Овальный портрет [Анатолий Иванович Белинский] (fb2) читать постранично, страница - 2

рисунки художников.

Он не стал ни выдающимся знатоком, ни владельцем большой коллекции, но у него выработался вкус к хорошим полотнам, рисункам, и то, что нравилось ему с первого взгляда, как правило, было работой хороших мастеров.

Николай Андреевич любил бывать на выставках художников, а в последние годы вообще не пропускал ни одной. Если выезжал из Ленинграда в другой город, то считал своим долгом зайти в местный музей. Бывая в заграничных поездках, он и там старался посетить музеи и картинные галереи, хотя современная живопись, которой там были напичканы экспозиции, вызывала в нем досаду: не мог он принять за живопись эти перекошенные аляповатые одноглазые или одноухие фигуры, полотна, сделанные под примитивистов.

В этот раз в городе, где проходил симпозиум, не было никаких картинных галерей и музеев, но от коллег по семинару Николай Андреевич узнал, что на центральной улице этого чистенького городка есть несколько лавчонок, где наряду с канцелярскими принадлежностями и книгами владельцы торговали картинами. Поэтому, сбежав после обеда с необязательного приема у одного из промышленников, финансировавших деятельность университета, Садовников предался любимому занятию: прогуливался по улице, где находились лавки с картинами, и глазел на витрины.

Как и следовало ожидать, о двух из этих лавок можно было только с большой натяжкой сказать, что они торгуют картинами: в них висело лишь несколько небольших полотен да десяток акварелей. Любопытным было то обстоятельство, что и полотна, и акварели были отнюдь не модернистские, а настоящие, добротно выполненные натюрморты, букеты цветов и пейзажи с излюбленными мотивами: сосны на скале, берег моря, рыбаки с сетями.

Только в третьем, сравнительно большом магазине, куда войти можно было лишь распахнув высокие двери с зеркальными стеклами, над которыми висел медный колокольчик с молотком, откликавшийся мелодичным звоном, когда дверь открывалась, Николай Андреевич увидел на стенах десятка два полотен и акварелей, а на прилавке лежали стопой рисунки. Тут же продавались краски, кисти, лаки. Покупателей не было. Продавец, высокий светловолосый парень в клетчатом джемпере-безрукавке, сидя за прилавком, протирал какую-то склянку. Руки у него были большие, Садовников подумал, что такими руками сети бы из воды тащить, а не кистями торговать... Парень окинул Садовникова равнодушным взглядом и продолжал свое занятие: протирал стекло, глядел сквозь склянку на свет и снова тер ее.

Николай Андреевич, переходя от одного полотна к другому, рассеянно скользил по ним взглядом. Некоторые из них нравились ему, но цены, обозначенные в кронах и марках, были столь внушительны, что о покупке конечно же не могло быть и речи. Правда, Николай Андреевич подумал, что, пожалуй, в этом был бы некий шик — приехать из заграничной командировки и привезти домой полотно скандинавского художника. Ну не полотно, а хотя бы вот эту акварельку: серые гранитные валуны, тонкая березка на скале и опускающееся в море оранжево-красное солнце.

Садовников подошел ближе к акварели, потом отошел от нее, вновь вернулся. И вдруг почувствовал, что продавец перестал тереть склянку, внимательно наблюдает за ним. Потом парень поднялся, вышел из-за прилавка и спросил о чем-то Николая Андреевича по-шведски. Садовников сконфуженно покачал головой. Тогда продавец спросил его по-фински, и снова Садовников пожал плечами. Парень обратился к нему на ломаном английском языке:

— Хотите приобрести?

— Пока только смотрю, — на таком же ломаном английском, только ломаном по-своему, ответил ему Садовников.

— Нравится? — спросил парень, кивая на акварель.

— Хорошая работа, — ответил Николай Андреевич.

— Да, хорошая, — подтвердил продавец и вдруг заговорил долго и не очень понятно, пытаясь что-то предложить Садовникову, но что именно — Николай Андреевич не мог уяснить.

Он испытывал чувство неловкости и даже некоторого беспокойства: неловкости оттого, что в конце концов не собирался он здесь ничего покупать, да и денег на покупку у него не хватило бы, даже если он решится потратить всю свою наличность. А беспокоился потому, что боялся влипнуть в какую-нибудь неприличную историю. Но лицо у парня было открытое, не подобострастное и не нахальное, говорил он рассудительно, спокойно.

Парень тем временем, приняв его молчание за согласие, покинул Садовникова, зашел за прилавок и скрылся за дверью, что вела в другое помещение. Николай Андреевич остался в зале один и уже подумывал, не уйти ли ему отсюда, пока парень не вернулся. Но уйти сейчас, когда в магазине никого не было, — это могло показаться подозрительным бегством, и Николай Андреевич, досадуя, что остается на месте, оставался на месте.

Через несколько минут продавец вернулся в зал, в руках у него была небольшая картина без рамки, прикрытая синтетической пленкой. Продавец протянул ему картину и, коверкая слова, сказал:

— Вы понимаете много. Это очень хороший