Возвращённый (СИ) [Axiom] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

Глеб открыл глаза. Пришёл в сознание.

Он думал, этого больше никогда не случится. Его жизнь окончена. Была окончена, но…

Он смотрел в белый плиточный потолок, видел светло-жёлтые обои с неразборчивым рисунком и не понимал, это такая жизнь после смерти? Значит, она существует? Но почему она так похожа на ту, что была прежде?

Он сделал вдох. Намеренно глубокий, чтобы почувствовать, как поднимаются рёбра. Он вдыхал и не чувствовал. Не чувствовал ничего: ни воздуха, ни предела грудной клетки, ни запаха. Ему было знакомо это состояние. Через него он уже проходил. Таким он был, когда умирал.

Глеб поднял тело, зашуршал одеялом. Боковым зрением увидел человека слева от себя, который казался тёмным пятном. Глеб уже понимал, кто это рядом с ним. Никого другого быть не могло, но как же он хотел ошибаться. Ошибаться во всём, что придумал за несколько секунд после пробуждения.

Затаив дыхание, он осторожно повернул голову и увидел Славу. Это определённо был он. Волосы накрывали лицо, но и без них он бы ни с кем его не спутал. Глеб протянул правую руку и увидел на пальцах, на третьих фалангах чёрные минималистичные рисунки: линия, звезда, круг, треугольник. На левой были такие же. На его руках не было татуировок.

Глеб перекинул ноги и поставил стопы на пол. Он не ощутил ни твёрдости, ни мягкости, ни тепла, ни холода. Он не ощущал ничего в себе и вокруг.

Что же Слава наделал…

Напротив было окно. Подоконник загружен: на нём пачки от сигарет, зажигалки, ноутбук, зарядки, провода, бумага.

Глеб поднялся с удивительной лёгкостью. Движения были такими, будто он никогда не расставался с человеческим телом.

Рядом с кроватью стоял шкаф, двери которого представляли зеркала. Глеб увидел не себя, а человека, чьё тело занял. Ростом, примерно, с него, может быть, несколько выше. Волосы белёсые, покрашенные, тёмные корни уже пробивались. Кожа светлая, на лице ямки от прыщей. Глеб их тронул, но не ощутил. Уши проколоты, в мочках тоннели. Шея казалась длинной, руки и ноги тоже, само тело – Глеб встал боком, – тощее. Вытянутое, но ссутуленное.

Он вздохнул – повторил это привычное действие, тронул затылок, попытался прощупать то, чего не было на этом теле, а потом посмотрел на Славу. Он спал на боку, прижав руки к телу. Глеб сел рядом. Подложил под спину подушку и опёрся на стену.

Слава отпустил волосы. Поэтому сейчас они закрывали лицо. Раньше он себе такого не позволял. Глеб убрал несколько прядей. Он нисколько не изменился. Те же ресницы, синяки под глазами, проступающие вокруг венки, тот же нос с горбинкой, те же тонкие губы, только – заметил Глеб, – обкусанные, в шрамах. На лице проступала щетина.

Сколько времени прошло? Что Слава удумал? Зачем Глеб опять здесь?

Он поднял голову – голову чужого тела незнакомого ему человека. Так быть не должно.

Он опустил взгляд, свёл руки вместе, соединил кончики пальцев и принялся ожидать. Он всё узнает, как Слава проснётся. Всё узнает и уйдёт отсюда туда, где ему самое место. Глеб закрыл глаза.

Открыл он их лишь тогда, когда услышал песню – раньше ему не доводилось её слышать, но она была вполне в духе Славы. Динамичная, драйвовая, с агрессивными ударными.

Слава замычал и перевернулся. Взял телефон со своей стороны и отключил будильник, снова перевернулся. Увидел Глеба – увидел тело, что сидело рядом с ним.

Взгляд у Славы был уставший. Глаза раздражённые.

— Привет, — сухо бросил он, убирая волосы назад. — А ты чего сидишь? Ждал, когда я проснусь? — Слава ухмыльнулся, и Глеб вспомнил, так Слава улыбался тогда, когда был настроен кого-то задеть. Непреднамеренно, но насмешливо.

— Слава, — сказал Глеб и услышал неизвестный ему голос. Размышляя, он слышал свой, родной, который был с ним при жизни, а этот – ему не принадлежал, будто и не он вовсе говорил, а кто-то озвучивал мысли за него. Это подбило. Заставило обдумать всё ещё раз – он чужак, который занял тело.

— Что с тобой?

Глеб мотнул головой, вобрал воздух и посмотрел Славе в глаза.

— Зачем ты это сделал?

— Не понял, что сделал?

— Вот это. — Глеб пытался привыкнуть к собственному звучанию. — Я же говорил… просил, просил отпустить меня, а ты…

Слава моргнул и медленно его лицо потеряло всякое напряжение. Оттянулось. Он смотрел на Глеба и переваривал услышанное. Глеб понял, что до Славы уже дошло, сейчас он пытается принять то, что сделал.

— Глеб? — тихо сказал Слава и, опираясь на руки, поднялся. — Глеб, это правда ты? — Слава взял его за предплечья. — Не шутишь?

На глазах у Славы стояли слёзы. Прямо как тогда, когда они проводили вместе последние дни.

— Лучше ты скажи, — собрался Глеб, стряхивая выползающие жалость и сентиментальность, — зачем ты сделал это? Почему я здесь? Что произошло?

Слава свёл брови, поджал трясущиеся губы и припал к груди Глеба, обнимая его.

— Глеб, господи, это правда ты… правда. Я так скучал, ты не представляешь. Я так хотел тебя увидеть… боже, это правда, — лепетал он, крепче вжимаясь в тело.

Хоть Глеб и не чувствовал этого, он ощущал неприязнь. Так не должно быть. Не с ним. Он положил руки на плечи Славы и попытался его оттеснить. Тот накрепко вцепился и, судя по голосу, уже вовсю рыдал, повторяя одно и то же: как он рад, как он скучал, как хотел увидеть. Про себя Глеб не мог такого сказать. Ему здесь не место. И Слава это знает лучше него.

— Слава, — строго одёрнул его Глеб. — Объяснись.

— Да что тут объяснять? — Слава потёрся головой о его грудь. — Я просто хотел тебя увидеть. Ты же знаешь… не можешь не знать.

— Я просил отпустить меня…

— Я отпустил! — воскликнул Слава, наконец отлипая и показывая покрасневшее лицо. — Правда, отпустил… когда тебя нашли… когда… на похоронах ты уже не двигался, — Слава опустил голову и заговорил в себя, — ты точно ушёл. Ты не помнишь этого?

— Я… — сказал Глеб и впервые задумался о том, что с ним произошло. Он помнил, как дошёл до моста, написал Славе, а потом упал. На этом воспоминания кончаются, новые начинаются здесь, в этой квартире, в этом теле. Значит, он действительно ушёл? Значит, Слава сдержал слово? — Подожди, — Глеб положил руку на лицо, пытаясь собрать воспоминания по частям: а что же было между моментом засыпания и пробуждения? Был сон? Глеб его не ощутил. Для него будто и не прошло того времени, за которое, как минимум, Слава отрастил волосы.

Глеб убрал руку и посмотрел на Славу. Тот неуверенно поглядывал на него.

— Даже если я не помню, — посерьёзнел Глеб, — это не имеет значения. Я не говорил возвращать меня к жизни. Я не просил об этом. — Он сжал плечо Славы.

— Но ведь ты говорил, сам говорил мне, что не хочешь, чтобы этим всё заканчивалось, помнишь?

Глеб помнил.

— Так вот он – второй шанс, — неловкость и скованность раскрошились, глаза заблестели, — ты можешь прожить ещё одну жизнь. И в этот раз до конца. Без недоразумения, — на этих словах Славу дёрнуло. — Такого больше не повторится, правда, — он погладил Глеба по локтю. — Я исправился, правда. Даже с ребятами общаюсь. Ну, с Сашей, Викой, Женей… Даже без тебя я смог. Как ты просил. Я сделал это. Представляешь? — Слава улыбался, а по щекам текли слёзы. — Я всё сделал, как ты просил. Я послушал тебя. Я смог. Знаешь, даже… даже когда тебя не стало… я… я смог позаботиться о себе. Готовить начал, следить за собой, всё сам покупал. И сейчас могу приготовить что-то такое, что будет лучше твоего. Хочешь попробовать? Я сейчас приготовлю. Ты ведь… живой, теперь живой, тебе надо есть, ты можешь сделать всё, что могут делать живые люди! Теперь ты будешь жить. Разве не здорово? Это же… это же так хорошо.

Слава говорил не замолкая, а его голос только раздражал Глеба. Весь прилив энергии скопился в руке. Почему-то захотелось его ударить. Чтобы он замолчал, чтобы он не нёс околесицу, чтобы он пришёл в себя… чтобы посмотрел адекватно на ситуацию. Но всю свою злобу Глеб собрал на лице – он смотрел неодобрительно на Славу, весь напрягся телом и демонстрировал полное равнодушие к тому, что он говорил. Не почувствовать это Слава не мог – постепенно запал остывал, его взгляд становился тусклым, а тело сжималось.

— Почему ты так смотришь? — спросил он.

— А ты не понимаешь? — повысил голос Глеб.

Судя по зашуганному виду, Слава действительно не понимал.

— Это не моё тело. Оно принадлежит другому человеку, я не могу забрать его. Кто он? Твой новый парень? Почему ты так поступаешь с ним? Ты понимаешь, что это… это не по-человечески. Так не делают.

— А что мне остаётся? Твоего тела больше нет… наверное, уже нет. Даже если бы оно осталось, ты бы не смог быть таким… а так ты можешь. Можешь, как все обычные люди, ходить по улице, общаться с другими, что-то покупать, куда-то ходить, что-то смотреть… просто можешь быть обычным. Разве оно того не стоит?

— Не стоит, если это жизнь другого человека! — Слава вздрогнул и сжался сильнее. — Как ты не понимаешь? Это… это аморально. Это неправильно. Я не имею права занимать это тело, потому что у меня было своё… А сейчас его нет, а, значит, и меня не должно быть.

— Н-нет, — булькнул Слава. — Если я могу это сделать, если это в моих силах, значит, так мо-может быть. Ты ведь говорил, что ни делается, всё к лучшему, всё к лучшему, а это значит, раз я могу так сделать, значит, ты можешь жить. Жить в чьём угодно теле, если я этому… этому поспособствую. Раз у меня есть эта сила, я могу ей воспользоваться. Ради твоего блага.

— А с ним что делать? — Глеб указал на своё лицо. — Он пусть канет в небытиё? Так что ли? Что будет с его родными? Друзьями? Родителями, в конце концов? Я не могу быть им и не собираюсь занимать его место. Я не понимаю, как ты можешь так поступать! Он для тебя совсем ничего не значит?

Слава нахмурился.

— Не значит. — Глеб опешил – он планировал воззвать к совести, но если это то, о чём Слава даже не задумывается? Как быть? — У нас были не такие отношения, — Слава скрестил руки на груди и прогнулся в спине. — Обоюдно встречались, потому что могли дать что-то друг другу. Это не по любви, — он утёр рукавом щёку. — Не так, как с тобой.

Глеб ощутил пустоту. Ускользающий шанс. Невозможность вернуться назад.

— Но это не значит, что ты можешь вот так вот вселять меня в его тело. У него же… у него своя жизнь, я не могу её отнять.

— А если он не заслужил? — Слава сердито посмотрел на Глеба, поджимая губы.

— Не заслужил что?

— Эту жизнь. Что, если ты больше заслуживаешь шанса жить, чем он? Ты его даже не знаешь… вдруг он убийца? Педофил? Живодёр? Скажешь, он заслуживает?

— Слава, не мы это решаем… а закон, а вообще…

— Ну а теперь решил я, — Слава заговорил строго и уверенно. — Ты больше него заслуживаешь жизни.

До Славы не дозваться. Он уцепился за идею в своей голове, и ни в какую не желает её отпускать. Звучит всё и выглядит так, что, если он оторвёт её, то оторвёт от себя кусок, терять который нельзя, он жизненно необходим.

— Давай позавтракаем, — сказал Слава и провёл ладонью по лицу. — Ещё умыться надо… и себя в порядок привести, — он потух. Силы покинули его. — А там и решим…

Глеб уже понял, что ничего Слава решать не будет. Он уже всё решил. Но подспудно Глеб надеялся переубедить его, когда тот остынет.

В ванной – совмещённом санузле царил беспорядок: раковина заставлена баллончиками и флаконами духов, между ними лежали бритвы, поверхность забрызгана подсохшими каплями и коротенькими волосками. Зеркало замызгано и окроплено белыми пятнами зубной пасты. На стиральной машинке нагромождены свёрнутые клубком вещи. На полу стоят бутылки с химией. Бортик ванны завален шампунями и гелями для душа. Никакого порядка, внутренне Глеб содрогался от отвращения.

Слава взял расчёску, из которой торчали тёмные волосы, и принялся расчёсываться.

— Похожа на ту, прошлую квартиру, — сказал он с хилой улыбкой, — в которой мы жили, имею в виду.

Отчасти – это было так. Отчасти – Глеб не хотел признавать, что жил в подобном захламлённом месте.

— Твоя щётка синяя, — Слава кивнул на жестяной стакан, из которого торчало почему-то четыре щётки. Все разодраны – пора менять.

Нехотя Глеб взял её и передавленный тюбик пасты.

После Слава сказал, какая бритва и пенка для бритья Глеба. Если он в принципе хотел бриться.

Чужими вещами казалось пользоваться неправильно, как и использовать чужое тело – делать им что-то, даже разговаривать со Славой. Всё это вызывало отторжение и презрение, как к себе, так и ко Славе, который всё это провернул.

Неужели он не ощущал раскаяния? Сочувствия? Разве не думал, что поступает плохо? Что отнимает чужую жизнь? Что ради одного жертвует другим?

— Ты такой загруженный, — отметил его состояние Слава, когда они переместились на кухню: Глеб сел за стол, а Слава варил кашу – сказал, что сам справится. Царящий и здесь бардак Глеб предпочёл игнорировать.

— А мне, по-твоему, каким быть надо? Если ты не понял, то я нисколько не рад тому, что ты сделал, — буравил его спину Глеб, надеясь, что хотя бы отчитывающий тон повлияет.

Слава не отреагировал, продолжал мешать манку.

— Тебе… тебе просто надо привыкнуть… ты, наверное, уже и забыл, что значит жить. Вспомнишь, и ещё захочешь, — в голосе звучали радостные нотки. — Наверное, там было совсем нечем заняться?

Ответа у Глеба не было. Он не ощутил, как было там. Его там будто и не было.

— Расскажешь, какая она – жизнь после смерти? — Слава развернулся боком, и с такого ракурса он казался худее, чем прежде. Шея стала тоньше, это было особенно заметно с собранными волосами.

— Я не помню, — признался Глеб. — Ничего.

— Если не хочешь говорить, я тебя не заставляю, — быстро переключился Слава. — Наверное, там совсем по-другому.

Глеб отвёл взгляд в сторону окна. Светило солнце, заливало дом напротив и двор золотым.

— Сейчас лето?

— Почти. Конец августа.

Даже если бы была середина января, Глеб не почувствовал разницы – его тело не чувствовало разницы. Но для конца августа Слава был одет тепло – в кофту с длинными рукавами и штаны. Он всегда жаловался, что ему жарко, носил как можно меньше одежды, а сейчас пытался утеплиться. Это было на него не похоже.

Слава разлил кашу по тарелками и поставил её на стол. Загромыхал ящиком с металлическими приборами и достал большие ложки. Судя по загруженной раковине, большинство из них было там.

— Нормально? Не пересолил? Или сахар добавить? — завёлся Слава, когда Глеб сделал первый глоток.

— Я не чувствую, — сказал Глеб. — Ни вкуса, ни запаха. Температуру тоже не чувствую. Как и прикосновения.

Слава словно обмер.

— Совсем?

— Совсем.

Глеб посмотрел на него. Слава был удивлён и будто бы расстроен.

— Это, наверное, тяжело, — пробормотал он, натягивая рукав кофты на пальцы.

— Этого я тоже не чувствую. Я этого и тогда не чувствовал, — Глеб положил ложку в рот и проглотил содержимое. — Когда это в первый раз случилось.

— Вот как… — Слава склонил голову. — Ну да, вроде что-то такое ты говорил. Наверное, было бы хуже, если бы ты чувствовал. Что происходит с тобой. — Он потёр плечо.

Если бы Глеб чувствовал, как умирает и гниёт его тело, он бы не выдержал четыре дня. Он бы не выдержал и окоченения. И не должен был.

Глеб опустил ложку в кашу.

— Слава, я с тобой не согласен и хочу, чтобы ты вернул меня. Вернул туда… где мне место.

— Опять ты начинаешь, — в этот раз Слава не раскис, его интонация говорила о том, что он намерен продолжать и собирается убедить Глеба в правильности своего решения. — Разве тебе есть куда торопиться? Попробуй, поживи, а там видно будет. Может, потом ещё рад будешь, что вернулся к жизни, — Слава протянул руку, но Глеб вовремя убрал свою, спрятав её под стол. — Ведь нет ничего лучше жизни, верно? Поэтому ты просил меня жить. И я жил. И сейчас живу… всё ради этого.

Глеб промолчал. Что он должен сказать, чтобы Слава его услышал?

Он вздохнул – повторил это привычное действие и взял ложку в руку. На фоне зазвонил телефон. Слава ушёл в комнату, отключил его. Вернулся и залез в шкафчики. Достал оттуда сине-жёлтую коробку – таблетки. Выдавил две из блистера и проглотил без воды.

— Болеешь? — спросил Глеб.

— Немного, — Слава убрал упаковку и сел на стул. — Но сейчас мне лучше. Тебя не заражу, — он улыбнулся, — не беспокойся.

Единственное, что беспокоило Глеба, помимо его присутствия в мире живых, было поведение Славы – он был слишком размерен и медлителен. Обычно эмоции так и полыхали в нём, он вечно куда-то нёсся, что-то делал, торопил Глеба, даже когда он рыдал перед ним, это происходило именно по такому правилу – на полную мощь с полной самоотдачей. А сейчас он даже голос не повышал. Складывалось впечатление, что громче Слава говорить не может. Если бы Глеб этого не знал, он бы подумал, что вот это и есть его обычное поведение. Но это было не оно.

— Сколько времени прошло? — решил уточнить Глеб.

— Какая разница? — напёр Слава. — Главное, что сейчас ты здесь, а остальное неважно. Немного прошло. Ну, разве что, — Слава тронул свои волосы, — как видишь, решил отрастить. Не знаю, до куда хочу, просто пока отращиваю… может, потом под ноль побреюсь, как припрёт, — он засмеялся.

Глебу было не до смеха.

Слава абсолютно точно не настроен возвращать его. Ухватился и не отпускает. Глеб даже не может шантажировать его своей смертью. Если он убьёт это тело, он убьёт и этого человека, а Слава… Слава снова сможет призвать его, как найдёт кого-то другого. Пострадает только невиновный.

— Скажи хоть, как его зовут, — произнёс Глеб.

— Богдан, — ответил Слава и тут же поник.

Об этом Богдане он вовсе не хотел говорить. Хотел, чтобы с ним был только послушный Глеб, но, Глеб понимал, послушным он не будет, не на таких условиях. Последние их дни показали, что он может демонстрировать характер, и сейчас этот самый характер только закреплялся. Глеб был бы этому рад, если бы не ситуация.

Он доел кашу, Слава был только на середине. Хлебал неторопливо, много смотрел на Глеба и сжато улыбался, когда тот обращал на него внимание.

— Даже не верится, что это ты, — сказал он наконец. — Я не думал, что получится.

— И не должно было получиться, — огрызнулся про себя Глеб, но Слава услышал. Принял его слова покорно склонённой головой.

— Я… я понимаю, почему ты так говоришь, но всё же… ты больше него заслуживаешь жизни. Считаешь, я совсем идиот, раз решился на это?

— Слава, — вздохнул Глеб, — я не считаю тебя идиотом, — по привычке он попытался его переубедить, — но то, что ты сделал, неправильно. Просто исходя из морали. Ты ведь… сам говоришь, что понимаешь, но почему-то отказываешься делать так, как я тебя прошу. Почему? Неужто мне снова надо умереть, чтобы ты послушал меня?

Слава во все глаза смотрел на Глеба. Губы дрожали. Брови свелись на переносице.

— Нет, конечно, нет, но и ты, ты пойми меня, без тебя было… было тяжело. А сейчас я думаю, что раз получилось, то не всё потеряно. Я, знаешь, сколько раз пытался? Сколько раз звал тебя? И ничего, я и не думал, что сейчас получится, но если получилось – это знак. Значит, так должно быть. Верно же?

Хотелось сказать, нет, ничего это не значит. Потому что это не соотносилось с его принципами, но отлично ложилось на любимые слова, которые сейчас успешно продвигал Слава, давя на старое. Всё, что ни происходит, к лучшему. Должно быть, но не такой ценой. Есть вещи, которые того не стоят.

Глеб закрыл глаза. Попытался перезагрузиться. Нужно время, чтобы придумать, как переубедить Славу, как надавить на нужную точку. Найти эту самую точку, но где она сейчас находилась? Что для Славы было дорого? Понятно, что не Богдан, судя по реакции, отношения у них были не лучшие. Слава легко обменял его на Глеба. Выходит, ему нужно было только тело? С таким планом он подходил к отношениям? Если да, то его не переубедить. Сколько он к этому стремился? Сколько они встречались? Сколько он пытался возродить Глеба до этого момента? Сколько эта мысль вживалась в него?

Глеб открыл глаза. Всё, что остаётся, давить на чувства, связанные с ним самим. Попытаться донести до Славы, как ему важно уйти, как он этого хочет, только так и никак иначе.

Слава доел кашу и забрал тарелки. Поставил в раковину и залил водой.

Глеб огляделся. Позади него был угловой диван, на котором валялась одежда и было сбито покрывало. У стены стояли велосипед и лонгборд. Рядом кучковались пакеты и коробки. На подоконнике стояло что-то, не различимое за тюлем. Эта квартира действительно напоминала ту, в которой они жили – студия в комплекте с ещё одной комнатой. Возможно, за стеной жила старуха, подобная Агафье Прокопьевне, которая после каждой ссоры звонит и выясняет, что не так, что случилось, говорит, что Слава спесивый… что Глебу надо бежать, что до добра он его не доведёт.

Для Глеба это всё произошло несколько дней назад. Воспоминания были живы, он ещё злился на старуху, но держал себя в руках. Может быть, этой старухи и в живых нет. Как и его не должно быть.

Глеб понял, что опустил голову и мял пальцы, а, когда поднял её, увидел рассматривающего его Славу. Он стоял спиной к раковине, ничего не говорил, не отвлекал. Но, когда увидел, что своё Глеб додумал, прокомментировал:

— Кажется, у тебя даже взгляд такой же стал, такой… задумчивый, серьёзный. Очень похож.

— А вы посуду совсем не моете? — спросил Глеб.

Слава встрепенулся, поднял плечи. Огляделся по сторонам.

— Мы… мы вечно не можем решить, чья очередь мыть.

— Подбросить монетку? — Глеб встал из-за стола.

— Он считает, что… что это должен делать я, никакие монетки ему тут не угодят.

Глеб подошёл к Славе. Слава прижался к раковине.

— Да и ссоримся мы постоянно… в общем, мрак какой-то.

Глеб поднял руку и положил её на лицо Славы. Сейчас Слава вызывал жалость (но злость ещё никуда не делась). Что-то здесь определённо не так.

— Тогда зачем ты с ним? — Глеб провёл большим пальцем под глазом. Слава приластился.

— Я же говорил, просто мы можем дать друг другу кое-что другое. Не нормальные отношения, — он усмехнулся, — а такой… симбиоз.

— И он стоит того? — Глеб опустил руку на его шею. Он хотел чувствовать кожу Славы, её тепло, мягкость, его пульс и дыхание. Но, как и прежде, он ничего не чувствовал. Это раздосадовало.

— Да, стоит. То есть стоило, — Слава улыбнулся, — теперь со мной ты. И это лучшее, что могло случиться.

Глеб убрал руку. Ему не казалось, что нарушение этого симбиоза – его единственная причина появления здесь. Было что-то ещё. О чём Слава умалчивал.

Глеб отвёл Славу в сторону, взял губку, налил моющего средства и принялся мыть посуду. Слава куда-то ушёл и вернулся с полотенцем. Глеб отдавал ему чистую посуду, а Слава вытирал и составлял её в шкафчики. Чтобы всё перемыть потребовалось пятнадцать минут.

— Спасибо, — сказал Слава, протягивая полотенце для рук.

Глеб встряхнул ладони над раковиной и взял его.

— Здесь ужасный беспорядок, — не сдержался он.

— Знаю… я хочу этим заняться, но сил не хватает. Сейчас же работа… я… я уже выпустился. Еле-еле. Ну и работаю.

— Богдан тоже работает?

— Да.

Глеб положил руку на лицо.

— И чем он занимается?

— Я точно не знаю, что-то с графическим дизайном связано. — Глеб грузно вздохнул – в этом он ничего не понимал. — Ты можешь просто уволиться! Не обязательно делать то, что делал он…

— Я не буду увольняться, — отрезал Глеб, — скажу, что заболел, а потом… — Потом он планировал сделать то, против чего пока что был Слава. С ним это необязательно обсуждать.

— А потом? — спросил Слава, прижимая руки к груди.

— Выпутаюсь. Где его телефон? Ты знаешь пароль?

— Там вроде по отпечатку пальца можно… — ответил Слава и повёл Глеба в спальню. Телефон лежал на подоконнике. Среди пачек сигарет и зажигалок.

— Ты куришь?

— Не я, он.

— Понятно.

Глеб положил палец на сканер. Мелькнули время и дата и показалась заставка – череп с красными розами на чёрном фоне. Экран завален иконками приложений. Потребовалось время, чтобы найти пару мессенджеров.

— Ты знаешь, кто его начальник?

— Нет, прости, не знаю.

Каждую переписку читать – не вариант. Глеб залез в Ватсап: множество контактов и ни одной рабочей группы. Однако одна такая была в Телеграмме. Туда Глеб написал, что ему нужен отгул. Первое дело сделано. Второе – полностью заключалось в Славе.

— Что? — спросил он.

Глеб не ответил. Поднял голову и уставился в зеркало. Если бы он на самом деле что-то ощущал, то он бы испытывал неприязнь к этому Богдану. Слава никогда не отличался чистоплотностью, но при правильном подходе и паре льстивых слов соблюдал порядок. С ним в этом плане никогда сложно не было. Какие отношения должны быть между двумя, что они даже не могут решить, кто моет посуду? Так, видимо, они не могут решить, кто будет убираться, кто должен соблюдать порядок, в ком на самом деле заключается проблема.

В отражении чужие карие глаза смотрели ровно в глаза Глеба – тело Богдана. Чувствовал ли сейчас что-нибудь Богдан? Знал ли, что его тело занял другой человек? Никакого сопротивления в себе Глеб не ощущал, не чувствовал, что кто-то стремится вернуть себе контроль и тело, будто Богдан заснул. Или… его вытеснило. Словно в теле может находиться один человек, а второй – уходит насовсем, они меняются местами. Так ли это? Или Богдан ещё здесь? Этого не узнать. Вдруг, если Глеб уйдёт, в тело больше никто не вернётся? И что тогда делать Славе? Возиться с ещё одним трупом? Тогда он тем более вернёт Глеба, чтобы тот на полных основаниях пребывал здесь.

— Тебе не нравится? — спросил Слава, от неожиданности Глеб вздрогнул. — Я понимаю, он на тебя совсем не похож… но другого варианта не было. Прости.

— Дело не в этом, — Глеб наконец-то отвёл взгляд от тощего отражения. — А в том, что я здесь. Хотя быть меня не должно.

Понимает Слава или нет, Глеб узнавать не стал. Достаточно только повторять, что его быть не должно. Он обязан закрепить новую мысль в его голове, чтобы она вытеснила старую. Приём грязный и манипулятивный, но что поделать? Глеб уверен, что так будет поступить правильно.

Слава оттянул рукава кофты и зажал их пальцами. Руки прижал к телу. Глаза опустил.

Он всё понимал, но решил остаться при своём.

— Хочешь… чем-нибудь заняться? — спросил Слава. — У меня, правда, сегодня встреча… через пару часов, да… Но до этого времени мы можем чем-нибудь заняться.

Чем-нибудь…

Глеб посмотрел на свои руки – чтобы он ни сделал, он этого не почувствует, так зачем стараться? Желания жить ему это не прибавит.

— Я ничего не хочу, — сказал Глеб. — Чем меньше знаю, тем проще будет уйти.

Слава открыл рот и замер. Хотел возразить. Раньше бы он начал напирать, отговаривать, действовать агрессивно, но сейчас он вёл себя покладисто, как Глеб в своё время. Он повторял за ним?

— Почему ты так ведёшь себя? — спросил Глеб, всматриваясь в Славу – в эту пережатую фигуру, которая не отстаивала своё мнение, которая только удивлялась и принимала отчитывающие интонации. Не так это всё должно быть. — Ты какой-то уж слишком тихий, это странно.

— Я… — почему-то улыбнулся Слава. — Я просто устал… болею немного, вот и… ну, сил нет, поэтому как-то отвечать тоже сил нет… тебе было бы лучше, если бы я вёл себя как… как раньше?

Этого Глеб не знал. Если бы Слава ещё взрывался от каждого неугодного слова и они орали на всю квартиру, перекрикивая друг друга, – это создало ещё больше проблем. Глеб не уверен, что у него самого есть силы на это. Это не говорит о том, что он чувствует, будто сил хватает, так он ощущает себя в мыслях. Мысли – это единственное, что у него осталось, чем он на самом деле жив, что именно его двигает к существованию.

— Без понятия, — выдохнул Глеб. — Я ведь не знаю, какой ты сейчас, что у тебя в голове, чем ты жил всё это время… Возможно, слишком многое изменилось.

Слава сцепил пальцы.

— Если н-надо, я буду вести себя как раньше, правда, мне несложно. Если тебе так будет лучше, я попробую. Правда, если тебе это надо…

Слава готов выполнять условия, но лишь те, на которые пойти готов. Значит, уход Глеба надо превратить в одну из таких вещей. Звучит просто, реализовать, кажется, труднее.

— Веди себя как хочешь, — скинул с себя ответственность Глеб. — Я не планирую тут задерживаться.

Слава сделал глубокий вдох. Потом кивнул. Согласился, будто действительно так сделает. Он знает, никуда Глеб без него не уйдёт. Всё это зависит только от его желания.

— Может быть, тебе рассказать что-то? — пробовал подступиться Слава. — Я имею в виду то, что произошло в мире, не с нашими знакомыми… Но могу и о них рассказать, и о твоих родителях… мы с ними иногда общаемся. Надеюсь, ты не против… — лицо Славы приняло виноватое выражение. — Я просто… просто общался с ними, в гости иногда заходил… ничего такого не делал, ты не подумай, я просто отношения поддерживал, ну, чтобы совсем пусто не было…

— Звучишь так, будто я начну тебя за это отчитывать. Твоё же дело, общаться с ними или нет, — слова о родителях задели. Тогда не хотелось с ними расставаться, расставаться не хотелось и со Славой, Сашей, Женей, Викой, со всеми, но так пришлось сделать. Иначе бы для Славы всё закончилось печально. — С ними… — решился Глеб. — С ними же всё в порядке?

Слава приободрился, распустил перетянутую позу.

— Да, всё в порядке. Скучают по тебе… Особенно мама. Мы… на могилу твою ходим, она всегда плачет… но потом ей становится лучше. Говорит, что… что в жизни всякое случается. Наверняка, у тебя была причина так поступить. Извини, — Слава снова сцепил пальцы, — что из-за меня тебе пришлось так поступить…

— Я ведь говорил, что был готов к этому. — «Готов» – не лучшее слово, пришлось так поступить из необходимости, но именно к этой необходимости Глеб был готов. Он всегда брал на себя тяжёлые решения, облегчая жизнь Славе. Считал, что должен так делать. Что так устроены их отношения. — Насколько это возможно. У нас всё равно не было другого выхода.

— Вообще, — Слава опустил голову, поковырял ногой пол, — вообще был… ты мог просто остаться в квартире, а я бы… позвонил в скорую или полицию, ну и… всё бы закончилось. Меня бы посадили, и все бы узнали правду, — Слава вцепился в край кофты и тёр ткань между пальцами. Он много и глубоко дышал.

— Это была случайность, — повторил Глеб.

— Нет… это… это была не случайность, это было убийство.

Глеб вздохнул. Неужто Слава до сил пор винился? Во всём виноват проклятый подлокотник и Глеб, который знал, что Славу трогать нельзя, но тронул. Подумал так образумить его. Всего пара сантиметров, и этого бы не случилось. Но всё развернулось по самому худшему сценарию – Глеб ударился затылком и умер. Ничтожно быстро. Потому что он помнил, как ударился, как в глазах потемнело, а потом Слава ревел над его телом и просил прощения. Глеб подумал, что обошлось, что он пришёл в себя, но Слава сказал, что пульса не было. Глеб просто не мог снова открыть глаза и оказаться живым, к тому же, когда это произошло, его сердце всё так же не билось. Он стал живым мертвецом, который разлагался по часам.

Глеб дотронулся до затылка, пробрался сквозь волосы и попытался прощупать кожу.

Зазвонил телефон. Слава дрогнул и обернулся. Это был его. Он взял его с кровати и принял звонок.

— Ало? Нет, я ещё не вышел. Пораньше? Насколько? Час? — Слава посмотрел на Глеба, с сомнением. — Ну, наверное, с-смогу. Мы тогда закончим раньше? Не хочу задерживаться. Хорошо. Спасибо. — Слава нажал на экран. — Меня пораньше просят подойти, — он посмотрел в телефон. — Сейчас придётся выйти. Я ненадолго, подождёшь?

В этом было его сомнение – оставлять ли Глеба одного.

— Навряд ли я куда-то денусь.

— Если… если захочешь, твоя одежда в этом шкафу, — Слава указал на шкаф ближе к окну. — Можешь выйти погулять, я не против, то есть как я могу быть против? Погода хорошая, можно пройтись. А ключи… а вот где они, я не знаю, могут быть в джинсах, в рюкзаке или куртке…

— Если понадобится, думаю, я найду, — заверил его Глеб.

— Хорошо. Если ты пойдёшь, позвони мне, хорошо? Не хочу тебя потерять… — Глеб кивнул. — А сейчас… ты можешь выйти? Я хочу переодеться.

Это тоже было несвойственно Славе – смущаться Глеба. Пожалуй, стыд был последним, что испытывал Слава по отношению к Глебу. По отношению ко всем, но, видимо, он сильно изменился…

Глеб вышел, закрыл за собой дверь. Только когда сел, понял, что в руке держит телефон. Пришло сообщение от некой Алёны. Она спрашивала, что случилось. Возможно, именно она – начальник. Глеб ответил, что заболел. Написал, что, как минимум, на неделю. Неизвестно ещё, сколько времени понадобится для того, чтобы переубедить Славу… Сейчас Глеб был мало в себе уверен, Слава казался непреклонным. Пусть и не вёл себя так же нагло, как раньше, чувствовалось, что ради цели он ничем не поступится. Ни Богданом, ни моралью. Ни человеческими принципами.

Глеб потёр глаза. Услышал, как открылась дверь. Слава вышел. Надел джинсы и худи. В прихожей накинул куртку.

— Я через часа два-три вернусь, — сказал Слава и взял рюкзак. Прошёлся по карманам и нащупал то, что искал. — Не скучай. Если что, можешь взять компьютер, — Слава кивнул в сторону спальни, — пароль… Пароль – это номер паспорта Б-Богдана, а паспорт где-то там же лежит, под сигаретами. Посмотри, я уверен, — он улыбнулся, — ты его найдёшь. Так что… наверное, всё, скоро вернусь.

— Давай.

Слава вышел и запер за собой.

У Глеба есть пара часов, чтобы придумать, как действовать дальше, но в голове ни единой мысли. В голове, которая существует по представлению его сознания. Возможно, стоит воспользоваться помощью всезнающего интернета.

Глеб разблокировал телефон, пока искал браузер, перерыл кучу папок. Беспорядок присутствовал не только в квартире, он был и в такой легко организуемой вещи как телефон. Так Глеб решил пройтись по всем приложениям, которые могли хоть что-то дать. В мессенджерах огромное количество диалогов, и по крайней мере от семи висели непрочитанные сообщения. Открывать их Глеб не стал – не будет он впутываться в чужие отношения и придумывать, что отвечать, заранее предполагая, что, как Богдан, он не станет, даже если прочитает его ответы. Под палец попала иконка галереи и Глеб случайно задел её. Открылось множество фотографий, зачастую повторяющихся, на одних был Богдан, позирующий перед зеркалом, на других Богдан в окружении знакомых, кривящий рожи, попадались фотографии с граффити, надписями, постерами, каких-то девушек, но не было ни одной со Славой. Это было странно, если они встречались. Или они были именно в таких отношениях? При которых они не играют пару, а, например, только делят аренду квартиры пополам?

Глеб надвинул брови на глаза. Пролистал фотографии, перешёл в раздел с видео и был ошарашен. Даже не включая, он видел чужое обнажённое тело. Сначала он думал, что не должен в это лезть, это не его дело, не его собственность, но любопытство взяло верх. Он нажал на видео. Разглядел знакомое постельное бельё, которое увидел сразу после пробуждения, увидел тощую голую спину, с проступающими позвонками, увидел тёмные длинные волосы. Это был Слава.

Глеб сглотнул и нажал на воспроизведение. Богдан вдалбливался сзади, телефон трясся, но всё было понятно – он снимает то, как они занимаются сексом. Зачем это ему? Глеб хотел выключить, но увидел, как рука Богдана доползла до шеи Славы и сжала её, Слава застонал громче:

— П-подож… ди, не так… не так сильно, — он задыхался, но Богдан хватку не ослаблял. Кажется, наоборот, сжимал сильнее. — Б-Бог… дан, — натужно просил Слава.

Глебу стало душно. Он ощутил именно это в своих мыслях.

— Терпи, — сказал Богдан, вдавливая Славу в подушку.

Так продолжалось пятнадцать секунд, потом видео закончилось.

Глеб листнул дальше. Ещё одно порно. В этот раз Слава на спине и его лицо видно. На шее чёрный ошейник. Глеб нажал, Славе всё это не нравилось. Он не смотрел в камеру.

— Зачем ты снимаешь? — спросил он.

— Чтобы было на что дрочить.

— Ты так прикалываешься? — огрызнулся Слава, на что Богдан дёрнул за поводок. — Прекрати, — Слава взялся за верёвку руками, на запястьях наручники.

— Чё ты такой привередливый? Сам же сказал, что не против. — На этих словах лицо Славы стало беззащитным – будто он понял, на что подписался. — Теперь типа заднюю даёшь?

— Нет, — ответил он, — просто неудобно…

Глеб выключил и пролистал дальше, его ожидала целая прорва таких видео: Богдан тянул Славу за волосы, красные ягодицы с отпечатком ладони, связанные руки, пакет на голове, но одно отличалось от всех остальных. На нём была рука, вся в шрамах, белых и красных, с запёкшейся кровью, расположенных поперёк и вдоль.

— Ты меня не засудишь? — спросил Богдан.

— Я тебя об этом попросил, — сказал Слава. Судя по громкости голоса, именно он в этот раз держал телефон. — Я даю на это согласие. Доволен?

— Ну ладно. Только ты потом, это, ну, не ори.

— Задрал уже, режь давай, ты же хотел.

На этих словах лицо Глеба вытянулось. Только на них он связал тот факт, что рука принадлежит Славе и что шрамы тоже Славины. А раньше их не было… Он увидел, как Богдан одной рукой взялся за руку Славу, как бы натягивая её, а вторую, с ножом, поднёс к шраму. Когда он полоснул по коже, Глеб заблокировал телефон.

Об этом симбиозе Слава говорил?

Глеб был в шоке… При нём всё было не так. Слава никогда не просил о насилии, не говорил его резать или играть в бдсм-игры. Почему он сейчас этим занимается? В чём смысл? Ему это нравилось? Если нет, то зачем соглашался? Если да, почему ему начало это нравиться? Он никогда не демонстрировал к этому интерес. Скорее всего, он бы сам кого-то бил и резал, но не его. Глеб вспомнил все разбитые тарелки и кружки, приставку и все «ласковые» прозвища, которыми Слава одаривал бесящих его людей, но чтобы так обходились с ним…

Глеб не мог в это поверить. Тело размякло, он почти съехал со стула.

Что вообще произошло?

Эти мысли вплотную забили голову. Ни о чём больше Глеб не думал. Он ждал возвращения Славы, чтобы спросить об этом, узнать правду, понять, что происходит, что случилось, что послужило толчком к этому.

Слава вернулся через два с половиной часа.

— Привет, — сказал он радостно из прихожей и заглянул на кухню. В руке был пакет с увесистым содержимым. — Я торт купил. «Прагу». Я помню, что ты не чувствуешь, но, может быть, ты… ты сможешь вспомнить, каково это?.. Может, чувства проявятся постепенно? Всё-таки сейчас… с телом всё в порядке. Оно живое и ты… живой, — глаза у Славы блестели.

Он поставил пакет на стол и достал шоколадный торт.

«Прага» Глебу нравилась.

А ещё Глебу очень нравился Слава.

— Слава, у меня к тебе серьёзный вопрос. — Слава, наверняка, рассматривал этот серьёзный вопрос как что-то, однозначно связанное с возвращением Глеба в мир иной, поэтому он даже не насторожился, спокойно кивнул и приготовился. — Я посмотрел его видео, — Глеб показал телефон, и тут до Славы дошло – медленно и постепенно, он оттянул рукава худи, цепляясь за них пальцами, и закрылся: склонил голову и сжался. — Теперь тебе такое нравится?

Слава переступил с ноги на ногу, скрестил руки на груди и протолкнул их поглубже.

— Н-нет, мне такое… такое не нравится, — он говорил в пол, на Глеба не смотрел.

— Тогда почему ты разрешил ему себя резать? — Глеб еле сдерживался, чтобы не повысить голос, чтобы снова не начать отчитывать Славу, чтобы снова не показать характер, но глаза застелила пелена, когда он вспоминал просмотренное. — Почему… почему у тебя вообще шрамы на руках? Чем ты занимался, пока меня не было? Что ты делал с собой?!

Слава качнулся и взял воздух ртом.

— Я, — его голос знакомо булькнул. Сейчас он заплачет, предвидел Глеб. Он не сдержался. Накричал. — Я… а, по-твоему, что мне оставалось? — Слава сжался сильнее. — Что я должен был делать? Делать вид, что ничего не случилось? Что не я тебя убил? Что не из-за меня тебя больше нет? — Глеб опешил. Ведь это Слава и должен был сделать, они договорились об этом. — Я пытался! Правда, пытался!.. Как ты сказал, я жил, пытался жить, сколько это возможно. Но я не мог, не мог, понимаешь, принять это. Принять то, что я своими руками… своими руками тебя… Что это всё из-за меня, — Слава резко положил руку на лицо и затрясся. Захлюпал носом. — Как я, по-твоему, должен был жить, зная, что я убил тебя? Что это всё из-за меня?.. Я немог… просто не мог… но я не мог убить себя, потому что обещал тебе жить. А я хотел… правда, столько раз думал, что лучше мне сдохнуть. Столько раз думал, что вместо тебя должен был сдохнуть я. Всем бы было лучше… и тебе. Тебе тем более. — Слава размазывал слёзы по лицу и еле дышал. Много выдыхал и почти не вдыхал. — Когда ты умер, я не мог есть, меня постоянно рвало, меня даже в больницу положили, через капельницу ел. Представляешь? До чего я дошёл? А потом… потом я вспомнил, что ты говорил жить, начал что-то есть. Рвало меньше. Вообще все подумали, что у меня рак. Лучше бы это был, блядь, рак… — Слава не устоял на ногах, его повалило на пол, Глеб не устоял на месте, попытался подхватить, а Слава схватился за его руки. — Скажи честно, сколько… — он поднял красное заплаканное лицо. — Сколько времени для тебя прошло? Десять лет? Пять? Год?

Глеб пытался удержать тело Славы и почему-то оно казалось тяжёлым. Всё ощущение Славы обернулось непосильной ношей, хотя Глеб ничего не чувствовал.

Теперь глаза опустил он.

— Нисколько.

Слава вдохнул шумно через нос, с его лица упала пара капель.

— Что?.. — спросил он.

— Говорю, для меня нисколько не прошло. Не было жизни после смерти. Не было ничего. Я будто закрыл глаза… и сразу открыл их. Это даже сном не назовёшь… просто какое-то переключение между каналами. — Посмотреть на Славу у Глеба духу не хватало. Он начал понимать, что происходит – и это нисколько не облегчало его пребывание здесь.

— Вот как, — Глеб зацепился за губы Славы, они дрожали, а сам он улыбался. — Может б-быть, это даже х-хорошо.

— Сколько прошло на самом деле? — Глеб крепче взялся за Славу.

— Три с половиной. — Глеб зажмурился и сделал глубокий вдох. — И всё это время я… й-я видел кошмары, как убивал тебя, — голос Славы тоже дрожал, — что сделал с-с тобой, во что превратил тебя, я думал, что не имею права жить, во снах ты так говорил мне… Но я понимаю, это не ты, это то, что я думаю… что хочу сделать. И резался я, чтобы… ну, чтобы не убивать себя… и с Богданом… я думаю, я всё это заслужил. И такого обращения, и… таких наказаний. Ведь я их заслуживаю. За то, что забрал у тебя жизнь. Поэтому я х-хочу, чтобы ты жил сейчас. — Глеб открыл глаза. Лицо у Славы было мокрое, оно всё сжалось, тряслось, глаза воспалились. — Потому что ты имеешь на это право. Потому что т-так будет правильно. Ты же понимаешь?

Это всё объясняло, но Глеб не мог до этого додуматься. Он принял свою смерть, он понял, что навсегда выпадет из круга жизни, и почему-то оказался к этому готов, возможно, потому что он не ощущал настоящих чувств, он ощущал лишь те, о которых вспоминал его мозг, – да, было немного жаль, было немного злостно, было немного паршиво, но лишь на уровне того, что, скорее всего, он должен был ощущать в такой вот ситуации, но не по-настоящему. Однако он совсем не взял в расчёт то, что живые останутся в круге жизни и на них бременем будет висеть его смерть – его уход из жизни. Они не будут к этому равнодушны: они будут скучать, продолжат любить, желать вернуть, а в случае со Славой – бесконечно винить себя и просить прощения. Глеб думал, раз он договорился со Славой, то всё так и будет, почему не должно быть? Но Слава – не машина, которую легко запрограммировать на необходимые действия, Слава, в отличие от него, живой по-настоящему, у него есть чувства, страхи, сомнения, настоящее бремя, которое, как думал Глеб, он снял, выставив всё так, будто покончил жизнь самоубийством. Он совсем не подумал о том, что будет со Славой… Он и представить себе такого не мог. Он надеялся, что своим притворным суицидом разрешит все проблемы, но решил он только одну – Славу не посадили.

Но было бы ли это лучшим решением? Теперь Глеб сомневался. Не потому, что не хотел защитить Славу, а потому, что это могло быть способом искупления вины, который он отнял.

— Глеб, — Слава прижался к нему, — скажи, что понимаешь…

Теперь Глеб понимал.

Он обнял Славу как тогда, когда всё это случилось и Слава безостановочно ревел, а труп Глеба коченел.

— Но и ты ведь понимаешь, — Глеб говорил негромко, — я не могу забрать чужое тело. Чужую жизнь, и жить так, будто ничего не было.

— Тогда, — Слава вжался как можно сильнее, — возьми моё тело. Я не знаю, получится ли, но… наверное, наверное, это возможно. Тогда ты согласишься?

Глеб не мог согласиться. Он не готов жертвовать ничьей жизнью, он не хочет забирать ничьё тело даже ради второй жизни. Даже ради себя, который умер так глупо и быстро. Он не хотел ничего отбирать.

— Нет, Слава, я не могу, — Глеб нахмурился и положил руку на его голову. — Пойми, я… я всё, по-настоящему всё, тебе просто нужно это принять…

— Как я могу это принять?! Ты издеваешься? — Слава оттолкнул Глеба. — Я жил… я жил только ради этого! Ради того, чтобы ты снова смог жить, понимаешь? С того самого дня… хоть я и сказал, что отпускаю тебя, я не мог отпустить тебя. Как я могу это сделать? Как ты прикажешь мне это сделать? — Слава заходился: заикался, между словами стонал, размазывал слёзы по коже. — Если бы я мог, я бы так и сделал, но всё, что я могу, это резать себя и пить таблетки, чтобы не свихнуться с концами, чтобы не убить себя… что… что мне, по-твоему, делать? — Слава склонился над полом. — Как я должен это сделать?.. Как…

С самого начала переубедить Славу было невозможно. И не потому, что идея возродить Глеба прорастала в нём три с половиной года. Всё определилось в момент смерти и последующем воскрешении. С того момента всё было предрешено. Если бы Глеб уделил больше времени переживаниям Славы, этого можно было избежать? Если бы они прощались дольше? Если бы он рассказал ему больше своих секретов, поделился тем, что чувствовал тогда? Что нужно было сделать, чтобы до этого не дошло? И был ли Глеб в состоянии так поступить? Если даже сейчас он не знает, как действовать, значит, тогда он не смог бы тем более.

Этого не изменить.

Даже сейчас, всё зная и понимая, Глеб мог только в молчании наблюдать, как содрогается тело Славы, слушать, как, задыхаясь, он дышит и изнемогает от сердечной боли, осознавать, как чувства рвут его на части, вина выжимает досуха, а совесть изъедает в нём дыры, и ощущать свою тотальную беспомощность.

Он ушёл ни о чём не подумав. Оставив всё на Славе.

Мёртвым живых не понять. Ведь они больше не существуют, следовательно, не думают, не чувствуют, не понимают.

— Слава, прости меня, — единственное, с чем Глеб определился. — Я не думал, что до такого дойдёт.

Слава сильно вздрогнул и поднял лицо. Он был весь красный.

— Не извиняйся, пожалуйста. — Слёзы быстро появлялись на глазах и так же стремительно скатывались по лицу. — Это я ведь… я виноват, что убил тебя, что не отпустил… что вернул сейчас и хочу заставить тебя жить… А ты этого даже не хочешь… Я… я думаю лишь о себе. О том, что так ис-искуплю вину, что так… не буду страдать, что так всё вернётся на свои места. Но так ведь уже не будет, да? Всё… никогда не будет как раньше. А я лишь надеюсь, надеюсь, что всё-всё исправлю…

Слава прижал руки к груди. Глеб чувствовал, как болит его сердце. Как оно разрывается и как его штормит из стороны в сторону. Он определённо точно это ощущал.

Он положил ладонь на плечо Славы и почувствовал, какой он горячий, как тряска отдаёт в руку, как от прикосновения Слава напрягся сильнее.

— Тебе надо отдохнуть, — больше Глеб ничего придумать не смог.

Слава послушно закивал и попытался подняться. Ноги его не держали. Глеб помог, уложил на диван, предварительно скинув одежду.

— Голова болит, — сказал Слава. — Я давно… давно так не ревел. С того самого дня, наверное.

— Выпьешь таблетку?

— Давай, — Слава утёр слёзы и всхлипнул носом. — Они там, — он указал на висящий ящик, из которого утром доставал таблетки.

Глеб подошёл, открыл дверцу, сразу увидел сине-жёлтую коробку. Вальдоксан. Название ничего не говорило о применении. Глеб пошарил рукой, нашёл цитрамон и пенталгин.

— Тебе послабее или посильнее?

— Посильнее.

Глеб взял пенталгин, потом принялся искать кружку.

— Я без воды пью, — сказал Слава.

Раньше только водой и запивал.

Глеб вернулся и сел рядом, отдал блистер в руки. Слава выдавил зелёную таблетку, положил на язык и запрокинул голову. Проглотил и не поморщился. Приложил руку ко лбу. Больше не плакал.

— Прости, что… втянул тебя в это, — сказал он. — Я… получается, не о тебе думал даже, а о себе. Это так… эгоистично. Я думал, что Богдан плохой, но я хуже.

— Ты не хуже, — по привычке отговорил Глеб. — Просто так сложились обстоятельства.

— По-твоему, все бы решили воскрешать людей, если бы у них была такая возможность?

— Не знаю насчёт всех, но часть точно. Но большая это часть или меньшая, я не знаю. Просто какая-то. Это… это нормально, хотеть, чтобы человек вернулся… Может быть, если бы я, — теперь до Глеба дошёл весь смысл его пребывания здесь, кажется, он его понял, — если бы я оказался на твоём месте, если бы я потерял тебя, то я бы… тоже захотел тебя вернуть.

Слава шмыгнул носом. Он смотрел снизу-вверх на Глеба. Жалостливо. Он был весь расклеен. Разбит.

Глеб отвёл взгляд.

— Это напоминает о том, о том, когда ты лежал, а я сидел рядом с тобой, — сказал Слава. — Когда ты уже умер…

— Когда ты меня ещё мясом и овощами обкладывал?

— Ага. Думал, что так не дам тебе разложиться… Навряд ли это сильно помогало, — Слава вжал руку в голову. — Тогда батареи топили… наверное, ты только от этого быстрее, ну, быстрее…

— Это да, — согласился Глеб с незаконченной мыслью и упал на спинку дивана.

— Ты ведь… ещё хочешь уйти?

Только когда Слава спросил об этом, Глеб разглядел в себе честный ответ:

— Я не хочу… не хочу уходить, но я так не могу, — почему-то обзор застлали слёзы. Глеб не думал, что это возможно.

— Побудь со мной ещё немного, и потом… я… я всё сделаю.

— Обещаешь?

Слава отвёл глаза в сторону. Он не мог такого обещать.

— Слава, — Глеб хотел напереть, но практически сразу распустил наставнический тон. Он тоже должен войти в Славино положение. — Я бы мог… наверное, прожить так несколько дней, может, пару недель, — Слава внешне ожил, Глеб это и почувствовал, Слава потянулся к нему, взял за руку, прижался. — Но я не хочу портить его жизнь, понимаешь? Пара недель – это ещё уместно и возможно.

— Хорошо, — закивал Слава. — Только… прошу, побудь со мной, всё это время, каждую секунду, я так не хочу отпускать тебя, не хочу оставаться один, не хочу снова чувствовать себя виноватым…

— Да, конечно, — Глеб склонился над Славой, приобнял его, — я буду с тобой столько, сколько это понадобится.

Слава крепче ухватился за Глеба, а Глеб чувствовал, что, возможно, и пары недель будет мало. Возможно, понадобится больше времени. А, может быть, это не закончится никогда.

Что он вообще в силах сделать? Как он может повлиять на Славу? Как ему помочь его отпустить и при этом не загробить собственную жизнь?

Он должен понять, что чувствует живой, и дать то, в чём он нуждается.

С Богданом получается плохо, но теперь Глеб не готов оставить Славу в подобных условиях. За это короткое время он должен со всем разобраться, должен уйти правильно, чтобы не осталось никаких сомнений и страхов, он должен дать Славе то, от чего будет зависеть его дальнейшая жизнь, – прощение и принятие. За это короткое время Глеб должен понять, как их создать и вручить Славе. Чтобы он мог жить. Просто жить, как любой другой нормальный и заслуживающий того человек. Ведь не смотря на роковую случайность, Слава, как и все, заслуживает жизни с личным счастьем и светлым будущим.

Но пока – Глеб только в состоянии утешать его и быть рядом. И он будет рядом, каждую секунду нынешнего существования.