Sin [Mila Moon] (fb2) читать онлайн

Sin Mila Moon

Сотканные из звуков

Пролог

Как жарко… И дышать нечем. Почему так нестерпимо душно? Кручусь в кровати, скидываю одеяло и приподнимаюсь. Открываю глаза, но вижу только серую пелену. Что происходит? Моментально охватывает панический страх, а тело цепенеет. Сознание затуманивается, подобно комнате, окутанной плотным кольцом дыма. Он заползает внутрь и неприятно щиплет нос, глаза, горло. Вдохнуть нормально не получается, легкие словно свинцом налились. Постепенно до меня доходит — дом горит, это не сон и не детское воображение. Рывком вскакиваю и выбегаю в коридор, но кругом только густой дым. Закрываю рот рукой и двигаюсь наугад в комнату Черелин. Языки пламени медленно охватывают первый этаж. Огонь пробирается выше, готовый проглотить дом целиком.

Страшно до дрожи в коленках, горло горит, но я иду дальше, всхлипывая, зову маму с папой и сестру. Из-за треска деревянных балок и шипящего огня, еле разбираю непонятные звуки: чей-то тихий плач. Черелин. Перебираю непослушно ногами, ступая будто по раскаленным углям: внизу разверзся сам Ад. Страшно. Почему родители до сих пор не проснулись? Надо их немедленно разбудить, но сперва заберу младшую сестренку.

— Син… Син… Мама… Папа… Где вы? — слышу ее слабый голос.

Открываю дверь и вижу сжатую в углу Черелин: она напугана больше, чем я.

— Пойдем, Черри, надо разбудить родителей, — беру ее за руку, а сестренка еще умудряется захватить плюшевого зайку.

Серый смог уже повсюду, пламя ползет дальше, шипит, словно ядовитая змея. Черелин сжимает крепко мою мокрую ладонь и что-то неразборчиво бормочет. Комната родителей почему-то заперта. Дергаю ручку один раз, второй, третий. Ничего. Смотрю безнадежно на деревянную дверь, от страха не зная, как поступить. Сейчас есть только два варианта: быстро бежать на улицу и спасаться или сгореть заживо. Время на исходе.

Стучу кулаком еще несколько раз, с опаской поглядывая на первый этаж, объятый пламенем, но эффект тот же. Никакого результата. Беспомощно отступаю и тяну Черелин за собой, но она вырывает руку и кричит, что в комнате остались родители.

— Нам надо выбраться, Черелин, надо выбраться… — повторяю одну и ту же фразу. Глаза ужасно слезятся, разглядеть что-либо в плотной дымовой завесе практически невозможно.

— Нет! Нет! А как же мама с папой!? Мы не можем их бросить! — сквозь рыдания, кричит сестренка и вырывается.

— Надо выбраться, надо выбраться… — шепчу, крепко сжимая ее маленькую руку. Вытираю слезы и кидаю последний взгляд на двери родительской комнаты. Может, они уже ждут нас на улице? Эта мимолетная мысль ободряет и дает ложную надежду.

Огонь вовсю бушует на ступеньках, слизывая обои, картины и фотографии, висящие на стенах. Вокруг раздается пугающий треск и, кажется, на нас вот-вот обрушатся своды крыши. Спешу в свою комнату, подсаживаю сестренку на подоконник, задыхаясь и кашляя, открываю створки окна. Спасительный воздух охлаждает пылающую кожу и легкие. Черелин плачет и ползет на пол, но я крепко хватаю ее за плечо и кричу:

— Черри, нам надо выбраться или мы умрем!

— Умрем?

— Давай же, прыгай на козырек…

— Нет! Нет! Я боюсь! Я не хочу! Я не хочу оставлять маму и папу!

Я тоже, но другого выхода нет. Даже в таком юном возрасте понимаю всю безвыходность шаткого положения: либо мы прыгаем на козырек первого этажа, либо просто сгорим — это единственный способ спастись.

На секунду ослабеваю хватку и тут же осознаю: Черелин рядом нет.

— Черелин?! — зову сестру, задыхаясь из-за дыма, и бегу в сторону дверей.

Одновременно с моим возгласом раздается ее душераздирающий крик. Языки пламени врываются в небольшую комнатку, опаляя жаром. Подхватываю на руки Черелин, потерявшую сознание, и возвращаюсь к окну.

Дышать нечем, в легкие поступает только ядовитый угарный газ. Затаскиваю сестренку на подоконник и перекидываю наружу. Даже, если она что-то сломает, это лучше, чем сгореть заживо. Оранжево-желтое пламя бушует в комнате и тянет щупальца ко мне, но я быстро перелажу через подоконник и спрыгиваю на козырек.

Черелин лежит без сознания. Оглядываюсь в поисках соседей или родителей: на улице совсем пусто, ни единой живой души, только ночь и тишина. Неужели никто не видит горящего дома? Как странно. И сигнализация не сработала, или пожарная помощь уже бы прибыла. Значит, родители все еще в доме?

Черепица под босыми ступнями накалилась и скрипит. Еще немного — и мы провалимся в пасть монстру. Быстро толкаю Черелин в клумбу и зачем-то смотрю вверх на окно родительской комнаты, откуда вдруг вырывается красное пламя, а стекло со звоном сыплется вниз. Потом все исчезает, остается только колючая темнота.

Открываю глаза, встречая очередной рассвет…

«Это всего лишь кошмар. Всего лишь прошлое…».

Глава 1

Дружище, ты молод, но уже знаешь, чего хочешь. Ты кричишь во всеуслышание, что однажды мир будет твоим. Мы вас раскачаем! Мы вас раскачаем!

Queen «We Will Rock You»

Син

— Судный день, чуваки, — как ненормальный орет Оззи, обливаясь водой из бутылки, и дико хохочет.

— Дебил… — посмеивается Шем, глядя на нашего друга.

Сегодня весь город в предвкушение чего-то грандиозного. На Commonwealth Stadium (Стадион Содружества), съехались люди не только с Эдмонтона, но всей Северной Америки ради того, чтобы увидеть легендарную группу — Metallica. Да чего греха таить, я тоже жаждал услышать профессионалов в своем деле вживую, и просто насладиться атмосферой и качественной музыкой. Даже на игру футбольной команды «Эдмонтон Эскимос» не приходит столько народа, сколько сегодня. Да что сравнивать этих идиотов и легенду рока! Ничего не имею против футбола, каждый занимается тем, что любит, но я не фанат данного вида спорта. Да и вообще зависим и преклоняюсь только музыке — рок культу.

Поклонников — океан. Нас подхватывает и уносит в этом бурном нескончаемом потоке. Тут собрались люди говорящие на разных языках, любой расцветки и национальности — с таким я сталкиваюсь впервые. Вот она, слава. На губах играет идиотская улыбка от уха до уха. Не могу сдержаться и кричу во всю мощь. Оззи вообще сходит с ума, как будто с катушек слетел.

— А как же Black Sabbath и твой любимый Оззи Осборн, чувак? — подкалывает Шем.

— Сегодня мой Бог — Metallica. Так что, похрен, — ржет красноволосый, поднимает обе руки вверх, тыча миру и небу «факи».

— Иуда, — троллим другана, за что нас сразу «ласково» посылают.

Смотрю на своих друзей и качаю головой. Да-а-а… С этими придурками я уже давно, ближе никого нет, только Черелин, но она сегодня занята чем-то «важным», поэтому отказалась. А Джанис… На переносице сразу появляется складка, настроение резко понижается на несколько градусов. Не хочу думать об этой стерве, ее слишком много в последнее время. Она весь мозг уже съела, как зомби из «ходячих».

Шем толкает меня плечом и закидывает руку.

— Ты что кислый такой, чувак? Оторвемся сегодня. Вся ночь впереди.

Усмехаюсь, оглядываю фанатов рока, которые облепили со всех сторон и сжали в тиски. Некоторые даже обмотались флагами с символикой Metallica. На стадионе мы появляемся спустя какое-то время, потому что людей — море. Возникает давка и огромное скопление перед входом.

— Я чувствую себя какой-то гребаной сардиной в консервах, — возмущается Оз. Вечно он недовольный и все ему не так.

— А ты как думал? Это Metallica, чувак! — орет рядом Шем.

— Да ты что, а я думал на концерт Бибера пришел, — кидает с сарказмом Оззи и получает затрещину от ударника.

Перед нами установлена огромная сцена с пятью экранами в виде декораций, фанаты улюлюкают, свистят и кричат. Люблю такую атмосферу, где собрались люди одной идеологии и схожих вкусов — сразу становишься частью чего-то большего, как единое целое. По коже проносится дрожь и адреналин. Какие знакомые ощущения. Руки чешутся так же взять гитару и выйти на сцену перед сотнями, тысячами, миллионами…

— Син, ты чего? — толкает в бок Шем. — Ну и рожа у тебя сейчас.

— Мечтатель хренов, — язвит рядом красноволосый гитарист.

Пофигу на их насмешки. Я добьюсь того, чтобы мою музыку — нет, НАШУ музыку — тоже услышали стадионы.

Гул становится громче. На полупрозрачных экранах появляются кадры из фильма «Хороший, плохой, злой», когда Туко ищет могилу на кладбище, где зарыто двести тысяч долларов золотых монет. Звучит знакомая композиция «The Ecstasy Of Gold». Толпа сразу же одобрительно свистит, предвкушая начало концерта. Не проходит и пяти минут, когда на сцене появляются участники Metallica. Меня бросает в бурю звуков, крика и свиста. Ору во всю глотку, не сдерживая эмоций. Черт, это просто нереально! Шем и Оззи тоже счастливо кричат, вскидывая вверх руки с «козой». Да, мы лютые фанаты рока и хеви-металла. Это так ох***но — чувствовать взрывную энергетику и быть одним целым с группой, поклонниками.

С первых аккордов гитарной и ударной партий узнаю «Hardwired». Люди сходят с ума: прыгают, толкаются и подпевают Джеймсу «Во имя отчаяния, во имя адской боли, во имя всего сущего, сошёл с ума». Я — часть этого сумасшествия. Где-то в фан-зоне образовали импровизированный слэм^[1], какой-то счастливчик «плавает» на руках обезумевшей толпы, а на сцене происходит музыкальный бум.

Одна песня переходит плавно в другую — сет-лист и его «начинка» восхищают. Соло-партии Кирка, взрывной бас Роберта и энергетика Джеймса — становишься заложником великолепия, чувствуя себя каким-то ничтожеством. В голове выстраивается схема, аккорды, риффы. Я не только слушаю, но и наблюдаю: как пальцы бегают по гитаре, зажимают струны, какие эффекты используются, и что за звуки издает инструмент при этом. Впитываю в себя, как губка.

«Все впереди», — даю себе обещание и улыбаюсь, глядя на музыкантов.

Два часа пролетают быстро, не успеваешь даже опомниться, как уже звучит «Enter Sandman», в небо летят салюты, а публика скандирует: «На бис!». Ларс Ульрих отдает палочки какому-то везунчику, участники благодарят фанатов и уходят — концерт окончен. До сих пор не верю, что слышал и видел вживую кумиров, которыми восхищаюсь с детства.

— Вот черт, чуваки, у меня ушной оргазм, — галдит восхищенно Оззи, когда поток несет нас к выходу из стадиона. — Как же круто, чтоб меня!

— Ага, полный разгром, — подхватывает Шем.

— Кому не повезло, так это Райту, — ухмыляется красноволосый. Мы шагаем в сторону стоянки и садимся в его черный, с красными языками пламени на дверях, Ford Mustang Shelby GT 500. Выпендрежник. Любит же попонтоваться. — Не знаю, как вам, но мне надо срочно выплеснуть скопившуюся энергию.

— Согласен, — Шем врубает на всю музон. Из колонок орет немецкая группа Eisbrecher «Eisbrecher», а Оззи выруливает на дорогу.

— Тогда затариваемся в магазе и едем ко мне, — кричит он, открывая окно со своей стороны.

— Меня подкиньте до дома, — убавляю громкость и откидываюсь на заднем сиденье, глядя на проносящиеся здания и многочисленных прохожих. Сейчас разгар фестивалей, жители города и приезжие гуляют всю ночь напролет.

— Э-э-э, ты чего, чувак? Такое событие надо отметить, — смотрит в зеркало заднего вида Оззи, недовольно нахмурившись. — Райт свалил в Торонто, теперь ты еще развел тоску.

— Снова что-то не поделили с Джанис? — разворачивается Шем.

Кидаю на него мрачный взгляд: одно упоминание ее имени слух режет. Драммер^[2] меняется в лице и понимающе бормочет:

— Тогда тем более надо согнать депрессуху, поэтому едем без разговоров.

Уже жалею, что оставил свой кавасаки^[3]: так бы давно умотал домой, но спорить с этими двумя — гиблое дело. Мустанг летит в сторону Даунтауна, центрального района Эдмонтона, где живет Оззи.

***

Я сижу на лоджии с бутылкой пива и смотрю на противоположную сторону города, перекинутую через реку Северный Саскачеван. На небольшом возвышении светятся четыре стеклянных пирамиды, превращенные в галереи.

— Хе-е-ей, а я тебя везде ищу, — слышу сзади знакомый голос и оборачиваюсь. Какого черта тут забыла Джанис?

Иссиня-черные волосы волнами ложатся на одно плечо, а кожаное темное платье открывает вид на длинные ноги. Глядя на готическую красотку, никто не останется равнодушным, только не я, потому что прекрасно знаю ее несносный стервозный характер. Красивый фантик превращается в обычную безвкусную обертку.

Игнорирую, разворачиваясь, и допиваю содержимое бутылки. Пиво стало вдруг совсем безвкусным. Недовольно отодвигаю пустую емкость на столик, хмуро взирая на стеклянные пирамиды. За спиной на всю мощь ломает децибелы Hollywood Undead, и слышится женский смех — у них атмосфера веселее, чем здесь. Джанис плавно, словно кошка, садится на колени, обвивая шею руками, и заглядывает в глаза. От нее разит виски и травкой — не самый привлекательный шлейф. Снова накидалась. Расширенные зрачки и затуманенный взгляд тому отличное подтверждение. Убираю ее руки и поднимаюсь, испытывая отвращение. Девушка обиженно надувает губы и становится в позу, опираясь о прозрачную перегородку. Сейчас начнется мозговой «пьяный штурм».

— Слушай, что-то не так?

Если не отвечу, не отвяжется. Ее внезапное появление уже подпортило настроение. Интересно, кто этот «добрый» человек, который додумался позвать Джанис? Надо бы его «поблагодарить».

— Многое не так, — хлопаю дверями. Шум и гам остается за спиной.

— Неужели… — цедит сквозь зубы девушка. — Что, например?

— Не включай режим полной дуры, — как же раздражает, но разговора не избежать. — Твой голос охрип. Ты не дотягиваешь многие ноты в песнях и лажаешь, если еще не заметила. На занятия вокала забила, хотя я запарился повторять, чтобы ты записалась. А, ну да, тебе некогда, — не сдерживаю сарказма. — Достаточно?

Джанис закатывает миндалевидные глаза и тихо смеется, проводя тонкими пальчиками по темно-синим волосам. Ну и, какого черта я трачу на нее свое время?

— Тебя интересует только группа и музыка.

— Именно, — жестко произношу, вкладывая всю злость в одно слово.

— Но мне нужен ты! — вскрикивает эмоционально девушка, а на моей челюсти уже ходят желваки: одно и то же. Снова возвращаемся к дебильному разговору об «отношениях».

— Мы это обсуждали хренову тучу раз. Едь домой, Джанис, — устало выдыхаю и собираюсь наконец-то выйти, но цепкие пальцы обхватывают руку, а грудь прижимается к моей спине, лишая такой возможности.

— Нет! Пожалуйста, Син, пожалуйста! Почему кто угодно, но только не я? — всхлипывает Джанис, кусая дрожащие губы. Удивленно смотрю на ее заплаканное лицо, не чувствуя и капли жалости. Когда-то я считал ее более здравомыслящей, неужели она так отупела и не понимает очевидного?

— Хватит, — встряхиваю девушку, заглядывая в блестящие глаза цвета выдержанного коньяка. — Или охота опуститься до такого уровня?

— Ради тебя и опущусь, — с придыханием шепчет она, обвивая мое туловище руками, а на алых губах играет безумная улыбка.

— Ты потеряла где-то свое достоинство и гордость, — отталкиваю ее и вхожу в шумную комнату, где стоит едкий запах травки, алкоголя, и громко орет музыка. Хватаю бутылку виски, подвыпившую девицу и веду ее в свободную комнату, запирая дверь. Спасибо за испорченный вечер, Нисса.

***

Серый рассвет медленно заполняет пространство, бросая нечеткие тени на стены и пол. Рядом со мной лежит довольно симпатичная брюнетка с парочкой цветных тату на теле, только вот ее имя из головы вылетело. Кажется, она вчера рассказывала, что часто посещает наши выступления. Встаю, нахожу штаны и роюсь в карманах в поисках сигарет и зажигалки, но там ни черта нет, а курить хочется. Иду в гостиную, хотя захламленное помещение мало ее напоминает — кругом мусор и пустые бутылки. Беру первую попавшуюся пачку, Budweiser^[4] и выхожу на балкон. Кожу приятно холодит августовский утренний воздух, но небо вновь заволокло тучами — в Эдмонтоне солнце не частый гость. Наполняю легкие никотином и выпускаю из губ сизый дым, который превращается в лицо Джанис. Отгоняю неприятное наваждение, смотрю на спокойную реку и спящий город.

Я люблю свободу, жить в свое удовольствие и заниматься тем, что умею — музыкой. Молодость дана нам для того, чтобы вспоминать угарные или грустные моменты в компании старых друзей или в кругу семьи. Глупо упускать возможность, чтобы потом сожалеть. Поэтому не хочу сковывать сейчас себя цепями обязательств перед кем-то. Музыка сравнима для меня с кислородом: без нее нельзя жить. Не важно, сколько потребуется времени, но я не остановлюсь и достигну цели. Играть в прокуренных пабах и кабаках не то, чего я желаю. Большего. Чтобы название нашей группы гремело, как вчера на стадионе название группы Metallica.

Черри однажды меня подколола, сказав: «Ты уже удачно разбиваешь женские сердца, не прилагая особых усилий, как знаменитые рок-звезды». Забавно. Хотя в вечной любви я никому не клялся, и луну достать с неба не обещал. Да и стремлюсь добиться славы вовсе не из-за женского внимания — какое-то мизерное желание для неудачников, кто хочет попасть в шоу-бизнес ради этого. Что ж, пусть мы и двойняшки, Черелин добрая душа и прекрасная девушка, в отличие от меня. Только временами бывает той еще язвой и занозой.

Усмехаюсь, думая о сестре. Докуриваю, тушу окурок и провожу ладонями по лицу, останавливая взгляд на пальцах, испещренных черной краской. Я всегда буду любить неизменно три вещи: младшую сестру, друзей и музыку. Всегда.

Глава 2

Их сердца бьются, как одно, а её — отстаёт. Ничто в этом мире не способно сломить их. Да, они непобедимы, а она всегда в тени. И она говорит: «Я хотела бы быть похожа на тех классных ребят. Потому что у этих классных ребят всегда всё получается».

Echosmith «Cool Kids»

Джи

— Ого, решила изменить имидж? — спрашивает друг, входя в дом. Я закрываю за ним дверь, бросая взгляд на зеркало в полный рост.

Тинки обходит со всех сторон, словно я экспонат на выставке, и прикасается к покрашенным прядям.

— Мне нравится этот цвет, теплый и солнечный. Смотрится круто, а с чего вдруг такие изменения?

Чемптон быстро поднимается по ступенькам в мою комнату и заваливается по-хозяйски на кровать, будто не он гость в доме, а я. В этом весь Тинки — мы знаем друг друга достаточно долго, поэтому даже не обижаюсь на его колкости и шуточки. Живем на одной улице, ходим в школу Альберты, общаемся уже лет пять. Тим Чемптон единственный человек, которому я могу все рассказать и довериться.

— Ну, чего язык проглотила? Краска прошла через кору головного мозга и заблокировала функцию разговаривать?

Закатываю глаза и сажусь по-турецки на пушистый ковер — ненавижу его заумные фразочки и словечки.

— Иногда ты балаболка, Чемптон — слишком много вопросов.

— Я очень любознательный, — парень закидывает руки под голову и поднимает брови. — Решила в выпускном классе сделать жизнь ярче?

— Вот прицепился, — отмахиваюсь от него и щелкаю по клавишам ноутбука.

— Триша уже оценила изменения? — не отстает парень, а я тяжело вздыхаю.

— Ты не заметил, что ее… нет? — говорю с иронией, не переставая печатать.

— Снова?

Бросаю на кровать телефон. Тинки подхватывает и присвистывает, разглядывая фотографии моей мамочки.

— Круто… Она на Багамах, а ты не заслужила или как?

— Уверена, он вообще не знает о том, что у нее есть ребенок, которому завтра восемнадцать, — безразлично кидаю и продолжаю стучать по клавишам. — Не удивлюсь, если мамочка забудет. Это наверняка самый ужасный день в ее жизни.

— Да ладно, Триша тебя любит… — начинает Тинки. Я ухмыляюсь и качаю головой, глядя в экран ноутбука.

— Она любит себя и деньги.

Чемптон уже собирается возразить, но я предостерегающе выставляю вперед руку и кидаю взгляд «даже-не-начинай».

— Давай не будем, ок?

— Как скажешь, — сдается друг. — Тогда чем займемся? Можно съездить в Парк Галлахер и послушать музыку или побродить в центре. Через две недели снова спать в обнимку с учебниками и конспектами.

Даже вздрагиваю от его слов. Лето так быстро пролетело, как будто один день.

— У тебя сегодня изощренные пытки, — бубню, убирая ноутбук, и падаю на ковер.

Тинки перебирается на пол и ложится рядом.

— Не верится, что остался последний учебный год в школе.

— Мне тоже, — вздыхаю и переворачиваюсь на живот, поглядывая на друга. — Поэтому я решила, что он должен стать запоминающимся и особенным, а смена цвета волос — первый этап.

— А второй?

— А второй… — складываю губы трубочкой и улыбаюсь. — Второй — посетить хоть раз вечеринку Фрэнка Большого.

Тинки начинает громко смеяться и кататься по полу, будто я сказала самую большую глупость на свете. Обиженно толкаю его в плечо, но он заливается еще сильнее.

— Ты… ты… — он садится и делает несколько глубоких вдохов. — Ты же не серьезно это, Джи?

— Серьезно. Что в этом такого?

Чемптон смотрит на меня, как на неразумного ребенка и прочищает горло.

— Ну-у-у, это нормально, наверное. Отрываться вполне естественно для подростков в старшей школе, просто… Ты ведь знаешь, на них нет ничего особенного, кроме алкоголя, пьяных старшеклассников, блюющих где попало, использованных презервативов и травки. Это весело? Когда-то ты считала вечеринки полным отстоем.

— Я не изменила своего мнения, — хмурюсь и провожу пальцем по ворсинкам ковра. — Но ты разве ни разу не хотел стать частью школьной жизни, влиться в коллектив?

— Мы с тобой как раз являемся частями школьной жизни, участвуя на разных олимпиадах и конкурсах, — протягивает Тинки и задумчиво смотрит на меня.

— Да, главные «ботаны», «заучки», как еще нас называют? — произношу с сарказмом и продолжаю: — Мы часть школьной жизни, но не часть класса. Я об этом.

Тинки фыркает и ложится на ковер, закидывая ногу на ногу.

— Раз ты так хочешь, мы пойдем на отстойную тусовку у Фрэнка. Кстати, кликуха у него… странная.

— Почему? Он же играет в футбол и, действительно, напоминает медведя, разве не поэтому его «большим» прозвали?

— Э-э-э… Не думаю, — Тинки трет с усмешкой подбородок, многозначительно поднимая левую бровь.

— Вот бы кто из преподавателей знал, какой извращенец лучший ученик школы!

— Ты о чем подумала, Браун? — переводит стрелки Чемптон, отнекиваясь с серьезным видом, но через секунду давится от смеха.

— Да ну тебя! — кидаю в шутника подушкой и провозглашаю, со всей важностью в голосе: — Значит, решено: идем на вечеринку к Фрэнку! Тебя никто не тянул за язык, — толкаю его в бок и кладу на колени ноутбук. Чемптон заинтересовано смотрит через плечо на экран, но я быстро хлопаю крышкой.

— Так-так-так, секретики, Браун?

Не успеваю опомниться, как мой лэптоп оказывается уже у Тинки.

— Эй, немедленно верни! — пытаюсь выхватить вещь, но Чемптон уворачивается и смеется.

— Мне теперь о-о-очень интересно, что же ты ТАКОГО скрываешь от лучшего друга.

— Я ничего не скрываю, просто отдай мой ноут! — выделяю каждое слово, предпринимая еще одну провальную попытку вернуть злосчастную технику.

Как бы ни так. Тинки открывает крышку и ухмыляется, глядя на экран. На моем лице написан полный фейспалм, ведь я забыла закрыть дурацкий браузер. Вот невезуха!

— Следишь за нашим школьным красавчиком? — насмешливо поддевает Чемптон, а мои щеки непроизвольно заливаются краской.

— Ничего подобного… — оправдываюсь, жалея, что вообще залезла в Instagram.

— Да ну? У тебя открыто несколько ссылок и везде местная рок-звезда, — продолжает издеваться «друг», показывая пальцем на экран лэптопа. Перевожу взгляд на фото парня и опускаю глаза.

Это единственное, что я скрываю от Тинки. Тайна хранится глубоко в сердце под семью печатями. Никто не узнает о ней, даже лучший друг.

— Ты же знаешь, мне нравится их музыка.

— Но тут пресс Эванса, — хохочет Тинки, а я закатываю глаза и наконец-то отбираю лэптоп, закрывая все ссылки и ставя пароль, чтобы не возникло ни у кого соблазна снова вторгнуться в мое личное пространство. «Да там лишь кусочек пресса, — уныло думаю. — И то благодаря тому, что рубашка слегка задралась. Его кто-то сфоткал на сцене, он в объектив даже не смотрит».

— Ты заноза в заднице, — бросаю Чемптону и встаю. — Будешь сок и печеньки?

— Конечно, спрашиваешь еще. «Сверхъестественное» или «Ходячие мертвецы»?

— О Боже… — выхожу из комнаты, спускаясь на первый этаж.

***

— Дорогая, с днем рождения! — сверкает ослепительной улыбкой в экран лэптопа мама.

— Ага, спасибо, — бубню в ответ.

— Это что-то с моими глазами или твои волосы рыжие? — женщина прищуривается и чуть ли не упирается лицом в камеру.

Сейчас начнется.

— Джинет! — вскрикивает она. Стараюсь сохранить спокойствие, чтобы окончательно не испортить себе настроение. — Я надеюсь, это только тоник, который смоется через пару дней, ведь так?

«Это не тоник, ма…», — думаю, но в ответ молчу, ибо лучше Тришу Браун не злить.

— Твои волосы прекрасного выгоревшего оттенка, как у Джиджи Хадид, — продолжает нести бред моя матушка.

Что? О чем она вообще?

— Мам, какая еще Джиджи Хадид?

— Вы же с ней так похожи, — словно не слыша вопроса, продолжает Триша, а я отвожу глаза в сторону, чтобы не язвить. В каком месте мы похожи с этой супер-офигенной моделью? Именами? Видимо, моя мать окончательно на островах ослепла.

— Мам, возможно, я тебя сейчас разочарую, но мы абсолютно разные, о чем ты говоришь?

— Если это не тоник, Джинет, я отведу тебя к лучшему мастеру перекрашивать волосы, — строго говорит Триша.

— Как Багамы? — повышаю голос и перевожу разговор на тему, которую так любит моя мать: путешествия, шопинг, пляжи. Ярко-голубые глаза (всего лишь цветные линзы) загораются, и Триша уже беззаботно болтает о теплой воде, солнышке и экзотической еде.

Она так счастлива, красивое лицо сразу же преображается, а мне больно.

Родители развелись лет десять назад. На удивление, они продержались довольно долго, несмотря на постоянные ссоры и скандалы. Папа уехал гастролировать по миру, а мама «гастролировала» по ночным клубам и ресторанам в поисках «принца на белом коне». Хотя в то время «принцы» уже ездили на крутых дорогих иномарках. Триша Браун сначала обращала внимание на материальное положение, и только потом на характер. Воспитывала меня бабуля до двенадцати лет, но когда ее не стало, пришлось выкручиваться самой, потому что Триша совсем забыла о родительском долге, как и папочка.

— Ох, дорогая, ты же не обижаешься, что мы не отпразднуем вместе? — «переживает» мама, делая «грустное» выражение.

— Все хорошо, мы сходим куда-нибудь с Тинки, — тяжело вздыхаю, мечтая поскорее завершить этот бессмысленный разговор, чтобы дальше не расстраиваться.

— Я купила тебе одежду, аксессуары и обувь, — радостно щебечет Триша. Строю кислую мину, потому что меньше всего меня интересуют вещи, которые приобрела мамочка. Все равно не надену, у нас совершенно разный вкус.

— Классно, ма…

— Тим замечательный парень, вы встречаетесь? — хихикает в камеру мама, а меня передергивает.

О чем говорит эта женщина? Сначала сравнивает меня с красивой популярной моделью, теперь придумала «вымышленные отношения».

— Мам, Тинки мой друг… — пытаюсь образумить ее, но Триша не слышит и мечтательно поднимает глаза.

— Первая любовь и отношения — это так прекрасно, дорогая, — заводит она излюбленную песню, но потом красивое лицо кривится, — если этот парень не как твой отец, конечно же. Таких подонков сейчас хоть отбавляй…

Тяжело вздыхаю и подпираю голову рукой. Снова она за свое. Надо что-то делать или до вечера придется слушать, какой папа «козел, осел, ничтожество, самовлюбленный» и множество похожих эпитетов.

— Ма, тут Тинки пришел, мы собираемся сходить в «West Edmonton Mall», — вру, не чувствуя никакой вины.

— Замечательно! — хлопает она в ладоши и поворачивает голову куда-то в сторону. Из динамиков раздается мужской голос, а через минуты появляется в камере его обладатель. Мужчина на лет десять младше матери и уже мне не нравится всем своим напыщенным видом. Сразу понятно — неприятный богатый тип.

— Какая прелестная леди, познакомишь нас, Триш? — говорит он, расплываясь в мерзкой улыбке, напоминающей гиену.

Прерываю звонок и закрываю лэптоп, чтобы не слышать: «Это моя младшая сестра…». Каждый раз приходится терпеть и выслушивать, ведь нас часто воспринимают, как сестер, а моей мамочке это только на руку. Да, она выглядит очень молодо, хотя ей уже за тридцать, но Триша Браун считает себя двадцатилетней (или восемнадцатилетней). Все ее ухажеры (любовнички, как любит называть этих мужчин Тинки), иногда младше мамы на лет семь, а то и все десять, как этот тип с Багам.

Триша Браун живет в свое удовольствие: летает на разные элитные курорты, покупает только одежду известных брендов, ест здоровую пищу, носит дорогие украшения, занимается фитнесом, ходит в салоны, посещает фешенебельные рестораны… Единственное, о чем она забывает — дочь, которая не знает, что такое материнская любовь.

Я настолько привыкла к одиночеству, что когда Триша появляется в Эдмонтоне, чувствую себя рядом с ней неуютно, будто мы чужие люди. Исключение — Тим Чемптон, которого я называю Тинки. Прозвище к парню привязалось давненько и используется по теперешнее время.

Поднимаюсь с кровати и бросаю взгляд на коллаж с фотографиями, где мы вместе с Тинки: дурачимся, строим разные рожи, смеемся, улыбаемся…

Да, у меня один друг, но зато он настоящий, а это бесценно.

Для жилья Триша Браун выбрала Юго-Западный Эдмонтон, где расположились элитные двух-и-трехэтажные особняки, стоящие минимум миллион канадских долларов. Хотя я рада, что мы перебрались сюда из Южного Эдмонтона — там жить не фонтан. Во-первых, из-за огромного количества иммигрантов с разных уголков планеты: азиаты, африканцы, индусы. Во-вторых, специфический запах приправ круглосуточно. Летом бывало невозможно находиться в доме, а если открыть окно — тем более. Индусы любители готовить различные блюда и добавлять немереное количество специй. В-третьих, не по статусу жить не в самом лучшем районе города. Поэтому, когда умерла бабушка, а на тот момент у мамы в любовниках числился какой-то нефтяной магнат, мы перебрались на Юго-Запад.

Тогда я и познакомилась с Тимом Чемптоном. Его семья жила на противоположной стороне улицы, и в ближайших домах мы оказались единственными подростками, поэтому быстро сдружились. Одна странность нашла другую странность. У нас даже вкусы совпадали: ужастики, фастфуд и разговоры до утра. Единственное, с чем расходились взгляды — поклонение Богу Татух. Тинки не понимал моей безудержной любви к татуировкам, а я считала это искусством. Красивые рисунки на теле так впечатляли и завораживали. Но Чемптон вечно издевался и язвил: «Лучше бы он себе мозг нарисовал, потому что в голове он отсутствует».

Если меня спросят, существует ли дружба между парнем и девушкой, я с уверенностью отвечу «Да». Постоянно сталкиваюсь и слышу: «Все это выдумка, дружбы между парнем и девушкой не существует, кто-то один из них любит другого…». Как бы ни так. Во-первых, я видела всю коллекцию трусов Тинки с изображениями женских персонажей Марвел. И гадать не надо, что дарить на праздник, потому что разным фигуркам, постерам с Черной вдовой или Псайлок, он будет рад, как слон. Во-вторых, мы даже пробовали целоваться. Ничего путного из этого не вышло: мокро, противно, кайфа никакого. Поэтому… Я люблю Чемптона, но только как друга.

— Итак, моя уже совершеннолетняя подруга, — говорит торжественно Тинки, расхаживая по комнате и бросая загадочные взгляды. — Вчера ты сказала, что желаешь сделать жизнь ярче и красочней. Сегодня мы начнем претворять этот план в жизнь.

— Ла-а-а-адно, — протягиваю и улыбаюсь, наблюдая за ним. Чемптон достает два билета, как фокусник, и машет перед носом. Выхватываю, изучая текст.

— Пляжная вечеринка в «World Water Park» «Цунами»?

— Да! Приезжает какой-то крутой ди-джей и-и-и… — Тинки останавливается, улыбка сползает с его лица. — Ты не рада?

— Рада, просто… Так неожиданно. И… там ведь нужен купальник?

Оглядываю себя и мотаю головой. О нет… У меня ведь ужасная фигура! Ни за что на свете не появлюсь перед людьми в купальнике!

— Да хоть в скафандре, Браун! Это вечеринка лета, понимаешь? Тебе восемнадцать, а восемнадцать бывает раз в жизни! Забей на всё и оторвись!

— Сказал человек, ненавидящий тусовки, — фыркаю в ответ и снова смотрю неуверенно на билеты. Может… да? Все-таки подарок Тинки.

— Считаю их пустой тратой времени, — говорит важно Чемптон, а я усмехаюсь. — Но ради тебя соглашусь на эту пытку.

— Значит, можно надевать скафандр?

— Это была шутка, Браун, — смеется Тинки и открывает шкаф. — У тебя же есть купальник?

Чувствую пятой точкой: нас ждет веселая ночь.

Глава 3

Ангел, ты направляешь на меня пистолет. Ты меня обожаешь. Любовь опасна для жизни, может, ты дашь мне шанс? Ты в центре внимания, не надо задавать мне вопросов. Иди и подожги меня, как сигарету, даже если потом ты об этом пожалеешь.

5 Seconds Of Summer «No Shame»

Джи

«West Edmonton Mall» — огромный торговый центр, раскинувшейся на сорок восемь кварталов, самый большой в Северной Америке и пятый в мире. Более восьмисот магазинов, парк «Galaxyland», катки, кафе, рестораны и множество других развлечений. Под куполом находится бассейн с волнами и копия корабля со всеми парусами «Санта-Мария», на котором Колумб открыл Америку. Если снаружи центр выглядит непрезентабельно, оказавшись внутри, мнение посетителей сразу же меняется — это как маленькая волшебная страна.

Я сижу на заднем сиденье такси и нервно тереблю ремешок кожаной сумки, глядя на проносящиеся мимо дома, магазины, людей. Идея отметить восемнадцать лет на грандиозной крутой тусовке уже не кажется такой заманчивой, как поначалу. Хочется попросить водителя повернуть обратно, закрыться в комнате и смотреть сериалы. К черту этот план! Беру себя в руки и напоминаю, что сегодня день рождения, а он бывает раз в году.

«World Water Park» превратили во что-то невероятное. Вокруг мелькают светодиоды, а бассейн разделили на две части: с одной стороны танцевальная площадка, отделенная стеклянным полом с подсветкой, на второй — вода с пеной и подвыпившей молодежью. Рот автоматически открывается от восхищения — на таких помпезных мероприятиях я впервые, дух захватывает, а коленки подкашиваются.

— Ты только посмотри на эти пьяные рожи, — брюзжит Тинки. Смеюсь и толкаю его в бок.

— Кто-то обещал сегодня оторваться, Чемптон. Да, и тут не только пьяные рожи, но и красивые… девушки, — играю бровями, намекая на мелькающих в купальниках красоток.

На их фоне я выгляжу, как блеклая моль. На мне скромный белый топ и джинсовые шорты с высокой посадкой — это большее на что я согласилась. Но девчонки поголовно сверкают идеальными фигурками в бикини, ничего и никого не смущаясь.

Неловко переминаюсь с ноги на ногу и пританцовываю ритмичной музыке.

— Может, ты возьмешь нам коктейли? — кричу на ухо Тинки. Он согласно кивает и идет в сторону бара. Я оглядываю посетителей, количество которых увеличивается с каждой минутой.

Чемптон появляется спустя какое-то время с кислым видом и двумя коктейлями в руках. Выхватываю один и принюхиваюсь, оглядывая розово-голубую жидкость.

— Его точно можно пить? — подозрительно кошусь на друга.

— Бармен сказал, это фирменный и бесплатный в честь тусовки, — Тинки кривится и залпом выпивает. Бледные щеки сразу же краснеют, словно спелые помидоры, а светло-голубые глаза лихорадочно блестят.

— Эффект заметен налицо, — смеюсь, проглатывая ядерную смесь. В груди жжет, и перед глазами взрываются фейерверки.

Из колонок звучит какой-то популярный трек, люди одобрительно кричат. Я подхватываю волну, вливаясь в безумие: прыгаю, машу руками, смеюсь — это так весело! В глазах мелькают вспышки, лица, а в ушах звенит отчетливо голос МС:

— Друзья, мы рады приветствовать Вас на ежегодной вечеринке «Цунами»! У нас есть подарки для именинников, которые здесь собрались. Ребятки, выходим и не стесняемся!

Взрывоопасный коктейль дает безграничное количество уверенности, и я несусь в сторону небольшой сцены, где бегает МС.

— Вы только посмотрите на этих везунчиков, ведь сегодня у них день рождения! Поддержим именинников аплодисментами!

Смотрю на толпу и широко улыбаюсь. Тинки потерялся, но уверена, он видит и не верит глазам, что я стою на сцене. Под нос суют микрофон, и на пару секунд я теряюсь, хлопая непонимающе ресницами. Кажется, МС спросил, как зовут и сколько лет.

— Я Джи, мне сегодня восемнадцать! — радостно кричу в микрофон. Парень смеется и обращается к публике:

— Джи стала совершеннолетней — это двойной праздник, друзья. Давайте поддержим эту красотку!

Красотку? Он, наверное, тоже выпил тот ядерный коктейль, либо со зрением плохо. Мне вручают бутылку шампанского и бесплатный месячный абонемент на все мероприятия — что ж, Тинки не зря взял билеты на тусовку.

Спускаюсь со сцены, оглядываясь по сторонам в поисках друга — бесполезно, людей тьма и разглядеть светлую шевелюру нереально. Все танцуют, толкаются, лазерные лучи слепят глаза. Неожиданно получаю удар в спину и в следующую секунду, распахнув руки, лечу в воду.

***

Син

— Кажется, я попал в рай, — ухмыляется Оззи, когда мы появляемся на ежегодной тусовке в «World Water Park».

— Ага, в рай сисек и задниц, — хмыкает рядом Райт, направляясь в сторону бара.

— Только музон галимый в раю, если закрыть уши — самое то будет, — кивает головой красноволосый, провожая взглядом полуголых девиц, прикрытых только ниточками.

— Ты каждый день в таком раю, чувак, — говорит Шем, закидывая мне на плечо руку. — И как туда Иуда попал.

Мы ржем и догоняем Райта, который уже заказал несколько стопок текилы.

— За возвращение блудного басиста! — орет Оззи, не обращая ни на кого внимания, и выпивает сразу три стопки.

— Кто-то решил нажраться и поплавать в пенке, — Шем слизывает соль с руки, выпивает и закидывает дольку лайма. — Хорошо пошло! Давай, чувак, чего тормозишь?

— Я пас…

— Да харэ-э-э…

— Ты что-о-о…

— Либо пей, либо зальем!

Дебилы. Быстро выпиваю свою стопку и растворяюсь в толпе. МС что-то оживленно рассказывает на сцене, жестикулируя руками. Поздравляют именинников, вручают им бутылки с шампанским и еще какую-то бесполезную хрень. Через минуту толпа дергается под какой-то хит, а я падаю на свободное кресло. Наблюдаю за полупьяными девицами, извивающимися на танцполе. Взгляд останавливается на рыжей шевелюре с поднятой бутылкой шампанского в руке над водой. М-да, некоторые так надрались, что уже плавают с бухлом. Девушка странно дрыгается, открывает рот и пропадает под пеной. «Либо кто-то не умеет плавать». Быстро скидываю рубашку и прыгаю в воду, подхватываю неудачную пловчиху и вытаскиваю из бассейна. Девушка без сознания, видимо, достаточно нахлебалась хлорированной воды.

— Эй! — хлопаю по бледной щеке. Ноль реакции.

Повторяю попытку дважды, но снова безрезультатно. Так и знал, не стоило ехать на эту убогую тусовку — еще искусственное дыхание я не делал. Чувствую себя спасателем из сериала «Спасатели Малибу». Выдыхаю и смотрю на побледневшую девушку. «Только один раз». На нас все равно никто не обращает внимания — все веселятся, отрываются и танцует.

— Черт.

Наклоняюсь, запрокидываю максимально ее голову, убирая мокрые пряди, зажимаю нос и приоткрываю рот, вдувая воздух.

— Давай, спящая красавица, ты же немного воды наглоталась.

Спасательную процедуру повторяю раз пять, пока грудная клетка под ладонью не поднимается, а через секунду девушка уже кашляет и выплевывает воду.

— Неужели… — сажусь рядом и наблюдаю за ней. Она несколько раз глубоко вздыхает и встречает мой озабоченный взгляд.

— Ты как? По тому, что щеки розовые… красные… пунцовые… думаю, тебе лучше.

Девушка убирает рыжие пряди с лица и отводит быстро глаза. Странная. Может, до сих пор в шоке?

— Спасибо, — наконец-то произносит и неловко встает в полный рост. Она такая маленькая, еле достает до моего плеча. Пробегаю глазами по хрупкой фигурке, останавливая взгляд на мокром топе и плоском животе. Очень миниатюрная…

— Самое главное, ты спасла бутылку, — киваю на шампанское. Рыжая удивленно смотрит и, смутившись, отворачивается.

— Зачем приходить на вечеринку, где рядом вода и пьяные идиоты, если не умеешь плавать? — усмехаюсь, разглядывая ее. Она постоянно опускает глаза, будто нервничает, либо это такая реакция после неудачного купания в бассейне.

Рыжеволосая что-то говорит, но я показываю на ухо, мол, не слышу. Наклоняюсь и кричу:

— Могу подвезти.

Глаза девушки удивленно расширяются, лицо вытягивается, словно я предложил сыграть в карты на раздевание или что похуже.

— Если, конечно, нужна еще моя помощь.

Она роется в карманах, оглядываясь, и что-то бормочет. Выражение из озадаченного становится, хмурым, затем злым. Выглядит смешно, отчего не сдерживаюсь и улыбаюсь. Рыжая поднимается на носочки и кричит:

— Я потеряла свою сумку, а там все вещи! И еще друга-идиота, который предложил сходить на эту…

Последние слова проглатывает музыка и орущие люди, но суть улавливаю. Показываю глазами следовать за мной и направляюсь к бару, зная, что друзья зависают сто процентов там. В итоге оказываюсь прав: Оззи уже флиртует с какой-то брюнеточкой, а Райт с Шемом очем-то базарят.

— Оз, дай ключи от Мустанга, — подхожу ближе и оглядываюсь в поисках рыжеволосой. Думал, ее затоптали, но она маячит за моей спиной.

— Ключи? Нафига? Куда ты вообще пропал? И какого хрена мокрый? — Оззи сразу переключает внимание с брюнетки на меня, затем замечает рыжее бедствие и удивленно пялится.

— Ключи, — показываю глазами на рыжеволосую. Парень роется в карманах и протягивает связку.

— Нормально так покупался, — ухмыляется он и поворачивается к озадаченной брюнетке. — Что ты говорила, детка?

— Син, ты сваливаешь? — Шем переводит взгляд на рыжую, постоянно переминающуюся, словно ей некомфортно. Она ведь мокрая, лифчик отчетливо видно, пусть грудь у нее небольшая.

— Да, завтра встретимся на репе.

— О-о-окей.

Покидаем шумную вечеринку, направляясь на парковку, и садимся в машину.

— Где живешь? — спрашиваю, выруливая Мустанг на главную трассу.

— Юго-Запад, — коротко отвечает девушка и отворачивается, поглядывая в окно.

Хмыкаю, включаю кондиционер и музыку. Роюсь в кармане, выуживая «Lucky Strike». Кошусь на притихшую девушку и спрашиваю:

— Ты не против?

Она переводит взгляд на сигарету в руке и качает головой.

— Не куришь?

В ответ слышу «Нет», и на этом наш «разговор» заканчивается.

Все двадцать минут, пока мы едем, в машине тишина, только песни сменяют друг друга. Наконец, автомобиль тормозит возле двухэтажного дома. Перевожу взгляд на рыжеволосую. Впервые встречаю такую молчунью. В основном это моя роль, девушек же ничем не заткнуть.

— Кажется, приехали.

Она осматривается и кивает головой.

— Да, точно. Спасибо, что… спас и… подвез.

— Могу дать несколько уроков по плаванью, — шучу, глядя в ее пронзительные бирюзовые глаза. — Бесплатно.

Щеки девушки покрываются румянцем. Вряд ли от работающего кондиционера, скорее, от неловкости и смущения.

— Я пошутил, — качаю головой. Она отводит взгляд и поправляет влажные пряди.

— Э-э-м, я пойду, еще раз спасибо, — робко бормочет рыжеволосая и выходит из машины.

— Ага, пока.

Наблюдаю, как она быстро шагает к дому, останавливается возле двери и поворачивается — сегодня точно не ее день. Опускаю стекло и кричу:

— Что-то снова случилось?

Она подходит ближе, откашливается и говорит:

— Я забыла, что сумочка плавает на дне чертового… — делает паузу и вздыхает, — бассейна, а там ключи.

— И дома никого, — заканчиваю за нее. — Запасных нет?

— У Тинки.

— Тинки? — спрашиваю с недоумением, усмехаясь. Имя у пацана четкое.

— Это мой друг, — объясняет девушка, показывая на противоположный дом, — сосед.

— Родители решили поиздеваться и назвали его в честь одного из телепузиков?

Рыжеволосая улыбается и качает головой.

— Это я дала такое прозвище.

— И он не обижается?

— У него нет выбора, — смеется она. — Можно одолжить твой телефон?

Протягиваю мобильник и наблюдаю, как она ходит кругами, что-то возбужденно рассказывая и размахивая руками. Забавная особа, маленькая, хрупкая, но голос… Голос низкий для ее телосложения, что создает заметный контраст. Задумчиво оглядываю вьющиеся рыжеватые пряди, худенькие плечи и ноги. Наши глаза пересекаются, но она неловко улыбается и быстро отворачивается. Прищуриваюсь и вожу пальцами по губам, разглядывая внимательно незнакомку. Рыжеволосая возвращается, садится рядом и протягивает телефон.

— Спасибо, он скоро приедет.

— Как тебя зовут? — прячу мобильник в карман и поворачиваюсь к ней.

— Джи.

— Син, — улыбаюсь, разглядывая симпатичное лицо новой знакомой. Ее щеки вновь розовеют, а напряженный взгляд устремлен куда-то в сторону. Не могу сдержаться и спрашиваю: — Я тебя смущаю?

— Что? Н-нет… Просто… Дурацкая ситуация, — неразборчиво бормочет Джи и опускает глаза на сжатые пальцы. — И еще абонемент… и сумочка… все в этом идиотском бассейне. Так тупо вышло.

Маленькая и ругается. Забавная особа. Уголки губ приподнимаются, неожиданно пробирает смех, когда осмысливаю сложившуюся ситуацию. Да уж, не такая бесполезная тусовка. Ловлю вопросительный взгляд Джи и выдыхаю:

— Это странно… — провожу большим пальцем по нижней губе.

— Что странно?

— Твой голос… — задумываюсь на секунду, подбирая нужное слово. — Грубоватый. В хорошем смысле, — быстро добавляю, глядя на ее озадаченное лицо.

— Выглядит не очень, да?

Пожимаю плечами и смотрю на пустующую дорогу, освещенную фонарями.

— Да нет, он очень красивый.

Поворачиваюсь и встречаюсь с ней взглядом. Все так гармонирует: бледная кожа, ярко-бирюзовые глаза, аккуратный носик, небольшие розовые губы. Джи резко отворачивается и громко произносит:

— Тинки приехал!

Быстро выскакивает из машины и наклоняется:

— Спасибо, Син.

— Да не за что.

Замечаю такси, из которого выходит светловолосый парень. Джи подбегает к нему и что-то говорит. Наверное, сосед-телепузик. Парень по прозвищу Тинки пристально смотрит на Мустанг, прищуривается, и они заходят вместе в дом.

Все-таки не зря я поехал на эту отстойную вечеринку. Концовка интересная получилась.

Глава 4

Ты видишь, что я расслаблен, как зверь во время сна, потому что я обожаю спиртное, как и все ребята в группе. Я действительно был на попойке — это трудно не заметить. Те, чья жизнь насыщеннее, беспощадно излучают свет, способный выжечь дотла всё живое, свет такой яркий, что солнце по сравнению с ним тусклое пятно.

My Chemical Romance «The sharpest lives»

Джи

Падаю лицом в подушку и лежу так пару минут. Вскакиваю и хлопаю пару раз ладонями по щекам, затем подхожу и выглядываю осторожно в окно, но там никого. Черный Мустанг с красными языками пламени уже уехал. Прислоняюсь к стене и выдыхаю. Невероятно. Я с ним разговаривала. Хотя… Это выглядело убого и нелепо. Никогда в жизни не чувствовала себя такой дурой. Наверное, он подумал, что я недалекая, глупая, маленькая девочка.

«Да нет, он очень красивый».

Щеки снова предательски вспыхивают, а сердце выпрыгивает из груди, вспоминая его слова.

Закрываю лицо руками и выпускаю разочарованный стон:

— Идиотка…

Перемотать бы время назад и не вести себя так жалко рядом с ним. Не знаю, откуда вообще взялись силы говорить и связывать слова в предложения. Син Эванс для меня очень далек и недосягаем, как звезда или планета. Он такой… Мечтательно вздыхаю и мотаю головой. Совершенно не такой, как о нем болтают в школе. А глаза? В них же можно утонуть. В той невероятной синеве, словно два огромных северных озера. Улыбаюсь, как дурочка, и падаю на кровать, наблюдая за сверкающими огоньками на стене.

Я восхищалась этим парнем еще с седьмого класса, когда поступила в школу Альберты. Син Эванс отличался от мальчишек одногодок: взрослый, осмысленный взгляд холодных синих глаз, поджатые губы, отрешенное выражение лица. Он редко улыбался, часто выглядел угрюмым и был неразговорчивым. Единственные, с кем оживал — сестра и друзья.

Я видела такие изменения, когда тайком наблюдала за ним. Боялась, что кто-то заметит мою… симпатию, перерастающую постепенно во что-то большее, но не могла с этим ничего поделать. Иногда даже самой становилось страшно: как можно любить человека, которого совершенно не знаешь? Но только глядя на него, в груди разливалось странное тепло, а щеки напоминали бутоны алых роз.

Время шло, Син Эванс менялся, превращаясь из хмурого мальчишки в мужественного красивого парня, которым восхищались девчонки, постоянно обсуждали на переменках, мечтали встречаться и стать той единственной.

Но Сина, казалось бы, не очень интересовало женское внимание, он ко всем относился одинаково холодно и равнодушно. Со временем в школе Эванс стал появляться все реже. Учителя не придавали значения этому, ведь дядя Сина — главный спонсор. На прогулы просто закрывали глаза.

Потом я совершенно случайно узнала, что он со своими друзьями создал группу «Lost generation» («Потерянное поколение») и выступал в различных барах и пабах, играя рок. Главной звездой и голосом стала Джанис Холл, которая все время ошивалась рядом с компанией Сина. В школе Холл ходила с важным видом, будто она королева, а остальные — ничтожные букашки. Лицемерный взгляд, змеиная улыбка и чертовски притягательная внешность. Джанис была яркой девушкой, на которую постоянно хотелось смотреть, разинув рот от зависти. Но ее негативная аура, поведение и характер отталкивали — как человек, она мне не нравилась. Очень неприятная особа с завышенной самооценкой и самомнением.

Полночи я суетилась и не могла уснуть, прокручивая наш первый разговор с Эвансом. Узнает ли он меня в школе? Заговорит или проигнорирует? Может, он вовсе забудет? Я вздыхала и переворачивалась с боку на бок. Включала тихо музыку, но сон как назло не собирался приходить и забирать в мир Морфея. Часы показывали уже 3:34am, а я до сих пор ворочалась, думая о сапфировых глазах Сина, обворожительной улыбке и смехе, мелодичном голосе, тату на шее…

Резко вскочила. Даже белые точки заплясали. Черные перья… Но что ниже? Прикрыла глаза и стала представлять крепкое тело, мастерски разрисованное черной краской. Эванс всегда носил рубашки, футболки с длинным рукавом, показывая только часть тату на шее. Это выглядело так заманчиво и вызывало желание узнать продолжение рисунка.

— Ты его никогда не увидишь, Браун. Даже не мечтай, — вздохнула и посмеялась над своей детской наивностью и глупостью.

Такие парни, как Эванс не обращают внимания на серых мышек. Девушки, как я, остаются за кадром, незамеченной серой тенью, меркнущие перед звездами вроде Джанис Холл.

— Нет, ты никогда не будешь с Сином Эвансом, дорогуша, поэтому лучше спи, — сказала себе и повернулась к стенке, прикрывая глаза и, наконец, засыпая.

***

Син

— Разрушитель женских надежд и сердец, подъем!

Моя младшая сестра очень громкая. Особенно с утра пораньше. Ее голос можно смело записывать на диктофон и ставить вместо мелодии для будильника.

— Я могу принести ведро холодной воды, хочешь?

Улыбаюсь и хмыкаю — Черелин не отстанет. Лучше не игнорировать, или ее слова превратятся в реальность. Поворачиваюсь и смотрю на разгневанную двойняшку:

— Ты такая шумная, Черри. Напоминаешь громкоговоритель.

— Громкоговоритель — это Джанис, потому что с раннего утра я выслушиваю ее визг.

— Ты можешь не отвечать на ее звонки, — вздыхаю и сажусь на кровати.

— Да? Хочешь, чтобы она снова заявилась к нам домой? Пожалуйста!

Черелин эмоционально машет руками и упирает их в бока.

— Может, стоит с ней поговорить? Ее неадекватность выходит за пределы разумного, знаешь ли. Завтра начнется учеба, я не хочу каждый день слушать что-то типа «у него новая шлюха», «что делать, чтобы он не спал с кем попало?», «почему он такой козел?», «почему он меня не любит?». Продолжать?

Синие глаза сестры яростно сверкают, а губы превращаются в недовольную тонкую линию.

— Черри, это бесполезно…

— Тогда не надо было с ней спать! — кричит она, и я морщусь: в голове будто работает молот и наковальня. Массирую переносицу пальцами и бросаю хмурый взгляд на сестру.

— Что еще прикажешь не делать?

— Перестать быть порой легкомысленным! Ведь они потом плачутся ни тебе, а мне! Каждый раз я выслушиваю одно и то же, как ты попользовался и бросил! Боже-е-е… — она издает рык и падает на черный диван, откидывая голову на спинку.

— Окей, но я не виноват, что ко мне лезут в штаны. Даже после того, как предупреждаю, что это тупо перепих на раз. Многих такое наоборот возбуждает. В итоге я слышу одну и ту же фразу: «Зато я буду с тобой сегодня… Трахни меня…».

— Фу-у-у… Замолчи. Мерзко слушать, — стонет сестра с дивана, прикрыв глаза, но затем открывает один и, прищурившись, спрашивает: — Реально?

— Я ни разу не говорил о чем-то большем, ставил всех перед фактом. Это их осознанный выбор. Если кого-то устраивает роль подстилки на ночь, почему нет? Только не говори, что я жестокий и пользуюсь ими, ладно? — вижу, как Черри уже хочет возразить, и кидаю мрачный взгляд исподлобья.

— Син… Когда-то ты встретишь девушку, которая затронет за живое и сделает так же больно, как делаешь ты, — вздыхает сестра и грустно улыбается.

— Я похож на влюбленного дебила? — встаю и натягиваю футболку.

— Пока нет, но когда появится…

— Когда появится такой человек, Черри, тогда и будешь выносить мозг с утра пораньше, окей? — беру сигареты и выхожу из комнаты. Слышу позади шаги и качаю головой — моя сестрица чрезмерно настойчивая.

— Я поеду сегодня на репетицию, — ставит перед фактом двойняшка.

Ухмыляюсь и категорично бросаю:

— Нет.

— Что? Но почему? — возмущается за спиной Черелин.

— Ты прекрасно знаешь почему, сестренка.

Выхожу на крыльцо и присаживаюсь на ступеньки, оглядывая зеленый газон и серое небо над головой.

— Объясни, — Черри становится передо мной, заслоняя «прекрасный» вид на деревья, цветы… Выпускаю дым и улыбаюсь.

— Ты отвлекаешь Шема, из-за него мы репетируем до ночи.

Сапфировые глаза сестры вспыхивают, а на щеках появляется еле заметный румянец. Чудачка, она думала, я не знаю об их симпатии друг к другу?

— Это… Ну… Нет вообще-то! Все не так! Ты не можешь запретить слушать музыку, — бормочет сестра и скрещивает руки на груди. — Я тоже фанатка «Потерянного поколения».

— Я знаю, сестренка, но сегодня нет. У нас скоро важное выступление, поэтому надо подготовиться и не ударить в грязь лицом, — выталкиваю дым из легких и задумчиво смотрю на проезжающий мимо автомобиль.

— Важное? — Черри присаживается рядом и ставит локти на коленки, подпирая голову руками.

— Должен приехать какой-то агент со звукозаписывающей компании, будет что-то типа прослушивания. Мы не можем облажаться и упустить такой шанс.

— А Джанис…?

Вздыхаю, тушу окурок и кидаю в пепельницу.

— Пока не знаю, что делать. Я с ней поговорю, потому что ее поведение достало.

Сестра прижимается ко мне, наклоняю голову и обхватываю ее плечо рукой.

— Я приготовила завтрак.

— Тосты с вишневым джемом?

— Угу.

— Ты самая лучшая сестра в мире.

— Так… Может, все-таки возьмешь на репетицию?

Расплываюсь в улыбке, целую ее в макушку и поднимаюсь.

— Нет.

— Будешь сам готовить себе завтраки, неблагодарный!

***

Моя маленькая сестра не знает, каким уродом я бываю и чем занимаюсь…

Она привыкла видеть во мне самое лучшее, потому что у нее есть только я и Вилсон. Но он так редко появляется в Эдмонтоне, что я даже иногда забываю о существовании родного дяди.

Самое отвратительное — мне нравится происходящее.

Нравится смотреть, как что-то или кого-то пускают по кругу, как молочный дым заполняет небольшое пространство. Нравится, как разум отключается, и я забываюсь в эйфории. Мысли, тело парят где-то далеко от действительности, становится легко, как будто я птица и могу улететь куда захочу.

Холодные пальцы лезут под майку, а мокрые горячие губы облизывают татуировки на шее.

— Мне они так нравятся, Син…

Всем они нравятся. Какие предсказуемые и безликие. Ни на что не годные, кроме одного. Падшие души, жаждущие утолить внутренний голод. Джанис такая же. Она упала, ей нравится купаться в грязи и похоти. Омерзительная… Я не лучше.

— Я люблю тебя, малыш, ты только мой… — шепчет на ухо брюнетка, касаясь влажными губами.

— Тебе нравится быть плохой, Нисса? — поднимаю вверх ее короткую юбку, пробегая пальцами по гладкой белой коже бедер.

— Это нравится тебе, мой черный ангел, — тихо смеется она и хватает с силой за пряди волос.

Отрываю ее руки, сильно сжимая запястья, и заглядываю в стеклянные золотистые глаза.

— Ты мне завтра будешь не нужна. Помнишь?

Ее отрешенный взгляд наполняется болью, но девушка слабо улыбается и шепчет:

— Почему?

— У тебя есть только одна вещь, которая пока что мне интересна. Не забывай об этом или… — наклоняюсь, а уголки губ ползут вверх, замечая, как она сжимается от страха, — я выкину тебя. Поняла?

Подминаю ее под себя и нависаю сверху, задирая коротенький топ. Пальцы легко сжимают тонкую шею, глаза Джанис расширяются от предвкушения, а губы изгибаются в томной улыбке.

— Поняла.

Хватка становится сильнее. Чувствую, как она все время сглатывает, требуя воздуха. Золотистые глаза смотрят с мольбой, страхом и вожделением. Так противно.

— Хорошо, что ты понятливая девочка. Тебе же не надо повторять дважды? — цежу сквозь зубы, глядя в лихорадочно искрящиеся глаза, поднимаюсь и хватаю куртку.

За дверью играет музыка, смешиваясь с женскими стонами. Прохожу мимо Оззи с Райтом, зависающих с какой-то блондинкой. Девушка под кайфом и в прострации — жалкое зрелище.

Иду по коридору, который расписан граффити, и выхожу на свежий утренний воздух. Солнце только появляется из-за горизонта, а небо окрашивается в бледно-розовые пастельные тона. В пачке одна сигарета, а дым так горчит, что я делаю всего две затяжки и выкидываю ее.

Хочется приехать домой, смыть с себя запах духов Джанис, вкус ее губ, рук на теле. Смыть с себя грязь.

Ухмыляюсь и мрачно говорю:

— Она уже не смоется.

Завожу кавасаки и вылетаю на пустующую трассу. Самое прекрасное время, когда я ощущаю в полной мере свободу. Вены вздуваются, по ним бежит адреналин и энергия, требующая выхода. Скорость уже перевалила за двести, но мне мало… Еще… Еще… Пейзаж смазывается во что-то нечеткое, с размытыми гранями, а я несусь навстречу неизвестности. Счетчики зашкаливают, но я сбавляю скорость и оглядываю смутно знакомую местность.

На улице расположились огромные особняки с аккуратно выстриженным газоном, ухоженными деревцами и белыми изгородями. «Я здесь бывал», — мелькает мысль, когда взгляд останавливается на двухэтажном светлом доме с темной крышей. События недельной давности возвращаются, а на губах играет непонятно откуда взявшаяся улыбка. В голове вырисовывается образ рыжеволосой девчонки с низким голосом, но по-детски наивным личиком и бирюзовыми глазами. Ее зовут Джи. Точно.

Непринужденно улыбаюсь и бросаю бегло взор на дом, заводя мотор.

«Нам определенно надо встретиться…».

Глава 5

Жизнь — это выпивка, любовь — это наркотик. О, такое чувство, что я в километрах над землей. Когда я был израненным, увядшим и иссушенным, вы явились, чтобы принести потоп. Пейте за мой счет, пейте за мой счет, а потом мы пронесёмся по небу. Симфонией.

Coldplay feat. Beyonce «Hymn for the Weekend»

Джи

«Ничегонеделанье» — отличная штука. К хорошему быстро привыкаешь, но тем труднее потом адаптироваться и влиться в учебный процесс. Если ты не Тинки. Даже холодный пот пробирает, когда думаю о бессонных ночах, конспектах, учебниках и домашних заданиях. Тяжело вздыхаю и смотрю на зеленые деревья за стеклом. В Эдмонтоне холода приходят раньше, чем в других регионах, так как это Северная Канада. Зима может длиться не три месяца, а все четыре или даже пять. Сегодняшняя погодка, на удивление, радует, словно сентябрь хочет сказать, чтобы я не отчаивалась и порадовалась солнечному дню.

— У тебя такое несчастное выражение, будто на казнь едешь, — говорит занудным тоном Тинки, насмехаясь надо мной. Да уж, от этого парня энтузиазм фонтаном хлещет. Вот, кто настоящий «книжный червь»! Чемптон, видимо, по натуре мазохист: ему, действительно, нравится учеба.

— Зато ты, как посмотрю, так и рвешься в бой, чтобы начать грызть гранит науки, — фыркаю в ответ и поправляю галстук. Школьная форма та еще пытка. И кто ее придумал? Чем им не угодили джинсы и толстовки?

— Да ладно тебе, Браун. Не так давно кое-кто произносил душещипательную речь о том, что выпускной класс должен запомниться, не ты ли это, случайно?

— Ты меня с кем-то перепутал, — тихо бормочу и смотрю на здание школы — огромный стеклянный прямоугольник в стиле модерн.

Парковка уже до отказа забита различными иномарками. С трудом находим свободное место. Тинки недовольно ворчит, вылезая из серебристой Ауди, мол, долго я копошусь, надо собираться скорее, чтобы выезжать вовремя. Закатываю глаза, сдерживаясь, чтобы не спорить: тридцать минут — это много? Я ведь даже не красилась! Не делаю вовсе макияж, поэтому на сборы уходит минимальное количество времени.

Мы вливаемся в поток школьников, спешащих на вступительную речь директора. Оглядываю учащихся, но среди них знакомого высокого брюнета не видно. Даже не знаю, рада или нет. Ведь после дня рождения не проходит и минуты, чтобы я о нем не думала — напоминает хроническую болезнь.

Мистер Дэвис, мужчина лет тридцати в строгом сером костюме с темно-синим галстуком, желает успехов и сил. Выпускникам — определиться с выбором будущей профессии и отнестись со всей серьезностью к последнему школьному году. После церемонии выпускников собирают в аудитории, куратор рассказывает о программах и дополнительных факультативах, которые сможет выбрать каждый ученик.

— До конца этой недели прошу всех определиться с дополнительными предметами и зайти в мой кабинет на втором этаже. Всего хорошего и с началом учебного года! — мисс Льюис прощается, подхватывает небольшую стопку папок и скрывается за дверью.

Выпускники гудят, напоминая улей пчел, и до меня доносятся обрывки фраз:

— Сегодня вечеринка у Большого Фрэнка.

— … бухла будет немерено…

— … купила даже платье, вдруг повезет…

— … я слышала, он не ходит на такие тусы…

— … Холл тебе все личико разрисует, у нее крыша потекла. Эванс ее игнорит…

— … куча телочек. Лишишься, наконец, девственности, чувак.

— Ты чего застыла? Надо еще посмотреть распределение, — говорит Тинки, щелкая пальцами перед глазами.

Кидаю в сумку блокнот, ручку, и мы выходим из аудитории, направляясь на первый этаж. Ученики столпились возле огромного стенда, что-то возбужденно обсуждая. Я пробралась ближе, чтобы прочитать списки.

— Ну, ничего себе, мы в разных классах, — присвистнул рядом Чемптон.

«Син Эванс». Глаза замирают на знакомом имени и расширяются от шока. Не может быть…

— Ого, ты в супер-классе со звездулькой. Поздравляю, подруга, твоя мечта сбылась! Вдруг снова заценишь его пресс, — издевается друг, пока я, нервничая, перечитываю список класса. — Хотя… Он же тут практически не появляется и бренчит на балалайке, — насмехается Тинки, а мне становится дурно. Конечно, Эванс в школе редкий гость, но никто не отменял вероятность, что он решит посещать занятия.

— Браун, ты сегодня дико тормозишь. Давай, шевелись. Или мы не собираемся есть мороженое? — дергает за рукав рубашки Тинки. Отлепляю глаза от стенда с распределением и следую за другом к выходу.

Эдмонтон — самый зеленый город Канады и славится своими парками: пять из них получили название Великолепная пятерка. Прямо в городе расположены гольф-клубы и поля для гольфа — любимое занятие богатых жителей. Даже сейчас, сидя на зеленой травке с Тинки, наблюдаем, как несколько мужчин соревнуются, загоняя мячик в лунки.

— У нас завтра семейный ужин, — скучающим тоном произносит Чемптон, облизывая пломбир, посыпанный шоколадной стружкой с орехами. — Придешь?

Перевожу взгляд с игроков на переливающую речную гладь, в которой отображаются проплывающие облака.

— Барбара снова приготовит запеченную утку?

— Ага.

Барбара Чемптон — замечательная женщина, хранительница семейного очага, прекрасная жена и мать. Когда заходишь к ним в дом, она сразу предлагает своё фирменное шоколадное печенье и травяной чай, который собирает сама. Иногда я завидую Тинки, ведь у него любящая дружная семья, а у меня… Триша даже не поздравила с началом учебного года. Наверное, очень «занята» на Багамах. Например, покупкой одежды, походами по ресторанам, в бассейн и салонам красоты. Времени, чтобы позвонить единственной дочери, нет.

— Так что? — отвлекает от мрачных размышлений бодрый голос друга.

По моим пальцам стекает подтаявшее фисташковое мороженое, быстро слизываю и согласно киваю.

— Конечно, обожаю фирменную утку Барбары.

— А… — Тинки останавливается на полуслове, качает головой и расплывается в улыбке. Скорее всего, он хотел спросить о Трише, но не стал расстраивать меня. Не хочу о ней говорить. — Значит, сегодня тусовка? Или ты передумала насчет яркого и запоминающегося учебного года?

Пожимаю плечами, доедаю рожок и ложусь на землю, складывая руки под головой.

— Первый опыт оказался не самым удачным.

Тинки устраивается рядом и тихо смеется. Конечно, его же никто не толкал в бассейн с пеной. Даже, если бы подобное приключилось, он прекрасный пловец, в отличие от некоторых. Спорт и я — несовместимые вещи.

— Зато повезло со спасателем. Удивительно, что звездуля посещает такие вечеринки и еще девушек вытягивает из воды, — голос Тинки пропитан сарказмом. — Кстати, ты же плавать не умеешь… — он замолкает, и повисает пауза. Чемптон приподнимается, испытующе изучая мое пунцовое лицо. Нет-нет, я даже запрещаю себе думать, что Син… мог… мог…

— Он только вытащил меня из воды! — быстро бормочу и отвожу стыдливо глаза. Сердце бешено колотится, а в мыслях мелькают обеспокоенное лицо, губы… Губы Сина, которые могли прикасаться…

— Ну-ну, — хмыкает иронично Тинки, разрушая мои фантазии, и протягивает руку. — Первый поцелуй все равно за мной, Браун.

Кривлюсь, вспоминая этот ужас. Чемптон сгибается пополам, видя мою перекошенную гримасу.

— Даже не напоминай, — ворчу и толкаю его.

***

Взвесив все «за» и «против», решаю все-таки пойти на вечеринку. Фрэнк Большой или Фрэнк Диллан — капитан школьной футбольной команды. В учебе не силен, зато знаменит своими тупыми выходками, безобразным поведением и вечеринками, которые не единожды заканчивались приездом полиции. «У него одни мускулы, вместо мозгов», — прокомментировал как-то раз ситуацию в школе Чемптон, когда футболист доставал одного из учащихся.

Придирчиво оглядываю наряд и остаюсь недовольна. Я не из тех, кто следит за модой и новыми тенденциями. Для меня главное — удобство и комфорт. На почве этого, у нас часто возникают споры с Триш, она очень упряма. В моем шкафу волшебным образом появляется новое тряпье, которое я ни за что не купила бы: мини-платья, короткие юбки, топы, прозрачные блузы. То же самое касается белья. Поражаюсь изобретательности этой женщины, находя в комоде разные кружевные лифчики, трусики… корсеты. Она думает, я надену ЭТО?

Заправляю за ухо рыжие пряди и сбегаю по ступенькам. Тинки уже ждет возле Ауди.

— Я когда-нибудь увижу тебя в платье, Браун? — он галантно открывает дверцу. Показываю язык, устраиваясь на переднем сиденье.

— А как же школьная форма? — поднимаю бровь и улыбаюсь.

— Юбка в клеточку до колен? — ухмыляется друг, включая радио.

— Нормальная длина. Лучше до колен, а не как у Сьюзи Пэн… — фыркаю в ответ. — Кажется, я видела на ней стринги всей расцветки.

— Повезло тебе… — вздыхает расстроенно Тинки. Похлопываю друга по плечу, подмечая:

— Вообще-то, не самое приятное зрелище.

— А вот с этим могу поспорить.

Дом Фрэнка Большого находится в другой части города в Восточном Эдмонтоне. Когда Ауди Чемптона приближается к нужной улице, за пару кварталов слышны басы и громкая клубная музыка. Мы оставляем машину в другом квартале, так как вереница иномарок выглядит бесконечной.

Оглядываю уже пьяных школьников и вспоминаю фильм «Проект Х: Дорвались». Не хватает только горящего дома, вертолета с водой и полицейских. Как еще «добрые» дяди в форме не накрыли рассадник порока, а «добросердечные» соседи не пожаловались на шум.

Узкий коридор забит до отказа, как и гостиная. На кухне стоит несколько бидонов с пивом. Незнакомый парень сует мне красный пластиковый стакан и охрипшим голосом орет:

— За Ойлерз^[5]!

— Да-да, чувак. Эти ребята круты, — отвечает Тинки и уводит меня в сторону, забирая стакан с непонятной жидкостью, от которой конкретно разит алкоголем.

Мы выходим на задний двор, где расположен бассейн с парочкой шезлонгов. Некоторые смельчаки даже плавают в подсвечивающей воде, хотя на улице вечерами прохладно.

— Не стоило сюда приезжать, я же говорил, — причитает Чемптон, окидывая подвыпившую толпу недовольным взглядом.

— Просто ты не привык отрываться.

— Мне и так неплохо живется, Браун.

Тинки цокает языком и скрещивает руки на груди. Вздыхаю и разглядываю веселых школьников. Они кайфуют по полной программе, отмечая начало учебного года. Неожиданно ноги отрываются от земли, глаза распахиваются и смотрят на улыбающуюся красную рожу незнакомого парня, который несется в сторону бассейна.

— Эй, отпусти! — испуганно воплю и колочу его по груди, но он только громко ржет и кричит:

— Не боись, сейчас освежимся, рыжик!

Моя ругань пропадает под толщей холодной воды. Пьяный идиот куда-то отплывает, когда я захлебываюсь и машу руками. Тинки поспевает вовремя и вытаскивает на землю.

— Почему тебя так тянет поплавать, Браун? — качает головой Чемптон, тяжело дыша.

— Наверное, я превратилась в магнит, притягивающий проблемы на пятую точку, — ворчу, убирая мокрые пряди, прилипшие к лицу.

— Эй ты, совсем мозги отшибло? — раздается женский сердитый голос. Я с любопытством оглядываюсь. — Немедленно вылезай и извиняйся!

Удивленно открываю рот, не веря глазам. Ничего себе, это Черелин Эванс, сестра Сина. Жгучая брюнетка с такими же сапфировыми пронзительными глазами.

— Куда убегаешь? Ну-ка немедленно вернись! — Черелин забавно размахивает руками, напоминая разгневанную фурию. Она тяжело выдыхает и присаживается на корточки рядом со мной.

— Вот придурок пьяный. У меня в машине есть спортивный костюм, правда, он будет на тебя великоват, но это лучше мокрой одежды.

— Э-э-э… Спасибо, но не стоит…

— Стоит, поверь, если не хочешь слечь с гриппом, или еще какой заразой. Пойдем, переоденешься.

Черелин дружелюбно улыбается. Тинки ошарашенно наблюдает, не произнося ни слова, хотя уже давно мог съязвить. Пьяный парень, решивший искупаться, благополучно скрылся с места преступления. Так что, извинения я вряд ли получу.

— Ты учишься в школе Альберты? — спрашивает Черелин, когда мы идем к машине.

Конечно, такая популярная девчонка, как Черелин Эванс не знает «белую ворону» и «ботана» Джи Браун.

— Да, в выпускном классе, меня зовут Джинет Браун. Можно просто Джи.

Подходим к черному внедорожнику, и Черелин открывает заднюю дверь.

— Вот, держи, — протягивает брюнетка одежду и кивает на машину, — можешь там переодеться.

— Спасибо.

Подкачиваю несколько раз штаны, кофта же висит, как на вешалке — выгляжу точно неуклюже. В любом случае, так лучше, чем в мокрых джинсах и толстовке.

— Еще раз спасибо, выручила, — благодарю девушку, закрывая дверь. Какая ирония: уже дважды семейство Эванс спасает меня из злополучного бассейна. Сначала брат, теперь — сестра.

— Без проблем, неуравновешенных пьяных козлов хватает, — отвечает она, широко улыбаясь и показывая белые ровные зубы. Да-а-а, в Черелин Эванс все идеально: от кончиков черных волос до красивых стройных ног. — Меня зовут Черелин. Приятно познакомиться.

— Взаимно, — в руке вибрирует телефон. Высвечивается входящее сообщение от Тинки.

«Жду тебя в машине».

Поднимаю глаза на девушку и говорю:

— Ладно, я пойду.

— Может, тебя подвезти? Мне не сложно.

«Как знакомо». Улыбаюсь и качаю головой.

— Мой друг на машине. Еще раз спасибо за костюм. Постираю и верну.

— Да не за что, — добродушно смеется Черелин. — До встречи в школе, Джи.

— Да, пока, — машу рукой и быстро шагаю к Ауди Тинки.

После двух неудачных заплывов в бассейне, я познакомилась сначала с Сином, затем с его сестрой. Иногда неумение что-то делать приводит к неожиданным, но приятным знакомствам.

Глава 6

Музыка подобна дождю: капля за каплей просачивается в сердце и оживляет его.

Ромен Роллан

Джи

— Ты определилась с дополнительными предметами? — спрашивает Тинки во время перемены, пока мы стоим в столовой. Очередь тянется на несколько метров, а мой желудок недовольно урчит, требуя срочно его покормить.

— Да, на этой неделе пойду к Льюис.

Кладу себе порцию салата, картошки, пару отбивных и сэндвич с соком.

— До сих пор удивляюсь тому, как много ты ешь, — насмехается рядом Чемптон, когда мы занимаем столик в углу. — И как в тебе столько умещается…

— Может, у меня два желудка? — задумчиво бормочу, набивая рот едой. Я так голодна, что сметаю все за несколько минут, приступая к поеданию сэндвича с курицей.

— Или там черная дыра, — язвит Тинки, кивая на пустые тарелки. — Маленькая, а жрешь, как слон.

— Зато я не парюсь насчет всяких диет, — пожимаю плечами, наблюдая за школьниками.

— Ого, смотри, кто появился, — сверкает глазами в сторону входных дверей друг. Поворачиваю голову и становлюсь меньше. Вот тебе и теория вероятности — в столовую заходит Син Эванс со своими друзьями. — Звезда, наконец, осветила столь убогое место своей величественной персоной. Фантастика, — продолжает иронизировать Чемптон, глядя на группку парней.

Появление участников «Потерянного поколения» вызывает бурную реакцию среди женской половины. Девчонки из группы поддержки во главе со Сьюзи Пэн сразу их штурмуют. Звонкие девчачьи голоса заполняют всю столовую, и ланч напоминает обсуждение какой-то горячей темы в раздевалке.

Хочу сползти по стулу на пол, или стать невидимкой, чтобы не слушать этот ужас. Как хорошо, что я сижу к ним спиной, и не видно моего пылающего лица.

— Хэ-э-эй, Джи, привет! — вздрагиваю, слыша знакомый голос, и поворачиваю голову. Передо мной стоит Черелин Эванс и приветливо улыбается. — А ты…? — обращается девушка к Тинки.

Чемптон вдруг становится самой серьезностью, прочищает горло и отвечает:

— Тим Чемптон.

— И тебе привет, Тим, — усаживается рядом брюнетка, кидая на стул небольшой рюкзачок.

— Привет, Черелин, — произносим одновременно с Тинки и дружно смеемся.

— Преподаватели с ума сошли — тесты в первый день, — бубнит недовольно Черелин и открывает сок, делая пару глотков. — Они думают, я лето провела за учебниками?

— Мучители. Особенно математичка, — поддакиваю ей, находя родную душу.

— Та еще мымра, — соглашается Черелин. Мы вместе тяжело вздыхаем, пеняя на несправедливости мира, но через пару секунд хихикаем.

— Не знаю, что там сложного. Все элементарно, — важничает Тинки, включая любимый режим всезнайки.

— Что? Элементарно? Ты вообще человек? — удивляется брюнетка.

— Не-не, он с другой планеты, — хмыкаю и кошусь в сторону Сина, который усаживается с друзьями за столик в противоположной части столовой. Спохватываюсь, чтобы никто не заметил и быстро говорю Черелин: — Да, я ведь костюм принесла, но он в шкафчике.

— Тогда заберу после занятий, — улыбается девушка, подхватывая рюкзак. — Пойду к брату. Еще увидимся, ребята.

— Не верится, что те двое — двойняшки, — произносит немного погодя Чемптон, глядя на удаляющуюся спину Черелин. — Они совсем разные.

— Ты же его не знаешь, — беру в руки поднос и иду к выходу из столовой.

— А ты знаешь? — хмурится Тинки.

Опускаю глаза и качаю головой.

— Где ты видел идеальных людей?

— Дело не в этом, Браун, — отвечает Чемптон, — Эванс неприятный тип. Только в голове не укладывается, что он способен на хорошие поступки и помог тебе в тот день. И да, — продолжает друг, когда мы выходим из столовой и направляемся в аудитории, — забыла про историю с той девчонкой, которая два года назад наглоталась таблеток из-за него? Она пролежала почти месяц в больнице и потом перевелась в другую школу. Некоторые говорят, что вокалистка их группы тоже изменилась под влиянием Эванса не в лучшую сторону. Так что, — Тинки останавливается в развилке между этажами, — я никогда не изменю своего мнения насчет этого парня, Браун.

— Когда это ты успел стать «сплетницей»? — хмыкаю в ответ, глядя на проходящих мимо учителей, и здороваюсь с ними.

— А когда ты успела стать адвокатом Эванса? Тоже влюбилась в красавчика? — не остается в долгу Тинки и машет рукой, разворачиваясь. — Удачи на психологии, Браун.

Иногда он очень даже бесит.

***

На следующий день между двумя уроками выпадает «окно». Захватив пару учебников, устраиваюсь на заднем дворе и пытаюсь вникнуть в непонятный текст.

— Не против? — слышу голос Черелин и улыбаюсь, откладывая книгу.

— Привет, нет, конечно.

Она даже в школьной форме прекрасна. Завидую белой завистью ее женственной фигуре и длинным блестящим локонам. Рядом с ней я выгляжу как страшный рыжий карлик.

— Химия? Не перевариваю ее, — кивает девушка на учебник и устраивается рядом.

— Аналогично. Я вообще гуманитарий, естественные науки и математика даются с трудом.

— Мы похожи, — Черелин широко улыбается, но тут же вздыхает. — Мой братец считает, что школа — это бесполезная трата времени. Если раньше он иногда посещал занятия, сейчас… — она пожимает плечами и заправляет темные пряди за ухо, — сейчас он поглощен полностью музыкой и группой. Занимается тем, что любит. Это замечательно… Просто, просто… Он изменился за эти годы.

Внимательно слушаю, не перебивая и разглядывая свои скрюченные пальцы с короткими ногтями.

— На самом деле Син хороший парень, — Черелин прочищает горло и продолжает, глядя куда-то вдаль. — Может, дело в любви? Если он кого-то полюбит… Люди ведь меняются, когда влюблены.

Щеки розовеют, пылая, как маки. Теряюсь и не знаю, что ответить, ведь я говорю с сестрой человека, который мне неравнодушен уже очень давно.

— Ах, да, ты слушаешь рок? — переводит девушка тему, чему я очень рада.

— Да, я меломанка.

— На выходных не занята? Группа брата выступает в баре, разрешили провести бесплатно троих людей.

— А… можно? — запинаюсь, не веря, что вживую увижу Сина на сцене.

— Конечно, почему нет, — заливисто смеется Черелин. — Выступление в субботу. Можешь позвать своего забавного друга.

— Он не любитель такого, — хмыкаю в ответ, представляя кислую мину Чемптона. — Но я с радостью приду!

Конечно, приду. Такое могло произойти только в сказочном сне: я на выступлении «Потерянного поколения».

— Тогда договорились, — хлопает в ладоши брюнетка и поднимается. — Пришли свой номер, созвонимся.

— Хорошо, — счастливо улыбаюсь, как дурочка, не в силах скрыть распирающей на части радости. Неужели это происходит на самом деле?

***

Когда чего-то очень ждешь, дни, как назло, тянутся долго и нудно — закон подлости. Пятница так вообще решила двадцать четыре часа превратить в бесконечность. Да и тот, кто составлял расписание, конкретно поиздевался, впихнув перед выходными все ненавистные мне предметы: математику, физику, здоровье и физическое воспитание.

После уроков я, как выжатый лимон, тащилась к Льюис. Тинки уже в первый учебный день подал заявление с дополнительными занятиями и записался на субботние факультативы. Он снова обложился горой учебников для исследования по физике. Сумасшедший ученный, иногда он меня пугает. У каждого свои тараканы в голове, но у Тинки… даже тараканы с тараканами.

— Здравствуйте. Можно? — постучала я в дверь и немного ее приоткрыла.

— Да, проходи, Джинет, — женщина оторвалась от экрана компьютера и улыбнулась. — Присаживайся. Уже определилась с предметами?

Я кивнула и протянула листок. Льюис внимательно изучила его, что-то пометила себе и довольно подняла уголки бледно-розовых губ.

— Ты собираешься поступать в Университет Альберты?

На мгновение я замялась и отвела взгляд на стену.

— Не знаю… — промычала в ответ, пожимая плечами.

— Ты одна из лучших учениц нашей школы, Джинет. У тебя хорошие оценки. Набрав определенное количество кредитов^[6], ты смогла бы поступить в Университет Альберты, он ведь в тройке лучших в Канаде, — назидательным тоном говорила женщина, сложив руки на столе.

— Да, но… — фраза оборвалась на полуслове из-за стука в дверь.

Льюис посмотрела на вошедшего и сказала:

— Син, подожди немного.

Я резко опустила глаза на руки и сжала светло-коричневую ткань юбки. Пульс ускорился, щеки загорелись, чувствуя, как спину прожигают взглядом.

— Джинет?

— Да? — прохрипела, потому что голос куда-то неожиданно пропал.

— Заберешь новое расписание после занятий во вторник на следующей неделе.

— Д-да, хорошо, — быстро поднялась и схватила сумку, опрокидывая какую-то фигурку на столе. — Простите, — тихо выдохнула.

— Все хорошо? — женщина удивленно смотрела на меня.

Кивнула и открыла дверь, сталкиваясь с синими глазами.

— Подождешь?

Он стоял, облокотившись о стену, и обаятельно улыбался, а я растворилась в омуте лазурных озер, ярко сверкающих на бледной коже. Губы онемели, состояние оставляло желать лучшего — в его присутствии я напоминала амебу. «Боже, ну и позор», — проносились в голове мысли со скоростью света, а губы так и не двигались.

— Пять минут, не уходи, ладно? — сказал Син, не дождавшись ответа, и зашел в кабинет, прикрыв дверь.

Выдохнула и опустилась на стульчик. Ущипнула себя пару раз за руку, не веря в происходящее. Нет, не сплю. Вдруг я вырубилась на уроке и увидела Сина Эванса? Это напоминало паранойю.

Я так погрузилась в размышления, что не услышала, как открылась дверь, и вышел парень.

— Тебя так Льюис напугала или я? — насмешливо спросил Эванс, подходя ближе.

Оторвала взгляд от созерцания ткани в клеточку и нерешительно посмотрела на Сина. Светлая рубашка заправлена в темно-коричневые брюки, руки в карманах, а из-под воротника выглядывают черные перья татуировки. Он наклонил немного голову в ожидании ответа, и правый уголок губ пополз вверх.

— Э-э-э… я… просто… — мысленно ударила себя за идиотское поведение и заплетающийся, как у пьяницы, язык. Соберись, тряпка!

— Я тоже не ожидал встретиться с тобой здесь. Не знал, что ты учишься в Альберте. Земля круглая, да? Ты… Джи, если не ошибаюсь?

Он помнил? Мозг отказывался признавать тот факт, что Син Эванс не забыл мое имя.

— Да. Э-э-э… Джинет… Джи… Мы учились в одном классе четыре года, — прочистила горло и подняла на него глаза, но быстро отвела в сторону, не в силах выдержать изучающего взгляда.

— Странно, у тебя такие яркие волосы, их нельзя не заметить.

— Это не мой цвет. Раньше они были, как у Джиджи Хадид, — ляпнула, вспомнив не вовремя дурацкий диалог с мамой.

— Что?

— О… ну… это… Не важно.

Как глупо. Лучше провалиться сквозь землю, раствориться и не нести несусветную чушь. Син засмеялся и покачал головой, загоняя в еще большую краску.

— Тебя подвезти или ты на машине? — спросил он, спасая ситуацию.

— Нет, но не откажусь. У друга дополнительные уроки, — отвечаю уже более свободно.

Пока мы шли на парковку, школьники, у которых еще не закончились занятия, удивленно косились на нас и перешептывались. Мельком взглянула на Сина, но он шел с отрешенным выражением, будто ничего не замечая. Наверное, уже привык к такому пристальному вниманию, особенно женского пола.

Я села в знакомый внедорожник, но салон вдруг оглушили басы. От неожиданности подпрыгнула, и сумка с коленей улетела на пол. Вот клуша!

— Прости, я переключу, — сказал парень, выезжая на дорогу.

— Да нет, мне нравится Godsmack, — пробормотала я, устраивая сумку рядом.

— Да ладно? — Син удивленно покосился на меня. — По тебе не скажешь, что слушаешь тяжелую музыку.

— Внешность обманчива, — снова несу бред. Почему включается дура, и отказывает мозг? Вот бы Тинки сейчас увидел меня. Да он бы до конца жизни ржал и издевался.

— Это точно, — соглашается Син и улыбается, переключая мелодии на проигрывателе. — Если наши музыкальные вкусы совпадают, следующая тебе должна понравиться. Вот, послушай.

Узнаю с первых аккордов одну из любимых песен, и уголки губ удовлетворенно поднимаются. Одновременно смотрим друг на друга, но я перевожу взволнованный взгляд на стекло, по которому скатываются первые капли дождя.

— В тему, — тихо говорит Син.

— Она классная, — киваю, даже не замечая, как напеваю знакомые слова.

— Снова начинается дождь… Падает мне на голову, словно память. Падает мне на голову, как новые эмоции. Я хочу пойти навстречу ветру, хочу, чтобы мы общались, как влюблённые. Я хочу окунуться в твой океан. Внутри тебя идет дождь?^[7]

Как же я люблю эту грустную песню и чувственный голос Джейсона Арнольда. По коже бегут мурашки от пронизывающего насквозь взгляда, поэтому я замолкаю и ерзаю в кресле, будто сижу на иголках.

— Продолжай.

Глаза удивленно взлетают на парня, а щеки краснеют. Ужасно стыдно за несдержанность: эмоции опередили действия. Син ведет машину, следя за дорогой, но взгляд у него озадаченный, даже немного напряженный. Дворники вовсю работают, смывая капли со стекла. Дождь льет, превращаясь в прозрачную стену перед нами.

— Ты поешь? — спрашивает он, когда внедорожник останавливается в небольшой пробке.

— Ну… не то чтобы… — неразборчиво мямлю в ответ.

— Не скромничай. Получилось круто, — Эванс поворачивается и сверлит меня взглядом, от которого вновь становится неуютно. — Я же говорил, у тебя запоминающийся тембр.

— Запоминающийся? — ошарашенно выдыхаю, глядя в сапфировые глаза.

— Почему ты так удивляешься? — с недоумением спрашивает Син, обращая свое внимание на дорогу.

— Потому что такой парень, как ты… — резко замолкаю, обрывая фразу. Прикрываю глаза и мысленно сгораю от стыда. В конкурсе «Самая тупая и глупая девушка» я бы заняла гран-при. Кубок в студию.

— Такой парень, как я…? — губы Эванса складываются в лукавую улыбку, а мой язык прирастает к нёбу. Представляю, какой идиоткой выгляжу в его глазах.

— Просто… Это… Знаешь, я пою только дома. Никогда не ходила на занятия по вокалу. Я часто одна, поэтому… практикуюсь. Как-то так, — делаю паузу и пожимаю плечами. — Сколько себя помню, столько и подпеваю песням, которые люблю слушать.

— Чаще всего известные вокалисты как раз самоучки, — говорит Син, пока машина тащится в незримой стене из дождя. — Я тоже учился играть сам на гитаре. На сцене можно выплеснуть эмоции…

Парень прерывает речь, не заканчивая мысль, будто сказал что-то лишнее, не предназначенное для посторонних ушей. Выражение на бледном лице становится отрешенным. Оставшиеся десять минут мы едем в тишине.

Когда внедорожник тормозит возле моего дома, я смотрю неловко на Сина. Глаза медленно скользят по шее и перьям, вытатуированным на белой, словно сливки, коже.

— У моей группы завтра концерт, — нарушает тишину его глубокий, как бархат, голос, — хочешь — приходи, — он поворачивает голову, и я неизбежно теряюсь в синеве бездонных глаз.

Капли барабанят по машине, размывая пейзаж за стеклом, тихо играет музыка… и звонит мой телефон. Быстро роюсь в сумке-мешке и, наконец, нахожу жужжащую штуковину. На экране высвечивается фото Триши, вздыхаю и с неохотой отвечаю. Син с любопытством смотрит, пока я невнятно объясняю любимой маман, что перезвоню через несколько минут, но эта вредная женщина прилипла, как клещ. С трудом завершаю вызов и морщусь, а Эванс рядом хмыкает.

— Мама, — объясняю я.

— Беспокоится, где дочурка? — смеется парень.

Хах, быстрее конец света произойдет, чем это. Син, наверное, все читает по моему мрачному выражению, поэтому говорит:

— Не самая приятная тема, я понял, — его телефон вибрирует, но парень проводит по экрану пальцем, игнорируя звонок, — репетиция, надо ехать. Если надумаешь, приходи завтра вечером в «Yardbird Suite».

— Ладно. Спасибо, что подвез, — благодарно улыбаюсь и открываю дверь, перекидывая лямку сумки через плечо.

Быстро мчусь в сторону дома под проливным дождем. Как только машина скрывается из вида, радостно кружусь, раскрыв руки, как сумасшедшая. Наверное, так и есть. Ведь это выглядит нездорово, когда разговор и поездка с одним человеком сносят крышу напрочь. И симметричные родинки на щеках, его открытая улыбка и смех… Кто-то снова не сможет уснуть ночью и проснется с синими кругами под глазами.

Глава 7

У моей любви удвоенная сила, как у оружия. Скажи, что ты ей доверяешь, и я её освобожу. Направь её на меня. Так покажи мне ту сторону, которую никто больше не видит. Я обезоружена, я побеждена. И ты ломаешь стены одну за другой.

Digital Daggers «Heaven Or Hell»

Джи

Тинки со скучающим выражением наблюдает, как я ношусь по комнате, хаотично собираясь в «Yardbird Suite». Первый раз настолько тщательно отношусь к своему внешнему виду. Чемптон постоянно вздыхает и бросает разные шуточки, на которые я никак не реагирую.

— Ты же знаешь, что это рок-туса, Браун? Помнишь, чем закончились два похода на вечеринки? В этот раз тоже нырнешь в бассейн?

— Заткнись, — грублю и спотыкаюсь, ударяясь об открытый ящик комода.

— Вот видишь, Браун, нагрубила лучшему другу, и Бог наказал тебя, — протягивает с сарказмом Тинки, пока я потираю ушибленную коленку, на которой скоро расцветет синяк.

— Очень смешно. Юморист.

— Ты похожа на одну из тех чокнутых фанаток Эванса, которые ходят за ним и его нахлебниками по пятам, — продолжает свой стеб Чемптон. Вот бы кто из преподавателей сейчас послушал «речь» лучшего ученика школы Альберты.

В итоге, единственное, что я сделала: нашла старую тушь в комнате у Триши, подкрасила ресницы и нанесла немного блеска на бледно-розовые губы. Наверное, в моем мозгу отсутствует раздел, отвечающий за макияж и разные женские штучки. В этом деле я полный ноль, даже глаз чуть не выколола щеточкой. Чемптон, вдоволь поиздевавшись, смылся домой корпеть дальше над исследованием по физике и смотреть «сверхов», сказав на прощание:

— Захвати с собой спасательный круг, Браун. Кто знает, вдруг снова решишь где-то поплавать.

В назначенное время черный внедорожник Черелин просигналил возле дома. Я быстро сбежала по ступенькам, накинула просторную куртку, конверсы и посмотрела в зеркало, пожелав себе грузовик уверенности.

— Привет, — сверкнула девушка улыбкой, когда я забралась на переднее сиденье. — Готова к жаркой ночки?

— Не знаю. Д-да, — пробормотала я и более уверенно добавила: — Да.

— Поверь, тебя ждет незабываемое зрелище, — возбужденно говорила Черелин, ведя машину по полупустой трассе. — Даже от Джанис глаз не оторвать, хоть я и не перевариваю эту стерву. Ребятки настоящие зажигалки. Ты бывала на их выступлениях?

Пока автомобиль ехал в сторону Стратконы, где расположился бар и ночной клуб по совместительству, девушка рассказывала про «Потерянное поколение», с чего все начиналось и каких высот они достигли. Впервые узнала о том, что Син с раннего детства увлекался игрой на гитаре и даже когда-то пел, пока…

— Ты, наверное, слышала, что произошло с нашими родителями? — говорит непринужденно Черелин, как будто мы обсуждаем прогноз погоды, а не случившуюся в их семье трагедию.

— Слышала, — тихо отвечаю, рассматривая проезжающие мимо машины и здания.

— Я не помню событий того дня. Чистый лист, — вздыхает с грустью девушка, но продолжает, — зато Син… Знаю только то, что если бы не брат, я тоже… — ее голос надламывается, — тоже могла погибнуть, как родители.

Я сжимаю пальцы на коленках и молчу. Не могу выдавить хоть слово, но Черелин чуть громче произносит:

— Не будем портить настроение грустными историями. Не знаю, чего я разоткровенничалась. Правда, после того Син перестал петь. Ого, ну и народа.

Внедорожник тормозит недалеко от входа в бар, где уже собралась приличная очередь. Владелец «Yardbird Suite» удачно выбрал место: недалеко студ-городок, поэтому есть постоянный наплыв студентов.

Черелин здоровается с охранником, и мы без вопросов проходим в помещение, где отчетливо слышны басы и ударные. Одна часть отведена столикам, на которых стоят небольшие светильники с приглушенным светом, с другой — площадка, где толкается молодежь, поднимая руки со стаканами и бутылками вверх. Совершенно новые ощущения и атмосфера. От них по телу проносится дрожь, а рот открывается от восхищения. На сцене выступает неизвестная мне группа, исполняя хит Nirvana. Публика их поддерживает и одобрительно свистит. Черелин рядом тоже пританцовывает и весело улыбается.

— Будешь пиво? — кричит на ухо.

После положительного ответа, девушка растворяется в толпе, которая с каждой минутой густеет. Музыканты заканчивают выступление и прощаются.

— Вы знаете этих бесшабашных ребят. Поприветствуйте — «Потерянное поколение»! — громко объявляет парень с длинными волосами.

Меня оглушает шквал женского визга и мужского баса, а на сцене уже появляются участники: Оззи, Шем, Райт, Джанис и Син.

— Успела, — запыхавшись, говорит Черелин и протягивает холодную жестяную банку.

— Эй, народ, готовы оторваться сегодня? — кричит в микрофон Джанис. Толпа оглушительно ревет «Да». — Тогда поехали!

Группа начинает с неизвестной композиции, но я прыгаю и качаю руками, как остальные любители музыки. Глаза бегают от одного участника к другому, замирая на одном человеке — всем моим вниманием завладевает Син. Он не смотрит на орущих людей, отдавая всего себя музыке и инструменту. Гитара с языками пламени на черном корпусе, будто вот-вот загорится в умелых руках от потрясающей игры.

Я даже перестаю двигаться, пораженная до глубины души таким открытием. Никогда бы не подумала, что можно слиться с инструментом и стать одним целым. Песня заканчивается, но играет следующая, заводя публику еще сильнее. Синие волосы Джанис взлетают непослушной гривой от хедбэна^[8]. Шем со всей дури лупит по тарелкам, красная шевелюра Оззи качается в такт музыке, а пальцы бегают по струнам гитары. Совершенно другой уровень по сравнению с группой, выступающей до них. Даже такой нуб, как я, понимаю: они невероятно крутые.

— Композиция известной и любимой группы In this moment «All for you», — хрипит Джанис и хватает бутылку, стоящую рядом на полу. После пары глотков, вокалистка «тушит» радостную публику. Взрывное соло гитары Сина и ударных поднимают новую волну гула и рук. К ним присоединяется меццо-сопрано Джанис.

— Времена года приходят и уходят; очередная ночь — очередное шоу, я делаю шаг в свет огней, зная, что у нас всё будет хорошо.

Я слышала эту композицию бесчисленное количество раз, но сейчас она звучит совершенно по-другому. Когда заканчивается ритмичная часть, и Холл поет «Ты знаешь, что ты смысл моей жизни, это всё для тебя», идет медленный переход. Вступает соло-партия Сина.

Он поднимает голову, прикрывая глаза, словно отключается от действительности. Черные перья оживают, «паря» на шее; бисеринки пота скатываются по мокрой коже, пропадая под черной рубашкой; пальцы двигаются по струнам так свободно и легко, будто нежно поглаживают, а мелодия проникает сквозь меня. Каждая нота, звук вызывают катарсис, я даже забываю, как дышать. Он задевает шестью струнами мою душу. Поразительно. Соло Сина на другой недосягаемой высоте, поэтому все взгляды прикованы к нему. Но затем вступают ударные, ритм и бас, а голос Джанис выводит из плена и пут Сина Эванса.

— Спасибо за такую поддержку, — выдыхает Холл в микрофон, широко улыбаясь ярко-красными губами. — Встретимся через тридцать минут.

— Ну как тебе? — спрашивает Черелин, когда мы заходим в туалет. Моя футболка промокла и липнет к телу, как и волосы на затылке.

— Даже не знаю, что сказать. Невероятно, — плескаю в раскрасневшееся лицо холодной водой и довольно улыбаюсь.

Девушка облокачивается о грязно-голубую плитку, усыпанную разными надписями, и серьезно смотрит на меня, вводя в ступор. Пару секунд назад она улыбалась, а сейчас пугает своим странным выражением.

— Даже не думай о нем, — произносит сухо Черелин, глядя прямо в глаза.

— Что? — непонимающе бубню, ощущая, как капли скатываются по лицу за ворот футболки.

— Я о Сине, — Черелин прищуривается, скрещивая руки на груди.

— Не понимаю… — говорю почти шепотом, слыша удары собственного сердца.

— Ты смотрела на него, открыв рот. В прямом смысле, — хмыкает девушка и тыкает в меня пальцем. — Влюбилась?

Нечленораздельно что-то мычу, краснея до кончиков ушей от стыда, но брюнетка машет рукой.

— Можешь не отвечать, у тебя на лбу все написано, — каждое слово Черелин напоминает огромный валун, падающий на мою голову. Даже его сестра заметила, какой позор. Неужели я так безнадежна? — Пойми, мой брат не благородный принц, — девушка отталкивается от стены и наклоняется ближе к зеркалу. Поправляет хвост и проводит пальцем по нижней губе. — Я его очень люблю, для меня он самый лучший человек, но не советую влюбляться и грезить о нем. Ты слишком хорошая девочка, Джи.

«Поздновато. Я давно в него влюбилась». Опускаю глаза на раковину и собираюсь с духом, ведь сейчас Джинет Браун будет врать. Я не могу так легко сдаваться и раскрывать секрет.

— Ты отчасти права — я восхищена им, как музыкантом. Син, действительно, произвел огромное впечатление своей игрой на гитаре. Думаю, не только на меня.

Прозвучало вроде бы убедительно, даже голос ни разу не дрогнул. Повисшая пауза тянется вечность, пока Черелин буравит своими синими глазами, а мое сердце по-прежнему рвется из груди.

— Прекрасно, — она закрывает кран и кладет ладонь мне на плечо, встречаясь взглядом. — Просто помни мои слова.

Я смотрю на вошедшую группку девушек и киваю, радуясь, что пытка закончилась.

Через тридцать минут «Потерянное поколения» появляется вновь на сцене, заводя публику известными песнями, но я уже потеряла знакомое состояние эйфории. Даже боюсь смотреть в его сторону. В голове звучат постоянно слова Черелин, а улыбка сползает с лица. «Я ведь с ним общалась уже пару раз. Син вытащил меня из бассейна на той тупой вечеринке. Почему все так упорно твердят, что он плохой? Сначала Тинки, теперь его родная сестра». Хочется доказать им, что Син — хороший парень, а не монстр, коим все его считают.

Группа прощается с разбушевавшимися фанатами, требующих песню на «бис», и скрывается за кулисами.

Черелин тянет меня за руку, но я отнекиваюсь и упираюсь конверсами в деревянный пол. Бесполезно, девушка напоминает маленький танк.

— Черелин, это не самая лучшая идея, — пытаюсь отцепить ее руку, но та держит мертвой хваткой.

— Это потрясающая идея! Как раз познакомишься с ребятами. Они классные. Ну, кроме Джанис, просто не обращай на нее внимания.

В полутемном узком коридоре нас останавливает парень с длинными волосами, который объявлял музыкантов.

— У них серьезная беседа, — кивает он на закрытую дверь. — Там агент.

— Хорошо, Фрей, — поднимает руки Черелин и показывает глазами на черный вход. — Подождем на улице, потом тусовка у Оззи.

— Я не уверена, что могу туда ехать, — невнятно мычу, поглядывая на темно-серую в подтеках дверь.

— Не будь занудой, — Черелин тащит в конец коридора, и мы выходим на улицу.

Прохладный воздух охлаждает пылающие щеки, пробираясь под легкую куртку. Засовываю руки в карманы и осматриваю кучку фанаток, разодетых в короткие не по сезону платья и юбки. От их вида становится зябко.

Черелин что-то рассказывает, но я теряю нить разговора и вздрагиваю от грохота. Дверь распахивается, ударяясь о кирпичную стенку, и выходит Син. Очень злой Син. Все об этом говорит: напряженное выражение на лице, резкие движения, исходящая волнами ярость. Поклонницы визжат, скопом подбегая к нему, но он усаживается на черный мотоцикл и проносится мимо, обдавая ледяным потоком воздуха. Волосы взлетают, и я судорожно их поправляю. «Что произошло? Из-за чего он так взбешен?», — думаю, глядя на удаляющийся мотоцикл. Байк резко останавливается в конце переулка и возвращается обратно, а фанатки бегут навстречу на своих «ходулях».

— Вот ненормальный, что на него нашло, — ворчит рядом Черелин.

— Малыш, да забей на того урода! — хрипло кричит непонятно откуда взявшаяся Джанис.

Ошарашенно перевожу взгляд с подъехавшего к нам мотоцикла на взбешенную Холл. Черелин в не меньшем шоке, но быстро берет себя в руки и спрашивает:

— Что случилось вообще? Что за кипишь?

— Тот сраный агент… — начинает Джанис, но Син перебивает ее.

— Привет, сестренка, — говорит он, немного кривляясь, потом смотрит в мою сторону и мягко улыбается. — Прокатимся?

Ноги прирастают к асфальту, как и язык. Он точно обращался ко мне… Поэтому все глаза устремлены на мою скромную персону. Прямо ощущаю над головой тучу проклятий. Да его поклонницы меня сожрут, а Джанис распотрошит тело и сожжет на костре!

— Малыш, ты о чем вообще? — протягивает недоверчиво Холл и сверлит меня взглядом полным ненависти.

— Да, хотелось бы знать, что происходит! — повышает голос Черелин и косо смотрит на нас с Сином.

От несуразности ситуации гудит голова, и сдают нервы. Уничтожающие взгляды и странное поведение Эванса еще больше подливают масла в огонь. Ничего не понимаю!

— Давай, Джи, тебе понравится, — игнорирует он все вопросы и кивает на сиденье позади себя.

— Но…

— Да что за хрень!? — орет, слетая с катушек, Джанис и впечатывает в меня гневный взгляд: — Ты кто вообще такая!?

— Эй, успокойся, — остужает ее пыл Черелин.

Я оказываюсь между двух огней и выбираю мотоцикл Сина. Все равно, что случится завтра. Пусть Холл разорвет меня, Черелин прочитает лекцию, но сейчас я сажусь позади Эванса и крепко обхватываю его руками. Мотоцикл ревет, передавая вибрацию по телу, в лицо ударяет поток воздуха, а на сухих губах расплывается улыбка чеширского кота.

Надо ловить момент.

Глава 8

Я не хочу жить напрасно, а хочу стать кем-то. Я и не подозревал, что мы можем быть не просто друзьями. Помоги мне подняться, ты меня сейчас слышишь? Дно океана, эмоции в воздухе.

Bad Wolves feat. DIAMANTE «Hear Me Now»

Син

— Ну и ка-а-айф… — удовлетворенно протягивает Оззи, распахивая дверь гримерки.

Мы заваливаемся в душное помещение и падаем, кто куда. Откидываю устало голову на спинку кресла, блаженно улыбаясь. Сегодняшний сет выше всяких похвал, да и публика не подвела.

Восторженный галдеж прерывает вошедший в комнату мужчина. Останавливаю на нем изучающий взгляд, догадываясь, кто это — агент, о котором упоминал Фрей. Парню, может, немного за тридцать: каштановые волосы подхвачены темным обручем, одет не слишком броско, в синие джинсы и коричневую толстовку. Сперва даже не скажешь, что он из крутой компании. Все замолкают и удивленно смотрят на него.

— Меня зовут Мэтью Купер, я менеджер RCA Records, — он делает эффектную паузу и обводит каждого в комнате взглядом, который замирает на мне. — Как вы понимаете, я ищу новых исполнителей, готовых трудиться и становиться известными.

— Ближе к делу, чувак, — бросает пофигистично Оззи, отхлебывая из банки пиво. — Там девчонки заждались…

Купер прищуривается и вежливо поднимает уголки губ, давая понять, что в любую минуту развернется и уйдет. Кидаю на «горячего» гитариста предупреждающий взгляд, чтобы тот заткнул длинный язык.

— Конечно, не смею задерживать столь занятых людей…

— Мы вас внимательно слушаем, — перебиваю агента, напряженно сглатывая. Впервые за столько лет нашу группу кто-нибудь заметил, давая шанс для продвижения.

— Если коротко: ничего особенного, не впечатлили. Вы типичная кавер-группа с разношерстным репертуаром для кабаков и пабов. Таких — тысячи, — вижу, как уже заводится Оззи, готовый ринуться в атаку, но качаю головой. Парень фыркает и отворачивается, сминая жестяную банку и отбрасывая в сторону. — Давайте по порядку. Вокалистка. Яркая внешность и плохие вокальные данные. Вы ведь не занимаетесь с педагогом? У вас не поставлен голос. Даже для любителя вы слабоваты. Недостаточно хорошо петь, надо этот навык совершенствовать, но перспективы не вижу. К концу сета вы первая, кто сдулся и сфальшивил… не раз, — Купер натянуто улыбается Джанис и смотрит на следующую «жертву». У Холл на лице написан шок, ведь ее давненько никто не унижал и не ставил на место, кроме меня. — Ударник. Неплохо, но ничего выдающегося. Если найдете свой уникальный стиль, музыка зазвучит по-новому. Навыки для этого есть. Басист, — агент переводит взгляд на Райта, но тот встречает его с полным равнодушием. — Аналогично. На вас неинтересно смотреть, игра скучная, звук вялый. Больше экспрессии, больше душевности… Ритм-гитара, — парень откашливается и потирает подбородок, глядя на оскалившегося Оззи. — Какой музыкант, такая игра на гитаре: необузданная, бешеная и… невпопад. Ты же слышал, как налажал?

— Слушай ты… — красноволосый вскакивает и делает угрожающе пару шагов в сторону Купера, но я быстро торможу его и шиплю:

— Заткнись и послушай, мать твою.

Друг скидывает грубо руку и падает на диван рядом с Шемом, который в отличие от него сосредоточен и серьезен. Хоть кто-то осознает важность этого разговора.

— Да. И-и-и… осталась только соло-гитара, — продолжает «расстрел» агент, встречая мой тяжелый взгляд. — Многие группы, услышав твою игру, согласились бы сотрудничать. Я имею в виду известных и популярных артистов, — выделяет каждое слово Купер, смотря исподлобья, — у которых мировые турне и многотысячные стадионы. Понимаешь, о чем я?

Конечно, понимаю, не тупой. Сжимаю челюсть и всего лишь киваю, сдерживая порыв агрессии, готовый выплеснуться в любой момент.

— Из вас пятерых, — он кивает на каждого, — в перспективе только соло-гитарист. Остальные…

— Вывод, — цежу сквозь зубы, прищуриваясь.

— Свой репертуар, в первую очередь, — парень облокачивается о дверь и складывает руки на груди. — Уделять больше времени репетициям, каждому совершенствоваться, не бояться что-то менять, экспериментировать, находить свое звучание. Подумайте над направлением, в котором хотите работать, и над составом группы.

— Эй, мудак, ты нихера не знаешь! Пришел и строишь хрен пойми кого! — взрывается Оззи, снова поднимаясь, и недобро смотрит на парня. Купер реагирует спокойно, только пожимая плечами, не удивленный такой реакцией.

— Я в этой сфере более десяти лет. Если вы знаете группы Three Days Grace, Bullet For My Valentine, Foo Fighters, как раз они являются исполнителями нашего лейбла.

— Что, решил выпендриться, петушара? Да катись давай, пока я не начистил тебе рожу! — язвит Оззи, действуя на нервы. Делаю шаг и поднимаю его за грудки, наклоняясь к уху.

— Да что с тобой? Совсем не догоняешь?

Никогда он еще так не выводил, как сейчас. Зная его характер, драка может начаться в любой момент. Чувствую, как Купер следит за нами, делает в голове пометки, наблюдает за поведением в коллективе. А мы ведем себя как кучка малолеток, строящая из себя звезд мирового масштаба.

Отталкиваю друга, и тот, насупившись, садится на диван, опускает голову и зарывается пальцами в красные волосы. Перевожу взгляд на агента и вопросительно поднимаю бровь. Тот ухмыляется и протягивает визитку.

— Огромный плюс — вы молодая группа, из вас можно лепить нужный материал. Единственное, надо найти свой уникальный стиль, который будет узнаваем, потому что… — он делает паузу и вздыхает, — у любой рок-группы, неважно какого направления, метал, инди, гранж, панк, есть то, что их выделяет среди тысяч других.

— Мы вас услышали, — засовываю визитку в карман, глядя пристально в темно-карие глаза. Как только Купер кивает и выходит из гримерки, Оззи кроет его и всех менеджеров лейблов трехэтажными матами, Джанис подхватывает, и они вдвоем бурно сидят и возмущаются. Шем постукивает задумчиво палочками по подлокотникам старого потертого дивана, а Райт… Он как всегда в своем индивидуальном мире. Хватаю кожаную куртку, надевая по пути, и иду по полутемному коридору.

— Эй, чувак, ты куда? Да забей на слова того придурка! Мы отправим пару демок на крутые лейблы и переплюнем всех! — орет вдогонку Оззи, но я не обращаю внимания и распахиваю дверь.

Кучка девчонок облепляет со всех сторон, постоянно прикасаясь. Они возбужденно щебечут, перебивая друг друга. Быстро залажу на кавасаки и жму по газам со всей дури, чтобы забыться в адреналине и скорости. Но перед глазами мелькает рыжий флёр волос, и я торможу, делая глубокий вдох. Она пришла?

Возвращаюсь на пару метров назад и встречаю ошарашенные бирюзовые глаза. Рядом с Джи возмущается сестренка, из дверей появляется взбешенная Джанис, а фанатки визжат, просят сфоткаться и взять их на квартирник. Только один человек стоит, потрясенно открыв рот, и молчит.

— Прокатимся?

По ушам ударяет раздражающий женский галдеж со всех сторон. Холл угрожает и орет, Черелин вообще непонимающе переводит взгляд с одного на другого. Округлившиеся глаза рыжеволосой испуганно сверкают в тусклом свете фонарей. Я слабо улыбаюсь и настойчиво добавляю:

— Давай, Джи, тебе понравится.

Не понимаю, что нашло на меня, но сейчас хочется, чтобы эта перепуганная девчонка с яркой огненной шевелюрой села на мотоцикл и почувствовала свободу вместе со мной.

— Но…

Ее заглушают крики Джанис, Черелин и поклонниц. На пару секунд она прикрывает глаза, будто над чем-то размышляя, и быстро садится сзади, крепко вцепляясь пальцами за кожаную куртку. Хватаю ее холодные маленькие ладошки и обвиваю вокруг торса:

— Держись, либо свалишься на пятую точку. Я не кусаюсь.

«Пока что».

Кавасаки «мурлыкает» и срывается с цепи, оставляя сзади ненормальных групи, свихнувшуюся Холл и разгневанную Черелин. Сестренка точно убьет меня, но позже. Сейчас на хрен мысли из головы.

Джи прижимается всем своим хрупким телом, и становится сложно дышать. Сильнее жму на газ, а мотоцикл несется по Семьдесят пятой стрит в сторону района Беверли, лавируя среди немногочисленных автомобилей. Снижаю сразу скорость, когда въезжаем в частный сектор, и оглядываю дома. Давненько я здесь не бывал, старался объезжать стороной этот кусочек. Он навсегда останется в памяти, как бельмо на глазу. Притормаживаю возле участка, где когда-то жил… Смеялся…Где мы были счастливы вчетвером.

Хватка на талии ослабевает, и я впускаю в легкие кислород. Поворачиваю немного голову, косясь через плечо на девушку. Думал, она испугается, но бирюзовые глаза наоборот ярко горят, а на губах светится сумасшедшая улыбка. Даже я невольно улыбаюсь.

Проезжаем еще пару кварталов, останавливаясь возле Парка Рандл. Джи без разговоров слезает с мотоцикла. Из нее готов выплеснуться поток слов, но она молчит. Шагаю по знакомым дорожкам и замираю недалеко от берега реки, в которой плавает желтый блин луны. Присаживаюсь на холодный песок и пропускаю его сквозь пальцы, рассматривая противоположный берег.

Без понятия, сколько проходит времени, но я, наконец, ощущаю внутреннее умиротворение, сидя в полной тишине. Молчание может сказать больше, чем слова. Поворачиваю голову и смотрю на Джи, обхватившую свои коленки.

— Мне очень понравилось, — тихо произносит она и откашливается, — наверное, я не смогу выразить всего восторга словами, но… — девушка поднимает горящий взгляд и еле заметно улыбается, — просто знай: это потрясающее выступление.

Уголки губ ползут верх от простых, но искренних слов. Заинтересованно оглядываю молочную кожу, растрепавшиеся от поездки рыжие пряди, к которым так и хочется (почему-то) прикоснуться.

— Но этого не достаточно для… большего, — выуживаю из кармана сигареты и прикуриваю, наполняя легкие никотином. — Обычная проходная группа.

Выдыхаю сизый дым, растворяющийся в ночной тишине, и смотрю отрешенно на противоположную сторону, где расположился Даунтаун, сверкающий в огнях.

— Это не правда! — громко возражает Джи и резко опускает руки, глядя на меня в упор. Ее брови сходятся от негодования на переносице, и девушка выглядит милой и злой одновременно.

— Я впервые на выступлении рок-группы…

— Впервые? — выпускаю дым через нос и криво улыбаюсь. Джи кивает и восторженно говорит:

— Да, я же видела, как вас поддерживала публика, а твое великолепное соло на гитаре? Ты ведь такой… — она открывает рот и чуть тише выдыхает, — от тебя глаз не оторвать. Я думаю, агент хотел дать вам толчок, совет, или он слепой и глухой.

Внимательно слушаю девушку, пока пепел опадает на белый песок.

— Как раз наоборот, он очень доступно и конкретно объяснил минусы каждого, — делаю затяжку и тушу окурок. — Я со всем согласен… — хмыкаю и вздыхаю, — только не думал, что так остро отреагирую на здоровую критику и сорвусь.

Телефон в кармане настойчиво вибрирует, но я отключаю его и перевожу изучающий взгляд на Джи.

— Значит, от меня не оторвать глаз? — подкалываю ее, а девушка забавно морщит нос.

— Я… я… имела в виду, что… — запинается она и робко пожимает худенькими плечами, — да, да… Мне всегда нравился медленный проигрыш в этой песне, но когда слышишь и видишь вживую… Совершенно другое.

Понимающе киваю и сталкиваюсь с ней глазами, но она свои сразу же отводит. Сдерживаю смех, видя такую милую и непосредственную реакцию, и провожу пальцем по подбородку. Прекрасно знаю, что смущаю ее, но… Это так ново и странно, видеть, как чьи-то щеки заливает румянец от слов, присутствия или взглядов. Когда просто сидишь и душевно разговариваешь, делишься чем-то личным… Никто не вешается, не тащит в постель развлечься и покувыркаться, ведь ты — рок-музыкант.

Джи, словно из другого неизведанного мира. Такая простодушная и естественная, чистая и непорочная. Хочется исследовать новый вид и узнать: может ли такая хорошая девочка становится плохой. Наверняка в ней есть та чертовщинка, только она еще спит, не до конца пробудилась. Вот бы вывести ее из летаргического сна и понаблюдать за результатом. Это довольно интересно.

— Первый раз пришла в бар на выступление рок-групп, а сейчас сидишь с малознакомым парнем в парке ночью… — сужаю хищно глаза и перевожу взгляд на бледные губы. Она волнительно прикусывает нижнюю. — Ты не похожа на любительницу тусовок.

— Да, — Джи подтверждает мои слова кивком и запускает тонкие пальцы в песок. — Но однотонная серая жизнь тоже иногда надоедает.

— Захотела перемен? Послушная домашняя девочка решила разбавить ее красками? — вытягиваю одну ногу и подпираю голову рукой, рассматривая ее обеспокоенное лицо.

— Возможно. Это плохо? — Джи смотрит прямо в глаза, но в этот раз выдерживает мой взгляд.

— Нет, Джи, если не переходить черту.

— А что, если я захочу ее перейти?

— Это не так весело, поверь, — насмешливо щурюсь, глядя в ее по-детски наивные глаза, в которых плескается лунный свет.

— Почему? — настороженно спрашивает девушка.

— Потому что потом сложно остановиться, — тихо отвечаю, поднимая уголок губ. — Тьма заманчива, она быстро затуманивает разум, и ты становишься марионеткой в ее руках.

Она озадачено смотрит на меня, водя бездумно пальцами по песку, сжимает руки в кулачки и шепчет, что я едва различаю произнесенные слова:

— Ты ведь не такой.

Непонимающе хмурюсь.

— О чем ты?

В ее блестящих глазах столько уверенности. На мгновение даже мерещится, будто рядом сидит другой человек. Чертовщинка просыпается?

— Это, наверное, прозвучит странно, но я не считаю тебя плохим, Син.

Как мне нравится этот глубокий насыщенный голос. Голос, цепляющий своей правдивостью. Она говорит так убедительно, но я только усмехаюсь.

— Зря, Джи.

— Людям свойственно меняться, — возражает девушка, поражая своей доверчивой натурой. От души смеюсь, рассматривая решительное бледное лицо и яркие рыжие пряди.

— Ты меня плохо знаешь.

«Пока что плохо». Поднимаюсь и разминаю ноги, поглядывая на задумчивое выражение рыжеволосой. Она молчит и смотрит куда-то вдаль на город, кусая губы, на которых сразу же замирает взгляд. Джи встает и потирает руки.

— Замерзла?

Неосознанно тянусь и беру маленькие ладошки в свои.

— Н-немного, — запинается девушка и пугливо убирает их в карманы просторной черной куртки.

Скрываю улыбку и направляюсь в сторону парковки, где оставил кавасаки.

— Как тебе поездка? Ты не поделилась впечатлениями, — нарушаю тишину, когда мы подходим к мотоциклу.

— Ох, сначала было страшно, но потом… — Джи восторженно касается ладонью черной поверхности, — такой адреналин.

Наблюдаю за ее изящными пальчиками и перевожу взгляд на лицо. У нее открытая и красивая улыбка, без грамма лицемерия. Я впервые общаюсь с девушкой на различные темы и чувствую некую необычную связь и заинтересованность мной, как личностью и музыкантом. Все ее смущенные взгляды, слова, мимику легко прочитать. Она ничего не скрывает и это привлекает внимание.

— Я люблю скорость. Встречать новый день, несясь по пустой трассе. Ощущать себя свободным, — делюсь одним из своих секретов и наркотиков.

Джи поднимает глаза и заправляет рыжие пряди, с которыми играет ночной ветер.

— Встречаешь всегда один?

— Да.

— Сегодня… сегодня я могу встретить с тобой рассвет?

Вопрос вводит на секунду в ступор, но больше умиляет, как бирюзовые глаза хаотично бегают от переживания по парковке, как девушка взволнованно кусает губы. Потаенные желания вырываются непроизвольно наружу.

— Да, но до рассвета еще несколько часов, — запускаю руки в карманы и кошусь на нее.

— Точно, — мелькают грустные нотки в тихом голосе.

Задумчиво вожу пальцами по подбородку, наблюдая, как Джи расстроенно поджимает губы. Знаю, как ей неловко, но… Встречать рассвет с девчонкой на своем кавасаки — попахивает романтикой, но из-за картинок в голове просыпается интерес. Черт с ним, почему бы не попробовать что-то новое?

— Есть неплохая круглосуточная кафешка неподалеку. Подождем там, поедим, согреемся, а затем прокатимся по Эдмонтону. Идет?

В глазах цвета бирюзы столько неподдельной радости, что я сам вдруг довольно улыбаюсь, но беру себя в руки и залажу на байк. В этот раз не приходится говорить о падении на пятую точку, потому что руки Джи крепко обвивают за пояс.

Что ж, попробуем что-то необычное и насладимся моментом.

***

— Неужели, где ты был? Почему выключен телефон? Ты знаешь, как я переживала? Что за дурацкая привычка отключать чертов смартфон! И где можно лазить до утра?

— Черри, давай потом? — устало отвечаю, зевая, и поднимаюсь по ступенькам. У сестры как всегда нескончаемый поток слов и сто вопросов.

— Ты… — она выдерживает небольшую паузу, — был с Джи?

— Да, — без раздумий отвечаю, заходя в комнату.

— Син…

— Потом, Черри, ладно? — закрываю за собой дверь, скидываю одежду и падаю на кровать, закрывая лицо рукой.

Лежу так десять минут, двадцать, тридцать… Но мысли не собираются останавливаться, заполняя каждую клеточку мозга и не давая ему, наконец, отключиться. Выругиваюсь и распахиваю окно, впуская свежий утренний воздух в комнату, и закуриваю.

У нее посредственная внешность. Я бы на нее точно не обратил внимание и проигнорировал, рыжие никогда не вызывали интереса. Ни капли женственности, растрепанные волосы, детское лицо, обветренные губы… Хотя голос особенный: невероятно глубокий, мелодичный… Он успокаивает и не надоедает. Им хочется наслаждаться. Почему я о ней думаю? Ну да, мы проговорили целую ночь, поели в нашей любимой с Черелин кафешки картошки фри и крылышки в соево-имбирном соусе. Черт, Джи так много ест, не заботясь о лишних килограммах, как многие девушки. Смеюсь, вспоминая круглые щеки, и проглатываю случайно дым, громко кашляя.

Мы встретили вместе рассвет, наблюдая, как менялись оттенки неба, как просыпалось солнце. Я видел, как она хотела спать и незаметно зевала, счастливо улыбаясь…

Да что со мной?!

Закрываю со стуком створку окна и смотрю на акустическую гитару, одиноко стоящую возле стены. Беру в руки, делаю пару знакомых аккордов и шепчу:

— Спой со мной, спой, чтобы все осталось в веках, спой, чтобы все смеялись и плакали… Спой со мной, хотя бы сегодня, ведь завтра Господь может забрать тебя…^[9]

Замираю, пораженный внезапным порывом, и убираю нервно инструмент в сторону, проводя ладонями по лицу. Странная девчонка…

Глава 9

Когда я прикасаюсь к тебе, я чувствую себя счастливым. Это такое чувство, что, любовь моя… Я не могу прятаться, я не могу прятаться, я не могу прятаться. Да, в тебе есть что-то особенное. Я хочу держать тебя за руку. Я хочу держать тебя за руку.

The Beatles — I Want to Hold Your Hand (Across The Universe)Cover by Mason Grace

Джи

Если бы существовала такая возможность и заветная кнопка «повторить этот момент», я, не задумываясь, поставила «на репит» вчерашний день и ночь.

Закрываю глаза и снова сижу на берегу Норт-Саскачевана на холодном песке. Ночной воздух пробирается под тонкую ткань курточки, но я не замечаю ледяных рук и мурашек, покрывающих кожу. Рядом Син и сизый дым от сигареты в его пальцах. Мне безумно нравится наблюдать, как он не спеша выдыхает, будто наслаждается никотином, убивающим легкие; как он окутывает его, словно пелена, отделяющая от реального мира; задумчивый взгляд почти что черных глаз — я готова тонуть в них все время. Меня не надо спасать от сильных чувств, я не жду чьей-то помощи, потому что рядом с ним хочу становиться другой. Меняться. Быть не той наивной забитой девчонкой, которая только краснеет, запинается и не знает, что сказать. Син Эванс из тех, кого хочется разгадывать, только все равно до конца не узнаешь всех тайн. Что в его голове? О чем он думает? О чем мечтает? Почему все считают его плохим? Почему я не могу сломать стереотипы и попробовать…

Настойчивый звонок телефона вырывает из мыслей. Я так задумалась, даже не слыша, как он почти под носом разрывается. Провожу по экрану пальцем и слышу радостный бас отца:

— Привет, Джинни!

Как же я не люблю это «Джинни». Вздыхаю и удобнее устраиваюсь на подушках.

— Привет, па.

С отцом мы разговариваем и видимся еще реже, чем с матерью. Он решил, что не готов к семейной жизни и просто благополучно свалил гастролировать по миру с группой, в которой играет. Живет в свое удовольствие, ни о чем не задумывается, по-прежнему холостяк, и я его единственная «дочурка Джинни». Руперт Браун юморист по натуре, всегда привозит разные подарки и балует меня, но… Они с Тришей стоят друг друга: ни один из них не участвует в моей жизни. Школьные собрания, праздники… Родительские обязанности? Кажется, они не знают о таких простых обыденных вещах. Я привыкла к самостоятельной жизни, и когда один из них звонит, интересуясь делами в школе и успеваемостью, хочется задать в лоб вопрос: «Вам оно надо?».

— Как дела у моей любимой дочурки?

Переворачиваюсь и смотрю в окно, за которым собрались серые тучи, предвещая дождь.

— Все хорошо, а у тебя? В каком городе на этот раз?

Слышу какой-то шум на заднем плане, мужской смех, маты и отстраняю телефон, закатывая глаза.

— О, мы в Мюнхене, крошка, — бормочет папа, и шум остается где-то позади. Наверное, он вышел.

— Круто.

— Слушай, Джинни… — заходит издалека отец и делает неоднозначную паузу. Подозрительно. — Через неделю тур закончится, и я вернусь в Эдмонтон, как насчет уик-энда?

Нога, которой я покачивала в воздухе до этого, замирает.

— Э-э-э… ладно, хорошо, — неуверенно бормочу в телефон, хмурясь.

— Триша…

— Она на Багамах, — перебиваю его и слышу смешок.

— Понятно, значит, мне не придется с ней сталкиваться.

Как они могли сойтись, создать семью и в итоге так ненавидеть друг друга? Не понимаю логики взрослых.

— Можно выбраться в Шервуд Парк, или куда ты захочешь, — продолжает отец.

— Да, что-нибудь придумаем.

Его кто-то зовет, и мы прощаемся. Выдыхаю и бегу открывать дверь, в которую настойчиво тарабанит… Тинки. Конечно, только он может так нахально себя вести. У друга несколько пачек чипсов, одну из них он сразу же открывает и заваливается на диван в гостиной, включает плазму и подключает Xbox.

— Чего застыла? Давай выбирай тачку, погоняем, — друг щелкает джойстиком, выбирая гоночную машину. Устраиваюсь рядом и беру второй.

Какое-то время мы полностью поглощены гонками, но Чемптон вскользь спрашивает про вчерашнюю тусовку. Отвечаю, что все прошло круто, умалчивая про…Поездку на байке, мои ледяные руки в теплых ладонях Сина, разговор в кафешке и умопомрачительный рассвет, который мы вместе встретили. Вместе. Я и Син.

— Судя по всему, спасательный круг не понадобился, Браун, — бубнит, поддразнивая, Тинки, я только хмыкаю. Да, со мной оказался «спасатель» получше, чем какой-то там неодушевленный предмет.

Чемптон уходит после девяти, а я плетусь в душ, размышляя о завтрашнем дне. Появится ли Син на занятиях? Если да, поздоровается и заговорит со мной? И как вести себя?

Но Эванс не появился ни в понедельник, ни во вторник — он отсутствовал всю неделю, отчего возникало множество вопросов, на которые яне знала ответов.

Зато в один из дней, я встретила Черелин. Девушка вела себя непринужденно, будто неприятный разговор в туалете субботнем вечером лишь мой вымысел. Хотелось узнать о Сине, но я прикусывала вовремя язык и молчала. Боялась повторения за вновь проявленный интерес. Черелин совсем не касалась темы брата. Она вообще выглядела с виду веселой, но в то же время ее что-то тревожило. Я не знала, имею ли право лезть с вопросами. Мы еще не в таких близких дружеских отношениях, чтобы копаться друг у друга в душе.

— Пойдешь со мной на репетицию «Потерянного поколения»?

От неожиданности я даже подавилась пончиком, который жевала. Девушка протянула сок и кинула вопросительный взгляд.

— Так пойдешь? Син не любит… — она откашливается и опускает глаза на пальцы, сжимающие светлую ткань юбки, — если я приду не одна, а с тобой, он не станет меня сразу выгонять.

Брови удивленно взлетают верх, а глаза округляются после ее слов.

— Что? Почему ты так решила?

Черелин невозмутимо пожимает плечами и молчит, заставляя моих тараканов усердно шуршать в голове, наводя на сотню различных мыслей.

— Поедем сразу после занятий, согласна? — спрашивает нетерпеливо она через несколько минут.

— Не знаю… Мы не помешаем им? — неуверенно бормочу, думаю только об одном — я увижу Сина.

Черелин фыркает и сверкает большими синими глазами.

— Мы просто посмотрим и послушаем, вот и все.

Хмурюсь и чешу нос. Конечно, я бы не раздумывая ответила «Да», но что-то заставляет сомневаться в таком решении. Какое-то дурацкое чувство, будто не стоит ехать. Либо это мои тараканы в голове что-то напридумывали.

— Хорошо, — все-таки соглашаюсь, а девушка удовлетворенно кивает.

— Вот и отлично.

После занятий черный внедорожник едет по Девяносто первой стрит в сторону Юго-Восточного Эдмонтона, где репетирует группа. Машина останавливается возле двухэтажного коттеджа кофейного оттенка с панорамными окнами и открытой верандой, на которой стоит парочка лежаков. Для этого района коттедж даже слишком шикарен, потому что в основном тут одноэтажные небольшие аккуратные домики. Черелин постукивает наманикюренным ногтем по рулю и заглушает мотор. Смотрит придирчиво в зеркало, поправляет темные волосы и красит губы малиновым блеском, протягивая затем мне.

— У тебя слишком бледные губы, к тому же покусанные — это некрасиво.

Пару секунд настороженно смотрю на ярко-малиновый тюбик, но согласно киваю.

— Чересчур… броско, — бормочу, рассматривая себя в зеркало. Черелин забирает блеск и выгибает бровь.

— Тебе бы не помешал макияж, поверь. Особенно яркие губы, на них надо делать акцент и на глазах тоже.

— Э-э-э… ладно.

Спорить насчет этого даже не хочу, так как совершенно не разбираюсь. Желудок сворачивает в узел, когда мы выбираемся из машины и подходим ближе к гаражу, откуда доносится громкая музыка и оживленный разговор. Замираю нерешительно в паре метров. Черелин поворачивается и удивленно смотрит.

— Что такое?

— Н-ничего, — тихо выдыхаю, набираясь смелости для встречи с ним.

Заходим в помещение, и взгляд сразу застывает на широкой спине Сина, увлеченного своей гитарой.

— Всем приве-е-ет, — громко здоровается Черелин и машет рукой. Я маячу сзади, надеясь, что никто не заметит, но девушка как будто специально выталкивает меня вперед и торжественно провозглашает:

— Мы с Джи ехали мимо и решили заскочить.

Шокировано таращусь на нее, краснея, как рак, а Черелин невозмутимо продолжает врать. Боже… Боже, я знала — это плохая идея! Чувствую, как все взгляды в помещении устремлены на нас, и становится дурно.

— Круто, пиво будете? — спрашивает Шем, расплываясь в доброжелательной улыбке, и кивает на небольшой холодильник в углу.

— Ага, — Черелин дефилирует за пивом, а драммер завороженно наблюдает за ней, открыв рот за ударной установкой. Зато Син смотрит недовольно на сестру, сощурив сапфировые глаза. Перевожу на него испуганный взгляд, но он словно не замечает меня.

— Джанис снова решила забить? — спрашивает девушка, протягивая мне холодную банку.

— Она скоро будет, — отвечает Райт.

— Как всегда обкуренная? — продолжает расспрос Черелин и открывает с шипящим звуком пиво.

Мы устраиваемся на темно-коричневом диване, но я постоянно смотрю либо на зеленую банку в руках, либо… на банку. Зря я согласилась. Он даже не поздоровался. Как неловко, зачем я повелась на провокацию Черелин?

— Посмотрим, — ржет Шем и бьет по тарелкам.

От неожиданности выплескиваю алкоголь на юбку.

— Черт! — тихо выругиваюсь и подскакиваю.

— Что-то тебе не везет, — сочувствующе качает головой Черелин. Сзади слышны смешки парней, кроме одного. Для него я будто пустое место. Хочется развернуться, уехать домой и не быть посмешищем. — Моя спортивная форма в машине, если что.

— Тут небольшое пятно, — нервно бормочу, присаживаюсь на диван и выпиваю сразу треть банки.

Парни что-то обсуждают, но я не понимаю ни слова. Черелин дергает ногой и пьет пиво, наблюдая за ними, только я чувствую себя здесь лишней.

— Вы уже составили сет на следующее выступление? — спрашивает девушка.

— А как ты думаешь, чем мы тут занимаемся? — скалится красноволосый. Он самый неприятный, скользкий тип. Совершенно не нравится мне, даже взгляд у него… пошлый.

Шем запускает в него палочкой, и между ними завязывается небольшая потасовка.

— Достали. Так и хотите остаться кучкой неудачников? — звучит холодный грубый голос. В помещении повисает тишина, и возня прекращается. Все смотрят на Сина, который наблюдает за происходящим с безразличным видом и качает головой. — Мы репетируем или как?

— Мужик, хватит вести себя, как дерьмо целую неделю, — протягивает мрачно Оззи, но сразу затыкается, встречая тяжелый взгляд синих глаз. — Окей, репетируем.

Парень поднимает руки, берет гитару и настраивает ее, подходя ближе к усилителю.

— С чего начинаем? — спрашивает бесцветным голосом Райт, взлохмачивая пепельно-русые волосы.

— Может, дождемся Джанис? — Шем задумчиво чешет каштановую шевелюру, и в этот момент, как по мановению волшебной палочки, в дверях появляется Холл. Ее золотистые глаза нехорошо блестят, когда она замечает нас с Черелин.

— А вот и наша птичка прилетела, — ехидничает Оззи и оглушает всех писком гитары. Райт дает ему затрещину, и они снова препираются, как малые дети.

— Да, всем приветик. У нас сегодня гостьи? — Джанис проходит мимо, скидывая короткую красную куртку и демонстрируя длинные ноги.

— Ты опоздала, — цедит Син, провожая девушку недовольным взглядом.

Ну и атмосфера, как в морозилке. Даже не замечаю, как банка с пивом пустеет. В руках появляется уже следующая, заботливо врученная Черелин. В голове совсем легко, а щеки раскраснелись от эмоций и алкоголя.

— Прости, милый, я заезжала домой, чтобы переодеться после тренировки, — пропевает виновато Джанис и касается губами щеки Сина, но тот отстраняется.

— Забыла, что сказал Купер?

Девушка равнодушно фыркает и отворачивается, скользя по мне ядовитым взглядом.

— Мне все равно на слова того тупорылого индюка.

— А мне нет, — резко обрывает ее речь Эванс. — Еще одно опоздание, или ты нетрезвая, и что хуже, обкуренная, нанюханная, — Син многозначительно поднимает правый уголок губ, на что-то намекая, а Холл замирает. — Сделай вывод сама. Надеюсь, до тебя дойдет.

— Чувак, да что ты начинаешь… — становится на защиту вокалистки красноволосый, но его игнорируют.

— Сегодня все на взводе, — бормочет рядом притихшая Черелин и откидывает черные блестящие пряди. — Братец так вообще не в духе после выходных.

— После выходных? — эхом отзываюсь на диване.

Она кивает и подозрительно косится на меня.

— Чем вы с ним занимались? Чем-то непристойным? — хихикает подвыпившая девушка.

— Ч-ч-что? — заикаюсь, чуть снова не проливая пиво. Щеки загораются, как красный светофор.

Черелин звонко смеется и толкает плечом.

— Ну и смешная ты, я шутила.

Нервно сглатываю и смотрю на банку в руках, которая превращается в размытое зеленое пятно. Мотаю головой и устремляю нетрезвый взгляд на Сина. Пересекаюсь с сапфировыми глазами, но он медленно отводит их и задевается струны гитары. Внутри все дрожит, будто он касается пальцами моей души. Не слышу, что поет Холл, не смотрю на других, сжимаю банку в руках и не отвожу от парня восхищенных глаз. Все его внимание обращено на пылающую гитару в языках пламени. Так завораживает, что…

— Хочешь испепелить моего брата взглядом? — шепчет на ухо Черелин и расплывается в насмешливой улыбке. — Можешь говорить что угодно, но на твоем лбу огромными буквами написано «Мне нравится Син Эванс. Он такой секси…». Слишком заметно, как… — она ухмыляется и поправляет черные локоны волос, — ты на него влюбленно смотришь.

Отвожу стыдливо глаза в сторону, но девушка продолжает дальше резать по живому:

— Помнишь мои слова? — она жалостливо вздыхает и кидает мельком взгляд на Сина. — Он не тот, кем ты его вообразила.

— Почему ты так говоришь? — хмурюсь и впиваюсь пристально в нее глазами. — Мы общались с Сином несколько раз. Возможно, я плохо его еще знаю, но он не бесчувственный монстр какой-то…

Черелин тихо смеется, опуская голову. Темные пряди скользят по ее белоснежной рубашке.

— Точно влюбленная идиотка, — она откидывается на спинку дивана, переводя на меня синие глаза, поддернутые пьяной пленкой. — Ты хорошая девчонка, поэтому я предупреждаю. Была бы на твоем месте другая, я не стала так упорствовать.

Девушка с жалостью и грустью смотрит на меня и отворачивается.

— Наверное, я лучше поеду домой, — бубню, запинаясь, встаю и немного пошатываюсь, как неваляшка. Неужели это из-за двух банок пива так развезло?

— Ого, давай отвезу, — Черелин тоже поднимается, но сразу же плюхается обратно и пьяно хихикает. — Прости, Джи, ничего не получится. Эй, братик, нужна твоя помощь! — вопит она, перекрикивая музыку.

Син перестает играть и сдвигает брови, оглядывая сначала нетрезвую Черелин, затем меня. По его ледяному выражению сразу понятно: он готов убить нас обеих.

— Ох, ну и взгляд, прямо серийного убийцы. Бу-у-у… — хохочет девушка, катаясь по дивану. Шем ржет за ударной установкой, и его поддерживает Оззи.

— Это последний раз, Черелин, — кидает холодно Син, проходя мимо притихшей сестры, и приказным тоном обращается ко мне: — Идем.

Ноги ужасно заплетаются, меня клонит в левую сторону, затем в правую, а сзади потешаются и хохочут. Эванс быстро подхватывает за талию, чтобы я не свалилась, как сноп сена, и цедит сквозь зубы:

— Чертова Черелин.

Утыкаюсь носом в черную рубашку и икаю.

— Блин, — шепчет Син и смотрит сверху вниз. — Тебе нельзя пить.

— Ты не м-можешь… ик… его мне запре…ик… тить…пить…

— Просто… молчи.

Син усаживает меня на заднее сиденье внедорожника, как маленькую, и смотрит в зеркало. Я шатаюсь и утыкаюсь лбом в стекло. От моего дыхания, стекло сразу же потеет. Слышу, будто сквозь вату, как Эванс ругается, и заливисто смеюсь.

Кто-то настойчиво трясет за плечо, но так не хочется открывать глаза. Я видела прекрасный сон с Сином Эвансом… Который материализовался и мрачно смотрит на меня сейчас. Пьяно пялюсь в сапфировые льдинки и пару раз моргаю.

— Ты должна за химчистку машины. Все сиденье обслюнявила.

Недоверчиво смотрю на него, и, наконец, до меня постепенно доходит: школа, Черелин, репетиция, гараж Шема, пиво…

— Где ключи? Сегодня прольется кровь Черелин…

Он подхватывает меня на руки. Язык от шока немеет, а клетки мозга постепенно атрофируются.

— Как можно столько есть и весить, как пушинка? — говорит Эванс и отпирает дверь, толкая ее плечом.

Прихожу в себя только, когда Син усаживает меня на диван и устраивается напротив, оглядывая помещение, и возвращает серьезный взгляд на мою нетрезвую тушку.

— Повезло, что твоих родителей нет дома. Если бы они увидели дочку-отличницу в таком виде?

— Им плевать, — сиплю и откашливаюсь.

— Плевать?

— Родители развелись, каждый живет своей личной жизнью, — отвечаю, не узнавая грубого низкого голоса. Больше не буду пить.

Син ничего не говорит, только смотрит исподлобья, поднимается и машет рукой, прощаясь и направляясь в сторону выхода.

— Спасибо, — произношу быстро вдогонку, но его спина пропадает из виду, а через пару секунд слышится щелчок. Я осталась одна в доме с головной болью и кучей вопросов в придачу.

Глава 10

Одни легенды рассказаны, другие обратились в прах или забронзовели. Но ты будешь помнить меня, помнить меня веками. Я не успокоюсь, пока весь мир не будет знать моё имя, потому что я обязан своим рождением только своим мечтам. Потому что я противоположен амнезии, а ты мой вишнёвый цвет.

Fall Out Boy «Centuries»

Син

Квартира Оззи существовала только для того, чтобы принимать и выплёвывать каждый день пьяные обдолбанные тела. Дверь в его комнату всегда была заперта на ключ, а в гостиной творился полный разврат и беспредел: громкая музыка, групи, которым все равно, кто их сегодня трахнет, трава и бухло. Мне это чертовски нравилось: рок целый день и ночь, безотказные девочки, расслабляющая дурь. Я терялся в лицах, волосах, губах и податливых женских телах. Все сливалось в безумную какофонию. Никто не говорил «Нет», из их уст я слышал: «Погреши со мной… Возьми меня…». То, что завтра она выйдет в слезах, никому не нужной использованной вещью, мало заботило. Это же не мои проблемы? Я только получал удовольствие от происходящего.

Музыка спасала, а наркотики притупляли чувство страха, когда закрывал глаза и снова видел кошмар, будто наяву. Тогда я превращался в маленького беззащитного мальчишку, который не смог спасти родителей. Но хуже всего — неизвестность. Я не знал, почему дверь оказалась закрытой, почему они не проснулись, почему это произошло? Почему? Сотни почему, но ответов — ноль.

В такие моменты я ненавидел себя больше всего — ненавидел за слабость.

Открыл глаза и прищурился. Неужели еще находился под кайфом? Пошевелил конечностями и понял: все-таки в сознании. Перед глазами стояла плотная завеса из сигаретного дыма и марихуаны. Только разрежь, пощупай, протяни руку, и создастся иллюзия, будто она исчезает в молочном тумане. Рядом кто-то шевелится, а глаза фокусируются на ярко-рыжих прядях. Телом овладевает паника, сознание становится сразу же кристально-чистым. Хочется вскочить, схватить ее за плечи и заорать: «Какого хрена ты тут забыла?!».

Девушка поворачивает лицо, и я облегченно выдыхаю — это не Джи. Наверное, я свихнулся или просто конкретно обдолбился, потому что везде чудится она: странная девчонка, с красивым голосом, который можно слушать бесконечно. Да я стал параноиком. Достаточно каждодневных кошмаров из детства, но теперь появилась еще одна «рыжеволосая проблема».

Полуголая девица причмокнула губами и перевернулась на бок. Надеюсь, я не забыл о «защите»: не хотелось приобрести букет из разных болячек. «Там» могло побывать дохрена и больше людей, а перспектива подохнуть, как Фредди Меркьюри или еще куча других рок-мать-их-звезд, меня не впечатляла. О нет, я еще не добился своего.

Поднялся и сделал пару шагов, натыкаясь на чьи-то руки или ноги. Хрен поймешь, люди спали везде: на полу, диване, креслах… Найти в полном хаосе вещи казалось еще проблематичнее, но каким-то чудом кожанка и джинсы валялись рядом с диваном, где лежала в беспамятстве рыжеволосая.

День сейчас или ночь — я не знал. Плотные жалюзи отрезали нас от внешнего мира, давая возможность забыться и попасть в другую Вселенную. Реальность временами очень паршивая.

Ослепительный свет ударил в глаза, когда я оказался на улице. «Будто попал в Рай», — пронеслась бредовая мысль в голове. Я чуть не расхохотался, но из горла вырвался хрип. Свежий воздух полоснул легкие, я глотал кислород большими дозами, словно черпал из родника воду. Сознание прояснялось, как и небо надо мной — свет приходил на смену тьме. Порылся в карманах в поисках спасительного никотина, но там оказался только презерватив, несколько баксов и ключи от байка. Сплюнул на асфальт и запустил пальцы в растрепанные волосы, направляясь в сторону кавасаки.

***

Я зашел в дом и остановился в дверях кухни. Черелин стояла возле кофеварки с хмурым видом, опираясь ладонями о темную поверхность столешницы. Она сверлила технику таким взглядом, словно еще немного, и та задымится. Сестра повернулась, и ее выражение стало рассерженным, в общем-то, как всегда, когда я… употреблял.

— Вилсон приехал.

Всего два слова, и паршивое состояние стало еще в разы паршивей. «Приятного» разговора с дядей не избежать. Я прошел через гостиную в кабинет, так как знал — Вилсон там. И оказался прав.

Мужчина восседал за столом и клацал по клавиатуре лэптопа. Младший брат отца после смерти родителей стал нашим опекуном и владельцем нефтяных вышек в Эдмонтоне. Северный город Канады считался кладезем нефти, а наша семья — одними из владельцев крупных компаний, которые отправляли с порта гигантские баржи нефти во все уголки мира. Теперь Вилсон Эванс стоял во главе огромной корпорации: молодой, амбициозный, с железной хваткой. Он всегда заботился о нас с Черелин, но работа занимала все его время. Вилсон до сих пор числился среди завидных холостяков, но вряд ли в ближайшие пару лет обзаведется женой и детьми. Скорее, он женится на своей же работе.

Дядя поднял голубые глаза и закрыл крышку лэптопа. Я опустился в кожаное кресло и закинул ногу на ногу, встречаясь с его внимательным цепким взглядом, не упускающим ничего из виду.

— Сходи в душ, поговорим потом, — бросил сухо он через пару секунд и снова открыл ноутбук.

Положил руки на подлокотники, демонстрируя, что разговор состоится немедленно: пусть выносит мозг, затем я пошлю все к черту и отрублюсь. Вилсон оторвал устало глаза от экрана и откинулся на спинку кресла.

— Еще не достала такая жизнь?

— Нет, — коротко ответил без запинки.

— Но тебе придется взяться за ум, Син, потому что мне надоело смотреть, как ты себя гробишь, а Черелин страдает.

— Надоело смотреть? Да тебя почти здесь нет, — огрызаюсь и отворачиваюсь, скрывая, как зацепили его слова.

— Это не значит, что я не в курсе, чем вы занимаетесь.

— Конечно, — цежу в ответ, — твои собачонки-ищейки повсюду.

Челюсть Вилсона напрягается, на бледном лице ходят желваки, показывая его гнев.

— Это моя жизнь, не надо в нее лезть. Я делаю то, что нравится, и ты не вправе указывать, как мне жить и поступать, — раздраженно бросаю, поднимаюсь и сужаю от недовольства глаза, глядя сверху вниз. — Думаю, на этом закончим. Рад был повидаться и поговорить, дядя, — выделяю последнее слово и выхожу, оставляя мужчину с мрачным лицом.

Черелин ждет в гостиной и быстро встает, когда я прохожу мимо.

— Син, что происходит?

Останавливаюсь и тяжело выдыхаю.

— Ничего, Черри, тебе не стоит переживать.

— Не стоит? Ты становишься похож на одного из тех ублюдков, просаживающих жизнь на квартирниках с кучей наркоты, выпивкой и разными отбросами общества!

— Эти отбросы общества, — делаю акцент на каждом слове, — мои друзья, а с одним из них ты спишь.

Черелин открывает удивленно рот, а темные ухоженные брови ползут верх.

— Шем не такой, — шепчет она и садится на диван, глядя в одну точку.

— Откуда ты знаешь, зависал он с нами или нет? — произношу с издевкой, замечая, как сестру трусит от волнения. Хочу убить себя за мудацкое поведение, но не могу остановиться. — Вдруг он трахал какую-то шлюху, Черри… Он же отброс общества.

— Заткнись! — с болью в голосе кричит сестра, а синие глаза блестят от слез. Сглатываю отвратительный ком и смотрю сквозь нее. — Когда ты таким стал? Почему? Где мой брат, который всегда защищал и дарил улыбку?

Молча смотрю на всхлипывающую сестру, резко разворачиваюсь и поднимаюсь в свою комнату. Еще один отстойный день, не отличающийся ничем. Еще один, похожий на многие…

***

Оставляю кавасаки возле гаража и прохожу в помещение, где уже все собрались, кроме одного человека — Джанис.

— Где она? — спрашиваю парней и достаю гитару из чехла.

— Не знаю, — бросает Оззи, меняя струны, которые он «случайно» порвал.

— Вы бы с ней разобрались и решили ваши проблемы. Ты не заметил, что в последнее время у нас полное дерьмо, чувак? — Шем садится за ударную установку и крутит в руках палочки.

— Джанис так вообще забила на группу и репетиции, — подмечает Райт, тоже настраивая гитару.

Падаю в кресло и закидываю голову. Надо что-то менять, либо мы скатимся. Купер оказался прав во всем, кроме одного: я не особенный и не супер гитарист. Без своих ребят я никто, именно с ними все началось. Мы должны достичь вершины вместе.

— Если мы поменяем вокалистку, — задумчиво произношу, глядя в потолок.

— Что? Ты ведь не серьезно, чувак? — протягивает с сомнением Шем.

— Да он просто не отошел от вчерашнего, вот и все, — ржет Оззи.

— Я похож на клоуна? — кидаю раздраженно и смотрю на друзей.

— Ну, сейчас ты похож на наркошу, у которого ломка, — насмехается Райт, возясь с гитарой на диване.

— Думаешь, дело в Джанис? — бубнит драммер, вертя палочками.

— Думаю, дело не только в Джанис, но начнем мы с нее, — провожу руками по лицу и выдыхаю.

— Дело в том, что ты ее трахнул, а она влюбилась, — язвит Оззи, щуря свои мутные зеленые глаза. — И теперь ведет себя как сучка, зная, что ты трахаешь не только ее.

— Ты очень проницательный, Оз, дать медаль за находчивость? — цежу сквозь зубы и хмурюсь. — Она прекрасно знала об этом, когда лезла на мой член. Никто не принуждал ее раздвигать ноги.

Оззи фыркает и опускает глаза на инструмент в руках.

— Все было нормально, пока ты не переспал с ней, — хмыкает Райт и криво улыбается.

— Я вижу, тут одни святоши собрались? А нимбы вам не жмут? — с сарказмом бросаю, оглядывая каждого.

— Да харэ вам, — пытается остановить спор Шем. — У тебя есть на примете, кто заменит Джанис?

В голове включается проигрыватель, и звучит низкий мелодичный голос, но я нажимаю на «стоп» и выкидываю образ рыжеволосой.

— Нет, но не думаю, что это большая проблема. Мы устроим прослушивание.

— Конечно, и в ряд выстроятся Эми Ли^[10], Сандра Наси^[11], Хэйли Уильямс^[12] и Шарон ден Адель^[13], — ржет злорадно Оззи и откладывает гитару. — Лучше разберись с Джанис.

Такое впечатление, будто я разговариваю со стеной, и мое терпение уже заканчивается.

— Давайте проголосуем, — пожимает плечами Шем и чешет затылок.

— Ага, или подбросим монету, — хохочет Оз. — Орел — посылаем на хрен Джанис, решка — не посылаем на хрен.

— У нас на следующих выходных выступление, какая новая вокалистка, если ее даже нет, — кидает неуверенно Райт, стуча пальцами по подлокотнику дивана.

— За*бало, — выдыхаю, теряя самообладание, и смотрю на каждого из них. — Мы перенесем выступление, найдем вокалистку лучше Джанис, и я сам с ней поговорю.

Оззи фыркает, но молчит, задумчиво жуя нижнюю губу. На несколько минут в помещении повисает тишина.

— Я согласен, — нарушает молчание Шем и поднимает палочки верх. — К тому же, Нисса вообще забила болт на группу.

— Да, ладно, хрен с ним, — соглашается Райт следом за драммером, разводя руками в стороны.

Оз качает головой и встает, перекидывая ремень гитары через плечо.

— Если, мать твою, мы не найдем офигенную вокалистку, — язвит красноволосый и ударяет по струнам, оглушая всех. — То макнем тебя в унитаз.

Закатываю глаза и тоже беру в руки Гибсон, но уже с улыбкой на губах.

— Да, чувак, в этот раз все зависит от тебя, — Шем бьет по тарелкам, и мы начинаем репетицию.

Спустя два часа Холл не появляется, захватываю телефон и выхожу на улицу, набирая ее номер. Слушаю несколько гудков, но девушка не отвечает. В этот момент к дому Шема подкатывает спортивный автомобиль, из которого выбирается Джанис. На ее ярких губах загорается улыбка, когда она видит меня, а в нос ударяет запах сладких духов.

— Ого, ждешь при всем параде, малыш? — наклоняется Холл с намерением поцеловать, но я отклоняю голову.

— Нам надо поговорить, — произношу бесстрастно и беру ее под руку, ведя на задний двор.

— Слушай, я немного опоздала, да, прости, просто Дьюк… — оправдывается Джанис, но останавливается, когда резко разворачиваю ее к себе за плечи.

— Мы будем искать новую вокалистку, — проговариваю четко каждое слово, твердо глядя в золотистые глаза.

Девушка недоверчиво косится и затем тихо смеется.

— Неудачная шутка, малыш.

— Это не шутка, Нисса.

Смех становится громче, и Джанис уже вовсю хохочет, напоминая истеричку.

— Сегодня первое апреля или что? — она держится за живот и тяжело дышит.

Смотрю в ее миндалевидные кошачьи глаза, а улыбка постепенно сходит с лица Холл.

— Син…

— Ты больше не нужна, Нисса. То единственное, что когда-то меня интересовало — тоже.

Холл испуганно моргает, мотая отрицательно головой.

— Но… Но…

Отпускаю ее подрагивающие плечи и отступаю на шаг.

— Думаешь, без меня вам что-то светит? — ядовито выплевывает Холл и ухмыляется, приходя в себя. — Думаешь… что такой охрененный? Думаешь… — она создает эффектную паузу, а золотистые глаза сужаются, как у гадюки, — станешь звездой? Ты — кусок дерьма, и ни черта не стоишь, Эванс.

Молча смотрю на девушку, которая от злости краснеет.

— Твое «Потерянное поколение» только и достойно паршивых баров…

— Все сказала? — спокойно обрываю ее бессмысленные попытки задеть.

— Нет! — разъяренно орет Холл и отбрасывает синие пряди с лица. — Я никогда тебя не любила и спала с другими!

— Ты не удивила меня, Нисса — служить подстилкой твой потолок, — криво усмехаюсь, пристально глядя в обозленные глаза, полыхающие от унижения и боли.

— Да пошел ты, мудак, — она пятится, спотыкается на каблуках и чуть не падает на задницу. — Ты всегда будешь на дне, Эванс.

— Не ниже тебя, Нисса, — снисходительно улыбаюсь, а девушка разворачивается и быстро идет по тротуару, доставая сигареты из сумочки.

Я хотел расстаться с ней мирно и безболезненно. Очень глупо — это ведь чокнутая Холл. Знаю, в большей степени в ней говорила злость, но вряд ли она соврала насчет «других». По сути, мне плевать, с кем она спала… Если Джанис рассчитывала зацепить этим, только упала еще ниже в моих глазах. Одно дело выполнено, но самое сложное впереди — поиск достойной вокалистки, с которой группа зазвучит по-другому. Выуживаю из джинсов «Lucky Strike» и затягиваюсь никотином, предчувствуя огромные перемены не только в группе, но и в своей жизни. Выдыхаю дым и расплываюсь в удовлетворенной улыбке, видя, как на лазурное небо набегают черные тучи.

Глава 11

Руки мёрзнут. Терять самообладание уже не в моде, может, проблема во мне? Больно, но не могу пошевелиться. Мы совершили все возможные ошибки, ведь только ты знаешь мои слабости. Проговори зеркалу слова, которые она уже точно слышала: «Я не хочу быть тобой, я не хочу быть тобой, я больше не хочу быть тобой».

Billie Eilish «i dont wanna be you anymore»

Джи

Я оглядываю огромную кучу: учебники, разные конспекты, блокноты со сносками, распечатки — ими завален весь стол. Конец сентября — это каждый день тест или контрольная, от которых уже закипают мозги.

Завидую Тинки. Он ходит и светится, как начищенный «медяк», потому что все сдал с отметкой «А». Разочаровано стону и откидываюсь на спинку кресла, медленно крутясь. Почему я не родилась гением, как Чемптон? Тогда бы щелкала на раз-два любой предмет.

Из головы не выходит моя пьяная выходка на репетиции «Потерянного поколения» и странное поведение Сина. Хотя, чему удивляться… Зачем ему такая, как я. Неопытная девчонка и полный ноль в плане отношений. Вечно позорюсь и не знаю, о чем с ним говорить. Единственный раз, когда вела себя нормально — на берегу Норт-Саскачевана. Тот день и ночь стали особенными. Тогда я даже чувствовала себя по-другому, но потом «карета превратилась в тыкву», а я из уверенной Джи Браун — в серую невзрачную мышку. Такова реальность: парням, вроде Сина Эванса, не нужны блеклые, нерешительные, закомплексованные девчонки. Нет, я проигрываю по всем фронтам таким девушкам, как Джанис или Черелин.

Парни, тусовки, отношения — в этом я полный профан. Хорошими подругами тоже не обзавелась за все годы школьной жизни, поэтому, с кем посоветоваться и поговорить не знала. Точно не с Тришей и Тинки. Первая — профессионал в поиске богатых мужчин, с полными карманами долларов, со вторым и так все понятно. С Черелин мы еще не в таких отношениях, чтобы я могла излить ей душу и поделиться внутренними переживаниями. Тем более в последние дни девушка довольно странно себя ведет: всегда жизнерадостная и улыбающаяся, ходит, как в воду опущенная. А я даже не вправе спросить, из-за чего такие перемены. Наверняка из-за Сина, который появлялся последний раз в школе недели две назад.

Самая большая новость, потрясшая всех после выходных — «Потерянное поколение» ищет вокалистку. Слухи ходили различные: Джанис с Сином расстались из-за постоянной ревности девушки; она сама ушла из группы, послав Эванса на все четыре стороны; Холл выгнали из-за ее наплевательского поведения; она решила заняться сольной карьерой.

Джанис дефилировала по школе с задранным кверху носом и ядовитой улыбкой на губах, будто ничего не произошло. Ее комментарий звучал примерно так:

— Вас это не касается.

Я ожидала иной реакции. Что она начнет поливать Сина и всех участников группы грязью, распускать нехорошие сплетни, но Холл гордо расхаживала по школе в короткой юбке и ухмылялась. Какая именно причина ее ухода из группы, можно только догадываться и предполагать. В любом случае, новый поиск вокалистки вызвал огромный ажиотаж среди женской половины школы Альберты. Девушки постоянно обсуждали, кто же станет новой звездой «Потерянного поколения», и затмит ли неподражаемую Джанис Холл.

***

Суббота началась с неожиданной новости — вернулась моя обожаемая мамочка. В дом заносили огромные баулы, счет которых остановился на отметке десять. Дальше я просто забила и наблюдала, как двое здоровых амбалов в черных отутюженных костюмах таскают чемоданы.

— О, дорогая, как же я по тебе скучала, — протянула Триша и прижала к своей пышной груди, сразу же отстраняясь. — Парни, все чемоданы отнесите на второй этаж, первая комната справа. Боже, что ты сотворила со своими волосами? И почему у тебя такая ужасная сухая кожа?

— Мама.

Пока Триша возмущалась, я незаметно смылась наверх, закрыв дверь. Вот и пришел конец спокойной жизни, теперь придется постоянно таскаться на ее званые вечера и богемные тусовки. Отстой.

Упала на кровать и накрылась с головой одеялом, но поспать еще немного было не суждено.

— Джинет, что за ужасное поведение, не соответствующее леди, — зашла в комнату Триша и устроилась в кресле, закидывая элегантно ногу на ногу.

— Леди? Мам, мы в двадцать первом веке, я обычный подросток, — проворчала я, не собираясь расставаться с подушкой. Хотелось отоспаться после бессонных ночей за зубрежкой к тестам.

— Подросток? — переспросила она, изогнув светлую бровь дугой. — Ты восемнадцатилетняя девушка, а не подросток. В твоем возрасте я давно знала, что такое депиляция, тушь и внешний вид. Видимо, все худшие качества ты взяла от своего горе папаши.

— Ты только что вернулась и решила начать выходные с ссоры? Прекрасно, ма, давай испортим друг другу настроение, — я откинула край одеяла и уселась по-турецки на кровать, бросая недовольный взгляд на Тришу.

— Я всего лишь хочу помочь тебе, детка, ведь в таком возрасте, — она делает паузу и задумчиво поднимает глаза, — многие встречаются. Мальчики обращают внимание на то, как девушка выглядит. Понимаешь, о чем я?

Губы сжимаются в тонкую линию. Оставляю вопрос без ответа.

— Понимаешь, поэтому злишься. Я ведь не хочу для тебя худшего, дорогая…

— Ты хочешь сделать из меня себя, — обиженно перебиваю ее и отворачиваюсь.

— Нет, всего лишь помочь стать женственней.

— Я не кукла, а живой человек! И одеваюсь я тоже как захочу! Парни? Они мне не нужны! Я хочу окончить школу! — взрываюсь, повышая тон, а мамины идеальные брови сходятся на переносице.

— Джинет…

— За восемнадцать лет ты решила вдруг поиграть в «заботливую мамочку»? Как мило!

— Что? — ошарашенно выдыхает Триша и медленно приподнимается с кресла.

— Ты вспомнила о моем существовании? Захотела сделать из меня Барби? Спасибо, но я не хочу становиться такой, как ты! Спать с богатыми мужиками, только ради денег и красивой жизни…

Мамина рука рассекает воздух. Раздается звонкая пощечина, и кожа в том месте медленно розовеет. Глаза блестят, в носу щипает — вот-вот брызнут слезы.

— Как ты смеешь, такое говорить? — шипит Триша, тяжело дыша.

— Правда глаза колит? Всё здесь, — я развожу руками. По разгоряченной коже уже катятся первые капли слез, — не наше, а твоих многочисленных любовников. Я никогда не буду для тебя на первом месте, даже на втором и третьем. Ох, интересно, я войду хотя бы в сотню?

— Осуждать меня вздумала? Посмотрела бы я, что делала ты, когда осталась с маленьким ребенком и без копейки…

— Нашла работу для начала, — с горечью шепчу и прохожу мимо матери к шкафу.

— Какие умные мысли, Джинет, но в тот момент я выбрала другой способ прокормить нас обеих, — защищается Триша.

Натягиваю первые попавшиеся вещи, хватаю расческу, проводя несколько раз по непослушным волосам, и завязываю их на макушке.

— Куда это ты собралась? — ярко-голубые глаза матери пристально наблюдают за каждым моим движением: скулы сжаты, в глазах пылают яростные огни.

— Подальше от этого дома и тебя, — вытираю жгучие слезы и засовываю в рюкзак все необходимое.

— Что за спектакль ты устроила? Не успела я вернуться, как ты показываешь характер, — продолжает рассерженно Триша, скрещивая руки на груди, и постукивает красным наманикюренным длинным ногтем.

— Лучше бы не возвращалась, — бурчу под нос и шмыгаю.

— Я твоя мать, никуда ты не пойдешь.

— О, ты только об этом вспомнила?

— Хватит, Джинет, у нас сегодня семейный ужин и придет Грэг…

Быстро спускаюсь по ступенькам, но Триша даже на каблуках догоняет меня.

— Ты никуда не выйдешь из этого дома, — жестко произносит мать и сжимает плечо. Сбрасываю ее руку, надеваю куртку и дергаю за дверную ручку.

— Только переступи за порог — можешь больше не возвращаться, Джинет, — предпринимает неудачную попытку Триша, но я хлопаю дверью перед ее носом и попадаю под пронизывающий ветер.

Что же делать? Решимость остается за спиной в комнате на втором этаже. Затравленный взгляд замирает на противоположном доме. Нет, Чемптонов точно нельзя беспокоить. Первым делом Триша заявится именно туда, ведь больше идти мне некуда. Ветер качает голые ветки деревьев, руки и нос моментально становятся холодными. Закидываю рюкзак на плечо и направляюсь в сторону небольшой уютной кафешки, где мы часто любим есть лазанью с Тинки. Надо бы позвонить ему…

Пока я плелась по почти безлюдной улице, начал моросить противный дождь. Натянула капюшон и засунула руки в карманы, съежившись от холода. Когда я добежала до кафешки, промокнув насквозь, дождь уже превратился в ливень. Заказала горячий карамельный капучино и села за свободный столик возле окна, доставая дрожащими руками телефон. Одеревеневшие пальцы не слушались, поэтому набрала раза с четвертого.

— Привет, — услышала знакомый веселый голос.

— Привет, не беспокою?

Официантка поставила передо мной дымящуюся чашку с капучино. Несколько спасительных глотков напитка согрели, но горечь и разочарование из сердца, увы, не убрали.

— У меня тренировка перед телевизором, но я сделала перерыв, — ответила Черелин, немного запыхавшись. — Что-то случилось? Ты мне звонишь первый раз.

— Ну… — запнулась и посмотрела на пенку, — да, мне неудобно, но позвонить больше некому.

— Что произошло? — голос девушки стал более серьезным.

Закусила нижнюю губу и взволновано выдохнула:

— Можно я переночую у тебя?

На пару секунд повисла тишина, но потом раздалось явно удивленное бормотание Черелин:

— Ого… Хм… Значит, что-то серьезное. Конечно. Ты сейчас где? Льет, как из ведра.

— Сижу в кафешке в районе Твин Брукс, — облегченно вздыхаю и смотрю на стекло, которое заливают непрекращающиеся струи дождя.

— Я скоро буду.

Скидываю свою геолокацию и беру в руки чашку. Триша даже не позвонила — вот ее беспокойство и «я скучала». Она точно моя мать? Может, я подкидыш? Все так быстро полетело к чертям за утро из-за пары фраз. Почему она всегда все портит? Если бы я родилась ее точной копией, Триша бы летала на крыльях от счастья. Но я противоположность своей красотки матери.

— Ого, что это за карма с одеждой? — раздается сзади насмешливый голос, затем появляется его обладательница.

— Видимо, меня наказал Бог, как любит говорить Тинки, — ворчу и слабо улыбаюсь, глядя в сапфировые глаза, как и у Сина.

— Тинки? Это кто?

— Тим, мой странный друг, — поясняю я, а девушка заливисто смеется.

— Забавно. Он не обижается?

— Где-то я уже это слышала, — отворачиваюсь и смотрю на свои ногти.

— Что? — хлопает длинными ресницами Черелин, но я только качаю головой, вспоминая похожий разговор с Сином. — Ладно, поехали, объяснишь, что стряслось и почему ты теперь бездомная.

Пока внедорожник рассекает по трассе, направляясь в сторону крутого района Инглвуд, рассказываю про ссору с матерью.

— Да уж, весело. Но знаешь, я в какой-то степени ее понимаю, — говорит девушка, когда машина тормозит на красный свет.

Хмурюсь и вопросительно смотрю на ее задумчивое лицо.

— Помнишь, как ты не хотела губы блеском красить? Просто… — она пожимает плечами и мельком оглядывает меня, — я бы тоже не отказалась провести над тобой полную «прокачку».

— Прокачку? — непонимающе повторяю и складываю губы трубочкой, прикасаясь к ним указательным пальцем.

— Передачу помнишь? «Тачку на прокачку»? К крутым мастерам пригоняют стремные машины, а те из них делают конфетку, — ухмыляется Черелин, и внедорожник снова не спеша едет по дороге, которую заливает дождь.

— Я — стремная машина, — бормочу под нос. Девушка заразительно смеется над моей реакцией, бросая «виноватый» взгляд.

— Черри к вашим услугам, мисс. Обращайся, если что.

— Да, обязательно, — многозначительно хмыкаю и смотрю, как по стеклу сползают капли.

Автомобиль заезжает в один из гаражей огромного особняка, от вида которого рот непроизвольно открывается. О нет, наш двухэтажный дом ни в какое сравнение не идет. Я знала, что дядя Эвансов крутой нефтяной магнат, и у них «куры денег не клюют», но дом правда выглядит модно и стильно, выделяясь среди других в этом районе.

— Ничего себе… — восхищенно выдыхаю, проходя в просторную гостиную с высоким потолком и причудливой люстрой.

— Тут кухня, — жестикулирует руками Черелин, когда мы заходим в помещение, заставленное современной техникой. — Внизу бассейн и спортзал. Если я поднимаю ленивую задницу, занимаюсь утром, но в основном там торчит Син.

— А… — проглатываю вопрос и сжимаю непослушные губы.

— Он на прослушивании, — ухмыляется Черелин и закатывает глаза. — Наконец-то выпер ту чокнутую. Правда, не знаю, кого они возьмут теперь на замену. Твоя комната на втором этаже рядом с моей, ванная тоже отдельная, очереди не будет, — хихикает девушка.

Мгновенно влюбляюсь в новое «жилище» и опускаю объемный рюкзак на пол, радостно оглядываясь. Помещение оформлено в тонах топленого молока и бирюзы: кровать с прозрачным балдахином, окна во весь рост, мягкий диван, кресла и встроенный в стену шкаф — ничего лишнего и со вкусом.

— Ух ты, вау, — бубню, как зачарованная от красоты, и обхожу комнату.

— Да, поживешь здесь, — улыбается искренне девушка и кивает головой на противоположную дверь. — Там комната Сина, но он любитель приезжать рано утром.

— Ага, ладно, — смущенно отвожу глаза и присаживаюсь на мягкое покрывало, водя по нему ладонями. Не могу поверить. Я сбежала из дома — в прямом смысле — и нахожусь в доме Сина Эванса. Кто бы сказал месяц назад, ни за что не поверила.

— Я бы тебе посоветовала набрать ванну горячей воды или точно подхватишь простуду. Полотенца есть, гель, шампунь сейчас принесу.

— Черелин, — поворачиваюсь и благодарно смотрю на девушку, — спасибо. Правда, большое спасибо за помощь.

Она широко улыбается, подходит ближе и легко обнимает. Так неожиданно, даже теряюсь на несколько секунд, но все же обхватываю тонкую талию и смотрю в яркие синие глаза, в которых загорается игривый огонёк.

— Плата — твой внешний вид.

— Ты же шутишь, я надеюсь, — отхожу в сторону ванной и мотаю головой, но брюнетка настроена решительно.

— Устроим девичник, — Черелин складывает ладошки и смотрит, как кот из «Шрека».

— Девичник?

— Типа пижамной вечеринки, — девушка видит, как я сдаюсь, и победно кивает. — Решено. Устраиваем вечер «Только для девочек».

— Э-э-э… — нерешительно бормочу, глядя в сверкающие от предвкушения сапфиры.

— Разговоры по душам, секреты и… — она загадочно играет бровями и продолжает: — Поколдуем над тобой.

— Ты шантажистка, — открываю дверь ванной и быстро запираюсь, щелкая замком.

Я попалась в загребущие лапы Черелин Эванс.

Живу под одной крышей с Сином.

Невероятно! Поверить не могу!

Глава 12

Она живёт словно одинокая тень, голос так тих — не разберёшь и слова. Всегда, когда она говорит, её никто не слушает. Вы может заметить её, если поймаете взгляд. Я знаю, она храбрая, но это спрятано внутри, боится разговаривать, хотя сама не знает почему.

Little Mix «Little me»

Син

Блондинка среднего роста подходит, виляя бедрами, и останавливается перед столом, за которым мы сидим уже битых несколько часов. Бросаю на нее оценивающий взгляд и сразу же опускаю на свои пальцы, испещренные татуировками — с ней все понятно.

— Приветик.

— Привет, красотка, — лучезарно улыбается Оззи. Только он получает от этого кайф и чувствует себя в своей тарелке из насчетверых. Сколько он там номерков взял? Двадцать? Тридцать? — Как тебя зовут? — спрашивает друг, «лапая» девушку глазами.

— Шери, — протягивает она, закусывая нижнюю губу.

— Шери, как Шери Кэрри^[14]? — Оззи кладет руки на стол и немного наклоняется, разглядывая девушку, одетую в коротенькую юбочку и майку.

— М-м-м… не знаю, кто это, — дергает оголенным плечиком блондинка, хлопая непонимающе ресницами.

«Я бы удивился, если бы ты знала». Разочаровано выдыхаю, достаю сигарету и делаю пару глотков виски.

— О, не важно, — кашляет в кулак Оз и кидает на нас взгляд «это-очередной-пи*дец». — Что будешь петь?

— Песню Кэти Перри, — улыбается кандидатка.

— Классно, хм, обожаю Кэти, — насмехается рядом Райт и царапает что-то на листке карандашом. — Наш репертуар, да, парни?

Несмотря на нелетную погоду и ливень, который идет с самого утра, ажиотаж прослушивание вызвало большой — попробовать себя пришло огромное количество девушек. Но возникла одна проблемка — у них не было ни слуха, ни голоса. Они решили тупо показать длинные ноги и сиськи, так как в арсенале больше достоинств не имелось. Все это подбешивало. Внешность важна, но она не нужна, когда не умеешь петь, открывая рот только для одного.

После блондинки перед нами появилась жгучая красноволосая девушка, с множеством татуировок и пирсингов. Какое интересное совпадение, фанатка Оззи? Он сразу оживился, похотливо пялясь на ее выпирающие из ядовито-розового бюстгальтера сиськи, готовые вот-вот выпрыгнуть наружу.

— Оставишь номерок? — спрашивает парень, когда девушка заканчивает «петь».

— Конечно, — радостно кивает та, а Шем рядом хмыкает, но вежливо помалкивает. — Значит, у меня есть шанс стать новой вокалисткой?

Райт давится от смеха, прикрывая рот рукой. Оззи отвечает красноволосой со всей серьезностью без намека на стеб:

— Он у всех есть, но у тебя — больше, чем у других.

Ага, больше, чем у других попасть на его член.

— Круто, — пищит девушка и диктует номер. Наивная.

Когда она выходит, мы просим подождать несколько минут и делаем небольшой перерыв, дружно откидываясь на спинки стульев.

— Видели ее четкую задницу? Она не носит трусики, — стонет Оз и проводит рукой по волосам. — Классная цыпочка.

— Меня уже тошнит, — ноет Шем и опускает уныло голову, взлохмачивая каштановую шевелюру. — Сиськи большие, сиськи средние, сиськи маленькие… Как будто попал на один из концертов Butcher Babies.

— Не сравнивай Карлу и Хайди с этим отстоем, который мы уже слушаем полдня, — ухмыляется Райт и выжидающе поворачивается ко мне: — Кто-то обещал крутую вокалистку. И… где она?

— Ее смыло в канализацию по пути сюда, — язвит красноволосый и стучит нетерпеливо ручкой. — У нас еще пара часов до открытия бара.

— Если я еще пару часов буду созерцать сиськи, они начнут мне сниться, — Шем кладет голову на руки и зарывается пальцами в каштановые пряди.

— Чувак, что ты несешь, — ржет Оззи и бодро хлопает ладонями. Ему же нравится представление. — Ладно, продолжаем пытку над ушами?

Оз как никогда прав — это в прямом смысле «пытка», и она продолжалась еще часа два или три. Я потерял счет времени, потерялся в одинаково бестолковом потоке девушек: брюнетки, блондинки, шатенки, рыжие — все цвета радуги, в которые выкрашены волосы разной длины. Одетые в какие-то лоскутки, еле прикрывающие их зад, промежность и грудь. Я доставал сигарету за сигаретой и пил виски, потому что еще немного — и мог взорваться от накапливающейся ярости. Черт, что за лажа. Я тупо смотрел сквозь них и выдыхал горький дым, который уже даже не успокаивал натянутые нервы.

Все пришли как будто для одного: чтобы их раздели глазами, трахнули на столе и сразу же взяли в группу. Дерьмо. Если за выходные не найдем вокалистки, это затянется надолго.

— Черт, я вроде ни хрена не делал, но устал больше, чем на репе, — стонет Шем и тянется, вытягивая длинные ноги под столом.

— Кто-то конкретно облажался, да, Эванс? — ухмыляется Райт и поднимается, разминая шею.

— Надо срочно набрать ту цыпочку. Мы с ней родственные души. У нас даже одинаковый цвет волос, — мечтательно бормочет Оззи, мысли которого заняты совершенно другим.

— Как насчет того, чтобы завалиться в «The Warehouse»? — спрашивает Райт и вопросительно оглядывает нас. — Расслабимся с хорошенькими стриптизершами.

— О нет, чувак, сегодня я пас, — поднимает руки вверх драммер. — Еще завтра терпеть что-то подобное, лучше отосплюсь.

— Отоспишься с Черри? — язвит красноволосый, насмешливо косясь в мою сторону.

Шем откашливается, опуская неловко глаза, и качает головой:

— Она говорила, у нее сегодня какой-то девичник.

Девичник? Странно, не слышал ничего подобного от Черри. Хмурюсь и встаю, засовывая сигареты в карман куртки.

— Эванс, ты с нами или тоже валишь?

— Нет. До завтра.

— Что за слабаки, — выдыхает Оззи, играя с телефоном в руке.

Дома, на удивление, тихо, хотя сестренка любительница слушать громко музыку и подвывать. Поднимаюсь на второй этаж и замираю на пороге. Вряд ли это сигареты и виски так ударили в голову, что слышится ее голос: нежный, затрагивающий за живое. Смотрю на противоположную комнату и осторожно делаю шаг. Если рыжеволосой там нет, значит, я сто процентов спятил.

Приоткрываю дверь и застываю, глядя на кружащую по помещению девушку в одной черной мужской футболке чуть выше колен.

Нет. Не спятил.

— Ах, он в небесах с алмазами, и он выводит меня из себя, я возвращаюсь к жизни, к жизни. Ему охота только тусовать со своей красоточкой.^[15]

Чтоб меня! Это рыжее несчастье меня преследует? Какого черта она тут делает?

— Давай, малыш, поехали, мы можем уйти к великому сиянию, я знаю твою жену: она не будет против. Мы уже достигли другого мира.

Широко распахиваю дверь и опираюсь о дверную раму, но девушка настолько увлечена пением, совсем не замечая пристального наблюдения. Взгляд медленно опускается на ее оголенные молочного цвета ноги и возвращается на прикрытые глаза и розовые губы, сложенные в мечтательную улыбку. Она подходит к шкафу и тянет за ворот футболки, поднимая ее.

Вот черт! Тихо вздыхаю, считаю до трех и кашляю, намекая на свое присутствие, пока она полностью не сняла с себя одежду. Проснулась где-то совесть. Джи застывает, а бирюзовые глаза испуганно взлетают, пересекаясь с моими.

***

Джи

Я готова провалиться сквозь идеальный блестящий паркет и оказаться примерно там, где находится ядро Земли. Щеки покрываются красными пятнами: еще секунда, и я бы сняла футболку перед ним.

— Любишь Лану? — долетает до сознания его вопрос.

Прихожу в себя и киваю, не в силах пошевелить даже языком. Син едва заметно улыбается, в синих глазах пляшут смешинки.

— Не знал, что у нас сегодня гости.

— Я… — а если он будет против того, чтобы я осталась у них на пару дней? — Черелин уехала за покупками, — быстро тараторю и одергиваю футболку.

Син равнодушно кивает и задумчиво оглядывает с ног до головы. Чувствую, как его взгляд замирает в районе моих ног, прикрытых только растянутой папиной футболкой с эмблемой группы — белым медведем, одетого в косуху и черные очки. Неловко переминаюсь и встречаюсь с сапфировыми прищуренными глазами.

— Поклонница «медведей» и блюза? — интересуется парень.

— Мой отец басист в «Рolar bears», — поясняю, а Син удивленно поднимает брови.

— Серьезно? — недоверчиво переспрашивает он.

— Да, Руперт Браун мой отец, — слабо улыбаюсь и усаживаюсь в кресло.

Син проходит в комнату и устраивается напротив. Не понимаю его выражения, как будто он взвешивает «за» и «против» и никак не может определиться, какая сторона побеждает. Эванс задумчиво постукивает пальцем по подлокотнику и снова кидает на меня оценивающий взгляд, от которого по коже бегут мурашки.

— Слышала, что наша группа ищет вокалистку? — ошарашивает Син неожиданным вопросом.

— Конечно, в школе только это обсуждают, — хмыкаю, глядя на красивое серьезное лицо парня.

— Хочешь попробовать стать ею?

Что? ЧТО??? О-БО-ЖЕ. Пару раз моргаю и недоверчиво смотрю в его решительные глаза — там нет ни капли сомнения.

— У нас сегодня проходило прослушивание, ни одна девушка не отвечает требованиям. Попросту говоря — никто не умеет петь. У тебя есть вокальные данные, красивый запоминающийся голос, внешность — все то, что мы ищем.

— Внешность? — вопросительно пищу и начинаю дико хохотать. Никак не могу поверить, что Син Эванс предлагает мне — МНЕ — стать вокалисткой «Потерянного поколения»! Да я, наверное, просто в ванной уснула! Щипаю себя за ногу и ойкаю. Син замечает это и раскатисто смеется.

— У такой девушки должно быть больше уверенности. Я же вижу, — он кидает обворожительный взгляд, попадающий прямо в сердце, которое сразу замирает, — ты хочешь этого. Соглашайся.

У такой…?

— Хорошо, — тихо шепчу, глядя как загипнотизированная в синие глаза.

— Вот и решение проблемы, — выдыхает Син и облегченно откидывается на спинку дивана. — Как все просто.

— Но… Парни согласятся? — моргаю пару раз и прихожу в себя, осознавая, на что подписалась. Я, черт возьми, могу стать вокалисткой группы и петь! ПЕТЬ! Петь с ним на одной сцене, видеть его каждый день! Может, я умерла и попала в Рай? За что такое счастье привалило?

— Ха, поверь, у них не останется выбора, — криво ухмыляется Эванс и проводит пальцами по жгуче черным волосам. — После сегодняшнего они на всё согласятся. Тем более, когда ты споешь, даже думать не станут.

— Но я по всем параметрам уступаю Джанис, — неуверенно бубню, сжимая пальцы на черной футболке.

— Выкинь такие мысли из головы. Ты ни в чем ей не уступаешь, — слышу его властный тон и поднимаю удивленные глаза. — У нее нет потенциала, который есть у тебя. Видишь это?

Син достает из кармана джинсов визитку, протягивая мне. Пробегаю по тексту глазами и смотрю вопросительно на парня, на губах которого играет загадочная улыбка.

— Это шанс попасть на большую сцену и стать знаменитыми. Как ты говорила, Купер дал нам совет и толчок, а я начал воплощать их в жизнь.

— Почему ты так уверен, что… — запинаюсь и кусаю от переживаний нижнюю губу, — что-о-о… именно я нужна «Потерянному поколению»?

— Я просто это знаю, Джи. Ты мне веришь? — уверенно шепчет Син и наклоняется, а в сапфировых глазах горит дьявольский огонек, распаляющий во мне азарт.

— Тук-тук-тук, не помешала? Воркуете, словно голубки, — слышу язвительный голос Черелин и краснею до кончиков ушей. — Привет, братик, как поиск певички?

— Скоро все узнаешь, моя любопытная сестренка, — усмехается Син, глядя на вошедшую девушку, которая устраивается рядом с ним.

— Джи сказала, что поживет у нас какое-то время?

Отвожу глаза в сторону, нервно заправляя пряди волос. Черт, все мысли из головы вылетели.

— Нет, — коротко отвечает парень, и я ощущаю его пронзительный взгляд. — Но это даже к лучшему.

— Правда? Почему? — искренне удивляется Черелин.

— У тебя будет компания, сестренка, — шутливо произносит он и встает, взъерошивая ее волосы.

— Я знаю, ты что-то не договариваешь, засранец, — щурится настороженно Черелин.

— Конечно, мы же двойняшки, — Син останавливается в дверях и кидает на нас ироничный взгляд. — Удачного девичника.

— Ты сегодня дома? — говорит ему вслед Черелин.

— Да, не буду вам мешать. Развлекайтесь, девочки, — он неотразимо улыбается и салютует двумя пальцами.

— Та-а-ак, о чем вы с ним шептались? — играет бровями Черелин и наклоняет в ожидании голову.

— Ну… э-э-э… так, ни о чем, — неудачно вру, но девушка звонко смеется и поднимается.

— Я накупила много всякой всячины. Сейчас переоденусь в пижаму и приду.

Когда Черелин прикрывает за собой дверь, я выпускаю из легких весь воздух и сползаю на пол. Хватаюсь за голову, все еще не веря в то, что Син Эванс… Черт, Син Эванс предложил мне место в группе!

Падаю с разбега на кровать и прыгаю, как ненормальная. Тяжело дышу и улыбаюсь во все тридцать два зуба. Нашариваю рукой телефон и смотрю на черный экран. Тинки так и не звонил, странно. Набираю друга, и мне отвечают сразу же на первом гудке.

— Неужели, Браун, я хотел уже в розыск подавать, — слышу его ехидный голос, а глуповатая улыбка становится шире.

— Все-таки Триша приходила к вам?

— Да, еще утром. Принесла яблочный пирог и сплетничала о чем-то с моей маман. Потом они позвали меня и стали допрашивать, не знаю ли я, куда пропала лучшая подруга.

— И что ты сказал?

— Да ничего. Я ведь даже не знал, что ты пропала, — язвит Тинки и чуть тише добавляет: — И где ты, моя блудная подруга?

— У Черелин, — отвечаю ему в тон и поворачиваюсь на бок, глядя на дверь.

Пару секунд стоит тишина, которую потом нарушает недовольный голос Чемптона.

— У Черелин Эванс?

— Да.

— То есть, у Черелин Эванс и того типа? Ты у них дома? Серьезно? — шипит в трубку друг.

— Я знала, что Триша сразу придет к вам, поэтому попросила Черелин помочь.

— Обязательно смываться из дома по пустякам? — бубнит Тинки. — Триша ведь приехала ненадолго.

Переворачиваюсь на спину, рассматривая прозрачный балдахин.

— Даже пара дней с ней — это наказание, Тинки.

— Все так плохо? — спрашивает сочувственно друг.

— Паршивей некуда, — горько вздыхаю и закусываю губу. — Мы с ней конкретно рассорились, наговорили друг другу гадостей, в итоге, я еще получила оплеуху.

— Серьезно? — протягивает удивленно Чемптон.

Киваю, но затем быстро отвечаю:

— Да, она сказала, что я могу не возвращаться.

— Ого, ну и дела. Надолго ты там? А как же школа и занятия?

— Пока не знаю, в школу буду ездить вместе с Черелин. Мой отец возвращается из турне, у него квартира в Даунтауне. Поживу с ним, если что.

— Ладно. В любом случае, я всегда готов помочь, Джи, ты же знаешь, — слышу его обеспокоенный голос и слабо улыбаюсь. Да, Тинки настоящий друг.

— Знаю, спасибо.

Дверь открывается и на пороге появляется Черелин в фиолетовой махровой пижаме. Она прижимает к груди разноцветные пакеты, а в руках держит две пачки с соком. Прощаюсь с Чемптоном и свешиваю ноги на пол. Девушка садится на ковер и постукивает ладонью рядом с собой.

— Давай, Джи, у нас впереди вся ночь, — протягивает Черелин и заговорщицки подмигивает.

Вся ночь, чтобы держать язык за зубами и не проговориться, что я могу стать вокалисткой «Потерянного поколения».

Глава 13

Я был слишком слаб, чтобы сдаться, слишком силен, чтобы проиграть. Рано или поздно каждый должен порвать сковывающие его цепи. Ты был рожден, чтобы сопротивляться или сносить издевательства? Помогает ли тебе кто-нибудь проявить лучшее в себе?

Foo Fighters «Best of You»

Джи

Двух пачек сока Черелин оказалось недостаточно. В итоге она притащила колу и коньяк. Сколько бы я не старалась образумить девушку и говорила, что не собираюсь пить, потерпела сокрушительное поражение и сдалась.

— Знаешь, беру свои слова обратно, — сказала уже подвыпившая Черелин, когда мы сидели, прислонившись к дивану, и слушали The NBHD.

— О чем ты? — пробормотала заплетающимся языком, косясь на брюнетку.

— Ну… — она запнулась и сверкнула глазами-сапфирами. — О Сине, что ты слишком хорошая, и он тебе не пара.

— Ага, кажется, ты говорила подобное… — улыбаюсь уголками губ и делаю пару глотков из стакана.

— Думаю, ему наоборот нужна такая девушка, — бормочет Черелин и вздыхает, поворачиваясь ко мне всем корпусом. — Обычная, добрая, с открытой душой. Ты бы смогла вытянуть из него то, что поселилось и въелось в его сознание.

Если бы не затуманенный разум, я бы подумала, что Черелин «с приветом», так как прозвучало это… довольно странно.

— Ладно, не обращай внимания, — посмеивается тихо девушка и убирает черные локоны с лица. — В любом случае, я официально разрешаю влюбляться в моего брата.

«Влюбилась и без твоего разрешения…», — пьяно хихикаю своим дерзким мыслям, отставляя пустую емкость. Еще немного, и завтра от меня будет разить перегаром за километр: избавились от одной вокалистки-алкашки и приобретут другую.

— Я рада, что у меня появилась такая подруга как ты, Джи, — немного смущенно говорит Черелин, — я ни с кем практически не болтала по душам. В основном, выслушивала восторженные речи девчонок о Сине.

Как знакомо, я считала Черелин Эванс душой компании, очень общительной девушкой, но мы чем-то похожи.

— А я общалась только с Тинки, — выдыхаю и массирую ноющие виски. Очень насыщенный день: ссора с матерью, новая крыша над головой, предложение Сина, посиделки с Черелин. Надо бы ложиться спать или завтра я буду выглядеть «помятой» и с ужасным голосом.

— И называй меня Черри, — улыбается открыто девушка и смеется.

— Хорошо, Черри, — растягиваю губы в пьяной улыбке и зеваю, прикрывая рот. — Может, спать?

— Не-е-ет, еще рано, — надувает губы брюнетка, — мы не изменили тебя до неузнаваемости.

Медленно поднимаюсь и раскачиваюсь, как поплавок.

— О нет, это плохая идея, — бормочу, держась за подлокотник, чтобы не свалиться. Не думала, что я так наклюкалась.

— Отличная идея!

Черелин штормит в разные стороны так же, как и меня. Девушка громко хохочет и снова падает на пол, хватаясь за живот.

— Я… притащу свою косметичку… и крутую палитру, — задыхаясь от смеха, еле проговаривает она.

— И разрисуешь меня, как Джокера, — хихикаю в ответ и наконец-то дохожу до кровати, падая и закрывая сразу же глаза.

— Даже в таком состоянии, я сделаю все на высшем уровне, — доносится до сонного сознания голос Черелин.

— Даже не сомневаюсь, — шепчу в ответ и засыпаю.

Первый вопрос, который задаю себе на следующий день, когда звонит будильник ровно в 7:00 am: зачем я пила?

Смотрю на свою заплывшую рожу в зеркале и плескаю холодной водой пару раз, пока не прихожу в чувство.

Что подумает Син, когда увидит «это» перед собой? Я и так не эталон красоты и женственности, но сейчас — сплошной ужас.

Спускаюсь на первый этаж, обминая гостиную. Вчера я не особо разглядывала интерьер. Дом такой огромный, на это просто не хватило времени. Сегодня же я заметила большую картину, висящую над камином, и притормозила, любопытно разглядывая. Портрет пары: мужчина и женщина. Она сидит в кресле, он стоит рядом, правая рука на ее плече. У него такие же пронзительные глаза, как и у Сина с Черри, волосы вороного крыла и доброжелательная улыбка. У женщины светло-русые локоны, убраны на одно плечо, мягкие черты лица и большие карие глаза. Они очень гармонируют и смотрятся превосходно…

— Наши родители, — слышу холодный мужской голос и разворачиваюсь, встречая синие глаза, как на картине.

Конечно, я сразу же догадалась. Они очень похожи внешне с отцом.

— Ты голодна? Мы можем заехать по пути где-нибудь перекусить, — говорит все тем же ледяным тоном Син, скрещивая руки на груди, и опирается о стену.

— Разве что кофе, — робко бормочу и отрываюсь от созерцания картины.

Мы спускаемся в гараж, и я пораженно охаю, видя черный блестящий мустанг.

— Ничего себе, — завороженно произношу, подходя ближе к машине, и провожу по бамперу рукой. — Это ведь Форд Мустанг Босс 1969 года.

Син останавливается рядом. Сжатых в тонкую линию губ касается едва заметная улыбка — ее тень. Он сегодня вообще не в духе.

— Разбираешься в машинах?

— Нет, в татуировках, — не задумываясь, отвечаю и поднимаю глаза. — Не особо разбираюсь в машинах, но мне нравится классика.

— Отец любил на ней ездить.

Слова пронизаны ледяными нотками, от которых становится не по себе, поэтому решаю заткнуться.

— Повеселились вчера с Черелин? Вы вели себя довольно тихо, — говорит более непринужденно Син, выезжая на дорогу, пропитанную дождем. Он моросил до сих пор.

— Да, — выдавливаю из себя.

— У тебя что-то случилось, Джи?

— Типа того, — прочищаю горло и огорченно вздыхаю, вспоминая вчерашнюю ссору. — Вернулась моя мама, у нас получился не самый лучший разговор.

— Что насчет отца? — спрашивает Син.

— Он еще в Германии, тур затянулся.

— Ты можешь оставаться у нас, сколько потребуется, — парень мельком смотрит на меня и включает проигрыватель, сбавляя громкость.

— Да, хорошо, спасибо… — невнятно мычу, снова теряя словарный запас.

— Насчет парней, — переводит тему Эванс, давая шанс собраться и не вести себя снова глупо. — Шем — добряк, с ним не будет проблем, он веселый по натуре. Райт — молчун, любит подкалывать людей, но не злопамятный. Оззи, — тут Син делает паузу и пожимает плечами, — что ж, он своеобразный малый. Шуточки, правда, у него все с черным юмором. И он пошлый, очень пошлый. Но все парни нормальные, так что не переживай. К тому же, я с тобой.

Из-за последней фразы щеки пылают, как маки, а дыхание сбивается.

— Мы на месте, — произносит обыденным тоном Син, когда машина тормозит возле знакомого бара. — Готова?

Киваю, но внутри разрывает на части от страха. Эванс ободряюще улыбается и выходит из машины.

— Поверь в себя, Джи. Я в тебя верю.

Зачем он это говорит? Я только больше переживаю и нервничаю. Мы проходим через черный вход и попадаем в полутемное помещение, где слышится разговор.

— Здоров, — повышает голос Син, подходя ближе.

— Привет, чувак, — машет Шем и заглядывает ему за плечо, удивленно встречаясь со мной глазами.

— Сегодня прослушивание отменяется, — Эванс останавливается рядом с друзьями и кивает на меня. — Я уже нашел вокалистку. Это Джи Браун.

Вся уверенность вмиг оставляет один на один, когда три пары глаз удивленно впиваются в мое пылающее от стыда и страха лицо.

***

Син

— Чувак, можно тебя на пару слов? — неуверенно спрашивает Оззи и обращается к Джи, мило улыбаясь: — Пять минут, ладно?

— Д-да, — еле слышно отвечает девушка, немея от ужаса. Чувствую, как она готова уже сдаться, и твердо произношу:

— Джи, все нормально, — серьезно смотрю в ее бирюзовые перепуганные глаза и подхожу к парням, которые о чем-то тихо спорят.

— Слушай, это прикол такой, или я что-то не догнал? — Оззи чешет правую бровь с пирсингом и с сомнением поглядывает на рыжую.

— Нет, Оз, Джи — наша новая вокалистка, — жестко отвечаю и опираюсь о деревянный стол.

— Ты *бнутый, — выдыхает скептически красноволосый и отворачивается, тихо выругиваясь.

— Если Син выбрал ее, значит, в ней что-то есть, — задумчиво протягивает Шем. — Она же приходила с Черри на репу, кажется, да?

— Только послушайте, как она поет, — раздраженно бросаю и смотрю на нервно переминающуюся девушку. Чем дольше затягивать, тем больше она будет переживать и тушеваться.

— Окей, она классно поет, допустим, но… — Райт запинается, проводит по пепельно-русым волосам и чуть тише добавляет: — Ты же ее видел? Сколько ей лет? Шестнадцать хоть есть?

— Она выпускница, ей уже восемнадцать, мы учимся в одном классе, — огрызаюсь и отталкиваюсь от стола.

— Но выглядит она, как лолитка, — кривится Оззи. — Такая маленькая непорочная девочка.

— Оз, заткнись, — шикает на него драммер. Очень вовремя, или языкастый гитарист сейчас отхватит по роже и будет ходить с фингалом под глазом. — Ладно, давайте послушаем.

— Если ее накрасить, приодеть, наверное, толк будет, — кивает согласно Райт.

Я зову Джи. Она медленно подходит, останавливается рядом и сцепляет перед собой пальцы в замок.

— Джи, спой что угодно.

— Хорошо, — тихо выдыхает девушка и, спустя мгновение, помещение заполняет ее прекрасный густой голос, пробирающий до костей.

— Ди-джей играет ту же песню, у меня горы дел, столько ответственности, когда же закончится это мучение? Я чувствую себя Королевой Страданий, Королевой Страданий… Я могла бы все бросить, возможно, так было бы лучше для моего будущего. Но приходит новый день, который приносит все ту же рутину. Просто новый день, и ничего хорошего.^[16]

Краем глаза отмечаю реакцию друзей и остаюсь доволен. Оззи недоверчиво хмурится, но смотрит прямо на Джи, даже Райт приоткрыл рот и водит задумчиво пальцами по губам. Шем незаметно кивает, мол, «то, что надо, чувак». Перевожу взгляд на Джи и уже представляю ее на этой небольшой сцене. У нас много работы впереди. Очень много, но я готов выкладываться на полную и помогать развивать группу.

— Думаю, достаточно, — хлопает пару раз в ладони Оззи. Голос Джи резко обрывается, и девушка вопросительно смотрит на меня. — Что это за песня?

— Шадэ, — отвечает она.

— Ну, хоть не Кэти Перри, — бубнит Райт с усмешкой на устах. — Это было очень круто. Давно поешь?

— Как сказать… — неуверенно произносит Джи. — С детства, наверное.

— Самоучка, — помогаю и ободряюще поднимаю большой палец вверх. — А ее отец — Руперт Браун, басист «Polar bears».

— Да не гони, — фыркает Оззи и смотрит подозрительно на Джи: — Твой отец играет в «медведях»?

Она согласно кивает, скрывая смущенную улыбку.

— Охренеть, — произносит Райт, потирая подбородок.

— Для самоучки очень даже неплохо, — одобрительно улыбается Шем.

— Хорошо, это все классно и достойно уважения, — с ленцой протягивает красноволосый. Как всегда в своем репертуаре. — Я признаю — ты единственная, у кого имеются вокальные данные и слух из того сброда, который мы вчера выслушали. Только вот проблема есть: что делать с внешностью?

У кого-то язык без костей. Кидаю мрачный взгляд на Оззи, но тот не обращает внимания и щурит мутные зеленые глаза, испепеляя Джи. Рыжая краснеет и обеспокоенно покусывает нижнюю губу.

— Я… я вас не подведу, — взволновано отвечает девушка на столь нелестное замечание. Недоверчиво смотрю на нее, потому что меньше всего ожидал, что она умеет защищаться и постоять за себя. — И готова к изменениям, если потребуется.

— Вообще-то, она хорошенькая. Немного косметики, образ… — Шем рисует в воздухе руками. — У нас есть Черри, она поможет. Сделает такой красоткой, что все завалят.

— Ну-ну, — фыркает красноволосый и цокает недовольно языком, косясь на Джи. — Она ни разу не выступала перед кучей народа, — продолжает давить Оззи и находит новые доводы, которые уже порядком раздражают. — С этим могут возникнуть проблемы.

— У Джанис тоже не было опыта выступлений на сцене, но она вышла и сделала все на высшем уровне, — встает на защиту Джинет Райт.

— Да Джанис внутри звезда и актриса, бля, ее никогда не пугала толпа и сцена! — Оззи качает головой и запускает пальцы в волосы, растрепывая окончательно.

Этот спор может длиться бесконечно. Надо поставить точку и сказать, что выбор вокалистки не обсуждается, потому что я так решил, но меня опережает Джи. Она говорит тихим, но уверенным голосом, снова удивляя стойкостью.

— Да, я зажатая, никогда не выступала перед людьми и порой не знаю, как себя вести в новом обществе, так как интроверт по натуре, но, — девушка решительно поднимает бирюзовые глаза, и я прищуриваюсь, поражаясь тому, что она отстаивает свою точку зрения и борется. Нет, я не ошибся, Джи еще покажет всем, чего стоит. — Я постараюсь… постараюсь не подвести вас, потому что люблю петь.

В помещении повисает неоднозначная тишина. Парни настороженно пялятся на нее, после такой искренней речи. Я тоже немного озадачен, не подозревал, что в Джи есть настойчивость. Кладу ладонь на ее худенькое плечо и победно осматриваю друзей:

— Думаю, главная проблема решена. Все согласны, чтобы Джи стала вокалисткой?

Райт сразу же кивает, Шем тоже, Оззи задумчиво жует губу, но раздраженно выдыхает, сдаваясь:

— Ладно, хорошо. Добро пожаловать в «Потерянное поколение».

— Да-а-а, ты теперь в банде, малышка, — гудит драммер, закидывая свою лапу ей на плечо. — И у нас много работы.

— Чувствую, будем ночевать в гараже всю неделю, — подхватывает Райт, усмехаясь.

— Надо это отметить! — громче всех орет Оззи, возбужденно сверкая глазами, будто не он пять минут назад сопротивлялся и не хотел брать Джинет в группу.

— Еще одно, — охлаждаю их пыл, — никому не разглашать инфу о том, что Джи наша вокалистка. Это будет сюрпризом на выступлении в субботу.

— Держать интригу? Я за! — соглашается сразу Шем. — Черри знает?

— Черри я скажу, но больше никому ни слова, — смотрю с довольным видом на Джи и улыбаюсь.

— Тут скоро будет наплыв девочек, — предупреждает Райт и ухмыляется.

— Вот и разберетесь вместе с Оззи. Встретимся вечером у меня дома. Идем.

Мы садимся с Джи в машину. Достаю сигареты, делая пару тяг, и поглядываю на притихшую девушку. Меньше всего ожидал, что она не побоится возразить Оззи. Он умеет докапываться к людям по пустякам — это его любимое хобби. Но Джи убедила всех, что сможет стать более уверенной и готова к переменам. Значит, в душе она все-таки борец.

— Не понимаю, рада ты или нет, — выдыхаю из носа дым и снова затягиваюсь, не понимая ее отрешенного выражения.

— Рада. Наверное, это шок, — бледно-розовых губ касается слабая улыбка. — Еще недавно я смотрела на вас в качестве зрителя, а теперь буду на сцене. Просто не верю.

Я тоже не до конца верю, что смогу постоянно наслаждаться ее успокаивающим голосом. Девчонка, которую месяц назад вытягивал из бассейна, делал искусственное дыхание, катался на байке, встречал рассвет — теперь в нашей группе. Нет, я бы никогда не подумал, что судьба так обернется, и Джи окажется в нужное время, в нужном месте. Если бы не вчерашняя случайная встреча дома, пошел бы я на такой риск? Скорее всего, нет, но я рад, что каким-то чудом эта рыжеволосая девчонка превратилась из проблемы в решение.

Глава 14

Маленький голосок в тишине. Думала, что никогда не осмелюсь узнать себя. Мое сердце может биться тихо? Нет… Но потом появился ты, вытащил меня из толпы. Ты мне рассказал правду, теперь у меня есть что сказать, потому что ты говоришь, я могу пойти по любому пути, нет ничего, что я не могла бы сделать. Я хочу стать громче, я должна стать громче. Мы близки к тому, чтобы взлететь, детка, на самый верх.

Hailee Steinfeld «Capital letters»

Син

Только один человек будет против того, чтобы Джи пела в группе — Черелин, но ее в любом случае придется поставить в известность. Останавливаюсь в дверях ее комнаты. Сестра сидит с чашкой в руке и смотрит какой-то сериал, вечно что-то комментируя.

— О, братик, куда украл мою Джи с утра пораньше и почему не на прослушивании?

Черелин нажимает на паузу и весело улыбается, но как только я рассказываю новость, выражение на красивом лице меняется и становится растерянным.

— Нет, — беспомощно выдыхает она и качает головой.

— Почему?

— Ты знаешь почему, — сестра отставляет чашку и обескуражено пожимает плечами. — Ты снова забираешь у меня единственного человека, когда мы только начали сближаться.

— Черри, я никого не забираю…

— Это пока. Джанис тоже была когда-то нормальной, но посмотри, в кого она превратилась — в озлобленную высокомерную стерву, — Черелин опускает глаза и сжимает покрывало.

— Джи — не Джанис, она никогда не станет такой, — тихо возражаю и присаживаюсь на корточки. Беру ладонь Черелин в свои руки, но она резко вырывает ее и поднимается.

— Тогда пообещай, что не притронешься к ней, — шепчет настойчиво сестра, глядя прямо в глаза.

— Этого и так не случится, Черри…

— Пообещай, — упрямо повторяет она. Киваю и поднимаю руки, будто признаю поражение.

— Хорошо, хорошо. Я не пересплю с ней, — произношу с сарказмом и смотрю исподлобья на угрюмую сестренку. — Теперь ты довольна?

— Если ты это сделаешь и не сдержишь обещание, сломаешь Джи навсегда, — тихо бросает Черелин и выходит, оставляя меня одного.

Что за глупости она выдумала?

Нет, Джи ни за что не опустится до одноразового секса. А если в ее голове возникнут подобные мысли, я дам понять, что лучше не связываться со мной.

Мне нужен только ее прекрасный голос. Только голос.

***

Джи

— На небе зажглась новая звезда под названием Джи Браун, — конкретно фальшивит Черелин напевая, входя в комнату. — Да ты партизан, в курсе?

— Все решилось только сегодня, — посмеиваюсь над ее забавным выражением, а девушка берет меня за руки и кружит по комнате.

— Но я даже не знала, что ты поешь, — возмущается брюнетка и кидает обиженный взгляд. — Откуда об этом узнал Син?

— Он… ну… — запинаюсь и неловко отвожу глаза в сторону, — услышал случайно.

— Услышал случайно, — повторяет Черелин и хитро прищуривается. — Как ему повезло.

Девушка придирчиво осматривает меня, обходя вокруг, словно делает в уме какие-то важные вычисления.

— Имидж тоже немаловажен, но тебе повезло — я профессионал в своем деле. Ты всех ослепишь новым образом.

Боюсь даже представить, что она придумала. Ее хищная улыбка пугает.

— Но сегодня мы отмечаем твой новый статус звезды!

Шем, Райт и Оззи приезжают, когда за окнами темнеет. В доме становится в разы громче не только из-за музыки, но и орущих парней. На стеклянном столике в гостиной появляется виски, который я игнорирую и краду несколько ароматных кусков пиццы из коробки, расплываясь в блаженной улыбке. Райт вручает мне бокал с янтарной жидкостью, но его сразу же забирает Син.

— Никакого алкоголя и сигарет, они плохо влияют на связки.

Он протягивает стакан с апельсиновым соком и присаживается напротив с невозмутимым видом. Смотрю на его отрешенное выражение, не скрывая удивления. Что на него нашло? Я все равно не собиралась пить.

— Как жестоко, чувак, — ржет Оззи и поворачивается ко мне: — Мы можем разбавить его водкой, малышка Джи, чтобы ты не скучала.

— Нет, все нормально, завтра в школу к тому же, — тихо бормочу и кручу нервно холодный стакан.

— Вот именно, нам завтра в школу, Оз, так что не налегай, — насмехается над другом Райт.

— Что? Какая школа? Не знаю, о чем вы, — сипло говорит красноволосый и поднимает емкость с алкоголем: — За новую вокалистку!

— Да, за малышку Джи! — орет с дивана Шем, обнимая Черелин. Девушка счастливо улыбается и кивает.

Ребята что-то оживленно обсуждают, но я не особо вникаю в разговор. Откровенно говоря, я вообще не чувствую себя частью компании. Шем с Черелин шепчутся и открыто целуются, никого не стесняясь. Краснею и отвожу глаза на сомкнутые руки.

— Эй, сладкая парочка, валите наверх для слюнообмена! — Оззи машет на них рукой, якобы прогоняя.

Раскрасневшиеся парень с девушкой, взявшись за руки и пьяно хихикая, сразу же пропадают из гостиной. Син провожает их любопытным взглядом, но никак не комментирует. Вскоре Оззи с Райтом тоже прощаются. «Едем тусить и снимать горячих цыпочек» — объясняет красноволосый. Даже не замечаю, как в полутемной гостиной остаемся только я и Син. Парень сидит, закинув ноги на столик, и курит. Он смотрит из-под полуопущенных ресниц и хрипло протягивает:

— Они очень шумные, да? Теперь такая тишина.

— М-м-м… Они очень веселые и умеют отрываться, — пожимаю плечами, заправляя прядь волос за ухо.

Син тушит сигарету и обводит лениво глазами комнату. Взгляд застывает на акустической гитаре, на которой недавно играл Оззи.

— Споешь что-нибудь? — спрашивает он и берет в руки инструмент, вопросительно поднимая бровь.

— Спеть? Даже не знаю… — неуверенно произношу, вновь робея, как первоклассница.

— Давай, Джи. У тебя наверняка есть что-то особенное, — Син наклоняет заинтересовано голову и делает несколько аккордов.

Прочищаю горло и напеваю ему мелодию. Эту песню я слушаю очень часто, она давно в моей душе и голове. Слишком личная, слишком…о нем. Но он ведь не знает. Син подхватывает ритм, мои губы складываются в грустную улыбку.

— Нет, ты не хочешь меня, ты во мне не нуждаешься так, как я хочу тебя, и как я в тебе нуждаюсь. И я хочу, чтоб ты был в моей жизни, и мне нужно, чтоб ты был в моей жизни. Нет, ты не можешь смотреть на меня так, как я смотрю на тебя, ты не можешь стать моим так, как я стала твоей…^[17]

Голос дрожит от волнения. Последняя фраза резко обрывается, а я неловко смотрю на свои пальцы, и еле слышно говорю:

— Пойду спать, уже поздно.

— Подожди, — властно бросает Син, и я замираю, закусывая губу. — Тот, о ком ты пела…

Фальшиво улыбаюсь и перебиваю его:

— Это просто песня.

Глаза Эванса превращаются в два ледника и пронизывают насквозь. Он откладывает гитару и достает сигарету, щелкая зажигалкой.

— Тогда иди спать, Джи. Впереди сложная неделя.

Киваю и быстро поднимаюсь в свою комнату.

В груди ужасно жжет, словно к коже прикоснулись раскаленным железом. Очень больно.

— Когда ты повзрослеешь, Джи? — расстроенно шепчу и падаю на кровать, прикрывая глаза.

***

— Ты чокнулась.

Мы сидим с Тинки на заднем дворе школы в понедельник. Точнее, я сижу, а Тинки ходит передо мной и возмущается, после того, как узнает новость о группе.

— Я считал тебя благоразумным человеком, Браун, но ты оставила свой мозг и гордость у ног того самовлюбленного придурка, — Чемптон наконец перестает наматывать круги и качает головой. — Ты умеешь петь? Хотя бы узнал за пять лет нашего знакомства. Ты настоящий друг, Джи, — с издевкой добавляет он.

Я кидаю рассерженный взгляд на парня, который уже не на шутку разошелся.

— Ты злишься из-за того, что только об этом узнал?

Тинки проводит ладонью по лицу и смотрит на меня так, словно я сморозила глупость.

— Я злюсь из-за того, что ты лезешь не туда, куда надо, Браун. Это не та компания, ты там лишняя…

— Я везде лишняя, — вспыхиваю от обиды и резко встаю. — Триша не довольна тем, что я родилась не такой, как ей надо. Ты — тем, что я стала ближе общаться с Черелин и парнями…

— Хочешь обжечься? — перебивает Чемптон, серьезно заглядывая в глаза. — Он не тот, кто тебе нужен.

— А ты знаешь, кто мне нужен? — произношу с сарказмом, чувствуя, что вот-вот разревусь. Мы впервые за пять лет дружбы ссоримся с Тинки.

— Точно не такой, как Эванс.

— Я просто буду петь в группе! — теряю терпение и повышаю голос.

— Ты просто станешь его игрушкой, — усмехается парень, жаля словами, — и потом он выкинет тебя, когда наиграется так же, как и Холл.

Сглатываю ком отвращения и обиды, опуская глаза на сжатые кулаки.

— Никогда бы не подумала, что ты можешь такое сказать, Тим.

— Это то, к чему ты так стремишься, Джи. Я не хочу, чтобы ты потом… страдала, — с грустью в голосе произносит парень, но я разворачиваюсь и шагаю в сторону школы, проглатывая слезы, скопившиеся внутри.

Никогда в жизни так не уставала, как за последние пять дней. Утром мы ехали втроем в школу, затем с Сином на репетицию, которая иногда затягивалась до поздней ночи. Когда возвращались, сил на домашние задания практически не оставалось, а сон длился катастрофически мало, чтобы уставший мозг мог отдохнуть.

Триша ни разу не звонила. Поражаюсь, насколько бесчувственна эта женщина: неужели ей неважно, где я и что со мной? Если бы не постоянные репетиции, я бы, наверное, расстроилась, но на это нет времени. Ей все равно — мне тоже. Тинки перестал звонить и здороваться в школе, намеренно делая вид, что не замечает меня. От такого безразличия становилось паршиво на душе, потому что мы ни разу с ним не ссорились. Теперь я обедала в столовой с Черелин и парнями. Чемптон за нашим старым столиком уже не сидел.

Понедельник, вторник, среда, четверг — дни летели быстро и незаметно за подготовкой к субботнему выступлению. Мы выбирали песни, составляли сет, изменяли тональность, больше подходящую мне. Работа шла полным ходом, а волнение внутри увеличивалось с каждой минутой. Когда я соглашалась на заманчивое предложение, даже не задумалась над тем, что на мне лежит огромная ответственность. У группы уже был определенный круг поклонников, которые ждали как всегда чего-то грандиозного. Но больше я переживала из-за сравнения с Джанис и шквала критики по всем параметрам: голос, внешность, подача. Многие могут посчитать меня не достойной являться частью группы. С такими нелегкими мыслями я засыпала каждую ночь. Они не давали покоя, мучили и без того перегруженный мозг.

На репетициях я открыла новую часть Сина и узнала, что он очень жесткий, строгий и требовательный. Настоящий лидер. Я восхищенно наблюдала, как Эванс виртуозно играет на гитаре, как она «плавится» в его натренированных руках. За пять дней я полностью погрузилась в ту уникальную атмосферу и стала жить музыкой.

— Ты очень зажатая, Джи, — прерывает игру Оззи и падает в кресло, смахивая со лба капли пота. Уже пятница, завтра выступление. Я валюсь с ног от изнеможения. Мозги отказываются работать в таком бешеном ритме. — Это рок, а не сопливая попса, понимаешь? Нельзя стоять столбом и открывать тупо рот.

Устало выдыхаю и беру в руки бутылку, но Син отбирает ее и качает головой:

— Она слишком холодная.

— Какая разница? Я сейчас умру от обезвоживания, — раздраженно ворчу и сажусь на диван. Голова ужасно гудит, хочется закрыть глаза и уснуть.

— На, — кидает добряк-Райт энергетик, но я кривлюсь, делая несколько глотков, которые никак не утоляют жажду.

— Фу, гадость.

— Как мило звучит, малышка Джи, — подразнивает Оззи. — Ты должна порвать толпу, не только голосом, но и энергетикой. Никому не нужна скромненькая невинная овечка. Тогда не ты порвешь толпу, а она тебя.

— Хорошо, я поняла, поняла, — кидаю раздосадовано, массируя виски.

— Ладно, небольшой перерыв. Шем, закажи лапши из китайского ресторана, потом продолжим, — говорит бесстрастным голосом Син. Я готова разреветься от его равнодушия, но закусываю с силой губу и прикрываю глаза. Он не видит, что я на грани срыва?

К подбородку неожиданно прикасаются холодные пальцы. Встречаю безразличный холодный взгляд Эванса, чувствуя, как кожа горит от прикосновения. Прерывисто вздыхаю, окунаясь в обжигающую до дрожи синеву прекрасных сапфиров.

— Всего один прогон по песням, Джи, и мы поедем домой, хорошо? — произносит настойчиво синеглазый дьявол, а я киваю, будто не знаю слова «Нет». Он проводит указательным пальцем по щеке, едва заметно улыбается и отходит к парням. Я же сижу, как на иголках. Кожа пылает в тех местах, будто от горячки; усталость и сон моментально улетучиваются. Энергетик и рядом не стоял с Сином Эвансом.

Часы показывают 2:43 am. Я еле передвигаю ноги в направлении внедорожника, припаркованного рядом с гаражом. Все вымотались, кроме одного человека — Сина. Он что, робот? Если бы не Шем, сжалившейся надо мной, мы бы репетировали до утра. Кактолько голова касается спинки сиденья, я сразу же отключаю блок питания и просыпаюсь, когда Эванс трясет легонько за плечо.

— Мы приехали, — шепчет он и помогает выбраться из машины.

Виски взрываются от боли, когда я делаю несколько шагов. Перед глазами темнеет и меня клонит в сторону, но Син вовремя подхватывает непослушное тряпичное тело. Утыкаюсь носом во вкусно пахнущую свежестью толстовку, не осознавая своих действий. Парень сочувственно шепчет мне в волосы:

— Прости, Джи, потом будет проще, обещаю.

Сил хватает только на кивок, а в голове проносится непонятно откуда взявшаяся мысль: «Потом будет только хуже…». Я прогоняю ее, обнимаю крепко Сина и сжимаю мягкую ткань, незаметно дотрагиваясь к черным перьям на шее, которые «летают» перед глазами. Эванс прищуривается, тяжело выдыхает, но молчит. Голова касается подушки, тяжелые веки закрываются, а ладонь Сина едва заметно скользит по волосам. Либо это только сон…

Глава 15

Мне придется проглотить свою одинокую гордость и уйти, но сейчас я хочу лишь остаться. (Останься со мной!) Я вижу яркое сияние солнца, но снаружи так холодно. Это проклятие нашло меня, и прятаться негде. И вот, я сошел с курса, я потерян в пространстве. В эпицентре своего безумия я вижу твоё лицо…

6 Wings «In the Past»

Джи

Наблюдаю за Черелин, кружащей вокруг меня в ванной комнате, словно фея-крестная в мультике «Золушка». Тумбочка полностью завалена какими-то разноцветными тюбиками, коробочками, кремами, в которых я совершенно не разбираюсь. Глаза брюнетки горят азартным огнем, а на губах играет интригующая улыбка, от которой, лично мне, становится не по себе. Энтузиазм окутал ее тело и, кажется, будто она светится, как лампочка.

— Готова к переменам?

Честно? Нет. Не представляю себя другой, кроме въевшегося амплуа «маленькой наивной Джи Браун».

— Тебе не идет рыжий, не твой оттенок, — размышляет вслух Черелин и останавливается напротив, упирая руки в бока. — Поэтому сначала — волосы.

— Но… — слабо возражаю.

— Никаких но! — крутит перед носом длинным пальцем брюнетка и выдавливает из непонятных тюбиков крема странного цвета.

Мозги проснулись не до конца, под глазами пролегли темные круги, а лицо осунулось за пять дней непрерывных репетиций. Сейчас я напоминала нездорового больного человека с серой почти прозрачной кожей. Как Черелин собирается из меня сделать что-то стоящее и привлекательное, чтобы все охнули и открыли рты? Такое невозможно, я слишком обычная, во мне нет ничего особенного. До сих пор не верю, что сегодня мой дебют в качестве вокалистки «Потерянного поколения», поэтому я не могу ударить в грязь лицом, подвести парней и его. Но в первую очередь я должна доказать себе, что могу стать другой: яркой, раскованной — новой Джи Браун.

«Ты же сама хотела измениться…»

Черелин включает громко музыку и начинает обряд под названием «Сексуальная рок-гёрл». Смешно за ней наблюдать, но я сжимаю губы, чтобы не обижать решительно настроенную девушку. Она мастерски орудует кисточкой, намазывая волосы отвратительно пахнущей смесью. Постоянно что-то бормочет под нос, хмурит брови, кусает нижнюю губу — выглядит сосредоточенной и погруженной в рабочий процесс.

— Боишься, Джи? Молчи. Тебе нельзя пока говорить. Ты должна доверять мне и знать, что я хочу сделать из тебя бомбу, которая разнесет тот занюханный бар в щепки. И не смотри глазами Бемби. Хотя это очень мило, — бормочет, не умолкая, Черелин и расплывается в довольной улыбке.

Конечно, усидеть на одном месте и не разговаривать сложно. Так и подмывает развернуться, схватить зеркало и взглянуть на отражение, но Черелин держит интригу до конца, а я вся извожусь и ерзаю на стуле.

— Помнишь, я говорила про глаза и губы? — Черри смотрит, как учительница на непослушного школьника. У нее в руке тональный крем для основы и спонжики. — Большинство девушек почему-то уверенны, что мужики ведутся только на грудь третьего размера, попу-орех и длинные ноги. О, конечно, они будут ловить кайф от такой фигурки, но, — Черелин делает многозначительную паузу, — все это до поры до времени. Глаза — зеркало души. Если ты считаешь, что в тебе куча изъянов, и ты некрасивая — это первая большая ошибка. Ты должна любить себя такой, какая ты есть. Запомни и забей на носу.

Удивленно таращусь на нее, не в силах даже пошевелить губами, поэтому только сдержанно киваю. На губах же Черелин светится улыбка чеширского кота.

— Естественность никого не портит, но ты, дорогуша, себя запустила. Понятно дело, почему твоя прошаренная маман мечтает сделать из тебя девушку.

От усердия Черелин прикусывает кончик языка и щурится. Кажется, моя пятая точка стала квадратной, а желудок требует срочно еды. Значит, мы провели, не выходя из ванной, несколько часов. Не верится, что я позволила кому-то провести над собой «опыты».

Я уже изнемогаю и выпускаю тяжелые вздохи, Черелин только усмехается и говорит: еще недолго.

— Ладно, на этом твои мучения закончены, — провозглашает торжественно девушка и кивает чему-то, известному только ей. — И с цветом не прогадала. Твоя задница приросла к стулу? Давай, оценивай труды. Благодарить не стоит.

Пятая точка и правда окаменела, но когда я сделала пару шагов в сторону зеркала — застыла на месте, как парализованная.

Удивленно смотрела в отражение на незнакомую красивую девушку и не могла поверить, что это я. Не может быть.

— Надо бы твое выражение ступора сфоткать, — звонко смеется рядом Черелин и кладет ладонь на плечо. — Теперь веришь? Мне нет равных в этом деле.

— Черри… — шокировано хриплю и откашливаюсь. — Это… словами не передать.

— Только не заводи байку про гадкого утёнка, который превратился в прекрасного лебедя, — фыркает брюнетка, махая рукой. — Я же говорила: акцент на глаза и губы, правильно подобранный оттенок и вуа-ля. Ничего сверхъестественного.

Рыжие волосы превратились в мягкий платиновый блонд с розоватым отливом, бирюзовые глаза сверкали на матовой идеальной коже, а дымчатые тени придавали загадочности и делали их будто еще ярче. Даже губы оттенка спелой вишни, казалось, стали пухлыми. Перевоплощение. Образ серой Джи Браун остался в прошлом, померк, растворился.

— Слушай, Чер… — в дверях ванной неожиданно появляется Син. Его лицо, в прямом смысле слова, вытягивается, а глаза ползут на лоб, когда замечают меня. Он так растерян и озадачен — это не вяжется с образом холодного жесткого парня.

— Ого, — присвистывает Эванс, и за секунду «надевает» непроницаемую маску, холодно осматривая меня. — Ничего себе.

— Эй, глупый братик, я запрещала заходить без моего разрешения! — размахивает руками Черри и стреляет в Сина убийственным взглядом. — Выметайся и не мешай!

— Полегче, торнадо, — ухмыляется парень и прежде, чем пропасть из вида, встречается со мной глазами, в которых застыло недоумение. Я все так же стою, упираясь руками в раковину, и разглядываю свое новое отражение, трогая мягкие светлые пряди.

— У нас мало времени, — залетает обратно в помещение Черелин и оттаскивает меня, наконец, от зеркала. — Вам на саундчек^[18], а мне тоже надо привести себя в порядок.

Девушка кидает в руки какие-то тряпки и повелительным тоном произносит:

— Надевай. С этого момента никаких толстовок и джинсов.

Коротенький комбинезон с небольшим вырезом-каплей на груди, кожаная куртка с заклепками и полусапожки на устойчивом небольшом каблуке — утренняя Джи Браун пропала с горизонта окончательно. Я ошалело хлопала длинными ресницами и оглядывала в зеркале молодую и довольно красивую особу.

— Ладно, давай, топай, или Син убьет нас, — подталкивает к дверям Черелин, но я оборачиваюсь и крепко обнимаю ее. Девушка добродушно улыбается, хлопая меня легонько по спине.

— Черри, спасибо.

— Не стоит благодарить. Давай, Син ждет тебя, — она отстраняется, но затем, спохватившись, стукает себя по лбу, — ох, еще одна важная вещь — духи.

Брюнетка, словно маленький смерч, пролетает по комнате, хватает флакон, и меня окружает цветочный шлейф.

— Вот, дарю. Твой новый аромат, надеюсь, понравится. Теперь можешь идти.

Всю дорогу к бару в салоне автомобиля стояла напряженная давящая атмосфера. В одной руке Эванс держал сигарету, с которой слетал пепел, другой — руль. Лицо очень мрачное. Нет, даже злое. Не понимала, с чем это связано, но молчание угнетало. Я рассчитывала на парочку подбадривающих слов. Думала, Син даст наставления перед первым выходом на сцену, на которой я выступаю впервые, но ничего подобного не случилось.

Внедорожник притормозил возле черного входа в бар, Эванс быстро выбрался и хлопнул гневно дверью машины, отчего я вздрогнула. Мне оставалось только недоумевать, чем вызвана такая буря негатива. Неужели ему не понравился мой новый образ? Он поэтому злился? Странно.

Когда мы заходим в гримерку, слышится свист и удивленное «Ого». Оззи недоверчиво оглядывает меня, будто увидел инопланетянку.

— Где ты спрятала, малышку Джи?

— Черри превзошла саму себя, — хмыкает с дивана Шем, поднимая жестяную банку с пивом. — Да ты красотка, малышка.

Я смущенно отвожу глаза, чувствуя, как спину прожигают ледяным взглядом.

Помимо нас в баре еще одна группа из четверых парней. Шем, Райт, Оззи и Син обмениваются с ними взаимными рукопожатиями и приветствиями. Я стою в стороне, ощущая их пристальное разглядывание моих ног, и неловко переминаюсь. Мне безумно неловко в таком открытом наряде, а интерес незнакомцев к моей персоне только больше заставляет нервничать и переживать.

— Ваша новая вокалистка такая молчунья, — слащаво улыбается белобрысый парень и обращается ко мне: — Эй, милашка, мы не кусаемся, давай знакомиться.

— Макс, отвали от нее, — стальным голосом произносит Син. Даже по моей коже бегут мурашки от такого пронизывающего тона.

— Да ладно тебе, Эванс, она что занята? — продолжает напор белобрысый, кидая пошлые намеки в мою сторону.

— Я же сказал, — с нажимом повторяет Син. Такое впечатление, что он вот-вот ударит его, но в спор вмешивается Шем, а я с облегчением выдыхаю.

Эванс что-то говорит парням и проходит мимо меня, обдавая арктическим холодом, что в жилах стынет кровь. Провожаю удивленным взглядом его широкую спину и слышу голос Райта:

— Джи, иди сюда.

***

Син

Мне хочется что-то разбить, а лучше — кому-то. Например, этому ублюдку Максу, который смотрел на нее, как на одну из дешевых групи. Сука.

Зажимаю сигарету зубами и со свистом втягиваю дым, проглатывая его.

Бля. Где чертов ластик? Надо срочно стереть ее образ, он неправильный… Эти волосы клубнично-платинового оттенка, притягательные бирюзовые глаза, нереального цвета, словно она в линзах, и губы… Хочу провести по ним пальцем и стереть помаду или что это за хрень. Сделать с ней кое-что запретное, грязное и плохое. Джи Браун, как Священный Грааль, к которому нельзя прикасаться. А мои демоны медленно, но уверенно доказывают обратное: «Возьми свое». Свое…

Выдыхаю горький дым и смотрю, не моргая, в темно-серый, пропитанный влагой асфальт, изучая каждую впадинку и трещину.

Аромат цветочных духов заполнил легкие, а я только задыхался и тонул. Рыжеволосая девчонка исказилась перед глазами, уступая место ангелу со светлыми волосами. Ангелу, которого хотелось испортить… Чтобы белые перья на крыльях окрасились в черный — цвет порочной ночи.

О каком откровенном бреде я думаю. Откуда такие идиотские мысли в голове? Это всего лишь косметика и непривычный новый образ. Она все та же забитая маленькая Джи, которая много ест, морщит нос, кусает губы…

— Син?

Выталкиваю из себя никотин, бросая окурок на асфальт, и смотрю на появившуюся в дверном проеме девушку. Ей сложно начинать первой разговор, она не до конца влилась в эту среду, не стала недостающим пазлом — внутри Джи прежняя. Прогоняю остатки наваждения и встречаю обеспокоенный взгляд. Только теперь она не увидит тех эмоций — они скрыты под слоями равнодушия.

— Здесь холодно, зайди внутрь, — недовольно произношу и хватаю ее тонкое запястье.

Телесный контакт работает с точностью наоборот мыслям, вызывая приятное тепло, расползающееся по коже. Размыкаю пальцы и заглядываю в бирюзовые глаза, где стоит множество вопросов и непонимание.

Выступление. У нас выступление. Ее дебют. Какого черта я творю сейчас?

— Переживаешь?

Я больше успокаиваю себя бесполезными словами, нежели ее. Самое важное сейчас — выйти и показать на что мы способны. Пять дней репетиций не должны пройти напрасно. Остальное — бред собачий.

— Первый раз всегда так, но когда выйдешь на сцену, почувствуешь ту атмосферу, увидишь безумные глаза фанатов, — облокачиваюсь спиной о стену, глядя на нее сверху вниз, — тебе захочется еще. Музыка своего рода наркотик, который надо употреблять ежедневно.

— Ты помнишь свои ощущения во время первого выступления? — спрашивает тихо Джи.

Коридор слишком узкий, стоит полумрак. Единственная лампочка над входом с приглушенным светом играет против меня, а притягательный аромат духов щекочет нос. Тело рефлекторно двигается в ее сторону, и нас разделяет несколько ничтожных дюймов. Джи напрягается и нервно стискивает пальцы, опуская глаза и приоткрывая губы.

— Я этого никогда не забуду, — с придыханием шепчу и наклоняюсь ниже. Во мне бурлит неизведанное желание видеть ее расширенные зрачки, розовые щеки, которых касается румянец. Так чертовски заводит и пробуждает новые непонятные эмоции. — Словами не передать — этот момент надо прожить. Похоже на освобождение, как полет с парашютом: страшно и одновременно невероятно, по телу струится ток и адреналин, — опираюсь ладонью о стену, а нос едва касается мягких волос, вдыхаю сладкий запах шампуня и сглатываю, — тогда я вышел и осознал, что никогда не смогу остановиться. Потеряюсь в захватывающем круговороте, и это станет смыслом жизни. Наверное, музыка, мое спасение и наказание одновременно.

— Почему? — ее голос взволновано дрожит и надламывается. Четко осознаю одну вещь — это не повторится. Только сейчас в узком полутемном коридоре я делаю самую большую на свете глупость, потому что прекрасно знаю… Обо всем. Помню печальный голос и песню, в которую Джи вложила душу, оголилась полностью, стала уязвимой. Открылась передо мной…

Я касаюсь ее щеки, пылающей под ледяной ладонью, и провожу губами по платиновым прядям, прикрывая глаза с благоговейным трепетом.

— Потому что я всегда буду выбирать ее. Всегда, Джи. Запомни это.

Отстраняюсь и вижу, как девушку нехило трясет, грудь тяжело поднимается, глаза лихорадочно блестят.

— Бля, а мы вас везде ищем, — доносится недовольный голос Оззи, и вся ирреальность разбивается в этот момент. — Вы вообще помните о саундчеке?

Помним ли мы? Вряд ли, сейчас я забыл о том, что у нас прогон, настройка звука, выступление. Я потерялся в глубине притягательной бирюзы и в цветочном аромате.

— Да, мы идем, — смотрю, не мигая, сквозь девушку и вздыхаю. Лучше бы я молчал. Этот разговор лишний, и мои действия тоже.

— Да неужели? Вы бы еще дольше тут проторчали, — язвит неугомонный друг, — тебя зовет Фрей.

Он бросает на нас странный взгляд, цокает языком и уходит. Лицо Джи неестественно бледное, а выражение — потерянное. Немного жалею, что пришлось это сделать именно сейчас, когда она нуждалась в поддержке и подбадривающих словах. Не самый удачный момент. Я прозрачно намекнул, что ни в ком не нуждаюсь, даже в ней. Для ее же блага.

— Ты достойна большего, твой голос обязаны услышать, поэтому, — делаю паузу и смотрю в упор на нее, — я хочу, чтобы ты сегодня доказала, что я не ошибся, Джи.

Разворачиваюсь и шагаю по коридору, давая ей пару минут прийти в себя, выкидывая, как бесполезный мусор, наш диалог. Всего лишь минутная слабость, которая больше не повторится…

Глава 16

Если я слишком юна, чтобы влюбляться, почему ты постоянно врываешься в мои мысли? И если я слишком юна, чтобы что-либо знать, тогда почему я уверена, что я уже совсем другая? Не говори мне, что я не должна, не говори мне, что я не могу чувствовать. То, что я чувствую — по-настоящему, потому что я не слишком юна. И иногда будет больно, независимо от того, что ты делаешь, но я должна упасть, чтобы полететь.

Sabrina Carpenter «Too young»

Джи

Свет флуоресцентной лампы в туалете раздражает глаза, пульс решил ускориться в несколько раз, грозясь разорвать грохочущее сердце на куски. Прислоняюсь к грязно-голубой и облупившейся в некоторых местах плитке, стараюсь вдохнуть воздух, но он сейчас кажется накаленным, будто я нахожусь в эпицентре пожара.

Смотрю на свое отражение в заляпанном зеркале и уже собираюсь несколько раз плеснуть холодной водой в лицо, но останавливаюсь, глядя, как она льется сквозь пальцы: не хочется, чтобы труды Черелин пошли коту под хвост.

Сердцу не прикажешь. Оно отказывается принимать слова Сина, который дал ясно понять, что я могу забыть о своих дурацких чувствах. «Он знает… Он знает…». До боли кусаю губу, глаза метаются по стенкам кабинок, исписанных разными надписями. Стараюсь собраться, потому что мне надо выйти из своего убежища и сделать вид, будто ничего не произошло.

Вспоминаю его ледяную ладонь на своей щеке и тянусь к тому месту: по телу проносится табун мурашек. Если бы я хоть немного разбиралась в парнях, стали бы его действия немного понятнее? Вряд ли. Син Эванс противоречивый, странный, одновременно холодный и… горячий. Зачем он так делает: отталкивает и в то же время заставляет сердце биться чаще, когда касается меня? Зачем? Как бы я хотела знать, что таится у него внутри. Разум посещает безумная мысль: «Возможно, я ему нравлюсь?». Это так смешно, губы кривятся от такой глупости в усмешке.

— Джи, ты там утонула? Сколько мы будем ждать? — тарабанит в дверь Оззи, а мое сердце ухает в пятки. Бросаю взгляд на свое отражение, блестящие глаза, розовые щеки, будто я под градусом, и поправляю волосы. Мне надо тоже научиться носить маски — теперь это потребуется.

Настройка аппаратуры и прогон песен проходит как ни в чем не бывало. Син дает разные указания, советы, ведет себя сдержанно, словно разговор в коридоре лишь моя выдумка. Он умеет скрывать эмоции.

Я сижу с чашкой теплого чая в руках, у парней — напитки покрепче. Они могут немного расслабиться, в отличие от меня. Разочарованно смотрю на ни в чем неповинный черный чай и хмурюсь. Фрей о чем-то разговаривает возле бара с Сином, поглядывая иногда в мою сторону. Парни бурно обсуждают, как сегодня наконец-то оторвутся на квартире Оззи.

— Пять дней воздержания — да я превращусь в монаха такими темпами, — ржет красноволосый. Оззи самый шумный в компании.

— Как сморозишь хрень, хоть бы сам подумал, что несешь, — Райт отхлебывает из банки и ухмыляется, откидывая со лба пепельно-русые пряди.

— Малышка Джи, прикрой ушки, сейчас большие дяди будут ругаться.

Ставлю со стуком чашку на стол и раздраженно кидаю:

— Я не малышка, ясно? И я не маленькая, Оз, мы одногодки.

Поднимаюсь с хмурым видом и направляюсь в сторону гримерки, слыша удивленные возгласы:

— Ого, кто-то психанул.

— Отвали от нее, она просто переживает, придурок.

Хлопаю яростно дверью и падаю в кресло, тяжело выдыхая. Как же пройти через это? Я просто сойду с ума… Слышу скрип и встречаюсь с сапфировыми глазами.

— Кому-то надо срочно снять напряжение, — произносит насмешливо Черелин. Девушка заходит в небольшое помещение, а я охаю, оглядывая ее. Брюнетка в ультра-обтягивающем латексном платье сливового цвета и ботфортах на высоком каблуке. Такая красивая… Челюсть падает на пол от восхищения.

— Из дома ты выходила воодушевленная, что случилось? — спрашивает она, облокачиваясь о небольшой столик.

— Ничего… переживаю, — нахожусь с ответом и опускаю глаза на черные полусапожки.

— Момент.

Черелин стучит каблуками и выходит, а я провожаю ее отрешенным взглядом. Через десять минут она возвращается и держит в руке два коктейля, протягивая один мне. Категорично мотаю головой и говорю, что спиртное запретили.

— Кто запретил? — хмурится непонимающе брюнетка.

— Син, — еле выдавливаю из себя, вновь вспоминая эпизод в коридоре.

— Это «горячий» коктейль, на связки никак не повлияет. Выпей и расслабься, станет намного лучше, — фыркает Черелин и всучивает высокую стопку.

Подозрительно смотрю на рюмку, не решаясь на рискованный шаг. Совесть качает головой и делает жест пальцем «но, но, но». Быстро выпиваю и жмурюсь. Грудь и горло прожигает, во рту стоит вишневый спиртовой привкус, но волнение отходит в сторону.

— Отлично! Другое дело, — довольно кивает Черри, как сытая кошка.

Через час за тонкими стенками гримерки с плохой звукоизоляцией уже слышится шум, громкая музыка, а в помещение заваливаются повеселевшие парни. Шем сразу же обвивает талию Черелин и притягивает к себе, оставляя на щеке смачный поцелуй. Девушка легонько бьет его под ребра и что-то шепчет на ухо. Син возится со своей гитарой, которой я постоянно любуюсь. Она и правда выглядит потрясающе, особенно красные языки пламени. Взгляд блуждает по его длинным пальцам с татуировками и перемещается на шею.

Всегда хотела узнать, почему он носит рубашки с рукавом и заставляет гадать, что же скрыто под одеждой. Я так пристально и откровенно пялюсь, даже не замечая, как наши взгляды переплетаются. Сейчас я благодарна Черелин за коктейль, который успокоил и притупил эмоции, потому что напоминала сгусток нервов. Сапфировые глаза сужаются, челюсть заметно напрягается: мы как будто соревнуемся, кто первый потерпит поражение, но алкоголь придает смелости.

Дверь в гримерку открывается, и в проем просовывается голова Фрея с длинными висящими патлами.

— Начало через десять минут. Вы первые.

— Хорошо, — отвечает равнодушно Эванс.

— Малышка Джи, ты чего залипла, — на плечо опускается ладонь Оззи.

Я опоминаюсь и выныриваю из синего омута. Уголок губ Сина ползет вверх, в глазах пляшет победный огонек, намекая на мое поражение. Он продолжает настраивать Гибсон^[19], делая несколько аккордов. Встает и оглядывает каждого в гримерке, задерживая взгляд на мне.

— Сегодня мы должны показать, что «Потерянное поколение» зазвучало по-другому с приходом Джи. Поэтому вспоминаем наши репетиции и играем, как будто в последний раз. Джи, — он впивается в меня глазами, словно хочет передать какой-то невидимый посыл, — ты не одна, помнишь? Мы будем вместе на сцене, просто оторвись и слови кайф.

— И не забудь слова, — встревает Райт.

— И не налажай, — поддакивает красноволосый, и все громко ржут, расслабляясь.

— Ладно, достаточно соплей! Взорвем зал и зададим жару! — вскакивает Шем, постукивая палочками.

Наша компания вываливаемся из душного помещения в коридор. Парни ударяются кулаками и протягивают их мне. Вопросительно поднимаю глаза, с недоумением встречая горящие взгляды.

— Это такой ритуал, — поясняет Райт, и мы соприкасаемся кулаками. Повторяю это еще два раза и замираю, глядя на протянутую руку Сина.

— Сделай это, Джи, — произносит он неслышно одними губами, но я прекрасно понимаю и ударяюсь с ним кулаками.

Эванс разворачивается, первым появляясь на небольшом островке сцены. Уши заглушает визг фанаток, а сердце подскакивает и бьется в районе горла. С меня сходит сто потов, ладони взмокают. Кажется, я вот-вот свалюсь в обморок.

Я не смогу. Нет. Отступаю, но натыкаюсь на стоящую сзади Черелин. Брюнетка решительно подталкивает вперед и хватает за руку, заглядывая в глаза.

— Мы в тебя верим, Джи. Давай. У тебя получится.

— «Потерянное поколение» вернулось, скучали? — слышу уверенный голос Сина и начинаю задыхаться от волнения. — У нас есть сюрприз, — он выдерживает эффектную паузу, накаляя обстановку, — вы знаете про изменения в нашем составе. Не хватает лишь одного человека. Поддержите ее — Джи Браун.

В глазах мелькают разноцветные огоньки, чувство страха сковывает все тело. Черелин толкает упорно к сцене и что-то кричит, но ее заглушает рев поклонников. Я теряюсь в водовороте ощущений, заполняющих каждую клеточку.

Я же обещала и не могу их подвести. Я обещала.

Делаю глубокий вдох и выхожу из тени. Меня встречает шквал одобрительного свиста, на лице загорается улыбка. Хватаю стойку с микрофоном и, откашливаясь, выдыхаю:

— Всем привет. Я Джи Браун. Сегодня мне поручили важное задание — взорвать этот бар.

Слышу одобрительное «Да!» публики, и в меня будто вселяется совершенно другой человек. Чувства обостряются, как у вампиров в фильме: свет ярче, звук отчетливее. Парни за спиной посмеиваются, Шем издает барабанную дробь. Встречаюсь с сапфировыми глазами Сина, сверкающими ярче остальных. Он кивает, ударяет медиатором по струнам гитары, и с этой минуты начинается новый этап «Потерянного поколения».

Сет небольшой, так как у нас не хватало времени на подготовку, но все песни заводные, известные. Публика просто сходит с ума, как и я на сцене. Курточка летит в сторону, по спине струятся ручейки пота, волосы липнут к лицу и затылку, но сейчас мне совершенно плевать. Я вижу их живые глаза, чувствую энергию всем телом, кожа будто пропитывается ей, горит, воспламеняется. Теперь понятно, что имел в виду Син, когда говорил про балласт и выброс эмоций.

Плевать на Тришу и Тинки. Плевать на школу, домашние задания, выбор ВУЗа, профессии, плевать на то, что я «белая ворона», «ботан» и «заучка». Нет, все это в прошлом. Мне больше не надо бояться и в чем-то сомневаться. Я знаю, что выберу.

В моей крови бежит адреналин, в глазах танцуют огоньки, руки, выражения, улыбки — все сливается в цельную неразборчивую картину. Взгляд фокусируется на синих глазах. Широко улыбаюсь, испытывая самые необыкновенные эмоции, глядя на него. Син понимает без слов и едва заметно кивает.

Последняя песня — и нас провожают восторженными овациями, крича «Еще! Еще! Еще!». Мне мало, я хочу сорваться. Снова прыгать на сцене, петь, видеть и слышать их. Страх, паника остались где-то на глубине сознания.

— Черт! Черт! Охренеть! — орет запыхавшейся Оззи, неожиданно подхватывает меня и кружит в узком коридоре. На губах безумная улыбка — он такой же мокрый и счастливый, как остальные. — Ты невероятная, Джи. Бля, ты их сделала, малышка, ты их порвала!

Радостно смеюсь, а парень опускает меня на пол.

— Это было так горячо, мне даже захотелось снять неудобное платье, — наигранно обмахивается руками Черелин и крепко обнимает меня. — Поздравляю, теперь ты официально новая звезда.

— Посвящение прошло успешно, — улыбается удовлетворенно Райт, а Шем зажимает нас с Черелин в медвежьих объятиях.

— Ну, все! Валим ко мне на квартиру, потому что я сейчас на хрен взорвусь! — вопит громко Оззи, направляясь в сторону черного входа.

Поворачиваюсь, не убирая счастливой улыбки, и встречаюсь глазами с Сином. Не знаю, какая сейчас нарисована на его лице маска, совершенно не разбирая неоднозначных эмоций. Рад он или нет? Капли пота поблескивают на шее и лбу, глаза-сапфиры горят каким-то нереальным огнем, который постепенно воспламеняет и меня. Его кадык дергается, перья «взлетают», но Эванс быстро проходит мимо, закидывая чехол с гитарой на плечо. Передает ее Шему, что-то говорит Оззи и распахивает дверь. Женские крики раздражают барабанные перепонки, а весь адреналин от дебюта испаряется, наполняя сознание чем-то липким и неприятным.

Осенний воздух ударяет в лицо, остужая пылающую кожу. Глаза расширяются от увиденного. Девушка в короткой юбке садится вместе с Сином в машину, и внедорожник срывается с места, оставляя только черный след от шин. Наверное, у меня сейчас очень идиотское выражение на лице, потому что ловлю различные взгляды фанаток и опускаю стыдливо глаза на асфальт.

— Син сказал, чтобы ты ехала домой отдыхать, — слышу сзади виноватый голос Оззи.

Зубы до боли впиваются в нижнюю губу.

— Да, я и так собиралась домой.

Фальшиво улыбаюсь, встречаясь со светло-зелеными глазами. Первый раз вижу Оззи таким серьезным. Он не поверил ни единому слову. Но мне не нужен его сочувствующий взгляд и жалость, написанная на лице. Отворачиваюсь и засовываю руки в карманы кожаной куртки. Черелин слабо улыбается, обнимает и ведет к машине Шема, что-то ободряюще бормоча, но я не слышу ее слов. Я ничего не слышу. Часть визжащих девушек садится в мустанг Оззи, другая — к Райту, и две машины скрываются за углом.

Изнутри душит боль, хочется выть и рыдать от безысходности и жалости к самой себе. От своей глупости и наивности. С силой смыкаю глаза, чувствуя, что еще немного — и я задохнусь в безмолвном плаче. Надо потерпеть… Не хочу, чтобы кто-то видел и жалел меня. Не хочу.

Не хочу любить Сина Эванса.

«Я всегда буду выбирать ее. Всегда, Джи. Запомни это» — горит перед глазами его фраза, как табу, а губы складываются в вымученную улыбку.

«Кто бы научил меня, выбирать головой, а не эмоциями, тогда бы жилось проще. Любовь — это огромная проблема, если твой разум говорит «Нет», а сердце — «Да»… Если бы я была чуточку мудрее, взрослее и знала, что сказать и как себя вести, возможно, не ощущала бы той ужасной боли. Неужели, когда влюблен, совсем слеп и глух? Какая же ерунда эта любовь…».

Глава 17

Я сижу и размышляю, почему есть ночи, когда мы спим, пока других оплакивают с грустью, раскаянием… Будь сильной, ведь мы можем… Прожить лишь одну жизнь, подарить лишь одну любовь, использовать один шанс, чтобы не упасть, разбить лишь одно сердце, позволить лишь одной душе вести нас, не бросить нас.

Alex Band «Only One»

Джи

Утром в зеркале меня встречает монстр с припухшими красными глазами и размазанным по всему лицу макияжем, который я так и не удостоилась смыть. Из губ вырывается стон. Я разочарованно отворачиваюсь, промокая лицо махровым полотенцем. Следы бессонной ночи удалось скрыть не до конца, как и то, что я плакала.

Спускаюсь на первый этаж и заглядываю на кухню, откуда доносится аромат кофе и блинчиков. Шем сидит, подперев голову рукой, и наблюдает влюбленным взглядом за Черелин, которая порхает по кухне с довольной улыбкой на губах. Хоть у кого-то ночка удалась. Брюнетка останавливается и машет мне:

— Доброе утро. Кофе?

— Да, доброе, — бубню и залажу на высокий табурет.

Оно вовсе не доброе, ни капли.

— Выглядишь… не очень, — косится девушка и ставит передо мной вкусно пахнущий напиток, от которого исходит божественный аромат свежезаваренных зерен.

— Забыла смыть макияж, — пожимаю плечами, упираясь взглядом на кружку в руках.

— Ну да.

Шем молча на нас поглядывает. Делает пару глотков и, видимо обжигает язык, громко выругиваясь, чем вызывает громкий хохот.

— Джи, позовешь Сина? Он должен уже проснуться, — доносится до меня вопрос Черелин, а чашка застывает в воздухе.

Поднимаю глаза на брюнетку, но та возится в дверке холодильника, поэтому смотрю только на ее спину. Не думаю, что это хорошая идея — идти в его комнату. С чего она взяла, что брат вообще дома? Он же развлекался с той фанаткой на квартире Оззи и, наверное, до сих пор пропадал там.

— Син любит тосты с вишневым джемом и кофе, — продолжает свои поиски Черелин, недовольно ругаясь при этом.

— Л-ладно.

Почему именно я должна звать его? Это мог бы сделать Шем, он тоже ничем не занят, кроме откровенного разглядывания Черелин. С этими мыслями поднимаюсь по ступенькам на второй этаж и замираю возле комнаты Сина. Подношу пальцы, чтобы постучать, но передумываю в какой-то момент, берусь за ручку и немного приоткрываю дверь.

Сначала в поле зрения попадает огромная кровать с разбросанным в беспорядке черным постельным бельем, затем развивающиеся прозрачные темные занавески и, наконец, оголенная мужская спина. Но рот открывается совершенно от другого. Я хочу нажать «Стоп» и запомнить этот момент, как ночь на берегу Норт-Саскачевана. О нет, это самое лучшее, что я когда-либо видела.

Глаза впитывают каждую деталь, черту и тень, нарисованные на его широкой спине. Никогда с таким не сталкивалась, поэтому бесстыдно пялюсь на произведение искусства, мастерски изображенное на коже парня. Потрясающе. Падший ангел. Он преклонил левое колено, опустил руку и голову на него, а крылья сошлись полукругом, как будто от кого-то защищаясь и обхватывая широкие плечи, лопатки, бока. Пара падающих черных перьев была изображена на пояснице и пропадала под резинкой боксеров, которые выглядывали из-под черных джинсов, свисающих на узких бедрах.

Да, это шок, ступор и вообще… Я не могла пошевелить руками, ногами, не говоря о бедном онемевшем языке. Син, почувствовав, что в комнате теперь не один, развернулся и встретился с моими растерянными глазами, которые все так же «гуляли» по… О Боже. Щеки покрылись пунцовыми пятнами, и даже шея покраснела от стыда.

Я, не моргая, смотрела на гладкую грудь, кубики пресса, руки, украшенные тату, и мысленно кричала себе: «Джинет, перестать ПЯЛИТЬСЯ!!!», но не могла остановиться. Нет, нельзя быть таким чертовски… неотразимым, сексуальным, божественно красивым. Откуда я знала вообще такие слова? Когда увидела первый раз Тинки в одних трусах, реакция у меня была… Э-э-э… довольно-таки странная: я дико хохотала и потешалась над его труселями с изображением Огненной звезды. Сейчас пугало неизвестное доселе чувство: новое, но очень приятное. Тепло разливалось от шеи и заполняло низ живота, а сердце грохотало в ушах.

Син наклонил голову и поднял вопросительно бровь, скрещивая руки.

— Там… там…

«Боже, помоги мне перестать заикаться перед ним», — молю про себя и набираю в легкие побольше воздуха.

— Хлеб… джем…

Получается не очень. Син хмыкает и поглядывает с насмешкой. Конечно, его это очень забавляет: девчонка, которая потеряла дар речи от вида мужского тела. Наверное, он уже привык, что все открывают в изумлении рты и восхищаются.

— Тосты? — помогает Эванс и проводит пятерней по волосам, взлохмачивая черную шевелюру.

— Ага, да, Черри попросила тебя позвать, — наконец, более уверенно произношу и отвожу взгляд на стену.

— Ладно, — он подходит к открытым створкам шкафа и достает белую футболку.

Что ж, нелегкая миссия выполнена, поэтому разворачиваюсь и собираюсь уже покинуть комнату, но меня останавливает вопрос Сина.

— Джи, как думаешь, что означает татуировка?

— Что? — хмурюсь и непонимающе смотрю в синие глаза. Уголки его губ поднимаются, но выражение на лице слишком безразличное и холодное.

— То, что ты случайно увидела, — акцентирует парень внимание на каждом слове.

Морщу нос и прикасаюсь указательным пальцем к кончику, вытягивая губы. Конечно, первая мысль, приходящая на ум — падший ангел. Слишком уж бросается в глаза печальный посыл татуировки: черные крылья, склоненные, будто от груза вины голова и колено. Наверное, смысл заключается совершенно в другом, но пока я не могу его разгадать.

— Что означает? — переспрашиваю.

— Да, Джи, — Син прищуривается и подходит ближе. Взгляд сразу же перемещается на его открытые руки. — Которая на спине, — уточняет Эванс, ухмыляясь.

— Может, я не права, но… Падший ангел?

По глазам сразу вижу — это промах и пожимаю плечами: не люблю гадать.

— Могу сказать о тех, что на руках, — неожиданно выпаливаю, не подумав, а язык продолжает жить отдельной жизнью от мозга, — два портрета: мужской и женский, лица скрыты кружевной вуалью, что означает…

Боже. Что я несу? Это ведь так символично, догадаться совсем не сложно, зная всю трагедию их семьи. Прикрываю рот рукой и опускаю стыдливо глаза, сгорая от позора. Молчание затягивается, не выдерживаю и встречаю тяжелый взгляд потемневших глаз, от которого бросает в дрожь. Син проходит мимо, обдавая ароматом ментола и свежевыстиранного белья. Хочу биться головой об стену от своей тупости. И кто тянул меня за язык?

Спускаюсь вниз и беру чашку с уже остывшим кофе. Син ведет себя как ни в чем не бывало, разговаривая непринужденно с Черелин и Шемом. Взгляд синих глаз теплеет, оживает, а я прокручиваю в голове тот момент.

Теперь я знаю, что скрывалось под одеждой — трагическое великолепие. Такое ощущение, будто он специально оставил отметки на теле, чтобы помнить: татуировка на спине обретала новый смысл. Это не падший ангел, нет. Сейчас даже глупо предполагать такое. Ангел, плачущий по людям, которых уже нет. Изображение лиц мужчины и женщины, скрытые под черной вуалью — родители. Не просто красивые рисунки, которые часто бездумно делают подростки, чтобы попонтоваться перед сверстниками, дабы выглядеть круче. На теле Сина Эванса написана целая история, которую поймет далеко не каждый, своя эстетика, философия.

— Джи, ты какая-то странная с самого утра, — медленно говорит Черелин, а я выныриваю из размышлений. — Мы собираемся с Шемом на свидание, — на губах девушки расплывается счастливая улыбка, — чем будете заниматься?

— Мне надо домой, — произношу с ноткой печали в голосе, потому что придется встретиться с Тришей. Мы не виделись и не разговаривали уже неделю. Вряд ли мой приход останется незамеченным и без еще одной ссоры, к которой надо морально подготовиться.

— О, — сочувственно протягивает брюнетка, — съездить с тобой? Мне не трудно…

— Даже не думай. Я не хочу быть причиной, из-за которой у вас сорвется свидание, — отрицательно мотаю головой.

— Джи, его несложно перенести, это не проблема, — настаивает на своем Черелин, но ее перебивает вошедший на кухню Син.

— Я съезжу вместе с Джи, а вы наслаждайтесь обществом друг друга.

Удивленно открываю рот, резко разворачиваясь, и встречаюсь глазами с Эвансом. Шем проходит мимо, стукая его дружески по плечу, и подмигивает мне:

— Можем вообще устроить двойное свидание, как вам, а?

— Что? — сконфуженно выдыхаю и краснею от смущения.

— Лицо попроще, малышка, я же не предлагаю что-то пошлое, — ржет парень, обхватывая талию Черелин, и усаживает ее к себе на коленки.

— Прекрати смущать, Джи, — шикает на него девушка, щелкая по носу. Шем ее щекочет, Черри визжит, вскакивает, и они, дурачась, выходят из кухни, оставляя нас наедине.

— Не стоит, я могу…

— Собирайся, — обрывает мою скомканную речь Эванс и выходит.

Если бы не ограниченное количество вещей, которые я хаотично бросала в рюкзак в прошлое воскресенье, не пришлось показываться на глаза маме. Но мне нужен ноутбук с проектом по бизнесу, тестами, конспектами и кучей полезной информации для домашних заданий, и парочка вещей на сменку.

Син ждет рядом с кавасаки, а сердце уже бешено трепещет в груди от предстоящей поездки. Думала, мы поедем на внедорожнике, но теперь я смогу в полной мере ощущать его близость. Неловко обхватываю торс парня и слышу смешок.

— Ты разве не усвоила первый урок?

Прижимаюсь сильнее и тихо выдыхаю рядом с его ухом:

— Усвоила.

Он немного поворачивает голову — в синих глазах вспыхивает изумление. Байк срывается с места, а мое тело прижимается к его крепкой спине, обтянутой кожаной курткой. Нос утыкается в затылок, вдыхая приятный аромат дорогих духов, и губы расплываются в блаженной улыбке. Дух захватывает от поездки с ним. Я даже рада, что Син выбрал кавасаки, а не машину, ведь могу чувствовать тепло его сильного тела.

На улице пасмурно, небо заволокли тяжелые свинцовые тучи, пахнет сыростью, словно вот-вот грянет дождь. Воздух пропитан свежестью, озоном и опавшими листьями. Такая погода на меня всегда навевала уныние и меланхоличное настроение, в ушах звучала грустная музыка, в руках — чашка с горячим чаем. Тоску разбавлял только Тинки, который приходил с разными вкусностями, и мы смотрели комедии. Но он решил со мной больше не разговаривать, а я не делала шага к примирению.

Байк тормозит возле моего дома. Глаза сразу натыкаются на дорогую блестящую иномарку серебристого цвета. Кажется, у нас гости. Заходить и знакомиться с очередным любовником мамы отпадает всякое желание. Син поворачивается и без слов понимает мое состояние.

— Я могу пойти с тобой.

Хочу ответить «Нет», но голова согласно кивает. Парень слезает с мотоцикла, решительно направляясь в сторону парадных дверей. Хмурюсь и неуверенно стучу, кусая губы и переминаясь с ноги на ногу. Дверь распахивается, и на пороге появляется во всем своем великолепии Триша Браун — моя дорогая матушка. Сначала голубые глаза (в линзах) замирают на мне, но быстро перемещаются на Сина. Она неспешно оглядывает парня, и мне становится противно от такого пристального внимания.

— Джинет, неужели ты одумалась? И кто этот молодой человек?

Триша отходит в сторону, приглашая войти, а цепкий плотоядный взгляд так и липнет к Сину.

— Добрый день, я друг и одноклассник вашей дочери, Син Эванс, — протягивает он руку, которую сразу же долго жмет Триша, расплываясь в хищной улыбке.

— Эванс? — переспрашивает удивленно мама, а парень только кивает.

Боже… Хочу закатить глаза, но сдерживаюсь и упираюсь взглядом в спускающегося по ступенькам мужчину. Довольно высокий, с зачесанными назад светлыми волосами и серыми глазами. Явно старше моей мамы, одет со вкусом в дорогую темно-синюю рубашку и черные брюки. Не парень с Багам: этот не вызывает такой неприязни.

— Триша, у тебя гости?

Фыркаю и качаю головой. Гость как раз здесь он, а не я. Хотя… отчасти он прав. Из груди почти вырывается горький смешок.

— Грэг, познакомься, это моя дочь — Джинет, — нехотя объясняет Триша, поглядывая на Сина.

— Дочь? Ты не говорила, что у тебя есть дети.

Мужчина останавливается рядом с мамой и кидает на нее вопросительный взгляд.

— Теперь ты знаешь, — отвечает раздраженно женщина, а я готова сгореть от стыда, потому что это слышит Син.

— Привет, — Грэг протягивает руку, и я быстро ее пожимаю, — приятно познакомиться, Джинет.

— Да, мне тоже, — невнятно бубню и утыкаюсь взглядом в пол.

— Нам надо поговорить, — Триша берет меня под локоть, бросая Сину и Грэгу: — Простите, мальчики, подождите пару минут здесь. Можете взять на кухне сок или что-то покрепче.

Син никак не реагирует на ее слова, вопросительно глядя на меня, а Грэг устраивается на диване, открывая какой-то журнал о бизнесе. Киваю и поднимаюсь на второй этаж в свою комнату.

— Почему ты не предупредила о своем приезде? — слышу недовольный с упреком голос Триши, и сжимаю зубы, игнорируя ее. — Ты прекрасно слышала мой вопрос, Джинет.

Якладу свой лэптоп в сумку и складываю некоторые учебники в рюкзак.

— У тебя что, переходной возраст только начался? — напирает с вопросами моя настырная мама, но я молчу и невозмутимо собираю вещи.

— Этот Эванс случайно не племянник нефтяного магната Вилсона Эванса? — зудит на заднем плане Триша, а я незаметно все же закатываю глаза. Еще бы: она знает наизусть всех миллиардеров. — Когда ты успела перекрасить волосы? В любом случае, этот цвет тебе больше подходит, чем ужасный рыжий.

Не удостаиваю ее ответом и хочу пройти мимо, но мама загораживает проход, скрещивая руки на груди.

— Как долго будет продолжаться твой детский протест?

— Детский протест? Это не протест. Мне всего лишь невыносимо находиться с тобой в одном доме, — брови сходятся на переносице от негодования и гнева.

— Неужели? И где ты живешь? С тем парнем? — возмущается Триша, а голубые глаза ползут вверх от удивления.

— Я живу у него дома, — выделяю каждое слово и пытаюсь пройти, но ничего не выходит из-за стены в виде моей горячо любимой мамочки.

— Мы не договорили, Джинет.

— Нам не о чем говорить, — бросаю устало и смотрю на заправленную кровать с горой небольших подушек и игрушек. За неделю я от нее отвыкла и возвращаться почему-то не тянет… совсем. — И, кажется, я вам помешала… с Грэгом, — делаю акцент на имени ее нового любовника.

— Перестань разговаривать со мной в таком тоне, — шипит Триша и хватает мое запястье, больно сжимая. — Я твоя мать и имею полное право не выпускать тебя из дома, посадить под домашний арест и перевести в закрытый пансионат для девочек!

Я истерически хохочу и вырываю руку из цепкого захвата.

— Ты в прошлый раз сказала, чтобы я не возвращалась, поэтому больше и шагу не сделаю в этот дом.

Отталкиваю ее и быстро шагаю в сторону лестницы. Наверное, Син все слышал, потому что тихо и цивилизовано у нас не получилось поговорить. В глазах непроизвольно собираются слезы, губы дрожат, а в горле стоит ком. Почему она не понимает меня и… не любит?

Син резко поднимается, когда замечает меня, и в каком я состоянии. Забирает рюкзак и берет за руку, переплетая наши пальцы. Сейчас я не смущаюсь такого знака внимания, только с благодарностью смотрю в синие обеспокоенные глаза. Слезы скатываются градом по щекам. Быстро вытираю их рукавом куртки, а Син поворачивается и щурится. Заключает мое лицо в прохладных ладонях и проводит большими пальцами, убирая остатки слез, слабо улыбаясь.

— Ты же большая девочка, что за всемирный потоп?

— Большим девочкам тоже бывает больно, — прерывисто шепчу, не разрывая зрительного контакта с сапфировыми глазами. Я имею в виду не только ситуацию с мамой, но и… его.

Выражение парня меняется, становится жестким, взгляд — стальным. Он неожиданно притягивает меня к себе, крепко обнимает и кладет голову на макушку.

— Поехали домой, Джи, — тихо произносит Син с теплотой в голосе. Я согласно киваю, а байк через несколько минут покидает Юго-Западный Эдмонтон и дом, который когда-то был родным, и ставший за несколько минут чужим.

Глава 18

Безумство, внутри меня растет опасность. Не могу помочь себе узнать секреты, которые не смогу рассказать. Я люблю запах бензина, я зажигаю спичку, чтобы отведать тепла. Мне всегда нравилось играть с огнем. Я еду на грани, моя скорость перетекает в красный. Горячая кровь этих вен, их боль — это моя отрада.

Sam Tinnesz, Yacht Money «Play With Fire»

Син

Ощущаю вибрацию кавасаки, которая проносится под кожей и подзадоривает все больше; порывы ветра, пахнущего дождем и листвой, руки на талии, грудь, прижимающуюся к спине, бедра, тело Джи. Чувствую каждой клеточкой, и увеличиваю скорость, глядя только вперед, а ее пальцы сильнее впиваются в куртку. Надо нагрузить себя физически и пойти позаниматься, затем зависнуть с гитарой, потому что слышу отчетливо мелодию в голове. Она должна вылиться на листки бумаги. Правда ее услышит только тишина. Такое забытое чувство, болезненное, но одновременно приятное.

Поднимаюсь в комнату и достаю из кармана телефон, пестрящий пропущенными звонками и сообщениями от друзей. Оззи жалуется, как ему хреново, и что он по уши в дерьме из-за красноволосой красотки с прослушивания. Люси. Какое дурацкое имя. «Она ох***** трахается, но мозги выносит так же профессионально, как делает минет». Ухмыляюсь и качаю головой, печатая: «Надолго тебя не хватит, братан, завязывай с ней. Или она высосет твой мозг, вместо члена».

Райт спрашивает о следующей репетиции и пишет «не сегодня, я умираю». Снимаю футболку и прохожу мимо приоткрытых дверей в комнату Джи. Девушка вытаскивает из рюкзака вещи, не замечая, как я наблюдаю за ней. Перед глазами вспыхивает утренняя ситуация: ее округлившиеся и восхищенные глаза, пылающие щеки. Она первый раз видела полуобнаженного парня? Судя по ее реакции — да, хотя это поражает. Затем врывается образ ее стервы матери, которой хотелось кинуть парочку «ласковых» на прощание. Я не имею права лезть в ссору между ними, даже не зная причин. Это не мое дело. Но я помню слезы на глазах Джи, ее расстроенное лицо, подавленное состояние… Сжимаю челюсть и выпускаю со свистом воздух сквозь зубы, ощущая порывы гнева. «Большим девочкам тоже бывает больно…». Да, Джи Браун маленькая и неопытная с виду, но в ней есть что-то особенное, привлекательное — она не из разряда глупых дур с отсутствием извилин.

Физическая нагрузка благоприятно отображается на напряженном теле. В мышцах чувствуется усталость, боль и тусклый намек на успокоение. Этой ночью я послал фанатку, не согнав стресс, а лишь усугубив ситуацию. Она сделала минет и дальше не поперло… какого-то хрена: меня от нее тошнило. От всего тошнило.

В ушах орет Кори Тейлор и излюбленный Slipknot.

— Я нажимаю пальцами на глаза — это единственное, что способно остановить боль, которая соткана из всего, с чем мне приходится сталкиваться.^[20]

Выдох. Косточки на пальцах побелели от напряжения, опускаю штангу с несколькими «блинами». Втягиваю воздух через сжатые зубы и снова поднимаю накалившийся металл.

— Боже, это никогда не закончится… Боль не останавливается, становясь только сильнее… Я кричал, пока мои вены не лопнули. Я ждал, а мое время истекало.

Выдох.

— Помоги мне вернуться к жизни или прикончи меня. Оставь мне осколки былого — и можешь идти на все четыре стороны. Ты говоришь, что реальность лучше, чем мечта, но я на собственной шкуре убедился, что в реальности всё не то, чем кажется… Это всё… Безумие! Это всё… Безумие! Это всё… Безумие! Это всё… Безумие!

Выдыхаю весь воздух, убираю штангу, вытаскиваю наушники и опускаю голову с взмокшими прядями, липнущих ко лбу. Достаточно.

После душа открываю нижний ящик стола, где лежат старые табулатуры^[21], которые я порывался сжечь несколько раз, но так и не решился. Провожу пальцами по мятой бумаге — все-таки это написанная мной музыка. Как давно это было… Когда в последний раз я слышал ее?

Быстро записываю ноты и партии, чтобы не упустить этот особенный ни на что не похожий момент, напевая себе тихо под нос. Даже не замечаю, как губы расплываются в довольной улыбке от странного ощущения… эйфории? Беру стоящий неподалеку Гибсон и провожу любовно по гладкой поверхности. Акустическая или электро — только эта марка гитаростроения. Изготовленная полностью из красной ели и махогани, довольно старая, но ее кристально чистый звук, глубина басов делают свое дело — она идеальна. Парни не разделяют моей страсти к гитарам. Для меня же это больше, чем инструмент, больше, чем неодушевленный предмет. Мы друг друга слышим: она — мой внутренний голос, а я — прекрасную музыку.

— Чем занимаешься?

Пальцы соскальзывают со струн, а глаза находят девушку, опирающуюся о дверную коробку. Она с любопытством смотрит на разбросанные листки и делает несколько неуверенных шагов, будто спрашивая, можно войти или нет. Убираю в сторону Гибсон и оглядываю беспорядок, который устроил.

— Ты пишешь… музыку? — удивленно протягивает Джи, бегая глазами по исписанным табулатурам. — Прости, если помешала, — быстро добавляет она.

— Да… типа того, пишу, — прочищаю горло и хватаю банку с пивом, делая несколько жадных глотков. — Все нормально, ты не помешала.

— Серьезно? Это ведь круто. Почему тогда группа играет только каверы, если ты композитор?

Девушка устраивается рядом и берет листки, но через минуту откладывает и смущенно улыбается:

— Как ты в этом разбираешься? Конечно, я знаю, что такое скрипичный ключ и ноты, но…

— Композитор? Ты преувеличила, — хмыкаю и пробегаю глазами по ее оголенным ногам и открытой полоске кожи между шортами и майкой. Знакомое напряжение распространяется по телу, словно я не тренировался два часа назад. Черт, это уже бесит.

— Мэтью Купер, менеджер «RCA Records», посоветовал начать со своего репертуара, — поясняю, раскачивая в пальцах жестяную полупустую банку вперед-назад. — Раньше мы играли только каверы, но теперь, чтобы двигаться дальше, нужно больше — своя музыка. Понимаешь?

Джи кивает.

— Конечно.

— Мы не сдвинемся с мертвой точки, если будем только кавер-группой, — отвожу глаза и касаюсь пальцами Гибсона. — Этого мало, нам не нужен ярлык.

— Ладно, — протягивает девушка и морщит нос. — Почему же вы сразу не начали с написания своего репертуара?

— Как бы тупо сейчас это не прозвучало, — ухмыляюсь и поднимаю бровь, делая паузу, — но никто из нас не умеет писать песни.

Джи удивленно распахивает глаза, опуская их сразу же на груду табулатур.

— Я пишу только музыку, но полноценные песни — нет. Тексты — не мое. Парни тоже могут помочь только с перестройкой звука, не более.

— А Джанис? — неуверенно бормочет Джи, но видя мой красноречивый взгляд, пожимает плечами и наклоняет голову: — Понятно. Значит, надо написать песню?

— Ты умеешь? — с любопытством оглядываю ее задумчивое лицо.

— Нет, я даже стихи писать не умею, а ты говоришь о песне, — смеется тихо девушка, становясь сразу же серьезной. — Сыграешь то, что написал? Не знаю, как это работает, но попробовать можно?

— Нужно, — беру гитару и делаю пару аккордов. Джи смотрит, не моргая, в одну точку и постукивает пальцами по коленке. Играю, глядя на ее светлые распущенные волосы, сжатые губы, немного вздернутый носик…

— Бабочки на твоем теле появляются каждую ночь, врезаются под кожу. Черная краска растекается, они взлетают и умирают. Крылья сгорают и рассыпаются в пепел. Черный огонь танцует, перья кружатся. Бабочки дохнут на алтаре — это реквием по мечте.

Не свожу заинтересованного взгляда с ее лица, слушая глубокий голос, который разливается медленно по комнате и окрашивает все в разные оттенки. Черт… Как у нее это выходит? Но необъяснимое явление развеивается с последними звуками. Джи смущенно тупит взор на ковровое покрытие.

— Получился сумбур и непонятный набор слов.

— Нет. Здесь есть скрытый смысл, — я стараюсь разобрать, что она хотела сказать парой строк. — Споешь еще раз?

Прекрасный голос вновь проникает в самую глубь, касается осторожно души и зажигает невидимые искры. Неповторимые ощущения вызывают лишь больший всплеск удивительной энергии, запуская механизм в действие. Так просыпается вдохновение и желание создавать невероятные вещи. Все благодаря ее голосу.

— Мне нравится, — перевожу глаза на татуировки и скрываю улыбку, когда Джи замолкает. — Чтобы написать песню, часто используются жизненные ситуации, эмоции, люди. В основном это завуалировано под эпитетами и фразами. Не у всех есть мужество открыться, показать боль, грусть… смерть.

— Да, я понимаю…

— Самая запоминающая часть — припев, — я записываю придуманные слова на бумагу и задумчиво провожу карандашом по губам, — чтобы песня стала популярной, хитом, стояла на повторе день и ночь — надо написать взрывной припев. Спой припев любой песни, которую часто слушаешь.

Выжидающе поднимаю на нее глаза и прищуриваюсь.

— Разбуди меня изнутри. Разбуди меня изнутри. Назови меня по имени и выведи из темноты. Сделай так, чтобы моя кровь снова текла по жилам, прежде, чем я окончательно погибну. Спаси меня от «ничто», которым я стала.^[22]

— Конечно, Эми Ли и «Верни меня к жизни», — поднимаю многозначительно брови, впечатлённый тем, что она отважилась спеть кусочек этой песни, вновь затрагивая в теле каждую клетку своим «разбуди меня изнутри». Нет, зачем искать какой-то скрытый подтекст? Это же только песня.

— Конечно, — фыркает Джи и, поддразнивая, добавляет: — Ты мог бы петь на бэке.

— Я не пою, — ухмыляюсь, не отрывая от ее бирюзовых глаз увлеченного взгляда.

— Ладно, — девушка странно смотрит на меня, прокручивая молча что-то в уме. — Мы теперь займемся написанием песен?

— Да, но продолжим репетиции с завтрашнего дня, — вижу, как меняется выражение на ее лице и хмурюсь. — Что-то не так?

Она откашливается и заправляет светлые пряди. Платиновый ей очень идет… Я не сказал вчера, какой она была неотразимой на сцене. Черт, я вел себя отстойно.

— Я не хочу отставать в школе. Сейчас выпускной класс и начало года.

Чувствую укол вины по отношению к ней из-за своего эгоистичного поведения. Джи одна из лучших учениц. Нельзя, чтобы ее оценки ухудшались. Пристально наблюдаю, как она взволновано кусает губы и облизывает их. Волна желания медленно ползет по телу, мышцы наливаются знакомой тяжестью. Беру под контроль разбушевавшиеся эмоции и втягиваю воздух через нос, тихо, но внятно проговаривая:

— Прекрати.

— Что? — глаза Джи удивленно взлетают, непонимающе глядя на меня.

— Ничего, — резко поднимаюсь и хватаю сигареты, открывая окно, — завтра мы отрепетируем без тебя.

— Син… я… не хочу быть обузой, — бормочет виновато девушка и тоже встает, заламывая руки за спиной.

— Ты не обуза и правильно расставила приоритеты, — вдыхаю никотин, успокаивая взбунтовавшийся вихрь чувств. Телефон издает сигнал входящего смс, открываю и ехидно улыбаюсь, показывая Джи.

— «Взяла школьную форму с собой. Увидимся завтра на занятиях. Веди себя хорошо и будь паинькой, не залезь Джи в…».

Часть сообщения девушка проглатывает. Щеки пылают от смущения, поэтому она быстро отворачивается, пряча лицо. Я не выдерживаю и подкалываю ее:

— Я ведь паинька? Хорошо себя веду?

— Прости, что помешала, — Джи машет рукой, не поворачиваясь. Исследую каждый оголенный участок ее молочной кожи, глаза замирают на хорошенькой заднице в черных шортиках.

— Джи, — голос предательски хрипит, а тяжелый взгляд перемещается на застывшую в дверях девушку и ее затылок. — Я не ошибся в тебе и не жалею о своем решении. Ты была восхитительной.

Она недоверчиво смотрит на меня в упор, приоткрывая удивленно рот, будто собирается что-то сказать, но опускает глаза и кивает.

— Спасибо, что поверил в меня, и парни тоже. Я постараюсь написать песню, или даже не одну.

Выдыхаю сигаретный дым, изучая ее обескураженное лицо, и задерживаю внимание на губах. Какие они на вкус?

— Хорошо, иди спать, Джи.

Девушка несколько секунд стоит, о чем-то размышляя. Потом, все же решаясь, говорит:

— Син, я не понимаю тебя.

Джи произносит это еле слышно, будто стыдясь и смущаясь чего-то. Наверняка, ей потребовалось много сил, чтобы сделать такой шаг. Я не хочу копаться в себе и в том, что чувствую, глядя на нее — этой аномалии пока нет объяснения.

— Иди спать, Джи. Нам завтра в школу, — повторяю с нажимом и щелкаю зажигалкой.

В бирюзовых глазах плескается обида и отчаянье. Отворачиваюсь и слышу тихие шаги: они не удаляются, наоборот приближаются. Ха-ха, вот черт, я думал, она послушает и уйдет. Поворачиваю слегка голову и встречаюсь взглядом с решительно настроенной девушкой. Ее выражение точь-в-точь как ночью на берегу Норт-Саскачевана, когда мы впервые разговаривали. Она выглядела не маленькой неуверенной девочкой, как и на сцене вчера, будто перевоплощаясь в совершенно другого человека.

— Я, наверное, для тебя, как открытая книга, да? Читаешь все мои эмоции, даже мысли по глазам и выражению, — Джи наклоняет голову и делает небольшую паузу, — скажи, о чем же я думаю сейчас?

Открытая книга? Зря она затеяла игру, в которой проиграет. Сбрасываю пепел и затягиваюсь, медленно блуждая глазами по решительному и забавному личику с нахмуренными бровями.

— Сейчас я могу поцеловать тебя, Джи, потому что ты этого хочешь, — «и я тоже», добавляю в уме. Вижу, как ее щеки краснеют, и сдерживаю улыбку, — или бросить на кровать, снять дурацкие шорты и майку… Мне продолжить? Судя по твоему выражению, ты не против, только боишься.

— Я хотела услышать ответ на вопрос, Син, а не того, чтобы ты смущал меня — это получается у тебя на высшем уровне, — выдыхает она и поднимает глаза: — Но теперь я знаю, чего хочешь ты. Значит, вчерашние слова всего лишь… показуха?

Браво. Такой находчивости надо похлопать — она меня удивила. 1:0 в ее пользу. Пока. Ухмыляюсь, тушу сигарету и делаю шаг, хватая Джи за тонкую талию, и с силой прижимаю к себе. Бирюзовые глаза шокировано распахиваются, но в них нет испуга, на который я рассчитывал.

— Какая ты проницательная, — выдыхаю дым ей в лицо и беру за подбородок, поглаживая подушечкой большого пальца, — я нравлюсь тебе, ты нравишься мне… допустим, — выделяю последнее слово и смотрю, как она сглатывает, слабо улыбаясь, — вчерашние слова — не показуха, как ты выразилась, а предупреждение. Ты же не глупая, я знаю, поэтому поступишь правильно.

— Ты это делаешь намеренно?

— Допустим, — размыто отвечаю, поглаживая ее спину. Поднимаю вверх тонкую ткань майки и застываю у застежки лифчика.

— Не я глупая, а ты, Син, что не хочешь попробовать и отрицаешь очевидные вещи.

Это точно та Джи, которая краснела и заикалась сегодня утром? Я что-то ни хрена не врубаюсь, откуда в ней взялось столько уверенности. Попробовать? Она не знает, о чем вообще сейчас говорит. Она не знает меня.

— Фанатка, которая уехала со мной после концерта вчера, делала потом минет, Джи.

Ее выражение моментально меняется. Растерянное, злое… То, чего я так ждал.

— Это, когда девушка отсасывает… — специально продолжаю с сарказмом.

— Я не тупая!

Она отталкивает меня, отступая. Ее грудь тяжело вздымается, в глазах полыхает гнев и обида.

— Если ты не тупая, значит, свалишь сейчас из моей комнаты и включишь мозги, — поднимаю вопросительно бровь, злясь на нас обоих. Какого черта она творит вообще? Зачем ей это надо?

Девушка поджимает губы, разворачивается и быстро выходит. Сминаю в руке пачку и выругиваюсь. 1:1, но с каким трудом. Чтобы унизить и послать? Устраиваю на коленях Гибсон, наигрывая парочку аккордов, но даже это не помогает заглушить напряжение и ярость, расползающиеся по венам. Надеваю толстовку, куртку и хватаю ключи от кавасаки, хлопая с силой дверями. Скорость, адреналин, чувство страха и ночная дорога то, что сейчас необходимо, чтобы выкинуть произошедшее из головы.

Глава 19

Это чувство так чуждо. Мне нужно понять, ты просто друг? Ты секрет, который я храню? Дай мне понять, если ты чувствуешь то же самое. Ложь, но я заметила это. Не знаю правил, но я должна выиграть. Я тону в паранойе. Так что дай мне понять, если ты чувствуешь то же самое.

Sabrina Carpenter «Alien»

Джи

Козел. Какой же он редкостный козел! Бью кулаками подушку, представляя на ее месте самодовольную рожу Эванса. Выдыхаю через зубы и откидываю ни в чем неповинную вещь в сторону, падая на покрывало. Прикрываю глаза рукой, прерывисто дыша, и бормочу:

— Ну и гад…

Слышу характерный стук дверей, и тяжелые шаги. Мог бы и посильнее хлопнуть, чего так слабо? Наверное, снова поехал к какой-нибудь фанатке-давалке, чтобы она сделала… Фу, Боже. Пальцы впиваются в ладони, оставляя на бледной коже следы. В голове кричит только одна мысль: как я могла думать, что ЭТОТ САМОВЛЮБЛЕННЫЙ ИДИОТ — хороший? В каком месте он хороший? Нет, я точно с Луны свалилась. Дура дурой… Краснею перед ним, заикаюсь, не знаю, что сказать, смущаюсь из-за любой фразы и взгляда, а он… Кукловод хренов.

— А-а-а! Ненавижу!!!

Шиплю и переворачиваюсь на спину. Неужели все красивые парни такие уроды? Моральные. Кажется, кое-кто был прав насчет Эванса, и мне стоит позвонить извиниться. А я так его защищала, поссорилась с лучшим другом, который предупреждал. Тинки ясновидящий? Как в воду глядел. Чем больше узнаю Сина, тем становится понятнее, что он странный. Если такому равнодушному и холодному парню понравилась девушка, как я, ее надо обязательно унизить и убить самооценку? Я его не понимаю! Захотел поиграть в игру «Кто первый сдастся?». Хорошо. Я принимаю вызов. Пока что счет у нас равный, но кто проиграет?

Утром просыпаюсь с окрепшим боевым духом, будто, действительно, собираюсь на войну и делаю «боевую раскраску», как учила Черелин: яркие глаза и губы. Конечно, я не такой профессионал, но получилось лучше, чем в первый раз — глаза на месте. Спускаюсь вниз и натыкаюсь на Эванса, который пьет кофе и что-то печатает в телефоне. Все-таки нагулялся и вернулся домой. Как мило.

Игра началась.

Натягиваю на лицо самую доброжелательную улыбку и сажусь рядом с ним.

— Доброе утро.

Да-а-а, удивить Эванса получилось, судя по его прищуренным глазам и поднятым бровям. Он отрывается от смартфона и пару секунд озадаченно смотрит, будто не веря, что перед ним действительно я.

— Доброе, — протягивает брюнет, а на его лице сразу же появляется маска равнодушного придурка. В любом случае, я добилась своего и произвела должный эффект. — У тебя хорошее настроение в понедельник. Так хочется в школу?

— Не хочется, но нужно. Тебе тоже не помешало бы там появляться, — хмыкаю и включаю кофеварку. Эванс сверлит взглядом, отчего по телу бегают мурашки. Во мне бурлит столько уверенности, что робость спряталась где-то в углу. Сегодня я проснулась другим человеком, готовым сворачивать горы.

— Правда?

Раздаются тихие шаги, а волнение накатывает километровыми волнами, заставляя нервничать. Он останавливается сзади. От сильного тела словно исходит жар, который чувствуется даже через легкую ткань рубашки и блейзера, накинутого на плечи. Стараюсь взять эмоции под контроль, отчетливо слыша, как грохочет в груди сердце. Щеки предательски горят: хорошо, что я стою спиной, иначе счет бы уже изменился не в мою пользу. Чертов сексуальный маньяк…

Эванс невесомо задевает рукой, будто случайно, и ставит чашку на столешницу. Меня окутывает аромат ментола, и его теплое дыхание возле волос. Я почти задыхаюсь от наплыва сумасшедшей бури внутри.

— Подожду тебя на улице, Джи.

Неожиданно лба касаются его ледяные пальцы. Я застываю, глядя на кофеварку и чашку, из которой выплескивается кофе.

— Ты такая горячая… Заболела?

Хриплый голос сочится неподдельным сарказмом. Он издевается! Я цежу сквозь зубы короткое «Нет», подавляя желание врезать ему и вылить горячий напиток на голову.

Слышу глумливый смешок, тихо выдыхаю и вытираю столешницу, которая пострадала от моих трясущихся рук. «Ничего, это только начало, Эванс».

Дорога к школе проходит в молчании. Син включил на всю музыку, из колонок орет Pain «Same Old Song» так, что пухнет голова. Уже хочу сказать, чтобы он убавил громкость, но сдерживаю порыв и сжимаю губы, глядя в окно, по которому скатываются капли дождя: он льет, не переставая.

Как только мы появляемся в здании школы, сразу подмечаю изменившуюся обстановку: на нас все смотрят и кидают оценивающие взгляды. Кто-то завистливые или ненавидящие — девушки, кто-то любопытные и заинтересованные — парни. Когда проходим мимо, школьники замолкают, а затем переговариваются и шепчутся за спиной. Даже не знаю, нравится ли такое пристальное внимание к моей скромной персоне или нет. Раньше я была невидимкой, «белой вороной» и никто не знал, кто такая Джи Браун. Теперь я горячая сплетня, в центре обсуждений, как и Син.

Возле шкафчиков, когда достаю нужные учебники, подходят девчонки из группы болельщиц и восхищаются субботним выступлением. Выслушиваю их восторженное «Ты такая классная», благодарю и ретируюсь в класс математики. Но даже там нет покоя. Ко мне подходит одноклассник Майк Ландерст, невысокий кареглазый шатен, и улыбается. Черт. Да ладно? Этот напыщенный богач, который кидается родительскими деньгами направо и налево, считающий себя «элитой», обратил на меня внимание?

— Привет, Джи.

Ух ты. Вау. Он даже знает, как меня зовут. П — популярность.

— Привет.

— Я знал, что Эванс найдет крутую вокалистку, но чтобы насто-о-о-лько, — протягивает парень, играя широкими бровями, и наклоняется. — Ты теперь очень занята или на одно свидание найдется время, например… — он делает паузу, пока мои глаза ползут на лоб, — на этих выходных?

— С-свидание? — недоверчиво бормочу и хмурюсь. Он серьезно? Что за дешевый подкат?

— Да, — Майк облокачивается о парту и растягивает пухлые губы в обаятельной улыбке. — Не спеши, можешь дать ответ завтра. Или написать. Вот мой номер.

Он кладет небольшой клочок бумаги. Поднимаю рассерженно глаза, с желанием высказаться, что времени на свидания с такими придурками с завышенной самооценкой у меня нет.

— Ландерст, — от пронизывающего холодного голоса Эванса бросает в дрожь. — Джи теперь очень занята. Очень. Понимаешь? — выделяет каждое слово брюнет, но я перебиваю его и расплываюсь в «радостной» улыбке, говоря озадаченному парню:

— На этих выходных?

— Э-э-э… да, ты… — он испугано бегает глазами с одного на другого, но преимущество все-таки на стороне угрожающего Сина, — слушай, если времени нет, не буду настаивать, — идет на попятную одноклассник под ледяным взглядом Эванса.

— Правильное решение.

Злобно смотрю на возвышающегося рядом Сина. Он хватает меня настойчиво за руку и под всеобщие переглядывания вытаскивает из класса, запихивая в пустующую аудиторию. Возмущению нет предела. Какого черта вообще?

— Что…

— Ты в своем уме? — шипит Эванс, обжигая своим недовольством. — Какое на хрен свидание? У тебя школа и репетиции! И… Майк Ландерст? Этот богатенький чмошник, клеящий всех красивых девушек подряд?

«… всех красивых девушек?». Хлопаю ошалело глазами, наблюдая, как Эванс ходит из стороны в сторону. Он запускает пальцы в волосы и взлохмачивает их. Звенит первый звонок, приводя в чувство. Вздрагиваю и бросаю на него гневный взгляд.

— Какая тебе разница? Помимо школы и репетиций у меня есть личная жизнь. И нам пора на урок, — хочу развернуться и выйти, но Эванс не позволяет этого сделать, заслоняя дверь телом со скрещенными на груди руками.

— Мне нравится твой новый настрой, Джи, — говорит он, суживая хищно глаза, — но не стоит прыгать на первого попавшегося парня и делать глупости.

— Прыгать на первого попавшегося парня? — выдыхаю, а ярость заполняет каждую клеточку.

— Именно. Никому не было до тебя дела, не так ли? Отличница, тихоня, хорошая девочка, не привлекающая внимания. Теперь ты вокалистка рок-группы и, возможно, даже девушка гитариста, — добавляет Син, поднимая хищно уголки губ. — Пустить пыль в глаза особого труда не составит.

— Что?

Второй звонок оглушает нас. Глаза вываливаются из орбит от такого абсурдного заявления. Да что с этим парнем!? Эванс победно оглядывает меня, задерживая взгляд на пурпурных губах, и выходит. Нет слов. Впереди уроки, но Син Эванс, умеет делать так, чтобы я думала не о математике, а о нем!

Половина дня проходит под пристальным наблюдением учеников школы Альберты, отчего чувствую себя не в своей тарелке. Со мной заговаривают те, кто и понятия не имел, как меня даже зовут. На большой перемене скрываюсь в библиотеке и натыкаюсь на сидящего за столом Тинки. Тепло разливается в груди, глядя на обложившегося учебниками, словно в окопе, друга — как я по нему скучала. Не хватало его шуток и разговоров по душам. Подкрадываюсь и заглядываю через плечо, хмыкая: физика, химия, биология.

— Теперь на обед естественные науки?

Чемптон разворачивается, и на губах появляется кривая усмешка.

— На этой неделе конференция, — он откладывает ручку, любопытно рассматривая меня. — Ты стала ходячей новостью.

— Ходячей новостью? — переспрашиваю, усаживаясь рядом.

— Одноклассницы все занятия только о тебе говорят. И об Эвансе, конечно, — фыркает друг, не убирая поддразнивающей улыбки. — Как выступление? Судя по разговорам, ты новая звезда «Потерянного поколения», затмившая даже Холл.

Качаю головой, разглядывая покрытые черным лаком ногти — теперь они ухоженные, благодаря заботливой Черелин.

— Все было круто, — пожимаю плечами, слабо улыбаясь.

— Всего лишь? — ухмыляется друг. — А звездуля? Ты такая бледная, он тебя конкретно загонял, как скаковую лошадь. После школы все время репетиции с группой?

— Да… — вздыхаю и смотрю в голубые глаза. Как хорошо, что Тинки простой, веселый и с ним легко, словно не было неприятного разговора и ссоры. — Сходим после уроков в нашу кафешку?

— Угощаешь с первого гонорара? — поддевает Чемптон и открыто смеется.

Я подхватываю, а настроение, которое испортил КОЕ-КТО своим дурацким поведением, немного возвращается.

— Значит, ты снова блондинка и делаешь макияж? — насмехается друг. — Дальше короткие платья и ни к чему не обязывающий секс?

— Ох, заткнись, Чемптон, — бью его кулаком в плечо и тихо смеюсь, косясь на тучную библиотекаршу, которая строго поглядывает в нашу сторону.

После уроков, пока я жду Тинки на одном из лестничных пролетов, ко мне подходит Джанис Холл. Стараюсь скрыть свое удивление и поднимаю вопросительно на девушку глаза. Она как всегда идеальна снаружи, но вот внутри — нет.

— Привет, — расплывается в «милой» улыбочке девушка, облокачиваясь о перила.

— Привет.

— Поздравляю, — хлопает длинными ресницами Холл. — Даже новость о беременности Ханны Шоу не так популярна, как ты.

Не понимаю, что ей надо, поэтому оставляю без комментария явный подкол. Наверное, кое-кому не очень приятно слушать, что новая вокалистка стала более популярной, чем она.

— Я хотела с тобой поговорить, — продолжает Джанис, разглядывая меня, словно я какая-то вещь в бутике, в которые она ходит.

— Ты со мной уже разговариваешь.

— Да-а-а… я хотела поговорить о Сине, — уточняет девушка, и фальшивая улыбка вмиг исчезает с красивого лица. — Не понимаю, что он в тебе увидел.

Замираю и сглатываю ком в горле — разговор будет не самым приятным, чего и следовало ожидать.

— Возможно то, чего нет в тебе? — уверено смотрю в миндалевидные золотистые глаза, которые сужаются.

— Осторожней, мои ногти острее, чем твои, — произносит тихо девушка, наклоняясь вперед, а синие волосы водопадом падают на правое плечо.

— Это все, что ты хотела сказать? Прости, я спешу, — решительно поднимаюсь и перекидываю лямку сумки через плечо. Нет смысла портить настроение перед встречей с Тинки. Ничего хорошего от этой стервы я не услышу.

— Нет, не все, — останавливает на полпути разгневанная Холл и ядовито выплевывает: — Син никогда не будет с такой, как ты.

— Он не вещь, и сам решит, с кем ему быть, а с кем — нет.

Джанис ухмыляется, поправляет темно-синие локоны и смотрит на меня с иронией, будто я сказала шутку года.

— Маленькая наивная девочка решила добровольно попасть в лапы льва, — ехидно напевает она и нехорошо смеется. Даже передергивает на мгновение от желчи, которым пропитан ее голос и вся сущность. — Что ж, интересно, насколько тебя хватит.

Разворачиваюсь и быстро иду по коридору, сжимая лямку так, что ногти больно впиваются в кожу. Я предполагала, что разговор с Холл неизбежен и оставит такой неприятный осадок. А на что я еще рассчитывала? На похвалу? Какая глупость. Ее выгнали из группы, а новая вокалистка лучше. Понятное дело, она будет говорить разные гадости и поливать грязью.

Из-за угла выныривает Черелин, и мы с ней чуть не сталкиваемся лбами. Ойкаю, а девушка, запыхавшись, выдыхает:

— Почему ты не отвечаешь? Я звонила уже несколько раз.

— Я отключила звук, — роюсь в сумке и достаю смартфон. И правда, пропущенные от Черелин, Сина и еще неизвестных номеров, скорее всего, парней.

— Ладно, главное, я тебя нашла, — Черри хватает за руку и тащит в сторону выхода. Непонимающе хмурюсь и пытаюсь притормозить, упираясь пятками в пол. У них это семейное?

— Что случилось?

— Репетиция. Парни уже ждут тебя в гараже у Шема, — быстро поясняет она.

— Да, но…

— Группе предложили сыграть на Осеннем бале, он на следующей неделе.

Осенний бал? Лазанья и разговоры с Тинки откладываются на неопределенный срок. Быстро пишу сообщение другу и следую за девушкой. Можно сразу брать учебники и лэптоп в гараж Шема, ибо ночевать, чувствую, буду там. И созерцать наглую красивую рожу Эванса. Замечательно!

Глава 20

Я знаю, что-то не так в твоей бодрой улыбке. Я понимаю это, глядя тебе в глаза. Ты построила любовь, но эта любовь рушится, а твой маленький кусочек рая окутал мрак. Иногда ты спрашиваешь себя, а стоит ли всех усилий эта битва. Слушай своё сердце, когда он зовёт тебя. Слушай своё сердце, тебе больше ничего не остаётся. Я не знаю, куда ты уходишь, и не знаю, зачем, но послушай своё сердце прежде, чем с ним попрощаться.

Roxette «Listen to Your Heart»

Джи

Суета и выбор репертуара для Осеннего бала начались с понедельника. Тема — «Рок-революция 60-х годов». Не удивительно, что глава школьного совета обратилась к Сину с просьбой выступить на вечере. Во-первых, своим появлением и новой вокалисткой мы сделаем Осенний бал самым запоминающимся за всю историю школы; во-вторых, это последний учебный год, и что ждало нас дальше — неизвестность, которая лично меня пугала.

Поэтому в понедельник мы основательно засели в гараже Шема, выбирая песни известных групп и исполнителей: The Beatles, The Rolling Stones, The Doors, The Who, Боб Дилан, Рэй Чарльз. Список оказался довольно обширным, потому что в те годы началось «британское вторжение» в американскую культуру, и рок-волна захватила мир.

Что ж, благодаря четверым ребятам, которых помнят и по сей день, мы сидим в гараже и выглядим, как побитые помидорки. Я зеваю, голова не варит, а в ушах смешался мерсибит, рок-н-рол, соул, блюз-рок, ритм-энд-блюз, гаражный рок… Сколько этих направлений? Не сосчитать.

— Почему бы нам всех не удивить? Куда круче, если бы такие известные песни исполняла не только девчонка, — неожиданно даже для самой себя выпаливаю, щурясь на расплывающийся перед глазами экран.

— Что? — Оззи непонимающе косится в мою сторону. Уже почти два часа ночи, и никто не собирается выходить из гаража, хотя зеваю не только я. Шем вообще храпит, пуская слюни на рукав толстовки.

— Мы могли бы для разнообразия поставить кого-то на бэк, чтобы привлечь еще больше поклонников… поклонниц. Это касается не только Осеннего бала, но и группы, — задумчиво протягиваю, ощущая на себе пронизывающий взгляд сапфировых глаз, но сейчас, откровенно говоря, мне пофиг. В голове всплывает разговор с Черелин, а зловещий оскал сгоняет сон. Разворачиваюсь и расплываюсь в безумной улыбке, глядя пристально на Сина, который занят поиском музыки.

— К примеру… Сина, — смотрю на оторопевшего парня и хлопаю в ладоши, чем бужу ворчащего Шема.

— Ты о чем вообще? — спрашивает Эванс, и на его переносице пролегает складка, говорящая о недовольстве, что меня очень даже радует.

— Черелин рассказывала, что ты поешь, — строю из себя дурочку, говоря в настоящем времени, а не в прошлом. Син пел, а не поет, но какая разница, если я могу его позлить. Получается очень даже удачно, судя по каменному лицу. 2:1?

— Ты… поешь? Серьезно, чувак? — хмыкает удивленно Райт, откладывая ноутбук.

— Я не пою, — выделяет каждое слово Син и поднимается, кивая мне, чтобы следовала за ним. Кто-то о-о-очень разозлился. Боюсь-боюсь.

— Что за хрень ты устроила, Джи? — он прислоняется к дереву и достает сигареты. Я обнимаю плечи руками, пытаясь согреться, потому что на улице довольно прохладно, изо рта выходит пар.

— Я подумала, это неплохая идея, если мы удивим… — более безразличным тоном произношу, но меня перебивает его пронизывающий до дрожи голос:

— С чего ты взяла, что я захочу петь?

Он хотя бы не отрицает того факта, что пел раньше. Я цепляюсь за это, прочищаю горло и подбираю правильные слова, чтобы достичь цели.

— Только представь реакцию. Все знают, что в группе вокалистка девушка, но на Осеннем бале они увидят нечто новое. Мы произведем фурор, я в этом уверена, — восторженно говорю, глядя на его сосредоточенное лицо, выражение которого постепенно меняется. — Давай попробуем? Если не получится, мы всего-то отбросим эту затею.

Пелена сизого дыма окутывает серьезное лицо Эванса, пауза затягивается. Не удивлюсь, если он пошлет меня вместе со странным предложением куда подальше.

— У моей сестры очень длинный язык, она много болтает лишнего, — произносит он более расслабленно и выдыхает, криво улыбаясь.

Напряженное тело сдувается, как воздушный шар. Облегченно хмыкаю, ощущая легкость и триумф: мне удалось переубедить Сина!

— Фанатки будут на седьмом небе от счастья, когда узнают, что гитарист поет. А если ты будешь не только на бэке… — мечтательно произношу, поднимая глаза на темное небо, — ночью всегда приходят безумные идеи, которые в итоге оправдывают ожидания.

— Ночь раскрепощает нас, — слышу тихий голос Сина и вздрагиваю. Не от холода. «Не ведись на его соблазнительно-обманчивый тон…», — даю себе мысленный указ.

— Ночью мы совсем другие. Можем сказать или сделать то, на что днем никогда бы не осмелились, — соглашаюсь, стараясь не смотреть на него.

— Ты прекрасно знала, что я когда-то пел, но решила промолчать, — ухмыляется Син, выдыхая сигаретный дым. — Вчера в тебе тоже проснулась уверенность вечером. Это какой-то специальный режим? Днем — скромница, ночью — нет?

Вспыхиваю, но стараюсь скрыть, как его слова огненной волной прошлись по коже.

— Так ты согласен? — специально меняю тему, глядя на полоску света, исходящую от приоткрытых дверей гаража.

— Это так мило, когда мои слова задевают тебя, Джинет, — смеется Син, а я кидаю на него негодующий взгляд. Мило? Мило? Он получает огромное удовольствие от неловких ситуаций! Зато я выгляжу, как маленькая неопытная дурочка рядом с ним. Пикапер недоделанный. И-и-и… Джинет? Называет полным именем, чтобы еще больше позлить?

— М-м-м… Син, — заправляю прядь волос за ухо, смотря пристально в его блестящие глаза. Сейчас они поменяли цвет на загадочную почти черную синеву, — а я вот не понимаю, почему такой парень как ты прячет голову в песок, словно страус, боясь собственных чувств и отрицая их.

Эванс сжимает губы, чтобы не рассмеяться и качает головой, глядя на зеленый газон под ногами.

— Поэтому меня удивляет это, Джинет. Как могут сочетаться рядом робость и безграничная уверенность? Сначала ты краснеешь, затем соглашаешься на свидания с разными мудаками. Давай не возвращаться к теме о чувствах.

Он выплевывает это слово, будто оно неправильное. Я тоже запуталась и не понимаю, что между нами происходит. Син меня раздражает, и одновременно я теряюсь от его слов, неоднозначных взглядов, прикосновений. Какой-то замкнутый круг, который стоит прервать.

— Ты не ответил на вопрос: согласен или нет? Скоро три, нам всем не помешает отдых.

Эванс отталкивается и делает всего два шага — два метра, отделяющие нас друг от друга. Уже не ощущаю прохладного воздуха, когда он всего в нескольких сантиметрах. И как выиграть эту войну?

— Мы попробуем, но я не знаю, что из этого выйдет.

— Эй, харэ там обжиматься!

Вздрагиваю от разрывающего тишину негодующего голоса Оззи и отворачиваюсь, вырываясь из захвата сапфировых глаз.

— Пока вы там занимались херней, мы тут подумали, что бэк не такая уж и отстойная идея, — одобрительно говорит Оззи, зевая, когда мы возвращаемся в тепло. Я устраиваюсь на диване, подтягивая к груди коленки. — Но нам троим наступил медведь на ухо, ты же знаешь, чувак. Шем орет, как раненный мамонт, Райт… — красноволосый не договаривает и ржет, уворачиваясь от летящей в него палочки.

— Поэтому у нас есть вокалистка, баран. Раньше никто не заикался о бэке, а Эванс вообще, бля, загадка хренова. Мы столько дружим и не знали, что ты поешь, — ворчит полусонно Шем и берет энергетик, делая несколько глотков.

— Если вы не забыли слова Купера, нам стоит попробовать что-то новое. Например, бэк, но еще — свой репертуар, свои песни, — пропускает мимо ушей тираду друзей Син, — вчера мы с Джи…

— Вы с Джи, — издевательски повторяет Оззи, кидая на нас ехидные взгляды. Смотрю смущенно на стену, завешанную разными постерами рок-групп… и голыми девицами.

— Стоп, стоп, стоп, чувак, — непонимающе оглядывает всех драммер и хмурится. — Свой репертуар?

— Он еще музыку пишет, — не сдерживаю язвительного тона и невинно поглядываю на Сина.

— Ну, охренеть просто, твою мать! — фыркает Оззи, поднимается и достает из мини-холодильника банку с пивом. — Такое впечатление, что я ни фига тебя не знаю, чувак. Вдруг ты еще припас нам какую-то хрень, типа… засланный шпион, агент 007, работник ООН…

Начинается дискуссия, на Эванса летят все шишки, а я злорадствую, уютно устроившись на диване и почти засыпая.

— Давайте сначала разберемся с репертуаром для Осеннего бала? — устало произносит Син, запуская длинные пальцы в волосы и откидывая голову на спинку кресла. — А затем подумаем, что делать дальше.

— Тогда по домам и продолжим завтра? — вымученно говорит Райт и надевает курточку.

— Да, мы засиделись, — Шем согласно кивает и зевает.

Ночь раскрывает секреты, о которых раньше никто не подозревал. Ночью мы чувствуем себя свободней, а разговоры становятся откровенней. Ночь создана для того, чтобы мы совершали необдуманные поступки, о которых, возможно, потом пожалеем или же… нет.

***

Руперт Браун появился так же неожиданно, как и моя любимая мамочка. Как я поняла со слов Тинки, Триша не собиралась покидать Эдмонтон, что очень странно. Эта женщина любила теплые страны, а родной город навевал на нее тоску, уныние и депрессивное настроение. Она разбавляла скуку походами по магазинам и светским тусовкам в закрытые клубы. Думаю, здесь ее держал только новоиспеченный любовник, с которым она вернулась из Багам.

Меня поражало, как мама быстроменяла мужчин, словно перчатки: избитая годами фраза очень точно описывала всю суть Триши Браун. Насколько генетика тонкая штука: мы совершенно разные, даже внешне не похожи, а внутренне — тем более. Единственное, что я взяла от одного из родителей — любовь отца к пению и музыке. Он этим дышал, жил, любил путешествия, своих друзей, гитару. Руперт Браун никогда не жалел о своем выборе: покинуть семью и гастролировать по миру, радуя людей своим творчеством.

В пятницу, когда мы снова засели после уроков в гараже Шема, сделали перерыв и заказали еды из круглосуточного ресторана, раздался звонок мобильного. Нехотя потянулась к телефону, размышляя, кому я вдруг понадобилась: Тинки, Трише…? Папе.

— Привет, Джинни, — услышала радостный бас отца и невольно улыбнулась, ловя на себе вопросительный взгляд Сина и проговаривая одними губами «Папа». Эванс кивнул и продолжил клацать по клавиатуре ноутбука.

— Привет, ты уже вырвался из оков непрерывных гастролей?

— Не поверишь, но я уже в Эдмонтоне и безумно хочу увидеть свою дочурку. У тебя закончились занятия?

Я накинула на плечи первую попавшуюся куртку и вышла из гаража, ежась от прохладного ветра.

— Да, но я не дома.

— Напиши адрес, я за тобой заеду.

Возвращаюсь в теплое помещение и падаю на диван, поглядывая на Эванса.

— Мой отец вернулся. Хочу с ним повидаться.

Какого черта я должна объясняться перед ним?

— Окей, — безразлично кидает парень. Утвердительно киваю и поглядываю на экран, пытаясь разобраться, чем он занят.

— Что делаешь?

— Разбиваю вокальные партии в программе. Ты же хочешь услышать мой бэк? — косится на меня Эванс, а на красивых губах появляется ухмылка.

Самодовольный болван.

— Да, только и мечтаю об этом, — дерзко отвечаю и закатываю глаза.

Он отрывается от своего занятия и изучающе поглядывает в мою сторону. Внимательный взгляд замирает в районе грудной клетки, заставляя кожу покрыться мурашками. Сегодня на мне пушистая кофта нежного персикового оттенка с V-образным вырезом, которую любезно заставила напялить Черелин.

Она серьезно занялась моим внешнем видом, объяснив свои действия так: теперь, когда я на пике популярности, и в школе только разговоры о новой вокалистке, мне надо выглядеть, как звезда мирового масштаба. Забавно это все, но очень нравится, как девушка каждое утро старательно превращает меня в человека, и не видно серой кожи и синих кругов под глазами.

— Очень льстит такое внимание, Джинет, но ты можешь думать не только обо мне. Еще, например, о домашних заданиях, контрольных, Осеннем бале, который совсем скоро, — издевается Син. Поджимаю недовольно губы, чтобы не нагрубить. Между нами теперь постоянно военные баталии.

— Какой же ты придурок, Эванс, — сердито бросаю на его подкол, слыша сигнал подъехавшей машины. Надеваю курточку, закутываясь в шарф.

— Ты очень милая, когда злишься, Джинет, — говорит мне в спину парень.

Не сдерживаюсь и показываю средний палец, слыша смешок и хохот парней. Я показала средний палец Сину Эвансу. Боже. Самой не верится, что сделала это. От глупой выходки появляется дурацкая улыбка на губах, пока я спешу к БМВ отца. Он опускает стекло и машет, расплываясь в добродушной улыбке.

— Джинни, крошка, как ты повзрослела и похорошела! Тебя просто не узнать! — папа заключает в крепких объятиях, обдавая ароматом дорогих сигар и одеколона, которыми постоянно пользуется.

— Ты тоже, — чмокаю его в щеку и с интересом разглядываю мужчину: небольшая щетина, такие же пронзительные бирюзовые глаза, колечко в левом ухе и светло-русая шевелюра. Не представляю, почему он еще свободен: на него должны вешаться женщины, ведь Руперт Браун — тот еще красавчик. — Ты надолго… или?

Не думала, что так по нему скучала, по его заразительной широкой улыбке, простым шуткам. Мне не хватает немного родительского тепла и заботы. Совсем немного. Несмотря на то, что сейчас меня окружают люди, появились друзья, внутри я все так же одинока. Триша не звонит, занимаясь своими делами, у отца плотный график и разные часовые пояса…

— Не поверишь, но мы с ребятами решили взять небольшой перерыв до Нового года.

— Ого, — обрадовано восклицаю и порываюсь его обнять, но быстро опоминаюсь: он же за рулем.

— Да, рассказывай, как поживаешь, крошка, — говорит весело отец, а я не знаю, с чего начать: с новости о группе или что почти месяц живу в чужом доме, чувствуя себя нахлебником.

— Я поссорилась с мамой и живу у друзей, — выбираю второй вариант и разглядываю проносящиеся мимо дома.

— Почему ты не сказала раньше? — удивляется Руперт, бросая озадаченный взгляд.

— Па, ты постоянно занят. Я не хотела тебя беспокоить.

— Ты моя дочь и должна рассказывать о возникающих проблемах, — упрекает отец. — Что произошло?

— Ну… — передергиваю плечами, — она прилетела из Багам и решила, что я должна выглядеть как манекен, стоящий в витрине бутика. Ты ведь знаешь маму…

— О да, очень похоже на Тришу, — цокает языком отец и достает из футляра сигару. — Ты же не против жить со своим стариком? — улыбается он.

— Спрашиваешь еще, — довольно хмыкаю. Боже, не верю, что буду жить с отцом. Но осталась еще одна новость, о которой я должна сообщить. — И еще, пап — я теперь пою в группе.

Руперт кидает на меня удивленный взгляд, прочищает горло и произносит:

— Я думал, ты не пойдешь по моим стопам, Джинни. Я же смогу услышать, как поет моя любимая дочурка?

— Да, я хотела, чтобы ты завтра приехал на репетицию. Нам предложили сыграть на Осеннем бале. Круто, если ты послушаешь и скажешь свою точку зрения, — неуверенно бормочу, разглядывая его профиль. — Парни точно обрадуются. Они в курсе, что мой папочка играет в «медведях».

Отец тихо посмеивается и мельком смотрит на меня.

— Конечно. То есть группа состоит из парней и моей малышки? Ты вокалистка?

— Угу, это случилось чуть больше недели назад. Раньше пела другая девушка, но у них возникли разногласия, — поясняю, не вдаваясь в подробности, а машина отца тормозит возле неприметного здания из красного кирпича.

— Тут самые лучшие стейки в мире. Я соскучился по канадской еде.

В кафе довольно уютно. Приглушенный свет, тихо играет ненавязчивая музыка — любимый папин блюз — занято всего несколько столиков и божественно пахнет. Сразу же накапливается слюна от предвкушения. Я нетерпеливо сглатываю, уже ощущая, как мягкое мясо таит во рту. Почему я раньше не знала об этом месте?

Мы устраиваемся с папой за дальним столиком в углу, заказываем стейки и пути́нов (картофель с соусом, беконом, сыром и копченое мясо, приготовленное по кошерному рецепту). Он рассказывает про города, в которых побывал и друзьях из группы (в «медведях» все холостяки). Я поддразниваю его и спрашиваю о поклонницах, но папа только отнекивается и говорит, что слишком стар для такого. Да конечно! Он еще тот Дон Жуан! По глазам вижу — врет, но решаю не трогать эту тему. Не хочу навязываться.

Чуть позднее мы заезжаем домой к Эвансам забрать мои вещи. На ступеньках замечаю курящего Сина, который насторожено смотрит на подъехавший автомобиль.

— Твой парень? — спрашивает папа, а я фыркаю: скажет еще.

— Гитарист из группы и брат моей подруги.

— Ты с такой неприязнью о нем говоришь, видимо, он тебе очень нравится, — насмешливо произносит отец. Нравится, но он самодовольный придурок! Почему мое доверчивое сердечко выбрало такого странного парня? Закатываю глаза и выхожу из машины, бросая:

— Я недолго.

Син встает, когда я подхожу, тушит окурок и кидает в пепельницу. Он хмуро поглядывает исподлобья и проводит пальцами по лицу.

— Ты можешь остаться, Джи, места в доме достаточно.

Я ошарашенно смотрю на мрачного парня и отвожу глаза на темно-синюю БМВ отца. Руперт сто процентов наблюдает за нами.

— Спасибо за гостеприимство, но я и так вместо одной ночи задержалась почти на месяц. Хотя Черелин… — делаю паузу, исправляясь, — Черелин и ты очень помогли мне. Спасибо.

Прохожу в дом, поднимаясь на второй этаж в «свою» комнату, и собираю немногочисленные вещи. Эванс замирает в дверях и скрещивает руки, внимательно наблюдая.

— Если бы я вовремя не вернулся домой, что тогда? — раздается глубокий задумчивый голос. Приостанавливаю сбор вещей и вопросительно изгибаю брови, но затем понимаю, о чем речь и пожимаю равнодушно плечами.

— Как ты говорил: я бы жила дальше, училась, и никому не было до меня дела, — безразлично отвечаю, засовывая лэптоп в сумку, и застегиваю молнию.

— Жалеешь?

Встречаюсь с прищуренными синими глазами и, не задумываясь, отвечаю:

— Нет.

Он молча кивает, а я опускаю взгляд.

— А Черри?

— У Шема, — коротко отвечает парень, проходит в комнату и забирает рюкзак. — Проведу тебя.

— Хочешь познакомиться с моим папочкой? — язвлю, следуя за парнем.

— Почему бы и нет. Он талантливый музыкант. Для меня это честь.

Папа ждет возле машины и удивленно оглядывает Сина, когда мы подходим ближе.

— Пап, это Син, Син — это мой отец Руперт Браун, — говорю нудным голосом, переминаясь с ноги на ногу. Никогда не знакомила родителей с… парнями. Не приходилось как-то, ведь я не состояла в отношениях. Про Тинки отец с мамой давно знали.

Они жмут друг другу руки, а я отвожу неловкий взгляд в сторону. Очень странный момент.

— Рад с вами познакомиться, мистер Браун, — широко улыбается Син, заставляя сжаться от «любезного» тона.

— Да, спасибо, что приютили на время мою дочурку. Она ведь не доставила проблем?

Боже, пап, что за…? Закатываю глаза и открываю рот, но Син опережает меня и мило улыбается:

— Что вы, мистер Браун, Джи прекрасная девушка, очаровательная, нам с ней очень повезло.

Бросаю на него злобный взгляд, но он делает невинную моську, по которой так и хочется проехать кулаком, чтобы подпортить идеальное красивое личико.

— О, я рад. Что ж, приятно было познакомиться, Син, увидимся завтра, — папа садится на водительское место и закрывает дверь, а Эванс вопросительно смотрит на меня.

— Я попросила папу приехать на репетицию, — устало вздыхаю и наклоняю голову. — Не против?

— Нет.

— Тогда до завтра.

БМВ плавно отъезжает. Наблюдаю в зеркале заднего вида стоящего на том же месте Сина. Интересно, я когда-нибудь пойму этого парня хоть немного?

Глава 21

Джи

Квартира отца находится в Парк-дейл в сером невысоком здании недалеко от Стадиона Содружества, откуда частенько слышны крики поклонников футбола. Двухкомнатная, небольшая и уютная, но больше всего мне нравится выход на веранду. Там расположен небольшой оазис, в виде растений в кадках, двух потрепанных кресел и парочки стареньких светильников. Хоть я здесь бывала не так часто, но квартира отца куда приятнее, чем огромный дом, в котором я ощущала себя всегда одиноко, будто ненужный предмет.

Я разбираю рюкзак и раскладываю вещи в комод; мы берем парочку пледов и устраиваемся с чашками горячего чая на веранде, наблюдая, как на Эдмонтон ложатся сумерки, загораются огни вывесок, фонари и первые звезды на небе. Я давненько не чувствовала такой душевной идиллии и спокойствия. За последние полтора месяца произошло столько событий… Невероятно. Этот момент, как глоток свежего воздуха: папа, я, горячий чай и вечер разговоров.

Перед сном переписываюсь с Тинки, рассказывая о приезде отца и новом жилье. В последнее время мы видимся только в школе: он занят конференциями, я — репетициями. Мы никак не можем выбраться и немного отвлечься от круговерти.

«Ты уверена, что тебе это надо?»

Я задумчиво смотрю на экран смартфона.

«О чем ты?», — печатаю, прекрасно зная, что имел в виду друг.

«Не прикидывайся… я о группе… Эвансе… ты не собираешься поступать в универ?»

«Я не знаю, как все сложится».

«Ты прекрасно все знаешь, просто не хочешь принимать этот факт. Разве люди, которые любят петь, любят музыку, не выглядят как сумасшедшие? Эванс чокнутый, помешанный на группе. Ты не похожа на человека, который хочет потратить на такое всю жизнь».

Отбрасываю телефон и тяжело вздыхаю. Приходит еще одно смс, и я пробегаю глазами по тексту:

«Ты это делаешь, чтобы быть рядом с ним».

Пару раз моргаю. Палец замирает над буквами, но я ставлю смартфон на блокировку и кутаюсь в одеяло, подтягивая коленки к груди. Возможно, Тинки прав. Он всегда говорит разумные вещи, но мне нравится петь. Нравится происходящее, нравится отдавать людям всю энергию и снова наполнять ею опустошенное тело, словно сосуд. Да, я не в восторге от того, что на меня слишком много навалилось в последнее время, зато чувствую себя нужной. Раньше схема практически не менялась: школа, дом, уроки, сон, посиделки с Тинки, вылазки в город — всё. Скучная, однообразная и неинтересная жизнь, пока в ней не появился Син Эванс и зажег внутри искорку.

В тот момент, когда он предложил место в группе, я действительно думала, что мне чертовски повезло, ведь мы будем видеться каждый день, но сейчас… Сейчас, узнавая неординарную противоречивую натуру парня, вливаясь в коллектив, музыку, понимаю: я это делаю не только для того, чтобы стать ближе к Сину Эвансу. Мне нравятся изменения. Я не чувствую себя той слабой девчонкой, которая пряталась, старалась быть невидимкой, смущалась, краснела, запиналась. Я рада, что сейчас во мне постепенно оживает более уверенная Джи Браун.

Утром следующего дня, когда мы с отцом заходим в гараж Шема, парни удивленно смотрят на нас, открыв рты. Затем быстро приходят в себя и уважительно жмут руку папе и знакомятся. Я наблюдаю за этим с застенчивой улыбкой на губах и кошусь на Сина. Брюнет сидит без особого энтузиазма с лицом: «без настроения, лучше не трогать» — написано на лбу большими буквами.

— Ладно, ребятки, удивите старика, — папа устраивается в кресле и ободряюще улыбается.

Парни пару минут настраивают инструменты, Шем с широкой улыбкой на губах крутит палочками за ударной установкой, весь наготове, а я поворачиваюсь к Эвансу, спрашивая:

— С чего начнем?

— People are strange, — сухо бросает он и проводит пальцами по струнам гитары.

— Окей, — отворачиваюсь, глядя на внимательно наблюдающего отца.

— Люди для тебя чужие, когда ты просто прохожий. Их лица выглядят уродливыми, когда тебе одиноко. Женщины кажутся порочными, когда тебя не хотят, а улицы кривы, когда ты чувствуешь себя подавленным.

— Когда ты чужой, ты видишь лица, словно через завесу дождя…

Распахиваю глаза и оторопело смотрю на Сина, сосредоточенного на Гибсоне. Боже… Зачем им вокалистка, если голос Эванса… Даже не знаю, как описать. Бывает такое, когда получаешь наслаждение, слушая только тембр, и уже не важно, какая внешность у человека.

— Джи?

Хлопаю ресницами, осознавая — все в ожидании уставились только на меня, пока я пребываю в немом шоке.

— Простите.

Син насмешливо хмыкает, и мы играем заново. Все никак не могу привыкнуть к тому, как он поет. Его голос такой насыщенный, переливающий всеми красками, глубокий, чистый. Черт, только от одного бэка Эванса аудитория будет наша — от пары фраз все превратятся в лужицы. ПОЧЕМУ ОН НЕ ПЕЛ РАНЬШЕ? Я не понимаю.

Перевожу взгляд на отца и замечаю, как он с интересом изучает Сина, не Райта или Оззи — всем его вниманием завладел Эванс.

— Что ж, ребятки, неплохо, неплохо, — произносит Руперт, когда заканчивается композиция. — Есть один момент: сыграйте первый куплет, а ты, Син, спой.

Я перевожу взгляд с отца на замершего Эванса. С ним что-то не так. От парня исходит такой неимоверный холод, что бегут мурашки по коже: челюсть напряжена, на лбу появилась испарина. Подхожу и осторожно дотрагиваюсь плеча.

— Син…

Он как будто выныривает из своих раздумий и бросает на меня тяжелый взгляд. Опускаю руку и сжимаю пальцы в кулак, не отрывая обеспокоенного взгляда от потемневших сапфиров. Руперт Браун сидит со сдвинутыми к переносице бровями и постукивает нетерпеливо по подлокотнику.

— Хорошо, — выдавливает Эванс лишь одно слово.

Присаживаюсь на краешек дивана, внимательно глядя на парней. Голос Сина разливается по помещению, моим сосудам, органам, и я вновь задыхаюсь от восторга. Как глупо… Глупо прятать такой бриллиант. Он талантливый не только гитарист, но и певец. Не понимаю, почему Син старательно закапывает дар. Восхищенно слушаю каждую строчку, слово… Но все заканчивается с первым куплетом, а я сижу с разинутым ртом.

— Как видите, любая песня звучит по-другому, когда ее исполняют разные люди, — произносит, откашливаясь, мой отец. — Было бы неплохо петь дуэтом: баритональный тенор и драматическое меццо-сопрано. Что ж, давайте подробнее обсудим игру каждого…

Он поднимается и разговаривает с парнями, используя непонятные термины типа сустейн (продолжительность звучания извлечённой ноты), фидбэк (обратный сигнал, при котором струны резонируют с выходным сигналом), баррэ (приём игры на гитаре и некоторых других музыкальных инструментах, когда указательный палец играющей на грифе руки, зажимает одновременно все или несколько струн на грифе).

— Думаю, замечания вы поняли, — отец по-доброму улыбается и складывает руки на груди. — Син, на пару минут.

Руперт прощается со всеми, добавляя:

— Джинни, ты же будешь ночевать дома?

— Пап, — закатываю глаза и хмурюсь.

Он подмигивает и выходит, Эванс следует за ним.

— Твой отец крутой, — говорит Оззи, дергая за колечко в брови. — Зачетный мужик.

— Угу, — буркаю под нос.

Через пару минут Син возвращается с еще более мрачным выражением на лице, хватает гитару и цедит сквозь зубы:

— Продолжаем.

Цокаю языком, недоумевая, о чем они разговаривали, что Эванс вдруг с цепи сорвался. Устрою потом отцу допрос.

Вечером в гараже появляется Черелин, повисает на Шеме, и несколько минут они беспрерывно лижутся. Беру пакетик сока и стараюсь не обращать на них внимания. Наконец, голубки друг от друга отрываются под недовольное ворчание Райта и Оззи, а Черри вытягивает меня на улицу.

— У Шема завтра день рождения, — шепчет она с придыханием, сверкая синими глазами. — Я решила устроить барбекю, как думаешь, хорошая идея?

— Ого, я не знала, — округляю глаза, поглядывая в сторону гаража.

Черелин кивает и смущенно опускает взгляд.

— Я приготовила ему сюрприз. Останусь ночевать и поздравлю после полуночи.

Она расстегивает кожаную курточку, поддевает свитер, показывая кружевное белье насыщенного красного оттенка.

— Ох… Вау… Думаю, Шем обрадуется, — смущенно бормочу, отводя глаза от шикарной груди девушки, и вспоминаю о своем первом размере. На моем детском теле такое белье смотрелось бы смешно и нелепо, к сожалению.

Черри кивает и заговорщицки спрашивает:

— А как дела у вас с Сином? Мне кажется, вы в последнее время не ладите. Что-то случилось?

— Э-э-э… ну… нет, просто он не в духе… — передергиваю плечами и перевожу взгляд на вышедшего Эванса. Парень достает сигареты и закуривает. Наши взгляды пересекаются, ежусь от пронизывающих холодных сапфировых озер и первой разрываю контакт.

— Черри, ты всех отвлекаешь, — недовольно произносит он, докуривая.

— Ой, да что ты говоришь? Хватит быть говнюком, — язвит девушка, и мы возвращаемся в гараж. Истину глаголет: хватит быть говнюком, Эванс!

***

Син

Сегодня у Шема день рождения, и сестрица устроила барбекю на заднем дворе его дома. Днем мы жарили стейки и лосось, а вечером, взяв гитару, устроились у костра. Оззи конкретно надрался и завывал излюбленную песню своего кумира Оззи Осборна «I Just Want You». Я смотрел на этот цирк с насмешкой и покачивал головой: кого-то понесло не в те степи.

— Эй, чувак, ну харэ! Вызвони свою Люси и трахни, если так хочешь, — бросает раздраженно Райт, а красноволосый замолкает и впивается стеклянными пьяными глазами.

— Какая еще нах*й Люси?

Басист обалдело смотрит на него и мычит:

— Красноволосая с прослушивания. Ты же рассказывал, какая она горячая цыпочка…

— Что-о-о? — непонимающе моргает Оззи, и все громко хохочут над его смешной рожей. — Да пошли вы.

Он бросает на землю гитару и, пошатываясь, исчезает в доме. Перевожу взгляд на подвыпивших веселых друзей, не видя светлой шевелюры. Хмурюсь и осматриваюсь, но Джи нигде нет. Проходит еще некоторое время, а девушка не появляется. Недовольно цокаю и иду на ее поиски, прихватив бутылку Джека — все равно мы ночуем у Шема, потому что его родаков нет.

Обхожу вокруг дома, собираясь войти внутрь, но замечаю тлеющий уголек на веранде, платиновые локоны и застываю: зашибись, она еще и курит. Никак не могу привыкнуть к ее взбунтовавшемуся поведению, изменившейся внешности и тому, что меня это чертовски заводит. Воевать с ней, вызывая на лице гневное выражение, будто она хочет меня убить. Я сам того не осознавая, пробудил в Джи Браун чертиков, которые мне дико нравятся. Да, мои демоны в восторге от них.

— Что это мы тут делаем? Балуемся? — выхватываю из тонких пальчиков сигарету, затягиваясь, и сразу выкидываю в пепельницу. Ненавижу разные добавки типа ванили или вишни. И когда она стала курить?

Джи вздрагивает, на лице появляется недовольная гримаска, от которой уголки моих губ ползут вверх. О да-а-а… Мое любимое злобное выражение.

— Не наглей, Эванс, — бросает угрюмо девушка и тянется к стакану с коньяком. Опережаю и забираю емкость, насмехаясь над ее сердитым личиком.

— Напиваешься в одиночестве? Женский алкоголизм не излечим, Джинет.

— Как и мужской нарциссизм, — фыркает она, не оставаясь в долгу, подтягивает коленки и кладет на них голову.

— По-твоему, я нарцисс? — удивленно протягиваю, поглядывая на профиль девушки.

— По-моему, ты самовлюбленный придурок с кучей странностей, — равнодушно бросает Джи, а я многозначительно хмыкаю.

— Если бы я не был странным, нравился бы тебе?

Джи удивленно вскидывает брови, тихо смеется, выдыхает и качает головой.

— Вот это самооценка: уровень — Бог. Почему ты решил, что мне нравишься? Раньше — возможно, но не сейчас, когда я знаю, какой ты.

— Значит, не нравлюсь, — повторяю и пробую слова на вкус.

Она дерзко смотрит прямо в глаза и вопросительно выгибает бровь. С заднего двора доносятся отрывки песни Civil Twilight «Believe», нарушая безмолвную борьбу наших взглядов:«Эй, что ты со мной делаешь? Дай мне что-нибудь, во что я могу поверить. Эй, что ты со мной делаешь? Дай мне что-нибудь, во что я могу поверить…». Ухмыляюсь, а в голове мелькает мысль: «Как символично, бля…».

Хватаю тонкое запястье, вздергивая с лежака Джи, и прижимаю к себе, чувствуя, как бьется под тонкой тканью сердце: бешено, передавая импульсы через кожу. Плед сползает с худеньких плеч, бирюзовые глаза округляются, а мой взгляд замирает на ее пурпурных губах. Провожу большим пальцем, стирая ненавистную помаду. Давно мечтал об этом.

— Что ты делаешь? — еле слышно спрашивает Джи.

«Эй, что ты со мной делаешь? Дай мне что-нибудь, во что я могу поверить…»

— Проверяю, врешь ты или нет, Джинет.

Наклоняюсь, поглаживая ее подбородок, и ощущаю на губах еле заметный вкус вишневых сигарет и алкоголя. Она тихо выдыхает, а я провожу носом по коже, пахнущей… молоком? Какая странная смесь. Удовлетворенно улыбаюсь, глядя в искрящиеся бирюзовые глаза, которые заволокло дурманящей пеленой. Черт, какая же она…

— Вру-ниш-ка, — шепчу в приоткрытые губы и целую.

Рука зарывается в мягкие светлые волосы, скользящие между пальцев. Миниатюрное тело Джи расслабляется, становится податливым пластилином в руках. Маленькая, хрупкая обманщица. Но мне этого недостаточно… Язык скользит по теплым губам, пробуя, изучая, запоминая новые будоражащие ощущения. Мало… Углубляю поцелуй, сходя с ума под музыку и упоительную смесь из вкусных запахов, но происходит самая неожиданная вещь — Джи кусает за нижнюю губу и тяжело выдыхает:

— Я не тупая фанатка, Эванс, и нечего проверять! Хватит играться!

Слизываю с ранки кровь, недоверчиво качая головой. Черт, она укусила меня! Маленькая вампирша!

— Ненормальная.

— Козел.

«Эй, что ты со мной делаешь? Дай мне что-нибудь, во что я могу поверить…», — поет вокалист. Джи прерывисто дышит, резко отворачивается, поднимает плед и направляется в сторону стеклянных дверей.

«Мы еще не закончили…», — думаю, глядя вслед уходящей девушке, и беру бутылку Джека.

Глава 22

Я не могу противостоять этой болезни, она захватывает разум и тащит меня в никуда. Я нуждаюсь в тебе, я не могу бороться с этим вечно. Я знаю, что ты смотришь, я чувствую, что ты рядом… Подними меня ввысь, и я буду петь. О, с тобой всё налаживается. Мы — единое целое. О, ты уносишь всю боль. Спаси меня, если я попаду во власть демонов.

Starset «My Demons»

Джи

Я проиграла.

Это полный провал.

Разгром по всем фронтам.

Защита рухнула.

Поражение.

Game over.

Закрываю дверь ванной и сползаю по ней, прикасаясь ладонями к разгоряченным щекам.

Я горю.

Наверное, температура тела перевалила за сорок градусов.

Либо я попала в Ад за свои пошлые мысли, наводнившие пораженный во всех областях мозг.

Прикасаюсь к губам, а рука медленно соскальзывает на ноги.

Какой же засранец… но… но… Я этого так сильно хотела. Безумно хотела. Еще немного, и кто знает, чем закончился бы поцелуй.

Поцелуй.

Син и я.

Я и Син.

Прикрываю глаза и сглатываю комок переполняющих эмоций.

В голове до сих пор играет, как заевшая пластинка: «Эй, что ты со мной делаешь? Дай мне что-нибудь, во что я могу поверить…».

Да, что он делает со мной.

Его синие горящие глаза, симметричные родинки на щеках, теплое дыхание, запах ментола и духов на коже… «Парящие» черные перья на шее. Как он прикасается, будто собственник.

Вздрагиваю и смотрю на руки, покрытые маленькими «пупырышками».

Хватит. Выбросить из головы. Забыть. Заблокировать.

«Конечно, идиотка, тешь дальше себя иллюзиями…».

Включаю холодную воду и смотрю на розовое лицо: сейчас даже не жаль макияжа, над которым трудилась Черелин. Мне срочно надо охладиться, либо я превращусь в груду пепла на сверкающей белой плитке, нарушая гармонию интерьера.

Натягиваю футболку и залажу под одеяло, накрываясь подушкой, но даже это не помогает приглушить до сих пор орущую музыку, и смех с заднего двора. Лучше бы уехала домой, а не оставалась с ночевкой. Завтра в школу, потом репетиция. Эванс. Снова Эванс. Смотреть на него и создавать видимость, будто случившееся между нами — прекрасный обман.

Время тянется, как резина, но вскоре голоса и разговоры смолкают. За дверью раздаются шаги и тихий смех Черелин. Девушка что-то шепчет Шему, затем следует щелчок закрывающихся дверей, и наступает долгожданная тишина. Но выпрыгивающее сердце не так-то легко утихомирить.

Выхожу пару раз на небольшой балкончик, глядя на повисшую в небе круглую луну. Вытаскиваю сигарету, но так и не закуриваю. Я до сих пор под эмоциями от поцелуя. Как успокоить сердцебиение? Как, если я чувствую его парализующие губы и гипнотический взгляд?

Часы показывают 4:25 am, в школу через пять часов, но вряд ли усну с тем наплывом мыслей, которые атакуют шокированный мозг.

Спускаюсь на первый этаж. На кухне полный погром, куча бутылок, тарелок, пакетов… Ищу чистый стакан и набираю холодную воду, поднимаюсь по ступенькам, но замираю, слыша жуткий вой. Испуганно оглядываюсь и пытаюсь понять, откуда и кто его издает. На улице? Нет. Дома? Осторожно ступаю и останавливаюсь возле закрытых дверей. Болезненный стон раздается снова, будоража внутренности.

Решительно дергаю за ручку и застываю в проеме. Простынь, подушка на полу, а Син, сжавшись, ворочается в кровати. Подхожу ближе, зажимая ошарашенно рукой рот, и смотрю на вспотевшего парня: губы приоткрыты, дыхание тяжелое, будто он пробежал несколько миль. Что с ним? Ночной кошмар?

— Син? — шепчу, боязливо прикасаясь к плечу, но парень никак не реагирует. Вены вздулись, темные пряди прилипли ко лбу, ресницы дрожат.

— Син, — произношу чуть громче и трясу за плечо: он меня пугает до жути.

Не понимаю, что именно происходит, и как я оказываюсь под ним, но парень нависает сверху с распахнутыми обезумевшими глазами, как дикий зверь.

— Ты… чего? — хриплю, глядя на его напряженное лицо.

Он несколько раз глубоко вздыхает и опускает голову на подушку.

— Руки… мне больно… — сдавлено шепчу, и хватка на запястьях сразу же ослабевает.

Ну и ну, как эпизод из ужастика.

— Прости, — говорит приглушенно Син, пока мой взгляд блуждает по напрягшимся татуированным рукам.

Брюнет переворачивается и устраивается рядом, а я, наконец, свободно вздыхаю. Даже забыла, что легкие нуждаются в кислороде. Некоторое время мы лежим в полной тишине, не говоря ни слова, потом он садится на кровати, опуская голову. Глаза непроизвольно рассматривают широкую спину и татуировку: сейчас она кажется более печальной, живой и зловещей.

— И… часто у тебя такое? — осмеливаюсь спросить, не отрывая взгляда от спины Эванса.

— Сейчас — нет, — негромко отвечает он, а плечи опускаются вместе с «крыльями» на лопатках. — Раньше… почти каждую ночь. Когда покурю, кошмары не снятся…

Покурит? Сигареты? Травку?

— А сегодня…?

— Нет.

Он проводит пальцами по волосам, взлохмачивает и уходит в ванную. Что делать? Уйти? Остаться? За дверью шумит вода, затем стихает, и появляется Эванс… в одних боксерах. Я, смутившись, отвожу взгляд на полоску тусклого света, пробивающегося через плотные шторы. Почему я тормозила и не ушла? Встаю и одергиваю футболку, вспоминая, что она слишком короткая. Слишком — значит, нифига не прикрывает. Эванс кидает подушки на кровать и оглядывает меня.

— Я… пойду… спокойной ночи?

Хотя уже раннее утро. Выдыхаю и берусь за ручку.

— Джи, останься.

Послышалось? Может, это вообще сон? Поворачиваюсь и удивленно смотрю на парня, впившегося в меня потемневшими глазами.

— Син, хватит…

— Я серьезно.

Ищу каплю иронии на его лице, но там лишь боль и опустошение. Он ожидает ответа, а я теряюсь, не зная, как поступить. Хочу остаться… Остаться рядом с ним. Опускаю взгляд на пальцы и сжимаю края футболки.

— Никаких игр?

— Никаких игр.

Пару секунд сомневаюсь, но все же делаю несколько неуверенных шагов в сторону кровати и ложусь рядом с Сином, едко бросая:

— И не лапай меня, вот граница, — кладу между нами несколько подушек, слыша смешок.

— Сама не лапай.

— Очень смешно, — фыркаю в ответ. Поворачиваюсь на бок и довольно улыбаюсь. Невероятно. Безумие какое-то. Ощущаю, как «защитная стена» исчезает, и моя спина прижимается к крепкой груди.

— Эй, я же сказала не лапать, — шиплю и стараюсь выпутаться из цепкого захвата. — Будешь сам спать.

Теплая ладонь сильнее прижимается к ребрам, а я немею от его присутствия и ярких эмоций. О Боже… Эта война окончательно проиграна.

— Уверена? — шепчет в волосы Син. Нервно сглатываю и облизываю пересохшие от волнения губы.

— Ничего не будет, Эванс, даже не надейся. Твои уловки не сработают, — недовольно ворчу, чувствуя, как от сильного мужского тела исходит жар. Сердце бешено грохочет в груди и ушах, разгоняя по венам, вместо крови, лаву. Джинет Браун — это фиаско.

— Сегодня не будет, — смеется он, ослабевая хватку под грудью. Парень устраивает подбородок на моей макушке, а я уверено (нет) бормочу:

— Ни сегодня, ни завтра и никогда.

— Ага, — насмехается Син.

Пульс постепенно нормализуется, но сон не приходит. Он отказывается посещать сегодня, когда я лежу в… объятиях Эванса.

— Ты же меня не задушишь, если приснится снова кошмар? — подкалываю его и пытаюсь развернуться, но парень не позволяет это сделать, разражаясь беззвучным хохотом.

— Спи, Джинет.

— Не называй меня так!

— Это же твое имя.

— Все равно… не называй. Бесишь.

— Хорошо. Джинет.

— Уф, в следующий раз твой щенячий взгляд не прокатит.

— О, ты уже рассчитываешь на следующий раз?

— Заткнись!

Чувствую на коже его улыбку и тихо выдыхаю, прикрывая глаза. Пальцы нежно поглаживают ребра, еле касаясь, и я постепенно засыпаю. В объятиях Сина Эванса.

***

Син

Меня окружает цветочно-фруктовый аромат, приятное тепло, будто я на каком-то экзотическом острове. Так хорошо… Не хочу покидать это райской местечко. Растягиваю губы в ленивой улыбке и открываю глаза, вырываясь из оков прекрасного сновидения и встречая платиновые локоны, в которые уткнулся.

Возле меня свернулась Джи, прижимаясь спиной. Ее небольшая грудь полностью умещается в ладонь — идеально. Пару раз моргаю, приходя в себя, и вспоминаю прошлую ночь. Осторожно отстраняюсь, чтобы не разбудить девушку и сажусь рядом, оглядывая «маленький клубочек». Глаза опускаются сразу же на задницу, прикрытую микроскопическими черными шортиками, и оголенный участок спины, из-за поднятой футболки. Блуждаю взглядом по матовой коже, а в боксерах становится теснее. Цокаю, быстро укрываю Джи одеялом и встаю, направляясь в ванную.

Прохладный душ немного приводит в чувство, возбуждение отступает, хотя перед глазами постоянно ее розовое лицо, сладкие губы, хрупкое тело, странные ощущения, которые вызывает наша близость. Я впервые так озадачен и потрясен, ведь мне понравилось… Понравилось, что Джи в моих объятиях, как будто недостающий пазл. Но самое важное — я первый, с кем она целовалась. Да, я понял сразу же по ее ошарашенным глазам и сжатым губам, неопытности. Это очень соблазняет и привлекает. Запретный плод сладок.

Так сложно бороться и противостоять, когда я хочу ее. Не просто затащить в постель, утолить физические потребности, как делаю с другими. Нет, это совершенно другое. Я хочу насладиться, почувствовать, ощутить каждой клеточкой тела, потому что теперь знаю, каково целовать ее и просыпаться. Джи Браун превращается в огромное искушение и испытание одновременно.

— Охренеть… — поражено выдыхаю, глядя на свое оторопевшее отражение в зеркале. Не может быть. Кажется, я не сдержу обещание, которое дал сестре. «Прости, Черри…».

Натягиваю футболку, джинсы, мельком смотрю на спящую девушку и спускаюсь на первый этаж, встречаясь с… Черелин. В руках у сестрички стакан с водой, видок помятый после «бурной ночки» или хорошего секса, а в глазах озорной огонек. Шему с ней повезло, они подходят друг другу, поэтому я не против их отношений.

— Доброе утро, — расслабленно улыбается Черри.

— Привет, — буркаю в ответ и включаю кофеварку.

— Я зашла к Джи, но ее нет в комнате…

— Потому что она ночевала со мной, — перебиваю, глядя на работающую технику.

— С тобой? — удивленно протягивает сестра.

— Да, Черри, мы ПРОСТО спали, — выделяю каждое слово, качая головой. Сейчас начнется…

— Просто спали, — повторяет она с насмешкой в голосе, а моя челюсть напрягается. — Э-э-э… вы спали в обнимочку, как влюбленная парочка, да? — продолжает злорадствовать Черелин. — Ты с кем-то вообще просто так спал, братик?

— Отвали, Черри, — огрызаюсь, хватаю кофе и быстро выхожу, избегая дальнейшего расспроса. Повезло, что на кухне оказалась только сестра, а не Оззи. Тот бы давно катался по полу и ржал, как ненормальный, а потом кидал разные шутейки.

Закрываю дверь, чтобы ни у кого не возникло больше желания вломиться и проверить, чем мы здесь занимаемся. Мы… Останавливаюсь возле кровати, рассматривая красивое безмятежное лицо Джи. Уголки губ невольно ползут вверх, но я беру эмоции под контроль и прогоняю сентиментальные мысли. Черт, это даже смешно и не укладывается в голове. Сколько бы она не старалась показать характер, остается простой скромной девчонкой, наивной и до безобразия милой. Хотя мне нравится, что она выпускает коготки.

Приоткрываю окно, затягиваясь никотином, и выдыхаю клубки дыма. Делаю несколько глотков из чашки и поглядываю на небо, с повисшими тяжелыми тучами. Слышу, как ворочается Джи и кошусь на девушку, забавно потирающую глаза, будто маленький ребенок. Ставлю кофе на столик и подавляю улыбку, которая так и хочет озарить лицо.

— Доброе утро, как спалось?

Она пару раз сонно моргает, не до конца понимая, где находится. Затем быстро прижимает к себе одеяло и отводит взгляд в сторону, краснея.

— Доброе… неудобно и… жарко, — буркает под нос Джи. Издаю смешок, мысленно хлопая неудачным попыткам: снова врет. — Который час?

— Занятия уже давно начались, — пожимаю безразлично плечами и делаю затяжку. Совсем забыл о том, что сегодня понедельник, учебная неделя.

— Не мог разбудить? — недовольно спрашивает она и сдвигает брови к переносице. — Ты можешь прогуливать школу, но мне нельзя портить отношения с учителями.

— Да ладно, Джи, всего один день, — выдыхаю дым и беру в руки чашку.

— Я не прогуливаю, — отчеканивает каждое слово девушка и стреляет убийственным взглядом.

— Хорошо, в следующий раз я тебя разбужу, — посмеиваюсь и отпиваю кофе.

— Не будет следующего раза, — она раздраженно вздыхает и встает, вечно дергая за край футболки.

Ткань съезжает с одного плеча, открывая участок матовой кожи, к которой сразу же приклеиваются глаза. Она не догадывается, что я лапал ее грудь и видел задницу в шортиках. Зря вспомнил этот эпизод… Возбуждение, как лихорадка, быстро растеклось по телу и венам. Слишком странная у меня реакция на Джи, ненормальная, дикая.

— А если будет…? — спрашиваю, глядя на нее исподлобья.

— Нет. Не будет, — ехидничает Джи и закатывает глаза. — Не говори ерунды.

— Спорим? — специально подначиваю ее и расплываюсь в хищной улыбке.

— Боже, детский сад, Эванс, — она скрещивает руки, а глаза медленно ползут вниз, оглядывая ее стройные ноги. — Я лучше пойду.

— Боишься проиграть и сразу даешь заднюю? — дразню ее и встречаюсь с бирюзовыми яркими глазами.

— Не вижу смысла заниматься фигней и тратить время на бесполезные споры, — Джи поднимает бровь, разворачивается и дергает за ручку. Один раз, второй, вздыхает и поворачивает голову.

— Дебильные шуточки, Эванс, открой дверь, — рассерженно произносит Браун.

— Только после того, как мы закончим начатое, — снисходительно говорю и приближаюсь к ней.

— Идиотизм, — выдыхает Джи и бросает в мою сторону негодующий взгляд. — О чем ты?

Упираюсь ладонями о дверь, заключая ее в «ловушку», склоняю голову и впиваюсь с силой в розовые губы. Она так неумело отвечает, только больше распаляя своей неопытностью. Страсть, как горячка, охватывает все тело, кожа накаляется, пальцы сжимаются в кулак. Вторая рука зарывается в волосы, ощущая мягкие шелковистые пряди. Джи прижимается своим маленьким телом, обнимая руками талию, и упирается носом в шею. Теплое дыхание касается моей разгоряченной кожи, сводя с ума и возбуждая.

— Я первый, с кем ты это делаешь… — утвердительно шепчу, поглаживая ее затылок.

Как же сложно сдерживаться, чтобы не прижать ее и не «вкусить запретный плод» прямо сейчас, когда она одурманивает разум, как ведьма.

— Нет, — тихо отвечает девушка, оставляя влажный поцелуй на шее.

Кадык нервно дергается от ее невинной шалости. Она даже не представляет, что творит со мной. Перед глазами мелькает ключ, и победная улыбка Браун. Непонимающе смотрю в горящие аквамариновые глаза и хмыкаю, покачивая головой.

— Какая ты хитрая, — поднимаю заинтриговано бровь и встречаю насмешливый взгляд. Отстраняюсь и провожу пальцами по растрепавшимся волосам. — Играешь не по правилам, Джинет, — лениво улыбаюсь, блуждая по раскрасневшемуся и лицу все еще затуманенным глазам.

— Мне есть, у кого учиться, Эванс, — Джи дарит на прощание очаровательную улыбку и закрывает дверь. Не могу сдержать вырывающегося из груди смеха и хохочу. Черт, она мне нравится. Очень, очень нравится.

Глава 23

Ты и я создали проблему. Признать это проще, чем найти решение. Я поверил, что смогу пойти в обход. Оставить попытки легче, чем начинать. Слишком туманно, чтобы что-то увидеть, слишком больно, чтобы что-то почувствовать, но я люблю тебя, я люблю тебя и каждую твою частичку.

Andrew Belle «Pieces»

Джи

Шторм, бушевавший между мной и Эвансом в последнее время, превратился в штиль, но я не особо доверяла этому перемирию. Оно больше напоминало затишье перед бурей.

Тот день, который снился чуть ли не каждую ночь и превращался в паранойю, никто из нас не вспоминал, будто не было поцелуя, кошмара Сина, совместной ночи (или утра?). Эротичная фантазия, о существовании которой я раньше даже не подозревала, рисовала продолжение, и внизу живота становилось горячо, щеки пылали, кожа покрывалась мурашками, а сердце выбивало чечетку между ребрами. Стыдно признаваться самой себе, но в глубине души, я этого желала.

Иногда во время репетиций взгляд блуждал по его сосредоточенному серьезному лицу, черным перьям, которые я целовала, мозолистым пальцам, Гибсону с языками пламени на корпусе. Наши глаза пересекались, задерживались на секунды, и каждый отводил их в сторону — так продолжалось всю неделю перед балом. Мы практически не говорили, если это не касалось песен, музыки или еще каких-то моментов, связанных с группой. Эванс сразу срывался на байке и уезжал первым, меня же подвозили Черелин или Оззи. С приходом Черри накаленная атмосфера в гараже разряжалась, «тучи расходились, появлялось солнышко», и я немного расслаблялась, хотя Син постоянно недовольно ворчал и говорил «ты всех отвлекаешь, едь домой…», на что получал очередную колкость в ответ.

Спокойный мирный Эванс вводил в большее заблуждение, чем грубый и жесткий. Он и так чертова ходячая загадка, но теперь я запуталась и не знала, что думать. Хренова головоломка…

***

60-е… Расцвет хиппи, пропагандирующих пацифизм (идеология сопротивления насилию ради его исчезновения) и возникновение такого понятия, как трип (состояние человека, принявшего особые вещества — психоделики).

Сегодня мы превратились в «детей цветов», возвращаясь почти на пятьдесят лет назад. Школьный совет даже предоставил нам старый микроавтобус Фольксваген — символ движения хиппи — раскрашенный в стиле «Flower Power», для эффектного появления.

Черелин изрядно потрудилась над нашим имиджем. Все облачились в джинсы-клеш, пестрые рубашки, а на запястьях висело множество фенечек. Мои волосы она немного завила и вплела фиолетовые цветы. Оззи постоянно возмущался и говорил, что выглядит, как педик, а не хиппи. Остальные его поддерживали и собирались снова надеть кожаные куртки.

— Что за херня? Я не собираюсь в этом выступать, — дергал снеприязнью парень за ткань разноцветной рубашки. — Похож на какого-то сладенького мальчика с гей-бара. Фу, бля.

— Серьезно, Черри, из нас пятерых образ хиппи идет только Джи, — поддерживал друга Райт, оглядывая свой наряд.

Девушка насупилась и поставила руки в бока, показывая всем видом — это не обсуждается.

— Радуйтесь, что не напялили парики с длинными патлами и ободки с цветами.

— Черт, чувак, у тебя очень жестокая сестра, — прошептал якобы испуганно Оззи, заправляя рубашку в джинсы.

Я посмеивалась над парнями, одетых в непривычную одежду. Взгляд замер на Сине — только он оставался беспристрастным, настраивая Гибсон. Черные волосы волнистые, рукава яркой аквамариновой рубашки закатаны, открывая обзор на татуировки, несколько пуговиц расстегнуто, видно гладкую подкаченную грудь и черные перья, обрамляющие шею. Даже в этой идиотской одежде, которая всех бесила, Эванс выглядел как Бог. Отвернулась и встретилась в зеркале со своим отражением: бирюзовые глаза горят в предвкушении, на шее пурпурная тонкая лента, полупрозрачная блуза с цветными разводами и джинсы с высокой посадкой.

Улыбнулась и поправила выбившиеся пряди, чувствуя чье-то очень пристальное назойливое внимание. Глаза пересеклись в зеркале с потемневшими сапфирами, и я подняла вопросительно бровь, невозмутимо спрашивая:

— Что?

Син только хмыкнул и продолжил возиться с инструментом, проверяя звук.

Когда Фольксваген подкатил к главному входу, нас заглушил визг девушек, облепивших бус и не дававших даже прохода. Чокнутые психопатки. Они чуть ли не вешались на парней, и мы еле протиснулись в помещение.

Зал украшала различная атрибутика прошлых времен, и уже до отказа заполнился школьниками. Одна половина в образах хиппи, вторая — панков, хотя эта субкультура возникла в начале 70-х, благодаря скандально известной группе Sex Pistols и их басисту Сиду Вишесу.

Наше появление вызвало восторженный свист и шквал подбадривающих слов, которые выкрикивали ученики Альберты, пока мы пробирались ближе к сцене, на которой уже установили оборудование. Я радостно улыбалась, махала руками, а внутри зарождалось то чувство, как во время первого выступления в баре. Уже не терпелось выйти на сцену и зажечь.

Больше всего я ждала появления папы — он обещал прийти на вечер. «Хочется вернуться во времена хиппи, рок-н-рола… Вспомнить молодость», — говорил он на днях с ностальгической улыбкой на губах. Поэтому я с нетерпением и волнением ожидала его. Я уговорила даже Тинки, который отпирался до последнего, но все-таки сдался, поклявшись, что «припрется на этот убогий бал».

Перед выступлением подошел Эванс, молча взял мою левую руку и повязал на запястье красно-желтую фенечку. Он странно зыркнул, перекинул ремень гитары через плечо и направился к выходу на сцену. Мне оставалось удивленно смотреть парню вслед. Тараканы рылись в памяти и старались найти объяснение непонятному жесту с его стороны, но голова настолько забилась разными проблемами, что я решила выяснить все позже.

Мы открывали бал известной песней легендарных The Beatles «I Saw Her Standing There». Зал сразу же взорвался радостным воплем, свистом, и множество рук взлетело вверх. Никто не стоял на месте — под такую музыку ноги сами шли в пляс. Оззи после каждой песни горланил: «Занимайтесь любовью, а не войной!», еще больше распаляя публику. Интересно, учителя нас не выгонят за это? Очень надеюсь, что нет.

Зеленые, красные, синие лучи мелькали перед глазами, как и смазанные радостные лица учеников. Пришел папа? Был ли он в этой толкучке? Отыграв сет и провожаемые под бурные овации, мы устроились за столиком, чтобы передохнуть, хотя к парням почти все время подходили разодетые девчонки и всячески привлекали к себе внимание. Я наблюдала с неким отвращением, как они откровенно липли, и отводила недовольный взгляд. На сцене ведущий устроил конкурс и приглашал поучаствовать за призы: желающих отозвалось немного. Папа не отвечал на звонки, а среди школьников его светло-русую шевелюру я не замечала. Зато появился Тинки, одетый в обычную футболку со знаком «пацифик» и джинсы: кто-то не особо заморачивался над внешним видом.

— Только не говори, что зря пришел, — подтрунивала я друга.

Чемптон вздернул подбородком и поднял многозначительно брови:

— Я должен признаться: Браун, ты повергла меня в шок. Это же сколько лет пропадал такой талант!

Рассмеялась и толкнула его в плечо: ну не может он обойтись без язвительных фразочек!

— Не видел моего папу? — я переводила взгляд с одного лица на другое, а волнение захватывало мысли.

— Нет, он должен прийти? — спросил озадаченно друг. Кивнула и расстроенно опустила глаза, глядя на красно-желтую фенечку, подаренную Эвансом. Что же она все-таки значит?

— Тинки…

— Малышка Джи, нас все заждались и заскучали с тем недоделанным МС, — дернул за красную прядь волос Оззи, оглядывая неприязненно с ног до головы Чемптона. — Давай, идем отжигать.

Тим ободряюще поднял кулак вверх, а губ коснулась легкая улыбка. Второй сет начинался тоже с The Beatles известной «Come Together». Бэк Сина мы оставили «на десерт», и я ждала этого с трепетом в груди. Его голос нереальный, космический, будоражащий — я бы слушала вечно, как он поет. Жаль, что Эванс согласился всего на пару песен, и то с большим трудом, но даже их хватало, чтобы тело покрывалось мурашками.

Я выкладывалась изо всех сил, капли пота стекали по шее за ворот полупрозрачной блузки, которая неприятно липла к телу. С каждой минутой и песней я осознавала: папа не придет. Грудь ужасно пекло от разочарования и обиды.

В перерыве я снова набрала его номер, но услышала только протяжные гудки.

— Черт…

Что могло произойти? Почему он ничего не сказал и не предупредил?

— Джи, все нормально? Ты какая-то нервная сегодня, — спросил Райт, останавливаясь рядом со мной в проходе.

— Да-а-а… Да, все нормально, — пробормотала и натянуто улыбнулась. Парень недоверчиво посмотрел, но деликатно промолчал.

Взвинченное состояние заметили все. Я ссылалась на усталость и гудящую голову: на самом деле хотелось все бросить, уехать, закрыться в своей комнате и лежать в полнейшей тишине.

Для завершающей части мы выбрали всеми любимую «Behind Blue Eyes» — она очень подходила под мое настроение, которое находилось на отметке «все очень паршиво».

— Никто не знает, каково это, быть плохим человеком, быть печальным человеком… — пою, передавая всю боль, а Син подхватывает:

— За голубыми глазами.

Несколько слов делают свое дело, уши закладывает от женского визга, свиста и аплодисментов. Сжимаю с силой веки, чтобы не брызнули слезы, и продолжаю:

— Но мои мечты не настолько пусты, как моя совесть. Я постоянно одинок. Моя любовь — месть, не знающая покоя.

Пальцы дрожат и впиваются в стойку с микрофоном, голос предательски дрожит. В сознание врывается густой тембр Сина, хотя он не должен вступать в этом месте. Распахиваю глаза и удивленно смотрю на бледное лицо, встречая тяжелый взгляд.

— Никто не знает, каково это, испытывать чувства, которые испытываю я. И в этом я виню тебя!

Эванс сразу же опускает глаза на гитару в руках, а меня окружает ор ненормальных фанаток, выкрикивающих: «Я люблю тебя, Син!», «Я хочу тебя, Син!». Продолжаю петь, шокированная случившемся. В голове совсем пусто, я истощена морально и не способна думать логически. Он хочет, чтобы я сломала мозг, разгадывая странные знаки внимания с его стороны?

Выступление заканчивается взрывной песней The Rolling Stones «Out of Control». Думаю, Осенний бал этого года запомнят надолго, потому что такого фурора еще не было. Учителя давно перестали контролировать не контролированных школьников, которые решили испытать все прелести 60-х на себе, отрываясь под известные хиты, добавляя в стаканчики спрятанный под столом алкоголь и куря в туалете травку.

За сценой все облегченно выдыхают, и начинается бурное обсуждение «продолжения банкета».

— Валим ко мне! — орет как всегда громче всех Оззи, снимая с себя ненавистную одежду и сразу же переодеваясь в привычные черные с дырками на коленях штаны и толстовку.

Прислоняюсь к прохладной стене и закрываю глаза, восстанавливая дыхание. В висках пульсирует, сердце грохочет, будто в ушах, а в руках вибрирует телефон, который я чуть не роняю. Быстро отвечаю, даже не глядя на экран, и отхожу в более тихое место, хотя вокруг шумно.

— Джинни?

Тяжело выдыхаю и провожу облегченно ладонью по мокрому лбу: главное, с ним все хорошо.

— Пап, что случилось? — сразу спрашиваю, нервно постукивая пальцами.

— Джинни, прости…

Ком в горле не дает вымолвить и слова, но я каким-то чудом выдавливаю из себя:

— Пап, только не говори, что… пожалуйста… только не…

— Джинни, — слышу виноватый голос и все понимаю. Обида захлестывает сознание, когда нужные пазлы соединяются в ответ, — прости, нам неожиданно предложили тур по Калифорнии, и мы не смогли отказаться…

— Ты же обещал, — тихо бормочу, чувствуя, как дрожат пальцы и губы.

— Джинни, малышка…

— Ты ничем не лучше мамы, — четко проговариваю, завершаю вызов и отключаю телефон.

Я хотела, чтобы он увидел и услышал, как я пою, как нас поддерживает публика. Хотела… чтобы он гордился мной. Разве я многого прошу?

Пару минут стою в одной позе, подавляя желание заплакать прямо здесь, собираю остатки сил и возвращаюсь к ребятам. Они уже переоделись, на лицах радостные улыбки, глаза блестят, а мне хочется распасться на части.

— Я не поеду, очень устала.

Беру сумку и натягиваю пальто. Пальцы предательски дрожат, выдавая волнение: меня трусит, словно от лихорадки.

— Что? Да ладно-о-о, ты чего, Джи?

— Не гони, поехали отрываться!

— Мы же команда!

— Выпьешь, расслабишься, сегодня ты это заслужила, — кладет на плечо руку Оззи, наклоняет голову и заглядывает в лицо через пряди волос. Брови сразу же сдвигаются к переносице, и он спрашивает: — Джи, что-то случилось?

Качаю головой, делаю глубокий вдох и выдавливаю из себя вымученную улыбку.

— Правда, ребят, простите, но я хочу упасть в кровать и поспать.

Вижу, как они сникают, Черелин не теряет надежды и старается переубедить, но отрицательно мотаю головой. Сейчас я похожа на пустой сосуд, который готов рассыпаться на миллион маленьких осколков.

— Я тебя отвезу, — проносится по помещению холодный голос Сина. Все замолкают, а я останавливаюсь и хмурюсь: вот кто-кто, но только не он. Я не в том состоянии, чтобы бороться, противостоять и сопротивляться.

— Я попрошу Тинки… — предпринимаю еще одну попытку, встречая прищуренные синие глаза.

Безнадежно вздыхаю, прощаюсь со всеми и следую за Эвансом к парковке. Он кладет Гибсон на заднее сиденье и вопросительно изгибает бровь в ожидании. Называю адрес и отворачиваюсь, глядя в окно.

Никто из нас не произносит ни слова. Всю дорогу в салоне стоит тишина, которую нарушает тихо играющее радио. Через некоторое время внедорожник тормозит возле знакомого здания.

— Джи, что случилось? — спрашивает Эванс, прожигая сапфировыми глазами.

— Ничего.

Беру сумку и хлопаю дверью, быстро шагая к дому.

— Ничего? Что за тупой ответ?

Закатываю глаза и оборачиваюсь. Парень облокотился спиной о машину, руки в передних карманах джинсов, взгляд хмурый, не предвещающий ничего хорошего.

— Все было нормально, затем ты ходила, как на иголках, теперь злишься — это, по-твоему, «ничего»? — продолжает он ледяным тоном.

— М-м-м… Эванс, спасибо, что подвез, но не стоит утруждаться, правда. Тебя заждались фанатки, так что можешь ехать развлекаться, — устало вздыхаю и поднимаю выжидающе бровь, безмолвно говоря «просто вали».

Син водит пальцами по губам, смотря куда-то в сторону, затем окидывает меня насмешливым взглядом и ухмыляется.

— Ревнуешь, Джинет?

Захлебываюсь от возмущения и нервно посмеиваюсь, качая головой.

— Что? Ревную?

— Выглядит именно так.

— Правда? — стараюсь успокоиться, чтобы не заехать по его самодовольной роже прямо сейчас. — Как я могла забыть, что у тебя «комплекс Бога».

— Я только спросил, что случилось, а ты устроила на пустом месте мыльную оперу. При чем здесь «комплекс Бога»? Хочешь поссориться? — Син достает из кармана зажигалку и щелкает несколько раз, подпаливая сигарету.

— Знаешь, есть более важные проблемы, о которых я думаю, и ты — не одна из них, Эванс.

Он внимательно смотрит, без доли сарказма на лице, выдыхает дым, и спрашивает:

— Какие, к примеру?

— К примеру, мои родители, которым нет до меня дела, — выпаливаю на эмоциях, а слова бурным потоком с горечью выплескиваются наружу. — Одна думает только о том, чтобы отхватить лакомый кусочек побольше, и ее не интересует где я и что со мной, второй — не сдерживает им же данные обещания. Родителям плевать на меня. Возможно, это выглядит, как нытье сейчас…

Боль берет в тиски, замолкаю на полуслове и отворачиваюсь, не выдерживая его тяжелого взгляда.

— Мне жаль, Джи, — говорит Син, вдалеке раздаются раскаты грома, небо разрезает яркая вспышка молнии, освещая мрачное бледное лицо парня, — правда, я не до конца могу понять твоих чувств, потому что моих родителей давно нет.

Он произносит это ровным тоном, в глазах светится пустота. Меня затапливает сожаление, еще немного — и задохнусь. Мои «проблемы» кажутся такими незначительными. Отец не пришел на Осенний бал и пропустил выступление, разве такое в первый раз? Нет. Триша легкомысленная всю мою сознательную жизнь. Хуже то, что произошло с Сином и Черелин — они потеряли обоих родителей, и сами чудом спаслись. Никто из нас не застрахован от смерти, она никого не ждет и приходит неожиданно.

Каждый из нас по-своему одинок и несчастен. Не существует людей с безупречным идеальным характером, у всех есть недостатки, душевная боль, которая хранится годами, так и оставаясь не высказанной.

Первые капли срываются с черного неба, пропитывая серый асфальт. Злость, гнев, ярость, ненависть испаряются к Эвансу в одну секунду. Подхожу и обнимаю Сина, вдыхая смешанный аромат дождя, сигарет, духов и кожи. Вцепляюсь пальцами в курточку, чувствуя, как он прижимает сильнее к себе, и прикрываю глаза. Слезы скатываются по щекам, смешиваясь с дождем, а я шепчу:

— Я проиграла.

— Нет. Мы оба проиграли, — слышу в ответ и едва заметно улыбаюсь.

— Джи.

Поднимаю мокрое лицо, заглядывая в потемневшие сапфировые глаза. Син выбрасывает сигарету, и дым быстро растворяется в октябрьском воздухе, который пахнет озоном и загадочностью. Парень чему-то слабо улыбается и тихо говорит, глядя сверху вниз:

— Скажи, о чем я сейчас думаю?

— Наверное, о том же…

Становлюсь на носочки и целую его, ощущая на губах вкус дождя. Он шумит вокруг нас, и это самая лучшая музыка.

Глава 24

Я хочу приблизить тебя к экстазу, я мог бы рассказать тебе то, чему ты не поверишь. Я хочу изучить сигналы, которые управляют твоим мозгом. Мне нужен вкус, мне нужно твоё всё.

Crosses «Bermuda Locket»

Син

— Я плохой отец, к сожалению, — Руперт опирается о стену и смотрит куда-то вдаль, — мы очень редко видимся с Джи, потому что моя жизнь — музыка, гастроли, путешествия. Постоянно в движении, постоянно среди людей, таких же ненормальных фанатиков, как и сам. У каждого из нас наступает момент, когда нужно выбирать и от чего-то отказываться. В моем случае: семья или билет в красивую жизнь. И знаешь, — он кидает на меня тяжелый взгляд и чуть тише говорит: — Я любил Тришу, но музыку — больше.

Выслушиваю небольшой монолог и поднимаю вопросительно бровь, потому что не знаю, что сказать и надо ли. Руперт усмехается и вздыхает, подходя ближе.

— Я вижу в тебе большой потенциал, а таких людей очень мало. Ты лидер по натуре и готов добиваться желаемого. Это хорошо, даже очень, потому что в той жизни, к которой ты так стремишься, нужно быть сильным и бездушным человеком. Тогда… — он делает паузу и, не разрывая зрительного контакта, продолжает, — что ты выберешь: Джи или славу?

Вопрос заводит в тупик, я непонимающе хмурюсь и тянусь к переднему карману за сигаретой, но останавливаюсь.

— Как это касается группы?

— Это касается моей дочери, которую я люблю, — сухо отвечает мужчина. — Я рад, что Джи стала петь, находится среди творческих людей, у нее появились друзья, но не нравится, что ее может разрушить один человек, который болен музыкой. Не хочу для Джи той же участи, как у ее матери, и повторения истории…

— Долго будешь там стоять? С тебя капает вообще-то… — выталкивает из мыслей низкий голос Джи, и я быстро скидываю обувь и куртку.

— Это ведь тебе захотелось романтики и поцелуев под дождем, — хмыкаю и прохожу вслед за девушкой в гостиную, оформленную довольно-таки просто: диван кофейного оттенка, кресла в тон, стеллаж с книгами и фотографиями, телевизор — весь интерьер.

— Такое впечатление, что ты был против, — фыркает она, смеряет ироничным взглядом и выходит.

— Ты не оставила мне выбора, Джинет. Я был зажат между тобой и машиной, — кричу и улыбаюсь, оглядывая афиши, постеры и снимки из разных стран, на которых Руперт и участники «Polar bears». — И тебя не остановила даже фраза «мы можем простудиться».

Девушка возвращается с парой полотенец и сухой одеждой, протягивая мне.

— Кажется, это сказала я, а не ты, — бубнит она и скрещивает руки на груди, — переодевайся. Только я не знаю, подойдет ли.

— Ну, давай, Джинет, признайся, что хочешь еще раз увидеть меня без одежды, — стягиваю толстовку, джинсы и замечаю ее заинтересованный взгляд. Ухмыляюсь и поддеваю резинку боксеров, немного спуская вниз. Джи краснеет и отворачивается, а я разражаюсь громким смехом, наблюдая за ее забавной реакцией.

— Какой же ты придурок.

— Да ладно тебе, мы уже спали вместе, — «и я тебя лапал», добавляю в уме и широко улыбаюсь.

— Только потому, что кое-кто боялся спать один, — язвит девушка и выгибает бровь.

— Какая ты наивная, Джинет, — надеваю спортивные штаны, футболку и подсушиваю полотенцем волосы, глядя на ее насупленные брови.

— Да, спасибо, что напомнил, Эванс.

— Я пошутил, чего ты сразу дуешься, — говорю, следуя за ней на кухню.

— Что будешь пить?

— Что-нибудь покрепче, — выдвигаю стул и прислоняюсь к стене, разглядывая небольшое помещение. — Где твой отец?

— В Калифорнии, — безразлично отвечает Джи и достает из холодильника фрукты, нарезая и раскладывая на тарелку.

— Поэтому ты так расстроилась?

— Давай не будем об этом, — резко бросает она, ставит два стакана и бутылку «Jim Beam».

Включаю тихо музыку, и кухню заполняет голос Чино Морено (американский музыкант, более известный как вокалист и гитарист группы Deftones, Crosses). Бирюзовые глаза после двух стаканов застилает пьяная дымка. Джи тянется к сигаретам, и приходится бить ее по рукам.

— Почему тебе можно, а мне нет?

— Потому, — посмеиваюсь над ней и открываю окно, делая несколько затяжек.

Чувствую, как девушка прислоняется к спине, холодные пальчики пробираются под футболку, а уголки моих губ ползут вверх. Алкоголь делает ее смелее…

— Я кое-что заметила, тут, — рука замирает у края резинки, а мое тело напрягается, — там ниже… тату?

— Ты очень наблюдательная, — бормочу, глядя на свое отражение в стекле, за которым льет дождь, и мелькают иногда вспышки молний.

— Покажешь? — Джи отстраняется и берет в руки стакан, немного отпивая.

— Думаю, на сегодня тебе хватит, — тянусь к емкости, чтобы забрать, но девушка ловко уворачивается и звонко смеется.

— Не будь занудой, Син.

Цокаю языком и вздыхаю, бросая на нее мрачный взгляд. Джи закусывает губу и задумчиво поднимает глаза в потолок.

— В карты на раздевание?

— Что-что?

— Или на желание, — постукивает она маленьким ногтем по губам. Не могу сдержать улыбки и смеюсь.

— Или ты идешь спать, чтобы не делать глупости.

— Боже, какой правильный, аж тошно. С фанатками тоже такой, да? — произносит скучным голосом девушка, а я щурюсь, поражаясь ее дерзости.

— Хочешь увидеть тату, — повторяю, скрещивая руки.

Джи кивает и шепчет:

— Согласен?

Пристально смотрю в ее горящие глаза, перевожу взгляд на красно-желтую фенечку, которую она не сняла, и говорю:

— Ты проиграешь, Джинет.

— Посмотрим.

Она ищет колоду карт, все время ругаясь под нос, а я устраиваюсь в гостиной на диване, наблюдая за мельтешащей девушкой.

— Готов?

Киваю на колоду и с сарказмом кидаю:

— Останешься без… ничего.

— Ну-ну, — сверкает загадочно глазами девушка и тасует карты.

Первым улетает в сторону кремовый свитер. Джи остается в черном бюстгальтере и с насупленными бровями на лице.

— Сейчас снимешь лифчик, детка, — хохочу, отпивая из стакана, и получаю в ответ средний пальчик.

— Не дождешься.

— Сама предложила, — напеваю, подразнивая, и киваю на карты, — давай тасуй.

Джи закатывает глаза, а я, пользуясь моментом, оглядываю ее молочную кожу и тонкие руки. Следующую партию она снова проигрывает и, чертыхаясь, снимает штаны:

— Ты мухлюешь!

Фыркаю и смеюсь:

— Умей принимать поражение, Джинет.

— Мухлевщик недоделанный, — ворчит девушка и поджимает под себя ноги, снова сдавая. Внутри просыпается желание, когда глаза блуждают по ее оголенному телу, и хочется сразу забить на идиотскую игру. Черт, что мы вообще делаем?

Не проходит и двадцати минут, как она получает желаемое: то есть я остаюсь без штанов в прямом смысле слова.

— Тебе повезло, Джинет, — снимаю их и остаюсь в одних боксерах, спуская резинку. Девушка прищуривается и внимательно смотрит, бегая глазами по надписи.

— Прекрасный вид смерти. И что это значит?

— На самом деле ничего, — сажусь на диван и пожимаю плечами, — посмотрел старый фильм и сделал.

— Какой?

— Трип.

Джи фыркает, протягивает ноги и вертит в руках стакан, ловящий блики от тусклой подсветки в потолке. На заднем плане играет до сих пор альбом Crosses, девушка расплывается в ленивой улыбке, прикрывает глаза и тихо подпевает Чино Морено:

— Пока ты проникаешь в мое проклятие, наши сны переворачиваются и демоны взрываются…

— Я жду, предвкушаю нашу встречу сегодня, иди в этом направлении, и я воплощу твои сны в реальность, — хрипло шепчу, рассматривая ее гладкую кожу, поблескивающую в полумраке.

Джи окидывает меня туманным взглядом и подползает ближе, замирая всего в паре сантиметров и обдавая почти неуловимым ароматом цветочных духов и фруктов. Кадык дергается, все мышцы напрягаются, и внизу разливается жар. Сжимаю руки в кулаки, пристально наблюдая за ее плавными действиями: взмахом темных ресниц, приоткрытыми губами, которые она облизывает. Грань реальности почти стирается, когда она проводит кончиком носа по шее и целует.

— Джинет? — хриплю, еле сдерживаясь, чтобы не подмять ее под себя и не сорвать белье.

— М-м-м…? — мурлыкает она грудным голосом, еще больше возбуждая.

Легко толкаю ее и устраиваюсь сверху, поглаживая скулу и спускаясь к ключицам. Это все до такой степени из мира фантастики, даже сложно поверить в происходящее. Обнимаю ее хрупкое тело, прижимая сильнее и боясь сделать что-то не так или напугать, потому что демоны рисуют совершенно другую картинку в голове. На челюсти ходят желваки, а низ живота заполняет неприятная боль, которая требует срочно выхода. Понятия нежность не существовало до этого момента. Пропадая в ее горящих аквамариновых глазах, переливающихся миллиардом эмоций, хочется прочувствовать каждую секунду, осмотреть немного угловатые черты тела, видеть и слышать ее стоны. Какие они? Черт, нельзя спешить, но так трудно, когда она лежит подо мной, говорящая безмолвно «Да».

Джи кладет ладони на плечи и проводит медленно вниз, мурашки следует за ее неспешными движениями, кожа будто наэлектризовывается. Втягиваю шумно воздух и глажу светлые пряди волос, неотрывно глядя в бирюзовые глаза. Сейчас она для меня открытая книга. Да, именно сейчас, когда пространство накаляется вокруг, и вспышки мелькают не только за окном, но и здесь между нами. Прикрываю глаза, стараясь подавить дикое желание внутри, которое все больше разрастается до невероятных размеров.

— Тебе… не нравится?

— Что? — выдыхаю сиплым голосом. — Черт… в моей голове не укладывается одно: неужели можно быть настолько… слабым.

— Почему? — непонимающе бормочет Джи.

Вожу пальцем по ее запястью, которое обвивает красно-желтая нить, облизываю пересохшие губы и сглатываю.

«Что ты выберешь: Джи или славу?»

«Если ты это сделаешь, не сдержишь обещание, сломаешь ее навсегда».

Откуда они знают будущее? Важен этот момент, происходящее между нами в данную секунду, и что я чувствую к Джи. Внутри просыпается пещерный человек, кричащий и бьющий себя в грудь: «Мое! Руками не трогать и не смотреть!». Пробую на вкус слово «моя» и сдаюсь, принимая как должное и неизбежное, что так оно и есть. Не хочу ее с кем-то делить, потому что мне нравится быть единственным, первым во всем. Нравится, что она принадлежит только мне. Это так восхитительно, даже кончики пальцев горят, будто я играю на Гибсоне и слышу прекрасную мелодию. Музыка, ее голос, глаза, тело, мягкая кожа — все сливается в унисон, а я впиваюсь в манящие губы Джи и тяжело выдыхаю.

Внутри бушует голод, готовый выплеснуться в любой момент, становится не контролированным, когда она так стонет и отвечает на поцелуи. Пальцы переплетаются воедино, и разум отключается, отдаваясь в лапы демонов, желания. Джи дрожит в моих руках, пульс зашкаливает, кровь шумит в ушах…

— Расслабься, — шепчу в ее приоткрытый рот и нехотя отстраняюсь, бегая пальцами по гладкой коже, и спускаю лямки лифчика.

— Легко… сказать… — отвечает севшим голосом Джи, а на моих губах расцветает ухмылка. — Я читала, что это больно…

— Блин, перестань, ты меня смешишь в такой момент, — улыбаюсь и прикасаюсь губами к груди.

— А… если я что-то сделаю не так? — продолжает стонать девушка, распаляя меня еще больше. Хорошо, что она не знает, как сильно, черт, безумно ее хочу.

«Это случилось еще тогда, когда ты свалилась в бассейн на той тупой вечеринке…», — проносится в голове мысль. Оставляю дорожку из поцелуев, спускаясь ниже. Джи пахнет дождем и цветами. Даже ее аромат — особенный. Ладони ласкают грудь, через тонкую ткань белья, ее спина выгибается навстречу. Провожу губами по внутренней части бедра, сходя постепенно с ума от ее голоса, который заполняет пространство.

— Син… — шепчет она, ерзая на месте и зарываясь пальцами в мои волосы. — Кажется, я умираю…

— Нет, мы умрем вместе, Джи, — провожу вниз языком по пульсирующей венке на шее и заглядываю в бирюзовые глаза.

— Ты меня убиваешь… либо я пьяна или сплю. Это сон? — тихо бормочет Джи, а мои губы превращаются в улыбку на ее коже. Целую за ухом и шепчу в ответ:

— Это не сон.

— Тогда… тогда сделай что-нибудь. Я не знала, что можно умереть от… желания, — хныкает она, обхватывая сильнее ногами мою талию.

Приподнимаю и расстегиваю лифчик, откидывая в сторону, и вожу носом по груди, слушая ее тихие вздохи и нетерпеливые всхлипы. Поглаживаю кожу, стягиваю трусики, и они отправляются в неизвестном направлении следом за лифчиком. Пальцы замирают на внутренней части бедра, по лбу и шее катятся капли пота, когда я ласкаю заветный треугольник и чувствую, как Джи дрожит. Опускаю голову и целую ее плечо. Ногти впиваются в мою кожу на спине, заставляя почти рычать. Грудная клетка девушки тяжело поднимается, когда моя ладонь делает круговые движения, задевая нервные окончания, от которых стоны становятся громче, а мое дикое желание взлетает до небес. Предвкушаю уже как окажусь в ней и почувствую полностью. Вряд ли Джи словит какой-то кайф от первого раза, в отличие от меня. Первый… И она во всех смыслах моя.

Стягиваю боксеры и прислоняюсь к ней своим лбом, соприкасаясь носами. Чувствую на себе неровное дыхание, пальцы, водящие и вырисовывающие узоры, горячие бедра. Ладонь двигается вдоль ее тела, скользя по груди, животу и замирает между ног. Смотрю в бирюзовые глаза, в которых горит гамма чувств, и вхожу, прикрывая глаза и выдыхая ей в ухо, с шипящим звуком:

— Черт…

— Что? — Джи испуганно сжимается подо мной.

Стискиваю зубы, только сейчас осознавая: я «без защиты» и в ней, поэтому все настолько охренительно чувствительно.

— Презерватив.

— Презерватив? — хрипит Джи.

Я медленно выдыхаю и целую ее ключицу.

— Я забыл… первый раз забыл об этом, бля.

— У меня никого… никого не… — запинается она, краснея, и мои губы расплываются в томной улыбке.

— Знаю, я тоже чист, но… ты уверена?

Читаю по глазам и нервно сглатываю, ощущая, насколько там влажно, узко… горячо… чертовски… чертовски приятно. Медленно двигаюсь, поглаживая ее талию и водя носом по щеке. Это невозможно, шикарно, будто она создана для меня, такая идеальная. Покусываю нижнюю губу Джи, останавливаясь перед тонкой гранью и… весь прекрасный момент нарушает орущий телефон. Джи ошарашенно смотрит и тихо шепчет:

— Пофиг на него.

Улыбаюсь, телефон замолкает, и мы уже готовы переступить черту, раствориться в этом миге, но какой-то урод снова требовательно наяривает, а я стискиваю челюсть, выпуская воздух через зубы:

— Я их убью, бля.

— Почему не выключил звук?

— Мне тоже хочется это знать, — яростно выдыхаю, целую легко в губы и с трудом выхожу из нее.

— Ты придурок, Эванс, — тяжело дышит Джи. Широко улыбаюсь, поглядывая на ее обнаженное тело. Сейчас она совершенно не стесняется своей наготы и того, что я откровенно пялюсь. — Мы же… не сделали это?

— Нет, сейчас посмотрю, кто этот смертник, — хватаю телефон и тихо выругиваюсь: — Оззи, мудак…

Джи приподнимается на локти, блуждая ленивым затуманенным взглядом, и тихо бормочет:

— Прекрасный вид смерти… теперь я знаю, какой он.

— Какой?

— Остаться неудовлетворенной, Эванс, — разочаровано протягивает Джи и надевает свитер.

— Нет, Джи, я покажу тебе прекрасный вид смерти позже, когда убью Оззи, — надеваю боксеры, прохожу мимо, целуя ее в щеку, — мне нужен прохладный душ.

(special)

Оззи

Выхожу из душа, взлохмачивая аспидно-серые волосы, и щелкаю пультом, включая канал с рок-музыкой. Крутят как раз клип Five Finger Death Punch, и я прибавляю громкости. Телефон постоянно вибрирует и нервирует входящими. Эта Люси сумасшедшая… Дьявол в юбке. Маньячка. Люблю чокнутых малышек, но не настолько. Ходить с расцарапанной спиной не самое приятное в жизни. А с расцарапанной задницей — тем более. Морщусь, натягивая штаны, и бормочу:

— Просто за*бись. Бешеная.

По квартире проносится трель дверного звонка, и я замираю посреди комнаты. Бля, снова она? Но нет, это не Люси и не одна из настойчивых групи — на пороге стоит малышка Джи с потерянным выражением на лице. Удивленно осматриваю ее и мычу:

— Ого, привет… чего так поздно?

Вот кого-кого, но меньше всего ожидал увидеть ее ночью в своей квартире.

— Можно с тобой поговорить?

— Поговорить? Э-э-э… Да, конечно, — неуверенно протягиваю, пропуская ее, и закрываю дверь.

Джи снимает курточку, оставаясь в обтягивающих джинсах и обычном свитере. Бросаю на нее любопытный взгляд и замечаю красно-желтую нить на запястье, которую она все время дергает.

— Не могу привыкнуть к тому, что… ты неяркий теперь, — смеется тихо девушка и смущенно отводит бирюзовые глаза. — Кажется, ты любитель красить волосы во все цвета радуги. Помню, салатовый, желтый…

— Да-а-а, наверное, надоело, — равнодушно бормочу, падая в кресло, и вопросительно смотрю на ее задумчивое лицо. — Так… что случилось?

— Я хотела поговорить о Сине, — нерешительно выдыхает она, покусывая губу.

— О Сине?

Черт. Я, конечно, не тупой и прекрасно вижу: между ними что-то происходит. Не хочется, чтобы повторилась ситуация, как с Джанис. Джи недолго в группе, но мне она нравится: как вокалистка с прекрасным голосом, как человек. Я ее уважаю. Сначала сомневался, думая, что она потянет группу вниз своим образом «невинной барашки», но после первого выступления сразу же изменил мнение. Джи была… горячей. Да-а-а, горячей штучкой и нехило оторвалась на сцене. Не забуду, как краска медленно сходила с ее лица, глядя вслед удаляющейся машине, на которой свалил Эванс, прихватив с собой фанатку. В тот момент хотелось начистить этому дебилу рожу.

— Я не понимаю его.

Девушка закрывает лицо руками, а я кошусь в сторону. Черт… неловко. Я не умею успокаивать девушек, выгляжу тупо, не знаю, что сказать и утешить — получается какая-то фигня. Да и не приходилось никого подбадривать, такое впервые.

— Джи, ты пришла не по адресу… я не советчик, серьезно, — неуверенно говорю, прочищая горло.

— Но ты ведь его друг, — она грустно улыбается, отрывая ладони от лица. — И должен знать Сина как никто другой.

— Да, но в этих делах… типа любовь, шуры-муры — не ко мне. Не понимаю, почему ты вообще решила, что я чем-то помогу. Знаешь же, я любитель постебаться, пофигист…

— Обломщик и спаситель одновременно, — добавляет Джи язвительно.

— Почему?

— Потому что звонишь в неподходящий момент, Оз, — она поднимает многозначительно брови, а я ржу, догадываясь, о чем речь и чуть ли не присвистываю. — Хотя… наверное, стоит даже поблагодарить тебя. Я тогда выпила лишнего, и еще была такая атмосфера… даже не знаю… паршивое настроение, — она прикрывает глаза и выдыхает, не находя слов, — мы поспешили. На следующий день он свалил, ничего не сказав, а потом превратился в мудака.

— Ну, простите, что сказать, — расплываюсь в ехидной улыбочке и провожу пальцами по волосам. Так вот почему Эванс сказал, что прибьет меня, теперь все понятно: обломал кому-то кайф.

— У нас с ним вечно все заходит в крайности, — серьезно произносит Джи и теребит фенечку.

— Это он подарил? — киваю на красно-желтую нить.

— Угу.

Воу. Неожиданно. Но ладно, его дело, если все настолько серьезно.

— Тогда не парься, — расслабленно произношу и откидываюсь на спинку, кладя ногу на ногу.

— Почему? — непонимающе моргает она.

— Просто забей, относись ко всему проще, — пожимаю плечами. Она не знает значение этой фенечки? Говорить или…?

— Как, если он целует меня, у нас доходит до… этого, а потом он ведет себя как козлина? — фыркает Джи и тяжело выдыхает, закатывая глаза. — Как же раздражает. Поет о чувствах, мы спим в одной кровати, целуемся, дарит молча разную непонятную хрень, а потом включает придурка с безразличной маской и делает рожу кирпичом «ничего не знаю, ничего не было…».

Разражаюсь смехом, глядя как забавно она морщит нос, злиться и ругается. Джи «до» прихода в группу и «после» — совершенно разные. И «после» привлекает больше. Даже очень, только вот, не хочется потом отхватить от Эванса, но почему бы не побесить его?

— Вернулся Вилсон, поэтому Син не в духе. У них не все так гладко. Не обращай внимания. Я всегда так делаю, жить проще.

— Ага, мне бы твоего пофигизма, — девушка измученно подпирает голову рукой. — Я не знала, с кем можно поговорить. Черри его сестра, Шем и Райт… — она передергивает плечами и слабо улыбается, но я понимаю и без слов, — мой друг Тинки вообще не переваривает Эванса, поэтому…

— …ты пришла ко мне, — заканчиваю за нее.

— Да-а-а, я не могла держать это в себе, зато стало легче, — Джи обхватывает лицо ладонями, искренне улыбаясь.

— Всегда пожалуйста, — перевожу взгляд на окно, за которым стоит глубокая ночь и хмурюсь. — Ты как добралась?

— Пешком, хотелось пройтись, — отвечает девушка, зевая.

— Очень умно лазить по ночам в Даунтауне, Джи, — закатываю глаза и смотрю на мигающий экран телефона. — Оставайся у меня, завтра отвезу в школу.

Встаю и потягиваюсь:

— Будешь что-то… чай, кофе… сок? Правда, надо посмотреть есть ли вообще что похавать.

— Оз, — говорит вслед девушка, и я разворачиваюсь, встречая удивленные глаза, — э-э-э… а что у тебя со спиной?

— Упал? — неуверенно протягиваю, ухмыляясь.

— Нормально так… «упал», — выделяет последнее слово Джи, и я смеюсь.

Какое-то время мы болтаем про выступление на Хэллоуин в эти выходные, но вижу, как глаза Джи слипаются, и отправляю в гостевую комнату.

— Оз, спасибо, — бормочет сонно девушка, а розовых губ касается улыбка.

— Да ладно, давай, иди, а то уснешь сейчас, — отмахиваюсь и беру сигареты, приоткрывая окно.

«Джи у меня», — пишу сообщение, но палец замирает над кнопкой «Отправить». Стираю и кидаю смартфон на стол. Лучше вообще не говорить об этом. Эванс скорее всего развлекается с какой-то девкой — он вечно без настроения, когда приезжает Вилсон, будто с катушек слетает и лучше его не трогать. Мы знакомы с младшей школы, но я все равно не до конца понимал этого парня. Он оставался загадкой, как восьмое чудо света: кто бы мог подумать, что Син еще поет? Лично я тогда охренел.

Когда произошел пожар и погибли их с Черелин родители, Эванс стал словно другим человеком: закрытым, отстраненным, мрачным. Он вечно таскался со своей гитарой и говорил, что нам надо создать группу — тогда синие глаза оживали, ледники оттаивали и не так пугали. Син заражал любовью к музыке, он был похож на ненормального, когда рассказывал о том, что все реально, надо только, чтобы группу заметили. Эванс, правда, верил как никто другой, что «Потерянное поколение» услышат миллионы. С приходом Джи все перевернулось с ног на голову: эта малышка меняет не только стиль и звучание группы, но и Сина. Выдыхаю сигаретный дым и прикрываю окно, бросая взгляд на сверкающие, как бриллианты, в небе звезды. Может, и мы так когда-то засияем?

Глава 25

Когда ты вошла в мою жизнь, я не смог больше вздохнуть, потому что твоя любовь нашла путь к моему сердцу. Ты дала мне мечту, когда я смотрел в твои глаза. Ты подарила мне чувство, которое я так сильно хотел. Так как ты единственная, которую я ждал, которую я ждал так долго.

Scorpions «When You Came Into My Life»

Джи

Сегодня «Yardbird Suite» превратился в склеп или комнату ужасов. Неоновая подсветка и сизый дым придавали бару устрашающий вид, а обитатели в жутких костюмах погружали полностью в атмосферу таинственности, мистики, ужаса. Вампиры, оборотни, зомби, привидения — кого здесь только не было. Даже расхаживали Барак Обама, Мартиша Аддамс и Боб Марли с огромным косяком в руке, надеюсь, не настоящим. С потолка свисала искусственная паутина, летучие мыши, светильники на столиках заменили тыквами со зловещими подсвечивающими рожами.

Я со скучающем выражением наблюдала за Эвансом и блондинкой-медсестрой, одетой в откровенный коротенький халатик, залитый «кровью». Он лениво облокотился о стойку бара и смотрел на сцену, попивая алкоголь, а девушка старалась как-то привлечь к себе внимание, возбужденно что-то рассказывая. Вздохнула и отвела глаза на заполненный танцпол, который освещали светодиодный диско-шар и лазерные лучи. Посетители дергались в экстазе под известный трек, Шем с Черелин танцевали, прильнув друг к другу, будто не замечая остальных. Внутри неприятно кольнуло, а глаза метнулись снова на Сина и «прилипалу».

Наши отношения напоминали американские горки: начиналось все плавно и размеренно, сменяясь бешеными скачками и перепадами, от которых уже тошнило. Иногда внутри загоралось дикое желание вытянуть его из гаража во время репетиций и высказать все прямо в лицо, но разве мы пара? Имела я право на это? Значили для него хоть что-то поцелуи и то, что произошло после Осеннего бала? Или это все сладкая ложь, приправленная обольщением, на которое я, наивная дурочка, повелась? Я совершенно запуталась…

— И кто это тут скучает? — проорал на ухо Оззи, приземляясь рядом и отпихивая в сторону.

Он широко улыбнулся, обнажая «клыки» и сверкая красными глазами. Весь его образ был кричаще сексуальным — обворожительный вампир во плоти. Пепельный хаер зачесан назад, белая рубашка с рюшами распахнута, в некоторых местах даже виднеются капли «человеческой крови» (скорее всего женской), пальцы окольцованы разными перстнями.

За последние дни мы сблизились, и я уже не считала парня таким отвратительным, как раньше, особенно, после ночного разговора. Теперь Оззи постоянно крутился рядом, заражая хорошим настроением, веселил шуточками и открытой белозубой улыбкой. На самом деле, мне казалось, что он скрывает настоящее нутро под слоями маски и защиты, которую старательно выстроил вокруг себя. Его пофигизм — своего рода скорлупа, барьер, который дозволено перейти не всем. Некоторые вовсе не увидят по-настоящему дружелюбного, доброго парня, готового помочь в любую минуту.

— Что за кислая рожа? — он плеснул в пустой стакан пунша и подтолкнул ближе ко мне. Скептически посмотрела на алкоголь и постаралась выдавить улыбку, но получилось… не очень. Черт, из-за одного тупого осла я не могла даже расслабиться!

— Нет настроения.

— Почему?

Оззи перевел взгляд на барную стойку и с пониманием взглянул на меня.

— Идем, — он потянул за рукав черного платья, вытягивая из «укрытия». — Такая красивая ведьмочка не должна тухнуть в одиночестве.

— Оз, прекрати, — засмеялась и попыталась ухватиться за спинку дивана, но парень легко подхватил меня и потащил на танцпол, распихивая локтями «нечисть» и одурманенных людей.

— Что ты задумал? — крикнула ему на ухо и посмотрела в блестящие красные глаза.

— Ничего криминального, — подмигнул заговорщицки «вампирчик» и притянул ближе к себе.

Зажигательная музыка сменилась психоделическим трансом, движения стали откровенными, медленными, размеренными. Оззи ловко развернул к себе спиной и прошелся руками по талии вниз, задерживаясь на бедрах. Удивленно распахнула глаза, а сердце ушло в пятки. Боже, что он творит? От необычной атмосферы и неспешной музыки, от странных действий Оззи, мысли хаотично перескакивали с одной на другую. Он это делает намеренно, чтобы позлить Сина? Потому что я не чувствовала никакой тяги и воспринимала его как друга, не более. Впрочем, Оз смотрел на меня так же: у нас все взаимно, я чувствовала. Когда к шее прикоснулись искусственные клыки, во рту пересохло. Надеюсь, он осознает последствия… Или эти игры не приведут ни к чему хорошему.

— Три… — парень удовлетворенно улыбнулся, а я недоуменно посмотрела в красные глаза. Что за…? — Два, один…

Кто-то резко толкнул меня в сторону. Мелькнула широкая спина, обтянутая черной рубашкой и взъерошенные темные волосы. Испуганно моргнула и встретилась глазами с Оззи, который чему-то ухмылялся. «Всенормально» — говорил безмолвно «вампирчик». Затем Эванс, схватив за плечо парня, потащил куда-то в сторону, а я стояла, как вкопанная среди толкающихся людей и переводила дыхание. Кажется, кто-то очень… очень зол.

***

Син

Во мне борются два желания: надраться, как последняя скотина или погонять на кавасаки. Ночь, пронизывающий осенний ветер, гудящий в ушах, бесконечная звездная дорога, скорость… Нет, погонять отпадает, потому что я выпил уже два стакана виски, который сегодня никак не действует успокаивающе. Рядом трется какая-то вульгарно накрашенная медсестричка-зомби и что-то возбужденно щебечет, показывая глубокое декольте.

Когда я стал безразлично относиться к легкодоступным девицам и тому образу жизни, который раньше вел? Взгляд сразу же нашел столик и одинокую хрупкую фигурку в черном обтягивающем платье. Да, все из-за этой маленькой «ведьмочки», которая захватила в плен мысли и сердце, словно неизвестный вирус. Я будто заболел ею… или наоборот исцелился? Она вытягивает из той грязи, которая давно стала моей сущностью, как второе «я».

Достаю «Lucky Strike», щелкаю зажигалкой и выпускаю кольцами дым, наблюдая за ней и вспоминая ночь после бала. Я когда-нибудь так конкретно лажал в этом деле? Нет. Но с Джи все идет не по сценарию, она не вписывается в стандартные рамки, с ней все совершенно по-другому. Знакомое желание сжимает узлом низ живота, когда перед глазами мелькает ее тело и полуприкрытые туманные глаза — в штанах сразу же становится теснее.

Черт… Пальцы сильнее впиваются в стеклянный стакан, а расфокусированный взгляд натыкается на Оззи, который по-хозяйски устраивается с ней рядом на диване и закидывает руку на плечо. Что за…? Кожу обжигает тлеющая сигарета в руке. Быстро тушу ее, наблюдая за происходящем. Они о чем-то недолго переговариваются, Оз вытягивает Джи из-за столика, хотя девушка не очень рада, судя по ее неуверенному выражению. Глаза неотрывно следят за парочкой, которая вливается в извивающуюся на танцполе толпу. Оззи обнимает ее, а моя челюсть сжимается, как и руки в кулаки. Он что совсем попутал? Но то, что происходит после, становится последней каплей.

Глаза застилает красная пелена ярости и гнева, когда он прикасается к Джи. На губах довольная ухмылка, а руки свободно гуляют по ее телу, которое принадлежит, черт возьми, мне! Мне, а не ему! В бешенстве швыряю стакан на стойку и направляюсь к «голубкам», нарушая их идиллию, и рассоединяю. Тащу Оззи по коридору в сторону туалета, расталкивая людей, и со всей силы открываю ногой дверь, которая со стуком ударяется о стену. Незнакомые парень с девушкой, зажимающиеся в кабинке, испуганно выбегают. Припечатываю Оззи к стенке, сминая ткань рубашки, и рычу в лицо:

— Ты совсем ох*ел?

— Чувак, полегче…

— Полегче, мать твою? — яростно выдыхаю, почти скрепя зубами. — Нех*й трогать мою девушку.

— С каких пор она твоя девушка? — с насмешкой переспрашивает друг, делая акцент на слове «твоя». — Она об этом знает? Или должна догадаться по красной хрени, которую ты ей подарил? Очень, бля, романтично, Эванс…

— Тебя не касаются наши с ней отношения.

— Отношения? — выплевывает с сарказмом Оз и смеется, толкая со всей силы в плечо. — Ты вообще знаешь, что это такое?

— А ты? — ухмыляюсь и гневно смотрю в сверкающие красные глаза.

Друг хрипловато смеется и запускает пальцы в аспидно-серые волосы, качая головой.

— Мне нравится Джи, как человек, я ее уважаю, — серьезно говорит он, — но ты так тормозишь, приятель… Поэтому я подумал, почему бы и не поторопить тебя?

— Ты хреново подумал, Оз, — и мой правый кулак встречается с его челюстью.

По руке пробегает тупая боль, а через несколько секунд мы заваливаемся на грязную плитку и бьем друг друга, выкрикивая маты.

— Эй! Что вы здесь устроили?! — слышу отдаленно громкий голос Черелин и чувствую чьи-то руки, которые оттягивают в сторону, разнимая нас. Райт держит Оззи, а Шем — меня. — Совсем полоумные?!

Вытираю кровь, сочащуюся из правого уголка губ, и выдергиваю руку, замечая перепуганную Джи в дверном проеме и еще нескольких зевак, которые хотят по нужде.

— Что на вас нашло вообще? — удивленно переводит глаза с одного на другого Райт, отпуская Оззи. Замечаю, как у того под левым глазом расцветает фингал и удовлетворенно хмыкаю.

— Пусть Оз расскажет.

Разворачиваюсь, сжимаю руку Джи, застывшей в дверях с круглыми глазами, и веду ее по коридору к черному выходу, слыша злобные ругательства и проклятия в спину. На лице появляется хищный оскал и желание припечатать ее к стене и жестко наказать. Чертова «ведьмочка»!

***

Джи

— Эй! Эй! Совсем чокнулся?! Крыша поехала?!

Парень запихивает с силой в машину и ударяет по газам так, что меня вжимает в сиденье.

— Ненормальный! Немедленно остановись! — ору на него и бью по плечу, но это нифига не помогает.

Эванс ухмыляется и врубает на всю громкость музыку. Меня оглушают басы. Да он точно рехнулся! Внутри нарастает паника, внедорожник на бешеной скорости несется по ночной дороге в сторону выезда из города, а я во все глаза смотрю на вцепившегося в руль Сина. В уголке губ запеклась кровь, скулу покрывает лиловый оттенок, волосы в полном беспорядке, в сапфирах горит адский огонь, который загоняет в угол.

— Идиот! Остановись!

Хватаю парня за колено и впиваюсь зубами в шею. Машину заносит, слышно звук тормоза, а мое лицо упирается Эвансу между ног. Ему даже в такой ситуации везет!

— Ты вообще с головой не дружишь?!

— Это тебя надо спросить! — кричу в ответ, а ногти больно впиваются в ладони. Сейчас у него еще на другой скуле появится синяк.

Нажимаю на проигрыватель, выключая орущую музыку, и салон погружается в долгожданную тишину. Мы тяжело дышим, глядя друг на друга, в глазах — молнии и гнев.

— Ты совсем офигела? — прерывает молчание сердитый голос Сина.

Удивленно открываю рот, не понимая, о чем он говорит.

— Что?

— Не притворяйся глупой, Джинет, — синие глаза парня сужаются, на губах играет презрительная усмешка. — Ты и Оз… что между вами?

Он сейчас серьезно вообще? Или это помутнение рассудка?

— Ты… ты… — ярость и злость так душат и сжимают горло в тиски, что я не могу вымолвить и слова. — Ненавижу тебя! Какой же ты осел, Эванс!

— Точно… осел, который поверил в эту чепуху, — хмыкает парень и отворачивается, глядя в переднее стекло: там стоит непроглядная темень. Где мы вообще? Он с такой скоростью гнал…

— О чем ты? — устало спрашиваю.

— Ты не понимаешь? — произносит тихо, но вкрадчиво Син, все так же не отрывая взора от окна.

— Да, я не понимаю твоего поведения! Или я похожа на экстрасенса и могу влезть в голову, чтобы прочитать твои дебильные мысли?

Эванс посмеивается и опускает руки на руль, кладя на них голову.

— Разве, черт возьми, не видно, что ты мне нравишься? До тебя до сих пор не дошло?

Шокировано застываю, а воздух будто постепенно выкачивают из салона и легких.

— Или мне надо посвятить тебе балладу о любви, Джинет? Записать ее на радио, чтобы все узнали об этом?

Син поворачивает голову, и наши глаза встречаются. Удивленно оглядываю его серьезное лицо, плечи облегченно опускаются, словно тяжелый груз остался позади.

— Можешь посвятить, почему бы и нет, — едко бросаю и смотрю на свои сомкнутые руки, слыша тихий смешок.

Эванс тянется к проигрывателю и что-то переключает.

— Что ты делаешь?

— Ты же хочешь, чтобы я посвятил тебе песню. Пусть музыка скажет за меня, — поясняет Син, пока я недоверчиво оглядываю его сосредоточенное лицо. В голове не укладывается…

— Думаю, эта вполне подходит, — Син откидывает голову на спинку сиденья. По салону разливается голос Клауса Майне, от которого бегут мурашки по коже.

Мы сейчас находимся на планете звука: только я, Син, музыка и ночь, которая наполнена таинством и чем-то потусторонним. Это магия.

— Ты подарила мне свою улыбку, кусочек своего сердца. Ты подарила мне чувство, которое я искал. Ты подарила мне душу, твою невинную любовь. Ты единственная, которую я ждал. Мы потерялись в поцелуе. В моменте вечно молодые и всегда любимые. (слова из песни Scorpions — When You Came Into My Life).

Ладонь Сина накрывает мою, отчего я вздрагиваю, погруженная в красивую мелодию и слова. Взгляд переплетается с потемневшей синевой, тянусь и провожу пальцами по гладкой щеке, слабо улыбаясь.

— Какой же ты все-таки дурак, Эванс, — шепчу, упираясь лбом в его плечо.

— Для меня это ново, Джи, — говорит медленно парень, подбирая слова, — но давай дадим друг другу шанс и попробуем?

Сжимаю губы и прикрываю глаза. Не могу поверить… Просто не могу поверить. Это точно говорит Син Эванс?

— Слышишь? — Син осторожно берет двумя пальцами за подбородок, заглядывая в глаза, и сейчас в них столько чувств. На мгновение даже теряюсь, не зная, что ответить.

— Значит, эта песня для меня? — еле слышно произношу, облизывая пересохшие от волнения губы.

— Для тебя. Музыка лучше передает то, что в сердце, — отвечает Син, слабо улыбаясь.

— Как мне надоели твои загадки и ребусы, Эванс, — выдыхаю и ловлю в его глазах озорные огоньки. Наклоняюсь и целую, но Син шипит, выругиваясь, и отстраняется.

— Так тебе и надо, — подтруниваю над ним.

— Какая ты добрая, Джинет, — фыркает парень и заводит машину, освещая пустынную дорогу.

— Нечего было набрасываться на Оззи.

— Нечего было тереться рядом с ним. И тем более, он лапал мою девушку.

— Я не была на тот момент твоей девушкой! — возмущаюсь в ответ и сдвигаю брови. — Он твой друг! И мой тоже!

— Ты была моей девушкой уже тогда, когда я вытащил тебя из бассейна и делал искусственное дыхание, Джинет Браун. Я спас тебе жизнь, — косится Эванс, а я разражаюсь смехом.

— Боже, какой ты самоуверенный, — выдыхаю и откидываю устало голову на спинку сиденья, счастливо улыбаясь.

Наконец-то в душе стало легко, будто груз, тянувший на дно, испарился, как и все проблемы с вопросами, давящие на сердце и разум. Ладонь Сина поглаживает мою коленку, и я постепенно проваливаюсь в сон под убаюкивающую музыку и его согревающее тепло.

Глава 26

Между нами всего несколько сантиметров, я хочу, чтобы ты уступил, я хочу, чтобы ты сдался. Между нами напряжение, я хочу поддаться, и плевать, простят ли меня. Сейчас я отбросила стыд, я зову тебя, что есть сил. Не боюсь принять свои чувства, ты нужен мне сильнее, чем я хочу тебя, ты нужен сильнее, чем я хочу тебя. Напиши об этом у меня на шее, сделаешь это? Я не стану стирать эти следы.

Camila Cabello «Shameless»

Джи

— А где табличка? — спрашивает Тинки, когда мы устраиваемся за столиком в столовой на большой перемене.

— Что? Какая еще табличка? — непонимающе ворчу, ставя поднос с обедом.

— Типа… — друг задумчиво поднимает глаза и почесывает пальцем над верхней губой, — «Частная собственность Сина Эванса».

Пытаюсь жевать и одновременно не подавиться от смеха, вытирая губы салфеткой.

— «Осторожно, не прикасаться, ударю током или просто ударю», — продолжает издевки Тинки, а я стараюсь подавить вырывающийся из груди хохот. — Или «Осторожно, злая собака».

— Дай спокойно поесть, Чемптон, — качаю головой, ловя на себе заинтересованные взгляды учеников Альберты.

После Хэллоуина все перевернулось вверх дном. Неделя началась сенсационной новостью, как только мы появились в школе, держась за руки — Син Эванс и Джи Браун встречаются. Если раньше ко мне подходили, говорили комплименты, восхищались, приглашали на разные тусовки, в один момент это резко изменилось. Девушки смотрели на меня, как на врага народа. На их лицах отчетливо читалось «сжечь её», «расчленить», «казнить», «убить» — все в таком духе. Доброжелателей и тех, кто остался на нейтральной стороне, оказалось не так много: такое впечатление, что я покусилась на их общее божество, коим считался Эванс. Но когда разлетелась новость о драке Сина и Оззи в баре на Хэллоуин, я отчетливо ощутила негативную ауру, исходящую чуть ли не от каждой второй. Услышав «официальную» версию произошедшего, моя челюсть отвисла до пола. Я выступала в роли «разлучницы», рассорила парней с Джанис и нагло играла двумя популярными гитаристами «Потерянного поколения», которые из-за меня подрались. Холл же выходила жертвой и чуть ли не святой в этой впечатляющей истории.

— В тихом омуте и черти водятся…

— Монашка-обманщица…

— Строит из себя невинность, а на самом деле та еще…

Это самое безобидное, что я слышала за спиной. Мне хотелось крикнуть: «Эй, люди, очнитесь! Это наша личная жизнь, и нечего совать туда свои длинные носы, если ни черта не знаете!». А толку? Одному Богу известно, что творилось в их помешанных мозгах, если дошло до того, что я плохая, а Джанис — божий одуванчик.

Так продолжалось уже две недели: испепеляющие взгляды, полные ненависти, и шепот за спиной. И не надоело им еще? Неужели у людей нет личной жизни? Только дай повод пообсуждать кого-то, мусоля вдоль и поперек тему самыми изощренными способами.

— Видимо, последний учебный год у тебя будет очень веселым, Браун, как ты того хотела. Слышишь проклятия в свой адрес? — подняв брови, пробормотал Тинки, озираясь вокруг, как шпион. — Только посмотри на эти обиженные лица. Ты ведь разбила их розовые мечты и растопила холодное сердце звездули.

— Ну, хватит! — шикнула на друга-приколиста и нахмурилась. Мне и так не нравилось, как складывалась ситуация и смешного в ней мало.

После занятий мы устроились в библиотеке за самым дальним столом. Хотя бы здесь не витала темная энергия, как в коридорах школы, где бы я ни появилась. Из-за постоянных репетиций, моя успеваемость заметно снизилась. Я стала отставать по некоторым предметам, что не очень радовало. Могли возникнуть проблемы с учителями, а этого хотелось меньше всего в выпускном классе.

— Ты ему доверяешь?

Ручка замерла над тетрадью, глаза уперлись в формулы по физике.

— А разве доверие сразу приходит?

— Я не поменяю своего мнения насчет Эванса, пусть вы и вместе, я против и не одобряю этого, Джи, — продолжал рассуждения друг, а я пыталась сосредоточиться на теоремах. Бесполезно. Отложила ручку и взглянула на Чемптона, который сидел, подперев голову рукой: он должен объяснять темы, а не промывать мозги нравоучениями.

— Ты пришел помогать или отвлекать?

Тинки вздохнул и как-то грустно взглянул на меня. Стало даже некомфортно.

— Мы редко видимся в последнее время, мало общаемся. Мне не хватает той старой Джи Браун, которая любила смотреть ужастики, лопать вредную еду и разговаривать ночами напролет. Ты очень изменилась за столь короткий срок.

В горле стал ком, который не давал вздохнуть, а в глазах защипало. Тинки прав — мы отдалялись друг от друга. Сейчас я была полностью погружена в музыку, группу и отношения с Сином, забывая о человеке, который понимал, поддерживал, утешал, был всегда на моей стороне. Стыд обжег грудную клетку, а сердце кольнуло от досады — я плохой друг. Тинки всегда интересовался моими делами, проблемами, а я? Знала ли я, что происходит в его жизни?

Поднимаюсь и пересаживаюсь ближе к парню, обвивая его плечи руками и утыкаясь носом в рубашку.

— Прости, Тим, — шепчу, проглатывая слезы и закусывая до боли нижнюю губу.

— Ты чего, Браун? Не пугай так, — смеется тихо друг, взлохмачивая мои волосы.

— Нам надо устроить вечер посиделок за просмотром ужастиков.

— О, конечно, если твой бойфренд разрешит, — произносит с сарказмом в голосе друг, а я фыркаю: так непривычно. Бойфренд. — Не хочу потом ходить с фингалом под глазом, как Оззи. Даже это не мешает ему дальше охмурять наивных девочек.

— Конечно, — вздыхаю и расслабленно улыбаюсь.

— Привет, — раздается за спиной знакомый холодный голос. Резко оборачиваюсь, встречаясь глазами с Эвансом, который стоит с сжатыми в тонкую линию губами, скрестив недовольно руки на груди.

— Привет, — прочищаю горло и неловко отстраняюсь от Тинки. Тот сидит с не менее озадаченным и озабоченным лицом, глядя куда-то на стеллажи с книгами. — Э-э-э… почему ты здесь?

— Джинет, — ледяным тоном говорит Син, и я невольно ёжусь, — ты написала, что будешь в библиотеке, и чтобы я тебя забрал.

— Да, но…

— Но что? — сердится парень, а мои брови сдвигаются к переносице. Почему он злится? Что я сделала? Такое впечатление, будто с любовником застукал, а не с другом.

— Джи, продолжим завтра, ладно? — улыбается ободряюще Тинки и собирает учебники. Я разочарованно выдыхаю и киваю в ответ. — Не забудь то, что я тебе объяснял, и перепиши выделенные абзацы.

— Тим, спасибо, — быстро бросаю в спину удаляющемуся другу и перевожу недовольный взгляд на Эванса, который наблюдает за Чемптоном прищуренными глазами.

— И что это было? — спрашивает он, когда внедорожник вливается в поток машин. Вечер пятницы, на автомагистралях Эдмонтона пробки — все хотят поскорее вернуться домой в тепло и уют подальше от промозглой погоды и холода.

— Мне тоже хотелось бы знать, — язвительно кидаю и хмурюсь. — Мне нельзя позаниматься со своим другом? Из-за постоянных репетиций я отстаю по учебе вообще-то.

— Позаниматься, а не позажиматься, — хмыкает Син, приоткрывая окно, и закуривает.

— Мы не зажимались! — поворачиваюсь и возмущенно смотрю на него. — Тинки — мой друг…

— Оззи тоже твой друг, — перебивает Эванс, ухмыляясь и выпуская из губ серый дым.

Снова. Он при любой возможности напоминает про вечер Хэллоуина.

— Тогда, может, и Тинки разукрасишь лицо? — ехидно бросаю, глядя на идеальный профиль парня.

— Может.

Фыркаю и отворачиваюсь, закатывая глаза. Не думала, что Эванс такой собственник и ревнивец. Боже, он ревнует меня к Тиму! Умереть не встать. Умора да и только!

— Или пометишь меня, — продолжаю раздраженно, пока машина двигается в пробке со скоростью улитки. Брови Сина удивленно ползут на лоб, а губы складываются в ленивую улыбочку, от которой волоски на коже встают дыбом. Зря я это ляпнула, ох зря.

— Пометить… двусмысленно звучит, Джинет, — томно произносит Эванс, глядя исподлобья. Тепло разливается по всему телу до кончиков пальцев, которые приятно покалывают.

— Какой ты пошлый, — бормочу, ерзая на сиденье, будто оно бьет током, и вся сжимаюсь от странной атмосферы, заполняющей салон машины.

— Нет, малышка, это ты пошлая, — посмеивается Син, а его ладонь ползет вверх по моей ноге. — Могу пометить тебя прямо здесь и сейчас, если так не терпится.

— Эй! — ударяю по руке и говорю, повышая голос: — Следи за дорогой!

— Конечно, — усмехается Эванс и чуть тише добавляет: — Что-то стало жарко, да?

Парень расстегивает пару пуговиц на рубашке, и мои глаза округляются. Что этот псих задумал? Мы в пробке, а он устраивает стриптиз.

— Тебе не жарко? — Эванс окидывает меня насмешливым взглядом, и перед взором мелькает оголенный участок бледной кожи, а я шиплю:

— Больной что ли?

— Да нет, здоровый, я же тебе говорил уже.

— Справку покажи, что-то не верится, — ехидничаю, а Син разражается хохотом, и бросает в ответ:

— Обязательно, все ради тебя, Джинет.

Издаю беспомощный рык и отворачиваюсь, сжимая пальцы в кулаки. Какой же он… Точно сейчас тресну.

— Люблю тебя злить, — его губы почти невесомо скользят по щеке, и я вздрагиваю, ощущая, как тело покрывается мурашками.

Син целует в висок, отстраняется, удовлетворенно улыбаясь, а внедорожник наконец-то набирает скорость, как и мое сердце, вырывающееся из груди. И правда… жарко в салоне.

— Куда мы едем? — задумчиво протягиваю, глядя в окно автомобиля, который несется по Энтони Хендей Драйв в сторону пригорода Северного Эдмонтона. За стеклом мелькают голые деревья, маленькие частные домики, немногочисленные забегаловки, магазины и редкие прохожие.

— Скоро узнаешь, — загадочно отвечает Эванс, а я нервно кусаю губы.

Через некоторое время внедорожник тормозит возле двухэтажного здания, выкрашенного в персиковый оттенок, за окнами которого горит свет.

— Давненько здесь не был, — с грустью в голосе говорит Син и берет с заднего сиденья пакеты. Я их сначала не заметила.

Он здоровается с полноватой афроамериканкой. Женщина встречает нас, как только заходим внутрь. Эванс тепло улыбается ей и здоровается:

— Привет, Айна.

— Синъити, мой мальчик, как давно не приезжал, — прижимает эмоциональная женщина парня к своей груди и улыбается.

Синъити? Айна замечает меня, замершую посреди светлого холла, уставленного цветами, и ее улыбка становится еще шире.

— Кто эта милая леди с тобой?

Отвожу робко глаза в сторону, переминаясь с ноги на ногу. Син откашливается и ставит пакеты на пол, кидая на меня мимолетный взгляд.

— Это моя девушка — Джи. Джи — это Айна, директор приюта для сирот.

Я пожимаю сухую мозолистую руку доброжелательной женщины и оглядываюсь. Значит, мы в приюте, ничего себе. На одной из стен висят детские рисунки и фотографии, другая разрисована яркими цветами, бабочками и облаками. Эванс все больше поражает и раскрывается с разных сторон.

— Черелин не так давно заезжала, — рассказывает Айна, поднимаясь на второй этаж. Мы идем следом за ней и останавливаемся возле двойных дверей, за стеклами которых играют дети. — Они постоянно спрашивают о тебе, Синъити, и вспоминают.

Перевожу взгляд на Эванса и сразу опускаю на свои сжатые руки. На лице парня смешались боль и радость, а губ коснулась печальная улыбка — таким уязвимым еще его не видела и, честно говоря, в легком шоке.

Син делает глубокий вдох, толкает дверь и кричит:

— Хе-е-ей, всем привет!

Дети визжат и радостно облепляют его со всех сторон. Расплываюсь в улыбке — это чересчур мило. Айна рядом со мной вздыхает и смахивает слезу. Мое сердце сжимается от боли, глядя на маленьких детишек, совсем крошек. Почему же их не определили в фостерные семьи (другими словами приемная; семья, которая занимается воспитанием детей)?

— Син! Син! Син! — кричат малыши, прыгая вокруг парня. На лице Эванса сверкает такая счастливая улыбка, что я теряю дар речи.

Пока он обменивается со всеми приветствиями, мой взгляд скользит по небольшому помещению: вокруг игрушки, небольшие стульчики и столики, стеллажи с детскими книгами. На одной из стен рисунок: дом, три человеческие фигурки и солнышко. Папа, мама, ребенок — детская мечта, которая сбывается не у всех. В уголках глаз собираются слезы от увиденного, и я отворачиваюсь, слыша глубокий голос Сина.

— Джи, иди сюда, — подзывает он. Неуверенно подхожу, оглядывая детей, и стараюсь сдержать зашкаливающие эмоции.

— Ребятки, познакомьтесь — это Джи, — кивает на меня Эванс, и я чувствую на себе десяток любопытных пар глаз.

— Ди? Твоя девушка? — пищит маленькая девочка в желтом платьице. Прикрываю рот ладонью и кошусь на оторопевшего Сина.

— Да-а-а, Ния, Джи моя девушка, — отвечает парень, а я посмеиваюсь.

— Ты ее любишь? — продолжает безобидный допрос ребенок, не осознавая, что вводит бедного Эванса в ступор.

Еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, глядя, как тушуется Син, и решаю спасти ситуацию:

— Мы привезли вам подарки.

Дети вытаскивают из пакета игрушки, и затем устраиваются на ковре в кружок вокруг нас с Сином, закидывая парня множеством вопросов.

— Шин, сыграй, — говорит беззубый мальчик с черными кудряшками на голове.

— Сыграй! Сыграй! — подхватывают остальные.

— Джи, попроси у Айны гитару, — поворачивается Эванс, я киваю и выхожу, через пару минут возвращаясь с инструментом в руке. Дети радостно пищат и хлопают в ладоши, маленькие глазки горят, а на лицах улыбки от уха до уха. Син поет, и остается только потрясенно слушать и удивленно смотреть на парня, которого просто не узнать.

— Помогай, — толкает он легонько меня плечом, покачиваясь из стороны в сторону с гитарой в руках.

Все-таки Син Эванс удивительный. Не могу налюбоваться им, полностью загипнотизированная ярким образом и бархатным тембром. Он поет, играет на гитаре, малыши подпевают ему, и это заставляет сердце трепетать от нежности. Да, я во власти чарующего голоса, как и детки, которые смотрят на него во все глаза. Наши взгляды встречаются, на его губах играет ласковая (ласковая!) улыбка, а мое сердечко совершает кульбит, ухая в район пяток.

— Синъити, прости, но скоро ужин и отбой, — появляется в дверном проеме Айна.

— Да, я помню, — Син откладывает гитару и прощается с детьми. Они не хотят его отпускать, повисая на шее.

— Так ты ее любишь? — не унимается Ния. Забавный ребенок.

— Конечно.

Пораженно выдыхаю, вопросительно посматривая на Сина, который сидит перед девочкой на корточках.

— А ты его? — поднимает она на меня большие голубые глаза. Эванс кривляется и играет бровями, проговаривая одними губами: «Признавайся».

— Э-э-э… да?

Ужас. Почему мне так неловко? Сразу же смущенно отворачиваюсь, ощущая на себе его пронзительный взгляд, и тушуюсь еще больше. Ния искренне улыбается и убегает к остальным детям. К нам подходит Айна.

— Синъити, спасибо, что навестил, — карие глаза женщины снова на мокром месте, и даже у меня щиплет в носу, от нахлынувших эмоций.

— Айна, не стоит благодарить…

— Да благословит вас Господь. Вы очень красивая пара. Я счастлива, что у тебя такая девушка, мой мальчик, берегите друг друга.

— Да, конечно, — бормочет Син, поглядывая в мою сторону. — Я постараюсь чаще заезжать.

— Ты же знаешь, как я вам рада с Черелин, а дети — тем более, — говорит грустно Айна.

Большую часть пути к моему дому мы молчим, слушая песни. Я пытаюсь переварить произошедшее, не зная, с чего начать. Сегодня Эванс в который раз дал понять, что он загадка. Кто бы мог подумать, что парень занимается благотворительностью и навещает маленьких детей-сирот, играя им песни? Но больше всего впечатлило, что он пел, беззаботно улыбался и смеялся. Его ничего не смущало, он был самим собой, искренним и настоящим.

Внедорожник тормозит возле моего дома, и Син заглушает мотор. Не могу подобрать правильных слов, потому что такой Эванс для меня — новинка.

— Почему их не берут в фостерные семьи? — нарушаю молчание и кошусь на его задумчивое лицо.

Син бросает отрешенный взгляд и смотрит в лобовое стекло.

— Потому что не всем нужны брошенные дети, Джи. Поэтому и появляются такие приюты, где за ними присматривают и заботятся. Возможно, кому-то из них повезет, и попадется добросердечная семья.

Мне становится грустно и больно: малыши совсем не имеют понятия, что такое материнское тепло и любовь. Не знаю, что происходит со мной… Либо это день откровений, либо нахлынувшая волна печали и скорби, после посещения приюта, но я тянусь к Эвансу и нежно целую. Сначала неуверенно, заглядывая вопросительно в потемневшие сапфиры; затем со всем отчаяньем, силой, отдачей, стараясь передать гамму чувств, которая бушует внутри меня. Перелажу к нему на колени и обвиваю шею руками, зарываясь в мягкие волосы. Пальцы Сина поглаживают спину, влажные горячие губы проходят по скуле, шее, а я издаю тихий вздох, целуя его вкусно пахнущую кожу в ответ. Я и не представляла, что можно до такой степени быть слабой и по уши влюбленной. Дарить всю себя, не стесняясь и не жалея об этом, чтобы он чувствовал и знал, что творится внутри, когда я рядом с ним.

Расстегиваю рубашку, ощущая под пальцами гладкую кожу, твердую подкаченную грудь, и это заводит еще сильнее. Я не могу сдержаться и стону в его приоткрытые горячие губы.

— Стоп… — шепчет хрипло Син и отстраняется, впиваясь пальцами в мои бедра, и с силой сжимает их.

— Не порть момент, ты же не Оззи, — дразню его и прикусываю нижнюю губу, слыша рык. Ткань юбки ползет вверх, как и ладони Эванса по моей талии.

— Хочешь, чтобы я сорвался и твой первый раз был в машине? — сипло бормочет он в мои губы, и наши глаза пересекаются в полумраке.

— Главное, что с тобой, — прислоняюсь к его лбу и провожу ладонью по щеке. — Хватит разговоров, Эванс. Даже Чино Морено снова поет для нас.

Чувствую его улыбку и дыхание на вспотевшей коже, растворяясь в этом моменте, миге, словах.

— Так что… Все, что я хочу — это ты, — подпеваю вокалисту, а Син лениво улыбается. Ткань блузы спускается по рукам, обнажая плечи, которые покрывает легкими поцелуями Эванс. Закусываю губу, от затапливающей волны нетерпения и страсти, но не могу сдержаться от сарказма и бормочу:

— Только поставь на беззвучный.

Син хрипло смеется и достает из кармана телефон, показывая экран и перечеркнутую ноту.

— Да… Прекрасный вид смерти, Джи, — шепчет он, зарывается пальцами в мои волосы, впиваясь грубо и властно в губы. — И все, что я хочу — это ты…

Глава 27

Я ощущаю кровь, бегущую в твоем теле. Ты видишь шрамы на моей коже. Я влюбился в суть греха. Все под контролем, когда ты отдаешь мне себя, да. Я чувствую, как вспыхивают наши души, когда мы одно целое. Я оставлю след, чтобы ты не забыла, кому принадлежишь, детка. Отдай мне всю себя, кричи так громко, как ты хочешь.

The Weeknd «Where You Belong»

Джи

Меня обуревают странные ощущения, будто на лбу горят огромные красные буквы «Я сделала это», «Не девственница», «У меня был секс». Вроде бы ничего не поменялось, но одновременно я чувствую себя по-другому. Интересно, у всех так после первого раза? Кажется, на лице все написано — совсем не комфортно. Тинки что-то дотошно разжевывает, объясняя физику… или это химия? Нет, вообще математика. Я смотрю в одну точку на стене, будто там что-то важнее и в миллион раз интереснее, чем предстоящие тесты.

Теперь фраза «бабочки в животе» приобретает смысл, потому что я чувствую себя легкой, невесомой, влюбленной и счастливой. Да, хочется постоянно улыбаться, как дурочка. Вчера был особенный день, ночь и со мной рядом спал особенный человек. Мой человек. Я возвращаюсь мыслями на несколько часов назад в прекрасное прошлое…

— Почему она называет тебя Синъити?

Мне никогда не надоест разглядывать его широкую спину и ангела с черными крыльями. Даже сейчас не перестаю восхищаться, скользя глазами по рисунку, и поглощаю каждую деталь.

— Айна сказала, что у моих родителей отсутствовала фантазия, — хмыкает парень, поворачивает немного голову и выпускает из губ сигаретный дым. — И лучше бы меня назвали Леонардо.

— Леонардо? — не могу сдержать дикого хохота, и одеяло сползает с сотрясающихся плеч.

— Да-а-а… Она сказала, что имя Син мне не подходит, а Лео — наоборот, — улыбается Эванс и ложится рядом, бросая окурок в пепельницу. Переворачиваюсь на живот и подпираю голову руками.

— Грех и лев… — произношу задумчиво, утопая в его сапфировых глазах. Два в одном. — Но… ты и дети…

— Странно? — усмехается он, взлохмачивая черные волосы.

— Я удивилась.

— Это Черелин, она помогает приютам и детям-сиротам. Говорит… — он вздыхает и мимолетно смотрит на окно, за которым падает первый снег в этом году. Поистине волшебная ночь. — Черри говорит, мы похожи с теми детьми. Разница лишь в том, что у нас есть дядя, крыша над головой и деньги, а у них — ничего. Если денег много, почему бы не потратить с пользой и не помочь другим.

Да уж, если бы все были такими отзывчивыми, может, жизнь стала лучше и люди… добрее.

— Браун, для кого я тут распинаюсь вообще? — вырывает из раздумий недовольное брюзжание Тинки. — Нет, я понимаю, что не Эванс. Если бы он сидел с обнаженным торсом и объяснял формулы, было бы намного интереснее.

Син с обнаженным торсом? Очень заманчиво…

— Так, ладно, я понял, — качает головой Чемптон и косится в мою сторону — кое-кто витает в облаках — и закрывает учебники, — ты в стране единорогов, точнее, в стране «Я, Эванс и больше никого», какая математика.

— Прости, Тим, — губы снова расплываются в широкой улыбке, а Тинки фыркает и кидает книги в рюкзак.

Он прав, я сейчас точно не здесь и воспринимать серьезную информацию не в силах — извилины работают в другом направлении. По квартире проносится трель дверного звонка, Чемптон замирает с учебником в руке, вопросительно вскидывая брови.

— Наверное, это Син, — произношу, прочищая горло, и быстро иду открывать. Думаю, без очередной промывки мозгов не обойдется, когда он увидит Чемптона.

— Привет, — Син улыбается и наклоняется, чтобы поцеловать, но застывает всего в паре сантиметров. Синие глаза сужаются, а на лице написана недовольная гримаса, когда он видит за спиной Тинки.

— Привет и-и-и… пока, — неуверенно протягивает друг и протискивается мимо замершего, словно статуя, Эванса, бросая напоследок взгляд «он-чокнутый-собственник». Хмыкаю и затягиваю Сина внутрь, закрывая дверь.

— Не смотри так, будто хочешь его жестоко убить, — ехидно произношу, обвивая руками его шею.

— Но я хочу его убить, — цедит сквозь зубы Эванс, скидывая куртку, и недовольно осматривает меня с ног до головы, словно я занималась чем-то непристойным с Тинки. Скрещиваю руки на груди и упираюсь бедром о стенку.

— Он мой друг, — выделяю каждое слово.

— Да, я прекрасно помню, но он мне не нравится, — Син проходит мимо, обдавая ароматом ментола и сигарет, а я закатываю глаза. — Дружба между парнем и девушкой — бред. Этот телепузик хочет залезть к тебе в трусики. Я ему руки сломаю.

— Что за бред? На тебя надо надеть смирительную рубашку. Ты очень вспыльчивый, Эванс, — хохочу, заходя следом за ним в комнату и наблюдая, как парень вынимает из чехла гитару и табулатуры из рюкзака. — М-м-м… мы сегодня будем заниматься музыкой?

— Хочешь позаниматься чем-то другим? — кидает через плечо Син, играя бровями, разворачивается и по-хозяйски кладет ладони мне на талию.

Обвиваю его шею руками, лаская затылок, и заглядываю в глаза.

— А ты?

Он криво улыбается и проводит носом по шее, будоража все внутри.

— Конечно, но сначала ты должна кое-что увидеть, — шепчет он многообещающе на ухо и целует, отстраняясь и показывая табулатуры. Беру в руки исписанные листки и пробегаю глазами по строчкам и нотам.

— Песня? — удивленно смотрю на улыбающегося парня и выдыхаю: — Ничего себе, но… Ты же говорил, что не пишешь тексты.

— Да, только вот… — Син падает на кровать и устраивает на колене гитару. По комнате разливается красивая мелодия, когда он делает несколько аккордов. — Получилось само собой… Я не знаю.

— Но когда ты успел?

— Когда приезжал Вилсон, — Эванс опускает глаза на Гибсон, а я устраиваюсь рядом. — Думал о тебе… и писал.

Бабочки… Они порхают не только в животе от его слов — в каждой клеточке тела.

— Это… очень мило, — поддеваю его и стараюсь скрыть довольную улыбку.

— Мило? — хмурится Син, а я шутливо задеваю его плечом. — Очень стремное слово.

— Но это, действительно, мило! А после вчерашнего — тем более. Милый Син Эванс, — прикалываюсь над ним.

— Ужас.

— Значит, ты написал несколько песен… — протягиваю задумчиво, уже напевая в уме и предполагая, как будет звучать.

— Да, — Син убирает инструмент в сторону и кладет голову мне на плечо, глядя на листки. — Смотри, это партии, где поешь ты… и я.

— Правда? — ошарашено выдыхаю, не веря ушам. Син будет петь?

Парень тихо смеется и целует легко в шею.

— Теперь репетиции в студии, Джи, я договорился. Никаких гаражей, галимого звука — только чистая акустика и хороший звукач, который будет с нами работать, — возбужденно произносит он, сверкая синими глазами. — Я уже говорил с парнями, со следующей недели поднимаемся на другой уровень и повышаем планку.

— Блин… это… это круто, — никак не могу поверить в то, что слышу. Потрясающе — петь с Сином, написанные им же песни о нас… обо мне. Ч-ч-черт…

— Если сложится так, как я задумал, после нового года мы выступим в «Yardbird Suite» не только с каверами, но и со своим репертуаром, — Син притягивает ближе к себе, и шепчет на ухо: — Ты все изменила, Джи.

Тело охватывает легкая приятная дрожь, глаза закрываются, а губы складываются в легкую улыбку. Да, мы меняем друг друга к лучшему, я чувствую каждой частичкой. Тепло разливается внизу живота — это все благодаря парню, который давно неравнодушен мне. Я его не переваривала, пыталась бороться и ненавидеть, но в итоге потеряла голову. Да, странная штука любовь… Она не подвластна законам и теориям. Есть ли ей точное определение? Вряд ли, у каждого оно разное. Любовь — это… Мне достаточно того, что Син рядом, и я слышу, вижу, ощущаю его на ментальном уровне. Такие не похожие, и одновременно у нас столько общего. Но одна вещь всегда будет объединять — музыка.

***

Син

Землю укрыло белым покрывалом из снега, небо чистого голубого цвета. Совсем не в тему… Мое настроение другого оттенка, не такое радужное и яркое, совсем бесцветное. Черелин как всегда плачет в этот день, Вилсон стоит с мрачным выражением, засунув руки в карманы темного пальто. Глаза скользят по многочисленным холодным памятникам и застывают на надписи «Вы навсегда в наших сердцах». Отрешенно смотрю на цветы, которые дрожат в руках Черри, и аккуратно забираю. Кладу на плиту и обнимаю сестру.

Помню тот день, как и сейчас… Скопившиеся соседи, куча машин скорой и пожарной помощи; Вилсон разговаривает все время по телефону в помятой рубашке и не отутюженных брюках. Полиция, множество людей в форме и черных костюмах, а за спиной — полностью обугленный дом вместе с родителями. Я не могу вымолвить ни слова, когда ко мне кто-то обращается: дядя или полицейский. Надо мной трясутся врачи. Они думают, я потерял дар речи (в прямом смысле), несут ересь типа: «он немой, он не сможет больше разговаривать», используя какие-то научные термины. В тот момент это выглядело действительно так. Шок. Непонимание. Все говорят — это поджег. Затем мне делают укол, и я отключаюсь, просыпаясь через несколько суток с осознанием того, что мы с Черелин потеряли родителей и остались вдвоем.

— Пойдем.

Я чувствую себя отвратительно, находясь здесь. Прихожу только раз в году отдать дань памяти. Сжимаю настойчиво плечо Черелин, ловя неодобрительный взгляд Вилсона, и увожу всхлипывающую сестру. Мы снова вернемся сюда через год.

— Айна рассказывала, что ты приезжал на той неделе вместе с Джи, — произносит Черри, появляясь в дверном проеме моей комнаты.

Она проходит и садится рядом. В растянутой футболке и лосинах, глаза красные, немного припухшие без макияжа — совсем не похожа на саму себя. Так каждый год: в этот день Черелин становится слабой, но затем снова улыбается и смеется. Она живет дальше.

— Да.

Черри осматривает пристально исписанные и почерканные табулатуры, которые валяются абсолютно везде — творческий хаос — и встречают мой тяжелый взгляд.

— Ты не сдержал обещание.

— Не сдержал.

Сестра хмыкает и отворачивается, глядя куда-то бездумно на стену.

— Я прощу тебе это, если ты счастлив и делаешь счастливой Джи.

— Думаю, так и есть.

— Хорошо, я рада за тебя, за вас, — говорит Черри слабым голосом, едва заметно улыбается и встает, направляясь к дверям. — И еще, — добавляет, останавливаясь, — ты пишешь песни, поешь, значит, — делает паузу и многозначительно поднимает бровь, — скоро я стану сестрой знаменитости?

Фыркаю и провожу ладонями по лицу, глядя на ее заразительную улыбку.

— Ты уже сестра знаменитости, забыла?

Черелин закатывает глаза и качает головой.

— Точно, похититель женских сердец, — добродушно смеется она и выходит, бросая: — Люблю тебя.

— А я тебя, — произношу в ответ, беру Гибсон и тихо пою:

Пальцы замирают на струнах гитары, но музыка звучит эхом в стенах… как и голос. Голос…

Я ненавижу петь.

Нет. Не так.

Ненавидел.

Потому что…Она любила петь. Мама. Открыто улыбалась, смеялась, красивый голос разливался по комнате, и вокруг будто распускались цветы. Я всегда слушал, раскрыв рот, и мне казалось, ее голос — самый лучший в мире. Но затем вспыхивали языки пламени, сметали все на своем пути. Ее лицо искажалось, плыло — мама растворялась в адском огне. Она умирала, и голос вместе с ней. Наверное, какая-то часть меня тоже сгорела в том доме…

Но не теперь, когда музыка льется из меня бурным нескончаемым потоком. Я хочу взять в руки гитару, микрофон и петь: для нее, для себя, для людей. Голос Джи действует, как спасительный эликсир. Она и музыка — мое лекарство.

***

Она не отвечает на звонки, смс, дверь квартиры закрыта, а я сижу с бутылкой виски час или два, или больше. Не помню, сколько уже прошло времени, но кажется — бесконечность. Уголек сигареты тлеет в пальцах, серый пепел осыпается на плитку, и дым окутывает меня. Опускаю руку и прикрываю глаза, упираясь головой о холодную стену. Где-то рядом раздаются шаги и знакомый голос:

— Син? Что… Что ты тут делаешь?

— Почему ты не отвечаешь? — тихо спрашиваю. Джи подходит и останавливается рядом. От нее веет холодом и чем-то сладким: карамелью или ванилью.

— О… ты звонил? — роется в карманах и негромко произносит: — Черт, он разрядился. Почему ты здесь сидишь с бутылкой виски?

Теплая ладонь касается моей ледяной щеки, приводя немного в чувство. Приоткрываю глаза, встречаясь с обеспокоенным взглядом.

— Где ты была?

Джи несколько раз моргает, озадаченно осматривает мое лицо и невозмутимо отвечает:

— На дне рождении Тинки, я же тебя предупреждала. Ему сегодня восемнадцать. Но меня очень волнует вопрос: почему ты напился?

Хмыкаю и тянусь к бутылке. Снова тот ублюдыш, который трется постоянно рядом с ней. Джи сразу же отнимает виски и наклоняется.

— Так, давай, поднимайся.

Мы заваливаемся в тепло квартиры. Я каким-то чудом стою на ногах, опираясь чуть ли не всем весом на Джи. Она раздевает меня и спрашивает:

— Ты что, в таком состоянии ехал за рулем?

Качаю отрицательно головой, пробегая затуманенными глазами по ее точеной фигурке. Добираемся до комнаты и падаем на кровать.

— Тогда, что за повод?

— Да так, ничего особенного, — безразлично отвечаю и кладу голову ей на колени, обвивая руками: — Споешь?

— Син, что случилось? Ты странный сегодня, — бормочет обеспокоенно девушка, осторожно касаясь прядей.

— Ничего… спой, — шепчу, наслаждаясь тишиной и ее пальцами в волосах, которыми она неспешно водит.

— Не скажешь, что произошло? — снова спрашивает Джи через время.

— Я хочу послушать, как ты поешь, — невнятно произношу, сильнее сжимая ее бедра.

— Ты слушаешь каждый день, мы ведь репетируем.

— Мне мало.

— Ладно, ладно, хорошо, — сдается девушка и тихо поет: — Спи же, сладкий, позволь снам наводнить твоё сознание волнами нежного пламени, дающего защиту. Спи, милый, позволь своим чувствам нахлынуть и унести тебя в следующее утро… (слова из песни Рoets of the fall — Sleep sugar)

— М-м-м… колыбельная? — мурлыкаю, растворяясь в прекрасном и цепляющем до мурашек голосе.

Задираю немного свитер и прижимаюсь губами к теплой коже, ощущая ее неповторимый аромат. Целую живот и поднимаюсь выше, отстраняюсь и заглядываю из-под полуопущенных ресниц в сверкающие глаза.

— Ты пьян, — тихо бормочет она, облизывая губы и тяжело дыша.

— Я пьян, а ты прекрасна. Завтра утром я буду трезвым, а ты по-прежнему будешь прекрасна, — вспоминаю фразу из фильма и криво ухмыляюсь. (к/ф «Мечтатели»)

— Дурак, — смеется Джи и прижимается губами ко лбу.

Снимаю с нее свитер и отбрасываю в сторону, покрывая жаркими поцелуями каждый миллиметр. Она обнимает подушку и смущенно улыбается, закусывая нижнюю губу. Убираю мягкие локоны со спины и провожу языком вдоль позвоночника, расстегивая лифчик. Пальцы касаются ее матовой шелковой кожи, рисуя узоры. Вокруг — полумрак, ее тихое размеренное дыхание, и стук наших сердец.

— Люблю твой голос, — шепчу на ухо и нежно целую, а Джи вздрагивает, сжимая пальцами тонкое покрывало. Руки скользят по ее обнаженному телу, крепко обхватывают и прижимают к себе; зарываюсь носом в платиновые волосы и вдыхаю цветочный аромат, смешанный с карамелью.

— И то, как ты пахнешь, — пальцы двигаются вдоль бедра, и тишину заполняет ее хрипловатый стон, который опьяняет еще больше. — Молоком.

— Но я ненавижу молоко… — выдыхает нетерпеливо Джи. — Мы будем говорить о молочных продуктах? Ты сводишь меня с ума…

«Как и ты меня…».

— Нет…

Оставшаяся одежда летит в сторону, и мы тонем друг в друге. Смотрю на ее подрагивающие ресницы, приоткрытые влажные от поцелуев губы и ловлю горячее дыхание. Провожу носом по шее и целую маленькое углубление, двигаясь медленно, растягивая удовольствие. С ней не хочется спешить, наоборот — чувствовать каждое движение, ощущать полностью.

Нежность—это слово очень подходит. Сегодня все именно так.

Душевно. Ее сладкий голос, растворяющийся в ночной тишине; вспотевшая кожа, поблескивающая в свете одинокого фонаря; затуманенные глаза, маленькие ногти, которые скользят по спине и замирают на пояснице. Она не осознает, как заводит, как меня к ней неимоверно влечет и как сложно сдержаться, чтобы не разорвать ее на долбанной кровати, на простынях, в которых мы запутались. Провожу языком по плечу, прикусывая разгоряченную кожу и слыша ее хриплое «Черт…». Поглаживаю ладонью пульсирующий живот и спускаюсь ниже, чувствуя, до какой степени она возбуждена. Прохожу взглядом снизу-вверх по бархатной коже, наслаждаясь тем, как она выглядит: изнывающая, соблазнительная, идеальная. Нетерпеливые пальчики цепляются за мои волосы, с силой сжимая, но я сразу же заламываю ее руки над головой, ускоряя темп. Нежно и грубо. Грубо и нежно. Алкоголь в крови усиливает действие, эмоции, ощущения — все вокруг взрывается яркими красками, мириадами звёзд. Её хриплый стон, мой…

— Я знаю, что тебе нравится так…

Джи хватается за мою руку, запрокидывая голову от удовольствия, и закусывает губу.

— Или так…

Она сильнее прижимается к бедрам, подстраиваясь и двигаясь в ритм, бьется в агонии, тяжело дыша, бормочет что-то непонятное…

На бледной коже расцветают цветы, выжигаю их страстными поцелуями. Красные, розовые, лиловые лепестки кружатся в вихре, сливаются с моим штормом в крови и растворяются в красивом танце. Моя любимая песня…

Глава 28

Мир объят огнём, и никто не спасёт меня, кроме тебя. И я не думал, что мне будет кто-то нужен вроде тебя. Нет, я не хочу влюбляться. Этот мир обязательно разобьет сердце. В тебя…

HIM «Wicked Game»

Джи

Время — наш враг и помощник. Оно неподвластно нам, как и чувства. Иногда мне хочется крикнуть: «Быстрее!», когда оно течет медленно; и наоборот: «Остановись!», когда бежит, словно неуправляемая бурная река. Время, проведенное с Сином, летит незаметно. За восемнадцать лет со мной не происходило столько событий, сколько за последних четыре месяца.

Вокалистка рок-группы.

Девушка, которая из «ботана» превратилась в самую обсуждаемую личность в школе.

Новые друзья.

И, наконец, парень.

Больше поражали внутренние изменения, которые творились со мной, когда мы оставались наедине. Я постоянно хотела его, и это очень смущало: никогда бы не подумала, что такая пошлая. Во мне будто просыпалась «плохая Джи Браун»: полностью раскованная, откровенная, непринужденная, без капли стеснения. Даже краснела от своих мыслей, крутящихся постоянно в голове, когда смотрела на Сина. Чувствовала себя ненасытной озабоченной маньячкой, готовой накинуться на Эванса в любой момент.

Один раз он даже застукал, как я гуглила «что делать, если постоянно хочешь своего парня?». Меня пробирало любопытство: может, я нимфоманка? Специально смотрела фильм «Дневники нимфоманки», чтобы понять необъяснимые порывы. Это разбушевавшиеся гормоны или гиперсексуальный синдром?

— Мы с Шемом тоже не могли остановиться. Хуже всего, что Син на тот момент не знал о наших отношениях. Мы скрывались, чтобы он не догадался, — смеялась Черелин, когда я спросила, чувствовала ли она в себе какие-нибудь странности. Было ужасно неловко, но интерес взял надо мной вверх. — Не парься, Джи. Думаю, братец только «за»: чем больше, тем лучше.

Да, я прекрасно понимала это, и все-таки чувствовала себя Вэл. (героиня к/ф «Дневники нимфоманки»)

Когда Син случайно наткнулся на незакрытую вкладку, потехи было море. Он хохотал, как ребенок, долго и заливисто, пока мое лицо, шея покрывались красными пятнами от стыда и злости.

— Значит, ты постоянно хочешь меня, Джи? — сквозь смех еле выговорил «любимый», которого хотелось чем-нибудь стукнуть.

— Это ведь ты научил меня плохому, Эванс! Поэтому и виноват тоже ты, что я веду себя как свихнувшаяся сексуально-озабоченная извращенка!

— Да, но об этом знаю только я, малышка, — Син обнял и посадил к себе на колени. В глазах плясали озорные огоньки, и я снова ощущала тяжесть внизу живота. Ну, уж нет! Вскочила, как ошпаренная, и нервно кинула:

— Ты же собирался писать песни, поэтому… поэтому пиши, давай, и не отвлекайся!

Он только широко улыбался, как насытившийся кот, и уголки губ невольно ползли вверх от такой обезоруживающей красоты. Мне хотелось любоваться им сутки напролет: симметричными родинками на щеках, к которым любила прикасаться при каждом удобном случае. Все в нем казалось совершенным — в Сина Эванса невозможно не влюбиться.

Время…

Время неумолимо приближало к завершению учебной четверти, Рождеству и тому дню, который поменял многое: планы, дальнейший ход событий, нас.

***

После Нового года мы усердно готовились к дебюту в «Yardbird Suite», зависая ежедневно на студии, но все изменил один звонок.

За неделю до выступления с Сином связался менеджер популярной группы «Рhantom», у которых начался тур по Канаде и США. Каким чудом агент вышел на Эванса и достал его номер — загадка. Я считала это невероятным везением и волшебством. Парни тоже не до конца верили, что мы выступим на разогреве у довольно известной рок-группы. Поэтому последние дни вкалывали как никогда.

Сегодня я переживала даже больше, чем перед дебютом. Мы выступали не в маленьком баре типа «Yardbird Suite», а в огромном клубе, где помещалось до пяти тысяч зрителей. За стенами выла вьюга, зато в помещении стояла несусветная духота, от которой закипали мозги. Я не могла найти себе места, даже успокаивающая речь Эванса и парней не спасала.

— Я скоро вернусь, — накинула полушубок на плечи, ловя встревоженный взгляд Сина. Он хотел выйти со мной, но я его остановила. — Всего пара минут, ладно?

Несмотря на протест, Эванс все-таки вышел в коридор, где постоянно ходили люди с проводами, оборудованием и разной аппаратурой, и отвел в более тихое место. Он взял мое лицо в ладони и заглянул в глаза.

— Джи, ты — невероятная. От тебя невозможно оторваться, твой голос никого не оставит равнодушным, поэтому не стоит даже переживать.

Сглотнула и нервно кивнула, глядя на его губы, которые невесомо коснулись моих.

— Мне всего лишь надо собраться с мыслями и подышать воздухом.

Син еще раз поцеловал и прошептал:

— Ладно. Только подышать, а не покурить, Джи. Ты же знаешь, я не перевариваю этого.

Недовольно цокнула языком и закатила глаза — он невозможен.

На улице мела вовсю метель, вокруг кружили в диком танце снежинки. Все блестело и сверкало в свете ярких фонарей и вывесок. Пальцы дрожали, как и натянутые нервы внутри, а сигарета как назло не подпаливалась.

— Черт… вот дерьмо…

Руки совсем околели, как и ноги в тонких капроновых колготках, зажигалка скользнула в снег.

— Отлично, просто отлично… — раздраженно прошептала, выдыхая пар изо рта.

Я уже собиралась послать все к черту, но перед глазами мелькнул огонек, и еще через секунду легкие получили дозу успокоительного никотина.

— Спасибо.

Подняла взгляд, чтобы увидеть «спасителя», выдохнула дым и встретилась с серыми пронзительными глазами, которые уверено изучали мое лицо. Только спустя минуту дошло: передо мной стоял вокалист группы «Рhantom» по прозвищу Киллер или Килл. Я даже несколько растерялась, а весь словарный запас испарился.

— Балуешься? — произнес он бархатным баритоном.

Я читала на одном из сайтов, что у Киллера абсолютный слух и его называли «гением с пеленок». Он мог с легкостью спеть или сыграть мелодию идеально, повторяя без ошибок и помарок. Это не просто дар, а редкость, ведь абсолютным слухом владело менее одного процента всего населения.

— Типа того, — тихо ответила, запинаясь, и потупила взор на сверкающий под ногами снежный ковер.

— Да-а-а, после Калифорнии, будто попал на Северный полюс, — протянул парень и поднял лицо вверх, ловя пушистые снежинки. Капюшон медленно сполз вниз, а перед глазами мелькнуло серебряное колечко в левом ухе и каштановый хаер.

— Это Северная Канада. Здесь зима наступает раньше, а заканчивается позже, — пожала плечами. Сигарета предательски дрожала, и мне становилось неловко, что он мог подумать, будто я какая-то неврастеничка, поэтому затушила и запрятала руки в карманы.

Парень вернул капюшон на место, взгляд серых глаз скользнул медленно по моей фигуре снизу-вверх, застывая на губах. Сделала вид, будто не замечаю, потому что наивная Джи Браун не поняла бы этого «рентгена», но теперешняя знала — он оценивал. И меня такое пристальное внимание напрягало.

— Ты выступаешь на разогреве, — сказал он утвердительно, и я автоматически кивнула. Килл загадочно улыбнулся и провел большим пальцем по полноватым губам, тихо приговаривая:

— Интересненько…

Я не успела ничего ответить. Дверь открылась, и в проеме появился Син, который сразу же кинул гневный взгляд на солиста «Рhantom» и перевел его на меня, мягко спрашивая:

— Все нормально?

Кивнула и мельком посмотрела на Килла. Музыкант наблюдал за нами с неким любопытством и удивлением, но воздержался от комментариев и только напоследок улыбнулся. Зашла следом за Эвансом в клуб, выслушав лекцию о вреде сигарет и о том, что врать и не слушаться плохо.

— Мне не нравится, что ты разговаривала с незнакомым парнем, — раздраженно произнес Син, а я нахмурилась. Меня и так трусило перед выступлением, и вместо того, чтобы успокоить, он распалял еще больше.

— Незнакомым? Это Киллер из «Рhantom»!

— И? — мрачно бросил Син.

— И он просто там стоял! Мы обменялись парой фраз, я даже автограф не успела попросить!

— Автограф? На сиськах? — хмыкнул парень.

— На заднице! — огрызнулась и направилась за кулисы.

Казалось, в зале собралось не пять тысяч, а все десять. Меня бил мандраж, мурашки бегали не только снаружи, но и внутри. В глазах мелькал яркий свет софитов и стробоскопов, фанаты одобрительно гудели, создавая волны вибраций. Во время первой песни я еще чувствовала напряжение, но постепенно мышцы, нервы расслабились, и после этого отрывалась уже вовсю, прыгая по сцене и заводя публику.

На губах снова играла радостная улыбка, пот струился по позвоночнику, а свист и выкрики пришедших любителей тяжелой музыки, разжигали в области солнечного сплетения огонь. Весь сет не могла отделаться от навязчивой мысли, что за мной кто-то пристально наблюдает, изучает, следит. Глаза хаотично бегали по заполненному залу, но в такой толпе нельзя было кого-то конкретно выделить. Внутренний голос шептал: «Это Киллер», но чем я ему приглянулась? Ведь мы поговорили от силы пять минут.

— Сегодня особенный день, потому что мы подготовили для вас сюрприз, — выдохнула в микрофон, заправляя за ухо взмокшие пряди волос. — Представляем свою песню под названием «Потерянное поколение».

Сет составили так, чтобы сначала группа отыграла несколько каверов, оставив на «десерт» самое вкусненькое, дабы удивить и заинтриговать поклонников. Реакция оправдала ожидания, ведь никто не предполагал, что пела не только я, но и Син.

Я плавала в лучах эйфории, экстаза. Да, мы сделали это! Я пела с Сином на одной сцене, ощущала энергетику фанатов, парней, которые стояли такие же счастливые и запыхавшиеся, но безумно довольные нашим дебютом. Где-то за кулисами — я в этом была на сто процентов уверена — визжала Черелин и хлопала так же, как публика, выкрикивая: «Потерянное поколение! Потерянное поколение! Потерянное поколение!». В конце Син подхватил меня и закружил по сцене. Обвила его торс ногами, прижимаясь к мокрому лбу и прошептала:

— Я люблю тебя, Син Эванс.

Такой открытый показ чувств вызвал новую волну свиста и визга со стороны поклонников. Я хотела, чтобы все видели это и знали, поэтому обхватила ладонями лицо Сина и прижалась к горячим губам.

— Эй, голубки, давайте проваливайте со сцены, — язвительно произнес Оззи, проходя мимо нас и махая поклонникам руками, — вы на разогреве у группы, а не в своем любовном гнездышке.

— Катись к черту, — ухмыльнулся Син, но все же отпустил меня. Мы поблагодарили публику и спустились за кулисы, где нас уже обнимала возбужденная Черри, прыгая, как ужаленная.

— Ребят, это было очень круто! — подняв большой палец вверх, сказал один из музыкантов «Рhantom», имя которого вылетело из головы. — Отличный разогрев, Фил не прогадал с вами. Давайте после нашего выступления к нам в випку, а?

— Конечно, приятель, мы только «за», — похлопав его по плечу, ответил Оззи.

— Черт, да вы отлично завели публику, — похвалил другой участник «Рhantom», останавливаясь рядом с нами и обмениваясь со всеми рукопожатием. — А вокалистка — нечто, — добавил он, подмигнув мне, отчего я смутилась, но поблагодарила.

— Да, она у нас исключительная, — притянул к себе за талию Син и доброжелательно улыбнулся.

Но меня беспокоил Килл. Вокалист стоял в стороне и испепелял странным взглядом. Это заметила не только я, но и Эванс, которому не понравилось такое пристальное внимание к моей персоне. На мгновение наши глаза пересеклись, уголок губ Килла поднялся, а мое удивление выросло. На загорелой шее сверкнула серебряная цепь, и парень направился к выходу на сцену, где уже кричали фанаты, ожидая кумиров.

Я слушала песни «Рhantom» и поражалась безупречному тембру Киллера, рычащим ноткам. Но слушать вживую и наблюдать вблизи — другое дело.

Я стояла, опираясь о перила на втором этаже. Сцена погрузилась в полумрак, и через несколько томительных минут луч света выхватил подкачанную фигуру Килла. Музыкант стоял, взяв уверено в руки микрофон, и не двигался. Помещение заполнил визг поклонниц, которые кричали его имя, а через несколько секунд все вокруг погрузилось в другой мир от магического голоса вокалиста. Он будто окунул зал в темную материю, даже я непроизвольно тихо пробормотала под нос: «Ничего себе».

— Эй, — на затылок легла прохладная ладонь Сина. Я несколько раз моргнула, выбираясь из паутины гипноза, в который обманчиво ввел своим тембром и харизмой вокалист «Рhantom». — Ты чего зависла?

— Песня красивая, — перевела взгляд на сцену, наблюдая за участниками и наслаждаясь звучанием.

Киллер не особо был активным, как остальные: он не ходил по сцене, не прыгал, не махал руками, не мотал головой, не выкрикивал всякие фразы. Вел себя очень свободно и уверено, показывая всем видом, что власть — полностью в его руках. Парень опирался одной ногой о квадратную подставку и держал стойку с микрофоном, притягивая внимание, как супер мощный магнит. Что ж, он умел подать себя и впечатлить.

После выступления участники «Рhantom» давали небольшое интервью местному телеканалу, затем фотографировались с фанатами и раздавали автографы. В VIP-комнате появились только спустя какое-то время с десятком групи, которых выбрали на сегодняшнюю ночь, а девушки только и рады стараться, судя по радостным лицам. Они расселись за столик и начали о чем-то оживленно разговаривать с парнями. Я потягивала слабоалкогольный коктейль, который вручил Син, сказав, что это на вечер, потому что я плохо себя вела. И что я такого сделала?

— Мне понравилось, как ты пела, — вывел из невеселых мыслей бархатный голос, а взгляд встретился с дымчатыми глазами Килла, который сидел как раз напротив.

Рядом с ним тусовались групи. Они старались привлечь внимание, выставляя прелести напоказ, и задевали назойливо руками и другими частями тела, но парня это не очень волновало, судя по его безразличному лицу. Таких наверняка было сотни на каждом из их концертов, и эти девчонки ничем не отличались.

Пальцы Сина сжались на моем плече, на лице появилась нехорошая предостерегающая ухмылка.

— Конечно, потому что моя девушка не может не понравиться, и ее голос тоже, — уверено ответил он и притянул ближе к себе.

— Э-м-м… С-спасибо, — выдавила из себя и натянуто улыбнулась Киллу, бросая на Эванса вопросительный взгляд. Почему он себя так враждебно ведет? Все прекрасно поняли, что мы — пара, а он до сих пор злился и воспринимал происходящее в штыки.

— Сегодня твоя задница будет синей, Джи, — прошипел ревнивый собственник на ухо, прищуривая гневно потемневшие глаза, и отпил из стакана виски.

— Спасибо, жду с нетерпением, — процедила сквозь зубы, на что получила хищный взгляд в ответ.

Алкоголь лился рекой, девочки становились раскованными и то, что происходило дальше, напоминало оргию. Вот тебе и жизнь рок-звезд — не хватало только дорожек кокса и косяка, который пускали по кругу. Я смотрела на звуконепроницаемое стекло, за которым извивалась внизу под известную музыку толпа, и желание поскорее уйти росло с каждой секундой.

— Я хочу домой, — не выдержав, сказала Сину, с омерзением глядя на то, что творилось перед глазами. Парни менялись групи, как перчатками, а тем было все равно, кто их поимеет. Отвратительно.

Эванс толкнул Оззи, который лапал какую-то блондинку, и кивнул в мою сторону. Оз пьяно улыбнулся и помахал ручкой:

— Пока, малышка Джи, детское время кончилось, пора спатки.

Вокруг раздался противный женский смех, и меня передернуло от ярости. Быстро направилась к дверям, за которыми маячили два охранника-шкафа. Больше никаких VIP-комнат и подобных мероприятий с развратными сценами. Но рок-вечеринку покинули не только мы с Сином, мимо меня прошел вокалист «Рhantom» и нечаянно задел плечом. Он окинул все тем же непонятным взглядом, ухмыльнулся и скрылся за дверью вместе с охранником.

Нахмурилась и отвернулась, шагая за Эвансом прочь из клуба.

Какой странный тип этот Киллер. И пугающий.

Глава 29

Я нашел любовь, закопанную глубоко, как сокровище. Я больше не запинаюсь. Я человек, имеющий цель, человек с видением того, как мечты становятся явью. И я сделал свой выбор.

Manafest «Come Alive»

Джи

Мы сходили с ума.

Встречали рассветы, закаты. Писали песни, зависали на студии до поздней ночи или раннего утра. Собирались у костра компанией, играли на гитаре и пели, выступали в барах, собирая столько народа, что не хватало места — он забивался под завязку. После удачного дебюта и разогрева у «Рhantom», нас постоянно приглашали на разные мероприятия. Я не думала, что все обернется именно так. Мы были молоды и счастливы.

Мы.

Главное ключевое слово.

«Мы сделаем это вместе, Джи. Мы всегда будем вместе. Навсегда».

Я верила каждому его слову. Я верила всем сердцем и душой, потому что любила его. Этого не описать словами — какое-то ненормально-парадоксальное состояние беспомощности и дикого восторга. Потому что он был первым во всем: моя любовь, мой мужчина, мой друг, моя родственная душа, моя половинка. Я не знала, что можно быть настолько зависимой от другого человека, а Син для меня стал хуже героина. Иногда становилось страшно от того, что в один день все закончится. Я боялась, что нить, которая связала нас — крепкая, яркого золотистого цвета — потускнеет, оборвется. Я всегда видела ее, чувствовала: мое и его сердце теперь бились в унисон, как одно целое. Боялась того, что он раствориться с рассветом, испарится, как обманчивая сладкая грёза.

Я ревновала и злилась, когда какая-то групи строила ему глазки и надеялась на что-то: во мне просыпалась фурия, готовая рвать и метать. Потому что он только мой, и делиться я ни с кем не собиралась! Все знали, что мы вместе, и все равно какого-то черта липли к нему! Я ненавидела это. Один раз чуть не подралась после концерта. Да, кто бы мог подумать, что отличница Джи Браун вырвет клочок волос у другой девчонки и будет кататься по грязной земле, крича маты.

Потом мы с ним орали друг на друга, ссорились, мирились, падая обессиленными на простыни, и Син хрипло выдыхал:

— Ты сумасшедшая, Браун.

Он затягивался сигаретой, смотрел, не моргая, в потолок и добавлял:

— Мне на хрен никто не нужен, кроме одной чокнутой и чертовски сексуальной блондинки. Что сделать, чтобы ты поверила? Надеть кольцо на палец?

— Или набить на лбу «Занят на ближайшие сто лет», чтобы эти сучки отвалили.

— На лбу или на…

— Ох, заткнись, Эванс.

Одна мысль, что мы вдруг расстанемся, вводила в состояние паники. Она мельтешила где-то на задворках сознания, на дне души, мигая неярким болезненным маяком. Я закапывала ее все глубже, отталкивала, потому что не знала, как жить, если его не будет рядом.

Я уже не представляла себя без Сина Эванса.

***

Школа заканчивалась. Этот этап жизни подходил к логическому завершению — осталось только сдать экзамены и пережить выпускной. Шаг — и взрослая жизнь. Кто-то поплывет дальше по течению, поступая в высшие заведения, устраиваясь на подработки; кто-то выберет другой путь, как я и Син. У нас слишком много планов и целей на будущее, которые надо воплотить в реальность.

Тинки до последнего отстаивал свою точку зрения, заставляя отправить документы хотя бы в один ВУЗ, но я категорически отказывалась. Я знала, чему хотела посвятить жизнь: музыке, пению, группе, людям, ему.

— Ты поступаешь глупо, Браун.

Мы сидели с Чемптоном недалеко от школы в сквере. Наконец-то после холодов пришло долгожданное тепло, грело солнышко, вокруг все цвело и пело, как у меня в душе. Я лежала на сочной зеленой траве, подложив руки под голову, и смотрела в бескрайнее небо, по которому плыли неторопливо облака.

— Он запудрил тебе мозги. Удивляюсь, как ты не кинула школу и еще закончила с отличием, — ворчал Тинки, а я лениво улыбалась, как кошка. — Триша, наверное, в шоке.

Тут я не смогла сдержаться и рассмеялась в голос. Наивный. Он что, плохо знает мою мамочку?

— Тим, ты серьезно? — приподнялась на локти, глядя на него с насмешкой. — Как только мама узнала, что дядя Сина нефтяной магнат, она забыла обо всем на свете, даже о поступлении. «Боже, ты же можешь стать известной на весь мир, Джинет! Почему же дядя Сина до сих пор не продвинул вас по карьерной лестнице?» — вот, что сказала мамочка.

Тинки удивленно поднял бровь и качнул головой, причмокивая губами.

— Да уж. И все-таки почему? Ты у него не спрашивала? С их деньгами и возможностями, Эванс давно бы стал мировой знаменитостью, а не пел в дешевых прокуренных барах.

— Спрашивала, — вздохнула и легла обратно, вспоминая наш разговор. — Он хочет добиться всего сам без чьей-либо помощи.

Чемптон хмыкнул и язвительно произнес:

— Как героически и тупо. В шоу-бизнесе постоянно крутятся большие бабки, черный пиар, желтая пресса — это грязь.

— Да, но одно дело, когда ты сознательно платишь, покупая славу, а другое — когда достигаешь вершины благодаря таланту и труду.

— Поэтому я и говорю — это тупо, Браун. Ты меня не слышишь, у тебя пробки в ушах? Или теперь твой голос разума — Эванс? — произносит недовольно Чемптон, сдвигая сурово брови к переносице. — Я рад, что ты поешь, ваша фан-база растет, вы записываетесь на студии и выступаете. Но представь, что будет, если завтра группа станет знаменитой?

— И? — хмурюсь, наблюдая за бегущими по небу клочками облаков.

— Они будут диктовать условия, могут сказать «на глазах вы — не пара»…

— Тим, зачем говорить и предполагать то, чего ты не знаешь? Зачем заглядывать в будущее? Что будет, то будет.

Чемптон молчит какое-то время, поднимается на ноги, разминая шею, и смотрит сверху вниз:

— Ты слишком веришь в его искреннюю любовь, но так ли это, Джи?

Горечь ползет от желудка по грудной клетке. В горле собирается ком. Страх снова берет надо мной первенство, и в голове крутятся мысли «Что, если Тинки прав?», «Что, если…?».

— Его «любовь» тебя погубит, — бросает друг с печалью в голосе и отворачивается, глядя куда-то вдаль.

Прикрываю глаза, тяжело вздыхая, и запираю страхи на замок, который трещит по швам.

«Неправда» — повторяю как мантру про себя, а внутри растет беспокойство.

Тинки подвозит меня к студии, которая находится недалеко от Даунтауна в Квин Мэри Парк. Я сразу же замечаю знакомый кавасаки и Мустанг Оззи на парковке, понимая, что ребята уже внутри. Почему они приехали раньше?

Когда открываю дверь студии, меня подхватывает вихрь. Оззи кружит по небольшому помещению, и от удивления я ахаю. Что происходит?

— Малышка Джи, ты не представляешь, какая у нас новость, — опускает радостный парень меня на ноги и чуть тише с иронией добавляет: — Малышка становится маленьким слоненком.

— Какая? — обвожу парней выжидающим взглядом, встречаясь с сапфировыми глазами.

— Син связался с Купером и отправил демо-записи, — опережает всех Оз и с хлопком открывает бутылку шампанского, содержимое которого выливается на чистый пол. Райт и Шем громко ржут и кидают типа «лошара», «рукожоп», а я оторопело, как в прострации, смотрю на веселящихся парней, не зная, что сказать. Какие двоякие ощущения: радость и… страх.

— Джи, что-то не так? — вырывает из размышлений голос Сина. Парень притягивает к себе и заглядывает вопросительно в глаза.

— Э-э-э… нет, все хорошо, — сконфужено бормочу и усаживаюсь на диван.

Эванс недоверчиво оглядывает меня и чуть тише говорит:

— Пойдем.

Он берет за руку и ведет по коридорам.

— Ладно, я достаточно хорошо тебя знаю, поэтому скажи: что не так? — спрашивает Син, когда мы выходим на крышу. Над нами раскинулось небо нежно-голубого оттенка, плывут облака, напоминая кусочки сахарной ваты. Легкий ветерок подхватывает пряди волос, которые я взволновано заправляю за ухо.

— Ты не сказал, что будешь звонить Куперу, — подхожу к ограждению, опираясь локтями о парапет, и смотрю куда-то поверх плеча парня.

Син становится напротив и проводит пальцами по блестящим черным волосам, окидывая меня задумчивым взглядом.

— Я решил, что у нас достаточно материала для записи альбома, поэтому скинул парочку демок ему, чтобы услышать мнение профессионала.

— Услышал? — безразлично спрашиваю, не глядя на него.

— Джинет, не начинай, пожалуйста…

— Что не начинать? — резко прерываю Эванса, и обида непроизвольно вырывается наружу. Выгибаю бровь, встречаясь с хмурым выражением. — Я узнаю самой последней. Мне неприятно, что ты даже не предупредил о своих планах.

— Это вышло неожиданно, Джи, — виновато выдыхает парень, отстраняясь. — Визитка попалась на глаза, я подумал: «Почему бы и нет», позвонил, мы поговорили. На этом все.

— О чем? Что он сказал? — пытливо спрашиваю, пробегая глазами по его телу.

— Он сказал, что послушает и перезвонит.

Отвожу взгляд, осматривая немногочисленные высотки Даунтауна.

— Не злись.

Гипнотизирующий голос окутывает меня, ладони нежно ложатся на талию, и обида постепенно отступает, сдаваясь перед чарами Сина.

— Думаешь, у нас получится? — неуверенно протягиваю, скользя пальцами по тонкой кремовой ткани и ощущая крепкую грудь. Рука Эванса опускается на поясницу, а нос зарывается в непослушные локоны, которыми играет ветер.

— Я в этом уверен.

Губы ласково касаются моих, но даже это не помогает расслабиться. Не знаю, по каким причинам, но внутри накапливается беспокойство. Оно, как смола, течет по венам и не дает вздохнуть полной грудью. В животе завязывается узел из страха, опасения и тревоги — эти предчувствия до жути пугают.

***

Син

Меньше всего я ожидал, что Купер преодолеет столь неблизкое расстояние и прилетит из Калифорнии в Эдмонтон. Сначала я удивился, услышав: «Нам надо встретиться и переговорить», затем насторожился. Неужели такие вопросы нельзя решить по телефону? Ради чего он прилетел?

Завтра выпускной, церемония награждения. Черелин с Джи усердно к нему готовились, поэтому я не стал звонить и отвлекать. Джи, скорее всего, снова разозлится и поднимет кипишь. Губы сложились в идиотскую улыбку — так происходит всегда, когда я думаю о ней. Скидываю сообщения друзьям приехать немедленно в студию и беру ключи от кавасаки.

— Что случилось? — спрашивает Райт, когда я захожу в помещение. Три пары глаз с ожиданием упираются в меня.

— Прилетел Купер и захотел поговорить с нами лично, — отвечаю, устраиваясь в кресле, и открываю бутылку минералки.

— Что?

— Какого…?

— Он притащил свою задницу в Эдмонтон? Ого, — произносит недоверчиво Оззи, постукивая пальцами по обивке дивана.

— Да, позвонил сегодня и сказал, что надо встретиться, — закручиваю пробку и встречаю удивленные лица друзей.

— Ни хрена себе, — хмыкает Райт и проводит пальцами по пепельно-русым волосам, взлохмачивая.

— Как думаешь, с чего бы ему припираться сюда? — протягивает задумчиво Оззи.

— Мне и самому хотелось бы знать, — тем же тоном отвечаю другу и слышу, как открывается дверь — Купер не заставил себя ждать. Он со всеми здоровается и садится в свободное кресло за пультом, оглядывая каждого и задерживая взгляд на Оззи, который строит недовольную гримасу.

Менеджер «RCA Records» не поменялся с того единственного раза, когда мы виделись: все те же каштановые волосы, подхваченные обручем, белая футболка-поло и потертые джинсы. Мэтью положил на столик портфель, на котором сразу же заострилось мое внимание, и едва заметно улыбнулся.

— Я приятно впечатлён, — первое, что он говорит. Натянутые нервы немного ослабляются — начало разговора не такое плохое, как в прошлый раз.

— Вы сменили вокалистку, не так ли? — спрашивает беззаботно менеджер, встречаясь со мной взглядом. Киваю и выжидающе смотрю на него. Купер слегка улыбается, будто прекрасно осведомлен этим фактом и спрашивает из вежливости, затем произносит:

— Но ее здесь нет, что к лучшему.

К лучшему? О чем он? На лбу пролегает складка, и я непонимающе хмурюсь. Конечно, везде есть подвох.

— Без согласия руководства ничего не происходит, как вы догадываетесь, — продолжает менеджер и откидывается на спинку кресла, чувствуя себя хозяином положения — это совершенно мне не нравится. — Мы долго разрабатывали план продвижения, высчитывали оптимальные ходы и смотрели на статистику. Чтобы вы понимали, примерно, о чем речь, объясню, — Купер достает из портфеля бумаги и кладет на стол, — это договор, — кивает на стопку, — с ним вы сможете детально ознакомиться. Тут подготовлен экземпляр для каждого…

— Договор? Вы предлагаете нам контракт? — ошарашенно спрашивает Шем, округляя карие глаза.

— Выслушайте для начала, — Купер вздыхает и обводит нас надменным взглядом. — У меня есть один вопрос: кто из вас состоит в отношениях?

А вот и подвох. Парни удивленно переглядываются, и все четыре пары глаз обращаются в мою сторону. Интуиция подсказывает, что мне не понравится предложение Купера.

— Это имеет значение?

— Если бы это не имело значения, задавал бы я вопрос? — слегка раздраженно кидает менеджер.

— У двоих из нас есть девушки, — отвечаю сухо, не разрывая с ним зрительного контакта.

Купер кивает, задумчиво пожёвывая губу, и произносит:

— Если говорить коротко, мы хотим сделать чисто мужскую рок-группу.

Так и знал. Тяжело выдыхаю и прикрываю глаза, запуская пальцы в волосы. Как чувствовал.

— Что? Но почему? — говорят одновременно парни, но Мэтью остужает их пыл.

— Я ничего не хочу сказать плохого о вокалистке. У нее красивый, интересный голос. Уверен, она не менее яркая, чем прошлая. Но суть в другом, — менеджер поднимается, складывает руки на груди, прохаживаясь по помещению. — В фан-базе. Статистика показала, что шанс быстро набрать популярность, а быстро — всего за пару лет, нет — даже месяцев, — делает акцент на каждом слове мужчина, — больше у чисто мужской рок-группы, состоящей из молодых перспективных парней. Хорошая пиар-компания, яркие образы, своя музыка — и у вас миллионы поклонников.

— Почему вы так уверены, что группа с вокалисткой не выстрелит так же, как чисто мужская? — со скепсисом в голосе спрашивает Оззи.

— Вы хотите просто петь или покорять? — улыбается в ответ Мэтью Купер и поворачивается ко мне. — К чему именно вы стремитесь? Просто исполнять свою музыку и оставаться малоизвестными, или ездить по миру с турне, собирать стадионы? Поверьте, если вокалистом будет парень с привлекательной внешностью и запоминающимся тембром — а у соло-гитариста он невероятный, говорю, как профи — вы быстро наберете популярность.

— Все понятно, раскручивать группу с вокалисткой вы не собираетесь, — подытоживаю очевидное.

Все упирается в деньги: им неинтересно работать с группой, которая не выстрелит. Лейбл ищет выгоду, и это само собой разумеющееся. Четыре свободных восемнадцатилетних парня соберут больше поклонниц, чем четыре парня и девушка, состоящая в отношениях с гитаристом и фронтменом группы.

— Сейчас время, когда молодой рок-группе очень сложно засветиться и выделиться среди многих, но у вас есть такая возможность. Если бы это было несколько лет назад, тогда я бы, не задумываясь, сказал: «Вокалистка — не помеха». Но общество меняется, потребности и интересы тоже, поэтому лейбл не хочет вкладывать деньги в заранее малоприбыльный проект, — Купер садится в кресло и закидывает ногу на ногу, постукивая по стопке с договорами. — Каждый из вас — яркая личность. Я это понял еще тогда, когда увидел впервые выступление. Я не раскидываюсь направо и налево своими визитками, будь не уверен, что группа перспективная. Я знал, вы задумаетесь над моими словами и что-то поменяете: в группе, в себе, в музыке. И смотрите, прошло не так много времени, вы уже играете свой репертуар, а гитарист — поет. Вы — универсальны, и я хотел бы с вами работать. Поэтому, — Мэтью поднимается и берет портфель, — подумайте над моим предложением. Я пробуду в Эдмонтоне три дня и надеюсь, конечно же, на положительный ответ.

Мужчина замирает в дверях и встречается с моим тяжелым взглядом.

— В жизни всегда приходится чем-то жертвовать. Постоянно. Если выбрали стезю музыкантов, хотите добиться определенного успеха в этой отрасли, часто будете сталкиваться с проблемами и нуждой выбирать.

«Что ты выберешь: Джи или славу?»

Глава 30

Если бы я сделал другой выбор, оставила бы ты меня?

Ким Тэхён

Син

Как только Купер выходит, Оззи откидывается на спинку дивана и разозлено выдает:

— Пи*деж.

— Гениально. В тебе умер великий философ, чувак, — фыркает Райт и в ответ получает средний палец.

— Я считаю, это все бред. Они хотят тупо с нашей помощью срубить бабок. Будут ставить тупорылые условия типа «напишите такую-то песню, наденьте это, сделайте то, потрахайтесь с тем-то, покажите задницу там-то…».

— Нахрена нам светить задницами? Мы же не бабы, — гортанно смеется Шем.

— Бля, ты тупой? Я образно сказал, — нервно бросает в ответ Оззи и поворачивается всем корпусом ко мне. — Уверен, в том договоре дохрена всяких запретов. Да нам стоило сразу послать этого петуха, как только он ляпнул про мужскую группу! Мы что, похожи на прыгающих по сцене педиков? Бля, мы играем рок, и продолжим играть! Даже пофигу, если это всего лишь бары. Нас пятеро — и точка.

Пальцы сжимаются в кулаки, а на челюсти ходят желваки. Слишком шумно…

— Чувак, почему ты молчишь?

Прикрываю глаза и провожу по лицу ладонями. Надо подумать.

— Только не говори, что согласишься… — протягивает разочарованно Оззи. — Слышишь? Ты не можешь с ней так поступить.

Черт. Я знаю! Я знаю, мать твою!

— Мы пошлем демки на другие лейблы. Пошел к черту этот Купер! — продолжает напор друг, а моя голова готова вот-вот взорваться от мыслей. — Пусть не так быстро засветимся по телеку, но сможем записывать свою музыку, зато нас будет пятеро.

— Да, это жестоко по отношению к Джи, — соглашается Райт, водя указательным пальцем по виску. — Благодаря ей группа вышла на другой уровень.

— Угу, это по-свински, — поддерживает басиста Шем и тяжело вздыхает.

— Мужик, вам вообще предложили кинуть девушек, — хмыкает многозначительно Оззи и толкает меня в плечо. — Какого хрена ты молчишь? Давай, задвинь речь, интересно послушать.

— Мы могли бы поговорить с Рупертом, отцом Джи. Возможно, их группа согласится взять нас на разогрев, к примеру…

— Черт, да есть куча других вариантов…

— Не представляю, как отреагирует малышка Джи, это слишком дерьмово…

— Джи…

— Джи…

— Джи…

Башка так пульсирует… Еще немного — и пойдет пар из ушей. Я выдыхаю и резко поднимаюсь, шагая к дверям, и с силой хлопаю ими.

— Эванс, мать твою! — слышу вдогонку гневный голос Оззи, но сейчас мне плевать. Я хочу остаться наедине и спокойно подумать.

Кавасаки с ревом вылетает на трассу. В этой безумной стихии только я, байк, дорога и ветер. Мысли становятся прозрачными, адреналин полностью заполняет разум, проносясь по коже волной. Дома мелькают вперемешку с деревьями, машинами, прохожими…

В последнее время слишком многое изменилось: я, мои принципы, поступки, характер, поведение — абсолютно все. Из-за нее…

Никогда бы не подумал, что смогу настолько привязаться к человеку, думать о нем практически постоянно и проводить свободное время.

Мы вместе просыпались, завтракали и ехали в школу. Благодаря ей я там начал появляться, сдал экзамены. Это всё Джи… Она говорила, что прийти, посидеть и выслушать материал — ума много не надо, зато учителя увидят, что посещаешь занятия. Хотя ко мне всегда было особое отношение, но я все равно прислушался к ней. Она никогда не советовала глупых вещей.

Мы вместе писали песни. Джи постоянно кусала губы или кончик карандаша, над чем-то задумывалась и чесала забавно нос. Я знал её привычки.

Иногда она засыпала, сворачиваясь клубочком, пока я черкал табулатуры до раннего утра. Смотрел на ее умиротворенное лицо и писал. Тогда это получалось легко: строки сами лились из меня и складывались в тексты, в музыку.

Джи злилась, если я не спал целую ночь, засиживаясь на студии и записывая партии. Но я знал методы, как успокоить ее: достаточно только коснуться губами шеи, и она таяла, расслаблялась.

Я знал, что она любит и как. Каждый раз был с ней, словно первый. Она смущалась этого и говорила «я превратилась в извращенку, все из-за тебя, Эванс». Мы превращались в безумцев и заваливались после выступлений в какие-то темные каморки, потому что страсть сжигала изнутри, флюиды на сцене возбуждали и распаляли больше, а терпеть ни я, ни она не хотели. Может, это все гормоны или нечто большее.

«Что ты выберешь: Джи или славу?»

Поймет ли она…?

Нет. Джи никогда не простит меня. Никогда.

***

Джи

«Абонент вне зоны действия сети…» — повторяет в который раз бездушный робот. Вздыхаю и убираю бесполезную вещь в карман, чувствуя внутри нарастающее беспокойство. Его телефон выключен уже пару часов, за окнами давно темень. Парни сказали, что были на студии, и Син уехал еще днем.

— Ты веришь, что мы выпускаемся? — вырывает из мрачных мыслей радостное щебетание моей подруги.

— Не знаю… да, наверное, — невнятно отвечаю и выдавливаю из себя подобие улыбки.

— Прозвучало не очень уверено. Что с тобой? — Черри присаживается рядом и вопросительно оглядывает меня.

— Син… Он не отвечает, я переживаю. И парни какие-то странные…

— Разрядился телефон. Может, он на байке гоняет. Ты же знаешь, как он любит скорость, — пожимает плечами девушка, совсем не беспокоясь.

— Угу, может так и есть, — хмурюсь и смотрю в окно. — Наверное, я поеду домой.

— Ты же ночуешь у нас, —протягивает Черелин и качает отрицательно головой. — С ним все в порядке, Джи.

Захватываю небольшой рюкзак и направляюсь к дверям. Я не могу здесь тупо сидеть в неведении. Мне нужен воздух, моя квартира и уют веранды. Мне нужен Син.

— Ну, как хочешь, — обиженно кидает вслед девушка. Слабо разворачиваюсь и машу рукой:

— Прости, Черри, до завтра.

— Иди-иди, маленькая засранка, будешь сама делать себе макияж, — «угрожающе» кричит она, а я хмыкаю. Теперь меня таким не напугаешь.

Смотрю безразлично в окно такси и набираю его номер. Нет ответа. Машина проезжает мимо района Беверли, и внутри что-то щелкает.

— Остановите здесь, пожалуйста! — кричу удивленному водителю, даю несколько купюр и выбегаю из автомобиля.

Быстро шагаю в Парк Рандл, моля Бога, чтобы я не ошиблась, и Син был там. В прошлый раз он приехал именно сюда: тогда я увидела в нем уязвимого простого парня на берегу реки, в которой купался лунный свет.

Выхожу на открытую местность. Ноги утопают в песке. Сбрасываю мокасины и беру их в руки. Сначала кажется, что на том месте никого нет. Одинокий пустынный пляж… Затем замечаю тлеющий уголек и облегченно выдыхаю. Нашла. Но с каждым шагом вся решимость, радость пропадает, оставляя липкое неприятное предчувствие чего-то… плохого, неизбежного.

Син лежит, прикрыв глаза и раскинув широко руки — в одной из них тлеющая сигарета. Он всегда так делает, когда над чем-то задумывается. Наклоняюсь и заговорщицки шепчу:

— Вот ты где запрятался.

Эванс открывает глаза, а мой живот будто протыкают сотней лезвий. Что-то не так… его ледяной взгляд, выражение. Он молча смотрит и ничего не произносит. Сажусь рядом на песок, обхватывая коленки. Во рту совсем пересохло от волнения и страха, который сорвал замок и вырвался наружу, заполняя внутренности.

— Что-то… случилось? — разрезает мой слабый голос тишину. Кошусь на все еще неподвижного парня, лежащего в той же позе, и чуть громче добавляю: — Син?

Он немного поворачивает голову и холодно бросает:

— Прилетел Купер.

— Прилетел? — удивленно переспрашиваю. Это очень неожиданно.

— Лейбл хочет подписать с нами контракт, — продолжает Эванс все так же равнодушно. Группе выпал такой шанс, а он в трауре.

— Тогда я не понимаю, почему ты лежишь тут, а парни молчат, как партизаны, — неуверенно произношу, глядя в его сапфировые глаза, которые сейчас ничего не выражают, и это загоняет в угол. Я не понимаю…

— Потому что они готовы раскручивать только мужскую рок-группу, Джи.

Трудно сейчас описать эмоции, отражающиеся на моем лице. Син будто просыпается и садится рядом, выпрямляя спину. Так странно… Я чувствую — это конец, но почему-то хватаюсь за надежду и жду чуда.

— Ты… согласился? — голос надламывается. Я из последних сил сдерживаюсь, чтобы слезы не хлынули из глаз. Сложно, мне чертовски сложно удержать тот груз, который мешает полноценно вздохнуть. В груди невероятная тяжесть.

— Пока еще нет, — слабо улыбаюсь, слыша его ответ.

— Пока еще, — повторяю и поднимаюсь на ватные ноги, слегка пошатываясь из-за переизбытка эмоций.

— Джи…

Предатель.

— Я домой… завтра выпускной, — пячусь, глядя с болью в его глаза. Теперь там видно ответ. Я все понимаю без слов: он не смог сказать, что выбрал не меня. Я проиграла.

— Я отвезу тебя.

Син быстро встает, но я тихо бормочу дрожащими губами:

— Не надо…

— Я отвезу, — безапелляционно произносит он и проходит мимо, а я вся сжимаюсь.

Хочу обхватить себя руками и заплакать или упасть и лежать на холодном песке в свете такой же равнодушной луны. Но я шагаю на слабых ногах следом за ним, сажусь на байк, обнимаю крепкое теплое тело руками и прижимаюсь к широкой спине, ловя потоки ночного свежего воздуха. Либо от ветра, либо от чувств, лицо становится мокрым, а пальцы сильнее впиваются в его футболку. Нет-нет-нет… Я повторяю это как заклинание, будто отрицание ситуации поможет осознать тот факт, что мы расстаемся.

Я даже не замечаю, как мы подъезжаем к моему дому: только тишина и его аромат возвращают в жестокую реальность. Слезаю с кавасаки, собираясь молча уйти без слов, без объяснений, чтобы не слышать его голос и не видеть, но пальцы обхватывают запястье, останавливая. Безнадежный взгляд сталкивается с синими глазами, где вижу вину.

— Даже, если сейчас я скажу, что люблю тебя, ты не выберешь меня, не так ли? — шепчу, стараясь остановить слезы, которые все равно катятся по щекам. Я ненавижу себя за эту слабость, и то, что он свидетель того, как мне больно. Син с жалостью смотрит, а я опускаю глаза, не в силах выдержать такого взгляда.

— Джи…

— Скажи! — кричу и вырываю с силой руку, когда он пытается переплести наши пальцы.

— Это чертовски сложно, Джи, — говорит растерянно Син, и это бесит. Сложно? Сложно остаться со мной?!

— Да хватит разыгрывать комедию! Если бы ты любил меня, послал бы Купера с его долбанным контрактом!

— Я люблю тебя, Джи! — отчаянно кричит Син, а я горько улыбаюсь и поднимаю глаза, полные слез:

— Но недостаточно сильно.

На красивом лице написаны шок, непонимание и удивление.

— Недостаточно, чтобы ты сказал нет, — убито шепчу, закусывая губу.

С силой и отчаяньем дергаю за красно-желтую фенечку, которая с легкостью разрывается, как и наши отношения. Швыряю ему под ноги и разворачиваюсь, направляясь в сторону дома.

Расхожусь по швам…

Шаг.

Внутри все покрывается трещинами, разлетается, рушится…

Значит, вот его любовь? Ее без труда можно растоптать, уничтожить в один миг… как и красно-желтую нить, валяющуюся на холодной сырой земле.

Еще шаг… Еще…

Он не останавливает меня. Син сделал свой выбор.

И это не я.

#2 (special)

Мне становится легче, когда ты заключаешь меня в объятия. Не отвергай меня, ведь всё, что мне нужно — это чтобы ты спас моё сердце. Не уничтожай меня, я хочу поверить в то, что это всерьез. Спаси меня от моего страха, не отвергай меня.

Within Temptation «All I Need»

Джи

Я разбита.

Полностью.

Такие странные чувства…

Чувства?

Нет…

Единственное, что осталось — пустота.

Она поглотила хорошее и доброе до остатка. Сожрала. Сожгла. Прошлась по мне, как тайфун, и смела все на своем пути: нежность, счастье, любовь, оставив только…

Боль.

Тупую, ноющую боль.

Неужели в одном человеке умещается столько слёз? Такое возможно? Сколько я уже плачу? Час? Два? Сутки?

Сколько можно думатьо нем?

Я не хочуо немдумать.

Я не хочу.

Почему не существует такой возможности под названием «Стереть из памяти и забыть»?

Вы хотите удалить чувства?

Да.

Вы хотите удалить данный объект из сердца?

Да.

Вы хотите удалить все воспоминания, связанные с ним? Вы уверены?

Да.

Я уверена в том, что виновата… Я виню себя. Я ведь знала, что это случится. Я чувствовала это.

«Музыка — мое спасение и наказание одновременно. Я всегда буду выбирать ее. Всегда, Джи. Запомни это».

Нельзя делать одного человека центром Вселенной, а Син для меня — все. Я жила каждый день с осознанием того, когда же все закончится, когда этот день наступит. Я знала, что проиграю, потому что видела, как он любил группу, друзей, свой Гибсон… Музыку.

Могу ли я понять его выбор? Я не знаю. Син стремился к тому, чтобы «Потерянное поколение» узнали, услышали. Он долго ждал этого, добивался… Но говорил, что мы будем вместе. Навсегда…

Я снова хватаюсь за это слово…

Мне надо просто закрыть глаза и уснуть, забыться.

Перестать думать.

Перестать плакать.

Смириться с неизбежностью, что я проснусь одна, а человек, которого полюбила — предал.

Это жизнь, и никто не отменял факта, что она не всегда легкая и беззаботная.

Чаще наоборот: она любит нас пинать, бить, разрушать, ломать…

Всего лишь надо собрать то, во что превратил мое сердце Эванс, и жить дальше.

Научиться закрывать створки дверей и не впускать каждого.

***

Мой отец появился так же неожиданно как Санта Клаус в Новогоднюю ночь: его не ждали, но он сделал сюрприз. Только вошел через дверь, а не дымоход. Я услышала щелчок открывающегося замка и сначала даже понадеялась, что это Эванс, но у него ведь нет ключей. Нет, он больше не придет.

Руперт Браун зашел со счастливой улыбкой на губах, которая быстро исчезла, когда он увидел меня: с опухшими красными глазами, растрепанными волосами, старой застиранной футболке.

— Джи, что произошло?

Всего нескольких секунд хватило, чтобы я приняла решение.

— Пап, можно я уеду с тобой?

Отец нахмурился. Смотрел больше минуты пристально в глаза, и затем кивнул:

— Конечно, если ты хочешь.

Я слабо улыбнулась и уткнулась в его черную футболку, которая пахла все тем же одеколоном и дорогими сигарами.

— Знаешь, малышка, я так спешил на твой выпускной, приехал, а ты — заплаканная. Нам срочно нужна крестная-фея, которая превратит тебя в красотку.

— Пап, давай просто уедем, пожалуйста, — надрывно шепчу в мягкую ткань. Я не хочу на выпускной, не хочу оставаться в этом городе. Я хочу убежать, все забыть.

— Значит, я зря спешил? — спрашивает с грустью папа, а я мотаю головой.

— Нет. Ты, как Чип или Дейл, которые приходят вовремя на помощь, — засмеялась сквозь слезы.

— Хорошо, я рад, что успел, — отец прижал сильнее к себе, поглаживая успокаивающе по спине.

Такси несло меня в Юго-Западный Эдмонтон на улицу, где еще год назад жила. Сколько бы Триша не уговаривала, я не хотела возвращаться. Я чувствовала себя комфортно в квартире отца. С ним…

Несмотря на раннее время, мама уже не спала, хотя по натуре — не жаворонок. Она любила полежать подольше в кровати. Я приготовилась к атаке и вопросам: почему не собираюсь на выпускной, почему здесь и в таком виде. Но как только Триша открыла дверь и увидела меня, ее выражение сразу же поменялось — она все поняла.

— Привет, мам.

— Привет.

Женщина выглядела как всегда безупречно даже утром: легкий макияж, стильная кофта нежно-фиолетового оттенка, светлые брюки, волосы красиво завиты в локоны и заколоты.

— Я улетаю с папой, — говорю сразу, глядя в такие же бирюзовые глаза. Странно, что мама без линз.

Идеальное лицо Триши удивленно вытянулось, глаза обеспокоенно забегали по мне и стенам, но она лишь вздохнула и спросила:

— Понятно. Когда?

— Сегодня.

— А как же выпускной?

— Не хочу туда идти.

Мы неотрывно смотрим друг на друга несколько секунд, затем мама подходит и ласково обнимает меня. Сглатываю комок и стараюсь снова не разреветься, потому что поток слез, готовый литься из меня, кажется бесконечным.

— Спасибо, что приехала и попрощалась, милая, — растрогано шепчет она, — и прости, что я не самая лучшая мама в мире, прости…

— Мам, перестань…

— Если тебе надо уехать, я не против, но хочу, чтобы ты знала — все будет хорошо. Ты не такая, как я, ты справишься, — с грустью в голосе произносит она и немного отстраняется, заглядывая с беспокойством в глаза. — Разбитое сердце можно склеить, только клей должен попасться не просроченный и долговечный.

Смеюсь и вытираю слезинку.

— Да, это точно.

Я прощаюсь с мамой и с городом, в котором выросла, нашла друзей, первую любовь. И убегаю, чтобы все забыть.

Глава 31

В ком ты нуждаешься, кого любишь, когда теряешь себя? Так и не научился не расходиться по швам… Это займёт некоторое время… И, возможно, отчасти будет преступлением сейчас открыть душу…

Duran Duran «Come Undone» (cover by My Darkest Days)

Спустя три года

Син

Я надвинул капюшон на глаза и поднял повыше воротник толстовки, завязывая шнурки и скрывая тату на шее: они слишком заметны. Быть растерзанным толпой неуравновешенных фанаток не возникало особого желания. О нет, я не Оззи, который искал неприятности на задницу — он любитель скандалов и кормит «желтуху» разными пикантными новостями. Привилегия выходить на улицу без сопровождения исчезла еще три года назад, когда на группу, в прямом смысле слова, обрушилась слава.

Слава…

Кто-то стремится к ней ради денег, возможности посещать закрытые элитные тусовки, иметь «нужные» знакомства, светиться в прессе и на телеэкранах.

И лишь немногие, если речь идет о музыке, быть услышанными. Выходить на сцену и дарить людям песни, отдавать часть себя, передавать эмоции, которые накопились в душе. Выплескивать гнев, злость, раздражение — в этом ощущалась своя болезненная романтика.

Нет, деньги — это только бонус, приложение. Они меня не волновали. Единственное, что оставалось важным — музыка, постоянно звучавшая в голове. Она передавалась пальцам, касающихся струн гитары.

Я никогда не жаловался на свое материальное положение и не гордился тем, что вырос в обеспеченной семье. Я имел с детства абсолютно все и ни в чем не нуждался, но есть ли смысл кричать об этом и зазнаваться? Есть ли смысл раскидываться деньгами? Зачем?

Я хотел достичь всего сам, без чьей-либо помощи. Доказать самому себе — все возможно. Нужно лишь желание, талант, любовь к тому, чем занимаешься.

Так и случилось.

Калифорния встретила нас беспощадной жарой и палящим солнцем, к которым я не сразу привык. После прохлады Эдмонтона — это довольно сильный контраст, будто из морозилки вошел сразу в парилку. Все происходило быстро и стремительно: знакомство с командой, которая работала с нами, директором «RCA Records» Биллом Штейером, подписание контракта на пять лет и бесконечные репетиции на студии. Иногда я приезжал в отель, доползал до номера и сразу же отключался, не переодеваясь. На сон отводилось всего четыре, а то и три часа, затем подъем в шесть утра и снова загруженный до ночи день. Развлечения? На них не оставалось ни времени, ни сил.

Плотный график играл на руку — он не давал возможности думать о ней. О том, что я предал, «променял», как сказала Черелин. Когда сестра обо всем узнала, только развела руками. У нее отсутствовали слова, а в глазах стоял один вопрос — «Почему?».

— Знаешь… хоть мы и двойняшки, но сейчас я совсем тебя не понимаю. Совсем, — с досадой сказала тихо она и вышла.

Никто не понял моего выбора: ни Черри, ни парни, ни тем более Джи. Их нельзя винить… Но это один шанс на миллион — воплотить мечту в реальность. Я не мог уступить. Не мог отказаться от цели своей жизни. Давал ли кто-то гарантию, что нам еще так повезет? На этот вопрос точного ответа не существовало: либо да, либо… нет. Палка о двух концах. Поэтому пришлось переступить через себя, чувства, отключить эмоции и чем-то «пожертвовать», как сказал Мэтью Купер. Это оказалась Джи.

Полет в Калифорнию прошел в полном молчании и напряжении. Все сидели с мрачными, задумчивыми лицами. Один Купер чему-то загадочно улыбался, иногда поглядывая на нас: видимо, подсчитывал, сколько заработает лейбл, и окупятся ли затраты.

Я отрешенно смотрел в иллюминатор и вспоминал ее побледневшее лицо, залитое слезами; слова, произнесенные на прощание; маленькую удаляющуюся фигурку. Тогда в самолете я дал себе обещание, что верну Джи. Если это настоящая любовь, мы преодолеем все преграды и будем вместе, несмотря ни на что: расстояние, разлуку, ссоры. Она всегда рядом — в моем сердце.

«Вчера мы были никем, а сегодня нас знает весь мир» — эта фраза точно описывала то, что случилось потом с «Потерянным поколением». Выпустив два сингла «Потерянное поколение» и «Бабочки на моем теле», которые сразу же заняли лидирующие позиции в чартах многих стран, группа оказалась в центре внимания. Нет, мы купались в лучах славы и известности. Это было что-то невероятное, когда утром о нас говорил буквально весь мир. Телефон разрывался от входящих, интернет кишел новостями о группе, а под окнами отеля ждали папарацци с камерами и диктофонами в руках.

Слава «Потерянного поколения» строилась на скандалах и грязном пиаре. Пресса печатала статьи «Добились популярности, благодаря связям», «Есть богатенькие родители? Тогда дорога в шоу-бизнес открыта» и все в подобном роде. Они «охотились» за нашими близкими, пытаясь добиться информации. Насчет этого я не очень переживал: Черелин улетела учиться в Нью-Йорк, а Вилсон был настолько важной персоной, что к нему не смели соваться и задавать вопросы. Отец Оззи тоже известный человек, Шему и Райту повезло меньше, но к их родителям быстро пропал интерес.

Куда занимательнее выйти на одноклассников и знакомых, которые охотно «продавали» информацию о каждом из нас. Так, Джанис Холл стала светской львицей, когда дала интервью какой-то дешевой газетенке, рассказывая о неразделенной любви и предательстве с моей стороны.

— Эванс — козел, типичный рокер. Обдалбывался в разных притонах, курил траву и трахал все, что движется. Я всегда любила его, а он? Знаете, что он сделал? Променял меня на серую мышь Джинет Браун. Но и ее ведь кид анул… Да, красавчик, нечего сказать.

Прессе достаточно одного имени «Джинет Браун», чтобы протянуть щупальца и выудить «эксклюзив». Но Джи улетела из Канады, чему тогда я обрадовался: хоть ее не окунут с головой в грязь.

Шоу-бизнес — это болото, где ты либо становишься его обитателем, либо тебе здесь не место. А «Потерянное поколение» погрязло с головой в трясине, которая затягивала все глубже.

Да, Купер во всем оказался прав и ни в чем не прогадал: фан-база росла с каждой секундой, как и популярность нашей группы. Мы превратились в «золотую жилу», с помощью которой лейбл зарабатывал приличные деньги: роли не играло скандал это или новая песня.

— Запомните: если о вас говорят, значит, вы популярны. Не важно, плохое или хорошее, важно то, что «Потерянное поколение» постоянно на слуху.

За три года я научился отлично справляться с ролью лжеца и сердцееда, который чуть ли не каждый день появлялся с новой «жертвой» на обложках журналов, газет, экранах. Модель, порно-звезда, актриса, светская львица — чем известнее, тем лучше. Никто не знал обратной стороны монеты: мне было на них плевать, а им — на меня. Каждый искал выгоду и, засветившись, ехал в свой номер/квартиру/дом, забывая о том, что эта ложь для поклонников и папарацци, которые только и рады написать какую-нибудь тупую сплетню.

Я снова погрузился в черный беспросветный омут, где светом служила сцена и мысли о ней.

Я выходил и кричал. Да, это больше напоминало рев раненного зверя. Волка-одиночки, оставшегося без своей волчицы… Чувства были реальными, не наигранными. Только на сцене с гитарой в руках, стойкой с микрофоном, рядом с друзьями можно увидеть мои истинные эмоции, натуральные и не выдуманные. Никто этого не замечал, считая меня очень талантливым, мастером своего дела. Профессионал. Актер. Они не видел, что я открывал сердце, вынимая наружу душевные переживания. Но все заканчивалось, когда я заходил за кулисы и снова надевал «образ равнодушного эгоиста». Я пожертвовал не только Джи, но и собой, когда решил окунуться в тот мир. Я потерял себя, став неполноценным…

Последний концерт нашего тура проходил в «городе ангелов» в Стейплс-центре, который находился рядом со знаменитым Лос-Анджелесским конференц-центром, служившим местом проведения ежегодных выставок «Electronic Entertainment Expo» (выставка компьютерных игр) и «Greater Los Angeles Auto Show» (выставка интернациональных автомобилей). Лейбл очень рисковал, замахнувшись на большую арену, которая вмещала порядка двадцати одной тысячи зрителей. Никто не верил в то, что «Потерянное поколение», молодая «зеленая» группа, соберет такое количество фанатов. Но чудо произошло — билеты раскупались, как «горячие пирожки» и уже меньше, чем за сутки их распродали. Я не забуду тот момент, когда Купер с безумными глазами залетел в номер и заорал:

— Они раскуплены! Билеты проданы! На концерт придет двадцать одна тысяча зрителей! Вы вообще представляете, что это значит?! Вся арена будет заполнена фанатами! Вашими поклонниками!

Тогда я, кажется, впервые в жизни услышал звон в ушах, а перед глазами плясали маленькие белые точки. Парни кричали, как ненормальные, обнимались и тоже не верили в происходящее, а я… Трудно описать состояние, в котором я находился. Блаженство, счастье, радость, эйфория — все одновременно.

Я влился в нескончаемый поток, который двигался в сторону центрального входа. Это моя маленькая традиция перед каждым концертом, своеобразный ритуал, игра под названием «стань невидимкой», «одним из…», «не попадись на глаза вампирам (репортерам)». В тот момент я вспоминал, что когда-то так же ждал с нетерпением встречи с кумирами, предвкушал, как буду частью огромной толпы сумасшедших поклонников. Но теперь не я пришел послушать и увидеть, а меня, «Потерянное поколение», нашу группу. Я любил наблюдать за счастливыми лицами, слушать разговоры, чего они ждут, какая именно песня им нравится, что фанаты думают о нас и музыке. Возвращался на несколько лет назад, на Стадион Содружества в родной Эдмонтон и концерт Metallica, где дал себе обещание, что также буду собирать стадионы, и музыка «Потерянного поколения» зазвучит из каждого телефона.

Моя мечта сбылась, цель жизни стала реальной.

Затем я выходил на сцену и чувствовал себя Куртом Кобейном, Джеймсом Хэтфилдом или Брайаном Джонсоном. Меня окружали восторженные крики поклонников, буря невероятных эмоций, их поднятые руки с телефонами или зажигалками. В тот миг я ощущал себя по-настоящему живым. Стоя на сцене и держа в руках неизменный Гибсон, я мечтал, что стану когда-то легендой; человеком, чье имя будут всегда вспоминать, а песни группы слушать веками.

— Син, «Потерянное поколение» часто называют «проснулись знаменитыми», — говорит хорошенькая девушка-интервьюер, застенчиво улыбаясь. Концерт закончился, мы спели «на бис», и теперь по сценарию нас задалбывали вопросами. Только парни смылись зависать в клуб, а я давал интервью, сидя в гримерке. — Группе всего три года…

— Группе не три года, — устало перебиваю и поднимаю на нее глаза, вертя в руках стакан с тоником. — Мы играем уже восемь лет, но знамениты стали три года назад.

— Да, именно, — спохватывается блондиночка и снова улыбается, сверкая скайсом (специальные ювелирные украшения для зубов в виде драгоценных и полудрагоценных камней). — Как вы думаете, почему именно «Потерянное поколение» слушают миллионы подростков? Благодаря чему вы стали так популярны и востребованы?

Хочу ответить: «Благодаря ей», но нет. Я же «никогда не влюблялся», «у меня нет постоянной девушки», «веду разгульный образ жизни, как типичная рок-звезда»… Да, не забывать об «образе».

— Почему нас слушают миллионы? — вздыхаю, поглаживая кожаные ремешки на запястьях. — Потому что наша музыка задевает жизненные темы: наркотики, алкоголь, проблемы в семье, буллинг, селфхарм. Сейчас на подростков слишком много возлагают, чего-то добиваются. В свои пятнадцать-семнадцать мне нравилась свобода выбора, никаких рамок, ограничений, в общем-то, как и сейчас — ничего не меняется, — хмыкаю и продолжаю: — Я считаю, человек вправе сам решать, как ему поступать. Хуже, когда давят и не дают возможности самовыражаться. Поэтому я музыкант, а не офисный работник, обложенный стопками бумаг. Я делал то, что хотел и добился поставленной цели. Скорее всего, благодаря этому «Потерянное поколение» так популярно.

— Группа выпустила два полноформатных альбома, но они совершенно разные. Многие критики назвали «Грязь» мрачным, тяжелым и даже трагичным. Автором текстов и музыки являетесь вы, участники группы. Что склонило на написание такой довольно депрессивной музыки?

«Она. Разлука с ней», но я снова лгу:

— Наверное, тогда было такое настроение.

Пожимаю плечами и делаю пару глотков из стакана, заглядывая в ее суженные глаза.

— Я слышала, что первый альбом написан совместно с Джинет Браун, бывшей вокалисткой, с которой вы состояли в отношениях и расстались из-за подписания контракта. Может, именно поэтому второй альбом пропитан грустью? Расставание, неразделенная любовь…

Ухмыляюсь и подпираю голову рукой, глядя в хитрые карие глазки. Забавно. Она сумела меня удивить.

— Черт, это было так давно… — взлохмачиваю волосы и смотрю на блондинку исподлобья. — Что даже лень вспоминать, — выдыхаю и провожу пальцем по губам. — Мы играли в одной группе, но наши пути разошлись, потому что Джинет улетела из страны со своим отцом. Вот и все.

— Вы не интересовались ее дальнейшей судьбой?

— Это интервью или допрос? — раздраженно бросаю и откидываюсь на спинку кресла. — У нас ограниченное количество времени, так что задавайте вопросы по сути.

Блондинка едва заметно улыбается, роется в сумке и кладет белый конверт на стеклянный столик, многозначительно играя бровями.

— Я могла бы продать фото…

— Не интересно, проваливай, — показываю жестом на дверь и резко поднимаюсь. Сколько раз такое было? Уже достали такие «интервьюеры», которые хотят выбить бабок, угрожая «снимками».

Девушка даже не шевелиться, и я выгибаю бровь, грубо кидая:

— Ну? Или тебе помочь?

— Даже, если это касается Джинет Браун и солиста группы «Fhantom»?

— Ты глухая? Я сказал про-ва-ли-вай, что не понятного?

— Син, проблемы? — открывается дверь и показывается лысая голова Дани, нашего охранника.

— До девушки туго доходит, проведи ее, — недовольно произношу и киваю на побледневшую блондинку. — В следующий раз пусть дают интервью Купер или Билл, достали, бля…

Дани берет неудачного «рэкетира» под локоть, но она не собирается так легко сдаваться, упирается и кричит, что подаст в суд.

— Прости, Син, машина ждет возле черного входа, — виновато говорит охранник и выпроваживает визжащую девушку, от которой вянут уши.

Я надеваю капюшон и солнцезащитные очки, направляясь к дверям, но глаза натыкаются на конверт, который забыла блондинка. Уже хочу выйти, берусь за ручку, но что-то тянет взглянуть, какую «ценную информацию» она собиралась продать. Распечатываю конверт и замираю. Я предполагал, что там будет голый Оззи или Райт, развлекающиеся с фанатками (такое уже случалось) или наподобие. Но на снимках совсем другое: Джи и Киллер, фронтмен группы «Fhantom», входящие в отель в Эдмонтоне.

Глава 32

Ты был единственным, единственным, к кому я могла прибежать. И ты был единственным, кто заставил меня поверить, что я могу быть лучше. Ты умел дать мне почувствовать себя особенной. Да, ты кое-что умел, я пытаюсь собрать себя по кусочкам. Отпустить тебя должно было быть легко, но я люблю тебя и ненавижу это.

Selena Gomez «Stained»

Джи

— Пап, переключи, пожалуйста, — утомленно произношу и прикрываю глаза рукой, скрываясь от навязчивого солнечного света. Такое впечатление, будто на радио нечего крутить, кроме этой группы… Да еще такая песня, которая вызывает не самые радужные эмоции и воспоминания.

— А вроде неплохо, очень чувственно, — бормочет отец, но щелкает по проигрывателю — салон заполняет спокойная мелодия.

— Ага, чувственно, — повторяю скучающим тоном и вздыхаю. Видимо он не узнал, что это «Потерянное поколение».

Сквозь стекла автомобиля пробивались утренние лучики солнца — город просыпался. За три года я бывала в Эдмонтоне всего пару раз, навещая маму и детей-сирот в приюте. Больше здесь делать было нечего: Тинки учился в Торонто, Черелин — в Нью-Йорке. Немногочисленные друзья разлетелись кто куда. Мы всегда поддерживали связь и не теряли друг друга — это грело душу. Даже Оззи звонил практически каждую неделю, интересуясь делами и рассказывая про бурную, неспокойную жизнь группы.

Я радовалась успехам и достижениям «Потерянного поколения». Сейчас я ко всему относилась проще и спокойнее, не как раньше. Когда взрослеешь и обжигаешься, взгляд на многие вещи меняется. Ошибки делают сильнее и мудрее, если люди не повторяют их и учатся. Все-таки жизнь делится на взлеты и падения, на черные и белые полосы. Если сегодня все плохо, завтра может принести с собой что-то хорошее и доброе. Человек формируется как личность благодаря жизненным передрягам, проблемам и людям: мы оступаемся, заблуждаемся, выбираем не то и не тех, сворачиваем на неправильную дорогу. Это жизнь, и на определенном этапе мы проходим испытания. Люди приходят, уходят, кто-то остается с нами надолго, а кто-то лишь мимолетно, но каждый человек приносит нам опыт.

Я иногда задаю себе вопрос: предал ли меня Син? Считается ли это предательством? Наверное, в тот момент я считала именно так, но анализируя и все больше осознавая, со временем сомневалась в правильности мыслей. Нет, он всегда жил и дышал музыкой. Эванс поставил цель и уверенно шел вперед. Все больше узнавая его, я понимала: когда-то наступит тот день, и наши пути разойдутся. Мне придется либо принять и смириться с его решением, либо отступить и не переходить определенную черту, чтобы потом не жалеть. Только сердцу не прикажешь — я влюбилась в него. Син Эванс был послан для того, чтобы сделать меня сильнее и увереннее. Сейчас, спустя годы, я это поняла.

Он осуществил мечту жизни, группа находилась на пике популярности, разъезжая по промо-турам. Они записали два альбома, которые били рекорды по продажам и занимали лидирующие позиции в чартах. Их песни звучали на радио, клипы набирали миллионы просмотров и крутили по ТВ, а число поклонников росло стремительно быстро — это время «Потерянного поколения». Син Эванс достиг того, к чему отчаянно стремился — о группе узнал весь мир.

Раны не залечиваются быстро, хорошие и плохие воспоминания нельзя просто выкинуть из головы, а человека, который изменил тебя, внутренний мир и жизненные позиции, так скоро не забывается. О нет, я не забыла Сина Эванса. Можно ли вычеркнуть из памяти первую и единственную любовь? Вряд ли. Но собрать и склеить куски разбитого сердца, как когда-то сказала мама — да. Нужно лишь время, другая обстановка, хорошее окружение, положительные эмоции.

Когда я улетела с папой из Эдмонтона, сделала самый правильный выбор. Новые страны, интересные города и люди, недорогие отели и бары, в которых выступали «медведи» — это жизнь Руперта Брауна. За три года мы с ним очень сблизились, и я стала лучше понимать отца. Я видела, как загорались его глаза, какая крепкая дружба между участниками группы, и как они друг друга понимают с полуслова. Тогда на губах тоже появлялась легкая улыбка, глядя как взрослые мужики дурачатся, словно малые дети. Я даже не предполагала, что «Polar bears» в определенных кругах очень популярны, и у них есть свои преданные поклонники и слушатели. В каждом баре, где выступали «медведи», публика знала песни наизусть и подпевала — это выглядело очень здорово и даже трепетно.

Наблюдая за отцом, я лучше понимала, почему Син согласился на контракт. Руперт Браун занимался тем, что любит, его постоянно окружали люди, а путешествия по миру приносили море впечатлений и позитивные эмоции. Нет, грустный осадок никуда не пропал, но он не мучал, как раньше; я не плакала ночами в подушку, не кусала локти — я приняла выбор Сина. Жаль, что прошло столько времени прежде, чем я это признала.

Даунтаун как всегда во время летних фестивалей был украшен разными гирляндами, вокруг витал дух празднества и веселья. Я смотрела в окно на извивающиеся цветные ленты, пока машина отца ехала в Паркдейл. «Медведей» пригласили выступить на ежегодном фестивале «Edmonton Folk Music», поэтому мы вернулись в родной город. На одном из таких музыкальных фестивалей во Флориде я пересеклась с Киллером, фронтменом группы «Fhantom». Кто знал, что мы случайно столкнемся, и между нами завяжется разговор.

Тогда мы болтали всю ночь напролет, смотрели на звездное небо, пили пиво, жевали хот-доги и уличную еду. Он ничего не спрашивал о «Потерянном поколении», Сине, и мне не пришлось снова вспоминать то, о чем я старалась не думать. Мы обсуждали все на свете, не касаясь темы любви и отношений. Сидя под ночным открытым небом на прогретой земле и слушая доносящуюся музыку, я видела перед собой простого парня, а не рок-звезду мирового масштаба, по которому сохнет куча девчонок.

— Когда попадаешь в шоу-бизнес, теряешь одну важную вещь — свободу, — его красивых губ коснулась мечтательная, но немного грустная улыбка. — Постоянно находишься под наблюдением прессы и фанатов. Но ужаснее всего другое, — он делает паузу и чуть тише говорит: — Я не могу смотреть на лица поклонников, потому что вижу в их глазах какую-то ненормальную «любовь», которую они придумали себе сами. Я пою, глядя в одну точку, не ощущаю той радости, которую видел на твоем лице — ты была по-настоящему счастлива, когда пела.

Я не знала, что ответить. Не могла подобрать правильных слов, поэтому промолчала, наблюдая за огнями ярмарки и открытой сценой, где выступали исполнители. В тот момент накатила невероятная грусть: станет ли Син таким же? Потеряет ли он «вкус», «любовь» к тому, что делает, как это случилось с Киллом? Счастлив ли он сейчас? Но я сама ответила на вопросы: Син Эванс без Гибсона, без группы — не Син Эванс. Нет, его жизнь навсегда связана с музыкой.

После этого мы периодически переписывались и созванивались с Киллом. Я не могла дать нашим отношениям точного объяснения. Дружеские? Нет, странные. Я чувствовала себя легко и непринужденно, общаясь с ним, у нас всегда находились темы для разговоров. Но я боялась снова ошибиться, поэтому держала дистанцию.

Я задавалась вопросом: зачем ему такая, как я? Он красивый, известный парень, по нему сходит с ума множество девушек. Вряд ли Киллер носит «колпачок целомудрия», но все же продолжает общение со мной. И все-таки я рада, что мы встретились вновь. Возможно, Килл тот самый «клей», о котором говорила мама?

Я сидела на веранде с лэптопом в квартире отца под ласковыми солнечными лучами.

— Ну, здравствуй, моя любимая подружка, — появилось на экране лицо Тинки, с язвительной улыбочкой на губах.

Улыбаюсь от уха до уха, видя знакомую физиономию. Чемптон остается прежним, что и делает его таким милым и особенным для меня. Старый добрый друг, который всегда рядом, даже, если между нами тысячи километров.

— Все меняется, но только не ты, — весело произношу и ставлю ноутбук на плетеный столик.

— Еще бы, — хмыкает Тим, играя бровями. — Но вот тебя точно не узнать. Каждый раз звоню, а ты все краше и краше, Браун. Неужели, звездулька номер два постарался, поэтому ты выглядишь такой посвежевшей?

Тинки знал о моем общении с Киллом, но продолжал свои подколы. Он не верил, что «такой звездун» может просто общаться, не лапая и не намекая на что-то большее.

— Это все чистый воздух, полезная еда, солнышко и…

— Да ладно, не заливай, — хохочет Чемптон, перебивая, а я закатываю глаза. Так и чешутся руки дать ему подзатыльник, жаль, этот засранец далеко. — Хорошо, хорошо, — переводит дыхание Тинки и кривляется, — на самом деле, я хотел предупредить, что у меня не получится прилететь на твой день рождения.

— Что? Но почему? — поднимаю удивленно брови. Я рассчитывала, хотя бы в этом году отпраздновать вместе. Так давно не виделись…

— У меня тут завал, Джи, — вздыхает друг, подпирая голову рукой. — Скоро будут сниться колбы и формулы, я весь пропах разными химикатами. От меня шарахаются девушки…

— Представляю, какой там «аромат» исходит, — кидаю насмешливо и ловлю его обидчивый взгляд. — Прости, но ты сам выбрал будущую профессию.

— Да, спасибо, я в курсе, — язвит в ответ Чемптон. — Мне все нравится, но я там торчу с утра до ночи, иногда даже ночую на диване.

— Гением быть сложно, — протягиваю, косясь на него, и снова тихо смеюсь.

— Как планируешь отмечать свой двадцать второй день рождения?

— Карлейл выступает с группой в этот день в Эдмонтоне и пригласил меня, — пожимаю плечами.

— Карлейл, — передразнивает друг, а я показываю неприличный жест. — Могла бы сразу сказать, что у тебя есть звездная компания, и ты не заскучаешь.

— Он не знает, что у меня день рождения. Поэтому я схожу на концерт и потом покажу ему город.

— Звучит очень скучно, Браун. Даю зуб, он рассчитывает на что-то большее, чем просмотр достопримечательностей Эдмонтона.

— А я думаю, что тебе не стоит совать свой нос туда, куда не надо, — приподнимаю бровь, показывая всем видом, что эта тема закрыта.

— Ты разбиваешь мое хрупкое сердце, — издает «печальный» вздох Тинки. — Мне уже надо собираться на встречу к пробиркам и химикатам, так что до завтра, Джи.

— Пока-пока, ничего не взорви, Нобель, — машу рукой и отключаюсь.

Я делаю еще несколько звонков, которые касаются рабочих моментов и фестиваля, где выступает «Polar bears». Пишу сообщение маме, о том, что уже в Эдмонтоне и захожу на кухню, доставая из холодильника холодный зеленый чай. Мой смартфон издает звук входящего сообщения, которое я сразу же читаю и бегу открывать дверь.

— Карлейл! — встречаю с радостной улыбкой парня. — Вот так сюрприз!

Сдергиваю с него кепку и солнцезащитные очки, встречаясь с искрящимися серыми глазами.

— Не притащил за собой «хвост»? — насмешливо спрашиваю, закрывая дверь.

— Нет, я же в этом профи, — кидает он исподлобья взгляд «ты-еще-сомневаешься-во-мне?».

Килл взлохмачивает каштановую шевелюру, создавая еще больший «беспорядок», и проходит за мной на кухню.

Киллер — это только прозвище и сценический псевдоним, который очень давно к нему привязался, а настоящее имя — Карлейл Бэйл.

— Ты одна? — интересуется он, выдвигая стул и присаживаясь.

— Отец отлучился по делам. Будешь что-то пить? — показываю на стакан с чаем в руке.

— Нет, я всего на несколько минут, либо мой менеджер поседеет раньше времени. Он, наверное, сейчас обрывает все телефоны, — ухмыляется Килл, и сканирует фигуру глазами, словно рентген, отчего неловко одергиваю короткий легкий сарафан.

— Удрал?

— Да-а-а, чувствую, меня отчитают, как школьника за эту выходку, — улыбается парень, вертя в руках очки. — Я хотел передать тебе пропуск на завтра в VIP-зону, потому что буду занят. Ты же знаешь, саундчек, встреча с фанатами…

— Да, конечно, — делаю несколько глотков чая и опираюсь о столешницу.

— У тебя все хорошо?

— Да, — передергиваю плечами. — Я дома, спустя столько времени, увижусь с мамой, побываю на фестивалях и концерте. Все прекрасно, — встречаюсь с его пристальным взглядом и отвожу неловко глаза в сторону. — Ты ведь говорил, что прилетаешь вечером?

— Планы немного поменялись, — размыто отвечает Килл и поднимается, надевая кепку.

Он достает из кармана пластиковую карточку со шнурком, кладет на стол и подходит ко мне, оставляя на щеке невесомый поцелуй. Так неожиданно, что я замираю на несколько секунд, завороженно глядя на красивые скульптурные губы и пронзительные дымчатые глаза.

— До завтра, — загадочно говорит парень и выходит.

Осушаю почти залпом стакан с чаем и провожу ладонями по пылающим щекам. Черт, у меня никого не было, кроме Сина, и сейчас невинный поцелуй пробудил спящий вулкан, готовый взорваться в любую секунду. В голове мелькают одна за другой картинки, где я набрасываюсь на Килла, его обнаженный подкачанный пресс, сильные руки, аромат морского бриза…

Из-за боязни вновь ошибиться, я не подпускаю его ближе. Возможно, стоит дать нам шанс?

— Ты просто перевозбудилась, Браун, — прикасаюсь кончиками пальцев к коже и едва заметно улыбаюсь.

Глава 33

Джи

На угольном небе повисла беспристрастная луна. Иногда ее закрывал волнистой пеленой редкий дым, а свет поглощала мерцающая гладь воды. Так тихо… Не слышно шелеста листьев, дуновения ветра, стрекотания ночных птиц и насекомых — ни единого звука. Время будто замедлило свой ход и заморозилось. В мертвой тишине раздались едва слышимые шаги. Не нужно поворачивать головы, чтобы понять, кто стоит за спиной — я чувствую его кожей. Ничего не изменилось. Он опускается рядом на песок и закуривает. Так хочется взглянуть на него, но я продолжаю наблюдения за игрой лунного света в реке.

Мы сидим в полном молчании, никто не произносит ни слова, чтобы не нарушать идиллию. Ночь наполнена тайнами и странной аурой чего-то неизвестного. Только бледно-синяя луна знает все секреты, у нее ключи от запертых дверей.

— Привет.

Одно слово — и город, природа вокруг оживает. Свежий ласковый ветерок окутывает меня. Прикрываю глаза, наслаждаясь моментом и его прекрасным глубоким голосом. Еще… Хочу говорить с ним, слушать, видеть, чувствовать.

— Привет.

Столько вопросов, но я не задаю ни одного. Теряюсь, не знаю, что сказать и боюсь, если взгляну — Син растворится, как лунный свет в реке Норт-Саскачеван.

— Ты счастлив?

Как давно я хотела спросить это. Сколько раз придумывала диалоги, разговоры. Жаждала посмотреть в сапфировые глаза и прочитать ответ на все вопросы: я жалею, я был не прав, я страдаю, я ничто без тебя, я ошибся…

— Наполовину.

Резко поворачиваю голову…

И открываю глаза. Несколько минут лежу, не шевелясь, все еще слыша отголоски сновидения. Это было так реально, будто я только что находилась в Парке Рандл на пляже с Сином. Даже запах сигарет «Lucky Strike» такой отчетливый, по спине пробежался холодок. Смахнула прилипшие пряди с лица и села на кровати, наблюдая за размытыми серыми тенями и восходящим солнцем. Все просыпалось — наступил новый день.

— Ну, спасибо за подарочек, Эванс, — недовольно проворчала и откинула легкое стеганое покрывало, встречая бледно-розовый рассвет. Мне уже исполнилось двадцать два.

***

Пока Грэг и отец разговаривали о чем-то на заднем дворе дома, мы с мамой возились на кухне. Очень странно наблюдать за женщиной, которая раньше заказывала только еду из ресторана и не имела ничего общего с готовкой. Сейчас Триша рассказывала о кулинарных курсах — она посещает их несколько раз в неделю — о шеф-поваре из Франции и блюдах, названия которых мне ни о чем не говорили. Но я видела огонек в ее бирюзовых глазах.Наконец, моя мама стала «домашней», хранительницей очага. Нет, она не потеряла своей привлекательности и искорки, наоборот — выглядела еще более молодо и свежо.

— Это все любовь, — звонко смеялась Триша.

Видимо, так и есть. Рядом с Грэгом она искренне улыбалась, «расцветала». Она нашла свой «супер клей» в лице этого мужчины, спустя столько лет. Он делал ее по-настоящему счастливой, поэтому я не могла не радоваться. Моя мама тоже изменилась за эти годы в лучшую сторону.

Свой день рождения я впервые праздновала в кругу семьи с мамой и папой. Мы устроили на заднем дворе барбекю: прекрасная солнечная погода, безоблачное небо, теплый ветерок — этот день уже лучший в моей жизни, потому что рядом родные люди. Родители очень старались наладить отношения, поддерживали разговор, шутили. Папа играл на акустической гитаре, а мы пели старые песни. Сейчас я чувствовала внутри душевное умиротворение, спокойствие, и даже приснившийся Эванс не мог нарушить безмятежное состояние.

Я понимала, что родители уже не смогут общаться, как раньше, ведь прошло столько лет, утекло много воды. Главное, они уже не враждовали — все обиды оставили в прошлом. Надо уметь прощать друг друга, не держать зла, отпускать все плохое, освобождаться от ненужного негатива.

Пока я смотрела на маму и папу, задумалась над тем, смогла бы простить Эванса, если мы встретимся? Между нами осталось что-то незавершенное: невысказанные слова, разговор. Возможно, из-за этого я не могла двигаться дальше и открыться для отношений? Да, надо бы устроить в голове «генеральную уборку» и, наконец, освободиться от старого, чтобы впустить в жизнь что-то новое.

***

— Значит, твои родители нашли общий язык? — спрашивает Черелин, пока я собираюсь на концерт.

— Да, можно сказать и так, — слабо улыбаюсь, подкручивая светлые локоны и глядя в экран лэптопа на подругу. — В любом случае, они не питают ненависти друг к другу. Мы отлично провели время. Даже Грэг оказался тем еще юмористом. Они с папой обсуждали разные олдскульные группы.

— Что ж, это прекрасно, Джи, — сверкает сапфировыми глазами Черри, а на ее розовых губах играет широкая улыбка. — И надолго ты в Эдмонтоне?

— Даже не знаю, мы пока не обсуждали с отцом дальнейшие планы, — пожимаю плечами, делая несколько штрихов подводкой для глаз.

— Смотрю на тебя, и становится даже грустно, — вздыхает Черелин.

Отрываюсь от своего занятия и бросаю взгляд на ее погрустневшее лицо.

— Почему?

— Помнишь, как мы сидели у меня дома, и я тебя красила перед дебютом?

— Конечно, — бормочу и подвожу глаза. Такое не забывается. — Ведь это ты мой первый и единственный учитель.

— Парни поздравляли тебя? — спрашивает через несколько секунд подруга.

— Ну, Оззи позвонил самым первым и начал орать, что забьет на концерт и прилетит ко мне, чтобы отпраздновать, — хмыкаю, а губы складываются непроизвольно в улыбку, вспоминая утренний разговор и то, как он кричал, что нам надо обязательно напиться.

Черелин фыркает и язвительно произносит:

— Конечно, кто бы еще мог ляпнуть такую глупость — только Оз. Остальные не поздравили?

— Почему же? Райт и Шем позвонили позже и прислали даже фотки, — я повернула смартфон и показала снимки, услышав смешок. — Вы так и не общаетесь? — постучала ногтем по фотографии Шема и скосила глаза на подругу.

— Мы… здороваемся, — пробормотала Черри и отвела неловко взгляд в сторону.

— Ого, прогресс.

Черелин и Шем тоже расстались. Как объяснила потом подруга «из-за непонимания». Думаю, немаловажную роль сыграло расстояние и то, что они стали реже видеться — их чувства друг к другу охладели. Она училась в Нью-Йорке, Шем был полностью увлечен новой жизнью и группой — их пути разошлись так же, как и наши с Эвансом.

— А Син?

— Мы не… Мы ведь не общаемся, Черри, — запинаюсь и качаю головой. Провожу несколько раз кисточкой по скулам, разглядывая себя в зеркальце. — Он не обязан меня поздравлять.

— Я тебе рассказывала про своего нового кавалера? — откашливается подруга, повышая голос, и переводит тему, после небольшой паузы.

Улыбаюсь и разглядываю ее красивое лицо, пока девушка увлеченно говорит, жестикулируя. В этом плане я завидую Черелин белой завистью: она познает все прелести студенческой жизни, занимается любимым делом, не зацикливается на одном и всегда улыбается, даже если что-то не получается.

— То есть, он высокий, широкоплечий брюнет, который шикарно целуется и пользуется духами от Hugo Boss, — произношу, поправляя тонкие бретели черного шифонового платья, выслушивая щебетание Черелин.

— Да, и у него о-о-очень сексуальное тело, — поднимает вверх указательный палец подруга, а я издаю смешок. — Он много времени проводит в тренажерке… — она прерывает речь и восклицает: — Черт побери! У вас точно ничего не было с тем… как его… Карлейлом?

— Нет, Черри.

— С ним… точно все в порядке? — протягивает недоверчиво девушка, а я прыскаю со смеху. — Что? Нет, я, правда, не понимаю, ведь ты выглядишь сногсшибательно, Джи. Я очень сомневаюсь в его ориентации, если он равнодушен к такой красоте.

— Поверь, он той ориентации, — хмыкаю, вспоминая неожиданный поцелуй в щеку, и непринужденно улыбаюсь, глядя в прищуренные синие глаза Черелин.

— Да? Отлично! — хлопает она в ладоши и даже подскакивает на кресле. — Он той ориентации, — загибает пальцы девушка, а я закатываю глаза, — потрясающе выглядит, у вас много общих интересов… Да ты обязана согнать паутину, которой там заросла!

— Черри! — хохочу в голос, стараясь не испортить макияж, потому что в уголках глаз уже собираются слезы.

— Либо я пожалуюсь Сину…

— О Боже, чокнутая… — еле проговариваю, качая головой, и сдерживаю смех.

— Поверь, он будет не против помочь, — продолжает издевки Черелин.

— Ты ненормальная. Ладно, мне пора.

— Все-таки подумай над моим предложением или скоро мхом зарастешь, — кидает она напоследок.

Заканчиваю разговор, закрывая крышку лэптопа. Конечно, это все весело и смешно, но на душе «скребут кошки» и очень тоскливо, после слов Черелин и напоминания о Сине.

— Нет, Браун, никакой печали. Тебе ведь сегодня двадцать два, — подбадриваю себя и улыбаюсь отражению в зеркале.

***

Winspear Centre находится в самом «сердце» Даунтауна и выступать там — большая честь. Я вышла из такси и осмотрелась, замечая огромное столпотворение неформалов возле входа в здание. Сразу видно — поклонники рок музыки. На стенах висело несколько плакатов с названием группы и фото каждого участника. Мой взгляд задержался на мужественном лице Килла и его серых загадочных глазах. На голове «профессиональный беспорядок», губы изогнуты в обворожительной улыбке — он знает, как завладеть вниманием каждой девушки.

Зал постепенно заполнялся шумными фанатами, которые скандировали название группы. Над сценой установили несколько экранов и горели неоновые буквы «Fhantom». Я сжимала и разжимала пальцы, горя от предвкушения чего-то невероятного, и смотрела в ожидании на сцену, где вот-вот появятся участники.

Свет приглушили, отовсюду раздался восторженный свист и аплодисменты. Прожектор выхватил в центре густого дыма фронтмена группы — Киллера. Уши чуть не заложило от женского визга и писка, а на островок сцены стали выходить один за другим музыканты, приветствуя публику. Шоу началось…

Я не сдерживала восторженной улыбки, наблюдая за Киллом и слушая его магический голос. Каждая строчка, песня, пропитана смыслом, а в комплекте с его бархатным тембром — выходило что-то невообразимое. Я не переставала удивляться, как он с легкостью заманивал «в свои сети» харизмой и интригующим образом, улыбкой. Неужели он тогда был несчастлив, и это всего лишь «фальшивая маска» для фанатов? Я считала Килла уникальным человеком и музыкантом, безмерно талантливым, но не понимала, почему в нем погас «огонек». Можно ли его зажечь вновь?

Пару раз наши глаза пересекались, пока его взгляд блуждал по VIP-зоне, и я ловила широкую довольную улыбку Карлейла. Удивительно, что в таком скоплении людей, он находил именно меня — от этого в груди разливалось приятное тепло. По коже бегали знакомые мурашки, которые настораживали, а сердце ускоряло ритм, когда я вспоминала прикосновение его губ.

Полтора часа пролетели незаметно. Хотелось крикнуть «Еще!», потому что слушать его, смотреть — одно удовольствие. Но это был еще вовсе не конец…

— Сегодня день рождения у одного важного для меня человека, — произносит таинственно Килл, находя мои ошарашенные глаза.

Черт… Не может быть. Пальцы сжимают нервно черную шифоновую ткань платья, в ушах нарастает шум. Он улыбается одним уголком губ, наклоняет немного голову, а шоколадные влажные пряди спадают на лоб.

Фанаты одобрительно гудят, я же недоверчиво кошусь и мотаю медленно головой. «Не делай этого» — безмолвно прошу Килла, потому что понимаю: если сейчас он назовет мое имя, нашим «тайным отношениям» придет конец. Кто знает, что произойдет потом. Катастрофа? Апокалипсис? Эта новость точно попадет в интернет, на первые полосы таблоидов, и о ней будут говорить абсолютно все! Неужели он решится на такое?

— Поэтому я хочу, чтобы вы помогли мне. Давайте вместе со мной поздравим ее! — кричит он в микрофон и напевает: — С днем рождения тебя-я-я.

Прикрываю рот рукой, не веря глазам и ушам, что это на самом деле. Карлейл Бэйл сумасшедший. Его лейбл хотя бы знает о выходке? Это ведь грандиозный скандал!

Килл продолжает петь, глядя на меня, и хитро улыбается, будто совершил что-то запретное. Внутри все переворачивается вверх тормашками. Люди в VIP-зоне уже странно косятся в мою сторону. Поднимаюсь на ноги, так как не могу усидеть на месте. Весь зал поет вместе с Киллом «С днем рождения тебя!», как одно целое. Я смотрю в его глаза, и верчу пальцем у виска, говоря одними губами: «Ты — дурак».

— С днем рождения, Джинет, — заканчивает он, и вокруг взрываются овации.

В глаза ударяет луч яркого света. От неожиданности на секунду зажмуриваюсь. Нет, нет, нет… Теперь еще все видят виновницу торжества — чудесно.

— Джи, я знаю, что мой подарок не очень оригинальный, но это песня сегодня звучит только для тебя, — произносит Килл и поворачивается к остальным участникам группы, кивая. Затем снова поднимает голову, встречаясь со мной взглядом.

Не могу описать всю гамму эмоций, бушующую внутри, потому что эти ощущения странные: удивление, радость, страх, восторг — они слились воедино. Меня разрывает на части. Играет знакомая мелодия, а Килл спускается со сцены. Хочу заорать: «Ты совсем рехнулся?!», глядя как он уверено идет между рядами. С ним сразу же вырастает несколько охранников. Все выглядит как в голливудском кино: один прожектор направлен на меня, побледневшую от шока, второй — на Килла, орущие фанаты вокруг, готовые его разорвать, и песня, которую он исполняет для меня.

— Я не настолько силён, чтобы не приближаться к тебе. Не могу убежать от тебя, потому что просто прибегаю обратно. Как мотылёк я стремлюсь к твоему пламени. Произносишь моё имя, но это звучит иначе. Ты смотришь мне в глаза, и я лишаюсь гордости. Моя душа подчиняется, а моё сердце падает ниц перед тобой. (слова из песни «Not Strong Enough» группы Apocalypticа)

Вокруг происходит какой-то ужас, неистовство. Даже не замечаю сходящих с ума поклонников, будто отключая звук. Только его мягкий голос и слова имеют какое-то значение сейчас. Я не могу оторвать от него взгляда, пока Килл поднимается на второй этаж и оказывается уже в VIP-зоне.

— Когда ты далеко, это убивает меня. Я хочу и уйти, и остаться. Я в полном замешательстве, так трудно выбрать между удовольствием и болью. Я знаю, что это неправильно и правильно одновременно. Даже если я попытаюсь выиграть в этом противоборстве, моё сердце одержит верх над разумом. К тому же я недостаточно силён, чтобы держаться от тебя на расстоянии.

Если бы не охранники-шкафы, от Килла ничего не осталось. Как он вообще додумался до такого? Зачем рисковать? Неужели… он действительно настолько влюблен в меня, и ему неважно, что будет потом?

— Я не настолько силён, чтобы не приближаться к тебе. Что мне делать? Я бы умер без тебя… В твоём присутствии моё сердце не знает стыда. Я не виноват, потому что ты ставишь моё сердце на колени, — нас разделяют всего лишь какие-то незначительные метры.

Уже не представляю, что он припас еще. Прижимаю руки к груди, чувствуя бешеное сердцебиение, и смотрю в искрящиеся глаза цвета стали.

— Даже если я попытаюсь выиграть в этом противоборстве, моё сердце одержит верх над разумом. К тому же я недостаточно силён, чтобы держаться от тебя на расстоянии.

Последние строчки, ревущая внизу толпа, словно взбунтовавшийся океан, кривая мальчишеская улыбка Килла, вспышки камер — и я в центре этого безумства, словно главная героиня кино. Килл уже в шаге от меня. Когда он наклоняется, и мы чуть не соприкасаемся носами, я затаиваю дыхание. Одну руку он кладет мне на талию, вторую запускает в волосы, а горячие губы накрывают мои — вмиг все звуки растворяются. Хватаюсь за Килла, потому что ноги отказываются держать вертикально. Я забываю о том, что на концерте, внизу орут фанатки, а наш поцелуй снимают на сотни телефонов. Нет, сейчас важно другое: он, я и странные чувства, которые взрываются миллионами фейерверков внутри.

#3 (special)

Кто-то хочет использовать вас, кто-то хочет это от вас, кто-то хочет унижать, кто-то хочет унижения. Я использую и оскверню. Я увижу тебя изнутри.

Marilyn Manson «Sweat Dreams»

Год назад

Килл

Мы зависали в каком-то баре в Вегасе после очередного концерта. Рядом сидела красивая, но глупая кукла, барабанные перепонки раздражала громкая музыка и ее писклявый голос. Мне было ужасно скучно… Смартфон засветился, и я открыл входящее сообщение. Джи прислала фотки с концерта. Я скинул руку брюнетки с плеча и безразлично сказал:

— Иди, займись кем-то другим.

— Но, Килл… — заныла девушка. Чуть не перекосило от злости. Предостерегающе взглянул на нее: не люблю, когда перечат и не понимают с первого раза.

Брюнетка обиженно надула губки, одернула короткое блестящее платье и больше не нервировала своим присутствием. На ее место сразу же плюхнулся Айвен и заглянул через плечо.

— Не надоело еще возиться с этой крошкой?

— Нет, еще нет, — усмехаюсь, равнодушно оглядывая миленькое личико Браун. Группа отца Джи сейчас гастролировала по Южной Америке. Иногда она скидывала снимки, где бывала.

Какой бы хорошей девочкой Джинет Браун не являлась, она лишь инструмент для достижения цели. Даже нескольких целей: Эванс и его поражение, но не только. Я оскалился, вспоминая нашу стычку на одной из тусовок. Кто знал, что судьба столкнет лбами не один раз? Я любил показывать людям то, кем они являются на самом деле. Игры, где одерживаю победу, наслаждаясь поражением «жертвы». Смотрю сверху вниз и показываю, где я, а где их место. После нашей «миленькой» беседы появилось что-то новенькое, «свеженькое мясцо».

«Джи не глупая девушка и сразу увидит, какое ты ничтожество, и что твое нутро сгнило… Между вами нет ничего общего».

В тот момент я принял вызов и нашел новую мишень для игры. Я заберу то, что принадлежит ему. Каково спать с подстилкой, которой воспользовался тот, кого презираешь?

Даже судьба благоволила мне, потому что сразу же свела с Джинет Браун на одном из фестивалей во Флориде.

Но Джи оказалась не такой легкой добычей. Видимо, расставание с первой любовью ее сделало более подозрительной и недоверчивой. Браун выстроила вокруг себя непробиваемую стену и держалась на расстоянии. Конечно, я прекрасно понимал, что нравлюсь ей, но девушка не подпускала к себе, постоянно закрываясь и отгораживаясь. Меня это очень забавляло. Я всегда получал то, что хотел, а эта блондинка оказалась не такой доступной. Приходилось играть «хорошего, доброго, понимающего, заботливого» парня. Но Джинет Браун оставалась всего лишь средством, дабы указать Эвансу место, ведь эта девушка — его Ахиллесова пята.

Я умел ждать и терпеть, поэтому всегда — ВСЕГДА — добивался желаемого. Она не стала исключением.

***

Настоящее время

Джастин Коул, наш временный менеджер, иногда напоминал курицу-наседку или няньку. Он все утрировал, постоянно переживал и вел себя как заботливая мамочка. Даже сейчас он скакал по номеру, будто ужаленный, и орал. Больше всего раздражало, когда люди кричали. Неужели нельзя спокойно сказать? Хотелось заткнуть его рот кляпом или надеть беруши. После Фила попадаются одни истерички, вроде Коула.

— Что ты устроил?! Почему ни один из вас не поставил в известность лейбл?! Ты только посмотри, что творится в интернете! Откуда взялась эта… эта… — он задыхался и забавно размахивал руками, словно лопастями мельницы. — Почему ты молчишь?!

— Да замолкни ты, а? — устало пробормотал и упал в кресло, закидывая ноги на столик. Я и так чертовски вымотан, еще этот вопит, как резанный, на весь номер… Хочется просто отдохнуть.

— Но расхлебывать это мне, Карлейл! Мне и лейблу!

«Это твоя работа — расхлебывать всякое дерьмо… Но почему-то ей занимаюсь постоянно я».

— А теперь включи мозги, — я прикрыл глаза и начал массировать ноющие виски.

— Что?

— Мозги. Включи, — отчетливо процедил и посмотрел исподлобья на оторопевшего менеджера. — Ну, давай же, Джаз.

Мужчина нахмурился, тяжело вздохнул и опустился на диван, наливая минералки. Он вытер вспотевший лоб и с толикой боязни взглянул на меня.

— О чем ты?

— Почему я должен все разжевывать? Это напрягает, — повертел холодный стакан в руках и отставил в сторону. Наклонился, поставил локти на колени и сложил пальцы в замок. — Ладно. Во-первых, Джинет Браун — бывшая вокалистка «Потерянного поколения».

Глаза менеджера удивленно распахиваются, а я довольно ухмыляюсь, продолжая:

— Во-вторых, она бывшая девушка Сина Эванса. В-третьих, ее отец бас-гитарист «Polar bears». В-четвертых, Джинет Браун пишет песни и поет. И, наконец, в-пятых… — делаю эффектную паузу и выгибаю бровь, — догадаешься?

Джастин изумленно открывает-закрывает рот, выпивает залпом минералку и откидывается на спинку, ослабляя галстук.

— Да ты хитрый лис…

— Неужели дошло?

— Ничего себе находка, — бормочет ошеломленно менеджер и щурит свои маленькие глазки. — Ларк точно одобрит.

— Да, находка, — повторяю и ухмыляюсь. И мне надоело уже строить из себя святошу, теперь пришло время воплощать план в жизнь, а не объяснять этому индюку простые вещи. — Сейчас папарацци вцепятся в нее мертвой хваткой, надо ловить шанс. Так что, надеюсь, ты отлично выполнишь свою работу, Джаз. Пусть нас приглашают на все радиоэфиры и передачи, тусовки… Да плевать!

Джастин хмыкает и чешет подбородок.

— Все же не понимаю… В чем выгода?

Раздраженно смотрю на него и прикрываю на пару секунд глаза, сдерживая гнев. Какой же тупой… Ненавижу таких медленно-думающих людей.

— Сольная карьера, — выделяю каждое слово и наблюдаю, как белесые брови менеджера взлетают вверх. — Лейбл предлагает ей контракт и выжимает по максимуму бабки. Теперь до тебя доперло?

— Но почему ты так уверен, что она согласится? — сомневается Джастин и вытирает платком мокрый лоб.

— Потому что я умею уговаривать, Джаз, — равнодушно смотрю сверху вниз на мужчину и выхожу из номера. Как же достал. Он не так плох в работе, если не брать в учет свинячьи визги. Пусть пока живет. Решу позже, как с ним поступить.

Глава 34

Разбей весь лед, чтоб я дышал. Останься. Когда весь мир утонет в сумерках, просто скажи, что ты останешься. Я удержу тебя, лишь дай мне знак. Забудь все наши страхи и скажи, что ты останешься, останешься со…

Dream On Dreamer «Stay»

Джи

Каким-то чудом охранники втолкнули нас в отель сквозь «тучу» фанатов «Fhantom», которые караулили возле входа. Не успел закончиться концерт — они уже слетелись сюда, как мухи на сладкое; держали наготове в руках телефоны и разные плакаты. Наверное, хотели узреть «даму сердца фронтмена группы» воочию. От такого обильного внимания мозги закипали — еще немного, и случится взрыв. Я не соображала, что происходит, действовала на автопилоте и следовала за Киллом. Как раз он выглядел хладнокровным в такой ситуации: видимо, у него выработался иммунитет за столь долгое время. Парень сразу отдал свою кепку и сказал, чтобы я не поднимала головы. Сначала целует на глазах у своих поклонников, выставляя напоказ наши «отношения», теперь хочет от всех запрятать. Я не улавливала в этом смысла и логики. Или для шоу-бизнеса такое в порядке вещей?

Пока Килл разговаривал со своим менеджером, я бродила по номеру и не находила себе места, напоминая загнанного в клетку зверя. Постоянно дергала подол платья, присаживалась на диван, затем вставала и снова наматывала круги по помещению. Я повторяла себе одну и ту же фразу: «Надо успокоиться. Надо успокоиться. Надо взять себя в руки. Надо…». Перед глазами еще мелькали вспышки камер, в ушах эхом отдавался крик фанаток, его крепкие руки на талии, губы…

Сделала глубокий вдох-выдох, повторяя так несколько раз и пытаясь привести дыхание в норму. Присела в кресло и опустила голову, прикрывая глаза. Я не понимала опрометчивого поступка Килла и не могла разобраться со своими неоднозначными чувствами. Я не представляла, что ждало нас дальше, ведь как раньше уже не будет. Конечно, нет…

Почему они так долго?

Что можно решать?

Я нервно постукивала ногой и гипнотизировала дверь взглядом. Наконец, она открылась, и на пороге появился Килл. Вскинула резко глаза и посмотрела на его мрачное лицо, которое сразу же преобразилось.

— С днем рождения, Джи, — сказал он, улыбнувшись.

— Да, спасибо, — промямлила в ответ и вцепилась вспотевшими ладонями в обивку дивана.

— Кажется, тебе не понравился подарок, — произнес разочарованно Килл, пристально рассматривая меня. Он прошел в номер, открыл бар, достал бутылку и два фужера.

«Я не была готова к такому».

— Я… — запнулась и опустила глаза в пол, — я не ожидала.

— Конечно, это ведь сюрприз, Джи, — хмыкнул парень и подошел ближе, протягивая джин-тоник, но я отрицательно покачала головой. — Тебе надо расслабиться, — с нажимом повторил он.

— Да, но…

«Я не могу. Я сейчас разлечусь на сотни молекул и атомов».

— Объясни, пожалуйста.

Килл вздохнул и сел напротив. Как он может быть таким спокойным, если под окнами до сих пор ждут фанаты и, скорее всего, уже папарацци? Почему он молчит и ничего не говорит? Ведь это касалось не только его, но и меня! Нас! Он создал эту шумиху!

— Я хотел всего лишь сделать приятное, но ты этому не слишком рада, — тихо, но четко сказал парень, глядя на стакан с прозрачной жидкостью, на дне которого таяли кубики льда.

— Я рада…

— Я не слепой, — перебил Килл и выпил содержимое, отставляя на стол со стуком пустую емкость.

— Так бы отреагировала любая девушка, — я нахмурилась и взглянула на помрачневшего парня. Неужели он не понимал, что я испугана?

— Мы общаемся примерно год, так?

— Да…

— И ты уже длительное время убегаешь от прошлого.

Я удивленно моргнула и встретилась с грифельными глазами, которые внимательно изучали меня.

— Убегаю?

— А как это назвать? Ты не задумывалась о своем будущем? Или решила провести остаток жизни, выступая в непонятных барах с группой отца?

Я прерывисто вздохнула, опуская устало плечи — Килл видел меня насквозь.

— Не пора ли остановиться и задать вопрос, чего хочешь ты?

«Не дави на меня…».

— Сначала ты следовала за чужой мечтой, которая тебе не принадлежит, затем убегала от боли, которую принес человек.

— Ты не понимаешь… — тихо бормочу, цепенея от не прошенных воспоминаний.

— О нет, Джи, понимаю.

— Нет!

Резко вскакиваю, хватаю сумочку и достаю сигареты. Почему я чувствую облегчение, убивая себя ядом?

— Дай, — настойчиво говорит Килл, отбирая из трясущихся рук зажигалку. Легкие наполняет отравляющий дым, и я постепенно успокаиваюсь. Почему я такая слабая и глупая?

— Хватит обманывать себя, — продолжает парень, когда я тушу сигарету и беру в руки стакан, который он наполняет джин-тоником. — Ты молодая, красивая, талантливая девушка. У тебя может быть не менее яркое светлое будущее, чем у Эванса.

— Пожалуйста…

— Черт, Джи! — повышает голос Килл, где слышатся нотки раздражения и гнева, а я вжимаюсь испуганно в кресло. Он впервые вышел из себя и разозлился. — Прошло три года. Три! Не три дня, месяца, а три гребаных года.

Он встает и запускает пальцы в волосы, «разрушая» идеальный беспорядок, над которым трудился стилист.

— Неужели у тебя никогда не возникало желания доказать ему… — Киллер делает паузу и поворачивается, — нет, доказать в первую очередь себе, что ты чего-то стоишь, и у тебя тоже есть конкретная цель в жизни?

Сглатываю и сжимаю стакан пальцами, глядя на прозрачные кубики льда.

— Я хотела быть с ним, только и всего… — выдавливаю с болью из себя ненавистную правду и выливаю внутрь алкоголь, который приятно течет по грудной клетке.

— В этом и проблема. Ты потеряла себя, Джи, — Килл присаживается передо мной на корточки и кладет руки по обеим сторонам от бедер. — Поэтому я хочу помочь тебе.

— Ты все заранее запланировал?

Он хитро щурится и кивает:

— В каком-то смысле, да. Нормальная заварушка, м? Как считаешь?

— Ты создал на свою задницу большие проблемы, — расслабленно смеюсь и уже не чувствую того беспокойства, которое терзало.

— Не переживай о моей заднице, она уже привыкла, — сверкает дымчатыми глазами Килл, а из груди вырывается хриплый смех, глядя как в сером омуте пляшут чертики.

Он поднимается и обходит кресло, становясь позади. Убирает пряди моих волос и ласково касается пальцами плеч, отчего я вздрагиваю.

— Ты очень напряжена.

«Конечно, потому что ты вызываешь во мне непонятные ощущения… И завтра мой телефон будут обрывать звонками. Наш поцелуй увидят миллионы. И еще потому… что меня давно так никто не касался…».

Килл осторожно спускает бретели платья по рукам и умело массирует напряженные мышцы. От удовольствия хочется растечься по креслу и застонать.

— Завтра я улетаю в Лос-Анджелес, — доносится, будто издалека его мягкий голос.

— Завтра? — неразборчиво мычу в ответ.

— Да, — он массирует большими пальцами затылок, а я закусываю губу. — И хочу, чтобы ты полетела со мной.

Удивленно открываю рот и распахиваю глаза, фокусируя зрение на складках черного платья.

— Ты должна вновь блистать на сцене и счастливо улыбаться, как в тот раз, когда я впервые увидел твое выступление.

Ладони Килла невесомо гладят мои руки, словно он проводит перышком, и кожа сразу становится «гусиной».

— Поэтому не убегай и останься со мной, Джи, — шепчет он на ухо, гипнотизируя своим бархатным тембром.

Облизываю пересохшие от волнения и переживания губы, медленно умирая от возбуждающих прикосновений, которые он дарит мне и пробуждает ото сна.

— Согласна?

Я не знаю…

Я боюсь…

— Да, — еле слышно выдыхаю, уже не соображая, потому что мозг отключается, а Килл целует в плечо и шепчет:

— Правильный ответ.

***

Син

Меня будит какой-то раздражительный шум. Даже сквозь сон хочу убить того, кто не дает нормально отдохнуть и отоспаться, после концерта. Прижимаю подушку к голове, но это гиблое дело, потому что крик стоит конкретный на весь номер. Откидываю одеяло и сажусь на кровати, прислушиваясь. Конечно, этот шум называется Оззи — кто бы сомневался. Выругиваюсь и сонно бормочу:

— Какого черта он тут забыл.

— Малышка Джи, что происходит? — орет он, как потерпевший, а я хмурюсь. Джи?

— Бля, скажи, что это фуфло или монтаж, и с тем уродом целовалась не ты, — ведет разговор на повышенных тонах друг, а мои брови сдвигаются к переносице. О чем он вообще?

Встаю и натягиваю первые попавшиеся штаны, выходя в гостиную, и застаю посреди комнаты Оззи. Он поворачивается, замечая меня, и закрывает смартфон рукой.

— Это пи*дец, дружище, — шипит друг, округляя «в ужасе» глаза.

— Что? — не врубаюсь, о чем тот говорит.

Оз шикает и косится на телефон. Затем берет пульт и включает телевизор.

— В Лос-Анджелесе? Ты это серьезно? — он снова выпучивает глаза, как ополоумевший, и поясняет: — Тот мудак запудрил ей мозги, она сошла с ума, чувак. Ее надо срочно спасать.

— Слушай, ты уже достал, — быстро шагаю и вырываю телефон, недовольно глядя на экран.

— Оззи? — произносит до боли знакомый голос. Прищуриваюсь, рассматривая ее фото, выдыхаю и отдаю смартфон другу, который странно пялится на меня.

— Эй, малышка Джи, я тебе позже перезвоню, ладно?

Прохожу на кухню и включаю кофеварку. Беру «Lucky Strike» и закуриваю, возвращаясь в гостиную.

— Ты объяснишь, почему тусуешься в моем номере рано утром и орешь?

— Лучше посмотри, — кивает Оз на экран плазмы. — Тебе это «понравится».

— Все тайное становится явным? — говорит интригующе красивая ведущая музыкального канала, сверкая белозубой улыбкой. В правом углу высвечивается фото Джи, а слева — Киллера. Прищуриваюсь и затягиваюсь сигаретным дымом. Так-так, очень интересно. — Вчера в Эдмонтоне прошел завершающий концерт группы «Fhantom» в рамках тура «Хрустальные мечты», где Киллер удивил своих фанатов. А сейчас, внимание на экран, — девушка играет бровями, затем на любительском видео появляется Киллер, которого окружает кольцо охранников и взбешенные поклонники.

— Когда ты далеко, это убивает меня. Я хочу и уйти, и остаться. Я в полном замешательстве, так трудно выбрать между удовольствием и болью, — поет он знакомую песню Apocalypticа.

Фыркаю и выпускаю из губ дым, с презрением наблюдая за этой гнидой. Сколько беспонтового пафоса. Камера резко перемещается, и на экране уже видно хрупкую фигурку, которую освещает прожектор. Присматриваюсь и узнаю в ней Джи.

— Фу, дальше лучше не смотреть или стошнит, — бормочет рядом Оззи, вставляя два пальца в рот, а я грубо кидаю:

— Заткнись.

— Приятного будет мало, чувак… — злорадно говорит друг и закидывает руки на спинку дивана.

Киллер пробирается сквозь плотную толпу фанатов на второй этаж. Владелец камеры пытается захватить сразу и парня, и побледневшую девушку, перемещая постоянно телефон и создавая «трясучку». Джи стоит, прижав руки к груди, и вот-вот, кажется, свалится в обморок. Из динамиков доносится рев людей, музыка заканчивается, а Киллер подходит к ней, заключает в объятия и целует.

Ухмыляюсь и складываю руки на груди. Странно, но я ничего не чувствую, глядя, как он по-собственнически ее прижимает к себе: злости, желания ему врезать, устроить разборки — ничего. Наверное, потому что знаю — это «игра», которую он ведет и действует через Джи. Очень низко, хотя, на большее он и не способен.

— Вы задаетесь вопросом, кто же «тайная любовь» фронтмена «Fhantom»? Держитесь, девочки — это бывшая участница «Потерянного поколения» и дочь бас-гитариста группы «Polar bears» — Джинет Браун, — брюнеточка делает эффектную паузу, затем на экране появляется между фото Джи и Киллера мое. Оззи истерически ржет, хватаясь за живот, а ведущая продолжает: — Оказывается, девушка любит «коллекционировать» сердца рок-звезд…

— Коллекционировать сердца рок-звезд, — еле проговаривает, задыхаясь, друг. Качаю головой, слушая белиберду, которую несут с экрана.

— Как стало известно, Джинет Браун являлась не только солисткой «Потерянного поколения», но и бывшей девушкой Сина Эванса…

Выключаю к чертовой матери плазму, не в силах слушать ахинею. Оззи вскакивает и орет:

— Эй! Там же самое интересное. Блин, чувак, как ты можешь?

Прохожу на кухню, наливая себе кофе и игнорируя его «словесный поток».

— Как-то уж больно ты спокоен, — никак не угомонится Оззи, падает на стул и нагло тырит чашку с моим кофе.

— Что сказала Джи?

— Неужели тебе интересно? Почему же не поговорил с ней? Ты поздравил ее с днем рождения? Тот слизень поздравил. Хорошенько засосал, да так, что все мозги высосал. Она прилетела вместе с ним в Лос-Анджелес, — язвительно жужжит друг, отхлебывая горячий напиток, и матерится, как сапожник.

— Джи в Лос-Анджелесе? — хмурюсь и закуриваю еще сигарету. Хорошее начало дня, еще Купера не хватает для полного счастья.

— Ну да. Хочешь самый больший прикол? — Оззи откидывает «маску придурка» и кладет руки на стол. — Лейбл сделает официальное заявление и объявит, что Джи — девушка Киллера.

Хмыкаю и провожу ладонью по волосам. Конечно… Это и дураку понятно: фронтмен популярной группы на глазах у миллионов целует «необычную девушку», из которой можно слепить «мешок с деньгами».

— Как считаешь, что задумал этот ЛипсКиллер ЯзыкоСос?

Чуть не проглатываю сигарету и откашливаюсь, косясь на друга, который сидит без капли веселья на лице.

— Думаю, их лейбл создаст сольный проект на всей этой шумихе.

— Ла-а-адно, — протягивает Оззи и сдвигает брови к переносице. — Не хочешь поехать и поговорить с ней? Я, конечно, обрадовался бы за малышку Джи, но кажется, это дерьмо не для нее.

— Джи не маленькая девочка, пусть сама решает.

Оззи бросает ледяной взгляд и бормочет:

— То есть будешь бездействовать?

— Нам надо записывать третий альбом, или ты забыл?

— Нет, не забыл, но еще у меня есть хорошая подруга, которой нужна помощь.

Качаю головой и смотрю на решительно настроенное лицо друга.

— И что ты сделаешь, Оз? Поедешь и скажешь ей: «Он козел, не влюбляйся в него»?

— Да хоть это, потому что она мне дорога, а ей запаривают мозг! — гневно кидает парень и поднимается, хлопая ладонью по столу. — Без понятия, что между вами произошло, и не собираюсь влезать в отношения. Но лучше пусть будет с мудаком, которого я хорошо знаю, чем с тем подозрительным типом.

— Как мило… Но ты забыл, Оз: прошло три года, и мы оба изменились, — тушу в пепельнице окурок и выхожу из кухни, встречаясь с вошедшим Купером. Вот и «счастье» привалило, не заставив себя как всегда ждать.

— Собирайся, тебя вызвал к себе Билл, — безэмоционально произносит менеджер, не здороваясь. Даже знаю, по какому вопросу, поэтому не удивляюсь.

Внизу уже поджидает кучка папарацци, когда мы выходим из отеля. Они сразу же налетают с вопросами в надежде заполучить «сенсацию», но я надвигаю на глаза козырек кепки, никак не комментируя «как учили». Усаживаюсь на заднее сиденье внедорожника, который несет по улицам «города ангелов» в главный офис «RCA Records».

Как только захожу в просторный кабинет директора и устраиваюсь в одном из кожаных кресел, он кидает передо мной папку и молча кивает. Открываю, пробегая глазами, и сразу же без интереса откидываю ее в сторону.

— У нас был уговор: как только группа окупает все затраты, я и парни действуем по-своему усмотрению. Поэтому больше никаких «подставных» подстилок. Забыл?

Билл многозначительно хмыкает. Бесит его повелительный взгляд, словно он знает больше, чем я. Так и есть — пока я всего лишь пешка. Пока… Он кладет передо мной фотографию и вкрадчиво произносит:

— Даже она?

Опускаю взгляд на снимок и стараюсь подавить вспыхнувшую ярость. Значит, они решили пойти на поводу у «желтой прессы» и Киллера, чтобы тоже извлечь выгоду?

— Не хочешь поиграть, Син?

Сжимаю под столом кулаки, не разрывая с ним зрительного контакта, и поднимаюсь, уверенно шагая прочь.

«Но эта игра будет на моих условиях, Штейер».

Глава 35

Может быть, мне лучше ее отпустить, но только тогда, когда она полюбит меня. Она меня любит… Как же я могу просто взять и отпустить её? Она любит меня… Мы созданы друг для друга. Мы созданы калечить друг друга. А теперь подыхай, бл*дь, любя меня! Подыхай, бл*дь, любя меня…

Slipknot «Killpop»

Джи

Лос-Анджелес — город селебрити, роскоши и красивой яркой жизни. Но не все то золото, что блестит. Обратная сторона не такая привлекательная, как покажется на первый взгляд. Шоу-бизнес — огромный океан с акулами и стаями пираний, где нельзя оставаться обычной непримечательной рыбешкой. Либо ты принимаешь их законы, либо от тебя ничего не останется.

Про спокойную жизнь можно было забыть и вычеркнуть слово «хочу» из своего лексикона и мыслей. Не знаю, чем я думала в тот момент, когда отвечала «Да», но явно не головой. Вот бы перемотать тот момент и тысячу раз подумать, перед тем, как соглашаться, но… Я поддалась соблазнительному вкрадчивому голосу Киллера, и сама подписалась на то, что ждало впереди. Нас провожали безумные фанаты «Fhantom» и папарацци в Эдмонтоне, и встречали они же в Лос-Анджелесе. Эти люди вообще спят? Им больше нечем заняться? Напоминало одержимость.

— Привыкай, крошка, теперь такое будет постоянно, — предупредил один из участников, когда мы сидели в салоне самолета, готового унести в «город грёз».

Как привыкнуть к тому, что тебя лишили свободы? Я буквально превратилась в достояние общественности, без права что-то скрыть и утаить. Теперь моя «личная» жизнь была для всех, как на ладони. Уже на следующий день на каждом музыкальном канале крутили наш поцелуй с Киллом и раскапывали мое «черное» прошлое. Самый интересный факт: я — бывшая девушка Сина Эванса. Конечно, они не могли не приплести еще одного знаменитого музыканта. Думаю, Эванс обрадуется, когда узнает о любовном треугольнике, в который его добровольно-принудительно втянули.

Когда самолет приземлился в аэропорту Лос-Анджелеса, нас сразу же запихнули в тонированный автомобиль и отвезли в главный офис на серьезный разговор с директором лейбла Ларком Пирсом. Меня поставили перед фактом: «Вы — пара, и это не обсуждается», хотя своего согласия я не давала. У меня даже отобрали возможность возразить. Как они могли лишать права выбора? Я — человек, а не бездушная кукла.

— Килл — мировая знаменитость. В шоу-бизнесе не существует понятия «просто встречаться», — объясняла Кортни, помощница менеджера и по совместительству очень высокомерная блондинка.

Затем, как игрушку, отдали в руки Джессики, личного стилиста, которая еще глубже макнула мою самооценку и гордость в грязь. Девушка буквально выплюнула: «Мировая знаменитость не может появляться на людях с такой замарашкой».

— Ты должна следить за тем, во что одета и как выглядишь. Им только на руку, если ты опозоришься: нелепый хвостик на голове, облупившийся маникюр, неудачный наряд — их камера словит каждый изъян, а ты превратишься в посмешище.

«Меня не волнует это!» — хотелось заорать во всю глотку, но я молча проглатывала обидные слова.

Каждый день напоминал хорошо спланированный спектакль, где я — главная марионетка. Бесполезные интервью, на которых приходилось улыбаться и рассказывать выдуманную историю «любви». Закрытые элитные тусовки, где я обязательно сопровождала Килла. Мне хотелось пройтись по пляжам Санта-Моники и насладиться закатом или прогуляться по ночному Голливудскому бульвару, Аллее славы, но я пряталась за стеклами очков и скрывалась в шикарной квартире Килла, потому что, казалось, на каждом шагу поджидали папарацци. Даже красивый вид Тихого океана из окна не приносил желаемого спокойствия. Я снова чувствовала себя обманутой.

Помимо постоянного посещения вечеринок, радиоэфиров и разных развлекательных программ, шла подготовка к моему дебюту, как сольной артистки. Занятия вокалом, подбор музыкантов, репертуара, общение с психологом… Каждый шаг расписан чуть ли не по минутам, времени на то, чтобы встретиться хотя бы с Оззи и отвлечься, катастрофически не хватало. Я становилась запрограммированным роботом. Снова терялась в жизни и не ощущала себя по-настоящему счастливой. Во мне будто поселилось две абсолютно разных личности: Джи, которая играет на публику, и Джи, запертую внутри. Кажется, я вновь поступала неправильно и ошибалась. Я была опустошена…

Странно, что за все пребывание в Лос-Анджелесе, мы так и не встретились с Эвансом и ребятами из «Потерянного поколения». Я слышала только от Оззи, что группа усердно записывала третий альбом на студии, практически не посещая вечеринок, и отказывалась от интервью. Наверное, так даже к лучшему: не хватало, чтобы еще Син подлил масла в огонь, подкармливая прессу информацией о нашем прошлом. Не думаю, что он пошел бы на такую подлость, но… Он ведь прекрасно знал, что теперь я с Киллом, но никак не комментировал, а папарацци не удавалось его «подловить и припереть к стенке». Эванс умел удачно избегать «приятных встреч» с представителями прессы.

Мы вернулись с Карлейлом после полуночи, посетив очередную бесполезную вечеринку. Я освобождалась от «второй кожи», снимая разные побрякушки и красное узкое платье, в которое меня впихнула Джессика. У нас совершенно разный вкус: ей хотелось сделать из меня вульгарную особу, одевая в слишком короткое, обтягивающее и еле прикрывающее задницу. Джесс считала, что так я выгляжу секси. Она меня путала с Марией Бринк или Тейлор Момсен. Жаль, что мой стилист не Черри — вот, кто настоящий профессионал в своем деле.

Килл вышел из гардеробной и окинул вопросительным взглядом. В последнее время мы виделись нечасто и только поздними ночами. У нас были разные графики, расписанные по часам. Мы перестали непринужденно общаться, как раньше, узнавать друг друга. Теперь нас связывали только общие выходы в свет и… постель.

Я остервенело дернула за бегунок и, наконец, стянула ненавистную тряпку, откидывая в сторону и оставаясь в одном белье.

— Что-то не так?

«Все не так!» — чуть гневно не огрызнулась в ответ, в последнюю секунду закусывая губу. Я кипела от злости!

— Нет, я просто устала.

Почему не признаться, что чувствую на самом деле? Зачем вру?

— Я понимаю, в первое время всегда так. После дебюта станет немного проще.

«Немного проще» — звучало очень жалко и неправдоподобно.

— Угу, — хмыкнула и взяла сигареты.

Я часто курила из-за нервов, и голос слегка охрип. Пристрастилась к пагубной привычке и не могла отказаться, отравляя легкие.

Дымчатые глаза Килла медленно опустились на тату, набитую слева под грудью, и вернулись на лицо. Он снял белоснежную рубашку и направился в мою сторону, грубо прижимая к стене. Серые глаза потемнели — парень напоминал опасного хищника. Никакой нежности, ласки, любви — жесткий секс, где он главный, а я лишь послушный зверек. Почему же тогда не останавливала, когда Килл вел себя в постели, как бесчувственный деспот? Неужели мне такое нравилось? Янастолько испорченная? Он закрывал мой рот рукой и не произносил ни слова — играл в порочные игры, сводя с ума, когда мозг отключался, а язык немел и не двигался. Доводил до состояния полного подчинения и оставлял одну в постели полностью выжатую и какую-то разбитую. Эта темная сторона Карлейла Бэйла привлекала, но я их постоянно сравнивала. Не могла ничего поделать с собой и остановиться — они ведь совершенно разные. Совершенно. Две противоположности.

Что я чувствовала к Киллу, кроме невероятной тяги?

Даже сейчас во время близости я анализировала, что ощущала с Эвансом. Как же раздражало и мешало. Это неправильно… Неправильно, когда мы занимаемся сексом, а мои грешные мысли о другом.

Неправильно закрывать глаза и представлять Сина. Ненормальная… мазохистка…

— Твоя кожа слишком идеальна, чтобы ее портили краской.

— Но я хочу, чтобы ты всегда был рядом.

— Я всегда буду рядом, Джи.

Сердце предавало меня, потому что там был не Карлейл Бэйл, а Син Эванс.

***

Син

Я выпадаю из среды и забываю о времени, когда пишу песни. В этом и есть прелесть музыки — все проблемы отходят на второй план. Только не одна: Оззи, который мельтешит перед глазами и не дает сосредоточиться на написании партий.

— Все, мужик, харе себя загонять и не вылезать круглосуточно из студии.

Этот парень никогда не оставит меня в покое. Вздыхаю и откладываю Гибсон, разминая затекшую шею и хрустя пальцами.

— Который час?

— Не поверишь, уже ночь, — произносит с сарказмом друг и стучит по наручным часам. — Собирайся, мы валим на тусовку для своих.

«Для своих» — значит, никаких лишних глаз и навязчивых папарацци с их тупорылыми вопросами.

— Давай, поднимай свою творческую задницу, — подгоняет Оз и кивает на дверь. — Надо немного расслабиться, нельзя постоянно тухнуть в четырех стенах…

— Окей, не нуди, — устало выдыхаю и поднимаюсь.

Сегодня HardRock Cafе было закрыто для посещения обычных жителей Лос-Анджелеса и туристов. Оно находилось в Голливуде недалеко от Театра Долби, где проходили церемонии вручения «Оскар» и показы премьер мировых фильмов. В HardRock собирались только представители альтернативы, инди и метала, чтобы насладиться любимой музыкой, пообщаться и расслабиться. Такие вечеринки мне приходились по душе, потому что на удивление там всегда стояла веселая и непринужденная атмосфера, где не надо переживать, что появятся камеры.

На сцене выступала молодая рок-группа с кавером на песню «Nothing Left To Say» группы Staind, которая распалась пару лет назад. Я вслушивался в слова, облокотившись о барную стойку, и поглядывал на приглашенных гостей: некоторые танцевали, кто-то вел беседу и даже не смотрел на исполнителей. Перед глазами мелькнуло знакомое лицо и платиновая шевелюра, заставив удивленно замереть на пару мгновений. Показалось? Я нахмурился, отодвинул стакан с нетронутым виски и направился за девушкой. Почему-то не задумывался над тем, что мы можем легко пересечься на тусовках, ведь теперь были в одной лодке.

Странное наваждение преследовало, пока я направлялся за «призраком прошлого», которое плыло в отдаленную и мало освещенную часть кафе. Девушка остановилась и прижалась к одной из стен, хватаясь за горло и медленно оседая на пол. Ей плохо? Приняла больше, чем следовало? Никто не запрещал курить травку или баловаться таблетками — это считалось нормой.

Я присел рядом на корточки и наклонил голову, пытаясь разглядеть лицо блондинки.

— Джи? Что с тобой?

Полупрозрачный верх платья съехал, открывая обзор на молочные плечи, которые в темноте выглядели еще бледнее. Она странно дышала и смотрела в одну точку, все время хватаясь за горло, словно ей не хватало воздуха.

— Джи, ты меня слышишь?

Я не понимал, под кайфом она, или это приступ паники, потому что девушка находилась в прострации, выпав из внешнего мира.

— Браун, почему наши первые встречи вечно такие… непредсказуемые?

Я убрал мягкие светлые пряди с лица и, приобняв за плечи, попытался ее поставить на ноги.

— Помоги мне, — просипела Джи, утыкаясь холодным носом в шею и сжимая в пальцах футболку.

— Если бы я знал, что с тобой, помог бы, Джинет, — я смотрел на ее ярко-красные приоткрытые губы и уже собирался стереть ужасную помаду, но быстро сжал кулак и цокнул. Старая привычка.

— Помоги мне… — повторила она, но уже шепотом, а у меня участилось от беспокойства сердцебиение. В кармане совсем не вовремя завибрировал телефон. Я сразу же ответил, не глядя на экран.

— Ты не видел малышку Джи? Ее все ищут, она должна выступать, — раздался знакомый взволнованный голос.

— Оз, дуй в сторону випок, она со мной.

— Ого, прозвучало как приглашение на групповушку, чувак, но я не могу это делать с сестренкой, понимаешь…

— Что ты лепишь? Ей хреново. Быстрее вали сюда и никому ни слова.

— Понял.

Отключился и выругался в голос, рассматривая посеревшую девушку, которой, кажется, становилось только хуже.

— Что с ней? — Оззи появился в течение нескольких минут, тяжело дыша, будто пробежал кросс.

— Хотелось бы знать.

— Похоже на учащенное дыхание, — пробормотал перепугано друг, запуская пятерню в пепельные волосы. — Я читал где-то…

— Ладно, как ей помочь? Я думал, она под наркотой какой-то.

— Не, это приступ паники или типа того, — он покачал головой и добавил: — Надо сделать искусственное дыхание. Она задыхается.

Я выпустил с шипящим звуком воздух через зубы и взял Джи за подбородок, проводя пальцем по губам.

— Это принципиально в такой момент? — фыркнул насмешливо рядом Оз.

— Заткнись, — кинул на него мрачный взгляд и наклонился, целуя Джи.

Я старался не придавать этому значение, повторяя про себя «Она не со мной», «Мы не виделись три года», «Я всего лишь помогаю»… Отстранился и встревоженно заглянул в полуприкрытые бирюзовые глаза, поглаживая ее по ледяной щеке.

— Я снова тебя спасаю, Браун, — нервно пробормотал, обнимая ее и опуская голову на макушку.

— Подгоню внедорожник к черному входу, — откашлялся Оззи, напоминая о своем присутствии. — Я позвоню Куперу и пришлю тебе адрес врача. Ее нельзя везти в больницу, ты же понимаешь.

Кивнул и тяжело выдохнул, ощущая, как Джи обвивает талию, а ее тело уже не дрожит, как раньше.

— Я думала, что умру… — прошептала она в футболку. — Спасибо.

Я отступил на шаг и запустил руки в карманы, разглядывая все еще бледную девушку.

— Пойдем, Оз подогнал машину к черному входу, тебе надо показаться врачу.

— Но я должна выступать, — отрицательно мотает Джи головой.

— Ты с ума сошла? В полуобморочном состоянии? Оз все объяснит твоему менеджеру. Нельзя быть такой беспечной…

— Не разговаривай со мной в таком тоне, — сердито бросает она и поправляет платье, неловко опуская глаза.

— Тогда не веди себя, как ребенок, — недовольно произношу и хмурюсь. — Нам надо идти, я отвезу тебя.

Не так я представлял нашу первую встречу, не питал иллюзий о воссоединении, но не мог отрицать того, что только рядом с ней разгоралось в груди забытое пламя. Даже время и разлука не убили внутри тех чувств, которые я испытывал к Джинет Браун. Но взаимно ли это? Наше прощанье оказалось болезненным для двоих, осталось множество недомолвок и обид. Стоило ли ворошить прошлое и возвращаться на три года назад к тому разговору?

Если судьба снова переплела наши пути, значит, ответ очевиден.

Глава 36

В глубине души… Скажи мне… Ты будешь любить меня или навсегда уйдёшь?

Three Days Grace «Love Me Or Leave Me»

Джи

«Ты никогда не будешь ближе ко мне, чем сегодня. Дождь омоет мою печаль…». Я повторяю слова песни снова и снова, будто они испарятся из головы. «Это смешно, ты не должна бояться, Браун. Ты ведь выступала не один раз». Но сегодня на меня будут смотреть и слушать не обычные люди, вот в чем загвоздка. Я жалкая трусиха, которая боится признаться, как ей на самом деле страшно. Еще и Карлейл застрял в пробке. Очень вовремя, блин. Почему именно сегодня ему приспичило ехать на студию, если он должен находиться в такой ответственный момент рядом со мной? Или уже благополучно забыл свои слова в отеле «Ты должна вновь блистать на сцене и счастливо улыбаться»? Маловероятно, что я вообще смогу выдавить ослепительную и правдоподобную улыбку, так как скулы свело от нервов.

В руке вибрирует телефон. От неожиданности и волнения вздрагиваю, открывая входящее сообщение и пробегая глазами по строчкам.

«Джи, боюсь, я не успею на твое выступление, но мысленно с тобой…». Закатываю глаза и безнадежно выдыхаю.

— Спасибо, Карлейл, но это не очень помогает, — недовольно бормочу под нос и поправляю уложенные на одно плечо волосы.

Удивительно, но сегодня Джесс впервые нормально накрасила меня и даже подобрала скромный наряд. Хотя, это с какой стороны посмотреть… Может, она заболела? В любом случае, я рада, что выгляжу, не как «прости, Господи».

— Через пятнадцать минут на сцену, — равнодушно кидает ассистент и закрывает дверь гримерки.

После этой фразы переживаю еще больше, чувствуя, как ладони становятся липкими, а по спине скатываются капельки пота. Распеваюсь, но даже это занятие не помогает.

Вдох. Вдох. Вдох. Непонимающе хмурюсь и перепугано смотрю в зеркало с круглыми лампочками. Вдох. Вглядываюсь растеряно в свое отражение и стараюсь нормально вздохнуть, но снова терплю фиаско.

— Что за…

Меня трусит и кидает то в жар, то в холод, а тело протыкает жуткая резкая боль. Я сгибаюсь пополам, как сломанная кукла. Хочется закричать, но я не могу… Губы, язык, будто онемели. Голова кружится, перед глазами темнеет, а ноги непослушно двигаются в сторону дверей. Все звуки доносятся, словно через толщу воды: я в каком-то вакууме, где существует только ужасная боль, от которой хочется выть.

Вдох. Вдох. Вдох. Задыхаюсь… Мимо проходят люди. Даже не различаю их лица. Кто-нибудь, избавьте от этой пытки! Слова застревают комом в горле, и зов помощи эхом отдается в ушах.

«Помогите! Помогите! Помогите кто-нибудь!».

Они не слышат… Никто не слышит. Вдох. Тело будто разрезают на части, медленно, каждую клеточку вынимая наружу. Когда же это прекратится? Кажется, я умираю…

Смесь мяты, лаванды и бергамота окутывает меня, словно мягкий плед. Я уже брежу?

— Помоги мне… — еле выдавливаю из себя всего два слова. Или это только мерещится?

— Помоги мне… — снова шепчу и почти отключаюсь, не в силах терпеть мучительную боль.

«Пожалуйста».

Спасительный кислород поступает в легкие, и помутневшее сознание светлеет. Перед глазами «парят» знакомые черные перья, а на губах — вкус сигарет «Lucky Strike» и ментола. Вкус Сина.

— Я снова тебя спасаю, Браун, — слышу знакомый мягкий голос и слабо улыбаюсь.

«Точно…». Прижимаюсь к нему и благодарно шепчу:

— Я думала, что умру… Спасибо.

Он поспешно отпускает меня, отступая на шаг. Становится сразу неуютно. Я не имею права думать о таком — мы друг другу никто.

— Пойдем, Оз подогнал машину к черному входу, тебе надо показаться врачу.

Выступление. Я совсем забыла о дебюте. Джастин убьет меня, а Ларк с большим удовольствием повесит штраф в кругленькую сумму. У меня нет таких денег, чтобы покрыть все расходы, которые тратит лейбл. Отрицательно качаю головой и бормочу:

— Но я должна выступать.

Син смотрит на меня исподлобья, как на дуру, и хмуро произносит:

— Ты с ума сошла? В полуобморочном состоянии? Оз все объяснит твоему менеджеру. Нельзя быть такой беспечной…

— Не разговаривай со мной в таком тоне, — резко бросаю, поправляя верх платья.

Как бы отвратительно я себя не чувствовала, мне надо выйти и спеть. Психолог предупреждал, что приступы паники возможны, и артисты выступают в любом состоянии — это их работа.

— Тогда не веди себя, как ребенок, — слышу его недовольный голос и хмурюсь. — Нам надо идти, я отвезу тебя.

Даже спустя три года Эванс не поменялся: все тот же командирский тон и манера речи. Я следую за ним по еле освещенному коридору, разглядываю широкую спину и непослушную черную шевелюру, размышляя о тех ощущениях, когда он обнимал меня. Согревающее успокаивающее тепло, будто я дома… Все так же хорошо, как в старые добрые времена.

Одергиваю себя и даю мысленно затрещину. Как я могу о таком думать? Этот человек разрушил меня, наплевав на наши отношения. Он бросил меня, растоптал, разбил сердце. «Если человек предал один раз, он предаст и второй; если предал дважды — будет предавать всегда». Я не свела тату только потому, что это обещание самой себе: не совершать больше ошибок, не наступать на одни и те же грабли, не доверять каждому и быть осмотрительнее. Это напоминание о том, что любовь не всегда прекрасна, волшебна и удивительна. Нет, иногда она перерастает в больную зависимость, от которой не всегда есть лекарство. А быть зависимым от человека — самое страшное, что может случиться.

***

Син

Мы едем в полной тишине, только шум ночного «города ангелов» нарушает ее: гудки автомобилей, веселые крики прохожих, отголоски музыки в клубах. Бесконечность огней и неоновых пестрых вывесок заполняет темноту, а южнее с Голливудских холмов виднеется знаменитый знак — визитная карточка Лос-Анджелеса и киноиндустрии HOLLYWOOD. Я иногда поглядываю в зеркало заднего вида, нет ли за нами хвоста: вроде, все чисто. Кошусь в сторону Джи, но натыкаюсь только на ее затылок и светлые блестящие локоны. Мы оба молчим. Мы — чужие люди, между которыми выросла незримая стена, построенная нами же.

Три гребаных года меня съедало медленно чувство вины, которое не давало полностью насладиться успехами «Потерянного поколения». Оно, как вирус, заражало систему и преследовало изо дня в день. Одних мы быстро забываем, вычеркиваем из мыслей, очищаем, словно «Корзину» от ненужных файлов. Другие всегда живут в нашем сердце, и ничто не способно стереть их — они остаются там навсегда.

Нас встретил светловолосый невысокий мужчина, сдержанно улыбаясь и пропуская в кабинет.

— Простите за поздний визит, — неловко пролепетала Джи, опускаясь на стул.

— Это моя работа, — ответил врач и сел напротив, бросая на меня вопросительный взгляд. — Что произошло?

— Скорее всего, приступ паники, — неуверенно ответил я, поглядывая на девушку, которая нервно теребила край платья.

— Можете описать свои ощущения? — спросил Рубен Джонс — так гласила табличка, стоящая на столе.

— Ну… — она вздохнула и опустила глаза. — Я задыхалась. Мне было ужасно больно, казалось, будто умираю. Очень страшно и… — она пожала плечами. — Я не могла дышать, говорить, чувствовала головокружение…

— Я вас понял. Джинет, так? — Рубен поднялся из-за стола, несколько минут осматривая и слушая Джи. — Признаки, которые вы описали, похожи на гипервентиляцию. Если сказать проще — учащенное дыхание. Бывало ли такое раньше?

Я нахмурился и покосился на Джи: девушка сидела, как натянутая струна, распахнув широко бирюзовые глаза. Она отрицательно покачала головой и хрипло сказала:

— Нет. Это какая-то болезнь?

— В вашем случае — нет. Гипервентиляция бывает временной и хронической. Чаще всего возникает на фоне стрессовых ситуаций. Видимо, вы очень переживали, из-за этого уровень углекислоты в крови упал, вызвав кислородное голодание…

— Простите, — слегка раздраженно кинул я, перебивая Джонса, — подскажите, как это предотвратить, если такое возникнет повторно?

— Я бы посоветовал держать при себе бумажный пакет и дышать в него — это называется «бумажная терапия». Что предприняли вы в такой ситуации?

Я поднял бровь и откашлялся:

— Искусственное дыхание.

Джи рядом удивленно взглянула и отвела ошарашенные глаза в сторону. Она не помнит этого? Рубен поднял уголки губ и кивнул.

— Все верно. Вы и есть лекарство для своей девушки, если гипервентиляция повторится.

— Мы не… — попыталась возразить Джи, но я перебил ее:

— Спасибо. Нужны какие-то таблетки или лечение?

— Как такового лечения нет. Мой совет: отдохнуть, чаще бывать на свежем воздухе и уделять больше времени сну.

— А если нет такой возможности? — растерянно пробормотала Джи. — Мой график расписан по минутам…

— У музыкантов синдромы гипервентиляции — частое явление, потому что они находятся постоянно в стрессе. Есть, конечно, успокоительные средства, но я не советовал бы вам ими увлекаться.

Рубен взял небольшой листок и быстро что-то написал, протягивая Джи.

— Эти таблетки на травах. Принимайте по одной в день, лучше на ночь.

— Спасибо.

— Всего хорошего.

— Где ты живешь? — спрашиваю, когда мы выходим из здания и садимся в машину.

— В Санта-Монике, — тихо отвечает Джи и добавляет: — Но я хочу прогуляться. Я могу взять такси. Уже довольно поздно, ты и так мне помог…

— Ты не можешь взять такси, Джинет, — качаю головой и завожу автомобиль, выруливая на трассу.

— Я не хочу напрягать тебя…

— Джинет, — поворачиваю голову, встречаясь с аквамариновыми глазами, и твердо говорю: — Ты меня не напрягаешь, но вряд ли твой парень обрадуется, когда узнает, с кем ты была.

Не скрываю неприязни, которую вкладываю во фразу «твой парень», потому что до сих пор не принял тот факт, что она с этим ублюдком. Отдается ему, послушно принимая ложь за чистую монету. Как Джи не разглядела в нем фальши? Я не обвиняю ее, но все же…

— Все же, я не понимаю, — слова неожиданно вырываются, но я не останавливаюсь. Нет, я выскажусь. Пусть ей и будет неприятно: Джи должна знать, с кем связалась. — Я всегда считал тебя умной девушкой, но теперь… — качаю головой, ухмыляясь уголком губ, — как ты можешь быть с тем, кто тобой открыто пользуется?

— Что? — недоверчиво выдыхает она, а я чувствую исходящую от нее злость и гнев.

— Неужели ты не видишь, какой он на самом деле, Джинет? — прищуриваюсь, сжимая с силой руль.

— Как ты смеешь такое говорить? — возмущается девушка. — Он был со мной, когда я не могла собрать себя по кускам, потому что меня предал человек, который говорил «мы всегда будем вместе». Он поддерживал, стал другом… Как… Как у тебя поворачивается язык бросать мне это в лицо?

— Нормально он тебя так обработал… — насмешливо хмыкаю, слушая бред о божьем одуванчике Карлейле Бэйле. С ее слов — он святой.

— А ты? Ты мной не пользовался? — повышает тон девушка, а я ударяю по тормозам, останавливая машину в какой-то пустоши на полпути к Малибу.

— Что за чушь ты несешь, Джинет? — раздраженно спрашиваю, вглядываясь в ее блестящие глаза.

— Разве это не так? — едко бросает она в ответ.

Разочарованно вздыхаю и запускаю пальцы в волосы. Ну и ну…

— Никогда. Я никогда тобой не пользовался…

— Конечно… — фыркает Джи и саркастично усмехается.

— Благодаря тебе я тот, кем являюсь сейчас, — продолжаю с напором, глядя в рассерженные бирюзовые глаза. — Благодаря тебе я снова пишу песни и пою. Не было и дня, чтобы я не думал о тебе. Ты — в каждой строчки. Ты и есть моя музыка, Джи.

Она отводит взгляд в сторону и закусывает губу, тихо выдыхая:

— Почему… Почему ты говоришь это спустя столько времени?

— Потому что ты убежала.

— Убежала? — непонимающе моргает девушка.

— Ты все решила за двоих, Джи. Опустила руки и сдалась. Ты не боролась за НАС.

— О, прекрасно. То есть виновата я, — горько произносит Джи и откидывает голову на спинку, прикрывая глаза.

— Мы виноваты оба, что не нашли выход.

— Отвези меня домой, я не хочу об этом разговаривать, — бормочет она, проводя ладонями по щекам.

— Нет, мы разберемся здесь и сейчас, Джи, — говорю тоном, не терпящим возражений.

— Значит, не отвезешь?

— Отвезу, когда мы все обсудим, — повторяю с нажимом, заводясь от злости.

— Отлично. Что ж, обсуждай, сколько угодно. Я и пешком дойду, — девушка открывает дверь и выходит, быстро шагая по дороге.

Закатываю глаза и вылезаю следом, крича ей в спину:

— Что за детский сад, Браун?

Она молча показывает неприличный жест и продолжает идти, виляя бедрами.

— Сама напросилась, Джинет.

Догоняю девушку и закидываю с легкостью на плечо, слыша гневный поток нецензурной брани.

— Отпусти немедленно! Какой же ты козел, Эванс! Каким был козлом, таким и остался! Нет! Ты стал еще отвратительнее!

— Что-что-что? Я не слышу, Браун, почему так тихо? — напеваю с издевкой в голосе.

— Ненавижу тебя! Ненавижу! — вопит она и брыкается, вызывая дикое желание влупить ей по заднице. Еле сдерживаю порыв и засовываю девушку в машину, получая пощечину, что даже слышен звон в ушах.

— Ого, — присвистываю. — Полегчало?

— Нет! — орет Джи и снова замахивается, но я перехватываю запястье и завожу руку за спину, прижимая ее к себе.

— Какого хрена ты творишь, чокнутая?

— Нет, какого хрена творишь ты, Эванс!? — шипит она, безуспешно вырываясь.

Смотрю в ее взбешенные глаза, затем на приоткрытые губы… Взгляд снова ползет вверх и метается по сердитому лицу. Губы… Глаза… Губы… Черт… Наклоняюсь, но быстро беру себя в руки и отстраняюсь, встречая удивленное выражение и поднятые брови. Достаю из кармана «Lucky Strike» и облокачиваюсь о бампер, затягиваясь сигаретным дымом, и задумчиво взираю на звездное небо. Джи становится рядом и берет сигарету, делая затяжку. Морщусь, но воздерживаюсь от очередной колкости.

— Выслушаешь? — спрашиваю, сбрасывая пепел, и мельком смотрю на девушку.

— У меня же нет выбора, — с легкой иронией произносит она.

— В тот день я совершил одну ошибку — не остановил тебя. Я приехал на следующий день, чтобы мы могли спокойно поговорить, решить как-то проблему, но твой отец сказал, что ты не хочешь меня видеть, — вспоминаю его слова «оставить Джи в покое» и вздыхаю. — Потом я узнал, что ты улетела вместе с ним из Эдмонтона, а у нас уже был рейс в Лос-Анджелес.

Смотрю на ее опущенную голову и сжатые кулаки, продолжая:

— Все могло сложиться иначе, Джи, требовалось только найти компромисс, но тогда мы оба поступили опрометчиво и необдуманно.

— Легко теперь об этом говорить, спустя столько лет, — тихо произносит девушка, заправляя за ухо светлые пряди. — Но все так, как есть… Ты добился, чего хотел, Син. Ты знаменит, а музыка «Потерянного поколения» нашла своего слушателя. Ты счастлив?

— Лишь наполовину, — шепчу, встречая ее округлившиеся глаза. — Что?

— Н-ничего… — бормочет озадачено Джи, хмурясь и прикусывая губу.

— Прозвучит, возможно, банально и сентиментально, но я считал, если это настоящая любовь, она перетерпит все преграды и препятствия. Я никогда не пытался тебя кем-то заменить…

— О, только не говори, что ни с кем не спал за три года и хранил верность, — с сарказмом произносит она, отталкиваясь и становясь в позу передо мной.

— Спал, — хмыкаю, разглядывая Джи в лунном свете, а в голове проносится мысль, что она стала еще прекраснее, еще притягательнее. — Но они не имели для меня значения. Трахаться и заниматься любовью — разные понятия, Джинет. Я это делал, чтобы снять напряжение, расслабиться. Занимался любовью я только с одной девушкой.

Наши взгляды переплетаются, и какое-то время мы стоим, смотрим друг на друга, не отводя глаз.

— Понятно, — наконец прерывает молчание Джи.

— Понятно? — насмешливо переспрашиваю.

— Да, — она пожимает плечами и делает глубокий вздох, прикрывая глаза. — Я тебя выслушала…

— Но ты ничего не сказала, — недовольно перебиваю, запуская руки в карманы.

— Что я должна сказать?

— Что подумаешь.

— О чем?

— О нас, — уверено говорю, впиваясь в ее переливающиеся в свете луны глаза.

— Син… — сдавленно произносит Джи.

— Скажи, что подумаешь, Джи. Я не хочу давить на тебя, я все понимаю.

— Я не знаю, — она качает растеряно головой и отворачивается. — Отвезешь домой?

— Домой к твоему парню в Санта-Монику? — спрашиваю с презрением, обходя машину и устраиваясь на водительском сиденье.

Джи молча сжимает губы, игнорируя сарказм. Включаю тихо радио, находя канал с рок-музыкой, и завожу мотор.

— Значит, твой дебют не удался? — стараюсь разрядить обстановку.

— Да, я облажалась, и скорее всего завтра меня ждет разговор с боссом, — хмыкает Джи, но она не кажется расстроенной.

— И как тебе шоу-бизнес?

— Дерьмо.

Смеюсь и мельком смотрю на ее задумчивое лицо.

— Да, согласен, отстой. Но если откинуть всю хрень и делать то, что любишь, не все так плохо.

— Наверное, мне сложно что-то сказать, потому что я в это вляпалась сравнительно недавно.

— Точнее, тебя в это втянули, Джинет, — язвительно поправляю ее, слыша в ответ тяжелый вздох, и улыбаюсь.

Через двадцать минут внедорожник тормозит возле современного коттеджа, а издалека доносится шум разбивающихся о песок волн. Заглушаю мотор и смотрю на пальцы, сжимающие руль.

— Спасибо, Син, — произносит тихо Джи, и наши глаза встречаются.

— Почему твой парень не пришел на дебют? — зачем-то спрашиваю, видя, как она мрачнеет.

— Это важно?

— Нет, я рад, что он пропустил такое событие и оставил свою девушку одну, — говорю с сарказмом, ловлю недовольный взгляд и выгибаю бровь.

— Ладно, мне пора идти, — бормочет Джи, отстегивая ремень безопасности.

— Конечно. Набери Оззи, он переживает за свою сестру, — говорю ей вслед.

Девушка поворачивается и слабо улыбается, кивая согласно головой.

— Хорошо, — она собирается добавить что-то еще, но передумывает и неловко произносит: — Пока.

— До встречи, Джинет, — улыбаюсь уголком губ, провожая ее задумчивым взглядом. Девушка скрывается в здании, и через несколько минут на одном из этажей в окнах загорается свет.

Вслушиваюсь в слова песни «The Scientist» группы Coldplay, тихо льющейся из колонок, и подпеваю:

— Никто не говорил, что будет легко. О, такая досада, что мы расстаёмся. Никто не говорил, что будет легко, никто никогда не говорил, что будет так тяжело. О, верни меня к началу…

«Я тебя верну, Джи… И больше не отпущу, потому что не хочу быть счастливым лишь наполовину».

Глава 37

Я животное, ты животное. Ты знаешь, ты знаешь меня. Мне нравится быть под кайфом. И чувствовать себя недооценённым. Мне нравится быть испорченным. Мне нравится забываться. Быть малость истощённым. Мне нравится, когда я возбуждён. Ты знаешь, ты знаешь меня…

MISSIO «Animal»

Джи

Заходящее солнце окрашивало небосвод во весь спектр цветов от лилового до ярко-алого. Последние лучики купались в кристально-чистой воде, которая сейчас напоминала жидкую лаву. Волны мягко приходили и отступали, слизывая с песка следы, оставшиеся после меня. Это место — глоток свежего воздуха, маленький личный мирок, где я могла скрыться и побыть наедине со своими мыслями.

Закрытый пляж недалеко от коттеджа Килла в Санта-Монике, чем-то напоминал пляж на берегу Норт-Саскачевана в родном Эдмонтоне. Здесь я ощущала душевное равновесие, которого не хватало в последнее время. Съемки, репетиции, непрерывные тусовки, интервью, папарацци очень выматывали. Приходя сюда, расшатанные нервы и угнетенное состояние, в котором я пребывала 24/7, находили долгожданное умиротворение и спокойствие. Иногда я выбиралась сюда по ночам или на рассвете и долго-долго смотрела на океан. Он всегда был разным, сменяя оттенки от угрюмо-черного до нежно-лазурного с наступлением рассвета.

Я обхватила ноги и положила голову на коленки, наблюдая, как солнце скатывается за горизонт, и на небосклоне появляются размытые очертания месяца. Несмотря на то, что уже конец ноября, в воздухе это вовсе не ощущалось — в Лос-Анджелесе температура практически никогда не менялась.

Интересно, а какая погода в Эдмонтоне? Скорее всего, уже пришли холода, и мог выпасть первый снег. Губ на мгновение коснулась грустная улыбка и быстро померкла.

Лос-Анджелес очаровывает своим величием, богатством и шиком; город «американской мечты» и заветных желаний… А моя мечта потерпела оглушительный крах в ночь дебюта. Ларк с превеликим удовольствием на следующий день огласил сумму, в которую обошлась «вовремя» объявившаяся гипервентиляция, и мои глаза чуть не вывалились из орбит. Конечно, я предполагала, что штраф будет огромен, но не настолько. Директор лейбла поставил мне ультиматум: либо я собираюсь с духом, либо им не нужна артистка, которая не может взять эмоции под контроль.

— Пойми, Джинет, ты талантливая девушка, я не спорю, но представь, — Пирс сделал паузу, медленно прокручиваясь в кресле, — впереди тебя ждет множество концертов, выступлений, премий. Ты обязана научиться справляться с переживаниями, если этого не случится, тебя ждет довольно плачевный финал.

Каким бы неприятным типом не был Ларк, он в любом случае прав.

Я зачерпнула горсть теплого песка и безразлично следила, как он медленно просачивается сквозь пальцы. Сжала губы, вспоминая недовольное выражение Килла. И где тот милый парень, с которым я когда-то разговаривала под звездами во Флориде? Неужели он так умело притворялся, а я не разглядела лицемерия?

Как только мы прилетели в Лос-Анджелес, Карлейл стал абсолютно другим человеком: жестким, требовательным, властным… чужим. Между нами разрасталась пропасть. Я все больше убеждалась, что совсем не знаю его. Постель не сближала нас, а только отдаляла. Как разные люди сделают друг друга счастливыми? Никак. Мы не могли дать то, в чем каждый из нас нуждался. Я пыталась, честно пыталась, жить дальше. Хотела построить новые крепкие отношения, которые уберут душевные раны, но ожидания не оправдались. Нельзя обманывать себя и Карлейла дальше — я не полюблю его, как бы не старалась. На самом деле, существовали он и я, а нас… Нет, такого понятия никогда не было и не будет.

Я встала, отряхнула светлые шорты, бросая печальный взгляд на водную гладь океана, поблагодарила, что снова выслушал мои невеселые мысли, и направилась вверх по небольшому склону.

***

Дверь бесшумно закрылась. Нос уловил приятный аромат специй, сыра и мяса. Озадачено нахмурилась и прошла на кухню, упираясь взглядом в спину Килла. Он слегка обернулся, а на красивых губах появилась улыбка. Карлейл в настроении?

— Привет.

— Привет, — я оперлась о стол, стянула майку, оставаясь в топе, и достала из холодильника сок.

— Я заказал из ресторана. Сегодня на ужин лазанья.

Хмыкнула и качнула головой. Не уверена, что попробую лазанью на ужин. Да и вряд ли настроение Килла после разговора останется прежним. Я налила сок и развернулась, делая несколько глотков и встречаясь с его пронзительными серыми глазами, которые медленно заскользили по телу. Килл бросил свое занятие, обошел стол и наклонился, жестко целуя. Такой напор совершенно мне не понравился, я отвернулась, а его губы оставили смазанный след на щеке. Пальцы больно сжались на талии, и через секунду я уже оказалась распростерта на столе, а парень навис надо мной, впиваясь зубами в шею и неистово покрывая кожу засосами.

— Что… что ты делаешь? — рассерженно произнесла и постаралась оттолкнуть его. Первый раз он вел себя так дико и пугал до чертиков. Особенно бесчувственный ненормальный взгляд, лишенный всякого здравого смысла.

— Разве непонятно? Хочу трахнуть тебя, — пробормотал Килл, сдергивая джинсовые шортики и откидывая в сторону.

Слово неприятно резануло слух, пока его ладони сжимали бедра, а губы жестко терзали кожу.

— Я не хочу… Я не хочу, черт возьми, ты оглох?! — задыхаясь, крикнула, и толкнула его в плечо.

Парень отстранился, грифельные глаза нехорошо блеснули, на лице появился нечеловеческий оскал, который вызвал страх.

— Да, достаточно, — Килл осмотрел холодным высокомерным взглядом и удовлетворенно ухмыльнулся.

Увиденное повергло в шок. Я впервые лицезрела настолько омерзительное и бездушное выражение на привлекательном лице. Красота моментально исчезла, когда на нем появилась жуткая гримаса. Что за черт? Пульс ускорился от ужасной догадки, в голове кружили слова Сина «как ты можешь быть с тем, кто тобой открыто пользуется?», «Неужели ты не видишь, какой он на самом деле, Джинет?». Значит… Значит, это истинное нутро Килла? Чего же на самом деле добивался от знакомства со мной Карлейл Бэйл?

— О чем ты? — спросила настороженно и поморщилась, когда пошевелила рукой.

Парень с наигранной усталостью обвел глазами помещение и в упор посмотрел на меня, холодно бросая:

— Какая же ты недалекая.

Нервно сглотнула, смотря на него снизу вверх, и проигнорировала колкие слова из его уст, молча ожидая продолжения. Бэйл злобно усмехнулся, разводя руки в стороны.

— Спектакль окончен.

Приблизился и самодовольно выдохнул, не убирая все того же высокомерного взгляда:

— Передай привет Эвансу.

Щелкнул по носу и развернулся, бросая равнодушно через плечо:

— Ты свободна.

— Ты… ты… специально все спланировал? — еле слышно проговорила, чувствуя, как тело охватывает дрожь, в горле стоит ком с кулак, а в носу щипает. Нет… Он не увидит слезы… Ни за что. Он уже растоптал мои достоинства и гордость за считанные минуты.

Килл замер почти на выходе из кухни и, не поворачиваясь, сказал лишь короткое «Да».

— Зачем? — с болью выдохнула, прижимая трясущиеся руки к груди. Неужели он настолько бесчеловечный? Но меня удостоили одним надменным смешком и скрылись.

Именно сейчас ощущала себя использованной. Разменной монетой. Опустошенной. Грязной. Слезы скатывались по щекам, пока в мыслях эхом проносились слова Сина. «Он тобой пользуется». Что ж, Джинет Браун, это будет еще одним уроком: видеть дальше своего носа и не принимать притворную доброту за правду.

Быстро натянула шорты и налила в стакан воды, унимая дрожь, но чувство отвращения к себе, к нему росло с каждой секундой. Насколько бессердечным надо быть, чтобы общаться и спать с человеком для какой-то цели? Дело в Сине? Я прерывисто дышала, а внутри просыпались знакомые ощущения, как в день дебюта. Нет… Только не сейчас, я не хочу выглядеть еще унизительнее в серых бездушных глазах. Он действительно монстр, играющий на чувствах других. Чудовище. Правда полосовала сознание и честь.

Зашла в гардеробную, натянула первые попавшиеся джинсы и толстовку, стараясь не встречаться в зеркале со своим отражением: боялась увидеть потерянные пустые глаза. Вышла из квартиры, прикрыв тихо двери. Заберу вещи завтра, сейчас нет сил даже дышать из-за своей никчемности и глупости.

Смартфон в руке подрагивал, пока я слушала протяжные гудки и пыталась успокоиться, затягиваясь никотином. Уже собиралась нажать на отбой, но услышала знакомый ворчливый голос. Сердце защемило от переполняющих эмоций.

— Малышка Джи…

Оззи резко замолчал. На заднем плане раздался недовольный женский голос, а на моих губах появилась виноватая улыбка: я кому-то помешала.

— Прости, что отвлекаю.

— Не, все нормально, что-то случилось? За окнами ночь, — протянул он и грубо кинул, обращаясь явно не ко мне: — Не возникай, это моя сестра, усекла? Не нравится что-то — проваливай.

Я закрыла рот ладонью, чтобы не рассмеяться, слушая, возмущения незнакомой девушки.

— Нет, я хренею! Накачала губы, сиськи и считает, что может управлять мной? Пусть катится, овца, — ругался парень, а я не выдержала и расхохоталась, вытирая подступившие слезы. — Ладно, пофиг на нее, что произошло?

Смех сразу же прекратился, оставляя внутри горький осадок. «Передай привет Эвансу» резанули память жестокие слова, но я сцепила пальцы и постаралась не выдать дрожащего голоса.

— Хотела спросить, можно ли у тебя переночевать.

На несколько секунд повисла пауза.

— Конечно, спрашиваешь еще, — настороженно пробормотал Оззи.

— Спасибо, — прошептала и вытерла рукавом катившееся по щекам слезы.

— Мне не нравится твой голос… — беспокойно сказал парень, чем еще больше растрогал, — все нормально?

— Все нормально, — выдавила из себя, — я скоро буду.

***

Такси остановилось возле Loews Hollywood Hotel, и через несколько минут я стучала в дверь темно-красного цвета, где жил Оззи.

— Малышка Джи, — прошептал возбужденно он, появляясь на пороге со светящейся улыбкой на губах и втягивая в номер, — черт, не представляешь, как я рад, что ты позвонила.

— И сорвала халявный секс? — сказала насмешливо и выгнула бровь.

— Ты лучше, чем одноразовый секс, — фыркнул парень, обрызгивая капельками воды, которые стекали с его пепельных волос. За три года он их несколько раз перекрашивал и снова вернулся к аспидно-серому цвету.

— Приму как комплимент, — с иронией произнесла, проходя в просторную гостиную, которую освещала приглушенная подсветка, а панорамные окна открывали вид на Голливудские холмы.

— Это не комплимент, — сказал серьезно Оззи, разворачиваясь, — а правда.

В груди до сих пор болезненно щемило, но я все же прятала за фальшивой улыбкой ужасную правду. Меня использовали. Манипулировали чувствами, ради бесчеловечной игры и выгоды. Отогнала образ сероглазого чудовища и сняла капюшон, ловя озадаченный взгляд друга.

— Что это?

Оззи прищурился и хлопнул в ладоши. Свет стал ярче, раздражая немного глаза, которые я сразу же на несколько секунд зажмурила.

— Что за хрень? — парень подошел и резко откинул мои волосы за плечо, осматривая оторопело лицо и шею.

Черт… Черт. Черт! Как я могла забыть… Засосы. Он закатил рукав толстовки. Взгляд стал злым, заставляя кожу покрыться мурашками.

— Я его убью… — прошептал Оззи и развернулся, оставляя меня посреди комнаты в недоумении. Через минуту он вышел, натягивая куртку и засовывая связку ключей в карман. Я метнулась к нему и покачала головой, тихо, с мольбой, говоря:

— Не надо…

— Не надо? Что он сделал? Почему ты заплаканная, с засосами и синяками? — яростно прикрикнул парень, впиваясь пальцами в мокрые волосы и растрепывая их.

Я не признаюсь — это слишком унизительно, когда человек втирается в доверие, а затем безжалостно убивает уверенность и надежду. Превращает за минуты в пустое место и показывает, сколь наивными бывают люди. Потому что ему глубоко плевать на чьи-то разбитые в дребезги чувства.

Прижалась лбом к груди Оззи, слыша, как быстро и громко бьется сердце под тонкой тканью майки.

— Мы расстались.

Почти правда, кроме того, что меня вышвырнули, как ненужную вещь, после того, как она пришла в негодность.

— Отлично, я просто счастлив, бля, но ты думаешь, я все пущу на самотек? Его мало размазать по стенке… Мудак, — гневно бормотал Оз, тяжело дыша.

Горячие слезы скатывались по щекам. Я задыхалась от горечи, заполняющей усталое и доверчивое сердце, бессвязно бормоча и почти повисая на друге:

— Не говори Сину… Не говори Сину, Оз, пожалуйста.

Его пальцы сжались на моей спине в кулаки, и он сердито кинул:

— Если я скажу, Эванс проломит тому у*бку черепушку.

— Не говори Сину… — задыхалась в истерике.

— Все нормально, малышка Джи, я не скажу ему, — Оззи осторожно обнял меня и повел в комнату, укладывая, как маленькую на кровать и поглаживая успокаивающе по спине. — Но этот ЛипсКиллер ЯзыкоСос так просто не отделается, я ему нос сломаю, и руки…

— Эй, — тихо засмеялась, сквозь слезы, ударяя парня по коленке. — Как ты его назвал?

— Да неважно, плевать, но как только увижу, раскрашу его рожу во все оттенки красного и синего, — пробурчал зловеще друг.

— Надеюсь, это случится не скоро, — устало вздохнула, прикрывая глаза.

Засыпая, думала о том, почему люди такие злые и бесчувственные. Почему кому-то не стоит прихлопнуть другого, как бесполезную букашку или выкинуть, как ненужный мусор? Разве после такого вообще поверишь, что в людях остались доброта и свет, когда они показывают насколько мир заполнен гнусными и беспринципными чудовищами?

«Сама виновата…», — с грустью подумала и погрузилась в беспокойный сон, видя жуткие серые глаза, в которых блестела холодная сталь.

***

Несколько дней спустя

Син

Вечеринка после музыкальной премии, на которую нас пригласили, проходила в одном из фешенебельных клубов в центре Лос-Анджелеса. Множество известных людей, звезд, репортеров с надоедливыми камерами и вопросами постоянно мелькали перед глазами. Это первая публичная тусовка, куда пришлось выбраться после долгого отсутствия из-за написания альбома, и терпеливо всем улыбаться. Шем и Райт уже клеили каких-то популярных цыпочек, а Оззи маячил рядом и как всегда что-то недовольно комментировал.

— А эта ошибка природы, что тут забыла? — услышал его раздраженный голос и проследил за взглядом, натыкаясь в толпе на рожу фронтмена группы «Fhantom».

Я думал, рядом с ним окажется Джи, но его сопровождала вовсе не она. Под руку с Киллом стояла какая-то брюнетка в коротком белом мини-платье. Глаза полезли на лоб от удивления, а пальцы со злостью впились в стакан.

— Какого черта? — прошипел, наблюдая, как парень обвивает талию девушки и шепчет что-то на ухо.

Он решил подпортить репутацию Джи, появляясь на публике с какими-то левыми девицами? Все происходящее перед глазами сработало, как красная тряпка на быка, и я решительно направился к ним, чтобы сказать пару «ласковых». Может, не только сказать…

— Син, тут много глаз и камер, — схватил за плечо Оззи, оглядываясь по сторонам и хмурясь.

— Не переживай, мамочка, мы с ним уединимся, — оскалился и похлопал Киллера по спине. Парень прищурился и расплылся в хищной улыбке, замечая меня.

— На пару слов, — без приветствия грубо кинул, кивая на випки.

— Я занят…

— Надолго не задержу, твоя спутница… не успеет даже заскучать, — «мило» улыбнулся и настойчиво сжал его плечо.

Килл медленно перевел взгляд на мою руку и кивнул, игнорируя девушку, будто она пустое место. Мы зашли в одну из свободных комнат и прикрыли дверь, оставляя позади шум и голоса гостей. Киллер облокотился о стенку, скрещивая на груди руки, и кисло сказал:

— Ну и?

— Твои игры переходят границы, Бэйл, — спокойно произнес, сдерживая агрессию и сжимая кулаки.

— Игры? — прикинулся тот дурачком и почесал бровь. — А, ты о Джи… Разве не слышал, что мы… расстались? — последнее слово он произнес с примесью злорадства и удовлетворения.

Недоверчиво уставился в лживые глаза цвета стали, размышляя, правду ли говорит этот «мешок с дерьмом» или снова играет в какие-то только ему известные игры.

— Чувствуешь… — протянул Килл, улыбаясь уголками губ и наигранно махая рукой, — запах поражения, Эванс?

— Поражения? — хмыкнул, с презрением оглядывая его. — Считаешь, если завладел на время ее телом — это победа? Сердце Джи никогда тебе не принадлежало,Бэйл.

— Сердце, — выплюнул Килл, наклоняя голову. — Я всего лишь веселился с чужой игрушкой. Можешь забирать обратно, если не противно.

Руки уже чесались вмазать по его самодовольной роже, но я пока сдерживал порыв ярости.

— Только, — он гаденько ухмыльнулся и слегка наклонил голову. — Каково трахать ту, об кого вытерли ноги, и спать с девушкой, которой пользовался предмет ненависти?

Я сорвался с места и уже занес кулак, готовый пройтись по челюсти этого мудака, но Оззи опередил меня, налетая на Киллера и опрокидывая на пол.

— Кусок дерьма! Ты не достоит такой прекрасной девушки, как Джи! — кричал яростно друг, нанося удары. — Рано или поздно она бы увидела, какой ты моральный урод!

Оттащил запыхавшегося и взбешенного Оззи, который сплевывал кровь, и наклонился к расквашенной физиономии Киллера.

— Чувствуешь этот запах? — прищурился и прошептал, схватив его за воротник рубашки: — Это запах твоей ничтожной уродливой душонки, Бэйл.

Отстранился, омерзительно осматривая Киллера, и повел матерящегося и неугомонного друга к выходу, рвавшегося до сих пор в бой.

Всю дорогу к отелю Оззи молчал, надув недовольно щеки и отвернувшись к окну.

— Ты знал? — спросил, нарушая тишину и поглядывая в его сторону.

— Знал, — буркнул тот в ответ, не поворачиваясь.

— И долго собирался играть в молчанку?

— Джи сказала, что сама с тобой поговорит. Я только сдержал данное ей обещание.

— Какой благородный, — фыркнул и взглянул на мелькающие за тонированными стеклами неоновые вывески зданий, пальмы и нескончаемый поток прохожих.

Я сам виноват, что Джи попала в лапы этого монстра. Она слишком добрая и видит в людях только хорошее, не замечая двойного дна. Но все-таки на душе стало спокойно, после новости о том, что Киллер с Джи не вместе. Что бы не произошло, этот мерзавец не причинит ей больше вреда. Прикрыл глаза и помассировал переносицу. Теперь решение только за ней.

Глава 38

Постепенно исчезла та тьма, которую я когда-то знала. Что могло пойти не так? Моё сердце в безопасности с тобой. Я так долго ждала чего-то нежного, как это моё место здесь, рядом с тобой, в ослепляющем блаженстве. Чего ещё может желать девушка?

Ruelle «Daydream»

Син

Я наношу тонким слоем мазь на покрывшуюся корочкой розоватую кожу, обводя каждую букву своего имени указательным пальцем. S… I… N…

— Теперь я в твоей крови, Джи, — тихо произношу, оглядывая надпись. Джинет очень упертая, остановить и переубедить ее оказалось непосильной задачей. Надеюсь, это первая и последняя тату на ее идеальном теле.

Она что-то мурлыкает под нос и убирает руку, открывая один глаз.

— Звучит пошло, будто я больна тобой, — девушка причмокивает губами и едва заметно улыбается. — Хотя, так и есть. Ты — неизлечимая зараза.

— Зараза к заразе липнет, — ухмыляюсь и целую ее ребра чуть ниже татуировки.

— На что это ты намекаешь? — бормочет Джи и морщит свой носик.

— Намекаю на то, что ты тоже в моей крови, Джинет Браун, — протягиваю тюбик, а девушка устраивается сверху, касаясь невесомо груди, и проводит пальчиком.

— Ты же понимаешь, теперь не отвертишься, Эванс? — строит она насмешливую гримаску, играя бровями.

— Моя маленькая шантажистка, — усмехаюсь, водя ладонями по ее бедрам и талии.

— Или… — Джи довольно и широко улыбается, откидывая мазь в сторону, — или я заколдую тебя.

— Как в мультике «Красавица и Чудовище»? Ведьма превратила принца в безобразного зверя, и его могла спасти только любовь, — руки медленно поглаживают ее спину, задевая выпирающие лопатки.

— Ты такой проницательный, Эванс, — шепчет она, наклоняясь и касаясь своей грудью моей кожи.

— Я тебя разочарую, Белль, но ты уже спасла меня.

Ее мягкие клубнично-платиновые локоны скользят между пальцев, а нежные теплые губы покрывают шею чувственными поцелуями, заставляя млеть в экстазе…

Стук в дверь нарушает путешествие в прошлое. Нехотя открываю глаза и понимаю, что отрубился, когда записывал новые партии и риффы. Лишь пробивающийся лунный свет из окна говорит о том, что уже стоит глубокая ночь. Встаю, опираясь ладонями, и слышу шелест табулатур, в окружении которых я, собственно, благополучно уснул. Неуверенный стук раздается вновь, и я плетусь открывать незваному ночному гостю. Кому не спится в такое время? Джи… Девушка неловко переминается с ноги на ногу, а ее бирюзовые глаза упираются в мою оголенную грудь.

— Прости, что разбудила, — она засовывает руки в карманы просторной легкой куртки и отворачивается.

— Не разбудила, — хрипло бормочу, откашливаясь.

Джи недоверчиво косится и показывает пальцем на волосы.

— А по прическе заметно, либо ты спал, либо у тебя был хороший секс.

— Ладно, ты меня подловила, — хмыкаю, опираясь плечом о дверную раму и оглядывая ее наряд. — Куда-то собралась?

Девушка звякает связкой ключей и по-шпионски улыбается.

— Прокатимся? Я украла ключи у Оззи.

Скрываю улыбку, вытягивая губы, и прищуриваюсь.

— Решила поиграть в Бонни и Клайда?

— Надоело сидеть в четырех стенах, — безразлично кидает она, но в голосе звучат грустные нотки.

— Ладно, только накину что-нибудь, — киваю подбородком, приглашая зайти.

— Было бы замечательно, — шепчет девушка, но я все прекрасно слышу, ухмыляясь в ответ.

Черная Lamborghini Оззи плавно двигалась в сторону Венис на западное побережье Лос-Анджелеса. Кожаный салон заполняла тихо играющая музыка, ночной ветер, из приоткрытых окон и запах ванильных сигарет, которые курила Джи. Я недовольно морщился, но ничего не говорил, мельком глядя, как она не спеша выпускает из губ дым.

После шумного Голливуда, Венис казался уютным и тихим, хотя и здесь ночная жизнь текла своим чередом. Небольшие дома, пальмы, иногда встречающиеся на тротуарах зеваки, вывески баров и ресторанов на бульваре Аббота Кинни. Венис называли «маленькой Венецией», благодаря каналам, по которым плавали лодки.

Мы оставили машину недалеко от набережной и пошли вдоль Венис-Бич, перебрасываясь иногда незначительными фразами. Джи сняла кроссовки и несла их в руках, а я наблюдал за лунной дорожкой и слушал тихий прибой волн. Нам встречались немногочисленные прохожие, прогуливающиеся по пляжу, но благодаря темноте, которая спасала, никто не узнавал и не просил автографы и селфи. Я лег на прохладный песок и подложил под голову руки, глядя в небо — сегодня на нем не видно далеких звезд.

— Я хотела поговорить, — нарушила тишину Джи, но я не стал перебивать, давая возможность выговориться. Я знал, что ей не просто так захотелось прогуляться. — Думаю, это все не для меня.

Нахмурился и поднялся на локти, поглядывая на профиль Джи.

— О чем ты?

— О той жизни, которой сейчас живу, — вздохнула печально она. — Я снова совершила ошибку… — девушка закусила губу и как-то вымученно улыбнулась. — И двигаюсь не в том направлении.

— Потому что с тобой рядом был не тот человек, — неожиданно вырвались мысли наружу.

Она слабо усмехнулась и кивнула, подтверждая слова.

— Да, не тот, — тихо пробормотала Джи, поворачивая слегка голову и убирая пряди за ухо, затем чуть тише произнесла: — Килл когда-то сказал, что я следую за чужой мечтой, у меня нет своей собственной цели в жизни. В этом он хотя бы был честен.

Я поморщился, будто от зубной боли, слыша ненавистное прозвище. Этот слизень долго будет вызывать зуд в памяти.

— Ты нашел свое предназначение — это музыка, игра на гитаре, написание песен, гастроли. А я? Кто я? — безнадежно пробормотала девушка, закрывая лицо ладонями. — Я плыла всегда по течению и следовала сначала за тобой, затем за Киллом, как безвольная овечка за пастухом. Мне надоело, я хочу остановиться, найти себя и свой смысл жизни.

Резко сел рядом, глядя на переливающуюся водную гладь, понимая, к чему она ведет.

— Я хочу разорвать контракт с лейблом и уехать в Эдмонтон.

Меня будто облили ледяной водой или посадили в прорубь — от ее слов стало не по себе.

— Ты так уверена, что побег — решение всех проблем? — мрачно поинтересовался, доставая сигареты и щелкая зажигалкой. — Ты убежала три года назад и собираешься поступить так же снова. Думаешь, это поможет?

— Ты предал меня, — кинула она, вкладывая всю боль в голос. — Так что мне оставалось делать? Реветь в подушку ночами?

— Предал? Я разве говорил, что ты мне не нужна? Мы могли быть вместе, Джи, и обойтись без всей драматичной хрени, — отчеканил каждое слово, встречая ее насупленный взгляд. — То, что ты не пела бы в «Потерянном поколении», не значит, что ты не пела бы вовсе.

— Я бы просто была твоей тенью, вот и все.

— Что за чушь? — разозлено кинул, вглядываясь в печальные бирюзовые глаза. — Ты — Джинет Браун, прекрасная талантливая девушка с красивым глубоким голосом. Ты — личность, индивидуальность. Так откуда взялась снова неуверенность в себе и в своих силах? Тот ублюдок тебе все мозги прополоскал?

— Бесполезный спор, — отмахивается она.

— Вот именно, — произношу и уверенно добавляю: — Давай прошлое оставим в прошлом. У нас есть настоящее, которое мы можем построить вместе.

Джи молчит, водя ладонями по песку, и смотрит бездумно на океан. Молчание становится невыносимым, я тру лицо и выдыхаю:

— Мне не хватает тебя, вместе мы сильнее, Джи. Мы делаем друг друга увереннее и счастливее, как недостающие пазлы.

Я притягиваю ее к себе, обхватывая плечи, и целую в висок.

— Когда-то ты помогла мне, теперь я хочу помочь тебе. Быть тем, с кем ты найдешь себя, свою цель.

— Что ты говорил тем девушкам, которые видели тату с моим именем? — вдруг спрашивает она и с любопытством заглядывает в глаза.

— Что это имя моей любимой бабули, — ухмыляюсь и вижу, как на ее лице появляется злобная гримаса.

— Эй, — возмущается Джи и толкает в плечо, а я смеюсь.

— Ну, а ты?

— Я ее свела, — буркает она в ответ.

— Врунишка, я ведь могу это сейчас проверить, — щекочу ее, заваливаясь на песок, и нависаю сверху. Поднимаю майку и вижу знакомую надпись под грудью — SIN. Невесомо касаюсь пальцами, вспоминая сон, и улыбаюсь, не веря в такие совпадения.

— Я всегда в твоей крови, — тихо говорю, встречая ее затуманенный взгляд из-под полуопущенных ресниц. Провожу костяшками по щеке, вдыхая запах ванили и цветов. Внутри разливается блаженство, упоение, нирвана рядом с ней. Всегда… Всегда… Кроме музыки не хватало только одного — Джи. Потому что в моей жизни она и музыка — одно целое.

***

Несколько месяцев спустя

Джи

Я стояла за кулисами и поглядывала на экран смартфона. До начала концерта «Потерянного поколения» еще несколько часов, а запись программы продлится максимум тридцать минут. Я немного волновалась, потому что это первое интервью, на которое я согласилась, после разрыва контракта с лейблом Ларка Пирса.

Конечно, без шумихи вокруг моего имени не обошлось. Папарацци умело еще приплели Киллера, приукрасив, что это из-за расставания с ним я завершаю так и не начавшуюся карьеру сольной артистки. Истинной причины никто не знал, поэтому новость обросла слухами, сплетнями и догадками — это ведь шоу-бизнес, без грязи никак. Но я смирилась, не обращала внимания, старалась относиться равнодушно, да и Син говорил, что это до поры до времени.

Что касалось Эванса… Мы держали отношения в тайне. Но, как говорится, все тайное рано или поздно становится явным. В один «прекрасный» день, ушлому журналюге повезло, и он засек, как мы вместе выходили из квартиры, которую Син купил в Малибу. Снимки попали сразу же в сеть и на ТВ, в итоге «RCA Records» пришлось объявить, что фронтмен группы «Потерянного поколения» официально состоит в отношениях.

Купер очень долго брюзжал по поводу и без, мол, я же говорил быть осторожнее, чем очень раздражал. Все менеджеры такие олухи? Он переживал за реакцию фанатов, которые могли отвернуться, устроить бунт, но каково было удивление Штейера и Купера, когда они увидели, что поклонники наоборот поддерживают Сина и нашу пару.

Под постом в Instagram, когда Эванс опубликовал фотку со мной спящей (козлина эдакая) и подписал «Я счастлив…», практически все комментарии оказались положительными. Поклонники писали, если их кумир счастлив, значит, они тоже. Поэтому можно не бояться, что меня побьют ревнивые фанатки или еще хуже — обольют серной кислотой. Хотя, вряд ли все смирились, но этот факт нас мало заботил с Сином — нам было хорошо вместе.

То, что произошло между мной и Киллером, я сохранила в секрете. Такие малоприятные эпизоды хотелось выжечь из коры головного мозга и забыть, как страшный сон. Я приняла очевидный и досадный факт: увы, но я не знала настоящего Карлейла Бэйла, потому что он ловко ввел в заблуждение и использовал, как средство для достижения лишь ему известной цели. Наверное, насолить Сину, переспав с любимой девушкой, для чего же еще говорить «Передай привет Эвансу». Поражалась, как низко могут упасть люди, чтобы добиться желаемого результата. Даже на такие подлости, как Киллер. С Сином мы не затрагивали эту неприятную тему, пусть порой из-за недомолвок я чувствовала себя некомфортно и вспоминала о непереданном «привете». Больше я не интересовалась судьбой Карлейла Бэйла.

— Встречайте, сегодня в нашей студии, автор бестселлера «Она — моя музыка» — Джинет Браун, — доносится голос ведущей, а мой агент Эмили толкает вперед. Я делаю глубокий вдох и выхожу под бурные овации публики, устраиваясь в мягком кремовом кресле.

— Добрый вечер, — обвожу радостными глазами зал.

— Привет, Джи, ты прекрасно выглядишь, — говорит Лили Вест. Благодарю ее и устраиваюсь удобнее, кладя руки на подлокотники. — Последний раз ты здесь была в качестве девушки Карлейла Бэйла из группы «Fhantom», сегодня — ты автор нашумевшего романа «Она — моя музыка» и девушка фронтмена «Потерянного поколения» Сина Эванса. Это какой-то фетиш с рок-музыкантами?

— Скорее, карма, — улыбаюсь, слыша смешки зрителей в студии.

— Твой роман попал в список самых продаваемых книг по версии журнала Publishers Weekly. Получил много положительных отзывов от критиков и завоевал сердца многих девочек-подростков по всему миру. Как думаешь, чем вызвана такая любовь миллионов?

— Наверное, девчонкам всегда интересно узнать, что творится в голове у мальчиков, — пожимаю плечами и снова веселю зрителей в зале.

— Это точно, — соглашается Лили с улыбкой, — сложно ли было писать от лица парня?

— Да нет, я ведь живу с этим… — прикусываю вовремя язык и бью мысленно себя по голове, — на самом деле, нет.

Сразу вспоминается Син и его вечные подколки по этому поводу. Он во многом помог, ведь образ героя, характер, поведение списаны с него. Рассказывал о детстве, родителях, группе, своих переживаниях…

— Ты также являешься соавтором текстов песен «Потерянного поколения», поешь, но теперь еще стала автором бестселлера. Расскажешь о написании? — встречаю карие глаза Вест и пожимаю плечами.

— Все очень банально: в один прекрасный день, или не очень прекрасный, я взяла в руки лэптоп и стала печатать. Сначала это были мысли, которые постепенно превратились в диалоги, а затем — в полноценную книгу. Когда я дописала, Син посоветовал отправить ее в издательство. Так я и сделала. Со мной связался редактор, и началась проработка над сюжетом, героями и текстом.

— То есть Син ее читал? — заинтриговано подняла брови Лили.

«Этот говнюк просто отобрал лэптоп, не спрашивая можно или нет… и прочитал», — мысленно вздыхаю, вспоминая тот эпизод.

— Да, читал.

— Ему понравилось?

Я задумчиво чешу нос, пока в голове проносятся его издевки по поводу разных фраз и описанных сцен, особенно постельных, и размыто отвечаю:

— Он сказал, что гордится мной.

— Замечательно, — улыбается Вест, кладя ногу на ногу. — Твоим читателям следует ожидать новых книг?

— Конечно, это целая серия, — отвечаю и злорадно думаю, как взбесится Оззи, потому что следующая о нем: языкастом бабнике, которого приручит стервочка-певица. Он как раз с ней мутит.

— А что касается поприща артистки, ожидаются какие-нибудь синглы или, может даже, альбом?

— Пусть это останется в секрете, — таинственно улыбаюсь, а Вест смеется и говорит:

— Что ж, рада была с тобой увидеться и пообщаться, Джи. Творческих успехов.

— Спасибо.

***

Я стою за кулисами и наблюдаю за Сином, как он двигается уверенно по сцене, держит в руках свой «пылающий» Гибсон. От него исходит невероятная энергетика, обжигающая, взрывоопасная. Его глубокий голос проносится волной желания по венам и телу, заставляя сердце учащенно биться.

Син, как первый глоток моего любимого зеленого чая: вроде бы дуешь, чтобы остыл, но все равно обжигаешь язык, чувствуя, как разливается тепло и хорошо становится внутри, уютно, мирно. И этот глоток несравним уже ни со вторым, ни с последующими глотками. Он, словно волшебник, знающий, какие струны задеть в моей душе и разбудить адский огонь.

— У нас есть для вас сюрприз. Я хочу пригласить на сцену одного человека… — вырывает из мечтаний его немного охрипший голос, и я сразу же хмурюсь. Просила ведь не делать глупостей.

— Поприветствуйте, Джи Браун, — объявляет мое имя Син, а я закатываю глаза. Что он уже задумал?

Ассистенты рядом со мной мельтешат, подправляют макияж и прическу, пока из зала доносится оглушительный свист и рев. Выхожу на сцену, под ослепительный свет прожекторов и софитов, встречая сапфировые глаза Сина, в которых пляшут озорные огоньки. Все парни широко улыбаются, Шем машет палочками в знак приветствия, а Оззи строит забавную рожицу, когда прохожу мимо него.

— Синджи! Синджи! Синджи! — заполняет помещение крик поклонников, и я не могу сдержать улыбки, которая все равно светится на моем лице.

— Что за представление ты устроил? — шиплю сердито на ухо, когда Син обвивает мою талию и целует в щеку, а фанаты сразу охают и ахают.

— Хочу спеть с тобой на одной сцене, — усмехается Эванс и кивает на толпу перед нами: — Все ждут, так что выбирай песню.

— Когда мы были молоды, — выдерживаю его тяжелый взгляд и отхожу. Я знаю, что он не любит ее, но сейчас почему-то именно эта песня рвется из меня, и те воспоминания, которые хочется выплеснуть. Хочу навсегда выбросить непонимание, разлуку, ошибки и горькое прошлое.

Вступают клавишные и затем Син, который смотрит на меня, не отрываясь:

— Все обожают то, что ты делаешь, от манеры общения до походки. Здесь все наблюдают за тобой, ведь ты ведёшь себя так непринуждённо. Ты словно сон наяву, но если случайно ты тут одна, можно тебя на минутку, прежде чем я уйду? Ведь я весь вечер провел один, надеясь, что ты та, кого я когда-то знал. (Слова из песни «When We Were Young» певицы Adele)

Я плавно двигаюсь к нему, всматриваясь в сверкающие глаза и умирая от проникновенного голоса:

— Ты словно из кино. Твой голос льётся словно песня. О Боже, мне это напоминает времена, когда мы были молодыми.

Я улыбаюсь, наслаждаясь этим мгновением, музыкой, поднятым рукам фанатов. Снова ощущаю свободу… Возвращаюсь на сцену «Yardbird Suite» в Эдмонтоне, когда мы так же вместе зажигали тот чертов бар. Вместе, как и сейчас, на одной сцене.

— Давай я тебя сфотографирую при этом свете, на случай, если это последний раз, когда мы, возможно, точно такие же, как были раньше, прежде чем мы осознали, как нам грустно, что стареем, и потеряли из-за этого покой. Это было, как в кино, это было словно песня.

Подхожу ближе к нему, провожу рукой по плечу, вкладывая все эмоции в голос. Они должны остаться здесь навсегда, чтобы не мешать нам…

— Я так боялась посмотреть своим страхам в глаза, ведь мне никто не сказал, что ты будешь здесь. Могу поклясться, что ты уехал заграницу — ведь именно это ты сказал, когда бросил меня.

Син опускает глаза, играя на гитаре, а я оглядываю зал. Они не знают… Они не представляют, сколько пришлось пережить за это время. Когда мы были молоды…

— Меня тяжело вернуть. Всё уносит меня назад в то время, когда ты был рядом, в то время, когда ты был рядом. И частичка меня продолжает держаться на случай, если чувства не прошли. Пожалуй, я всё ещё люблю. Любишь ли ты?

Я прикрываю глаза, сжимая веки так, что пляшут белые точки. Только бы не расплакаться, ведь наши голоса сливаются в унисон:

— Давай я тебя сфотографирую при этом свете, на случай, если это последний раз, когда мы, возможно, точно такие же, как были раньше, прежде чем мы осознали, как нам грустно, что стареем, и потеряли из-за этого покой. Меня так бесит то, что я старею, заставляя действовать безрассудно. Это было, как в кино, это было словно песня, когда мы были молоды.

Мы купаемся в аплодисментах и овациях. Тяжело выдыхаю, пока фанаты кричат «Синджи! Синджи! Синджи!». Вот и все… Старая часть меня осталась на этой сцене, как и то время без него.

Син вытирает незаметно скатившуюся слезу (надеюсь, кроме него никто не увидел моих эмоций), и шепчет, целуя легко в губы:

— И я люблю тебя, Джи.

Сколько бы не пыталась задушить чувства к нему, терпела каждый раз поражение. Нет, наша любовь, как вечный огонь, который никогда не погаснет.

Эпилог

От твоих нежных прикосновений тело словно немеет от неги, и я еле могу дышать. Ты никогда не узнаешь, что ты сделала со мной. Я опасен для тебя. (Я опасна для тебя).

In This Moment «The Promise» (feat. Adrian Patrick of Otherwise)

Джи

Когда я вспоминаю события, произошедшие за последние годы — сразу становится дурно, и хочется взять бутылку хорошего выдержанного вина… или даже виски. Включить незатейливый расслабляющий мотивчик и наблюдать за лазурным океаном. Жизнь все-таки непредсказуемая штука, а ее повороты — еще больше.

Я обвожу лица родных людей, которые шутят, смеются, и сердце щемит от переполняющих чувств.

Мне уже двадцать три, и я праздную этот день рождения в кругу самых близких в Эдмонтоне. Одинокая, забитая девчонка, превратилась в уверенную девушку, которую любят, слушают, читают миллионы. Оглядываясь назад, никогда бы не подумала, что все так обернется. Нет, даже не верится, что моя жизнь будет настолько яркой, благодаря одному человеку — Сину Эвансу.

— Боже, чем от тебя снова так прет? — слышу гневный голос Черелин, и скрываю улыбку, попивая из бутылки пиво.

— Это андростенон, детка, — отвечает соблазнительным голосом Тинки, а я чуть ли не давлюсь. Скорее, снова какие-то вонючие химикаты.

— Что? Какой еще андростенон? Тебя будто обгадила стая скунсов, Чемптон, — повышает голос брюнетка, зажимая пальцами нос. — Боже, за что меня судьба свела с тобой?

— За все хорошее, крошка, — хмыкает важно друг.

— Скорее, наоборот.

Да уж, вот еще одна сладкая парочка, сформировавшаяся не так давно. Как оказалось, Тинки и Черелин никогда не прекращали общение. Когда Чемптона пригласили на важную конференцию в Нью-Йорк, у них завязался бурный романчик, после удачной «встречи».

Меня обнимает сзади Син и целует в шею, также поглядывая на ругающихся голубков.

— Как думаешь, они не поубивают друг друга? — тихо бормочу, слушая доносящие фразы про дезинфекцию гардероба Тинки или вообще полное уничтожение его «провонявшейся одежды».

— Не уверен, — хмыкает Эванс. — С такими характерами, как у этих двоих, сложно говорить о последствиях.

Перевожу взгляд на Шема, который о чем-то увлеченно переговаривается с папой, затем на Оззи, болтающего по телефону. Видимо, с той певичкой лялякает. Может, у них все серьезно? От Оззи фиг что добьешься, прямо загадка. Вот, кого можно брать с собой смело в разведку — врагам точно не повезет. Эмили и Райт жарят лосось, перебрасываясь фразами…

— Это лучший день рождения, — выдыхаю и радостно улыбаюсь.

— Знаешь, чего я хочу?

Закатываю глаза и пинаю Эванса под ребра, отчего тот ухает и чертыхается:

— Я не об этом. Точнее… Это само собой разумеющееся, малышка, но давай, как все разойдутся, прокатимся в Парк Рандл на кавасаки? Очень редко выпадает такая возможность.

— Хорошо.

Таких дней, в кругу друзей и родных, иногда не хватает. Хочется убежать от постоянной суеты, выныривающих из кустов папарацци и вспышек камер. Но все-таки я счастлива, потому что рядом человек, который наполняет каждый день смыслом, дарит улыбку, чувство надежности, уверенность. С Сином я — это я. Мне не надо притворяться. С ним — я настоящая и живая.

Кавасаки на бешеной скорости рассекает по ночной дороге. В лицо ударяет немного прохладный августовский воздух, запах ментола и духов Сина. Я прижимаюсь к его широкой спине и расплываюсь в довольной улыбке, не веря, что мы снова несемся вместе по трассе, получая дозу адреналина. Только теперь не те, что раньше…

Наши пальцы переплетаются, когда шагаем по безлюдному пляжу. На другом берегу виднеются огни Даунтауна, и доносится музыка, но здесь только я и Син. Устраиваюсь в его объятьях, смотря, как в речной воде переливаются звезды: потрясающий день и ночь. По коже бегут мурашки не только от легкого ветра, но и от нежных поцелуев Сина.

— Год назад мне приснился сон, — хрипло шепчу, чувствуя его мягкие губы на коже.

— М-м-м… эротичный, где я и ты? — бормочет Эванс.

— У тебя только одно на уме, — злюсь и слышу возле уха смешок.

— Ну, почему… Не только это, малышка, — насмехается парень, спуская лямки от майки.

— Мне приснилось, что я сижу здесь, на берегу Норт-Саскачевана… одна, — выдыхаю, а губы Сина замирают на моем плече. — Но потом появился ты. Когда я спросила, счастлив ли ты, ответил мне: «Наполовину».

Почему я вспомнила тот сон сейчас? Такие странные ощущения… Ностальгия.

— Тогда я был счастлив наполовину, потому что тебя не было рядом, — шепчет Син, поглаживая оголенный живот. — Но сейчас в моей жизни есть все: ты и музыка — самое лучшее сочетание.

Конец

Рlaylist

Песни, использованные в книге:

Metallica — The Unforgiven

Metallica — The Ecstasy Of Gold

Metallica — Hardwired

Metallica — Enter Sandman

Eisbrecher — Eisbrecher

Hypnogaja — Here comes the rain again

In this moment — All For You

Aerosmith — Dream On

Lana Del Rey — Cola

Sade — King of Sorrow

The Pretty Reckless — You

Slipknot — Duality

Evanescence — Bring Me to Life

Papa Roach — Periscope ft. Skylar Grey

Pain — Same Old Song

Civil Twilight — Believe

The Doors — People are strange

Ozzy Osbourne — I Just Want You

The Beatles — I Saw Her Standing There

The Beatles — Come Together

Limp Bizkit — Behind Blue Eyes

The Rolling Stones — Out of Control

(Crosses) — Bermuda locket

(Crosses) — Тhe epilogue

Scorpions — When You Came Into My Life

Рoets of the fall — Sleep sugar;

Apocalyptica — Not Strong Enough

Staind — Nothing Left To Say

Coldplay — The Scientist

Adele — When We Were Young

Упоминаются:

Black Sabbath, Nirvana, Hollywood Undead, Godsmack, Bullet For My Valentine, Foo Fighters, Nothing but Thieves, Guano Apes, Paramore, Within Temptation, Butcher Babies, The NBHD, The Who, Sex Pistols, Five Finger Death Punch

Для вдохновения:

Queen — We Will Rock You

Echosmith — Cool Kids

5 Seconds Of Summer — No Shame

My Chemical Romance — The sharpest lives

Coldplay feat. Beyonce — Hymn for the Weekend

Digital Daggers — Heaven Or Hell

Bad Wolves feat. DIAMANTE — Hear Me Now

The Beatles — I Want to Hold Your Hand (Across The Universe) Cover by Mason Grace

Fall Out Boy — Centuries

Billie Eilish — idontwannabeyouanymore

Little Mix — Little me

Foo Fighters — Best of You

Hailee Steinfeld — Capital letters

6 Wings — In the Past

Sabrina Carpenter — Too young

Alex Band — Only One

Sam Tinnesz, Yacht Money — Play With Fire

Sabrina Carpenter — Alien

Roxette — Listen to Your Heart

Starset — My Demons

Andrew Belle — Pieces

Camila Cabello — Shameless

The Weeknd — Where You Belong

HIM — Wicked game

Manafest — Come Alive

Poets of the — Fall Carnival of Rust

Within Temptation — All I need

Duran Duran — Come Undone (cover by My Darkest Days)

Selena Gomez — Stained

Marilyn Manson — Sweet Dreams

Dream On Dreamer — Stay

Slipknot — Killpop

Three Days Grace — Love Me Or Leave Me

MISSIO — Animal

Ruelle — Daydream

In This Moment — The Promise (feat. Adrian Patrick of Otherwise)

Примечания

1

Слэм — действие публики на музыкальных концертах, при котором люди толкаются и врезаются друг в друга

(обратно)

2

Драммер — другими словами ударник, барабанщик, музыкант на ударных инструментах в рок-группе

(обратно)

3

Кавасаки — мотоцикл фирмы Kawasaki Ninja

(обратно)

4

Budweiser — торговая марка пива

(обратно)

5

Эдмонтон Ойлерз — профессиональный хоккейный клуб, играющий в НХЛ (Национальная Хоккейная Лига)

(обратно)

6

Кредиты—определенное количество баллов, которые должен набрать учащийся для поступления в ВУЗ

(обратно)

7

Слова из песни «Here comes the rain again» группы Hypnogaja

(обратно)

8

хедбэнгинг(хедбэнинг, хедбэн) — сильная тряска головой в такт музыке, как правило, популярен на концертах тяжёлой музыки

(обратно)

9

Слова из песни «Dreamon» группы Аerosmith

(обратно)

10

Эми Ли — вокалистка группы Evanescence

(обратно)

11

Сандра Насич — вокалистка группы Guano Apes

(обратно)

12

Хэйли Уильямс — вокалистка группы Paramore

(обратно)

13

Шарон ден Адель — вокалистка группы Within Temptation

(обратно)

14

Шери Кэрри — американская певица и актриса. В середине 70-х годов была ведущей вокалисткой в девичьей хард-рок группе The Runaways

(обратно)

15

Слова из песни Lana Del Rey «Сola»

(обратно)

16

Слова из песни Sade «King of Sorrow»

(обратно)

17

Слова из песни The Pretty Reckless «You»

(обратно)

18

Саундчек — процесс настройки звукового оборудования и аппаратуры, а также проверка звука перед началом мероприятия

(обратно)

19

Gibson (Гибсон) — американская компания, производитель гитар

(обратно)

20

Слова из песни Slipknot «Duality»;

(обратно)

21

Табулатура — один из способов музыкальных записей; схематическая запись партий и нотных последовательностей для клавишных, некоторых струнных, а иногда и духовых инструментов

(обратно)

22

Слова из песни Evanescence «Bring Me to Life»

(обратно)

Оглавление

Сотканные из звуков

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

(special)

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

#2 (special)

Глава 31

Глава 32

Глава 33

#3 (special)

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Эпилог

Рlaylist

*** Примечания ***