторский сектор КБ) осуществлялись научно-исследовательские проекты, связанные с созданием совершенно новых устройств отображения информации, не имеющих аналогов в отечественном приборостроении. В числе этих устройств:

Индикатор навигационно-тактической обстановки – ИНТО;

Коллиматорный пилотажно-посадочный индикатор – ППИ;

Система визуального захода на посадку – СВЗП «Визир».

Разработка этих устройств проводилась в соответствии с Техническими Заданиями ВВС, Научно-исследовательских институтов МАП ЛИИ и НИИАС и финансировалась Министерствами Авиационной Промышленности и Обороны. Хотя осуществление этих проектов ограничилось изготовлением только экспериментальных образцов и их испытаниями, приобретённые опыт и знания позволили в последующем выработать концептуальный подход к созданию перспективных высокоинформативных комплек-сных систем отображения информации, отвечающих требованиям инженерной психо-логии, эргономики и мировому уровню.

Индикатор навигационно-тактической обстановки ИНТО

Прототипом ИНТО являлся индикатор фирмы ASTRONAUTICS (США), общие сведения о котором были опубликованы в ряде авиационных журналов США. Главной особенностью и достоинством индикатора являлась возможность воспроизведения на его экране не только движущейся навигационной карты, но и дополнительной, наложенной на карту, графической информации: различных оцифрованных шкал, надписей, прямых и кривых линий и т. д., что существенно расширяло его инфор-мационные и тактические возможности. Благодаря этому обеспечивалась возможность предъявления экипажу в каждый момент времени информации о местонахождении самолёта, состоянии бортовых систем, расположении средств ПВО и ПРО, а также различные справочные матeриалы. Такие широкие информационные возможности возникли в результате cочетания оптических и электронных способов отображения информации. Одним из главных элементов индикатора является специальная электронно-лучевая трубка с диаметром экрана 240мм, имеющая заднее оптическое окно и наклонную, по отношению к оси трубки, горловину. ЭЛТ была разработана и изготовлена Московским электроламповым заводом. ЭЛТ снабжена фокусирующей и отклоняющей системой. Управление лучом ЭЛТ осуществляется функциональным – координатным способом, благодаря чему достигается необходимое соотношение яркостей карты и графической информации, достаточной для её считывания на фоне полётной карты, спроецированной посредством проекционной оптической системы с микрофильма на экран. При этом микрофильм перемещается относительно двух осей, а текущее местонахождение самолёта на карте индицируется маркером, нанесенным на экран ЭЛТ. В оптической проекционной системе для вращения изображения карты использована оригинальная трёхкомпонентная призма профессора М. М. Русинова.

Из особенностей индикатора следует отметить следующие:

Тип и толщина люминофора зелёного цвета (К-48) ЭЛТ (задняя сторона экрана имела незначительное матирование) выбирались исходя из условий достижения максимальной яркости изображения карты и необходимого контраста электронного изображения символьной информации. С точки зрения реализации, удовлетворить одновременно эти условия практически невозможно. В конечном счёте, удалось добиться некоторого баланса, но при этом эксплуатировать индикатор можно было лишь в условиях внешней освещённости ниже 10.000 люкс, что явно недостаточно. Идея снижения влияния внешней освещённости, основанная на использование «колодезного эффекта» или применение антибликового покрытия экрана, возникла значительно позже.

Генератор символов на 64 символа (цифры, буквы, элементы графики для построения шкал, окружностей т. д.) был выполнен в виде блока постоянной памяти на магнитных сердечниках (в то время другими элементами памяти ОКБ не располагало). Блок содержал схемы управления памятью и сопряжения с ЦВМ. Управление обеими системами формирования изображения на экране индикатора осуществлялось в соответствии c программой, установленной в ЦВМ. Предполагалось, что для каждого маршрута в ЦВМ будет устанавливаться сменная панель памяти. Микрофильм был выполнен на 70мм цветной позитивной плёнке без перфораций. Для управления микрофильмом в продольном направлении плёнка с картами содержала также многоразрядную кодовую дорожку. Соответственно, в лентопротяжном механизме было установлено фотосчитывающее устройство. Датчиком обратной связи в следящей системе поперечного перемещения микрофильма служил преобразователь угол-код. По разработанной схемно-конструкторской документации были изготовлены два действующих макетных образца ИНТО. После лабораторных испытаний, в процессе которых были определены реальные характеристики индикаторов, они были направлены в НИИАС, где в стендовых условиях было проведено включение ИНТО в состав сложных навигационно-прицельных комплексов. Исследования выявили потенциальные возможности ИНТО, и на их основе были разработаны варианты боевых тактических приёмов. В целом разработка ИНТО стала важным этапом в развитии новых направлений в индикационной технике. Она также стала базой, где были апробированы технические и технологические решения, связанные с созданием таких электронных устройств, как: усилители отклонения и подсвета, высоковольтные источники напряжения (20кв), ряд низковольтных стабилизированных источников тока и напряжения и т. д. Массового развития ИНТО не получило вследствие сложности аппаратуры и отсутствии реальных в то время перспектив по улучшнию светотех-нических характеристик индикатора, обеспечивающих возможность его эксплуатации на самолётах.

Пилотажно

–

посадочный индикатор ППИ

ППИ относится к классу коллиматорных индикаторов на лобовое стекло (ИЛС). Созданный Объединением совместно с ГОИ им. С. И. Вавилова ППИ является, в известной степени, аналогом коллиматорного индикатора CSF-193 французской фирмы CSF. В то время как в Англии, США интенсивно разрабатывались электронные версии ИЛС, главным образом, для истребительной авиации, фирма CSF предпочла создать для самолётов гражданской авиации оптико-механический индикатор. В отличие от одноцветных электронных индикаторов, в поле зрения CSF-193 формировалось много-цветное изображение навигационно-пилотажных параметров. По-видимому, фирма CSF полагала, что цветное кодирование коллимируемой информации улучшит её восприятие на фоне внешнего пространства. Как и CSF-193, ППИ предназначался для установки на потолке кабины над головой лётчика.

Поскольку перед разработчиками стояла крайне сложная задача обеспечения заданных информационных характеристик при минимальных габаритах, при разработке прибора использовались нетривиальные технические и технологические решения. ППИ состоит из полупрозрачного головного зеркала, через которое лётчик наблюдает внешнее пространство и спроецированное в оптическую бесконечность изображение пилотажных параметров, сформированное двухлинзовым объективом с асферической поверхностью совместно с подвижными трафаретами и шкалами, находящимися в трёх фокальных плоскостях объектива и приводимыми в движение соответствующими следящими системами. Главной и отличительной особенностью индикатора является наличие в нём специального оптического сумматора и трёхканальной осветительной системы. Оптический сумматор выполнен в виде двухэлементной системы, состоящей из двух плёнок с полупрозрачным покрытием. В поле зрения прибора индицируются следующие навигационные и пилотжные параметры:

скорость, высота, вертикальная скорость, линия горизонта, шкала тангажа, индекс самолёта, индекс отклонения от глиссады, а также светящиеся маркеры дальнего и ближнего маяков.

Пилотажно посадочный индикатор ППИ

Угловое поле зрения индикатора 12, мгновенное – 6х9. Для возможности наблюдения информации в направлении полёта при наличии угла сноса, в индикаторе предусмотрен поворот головного зеркала вокруг оси выходного объектива на угол сноса в пределах от –12 до +12. Поворот зеркала на угол, равный текущему углу сноса, осушествляется следящей системой, на вход которой поступает соответствующий сигнал от допплеровской станции. Во избежание ложного разворота по крену индицируемых угловых параметров при повороте головного зеркала, одновременно с ним в противоположном направлении поворачиваются трафареты угловых параметров. Были изготовлены два опытных образца, которые прошли стендовую наладку и испытания.

Сравнительная проверка реальных образцов ППИ и СSF-193 (Франция) показала, что ППИ по основным параметрам не уступает последнему, а в ряде случаев превосходит. Затем один из образцов ППИ был установлен на пассажирском самолёте и прошёл лётную оценку экипажами ЛИИ МАП И ГОС НИИ МГА. После лётных испытаний ППИ были сделаны следующие выводы:

Расположение индикатора над головой лётчика, в непосредственной близости, вызывало отрицательное ощущение. Было рекомендовано в дальнейшем, при разработке новых моделей подобных индикаторов, стремиться к максимальному их уплощению, т. е. увеличению расстояния между головой лётчика и корпусом прибора.

В дневных условиях, при большой внешней освещённости яркость формируемого индикатором изображения была недостаточна. Кроме того, стиралась разница в цветах, а свечение ярких символов приближалось к белому.

Относительно малое мгновенное поле зрения индикатора привело к уплотнению индицируемых параметров. В связи с этим лётным составом было высказано пожелание об увеличении в будущем мгновенного поля зрения индикатора и разведении индицируемых параметров на большие угловые расстояния друг от друга.

К аналогичным выводам пришли французские специалисты после лётных испытаний индикатора CSF-193. Дальнейшего развития указанное направление не получило. Тем не менее разработка ППИ была исключительно важным этапом в освоении новой для Объединения тематики. Она стала научной и технической школой для специалистов, которые в недалёком будущем посвятят свои способности и усилия в создание новых поколений индикаторов на лобовое стекло в соответствии с новой концепцией и на новых принципах.

Система визуального захода на посадку

–

СВЗП «Визир»

Система визуального захода на посадку «Визир» разрабатывалась по инициативе ЛИИ в соответствии с приказом Министерства авиационной промышленности. Перед разработчиками Объединения была поставлена задача создания прибора с минимальными габаритами и массой с расположением его на потолке кабины самолёта над головой первого пилота. Разработанный образец прибора коллиматорного типа в отличие от ППИ был максимально уплощён за счёт использования оригинальной оптической коллиматорной системы. Благодаря этому прибор не представлял опасность для лётчика. В приборе были реализованы все требования ЛИИ, касающиеся информационных характеристик. Экспериментальный образец был установлен на самолёте ТУ-154, на котором проводились контрольные испытания оборудования самолёта. В процессе лётных испытаний лётчик использовал прибор при заходе на посадку. Выполненная программа испытаний подтвердила его соответствие всем требованиям ЛИИ в части информационных характеристик и эффективности его использования. Лётчики, проводившие испытания прибора, дали высокую оценку и подтвердили полезность такого прибора для них при условии расширения его информа-ционных возможностей при использовании его в других режимах полёта. К сожалению, в тот период отсутствовали необходимые элементы для реализации этих требований. Лишь много лет спустя в мире появились наобходимые технические и технологические предпосылки для создания многофункционального индикатора, пригодного для размещения на потолке кабины пилотов.

СВЗП крепится на потолке кабины

СВЗП крепится на приборной доске.

Нужно признать, что ЛНПО «Электроавтоматика» было одним из первых в мире, кто создал сверхмалогабаритный индикатор подобного типа. Ведущие разработчики индикатора “Визир”: А. И. Эфрос и Ю. А. Бусагин.

Следует заметить, что тогда была реальная возможность участвовать в лунном проекте, в частности, в разработке на базе «Визира» прицела, предназначенного для установки на лунной секции с целью наведения её на безопасное место при посадке на Луне. Согласно регламенту у космонавта, находящегося в кабине лунного отсека, будет крайне ограниченное время для совершения посадки (15–25 секунд) и по мнению разработчиков лунной секции без прицела не обойтись. Для этой цели по рекомендации космонавта Г. М. Гречко в ЛНПО были командированы два высококвалифицированных специалиста, участвовавших в разработке лунной секции. Они были детально ознакомлены с состоянием разработки «Визира» и результатами предварительных стендовых и лётных испытаний. В целом, прибор произвёл на них хорошее впечатление, и предполагалось продолжить сотрудничество. Однако ввиду возникших технических и технологических трудностей в реализации лунного проекта, последний был закрыт, и сотрудничество по созданию прицела не имело продолжения.

Устройство формирования графической информации на телевизионных мониторах

Во второй половине семидесятых годов прошлого столетия отдел НИО-2 (см. Главу шестую) получил задание на разработку «Устройства формирования графической информации на телевизионных мониторах». Устройство предназначалось для использования в составе системы отображения информации советского космического корабля многора-зового использования «Буран». Среди требований, предъявляемых к этому устройству, помимо объёма и формы графической информации в каждом режиме полёта корабля, особо высокие требования предъявлялись к его массе и габаритам. При выборе оптимального варианта построения устройства из известных технических решений, потребовалось проведение обширных и трудоёмких экспериментальных работ. Они показали, что удовлетворить одновременно все жёсткие требования практически невозможно. Причина в том, что в СССР отсутствовали необходимые компоненты: процессоры, а также компьютерная постоянная и временная память. Автор, который не принимал участия в этом проекте, предложил решить эту проблему другим способом. Суть способа заключается в том, что для формирования символьной информации на телевизионных мониторах используется функциональный генератор символов и устройство записи его сигналов во временную (оперативную) память с последующим считыванием с неё видеосигнала, посредством телевизионных пилооб-разных сигналов строчной и кадровой развёрток для каждого полукадра. Практически это означало, что для решения проблемы необходимо было создать лишь блок помяти, поскольку цифровой функциональный генератор символов для самолётной системы индикации был разработан и находился в стадии изготовления. Таким образом, задача, связанная с созданием важного устройства системы индикации космического корабля была решена. В течение следующих 3-х месяцев была разработана техническая документация и начато изготовление образцов устройства. Дальнейшая судьба корабля «Буран» известна: проект был закрыт соответсвующим постановлением Правительства СССР. В память о нём остался патент 147231 от 04/08/1980г., который до сих пор хранится у автора.

О сотрудничестве НПО с Институтом Космической и Авиационной Медицины (ИКАМ)

Важным событием в период 19681970 г.г. стало привлечение ИКАМ к разработкам, проводимым Объединением в области бортовых устройств и систем отображения информации. В эти годы в Объединении возникла убеждённость в важности и продуктивности овеществления инженерно-психологических требований в констру-кции средств отображения информации. Это стало особенно актуальным в связи с планами разработки современного индикатора на лобовое стекло (ИЛС или HUD), основанного на новых технических принципах и предназначенного для самолётов – истребителей. Пионерами внедрения инженерно-психологических знаний в процессе создания новых образцов индикационной техники стали начальник отдела ИКАМ, полковник, доктор медицинских наук Владимир Алекcандрович Пономаренко и автор настоящих мемуаров. В последствии генерал В. А. Пономаренко стал начальником института и был избран академиком АМН. ИКАМ располагал современными тренажёрами и моделирующими комплексами, которые позволяют отрабатывать оптимальные информационные картины, подлежащие отображению на индикаторах в различных режимах полёта и боевого использования. Проверка эффективности производилась на тренажорах с привлечением лётного состава ГК НИИ ВВС и полевых частей. Работа ИКАМ была признана исключительно важной и в соответствии с решением командования ВВС вся вновь создаваемая индикационная аппаратура подлежала экспертной оценки в ИКАМ. Руководитель Объединения П. А. Ефимов не только поддержал это важное начинание, но и санкционировал передачу в ИКАМ макета ППИ и, несколько позже, экспериментального образца нового ИЛС -индикатора ИПП-2, ставшими первыми приборами в стране, которые были подвергнуты всесторонним инженерно-психологическим исследованиям. Полученные результаты были реализованы в опытных и серийных образцах оптико-электронного индикатора на лобовое стекло ИПП-2–53 (Зрачок-2).

После преобразования в 1973г. НИЛ-15 в научно-исследовательский отдел-НИО-2, связь с ИКАМ продолжала расширяться и углубляться. Все информационные характеристики проектируемых систем индикации фактически разрабатывались совместно, что существенно снижало вероятность ошибочных решений при выборе способа представления того или иного параметра. Это достигалось путём обработки статистических данных по реакции большого числа лётчиков строевых частей, выполнявших на тренажоре, снабжённого реальной кабиной самолёта (МИГ-29), определённые тактически задачи при экстремальных условиях. Следует отметить, что В. А. Пономаренко пользовался большим авторитетом у командования ВВС. Он один из первых, кто понял значимость новых подходов к созданию систем индикации, особенно для самолётов истребительной авиации. Статистика воздушных происшествий с трагическим исходом для данного класса самолётов настоятельно требовала принятия кардинальных мер по повышению безопасности лётного состава при выполнении учебных и боевых полётов. В. А. Пономаренко стал решительным проводником создание электронных систем индикации, способных наглядно информировать лётчика о возникновении критических ситуаций. Именно в этом он видел ключ, с помощью которого можно резко снизить печальную статистику воздушных происшествий. Небезинтересно вспомнить об одной конференции, повящённой безопасности пилотировния, на которой мы оба присутствовали. На этой конференции выступил генерал-полковник авиации Иван Никитич Кожедуб. В своём выступлении он обрисовал удручающую картину, связанную с безопасностью пилотирования в военной авиации, особенно в истребительной, где особенно высокий уровень гибели лётчиков из-за слабой подготовки и несовершенства самолётной аппаратуры, не обеспечивающей предупреждение лётчика о возникновении опасной ситуации при выполнении учебной или боевой задачи. Именно тогда мы поняли на сколько важна работа по созданию новых приборов и систем индикации, обеспечивающих высокий уровень безопасности при пилотировании самолёта, особенно истребителя.

По данной Главе можно сделать следующие выводы:

1. Экспериментальные разработки в области устройств индикации позволили апробировать различные пути решения технических задач и решить важнейшие проблемы, связанные с переходом на электронные и оптико-электронные индикаторы. Эти работы высветили необходимость создания новых электронных элементов высокого качества. По инициативе ЛНПО впоследствии ряд отраслей промышленности (электронная, оптическая и др. ), разработали необходимые элементы, позволившие создать индикационную аппаратуру, соответствующую на то время мировым стандартам.

2. ЛНПО впервые в стране приступило к разработке устройств и систем индикации, учитывающих эргономические и инженерно-психологические критерии, исключив из своей деятельности не подтвержденные научными исследованиями методы. Это стало возможным благодаря многолетнему и исключительно продуктивному сотрудничеству с Институтом авиационно-космической медицины.

3. Экспериментальные разработки, проведенные в ЛНПО, показали значительное отставание отечественной элементной базы, особенно электронной, от зарубежных достижений. Это подтверждается, например, использованием при создании генератора символов для ИНТО архаичного метода построения генератора на основе магнитных тороидов, поскольку в тот момент в СССР не производились электронные элементы памяти, на основе которых были построены зарубежные устройства индикации. Лишь спустя годы они стали доступны, но их характеристики попрежнему были существенно ниже.

Глава пятая

Индикатор прицельно-пилотажный

–

ипп-2–53 (зрачок-2)

(1965–1973)

После завершения работ по ППИ возник естественный вопрос: «Что делать дальше?» Стендовые и лётные испытания подтвердили соответствие прибора Техниче-скому заданию Лётно-исследовательского института. Схемное и конструкторское выполнение индикатора по всеобщему мнению было безукоризненным. Все характеристики индикатора в основном совпадали с характеристиками индикатора СSF-193, а по ряду параметров превосходили. И тем не менее у автора укрепилось мнение, что дальнейшее развитие оптико-электромеханических индикаторов, подобных ППИ и CSF-193, не имеет никакой перспективы и скорее ведёт в тупик. Это мнение чётко основывалось на двух положениях:

Индикаторы типа ППИ обладали ограниченной информативностью и, практически, не позволяли осуществлять отображения всего комплекса символьной информации, необходимой для эффективного выполнения всех полётных и боевых режимов в случае создания индикатора для истребителей. Кроме того, оптические и светотехнические характеристики индикаторов были недостаточные для возможности использования их в боевой авиации.

Тщательное и глубокое изучение автором состояния этой техники за рубежом, показало катастрофическое отставание от запада, который уже целое десятилетие оборудовало свои истребители многофункциональными широкоугольными электрон-ными индикаторами на лобовое стекло (ИЛС)

На состояние 1967г. в СССР не было никаких признаков перехода на принципиально иную концепцию создания широкоугольных коллиматорных индикаторов, которая должна основываться на использовании электронных компонентов для формирования в поле зрения изменяемой по объёму и форме символьной информации с высокой яркостью, позволяющей считывать её на фоне внешнего пространства в условиях высокой освещённости.

По поручению руководителя организации я присутствовал на совещании у министра авиационной промышленности Петра Васильевича Дементьева. Это было в конце 1967 г. Совещание было посвящено состоянию разработок для строящегося нового объекта. В процессе совещания министр неожиданно перешёл на другую тему, принимая во внимание, что среди участников совещания был заместитель министра оборонной промышленности. Он в резкой форме раскритиковал продукцию этого министерства, в частности механические коллиматорные прицелы, установленные на советских истребителях МИГ-17. Из-за них, обладающих узким оптическим полем зрения и выдающих примитивную информацию, во время шестидневной арабо-израильской войны, были проиграны все воздушные сражения, и арабские страны понесли большие потери.

Осознание этих и изложенных выше обстоятельств подвигло автора на написание проекта Технического Задания на разработку оптико-электронного индикатора на лобовое стекло (ИЛС). Разумеется, оно было не полным, но достаточным для понимания его функций и требований к самой аппаратуре, обспечивающих их выполнение. Перед автором возникла задача: каким образом представить идею создания подобного индикатора и проект Технического Задания руководству Объединения, как стимул для продолжения работ по данной теме с минимальным риском провала. Дело в том, что в планах деятельности Объединения разработка подобного индикатора не предусмат-ривалась и, более того, среди руководства существовала влиятельная группа, которая былакатегорически против развития этой новой тематики в Объединении. При указанных обстоятельствах единственным способом привлечь внимание к данной проблеме и получить заказ на разработку ИЛС в соответствии с новой концепцией и тем самым обеспечить лабораторию перспективными разработками-это обратиться непосредственно к Заказчику, то есть в Управление заказов ВВС. Это было грубое нарушение субординации и могло навлечь на автора серьёзное наказание вплоть до увольнения. Забегая вперёд, извещаю дорогих читателей о том, что личная инициатива автора была одобрена Павлом Алексеевичем Ефимовым. Однако, этому предшес-твовали события, описанные в очерке М. З. Львовского, посвещённом его памяти. Очерк вошёл в книгу воспоминаний под общим названием «Рядом с Главным Конструктором», изданной к 100-летию со дня рождения П. А. Ефимова. Книга издана в 2008, в Санкт-Петербурге издательским домом «Зеркало Петербурга», а сам очерк можно найти в Интернете, впечатав в поисковое окно GOOGLE название книги-«Рядом с Главным Конструктором». Очерк также приведён ниже.

Фактически П. А. Ефимов, одобрил личную инициативу автора и санкционировал разработку первого в СССР индикатора на лобовое стекло нового поколения, понимая в то же время, какие трудные проблемы организационного и технического порядка возникнут перед Объединением. Успешное преодоление этих трудностей позволило бы, в известной степени, устранить катастрофическое отставание от зарубежных достижений (США, Великобритания). Значение решения П. А. Ефимова поддержать инициативу автора по созданию в СССР первого современного оптико-электронного индикатора на лобовое стекло трудно переоценить. Оно имело фундаментальное значение, поскольку решающим образом определило дальнейшее развитие работ в области бортовых средств отображения информации для всех типов самолётов и вертолётов. Пройдёт всего несколько лет, и одним из главных тематических направлений в деятельности Объединения станет разработка комплексных систем отображения информации с цифровым управлением. Различные модификации после-дних будут установлены на новейших истребителях и боевых вертолётах. Их внедрение обеспечило существенное повышение эффективности деятельности экипажей. Но всё это было впереди. Сейчас же речь идёт о создании оптико-электронного индикатора на лобовое стекло, который в своём поле зрения формирует и проецирует в направлении взгляда лётчика в оптическую бесконечность символьное изображение навигационных, пилотажных и прицельных параметров, которые накладываются на освещённое внешнее пространство. При этом есть возможность создания их модификаций путём перепрограммирования. Формирователем первичного изображения коллимируемого оптической системой в бесконечность станет высокояркостная малогабаритная электронно-лучевая трубка, снабжённая устройством управления электронным лучом функциональным способом, в свою очередь управляемый компьютером в соответствии с заданной программой.

Инициатива автора получила полную поддержку Начальника Управления ВВС генерала-лейтенанта Н. И. Григорьева и Начальника Управления МАП В. С. Коровина. Придавая исключительно большое значение инициативе, генерал Н. И. Григорьев предложил помощь Министерства Обороны в обеспечении финансирования работ, размещении и выполнении заказов Объединения на разработку оптических и электро-нных элементов для проектируемого ИЛС. Полковник В. В. Макуха (в описываемое время он был майором и ждал очередного повышения звания до подполковника), ответственный сотрудник Управления заказов ВВС, стал проводником новой политики Управления.

Началась борьба по ликвидации катастрофического отставания от запада, где первые образцы подобных индикаторов были приняты на вооружение ещё в 1955г. В конце 60-х годов, когда было начато проектирование нового индикатора на лобовое стекло, повшего шифр – ИПП-2, Объединение располагало ограниченной инфор-мацией о зарубежных аналогах. Прежде всего, это касается индикаторов, установленных на самолётах США F-8 Crusader, и A-7 Corsair, самолётах Великобритании (Harrier и Tornado). Следует отметить, что индикаторы, установленные на этих самолётах, были разработаны и изготавливались английскими фирмами Ferranti и Smith, которые были пионерами в области разработки оптико-электронных индикаторов. Изучение внешних особенностей ИЛС привели к мысли, что оптимальной компоновкой электроного индикаторного блока ИЛС является горизонтальное расположение проекционной ЭЛТ и использование коллиматорной оптической системы, имеющей излом оптической оси на угол90. В этом случае, индикаторный блок занимает минимальную площадь на приборной доске и хорошо вписывается в передние обводы фюзеляжа самолёта. Именно эта концепция была принята за основу при конструировании индикаторного блока. Для сравнения, новейший в то время комбинированный электронно-механический прицел АСП-23, установленный на истребителе-перехватчике МИГ-23, имел вертикальную конфигурацию, занимал большую часть приборной доски, что в реальности привело к нестандартному размещению штатных приборов. Предложенная горизонтальная компоновка индикато-рного блока постоянно сохранялась при разработке всех последующих модификаций ИЛС, в том числе ИЛС с голограммными оптическими элементами.

Благодаря правильной оценке зарубежного опыта удалось внедрить в разработку оптимальное техническое решение, сократить сроки поиска и сэкономить немалые средства. По остальным аспектам построения элeктронного ИЛС разработчики ИПП-2 располагали крайне ограниченной информацией. Поэтому были использованы собственные технические решения. В дальнейшем, когда представилась возможность сравнить выбранные технические решения с зарубежными, было установлено, что они весьма схожи по принципиальному подходу и отличались тем, что зарубежные решения были выполнены более изящно за счёт высококачественной элементной базы и более обширного выбора. Такими возможностями разработчики ИПП-2 не располагали. Поэтому, многие технические решения, заложенные в ИПП-2, отличаются оригиналь-ностью и заслуживают признания как достижения инженерной, конструкторской и технологической мысли.

Для реализации планов разработки нового ИЛС НИЛ-15 была реорганизована. Руко-водителем Объединения П. А. Ефимовым были выделены для НИЛ-15 дополнительные штатные должности, что позволило принять в лабораторию несколько высококвали-фицированных специалистов в области электроники и оптики. Одновременно были оборудован участок для проведения оптических и светотехнических исследований. Для этой цели были приобретены из специального правительственного фонда такие дефицитные изделия, как оптическая скамья, яркомеры, эталонные источники света, наборы объек-тивов, нейтральных и цветных светофильтров и т. д. Аналогичный участок был оборудован для испытания высоковольтных источников питания.

Параллельно проводилась организационная работа по привлечению специали-зированных предприятий других министерств для разработки важнейших компонентов индикатора. Так, разработчиком проекционной ПЭЛТ «Куница» стал Московский электроламповый завод, коллиматорной оптической головки КГ Зрачок-2 – Загорский оптико-механический завод (ЗОМЗ). Эти предприятия впоследствие стали основными разработчиками модификаций проекционных ЭЛТ и оптических головок для всех индикаторов, созданных Объединением. Разработка полномасштабного макета ИПП-2 производилась на основе предварительного ТЗ, разработанного Объединением и согласованного с Управлением Заказов ВВС без привязки к конкретному самолёту. Всесторонние испытания изготовленного макетного образца ИПП-2 позволили проверить обоснованность принятой структуры индикатора и выбранных технических решений при разработке каждого блока и входящих в них функционально связанных устройств. Испытания подтвердили ожидаемые результаты: макет ИПП-2 функцио-нировал в соответствии с требованиями ТЗ, обеспечивая формирование в поле зрения индикатора заданный объём графической информации высокого качества.

Благодаря применению функционального (координатного) способа управления электронным лучом ЭЛТ достигнутый уровень яркости изображаемых символов зелённого цвета (наиболее яркого и контрастного) позволял их наблюдать при максимальной внешней освещённости в 100000 лк. Несмотря на новизну проблемы, стоявшей перед разработчиками, она была решена успешно и в сравнительно короткие сроки. Это позволило приступить к разработке опытных образцов Зрачок-2 (ИПП-2–53) для истребителя-бомбардировщика МИГ-23БК, получившего затем название – МИГ-27. Руководство разработками ИПП-2 и ИПП-2–53 было возложено на автора.

В состав индикатора входят: блок индикации, генератор символов, блок вычисления и преобразовний, блок низковольтного питания, рама для блоков и рама для установки и закрепления блока индикации на приборной доске истребителя. Наличие в составе индикара ИПП-2–53 блока вычисления и преобразования обусловлено тем, что на борту самолёта МИГ-27 установлена аппапатура Навигационно-прицельного комплекса, взаимо-действующая с индикатором, которая выдаёт информацию об измеряемых параметрах в виде отличающихся друг от друга аналоговых сигналов. Эти сигналы в блоке преобразуются в цифровую форму и по общей шине вводятся в генератор символов. На передней части блока индикации размещён пульт управления. В верхней его части крепится индикатор системы «ЛУЧ», которая фиксирует факт радио-локационного облучения. В более поздних образцах на пульте управления установлен индикатор, также разработанный Объединением, на основе плазменной панели. На пульте управления в числе органов управления установлены два датчика резервного режима бомбометания (расчётно-табличного) с отсчётными шкалами, предназна-ченными для ручной установки прицельной марки в положение, соответствующее месту падения бомбы. Монтажная рама, на которой жёстко крепится блок индикации, в свою очередь крепится на специальных кронштейнах, установленных за приборной доской самолёта. Благодаря наличию шарового подшипника и двух микрометрических винтов осуществляется юстировка рамы с блоком индикации непосредственно на самолёте методом холодной пристрелки с предварительным вывешиванием самолёта на домкратах.

Блок индикации – БИ (ИПП-2–53)

Блок индикации состоит из двух самостоятельных узлов: блока управления проекционной ЭЛТ и коллиматорной головки КГ Зрачок-2, жёстко скрепляемых друг с

другом. В блоке индикации использована проекционная ЭЛТ «Куница» – 6ЛК7И, снабжённая усилителями управления электронным лучом, а также схемами: коррекции искажений, защиты ЭЛТ от прожога, автоматической регулировки яркости. ЭЛТ снабжена высоковольтным источником анодного напряжения на 15кв и 500в. ЭЛТ имеет рабочий диаметр 55мм, длину 210мм, цвет свечения-зелёный, максимальная яркость сжатого растра-7.000 кд/м², максимальная яркость линии при формировании функциональным методом – до 40000 к.д/м².

Коллиматорная головка КГ Зрачок-2 имеет следующие характеристики: полное поле зрения 2=25, мгновенное поле зрения при расстоянии глаз до головного отражателя 650мм – 9 х 12, коэффициент отражения головного зеркала, через которое пилот наблюдает внешнее пространство и наложенное на него коллимированное изображение символов – 0.35, диаметр выходной линзы-98мм. Первоначально при разработке эскизного проекта КГ ЗОМЗ была предложена оптическая схема, основанная на использовании однокомпонентного объектива. Однако, она была отвергнута, так как не удовлетворяла условиям компоновки индикаторного блока, предусматривающего горизонтальное расположение. В процессе рассмотрения альтернативных вариантов автором была выдвинута идея использовать в проектируемой оптической головке модифицированный вариант известного объектива Йозефа Петцваля. Этот объектив состоит из двух компонентов с большим воздушным промежутком между ними, что даёт возможность изломить оптическую ось на 90⁰ и построить индикатор на лобовое стекло в соответствии с новой концепцией. В коллиматорной головке КГ Зрачок-2 все линзы оптической системы сферические. По дополнительному соглашению ЗОМЗ произвёл расчёт оптической системы с частичным использованием асферических линз. Расчёт показал возможность сокращения общего числа линз и уменьшения габаритов задних линз. Однако эта более прогрессивная схема не могла быть реализована из-за отсутствия на заводе оборудования для изготовления асферических линз в необходимых количествах. Возвращаясь к полям зрения КГ Зрачок-2, необходимо обратить внимание на относительно небольшое мгновенное поле зрение (9х12) по сравнению с величиной полного поля зрения – 25. Причиной этому является небольшой размер выходной линзы (100мм), который в свою очередь лимитировался заданной заказчиком шириной блока индикации. В связи с этим возник вопрос: каким образом использовать полное угловое поле зрения? В горизонтальной плоскости это достигается смещением головы на несколько десятков миллиметров влево или вправо. В этом случае лётчик может произвести прицеливание по цели, находящейся в поле зрения индикатора, но за пределами его мгновенного поля зрения. В вертикальной плоскости перемещение головы затруднено. Поэтому потребовался поиск технического способа, который позволил бы решить возникшую проблему. В ИПП-2–53 использование полного поля зрения индикатора по вертикали достигнуто искусственным способом. Сущность способа заключается в том, что в КГ Зрачок-2 головное зеркало, через которое лётчик видит внешнее пространство и наложенное на него изображение символов, выполнено подвижным и автоматически перемещается по направляющим вдоль продольной оси прибора в соответствии с текущим значением угловой координаты прицельной марки в вертикальной плоскости. Автоматическое перемещение головного зеркала осуществ-ляет сервопривод, установленный на корпусе КГ Зрачок-2. Для исключения отброса головного зеркала вследствие отдачи, возникающей при стрельбе из пушки, в кинематике привода головного зеркала предусмотрена червячная пара, а также упоры на краю направляющих. Другой особенностью блока индикации является наличие в нём устройства формирования коллимированного изображения резервной прицельной сетки (Авторы: М. З. Львовский и В. В. Марасанов). Устройство состоит из трафарета с осветителем и механизма ввода его в фокальную плоскость оптической системы при одновременном выводе из этой плоскости экрана проекционной ЭЛТ. Устройство приводится в действие с помощью ручки, расположенной на пульте управления блока индикации. Механизм обеспечивает высокую точность установки и фиксации трафарета в фокальной плоскости, а это важно, поскольку, как было сказано раннее, холодная пристрелка производится с использо-ванием прицельной сетки. Осветитель сетки (Авторы: М. З. Львовский, Б. А. Виноградов и В. И. Гагулин) представляет собой цилиндрический корпус, в который завальцован термостойкий трафарет. Внутреняя поверхность корпуса, как и задняя сторона трафарета покрыты белой матовой краской для равномерного отражения света. Сбоку цилиндрического корпуса вмонтирована миниатюрная галогенная лампа, мощностью 20 вт. Подобная конструкция обеспечивает высокоэффективное использование светового потока, создаваемого нитью накала лампы. При этом уровень яркости прицельной сетки достаточно высок, благодаря чему сеткой можно пользоваться днём в условиях высокой внешней освещённости. Сама прицельная сетка представляет собой комбинацию радиальных линий и дуг, оцифрованных в тысячных дистанции. В создании термостойкого трафарета принимали участие специалисты Ленинградского Государственного Оптического института Института им. С. И. Вавилова, разработавшие специальную технологию покрытия трафарета. При этом предусмотрена регулировка яркости изображения сетки в зависимости от внешней освещённости. Осветитель рассчитан на непрерывную работу в течении часа с повторным включением через 30 минут. Генератор символов ГС-2–53 выполнен в виде цифро-аналогового устройства. Такое техническое решение обусловлено отсутствием в то время доступа к элементной базе, необходимой для реализации цифрового ГС. Частота регенерации составляет 50гц. Для записи элементов графики в генераторе символов используется постоянная, прожигаемая память. Окружности и отдельные отрезки кривых аппроксимируются короткими отрезками прямых. Например, окружность представлена восмиугольником. При выбранных угловых размерах, как показали инженерно-психологические исследования в ИАКМ, подобная аппроксимация вполне приемлема. Угловые размеры цифр, букв, делений шкал составляют 3040. Внутренняя организация ГС и устройства памяти позволяет по одной команде, поступающей от основного пульта управления навигационно-прицельного комплекса, осуществить роспись в поле зрения индикатора определённого набора символов, необходимого для данного режима полёта или боевого использования, не загружая информационное поле второстепенными символами. В случае необходимости изменения содержания и вида информационных картин, то это осуществлялось путём изъятия устройства памяти из ГС и замены его другим, заново изготовленным. С подобными случаями пришлось столкнуться неоднократно в процессе эксплуатации ИПП-2–53. Отлично организованная служба по обеспечению эксплуатации ИПП-2–53 в строевых частях, созданная серийным приборостроительным заводом, позво-лила в короткие сроки производить доработки ИПП-2–53 непосред-ственно на самолётах. Как было сказано ранее, блок вычислений и преобра-зований выполняет функции преобразования различных сигналов, поступающих на вход индикатора от датчиков навигационно-прицельного комплекса НПК в виде, например, напряжений переменного и постоянного тока, изменяющихся по линейной или тригонометрической функциям, слабых сигналов постоянного тока (отклонение от глиссады или траектории), разовых сигналов в сигналы цифрового вида заданной разрядности. Блоки ГС и БВП имеют собственные источники питания электронных схем. Низковольтные источники питания усилителей блока индикации БИ размещены в блоке питания. Все перечисленные источники питания, равно как и высоковольтные, были разработаны в НИЛ-15. Необходимость разработки целого ряда источников питания было обусловлена либо отсутствием промышленных унифицированных источников питания либо их дефицитностью. В более поздних разработках степень использования унифицированных источников питания существенно возросла. Перейдём к рассмотрению информационных возможностей индикатора. В пределах мгновенного поля зрения оптической системы ИПП-2–53 формируется изображение различных навигационных, пилотажных и прицельных параметров. При этом следует указать, что в различных режимах полёта (крейсерский, посадочный) и боевого использования (работа по земле и в воздухе) в поле зрения индикатора индицируются символика, относящаяся лишь к данному режиму полёта или боевого использования. К числу индицируемых параметров и отдельных символов относятся: индекс самолёта, скорость и высота полёта, вертикальная скорость, тенденция изменения скорости, курс, крен, тангаж самолёта, прицельная марка, линия падения боевого груза, индекс траекторного управления, индекс отклонения от глиссады, а также предупредительные сигналы и справочные данные. Как видно из приведённого перечня, лётчик в перечисленных выше режимах получает достаточную информацию для их выполнения без перевода взгляда с внешнего пространства на приборную доску, а также без переадаптации и переаккомодациии зрительного аппарата. Серийное производство ИПП-2–53 было освоено Чебоксарским приборостроительным заводом (ЧПЗ), который являлся в то время одним из лучших предприятий Министерства авиационной промышленности, отличавшийся высокой культурой производства, технической и технологической дисциплиной. Серийный выпуск ИПП-2–53 продолжался несколько лет. Во второй половине семидесятых годов в ЧПЗ проходила Конференция, посвя-щённая надёжности бортовой аппаратуры самолёта МИГ-23БК, которую проводило совместно МАП и командование ВВС. На этой конференции было признано, что самым надёжным изделием на этом самолёте был ИПП-2–53. Этим были признаны высокое качество разработки изделия и его технологичность. При разработке ИПП-2–53, первого в СССР оптико-электронного индикатора, потребовалось проявить высокую профессиональность и веру в успешное завершение проекта, от которого зависила судьба новой тематики. Эти качества в полной мере проявили сотрудники НИЛ-15, Конструкторского сектора и Технологического отдела.

Убирающийся формирователь изображения прицельной сетки.

В. В. Марасанов

Е. Е. Хныкин

В. А. Железнов

Глава шестая Организация научно-исследовательского отдела (1973–1989)

Наряду с разработкой перечисленной выше аппаратуры, в НИЛ-15 постоянно шли интенсивные исследования, связанные с выбором направления дальнейшей деятель-ности Объединения в этой области. Изучение иностранного опыта, в первую очередь США, показывало, что приоритетным направлением при создании бортового оборудования для военных и гражданских самолётов нового поколения является переход на электронные средства отображения информации. Они полностью преобразили облик приборных досок самолётов и качественно неизмеримо изменили функциональные возможности всего комплекса самолётного оборудования. Одновре-менно существенно снижены психофизиологические нагрузки на экипаж. Было очевидным, что указанная тенденция стала доминирующей и необратимой. Действительно, спустя несколько лет на снабжение военной и гражданской авиации поступят самолёты нового поколения, оборудованные электронными комплексными системами отображениями информации: F-15, F-16, F-18, Lavi, Boeing В-757, Boeing В-767, А-300, A310 и др. На приборных досках этих самолётов вместо механических приборов установлены дисплеи на основе цветных ЭЛТ, а несколько позже на цветных жидкокристаллических панелях (LCD). В результате проведенных в НИЛ-15 исследо-ваний была определена структура перспективных систем отoбражения информации для самолётов истребительной авиации. В основу их построения легли следующие фунда-ментальные положения:

Система должна быть интегральной, т. е. при полной её реализации она должна взять на себя функции отображения всего комплекса навигационно-пилотажной, прицельной, справочной информации, а также информации о состоянии самолётных систем (двигателей, топлива и т.д.) и систем вооружения.

Система должна быть построена на основе цифровых методов приёма преоб-разования и распределения потоков информации, отображаемых на соответствующих электронных индикаторах.

Учитывая большой объём вычислительных операций, связанных с приёмом и обработкой информации, в состав системы вводится универсальная цифровая вычисли-тельная машина.

При точечной структуре воспроизведения графической информации на экранах индикаторов требуется быстродействие ЦВМ порядка 10 миллионов операций в секунду, в нашем случае в то время недостижимой, и большие объёмы ОЗУ и ПЗУ. Поэтому, предпочтительно сохранить в составе системы специальный генератор симво-лов, обеспечивающий роспись конечного, но необходимого и достаточного объёма символов, что соответственно позволяет снизить требования к быстродействию ЦВМ и объёмам оперативной и постоянной памяти.

Для повышения структурной надежности система должна обладать способностью к реконфигурации, то есть возможностью перевода информации с одного индикатора на другой.

В качестве основных элементов визуализации использовать электронно-лучевые трубки прямого видения для мониторов, располагаемых на приборной доске и проекционные ЭЛТ для индикаторов на лобовое стекло. Для дисплеев на определённом этапе допустить использование монохроматических ЭЛТ с переходом в дальнейшем на цветные масочные ЭЛТ и жидкокристаллические панели.

Размеры экрана электронных индикаторов, поля зрения ИЛС, светотехнические характеристики, вид и размещение символов, их угловые размеры, а также органы управления индикаторами должны отвечать требованиям инженерной психологии и эргономики и учитывать экстремальные условия деятельности экипажа.

Предполагалось, что реализация новой концепции неизбежно столкнётся с многочисленными организационными, техническими, технологическими и психоло-гическими трудностями, не говоря об отсутствии необходимой элементой базы. Кроме того, с принятием новой концепции отечественная авиационная приборостроительная промышленность должна будет освоить новый технологический уровень, переоснастить серийные заводы и нацелить их на выпуск ранее не свойственной им продукции. В дальнейшем, несмотря на поддержку новой концепции со стороны ведущих институтов МАП и ВВС (ЛИИ МАП, ЦНИИ-30) и некоторых руководителей МАП, понимающих в необходимости и неизбежности революционных преобразований с целью приближения к мировому уровню в этой области, процесс освоения новой концепции шёл трудно и болезненно. Подтверждением этому могут служить события, связанные с разработкой систем отображения информации для вновь создаваемых в те годы самолётов-истребителей МИГ-29 и СУ-27, где не в полном объёме были реализованы указанные выше положения. Лишь при создании системы отображения информации «Крокус» для самолёта МИГ-29М в основном удалось реализовать перечисленные выше положения.

В конце осени 1972г. ЛНПО посетил Заместитель министра авиационной промышленности Василий Александрович Козаков. По поручению П. А. Ефимова aвтор доложил Заместителю министра о состоянии текущих разработок и планировании перехода на разработку бортовых систем отображения информации. При этом были представлены аргументы и иллюстрационные материалы, подтверждающие необходи-мость и своевременность принятия подобного решения. В. А. Козаков не только одобрил предложение ЛНПО, но и рекомендовал для реализации столь масштабного проекта создать на базе лаборатории специализированный отдел. Министр принял на себя обязательства помочь с размещением в смежных министерствах заказов на разработку новых электронных и оптических компонентов для систем отображения информации и удовлетворить запрос Объединения в отношении молодых специалистов.

Весной 1973г. Руководитель Объединения П. А. Ефимов издал приказ о создании научно-исследовательского отдела – НИО-2 и утвердил его структуру. Начальником НИО-2 был назначен Владимир Дмитревич Суслов. Первым его заместителем был назначен aвтор. В. Д. Суслов, которому принадлежала заслуга в создании одного из лучших в МАП испытательных центров, в сравнительно короткий срок смог адаптироваться к новой, более сложной работе. Он поддержал традиции НИЛ-15 и сохранил в отделе творческую атмосферу, столь необходимую для начала и развития нового направления в деятельности Объединения.

В. Д. Сусдов

М. З. Львовский

Глава седьмая Система единой индикации истребителя миг-29 (сеи-31)

В 1972г. в соответствии с Решением Военно-промышленной Комиссии (ВПК) при Совете Министров СССР на ЛНПО была возложена разработка некоторых второсте-пенных блоков системы индикации для вновь проектируемого самолёта-истребителя МИГ-29. Головным разработчиком системы индикации для этого самолёта, согласно указанного выше Решения ВПК, было назначено Производственное Объединение ПО «Завод Арсенал» (г. Киев). На первом заседании Совета Главных Конструкторов на ММЗ им. Микояна, посвящённом разработке систем и подсистем для МИГ-29, Головным разработчиком системы индикации была представлена концепция построе-ния системы, которая, в основном, ориентировалась на модернизацию системы индикации самолёта-истребителя МИГ-23. На это совещание представители Объедине-ния «Электроавтоматика» не были приглашены. Между тем, начиная с четвёртого квартала 1972 г. в НИЛ-15 шли интесивные исследования, посвящёные способам технической реализации системы отображения информации для вновь строящихся истребителей в соответствии с изложнной выше концепцией. Полученные результаты исследований стали основой Техического проекта системы отображения информации для самолёта-истребителя, который интенсивно разрабатывался в НИЛ-15. Когда контуры системы и основные её характеристики были определены и обоснованы, руководитель Объединения П. А. Ефимов поручил автору представить предложения Объединения «Электроавтоматика» по созданию системы для разрабатываемого ММЗ им. Микояна новейшего в то время истебителя МИГ-29. В соотвествии с поручением П. А. Ефимова автор приступил к переговорам с разработчиками МИГ-29, в частности с Главным конструктором самолёта Александром Андреевичем Чумаченко, относительно разработки для этого самолёта новой, современной системы отображения информации на основе изложенных выше положений. Хотя первоначально планировалось установка на этом самолёте модифицированного прицела АСП-23, тем не менее А. А. Чумаченко поручил отделу, занимающимся выбором и размещением приборного оборудования, рассмотреть предложение ЛНПО «Электроавтоматика.» В результате участники сове-щания пришли к выводу, что предлагаемая Объединением структура цифровой электронной системы отображения информации соответствует мировому уровню и приемлема для дальнейшей разработки применительно к самолёту-истребителю МИГ-29. Тем самым были заложены основы для участия ЛНПО «Электроавтоматика» в создании этого самолёта. Во второй половине 1973г.на очередном заседании Совета Главных Конструкторов в ММХ им. Микояна, в котором приняли участие В. Д. Суслов и aвтор, по поручению Руководителя Объединения П. А. Ефимова, мною была представлена в виде Технического проекта предлагаемая альтернативная концепция построения системы отображения самолёта МИГ-29. В Техническом проекте были приведены состав системы, предварительные массогабаритные характеристики, описание взаимодействия с бортовой аппаратурой, используя общую шину обмена цифровой информацией, а также информационные возможности системы. Она привле-кла внимание участников Совета, поскольку выгодно отличалась от концепции Головного разработчика: при приемлемых габаритах и массе все компоненты предлагае-мой системы хорошо вписывались в конструкцию самолёта, а её универсальность позволяла в процессе создания самолёта и его испытаний изменять и наращивать визуальную информацию, отображаемую на индикаторах, только за счёт лишь изменения программы ЦВМ, входящей в состав cистемы отображения информации МИГ-29. В результате обсуждения двух представленных концепций предпочтение было отдано предложениям ЛНПО. Это решающим образом повлияло на выбор Головного разработчика навигационно-прицельного комплекса НПК МИГ-29. Им стало также ЛНПО. При составлении Технического Задания на разработку Технического проекта системы отображения информации для самолёта МИГ-29, названной системой единой индикации СЕИ-31, были оговорены требования, предусматривающие частичную реализацию предложенной концепции. Осторожный подход конструкторов самолёта при оценке возможности реализации полномасштабной системы отображения информации в середине 70-х годов обусловил сохранение на приборной доске МИГ-29 ряда основных электромеханических приборов: командно-навигационных приборов, указателей скорости, высоты, вертикальной скорости и др. Малая площадь, занимаемая индикаторами СЕИ-31 на приборной доске, в отличие от варианта, предложенного ПО «Завод Арсенал», позволило без затруднений осуществить стандартное размещение перечисленных приборов. После согласования ТЗ НИО-2 приступил к завершению разработки Технического проекта СЕИ-31. Срок окончания разработки согласно плану-1-й квартал 1974 г. Научно-техническое руководство разработкой проекта было возложено на aвтора. Большое значение для разработки проекта стало согласие руководства ЦКБ ЗОМЗ Л. А. Лапшина и Р. В. Цывкина провести техническую проработку усовершенствованной коллиматорной головки КГ Зрачок-3 на свой риск, без согласования с руководством министерства оборонной промышленности, к которому относился ЗОМЗ. Также было дано согласие на разработку 2-х вариантов коллиматорной головки: с подвижным головным отражателем и двухкомпонентным отражателем. Обязательства ЦКБ ЗОМЗ выполнило в полном объёме и представило свой Технический проект в конце 1973г.

Весной 1974 г. произошло событие, которое могло полностью изменить дальнейший ход разработки СЕИ-31. Тогда у Генерального Конструктора ММЗ им. Микояна Р. А. Белякова состоялось совещание, на котором присутствовали заместители министров авиационной и оборонной промышленности (из уважения к их памяти не называем их имена). От ЛНПО на совещании присутствовали: П. А. Ефимов, А. Л. Этингоф, Е. С. Липин, В. Д. Суслов, М. З. Львовский, от ЛИИ МАП – Е. П. Новодворский и от ПО «Завод Арсенал» – А. П. Борисюк. После обсуждения обоих вариантов построения системы индикации для самолёта МИГ-29 стало абсолютно очевидным преимущество концепции, предложенной ЛНПО. Неожиданно для многих присутствующих на совещании оглашается Решение заместителей министров следующего содержания:

Разработку системы индикации для самолёта МИГ-29 возложить на ПО «Завод Арсенал», а ЛНПО от этой работы освободить.

ЗОМЗ’зу в дальнейшем не выполнять какие-либо заказы для ЛНПО «Электроавтоматика». ЛНПО предписано также передать новому разработчик документацию по ИПП-2–53.

В основе принятого решения были следующие соображения:

Со стороны МОП – учитывая отсталость тематики ПО «Завод Арсенал», переориентировать его на разработку современных электронных индикаторов и устройств для их управления.

Со стороны МАП – перегруженность серийных заводов и, как следствие, отсутствие производственных резервов для серийного производства СЕИ.

П. А. Ефимов резко выступил против принятого решения, расценив его как лишённое всякой логики и противоречащее поставленной цели – созданию для современного самолета системы отображения информации, отвечающей мировым стандартам. Он одновременно указал, что для ПО «Завод Арсенал» потребуется от 6 до 8 лет для освоения новых технологий и приобретения знаний и опыта, необходимых для создания систем, подобных СЕИ-31, в то время как Объединение прошло этот путь и готово немедленно начать разработку этой системы. В настоящее время, заявил П. А. Ефимов Технический проект СЕИ-31, разрабатываемый ЛНПО в соответствии с ТЗ, согласованным с ММЗ им. Микояна, практически на стадии завершения. Предложение М. З. Львовского провести конкурс Технических проектов было отвергнуто, как противоречащее основам планового хозяйства. Более того, заместитель министра авиационной промышленности обратил внимание Павла Алексеевича на недопу-стимость пропаганды капиталистических взглядов: здесь не Америка. Кроме того, он поставил вопрос о целесообразности дальнейшей работы М. З. Львовского в ЛНПО и вообще в МАП. Через какое-то время при случайной встрече, уже после изменения ситуации, он попросил меня забыть этот прискорбный инцидент и предложил свою помощь. По сути он был хорошим человеком, но положение обязывало. Точку зрения ЛНПО безоговорочно поддержал представитель ЛИИ Е. П. Новодворский. Однако, все приведенные аргументы были тогда отвергнуты.

П. А Ефимов глубоко переживал поражение, которое потерпело ЛНПО – первое за всю его историю. Принятое злополучным совещанием решение является по его убеждению грубой ошибкой и неизвестно каким образом оно может быть реализовано в требуемые сроки. Он также выразил уверенность в неизбежности обращения к ЛНПО вновь принять на себя разработку системы. П. А. Ефимов, человек с большим жизненным опытом, понимал, что ситуация, возникшая вокруг разработки СЕИ, неизбежно изменится. Интуиция его не подвела, но об этом ниже. Поэтому, несмотря на принятое решение, П. А. Ефимов дал указание продолжить разработку Технического проекта по СЕИ-31 и завершить его в установленные сроки, что и было выполнено. Утверждённые П. А. Ефимовым и Старшим Представителем Заказчика А. С. Байдаком экземпляры Технического проекта были направлены в ММЗ им. Микояна, ЛИИ МАП, НИИАС, ГК НИИ ВВС, ИКАМ, ЦНИИ-30, а также в Министерство авиапромы-шленности и Управление заказов ВВС.

По прошествии нескольких месяцев ситуация резко изменилась. При подписании графика строительства опытных самолётов МИГ-29, Министр оборонной промышленности C. А. Зверев дезавуировал Решение своих заместителей, признав его ошибочным и неприемлемым, мотивируя своё решение отсутствием у ПО «Завод Арсенал» опыта, научной и технической базы. Одновременно, он обратился к Министру авиационной промышленности В. А. Козакову с просьбой поручить ЛНПО «Элек-троавтоматика» продолжить работы по созданию СЕИ-31. Со своей стороны МОП взяло на себя обязательства разработать и изготовить для ЛНПО необходимые оптические системы, а также срочно поставить авиационным заводам недостающие изделия для комплектования строящихся самолётов. МАП приняло предложения МОП и Объединение приступило к планированию работ, связанных с созданием СЕИ-31. Этому предшествовало дополнительное рассмотрение материалов Технического проекта Комиссией Заказчика (ВВС). Наиболее консервативными членами комиссии, сторон-никами использования системы индикации МИГ-23 для самолёта МИГ-29, был поставлен вопрос о целесообразности перехода на новую концепцию построения систем отображения информации. Однако, твёрдая позиция ведущих военно-исследователь-ских институтов, убеждённых сторонников новой концепции: ИКАМ, ЦНИИ-30, ГК НИИ ВВС, положило конец дискуссиям и Объединение получило Техническое Задание на разработку опытных образцов СЕИ-31. Таким образом, принципиальная позиция Руководителя Объединения П. А. Ефимова и совместные усилия В. Д. Суслова и М. З. Львовского, приведшие к успешному решению трудных научно-технических и организационных проблем, позволили не только добиться желаемой цели, но и высоко поднять престиж ЛНПО – инициатора и проводника новых концепций в области cоздания современного авиационного оборудования.

Индикатор на лобовое стекло ИЛС-31 (СЕИ-31, Нарцисс)

В состав СЕИ входят: Индикатор на лобовое стекло (ИЛС-31), индикатор прямого видения (ИПВ), цифровая вычислительная машина (ЦВМ), генератор символов (ГС), блоки питания (БПН), сопряжения и коммутации (БСК), цифровой обработки (БЦО). ЦВМ и перечисленные после неё блоки располагаются в техническом отсеке самолёта. ИЛС-31, устанавливаемый в верхней центральной части приборной доски, крепится на специальной раме РМ-32, аналогичной раме РМ-2 из состава ИПП-2–53. Рама РМ-32 имеет такие же элементы регулировки, благодаря которым осуществляется юстировка индикатора и его привязка к оси самолёта методом холодной пристрелки с предва-рительным вывешиванием самолёта. ИЛС-31 является вторым поколением индикаторов оптикоэлектронного типа, разработанных ЛНПО. По своим параметрам, схемотех-ническим и технологическим решениям ИЛС-31 превосходит блок индикации ИПП-2–53, и по тому времени соответствовал мировом уровню.

Также как индикатор ИПП-2–53, ИЛС-31 состоит из двух самостоятельных конструктивных узлов: Блока управления проекционной ЭЛТ и коллиматорной оптической головки КГ Зрачок-3М2 (разработанной консрукторским бюро Загорского оптико-механического завода). Узлы имеют встречные фланцы, фиксирующие штыри и отверстия и соединяются с высокой точностью с помощью 4-х болтов. Оптическая схема головки КГ Зрачок-3М2 (Авторы: П. А. Благов, Г. А. Можаров, А. И. Эфрос, М. З. Львовский) отличается от КГ Зрачок-2 тем, что в нём использован светосильный объектив с большим относительным отверстием (1:1,1), а выходной зрачок имеет 120мм (вместо 100мм в КГ Зрачок-2). В головке использован двухкомпонентный отражатель (Авторы: М. З. Львовский, А. И. Эфрос, Р. В. Цывкин). Достоинством двухкомпонентного отражателя является то, что он позволяет только за счёт установки параллельно первому отражателю второго укороченного отражателя (оба отражателя имеют светоделительные покрытия на основе титана с заданным коэффи-циентом отражения) увеличить мгновенное поле зрения в вертикальной плоскости в 1.5 раза. Мгновенное поле зрения головки составляет 17⁰х17⁰ при наблюдении с расстояния 650мм, полное угловое поле – 25⁰. Позже, через несколько лет, в зарубежных авиационных журналах были опубликованы фотографии кабины истребителя F-18 (США), на которых был изображён индикатор с подобным двухкомпонентным отражателем. Это лишний раз подверждает обоснованность и рациональность сделанного выбора. БУ ПЭЛТ содержит: усилители отклонения и подсвета, посредством которых осуществляется управление электронным лучом функциональным способом, схему защиты проекционной ЭЛТ от прожога люминофора, схему автоматической регулировки яркости и схему коррекции электронных и оптических искажений. В качестве проекционной ЭЛТ использована трубка «Куница» (6ЛК7И). Для ее питания БУ ПЭЛТ содержит малогабаритный высоковольтный источник анодного питания на 15кв, он же выдаёт напряжение в 500в для фокусировки. Источник, несмотря на малые габариты, отличается высокой надёжностью благодаря применению высокока-чественных компаундов, заполняемых вакуумным способом, исключающим образо-вание пустот и пузырей, способствующих пробоям. Резервная прицельная сетка в ИЛС-31, также как и механизм её ввода в фокальную плоскость, выполнены аналогично ИПП-2–53. Отличие заключается в форме прицельной сетки, а также в осветительной части, выполненной более рационально.

Несмотря на неоспоримые преимущества, связанные с применением двухком-понентного отражателя, его применение столкнулось с непредвиденными трудностями. По программе лётных испытаний истребителя МИГ-29 был предусмотрен перехват визуально видимой воздушной цели в верхней полусфере. При обнаружении цели лётчик вместо одной, видел две близко расположенные цели, причём одна из них имела несколько меньший контраст. Научный анализ и экпериментальные проверки, проведенные А. И. Эфросом, показали, что источником этого эффекта являются относительно низкие оптические характеристики фонаря кабины. Фонарь МИГ-29 представляет собой триплекс(неорганическое стекло плюс наполнитель) и изготавливается по специальной технологии, которая не предусматривает доводку поверхности до требуемого оптического качества. Именно неровности поверхностей фонаря, вызывающие оптические искажения, и стали причиной образования допол-нительного ложного изображения меньшего контраста. При первоначально выбранных коэффициентах отражения компонентов головного отражателя 0,31–0,34 отношение контрастов основного и ложного изображения составляет 66.5, что вполне достаточно, в случае тёмного предмета, принять второе изображение за реальный объект. Так как перспектив существенного улучшения оптического качества поверхностей фонаря не было, то единственным способом нейтрализции обнаруженного эффекта стало рассчетное изменение коэффициентов отражения компонентов головного отражателя (0.24–для нижнего компонента; 0.36-для верхенего компонента), при котором отношение контрастов между основным и ложным изображениями объекта увели-чивается до 1215, за счет чего ложное изображение практически не создавало помех. Указанные изменения коэффициентов отражения вызвало, соответственно, уменьшение на 2030 яркости изображения символов. Повысить яркость за счёт форсирования ПЭЛТ «Куница» практически было невозможно. С целью улучшения условий наблюдения информации на ярком фоне закабинного пространства aвтор совместно с А. И. Эфросом и Б. А. Виноградовым предложили установить между фонарем кабины и двухкомпонентным отражателем нейтральный светофильтр заданной плотности с механизмом включения. Введение фильтра было согласовано с Заказчиком. При большой внешней освещённости лётчик нажатием с небольшим усилием на рычаг мог установить указанный светофильтр в рабочее (близкое к вертикальному) положение, при котором яркость внешних объектов снижалась, а контраст и наблюдаемость информационных символов соответственно повышались. В нерабочем состоянии светофильтр располагается параллельно верхней стенке корпуса индикатора. Установка светофильтра была одобрена лётным составом и замечания по выявленному недостатку («мала яркость изображения») были сняты. В дальнейшем наличие светофильтра сыграло положительную роль в связи с требованием Заказчика обеспечить отображение на ИЛС-31, наряду с ИПВ, стандартного телевизионного изображения от бортовой телевизионной системы. Установка подобной системы планировалась на одной из модификаций МИГ-29, на которую возлагалась дополнительная функция – работа по земле. Исходя из перспективы реализации поставленной задачи, перед разработчиками стала проблема: каким образом осуществить формирование на фоне телевизионного изображения требуемого объёма символьной информации, если время его росписи превышает время обратного хода луча в кадровой развёртке. Эта проблема была решена благодаря введению между генератором символов и индикатором, работающим в режиме растровой развёртки, управляемых оперативных запоминающих устройств (Авторы: М. З. Львовский, Ю. Г. Галибин, Л. П. Горохов, В. Х. Тресков). Предложенный метод нашёл реальное применение при создании системы индикации для космического корабля многоразoвого использования БУРАН, аналога американского корабля SHUTTLE. Многолетние попытки построения генератора символов для телевизионных индикаторов на основе магнитных сердечников успеха не имели. Благодаря введению в указанную систему генератора символов, позволяющего формировать изображение графической информации функциональным способом, эта проблема также была успешно решена. Достигалось это тем, что сигналы с выхода генератора символов записывались в матрицы оперативной памяти с последующим считыванием этих сигналов посредством пилообразных сигналов телевизионных развёрток и одновре-менным формированием видеосигнала. Предложенный и реализованный метод позво-лил осуществить высококчественную роспись графической информации (символов) на телевизионных индикаторах.

Следует также остановиться ещё на одной возникшей проблеме. При определении точности прицеливания было установлено, что фонарь обладает заметной дисторсией и вносит существенные ошибки при прицеливании с использованием ИЛС-31. А. И. Эфрос, М. З. Львовский и Б. К. Ветчинин (ММЗ им. Микояна), с целью уменьшения дисторсии, предложили изменить конфигурацию поперечного сечения фонаря, представляющего собой две соосные конусные поверхности. Предложение заключалось в том, чтобы сместить оси конусных поверхностей на расчётную величину. Изготовленные в соответствии с этим предложением фонари обладали весьма малой дисторсией: в диапазоне углов 10 от оси симметрии ошибка не превышала 1 угловой минуты, а в остальном диапазоне углов соответствовала заданным допускам. Таким образом, при содействии сотрудников НИО-2 была решена задача, относящаяся непосредственно к конструкции самолёта МИГ-29. Ещё один недостаток был выявлен при лётных испытаниях-это образование яркого блика от солнечных лучей, которые проецируются на ПЭЛТ, а затем отражаются и попадают в поле зрения пилота. Блик, мешающий деятельности пилота, возникает, когда угол между осью самолёта и направлением на солнце составляет 90 10. Этот дефект был полностью устранён путём установки по предложению В. И. Гагулина, М. З. Львовского и Б. А. Виноградова над отражателем бликозащитного козырька.

Индикатор прямого видения ИПВ установлен в правой части приборной доски. Электронно-лучевая трубка в индикаторе для улучшения наблюдаемости формируемого на её экране изображения, несколько развёрнута в сторону пилота. Кроме того, индикатор снабжён светозащитным козырьком. Индикатор прямого видения спроектирован на базе высокояркостной ЭЛТ типа 16ЛК7И с диагональю 16 см и соотношением сторон 4:3. Следует заметить, что в то время отсутствовали ЭЛТ с квадратным экраном нужного размера, то есть альтернативы трубке 16ЛК7И не было. Помимо высококачественного воспроизведения символьной информации, ИПВ обеспечивает также отображение как нестандартного, так и стандартного (625 строк, частота кадров 50гц) растрового изображения с числом градаций не менее 6 при внешней освещённости в кабине 80.000 люкс. Эти показатели достигнуты благодаря наличию в ЭЛТ высококачественного противобликового экрана и упомянутого выше светозащитного козырька. Как и ИЛС-31, ИПВ имеет быстродействующие усилители отклонения луча и подсвета, которые при воспроизведении телевизионного изображе-ния используются соответственно в качестве усилителей кадровой и строчной развёрток и видеоусилителя. В ИПВ размещены высоковольтный источник анодного напряжения на 1516кв, который выдаёт также напряжение в 2.5кв для оптической фокусировки ЭЛТ. Следует также отметить, что ЭЛТ 16ЛК7И имеет в отличие от ПЭЛТ «Куница» смешанную фокусировку: электростатическую и электромагнитную, благодаря чему обеспечивается высокая разрешаемость способность (не менее 600–650 строк в центре).

В процессе разработки ИПВ на первом этапе в соответствии с ТЗ был спроектирован индикатор на базе многоцветной ЭЛТ 16ЛК8Ц, разработанной НИИ «Платан» (г. Фрязино). Эта ЭЛТ относится к классу трубок, известных под названием «пенетрон». Она имеет два типа люминофора: зелёный и красный. При ступенчатом изменении анодного напряжения на 9кв, 12кв и 15кв, расписываемые на экране символы приобретают соответственно красный, жёлтый и зелёные цвета. Поэтому цикл росписи символов, составляющий 20мс при частоте регенерации 50гц, делится на три отрезка времени. В течение каждого из этих отрезков времени на анод ЭЛТ подаётся одно из указанных напряжений. При этом определённая группа символов приобретает соответствующий цвет. Следует заметить, что в отличие от пенетрона, позволяющего воспроизводить фиксированное количество цветов без промежуточных градаций яркости и оттенков, цветные масочные ЭЛТ позволяют отобразить любые цвета видимого спектра и любые многоконтрастные цветные изображения.

Система единой индикации СЕИ-31 самолёта-истребителя МИГ-29

(Без индикатора прямого видения-ИПВ)

Цветовая кодировка, воспроизводимой на экране символьной информации на индикаторах прямого видения (дисплеях), даёт определённый положительный эффект при визуальном считывании. Однако, это справедливо, если при этом обеспечивается выраженный цветовой контраст и достаточная яркость. В действительности, лётные испытания показали, что пенетроны не пригодны для эксплуатации на истребителях, в кабинах которых освещённость достигает более 80.000 люкс. Особенно неудовле-творительно обстояло с красным светом, яркость которого была ниже зелёного в 8–10 раз. Практически при высокой освещённости в кабине считывать всю информацию с экрана было невозможно. Кроме того, для работы пенетрона, в отличие от цветных и монохроматических ЭЛТ, требуется не менее пяти высоковольтных узлов, а в данном случае – высоковольтные источники на 12кв, +3кв, –3кв и два управляемых высоко-вольтных ключа, обеспечивающих формирование трёх анодных напряжений: 9кв, 12кв и 15кв. В результате это привело к резкому усложнению схемы и конструкции индикатора, снижению надёжности и высокой стоимости. По совокупности указанных причин, по согласованию с Генеральным заказчиком – ВВС, пенетрон был заменён на монохроматическую ЭЛТ 16ЛК7И, которая обладает высокими яркостными характе-ристиками и высоким разрешением. Таким образом, все замечания лётного состава были сняты и в дальнейшем, при эксплуатации ИПВ новых замечаний в его адрес не было. Цифровая вычислительная машина ЦВМ-20–6, входящая в состав СЕИ-31, является одной из модификаций универсальной машины ЦВМ-20, разработанной Объединением «Элект-роавтоматика» и выпускаемой серийно Уфимским приборостроительным заво-дом. ЦВМ-20–6 отличается от других модификаций составом унифицированных блоков и программным обеспечением.

Блок цифровой обработки БЦО обеспечивает запоминание и обработку обзорной информации от локационных станций самолета. Сравнительно низкая частота последо-вательного опроса входных сигналов, реализованная в ЦВМ-20–6, в отдельных случаях вызывала динамическую ошибку, например, при управлении прицельной маркой её установка происходила с запаздыванием, тем самым усложняла процесс управления и снижала точность. Выявленный при лётных испытаниях указанный недостаток, был устранён за счёт того, что опрос канала, по которому передаются текущие данные об угловых параметрах прицельной марки, стал производиться с повышенной частотой.

Генератор символов ГС-31 помимо схемы синхронизации и управления содержит: ПЗУ (полупроводниковое) на 64 символа (буквы, цифры, элементы шкал и др.), генератор дуг и окружностей и электронную схему поворота изображения. Генератор символов ГС-31 представляет собой более современную версию генератора символов ГС-2–53. Для управления генератором символов ГС-31, ЦВМ-20–6 формирует 19-ти разрядный параллельный код, благодаря чему обеспечивается необходимое быстро-действие при передаче всей требуемой информации в течение одного цикла при частоте регенерации изображения 50гц. Разработчиками генераторов символов обеих модификаций для ИПП-2–53 и СЕИ-31 являются К. М. Вайнштейн и Л. В. Белов. Блоки преобразования и сопряжения были разработаны В. Г. Резниковым.

Юрий Георгиевич Галибин

Александр Исаакович Эфрос

Клим Мойшевич Вайнштейн

СЕИ-31 снабжена контрольно-проверочной аппаратурой КПА СЕИ-31, позволяю-щей имитировать входные сигналы СЕИ-31 в цифровой форме. В КПА также входит визир отсчетный ОВ, устанавливаемый на ИЛС и позволяющий измерять угловые параметры изображения непосредственно на борту самолета с точностью до 5. На индикаторах СЕИ-31 (ИЛС-31 и ИПВ) отображается навигационная, пилотажная, прицельная, обзорная и справочная информация в виде различных символов. Перечень параметров, индицируемых СЕИ-31 в различных режимах, а также их вид и расположение в поле зрения ИЛС-31 и на экране ИПВ прошли экспертизу в Институте Космической и Авиационной медицины.

Как было сказано выше, в СЕИ-31 предусмотрено отображение обзорной инфор-мации. Речь в данном случае идёт об отображении информации, поступающей соответственно от радиолокационной станции (РЛС) и тепловизионной системы (ТВС). При работе радиолокационной станции в режиме обзора воздушного пространства и поиска цели, в поле зрения ИЛС-31 и на экране ИПВ воспроизводится регулярный квадратный растр с заданным одинаковым числом строк по горизонтали и числом разложения. В этой развёртке воспроизводится изображение цели в виде короткого штриха. Остановимся на способе отображения зон поиска радиолокационной станции (Авторы: М. З. Львовский и Ю. Г. Галибин). Известно, что зона поиска по азимуту и углу места составляют лишь часть углов обзора, поэтому индикация зоны поиска даёт лётчику важную, опережающую информацию о направлении на цель при её обнаружении. Сущность способа заключается в следующем. Для индикации зоны поиска на экранах индикаторов в нижней и правой его части располагаются две условные шкалы. В нижней части мнемокадра длинная линия обозначает в условном масштабе максимальный угол отклонения антенны РЛС в горизонтальной плоскости, короткий отрезок, индицирующий положение зоны поиска. В вертикальной плоскости зона поиска индицируется в виде короткого вертикального отрезка, перемещающегося относительно зоны обзора по вертикали. Сигналы от объектов, фиксируемые РЛС, записываются в БЦО, откуда информация считывается и воспоизводится на экране растровым способом.

Другим фактором, расширяющим функциональные и информационные возможно-сти системы индикации, является способ повышения яркости ряда символов при воспроизведении телевизионного изображения (Авторы: М. З. Львовский, П. А. Ефимов, Е. А. Карасёв). Сущность способа заключается в использовании времени обратного хода луча в кадровой развёртке телевизионного изображения для управления лучом функциональным способом. При 625-ти строчной развёртке и частоте кадров 50гц это время составляет 2,2мсек. Благодаря этому резко увеличивается яркостной контраст между телевизионным изображением и символами, сформированными функцио-нальным способом. Этот способ был реализован в разработках систем индикации, следующих за СЕИ-31. Особенно он оказался эффективным в тех системах отображения информации, где, помимо достижения яркостного контраста символов на фоне телевизионного изображения, удалось осуществить привязку с высокой точностью символов, включая перекрестие, к телевизионной развёртке. Это способствовало повышению точности наведения при использовании обзорных систем. К этому же ряду факторов, существенно улучшивших информационные и тактические характеристики бортового комплекса, следует отнести метод (Авторы: М. З. Львовский, Ю. Г. Галибин, В. Д. Суслов, Ю. А. Янышев), который был использован в более поздних образцах аппаратуры истребителя МИГ-29. Сущность этого метода заключается в селекции воздушных целей по ряду параметров (дальность до цели, ракурс, скорость сближения и т. д.) и выделении особо опасных, вычислении их текущих угловых координат с учётом прост-ранственного сближения с ними, ориентации головок наведения, захвате целей на подвеске и одновременного пуска ракет «Воздух – воздух». Эта методика была реализована, по меньшей мере, для двух воздушных целей.

Как известно, истребитель МИГ-29 предназначен, в том числе, для ведения ближнего воздушного боя. Вероятный сценарий ближнего воздушного боя предполагает предварительное обнаружение воздушной цели с помощью инструментальных средств: РЛС или ТВС, а по мере сближения переход на визуальный контакт с ней. При этом, учитывая кратковременность воздушного боя, необходимо максимально сократить время перехода от инструментального контакта с целью к визуальному, а также время совмещения с ней прицельной марки. Эти крайне важные задачи решены в СЕИ-31 посредством формирования упреждающей прицельной информации на ИЛС-31 (Авторы: М. З. Львовский, Ю. Г. Галибин). Сущность этого метода заключается в том, что прицельная марка синхронно отслеживает данные РЛС или ТВС о расположении цели в пространстве. В случае, если цель находится за пределами поля зрения ИЛС, то в определенном месте поля зрения индикатора появляется специальный индекс, указывающий направление визуального обнаружения цели. После доворота самолёта в сторону цели и появление её в поле зрения ИЛС, прицельная марка окажется вблизи цели, а в лучшем случае совмещённой с ней, что позволяет летчику начать атаку, предварительно выбрав вид оружия и осуществив дополнительный маневр, опережая противника. Спустя несколько лет в иностранных изданиях появилось сообщение о том, что аналогичная методика применена на последних модификациях самолёта F-15. Это лишний раз подтверждает эффективность реализованного в СЕИ-31 метода, позво-ляющего достичь решающее преимущество над противником.

В период разработки СЕИ-31 по отдельному Техническому Заданию ММЗ им. Микояна Объединением (НИО-2) была разработана малогабаритная кнопка управления КУ-31, предназначенная для установки на ручке управления истребителем МИГ-29. Кнопка пред-назначена для управления прицельной маркой и фиксации момента её совмещения с целью. Согласно ТЗ кнопка должна обеспечить позиционное управление прицельной маркой, т. е. положение марки в поле зрения ИЛС должно определяться углом отклонения рукоятки управления с наконечником от нейтрального положения. Управление кнопкой осуществляется большим пальцем правой руки. Конструкция кнопки (Авторы: М. З. Львовский, В. А. Железнов, В. Д. Суслов, К. А. Леонтьев) основана на применении взаимно перпендикулярных дуг карданного подвеса, в прорезях которых размещена рукоятка управления с наконечником. Последняя кинематически связана с датчиками, расположенными во взаимно перпендикулярных плоскостях, и микровыключателем, который срабатывает при нажатии на рукоятку. В качестве датчиков сигналов, пропорциональных углам отклонения рукоятки от нейтрального положения, использованы малогабаритные проволочные потенциометры 20мм, отличающиеся высоким разрешением и линейностью (Авторы: В. А. Железнов, М. З. Львовский). Диаметр кнопки составляет 32мм, длина, включая рукоятку с наконечником, – 80мм. В дальнейшем, была разработана кнопка КУ-31М (Авторы: М. З. Львовский и В. А. Железнов), с помощью которой управление прицельной меткой осуществлялось по скорости. Кнопки управления КУ-31 и КУ-31М изготавливались серийно заводом «ТЭМП». Они поставлялись отдельно, т. к. входили в комплектацию самолёта.

Система индикации Нарцисс для самолёта СУ-27

Система индикации Нарцисс является модификацией СЕИ-31 и отличается от неё типом цифровой вычислительной машины и монтажной рамы, на которую устанавливаются электронные блоки. В качестве ЦВМ в комплект системы Нарцисс вместо ЦВМ-20–6 введена ЦВМ-20–51М, обладающая большим объёмом памяти и другой программой. Это обусловлено различными функциями самолётов, другим составом навигационно-прицельного комплекса и большим объёмом решаемых задач. Для обучения летчиков на самолетах-истребителях была разработана модификация СЕИ-31 – СЕИ-31С и модификация Нарцисс-М – Роза, отличающиеся наличием второго индикатора ИПВ, размещенного в кабине инструктора. Инструктор может дублировать на втором ИПВ информацию с ИЛС-31 или ИПВ летчика. Разработчиками модификаций Нарцисс и сопутствующей аппаратуры являются В. И. Кощеев и В. Я. Яцевич. Что касается программного обеспечения для ЦВМ-20–6 и ЦВМ-20–51М, входящих в различные системы отображения информации, то её разработкой в НИО-2 занималась специальная лаборатория, которой руководил в течение ряда лет талантливый специа-лист, прекрасный организатор, рано ушедший из жизни, Сергей Васильевич Макатров.

Серийное производство систем индикации СЕИ-31 и Нарцисс осуществлялись соответственно Смоленским приборостроительным заводом и Чебоксарским приборо-строительным заводом. По соглашению между заводами один из них изготавливал и поставлял другому индикаторы прямого видения ИПВ. Оба завода отличаются высокой технической и технологической культурой, ритмичностью работы, а их продукция славилась высоким качеством и надежностью. Большая заслуга в организации серий-ного производства, доводке серийных изделий до требуемой кондиции, успешном прохождении ими всех испытаний: стендовых, заводских и государственных, принадлежит В. Д. Суслову. Его большой опыт, бескомпромиссность в отношении выполнения требований ТЗ и военных стандартов, умение непосредственно на заводах принимать сложные и ответственные решения, направленные на улучшение параметров изделий, обеспечили высокую репутацию систем СЕИ-31 и Нарцисс при эксплуатации их в строевых частях ВВС.

Индикаторы СЕИ-31 (ИЛС-31 и ИПВ-справа) на приборной доске истребителя МИГ-29.

Другие серийно выпускаемые изделия, разработанные НИО-2

Система индикации СЕИ-31 стала базовой при создании аналогичных систем для новых боевых вертолётов и истребителей, прошедших модернизацию. Среди них Лотос, Резеда, Ранет. По требованию заказчика в комплектацию систем Резеда и Ранет, содержащих ИЛС-31 и ЦВМ-20–6, вместо ИПВ и ГС-31 введены соответствено телевизионный дисплей ИТ-23МВ и телевизионный генератор символов ГСТ. Разрабо-тку систем вели Б. М. Шендерович, К. М. Вайнштейн, Л. В. Белов, В. И. Соколов и В. П. Якубовский.

При создании встроенного в оптический прицел Имитатора процесса наведения, пуска и сопровождения управляемой ракеты «воздух-земля» боевого вертолёта МИ-24 были применены идеи и методы их реализации, разработанные в НИО-2. Имитатор визуально точно воспроизводил весь процесс наведения ракеты и поражения цели. Разработка и широкое внедрение имитатора резко повысило профессиональность экипажа боевого вёртолёта и одновременно дало огромную экономию за счёт сокра-щения числа ракет, используемых для обучения и поддержания навыков по их наведению и пуску. Эти навыки использовались в реальных боевых условиях и подтвердили исключительно высокую результативность. Разработанный НИО-2 имита-тор был освоен промышленностью и выпускался несколько лет.

По Главам Шесть и Семь можно сделать следующие выводы:

1. Создание современной для того времени полностью компьютизированной электронной системы индикации СЕИ-31 для истребителя четвёртого поколения, каковым являлся истребитель МИГ-29, свидельствовало о революционном переходе к новым технологиям, позволившим обеспечить лётчика необходимой информацией для успешного выполнения всех пилотажно-навигационных и тактичиских задач. Одновременно резко повысилась безопасность, что являлось одной из важных целей разработки СЕИ-31. Разработка СЕИ-31 велась под научным руководством автора.

2. Достигнутые высокие характеристики СЕИ-31, и, соответственно, существенное повы-шение тактических возможностей истребителя МИГ-29, привели к созданию на её базе многочисленных модификаций, таких как система Нарцисс для истребителя СУ-27, а также систем Лотос, Резеда, Ранет для боевых вертолётов. Это является признанием успешности разработки базовой системы СЕИ-31

3. Все, кто участвовал в создании СЕИ-31 и его модификаций, заслуживают самого высокого признания и уважения. Особенно это относится, к тем, от которых зависело решение наиболее трудных, фундаментальных проблем. Было-бы справедливым ещё раз назвать их имена: Ю. Г. Галибин, А. И. Эфрос, К. М. Вайнштейн, Л. В. Белов, В. Г. Резников, В. А. Сысоев, Б. А. Виноградов, Ф. Д. Жаржавский, В. А. Железнов, Л. П. Горохов, В. И. Кащеев, Е. Е. Хныкин, A. Е. Сесин, а также Р. В. Цывкин, П. А. Благов, Г. А. Можаров, Л. И. Лесман (ЗОМЗ) и Б. К. Ветчинин (ММЗ им. Микояна).

4. Тысячи серийно выпущенных систем СЕИ-31 и Нарцисс, установленных на истребителях МИГ-29 и СУ-27, по-прежнему стоящих на вооружении России и десятка стран Европы, Азии и Африки, подтверждают высокое качество разработанных систем и их информативность. СЕИ-31 и Нарцисс являются одними из лучших разработок ЛНПО, что общепризнано. Они являются гордостью Объединения и главного разработчика НИЛ-15 и НИО-2.

5. В трудные времена начала 90-х, неизменные востребованные системы СЕИ-31 и Нарцисс, их производство на серийных заводах, комплексная наладка систем в ЛНПО «Электро-автоматика» и поставка их самолётостроительным заводам, позволили сохранить и расши-рить коллективы Объединения и серийных заводов, а также и способствовали дальнейшему их развитию и процветанию.

Участники создания систем отображения информации для самолётов и вертолётов и внедрения в серийное производств

Владимир Иванович Кащеев

Иван Фёдорович Пухтенко

Борис Андреевич Виноградов

Лев Петрович Горохов

Борис Мойсеевич Шендерович

Юрий Александрович Бусагин

Роман Вульфович Цывкин

Григорий Александрович Можаров

Павел Андреевич Благов

Лариса Ивановна Лесман

Глава восьмая Системы отображения информации крокус и эдельвейс

Разработка концептуальных основ систем отображения информации 3-го поколения была завершена в 1982г. Имевшиеся в то время достоверные сведения, свидетель-ствовали о начале реализации на основе новых технологий полномасштабных элект-ронно-цифровых систем отображения информации как в военной, так и в гражданской авиации. В военной авиации подобные системы были установлены на самолётах F-18, F-16 С/D, F-15E, поступивших на вооружение ВВС США в течение 80-х годов. Аналогичная концепция была принята при создании современных отечественных систем отображения информации КРОКУС и ЭДЕЛЬВЕЙС соответственно для модернизированных боевых самолётов МИГ-29М и СУ-27М.

Планировалось, что оба эти самолёта в отличие от предыдущих моделей будут иметь существенно более широкий диапазон применения, оснащены современными систе-мами обзора, включая низкоуровневые. Поэтому, помимо общих требований, предъяв-ляемых к этим системам, особо жёсткие требования были предъявлены к качеству отображения растрового, многоградационного изображения при работе с телеви-зионной, тепловизионной и другими системами обзора. В 1984г. под научным руково-дством автора были начаты рабочее проектирование указанных систем отображения информации, а в 1988г. – комплексные стендовые и лётные испытания опытных образцов системы Крокус. Одновременно, в Институте космической и авиационной медицины были начаты работы по сертификации этой системы на основе методов инженерной психологии и эргономики, с привлечением лётчиков испытателей и лётчиков строевых частей ВВС.

Система КРОКУС, разработкой которой руководили автор и Ю. Г. Галибин, состоит из: коллиматорного индикатора (КАИ-1), электронно-лучевой индикатора (ЭЛИ), цифровой вычислительной машины (ЦВМ80) блока формирования символов (БФС-85 –2 блока) и блока коммутации (БК). Система ЭДЕЛЬВЕЙС отличается от системы КРОКУС наличием в её составе трёх электронно-лучевых индикаторов ЭЛИ. Перед тем как перейти к описанию отдельных компонентов систем и событий, связанных с их разработкой, необходимо остановиться на нескольких важных моментах:

Электронно-лучевые индикаторы ЭЛИ снабжёны 20 идентичными кнопками и поэтому требования к способности реконфигурации системы КРОКУС реализованы полностью. Т. е. в случае выхода из строя одного из индикаторов, его функции может выполнить второй. Причём, не только за счёт отображения требуемой информации, но и за счёт того, что кнопки, расположенные по периметру индикатора приобретают функции, присущие кнопкам вышедшего из строя индикатора. Это достигается тем, что функции данной кнопки определяется надписью на экране индикатора, которая располагается напротив этой кнопки. При изменении функции индикатора программа управления системой изменяет надписи напротив каждой кнопки. Следует добавить, что расположение кнопок по периметру индикаторов позволяет сократить число пультов управления, находящиеся обычно на приборной доске или на боковых панелях. В последнем случае, лётчику не требуется поворачивать голову в сторону бокового пульта.

Для повышения структурной и аппаратурной надёжности системы отображения информации блоки БФС-85 выполнены взаимозаменяемыми. При отказе одного блока его функции может взять на себя второй БФС.

Все блоки системы снабжены внутренним автоматическим контролем с глубиной охвата более 95 схемы.

Система КРОКУС является первой системой индикации, обслуживание которой может производиться без специальной КПА, что существенно повышает эксплуата-ционные характеристики системы.

Коллиматорный авиационный индикатор КАИ-1, подобно ИЛС-31, состоит из двух частей: блока управления проекционной ЭЛТ (БУ ПЭЛТ) и коллиматорной головки (КГ ЗР-4).

Блок управления БУ ПЭЛТ первоначально был спроектирован на базе проекционной ЭЛТ «Латекс», разработанной НИИ «Платан». ПЭЛТ «Латекс» имела керамическую колбу и экран из лейкосапфира и относилась к классу сверхяркостных проекционных ЭЛТ. Однако высокая стоимость и низкая надёжность привели к замене её проекционной ЭЛТ «Кома» разработанной Московским электроламповым заводом (МЭЛЗ). Подробные материалы об этих проекционных ЭЛТ приведены ниже. БУ ПЭЛТ содержит все традиционные элементы управления, однако по своим параметрам превосходит аналогичный блок ИЛС-31. Так, усилители отклонения и подсвета благодаря своим частотным характеристикам (соответственно 750кгц и 7мгц) обеспечивают весьма высокое качество воспроизведения телевизионного изображения. В качестве низковольтных источников питания в КАИ-1 использованы малогабаритные стабилизаторы напряжения. Мощные источники питания усилителей отклонения (80–100в) выполнены на экономичных схемах с применением современных полупро-водниковых элементов. Высоковольтный источник питания (ВИП), представляющий собой стабилизатор напряжения, выполнен в меньших габаритах, чем аналогичный источник в ИЛС-31 (в 1.5 раза), на современной элементной базе с применением полупроводниковых умножителей, а также малогабаритных мегаомных резисторов. Ваккуумная заливка высококачественным компаундом обеспечивает высокую надёжность ВИП во всём диапазоне эксплуатации КАИ. В отличие от ИЛС-31, где для проекционной ЭЛТ «Куница» использована катушка отклонения собственной разработки, в КАИ-1 для ЭЛТ «Кома» применена катушка отклонения, специально разработанная Институтом электронных компонентов (г. Вильно), отличающаяся экономичностью. Эта катушка позволила снизить потребление мощности усилителями отклонения на 25–30. Значительное превосходство БУ ПЭЛТ КАИ-1 по всем параметрам над БУ ПЭЛТ ИЛС-31 является следствием не только прогресса в разработке элементной базы, но и результатом многолетных исследований в области создания более совершенных схем управления ЭЛТ, проводившихся в НИО-2. При изготовлении электронных плат для электронных блоков и КАИ использована современная технология сквозной металлизации.

Коллиматорная головка КГ ЗР-4, разработанная Загорским оптико-механическим заво-дом, является дальнейшим развитием коллиматорных головок серии КГ, отличающимися неизменной стандартной компоновкой и способом сопряжения с БУ ПЭЛТ. Главными достоинствам КГ ЗР-4 по сравнению с КГ Зрачок – 3М2 являются: большее относительное отверстие и мгновенное поле зрения, меньшие оптические ошибки, наличие дополнительного оптического канала для формирования неподвижной прицельной сетки и высокая точность координатной привязки оптической оси к опорным плоскостям корпуса коллиматорной головки. Наличие в КГ ЗР-4 встроенного в оптическую систему дополнительного канала прицельной сетки (Авторы: М. З. Львовский, А. И. Эфрос, Р. В. Цывкин) полностью изменило методику юстировки КАИ-1, обеспечило практически 100 взаимозаменяемость индикаторов на самолёте без повторного проведения трудоёмких операций по вывешиванию самолёта и холодной пристрелки. Подобные операции неизбежны при замене на борту самолёта индикатора ИЛС-31. Оптическая схема коллиматорной головки КГ ЗР-4 (Авторы П. А. Благов, Г. А. Можаров, А. И. Эфрос, М. З. Львовский) содержит объектив с входящим в него светоделительным блоком, промежуточное зеркало для излома оптической оси на 90, двухкомпонентный отражатель, трафарет прицельной сетки, осветитель. Коэффициент отражения светоделительного блока составляет 10 . Мощность галогенной лампы оптического канала прицельной сетки – 40вт. Конструкция головки предусматривает вторую резервную лампу. Точность координатной привязки оптических осей основного и дополнительного канала 11.5.

Основные данные коллиматорной головки:

Диаметр выходной линзы 128мм.

Полное поле зрения 2=25.

Мгновенное поле зрения (650мм) 2мгн= 18х18.

Угловой размер прицельной сетки 11.

Параллакс в центре 1.

Параллакс на краю 3.

Дисторсия на краю поля 3.

Масса 12кг.

Как уже указывалось, при замене ИЛС-31, из-за разброса положения прицельной сетки относительно корпуса индикатора, достигающего величины до 10 угловых минут, требуется проведение трудоёмких работ по выставке прибора на самолёте для согласования его отсчётной оси с осью пушки. В КАИ-1, в связи с прецизионной привязкой оптических осей основного и дополнительного канала к корпусу прибора, создаются благоприятные условия для того, чтобы избежать этой трудоёмкой операции, связанной с заменой индикатора на самолёте. КАИ-1, также как и ИЛС-31, устанавливается на регулируемой относительно осей самолёта, раме. Рама снабжена направляющими штырями, а в ответных отверстиях корпуса КАИ установлены эксцентричные втулки. Один из штырей выполнен в виде цилиндрического резьбового зажима с распорным корпусом (цанги), надежно фиксирующим внутреннюю полость втулки в продольном направлении. Такое конструктивное решение (Авторы: Б. К. Ветчинин, Б. А. Виноградов, В. М. Никитин, М. З. Львовский, А. И. Эфрос) позволяет с применением эталонных рам при настройке индикаторов КАИ обеспечить их полную взаимозаменяемость на самолёте. В процессе испытаний КАИ-1 в составе комплексной системы описанное техническое решение полностью подтвердило свою эффектив-ность. Электронно-лучевой индикатор ЭЛИ создан на базе электронно-лучевого прибора (ЭЛП) типа «Литва», имеющего квадратный экран размером 130мм х 130мм. В индикаторе расположены все элементы управления ЭЛП, состав которых аналогичен схеме управления ПЭЛТ КАИ-1. Испытания ЭЛИ показали, что индикатор обеспечивает высокое качество воспроизведения символьной информации и телевизионного изображения. При внешней освещённости 100.000 люкс ЭЛИ обеспечивает воспроиз-ведение не менее 6 градаций яркости и возможность распознавания мелких деталей телевизионного изображения. В конце 80-х годов к серийному освоению ЭЛИ было привлечено Научно-Производственное Объединение «Горизонт», г. Минск, которое произвело модернизацию ЭЛИ.

Блок формирования символов БФС-85 представляет собой специализированное цифровое устройство. В постоянной памяти блока запрограммировано не менее 128 различных символа и элементов графики. Резерв памяти БФС-85 позволяет расширить его функции, что создаёт определённую гибкость при разработке программного обеспечения для системы. В целом, БФС-85 по своим схемотехническим и техноло-гическим решениям соответствовал требованиям того времени. Однако, в отличие от системы отображения информации истребителя F-18, на котором аналогичный по функциям генератор символов размещается непосредственно в мониторе, БФС-85 из-за отсутствия высокоинтегрированных элементов цифровой техники в подобных габаритах в 80-х годах выполнен быть не мог. Тем не менее, БФС-85 в те годы был, очевидно, лучшим среди устройств подобного назначения созданных предприятиями других министерств.

Коллиматорный авиационный индикатор КАИ-1 (КРОКУС, ЭДЕЛЬВЕЙС)

Электронно-лучевой индикатор ЭЛИ (КРОКУС, ЭДЕЛЬВЕЙС)

Вариант индикатора с 20-ю кнопками.

Электронно-лучевые трубки и приборы для индикаторов систем отображения информации 3-го поколения

Как известно, в индикаторах на лобовое стекло, входящих в состав ИПП-2–53, СЕИ-31 и Нарцисс, использована проекционная ЭЛТ «Куница». Известно также, что эта ПЭЛТ имеет ряд недостатков, главные из которых: «экранный эффект» – наличие остато-чного свечения экрана в ночных условиях и образование ореолов вокруг элементов изображения при форсировании яркости, что ухудшает контраст. О причинах возникновения этих недостатках ПЭЛТ «Куница» и способах некоторого снижения их влияния было сказано выше. Поэтому, при разработке КАИ-1 остро стал вопрос о создании новой, совершенной ПЭЛТ, имеющей более высокую яркость и разрешающую способность и лишённая указанных недостатков. Подобную ПЭЛТ в начале 80-х годов начал разрабатывать НИИ «Платан». Эта ПЭЛТ, названная «Латекс», представляла собой трубку с керамической колбой, в которой в качестве экрана использован лейкоса-пфир, обладающий более высокой, по сравнению со стеклом, теплопроводностью. Имея анодное напряжение 18кв, смешанную (магнитную и электростатическую) фокуси-ровку, ПЭЛТ «Латекс», по замыслу разработчиков должна была обеспечить высокую яркость, большую разрешающую способность и существенно большую долговечность по сравнению с существовавшими ПЭЛТ. Учитывая, что заявленные характеристики ПЭЛТ «Латекс» намного превышают характеристики ПЭЛТ «Куница», в конструкцию КАИ-1 была заложена новая трубка. Однако, в процессе испытаний КАИ-1 заявленные характеристики ПЭЛТ «Латекс» не подтвердились. Причиной этому был просчёт разработчиков ПЭЛТ в оценке возможности люминофора и надёжности технологии склейки керамической колбы с лейкосапфиром. Суть в том, что по мере форсирования яркости имело место насыщение люминофора и ожидаемого пропорционального увеличения яркости не происходило, но происходил критический нагрев экрана из-за местной концентрации лучистой энергии. Именно последнее и вызвало применение лейкосапфира. Кроме того, в процессе стендовых и лётных испытаний, в том числе заводских испытаний самолёта МИГ-29М, имели место частые выходы из строя ПЭЛТ «Латекс» из-за нарушения в ней герметичности, приводившие к полному отказу КАИ. Практически все изготовленные НИИ «Платан» ПЭЛТ «Латекс» в сравнительно короткий срок вышли из строя. Лишь некоторый пополняемый резерв этих трубок и хорошо организованная НИО-2 служба ремонта позволили в течение некоторого времени продолжить лётные испытания самолёта. Ещё одним существенным недоста-тком ПЭЛТ «Латекс» является создаваемое ею жёсткое рентгеновское излучение, особенно в направлении оси трубки. Экран трубки, выполненный из лейкосапфира, в отличие от стекла в обычных ЭЛТ, не препятствует излучению, уровень которого превышает допустимую норму в несколько раз. Так как предварительная настройка блока управления ПЭЛТ производится без присоединённой оптической головки, то при его включении настройщики могли быть подвергнуты сильному воздействию облуче-ния. Эти объективные факты были установлены специалистами Института им. В. Г. Хлопина, которые проводили соответствующие измерения на рабочих местах в Объединении. По рекомендации Института на этих рабочих местах были приняты необходимые меры по защите от излучения. В заключение, касаясь ПЭЛТ «Латекс», следует указать на исключительно высокую стоимость этих ПЭЛТ: в ценах 1986г. она составляла 2500 рублей за один образец.

В 1987г. по инициативе М. З. Львовского и В. А. Сысоева, поддержанной Генераль-ным директором Объединения К. К. Филипповым, по Техническому Заданию, утверждённому им, заводом (МЭЛЗ) была начата разработка альтернативной ПЭЛТ на основе колбы Московский электроламповым ПЭЛТ «Куница» и получившей название «Кома». Разработка новой ПЭЛТ получила поддержку руководства Министерства Обороны, которое поручило соответствующим службам осуществлять постоянный контроль над ходом разработки. При разработке ПЭЛТ «Кома» были использованы последние достижения в области электронной оптики и заложена современная технология, основанная на использовании лазерной обработки элементов фокуси-рующей части электронной оптики ПЭЛТ. Применение усовершенствованного люми-нофора, в сочетании с удачным решением оптической части, позволили при анодном напряжении 15кв и напряжении на фокусирующем электроде 2кв достичь весьма высоких характеристик. Яркость ПЭЛТ «Кома» (в сжатом растре) в 2 раза превышает яркость ПЭЛТ «Куница» и составляет 12.000–14.000 к.д/м² , а разрешающая способность увеличена на 30 (толщина линии 0.08–0.1мм). Практически, полностью устранены «экранный эффект» и образование ореола при форсировании яркости. Рабочий диаметр трубки – 55мм, диаметр горловины – 22мм, угол раструба колбы – 55, длина трубки 220–230мм.

Стоимость ПЭЛТ «Кома» составила в ценах 1987–1988гг. 200 рублей, то есть в 12,5 раз ниже, чем стоимость ПЭЛТ «Латекс», при совпадающих характеристиках. Создание ПЭЛТ «Кома» позволило своевременно ликвидировать кризис, возникший вследствие неудачи с трубкой «Латекс»». В короткий срок была разработана конструкция КАИ-1 на основе ПЭЛТ "Кома" (Ведущий конструктор Ф. Д. Жаржавский) и доработаны все ранее изготовленные индикаторы. В 1988г. были завершены Государственные испытания ПЭЛТ «Кома» и она получила сертификат на использование её в аппаратуре военного назначения.

Монохроматическая ЭЛТ для электронно-лучевых индикаторов ЭЛИ.

В процессе разработки концепции построения систем отображения информации 3-го поколения, к которым относятся КРОКУС и ЭДЕЛЬВЕЙС, в Объединении были изучены состояние разработок в области электронно-лучевых трубок прямого видения и перспективы дальнейшего их развития. Результаты исследований показали серьёзное отставание электронной промышленности СССР в этой области от мирового уровня. Особенно это касалось цветных (масочных) ЭЛТ, пригодных для эксплуатации на борту истребителей, имеющих пушечное вооружение. Более того, не было никаких оснований ожидать изменений в этой области в ближайшие годы, что и вдальнейшем подтвер-дилось. Учитывая эти и другие обстоятельства было принято решение о проектировании ЭЛИ на базе монохроматической ЭЛТ. В мировой практике подобное решение не было исключением. Примером аналогичного подхода является система отображения инфор-мации самолёта-истребителя F-18, признанной отвечающей требованиям, которые предъявляются к интегральным системам индикации для самолётов подобного типа. Монохроматические ЭЛТ в индикаторах прямого видения, подобных ЭЛИ, имеют квадратную форму, с рабочим размером экрана 127мм х 127мм. Разработчики этой системы исходили из того, что высокая яркость ЭЛТ должна гарантировать за счёт яркостного контраста уверенное восприятие всех элементов графического изображения при условии их отличия по форме и месторасположению, исходя из основных положений инженерной психологии.

На расширенном заседании Совета Главных Конструкторов в ММЗ им. Микояна, где присутсвовали представители научно-исследовательских институтов МАП, точку зрения Объединения о принципах построения системы отображения информации КРОКУС, по поручению Генерального директора Объединения К. К. Филиппова, представил автор, заместитель Начальника НИО-2. Несмотря на убедительные доводы, приведенные в обосновании предложений Объединения, представители ведущих институтов МАП (ЛИИ, НИИАС) выступили категорически против концепции Объединения, настаивая на использовании в ЭЛИ пенетронов. И это несмотря на то, что уже в то время было очевидна бесперспективность этого типа ЭЛТ, от которой отказа-лись даже её создатели во Франции. Революцию в этой области совершили компании Toshiba и Intel, создав высокояркостную цветную жидкокристаллическую панель с внутренней подсветкой, с интегрированной системой управления. В короткое время на их базе были созданы электронные системы индикации, которые были установлены на серийных самолётах Boeing-757 и Boeing-767. К сожалению, такими возможностями отечественная электронная промышленность не располагала. Поэтому, другой альтер-нативы, как использовать монохроматическую трубку по аналогии c F-18 у разработ-чиков КРОКУС'а не было.

Заместитель Главного Конструктора ММЗ им. Микояна Ю. А. Янышев вскоре признал позицию Объединения единственно реальной. Благодаря ему в Министерстве электронной промышленности были согласованы все технические, организационные вопросы, связанные с разработкой новой монохроматической ЭЛТ для ЭЛИ, обладаю-щей высокой яркостью и высокой разрешающей способностью, а также вопрос выбора разработчика. Им стал Научно-исследовательский институт «Платан», с которым были согласованы Техническое задание на разработку ЭЛТ и программа разработки. Впервые в Министерстве электронной промышленности НИИ «Платан» осуществил комплекс-ный подход к разработке ЭЛТ, учитывающий реальные условия эксплуатации на объекте и факторы, обеспечивающие достижение наилучших характеристик ЭЛТ. Созданный институтом электронно-лучевой прибор, получивший название «Литва», включает в себя собственно ЭЛТ, фокусирующую и отклоняющую систему (ФОС) и электромагнитный экран с элементами крепления прибора в индикаторе. ЭЛП «Литва» выполнен по современной технологии, имеет гибкие выводы, в том числе высоко-вольтные. Пространство между колбой ЭЛТ и электромагнитным экраном заполнено специальным компаундом, благодаря чему обеспеспечена жёсткость конструкции ЭЛП.

ЭЛП «Литва» снабжен антибликовым светофильтром с просветляющим покрытием на первой поверхности. Коэффициент поглощения фильтра 90%. Для предохранения покрытия от повреждений, ЭЛП поставляется со специальной мягкой заглушкой. Хорошее качество светофильтра обеспечивает возможность наблюдения не только символьной информации, формируемой функциональным способом, но и растрового, многоградационного изображения с числом градаций 67 при максимальной внешней освещённости 100.000 люкс. Угол раструба колбы ЭЛП составляет менее 50, что позво-лило уменьшить потребление мощности на 40 по сравнению с ЭЛТ «Малышка». Основные характеристики ЭЛП «Литва»: рабочий размер экрана 130мм х 130мм, габа-риты 145мм х 145мм х 350мм, анодное напряжение – 16кв, толщина линий 0.20.22мм, срок службы 1000 часов. ЭЛП «Литва»» прошёл успешно государственные испытания на соответствие требованиям, предъявляемым к элементам военной авиационной техники.

Принятие ММЗ им. Микояна концепции построения системы отображения информации КРОКУС для самолёта МиГ-29М, предложенной Объединением, и реальная помощь в организации работ, связанных с созданием новых элементов электро-ники, в частности ЭЛП “Литва”, позволили Объединению приступить к разработке и изготовлению опытных образцов системы КРОКУС. Здесь необходимо отметить позитивную роль в создании ЭЛП “Литва” ведущего коструктора КРОКУСА Ф. Д. Жаржавского. Его рациональные предложения по внешним обводам трубки и способом её крепления были учтены при её разработке.

Разработка системы Крокус производилась в соответствии с Техническим Заданием, согласованным с ММЗ им. Микояна и ВВС. В конце 1988г. были изготовлены опытные образцы системы Крокус. После лабораторной отладки два образца этой системы были направлены в Институт космической и авиационной медицины для проведения исследо-ваний на тренажёре, созданном на основе реальной кабины самолёта МИГ-29М и в комплексный отдел Объединения для стендовой отработки в составе НПК. Третий образец системы КРОКУС был подвергнут стендовым испытаниям на соответствие требованиям Технического Задания. В результате испытаний было установлено, что опытный образец системы отображения информации КРОКУС по свом точностным, оптическим и светотехническим характеристикам полностью удовлетворяет требова-ниям ТЗ и превосходит все ранее разработанные системы аналогичного назначения. В 1987–1988гг. для обеспечения лётных испытаний самолёта МИГ-29М был создан промежуточный вариант системы отображения информации, состоящей из индикаторов КАИ-1, ЭЛИ и блоков СЕИ-31: ЦВМ20–6, ГС-31, БП. Для этой системы было разработано соответствующее програмное обеспечение. Именно в процессе заводских испытаний были выявлены дефекты ЭЛТ «Латекс», о которых было сказано выше.

О новых возможностях, связанных с использованием систем отображения информации КРОКУС и ЭДЕЛЬВЕЙС

Известно, что при использовании телевизионного индикатора, входящего в состав телевизионной системы обзора и наведения, возникли определённые трудности. В этом индикаторе изображение перекрестия, формируемое телевизионным способом, обладало низким яркостным контрастом. Оно плохо выделялось на фоне яркого телевизионного изображения местности (местность, покрытая снегом, освещённая морская поверхность), что крайне затрудняло наведение системы на цель. Для устранения этого недостатка пришлось нанести на стекло экрана ЭЛТ индикатора, по центру, две взаимно перпендикулярные риски, заполненные чёрной краской. При этом лётчик периодически, вручную, пользуясь двумя корректирующими ручками, совмещал электронное перекрестие с механическим.

Как было указано выше, электронно-лучевой индикатор ЭЛИ, благодаря использованию в нём универсального способа управления лучом, способен воспрои-звести телевизионное изображение и наложенное на него изображение символов, формируемых функциональным способом. Эта универсальная возможность индикатора позволяет избежать проблемы, возникающие при использовании телевизионных мониторов, например, ИТ-23. Решение этих проблем базируется на двух теоретических и технических разработках (Авторы: М. З. Львовский, П. А. Ефимов, К. М. Вайнштейн, Р. В. Цывкин) и (Авторы: М. З. Львовский, Ю. Г. Галибин, П. П. Парамонов). Они предусматривают воспроизведение на экране индикатора ЭЛИ вместо телевизионного перекрестия, высокояркостного его изображения, сформированного функциональным способом. Последнее непрерывно автоматически совмещается с точкой на телевизио-нном растре, соответствующей центру оптического перекрестия, совпадающего с осью наведения. Это решение реализовано в системе КРОКУС с помощью нового программного обеспечения и введения быстродействующего сканирующего устройства во вновь разработанной тепловизионной системе. Проверка указанной функциональной возможности системы КРОКУС в процессе её стендовых испытаний, показала следую-щие результаты: несовпадение перекрестий, формируемых телевизионным и функцио-нальным способами, не превышало 1–2 строки при 625-строчной развёртке, что соответ-ствует при поле зрения 3 – менее 0.3 угловых минуты; при этом одновременно дости-гнут высокий контраст (К 0.6) изображения перекрестия на фоне наиболее яркого растрового изображения.

Кнопка управления КУ-31М

Кнопка управления КУ-31М устанавливается на ручке управления самолётом-истребителем и управляется большим пальцем правой руки. Кнопка через преобразо-ватель включена в центральную ЦВМ НПК. С помощью кнопки осуществляется управление прицельной маркой или соответствующей меткой при использовании радиолокационной или тепловизионной системами. В отличие от КУ-31, которая обеспечивает, так называемое «позиционное управление», при котором отклонение рукоятки вызывает пропорциональное перемещение марки или метки в пределах информационного поля индикатора, КУ-31М обеспечивает другой способ управления – «управление по скорости». При этом способе углы отклонения рукоятки от нейтрального положения соответствуют угловым или линейным скоростям переме-щения марки или метки вдоль вертикальной и горизонтальной осей.

Хотя позиционный способ не вызывает каких-либо серьёзных нареканий лётчиков, тем не менее в результате сравнительных испытаний, с привлечением лётного состава двух способов управления, проведённых в Инстинуте космической и авиационной медицины более эффективным был признан второй способ – «управление по скорости». Поэтому для НПК самолёта МИГ-29М была создана кнопка управления КУ-31М, которая обеспечивает этот способ управления (Авторы: М. З. Львовский, В. А. Железнов). Эта кнопка, в отличие от предыдущей – КУ-31, снабжена устройством возврата рукоятки в нейтральное положение после снятия с неё усилий. Так же как и КУ-31, кнопка КУ-31М устанавливается в ручку управления самолётом таким образом, что её рукоятка оказывается под большим пальцем правой руки. Габариты кнопок одинаковые. Кнопки отличаются надёжностью, а их функциональные и эксплуата-ционные характеристики оценены лётным составом положительно.

Значительный творческий вклад в создание систем КРОКУС и ЭДЕЛЬВЕЙС, помимо Ю. Г. Галибина, А. И. Эфроса и К. М Вайнштейна, П. А. Благова сделали также Ф. Д. Жаржавский, В. А. Сысоев, Р. П. Провальский, Л. П. Горохов, Э. П. Смирнов, Л. В. Белов, В. К. Феофанов, Б. М. Шендерович, Б. А. Виноградов, А. Е. Сесин, Л. И. Лесман.

По Главе Восьмой можно сделать следующее заключение:

1. Разработка системы отображения информации КРОКУС являлась свидетельством способности НИО-2 реализовать сложнейшие проекты, к которым относится данная система. При разработке системы КРОКУС использовались не только самые передовые технологии, какими располагала отечественная наука и промышленность, но и собственные уникальные разработки и изобретения. Достаточно указать на то, что разработка важнейших компонентов электроники и оптики для системы осуществлялась при непосредственном участии ведущих сотрудников отдела. Это свидетельствует об их высоком уровне профессионализма и исключительно творческой обстановке, сущест-вовавшей в отделе.

2. Разработанные и изготовленные образцы аппаратуры Крокус при проведении испытаний полностью соответствовали требованиям заказчика. Более того, введённые по инициативе НИО-2 дополнения в программное обеспечения позволили существенно расширить тактические возможности как самой аппаратуры, так и самолёта. Эти нововведения были высоко оценены заказчиком. По своим информационным характеристикам КРОКУС не имел себе равных и в полной мере удовлетворял инженерно – психологическим и эргономическим критериям. Все эти достоинства Крокус были отмечены лётным составом в результате лётных испытаний. Система КРОКУС в 90-х годах демонстрировалась на одной из первых выставок МАКC в г. Жуковском и прозвела хорошее впечатления на зарубежных специалистов.

3. К сожалению, время окончания работ по созданию системы КРОКУС, техническая документация которого была готова для серийного проиводства на утверж-дённых серийных заводах, совпало с началом глубокого кризиса в стране, в том числе в авиационной промышленности. Поэтому, свою историческую миссию системы КРОКУС и ЭДЕЛЬВЕЙС выполнить не могли. Тем не менее разработка этих систем несомненно осталась исключительно важной и достойной вехой в деятельности ЛНПО “Электроавтоматика”.

Глава девятая Пенетроны, система индикации «радуга» и разные события

Эта Глава посвящена различным событиям, связанным между собой прямо или косвенно. Я долго скрывал их от родных и сослуживцев. Теперь, когда прошло более тридцати лет после последнего из этой череды событий, а первое произошло почти полвека тому назад, думаю, что пришло время о них рассказать. Итак, начало семидесятых. Тогда происходят два события, несопоставимых по важности, а именно:

1. В 1970г. в Москву с официальным визитом приезжает Президент Франции Жорж Помпиду. Во время встречи г-на Жоржа Помпиду с Генеральным секретарём ЦК КПСС Леонидом Ильичём Брежневым был подписан документ под названием: «Принципы сотрудничества между СССР и Францией».

2. В самом начале семидесятых по приглашению французской компании Thomson-CSF в Тулузу прибыли несколько опытных экипажей из компании Pan American World Airways-одной из крупнейших авиакомпаний в истории США, авторитет которой был тогда исключительно высок.

Результатом первого события стало начало делового сотрудничества между Министерством авиационной промышленности СССР в лице ЛНПО и компанией Thomson-CSF. Оно продолжалось до начала 80-х годов 20-го столетия. Что касается второго события, то американским экипажам в Тулузе был представлен тренажёр, представляющую собой кабину самолёта Boeing-707, оборудованной электронной системой индикации. На приборной доске против каждого пилота были расположены по два монитора, построенных на основе ПЕНЕТРОНОВ. Общие сведения о пенетронах и их характеристиках приведены в Главе Седьмой. Американские пилоты совершили на тренажёре большое число тренировок, а затем имитационные полёты по заданным маршрутам. После комплексного ознакомления с французской системой индикации, построенной на основе пенетронов, американские экипажи сделали следующее заклю-чение: предложенная система индикации их не удовлетворяет в существующем виде и до устранения всех замечаний, приведённых в отчёте, они не будут рекомендовать её для использования на американских самолётах. Фактически это означало для системы смертный приговор, потому что устранить замечания американцев было невозможно. Эти сведения в то время я почерпнул из очередного бюллетеня, изданного одним из институтов МАП, с которыми я постоянно знакомился, не пропуская ни одного. Тогда я уже знал о пенетронах всё. Где сейчас пенетроны и кто их помнит?

Если бы тогда, грамотный и честный советник министра или кто-то другой, кто следил за развитием авиационной техники, обратил внимание Министра на это сообщение – всё было бы иначе и СССР не заплатил бы французской компании огром-ные деньги за негодный товар. Компания Thomson-CSF была чрезвычайно удовлет-ворена сотрудничеством, посколько ей удалось почти или полностью компенсировать потери из-за провального проекта. Но потом была «Радуга», но о ней позже. Всё это происходило на фоне огромных успехов зарубежом в области разработок цветных масочных ЭЛТ, пригодных для эксплуатации на борту самолёта, а впереди уже подходили разработки компаний Tоshiba и Intel в области жидкокристаллических панелей (LCD) с внутренней подсветкой. Во второй половине семидесятых уже летали Boeing-757, Boeing-756, А-300 и А-310 с системами индикации на цветных трубках. Следует напомнить, что самолёты серии А, проектировались и строились европейской объединённой компанией АIRBUS, где Франция играла ведущую роль. Впечатление такое, что все представители от СССР, кто работал с французской компанией, отгородились высокой стеной от внешнего мира и событий, происходящих в нём.

Событие, касающееся меня лично, произошло перед началом работ с французской компанией. Это было в первой половине семидесятых. В Министерстве, точнее в Главке, предстояло совещание, на которое были командированы автор и Евдокия Петровна Тимофеева, ведущий инженер. В малом актовом зале разместились представители различных ОКБ и НИИ. Перед собравшимся выступил Юрий Семёнович Рыжов, кажется, уже тогда заместитель Начальника Управления. Мы с ним были давно знакомы. Но с переходом из московского ОКБ в Главное Кправление МАП он перестал меня замечать. Это была не речь – это было вдохновенное чтение оды о том, какое нас ждёт большое счастье от совместной работы с французами, создавшими пенетрон и систему индикации на его основе. Ничего подобного мир ещё не видел. Вместе с французами мы завоюем все рынки, все придут к нам и так далее. Подобные слова стали «фирменным блюдом», когда шла речь о сотрудничестве с француской стороной. Говорил он долго, но неожиданно замолк и попросил задавать ему вопросы, если у кого-нибудь они есть. Ему было всё ясно. Я поднял руку. «А что тебе непонятно?», спросил он меня. Мне действительно было непонятно. Я обратился к нему со словами: «По имеющимся у меня официальным данным, американцы практически забраковали французскую систему на пенетронах, а мы по какой-то причине её подбираем. Почему?» Мёртвая тишина. Вместо ответа на меня обрушилась брань, а затем последовало требование немедленно покинуть совещание. Пока я шёл к выходу я услышал угрозу: «Я позвоню Павлу Алексеевичу, чтобы он выгнал вас с работы с жёлтым билетом». Конечно, сама сцена изгнания меня не украшала: многие в зале знали меня лично. Мне было стыдно и крайне неловко. История, как известно, не имеет сослагательного наклонения, но если бы Ю. С. Рыжов задумался над моим вопросом и нашёл в себе мужество доложить министру о новой информации, возможно, события развивались бы по другому сценарию. Покидая совещание, я понял, что некая потребность возобладала над здравым смыслом, и мои попытки воспрепятствовать этому обречены. У меня тогда не было сторонников.

Оформив командировку, я отбыл дневным поездом домой. Не знаю, звонил ли он Павлу Алексеевичу, но уволен я не был. Это событие я запомнил надолго. Но Павел Алексеевич всё же угрожал меня уволить несколько раз в период, когда французские специалисты приезжали в ЛНПО для совместного обсуждения каких-то технических вопросов. Он требовал от меня, чтобы я принимал участие в этих совещаниях. У него, по-видимому, было какое-то предчувствие. Но меня выручал Ефим Соломонович Липин, сопредседательствующий на этих совещаниях. Он как-то сказал, что понимает меня и мою позицию. Я не скрывал своего принципиального неприятия пенетронов и систем индикации, построенных на их базе, и считал связь с французами профанацией. Это была моя неизменная позиция. За это Владимир Дмитриевич Суслов даже удостоил меня такими словами: «То же мне, Киссинджер!» Он полагал, что я обижусь, однако я счёл эти слова как неслыханный комплимент. Что касается французских специалистов, то я их никогда не видел.

Потом вышло Постановление Правительства о создании отечественной сиcтемы индикации, названной «Радуга». Главным разработчиком было назначено ЛНПО «Электроавтоматика». Разумеется, эта система представляла собой почти точную копию системы компании CSF. Было бы несправедливым отрицать факт приобретения весьма полезных для страны технологий изготовления чипов и более передовой технологии изготовления многослойных электронных плат по так называемому методу сквозной металлизации и т. д. Для разработки компонентов, на основе которых строилась система «Радуга» были привлечены ведущие институты профильных министерств. Но всё это было уже не первой свежести: запад ушёл далеко вперёд. Нет смысла подробно описывать процесс разработки системы, на неё была направлена значительная часть сотрудников НИО-2. Лично я в осуществлении проекта «Радуга» не участвовал ни на каком этапе: я был полностью поглощён разработкой КРОКУС'а, и мне этого было достаточно.

Ещё одно событие могло иметь более серьёзные последствия. Однажды, в конце 1981г. П. А. Ефимов направил меня в Москву для участия в совещании, которое проводил заместитель министра авиационной промышленности Ю. А. Затейкин. Когда я зашёл к нему в кабинет, он произнёс мою фамилию и предложил мне сесть на любое свободное место. Я заметил, что когда он произносил мою фамилию, человек в тёмных очках, сидевший в глубоком кресле, рядом со столом Ю. А. Затейкина как-то резко повернул голову в мою строну, но я не придал этому никакого значения. На совещании я встретился со старым знакомым, руководителем ОКБ имени А. С. Яковлева – Александром Александровичем Левинских, с которым у меня были давние тёплые и доверительные отношения. До начала совещания мы бегло обсудили текущие дела. Тема совещания не касалась нашего ЛНПО. После окончания первой половины я с разрешения Ю. А. Затейкина покинул совещание и в тот же день уехал в Ленинград. Через несколько дней А. А. Левинских позвонил мне и попросил срочно приехать к нему. В этот же день я уехал в Москву. Во время встречи с ним он сообщил мне, что человек в тёмных очках, сидевший в кресле, является инструктором ЦК КПСС, курирующим МАП. Во время обеда инструктор спросил его хорошо ли он, А. А. Левинских, знает меня и что он может сказать обо мне. Разумеется, он сказал обо мне только положительное, добавив что-то о моих заслугах. По тону разговора он понял, что меня ожидают большие неприятности. Он меня спросил: «Матвей Зельманович, что ты натворил? Вспомни». Я считал, что за мной никаких грехов не числится, Тем не менее он посоветовал мне отнестись к тому, что он сказал очень серьёзно. Я его искренне поблагодарил за предупреждение и совет. Уехал, испытавая удивление и недоумение. Я стал вспоминать разные события, к которым был причастен, и вспомнил лишь один эпизод, когда на ММЗ им. Микояна обсуждалась структура КРОКУС'а, где у меня возник конфликт с представителями ЛИИ и НИИАС. Они требовали установить на самолёте МИГ-29М индикаторы на пенетронах, потрясая какими-то бумагами, свидетельствующими о завершении новых разработок пенетронов, обладающих фантастическими характеристиками. Поскольку я был в курсе дел по этому вопросу, у нас возникла серьёзная перепалка, так как я их обвинил в попытке ввести совещание в заблуждение. Совещание было прервано и перенесено на другую дату. Я не мог себе представить, что этот эпизод мог стать причиной интереса ко мне со стороны ЦК КПСС. На самом же деле, как видно из последующих событий, я что-то неодоценил. Прошло много времени, и я начал забывать об этом эпизоде, как вдруг меня приглашают в одно значимое место. Меня приветливо встретил приятный молодой человек в чине капитана, который сразу же перешёл к делу. Он мне сообщил, что на имя ЦК КПСС пришло письмо за подписью ведущих специалистов МАП, ЛИИ и НИИАС и т. д., в котором меня лично (?) обвиняют в том, что я своей позицией и действиями в отношении исключительно перспективного направления наношу непоправимый вред развитию отечественного авиаприборостроения, загоняя его в тупик. Он не позволил мне прочитать письмо, но по наводящим вопросам я понял, что речь идёт о системах индикации на базе пенетронов. Такой донос в 30-е годы стоил бы мне жизни (мой визави напомнил мне, что сейчас не 37 год), на пороге был 1982г. На его вопрос, что я могу ответить на обвинения в свой адрес, я сказал, что их отвергаю как недостойные. После продолжительной беседы он предложил мне изложить письменно свой ответ на письмо доносчиков. Поскольку я не был ознакомлен с полным содержанием письма, то заявил, что в ответе я изложу только причины моего неприятия пенетронов и систем индикации на их основе. Что же касается моего личного вклада, позволившего заметно ликвиди-ровать позорное отставание от запада, то он может легко с ним познакомиться, заглянув в моё досье, которым, очевидно, распологает. На составление ответа я попросил 4–5 недель. На прощание я ему сказал, что знаю авторов письма поимённо. Единственное, что не знал и не знаю сейчас, были ли среди подписантов мои коллеги по работе.

Ровно через месяц я представил ему свой ответ. Пожалуй, это было лучшее из того, что я когда-либо сделал. Это был строго научный анализ проблемы, подкреплённый техническими, технологическими и экономическими соображениями и ничего другого и ни одной фамилии. Объём – 20 листов убористого почерка (Ответ был написан от руки). Собственно, к этому времени уже стало ясно, что пенетрон на западе давно похоронен и на смену пришли цветные масочные трубки и жидкокристаллические панели, предназначенные для эксплуатации на всех типах самолётов. Однако, ЛИИ и НИИАС продолжали упорствовать. В ЛНПО приходили отчёты о научных исследо-ваниях, подтверждающих преимущество пенетронов над цветными масочными ЭЛТ и жидкокристаллическими панелями ((LCD)! По существу, это была фальшь. Позже я узнал, что под угрозой оказалась куча диссертаций, посвящённых «непревзойдённым качествам» пенетронов. А я, оказывается, стал причиной этой угрозы. Отсюда и появилось это подмётное письмо. Беспринципные авторы письма знали что делали: не переубедив в честном споре они пошли на подлог. Меня больше не тревожили.

В 1984г. проект «Радуга» на пенетронах специальным Постановлением ЦК КПСС и Правительства был закрыт и огромные затраты, в том числе в валюте, были списаны. Впервые, за всю мою сознательную жизнь, КПСС и Правительство СССР были на моей стороне, хотя я никогда не был членом коммунистической партии. Это было сделано своевременно, так как промышленное освоение и внедрение аппаратуры на пенетронах привело бы к неизмеримо большим экономическим потерям и нанесло бы сущест-венный ущерб престижу государства.

Глава десятая

Научные работы

1. Научные работы автора, посвящённые бортовым комплексным системам навигации и процессам управления и наведения самолётов-носителей, были опублико-ваны в закрытых Сборниках научных трудов различных институтов министерства авиационной промышлен-ности и Военных академий.

В числе опубликованных научных работ в период создания этих систем наибольший интерес представляют следующие работы:

– Комплексирование бортового оборудования – путь повышения тактических возможностей пилотируемых летательныъ аппаратов.

– Методы управления электронными метками на экране индикатора бортовых радиолокационных станций.

– Совмещённая коррекция курса и координат местонахождения летательного аппарата (ЛА).

Эти и другие научные работы, а также ряд изобретений автора были использованы при разработке комплексных систем навигации, прицеливания и наведения для различных типов самолётов стратегической авиации. Реализация результатов научных исследований в указанных комплексах обеспечило повышение точности решения навигационных и специальных задач, а также существенно улучшило условия деятель-ности экипажей самолётов, резко снизив психологические и физические нагрузки на лётный состав. В конечном счёте, это привело к снижению численного состава экипажей. Внедрение комплексных систем, в которых впервые использованы новые методы управления различными системами, в том числе обзорными и прицельными, получили исключительно высокую оценку ВВС.

2. Создание современных систем индикации также базировалось на результатах научных исследований автора по поиску оптимальных решений, обеспечивающих выполнение тактико-технических требований, предъявляемых к аппаратуре. Содер-жание этих научных исследований и полученные результаты приведены в эскизных и технических проектах, в описаниях многочисленных изобретений, на которые выданы патенты, а также в отдельных статьях, опубликованных в научных сборниках. Сконструированные и освоенные промышленностью системы индикации, соответст-вующие по основным тактическим параметрам мировому уровню, установлены на многочисленных типах современных истребителях, а также на боевых вертолётах. Следует добавить, что в процессе создания бортовых систем индикации, включающих в себя индикаторы на лобовое стекло и электронные дисплеи впервые по инициативе, в том числе автора, были использованы результаты научных и экспериментальных инженерно-психологических и эргономических исследований, связанных с определе-нием оптимальных формы и местом расположения различных параметров, индици-руемых в поле зрения индикаторов в разных режимах полёта, включая боевые. Это в равной степени относится к органам управления: функциям, виду и расположению.

Патенты

При создании вычислителей для бортовых комплексных систем и систем отображения информации самолётов и вертолётов военной и гражданской авиации, вошедших в их штатное оборудование и выпускаемых промышленностью серийно: НБА, ЦНВУ, ИНО-2, ИПП-2–53, СЕИ-31, НАРЦИСС, ЛОТОС, РЕЗЕДА, РАНЕТ, ИМИТАТОР ПУСКА И НАВЕДЕНИЯ, а также систем отображения информации для самолётов-истребителей поколений 4+ и 4++ КРОКУС и ЭДЕЛЬВЕЙС, готовых для промышленного выпуска, были использованы более 50 изобретений (автора и в соавторстве), на которые были выданы патенты.

Использование изобретений в созданных ЛНПО “Электроавтоматика” различных бортовых устройствах и системах для летательных аппаратов обеспечили резкое повышение их тактических возможностей и безопасности при решении широкого круга навигационных и боевых задач и беспрецедентному снижению лётных происшествий. В целом общее число патентов (автора и в сооавторстве) составляет около ста. Значительная часть патентов была использована при разработке альтернативных устройств. Кроме патентов СССР и России, автор получил десять патентов США.

Эпилог

В 1982г., через 36 лет с момента образования ОКБ-470, Генеральный Директор и Главный Конструктор Ленинградского Научно–производственного объединения (НПО), возникшего на базе ОКБ, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственных Премий, доктор технических наук Павел Алексеевич Ефимов ушёл на заслуженный отдых. Он оставил следующему поколению мощное и прекрасно функционирующее Объединение, разнообразная и сложнейшая продукция которого установлена практически на всех типах военных и гражданских самолётов. При всей своей прозорливости он не мог предположить, что менее, чем через 10 лет кардинально изменившаяся обстановка в России поставит перед Объединением сложнейшие задачи по выживанию в новых экономических условиях. С 1982 ЛНПО “Электроавтоматика” возглавлял Константин Константинович Филиппов, директор ленинградского завода “Пирометр”, кандидат технических наук. В его бытность руководителя, ЛНПО по-прежнему хорошо функционировало, сохраняя в Объединении творческую атмосферу. Все новые и прежние заказы Министерства обороны и других ведомств выполнялись качественно и в срок. С 1991 года, в связи с переходом в России с плановогого хозяйствования на рыночную экономику, финансовое положение Объединения стало резко ухудшаться. Началось катастрофическое сокращение численного состава Объединения. В первую очередь это касалось творческих работников. Поскольку К. К. Филиппов не видел реальных путей остановить этот процесс из-за отсутствия заказов и, соответственно, финансирования, он принял тяжёлое для себя решение уволиться по собственному желанию из организации.

Павел Павлович Парамонов

Константин Константинович Филиппов

Новым Руководителем ЛНПО «Электроавтоматика» был избран Павел Павлович Парамонов. Я знаком с Павлом Павловичем с первых дней его появления в нашем Объединении и поэтому наделён правом рассказать о главных этапах его выдающейся деятельности. Началом его карьеры было назначение его уполномоченным от Министерства авиационной промышленности по обеспечению бесперебойной и надёжной эксплуатации пассажирских самолётов ИЛ-62 и Ту-154 в европейских странах социалистического лагеря (ГДР, Чехословакия и др.). С этой задачей он справился блестяще. Одновременно он приобрёл большие знания и опыт менеджера, столь необходимые в его дальнейшей деятельности.

После возвращения он возглавил в Объединении большой серийный отдел, который готовил для многочисленных серийных заводов весь комплекс технической докумен-тации, необходимой для серийного производства большого перечня аппаратуры, разработанной Объединением. С этой работой он справился также блистательно. Вершиной его карьеры стало назначение его Главным конструктором и директором ОКБ имени П. А. Ефимова. В середине 90-х оно представляло собой небольшой остаток, сохранившийся от прежнего крупного Объединения. Основанием для этого назначения были полученные им знания, опыт, природная одарённость, талант руководителя, уважение и авторитет. Перед ним стояла гигантская задача по восстановлению деятельности ОКБ и увеличению численности инженерно-технического персонала. И он совершил чудо – произошел истинный ренессанс организации. Через 20 лет после возрождения ОКБ, в момент ухода Павла Павловича на пенсию, оно представляло собой отлично работающую организацию с большим портфелем заказов и многочисленными образцами авиационной техники, созданными ОКБ, которые вошли в штатное обору-дования большого числа летательных объектов. Реноме ОКБ было на высоте и в этом огромная заслуга Павла Павловича. В конце 2016 П. П. Парамонов ушёл из жизни.

Весной 1989 года я уволился из Организации в связи с уходом на пенсию, проработав в ней непрерывно сорок один год. Через два с половиной года мы с женой Беллой уехали в США, где жил наш сын Михаил со своей семьёй. С тех пор прошло почти тридцать лет. За всё это время меня не покидало чувство, что 41-летняя работа в Ленинградском Научно-производственном Объединении «Электроавтоматика» была исключительно интересной, наполненной творческими поисками. Смею утверждать, что они были в большинстве своём результативными и успешными. Я не терял связь с моей бывшей работой: огорчался, когда Организация испытывала большие трудности и радовался, когда она восстановилась и пришли успехи. В своей Организации я никогда не имел покровителей. Всё, что мне удалось добиться в своей служебной деятельности я сделал сам при поддержке моей жены Беллы Соломоновны Львовской, человека умного и мудрого, и таких светлых личностей как: Леонид Львович Кербер, Евгений Петрович Новодворский, Владимир Александрович Пономаренко, Валентин Василье-вич Макухо, которые поверили в меня и мои фантазии, превратившиеся в дальнейшем в реальность. Я сам ничего не смог осуществить, если бы рядом со мной не стояли мои соратники и последователи: Юрий Георгиевич Галибин, Александр Исаакович Эфрос, Клим Мойшевич Вайнштейн, Виталий Григорьевич Резников, Леонид Владимирович Белов, Феликс Давидович Жаржавский и многие другие, которые упомянуты в этой книге. Я им всем сердечно благодарен за годы совместной и продуктивной работы.

Когда мне исполнилось девяносто лет, я получил от бывшей своей Организации тёплый и трогательный адрес, в котором содержится признание моих заслуг в создании различной авиационной аппаратуры. Я был крайне удивлён приведённому в адресе перечню летательных объектов, в штатное обрудование которых входят модификации СЕИ-31 и Нарцисс, а также модернизированные индикаторы на лобовом стекле, содержащие те же коллиматорные головки, которые были разработаны в 1970–80г.г. для индикаторов ИЛС-31 и КАИ-1. Последние, помимо МИГ-29 и СУ-27, установлены на модернизированных самолётах СУ-30, СУ-39, СУ-25, также на самолёте-истребителе ЯК-130.

В заключении Первой части этой книги я обязан посвятить несколько строк той, кому я обязан многим и которая сыграла огромную роль в моей жизни и творческой деятельности – моей жене Белле Соломоновне Львовской. Природа наградила её блестящим умом, мудростью и многочисленными талантами. В начале Великой отечественной войны, она добровольно пошла служить в армию. Будучи участником Войны, она прошла суровую школу, которая выработала в ней терпения, стойкость и мужество, столь необходимые человеческие качества в мирной жизни, оставаясь интеллигентной во всех смыслах этого слова. Она совершила в своей трудовой и творческой деятельности революционный переход от застывших десятилетиями эмпи-рических методов проектирования и технологии изготовления изделий, к научно обоснованным, изложенными в её монографии и научных трудах. Реализация разработанной ею теории осуществлялось цифровыми методами и внедрением современной технологии и новейшего оборудования. Благодаря этому, резко повы-силась производительность труда и сократилось время и трудоёмкость разработки новых изделий. В жизни она пользовалась большим уважением среди тех, с кем она общалась. Белла была прекрасной, преданной дочерью, женой, матерью, бабушкой и прабабушкой. Она была для меня поводырем по жизни, привив мне качества, которых мне не хватало. Именно ей в первую очередь я обязан своими творческими успехами.

Белла (Беба) Соломоновна Львовская (1923–2017)

Приведённый ниже очерк автора заимствован из книги «Рядом с Главным Конструктром»

Матвей Зельманович Львовский

Работал на предприятии с 1948 по 1989 гг.

С 1973 по 1989 гг. Зам. начальника отделения.

Моё знакомство с Павлом Алексеевичем Ефимовым произошло в конце 1947г. После окончания Ленинградского Института Авиационного Приборостроения в ноябре этого же года и вручения дипломов, наша небольшая группа в 22 человека ждала распределение. Мы были первыми выпусниками института и ждали распределения с нескрываемой тревогой. Мы не знали, что наша судьба уже решена: нас всех оставили в Ленинграде. После войны промышленность Ленинграда крайне нуждалась в притоке специалистов: блокада и эвакуация вызвали огромный дефицит в них.

В декабре нас известили, что в назначенный день и час мы должны явиться в приёмную ректора института. В кабинете ректора наряду с комиссией находились руководители ОКБ и заводов. Нас начали приглашать в кабинет. Первыми были вызваны те, кого распределили на завод “Пирометр”, директором которого был тогда И. М. Цветков. Попутно следует заметить, что одновременно он являлся руководителем институтской кафедры “Механизмы и приборы”. Затем вышли с назначениями другие выпусники. В конце концов, в приёмной остались трое: Л. Атаджанов, В. Филиппов и я. Через некоторое время из кабинета стали выходить руководители ОКБ и заводов. Все не скрывали своё удовольствие от прошедшего события. Последним из кабинета выходил высокий мужчина с длинными волосами цвета льна, который, повернувшись, произнёс в сторону комиссии по распределению фразу: «Я это так не оставлю!». Затем, заметив нас спросил, что мы здесь делаем. Я ответил, что ожидаем, когда нас пригласят на распределение. Он тут же попросил А. Л. Этингофа, который его сопровождал, записать наши фамилии и с нашим списком вернулся в кабинет ректора. Прошли несколько томительных минут и вот открывается дверь, и на пороге появляется Павел Алексеевич. Прошло 60 лет с того момента, и я до сих пор не могу забыть его обворожительную улыбку на лице. Он не скрывал свою радость: маленькое ОКБ-470, созданное лишь за полтора года до описанных событий, крайне нуждалось в притоке молодых специалистов. Тогда же я выполнил первое личное поручение Павла Алексеевича: выяснить какой оклад установил Цветков молодым специалистам. Через минуту я сообщил ему: 1000 рублей, а за красный диплом дополнительно 100. Услышав, это, он объявил, что устанавливает нам оклад 1200 рублей. Никто из нас не имел красного диплома. В после-дующем я никогда не жалел о выборе, которую сделала судьба: мне исключительно повезло. Тридцать четыре года творческой работы под началом этого необыкновенного человека оставили огромный след в моей жизни. Иногда я задумываюсь над тем, что произошло бы со мной, если бы тогда, в далёком 1947г., Павел Алексеевич не повернул голову в глубину приё-мной ректора. Думаю, скорее уверен, жизнь была бы совершенно другой.

Первые четыре года были для меня годами накопления знаний и опыта. Большую часть времени я работал в Кавголово, где находилась Научно-методическая лабора-тория, где вдали от промышленных электромагнитных помех производилась настройка и стендовая сдача представителям заказчика – Министерство Геологии и Охраны Недр аэромаг-нитометров АЭМ-49. Всего было изготовлено двенадцать, из коих моей бригадой, в которую входили Ю. Щукин и Е. Елтышев, заказчику были сданы девять. На нас же лежала ответственность за обеспечение бесперебойной эксплуатации приборов. Если учесть, что они эксплуатировались, в основном, в Восточной Сибире и на Севере, то должно быть понятно с какими трудностями мы сталкивались. Тем не менее официальных жалоб практически не поступало. С помощью аэромагнитометров было осуществленно магнитное картографирование огромных территорий, в основном недоступных тогда для проведение наземной геологической разведки, восточной и западной Сибири. Благодаря аэромагнитной съёмке удалось открыть невиданные подземные запасы нефти и газа. Трудно переоценить важность этих открытий.

Павел Алексеевич ценил нашу работу, и при редких встречах в ОКБ, куда я переодически наведывался, он был приветлив со мной, всегда называя меня по имени и отчеству. За первые годы работы в ОКБ у меня не было причин обижаться на Павла Алексеевича, хотя я слышал от многих сотрудников, что он крутой и часто громко гневается на своих замести-телей и начальников подразделений за совершённые какие-то погрешения. Но я точно знал, что Павел Алексеевич никогда не разрешал себе нагрубить рядовому сотруднику или рабочему или его обидеть. Кроме того, он по возможности учитывал их нужды и оказывал различную помощь. Поэтому, среди них он пользовался большим и заслуженным уважением.

И все же, я вынужден вспомнить один далёкий эпизод, примерно 55-летней давности, который я запомнил на всю жизнь. Он поучителен. Этому эпизоду предшествовало одно событие. По решению Главка из ОКБ Неусыпина в наше ОКБ была передана тематика, связанная с разработкой измерителей высоты и скорости,основанных на использовании радиоактивного альфа излучения. Одновременно в наше ОКБ был переведен разработчик этих приборов – Я. Ю. Ребо. Это излучение в малых дозах неопасно для здоровья, тем не менее провакационное поведение некоторых трусливых сотрудников вынудило Павла Алексеевича принять определённые меры по защите от излучения. Он дал строгое письменное указание срочно разработать чертежи специальных вытяжных шкафов, контейнеров, стендов и т. д. и передать их в производство. Соответственно были назначены ответственные за разработку документации и изготовление, а также сроки ввода в строй этого оборудования. Через некоторое время Павел Алексеевич своим приказом назначает меня и.о. начальника лаборатории взамен, надолго заболевшего, Е. С. Липина. Я всегда работал допоздна, но став временно начальником, я подчинился корпоративному правилу: начальники подразделений не покидают ОКБ, пока его не покидает Главный Конструктор. В тот злосчастный вечер я сидел за столом и работал над документацией. В лаборатории кроме меня находился монтёр В. Шашев, который закреплял на стене, только недавно полученный из специального фонда, точный манометр. В начале десятого вечера в лабораторию вошёл Павел Алексеевич. Поздоровался и попросил показать ему спецучасток со шкафами и другим оборудованием. Пришлось ответить, что проблем с организацией участка нет, но само оборудование ещё не поступило. Я напомнил ему, что замещаю Липина всего несколько дней, и поэтому не успел изучить все текущие дела. Далее я обратился к Павлу Алексеевичу с просьбой разрешить мне доложить ему утром подробную информацию о состояние вопроса. На это он ответил, что это надобно было сделать раньше. Ничто не предвещало, что через короткое время произойдёт событие, которое врежется в мою память на всю оставшуюся жизнь. Видимо, у него созрел какой-то план, и он обратился ко мне в просьбой пригласить в лабораторию Начальника КБ В. И. Экало, Начальника Производства В. И.Ильина и Начальника цеха Е. С. Клавсутя. На несколько минут Павел Алексеевич покинул лабораторию, и, когда он вернулся, все трое стояли внутри лаборатории недалеко от входной двери. Их внешний вид показывал, что ничего хорошего они не ждут: они были бледны и испуганы. Они догадывались по какой причине их пригласили в НИЛ-2.

Неожиданно Павел Алексеевич обращается ко мне с просьбой показать участок и оборудование. Я снова повторил, что оборудование ещё не получено. Направив на меня указательный палец, он громко произносит: «Вот кто сорвал график работ, кто плюёт на мои распоряжения, кому безразлично здоровье людей». После этого он стал меня методически отчитывать без грубостей, но переодически повышая голос. В какой-то момент он бросил фразу, что за пренебрежение здоровьем людей можно загреметь и в Магадан. Мои попытки вставить в его монолог хотя бы одно слово, немедленно заглушались повышением голоса. Я был в полной растерянности и не понимал, что происходит. Его монолог продолжался не менее 20 минут. Сейчас, спустя много лет, мне кажется, что Шекспир мог от зависти перевернуться в гробу, если бы услышал эту обличительную речь. Мне кажется, что истинные виновники должны были упасть на колени и просить у Бога прощение.

Переодически Павел Алексеевич незаметно бросал взгляд на трёх зрителей этой сцены, которые, очевидно, ждали своей очереди. Они знали, что я ни в чём не виноват. Неожиданно он закончил свой монолог, посмотрел вокруг, по-видимому, в чём-то убедился и быстро покинул лабораторию. Передо мной стояли три человека, бледные как смерть, потерявшие дар речи и не способные даже упасть на колени Они точно знали, что они виноваты и что им предстоит ещё услышать. Перед уходом он успел сказать: «Я ещё вернусь.» Теперь по прошествии стольких лет я утверждаю, что первым человеком, сказавшим эту знаменитую фразу был Павел Алексеевич Ефимов, а вовсе не Шварценнегер в Терминаторе 1, который произнёс их лишь спустя 40 лет, также при не менее драматических событиях.

Через несколько минут раздался звонок: Павел Алексеевич сообщает, что он покидает кабинет и направляется к машине. Опять я не понял, что этим он предупреждает, что ждёт меня у машины. Приглашённым на беседу, которая так и не состоялась, я сообщил, что они свободны. Я сел за стол, непроизвольно потекли слёзы. Я был обескуражен. Минут через пять оделся, закрыл лабораторию и пошёл к выходу. При выходе с предприятия я вдруг слышу громкий голос Павла Алексеевича: «Матвей Зельманович, я долго буду тебя ждать?» Только тогда я обратил внимание на Павла Алексеевича, стоящего у машины, и машущего мне рукой. Он пригласил меня в машину, и, когда она тронулась, он заговорил со мной. Он говорил со мной как с близким родственником. Я до сих пор слышу эти слова: «Матвей Зельманович, ты ещё молод, не знаешь жизни и не знаешь людей, и нет у тебя опыта общения с ними. Это приобретается с годами. Ты ещё к тому же наивен и доверчив. Ты также пока ещё слабый психолог. Я знал, также как и эта троица, что ты к этому вопросу никакого отношения не имеешь, и у меня к тебе лично не было и нет претензий. Но мысль, что я должен беседовать с этими тремя в отдельности была для меня невыносимой. Меня просто на это не хватило бы, да и надорвал бы своё здоровье, если ещё учесть, что целый день я общаюсь с разными людьми с разными характерами, а это оставляет след. Ты меня пойми и извини, у меня не было намерений тебя обидеть. Наверно, мне нужно было тебя предупредить. Что касается троицы, то я надеюсь, что этот урок не пройдёт для них даром. Это я понял, когда уходил из лаборатории». После раздумий над происшедшим я пришёл к выводу, что Павел Алексеевич не должен был меня предупреждать заранее, это было бы ошибкой. Я действительно искренне, не поддельно переживал события и мои визави это видели. Долгое время при встрече с ними я видел, что они чувствуют себя виноватыми передо мною. Когда мы подъехали к дому, он попросил передать привет моей жене Бебе и её родителям, напоследок сказав: «А теперь поеду домой, меня с ужином ждёт Вера Дорофеевна. Наверно беспокоится. Матвей Зельманович, не забудь завтра придти на работу.»

Павел Алексеевич был исключительно ответственным руководителем. Уже в те времена он пользовался уважением руководства министерства и явно выделялся среди своих коллег стремлением придерживаться сроков исполнения решений. Можно посочувствовать В. И. Экало, В. И. Ильину и Е. С. Клавсутю, отделы которых были загружены сверх головы. Но такого явного игнорирования принятых решений Павел Алексеевич допустить не мог. Он мог их уволить-они это заслужили, он мог объявить им строгие выговора, лишить их премии. Но он не мог этого сделать, во-первых, потому что это подорвало бы их авторитет, во-вторых, они с момента организации ОКБ были его преданными помощниками. Взвесив это, он решил высказать своё мнение о них придуманным им оригинальным методом психологического воздействия, не прибегая к публичному унижению, которого он хотел избежать. Судя по последствиям, ожидаемого эффекта он добился. Единственно, в чём он ошибся – это в моём восприятии самого события. Я воспринимал их как реальность, в моём поведении не было никакой фальши. Если бы мои визави заметили фальшь, эффект от монолога был бы равен нулю. Павел Алексеевич понял это и принёс мне извинения. Он был умным и проница-тельным человеком, знатоком человеческих душ и хорошим психологом. В этом отношении он был нашим учителем. После описанного события, Павел Алексеевич никогда не повышал на меня голос и не отчитывал. Мы жили и работали с ним в мире.

* * *

Эхо этих событий отозвалось спустя 10–12 лет. На различные совещания, проводимые в Москве, и связанные с нашей разработкой – НБА, обычно Павел Алексеевич командировал меня. При этом, он просил не брать на себя каких-либо обязательств без согласования с ним. Однажды он вызвал меня и предложил в этот же день выехать в Москву на совещание в ОКБ А. Н. Туполева. Он предупредил меня, что совещание серьёзное и посвещено остановке заказчиком приёмки самолётов-носителей ТУ-22. Это грозило серьёзным наказанием, включая остановкой финансирования. На совещании, которое проводил Л. Л. Кербер, заместитель А. Н. Туполева,

рассматривался вопрос, связанный с устранением замечаний, выявленных в процессе стендовых и лётных Государственных испытаний ТУ-22. В основном эти замечания касались автопилота, который, вследствии неких методических особенностей приводил к раскачке самолёта. Из-за этого, временно был наложен запрет на включение НБА в контур автоматического управления самолёта на маршруте. В замечаниях по стендовым испытаниям было отмечено, что в НБА в узле формирования угла доворота замечены высокочастотные автоколебания, которые не влияют на качество управления самолёта. Тем не менее на совещании было принято решение, которое обязывало нас доработать НБА, с целью устранения автоколебаний. Я понимал целесообразность принятия такого решения, тем более, что это было связано с весьма небольшими доработками самого узла. Но когда пришло время подписания протокола, я, помятуя указания Павла Алексевича, отказался подписать протокол, где была задействована его подпись. Поскольку передача заказчику протокола не терпела задержки, это было связано с открытием приёмки, Л. Л. Кербер позвонил Павлу Алексеевичу и попросил его дать мне право подписать протокол и передал мне телефонную трубку. Я кратко изложил Павлу Алексеевичу суть проблемы и наших обязательств. Пояснил, что доработка небольшая и обязывающие сроки исполнения приемлемы. Он разрешил мне подписаться под протоколом вместо себя, что я и сделал. Через несколько минут выяснилось, что на титульном листе протокола в её нижней части вынесены подписи Главных конструкторов ОКБ. Я категорически отказался ставить свою подпись. Тогда Л. Л. Кербер вторично позвонил Павлу Алексеевичу и разъяснил, какие последствия ждут нас всех, если протокол сегодня же вечером не окажется на Пироговке. Л. Л.Кербер снова передаёт мне трубку и я слышу ожидаемые слова: «Не ломайся как барышня и подписывай.» С Леонидом Львовичем Кербером у меня были прекрасные отношения, но иначе поступить я не мог. Он меня понимал и нисколько на меня не обиделся.

На следующий день я пришёл на работу, имея при себе копию протокола. Я понимал, что Павел Алексеевич пожелает ознакомиться с сутью доработки. Для этого мы с В. В. Марасановым на стенде в лаборатории вскрыли блок вычислений НБА. Вскоре меня принял Павел Алексеевич и я ему доложил подробно о совещании. После доклада он выразил желание ознакомиться с характером доработки. Доработка, сводившаяся к замене серводвигателя, не вызвала у него возражений. Неожиданно Павел Алексеевич задаёт мне вопрос: «А почему мы, собственно, должны дорабатывать НБА.» Я поясняю, что посколько НБА включён в контур автоматического управления самолёта, желательно, чтобы в составе командного сигнала, выдаваемого в автопилот из НБА, не было высокочастотных составляющих. «Это значит, что самолётом управляет НБА и мы отвечаем за безопасность самолёта?» Здесь уместно рассказать один анекдот. Великий прорицатель Нострадамус, приходя домой, спрашивал маму: «Мама, что у нас сегодня на обед?» На это она отвечала: «Как-будто ты не знаешь». «Да, мы управляем самолётом только в горизонтальной плоскости через автопилот при постоянном контроле со стороны экипажа. По нашей вине ничего не случится.» И здесь Павел Алексеевич заявил: «Вы, Матвей Зельманович, самовольно подписали протокол и будете за последствия сами отвечать. Если с самолётом случится беда то вы, а не я пойдёте в тюрьму.» В какую, спросил я. «Для начала в Кресты», ответил он. «Спасибо, Павел Алексеевич, это ближе, чем Магадан». Он мгновенно вспомнил первый эпизод, суровая маска его лица сменилась на его обворожительную улыбку. Павел Алексеевич обладал феноменальной памятью. «Ладно, дорабатывайте, только не задерживайте передачу документации на Пирометр.» Павел Алексеевич прекрасно разобрался в вопросе. Но он дал понять, что те, кому он доверяет принятие решение, должны это делать взвешено и ответственно. Я это понимал, когда он поручил мне участвовать в этом совещании.

Павлу Алексеевичу в не меньшей степени было присуще чувство юмора. Я присутствовал на многих совещаниях, которые он проводил. В процессе совещания иногда чувствовалось нарастание напряженности и, если в этот момент кто-то находил нужные слова или шутку, напряжённость мгновенно спадала и все испытавали облегчение, и в первую очередь Павел Алексеевич. Далее совещание продолжало течь по деловому руслу.

* * *

В начале 1965г. после отладки ЦНВУ на одном из летательных аппаратов (ТУ-95РЦ) и его сдачи заказчику на аэродроме вблизи Белой церкви, я вернулся в Ленинград. Через несколько дней Павел Алексеевич пригласил меня к себе. Там находился старший представитель заказчика А. К. Арутюнов. Они оба обратились ко мне с просьбой выполнить их поручение: доложить маршалу авиации И. И. Борзову состояние разработки модификации вычислителя ЦНВУ для разведчика-целеуказателя. Я выехал в Москву и через два дня вернулся. Павел Алексеевич поблагодарил меня за успешное выполнение поручения. То же сделал А. К. Арутюнов, после чего предложил мне побеседовать с ним на различные темы. Подобные беседы происходили часто. Он был умным человеком, но нуждался в информации. По-видимому, в беседах он получал нужные сведения о современном состоянии авиационной техники. В последней беседе он спросил меня о моих планах на будующее. Я ему честно признался, что таковых пока не имею. Я не знал в тот момент, что он прекрасно осведомлён о планах создания новой лаборатории и кандидатах на должность начальника. Эти вопросы П. А. Ефимов обсуждал с ним. Вскоре меня вызывает к себе Павел Алексеевич и в присутствие А. К. Арутюнова сообщает, что он принял решение организовать новую лабораторию и назначает меня начальником, и тут же подписывает приказ. Для меня, как и для Е. С. Липина и А. Л. Этингофа, которых он затем пригласил, его решение было неожиданным. Павел Алексеевич поставил их в известность о принятом решении и приказал им выделить мне людей и площадь в рамках НИО-1. Так, благодаря Павла Алексеевича и А. К. Арутюнова решилась моя судьба и определилось моё будущее.

B 1967г я пришёл к выводу, что все разработки лаборатории: ИНТО, ПИНО, планшеты, пульты управления на логометрах, электромеxанические ИПП и т. д. не имеют никакой перспективы и поэтому необходимо немедленно переходить на разработку современных электронных индикаторных систем. Лишь этот путь сулил выживание лаборатории. Но как это сделать? Я понимал, что попытка убедить руководство перейти на разработку электронных систем обречена на провал, меня не поддержат на всех уровнях. Единственный человек, который мог бы меня поддержать, это был Павел Алексеевич. Но несмотря на уважение, которое он проявлял ко мне лично, я вынужден был считаться с возможностью провала. Тогда, я решился на рискованный, но рассчитанный шаг. На основании новейшей информации и моих знаний предмета, составляю ТЗ на разработку оптико-электронного коллиматорного индикатора, на основе которого потом была начата разработка того, что называлось электронный ИПП.

Будучи в Москве, я в день отъезда, заранее заказав пропуск в Управлении ВВС на Пироговке, встретился с майором В. В. Макухой, с которым я поддерживал дружеские отношения. Он был нашим куратором и я часто встречался c ним. При встрече, а она началась в шесть вечера, состоялся следующий разговор:

Львовский: «Когда вы получите следующую звёздочку на погоны (подполковника)?

Макуха: «Через два месяца».

Львовский: «Не получите. Более того, я сделаю всё, чтобы вас разжаловали в капитаны».

Макуха: «Почему?»

Львовский: «Потому-что, вы протираете здесь штаны, ничего не делаете по продвижению новой техники и содействуете ещё большему отставанию от запада. Посмотрите, что выпускают серийные заводы, которые вы курируете. Стыд и срам.»

Будучи умным человеком, он понял, что я хочу ему предложить что-то важное, а затем мне потребуется помощь. Далее, почти 2 часа я знакомил его с состоянием вопроса у нас и в передовых странах Запада. Ответил на все его вопросы, кстати по существу. Затем он спросил, не захватил ли я с собой ТЗ. Я ответил утвердительно. После просмотра он попросил разрешение показать их генералу Н. И. Григорьеву, начальнику Управления заказов ВВС. Мы были хорошо знакомы. Через 10 минут я был приглашён в его кабинет. Он попросил меня кратко изложить суть проблемы и свои предложения. После окончания моего сообщения, он сказал, что всё, что я ему доложил исключительно важно для ВВС и нужно действовать. Без колебаний подписал ТЗ от имени ВВС (я их так составил) и поручил Макухе отправить их в МАП. Далее он поблагодарил меня и попросил передать благодарность П. А. Ефимову за заботу о ВВС. И здесь я ему признался, что Павел Алексеевич абсолютно не знает о моих действиях. Немая сцена. Далее идёт диалог между генералом Григорьевым Н. И. и мною: (Львовским М. Л.):

Григорьев: «Это – ваша личная инициатива?»

Львовский: «Да».

Григорьев: «Вы понимаете, что вас ждёт?»

Львовский: «Конечно, понимаю».

После раздумья генерал Н. И. Григорьев сказал: «Будем действовать». Снова поблагодарил меня и заверил, что в обиду не даст и что ни один волос не упадёт с моей головы. Он обещал помочь, если возникнет необходимость в разработке компонентов для нового индикатора. Через два часа я ехал домой.

В Объединении я никому не рассказал о своей поездке и посещении Управления. Я стал как-то забывать о прошедших событиях, когда меня неожиданно приглашает Павел Алексеевич в свой кабинет к телефону ВЧ. Я услышал голос Начальника главного управления МАП В. С. Коровина. Он спросил меня могу ли я срочно прибыть к нему в Москву. Я ответил, что могу выехать хоть сегодня. После этого, он заявил, что пропуск будет заказан и попросил передать трубку Павлу Алексеевичу. На следующий день в начале десятого я был у него в кабинете. Вызов в Главк по просьбе начальства или кураторов было обычным явлением, например, для составления какого-то графика или писем в другие министерства. Такие поручения я выполнял многократно и поэтому не был удивлён этим вызовом. Я был далёк от мысли, что это связано с описанной выше историей. Но когда сел напротив В. С. Коровина и увидел на его столе ТЗ, я, очевидно, изменился в лице от неожиданности. Но я быстро взял себя в руки. Вдруг, он обращается ко мне с вопросом: «Это ваша работа?» – Я ответил утвердительно. Дальше он спросил меня: «Для чего это нужно вам и нам?» – «Откровенно?» – «Да.», ответил Коровин.

Я ему сказал: «Наша авиаприборостроительная отрасль отстаёт от США и Англии на 10–15лет. В то время, как у них фантастическими шагами происходит переход на электронику, у нас попрежнему десятки тысяч станков нарезают шестерёнки из латуни, применяются устаревшие серводвигатели, тысячи механиков попрежнему собирают сложные тяжёлые механизмы и это при том, что до сих пор отсутствуют хорошие масла для смазки. А последствия вам известны. Либо мы сейчас последуем примеру Запада, либо нам суждено отстать ещё на 10 лет.» Он слушал меня, не перебивая. Когда я закончил, он спросил: «Объединение справится с этой задачей?» Я ответил: «Уверен, у нас есть научно-технический и технологический задел, мы же делаем ЦВМ. И, главное, вы знаете Павла Алексeeвича как человека прогрессивных взглядов, он один из самых решительных и последовательных сторонников различных новаций.» Вот, вкратце то, что я сказал Коровину. Он молча подписал ТЗ, вызвал нашего куратора И. А. Волкова и приказал ему включить дополнительно в план ЛНПО разработку ИПП-2. Теперь мои планы и личная судьба зависила от одного человека – Павла Алексеевича. Почему-то я не волновался. Интуиция мне подсказывала, что я могу рассчитывать на его поддержку.

После приезда, я по-прежнему никому не рассказывал о результатах поездки. Да, меня и не спрашивали. Через две недели меня пригласил к себе Павел Алексеевич. На столе у него лежали те же ТЗ. Удивительно, но он обратился ко мне с тем же вопросом, но официально: «Ваша работа?» Я ответил утвердительно. – «Почему вы это сделали?» Я не мог ему ответить также, как Коровину. Я нашёл другое объяснение своим действиям. Я ему сказал следующее: «Под вашим руководством создано не менее десятка комплексных систем, но все они распологаются в фюзеляже самолётов. Внешних признаков существования таких сложных систем на базе ЦВМ на самолёте практически нет. Поэтому, введение в состав этих систем устройств индикации нашей же разработки придаст комплексам абсолютно другой статус.» Подумав, он согласился со мной. Павел Алексеевич был мудр, проницателен. Он всегда поддерживал новое и давал простор для его развития. Не стоит себя обманывать: Павел Алексеевич обладал большими возможностями и при желании мог отказаться от навязываемой ему новой тематики. Но он принял решение исторического значения, которое изменило облик и тактические возможности вновь проектируемых самолётов. Это решение в дальнейшем инициировало разработку современных систем индикации и позволило ликвидировать огромное отставание от зарубежных разработок в этой области. Благодаря Павла Алексеевича новая для Объединения тематика получила мощный импульс развития, а Объединение стало лидером в этой области.

Всё же, он спросил меня, почему я заранее не согласовал с ним свои действия. Я сказал ему честно, что не был уверен в поддержке и заранее знал, что более приближённые к нему лица, чем я, были против расширения тематики НИЛ-15. Он пригласил к себе В. А. Кубанскую, А. Л. Этингофа и Е. С. Липина. В их присутствии он приказал В. А. Кубанской включить в план НИО-1 и других подразделений разработку нового индикатора. Тут же он позвонил М. И. Ермолаеву и приказал направить вместо НИО-3 в НИЛ-15 трёх высококвалифицированных специалистов, которые пришли наниматься на работу. Для обеспечения разработки индикатора ИПП-2 Объединение получило от ВВС, практически, неограниченное финасирование, от МАП фонды на приобретение дефицитного оборудования и право набора некоторого числа специали-стов. Я же получил свободу действий и начал действовать. Через два года был создан первый в СССР современный оптико-электронный коллиматорный прицел ИПП-2, который вошёл в состав, разработанного Объединением бортового навигационно – при-цельного комплекса для нового истребителя. Что произошло дальше, известно.

* * *

В середине 1980 г. имел место эпизод, связанный с Павлом Алексеевичем, показавшим его поразительную коммуникабельность. Он умел распологать к себе. Утром того дня я сидел за своим рабочим столом. Раздался телефонный звонок и я услышал незнакомый голос. Он представился: «Гречко Георгий Михайлович, космонавт. Недавно в Париже я встретился с Эдуардом Еляном (Шеф-пилот ТУ-144), который настоятельно рекомендовал встретиться с вами и познакомиться с разработками вашего Объединения. Сейчас я и мой коллега находимся в Ленинграде и хотели бы встретится с вами». Я почувствовал себя крайне неловко. Дело в том, что существовала директива, ещё подписанная Министром П. В. Дементьевым, которая запрещала предприятиям авиационной промышленности принимать какие-либо заказы от космической промышленности. Павел Алексеевич до сих пор её выполнял эту директиву. Поэтому, читатель может меня понять. Я попросил извинение за задержку и по другому телефону позвонил Нине Васильевне, секретарю Павла Алексеевича, и попросил связать меня с шефом по неотложному вопросу. Выяснилось, что Павел Алексеевич прибудет в организацию через 20–30 минут. Положение стало отчаяным. И всё же, принимаю решение заказать гостям пропуска, а там что будет. Согласовали время их прибытия в Объединения. Затем направился в секретариат и стал ждать.

Действительно, вскоре появился Павел Алексеевич. Я попросил принять меня по важному вопросу. Он пригласил меня в кабинет. Я рассказал ему о том, что случилось и чтобы избежать позора отказом я, вопреки его указаниям, заказал им пропуска. Стал ждать его реакции. Вопреки моим ожиданиям, он попросил пригласить к нему М. И. Ермолаева. Наступила томительная тишина. Когда Михаил Иванович вошёл в кабинет Павел Алексеевич вышел к нему навстречу со словами: «Михаил Иванович, поздравляю: у нас новый министр!» «Кто?», не скрывая любопытство, спросил он. «Пожалуйста, Матвей Зельманович Львовский! Он теперь хозяйничает здесь, отменил приказ Петра Васильевича, смотри, и нас с тобой попросит отсюда.» После паузы, посмотрев на нас, он провозглашает: «Михаил Иванович, гостей принять по первому разряду, встретишь лично, беседу провести в директорской на ТЕМП,е, Матвею Зельмановичу сделать доклад и показать всё, что попросят, обед в 4 часа с коньяком и чёрной икрой, коньяк и икру оплачивает Матвей Зельманович – это его гости, предоставь им машину на время их пребывания в Ленинграде».

Г. М. Гречко, Ленинград, 1980 год.

Всё это было сказано одним предложением. Такой финал стал для меня абсолютной неожиданностью. Ни слова упрёка. Встреча с Гречко оказалось исключительно интере-сной. Им также было интересно познакомиться с нашими разработками.

Ровно в 14.00 в кабинет вошли Павел Алексеевич и Ефим Соломонович Липин. Я успел шепнуть Гречко, что это наш президент фирмы. Он встал и пошёл ему навстречу, они крепко пожали друг другу руки, обнялись, оба сияли, не скрывая радости знакомства. Со стороны казалось, что встречаются после долгой разлуки два космонавта, проведшие вместе на орбите полгода. Павел Алексеевич поитересовался как они устроились, нуждаются ли они в гостинице, а также предложил в их распоряжене автомобиль на время пребывания в Ленинграде. В конце добавил, что их ждёт обед в 16.00. Они поблагодарили Павла Алексеевича за исключительно тёплый и впечатлительный приём. В знак уважения, Гречко подарил Павлу Алексеевичу красивый фотоальбом. Попращавшись, Павел Алекссевич и Е. С Липин покинули кабинет. Я же понял, что от должности министра я освобождён и платить за коньяк и икру мне, кажется, не придётся. Затем был обед, который трудно забыть. В заключение хотелось напомнить, что за 10 лет до описанных событий в Объединении гостил другой космонавт Г. Т. Береговой, которого встречали не менее тепло. Просто Павел Алексеевич, видимо, запамятовал, а мне не хотелось ему об этом напоминать. Впрочем, а зачем? Павел Алексеевич показал, что интересы Объединения для него выше, чем формальный приказ, ставший по сути рудиментом. Ещё раз убедился, насколько Павел Алексеевич мудр и умён. Что касается меня, то краткое пребывание в роли министра было даже приятным.

Слева на право: М. З. Львовский, В. Д. Суслов, М. И. Ермолаев, Е. А. Куликов, П. А. Ефимов, Г. Т. Береговой, А. С. Байдак, И. А. Волков, Ленинград, 1969 год.

* * *

В середине 1973г. в соответствии с Решением Военно-промышленной Комиссии (ВПК) при Совете Министров СССР на ЛНПО «Электроавтоматика» была возложена разработка некоторых второстепенных блоков системы индикации для вновь проектируемого самолёта-истребителя МИГ-29. Головным разработчиком системы индикации для этого самолёта, согласно указанного выше Решения ВПК, было назначено Производственное Объединение «Завод Арсенал» (г. Киев). На первом заседании Совета Главных Конструкторов на ММЗ им. Микояна, посвящённом разработке систем и подсистем для МИГ-29, Головным разработчиком системы индикации была представлена концепция построения системы, которая, в основном, ориентировалась на модернизацию системы индикации самолёта-истребителя МИГ-23.

На следующем заседании Совета Главных Констукторов, в котором приняли участие В. Д. Суслов и я. По поручению Павла Алексеевича мною была представлена альтернативная концепция построения системы индикации самолёта МИГ-29, разработка которой была начата и в основном завершена ещё в НИЛ-15. Она привлекла внимание разработчиков самолёта, поскольку выгодно отличалась от концепции Головного разработчика. При приемлемых габаритах и массе все компоненты предлагаемой системы хорошо вписывались в конструкцию самолёта, а её универсальность позволяла в процессе создания самолёта и его испытаний изменять и наращивать визуальную информацию, которая формируется на индикаторах, за счёт изменения лишь программы ЦВМ, входящей в состав системы отображения информации. В результате обсуждения двух представленных концепций предпочтение было отдано предложениям ЛНПОЭ. Это решающим образом повлияло на выбор Головного разработчика навигационно-прицельного комплекса НПК МИГ-29. Им стало также ЛНПО «Электроавтоматика.» После согласования ТЗ НИО-2 приступил к разработке Технического проекта СЕИ-31. Срок окончания разработки, согласно плана, – 1-й квартал 1974 г. Научное руководство разработкой проекта было возложено на меня. Большое значение для разработки Технического проекта стало согласие руководства ЦКБ ЗОМЗ, Л. А. Лапшина и Р. В. Цывкина, – провести эскизную проработку усовершенствованной коллиматорной головки КГ Зрачок-3 на свой риск, без согласования с руководством министерства оборонной промышленности, к которому относится ЗОМЗ. Более того, было дано согласие на разработку 2-х вариантов коллиматорной головки: с подвижным головным зеркалом и двухкомпонентным отражателем. Свои обязательства ЦКБ ЗОМЗ выполнило в полном объёме и представило свой эскизный проект в конце 1973г.

Однако, в начале 1974 г. произошло событие, которое могло полностью изменить дальнейший ход разработки СЕИ-31. Тогда у Генерального Конструктора ММЗ им. Микояна Р. А. Белякова состоялось совещание, на котором присутствовали заместители министров авиационной и оборонной промышленности (из уважения к их памяти я не называю их имена). От ЛНПОЭ на совещании присутствовали: П. А. Ефимов, А. Л. Этингоф, Е. С. Липин, В. Д. Суслов, М. З. Львовский, от ЛИИ МАП – Е. П. Новодворский и от П. О. «Завод Арсенал» – А. П. Борисюк. После обсуждения обоих вариантов построения системы индикации для самолёта МИГ-29 стало абсолютно очевидным преимущество концепции, предложенной ЛНПОЭ. По поручению заместителей министров оглашается, неожиданное для многих присутствующих на совещании, Решение следующего содержания:

Разработку системы индикации для самолёта МИГ-29 возложить на П. О. “Завод Арсенал”, а ЛНПОЭ от этой работы освободить.

ЗОМЗ’зу – в дальнейшем не выполнять какие-либо заказы для Объединения «Электроавтоматика». Последнему предписано также передать новому разработчику документацию по ИПП-2–53.

В основе принятых решений были следующие соображения:

Со стороны МОП – учитывая отсталость тематики, переориентировать П. О. «Завод Арсенал» на разработку современных электронных индикаторов и устройств для их управления.

Со стороны МАП – перегруженность серийных заводов и, как следствие, отсутствие производственных резервов для серийного производства СЕИ-31.

Павел Алексеевич резко выступил против принятого решения, расценив его как лишённое всякой логики и противоречещее поставленной цели, предусматривающей создание для сверхсовременного самолета систему отображения информации, отвечающей мировым стандартам. Он одновременно указал, что для П. О. «Завод Арсенал» потребуется от 6 до 8 лет для освоения новых технологий и приобретения знаний и опыта, необходимых для создания систем, подобных СЕИ-31, в то время как Объединение «Электроатоматика» прошло этот путь и готово немедленно начать разработку этой системы. В настоящее время, заявил Павел Алексеевич, Технический проект СЕИ-31, разрабатываемый ЛНПОЭ в соответствии с ТЗ, согласованным с ММЗ им. Микояна, практически на стадии завершения.

Это было блистательное и эмоциональное выступления. Я давно не слышал подобного. Бесцеремонность, с какой нас пытались выкинуть из проекта, задела Павла Алексеевича за живое. В конце он сказал пророческие слова: «Вы ещё придёте ко мне». Моё предложение: провести конкурс проектов было отвергнуто, как противоречищее основам планового хозяйства. Точку зрения ЛНПОЭ безоговорочно поддержал представитель ЛИИ Е. П. Новодворский. Однако все приведенные аргументы не были приняты во внимание.

Если-бы Павел Алексеевич знал, что его пророческие слова сбудутся и довольно скоро, он отнёсся бы ко всему по-филосовски и не рисковал своим здоровьем. П. А Ефимов глубоко переживал поражение,–первое за всю его творческую жизнь. Об этом свидетельствуют события, имевшиe место после возвращения нас в гостиницу. Павел Алексеевич уединился в номере и попросил его не тревожить. Все участники совещания понимали создавшуюся ситуацию и каждый винил себя в том, что не всё сделал на совещании, чтобы убедить заместителей министров в непрамерности принятого решения. В то же время, мы понимали тщетность этих усилий, ибо решение было принято заранее и само совещание проводилось с целью доведения его до сведения тех, кого это касалось.

Длительная задержка П. А. Ефимова в номере вызвало у всех беспокойство, поэтому было принято решение отрядить меня для выяснения его состояния. Войдя в номер, я увидел, что Павел Алексеевич по-прежнему находится в состоянии крайнего возбуждения.

Далее, между нами состоялся следующий диалог:

Львовский: «Павел Алексеевич, мне кажется, что Вам стоит посмотреть на себя в зеркало, я убеждён, что Вы рискуете своим здоровьем». Павел Алексеевич встал с дивана и подошёл к зеркалу. Лицо его было багрового цвета.

Приняв лекарство и несколько успокоившись, он неожиданно спросил: «Сколько лет мы работаем вместе?»

Львовский: «Примерно, 27 лет».

Ефимов: «Значит, мы знаем хорошо друг друга. Матвей Зельманович, скажи, пожалуйста, ты помнишь хотя-бы один случай, чтобы я кому-нибудь просто так, добровольно, без причин отдал рубль, заработанный мною?»

Львовский: «Не помню».

Ефимов: «Правильно, ты действительно меня знаешь. Однако, сегодня я отдал бы все свои сбережения и всё, что у меня есть, лишь бы не присутствовать на этом позорном совещании. Решение, которое они проштамповали – это грубейшая ошибка. Я ещё посмотрю, как они вылезут из ямы, в которой очутились. Кстати, как обстоят дела с Техническим проектом по СЕИ?»

Львовский: «Он готов, примерно, на 80–85 процентов, и если мы не остановимся, то будет завершён в установленный срок».

Павел Алексеевич, имеющий большой жизненный опыт, понимал, что ситуация возникшая вокруг разработки СЕИ может ещё измениться. Интуиция его не подвела. Поэтому, несмотря на принятое решение, он дал мне указание, как научно-техническому руководителю всего проекта, продолжить разработку Технического проекта по СЕИ-31 и завершить его в установленные сроки, что было выполнено. Утверждённые П. А. Ефимовым и Старшим Представителем Заказчика А. С. Байдаком экземпляры Технического проекта были направлены в ММЗ им. Микояна, ЛИИ МАП, НИИАС, ГК НИИ ВВС, ИКАМ, ЦНИИ-30, а также в Министерство авиапромышленности и Управление заказов ВВС.

По прошествии нескольких месяцев ситуация резко изменилась. При подписании графика строительства опытных самолётов МИГ-29, Министр оборонной промыш-ленности C. А. Зверев дезавуировал Решение трёх заместителей министров, признав его ошибочным и неприемлемым. Министр мотивировал своё решение отсутствием у П. О. «Завод Арсенал» опыта, научной и технической базы. Одновременно, он обратился к Министру авиационной промышленности В. А. Козакову с просьбой поручить ЛНПО “Электроавтоматика” продолжить работы по созданию СЕИ-31.

Со своей стороны МОП взяло на себя обязательства разработать и изготовить для ЛНПОЭ необходимые оптические системы, а также срочно поставить самолёто-строительным заводам недостающие изделия для комплектования строящихся самолётов, в том числе системы “Кайра.” МАП приняло предложения МОП и Объединение приступило к планированию работ, связанных с созданием СЕИ-31. Однако этому предшествовало дополнительное рассмотрение материалов Технического проекта Комиссией Заказчика (ВВС).

И здесь наиболее консервативными членами комиссии, сторонниками использования системы индикации МИГ-23 для самолёта МИГ-29, был поставлен вопрос о целесообразности перехода на новую концепцию построения систем отобра-жения информации. Твёрдая позиция ведущих военно-исследовательских институтов, убеждённых сторонников новой концепции: ИКАМ, ЦНИИ-30, ГК НИИ ВВС положило конец дискуссиям и Объединение получило Техническое Задание на разработку опытных образцов СЕИ-31.

СЕИ-31 стала одна из самых успешных разработок Объединения. Многие тысячи образцов различных модификаций СЕИ-31 установлены и эксплуатируются на российких и зарубежных современных самолётах-истребителях МИГ-29 и Су-27. Заслуга в этом блестящем достижении принадлежит незабвенному Павлу Алексеевичу Ефимову.

Завершив написание ряда очерков о Павле Алексеевиче, показывающие каким он был в различных жизненных ситуациях, хочется добавить следующее: Павел Алексеевич формировался как советский человек и впитал в себя советский менталитет. Разумеется, став руководителем и продвигаясь по служебной лестнице он был обязан принять стиль руководства, который доминировал в СССР. То есть, руководитель во имя осуществления коммунистических идей должен был поступиться многими челове-ческими качествами. Павлу Алексеевичу в основном удалось избежать этого. Он остался человеком, человеком с большой буквы. Будучи большим руководителем, он никогда не забывал, что успехи и достижения куются людьми, подчиненными ему и ценил их. Он сделал много добра людям, многим помогал в трудные минуты жизни. Список совершё-нных его благодеяний велик. Для людей моего поколения он был мудрым учителем.

Никто также не должен забывать, что в конце 1952 г. и начале 1953 г. Павел Алексеевич Ефимов, во время событий, связанных с “Делом врачей”, был единственным из Главных конструкторов г. Ленинграда, который, несмотря на давление со стороны вышестоящих организаций, проявил величайшее мужество и благородство, полностью сохранил коллектив ОКБ. Вопреки жёстким требованиям и угрозам, он не уволил ни одного специалиста. Следует добавить, что Павел Алексеевич был глубоко верующим человеком.

Я бесконечно уважал его и для меня он был и остался Праведником.

М. Львовский Декабрь 07, 2007, Нью-Йорк

Использованные литература и источники

1. Белла Львовская «ВОСПОМИНАНИЯ», издание “Gitel Publishing Hous Inc”, 2007, Каталожный номер Библиотеки Конгресса США TX 6–625–178.

2. Матвей Львовский «Воспоминания инженера», издание “Gitel Publishing Hous Inc”, 2013, Каталожный номер Библиотеки Конгресса США TX 8–100–173.

3. Матвей Львовский «БЕБА» издание ASPEKT, Budget Printing Center, США 2018. Книга зарегистрирована в Библиотеке Конгресса США . Контрольный номер №2017919744.

4. Сборник воспоминаний «РЯДОМ С ГЛАВНЫМ КОНСТРУКТОРОМ», К 100-летию со дня рождения Павла Алексеевича Ефимова, изданный в 2008г. в Санкт-Петербурге Издательским домом «Зеркало».

Часть вторая Уроки жизни

Глава первая Рождение. Детство

Я родился на Украине в небольшом местечке Тишковка в бедной семье. Папа, Зельман Павлович Львовский, окончил четыре класса сельской школы и никогда больше не учился. Удивительно, но он писал замечательным почерком очень грамотно по-русски. Мама, Малка Рефульевна Догадкина, никогда и нигде не училась. Годы спустя она сама научилась читать, писать и прекрасно считать в уме. Одно время она работала в большом магазине кассиром и была на хорошем счету. В детстве в Тишковке, а затем в г. Кагане (Узбекистан), куда переехала наша семья, я переболел всеми детскими болезнями: диспепсией, корью, золотухой, дизентерией, скарлатиной, свинкой, ветрянкой, а также многими другими болезнями, например, гриппом, ангиной, фурунку-лёзом. По мнению моей мамы, самой страшной болезнью – диспепсией я заболел вскоре после рождения. Я превратился в живого скелета с жутким, страдальческим взглядом глаз. Он преследовал маму всю её жизнь. Мама чудом выходила меня и вернула к жизни. Но это только начало: смертельной опасности я подвергался много раз. Приведу несколько примеров. Однажды, когда мне было 3.5 года (1927г. по Григорианскому летоисчислению) я нашёл маленький флакончик. Решил его помыть, он был грязный. Подошёл к арыку, протекавшему вдоль нашей улицы, и приступил к работе. Арык был мелкий, глубина воды – 20–25 см, но со сравнительно быстрым течением. Этого было достаточно, чтобы утонуть в арыке такому малышу, как я. Неожиданно я поскользнулся, опрокинулся в арык и начал захлёбываться. Дальше я ничего не помню. Очнулся и почувствовал, что вишу вниз головой, и меня кто-то, держа за одну ногу, интенсивно трясет вверх и вниз, чтобы из меня вышла вода. Когда кто-то убедился, что я жив и спасён, он вручил меня прибежавшей маме. Моим спасителем был могучий красавец мужчина, знакомый нашей семьи. Он случайно проходил в этот момент мимо нашего дома. Судьба. Я до сих пор помню этот эпизод в деталях. К сожалению, меня этот трагический случай ничему не научил.

Прошло некоторое время, и я вновь подвергся испытанию. А мне те же три с половиной года. На крыльце дома я играл с тем же флакончиком. Вышла мама и сказала, что она идёт в магазин за хлебом и просит меня вернуться в дом. Я же попросил её взять меня с собой, но она ответила отказом, тем самым нанеся мне «смертельную обиду». После её ухода я принял «стратегическое решение»: покинуть этот постылый дом и семью и отправиться жить к тёте Фане, которая жила со своей семьёй в городе Бухаре, находящимся в каких-то жалких 12 км от Кагана. Перейдя многочисленные желез-нодорожные пути, я вышел на противоположную сторону станции, на улицу Железнодорожная, и направился в сторону шоссе, соединяющего оба города. У меня в руках был тот же флакончик, сыгравший важную роль в дальнейшем. На окраине города я вышел на шоссе и бодро направился к тёте Фане. В географии я разбирался отменно, ибо по этому шоссе в крайне редких случаях мы всей семьёй на шикарном автомобиле Роллс Ройс с открытым верхом (курсирующим между городами 2 раза в сутки) ездили в Бухару. В моём сознании поездка была до обиды короткой во времени. Понятие расстояния в моей голове, наполненной молоком, пока отсутствовало. Именно это обстоятельство сыграло роковую роль в последуюших событиях. Не помню как далеко ушёл, но окраин города уже не видел. Пройдя ещё какое-то расстояние, я обнаружил недалеко от дороги привязанную корову, жующую траву. Я не вызвал у неё никакого интереса. Она по-прежнему продолжала жевать, проявляя полное безразличие к моей персоне. Наступали сумерки. Вдруг я обратил внимание, на то, что по мере удаления от коровы видимый её размер не менялся. Было такое впечатление, что я топтался на месте, а на самом делеушёл далеко от коровы. Я испугался и решил пройти по шоссе ещё какое-то расстояние. Когда обернулся, то снова уидел преследующую меня корову. Чтобы её прогнать, я запустил в неё флакон. И видение исчезло. Кажется меня начали преследовать галлюцинации. Стало быстро темнеть, это юг. Однако, я всё ещё видел дорогу, слегка освещенную светом миллионов звезд небосвода. Я испытывал испуг и сильную усталость. Мне очень хотелось спать, ведь дома в это время я давно бы сладко спал и видел детские сны. Вдруг услышал какой-то отдалённый шум, с нарастанием которого я стал различать цоканье копыт лошади и увидел надвигающуюся на меня громадину. В этот момент я потерял сознание и не помнил, что произошло в дальнейшем.

Мама Малка, Матвей, 1924г.

Мама Малка, папа Зельман, Самуил-Моня, Матвей, 1927г.

Наша большая семья, Каган, Бухара, 1927 г.

Первый ряд: Дядя Володя, Яков, Бабушка Эстер, Сэм, дядя Мойсей

Второй ряд: тётя Роза, Мама Малка, Моня, папа Зельман, тётя Фаня.

Последствия были чрезвычайно серьёзные: я потерял способность говорить и она восстановилась лишь спустя год, но одновременно практически полностью утратил язык идиш, на котором свободно говорил. Русским я ещё не владел. Были и другие последствия физиологического порядка, но на них останавливаться не буду. Лишь спустя много времени, когда я начал говорить по-русски, мои родители рассказали мне, что же в действительности произошло. Услышанный мною цокот принадлежал лошади, запряженной в фаэтон. Фаэтоны, запряженные одной лошадью или двумя, управляемые извозчиками, исполняли функции такси и работали круглосуточно, перевозя пассажиров между Каганом и Бухарой. Каган был крупной узловой железнодорожной станцией, через которую проходили дальние и местные пассажирские поезда, в том числе крайне редкие в Бухару. Той поздней ночью фаэтон вёз из Кагана в Бухару по брусчатой дороге начальника МТС (машино тракторная станция), с которой наш двор имел общий забор. Он знал моего папу и, очевидно, видел и меня. На моё счастье ни он, ни извозчик не дремали и, увидев лежащего на дороге ребёнка, мой спаситель, да будет благословенна его память, поднял меня и повёз в Бухару. Кажется, он вспомнил меня. Если бы не он, мой добрый спаситель, я мог стать лёгкой добычей хищных животных, расплодившихся в нашем районе. Не только последнее могло бы быть реальной угрозой моей жизни. По словам моего спасителя, который позже поделился с моими родителями, извозчик будучи бездетным, умолял его отдать меня ему. У меня была перспектива в будущем стать муллой или имамом. Но мой спаситель категорически отверг эту просьбу, ссылаясь на то, что ребёнок, которого он держит в руках, сын его хорошего знакомого. Он был потрясён и не понимал каким образом я оказался здесь. По каким-то личным соображениям он не мог вернуться в Каган. Кроме того, наверное, я прошёл больше половины пути, находясь ближе к Бухаре. Он вспомнил, что на стоянке, где располагались днём и ночью экипажи, круглосуточно работает небольшой киоск, который принадлежит еврейской семье. Именно туда он и доставил меня, полагая, что они незамедлительно свяжутся с нашими родственниками, живущими в Бухаре. Так и случилось. Я не знаю, каким образом информация обо мне дошла до моих родителей, которые находились в ужасно подавленном состоянии и ничего не могли предпринять до утра. Глубокой ночью родители получили сообщение, что я найден живым и нахожусь у тёти Фани.

Здесь я хотел бы посвятить несколько строк тёте Фане и её семье. Тётя Фаня была родной старшей сестрой моей мамы. Муж тёти, Мойсей, был высококвали-фицированным шорником, изготавливал и ремонтировал сбруи. Семья обосновалась в Бухаре, потому что большинство клиентов дяди Мойсея находились именно в этом городе. Позже, когда потребность в извозчиках постепенно падала в связи с введением автобусных маршрутов, семья тёти Фани переехала в город Каган. Мой папа устроил дядю Мойсея шорником на хлопкоочистительный завод. На этот раз дядя ремонтировал ременные привода различных станков. Кроме того, он облагораживал кабины посту-пающих новых грузовиков ЗИС. При этом дизайны кабин отличались друг от друга. Тётя Фаня и дядя Мойсей имели двух сыновей: Якова и Самуила (Сэм). Моего младшего братика также звали Самуил, но в нашей семье его ласково звали Моня. Я по сей день поддерживаю связь с Сэмом, живущим в Германии. Возвращаюсь к моей одиссее. Ночью папа выехал на автомобиле в Бухару и утром привёз меня домой. Я был без сознания, и прошло много, много дней, прежде, чем оно вернулось. Но говорить я не мог, я был нем. К переживаниям, которые испытывали родители прибавились страхи из-за моего состояния. Но как уверяют знатоки человеческих душ, время лечит. Спустя год я вернулся к нормальному развитию, восприятию реальности и в короткий срок освоил русский. С тех пор прошло почти 90 лет. С высоты этого времени, описанные события (а их, смертельно опасных, было много, например, встреча с крайне агрессивной и ядовитой змеёй-гюрзой, которая могла бы поставить точку в моём замечательном детстве) смотрятся иначе. Мой поход в Бухару некоторые жители Кагана сочли героическим, но думаю, что ни один родитель не пожелал бы своим детям повторить мой «подвиг». Он дорого обошёлся мне и моим родителям.

Я на всю жизнь запомнил все детали этого события до момента наступления беспа-мятства: оно всплыло и зафиксировалось в моей маленькой голове, когда я вернулся к реальности. Спустя много лет я осознал весь ужас происшедшего: до сих пор я испытываю нервный трепет, когда мысленно возвращаюсь к началу моей жизни. В семье мы крайне редко обсуждали эту тему, которая таилась в сердцах родителей в виде незажившихся ран. Я нежно и беззаветно любил своих родителей и сам никогда не был инициатором обсуждения этой истории. Единственное, что я могу добавить, это то, что судьба была ко мне исключительно милостива, за что я ей благодарен. Она спасала меня по меньшей мере в шести опасных для жизни случаях. Первые три, о которых я рассказал, произошли в период, когда мне было от трёх с половинной до одиннадцати лет. Щадя нервы моих читателей, я сознательно опускаю описания четвёртого опаснейшего эпизода, который оставил шрам на моей ноге. Это результат смеси детской бравады и глупости. Несомненно, все они отразились на моём характере. К одиннадцати годам я понял, что жизнь даётся один раз и нужно её беречь: по возможности, избегать опасные авантюры, обдумывать свои действия и предвидеть их последствия. Конечно, это не значит, что соблюдение подобных правил гарантируют безопасность во всех случаях. Но они повышают вероятность сохранение жизни в экстремальных ситуациях. Могу заверить, что события, связанные с риском для жизни, которые произошли со мной в раннем детстве, действительно повлияли на мой характер. Я не трус, в меру обидчив, но не мстителен, не завистлив, ценю человеческие отношения, не боюсь вступать в дискуссию со своими оппонентами и идеологическими противниками. Этот букет и богатое генетическое наследие от моих родителей, легли в основу моего формирования как человека. Я далеко не идеал: делал и делаю ошибки, но, к счастью, большинство из них исправимые.

Возвращаюсь к моему детству. Когда мне исполнилось пять лет, меня и моего младшего брата Моню определили в детский сад. Проблемы начались практически сразу. Конфликты с воспитателями и даже с руководством у меня начались на почве соблюдения регламента, предусматривающего обязательный дневной сон. Днём на полу большой веранды расстилались маленькие матрасики и все ложились. По команде воспитательницы «Спать!» дети должны были из состояния бодрствования перейти в состояния сна. Большинство детей, которые устали от дневной «тяжёлой работы», засыпали почти мгновенно, в том числе и мой братик. Остальные некоторое время спустя. Один я продолжал бодрствовать, крутиться, вертеться и даже садиться. Заснуть и спать днём я категорически не мог. Эта особенность моего организма сохранилась на всю мою жизнь. Возможно, это следствие тех событий, о которых написал раньше. Можете представить реакцию воспитательницы. Однако никакие угрозы на меня не действовали. Угрозы произносились шёпотом, но иногда они переходили в крик. Некоторые дети просыпались и начинали хныкать. Так происходило довольно часто. И, наконец, убедившись, что со мной воспитательницы ничего поделать не могут, они оставили меня в покое. Единственное, в чём я им уступил – это обещание всё делать тихо в течение всего «тихого часа». Второй причиной конфликтов была еда. Дело в том, что я и мой брат приучены есть скромно в соответствии со своеобразным расписанием: обедали мы всей семьёй поздно вечером, когда папа приходил с работы. Обычно это происходило между семью и девятью часами вечера. Причём вначале мы кушали отварную курицу или жаркое, или кисло сладкое мясо, или плов. Иногда мама делала пельмени или котлеты. На второе (т. е. обычное первое) мы кушали куриный бульон с самодельной лапшой или борщ. Крайне редко, в очень жаркую погоду, мама готовила холодный иранский суп, напоминающий окрошку. Вместо кваса мама подавала нечто, напоминающее кефир. Холодильников в помине не было, а вечером температура воздуха редко опускалась ниже 35–37 градусов, так что «холодный суп»-понятие относительное. В качестве закуски мы получали небольшие кусочки селёдки и овощи. Что касается завтрака, то мама нас с братом кормила в основном сладкой манной или рисовой кашей на молоке, и довольно редко творогом, купленным на рынке, местное название которого-«кислое молоко». Оно действительно было кислое и без обильной порции сахара кушать его было невозможно. Изредка мы получали на завтрак варёное в мешочек яичко. Зато мы с удовольствием ели домашнее печенье и сосали доступное монпасье. Между завтраком и обедом мы перекусывали тем, что было дома, например, помидор или яблоко с лепёшкой. Разных деликатесов: икра чёрная, красная, копчёные колбасы, сыры, пирожные, печенье, конфеты (кроме соевых батончиков-заменителя шоколада) на нашем столе отродясь не было. Традиционные же блюда были доступны до наступления голода, который пришёл к нам в начале тридцатых годов прошлого столетия.

Теперь, мне кажется, читатель поймёт, что принятый в нашей семье пищевой уклад абсолютно не совпадал с детсадовским расписанием приёма пищи и меню. На этой почве возникали различные конфликты и жалобы родителям. Наконец, и здесь был найден компромисс. В детском саду мы пробыли около года. Когда мне исполнилось шесть лет я пошёл в подготовительный класс. Началась новая эра в моей жизни: познание неведомого, путём обретения способности читать и писать. От присущей мне неусидчивости не осталось и следа. Я старался изо всех сил и в короткий срок смог уже бегло читать и писать короткие предложения. В семь лет я пошёл учиться в начальную четырёхлетнюю школу, расположенную в пяти минутах ходьбы от нашего дома. Школа представляла собой высокое кирпичное одноэтажное здание европейской архитектуры с большими окнами. В школу провожала меня мама с традиционным букетом цветов. Затем нас, первоклассников, ввели в класс, где нам предстояло провести четыре года. Это была большая комната с четырьмя рядами маленьких парт. Каждый ряд состоял из 4–5 парт. За каждой партой сидело два ученика. Площадь класса позволяла при необходимости установить в каждом ряду ещё несколько парт. Меня посадили в первом ряду у окна на одну их последних парт. Мой двоюродный брат Сэм сидел также ближе к концу ряда, но в четвёртом ряду. Такое географическое расположение для меня имело два преимущества–лучшая освещённость и возможность кратковременно на несколько секунд взглянуть на улицу. Для этого нужно было подпрыгнуть, схватиться руками за подоконник и подтянуться до оконного проёма. Этими преимуществами Сэм не обладал, но зато его парта располагалась ближе к входной двери. Это неоспоримое преимущество оказалось крайне важным при осуществлении некой тактической операции. Но об этом позже.

Директором школы был местный Макаренко – Михаил Тимофеевич Шевченко. Добрейший человек, самозабвенно любил детей и они отвечали ему тем же. Благодаря ему учебный процесс и дисциплина в школе были на высоком уровне. Возвращаясь к преимуществам расположения парт, хочу заметить, что среди предметов, подлежащих обучению, было изучение узбекского языка. Этот предмет вёл замечательный педагог по фамилии Назаров (имя и отчество не помню). Основной областью его деятельностью была адвокатура. Он был культурным человеком и очень доходчиво обучал нас узбекскому языку. Однако, его преподавание быстро закончилось. Вместо него нас стал учить его брат, также Назаров. Когда он вошёл первый раз в класс, мы увидели человека, представляющего полную противоположность старшему брату: круглое, как шар, лицо с маленькими косящимися глазками, без каких-либо эмоций, напоминающее лицо плута из насреддиновской эпопеи. Он вяло сел за стол преподавателя, забыв с нами поздороваться и начал бубнить себе под нос. Разумеется, никто ничего не понял. Взамен былой тишины в классе начался лёгкий шум. Каждый стал заниматься своими интересами, общаться с соседом и т. д. Именно это обстоятельство послужило основой для выработки тактического плана, автором которого был мой двоюродный брат Сэм. Он заключался в следующем: вскоре после начала урока, Сэм опускался с парты на четвереньки и полз в сторону дверей. Упираясь головой в дверь, он открывал её, выползал в коридор и был таков. Поскольку занятия шли во всех классах, как правило, в коридоре никого не было, разве что уборщица. Мне было сложней, поскольку я сидел в ряду, где стоял стол учителя, и мне приходилось выполнять процедуру покидания класса несколькими маршами, когда учитель поворачивался к доске или начинал дремать. До определённого момента всё проходило успешно. Но однажды произошёл сбой описанного тактического маневра. Как всегда, первым покидал класс Сэм. Толкнув головой дверь, он увидел перед собой ботинки директора школы. Он понял, что попался. Будучи автором гениального тактического маневра, он в этой, казалось, безнадёжной ситуации находит другой гениальный ход: он начинает кататься по полу, держа руки на животе, и издавая громкие стоны. На вопрос директора: «Тродлер, что с тобой?» (директор называл нас по фамилии). Сэм в ответ мычал, блестяще имитируя приступ болей в животе. Директор поднял его на руки и отнёс в учительскую. Там его напоили чаем и положили на диван. От напряжения и пережитого он крепко заснул. Проснувшись, он пожелал пойти домой. Занятия в школе закончились, и осталась лишь дежурная преподавательница, получившая поручение директора проводить Сэма до дома. Он отказался от её предложения, мотивируя тем, что он полностью пришёл в себя, и ему достаточна моя помощь.

Когда мы вышли из школы, он спросил меня: «Ну как?». Я ответил, что сначала подумал, что это розыгрыш, но по тому, как реагировали взрослые, начал сам испытывать страх за тебя и готов был заплакать. Он улыбнулся и сказал, что в действительности это был розыгрыш, но повторять его он больше не намерен. В дальнейшем мы никогда не прибегали к этой тактической уловке. Я до сих пор восхищаюсь его выдающимся артистизмом: он спас себя и меня. Самое загадочное в этой истории, это то, что увидев ботинки, Сэм почти мгновенно сообразил как в данном случае нужно поступить. Вообще, в дальнейшем в подобных ситуациях он проявлял быструю ответную реакцию. В течение учёбы в этой школе было всякое: драки, синяки, оскорбления и т. д. Один пример я вынужден привести. Это было, когда мы учились в четвёртом выпускном классе. В то время я дружил с одноклассником Серёжей Прокофьевым. Вроде, у нас с ним не было никаких конфликтов. На одной из больших перемен между нами возник пустячный спор, который завершился тем, что он злобно выпалил при свидетелях мне в лицо слово «ЖИД». Он сидел на подоконнике открытого окна. Не раздумывая, я врезал ему в лицо. В результате он опрокинулся и выпал из довольно высокого окна. При падении, он сильно разбился, но, к счастью для него и меня, обошлось без переломов. На следующий день он с синяками пришёл в школу со своей мамой. Придя в кабинет директора, где проходила учительская летучка, она с порога громко заявила: «В «лучшей» школе творятся безобразия, отсутствует какая-либо дисциплина, свидетельством чего является попытка убийства моего сына. Посмотрите на него, он весь в синяках. Я требую наказать виновника, потенциального убийцу, и выгнать его из школы, а родителей привлечь к ответственности». Директор школы, Михаил Тимофеевич, выслушав её тирады, спросил, может ли она назвать имя потенциального убийцы. Он знал об инциденте, происшедшем накануне, и собирался его обсудить с преподавателями. Для этого он намеривался вызвать на текущее заседание участников конфликта. Однако, появление мамы несчастной жертвы разбоя нарушило его планы. Директор повторил вопрос: «Знаете ли вы имя потенциального убийцы вашего сына?» «Да,-это паршивый жидёнок Мотя Львовский». Наступила тревожная тишина. Затем Михаил Тимофеевич медленно встал и, направив указательный палец в сторону этой мамы, сказал: «Вы антисемитка и, воспитывая своих детей, прививаете им ненависть к евреям. Я не потерплю в возглавляемой мною школе малейшее проявления антисемитизма. Немедленно покиньте мой кабинет и школу, иначе я вызову представителей закона и вам не поздоровится». Она в испуге ретировалась, и инцидент себя исчерпал. Моим родителям подробности о прошедших событиях рассказала моя учительница.

Наконец, спустя четыре года, я успешно закончил учёбу в маленьком учебном заведении для маленьких детей, которое для нас стало храмом постижения новых знаний и школой жизни. И в этом заслуга замечательных, терпеливых директора школы и преподавателей, посвятивших своё призвание очень трудной профессии-учитель-ствованию. Я и мои родители стали готовиться к поступлению в среднюю школу (десятилетку). Мы выбрали школу, расположенную достаточно далеко от дома. Она находилась на исторической улице Железнодорожная, откуда я начал поход в Бухару к тёте Фане. Эта школа была в ведомственном подчинении Комиссариата путей сообщения, а не Просвещения. Я не знаю, какие привилегия имели преподаватели и работники этих школ, но мне доподлинно известно, что ученики их не имели. Чтобы дойти от моего дома до школы, необходимо было пройти по улице имени Ленина, на которой был расположен наш дом, примерно шестьсот метров. Затем, пересекая центральную площадь с деревянной трибуной, на которой проходили праздничные демонстрации и парады войск местного гарнизона, спортивные соревнования, мы подходим к мосту, перекинутому через железнодорожные пути. Пройдя три марша вверх по лестнице и пройдя примерно 60 метров по настилу моста и спускаясь, мы попадаем на улицу, которая затем переходит в шоссейную дорогу в Бухару. По ней нужно было пройти несколько сот метров до пересечения с улицей Железнодорожная, на которой располагалась моя новая школа. Справа от противоположного конца моста находился большой вокзал смешанной архитектуры. С моста открывалась панорама маленького провинциального города со скудной промышленностью, который однов-ременно был большим железнодорожным узлом. Город был зелёным, благодаря чему в жаркую погоду можно было укрыться в тени деревьев. Если с моста смотреть в бинокль на запад, в сторону Каспийского моря, то вдалеке можно увидеть пустыню. Почему я так подробно описываю маршрут, по которому мне ежедневно приходилось проходить в одну и другую стороны, пока я учился в пятом классе? Потому что у меня не было чернильницы–непроливайки (страшный дефицит) и не было чернильниц на партах (они появятся лишь в следующем году). Поэтому мама купила мне большую и тяжёлую канцелярскую чернильницу без крышки из тёмно-зелёного стекла. В день учёбы я шёл в школу, неся почти на вытянутой руке эту проклятую чернильницу. Уставшая и дрожащая рука постоянно была измазана чернилами, но зато я ни разу не запачкал одежду.

1935 год. Жду первого сентября, когда начнутся занятия в 5-м классе. Впереди шесть лет учёбы, которая закончится в июне 1941г. Впереди ожидания определённого рода. Я не могу закончить эту главу, пока не расскажу читателям ещё несколько важных поучительных эпизодов из моей жизни. Они произошли в детстве и, возможно, изложены не в хроно-логическом порядке. За мои проделки моя мама меня иногда наказывала. Не так сильно, но в принципе – заслуженно. Но я не терпел никакого насилия над собой. Поэтому отдельные шлепки я воспринимал гипертрофировано. В малолетстве я был очень обидчив. Этот рудимент и сейчас иногда проявляется, но в очень микроскопическом виде. Повзрослев, я понял какую роль сыграли мои родители в моём воспитании и формировании. В течение всей моей долгой жизни я боготворил своих родителей, особенно маму, ибо она была моей воспитательницей и наставником до тех пор, пока я не стал самостоятельным, но с привитым моей мамой пониманием, что хорошо и что плохо. Теперь перехожу к описанию упомянутых эпизодов. Однажды, после очередного наказания, мама через какое-то время позвала меня что-то перекусить. Мне показалось, что более благоприятного случая ей отомстить за «несправедливое» наказание трудно себе представить. Мгновенно созрел план: объявить голодовку. Я отказался от её предложения, на что она ответила: «Как хочешь». Однако от исполнения плана я не отказался и приступил к голодовке. Я вышел во двор и начал ходить кругами. Иногда я выходил за пределы двора, чтобы посторонние люди видели последствия голодовки. Отсутствием фантазии я не страдал. Прошло кажется менее часа, а мне показалось, что прошла целая вечность и в моей голове начали возникать фантасти-ческие мысли о смерти на почве голодовки. Я начал себя жалеть и оплакивать. Я видел себя в гробу. Хоронили меня под музыку всем городом. В духовом оркестре играли три брата Финаревские: Лёва на трубе, Миша на басе и Эфраим на флейте. Это были племянники дяди Мойсея, отца Сэма. Как они старались! Ведь провожали в последний путь самого близкого и дорогого человека, гордость города Кагана. Весь город плакал. Неожиданно я обнаружил, что я ещё жив. И здесь я вспомнил о моих родителях, сначала как виновников моей смерти, но постепенно мне и их также стало жалко. Всё смешалось в голове, и в этот момент я почувствовал, что нестерпимо хочу есть. С момента объявления голодовки прошло полтора часа. Идею вернуться домой и съесть что-нибудь, чтобы одолеть голод я отверг. Признаться в поражении я принципиально не мог. И я вспомнил, что в карманах моих штанишек лежат несколько копеек. Не долго рассуждая, я направился в ближайший хлебный ларёк, купил маленькую булочку и, зайдя за магазин, тайно, как мне показалось, жадно её скушал.

Теперь, я решил, что могу продолжать «голодовку». По прошествии менее часа, я понял, что «голодовку» можно заканчивать, и я торжественно с видом победителя вернулся домой. Я прошёл мимо мамы, которая занималась подготовкой вечерней трапезы. Она не обратила на меня никакого внимания. Меня, конечно, это смутило. Ведь я был убеждён, что на моём лице должны были отпечататься следы страданий вследствие «мучительной голодовки»: сильная бледность, страшно впалые щёки и т. д. Зашёл в комнату, взял зеркало, посмотрел в него и, к своему крайнему удивлению, никаких следов «длительной и мучительной» голодовки» я не нашёл. Но по инерции продолжал изображать на лице страдальческий вид и старался теперь поменьше попадаться на глаза маме. Финал этой истории не был похож на драму, но он был поучительным. Ближе к вечеру мама пошла купить свежий хлеб и лепёшки к обеду, который по традиции должен состояться вечером после прихода папы с работы. После её возвращения я интуитивно почувствовал, что мама возбуждена и я насторожился, опасаясь беды. Вскоре папа пришёл домой и мама обратилась к нему со словами: «Зяма, наш любимый сын ославил нашу семью на весь город. Я пришла магазин и эта продавщица сплетница Зинка спрашивает меня: «Ты, Маня, что не кормишь своих детей?» Я обомлела. «Как это я не кормлю детей? Они всегда накормлены и сыты. С чего ты это взяла?» Она мне отвечает: «Давеичи, приходил твой пузырь Мотька и купил сдобную булочку. Оглядываясь, он прошёл за магазин и быстро её скушал. Это я видела через окно кладовой. Вот, решила тебе рассказать». Я понял, что разоблачён. Весь мой план воздействовать на мою маму с помощью добровольной голодовки позорно рухнул. Сник и стал ждать наказание. Вдруг, обычно молчаливый, папа заговорил. Он в строгой форме осудил мой проступок и заявил, что в данном случае он намерен меня наказать сам. До этого момента он меня пальцем не трогал. Тем не менее я испугался, зная какой папа сильный. Он взял меня за руку и молча повёл в другую комнату, которую запер изнутри на ключ. Положил меня животом на кровать и снял с меня трусы. Я зажмурился и стал ждать начала экзекуции с применением брючного ремня. Но почему-то экзекуция задерживалась. Повернув голову и открыв глаз, я увидел, что папа снимает с себя бандаж, прижимающий послеоперационную грыжу. Бандаж был снабжён длинным, мягким кожаным ремнём для закрепления его на теле. Перед тем как начать экзекуцию, папа шепнул мне на ухо, что после каждого удара ремнём я должен отчаянно вопить, а он при этом громко приговаривал: «Вот тебе!» Это была не экзекуция, а приятный массаж филейной части тела. Когда процедура «истязания» закончилась, папа взял с меня слово, что никогда впредь я не должен шантажировать родителей, даже если они меня накажут. «Мы с мамой тебя очень любим, но если ты сделаешь дурной поступок, то ты будешь наказан, но не мною, а мамой». Больше никогда я не совершал подобных поступков. Каюсь, проступки другого рода я совершал и многократно, за что был наказан, разумеется мамой. Если бы они знали, как я их любил, и как они были мне дороги! Обиды у детей быстро проходят.

Следующий эпизод, правда, со счастливым финалом, произошёл примерно в то же время, что и предыдущий. Мы с Сэмом уже учились в начальной школе и полагали, что учёба придаст нам особый статус в глазах наших родителей. Но мы горько заблуж-дались: за любые проступки нас по-прежнему наказывали, особенно моего двоюродного брата. Ведь в свободное от домашних занятий время мы проводили на улице, общались с пацанами, которые передавали нам знания и опыт уличной жизни. Читатель, полагаю, догадывается, что это за наука: именно благодаря ей мы успешно освоили русский классический мат. Когда мама слышала из моих уст случайно брошенное совсем не к месту матерное слово, она приходила в ужас. За это она меня крепко шлёпала, задавая себе вопрос: «Откуда это всё?» Здесь, надо сказать несколько слов об отце Сэма. Дядя Мойсей был первоклассным шорником: помимо изготовления различных сбруй с фантастическими инкрустациями, он также изготавливал плётки, нагайки и тому подобные инструменты для усмирения лошадей. Поскольку Сэм стойко переносил обычную экзекуцию, не произнося ни одного стона, отец брал нагайку и начинал ею его хлестать. Это уже инквизиция. Он, видимо, забыл, что тонкая кожа ребёнка разительно отличается от кожи лошади. Сэм показал мне её последствия. Мы долго обсуждали с ним как заставить его отца отказаться от такой жестокости, но нам в голову не приходила мысль перестать проказничать и не давать поводов для наказания. Но тогда наше детство потеряло бы свою суть – свободу волеизъявления и действия в мире, наполненном огромным количеством различных соблазнов. Перебрав разные варианты, он принял решение обратиться в милицию. Из солидарности я решил составить ему компанию. На следующий день сразу после занятий мы пришли в отделение милиции. Там при входе сидел дежурный, который тихо дремал. На улице и в помещении стояла жара. Мы обратились к нему с просьбой проводить нас к начальнику. Поскольку ни нарушителей ни просто посетителей в приёмной не было, он охотно встал и проводил нас до кабинета начальника и, открыв дверь, произнёс: «К вам». За столом сидел грузный узбек с большими седыми усами и добрыми глазами. Он жестом пригласил нас к себе, предложил сесть на стулья, стоящие у стола. Затем он представился, назвав свою фамилию и звание. Далее он попросил сообщить наши имена и причину посещения. Всё это он сказал крайне вежливо и уважительно, что дало нам надежду, что здесь нас поймут и помогут. Сэм очень волновался и сбивчиво рассказал о причине, которая привела нас сюда. Он внимательно его выслушал и одновременно отказался посмотреть последствия жестокого избиения, для чего Сэм хотел спустить трусы, мотивируя тем, что в детстве перенёс более крутые наказания, да и каждый день он видит сцены похлеще. «А теперь послушайте меня», начал он. «Вы правильно поступили, что обратились лично ко мне. О вашем визите я никому рассказывать не буду. Эта наша общая тайна. Я вам советую идти домой, помириться с родителями и пообещать не делать такого, что заслуживает наказание. У меня нет оснований привлекать ваших родителей к ответственности. Ваши проделки и непослушания отнимают у них здоровье. Моё детство было очень жестоким, но спасибо родителям, они меня сделали человеком».

С этим мы покинули учреждение, которое должно было нас защитить. Последняя надежда улетучилась. Выйдя из отделения милиции, мы с Сэмом начали обсуждать, что нам делать дальше. Ни о каком примирении с родителями не могло быть речи. В конце концов, было принято решение бежать из дома. Обсуждение конкретных деталей этого стратегического плана мы решили отложить назавтра, ибо подходило время возвра-щения домой. На следующий день после уроков мы с Сэмом направились в городской парк, расположенный напротив нашего дома. Углубившись в парк мы сели на траву и начали разрабатывать план побега. У нас не было чёткого понимания того, куда мы намерены направиться. Но твёрдо решили использовать для побега товарный состав, поскольку в пассажирский, во-первых, нас не пустят, во-вторых, может раскрыться тайна побега. Одновременно мы решили вопрос с провиантом и водой, без которых продержаться долго было невозможно. На этот раз судьба нам благоприятствовала. Оглядевшись вокруг, мы обнаружили вырытую кем-то небольшую яму с подкопом на дне. Сама удача шла нам в руки. Мы поняли, что найденное сооружение может стать тайником для сокрытия провианта, который предстояло собрать как можно незаметнее. Любая неосторожность может вызвать подозрение и сорвать план побега. Мы тут же определили состав продуктов: сухари из хлебобулочных изделий, конфеты с напол-нителем в виде фруктового джема в обёртках, монпасье, кусочки халвы. Скудно, но зато питательно. Начался незаметный сбор продовольствия, которое мы прятали в школьных портфелях, а после занятий несли небольшими порциями, завёрнутыми в старую газету, и помещали в тайник. Содержимое тайника мы прикрывали ветками. Самое интересное, что ни разу никто не покусился на содержимое тайника, хотя в парке было много бродяг и бесхозных собак.

Итак, час побега приближался. Мы выбрали день побега. Это был день, когда не было занятий в школе. Ещё раз обратите внимание на то, что маршрут побега даже не обсуждался. Каган станция узловая, и поезда проходят по четырём направлениям: на восток – Ташкент, на юго-запад – Ашхабад, на юго-восток – Сталинабад (Душанбе) и на север – Бухара. Мы тогда не имели понятия о сторонах света, поскольку географию в начальных класса не проходят. Кроме того, сама идея побега стала идеей фикс и вытеснила из наших голов чувство опасности, ожидавшей нас впереди. В обозначенный день, взяв с собою моего братика Моню и прихватив бутылку воды, мы направились в парк. Все пищевые запасы, которых хватило бы максимум на два дня оказались на месте, нетронутыми. Началась процедура прощания. Мы оба обняли Моню и одновременно зарыдали. Мы его очень любили за то, что он всегда был готов идти с нами куда угодно. Но на этот раз мы его не посвятили в наш план. Видя, что мы рыдаем, он тоже заплакал. Мы попросили его никому не говорить о нашем странном поведении (он раньше никогда нас не предавал – человек слова). Прощаясь с ним, мы прощались с родителями, нашим укладом жизни, школьными друзьями, уличными пацанами. Но впереди нас ждала свобода, отсутствие родительского гнёта. Проводив братика до выхода из парка, и убедившись, что он вошёл в наш дом, расположенный напротив, я и Сэм направились на станцию. Преодолев небольшое заграждение, мы оказались на путях. На первой же линии стоял длиннющий товарный состав с открытыми платформами, гру-жёнными щебнем. К нашей радости, один из вагонов имел кондукторскую будку со скамейкой внутри и солнцезащитным навесом. Это была наша мечта: идеальные условия для поездки. Мы расположились на скамейке и стали ждать, когда заговорит гудок паровоза. После нескольких часов молчаливого ожидания момента, когда тронется поезд, в наших головах начали бродить мысли такого рода: правильно ли мы делаем, направляясь в никуда. Мы как будто сразу повзрослели, и на нас почти одновременно накатился усили-вающийся страх. Мы быстро соскочили с подножек вагона на землю и почувствовали облегчение. Теперь, возвращаясь домой, мы начали искать объяснения, почему мы заде-ржались и где мы были. В конце концов, мы нашли приемлемый вариант: мы сначала были в парке, что может подтвердить Моня, а потом пошли в шахматный уголок, где играли в шахматы и потеряли контроль за временем. В шахматы мы с Сэмом играли отменно с переменным успехом, чуть слабея Хосе Рауля Капабланки, но в отличие от него в нашем шахматном арсенале ничьих не бывало. Мы рубились до конца, пока король не получал мат. Партия были короткими и по своему содержанию могли войти в шахматные учебники в виде классических этюдов. Мы не испытывали цейтнотов и за десять минут могли сыграть не менее трёх великолепных партий. Извините, что увлёкся приятными воспоминаниями. Мама и тётя Фаня, занятые домашними делами, не заметили наше отсутствие. Тогда пронесло и никаких последствий не было. Больше никогда ни я (для меня это была вторая попытка побега), ни Сэм не пытались пускаться в бега. Таким образом, два наиболее опасных способа насолить нашим родителям: голодовка и побеги были исключены из перечня возможных. Оставались другие, которые также постепенно исчезали из списка. В конечном счёте план мести перестал существовать. Я благодарю судьбу за то, что она подарила мне замечательное детство, насыщенное интересными и опасными приключениями. Детство стало первой школой жизни, и я вспоминаю его с особым чувством. Приобретённые в детстве наука и опыт плюс родительское воспитание помогли мне в будущей долгой жизни.

Возвращаюсь к периоду, когда мне было 6–10 лет от роду. Без лишней скромности сообщаю, что в эти годы мною было совершено несколько «героических поступков» на ниве спасения человеческих жизней. Ограничусь двумя примерами. Первое произошло ещё до переезда семьи тёти Фани из Бухары в Каган. Тётя Фаня, человек демокра-тичный, предоставила Сэму и мне полную свободу действий, Мы ею воспользовались и пошли гулять без определённой цели по улицам. Неожиданно Сэм увидел почти полусухой арык, спустился в него и начал шагать уже по дну арыка. Я же шагал рядом по берегу арыка. Так мы продолжали движение пока не остановились перед довольно глубокой ямой, вырытой на дне арыка. Она была заполнена водой лишь частично. Остановившись перед этим неожиданным препятствием, мы стали обсуждать план его преодоления. В этот момент кто-то сзади открыл створку, перекрывающую доступ воды в арык. Вода с большой скоростью стала заполнять русло арыка. Высокая волна воды, достигнув Сэма, опрокинула его в яму. Яма почти мгновенно заполнилась водой. Сэм не умел плавать и не имел опыта борьбы с водной стихией. Он захлёбывался и форменным образом тонул. Когда очередной раз он появился на поверхности воды и вскинул руку, я крепко схватил её и вытянул Сэма на берег. Таким образом, он был спасён. Недавно мы с Сэмом, ныне живущим в Германии, беседовали по телефону. Касаясь этого эпизода, он мне сказал, что если бы не я, в тот критический момент подавший ему руку, сегодняшняя беседа не состоялась.

Поскольку у меня было два «героических» поступка по спасению людей (о втором расскажу позже), то судьбе было угодно восстановить справедливость: Сэм тонул тоже два раза. Но второй раз его спас молодой армянин, да будет благословенно его имя. После очередной поездки нашей семьи в гости к тёте родители решили оставить меня на её попечении, что вызвало неописуемую радость Сэма. Я тоже не скрывал своей радости. На следующий день мы обсудили план предстоящих действий. Однако дальше составления расписания текущего дня мы не продвинулись. Дело в том, что в эти дни стояла неописуемая жара – больше 42 градусов по Цельсию в тени. Но это нас бы не остановило. Второй причиной явилась скудность выбора развлечений. Поэтому на следующие дни мы как бы не очень уверенно забронировали два варианта: роман-тический и развлекательный. Романтический предполагал кражу персиков из сада богатого узбека – буржуя, расположенного за крепостной стеной, опоясывающей Бухару. А развлекательный – поливание водой прохожих, проходящих по очень узкой улочке с крыши дома, где проживала семья тёти Фани. Мы с Сэмом осознавали, что оба варианта весьма опасны и требуют тщательной проработки, учитывающей печальный опыт предыдущего набега (с нами был старший брат Сэма Яша). Мы тогда еле унесли ноги без добычи. Нас спасло то, что владелец сада, обнаружив воров в своём саду, припустился за нами, но догнать нас он физически не мог: он был стар, хром, немощен и ходил с клюкой. По какой-то причине он на нас не спустил свирепых среднеазиатских овчарок, которые разорвали бы нас в клочья. В первый день Сэм предложил пойти порыбачить. Я принял его предложение с восторгом. В центре Бухары расположен пруд Ляби хауз.

Г. Бухара, Ляби хауз.

В описываемые времена площадь поверхности воды была, наверно, в два раза меньше той, которая изображена на фото. Соответственно число ступенек до воды было существенно больше. Яша как-то смастерил две удочки с длинными удилищами, леской, грузилами и крючками. Другими словами, они были готовы для немедленного использо-вания. Взяв эти удочки, а также кусочки хлеба, на который клюёт рыба, мы пошли к пруду, находящемуся в нескольких минутах ходьбы. Придя к Ляби хаузу, мы, медленно опускаясь спиной вперёд, с трудом преодолевая каждую ступеньку, наконец, достигли той, которая располагалась чуть выше поверхности воды. Существовала легенда, что в толщах воды хауза водятся огромные рыбы. Надеясь поймать такую рыбу, мы закинули удочки и с волнением стали ждать. Не прошло нескольких минут, как поплавок Сэма задергался. Он дёрнул удочку вверх, и мы увидели барахтающуюся на крючке большую рыбу. Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что её длина составляет всего около десяти сантиметров. И здесь мы обнаружили, что не захватили с собой посуду, чтобы наполнить её водой и поместить туда наш улов. Мы хотели принести домой живых рыб. И тут Сэм предложил очередной «гениальный план»: поскольку мы не сможем доставить сюда большую посудину для очень большой рыбы, а мы не сомневались, что она в конце концов попадётся на крючок, следует организовать челночную операцию по доставке пойманной рыбы домой и поместить её в большой таз с водой. Выполнение этой операции пришлось мне взять на себя по причине того, что у Сэма рыба клевала, а у меня ни разу. Преодолев с большим трудом все ступени пруда, я пустился бежать ещё с живой рыбой, зажатой в кулак, в направлении дома. Прибежав домой, я попросил тётю Фаню наполнить водой большой таз. Однако она дала мне небольшой тазик и вылила туда один неполный ковш воды. Здесь я должен читателя ознакомить с одним важным обстоятельством. Дело в том, что как в Кагане, так и в Бухаре питьевая вода была большим дефицитом. Поэтому ограничительные действия тёти Фани, связанные с экономией воды, сегодня спустя почти 90 лет следует признать оправданными. Я быстро бросил рыбу в воду, но она повернулась брюхом вверх, демонстрируя мне своё презрение. Когда я спустя некоторое время прибежал со следующей порцией рыбы, та, что была в тазу, благополучно резвилась в воде.

После нескольких челночных операций, возвращаясь к пруду я увидел, что навстречу мне быстро шел молодой человек и нес Сэма, находящегося в полусо-знательном состоянии. Увидев эту сцену, я быстро побежал за тётей Фаней. Услышав от меня короткий сбивчивый рассказ, она всё бросила и выбежала на улицу, где встретила спасителя Сэма. Передав его тёте Фане, он сказал, что вытащил из воды Ляби хауса тонущего Сэма, но как он упал в воду, он не видел, но это уже не важно. Важно, что он спасён. Тётя Фаня со слезами поблагодарила спасителя Сэма и сказала, что будет молиться за него и его родителей, за то, что они воспитали такого замечательного сына. Сэм потом рассказал, что во время рыбной ловли он перемещался по ступеньке. В каком-то месте ступенька оказалась скользкой. Сэм посколь-знулся и упал в пруд. Плавать он не умел. Дважды спасённый Сэм поверил, что судьба бережёт его и дарит ему долголетие. Дома мы даже не посмотрели на наш улов, который с большим аппетитом съела кошка. Мы ещё долго приходили в себя после случившегося и никогда больше рыбалкой не занимались. Перебрав отрицательных эмоций, мы с Сэмом решили отменить условно намеченный на следующий день набег на персиковый сад. Впереди хозяина сада ожидало раскулачивание и передача огромного сада в собственность колхоза. Сегодня я ему очень сочувствую.

В 1934 г. меня торжественно приняли в пионеры. Это дало возможность родителям отправить меня в пионерский лагерь, чтобы немного отдохнуть от возмутителя спокой-ствия. Туда меня отправляли дважды. Пионерский лагерь был расположен в нескольких километрах от кишлака, а с 1973 г. города Ургут, находящегося в 50 км от Самарканда. Вдали виднелись заснеженные горы. Сам лагерь располагался на берегу канала, в котором сравнительно быстро текла мутная, песочного цвета вода, но с приятной для купания температурой. Поперёк канала были протянуты на определённом расстоянии друг от друга верёвки с флажками. Они определяли границы, в пределах которых мы могли купаться. Во время купания вдоль этого участка выстраивались вожатые, которые внимательно следили за купающимися. Перехожу ко второму эпизоду, связанному со спасением человека. Как обычно, в мёртвый час я бодрствовал и на это получил специальное разрешение старшего вожатого, но с условием не выходить за пределы лагеря и читать книжку. В этот день я сидел в тени большого дерева на берегу канала. Вдруг я услышал крик тонущего ребёнка, появившегося из-за поворота. Быстрая вода влекла его в моюсторону. Когда он поравнялся со мной, я увидел узбекского мальчика лет трёх-четырёх. Я мгновенно сбросил сандали и бросился в воду. Плавал я уже хорошо и быстро догнал мальчика. Я схватил его левой рукой, он же обвил своими ручонками мою шею. Продолжая плыть и действуя одной правой, я вскоре достиг берега, не пересекая разрешённой границы купания. Мы выползли на берег, оба измождённые. Мальчик был полуживой, и из его рта вытекала вода. Так я спас ребёнка, который неминуемо бы утонул. Вдруг появившаяся откуда-то старшая вожатая, увидев меня мокрым, стала отчаянно меня ругать и угрожать отправить меня домой. Но меня спас другой вожатый, который оказался свидетелем этой драмы. Вечером на общей линейке старшая вожатая вывела меня в центр и объявила меня героем, который спас человека. Но я не очень оценил это мероприятие, поскольку я ещё не мог полностью прийти в себя.

Сегодня я вам рассказываю совершенно спокойно об этой истории. Ранее я загадочно говорил о встрече с гюрзой. Она произошла во время моего пребывания в этом лагере. На выходе из лагеря через дорогу протекал небольшой ручей. Вода текла между булыжниками, усеивающими дно ручья. Ручей вытекал из грота, куда я любил заглядывать, чтобы понять, что является его источником. Но главное, что привлекало меня к ручью – это радуга, образующаяся в облаке водяной пыли, висящей над гротом. На ближнем берегу ручья росло одинокое толстое дерево со скудной кроной. Однажды я пошёл к гроту, чтобы продолжить мои исследования под названием «Поиск истоков воды» и полюбоваться на радугу. Солнце было в зените и хорошо прогревало местность. Не доходя до дерева метра три, я на фоне еле слышного журчания воды услышал посторонний звук шевеления. Я остановился и застыл. Начал всматриваться и к своему ужасу увидел огромную гюрзу, которая лежала на земле, обвив дважды ствол дерева и греясь в лучах солнца. Видимо, услышав посторонние звуки шагов, змея зашевелилась, что заставило меня остановиться и замереть. В Узбекистане с малолетства большинство людей знали, как вести себя при встрече с опасной змеёй. Она слегка приподняла голову и стала смотреть в мою сторону. Такое состояние продолжалось несколько секунд. Затем я стал медленно пятиться назад, смотря ей в глаза. В момент, когда я достиг дороги, я резко повернулся и дал тягу. В лагере я подбежал к первому взрослому человеку и, показывая в сторону ручья, закричал: «Там, гюрза!»

Взрослые всполошились и, схватив кто лопату, кто палку, побежали в сторону ручья. Услышав топот людей, змея немедленно уползла. Команда взрослых, прочесав всё вокруг дерева и грота, вернулась ни с чем. Когда они вернулись, они сказали мне, что я паникёр и что всё это мне приснилось. Я хотел было обидеться, но передумал: ведь гюрза на меня не напала и оставила меня, будущего летописца, в живых. Я до сих пор не могу найти объяснений столь миролюбивого поведения этой смертельно опасной агрессивной змеи. Возможно, она находилась под воздействием солнечных лучей в полудремотном состоянии. Но это лишь предположение. После возвращения домой с последнего пребывания в пионерском лагере, я обнаружил дома много подарков, которые привёз папа из Ташкента, куда он был командирован. Это были большие шахматы со складывающейся шахматной доской, внутри которой хранились фигуры, большой сборный «Конструктор» и несколько книг в жёстких переплётах. Прежде всего меня заинтересовали книги. У нас в доме было мало книг, в основном детские. Папа же привёз несколько книг Льва Толстого: «Война и Мир», «Анна Каренина», «Повести и рассказы» и несколько книг других авторов, например, перевод труда Карла Филиппа Готлиб фон Клаузевица (!) «О войне». В русском переводе она называлась «Стратегия и тактика ведения войны». Она должна была стать моей настольной книгой, поскольку я уже много лет веду войну. На следующий день после завтрака (я учился во второй смене) я приступил к углубленному изучению Клаузевица. После прочтения предисловия и нескольких страниц я, перелистав книгу от первой страницы до последней, пришёл к выводу, что для меня она не представляет никакого интереса, поскольку разработанные мною стратегия и тактика не хуже той, что приведены в книге. Я положил великолепно оформленную книгу на видное место в комнате. Когда приходили гости и спрашивали, кто читает эту книгу, папа указывал на меня. Мне было тогда 10–11 лет.

Решение моего любимого папы приобщить меня к современной цивилизации завершилось успешно: я стал много читать, серьёзно изучать шахматы по книге Панова. Используя детали «Конструктора», стал конструировать и собирать фантастические устройства и одновременно прилежно учился. В эти годы я прочитал книги Льва Толстого, дважды «Войну и мир». Любимым героем для меня стал Андрей Волконский. Я хотел подражать ему во всём. Думаю, что папа и мама помогли мне перевоспитать себя и изжить из себя пацанские наклонности. Я потерял интерес к улице, стал иначе воспринимать происходящие события. К двенадцати годам я больше не давал поводов, которые могли бы принести огорчения моим родителям. Период с девяти до четырнадцати лет был заполнен событиями, потрясшими наш привычный уклад жизни. Голод, голодомор, сталинская инквизиция оставили в моей памяти тяжёлые воспоминания, которые достаточно подробно описаны в следующих главах. Что касается Сэма, то он последовал моему примеру. Он перестал огорчать своих родителей. Всё осталось в прошлом.

В заключение этой главы я хочу посвятить несколько строк моему брату Моне и самому старшему из нас – двоюродному брату Якову. Моня был младше меня на два с половиной года. В описываемом в этой главе времени, он не участвовал в наших проделках, хотя в ряде случаев он был готов идти с нами на любые риски. Мы с Сэмом его очень любили. Это, во-первых, а во-вторых нам хватило разума понимать, что мы не можем включать его в команду, идущую совершать подвиги, в силу того, что он ещё не созрел для этого и у него нет необходимого опыта. В детстве он был тихим и исключительно дисциплинированным мальчиком. Я не помню, чтобы наши родители когда-нибудь его наказывали. В дальнейшем, пройдя через многие испытания, он стал одним из крупных деятелей атомной промышленности. Но, пожалуй, здесь я обязан сказать, что Моня проявил к нашим родителям беспрецедентную заботу. Он их любил, а они готовы были идти с ним на край света ради его успеха. Так и случилось: куда-бы его не посылали работать, они были с ним и его семьёй. Забота о его здоровье – это главный их приоритет. Папе было 73 года, когда он ушёл из жизни, а маме 94. Они похоронены в г. Навои, Узбекистан. Моня поставил им бронзовый памятник. На одной из плит выбита эпитафия, содержащая благодарность им, за то, что они дали нам жизнь и всю свою отдали нам до конца. Моня был необычайно умён и опытен. Он был награждён орденами и медалями. Последний раз мы виделись с ним в 1997г., когда он был в командировке в США. Уйдя на пенсию, он переехал в Подмосковье. Он ушёл из жизни в 2009г. Похоронен на кладбище в Москве.

Самуил Львовский

Яков Тродлер

Яков был старше нас с Сэмом почти на пять лет. Наши интересы, понятно, не совпадали. Когда мы с Сэмом пошли в пятый класс, Яков учился в десятом, а после окончания школы поступил в московский медицинский институт. В связи с началом войны ему, студенту 5-го курса, присвоили звание военврач 3-го ранга. Он прошёл всю войну от первого до последнего дня. Закончил он войну начальником полевого госпиталя в звании подполковника. Имеет награды: четыре ордена и боевые медали. В конце 80-годов репатриировался с семьёй в Израиль. Несколько лет тому назад он ушёл из жизни. Похоронен в г. Хайфе.

Глава вторая Голод. Голодомор

В этой главе, в отличие от предыдущей, я вовсе не герой описываемых в ней исторических фактов. Я скорее являюсь свидетелем отдельных событий, которые происходили в нашем небольшом провинциальном городе, где большинство жителей знали друг друга. Наш город-это микроскопическая часть СССР, и то, что имело место у нас в городе, в тридцатых годах являлось отражением процесса, который происходил в стране. Но в отличие от крупных городов, в таком маленьком городе, как Каган, любое событие становилось известным, особенно, если оно было печальным. Вообще в городе царили мир и толерантность. За все годы нашего проживания в городе произошло одно убийство на почве ревности и другое-во время ночного ограбления банка заезжими грабителями, когда были убиты два милиционера. Перед тем, как я перейду к описанию различных событий, происшедших в нашем городе, я намерен познакомить читателей более подробно с семьёй Рафаила и Эстер Догадкиных, моих дедушки и бабушки. У них было пятеро детей: Мехл, Фаня, Роза, Дора и Малка. Дедушка в 1918 г. был убит деникинцами на глазах детей при возвращении с ярмарки в своё местечко Покотилово, где они жили. Они напоролись на засаду. Бабушка была тяжело ранена ударом сабли в голову и никогда после этого не смогла оправиться от последствий ранения. Дедушка был учителем, и при его жизни у семьи не было особого достатка, а после его гибели и недееспособности бабушки семья начала испытывать серьёзные трудности и нуждалась в помощи. Однако большинство братьев и сестёр дедушки и бабушки: Догадкины, Корсунские и Шерманы ещё до первой мировой войны, опасаясь еврейских погромов, покинули Украину и уехали в Палестину, Америку и Аргентину. Мама мне рассказывала, что после революции они ещё несколько лет оказывали помощь бабушке. Впоследствии бабушка Эстер до самой кончины в 1936 г. жила в нашей семье. Мой папа относился к ней с большим уважением и обеспечивал её кошерными продуктами, поскольку она была глубоко религиозным человеком. Он следил, чтобы никто не прикасался к её посуде. Теперь возникает естественный вопрос: каким образом наша семья оказалась в городе Кагане. Ответ связан с историей семьи дяди Мойсея Тродлера. После трагических событий, в результате которых погиб мой дедушка и тяжело ранена бабушка и истечения траура, тётя Фаня вышла замуж за дядю Мойсея и уехала с ним на его родину в г. Тальное, Украина. Город известен тем, что в нём родился Миша Эльман, великий российский и американский скрипач (1891г.–1967г.). Там дядя Мойсей обучился профессии шорника. Гражданская война, разруха, конкуренция и другие объективные причины заставили молодую семью, живущую на грани крайней бедности и где родился первенец Яков, задуматься о будущем. На первый план вышла Средняя Азия, куда устремились в своё время евреи от страшных еврейских погромов, происходивших на Украине. В числе них были родные сёстры дяди Мойсея: Ида Финаревская и Рыся Сасевич, проживавшими со своими семьями в городе Кагане. Они и их дети проживали в этом городе в достатке, имели работу и пользовались уважением горожан. После длительной переписки, выяснилось, что специальность шорника исключительно дефицитна и востребована, особенно в городе Бухаре. После недолгих сборов семья дяди отправилась в дальние края за счастьем, убегая от бедности и отсутствия каких-либо перспектив на будущее. В Бухаре дядя с помощью свох сестёр покупает помещение, которое было раположено в нескольких шагах от центральной станции извозчиков. Он закупает необходимое оборудование и инструменты и создаёт мастерскую по изготовлению и ремонту конских сбруй и других аксессуаров для управления конями. Пошли заказы и вскоре дядя вернул долги. На многие годы он был обеспечен работой, которая дала его семье достаток и благополучие до момента, пока не началась автомобилизация всей страны. О последствиях этого я упомянул в Главе Первой. Закрепление семьи Тродлер на «новой земле» фактически создало плацдарм для переселения части семьи Догадкиных, которые крайне нуждались в перемене мест. Следующей после тёти Фани уехала из Покотилово тётя Роза, вышедшая замуж за Володю (Велвл) Загребельского. Они уехали в г. Бухару и стали заниматься мелкой торговлей, которая приносила им доход, достаточный для нормальной жизни. Был НЭП и никаких препятствий для среднего и мелкого бизнеса не было. Наконец, очередь дошла до моей семьи. Мои папа и мама жили с родителями папы. В семье сложились тяжёлые отношения между мамой и свекровью, по вине которой погиб первенец Рафаил-она его случайно выронила. Мама снова была в положении и стремилась уйти от опеки и зависимости от родителей папы. Но папа не имел никакой специальности, кроме хлебопашества. Найти самую простую работу в местечке Тишковка практически было невозможно. Они отчаянно искали выход. И в этот момент пришло письмо от тёти Фани, в котором она приглашала приехать нашей семье к ним и готова выслать деньги для приобретения билетов на поезд. Родители поняли, что упускать такой шанс они не имеют право. Но беременность мамы не позволяло ей пуститься в опасное и крайне рискованное путешествие. Сама мысль потерять второго ребёнка была для неё невыносимой. Поэтому было принято решение, что папа поедет один, и, если ему удастся устроиться на работу, то он после моего рождения заберёт нас с мамой к себе. Вскоре он уехал. Перед отъездом, он обратился к родителям с просьбой не обижать маму. После отъезда папы мама научилась пользоваться швейной машиной «Зингер» и делать выкройки. Неожиданно, она стала белошвейкой. Теперь она могла обшивать всю семью, а она была большая: у папы были три брата и сестра. По приезде в Каган, папа записался в очередь на трудоустройство в «Доме Труда». Каждый день он приходил в это заведение, но ему ничего не предлагали. Безработица была страшная. Наконец, ему предложили работу в качестве уборщика на скотобойне. Никто не хотел соглашаться на подобную работу. Папа, не колеблясь, согласился – он не брезговал работать на любой работе, хоть ассенизатором. На следующий день папа прибыл на скотобойню, которая находилась примерно в километре от окраины города. Там ему объяснили, в чём состоят его обязанности, дали ему какие-то предметы для уборки и показали, где подключён шланг для полива цементного пола. Папа приступил к работе. Через какое-то время, руководство, заметив его исключительно добросовестную работу, решило поставить его учеником к раздельщику туш. И не ошиблись: впоследствии он стал одним из лучших среди раздельщиков и рубщиков туш в городе. Постепенно возникли условия для нашего с мамой переезда в Каган. Ближе к осени 1925 г. мы приехали в город Каган. Папа встретил нас на вокзале и отвёз в квартиру, состоящую из двух небольших комнат и кухни. Это был предел их мечтаний. Наш дом был расположен напротив городского парка. Летом 1926 г. родился мой брат Самуил (Моня). Таким образом, письмо тёти Фани с приглашением переехать к ним, т.е. в Среднюю Азию, спасло жизнь нашей семье. Дядя Мехл и тётя Дора не воспользовались её приглашением, и это для них и их семей закончилось катастрофой. Это произошло почти двадцать лет спустя. Но кто мог подумать, кто мог знать? Замечу, что тётя Дора, вышедшая замуж за Иосифа Дульмана, сельского кузнеца, по-видимому, была уверена, что работа мужа станет гарантом благополучия семьи сейчас и в будущем. Это была трагическая ошибка. Теперь, когда читатель получил ответ на вопрос, каким образом наша семья оказалась в г. Кагане, я перейду к темам, перечисленным в заголовке настящей Главы. Голод подкрадывался очень медленно. Ещё долго в Бухаре по традиции с двенадцати до трёх часов дня, когда стояло пекло и почти не было покупателей, продавцы, покидая на это время магазины, двери не запирали, а просто опускали прозрачную занавеску или полог. Никому из жителей в голову не приходила мысль заглянуть в магазин, тем более, что-то похитить. Вспоминаю Бухару тех времён: в центре, недалеко от Ляби хауза, на пересечении главной улицы с поперечной и одинаковых построек на каждом углу, воздвигнут большой красивый полусферический купол, на вершине которого установлено небольшое цилиндрическое сооружение в узбекском стиле. В постройках располагались четыре разных магазина по продаже: колониальных товаров (с/х инструменты, скобяные товары, дёготь и т. д.), ковры, текстильные товары и одежда. Двери именно этих четырёх магазинов днём в указанный выше период не закрывались. Однако, всё это изменилось после начала тотального голода в СССР (1932 г. – 1933 г.), и первую очередь, на Украине и в Поволжье, откуда люди бежали в надежде найти спасение от голода и смерти. Вместе с ними бежали социально опасные преступники, которые рассчитывали хорошо поживиться на несчастье голодных и оборванных. Надо отдать должное узбекскому народу, проявившего исключительнное гостеприимство и доброту в отношении подавляющего числа беженцев, нуждающихся в еде и работе. Однако, прибывшие вместе с ними воры, грабители, убийцы решили воспользоваться этим и начали заниматься чёрным делом. Именно, в этот момент на дверях магазинов появились большие замки, которыми они запирались продавцами, перед их уходом на дневной перерыв. Тем самым, была нарушена местная многовековая традиция, основанная на доверии к человеку. Были случаи убийства и линчевания преступников, пойманных на месте преступления. В нашем городе, подобные преступления совершались крайне редко. Тревожное же ощущение наступления голода уже чувствовалось.

Г. Бухара. Под куполом видны магазины. Слева чайхана, в которой мы Иосифом Догадкиным в 1936 г. пили зелёный чай.

Постепенно из магазинов стали исчезать обычные продукты: соль, сахар, макароны, разные крупы, а также различные консервы. На базаре резко повысились цены на овощи, фрукты, молоко, масло. Практически и они стали не доступны. Самое печальное было то, что полностью исчезло хлопковое масло, которое производилось в самом городе. Когда стало нечего есть, самым вкусным блюдом стало масло, заправленное солью, в которое макали кусочки хлеба. В этот трудный период папа уже работал в ОРСе (Отдел Рабочего Снабежния) на хлопкоочистительном заводе в качестве снабженца и получал наравне со всеми скудный паёк. Попытка хищения продуктов пресекалась немедленно и жёстко. Папа изо всех сил старался поддерживать рабочих и ездил по бухарскому району в поисках продуктов. Благодаря старинной дружбе с местными продавцами скота, папе иногда удавалось купить за небольшую цену одну или две яловые коровы. Благодаря этому, рабочие завода периодически, примерно раз в месяц, получали порцию мяса. Другим источником получения мяса была охота на маленьких степных оленей-джейранов. Для этого требовалось получить строго ограниченную лицензию на их отстрел. Папа, вооруженный маузером, был организатором и участником охоты на этих маленьких оленей. На заводе отбирали несколько опытных охотников и на грузовой полуторке вместе с представителями власти-одним или двумя милиционерами, и папой отправлялись на ночную охоту в степях Кызыл кум. Машина носилась по степи с зажжёнными фарами и, если джейран попадал в освещённую полосу, то его судьба была решена: охотники стреляли без промаха. Когда количество отстреленных оленей достигала разрешённой, охота заканчивалась, охотники, а также сопровождающие их милиционеры возвращались в город. Сразу хочу отметить, что и тогда узбекские власти берегли фауну и не допускали никакого браконьерства. На всех дорогах, ведущих в места обитания этих быстро бегающих оленей – красавцев, были установлены вооружённые посты. Можно было не завидовать браконьерам-любителям оленины. Разрешение на охоту предприятиям выдавались крайне редко. Поэтому, получить такой деликатес как кусок оленнего мяса, расценивался как праздник. В то же время, положение с провиантом лишь ухудшалось. Практически есть было нечего. В это время, какому-то сердобольному деятелю пришла в голову «блестящая мысль»: кормить народ продуктами отхода производства хлопкового масла. При отжиме паровым прессом в повышенной температуре семян хлопка, содержащих масло, остаются спрессованные жмыховые пластины, которые быстро твердеют. Именно эти пластины стали выдавать по талонам в качестве питательного продукта. Сам по себе он был не привлекателен. Какое количество калорий, насколько он был полезен и какие возможные последствия от его употребления в действительности, никому не было известно. Но доминанта-спасение от голода, затмевала все возникшие вопросы. Эти пластины имели большую твёрдость и кушать их – это сломать зубы. Поэтому, их обычно разбивали кувалдой или большим молотком и шпарили горячей водой. Кувалды и молотки немедленно были сметены с прилавок хозяйственных магазинов. Не хочу драматизировать далее ситуацию. Голод наступил у нас, когда я учился в начальной школе. Никто не жаловались на голод, но внешний вид учеников выдавал признаки серьёзного недоедания. Но в нашей школе никто не погиб от голода. По-видимому, в каждой семье были какие-то резервы или дополнительные возможности, наконец, деньги, которые помогли выжить в это суровое время. Помню один случай, который остался в моей памяти. Я всегда очень любил селёдку и дрожал от нетерпения, когда её разрезали. Селёдка во время голода абсолютно исчезла с нашего стола. Однажды, я вернулся из школы, помыл руки и сел за стол, где уже сидели пять человек. Трое из них-Тётя Дора и двое её детей-беженцы из Украины. Мама подала мне тыквенный суп, в котором было несколько кусочков тыквы и несколько лапшинок, и маленький кусочек хлеба. Только я начал кушать суп, как мой братик Моня поделился со мной, что на закуску они съели по кусочку селёдки. Маленькую селёдку подарила соседка. Я обомлел, затем заглянул маме в глаза и увидел, что она смущена: она забыла обо мне, деля селёдку. Я встал из-за стола, зашёл в спальню и дал волю слезам. Через некоторое время мама зашла в спальню и первый раз в моей жизни извинилась и сказала, что она сохранила остатки селёдки и просит меня пройти к столу. Действительно, на розеточке лежала маленькая жабра со створкой. Мама склонилась надо мной и тихо сказала: возьми в рот и пососи. Селёдочный запах и вкус сделали своё дело. Я получил истинное наслаждение и забыл обиду. Как мало нужно было для этого. Прошло ещё какое-то время и положение стало исправляться: в наших краях голод постепенно стал уходить. Но он оставил в сознании людей неуверенность в завтрашнем дне, которая привела к массовому психозу-семьи начали заводить крупнорогатый скот, козлов, свиней, кроликов, птиц. Наш город не препятствовал этому, т. к. любой дом имел собственный двор и каждый жилец имел во дворе свой небольшой сарай. Тётя Фаня купила корову, полагая, что она даст много молока, как заверял её владелец. В действительности, она давала от силы, если у неё было хорошее настроение, четыре литра, а обычно менее трёх. Тем не менее, эта корова жила у тёти Фани много лет. Наша семья также поддалась общему настроению и завела кроликов. Я с ними дружил и когда папа выбирал кролика на обед, я уходил. До сих пор я обхожу стороной прилавки с тушками кроликов и не могу их есть. Со временем, когда на прилавках магазинов почти восстановился прежний ассортимент продуктов, люди успокоились и психоз сам по себе прошёл. Если объективно признаться, то голод в наших краях был несравненно слабее, чем на Украине и Поволжье, но огромный поток беженцев их вид и их рассказы сильно напугали жителей, особенно городов. Поэтому паническое настроение и ожидание худшего усугубляло психологическое состояние многих людей. В дальнейшем, часть беженцев вернулась, другая адаптировалась к местным условиям жизни и осталась жить в наших краях навсегда. Среди них были специалисты в различных отраслях, в том числе в просвещении, промышленности и т. д. Несомненно, они и их потомки способствовали развитию Средней Азии. Переходя к Голодомору, который лишь опосредовано коснулся нашей семьи, то о нём написано так много, что я ничего нового о нём добавить не могу. Читая материалы исследования, посвящённые Голодомору, я пришёл к выводу, что это было спланированное и осознанное убийство миллионов невинных людей: украинцев, русских, евреев и других. Практически мало кто, а точнее, никто не понёс наказание за эту человеческую трагедию. Во время Голодомора на Украине оставались две семьи Догадкиных: дяди Мехла и тёти Доры. Прежде, чем продолжить эту тему, я намерен познакомить читателей с двумя событиями, зафиксированными в моей детской памяти. Известно, что советская власть объявило войну всем религиозным конфессиям под лозунгом «религия это мракобесие и яд для народа». Борьба с мракобесием стремительно развивалась в течении всех двадцатых годов и затронула тридцатые годы двадцатого столетия. В г. Кагане были одна православная церковь и одна синагога. Что касается мечетей и других святынь, то я о них в то время ничего не знал. Деревянная церковь со звонницей находилась на окраине города, рядом с Главным почтамтом и Домом Труда. Церковь венчалась высокой конической конструкцией, на вершине которой был установлен большой крест. Церковь выглядела величественно. Я никогда не входил в церковь и не имею представление о её внутреннем убранстве. Когда я случайно находился вблизи, я видел входящих или выходящих людей, в основном преклонного возраста. Неожиданно по городу прошёл слух о том, что на следующий день намечен снос церкви. Наш дом был расположен на той же улице, что и главный почтамт и сравнительно недалеко от него. Когда я увидел большое число людей направляющихся в сторону церкви, я решил присоединиться к ним. Таким образом, я стал невольным свидетелем варварского разрушения церкви. Образовалась огромная толпа верующих, сочувствующих и просто любопытных, в числе которых был и я, маленький мальчик, не понимающий, что происходит. Толпа, где женщины были одеты во всём чёрном, а мужчины стояли на солнцепёке с непокрытой головой молча ждали, что произойдёт какое-то чудо. Но оно не произошло. Скоро, вдали стали слышны звуки стремительно приближающихся к церкви нескольких пожарных команд. Звук пожарных колоколов был слышен всё более явственнее. Среди прибывших трёх конных пожарных команд, была какая-то большая повозка, запряженная цугом тремя парами коней-битюгов. Все пожарные, несмотря на жару, были одеты в брезентовые робы, а на головах, начищенные до блеска, медные каски. До них к церкви прибыл наряд милиции на случай возникновения беспорядков. На повозке лежала бухта толстой пеньковой верёвки. Пожарные с помощью пожарной лестницы добрались до основания конуса и закрепили на нём верёвку. Второй конец верёвки прикрепили к повозке и она медленно начала двигаться. В какой-то момент лошади рванулись, и конус вместе с крестом рухнул на землю. Раздался страшный стон толпы, многие упали на колени, неистово молясь. Увидев всё это, я бросился бежать домой и быстро, сбивчиво рассказал маме о виденном. Я не видел, как разрушали саму церковь и звонницу. Однажды я был на месте, где располагалась церковь. Я увидел ровно расчищенную и утрамбованную площадку. Не осталось никаких признаков того, что на этом месте когда-то стояла большая красивая деревянная церковь. Что касается синагоги, то с ней поступили исключительно цивилизованно: синагогу просто отобрали у верующих и передали ОСОВИАХИМ’у. Полное название этой организации – Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству. Она была создана в 1927 г. по предложению Климента Ворошилова, наркома по военным и морским делам. Синагога располагалась на улице им. Ленина, сравнительно недалеко от нашего дома. Здание синагоги было одним из красивейших в городе. Мои родители были прихожанами этой синагоги. В отдельные праздничные дни они брали меня и Моню с собой в синагогу. После того, как у евреев отобрали их храм, евреи Кагана не отказались от исполнения религиозных обрядов и молитв. Для этого в городе возникли «тайные молельные дома», при этом местные власти делали вид, что им об этом ничего не известно. Такова судьба двух прекрасных религиозных храмов города, таков результат «борьбы с религиозным засильем и мракобесием». Сегодня, описанные события можно расценить как дикость. Но всё это в прошлом. Это пример борьбы советской власти с народом. Теперь хочу привести пример борьбы представителей узбекского народа с советской властью. Всем известно о существовании басмаческого движения, которое боролось с советской властью, особенно в годы всеобщей коллективизации, которая принуждала бедных крестьян-дехканов объединяться в колхозы. Басмачи жестоко расправлялись с активистами нового движения и представителями советской власти. Басмачи действовали по всей территории Узбекистана, в том числе в Бухарской области, главным образом в сельской местности. Но причём здесь Каган? По каким-то соображениям именно Каган был выбран местом проведения съезда дехканов. Скорее всего, организаторы съезда считали, что Каган-это как раз наиболее безопасное место. Это была трагическая ошибка. Охрана съезда состоялось всего из нескольких милиционеров. В день открытия съезда мы с братом играли рядом с домом. Мама сидела у входа в дом. Вдруг, услышав какой-то отдалённый шум, она мгновенно схватила нас в охапку и занесла в квартиру. Затем быстро выбежала наружу и закрыла ставни на окнах. Я же прилип к окну и через приличную щель в ставне стал наблюдать за дорогой, которая была в некотором отдалении от дома. Щель в ставне позволяла видеть сравнительно большой участок дороги. На этой дороге в нескольких сотнях метров находился Дом Труда, где проходил съезд. Через короткое время я увидел орущих, скачущих всадников с шашками наперерез. Они были одеты в узбекские халаты, а на головах высокие шапки, надвинутые на глаза. Сколько их было, я не знаю, но много. Мама, увидев меня у окна, потребовала уйти в глубину комнаты. Так мы просидели в полутьме какое-то время, боясь выйти из дома, чтобы узнать, что произошло, и попутно открыть ставни. И вдруг мы услышали топот лошадей и гиканье всадников, которые скакали в обратном направлении. Прошло ещё какое-то мгновение и шум стих. Только на следующий день мы узнали подробности кровавой драмы. Это была банда басмачей. Каков был её численный состав неизвестно. Но некоторые свидетели, видевших их в разных частях города посчитали, что их было от 20 до 25 всадников. Они сняли охрану, ворвались в большой зал, где проходил съезд, зарубили весь президиум до одного человека. Никого из перепуганных дехкан басмачи не тронули. В народе говорили, что они зарубили более 20 человек (не считая милиционеров, стоявших в охране), представителей власти. Их провожали с почётом. В траурной процессии принимало участие большое число горожан, а также представители областной, районной и городской власти. Такова была цена принудительной коллекти-визации. Судьба басмаческого движения известна: Красная армия его разгромила, а остатки банд ушли навсегда в Афганистан.

Глава третья Террор

Период с 1936 г. по 1938 г.-время перехода от детства к юности, был для меня крайне тяжёлым. Тогда я находился под гнётом неопределённости, а иногда безысходности. Осознание этого состояния души возрастало по мере взросления. Причина-возможный арест папы. Я паниковал, когда у дома появлялся милиционер. По наивности я думал, что именно они могут прийти и арестовать папу. В действительности, это делали другие дяди, одетые в штатском, и приезжали они на воронке, как правило, ночью. Тогда существовало ряд ритуалов ареста «политических противников» вождя, но я с ними не знаком. Аресты и незаметное исчезновение людей в нашем городе начались в 1936 г. Возможно, это происходило и в предыдущие годы, но мне лично об этом неизвестно. Когда раньше мы жили напротив городского парка, рядом с нами жила польская семья: отец, мать и два сына, один моего возраста, другой, намного старше. Вплотную с их домом располагалась большая мастерская по ремонту бытовой техники, которая принадлежала полякам. Мне кажется, что она была единственной в городе. Мастерская имела свою кузницу, пару небольших токарных станков и верстаки. На стенках располагались различные инструменты. Вечером, когда мастерская закрывалась, старший сын приглашал всех малышей из соседних домов в мастерскую и в полутьме рассказывал страшилки. Некоторые от испуга начинали плакать, а он получал от этого некое удовольствие. Именно с них начался террор. В одночасье, все они просто исчезли. Их добротный дом и мастерскую реквизировали. Весь город оцепенел. Ведь эта семья была известна всему городу, её услугами пользовались многие горожане. Да, они были угрюмыми, малоразговорчивыми, но это не причина для их ареста. Все ждали дальнейших событий. Начались аресты. Следующими подверглись аресту директор нашей школы и члены его семьи. Кажется, его фамилия Рокач. Он был венгром или венгерским евреем. Под его руководством школа стала лучшей в регионе. Сам он, как и его жена преподавали в старших классах. В школе в старших классах учились их дети. Директор был строгий, но справедливый. Об этом свидетельствует одно событие. Я взял в школьной библиотеке рекомендованное для чтения пособие по литературе, в котором содержалось помимо биографии русских поэтов также их отдельные поэмы и стихи. Это была достаточно толстая книга в красивом жёстком переплёте. Выдавали её на ограниченное время. Ученик нашего класса некий Карамышев попросил одолжить ему книгу на пару дней. Действительно, через два дня он вернул книгу. Перед тем как сдать её в библиотеку, я решил её перелистать, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. Каков был мой ужас, когда я увидел, что все портреты изуродованы: на изображении портретов, включая великих вождей, грубо чернилами нарисованы усы и бороды или они испачканы чернилами. Имеет место надругательства над вождями мирового пролетариата и великими русскими поэтами, т. е. имеет место факт вредительства. Понятно, что вся тяжесть ответственности ляжет на моих папу и маму. Я решил показать книгу маме. Она выслушала мой рассказ о том, каким образом книга оказалась у Карамышева, и спокойным голосом сказала: «Одевайся, пойдём в школу.» Я учился тогда в шестом классе, в первую смену. Примерно в четыре часа мы прошли в кабинет директора. К счастью, он в это время не имел урока. Мама спокойным голосом рассказала о цели нашего прихода. Она при этом добавила, что если она не будет удовлетворена решением, которое гарантирует снятие ответственности с ее сына за совершённое безобразие, то она будет вынуждена обратиться к прокурору. Понятно, что директору меньше всего хотелось встречаться с прокурором. Поэтому он уверен, что я никакого отношения к случившемуся не имею. Он заверил маму, что он тщательно разберётся со всей этой историей, пожелал нам всяческого добра и проводил нас до самых дверей школы. Через день на большой перемене меня пригласили к директору школы. Я поздоровался с директором, который предложил мне сесть на стул, стоящим перед его столом. Он попросил передать моей маме следующее: «Ваш сын в случившимся не виноват. Книгу разрисовал и, таким образом, её испортил, младший брат Карамышева. Родители последнего алкоголики и воспитанием детей не занимаются. Что касается самого Карамышева, то он переведён в другую школу». Этот крайне опасный инцидент завершился благополучно для нашей семьи. Мои родители были очень взволнованы, узнав об аресте директора школы. В 1935г., после продажи СССР Маньчжурии Китайской Восточной Железной дороги (КВЖД), сотрудники этой дороги стали возвращаться на родину. Это были высококвалифицированные специалисты по обслуживанию железных дорог и подвижного состава. Часть этих специалистов была направлена в г. Каган. Среди приезжих была семья по фамилии Осипенко, состоящая из четырёх человек: отца, матери и двух сыновей – школьников. Последних приняли в нашу школу. Они были очень высокими, на голову выше любого ученика. Старший посещал девятый класс, а младший седьмой класс. У того и другого имелись американские гоночные велосипеды. Они часто разъезжали по городу, вызывая восхищение и одновременно зависть. Семья жила замкнуто, дети не завели друзей в школе. Однажды, вся семья исчезла. Злые языки утверждали, что они были японскими шпионами. То же самое произошло с корейскими переселенцами с Дальнего Востока, которых считали пятой колонной. Сначала их было много, но затем все, за исключения единиц, были арестованы и увезены в неизвестном направлении. Надо сказать, что как семья Осипенко, так и корейцы быстро адаптировались к местным условиям и проявили себя хорошими и честными работниками. Здесь я хочу отметить одно важное обстоятельство. Город Каган находился далеко от центра с населением, в котором преобладали русские, с принятой в СССР структурой управления: Горком партии, Горисполком, городское управление НКВД, милиция, Центральный банк и т. д. По-видимому, по этой причине г. Каган стал местом ссылки или пересыльным пунктом для членов семей «врагов народа». Разумеется, не рядовых, а участников знаменитых процессов. Участники-это бывшие соратники вождя народов. Кроме того, в Каган отправляли в ссылку бывших крупных руководителей правительства Узбекской ССР. Я не знаю, по какой причине на Каган возложили эти функции, но предполагаю, что малочисленность населения, некая изолированность позволяли вести постоянную слежку за членами семей репрессированных «врагов народа». На нашей улице и на нашей стороне, между небольшим пустырём и огороженным «Пустым двором», куда свозили битую стеклянную тару и осколки оконного стекла, поодаль от тротуара стоял просторный кирпичный одноэтажный дом. Какое-то время он пустовал. Но однажды в нём появились обитатели. Они вели себя крайне замкнуто, и лишь в редких случаях на крыльце дома появлялся высокий мужчина средних лет. Он был одет опрятно и производил впечатление интеллигентного человека. Я обратил внимание на его несколько удлинённое лицо. В некоторых случаях, когда я проходил мимо, а дверь на короткое время оставалась открытой, то в глубине коридора можно было видеть женские фигуры. Как мне объяснили взрослые, эти ссыльные – близкие родственники Генриха Ягоды, бывшего наркома внутренних дел СССР, дело которого рассматривалось на Третьем Московском процессе, и согласно приговору он был расстрелян в марте 1938 года. Сколько времени родственники Ягоды находились в Кагане, я не помню, куда их перевели – не знаю. Дом, в котором они провели какое-то время, снова стоял безмолвным. Возвращаюсь к папе. Папа был молчаливым и немногословным человеком. Таким он был на работе и в обществе. Дома он иногда нарушал непреложный закон поведения и тогда долго беседовал с мамой, но только на идиш. Папа, в целом, вёл себя разумно и осторожно. Всё это помогло ему пережить трагические тридцатые годы. Даже недруги, которых у него почти не было, не могли настрочить на него донос, потому что он не давал для этого повода. Папа был заметной фигурой в небольшом городе, в котором мы жили, и страх быть репрессированным не проходил все эти годы. Он постоянно ждал ареста. И, если это не произошло, то такова была добрая воля Судьбы. В действительности, папа был последовательным и принципиальным антисталинистом. В нашем доме не было культа Сталина, потому-что о нём папа вслух никогда не говорил. А, если упоминал, то с презрением и ненавистью, чему я был свидетелем при разговоре папы с очень уважаемым мною человеком в 1950г. Тогда выражать подобные мысли было очень опасно. Папа пользовался доверием людей. В 1937г. директор завода, на котором работал папа, – А. Беляев, часто бывал в нашем доме (его семья жила в Ташкенте). До этого он был Начальником Госплана Узбекской ССР. Подозревая его в чём-то, столичные власти сняли его с работы и отправили в отстойник-город Каган, назначив директором хлопкоочистительного завода. А. Беляев был милым, интеллигентным человеком, крупным специалистом в области планирования. Однажды он пришёл к нам, чтобы попрощаться. Он ждал ареста. Они проговорили с папой всю ночь, лишь под утро он покинул наш дом. О чём они говорили, я не знаю. Вероятно, о чём-то важном, может-быть, об истоках террора, царившего в стране. Уходя, он оставил папе папку с документами, письмами, записями, фотографиями и попросил, в случае его ареста, передать всё это его семье. Через некоторое время он был арестован. О его судьбе ничего неизвестно. После его ареста папа сделал тайник в сарае, во дворе, и спрятал там папку. Затем, папа позвал меня в сарай, рассказал о папке и показал место, где она спрятана (спрятана она была надёжно). Он попросил меня сохранить всё, что я узнал, в глубокой тайне. Тогда папа не был уверен в своей безопасности. Спустя какое-то время папа, будучи в Ташкенте, пытался найти семью своего друга, чтобы выполнить его волю. Но сделать этого он не смог: семья была арестована и выслана в одно и то же время, что и глава семьи. О судьбе его семьи ничего не известно, но уверен, что они разделили печальную участь жертв сталинского террора. Хочу ещё раз повторить, что пишу только о фактах, свидетелем которых я был. Теперь о другом факте. Память мне подсказывает, что в 1936г. в Каган приехала семья, состоящая из четырёх человек: отец – Антонишкис, мать – Луговая и двои их детей – девочек. Антонишкис прибыл в Каган в качестве комиссара полка связи, расквартированного в нашем городе, а Луговая вскоре стала первым секретарём Горкома партии. Они были необычайно красивыми: он – высокий, стройный, с правильными чертами лица и большими рыжими усами; она – высокая, стройная, с красивым выражением лица. Так мне показалось, когда я их увидел в нашей школе. Они привели своих детей. Старшую определили в наш класс, а младшую в младший класс. Старшая, красивая девочка с копной огненно рыжих волос, вся в папу. Она была очень заводная, в её компании не было скучно. Однажды с ней произошла беда, она случайно упала в яму с горящим углём и очень сильно обожгла ноги, руки и частично лицо. Она долго лежала в больнице. После заживления обгоревших частей тела, она вернулась в школу. Она изменилась неузнаваемо. Мы всем классом ей помогали наверстать упущенное. Но к сожалению, через какое-то время её родители были арестованы, а дети куда-то пропали. Об их судьбе, я ничего не знаю. В пятом или шестом классе я познакомился и подружился с мальчиком из соседнего класса Оскаром Стружановым. Судя по некоторым признакам, он был из интеллигентной семьи и прекрасно воспитан. Мне общение с ним было не только интересным, он ввёл меня в мир, ранее неведомый для меня. Однажды, он пригласил меня в свой дом. Его семья жила в просторной квартире, расположенной недалеко от Главпочтамта, его отец был начальником этого учреждения. Лишь позже, я узнал, что старший Стружанов, высланный вместе с семьёй в Каган, ранее занимал высокий пост, скорее всего, в Москве. При посещении квартиры Стружановых,Оскар познакомил меня со своими родителями. Отец Оскара был намного старше его матери, небольшого роста, с приятным лицом. В его глазах светилась доброта. Он знакомился со мной как со взрослым и задал мне вопросы относительно меня лично и моей семьи. Судя по заданным вопросам, родители Оскара берегли его от влияния «пацанского общества» и им было не безразлично с кем он дружит. Наверное, выбор сына они одобрили. Квартира Оскара была богато обставлена. Но не это меня поразило. Мой новый друг достал большой чемодан с великолепной обшивкой-это был патефон. Когда он его открыл, меня ослепило внутренними блестящими деталями. На внутренней крышке патефона была прикреплена фирменная пластинка. Оскар прочитал мне вслух на английском языке, которым он владел свободно, то, что написано на пластинке и затем перевёл на русский. Я понял, что патефон имеет зарубежное происхождение. Я первый раз в жизни познакомился с подобной продукцией. Потом он завёл патефон, поставил пластинку и полились звуки танго. Тогда музыка поразила меня своими нежными звуками: ничего подобного я до этого не слышал. Я не помню название этого танго, но и сейчас слышу эту мелодию. Потом мы слушали и другую музыку. Оскар невольно приобщил меня к музыке. К громадному сожалению наша дружба внезапно оборвалась. Видимо, НКВД не забыл о «враге народа». Он был арестован и вся эта замечательная семья ушла в вечность. Я, прожив долгую жизнь, до сих пор помню Оскара и его родителей. Не понимаю, что должна была сделать эта семья, чтобы так зверски с ней поступить. Закончить эту скорбную главу я хочу напоминанием о близких дяди Мойсея Тродлера – его племянников Израйле Финаревском и Мироне Сасевиче. Израйль один из самых одарённых детей тёти Иды. Он был любимцем всей каганской семьи. Он любил бывать в нашем доме. В свой последний приезд он посетил наш дом, когда справлялся какой-то праздник. Тогда он был в ударе, пел под гитару, рассказывал анекдоты. Остроумный, компанейский, образованный, умница. Он учился в институте. Я запомнил его на всю жизнь. В конце тридцатых годов он по навету был арестован и осуждён. По моим сведениям, во время войны он попал в штрафной батальон и погиб в сражении. Светлая и добрая ему память. Мирон Сасевич был директором средней школы в городе Чарджоу. В тридцатых годах он был арестован как «враг народа» и сгинул в сталинских лагерях смерти. Все перечисленные имена в этой главе принадлежат реальным людям, которых я видел и с которыми общался. В моей детской памяти они остались навсегда. Сейчас, по прошествии почти восьмидесяти лет, я хочу задать вопрос истории: «В чём виноваты они и почему они уничтожены?». По моему мнению, причина в том, что в верхушке сталинского режима преобладали люди, обладающие двумя человеческими пороками: трусостью и звериной жестокостью. Не имея аргументов и не умея дискутировать со своим оппонентами, которые были на порядок умнее и опытнее их, они выбрали самый простой способ решения принципиального спора – убивать последних. Когда уходили навсегда те, с кем непосредственно общался и которые мне много дали, я поклялся никогда их не забывать. Вечная им память.

Глава четвёртая Холокост

Эта глава посвящатся жизни и трагической судьбе наших близких. Речь пойдёт о четырёх семьях: дяди Мехла Догадкина (1887 г. р.), его дочери Мани, тёти Доры (Двоси) Догадкиной-Дульман (1897 г. р.) и тёти Фриды Львовской, родной сестры моего папы. Дядя Мехл был дважды женат. С первоё женой, рано умершей от рака, они имели троих детей: Соломон (1913 г. р.) , Иосиф (1916 г. р.) и Маня (1919 г. р.). Вторично он женился на вдове, которая имела сына Арона (1924 г. р.) от первого брака. У них также была совместная дочь, кажется её звали Полиной (1927 г. р.). Примерно, в середине тридцатых годов по каким-то причинам: экономическим, семейным, или из-за отсутствия перспектив найти работу, Соломон, а затем Иосиф покинули отчий дом и приехали в г. Каган, где их приютили мои родители. Оба они окончили бухгалтерские курсы, и мой отец устроил их на работу. Мои родители не имели с ними никаких проблем: Соломон и Иосиф понимали, чем они обязаны моим родителям. Незадолго до войны Соломон познакомился с молодой женщиной из Ташкента и она стала его невестой. В конце лета должна была состояться свадьба. Он переехал в г. Ташкент, где нашёл работу по специальности. Но свадьба не состоялась из-за начала войны. В 1941 г. Соломон был призван в армию. На войну его провожали мама и тётя Роза. Вскоре он попал на западный фронт, будучи кавалеристом. Погиб он под Смоленском в 1942 г. Затем в армию был призван и Иосиф. Он прошёл почти всю войну, был тяжело ранен, лежал в госпитале. После госпиталя он некоторое время служил в армии, а затем демобилизовался в звании сержанта. Имел боевые награды. После войны он вернулся в Ташкент, устроился на работу. Впоследствии он стал главным бухгалтером крупной строительной организации и пользовался большим уважением. Он часто посещал моих родителей, которые жили в г. Навои, Узбекистан. Иосиф относился к ним с большой нежностью и теплотой – он никогда не забывал о той роли, которую они сыграли в его жизни и судьбе. Они отвечали ему взаимностью. Что касается Мани, то она окончила педагогический институт незадолго до начала войны, вышла замуж и родила ребёнка, звали его Фима. Она и её семья погибли во время Холокоста. Но об этом позже. Теперь я должен осветить одно важное событие с трагическими последствиями для всей нашей семьи. В годы Голодомора, к нам, гонимые голодом, приехали тётя Дора со своими детьми Ароном и Полиной. Хотя в то время голод добрался и до Кагана, тем не менее, они знали, что уже не погибнут от страшного голода, свирепствующего на Украине. Я не помню, сколько времени они прожили у нас, но полагаю, что не меньше года. Арон и Полина посещали школу и прилежно занимались, хотя испытывали трудности из-за слабого знания русского языка. Дома они учились в еврейской школе, но свободно говорили по-украински. Арон и Поля были прекрасно воспитанными детьми, весёлыми и очень дружелюбными. Были они очень скромными и никогда не жаловались на обстоятельства. С ними было интересно и легко. Через полтора–два года после отъезда тёти Доры с детьми, мы в составе всей нашей семьи приехали в Покотилово в гости к нашим родным. Нас встретили очень тепло и с большим радушием. Мы остановились у дяди Мехла. Дядя Мехл владел большим добротным домом, коровой или двумя и другой живностью, то есть в доме царил достаток. Я не знаю, кем работал дядя Мехл, но судя по всему он занимал какой-то заметный пост в Управлении села. Каждое утро нам подавали свеже – выпеченный хлеб, сметану, творог, молоко. Днём мы ходили с детьми купаться в местный водоём. Что касается семьи тёти Доры, то они, в отличие от дяди Мехла, жили в приземистой избе, обставленной очень скудно. Бросались в глаза бедность и скромность их бытия. Но порядок и чистота в избе были идеальными. Люди они были гордыми: не было уныния, и они не жаловались на свою судьбу. При знакомстве с дядей Иосифом Дульманом, я обратил внимание на то, что он был красив, очень высокого роста с мощной мускулатурой, он же был кузнецом. Он слегка хромал. Приветливый и очень добрый. Однажды при очередном посещении семьи тёти Доры, дядя Иосиф предложил мне показать его кузницу. Я очень обрадовался этому предложению, и мы с ним и Ароном направились к месту расположения кузницы. В кузнице дядя разжёг огонь, покачал меха и положил в огонь какую-то металлическую заготовку. Затем он подозвал меня и сказал: «Ты становись у мехов и качай их, а я буду ковать. То, что получится–это результат нашей совместной работы». Он выковал маленький ажурный предмет. Я же был горд своим участием в создании этого произведения искусства. Потом он мне показал выкованные им различные изделия, в том числе прекрасные ажурные решётки. Дядя, действительно, был профессионалом высокого класса. Тогда я ещё подумал, что когда вырасту, то может быть стану кузнецом, но посмотрев на свои хилые бицепсы, и понял, что это не моё. Я до сих пор помню дядю Иосифа – этого замечательного, тёплого человека. Крайне довольные гостеприимством, мы попрощались с нашими родственниками и оставив Покотилово, направились в г. Умань, где жила сестра папы – тётя Фрида со своей семьёй. Они встретили нас тепло и доброжелательно. Мы пробыли там недолго, познакомились с достопримечательностями города и отправились домой через Москву. Ранее родители планировали посетить местечко Тишковка, где жили родители и братья моего папы, но встретиться с ними в эту поездку не удалось, поскольку незадолго до нашего путешествия на Украину они покинули местечко, переехали на Донбасс и обосновались в городе Никитовка, где дедушка Фавел нашёл работу в качестве маляра–художника, а братья папы Матвей и Ефим стали шахтёрами. Третий брат папы Израиль ещё раннее оставил Тишковку и посвятил себя организацинно-хозяйственной деятельности, в которой он достиг больших успехов. С крестьянством было покончено навсегда. В конце марта или в начале апреля дядя Мехл неожиданно, без предварительного извещения приехал в Каган, чтобы встретиться с моими родителями и получить совет, как ему поступить в связи с угрозой войны. Её запах уже чувствовался, особенно в их краях. Появились слухи о преследовании немцами евреев на захваченных территориях. Он понимал, что, если он примет решение покинуть Покотилово, то мои родители несомненно помогут его семье и семье тёти Доры обустроиться в Кагане. Драматичность положения заключалась в том, что моих родителей в Кагане не было: в конце 1940 года они уехали в Ташкент, где обосновались. Я, как сейчас, помню тихие разговоры на идиш дяди Мойсея и тёти Фани с дядей Мехл. Мы все жили в одной большой комнате. Я делал вид, что читаю учебник, в действительности же внимательно слушал о чём они говорят и понимал смысл беседы. Дядя убеждал себя и своих собеседников в том, что немцы не могут плохо поступить с евреями. Тому свидетельство, утверждал дядя Мехл, поведение немцев в 1918 году, когда они окуппировали Украину, повсеместно прекратились еврейские погромы. Это обстоятельство крепко засело в его сознании. Он не мог или не хотел поверить в то, что немцы через 20 лет стали абсолютно другими. Это были безжалостные убийцы, современные гунны. Кроме того, он не застал моих родителей, такими, какими он себе их представлял: они были унижены, раздавлены, опустошены и выжаты из Кагана. И только за то, что папе приписали нарушение нового сталинского указа о прогулах: один из его многочиcленных подчинённых, хронический алкоголик, по пути на работу выпил и свалился в канаву, где и заснул. Кто-то из «доброжелателей» немедленно настукал. Папу сняли с работы, исключили из партии и устроили над ним показательный суд. До этого случая у папы никогда не было каких-либо дисцип-линарных взысканий. Он был безупречен и честен. Правда, суд ограничился условным наказанием, видя абсурдность ситуации. Защитником папы на суде был адвокат из Ташкента Николай Васильевич Телушкин – один из лучших адвокатов Узбекистана. Его блестящая речь, подобно речи Ф. Н. Плевако, произвела огромное впечатление и смутила судью. Он был вынужден дать папе самое минимальное наказание. Я не знаю, что творилось в душе дяди Мехла, когда он не застал моих родителей в Кагане. Дядя Мойсей и тётя Фаня не могли дать ему совета и оказать ему помощь в обустройстве его семьи в Кагане, поскольку они сами сидели на чемоданах и ждали, когда мы с Сэмом закончим 10-й класс. Мы все покидали Каган навсегда. Но, что мне врезалась в память, это настоятельные советы дяде Мехлу на обратном пути остановиться в Ташкенте и встретиться с моими родителями. Кто знает, что произошло бы после этой встречи. История не знает сослагательного наклонения. Дядя Мехл не воспользовался нашим советом и уехал на Украину, минуя Ташкент. Он ехал на встречу гибели своей, своей семьи и семьи родной сетры Доры.

Весной 1942 г. в огне Холокоста погибли:

Семья Мехла Догадкина, состоящая из четырёх человек,

Семья Иосифа Дульмана, состоящая из четырёх человек,

Семья Фриды Львовской, состоящая из пяти человек.

Семья Мани Догадкиной, состоящая из трёх человек.

Все 16 погибших находятся в списках жертв Холокоста в Музее Яд Вашем, Иерусалим.

Среди жертв Холокоста их потомков могли быть талантливые и гениальные люди. И вполне возможно, что среди них могли быть мои двоюродные братья и сёстры и их дети и внуки. Они могли бы сделать наш мир лучше.

В феврале 1942 года почти все оставшееся в оккупации еврейское население села Покотилово (около 300 человек) было расстреляны войсками вермахта.

Соломон Догадкин, солдат – погиб в 1942г. во Второй Мировой Войне.

Иосиф Догадкин, сержант – тяжело ранен во Второй Мировой Войне

Ефим Львовский, солдат – тяжело ранен во второй Мировой Войне.

Ниже приведен скорбный список только одной семьи Дульман-Догадкиных, погибшей в ХОЛОКОСТЕ. Он заимствован из многомиллионного списка его жертв, который хранится в Музее YAD VASHEM, Иерусалим Израиль.

Глава пятая Школа. Спорт. Начало войны

Учёба в школе – это один самых главных этапов в жизни любого человека. То же пережил и я. Об учёбе в начальной школе с первого до четвёртого классов описано в Первой главе. Следующие шесть лет учёбы, вплоть до её окончания я провёл в школе номер два города Кагана. Ранее, в тридцатых годах, она относилась к Комиссариату путей сообщения. В течение всех шести лет учения я старался быть прилежным, дисциплинированным учеником, ведущим себя относительно активно на уроках, часто поднимая руку. Способности средние, умеренно честолюбив. Никогда не приходил в школу, не выполнив домашние задания. Сам никогда не списывал с чужих тетрадей, однако списывать давал при условии, когда преподаватель не видит и не слышит подсказку ученику, находящемуся в затруднительном положении. В редких случаях попадался на подсказке, и тогда изгонялся из класса до окончания урока. Других мер наказания в отношении меня не применялись. Никаких серьёзных подвигов, учась в этой школе, не совершал, за исключением спортивных. То, что происходило в школе в период сталинского террора, описано в Главе третьей. В целом, школа выполняла свои функции превосходно, учебный процесс и дисциплина были на достаточно высоком уровне. Поэтому, многие горожане стремились посылать учиться своих детей в нашу школу. Высокий авторитет нашей школы – это заслуга как руководства, так и преподава-тельского состава. Можно с уверенностью сказать, что в нашей школе работали лучшие преподаватели города. Справедливым было бы вспомнить тех, кто прочно вошёл в мою память. Их много, но я ограничусь тремя, которые во многом определили моё будущее. После ареста директора школы Рокача, новым директором был назначен Павел Андреевич Андрианов. Он окончил Ленинградский Педагогический Институт и, по-видимому, по распределению был направлен в г. Каган. В школе он преподавал физику и географию. Внешне он был высоким и могучим мужчиной с умными, искрящими глазами. Однако, он обладал одним физическим недостатком: у него не изгибалась одна нога. Но это обстоятельство не мешало ему работать и заниматься силовыми упражнениями, благодаря которым он поддерживал хорошую форму. Высшее образование, полученное в одном из самых престижных институтов СССР, а также многолетнее проживание в Ленинграде, бывшей столице страны, с её многочисленными музеями, театрами, филармонией, многими историческими местами и поразительной архитектурой, позволили ему обогатить учебный процесс наглядными примерами. Его рассказы на уроках географии могли бы и сегодня слушаться с исключительно интересом. Часто он позволял себе сказать уместную шутку, которая вызывала общий смех, снимая скуку, навеянной невыносимой жарой. Приведу два примера. Однажды он рассказал нам о том, что существуют замки, которые можно открыть и закрыть без ключа. Такой замок снабжён специальным устройством, позволяющим набрать определённый набор цифр или букв. При совпадении их с заранее установленным кодом замок открывается. «Кстати, у меня есть такой висячий замок, который я приобрёл ещё в Ленинграде, и открывается он при наборе слова НЕВА», сказал Павел Андреевич. И здесь, как всегда, я заметил, что открыв тайну, он рискует быть ограбленным. Он быстро ответил: «Замок висит на уборной во дворе». Объясняя суть слова «аналогия», Павел Андреевич предложил ученикам дать примеры. Не успел он закончить фразу, как я поднял руку. «Мотя, ну!» Я понёс какую-то чепуху. Он внимательно выслушал и оценил мой пример следующим образом: «Жили два брата, один был известным скрипачом, а второй тоже умер».

26 Ноября 1938г. Восьмой класс.

Первый ряд: Фонарёва Ш., Эпштейн Н., Второй ряд: Марченко Ш., Немова Т., Тумасова Р.,

Гительмахер И., Хачикьянц В., Третий ряд: Самойлов В., Налётов К., Львовский М. ,Тродлер С., Лизунова Е. С., (куратор класса), Туниев С., Костин П.,

Четвёртый ряд: Сенькин В., Прояев П., Бегишев Р., Чудасов Г., Ермишин Н.

Последниё раз я видел его в 1964г., когда я и мой сын Миша приехали в город Навои, где жили мои родители и брат со своей семьёй. Моня тогда был главным инженером крупного завода, входящего в состав атомного комбината. В один из дней мы решили поехать в Каган, чтобы посетить живущих там родственников дяди Мойсея и познакомить наших детей со школой, в которой мы учились. Сели в монину просторную «Волгу» и отправились в Каган. По приезде в Каган, прежде всего, мы отправились в школу. Там мы встретились с директором школы, которая начала работать в ней за год или два до окончания мною десятого класса. Разумеется, мы с Моней её помнили.Мы знали, что она является женой Павла Андреевича, который на момент нашего посещения школы был уже на пенсии. Она вспомнила нас, и проявила нескрываемое радушие. Мы с Моней были удивлены и тронуты её осведомлённостью о нас. Практи-чески, она знала всё о нашей жизни и работе. Затем она привела нас сначала в класс, где я учился, и показала парту, за которой сидел. Когда мы вошли в класс, все встали. Директор объяснила цель прихода и представила нас. Говорила красивые и приятные слова в наш адрес. Раздались аплодисменты. Мы попрощались и пошли в класс, где учился Моня. Там нас также встретили тепло. Мы, растроганные таким приёмом, поблагодарили директора и спросили, не могли бы мы увидеть Павла Андреевича. Она, вытирая слёзы, а мы также не стеснялись своих слёз, сказала: «Он вас ждёт». Мы поехали на встречу с ним. Когда мы вошли во двор и направились к дому, проходя мимо отдельной постройки, мы услышали оттуда голос учителя: «Мотя и Моня заходите, я вас жду». Войдя в помещение и привыкнув к темноте, мы увидели Павла Андреевича. Он, патриарх, сидел в глубоком кресле. Его глаза по-прежнему излучали ум. Мы поочерёдно расцеловались с ним.

21 Июня 1941г. После окончания десятого класса.

Первый ряд: Савельев Н. И., Андриянов П. А., Львовский М., Шлюнд В. П.,? Ермишин Н.

Второй ряд: Немова Т., Прояев П., Ларина Ю., Тродлер С., Гительмахер И., Самойлов В., Эпштейн Н., Блантер Е. А.

Это была исключительно трогательная встреча, подробности которой я опускаю. К концу встречи возникло горькое чувство, что она последняя. Мы нежно попрощались и мысленно в этот момент подумали, что мы должны благодарить судьбу за то, что она подарила нам возможность общаться с этим необыкновенным, светлым человеком. Он был нашим мудрым учителем, и мы были ему во многом обязаны. В седьмом и восьмом классах урок литературы вела учительница по фамилии Бурлюк. В Каган она приехала не по доброй воле, а её доставили принудительно. Каган стал местом её временной или постоянной ссылки. Бурлюк была полной женщиной, но её бюст (имеется ввиду верхняя часть туловища и голова) был классическим. Думаю, что художник-портретист с большим удовольствием создал бы её портрет с названием «Дама из высшего света», 19–й век. Бурлюк-фамилия редкая, но имела ли преподавательница какие-либо родственные или опосредованные отношения к Давиду Бурлюку, известному художнику и поэту, не знаю. Но то, что она была из интеллигентной среды, ни у кого не вызывало сомнений. Что касается преподавания, то такого высокого уровня я практически не встречал. Она была исключительно вежлива, никогда не повышала голоса. Когда начинался урок литературы, класс замолкал. Был слышен полёт мухи или комара. При знакомстве с очередным поэтом она наизусть декламировала его стихи или большие отрывки из его поэм. Она учила нас правильно читать стихи и понимать иногда скрытый смысл отдельных строк. Потом мы все вместе обсуждали какое-либо стихотворение. Она задавала вопрос и внимательно следила за тем, кто первый поднял руку и именно ему предоставляла слово. Однажды, при разборе одного из стихотворений, преподавательница задала какой-то вопрос. Я, чтобы отличиться, первым поднял руку. Она заметила и сказала: «Львовский, отвечайте!». Я ответил, но она с улыбкой, с некоторой задержкой, произнесла: «Львовский, ты попал пальцем в … (естественное продолжение – НЕБО)», но я не дал ей закончить фразу и произнёс: «ЖОПУ». Произнёс это слово машинально и сам испугался. Класс замер и спустя некоторое время все повернули головы в мою сторону: В эту минуту преподавательница попросила всех повернуться лицом к ней и сказала следующее: «Согласно учению Ивана Петровича Павлова, великого русского учёного, нобелевского лауреата, Львовский рефлекторно повторил слово, которое обычно употребляют взрослые. Само это слово в его лексиконе отсутствует. Кто-нибудь, когда-нибудь слышал от него это слово в школе?» Все в классе хором закричали: «Нет!» «Считаю инцидент исчерпанным, и продолжим урок. Так, на чём мы закончили? У кого есть ответ?» Сегодня, когда это слово стало легальным, не является ругательным и может употребляться, возникает вопрос: «Может быть, не нужно было меня спасать, а наоборот воспользоваться моим случаем, и объявить это слово легальным?» Спустя некоторое время гениальная Фаина Георгиевна Раневская возмущалась: «Жопа есть, а слова нет!» Но тогда, во второй половине тридцатых годов, было не до шуток. Если бы этот случай дошёл до общест-венности, то неизвестно, чем бы это всё закочилось. Моя любимая преподавательница оригинально затуманила мозги учеников и увела их и меня тоже от этого события. Она заставила их громко сказать слово «НЕТ» и добилась своей цели. К большому сожаления, она не завершила свой курс. В один из дней она не явилась на урок. Говорили потом, что её перевили в другое место ссылки. СССР – громаден и мест ссылок, колоний и тюрем в нём не счесть. Я всю жизнь помнил и помню сейчас эту чудесную, милую, интеллигентную женщину-мою спасительницу и её потрясающие уроки.

Теперь я перейду к третьему учителю по математике, Ефиму Абрамовичу Блантеру. Мне кажется, что он учил нас алгебре, геометрии и тригонометрии, то ли начиная с восьмого класса, то ли с девятого. Он окончил Московский областной педагогический институт имени Крупской (ныне Московский государственный областной университет). По распределению его направили в г. Каган, конкретно в нашу школу. Несмотря на молодость и, казалось, отсутствие опыта общения с учениками, особенно, старших классов, он проявил себя вполне зрелым преподавателем. Он не допускал панибратства, равно относился ко всем ученикам класса, т. е., не имел любимчиков. Кроме этого, помимо преподавания дисциплин в соответствии с действующей программой, он проводил для желающих дополнительные занятия по углублённому изучению основ математики. Ефим Абрамович пользовался большим уважением всех учеников за его бескомпромиссность при оценке знаний. Приведу пример. Периодически в школе проводились контрольные работы по математике, содержание которых утверждалось управлением просвещения и доставлялось в закрытом пакете. Как правило, мне лично удавалось успешно справляться с контрольной работой. Но однажды я неверно решил одну из задач. Разумеется, это снижало общую оценку за полугодие. Учитель, бегло просмотрел ответы, и обнаружил ошибку в ответе. Он указал на неё, но я даже не пытался, зная его принципиальность, просить его внести исправления. Хотя такая возможность была. Я часто встречался с ним вне школы, он был одинок в городе и нуждался в общении. Это был другой человек: дружелюбный, с самыми разнообразными знаниями в различных областях науки, техники, искусства. Я впитывал как губка эти новые для меня знания. Полагаю, что эти вечерние беседы в городском парке окончательно закрепили моё увлечение техникой и предоопрелили выбор профессии. Вскоре, после начала войны тётя Фаня, дядя Мойсей, Сэм и я покинули Каган и переехали в Ташкент. Я соединился со своей семьёй, начались хлопоты, связанные с поступлением в институт. К сожалению, с отъездом была потерена связь с Ефимом Абрамовичем, и о его судьбе мне ничего не известно.

Теперь об увлечении спортом. В Кагане, в отличие от больших городов, было крайне ограниченные возможности для внешкольного культурного развития и развлечения, кроме спорта. Это стало возможным благодаря энтузиазму единственного дипломи-рованного спортивного специалиста в городе – Михаила Эммануиловича Эзрохина Он был многогранен, он мог учить мастерству во многих видах спорта: лёгкой атлетике, гимнастике, волейболу, футболу и даже боксу. А вот, например, в плавании он себя как тренер реализовать не мог, так как в городе не было как плавательного бассейна, так и приличной лужи, в которой можно было просто искупаться и научиться плавать саженками. Правда, недалеко от маслозавода был небольшой бассейн, в который сливалась тёплая вода, использованная для охлаждения какой-то заводской аппаратуры. Сам пруд имел форму круга диаметром максимум пятнадцать метров, а глубина меньше метра. Там городская малышня и отводила душу. Никого не смущало, что вода не чистая и к тому же тёплая. Тем не менее, именно там я научился плавать. Нам с Моней родители категорически запрещали даже приближаться к этому «бассейну». Но соблазн был столь велик, что никакие угрозы нас не останавливали, благо, что «бассейн» находился сравнительно недалеко от нашего дома. Несмотря на все ухищрения, маме всегда удавалось установить факт посещения «бассейна». Дело в том, что вода в нём содержала какие-то соли, полагаю не вредные. Стоило маме ногтём провести по коже, как на ней оставался специфический след. Это служило веским доказательством нарушения её табу. За этим следовало наказание.

К некоторым видам спорта я быстро потерял интерес, например, боксу и волейболу. В боксе моим кумиром был Джо Луис. Где-то я увидел его портрет в полной боксёрской форме. Он стоял в боевой стойке. Я понял, что это и есть главное в устрашении противника. Вечером, после занятий, в коридоре мы сооружали ринг: ставили четыре стойки и по периметру обвязывали их верёвкой. Ринг готов. Одев перчатки, разумеется взрослые, прошёл на ринг. Занял стойку Джо Луиса и решил, что к бою готов. Самое интересное, что моим противником был Сэм, который стоял на противоположной стороне ринга, выставив руки чуть выше пупка. Раздался гонг. Я, сохраняя боевую стойку, быстро пошёл на Сэма. Не знаю, что произошло, но я стал падать вперёд, головой ударился о неподвижную перчатку Сэма и упал как подкошенный. Всё поплыло. По-видимому, я был в нокауте. Я долго лежал, постепенно стал приходить в себя. Когда я открыл глаза, я увидел склонившегося надо мной Сэма, который плакал и повторял: «Не умирай, я не виноват». Сэм помог мне встать. Ещё некоторое время у меня кружилась голова. Когда я окончательно пришёл в себя, мы с Сэмом пошли домой. Это был первый и последний боксёрский бой. Боевая стойка Джо Луиса не помогла. Что касается волейбола, то из-за плохого зрения я часто пропускал мячи, и меня перестали приглашать на игру. Остались три вида спорта, где я мог себя проявить.

Когда мне было десять или одиннадцать лет, я где-то прочитал, что в Англии в футболе изобрели систему «Даблью». Затем мне удалось узнать в чём заключается суть этой новинки. Она заключается в особом расположении игроков на футбольном поле. Так, например, игроки нападения распологаются по схеме, напоминающей букву W, т. е. в центре центральный нападающий, левый и правый крайние нападающие на одной линии с центральным нападающим, а сзади два нападающих, распологаемых на одной линии ближе к центру. Защита также распологается по определённой схеме. Я с большим волнением всё это рассказал Михаилу Эммануиловичу и он одобрил мой план сыграть следующий матч с командой школы имени Чернышевского по системе «Даблью». На следующий день была собрана команда и я пояснил кто где стоит, а на себя взял функции центрального нападающего. Через пару дней на центральной площади города состоялся «матч века». Не буду утомлять читателя: матч закончился нашим полным разгромом. Мы проиграли со счётом 0:9. В данном случае теория была раздавлена практикой, в основе которой лежал принцип «куча мала». Меня из футбола изгнали и присвоили унизительную кличку «теоретик». На этом моя новаторская деятельность на ниве спорта была завершена. Но остались два вида спорта, где я продолжал тренироваться: лёгкая атлетика и гимнастика. В гимнастике я достиг средних результатов, и определённо накачал мускулы. Однако в последние два года учёбы я её забросил и больше к ней никогда не возвращался. Что касается лёгкой атлетики, то увлечение ею связано с очень далёкой историей.

В раннем детстве, шастая по улицам, и страдая от скуки, я постоянно искал новых приключений. Однажды, около нашего дома остановился маленький грузовичок с

Каган, 1938г. В первом ряду М. Э. Эзрохин, во втором ряду Сэм и я.

низкими бортами кузова. Меня разобрало любопытство, и я решил заглянуть в кузов, чтобы узнать, что же в нём находится. Как только я схватил руками край борта, автомобиль тронулся с места. Руки рефлекторно уцепились за край борта. Ноги еле касались земли. Чтобы меня не волочило по мостовой из булыжника, я был вынужден делать гигантские шаги, отталкиваясь носками ног. Проехав довольно приличное расстояние, наверно, несколько сот метров, автомобиль остановился. Шофер вышел из машины и направился в магазин. Я был свободен. Обескураженный, ничего не соображая, я вышел на тротуар и пошёл в обратную сторону. По пути я стал вспоминать детали произошедшего. Я не кричал, а сосредоточился лишь над одной доминирующей мыслью: не отпустить борт. Я интуитивно чувствовал, что если я отпущу борт, то неизбежно разобьюсь насмерть о мостовую. Подсознательно я на практике испытал закон инерции Ньютона. По мере приближения к дому шок и сопровождающая его внутренняя дрожь прошли, и я смог трезво ещё раз прокрутить в своем мозгу все детали этого события. Как ни странно, позабыв о страхе, который претерпел, я начал искать область рационального использования некоторых явлений, которые проявились в этом событии. Например, применение гигантских шагов при беге. Эту мысль я зафиксировал в своей памяти, но её внедрение я отложил на будущее, имея лично печальный опыт использования в спорте результатов своих научных исследований. В это время, мама вышла на крыльцо и позвала меня в дом. Я был свеж как огурчик, волнения прошли и она ничего не заметила. Я никогда не рассказывал никому об этой истории, боясь услышать от них крайние оценки этого события: от глупости до героизма. Лёгкой атлетикой я увлекался до девятого класса, сдав экзамен по программе «Готов к труду и обороне» второй ступени и получив красивый значок.

Начались учебные будни. Однако были проблемы другого рода. Я и Сэм постоянно хотели кушать. После переезда моих родителей в Ташкент в конце 1940г., мы с Сэмом остались на попечении тёти Фани. Однако, из-за коровы, подготовки к переезду в Ташкент и других крупных, средних и мелких текущих забот, тётя Фаня иногда забывала о нас с Сэмом. Однажды, когда уж очень хотелось кушать, я решил сварить себе манную кашу. После длительных поисков я нашёл кулёк с манной крупой, засыпал её в кастрюлю, залил молоком и начал варить кашу на керосинке. Честно говоря, у меня не было никакого кулинарного опыта. Не помню, как долго я её варил, но мне показалось, что она готова. Посыпав её сахаром, я приступил к еде. Был поздний вечер. Сэма дома не было, а я, покушав, вскоре лёг спать. Глубокой ночью я проснулся от сильных болей в животе. Появились позывы к рвоте. Я быстро выбежал во двор и уже остался там до самого утра. Всю ночь боль и рвота не отпускали меня. Лишь утром боль несколько утихла и я смог вернуться в дом. Измученный дикими болями, я в школу не пошёл, и целый день пролежал в кровати. Я мог это себе позволить, поскольку в этот день никаких контрольных работ не было. Мой первый кулинарный опыт, как видите, привёл к драматическому финалу. Я дал себе слово, что скорее умру от голода, чем повторю что-то подобное. Я до сих пор не понимаю, что стало причиной отравления. Вполне возможно, что вина за это лежит на манной крупе, изготовленной, по-видимому, в начале тридцатых годов, до начала всеобщего голода На самом деле я тётю Фаню очень любил. У меня нет никаких причин её в чём-то упрекнуть. В том, что случилось, виноват я сам. Насколько мне известно, она никогда физически в детстве не наказывала своих детей. Ко мне и Моне она относилась с теплотой и нежностью. Я никогда не слышал от неё грубого слова в свой адрес. Могу сказать, что только благодаря её настойчивости я продолжил учёбу в институте, в момент, когда я готов был идти в армию, фактичекски имея официальное освобождение от службы. Но это случилось в конце 1942 г.

Начались непрерывные контрольные работы. Мы готовились к выпускным экзаменам. Несмотря на занятость учебным процессом, 1941 год был для меня чрез-вычайно продуктивным в новаторских поисках. Первое «открытие», которое я сделал-это принцип радиолокации. Я был уверен, что если послать короткий радиосигнал, то он отразится от самолёта и вернётся. Таким образом, мы его запеленгуем и уничтожим. Мне, провинциальному «учёному-теоретику» не было известно, что это открытие почти 50 лет тому назад сделал Генрих Герц. Но моя наивность не знала предела. Для того, чтобы принцип радиолокации объектов был осуществлён потребовалось десятилетия научных поисков с участием величайших учёных и крупнейших специалистов в различных областях науки и техники. Откуда мне было знать это. Я до сих пор горжусь открытием, которое мне не принадлежит. Там же находится другое «открытие»-подземная газификация угля. Я не знаю, откуда у меня возникла эта идея. На первый взгляд кажется, что всё очень просто: превратить под землёй уголь в газ, который затем использовать в быту и промышленности. Эта утопическая идея не нашла реального применения. Но она мне запомнилась хотя бы потому, что о ней я рассказывал любому встречному. Большинство из них за спиной крутили пальцем у виска. Тем не менее, приятно вспомнить. Приближались выпускные экзамены, соответственно возрастало волнение. Начались экзамены. По всем предметам, кроме диктанта, я получил высокие оценки. Что касается диктанта, то при написании слов в них при проверке были обнаружены ошибки. Так, вместо правильного написания слова «видимость» я написал «видемость», в связи с чем мне за диктант была снижена оценка. Таким образом, я лишился золотого аттестата и золотой медали. Осталось ждать выпускного вечера. Он состоялся 21 Июня 1941г. В торжественной обстановке нам, окончившим среднюю школу, вручили аттестаты. Мне вручили серебренный аттестат, но без медали. Затем мы фотографировались. После всех официальных процедур нас пригласили в отдельный класс, где были накрыты столы с вином и закуской. Были произнесены прощальные речи, как со стороны преподавателей, так и выпускников. Прощальный вечер продол-жался до ночи, после чего мы покинули школу, в которой проучились много лет.

На следующий день я проснулся около двенадцати часов, испытывая жажду. Обычно, в доме хранилась бутылка минеральной или сельтерской воды. Но ни той, ни другой не нашёл. Пришлось одеться и направиться в ближайший магазин за водой. Магазин, был расположен за городским радиоузлом. По пути я подумал, что сначала зайду в магазин, а на обратном пути посещу моего приятеля, работающего оператором на узле. Так я и поступил. Когда вошёл в радиоузел, я увидел Павла, который стоял у стойки с радиоаппаратурой. Он, как обычно, настраивал радиоприёмник, с целью улучшить слышимость. В то время на всей территории СССР работала одна длинно-волновая станция имени Коминтерна. В Кагане слышимость была очень плохой из-за сильных помех. Увидев меня, он, сильно побледневший, сказал: «Матвей, война!» Я сначала не мог понять, о чём он говорит. Но он повторил: «Германия напала на нашу страну, теперь понял? Сейчас будут передавать обращение В. М. Молотова к народу. Подожди». Действительно, скоро через жуткие помехи мы услышали обращение В. М. Молотова к народу в связи с вероломным нападением Германии. Выслушав его речь, я почувствовал, что в голове крутится рой разных мыслей. Главная мысль-это та, что Германия будет разбита в считанные дни и это успокаивало. Другая-сможем ли мы выехать из Кагана, не закроют ли железные дороги. Попрощавшись с Павлом, я быстро отправился к дому. Дома я застал сонных от жары тётю Фаню, дядю Мойсея и спящего Сэма. Они не ведали, что происходит. Я им коротко растолковал о том, что произошло, и предложил ускорить сборы в связи с отъездом. Вечером, я решил пойти в парк в надежде встретить кого-нибудь из старших, чтобы побеседовать и понять, что же происходит на самом деле. На мою удачу я встретил в парке Е. А. Блантера, моего преподавателя. Здесь я вынужден отвлечься, чтобы вспомнить одно важное событие, которое имело место в марте или апреле 1941 года. Тогда в один из дней ко мне обратился Ефим Абрамович с таким неожиданным предложением: «Завтра в Доме железнодорожников состоится закрытая лекция представителя ЦК партии по вопросу текущих событий. У меня есть лишний билет. Составьте мне компанию. Думаю, вам будет тоже интересно его послушать.» Я без колебаний согласился. На следующий день, вечером мы встретились и вместе направились слушать лектора. Своё сообщение лектор начал с того, что всё услышанное здесь и сейчас, во избежание кривотолков, не подлежит распространению и обсуждению. Затем он перешёл к политическому обзору обстановки в мире и в стране. Но когда он перешёл к западным границам СССР, он неожиданно сообщил о возможности нападения Германии на нашу страну. «Имеются неопровержимые данные на этот счёт. Разумеется, наше правительство проявляет максимальную осторожность и по-прежнему выполняет свои обязательства, вытекающие из договора между двумя странами», заявил он. То есть, уже тогда, весной правительство знала о планах вероломного нападения и ничего не делало. Ефиму Абрамовичу и мне было трудно поверить, что Германия нападёт на нашу страну, где на всех её просторах звучит песня «Если завтра война…» На следующий день начались интенсивные сборы, упаковка вещей, мебели, посуды. Тётя Фаня продала корову. Постепенно мы отвозили на товарную станцию большие ящики и готовились к отъезду. Почти каждый день мы вечером встречались в парке в условленном месте с Ефимом Абрамовичем. Появились первые сообщения об отступлении наших войск. Мы расценили это как сознательное заманивание немцев в глубину, подобно тому, как поступил М. И. Кутузов. Как мы заблуждались! Вскоре после отправки багажа мы уехали. Никаких проблем с приобретением билетов на поезд мы не имели. Накануне отъезда я тепло попрощался с Ефимом Абрамовичем.

Глава шестая Учёба в институтах и сопутствующие эпизоды

По приезде в Ташкент выяснилось, что у нашей семьи есть домашний очаг-это полуподвальная квартира из двух крошечных комнат, причём одна из них проходная. В квартире отсутствовали кухня, туалет, газ и водопровод. Воду приходилось приносить самим: благо колонка с водой находилась на углу нашего трёхэтажного дома. Газ заменила керосинка. Туалет находился во дворе. Эту, так называемую, квартиру папе выделила швейная фабрика, куда он, после долгих поисков работы смог устроиться. Произошло это благодаря случайной встречи папы с директором швейной фабрики П. В. Епифановым, старым знакомым по Кагану. Они хорошо знали друг друга. Епифанов узнал о папиных трудностях и предложил ему работу в отделе снабжения фабрики. Папа с радостью принял предложение в вскоре приступил к работе. До этого мои родители были буквально на грани нищенствования: ни денег, ни продуктовых запасов. Теперь родители были счастливы, папа имел работу, а все мы кров. Моня окончил девять классов средней школы и готовился продолжить учёбу. Но война внесла серьёзные коррективы в наши жизненные планы, но об этом позже. На семейном совете было принято решение, согласно которому я обязан поступить в институт. Поскольку я мечтал стать инженером, то другого выбора, кроме как поступить в Среднеазиатский индустриальный институт, у меня не было. При поступлении в институт у меня также не было выбора инженерной специальности, поскольку меня принудительно направили учиться на вновь организованный факультет под названием «Автомобили и автомоби-льное хозяйство». Деканом этого факультета стал профессор, доктор технических наук из Одессы. Я не запомнил его фамилию, так как моё пребывание в этом институте было очень коротким.

В сентябре начались занятия, но спустя три или четыре недели занятия прервались в связи с тем, что всех студентов направили на сбор хлопка. После коротких сборов нас посадили в поезд и привезли на станцию Голодная степь (г. Мирзачуль). Станция находится приблизительно на полпути между Ташкентом и Самаркандом. В 1941г. это была небольшая станция с вокзалом, в котором были зал ожидания и буфет. На привокзальной площади, которая практически была пуста, нас ждали грузовые машины с тентами. По просёлочной дороге нас доставили в отдалённый колхоз, точнее на колхозный стан, где нас разместили в огромном деревянном строении. Нас, юношей, расположили слева от входа, а девушек-справа. Спали мы на матрасах, которые лежали на полу, причём между матрасом и полом были проложены циновки. Одеяло и подушку мы привезли с собой. Рано утром нас разбудили, дали нам скромный завтрак с чаем. После этого, нас собрали на стане и сообщили следующее: норма сбора хлопка тридцать килограмм в день; вокруг стана расположены большие поля с хлопком, поэтому каждый выбирает участок для сбора самостоятельно; собранный хлопок следует приносить на стан, где его взвесят и вес запишут в вашу графу в тетради; мешокдля доставки хлопка на стан и специальный мешок, закрепляемый на талии, получите у бригадира. Наконец, тот, кто соберёт более тридцати килограмм, получит премию в виде одной конфеты за каждый дополнительный килограмм. Первый секретарь обкома партии установил норму сбора хлопка для студентов – одна тонна и тот, кто её соберёт может ехать домой. Последняя информация меня очень заинтересовала. В это же утро мы пошли на поля собирать хлопок и я собрал за весь день шестнадцать килограммов хлопка. Собирал я хлопок на первом, ближайшем от стана участке. Здесь нужно заметить, что нам, студе-нтам, пришлось собирать хлопок после минимум четвёртого сбора. Поэтому на полях преобладали полураскрытые или вообще нераскрытые коробочки. Кроме того, стало холодать, был конец сентября. Извлекать хлопок из полураскрытых, довольно твёрдых, коробочек-процедура трудоёмкая и болезненная, поскольку края коробочек твёрдые и острые.

Я понял, что выполнить норму сбора крайне сложно. Я также понял, что на ближайших участках невозможно добиться высокой производительности сбора. Поэтому, я решил обследовать отдалённые участки. Правда, если я найду такие участки, то неизбежно столкнусь с другой проблемой: как доставить на стан тяжёлые мешки с собранным хлопком, поскольку расстояние между выбранным участком и станом может составить более километра. Но я был молод, спортивен и вынослив. В этот же вечер до захода солнца, я пошёл на поиски нужного участка, и представьте себе, и нашёл. Запомнил его, ориентируясь по направлению внешним объектам. Это был участок, где было сравнительно много полураскрытых и полностью раскрытых коробочек. На следующее утро, до завтрака я успел на этом участке собрать приличное количество хлопка. После завтрака я вернулся на участок и до обеда, и после обеда до ужина суммарно собрал около тридцати килограмм хлопка. Выяснилось, что на второй день я установил рекорд сбора. Была заведена новая традиция: рекордсмену по сбору предоставляется право пальнуть в воздух из берданки. Эту традицию я монополи-зировал до самого отъезда. Хороший участок позволяет получить солидную прибавку к результатам сбора. Но если пользоваться двумя руками для изъятия хлопка из одной коробочки, то прирост составляет меньше желаемого. Поэтому, я решил научиться собирать хлопок, вытягивая его двумя руками, из двух коробочек одновременно. Потребовался длительный тренинг, пока я в совершенстве не освоил этот метод. Он известен местным сборщикам хлопка, но не все его осваивают. Мне в этом отношении повезло. С этого момента, начал резко возрастать вес собранного хлопка. В один из дней мне удалось собрать за день восемьдесят пять килограммов хлопка. Это был рекорд. Через двадцать пять дней меня отвезли на станцию Голодная степь. Со мной вместе отбыл мой приятель Исаак Криц. Каким образом он добился такого же результата, я не знаю, но я был рад за него. Теперь, мы вместе возвращались домой.

Это был конец октября 1941г. То, что мы с ним увидели на станции, нас потрясло: весь вокзал, привокзальная площадь и всё пространство вокруг неё были заполнены людьми, сидящими на тюках и чемоданах. Было уже прохладно, поэтому они плотно прижимались друг к другу. Некоторые накидывали на себя пледы и одеяла. Нас с Исааком поразила тишина, которая стояла вокруг. Вскоре мы узнали, что большинство из них были эвакуированы из городов Украины. Живя на стане, мы не имели никакого представления о том, что происходит со страной. Мы были уверены, что война закончена. Однако, эвакуированные вернули нас к реальности. Они были измучены, испуганы и не понимали, что их ждёт в будущем. Мы прошли внутрь вокзала, закомпостировали билеты и стали ждать поезд на Ташкент. В середине ночи на станцию прибыл наш поезд. Мы оказались в плацкартном вагоне, где были свободные полки. Легли и вскоре мы заснули и проснулись, когда уже поезд прибыл в Ташкент. После почти месячного отсутствия я вернулся домой. Папы дома не было. Он был мобилизован в армию и отправлен на какой-то военный объект в районе г. Чирчика. Чем он занимался, я так и не узнал. Перед отъездом, папа приобрёл для нас (мама утверждала, что папа оставил мне подарок) тридцать чарджоуских дынь. Они лежали в спальне на полу и были накрыты ковром. Надо сказать, что в этот момент мама, я и Моня уже испытывали трудности с продуктами питания. Так что дыни были не лишними. До возобновления учёбы я часто гулял по городу и однажды встретил своего товарища по институту, который по какой-то причине получил освобождение от поездки на хлопковые плантации. Из беседы с ним я узнал, что в Ташкент эвакуирован Воронежский авиационный институт (ВАИ), который объявил набор новых студентов на два факультета: «Cамолётостроение» и «Моторостроение». Он добавил, что он сам забрал документы из Среднеазиатского индустриального института и подал их в ВАИ. Он посоветовал мне не мешкать и сделать то же самое. Меня привлекала авиационная специальность, но я был в нерешительности. Я стал ждать начала занятий в институте, Когда они начались, я был потрясён: из большого состава нашей группы на занятия пришли буквально несколько студентов. Я понял, что совершил ошибку, не послушав совета моего приятеля.

Сразу после окончания занятий я забрал аттестат и направился в ВАИ. Там я заполнил анкету и передал её вместе с аттестатом в приёмную комиссию. Через несколько дней меня пригласили в институт на собеседование. Меня экзаменовали два профессора, доктора наук: Николай Владимирович Ефимов, будущий академик АН СССР и Борис Абрамович Фукс. Они мне задали несколько вопросов по алгебре, геометрии и тригонометрии. Я очень волновался, тем не менее ответил на все вопросы правильно. И здесь Николай Владимирович сказал мне следующее: «Молодой человек, вы должны знать, что приём в наш институт завершён. Но, просматривая анкеты, мы решили отобрать несколько кандидатов, в том числе и вас, для собеседования. Просматривая вашу анкету, мы обнаружили грамматическую ошибку в вашем ответе на конкретный вопрос. Вполне возможно, что вы ранее это слово не применяли. Полагаю, что впредь вы учтёте этот факт. Ваши ответы по математике нас удовлетворили. Вы приняты в наш институт». «Спасибо, я постараюсь оправдать ваше доверие», сказал я. В этот момент я подумал, что судьба относится ко мне по доброму: она позволила мне вскочить на ступеньку последнего вагона уходящего поезда. Меньше, чем через год, я почувствовал последствия этого судьбоносного решения, но об этом позже. Я был зачислен на первый курс факультета «Моторостроение». Учитывая потери времени из-за эвакуации, дирекция института приняло решение уложить первый курс в один продлённый семестр. Время ежедневных занятий, соответственно, было продлено. Теперь, несколько слов о преподавательском составе. Помимо воронежских препода-вателей, в институте лекции и практические занятия вели преподаватели (профессора и доценты) из крупнейших институтов страны: МАИ, МАТИ, Ленинградского политехнического института и ряда других. Все, кто учился в нашем институте, при желании, а таких было достаточно, могли получить блестящее образование. Учёба началась и шла своим чередом. Поскольку дома у меня не было условий для выполнения заданий по начертательной геометрии и черчению, я обычно допоздна оставался в институте. Как-то в институте было вывешено объявление о том, что желающие участвовать в сооружении аэродинамической трубы должны записаться у товарища Швеца. Разумеется, я не пропустил такую возможность. По крайнем мере, я получил представление о назначении аэродинамической трубы и принципах её действия.

Вскоре в институте у меня появились друзья, наиболее близкими из них стали Моня (Михель) Розенгауз и Зусь Ройтенберг. Мы имели одинаковое понимание советских реалий, поэтому наши дружеские беседы продолжались часами и очень нас обогащали. В начале марта 1942г. некоторых студентов, подлежащих призыву осенью, пригласили в городской военкомат и предложили поступить в авиационное училище, располо-женное в г. Коканде. Учёба в авиационном училище и дальнейшая служба в авиационных частях была привлекательной. Поэтому желающих поступить в это училище оказалось достаточно много. В числе их оказались я и Сэм. Во время прохождения медицинской комиссии я начал проверку у офтальмолога. Пожилая женщина с очень умными и добрыми глазами, попросила, чтобы я показал ей свои очки. Я очень удивился её просьбе. Меня выдало сильное прищуривание. Я вынул из кармана очки и вручил ей. Она подошла к прибору для проверки стёкол и заявила: «У вас, молодой человек, минус пять диоптрий на обоих глазах. Я вас пропустить не могу. Вы свободны». Я попытался её уговорить. Но она была непреклонна и добавила: «Осенью вас пригласят на комиссию. К этому времени вы окончите первый курс. И вам, как образованному человеку, предложат что-то другое, а может вообще вас снимут с учёта. Прощайте. Идите учиться.»

Здесь я намерен рассказать о дальнейшей судьбе моего двоюродного брата Сэма. Он успешно прошёл комиссию, был признан годным для службы в авиационных частях и направлен для обучения в Харьковское авиационное училище связи, эвакуированное в г. Коканд, Узбекистан. Затем он был переведен в Чирчикское военное авиационное училище, которое готовило стрелков-бомбардиров. Начальником училища был Герой Советского Союза, генерал-майор Душкин Иван Иванович, участник многих военных сражений. Знаменит был тем, что во время испанской гражданской войны, он, будучи штурманом бомбардировщика, потопил немецкий крейсер, направив бомбу в его трубу. Далее, Сэма перевели для продолжения учёбы в Оренбургское авиационное училище, которое он окончил в конце лета 1945г. в звании лейтенанта. Тогда же он был демоби-лизован и вернулся в г. Ташкент. Он является участником войны, поскольку участвовал многократно в перегоне боевых самолётов непосредственно на фронтовые аэродромы. По прибытии в г. Ташкент он подал документы для продолжения учёбы в Средне-азиатский индустриальный институт. Поскольку до ухода в училище он на первом курсе ВАИ успел прослушать основные теоретические курсы, а по некоторым сдать экзамены, приёмная комиссия сочла возможным принять его сразу на второй курс. После окончания института, он работал по специальности, но затем перешёл на преподава-тельскую деятельность.

Одновременно я хочу осветить жизнь моего родного брата Самуила (Моню). Хотя в 1942г. ему исполнилось 16 лет, видя, что семья испытывает большие трудности, он решил отложить учёбу в школе и пойти работать. В это время, мама работала надомницей от швейной фабрики и шила рукавицы для фронта. Поэтому было решено, что Моня пойдёт работать на фабрику сначала учеником, что давало возможность получить продовольственную карточку, а потом мастером по ремонту швейных машин. Через сравнительно короткое время он прекрасно освоил эту специальность. В какой-то момент времени я серьёзно стал думать о его будущем. В конце 1943г. я узнал, что в нашем институте открываются курсы для подготовки будущих абитуриентов. Я немедленно обратился к начальнику курсов, я был знаком с ним, и попросил зачислить Моню на эти курсы. Я сознался в том, что он окончил лишь 9 классов. Он меня успокоил и сказал: «Ты себе представить не можешь, какие претенденты приходят к нам. Половина из них имеют поддельные аттестаты, купленные на Алаевском базаре. Значительная часть другой половины забыли, что такое алгебра. Поэтому я не уверен, что мы справимся с набором. По этой причине, я зачислю на курсы твоего брата». Мы вместе подошли к секретарю и он при мне дал ей соответствующие указания. Так Моня попал на эти курсы. Продолжительность курсов несколько месяцев, причём занятия проходили поздно вечером. После окончания курсов и упрощённых экзаменов он был принят на первый курс, тогда уже Ташкентского авиационного института. Он окончил первый курс, когда институт был расформирован. Как и большинство студентов, он мог продолжить учиться в других авиационных институтах страны, но он предпочёл остаться с родителями в Ташкенте. Продолжил он учёбу в Среднеазиатском индуст-риальном институте вместе со своим двоюродным братом Сэмом. После окончания института Моня был направлен на работу на Урал на предприятие атомной промышленности. Туда он поехал вместе с родителями. С этого момента, началась его блистательная карьера. Осенью я снова проходил комиссию. На этот раз я оказался годным, чтобы стать курсантом Высшего артиллерийского училища дальней артилле-рии, которое находилось в городе Алма Ата. Мне предложили идти домой и ждать повестку, ориентировочно в октябре. Я пришёл домой и всё рассказал маме. Мама открыла сундук и вынула оттуда небольшой мешок и сказала: «Я знала, что ты и папа рано или поздно уйдёте в армию. Поэтому, приготовила для вас два одинаковых мешка со стягивающими верёвочками и одинаковым содержанием. Теперь я вручаю тебе твой мешок». Я поцеловал маму и с её разрешения заглянул в мешок. В мешке находились: тёплые носки, варежки, носовые платки, алюминиевая посуда: кружка, тарелка, вилка и ложка и отдельно небольшой складной ножик. Кроме перечисленного, в мешке лежали: полотенце, коробочка с зубным порошком, зубная щётка, кусок мыла и маленький флакон тройного одеколона. Там же лежала коробочка с иголкой и катушки с нитками. Я был потрясён, увидев всё это. Я не мог понять, как и когда, при наших скудных возможностях, мама могла сделать солдатские мешки и наполнить их содержимым.

Далее произошли события, которые полностью изменили наши планы. После окончания первого курса, точнее удлинённого семестра, наш курс был направлен в недалеко расположенный от Ташкента совхоз для сбора овощей, главным образом, помидор, а также грецких орехов. В совхозе была большая плантация огромных ореховых деревьев. Мужчины, те, кто сбивал орехи с деревьев, а это опасное занятие, ушли на войну. Поэтому, руководство совхоза рассчитывало на помощь студентов. Из нашей группы вызвались заниматься этим опасным делом четыре или пять человек, включая меня. Тогдашняя технология добычи орехов была очень проста: держа в руках длинный шест размером не менее четырёх метров, залезаешь на дерево и забираешься почти до его вершины; там находишь два крепких сука, на которые ставишь ноги, и одновременно упираешься в ствол дерева. Далее, ударами шестом по нижераспо-ложенным веткам дерева сбиваются спелые орехи. Таким же образом обрабатываются кусты, расположенные ниже. Падая на землю, орехи освобождаются от зелёной оболочки, оставаясь целыми в жёсткой скорлупе. У меня с детства был большой опыт лазания по высоким деревьям, поэтому я не испытывал страха перед высотой. Что же касается работы с шестом, то здесь нужны расчёт, сноровка и осторожность. За всё время сбора орехов у меня не было ни одного опасного случая. Судьба меня берегла. Мои коллеги по сбору орехов не смогли освоить описанную технологию и отказались от участия в сборе урожая орехов практически на следующий день. В результате, осталось два сборщика: шестнадцатилетний сын бригадира и я. Вместе мы обработали почти все ореховые деревья. Бригадир относился ко мне с большим почтением и заботой. При отъезде он вручил мне тяжёлый мешок орехов. Орехи были не лишние в нашем скудном рационе.

После возвращения из совхоза мы имели две-три недели для отдыха перед началом занятий. В один их этих дней я получаю почтовую открытку, в которой приведено требование администрации института срочно явиться в Первый отдел без объяснения причины. В это время у нас в гостях была тётя Фаня. Показывая открытку маме и тёте, я решительно заявил, что в институт не пойду. Очевидно, намериваются меня куда-то послать собирать ещё что-то. Тётя Фаня молча выслушала мою речь и, неожиданно для меня сказала: «Как это ты не пойдёшь в институт? Ты уже знаешь, что тебе скажут? Я хочу, чтобы в нашей семье кто-то остался и учился. Я отдала двух моих сыновей в армию. Шлёма погиб, Иосиф на войне. Я не знаю о судьбе моих родных на Украине, боюсь, что их уже нет. Маня, я требую, чтобы Мотл завтра пошёл в институт и выслушал, что ему скажут. Я не прощу ему, если он этого не сделает. А за орехи спасибо. Давно их не ела.» На следующий день я пошёл в институт и направился в Первый отдел, так, как было указано в открытке. В окошечко я протянул студенческий билет. Сотрудница отдела проверила по списку и попросила подойти к боковой двери. Она открыла дверь и пригласила меня пройти в маленькую комнату и подождать. Через минуту она вернулась с неким документом. Кроме того, она принесла бланк и попросила после ознакомления расписаться в нём. Я начал читать документ. Я прочитал его дважды. Краткое содержание Документа: Изменения на фронтах Отечественной войны показывают, что в скором времени произойдёт перелом в пользу Красной Армии и СССР одержит победу над гитлеровской Германией. Нам предстоит после войны восстановить нашу промышленность. Во время войны СССР понёс огромные людские потери, в том числе, среди специалистов различных отраслей промышленности. С целью восстановления кадрового состава наиболее важных отраслей промышленности принято решение освободить от службы в армии студентов, начиная с окончивших первый курс авиационных институтов страны (в приказе перечислены также конкретные институты других профилей). Приказ подлежит к исполнению с момента его подписания. Приказ подписал Заместитель министра обороны СССР, Начальник Управления и укомплектования войск Красной Армии Генерал-полковник Щаденко Ефим Афанасьевич. Этот приказ разослан во все институты, указанные в приказе, и местные военкоматы, где расположены эти учебные заведения. После прочтения письма и заполнения бланка, сотрудница провела меня к начальнику отдела по фамилии Биан (имя и отчество не помню). Он задал мне вопрос: «Прочитал и понял?», «Да», ответил я. «На всякий случай предупреждаю, что, если придёт милиционер и вручит тебе повестку от военкомата, то забери её и принеси мне. Я объясню военкому, что значит для него не исполнять приказ. Может лишиться погон. А теперь иди и учись. Твои знания будут нужны стране. Желаю успехов в учёбе». Прошло с тех пор 75 лет. Я не могу найти объяснение феномена с тётей Фаней. Откуда она могла знать, что существуют объективные обстоятельства, которые изменят мою судьбу. Предчувствие, интуиция, не знаю. Я был знаком с ней с двух с половиной лет. С тех пор я её помню и никогда не забываю.

Дорогой читатель, я намерен вам рассказать о двух эпизодах, связанных с моим желанием развить свой культурный кругозор. Ведь я из провинциального города, где был лишь малюсенький цирк, пара кинотеатров и один дом культуры. Я жил около цирка. Однажды, когда мне ещё не было пяти лет, меня подозвал большой дядя и спросил: «Хочешь посмотреть выступление циркачей?», «Да!» заорал я. На мой крик выбежала мама. Дядя поговорил с мамой. Она согласилась с его просьбой при условии, что после представления он приведёт меня домой. Мы пришли в цирк, и он рассказал мне какую важную роль я должен исполнить. После того, как он завершит своё выступление, работая с большими тяжестями и направится к кулисам, я должен выскочить из-за кулис подбежать к самой большой штанге и её поднять над головой. Затем медленно её опустить и скрыться за кулисами. Когда я бежал к кулисам раздался смех и аплодисменты. Я до сих пор горжусь своим блестящим выступлением, хотя за него я ни званий, ни наград не получил. Дядя похвалил меня и отвёл к маме. Теперь снова возвращаюсь к двум эпизодам, о которых я говорил выше. Эти эпизоды имели место глубокой осенью 1943 года в славном городе Ташкенте. Начну с самого волнительного. В то время в оперном театре имени Я. М. Свердлова проводились ночные смешанные представления, в которых выступали известные писатели, артисты разного жанра. Среди выступавших были писатели Алексей Толстой, Михаил Шолохов, оперные певцы, набирающий популярность Аркадий Райкин с его МХЭТ и другие. Концерт начинался поздно вечером и заканчивался под утро. Попасть на такой концерт было очень трудно. Каким-то образом, мне удалось приобрести два самых дешёвых билета на одно из представлений. Накануне этого события из Чирчика приехал в короткий отпуск сержант Сэм. В день представления вечером мы собрались у нас дома. Чтобы придать респектабельный вид для такого случая, мы с Сэмом решили одеться в классические костюмы. Я оделся в отцовский костюм синего цвета, а Сэм в мой светлый. Я обращаю внимание именно на цвета костюмов, ибо они сыграют определённую роль в последующих событиях. Мама отгладила две безрукавки, которые в то время назывались финками; они были сшиты мамой из светло-жёлтого шёлка местного производства, очень похожего на ткань парашютного шёлка. Начистив до блеска ботинки, мы поздно вечером направились к театру. В театре мы забрались на галёрку откуда наблюдали действо, происходящее на сцене. Я не буду рассказывать о том, что происходило на сцене, а перейду к тому, что произошло во время первого антракта. Мы с Сэмом обратили внимание на лотерею, которая разыгрывала различные призы. Мы, располагая небольшими деньгами, решили принять участие в этой игре. Купив несколько лотерейных билетов, мы обнаружили, что на все билеты выпали выигрыши. Я выиграл почтовую открытку и напёрсток, а Сэм-что-то подобное. Стоимость выигрыша составляла не больше одной двадцатой от стоимости билета. Мы по наивности не обратили внимание на жульничество организаторов лотереи и поддались азарту. Именно на это организаторы и рассчитывали. Наша цель была выиграть один из больших тортов, которые были помещены под стеклянные колпаки, и угостить наших мам и братика. Это стало для нас идеей фикс.

Скоро деньги закончились. Я вспомнил, что дома сохранились небольшие остатки от стипендии. Недолго думая, мы приняли решение сбегать домой за этими деньгами. Расстояние между театром и моим домом можно было покрыть быстрым шагом за десять минут. Мы направились к выходу. В вестибюле к нам неожиданно подошёл милиционер и попросил предъявить документы. Я протянул студенческий билет, а Сэм, соответственно свой. Он внимательно ознакомился с нашими документами, и предложил отойти к стене. На все наши вопросы он отвечал стереотипно: «Пожалуйста, не волнуйтесь и подождите.» У нас создалось впечатление, что он сам не знает причину нашего задержания. Вскоре мы через окно увидели остановившийся напротив входа в театр большой лимузин ЗИЛ. Через несколько секунд в вестибюле появилась группа захвата, как мы позже поняли, во главе с человеком в кожанке. Он представился: «Я начальник уголовного розыска города Ташкента. Приглашаю вас пройти со мной к машине». Видя, что сопротивление бесполезно, мы, обескураженные происходящим, направились к машине. Нас привезли в городское управление милиции, провели в кабинет Начальника уголовного розыска. Он записал адреса нашего постоянного проживания и поручил своему сотруднику провести нас в следственный отдел. Мы сели напротив одного из кабинетов и стали ждать. Минут через тридцать из кабинета вышел крайне мрачный мужчина и обратился к нам с вопросом: «Кто из вас пойдёт на допрос?» Сэм резко отстранил меня в сторону и громко сказал: «Я!» и направился вслед за следователем в его кабинет. Позже он признался, что боялся, что я не выдержу допроса. Он также рассказал, что произошло в кабинете. Только он присел, как ввели через боковую дверь арестованного. Следователь встал и, держа в руках большую связку ключей и отмычек, подошёл к нему и задал какой-то вопрос. Последовал ответ, который не удовлетворил следователя, после чего, он со всего размаха ударил связкой в лицо несчастного. Во все стороны брызнула кровь. «Увести», сказал следователь милицио-неру. «Теперь займёмся тобой», сказал он. «Я понял, что эта жестокая сцена проделана с целью психологически заранее меня сломать», сказал Сэм. Допрос начался с заполнения анкеты. По мере заполнения, лицо следователя стало меняться с мрачного и сурового на смущённое и даже в какой-то степени растерянное. Особенно его смутило то, что Сэм является курсантом авиационного училища и имеет звание сержанта, а его брат-начальник полевого госпиталя и имеет звание майора или подполковника.

В это время в кабинет вошёл Начальник уголовного розыска и тихо сказал следо-вателю, чтобы тот сворачивал дело, и добавил, что он лично произвёл обыск в домах подозреваемых, а также допрос их родителей, и убедился, что они, то есть Сэм и я, никакого отношения к тому, ради чего была проведена операция, не имеют. Но он говорил так тихо, чтобы Сэм слышал. В то же время, Сэм так и не понял в чём, собст-венно, нас подозревали. Затем начальник уголовного розыска попросил Сэма захватить меня, сидящего в коридоре, и пройти к прокурору. Именно от него мы узнали все подробности. Прокурор встретил нас приветливо и стал рассказывать о цели прове-денной операции. Согласно его рассказу, произошло следующее: некоторое время тому назад была ограблена квартира главного инженера ташкентского авиационного завода №84. Во время ограбления были похищены многие ценные вещи, а также одежда. Среди одежды были рубашки, сшитые по заказу из парашютного шёлка светлых тонов. Именно в эти рубашки, по твёрдому убеждению, ограбленного, были одеты Сэм и я, когда он увидел нас на ночном концерте. Он позвонил в Уголовный розыск и потребовал немед-ленно выслать группу захвата. Он также сообщил, что подозреваемые задержаны. Наш прежде-временный уход за деньгами, лишь подтвердил его догадку, что именно мы и являемся грабителями. «Всё остальное вам известно»-завершил рассказ прокурор. «Какие могут быть последствия из-за незаконного задержания?»– спросил я. Он ответил: «Можете подать в суд. Но не советую, так как вас затаскают по судам, ведь это касается влиятельных людей. И время военное. Сейчас я готовлю постановление о прекращении дела о грабеже, поскольку, взяв в свои руки поиск грабителей, пострадавший вмешивается в нашу работу. Вы уже третьи, кого он подозревает. А нам приходится извиняться». Он попросил оставить ему рубашки для экспертизы. Через несколько дней нам их вернули. Перед уходом я спросил его, не будет ли наш арест считаться приводом. Он улыбнулся и ответил, что сделает всё, чтобы наши биографии не были запятнаны. Своё обещание он выполнил. Мы попрощались с прокурором и направились ко мне домой. Подходя к скверу, мы увидели, что нам навстречу идут заплаканные мамы. Мы их успокоили и заверили, что произошло недоразумение и дело закрыто. Первой стала рассказывать тётя Фаня. Ночью, когда они спали, она услышала стук в калитку. Она открыла калитку. На пороге стояли три человека, а один из них в кожанке. Он попросил разрешение войти. Пройдя в столовую, он сказал, что ты, Сэм, в безопасности и спросил в чём ты был одет. Я ответила, что когда ты уходил к моей сестре, ты был в военной форме. Увидев на столе фото, он спросил, кто на нем изображён. Я ответила, что это наш сын, он начальник полевого госпиталя. Они попрощались с нами и их старший, который был в кожанке, пообещал, что ты скоро вернёшься. Я не могла заснуть и когда стало светать, пошла к Мане. Мама начала свой рассказ с того, что сначала залаяла наша собака, а затем раздался стук в дверь. Я была дома одна, Моня работал в ночную смену. Я решила открыть дверь и когда открыла, то увидела трёх мужчин, один из которых был в кожаной тужурке. Он попросил увести собаку и позволить зайти в квартиру. Когда все расположились, он представился и начал задавать вопросы. «Куда пошёл ваш сын и в чём он был одет?» Я закричала: «Он жив?», Он ответил: «Жив, пожалуйста, дайте ответ на мой вопрос». Я ответила, что ты был одет в отцовский синий костюм и вместе со своим двоюродным братом пошёл на концерт в оперный театр. «Вы что-то путаете, ваш сын одет в синие брюки и светлый пиджак», сказал Начальник уголовного розыска. Откуда маме было знать, что мы с Сэмом поменялись пиджаками. «Тревога за жизнь наших детей не покидала», сказала мама. Затем, он задал второй вопрос: «В каких рубашках они были одеты?», спросил он. Я ответила, что ты и Сэм были одеты в жёлтых безрукавках, которые сшила сама. Он поднял брови, видимо, от удивления и задал вопрос: «Вы можете это доказать?» Я кивнула в ответ. С его разрешения я пошла в другую комнату , открыла сундук и достала отрез шёлка и одновременно захватила обрезки, оставшиеся после раскроя материала, из которого я сшила рубашки. Затем он задал ещё один вопрос: «Где и когда вы приобрели этот материал?» Я ему ответила: «Много лет тому назад, когда мы ещё жили в г. Кагане, мы с мужем поехали в Бухару на его служебной машине. Там я зашла в магазин, увидела этот материал из шёлка и купила два отреза на четыре рубашки, которые я собиралась сшить для моих детей и племянников. Некоторое время тому назад, просматривая содержимое сундука я наткнулась на эти отрезы. Вынула один, раскроила его и сшила рубашки. У моих детей не было выходных рубашек, а теперь будут, подумала я, когда шила». «Мне всё ясно. Спасибо и извините за вторжение. Ваши сын и племянник скоро вернутся.» Обращаясь к своим подчинённым, он добавил: «Собирайтесь, нам здесь делать нечего.» Таковы были рассказы наших мам. Можно понять их переживания. Они пришли в себя и начали успокаиваться только тогда, когда увидели нас живыми в пиджаках, одетых на голое тело. Так прошла ночь, которую мы планировали посвятить знакомству с высокой культурой. Если признаться честно, то это было не культурное мероприятие, а чисто коммерческое. Мы с Сэмом вряд ли извлекли бы что-нибудь из области культуры, но зато познали, почём фунт лиха.

В противовес этому эпизоду я расскажу о другом эпизоде, который произошёл в конце лета 1943г. Однажды, во второй половине дня, проходя через сквер в центре города, я услышал из большого репродуктора, закреплённого на столбе, чарующую музыку, сопровождающую пение женских и мужских голосов. Я понял, что транслируют какую-то оперу. Я сел на скамейку и стал слушать. Музыка настолько меня увлекла, что я решил отказаться от своих прежних намерений и дослушать оперу до конца. Прислушавшись к пению, я стал догадываться, что она исполняется на итальянском языке. Я прослушал её до конца. Лишь позже я узнал от моего знакомого, любителя музыки, что по радио передавали оперу Винченцо Беллини «Норма». Любителем музыки был мой новый приятель, студент пятого курса Моторост-роительного факультета Ася (Абрам Яковлевич) Черкез. Мы познакомились случайно. Он, разумеется, был старше меня не только по годам, но и по жизненному опыту. Весёлый, общительный, обаятельный, он в то же время никогда не подавлял своей исключительной эрудицией собеседников. Он, как-то незаметно стал моим учителем. Я многому у него учился, но, пожалуй, никто другой не дал мне так много в музыкальном образовании. Он фанатично любил музыку, обладал идеальным музыкаль-ным слухом. Казалось, не было такого музыкального произведения, которого он не знал. Он приобщал меня к музыке очень тактично. Однажды, во время обычной беседы, он сказал, что у него есть лишний билет на концерт симфонической музыки и он был бы рад, если я составлю ему компанию. Я поблагодарил его и тут же согласился. До этого момента я никогда не был на концертах симфонической музыки. По дороге на концерт он сообщил, что мы будем слушать классическую музыку в исполнении симфо-нического оркестра Комитета кинематографии. Во втором отделении будет исполнена шестая симфония П. И. Чайковского. Это программное музыкальное произведение, посвящённое жизни человека от рождения до смерти. По звучанию оркестра можно понять, какой этап жизни переживает человек. Прослушав симфонию, мы некоторое время сидели молча и, наверное, последними покинули концертный зал. Музыка на меня произвела огромное впечатление, особенно финал. Мы вместе посетили ещё два концерта симфонической музыки. На одном из них исполнялась Фантастическая симфония Гектара Берлиоза. Эта симфония также является программной, и её содержание пересказал мне Ася. В конце 1944г. он уехал в Москву на преддипломную практику, где защитил дипломный проект и не вернулся в Ташкент. Этого человека со светлой и доброй душой я помню до сих пор. Я ему многим обязан.

В 1945г. закончилась война. Заметно стал редеть преподавательский состав. Многие возвращались в центральные города, в свои институты, где они работали до эвакуации. Некоторые, выиграв конкурсы, уезжали с повышением в другие города. Мы, заканчивая пятый курс, практически этого не ощущали, и готовились к преддипломной практике, которая должна быть проведена в городе Казани.

Здесь я должен вернуться к эпизоду, чтобы снова поблагодарить судьбу за спасение моей жизни. На втором курсе учёбы нас, то есть студентов и студенток направили на работу в ночную смену с 12.00 часов ночи до 6.00 утра на завод “Ташсельмаш”, который с началом войны перешёл на выпуск военной продукции. Я был назначен старостой группы, которая состояла из 20–25 человек. Днём же мы продолжали учёбу, котораяначиналась в полдень. За время работы на заводе мы освоили ряд специа-льностей, в том числе литейщика. Эпизод, о котором расскажу, произошёл в литейном цеху. Участок, где я работал, отливал корпуса снарядов для 152 мм пушки, был отгорожен справа и слева бетонными стенами. Вдоль левой стены на расстоянии полуметра от неё был воздвигнут кирпичный барьер высотой менее полуметра. Перед печью, в которой плавился металл, висел большой воздухозаборник, прикреплённый к потолку посредством четырёх металлических тросов. Я находился рядом с барьером, спиной к печи в тот момент, когда одновременно оборвались оба троса, державшие противоположную сторону воздухозаборника. Край последнего, описав дугу, с грохотом ударился о стену, но по пути сильно толкнул меня в спину. После толчка, благодаря барьеру, я опрокинулся в пространство между ним и стеной. Я не понял, что произошло и лежал какое-то время неподвижно. Поскольку я стал не видим, раздался истошный крик: “Матвей погиб!”. Но я с этим не согласился: я был жив и невредим, за исключением нескольких царапин. Когда я встал и меня увидели литейщики и студенты раздались крики радости. После того, как все успокоились я обратился к бригадиру с вопросом: “Какую функцию несёт барьер?” Он ответил: “Не знаю.” Я тогда понял, что барьер спас мне жизнь, а воздвигла его Судьба.

Второй эпизод произошёл тогда, когда нашей группе была поручена сборка артилле-рийских тележек. Норма–десять тележек за смену. Работа была физически тяжёлая, и крайне ответственная. Любое отклонение от технологии сборки не допускалось и было наказуемо. Тем не менее руководсио цеха доверили сборку студентам-других исполнителей у них не было. В ту ночь бригада впервые производило сборку тележек. К окончанию смены все 10 тележек стояли вне цеха. С разрешения мастера группа покинула завод. Я и Лев Найфельд, задержались, чтобы убрать участок и разложить инструменты по секциям. Вдруг я увидел в углу участка детали шарового подшипника, которые при сборке не были установлены. Последствия были не предсказуемыми. Трудно передать какие чувства я испытывал в тот момент. Мы с Львом взяли инструменты, детали и побежали к тележкам. Мы знали, что в восемь утра начнётся военная приёмка тележек. У нас с ним было менее двух часов, чтобы устранить деффект. Нечеловеческими усилиями мы со Львом это сделали. В восемь утра пришёл военпред и после приёмки двух тележек он нас похвалил и отпустил домой. Мы еле передви-гались. К дому мы шли по пустынной улице. Неожиданно Лев что-то крикнул и тут же я увидел, что меня окружает банда грабителей. Чистильщиком у них был был малыш, который забрал у меня студенческий билет, пропуск, продовольственную карточку и ключи от квартиры. Когда они удалились метров на тридцать из-за угла появились два офицера ВВС, которые направлялись на аэродром. Я обратился к ним с просьбой помочь мне, студенту авиационного института, вернуть украденное. Мы вместе пустились в погоню за грабителями. Видя, что им не уйти, они, убегая, оставили на земле всё, что похитили. Я поблагодарил лётчиков за помощь. Они же пожелали мне успехов в учёбе.

Глава седьмая Преддипломная практика. Путешествие из казани в Ташкент

В августе 1945г., после завершения теоретических занятий по всем предметам, наш курс был направлен на преддипломную практику в город Казань на авиамоторостроительный завод №16. Наша группа состояла примерно из 25 студентов. Я был назначен старостой группы. Нас сопровождал старший преподаватель, который по прибытии в г. Казань исчез и появился почти через месяц, накануне возвращения домой. Перед отъездом, меня пригласил к себе заведующий кафедрой химии, доктор наук Петров Анатолий Александрович. Он обратился ко мне с личной просьбой привести из Казани три металлических баллона объёмом около полулитра каждый, заполненных под большим давлением чистым кислородом, и одновременно вручил мне письмо к начальнику химической лаборатории завода. Именно это обстоятельство стало причиной целого ряда происшествий на обратном пути домой, но к ним вернёмся позже. По прибытии поездом из Ташкента в Куйбышев, дальнейший путь до Казани мы совершили на пароходе по Волге. Это было истинное удовольствие: мы плыли на старинном речном корабле, обозревая изумительные волжские берега. По прибытии в г. Казань и устройстве в заводской гостинице, мы на следующее утро, оформив временные пропуска, всей группой направились в технологический отдел завода. Он занимал несколько больших помещений. В одном из них находился кабинет Главного технолога завода. Эта была огороженная не до потолка комната небольшого размера. Перед дверью на стуле сидел охранник в военной форме с погонами синего цвета. Вооружён он был винтовкой-трехлинейкой с пристыкованным штыком. Он проявлял полное равнодушие к окружающим людям и не препятствовал общению сотрудников отдела со своим начальником. Однако, куда бы не направлялся Главный технолог: на обед, на совещания, в места общего пользования, его обязательно сопровождал охранник. Сегодня нам предстояло познакомиться с живым «врагом народа». Ответственный от отдела за проведение практики, попросил нас выделить их своей группы трёх-четырёх человек для участия в беседе с Главным. Мы вошли в кабинет. За столом сидел человек, лет чуть старше пятидесяти, одетый в тёмно-синюю робу. Он встал, со всеми поздоровался. Внешне он был похож на Ю. Б. Харитона. Худощавое, продолговатое лицо, такие же глаза, но они показывали бесконечную скорбь и усталость. Он побеседовал с нами и познакомил нас программой преддипломной практики, которая продлится один месяц. Программа предусматривала разработку чертежей пресс-формы для штамповки простого металлического изделия и ознакомление с процессом производства авиационного двигателя. Опуская описание работы над чертежами, предпочитаю поделиться с читателями своими впечатлениями о самом заводе. Дело в том, что я уже имел достаточно длительный опыт работы на ташкентском большом оборонном заводе, созданном на базе завода «Ташсельмаш». При входе на казанский завод №16 вы сразу обращаете внимание на огромное одноэтажное здание, высота которого составляет порядка десяти метров, длина и ширина более трёхсот метров. В левом углу периметра здания возвышается многоэтажная башня, в которой расположены дирекция, управленческий аппарат и многочисленные отделы, в том числе и технологический. В последующие дни мы посетили литейный и кузнечные цеха, находящиеся на расстоянии несколько сот метров от основного корпуса, в котором под единой крышей расположены основные производственные и сборочные цеха. На его выходе был установлен продольный конвейер, состыкованный с поперечным конвейе-рами, по которым подаются соответствующие агрегаты для установки на двигателях. Над выходными воротами продольного конвейера висел огромный стрелочный указатель времени сборки двигателя. Это время в период нашего посещения сборочного конвейера составляло тридцать минут. То есть, завод при круглосуточной работе изготавливал 24 двигателя. Работники завода сказали мне, что наиболее важные станки и оборудование всех цехов завода поступили из США. Да и сам завод был перестроен в соответствии с американским проектом. Наибольшее впечатление на меня произвёл огромный американский станок с автоматическим управлением для осуществления процесса хонингования. Этот процесс крайне важен для окончательной доводки шеек коленчатого вала до нужной кондиции. Работа станка вызывала феерическое впечат-ление. От этого зрелища невозможно было оторваться-это была симфония инженерной мысли. Оператор-станочник просто наблюдал за показаниями приборов. Подходит конец преддипломной практики. Стали готовиться к отъезду. Но по какой-то причине задерживается получения баллонов с кислородом. Накануне отплытия выяснилось, что баллоны будут вручены лишь через несколько дней. Мне даже не приходила мысль уехать, не забрав баллоны. Поэтому я принял решение задержаться и ждать.

Неожиданно Михаил Тёмкин и Арнольд Кац согласились остаться со мной. Итак, я возвращаюсь домой не один, а вместе с моими друзьями. Лишь после приезда в Ташкент, я понял какое благородство и преданность проявили Михаил и Арнольд, не подозревая какие испытания нам всем предстоит пережить. На следующий день наша группа отправилась на речной вокзал, где погрузились на пароход, который доставил её в Куйбышев, а оттуда поездом в Ташкент. Только на третий день мы получили баллоны и рано утром следующего дня, не зная расписания плавания речных пароходов по Волге, отправились на речной вокзал. Приехав на вокзал, мы с огорчением узнали, что осенняя навигация завершена и вокзал закрыт. Обратившись к присутствующим с просьбой рассказать, каким образом мы можем попасть в Куйбышев, мы получили ответ: «Только через железнодорожную станцию Рузаевку, где проходят поезда на Куйбышев». Меньше всего нас радовала такая перспектива. Но выхода у нас не было. Мы направились на вокзал, где вскоре выяснили, что на Рузаевку поезда идут крайне редко. Обратились к дежурному по вокзалу с просьбой помочь нам уехать. Он нам пояснил, что поздно вечером будет пассажирский поезд, проходящий через Рузаевку, но гарантии, что в нём будут свободные места, он дать не может. Неожиданно он предложил на наше усмотрение вариант: «Через несколько часов из Казани в Рузаевку отправляется товаропассажирский поезд. Несколько пассажирских вагонов везут военных и я не могу вас туда посадить. Но в составе есть несколько товарных вагонов, перевозивших ранее скот, но переоборудованных для перевозки людей. Там есть деревянные скамейки, на которых можно поспать. Но предупреждаю, что в этих вагонах сохранился неприятный запах. Это я говорю с тем, чтобы вы меня потом не упрекали». Подумав, мы отказались от его предложения. Ехать в вагоне, в котором есть стойкие неприятные запахи-это уже слишком, тем более для «людей свысшим образованием». Можно было подумать, что мы из аристократической среды. Возможно, что это была ошибка. Но мы всё же рассчитывали на более комфортные условия поездки. Действительно, глубокой ночью в Казань прибыл транзитный поезд, в общем вагоне которого было три свободных места. Дежурный нас посадил в этот вагон. На самом деле, мы смогли лишь присесть на край нижней полки. Поэтому ни о каком сне не могло быть речи. Я уже не говорю, что в вагоне стояла невыносимая духота и соответствующая атмосфера. В Рузаевке мы сошли с поезда и первое, что мы сделали-сдали чемоданы в камеру хранения. От усталости мы буквально валились с ног. Вскоре, мы нашли дежурного по вокзалу и узнали у него, что вблизи от вокзала есть гостиница, но вряд ли мы туда попадём. Что касается поезда на Куйбышев, то здесь могут быть проблемы, так как поезда переполнены и если останавливаются, то буквально на одну-две минуты, чтобы высадить пассажиров. Ни о какой посадке речь не идёт. Мы не очень прислу-шались ко второй части его слов. Сейчас нам нужно было прилечь: мы не спали более суток. После беседы с дежурным мы направились в гостиницу. Последняя представляла собой небольшой деревянный дом. Войдя в него, мы представились и попросили нас приютить. Дежурная очень вежливо ответила, что в гостинице всего две или три комнаты (точно не помню), в каждой из которых всего несколько коек. Все они заняты командировочными, которые практически живут здесь постоянно. «Поэтому извините, ничем помочь вам не могу.» Другой гостиницы в городе нет. Недалеко от гостиницы мы заметили небольшой сквер. Мы направились к нему в надежде найти там скамейки, чтобы прилечь. Однако никаких скамеек там не было, но зато его небольшие участки были покрыты свежей травой. День был, на наше счастье, тёплый и мы решили лечь на траву. Миша и Арнольд легли и мгновенно заснули. Я же не мог сразу заснуть, лежал некоторое время обдумывая ситуацию, в которой мы оказались. Я начал предчувст-вовать недоброе. Но сон брал своё. Я заснул, но спал тревожно, просыпался от любого шороха. В какой-то момент я проснулся, и увидел как двое здоровых парней склонились над Арнольдом и его ощупывают. Я вскочил и заорал не своим голосом и тем самым обратил в бегство этих воров. Брошенный ими паспорт Арнольда лежал на траве. Все остальные вещи находились на месте, они не успели до них добраться. Мы поняли, что сейчас нам не до сна. Снова пошли на вокзал и после беседы с дежурным стало ясно, что только счастливый случай позволит выбраться из Рузаевки. Но этот случай не представлялся. Весь день мы провели на вокзале, наблюдая как поезда, гружённые военной техникой, и скорые пассажирские поезда на большой скорости проходят станцию на восток без остановки. Только тогда мы поняли, что пассажирские поезда забиты демобилизованными участниками войны, которые возвращаются с запада к себе на родину. Тем не менее, мы надеялись, что нам всё же повезёт. Приближалась ночь, и нам нужно было подумать о ночлеге, если к ночи мы не уедем. В поисках места ночлега мы обратили внимание, что буфетчица забирает из нижней части большого буфета всё, что там находилось, и оставляет дверцы открытыми. Это был шанс выспаться. Как только она ушла, мы быстро залезли в буфет, легли на нижнюю полку, прикрыли дверца и мгновенно заснули. Это было в полночь. Но счастье было недолгим. Я почувствовал, что кто-то меня трясёт. Очнувшись, я увидел двух милиционеров. Милиционер обратился ко мне: «Кто вы? Предъявите документы». Я протянул паспорт и студенческий билет. «Каким образом вы оказались здесь?» Я кратко объяснил. «Сочувствую, но здесь спать не положено» Пришлось разбудить моих товарищей. Мы вышли на перрон. Станция была хорошо освещена, благодаря чему мы увидели, что на запасном пути стоит длинный состав старых пассажирских вагонов. К составу ни сзади, ни спереди не был прицеплён паровоз. У нас мелькнула надежда, что если можно проникнуть хотя-бы в один вагон, то ночлег нам обеспечен. Мы быстрым шагом направились к составу. Первые несколько вагонов были закрыт и вдруг мы наткнулись на вагон с незапертой дверью. При беглом осмотре в условиях слабой освещённости мы установили, что в вагоне есть условия для ночного отдыха, в котором мы отчаянно нуждались. Особенно было приятно наличие запаха полыни, который отпугивает блох. Наверное, повсюду в вагоне были разбросаны веточки степной полыни. Мы расположились на нижних полках и мгновенно заснули. Было это около часа ночи. Мы спали беспробудно почти до шести часов утра, когда нас разбудил женский крик, переходящий в визг. Когда мы протёрли глаза, то увидели в вагоне толпу, состоящую из мужчин и женщин. Впоследствии мы узнали, что это была поездная бригада, сопровождающая этот состав. Сквозь непрерывный крик мы смогли понять в чём они нас подозревают. Оказывается, мы разграбили вагон, вывернув все электрические лампочки, разбили плафоны, сняли со стен и похитили какие-то вагонные аксессуары и так далее. Когда они вдоволь накричались, я им представился и объяснил почему мы оказались здесь. Они не поверили ни одному моему слову и потребовали пройти с ними в отдел железнодорожной милиции, расположенный на вокзале. Опасаясь, что мы можем сбежать, они взяли нас в кольцо. Так мы и шли. Прибыв в отдел и зайдя в кабинет начальника, члены бригады хором стали нас называть ворами и грабителями и потребовали нас арестовать. Мы стояли в стороне и молча слушали этот навет. Я внимательно наблюдал за начальником. Это был старший лейтенант или капитан с красивым, умным лицом. Выслушав эту абракада́бру, он потребовал замолчать всю бригаду и обратился к нам с вопросом: «Кто вы и почему вы оказались в этом вагоне?». На этот раз я подробно ответил на его вопрос. Кроме того, я добавил, что выполняю некую миссию, о которой я могу сообщить лично ему. В подобной экстремальной ситуации у человека с эвристическим мышлением может внезапно возникнуть мысль, как исправить ситуацию в свою пользу. У меня вроде проявились некоторые небольшие признаки эвристики. Он приказал всем покинуть его кабинет и подождать за дверью. Когда мы остались с ним вдвоём, я вынул свой допуск к секретной работе, отпечатанный на специальной бумаге с водяными знаками. Он прочитал и спросил: «Вы что-то везёте с собой?» Я кивнул. После нашего разговора он пригласил моих товарищей и всю бригаду. Далее он спокойным голосом заявил: «Эти люди никакого отношения не имеют к тому, в чём вы их обвиняете. Вам бы следовало извиниться перед ними. Но они не настаивают на этом. Поскольку вы занялись поиском воров, то продолжайте и дальше этим заниматься. Вы обязаны сами охранять социалистическое добро. До свидания, и уходите». Я искренне поблагодарил его. Он ответил: «Служба.» Это было утром.

Мы по-прежнему не знали, что нас ждёт днём, вечером, ночью. Никто ничего нам не обещает. Я боялся использовать тот же способ для психологического воздействия на начальство железнодорожной станции или вокзала с целью заставить их оказать нам помощь. Поэтому я целый день искал другой способ, который позволил бы нам уехать. На всякий случай, мы забрали из камеры хранения наши чемоданы. Приближалась третья ночь. И здесь мне пришла неожиданная мысль: послать телеграмму на имя начальника управления высшими учебными заведения Комиссариата авиационной промышленности Аржанникова с жалобой на местное руководство железной дороги, которое игнорирует третьи сутки наши просьбы об отправки нас в город Куйбышев с важной аппаратурой, которую мы везём из Казани. Соответственно, необходимо его срочное вмешательство. Когда уже ночью через Рузаевку прошли без остановки пара поездов и до утра пройдёт лишь один поезд, я решил действовать. Я понимал, что мои действия вряд ли принесут какой либо успех. Но попробовать нужно. Я подошёл к окошку почтового отделения, работающего круглосуточно, и попросил телеграфный бланк. Текст телеграммы я выучил наизусть. Я написал на бланке текст, протянул его телеграфистке и попросил отправить телеграмму немедленно. Она меня предупредила, что это будет дороже. «Не беспокойтесь, я оплачу.» ответил я. Взяв бланк в руки, она начала медленно читать написанный мною текст. Закончив читать, она неожиданно обращается ко мне: «Пожалуйста, подождите.» Встала и быстро куда-то ушла. Через короткое время она возвращается с мужчиной в железнодорожной форме. Это был заместитель начальника станции. Он поздоровался со мной и сказал следующее: «Сегодня я впервые после отпуска вышел на работу и поэтому незнаком с вашей проблемой. Скоро через нашу станцию пройдёт скорый поезд, и я вас посажу в мягкий вагон, но в проходе. Я беру ответственность на себя, ибо остановка этого поезда в Рузаевке не предусмотрена. Надеюсь, что вы ко мне лично претензии не имеете. Пожалуйста, бланк заберите. Нам и так хватает неприятностей. Через полчаса выходите на перон. У нас в распоряжении будет ровно одна минута. Желаю вам успеха». Я был вынужден признаться, что нам сказочно повезло. Мы впервые встретили здесь настоящего порядочного и благородного человека. Невольно и телеграфистка оказалась нашей благоде. Я горячо поблагодарил их. У меня выступили слёзы. Через полчаса мы сидели на откидных стульях в проходе мягкого вагона. Была глубокая ночь. Практически мы провели в Рузаевке трое суток и почти не спали. Через семь часов мы прибыли в Куйбышев. Первой нашей заботой стало компостирование билетов на поезд Куйбышев-Ташкент. Но сделать нам это не удалось: большой зал, где расположены билетные кассы, был полностью заполнен людьми, более того, перед входом в зал стояла толпа желающих попасть туда. С трудом я нашёл дежурного по вокзалу и попросил его нам помочь. Он развёл руками, дав нам понять, что ничего сделать не может. Но из-за уважения к нам и миссии, которую мы выполняем, он готов нам подсказать, как можно уехать без компостирования билетов. Он провёл нас к поезду, благо состав стоял недалеко, открыл ключом дверь очень старого вагона (в составе все были такие же), впустил нас в вагон и предложил нам занять третью полку в одном из купе, которая не является пассажирским местом и поэтому не требует компостирования билетов. «Большого комфорта не обещаю, но половина зала будут вам завидовать», сказал наш провожающий. Мы от души его поблагодарили. Это произошло задолго до начала посадки пассажиров. Вскоре пришли два проводника, которые не обратили на нас ни какого внимания. Через несколько часов поезд Куйбышев-Ташкент, тронулся в путь, останавливаясь на всех станциях, больших, малых и разъездах, пропуская встречные поезда. Мы могли стоять длительное время, пропуская вперёд скоростные поезда. С отъездом из Куйбышева началась третья часть драмы под названием «Путешествие из Казани с остановками в Рузаевке и далее везде.» Ранее я ничего не говорил о нашем питании. Если быть точным, то за всё время путешествия мы испытывали полуголодное существование, особенно последние двое суток до прибытия в Ташкент. У нас троих было мало денег, и поэтому нам пришлось строго экономить во всём, и в первую очередь, на еде. В некоторые дни мы обходились куском булки и стаканом чая или лимонада. Для того, чтобы экономить силы, мы в основном лежали на своей полке и редко с неё спускались.

Однажды, при длительной остановке, когда в вагоне стояла тишина, я услышал очень слабый звук шипения. Я долго прислушивался, пока не убедился, что источник звука находится в чемодане. Мне показалось, что травит один из баллонов. Я выявил, какой из них, травит и извлёк его из чемодана. Рассматривая тщательно баллон, я понял, что без специального инструмента устранить утечку кислорода невозможно. Поэтому нужно было найти какой-то вариант нейтрализации этого дефекта. Самый лучший вариант-это удалить баллон из купе, поскольку я не знал, вредно ли вдыхание чистого атомарного кислорода, и какие могут быть последствия. Пассажиры, находящиеся на нижних полках могли закурить и тогда последствия могли быть непредсказуемы. Эти мысли не давали мне покоя. Я начал искать в вагоне безопасное место, куда можно спрятать баллон. В процессе поиска я обратил внимание на круглую чугунную печку, стоящую в углублении на выходе из вагона, немного смещённую вперёд по отношению к купе проводников, расположенное, напротив. В момент, когда их не было в купе, я заглянул в топку и увидел, что она наполовину заполнена деревянными брусками и щепками. Я понял, что нашёл идеальное место для укрытия баллона. На одной из остановок, когда проводников не было в вагоне, я взял баллон и поместил его глубоко в топку под брусками и щепками. Теперь я был спокоен. Вряд ли кому-то придёт в голову топить печку в жаркую погоду. Но я ошибся. Печка предназначалась не только для обогрева вагона, но и для готовки пищи. В верхней части печки было большое отверстие, закрытое цилиндрическими кольцами разного диаметра. При варке отдельные кольца, в зависимости от диаметра кастрюли или казана, удаляются, и днища этой посуды нагреваются непосредственно огнём. В один из дней поездки, когда мы приготовились отдыхать, раздался сильный хлопок и затем истошные крики обоих проводников, которые выпрыгнули из вагона, судя по несколько затухающему уровню криков. Я начал смутно догадываться, что причина в баллоне. Не теряя ни секунды, я спрыгнул с полки и устремился к печке, на которой стоял большой казан. Моя догадка подтвердилась. Я мгновенно разгрёб голыми руками уже сильно горевший костёр вынул тёплый баллон и устремился на своё место под потолком. Быстро открыл чемодан и вернул туда баллон. Я был уверен, что никто из пассажиров меня не видел. Но и здесь я заблуждался. Когда всё успокоилось и проводники вернулись в вагон, кто-то из пассажиров меня выдал. Проводники не стали меня в чём-то обвинять, и я успокоился, уверенный в том, что инцидент исчерпан. Проехав несколько небольших станций, на которых поезд останавливался, он прибыл на большую станцию. Через короткое время, мы с Мишей и Арнольдом спустились вниз с намерением выйти на перрон, чтобы пройтись, размять ноги и купить свежую газету. Через окно мы увидели, что к вагону направляются несколько милиционеров в сопровождении суетящихся вокруг них наших проводников.

Я сразу понял, что они пришли за мной. Все они вошли в вагон и подошли к нам. Один из проводников пальцем указал на меня. Руководил группой захвата преступника сам начальник станционного отделения милиции в чине майора. Это был полноватый казах с большими усами и добродушным лицом. Увидев нас троих, он слегка задумался. О чём он подумал, я не знаю. Он весьма вежливо попросил всех пройти в его кабинет в отделении. Повторилась та же картина, которая произошла в Рузаевке. Он сначала предоставил слово проводникам, которые на плохом русском и узбекском языках изложили суть обвинений в мой адрес, которая сводилась к тому, что я пытался взорвать вагон с пассажирами. После их выступления он предоставил слово мне. И здесь я решил использовать тактику поведения, которую я применил в Рузаевке. Обратился к нему с просьбой поговорить с ним наедине, поскольку речь пойдёт о государственных интере-сах. Он попросил всех выйти. Оставшись наедине, я показал ему справку о допуске к государственным секретам и одновременно сообщил ему, что везу с собой некие документы, с которыми не расстаюсь. Что касается условия поездки, то они выбраны сознательно из необходимости конспирации. К тому, в чём они обвиняют меня, я не имею никакого отношения. Он внимательно выслушал меня и пригласил всех зайти в кабинет. Далее он в резкой форме на узбекском языке что-то сказал им, от чего они оба побледнели и вытянулись в струнку. Затем на русском языке он добавил, что они обязаны доставить нас в полной безопасности в Ташкент и он лично за этим проследит. Я поблагодарил майора и мило с ним попрощался. С этого момента, мы стали с проводниками почти друзьями. Несколько раз они угощали нас зелённым чаем.

За полтора-два дня до прибытия в Тешкент, мы оказались в крайне критической ситуации: никаких продуктов, ни денег у нас не осталось. А есть хотелось ужасно. На одной из станций, мы с Мишей решили выйти прогуляться. Рядом с вокзалом, мы увидели небольшой базар. Наше внимание привлёкла большая гора огромных дынь. Мы подошли почти вплотную к ней, и тут продавец обратился ко мне с просьбой продать ему майку, которая была одета на мне и выглядывала из распахнутой рубашки. Кажется, судьба посылает нам спасение от голода. Я был готов отдать ему майку хотя бы за дыню. Я её снял с себя и протянул продавцу. Он был доволен и предложил выбрать любую дыню и в придачу предложил нам большую лепёшку. Мы с Мишей выбрали большую дыню и с трудом её донесли до вагона. Вскоре поезд тронулся и мы приступили к обеду, который состоял из большого куска дыни и небольшой доли лепёшки. Дыня оказалась спелой и очень вкусной. Мы посчитали, что дыни нам хватит до конца текущего дня и на завтра тоже. Теперь вернусь к майке. Майку сшила мне мама из больших обрезков белого материала. Она считала, что майку следует покрасить, тогда она будет иметь привлекательный вид. Не долго думая, она поехала на базар и купила оранжевую краску для покраски хлопчатобумажной ткани. Придя домой, она развела краску в воде согласно приложенной инструкции. Окрашенные майки, действительно, имели привлекательный вид. Но они имели существенный недостаток: они оставляли на теле следы краски даже после многократных стирок. Правда к моменту описываемых событий, майка оставляла на теле уже чуть заметные следы. Теперь читатель поймёт, почему я с лёгкостью расстался с майкой. Но никакой вины перед покупателем я не чувствовал, поскольку это был его выбор. Кроме того, на кону была жизнь трёх человек, могущих сделать что-то весьма полезное для человечества. Моя мама смотрела в корень: окрашенная ею в привлекательный цвет майки помогла нам избежать голода и благополучно доехать до дома.

Глава восьмая Ташкентско-Ленинградская эпопея. Продолжение учёбы. Получение диплома

После прохождения преддипломной практики в Казани и возвращении в Ташкент мы обнаружили, что нашего института больше нет. Потребовался всего один месяц, чтобы замечательный Воронежский, переименованный затем в Ташкентский авиацио-нный институт исчез с лица земли. Для нас это стала шоком. Мы испытывали чувство, как будто произошло стихийное бедствие, подобно землетрясению-земля разверзлась и поглотила институт. Но при ближайшем рассмотрении нам удалось обнаружить некие признаки жизни института. Здания института сохранились, но в аудиториях гулял ветер, в лабораториях шёл демонтаж оборудования и лишь в секретариате дирекции и канцелярии шла какая-то деятельность. Секретарь директора по имени Роза, студенты называли её ласково Розочкой, сидевшая на своём обычном месте, рассказала нам, что же в действительности произошло. Я ранее уже писал, что из института ещё до окончания войны начался отъезд преподавателей из других городов, откуда они были эвакуированы в Ташкент в начале войны: Киева, Харькова, Одессы, Ленинграда, Москвы. Но это были единичные случаи. Но когда закончилась война, отъезд препода-вателей приобрёл лавинообразный характер. Их уже некем было заменить. Кстати замечу, что в нашем институте почти не было местных преподавателей. Объективно создалась критическая ситуация. И в этот момент Управление учебными заведениями Комиссариата авиационной промышленности принимает решение об организации в Ленинграде института авиационного приборостроения – ЛИАП, и перевести туда студентов с первого по четвертого курсов Ташкентского авиационного института. Решение, разумеется, исключительно обоснованное: сохраняются кадры для авиационной промышленности, и решается вопрос с пополнением инженерным составом большого числа ленинградских ОКБ и заводов приборостроительной и рандиоэлектронной отраслей промышленности. Между тем в этом же решении указывалось беспрепятственная возможность перевода для продолжения учёбы в любой авиационный институт страны. Именно последнее обстоятельство послужило основа-нием для дирекции института забыть о нашем существовании. Но как говорится, не на тех напоролись. Нами был организован штаб, который должен был разработать стратегию и тактику дальнейших действий. В результате, было выработано решение: едем в Ленинград и требуем принять нас в ЛИАП с переучиванием будущих моторостроителей в приборостроителей. Быстро были оформлены необходимые документы, свидетельствующие о сдаче экзаменов по всем предметам с первого по пятые курсы. Здесь большую помощь нам оказала Роза, у которой была печать института, и которая подписала справки и сопроводительные документы. Документы были сделаны в двух экземплярах, один их которых был помещён в единый пакет, другой находился на руках каждого студента. Сборы были короткими и через несколько дней мы выехали в город Ленинград. Он нас манил к себе. Это была наша мечта. Итак, примерно двадцать пять студентов-аргонавтов поехали за «золотым руном». Я опускаю подробности поездки, сопровождавшейся различными интересными событиями. Единственное, о чём следует сказать, это то, что в Москве остались три или четыре студента в надежде продолжить учёбу в МАИ или в МАТИ. О дальнейшей их судьбе мне ничего неизвестно. В Ленинград мы прибыли рано утром, над городом расстилался лёгкий туман. Было начало ноября и довольно прохладно. Мы договорились, что встретимся на следующий день в институте. Тогда он был расположен в бывшей Чесменской Богадельне, находящейся на южной окраине Ленинграда, если ехать в сторону Пулковских высот. В назначенное время мы встретились перед кабинетом директора Ленинградского института авиационного приборостроения Ф. П. Катаева. Выделенная нами группа в составе пяти человек была приглашена в кабинет директора.

Последний фотоснимок нашей группы в Ташкентском авиационном институте.

В первом ряду декан факультета Костенко (четвёртый слева) и его заместитель Карпинский (третий справа). Ташкент, лето 1945г.

Мы представились и сообщили цель нашего приезда в Ленинград, а именно, желание продолжить учёбу в возглавляемом им институте. Одновременно, мы вручили ему запечатанный пакет с нашими документами. Выслушав нас, он раздражённо заявил, что этому не бывать, а этот пакет с документами он отправит в Казанский авиационный институт. Мы возразили и тогда он вернул нам пакет, добавив, чтобы мы его больше не беспокоили. Перед уходом я попросил его, если это возможно, предоставить нам ночлег на две-три ночи, поскольку в Ленинграде у нас никого из знакомых нет, и мы крайне ограничены в средствах, чтобы пользоваться гостиницей. Он вызвал коменданта студенческого общежития и поручил ему нас благоустроить. Тот было хотел объяснить что-то, но директор предложил ему выполнять его поручение без лишних разговоров. Выйдя из кабинета директора, комендант признался, что в общежитии нет ни одной свободной кровати. «Поэтому извините меня, но я вам могу предоставить лишь большой спортивный зал с матами.» Он провёл нас в зал, где температура была почти такая же, как на улице. На полу лежали гимнастические маты, а у стены находилась ещё целая стопка таких же матов. Другой альтернативы у нас не было, кроме как лечь на маты и накрыться матами. Учитывая, что освещения в спортивном зале не было, нам пришлось лечь спать пораньше, до того, как стемнеет. Лёжа под матами, мы продолжали обсуждать нашу первую неудачу. У нас был запасной план: попробовать поступить в другой ленинградский институт. Нам категорически не хотелось покидать Ленинград. Первым на очереди был ЛИТМО-Ленинградский институт точной механики и оптики. Мы узнали, что он находится в районе Сенной площади. Прибыв на эту площадь, мы без труда нашли этот институт. При входе у нас не спросили пропуска, и в то же время показали, как пройти в дирекцию института.

Чесменская Богодельня, в которой в 1945г распологался ЛИАП. A.Savin (WikiPhotoSpace) – общежитие студентов ЛИАП в 1945г.

Чесменская Богодельня. Слева флигель, в котором расплагалось общежтие.

Мы объяснили секретарю цель нашего прихода. Секретарь доложила директору, и тот немедленно нас принял. Мы рассказали ему, что директор ЛИАП Ф. П. Катаев отказал нам в приёме и мы решили обратиться к нему с просьбой о приёме в ЛИТМО. Он поинтересовался, какие курсы мы прошли. Мы предъявили ему справки об окончании пяти курсов и прохождении преддипломной практики. Прочитав перечень теоретических курсов, он поинтересовался, кто нам читал лекции по основным предметам. Мы назвали фамилии лекторов. Услышав, он развёл руками и добавил, что мечтал бы иметь таких преподавателей в своём институте. Он предположил, что достаточно полтора года, чтобы выпустить нас инженерами по профилю ЛИТМО. Он также спросил нас, нуждаемся ли мы в общежитии. Мы подтвердили. «Потерпите, пожалуйста, пару дней, и мы уладим вопрос с общежитием. Я дам указание коменданту, и он подготовит вам хорошие условия для учёбы и отдыха. Оформлять документы будем после устройства в общежитии.» Мы, как и накануне, приехали в ЛИАП и рано легли спать, окрылённые большим успехом, не подозревая, что следующий день преподнесёт нам неожиданный сюрприз. Утром никто не хотел рано вылезать из под матов. Между девятью и десятью часами в зал входит некий человек, представляясь аспирантом, и просит нас срочно явиться в дирекцию. Поскольку нам не было известно ничего о причине вызова, то мы стали рассматривать различные варианты, вплоть до фантастических, например, принудительная отправка в Казанский или Куйбышевский авиационные институты. Мы робко вошли в кабинет директора. Там с директором сидел незнакомый для нас человек. У обоих на лицах было выражения, свидетельствующие об их хорошем настроении. Интуитивно у нас появилась надежда, что нас ожидает что-то приятное. Директор Ф. П. Катаев, не вспоминая о своем позавчерашнем решении и не принося извинения, сказал следующее: «Мы с Георгием Николаевичем Никольским приняли решение о создании на основе вашей группы плацдарма, который в процессе вашего переобучения позволит нам проверить и откорректировать новые специальные курсы лекций. Я прошу выделить из вашей группы двух человек в распоряжение Георгия Николаевича для разработки программы переобучения для Приборо-строительного факультета и представить мне её для утверждения.» Далее он спросил нас, нуждаемся ли мы в общежитии и, получив утвердительный ответ, позвонил коменданту общежития и поручил ему решить вопрос с жильём. Позиция Ф. П. Катаева была изменена после телефонного разговора с директором ЛИТМО, который поблаго-дарил его за отказ принять нас в ЛИАП. Скорее всего, именно этот звонок задел директора ЛИАП за живое, и он отменил принятое накануне решение. Важную роль в этой истории сыграл Г. Н. Никольский. Поблагодарив директора и его заместителя по учебной и научной части, мы покинули кабинет директора. Сразу же мы выбрали двух наших представителей для разработки программы переобучения. Ими стали Исаак Вайсман и Давид Баданов, которые на следующий день приступили к работе. После этого мы вместе с комендантом направились в общежитие, расположенное в одном из флигелей дворца. В женском отделении, расположенном на третьем этаже, нашлись две комнаты, пригодные для жилья, и там поселились студентки из нашей группы. Что касается мужской половины группы, то для неё были предоставлены два места в одной из обжитых комнат, которые были отданы Исааку и Давиду, и три комнаты абсолютно непригодные для жилья, и требующих капитального ремонта. Все комнаты были расположены на четвёртом этаже. Мы вместе с комендантом пошли осматривать эти комнаты. То, что мы увидели, повергло нас в уныние. Это были коробки без дверей, окон и полов. Комендант объяснил, что это следствие блокады Ленинграда. Мы поняли и спросили, кто будет ремонтировать комнаты. Комендант ответил лаконично: «Вы. Поговорите со студентами-аборигенами, и они вам дадут деловой совет.» Действи-тельно, соседи по этажу посоветовали нам обратиться к пленным немцам, которые работают на новостройке поблизости. Более того, они назвали имя немца, который быстро обустроит наши комнаты за доступное для нас вознаграждение. В этот же день мы с Михелем Розенгаузом, моим другом, направились на соседнюю стройку, нашли там немца по имени Фриц Прайс и обсудили с ним вопрос о работе по восстановлению нашей комнаты. Объём работы был ему известен. Он тут же изъявил желание посмотреть комнату и кое-что измерить. Мы вместе вернулись в общежитие, и он произвёл нужные замеры. Уходя, он сообщил, что завтра он придёт сюда после окончания работы на стройке. Действительно, около шести часов вечера он появился со своим помощником: они вдвоём принесли несколько тяжёлых досок для пола. Сделав ещё одну ходку, они принесли оконную раму и лист фанеры. На следующий день принесли дверную раму с дверью. Сделав ещё две ходки, они принесли недостающие доски для пола. На третий день они приступили к настилу пола. После того, как пол был готов, кстати без щелей, немцы приступили к установке рамы окна и двери. Щели между рамами и проёмами они замазали бетонным раствором. После этого они закрыли оконную раму фанерой, в которой было вырезано квадратное отверстие для проник-новения дневного света. Это отверстие было закрыто стеклом. После установки двери строители вручили нам ключи от замка. Один из них мы передали в проходную общежития. Теперь, когда я рассказал о том, как было обустроено наше жильё, уместно посвятить читателя в то, что мы делали в это время. Мы, то есть Михель Розенгауз и я, находились рядом со строителями и деликатно с ними беседовали, не мешая им работать. Михель хорошо знал немецкий язык и свободно общался с Фрицем Прайсом. Тот нам рассказывал, как он прекрасно жил до войны, как он построил дом для своей сестры и подарил ей автомобиль Фольксваген. В какой-то момент, когда осталось оттесать две-три доски, Фриц неожиданно задаёт вопрос Михелю: «Не понимаю, как вы могли нас победить?» Михель слегка задумался и ответил Фрицу: «Х…ли пули, если нас снаряды не берут!» У того вылупились глаза, он ничего не понял. Попытка Михеля объяснить суть сказанного на немецком языке оказалась бесполезной: он по-прежнему её не понимал. Мы решили отвлечь его от этой, по его мнению, абракадабры и предложили побеседовать о музыке. Оставшееся время мы поговорили о Бетховене и Моцарте. Хотя беседа его увлекла, тем не менее мы чувствовали, что произнесённая Михелем формула победы крепко застряла в его голове и не давала ему покоя. На следующий день мы исправили электропроводку, вкрутили лампочку, получили четыре железные кровати, матрасы, две тумбочки, стол и стулья, небольшой шкаф. Собственно, этот минимальный набор мебели сопровождал нас последующие два года обучения. В нашей комнате постоянно жил только я. Кроме меня, длительное время жил Михель Розенгауз, периодически– Лев Атаджанов и Михаил Тёмкин. Редки были случаи, когда мы собирались все вместе. Конечно, жизнь в общежитии в то время была далеко не комфортной, но меня это не смущало, поскольку до этого я жил почти в аналогичных условиях. Вскоре начались занятия. Меня выбрали старостой группы, а это обязывало меня быть почти на всех лекциях и практических занятиях. Забегая вперёд, скажу, что редко, когда на лекциях была группа в полном составе, обычно лекции посещала половина группы. Состав нашей группы пополнился четырьмя ленинградцами: П. Волков со своей женой, С. Хрусталёв и В. Мартынов. Таким образом, количество студентов нашей группы составляло примерно двадцать пять. Вскоре начались занятия по утверждённой программе, предусматривающей прослушивание лекций по новым предметам, необходимых для инженеров, работающих в области разработки и произво-дства авиационных автоматов, автопилотов, гирополукомпасов, электромеханических приборов-индикаторов различных параметров для осуществления режимов пилотиро-вания и навигации и контроля работы винтомоторной группы.

На фото: Первый ряд– Е. Луцкая, В. Хоревская, Волкова, Нахамкина, М. Львовский, Л. Найфельд, П. Волков; Второй ряд– Д. Баданов, Л. Атаджанов, С. Хрусталёв, И. Львовский; Третий ряд-В. Мартынов, Е. Щукин, М. Тёмкин, М. Розенгауз,?.

Г. Ленинград, ЛИАП, 1946г.

Практические занятия. Ознакомление с конструкцией пикируещего

бомбардиовщика ПЕ-2. ЛИАП, 1946г.

После защиты курсового проекта: Первый ряд – С. Хрусталёв, И. Львовский, В. Мартынов, М. Львовский, Д. Баданов; Второй ряд – П. Волков, З. Нахамкина, В. Хоревская, Волкова, М. Розенгауз, Е. Щукин, И. Вайсман, М. Тёмкин, Л. Атаджанов, Е. Луцкая, Л. Найфельд. ЛИАП, 1946 г.

Кроме этих знаний, программа предусматривала ознакомление с теориями, описывающими работу бортовых электромашин и радиотехнических средств. Среди новых предметов были: «Теория процессов автоматического регулирования», «Гироскопические приборы», «Авто-пилоты», «Автоматы винтомоторной группы», «Пилотажно-навигационные приборы», «Радиотехника и электронные приборы», «Телемеханика» и ряд других дисциплин. В частности, нами был прослушан курс лекций под названием «Операционное счисление». Кроме прослушивания лекций, с нашим участием проводились практические занятия. Я могу с гордостью отметить, что нам посчастливилось прослушать лекции, прочитанные выдающимися учёными, в том числе членами-корреспондентами наук АН СССР Д. А. Завалишиным, А. И. Лурье, докторами технических наук, профессорами: Е. Л. Николаи, Г. Н. Никольским, Б. И. Кудревичем и рядом других.

О бытовых условиях я уже рассказал. Но не только эти забота беспокоит любого студента, не исключая меня. Чтобы понять, что меня беспокоит-это в первую очередь судьба моих родных, оставшихся в Ташкенте. Вскоре после моего отъезда в Ленинград, папа вернулся из армии. Я боюсь быть неточным в отношении времени переезда моей семьи, но факт их переезда имел место. Они переехали на Кашгарку-спальный одноэтажный район Ташкента, где жили сёстры моей мамы. Они сняли большую комнату недалеко от дома тёти Фани, где жили постоянно, до отъезда в город Глазов, куда Моня был направлен после окончания института. Папа приступил к поиску работы, она продолжалась много месяцев и была безрезультатна. В это время, мои родные испытывали почти полуголодное существование. Некоторое время их выручали денеж-ные средства, полученные от продажи приёмника СВД-9, который они забрали с собой при переезде в Ташкент. В начале войны он был рекви-зирован и помещён на хранение в неком большом здании. В конце 1945г. было объявлено о возврате приёмника.

Приёмник СВД-9, поступивший в продажу ещё в 1938г., считался в то время одним из лучших и относился к классу «супер». Это был всеволновый приёмник, работающий на коротких (от 13 метров длины волны), средних и длинных волнах. Поэтому, он был по-прежнему популярен. При получении приёмника появился покупатель, который предложил довольно соблазнительную сумму, перед которой мои безденежные роди-тели устоять не могли. Появившиеся неожиданно деньги позволили заплатить за много месяцев вперёд квартирную плату и несколько месяцев прожить безбедно. Но потом вернулись былые трудности. Я искал пути, как им помочь. И тут мне пришла одна идея. В Узбекистане большинство местных жителей носили на ногах так называемые «узбекские галоши», которые отличались тем, что у них в отличие от обычных галош, носок был острым. Поэтому их можно было надевать или на ичиги, или на ноги, на которые надеты носки. Такие галоши чаще всего в Средней Азии были дефицитным товаром. Идея, о которой говорил выше, заключалась в использовании этого дефицита. Я избегал почти весь город, пока не наткнулся на небольшой обувной магазин, гле эти галоши спокойно лежали на полке. Я купил для пробы несколько пар галош разных размеров, и отправил их посылкой родным. Они не только вернули мне потраченную студенческую стипендию на покупку галош, но и обеспечили себя пропитанием ещё на месяц-полтора. Я понял, что нашёл выгодный бизнес, который обеспечит моим родным, приличное существование. Этот бизнес был выгоден всем сторонам: магазину, посреднику и покупателю. Этот бизнес я завершил, как только папа, наконец, нашёл работу, которая положила конец их зависимого существования. Сегодня я нисколько не жалею, что занимался бизнесом ради благородного дела. Но всё же предпочёл посвятить свою жизнь инженерной деятельности. Во время учёбы в Ленинграде я ни разу не просил денег у своих родителей. Но зато родители периодически, примерно раз в два-три месяца, присылали мне продуктовые посылки, в которых были банки со смесью говяжьего и бараньего жира, сушеные фрукты, сушеная дыня, сухарики, шерстяные носки и рукавицы. Продукты я кушал утром на завтрак и вечером на ужин, делясь с моими соседями по комнате. А обедал в основном в столовой на Полтавской улице, недалеко от Московского вокзала. Очень редко обедал в студенческой столовой. Я объясню, почему предпочитал столовую на Полтавской улице. Здесь две причины: первая-порция второго блюда существенно больше, чем в студенческой столовой, в ней не две мелкие корюшки, а три, и в полтора-два раза крупней (рыбу, особенно жареную корюшку, я обожал); вторая-кольцо трамвая №9, который ездил по маршруту ЛИАП– Московский вокзал, находилось рядом с нашим общежитием. Таким образом, за шесть копеек (стоимость поездки на трамвае в оба конца) я получал сытный и вкусный обед. Поездка туда и обратно занимала полтора часа. Раз в две недели весь состав нашей комнаты посещал коммерческое кафе «Невское», расположенное на Невском проспекте, рядом с Московским вокзалом, где мы заказывали фирменное блюдо под названием «жареная печенка в сметане». Я не большой гурман, но это оригинальное блюдо кушал с большим удовольствием

Стипендию я тратил очень экономно и у меня оставались деньги на культурные развлечения. Я посещал многократно Ленинградскую филармонию и прослушал выдающихся музыкантов: скрипачей, пианистов, дирижеров. Я прослушал симфонии великих композиторов, включая третью, пятую, седьмую и девятую симфонию Бетховена, фортепьянные концерты Чайковского, скрипичные концерты Мендельсона и Сен-Санса, Пер Гюнт Грига и другие музыкальные произведения. Я дважды посетил Кировский театр, смотрел балеты. Совершенно случайно попал на первое выступление великой Галины Улановой в Ленинграде после окончания войны. Это было в 1946г., но точную дату не помню. Впервые в жизни мне захотелось попасть в Кировский театр и посмотреть балет. Я ничего не знал о балете. Поэтому, придя к Кировскому театру, я был поражён, увидев огромную толпу, где все спрашивали, нет ли лишнего билета. Спросили и у меня. По мере приближения начала представления толпа стала заметно редеть. Я стоял в стороне от толпы. Плохо одетый, скорее всего студент, да ещё в очках. Я уже собирался уходить, когда ко мне подходит пожилая женщина и спрашивает меня: «Вы хотите увидеть Уланову?» Я ей ответил, что никогда не видел балета и мне очень хочется познакомиться с этим искусством. Сам я студент, недавно перевёлся в Ленинград. «Мне кажется, я предоставлю вам возможность увидеть балет и великую Уланову.» Так я оказался в театре, причём в ложе, расположенной почти у самой сцены. Галина Уланова танцевала в балете Адана «Жизель». Стоит ли говорить о приёме, который оказали ленинградцы своему кумиру. Это был настоящий триумф. Шквал аплодисментов, крики «Галя» не умолкали ещё долго после окончания её выступления. Море цветов. На меня всё это произвело огромное впечатление. Я рассчитывал увидеть одно, а увидел нечто фантастическое. Я до сих помню это событие. Следующий балетное представление, которое мне также по счастливой случайности удалось увидеть, происходило с участием Аллы Шелест и Наталии Дудинской. Эти балерины своим выступлением произвели на меня сильное впечатление. Таким образом, мне удалось познать ещё одну сторону классического искусства. Однако главным источником приятных эмоций осталась ленинградская филармония, которую я посещал регулярно.

Свои учебные обязанности и обязанности старосты группы я выполнял старательно. По крайней мере, не пропускал лекции и практические занятия. Мои записи лекций, особенно Георгия Николаевича Никольского, служили пособием для подготовки к экзаменам для многих студентов. Напоследок я подарил тетради с лекциями одному из доцентов, который готовился читать курс лекций Г. Н. Никольского. Последний был назначен заведующим кафедрой в Политехническом институте, где он ранее был профессором этой же кафедры. Вспоминается один эпизод из моей студенческой жизни. В программе обучения военному делу предусматривались практические занятия: полёт на учебном самолёте У-2 с выполнением фигур высшего пилотажа. Эти практические занятия не были обязательными. Поэтому все студентки отказались от них. К ним присоединились несколько студентов. Таким образом, каждый доброволец обязан был налетать столько, чтобы суммарное время полётов было равно запланированному. Этот нонсенс возможен только в стране с плановым хозяйством. По крайнем мере, это требование противоречит правилу о добровольном выборе. С другой стороны, желающие полетать могли насладиться с чувством полёта. Никто нам не объяснил, что учебный полёт сопровождался выполнением некоторых элементов высшего пилотажа, таких как бочка, горка, штопор и даже мёртвая петля. Самолёт пилотировал пилот-инструктор майор Л. Шапиро. Как и все желающие, я испытали на себе незабываемые прелести полёта и фигур высшего пилотажа. Все, кто летал, короткое время чувствовали себя героями. Приближалась преддипломная практика. Она прошла на ленинградском заводе «Пирометр». В то время завод готовился изготавливать приборы и автоматы для самолёта ТУ-4-четырёхмоторного стратегического бомбардировщика, аналога америка-нского самолёта В-29. Этот самолёт попал в СССР случайно из-за вынужденной посадки на Дальнем востоке. Самолёт выполнил боевое задание во время войны с Японией и возвращался на базу, когда произошёл отказ техники. Самолёт благополучно призем-лился, не получив серьёзных повреждений. Тогда руководство страны поручило ОКБ А. Н. Туполева воспроизвести точную копию этого самолёта. Заводу «Пирометр» в свою очередь было поручено воспроизвести ряд сложных автоматов для самолёта ТУ-4. Наша практика сводилась к изучению автоматов и производственную документацию. В отличие от казанской преддипломной практики данная практика была более содержа-тельной и глубокой. Мы ознакомились как с процессом конструирования, так и с производством. После небольшогоперерыва мы приступили к дипломному проектированию. Мне выпала тема «Автопилот без обратной связи для стабилизации полёта».

Защита дипломного проекта прошла успешно. Также успешно защитили свои проекты Лев Атаджанов и Михаил Тёмкин. Мы трое договорились отметить это важное событие в нашей жизни посещением ресторана. Мы выбрали ресторан «Астория», расположенный в одноимённой гостинице. Сама гостиница находится на Исаакиевской площади. Вечером мы оправились в ресторан. Сели за столик и заказали две бутылки сухого вина «Гурджаани», различные закуски и горячие блюда. Подняли бокалы за успешное окончание института, имея фактически две специальности (по авиамоторам и авиаприборам), затем выпили за родителей, братьев и сестёр. Шла приятная беседа, вспоминали отдельные эпизоды студенческой жизни. В этот момент я обратил внимание на шумную компанию, сидящую за соседним столиком. Незаметно посмотрев на соседей, я обнаружил, как мне показалось, что это Пётр Алейников и Павел Шприн-гфельд. Я о моём открытии поделился с моими друзьями. Но Лев выразил сомнение, и тогда я подошёл к их столику и самым вежливым образом спросил: «Извините, вы Пётр Алейников?», «Нет, Пётр Алейников он.», показывая пальцем на Шпрингфельда, после чего раздался громкий смех всех участников этой сцены. Тут же Пётр Алейников предложил сдвинуть наши столики. Это была незабываемая ночь, полная веселья и остроумия. Такое не забывается. Пришли мы в общежитие под утро.

Здесь я хочу остановиться на одном эпизоде, который имел место перед завершением учёбы. При сдаче экзамена по предмету «Телемеханика», доцент Щукин, несмотря на то, что я ответил на все вопросы, таково было мнение не только моё, но других студентов, которые были в помещении и готовились к экзамену, поставил мне в зачётке три. Дело, в том, что этот экзамен он принимал не только у нашей группы, но и в группах других факультетов. Ниже четвёрки он никому на экзаменах не ставил. Таким образом, я стал единственным студентом, которому он поставил три. Никаких огорчений я не испытывал и не планировал пересдачу экзамена. Тем не менее я стал задумываться над вопросом, что могло послужить причиной столь низкой оценки. И вдруг я вспомнил случай, который произошёл ранее. Щукин читал нам лекции в небольшой аудитории, где стояло несколько рядов стульев для слушателей, а лектор читал лекцию, находясь на возвышении, похожей на сцену. Я обычно сидел в первом ряду, почти вплотную к возвышению. Однажды, когда оторвал взгляд от тетради и устремил его на доцента, увидел, что у него перекошен рот, закатываются глаза и он падает на меня. Я не растерялся, принял его руками и положил на плечо. Он был высокого роста, но очень худой, поэтому он весил немного и я смог его удержать. Тут же подбежали студенты и мы вместе отнесли его в профессорскую. Как я понял позже, это был приступ эпилепсии. Я склонился над ним в момент, когда он открыл глаза. Я не специалист по эпилепсии, но в этом событии были два момента, когда он мог видеть моё лицо-это в начале приступа или в конце. При этом, у него могли возникнуть ассоциации определённого рода. Если говорить простым языком, то я спас его от увечий или смерти, ибо падать с возвышенности высотой более метра на стулья крайне опасно. При заполнении дипломов заместитель декана Эдуард Михайлович Идельсон узнал, что у меня единст-венная тройка за все шесть лет учёбы в двух институтах. Он был уверен, что я заслуживаю красного диплома. Он вызвал меня в деканат и сообщил, что он договорился с доцентом Щукином о повторной сдаче экзамена. Я поблагодарил его, и ответил отказом, заявив, что красный диплом мне не нужен, обойдусь обычным. Я очень уважал Эдуарда Михайловича и понимал, что он желает мне добра. Но в данном случае я предпочёл остаться с тройкой, без красного диплома, но с осознанием того, что я сделал доброе дело без его отплаты, как учили меня мои родители. Таким образом, благодаря случайности, при распределении направлений я получил путёвку на работу в ОКБ-470, где Главным конструктором был Павел Алексеевич Ефимов. Это была Судьба. 8 февраля 1948г. я приступил к работе в этом ОКБ, где проработал непрерывно сорок один год. Именно там мне посчастливелось познакомиться с Белой Соломононой Липиной, которая спустя почти год стала моей женой. Беба, как я звал её всю нашу совместную жизнь, стала для меня умным и мудрым советчиком и помошником в жизни и служебной карьере. Многое из того, что мне удалось сделать это заслуга Бебы. Свои мысли о Бебе я изложил в книге «БЕБА», изданной издательством ASPEKT, Budget Printing Center, США в 2018 году.

Эпилог

Поводом для написания этой повести (Второй части) послужила беседа по телефону с моим другом и соратником по работе Александром Эфросом. В беседе он высказал предположение, что в моей биографии есть много историй, которые могут быть поучительными, и знакомство с ними будет даже полезным. Дело в том, что в своей книге «Воспоминания инженера» я достаточно подробно написал о своей служебной деятельности на протяжении сорока одного года в ОКБ-470, преобразованное позже в Ленинградское Научно-производственное Объединение «Электроавтоматика». В указанной книге приводится ряд историй, когда приходилось принимать принци-пиальные решения, идущие вразрез с официальной позицией высокого руководства. Убеждённость в собственной правоте придавали мне силы и смелость в борьбе за новое и прогрессивное. Благодаря поддержке со стороны сторонников предложенных инноваций было преодолено огромное отставание в области техники и технологии от мирового уровня. Очевидно, моего соратника интересовало, откуда в моём характере появились необходимые качества, которые помогли мне выигрывать «сражения» за новое. Анализируя все этапы моей активной жизни, начиная с двухлетнего возраста до момента ухода на пенсию, а это более шестидесяти пяти лет, я пришёл к выводу, что мой характер формировался тогда, когда я был ребенком, школьником и студентом. Я воспитан моими родителями, которые научили меня отличать хорошее от плохого. Они привили мне понимание того, что за свои поступки нужно отвечать. В детстве и юношестве я прошёл испытания по преодалению разного рода опасностей для жизни. И это оставило след. Родители понимали какое значение имеет образование и особенно высшее и делала всё, что было в их силах, чтобы я и мой брат его получили. Меня учили замечательные, любящие своих учеников, школьные преподаватели. Студенчество выработало во мне способности к самостоятельной жизни в самое трудное военное и послевоенное время. Эти качества и работа создали предпосылки для равития в себе зачатков аналитического мышления, что крайне необходимо в творческой деятельности. У меня были преданные соратники и ученики, общение с которыми приносило мне большую пользу. Я встретил на своём пути умного и мудрого человека, ставшей моей женой-Беллу Соломоновну Липину, которая стала моим поводырем. Я ей обязан многим в жизнп, работе и творчестве. Она привила мне качества, которых мне не хватало. Вот те факторы, которые лежат в основе формирования моего характера. Но я не оригинален. Я лишь один из того множества людей, кто готов бороться ради защиты своих принципов и убеждений.

Ниже привожу отдельные фотографии тех, кто упомянут в этой повести. Кроме меня и моего двоюродного брата Сэма Тродлера, живущего в Германии, все, изображённые на фотографиях, ушли в вечность. Память о них в наших с Сэмом сердцах и помыслах сохранится навсегда

Матвей, 1926 г.

Матвей, Яков, Сэм, 1927 г.

Мама Малка и я. Г. Каган, 1938г.

Папа Зельман.

Тётя Фаня и мама. .

Папа Зельман, Мама Малка, Самуил-Моня

Матвей, Сэм, Самуил-Моня. Ташкент, 1945г.

Матвей, Михель, Зусь, Ленинград, 1947г.

Самуил-Моня, Сэм, Ташкент, 1947г.

Матвей, Самуил-Моня, Ленинград, 1947г.

Сэм, Самуил-Моня, Ташкент, 1947г

Самуил-Моня, Матвей, Ташкент Декабрь, 1947 г.

Пикирующий бомбардировщик Пе-2

Учебный самолёт У-2

Стратегический бомбардировщик ТУ-4

Самолёты, с которых началось изучение самолётного оборудования, а также полёты с инструктором с выполнением элементов высшего пилотажа во время учёбы в ЛИАП. Эта повесть (Часть вторая) была написана автором в период между серединой декабря 2016 года и 12 февраля 2017 года. В тот день мне исполнилось 93 года.

Об авторе

Матвей Львовский

Родился 12 февраля 1924 г.

Окончил Ленинградский Институт Авиационного Приборостроения в 1947 году. Первый выпуск. Специальность: инженер-механик по авиационным приборам и автоматам. Регистрационный номер выпускника института – №9. Диплом а №100068 от 02.12.1947г. Направлен на работу в ленинградское ОК5–470.

МИГ-29 СЕИ-31

СУ-27 НАРЦИСС

МИГ-29М КРОКУС

СУ-ЗО-СМ Нарцисс-2

Я К-130 Система Индикации

СУ-З9 НАРЦИСС-3

Оглавление

Часть первая Воспоминания инженера-2

  Глава первая Авиационные тренажёры

  Глава вторая Аэромагнитометры

    Самолётный магнитометр для обнаружения подводных лодок в погружённом состоянии

  Глава третья Навигационно-вычислительные устройства и бортовые комплексы

    Навигационно–бомбардировочный автомат НБА

    Навигационный автомат НА-1

    Центральное навигационное вычислительное устройство ЦНВУ

    Участники создания вычислителей для комплексных систем самолётов

  Глава четвёртая Устройства отображения информации (1965–1973)

    Картографическиe проекционные индикаторы навигационной обстановки ПИНО

    Проекционный индикатор навигационной обстановки ПИНО

    Индикатор навигационной обстановки ИНО-2

    Экспериментальные разработки устройств отображения информации

    Индикатор навигационно-тактической обстановки ИНТО

    Устройство формирования графической информации на телевизионных мониторах

    О сотрудничестве НПО с Институтом Космической и Авиационной Медицины (ИКАМ)

  Глава пятая

  (1965–1973)

  Глава шестая Организация научно-исследовательского отдела (1973–1989)

  Глава седьмая Система единой индикации истребителя миг-29 (сеи-31)

    Система индикации Нарцисс для самолёта СУ-27

    Другие серийно выпускаемые изделия, разработанные НИО-2

    Участники создания систем отображения информации для самолётов и вертолётов и внедрения в серийное производств

  Глава восьмая Системы отображения информации крокус и эдельвейс

    Электронно-лучевые трубки и приборы для индикаторов систем отображения информации 3-го поколения

    Монохроматическая ЭЛТ для электронно-лучевых индикаторов ЭЛИ.

    О новых возможностях, связанных с использованием систем отображения информации КРОКУС и ЭДЕЛЬВЕЙС

    Кнопка управления КУ-31М

  Глава девятая Пенетроны, система индикации «радуга» и разные события

  Глава десятая

    Научные работы

    Патенты

  Эпилог

    Использованные литература и источники

Часть вторая Уроки жизни

  Глава первая Рождение. Детство

  Глава вторая Голод. Голодомор

  Глава третья Террор

  Глава четвёртая Холокост

  Глава пятая Школа. Спорт. Начало войны

  Глава шестая Учёба в институтах и сопутствующие эпизоды

  Глава седьмая Преддипломная практика. Путешествие из казани в Ташкент

  Глава восьмая Ташкентско-Ленинградская эпопея. Продолжение учёбы. Получение диплома

  Эпилог