Билет на утренний поезд [Сергей Семенович Монастырский] (fb2) читать онлайн

Сергей Монастырский Билет на утренний поезд

-Ну, что Андрюша, кинул ты нас?

Виктор расслабленно, развалился в кресле напротив режиссёрского стола.

– Ты, друг мой, Витя, небрежно обращаешься с русским языком! – Андрей насмешливо посмотрел на собеседника – Во-первых, не кинул, а покинул. Почувствуй разницу, во-вторых – пока еще не покинул, в-третьих, – ты мне мораль пришел читать, или у тебя ко мне конкретное предложение?

– Вполне конкретное. Ты не имеешь права уходить. А послать, кинуть – я правильно применяю русский язык: ты нас сюда зазвал, мы ослепленными от любви и восхищения глазами смотрели тебе в рот десять лет, а теперь привет, ребята, я ухожу! Это как «не кинул»!?

… Десять лет назад Андрей, молодой выпускник режиссерского факультета, собрал двенадцать выпускников своего института и увез в театр их общей мечты, который открывался в молодежном только что построенном центре одного из областных городов, театр без ветхого запаха софитов и плюшевых штор и без стареющих артистов.

Предложение возглавить театр власти города рассылали по соответствующим вузам. Андрей уже утром был в аэропорту этого города.

– Какие условия? – спросил он у мэра.

Мэр был молодой и насмешливый.

– А какие бы ты сам хотел?

– Я бы хотел – никаких условий.

Мэр одобрительно кивнул:

– А я думал ты про деньги.

– Я про творчество.

– А про творчество – твори, дабы не было посредственно и скучно!

– Не будет! – пообещал Андрей.

Мэр задумался.

– А посмотреть!?

– Ну, если бы вы в Москве были….

– На той неделе, во вторник, я в Москве. По своим конечно делам. Но вечером могу и прийти.

– Хорошо. Покажем дипломный спектакль.

Спектакль мэру понравился.

– А выпить? – осмелел Андрей, провожая его из зала.

– А выпить – надо заслужить. После третьего спектакля можем и выпить!

… Как они жили эти десять лет! Первые годы поздним вечером после спектакля уходили в свое театральное общежитие, которое они называли «сыроежкой».

Под общежитие мэр отдал одноэтажное здание бывшего детского сада. Детям построили новое здание, находиться здесь было опасно, но ребятам после косметического ремонта показалось даже ничего. К тому же и в театре, и в доме они были теперь все вместе.

Андрей был талантлив. Он сразу понял, что ребята, которых он набрал, были тоже талантливы, но не все.

На «имена» в этот театр ходить не будут, а это как раз то, что он и хотел. Стало быть, театр должен быть режиссерским. А это как раз то, что и хотел. Труднее всего было убрать актерское самолюбие. Каждый хотел стать Ермоловой или Юрским! А режиссер не дает высовываться! Играет на себя!

В конце концов, Андрей сказал:

– Или вы играете в моем – он подчеркнул слово, «в моем» – театре, или каждый из вас пойдет своей дорогой, а я наберу новых!

Все остались. Потом пришли еще и новые. Спектакли были потрясающими. Актеры играли с горящими глазами. Молодежь ломилась в театр, билеты распродавались на месяц вперед. Актеры областного театра, до сих пор единственного в городе, тоже иной раз приходили на спектакли и с негодованием, уходили во время антракта.

– Не театр, а порнография!

Мэр сдержал слово, после третьего спектакля уходя, сказал Андрею вместо отзыва:

– Пойдем в буфет выпьем!

– У нас нет буфета, – горестно ответил Андрей.

– Ну, веди в кабинет!

Через три года театр стали приглашать на всяческие фестивали, через пять – уже можно было выбирать – на какие приглашения, на гастроли ехать, еще через пару лет о них уже писали театральные журналы и федеральные издания.

Маленький областной театр заметили. Также заметили его режиссера. И эта слава стала палкой о двух концах. Андрей получил приглашение в Москву, в один из знаменитых Московских театров. Пока очередным режиссером. Вся труппа театра естественно, оставалась в родном городе. Театр был режиссерским и без своего знаменитого режиссера оставался просто театром, одним из многих.

… Андрюш! – вскипел Виктор,– Ты же прекрасно понимаешь, что это – трагедия! Мы приехали сюда «под тебя»! Это не наш город! Здесь нет ни одного человека из этой провинции. Мы все рванули сюда за тобой! И, слава богу, это случилось! Случился такой театр, о каком мы мечтали! Десять лет, я ни о чем другом не думал, – ни о том, как будем жить дальше, ни о том, где будем жить, кроме этой «сыроежки», ни о деньгах даже! И, наверное, я так думаю, до конца дней своих ни о чем бы не думал кроме общего нашего дела!

– И что хочешь? – прервал его Андрей, – чтобы я отказался от предложения?

– Да, ты должен.

– Кому должен?

– Нам. Театру, который мы построил вместе.

– Театр, Витюнь, не пропадет! Поставят другого режиссера и театр останется. А вам я ничего не должен! Ну, не давал я клятвы верности на всю оставшуюся жизнь! Я позвал, вы поехали. Я вас обманул? Я не создал то, что обещал?

– Создал. А потом бросаешь! Ты, что, Андрей, не понимаешь, что с другим режиссером, это будет другой театр! На который мы не подписывались!

– Откуда ты знаешь, кого поставят?

– Я знаю всех, кто метит на это место, из областных деятелей культуры. И ты знаешь! Скука смертная! В любом случае это будет не то, зачем мы сюда ехали.

… Вечером после спектакля и разборов полетов, Андрей обычно вместе со своими шел в «сыроежку». Хотя у него, единственного из театра была квартира, не своя,, принадлежала гражданской жене – театральной фанатке, местной жительнице. Но «сыроежка» была их общим домом, в котором они жили, собирались, отмечали дни рождения, праздники, и конечно, премьеры. Это было место, где влюблялись, расходились, пели и …словом, это была их семья, в которой они жили все эти десять лет.

Но сегодня не пошел. Знал, что разговоры будут только на одну тему.

Светлана очень удивилась его раннему приходу, обычно это было не раньше двух ночи и она, верная подруга, ждала своего часа. Это был буквально час, потому что в три Андрей уже засыпал.

Светлану в «сыроежку» он не водил, это была не ее семья. Разве только на праздники. Должны же и у нее быть праздники!

Она заохала:

– Ой, а я тебе ужин не приготовила!

Ужинал Андрей обычно вместе со всеми в «сыроежке».

– Ладно, – махнул рукой Андрей, – дай, что есть!

Потом она, подперев подбородок, сидела за столом, смотрела, как он, не хотя ест, и наконец, решилась:

– Андрей, а как же я?

Андрей поиграл желваками, вытер губы и, стараясь быть спокойным, сказал:

– Давай без театральных сцен! Да, я понимаю, Свет, что как-то нехорошо с тобой получается. Но давай начистоту: я ведь никогда не клялся тебе в любви и верности, я же не заикался о загсе. Обговаривали, что семьи у нас не будет! И конечно детей! Ну, не нужно мне это! Мешает работать! Единственно, чего мы не знали – когда это кончится?! А может, и не кончилось бы никогда. Я ведь в будущее не заглядывал! Но вот пришло предложение! Это мое будущее! Мне, что от него отказываться? Ах, не могу, как я Светика брошу!

– А ты не бросай! – сказала Светлана, возьми меня с собой!

– И что? Будем мотаться по общежитиям? Работы нормальной ты в Москве не найдешь, на мою театральную зарплату один проживу, вдвоем – нет! И вообще, если честно, ты мне будешь мешать! Я женат на театре! И никакая семья мне не нужна!

По щекам Светы потекли слезы, которые она поспешила вытереть. Только и спросила:

– А ты уже точно решил?

– Точно!

… Чтобы покончить, наконец, с этими вопросами, Андрей решил на следующий день, объявить сбор труппы.

Театр, чтобы у кого из нас не случилось, должен жить своей репертуарной жизнью зритель должен по вечерам занимать свои места, поэтому Андрей объявил сбор на двенадцать часов, вместо дневной репетиции. Сам он, конечно, пришел к десяти, как и каждый день, спокойно обдумать дела в утренней тишине.

В дверь постучали.

Он удивился. Все знали, что в эти священные два утренних часа ему нельзя мешать.

– Ну, кто там? Входите уже.

Вошла Марина, как всегда красивая и яркая, села:

– Привет, – даже не извинишься?– сказала она.

– Привет, конечно, – ответил с раздражением Андрей, – до двенадцати не можешь подождать?

– Не могу! – Так же резко ответила Марина. Непривычно резко, так с Андреем в труппе не разговаривали.

– Ты на собрании всю информацию давать будешь? – спросила она.

– Всю! А ты здесь зачем?

– Вот затем, чтобы ты именно всю информацию и дал. И подумал перед этим!

– Андрей заинтересованно уставился на нее:

– Валяй!

– Сколько театр получает спонсорской помощи в месяц?

– Один миллион! Это не секрет. Ты меня учить пришла?

– А ты знаешь, почему спонсор дает уже два года эти деньги?

– Знаю. Он хочет оставить о себе добрую память.

– Нет! Он хочет меня трахать! Два раза в неделю. Он просто втрескался в меня. С ума сходит. Я, знаешь ли, честная давалка! Дала только тогда, когда он выполнил условия – регулярная спонсорская помощь театру!

– И ты молчала?!

– Нет! Я должна была всем объявить – вы ребята за счет меня, моей вот этой штуки – она показала между ног, – живете! А вовсе не от любви к таланту нашего режиссера!

– Андрей усмехнулся:

– Да, так он мне объяснил. Богатый человек, единственный олигарх в городе, я не удивился.

– Так, что Андрюша, я стою миллион в месяц! За счет чего, собственно, и покупались декорации, и зарплаты у всех какие и в Москве не платят, и прочие радости!

– Ты что, правда? – Андрей треснул кулаком по столу.

– Правда! Только зря гневаетесь, барин! Теперь этого не будет! О чем я и пришла сказать, чтобы всем объявил. Мол, с моим уходом ко всем вам вернется та же нищета, с которой вы сюда пришли!

– А почему с моим уходом?

– А потому, Андрюша, что мне, как и всем, без тебя в этом театре делать нечего. И уеду я в свой родной город Петербург, и поступлю куда-нибудь, на «кушать подано», а потом, может и другие роли будут в приличном городе, в приличной квартире, замуж выйду и не буду эту морду спонсорскую видеть, которая дает вам за меня миллион. Да! Я думаю, у тебя хватит порядочности, чтобы не рассказывать об этом всему коллективу. А впрочем, валяй! Каждый из нас принес тебе свою жертву, пусть знают и о моей. Я ведь, Андрюша, могла эти деньги и забрать для себя, если на то пошло! Так что с тебя двадцать четыре миллиона, отдашь, когда уедешь!

– Я тебя, не просил! – очень просто оборвал разговор Андрей.

…. Впервые собрание труппы началось с молчания. Андрей сидел лицом к своей команде. Команда сидела лицом к Андрею. Это не было противостоянием. Все всё знали. И говорить вроде было не о чем. Но что-то сказать было надо.

– Хочу быть понятым, – начал Андрей. – Я позвал – вы уехали. Да за мной! Но не для меня. Для себя! Каждый из вас хотел театр, который мы сделали! А это и все, что я обещал. Не обещал быть вместе до старости и умереть в один день. Никто из нас об этом никогда не думал. Рано или поздно, этот этап моей жизни должен был закончиться. Как и у каждого из вас. У меня он закончился неожиданным приглашением в Московский театр. Мне отказаться? А кто-нибудь из вас бы отказался? Вот тебя, Миша, позвали вдруг в Современник! Только не говори мне, что ты ради родного коллектива … ну и так далее! И потом, что, театр закрывают? Будет другой режиссер, да, это будет другой театр. Но театр!

Труппа молчала. Никто не сказал ни одной реплики, никто не выступил с каким-то предложением. Что предлагать-то?

Андрей закончил. – Давайте простимся. Вы со мной. Я с вами. И все вместе с нашим театром. Сегодня, если кто хочет, заходите лично. Завтра накрываю поляну, приглашаю всех. Надеюсь, без слез. В театре всегда кто-то или что-то умирает!

…. Никто не пришел на личный прием. Никто не пришел и на «поляну», накрытую ко времени окончания вечернего спектакля в одном из ресторанов.

Просидев за пустым столом час, Андрей расплатился с официантами и по пустым уже улицам пошел домой. Шел дождь. В окнах «сыроежки» горел свет, и будет гореть еще долго, пока его постояльцы не разъедутся по своим дорогам. А может кто-то останется. Потом в этот дом вселятся другие.

Ждать уже было некого. Андрей свернул к вокзалу и взял билет на утренний поезд.

На душе было скверно.