Большое путешествие в Древний Египет [Юлия Георгиевна Семенова] (fb2) читать онлайн
- Большое путешествие в Древний Египет 2.24 Мб, 202с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Юлия Георгиевна Семенова - Александра Петровна Юнко
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Вместо предисловия
Однажды в студеную зимнюю пору… Ой, нет! Там, наоборот, очень жарко. Там пирамиды, верблюды, много песка. И туристов не меньше. Они приезжают поплавать в море, поглазеть по сторонам, накупить сувениров и потом рассказать знакомым, как отдыхали в Египте. Витя Корнецов никогда не был в этой стране. Но знает о Египте в сто раз больше любого туриста. Он вообще очень образованный. Так много читает, что даже носит очки. Из-за ума одноклассники прозвали его Спинозой, как нидерландского философа XVI века. Но у Корнецова другой кумир. Над Витькиным компьютером даже висит его портрет. Красивый мужчина с бакенбардами, как у Пушкина, смотрит куда-то вдаль. А за его спиной египетская пустыня. Это потому, что Жан Франсуа Шампольон (так звали ученого) 200 лет назад приехал туда из Франции проводить свои исследования. До этого он, как Спиноза, прочитал о Стране пирамид кучу книжек. И даже видел Розеттский камень, который привез из египетского похода император Наполеон. На этом камне много чего было понаписано – и буквами, и рисунками. Ученые прям с ума сходили, но не могли расшифровать загадочные картинки. У Шампольона тоже сначала ничего не получалось. Двадцать лет потратил он на это дело. Друзья много раз пытались вытащить его на всякие там балы, салоны, дуэли, да просто в карете покататься. А он ни в какую. Не могу, говорит, иероглифы расшифровываю. Старший брат Жак Жозеф, профессор греческой литературы, и тот дразнил его ботаником. Во всяком случае, так казалось Вите Корнецову. Как-то поздно вечером Жак Жозеф работал в своем кабинете. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге показался бледный и взволнованный Жан Франсуа. В руках он держал какие-то бумаги. – Любезный брат мой! – только и успел сказать Шампольон-младший. – Их можно прочесть! И упал в обморок. Так были расшифрованы древние египетские письмена. Всю жизнь Спиноза жалел, что не может встретиться и поговорить со знаменитым египтологом. Но вот однажды… Впрочем, не будем забегать вперед. – Ну и что, что он отличник! – всегда защищает Витю от двоечника Петули Катя Волосюк по кличке Геракл. – Зато умный какой! И для него раз плюнуть что-нибудь изобрести. Сама Катя славится своей развитой мускулатурой. Теперь понимаете, почему у нее такое прозвище? И Катя, и Витя, и Петуля учатся в шестом «а» классе двадцать первой школы. Их классную руководительницу, Марь Иванну, чаще называют Каргой. Не будем уточнять за что. Еще недавно Геракл, Петуля и Карга ничегошеньки не знали про Древний Египет. Как, впрочем, и авторы, когда садились писать эту книжку. Но так уж случилось, что мы вместе с героями попали в Страну пирамид. Нам и сейчас кое-что неясно. Поэтому то и дело приходится заглядывать в энциклопедии и словари. Из них можно вычитать немало интересного. Мастаба, например, – это ступенчатая пирамида. Себек – бог Нила, крокодил. Нил для египтян был просто Рекой. Зато Красное (Чермное) море в те времена называли еще и Тростниковым. Древнюю Финикию, страну на восточном побережье Средиземного (Великого Лазурного) моря, известную своими ремеслами, культурой и торговлей, египтяне именовали Джахи, а финикиян – джахийцами. А о местоположении загадочной страны Пунт ученые спорят до сих пор: то ли она находилась в Восточной Африке, то ли в Индии, то ли в Причерноморье… Ну, и так далее. Если вы всерьез заинтересуетесь Египтом и захотите поговорить со знающим человеком – ищите Спинозу. Он такой маленький, щуплый, неприметный. Вы его сразу узнаете по очкам и толстой книжке в руке.Часть первая
Глава 1. Священная муха
Петуля, как обычно, маялся. У окна надсадно гудела муха. – Ж-ж-ж-ж… – 3-з-занятия, – распиналась Карга, – з-з-знания… В шестом «а» шел классный час. С минуту Петуля вдумчиво смотрел на муху, потом, изловчившись, молниеносно схватил ее, и на лице у него появилась счастливая улыбка. – Обяз-з-зательно… наказ-зание… – зудела у доски классная. – Ж-ж-ж… – билась в кулаке муха. Ладонь вспотела. Петуля отправил муху за шиворот сидящей впереди Кати Волосюк. Но Геракл этого даже не почувствовала. Она отключилась от мира по всем правилам аутотренинга. Спиноза перелистнул под партой страницу. Его глаза с немыслимой скоростью бегали под очками: «…Древние египтяне называли свою страну Та-Кеме, что означает «черная земля». В дальнейшем за этими землями закрепилось греческое звание Айгюптос…». – А ты, Петуля, что на Волосюк уставился, как сфинкс на новые ворота? – прогремел над самым Витиным ухом голос Карги. Спиноза вздрогнул. Книжка захлопнулась и с громким стуком упала на пол. – И ногами вот стучишь! – продолжала обличать Марь Иванна. – Это не я, – обиженно пробасил Петуля. – Как что – так сразу я! Но Карга уже набирала обороты. – И ты, Волосюк, туда же! – переключилась она на Геракла. – Хоть бы мысль какая в глазах мелькнула! Волосюк! Ты катишься по наклонной плоскости! Катя вынырнула из медитации, вскочила и бойко затараторила: – Наклонная плоскость, Марь Иванна, находится под углом к ненаклонной плоскости. И тело по ней катится с разбегом. То есть, я хотела сказать, с ускорением! Класс грохнул. Геракл с удивлением огляделась по сторонам. – Разве неправильно, Марь Иванна? Ой! – Катя подпрыгнула. Из-за ее воротника вылетела большая зеленая муха и с громким жужжанием устремилась к Карге. – Безобразие! – взвизгнула классная. – Немедленно убери насекомое, Волосюк! – Это не Волосюк! – донесла Буланова. – Это Петулина муха. Он ее подсадил! Я сама видела! – Что ты видела?! – возмутился Петуля. – Как читала свои гороскопы, так и читай. Нечего на меня эту муху вешать! Из кого вылетела – того и муха! – Прекрати базар, Петуля, и немедленно уничтожь насекомое! – приказала Карга. – Муха – переносчик инфекции! Возможно, Волосюк уже инфицирована… Петуля хлопнул Катю по плечу. – Слышь, заразная, можешь завтра в школу не ходить! – Пересядь от Волосюк, Витя, – Марь Иванна заботливо склонилась над Спинозой. – Она была в контакте с мухой. Спиноза сделал сложное движение, пытаясь приподняться и одновременно подгрести к себе ногой увесистый том. Лицо Карги разгладилось. Она наклонилась и благоговейно подняла книгу с пола. – Посмотри, Петуля, какие толстые произведения носит с собой твой одноклассник. А тебе лишний учебник взять лень. – «За-гад-ки… стра-ны… пи-ра-мид», – вынужден был прочесть Петуля. – И какие же там загадки, в этой самой стране пирамид, Витя? Расскажи товарищам, – предложила Марь Иванна. – Раскрой нам свои знания. Спиноза смутился. – Видите ли… – он поправил на носу очки. – В Древнем Египте было много загадок. Право, не знаю, с которой и начать… Он поднял глаза к потолку и увидел сидящую на нем муху. Она деловито потирала лапки. – Вот эту муху, например, египтяне ни за что бы не стали уничтожать… – Конечно, – согласилась Карга. – Дикая нация. Кочевники. Никакого представления о гигиене. – Напротив, – оживился Спиноза. – Они прекрасно разбирались в медицине. И, простите, Марь Иванна, никогда не были кочевниками. Просто египтяне обожествляли многих животных, птиц и насекомых. Они считали их священными. В частности… Геракл почесала шею: – Что же мне теперь, на эту муху молиться, что ли? Витя хотел ей ответить и развить мысль, но не успел. Петуля горделиво расправил плечи и поднялся во весь свой рост: – А я что говорил, Марь Иванна? А вы «Петуля, Петуля»! А он что? Только эту муху увидел, тут же просек: не простая она. И дрессируется так спокойно. Богиня, блин, одно слово! Карга опасливо покосилась на потолок. Муха выразительно посмотрела на нее и кивнула. – А как же… гигиена и антисанитария? – пролепетала классная. Геракл поиграла бицепсами. – Надо ее освободить, – рассудила девочка по справедливости. – Тоже жить хочет. Буланова неуверенно переводила взгляд со Спинозы на муху и на Каргу. – Весной всегда птиц выпускают на волю, – наконец промямлила она. – А муха… Она тоже с крыльями… Марь Иванна задумалась. Но раньше, чем она успела подобрать контраргумент, ее губы сами собой произнесли: – С точки зрения экологического воспитания школьников… Геракл, не давая ей договорить, радостно подбежала к окну и распахнула створки. Все замахали руками. Муха совершила под потолком круг почета и вылетела навстречу свободе. Громко зажужжал звонок.Глава 2. Телевизор все врет!
Не отрывая глаз от телевизора, Геракл чистила картошку. Молоденькая дикторша улыбнулась с экрана миллионам телезрителей и зачастила: – Начинаем вечерний показ телесериала «Осирис и Исида», – она заглянула в свои бумаги, – любезно предоставленного нам «Тот-арт компанией». Краткое содержание предыдущих ста восьмидесяти трех серий. Богиня плодородия, воды и ветра Исида выходит замуж за сына Геба и Нут – Осириса. Счастье молодой четы кажется безмятежным. Однако родной брат Осириса, коварный бог пустыни Сет, страстно влюбленный в Исиду, хочет отнять ее у мужа. Его супруга, Нефтида, исподтишка мстит своей сопернице и родной сестре Исиде. Осирис уезжает в командировку… Предлагаем вашему вниманию сто восемьдесят четвертую серию фильма. …Приятной наружности молодой человек с ослиной головой сидел, закинув ногу на ногу, в роскошно убранной гостиной и курил сигару. Пепел он небрежно стряхивал на носок ботинка. – Опять куришь, – сварливо сказала Нефтида, входя в комнату и морщась от дыма. – Сколько раз я просила тебя не курить в помещении. Или хотя бы открывать окна. Сет и ослиным ухом не повел. Он набрал полные легкие дыма и старательно выпустил его в сторону жены. – Оставь меня в покое. Я работаю, – проворчал Сет. – Ха, – презрительно хохотнула Нефтида. – Он работает! Можешь рассказывать эти сказки своим прихлебателям. Посмотри, как устроились другие боги. У них есть все. А что у нас? – она обвела рукой позолоченную мебель и фрески на стенах. – Сплошная пустыня. – Тебе все мало, – злобно заметил Сет, вставая и нервно расхаживая из угла в угол. – Ты вышла за меня ради денег! Ради богатства! – Да, именно так! – с вызовом отозвалась женщина. – А что еще ты можешь предложить? Ум? Красоту? Обаяние? Посмотри на себя, урод! Сет помассировал пальцами виски. – О Амон! – патетически воскликнул он. – И это благодарность за все, что я для нее делаю! Когда мы расписывались, я надеялся, что будем жить, как нормальные боги. А ты превратила мою жизнь в преисподнюю! За три года нашего брака ты стала отвратительной скандальной бабой! Лицо Нефтиды исказилось от гнева. – Я знаю, что ты ко мне равнодушен. И догадываюсь, кто в этом виноват. Проклятая Исида! В ее присутствии ты ведешь себя просто неприлично! – Ах, оставь эти намеки! Ревнивая дура! – Сет в изнеможении испарился. Нефтида нервно подошла к бару и плеснула себе виски. – Вот так всегда, – с обидой сказала она. – Никогда не поговорит по-божески. Не даст высказать, что накипело. Дверь отворилась. В баснословно дорогом вечернем туалете в комнату бесшумно вплыла Исида, сияя солнечным диском между рогами на голове. – Здравствуй, сестра, – приветливо сказала она. – Как давно мы с тобой не виделись. – Да, я даже успела соскучиться, – фальшиво улыбнулась Нефтида. Женщины приложились друг к другу щечками. Жена Сета двумя пальчиками пощупала ткань, из которой было сшито платье сестры: – Какая прелесть! Это от Версаче или от Диора? – Представь себе, отечественное производство. Купила в Мемфисе, и совсем недорого, – похвасталась Исида. – Сет дома? Нефтида нахмурилась: – У тебя к нему какие-то вопросы? Нет его, испарился. В пустыню. Устраивает там бурю. Исида побледнела и заломила руки: – Ах! Мой бедный муж! Его путь в Азию пролегает как раз через пески. Я так волнуюсь, так волнуюсь, как бы с ним чего-нибудь не случилось. – Ну что с ним может случиться? – с досадой спросила Нефтида. – Он же бог. – О, не говори так, сестра! – Исида прижала руки к груди. – Сердце подсказывает мне, что все эти командировки добром не кончатся… Представь, в прошлый раз Осириса чуть было не съели! И ему пришлось срочно отучать дикарей от людоедства. Муж всегда взваливает на себя чужие проблемы. В конце концов, почему он должен все решать за смертных? Ну, перестали они пожирать друг друга, пускай сами позаботятся об иной пище. Так нет же, Осирис научил их сеять ячмень и – как это?– полбу. Выращивать виноград и делать вино. Выпекать хлеб… Сейчас, кажется, налаживает производство пива. Больше того, он лечит этих несчастных! Нефтида поджала губы: – Я ни за что не позволила бы Сету заниматься такой ерундой. Подумай сама: твой муж может подхватить какую-нибудь заразу и принести ее в дом… Кстати, мне уже теперь не нравится цвет его лица. Какой-то Осирис стал землистый, зеленоватый… – Слишком много работает, – вздохнула богиня плодородия. – А насчет людей ты не права. Пусть лечит их на здоровье. Подумай сама, они ведь как дети, и мы, боги, должны поднимать их до своего культурного уровня. Нефтида хотела ответить, но в это время раздался резкий телефонный звонок. – Алле? Нет его, – отозвалась хозяйка. – Да, в пустыне. Когда будет – неизвестно. Да что ты, Ра! Заходи так, попросту. Мы тут с Исидой одни скучаем. У нее тоже муж в командировке. Она повесила трубку и подсела к зеркалу. – А этот Ра ничего, – проворковала жена Сета. – Хоть и в возрасте… Исида скромно потупилась. – Но у него такие проблемы с дочерью, просто ужас какой-то, – Нефтида провела по губам помадой. – Говорят, она ему так хамит… Поэтому стоит жара: бог солнца, когда расстроен, совершенно не владеет собой. – Она поднялась и плавной походкой подошла к кондиционеру. – Ну вот, теперь немного прохладнее… А еще ходят слухи, что Тефнут сбежала… Не помню, с кем… Не то с Шу, не то с Тотом… Куда-то на юг… Ой! – спохватилась вдруг Нефтида. – Ты в таком платье, а я по-домашнему. Пойду, пожалуй, переоденусь к ужину. И она застучала каблучками по лестнице, подымаясь на второй этаж. Исида нажала кнопку пульта. Полилась нежная музыка. Богиня прошлась по комнате, посмотрела на фрески родителей, вздохнула, приблизилась к кушетке и прилегла в картинной позе. – Осирис… – прошептала она, прикрывая глаза. – О, где же ты? Слезинка скатилась по ее нежной щеке. Исида всхлипнула и задремала. В комнате немедленно материализовался Сет. Выразительными ослиными глазами он не отрываясь смотрел на богиню. Потом в порыве чувств опустился на колени возле ее ложа. – Исида, я обожаю тебя! Исида вздрогнула и проснулась. – Что ты, Сет? – испугалась она. – Не прикасайся ко мне! Я замужем! – Брось! – бог пустыни принялся пылко целовать ей руки. – Брось своего Осириса! Стань моею! – А что вы намерены делать со мной? – раздался злобный голос. На верхней ступеньке лестницы стояла Нефтида с короной на голове и в богатом платье… Нож выпал из Катиной руки. Уши Сета безвольно повисли. Раздался звонок в дверь. – Открыто! – прокричала девочка, не отрываясь от экрана. Поползли титры. – Привет! – Спиноза взглядом ученого окинул ведро чищеной картошки. – Вы что, гостей ждете? – Ой! – смутилась Катя. – Я и не заметила… Такое кино интересное! Все так жизненно, знаешь… Спиноза поморщился. – Не понимаю, как можно смотреть подобную ерунду. Пошлость и безвкусица. И совершенно ненаучно. – Почему? – удивилась Геракл. – Это же исторический фильм. – Обыкновенная мелодрама, – возразил Витя, поправляя на носу очки. – Мыльная, так сказать, опера. К историческим реалиям не имеет никакого отношения. Да и к мифологии, собственно говоря, тоже. Начнем с того, что в Древнем Египте не было телефонов, музыкальных центров, сигар и кондиционеров. – Ты хочешь сказать, телевизор врет и все это выдумки? – напустилась на него Катя. – Нет, не выдумки, – авторитетно заявил Спиноза. – Но все было не так, а совсем иначе. Я сейчас как раз увлекся египтологией и провожу небольшой научный эксперимент. В частности, меня интересуют не изученные доселе свойства пирамиды… – Какие у нее могут быть свойства? – отмахнулась Геракл. – Стоит себе где-то там и стоит. Ты, Спиноза, со своей наукой свихнешься скоро. А жизнь проходит мимо… – И это ты называешь жизнью?! – Спиноза сурово указал на экран. – Такое псевдоискусство рассчитано на самые невзыскательные умы! – Это у меня такой ум?! – Катины бицепсы возмущенно перекатывались под рукавами футболки. – Да, если ты веришь в подобные глупости! – непримиримо подтвердил мальчик. – И верю! – Ну и верь! – Спиноза повернулся к дверям. – А я еще хотел тебя на эксперимент позвать! – Ну и проваливай! – запоздало крикнула ему вслед Катя. – Вместе со своей пирамидой! Дверь захлопнулась.Глава 3. Могила неизвестного покойника
Песок скрипел на зубах. Спиноза с остервенением расчищал строительную площадку. – Ну и пусть смотрит свои сериалы! – обиженно бормотал он. – Я ей еще покажу, где настоящая жизнь! Вокруг с совочками и ведерками суетилась малышня. Старушки на скамеечке умильно кивали на Спинозу: – Хороший какой мальчик. Культурный… Благородного воспитания ребенок… Родителям радость-то какая! Облезлая черная кошка с белым пятном на носу неодобрительно оглядела разоренную песочницу. «Вот так всегда, – подумала она. – Не успеешь присмотреть себе местечко, его тут же захватят другие». Она повернулась и побрела в другой конец двора. – Вить, а Вить! – дернул Спинозу за штанину боевого вида малыш по кличке Чукигек. – А чего мы строим? – Пирамиду! – сердито сказал Спиноза. – Вить, а Вить, а зачем? – продолжал допытываться Чукигек. – Для эксперимента. Отстань! – А что такое – эксперимент? – …Несущие конструкции… – Витя взялся рукой за подбородок. – А что такое несущие? – не отставал любознательный малыш. – А что такое конструкции? Взгляд Спинозы просветлел. – Палки! Мне нужны палки! Побольше и подлиннее! Кто найдет, тому дам потрогать чучело орла! Малышня врассыпную разбежалась по двору. – На помойке ищите! – крикнул им вслед Спиноза. – Там есть все! – Витя, а зачем тебе палки? – Чукигек вернулся первым. – А такая годится? – Маловата, – и Спиноза небрежно отбросил в сторону скрипичный смычок. Чукигек исчез и через минуту появился снова: – А эта? – он протянул Вите смычок от контрабаса. – Коротковата, – покачал головой Спиноза. – А может, крышка от пианино подойдет? – с надеждой спросил малыш. – Пойдем со мной, я ее сам не донесу. – Погоди, – только сейчас спохватился экспериментатор. – Ты где все это взял? Чукигек небрежно махнул рукой: – У нас дома таких штучек полно. Еще флейта-пикколо есть. Мама хочет, чтоб я этим стал… как его… Ну, который ребенок умный-преумный и на всех инструментах играет. – Академиком, – кивнул Витя. – Знаешь, лучше отнеси все это. – На помойку? – малыш с готовностью подхватил смычки. – Домой, – строго приказал Спиноза. – Домой! – высунулась из окна Чукигекова мама. – Лапушка, беги домой! Тебе нужно повторить гаммы! Чукигек тяжко вздохнул и побрел к подъезду. – Пирамиду достроить не дадут, – ворчал он, волоча за собой смычки и завистливо поглядывая на других малышей, которые возвращались к песочнице с трофеями. – Молодцы, – хвалил их Спиноза, сортируя строительные материалы. Натасканного добра хватило бы на десяток пирамид. Особо ценной добычей оказалась старая раскладушка. Разогнуть бы все эти трубки – и пирамиду до вечера можно построить. Спиноза поднатужился и тут услышал за спиной голос Петули: – Ты чего мою раскладушку ломаешь? Витя растерянно поправил очки: – Разве она твоя? Ее на помойке нашли. – Моя, – Петуля сплюнул, – и помойка моя, и все на помойке мое. – Он дернул раскладушку к себе. – А вот и нет! – хором закричали малыши. – Ее из десятой квартиры выкинули. Спиноза крепче вцепился в алюминиевую перекладину. – Отдавай, блин! – тянул к себе Петуля. – Раскладушка принадлежит науке! – не сдавался Спиноза. – Это наша! – вопили малыши. – Мы ее нашли! Услышав во дворе шум, Геракл оторвалась от телевизора и выглянула в окно. Петуля теснил Спинозу раскладушкой. Витя отчаянно сопротивлялся. Катя кубарем скатилась по лестнице. Петуля не успел оглянуться, как оказался на земле. Спиноза лежал рядом, судорожно прижимая к себе спасенный трофей. – Спасибо, Катя, – сдержанно поблагодарил он, убирая с носа пружину. – Блин, – простонал Петуля, потирая ушибленные места. – Вали отсюда, – спокойно посоветовала ему Геракл, поднимая Спинозу вместе с несущими конструкциями будущей пирамиды. Петуля встал и, прихрамывая, заковылял в сторону. – Что, отличничка себе кадришь? – крикнул он с приличного расстояния. – Втрескалась небось в этого зануду очкастого! Спиноза покраснел. – Что-о? – Катя сделала шаг по направлению к противнику. – А ну повтори, что ты сказал! – И повторю! – закричал Петуля, спасаясь бегством. – Вы у меня еще увидите, козлы! – Ну, я пошла, – сказала Геракл, не глядя на Спинозу. И не тронулась с места. – Еще раз благодарю, – уставясь в песок, отозвался Витя. – Ну, до свидания, – Катя переступила с ноги на ногу. И посмотрела в небо. – Все доброго, – Спиноза поковырял носком песок. – Тренировка скоро, – светским тоном сообщила Геракл непонятно кому. – Я тоже занят, – Витя поднял то, что осталось от раскладушки, и попытался разогнуть трубки. Несколько минут Катя смотрела, как он борется с металлом. И наконец не выдержала: – Давай сюда. – Что ты?.. Я сам… – пробормотал Спиноза, протягивая ей алюминиевый каркас. – Тут у меня метки… Через две минуты легкие, полые и идеально ровные трубки были аккуратно сложены около песочницы. Спиноза утер со лба пот. – Не знаю, что бы я без тебя делал… Ты извини, я погорячился. – Я тоже беру свои слова обратно, – Катя смущенно поплевала на запыленные ладони. – Ладно, чего еще поломать, разогнуть? На тренировку я уже опоздала… Работа закипела. Спиноза бегал вокруг песочницы и отдавал распоряжения. А Геракл могучей рукой сжимала верхушку будущей пирамиды. – Нет, не так, – мальчик слегка поправил ее кулак. – Тут главное – угол. – Какой еще угол? – удивилась Катя. – Наклона, – объяснил Витя. – Это в пирамиде основное. – Он обмотал трубки веревкой. – Ну и, конечно, ориентация граней по сторонам света. В этом отношении нашей песочнице нет равных. – Ага, – на всякий случай подтвердила Геракл. – Но, может, сделать ее повыше, пирамиду твою? Если ты тут жить собираешься. Спиноза снисходительно улыбнулся. – В пирамиде, Катя, не живут. В ней только спят. Вечным сном, – торжественно заключил он. Девочка побледнела и испуганно отшатнулась. – А что, кто-то умер? И хоронить будут здесь, не на кладбище? Ой, я лучше пойду… – Останься, Катя, – тихо попросил мальчик. – Я тебе все объясню. Геракл в нерешительности остановилась: – Я еще уроки не сделала… Она опасливо покосилась по сторонам, но гроба нигде не заметила. Только из окна Чукигековой квартиры вдруг раздались мощные аккорды басовых клавиш, громкий детский плач и истерический женский крик: – Ты меня в могилу сведешь, бездарь!Письма Шампольона брату
. Послание первое Александрия, 5 августа 1828 года. Любезный брат мой и друг! Итак, моя научная экспедиция прибыла в Страну пирамид, и наши корабли «Исида» и «Хатор» пришвартовались в Александрии. Я поцеловал египетскую землю, впервые ступив на нее после многолетнего нетерпеливого ожидания. И немедля направился в Рашид, более известный как Розетта. На том самом месте, где был найден Розеттский камень, возблагодарил египетских жрецов за надпись, которая сыграла исключительную роль в расшифровке иероглифов. Много в этих краях необычного. Но более всего поражают воображение гигантские усыпальницы египетских царей. (…) Чем более приближаешься к пирамиде, тем менее заметен наклон ее граней, и кажется, что перед глазами вырастает огромная ровная стена. Если на современного цивилизованного человека эти гигантские сооружения производят столь ошеломительное впечатление, то можно себе представить, какое чувство восхищения вызывали они у древнего египтянина. (…) Сомневаешься порой, что такое монументальное строение под силу воздвигнуть слабым человеческим рукам. Чудится, будто это огромный каменный сфинкс разбросал свои игрушки перед тем, как лечь отдохнуть на несколько тысячелетий. Но нет, любезный брат мой! Не в беспорядке разбросаны пирамиды по бескрайней песчаной пустыне. Все они построены по строгому плану на левом берегу Нила. Грани фараонских усыпальниц указывают, подобно компасу, север и юг, запад и восток. Стены выстроены под определенным наклоном. Здесь прослеживается какой-то умысел, но что сие означает, для меня пока остается загадкой. Молю Бога, чтобы Он дал мне сил и здоровья разгадать ее.Глава 4. Кошка сдохла, хвост облез
– Так вот, Катя, – подытожил Спиноза, – загадка древних пирамид не разгадана до сих пор. – Да уж, – Геракл мало что поняла из витиеватых научных объяснений. – Конечно уж… – Правда, интересно? – обрадовался Спиноза. – А что такое пирамида как геометрическое тело? – М-м-м, – неопределенно протянула Катя. – Вот я недавно прочитал в журнале «Отдохни», какие эксперименты проводил один ученый. Он построил у себя в комнате пирамиду и стал в ней спать. И знаешь, как хорошо высыпался?! Геракл пожала плечами: – А меня без всякой пирамиды из пушки не разбудишь. – Катя, как ты не понимаешь?! – Спиноза так разволновался, что у него запотели очки. – Ученый до этого страдал бессонницей. И потом, он лезвия точил. – Какие еще лезвия? – Обыкновенные. Которыми бреются. Как лезвие затупится, он его хвать – и в пирамиду картонную. Назавтра лезвие как новенькое. В глазах девочки мелькнул интерес: – Может, ножи так попробовать? Ножницы? А то мы с мамой знаешь как мучаемся… – И попробуем, обязательно попробуем! – с энтузиазмом пообещал Витя. – Вот только достроим. Ну-ка, подержи опять. Пока малыши таскали к стройплощадке ящики от ближайшего магазина, каркас был готов. И вскоре посреди двора поднялось странное сооружение. Из окна Чукигековой квартиры раздались звуки бравурного марша. Спиноза удовлетворенно отряхнул колени. – Ну вот. Можно приступать к эксперименту. Катя обошла пирамиду вокруг, окидывая работу хозяйским взглядом. – А куда ножи совать будем? – вдруг озадаченно спросила она. Тут только Витя обнаружил, что допустил серьезный инженерный просчет. – Без окон, без дверей! – радостно запищали малыши. Спиноза смущенно протер очки. Не дожидаясь распоряжений главного проектировщика, Геракл одним ударом кулака проделала дыру в ближайшей стене. Оставалось только расширить вход. – Готово! – объявила Катя. – Сейчас ножи принесу и ножницы. Слушай, а пилку маникюрную тоже можно? – Конечно, – согласился Спиноза. – Только, пожалуйста, побыстрее. Я сгораю от нетерпения. Но не успела Геракл сделать и двух шагов, как из своего подъезда показался рыдающий Чукигек. В вытянутой руке он нес за хвост черную кошку. Голова ее бессильно моталась из стороны в сторону. – Не мучай животное! – подскочила к нему девочка. – Садист малолетний! Отпусти! Чукигек поднял заплаканное лицо. – Сдохла, – всхлипнул он. Потрясенные малыши дружно заревели. – Как это – сдохла? – опешила Геракл. – Она недавно живая была! Спиноза молча подошел к Чукигеку и осмотрел кошку. – Пульс не прощупывается, – констатировал Витя. – Дыхание отсутствует. К сожалению, медицина тут бессильна. – А какая она была хорошая! – запричитал сквозь слезы Чукигек. – Несчастная такая, одинокая… Без семьи, без друзей… Дашь ей котлетку, она так обрадуется… Бедная киска! У Геракла тоже предательски засвербило в носу. Она чихнула и грустно заметила: – Такова жизнь. Похоронить бы ее по-человечески… Глаза у Спинозы загорелись фанатичным желтым огнем. – Я даже знаю где, – таинственно произнес он. – Вот здесь. Все посмотрели на дыру в пирамиде. – А эксперимент как же? – напомнила Геракл. – Это и будет, Катя, самый настоящий научный эксперимент. Мы похороним ее как фараона! Да что там! Мы похороним ее как кошку… Малыши перестали плакать. Катя тоже уставилась на Спинозу. Витя солидно прошелся туда-сюда. – Видите ли, друзья, в Древнем Египте кошку обожествляли наряду с другими животными. В случае ее кончины в доме объявлялся траур, и все члены семьи сбривали себе брови. – От горя? – уточнил Чукигек. Спиноза кивнул: – Можно сказать и так. Труп покойной увозили в город Бубаст, на специальное кошачье кладбище. Там ее бальзамировали, укладывали в саркофаг. То есть в гроб такой каменный… – Витя немного подумал и пояснил для малышей: – Даже в несколько гробов, вложенных один в другой… – Как матрешки, – сообразил Чукигек. – …И хоронили, – закончил Спиноза. – Тащите с помойки гробы! Усопшая, не подозревая об оказанных ей посмертных почестях, лежала в коробке из-под обуви, мирно сложив на груди передние лапки. Малыши сплели венок из одуванчиков, и Катя заботливо украсила им облезлое тело. – Накрывать? – тихо спросила она, держа наготове картонную крышку. – Подождите! – закричал Чукигек и припустил к дому. – Я сейчас! Его не было довольно долго. Малышам надоело ждать, и они начали потихоньку разбредаться. У саркофага остались только Спиноза и Катя. Наконец, появился Чукигек. Он сжимал в кулаке холодную котлету. – Положи в гроб, – попросил он Геракла. – Киска их так любила. Катя скорбно пристроила котлету среди одуванчиков на тощем кошачьем пузе, и крышка навеки закрыла острую мордочку с белым пятнышком на носу. Спиноза бережно уложил гроб в упаковку из-под радиоприемника. – Пам-пам-пам-пам, па-ба, па-ба, па-ба-пам… – дрожащим голосом пропел Чукигек. – Что это с тобой?! – вдруг закричала Геракл, нарушая торжественность момента. Оркестр перестал играть. – Где? – испугался малыш. – Вот именно, где? Где твои брови? – А, – успокоился Чукигек. – Сбрил. Папиной бритвой. От горя. Пам-пам-ба-пам… – снова загудел он. – Ну и попадет же тебе, – заметила Катя, укладывая коробку в ящик из-под апельсинов. Спиноза затолкал саркофаг вглубь пирамиды и двумя дощечками крест-накрест заколотил вход. – А табличка? – напомнила девочка. – На могилах всегда пишут, кто лежит, когда родился, когда умер… – Так про покойницу ничего не известно, – растерялся Витя. – Кроме, конечно, даты смерти. – И про котлеты, – вмешался безбровый Чукигек. – Этого мало, – возразил Спиноза. – Как ее звали? – Никак, – вздохнул малыш. – Просто киска. – Без имени нельзя, – строго сказала Катя. – Пускай будет Васька. – Катя, но это же мужское имя, – укоризненно заметил Спиноза. – А она была женщина. – Ну пускай тогда Баська, – не растерялась Геракл. – Так и напиши. Спиноза задумался. Потом взял картонку почище и начертал на ней красным фломастером, который всегда таскал с собой в кармане: «Здесь спит вечным сном экспериментальная кошка Баська, которая очень любила котлеты и умерла 4 мая 2011 года. Покойся в мире. Наука тебя не забудет, как собаку Павлова. От безутешных друзей со двора».Глава 5. Пространственный канал
В скорбном молчании Геракл стояла у доски. Карга постукивала указкой по столу: – Ну, Волосюк, мы ждем… Катя выразительно посмотрела на Спинозу. Он беззвучно зашевелил губами и стал делать какие-то знаки. – Ага, – Катя взяла мел и начертила прямоугольник. – Это уже лучше, – ехидно улыбнулась Карга. Геракл обрадовалась. Кажется, она попала в точку. И уже смелее приписала по углам латинские буквы A, B, C, D. – Какая способная ученица! – ласково произнесла Марь Иванна, что не сулило ничего доброго. – Только она немножко путает алгебру с геометрией. Какой у нас сейчас урок, Волосюк? – Ваш, – уверенно сообщила Катя. – А оценка твоя! – сверкнула золотыми зубами классная руководительница. В этот момент дверь без стука распахнулась. На пороге стоял запыхавшийся Чукигек. Двумя руками он с трудом удерживал потрепанный ранец, весь обклеенный картинками от жвачек. – Что это за явление Христа народу? – важно поинтересовалась Карга. – Вот, – Чукигек бросил ранец к ее ногам. – Я у могилы нашел. – У какой могилы? – взревела Карга. – Мальчик, ты хоть понимаешь, куда пришел? В шко-олу! – А я не к тебе, тетя, – объяснил малыш. – Я вот к нему, – он показал пальцем на Спинозу. – Вить, там твоя пирамида взорвалась. Спиноза побледнел: – Как взорвалась? – Не знаю, – Чукигек поковырял в носу и аккуратно вытер палец о штаны. – Там что-то хлопнуло, и дым повалил. Я прибежал и нашел вот это, – он стукнул ногой по ранцу. Спиноза медленно поднялся из-за парты: – Она сгорела? – Пирамида-то? Нет, стоит, только немножко покривилась. – Корнецов! – впервые в жизни Карга назвала Спинозу по фамилии. – Что происходит? Это тебе не гостиная гостей принимать, это классная комната! И урок идет, между прочим! Мальчик, вон отсюда! – Петуля! – вдруг так и подскочила Геракл. – Это его ранец! – Ну вот, – обреченно произнес Спиноза. – Я так и знал. Я предчувствовал. – Точно, Петуля, – повторила Катя. – Он отомстить обещал. Где он, гад этот? Карга всем телом надвинулась на безбрового Чукигека. – Да, где Петуля? Почему он не на занятиях? Малыш подтянул штаны и шмыгнул носом. – Пропал. Как залез туда, так больше и не вылезал. Наверное, подвзорвался. Я в дырочку посмотрел – ни кискиного гроба нет, никого… Марь Иванна побагровела: – Несчастный случай? ЧП в учебное время? Да вы знаете, что за это бывает? Она взглянула на часы: – Скоро звонок. Все остаются на местах. И никому ни слова, ни-ко-му. Буланова – за мной! Мальчик, – Карга цепко схватила Чукигека за руку, – веди! Класс загудел. Геракл и Спиноза, не сговариваясь, бросились к окну. Как только Карга с Булановой и безбровым Чукигеком скрылись за поворотом, ребята выскочили на улицу. – Сюда! – Катя поволокла Спинозу к пролому в заборе. – Быстрей! Надо их опередить! – Постой! – Витя наклонился, беспомощно ощупывая землю под ногами. – Очки! Я уронил очки! – Догоняй! – и Геракл помчалась вперед с хорошей спринтерской скоростью. Во дворе было пусто. Если не считать Булановой, которая коротала время с Чукигеком. – Эх, Спиноза, Спиноза… Не успели… – огорченно подумала Катя. – А где Карга? – поинтересовалась она вслух, оглядывая немного покосившуюся, но все еще крепкую пирамиду. Оторванные дощечки и Баськина надгробная табличка валялись рядом. – Там, – Чукигек показал в дыру. – Петулю ищет. Живого или мертвого. – А ты почему ушла из школы? – прищурилась Буланова. – Я Марь Иванне все расскажу. – Чего еще от тебя ждать? – отмахнулась Геракл, заглядывая внутрь. Там было темно и пусто. – А где, интересно, гроб? – Катя опустилась на четвереньки и забралась в пирамиду. – Странно, – донесся оттуда ее голос. – Куда же она… – Ну вот, – удовлетворенно сказала Буланова. – Теперь Марь Иванна сама увидит, что Волосюк ушла без спросу. Так о чем я тебе рассказывала? – Об объектах, – отозвался Чукигек, – которые летают, но их никто не узнает. – Вот и я говорю. Экстрасенсы доказали, что НЛО… На Буланову с разбегу налетел Спиноза. – Еще один прогульщик, – хладнокровно отметила Таня. – Полезай, полезай, Витечка. Там уже подружка твоя с Марь Иванной беседует… Спиноза с опаской засунулся в черную дыру. – Но там же нет никого! – с восторгом закричал он, высовываясь обратно. – Эксперимент удался! – Ну конечно, – подтвердил Чукигек, – они все там пропали. Это как бы подземный ход. – Гениально! – от избытка чувств Витя хлопнул Буланову по плечу. – Ты понимаешь, Таня? Как это раньше мне в голову не приходило? Пространственный канал! Аномальная зона! Он проворно залез в пирамиду и пропал. Буланова проводила его изумленным взглядом. – Четвертый, – на пальцах подсчитал Чукигек. – У меня еще один остался, – он показал Тане мизинчик. – Полезешь? – Я что – ненормальная? – пожала плечами Буланова. – Еще попаду куда-нибудь, а у меня уроки не сделаны. Она подобрала с земли длинную палку и потыкала ею в дыру. Раздался легкий щелчок, и палка растаяла в Таниной ладони. – Вот видишь! – Вижу! – глаза у Чукигека загорелись. Он опустился на корточки. – Лапушка! – раздался из окна пронзительный женский голос. – Домой! Пора разучивать этюд! Чукигек тоскливо посмотрел в таинственное черное чрево и встал на ноги. – Вот так всегда, – пожаловался он. – Только начнется самое интересное, а из человека уже академика делают. И растворился в темноте подъезда. Буланова обошла пирамиду со всех сторон. – Аномальная зона, – повторила она слова Корнецова. – И чего они туда полезли? Ее наблюдать надо, а не ставить эксперименты на людях. Таня сбегала к себе на пятый этаж, вынула из маминого рукоделия вязальную спицу, согнула ее под прямым углом и вернусь к песочнице. – Биорамка готова, – объявила она сама себе, основательно усаживаясь на скамеечку. – Буду изучать загадочные явления. А уроки… Что уроки? Все равно Карга пропала…Письма Шампольона брату. Послание второе
Гиза, 9 сентября 1828 года. Любезный брат мой! Среди местных жителей имеет хождение великое множество разнообразных верований и легенд, связанных с пирамидами. Порою они довольно нелепы и смехотворны, но чаще всего основываются на какой-либо реальной подоплеке. Египтяне утверждают, будто бы древние строители обладали какими-то особыми, сокровенными знаниями. И в самой конструкции древних усыпальниц якобы зашифровали (…). Разумеется, как человек девятнадцатого столетия я не верю подобным россказням, но как исследователь не имею права отбрасывать самые невероятные версии. Если древние зодчие сумели воздвигнуть такие колоссальные сооружения, не исключена возможность, что они вложили в эти совершенные пропорции математические, астрономические, географические и прочие открытия своего времени. Теперь ты понимаешь, насколько важной мне представляется задача прочитать и истолковать загадочные знаки, которые украшают стены гробниц, стелы и папирусы. О да, дорогой Жак Жозеф, я говорю об иероглифах. Это тот ключ, которым можно открыть любую тайну одной из величайших цивилизаций прошлого.Часть вторая
Глава 1. Ах, привидение!
Обливаясь потом, лавируя между каменными глыбами, рабы несли тяжелые носилки. Потом затормозили. – Спасибо, ребята!– сердечно поблагодарил их крупный мужчина с намечающейся лысиной. Он с трудом слез с носилок и промокнул льняным передником лоб и шею. – Жарко сегодня, – пожаловался он. – Неважно себя чувствую. – Выпить надо, Жизнь-Здоровье-Сила, – подсказал Носитель Опахала. Не обращая внимания на его слова, мужчина уверенной поступью направился к стройплощадке. Работа кипела вовсю. Затянувшийся на двадцать лет долгострой приближался к завершению. Пирамида походила на огромный муравейник. По длинной насыпи сновали вольнонаемные и рабы. Мастера усердно трудились. Начальники участков зычными голосами отдавали распоряжения. Надсмотрщики зорко следили за подопечными: подгоняли палками ленивых, наказывали халтурщиков, вели учет и контроль стройматериалов. Мужчина оглядел объект и остался доволен. – Стройка века, – задумчиво сказал он. – Я бы даже сказал, веков. Потом вынул из-за пояса вчерашний выпуск «Нильских новостей», развернул свиток и близоруко поднес к глазам. – Все боится времени, а время боится пирамид, – медленно, смакуя каждый иероглиф, прочел мужчина, заткнул папирус обратно за пояс и заметил: – Хорошо сказано, Хепсшаг побери. Тут, наконец, его увидели. И как от камня, брошенного в воду, по толпе понеслось волнами: – Фараон! Великий Хнумхуфу! Чтоб он был нам здоров, жив и невредим! Рабочие, надсмотрщики и начальники участков побросали инструменты и плетки и пали ниц. С верхних этажей пирамиды скатились две-три каменные глыбы весом по шесть быков каждая. Никого, к счастью, не задавило. – Не надо этого культа личности, – милостиво махнул рукой фараон. – Продолжайте работу, ребята. Главного Архитектора ко мне! В мгновение ока перед Великим Хуфу словно из-под земли вырос зодчий Хемиун: – Вызывали, Жизнь-Здоровье-Сила? И он отряхнул руки от каменной крошки. – Образец облицовки, – потребовал фараон. – А как же, – Хемиун щелкнул пальцами, и два раба подтащили к начальству плоскую каменную плиту. – Темновата, – поморщился Хуфу. – Слишком мрачно, ты не находишь? – Так это же для загробной жизни, дядюшка, – стал оправдываться Хемиун. – Должно соответствовать печальности момента. И потом, смотрите, какое качество! А полировка? Это будет не гробница, а лялечка. Фараон задумчиво поплевал на палец и провел им по идеально гладкой поверхности. – Посветлее, мне кажется, лучше, – с сожалением сказал он. – К тому же покойный, то есть я, отличался веселым жизнерадостным характером. И, довольный своей шуткой, Хуфу улыбнулся: – Давай пустим что-нибудь порозовее. – Добрый Бог, Великий Господин! – на коленях подполз по горячему песку Старший Надсмотрщик. – У нас проблемы. Рабы падают в обморок, не говоря уж о вольнонаемных. С утра не завезли воду. Кроме того, двенадцать бригад простаивают: на западную сторону не подали стройматериалы. – Гиены пятнистые! – выругался фараон. – Как не подали? Как не подвезли? Ух, и получит у меня палок Руководитель Перевозок! Я ему, неплодородному, с утра сказал: подъехать в каменоломни и распорядиться насчет блоков на запад. Вот ведь мозги дырявые! Уволю к Апоповой матери! Он обернулся к племяннику и пожаловался: – Видишь, Хемиун, каково нам, фараонам, приходится? Крутишься с утра до вечера, а толку никакого. Понадеяться буквально не на кого. Все вопросы нужно решать самому. Зодчий потупил взгляд. Он чувствовал себя неловко, хотя дядя ругал вовсе не его. – Обед хоть рабочим привезли? – грозно спросил Хуфу. – Чем сегодня людей кормить? Надсмотрщик загнул мизинец: – На первое – вяленая рыба, на второе – лепешки… – Вчерашние? – уточнил фараон. – Позавчерашние, – успокоил его Надсмотрщик. – Черствые уже. – Хорошо, – кивнул Хуфу. – Из овощей что? Надсмотрщик пугливо покосился на Хемиуна. – Фасоль? –неуверенно сказал он. Главный Архитектор кивнул: – А также – редька, тыква, огурец… Что там еще? Фараон недоверчиво посмотрел на племянника. – Точно? Не врешь? – переспросил он. Уже не раз бывали случаи, когда овощи уходили налево. – Клянусь Аписом! – не моргнув глазом соврал Хемиун. – Смотри у меня, – пригрозил Хуфу. – Начнут рабочие болеть – шкуру спущу. Включи в дневной рацион лук и чеснок – для профилактики. А лидерам к концу смены поставь пиво за мой счет. И повели отразить на каменной стеле, сколько всего съели и выпили за двадцать лет строительства. Та-ак… – пот градом катил по его лицу. – Какие еще вопросы? – По строительству Великой_Пирамиды все вопросы на сегодня закрыты, – доложил из-за спины фараона Секретарь-Писец, пробежав глазами дежурный папирус. – Тут только домашние и государственные дела. Но… – он с трудом разобрал небрежно нацарапанный иероглиф. – К вам на сегодня записалась депутация из жрецов. – Пта! – стукнул себя по лбу фараон. – Совсем забыл! Надо пир на вечер заказать. Запиши и отправь во дворец курьера. Который час? Хемиун воткнул в песок измерительную палку и изучил ее тень. – Двадцать семь – сорок две минуты четвертого, дядя. Часы немножко отстают, потому что здесь наклон. Хуфу сокрушенно покачал головой: – Ну вот. Не успеваю царице новые сандалии заказать. Опять скандал будет. Слышь, Хемиун, у тебя транспорт какой есть? Тогда я на твоих носилках поеду, а свои пошлю к купцам из Джахи за обувью. Вдруг фараон подпрыгнул. Песок под его ногами зашевелился. – Что такое? – Хуфу испуганно отскочил в сторону. – Диверсия! – побледнел Хемиун. И тоже отпрыгнул. – Ящерица, – успокоил Надсмотрщик. – У нас этих тварей хватает. В песке образовалась небольшая воронка. Она пульсировала и расширялась. – Или суслик, – задумчиво предположил Секретарь-Писец, большой любитель и знаток природы родного края. – А может, крот? В этот момент из песка высунулась человеческая рука со скрюченными пальцами. Хуфу успокоился: – А, казнили здесь кого-то… Что ж так плохо закопали? Хемиун покачал головой: – Да у нас с прошлого Разлива никого серьезно не наказывали. Палками побьем маленько – и все дела. Рука пошевелила пальцами и начала быстро вытягиваться вверх. Мужчины внимательно смотрели на нее. Она была какая-то нездешняя. Особенно ногти. Длинные, ярко-красные, будто на них запеклась кровь. – Может, это грешник из Дуат? – высказал свою версию Секретарь-Писец. – В старых папирусах упоминаются привидения, в которые превращаются неуспокоившиеся «Ах». Обычно они появляются в домах, во дворцах, бродят около мастаб. Притом исключительно ночью. Но чтобы днем и среди песков… Из воронки показалась лиловая макушка. Рука взбила на ней волосы. И вот уже вылезли лицо, шея, плечи… Привидение отряхнулось, раскрыло рот, и его зубы ослепительно блеснули. – Ах! – отшатнулись мужчины. – Здравствуйте, граждане! – отплевываясь от песка, бодро произнесло неизвестное существо. – Hе «Ах», – разочарованно вздохнул Секретарь-Писец. – Далеко не ах! – Ваши замечания прошу оставить при себе, – существо одернуло тусклые одежды странного покроя. – Перед вами педагог. Кстати, что вы себе позволяете? Почему расхаживаете в общественных местах в таком расхристанном виде? Какой пример вы подаете подрастающему поколению? Фараон и Хемиун недоуменно переглянулись. Хуфу важно расправил складки передника и выпятил живот: – Знаешь ли ты, кто перед тобою? Привидение смерило его презрительным взглядом и засунуло руки в отверстия по бокам одежд. – Фигляр! – презрительно бросило оно. – Клоун! Вам, гражданин, в цирке работать, а не на производстве. Я побеседую с вашим начальством. Хуфу нахмурился. Привидение, конечно, живет по законам загробного мира, но как бывший человек обязано знать, что над фараоном нет иного начальства, кроме Великого Ра. Всыпать бы призраку сотню палок или бросить на съедение крокодилам, но ведь он бесплотен… Хнумхуфу повернулся к Секретарю-Писцу: – Запиши афоризм: двум смертям не бывать, а одной не миновать. И популярно объясни этому «Ах», кто тут начальник. – Падай в ноги Великому Фараону! – побагровев, закричал Надсмотрщик. – И моли о пощаде! – По какому праву! – взвизгнуло привидение. – Я не позволю попирать свое человеческое достоинство! Куда я попала, что за средневековье такое? Секретарь-Писец, который лихорадочно стенографировал все происходящее, вдруг оторвался от свитка и круглыми глазами уставился на загадочное существо. Привидение продолжало вопить: – Вот оно – отношение к педагогам! Сеешь, понимаете ли, разумное, доброе, вечное, а отдачи от общества никакой! Где это видано – чтобы в начале двадцать первого века учителю предлагали падать в ноги?! Секретарь-Писец задумчиво покусал кончик тростниковой палочки: – Это не привидение. Это человек. Кажется, женщина. Только из другого времени. Пусть Великий Хуфу судит сам. Голова небритая. Кожа сероватая. Одеяние из незнакомой нам ткани. А какие смешные сандалии! Носок закрыт, а на пятках еще по маленькой ножке. Зубы сделаны из чистого золота. А что за невразумительная речь! Существо, которое до сих пор беспрерывно верещало, внезапно замолкло. Теперь оно с беспокойством озиралось по сторонам. – Простите, господа, – голос призрака дрогнул. – Что это вы там строите? – Великую Пирамиду, – гордо ответил Хемиун. – Чудо света. – Между прочим, по моему заказу, – сдержанно добавил фараон. – Мне здесь покоиться… – А кто вы? – слабым голосом спросила неизвестная. – Видный представитель четвертой династии Древнего царства, – отрекомендовался фараон. – Хнумхуфу. – По-гречески – Хеопс, – подсказал Секретарь-Писец. – Но так Великого Владыку назовут значительно позже. Фараон отступил на два шага назад и поощрительно улыбнулся незнакомке. – Можешь поцеловать след моей ноги, – милостиво разрешил он. – Великий Дом не гневается, что ты не знаешь церемоний. Существо беспомощно заморгало, похлопало себя по щекам и простонало: – Где я? – В Гизе, – ничто человеческое не было чуждо Великому Фараону. Хуфу искренне посочувствовал Золотым Зубам. – На Черной Земле. В Та-Кеме. – В Египте, значит, опять-таки по-гречески, – уточнил Секретарь-Писец. – А сама-то откуда будешь? Но женщина уже не слышала его. – Боже мой! – ужаснулась она. – Как я сюда попала? А школа? Дети? Педсовет? Виза, наконец? У меня нет никаких документов… Две недели до каникул! Ах, Петуля, Петуля… Ну и в историю ты меня втравил! И Марь Иванна горько зарыдала.Глава 2. Великий Дом у себя дома
Несмотря на занятость, фараон лично проводил Марь Иванну на женскую половину дворца. В отведенной ей комнате было очень уютно. Везде висели шторочки, занавесочки, рюшечки и помпончики. Было много вазочек и статуэточек. На полочке выстроились в ряд золотые крокодильчики мал мала меньше. – Располагайся как дома, – гостеприимно предложил Хуфу. – Нравится? – Очень мило, – похвалила Карга. – Сразу видно, что ваша жена хорошая хозяйка. – Сейчас я вас познакомлю, – пообещал Великий Дом. – Пойдем в Прохладительную Палату. В полутемном покое и в самом деле было прохладнее, чем в остальных помещениях дворца. Какая-то женщина заботливо поправляла букет в вазе. – Моя жена, – представил фараон. – Очень приятно, – расцвела Карга. – У вас просто золотые руки. Всюду такой порядок. Так чисто и красиво. – И мне очень приятно, – просияла царица. – Я столько о тебе слышала! – Моя жена, – повторил Хуфу. Карга недоуменно оглянулась. Болезненно морщась, в кресле полулежала женщина с цветущим румянцем на лице. – Так это вы жена? – бросилась к ней Марь Иванна. – Очень приятно. Я говорю, руки у вас золотые… – Ой, – простонала царица. – Мои бедные руки. Их так ломит… А ноги… И здесь, в правом боку, такое колотье… – Моя жена, – еще раз сказал фараон, когда в дверь впорхнула улыбчивая молодайка в задорных кудряшках. Лицо Марь Иванны вытянулось. – Здрасьте, – прощебетала молодайка, и в Прохладительной сразу стало тесно и шумно. – Так это тебя из песка выкопали, да? Вот ведь как бывает: идет человек, ничего не замечает, вдруг кто-то вылезает из-под земли… Бегемота можно родить, честное слово. Мне подруга недавно рассказывала такую историю… – Помолчи, Кукушка, – поморщился Хнумхуфу. – Дай человеку в себя прийти. – А я разве что-то говорю? – оскорбилась Кукушка. – Молчишь – плохо, говоришь – тоже плохо, тебе не угодить. Скажи лучше, сандалии принес? – Привезут с минуты на минуту, – пообещал фараон. – Ну вот, – Кукушка бурно задышала. – Я, видите ли, много разговариваю. А попросишь тебя что-нибудь сделать для дома – не дождешься. Посмотри, в каком старье я хожу! – и она кокетливо выставила вперед миниатюрную ножку в золоченом шлепанце. – Ой, – донеслось из кресел, – тебе хорошо, а я вообще ничего не могу обуть – так все вспухло. Вот… уже и в ухе стреляет… – Ну что мы, сестры, все о печальном да о печальном, – женщина, хлопотавшая у вазы, небрежно выбросила за окно готовый букет и принялась составлять другую композицию. – Великий Господин весь день работал, устал и пришел домой не для того, чтобы выслушивать наши жалобы. Создадим ему условия для отдыха, уют, настроение… А за это, сестры, – она умильно покосилась на фараона, – Великий Дом будет нам благодарен и подарит много, много сандалий… Карга растерянно переводила взгляд с одной женщины на другую. – Уточните, гражданин царь, которая из них ваша настоящая, я хочу сказать, законная жена, – потребовала она. Женщины рассмеялись. – Все, – удивился фараон. – А что, мало? Но у нас как-то не принято иметь больше трех жен… – Боже, какая дикость и отсталость! – ужаснулась Марь Иванна. – Держать в доме гарем!.. Хуфу обиделся: – Жены – это святое. Царицы! А гарем у меня в отдельном флигельке… Марь Иванна раскрыла рот, но ее опередила Кукушка: – Так вот, сегодня я забегала в гарем, и что мне там рассказали!.. – О-хо-хо! – простонала больная. – Мне бы сил хоть до постели добраться, не то что по гаремам бегать… – Кстати, о постели, – ласково сказала жена с цветами. – Не желает ли прилечь Владыка Обеих Земель? Я так убрала его Спальные Покои… Марь Иванна схватилась за голову. Дверь отворилась. – Девочки, к вам можно? – раздался чей-то бас, и тяжелой кавалерийской походкой в зал вступила низкорослая угрюмая женщина. – А, и ты тут, – бросила она фараону и похлопала его по плечу. – Все правишь? Хнумхуфу просиял. – Кемсит, – засуетился он. – Радость моя! Разреши представить тебе… Кемсит небрежным жестом остановила его. Подойдя к Марь Иванне, она пренебрежительно оглядела гостью с головы до ног и процедила: – Вкус тебе совсем изменил, Хуфуша. Где ты это выкопал? – В песке, – с готовностью объяснил царь. – Около стройки. Секретарь-Писец говорит, что она откуда-то из другого времени. – Хм, – пожала плечами Кемсит. – Ничего особенного. А ты уже на цыпочках перед ней бегаешь. – Но позвольте! – возмутилась Карга. – В каком тоне вы беседуете с учителем?! Да и с фараоном тоже! Безобразие! Кто вы, собственно, такая? Женщина расставила ноги и уперла руки в боки. – Жрица я, – заявила она. – Служу богине любви. Небесной Хатор. Рога видишь? – Она наклонила голову, и Марь Ивана, в самом деле, разглядела среди копны волос маленькие рожки. – Так что – с кем как хочу, с тем так и говорю. А ты вообще молчи. – Она права, – шепнула Карге на ухо царица с цветами. – Знаешь, какая Кемсит образованная? А талант! – Дура она, – шепнула в другое ухо Кукушка, – но лучше с ней не связывайся… – О-хо-хо… – простонала больная. – Извини, Кемсит, что сразу не приветствовала тебя, не могла языком пошевелить. И зубы ноют, сил нет… Кемсит грузно свалилась в кресло и закинула ногу на ногу. – Я слышала, сегодня к тебе собиралась депутация жрецов? – обратилась она к фараону. – Что им нужно? Хуфу обреченно махнул рукой. – Как обычно – жалуются. Говорят, из-за моей пирамиды у них возникли проблемы с рабочей силой, со стройматериалами, с жертвоприношениями… – Врут, – мрачно изрекла Кемсит. – Интриганы паршивые. Все им мало. Ты знаешь, сколько получает Верховный жрец Пта? Мне такое и не снилось. Не на что ритуальные украшения купить. – Я тебе подарю, – поспешно вставил Хуфу. – Хочешь наборный воротник с самоцветами? – Она такая жадная, – шептала Кукушка на ухо Карге. – Только прибедняется… – Она такая бедная, – шептала в другое ухо царица с цветами. – Буквально всю себя отдает служению Хатор… – Ой-ой-ой! – доносилось из кресел. – Поясница моя! Не могу разогнуться! – Мне нужно поговорить с тобой конфиденциально, – значительно произнесла Кемсит, подмигивая фараону. – Без посторонних ушей, – и она выразительно покосилась на Марь Иванну. – Пойдем в Дат, – вздохнул царь. Но удалиться в кабинет они не успели. Где-то над головой раздался грохот, послышались истошные крики, и по лестнице кубарем скатился тщедушный человечек со счетами подмышкой. Он упал и так и остался лежать. А счеты с щелканьем подъехали прямо к ногам Хеопса. – О Великий Дом! – взмолился человечек. – Обращаюсь к Владыке Обеих Земель как к Родителю. Сыновья фараона совсем от рук отбились. Я уже и не знаю, как на них воздействовать. Учиться не хотят, уроки отменяют, балуются. А я даже наказать их не могу. Записал Хефрену в дневник: «Мяукал на уроках». А он подделал подпись Великого Господина и наложил резолюцию: «Пусть мяукает и впредь». – Хитер, сорванец! – с нескрываемой отцовской гордостью похвалил сына Хуфу. – Это ж надо так сообразить: пусть, мол, мяукает! – он растроганно улыбнулся. – А Реджедеф что? – Тупица тупицей, да простит меня Великий Фараон. Задаю вопрос: какие бывают пустыни? Отвечает: «Узкие и колючие»! – А какие бывают пустыни? – растерялся Хнумхуфу. Человечек укоризненно поднял голову: – Ну, Ваше Величество… – Я… просто хотел проверить твои знания, – смутился фараон. – Мне кажется, – продолжал Учитель, – это Хефрен дурно влияет на братишку. Подговорит его – а сам в кусты. Не далее, чем вчера, например, по его наущению Реджедеф натер доску крокодильим пометом. Я собирался объяснять новый материал, но вместо этого вынужден был мыть доску и Реджедефа… Над головой громыхнуло. Учитель затравленно посмотрел вверх. – Выпороть их – и дело с концом, – мрачно произнесла Кемсит. – Сразу дурь вылетит. – Позвольте, позвольте, – запротестовала Карга. – Это непедагогично. Есть же другие методы воспитания: убеждение, наглядный пример, работа с родителями, наконец… – О Великий Родитель! – взвыл человечек. – Вели сослать меня в каменоломни! Прикажи убирать навоз из гарема священного Аписа! Я готов кормить с руки зубастого божественного Себека, только уволь меня по собственному желанию! Я больше не могу! – Интересно! – возмутилась Кукушка. – А кто же будет учить наших мальчиков? Послушай, Хуфу, увеличь ему зарплату. Учитель несколько раз ударил лбом об пол: – Не корысти ради! Согласен жить на лепешках и пиве, только без этих детей! – Никто не может с ними справиться, – сокрушенно вздохнула царица с цветами. – Удивительно! И Хефренчик, и Реджедефчик такие хорошие ребятки! В них так развито чувство прекрасного! По лестнице с грохотом скатилась помятая бронзовая птица. – Что делать? – развел руками фараон. – Ну потерпи еще немного! Некем тебя заменить. Все задействованы на стройке. Из грамотных во дворце только Секретарь-Писец, но у него, сам знаешь, слабые нервы. – Руки на себя наложу! – в отчаянии пригрозил Учитель. – Ну зачем же так, коллега, – мягко попеняла Карга. – Нельзя расписываться в своем педагогическом бессилии. Нет плохих учеников, есть плохие учителя. Кто это сказал? Песталоцци? Или, кажется, Ушинский? Впрочем, неважно. Представляю, коллега, что бы вы сказали, если бы у вас было не два ученика, а целых сорок, и среди них такие, как Петуля! Кемсит с интересом посмотрела на Марь Иванну. – А это идея, – воскликнула жрица. – Раз ты такая умная, то и займешься воспитанием наследников престола. Так ведь, Хуфуша? – Конечно, – обрадовался фараон. – Если наша гостья не против. – А что? – гордо выпрямилась Карга. – У меня, слава Богу, двадцатилетний опыт работы в школе. Я покажу вам, как справляться с трудными подростками. – О-хо-хо! – вздохнула больная царица. – Они так шумят, так галдят. У меня просто голова раскалывается! Учитель с благодарностью подполз к Карге и принялся целовать ее запыленные туфли. – Век не забуду! – причитал он. – Спасительница! Наверху зазвенели осколки. – Приступай к своим обязанностям, – велела Кемсит, пристально глядя на Марь Иванну. Та храбро ступила на лестницу. – Да хранит тебя Пта! – крикнул ей вслед фараон. – Здоровье береги! – донеслось из кресел.Глава 3. «Прекратить немедленно!»
Марь Иванна деликатно постучалась в Комнату для Занятий. – Здравствуйте, дети! Я ваша новая учительница! Надеюсь, мы с вами подру… – она открыла дверь и в нерешительности остановилась. В комнате было пусто. – …жимся, – машинально закончила она, делая шаг вперед. – Ай! Откуда-то сверху полилась холодная вода. – Безобразие! – взвизгнула Карга, задирая голову. Над ее макушкой болталось хитроумное приспособление из палок, веревок и большого перевернутого кувшина. Кувшин угрожающе покачивался. Карга изловчилась и выпустила дверную ручку, одновременно отпрыгивая вбок. По полу разлетелись глиняные черепки. – Черт знает что! – Марь Иванна отжала мокрые волосы. – Эй вы! Выходите немедленно! По-прежнему никто не отзывался. Карга опасливо огляделась и вдруг обнаружила дыру в стене. Сквозь нее виднелась верхушки деревьев. – Несчастный случай! – сообразила учительница, бросаясь к дыре. – Дети! Дети! Она наполовину высунулась через пролом и едва не вывалилась наружу. Потому что сзади кто-то бережно приподнял ее ноги, лишив таким образом точки опоры. Хорошо, Марь Иванна вовремя успела схватиться за выступ в стене. Далеко внизу по аллее расхаживали павлины. Два самца веерами раскрывали разноцветные переливающиеся хвосты, красуясь перед невзрачной самочкой. – Немедленно отпустите! – заорала Карга. И тут же почувствовала, что голова ее перевешивает, и сейчас она свалится прямо на павлинов. – Сию же минуту втащите! – Марь Ивана лихорадочно цеплялась за кладку. – Слышите, что я говорю?! Сзади раздалось хихиканье. – Ну, деточки, ну, пожалуйста, – умоляла учительница, забыв о своем педагогическом достоинстве. – Ну, прошу вас… Ее втянули внутрь. Марь Иванна бессильно опустилась на пол и принялась обмахиваться носовым платком. На нее с любопытством смотрели две пары черных глаз. – Здравствуйте, ребята, – отдышавшись, приветствовала Карга фараоновых сыновей. – Будем считать, что инцидента не было. Я понимаю ваше психологическое состояние. Подростки всегда болезненно реагируют на перемены… – Перемена! – хором завопили мальчишки. – Ур-ра! И они принялись радостно скакать вокруг мокрой и грязной Карги. – Какая перемена? – Марь Иванна наконец пришла в себя. – Занятия еще даже не начались! О Господи! Внимательнее присмотревшись к ученикам, она обнаружила, что они пришли на уроки в чем мать родила. – Никакой цивилизации, – засокрушалась Карга. – Передайте отцу, чтобы он немедленно приобрел для вас школьную форму. Белый верх, темный низ. И что-нибудь на ноги. Столько матерей, а за детьми присмотреть некому! – Ты щекотки боишься? – вдруг спросил мальчик постарше. – Прежний учитель боялся. – Я ничего не боюсь, – Марь Иванна поднялась и одернула юбку. – Кроме невежества. А к взрослым нужно обращаться на «вы». Ой! Ой-ой-ой! Хи-хи-хи! Прекратите немедленно! – А говорила, не боишься… – мальчик помладше обернулся к брату и удовлетворенно сказал: – Вот видишь, Хефрен, а ты волновался – новый учитель, новый учитель… – Ну хватит, – оборвала Карга, задетая за живое. – Проведем перекличку. В классе присутствуют два ученика. Значит, ты Хефрен, – она ткнула указкой в старшего. – Не-а, – нагло глядя ей в глаза, сказал тот. – Я Ни-Сут-Бити. – А я, – подхватил младший, – Нехебт-Уаджит. – Как это? – захлопала глазами Марь Иванна. – Это фамилии ваши? Ну ладно. Расскажи… э-э-э… Нехебт… – А я не Нехебт-Уаджит. Я – Са-Ра. Учительница с трудом сдерживала себя. – Вы мне голову не морочьте! – прошипела она. – Думаете время до звонка потянуть? Сейчас отца вызову! – Какого отца? – ласково поинтересовались мальчики. Карга оторопела. Может, здесь, в Древнем Египте, так принято: не только по несколько матерей, но и… отцов? – Вашего, – неуверенно сказала она. – Ра? – обрадовались ученики. Тот, что помладше, выглянул в пролом, где вовсю сияло солнце. – Папа! – окликнул он кого-то. – Великий Ра! Тебя вызывают в школу! – Оставь, – прервал его старший. – Отец сейчас занят. Он светит. Карга беспомощно переводила взгляд с одного мальчика на другого. Она совершенно запуталась в их матерях, отцах, именах и фамилиях. – Ладно, – наконец, пробормотала учительница. – С этим разберемся позже. Перейдем к опросу. Что вы сейчас проходите? – Марь Иванна протянула указку к Реджедефу. – По счету или по письму? – спросил тот. – По математике, – поправила Карга. Мальчишка охотно подошел к доске и принялся чертить какие-то непонятные знаки и крючки. – Задача. Как вычислить параметры для строительства Священной Высоты? – бойко затараторил он. – Очень просто. Сто сорок локтей в основании и «секед» в пять ладоней и один палец. Делим один локоть на удвоенный «секед», что равно десяти ладоням и двум пальцам, или десяти и одной второй ладони. Умножаем десять и одну вторую, чтобы получить семь, потому что это – один локоть: семь – это две трети от десяти и одной второй. Производим действие со ста сорока, что есть сторона основания: две трети от ста сорока есть девяносто три и одна третья. Это и есть ее высота… – Понятно, – испуганно пробормотала Марь Иванна. – А локоть… это что?.. – Один локоть равен семи ладоням, одна ладонь – четырем пальцам. Значит, один локоть равен двадцати восьми пальцам! – отчеканил Реджедеф и добавил: – Это каждый раб знает. Учительница растерянно посмотрела на свою растопыренную пятерню. – На письме локоть обозначается так, – объяснял между тем мальчик, рисуя на доске согнутую человеческую руку. – Садись, отлично, – заикаясь, произнесла Карга. – На сегодня, пожалуй, хватит. – Нет, не хватит! – возразил Хефрен. – Я тоже хочу отвечать. По географии. – Ну, если ты так рвешься к доске, – впервые в своей практике Марь Ивана столкнулась с такой активностью на занятиях. – Пожалуйста… – Когда я стану фараоном, – горячо заговорил мальчик, – то соберу своих джаму и отправлю их в Страну Пунт. Спрашивай, – вдруг потребовал он. – Где находится Страна Пунт? – Где? – слабым голосом отозвалась учительница. – Где твой пункт? – Они не пойдут прямо вперед, – уверенно заявил сын Хуфу. – Потому что там их ждут собачьи башмаки, страшные чудовища и бесплодные пески. Лучше всего отправляться на восход. Делать это надо после Поворота тени. На берегу Тростникового Моря рабы построят крепкие барки, и Мастер Паруса поведет их, избегая мелей и скал. Колесница Ночи будет ему поводырем. На выходе из Тростникового Моря следует пристать к берегу, запастись пресной водой и мясом антилоп. – Там начинается Великая Дуга, – подсказал Реджедеф. – Ага, – кивнул Хефрен. – Если плыть по ней пять времен года, то легко достигнешь Та-Нутер, Страны Духов. Там, у истоков Реки, и находится Пунт. Оттуда мои джаму привезут много золота и благовонных смол, драгоценные камни, длинные зубы больших носатых животных, веселых павианов и быстроногих пятнистых собак для царской охоты. И я построю себе пирамиду еще больше папиной. На две или даже на три аруры выше. И успокоюсь в ней навеки. – Да что ты, деточка! – всполошилась Марь Иванна. – Тебе рано думать о кончине! – Разве ты не знаешь, что каждый египтянин всю жизнь готовится к смерти? – удивился Хефрен. – Только после нее и начинается все самое интересное. Когда я попаду на небо, на поля Иару… – А я уже начал строить пирамиду! – перебил брата Реджедеф. – Вот она! – он отодвинул ширму, и Карга поняла, на что пошли кирпичи из разломанной стены. – Она пока маленькая, игрушечная. Зато в усыпальнице может поместиться человек. В полный рост. – И мальчик как-то странно посмотрел на учительницу. Марь Иванне стало не по себе. – Запишите домашнее задание, – торопливо сказала она. – А нам не задают, – Хефрен обошел Каргу со всех сторон, беззастенчиво измеряя ее ладонью. – Мы все усваиваем на уроке. Сейчас у нас по расписанию бальзамирование. – Что? – не поняла Марь Иванна. – Бальза… что? – Потрошить тебя будем, – объяснил Реджедеф. – Чтоб не завонялась. Потом набьем тебя опилками, и тело хорошо сохранится для загробной жизни. Карга попыталась улыбнуться, но это у нее получилось очень плохо. – Вы шутите, дети, – пролепетала она. – Может, лучше устроим экскурсию на природу? Смотрите, как травка зеленеет, солнышко блестит. Хефрен одним движением смахнул папирусы с учительского стола. – На экскурсию мы и без тебя сходим. Полезай на разделочное ложе. Из какого-то ящика он извлек большой каменный нож и профессионально поплевал на острие. – Ты, Реджедеф, как будто жрец-отпевалыщик, а я как будто жрец-потрошитель. Начинай. – Раз, два, три, четыре, пять… – торжественно затянул Реджедеф, отбивая такт на голом пузе. – Резать можно начинать… Хефрен взмахнул ножом. – А-а-а! – страшным голосом закричала Марь Иванна.Глава 4. Криминальная хроника
За завтраком Великий Хуфу обычно слушал Дворцовые Новости. Вот и сегодня, расправляясь с жареным пеликаном, фараон ткнул жирным пальцем в пупок раба-информатора. –…ирамиды, – с полуслова включился тот. – Полным ходом идут строительные работы. Чудо света достигло уже двухсот пятидесяти локтей в высоту. Вчера после Поворота тени стройку века посетил сам Великий Бог. По его личному распоряжению лидеры производства получили в конце смены гуманитарную помощь – по хару вина на бригаду… Хуфу поперхнулся недожеванным куском. – Почему вина? Это накладно для казны. Речь шла о пиве! Ну, Хемиун!.. Разницу вычту из зарплаты. – Вести с полей, – размеренно продолжал раб. – На две недели раньше срока хлеборобы Фаюмского оазиса завершили уборку зерновых. В закрома Верхней и Нижней родин ссыпано 358 артабов пшеницы и в два раза больше ячменя, чем в прошлом году. Вот что сообщает Начальник Жатвы Фаюмщины Монт-Каа… В животе у информатора что-то щелкнуло, и он заговорил густым басом: – Несмотря на неблагоприятные погодные условия, землепашцы добились значительных успехов. Благодаря запасам Меридова водохранилища в засушливый период они внедрили на полях местных хозяйств искусственное орошение, а жрецы Себека неустанными молитвами вызвали дождь… – Врет, шакал, – поморщился Хуфу, отхлебывая из чаши молоко. – Фараон лично был там на днях. Никакого дождя и никакого искусственного орошения. Земля черствее позавчерашней лепешки. Давай другую программу. – И он дважды нажал на рабский пупок. – Новости дворцовой жизни, – фальцетом сообщил раб. – Вчера Великий Дом принял депутацию мемфисских жрецов. В деловой конструктивной беседе были затронуты вопросы нехватки рабочих рук на строительстве храмов, финансовые проблемы, а также обсужден ряд актуальных задач, связанных с культом Великой Девятки. После приема Великим Фараоном IV династии Хнумхуфу был дан пир в честь Великого Фараона IV династии Хнумхуфу. Вытянувшись в струнку, информатор фальшиво запел государственный гимн. – С обзором культурных новостей вас познакомит Начальник Культуры и Искусства Дворца Нииматникипат. Голос снова изменился. – Выдающееся произведение джахийских обувщиков поднес в дар супругам Великий Сын Ра, да будет он жив, здоров и невредим! В ответной речи царицы поблагодарили Бога за заботу и выразили надежду на дальнейшее укрепление культурных связей с дружественными государствами. По заявкам Великих Супруг передаем музыкальный привет для фараона. Песню «Я иду такая вся, в Дольче– Габана» исполняет придворный хор плакальщиц. Из-за ширмы донеслись заунывные звуки. – Хорошо поют, – вздохнул Хеопс, утирая передником уголок глаза. – Душевно. Спасибо, супруги и сестры мои, матери моих детей. Песня смолкла. – Криминальная хроника, – объявил раб-информатор. И своим собственным голосом доложил: – Сегодня утром, во время обхода Помещений дворцовая стража обнаружила тело неизвестной женщины. Связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту, она покоилась на столе в Комнате для Занятий. Царевичи клянутся, что видят ее впервые. Пострадавшей оказывается медицинская помощь. Хуфу спал с лица. – Ну, паршивцы! – прорычал он, вскакивая. – Я вам покажу! И опрометью бросился вон. Невыключенный раб проводил повелителя жалобным взглядом и тоскливо провещал: – А теперь послушайте фрагменты из многосерийной мистерии «Осирис и Исида» в постановке труппы Мемфисского храма науки и искусства под покровительством Великого Пта. Действующие лица и исполнители… Распростертая на кровати, с простой деревянной подставкой под головой, Марь Иванна металась в бреду. То ей казалось, что вокруг сжимает кольцо добрый десяток фараоновых детей, и каждый заносит над ее беспомощным телом острый каменный нож. То вдруг она плыла куда-то на корабле, меряя палубу локтями. То кружили в хороводе царицы, осыпая ее цветами. То она проводила родительское собрание среди фараонов и требовала от них школьной формы. Неожиданно один из фараонов, сидевший за первой партой, встал и подошел прямо к учительскому столу. – Ты жива еще, моя старушка? – обеспокоенно спросил он, кладя ладонь ей на лоб. Карга очнулась. Над ней склонился Хуфу. – А где остальные отцы? – слабым голосом спросила классная руководительница. Хеопс оглянулся. – Не понял. Какие еще отцы? – Ваших детей, Хефрена и Реджедефа, – царь расплывался у Карги перед глазами. Лицо фараона пошло пятнами. – Наследники престола имеют только одного отца, – отрезал он. – Меня, Великого Бога. – А Ра? – и Марь Иванна попыталась приподняться на локтях. – А, Ра! – облегченно выдохнул Хуфу. – Он наш всеобщий отец. В переносном смысле. Подданные иногда называют меня Са-Ра, то есть Сын Солнца, а иногда так обращаются даже к моим паршивцам. – Са-Ра, – повторила Карга. – Где-то я уже это слышала. А Реджедеф… Хефрен… Сколько у них имен? – Сколько положено – пять, – пожал плечами фараон. – Как у любого представителя царской семьи. Первое – имя Гора, властителя Египта, потому что мы его земное воплощение. Второе – тоже божье имя, указывает на то, что мы имеем власть над всей Черной Землей: Нехебт-Уаджит, сокращенно Небти. Третье имя – Золотого Гора. Что это такое, никто толком не знает. Видимо, сохраняется по традиции. Четвертое – Ни-Сут-Бити – означает, что мы относимся к тростинке и пчеле, то есть к Верхнему и Нижнему царству. Ну и, наконец, Са-Ра… Проще простого. Понятно? – В общих чертах, – голова у Карги кружилась. Она снова закрыла глаза и увидела перед собой наглых мальчишек. – Разве это дети? – простонала учительница. – Это выродки, а не дети. – Я возмещу ущерб, – прошептал Хуфу. – Только не надо огласки. Что ты хочешь? Золото, серебро? Дом с садом? Место в гареме? – Домой хочу-у-у! – всхлипнула Марь Иванна. – В двадцать первую школу! К Петуле хочу! Дайте мне визу! Отправьте меня обратно! – Документик мы тебе выправим, – кивнул фараон. – А вот обратно добирайся, как знаешь. С транспортом напряженка. Все силы брошены на пирамиду. Хотя… – он задумался и пообещал: – Я поговорю со жрецами, пусть изыщут возможности. Если бы Карга могла, она встала бы на колени. – Поговорите, голубчик! – взмолилась учительница. – Похлопочите за меня, бедную, несчастную! Ведь конец учебного года на носу! Если директор узнает, что я уехала на курорт без его ведома, выгонит с волчьим билетом. Знаете, что такое без работы остаться? – Ну, должность мы тебе найдем, – успокоил женщину Хуфу. – Хочешь, устрою тебя жрицей? Марь Иванна засомневалась: – Ой, это же с вашей религией связано… Лучше не надо, разве что в крайнем случае. Мне бы что-нибудь по специальности… Фараон задумался. – Надсмотрщиком пойдешь? Должность почетная, хорошо оплачиваемая. Карга затихла. Предложение царя показалось ей любопытным. – Вообще-то это работа с коллективом, – стала размышлять она вслух. – Организаторские способности у меня есть, дисциплину налажу… Вот только название профессии, ваше величество, меня немного смущает. Попахивает рабовладельческим строем. Веет, понимаете ли, угнетением человека человеком. Я привыкла быть классным руководителем… – А что это? – Примерно то же, что надсмотрщик, – слабо улыбнулась Марь Иванна. – Так в чем же дело? Назначаю тебя Старшим Классным Руководителем на строительстве Великой Пирамиды. Так и запишем. И Секретарь-Писец тут же занес на папирус распоряжение повелителя. В палату вошел Главный Лекарь и распростерся перед царственным посетителем. – Не вели казнить, вели слово молвить, – произнес он ритуальную формулу. – Твой визит, Жизнь-Здоровье-Сила, утомил пострадавшую, смерть-немощь-болезнь… К тому же подходит время процедур. – Ухожу, ухожу, ухожу, – Хуфу на цыпочках направился к выходу, но передумал. – А можно остаться? Я потихоньку тут в уголке посижу. – Ладно, – Главврач встал и отряхнул колени. – Только пусть фараон, да будет он жив, здоров и невредим, ни во что не вмешивается. Он хлопнул в ладоши, и в палате сильно запахло чесноком. Две жрицы в белоснежных халатах внесли огромную плетенку чудодейственного растения и положили ее Карге на грудь. Главный сделал несколько танцевальных па, схватил головку чеснока и разделил ее на дольки. Жрицы стали раскачиваться и подвывать. – Да будут обновлены твои ноздри жизнью, – провозгласил лекарь и затолкал две дольки в нос Марь Иванне. Потом он, как балерина, встал на цыпочки и без всяких пуантов сделал шестнадцать фуэте. Следующая долька лекарства отправилась в рот больной: – Да вернется жизненная сила в твои уста. После каскада великолепных прыжков Главврач проделал ту же чесночную процедуру с ушами Марь Иванны. Жрицы тихо заиграли на систрах. – Спи-и! – лекарь сделал несколько пассов. – Усни-и! Угомон тебя возьми-и! Опаслив тот, кто знает страну свою, и разольет Ра страх перед тобой по равнинам и ужас перед тобой надо всеми горами… Марь Иванна зевнула. – Ну вот, – удовлетворенно сказал доктор. – Кризис миновал. – Она будет жить? – с тревогой спросил Хуфу. – Время покажет, – уклончиво ответил Главврач, щупая запястье пациентки. – Пока что могу диагностировать состояние средней тяжести. Легкие телесные повреждения головы и лица, пульс учащенный, множественные подкожные кровоизлияния. Фараон побледнел. – Угнетенное психическое состояние, – добавил доктор. – Неадекватная реакция. Больную преследуют навязчивые идеи. Она все время зовет какую-то Петулю. По-видимому, бредит. Теперь лекарь внимательно изучал желтые ступни Марь Иванны. А одна из жриц, бросив систр, накладывала ей на голову тугую полотняную повязку. Другая жрица положила на лоб Карги небольшого, но очень подвижного ужа. – Для снятия лихорадки, – уточнил доктор. – Кроме того, от синяков применим примочки с отваром бодяги. Окажем первую и последнюю помощь. – Хорошо – похвалил фараон. – Это все? – Нет, – вздохнул доктор. – По ладоням, ступням и радужной оболочке глаза я установил ряд хронических заболеваний уха, горла и носа. За один день такое не вылечишь. – Пусть сколько надо, столько и лежит, – Хуфу переглянулся со стоящим в углу человеческим скелетом. – В расходах не стесняйся. Понадобятся импортные лекарства – достанем. Сейчас в чем-то нужда есть? Главный Врач застенчиво попросил: – Мумия бы… Наши запасы все вышли. – Плохо, – мягко пожурил его фараон. – Настоящее мумие на дороге не валяется. К тому же все сборщики задействованы у меня на строительстве. Ладно, обеспечу мумием, но расходуй экономно. Выделю людей на добычу из гробниц устарелого образца. Пускай поскребут покойников первой, второй и третьей династии. Только тихо. Никому ни слова о том, кто тебе помог.Глава 5. Педагогическая поэма
– Сфинкс знает что! – пожаловался Хемиун жуку-скарабею, который полз по песку в неизвестном направлении. – Совершенно невозможно работать. Жук сочувственно пошевелил лапками и покатил навозный шарик дальше. Так Великий Ра катит по небу солнечный диск. Главный Архитектор вздохнул и поднял глаза на Классную Руководительницу. Шла перекличка. – Раб номер пятнадцать тысяч восемьсот один… Девятьсот семьдесят четыре… – Этого нет! – раздался из толпы чей-то голос. – Прогул?! – негодующе воскликнула Марь Иванна. – Прогул, прогул! – подтвердили несколько голосов. – Умер вчера от непосильного труда. – Причина уважительная, – и Классная Руководительница добросовестно отметила в папирусе: «Выбыл по причине смерти». Хемиун еще раз вздохнул. Драгоценные предрассветные часы уходили впустую. Сроки сдачи объекта поджимали. А Карга – так мысленно окрестил зодчий новую любимицу фараона – все норовила занять людей какими-то глупостями. Вот, например, перекличка. Она длится вторые сутки, а конца не видно. Ведь на строительстве занято сто тысяч человек. А может, и больше. Кто их считал? – С рабами покончено! – объявила Карга. – Переходим к вольнонаемным. – Может, не надо? – взмолился Хемиун. И соврал: – У них свободное посещение. – Непорядок! – Марь Иванна с видимым сожалением отложила папирус в сторону. – Нужно прекратить эту порочную практику. Без учета и контроля, во-первых, у нас все строители скоро разбегутся. А во-вторых, я не смогу организовать соревнование бригад. – Вы все сможете! – грубо польстил ей Хемиун и торопливо приказал: – На объект! – Парами, парами, – напомнила Марь Иванна, подгоняя рабочих указкой. – Ну как вы ходите? Выше головы, плечи расправить и с речевкой к пирамиде шагом марш! Она набрала в грудь воздуха и гаркнула: – Раз-два! – Три-четыре! – хором отозвались рабы и вольнонаемные. На ветру развевались свеженамалеванные постеры, где иероглифами было выведено: «Повысим производительность рабского труда!», «Каждому труженику – отдельную гробницу!», «Вперед к победе феодализма – светлого будущего всего человечества!». – Три-четыре! – Раз-два! – Не дадим себя в обиду И построим пирамиду! Наш любимый фараон Будет в ней захоронен! – вразнобой выкрикивали рабочие. Карга, улыбаясь, сунула указку подмышку и с энтузиазмом отбивала такт ладонями. – Вот видите, – обернулась она к Хемиуну. – С каким настроением идут люди на смену! Вот что значит правильная организация труда! – Да уж, – мрачно отозвался зодчий. – Песню запевай! – скомандовала Марь Иванна, и бородатый раб затянул: – Мы товарищи с тобой, Равен среди нас любой. Строим вечную квартиру Для загробного для миру! – Слова-то какие, – невольно передернулся Хемиун. – Сама сочинила, – скромно улыбнулась Марь Иванна. – Еще бы единую форму ввести, – она мечтательно вздохнула, провожая взглядом уходящие колонны. – А то они все у нас какие-то разноцветные. – Дети разных народов, – развел руками Хемиун. – Против цвета кожи не попрешь. – Ну что за выражения? Фу… Какой пример вы подаете подчиненным? – поморщилась Карга и направилась в шатер с табличкой «Учительская». Дел у Классного Руководителя было невпроворот. Во-первых, следовало разобрать документацию, которая находилась в полном беспорядке. Затем требовалось вызвать художников для оформления Стенного Папируса. Карга еще плохо разбиралась в иероглифах и потому боялась попасть впросак. Но у нее возникла замечательная идея: создать стелу почета и черный обелиск позора. На них камнерезы оперативно отразят портреты передовиков и отстающих. Нужно также заполнить Папирус Успеваемости – выставить утренние и вечерние оценки. Следующим пунктом Марь Иванна наметила провести педсовет с надсмотрщиками. И, наконец, предстояло подискутировать со жрецами о проведении этнокультурного фестиваля. Марь Иванна мечтательно закатила глаза: День Негритянской Песни и Пляски, День Еврейской Кухни, День Египетской Письменности, День Лихого Джигита… Рабы могут обменяться адресами и маленькими сувенирами из золота и меди. В принципе, это вполне осуществимо. И с помещением проблем не будет. Вон сколько погребальных камер пустует пока в Великой Пирамиде! Что-то пощекотало шею Карги. Она машинально почесалась и взвизгнула: на песок свалился мохнатый черный паучище. – Мерзость какая! – передернулась Марь Иванна, затаптывая переносчика инфекции каблуками. – Тараканы так и ползают. Сплошная антисанитария. Она порылась в карманах пиджака и выудила оттуда универсальный карандашик для уничтожения бытовых насекомых. Обработав интерьер шатра, Классная Руководительница с сожалением посмотрела на огрызок карандаша и вздохнула: вот досада! На всю пирамиду не хватит. Знала бы – захватила бы еще одну упаковку. Карга выглянула из шатра и увидела, что рабочие спускаются с вершины. Подхватив указку, она заспешила к подопечным. Обеденный перерыв тоже можно использовать для воспитания и образования. Почему бы, например, не провести Классный Час, а потом, если останется время, организовать экскурсию? Только вот куда? Карга оглядела окрестности. Кругом лежала безжизненная пустыня. – Первая смена! Западная сторона! – донеслось со стройки. – Получите обед по бригадам! – Замечательно! – расцвела Классная Руководительница. – Рабочие Западной грани посетят Восточную, а Южной – Северную. И наоборот. Кругозор рабов значительно расширится. И, довольная своей задумкой, Марь Иванна прибавила шагу. Но экскурсии не суждено было состояться. Не успела Карга пройти и сотню локтей, как ее перехватил Хемиун. – Ты куда? – подозрительно спросил он. – Попрошу не тыкать! – с достоинством ответила учительница. – И отойдите с дороги. У меня мало времени. Нужно провести мероприятие. – Достала ты со своими Мероприятиями! – злобно прошипел Главный Архитектор. – Из-за твоих идиотских Классных Часов мы никогда не достроим пирамиду! А дядя, между прочим, не вечный. Того и гляди, умрет лет через двадцать-тридцать. Игде мы его похороним? – О живых надо думать! – парировала Классная Руководительница. – И ваше начальство, между прочим, это хорошо понимает. Фараон лично дал мне чрезвычайные полномочия. Вот! – она потрясла папирусом перед самым носом царского племянника. – Да плевать я хотел на твои справки! – Хемиун вне себя выхватил свиток у нее из рук и разорвал на мелкие кусочки. – Ну, знаете ли! – задохнулась от возмущения Карга. – Вы слишком много себе позволяете! Это же документ. Я буду жаловаться! Вы препятствуете нормальной работе. Ставите палки в колеса! – Вот-вот, всыпать бы тебе сотню палок! – огрызнулся зодчий. – Жалуйся куда хочешь, но сейчас я к рабам тебя не подпущу. Дай людям отдохнуть. Им еще вкалывать и вкалывать до отбоя. И Хемиун широко раскинул руки в стороны, не давая проходу Классной Руководительнице. – Мракобес! Обскурант! – Карга пыталась обойти Хемиуна с флангов, но все время натыкалась на его живот. – Ретроград! Консерватор! Тормоз прогресса! – Вали отсюда! – зодчий схватил Марь Иванну за плечи и развернул ее на сто восемьдесят градусов. Такого Карга стерпеть не могла. – Рабовладелец! – завопила она. – Угнетатель трудового народа! Кровопийца! И Классная Руководительница, спотыкаясь, снова направилась к Учительской – писать жалобу лично египетскому фараону.Глава 6. Культпоход в храм
Из царского дворца Хемиун вернулся чернее тучи. Не говоря ни слова, он зашел в Учительскую и бросил на стол дубликат справки Марь Иванны за личной подписью и печатью Хуфу. При виде хмурой физиономии зодчего Карга злорадно улыбнулась. – Новое всегда побеждает, – с удовлетворением сказала она. – Я же предупреждала, что пожалуюсь фараону, и Маат восторжествует. Главный Архитектор промолчал. – Надеюсь, во дворце вам объяснили, что без воспитательной работы в деле построения пирамиды не обойтись. Поэтому бросьте свои амбиции. Диктовать условия буду я. У Хемиуна чесались руки ответить Классной Руководительнице. Но он сдержался. Великий Хуфу строго-настрого запретил племяннику связываться с проклятой бабой. Она настрочила такую жалобу, которой нельзя было не дать ходу. По доносу Марь Иванны пришлось создать целую комиссию, и теперь вся царская канцелярия ломала голову: как закончить дело миром? А все потому, что в конце своего послания Карга приписала: «В случае, если не примете надлежащие меры, буду вынуждена обратиться в вышестоящие инстанции». – Ты же знаешь, кто надо мной вышестоящие, – доверительно поделился с племянником фараон. – Бессмертные боги. Как минимум тысяча. А то и больше. Попробуй перед ними оправдаться! Поэтому терпи, Хемиун, недолго уж осталось. Еще год-другой, и строительство закончится. – …Значит, так, – между тем продолжала Карга. – Ввожу шестидневную рабочую неделю и восьмичасовой рабочий день. На завтра назначаю воскресенье. Люди должны иметь возможность культурно отдохнуть и провести досуг. У вас есть очаги культуры? – Жертвенники? – неохотно уточнил Хемиун. – Есть. Недалеко тут. В Мемфисском храме. Завтра как раз мистерия. – Вот и отлично! – Марь Иванна не слишком хорошо представляла, что это такое. Наверное, что-то из мира искусства. – Закажите на завтра сто тысяч билетов и транспорт для перевозки рабов. Главный Архитектор онемел. – Это невозможно! – просипел он, обретя дар речи. – Они не поместятся в храме. – Жаль, – искренне огорчилась Классная Руководительница. – Тогда сделаем по-другому. Поощрим лидеров производства. Человек двести. Носилки будут? – На барках доплывут, – с остервенением ответил зодчий. – По Реке.* * *
…В Мемфисском храме финику негде было упасть. Рабы и вольнонаемные радовались, как дети: до сих пор их никуда не выводили. Только за пирамиду. На порку. Поэтому им все здесь нравилось. И полутемный зал, и расшитый золотом занавес, и жрецы-билетеры в строгих ритуальных одеждах. Строители показывали заскорузлыми пальцами на разрисованные стены и потолки и вполголоса делились впечатлениями: – Ух ты! – Тише, господа, тише! – Карга постучала указкой по статуе Пта с человеческой головой. – Давайте лучше поаплодируем артистам, – и она первая захлопала в ладоши. Нежно запели арфы. Затрещали трещотки. Грянули систры. Оркестр заиграл увертюру. Занавес взвился. На сцену вышел жрец-конферансье. – Осирис и Исида! – объявил он. – Вечная мелодраматическая мистерия. Триста пятьдесят шестая серия! Краткое содержание предыдущих серий. Бог Солнца Ра приходит в гости к Нефтиде и Сету в разгар семейного скандала. Он мирит супругов и делится своими отцовскими проблемами. Его дочь Тефнут, поссорившись с Ра, превратилась в львицу и сбежала из дома в Нубию. Тем временем, закончив строительство металлургического комбината по переработке меди в золото, Осирис возвращается домой. По случаю приезда мужа Исида устраивает вечеринку… – …Грибочков попробуйте, – потчевала Исида гостей. – Привезли из далеких северных лесов. А вот это – рыбка красная, выловленная в Белом море. Угощайтесь, гости дорогие! Во главе стола поднялся Осирис с чашей в руках. – Друзья! – прочувствованно начал он. – Предлагаю тост за замечательную женщину, богиню, которая организовала для нас такой великолепный праздник… Гости с улыбками повернулись к Исиде и зааплодировали. Жена Осириса скромно потупилась, пряча натруженные руки под фартук, надетый поверх вечернего платья. – Во время моих длительных отлучек, – продолжал Осирис, – я часто вспоминаю домашний очаг… Входная дверь со стуком распахнулась, и во дворец ввалилась большая пьяная компания во главе с Сетом. – Семьдесят два…– в ужасе подсчитала новых гостей Исида. – Ой, куда ж я их всех усажу? – Брат! – распахнув объятия, заплетающимся языком проговорил Сет. – Как я рад! Давай выпьем! – он икнул. – Опять наклюкался, – как всегда в минуты раздражения, Осирис пожелтел. – А что это за публика с тобой? – Это? – Сет оглядел всю компанию и оскалил ослиные зубы. – Это мои с-ссоумышленники и д-д-друзья. Что ты злишься, б-б-брат? Мы принесли т-т-тебе подарок. Наливай! И, не дожидаясь приглашения, он опрокинул полную чашу вина. – Эй! Заносите п-подарок! Друзья Сета с трудом протолкнули в дверь новенький, богато изукрашенный саркофаг. – Ой, какой славный! – всплеснула руками Исида. – Последняя м-модель, – похвастался Сет. – Ручная р-работа! При виде такого роскошного подарка Осирис довольно почернел. – Спасибо, брат… Ну что ты? Такие траты… – П-пустяки, – отмахнулся Сет и снова икнул. – Д-для т-тебя мне ничего не жалко. В-вот только б-б-оюсь, впору ли он п-придется? Потому что заказывал без п-п-примерки. Вдруг кор-ротковат или узковат? Эй, снимите крышку! – Право, не знаю, – сконфузился Осирис. – Пр-римеряй, пр-римеряй! Если не подойдет, отдам подогнать. – И Сет снова икнул. Гости отодвинули в сторону обеденный стол и сгрудились вокруг саркофага, выжидательно поглядывая на Осириса. Он аккуратно снял корону и передал ее жене. Потом скинул сандалии и обвел гостей смущенным взглядом. – Жалко, понимаете, обновку пачкать, – объяснил бог, укладываясь в саркофаг и скрещивая на груди руки. – Не ж-жмет? – заботливо поинтересовался Сет. Осирис поворочался, устраиваясь поудобнее. – По-моему, немного мелковат, – виновато заметил он. – А мне кажется, в самый раз! – проревел Осел и сделал знак соумышленникам. Осирис не успел ничего сказать, как оказался под тяжелой гранитной крышкой. – Ах, Сет! Немедленно прекрати! Это уже не шутки! – всполошилась Исида. – Мой муж боится замкнутого пространства! – Ха-ха-ха! – зловеще расхохотался Ослиноголовый. – Ему больше нечего бояться! Дружки коварного бога живо опрокинули на саркофаг чан с расплавленным свинцом, и металл мгновенно затвердел. – Ах! – Исида покачнулась и медленно осела на пол. – Измена! Люби… Сознание покинуло ее. Отодвинув ногой бесчувственное тело женщины, Сет велел подручным утопить гроб в Ниле. Что те с радостью и исполнили. – Теперь Исида моя! – Осел довольно потирал копыта. – А Нефтиду я отправлю к родителям. Пускай сами с ней живут. Долгих три месяца пробыла Исида без сознания. А когда очнулась, начала оплакивать невинно убиенного мужа. Каждое утро она приходила на крутой берег Нила, распускала свои чудесные волосы, и прозрачные слезы капали в мутную илистую воду. И далеко окрест разносился ее жалобный голос: – Небо смешалось с землей. Тень легла на землю. Сердце мое горит от злой разлуки… Из зарослей папируса к Исиде незаметно подкрался Сет. Он присел на камешек, пожирая богиню глазами. – Оба наши города разрушены, перепутались дороги, – продолжала стенать Исида. – Я ищу тебя, потому что жажду видеть тебя. Я тоскую по твоей любви ко мне. Приходи! Не будь так далек от меня! – Я здесь, моя птичка! – выпрыгнул на тропинку Сет. – Теперь между нами больше нет преград! – продолжал он, умильно глядя на богиню. – Нефтиду я отправлю к мамаше, ты станешь моей женой, и мы вместе будем владеть Египтом. Исида в ужасе отпрянула. – Убийца! – воскликнула она. – Тебе не видать меня, как своих ослиных ушей! Пошел вон, скотина! Мерзость для богов! – Ах, вот как ты заговорила! – злобно прищурился Сет. – Смотри, как бы не пришлось пожалеть о своих словах! Не хочешь добром, станешь моей силком! И он протянул к несчастной руки. Исида вскочила и опрометью бросилась вдоль берега. Кудри ее развевались на ветру. Сет кинулся за ней. – О, Осирис! Защити меня! – взмолилась красавица-вдова, едва переводя дух. – Иа! Иа! – слышала она за спиной зловещий крик Осла и даже чувствовала его зловонное дыхание. – Прощайте все! – раскинув руки, возопила Исида. – Я умираю! Внезапно Ослиноголовый остановился как вкопанный. Растерянно и испуганно он смотрел на Реку. Между ветвями прибрежного кустарника было видно, как по поверхности воды, вопреки всем законам физики, легко скользит гранитный саркофаг, запечатанный свинцом. Когда Сет пришел в себя, ни саркофага, ни Исиды не было.* * *
Запели плакальщики. Полными слез глазами Карга обвела своих подопечных. Они тоже шмыгали носами. И вдруг рядом с колонной в каком-то странном свечении Марь Иванна заметила… Не может быть! – Петуля! – радостно завопила она. – Родной ты мой! Почему не в школе? Песня оборвалась на полуслове. Карга, поспешно утирая слезы, протискивалась сквозь ряды строителей. Но около колонны уже никто не светился. – Померещилось, – расстроилась Классная Руководительница. – Да и откуда ему здесь взяться? Он сроду не ходил на мероприятия. Это не Петуля. – Пе-ту-ля! Пе-ту-ля! – скандировали зрители, отбивая трудовые ладони. – Бис! Браво! Бис! Актеры раскланивались. Жрецы возносили благодарственные молитвы. Музыканты счастливо улыбались. А Петуля проворно отползал к выходу из храма, прячась то под подмостками, то за колоннами. – Это ж надо, – приговаривал он. – На Каргу наткнуться! У, зараза! И здесь нашла, блин!Глава 7. Арап Хуфу Великого
Барка медленно плыла по течению. Карга стояла на носу и вглядывалась вдаль. Вот показались знакомые очертания Великой Пирамиды, Священной Высоты. Сердце Классной Руководительницы ликовало. Не каждому учителю дано присутствовать при переломных моментах истории. Марь Иванна задумчиво откусила кусок финика. За ее спиной лежали строители, приобщенные к прекрасному. Нестройным хором они напевали только что услышанную песню из триста пятьдесят шестой серии. – Ноздри твои благоуха-а-ают! – подхватила припев Карга. – Ля-ляля-ля выступа-а-ают! – Госпожа моя! – вдруг тихонько дернул ее за юбку восемнадцать тысяч одиннадцатый раб. – Там на берегу что-то происходит. Марь Иванна посмотрела вперед. Около пирамиды колыхалась толпа под разноцветными транспарантами. – Митинг? – удивилась учительница. – Стихийная активность масс? Раб озадаченно покачал головой. – Не знаю… Только, госпожа Классная Руководительница, не к добру все это. Ох, не к добру… У Марь Иванны от непонятной тревоги тоже сжалось сердце. Барка причалила к берегу. Участники культпохода сбежали по сходням на песок. Построившись парами, они дисциплинированно затопали к пирамиде. На полпути стали слышны доносившиеся оттуда крики. – Неужели раб прав, – подумала Карга, – и что-то случилось? Уже явственно можно было разобрать слова оратора, вскочившего на деревянные салазки. – Братья! – он гулко постучал себя по грудной клетке. – Доколе?.. Не позволим! Мы не рабы! – Рабы – не мы! – подхватила воодушевленная толпа. – Восстание? – Марь Иванна не верила собственным ушам. – Нарушение дисциплины? Массовые беспорядки? – она оглянулась на свой отряд. – Господа! Товарищи! В то время как весь египетский народ строит светлое загробное будущее, девяносто девять тысяч восемьсот жалких отщепенцев затеяли провокацию. Мы должны помешать кучке бандитов нарушать общественное спокойствие. Вы – надежда всего прогрессивного человечества. Помните об этом! Вы должны личным примером… Э-э-э… Постойте! Куда же вы? Она протянула руки вслед надеждам человечества, которые дружно кинулись к митингующим. – Мы не ра-бы! Ра-бы не мы! – скандировали они на бегу. – Ну как же, господа… – у Карги опустились руки. – Эх, товарищи, товарищи… – Ой, что сейчас будет! – возбужденно сказал раб восемнадцать тысяч одиннадцатый. – Нет ничего страшнее египетского бунта, бессмысленного и беспощадного. Они тебе все припомнят, Классная Руководительница. Марь Иванна дико оглянулась. – А ты почему не ушел? – спросила она у темнокожего гиганта с высоким лбом и проницательным взглядом. – Все позорно сбежали… Раб пожал широкими плечами. – Я и сам был в твоем положении, госпожа. Мои воины бросили своего вождя во время сражения, и я в одиночку бился с врагами. Попал к египтянам в плен и превратился в раба. – Как тебя зовут, восемнадцать тысяч одиннадцатый? – тихо спросила Марь Иванна. – Извини, я не знала, что ты вождь… – Ганнибал, – ответил эфиоп. – Спасибо, Ганнибал! – к Карге вернулась прежняя уверенность. Она выпрямилась, одернула пиджак и сказала: – Вдвоем мы призовем их к порядку. Вперед, Ганнибал! – Назад, госпожа! – раб вцепился в Каргу и упал на песок, увлекая ее за собой. Над пустыней гремела гневная речь очередного правозащитника. – Карга сделала нашу жизнь невыносимой! Каждую свободную минуту она заставляет нас участвовать в Мероприятиях! Самые жестокие надсмотрщики – младенцы рядом с ней! Ее Утренние и Вечерние Оценки, Переклички, Классные Часы и Вызовы Родителей унижают наше мужское достоинство! После целого дня тяжелой работы она заставляет нас петь и плясать! – Правильно! – поддержали из толпы. – Она заводит себе любимчиков, водит их в храм… А мы что – не рабы? Это как же получается: одним – все, а другим – ни фиги? – Бей Каргу! – выкрикнул оратор. – Ломай ее Указку! Долой Папирусы Успеваемости! Надсмотрщиков – крокодилам! Стражников – к Анубису! Хемиуна замуровать! Растерзать Каргу! – Какая неблагодарность! – рыдала Марь Иванна, зарывшись лицом в песок. Толпа митингующих накатила на шатер-учительскую и смяла его. В пыльной туче взлетали вверх обрывки папирусов, обломки стел почета и обелисков позора. А восставшие двинулись дальше, все круша на своем пути. Рабы с остервенением ломали салазки для перевозки камней, разбивали гранитные облицовочные плиты и обломками забрасывали каменоломни. Последний каменный блок, который оставалось водрузить на самую вершину, долго пинали ногами, били кольями, кирками и кайлами. И не успокоились, пока он не рассыпался на мелкие кусочки. – Вали пирамиду, ребята! – неистово орал раб с транспарантом в руках. – Камня на камне не оставим, к Апоповой матери! Кто был ничем – тот станет всем! – Не может быть! Не может быть! – беспомощно повторяла Карга. – Этого нельзя допустить. Где начальство? Стража? Хемиун, наконец? Ганнибал прокричал ей в самое ухо: – Так ты же сама выходной объявила, госпожа! Вот и разъехались все кто куда! – Боже мой! Боже мой! – ломала руки Марь Иванна. – Варвары! Это же памятник культуры… – Раз-два, взяли! Еще раз – взяли! Вооружившись здоровенным бревном, рабы пошли на таран пирамиды. Но Священная Высота даже не дрогнула. Ни вмятины, ни царапины не осталось на облицовке нижних ярусов. – Хорошо, однако, сработано, на века! – с удовлетворением заметил восемнадцать тысяч одиннадцатый. Разочарованно гудя, толпа отхлынула от пирамиды. – Сюда идут! – испуганно прошептала Карга. – Что делать? – Бежим! – эфиоп схватил ее за руку и потащил за собой. – Ой, не могу! – каблуки Марь Иванны увязали в песке. Высокая лиловая прическа растрепалась. Пиджак сбился набок. – Ой, не могу! – Быстрее! Быстрее! – торопил Ганнибал. – Вон она! – раздался позади торжествующий крик. – Держи! Бей Каргу! Марь Иванна готова была сдаться. Но вождь неумолимо тащил ее вперед. – Хватай! – настигала погоня. – Она за все заплатит, дочь шакала! Слезы смешивались с песком на щеках Классной Руководительницы. Сердце так и выпрыгивало из груди. По знаку Ганнибала Карга упала на колени и заползла в какую-то нору. Солнечный свет померк. Это эфиоп, последовав за Классной Руководительницей, нажал на тайный рычаг, и колоссальная каменная плита навеки замуровала вход в пирамиду Хеопса. – Голубчик мой! Спаситель! – Марь Иванна кинулась целовать вождю руки. – Век не забуду! Благодетель! – Да чего там, – засмущался восемнадцать тысяч одиннадцатый, пряча за спину натруженные ладони. – Я ж на этом участке работал. Все здесь знаю, как свои пять пальцев. Сверху по плите чем-то заколотили. Карга с опаской подняла глаза. – Лучше уйти отсюда, – словно прочел ее мысли Ганнибал. – От греха подальше. – Куда? Там темно! – Ну и что? Тут одна дорога – к саркофагу! Карга поежилась. Но послушно двинулась на четвереньках вслед за своим спасителем. Они долго плутали впотьмах по многочисленным коридорам. Время от времени раб ощупывал стены, разыскивая одному ему известные пометки. Марь Иванна выбилась из сил. – Скоро уже, – подбодрил ее Ганнибал. И действительно, через несколько минут впереди забрезжил свет. Беглецы вышли в довольно просторную погребальную камеру, посреди которой возвышался новенький саркофаг из черного гранита. Карга опустилась на пол и блаженно вытянула ноги. – Хорошо здесь, – она вздохнула полной грудью. – Прохладно. Кстати, – Марь Иванна с беспокойством посмотрела на эфиопа, – почему здесь воздух такой свежий? Вдруг они все-таки пробили стену? – Куда им, – махнул рукой вождь. – Кишка тонка. Тут вентиляцию еще лет десять назад провели. – Для чего? – удивилась Классная Руководительница. – Это же склеп. – Да разное говорят, – пожал плечами Ганнибал. – Слышал даже, тут устроят что-то вроде храма для избранных. Кругом еще много всяких ходов и комнат. Над нами, – он посмотрел вверх, – этажа четыре. Рядом – большая галерея. А внизу, в подземелье, – он потопал босой ногой по полу, – усыпальница для старшей царицы покойной, да будет она жива, здорова и невредима. – Во веки веков, аминь, – автоматически закончила Марь Иванна. – Ну, ловушки еще разные, тупики, – продолжал эфиоп. – Это чтоб грабителей с толку сбивать. – Ты хочешь сказать, кто-то покусится на святыню? – ужаснулась учительница. – Еще как покусится, – подтвердил Ганнибал. – Тут, знаешь, сколько всякого добра спрячут, как царь помрет? Чтоб ему было что выпить и чем закусить в загробном мире, переодеться там, умаститься… Ну, и чтоб не скучал… Это бедняков в голой циновке закопают. А у нас воина стоя хоронят, с копьем… Вождь замолчат. Глубокая морщина прорезала его высокий лоб. Карга тоже задумалась. – Интересно все-таки устроена жизнь после смерти, – глубокомысленно заметила она. – Может, и в самом деле загробный мир существует и все мы там будем? Внезапно восемнадцать тысяч одиннадцатый встрепенулся: – Слышишь? Карга напрягла слух. Откуда-то доносились голоса. Мурашки побежали у нее по коже. Лиловые волосы встали дыбом. – Свят, свят, свят! – забормотала Марь Иванна, мелко крестясь. – Спаси, Господи, и помилуй! – Нас ищут, – сказал Ганнибал. – Через другой ход зашли. – Бей Каргу! – отчетливо донеслось сквозь толщу камня. – Ищи ее! От нас не спрячется! – Отче наш! – слова сами собой всплывали в памяти, хотя раньше Карга и не подозревала, что знает молитвы. – Иже еси на небеси… Как же дальше? В общем, не дай нам умереть в расцвете лет! – Полезай в гроб! – вдруг приказал вождь. – Нет! Ни за что! – Марь Иванна отбивалась руками и ногами. – Да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя! Пожалей меня, грешную! – Лезь, женщина, кому говорят! Эфиоп насильно затолкал Каргу в саркофаг. – Лежать! – Не губи, голубчик! – взмолилась Классная Руководительница – Христом-Богом прошу! – Лежи и помалкивай, – шептал раб, укутывая ее погребальными пеленами. – Они не додумаются тебя здесь искать! А если вдруг увидят – решат, что мумия, и не тронут! – А ты? – подозрительно спросила Карга. – Тоже сюда… со мной?.. Вождь выразительно постучал себя пальцем по высокому лбу: – Думай, что говоришь, женщина! Разве две мумии в одном саркофаге бывают? Лежи тихо и жди. Я на разведку. Есть еще ход, о котором мало кто знает. Вернусь и выведу тебя. Ганнибал поднатужился и надвинул на Марь Иванну тяжелую гранитную крышку. Последнее, что она увидела, была лучистая звезда, которая смотрела на нее с немыслимой высоты сквозь отдушину в потолке. …Крышка вздрогнула и покачнулась. В глаза ударил яркий солнечный свет.Письма Шампольона брату. Послание третье
Гиза, 25 декабря 1828 года Любезный брат мой! Климат, конечно, здесь неблагоприятный. Сейчас, во время хамсина, жарких песчаных бурь, меня мучают кашли и лихорадки. Но дух мой бодр, и каждая новая находка становится лучшим лекарством для моего столь слабого здоровья. Вчера мы сделали поразительное открытие. Роя шурф от полуразрушенной мастабы к месту предполагаемого входа в Великую Пирамиду, мои рабочие обнаружили прямо в песке хорошо сохранившийся гранитный саркофаг. Лопаты и кирки были отброшены. Вместе с рабочими я отрывал бесценную находку голыми руками. Тщательно очистив ее, мы были несколько разочарованы. Стенки и крышка оказались совершенно гладкими, без резьбы и надписей. Неужели подделка? Древние египтяне никогда не клали саркофаги прямо в почву. А грабители ни за что не стали бы вытаскивать гроб наружу. Представь себе мое удивление, когда мы нашли внутри отлично сохранившуюся мумию! Осторожно отодвинув погребальные пелены, я увидел лицо. Оно принадлежало, как мне сразу бросилось в глаза, женщине неопределенных лет. Сохранность мумии просто поразительная. Со всеми предосторожностями я велел раскутывать находку. И вдруг произошло невероятное! Мумия шевельнулась и вскрикнула. Мои рабочие, охваченные суеверным ужасом, бросились врассыпную. У меня, дорогой Жак Жозеф, тоже, признаться, перехватило дыхание. Что это? Мистификация? Розыгрыш? Тем временем мумия села и самостоятельно выпростала ноги. Это и в самом деле оказалась женщина. Только чрезвычайно сомнительно, чтобы в Древнем Египте одевались столь причудливым образом. Представь себе, мон ами, кургузый пиджачок мужского покрою, безобразно короткую юбку и туфли – нечто среднее между башмаками простолюдинов и домашней обувью знатного сословия. Парик мумии напоминал формой мужскую прическу прошлого столетия, а цвет я затрудняюсь тебе передать. Все вместе составляло довольно нелепый и далеко не изящный облик. Увидев меня, мумия оскалила крупные зубы, сделанные из желтого металла, и издала пронзительный визг. Неужели, подумал я, столь неблагозвучен был древний египетский язык? Внезапно женщина выскочила из саркофага и устремилась ко мне. Она принялась махать руками и хватать меня за жабо, вероятно, чего-то требуя. Дыхание ее было несвежим, а руки теплыми, как у живого существа. – Мадам, – сказал я со всей возможной любезностью. – Бесконечно уважая вашу почтенную древность, я не понимаю ни слова. Не соблаговолите ли вы изъясниться иероглифами? И я протянул ей перо и бумагу, которые неизменно держу при себе в дорожном сундучке. Увы, брат мой! То, что она изобразила, было совершенно не похоже ни на египетские иероглифы, ни на коптский язык, ни на демотическое письмо, ни даже на латинские буквы. Видя, что я не понимаю, женщина бросила перо и бумагу и снова принялась что-то втолковывать мне, отчаянно жестикулируя. – Шваль! – с трудом разобрал я знакомое слово. Но… она явно не француженка! Гнев ее сменился полным отчаянием. Женщина упала на колени и затянула какую-то песнь, мелко крестясь. В это время от толпы рабочих отделился мой верный Пьер и, робко приблизившись, неуверенно сказал: – Мсье, будучи в Москве с императорской армией в 1812 году, я порядочно успел в русском языке. Если не ошибаюсь, именно на нем и выражается сия особа. Не позволите ли мне служить толмачом? Разумеется, я с радостью согласился. – Драсьте, русски баба! – приветствовал незнакомку Пьер. – Как поживай? Женщина что-то протараторила, и Пьер покраснел, как девица. – Она говорит, – шепнул он мне на ухо, – что я, простите, неструганная деревяшка, а вы являетесь парнокопытным животным с длинными ушами. – Возможно, она приняла меня за бога пустыни Сета? – высказал я остроумное предположение. – Сет! Сет! – радостно закивала незнакомка и вновь разразилась длинной тирадой. – Она повествует о невероятных событиях! – удивился Пьер. – Будто бы служила у фараона Хеопса… гувернанткой его рабов! – Попроси мадам поведать об этом подробнее, – приказал я. – Ибо свидетельства очевидца бесценны. – Маша! – обратился к женщине Пьер. – Как тебья зовут? Мне холодно, как собака. Русски девушка хорош! Как ты сюда попал? Женщина принялась тыкать пальцем в пирамиду, беспрестанно что-то говоря. Я уловил знакомые имена: Хуфу, Хемиун, Осирис, Исида, Мемфис… – Мон дье! – ветеран русского похода схватился за голову. – Мсье, она говорит, будто Великую Пирамиду рабы недостроили из-за нее. Они подняли восстание, но ей удалось бежать и спрятаться в саркофаге. – Невероятно – выдохнул я. – Сколько тысячелетий миновало с тех пор! Это не может быть правдой! Пьер помахал перед носом мумии пальцем и игриво сказал: – Маша! Врешь, коза! Некарашо! Женщина гневно выпрямилась и, вытащив из-за пазухи небольшой свиток, швырнула его мне в лицо. Развернув папирус, почти в полной уверенности, что это фальшивка (ибо он выглядел новым), я с изумлением увидел личную подпись и печать фараона Хеопса. Самое поразительное, что документ был выдан именно Маша, точнее, Марь Иванне, Классному Руководителю. Значит, все, что она утверждала, – чистая правда? – Пардон, мадам, – я склонился в почтительном поклоне перед живой исторической реликвией. Женщина победно усмехнулась. – Старый перечница! – Пьер кокетливо ущипнул ее за сюртук. – Чьерт побьери! Маша! Дай хлеб-соль!.. Ему доставляло истинное наслаждение упражняться в этом экзотическом языке. Я, разумеется, не понимал ни слова. Но дама отчего-то вспыхнула и вдруг залепила бедняге пощечину. – Русски баба лючи в мире! – с восторгом заорал Пьер. Пока они препирались между собою, я заметил, что внутренняя сторона крышки саркофага испещрена множеством иероглифов. Возможно, именно здесь спрятан ключ к тайне загадочного появления Маша? Вынув из жилетного кармана складной лорнет, я воспользовался им в качестве лупы. Большинство надписей были мне незнакомы. Лишь одна идеограмма смутно напоминала известную мне магическую формулу отвращения зла и крокодила: изображение сидящей фигуры (человек), условный рисунок шагающих ног (идти) и волнистую линию (вода). Все вместе составляло непереводимое выражение – иди, откуда пришел. Донельзя обрадованный находкой, я непроизвольно произнес формулу вслух. За моей спиной раздался хлопок, похожий на пистолетный выстрел, и послышался растерянный голос Пьера: – Маша! Бородино! Куда пошьел, корова? Я обернулся. Ветеран русского похода стоял на коленях, роясь в песке. На лице его было написано выражение крайнего недоумения. – Был, да весь вышьел, – пробормотал он по-русски. – А где мадам? – удивился я. – Мсье, – бросился ко мне Пьер. – Она исчезла, как сон!Часть третья
Глава 1. Затерянный в песках
Петуля пробирался к выходу из храма, изо всех сил стараясь унять свое божественное свечение. – Блин! – думал он. – Это ж надо – и тут на Каргу напоролся. Какого Хнума она приперлась? Бонифаций по-пластунски прополз между ногами дремлющего жреца-билетера, юркнул за колонну и затаился. И очень вовремя. Потому что сеанс закончился, из храма парами повалили довольные зрители, а впереди вышагивала Карга собственной персоной. Строители пирамиды шаркали, стараясь держать ногу, и пыль забивала Петулины ноздри. – Только бы не чихнуть, – взмолился Бонифаций. – Блин! Она меня и по чиху вычислит. А-а-апчхи! Карга резко обернулась. Двоечник вжался в колонну, и каждый ее желобок сверху донизу вспыхнул ярким голубым сиянием. Марь Иванна одобрительно похлопала по каменному столбу: – Обратите внимание, – работяги дружно затормозили, – какого высокого уровня достигла архитектура Древнего Египта… Надеюсь, – назидательно добавила Классная Руководительница, – и вы не подкачаете на вверенном вам объекте. – Служим Великому Фараону! – грянули рабы и вольнонаемные. – А теперь шире шаг, мальчики! Рано лечь и рано встать… – И болезней нам не знать! – подхватили двести голосов вслед за Каргой. Когда колонна свернула за угол и пыль улеглась, Петуля с облегчением сплюнул. Но вылезать не торопился. Уж кто-кто, а он хорошо знал нрав Марь Иванны. Нет, она здесь появилась неспроста. – Меня ищет, – смекнул Бонифаций. – Знать бы, кто настучал… … В то утро Петуля пришел на детскую площадку, чтобы, как и обещал, отомстить Спинозе. – Я те покажу пирамиду, – приговаривал двоечник, отдирая от входа доски. – Ты у меня увидишь эксперимент… – продолжал он, заползая внутрь и раскладывая петарды. – Вы меня еще вспомните… – он зажег спичку. Трах! Ба-бабах! Петуля открыл глаза: – Сработало! Пирамиды не было. Двора тоже. Даже от помойки ничего не осталось. – Ни фига себе, – Бонифаций почесал затылок. – Вот сила, блин! Вокруг лежала бескрайняя пустыня. А песка-то, песка! Неужели из одной песочницы столько? Может, петарды были не простые, а с ядерными боеголовками? Специально для террористов? Вдалеке заиграли похоронный марш. – Хоронят уже, – содрогнулся Петуля. – Это скольких же я уложил? – Там-там-да-там… – совсем близко надрывался духовой оркестр. Бонифаций обернулся в сторону, откуда шел звук. Там уже стояли памятники. А рядом суетились какие-то дядьки. – Родственники, – смекнул он. – Переживают. Из-за песчаного холма выкатили на колесах черный гроб. Петуля никогда таких здоровенных не видел. – Братская могила, – обалдел Бонифаций. – Для всего двора. У него засосало под ложечкой, когда скорбная процессия выстроилась в ряд и загоревала. Мужики так убивались, что хватали пригоршнями песок и сыпали себе на голову. Несколько теток повалились на землю. – Да на кого ж ты нас покинул, касатик? – вопили они, катаясь в пыли и царапая себя ногтями. – Да как же мы без тебя? Почему так рано ушел? Ты был для нас таким авторитетом! Двоечник покрылся холодным потом. – Мафия, – сообразил он. – Своего хоронят. Е-мое! Да если они узнают, кто его грохнул, мне хана! Надо рвать когти! Он начал отползать на четвереньках, но почувствовал на себе чей-то взгляд. На него смотрел лысый дядька с пыльной головой. Петуля вжался в песок и замер. – Авось пронесет! И пронесло. Лысый моментально потерял к нему интерес, обернулся к родственникам, поднял руку, и всеобщий вой прекратился. – Наш народ понес тяжелую и невосполнимую утрату. После двадцати пяти лет безупречной службы на благо нас скончался Апис XVII. – Лысый поднял еще горсточку песка и щедро посыпал себе на макушку. – Горе народное не знает границ. О Апис! Ты был настоящим божеством и достойно нес имя воплощения Пта. Благородный, сильный, прекрасный, плодовитый и, не побоюсь этого слова, великий бык! – Мы ли тебя не холили да не лелеяли?! – подхватили тетки, снова валясь на землю. – Мы ли тебе лучших телок не доставляли?! Мы ли тебе дворцы не строили? Мы ли для тебя жертв не жалели? По спине у Петули побежали мурашки. – Точно пришьют, блин! Опять ударили барабаны. Все засуетились. И гроб начали задвигать в большую могилу. Тут же, не засыпая яму, поставили памятник. Только не крест, а ангела. Сзади хвост, а морда человечья. И лапы, как у тигра, только не полосатые. – У богатых свои привычки, – сплюнул в песок Бонифаций. – Козлы! Трубы пустили петуха и заткнулись. Тетки отряхнулись, перестали рыдать, некоторые даже засмеялись. А мужики друг за дружкой полезли в свежую могилу. И каждый с собой что-то тащил: свертки, подносы, бутылки. – Это ж надо, поминки справляют прям где хоронят! – Бонифаций поежился. – Теперь небось до утра гулять будут. Но дядьки повылезали из ямы и выстроились в ряд. Лысый опять поднял руку и прокричал: – Апис умер – да здравствует Апис! – Ура! – завопили родственники и, очень довольные, начали расходиться. – А помянуть? – не понял Петуля. – Закусить? Выпить? И зачем жратвы столько принесли? А может… Может, за следующими помершими пошли?.. На всякий случай Бонифаций еще с полчасика провалялся в песке. Вдруг мафиозники устроили ему засаду? Но все было тихо. – Наверное, не знают, что я здесь, – решил он. – Теперь и вылезти можно. Петуля размял затекшие руки и ноги и двинулся домой. Но дома на месте не оказалось. Да и вообще все вокруг исчезло: школа, стадион, пивная за углом, парк… Город был разрушен. Даже щепочки не осталось. Бонифаций поскреб затылок. – Мама! – вдруг взвыл он басом. – Папа! Хорошо, хоть предки не пострадали. Лежат себе сейчас в Турции на пляже и в ус не дуют. Зато, когда узнают… – Блин! – Бонифаций машинально поджал тощий зад. Не зря папаша грозился новый ремень привезти. Но лучше уж порка, чем это… Петуля метнулся в одну сторону. В другую. Повсюду только песок. Свежие могилы. И неподвижные статуи. – Ау! – в панике закричал двоечник. – У-у! – насмешливо передразнило эхо. Бонифаций отчаянно поскреб затылок. – Эй! – проорал он вслед давно разошедшейся похоронной процессии. – Я здесь! Сдаюсь! В ответ сухо прошелестел песок. Тут только до Петули дошло: он остался в погибшем городе один-одинешенек. Без еды и питья. Без средств к существованию. Без крыши над головой. Без родителей. Без друзей и знакомых. – Доигрался, блин! – он пнул песок ногой. – Так тебе и надо! Солнце припекало. Губы у Бонифация стали шершавыми, как наждак. Мучила жажда. – Фиг с ней, с мафией! – Петуля сплюнул и пошел помянуть покойника. В могиле было прохладно, спокойно и совсем не страшно. Оставленной родственниками закуски и выпивки хватило бы на целую свадьбу. Подкрепившись, Петуля привалился к гробу и задумался о своей дальнейшей судьбе. Ждать родителей здесь? Скорей всего, они решат, что он погиб вместе со всеми, и от горя вообще не вернутся домой. Надо самому ехать к ним в Турцию. Ведь выбрались же как-то мафиозники. Значит, где-то ходит транспорт и живут люди. Пускай даже через двадцать километров. Не такое уж большое расстояние. С собой надо взять самое необходимое. Бонифаций вытряхнул из большой корзины виноград и сложил туда мясо, хлеб, воблу, инжир, несколько головок чеснока, с десяток крупных яиц и кувшин с пивом. Роясь в съестных припасах, Петуля наткнулся на резную шкатулку, битком набитую драгоценностями. Недолго думая, он спрятал ее на самое дно: – Обойдется покойничек. Ему ни к чему, а мне это добро пригодятся. Загоню кому-нибудь и куплю билет на самолет. Обеими руками Бонифаций поднял корзину на край могилы и выкарабкался сам. – Стой! Кто идет? – раздался вдруг чей-то хриплый голос. От неожиданности Петуля чуть не свалился обратно в яму. На него в упор смотрел памятник.Глава 2. Пред ликом вечности
Вокруг никого не было. – Тьфу, черт! – сквозь зубы сплюнул Петуля. – Мерещится всякое. Перегрелся. Он поднял увесистую корзину, но тот же хриплый голос произнес: – На вынос нельзя. Бонифаций сделал шаг вперед и уперся в невидимую стену. – Блин! – сказал он ошарашенно. – Ну вот, – лениво отозвался голос. – Понял, наконец? Петуля застыл с поднятой ногой. Памятник ухмыльнулся. Голос шел именно из него, откуда-то из живота. – Эй, мужик, вылезай… – осторожно позвал двоечник. – Ты кто? – А ты кто? – в тон ему поинтересовались из живота. – Кончай шутить, мужик! – обрадовался Бонифаций. – Давай выходи! Я думал, я один живой… – Правильно думал, – похвалил голос. – Ты просто живой, а я вечно живой. И памятник широко зевнул. – Скучно тут, понимаешь, одному сидеть, – пожаловался он. – И это теперь на века. Давай поболтаем, раз уж ты попал в нашу страну. – Какую такую страну? – удивился Петуля. – В эту самую, – каменная лапа описала полукруг и снова опустилась на постамент. – Ты, небось, думаешь, твои паршивые петарды город разрушили? Нет, приятель, тебя занесло далеко от дома. Бонифаций затравленно огляделся. – Это как? Взрывной волной? Каменная морда расплылась в улыбке. – Не, ну, правда, дяденька… Где я? В Москве? – неуверенно стал гадать Петуля. – В Турции? А как я сюда попал? – По глупости своей, – прочревовещал памятник. – Темный ты, как погляжу. Объясняю. Здесь Древний Е… – Епония! – наугад брякнул Бонифаций. – А это далеко? Ангел укоризненно покачал головой: – Япония на другом континенте, приятель. И вообще ее пока нет. Вторая попытка. Древний Е… – Европа! – выпалил Петуля. – Европа – женского рода, как, впрочем, и Япония, – заржал памятник. – Там еще доисторический период. Чему вас только в школе учат! Ладно. Третья и последняя попытка. Древний Е… – Да не знаю я, не знаю! – психанул Бонифаций. – Че ты издеваешься? Скажи по-человечески! – Охохонюшки-хохо! – вздохнул истукан. – Так и быть, не стану тебя больше мучить. Ты, приятель, в Древнем Египте. И родишься только через пять тысяч лет. Представляешь? – Не-ет, – корзина вывалилась из Петулиных рук. – А ты не врешь? Разве так бывает? – Редко, но случается, – подтвердил ангел, обмахиваясь хвостом. – Ты сюда по каналу межвременной связи попал. Через Спинозину пирамиду. – Брешет, собака, – подумал Бонифаций и сварливо спросил: – А как же я каждое слово понимаю? – Генетическая память, – напустил туману истукан. – Берет начало отсюда, от истоков цивилизации. Защитный механизм ломает языковой барьер. Усек, приятель? Петуля схватился за голову. Это было страшнее, чем разрушенный город, и новый папашин ремень, и месть мафиозников. – Да не убивайся ты так, – посочувствовал памятник. – Здесь тоже жить можно. Погуляешь маленько по Египту и вернешься. – Да? – с надеждой спросил Петуля. – Не свистишь? – Век воли не видать! – поклялся ангел. – Сто процентов! И он гулко постучал лапой по каменной груди. – А ты откуда все знаешь? – вдруг подозрительно поинтересовался Бонифаций. – И про эту… память? Что-то ты, мужик, темнишь… Истукан хмыкнул. – Что ты все – мужик да мужик? Я не мужик и не баба, а символ Мудрости. Потому все и знаю. Положено мне. Я – Ху, может, слыхал? – Что-то знакомое, – замялся Петуля. – Сфинкс, по-вашему, – уточнила каменная морда. – А, ну как же! – оживился Бонифаций. – Наша классная всегда говорит: «Что, Петуля, смотришь, как сфинкс на новые ворота?». – Любопытно, – польщенно усмехнулся Ху. – А что еще она про меня говорит? – Про тебя больше ничего. В основном – про меня. Слушай, если ты символ, может, сразу запулишь меня обратно? – Не могу, – памятник покачал головой. – Я при исполнении. Сторожу тут Серапеум. – А это еще что? – насторожился двоечник. – Кладбище, как видишь. Для быков. – Для кого? – Петуля вытаращил глаза. – Да будет тебе заливать-то. Так только царей хоронят. – Бери выше. Апис не царь даже, а бог. Земное воплощение божественного Пта, покровителя Мемфиса. Понятно? – Ага, – неуверенно кивнул Бонифаций, вконец сбитый с толку – Это и дураку ясно. – Да ничего тебе не ясно, – Сфинкс в сердцах махнул лапой. – Обычай у нас такой. Раз в двадцать пять лет священного быка снимают с должности, притапливают в Ниле, потом с почестями хоронят и оплакивают. А на его место назначают нового Аписа – молодого, энергичного, перспективного. – Зачем? – Чтоб его боготворить. У нас знаешь как священные быки живут? – истукан вздохнул. – Ни в чем отказа не имеют. Для них дворцы, рабы, коровы, лучшая еда… Навоз и тот жрецы выносят. Вот у тебя на дне корзинки ларец с драгоценностями… – Да? Как он туда попал? – Петуля честно посмотрел в каменные глаза. – Я и не заметил… – Брось, – Ху по-свойски хлопнул его по плечу, отчего Бонифаций присел. – Говорят тебе, от меня ничего не скроешь. Так вот: эти камешки и золотишко тоже принадлежат покойному. Любил он перед женами своими покрасоваться. – Да, не хило, – прищелкнул языком двоечник. – Если у вас скотину так содержат, то как же люди живут? – По-всякому, – уклончиво ответил памятник. – Но устроиться можно. Была бы голова на плечах. Петуля поскреб затылок. Потом порылся в карманах, вытащил оттуда измятую пачку сигарет и коробок спичек. – Слышь… А как у вас с торговлей? – Процветает. А как у тебя со счетом? – Нормалек, – обрадовался Бонифаций. – Если и ошибусь, только в свою пользу. – Нет, с этим у нас строго, – предупредил Ху. – За обсчет могут казнить. Так что лучше никого не обманывать. – Не буду, – поклялся двоечник. – Вот те крест! – К тому же, учти, у нас никто не курит. – Минздрав запрещает? – ухмыльнулся Петуля. – Или казнят? – Да нет. Просто Америку еще не открыли, – непонятно выразился памятник. – Ничего, у меня закурят, – заверил Петуля. – Где тут у вас базар? Сфинкс махнул лапой куда-то назад. – В Мемфисе, ясное дело. А ты что, торопишься уже? Может, остался бы, мудрости уменя поучился. – У меня эта учеба уже в печенках, – признался Бонифаций. – А так, в гости, загляну как-нибудь. Ну, – он потоптался на месте, – я пошел? – Жаль, – огорчился Ху. – Но, как говорят, вольному воля. Так и быть, приятель. Забирай с собой припасы и ступай. Петуля с готовностью подхватил корзину. – Э-э-э! – остановил его памятник. – Шкатулочку-то оставь. Дружба дружбой, а драгоценности казенные… …Сфинкс долго смотрел в спину уходящему Петуле. Когда тот, наконец, превратился в маленькую точку на горизонте, Ху озадаченно пробормотал: – Вот дурак, прости меня Пта. Кому рассказать – не поверят. Они сорок пять веков не могут мою загадку разгадать, а этот от мудрости отказывается, на базар уходит. О люди! Сколь ничтожны вы пред ликом вечности, увы! Блин! И он сердито сплюнул на землю.Глава 3. А на кладбище все спокойненько
Мемфис оказался гораздо дальше, чем думал Петуля. Он все шел и шел, но конца-краю пустыне не было. Из всех припасов у него осталось только пиво. Бонифаций несколько раз прикладывался к кувшину и с благодарностью вспоминал мудрого Ху. Ночь свалилась на голову неожиданно. Р-раз – и стемнело. Высыпали звезды – крупные и яркие, совсем не такие, как дома. А между ними висел тонкий молодой месяц. Рожки у него смотрели вверх, как у козленка. – Эй ты, чокнутый! – весело крикнул ему захмелевший Бонифаций. – А ну, стань на место! Но месяц никак не отреагировал, и Петуля решил: ладно, пускай себе висит, как хочет. Однако пора было подумать и о ночлеге. Тем более что под ногами стали попадаться какие-то камни, и Бонифаций то и дело спотыкался. – Хоть бы фонарь повесили, что ли, – бормотал Петуля себе под нос. – Ой! – он опрокинулся на спину, бережно прижимая к животу наполовину опустевший кувшин. Хорошо, хоть пробка не вылетела. Небо осталось где-то наверху. А здесь, внизу, появились непонятные тени. Они окружили Бонифация со всех сторон. Что-то холодное скользнуло по его руке. С громким жужжанием пролетел мимо рой мошкары. – У-у-у! – протяжно крикнула ночная птица, мягко задевая Петулю крылом. – Пи-у-уи! – в воздух взметнулись какие-то шуршащие твари. Их черные тени почти закрыли звезды. Что-то острое царапнуло щеку. – Кыш, проклятые! – двоечник в страхе взмахнул кувшином. Он попытался приподняться, но в этот момент перед ним сверкнули в темноте огромные круглые глаза. – Брысь, нечистая сила! – заорал Петуля, втягивая голову в плечи. – Ха-ха-ха! – расхохотался кто-то неподалеку нечеловеческим голосом. – Ха! – Пи-у-уи! Ха! У-у-у! – пищало и гудело все вокруг. – У-ха! Ха! Черные тени метались по земле. Птица качалась на месяце, как на качелях. Невидимый кто-то заливался хохотом. Круглые глаза то приближались, то отдалялись, вспыхивали то справа, то слева. – Господи, помилуй! Господи, помилуй! – скороговоркой повторял Петуля, сжавшись в комок и осеняя кувшин на животе крестным знамением. Но ничего не помогало. Камни вокруг застонали, как живые. Земля вздрогнула. Звезды лихорадочно замерцали и стали осыпаться. Неведомые твари сначала примолкли, а потом с удвоенной силой загудели, завизжали, захохотали, заулюлюкали. Пиво в кувшине жалобно булькнуло. Земля сильно покачнулась, потом мелко затряслась и с грохотом разверзлась. Из трещины повалили клубы дыма и показались языки пламени. – Землетрясение, – сообразил Бонифаций и, прижимая к себе кувшин, попытался отползти подальше от страшной ямы. – Спасите! – воззвал он неведомо к кому, но его голос потонул в адском грохоте. Внезапно из земных недр с дьявольской скоростью вылетел вверх чей-то неясный силуэт – и тут же что-то большое и теплое шмякнулось рядом. Все стихло. Исчезли летучие твари, а звезды повозвращались на свои места. Кто-то ласково погладил Петулю по голове. – Страшно? – раздался вкрадчивый голос. Большое и мягкое рядом с Петулей засветилось голубым неоновым светом. – Ху! – облегченно выдохнул Бонифаций, обнаружив по соседству существо с человеческим туловищем и собачьей головой. – А я уж испугался… – Сам ты Ху, – неожиданно обиделось существо. – Я бог. – Бык? – не расслышал Петуля. – Апис? Что-то ты на себя не похож. И в самом деле, никакого сходства с крупным рогатым скотом заметить было нельзя. Мордой неизвестный зато здорово напоминал дворняжку, которая вечно дремала на пороге пивной, беспринципно виляла хвостом каждому встречному и, громко чавкая, подъедала за посетителями. – Апис? – удивился незнакомец. – Тут же кладбище. Человечье. При чем здесь священный бык? – Ну и что, что кладбище? – возразил Петуля, который уже основательно пришел в себя. – А то, что я – бог кладбищ и властелин мертвых. – Ты?! – Петуля невольно расхохотался. – Да посмотри в зеркало, дворняжка блохастая. Так каждая шавка может себя богом назвать. Шерсть на загривке незнакомца встала дыбом. Он оскалился и зарычал. Потом как будто увеличился в размерах, а голубое сияние усилилось, разлилось и затопило все вокруг: каменные плиты с нарисованными фигурками, летучих мышей, облепивших сухой куст, кувшин и самого Бонифация. – Я – Анубис!!! – зловеще раскатилось по кладбищу. – Убис! Убис! – отозвались со всех сторон камни. – Трепещи, несчастный! – Пищи! Пищи! И тут все снова завертелось, закружилось, захохотало и заулюлюкало. – Верю, верю! – торопливо закивал Петуля. – Прости меня, Господи, я только пошутил! Анубис сократился до обычных размеров и притушил свои неоновые огни. – Ну и шуточки у тебя, – проворчал он. – Надо знать, с кем и когда шутить… Ты чего по кладбищам таскаешься? Могилы грабишь? – За кого ты меня принимаешь? – оскорбился Петуля, незаметно задвигая за камень кувшин Аписа XVII. – Я этих покойников страсть как не люблю, – для пущей убедительности добавил он. – Это ты зря… Среди них попадаются очень даже миленькие, – Анубис опустил уши, почмокал губами и облизнулся. – Ты их ешь, что ли? – Петулю просто передернуло от омерзения. – Бывает, – признался странный бог. – Я же не пес шелудивый, а благородный шакал, как ты можешь заметить по моему лицу. На этот раз Бонифаций промолчал. Да и что скажешь? Вот Сфинкс – мужик что надо. – Так кто ты такой? И что здесь ищешь? – настойчиво переспросил Анубис. – Если ты не грабитель, чего ночью по кладбищу шатаешься? – Да я тут случайно, – признался Петуля. – Шел в Мемфис… по торговым делам… И он мало-помалу выложил Анубису всю свою историю. Кладбищенский бог сочувственно кивал и задавал наводящие вопросы. В его глазах вспыхивали и гасли красноватые огоньки. – Да что ты? – повизгивал он, поводя ушами. – Да не может быть! – А он ничего себе, – подумал Петуля. – Душевный такой человек… То есть шакал. Отзывчивый. Он все больше проникался доверием к новому знакомому. И даже поделился с Анубисом своими планами на будущее. – Торговля – это хорошо, – бог-шакал ласково лизнул мальчика в ухо. – Я могу тебя свести с нужными людьми. Они тут… неподалеку… работают, товар кой-какой имеют. Камешки там, золотишко… Попадаются прелюбопытнейшие вещицы. Вот, кстати… – Анубис протянул руку, и на пустой ладони что-то засверкало. – Модная штука. Это тебе. – Не надо, – смутился Бонифаций. – У меня день рождения только зимой. – Бери-бери, – и Анубис бросил ему на колени золотого жука с блестящим камешком. – Это на память. – Спасибо, – растрогался Петуля. – Какие у вас в Египте все добрые. – Какие уж там добрые, – тяжело вздохнул бог и щелкнул зубами. – Все так и норовят на халяву прожить, на халяву захорониться… Каждый хочет свое урвать, верно ведь? Ты не представляешь, сколько я сделал доброго для людей – не будем называть имен. Мне не жалко, я же бог. Но они все такие неблагодарные. У нас многие как сыр в масле катаются. А где ты видел храмы в мою честь? – Нигде, – честно признался Петуля. – То-то же. Потому что одним все, а другим ничего. – Точно, – подтвердил Бонифаций. – Вот и у меня так. Петуля такой, Петуля сякой… А когда в классе батарею прорвало, кто первый дыру заткнул собственным телом? И что, Карга хоть спасибо сказала? – Вот и я говорю, – подхватил Анубис. – Неблагодарны люди, не-бла-го-дар-ны. С ними жить – по-ихнему выть. Он поднял голову к месяцу и протяжно завыл. У Петули мурашки побежали по телу, столько безысходной тоски слышалось в вое могущественного бога кладбищ. – Извини, – сказал Анубис, от души навывшись. – Не мог удержаться. Накипело. Да что я со своими проблемами! Твое положение сейчас еще хуже. Ну ладно, в Мемфисе ты будешь торговать. А жить где? – Об этом я пока не думал, – пожал плечами Бонифаций. – А зря. Кто о тебе позаботится, кроме тебя самого? У человека должна быть крыша над головой, живой он или мертвый. Слушай, – оживился шакал, – может, у меня останешься? Я тебе славную могилку подыщу. Просторную, со всеми удобствами. Петуля с опаской покосился на своего нового приятеля. Сразу вспомнил, чем тот питается. И вообще, в могилку как-то не хотелось. – Стеснять тебя неудобно, – стараясь не обидеть Анубиса, ответил он и подивился собственной изворотливости. – Но за заботу спасибо. – Смотри-смотри, предлагаю от чистого сердца. Впрочем, я тебя понимаю. Вы, живые, любите свет, роскошь, а у меня здесь, – бог обвел рукой кладбище, – скромно, зато чистенько. Бедно, но честно. Бонифацию стало совестно. Ему захотелось сделать для Анубиса что-то такое… такое… – Пива хочешь? – пылко предложил он, вытаскивая кувшин из-за камня. – Попробуй. Хорошее, свежее… – Разве что глоточек, – в руках у бога неизвестно откуда появилась мисочка, и он с удовольствием стал лакать из нее пиво, пока кувшин не опустел. – Ой, а мне и угостить тебя нечем, – облизнулся он напоследок. – Да я не голодный, – отмахнулся Петуля. – Ничего мне не надо. – Нет-нет, я твой должник, – оскалился шакал. – Мне тоже хочется сделать для тебя что-нибудь приятное. Редко встретишь бескорыстного человека, который вот так просто готов отдать последнее и ничего не требует взамен, – он с головы до ног оглядел Петулю. – Придумал! Анубис щелкнул пальцами, и Петуля с изумлением посмотрел на свои сияющие коленки. – Блин! – только и смог вымолвить он. – Кайф! – Нравится? – шакал переливался от радости всеми цветами радуги. – Очень удобно в темноте, правда? И совсем недорого. Бонифаций оторопел. Он не понял – подарок это или что? – Я… это… – пробормотал он. – У меня денег нет. – Какие могут быть счеты между друзьями? – нежно прогавкал шакал. – Ведь мы же друзья, правда? И ты меня выручишь когда-нибудь в трудную минуту. – Конечно, – горячо подтвердил сияющий Бонифаций. – Классный ты мужик, Анубис. Да я за тебя… Долго еще озарялось кладбище двойным свечением новых друзей. Долго еще вели они задушевные разговоры. Так и задремал Бонифаций, почесывая собачью голову, лежащую у него на коленях. Так и заснул бог кладбищ у ног шестиклассника из далекого будущего. – Пи-у-уи! – пугливо шарахались летучие мыши от мягко переливающихся тел. – Пи!Глава 4. Рабовладелец Петуля
– Налетай, торопись, покупай живопиись! – орал Петуля, стараясь привлечь покупателей. – Импортные амулеты по ценам ниже рыночных! Лечебное мумие по египетским патентам! Помогает от всех болезней сразу да еще от сглазу! Его крики сливались с голосами прочих торговцев. Базар был таким огромным, что, казалось, весь Мемфис собрался здесь, чтобы продавать и покупать, толкаться, торговаться, глазеть на заморские диковинки и обмениваться свежими новостями. На бронзовых крючьях качались свежеободранные туши. В корзинах трепыхалась, переливаясь перламутровой чешуей, только что выловленная рыба. Осы кружили над грудами сочного винограда, сахарного инжира, вяленых фиников. Сводил с ума запах свежеиспеченного хлеба, ломились подносы от лепешек, пирогов и пряников. Пенилось в кувшинах пиво, рекой текло багряное сладкое вино. Как разноцветные флаги, развевались на ветру ткани – от грубой парусины до тончайшего виссона, и бродячие портные тут же шили на заказ любую одежду из любого отреза. Женщины бросались от одного прилавка к другому, от продавца к продавцу, скупая баночки с притираниями для вечной молодости, краску для глаз, щек и губ. Ослепительно сверкали лотки с драгоценностями: серьги и подвески, браслеты для рук и ног, ожерелья, наборные воротники, золотые цепочки… На круглых болванках рядами стояли парики на любой вкус, цвет и размер, попроще на каждый день и роскошно завитые, со сложными прическами – для праздников. Купцы-евреи хватали прохожих за полы, предлагая пощупать шелковистое руно нежных овечек, взращенных в долине Иерихона. Толстогубые нубийцы, сверкая белоснежными зубами на черных лицах, показывали каменные ножи для бальзамирования, ароматные смолы – мирру, ладан, кассию – и большие прозрачные камни с необычайно острыми и твердыми гранями. Крутились гончарные круги, и под руками мастеров из бесформенных комков глины вырастали стройные узкогорлые кувшины. А ювелиры на переносных маленьких горнах щипцами вытягивали из слитков золотую проволоку и свивали ее в затейливые кольца. На небольшом помосте в центре базара немыслимо изгибалась обнаженная плясунья, а слепой старик бубном отбивал такт. Глотал огонь и вынимал из уха монету заезжий фокусник. Предлагали свои услуги плакальщики. А писец за низким столиком составлял для всех желающих жалобы, прошения и доносы. У Петули рябило в глазах. Он оглох от базарного гомона. И, подчиняясь многолюдной толчее, несся вместе с ней, как на карусели, замирая от восторга и лихорадочно выкрикивая: – Амулет от всех болезней! Мумие от всех бед! Цены по египетским патентам! Налетай! Раскупай! Эй! Мужик в белом фартуке! Купи колечко! А для вас, девушка, есть приворотное зелье! Экологически чистый продукт! Подарок из Африки! Гарантия на десять лет! Но самым большим успехом пользовались Петулины спички. Он расщепил каждую на четыре части, и слух о великолепных огненных палочках и о молодом торговце, изо рта у которого идет дым, разнесся по всему базару, будоража воображение и рождая самые невероятные домыслы. Так что торговля у Бонифация шла бойко. К нему даже выстроилась длинная, извивающаяся восьмерками очередь. – Кто последний? Я за вами! – волновался тощий дядька с наполовину выбритой головой. – Куда же ты? – бежал за ним цирюльник. – Дай закончить работу и расплатись! Но дядька и не собирался добриваться. Горящими глазами он смотрел, как Петуля закуривает очередную сигарету. – Может, тебя завить, сестра? Может, побрить? Может, кому зуб вырвать? – метался вдоль очереди оставшийся без клиентов цирюльник. – Все равно ведь ждете! Но желающих сесть на его циновку не находилось. Очередь змеилась между рядами, создавая заторы, пробки и водовороты. А мимо чернокожие рабы несли на богатых носилках важного сановника, утопающего в складках жира. За носилками бежали слуги, размахивая над головой господина опахалами на длинных ручках. Служанки тащили в корзинах припасы для хозяйского стола. А нищие хватали прохожих за руки, умоляя хоть одним глазком взглянуть на их увечья и проявить милосердие. Ватага загорелых мальчишек, пользуясь всеобщей суматохой, ухитрялась стибрить где горсть фиников, где гроздь винограда, где несколько печенюшек. Рядом с Петулей остановились двое – старый и молодой, с одинаково непроницаемыми лицами и безупречной осанкой. – Это ты продаешь огненные палочки? – высокомерно спросил старый. – Куда лезешь? Ты не занимал! – закричали из очереди возмущенные люди. Молодой неторопливо обернулся и развернул небольшой папирусный свиток, изображающий человека с солнечным диском на голове. – Жрецы! – зашептались в очереди. – Служители бога Ра! Им положено. Покупатели почтительно расступились. – Сколько берете? – деловито поинтересовался Бонифаций. – Все, – коротко отрезал старый. – Это дорого, – напомнил Петуля. – Не твоя забота, – старый вывалил на прилавок внушительную кучку золотых монет. – Сдачи не надо. – Спасибо за покупку, – вежливо поблагодарил Петуля, протягивая жрецу коробок с оставшимися восемью четвертинками. Старый, не говоря ни слова, повернулся и зашагал прочь. Молодой благоговейно принял коробок и направился за ним вслед. Оба растворились в толпе. Очередь, разочарованно потоптавшись, стала разбредаться, и цирюльник воспрянул духом. Довольный Бонифаций принялся подсчитывать деньги. По договору с Анубисом он мог оставить себе четверть вырученной суммы. – Извини, дружище, – ласково лизнул его бог-шакал, провожая на базар сегодня утром. –Ты же понимаешь, поставщики товар не задарма отдают. Самому мне практически ничего не остается. Так что не обижайся, если навар невелик. Петуля и не думал обижаться. Первый торговый день прошел на редкость удачно. И сейчас Бонифаций чувствовал себя настоящим богачом. Он сложил в небольшой мешочек то немногое, что не удалось продать: маленькую глиняную статуэтку-ушебти, пару амулетов и каменного жука. – Ничего, завтра загоню, – сказал себе Петуля. Он уже собрался уходить, но внезапно споткнулся о лежащее на земле тело. – Блин! И тут Бонифаций увидел, что стоит он в полном одиночестве, как пальма на острове, а все вокруг попадали ниц: и торговцы, и покупатели, и нищие, и заезжие купцы, и цирюльник с чьим– то зубом в щипцах, и даже знатный вельможа на своих носилках. – Фараон! Фараон! – прошелестело у Петули под ногами. – Фараоны? – Бонифаций нащупал спрятанную за пазухой выручку. – Менты? Пора сматываться. А то, неровен час, заметут. Перепрыгивая через лежащие тела, он бросился прочь. Бежал, не разбирая дороги, только ветер свистел в ушах да опрокидывались по бокам лотки с товаром. А с противоположной стороны базара уже входили стражники с плетками и копьями, за ними глашатаи, музыканты, жрецы, писцы, а следом на роскошных носилках слуги тащили Великого Фараона, который, прослышав о чудесных огненных палочках, пожелал самолично убедиться, что это не враки. Задыхаясь, Бонифаций добежал до пристани и остановился перевести дух. К нему подскочил невзрачный человечек, похоже, джахиец, – и вполголоса осведомился: – Раба не желаешь? – Кого? – обалдел Петуля. Человечек махнул рукой в сторону корабля. – Свежая партия. Только что доставлена из-за Великого Лазурного Моря. Товар – первый сорт. Бери, не пожалеешь. – Да на фига мне рабы? – пожал плечами двоечник. – Молодые, здоровые, искусные в ремеслах! Вот, сам погляди. Джахиец схватил Бонифация за руку и по сходням потащил его на палубу. – Че прицепился? Оставь меня в покое! – сопротивлялся Петуля. – Смотри – отборные, один к одному, – не слушал его купец. Он вытащил из толпы рабов какого-то угрюмого парня и стал поворачивать его во все стороны. – Хорош, а? Сильный, как вол. Злой, как тигр. А зубы? – парень привычно раскрыл рот.– Ни одного испорченного. Кроме того, умеет рисовать и резать по камню. – Да пошел ты вместе с рабами своими! – Понял! – кивнул торговец живым товаром. – Есть рабыни. Не девочки, а финики, – он поцеловал кончики своих пальцев. – Эй ты, рыженькая! От толпы отделилась девчонка и стала рядом с Бонифацием, опустив глаза. – Тринадцать лет. Куколка! – расхваливал торговец. – Жемчужина! Танцует, поет, готовит, вышивает крестиком. Это тебе не дикарка из пустыни. Дочь лесного царя. Девчонка шмыгнула носом и пугливо покосилась на Петулю. У него вдруг екнуло где-то в животе. – Бери, – уговаривал джахиец. – Недорого отдаю. Дешево отдаю. Почти бесплатно отдаю. Себе в убыток. Жалко ее, понимаешь, – понизив голос, добавил он. – Не возьмешь ты – возьмут другие. С руками, можно сказать, оторвут. На тяжелые работы пошлют. Заболеет и умрет. Девчонка жалобно всхлипнула. По ее веснушчатому лицу покатились крупные слезы. – Сколько? – неожиданно для себя спросил Бонифаций. Человечек поднял глаза к небу и стал шевелить губами, что-то подсчитывая в уме. – А сколько дашь? – спросил он наконец. – Вот столько, – Петуля высыпал на палубу свою долю золотых. – Ты что, смеешься? – возмутился торговец. – Да за такие деньги журавля не купишь. А она мне знаешь во что обошлась? – Он принялся по очереди загибать пальцы: – Отлов, провоз, прокорм, медицинское обслуживание, охрана… Товар немятый, непорченный… – Но у меня больше нет, – пробормотал пацан. – На нет и суда нет, – сказал джахиец и отвернулся. – Иди, – бросил он рыжей. – Никому ты даром не нужна. Дочь царя, дочь царя! Одни убытки от этой дочери! Девчонка презрительно посмотрела на Петулю, тряхнула волосами и сделала шаг к остальным рабам. – Стой! – Бонифаций решительно схватил ее за руку. – Я тебя покупаю. Эй ты, чучело гороховое! – позвал он торговца и вывалил перед ним все, что должен был отдать Анубису. – Теперь хватит? Финикиец опустился на колени и дрожащими руками стал сгребать к себе золото. – Пошли, – сказал Петуля рыженькой и стал спускаться по сходням.Глава 5. Принцесса с Высоких Гор
Некоторое время они шли молча. Девчонка исподтишка косилась на Петулю. Встречаясь с ним взглядом, она отводила глаза и делала вид, будто с интересом осматривается по сторонам. Бонифаций злился на себя. Всегда эти девчонки так – разревутся, сопли размажут, а потом не знаешь, что с ними делать. Куда ее теперь девать? Домой отправить, что ли? К папаше, лесному царю? – Эй, – обратился он к рыженькой. – Ты сама откуда? – Из Страны Высоких Гор, мой господин, – ответила она тихим голосом. – А где это? – За Великим Лазурным Морем, на берегу Голубой Реки, мой господин. Петуля хмыкнул. – Мне точный адрес нужен. Город, улица, номер дома, квартиры. Фамилия, имя, отчество. Как тебя звать? – Легкое Утреннее Облако, мой господин. – Ну и имечко, – Бонифаций поскреб в затылке. – А короче нельзя? – Как вам будет угодно, мой господин, – смиренно ответила рыженькая. – Лелькой будешь, – решил Петуля. – У меня сестра двоюродная, Лелька, тоже с веснушками. Слышь, а твой папаша правда царь? – Да, мой господин. Великий царь Высоких Гор и Окрестностей. Одного города и трех деревень, мой господин. – Тоже мне, царь. За дочкой посмотреть не может! У девчонки из глаз брызнули слезы. – Мой папа самый лучший, – всхлипнула она. – Только он в битве погиб. На Высокие Горы напали враги. Мужчин поубивали, а нас, женщин, забрали в плен. И продали на этот корабль, мой господин. – Так ты сирота, – растерялся Петуля. – У меня здесь тоже никого нет. Ты извини насчет папаши… – Слушаюсь, мой господин, – Лелька утерла слезы. – Что ты заладила – господин да господин, – нахмурился Петуля. – Никакой я тебе не господин. Зови меня просто – Бонифаций. – Слушаюсь, Бони… Бони… Да, мой господин, – принцесса вконец запуталась и замолчала. – Это меня так в честь прапрадеда назвали, – начал оправдываться двоечник. – Героя Цусимской битвы. Ладно, для тебя я просто Боня. Хоть Лелька и была дочерью царя, она оказалась отличной девчонкой. Ничуть не выпендривалась и охотно смеялась, когда Петуля остроумно рассказывал ей о своих похождениях. Они бродили по узким мемфисским улочкам и болтали обо всем на свете. Бонифаций уже не жалел о растраченных деньгах. Предстоящее объяснение с Анубисом нисколько его не беспокоило: шакал поймет, что он не мог поступить иначе. И рыжая принцесса шакалу обязательно понравится. Сто процентов! – А куда мы идем? – спросила Лелька. – На кладбище, – объяснил Петуля. – Я тебя со своим другом познакомлю. Он знаешь кто? Он… В этот самый момент их чуть не сбил с ног мальчишка, который мчался по улице, выкрикивая на бегу: – Спешите видеть! Новые невероятные приключения Осириса и Исиды! Козни злого Сета! Благородное мщение малолетнего Гора! – О! – обрадовался Петуля. – Пойдем в кино! Смешавшись с толпой зрителей, они без билетов проскользнули под прохладные своды храма.* * *
И надо же было наткнуться на Каргу! Лелька, наверное, обиделась, что он бросил ее одну и смылся без всяких объяснений. Петуля осторожно вылез из-за колонны и заглянул в пустой и темный зрительный зал. Жрец– билетер по-прежнему дремал у входа. – Неужели ушла? – испугался Бонифаций. – Ох, какой же я дурак! Лелька! – негромко позвал он. – Ты где? – Здесь! – в круге голубого света появилась Лелька и вдруг бухнулась на колени. – Я здесь, о могущественный бог и господин! – Ты че? Вставай! Мы ж договорились насчет господина, – всполошился Петуля. – Я Боня, просто Боня… – А это? – дрожащей рукой Лелька показала на его светящиеся колени. – А-а-а, это! – Петуля рассмеялся. – Я совсем забыл, днем же не видно. Не обращай внимания. Друг подарил. Вот он как раз бог. Анубис с кладбища. Ну вставай, пошли. …Анубис сидел в богатом склепе среди деревянных саркофагов и что-то подсчитывал на калькуляторе. Увидев ребят, он радостно оскалился. – Здрасьте, здрасьте, друзья! – приветствовал он Бонифация и Лельку. – А я уж волноваться начал. Где, думаю, мой Петуля? Все-таки один, в незнакомом городе… А он уж и не один. Дружище, что ж ты не представишь свою девушку? – Это Лелька. Принцесса сама. С Высоких Гор. – Очень приятно, – умильно заурчал Анубис. – А я просто бог, с твоего позволения, – и он протянул Лельке руку. – Я ее на пристани купил, – объяснил Бонифаций. – Только… – замялся он, – ты уж извини, у меня вся выручка на это ушла. Улыбка исчезла с морды шакала. – Ой-ей-ей! – покачал он головой. – Плохо дело… Я на эти деньги рассчитывал. Отдать их сегодня должен. Сейчас поставщики придут. Петуля виновато опустил глаза. – Да я… Да мне… – он поскреб затылок. – Так получилось. – Конечно-конечно, – сочувственно закивал Анубис. – Ты совершил добрый, благородный поступок. Но как объяснить это партнерам? Чем ты с ними расплатишься? – Я отработаю, – торопливо пообещал Бонифаций. – Договорись, чтобы они подождали. – Попробую, но ручаться ни за что нельзя, – сказал бог. – Они ребята крутые. Могут проценты потребовать… Лелька дернула Петулю за рукав. – Скажи, что мы вдвоем торговать будем. И все-все до последней монетки вернем. Анубис окинул ее оценивающим взглядом. – А что? Может, и получится… В ночной тишине раздались чьи-то голоса. – О, это они, – встрепенулся шакал. – Знаете, ребятки, вы посидите тут, а я выйду к ним навстречу и попробую договориться. – Странный он какой-то, – шепнула Лелька, когда Анубис бесшумно исчез. – У нас таких богов нет. – Ты просто еще не привыкла, – успокоил Петуля. – Ну и что, что он лает и блох выкусывает? У каждого свои недостатки. – Я не о том, – возразила принцесса. – Он нехороший. Он тебе врет. – С чего ты взяла? – горячо вступился за друга Бонифаций. – Я виноват, а Анубис пошел нас от мафии защищать. Вот увидишь, он все уладит. Лелька с сомнением покачала головой. Анубис вернулся, довольно виляя хвостом. – Все в порядке, друзья, – прогавкал он. – Не буду говорить, чего мне это стоило, но вы можете быть совершенно спокойны. Они, – бог многозначительно повел ушами, – согласны. Сходите с ними на небольшое дельце – и мы в расчете. – Ну, что я говорил! – Петуля подтолкнул Лельку локтем. – Все о'кей! Так что мы должны делать? – обернулся он к шакалу. – Сущий пустячок. Поможете моим знакомым доставить товар. – Всего-то? – Бонифаций деловито засучил рукава. – Я в пивной во-от такие ящики перетаскивал… – Носить ничего не придется, – заулыбался Анубис. – И пойдете вы не в пивную. Те штучки, которыми ты сегодня торговал, откуда, как думаешь? Петуля пожал плечами. Шакал радостно захихикал. – Из могилок, дружок мой! От покойничков! К ним вы сейчас и отправитесь.Письма Шампольона брату. Послание четвертое
Саккара, 1 апреля 1829 года Любезный брат мой! Пройдет немало дней, прежде чем ты получишь сию эпистолу. Оказии редки, а доверяться случайным людям я не могу и не хочу. Среди пестрой толпы, наводняющей Египет в последние годы, нечасто можно встретить честного человека. Сокровища этой богатейшей страны развращают и местных жителей, и заезжих иностранцев. Власти не в силах справиться со злоупотреблениями со стороны здешних чиновников, которые допускают до раскопок алчных искателей приключений и откровенных мошенников. В каждой придорожной лавчонке наперебой предлагают древние статуэтки, украшения, папирусы, разумеется, фальшивые, изготовленные здесь же, за углом. Слыхивал я, что есть ремесленные мастерские, которые занимаются исключительно подделками. Но то, что ищу я, не купишь в лавке. К сожалению, все, что представляет истинно научный интерес, неизбежно попадает в нечистые руки дельцов от истории и археологии, которые тайно вывозят ценности за пределы страны. Древние египтяне, веруя, будто бы жизнь загробная есть продолжение жизни земной, снаряжали своих покойников надлежащим образом. Они клали в могилы еду и питье, платья и украшения, оружие и утварь – словом, все, без чего человеку не обойтись. Об одном я жалею: зачем захоронения столь богаты? Ведь на них слетаются ослепленные жаждой наживы стервятники. Мародерством промышляют целые семьи и даже деревни. Профессия гробокопателя не считается зазорной. Напротив, пользуется почетом, ведь она сопряжена с немалыми опасностями. Но это не останавливает безумных смельчаков. Чудом можно почитать нетронутую, неразграбленную могилу. Мне говорили, будто бы усыпальницу Хэтэп-Херес, матери фараона Хеопса, вскрыли на другой же день после похорон и ограбили дочиста! Стоит ли удивляться, что египетские цари, еще будучи живыми, так заботились о своем загробном покое? Любая пирамида уснащена множеством ловушек и препятствий. Самые известные из них – запутанные ходы, заканчивающиеся тупиками, опрокидывающиеся под ногами плиты, ведущие в бездонные колодцы, а также обманные погребальные камеры с пустыми саркофагами. Поэтому исследователи нередко находят внутри пирамид останки несчастных грабителей, не сумевших выбраться наружу. (…) Здоровье мое удовлетворительно. Однако же Пьер сделался больным. Он потерял аппетит, страдает головокружениями, а иногда впадает в странное расстройство духа. (…) причине?Глава 6. Взятие гробницы
У входа в склеп застыли три черные тени. В свете собственного сияния Петуля смог рассмотреть каждого из поставщиков. Первого он сразу окрестил Главарем. Уж очень внушительно выглядел этот высокий седоватый человек. Он держал в руках заступ и мешок. У его подручного глаза смотрели в разные стороны. Косой поигрывал концами свернутой веревки, переброшенной через плечо. Третий… Впрочем, оказалось, что это тетка с хищным лицом и пестрой повязкой на голове. Она неодобрительно оглядела ребят и сквозь зубы процедила: – Девчонка крупновата. – Зато гибкая, – возразил Анубис. Косой смотрел одновременно и на Лельку, и на Петулю. – Сойдут, – заметил он. – Ладно, другого выбора нет, – заключил Главарь. – Ну что, ребятки, – Анубис похлопал Бонифация по плечу. – Прощайте. Да успокоитесь вы в своих гробницах. – И тебе того же, – ответил за Петулю Главарь и подтолкнул мальчика в другую сторону: – Иди, освещай дорогу. Скоро они остановились у небольшой мастабы с еще не законченной отделкой. Главарь бросил заступ на землю. – Свети сюда, – приказал он Бонифацию, доставая из складок одежды папирусный свиток. – Сверимся с планом. – А не рано? – спросила женщина. – В самый раз! – хихикнул Косой. – Так нас никто не опередит. – И все-таки, – не сдавалась женщина, поглядывая на звездное небо. – Красный Гор еще не взошел. – Брось, – отмахнулся Косой. – Старушке все равно: взошел – не взошел. Она ждет не дождется, когда мы к ней в гости пожалуем. – Заткнись, крокодил! – прошипела женщина. – Еще злых духов накличешь. – Все! – прикрикнул на них Главарь. – Замолчали! Ты, Косой, останешься на стреме. А ты, Львица, спустишься первой. Эти, – он кивнул на ребят, – пойдут за тобой. Я замыкающий. И чтоб без фокусов. Ясно? – Сам первый иди, – огрызнулась Львица. – Ишь, умный какой! Он сзади пойдет, чтобы вовремя смыться! – Ну и дура, – в сердцах сплюнул Главарь. – Тут же не киркой работать… По наводке все вроде чисто. Заходи и бери. Держи мешок. А щенки пусть смотрят да учатся. Он подобрал с земли заступ и стал осторожно обстукивать им наружную облицовку. – Здесь! Несколькими точными ударами Главарь сколол гранитную пластину, за которой и в самом деле чернел проход. – Полезай! – скомандовал он Львице. – Не полезу! – заартачилась та. – Там темно! Пусть первым идет Светляк, – кивнула она на Петулю. – Точно, – поддержал Косой. – И факелов не надо. Главарь с видимой неохотой согласился. – Ладно. Но если щенок нас в тупик заведет, пеняй, Львица, на себя. Лаз круто спускался вниз. Пол был гладкий, как бы отполированный. И вдруг появилась ступенька. Петуля уже занес ногу, но Львица больно ухватила его за плечо и дернула назад. – Апоп ползучий! – злобно выругалась она. – Ты что, погубить нас хочешь? Колодец тут. Разбегись и перепрыгни. Бонифаций отступил на два шага, перескочил через широкую ступеньку, но все-таки слегка задел ее пяткой. Камень скрипнул и закачался. Когда миновали опасное место, Главарь накинулся на женщину: – Говорил тебе, Львица, иди первой! – А светить кто будет? – ощетинилась женщина. – Факелы-то у Косого остались! Петуля по-прежнему шел впереди. Наученный горьким опытом, он теперь внимательно смотрел себе под ноги. И чуть не проворонил боковой ход. – Тут дорога какая-то, – сообщил он Главарю. – Погоди, – тот остановился и развернул папирус. – Так… Можно прямо, а можно свернуть… Влево как будто короче. Сворачиваем. Бонифаций сделал несколько шагов по узкому коридору. И вдруг услышал сзади лязг металла. Он обернулся. Между ним и остальными выросла толстая железная решетка. – Не понял! – Петуля озадаченно почесал затылок. – Только что не было… – Ну? Довольна теперь?! – напустился Главарь на Львицу. – А ты бы хотел, чтобы там оказалась я? – не осталась она в долгу. – Знаю, плешивая обезъяна, давно от меня хочешь отделаться! Видела, как ты с Гусыней перемигивался! – Кончай базар, дура, – Главарь шагнул в темноту. – Пойдем главным ходом. – Э-э, а как же я? – растерялся Петуля. – Мы так не договаривались! – Пошли, – не обращая внимания на Бонифация, Львица подтолкнула Лельку в обратную сторону. – Куда? А Боня? Его надо освободить! – Пускай подыхает, растяпа! А ну, быстро назад! Петулю бросило в жар. – Стой! – заорал он, тряся железные прутья. С другой стороны в них вцепилась Лелька. – Не пойду! Вы как хотите, а я останусь с ним! – Что-о?! – со всего маху Львица влепила девочке подзатыльник. – Еще упрямишься, дрянь? Делай, что приказывает госпожа! – Чего руки распускаешь, гадина! – Бонифаций готов был заплакать от бессилия. – Не трогай ее! – Никакая ты мне не госпожа! – выкрикнула принцесса. – Я не рабыня! Львица злобно расхохоталась. – Да кто же ты тогда? Если Анубис продал нам и тебя, и дружка твоего? – Как это – продал? – оторопел Петуля. – Мы просто должны отработать… – И ты поверил шакалу? – усмехнулась женщина. – Знаешь, сколько мы за вас заплатили? А теперь из-за тебя, вшивый щенок, оказались в убытке. Лелька переменилась в лице. – О, простите меня, госпожа, – сладким голосом затянула она. – Позвольте мне только проститься с этим несчастным, – и принцесса всем телом прижалась к решетке. – Прощай, Боня! Прощай навсегда. Ты был так добр ко мне! Что, съела? – неожиданно для Петули Лелька проскользнула между прутьями и оказалась рядом с ним. – Сама рабыня! – Ах ты, крокодилье племя! – Львица потянулась через решетку, пытаясь схватить беглянку. – Да я тебя! – Бежим! – Лелька стиснула Петулину руку и они помчались по коридору. Вслед им неслись вопли разъяренной Львицы. Ребята скользили и падали на гладких камнях. На их счастье, здесь не было хитроумных ловушек, препятствий и преград. Крики женщины давно стихли в отдалении. И вдруг Петуля остановился как вкопанный. Прямо перед ними, сложив на коленях руки, сидела дряхлая, изрезанная морщинами старуха. Она смотрела прямо на ребят. Ее глаза так и сверкали. – Да это же идол, – объяснила Лелька, выглядывая из-за Петулиной спины. – Из дерева. А глаза – стеклянные. Он покойника стережет. И точно. За старухиной спиной стоял такой же каменный гроб, какой Петуля видел в Серапеуме, только поменьше. – Страшно… – поежилась девочка. Петулины лучи скользнули по расписанным стенам. И вдруг нарисованные на них фигуры начали оживать. Старуха тоже зашевелилась и двинулась навстречу ребятам… У Бонифация похолодели руки. – Слышишь? – прижалась к нему Лелька. Неподалеку раздавались голоса. Стукнул о стену заступ. – Это они! – с ужасом прошептала принцесса. – Нашли дорогу! Ребята заметались по усыпальнице. Вместе с ними заметались тени и фигуры на стенах. Заступ стучал все сильней. Уже отчетливо было слышно, как переругиваются Главарь и Львица. – Бежим назад! – Петуля дернул Лельку за рукав. – Куда? Там решетка! Ты не пролезешь! Ой! – девочка обо что-то споткнулась. – Смотри, здесь люк! Петуля изо всех сил дернул за железное кольцо в массивной каменной крышке. – Скорее! – торопила принцесса. Плита не поддавалась. По расписной стене лучами поползли трещины. – Навались, Львица! – совсем близко командовал Главарь. – Еще немного! Лелька обеими руками тоже вцепилась в кольцо. Стена ходила ходуном. Из штукатурки показался острый конец заступа. Крышка люка стала медленно приподниматься. От стены отвалился огромный кусок известняка. – Прыгай, Лелька! – отчаянно крикнул Петуля. – Я их задержу! В погребальную камеру ввалились грязные и измученные грабители.Глава 7. Тише! Идет экзамен!
– Бабах! – Лелька со всего маху плюхнулась на землю, а следом за ней из узкой длинной трубы выпал Петуля. – Бр-р-р! – он помотал головой, пытаясь прийти в себя. – Где это мы? Большой зал был битком набит людьми. Шум стоял, как на базаре. Только здесь никто ничем не торговал. Каждый сам по себе слонялся из угла в угол и что-то бормотал под нос, будто готовился к экзамену или разучивал роль. Чистенькая маленькая старушка, закатив глаза к потолку, старательно декламировала: – Пусть идет, – говорят они мне. Кто ты? – говорят они мне. Я – растущий под лотосом и находящийся в маслине, вот имя мое. Иди немедленно, – говорят они мне… Старушка схватилась за подбородок и задумалась: – Говорят они мне… Говорят они мне… Как там дальше? Проклятый склероз! – Узнаешь? – шепнула Лелька. – Это она. Та самая. Из гробницы. Петуля не поверил. – Бабушка, – осторожно позвал он. Старушка, не слыша его, продолжала гнуть свое: – Что они тебе дали? Пламя огня и кристалл… Бонифаций деликатно тронул ее за плечо. – Щекотно! – вдруг сказала бабулька тоненьким голосом. – Юноша, ты что балуешься? – Вот видишь? – Бонифаций победно посмотрел на Лельку. – Это не та. Не из гробницы. Эта живая. Старушка вздохнула: – Какая уж там живая, сынок… Два месяца поди как померла. Сегодня похоронили. – Как это? – удивился Петуля. – Два месяца как умерла, сегодня похоронили, а вообще – живая… – Как обычно, – словоохотливо объяснила покойница. – Пока меня бальзамировали, пока тело мое в натре вымачивали, считай, два месяца прошло, даже больше. Намучилась – не передать. Не успели в саркофаг положить – уже сюда вызвали. – Куда – сюда? – кажется, Лелька тоже ничего не понимала. – Сюда. В Чертог Обеих Истин. На последний суд. А я и подготовиться толком не успела. Памяти никакой, и потом, эти похороны так измотали! Один ритуальный танец Муу два часа длился. Но, правду сказать, сынок мой так постарался, так постарался… Все организовал по первому разряду. И народу было много, и плакальщицы так голосили – сама чуть не прослезилась… А с другой стороны, он у меня большим человеком стал. В фараоны выбился. Хуфу, может, слыхали? Он… Ой, деточки, а вам бы еще жить да жить! Сами-то давно померли? Петуля с Лелькой переглянулись. – Мы живые! – хором ответили они. – Да? – старушка, кажется, не очень удивилась. – А как же сюда попали? – Да через вашу мастабу, – ответила сообразительная Лелька. – Там в полу люк… Вот через него и пролетели. – И быстро? Петуля поскреб затылок. – Ну так… Глазом не моргнуть. – Ой, как обидно, – запричитала фараонова мать. – Вот что значит – зрение плохое. Не разглядела. Знала б – тоже через люк пришла. А так… – она махнула рукой. – Путь неблизкий, дорога тяжелая… Напасти всякие. То крокодил из-за угла. То чудовище сверху. То рыбаки в сеть ловят. То стражники в ворота не пускают… Еле добралась. Чуть второй раз не померла. А тут еще экзамен этот. В мои-то годы как все запомнить? Зубрю, зубрю – голова дырявая. – А экзамен обязательно сдавать? – посочувствовал Петуля. – А как же? Без экзаменов нам никуда. – Ну, а если не сдадите, что будет? Вы ведь все равно уж… – замялся Бонифаций, – померли. – Померла, сынок, да не совсем. А провалюсь – чудовище сожрет, косточек не оставит. – А если сдадите – совсем помрете? – недоумевал Бонифаций. – Совсем, совсем. И заживу спокойно. Вот только, боюсь, ответы напутаю, – старушка потрясла толстенным папирусным свитком. – Никак не могу конспект выучить. – Так шпаргалку надо сделать. Или с кем-то договориться, чтоб подсказывали, – посоветовал многоопытный двоечник. – Хотите, я вам подскажу? – Да неудобно как-то, – смутилась старушка. – И потом, – она понизила голос, – боги все видят, все знают. – У нас Карга тоже все видит, – успокоил Петуля, – а шпаргалок никогда не находит. Старушка с уважением посмотрела на него. – Так, может, и вправду выручишь меня, сынок? А я за тебя на полях Иару жертву принесу… – Чего уж там, – застеснялся Бонифаций. – Подсказать – какая ж это жертва? Внезапно толпа взволновалась. В зал вошла корова. – Она тоже на экзамен? – оторопела Лелька. – Не богохульствуй, дочка, – испугалась старушка. – Это богиня Хатор. – Следующий… – промычала корова, разворачивая папирусный свиток. – В зал заседаний приглашается… – она прищурила большие близорукие глаза и по складам прочла: – Хэ-тэп-Хе-рес. – Да это меня, – засуетилась фараонова мать, засовывая конспект в руки Петуле. – Ой, сынок, только ты громче подсказывай, а то я глуховата… Вслед за старушкой ребята протиснулись в зал заседаний. На стуле у входа, сложив руки на огромном животе, дремала бегемотица. Она приоткрыла сонные маленькие глазки и спросила: – Почему трое? Хэтэп-Херес умоляюще прижала кулачки кгруди: – Внучики это со мной. Пришли поболеть за бабушку. Проводить в последний путь… Пропусти их, пожалуйста, о великая богиня Таурт, покровительница детей, – скороговоркой добавила старушка. – Они живые, что ль? С живыми не положено. – Ну, госпожа Таурт, – заканючила Лелька. – Пропустите нас. Бабушка волнуется. Она и так сегодня столько на похоронах перенесла… И Лелька жалобно шмыгнула носом. Бегемотица улыбнулась. – Какие хорошие детки, – она погладила девочку по голове. – Как бабушку любят. Ладно. Идите в зал. Только сидите тихо-тихо, иначе выведут. Спрячьтесь во-он туда, за колонну, чтоб вас никто не видел. Петуля развернул свиток и присвистнул – весь папирус был покрыт такими же непонятными фигурками, как стены гробницы: – Как же я подсказывать-то буду? Зазвонил колокольчик. – Встать! Суд идет! – объявил какой-то дядька с длинным клювом. – Верховный Судья – бог Солнца Ра. Тут высокая женщина в белом быстро подошла к носатому и что-то шепнула. Тот прокашлялся. – Извините, ошибка. Ра сегодня отсутствует по семейным обстоятельствам. Председательствует Верховный Судья Осирис. На троне в противоположном конце зала появился рослый мужчина. У него был странный зеленоватый цвет лица. – Артист, – от восторга Петуля даже забыл почесать затылок. – Глянь, Лелька, который главную роль играл… – Никакой это не артист, – одернула его принцесса. – Это настоящий бог. Вот и жена его. В зал заседаний вплыла Исида в парадной короне в виде коровьих рогов. Она села по правую руку Осириса. А слева от председателя заняла место Нефтида. Она бесцеремонно перегнулась через Верховного Судью и двумя пальчиками пощупала ткань Исидиного платья. – Почем покупала? – завистливо поинтересовалась жена Сета. – Нефтида, немедленно прекрати, – раздраженно желтея, прошептал Осирис. – Нашла время… – он прокашлялся и глуховатым голосом представил носатого: – Секретарь суда – бог письма и правосудия Тот. Носатый раскланялся и показал на женщину в белом: – Богиня справедливости и истины Маат. Моя супруга. В зал приглашаются присяжные заседатели. Откуда-то сбоку ввалила разношерстая толпа. Многих покрывала не только шерсть, но и перья, и чешуя. А другие выглядели вполне нормально. Только почему-то были в масках, как на новогоднем утреннике. – Все в сборе? – спросил Осирис. – Пора начинать. – Сейчас Амт подойдет, – предупредил Тот. – Доедает предыдущего подсудимого. Чавкая и облизываясь, вразвалочку вползло чудовище. С львиной гривой, крокодильей мордой, массивными передними лапами, грудью, как у гиппопотама, поджарым задом и пятнистым хвостом. Оно прилегло перед присяжными, широко разинуло пасть и зевнуло. – Введите ответчицу и принесите весы, – распорядился Тот. Маат куда-то вышла и тут же вернулась снова, таща в руках весы, как в овощном магазине. А из другой двери появился Анубис. Он бережно поддерживал под локоток смертельно бледную Хэтэп-Херес. Увидев шакала, Петуля затрясся от злости. – Вот сволочь, – прошипел он. – У меня прям руки чешутся дать ему в морду! – Тс-с, – приложила палец к губам Лелька. – Молчи! Выйдя на середину зала, старушка поклонилась во все стороны. И замерла, не сводя глаз с Осириса, который перекладывал папирусные листы, знакомясь с делом. Тем временем Маат, установив весы, положила на одну их чашу маленькое сморщенное сердечко, а на другую – большое страусиное перо. Чаши покачались и замерли в равновесии. – Детектор лжи готов? – спросил Осирис, оторвавшись от документов. – Тогда приступим. Как имя твое? – Я – растущий под лотосом и находящийся в маслине, вот имя мое, – заученно оттарабанила старушка. – Привет тебе, Великий Бог, Владыка Обеих Истин. Я пришла, дабы узреть твою красоту. Я знаю тебя, я знаю имена сорока двух богов, пребывающих здесь, в Великом Чертоге Обеих Истин. Они поджидают злодеев и пьют их кровь… – Достаточно, – прервал Осирис. Он вопросительно посмотрел на Исиду и Нефтиду. – У вас вопросы есть? Нефтида кокетливо поправила корону и поинтересовалась: – Ты не творила что-нибудь дурное? – Я не творила дурного. – А как насчет прелюбодеяния? – Я не совершала прелюбодеяний, – сконфузилась Хэтэп-Херес. – У меня все, – сказала Нефтида. – Исида, будешь спрашивать? Богиня отрицательно покачала головой. – Присяжные? Присяжные откровенно позевывали. – Ну что, отпустим ее? – предложил председательствующий. – У меня вопрос! – вскочил со своего места невысокий бог в белой полотняной шапочке с заячьими ушками. – Ты крала съестное? – О, Уди-Несер, являющийся в Мемфисе, я не крала съестного! – искренне ответила старушка. Мрачный тип с закрученными бараньими рогами спросил, не вставая с места: – Ты не оскорбляла другого? – О, Кенемтче, – без запинки выдала фараонова мать, – являющийся в… в… являющийся… – В страшном сне! – свистящим шепотом подсказал Петуля. – Ась? – старушка приложила ладонь к уху. – Так где я являюсь? – зловеще постукивая пальцами по столу, переспросил Кенемтче. – В страшном сне! – по буквам передал Бонифаций. – В страшном сне, батюшка, – убежденно повторила Хэтэп-Херес. Исида издала короткий смешок. Присяжные проснулись и оживленно заговорили между собой, с любопытством поглядывая на старушку. Нефтида стрельнула глазками в Осириса. Фараонова мать забеспокоилась. – Не веришь, батюшка? Вот как на духу – в жизни никого не оскорбила. Я что-то напутала? – обернулась она к Анубису, который подавал ей страшные знаки. – Не волнуйся, э-э-э… как тебя там? – Осирис заглянул в свои записи. – Твое сердце не свидетельствует против тебя, – он кивнул на весы. – Значит, ты говоришь правду. – Позвольте, коллега, не согласиться, – проблеял Кенемтче. – Тут произошел некоторый юридический казус. Разумеется, с точки зрения этической, еще и учитывая преклонный возраст подсудимой, вы правы. Но буква закона… И потом, я вправе требовать компенсации за оскорбление моей личности… Пока Баран спорил с Осирисом, а остальные с интересом следили за их дебатами, Анубис украдкой пробрался к весам и что-то там подкрутил. Чаши поколебались, и страусиное перо стало понемногу опускаться. – Смотрите! – воскликнул шакал. – Истина перевесила! Старуха лжет! Отдать ее Амту! Чудовище брезгливо покосилось на Хэтэп-Херес. – Да я… Да как же… – залепетала старушка. – Врет он! – закричал Петуля, забыв о всякой осторожности. – Шакал паршивый! Сам весы подкрутил, а на бабку сваливает! Он бросился к Анубису и хрястнул кулаком по ненавистной морде.Глава 8. Приговор
Они покатились по полу. Присяжные дружно отскочили в сторону. Осирис привстал с трона и с любопытством следил за схваткой. Исида прижала ладонь к губам. Нефтида вскочила на стул и завизжала, будто увидела мышь. Бегемотица у входа проснулась. Хатор встревоженно замычала. Мать фараона всплеснула руками: – Я не подслушивала! Я не пустословила! Я не ворчала попусту! Я не лицемерила! Я ничего не нарушала! Носатый Тот неистово трезвонил в колокольчик, призывая к порядку. – Брэк! – скомандовал Осирис. – Разнимите их! Присяжные проворно растащили Петулю и Анубиса в разные стороны. Бог в заячьей шапочке заботливо помахал на Бонифация беленьким платочком и похвалил: – У тебя хороший удар слева. Но во втором раунде… – Кто ты? И как имя твое? – прервал зайца Осирис, вперив в Бонифация свой проницательный взгляд. – Блин! – все еще тяжело дыша, Петуля заправлял рубашку в брюки. – Я к нему, как к человеку, а он… Руки мне лизал, жуков дарил, другом называл… А сам нас в рабство… Гиена вонючая! – Попрошу без оскорблений! – Анубис прекратил выкусывать блоху из хвоста и с достоинством выпрямился. – Я шакал, с вашего позволения! – он обернулся к Осирису. – О Великий Судья! Ты сам видишь, кто перед тобой: двоечник, прогульщик и криминальный элемент. Он осквернитель гробниц. Он нарушитель законов. Он возмутитель спокойствия. Да он живой, в конце концов! Уди-Несер испуганно прижал заячьи ушки и отпрянул от мальчика. Присяжные возмущенно загудели. Тот выронил писчую тростинку. Осирис медленно побагровел. – Живой, живой, – подтвердил Анубис, злорадно глядя на Петулю. – Ах ты гад! – рванулся Бонифаций, но боги удержали его за руки. – Этот наглец достоин самого сурового наказания, – значительно произнесла Нефтида. – Достоин! – эхом откликнулись присяжные. – Казнить его! Нельзя помиловать! Чудовище задумчиво поковыряло в зубах и оценивающе оглядело Петулю. – Ребята, – икнул Амт. – Я больше не могу. У меня сегодня напряженный день. Две тысячи пятьсот сорок семь покойников. Вот – уже колики начинаются. Имейте совесть. – Завтра сядешь на диету, – пообещал Анубис. – А сегодня получишь сверхурочные. Надо поработать. Присяжные посмотрели на Осириса. Он пожелтел. – Да что вы его слушаете, господин бог! – раздался из-за колонны звонкий девичий голосок. И Лелька вышла на середину зала. – Этот шакал все сам подстроил. И она рассказала обо всем, что случилось с ней и Петулей за последние несколько часов. – Господин бог Осирис! Вы сами знаете, что такое несправедливость. Так решайте – кто из них прав, кто виноват! – взволнованно заключила девочка. Верховный Судья погрузился в глубокую синюю задумчивость. Анубис нервно постукивал хвостом по ногам. Исида с уважением посмотрела на Петулю. Из печальных коровьих глаз Хатор потекли слезы. Растолкав присяжных, к Осирису подошла бегемотица. – Не надо деточек обижать, – попросила она. – Они хорошие такие, бабушку любят. Как богиня бога – прошу тебя, Осирис, отпусти их с миром. Надеюсь, ты не откажешь женщине в моем положении, – и она застенчиво показала на свой огромный живот. – Ах, Таурт, оставь эти сантименты, – презрительно отмахнулась Нефтида. – Тут высший суд, а не благотворительная организация. Ступай на свое место. Сами разберемся. – Я не понимаю тебя, Осирис, – прогавкал шакал. – Что тут раздумывать? Дело ясное. Надеюсь, ты поверишь мне, богу, а не этому проходимцу и его рабыне? – Маат, – позвал Осирис, игнорируя реплику Анубиса. – Положи всю эту историю на весы истины. Ни слова не говоря, богиня справедливости подула на весы, и чаши их опустели. На место страусиного пера присяжные усадили Анубиса, на место сморщенного сердечка – Петулю. Носатый Тот сделал какую-то пометку в папирусе. Чаши поколебались. Петуля медленно поехал вверх… – Ах! – вскрикнула Лелька. …и тут же ухнул вниз. Где-то над его головой, на другой чаше, болтал в воздухе ногами Анубис. – Ох, – облегченно выдохнула Таурт, поддерживая лапами живот. – А я так волновалась, так волновалась! – Ура-а! – завопила и запрыгала Лелька. Тот лихорадочно строчил что-то в папирусе. Осирис мрачно обвел глазами присяжных. – Что будем делать? Уди-Несер, являющийся в Мемфисе, возмущенно тряхнул полотняными заячьими ушками: – Предлагаю выразить Анубису недоверие. – Недоверия мало, – проблеял Баран, являющийся в страшном сне. – Одна организация ограблений чего стоит! – А втягивание малолетних в преступные группировки? – напомнила Таурт. – И незаконная продажа в рабство, – утирая слезы, поддержала ее Хатор. – Он принуждал меня работать сверхурочно, – корчась от желудочных колик, прохрипело чудовище Амт. Хмурый лоб Осириса разгладился. Лицо его приобрело нормальный зеленый цвет. – Огласи вердикт, Маат, – распорядился он. – Живому вынести устный выговор и отпустить, – объявила богиня справедливости. – Анубиса на триста лет отстранить от занимаемой должности и запретить являться в Чертоге Обеих Истин. – Слава Великому Осирису! – хором закричали присяжные. Петуля слез с чаши. Анубис упал вниз и, поджав хвост, с воем бросился прочь из зала заседаний. – Спасибо, милый, – Исида нежно прижалась к зеленому плечу мужа. – Сегодня ты был на высоте. Нефтида недовольно скривилась. – Ась? – в суматохе все забыли про фараонову мать, которая до сих пор оставалась на месте подсудимого. – Куда меня приговорили? Осирис рассмеялся: – Не волнуйся, мамаша. Ты чиста. Тот, записывай: Хэтэп-Херес определяется в поля Иару. Приговаривается к счастливой загробной жизни. Ни страусиного пуха тебе, ни пера, мамаша. Спи спокойно! – Спасибо тебе, сынок Великий Бог, спасибо! – обрадовалась старушка. – Ты уж не сомневайся, я тебя не подведу! До встречи, ребятки! – она помахала Петуле и Лельке и засеменила к выходу. – А нам что теперь? – растерялся Бонифаций. – Вас отправим по домам, а то вы тут в Древнем Египте такого понатворите… Таурт, возьми их под свое покровительство – распорядился Осирис. – Проведи через Сфинкса. Бегемотица раскрыла объятия: – Деточки мои! Пойдем, пойдем, тетя вас в обиду не даст! *** Сфинкс с тоской смотрел на песок. Ему было лениво, жарко и скучно. – Ху, привет! – крикнул ему Петуля. – Здорово, – Сфинкс радостно протянул лапу сначала Лельке, а потом Бонифацию. – Что, домой уже? – Приговорили, – обреченно вздохнул Петуля. – А то б я еще погулял. Клево у вас тут. Весело. – Правда, мы попали в одну неприятную историю… – добавила Лелька. – Да знаю, – отмахнулся хвостом Ху. – Я все знаю – что было, что будет, чем сердце успокоится… – Но так ведь неинтересно, – посочувствовала принцесса. – Кто виноват, что я символ? – вздохнул Сфинкс. – Не лев, не человек… Не мертвый, не живой… Все знаю, ничего не могу. Ни любви, ни ненависти… Одни пески и века… – Зато у тебя ум есть, – подбодрил его Петуля.– Тебе даже учиться не надо, а мне – опять в школу… – Каждому свое, – загадочно улыбнулся Ху. Он немного помолчал и вздохнул: – Ну что, долгие проводы – лишние слезы. Идите, ребята. Вот сюда, – между его лапами открылась маленькая дверца. – А то еще привыкну к вам, потом стой тут вечность и вспоминай… – Бывай, что ли, – Петуля поскреб в затылке. – До свидания, – попрощалась Лелька. – Не скучайте. Дверца за ребятами захлопнулась. – Уже привык, блин, – пробурчал Сфинкс и закрыл глаза.Письма Шампольона брату. Послание пятое
Мемфис, май 1829 года Любезный брат мой! Здоровье мое, слава Богу, поправляется. Хотя время от времени и мучают лихорадки. Видимо, мой организм с трудом переносит здешний климат. Кроме того, дорогой Жак Жозеф, боюсь, как бы меня вконец не ослабили внезапные нервные потрясения. Представь себе мое удивление, когда в весьма пустынном месте, вдалеке от населенных пунктов, мы вдруг обнаружили (…). Они в растерянности стояли перед полуразрушенным каменным сфинксом и настойчиво обращались к нему с вопросами. Сфинкс, разумеется, молчал. Вероятно, сие обстоятельство весьма огорчило молодых особ, потому что рыжая отроковица вдруг всхлипнула, и слезы градом покатились по ее нежному личику. Я подошел и раскланялся: – Мадемуазель, не зная причины вашего горя, рискну предложить свои услуги, в коих вы, смею предположить, нуждаетесь. Но внезапно молодой человек, который сопровождал прелестную деву, обратился ко мне со странным словом: – Блин! Неразлучный со мною Пьер изумленно пробормотал: – Москва. Маша. Масленица… И объяснил, что загадочное слово «блин» есть название традиционного русского блюда, испекаемого из жидкого теста в форме круга, символизирующего собою полуденное светило. – Вы голодны? – догадался я. По лицу молодого человека было видно, что он не понимает. – Кушать? Кушать? – перевел Пьер. – Земляк! – обрадовался юноша. – Тебя тоже накололи? Ху, понимаешь, говорит: войдите в дверцу – и вы дома. Мы вошли, вышли – и опять в Древнем Египте… – он озадаченно почесал затылок. – Может, в нем что-то сломалось? Только что мы с ним разговаривали, а теперь молчит…. Как ты знаешь из предыдущей эпистолы, дорогой брат, не так давно мы откопали в песке русскую женщину, уверявшую нас, будто она работала у фараона Хуфу. Бедняга Пьер до сих пор не может ее забыть. (…) Вот я и мыслю – случайно ли сие совпадение? Возможно ли поверить, будто между хладной Россией и знойным Египтом существует некая (магическая?) связь? Других объяснений я не нахожу. Пока молодые люди насыщались, я составил список вопросов и попросил Пьера перевести их незнакомцам. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что молодой человек в минуты возбуждения испускает загадочные лучи, которыми, как он объяснил, наделил его древний египетский бог бальзамирования Анубис. Молодой человек говорил очень много, Пьер едва успевал переводить. Дева же, напротив, хранила молчание. Она была так подавлена, бедняжка, всем случившимся, что почти не притрагивалась к еде и непрестанно лила слезы. – Дитя мое, – обратился я к ней. – Успокойтесь. Вы у друзей. Мой верный слуга добавил что-то по-русски. Но рыжеволосая красавица разрыдалась еще сильнее. – Лелька, ну че ты? – молодой человек с неуклюжей нежностью погладил ее по волосам. – Кончай реветь. – Бонья! – всхлипнула девушка и начала что-то торопливо объяснять сквозь слезы. На лице юноши выразилась крайняя степень недоумения. Мой Пьер тоже растерялся. – Это не по-русску, – пробормотал он. Я прислушался. Тебе ведом, дорогой Жак Жозеф, мой интерес к различным языкам. Так вот: не могу поручиться, но по звучанию речь мадемуазель несколько напоминала таинственный язык этрусков. – Лелька, – заикаясь, пробормотал Бонья. – Ты че? Заболела? Говори по-человечески. Но девушка только плакала. – Блин! – вдруг горестно воскликнул молодой человек. – Она перестала меня понимать! Значит, – он вопросительно посмотрел на меня, – мы уже не в Египте? Пьер поспешил заверить его, что мы по-прежнему находимся в Стране пирамид, но в новейшие времена. Бонья успокоился. – Слышь, Лелька, – он взял девушку за руку. – Не реви, скоро домой поедем. Сфинкс правду сказал. Девушка слабо улыбнулась в ответ и доверчиво прижалась к его плечу. – Позвольте полюбопытствовать, – перевел Пьер юноше мои слова. – Каким образом эта молодая особа оказалась вместе с вами? (…) Благодаря Бонья и моему добросовестному переводчику я узнал много совершенно неизученных подробностей из древних времен. Юноша оказался на редкость наблюдательным и точным в описании тех или иных интересующих меня деталей. Мы засиделись далеко за полночь, не зажигая огней. Ибо сияние моего нового друга позволяло вести записи и после захода солнца. Все это время молодые люди держались за руки. Утомленный Пьер встрепенулся, едва речь зашла о посещении ритуальных мистерий в мемфисском храме. Увы, ветерана заинтересовали не Осирис и Сет, а некая Марь Иванна, которая, как уверял Бонья, служила ему классной руководительницей и совершенно неожиданно оказалась в Та-Кеме одновременно с ним. – Маша! Амур! – Пьер закатил глаза. – Я будет лублу тебья. Я попытался объяснить моему верному слуге, что, возможно, речь идет о двух разных персонах, ведь история Древнего Египта насчитывает не одну тысячу лет. Но тот упрямо стоял на своем, умоляя юношу передать классной руководительнице горячий привет. (…) и показал своим новым друзьям иероглифы, обнаруженные в саркофаге классной руководительницы. – Ага! – воскликнул юноша. – Таких картинок там навалом. И для чего они? – Это древние письмена, – объяснил я. И упомянул о своих скромных заслугах в области иероглифики. – Ну да? – казалось, Бонья не поверил мне. – Разве можно это прочитать? Несколько уязвленный, я склонился над древней идеограммой. – Иди, откуда пришел… Пьер перевел это на русский для молодого человека. – Ах! – воскликнула рыжеволосая красавица. – Лелька, ты куда? – оторопел юноша, пытаясь удержать легкое облачко, тающее в воздухе. – Лелька! И тут только я сообразил, что вслух прочел иероглифы, которые несколько дней назад мистическим образом повлияли на исчезновение Марь Иванны. Теперь же, вовсе не желая того, я разлучил два юных любящих сердца. Но раскаяние мое запоздало. Ничего нельзя было исправить! Юноша был безутешен. Он едва не набросился на меня с кулаками. К счастью, Пьер вовремя остановил его и несколькими русскими выражениями вернул Бонья присутствие духа. Я принес несчастному влюбленному свои глубочайшие извинения. – Блин, – хмуро отвечал молодой человек. – Такая девчонка была… Даже не простились. Ладно, посылай и меня. – Куда на ночь глядя? – принялся уговаривать его Пьер. – Утро разумнее, чем вечер. Неспа? – А че мне здесь спать? – отказался Бонья. – Че здесь делать? Домой пора. Давай, – сказал он мне упавшим голосом, – читай свою картинку. Я не смел его удерживать. И ты понимаешь, любезный брат, почему. – Оревуар, мсье, – попрощайся я и пожал руку Бонья. – Прост чай, – старательно перевел ветеран. – Привет Маша. – Блин! – воскликнули мы одновременно с Пьером, оказавшись в полной темноте. И я велел зажечь свечи. (…)Часть четвертая
Глава 1. Младенец в корзине
– Только обязательно передай Спинозе, чтоб догонял, – строго повторила Катя Таньке Булановой и проворно заползла в пирамиду. Внутри было темно и пыльно. – Апхи! Геракл зажмурилась. Воздух вдруг стал другим – горячим и влажным. Девочка открыла глаза. Над нею покачивались пальмы. Где-то невдалеке журчала вода. – Ура! – вскочила Катя. – Получилось! Она огляделась по сторонам. Вокруг росли фикусы и олеандры, только не замученные, как в школе, а большие, как в лесу. И не из кадок, а прямо из земли. Слева тянулись заросли камыша. Там крякали невидимые утки. Небо было ярко-синим, а солнце так светило, что пришлось скинуть спортивную куртку. – Витя! – позвала девочка. – Ау! Где ты? Спиноза не отзывался. – Вечно он тормозит, – недовольно проворчала Катя. – Или очки отыскать не может, или уселся что-нибудь изучать. Лез бы в пирамиду скорее, поизучали бы вместе, – и она с неподдельным научным интересом уставилась на комара, который как раз пил кровь из ее бицепса. Комар был большой. Послужив науке, комар улетел, тяжело хлопая крыльями, а Геракл послюнявила место укуса и на всякий случай снова позвала: – Витя! Спиноза! Я здесь! Фикусы зашуршали. Олеандры закачались. Листья раздвинулись, и оттуда высунулась чья-то пятерня. – Ну наконец-то, – сварливо сказала Геракл. – А я уж тебя заждалась. Но в кустах оказался не Спиноза. На тропинку вышла лысая и совершенно голая девочка, бряцая сверкающими браслетами на руках и ногах. Она исподлобья посмотрела на Катю и нараспев произнесла: – Маасен пет, маасен та, мака мебсен эр маау. – Чего? – переспросила Геракл. – Мака мебсен эр маау, – повторила девочка. – А попроще нельзя? – обиделась Катя. – Я ничего не понимаю. Тут в воздухе что-то щелкнуло, и неизвестно откуда раздался приятный женский голос: – "Они видели небо, они видели землю, и их сердца бились храбрее, чем у львов". Древнеегипетская народная песня, – объявила невидимая переводчица. – Спасибо… – растерянно поблагодарила Катя. – На здоровье, – раздраженно ответил голос и отключился. – Теп ке? – спросила голая незнакомка. – Геракл я, – на чистейшем древнеегипетском языке произнесла Катя, с удивлением следя, как непривычно шевелятся ее собственные губы. – А ты кто? – Ты что, нездешняя? – вопросом на вопрос ответила лысая. – Наверное, – пожала плечами Катя. – Я только что научилась говорить по-вашему. – Тогда я повелю, чтоб тебя не били палками, – успокоила девочка. – Вот еще! – презрительно фыркнула Геракл. – Я сама кого хошь побью. С чего это ты тут развыступалась? За что меня бить? – Ты не пала ниц – раз, – принялась перечислять лысая. – Не поцеловала мне ногу – два. Не назвала полный титул – три. И вообще, не знаешь меня в лицо. Четыре. Она свела на спине лопатки и выпятила вперед голое пузо: – Я – Менетеберанураритет, Любимая, Старшая, Великая, Пресветлая, Посвященная Ра, Рожденная Под Покровительством Нут, Избранное Дитя. Вот мое полное имя. – Ну и что? – девчонка все больше не нравилась Гераклу. – Подумаешь, дитя. А я – Катя Волосюк, ученица шестого «А» класса, член секции восточных единоборств, кандидат в мастера, между прочим. И не выпендриваюсь. – А я – дочь фараона, – хвастливо заявила лысая. – Ну да? – не поверила Геракл. – Какого еще фараона? – Простого, – девчонка уперла руки в бока. – Нашего. Египетского. Рамсеса Второго. Земного воплощения Гора. Владыки Верхней и Нижней Страны. Папа мой – царь, а мама – царица. Что, съела? – Постой, постой, – оторопела Катя. – Ты что, хочешь сказать, я в Египте? – А где ж еще? – Ой, а Спиноза? – А это кто? – подозрительно поинтересовалась лысая. – Мальчик… Из моего класса… Худенький такой, умный, в очках… – Тут я одна умная! – перебило Избранное Дитя. – А где он, Спиноза этот? – Не знаю, – дрожащим голосом произнесла Катя. – Наверное, в пирамиде. – Умер? – понимающе кивнула девчонка. – Тьфу-тьфу-тьфу, – Геракл суеверно сплюнула через левое плечо. – Чего ему умирать? Он во дворе пирамиду построил. Для эксперимента. А я туда залезла. И вот… попала сюда… А он очки потерял… Но тоже должен был в пирамиду залезть… – Не полезет он, – убежденно сказала фараонская дочь. – Зачем живому в усыпальницу? Она для мертвых. – Полезет, – горячо возразила Катя. – Он меня не бросит. Вот только очки найдет – и в пирамиду. Наверное, уже залез. В камышах раздался шорох. – Вот видишь! – обрадовалась Геракл. – Что я тебе говорила? Это он! Витя! – и она побежала к берегу. Девчонка заторопилась следом. Шорох стих. Геракл озадаченно остановилась перед зеленой стеной. А Менетебе ринулась в заросли. – Я первая! Я первая! – кричала она, скрываясь в камышах. – Я первая его уви… Ой! Мамочки! Ой-ой-ой! Еще не зная, что произошло, Геракл подхватила с земли увесистую палку и бросилась на помощь. И успела вовремя. Огромный зеленый крокодил уже раскрыл пасть, всей тушей надвигаясь на оцепеневшую царскую дочь. – А ну брысь отсюда! – не своим голосом заорала Катя. – Скотина! Дурак ненормальный! Она со всего маху огрела крокодила по башке и вогнала палку между зубастыми челюстями. Мощный хвост бешено заколотил по болотной жиже. Маленькие глазки налились кровью. Изо рта потекла темная пена. Геракл схватила девчонку за руку и поволокла подальше от коварных зарослей. – Вот гад зеленый! – задыхаясь, приговаривала она. – И откуда он только взялся? – Из Ни-ила! – лысая дрожала и задыхалась. – От священного Ха-апи! – И много у вас таких? – для успокоения Геракл пощупала бицепс. – Много, – печально вздохнула Менетебе. – Папа хотел их перебить и сделать на берегу пляж, но жрецы не разрешили. Себек – он же священный. Бог. – Крокодил – бог? – не поверила Катя. – Так не бывает. Бог – это человек. Только распятый. Господи Иисусе Христе. – Бывает, – упорствовала дочь фараона. – И крокодил бывает, и корова, и кошка… У нас много богов. – Кошка – это я еще понимаю, – согласилась Геракл. – Чистоплотное животное. Крыс ловит, мышей… Или корова. Молоко дает. Но крокодил… Ай! – Катя побледнела. – А вдруг Спиноза прямо к нему перенесся? К гаду зеленому?.. Его же сожрут! И она снова решительно двинулась к зарослям. Лысая не отставала. – За мной не ходи! – отстранила ее Катя. – Стой здесь. – Не буду стоять! – закапризничала Менетебе. – Самое интересное пропущу! Она подняла с земли небольшой сучок и осторожно раздвинула камыши. …Девочки ходили вдоль берега и громко звали Витю. Но Спинозы не было видно. К счастью, крокодилов тоже. – Я же говорила, не полезет он в пирамиду, – лысая села на землю и вытянула ноги. – Я устала. Не хочу больше его искать. Не буду! – А тебя никто и не просил, – раздраженно отозвалась Геракл. – Сама увязалась. – Чтобы успокоиться, она сделала несколько дыхательных упражнений. – А Спиноза уже здесь. Я чувствую. Вот что мы сейчас сделаем. Она ловко вскарабкалась на вершину ближайшей пальмы. Оттуда хорошо просматривалась река. Вода в ней была мутной. На другом берегу дядьки, обмотанные белыми полотенцами вместо штанов, что-то копали. А на этом, чуть подальше того места, где сидела на пальме Катя, стоял дворец. По середине реки кто-то плыл. – Эй! – крикнула девочка. – Осторожнее! Там крокодилы! Ой… Это… не человек… Течение быстро несло большую тростниковую корзину. В ней кто-то заливался плачем: – Уа-уа! – Там ребенок! – обдирая коленки и ладони, Геракл съехала по стволу. Она ни за что не поймала бы корзинку, если бы необычное плавсредство не запуталось в тростниках. – Давай сюда палку! – скомандовала Катя фараонской дочери. – Крокодилы, – напомнила лысая, протягивая Гераклу сучок. – Да ну тебя! – не обращая внимания на предостережение, Катя по колено влезла в липкую болотную жижу, зацепила корзину палкой и подтянула к берегу. – Смотри-ка, – удивилась она, – как лодка настоящая. Прутья глиной обмазаны… Менетебе проворно вытащила из корзины ребенка и прижала его к себе. – Это я его первая увидела, – похвасталась она. – Хорошенький какой! Наверное, царский сын. – Уа-уа! – жалобно пискнул младенец. – Жрать, небось, хочет, – предположила Геракл. – А ваших божьих коров доят? Ему молока надо. – У нас во дворце этого молока… – лысая хотела показать, сколько, и чуть не выронила малыша. – Пойдем, накормим. – Ты кверху головой его переверни, – посоветовала Катя, подхватывая корзину. Прибрежные заросли остались позади, и теперь девочки шли по дорожке, аккуратно посыпанной светлым песком. Навстречу им бежали какие-то люди. – Доченька моя! – кричала женщина в белом сарафане. – Отрада глаз моих! Где ты шлялась, дрянь этакая?! Ты мне все нервы истрепала! – Меня чуть крокодил не съел! – радостно сообщила Менетебе матери. – И вот она, – лысая кивнула на Геракла, – меня спасла. – Дадим титул, – небрежно бросила женщина. – По-царски наградим. А тебя, негодница, посажу под замок! Посмотри, на кого ты похожа! А это еще что? – она брезгливо отстранилась от младенца. – Мы ребеночка в реке поймали, – Геракл потрясла корзиной. – Он в этой штуке плыл. – Он царевич, как в сказке, – убежденно произнесла Менетебе. – Мне кормилица рассказывала, был такой случай. А потом он вырос при дворце. А потом женился на царской дочери… – Тетенька царица, не знаю, как вас по отчеству, посмотрите, – Геракл вытащила из корзины большой белый лоскут. – Тут на пеленке вышивка. И действительно, в одном углу было вышито крестиком что-то вроде большого подсвечника и кувшин. Двумя пальчиками царица взяла пеленку и внимательно рассмотрела рисунок. – Необычная монограмма, – задумчиво произнесла она. – У простолюдинов таких не бывает. По-видимому, малютка и вправду приличного происхождения. – А я что говорила! – Менетебе запрыгала и захлопала в ладоши. – Мамочка, давай оставим его у нас! Я буду за ним ухаживать… – А папа как отреагирует?– засомневалась женщина. – С папой я договорюсь, – дернула плечиком лысая. – Ну, не знаю… – покачала головой царица. – Вечно ты в дом всякую живность тащишь – то страусенка, то гиппопотамчика, то, понимаешь ли, павиана… Поиграешь и забудешь, а я потом ходи за ними, убирай… Сколько раз говорила отцу: не балуй ее так! И вот доигрались – младенца принесла! – А вот мне мама все разрешает, – ввернула Геракл. – Так-таки все? Ладно, дочь моя, давай сюда этого подкидыша. Поставим папу перед фактом. Фараонша взяла малютку на руки и смягчилась: – На вид вполне здоровенький. Красивый ребенок. Смотри, улыбается. Утю-тюсеньки! Кушатки мальчик хочет, – защебетала женщина, направляясь ко дворцу. – Сейчас мы мальчика покормим, спаточки положим… Царица прошла несколько шагов и вдруг остановилась. – Описался? – участливо поинтересовалась Катя. Голос египтянки задрожал от ужаса: – А вдруг он еврей?Глава 2. Лучшая Подружка
– Ну, я пошла? – Геракл нерешительно переминалась с ноги на ногу. – А то вдруг Спиноза из пирамиды перенесся… – Что ты заладила одно и то же – Спиноза, Спиноза… – неожиданно разозлилась Менетебе. – Никуда он не перенесся. А если и перенесся – пускай теперь сам тебя ищет. Найдет. Тут недалеко. – А вдруг не найдет? – засомневалась Катя. – Вдруг он увидит по дороге что-нибудь интересное и сядет поизучать?.. – Тогда папа распорядится, и стражники его разыщут. Вот увидишь, к вечеру приволокут. Геракл колебалась. – Да чего тут раздумывать? – взяла ее за руку лысая. – Идем к папе прямо сейчас. Он все для меня сделает. По его приказу доставят сюда Спинозу живого или мертвого. А ты за это, – она понизила голос, – уговори папу, чтоб разрешил оставить царевича. …Фараоны жили хорошо. Это Геракл заметила сразу. Комнат было так много, что она сбилась со счета. Некоторые напоминали выставку – сплошные картины по стенам, только без рам. А еще всякие статуэтки и финтифлюшки. – Дедушка мой, – с гордостью показывала Менетебе на портреты. – Основатель династии. А это бабушка с богиней куда-то идут, не помню, куда. А это на колеснице папа лично. Хеттов разбивает. И берет много добычи. – Красиво, – похвалила Геракл. – Только почему все они в одну сторону смотрят? Почему никто прямо не глядит? – А если художник иначе нарисует, его казнят, – сообщила лысая. Геракл сделала круглые глаза: – За что? – За искажение правды. Кормилица рассказывала, что давным-давно вместо папы правил другой фараон. Он был прославленным воином. И в битвах все время что-то терял – то руку, то глаз, то ногу… – Понимаю, – кивнула Геракл. – Получил инвалидность. – А перед хеб-седом… – Менетебе вспомнила, что Катя нездешняя, и объяснила: – Праздник у нас такой. Юбилей. Скоро мой папа будет его отмечать. Как тридцать лет отцарствует – так и отпразднует. Ну вот, перед хеб-седом объявили конкурс на лучший царский портрет. Один художник взял и нарисовал этого инвалида таким красавцем – со всеми руками, ногами и глазами! Художника, конечно, казнили. Чтоб не врал. Другой испугался, что его тоже казнят, и нарисовал фараона, как он есть, – калеку калекой. Его крокодилам бросили… – А этого почему? – возмутилась Катя. – Он же правду сказал! – А пускай не говорит, если правда такая некрасивая! Третий художник подумал-подумал и нарисовал фараона сбоку… – В профиль, – блеснула Геракл своими познаниями. – Ну да, в него. Со здоровой стороны видно, с другой нет. Царь остался доволен. И пожаловал художнику титул Портретиста-Фараониста. Сначала так рисовали только царей, цариц и богов, а потом стали рисовать всех. Это называется – традиция. – Понятно, – протянула Катя, вглядываясь в рисунки. – А почему этот дядька такой большой, а все остальные маленькие? – Во-первых, это не дядька, а папа мой, – поджала губы Менетебе. – В молодости. А вокруг него всякая мелкота – слуги там, придворные, рабы… Чего ж их большими-то рисовать – краску только переводить. – А почему у твоего папы на голове дерево растет? – Да не на голове, а позади головы. По-другому дерева не разглядеть – папа его заслоняет. – Интересно, – заметила Геракл и шагнула в следующую комнату. Тут картин не было, зато стояли колонны и висел тяжелый, расшитый золотом занавес, как в театре. A потом была еще комната, еще и еще, а потом галерея с деревьями, как в саду, из-за которых выглядывал памятник, наверное, какому-нибудь прадедушке… Наконец, девочки оказались в просторном зале, где в центре, на возвышении, стояло большое разукрашенное кресло. – Жизнь-Здоровье-Сила, – с уважением представила лысая. Геракл шаркнула ножкой: – Очень приятно. Только где они? – Здесь мы! Из-за кресла, пыхтя и отдуваясь, вылез средних лет дядька с длинной, как огурец, головой и выпученными глазами. В руках он держал здоровенную красно-белую корону. – Урей вот за трон закатился, – объяснил фараон, привинчивая к короне золотую кобру. – Погоди, дочь моя, сейчас я буду готов тебя принять. Он нахлобучил на лысую голову парик, покрыл его сверху полосатым платком, пристегнул длинную бороду, надел корону, сел на трон, в одну руку взял большую плетку, в другую – блестящую палку с крючком на конце, еще больше вылупил глаза и с облегчением вздохнул. – Чу! – вдруг радостно воскликнул царь, будто только что увидел гостей. – Кто предстал перед глазами Великого Бога, да будет он здрав, жив и невредим! Неужели Его Любимая Дочь, Рожденная под Покровительством Нут, пришла навестить Владыку Обеих Земель? – Распрострись! – Менетебе подтолкнула Катю локтем. – Падай, говорю, на пол! – Ну и порядки тут у них! – подумала Геракл, но решила не спорить, послушно расстелила на полу спортивную куртку и прилегла, подперев рукой подбородок. Лысая побренчала в воздухе браслетами, сделала несколько приседаний и зачастила: – О, Великий Пер-о, Сын Ра! Он ослепляет мой взор! Я ему ребеночка принесла, меня крокодил чуть не съел и надо Спинозу найти. Только пусть Великий Бог не ругается! Фараон отложил в сторону плетку, сдвинул набок корону и почесал под париком. Потом снова взял плетку и замер. – Да погоди ты, Избранное Дитя, – сказал он, едва шевеля губами. – Давай по порядку. Кого, говоришь, найти надо? – Спинозу, – с пола подала реплику Геракл. – Мы его искали-искали и не нашли. Фараон скользнул по ней невидящим взглядом. – Папчик! – спохватилась Менетебе. – Я забыла вас познакомить. Это Ге-Ра-Кл. Которая меня от крокодила спасла. Она нездешняя, из пирамиды. – За крокодила – спасибо, – сердечно поблагодарил Рамсес Второй. – Великий Дом жалует Ге-Ра-Клу усадьбу, шкатулку с перстнем и пожизненное звание… хм… – Лучшей Подружки Дочери Фараона, – подсказала лысая. – Постой-постой, – удивился царь. – Эта единица уже занята. Как там ее… Харчосуп… – Да мы с ней уже поссорились, – объяснила Менетебе. – Она мою ушебти разбила, а сама сказала, что не брала. – Тогда другое дело, – кивнул папа. – Ге-Ра-Кл назначается… – Можно встать? – Катя подняла голову. – Ваше величество, у меня нога затекла. – Что другое Сын Ра разрешил бы, а это не может, – фараон развел в стороны плетку и крючок. – Потерпи, аудиенция сейчас закончится. – Папа, – напомнила Менетебе. – А как насчет Спинозы? – Найдем, – пообещал царь. – Дадите писцу особые приметы, объявим всеегипетский розыск и недельки через две отыщем. – Две недели… – Катя огорченно покачала головой. – Это очень долго… Мало ли что с ним случится… А побыстрей нельзя? – Можно. Оперативников подключим. И ваш ребеночек к вечеру будет доставлен в Фивы. – Папа, вечно Сын Ра что-то путает, – укорила фараона дочь. – Спиноза – это одно, а ребеночек – совсем другое. Он в корзине плыл по Реке, а мы его спасли. – Так чего же вы хотите от Великого Дома? – царь утомленно обмахнулся плеткой. – Если уже нашли… – Оставить хотим. Во дворце, – растолковала Менетебе. – Мы бы с ним поиграли… – Ну и оставляйте, – разрешил Рамсес Второй. – Что, некому за ним присмотреть, что ли? Мама согласна? – Согласна. Только она боится, что он еврей. Царь перестал обмахиваться и скрестил на груди руки. – Если еврей – нельзя. Представляешь, какой скандал поднимется, когда узнают, что Владыка Обеих Земель одной рукой подписывает указ об истреблении всех иудейских младенцев мужского пола, а другой – поселяет в собственном дворце еврейского подкидыша?! – Как это – истребляете? – Катя задохнулась от возмущения. – Это… Это нарушение прав человека! – Требование широких народных масс, – объяснил фараон. – Этих евреев так много и они такие непослушные! На строительные работы их не загонишь. Поля возделывать не хотят. Они, видите ли, скотоводы. Так и норовят устроиться на какое-нибудь тепленькое местечко: пастухами, врачами, торговцами, музыкантами, писцами. Просто ужас какой-то! И хитрые: богам нашим хоть бы какую завалященькую жертву принесли! Так нет же – все своему тащат. А он у них один-единственный. – Ну и что? – Геракл села по-турецки. – Все люди равны! – вспомнила она выступление депутата по телевизору. – Все имеют право на труд и отдых! А так, как вы, только фашисты поступали. Их за это потом Советская Армия победила, я в учебнике читала. Фараон задумался: – Большая армия? – Ого-го! – убежденно ответила Катя. – А фашисты – это кто? – Это очень плохие люди! И их главного гада, Гитлера, все ненавидят. Все прогрессивное человечество, – добавила Геракл на всякий случай. Рамсес смущенно затеребил бородку. – Да… Великий Дом и сам… Конечно… Но! – Он внушительно поднял вверх палку с крючком. – А требования египетского народа? – Неправильные требования! И потом, откуда вы про них знаете? Вы референдум проводили? Или анкетирование? Фараон испугался: – Нет! А надо было? – Конечно! – подтвердила Катя. Она хотела объяснить царю, как правильно организовать опрос народа, но ее перебила Менетебе. – Пап, ну давай возьмем ребеночка! – заныла она. – Еврей – не еврей, какая разница? Сейчас истерику закачу! – Ладно-ладно, только не капризничай! – поморщился Рамсес Второй. – Забирай младенца и делай с ним, что хочешь. Главное, чтоб он под ногами не путался. А насчет евреев, – благосклонно посмотрел фараон на Геракла, – надо подумать. Может, и в самом деле, пускай живут. В принципе, вреда от них особого нет, наоборот, даже польза большая… – он устало снял красно-белый венец. – Уф, тяжела ты, корона Верхнего и Нижнего Египта. Ну идите играйте. На женскую половину. Пятясь задом, девочки покинули тронный зал, и Менетебе бросилась Гераклу на шею. – Вот здорово! Если б не ты, папа ни за что бы не согласился. Ой, у меня теперь маленький ребеночек есть! Я его Спинозой назову! – Нетушки, – категорически воспротивилась Катя. – Во-первых, Спиноза один, а во-вторых, таких имен не бывает. Это кличка. – Жаль, – вздохнула лысая. – Тогда назову его просто Найденный-в-Тростниках. – Длинновато, – забраковала Геракл. – Лучше уж Саша или Сережа. – Фи, не звучит. А Найденный-в-Тростниках – это красиво. По-нашему, по-египетски, – Моисей.Глава 3. Дело о наследстве
На женской половине царила суматоха. По приглашению царицы давали представление бродячие актеры. Менетебе затащила Геракла в богато убранный зал и усадила рядом с собой. – Сегодня шестьсот тридцать пятая серия, – возбужденно сказала лысая. – «Осирис и Исида». – Да что ты! – обрадовалась Катя. – У нас по телевизору тоже показывают. Спиноза ругает это кино, а мне нравится. – Мне тоже, – кивнула фараонская дочь. – Особенно Исида. Она такая красивая. – Ихорошая, – горячо поддержала Геракл. – Только очень несчастная. Затрещали трещотки. На середину зала вышел жрец-декламатор и продекламировал: – Краткое содержание предыдущих мистерий. Дочь бога Солнца Ра живет в счастливом браке со своим Шу. Но радость ее лучезарного отца омрачена. Днем, плавая в барке по небесному Нилу, он еще может отвлечься от своих проблем. Но ночью враг Ра змей Апоп выпивает из Нила подземного всю воду, и судно бога Солнца садится на мель. Наутро, обессиленный и разбитый, бог снова выходит на работу – светить всегда, светить везде… Тем временем Исида ежегодно справляет поминки по мужу. Однажды во время панихиды она почувствовала себя нехорошо. Мудрый бог Тот объяснил ей, что скоро она станет матерью. Прячась от Сета, который захватил трон покойного Осириса, Исида долгих девять месяцев провела в камышах. Там она и произвела на свет мальчика, которого назвала Гором. Мальчик рос не по дням, а по часам… Жрец-декламатор раскланялся и удалился, уступив место актерам. …Маленький Гор, пухленький золотоволосый ребенок, сидел себе на бережку Нила и лепил пирожки из песочка. Мать, занятая приготовлением пищи, не заметила, что к малютке подполз аспид – сильно ядовитая змея. – Ох! – только и успел вскрикнуть ребенок, падая замертво. – А-а-а! Горе мне, горе! – Исида принялась рвать на себе волосы. – Боги! Люди! Помогите! Вызовите «Скорую помощь!» С дерева спрыгнул павиан. – Ах, Тот! – Исида бросилась к обезьяне. – Сделай что-нибудь! Он уже не дышит! Павиан осмотрел ребенка и задумчиво поскреб подмышками. – Действительно, не дышит, – констатировал он. – Нужно срочно сдать анализы… – Только не это! – воскликнула несчастная мать. – Пока придут результаты… – Сколько раз говорить тебе, Исида, – вздохнул Тот, с обезьяньей ловкостью принимаясь делать искусственное дыхание, – что с этого сорванца глаз нельзя спускать. И вот пожалуйста. Твоя беспечность привела к тому, что сын умер… – Неужели это навсегда? – безутешно заплакала богиня. Павиан неторопливо превратился в человека с головой ибиса. – Сейчас посмотрим, – он раскрыл докторский саквояж, достал шприц и сделал Гору укол. – Если противоядие не подействует, то навсегда… . – Мама, я хочу кушать! – малыш встал и почесал по очереди места укуса и укола. – Сыночек мой! – Исида подхватила его на руки, покрывая слезами и поцелуями. – Солнышко мое! – Живуч! – удовлетворенно заметил Тот. – Дай-ка я заодно посмотрю ему горлышко, – и своим длинным клювом полез ребенку в рот. – Так… слизистая рыхлая, зев гиперемирован, миндалины увеличены… Ангина. Исида всплеснула руками и выронила малыша. Бог вытащил из саквояжа чистый папирус с печатью. – Рецепт простой, – сказал он, небрежно набрасывая иероглифы. – Так… Берется жаба. Больной должен сильно дыхнуть на нее пять раз. – Тот с сомнением посмотрел на Гора. – Ну хотя бы два. – Ой, доктор, спасибо, – Исида с облегчением вытащила мальчика из болотной жижи. – Как у тебя вообще дела? – Нормально, – коротко ответил лекарь, бережно складывая в саквояж медицинские принадлежности. – А про твои дела я даже не спрашиваю. – Охо-хо, – вздохнула Исида, – и не говори… – Она сунула в рот ребенку ячменную лепешку. – Подумать только, наследник престола, и вот так мыкается по камышам. Ни одеть его по-человечески, ни образования дать… Такая наша доля сиротская. Даже родные дед с бабкой отвернулись. Знаешь, что они мне сказали? «Еще не известно, кто отец мальчика». – Ну чего от них ждать? – посочувствовал Тот. – Ты только вспомни, как они уговаривали тебя выйти замуж за Сета. Мол, Осириса все равно не вернешь, а ты молодая, красивая, чего пропадать во вдовах? – Дядя Тот, стань опять обезьянкой! – заканючил малыш. Бог разулыбался во весь клюв и тут же превратился в павиана. Он попрыгал на песочке и ловко взобрался на дерево. – Привет Маат! – крикнула ему вслед Исида. Прошло еще два дня. Гор вырос и превратился в прекрасного юношу с головой сокола. – Мам, дай чего-нибудь поклевать, – пробасил он, появляясь на кухне. – Не перехватывай на лету, – посоветовала богиня. – Перебьешь аппетит. Сядь за стол, нормально поешь, и мы с тобой отправимся в далекий путь. – Куда еще? – спросил Гор с набитым клювом. – На собрание Девятки главных египетских богов. Будем отстаивать права на престол. Довольно поцарствовал Сет, убийца твоего отца. – Быть или не быть мне царем, вот в чем вопрос? – задумчиво проклекотал Сокол. – Достойно ли смириться под ударами судьбы… Он ударился оземь и полностью обернулся птицей. – Полетели, мама? Исида широко раскинула руки и вслед за ним взмыла в безоблачное небо. Девятка богов заседала на Внутреннем острове, со всех сторон окруженном водой. Исида, вся в черном, подошла к перевозчику, ведя за собой Гора. – Мне срочно нужно на остров, Немти. – Не положено, – равнодушно откликнулся лодочник. – Но я Исида, полноправный член Девятки, – настаивала женщина. – Тебе-то и не положено в первую очередь. – Это еще почему? – растерялась богиня. – Сет запретил. Его царская воля – закон. – Посмотри на моего сына, – сказала Исида. – Вот настоящий наследник престола. Когда мы вернем власть, то не забудем тебя, Немти. Перевозчик колебался. Тогда Исида сняла с пальца обручальное кольцо и протянула ему. – Ладно, – неохотно согласился Немти. – Но перевезу только тебя одну. Без сына. Исида обернулась к Гору. – Полетай тут соколом, сынок, – попросила она. – Хорошо, мама. Только ты недолго, а? – Как получится. – Исида села в лодку и накинула на голову уголок черного вдовьего покрывала. В просторном зале заседала Девятка. Строго говоря, Семерка – ведь тут не хватало покойного Осириса и жены его, Исиды. На троне, развалясь, сидел подвыпивший Сет. – К вам посетительница, – доложил Начальник Протокольной Службы. – По какому вопросу? – По личному. Какое-то запутанное дело о наследстве. – А ничего она из себя? Начпротслуж закатил глаза: – Такая девушка – нет слов. – Тогда проси, – разрешил Сет. Перед владыкой Египта предстала дева неземной красоты. Полупрозрачные одеяния едва скрывали ее стройный стан, золотые волосы ниспадали до пят. Она подняла длинные ресницы и устремила на Сета взор синих глаз. – Позволь мне изложить свое дело, о Великий Царь! – Излагай! – игриво прядая ослиными ушами, позволил Сет. – У одного пастуха были многочисленные стада. Когда он умер, сосед выгнал из дома его вдову с малолетним ребенком и захватил имущество. Мальчик вырос и потребовал у коварного соседа все, что принадлежало ему по праву наследства. Сосед, однако, ничего не отдал и прогнал юношу. Как бы ты, о Великий Царь, рассудил это дело? – А чего тут рассуждать? – пожал плечами Сет. – Имущество отдать сыну покойного, соседа побить палками… – Какая мудрость! – с восхищением зашептались члены Великой Семерки. – Твое решение окончательно и бесповоротно, владыка? – звенящим голосом спросила девушка. – Слово Царя! – приосанился Ослиноголовый. Девушка провела рукой по лицу, и все присутствующие ахнули. Перед ними стояла мать наследника престола. – Ты сам вынес себе приговор! – воскликнула богиня. – Верни корону моему сыну! – И верну! – неожиданно легко согласился Сет. – Только где он, твой… м-м… мальчик? Исида сунула в рот четыре пальца и пронзительно свистнула. В окно влетел сокол, ударился об пол и тут же превратился в прекрасного юношу. – Ну, здравствуй, племянничек, – приветствовал его Сет, приподнимаясь с трона и протягивая руку. – Какой большой уже! А как на брата моего покойного похож… Подойди, дядя даст тебе корону. Как? Ты даже не хочешь со мной поздороваться? Гор смутился. Немного поколебавшись, он все-таки пожал протянутую ему руку. И вскрикнул. – Ха-ха-ха! – засмеялся Сет, глядя, как юноша корчится от боли. – Что ж ты не берешь корону? Рука Гора висела плетью. Кисть уже почернела. Темные пятна поднимались к локтю. Исида бросилась к сыну. Она поспешно подула на его омертвевшую ладонь и что-то прошептала. Черные пятна исчезли. Сет торопливо скинул с себя корону и испарился. На троне осталась только кучка сухого песка. Исида смахнула ее уголком покрывала и сказала сыну: – Садись. Великая Семерка молчала. … Жена Рамсеса Второго благосклонно похлопала в ладоши. Жрец-декламатор объявил исполнителей ролей. – Жалуем им ценные подарки, – царица поднялась и в сопровождении свиты направилась к выходу. – Тебе Гор понравился? – спросила Менетебе. – Очень, – покраснев, ответила Геракл. – Похож на твоего Спинозу? Катя вздохнула: – Нет, Спиноза умнее. Зато Гор красивый. – К тому же царь, – подхватила Менетебе. – Когда я вырасту, выйду за него замуж. Геракл неодобрительно посмотрела на фараонову дочь. – У тебя одни глупости в голове. Мне бы твои заботы. Интересно, где сейчас Витька?Глава 4. Побег из дворца
– Человека по имени Спиноза в Болотах нет, – прошептал гонец и упал замертво. – В верховьях Реки его не видели, – прохрипел чернокожий посыльный и свалился рядом. Третий упал вместе с лошадью, успев сообщить, что на всем побережье Чермного моря Витя Корнецов не обнаружен. Четвертый был похож на скелет. Пересохшими от жажды губами он прошелестел: – Вдоль границ Великой Пустыни его не встречали… – Не плачь, – Менетебе сочувственно смотрела на свою Лучшую Подружку. – Может, он все-таки не перенесся? Испугался? – Нет, – всхлипнула Катя. – Не мог он дома остаться, когда я здесь… Он друзей не бросает. – А откуда он знает, что ты здесь? – резонно возразила лысая. – Он что, видел, как ты сюда переносилась? – Не видел, но Буланова знает… Ой, она ведь могла из вредности ничего ему не сказать! И он, бедный, ищет меня дома, во дворе! Как я сразу не догадалась? Слушай, – Геракл схватила спортивную куртку. – Где тут у вас пирамида? – А зачем тебе пирамида? – подозрительно прищурилась дочь фараона. – Как это – зачем? Через пирамиду я в Египет попала – и домой вернусь так же. Спиноза же весь испереживался, куда я делась. И мама волнуется. Я ей даже записку не оставила. – Ты что? – Менетебе возмущенно забряцала браслетами. – Дружить со мной не хочешь? Тебе такой титул пожаловали, а ты к Спинозе своему? Он тебе титулы жаловал? Дома дарил? – Зачем мне подарки? Мы с ним просто друзья, – обиделась Катя. – А я тогда тебе кто? Кто я тебе? Вот не пущу и все. Мне играть не с кем. – Что значит не пустишь? – возмутилась Геракл. – Сама уйду. И никого не спрошу! И она направилась к дверям. – Эй, стража! – Старшая и Любимая трижды хлопнула в ладоши. У входа, словно из-под земли, выросли воины и скрестили перед Гераклом копья. – Ну ты… – Катя задохнулась от ярости. – Подруга называется! – Это не я твоя подруга, а ты моя, – злорадно отозвалась Менетебе. – Сейчас играть будем. В дочки-матери. Я как бы мать, а ты – моя рабыня. – Она снова зааплодировала. – Эй, принести сюда младенца! Стражники почтительно расступились перед мощной чернокожей кормилицей, которая внесла маленький писклявый сверток. – Эй, рабыня! – надменно приказала лысая. – Возьми моего ребенка. Сделай так, чтоб он не плакал! – А что, если не возьму? – Тебя бросят крокодилам! – Понарошку? – По-настоящему! И лысая приготовилась хлопнуть в ладоши. Геракл быстренько выхватила младенца из кормилицыных рук и несколько раз сильно его встряхнула. Моисей зашелся в крике. – Спи, моя радость, усни-и, – фальшиво затянула Катя, с ненавистью глядя в красное сморщенное личико. – Рыбки уснули в саду-у! А-а-а! Ребенок не унимался. Не сводя с Геракла ехидных глаз, Менетебе демонстративно заткнула уши. – Я выкармливаемым всегда сказки рассказываю. Это очень успокаивает нервную систему, – ни к кому не обращаясь, сообщила кормилица. – Можно также крокодилий помет к изголовью положить… – Лучше сказку, – быстро сказала Катя. – В некотором царстве, в некотором государстве посадил дед репку… Ребенок замолк. – Выросла репка большая-пребольшая. Пошел дед репку тянуть… Моисей сладко зевнул. Глазки у него стали закрываться. – Позвала внучка Жучку. Жучка – за внучку, внучка – за бабку, бабка – за дедку. Тянут-потянут… Катя посмотрела на младенца. Он спал крепким сном. – Дальше-то что? – нетерпеливо спросила кормилица. – Дальше? Дальше забыла, – огрызнулась Геракл и сунула ей сверток. Менетебе вытащила пальцы из ушей. – Мне эта игра надоела. Будем играть в гости. Я госпожа, ты – моя рабыня. А ты, – лысая небрежно показала кормилице на дверь, – свободна. Копья разомкнулись и снова сомкнулись. – Интересные у вас тут игры, – мрачно заметила Геракл. Менетебе, прихорашиваясь, завертелась перед медным зеркалом. – Уста мои, как две половинки граната, – с восторгом приговаривала она. – Глаза мои подобны изумрудам. Зубы как белоснежные ягнята. Кожа моя, как нежный лепесток. Стан мой стройнее пальмы. А волосы мои… Геракл прыснула. Менетебе недовольно обернулась. – Ты чего? – Да вот, все спросить хочу, зачем тебя налысо побрили? Ты что, вшивая? – Сама такая, – Старшая и Любимая погладила себя по голове. – Мы бреемся не от вшей, а для красоты. И потом, попробуй на волосатую голову парик надеть! Знаешь, как жарко! – Если жарко – зачем тогда парики? – Мода такая, – объяснила Менетебе. – И очень удобно: сегодня ты в одном, а завтра – в другом. Мне мама обещала свой старый парик отдать. Такой, знаешь, с начесом, а сбоку хвостик пушистый. Здесь собрано и перевито. А на лбу у-узенькая полосочка. И так прядками спускается. У твоей мамы такой есть? – Вот еще! – фыркнула Катя. – Она и без парика красивая. – Ну, низкорожденные и не носят парики, – снисходительно заметила Менетебе. – Это только знатным женщинам положено. Наверное, твоя мама и про косметику не слышала… – Моя мама?! Про косметику?! Не слышала?! – Геракл от души расхохоталась. – Да знаешь, где она работает? В салоне красоты. У нее все экспериментальное – и крем, и молочко косметическое, и гель… Только пудру и румяна она больше любит французские, а помаду и тени – итальянские. Менетебе обиженно засопела. – Не будем играть в гости. Не хочу. – Конечно, не будем, – не стала спорить Катя. – У нас, например, в гости все наряжаются. А без трусов никто в гости не ходит. – Даже дети? – изумилась лысая. – Естественно! – Геракл почувствовала себя на коне. – Мальчики в брюках и в рубашечках. А девочки хотят в платьицах, хотят – в юбочках, джинсах, шортах, леггинсах, лосинах… В чем угодно. Фараонова дочь жалобно заморгала. – Когда я вырасту, мне тоже разрешат повязку носить. А к замужеству платье сошьют. Даже два. Геракл скрестила руки на груди. Она стояла, как Наполеон во время взятия Каира. Жаль, Катя никогда не знала истории и ничего не слышала о Египетской кампании. Менетебе затравленно посмотрела на свою Лучшую Подружку и деланно зевнула: – Что-то мы засиделись. Спать хочется. Катя обрадовалась: – Так я могу идти? – Хитренькая какая! Будешь спать у меня. Чтобы не сбежала. Я у дверей стражников поставила, за тобой следить. А завтра мы еще во что-нибудь поиграем. В фараонбол, например… – А это как? – оживилась Геракл. – Утром объясню, – ехидно пообещала лысая. С непривычки Катя долго не могла уснуть на неудобной египетской постели. Кровать была ужасно твердой, без одеяла и даже без простыни. А вместо подушки Гераклу подсунули какую-то детскую скамеечку. Ломило затылок. Кроме того, одолевали тревожные мысли – о доме, о маме, о Спинозе… Надо во что бы то ни стало сбежать из дворца, твердо решила девочка. Она долго ворочалась, обдумывая план побега, но так ничего и не придумала. Но не успела Катя задремать, как что-то мягкое коснулось ее руки. Геракл вскочила так резко, что деревянная скамеечка упала на пол, и Менетебе что-то недовольно пробормотала во сне. Темный силуэт склонился над пленницей. Совсем рядом Катя увидела женское лицо. – Т-с-с! – незнакомка приложила палец к губам. – Иди за мной. Она скользнул между колоннами, и девочка бесшумно последовала за ней. Менетебе перевернулась на другой бок.Глава 5. Тьфу, тьфу, тьфу!
В лицо ударил свежий ночной воздух. Женщина взяла Катю за руку и повела в темноту. Геракл ступала наугад. Она ничего не видела, лишь время от времени чувствовала, как ее задевают ветки. Шли довольно долго. Женщина за все это время не проронила ни слова. Наконец она обернулась, и во мраке ярко блеснули большие зеленые глаза. – Не бойся, – мягко сказала незнакомка. – Я твой друг. – А я и не боюсь, – храбро заявила Геракл. – Вы ж не стражник какой-нибудь… А куда мы идем? – Сейчас узнаешь, – загадочно пообещала женщина. – Доверься. Дорога казалась бесконечной. Катя ощущала под ногами то рыхлый песок, то брусчатку мостовой, то мягкую траву. Звезды над головой светили ярко и равнодушно. Откуда-то издалека донеслось рычание дикого зверя. Катя вздрогнула и крепче вцепилась в тонкую руку. – Это здесь! Геракл больно ударилась обо что-то головой. – Нагнись, – запоздало предупредила незнакомка. – Осторожнее, лестница. Ступеньки кончились. Запахло сыростью. Катя по-прежнему ничего не видела. Женщина водила ее по какому-то лабиринту. Геракл уже устала считать повороты. И вдруг впереди забрезжил неясный свет. А через мгновение они оказались в большом зале, тускло освещенном факелами. – Мир вам, сестры! – вполголоса произнесла незнакомка. И невидимый хор откликнулся: – Привет тебе, богиня Бастет, владычица ночи, покровительница любви и веселья! – Мяу! – внятно ответила женщина. И при внезапно вспыхнувшем свете Геракл заметила, что голова у тетечки не человеческая, а наоборот, кошачья. Катя инстинктивно выдернула руку и взвизгнула. Кошачья мордочка превратилась в женское лицо, и незнакомка рассмеялась: – А говорила – не боишься. – Но я же не знала, что вы такая переменчивая, – принялась оправдываться девочка. – А кошек я люблю, даже очень. – Знаю, – женщина прищурила зеленые глаза. – Потому-то и решила тебе помочь. Мы, кошки, добра не забываем. – Но я вам добра не делала, – удивилась Катя. – И вообще никогда не видела. – Мяу! – мяукнула незнакомка и целиком превратилась в кошку. Худую, облезлую, с белым пятнышком на носу и драным хвостом. – Баська! – ахнула Геракл. – Но… ты же умерла… Я тебя своими руками хоронила. Котлетку в гроб вложила. – Котлетка была неплохая, – облизнулась киска. – Только, на мой вкус, хлеба в ней многовато. Теперь-то ты меня узнала? – Д-д-да! – заикаясь, пролепетала Катя. – Только, тетечка Баська, я не понимаю, кошка вы или человек? – Ты же слышала, богиня я, – скромно представилась Бастет. – Древнеегипетская. А в ваши места попала случайно. Путешествовала инкогнито. Примерно, как ты и твой друг, который мне пирамиду построил. – Значит, Спиноза тоже здесь? – встрепенулась девочка. – Я знала! Я чувствовала! А с ним ничего не случилось? – Он жив и здоров, – успокоила ее Бастет. – И находится недалеко отсюда. Геракл даже запрыгала от радости. – Вот здорово! А где? – В Египте. Только не одновременно с тобой, а позже. – Как это? – оторопела Катя. – Вас разделяют каких-нибудь две тысячи лет. Твой Спиноза, когда строил пирамиду, немножко ошибся в расчетах. Я и сама сначала в поздний палеолит попала, с трудом выкарабкалась. Тебе еще повезло. – Ничего себе – повезло… – девочка чуть не плакала. – Что ж я теперь, не встречусь с ним никогда? – Мяу, – Баська запрыгнула Кате на плечо. – Конечно, встретишься. Все зависит только от тебя. В этом храме, – она повела вокруг зелеными глазами, – есть потайной ход. Достаточно пройти через него из конца в конец, и окажешься там, где пожелаешь. Но помни: нужно все время смотреть только вперед и не произносить ни слова. – Всего-то? – обрадовалась Катя. – Куда идти? Бастет спрыгнула с ее плеча. – Во-он туда, – между колоннами распахнулась дверца. – Но помни: молчи и не оглядывайся! Забыв поблагодарить и попрощаться, Геракл рванула в узкий коридор. Через несколько метров она услышала за спиной чьи-то шаги. Катя, не оглядываясь, пошла быстрее. Шаги тоже прибавили темп. Она побежала. Шаги отстали. Зато из стен повылезали фосфорические рожи. Они кривлялись и скалились. Стараясь не обращать на них внимания, девочка молча двигалась вперед. – Здравствуй, Катюша, – вдруг выросла на ее пути сгорбленная старушка с клюкой. – Который час? Девочка открыла рот, но вовремя прикусила язык. Она сделала шаг влево, и старушка скакнула влево. Катя – шаг вправо, и бабка туда же. Геракл рассердилась и ринулась прямо на приставучую старуху. Та мигом сгинула, словно ее и не бывало. Впереди забрезжил выход. Оставалось пройти всего несколько шагов. Но вдруг откуда ни возьмись появился толстый черный кот и неторопливо, вразвалочку, перешел дорогу. Катя автоматически сплюнула через левое плечо: – Тьфу, тьфу, тьфу… И оказалась на улице.Глава 6. Пророк
Навстречу Кате шел, опираясь на посох, пенсионер. – Дедушка, – обратилась к нему Геракл, – вы не скажете, где тут Египет? Старик не спешил с ответом. Он внимательно осмотрел Катю с головы до ног, подумал немного и сказал: – Неподалеку. Я как раз туда иду. – Ой, а можно с вами? – попросилась девочка. – Я Спинозу ищу, а куда дальше – не знаю. – Пойдем, – равнодушно согласился пенсионер. – Вдвоем веселее. Несколько часов они шли молча. Катя не раз пыталась разговорить старика, но он отвечал односложно и скучно. К тому же понять его было чрезвычайно трудно. Дед, наверное, простудился, потому что все время сопел и сморкался в огромный белый платок с яркой вышивкой в одном углу. Эта вышивка Кате что-то смутно напоминала. – А почему ты тут гуляешь одна? – неожиданно спросил старик. – Без взрослых? – Не гуляю я, – отрезала Геракл. – Я по делам. – А почему тон такой? – Как хочу – так и говорю, – огрызнулась девочка. Старик укоризненно покачал головой: – Ай-ай-ай, деточка. Разве можно так не уважать старость? Смотри сюда. Он вытащил из-за пазухи левую руку, и Катя увидела, что она вся до локтя покрыта какими-то язвами и корками. – Ой, извиняюсь, дедушка, – сконфузилась Геракл. – Я не знала, что вы болеете… Вам нужно обратиться к врачу. При первых признаках заболевания, – вспомнила она заветы мамы, – необходимо вызывать специалистов. Вам обработают раны, наложат стерильную повязку, а при переломе – шину… – Смотри сюда, – не дослушал дед. Он снова сунул руку за пазуху, а когда вытащил, кожа была чистой и совершенно здоровой. – Ух ты! – восхитилась Катя. – Вы фокусник? Из цирка? – Нет, – печально ответил пенсионер. – Я пророк. – Как это – пророк? – изумилась Геракл. – Разве живые пророки бывают? Разве они ходят ногами? Старик уныло посмотрел на свои пыльные сандалии. – Ходят, – подтвердил он. – Ногами. Или я хотел стать пророком? Он меня не спрашивал. А, – старик махнул изъязвленной рукой и снова сунул ее за пазуху. – Он мне устроил такую жизнь – никому не пожелаю. Я имел свое маленькое дело. Имел что кушать, имел что пить. Дети, слава Богу, здоровы. Жена – хозяйка каких поискать. Что еще надо? Так нет! Или вы такое видали? Обыкновенный куст. И что же? Горит – и не сгорает. Я, конечно, стал его тушить. Чтобы не было пожара. Моя Циппора, когда узнала, – ей стало плохо с сердцем. Она даже кушала без всякого удовольствия. Как я голыми руками тушил этот куст? Что я – пожарник? – А Циппора – это кто? – спросила оторопевшая Катя. – И почему куст горел? – Циппора – это моя жена, – грустно ответил старик. – А куст не мог не гореть. Потому что там был Бог. – И что он там делал? – удивилась девочка. – А, сидел и говорил. И знаешь, что Он мне сказал? Я – Бог отцов твоих, Бог Авраама, Исаака и Иакова. Иди, говорит, в Египет и выведи оттуда народ Мой. – Это кого же? Какой такой народ? – Еврейский, – вздохнул пророк. – Мало того, что я должен его вывести, его еще нужно и ввести. В Землю Обетованную. – В Израиль! – догадалась Катя. – У меня там куча друзей! – Да, детей Израиля нужно отвести в Хадаад. Геракл никогда не слышала о такой стране. – А где этот Хадаад? – спросила она. – Да не Хадаад, а Хадаад, – с досадой объяснил пророк. – Ха-да-ад! – А, Ханаан, – наконец поняла девочка. – Извиняюсь, дедушка пророк, у вас дефект речи, сразу и не разберешь… – Дефект!.. Это дасморк. Хронический. С детства. Так я и говорю: «Господи, откуда взять силы для такой большой работы? Я бедный еврей, к тому же старый и больной. И что я скажу фараону? Или я похож на пророка?». А Он мне: «Ничего не бойся. Я буду с тобой». И дал вот это, – старик потряс в воздухе своим посохом. – Фараона бить, – понимающе кивнула Катя. – Мне обещали, что он и так согласится, – с глубоким сомнением произнес пророк. – Надо только кинуть это на землю… – дед брезгливо бросил посох, и Геракл проворно отпрыгнула в сторону. Под ногами извивалась длинная толстая змея. Она высунула раздвоенное жало и злобно зашипела. – Уберите это! – взвизгнула девочка. Старик наклонился и двумя пальцами приподнял змею за хвост. Она тут же снова стала посохом. – Я тоже сначала боялся, – признался пророк. – А потом… Ко всему привыкаешь… Даже к руке. – Это тоже от Бога? – с трепетом спросила Катя. – От Него, – старик пожал плечами. – И эти вечные проблемы с водой… – Пустыня, – философски заметила Геракл, озирая каменистые холмы. – Дело не в климате. Он сказал: «Возьми воды из реки и вылей ее. Вода превратится в кровь». Циппора чуть в обморок не упала, когда я сделал это чудо. Может, и фараон поверит? А может, и нет. Он такой представительный мужчина, а я так говорю… Вот я и говорю: «Господи! Ты же видишь, у меня дасморк… Как я буду выступать перед людями? Выбери кого-нибудь другого!». Бог очень сильно рассердился. Куст та-ак горел! Я уже думал, что Циппора не дождется меня к обеду… Но Господь милостив. Он сказал: «Брат твой Аарон может говорить очень хорошо. Он выйдет к народу и будет говорить вместо тебя. Ты должен только сказать ему, ЧТО он должен говорить». Или я знаю? Но меня обещали научить… – А ваш брат в Египте живет? А это старший брат или младший? – Какое это теперь имеет значение? – тяжело вздохнул пророк. – Брата я видел два раза в жизни. Он, действительно, говорит неплохо, но мы с ним практически не общались. Судьба разбросала нас в совершенно разные стороны, – старик хлюпнул носом, достал из-под плаща носовой платок размером с детскую пеленку и громко высморкался. На белой ткани ярко выделялась вышивка. – Ну где же, где я могла ее видеть? – мучительно вспоминала Геракл. Посох грохнулся на землю и немедленно превратился в змею. Пророк торопливо запихал платок обратно и подхватил гада за хвост. – Вот, – пожаловался он, – все время превращается. Или я должен за ним следить? Да, о брате. И бедная мама, покойница. Сестра, слава Богу, живая. Я только не знаю, как она перенесет исход в Ханаан. Уже немолодая женщина, ноги больные… И как это – бросить дом, добро, которое наживала всю жизнь? И захотят ли уехать дети? Кому нужна такая старость… С места на место, как какие-нибудь кочевники? Впереди на дороге показалось облачко пыли. Оно быстро приближалось. – Кочевники, – предположила Катя, засучивая рукава. – Не бойтесь, дедушка пророк, я вас защитю. Но старик и не думал тревожиться. Меланхолично вытащил из-за пазухи левую руку и тоже засучил рукав. – А, они подумают, что это проказа. И сами убегут. Меня еще никто не тронул, – похвастался дед, и что-то наподобие улыбки осветило его лицо. – В крайнем случае пустим в ход змею. Но пугать никого не пришлось. Облачко приблизилось, и из него появились седобородый сгорбленный мужчина и черноглазая подвижная старушка. Увидев их, пророк протянул Кате посох: – Держи покрепче, – и распахнул объятия. – Сестра моя, Мириам! Брат мой, Аарон! Катя с опаской сжимала в руках сучковатую палку. – Моисей, – всхлипнула женщина, припадая к пророку. – Моше! Братик мой! Аарон ласково потрепал Моисея по плечу. – Привет тебе, брат! – высокопарно начал он. – Долгие годы твоих скитаний в чужой стране мы все ждали радостной минуты встречи. И вот наконец свершилась! Жаль, что бедная мама Йохеведа и папа Амрам не могут разделить с нами это счастливое мгновение. Приди же, о брат, в мои объятия! – он торопливо обнял пророка, тут же выпустил его и разразился новым потоком красноречия: – За долгие годы разлуки нами с Мириам проделана определенная работа. Мы посылали запросы в землю Мидиамскую… – Моисей… – мучительно вспоминала Геракл. – Где-то я уже слышала это имя… И носовой платок видела… – Когда царская дочь нашла тебя в тростниках… – эпически продолжал Аарон. Катя всплеснула руками и чуть не выронила посох. – Моисей! – воскликнула она. – Найденный-в-Тростниках?! – Ну да, – подтвердил старик. – С тех пор и страдаю дасморком. – Но вы же… вы… были такой маленький… когда мы с Менетебе выудили вас из речки… Моисей подозрительно посмотрел на Катю. – Деточка, ты ничего не путаешь? – встревожился он. – Может, у тебя болит головка? Ты перегрелась на солнце? – Нет, не путаю! – стояла на своем Геракл. – И пеленку вашу я сразу узнала. Только вспомнить не могла… – Дитя мое, – Аарон наконец обратил на нее внимание. – Ты ошибаешься. Перед тобой убеленный сединами старец… – Да погоди ты, брат, – раздраженно прервал Моисей. – Про пеленку никто не знает! Но откуда тебе это известно? – Как это откуда? – горячилась Катя. – Да я ее своими руками из вашей корзины вытащила. И потом, вы были в нее завернуты, когда я вас баюкала. Сказку вам рассказывала. Вы, наверно, не помните… Внучка – за бабку, бабка – за дедку. Изъязвленной рукой Моисей схватился за сердце. – Помню… – от волнения он едва шевелил побелевшими губами. – Дедка за репку… А чем кончилось? Я забыл… – Вы заснули! А потом прибежала мышка, схватилась за кошку и все вместе вытащили репку. Потрясенный Аарон не мог вымолвить ни слова. По сморщенному лицу Мириам катились потоки слез. Моисей задыхался: – Но как… как ты могла вытащить меня из воды? Сколько тебе лет? – Двенадцать. А вытащила я вас очень просто, – объяснила Катя. – Я же вам говорила, Спинозу ищу. Он тоже оказался в Египте, только в другое время. – Спиноза, – Мириам утерла слезы. – А это кто? – Мой друг, мальчик, в очках такой. Не видели? Старушка пошевелила губами. – Нет, – с сожалением сказала она. – Но имя хорошее. Он еврей? – Не знаю, – растерялась Геракл. – Я как-то об этом не думала. – Конечно, еврей, – важно заключил Аарон. – Умный, в очках… Да к тому же еще и Спиноза. Мириам ласково взяла Катю за руку. – Доченька, ты дружишь с таким приличным мальчиком. И брата моего спасла. Будешь нам как родная. Ты, наверное, хочешь кушать? Пойдем, тетя Мириам приготовила в честь прихода Моше такой цимес! А Спинозу твоего мы найдем, не волнуйся! Или евреи не помогают друг другу?Глава 7. Казни египетские
– Ох, ох, – вздыхала Мириам, увязывая вещи. – Что нас ждет? Как ты думаешь, доченька, в земле Ханаанской есть плоды, из которых можно варить вкусное варенье, как у мамы дома? Брать мне с собой этот тазик? – Брось барахло, соседка, – заглянул в дом Калев, юноша с копной вьющихся волос. – Зачем старье тащить? Мы начнем новую жизнь, у нас все будет по-другому. – А, эти молодые, – старушка снисходительно посмотрела на соседа. – Они никогда не заботятся о будущем. Они думают, там не надо кушать… – Калев! – подскочила к парню Катя. – Ну что со Спинозой? – Не нашли мы пока твоего Спинозу. Не до него. Но ты не волнуйся. Мы его обязательно отыщем. Когда соберутся все евреи… Геракл теперь жила в доме тетушки Мириам и с Моисеем почти не виделась, потому что пророк был очень занят. Новый фараон Мернептах, который оказался родным братом Менетебе, знал и недолюбливал Моисея с детства. Он только посмеялся, когда услышал, что косноязычный подкидыш выдает себя за пророка. Царя не убедили Моисеевы чудеса. Сыны Израиля по-прежнему должны были выполнять все трудовые повинности, как при Рамсесе Втором. Но над евреями теперь стали в открытую потешаться. «Идите, – говорили египтяне, – идите за своим пророком. Он такой, какого вы заслуживаете. Выживший из ума старикашка. К тому же двух слов связать не может!». А Мернептах наотрез отказался отпускать евреев из страны. – И слышать не желаю, – заявил он Моисею и Аарону во время аудиенции. – Даже не просите. И нечего меня вашим богом запугивать. У нас своих добрая тысяча наберется. Я-то знаю, почему вы хотите уйти. Вы что думаете, в земле Ханаанской евреям не надо работать? Считаете, там будете жить на всем готовеньком? Нет, и не ждите! Это я вам по-человечески говорю. А как царь категорически запрещаю вмешиваться в дела моего государства. Да, не скрою, исход евреев – большой урон для египетской экономики. Потеря рабочих рук, которые сегодня нам нужны как никогда. И утечка мозгов. Но нечего взывать к мировой общественности. Она вас не поддержит, потому что, кроме Та-Кеме, цивилизованных государств раз-два и обчелся. Все это Геракл знала из разговоров взрослых. А еще соседки Мириам шепотом передавали друг другу слухи о страшных карах, якобы насланных Богом на Египет. Называли такие бедствия казнями. Говорили, будто вода во всех реках и озерах страны превратилась в кровь. Ну ладно, в это еще можно было поверить, ведь без подобных фокусов у Моисея ни дня не проходило. Нашествие мошек, слепней и саранчи тоже было вполне правдоподобно. Катина бабушка на огороде сама вечно борется с колорадскими жуками. Эпидемии среди людей и скота Геракла нисколько не удивляли. Все-таки Египет такой древний, здесь еще не успели изобрести профилактические прививки. А гроза с градом – эка невидаль! И конечно, после дождя всегда появляются лягушки и жабы! – Тетя Мириам, вы же понимаете, все это не от Бога, а от природы, – убеждала девочка хозяйку. – Если бы вы смотрели телевизор или заходили в интернет, сами бы убедились, где правда, а где – бабские сказки. Мириам только охала, молилась Богу и ничего не отвечала на строго научные Катины доводы. Время от времени наведывался Калев. Ему Геракл доверяла больше, чем темным религиозным старушкам. – Ты пойми, – втолковывала она парню. – Когда, например, над моим домом идет дождь, в соседнем дворе тоже мокро. Природа одна для всех – и для евреев, и для египтян. – Но боги-то разные, – спокойно и убежденно возражал Калев. – И наш Бог сильнее всех египетских идолов. В миллион раз. И пока нас не выпустят, египтян будут преследовать несчастья. – А ваш Бог не может ошибиться? – спорила Геракл. – И вместо египтян случайно наслать что-нибудь на евреев? – Как это? – изумлялся парень. – Мы ж отдельно живем, хоть и на египетской земле. Вот посуди сама: недавно над всей Та-Кеме трое суток стояла тьма египетская. Где день, где ночь – не различишь. А у нас? – Наверное, там было солнечное затмение, – не сдавалась девочка. – Вот, например, северное сияние видно только на севере нашей страны, а у нас не видно. – Ох-хо, – тяжело кряхтя, в дом вошла Мириам с мисочкой крови. – Что, опять Моисей воду выливал? – посочувствовала Катя. – Да нет, зять барашка зарезал, – ответила старушка, щедро размазывая кровь по входной двери. – Сегодня, говорят, новая казнь ожидается. Господь решил прибрать всех египетских первенцев, вот горе-то родителям… В каждом доме будут покойников оплакивать. А нам велено двери кровью жертвенной отметить, чтобы ангелы, не приведи Бог, по ошибке не тронули кого-нибудь из наших. Геракл торжествующе посмотрела на Калева. – Ладно, тетю Мириам не переделаешь. Но ты-то, – она постучала себя кулаком по лбу, – соображать должен. Бог – он ведь добрый. И никогда не будет никого убивать. – Странные у тебя представления о Боге, – хмыкнул парень. – Что ему египтяне? Политическая обстановка… В этот момент распахнулась окровавленная дверь. – Кончай базарить, Калев, – крикнул с порога Иехошуа бин-Нун. – Отправляйся к своим. На рассвете выходим. Мириам подняла переполох. Больше всего ее волновало, что не взошло тесто, и вместо пышных хлебов получились тощие пресные лепешки. Правда, места они занимают немного, но и насытиться ими нелегко. Наскоро зажарив жертвенного барашка, старушка кинулась одеваться в дорожное платье, как посоветовал ей Моисей. Увидев ее, Катя невольно прыснула: Мириам напоминала новогоднюю елку. Многочисленные украшения блестели и переливались при каждом движении. – Вы же собирались взять только самое необходимое, – тактично напомнила Геракл. – Зачем вам вся эта бижутерия? Мириам улыбнулась: – Ах, доченька, ну не могу же я выйти в люди раздетой! Там будет столько евреев! Двенадцать колен, шестьсот тысяч человек одних только мужчин. Женщина всегда должна оставаться женщиной. И потом, – она подбросила на ладони массивную золотую подвеску, – это всегда можно реализовать, если нечего будет кушать. Что ты стоишь? – спохватилась старушка. – Надень свою куртку, возьми в руки посох и сиди жди. От напряжения Геракл так устала, что даже не пыталась бороться со сном. Опираясь на посох, она склонила голову и задремала. Ей снилась земля Ханаанская. Ночной город, залитый бесконечными огнями, веселые загорелые люди в маленьких уличных кафе, апельсиновые рощи и кактусовые сады, звенящие фонтаны с разноцветными водяными струями, морская набережная с праздничной толпой, причудливые кораллы в бирюзовой воде, зоопарк с диковинными зверями, двухэтажные автобусы и аэропорт Бен-Гурион. На трапе гигантского суперлайнера, задумчиво листая книжку, показался щупленький мальчик в очках. – Спиноза! – в восторге завизжала. Катя. – Родной! Нашелся! Ты тоже еврей?! – Евреи! – раздался зычный голос Аарона. – Кто получил разрешение на исход, стройся! В колонны с женами, детьми и скотом! Кто-то сильно потряс Катю за плечо. – Проснись, – коротко бросил Калев. – Уходим.Глава 8. Тростниковое море
– Спиноза-а! – орала Катя, пробираясь сквозь толпу. – Ау! Я зде-есь! В глазах у нее рябило от тысяч и тысяч лиц. Мужчины, женщины, овцы, верблюды, дети, узлы, тюки… Рыжие, черные, светловолосые головы… Плач, крики, хохот… Все смешалось. Казалось, она попала в настоящий водоворот, который кружил, ревел, засасывал и при этом оставался на месте. Но если бы Катя могла взлететь и посмотреть на эту беспорядочную толпу с высоты птичьего полета, она бы увидела, что вся огромная масса людей и скота движется в строго определенном направлении. Вслед за гнусавым, косноязычным старикашкой с большим дорожным посохом в руках. – Куда ты ведешь нас, Моисей? – причитала Мириам, едва поспевая за братом. – Ты погубишь народ свой! – Молчи, женщина, – одернул ее Аарон. – Не лезь в наши пророческие дела. И обернувшись к толпе, поднял руку вверх и прокричал: – Евреи! Верьте Моисею! Сам Бог ведет его! – Витя, – хрипела Геракл, хватая за полы проходивших мимо людей. – Вы не видели Спинозу? Но никто не обращал на нее внимания. Ее просто не слышали. Теперь, когда евреи покинули землю Гошен, всех волновал один-единственный вопрос: куда они идут? – Верьте ему! – надрывался где-то впереди Аарон. – Мой родной брат говорит, что Господь посылает ему знаки. Скоро, совсем скоро придем мы в Землю Обетованную! Там в реках мед и молоко! Держитесь все вместе – не растягивайтесь, не отставайте! Геракл заплакала. Она поняла, что в этой толпе Спинозы нет и она зря ушла из Египта. Катя рванулась назад, но людской поток нес ее в противоположном направлении. – Ты куда? – цепко схватила ее за руку Мириам. – Потеряешься! – Тетечка, мне нужно! – отчаянно вырывалась Катя. – Спиноза остался там, там! – показывала она на запад. – Пустите меня! – С ума сошла! – испугалась старушка. – Куда ты пойдешь одна, на ночь глядя? Смотри, стемнело! – Вижу! – вдохновенно кричал Моисей. – Верной дорогой идем, евреи! Бог не оставляет нас! – он показал посохом на блеснувшую впереди зарницу. – Вперед! За этим огненным столпом! Три дня и три ночи без сна и без отдыха шла Катя вместе со всеми. Деваться ей было некуда: она теперь даже не представляла, где находится Египет. К тому же Мириам, несмотря на усталость, глаз с нее не спускала. – Приличная еврейская девочка, – твердила старушка, – должна держаться своих. Погоди, вот придем в Ханаан и сразу же отправим запрос на твоего Спинозу. А чем, скажи, плох Калев? Дружи с ним на здоровье! О, вот и он! Мимо действительно промчался Калев на взмыленной лошади. Лицо у парня было встревоженным. – Плохие новости, – доложил он Моисею, доскакав до головы колонны. – За нами погоня! Это известие мгновенно разнеслось по толпе. – Моисей обманул нас! – раздались истерические вопли. – Фараон не подписал разрешение на исход! Мы все погибнем! – Молчите! – кричали другие. – Господь не оставит нас! Верьте пророку! Раздираемая страхом и надеждой, огромная колонна устремилась вперед. Люди бежали, не помня себя. Впереди блеснула полоска воды. – Море! – в ужасе закричал Аарон. – Мы в ловушке! Толпа отпрянула. Но было уже поздно. Сзади на горизонте вздымалось облако пыли. – Египтяне! На колесницах! Нас перебьют, как новорожденных ягнят! Лучше сдаться египтянам, чем погибнуть в морской пучине! – надрывался Аарон. – Вперед! – призывал Моисей. – Господи, помоги нам! Голосили женщины. Плакали дети. Ревели верблюды. Блеяли овцы. Мириам упала на колени, воздев руки к небу: – Великий Боже! Сыны Твои и дочери Твои, верные слову Твоему, ждут спасения и защиты. Все мы в руке Твоей! Все мы дети Твои – и праведники, и грешники! Не дай погибнуть племени ибри! Пусть мы не дойдем, умрем, но пусть вступят в Землю Обетованную наши дети и внуки! Позади слышались воинственные крики, топот копыт и скрип колес. – Простите великодушно! – ударил себя в грудь Аарон. – Нас ввели в заблуждение! О великий фараон! В трудный год ты приютил праотцов наших в своей благословенной земле. Прости нам черную неблагодарность! Разреши опять вернуться в Египет! Этот самозванец обманул нас! Не брат он мне, а враг, если ослушался Великого Царя! Моисей стоял на берегу, в ярости пиная посохом воду. – Как же так? – бормотал он. – Я все делал, как Ты велел! Ты обманул меня, Боже, а я сбил с толку людей! Заманил в западню!Погибнет народ мой! Над морем блеснула зарница. – Вперед! – в отчаянии закричал Моисей и бросился в набежавшую волну. – Он утонет! – завопила Катя, с разбега прыгая за пророком. – Дедушка Моисей, держитесь, я вас спасу! – Лучше смерть, чем рабство! – Калев обернулся к разбегающимся в панике людям. – Неужели мы сдадимся? Евреи! Остались еще среди нас мужчины или нет? – он ударил коня пятками, направляя его в воду. Геракл бережно поддерживала барахтающегося в волнах Моисея. – Не смей меня спасать! – сопротивлялся пророк. – Я хочу утонуть! Ты видишь, Господи, нет моей вины в том, что случилось! Волны, как обезумевшие, метались вдоль берега. Небо стало свинцовым. Подул сильный, почти ураганный ветер. И вдруг Катя ощутила под ногами дно. – Вода отступает! – закричал Калев. – Люди, смотрите! Здесь мелко! Мы перейдем вброд! Девочка с изумлением смотрела под ноги. У кроссовок плескались разноцветные рыбки. Неторопливо полз куда-то краб. Среди опавших спутанных водорослей лежала большая перламутровая раковина. – Не обманул, – прошептал Моисей, бессильно опускаясь на морское дно. – Спасибо Тебе, Господи, – торопливо поблагодарил Аарон. – Теперь египтяне пускай локти себе кусают. Евреи! За мной! И он храбро ступил в лужу. Приободренная толпа устремилась к отмели, гоня скот, окликая детей, все еще не веря в неожиданное спасение. Люди шли по морскому дну, наступая на медуз и царапаясь о кораллы. Они спешили избавиться от погони, и никому не было дела до чуда, которое произошло у них на глазах. И только Мириам бормотала себе под нос: – Господи, ты услышал брата! Ты внял моим молитвам! Ты спас детей наших и внуков! Тростниковое море было в этом месте не очень широким, и вскоре все до единого очутились на другом берегу. Только здесь евреи обернулись и увидели: чтобы дать им дорогу, воды моря расступились и теперь стояли стеной, образуя широкий коридор. Но не успели люди вознести хвалу Господу, как с противоположной стороны со свистом и гиканьем понеслись преследователи на быстрых колесницах. – Моисей! Моисей! Сделай что-нибудь! – хором взмолилась толпа. – Оставьте человека в покое! – откликнулась Катя, поправляя на своем плече бесчувственного пророка. – Вы что, не видите, он в обмороке! Сами что-нибудь придумайте. Но никто не пошевелился. Все будто оцепенели. Войско фараона стремительно неслось меж водяных стен. Уже можно различить лица. Уже виден блеск копий. Уже взметнулись в воздух стрелы. – Мой посох… – очнулся Моисей. – Где мой посох? – Вам лучше, дедушка? – обрадовалась Катя, показывая пророку сучковатую палку. – Вот он. Обратите его в змею. Напугайте египтян! – Дай сюда, – Моисей вытянул руку, но силы изменили ему. – Я тебя прошу, спаси народ мой! – Но как? – оторопела девочка. – Ударь посохом по воде. – И что это даст? – усомнилась Катя, но все-таки осторожно положила старика на землю и направилась к застывшей волне. – Только из уважения к вашему возрасту, дедушка Моисей… Прямо на нее летел на колеснице египтянин. Он злорадно скалился, выставляя вперед острие копья. –…мерзкая девчонка! Еврейское отродье! – долетели до Геракла его слова. – Сам дурак! – Катя со злостью заколотила палкой по прозрачной стене. – Так я не понял? – раздался из-за ее спины простуженный голос пророка. – Или ты уже ударила посохом? Геракл обернулась. Моисей по-прежнему лежал там, где она его оставила. – Не переживайте, дедушка. Ударила. Но это не помогает. Лучше их испугать змеей. Она решительно обернулась в сторону моря, целясь палкой в наглого египтянина. И замерла. Перед Катей плескались бирюзовые волны. Когда они сомкнулись – никто не заметил. На поверхности воды что-то блеснуло. И прибой выбросил на берег копье с блестящим наконечником.Глава 9. Битва в пути
Кочевая жизнь продолжалась. Вместе с евреями бродила Катя по пустыне, страдала от жары и пыли и с благодарностью вспоминала тренера, который научил ее переносить большие физические нагрузки. Каждое утро Геракл старательно делала зарядку. Она даже набрала походную секцию каратэ. Но настроение все равно было неважным. – Я тут только время теряю, – жаловалась она Моисею. – А бедный Спиноза, наверное, до сих пор в Египте сидит, выбраться не может. Отправьте меня обратно. Что вам стоит, вы же пророк… Попросите своего Бога… – А, – сморкался в пеленку Моисей, – Господу больше нечего делать. Ты же видишь, как Он занят. Для Него главное – довести народ Свой до Земли Обетованной. Мне даже неудобно обращаться к Нему с мелкими проблемами. Или ты не можешь подождать еще немножко? Никуда твой Спиноза не денется. – Когда же будет этот Ханаан? – с нетерпением вглядывалась в горизонт Катя. Но ничего не видела, кроме каменистых холмов. – Доченька, оставь брата в покое, – укоряла ее тетушка Мириам. – Он так устает, так устает… Каждый день творить чудеса в его возрасте, подумай, это легко? Или ты одна недовольная? Недовольных, действительно, было много. Пока все шло хорошо, о Моисее никто не вспоминал. Но стоило случиться какой-нибудь заминке – претензиям и жалобам не было конца. Кончились запасы питьевой воды. Поднялся скандал. Кто виноват? Пророк виноват. А когда Калев нашел колодец, Моисея обвинили в том, что вода в нем мутная и затхлая. Спасибо Мириам. Старушка порылась в своих узлах, отыскала какой-то мешочек и вытащила из него душистую травку. Моисей бросил букетик в колодец, и вода стала прозрачной и вкусной. В другой раз, когда все изнемогали от жажды, пророк нашел среди скал источник и расчистил его от камней. Но кто об этом помнил? Девочке было обидно за старика. Она считала, что с ним обходятся несправедливо. И когда кончились все съестные припасы, Катя сказала Аарону, что ее бабушка в деревне, когда нечего есть, всегда режет курицу. – Курочка! – мечтательно вздохнул Аарон. – Но здесь не водятся курицы… А барашка резать жалко. Господь пожелал, чтоб мы ушли из Египта, так пусть и заботится о пропитании. Ты слышишь, Моше, – обернулся он к брату, – люди хотят кушать. – О Господи! – взмолился пророк. – Как хорошо я жил в земле Мидиамской! Или у меня болела голова за такую ораву? Господи, ну чем я должен их кормить? Он затравленно огляделся по сторонам и вдруг увидел, как с запада, от Тростникового моря, приближаются огромные стаи перепелов. Птицы с трудом взмахивали крыльями и летели так низко, что их можно было ловить голыми руками. – Слава Тебе, Боже! – поблагодарил пророк и обратился к евреям: – Ну что же вы ждете? Или я сам должен их хватать? … – Это вам, конечно, не курочка, – Аарон доглодал последнюю косточку. – И без хлеба, я вам скажу, мясо совершенно безвкусно. Геракл раздраженно посмотрела на Аарона. Очень хитрый старикашка, она заметила это еще в Египте. Вылитая Буланова, если б не борода и еврейский акцент. Танька тоже всегда подлизывается то к Карге, то к девчонкам – как ей выгодно. – Да пожалей Моше, – одернула Аарона Мириам. – Дай ему хотя бы отдохнуть. Или тебе этого мало? – она показала на груду ощипанной и зажаренной птицы. – Я-то его жалею, – возразил брат. – Но что скажет народ? И что, по-твоему, я должен говорить людям? Что пророк устал? Спасибо, конечно, что есть ужин, но чем мы будем питаться за завтраком? – Господи! – не выдержала Геракл. – Ну дай ему что-нибудь на завтрак! Каково же было Катино удивление, когда она вышла утром на зарядку. Невзрачные кустики, окружавшие место ночлега, за ночь сплошь покрылись мелкими белыми зернышками. – На волчьи ягоды не похоже, – вспомнила девочка картинку из учебника ботаники. – Может, попробовать? – Геракл осторожно положила на язык белую крупинку и разжевала ее. – Манная каша! И с сахаром! Эй, евреи, вставайте! Тут манную кашу Бог послал! – Кого? – спросонья не понял Калев, высовываясь из шатра. – Манка как с неба упала, – объяснила Геракл. – Вкусно, попробуй! Калев побежал вдоль лагеря. – Манна небесная! – сообщал он всем и каждому. – Собирайте! Это можно кушать! Катя и не подозревала, что из манки можно печь пироги и делать запеканки. Правда, Аарон опять остался недоволен. Спасибо, конечно, что есть манна, но где обещанный Ханаан? – Терпение и еще раз терпение, – уговаривал брата Моисей. – Рано или поздно все имеет конец. Лучше, конечно, рано, но вдруг у Господа свои планы? Он же меня не посвящает в подробности… Значит, так надо. Однажды Калев вернулся из разведки очень взволнованный. Он встретил невдалеке какое-то племя. Мужчины в нем вооружены до зубов и настроены очень воинственно. – Я знаю, они идут бороться с нами или как? – доложил лазутчик. – Так, может, немножечко изменить маршрут? – встревожился Аарон. – Если они справа, взять влево… А что говорит Бог, Моше? Моисей вопросительно посмотрел на облачный столп. – Ты хочешь, Господи, чтобы мы сворачивали? – Пророк обреченно развел руками: – Он не хочет… – Моше, а у тебя своя голова есть? – ехидно поинтересовался Аарон. – При чем здесь я? – обиделся пророк. – Хочешь – иди сам торгуйся с Господом. Обрадовалась одна Геракл. Ей уже давно хотелось по-настоящему размяться, а заодно проверить боеготовность своих учеников. Лишь одно ее немного смущало: вдруг неизвестное племя и не собирается нападать на евреев? Вскоре ситуация прояснилась. Из-за холма выехали на боевых верблюдах несколько загорелых, белозубых, бритых наголо воинов. Они размахивали над головами длинными саблями и что-то гортанно кричали. Аарон выронил на землю кусок запеканки и поднял руки вверх: – Сдаюсь! Прошу учесть добровольную явку с повинной! Всадник, одетый богаче других, по-видимому, предводитель отряда, презрительно посмотрел на него и сплюнул в пыль: – Кому ты нужен, собака! Кто вы такие? И что ищете на нашей земле? – обратился он к Моисею. Старик высморкался, неторопливо сложил пеленку, бережно сунул ее за пазуху и сказал: – Во-первых, здравствуйте. Во-вторых, с кем имею честь говорить? В-третьих, зачем вы кричите? Может быть, вашу проблему можно решить мирно? Садитесь с нами. Покушайте, что Бог послал. Успокойтесь. А там видно будет. – Некогда мне с вами рассиживаться, – нахмурился всадник. – Мы из племени амалек. Это, – показал он пальцем под верблюда, – наша земля. Так что убирайтесь. Иначе… – и амалекитянин грозно взмахнул саблей. – Ой, не надо меня пугать, молодой человек, – поморщился пророк. – Или я вам чем-то нагрубил? Кому нужна ваша сухая каменистая почва? На ней же ничего не растет… Здесь у нас только небольшой привал. Мы идем в другое место, которое нам обещали сверху, -Моисей многозначительно посмотрел на небо. – Тихо, мирно, никого не трогаем – проходим своей дорогой. Или вы думаете, что мы завоеватели? Нет, мы мирные евреи. Посмотрите, разве так ходят на войну? У нас с собой женщины, дети, скот… – Скот? – оживился амалекитянин. – Женщины? Раз это на нашей земле, все добро принадлежит нам. Всадник свистнул, и из-за холма начал выезжать его отряд. Выезжал он довольно долго, потому что оказался огромным. – Ах, молодой человек, – укоризненно покачал головой Моисей. – Бедная ваша мама! Она бы огорчилась, узнав, что вы поступаете так непорядочно. Командир на верблюде немного смутился. Видимо, подействовало напоминание о маме. – Ладно, – рассудил он. – Все решим в честной схватке. Выставляйте сотню ваших бойцов против нашей сотни. Пусть дерутся до захода солнца. – А может, обойдемся без кровопролития? – намекнул пророк. – Никак нельзя, папаша, – добродушно ответил амалекитянин. – Меня не поймут соплеменники. Вы же сами руководитель, должны знать, когда нужно уступить народу. Вам хорошо, у вас женщины и дети, а у меня горячие джигиты. Не дожидаясь конца переговоров, Геракл собрала свой небольшой, но хорошо обученный отряд каратистов. Их было как раз сто человек. – Мы готовы! – отрапортовала она Моисею. Амалекитянин смерил Катю неодобрительным взглядом. – Так у вас военачальник женщина? – возмутился он. – Джигит такого не потерпит. Беру свои условия обратно. Мы вас захватим в плен без всякого сражения. – Постойте! – спохватился Моисей, с трудом удерживая посох за хвост. – Вы хотите иметь дело с мужчиной? Сейчас мы вам сделаем мужчину! Иехошуа, мой мальчик, иди сюда на минуточку! Этот вам подходит? Иехошуа бин-Нун поиграл могучими бицепсами. Катя в ответ ревниво поиграла своими. – Это несправедливо! – возмутилась она. – Женщина такой же человек, как мужчина. – Цыц, малявка! – прикрикнул на нее Иехошуа. – Будешь много выступать, вообще от боя отстраню! Оскорбленно сопя, Геракл встала в строй рядом со своими учениками. – Ничего, – подумала она. – Мы еще посмотрим, как он запоет, когда я всех победю! – Ой, как я не люблю эти драки, – утомленно пожаловался Моисей. – Пойду, пожалуй, подальше, помолюсь… Вон туда, – он показал на невысокий холм. – Когда закончите выяснять отношения, позовите меня. И мы пойдем или в плен, или в Ханаан. – Брат, ты не сможешь подняться на холм без посторонней помощи, – торопливо взял его под локоток Аарон. – Пойдем, я тебя провожу. Командиры выбрали площадку поровнее. И грянул бой. Евреи блокировали удары сабель самодельными нунчаками и дорожными посохами. Больше всего трудностей доставляли верблюды. Они метко отплевывались, но это только разжигало боевой дух каратистов. Схватка шла с переменным успехом. То побеждали евреи, то вдруг перевешивали джигиты. С высоты холма Моисей заметил некоторую закономерность. Когда он, молясь, воздевал руки к небу, амалекитяне, казалось, готовы были обратиться в бегство. Когда же в изнеможении опускал, победа переходила на сторону противника. – Смотри-ка, Аарон, – удивился пророк. – Или я не похож на дирижера? – Не может быть, – усомнился брат. – Не веришь? Гляди! И Моисей замахал руками вверх-вниз, точь-в-точь, как Геракл на утренней гимнастике. Теперь на поле битвы ничего нельзя было разобрать. Только вскинут сабли всадники – и взлетают вверх нунчаки. Только упадут враги – глядь, уже на земле евреи. Катю спасала только быстрота реакции. – Моисей, прекрати эти штучки, – жалобно попросил Аарон. – У меня в глазах рябит. – Уже прекратил, – руки Моисея бессильно повисли. – Я-таки устал. – Наших бьют! – кричала, обороняясь, Геракл. Каратистов теснили со всех сторон. Женщины в толпе евреев сбились в кучу, прижимая к себе детей. – Ой-ой, – массировал запястья пророк. – Бедные евреи! Аарон, если тебе не трудно, помоги мне, чтобы наши победили… А то попадешь в плен. – Плена я не выдержу! – Аарон торопливо схватил правую руку Моисея и поднял вверх, как судья на боксерском ринге. Схватка пошла на равных. На левом фланге били евреев, на правом били евреи. Катя сражалась посредине. – Пусть эти отдохнут, – скомандовал Моисей. – Аарон, меняй руку! Теперь ситуация в корне изменилась. Каратисты на левом фланге небрежно отбивались от обессилевших амалекитян, а на правом враг будто озверел. Геракл металась от одного конца поля к другому. – Вот, скоро закат, – меланхолично заметил пророк. – Я-таки забыл узнать у ихнего начальника, куда мы пойдем, если будет ничья? – Я знаю?.. – Аарон снова сменил положение. – Придется доигрывать завтра. Ты за кого болеешь? – Я болею за дело, – веско ответил Моисей. – А оно не терпит отлагательств. Нам некогда разводить здесь фигли-мигли, надо идти. Слушай, что ты тут бегаешь? Позови кого-нибудь на помощь. Смотри, сколько там зрителей. Отсюда тоже неплохо видно. Пусть кто-нибудь придет, подержит одну мою руку, а ты другую. И мы быстренько покончим с этими верблюжатниками. – Ты-таки умный, как Спиноза, – удивился Аарон. – Евреи!– зычно крикнул он толпе. – Нужен доброволец! Обернулся рыжий парень с оттопыренными ушами. – Иди сюда, – поманил его Аарон. – Мы с тобой решим исход битвы. Воспользовавшись паузой, Моисей высморкался. Рыжий взбежал на холм. Аарон коротко объяснил ему задание. – Раз-два, взяли! – скомандовал он. – О Господи! – взвыл Моисей. – Пусть это скорее закончится! Геракл нанесла самый легкий удар. Противник кувыркнулся вместе с верблюдом. Оба больше не шевелились. – Как тебя зовут, мальчик? – поинтересовался Аарон у напарника. – Ор, – застенчиво ответил лопоухий. – Так вот, Ор. Посмотри туда и запомни это на всю жизнь. Ты присутствуешь при историческом событии. Мы с братом сейчас победим. А когда будут прославлять нас, прославят и тебя. Может быть… Ор захлопал глазами. Уши у него зарделись. Битву можно было считать законченной. Один за другим, хромая, сконфуженные джигиты покидали поле боя. Последним ковылял предводитель. Солнце скрылось. – Ур-ра! – ликовала толпа. – Ура победителям! Аарон спустился с холма и вышел к народу. – Братья, – обратился он к соплеменникам. – Сила встретилась с силой, рать с ратью. Благодаря неустанным молитвам меня и моего брата мы счастливо избежали позорного для евреев плена. Господь услышал наши с Моше молитвы. И не оставил в трудную минуту! Долго в эту ночь не ложились спать евреи. Они снова и снова пересказывали друг другу подробности битвы. Каждый из сотни каратистов стал желанным гостем у любого костра. Иехошуа бин-Нун был вообще нарасхват. Аарон гордо расхаживал между кострами, поражая всех красноречием и скромностью. – Без него не видать бы нам победы, – переговаривались меж собой люди. – Когда он взялся за руки пророка, победа перешла на нашу сторону. Конечно, Аарону немножко помог этот рыжий парень… Уши Ора светились в отблесках пламени. – Да я что… – оправдывался он. – Да я ничего такого… Вот Аарон – это да! – Дурак, – презрительно подумала Катя. – Заладил, как попугай: Аарон, Аарон… Да если б не Моисей… Кстати, куда он запропастился? Пророка нигде не было. Даже у Мириам. Старушка сама очень волновалась. – Сходи, доченька, на холм, – попросила она Катю. – Может, Моше стало плохо и он не смог спуститься… Моисей тяжело дышал, ворочался и что-то неразборчиво бормотал во сне. Руки у него распухли и лежали неподвижно, как две колоды. Геракл сняла с себя куртку, свернула ее и заботливо положила на камень под голову старику. Моисей почмокал губами, как ребенок. Катя присела рядом с Найденным-в-Тростниках и посмотрела вверх. В огромное, бесконечное звездное небо. Где-то там был Бог. Суровый, непонятный еврейский Бог. Который их трех миллионов евреев почему-то выбрал одного – старого, больного, беспомощного… Девочка подняла руки к небу: – Господи, – попросила она. – Помоги ему. Пусть он дойдет до земли Ханаанской. Сделай такое чудо, а? Звезды мигнули и погасли.* * *
Совсем близко впереди маячил выход. Вдруг, откуда ни возьмись, появился огромный черный кот и неторопливо, вразвалочку двинулся наперерез. Катя хотела сплюнуть через левое плечо, но вдруг застыла на месте. – Это уже было, – недоуменно подумала она. – Но давным-давно, еще до Исхода. Моисей… Битва… Куда все это делось? Кот нагло мяукнул и исчез в стене. В глубокой задумчивости Катя дошла до конца коридора и оказалась на улице.Письма Шампольона брату. Послание шестое
Абу-Симбел, 26 июня 1829 года Любезный брат мой! Я продолжаю свое путешествие по Египту и все меньше чувствую себя чужаком. И благородные беи, и простые феллахи называют меня: «Брат мой!». Поверь, для приверженцев Аллаха и пророка его Магомета это вовсе не пустая фраза. Я снова и снова убеждаюсь, что Господь един для всех людей, только носит разные имена.(…) Мемфис меня разочаровал. От его прославленных храмов и дворцов остались только жалкие развалины. Огромная статуя Рамсеса II, в царствование которого родился библейский пророк Моисей, наполовину засыпана. Зато в Дендере я, наконец, увидел вполне сохранившийся храм. Одна настенная роспись сильно поразила меня. Вся композиция развертывается слева направо. Впереди движется седобородый старик с посохом, за ним – черный кот, вырисованный бочонком, в несвойственной египтянам манере, а следом – девочка, за которой можно увидеть множество людей – мужчин, женщин, детей – и скот с поклажей. По внешним признакам и одежде эти люди явно относятся к семитскому типу. Исключение составляет лишь девочка. Не стану передавать тебе всех деталей ее наружности (весьма необычной для древних египтян), скажу только, что башмаки на ней точь-в-точь такие, как у русского юноши Бонья, о котором я писал тебе в прошлой эпистоле. (…) И причем тут кот? Как известно, еврейские племена занимались скотоводством и не почитали котов ни как домашних животных, ни как божества. Но, возможно, этот кот невероятным образом связан со странной девочкой. Иначе я никак не могу объяснить появление чужеродных фигур в росписи, так точно воссоздающей быт еврейского племени. Мне удалось расшифровать иероглифы, окружающие фреску. Правда, пока не все. Но я абсолютно точно идентифицировал два имени: Моисей и Геракл. (…) Здоровье мое по-прежнему оставляет желать лучшего. Египетский Ра жесток ко мне. Уже не раз со мною случались солнечные удары. Спасибо верному Пьеру. Как всегда, он оказывается рядом, окатывает меня холодной водой и приводит в чувство. Это позволяет мне продолжать работу.Часть пятая
Глава 1. Сумасшедший из Александрии
– Перебели папирус начисто, – строго наказал Спиноза младшему писцу, – а потом можешь быть свободен. Он запер книгохранилище, погасил все светильники, кроме одного, и вышел на улицу. Александрийская набережная звучала сотнями языков, пестрела яркими одеждами: поражала разнообразием лиц. Спиноза уже привык к большому портовому городу и наметанным глазом различал в толпе персов с завитыми бородами, темно-коричневых эфиопов в длинных белых галабеях и тюрбанах, надменных римлян в тогах из тончайшего полотна, суровых греческих моряков в простых хитонах, застенчивых арабок, стреляющих поверх чадры подведенными глазами, молчаливых египтян в калазирисах. Впрочем, последних здесь было немного. Александрия принадлежала не Египту, а всему миру. Здесь не помнили древних египетских богов, не приносили жертв, не отмечали ритуальных праздников, не устраивали мистерий. Здесь вообще никого и ничего не почитали. Здесь царствовали иные законы. Приплывали и уплывали разнокалиберные суда, приезжали и уезжали купцы из заморских стран. Здесь менялись, торговали, устраивали пиры, глазели на выступления бродячих артистов, довольствовались дешевой продажной любовью и вовсе не помышляли ни о чем, кроме радостей земли и моря. Впрочем, Спинозу это мало волновало. Он был вполне счастлив. Целыми днями пропадал Витя в александрийском Мусейоне, где получил почетную должность старшего помощника начальника библиотеки. У него был доступ к редчайшим рукописям древности – клинописным табличкам из Междуречья, глиняным черепкам-остраконам с греческими письменами, папирусным свиткам с историческими сказаниями, пергаментным кодексам и ко многим другим замечательным штуковинам, о которых любой академик мог только мечтать. Спиноза довольно преуспел в иероглифике. По ночам, когда библиотека закрывалась и никто не мог помешать, Витя с упоением конспектировал древние магические заговоры и заклятья или штудировал памятники египетской письменности. Он почти до конца разобрал «Тексты пирамид», «Тексты саркофагов» и «Книгу коровы». Некоторую трудность для толкования представляли «Книга часов бдений» и «Книга дыхания». Но Спиноза надеялся, что со временем освоит и эти источники. Иногда, когда очень уставал от работы, он любил побродить по городу. Несмотря на то, что большую часть времени Спиноза проводил в безлюдных залах Мусейона, его знали уличные торговцы и нищие, рыбаки и матросы с судов, которые заходили в александрийский порт. – Вот наш сумасшедший, – с гордостью говорили они, указывая на очкарика. – Ученый человек. Для него нет никаких тайн. Он понимает любую речь. Он умеет читать и писать. Спиноза не обижался на «сумасшедшего». Для него это была высшая похвала. Он помнил, что многих великих считали чудаками, потому что люди не понимали высокой миссии, возложенной на исследователя. И если к нему приходили взрослые со своими проблемами, мальчик не сердился, что его отрывают от работы. Он откладывал в сторону рукописи и занимался мелкими, с точки зрения мировой науки, конфликтами: разбирал тяжбу соседей, гасил спор между торговцем и покупателем, мирил супругов… – Времени это занимает немного, – думал он, выслушивая очередную жалобу ограбленного нищего, – но истинный ученый не должен проходить мимо явлений реальной жизни. И потом, узнаешь столько нового о нравах и обычаях разных народов… Вот о чем размышлял Витя, в предзакатный час шагая по улицам Александрии. Путь его лежал к порту, где в маленьком кабачке замечательно жарили кефаль. Спиноза знал, что рыба содержит фосфор, а этот микроэлемент стимулирует деятельность мозга и просто необходим при умственных упражнениях. Стемнело, как всегда на юге, неожиданно. И сразу же вспыхнул огонь знаменитого маяка, который уже называли чудом света. По спокойной воде побежала сверкающая дорожка. Моряки рассказывали, что яркий огонь на вершине башни виден за многие тысячи стадий, и десятки, сотни кораблей благодаря ему не садятся на мель и не разбиваются о прибрежные скалы. – Вот так и ученый, – философски подумал Спиноза. – Его мысль, вспыхнувшая во мраке дикости и невежества, озаряет путь многим поколениям. И он потрепал по холке спящего рядом ослика, одного из тех, которые целый день трудились, поднимая на верхний ярус вязанки хвороста для костра. Все еще размышляя о первопроходцах науки, Спиноза свернул в темный переулок, где витали в воздухе манящие запахи жареной рыбы. И сразу насторожился. Он ничего не мог разглядеть во мраке, но явственно слышал глухие удары и короткие возгласы, кажется, на греческом. – Драка, – сообразил исследователь и в растерянности остановился. Что делать? Звать на помощь? Бежать? Броситься на выручку?.. Полой хитона он осторожно протер стекла очков. Интересно, сколько их там? Эх, была бы здесь Геракл… В этот момент дверь кабачка распахнулась, и на пороге выросла хозяйка с фонарем в руке. Огонь осветил катающийся по земле клубок сплетенных тел. – Прекратите! – взвизгнула женщина. – Только трупа мне здесь не хватает! Но ее никто не слышал. Она беспомощно огляделась и заметила одинокую фигурку с поблескивающими на носу стеклами. – Эй, Спиноза! – крикнула хозяйка. – Что стоишь? Немедленно их разними! Ты же мужчина, черт побери! Витя набрал в грудь побольше воздуха и бросился в драку. – Что за безобразие! – возмущался он, отбиваясь от ударов и прижимая к груди очки. – Это не метод решения конфликтов! Я полицию вызову! Ой! – Спинозу бьют! – хозяйка сунула в рот четыре пальца и пронзительно свистнула. – На помощь! В переулке раздался топот бегущих ног. Клубок рассыпался на отдельные тела. Витя нацепил очки. – Гля, псих! – радостно сказал кто-то из лежащих. – Вот пускай он и разберется! – Можете идти, – хозяйка небрежно махнула фонарем в сторону встревоженных соседей. – Без вас обойдемся. Спиноза поправил дужку на переносице. – Итак, я вас слушаю, – по-гречески сказал он. – Что, собственно, произошло? Темноглазый атлет с волосатой грудью вразвалочку подошел к Вите. – А пусть не вмешивается не в свое дело, – сплюнул он сквозь зубы. – Сходим на берег, смотрим – баба идет в покрывале. Ну, сам понимаешь… Мы, конечно, к ней, мол, разрешите познакомиться… И я ее так нежно за руку дернул. Баба ка-ак закричит! И откуда ни возьмись – этот, – здоровяк ткнул пальцем в худенького юношу, который, постанывая, пытался подняться с земли. – И хлобысь мне промеж глаз! Ну, мои ребята немного его и проучили… Спиноза укоризненно покачал головой. – Ну, господа… Вы не правы, – он протянул юноше руку и помог ему встать. – Всемером на одного… Тем более, он защищал честь дамы… – Да, – подхватила хозяйка, бросая взгляд на атлета. – Не стоит знакомиться на улицах. Теперь такие женщины, у них такие нравы… – она поправила платье на груди. – Что же мы стоим в темноте? Заходите, найдется, что выпить и чем закусить… Здоровяк хмуро посмотрел на нее. – В другой раз, – отрезал он. – Когда здесь не будет всяких миротворцев. Пошли, ребята. Удаляясь, моряк пробормотал под нос: – Честь дамы, честь дамы… – и добавил несколько греческих ругательств. – Хм, – хозяйка не скрывала досады. – Из-за тебя, Спиноза, упустила таких выгодных клиентов. Витя растерялся: – Но ты же сама позвала на помощь, Пафнутия. – Когда? – искренне удивилась женщина. – Не помню… – Ладно, ладно, – миролюбиво сказал юноша. – Я возмещу тебе ущерб. – Ты? – Пафнутия окинула его презрительным взглядом. Кроме набедренной повязки, дешевых браслетов на руках и огромного фингала под глазом, у парня ничего не было. – Да у тебя ломаной драхмы за душой не найдется. Незнакомец усмехнулся и протянул ей тяжелый золотой браслет. – Ты что? – вмешался Спиноза. – У нее претензии ко мне, я сам заплачу. – И он с готовностью полез за кошельком. Хозяйка проворно схватила браслет. – Прошу к столу, – заворковала она. – Я тут кефали нажарила… А какое у меня сегодня вино! Парень со Спинозой переглянулись и вошли в дверь. Так Витя обрел в Египте друга. Его звали Гор, сын Осириса. В Александрию он попал случайно. В погоне за Сетом, которому хотел отомстить за гибель своего отца, заскочил немного вперед и оказался в чужом времени. – Но ты же бог, – втолковывал Витя другу. – Властитель Египта. Тебе ж расправиться с этими матросами – раз плюнуть. – Нет, – улыбнулся Гор. – У богов есть сила, когда в нас верят и приносят нам жертвы. А здесь я ничем не отличаюсь от обычных людей. Мне позарез нужно отсюда выбраться. Ведь пока я не отомстил Сету, мой отец мертв. – Право, не знаю, чем тебе помочь, – развел руками Спиноза. – Понимаешь, я и сам в таком же положении. Перепробовал уйму магических заклинаний и заговоров – ничего не получается… – Эх, была бы здесь мама, – тяжело вздохнул Гор. – Она бы нашла выход… – Нелогично, – возразил Спиноза. – Ей ведь тоже не приносят жертвы. – Она в них не нуждается. Она вечная, существует у всех времен и народов. Греки называют ее Деметрой, римляне – Церерой, а сирийцы и вавилоняне – Астартой, или Иштар… Ей подчиняется не только земля, но и водная стихия, и ветры… Она – символ женственности и супружеской верности. Над этими ценностями не властно ни время, ни пространство… – А где она сейчас? – спросил Спиноза. – Оплакивает папу, – печально ответил Гор. Витя скорбно помолчал. Посчитав в уме до шестидесяти, он прервал минуту молчания вопросом: – Насколько мне известно, в Древнем Египте было много всесильных богов. Может, тебе стоит обратиться к кому-то из них? – Это ничего не даст, – покачал головой сын Осириса. – Во-первых, здесь нет храмов, через которые можно к ним воззвать, во-вторых… – он замялся, – я никому из них не представлен лично… Видишь ли, нам с мамой приходилось скрываться, и я вовремя не сумел завязать светские знакомства. – А друзья? Друзья у тебя есть? – Есть один друг, – подумав, кивнул Гор. – Это ты.Глава 2. Третий глаз
Теперь Спиноза с Гором буквально поселились в книгохранилище. Они разбирали древнеегипетские папирусы в надежде найти ключ к возвращению домой. Параллельно Витя обогащал свои знания. А Гор радостно клекотал, встречая упоминания о близких родственниках. В одном из текстов бог с удивлением прочитал о себе следующее: «Он владеет Волшебным Оком, которым вернул жизнь отцу своему. Но прежде коварный Сет, злой повелитель пустыни, Ослиноголовый, являющийся в образе свиньи, мерзость для богов и людей, вырвал у Сокола чудесное око… Однако же Гор победил и его». – Красиво… – заслушался Спиноза. – Да, – согласился Гор. – Но у меня всего два глаза. Один – Солнце, другой – Луна. А Волшебного Ока нет. – Может быть, это художественное преувеличение, гипербола, так сказать, – предположил Витя. – Нет, в этих папирусах все строго документально, – не согласился бог. – И потом, сам посуди, я же должен чем-то вернуть жизнь отцу своему папе, который уже столько лет как скончался. Значит, это должно быть что-то вещественное. Они раскрутили свиток до конца, но никакой расшифровки не нашли.– А может, речь идет просто о моем глазе – правом или левом? – неожиданно задумался Гор и подмигнул Спинозе поочередно Луной и Солнцем. – Возможно, – с сомнением отозвался Витя. – Тогда, впрочем, – оживился он, – где-нибудь должны сохраниться сведения о том, что ты стал… э-э-э… – Одноглазым? – подсказал бог. И они снова углубились в чтение. *** Катя плелась по шумной улице и с горечью думала, что опять попала куда-то не туда. На Египет было совсем непохоже. Дома другие, статуи, одежда… К тому же она ни слова не разбирала. И сколько ни объясняла прохожим, что ищет умного мальчика в очках, все только разводили руками и отвечали что-то непонятное. В отчаянии девочка перешла с древнегипетского на русский. Но с тем же плачевным результатом. Уже второй день Геракл бродила по незнакомому городу. Ужасно хотелось есть, и как назло, на каждом углу торговали такими вкусностями, что у нее слюнки текли. Не выдержав мук голода, Катя подошла к толстому добродушному дядьке, который продавал горячие лепешки, и жалобно попросила: – Извиняюсь, дайте мне, пожалуйста, кусочек хлебца… Дядька вытаращил глаза, и улыбка исчезла с его добродушного лица. Он что-то сказал на незнакомом гортанном языке. – Ням-ням, – доходчиво объяснила Катя. – Ам-ам! Тут торговец как с цепи сорвался. Он едва не набросился на Геракла с кулаками. И орал так громко, что со всех сторон сбежались зеваки. – Да подавитесь вы своими вонючими булками! – психанула девочка и пошла прочь, ощущая сосущую пустоту под ложечкой. – Жлобы, – ругалась она про себя. – Жадюги! Отказать голодному ребенку! Тетя Мириам никогда такого бы не сделала. И она вспомнила аккуратную черноглазую старушку с ее многочисленными узелками и мешочками, с ее вкусным цимесом и рыбой фиш, кисло-сладким жарким, фаршированной шейкой… У Геракла, казалось, живот прилип к спине. А манна небесная! А запеканка из нее! А маца! Даже опресноки представлялись ей сейчас слаще меда. Где теперь тетушка Мириам? Да и была ли она вообще?
* * *
– Может, это заклинание подойдет?– спросил Спиноза у Гора, который тем временем изучал свои многочисленные портреты. – Нет, – вздохнул бог. – И здесь оба глаза на месте. Витя широко расставил ноги, раскинул руки, повернул голову к стене и с подвыванием, как поэт, стал читать иероглифы: – Пер-о хап-ши! Мумут-рамай! Хнум баба-де! Псой-эр Джедеф! И замер, ожидая эффекта. Со стен посыпались штукатурка. Зашуршал, скатываясь сам собой, свиток. – И это не то, – пробормотал Гор, пристально вглядываясь в скопированную Витей фреску. – Что ты смотришь? – с раздражением сказал Спиноза. – Ты ж везде в профиль и повернут в левую сторону. Только один глаз изображен. Попробуем другое, – он уселся на стул, выпрямил спину и положил руки на колени. – Да? – удивился Гор. – Действительно… А где же другой глаз? – Та-Кеме Шмун! Бубаст! Себек! Пер-Ке! Фарух! Тойот! Сусан! – продекламировал Витя и с тоской огляделся вокруг. Ничего не изменилось. – А здесь второй глаз есть! – с торжеством воскликнул Гор. – Потому что смотрю в другую сторону. – Сенмут! Чехен! Темеху-Сут! Пе-тен Негау! Таит Монту! – отчаянно выкрикивал Спиноза. На столе вырос цветок лотоса. Гор сорвал цветок, понюхал его и внимательно посмотрел на Витю: – А это у тебя что? – он осторожно потрогал оправу. – Очки, – пожал плечами Спиноза. – А для чего они? – Чтобы лучше видеть, – торопливо объяснил Витя. – Непра! Мех-Мех! Хорур! Лотос завял. Двумя пальцами Гор снял с Вити очки и приложил их к своему лицу. – Все расплывается, – пожаловался он. – Наверное, это и есть Волшебное Око. Слушай, отдай его мне… Ну очень тебя прошу. Спиноза замялся. – Ты только не подумай, что я жадничаю, но, к сожалению, не могу. Я без них ничего не вижу. И потом, посуди сам, как твой папа их проглотит? Гор повертел очки в руках и раскрыл рот, намереваясь попробовать дужку. – А если бы мы с тобой не встретились? – поспешно спросил Спиноза. Гор закрыл рот. – Мне кажется, – продолжал Витя, мягким движением отнимая у бога очки, – что волшебный глаз должен быть где-то у тебя. – Ну нету у меня его! Нету! – зазвенел Гор всеми своими браслетами. Спиноза надел очки. И взгляд у него прояснился. – Послушай, – задумчиво сказал он. – Я читал в некоторых источниках, что древние жрецы придавали камням магическое значение. Представим, что слово «око» употреблено в переносном смысле, и речь идет о драгоценном или полудрагоценном камне… – Да у меня ничего такого нет, – Гор растерянно посмотрел на браслеты. – А это что? – Витя показал на небольшой красный камешек, который висел на кожаном шнурке на груди бога. – Амулет, – небрежно отмахнулся тот. – Мама дала. От сглаза. Еще когда я маленький был. – Похоже на сердолик, – Спиноза поднес камень поближе и внимательно его осмотрел. – Красивые прожилки… – Да ничего особенного, – Гор бросил на сердолик небрежный взгляд. – Погоди-ка, – вдруг сказал он изменившимся тоном. – Тут… Не может быть! Я вижу Ослиноголового! Он сидит в камышах! – Бог сжал кулаки. – Эх, только бы до него добраться! – Ну вот, – удовлетворенно заметил старший помощник начальника библиотеки. – Это же элементарно, Сокол. А ты говоришь…* * *
Катя шла наугад, не зная куда. Остались позади шумные улицы, торговые ряды, богатые дома… Остался позади порт с пронзительным запахом свежей рыбы… Теперь она двигалась по узким переулкам вдоль маленьких глинобитных домиков. Ей казалось, что из каждого окна, из каждой раскрытой двери тянутся манящие ароматы еды, и от этого становилось еще горше. Даже в пустыне она не чувствовала себя такой одинокой: там был Моисей, там были люди, там ее любили, а здесь… На одной улочке шириной метра в полтора одновременно распахнулись окна стоящих напротив домов, из каждого высунулось по тетке, и они стали ругаться, размахивая руками и тряся головами. Геракл вяло посмотрела на них и подумала: – Наверное, они хорошо пообедали… И вдруг до нее дошло, что она понимает каждое слово! – Двойра! Ты знаешь, как теперь дорого все на базаре? Меир заплатил аж две драхмы за мешок несчастных фиников! – вопила одна. – Она мне будет рассказывать, что почем! Можно подумать, Сарра, я не хожу на базар! – размахивала руками другая. – Я тоже сегодня была там и разорилась! – Тетечки! – бросилась к ним Катя. – Помогите! Я с позавчера не ела! Я сейчас умру от голода!.. Окна одновременно захлопнулись. Геракл затормозила и заплакала. – Или евреи не помогают друг другу? – всхлипывала она. Одновременно раскрылись двери. Только не две, а четыре. Потом шесть, восемь… И скоро вокруг Кати стояла толпа. – Тут голодный ребенок! – надрывалась Двойра. – Она не кушала два дня! – ломала руки Сарра. – Боже, до чего мы дожили! Меир, иди посмотри! Тут бедная девочка! Кто-то ласково обнимал Катю за плечи. Кто-то совал ей в руки куски хлеба, мяса, рыбы. – Ребе! – заливалась слезами Двойра. – Идите сюда! Вы такого еще не видели! Посмотрите, что сделали с несчастным ребенком! Она пухнет с голоду! Сквозь толпу протискался седобородый старик в расшитом буквами переднике. – Ты, наверное, сирота, – неторопливо, кивая на каждом слове, сказал он. – Бедняжка. – Нет, – проговорила Геракл с набитым ртом. – У меня есть мама и бабушка. Только они далеко. Раввин неодобрительно покачал головой. – И что же они себе думают? Или можно отпускать ребенка одного? Неизвестно куда? – Ой! – обрадовалась Катя. – Вы говорите, совсем как дедушка Моисей! – Правильно говорит твой дедушка, – одобрил ребе. – Это чей папа – мамин или папин? – Да нет, это не мой дедушка, – объяснила девочка, отправляя в рот финики. – Это пророк Моисей. И сестра его, тетушка Мириам, тоже не разрешала далеко уходить, когда мы по пустыне скитались. Брови ребе медленно поползли вверх. – Вот что значит – не кушать два дня! – он приложил ладонь к Катиному лбу. – У ней бред! Так и есть – горячка! Сарра заплакала. – Меир! Она повредилась в уме! А ты не хотел сегодня кушать супчик! Ты видишь, что с этого бывает?! Мощное тело Двойры колыхалось от рыданий, когда она прижимала к себе Геракла. – Я-таки возьму ее домой, – причитала она. – Где десять, там и одиннадцать. Хорошо покушает неделю – и горячки как ни бывало… Ребе простер руки над Двойрой и Катей. – Яффе, – умиротворенно благословил он обеих. – Это хорошо!* * *
Лотос на столе то расцветал пышным цветом, то опускал сморщенные лепестки. Тучи над Александрией то сгущались, то снова разбегались. Нищий на площади изумленно смотрел на свою ногу. Там то появлялись струпья, то исчезали. – Я потеряю работу! – в панике думал он.– А что еще я умею? Спиноза по макушку зарылся в рукописи, бормоча древние заклинания. – Иту! Аменти! Кедем! Ой, Родопис! Как любопытно! – А, это о той девушке, которая потеряла золотую сандалию, убегая от царевича? – рассеянно отозвался Гор, не прекращая через волшебный сердолик следить за Сетом. – Знакомый сюжет… – у Спинозы разыгрался исследовательский зуд. Лотос со стола исчез. Спиноза оторвался от рукописей и принялся расхаживать по комнате. – Где-то я уже это слышал… Сандалия, царевич… Мачеха… – Злая мачеха, – подсказал Гор. – Да это же великое открытие! – возбужденно воскликнул Витя. – Открыл сундук, достает оттуда папину хлопушку… – комментировал Гор свои наблюдения. – Какое уж там открытие. Детская сказка. Мне еще мама рассказывала… Свинья! – Там не было никакой свиньи! – горячо заспорил Витя. – Мыши, или, по другой версии, крысы, превращались в прекрасных коней. Это же Золушка! Я читал ее во французском оригинале в сборнике Шарля Перро. – Пер-о? – без всякого интереса переспросил Гор. – Тоже фараон? Что-то не припомню… Из какой династии? – Это не фараон. Шарль Перро – французский писатель семнадцатого века. Но я не предполагал, что он занимался плагиатом. Воспользоваться чужим сюжетом… – А чужими хлопушками можно пользоваться?! – возмутился бог, с ненавистью глядя в сердолик. – Твой Пер-о ничего не крал. Это бродячий сюжет! Он есть у всех народов. И вообще, египетскую сказку о Родопис найдут и расшифруют только в двадцатом веке. После нашей эры. – Да? – огорчился Спиноза. – Но ведь я сделал открытие сейчас… Он вздохнул иснова принялся заклинать. Тучи сгустились над портом. Из колена у нищего на городской площади вырос лотос. На столе появились струпья. Гор, сам того не желая, обратился соколом и выронил сердолик из лапки. – Смотри-ка, – сказал ему Спиноза, – какое совпадение! В указе Рамсеса II читаем: «Пожаловать усадьбу, шкатулку с перстнем и звание Лучшей Подружки Дочери Великого Дома Ге-Ра-Клу». Я всегда думал, что из Древнего Египта до нас дошло всего несколько слов. Ибис, папирус, химия, натрий… А также имена Сусанна, Пахом, Пафнутий, Псой… Я и не предполагал, что имя Геракл тоже древнеегипетского происхождения. Знаешь, – закраснелся он, – у меня есть знакомая девочка с такой же кличкой. Ты не обижайся, но она мой самый лучший друг… Сокол проклекотал что-то нечленораздельное. Спиноза поднял глаза к потолку. Над ним парила птица. – Сейчас, сейчас, – засуетился Витя, роясь в свитках. – Вот найду последнее заклинание и расколдую тебя обратно… А, вот, кажется, оно: Маату! Хеперхети! Хуку! Ба-Ра-Бан! Над Александрией раздались мощные раскаты грома. Сокол грохнулся об пол. Дверь распахнулась, и в книгохранилище влетела счастливая Геракл.Глава 3. Новый аттракцион
– Катя, – выдохнул Спиноза, побледнев и опускаясь на пол рядом с соколом. – Не может быть! – Витя, что с тобой? – испугалась девочка, подхватывая его. – Тебе плохо? – Мне хорошо, – прошептал Спиноза с блаженной улыбкой. – Но послушай, как ты сюда попала? Неужели я вызвал тебя заклинаниями? – При чем здесь заклинания? – Геракл заботливо усадила его на стул. – Стоило мне тебя описать, и тетя Двойра сразу сказала: «Да это же Спиноза! Он самый умный в Александрии после нашего ребе». – Ничего не понимаю, – пробормотал Спиноза. – Какой ребе? Какая тетя Двойра? Объясни, как ты здесь оказалась? – Я залезла в твою пирамиду. И попала к Рамсесу Второму. Точней, к его дочери, Лучшей Подружкой… – Катя поежилась, вспомнив о Менетебе. – Так это не совпадение? – не поверил Витя. – Так это была ты? Только что я читал… – Конечно, я, а то кто же? Потом… Ты помнишь кошку Баську? Ну, мы еще ее похоронили… Так вот, она, оказывается, богиня и отправила меня к тебе. То есть, сначала не к тебе… Сокол на полу слабо зашевелился. – Ой, какая птичка! – умилилась Катя. – А она твоя? Ручная? Можно, я ее поглажу? Спиноза окончательно пришел в себя. Перед ним действительно была Геракл. – Это не птичка. Это бог, – предостерег он, склоняясь над Соколом. – Ой-ой-ой, что же я наделал! Катя с опаской покосилась на мальчика. – Вить, у тебя не горячка? – встревожилась она. – Ой, какой камешек! – Не трогай! – строго одернул ее Спиноза. – Это Волшебное Око. Его должен проглотить папа. Верни его богу. Камешек выкатился из Катиных рук и упал на Гора. – Фр-р-р! – встрепенулся Сокол и встал, разминая затекшие члены. Геракл протерла глаза. Перед ней стоял прекрасный бог в одной набедренной повязке и с браслетами на запястьях. – Шалом, Господи! – Катя воздела руки и рухнула на колени. – Так вот ты какой, Великий Яхве! – Это не я, – смутился Гор. – Это не Яхве, – объяснил Витя. – Хотя тоже великий. Бог света. У него один глаз Солнце, а другой – Луна. – Волшебное Око! – всполошился Сокол и стал ползать по полу. Наконец, он поднялся, держа на ладони сердолик. – От сердца отлегло… – Катя, разреши представить тебе моего египетского друга Гора, – торжественно сказал Спиноза. – Гор, познакомься с моим лучшим другом… э-э-э… после вашей эры. Геракл. То есть – Катя. – Очень приятно, – улыбнулся Гор. – Но как можно было спутать меня с Яхве? Это бог другого народа. – Вот я и говорю, – вернулась к своему рассказу девочка. – Баська, то есть Бастет, мне сказала: «Иди и не оглядывайся». Я шла и не оглядывалась. И молчала. Витя сдержанно улыбнулся. – А тут кот. Я только и сказала: «Тьфу, тьфу, тьфу». – И оказалась в другом времени, не так ли? – догадался Гор. – А ты откуда знаешь? Точно! Я попала к пророку Моисею, и мы вместе с евреями пошли в Землю Обетованную. Только потом я почему-то опять оказалась с котом… И вышла прямо в Александрию. – Что тут удивительного? – пожал плечами Сокол. – Своим троекратным плевком ты нарушила эллиптический закон сферического отражения. Потом он восстановился, и ты вернулась в то же место, где плевалась. Катя с уважением посмотрела на Гора. – И как ты все это запоминаешь! А может, ты знаешь, что стало с Моисеем? Он дошел до Ханаана? – Пророк Моисей, – ревниво вмешался Спиноза, – сорок лет водил народ свой по пустыне, чтобы люди забыли, что такое рабство. Поэтому до Земли Обетованной добрались только дети тех, кто ушел из Египта. А также, – уточнил он, поправляя на носу очки, – Иисус Навин и Калев. – Калев – вот такой парень! – обрадовалась Геракл, показывая большой палец. – А Навин… Что-то я такого не припомню. – По еврейской традиции это имя произносится иначе: Иехошуа бин-Нун, – охотно продемонстрировал свою осведомленность старший помощник начальника библиотеки. – Пророк Моисей, дожив до возраста ста двадцати лет, передал Иехошуа свои полномочия, взошел на вершину горы Нево и оттуда обозрел Землю Обетованную. А потом… скончался. На глазах у девочки появились слезы. – Не надо плакать, – Гор мягко положил руку ей на плечо. – Моисей настолько чист перед своим богом, что он вечно живет теперь на счастливых полях Иару… А Сет умрет! – неожиданно добавил Сокол, потрясая сердоликом. – Мне тоже пришлось преодолеть немало трудностей, – подал голос Спиноза, испепеляя взглядом руку Гора на Катином плече. – Из пирамиды я выпал прямо в море! – Ой! – ужаснулась Геракл. – И не утонул? – Как видишь, – иронически отозвался Витя. Гор убрал руку с Катиного плеча и привычно припал к сердолику. – Но ты же плавать не умеешь, – удивилась Геракл. – Ну… я долго держался на плаву… Минуты полторы, – ученый всегда придерживается истины, какой бы горькой она ни была. – И тут случилось чудо. Когда я понял, что конец близок, передо мной предстала… – Гнусная тварь! – заорал Гор, не отрываясь от Волшебного Ока. – Он выкрасился зеленой краской, чтобы его приняли за папу! – …Прекрасная женщина! – патетически воскликнул Спиноза. – Она ступала по волнам, как по земле, и улыбалась мне лучезарной улыбкой. Между рогами на ее голове сиял солнечный диск. – Между рогами? – изумилась Катя. – Солнечный диск? – оторвался Гор от своего камня. Спиноза, довольный тем, что ему удалось овладеть вниманием всей аудитории, с упоением продолжал: – Она бросила мне… – Спасательный круг?! – догадалась Геракл. Спиноза сделал эффектную паузу и закончил: – …Тончайшее покрывало. Оно окутало меня, и я оказался на берегу. – Мама! – Гор захлопал крыльями. – Узнаю тебя, о богиня мореплавателей! Ты всегда милосердна к терпящим бедствие! – Так это была твоя мама?! – восхитилась Катя. – Теперь я знаю, как нам выбраться отсюда, – заявил Спиноза. – Предлагаю бросить меня в воду. Там я встречу твою мать. И изложу ей суть проблемы. – Это опасно, Витя, – возразила девочка. – А вдруг эксперимент не удастся? Тогда ты окончательно утонешь. Нет, к матери поплыву я. Как ее имя-отчество, Гор? – Ее зовут Исида… – Исида! Это из фильма! – обрадовалась Катя. – Ой, сколько я серий пропустила… Так что там дальше? – А дальше – ничего, – отрезал Сокол. – Ни ты не утонешь, ни он не поплывет. Я полечу. – Предлагаю сейчас не дискутировать, – сухо сказал Спиноза. – Мы должны все вместе выйти на набережную и первым делом осмотреться – вдруг богиня неподалеку? В конце концов, я могу вызвать Исиду заклинаниями… – Только не это! – взмолился Гор. Спиноза тщательно скатал свои конспекты и уложил их в дорожную суму. Потом он навел порядок на рабочем столе. Подошел к стеллажам и благоговейно погладил корешки кодексов и рулоны папирусов. – Прощайте, друзья, – мальчик протер стекла очков. – Мы больше не увидимся… Он задул светильники и запер книгохранилище. Катя и Гор ждали его на улице. Они зашагали к порту, туда, где, по Витиным расчетам, должна быть богиня. – Ты чего так погрустнел, Спиноза? Скоро дома будем, – подбадривала мальчика Геракл. – Знаешь, Катя, когда мы вернемся домой, мне ведь никто не поверит, что я работал в Александрийской библиотеке… – Это еще почему? Во-первых, я подтвердю, во-вторых, – она махнула рукой назад, – в отделе кадров у них запись останется. Архивы знаешь как долго хранятся? – Архивы сгорят. Библиотека сгорит. Мусейон сгорит. Маяк разрушится… – мрачно сказал мальчик. – Неужели правда, Гор? – Кате не верилось, что все так безнадежно. – Это будет после нашей эры… – тихо подтвердил бог. – Все проходит. И все остается. Геракл подавленно молчала. – Нет прошлого и будущего, – объяснил сын Осириса. – Время, как река, и все мы одновременно живем на ее берегах. Ты, я, Спиноза, Моисей… Те, кто был до нас, и те, кто будет после. Мы все едины… В лицо пахнуло соленым морским ветром. Было слышно, как волны ударяют о берег, как кричат средиземноморские чайки и бьют склянки на кораблях. Витя шел, опустив голову. Гор снова взялся за свой сердолик. А Катя с интересом оглядывалась по сторонам. – Цирк! – вдруг крикнула она. – В каком смысле? – не понял Спиноза. – Что ты имеешь в виду? – Спиноза, Спиноза! Смотри туда! Там написано по-русски! – Не может быть! – Витя стряхнул с себя задумчивость. – Культурные контакты возникнут примерно через тысячу-другую лет! Но Катя этого не слышала. Она уже со всех ног бежала к полотняной палатке, перед которой стояла довольно внушительная очередь. Спиноза и Гор в нерешительности двинулись за ней. – Витечка! – обернулась Геракл. – Спроси по-ихнему, кто крайний. Спиноза пристроился в конец очереди и на фарси обратился к стоящему впереди персу: – Не соблаговолит ли почтеннейший заморский гость ответить недостойному, какие чудеса он ожидает увидеть в этом шатре отдохновения и праздности? А также – не оскорбит ли затылок благороднейшего господина взгляд его недостойного слуги, если он дерзнет испросить позволения ступать по следам почтеннейшего гостя в сей многошумной очереди? – Спиноза замысловато поклонился. – Заранее благодарен. Перс обернулся, тоже раскланялся и начал, затеребив бороду: – О гостеприимный александриец, обладающий красноречием, подобным журчанию ручьев в благословенных садах моей отчизны, – он сделал передышку, пожал плечами и добавил: – Я и сам не знаю. Говорят, там что-то необыкновенное. Но что – неизвестно. А очередь за мной никто не занимал. – Что он тебе сказал? – затеребила Геракл Витин рукав. – Пошли, Катя. По-моему, там ничего интересного, – раскланиваясь с персом, ответил Спиноза. Катя с неохотой отошла от шатра, но в это время за ее спиной раздался знакомый надтреснутый голос, говорящий по-русски: – Спешите видеть! Только один раз и только в Александрии! Новый аттракцион! Смертельный номер! Живой феномен природы! – Карга! – хором воскликнули ребята. – Марь Иванна! Очередь прослезилась, наблюдая за трогательной встречей зазывалы из шатра, городского сумасшедшего и неизвестной девочки. Гор скромно стоял в сторонке. – Витенька, как повзрослел! Катенька, как похорошела! – ласково щебетала классная руководительница, и по ее нарумяненным щекам текла с глаз сурьма. – Боже, какое счастье! Боже, что мы пережили! Витенька, теперь мы выберемся отсюда! – Цирк закрыт, – объявила она очереди официальным тоном. – На реконструкцию. Расходитесь! – учительница помахала указкой. Очередь недовольно зароптала и рассосалась. – Дорогие мои, дорогие! – Карга никак не могла успокоиться. – Милые мои, любимые! – Марь Иванна, – не выдержала Геракл. – А какой там у вас живой феномен природы? – О, это сюрприз! – Карга игриво поманила ребят к маленькому окошечку в стенке палатки. – Смотрите! Спиноза галантно уступил место девочке. Катя заглянула в окошко. В темноте нежно светился Петуля.Глава 4. Спасение утопающих
Они сидели в уютном шатре, залитом голубоватым светом Бонифация, и наперебой рассказывали о своих приключениях. Карга угощала их тыквенной кашей и все не могла нарадоваться, глядя на своих учеников. – Петулик такой самостоятельный, такой инициативный, – хвалила она отпетого хулигана. – Если б не он, я бы погибла… – Да бросьте, Марь Иванна, – скромничал Бонифаций. – Ведь это вы придумали живой феномен природы. – Но без тебя, дружок, мы не смогли бы открыть свое маленькое дело. Потом, вспомни, в каком я была состоянии… Петуля вздохнул: – Со всяким может случиться. Одна моя знакомая даже в рабство угодила… – А я, дети, вопреки всем своим принципам, вынуждена была просить подаяния… – призналась классная руководительница. – Когда я попала в Александрию, мне некуда и не к кому было идти. А вы знаете, что такое голод? – Знаю! – горячо откликнулась Катя. – Я тоже целых два дня не кушала. – Я опустилась на самое дно. Выпрашивала объедки на базаре, – голос Карги дрогнул. – Представьте себе мое моральное состояние. Учитель, педагог, воспитатель – и стоит с протянутой рукой… Вот тут-то я и встретила Петулика, – она погладила двоечника по голове. – Он занимался полезным и нужным делом – коммерцией. – Марь Иванна, опять? – Бонифаций укоризненно посмотрел на нее. – Торговал всякой ерундой – амулеты, ушебти, скарабеи. Так, мелочовка. Не слушая его, Карга продолжала: – Все благородство этого человека я почувствовала в трудную минуту. Петулик подобрал меня, пригрел, накормил и, наконец, вывел в люди. – Карга простерла к нему указку: – Прости меня, мальчик мой! Как я была к тебе несправедлива! Как не ценила тебя! Как… – Блин! Ну хватит уже! С утра до вечера одно и то же! – Молчу, молчу, – Карга скромно села в уголке и прикрыла лицо чадрой. Все это время Витя бегал вокруг Бонифация, задумчиво теребя дужки очков. – Интересно, какое тут напряжение? – бормотал он, совершая над Петулей пассы. – Удивительное явление… Своего рода перпетуум-мобиле, ведь источника энергии нет… Петуля популярно объяснил, что в источнике питания он не нуждается, а светится сам по себе. Как всегда, он был немногословен, и Гераклу пришлось буквально клещами вытаскивать из него подробности – и про Анубиса, и про грабителей, и про Лельку… Неожиданно Спиноза перестал замерять рукой силу тока: – Но ведь ты находился значительно южнее. А как попал в Александрию? Бонифаций поскреб затылок: – Через Ху. Там дверца открылась, и мы с Лелькой вышли на какого-то дядьку. Иностранец. По-нашему – ни бум-бум. – Это археолог, – робко подала голос из-под чадры Марь Иванна. – Мне его переводчик объяснил. – Ну, – подтвердил Петуля. – Он нас по какой-то картинке домой отправлял. Но вышла лажа. Лелька исчезла, а я – сюда… – Ты не плевался? – деловито осведомилась Геракл. – А то плевки какой-то там закон нарушают. – Не помню уж, – сплюнул Петуля. – А у меня нет такой дурной привычки, – похвасталась Карга из своего уголка. – Значит, дело не в плевках, – подытожил Спиноза. – Наверное, он заклинание не то прочел. – А Ху – это кто? – спохватилась Катя. – Это по-ихнему Ху, а по-нашему – Сфинкс. Нас с Лелькой к нему Осирис приговорил. – Папа! – воскликнул Гор, о котором все немного забыли. – Давно ты его видел? Как он? – Вот такой мужик, – показал большой палец Петуля. – Справедливый, блин! – Живой? – с замиранием сердца спросил Сокол. Петуля задумался: – Кто его знает? – он неуверенно почесался. – Там не разберешь. На вид вроде живые, а на самом деле мертвые… – Конечно, мертвый, – убежденно заявил Спиноза. – Ведь он еще не съел Волшебное Око. – Так что же мы здесь время теряем? – вскинулся Гор. – Пошли на берег маму искать! …На шатре висела табличка «Цирк закрыт». А вся компания уже стояла на берегу, напряженно вглядываясь в морскую даль. Время от времени Спиноза бормотал заклинания, а Гор оборачивался птицей и кружил над волнами, гортанно выкрикивая: – Мам-ма! Мам-ма! Геракл плавала туда-сюда. Петуля служил маяком. А Марь Иванна осуществляла общее руководство. Так прошел день. И наступила ночь. Ночь была безлунной, потому что бог света спал, крепко закрыв оба светила. Бодрствовал один Спиноза. Пристроившись поближе к Петуле, он разбирал свои записи. Геракл и Карга, крепко обнявшись, мелодично похрапывали в унисон. Поднялся ветер. Витя аккуратно сложил конспекты в суму и потрогал ногой воду. Она была холодной. Мальчик снял хитон, перекрестился и, зябко ежась, вступил в стихию. Бонифаций блаженно улыбался во сне. Ему снилась Лелька. С венком на рыжих волосах, в длинном платье она шла между высоких холмов, но вдруг из-за кустов на нее прыгнул Анубис. – Помогите! Спасите! – не своим голосом закричала принцесса. Петуля вскочил и открыл глаза. – …ги-ите! …си-ите! – доносилось откуда-то с моря. Кричал Спиноза. – Витька тонет! – взревел Бонифаций, бросаясь в волны. Еще не совсем проснувшись, Геракл молча плюхнулась за ним. – Осторожно! – запоздало предупредила Карга. – О Боже! Проснулся Гор. Он открыл глаза, и в небе сразу появилась полная луна. Стало светло, как днем. – …ги-ите! – Спиноза из последних сил барахтался на поверхности, – …си-ите! – Витька, держись! – подбадривал Петуля. – Я сейчас! Но Геракл его опередила. Рассекая воду сильными гребками, она уже подплывала к теряющему сознание мальчику. – Опять ты… – раздался прямо над Катиной головой чей-то утомленный голос. – Что же в воду-то лезешь, плавать не умея?.. – Это я не умею?! – от возмущения Катя с брасса перешла на кроль. – Учти, в следующий раз выпутывайся сам. Геракл протянула к Спинозе руку, но в этот момент его тело само собой вынырнуло из пучины и зависло в воздухе. – Блин! – Петуля выплюнул соленую воду. – Мамочки! – взвизгнула Катя. – Мамма! – заклекотал Сокол. По воде как посуху шла величавая женщина с лучезарной улыбкой на лице и Спинозой на руках. Над головой у нее меж высокими коровьими рогами сиял солнечный диск. Она дошла до берега и передала бесчувственное тело Марь Иванне.Глава 5. Зомби в пустыне
Они летели над Египтом, подгоняемые попутным ветром. Внизу задом наперед проносились города и годы. Закладывали первый камень Александрийского маяка. С триумфом въезжал в Страну Пирамид на своем Буцефале Александр Македонский. Владычествовали персы, насаждал свое господство Навуходоносор, шли непрерывные войны с ассирийцами, эфиопами, ливийцами, хеттами… Утверждал культ бога солнца Атона Аменхотеп IV. Тутмос III повелевал сбить все надписи, в которых упоминалась ненавистная мачеха Хатшепсут. А правительница Хатшепсут снаряжала экспедицию в загадочную страну Пунт, лежащую где-то за Великой Дугой… Безвестный гений придумывал солнечные и водяные часы. Прекрасный Иосиф спасал Египет от голода. Воинственные гиксосы вторгались в Та-Кеме из Азии. Писец, искусный пальцами, писал сказку «О потерпевших кораблекрушение». Каменотесы вырубали блоки для Великой Пирамиды Хнумхуфу. Жрецы наблюдали за звездным небом и составляли календарь. Имхотеп сушил лечебные травы. По одну сторону границы сидел фараон Верхнего Царства в белой короне, по другую – владыка Нижнего в красной. Иероглифы снова превращались в рисунки. Исчезали храмы, пирамиды, города. Первобытный гончар голыми руками пытался вылепить из болотной жижи примитивный сосуд. А потом пески, пески, пески… Пять с половиной тысячелетий древней цивилизации пронеслись под ними, как фильм, прокрученный в обратную сторону. Теперь они попали туда, где еще не было истории. Не было человека. Здесь владычествовали только боги. Голубокожая богиня неба Нут прозрачным воздухом обнимала мужа своего Геба, чья плоть была черной землей Египта. Их дочь Исида поймала ветер покрывалом и завязала его в узелок. И все плавно спустились вниз. – Может, все-таки вернетесь? – спросила Исида. – Гор и сам справится с Сетом. – Нет, – твердо возразила Карга, поправляя сбившуюся за века прическу. – Это не по-товарищески. – Вот именно, – подхватила Геракл. – И не уговаривайте, тетя Исида, мы его не бросим. – Само собой, блин, – пробасил Петуля. Спиноза поправил на носу очки. – В борьбе с силами зла нельзя пренебрегать ни стратегией, ни тактикой, – научно объяснил он. – Судя по всему, Сет способен на вероломство. Именно поэтому сражаться с ним надо по всем правилам военной теории. Предлагаю следующий план. Женщины прикрывают тылы… Исида с Марь Иванной спрятались за большим песчаным холмом. Правда, Карга все время рвалась в бой, но, к счастью, у нее началась аллергия на пустыню. Нос покраснел, глаза слезились, она чихала и кашляла. Богиня немедленно уложила классную руководительницу на свое покрывало и предписала ей постельный режим. – Берегите себя, – сморкаясь, напутствовала Карга ребят. – На голову что-нибудь наденьте – напечет. Держа сердолик вместо компаса, Гор сделал первый шаг. За ним, как телохранители, шли Геракл и Петуля. Замыкал шествие Спиноза, сквозь очки зорко оглядывая окрестности. Он долго не видел ничего интересного. На протяжении многих километров все было одинаковым. Узловатые стволы саксаула, кустики верблюжьей колючки, ящерицы, змеи. Время от времени мимо проносился спутанный шар перекати-поля. – Даже странно, – сказал Спиноза. – Все спокойно. – Это ненадолго, – утешил его Гор. – Сейчас ка-ак начнется! И точно. В эту же секунду поднялась сильная буря. Ноги увязали в песке, пыль забивала лицо и не давала дышать. Геракл шла наугад, вытянув руки. Она никого не видела и не слышала. – Витя, – отплевываясь, прохрипела девочка. Но ее голос потонул в адском завывании бури. Порыв ветра сбил ее с ног. Здесь, около самой земли, было потише. И Катя поползла. Каждый сантиметр давался с невероятным трудом. К тому же она не знала, в каком направлении двигаться. «Но не сидеть же на месте!» – подумала девочка. Тренер всегда учил ее, что нужно бороться до конца. Она ползла с закрытыми глазами. И вдруг уперлась головой во что-то теплое, мягкое и живое. Кто-то перехватил ее руку. – Не бойся, Катя! – прокричал Гор, перекрывая шум ветра. – Держись покрепче! Буря скоро кончится! Но мело еще целую ночь. Девочка и юный бог сидели, прижавшись спина к спине. Чтобы легче дышалось, они с головой укрылись Катиной спортивной курткой. Под завывание ветра Геракл незаметно для себя задремала. А когда проснулась, увидела вокруг спокойные пески и Гора, который раскапывал какой-то холм. – Кхе-кхе-кхе, блин, кхе! – отплевывался Петуля, извлеченный из-под заноса. – А где Спиноза? – забеспокоилась Катя. – Он позади шел, может, отстал? Спино-оза! – позвала она, сложив рупором ладони. Но никто не откликался. Ребята переворошили груды песка, но Витя как сквозь землю провалился. – Может, его уж и в живых нет, – заплакала Геракл. – Да живой он, живой, – успокоил девочку Гор, глядя в Волшебное Око. – Только связанный. Его похитил Сет, – бог показал Кате сердолик. – Вот он. В пещере. Ослиноголовый сорвал с него очки! – У, гад! – прорычал Петуля. – Вставай, Катька, че расселась? Побежали! Гор с компасом шел впереди. За ним остальные. – Ну что там? – волновалась Геракл. Но Сокол только ускорял шаг. Нещадно пекло солнце. Ужасно хотелось пить, ведь в суматохе они забыли взять с собой воду. Перебравшись через каменистую гряду, ребята увидели невдалеке цветущий оазис. Где-то среди листвы щебетали птицы, раскачивали широкими листьями пальмы, прыгали по веткам обезьяны, срывая сочные плоды, и даже слышно было, как журчит среди травы ручей. Геракл и Петуля, не сговариваясь, рванули туда. – Постойте! – крикнул им вдогонку Гор. – Нам в другую сторону! Но было уже поздно. Мираж рассеялся, и вместо цветущего сада открылось ущелье, кишмя кишевшее огромными змеями. Катя не успела затормозить. И с разбегу плюхнулась в самую гущу противных тварей. Со всех сторон ее окружали скользкие кольца. Змеи шипели, разевали пасти, высовывая наружу раздвоенные жала. Катины ноги туго оплели живые канаты. Немигающие глаза сверкали, завораживали, гипнотизировали… – Надо… что-то… делать… – медленно и вяло подумала Геракл. – Надо… бороться… до конца… Но она не могла даже рукой пошевелить. Ей стало хорошо и покойно, как будто она спала и все это видела во сне. Петулю спасло то, что он споткнулся. Он видел, как исчез оазис, и разглядел только Катину макушку, торчавшую из неглубокой расселины. – Слышь! – потирая коленку, Бонифаций дохромал до обрыва. – Ты там живая? Не ушиблась? И вдруг заметил отсутствующий Катин взгляд. Девочка смотрела на него и не видела. А вокруг нее покачивали плоскими головками разноцветные не то гадюки, не то удавы. Они качались так синхронно, будто кто-то ими дирижировал. И тут Бонифаций вспомнил, как факир на базаре дул в свою дудку, а ученая кобра вылезала из мешка и танцевала на потеху публике. – Где ж я дудку возьму? – присвистнул он. Змеи насторожились. – Йестэдэй… – стал насвистывать Петуля своих любимых «Битлов». – Фью-фью-фью-фью-фью-фью-фью-фью-фью… То ли змеи попались такие музыкальные, то ли Петуля был в ударе, но вскоре все эти не то гадюки, не то удавы забыли про Геракла. И все свое внимание отдали Бонифацию. – Фью-фью-фью… Вылезай, – коротко бросил он. – Фью-фью-фью… В Катиных глазах мелькнуло осмысленное выражение. Но она все еще оставалась неподвижной. – Фью-фью-фью-фью… «Битлы» определенно пришлись змеям по вкусу. Они плавно изгибались в такт музыке, покачивали головками, издавали тихое шипение, как бы подпевая: – Ш-ш-ш-ш-ш… – Йестэдэй! – Петуля опустился на колено, как певец перед публикой, и, красиво взмахивая рукой, вывел в полный голос: – Вылезай скорее, Во-лосюк! А не то придет тебе каю-юк! А-а-а! – Ш-ш-ш-ш, – заливались змеи. Катя встрепенулась. Глаза у нее отстекленели. Одним прыжком она выскочила из гадюшного плена и оказалась рядом с Петулей. – Йестэдэй! – закончил он и поклонился. Змеи застучали погремушками на хвостах. И удовлетворенно улеглись на дно. Гор сидел на горячем песке и смотрел в сердолик. – Ну чего вы так долго? – напустился он на ребят. – Целую бочку выпили, что ли? Петуля и Катя растерянно переглянулись. – Друг в беде, а они тут по оазисам прохлаждаются! – все больше распалялся Сокол. – Ты че, перегрелся? Какой там оазис? – Петуля обернулся в сторону змеиного ущелья и снова увидел цветущие кустарники, широкие листья пальм, веселых обезьян. Где-то среди травы журчала вода. – Блин… – Бонифаций поскреб затылок. – Это Сет, – уверенно сказал бог, выслушав сбивчивый Катин рассказ. …День был невероятно долгим. Они шли и шли, а до заката было еще далеко. – Смотрите! – вдруг воскликнула девочка. На горизонте темнела маленькая точка. Она с нечеловеческой скоростью двигалась навстречу. И вскоре на солнце блеснули очки. – Спиноза! – завопила Катя. Забыв про усталость и жажду, ребята рванули вперед. Геракл от избытка чувств расцеловала бледные Витькины щеки. Гор долго обнимал его, а Петуля хлопал по спине. – Как тебе удалось вырваться? – наперебой расспрашивали они. – Потом расскажу, – отмахнулся Витя. – Некогда. Спешить надо. Вы и так сделали крюк. – Почему это? – усомнился Сокол. – Сет уже в другом месте, – возразил мальчик. – Я выследил его. Вам нужно туда, – и он махнул рукой на восток. – Не может быть! – Гор потер сердолик. – Нас вело Волшебное Око. – Неправильно вело. А вы и поверили. Хватит болтать. Пошли! Гор пожал плечами, но все-таки двинулся следом. Спиноза вышагивал, как заводной. Ребята с трудом за ним поспевали. – He отставать! – скомандовал очкарик и обернулся. – Поправь очки, – посоветовала Геракл. – Вот-вот упадут. Смотри, посеешь… Мальчик снял очки, озадаченно повертел их в руках и небрежно отбросил. – С ума сошел? – испугалась Катя. – Не понимаю, чего ты от меня хочешь? – неожиданно разозлился Спиноза. – Мы ругаться будем или Сета искать? При чем здесь очки? – и он снова замаршировал. Ребята переглянулись. – Стой! – крикнула Геракл, срываясь с места. – Оп-па! – легким движением она повалила тщедушного противника и поставила ногу ему на грудь. – Гор, посмотри-ка в камешек… Бог уставился в сердолик. – Спиноза! – он перевел взгляд на Катину кроссовку. – Спиноза… Без очков. Без очков… – Ах ты, гад ползучий! – наконец сообразил и Петуля. – Да я из тебя!.. Да я тебя!.. Запутать нас хотел? Зомби паршивый! Лже-Спиноза съежился, осунулся, почернел и вдруг пропал. Катя бережно подняла Витины очки. – Настоящие, – успокоил ее Сокол. – Их Сет отнял. И это был не Спиноза, а его "Ка" – двойник то есть. Как, говоришь, он по-вашему называется? – спросил бог у Петули. – Зомби! – небрежно сплюнул Бонифаций. – Я их в боевиках навидался – во! – Пойдем обратно, – вздохнул бог. И они побрели назад по своим следам.Глава 6. Отражение зла
– И на фига ты мне сдался? – Осел брезгливо смотрел на Спинозу. – Вот всегда так: устроишь бурю, потом не видишь, кого берешь… – Так отпустите меня, – предложил Витя. – Уж нетушки! – Осел заржал. – От каждого дела должна быть какая-нибудь практическая польза. Мы тебя размножим. И разошлем. – Для чего? – допытывался мальчик. – А чтоб с толку сбить. Дружка твоего. Птичку небесную. Сокола ясного. Апоп! Тяжело пыхтя, подполз пожилой змей. – Ну что еще? Опять множить? – Ага. Копии снимать. Доставай механизм! Недовольно ворча, Апоп ударил хвостом по стене. Стена раздвинулась, и оттуда выехал допотопный агрегат, похожий на рентгеновскую установку. – Сколько экземпляров делать будем? – поинтересовался змей. – Лучше с запасом. Штук десять. – Понял, – кивнул Апоп. – Заноси. Осел навьючил на себя Спинозу и загрузил его в механизм. – Но позвольте… – пытался протестовать мальчик. И раздесятерился. – Брак, – недовольно сказал Сет. – Вся партия бракованная. – Один к одному, – обиделся змей. – Как огурчики. – А стеклышки? – Ослиноголовый отколупнул с живота кусок зеленой краски. – И тут брачок. Надо было импортной краситься. – Какие еще стеклышки? – нахмурился Апоп. – Очки, что ль? Так они и не могут получиться. Сырья-то нет. Песок в пустыне некондиционный. Осел задумчиво пошевелил ушами. – Ладно, этот вопрос потом решим. А они, – Сет показал на копии, – может, и так сойдут? – Нет, – хором возразили Спинозы. – Без стекол идентификация неполная. И вообще, развяжи нас. – К чему всех развязывать, если вы бракованные? Одного достаточно. А дефект мы сейчас исправим. Он снял с Вити очки и надел на ближайшего лже-Спинозу. – Спасибо, что выбрали, – расправил щуплые плечи двойник. – Я не подведу. – Но позвольте! – возмутился оригинал. – Это произвол! – А ты вообще молчи! – лягнул его Сет. – Развыступался! – И он повернулся к избранной копии. – Значит, так. Пойдешь сначала прямо, потом налево, то есть направо. Кого встретишь – введешь в заблуждение. Чтобы заблудились и сгинули в песках. – А если никого не встречу? – спросила копия. – Захочешь – сгинешь, не захочешь – живи. Это твои проблемы. – Ясненько, – сказала копия и поправила дужки за ушами. – Разрешите запуститься? Сет важно кивнул, и Спинозин дублер унесся прочь с реактивным ревом. – А этих куда? – проворчал Апоп. – Это ж столько материалу испортили! Может, дезинтегрируем? – Фу! – поморщился Ослиноголовый. – Дело нехитрое, но вони много. Сунь в кладовку. Пускай лежат. Кушать не просят. – А живого куда? – спросил змей, запирая копии на замок. – А то не знаешь? В пыточную. Спиноза затрепетал. Пыток он не любил. Пыточная оказалась довольно уютным помещением, где не было ни железных щипцов, ни дыбы, ни испанского сапога, ни даже бормашины. Связанный Спиноза допрыгал от двери до кровати и прилег бочком. Он даже немного разочаровался. Пока Осел тащил его по длинным коридорам, Спиноза воспитывал в себе героизм, равняясь не только на Геракла, но и на других героев прошлого и будущего. Он даже придумал, что скажет палачам перед смертью: «Я умираю, но не сдаюсь!». А тут… Дверь открылась, и в помещение заглянул Сет: – Ну как устроился? Удобно? – Лучше умереть стоя… – начал было Витя, но ослиная голова скрылась и лязгнул замок. Спиноза интенсивно мыслил. Во-первых, его оставили в живых, и это уже настораживало. Тем более поселили в таких приличных условиях. А может, его хотят использовать как заложника? Или обменять на какого-нибудь своего пленного? А вдруг… На лбу у мальчика выступил холодный пот. Вдруг они хотят использовать его мощный интеллектуальный потенциал на службу силам зла? – Действительно, лучше умереть, – героически пробормотал Витя и перекатился на другой бок. В углу кто-то поскребся. Спиноза прекратил мыслить и прислушался. Маленькие острые зубки что-то грызли. Узник похолодел. Теперь он понял, почему эта уютная комната носит название пыточной. Они узнали, что у Вити Корнецова есть единственное уязвимое место. И подослали мышь! Может быть, чем-то ее спугнуть? Связанными ногами Спиноза постучал по спинке кровати: бум-бум-бум… Мышь на мгновение затихла, потом зашуршала еще сильнее. – Надо ее обмануть, – решил Витя и противно замяукал: – Мяа-ау! Он орал, как мартовский кот, но на мышь это не произвело никакого впечатления. Она грызла так громко, что, казалось, куснет еще раз – и окажется в комнате. Но Спиноза не зря корпел в книгохранилище. Он мучительно напряг память, вспоминая заклинания от грызунов, вторгшихся в жилище. – Шур-шу! Пом-От! Муут! Нахаб! Веревки на руках и ногах развязались сами собой. Мышь яростно прогрызала дыру. – Выпустите меня! – заколотился Витя в закрытую дверь. – Прекратите издевательство! Мышь хрустела за самой спиной. – Фан-Фар! Мех-Мех! Маан! Хете! Лязгнул замок, дверь со скрипом отворилась. Кто-то сел Спинозе на штанину. Хорошо, что он был без очков. А то наука понесла бы невосполнимую утрату. Взбрыкивая ногами, первопроходец науки несся по длинным коридорам. На бегу он выкрикивал все заклинания от нечистой силы, какие только мог припомнить.* * *
– Спиноза куда-то исчез, – встревожился Гор, глядя в сердолик. – Там только Ослиноголовый. – Быстрее! – Геракл перешла на спортивный бег. – Ой, а что там они с ним могут сделать? – Все, – мрачно сообщил Гор. – Это же Сет. – Что ж ты соколом не обратишься? – укорил его Петуля. – Тут лету всего… – Как же я вас брошу? Еще погибнете… – А на Спинозу тебе наплевать? – возмутилась Геракл. – Если уж кому жить – то ему. – Точно, – подтвердил Бонифаций. – У него мозги. Сокол обернулся соколом. – Эй, – окликнула его Катя. – Око-то оставь! Птица отчаянно взмахнула крыльями. – Вы ничего в нем не увидите, – проклекотала она. – Почему это? – обиделась Катя. – Дай хоть попробовать! Гор разжал лапки. В руки Геракла упал обыкновенный туристический компас. – Блин! – удивился Бонифаций. – Так оно еще и превращается! – Держите на запад! – крикнул Сокол, набирая высоту. – Не потеря-а-айте! – донеслось из поднебесья.* * *
Отчаянно пища, мышь цеплялась коготками за Спинозины брюки. – Пушур! Ниим! Каси! Фиг-Неа! Спиноза не видел, что справа и слева чернокожие стражники-великаны превращаются в ярких бабочек. Ядовитые змеи под ногами оборачиваются шахматными фигурками. Полчища скорпионов и тарантулов осыпаются лепестками роз. Оживают папирусы и лотосы на колоннах, а мрачные своды улетучиваются, оставляя за собой клубы дыма. Внезапно распахнулась кладовка, и оттуда вывалились девять развязанных Спиноз. Они рассыпались по дворцу, убегая от девяти мышей и беззвучно шевеля губами.* * *
Сет сидел в своих покоях перед трехстворчатым зеркалом и рассматривал себя в два профиля и анфас. – Ой-ой-ой… – сокрушенно пробормотал он, разглядев щербинку на одном из своих крупных и красивых зубов. – Надо пломбу ставить. Иначе это плохо кончится. Ай-ай-ай, как я оброс! Он аккуратно подровнял челку маникюрными ножницами. – Вот так. Что такое?.. Окрашенное зеленой краской туловище осталось внизу. А голова поднялась под потолок. Сет изо всех сил изогнул свою длинную пятнистую шею и заглянул в зеркало. На него смотрел жираф. – Хм, – удивился злодей. – Давно я не видел себя в таком обличье… И когда превратился? Даже не заметил. А что? Так тоже неплохо. – Он разогнул шею и вдруг стремительно съехал вниз. Теперь шеи у него не было вовсе. Он еле-еле доставал пятачком до зеркала. – Хрю-хрю,– жалобно повизгивал Сет, моргая маленькими глазками. – Не люблю, когда я такой… И он перестал быть таким. Теперь на него смотрели три грациозные антилопы. – Довольно мило. Только рога мне не идут. А что, собственно говоря, происходит? Сет поднял копыто и потрогал лоб. – Может, я заболел? Апоп! Апоп! – Иду, иду! – проворчал змей и скрутился на мозаичном полу пожарным шлангом.* * *
Бог света кружил над дворцом своего злейшего врага. Не может быть, чтобы он попал не туда. Как любая птица, Сокол находил дорогу без всякого компаса. Что это – очередные козни Сета или просто мираж? Вместо мрачного черного обиталища под ним высились беломраморные палаты. Вместо бесплодной пустыни их окружал чудесный сад. Вместо кобр у входа стояли удивительные статуи с головами коней. Гор осторожно опустился на землю и превратился в человека. Он беспрепятственно вошел во дворец. Странно, ни одного стражника. Подозревая подвох, бог заглядывал во все углы. Но под ногами только шуршали сухие розовые лепестки. Он долго шел между цветущими лотосами и зарослями папируса. И наконец увидел перед собой дверь с начертанным на ней знаком смерти. Юноша расправил плечи, и белая мантия окутала его спину и грудь. Тяжелая золотая корона с крыльями увенчала голову Сокола, а в правой руке бог света, Властитель Страны Та-Кеме, почувствовал холод копья. Распахнулась тяжелая дверь. Сет стоял перед ним в своем истинном облике. Длинные черные одежды скрывали высокое худое тело. На пепельном лице ненавистью горели глаза. Сын Осириса метнул копье. И бог тьмы метнул копье. Гор бросил дротик. И Сет бросил дротик. Сокол натянул тетиву. И Ослиноголовый выпустил стрелу. Свет шагнул вперед. И мрак шагнул вперед. Теснит Гор. Не отступает Сет. Нападает Сет. Не поддается Гор. Век за веком бьются они друг с другом. День и ночь. Мрак и свет. Добро и зло. – Волшебное Око! – кричит Сет, и в пустыне вздрагивают пески. – Где Волшебное Око? – Найди его! – смеется Гор. Удар, еще удар. Рухнул на пол Ослиноголовый. Гор бросился на него. Переплелись черные и белые одежды. Борются свет и мрак. И зло вот-вот победит добро. Но Гор изловчился и оказался сверху. – Око, – из последних сил хрипит Сет. – Отдай камень! Ой! Я умираю! Гор разжал руки. И мгновенно черные костлявые пальцы впились в его белую шею. Уже почти не дышит Сокол. Помутился его взор. – Ха-ха-ха! – хохочет Ослиноголовый, брызжа ядовитой слюной. Не вырваться Гору из смертоносных объятий. Закатились Солнце и Луна. Тьма окутала землю. – Ха-ха-ха! Теперь камень мой! Мой! Дверь отворилась. – Маату! – дочитал заклинание Спиноза, потирая ушибленный лоб. Он сослепу врезался в стену. А проклятую мышь ничего не брало. Последним усилием Гор попытался оттолкнуть Сета. И вдруг больно укололся. Вместо черных пальцев в шею бога упирались колючки. На груди у него лежал глиняный сосуд, из которого росло странное, невиданное доселе растение. – Ки-я! – где-то в глубине дворца по-каратистски кричала Геракл. – Выходи, гад! – требовал Петуля. Спиноза слабо улыбнулся. – Катя, наконец-то. Здесь мышь, – прошептал он и свалился без чувств. Когда Геракл с Петулей нашли место последнего сражения света с тьмой, они обнаружили там два неподвижных тела. Прямо у входа валялся Спиноза. На нем победно сидела мышь. Чуть поодаль лежал Гор, судорожно сжимая в руках горшочек с кактусом.Глава 7. Воскрешение в Та-Кеме
Петуля яростно поскреб затылок. – Ки-я… – растерянно произнесла Геракл, выходя из боевой стойки. – А где этот… Гор медленно открыл глаза. И в недоумении уставился на растение. – Колючки… – разочарованно пробормотал он. – Сет превратился в колючки… – Это кактус, – Геракл плюхнулась на колени рядом с безжизненным Спинозой и схватила его руку, пытаясь нащупать пульс. – Один… два… три… Ой! В дверях появился еще один Витя Корнецов. По его брюкам, пища, карабкалась мышь. Мальчик дико оглядел ребят и свалился без чувств. С каждой минутой Спиноз становилось все больше. – Шестой… седьмой… Всего десять, – подсчитал Петуля, обойдя лежащие тела. – И мышей десять. Что делать будем? – А который из них настоящий? – спросил Гор, все еще прижимая к груди кактус. – Этот! – уверенно показала Геракл. – Нет, этот… Ой, вон тот… – Может, по ведру воды на каждого вылить? И допросить? – предложил Бонифаций. – Так они тебе и признаются, – возразила девочка. – Вспомни того, в пустыне. Зомби который… – Но мы же его раскололи, – настаивал Петуля. – Это потому, что он очки выбросил, – напомнила Катя. – Придумал! – сообразил Гор. – Ты, Петуля, выливай на них воду, а ты, Геракл, надевай каждому очки. И работа закипела. Гор боролся с мышами. Он швырял грызунов в открытое окно, и вскоре на поверхности пруда плавали белоснежные лебеди. Ровно десять. А десять Спиноз сидели вдоль стеночки, близоруко щуря глаза. – Не он… – Геракл ходила от двойника к двойнику и проводила тест. – Опять не он… Снова не он… – Спасибо, Катя, – сердечно поблагодарил Спиноза, привычным жестом поправляя очки на переносице. – Витька! – Бонифаций на радостях окатил его вторым ведром воды. – Погоди, – Геракл отстранила Петулю и подозрительно поинтересовалась: – Как звали отца Менетебе? – Рамсес Второй, – удивленно ответил Спиноза, вытряхивая воду из ушей. – Ты чего, Катя? – Настоящий! – запрыгала девочка. – Ура! Нашелся! – А этих куда? – Петуля обвел глазами двойников. – Может, их того… – Отпустите нас! – хором взмолились клоны. – Мы ничего не сделали! Мы хорошие! – Да пусть живут, – вступился за близнецов Витя. – Все-таки достижение древнеегипетской науки… – Ладно, – разрешил Гор. – Живите и множьтесь. Но смотрите у меня… – Ни-ни, – поклялись Спинозы, пятясь к дверям и разбредаясь по дворцовым помещениям. – Какой редкий экземпляр опунции, – Витя осторожно потрогал колючки. – Но откуда он здесь? Кактусы произрастают на американском континенте, который еще не открыт… Гор ревниво прижал к себе горшочек. – Не трогай, – предупредил он. – Это Сет. То есть его «Ба»,его мерзкая сущность. Ее нужно выжечь каленым железом. Ишь, в зеленую краску выкрасился. Думал, я его не узнаю. – Да у нас в одном классе таких Сетов горшков тридцать, – возразил Петуля. – Двадцать восемь, – поправила Катя. – И никому они никакого зла не причиняют. Стоят себе и стоят. Если он тебе не нужен – отдай мне. Буду разводить. – Действительно, – подхватил Спиноза. – Отдай нам. Такой интересный экземпляр… – Нет, – сурово покачал головой Сокол. – Я должен его уничтожить. Изо всех сил он запустил горшком в зеркало. Жалобно зазвенели осколки. Горшок разбился, земля рассыпалась, и кактус мячиком подкатился к ногам Гора. Бог в ярости принялся топтать его. – Какое варварство! – поморщился Спиноза. – Как нецивилизованно! Гор схватил то, что осталось от кактуса, и запустил в окно. – Все! – торжественно провозгласил он. – Я уничтожил силы зла и мрака. Никогда больше ростки ненависти не взойдут на этой благословенной земле! Бог смерти исчез! И семени от него не осталось! – Сокол воздел руки к небу и прокричал громовым голосом: – Отец! Теперь ты вернешься к нам! – …Ам! …ам! – пронеслось по дворцу эхо. Вдруг Гор опустил руки и тревожно спросил: – А где Чудесное Око? Без него папа не оживет! Геракл порылась в карманах. Компаса не было. И красного камешка тоже. – Потеряла! – испугалась девочка. – Ой! А это не оно? На ее ладони сверкал и переливался многочисленными гранями огромный прозрачный кристалл. В нем отражались земля и небо, равнины и горы, звери и птицы, люди и города. Казалось, весь мир целиком уместился в Катиной руке. – Возьми! – она протянула кристалл Гору. Бог принял Волшебное Око, и в ту же минуту над пустыней стали набухать кучевые облака. По желтым холмам забарабанили первые капли дождя. А из песка густо полезли зеленые ростки, мгновенно превращаясь в цветы, кусты и деревья. Защебетали птицы на ветках. Змеилась Река. И откуда-то издалека медленно плыл по ней гранитный саркофаг. Течение поднесло его прямо к ступенькам дворца. Гор сбежал к воде. Он толкнул крышку саркофага, но она не сдвинулась с места, ибо долгие тысячелетия к ней никто не прикасался. В руках у сына было чудесное средство, способное вернуть жизнь отцу, но, отделенный от Осириса гранитной плитой, Гор ничем не мог ему помочь. – А ну подвинься! – Петуля потеснил бога в сторону. – Катька, берись за тот край! Геракл деловито засучила рукава и рванула крышку. Скрестив на груди руки, покоился в гробу Осирис. Сокол склонился над ним и поцеловал оливково-зеленый лоб. – Осторожнее! – предупредил Спиноза. – Там может быть трупный яд! Катя покосилась на Волшебное Око. – Как же он его проглотит? Еще подавится… Гор наклонил кристалл, и камень прозрачной сверкающей жидкостью пролился на сомкнутые губы Осириса. В воздухе запели систры, затрещали трещотки. Саркофаг обвился виноградной лозой. Бледно-оливковая кожа обрела цвет молодой травы. – Вроде бы оклемался, – почесал затылок Петуля. – Поразительно! – воскликнул Спиноза, блестя очками. – Но совершенно ненаучно! Осирис глубоко вздохнул, открыл глаза и вылез из саркофага. – Сын мой! – Папа! Катя сочувственно засопела. Гор снял с себя корону Владыки Та-Кеме и протянул отцу. По щекам у Сокола катились слезы. – Мы с мамой так долго ждали этой минуты… Ты снова станешь царем. И на земле опять наступит золотой век. – И речи быть не может, – наотрез отказался Осирис. – Престол твой. Ты уже достаточно взрослый, чтобы править мудро и справедливо. Мне довольно царства мертвых. Я должен вернуться туда. – Но я не хочу с тобой расставаться, папа! – закричал Гор, кидаясь отцу на грудь. – Не уходи больше! Подумай о маме! – Я буду с вами всегда, – пообещал Осирис. – Каждый год стану возвращаться в этот мир, чтобы на земле продолжалась жизнь. И так теперь будет вечно. – В соответствии с законами природы, – пробормотал растроганный Спиноза. Осирис взял сына за руку. Увитый лозой саркофаг поплыл вниз по течению. В нем уже устроила гнездо какая-то водоплавающая птичка. На воде распустились кувшинки. На их широких зеленых листьях уселись лягушки и запели свадебную песню. – Пойдем к маме, – сказал Осирис. – Как давно я ее не видел!Глава 8. Ночь после праздника
– До свидания, Сехмет! Пока, Хапи! Спасибо, что зашел, Пта! – Исида захлопнула за гостями дверь, и улыбка исчезла с ее лица. Оно приняло обычное озабоченное выражение. Богиня сняла парадные рога, оставила их в прихожей и вернулась в гостиную, где Карга уже начала убирать со стола. – Ох, и надоело мне все это, – пожаловалась Исида Марь Иванне, складывая тарелки стопочкой. – И это только начало. На поминки таскались раз в год, а теперь будут каждый день. Осирис, он ведь как: приходите к нам, приходите, а я тут развлекай. С ног валюсь. – Да, тяжело… – посочувствовала классная руководительница. – Зато к тебе муж вернулся. А я… – она вздохнула. – Я всю себя отдаю детям. – Лучше б я всю себя отдавала детям! Ты не представляешь, что значит мужчина в доме! Когда я вдовствовала, не было никаких проблем. Ну поплачешь там, погорюешь… Зато никто не стоит над душой. Сама себе хозяйка. Я после поминок посуду, наверное, неделю мыла. Устану – прилягу отдохну. А теперь? Все-таки как богиня домашнего очага я должна поддерживать в доме порядок. А кто это ценит? Кому это надо? Она в сердцах бросила тарелки и открыла дверь в соседнюю комнату. – Вот, полюбуйся, Маша. Петуля с Осирисом резались в дурака. – Какой у нас козырь? Пика? На тебе! – и Осирис покрыл бубнового туза крестовой шестеркой. – Не мухлюй, блин! – предупредил Петуля. – За эти дела знаешь что бывает? Осирис поспешно заменил карту. – Извини, не заметил. – Все равно это тебе уже не поможет, – Бонифаций бросил на стол козырного короля. – Ты, Осирис, дурак! – Исида, – обернулся бог в сторону двери. – Иди сюда, дорогая! Посмотри, какая игра! Никогда не думал, что магические карты Таро можно так классно использовать! – Сколько раз я просила тебя не рыться в моих ларцах! – возмутилась Исида. – Это же символы! В них зашифрованы сокровенные знания! Я держу их исключительно для ритуальных целей! – Ну что мы такого сделали? – на щеках Осириса проступила легкая желтизна. – Отдам я тебе эту колоду! – Но эта уже не годится, – с раздражением возразила богиня. – Вся засаленная! – Новую закажу! Десять! Сто! Разговор пошел на повышенных тонах. – И зачем я возрождался только? – обернулся Осирис к Петуле. – В родном доме отдохнуть по-человечески после смерти не дадут! – Это невыносимо! – Исида схватилась за виски. – И ради этого я хранила тебе верность? А сын? Ты совсем не занимаешься ребенком! – Если кто и занимается ребенком, так это я! – Осирис стукнул кулаком по столу, и карты разлетелись. – Гор! Сын! Иди сюда! Я тобой займусь! В комнату заглянул заспанный Сокол. – Ну что еще, па?.. Я сплю уже… – Садись! – приказал отец. – Я тебя сейчас такой игре научу! – Какие игры, папа? Прошлую ночь с Сетом разбирался – не выспался. Сегодня пир этот… А завтра уже новолуние, придется бодрствовать. Он потер слипающиеся глаза. – Это не мой сын, – разочаровался бог. – Я в твои годы… – Что ты прицепился к ребенку? – прервала его Исида. – Оставь мальчика в покое. Когда надо – так ты в саркофаге. А теперь за азартные игры сажаешь. Лучше бы чему хорошему научил. Идем, солнышко. Мама тебя уложит. Она захлопнула за собой дверь. – Сдавай, – сказал Бонифаций. Марь Иванна собрала рюмки, стопки и фужеры ручной работы и понесла их на кухню. – Все-таки хорошо, что я не вышла тогда замуж, – подумала она по дороге. – Если боги так, то как же люди? Катя мыла посуду. – Бедная мама, – вздохнула она, передавая Спинозе чистую тарелку. – Теперь я понимаю, как она устает после гостей. Вот вернемся, я всегда буду ей помогать. Только как бы нам выбраться? – Выберемся, – пообещал Витя, протирая селедочницу. – Я как раз сейчас думаю над этой проблемой. Разрабатываю многофункциональное заклинание на разные случаи жизни. В частности, на отвращение мышей и одновременное возвращение индивидуума в исходную точку. – Ой, какие вы молодцы, – Карга поставила перед Гераклом миску с грязными фужерами. – Как они тут живут без горячей воды – не представляю. Вить, ты изобрел бы им водопровод… – Рано еще, – объяснил Спиноза. – Всему своя пора. Сейчас доисторический период. Человечество еще не появилось. – Далеко мы забрались, – вздохнула Марь Иванна. – А у меня педсовет в четверг… – Сколько я тренировок пропустила, – закручинилась Катя. – Что я тренеру скажу? Спиноза тоже грустно поправил очки. В кухню влетела Исида, надевая на ходу парадные рога. – Маша, у нас еще есть закуска? – тоскливо спросила она. – Там новые гости. Ра закатился. – А чего так поздно? – засуетилась Карга, шаря по кастрюлям. – Сейчас придумаем что-нибудь из того, что осталось. – Придумай! – взмолилась Исида. – Он голодный. Только с работы. Говорит, не мог закатиться раньше, чем кончился световой день. И это уже надолго! – Привет, девчонки! – на кухню ввалился здоровый рыжебородый моряк с деревянной ногой. – Да не хлопочите вы! Исида, давай без церемоний, мы ж свои боги! Хебхеб вина и кусок хлеба… Луковица есть? Больше ничего не надо! – Солнце! – ахнула Карга. – Присаживайтесь! – она пододвинула гостю тарелку. – Угощайтесь! – Ну, девчата, ваше здоровье! – Ра мигом осушил сосуд, не разливая вино в бокалы. И занюхал рукавом тельняшки. – Хорошо пошло! Он с хрустом откусил от луковицы, крупно посолил горбушку и целиком отправил ее в рот. – Что вы скучные такие? – повернулся бог к Спинозе. – Слышь, пацан, чего у тебя женщины такие невеселые? Давай споем! Исида, начинай! Богиня вздохнула и нехотя затянула:– Приди ко мне скорее! Потому что я жажду узреть тебя После того, как не видела лица твоего. Тьма вокруг нас, хотя Ра в небесах…
Ра зевнул. – Ну, заныла. Повеселей ничего не знаешь? – Откуда, – покачала рогами богиня. – Столько тысяч лет так плакать… – Брось ты! Хватит уже, отплакалась! Радуйся, что мужик твой живой! Новые песни учи. Вот эту знаешь?.. Нет, сперва налей! Карга с восхищением смотрела, как он опрокидывает очередной хебхеб. – Селедочки, селедочки вот, – заботливо придвинула она закуску. – Спасибо, – просиял Ра и запел:
Ничего на свете лучше нету, Чем бродить друзьям по белу свету, Тем, кто дружит, не страшны тревоги…
Моряк огляделся: – Что ж вы молчите? Давайте припев все вместе. – Нам любые дороги дороги! – грянул сводный хор богов и людей. – А где Осирис? – внезапно вспомнило светило. – Неужели спит? – Режется в карты Таро, – мрачно ответила Исида. – А, ну теперь его до моего восхода не оторвать. Азартен! Ну, за его здоровье. Вздрогнем… как тебя там? – Марь Иванна, – представилась Карга, деликатно чокаясь. – Можно просто Маша. – Вздрогнем, Машенька! Чтой-то я тебя раньше не видел. Ты откуда сама? …Геракл и Спиноза мирно сопели в уголке. Исида поминутно клевала носом. Ее голова все время скатывалась с ладони, и парадные рога то и дело со стуком падали на стол. – Тасуй! Козырь – черви! – доносилось из кабинета Осириса. А Марь Иванна совсем не чувствовала усталости. – Что вы говорите? – восхищалась она. – Ай, как любопытно! Вы такой интересный собеседник! – А что мы, Машенька, тут сидим? – Ра окинул взглядом сонное царство. – А не поехать ли нам покататься? Я тебе весь мир покажу! – Ой, – засмущалась Карга. – Право, не знаю… Неловко как-то… И потом… я не одна, я с детьми. – И детей твоих берем! – моряк вышел из-за стола. – Я им порулить дам. Эй, пацан! Спиноза встрепенулся. – Вставай, и сестру свою бери. Кататься поедем. С ветерком! – Я не могу с ветерком, – слабо отозвалась Исида. – Я устала. И хочу спать. Обойдитесь уж как-нибудь без ветерка. – Ну и спи себе, – пожал лучами Ра. – Без тебя обойдемся. У меня зять, слава мне, тоже бог воздуха. Дует, конечно, слабее. Но нам много и не надо. Петуля с явной неохотой оторвался от карточного стола. – Я мигом, – пообещал он Осирису. – Прокачусь – и снова сядем. – А без катанья нельзя? – с надеждой спросил Владыка Верхнего и Нижнего Египта. Бонифаций поскреб затылок: – Марь Иванна обидится. Она без меня как без рук. Исида с чувством обняла Каргу. – Вы там задержитесь подольше, – шепнула она на ухо учительнице. – Я хоть в порядок себя приведу. И богиня заторопилась к мужу. – Ну вот, милый, гости уже ушли… – А Гор где? – Осирис перетасовал колоду. – Спит уже, – Исида спрятала рога в шкаф. – Так чего ты ждешь? Иди разбуди! – и Осирис принялся сдавать карты на двоих. В этот день рассвет наступил на три часа раньше обычного.
Глава 9. Солнечный удар
– Кактусы! – Геракл свесилась через борт барки. – А ты, Спиноза, говорил, кактусы здесь не водятся. – Странно, – нахмурился Витя. – Впрочем, опунции чрезвычайно живучи. Возможно, тот экземпляр, в который превратился Сет, хорошо принялся на этой почве и дал обильные всходы. – А он не того? – встревожилась Катя. – Не оживет? Спиноза снисходительно улыбнулся: – Этого не может быть. Я не помню, на каком именно из заклинаний произошла трансформация, соответственно, не могу употребить контрзаклинание. Следовательно, Сет обезврежен. – Ага, жди, – мрачно изрек Петуля. – Этот гад еще себя покажет. – Петулик, нельзя в твои годы быть таким пессимистом, – сверкнула золотыми зубами Карга. И вновь обернулась к Ра: – Извините, я отвлеклась… – Так о чем, бишь, я? – моряк выпил очередной хин вина. – Плыву, я, значит, Маша, по подземной реке, а навстречу мне… – Что вы говорите? Ой, как интересно! – всплеснула руками Марь Иванна. Моторка набирала ход. У руля стоял Петуля и лениво смотрел вдаль. Там не было ничего интересного – одно безоблачное небо. Спиноза мучительно вспоминал все известные ему сведения о кактусах. Геракл, не теряя даром времени, тренировалась, отчего судно периодически вздрагивало. – Жарко сегодня… – Ра промокнул вспотевший лоб Спинозиным носовым платком. – Маш, я прилягу у тебя на коленках, а? Держите, ребята, по фарватеру. Карга нежно погладила огненную шевелюру Солнца. Ра зевнул, и под небосводом разнеслись мощные звуки храпа. – Спиноза, порули за меня, – попросил Петуля. – Надоело. Витя ответственно взялся за руль, не переставая размышлять о неистребимой природе зла, выражающейся в тотальном окактусивании пустыни. – Вдох-выдох, вдох-выдох, – командовала себе Геракл. – Ноги на ширине плеч. Ой, Витя, смотри, какая туча! Увлеченный философскими размышлениями, Спиноза не заметил, как наперерез барке выскочило темное кучевое облако. Он судорожно вцепился в руль и изо всех сил крутанул его вправо. – Не туда, блин! – заорал Петуля, отпихивая Спинозу в сторону. – Врежемся ведь! – он резко вывернул влево. – Мамочки! – взвизгнула Катя, приседая и прикрывая голову руками. Моторка накренилась влево, потом вправо, подпрыгнула и выровнялась. – Зацепило-таки… – Петуля с сожалением рассматривал вмятину на бортовой обшивке. – Ну ты, Витька, даешь… – Я немного задумался, – извинился Спиноза. – Дети, потише, – попросила Карга. – Вы Ра разбудите. Солнце перекатилось на другое ее колено и сладко всхрапнуло. Геракл вразвалочку, как бывалый моряк, подошла к рулю. – А ну подвиньтесь, – потребовала она. – Теперь моя очередь. Никто не возражал. Катя приняла штурвал, подставила лицо ветру и крикнула: – Полный вперед! Есть полный вперед! – отрапортовала она сама себе. Моторка резво понеслась по небу. – Природа мышей, – продолжал между тем размышлять Спиноза, – в представлении древних неразрывно связана с неизбежностью зла, персонифицированного в образе Сета, а следовательно, и в кактусе. Не случайно в египетском пантеоне мы не находим ни одного божества, имеющего зооморфные черты мелких домашних грызунов… Петуля плюнул за борт и с любопытством наблюдал за траекторией полета слюны. – Глянь, – озадаченно почесал он затылок. – Дома какие-то, люди… – Не может быть! – Спиноза вышел из глубокой задумчивости. – В эпоху неолита… – Че я, вру? Сам посмотри, – обиделся Бонифаций. Очки у Спинозы полезли на лоб. Геракл оторвалась от руля. – Наверное, опять что-нибудь со временем, – догадалась она. – Ты, Петуля, плюнул и закон нарушил. Ой, пирамиды! – Древнее царство? – гадал Спиноза. – Среднее? – Ху! – обрадовался Петуля. – Где? Где? – Катя свесилась через борт. – Дай посмотреть! – Вон, под килем! Геракл изогнулась изо всех сил, следуя за Петулиным пальцем. – Осторожнее, ребята! – встревожилась Карга. Солнце на ее коленях недовольно заерзало. – Перевер…* * *
Жан Франсуа Шампольон раскрыл дорожный сундучок, вытащил оттуда лист бумаги, походную чернильницу, обмакнул в нее гусиное перо и вывел традиционное приветствие: «Любезный брат мой!». И, держа перо на весу, задумался. О чем на сей раз сообщить Жаку Жозефу? То ли об изменениях в маршруте и возвращении в Гизу, то ли о новых находках в разрушенных храмах, то ли о расшифрованных и истолкованных надписях… В это мгновение что-то ярко сверкнуло перед глазами ученого, голова у него закружилась, и Жан Франсуа почувствовал сильнейший солнечный удар. Падая с головокружительной высоты, Ра пребольно ударился о Шампольона и теперь сидел на песке, ошеломленно глядя на француза. Бог так и не понял, что произошло. Ему снилась жаркая схватка с Апопом. Как обычно, Ра собирался выйти из нее победителем. Но змей неожиданно подхватил его и бросил! Рядом кто-то застонал. Около Солнца распластался Спиноза. – Кажется, произошло стихийное перемещение центра тяжести, – пробормотал он, открывая глаза. – Это земля? – Витя пошарил рукой вокруг. – А где Катя? – Здесь! – откликнулась Геракл, вытряхивая из кроссовки песок. – Ты не ушибся? – Видимо, нет… – Спиноза рассеянно поправил очки. – Куда мы попали? Катя огляделась по сторонам. – Кажется, опять в Древний Египет… Ой, смотри, вон дядька бежит. Давай у него спросим! К Шампольону с ведром воды бежал верный Пьер. Ему уже не раз приходилось приводить хозяина в чувство подобным способом, а потому он не сильно беспокоился. И вдруг ветеран 1812 года остановился на полпути. –Маша? – изумился он, глядя на распростертое тело Карги. – Маша! Русски баба! И вода, предназначенная для Шампольона, привела в чувство классную руководительницу. Марь Иванна машинально тронула мокрую прическу и открыла глаза. – Здрасьте! – она рывком поднялась и села, поправляя узорные шальвары и набрасывая чадру на лицо. – Явились не запылились! – Маша! – Пьер подкрутил усики. – Ты пришел? Шери! Дорогая! Коль бонер! Я тебья не забывать! – Я тебя тоже, – отмахнулась Карга, тревожно оглядываясь. – А где дети? Киндер! Киндер! – объяснила она на иностранном языке. – Лезанфан? – догадался Пьер. – Туда. О дьябль! Мсье! – и прежде, чем Марь Иванна успела что-то сообразить, он бросился обратно к палатке за вторым ведром воды для Шампольона. Петуля поскреб затылок. Он упал прямо рядом со Сфинксом. Ху выглядел неважно. Нос у него был отбит, лапы утопали в песке, и в каменных глазах застыла печаль тысячелетий. – Привет! – сказал ему Бонифаций. Ху промолчал. – Че не здороваешься? – Петуля фамильярно хлопнул Сфинкса по лапе. – Не узнаешь? Или говорить разучился? Каменное изваяние оставалось неподвижным. Бонифаций задумчиво опустился на корточки перед символом мудрости. – Помнишь, ты нам с Лелькой дверцу показал? Подружка моя, принцесса. Рыженькая такая, с веснушками… Из Страны Высоких Гор… Вспомнил? Ну вот… Она тогда пропала – и все. Даже не попрощалась… Ху, ты все знаешь. Куда она подевалась? Может, слышал что-нибудь? Ну не можешь ответить – не отвечай. Дай хоть знак. Хоть подмигни… Петуля до слез вглядывался в изувеченное лицо Сфинкса. Но Ху смотрел мимо, не мигая. – А как бы ее вернуть? Что она там одна, ни отца, ни матери… Поселилась бы у нас, школу бы закончила, она умная… Бонифаций шмыгнул носом. Сфинкс молчал. – Ладно, – горестно сказал Петуля и встал. – Может, когда еще с тобой увидимся. А может, и нет. Ты классный мужик, Ху. Бывай… И он понуро побрел к своим. Все толпились вокруг бесчувственного Шампольона. Его обморок уже дважды прерывался ведрами воды. В первый раз Жан Франсуа открыл глаза, увидел заботливо склонившуюся над ним Марь Иванну и снова свалился замертво. Его откачали. Во второй раз взгляд ученого упал на Геракловы кроссовки. Он только успел шепнуть: «Фиетт авэк ша! Девочка с котом!» – и сознание снова покинуло его. Пьер, утирая пот, приволок очередное ведро. И тут затуманенный взгляд Шампольона остановился на Петуле. – Бонья… – жалобно простонал Жан Франсуа, впадая в беспамятство. – Здорово я его хватил! – заметил Ра. – Что он у тебя слабый такой? – спросил он у Пьера. – О! – многозначительно ответил ветеран. – Гран саван! Большой ученый! – объяснил он, поливая хозяина животворной влагой. Шампольон слабо пошевелился и икнул. Геракл обрадовалась и, не дожидаясь следующего обморока, схватила ведро и побежала за водой. – Пьер! – позвал египтолог, не открывая глаз. – У э тю? Где ты? – Здесь! – отозвался ветеран. – Тю э сель? – Шампольон упорно не размыкал веки. – Ты один? – Нон, мсье! Мэнтнан нозавем ту ле монд. Здесь у нас целая толпа. Вуаля! – Пьер обернулся к Марь Иванне. – Маша, Бонья, Фиетт авэк ша, Спиноза, Ле Солей. Шампольон изумленно вытаращил глаза. Подоспевшая Катя окатила его радикальным средством от обмороков и солнечных ударов. – Бр-р-р! – ученый отряхнулся от воды и сел. – Бонжур, господа! Мьилости просить! Пьер, дай хлеб-соль! – Какая приятная неожиданность! – заворковала Марь Иванна. – Вы выучили русский? – Плехо, – улыбнулся Шампольон. – Мал мала. Здрассьте, рюсски баба! – он приложился к ручке Марь Иванны и протянул ладонь Ра: – Здрассьте, рюсски мужик! – Да не русский я, – ответил бог. – Я всеобщий. Свечу каждому – без различия пола, национальности и вероисповедания. А также – цвета кожи, – поликорректно добавил он, глянув на рабочих, роющих неподалеку шурф. Жан Франсуа озадаченно посмотрел на Солнце. – Се Дье! – блеснул Спиноза своим французским. – Это бог Солнца. Се Дье де Солей, – и он перевел Шампольону короткую, но выразительную речь Ра. После завтрака все разбились на компании. Марь Иванна попеременно кокетничала то с Пьером, то с Ра. Спиноза уединился с Шампольоном. А Петуля и Геракл взяли лопаты и присоединились к рабочим. Спиноза раскладывал перед изумленным и восхищенным египтологом вывезенные из Александрии конспекты. Они беседовали об иератическом и демотическом письме, коптском языке и значении отдельных идеограмм. Спорили до хрипоты, доказывая друг другу, с какого времени следует вести отсчет древнеегипетской цивилизации. И сходились на том, что Аменхотеп IV, введя культ единого божества Атона, значительно обогатил изобразительные приемы иконографии Нового царства. – Ха-ха-ха! – раскатисто хохотало Солнце. – Во даешь! – Хи-хи-хи! – заливалась Марь Иванна. – Как мило! – Хм, – усмехался в усы Пьер. – Тре бьен! Солдат и моряк очень понравились друг другу. Они выпили на брудершафт и хором затянули: – Ой, мороз, мороз, не морозь меня!.. Петуля и Геракл копали на скорость. Их лопаты так и мелькали в воздухе, отбрасывая вместе с песком предметы культа и быта древних египтян, пролежавшие в земле тысячи лет. – Вот любопытная идеограмма, – Шампольон показал Спинозе знаки, которые заставили исчезнуть из XIX века сначала Каргу, а потом Лельку с Петулей. – Если перевести эти иероглифы на французский, толковать их следует так: «Иди, откуда пришел». Спиноза поправил очки. – Вы ошибаетесь, коллега, – мягко возразил он. – Мои изыскания в Александрийской библиотеке склоняют к мысли, что более точный смысл данной идеограммы передается так: «Иди ты, куда подальше». По-египетски же это звучит… – Ждет меня жена, дожидается… – вывел Пьер и вдруг изменился в лице: – Маша! Опьять?! Ветерок легко развевал тончайшую чадру, оставшуюся вместо Карги. – Маш, куда же ты? – изумился Ра. – А песню допеть? – Уточните, коллега, как это будет звучать по-египетски? – Жан Франсуа сделал пометку в своих бумагах. – Блин! На глазах у изумленных рабочих новенькие растаяли в воздухе. Только лопаты упали в песок. – Мсье! – к Шампольону бежал взволнованный Пьер, за которым, прихрамывая, спешил моряк. – Она пропала! Они исчезли! Маша! Бонья! Девочка с котом! У Спинозы закатились глаза. Шампольон плеснул на него водой из походной фляги. – Боже мой, что я наделал! – мгновенно очнулся Витя. – Куда я их заслал? Неужели домой? В таком случае… – стекла его очков вспыхнули в отблесках Ра. – В таком случае, мсье, мы с вами совершили величайшее открытие. Это и есть то самое заклинание, которое способно изгнать мышь! – Позвольте с вами не согласиться! – твердо возразил Жан Франсуа. – И при моей трактовке ваши друзья исчезали. Однако, по их свидетельству, попадали в иное место и время. Следовательно, сия идеограмма вызывает исчезновение вообще… в пространстве… – Дай-ка посмотреть, – моряк бесцеремонно отодвинул ученого в сторону и склонился над его бумагами. – Что вы тут себе головы ломаете? Ты, – он посмотрел на Шампольона, – послал их в старое время. А пацан – в новое. Может, и домой… Спиноза решительно одернул хитон. – Друзья мои! – торжественно сказал он. – Настала пора поставить эксперимент на себе. Как ни жаль, но я вынужден расстаться с вами. До свиданья, Пьер. Оревуар, Жан Франсуа… – Постойте, мсье! Мы еще не закончили! – пытался удержать его Шампольон. – Вы обещали показать копию уникального свитка, сгоревшего во время пожара в Александрийской библиотеке… – Увы, уже поздно… – Спиноза привязал суму к поясу. – Жаль, – тихо сказал Шампольон. – Жаль, – подтвердил Спиноза, отвязывая суму и выкладывая перед египтологом все свое богатство. – Возьмите. Это ваше… – Но, мсье, – растерялся Жан Франсуа, – я только хотел взглянуть… – Вам мои записи нужнее… – и Спиноза закричал срывающимся голосом: – Берите же, наконец, и посылайте меня куда подальше! Шампольон благоговейно прижал к груди папирусные копии и медленно начал читать… – Постой, пацан! – Ра схватил Спинозу в охапку и расцеловал его в обе щеки. – Вот такие мне по душе. Ну, я не прощаюсь. Еще увидимся! Теряя сознание от избытка чувств, Шампольон тихо озвучивал иероглифы. Сидящий человек, идущие по песку ноги, извилистая линия воды… Спиноза бесследно испарился. И взошло Солнце.Глава 10. Возвращение домой
…Буланова сбегала на пятый этаж, вынула из маминого рукоделия вязальную спицу, согнула ее под прямым углом и вернулась к песочнице. – Биорамка готова, – объявила она сама себе, основательно усаживаясь на скамеечку. – Буду изучать загадочные явления. А уроки… Что уроки? Все равно Карга пропала. Спица в ее руке бешено завертелась. Из окна Чукигековой квартиры раздались звуки «Торжественной увертюры» Бетховена. – Аномалия, – удивилась Буланова. В пирамиде что-то зашуршало. Из ее черного чрева появилась женщина в яркой кофточке и полупрозрачных шароварах. Она захлопала подведенными до висков глазами и ошалело уставилась на Таню. – Буланова? – мелодичным голосом произнесла незнакомка и сделала рукой такое движение, будто собиралась исполнить восточный танец. – Марь Иванна?! – Таня выронила спицу и упала со скамейки следом за ней. – Здравствуй, Танюша, – грациозно склонилась над Булановой Карга. – Тебе помочь, душа моя? У Булановой отвисла челюсть. Некоторое время она просто беззвучно открывала рот, а потом выдавила: – А… а… Волосюк с уроков ушла… туда… – она потыкала пальцем в темноту пирамиды. – И Корнецов тоже… Новая Марь Иванна ослепительно улыбнулась. – Знаю-знаю, деточка. Знаю-знаю, милая… – А… а… вы сказали остаться, а… они сразу убежали… – неуверенно повторила Буланова. – А Петуля… В пирамиде вспыхнул яркий неоновый свет. Оттуда вышел сияющий Бонифаций и поскреб затылок. За ним вылезла Волосюк. – Дорогие мои! – Карга раскрыла объятия. – Любимые! Родные! Петулечка, спаситель мой! – Ну, Марь Иванна! Опять за свое! – прервал ее двоечник. Карга кокетливо прикрыла рот и нос ладошкой и повела глазами, как в индийских фильмах: – Молчу, молчу… Из окна Чукигековой квартиры тихо полилась «Интродукция» Сен-Санса. Таня судорожно сглотнула. – Что, Буланова, все шпионишь? – поиграла бицепсами Геракл. – Сколько уж веков прошло, а ты все не меняешься. У Булановой нервно дернулось веко. – С ума посходили, – пронеслось у нее в голове. – Каких веков? – сказала она вслух. – Всего десять минут… Люди из пирамиды переглянулись. – Ты что-то путаешь, Танечка, – мягко возразила Карга. – Я у одного только Хеопса проработала несколько месяцев, не считая Александрии и доисторического периода. При этих словах Буланова почувствовала сверхъестественный ужас. Она инстинктивно попятилась. И наступила на спицу, которая сама собой выпрыгнула из-под ее пятки и разогнулась. Из пирамиды вылез Корнецов в белом платье и женских босоножках. Сумасшедшие бросились к нему. Наконец Спиноза, весь мокрый от поцелуев, вырвался из объятий и торжествующе обратился к Булановой: – Вот видишь, а ты не верила! Только это не примитивный пространственный канал, как я считал раньше, а пространственно-временной! Ой! Спиноза побледнел и привалился к пирамиде. Фанера хрустнула. Алюминиевый каркас зашатался. От помойки к песочнице катился серый комочек. – Заклинаю! – дрожащими губами прошептал Витя, вдавливаясь в свое творение. – Заклинаю! Иди ты, куда подальше! Пирамида рухнула вместе со Спинозой. Из-под обломков неторопливо вылезла облезлая кошка с белым пятнышком на носу и схватила мышь. – Баська! – выскочил из подъезда безбровый Чукигек. – Живая! Ура! Буланова дико посмотрела на оторванную надгробную табличку. На обломки пирамиды и барахтающегося среди них Спинозу. На неоново светящегося Петулю и томную Марь Иванну. На воинственную Катьку и безбрового Чукигека… И бросилась бежать. Она бежала к директору школы. Доложить о случившемся.Вместо послесловия. Коротко о наших героях
Буланова добежала до директора и выбилась в старосты класса. А Марь Иванна из школы ушла. Некоторое время, говорят, она преподавала в мореходном училище с французским языком обучения. Потом неожиданно для всех вышла замуж за капитана дальнего плавания и родила двух мальчиков и одну девочку. Чукигек дал два сольных концерта в филармонии. Брови у него уже отросли. Мама Чукигека по просьбе сына каждый день жарит котлеты и не может нарадоваться на его аппетит. Хуфу, как и хотел, успокоился в гробнице своей. Однако его мумия до сих пор не обнаружена. Зато из всех усыпальниц пирамида Хеопса самая знаменитая. Завершив ее строительство, Хемиун уехал в Саккара и там воздвиг себе скромную, но изящную мастабу, украсив ее собственной статуей. Хефрен вырос и действительно построил себе пирамиду почти такую же, как у папы. Но корабли в Пунт не снаряжал. Некогда было. Его брат Реджедеф, известный также под именем Джедефра, процарствовал недолго. По одной версии, с ним коварно расправились жрецы, по другой – убила дворцовая стража. Все его изображения были разбиты. Эфиопский вождь Ганнибал, по слухам, вырвался из рабства и вернулся к своему племени. Говорят также, что один из его пра-пра-пра-пра-правнуков был подарен русскому императору Петру Великому, обосновался в России и стал прадедом Александра Сергеевича Пушкина. Анубис, полагают некоторые ученые, до сих пор шныряет по кладбищам. Шакал – он и есть шакал. Главарь с Львицей удачно ограбили гробницу Хэтэп-Херес на второй день после похорон. Потом они поженились и нарожали кучу детей. Дети унаследовали профессию родителей. Говорят, в разрушенных мастабах в окрестностях Гизы до сих пор можно встретить отдаленных потомков этой парочки. А Косой всю жизнь простоял на стреме, потому что смотрел одновременно в разные стороны, и это очень удобно. Про Лельку по-прежнему ничего не известно. У Рамсеса II Великого, как сообщали современники, было не то 50, не то 111 сыновей. Полагают также, что один из них – Мернептах – унаследовал отцовский престол. Именно во время его правления Моисей вывел евреев из Египта. А еще у Рамсеса было 30 дочерей. Про дочь же, которая, по библейской легенде, нашла в тростниках еврейского младенца и вырастила его, достоверно никто ничего не знает. Поэтому Менетеберенураритет нам пришлось выдумать. И ее отставную Лучшую Подружку Харчосуп тоже. (Зато все остальное – сущая правда). Осирис и Исида снимаются в очередном телесериале «Осирис и Исида». Съемки прерываются на продолжительный период, когда Осирис добровольно ложится саркофаг и умирает. Работа над фильмом возобновляется, когда он возвращается к жене и природа расцветает. Сарра из Александрии прожила со своим Меиром долгую счастливую жизнь. А у Двойры родился одиннадцатый ребенок. Мальчик. Его назвали Спинозой. Про Моисея вы уже знаете. После того, как Катя чудесным образом снова оказалась в коридоре с котом, в жизни евреев, скитавшихся по пустыне, произошло великое событие. Пророк Моисей поднялся на гору Синай и получил там от Бога Десять Заповедей, начертанных на двух каменных плитах – Скрижалях Завета. С тех пор все люди стараются жить по этим заповедям. Вот они:Слушайтесь Бога и никогда не делайте зла. Не надо поклоняться ни богатству, ни власти, ни дурным привычкам. Не произносите напрасно имени Господа. Не ленитесь в будни и отдыхайте по выходным. Любите и уважайте родителей. Не ругайтесь. Не воруйте. Не убивайте! Не деритесь, никого не обижайте. Помогайте всем, кому можете помочь. Не ябедничайте, не жалуйтесь понапрасну и не сплетничайте. Никогда и никому не завидуйте.
Брата своего Аарона и его сыновей Моисей сделал священниками. Сестра пророка Мириам очень тосковала по оставленному дому. Она сложила замечательную песню, которая вошла в золотой фонд всемирной литературы. Про Калева больше ничего не известно. А Иехошуа бин-Нун, став после смерти Моисея вождем евреев, правил мудро и справедливо. Пьер не расстался с Шампольоном и после возвращения из Египта. Когда они прибыли во Францию, дни Жана Франсуа были уже сочтены. Он скончался на руках у своего верного слуги в 1832 году, в возрасте 42 лет. Жак Жозеф был немало удивлен, когда младший брат спросил его о судьбе своих писем: профессор не получил ни одного из этих посланий. Их обнаружили погребенными в песках только в 1995 году. По чистой случайности письма Шампольона попали к нам, и мы не могли не включить их в эту книгу. Кактусы очень хорошо прижились в пустыне, и не верьте, что их завезли туда из Америки. Старушка Хэтэп-Херес регулярно приносит жертвы за Петулю на полях Иару. А в школе Бонифация хотели оставить на второй год. Но неожиданно для всех он сдал экзамены и перешел в седьмой класс. Как произошло такое чудо, знают только Спиноза и Геракл. И, конечно, Ху. Но все трое молчат. Катя часто вспоминает Гора. Она выучила наизусть «Песню о Соколе». Но бог об этом не подозревает. Он снова и снова выходит на бой с Сетом. Свет против мрака. Добро против зла. Жизнь против смерти. Снова и снова Гор побеждает врага. И тогда восходит солнце. И начинается жизнь. И первобытный человек учится добывать огонь и изобретает колесо. И землепашец сооружает первый плуг. И на барке поднимается парус. И в долине Нила строят города и храмы. И в горах Греции зажигается Олимпийский огонь. И вскармливает волчица Рема и Ромула, будущего основателя Вечного города. И Деве Марии является во сне ангел с благой вестью. И торопятся купцы в Царьград. И снаряжают суда викинги. И собираются в поход крестоносцы. И находит Колумб Америку. И мечтает Циолковский о космосе. И Спиноза изобретает что-то новое. И Петуля думает о Лельке, и все надеется ее встретить. И Геракл накачивает мышцы, чтобы защищать справедливость. А высоко вверху плывет по голубой воздушной Реке рыжебородый моряк. Никто не знает его сокровенного имени. Одни называют его – Ра, другие Гелиос, третьи Ярило, четвертые Вишну, пятые Яхве… И для всех он – Отец Небесный. Волшебное Око, которое Катя однажды держала в ладонях. Огромный магический кристалл, где все времена и все люди. Птицы, звери, деревья, цветы, горы, моря… А вот про муху, с которой все началось, мы ничего сообщить не можем. Как она вылетела тогда в окно, так ее след и затерялся в пространстве и времени. Но наука ее не забудет. Как собаку Павлова и кошку Баську. Так говорит Спиноза.
Обложка – Дмитрий Куликов, типография METROMPAS, Кишинев
Последние комментарии
1 день 5 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 22 часов назад
1 день 22 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 7 часов назад