Пять Ночей [Серик Куламбаев] (fb2) читать постранично

Меланхолический эпилог

…Наступает момент, когда ты как бы оказываешься в пустоте. Ни дорог, ни перекрестков, никаких следов. Куда идти? Зачем? Да и сил никаких нет. Одиночество, неизбежность, нет страха, нет желаний, нет воли двинуться с места. Горизонт очерчивает только прошлое, будто жизнь уже прожита, и ты по инерции катишься к последнему дню. Ты пытаешься быть весёлым, ныряешь в стакан, глумишься над коллегами, искусственно раздувая собственную значимость. Оглядываться не хочется. Там то, что ты пытался забыть, завалить грудой беззаботных воспоминаний. У каждого живут свои скелеты в шкафу. Одни прячешь от всех, другие прячешь от себя.

Но однажды прошлое настигает тебя. В обычном разговоре среди пустой трепотни. И ты либо врёшь самому себе, либо вытаскиваешь события в слегка искривлённой форме, пытаясь натянуть на себя всеобщее сочувствие. И даже этого шажка бывает достаточно, чтобы ощутить раскаяние, сдвинуться с места и тащить свой противоречивый багаж сквозь жизнь, всё так же переполненную испытаниями.

Как сложилось, что в этот солнечный день я оказался на кладбище, у могилы, что вырыта для женщины, которую я никогда не видел живой? Женщины, матери – больше ничего о ней и не знаю. И глядя на незнакомое неживое лицо, я ищу смысл своим поступкам или её смерти, вещам, вроде совершенно не связанным друг с другом.

Говорят, что взмах крыла бабочки способен вызвать землетрясение на другом конце света. Может ли женщина, родившая и вырастившая дочь, отдавшая ей всю себя без остатка, почувствовать предсмертную агонию дочери и передать ей свою жизнь? Или это всего лишь цепь случайных событий, превратность судьбы, и мы просто пытаемся связать непостижимые для нас вещи?

Предисловие

В предисловии обычно принято раздавать благодарности многочисленным friendам, жёнам, кошкам, собакам, вдохновившим автора на очередной трёхгрошовый бестселлер. Я опущу этот трогательный ритуал. Не то чтобы у меня никогда не было этих животных и никто из них не гадил на эти огнеупорные рукописи. Просто не хотел бы присовокуплять их добрые имена и клички к этой карикатурной истории полной больных фантазий, навязчиво всплывающих в сознании даже самых истовых поборников праведности.

Смелость утверждать, что упомянутые фантазии будоражат умы каждого индивида, основывается на моём опыте редактирования слезливых мемуаров, героических автобиографий и самых безобидных резюме. Я – редактор. Новиков Александр, 42, рост, вес – как на обложке.

Расчищая словесный мусор, коим авторы заваливают свои жизненные пути с момента рождения их непорочных предков, создавая неимоверное количество непреодолимых преград, я приводил эти перегруженные сентиментальностью поезда к их конечной станции – складам современной макулатуры.

Тщеславные нувориши, несостоявшиеся гении, решившие отлить себя в формате карманного словаря, не способны выразить блёклые чувства в чувственных тонах или вселенскую скорбь в предложении из трёх букв. Вот и приходится редакторам вдыхать жизнь в бессмертные произведения Шариковых, наполнять затхлые биографии бухгалтеров невероятными приключениями, а бессвязный бред спившихся чиновников превращать в жизнеутверждающие гимны. Редакторы переписывают судьбы, подводят итоги жизненного пути, вдохновляя потомков на такие же героические мемуары.

Как-то адаптировал монографию по адронному коллайдеру для школьной программы. Получилось что-то вроде такого: «Там такая фигня, она как давай фигнюшками фигачить! Тыдындж, тыдындж. И от них другие фигнюшки в разные стороны. Вот такая вот фигня». Последствия таких переводов неизбежно сказались на моём «литературном» стиле – суржике мата и художественного повествования, а также привели к запутанности изложения.

Метаморфозы¹ и каламбуры² сопровождают не только обновленные биографии, но и лезут в собственные мемуары редакторов, поданные как плоды творческих мук.

Художники пишут картины, а пытливые сердца наполняют их собственными чувствами. Поэтому не буду злоупотреблять в рассказе детализацией типовых интерьеров или глубиной избитых образов, которые без труда можно загрузить в воображение из более сакраментальных источников. Предметы, ощущения, мысли будут доступны лишь в видимой их части, оставляя простор вашему собственному дизайну.

Исполнения желаний

К вечеринкам я пристрастился ещё в школе, усугубил в университете. Женитьба никак не сказалась на их регулярности. Затяжные переговоры с тёщей лишь усилили тягу к независимости и формированию устойчивой, как мне казалось, коалиции соратников и собутыльников. Благоверная оказалась терпеливой женщиной и беззаветно посвящала свои лучшие годы моей застывшей творческой юности. Наивно верила многочисленным обещаниям о безмятежном будущем, о домике у моря, и что золотая рыбка будет у неё на посылках. Но в одно прекрасное утро моя