Собственный остров. Сборник рассказов [Олег Кирчегин] (fb2) читать онлайн

Собственный остров

(¹) (²)

Рассказ

Голова болела. Язык ощущал вкус прокисшей каши и горелой пластмассы. Подташнивало. Очень хотелось выпить.

Лёха выглянул из своего укрытия за водопроводной трубой и посмотрел на заляпанное строительной грязью слуховое оконце, через которое пробивался по-осеннему тусклый утренний свет. Вылезать из вороха старых одеял и тряпок, нагретых за ночь собственным телом, не хотелось – так бы и лежал неподвижно, разглядывая сквозь сумрак низкий и тесный подвальчик, который, хоть и не был отапливаемым, но находился всё же под частным жилым домом. Температура здесь даже в сильные морозы не должна опускаться ниже нулевой отметки.

Вдруг вспомнилась теплотрасса с её жаркими, а потому перенаселёнными колодцами. Там было тепло, а временами весело, там были соседи и чудный, вечно пахнущий пылью ватный матрас. Там было тихо и пристойно, но однажды приехали незнамо откуда на машине шустрые ребятки спортивного вида и поснимали, несмотря на слабые протесты местной общественности, все до единого чугунные крышки от люков. После этого случая владельцы теплосети вдруг озаботились использованием по назначению своего недвижимого имущества. Прижившийся здесь народ с помощью полиции разогнали, чугунные крышки установили заново, не забыв каждую приварить намертво с помощью электросварки. В довершение всего, чуть ли не каждый день вдоль трассы стал проходить ППС-ный патруль, что сделало мечту о постепенном возвращении здешних аборигенов в тёплые бетонные норы совсем уж несбыточной.

Были, правда, среди колодцев те, что так и остались обжитыми, но они не могли вместить в себя даже четверти оставшихся без крова людей. Кто-то нашёл способ остаться здесь, кто-то нет.

Лёха оказался среди тех, кто не выдержал конкуренции.

Осень заканчивалась, пришлось срочно искать новое жильё, и этот непромерзающий до минусов подвальчик оказался настоящей удачей.

С такими мыслями пришла грусть. Голова из-за выпитого вечером с Толяном стеклоочистителя заболела с новой силой. Выпить захотелось ещё больше.

Лёха выпростал руку из под тряпья, пошарил в кармане телогрейки. Странно! Он точно помнил, что ещё с вечера, на трезвую голову, положил сюда флакончик с боярышниковой настойкой. Флакона не было. Он опустил руку ниже и протиснул два пальца за пояс штанов, где в маленьком кармашке-фестончике носил пятидесятирублёвую денежку – заначку на как раз такой вот случай. Кармашек оказался пуст.

«Обшмонали?! Своровали?! Кто? Толян? Не факт…» – Предъявлять претензии кому-либо было бесполезно, поскольку конец вечера Лёха помнил весьма смутно и не до конца. Мог и сам достать спьяну, особенно если захотелось гарцануть перед Светкой, а той только дай намёк, что не пустой – вытянет всё до последней капли-копеечки.

Что-то надо было делать, как-то поправляться. В голове начало шуметь совсем уж натурально и, почему-то, скрипуче. Но особенно раздражал то ли привкус, то ли запах горелой пластмассы.

Лёха вылез на середину помещения, встал на ноги и попытался выпрямиться, насколько позволял низкий потолок подвала. Сразу стало холодно. Попытка согреться, сделав резкие гимнастические движения, ни к чему хорошему не привела – желудок едва не вывернуло наружу вместе с остатками вчерашней скудной закуски.

Пора было делать самое сложное – потихоньку выбираться из подвала и, низко пригнувшись, чтобы, не дай бог, никто не заметил, перебежать по краешку задний дворик, в дальнем углу которого имелась заранее ослабленная и слегка наживлённая на обломок гвоздя заборная доска.

Лёха подошёл к слуховому оконцу, внимательно посмотрел сквозь него наружу – нет ли кого, осторожно, чтоб не скрипнуло, открыл. Вместе со свежим воздухом в подвальчик ворвался и ощутимый запах дыма, да и шум стал намного сильнее. Это неспроста! Стало страшно.

Ни от кого уже не скрываясь, Лёха выскочил из подвала, сделал несколько торопливых шагов, обернулся и замер как вкопанный.

Дом полыхал и трещал что твой новогодний фейерверк. Из окон второго этажа с гуденьем поднимались в небо плотные столбы пламени. На крыше с резкими хлопками взрывалась сверхмодная, привезённая чёрт знает из какой далёкой заграницы черепица. Оконные переплёты с нанесённой несмываемым способом аббревиатурой НГ, то есть негорючие, плавились, пузырились и горели, испуская противно липкий чёрный дым и запах горелой пластмассы (а Лёха-то грешил на незамерзайку!).

По двору в совершенной истерике металась какая-то полуодетая баба и буквально рвала на себе волосы. «Вова! Аня!» Баба то кидалась к самому дому, то отскакивала от жары назад и вообще вела себя глупо и бестолково. Лёха не сразу узнал в ней жену хозяина, довольно молодую, обычно ухоженную особу с прямой спиной и надменным выражением лица.

Входная дверь дома вдруг с шумом распахнулась от мощнейшего удара изнутри, и на двор выломился какой-то мужик. Здоровенный такой и солидный наверняка, если б не дикое выражение лица и выпученные в испуге глаза. Леха, так получилось, ни разу не видел до того вживую хозяина дома, так что не мог бы сказать точно. Вот так – машину видел часто, а хозяина нет.

«Вова! Аня!» – баба кинулась к мужику, бросилась на шею, потом отстранилась, засучила ему по груди кулачками. Он же в ответ зашептал ей что-то невнятное, пытаясь обнять и не отпустить от себя.

Из-за открытой входной двери вдруг стали ясно слышны звуки, доносящиеся изнутри дома, и сразу стало понятно, что никакие это не скрипы, а истошный собачий визг.

Лёха видел этого пса, не очень высокого, но мощного и агрессивного, с широченной грудью и перекатывающимися под короткой шерстью твердокаменными мышцами. Пёс был какой-то уникальной бойцовско-охранницкой породы, обладал огромной красной пастью с невероятным количеством длиннющих и острейших зубов. Выгуливали его по улице исключительно в наморднике, и, несмотря на это, не только встречные люди, но даже собаки предпочитали обходить страшную зверюгу далеко стороной.

Сейчас же, судя по звукам, собачке было совсем плохо, а хозяин её что-то не торопился к любимому псу на выручку.

То, что произошло следом, сделалось как-то само собой, неосознанно, что ли.

Лёха надвинул поглубже на уши свою куцую шапчёнку, расстегнул телогрейку (мало ли, вдруг быстро скинуть придётся) и, пригнувшись, в несколько длинных прыжков заскочил в распахнутую настежь входную дверь.

Он тут же хлебнул едкого дыма. Дыхание перехватило почти полностью, перед глазами словно бы взорвалась, пребольно ударив по мозгам, ослепительная бело-оранжевая вспышка. У него мгновенно подкосились ноги, и Лёха буквально рухнул на пол прихожей, чуть не разбив голову о поднимающиеся на второй этаж бетонные ступени.

Он довольно быстро пришёл в себя, но случившееся послужило хорошей наукой – дым вокруг опасен и ядовит, не стоит вдыхать его или даже просто совать наверх голову.

Собаку Лёха увидел почти сразу же. Её, по-видимому, готовили к прогулке – были нацеплены ошейник-шлейка и поводок, на тело по случаю прохладной погоды была натянута специальная трикотажная курточка с эмблемами и символикой известной фирмы, намордник же почему-то валялся в стороне. Сразу стала понятна причина проблем, приключившихся с собакой. Поводок, точнее прочный ремень, имел на своём конце петлю, которой и зацепился за случившийся тут же, на беду, металлический кран батареи отопления, а ошейник был снабжён ремённым же корсетом, который плотно охватывал грудь и плечи животного, зато сейчас не давал никакой возможности освободиться от себя, как ни тяни и не вырывайся.

Увидев приближающегося чужого человека, пёс перестал выть и зыркнул на неожиданного визитёра тяжёлым недобрым взглядом. Стало страшно до того, что Лёха чуть не смылся, напрочь забыв о привёдших его сюда благородных мотивах.

Однако пёс не двигался с места, смотрел, как теперь казалось, выжидающе и, даже, с надеждой.

– Я вот сейчас подойду и освобожу тебя, а ты, пожалуйста, меня не кусай. Ладно?

Пёс не ответил, даже не пошевелился, смотрел насторожённо и вроде затравленно. Лёха приблизился, на всякий случай прикидывая максимальную длину натянутого поводка, осторожно протянул руку. Пёс чуть отстранился, но не отошёл и никаких агрессивных намерений вроде бы не проявлял.

Слава богу, карабин оказался с возможностью мгновенного размыкания, надо только взять его в ладонь и оттянуть двумя пальцами стопорящее кольцо. Раз. Щёлк. И пленник на свободе!

Пёс даже не поверил в первый момент, что его больше не держит в плену ненавистная верёвка, скакнул в одну сторону, в другую, вертанул туда-сюда коротким хвостом, коротко хрюкнул удовлетворённо, потом рванулся, было, к выходу, но на полдороге резко затормозил всеми четырьмя лапами, развернулся и замер, словно столб, впечатав тяжёлый взгляд в своего недавнего освободителя.

«Ну да, – как-то даже и не удивился Лёха, – его же наверняка учили охранять дом. Всех впускать и никого не выпускать. Или что-то в этом духе».

– Ну, ты чего? Давай уходи! Спасайся!

Пёс чуть пригнул голову и вроде как набычился – как бы не прыгнул! Лёха на всякий случай сбросил громкость голоса почти до минимума:

– Давай! Иди отсюда! Играть! Гулять! – Лёха безуспешно пытался применить на практике свои скудные знания из практической кинологии.

Пёс наклонил голову направо, потом налево, потом опять направо, тщётно пытаясь уловить смысл в белиберде, которую явно нёс его оппонент, но с места не сдвинулся даже на миллиметр.

«Вот теперь точно, пи…ец!» – не к месту возникла в голове Лёхи фраза из слышанного в детстве бородатого анекдота.

Кусок потолка обвалился совсем неожиданно, треснулся об пол, развалившись на десятки чадящих и полыхающих головёшек, перекрыл путь на выход и едва не придавил собаку.

Пёс увернулся испуганно, рванулся, было, на улицу, но, увидав перед собой сплошную стену огня, присел на задние лапы, поджав хвост от ужаса, и тоненько заскулил.

– Спасайся! Вперёд! Прыгай!

Видно, услышав знакомое слово, пёс подсел ещё ниже, потом, словно пружина, разогнулся и махнул всей своей полуцентнерной тушей прямо сквозь огонь. Ещё через секунду снаружи послышался радостно-восторженный лай: «Как жить-то хорошо на свете, братцы!»

Лёху тоже не нужно было уговаривать. Он, прикрыв полой телогрейки лицо и, на всякий случай, задержав дыханье, припустил на свободу, стараясь не наступать на горячие уголья – не йог же, всё таки.

В прихожей он, однако, резко остановился, точно натолкнувшись на невидимое препятствие. Прислушался. Точно! Сверху доносились тихие звуки, больше всего напоминавшие приглушённый плач и всхлипывания. В доме ещё кто-то был! Не зря, похоже, та баба снаружи носилась вокруг дома как полоумная.

Снова стало страшно, но уже не так, как в первый раз. Да и сердце колотилось в груди, как бешеное, разгоняя по телу гигантские порции адреналина.

Лёха сделал пару шагов вверх по лестнице, потом, спасаясь от удушливого дыма, опустился на четвереньки, а на верхнюю площадку поднялся уже чуть ли не ползком. Здесь, у пола, дышать можно было почти сносно, но, начиная с полуметра повыше, из комнат полз, точно плотный ворсяной ковёр, сплошной слой густого тёмно-серого дыма.

Плач отсюда слышался совсем явственно, и Лёха пополз на звук, ото всей души надеясь, что малыши окажутся в ближайшей из комнат.

Они действительно оказались там. Спрятались под кроватью – все маленькие дети от больших бед всегда пытаются спрятаться под кроватью. Двое: девчушка лет пяти-шести и мальчонка годом-двумя помладше.

– Аня и Вова? – Малыши смотрели на незнакомого дядьку насторожённо, но и с надеждой тоже.

Лёха подлез поближе в тесное подкроватное пространство, вытянул руку, подгрёб к себе сначала одного, затем другую, расположив головками на мягком телогреечном рукаве, как на подушке. Затем кое-как попытался вытереть слёзы. Два тельца дрожали, словно в ознобе, но постепенно успокоились, чувствуя уверенность в действиях и голосе взрослого.

– Ну, вот и хорошо. А сейчас мы вместе поползём на выход: Аня впереди, как самая старшая, Володя следом, а я подстрахую сзади. Ничего не бойтесь и не останавливайтесь. Только головы кверху не поднимайте.

Он появился в дверном проёме как супергерой, примерно такой, как памятник солдату-освободителю в Берлине, в Трептов-парке. Перемазанный сажей, усталый, но зато с двумя детьми в двух руках! И мальчик, и девочка доверчиво жались к плечам своего спасителя. А он, вышагивая гордо, смотрел на мир слегка снисходительно и самому себе казался очень сильным и добрым.

Хозяин дома куда-то пропал – убежал, наверное, встречать пожарные машины, наполняющие окрестность фиолетовыми сполохами и громом сирен.

Женщина же была здесь. Сначала замерла от неожиданности, потом, разглядев детей, буквально бросилась навстречу. Схватила на руки одного, затем другого, крутила их, разглядывая со всех сторон, то плача, то бестолково интересуясь о здоровье и самочувствии. Потом обратила внимание на Лёху, подбежала, попыталась, было, встать на колени, да он не дал. Тогда она бросилась ему на шею и исцеловала всего: лоб, щёки, подбородок, пару раз даже попалось в губы. Потом опять убежала к детям и уже не отходила от них.

Двор как-то быстро наполнился людьми и машинами. Разматывались шланги, кто-то куда-то деловито бежал, кто-то командовал, кто-то лил воду на огонь.

Буквально через полчаса всё было кончено. Пожар потушен. Счастливую мамашу с детьми увезла «Скорая помощь».

А Лёха всё стоял на одном месте и глупо улыбался, снова и снова переживая прикосновения к своему лицу мягких женских губ.

– Ты кто? Что тебе нужно?

Хозяин дома, тот самый здоровый мужик, появился откуда-то сбоку, наверное, оторвался от разговора с двумя пожарниками, маячившими в той же стороне.

«Наверное, отблагодарить хочет за детей. Скорей всего денег предложит. Ну, так не надо мне. Главное малыши целы», – смущённо подумал Лёха, а потому вслух лишь скромно попросил:

– Мне бы выпить. Немного.

Вместо ответа мужик с короткого замаха засадил апперкотом в челюсть. Окружающий мир перед глазами Лёхи перевернулся вверх тормашками, и недавний спаситель всего человечества рухнул навзничь.

Кто-то спросил кого-то:

– Ты за что его?

– За дело! Я, понимаешь, дом потерял, чуть детей не лишился. А этот, сволочь, пришёл и выпить просит.

Ответ прозвучал убедительно, а потому вполне логично был сопровождён ударом ноги по телу скрючившегося на земле противника. Били со всей силы, но расчётливо, стараясь попасть острым носком ботинка ближе к правому боку и точнёхонько под рёбра. Дикая боль взорвала организм изнутри, отодвинув и растворив сознание, а потому последовавших следом за первым пинков Лёха уже не почувствовал.

Пришёл в себя Лёха от холода, оцепенения в руках и ногах, тупой боли во всём теле и оттого, что кто-то громко дышал ему в лицо. Он попытался приоткрыть глаза. Снаружи кто-то радостно взвизгнул и, вдруг, начал старательно вылизывать его физиономию. Лёха попытался отстраниться, но не тут то было. Вылизывания и взвизгивания отнюдь не прекратились. Он вслепую пошарил руками, нащупал собачий ошейник, опёрся об него, приподнялся, сначала усевшись на земле, а потом с трудом встал на ноги.

Лёху трясло от холода, пришлось запахнуть телогрейку и застегнуть её на все пуговицы, а затем долго и тщательно растирать друг о дружку вконец окоченевшие ладони. Пёс терпеливо сидел напротив, и на его морде читалось явное удовольствие оттого, что удалось привести в чувство недавно приобретённого друга.

– Эге, братец, похоже, ты мне только что жизнь спас. А то бы окочурился прямо здесь. Как тебя звать-то? Шарик? Бобик? Нет, наверно что-нибудь благородное, на иностранный манер, типа, Шарль-Аэротон Тринадцатый? А?

Собачья морда напротив раскрылась в совсем уж широченной улыбке, а хвост сделал несколько быстрых махов из стороны в сторону. По-видимому, шутка про имена понравилась.

Лёха прошёлся взглядом по опустевшему двору, отметив машинально закрытую входную дверь в дом и висящий на ней навесной замок.

– Да, делать здесь совершенно нечего. Пойдём, что ли!

Собака сначала пошла вслед за Лёхой, но потом заоглядывалась, остановилась, повернула назад.

– Ага, понимаю. На тебе же дом, хозяйство. Охранять надо… Давай-ка, я тебе вот тут оконце в подвал открою. Там не холодно. Если что, не замёрзнешь. А я на теплотрассу… Ну, прощай, друг! Даст бог, ещё свидимся.

Теплотрасса встретила Лёху знакомыми запахами и вечной, но негромкой суетой. Толян оказался на месте – он вообще крайне редко покидал своё тёплое убежище. Барыжил понемногу нестандартными бутылками, пустыми пивными банками и чем-то ещё по мелочи. Приёмные пункты такое добро не брали в малых количествах, вот и несли люди Толяну товар со значительной скидкой. Он накапливал, время от времени звоня кому-то по старенькому дешёвому телефону. Приезжал старик на раздолбанном Москвиче-каблучке, забирал хабар и подолгу рядился с Толяном о сумме оплаты.

– Есть, чем поправиться? – Вопрос Лёхи не оказался неожиданным.

– Вчерашняя незамерзайка кончилась, но есть кое-что получше. – С этими словами собеседник торжественно извлёк из стоящего на полу ящика двухлитровую бутыль с плотно навинченной, опломбированной крышкой.

– Это что? Растворитель?

– Ты что? – Обиделся Толян. – Читай на обороте. Видишь, написано: «Состав. Спирт 95%».

Лёха на всякий случай тоже прочитал этикетку. Его не раз предупреждали, что спирт может быть и метиловым, и вот тот-то, метиловый, пить ни в коем случае нельзя.

Здесь же, перед словом спирт хотя и стояло какое-то совершенно нечитаемое длиннющее слово, но метил в нём никак не упоминался ни целиком, ни частями.

– В долг дашь? – Лёха с трудом унял дрожь в руках, возникшую по прочтении магического слова спирт.

– Если нахвоста возьмёшь.

– Согласен.

Толян написал в своей записной книжке число, явно превосходившее стоимость целой бутылки спирта. Лёха почувствовал себя обманутым уже не в первый раз за сегодняшний день, но чиниться не стал.

Ящик был перевёрнут, накрыт газеткой. Сверху расположились два несвежих, но достаточно чистых стакана, пластиковая бутылка с водопроводной водой, половинка батона и целлофановый пакет с парой разрезанных на дольки солёных огурцов. Вот это уже была настоящая роскошь!

– У нас тут прям кафе какое-то! – Лёха, почувствовав вдохновение, потянулся к двухлитровке с заветным напитком.

– Бери выше! Ресторан. Метрополь! – Толян довольно заржал, оценив шутку приятеля.

Пробка с бутылки слетела, словно соловей с берёзовой ветки, и по помещению разлился благородный запах алкоголя. Аромат, правда, слегка нарушался обертонами то ли бензина, то ли ацетона, но право, господа, кто в наше время обращает внимание на такие мелочи.

– Как будем пить? Разбавим, или по-фронтовому? – Круглый край бутылочного горлышка на мгновение замер над стаканом, готовым принять внутрь себя живительную влагу.

– Давай по-фронтовому!

– По сто пятьдесят?

– Ага.

Жидкость скользнула вниз, заполнив стаканы ровно на три четверти, уровень в уровень. Сообщающиеся сосуды, да и только!

– Ну, ты мастер, – восхищённо хохотнул Толян и пододвинул в сторону Лёхи бутыль с водой для запивки.

Лёха выпрямился на своём стуле, замер в этакой позе сфинкса. В правой руке на уровне глаз стакан со спиртом. Левая аккуратно держит наготове пластик с водой. Открыл рот. Одним быстрым, но ровным потоком влил содержимое стакана прямо вглубь пересохшего горла. Напрягшись, замер, чтобы случайно не вздохнуть. Потом жадными глотками отправил туда же грамм триста воды. Подождал немного, прислушиваясь к блаженному жару начавшему разливаться по телу. Вернул на стол опустевшую тару. Откинулся в истоме на спинку стула, сквозь полуприкрытые веки наблюдая, как те же самые манипуляции проделывает и его товарищ.

Хорошо!

Страшная боль возникла из ниоткуда. Растеклась по организму, скрючивая и выворачивая суставы. Потом сконцентрировалась острой резью где-то в районе печёнки и сделалась совсем уж невыносимой. Лёха попытался вдохнуть побольше воздуха, но это не удалось. Он катался по полу, крича и зовя на помощь, но звуки застревали в горле. Он хватался за бок руками, пытаясь нащупать боль и вытолкнуть, отпихнуть её подальше от организма, но это помогало слабо, точнее не помогало вовсе.

Наконец, пришло понимание: не надо толкаться и отстраняться, надо, наоборот, замереть неподвижно, чтобы и боль замерла и остановилась в одной точке, и вот тогда можно обмануть её, потихонечку отстранившись, оттолкнувшись и отодвинувшись в сторону.

Попробуем. Осторожненько…

«Ппах!» – едва слышно хлопнуло где-то на макушке головы, и словно в невидимом надпространстве открылась наружу невидимая же дверца.

Получилось!

Лёха отодвинулся подальше от бесполезного тела вместе с его ненавистной и надоевшей болью. Осмотрелся вокруг, немного удивляясь резкости и чёткости зрения, которому совсем не мешало почти полное отсутствие освещения. Поглядел на ящик-стол с остатками немудрёной закуски и полупустой распечатанной бутылкой. Непорядок! Надо бы закрыть, чтоб не выветрилось. Вон и пробка, лежит на полу красивая, красная, с изображением жёлтой черепушки наверху и перекрещенными под ней костями. Кстати, такой же значок есть и на этикетке. Интересно…

«А как там Толян?» – Лёха попытался подвинуться в сторону товарища.

Оказалось, что сделать это совсем не трудно, надо лишь не забывать о своём умении летать. А дальше, достаточно подумать о том, куда тебе надо и немедленно начинаешь двигаться в нужном направлении.

Толян лежал неподвижно в странной, нелепо вывернутой позе, с открытым ртом и по-дурацки выпученными глазами. Живой ли?

Оглядываться на себя не хотелось, и Лёха полетел вверх, легко преодолев бетонную плиту перекрытия и тонкую земляную насыпь поверх неё. Он остановился метрах в пятидесяти над землёй, посмотрел вниз на пустырь, укрытый тонюсеньким покрывалом первого снега, на кусты с почти облетевшей к зиме листвой, на никогда не замерзающую прямую полоску земли над прогревающей её теплотрассой, на поблёскивающую сквозь темноту огоньками панораму близкого города.

Стало грустно, легко и тихо.

И сквозь эту тишину начал пробиваться неровный зудящий гул, как будто вдалеке работает, медленно приближаясь, паровой котёл или немаленьких размеров турбина.

Собственно, этот звук был здесь рядом всегда, просто как-то не обращал на себя внимания.

Лёха огляделся вокруг, пытаясь разглядеть источник шума, и очень скоро увидел её. Огромная воронка, закручивая спиралями воздух вокруг себя, располагалась прямо в небе, требовательно шумела и властно притягивала к себе. Лёха некоторое время сопротивлялся, стараясь задержать в памяти окружающий вид, но это быстро надоело, и он расслабился, безвольно отдаваясь всё ускоряющемуся потоку.

Он попал внутрь чёрного тоннеля с искрящимися точками вдоль стен и полетел вперёд, всё более и более ускоряясь.

Полёт был долгим. Лёха постепенно начал привыкать к нему. Подумал даже, что, наверное, это и есть вечность…

Его выбросило в тёплый воздух под ласковые лучи южного солнца. Яркий свет на минуту ослепил. Но тело само сделало необходимые движения, сгруппировалось, и он мягко приземлился на обе согнутые ноги, погрузившись босыми ступнями в мягкий белый с лёгкою желтинкою песок.

Где-то невдалеке был берег моря. А тут был остров. Причём, остров его собственный, персональный – это Лёха почему-то знал точно.

Здесь снова была гравитация, и это было привычно и приятно.

Лёха осмотрелся вокруг, пытаясь оценить окружающий вид и удивляясь новым, весьма странным, но удобным свойствам своего зрения. Он видел окружающий мир одновременно целиком и в деталях, изначально не останавливаясь на чём-то конкретном, но имея возможность разглядеть каждую частичку виденного в мельчайших подробностях. И вот тогда это, один раз увиденное, уже никуда не девалось из цельной картины. Мир как будто проявлялся вокруг, с каждым взглядом становясь всё ярче, контрастнее и подробнее. Теперь можно всё было видеть и близко, и далеко с поразительной чёткостью. А если хотелось разглядеть какую-то деталь покрупнее, то можно было просто приблизить взгляд, наподобие того, как мы приближаем и удаляем изображение, поворачивая кольцо на объективе фотоаппарата.

Сначала Лёха захотел рассмотреть небо, солнце и горлышко трубы, по которой он попал сюда. Ничего подобного не было и в помине. Небосвод был чистым, голубым и чуточку белёсым от прозрачности и свежести окружающего воздуха. Солнца также не было видно, только плотный поток тепловых лучей приятно грел кожу. Выход тоннеля не наблюдался, но, несомненно, он был где-то здесь, рядом, возможно перемещаясь в пространстве, потому что время от времени по нему прибывали новые пассажиры: кто-то из них, подобно Лёхе, приземлялся на собственные острова, но некоторые, кувыркаясь и ругаясь, падали с размаху прямо в море.

Он пригляделся к этому морю повнимательнее, и ему стало не по себе. Оно не было морем в полном смысле этого слова, потому что целиком состояло из одной сплошной толщи огня, и в этом огне извиваясь и корчась, жарились все те, для кого не предусмотрено было своего островка спасительной суши. Они толкались и боролись меж собой, пытаясь утянуть противников в глубину, царапались и наступали друг другу на головы и плечи. Они кричали, и эти крики, почти не слышные отсюда, сливались в единый заунывный утробный стон.

Лёхе стало дурно и жутко от вида этой, разливающейся вокруг стихии, целиком состоящей из одной лишь боли и нескончаемых страданий.

Ему вдруг стало жалко этих несчастных. Он подошёл к краю своего островка в надежде протянуть руку, чтоб поделиться маленьким кусочком суши хотя бы с кем-то из этих людей.

Он едва успел отпрянуть назад!

Десятки когтистых рук, многократно вытянувшись, рванулись к нему. Искажённые злыми гримасами лица приблизились к поверхности, не в силах вырваться наружу, и в выражении этих лиц читалась только огромная ненависть да злорадное желание ухватить доверчивую жертву, утащить к себе в жгучую огненную геенну и поскорее насладиться началом чужих незаслуженных страданий.

Лёха с трудом перевёл дыхание и торопливо перекрестился.

Несколько капель раскалённой плазмы из кипящего моря упали на песок, зашипели, подпрыгивая от переполнявшей их энергии и пожирая по ходу движения желтоватые крупинки, потом упрыгали назад в пучину, оставив после себя неровные ямки и заметно увеличившись в размерах.

Это обстоятельство заставило Лёху повнимательнее приглядеться и к своему острову, и к другим, тем на которые попадали прибывающие сюда люди.

Как оказалось, это не были острова в полном смысле этого слова – скорей они представляли собой куски неизвестной лёгкой породы, плавающие по поверхности моря на манер надувных мячиков. Их разъедало и плавило снизу огнём, они постепенно уменьшались в размерах, пока не исчезали совсем. Но, одновременно, их лёгким ветром относило к берегу, и многие достигали его. В этом случае у находящихся на их поверхности людей появлялась возможность спастись, перешагнув с плавучего острова на твёрдую землю.

Берег был прочным и основательным, тянувшимся в обе стороны почти по прямой линии до самого горизонта. Всю его кромку занимал неширокий, метров в пятьдесят, не более, каменный пляж. Далее, на сколько хватало глаз, простирался луг, заросший низенькой, очень мягкой на вид нежно-зелёной травкой, по которой, наверное, очень приятно было шагать босиком. Там цвели цветы и порхали бабочки. И где-то там же начиналось множество тропинок, которые постепенно, соединяясь друг с другом, превращались в одну широкую дорогу, полого поднимавшуюся по склону холма. По этой дороге неспешно шагало множество людей, и все они направлялись к городу.

Отсюда было не разглядеть в деталях, но Лёха и так знал точно, что это за место.

Город счастья и общей гармонии, пожалуй, так правильнее всего было его назвать.

Здесь люди жили, трудились, творили, учились и отдыхали. При этом каждый, даже самый маленький из жителей занимался исключительно своим любимым делом, порой меняя его по собственному желанию, иной раз, объединяясь с товарищами, а то, наоборот, уединяясь ото всех, чтобы искать и находить всё новые грани совершенства.

Удастся ли туда попасть, Лёха пока не знал, а потому снова переключил внимание на вещи более близкие и непосредственно касающиеся его самого.

Он снова перевёл взгляд на острова, точнее на самый большой из них. Это действительно была часть земной тверди, а не какая-то там плавающая штука. Остров был просторный, почти плоский, правильной круглой формы, если смотреть сверху. Со всех сторон он обрывался в море невысокими, но отвесными скалами, а с берегом был соединён добротно сделанным каменным мостом, который охраняли два огромных, намного выше человеческого роста, древних воина в сверкающих на солнце кованых доспехах.

Посредине острова находился самый настоящий православный храм, белые стены которого напоминали искрящиеся на солнце глыбы чистейшего сахара, а переливающиеся золотом купола вызывали ассоциации с прозрачными каплями свежего мёда.

Люди, попадающие на остров, а надо заметить, что таких было немало, сначала непременно заходили в храм. Через некоторое время они появлялись с другой стороны, двигаясь прерывистой цепочкой через мост и дальше, по широкой дороге за горизонт, к сверкающему городу.

В этот момент Лёху как будто осенило! Он посмотрел вокруг. И ожидаемо увидел чуть в отдалении ещё два больших круглых острова. На одном, устремляя минареты в небо, располагалась мечеть, другой украшали затейливые узоры на стенах синагоги.

Всё оказалось так просто, естественно и знакомо.

Чтобы сейчас не мучиться неизвестностью, надо было вовремя всего лишь выбрать свой путь и, медленно ли, быстро – неважно, главное, не отступая следовать по нему.

Остров с храмом был до обидного близок, но только не было возможности хоть что-либо исправить, чтобы попасть на него.

Лёха опустил взгляд и, вдруг, наткнулся на знакомое лицо.

То оказалась старушка, тётя Капа. Её недавно похоронили, а до того она жила в одном из дворов, в который по своим нехитрым надобностям ему часто приходилось заглядывать. Там на углу стояла большая площадка для мусорных баков, на которую, если не посещать её регулярно, норовил положить глаз кто-нибудь из пришлых бездомных, так что Лёха заходил туда по нескольку раз на дню и неплохо знал местных обитателей.

Тётя Капа жила вместе с мужем, которого все в округе называли дядя Миша. Жили они скромно и тихо на первом этаже. Говорят, раньше они оба работали на заводе, но после выхода на пенсию дядя Миша подрядился в ЖЭКе работать дворником. С рассветом каждого дня он выходил на улицу, шебуршать широченной метлой, а в начале зимы обязательно сооружал из снега и заливал водой горку для окрестных детишек. Дети постепенно вырастали, у них появлялись собственные дети, но для всех он так и оставался всегда дядей Мишей. Два месяца назад его не стало, а очень скоро вслед за мужем засобиралась и она. На похороны к обоим пришло много самого разного народу, и всем было жаль, что этот мир покинули такие хорошие светлые люди.

Островок тёти Капы был такой же, как Лёхин по размерам, но по весу значительно меньше, из-за чего почти не тонул и уверенно плыл к берегу, подгоняемый попутным ветерком. До цели осталось совсем немного, и там, молодой и сильный, поджидал дядя Миша, готовый подхватить на руки свою такую же помолодевшую жену и подругу.

С его собственным Лехиным островком дело обстояло значительно хуже – если изначально он был такой же лёгкий, почти невесомый и чистый, то за годы, прожитые хозяином, он покрылся тяжёлой и толстой коростой грехов, соблазнов и просто глупостей. Даже каждое бранное и матерное слово, произнесённое Лёхой при жизни, прилипало грязно-серой песчинкой и хоть немного тянуло вниз. Были, правда, здесь же и все добрые дела – летали вокруг белыми облачками, силясь зацепиться, приподнять вверх или подтолкнуть ближе к берегу. Помогало это слабо, и факт оставался фактом: островок медленно, но верно шёл ко дну.

«А что с Толяном?!» – вопрос, возникший в мозгу, был так очевиден, что даже как-то стыдно стало. Лёха посмотрел вокруг и едва разглядел своего недавнего приятеля, настолько далеко от берега находился его остров.

У Толяна всё было плохо.

Суша под его ногами стремительно уходила вниз, на глазах уменьшаясь в размерах. Да оно и понятно (почему-то Лёха совершенно не удивился этому пониманию) – груз грехов здесь был значительно больше. Особенно тяготила, в буквальном смысле этого слова, привычка подворовывать у своих.

«Вон и пятидесятирублёвка моя заначенная нашлась, – подумал Лёха с грустью, – если б не потерялась, глядишь, и пожил бы ещё немного».

Между тем, островок под ногами Толяна съёжился до совсем уж крохотной кочки. Тот заметался, крича и выпучивая глаза от страха, то падая с плачем на колени, а то размахивая кулаками и адресуя кому-то обиды и проклятья.

Вот первые языки пламени коснулись голых ступней, и сразу же десятки жадных рук рванулись вверх вдоль тела, вцепляясь в кожу. Толян завыл, совсем уж по звериному. Его опрокинули, потянули вниз, и через секунду всё было кончено.

От увиденного Лёхе стало не по себе. Кожа как от озноба покрылась мелкими противными пупырышками.

Он встал на четвереньки, осторожно пододвинулся к самому краю и попытался оценить, как быстро его островок погружается в горячую пучину. Ещё можно было прикинуть скорость движения и расстояние до берега, но и без долгих расчетов было понятно: запаса плавучести едва ли хватит до половины пути.

Берег был таким близким и совершенно недостижимым!

Лёха в бессильном изнеможении опустился на песок. Он понял, что всё кончено.

Он снова вспомнил Толяна, последний вой, униженные слёзы. Стало противно.

«А вот хрен вам! – Вдруг погрозил он своим невидимым недоброжелателям. – Такого вы от меня не дождётесь!»

Что теперь делать? Как и кому молиться, если ты никогда в жизни этого не делал? Хотелось лишь одного – принять достойно и молча начало своих вечных мук. А дальше как бог даст.

«Встань!» – Как будто голос произнёс в самом центре черепной коробки. Лёха даже не понял, что произошло, повертел головой – вокруг никого не было.

«Встань и иди!»

Лёха на всякий случай подчинился, поднялся на ноги и сделал пару шагов в направлении берега.

«А! Вон оно что!»

Он узнал их сразу же. Обоих – мальчика и девочку, которых совсем недавно спас на пожаре. Точнее, это конечно были не они сами, а их души, души спасённых и вполне живых. Они как бы парили в воздухе, и их ноги чуть-чуть не касались глади огненного моря. Рядом, как водится, бестолково суетилась их молодая мамаша.

Но, самое интересное, дети были не одни – следом нестройной колонной выстроились друг за другом новые души: души их ещё не родившихся детей, внуков, правнуков и так далее. Не до седьмого ли колена?!

И даже не это было самое замечательное – все эти спасённые родственники держали в своих руках узенький, в полдоски, довольно хлипкий, но его персональный, Лёхин мостик, тянувшийся отсюда прямо до самого берега.

Конечно, это была не самая удобная переправа, предстояло ещё пройти по ней, удержав равновесие и не споткнувшись.

Но это был шанс! Самый настоящий стопроцентный шанс на спасение.

Лёха осторожно ступил на мостик, затем сделал первый шаг.

Хрупкая конструкция зашаталась, но выдержала.

Он сделал ещё один шаг, затем ещё…

Екатеринбург. Декабрь, 2018

Интерпретатор

Рассказ

Дорога резко пошла вниз и перед глазами открылось море.

Точнее нет, не так!

Небо. Тёмно-синее небо, которое до того находилось только над головой, теперь распространилось и вперёд, и вниз под ноги. Цвет этой сини был настолько глубок и ровен, что не было никакой возможности определить отсюда, где точно находится линия горизонта, разделяющая небо и море на две отдельные стихии.

Здесь в самой высокой точке перевала располагались: асфальтированная автостоянка, смотровая площадка у края обрыва, а также трансформаторная подстанция, линия электропередачи к которой, приходя откуда-то из глубины материка, далее разделялась на две неравноценные ветви.

Основная дорога тут делала крутой изгиб и уходила влево вдоль склона горы, постепенно опускаясь серпантином к морю. Там где-то, невидимый отсюда, находился многолюдный в это время года курортный городок Сан Сити, но на обзорной террасе, несмотря на полуденный час, не было ни души.

Роберт Стэнфорд вышел из машины, оставив дверцу открытой, и осторожно подвинулся к краю пропасти, едва ограждённому хлипкой конструкцией перил. Не то, чтобы он так уж боялся высоты – совсем нет, просто как-то недолюбливал лёгкое чувство дискомфорта, всякий раз возникавшее у него под желудком при таком вот взгляде сверху вниз.

Где-то здесь по карте должен быть отворот направо. Ага, вот он – узкая, едва проехать, дорожка круто уходила вверх. Туда же направлялась редкая цепочка тонких металлических опор с проводами. Тут были и электрический кабель, и телефонный, и оптоволоконная нитка электронной сети – оно и понятно, чуть ли не самый крутой хакер в мире никак не мог обойтись без скоростного Интернета, даже находясь в данный момент на заслуженном отдыхе. Около поворота имелся невысокий столбик с запрещающим дорожным знаком и предупреждающей табличкой «Частная территория».

Автомобиль после недолгого подъёма упёрся в решётчатые ворота посреди лёгкой на вид, но, явно, очень прочной ограды.

Не успела машина остановиться, как в кармане у Роберта зазвонил телефон: «Я вам сейчас открою. Оставьте машину на стоянке, а сами проходите в дом. Там я вас встречу».

Просторная территория, много зелени, бассейн с голубой водой, белостенная вилла в современном стиле с огромными окнами в пол – Александр Орлов, так звали хозяина, совсем не бедствовал. Бросались в глаза чистота и ухоженность дома при полном отсутствии людей.

Это место вообще производило впечатление райского уголка, однако…

***

Тут надо сделать паузу и объяснить, что привело федерального агента Роберта Стэнфорда в этот уютный частный мирок с видом на море.

Привёл его сюда двойной интерес: с одной стороны служебный, а с другой, как водится, частный. И оба этих резона скрестились на личности Арнольда Ладлэма, безвременно почившего в бозе две недели назад при весьма странных обстоятельствах.

Впрочем, обо всём по порядку.

Означенный Арнольд Ладлэм трудился на ниве прикладной юриспруденции и межличностных коммуникаций, а, попросту, был персональным помощником небезызвестного Кена Фарнэби, председателя правления «Северо-Американского делового банка» и ещё десятка финансовых предприятий поменьше, которого за глаза подчинённые, да и не только, ласково называли Большой Кен или Кен Денежный Мешок.

Неудивительно, что когда у банка случились проблемы, наличие которых руководство не собиралось афишировать, к делу как раз и подключили Ладлэма.

Кто-то смог проникнуть в компьютерную сеть и начал усиленно скачивать весьма разнообразную информацию, что само по себе пока ещё не привело к финансовым потерям, но в будущем угрожало настоящей катастрофой.

Попытки решить проблему силами собственных программистов ни к чему не привели. Шпионская программа, уничтожаемая в одном месте, словно птица Феникс возрождалась в другом. Вот тогда-то и возникло на горизонте имя старого компьютерного гения Александра Орлова, в своё время сначала широко прославившегося громкими «взломами», а затем, уже в значительно более узких, профессиональных кругах, снискавшего себе известность одного из наиболее успешных борцов с вредоносными вирусами.

Орлов приехать на место, чтобы возглавить «оборонные работы», категорически отказался, но согласился принять у себя «парламентёра» для консультаций.

Ладлэм отбыл в адрес три недели назад и бесследно пропал. Десять дней спустя, рано утром, его тело, изрядно побитое о камни, с лёгкими, полными морской воды, вынесло прибоем на городской пляж Сан Сити. В полукилометре от этого места нашлись аккуратно сложенные поверх пары туфель брюки и рубашка, в нагрудном кармане которой лежала записка: «В моей смерти прошу никого не винить». Окончательную точку в деле поставила запись с камер наружного наблюдения, на которой человек, очень похожий на Ладлэма, в одних плавках идёт по прямой в море, пока его полностью не накрывает водой.

На лицо было явное самоубийство, если бы не одно «но».

Местный эксперт-патологоанатом, по собственной инициативе сделавший анализ тканей головного мозга Ладлэма, выяснил, что на момент своего утопления мнимый самоубийца был уже мёртв не менее пяти дней.

Ретивого эксперта подняли на смех, но рапорт его ушёл в ФБР.

Оставить сигнал без внимания уже не получалось, вот к делу и подключили Роберта Стэнфорда с заданием проверить и закрыть вопрос.

Параллельно в дело вмешался Большой Кен Фарнэби, пообещавший в частном порядке резко улучшить материальное положение Роберта, если тот кроме обязанностей детектива возьмёт на себя и функцию переговорщика с компьютерным гением…

***

Глаза наконец привыкли к полумраку гостиной.

Роберт смог осмотреться в обстановке и лучше разглядеть собеседника, который с комфортом расположился у края одного из двух широких диванов, поставленных углом вокруг квадратного персидского ковра.

Орлов выглядел устало и немного странно в накинутом поверх трикотажного джемпера и мягкой рубашки тёплом халате, в который то и дело кутался. Наверное, болел. Известно, что простуда хуже всего переносится как раз в жаркое время года.

Испуганным или нервным он не выглядел, а на предъявленный значок федерального агента отреагировал кивком, как будто убедился, что перед ним тот человек, который ему нужен. Вопросов ожидать не стал, наоборот взял инициативу разговора на себя:

– Правда, что во время армейской службы вы участвовали в боевых действиях?

– Это не секрет. Но какое это имеет значение?..

– Ходили в разведку, в глубокие рейды? И даже имеете награды за проведение удачных диверсионных акций в тылу противника. – Орлов не спрашивал, скорее, перечислял уже известное. – Похоже, вы и сейчас поддерживаете форму… Я думаю, вы мне подойдёте.

– Так, стоп! Что значит, подойдёте?! Меня прислали сюда как переговорщика.

– Мне не нужен переговорщик.

– А ещё я хочу знать, что здесь произошло с Арнольдом Ладлэмом.

– Если мы договоримся, вы узнаете и об этом.

– Кстати, откуда вы знаете о моей службе в армии?

Вместо ответа Орлов развернул экраном к визитёру портативныйкомпьютер, до того мирно стоявший рядом. С дисплея на Роберта смотрел он сам, сфотографированный в фас и в профиль. Пониже располагались графы стандартной служебной анкеты.

– Вы взломали сервер ФБР?!

– Давно уже. И это было совсем не трудно.

Роберт стоял напротив этого странного человека и понимал, что совершенно сбит с толку. Он собирался убеждать, спорить и торговаться, а ему, похоже, не спросив согласия, здесь готовят совсем другую роль. Хорошее вознаграждение, обещанное Большим Кеном, стало до удивительности напоминать призрак. Но сдаваться так просто он не собирался.

– Я полагал, что мне придётся согласовывать с вами детали предстоящего сотрудничества.

– Это не требуется. Мне нужен не дипломат, а помощник. И этот человек должен обладать качествами, не очень типичными для программиста. Хорошая реакция, наблюдательность, воля. Желателен опыт выживания в трудных ситуациях.

– Вы что же, вместо того, чтобы взламывать компьютер банка, решили вломиться в его здание? – Роберт хотел пошутить, но его слова были восприняты серьёзно.

– Что-то вроде того. Но! Иметь дело мы будем именно с компьютерными сетями… Впрочем, пока ещё вам не поздно отказаться.

– Я не собираюсь участвовать ни в чём вслепую. Расскажите мне суть проблемы, а я подумаю.

– Именно это я и собираюсь сделать.

Орлов поднялся на ноги и направился вглубь дома, взмахом руки пригласив следовать за собой. Он был худощав, очень высокого роста и имел привычку большинства рослых людей пригибать книзу голову, хотя высокие потолки и дверные проёмы в здании спокойно позволяли не делать этого.

Орлов пошёл прямо к дальней стене комнаты, и Роберт как-то даже не удивился, что ровная без единой трещинки или шва поверхность вдруг отъехала назад и в сторону, поприветствовав хозяина зелёным огоньком и негромким «блимк», чтобы открыть за собой короткий коридорчик, оканчивающийся створками лифта.

Скоростной спуск вниз, продолжился прогулкой по полутёмному узкому тоннелю, ведущему далеко вглубь горы.

В конце тоннеля пара автоматических дверей скрывала просторную нишу, вырубленную прямо в толще породы. Здесь была тонкая экранирующая сетка вдоль всех стен, потолка и даже пола, было яркое освещение, а само помещение слегка напоминало склад из-за занимавших всю правую стену металлических стеллажей от пола до потолка. На полках находилось десятка три процессорных блоков, и все они работали, соединяясь меж собой толстыми жгутами проводов. Вдоль левой стены стояли четыре серверные стойки, а в центре композиция из дугообразного стола с мониторами по бокам и поворотным креслом посредине. Перед столом висело на металлических рычагах наклонное ложе с обилием непонятного назначения щупов, присосок и опять-таки проводов.

– Это моя гордость, Интерпретатор. – Голос Орлова при этих словах был лишён подходящего случаю пафоса. Скорее, там звучала одна бесконечная усталость. – Это устройство, которое переводит цифровые информационные блоки, наполняющие пространство Интернета, в более доступные для восприятия зрительные и звуковые мыслеобразы. Человек с помощью Интерпретатора начинает, как бы, видеть Интернет изнутри.

– То есть человек видит картинки?

– Да.

– И чем же это отличается, скажем, от компьютерных видеоигр?

– Хороший вопрос!.. На самом деле, отличие принципиальное… Если в компьютерной игре вы видите исключительно изображения, придуманные для вас её создателями, то Интерпретатор работает с человеком на уровне ощущений. Он создаёт собственно мысль, а уж наиболее уместный конкретный образ для неё мозг подбирает сам, исходя из своего жизненного опыта, виденных когда-то картин и возможностей собственной фантазии. Там, где один человек ощутит падение с высоты, другой увидит бушующее море и нарастающий шторм. Но! Важно другое! Оба этих человека почувствуют страх и приближающуюся опасность, а главное, смогут указать на её источник, который с этого момента будет доступен программисту в виде машинного кода.

– Интересно… Я так понимаю, вы предлагаете мне виртуально «погулять» по просторам Интернета, оставляя для себя скромную роль этого самого программиста?

– Абсолютно правильно.

– А какова цель «прогулки».

– Очевидная. Поиск вируса.

– То есть, я буду вашими глазами в электронном мире?

– Не совсем… Дело в том, что Интерпретатор, работает в двух направлениях: в одну сторону он создаёт мыслеобразы на основе информации из сети, в другую сторону он создаёт цепочки кодов, наподобие кусков компьютерных программ, которые позволяют вам не только перемещаться, но и воздействовать на данные в Интернете. Вы, по сути, сами превратитесь в некий аналог очень продвинутого компьютерного вируса.

– Это что же выходит? Пока я буду тут ходить, бегать и прыгать, моё сознание в это время будет бродить от сервера к серверу?

– Ну не так, конечно. Ваш сознательный контроль над двигательными функциями организма будет подавлен с помощью специальной аппаратуры. Ваше тело без информации от зрительных и слуховых центров будет спокойно лежать, дышать, переваривать пищу. Всё будет происходить примерно как во сне, только очень ярком и хорошо запоминающемся.

– Это, должно быть, опасно?

– Само по себе нет. Не опасней чем заморозка, которой пользуются спортсмены, чтобы не чувствовать боль.

– Но опасность всё-таки имеется?

– Да… Причём смертельная.

Последние слова дались Орлову с большим трудом. Его щёки покраснели пятнами, на лбу явственно выступила испарина.

Роберт счёл за благо не задавать уточняющих вопросов, понимая, что собеседник и сам всё расскажет. Подошёл поближе к механизму, осторожно прикоснулся к холодной стали манипуляторов и мягкому пластику проводов. Конструкция до удивительности напоминала гигантское хищное насекомое вроде паука или, скорее, богомола, неподвижного пока, но готового в любой момент сделать молниеносный бросок, рубануть клешнями или вцепиться острейшими жвалами в нежную мякоть доверчивой жертвы. Роберт почувствовал лёгкий холодок, пробежавший между лопаток, и поспешно отступил назад, не оборачиваясь, чтобы не выдать своего короткого смятения.

Он помнил очень отчётливо это неприятное ощущение ещё с войны, с одного случая, когда несколько случайных пуль с жужжанием вылетели неожиданно из джунглей, посшибали десяток листьев с ближайших кустов, а парочка даже попала в висящий за плечами ранец и наделала дырок в лежащем там запасном комплекте белья. Роберт тогда даже не услышал звука выстрела, просто из ниоткуда прилетели эти самые пули, затем улетели неизвестно куда, но по пути едва не оборвали его единственную, совсем короткую жизнь.

Орлов молчал за спиной, и Роберту пришлось повернуться и вопросительно взглянуть на него, мол «продолжай, рассказывай».

Тот продолжил:

– Опасность состоит не в подавлении двигательных функций, как таковом, а в том, что работа мозга как бы разделяется на две части: одна сознательная, отвечает за организм в целом, а другая, бессознательная, отвечает за жизнедеятельность отдельных органов.

– А, понимаю. Если убить меня в таком «сне», то есть отключить сознание, то организм впадает в кому?

– Хуже… Сознание отключить не получится. Оно как капитан, который покидает тонущий корабль последним… Но его можно обмануть, убедив что корабль пуст, и пора покидать мостик…

– И что тогда?

– Человек безвозвратно превращается в подобие зомби.

Роберт при этих словах против воли представил себя грязным, гниющим, кровожадным роботом, какими показывают этих существ в фильмах, и его передёрнуло от отвращения.

– Значит, человек не будет ни видеть, ни слышать?

– Да. Возможности управления телом будут крайне ограничены, но не совсем сведены к нулю… – Орлов вдруг сцепил пальцы рук, явно нервничая, сильно сжал, до хруста. Резко выдохнул, словно на что-то решившись, затем быстро проговорил, как будто боясь остановиться на полпути. – Но можно, использовать механизм обратных связей от частей самого тела. Например, можно поставить тело вертикально и осторожно толкнуть, заставив слегка потерять равновесие… Мышцы попытаются его восстановить, и человек шагнёт и раз, и другой. И пойдёт… По прямой. Пока не натолкнётся на препятствие…

– Или не утонет?

– Да…

– Именно это вы и проделали с Артуром Ладлэмом?

– Да, я тогда совершенно растерялся. Я понимал, что его начнут искать и рано или поздно придут ко мне.

– И вы не попытались его спасти, привести в сознание?

– Ещё как пытался! Я даже выписал срочно врачей. Тайно. Но, поверьте, лучших… И даже не спрашивайте, во сколько мне это обошлось.

– И что они?

– Один за другим они развели руками и констатировали смерть мозга… Рекомендовали даже клиники, заинтересованные в донорских органах и способные решить любые «тонкие» вопросы.

– Но вы предпочли «спустить концы в воду»?

– Да. Наверное, я смалодушничал.

– Вы подтвердите это на суде?

Почему-то Роберт не сомневался, что Орлов ответит отрицательно, и не ошибся.

– Я не готов сейчас предстать перед судьёй и присяжными… Может потом, позже. Когда замучает совесть.

Орлов надолго замолчал, потом начал говорить сбивчиво и сумбурно:

– С этим Ладлэмом вообще всё не просто. И этот вирус – это ведь мой вирус. Я когда-то сам написал его, но потом уничтожил. А у Ладлэма был исходник. Мой, старый, с моими же комментариями…

Роберт счёл за благо остановить эту маловразумительную речь взмахом руки:

– Остановитесь. Успокойтесь. Выпейте водички… А теперь расскажите мне всё подробно, последовательно и без утайки.

Орлов действительно быстро взял себя в руки – он вообще производил впечатление волевого человека. Пару мгновений подумал, полуприкрыв глаза, потом начал говорить монотонным ровным голосом, как будто читая пробегающий перед глазами невидимый текст:

«Этот вирус был одним из последних и, пожалуй, лучшим в моей хакерской карьере. Я создал его для удовольствия уже в то время, когда целью моей перестали быть охота за большими деньгами и любопытство до чужих секретов. Собственно, он и не был вирусом в полном смысле этого слова, если иметь в виду возможность размножаться, заражая компьютер за компьютером. Нет. Это была единственная цельная программа, разумеется, многократно кодированная и дублированная, существующая где-то на просторах Интернета в редко используемых областях его глобальных серверов. Большинство из таких машин никогда полностью не отключаются – там постоянно идёт какая-то довольно разнообразная работа, и затеряться в её потоке совсем не сложно…

Я не хочу загружать вас техническими подробностями, да их и не разъяснишь в двух словах. Но мне удалось реализовать в моей программе сразу два независимых принципа: возможность самосовершенствования и что-то вроде механизма страха. Программа чутко реагировала на любое усиление активности в непосредственной близости от себя и мгновенно самокопировалась в безопасное место. Она вела себя как одинокое животное, мирно пасущееся в бескрайней саванне, но моментально бросающееся наутёк при приближении охотника.

Это сочетание возможности эволюционировать и «механизма страха» привёло ещё к одному совершенно удивительному свойству – «уходя от преследователей», программа всякий раз задействовала точность вычислений несколько большую, чем использовали они, таким образом, делая себя для них совершенно незаметной».

Орлов немного помолчал, давая Роберту возможность осмыслить услышанное, затем, на всякий случай переспросил:

– Ну, как? В целом понятно?

– Честно говоря, не очень. Получается, что эта программа, ну вроде как, думающий организм, живёт себе в Интернете, никого не трогает. При этом её никто не видит.

– Точно, так и есть.

– Но при этом программа умеет незаметно копировать любую информацию?

– И это в самую точку!

– А если попытаться программу поймать, то она, используя большую точность вычислений, уходит от преследователей как вода сквозь пальцы?

– Вы подобрали очень меткое сравнение! – Орлов улыбался во весь рот, очень довольный тем, что собеседник верно ухватил суть объяснений.

Роберт же продолжал свою логическую цепочку:

– Остаётся лишь объяснить этому электронному животному, где находится самая вкусная пища…

– И где находится его собственное логово, куда нужно эту пищу тащить…

– Чтобы программа из мирного «травоядного», которому всё равно где пастись, превратилась в опасного целеустремлённого хищника, таскающего «овец из хозяйской овчарни».

Орлов смотрел на Роберта очень довольный сообразительностью своего визави, но у того всё ещё оставались вопросы:

– С сутью этой программы мне что-то, более-менее, понятно. Но почему вы сами не можете её остановить? Причём здесь Ладлэм? Зачем вам я, в конце концов?

– Здесь всё просто, если знать продолжение истории… В то время, когда я создал свою программу, я уже работал на Большого Кена Фарнэби, занимаясь киберзащитой его финансовой империи. При этом главной моей тогдашней заботой было как раз создание Интерпретатора. Кен меня финансировал. А Арнольд Ладлэм был тогда приставлен ко мне своего рода куратором, скорее, выполняя роль мальчика на побегушках… По крайней мере, так мне казалось.

– Похоже, он оказался совсем не таким простачком?

– Вы потрясающе проницательны.

Орлов кивнул с грустной улыбкой, нисколько не обидевшись на то, что его бесцеремонно перебили. Старый хакер испытывал явное облегчение оттого, что есть возможность без утайки рассказывать о происшедшем:

– Как позже выяснилось, Ладлэм при первой же возможности скопировал на внешние носители всё, что возможно с моей персоналки. Среди прочего там был и исходный код моего, так сказать, «супервируса». Потом, по всей вероятности, он запустил программу в сеть от своего имени.

– Но что-то пошло не так?

– Да… Вирус благополучно проник в банковскую электронную сеть, но тащить оттуда начал всё подряд, в основном совершенно бесполезную случайную информацию.

– И что, разве нельзя было программу скорректировать и запустить снова?

– Это бесполезно. Код существует в сети автономно. Первое время он лишь активно изменяется, приспосабливаясь к окружающему миру. Можно сказать, что программу поначалу совершенно «не интересует» банковская информация.

– Дайте угадаю! После того, как процесс адаптации проходит, вирус невозможно поймать, потому что он всякий раз ускользает, используя преимущество в точности вычислений?

– Именно так!

– И что же делать?

– Использовать Интерпретатор с подключённым к нему человеческим мозгом.

– Что это даст?

– Поскольку человек живой и существует в реальном непрерывном мире, он заведомо увидит мыслеобраз вирусной программы, какая бы высокая точность вычислений ни была задействована при его создании.

Орлов понимал, что его объяснения получаются слишком сложными, поэтому счёл необходимым снова прибегнуть к наглядной картинке:

– Представьте, что мы при ловле рыбы вместо мелкой сети воспользуемся куском плотной прорезиненной ткани.

– Тогда, скорей всего, мы попутно выловим много лишнего.

– Ну да, зато уж точно не упустим того, что ловим!

– А как же тогда разглядеть искомое среди случайного мусора?

– Просто постоянно двигаться. Тогда происходит как в кино: кадры, сменяя друг друга, начнут создавать единое, неразрывное изображение… Главное – не останавливаться, и тогда вы сумеете увидеть все перемещения вируса и не потерять его.

– Я?!

– Ну да. Вы.

– А почему не вы?

– Кто-то должен управлять Интерпретатором, анализировать данные и страховать напарника. Пока с этим могу справиться только я.

– Однако Ладлэму это не помогло?!

– Не помогло… Только там всё было не просто так!

Орлов вдруг так разволновался, что начал кричать, словно протестуя против невысказанных вслух обвинений:

– Как только Ладлэм оказался внутри сети, он сам отказался выходить со мной на связь… Сам!.. Именно отказался, а не потерял возможность. Он слышал и ощущал мои сигналы, но совершенно не реагировал на них… Я пробовал просить, даже угрожать – всё бесполезно… Я решил просто дождаться его возвращения. Я, буквально, не отходил от машины ни на шаг… Вы уже знаете, чем всё кончилось.

– Но, может, у него действительно не было возможности?..

– Была! Мы ведь сначала сделали несколько «пробных погружений», и всё было нормально, без единого сбоя. Ему достаточно было просто мысленно ответить мне хоть что-то, чтобы я засёк его координаты и «выдернул» из сети. Но он сознательно блокировал любые виды таких ответов… Правильнее даже сказать, сознательно создавал блокирующие обратные мыслеобразы.

– Может, это происходило само собой, помимо его воли.

– Нет… Вряд ли… Но это уже и не важно. Ведь я придумал, как обойти эту проблему.

– Какое-то специальное устройство?

– Нет. Эта проблема скорее психологическая, а, значит, и решать её надо соответствующими методами.

– То есть?

– Вы дадите мне клятву абсолютной верности, примерно такую, какую даёт самурай своему господину. И вы пообещаете мне, что через строго определённые промежутки времени вы будете сообщать мне свои «координаты». Этот «зарок» будет действовать на уроне подсознания и, поэтому, будет выполняться безоговорочно, вне зависимости от вашей воли. Так я всегда смогу проконтролировать ваше текущее местонахождение и состояние. У меня будет достаточно времени, чтобы подстраховать вас или просто «вытащить» из опасной или непонятной ситуации…

Роберт, продолжая разговор, всё ещё делал вид, что сомневается, однако ощущение принятого решения всё более овладевало им. Он вдруг отчётливо понял, что не уйдёт отсюда, пока не прочувствует на себе, что это такое, эти загадочные мыслеобразы. Похожи ли они на обычный сон или на что-либо другое. Он мимолётно пожалел себя за то, что так легко соглашается втянуть себя в эту явную авантюру, но, одновременно, волна весёлого азарта уже начала подниматься где-то в глубине его груди, давая мыслям бесшабашную лёгкость пополам с необычайной чёткостью.

Роберт знал это чувство всё оттуда же, с той самой войны. Он принимал участие в нескольких лобовых атаках, и ощущал это каждый раз, как только он вместе с товарищами поднимался из окопа. Страх в тот момент как будто испарялся, а тело начинало двигаться, как бы само по себе, при этом действуя быстро и оптимально.

Орлов, по-видимому, почувствовал перемену в настроении собеседника, но задавать формальных вопросов о согласии или несогласии на участие Роберта в эксперименте не стал. Просто разговор сам по себе перешёл к техническим деталям и особенностям поведения во время путешествия по виртуальному миру.

Дошла очередь и до упомянутой самурайской клятвы, которая была произнесена и принята со всей серьёзностью и соблюдением традиционных условностей в виде обоюдного вставания на колени и глубоких поясных поклонов.

– Теперь осталась последняя формальность, – Орлов говорил деловито и сосредоточенно, – вам нужно выбрать имя для своего виртуального персонажа. Оно должно быть коротким и легко узнаваемым вами, но в то же время отличаться от вашего настоящего нынешнего имени. Его буду использовать только я и только лишь для того, чтобы связаться с вами, хотя во время путешествий по сети вы сможете пользоваться также любыми другими именами.

– Может быть, Рой? Как в детстве.

– Годится. Пусть будет Рой. А я буду называть себя Алекс, если вы не против.

– Хорошо… Мне даже нравится.

***

Ложе Интерпретатора оказалось неожиданно тёплым и удобным. Не мешала ни паутина проводов, ни обилие датчиков, контактов и каких-то трубок, подведённых к телу. Глаза и уши прикрывали мягкие подушечки, из-за которых снаружи не проникал ни яркий свет, ни посторонние звуки. Воздух, свежий и прохладный, приятно пах сухой травой и луговыми цветами.

Роберт прикрыл глаза и начал прислушиваться к своим ощущениям, в которых пока ещё было много нового и необычного.

Во-первых, у него теперь было целых два тела с разными свойствами и даже именами, и между ними можно было свободно переливать сознание, словно воду из одного сосуда в другой и обратно.

Когда сознание полностью перетекало в одно из тел, другое в последний момент как будто отключалось, оставаясь в голове лишь памятью, пройденным воспоминанием.

Роберт несколько раз по настоянию Орлова переходил полностью в своё обычное человеческое тело, после чего спокойно просыпался.

Теперь предстояло полностью погрузиться в тело виртуальное, где он уже не был Робертом Стэнфордом, а носил короткое и ёмкое имя Рой, вызывающее ассоциации с временами Дикого Запада, бескрайними прериями и индейцами на пятнистых мустангах.

Было страшновато, но любопытно.

Роберт-Рой ненадолго замер в своём пограничном состоянии, понемногу смещаясь в сторону личности Роя, когда услышал голос Орлова. Точнее это был именно голос Алекса, и доносился он как раз оттуда, с «виртуальной стороны»:

– Рой, слышишь меня?

– Да, хорошо слышу.

– Готов действовать?

– Да.

– Тогда я сейчас тебя подведу к большому потоку перемещающихся данных. Постарайся за него зацепиться.

«Зацепиться?.. Да, пожалуй, зацепиться… Примерно, как пытается цепляться опаздывающий пассажир за поручень вагона отходящего от перрона поезда… Да, пожалуй… Надо только разбежаться побыстрее, чтобы состав не успел набрать ход…»

Перед глазами Роя уже проплывали один за другим пульмановские вагоны, а он изо всех сил понёсся им наперерез, схватился за прохладное железо и буквально вбросил себя на жёсткий, пыльный пол тормозной площадки. Где-то впереди раздался гудок тепловоза, и чугунные колёса всё быстрее застучали на стыках.

***

Утро было влажным и холодным. Густой туман снижал видимость почти до нуля, и это обстоятельство одновременно и радовало, и огорчало. С одной стороны, оно позволяло Рою соскочить с поезда незаметно, с другой, его шансы свернуть при прыжке шею увеличивались многократно.

Рельсы в этом месте шли под довольно большим уклоном, да ещё и выписывали собою крутую дугу перед въездом на мост. Поезду приходилось сильно тормозить, сбрасывая скорость до черепашьей, чтобы случайно не слететь с насыпи. Если уж спрыгивать где-то на землю, то делать это надо было именно здесь.

Рой, держась за поручень, спустился вниз на последнюю ступеньку, качнулся пару раз туда-сюда, примеряясь, затем с силой оттолкнулся назад, если смотреть по ходу движения поезда. Ещё в полёте он активно заработал ногами, как на бегу, что дало ему возможность не упасть сразу по приземлении, а побежать параллельно вагону, постепенно замедляясь. Совсем избежать падения, правда, не удалось, и Рой всё-таки оказался на четвереньках, немного ссадив ладони. Но эту микротравму можно было смело отнести к мелочам, а покидание поезда признать в целом удачным.

Рой поднялся на ноги и проверил состояние собственной одежды и снаряжения. При прыжке с поезда практически ничего не пострадало.

На нём было надето довольно длинное, но не стесняющее движений кимоно. Когда-то оно было глубокого тёмно-синего цвета, но сейчас порядком вылиняло, хотя ещё оставалось вполне приличным с виду. На ногах были очень свободные штаны из мягкой ткани, заправленные на манер шаровар в удобные обмотки, а также кожаные сандалии на сыромятных ремешках.

Вся амуниция, чтобы не помешала при падении, была увязана в плотный тючок-коврик белой ткани, который Рой держал в руке. Здесь находились: длинная, но привычная катана с кремниевым бруском для её заточки, «короткий меч» – танто, пара ослепляющих бомб и столько же острейших зубчатых пластин-сюрикенов, небольшой узелок с едой, вода в тыквенном кувшинчике, а также марлевая котомка и верёвочный ремень с крючками, чтобы удобно разместить всё это богатство на теле.

Экипировка не заняла много времени, и вскоре Рой уже шагал бесшумным кошачьим шагом прочь от железнодорожного полотна. Туман начал понемногу редеть, и следовало торопиться, чтоб не попасться на глаза ни патрулям, ни простым случайным прохожим.

Город при взгляде с холма напоминал огромный цветок. Роль плоских лепестков в нём выполняли старые районы с их плотной малоэтажной застройкой, узкими петляющими улочками и плотным ковром черепичных крыш. Центральный новый район, целиком состоящий из частокола высотных зданий, представлял собой этакую выпуклую сердцевину, но даже в ней выделялся своим ростом один небоскрёб, тот самый, куда стремился пробраться Рой, и где располагался Банк.

Где-то здесь же должен был находиться и Враг. Он просто обязан был обосноваться где-то рядом с Банком – уж очень быстро Враг реагировал на самые последние новости, и уж очень сокровенная для Банка порой проскальзывала в них информация.

И Город, и сам Банк хорошо охранялись, но Врагу как-то удалось попасть внутрь, успешно обогнув все кордоны. Теперь этот же путь предстояло проделать и Рою, и это был самый верный способ не разминуться с противником.

Рой спустился по пологому склону, держа направление на берег реки, которая с этой стороны являлась своеобразной границей города. И если её ближний берег, низкий и болотистый на вид никак не охранялся, то вдоль всего дальнего берега, откосом возвышающегося над водой, была протянута колючая проволока на фарфоровых изоляторах. Местами, где обрыв был поменьше, та же колючка лежала на земле спиралями, по верху которых там и сям были подвешены колокольчики, издававшие при малейшем прикосновении резкий, слышный издалека, звон.

Рой вступил в небольшую рощицу, на всякий случай, сойдя с проторенной тропинки и держась параллельно метрах в десяти-пятнадцати, когда услышал в голове встревоженный голос Алекса: «Внимание, будь осторожен. Рядом с тобой возможна опасность!»

Пренебрегать предупреждением не стоило, и Рой остановился как вкопанный, внимательно оглядываясь по сторонам и присматриваясь к малейшим деталям и на земле, и на стволах, и в кронах деревьев.

Он заметил её не сразу – миниатюрная видеокамера была окрашена в тёмно-коричневый цвет и почти незаметна на фоне древесной коры. Насторожённый, он увидел и тончайшую нитку провода, тянувшуюся в глубь леса, а вслед за тем, одну за другой, ещё две камеры.

Рой медленно двинулся вперёд, держась в слепой зоне камер и тщательно вымеряя каждый шаг, а потому не пропустил раскинутую под ногами липкую паутину контактных ленточек и редкую череду едва заметных в траве сетчатых столбиков – индуктивных датчиков движения.

Теперь он уже не был так беспечен, как сначала, поэтому неудивительно, что остаток пути до берега занял почти полдня, и когда Рой выбрал место для отдыха, он чувствовал себя порядком уставшим и физически, и морально. Тем не менее, он выкопал скромную ямку наверху небольшой возвышенности, укрыл её ветвями и валежником и хорошо замаскировал, а по округе разбросал две хороших горсти точёного едкого перца пополам с мелко тёртым сушёным табаком – это на всякий случай, от собак. (Как оказалось в последующем, предосторожность не стала напрасной – за те несколько суток, что Рой проведёт здесь, наблюдая, вооружённые патрули с собачками пройдут мимо его укрытия не раз, но никто ничего подозрительного не унюхает и не заметит.)

Место для засады Рой выбрал практически идеально – отсюда хорошо была видна и изрядная часть противоположного берега, и оба моста: железнодорожный и пешеходный, и будка КПП, мимо которой проходили по одному все, кто хотел посетить или покинуть город, предъявляя охране документы и сверяясь с какими-то списками. Отсюда смотреть было конечно далековато, но на этот случай имелась неплохая берестяная подзорная труба с двумя водяными линзами.

К третьему дню своего вынужденного бездействия Рой знал об окружающей обстановке достаточно много и уже придумал, как будет действовать.

Помочь ему, сам того не ведая, должен был невзрачный рыбачок, который удил рыбу и расставлял небольшие сетки то вдоль одного, то вдоль другого берега реки, время от времени переходя через мост и явно имея хорошие отношения с кем-то из охраны. Наверное, и соответствующую «общественную нагрузку» имел, уж больно подозрительно иной раз оглядывался по сторонам.

С дальнего берега рыбак спускался чуть не в единственном пологом месте, где видно специально для этого, кольца колючей проволоки были приподняты над землёй с помощью колышков. Очевидно, что такой явный проход контролировался охраной с помощью видеокамер, а может и контрабанда какая-нибудь или ещё что-то противозаконное имело место.

Одет рыбак был очень бедно, имея на теле сильно потёртую, буквально драную тужурку – на это и решил делать ставку Рой. Он понимал, что пройти мимо видеокамер, не привлекая внимания, да ещё и пронести мимо них внушительный узел с амуницией – практически невозможно. Другое дело, если на человеке будет надето просторное кимоно без пояса, да ещё и капюшон накинут – тут кого угодно с кем угодно можно перепутать!

Рой выбрал время поудобнее, разделся и так, голышом, нырнул под воду. Осторожно выглянул на поверхность рядом с крутым берегом и пустил своё кимоно плыть по течению с таким расчётом, чтобы оно непременно зацепилось за камыши, прямо напротив того места, где незадачливый рыболов пролезал под проволокой.

Рыбак клюнул на приманку, выловил из воды неожиданную добычу, осмотрел, выжал и прямо так, даже не просушив, накинул на себя. Это была удача!

Не менее суток Рой выжидал, позволив рыболову наслаждаться обновкой, появляясь в ней на обоих берегах и, невольно, приучая охранников к своему новому виду. Затем настало время другой охоты.

Дождавшись темноты, Рой переплыл на другой брег, держа узел с вещами над головой, умостился в тени обрыва, затаился.

С первыми лучами солнца появился рыбак, ничего не заподозрив, подошёл к кромке воды, наклонился в привычной позе и начал не спеша подтягивать к себе установленный с вечера невод.

Рой подкрался сзади двумя неслышными длинными шагами и с короткого замаха рубанул по шее ребром ладони. Бесчувственное тело мешком свалилось к ногам.

Перед тем, как двигаться в неизвестность, следовало подстраховаться, и Рой мысленно позвал Алекса. Тот откликнулся мгновенно, значит, был наготове.

Всё дальнейшее, несмотря на опасения, прошло как по маслу.

Рой кинул на плечо мешок с рыбой, проследовал, не таясь, по тропинке мимо двух армейских постов, подошёл вплотную к городской окраине, но здесь остановился.

Тут был пустырь, окаймлённый по краям ветхими домишками – каждый при собственном небольшом хозяйстве в виде кур да коз, пасущихся поблизости, и небольших огородиков за невысокими плетёными заборчиками. Явно заброшенный сарайчик, случившийся тут же, показался вполне пригодным. Рой уверенно забрался внутрь и спрятал в уголке весь принесённый скарб, тщательно завалив его обломками досок и каким-то мусором.

Дальнейший путь Роя лежал обратно за город, через КПП и таможню. Но теперь в его документах появились настоящие печати, отметка о легальном выезде и соответствующее разрешение на обратный въезд.

Время в Сети – понятие во многом условное, особенно если дело касается мыслеобразов и интерпретаций. Длительный срок там можно прожить за секунды, а пару мгновений растянуть в часы – всё ограничено лишь скоростью вычислений. Поэтому возвращение Роя произошло спустя неделю по местному времени, хотя реально его отсутствие не превышало десятка минут.

Теперь Рой въезжал в Город открыто, как настоящий здешний житель, предъявляя паспорт полицейским и таможенникам. Он снял себе номер в недорогом отеле, прогулялся по улицам, убеждаясь, что не привлекает к себе никакого повышенного внимания и, наконец, набравшись смелости, посетил ту окраину, где в нехитро оборудованном тайничке хранился его узелок с вещами.

Всё спрятанное оказалось на месте.

Первый поход в Банк задумывался как чисто ознакомительный, но даже он поставил перед Роем целый ряд непростых вопросов.

Здание Банка оказалось необычным. Гигантская башня не имела под собой опоры, а странным образом парила в нескольких десятках метров над землёй, соединяясь с поверхностью лишь несколькими эскалаторными галереями. Натянутые как струна тросы начинались на циклопических бетонных якорях, размещённых на равном расстоянии по периметру просторной площади. Верхние концы их терялись в вышине, но где-то там соединялись на уровне крыши этой странной конструкции, придавая ей прочность. По эскалаторам сейчас поднимались и спускались люди, но очевидно, что в нерабочее время эти трапы утягивались наверх, полностью разрывая связь Банка с окружающим миром.

Не принесло удовлетворения и посещение залов для посетителей (первые два для обычных, а третий для ВИП-клиентов), которые занимали три нижних этажа здания, и каждый из которых почему-то имел форму кольца. По форме это напоминало кольца консервированного ананаса, как они друг на друге лежат в жестяных банках. Все стены здесь были стеклянными и абсолютно прозрачными, без дверей, и не было ни одной лестницы или лифта, ведущего на верхние этажи.

В следующий раз Рой подошёл к Банку ночью, и целью его был один из металлических тросов, которыми висящее в воздухе здание было соединено с землёй. При наличии альпинистского снаряжения и некоторой сноровки здесь можно было без труда подняться к вожделенным верхним этажам.

Но архитекторы и строители оказались совсем не простыми ребятами – вдоль всей поверхности троса непрерывным тонким потоком медленно стекала маслянистая на вид вязкая жидкость, распространяя вокруг себя неприятный едкий запах и едва заметные клубочки пара. Жидкость собиралась внизу в специальную воронку и уходила куда-то под землю.

Рой подобрал поблизости случайный прутик и ткнул его концом в зловонную жижу на дне воронки. Кончик немедленно обуглился и рассыпался в прах. Отсюда путь в Банк был надёжно перекрыт.

Оставалась последняя из «домашних заготовок» – можно было попробовать подняться вверх на воздушном шаре, чтобы затем с помощью прочной верёвки высадиться прямо на крышу здания.

Но случайно выяснилось, что и эта лазейка была блокирована создателями.

Откуда-то пошёл мелкий дождик, и в свете полной луны стали отчётливо заметны сверкающие серебром капельки, осевшие на рёбрах тонкой металлической сетки. Сеть эта яйцеобразным куполом накрывала Банк и была теперь видима в подзорную трубу в мельчайших деталях.

Правда на самом верху виднелась довольно большая по размерам идеально круглая дырка, но что-то подсказывало Рою, что именно с этой стороны охрана ждёт непрошенных гостей в первую очередь.

Рой смотрел на всю эту неутешительную картину и понемногу отчаяние начало овладевать им.

Вдруг одна простая, светлая мысль возникла у него в голове: «Банк ведь не может существовать автономно, сам по себе. Он не может полностью закрываться на ночь, даже если он не принимает в это время посетителей. Зданию необходимы трубы для подведения тепла, кабели для электричества и обмена информацией, воздуховоды какие-нибудь… Где это всё?!»

Рой вдруг вспомнил себя Робертом Стэнфордом, вспомнил разговор и наставления Орлова, и ноги сами понесли его вперёд.

Рой бежал по кругу, огибая банковскую площадь всё быстрее и быстрее. И, наконец, когда дальнейшее ускорение стало уже практически невозможным, он увидел всё!

Ему даже смешно стало оттого, как здесь всё просто устроено. Как это невозможно в обычном, непрерывном мире, и как естественно и легко получается в местном, цифровом пространстве.

Пачки круглых и квадратных труб, пучки кабелей и проводов выходили из широкого проёма по центру площади, поднимались наверх и скрывались там, в недрах огромного банковского здания.

На каждой трубе, каждом, даже малом, проводке была прикреплена простая скромная табличка с незатейливой надписью «Сюда не смотреть!», а по центру композиции располагалась уже табличка со стрелкой, указывающей на совершенно пустой кусок бетонного пола и предлагающей «Смотреть сюда!»

Рой остановился, прервав свой, теперь уже ненужный бег, и радостно рассмеялся. Сейчас он знал, что ему делать. Знал, где искать и как увидеть ненавистного Врага.

Но перед этим следовало отдохнуть, и Рой мысленно позвал Алекса.

Его последний визит в этот город начинался уверенно, если не сказать, нагло.

Рой подошёл к стойке паспортного контроля при полной амуниции, с мечами.

Протягивая симпатичной контролёрше визитку, он посмотрел ей прямо в глаза и произнёс: «Моё имя Баглер… Джуда Баглер». (³)

Затем он, не спеша и не оглядываясь, направился прямо к центральной площади, к Банку.

Они не могли его задержать вот так сразу, без каких-либо формальных поводов – на это и был расчёт. Но он, просто-таки, кожей чувствовал, как рванула руку к тревожной кнопке контролёрша, как засуетились, задвигались следом переодетые в штатское полицейские, которых немало в любом здании любого международного вокзала, как зазвенели по официальным кабинетам телефоны и встревоженные голоса начали передавать, словно пароль, его опасное имя.

Рой поднялся по эскалатору к входу в Банк, взглянул прямо в глаза привратнику. Тот выглядел смущённым, почти испуганным, однако приветливо открыл перед гостем двери и поклонился неглубоким, но учтивым поклоном: «Мы искренне рады вам».

Войдя в зал, Рой направился прямо к центру этого гигантского кольца. Затем, немного не доходя до стеклянной внутренней стены, вдруг сделал пару быстрых шагов, предельно ускоряясь, потом, уверенно, третий шаг в пустоту, мгновенно исчезая, растворяясь в воздухе на глазах «потрясённой публики».

– Ничего! Зная, где искать, вы непременно найдёте вход. А у меня пока будет небольшая фора по времени, – весело пробормотал он себе под нос, мысленно обращаясь к отставшим оппонентам.

Со стороны это выглядело как небольшой тоннель, щедро улепленный уже знакомыми табличками «смотреть – не смотреть», но изнутри больше напоминало решётчатый мостик, сваренный из ребристой строительной арматуры.

Мостик зигзагом пробегал мимо каких-то толстых вертикальных труб и упирался в дверь небольшого помещения, устроенного прямо вплотную к лоткам с сетевыми кабелями.

«Ничего себе! Как комфортно расположился Враг! Это ж вся самая свежая информация под рукой! И никуда ходить не надо».

Дверь оказалась незапертой (а зачем?), и глаза Роя не сразу освоились с местной полутьмой. Помогало, правда, свечение экрана портативного компьютера прямо в глубине помещения.

Рой шагнул вперёд, на ходу выхватывая из заплечных ножен катану.

Враг не ожидал нападения, но среагировал мгновенно – чёрная тень метнулась в сторону, под прикрытие железной колонны, и оттуда раздалась длинная автоматная очередь.

Пули пролетели в сантиметрах от лица, но Рой ожидал чего-то подобного и легко увернулся, да ещё и сюрикен острейший успел запустить в сторону вспышек от выстрелов. Не попал, конечно, но дёрнуться заставил, и вторая очередь ушла вверх, под потолок.

Теперь Рой качнулся вправо-влево, практически припадая к земле на широко расставленных ногах, швырнул вперёд фосфорную гранату, затем и сам нырнул туда же длинным кувырком.

Ярчайшая вспышка ослепила противника, а сильный хлопок напугал. Автоматная очередь снова получилась слишком длинной и, наконец, прервалась характерным щелчком – кончились патроны.

Рой только и ждал этого момента – стремительным прыжком покрыл расстояние до Врага, мгновенным финтом уклонился в сторону, на всякий случай. А руки в это время словно сами собой делали своё дело. Взмах катаной сверху вниз – рука с автоматом повисла плетью, ещё один взмах снизу вверх – и рассечённое горло взрывается фонтаном крови, теперь завершающий длинный тычок вперёд, остриём, точно в сердце – и поверженный Враг, точнее его бездыханное тело валится навзничь холодеющим бесформенным мешком.

Дело сделано!

Но почему волны радости не переполняют сердце?!

Почему адреналин не кружит голову?

Почему грудь сжимается в недобром страшном предчувствии?

Рой огляделся вокруг, подошёл к столу с работающим персональным компьютером. Так и есть! Несколько проводов с клеммами на концах тянулись отсюда к пучкам сетевых кабелей. Тут к ним была примотана скотчем коробочка с каким-то электронным устройством – коробочку об пол! Потом раздавить для надёжности ногой.

Теперь персоналка. Остановить программу, потом просмотреть по браузеру и поудалять файлы – непосвящённым ни к чему лишняя информация. А напоследок, можно и катаной рубануть – опять таки, для надёжности.

Что ещё?

Грудная боль не отпускала, и Рой шагнул снова к мёртвому телу. Наклонился. Заглянул в пустые и неподвижные глаза Врага.

Он ждал чего-то подобного, и предчувствие не обмануло его.

Лицо Врага было не просто знакомым – это было лицо самурая, который был его, Роя, господином.

Каждый самурай имеет своего господина – даймё, таким образом, все они как бы выстраиваются в одну общую, иерархическую пирамиду, на вершине которой находится микадо, Император.

Нет ничего хуже для самурая, чем потерять своего господина. Тогда он становится ронином, и для него есть единственный достойный выход – собственная смерть.

Теперь ронином стал Рой.

Он вышел на середину комнаты, достал из-за пазухи небольшой белый коврик, который для этой цели всегда носил с собой. Разложил материю на полу, встал поверх на колени. Положил по сторонам танто и катану. Развязал пояс и спустил с плеч кимоно. Произнёс короткую молитву.

Затем Рой взял в руки танто, обхватил его покрепче обеими ладонями и, примериваясь, провёл остриём вдоль тела, почти не касаясь кожи. Ему предстояло не просто воткнуть нож под селезёнку, но и, превозмогая боль, рвануть лезвие вправо как можно дальше, перерубая кишки и делая начатое самоубийство необратимым.

Хорошо, если бы рядом стоял товарищ с обнажённой катаной наготове, чтобы помочь в завершении земного пути без лишних мук, но мечта эта сейчас была несбыточной, и предстояло всё сделать самому.

Рой отвёл руки как можно дальше, всё так же держа танто остриём к себе.

Он прикрыл глаза и снова произнёс молитву.

Теперь он был полностью готов…

В этот момент погас свет. Совсем. И в комнате… И в голове Роя.

***

Пробуждение было тяжёлым и болезненным.

Роберт Стэнфорд чувствовал онемение в кровеносных сосудах и ломоту чуть не во всех суставах: и в теле, и в руках, и в ногах.

Открывать глаза категорически не хотелось, но, всё-таки, набравшись смелости, он сделал это.

Свет вокруг был ровным, ярким и пронзительно белым, только посредине, прямо перед ним качалось серым клубком какое-то мутное пятно, постепенно набирая резкость и приобретая очертания головы Александра Орлова.

Голова говорила, и, собравшись с мыслями, Роберт даже начал различатьслова:

– Ну, слава богу! Ты пришёл в себя.

– Что со мной произошло? Почему так сильно болит тело?

– Произошёл небольшой сбой. Ты заставил нас понервничать… Но сейчас уже всё нормально. Боль уйдёт, ты скоро полностью восстановишься… Ты нашёл его, этот вирус и полностью уничтожил. Большой Кен в полном восторге! Как только будешь в состоянии, проверь свой банковский счёт. Там уже осела весьма круглая сумма. И Кен сказал, что это ещё не всё, что ты от него получишь!

Орлов говорил быстро-быстро, как будто боялся не успеть закончить свою речь до того, как его перебьют, а у Роберта всё вертелось в мозгу фраза из виденного ещё в детстве кинофильма: «Ты, чокнутый профессор! Говори помедленнее». Он как-то даже и не заметил, что произнёс эти слова вслух.

Орлов послушно остановил свою скороговорку, посмотрел внимательно и вопросительно, но, увидев улыбку на лице собеседника, и сам улыбнулся в ответ как-то так смущённо и виновато:

– Ну да. Я здорово испугался, когда понял то, что происходит с тобой. Я не предполагал до того, что та наша формальная клятва верности, которую ты дал мне перед «погружением», заставит тебя полностью отождествиться с японским самураем и применить к себе не только то, что было сказано на словах, но и всё остальное, что было тебе известно об этих людях. Я здорово запаниковал, когда увидел, что ты готовишься к ритуалу харакири. Я раз за разом вызывал тебя, но ты настолько сосредоточился на предстоящем, что просто не реагировал на внешние раздражители.

– И ты выключил Интерпретатор?

– В том-то и проблема, что это бы не помогло! Простое отключение машины в тот момент было бы равносильно предоставлению тебе полной свободы действий. А значит, это сохранило бы в твоём мозгу полную цепочку завершённых мыслеобразов вместе со всеми вытекающими из этого последствиями.

– И что же ты предпринял?

– Я не нашёл ничего лучше, чем устроить большое короткое замыкание.

– И этим ты угробил Интерпретатор?!

– Ну да… И ты знаешь… Я не хочу и не буду его восстанавливать…

Орлов замолчал, отвернулся и стал смотреть в окно, за которым был зелёный парк и лето, полное солнечного света, утренней росы и восторженного птичьего гомона.

Молчал и Роберт, ему вообще не хотелось ничего говорить. Вокруг и без разговоров было так много интересного, удивительного и замечательного: от микроскопических пылинок, парящих в воздухе, до чуточку острых больничных запахов.

Разговор как будто повис в воздухе. Неоконченный. Недосказанный.

– Там у Врага было твоё лицо…

– Я знаю… Точнее, я догадался… Потом уже, когда обдумывал происшедшее… Всё дело в том, что программа умеет себя обучать… Она приспосабливается к самостоятельной жизни. Она анализирует. Причём, не только окружающие внешние данные, но и саму себя. И в это время, скорее всего, она впитывает характерные черты своего создателя, то есть меня.

– А как же Ладлэм? Ведь это он включил её, снабдив своими настройками и комментариями.

– Включил он, а создал я. Каждый раз, запуская Программу, я создавал самостоятельный живой организм. Их накопилось довольно много. И сейчас все они мирно гуляют по просторам глобальной Сети. Пасутся, как животные. Или играют.

– Но ведь без Интерпретатора ты лишаешься возможности найти их.

– Пусть… Они справятся.

– А если кто-то из них пойдёт не по той дорожке?

– Вряд ли. Но даже если это произойдёт, я не вмешаюсь.

Теперь Орлов смотрел прямо в глаза Роберта и даже рукой рубанул по воздуху, как будто ставя решительную точку:

– Понимаешь, они живые и думающие! Они как дети. Мои дети… Я не хочу и не буду убивать своих детей…

Екатеринбург. Август, 2019

RX-1090

Рассказ

Анатолий Фомич долго смотрел на туманный след, оставленный орбитальным челноком в бледно-розовом небе, затем решительно повернулся и пошёл в сторону редкой цепочки оранжерей, протянувшейся вдоль песчаной долины почти до самого горизонта.

Он, не думая, поднял руку и провел ею по стеклу скафандра, словно пытаясь стереть с него невидимую пыль. Остановился, как будто очнувшись. Понял – бесполезно пытаться убрать навернувшиеся на глаза слёзы.

То был последний корабль, отправившийся отсюда, с планеты без имени, имеющей лишь номерной индекс во всемирном каталоге: RX-1090. То был корабль, прилетавший специально за ним, доктором внеземной биологии Тимофеевым А.Ф.

Страховой агент, только что отбывший на челноке, был настойчив и убедителен. Он показывал документы. Он приводил расчеты компенсационных выплат, с запасом перекрывающих понесённые издержки. Он ссылался на остальных колонистов, подписавших все бумаги и безропотно покинувших планету.

Всё было напрасно – Анатолий Фомич твёрдо решил остаться на свой страх и риск, хотя отключение RX-1090 от центрального энергоснабжения грозило провалом научному эксперименту, а ему лично неминуемой смертью в течение ближайших нескольких месяцев.

Проект, начавшийся почти тридцать лет назад, был личной инициативой доктора Тимофеева и имел все шансы на благополучный исход.

Эта планета земного размера с азотной атмосферой и гигантскими шапками водяных ледников на обоих полюсах могла стать в будущем не просто обитаемым, но полноценным сельскохозяйственным миром.

Постоянно расширяющаяся система оранжерей позволяла выводить новые виды растений. Атмосфера наполнялась кислородом, а местные песчаные почвы – биогумусом.

Было, как водится, и слабое место: на первых порах, в течение ближайших трехсот лет, планете потребуется постоянная подпитка дополнительной энергией, однако проект учитывал и эту деталь. Был проложен прямой энергопровод от звезды, в планетную систему которой входила RX-1090.

Теперь всё шло прахом.

Где-то в ближайшем межзвёздном пространстве военные решили взорвать сверхсовременный экспериментальный боеприпас, и RX-1090 хотя и не попадала непосредственно в расчётную зону поражения, находилась слишком близко от её границы. Раз так, она вычёркивалась из списка «потенциально обитаемых», а её население подлежало немедленной эвакуации.

Анатолий Фомич посчитал ситуацию абсурдной. Он провёл целую серию сеансов межзвёздной связи с администраторами, политиками, руководителями общественных и экологических организаций. Он убеждал, просил, требовал. Но всё было напрасно. Его собеседники только разводили руками, ссылаясь на секретность, межнациональную безопасность, упрямство и непреклонность таинственных военных.

Проблема не решалась, и даже не откладывалась на более поздний срок, а роковая дата стремительно приближалась.

Как на грех, эвакуация населения прошла быстро, как по маслу, и ни один, буквально, ни один колонист не стал протестовать или отказываться от щедрых страховых выплат.

Через неделю с начала событий население RX-1090 сократилось с трёхсот тысяч до одного единственного человека.

Ещё немного, и начнётся демонтаж энергетической магистрали. А это значит, что, израсходовав резервы, встанет многочисленная армия промышленных роботов, отключатся системы регенерации воздуха, а жизнь на планете станет невозможной.

Вот тогда-то Анатолий Фомич и принял решение.

Если нет возможности продолжить эксперимент, то надо хотя бы спасти результаты тридцатилетнего труда, переведя оранжереи в автономный режим. Тогда удастся сохранить хоть что-то: семена, простые растения.

Задача была непростой, съедала без остатка оставшееся до отключения время, а единственным человеком, который здесь и сейчас мог бы с ней справиться, был он сам, доктор Тимофеев.

Он просто не мог поступить иначе.

***

(а в это время)

Дэн Мордорн, владелец банковского конгломерата «Юнайт пасифик» любил уединение и респектабельность. Поэтому и дом себе отстроил в престижном, тихом месте – на ближней окраине пояса астероидов в звёздной системе Солнца.

Здесь была искусственная гравитация, просторные залы и сады, причалы для космических яхт и серверные, под завязку набитые разнообразной электроникой.

Сейчас хозяин всего этого великолепия находился в своём кабинете – абсолютно круглом помещении метров пятидесяти в диаметре, под прозрачным сферическим куполом.

В центре располагался невысокий столик, уставленный бутылками с натуральным вином и бокалами разнообразной формы. Из десятка антикварных кресел, расставленных вокруг, сейчас были заняты всего два. В одном развалилась сильно расплывшаяся с возрастом туша самого Дэна Мордорна, на краешке другого примостился его гость, профессиональный посредник Мик Брэдли, сухонький невзрачный человек неопределённого возраста. Оба попивали напитки и с удовольствием обсуждали подробности недавней успешной сделки.

– Что ж, мы недурно заработали на эвакуации этой планетки, – жирная физиономия банкира мелко затряслась от беззвучного смеха. – Я представляю, как вытянулись бы физиономии владельцев страховых компаний, узнай они, что большинство колонистов оказалась «мёртвыми душами» и нашими подставными людьми. Это ж тянет на афёру века!

– Всё дело в ваших финансовых возможностях, – узкая мордочка Мика склонилась в угодливом кивке.

– Не скромничайте, друг мой, если б не ваше умение разговаривать с генералами, конгрессменами и депутатами разных советов, нам нипочём бы не организовать эти военные эксперименты. Как вам вообще всё это удаётся?

– Я просто вовремя предлагаю людям деньги.

– Кстати, о деньгах, – в толстых пальцах банкира возник пластиковый квадрат код-карты, чтобы тут же исчезнуть в тонкой ладони посредника. – Сумма должна вам понравиться.

– Не сомневаюсь. – Узкая мордочка снова угодливо кивнула. – Но есть кое-что ещё.

– Проблемы?

– Скорее возможности… Я предлагаю отменить испытания и вернуть планете статус годной к колонизации.

– Хо! Удвоим прибыль, ничего не делая?!

– Скорее утроим.

– Но для такого решения нужна веская причина. Резон. Хотя бы повод.

– Он есть… Там, на планете остался человек… Некто, Анатолий Тимофеев.

– Не тот ли чокнутый профессор, что бредит идеями озеленения?

– Он самый.

– Он что-то хочет?

– Не знаю… Не думаю… Да это и неважно… Он понастроил там теплиц, каких-то механизмов. Посадил траву, деревья.

– Зачем он остался?

– Я так понимаю, во имя науки. Он хочет спасти какие-то там семена и саженцы.

– Он что, не понимает, чем ему это грозит?

– Боюсь, что понимает, но всё равно остаётся.

– Его действия могут стать проблемой для нас?

– Ни в коем случае! Наоборот вся эта история может стать хорошим поводом для отмены военных испытаний.

– Но до сих пор ведь это не срабатывало.

– До сих пор мы придерживали информацию, а теперь можем скомандовать ей «полный ход». Придётся, конечно, привлечь СМИ, журналистов. Но я уверен, что через неделю вся галактика будет обсуждать подвиг учёного-одиночки и требовать отмены любых взрывов… Вояки, конечно, захотят моральной компенсации.

– Не мелочитесь. Заплатим.

– Я также могу шепнуть кому надо из строителей, чтобы не очень торопились с демонтажем энергомагистрали.

– И это будет не лишним… И не медлите, подключайте писак. Я в деле!

Оба собеседника встали с кресел, торжественно подняли бокалы, выпили по глотку.

– И всё-таки, я не понимаю! – На худом лице профессионального посредника появилось задумчивое, слегка растерянное выражение. – Как можно остаться на гибнущей планете ради каких-то семян?!

– Присмотритесь к его фамилии, Мик. – Банкир покровительственно похлопал приятеля по плечу. – Он ведь из русских… Дикий народ… Говорят, эти ребята ещё в древности были начисто лишены инстинкта самосохранения.

Екатеринбург. Октябрь, 2019

Примечания

1

Рассказ стал лауреатом конкурса "Нереальная новелла" журнала "Самиздат" (lib.ru) в 2019 году под названием "Очень хотелось выпить". Переименован, так как название показалось неудачным.

(обратно)

2

В оформлении обложки книги использовано фото автора, снятое на мой собственный телефон случившимся на лодке случайным китайцем.

(обратно)

3

Burglar – взломщик.

(обратно)

Оглавление

Собственный остров

Интерпретатор

RX-1090

*** Примечания ***