Заветные желания [Даниил Ольховский] (fb2) читать постранично

Сказания об Эксодии. Заветные желания

Пролог

Многие сказания рождаются из легенд. Еще больше сказаний рождается из жизненных историй и баек.

Они сидели все вместе, возле деревни — травили друг другу истории под кислое пойло и сушили обмоченные башмаки у костра. У костра и грелись. Спокойно было.

— Так и шо по итогу с Яромиром-то стало? Старый совсем с ума сошел? — голос слегка дрожал, а сам мужик время от времени икал.

— Да… Жалко мужика, хороший был. Ну-с, — ответчиком был сделан глоток из деревянной высокой кружки, — это не мудрено — такого за жизнь навидаешься и не только головой тронешься. Вон, из того же огорода — я слышал, что Матренина дочурка-то без вести пропала… Так Матрена тут извелася вся — и искали ее, и кличали везде, и даже объявления писали… Так и не нашли.

Все дружно вздохнули.

— Не первый случай, мужики, не первый… — прозвучал третий голос.

— Да… Как не первый… Ик… Не было такого никогда…

Пьяный четвертый не смог даже договорить — просто повалился на землю и крепко заснул.

— Эх, Мыслав совсем пить разучился. Давай его в хату затащим.

— Затащим, затащим, — прозвучал самый хриплый пятый голос, самый мудрый и самый старый. — Но потом. Сейчас за дочь Матрены выпить надо.

Треск от костра приглушился едва слышимым стуком кружек друг об друга. Затем сидящие выпили содержимое до пуста.

— Дай Бог ей здоровья…

— Не только здоровья, — вмешался пятый, явно старик, — дай Бог нам всем жизни хорошей. Покуда кары Божьей не знаем — все будет здраво.

После своих слов он наполнил кружку новым пойлом до краев. Затем незамедлительно продолжил пить, смотреть вдаль и травить всякие байки.

— А в чем эта Божья кара заключается, по-твоему? — самый первый говорящий поинтересовался.

Ответ последовал не сразу. Сперва был взгляд в самую душу. Глаза сверкали в ночи, а сам старик все время смачивал губы.

— Когда Бог гневается — нечистая сила берет верх, и всех хоронит, сынок. Нам, сидящим здесь, не понять этого горя, а вот Матрениной дочери понять.

Мужик заржал как конь.

— Что за нечистые силы, дед? Ты в это веришь?

Дед лишь выдал легкий смешок и наивную улыбку.

— А ты нет?

Вновь нависла пауза. Старик, до этого облокачиваясь на срубленное полено, сел поудобнее и выпил залпом содержимое своей кружки, после окинул всех взглядом.

— Просто молодежь не застала еще. И молюсь, что не застанете. В мире много нечисти, сыновья, много. Я помню ее, видел собственными глазами. Дело было по моей молодости, ой как давно… Годы были голодные, холодные — лето жаркое-жарко, а зима суровая. Ни урожая, ничего не было. Люди грабить начали да колотить друг друга. Земли наши кровью пропитались да гнилью провонялись. И тогда смута пришла в жизни наши… Много тварей повылезало всяких. Я их не отличал даже, но разные все были. И не монстры як какие, а самые настоящие черти да демоны… Исчадья Ада, не иначе!

Все внимательно слушали рассказ старика.

— Они ж, сынки, не вами питаются… Хуже. Они души ваши пожирают. Ты вот, например — он указывал пальцем на первого мужика, — помрешь да переродишься новым молодцем или красавицей, коли душа у тебя есть. А эта бесовщина пожрет твою душу, и забудь про свою следующую жизнь. Нам это кажется сказками, но в то время и бабы меньше рожали, и мертвых рождалось много… Все катилось в пропасть.

— Так чего ж вы этих иродов не побили, старик? — с особым интересом и детской наивностью спрашивал один из сидевших.

Старик вновь выдал легкий смешок.

— Они бессмертны. Колоти сколь влезет — ему чхать, падали этой. У них нет жизни, есть душа только.

Все непонимающе взглянули на рассказчика.

— Так и как вы тогда колотили их да по смерть отправляли? — почти в один голос спросили все у костра.

— Как-как… Такими же тварями. Только кличут их иначе, и другие они, отличные от этой нечисти.

— Чем отличные, старче?

— Ну тем что они живые, такие же как мы, но с душей чернющей, как смола, дьявольской. Изгнанниками их кличут…

Малиновый рок

I. Иво Эль Гарден

— Эй, бать! Хлестни-ка еще мне в кружку!

В трактире было совсем тихо, лишь пара сидевших компаний скрашивали одиночество местного заведения — «Распутница». Люди были не из приличных — бродяги да пьянчуги, коих уже не сосчитаешь на окрестностях. Те, кто побогаче прочих, гасились в подобных местах, пока монета-другая позволяла.

— Батя, ты оглох что ли? Неси меду сюда, живо! — голос был груб, слегка охрипший, отчетливо пьяный.

В ответ не слышалось ничего.

— Э, Тихой? — пьяное тело пошатнулось и встало со стула, направив взгляд в сторону трактирщика, — ты оглох там штоль? Я сказал меду мне, сука!

Из-под деревянной балки аккуратно выглянуло лицо, старое, все седое и в морщинах. Взгляд был уверенным, старик не боялся засидевшегося.

— Хватит тебе пить. Ступай отсюда.

— Хватит?