Ангел смерти и Ошибка Природы [Julia Candore] (fb2) читать онлайн

Ангел смерти и Ошибка Природы

Глава 1. Пощады не будет

— Эй, Ошибка Природы!

— Чего тебе, Жнец?

— Большую порцию капучино и покрепче.

Примерно так начинается каждое мое утро в кофейне.

Знаете, я терпеть не могу мужчин и держусь от них подальше. Но этот парень — исключение. Куда бы я ни пошла, он вечно следует за мной, и я не могу от него отвязаться. Этот парень — сама смерть.

А я, разумеется, та самая Ошибка. Ну как «ошибка»? Моя мать — фея, а отец — эльф, что в принципе невозможно. Я не должна была родиться, потому что союз феи и эльфа — нонсенс и абсурд.

Феи проживают где-то в поднебесье, куда эльфам вход закрыт. Не спрашивайте, как встретились мои родители. Долгая история, и многие покрутят у виска, если ее прочтут. В общем, невозможное состоялось. В момент моего зачатия природа, вероятно, была пьяна и валялась в отключке, иначе ни в коем случае не допустила бы столь досадного промаха.

А теперь что? Правильно, теперь за мной по пятам таскается Мрачный Жнец и нудит над ухом, уговаривая посмотреть ему в глаза.

— Ну глянь на меня, фея, что тебе стоит? — облокотившись о барную стойку, заводит старую песню этот невыносимый красавчик. — Назови свое истинное имя, и дело в шляпе. Пойми, Ошибка Природы, ты не должна жить. Тебе давно пора на тот свет. А у меня строгий график. Меня за нарушение по головке не погладят.

Я тщательно отвожу глаза.

Вот ведь зануда! Истинное имя ему выложить? Не на ту напал.

Если у Жнеца из-за меня будут проблемы на работе, мне-то какое дело? Сам виноват. Никто не становится проводником смерти без веской причины. Он наверняка совершил в прошлой жизни какое-нибудь тяжкое преступление. Серийным убийцей был, не иначе.

Итак, предположим, серийный убийца. Одним чудесным днём он сыграл в ящик, его грешную душу подобрали, память ему подтёрли — и отправили на исправительные работы, зачислив в ряды так называемых «ангелов».

Только вот это не ангелы, а какие-то вымогатели:

«Фея, отдай свою душу. У-у-у!»

Провальная тактика. Если Жнец и дальше будет ее придерживаться, не видать ему карьерного роста. Слишком бесхитростный и прямолинейный. Научить его, что ли, парочке ловких трюков?

— Утро доброе, Фея! — бросает на ходу Артур, швыряя на вешалку пальто, мокрое от липкой измороси. — Мне, как обычно. — И усаживается за столик возле окна. А за окном воет ветрами дремучая осень. Та самая пора, когда почти не гаснут фонари и не просыхают зонты. Вечно дождливая, беспросветная, отборно унылая. Самая любимая.

А Фея — мое прозвище. По имени меня здесь никто не зовет. Моего имени попросту не знают. Не должны знать.

Я готовлю Артуру его «как обычно». Жду, пока автомат смешает кофе с молоком в нужных пропорциях, а потом незаметно подсыпаю в стакан порошок удачи. Карамельный латте готов. Я несу заказ к столику. Клиент мило улыбается, вскинув голову.

— Ты у нас сегодня просто волшебница. — Этот товарищ привык откупаться комплиментами вместо чаевых. Он у меня уже в третий раз. Третья и заключительная доза зачарованного латте, сбивающего смерть со следа, исчезнет у парня в желудке с минуты на минуту.

А завтра Артур уже не вспомнит о том, где и что пил. Везунчик. Ему действительно повезло, что я, вся такая талантливая и уникальная, разглядела его в толпе и увидела его будущее (автокатастрофа, реанимация, кладбище), после чего как бы между делом вручила ему визитную карточку своего заведения с непритязательным названием «Летучая Мышь».

Он пришел тем же вечером. Обреченные души всегда легко находят сюда дорогу, чего не скажешь об обычных людях. Те, у кого на судьбе написано жить до глубокой старости, кофейни попросту не замечают, хотя она расположена вблизи от исторической части города и не может не привлекать внимания.

Люди в упор не видят мрачных стен, сложенных из эбонитового кирпича, островерхой черной крыши с обозревательной башенкой и стрельчатых окон, откуда льётся ядовито-зеленый свет.

Кофейня материализуется лишь перед теми, кто получает от меня персональное приглашение.

Изнутри она стилизована под угрюмый ноябрь. Тёмная отделка стен, пола и потолка контрастирует с паутиной из белых прочных нитей (я самолично разрабатывала дизайн и натягивала ее по углам).

Атмосферы добавляют электрические бра в форме свечей. Торшеры, имитирующие неугасимое пламя. Барная стойка в переплетениях чёрных ветвей на жёлтом фоне. И та самая салатовая подсветка на окнах, из-за чего кофейня напоминает дом-призрак.

В общем, весело у меня. У нас. Ангел смерти практически здесь прописался. Хочет измором взять.

— Скоро мое терпение иссякнет, я стану хищным и беспощадным, — прошипел он мне на ухо. — И тогда ты от меня не сбежишь.

— Уважаемый, вы что себе позволяете?! — вскинулся Артур, стукнув кулаком по агатово-черному столику с вкраплениями слюды.

Жнец немедленно сместил фокус на заступника, приблизился к нему вплотную и заглянул бедолаге в глаза:

— Приятель, может, представишься для начала? Хочу узнать твоё имя.

Я схватила Жнеца под локоть и решительно потащила прочь.

— Эй! Совсем страх потеряла, девчонка! — возмутился тот.

— Не трогай его. Никого здесь не трогай, я тебя умоляю.

— Всем выпивку за счет заведения! — мстительно проорал Жнец, прежде чем я затолкала его в подсобку.

Из крана в раковину капала вода, гудели холодильники, инвентарь ждал своего часа. Я чуть не споткнулась об огромный деревянный ящик с тыквами, которые Сафун Тай Де доставила сюда сквозь измерения специально для Хэллоуина. Жнец расторопно подхватил меня одной рукой, словно мы танцевали танго.

— Совести у тебя нет, — прошипела я, возвращаясь в вертикальное положение.

— Совесть? Ты имеешь в виду тот недостаток, что присущ людям? Извини, для ангелов смерти совесть — препятствие, мешающее работе. У меня она давно атрофировалась.

— Заметно.

Я вдруг обнаружила, что Жнец буквально припёр меня к стенке холодильника, а смотрит пронзительно и пристально, словно взглядом собирается проткнуть. Я зажмурилась, на секунду позабыв, что этого взгляда следует всеми силами избегать.

— Увела у меня из-под носа очередного смертного, — недобро процедил "ангел". — Зла на тебя не хватает.

— А ты не злись, побереги здоровье, — извинительно улыбнулась я и приоткрыла глаза. В кадре тотчас очутились болезненно-алые губы на бледном аристократическом лице и идеально выбритый точёный подбородок. Жнецу бы в фотомодели податься, а он…

Он мог бы считаться милашкой, если бы не его антигуманная профессия и кровожадный настрой. Маньяк, пусть даже такой роскошный — он, как говорится, и в Африке маньяк.

— Вот, смотри. Вот! — Жнец успел вытащить из кармана блокнот в голубой обложке и сунуть его мне в лицо. — Портрет того, кого ты сегодня кофе напоила, исчез! — разорялся он. — Смертные приходят к тебе, заказывают всякую дрянь из меню, и их снимки пропадают из блокнота.

Ну тугодум! Мы с ним уже год как знакомы, а он только сейчас догадываться начал, что я подрывную деятельность веду.

— Снимки? — Я решила сменить тему. — И мой тоже есть?

Жнец нетерпеливо пролистал несколько страниц и ткнул меня носом в собственный портрет. Слишком гармоничный для фоторобота, но довольно простенький для произведения искусства. Со страницы в мелкую клетку на мир взирала дамочка, которой было слегка за тридцать. Восточный разрез глаз придавал лицу детскую непосредственность, а плутовская улыбка как будто намекала: намучаетесь вы со мной.

— Совсем не похожа, — резюмировала я.

— Еще как похожа! — возразил Жнец. — Один в один!

Затем он потряс головой, отошел от меня подальше и спрятал блокнот в карман.

— Так, стоп. Не сбивай меня с мысли, Ошибка. У меня сроки горят. Дедлайн, — ввернул иностранное словечко Жнец. — По распоряжению начальства, твою душу надо изъять как можно скорее.

Я нагнулась к ящику и, подобрав верхнюю тыкву, задумчиво покрутила ее в руках, словно ничего странного только что не услышала.

— Не выйдет. В преддверии Хэллоуина у меня слишком много работы.

— Значит, работу за тебя сделает кто-нибудь другой. И не перечь мне…

— Другой? Ла-а-адно, — коварно протянула я, смерив взглядом своего мрачного доверчивого врага. — Если этим "другим" побудешь ты, так и быть, отправлюсь с тобой на тот свет.

Жнец с готовностью клюнул на мою уловку. Предвидя, что задание нанесет удар по его гордости, он напялил черное сомбреро, которое до сих пор висело на вешалке, и моментально растворился в воздухе (не сгорать же со стыда у всех на виду). Ангел смерти становился нематериальным, лишь когда надевал свою нелепую шляпу.

Впрочем, я его отлично видела и в шляпе, и без.

— Что от меня требуется? — осведомился он.

…Вам когда-нибудь доводилось обслуживать клиентов, пока смерть за вашей спиной вырезает на тыквах устрашающие физиономии? Мне — нет. Сегодня первый раз.

Нематериальный Жнец в своём выглаженном черном костюме сидел на хиленькой табуретке и старательно вычищал мякоть большой ложкой, после чего брался за нож и приступал к творчеству. Несмотря на невидимость, он легко удерживал в руках предметы. И если бы кто-нибудь неискушённый заглянул в окошко подсобки, то уже улепетывал бы со всех ног, вопя дурным голосом: "Привидения! Духи!"

Мой личный докучливый дух явно вошел в азарт и даже немного расстроился, когда ящик с тыквами опустел. К тому времени опустела и кофейня. Последний посетитель захлопнул дверь, и я украдкой подмешала в стакан с капучино снотворное.

Ну не было у меня больше сил противостоять Жнецу! Устала.

Сейчас он поднимется с табуретки, пройдёт сквозь стену и предстанет передо мной, чтобы взыскать должок. Но я не скажу ему своё имя. Я преподнесу ему снотворный коктейль — в награду за труды. И этот гад отрубится, как миленький. А утром очнётся где-нибудь на заправке, за городской чертой и без пресловутого сомбреро, которое помимо невидимости обеспечивает телепортацию.

План был таков. Дурацкий, конечно, план. Но ничего умнее придумать я была не в состоянии. Да и навряд ли на Жнеца подействует порошок. Будем считать это экспериментом.

— Сама пей. Ты туда что-то подсыпала, — буркнул Ангел смерти.

Уму непостижимо. Вот как он узнал? И что мне делать-то теперь? Выпить самой?

А что, тоже выход! Из бессознательной, спящей меня Жнецу едва ли удастся вынуть душу.

Мне не было равных по части влипания в истории. Как там говорится? Не рой другому яму… Ну так вот.

Набравшись решимости, я опрокинула в себя злополучный напиток, постояла, ощущая легкое головокружение. И будто в омут провалилась.

Я не помнила, как добралась до своей комнаты на втором этаже. Не помнила, как разделась и легла. Помнила лишь непередаваемое чувство парения и удивлённый мужской возглас.

Утро ползло по городским улицам туманами, обволакивая прохожих, просачиваясь им в сердца и застилая рассудок. Никаких кровавых рассветов за окнами не предвиделось. Осень оставалась верна себе. А мне так хотелось драмы, экспрессии, красок поярче, чтобы оттенить мой феерический идиотизм.

Дескать, вот ты, непутёвая фея. А вот весь остальной, нормальный мир. И вам не по пути.

Вычерпанная до дна, я разлепила глаза. И меня сверлом в висок поприветствовала старушка-мигрень. Кроме нас с мигренью в комнате находился кое-кто еще.

— Чуть выше концентрация снотворного, и ты была бы моей, — ухмыльнулся Жнец, галантно приподняв над головой сомбреро. Он сидел на дощатом полу, подпирая стену, и смотрел с многозначительным видом, словно только что нарыл на меня чудовищный компромат.

— Ты здесь что, всю ночь прокуковал? — изумилась я. И, привстав на кровати, внезапно осознала, что одежды на мне нет. Ни пижамы, ни белья. Ни-че-го.

Первым порывом было зарыться под одеяло. Только потом поняла: перед Жнецом стесняться нечего. Он меня и так насквозь видит, а земные страсти ему чужды (будем на это надеяться). Запоздало сообразив, что легенды, сказания и мифы вполне могут врать, я всё же прикрылась. Мало ли что.

— Я тут случайно стал свидетелем одной занятной метаморфозы, — лукаво протянул он. — Малышка, а ты по ночам, оказывается, крайне непредсказуема. М-м-м! Настоящая бестия. Неспроста у кофейни такое название. "Летучая Мышь"…

— Еще одно слово, — пригрозила я.

Глава 2. Карты на стол

Мама частенько пеняла мне на то, что я вся в отца — чересчур импульсивна и принимаю скоропалительные решения, которые не идут мне на пользу. Ох, не стоило мне пить тот усыпляющий кофе. Сама себя подставила.

Итак, Жнец узнал страшную тайну. Каждую ночь в принудительном порядке я превращаюсь в летучую мышь. Внимание, вопрос: опустится ли он до шантажа?

А может, если рассказать ему мою душещипательную историю, он растрогается, проникнется состраданием и мы заключим перемирие? Мечтай дальше, Ошибка Природы.

Все феи как феи — сразу по достижении совершеннолетия способны принимать вторую ипостась по собственному желанию, а я с дефектом уродилась: ровно в полночь (как в сказке про Золушку) мне полагается быть в постели, без свидетелей, чтобы никого ненароком не шокировать. И желательно без одежды.

Ибо она стабильно исчезает вместе с моим человеческим образом, как только меня сплющивает до размеров летучей мыши. О том, чтобы вернуться с рассветом, одежда даже не думает. Приобрела я, скажем, вечернее платье стоимостью в половину месячной зарплаты, снять до двенадцати не успела — и всё, привет. Можно плакать, убиваться. И забыть о платье тоже можно — навсегда.

Честное слово, когда-нибудь я разорюсь на пополнении гардероба!

Эта беда началась, едва мне стукнуло восемнадцать. Сперва, конечно, у меня были крылья, радужные, полупрозрачные, одно загляденье. До некоторых пор они выдерживали мой вес и позволяли порхать под облаками в краю Зимней Полуночи, откуда я родом.

С возрастом крылья истончились, потускнели и к моим восемнадцати годам полностью пропали.

"Таков удел всех фей, рожденных деревьями", — вздохнула мама.

"Я почти уверен, что у нее откроется какая-нибудь удивительная суперсила", — беспечно отозвался папа.

Что ж, открылась у меня суперсила, ничего не скажешь. Чтобы это проклятье с меня сняли, я бы что угодно отдала. Что угодно, кроме души.

— Ты всё еще не ушел? — мило улыбнулась Жнецу. — А на работу не пора? У тебя вон, блокнот от заказов распух.

— Мне спешить некуда, — заявил тот, поудобнее устраиваясь возле стеночки. — Я здесь и везде одновременно. На данный момент я изъял… — Он призадумался, загнул пальцы и удовлетворенно улыбнулся. — Целых пять свеженьких душ.

Затем вынул из-за спины черный зонт-трость, который я поначалу не приметила.

— Это великолепное устройство позволяет мне переправлять почивших в райские кущи или адскую бездну. Смотря кто что заслужил.

— Ах ты гад!

Я вскочила с кровати так резко и неожиданно, что Жнец рефлекторно отклонился и сомбреро упало с его головы. Он подхватился, отбежал подальше от буйной меня и не заметил, как выронил блокнот.

— Караулить жертву, пока она спит, еще куда ни шло! — вспылила я. — Но истреблять население, находясь в моей кофейне, это, знаешь ли, уже за гранью. Никаких убийств, пока ты здесь, киллер хренов!

— Э-э-э… Тебе бы одеться.

"Киллер" внёс конструктивное предложение и молниеносно скрылся за дверью. Я последовательно швырнула ему вслед блокнот смерти, шляпу смерти и зонтик смерти. Полный набор.

— Сумасшедшая женщина! — донеслось с лестницы. — Я, вообще-то, должностное лицо при исполнении! Ты не имеешь права мне запрещать!

Я привалилась спиной к двери, тяжело дыша и медленно остывая. Напротив, из ростового зеркала на меня дикими глазами пялилась растрепанная обнаженная особа. А фигурка ничего. Даром что шрам на бедре — последствие неудачного полёта летучей мыши в далёком прошлом.

М-да, перед тем как сцену закатывать, и правда, стоило бы одеться. Раз жнец добровольно покинул помещение, да еще в такой спешке, значит, его эстетический вкус подвергся поистине чудовищной пытке. Наверное, он предпочитает мертвецов, да и тех исключительно в саване.

Я была слишком фамильярна со смертью? Чересчур груба? Что ж, возможно. Если судить по его обиженному голосу, Жнец мне еще припомнит. Но конкретно в данный момент он счёл за благо оставить меня в покое, и я собиралась воспользоваться ситуацией, чтобы в одиночестве и тишине совершить утренний променад.

Мне было срочно необходимо глотнуть свежего воздуха, устранить путаницу мыслей и вообще хорошенько проветриться. К счастью, в ближайшие часы клиентов не предвиделось.

В шкафу обнаружились мои любимые черные спортивные штаны, закрытое разлетающееся платье-рубашка — тоже чёрное. И шуршащий бесформенный плащ — тон в тон. Я надела всё это безобразие, спустилась по узкой деревянной лесенке на первый этаж, звякнула дверным колокольчиком и заперла кофейню на ключ.

Вот так. А теперь в парк.

Близился конец октября. Парк тонул в тумане, как жареная говядина в белом соусе. Такое себе сравнение, согласна. Но во рту у меня со вчерашнего вечера не было ни крошки, и дико хотелось есть.

Парк был виден из кофейни. Старые клёны, дорожки, посыпанные щебнем и песком. Фонтаны и детские площадки. Но стоило свернуть с аллеи на неприметную тропку, и тебя уносило в какую-то параллельную вселенную. Непролазная чаща, бурелом, овраги, обрывы. И кучи опавших листьев. В общем, безлюдный девственный лес во всей красе.

Он не был отмечен ни на одной из карт. Сюда определенно не ступала нога человека.

Прежде мне случалось путешествовать, переезжать с места на место, спасаясь бегством от ударов судьбы. Где бы ни находилось моё новое пристанище, рядом всегда рос лес.

Я смотрела на верхушки сосен и елей, и в такие минуты казалось, что где-то там, в глуши, меня ждёт он. Невероятно сильный, до боли красивый, до трепетной дрожи могущественный и неуязвимый. А главное, любящий не за что-то, а просто так. И даже вопреки. Чудилось, будто он ожидает меня в своем надёжном доме и готовит нежность на медленном огне своего сердца, чтобы, когда я наконец приду, встретить меня по-королевски, а потом пленить — деликатно, шаг за шагом: теплотой, лаской, заботой. Исподволь искореняя всякую мысль о побеге.

Лес был для меня чем-то б о льшим, чем просто лес. В нём росли и укреплялись мои заветные мечты. Там же пускались в рост иллюзии, от которых не было нужды избавляться.

Я любила медленно гулять по лесу со стаканчиком капучино, полной грудью вдыхая попеременно кофейный аромат и запахи прелой листвы. Было в этом что-то мистическое, таинственное, сродни священнодейству. Всякий раз, прогуливаясь с кофе среди деревьев, я нащупывала ногами опору, прорастала в этот мир, заразившись древесной тягой к жизни. И заново обретала себя.

Тогда я еще не знала, меня преследует один и тот же зачарованный лес. Что он ведёт наблюдения за сверхъестественной личностью (то есть, мной) в естественной среде обитания и делает выводы (думаю, в основном, неутешительные).

Меня патологически тянуло к деревьям. Мама сказала, это потому, что в моем рождении ключевую роль сыграло именно дерево, послужив контейнером, приёмником (короче говоря, что-то в таком духе). А папа заявил, что если бы мама выносила и родила меня по-человечески, то меня бы тянуло не к деревьям, а к людям. В ответ мама пожелала ему самому выносить и родить, после чего зловеще расхохоталась, обратилась летучей мышью и вылетела в окно. Конфликт был исчерпан.

Да, моя вторая ипостась — наследственное. Гены пальцем не заткнёшь.

Но мало мне превращений по ночам, так еще этот голос в голове… Мама утверждает, что разговаривать с собой нормально и даже полезно для здоровья в век стремительно развивающихся технологий и зашкаливающего стресса. Я бы с ней поспорила. Когда внутренний голос заглушает речь покупателей в кофейне, когда ты отвлекаешься на болтовню с голосом в ответственный момент (на экзамене, в банке, у стоматолога) и по привычке отвечаешь вслух, это, знаете ли, здорово мешает жить.

Я еще не успела выйти из парка, как голос подал сигнал об опасности.

"За тобой увязался какой-то подозрительный тип, — приглушенно и мягко уведомили меня, щекоча незримым кончиком пера изнанку черепной коробки. — Применишь иглы или ноги? Ты хорошо бегаешь".

Убегать? Больше ни за что.

Я слишком долго убегала. Родители прятали меня от смерти с самого детства. Видимо, они тоже были в курсе, что их дитя ошибка. Но они безумно любили друг друга и свою "ошибку" в том числе, поэтому не собирались сдаваться. В школу поднебесья (специализированную, для фей) меня не приняли еще в ту славную пору, когда я могла взлететь посредством своих чудесных радужных крылышек.

"Ты скоро умрёшь, незачем занимать чужое место", — прямым текстом сообщила мне приёмная комиссия. И изгнала из поднебесья бесцеремонным пинком.

Пришлось перебиваться в средних мирах. Я переводилась из школы в школу примерно раз в полгода. Мама с папой договаривались с друзьями, слали письма дальним родственникам, чтобы те приютили меня на время учёбы. Так я и скиталась из одного дома в другой, пока надо мной не сжалилась некая Мира, создательница карманных миров и светоч прогресса родом из враждебного измерения.

Именно она подарила мне кофейню, а с нею заодно смысл жизни, исходя из моего таланта видеть будущее людей. Но беспощадная природа всё еще продолжала наступать мне на пятки, подсылая убийц всех возможных мастей.

Я научилась защищаться.

Уникальный, разработанный мною метод заключался в использовании иголок. Один сеанс иглоукалывания — и твой противник повержен, а тебя никто не осудит за превышение самообороны. Ибо где-то приблизительно через час убийца, весь исколотый, придет в сознание, причем у него не будет ни малейшего понятия о том, где он находится и почему.

Когда голос шепнул на ушко, что за мной хвост, я резко остановилась и обернулась. Обыкновенно в это время суток по парку шатались разве что горькие пьяницы. Рослый детина в одноразовой медицинской маске, капюшоне и наглухо застегнутой куртке мало походил на алкоголика.

Значит, опять природа-матушка удружила. Ну вот чего вам надо, сударь? На иглотерапию напрашиваетесь? Так мы это устроим.

У всех моих безобразных, устрашающе-черных платьев и плащей всегда имелись длинные просторные рукава. Оттуда можно было без труда, незаметно для врага, извлечь механизм, начиненный акупунктурными иглами, — специальный вкладыш, идеально ложащийся в ладонь.

Мои мышцы напряглись, сердце от предвкушения ускорило темп, и по венам потёк адреналин. Давненько я не тренировалась. Не пропала ли сноровка? Вот сейчас и выясним.

Я кинулась к верзиле, прежде чем тот что-либо сообразил. Быстрое меткое воздействие иглами на болевые точки — и этот амбал рухнул к моим ногам.

Я сорвала с него маску. Точно, так и есть. Молчаливый наёмник. У них у всех одна и та же отличительная черта: зашитый нитками рот со следами запекшейся крови. Зашитый криво, большими неумелыми стежками, будто ребенок практиковался. Хорошо, хоть глаза не пуговицы. Но всё равно жуть берет.

Раньше зашитые ребята исправно нападали на меня каждую неделю. Теперь это стало случаться реже, раз в триместр. Видимо, уверившись в несостоятельности убийц из плоти и крови, природа пошла на отчаянный шаг, поэтому снизила количество покушений и подослала ко мне самого Жнеца. Только пока что и он успехов не делал.

Я вцепилась в жизнь мертвой хваткой. И пока держалась за нее, вокруг меня, как на дрожжах, росли и множились аномальные тайны. Сколько их уже? Честно — сбилась со счета.

Поэтому давайте освежим память и внесём немного конкретики. Итак, я была феей, которая:

1) рождена из дерева,

2) превращается по ночам в летучую мышь,

3) видит будущее людей,

4) повсюду таскает с собой лес,

5) слышит голоса в голове и

6) терпит приставания Жнеца.

Многовато для одной меня. Создатель, кем бы он ни был, явно переборщил с "изюминками". Увлёкся, перегнул палку. Мне было что сказать ему в приватной беседе. А то, может, жалобу анонимную накатать? Есть у мироздания жалобная книга? Если нет, надо срочно завести.

Больно уж я особенная, даже тошно. И удивительно: как при таком количестве "особенностей" у меня до сих пор не поехала крыша.

Глава 3. Желания Кровавого Барона

Со стороны могло показаться, что я сижу на транквилизаторах. Такой спокойной, как во время и после "процедуры иглоукалывания", мир меня еще не видел. Я вернула маску убийцы на родину и, старательно работая ногами, отпихнула бездыханное тело к ближайшей лавочке, как будто так и надо. Когда в парк подтянется народ, все будут думать, что парень перебрал алкоголя.

Пока что здесь было тихо и пустынно. Да и туман играл за мою команду. Самое время сматываться.

Я ступила на жухлую траву, и под подошвами ботинок тотчас пролегла секретная тропа, уводящая всё глубже и глубже, в аномальную зону, куда никому нет доступа. Никому, кроме моей злосчастной персоны. Если меня вдруг объявят в розыск, вы знаете, куда слать еду и предметы первой необходимости. Я буду прятаться в лесу.

"Умничка, — прокрался в сознание щекочущий голос. — Как ты того типа уделала! Горжусь тобой, сладкая".

— Подлиза, — буркнула я, поддевая мысками ботинок палую листву.

"Ты знаешь, что я тебя люблю?" — промурлыкали мне. Ну вот опять. Если завел речи о любви, значит, хочет, чтобы я сделала ему одолжение. Барон Хаос. Барон Разрушение. Барон Конец Света. Гнусный тип, что сидит у меня в голове, настаивает, чтобы его величали одним из трех вышеупомянутых имен. Я звала его несколько иначе — Кровавый Барон. По вторникам и четвергам он жаждал крови. А сегодня был как раз четверг.

"Давай вернемся и сделаем из того мерзавца отбивную".

— Закатай губу, — отрезала я.

"Тогда, может, устроим тёмную одной ведьме? — не унимался Барон. — Соседний дом, третий подъезд, второй этаж. Распевается и распевается, зараза. С открытой форточкой, днями напролет. Оперная певица, чтоб ей провалиться!"

Запрос номер два я проигнорировала. Певица, конечно, и меня порядком нервировала. Но где ж это видано — бить морды только потому, что не нравится чьё-то колоратурное сопрано? Кровавый Барон во мне, похоже, отвечал за низменные, первобытные инстинкты и пытался всячески склонить меня к неблаговидным делишкам.

Я была за то, чтобы его приструнить.

Очень скоро лесная тропа перешла в опасный серпантин, где и пара человек не разойдется. Справа — уходящая ввысь "стена", утыканная мшистыми деревьями. Слева — точно такая же "стена", резко обрывающаяся во мглу. Черный влажный лес вёл меня сегодня совершенно новой дорогой, не иначе подпуская к чему-то сокровенному.

"Хорошо бы, ты подарил мне друга", — подумала я. Нет, Жнец не в счет. Да и какой из него друг, если даже в моей спальне он пасётся лишь затем, чтобы выполнить задание начальства. Зануда, самый натуральный.

"Приведи меня куда-нибудь, где можно отыскать родственную душу", — попросила я.

У меня были сложные отношения с людьми в целом и с мужчинами в частности. Нет, если начистоту, то с последними вообще не клеилось. Тесных контактов с ними я всячески избегала, разочаровываясь еще на этапе знакомств в соцсетях.

Раз за разом мне давали понять: к мужчинам лучше не приближаться, не допускать их в свое личное пространство, не тратить на них время. Потому что в противном случае они испоганят твою жизнь, растопчут тебя и выбросят за ненадобностью, как испорченную вещь.

Маме повезло: она встретила того самого, да и тот оказался эльфом.

И если она откупилась от загробной участи, исполнив свое так называемое предназначение (родив на свет меня), то мне подобным образом не отвертеться.

Во-первых, из-за дурацкого отклонения. Даже если произойдет невероятное и мне достанется идеал, с которым мы совпадём по всем параметрам, разве захочет он делить ложе с летучей мышью? Да любой, будучи в здравом уме, сбежит, роняя тапки, как только я превращусь у него под боком в уродливую зверюгу с кожистыми крыльями.

Во-вторых, кто сказал, что ради долгой жизни я согласна на дурацкие условия мироздания?

А в-третьих, похоже, это самое мироздание не намерено терпеть меня живую и счастливую, даже если я каким-то чудом брошусь исполнять предназначение, наплюю на себя и обзаведусь потомством. Природа задалась конкретной целью: ухлопать меня любыми способами. Иначе не приставила бы ко мне Ангела смерти.

Судя по всему, он — ее последний козырь. Ничего хуже она уже не придумает.

***

Лес не внял моей просьбе и вывел меня в ботанический сад, откуда я попала прямиком в гущу утренней суеты. Жители уже вовсю торопились по делам, открылись рестораны и забегаловки, на дорогах скапливались пробки, и из-за выхлопов нечем было дышать.

Мой мобильник, который в зачарованном лесу не ловил, выдал череду рекламных сообщений. Новое поступление в обувном, скидки в модном бутике "Виктория", распродажа электротехники. Да идите в топку! Я даже не стала читать.

Разве среди всего этого вала сообщений найдется хоть одно поздравление от друзей?.. А с чем, собственно, поздравлять? С тем, что я пережила еще год непрестанной борьбы и сопротивления высшим силам?

Как правило, то, что нас не убивает, дарит незабываемые эпизоды депрессии, чередующиеся с паническими атаками. Желаете приобрести идеальное наглядное пособие для психиатра — попробуйте похитить меня. Но учтите: без боя не дамся.

Я свернула во дворы, чтобы не травить лёгкие газами. Мой путь лежал сквозь неблагополучный квартал — мусор, вонь, грязь, подозрительные субъекты, трущиеся по подворотням.

Первый же подозрительный субъект — в засаленной драной куртке — отделился от стены и двинулся ко мне нетвердым шагом. Я приготовила иглы.

— Душу отдала, живо, — угрожающе потребовал этот небритый уголовный элемент.

Я прыснула в кулак.

Секундой позже передо мной стоял пижон и обольститель, Ангел смерти собственной персоной. Как только его раскусили, он мгновенно обрел своё первоначальное обличье рокового красавчика с зонтом. Вот пусть таким и остаётся.

— Сегодня твой день рождения, между прочим, — заявил Жнец. — Тебе полагается торт в лицо.

— Со сливками?

— Всенепременно.

Я как раз собиралась зайти в какую-нибудь кондитерскую, заказать огромный кусок торта, бутылку красного вина и прикончить всю эту красоту на завтрак, как истинная прожигательница жизни.

— Присоединяйся, — сказала я Жнецу. Ну а что? Врагов надо держать поближе к телу.

Своё появление на свет я обыкновенно отмечала в последний четверг октября. Прямо как сандень в каком-нибудь общепите. Родители не стали заморачиваться с датой. Они у меня вообще в этом плане замечательные.

Когда цветок на дереве раскрылся и выпустил их крошечную, неокрепшую дочь в суровый мир, они были то ли до безумия счастливы, то ли предельно ошарашены — я так и не поняла.

На следующий день с ними творилось ровно то же самое. И на следующий тоже. Короче говоря, где-то около недели их штормило, швыряя из эйфории в панику и обратно. А когда наконец встал вопрос о точном времени, никто не мог вспомнить дату. Мама лишь утверждала, что я родилась в среду, а папа — что в пятницу, и никто не хотел уступать. В итоге обоим пришлось пойти на компромисс и выбрать золотую середину. То есть, четверг.

В кафе-кондитерской, втиснутой меж старых стилизованных домов с лепниной, нас со Жнецом молча поприветствовал вязаный гном в человеческий рост, подвешенный к потолку за помпон на колпаке.

— Ну и жуть, — высказался Жнец.

— Та еще жуть, — согласилась я и мазнула взглядом по оскалившейся в углу тыкве, которая выполняла функцию урны для чеков.

В ожидании торта и вина мы уселись друг напротив друга, синхронно подперли руками подбородок, утвердив локти на столешнице. И "ангел" с присущей ему наглостью сконцентрировался на созерцании меня.

Подоспела бутылка с вином. Предполагалось, что бокалы мы наполним самостоятельно. Средненький сервис, прямо скажем.

"Если эту мымру хорошенько напоить, она, как пить дать, расколется и выложит свое истинное имя".

Мысли Жнеца наверняка текли в каком-то таком направлении. Он просто был еще не в курсе, что я способна выдуть несколько литров сухого красного, ничуть при этом не захмелев.

— Как ты помнишь, мне известен твой секрет, — шепнул он.

Я подавилась вином.

— Если не пойдешь со мной, всем твоим клиентам расскажу, во что ты по ночам превращаешься.

— Тогда я расскажу им, что ты Жнец.

— Пха! Моя репутация не пострадает, — заявил нахал, без малейшего зазрения совести уминая именинный торт. — Я в этом бренном мире вообще явление временное. Вот завершу миссию, заберу тебя — и вернусь к себе в загробное царство. Ты — мое последнее задание. Как только его выполню, уйду на покой. Таково обещание высших.

— Насчет летучей мыши… — Я прокашлялась. — Тебе никто не поверит.

Жнец покрутил в пальцах десертную ложку и с кислой миной погрузил ее в торт.

— Ты права. В лучшем случае меня сочтут психом.

"Один-ноль" в мою пользу. Посетители решат, что он шутит, дружно посмеются и благополучно выкинут его бредни из головы. Сверхъестественное в нашем мире предпочитают не замечать. Оно ускользает от внимания, потому что люди сами так хотят. Их мысли загнаны в узкие рамки, куда чудесам вход заказан.

Мне нравилась их узость мышления, их подверженность стереотипам и стремление, во что бы то ни стало, быть нормальными. Безразличие к тому, что выше их понимания, служило своеобразным сейфом для моих тайн, лучшим оберегом, надежной многоуровневой защитой.

В этом мире легко спрятаться. Достаточно отличаться от остальных, делать то, к чему никто не привык, чего общественность никогда не примет. И всё, ты невидимка.

— Эй, — сказала я, глядя, как безучастно и печально Жнец расправляется с тортом, купленным за мои деньги. — Зараза бесплотная, ты меня без сладкого оставить решил?

Его рука застыла с ложкой над столом. Никак из астрала вернулся, родненький.

— Зачем тебе вообще есть, пить? Ты же, как бы так помягче выразиться…

— Я завидую людям, — выпалил тот.

— Чего?

— Завидую, — повторил Жнец. И, трогательно изогнув брови домиком, отправил очередную порцию торта в рот. — Видишь ли, Ошибка Природы, мне никогда не узнать, каково это — жить как в последний раз. А они… Самые сознательные из них понимают, что им отведен совсем небольшой срок, и за этот срок они должны найти свой смысл и успеть сделать главное. Люди — поразительно смелые существа. Даже зная, что в конце их ждет смерть, они живут ярко и насыщенно. Им доступен такой обширный спектр эмоций, что меня поневоле берёт досада. Понимаешь, я тоже так хочу.

"С ума сойти, — подумала я. — Жнеца пробило на сентиментальность. Кризис у него, что ли?"

Пока я размышляла над тем, какое место в спектре эмоций, по его мнению, отведено пище и питью (и при чём здесь вообще мой многострадальный торт), этот потусторонний товарищ опустошил коробку, очистил крышку от прилипшего крема, и с чувством выполненного долга откинулся на спинку стула.

Да ну, какой кризис! Вероятно, он откровенничал только затем, чтобы ослабить мою бдительность. Разжалобить, стать ближе… И прихлопнуть меня, как доверчивую дуру, в подходящий момент. Жнец только прикидывался безобидным. Типичный волк в овечьей шкуре. Зазеваешься — и съест тебя со всеми потрохами. Вон как тот торт.

Трагический вид Жнеца пронял кое-кого другого. Официантка клюнула на его смазливую разнесчастную мордашку, спохватилась и, чтобы он не скучал, включила музыку. Правда, вкус у нее был специфический. Из колонок полилось нечто наподобие похоронного марша.

Жнец улыбнулся уголком рта. Оценил, значит.

"Так-так, гляньте-ка, кто пожаловал! — оживился Кровавый Барон у меня в голове. — Сейчас будет жарко".

Я не сразу сообразила, в чем дело. Барон вечно опережал меня на шаг.

Мимо нас к соседнему столику прошли двое. Мать с серым, утомленным лицом и дочь — ей было около восьми.

— Мам, почему тётя на кассе нам не ответила? Я так хотела то пирожное.

Девочка была серьезна не по годам, словно речь шла не о пирожном, а о судьбе мира на ближайшие полвека.

— Наверное, нас не заметили. Так бывает. Посиди тут, Анжелика, а я подойду и куплю.

Ох, хорошие ж вы мои! Тётя на кассе просто не способна видеть призраков, в отличие от всей такой особенной и неповторимой меня.

Жнец как-то резко перестал изображать из себя лирического героя, сдвинул брови к переносице, выпрямился и выудил из воздуха сомбреро, чтобы надеть его и исчезнуть для простых смертных. Затем он поднялся, подцепил зонт и, ловко перекинув его из руки в руку, двинулся к новоприбывшим.

— Оливия и Анжелика Кант, не так ли? Умерли двадцать пятого октября две тысячи первого года в дорожном происшествии.

В этот момент Ангела смерти не портила даже его смехотворная шляпа. Он был таким статным, уверенным, увлеченным. Весь в работе. Пролистав голубой блокнот, он кивнул сам себе и вновь устремил взгляд на призраков.

— Совершенно верно, — помедлив, сказала мать девочки. — А вы кто?

— Я ваш гид, — коротко представился тот. — Переправлю вас на ту сторону, причем бесплатно. Давайте-ка ближе, не стесняйтесь.

Жнец раскрыл зонт, и я не удержалась от восторженного вздоха.

Глава 4. Обреченные

Стандартный зонт призван защищать нас от осадков. Но чтобы осадки шли под зонтом — это что-то новенькое. Стоило куполу распахнуться, как оттуда хлынул ливень из конфет, пирожных и тортов на любой вкус. Черный сатин расцвёл радугой, и на всю эту калорийную вакханалию из радуги пролился свет.

Я протёрла глаза: что еще за портал в иное измерение? Жнец что, решил сменить профессию и заделаться фокусником?

Сладости сыпались из зонта бесконечным потоком, падали на пол и просачивались сквозь плиточное покрытие, подтверждая теорию "что упало, то пропало". Девочка-призрак бросилась к генератору вредных углеводов с ликующим писком и нырнула в иллюзию. Ей на голову шмякнулся голографический торт, она успела сунуть в рот какой-то рогалик с сахарной пудрой. И, обретя долгожданное счастье, вмиг пропала.

Град тут же прекратился. Теперь девочка стояла под зонтом, но где-то вдалеке, на зеленом солнечном пригорке, и махала оттуда матери.

— Ваша очередь, — сказал ей Жнец.

Женщина не заставила себя упрашивать и без колебаний шагнула под купол, где тоже исчезла.

Жнец сложил свой инструмент по ликвидации бродячих духов, вернулся ко мне и рухнул на сидение напротив. Вид у него был чрезмерно тоскливый и какой-то изможденный, словно он только что похоронил все свои мечты и надежды. Словно для переправы призраков ему потребовалась уйма энергии.

В груди у меня зашевелилось глухое раздражение. Сам же говорил, его последняя миссия — Ошибка Природы, то есть я. Зачем же тогда распыляться? Неужели он настолько сердобольный, что не может пренебречь парочкой неприкаянных привидений?

Моё собственническое, иррациональное "эго" прямо сейчас люто протестовало против подобного расточительства и — подумать только! — претендовало на то, чтобы заполучить смерть в единоличное распоряжение.

Я затолкала недовольство поглубже (фея, ты вообще в своем уме или как?) и оглянулась: не произвело ли изгнание духов нежелательный эффект? Ангел смерти был в сомбреро, но зонтик-то… В какой момент этот статусный аксессуар становится невидимым?

За прилавком, как и предполагалось, никто не носился с горящими глазами, не кричал о сенсации и не умолял вызвать бригаду скорой помощи, чтобы сбить подскочившее давление. Судя по всему, выступление Ангела смерти не предназначалось для заурядной публики. Тётенька на кассе отчаянно зевала. Значит, ничего не заметила. Даже исчезновение Жнеца под шляпой ее не смутило. Морок он на кассиршу, что ли, навёл?..

Ладно, выведаем его служебные тайны как-нибудь потом. Меня интересовало другое.

— Каждый видит под зонтом то, чего хочет больше всего, так? — спросила я.

— Угадала, — устало подтвердил Жнец.

— А что будет, если раскрыть его над живым?

— Никогда не задумывался. Наверное, этого человека начнут преследовать смертельные опасности.

— Раскрыл бы надо мной. Одной головной болью стало бы меньше.

— Твои смертельные опасности и так преследуют тебя на каждом шагу. И я — главная из них, — усмехнулся Жнец. Его неожиданно широкая улыбка как-то не вязалась с этим мрачным утверждением. Я всего на пару секунд окунулась в его лучезарный, глубокий взгляд, напитанный сиянием звезд. Вздрогнула и отвернулась.

— А ведь ты можешь отправиться вслед за ними, — с ленцой предложил он. — Просто назови свое имя — и твои неприятности закончатся навсегда. Хороший подарок, не считаешь?

Я фыркнула.

— Напрасно ты сопротивляешься, — гнул свою линию тот. — Недалёк день, когда я выйду из себя. И тогда тебе не скрыться. Ты не сможешь противиться той силе, которая меня наполнит. И исход твоей души будет очень мучительным. Как бы тебе не пожалеть…

— Что за день такой особенный?

— Раз в одиннадцать лет, — серьезно поведал Жнец, — Марс возвращается по орбите на изначальную точку, завершая цикл вращения вокруг Солнца. И я обретаю невиданную мощь. Можешь звать это трансформацией, перерождением, форматированием. Да как угодно. Все долги, все незавершенные дела смерти приходят в этот день к своему логическому концу.

— Тогда просто скажи точное время, чтобы я могла спрятаться в надежном месте.

— Нет такого места, — печально вздохнул Жнец, подперев подбородок ладонью. — Да и не знаю я, когда именно это произойдет. Трансформация непредсказуема. Пойми же, я о тебе забочусь.

"Ага, заботится, как же. Гад, подлец, скотина паршивая, — заворочался у меня в подкорке Кровавый Барон. — Терпеть его ненавижу. Давай плеснём водичкой в эту приторную физиономию. А лучше не водичкой. Где там сорокаградусный спирт выдают? Брызнуть и поджечь".

Я зажмурилась, прогоняя навязчивое желание. Да, как есть, обострение у Барона. Нелегальный жилец, когда ты уже съедешь из моей головы? Напрасно я с тобой церемонюсь. Вот вызову экзорциста — будешь знать.

— Мне пора. Дела, — заторопился вдруг Ангел смерти. Он вскочил со стула, как ошпаренный. Повесил рукоять зонта себе на предплечье и ошеломленно прошел сквозь стену кондитерской всего в метре от двери.

Неужели почувствовал, что его ненавидят? Какая, однако, тонкая у жнецов настройка!

Хотя нет. В его действиях наверняка имелись скрытые мотивы. Он нарочно напустил на себя фальшивую растерянность, чтобы ввести меня в заблуждение. Новая стратегия? Интересно.

Я допила вино, выразила соболезнования почившему именинному торту и вышла в тоскливую серость города. Свет фонарей увязал в тумане, подкрашивая мрачное утро. Оглушительно взвыв, мимо, по встречной полосе, пронеслась машина скорой помощи.

Не знаю, что насчет остальных, а меня этот звук успокаивал. Барабанные перепонки, конечно, страдали, зато на сердце становилось легче. Пока скорая помощь вот так летает по улицам, у каждого из нас есть шанс, что его спасут, не бросят одного в трудную минуту.

Было в вое сирен что-то обнадёживающее.

Я шла вдоль старинных домов с вековой историей и раздавала встречным визитки. Так, стоять, молодой человек! У тебя завтра вызов к начальнику производства, штраф и увольнение, которое перечеркнёт твою жизнь. Вернее, ты будешь думать, что перечеркнёт, и сдуру полезешь в петлю. Держи визитку, приятель. Увольнение не конец света. Через пару недель для тебя найдется хорошая высокооплачиваемая должность.

А ты, модель, дефилирующая на шпильках по мостовой? Ты в курсе, что твой муж тебе изменяет? Готова к тому, что в ночь на Хэллоуин он напьётся и зарежет тебя кухонным ножом? Вот и я не готова. Держи визитку, подруга. Загляни в "Летучую Мышь" и выпей моего чудесного кофе.

Это раньше я по неопытности бросалась людям наперерез, крича, что их ожидает смерть. Меня принимали за городскую сумасшедшую и шарахались в стороны. Тётушка Мира об этом прознала, осуждающе цокнула языком и открыла для меня кофейню. С тех пор все потенциальные смертники (вернее, те, кого мне удавалось выцепить из толпы) приходили туда.

Их поражал дизайн, вкус кофе и фоновая музыка. Им нужно было выпить по меньшей мере три чашки, чтобы отсрочить свою гибель.

Жнеца это неимоверно бесило.

Мало того, что сама я незаконно рождена, так еще и ему помехи создаю. Досадное препятствие в виде феи. Я весьма коварна, да. Увожу добычу у него из-под носа. И нисколько не раскаиваюсь.

Оставшийся путь до кофейни пришлось преодолеть в битком набитой маршрутке, с плотно закрытыми глазами, чтобы ненароком не узреть чью-нибудь печальную судьбу. Хватит с меня на сегодня. Я ведь тоже человек в какой-то степени.

У меня из сумки попытались свистнуть кошелек, но фея, пусть даже на грани обморока, существо феноменально чуткое и бдительное.

— А ну вернул! — рявкнула я на всю маршрутку. Незадачливого воришку выпнули под дождь на следующей же остановке.

Вот отчасти поэтому, а еще отчасти из-за своего дара я старалась избегать людных мест. Надо было мне тоже кое-что украсть. Сомбреро Жнеца. Невидимость — это раз, телепортация — это два. И никакой вам давки в переполненном транспорте. Сплошные плюсы.

До пункта назначения, мокрую и злую, ноги меня еле дотащили. В ботинках хлюпало, с плащевки капало. Если бы сейчас на меня напал один из "зашитых" слуг мироздания, я бы, наверное, даже не сопротивлялась. Но мироздание упустило момент.

Не успела за мной закрыться дверь кофейни, не успел печально звякнуть колокольчик, как стало понятно: злого рока не избежать. Меня обсыпали цветным серпантином и конфетти. Я долго отплёвывалась, цедя сквозь зубы ругательства. А Сафун Тай Де — шумная жизнерадостная дочь светочей прогресса и она же зачинщица беспорядка — обрушилась на меня с поздравлениями. Потом чуть не задушила в дружеских объятиях. А потом едва не пришибла подарком.

Тётушка Мира по случаю моего дня рождения прислала пирог собственного изготовления. Она практиковалась ежедневно в течение многих лет, уверяла, что совершенствует кулинарные навыки. Но ее пирогами по-прежнему можно было заряжать катапульту и атаковать врага.

— Тётушка передаёт привет и надеется, что ты будешь жива-здорова в ближайшую сотню лет, — на одном дыхании выпалила Сафун Тай Де, заправив за ухо скользнувшую на лицо прядь.

Не уверена насчет "жива", а здоровье у меня железное. Благодаря удачному сочетанию генов, болезни обходят меня по широкой дуге (иначе Жнец уже давно прибрал бы мою душу к рукам). Главное не притрагиваться к пирогу Миры — первая заповедь каждого, в ком еще остался инстинкт самосохранения.

— Привезла тебе из измерения Дельта кучу крутых ингредиентов, — вскинула подбородок подруга. — Затолкала их под стойку, ничего?

Она потёрла переносицу, откуда брала начало россыпь веснушек, и попыталась пригладить неукротимую шевелюру, где бушевал медный пожар. Без толку. С волосами у нее велась непрерывная война, каждое утро их переклинивало, и они устраивали бунт. Угадайте, кто одерживал победу.

— Знаешь, — протянула она. — Я тут подумываю бросить межмировую доставку. Мой Арчи (вы с ним знакомы) говорит, мне стоит остепениться и заняться домоводством. Он считает, это полезно для нервной системы…

— И для него, — обрубила я. — Твой Арчи — типичный козёл, манипулятор и паразит. Гони его в шею.

— Ну вот почему ты такая резкая! — возмутилась Сафун Тай Де. — Чуть что, сразу "гони в шею", "козёл", "паразит". Неудивительно, что ты в свои тридцать без пары.

— Тридцать для феи не возраст, — парировала я. — А ты, если бросишь доставку, подпишешь себе приговор. Ибо я тебя собственными руками закопаю, усекла?

Сафун Тай Де помрачнела. Праздничный настрой был безвозвратно утерян.

Любые наши разговоры за здравие и мир во всём мире рано или поздно сводились к могильной теме. Вот оно, тлетворное влияние Жнеца.

Лёгок на помине, он в кои-то веки проник в кофейню традиционным способом, то есть через дверь. И нарвался на пограничный контроль, наступив прямиком на пирог, который я не потрудилась убрать. Кажется, у пирога была вишневая начинка. Белая туфля Жнеца (вырядился, понимаешь!) испачкалась в чем-то бордово-фиолетовом.

— Да чтоб вас! — донесся с порога гневный вопль.

Сафун Тай Де в это время восхищалась в подсобке чудовищными рожами тыкв, что вырезал Ангел Смерти. Она выглянула в прихожую и немедленно пришла в восторг.

— Твой парень?

— Ага. Точно. Парень! — глазом не моргнув, подтвердил Жнец (когда только научился врать и не краснеть?).

До неприличия привлекательный, он ловко очистил туфлю салфеткой, с непрошибаемым спокойствием приблизился к барной стойке и прожег меня взглядом, которым можно бы овощи запекать.

— Я ей предлагаю небеса класса люкс, курорт с обслуживанием по высшему разряду. Рай в буквальном смысле. А она носом крутит, — бесстыже заявил он.

— Слышишь, подруга, соглашайся, — пихнула меня в бок доставщица. — Бери, пока дают, и насладись по полной. Всё равно все умрём.

Ха-ха! Наивная.

Во-первых, если я приму его заманчивое предложение, то гарантированно сыграю в ящик.

А во-вторых, она понятия не имела, что прямо сейчас о барную стойку облокотился не кто иной, как Жнец смерти, который не может умереть в принципе. Или может? Хороший вопрос.

Глава 5. Дворец в лесу

Пока я размышляла о сущности жнецов, подтянулись первые клиенты. Один за другим они входили, трезвоня дверным колокольчиком, исправно наступали на вишневый пирог (ох, так и не убрала, вот ведь дырявая башка!), чертыхались, но всё равно покорно вешали на сушилку зонты, с которых ручьями стекала вода. Снимали куртки. Оставляли на плитах пола мокрые следы и, как околдованные, усаживались за столики. Хотя почему "как"?

Счастливчики. Не сегодня-завтра их портреты сотрутся из блокнота смерти. Кто бы мою мордашку оттуда стёр! Но я, к великому сожалению, не могу избавить себя от приговора, просто насыпав в кофе волшебный порошок. Парадокс, согласна. На меня мои же чары не действуют.

Поэтому выход лишь один: дурачить Ангела смерти как можно дольше. Морочить ему голову, водить его за нос, ставить эксперименты и… Попытаться соблазнить? Нет, у меня определенно не все дома, раз мысль свернула в это русло.

Пока я разносила заказы, Жнец опирался о стойку и смотрел так, что казалось, будто он вот-вот уничтожит меня морально и физически. Впрочем, физическая расправа в его случае недопустима: начальство категорически против. Мрачный "ангел" не способен нанести кому-либо телесные повреждения. Вернее, не должен.

Насколько он законопослушен, я еще не проверяла. Не исключено, что однажды он наплюёт на правило "не причинять живым вреда" и попросту меня придушит.

Сафун Тай Де наскучило наблюдать, как я обслуживаю столики, поэтому она унеслась ко мне в комнату по узкой деревянной лестнице. И, судя по звукам, которые теперь доносились сверху, развернула там действующий филиал хаоса. Посетители меланхолично прислушивались к скрежету, от которого сводит зубы, визгу сверла, ударам молотка и кряхтению железных конструкций. Вся эта какофония заглушала мистическую музыку, которую я включила специально для настроения. А клиентам хоть бы что. Сидят, рассматривают мрачные декорации, потягивают напитки, глуша экзистенциальный кризис.

Очевидно, душераздирающий лязг и грохот стихийного бедствия под названием «ремонт» куда больше подходят для создания атмосферы дома ужасов.

Я поднялась к себе и застала дичайший разгром. Посреди комнаты, на полу, усыпанном всевозможными инструментами и запчастями, возвышался бесформенный агрегат с потускневшей, кое-где отвалившейся обшивкой. Судя по всему, этот механический монстр и был той машиной, на которой Сафун Тай Де преодолевала пространство-время, чтобы из одного мира в другой доставлять товары, предварительно сжатые в минификаторе.

Она выползла из-под агрегата, чумазая и растрёпанная. Сдула с лица прядь и виновато улыбнулась.

— Извини, пришлось переместиться сюда. Двигатель сгорел. Трансмиссия приказала долго жить. Тормоза вдобавок слетели. Еще и минификатор шалит. Если не починю, межмировая доставка накроется транспарантом.

— Ладно уж, чини, — милостиво позволила я. — Но давай договоримся: услуга за услугу. Как только закончишь ремонт…

Сафун Тай Де мгновенно подобралась и выслушала мою просьбу, покусывая обветренные губы. Вид у нее был озадаченный донельзя.

— Увезти твоего парня как можно дальше, пока он будет в отключке и связан? Мда-а-а, — осуждающе протянула она. — Я-то думала, ты всё еще не замужем, потому что таков осознанный выбор мужского населения планеты. А ты, оказывается, избавляешься от воздыхателей прежде, чем они решат скрепить союз брачными узами. Тебе говорили, что ты с приветом?

— Пф-ф! — сказала я (на такое у здравомыслящих людей обычно не находится возражений). — Не одолжишь разводной ключ?

— Совсем спятила?

— Пха! — заявила я.

Вот он, тот самый веский аргумент, против которого невозможно устоять.

***

Ангел смерти пристрастился к клубничным десертам. Если поначалу он довольствовался бесплатным капучино, то сейчас обнаглел окончательно и требовал бесплатные взбитые сливки с клубникой, мороженое с клубникой, клубничный коктейль и просто клубнику, мытую, без хвостиков. Где мне столько взять? Зима на носу.

"Считай, что платишь штраф за нелегальное пребывание на чужой территории", — говорил этот злоехидный гад, бессовестно макая клубнику в сметану с сахаром. Разменной монетой в вышеозначенном фарсе была, разумеется, моя душа.

Я втягивала воздух сквозь зубы и мечтала, чтобы у меня в руках появилось что-нибудь тяжелое. Бита там, например. Булава. Или топор, на худой конец.

Штраф? Чужая территория? Ну, наглый!

По ночам, обратившись летучей мышью и повиснув под потолком, я разрабатывала план действий, чтобы избавиться от Жнеца. Накачать его снотворным так и не удалось. Он моментально чуял подвох, выливал содержимое стакана в раковину и поглядывал на меня с притворной грустью. Мол, до чего же ты докатилась, крошка? Не разочаровывай, а то как обижусь.

Но час расплаты всё-таки настал. Вооружившись разводным ключом, я подождала, пока клиенты не разойдутся, и спустилась в зал. Жнец в гордом одиночестве доедал за стойкой десерт.

— Вкусно? — невинным голоском осведомилась я.

— Клубники маловато, — отозвался тот со скучающим видом бездельника, пресыщенного роскошью. — А вообще, очень даже ничего. Ты вкусно готовишь, Ошибка Природы. Если бы не задание…

Договорить он не успел. Я достала из-за спины разводной ключ и со всего размаху треснула Жнеца по башке.

Он стремительно обернулся и уставился на меня безумными глазами.

— Невозможно…

— Может, просто раньше никто не пробовал? — ухмыльнулась я.

Жнец вздернул бровь, покачнулся и рухнул с барного стула, как куль с мукой.

Это был чистый успех.

"Так его! — запоздало возликовал Кровавый Барон. — Может, расквасим красавчику физиономию для полноты ощущений?"

"Перебьешься".

Ухватив "красавчика" за ворот пиджака, я кое-как доволокла его до лестницы, а затем в дело включилась моя сообщница, и мы вдвоём затащили его в спальню.

Вот почему смерть такая тяжелая? Жнец ведь должен быть лёгким, как пушинка. Но, вопреки всем законам физики относительно бесплотных тел, этот негодяй весил как среднестатистический бренный человек и вдобавок занимал довольно много места.

— У меня всё готово, — сказала Сафун Тай Де, утирая со лба пот.

— Отлично. Давай засунем его в минификатор, — предложила я.

На экране минификатора было видно, как представительный, грозный Жнец съёживается и усыхает. Там, за сверхпрочным стеклом, в камере редуцирования, он выглядел безобидной куклой, которую можно запросто сломать.

— Ну что, я поехала? — спросила подруга.

— Провези его сквозь семь-восемь миров и можешь высаживать, — сказала я. Как только его вынут из минификатора, он постепенно увеличится до своих первоначальных размеров. Придёт в сознание. Возможно, закатит истерику. И, надеюсь, забудет дорогу в мою кофейню раз и навсегда.

— Он ведь не очнётся прямо там, в камере? — обеспокоилась я.

— Как-то раз мне довелось перевозить кроликов. В сжатом состоянии зверушки впадают в разновидность анабиоза. Твой парень вряд ли поведёт себя иначе. Расслабься, — с долей порицания сказала Сафун Тай Де. — Но всё же провериться бы тебе у специалиста на предмет психических отклонений. Очень ты мне не нравишься.

Я хмыкнула. Когда твоя цель — выжить, нравиться кому-либо — задача второстепенная. Хотя порой между этими двумя переменными всё же встречается прямая зависимость: не понравишься — не выживешь.

В борьбе за жизнь я опустилась до банального похищения, еще и приятельницу в аферу втянула. Если мероприятие провалится, может, мне и впрямь задуматься о том, чтобы соблазнить Жнеца?

Сафун Тай Де забралась в машину, активировала двигатель — и агрегат исчез с громким хлопком. Я обвела взглядом комнату: подруга не имела привычки оставлять после себя чистоту, так что уборка предстояла капитальная.

Однако едва я взялась за швабру, Кровавый Барон у меня в голове преисполнился нехороших предчувствий.

"Иди в лес", — посоветовал он.

"Это ты меня так вежливо посылаешь?"

"Одевайся и иди в лес, — чётким приказным тоном повторил тот. — Здесь тебе будет небезопасно".

И чего это он? Я ведь только что от одного маньяка отделалась. У меня, по идее, должна начаться новая прекрасная жизнь. Но нет, гонят тут всякие во мглу и сырость, когда можно было бы попить имбирного чая и закусить чем-нибудь получше растоптанного пирога.

Ладно-ладно, уже ухожу.

Каждую ночь мне снится один и тот же сон. Посреди леса — мраморный дворец. Медленно раскрываются створки массивных дверей, и на пороге возникает Король. Он обещает, что заберет меня к себе, чтобы излечить от черствости, снять печать смерти, уберечь от несчастий. И я вдруг обнаруживаю, что в груди у меня пламенным бутоном расцветает какая-то неземная, совершенно фантастическая любовь. А наутро, проснувшись, я не могу вспомнить его лица.

Лес, отведешь меня к Королю? Буду очень признательна.

…Под небом, плотно затянутым тучами, лес был угрюм, как никогда. Палая листва под подошвами уже даже не хрустела. Она скользила по грязи, обещая захватывающий спуск по склону и зрелищное приземление: носом в древесный ствол или носом (опять же) в лужу. Я была предусмотрительна и старалась держаться подальше от обрыва.

"Мятежная душа, древнее зло тянет к тебе руки", — известил меня Кровавый Барон на очередном опасном повороте серпантина.

— Древнее зло? Как же! Всего один потусторонний проходимец. Да и тот явно новичок.

"Ты же знаешь о моих чувствах, не так ли? Так вот, я буду любить тебя, что бы с тобой ни случилось, — внезапно выдал тот. — Только не трать свой внутренний свет на злобных циников. Они не достойны…"

— И это говорит самый главный злобный циник, который зачем-то залез ко мне в голову. Ты не пробовал… э-эм, подыскать себе другое место жительства?

"Мне и с тобой хорошо".

Ну приехали!

Я шла и недоумевала: как со мной может быть хорошо? Да я худший компаньон, какого можно вообразить. Вздорная, колючая фея с врожденным дефектом и повышенным уровнем вредности. К тому же, меня преследует погибель. Точнее, преследовала. В данный момент означенная «погибель» мариновалась в минификаторе, который, в свою очередь находился в машине, которая следовала сквозь измерения, запутывая следы.

Спрашивается, почему Барон решил, что мне грозит опасность? Разве я не отправила врага в дальнее странствие без обратного билета?

Что-то не давало мне покоя. Скользкая, неоформленная мысль всякий раз изворачивалась и уходила вглубь подсознания, стоило заострить на ней внимание.

Подступали сумерки, и в зачарованном лесу вспыхивали зеленоватые пушистые комочки света. Не светлячки, нет. Скорее, блуждающие огни, что заманивают путников в болотные топи.

"Направо, — руководил моими действиями Кровавый Барон. — Теперь налево. Сверни сюда. Нет, назад давай".

Тропа немилосердно петляла. Деревья во мраке как будто двигались, сбиваясь в группы и преграждая мне дорогу: «Посторонним вход воспрещен, проваливай».

Не знаю, сколько часов прошло. Ноги гудели от непрестанной ходьбы, и в конце концов я просто села на ствол вывороченного с корнем дуба, накрыв лицо руками.

Похоже, мы с Бароном заблудились.

Усталость навалилась не одна. Едва присев, я подверглась атаке мыслей, которые так долго прятались от меня по закоулкам разума.

«Ты поручила Жнеца подруге, которая даже не подозревает, что он Жнец. Вдруг с ней что-нибудь случится? Вдруг этот мрачный тип проснется раньше времени и отправит ее на тот свет? Ну и эгоистка ты, Фея!»

"Ты была не в себе", — тут же подыскал оправдание Кровавый Барон. Он терпеть не мог, когда я занималась самокопанием, самобичеванием и прочими бесполезными глупостями.

Что ж, кажется, «не в себе» — мое перманентное состояние, раз я продолжаю трепаться с голосом в голове.

Ветер тревожно прошелся по верхушкам деревьев, пригибая ветви и стряхивая оставшуюся листву. Дважды ухнул филин. Протяжно, страдальчески заскрипела сосна.

Зря всё-таки Кровавый Барон избрал меня в качестве дома. Сейчас в этом «доме» было холодно, пусто и тоскливо. А еще страшно. Первородный страх без имени оглаживал душу мёрзлыми пальцами. Сердце — метафорический очаг, которому положено пылать и согревать всё вокруг, — съёжилось до размеров теннисного мячика и скакало туда-сюда, разминаясь перед тем как ухнуть в пятки.

Вдобавок погодка не задалась: вверху весьма некстати зашумел дождь. А потом и незнакомцы пожаловали.

За шиворот успело упасть лишь несколько капель, когда кто-то ухватил меня за запястье сильной горячей рукой. Он приблизил ко мне своё лицо и в бледном свете болотного огонька оказался просто неимоверно хорош собой. У меня в таких случаях, как правило, отшибает здравый смысл — не могу устоять перед красавчиками. Жнец, наверное, исключение из правил.

Незнакомец поднял меня с насиженного местечка, без объяснений потянул за собой и довольно скоро перешел на бег, не выпуская моей руки. Пришлось тоже ускориться и мчаться во тьме, оскальзываясь на прелых листьях, спотыкаясь о выступы корней и царапаясь о ветки. А ведь я ненавидела бегать: ни от опасностей, ни от дождей.

Мы летели быстрее ветра, быстрее времени. Было трудно дышать. Манящие зеленые огни сливались в люминесцентные нити, пронизывая лесную тьму.

Под конец спонтанного кросса я была мокрая и злая. Злая потому, что заставили убегать. Мокрая… За это скажите спасибо ливню, который разразился среди ночи и, по всей видимости, не собирался стихать до утра. Кровавый Барон подозрительно молчал. Словно одобрял нашу беготню. Словно тот, кто вёл меня через ночь, был заранее ему приятен и заслуживал одобрения одним своим существованием.

С каждым шагом, с каждым мучительным вдохом и выдохом моя слабость к красавчикам улетучивалась, и, когда мы остановились, я отнеслась к незнакомцу с максимальным недоверием. Едва он ввел меня под крышу своего особняка (Хоромы в лесу! Эй, разве не об этом ты мечтала, дурёха?), едва разжал пальцы, как я задействовала арсенал игл — и непременно бы преуспела… Если бы не запредельная ловкость моего похитителя (Или спасителя? Погодите, запуталась).

Он проделал рукой неуловимое движение, отчего все мои иглы разом вонзились в его сжатый кулак.

— Психопат ненормальный! — крикнула я. На люстрах, прикрученных к деревянному потолку, мелко зазвенел хрусталь.

— От ненормальной слышу, — процедили в ответ.

Глава 6. Не нужно меня спасать

Так мы и застыли: Ошибка Природы — нападающая, и Ненормальный Психопат — приверженец садомазохизма, с иглами, впившимися в кожу. С кровью, стекающей по руке и капающей с локтя на пол. Густой, как смола, почти черной кровью…

Не знаю, кто был шокирован больше. Я ли, хозяин хоромов или же тень, подглядывающая за нами двумя в окно прихожей. Тень Жнеца, будь он неладен!

С чего взяла, что за окном Жнец? Сама не пойму. Тьма ведь, хоть глаз выколи. Наверное, у меня на этого негодяя уже чутьё выработалось.

— За тобой гналась смерть, — подтвердил мою догадку психопат, после чего обезоружил, швырнул иглы в урну и без лишних церемоний толкнул меня в ближайшее кресло.

Ага, значит, прямо сейчас снаружи маячит тень Ангела смерти. Что ж, сбылись мои опасения. Жнец выбрался из минификатора раньше срока, покинул машину, которой управляла Сафун Тай Де, и прибыл по мою душу. Но как? Почему? Неужто его накрыло той самой всепоглощающей силой прямо во время транспортировки? У него обострение беспощадности? Он претерпел метаморфозу, чтобы погасить застарелые долги? Если да, плохо дело.

Мои руки дрожали. Я хотела открыть форточку и спросить, что он сделал с моей подругой. Однако попытка встать с кресла успехом не увенчалась. Красавчик-психопат пихнул меня обратно.

— Сидеть!

Страх замораживал внутренности и сковывал язык, но я всё-таки собралась с силами и спросила:

— Вы кто? Извращенец?

— А похож?

Его одеяния (явно из позапрошлого века) ниспадали до пола бордовым бархатом. Вьющиеся каштановые волосы, заправленные за уши, струились до плеч. Брови вразлет на худом угловатом лице, впалые щёки, высокие скулы, очерченные черным глаза (парень пользуется подводкой?); низкий глубокий тембр, проникающий под кожу; взгляд, преисполненный грусти и одиночества… Может, я слегка погорячилась, причислив его к категории маньяков?

Он с трудом сдерживал гнев. Еще бы ему не злиться, после такого-то радушного приветствия. Его рана до сих пор кровоточила, но он что-то не спешил ее перевязать.

— В отношении мужчин презумпция невиновности не работает, — сказала я. — Вы все насильники, убийцы и твари последние, пока не докажете обратного.

— А что, если я не мужчина? — хрипло проговорил тот и неожиданно резко склонился ко мне. Очевидно, не-мужчина имел весьма размытое понятие о том, что такое дистанция.

Я вжалась в спинку кресла и сглотнула.

— Опять же, жду доказательств, — вырвалось против воли.

Мне достался долгий препарирующий взгляд. Прошла без малого вечность, прежде чем хозяин выпрямился и продемонстрировал раненую руку. Он моргнул — и рана на ладони начала затягиваться, как по волшебству. Кровь отделилась от кожи красноватым облачком пара, и пар рассеялся в воздухе.

У меня занялось дыхание.

— Так кто вы?

— Дух леса. Ноккави. Леший. По-разному меня называли. Извращенцем и психопатом — никогда, — оскорблённо припечатал он.

У лесного духа был скверный характер. Непоследовательный. Взрывной. Сразу видно: не компанейский товарищ, никого возле себя не потерпит.

Он вдруг схватил меня за плечи, выдернул из кресла и вжал в стену между вешалкой и дверью, бессовестно вторгаясь в мою зону комфорта. Черты его лица сделались такими острыми, что врежь ты ему со всей дури — и точно поранишься. Тьма в его зрачках разрослась и набухла, застилая насыщенный изумруд сетчатки. Казалось, меня вот-вот утянет в эти мрачные глаза, как в космическую воронку. Утянет безвозвратно.

Разрываясь между страхом и силой притяжения, я испытала умопомрачительное, почти непреодолимое желание коснуться его щеки, прочертить пальцем линию от подбородка к виску. Ловушка, откуда так сложно вырваться…

Впрочем, если уж падать в бездну, то в самую притягательную. Ослабив поводья самоконтроля, я протянула руку, но дух леса перехватил запястье, прижав его к стене над моей головой.

— Тебя преследует смерть, — глухо повторил он.

«Как ты до такого докатилась?» — безмолвно вопрошал его взгляд.

— Если вы обо мне беспокоитесь, то бросьте это, — прошептала я, боясь шевельнуться. — Не нужно меня спасать. Сама справлюсь.

Нет, стоило бы сказать по-другому. Стоило бы спросить: «Почему вы обо мне беспокоитесь? Кто я для вас такая? Чего вы хотите?»

Меня преследовала не только смерть, но и умные мысли. В большинстве случаев я была неуловима.

— Видел, как ты справляешься, — проворчал дух леса. — Опоздай я хоть на минуту, была бы уже трупом.

И, резко отстранившись, умчался куда-то вглубь своего безразмерного жилища. Наверняка к камину и брошенной чашке горячего шоколада. Брошенной из-за меня.

Он ушёл чересчур быстро. Что-то во мне духу не понравилось. Ну и ладно, леший с ним. Мы приходим в мир не для того, чтобы ему нравиться, а затем, чтобы его исследовать.

Так что я двинулась по ковру к источникам света и тепла, послав прощальный взгляд урне, где упокоились мои иглы.

На данный момент в моем распоряжении имелось всего две дороги. Первая — в холод, мрак и дождь, к Жнецу, которого, по-видимому, поработила высшая сила и который скосит меня, как травинку, без доли сострадания. Вторая — к духу леса, в котором преобладали частицы «не»: нелюдимому, непонятному и не понятому.

Я выбрала второе. В гостиной действительно трещал камин. В чашке на низком столике действительно остывал горячий шоколад. Хм, а хозяин оказался куда более предсказуем. Что дальше? Я обнаружу в его постели плюшевых медвежат? Резинового утёнка в ванной?

Надеюсь, мне не придется заходить так далеко.

— У Ангела смерти сегодня фаза трансформации, — буркнул он. — Сунешься на улицу — назад не вернешься. Там тебе светит только загробное царство. Поэтому оставайся и пережди. Сюда он не проникнет, как бы ни старался. Эта область огорожена непроницаемой завесой.

Дух леса сидел в плетеном кресле, закованный в бесстрастие, как в броню. Ко мне задом, к камину передом. На его темно-красном платье плясали отблески пламени. Мне бы такое платье…

— Прими душ и переоденься. В ванной для тебя всё подготовлено, — прочел мои мысли хозяин.

В его голосе не было ни капли тепла. Сталь, только сталь. Прикрытие для израненной души. Наверное, я всё же увижу резиновую утку. И спорим, она будет жёлтой, как поле одуванчиков на солнечном лугу?

Я отправилась в указанном направлении, и уже у выхода из гостиной меня кольнула не то зависть, не то досада. До чего же, однако, мрачный и депрессивный этот Ноккави (может, его именно так следует называть?). От таких, как он, люди, по идее, должны шарахаться. Разбегаться с криками отчаяния и ужаса, а потом глотать слёзы, оставшись один на один со стылой тьмой ночи.

Вот он, мой идеал, мой образец для подражания. Всегда мечтала отпугивать излишне любопытных, настырных и липучих. Например, Жнеца. Он всё еще продолжал вести за мной слежку — на расстоянии.

В особняке лесного духа налепили окон к месту и не к месту. Как будто кто-то пожалел строительного материала и решил застеклить как можно больше площади.

Я шагала по коридору, по ковровой дорожке из ярко-зеленого мха, под оранжевым светом высоких люстр, и ощущала на себе внимание «шпиона» — колючее, цепкое, как чертополох. Вроде бы и хочется отряхнуться, а не можешь. Странная активность во дворе заставила меня замедлиться и повернуть голову. Чтобы обмереть от страха, хватило лишь беглого взгляда.

«Не бойся, малышка, ты в безопасности», — подал признаки жизни Кровавый Барон.

Да, у Ноккави во владениях был установлен щит против одержимых сущностей. Я осознавала, что защищена. Но несмотря на это, в висках всё равно загрохотал пульс, под ложечкой засосало, колени подогнулись, и я ощутила настоятельную потребность прислониться к стеночке.

Жнец изменился, причем далеко не в лучшую сторону.

Глазищи у него зажглись красным огнем и вспарывали тьму, как две лазерные указки. Вместо рук и ног обнаружились уродливые когтистые лапы. Из рёбер протянулись жуткие крыловидные выросты.

Он бросался на стену исполинским косматым чудищем, норовя выбить оконную раму. Он был полон стерильной злобы, совершенно звериной, необузданной ярости.

Такого не то что обольстить, даже урезонить не выйдет. Он раскроит тебя на ленточки для волос, едва ты появишься в пределах его досягаемости. Не станет слушать мольбы, не отступит из жалости. Просто растерзает.

Да, однажды его ярость пройдет, его прежняя суть вернется.

Но я с трудом представляла, как буду вести себя с ним после сегодняшнего дня.

Может, остаться у лесного духа навсегда?

Стараясь игнорировать попытки Жнеца проникнуть на запретную территорию, я проследовала в ванную, чтобы вымыть из головы эту заманчивую идею.

Она в корне противоречила моим принципам. Остаться? Навсегда? Что вы, ни в коем случае!

Нет, фея не пасует перед опасностями. Фея отважно смотрит им в лицо, даже если там не лицо, а морда чудища косматого.

Короче говоря, я собиралась помыться, причесаться, поблагодарить хозяина за хлеб-соль (или что он мне там предложит?), а после распрощаться. Желательно, до полуночи. Потому что после полуночи сами знаете, что бывает.

В просторной ванной, отделанной красно-белой плиткой, утёнка не обнаружилось. Зато в глаза бросилась довольно примечательная коллекция радужных полотенец. Что касается шампуней и гелей для душа, то их на полках скопилось видимо-невидимо. Причем все повально женские: вишня, клубника, малина, манго. Никакой вам «ярости тигра», «мощи марала» и «силы угля».

Пожалуйста, только не говорите, что у духа леса не та ориентация. Я ж не переживу.

Выйдя из ванной, вся в молочном пару и с розовым полотенцем на волосах, я благоухала синтетической малиной. На мне было ярко-оранжевое шелковое платье с треугольным вырезом и широким поясом, который завязывался под грудью. Подол волочился по полу, видимо, выполняя функцию статической щётки для пыли.

В комнате для гостей меня ждало новое открытие. Плазменная панель телевизора на полстены и диски, куча дисков с мультиками, начиная от Диснея и заканчивая аниме. А может, я не в гостевую попала? Может…

— Ты что здесь забыла? — грянуло у меня за спиной. Я чуть дух прямо там не испустила. Зачем же так людей пугать?

А Ноккави без малейшего угрызения совести прошествовал в комнату, вырвал у меня из рук диск с Принцессой-лебедь на обложке и поставил его на полку.

Кажется, я очутилась в спальне хозяина. Вид у него был разгневанный.

— На мне ваше розовое полотенце. И платье, — напомнила ему в надежде, что он смягчится. Как бы ни так.

Не пойму, чем мультики хуже платьев и полотенец? Или он скрывает еще какой-нибудь компромат? Надвинулся на меня, брови свёл, в глубоко посаженных глазах по трансформатору Теслы включил — и давай метать молнии.

Я послушно отступала к двери, когда взгляд зацепился за настенные часы. Без пяти минут двенадцать. Катастрофа.

— Эй, что происходит? — озадачился Ноккави, когда я избавилась от полотенца на волосах и принялась стягивать с себя шелка. — Решила меня в искушение ввести? Сразу предупреждаю: ничего не выйдет.

— Вы только не пугайтесь, — пропыхтела я, юркнув за дверь. — Я тут как бы немножко проклята. Если не сниму платье до двенадцати, оно исчезнет.

— Как в Золушке? — со знанием дела осведомился тот.

— Нет, моя сказка — «Красавица и чудовище». На всякий случай поясню: я — чудовище. После двенадцати меня перекидывает в летучую мышь. Человеческий облик возвращается с рассветом. В общем, приятного мало.

— А, вот оно что, — протянул дух леса, потирая подбородок. Его раздражение уступило место задумчивости.

— Подойди-ка сюда, — наконец сказал он. Оставалась минута до полуночи. — Да не голышом. Платье надень. Надень, — примирительно повторил Ноккави. — Ничего не случится. Я знаю, как тебе помочь.

Дура доверчивая. Надела. Подошла. А он возьми и обними меня.

— Э-э-э! — Моё возражение прозвучало неубедительно. — У нас даже не свидание. Вы чего?

— Не дергайся, — умиротворенно сказал лесной дух, потершись щекой о моё ухо.

И в этот момент часы бойко пробили полночь. Я задержала дыхание и принялась судорожно подсчитывать секунды. Пять. Десять. Пятнадцать. Почему не вырастает шерсть? Где мои кожистые крылья, я спрашиваю?

А нету.

От Ноккави пьяняще пахло персиком и жасмином.

— Эм-м, мы так и будем стоять? — пискнула я и прокашлялась. Что за малодушие в голосе?

— У моего метода есть один большой недостаток, — пробрался мне в ухо бархатный, обволакивающий голос. — Он действует только до тех пор, пока я тебя обнимаю.

«Зачётный парень! — неожиданно вынес вердикт Кровавый Барон. — Если решишь выйти за него замуж, препятствовать не стану».

Глава 7. Таять запрещено

— Я следил за тобой долгие годы, — сообщил мне по секрету «зачетный парень». — Наблюдал, как ты растёшь, любовался твоей отчаянной смелостью. Защищал тебя…

Ноккави прижался ко мне еще теснее, отчего по телу разлился жар небывалой силы, словно в солнечном сплетении растопили гигантскую печь, и теперь по нервным окончаниям к каждой клеточке тянулись крохотные пульсары.

— Так те леса, которые появлялись рядом… Это ваших рук дело? — едва дыша, уточнила я.

— Один и тот же лес, — внёс поправку дух. — Я знал, что однажды, когда придет время, тропа приведет тебя ко мне. Ты, древесная фея, мой последний шанс.

Я попыталась вывернуться из его цепкой хватки.

— Не вырывайся, если не хочешь превратиться в летучую мышь, — шепнул он, перемещаясь к широкой двуспальной кровати и аккуратно укладываясь вместе со мной на лиловые шуршащие покрывала.

Судя по всему, на моем лице отразился неслабый шок. Ноккави мягко усмехнулся в сантиметре от моих губ.

— Не надо так пугаться. Тебе по-прежнему ничто не угрожает, я не причиню тебе вреда. Всю ночь провести на ногах — не думаешь, что это слишком? Нет, высшее существо вроде меня, конечно, легко выстоит до рассвета. Но ты-то…

Да, я не высшее существо. Скромно стою посерединке. Но это не повод меня недооценивать.

На стенах по периметру комнаты приглушенно светили электрические фонарики, отлитые из оранжевого стекла в форме цветков календулы. Вместо ковров повсюду стелился мох. Окна были занавешены тяжелыми портьерами оливкового цвета. И казалось, будто за резным антикварным шифоньером украдкой стрекочет сверчок.

Мне было до нереального странно видеть ярко-зеленые глаза хозяина так близко. Совсем недавно он был хмур и недружелюбен. Ни за что бы не догадалась, что на сердце у него таится нежность.

Я могла бы побиться об заклад, что лесной дух социопат, мизантроп и напрочь лишен эмпатии. Я бы непременно проиграла.

Хотя, кто знает, вдруг в нем говорила не искренность, а лишь отточенное актёрское мастерство?

— Завидный иммунитет, потайные тропы, волшебство на кончиках пальцев, — это всё дары лесного духа. Тебе, — выдохнул он в мою обнаженную шею.

Мне стоило неимоверных усилий не подставить ее для поцелуя. Эх, Ошибка Природы, нет в тебе стержня. Хотя если бы его и вправду не было, я бы не сдержалась. Пошла бы на поводу у чувств.

— Такие себе дары. Намекаете, что и призраков со Жнецом я по вашей милости вижу?

— Вообще-то, изначально задумка состояла в том, чтобы ты видела меня, — смутился Ноккави, изломив тонкие губы в вымученной улыбке. — Жнец и призраки — явление побочное.

«Ну здорово! — подумала я. — Каких еще даров мне от вас ожидать? К каким побочным явлениям готовиться?»

— Я, между прочим, читаю твои мысли, — заметил дух леса, обдав мое ухо жарким дыханием.

«Да что ж такое-то! Мои мысли нельзя читать! Они абсолютно конфиденциальны!»

Эту мысль я постаралась думать очень громко. Чтобы до него дошло: он не в праве выуживать секретную информацию из моей головы. Он может ненароком почерпнуть грязные мыслишки Кровавого Барона, приписать их мне, и тогда… Прощай, репутация. Прощай, доброе имя.

Я поймала себя на том, что хочу произвести на Ноккави впечатление.

Какие резкие перемены! Еще час назад намеревалась отправить его в нокаут, вырубив при помощи акупунктурного Кунг-Фу. А сейчас валяюсь с ним в обнимку, установив более чем тесный контакт, и помышляю страшно сказать о чем.

Наверное, у лесного духа какая-то особая харизма, позволяющая пудрить мозги разным легкомысленным девицам. Но ведь я не такая. Повторяю персонально для феи, которая вот-вот расплавится и наделает глупостей: ты не такая. Бери себя в руки и включай извилины. Воспользуйся случаем, чтобы узнать о противнике побольше.

Запомни, фея: он вовсе не твой телохранитель. Он враг и будет им до тех пор, пока не убедит тебя в обратном. Враг, который подобрался к тебе вплотную, щекочет дыханием кожу, подстраивается под ритм твоего сердца и согревает своим теплом, чтобы ты, ледяная, настороженная, поскорей растаяла и отдала ему всю себя. Он просто пока не в курсе, что ты не лёд, а камень.

— К чему столько заботы? — спросила я и обмерла, когда правая рука Ноккави вдруг принялась путешествовать по моей спине, спускаясь вдоль позвоночника к пояснице и возвращаясь к лопаткам. Незапланированный массаж? Средство для затуманивания рассудка? Лесной дух, прекрати!

Он услышал мою последнюю оглушительную мысль и остановился.

— Я беспокоюсь о тебе, — тихо сказал он. — Ты волнуешь меня. Твоя судьба меня волнует. — Ноккави отредактировал свое высказывание и повернул голову. Его тяжелые вьющиеся пряди выбились из прически, коснувшись моей щеки. Они пахли кокосовым маслом.

— Тебя не зря всё время тянуло в мой лес. Это последняя родина древесных фей. Последнее их прибежище в средних мирах. Здесь фея может пустить корни, подобно семени. Родиться, окрепнуть и взлететь в поднебесье.

— И всё-таки, почему я?

— У тебя особый талант.

— Талант притягивать неприятности? Что ж, вполне может быть.

Я пригрелась и сладко зевнула, будучи не в силах побороть сонливость. В ту ночь у меня так и не появились крылья летучей мыши. Лечебные мероприятия лесного духа позволили благополучно дожить до рассвета в человеческом обличье. То есть, почти благополучно. Из камня в руках Ноккави я медленно превращалась в податливую глину.

— Приходи, когда проклятье станет невыносимым, — проговорил он с первыми лучами зари и выпустил меня, разморенную, из объятий. — Я не зову тебя насовсем. Ты же не согласишься.

Правильно, не соглашусь. Фея — птица вольная. И гордая. Не позволит так запросто себя приручить.

— Ни за что больше приду, — отрезала я.

Хотелось мне ровно противоположного. Прильнуть к нему снова, ощутить его тепло, его бесконечную ласку и заботу… Даже если он лжёт, даже если так идеально вжился в роль.

Отныне у меня появился личный наркотик, и я буду видеть его во снах, страстно желать прикоснуться к нему, прибегнуть к его покровительству.

Но мне надо сражаться со своей бедой в одиночку, без посредников. Почему? Потому что я так решила.

— Даже поесть не останешься? Мой прислужник готовит невозможно вкусные блюда, — с надеждой предложил Ноккави.

— Совсем не хочется есть, — соврала я. И ринулась, как сумасшедшая, к порогу, за которым начиналось выстуженное, сиротливое утро.

Лесной дух догнал меня, чтобы набросить на плечи шерстяное пальто из своего гардероба.

А потом придвинулся и задержал на мне долгий взгляд, в котором плескалось невыразимое одиночество.

— Однажды дороги перестанут куда-либо вести, слова — что-либо значить. Льды растают, а кипятком больше нельзя будет обжечься. В этот день позови меня. Я украду тебя у смерти, отменю все проклятья и позволю тебе наслаждаться жизнью. Только позови.

Сердце у меня словно ухнуло в пропасть. С губ сорвалось облачко пара. И я бегом, без оглядки припустила прочь.

«Ой, зря убегаешь, — разочарованно прошелестел внутри Кровавый Барон. — Этот парень сделал бы тебя счастливой. Он твоя родственная душа».

— Может, еще и моя истинная пара? — огрызнулась я. — Заткнись, ладно?

И, споткнувшись о скользкую корягу, бесславно плюхнулась в грязь. Вот она, расплата за дерзость. Полежи в месиве, девочка. Осознай свои ошибки и возвратись на путь истинный. Нельзя грубить Кровавому Барону, когда он желает тебе добра.

Надо мной прокаркала ворона. Зарегистрировала позор — и смылась. Что называется, завершающий штрих на картине маслом.

Я не рассчитывала на чью-либо помощь. Сама вляпалась — сама и поднимайся. Таков был мой жизненный девиз.

Но злой рок изловчился и подослал подмогу.

Мне галантно протянули руку. Я приподнялась на локтях, взглянула на того, кто это сделал. И вмиг пожалела, что грязевая лужа недостаточно глубока, чтобы в ней утонуть.

Надо мной высился элегантный, неестественно бледный, до зубовного скрежета безупречный Ангел смерти.

— Не ждала? — злорадно ухмыльнулся он.

Спасаясь бегством от заботы лесного духа и своего замешательства, я, разумеется, знала, что кризис у Жнеца миновал, поэтому смерть не набросится на меня из-за угла обезумевшим монстром.

Но я не готовилась увидеть его так скоро.

И не представляла, как смотреть ему в глаза.

По правде, сейчас Жнец был далеко не ангел.Он кривил свои коралловые губы и стоял перед лужей грязи с чувством собственного превосходства.

«Так какой у меня всё-таки талант?» — всплыл в памяти ночной разговор с Ноккави.

«Рядом с тобой обозленные существа способны меняться. Ты положительно на них влияешь. Что, не веришь? Скоро убедишься, что я был прав».

Жнец как раз представлял собой образец обозлённого существа. Моя выходка с разводным ключом, уменьшающее излучение и последующая транспортировка сквозь измерения не могли остаться безнаказанными.

— Ты. Пыталась. Меня. Убить? — с расстановкой спросил он, ухватив меня за подмышки и приподняв над землей.

Жнец был нарочито сдержан, обманчиво хладнокровен и мог взорваться яростью в любой момент.

— Не убить, а ненадолго вывести из строя, — опасливо возразила я. — Понимаешь, мне было жизненно необходимо от тебя избавиться.

Какое жалкое оправдание.

— Ну и что? Избавилась? — иронично изогнул брови Жнец. — «Грузоперевозки Тай Де», — подпустив в голос мечтательной интонации, добавил он. — Теперь с этой компанией меня будут связывать самые тёплые воспоминания.

— Что ты сделал с моей подругой?

Всё еще болтаясь в воздухе без опоры под ногами, без спасительных игл в рукавах, я чувствовала себя слабой и никчёмной. Отвратительное чувство.

Мой главный враг изобразил лучезарный оскал.

— О, не беспокойся. Она будет долго искать дорогу домой. Две недалёкие девицы, возомнившие, что можете обдурить мироздание. Вы с ней созданы друг для друга.

Перед эпичным падением в лужу Кровавый Барон намекал, что для меня создан кое-кто другой. Ну да ладно. Забудем. Тут один вездесущий придурок вернулся. Переродился в мой ночной кошмар, всю ночь скакал вокруг особняка Ноккави, так и не добившись желаемого. Поэтому намерен взяться за старое. То есть, травить мне жизнь до тех пор, пока я ее добровольно не отдам. Назвав свое имя. Посмотрев ему в глаза.

— Ошибка Природы, на сей раз ты прощена, — изволил молвить этот напыщенный франт, после чего опустил меня на землю и даже предпринял попытку очистить мое испачканное лицо, рассеянно проведя по щеке подушечкой большого пальца. Надо же, как великодушно!

В последний момент он передумал, вручил мне белоснежную салфетку из своего кармана и в растерянности отвернулся.

Взглядом я пыталась просверлить дыру в его затылке, а он, как будто не замечая, двинулся в обход моей недавней грязевой ванны, прошел сквозь густой заслон из осыпавшихся кустарников и обнаружил тропу.

— Идём быстрее! — звонко крикнул он. И словно сбросил с себя груз обид. — Нам еще к Хэллоуину печенье печь!

Такой бодрый, свежий. Как будто зла на меня совсем не держит и зуб не точит.

В закоулках его мрачного мозга явно зрел коварный план по вымоганию моей души.

Глава 8. Печенье с угрозами

Деловой, аномально хозяйственный Жнец проследовал на кухню, нацепил на себя передник с розовыми рюшами, вдел руки в перчатки и принялся замешивать тесто.

Я аж рот открыла. Так он у меня и не закрывался, пока тесто не превратилось в аккуратно слепленное печенье и не перекочевало на противне в духовку.

Это ж сколько волков в лесу сдохло? Или собиралось сдохнуть?

Или не волки, а кто покрупнее?..

— Ошибка Природы, слушай внимательно, — пытаясь установить со мной зрительный контакт, начал Жнец. Он энергично швырнул перчатки в раковину, пружинисто подошел к остолбеневшей мне (я по-прежнему была под впечатлением) и стал излагать суть вопроса. Очень мягким, вкрадчивым голосом, от которого любому смертному полагалось растечься по полу безвольной лужицей. Лужицей, которая согласна на всё.

— Видел тебя в гостях у духа леса. Понравилось?

— Не то слово, — выдавила я.

— У меня к тебе деловое предложение. Убей лесного духа. Тогда я от тебя навсегда отстану. Ну как? Идёт?

— Идиот, — буркнула я. И не заметила, как перешла на крик: — Убить? Мне? Духа? Да ты в своем уме?!

Достигнув ноты «фа диез» второй октавы, я спохватилась. В кофейне, сидя за барной стойкой, на меня с диковатой улыбочкой таращился посетитель.

Потерялась, значит, в лесу. Рисковала погибнуть. Ноккави меня спас, приютил. И теперь именно этого мужчину (или кто он там?) я должна прикончить, чтобы остаться в живых. Ну замечательно!

— А сам ты не справляешься, да? — зашипела я на Жнеца.

— Да. Не справляюсь. Потому что он неубиваем, — переняв мою манеру, ответил тот. — Его может уничтожить только испорченная фея. Такая, как ты. Меня на том свете просветили. Просто подсыпь ему своего волшебного порошка. На существ, сотканных из тонкой материи, эта дрянь оказывает ровно противоположный эффект.

— Но всё-таки, зачем он тебе дался?

— Он значится в списке потерянных душ. Последний из лесных духов, который должен был покинуть этот мир давным-давно, но, по непонятной причине, задержался, обхитрил судьбу и стал практически неуязвим. А у меня задание, — напомнил Жнец, помахав перед моим носом своим голубым блокнотом. — Недобор годовой нормы. В сроки не укладываюсь.

Да чтоб ты провалился, педант хренов!

— А если я откажусь с тобой сотрудничать?

— Тогда твоя жизнь обернется кошмаром. Пойду на шантаж, и сама в могилу запросишься, — без доли иронии заявил Жнец. — У меня большие связи. Так что советую всё же заключить договор. Для тебя дело плёвое, а потом живи хоть целую вечность, в достатке и благополучии. Пальцем не трону.

Я отодвинулась от него подальше, попросив пару дней на раздумья. Он вёл себя странно и нелогично. То гоняется за мной, словно моя смерть — единственная цель его существования. То вдруг лесного духа ему подайте, а я уже, вроде как, пройденный этап.

Где-то тут определенно зарыта собака. Я собиралась выяснить, где.

Вечерело. Вдоль исхлёстанных дождем мощёных улочек разгорались рыжие пятна фонарей. Ветер свирепел, трепал подолы и срывал шляпы. В кофейню «Летучая Мышь» сбредались обреченные.

Из колонок лилось устрашающее музыкальное сопровождение. Оно надрывно скрипело, стонало замогильными голосами, скребло когтями стекло, ломало ветки и поражало дисгармонией аккордов.

Возле парадных дверей, в пустых глазницах уродливых тыкв плясало колдовское пламя. Детишки, выряженные в нечисть, топтались у порогов, выдвигая хозяевам ультиматум: конфеты или жизнь.

Близилось время, когда, по поверьям, злые духи проникают в мир живых и прощупывают их на предмет слабых мест. Чтобы навредить, встроив гнилой осколок в раздробленную мозаику человеческой души. В эту ночь следовало быть особенно осторожным, чтобы не нарваться на неприятности.

Я смотрела на печенье в форме нетопырей, ведьм на метле, пауков, кропотливо разложенных Жнецом по деревянному блюду. На бочонок свежесваренного глинтвейна. На тыкву, которая скалилась на меня из угла жуткой рожей. И думала, что, если бы люди не заигрывали со злом, оно не спускалось бы к ним в ночь на Хэллоуин и не искажало бы их жизни.

Жнец, этот законченный эстет и перфекционист, подошел ко мне неслышным шагом, приобнял сзади за плечи, и я вздрогнула. От него пахло цитрусовыми и хвоей. На редкость вонючий дезодорант.

— Не знаю, Ошибка Природы, что со мной такое, — со вздохом сказал он. — Тянет меня к тебе — и всё тут. Ты, случайно, не забирала у меня ничего ценного? Есть в тебе что-то загадочное, мистическое. Что-то моё. Ты как будто сама злой дух, вышедший из преисподней затем, чтобы стать моим испытанием.

Я повернулась. Наверное, резче, чем следовало. Он стоял напротив — в черной рубашке с глухим воротом и брюках из качественного черного сукна. Со спиной, прямой, точно прут арматуры. С подозрительно кротким, миролюбивым видом, словно это не ему поручено вывести меня, как досадное пятно с одежды Вселенной.

В прихожей всхлипнул дверной колокольчик, сигнализируя об очередном поступлении клиентов. И я отмерла.

— Уф, пугаешь, — сказала я и посторонилась. — Это новый способ меня деморализовать?

— Беру пример с лесного духа, — усмехнулся Жнец. — Он был так обходителен. М-м-м! Хоть я и не мог попасть в его жилище, сквозь стены всё было отлично видно.

— Ах ты! — Я замахнулась для удара, но моя рука угодила в капкан его пальцев. После чего он с маниакальным огоньком в глазах запечатлел поцелуй в самом чувствительном месте моей ладони.

— Ненавижу тебя, — процедила я.

— Я тебя тоже. Я тоже… — примирительно отозвался Ангел смерти, привлекая меня к себе и заключая в неожиданно крепкие объятия. — Ты не подумай лишнего. Просто хочу понять, что так зацепило лесного духа, что он не отлипал от тебя до рассвета.

Ага, значит, видеть сквозь стены — это мы можем. А слышать? С подслушиванием у Жнеца наблюдались явные проблемы.

Секундная стрелка часов нарезала тишину на тонкие ломтики. Капая на нервы, в мойке протекал кран. А потом меня, как пуля в висок, поразило ужасное прозрение: я получаю удовольствие от происходящего. Надо было срочно прекращать.

— Эй! — Я ткнула врага пальчиком в спину. — Чего завис? Обдумываешь, как бы меня по-тихому укокошить?

— Пф! — фыркнул тот и разжал руки, даруя мне свободу передвижений. — Нельзя уже гипотезу проверить.

— Ну и как? Проверил?

— Гипотеза не подтвердилась. В тебе нет ничего привлекательного.

Выражение его лица отчетливо свидетельствовало об обратном.

Мне показалось, что сейчас он набросится на меня, чтобы проверить что-нибудь еще. Поэтому, улыбнувшись как можно шире и игнорируя неуместный жар, сменяющийся волнами озноба, я вручила Жнецу поднос с напитками.

— А не обслужить ли тебе гостей за пятым столиком? У меня еще столько заказов! Конь не валялся.

Жнец — что бы вы думали? — нацепил на себя маску невозмутимости и, как загипнотизированный, пошёл в зал. К людям, которые обречены на смерть. С подносом, где в стаканах плескался кофе, от смерти спасающий.

Видно, Жнец совсем из ума выжил, раз согласился на такое.

Наверное, он не понимал, что творит.

Я стала подумывать над тем, чтобы взять его в штат и начать выплачивать жалованье, но мой мыслительный процесс прервали.

«Бом-бом-бом!» — Старые напольные часы с маятником, давно вышедшим из строя, заявили о себе ровно в полночь. Дурное предзнаменование.

Изначально никакой развлекательной программы на вечер не готовилось. Не шло даже речи о том, чтобы выпустить из стен белёсых, утробно воющих призраков, похожих на отощавших собак из подворотни. В планы не входили игры с выключенным светом. И я уж точно не стала бы бить стёкла в окнах на потеху посетителям.

Минуту назад уютно горели свечи, светились тыквы, трещал искусственный камин. Мощным порывом ветра погасило весь огонь. В том числе и электрический. Вслед за чем раздался оглушительный треск. Окна кофейни лопнули, и стекло осколками пролилось на тротуары, вогнав в ступор моих избранных клиентов.

Из стен, флуоресцируя неоновым белым, выплыла дюжина привидений. Они страшно выли, лаяли и рычали, как обозленные цепные псы.

Аккомпанементом к этому безумию звучала музыка группы «Полуночный синдикат», которая мистическим образом продолжала играть, несмотря на отсутствие электричества.

Мои ноги приросли к полу. Хотелось заткнуть уши, зажмуриться, заблокировать все органы чувств.

До столика номер пять Жнец напитки не донёс.

Он вдруг изломился и рухнул на пол. Неведомой силой его опрокинуло на живот, с огромной скоростью протащило по настилу и швырнуло под барную стойку, что вызвало непредсказуемый всплеск хохота.

Хохотали смертные. Надо полагать, от переизбытка напряжения. Я не хотела верить в то, что их может развеселить чужая боль.

А Жнеца ломало. Гнуло, как плохо управляемую марионетку. Он корчился в муках посреди зала. А публика гоготала. Избранные думали, что им показывают постановочный номер, где замешана хореография и исключительный артистизм. Избранные были теми еще придурками.

Я бы вмазала им, не будь мои ступни прочно спаяны с полом. Я бы вылила весь их спасительный кофе.

А, стоп. Жнец уже это сделал.

Отныне они не получат у меня больше ни грамма волшебного порошка… Ох, тоже не выйдет. Тётушка Мира настаивала: спасаем всех. Даже самых черствых и бессердечных.

Я не могла двинуться с места, пока Жнеца не перестало мотать из стороны в сторону, пока нечто невидимое и крайне жестокое не выдохлось, отфутболив его последним яростным пинком в груду деревянных стульев, сложенных в углу про запас.

Мне удалось приблизиться к Ангелу смерти, лишь когда мстительная нездешняя сила убралась из кофейни восвояси. Выглядел он жалко.

Его стильную рубашку можно было смело пускать на тряпки. Проще новую купить, чем зашивать. Брюки тоже были непоправимо испорчены. В утиль, только в утиль.

Судя по излому бровей и обескровленным, плотно сжатым губам, Жнец горько страдал. Его профиль словно бы истончился, а посередине лба проступало странное черное пятно. Всё равно что печать с пометкой «не годен».

— Я получил своё наказание за то, что не забрал тебя во время трансформации. Отойди. Теперь всё кончено, — прохрипел он, с трудом разлепив веки.

— И не подумаю, — сказала я.

Предвидя, что попросят затащить наверх бездыханное тело, посетители дружно смотались, оставив на столах стаканчики с недопитым кофе и тарелки с недоеденными десертами.

Мне ничего не оставалось, кроме как разместить Жнеца за барной стойкой. Он оказался довольно тяжелым. Подумаешь, существо не от мира сего! Подумаешь, сверхъестественными возможностями наделен! Плевать ему было на законы физики с высокой горки.

Я подложила ему под затылок автомобильную гречневую подушку (она первой попалась под руку). Накрыла его одеялом (пришлось сбегать за ним на второй этаж). Села на корточки и прислушалась: дыхание ровное, признаков скорой кончины нет. Спрашивается, почему «всё кончено»?

Затекая в глаза и ноздри, чернота от печати медленно расползалась по его лицу.

Ох ты ж ёлки зеленые! Жнец что, сейчас пеплом рассыплется? Как неугодный? Как не выполнивший миссию?

Не знаю, зачем пристроилась рядом и прильнула к нему под одеялом.

Понятия не имею, что заставило меня опустить ладонь ему на лоб, где красовалась печать. Я же не колдунья, всего лишь слабая фея без способностей к целительству. Мне не излечить Ангела смерти.

Какая-то часть моего естества отчаянно не хотела, чтобы он исчезал, чтобы его уничтожили вот так, из-за одной глупой Ошибки Природы.

Этой частью определенно не был Кровавый Барон. Он по-прежнему испытывал к Жнецу лютую неприязнь. Для порядка побурчав в чертогах разума, что я мымра, коза и больная на голову, Барон замолк, выжидая. Что-то обязательно должно было произойти.

Глава 9. Чудовище большое и маленькое

«Он был чудовищем! Он чуть не сожрал тебя!» — вопил мой здравый смысл.

«Да какая разница! Его перевоплощения случаются всего раз в одиннадцать лет. Мелочи жизни», — упрямилась я.

Жнец не был человеком. И травмы у него требовали иного, не медицинского вмешательства. Моя рука легла ему на лоб, разглаживая напряженные складки меж бровей. Неимоверно бледный, холодный, не живой и не мёртвый, Жнец не возражал. Нападение невидимки вымотало его до предела.

Я почти не удивилась, когда ощутила утечку энергии сквозь пальцы. Отток сил не истощал меня, наоборот: он словно бы расчищал внутри пространство, выравнивал территорию, раскладывал по полочкам понятия и смыслы, устраняя нагромождения мыслей.

Я лежала в зоне убийственного очарования Ангела смерти. Касалась лица, смотрела на приоткрытые губы и слушала тихое дыхание того, кто, по сути своей, являлся антонимом жизни.

Мне давно не было так спокойно.

«Эй, Фея! Аллё! Приём! — засуетился Кровавый Барон, выводя меня из сладкой неги. — Ты вообще в курсе, что уже за полночь перевалило? Почему ты всё еще не летучая мышь?»

Я встрепенулась. Действительно, почему? Может, мироздание решило, что на сегодня потрясений достаточно? А может, мне дали отсрочку, чтобы я попробовала вылечить Жнеца?

Перевод часов на зимнее время?

Поддержка Ноккави не выветрилась и продолжает действовать на расстоянии?

Догадок была масса. И я уже обрадовалась, что посплю сегодня как белый человек. Но стоило мне отнять руку от лица Ангела смерти, и превращение запустилось.

Тьфу ты блин! Прощай, одежда. Доброй ночи, шерсть, кожистые крылья и уши-локаторы. Итак, что у нас сегодня в меню?

Я была до ужаса голодна. И счастье, что гусеницы с жуками прячутся поздней осенью куда подальше. Мышь обожала эту пакость. А меня бы потом полдня тошнило. Поэтому да здравствует вегетарианская диета! Фрукты и еще раз фрукты.

Подчистив кое-что из запасов, летучая мышь, в которой билось мое уменьшенное сумасбродное сердце, вернулась за барную стойку, к теплу и уюту. А потом меня словно обесточило: всё сделалось черно, пусто и бессмысленно.

Утро дня всех святых застало меня под одеялом. И, разумеется, в чем мать родила. Моя левая нога была бесстыдно закинута на Жнеца. А рукой, решительно простёртой на север, я, кажется, планировала передавить ему сонную артерию, если таковая имелась.

Мы со Жнецом проснулись одновременно. Мой враг был настроен философски:

— Почему я до сих пор существую? Ты меня что, спасла? Эй, Ошибка Природы, ты знаешь, что тебе за это будет?

— Отвянь, — пробормотала я. И, вместо того чтобы, как всякая порядочная фея, умчаться, сгорая со стыда и прикрываясь чем придется, я лишь натянула одеяло до подбородка.

О том, чтобы переменить позу и убрать свои конечности с многострадального Жнеца, даже мысли не возникало. Вот что значит побывать в теле летучей мыши: скромность напрочь отшибает.

Тем временем Ангел смерти осмыслил ситуацию и сменил тактику общения. Начал он с язвительности.

— Ну и с кем тебе лучше спалось? С ним или со мной? Просто так уточняю, для статистики.

— Проваливай, — сказала я.

— Еще чего, — не дрогнул Жнец. — Пока ты не отдашься мне по доброй воле, буду тебя преследовать. К тому же… — Он попытался повернуться. — Я тут, кажется, застрял. Ошибка Природы, ты обнаглела?

О да, наглости мне было не занимать.

— В любом случае, ты не посмеешь меня выгнать, — заявил этот самонадеянный тип. — Как я уже говорил, мне завидно. У меня в распоряжении стылая вечность, а у людей — короткая жизнь, зато какая! В общем, хочу вкусить вашего… Эм-м, как оно там называется? Быта?

Оу, Жнец, ну ты попал!

— Могу помогать по хозяйству, — продолжал меж тем этот незамутненный товарищ. — Пока ты будешь убивать для меня лесного духа, я блинчиков напеку. Или что ты предпочитаешь?

Мой горестный вздох не прошел незамеченным.

Жнец наконец поднялся, усадил меня и принялся бережно заворачивать в одеяло, как горячо любимую игрушку.

— Ошибка Природы, мы с тобой теперь в одной лодке. Я на твоей стороне. Высшие не оставят попыток меня уничтожить. А что насчет тебя, то на том свете мне ясно дали понять: либо ты убиваешь духа, либо высокопоставленные мерзавцы убивают тебя. Если не при моём участии, так руками кого-нибудь другого. Ты просто обязана выжить, понимаешь?

— У тебя не будет доступа к моей душе, как только она отчалит, ведь так? — отличилась догадливостью я.

Он без единого слова замотал меня одеялом до самой шеи. Словно бы невзначай прошелся шершавой ладонью по моей щеке и легонько надавил на плечи, будто хотел убедиться, что одеяло никуда не уползет.

— Тут холодно. Скоро вернусь, — невпопад сказал он. И, поднявшись, двинулся в своих лохмотьях к выходу.

В прихожей Жнец остановился.

— Напомни, какой у тебя размер?

— Размер чего? — глупо заморгала я.

— Грудь, талия, бедра, — скучающе перечислилч тот. — Нам нужна новая одежда.

— Так в шкафу же…

— Никаких шкафов. Возражения не принимаются.

Заполучив мои размеры, Ангел смерти удалился уверенной пружинящей походкой, какой-то весь чрезвычайно довольный и беззаботный для того, на кого мироздание открыло сезон охоты.

Когда он вернулся из магазина и швырнул мне тяжелый темный сверток, в моей голове уже выстроился план действий. Наскоро одевшись и подождав, пока Жнец приведет себя в порядок, я поддела его под локоть и поволокла в утренний туман, навстречу приключениям.

— Что ты задумала? — хором спросили враг и Кровавый Барон.

— У тебя сдвиг по фазе? — синхронно уточнили они.

О нет. Что угодно, мои хорошие, только не сдвиг. Далеко не самое взвешенное, решение во мне созрело стремительно и неумолимо. И сейчас, прихватив Жнеца, я со скоростью ветра неслась к собственной тайной тропе, потому что мне позарез был нужен Ноккави.

«Адрес: дом лесного духа», — повторяла я про себя, надеясь, что лес поймёт и простит. И приведет к заданной координате.

А он, явно разгневанный вторжением незваного визитёра, швырял под ноги коряги, хлестал ветвями по лицу, раздавая и мне, и Ангелу смерти отрезвляющие пощёчины.

«Мочи их!» — сговорились деревья, отрясая на наши головы остатки дождевой влаги, скопившейся на редких листьях.

К жилищу Ноккави мы прибыли изрядно уставшие, промокшие и продрогшие. Он появился на пороге в своем излюбленном красном одеянии.

— Мужик в платье?! — осуждающе прошипел мне на ухо Жнец.

— Ты хоть знаешь, кого привела?! — вскинул брови дух леса.

— Смерть свою, — ответила я без запинки. — Вам он точно не навредит. Убивать бессмертных духов способна только я.

Лишь ненормальная, испорченная фея могла притащить Жнеца в обитель духа и успокоить последнего столь нелепым аргументом. Точнее, попытаться успокоить.

Казалось, Ноккави сейчас в обморок хлопнется. Он привалился к откосу дверного проёма, затем отскочил, будто его током ударило. И направился в гостиную, уронив по дороге какую-то декоративную вазу, стул и свое королевское достоинство.

— Жнец выбыл из игры! — крикнула я ему вдогонку. — На нас обоих ополчился божественный разум. Только у вас мы будем в безопасности!

Ноккави развернулся, удостоив меня взглядом, который весил не меньше тонны и если подлежал классификации, то наверняка стоял в ряду между «Ах ты зараза!» и «Какого лешего?».

Я стоически протянула Жнецу руку.

— Заходи. Тебе можно. Ему ведь можно?

— Что за произвол?! — возмущенно донеслось из трапезного зала. — Возражаю!

— Идём, — понизила голос я и, схватив Жнеца, рванула его на себя.

Всё вышло не так гладко, как бы хотелось.

Мы сшибли вторую декоративную вазу, точную копию разбившейся по вине лесного духа. И Ангел смерти подхватил меня, чтобы я не наступила на осколки. На чистом рефлексе прижал к стене, дыша быстро и поверхностно. Расстояние от его губ до моих в этот момент сократилось до пары жалких сантиметров.

Видел бы кто, какой взгляд послал ему Ноккави! Ревнивый, пронзительный. И возможно, даже в камень обращающий. Последнее Жнец предпочел не проверять.

История про красавицу и чудовище принимала новый, пикантный оборот. Маленькое чудовище, вынужденное скрывать свое имя, притащило к духу леса чудовище побольше. И вместе они собирались прожить счастливую и разгульную (жаль, недолгую) жизнь.

Ноккави точно убьет меня за набег на его холодильник.

У него обнаружилось море вкусностей. Сыры, копчености, икра лосося, залежи молока с бесконечным сроком годности. А в кухонных шкафчиках вхолостую простаивали банки с кофе всех возможных сортов.

— У меня с недавних пор давление скачет, нельзя, — объяснил лесной дух наличие кофейных банок, возникнув за моим плечом и испустив страдальческий вздох. Могу поклясться: от стола к шкафчикам он перенесся языком голубого пламени. Вшух! — и Ноккави страстно дышит мне в макушку. Вот это я понимаю, стремительность.

— Зачем ты его привела? — с упреком сказал он.

— Простите. Ему больше некуда пойти. Ваш дом… он ведь защитит от кары высших?

— Защитит. От всего защитит. Но учти, фея, нам втроем будет очень трудно ужиться, — не то предупредил, не то пригрозил Ноккави. И, охваченный пламенем (на сей раз алым), печальной статуей вознёсся на второй этаж своего особняка прямо сквозь потолок.

Капелька пота скользнула мне за воротник и скатилась по впадине позвоночника. Ну что, фея, очутилась ты меж двух огней. Готова играть роль буферной зоны?

Подтянулся Жнец, всегда свежий и полный энергии, чтобы сутками напролет вколачивать гвозди в гроб моего самообладания.

— Слушай, Ошибка Природы, а нам обязательно тут оставаться?

— Обязательно, — злобно отрезала я.

— Тогда сделай мне капучино.

Капучино, в его понимании, искупало любые неудобства, какие только могут встретиться в мире живых.

Глава 10. Безудержное веселье

Ноккави выделил мне комнату с поистине царской щедростью. Она была просторной, светлой и изысканной, впечатляя лепниной из белой глины, драпировкой штор с эффектом состаренного металла и гобеленами, сюжеты которых были посвящены величайшим сражениям в истории.

Ангелу смерти повезло куда меньше. Для него дух леса нарочно выискал в своих хоромах самый тёмный, запыленный угол, сославшись на то, что, ввиду специфической профессии, гостю вполне подходит аскетичный интерьер.

Перепавшая Жнецу кушетка с жестким матрасом однозначно была родом из средневековой пыточной камеры. А в шифоньере с заедающей дверцей наверняка содержался какой-нибудь полуистлевший скелет.

Мой мобильник ловил через раз. Когда он наконец поймал сигнал, на том конце провода бесилась от неизвестности Сафун Тай Де.

— Ты у меня доставку продуктов заказывала! — орала она в трубку, пытаясь прорваться сквозь помехи. — Приезжаю — тебя нет! Что за хрень, спрашиваю? Кто платить будет?

— Возьми кошелек в тумбочке возле кровати! — Наорать в ответ при плохой сотовой связи — оптимальный способ выпустить пар и не лишиться лучшей подруги.

Если верить ее словам, очевидцы утверждали, что видели меня, когда я спешила в парк под руку с неким мрачным типом.

— Он тебя похитил, да? — ужасалась Сафун Тай Де по ту сторону.

— Не он меня. Я его.

Ох, фея, маньячная твоя душа! Если подумать, я страшный человек. Разводным ключом по башке было. Протыкание иглами тоже было. Теперь вот похищение. Что на очереди? Грабежи в особо крупном размере? Убийства? Наркотики?

От выбора, на какую бы скользкую стезю податься, меня отвлек подозрительный шорох и шарканье множества ног. За стенкой кто-то шумно возился, причем этот кто-то был точно не из разряда прямоходящих млекопитающих.

Ноккави держит питомца? Или какая-то тварь пробралась в дом из леса?

Я напряглась и уже приготовилась разразиться воплем (тренированные голосовые связки — мое последнее оружие, без крайней надобности не использую). И тут в дверях комнаты появилось оно. Совершенно потрясающее создание, поросшее длинной лоснящейся шерстью. Эдакая гигантская морская свинка-аристократ, на чьей морде навсегда прописалось слегка надменное покровительственное выражение.

Неожиданно существо заговорило на человечьем языке. Я аж воздухом поперхнулась.

— Позвольте представиться, Капибара Аглая, прислужница лесного духа. Что желаете на ужин?

— А-а-а… Э-э-э… — невежливо протянула я. — Ужинать не буду. Мне бы водички с валерьянкой.

Капибара неодобрительно тявкнула.

— Нельзя пропускать приемы пищи. Организм решит, что у вас тяжелый жизненный период, и начнет запасать жир, чтобы сберечь себя от истощения. Кстати, ваш товарищ со странным прозвищем «Жнец» отказался категорически. Он лежит в своей комнате, с головой накрывшись простынёй. Не знаете, что с ним?

Я не смогла подавить улыбку. Товарищ Жнец по-своему переживал стресс и вынужденное соседство с лесным духом. Он мог бы хоть месяц пролежать под простынёй без пищи и питья, ничего бы с ним не сталось. А я создание живое, уязвимое. Пожалуй, перекушу.

— Ладно, принесите что-нибудь на ваше усмотрение. Только не слишком соленое и не слишком острое.

Капибара Аглая степенно удалилась.

Эта магическая тварь готовила блюда, как заправский шеф-повар. Умяв порцию чего-то запредельно восхитительного, я чуть добавки не попросила, вовремя спохватилась: фигуру надо беречь. Капибара силой взгляда шинковала овощи, запекала курицу и делала умопомрачительные пироги (не в пример тетушке Мире).

Она ежедневно убиралась в комнатах, чистила столовое серебро, смахивала пыль с гардин и стирала белье, не прикасаясь к нему. Взамен ей требовалась лишь подпитка.

Насквозь волшебная капибара Аглая пожирала кошмары хозяина. Взаимовыгодное сотрудничество. Идеальный симбиоз.

В гостиной, куда я притопала после ужина, наблюдался избыток бордового и белого. Кровь с молоком. Ноккави задумчиво и несколько подавленно сидел среди кровавого и молочного на низеньком пуфе, согнувшись в три погибели. Устроив гладко выбритый подбородок на ладонях, с указательными пальцами вдоль щёк, он неотрывно пялился в экран.

— Феечка Динь-Динь? — удивилась я, присаживаясь на велюровый подлокотник кресла.

Хозяин меланхолично скосил глаза в мою сторону и испустил вздох, полный скорби.

— Динь-Динь ищет себя. А я искал тебя, фея. Искал, чтобы ты решила мои проблемы. — Надо же, какой корыстный! — Но вчера слова «убивать» и «духов» прозвучали в одном предложении. С языка сорвалось? Вряд ли.

Лесной дух ждал объяснений. Но как же долго он копил в себе недовольство! Почему сразу не выплеснул? Обдумывал сказанное? Искал подвох?

— Понимаете, — протянула я, тоже утвердив подбородок на ладонях и поставив локти на колени, — мне заказали ваше убийство. Нет, Жнец ни при чем. Это мироздание повеселиться решило. Либо меня устранят, либо вас. Игра на выбывание с применением шантажа.

Феечка Динь-Динь на заднем плане как раз наслала стадо бегущих чертополохов на мирную долину, загубив заготовки к смене сезона. Разрушение. Боль. Шок окружающих.

— Я должна подсыпать вам яда. Тогда меня оставят в покое. Вот такое у высших чувство юмора.

— Так значит, ты убьешь меня?

— Ни в коем случае. Вы спрячете нас со Жнецом, и злой рок останется с носом. Мой план был таков. Вопрос в другом: как долго мы сможем держать осаду?

— Вопрос отпадает, — невесело усмехнулся Ноккави. — Пока вы под моей крышей, пока функционирует кольцо, мироздание вас не тронет.

Он протянул руку к экрану, где феечка Динь-Динь страдала оттого, что она такая никчемная. На среднем пальце лесного духа переливался перстень с четырнадцатью камнями-каплями. Часть камней мягко светилась изнутри. Часть уже потухла.

Мир волшебства удручающе несовершенен. Даже у магических артефактов садится зарядка.

— Впитав силу деревьев, аквамарин становится непревзойденным оберегом, — сказал Ноккави. — Приходи завтра на рассвете в березовую рощу…

Он осёкся на полуслове. Уголки его губ опустились. Зарождающаяся улыбка увяла на корню. А всё потому, что в нашу тихую компанию нагло вторгся Ангел смерти, напялив белую простыню на манер плаща прямо поверх выходного костюма. Он пришел в гостиную и немедленно залип, загородив нам с духом экран.

— О, — сказал он. — И тут феи. А еще у вас развлечения есть?

Жнец обернулся, встретившись со мной взглядом. И я впервые чуть не умерла от умиления. Эти его по-детски наивно изогнутые брови, трогательно пухлые, чрезмерно яркие губы, глянцевый блеск волос, нелепая простыня на плечах…

Сердце заметалось в груди. Захотелось сломать все выставленные границы и сдаться ему сию же секунду, сообщить свое имя, а заодно номер телефона и прочие личные данные, чтобы он мог найти меня в любое время дня и ночи (и сделать со мной, что пожелает).

Однако, судя по молчанию в ответ на животрепещущий вопрос, стоит только отдать ему душу, и мы окажемся навеки разлучены. Жнец уйдет из подлунного мира на заслуженный отдых, а я — вариться в персонально приготовленном для меня котле за то, что подставила такого красавчика и навлекла на него кару поднебесной.

Прежде я всегда была тверда в своих убеждениях и предпочитала бегству прямое столкновение с опасностью.

В какой же момент всё изменилось?

Наверное, когда Жнец сказал, что мы теперь в одной лодке. А может, когда невидимка избил его на глазах у моих клиентов. Или еще раньше, когда Ангел смерти импульсивно сжал меня в объятиях, заявив, что не понимает логику лесного духа.

Жнец прогневил вселенский разум, и отчасти в этом была моя вина. Но почему бы не позволить мирозданию просто прихлопнуть его как очередного наемного убийцу, который не справился с задачей?

Дурацкое сострадание, неуместная жалость. Как вытравить их из сердца?

Не знаю. Правда, не знаю. Одно могу сказать точно: я в кои-то веки боялась не за себя.

«Что, Фея, собираешься всю ночь самокопанием заниматься? — преисполнился язвительности Кровавый Барон. — Если так, то лучше быстрее становись летучей мышью. У нее крошечный объем мозга и всего пара извилин, отвечающих за «поесть» и «поспать». Не такая уж плохая опция, не находишь?»

«Прибью», — процедила я.

— А?

— Чего? — слаженно повернулись ко мне Ноккави и Жнец. Некоторое время они с ненавистью сверлили взглядом друг друга.

— Ничего. Я жутко устала и хочу в кровать.

— Она будет спать со мной, — безапелляционно заявил хозяин дома и, вскочив с пуфа, властным жестом сгреб меня в охапку.

— Ничего подобного! — огрызнулся Ангел смерти и вырвал меня из цепких когтей лесного духа (когти у него непроизвольно отрастали в минуты душевной смуты и вожделения, то есть частенько). — Не доверяй ему, Ошибка Природы. Он страшно коварен.

Я вырвалась и отбежала подальше от этих буйных психов.

— Лет-то вам сколько?

— Две тысячи шестьсот девяносто два!

— Три тысячи восемьдесят четыре! — выпалили они хором.

— Ага! — воскликнул Жнец, наставив на Ноккави указательный палец. — Я старше! Старшим положено уступать.

Не думала, что доживу до столь курьезного сюжетного поворота. Делить меня вздумали? Так не достанусь же я никому!

Ангел смерти и дух леса стояли друг напротив друга, как заклятые враги, и вели ожесточенную перестрелку взглядами. В какой-то миг Ангел начал превращаться в черный зловонный дым, а когти у Ноккави отросли до немыслимой длины.

Но противостояние кончилось, едва пробило полночь.

Я демонстративно удалилась за японскую ширму с росписью, бросила в воздух одежду, которую купил мне Жнец. А потом и сама вылетела, чтобы победоносно повиснуть на люстре. В моей голове царила кристальная ясность и пустота, как на безлюдной арене в суровый мороз.

Кровавый Барон остался доволен. Хотя болел он всё же за лесного духа.

«Правильно, фея. Прояви характер. Неприступность распаляет».

Меньше всего на свете мне хотелось кого бы то ни было распалять. Это в юности каждая вторая девушка стремится стать роковой красоткой, чтобы за ней табуны парней бегали и сердца к ногам пачками складывали. Моя юность прошла, и сейчас я мечтала об одном: чтобы от меня отстали.

Две извилины, управляющие питанием и сном, мало-помалу вытеснили из головы и эту мечту. Слабое монохромное зрение летучей мыши засекло, как черно-белый Жнец, перевернутый вверх тормашками, подошел и поднял мою одежду, порицательно качая головой. Как черно-белый дух леса уставился на меня с сожалением и горечью, а затем, потонув в белом пламени, воспарил и прошел сквозь потолок, бросив нас с Ангелом смерти наедине в выцветшей, черно-белой гостиной.

— Эх, Ошибка Природы. Всё у тебя не как у людей, — вздохнул Жнец, вешая мое бесформенное платье на спинку стула.

Мне стало неловко — самое время разбавить неловкость какой-нибудь пакостью. Открепившись от каркаса люстры, я издала отвратительный писк и приземлилась на стол, где в хрустальной вазочке лежало мытое яблоко.

— Обжора, — констатировал Жнец, когда содержимое вазочки перекочевало ко мне в желудок. — Живот пучить не будет?

Что, еще не ушел? Ну проваливай, пожалуйста, а? Оставь меня в покое.

Кровожадность Барона взыграла с новой силой. Если не он, то кто еще мог подбить меня на то, чтобы атаковать Жнеца с воздуха?

Я бесшумно взмыла к потолку, спикировала оттуда на лохматую макушку Ангела смерти и попыталась его укусить.

Куда там укусить! Даже трепыхнуться не получилось. Он поймал меня голыми руками, крылья мои сложил и куда-то понёс, грея теплом ладоней.

— Идем, Ошибка Природы. Ты арестована. Сегодня спишь со мной.

Глава 11. Святилище лесного духа

Утром, едва забрезжил рассвет, таинственная сила выпихнула меня из сна — сумбурного, тревожного, нашпигованного киллерами всех мастей и рангов, которых натаскали на мой запах, как охотничьих псов.

Я рывком села на койке, судорожно зевая из-за нехватки кислорода. Койка была узкой. Противоестественно тёплый Жнец с могильной неподвижностью покоился рядом, на бугристой подушке, рискуя свалиться и расшибить себе лоб об угол тумбочки из морёного дуба.

Я слезла с матраса, прикрыв наготу одеялом. Но не успела отдалиться, как пальцы Жнеца прочно сомкнулись вокруг моего запястья.

— Не бросай меня, — пробормотал он в полудрёме.

Ага, как же, не бросать. Я, вообще-то, существо живое, со своими потребностями. В туалет сходить, зубы почистить, одеться, в конце концов.

Вырвав руку, я осторожно юркнула за дверь — и вмазалась в спину лесного духа. Он поджидал меня снаружи, взыскательно поджав губы и обхватив предплечья ладонями.

— Вот и ты, — сказал он, взяв меня за плечи и отодвинув подальше, чтобы всмотреться в мое отёкшее после сна лицо.

С ног нас чуть не сбила деловитая капибара, перед которой левитировала увесистая корзина, доверху набитая какими-то тряпками. Одаренная зверюга прошаркала мимо со слегка обиженным видом, вынудив нас с Ноккави отступить к лестничным балясинам.

За перилами пролегала головокружительная пропасть из светлого дерева, массивных бордовых штор, ковров и хрусталя. Всего-то третий этаж, а ощущение, что двадцать третий. Ох уж этот дух леса, мастер иллюзий! Или у отдельно взятых дефектных фей проблемы с восприятием реальности?

Колени у меня подогнулись, в глазах заплясали цветные пятна. Я бы, наверное, кувырнулась через ограждение к шторам, коврам и хрусталю, сломав себе что-нибудь нужное. Но лесной дух сноровисто подхватил меня за талию, да так и застыл.

Прокатившись по моей фигуре взглядом, который не поддавался расшифровке, Ноккави помедлил на участках, откуда одеяло норовило сползти. А потом с мужественной сдержанностью вынул из пустоты фирменную одежду (треугольный вырез, свободный крой, пурпурный бархат), аккуратно (и даже как будто благоговейно) пристроив обновку на моей груди.

— Надень и следуй за мной.

Вот вечно эти двое куда-нибудь зовут. Дух леса — в священную рощу, Ангел смерти — на тот свет. Экскурсоводы нашлись, понимаешь.

Ноккави потянул меня в свое заповедное местечко, прекрасно осознавая, в какой я опасности за пределами его дома. Видимо, считал, что, раз он рядом, бояться нечего.

Я ругалась сквозь зубы. Новое платье из пурпурного бархата цеплялось подолом за коряги и сучья. Ноги (к счастью, обутые по погоде — в непромокаемые сапоги из «леопардовой» резины) шлепали по лужам так рьяно, что грязь разлеталась. Ветер путался в волосах.

Дух леса спешил, и мне за ним было при всём желании не угнаться. Он то и дело останавливался, поглядывая на меня из-под бровей так выразительно, словно я какая-нибудь падшая женщина и на мне лежит несмываемый грех. Ждал, пока я до него доползу, и снова пускался на всех парусах, неумолимый, как самонаводящаяся торпеда.

Спустя несколько скользких тропок и неприязненных тычков от деревьев лес — промокший, полинялый — внезапно расступился, явив взору березовую рощу — свеженькую и чистую, будто ее только что из лета выкрали и нечаянно уронили в наши края. И стоило нам очутиться в этой роще, как сумрачный внешний мир скрылся с глаз долой. Осталось лишь солнце, сочная зелень крон в цвет радужки Ноккави, бодрый белый фон в черную полоску и сонная перекличка птиц.

Странность я разглядела не сразу: у каждой березы из ствола на уровне земли выдавался карминовый бутон размером эдак со зрелую тыкву.

— Внутри бутонов, — сказал Ноккави, — подрастают феи. Как только цветы раскроются, эти малышки улетят в верхние миры. Мне с трудом удалось сохранить Рощу Эквилири. Она — последняя.

— Так, — сказала я. — А что требуется от меня? Вы говорили, у вас проблемы.

Ноккави озадаченно поскреб подбородок. Его лицо словно бы заострилось, состарилось. Глаза фосфорически заблестели.

— Проблемы, да. Когда-то Рощи Эквилири росли в каждом географическом поясе, на каждом континенте, но они были уничтожены вместе с их духами-хранителями. Моя цель — возродить утраченное. Но я теряю силы и в одиночку не справлюсь. К тому же нужно найти лесных духов, которые будут присматривать за новыми Рощами. Насколько мне известно, все они были изведены подчистую. Без них восстановление рощ невозможно. Ты древесная фея, и в тебе течет эльфийская кровь, что само по себе уже довольно необычно. Думаю, ты сможешь помочь.

Его интонация царапала слух, перемалывая самоконтроль в труху и вгоняя меня в нервическую дрожь.

Я попятилась. По ушам проехалась надсадная птичья трель, спровоцировав аритмию и гипервентиляцию лёгких. Боль сковала голову пульсирующим обручем. Голос меня не слушался.

— Помочь… В увеличении популяции лесных духов?

— Это не то, о чем ты подумала… — Реплика Ноккави отозвалась во мне острой враждебностью. — Обещаю, что не причиню тебе вреда.

Ну да, конечно. Так я и поверила. Мужчины, сущности потусторонние… Все они, как под копирку, твердят одно и то же, когда собираются причинить вред. Тьфу!

Он шагнул навстречу и оперся рукой о березовый ствол. Аквамарины на почти потухшем кольце стали загораться один за другим. Энергия дерева перетекала в камни.

А он впился в меня взглядом. В его глазах я наверняка была кем-то вроде ценного донора, чье сердце, печень и почки вскоре достанутся его горячо любимым родственникам.

Вот оно как, оказывается. Всё это время дух леса наблюдал за мной исключительно из меркантильных соображений. Он видел меня в роли инкубатора. Недостающего звена. А может, аккумулятора. Вникать в детали как-то не хотелось.

Думаете, я была шокирована открытием? Ничуть. Мы используем, нас используют. Таков мир. Мир, где ядовитые шипы и тяжелые предметы лишними не бывают.

Уровень доверия к Ноккави резко пошел на спад.

Меня так и подмывало познакомить его макушку с каким-нибудь увесистым булыжником, но я давно усвоила: дела далеко не всегда можно уладить грубым физическимвоздействием.

— Дайте мне сутки на размышления, ладно?

Ну и что это? Опять прошу отсрочку. Правда, теперь уже не у Жнеца.

— Само собой, — развел руками дух леса, вмиг делаясь миролюбивым и великодушным. — Сутки, двое, сколько понадобится. Но не дольше недели.

Что ж, вот и славно. Вот и сторговались.

Он притворился, что в роще между нами ровным счетом ничего не произошло, что он не делал мне странных предложений, от которых мурашки по коже и кровь стынет. А я шла за ним обратно к особняку через холодный, унылый лес, и мне было до отвращения тесно и тягостно в бархатном платье. Хотелось сорвать его с себя, а потом бежать, бежать без оглядки, чтобы вновь в открытую бороться с судьбой, наплевав на приговор Жнеца. Потому что меня отнюдь не прельщала перспектива стать для Ноккави… Кем? Чем?

Неопределенность пугала хуже смерти.

Волосы намокли от мелкой противной измороси. Сапоги стали натирать. Организм требовал тишины, имбирного чая и горячей солевой ванны. И чтобы никаких лесных духов поблизости.

А Кровавый Барон урчал, как большой наглаженный кот, которого зачем-то поместили ко мне в голову. Он увещевал меня уступить, ведь Ноккави преследует благородную цель. И заткнуть Барона, равно как и выгнать его из своих мыслей, не было ни малейшей возможности.

Особняк встретил нас подозрительным безмолвием и не менее подозрительным запахом. На завтрак была горелая яичница. Ангел смерти расстарался. Впрочем, спалил он не только яйца, но и рисовую кашу. Зато ветчина у него подрумянилась до аппетитной корочки.

— Обычно я хорошо готовлю, — попытался оправдаться он. — Но у лесного духа идиотская плита!

— Не идиотская, а индукционная, — с невозмутимостью тибетского монаха исправил Ноккави. — Быстро нагревается, быстро остывает. А мясо откуда? Я вегетарианец, — скривился он. И, переменившись в лице, вдруг метнулся в коридор, где принялся звать капибару.

Та вывалилась из воздушной ямы — злая и потрепанная. Ее явно отвлекли от важных домашних занятий. Уставившись на хозяина в ожидании приказа, она простояла на месте ровно минуту. И, так и не получив распоряжений, рассерженно ушаркала прочь.

До Жнеца дошло, откуда у паники ноги растут.

— Да как он мог такое подумать?! — вспылил он. — Да чтобы я зверушек ради мяса истреблял! Мне, вообще-то, совсем не сложно в город за продуктами сгонять.

И впрямь, не сложно. Жнец, вон, накануне в дым чуть не превратился. Думаю, он и не такое может.

— Дай сюда мясо, — сказала я, чтобы разрядить обстановку. — Сейчас от голода коньки отброшу.

И незамедлительно накинулась на сковороду с ветчиной. А что, ведь вкусно вышло!

Жнец улучил мгновение, склонился ко мне и яростно зашептал:

— Ошибка Природы, ты почему его еще не убила? Я тут из кожи вон лезу, еду тебе готовлю для поддержания формы, а ты…

— Продукты почем зря перевел, — проворчал Ноккави, весьма некстати вернувшись на кухню и прервав проникновенную тираду.

Ангел смерти бросил на него такой бешеный взгляд, что показалось: сейчас поцапаются.

— Пойду мусор вынесу, — буркнул Жнец и потянулся было к ведру.

— Не надо никуда выносить.

Ноккави волной телекинеза извлек мусорное ведро из шкафчика и тотчас сжег его в синем пламени прямо посреди кухни. Ни ошметка, ни уголька, ни возгоревшейся по оплошности занавески.

— Вау, — сказала я.

И благополучно пропустила момент, когда Жнец и дух леса начали соревноваться друг с другом за право меня впечатлить.

Просветление настало, лишь когда Ангел смерти преподнес мне в подарок седьмое по счету платье из дорогущего бутика, а Ноккави прочел мои мысли по поводу приготовлений к Новому году и мановением руки украсил камин рождественскими носками, куда Санта-Клаусу будет сподручно класть подарки.

За окном выпал первый снег. Я исправно варила Жнецу кофе, изучала сводки новостей в хрустальном шаре лесного духа (достойная замена ноутбуку с интернетом, ничего не скажешь). По телефону инструктировала Сафун Тай Де, которая вызвалась присмотреть за кофейней в мое отсутствие. И со смятением ловила на себе острые, как бритва, взгляды Ноккави.

Неделя, данная мне на раздумья, приближалась к своему завершению. Он не дотерпел всего пару дней.

Когда я готовилась ко сну, предварительно избавившись от одежды и лёжа на боку под пуховым одеялом, дверь в спальню неслышно отворилась, и на ковер пролилась полоска света. Высокая тень смазанным движением переместилась к кровати, где я покорно дожидалась полуночи, чтобы обернуться летучей мышью. Порыв ветра захлопнул дверь (и похоже, запер ее на замок). А Ноккави (это определенно был он) нырнул ко мне под одеяло и туго стиснул меня под грудью тонкими ледяными пальцами.

— Не двигайся, Айю, и больно не будет, — раздался над ухом громкий упреждающий шёпот. В горле у меня пересохло.

— Откуда вам известно?..

— Твое истинное имя? — Дыхание Ноккави шёлком прошлось по коже. — Мне ничего не стоило навести справки. Всё-таки я следил за тобой почти тридцать лет.

Истинное имя, произнесенное лесным духом, действует как мощное заклятье, подавляя волю, не давая сопротивляться, располагая жертву к истязателю. Кожей я ощущаю его когти. Одно неверное движение — и точно вопьются.

Меня затапливает парализующим ужасом. Как же я так попала? Почему не сбежала раньше? Почему до последнего оставалась в доме Ноккави? Было любопытно, чем дело кончится? Ох, дура! Как там Жнец меня называет? Ошибкой Природы? Что ж, более говорящего прозвища не придумаешь.

Я лежу — и время, лишенное мотивации, мучительно медленно отсчитывает секунды до непоправимого. Не быть мне сегодня летучей мышью.

Губы Ноккави с запредельной нежностью касаются беззащитной области у меня на затылке, и тело послушно обмякает в жёстких объятиях.

— Ты ж моя хорошая, — шепчет дух леса.

А затем ласково кусает меня в шею.

Глава 12. Приятного аппетита

Мной овладело необъяснимое оцепенение сродни эйфории. Желание смеяться, вырастающее изнутри как побочный эффект от избытка анестезии, пришло чуть позже.

Сердце зашлось в сумасшедшем ритме, рискуя вдребезги разбиться о прутья грудной клетки. Но я не могла даже пошевелиться. Да и не хотела. Защищаться смысла не было, ведь на меня не нападали. Мне доставляли немыслимое удовольствие.

Если и была боль, то весьма кратковременная. Ее вытеснило блаженство, от которого по животу и спине забегали колкие мурашки, а тусклая реальность начала отливать всеми цветами спектра.

Стало жарко. Мой здравый смысл этого зноя не вынес, высох и отвалился за ненадобностью. Юркая, как ящерка, мысль пробежала из одного конца мозга в другой:

«Мамочки, да я в лапах вампира! Какой поворот!» — И скрылась под валуном подсознания, чтобы не изжариться заживо в пустыне под названием Ошибка Природы. Или, лучше сказать, Айю.

Блин. Ёлки зеленые. Засада. Ноккави знает моё имя. Но он не расскажет Жнецу, ведь правда?

Ноккави продолжал самозабвенно пить из меня соки, слегка царапая когтями нежную кожу. Кажется, я изогнулась в порыве податься к нему еще ближе и тихонько застонала от наслаждения. Пожалуй, если меня сегодня слопают всю целиком, я возражать не стану. Ешь на здоровье, лесной дух, если тебе так надо. Приятного аппетита.

Может, он бы и съел. Да вот только в его планах обнаружилась брешь. Брешь, именуемая Жнецом. Причем весьма агрессивно настроенным. Жнец молча ворвался в комнату, дав лесному духу лишь пару секунд на то, чтобы отпустить мою шею и проронить: «Благодарю тебя, фея». Чтобы я всего на пару секунд увидела, как втягиваются и исчезают в зубах тончайшие белёсые иглы, усеивающие рот Ноккави…

Дух словно бы с сожалением огладил когтями мой бок, оставляя на коже красноватые отметины. Нехотя поднялся — и вмиг вырос до потолка, обретя бесплотную форму существа, отдаленно похожего на северного оленя с крупными ветвистыми рогами.

В свою очередь, Ангел смерти растворился в густом зловонном дыму. И завязалась нешуточная потасовка.

Дым налетал на оленя, но олень начинал нестерпимо сиять, и чернота рассеивалась, вновь и вновь концентрируясь в дальнем конце «ринга». Кровавый Барон болел, разумеется, за Ноккави. А я… Я вероломно мечтала принадлежать не себе, а ему, лесному духу. Принадлежать всецело, до последней капли крови, до последней крупицы энергии. Но до чего же досадно: на сегодня он закончил.

Как выяснилось, Ноккави не был вампиром в классическом понимании этого слова. Он пил не кровь, а жизненную силу. И не до полного насыщения, а лишь чтобы хватило на восстановление Рощ Эквилири.

Нравился ли он мне? Барону — безусловно. А что насчет меня?

«Дух леса заслуживает любви, — соглашалась я, — но…»

За этим "но" неизменно следовало многоточие. Я не могла толком сформулировать мысль: что-то постоянно ускользало от внимания. Меня настораживала тьма, клубившаяся в углу; пленял зоркий пронзительный взгляд, в котором не грех и утонуть. Нас с Ангелом смерти явно связывало нечто большее, нежели рядовой приказ изъять из меня душу. Я не понимала, что именно.

Сегодняшней ночью Жнец ринулся защищать свою Ошибку Природы, не вникнув в суть вопроса. Перевес однозначно был на стороне лесного духа: он напитался моей энергией, поэтому играючи вывел противника из строя, включив сияние на максимум. Черный дым усвистел из помещения, чтобы принять первоначальную ипостась и запереться у себя в чулане — зализывать нематериальные раны.

— Спасибо, Айю, — глухо повторил Ноккави, уменьшаясь до прежних размеров и обретая облик человека. Он присел на край кровати и обеспокоенно всмотрелся мне в лицо своими томными миндалевидными глазами. — Ты как? Голова не кружится?

Я помотала вышеупомянутой головой, заверив, что всё в порядке. На самом деле меня потряхивало и одновременно жутко клонило в сон. Но всяким вампирам об этом знать необязательно.

Впрочем, один вопрос не давал мне покоя.

— Куда делось проклятие летучей мыши? Вы ведь отпустили меня, а до рассвета еще далеко…

— Процесс столь… кхм… необычного единения немного сбил настройки твоего организма. Переживаешь? — тонко и обворожительно улыбнулся Ноккави. — Не переживай, завтра будет как прежде.

— Не хочу как прежде, — закапризничала я.

Лесной дух смерил меня испытующим лукавым взглядом.

— Ну-ну.

Эй, погодите. Я что, только что подписала себе окончательный приговор?

Когда он ушел, в зеркале на шее у меня обнаружился аккуратный полукруг из едва заметных проколов: следов от тонких игл-наконечников, вырастающих у Ноккави на каждом зубе в момент забора донорской энергии. Значит, я всё-таки аккумулятор. Что ж, не самый плохой вариант.

Получив необходимый заряд бодрости, лесной дух до позднего вечера пропадал в лесу. Я отсыпалась: сегодня транслировались безудержно веселые фантазийные сны, окрашенные в цвета ультра-спектра.

Жнец бродил по дому угрюмой тенью: никак, бедняга, не мог смириться с поражением в ночной битве. Блинчиков не готовил. Ни яичницу, ни кашу не спалил. У него намечалась затяжная депрессия, поэтому к плите он не прикасался. А жаль.

Проснулась я аккурат в обед — кошмарно голодная, готовая безжалостно эксплуатировать каждого, кто под руку подвернется. Ангел смерти, конечно, подвернулся, но толку от него было мало.

— Ошибка Природы, давай сбежим, — пылко и отчаянно предложил он, нависнув надо мной у изголовья. — Не могу смотреть, что этот подонок с тобой вытворяет.

— Так не смотри, — бездумно обронила я.

Жнец вполне отчетливо заскрежетал зубами и прибег к старым фокусам: зловонный дым. Он уже наполовину модифицировался, став эдаким подобием джинна, выпущенного из лампы. В дыму, заменившем ему ноги, с треском проскакивали молнии. Но я была непреклонна:

— Сбег а й, если не боишься кары небесной. Я остаюсь.

— Кара небесная отменяется, — парировал тот. — Они решили поручить мне какое-то важное задание.

— Верховный судья передумал? Надо же…

Жнец со вздохом запрокинул голову к хрустальной люстре, словно хотел призвать Верховного судью к месту событий и пожаловаться ему на меня: вон, мол, глядите, уважаемый, какая нынче упёртая клиентура пошла! Забаррикадировалась тут у лесного духа, убивать его не хочет и сама убиваться не собирается. Беспредел!

Махнув рукой на меня, горемычную, с горя Ангел смерти отправился на кухню и нажарил оладьев, по цвету напоминающих угольки. Затем он традиционно спалил яичницу и пересолил салат.

Я умяла всё перечисленное за милую душу. Капибара Аглая только фыркала в сторонке: почему ее-то не позвали, зачем доверили кулинарию дилетанту?

Жнец наблюдал за моим безоблачным настроением, мрачнел, хмурился и скрещивал на груди руки. А когда из лесу явился домовладелец, громко сообщил, что больше нас не побеспокоит и вмешиваться в наши ночные оргии не станет.

Праведное негодование Ангела смерти обтекало лесного духа, как речная вода обтекает камень. Ноккави — заметно истощенный, будто кирпичи таскал или лес валил, — его гневную реплику проигнорировал. Прожёг меня страстным взглядом и удалился по каким-то своим делам, подметая подолом паркет.

А я еще долго слушала, как Жнец бушует в своей каморке, передвигая мебель, лупя кулаками стены и регулярно роняя предметы.

Зачем он, спрашивается, остался, если вмешиваться не будет? Дождется, пока мне не надоест? Ох, долго же ему ждать придется. Кажется, я та еще мазохистка. Хотя не исключено, что Ноккави попросту подчинил меня своей воле.

Не сказать, чтобы у него ко мне было чисто потребительское отношение. Однако оно преобладало. Он использовал меня в качестве зарядного устройства, банального источника энергии. Фея-батарейка? Что ж, такое положение вещей меня устраивало. В конце концов, Ноккави пообещал, что полуночная летучая мышь навсегда исчезнет из моей жизни.

Наши с ним встречи сделались своеобразным ритуалом.

Каждый вечер он приходил, стоило мне только задремать. Проникал в спальню слитным гибким движением, порывисто заключал меня в объятия и произносил мое истинное имя. Я становилась тихой и покладистой, получала в затылок поцелуй-обезболивание. А затем лесной дух прокусывал шею своими зубами-иглами, мысли необратимо спутывались, и я погружалась в пучину экстаза.

Плавились свечи. За окнами, мотая ветви, ярился и завывал ветер. Жнец где-то в доме колошматил хозяйское имущество, отрабатывал удары на мягкой мебели и, возможно, рвал на себе волосы. Лесной дух бросил ему вызов. Лесного духа он одолеть не мог.

Нежность и предупредительность — эти характерные черты Ноккави — с каждым днём всё больше уступали место настойчивости и грубой силе. Он уже не был сдержан, как прежде. Он набрасывался на меня, почти не подавляя желания, исступленно царапая мою кожу когтями до кровавых ран. Он становился жаден и нетерпелив.

Однажды дух леса довел меня до обморока — и лишь тогда очнулся от наваждения. Судя по всему, откачивали меня сутки, не меньше.

Едва открыв глаза, я поняла, что зря это делаю. Всё тело ныло. Казалось, ноют даже кости и кровеносные сосуды. Ссутулившись под гнётом тяжких дум, Ноккави сидел на табуретке возле кровати с таким покаянным, убитым видом, что мне его даже жалко стало.

Увидев, что я пришла в сознание, он подскочил, трясущейся рукой налил из графина в стакан какой-то жидкости, попутно эту жидкость расплёскивая. И протянул стакан мне.

— Прими, полегчает.

Я осушила его в два счета. Да что там! Весь графин выхлебала. Сладкая родниковая вода. После нее и впрямь стало гораздо лучше.

— Нам надо прекратить встречаться, — сказал Ноккави с видом человека, обреченного на казнь. — Я перестаю себя контролировать и могу нечаянно выпить тебя до смерти.

До смерти? Вот Жнец-то обрадуется!

— Возвращайся домой, — продолжал меж тем лесной дух. — Не ходи в заповедный лес. Но прежде… Прежде позволь показать, чего я сумел добиться благодаря твоей энергии.

Он проявил недюжинное терпение, дожидаясь, пока я приму ванну, поем и оденусь. Перед выходом он сказал, что нам надо расстаться как можно скорее, потому что для него я невозможно, губительно притягательна. Потому что он не в силах вынести моего присутствия ни днем больше.

По дороге к Роще Эквилири он кутался в холод и отстраненность, хотя я представляла, какая раскаленная магма бурлит у него внутри. Подошвы наших сапог скрипели на снегу, в проталинах темнела земля, надрывно каркали вороны. На ветках лещины, как слёзы, блестели капли застывшего дождя.

Роща, залитая медовым светом, уже проглядывала за обледенелыми черными стволами, когда я заметила нечто голубовато-прозрачное, парящее среди берез. По мере приближения призрачные сгустки обретали знакомые черты. Ноккави. Он создал своих двойников из эфира, наполняющего мировое пространство. Влил в них солнца, моря и неба. Связал их с деревьями и оставил созревать.

— Когда они созреют, станут моими точными копиями, — сказал лесной дух, проходя по зеленой травке в глубь березовых насаждений. — Их разум соединится с моим, получит нужные команды, и духи разлетятся по всем меридианам, чтобы возродить Рощи Фей.

Он говорил сухо, лаконично, будто лекцию читал. И я не могла понять, что испытываю к нему. Он ведь пользовался мной, едва не убил, а теперь отсылает домой (разумеется, из человеколюбия). Я боялась признаться себе, что влюбилась, как последняя идиотка. Что меня будет тянуть на запретную тропу к моему свежему воздуху, и я буду томиться от желания увидеть лесного властелина, прильнуть к нему, ощутить его дикую одержимость.

Но нельзя получать что-либо, ничего не отдавая взамен. На кону стояла моя жизнь, его чистая совесть.

Ноккави как будто догадывался, что его красота, его сложная личность, как наркотик, вызывает зависимость. Он намеренно держался от меня на расстоянии и избегал взгляда, чтобы не прочесть мои мысли. Потому что если прочтет, если узнает, тогда всему конец.

Глава 13. Старость не порок

Пока я, по милости Ноккави, валялась без сознания, Жнец куда-то запропастился (видимо, на тот свет, за очередными инструкциями). Только поэтому он не пришел в ярость и не обратился черным дымом, чтобы вступить в схватку с моим «обидчиком» и опять проиграть. Мы встретились на широкой прямой тропе, которую дух леса создал, начертав в воздухе невидимый узор.

— Прогнали? — ехидно осведомился Жнец, пристраиваясь рядом и с напускной галантностью поддевая меня под локоть. — Допекла ты духа, вот он тебя и выпроводил. А если бы убила, могла бы стать хозяйкой его владений. Эх, Ошибка Природы…

— Мне и своих владений достаточно, — буркнула я.

— Сколько крови он из тебя выпил?

— Он не пьет кровь.

— А по тебе не скажешь. Бледная, как моль.

Перебрасываясь колкими репликами, мы не заметили, как дошли до окраины леса. За последними деревьями город шумел, как море.

Что-то было не так.

Застройка претерпела изменения. На месте частного сектора, похожие на громадные драгоценные камни, высились небоскребы из синего стекла. Скучные рекламные щиты мутировали в цифровые билборды. Дороги в стиле «Прощайте, колёса! Привет вам, угробленные подвески!» — представляли собой гладкое полотно без единого изъяна.

По дорогам колесили электробусы и электромобили. Солнце шпарило во всю мощь, отражаясь от обилия зеркальных поверхностей. Город был чистым, опрятным, как с открытки. И определенно чужим.

— Эй, Жнец, — сказала я, — мы не туда попали.

— Туда мы попали, Ошибка Природы. Только не паникуй, — успокоил тот. — Пока ты наслаждалась компанией своего вампира, в реальном мире прошло полвека.

Полвека, ага. Да что за чушь! Я не поверила и полезла в карман за мобильником. Мобильник предсказуемо разрядился. Неудивительно, что Сафун Тай Де названивать прекратила.

Но как можно было пропустить целых пятьдесят лет и не заметить?

Когда я перестала беспокоиться о кофейне? Когда перестала заглядывать в хрустальный шар новостей? Почему меня не интересовало ничего, кроме следующей ночи в объятиях лесного духа?

Ни на один вопрос ответа не находилось.

А реальность была неумолима. Шаг за шагом она доказывала мне, что Ангел смерти прав, что мы с Ноккави каким-то образом растянули каждую нашу совместную ночь лет эдак на десять.

Я шла — и город хвастливо подсовывал мне всё новые и новые достижения прогресса, щеголяя тонкой эстетикой света и тени. Судя по всему, Ангел смерти был впечатлен переменами не меньше меня. Всю его притворную невозмутимость как ветром сдуло. Он потрясенно разевал рот на футуристические торговые комплексы, пялился на внушительные здания администрации и задирал голову к башням, высеченным из белого камня.

Интересно, как там моя кофейня поживает?

Заведение «Летучая Мышь» за полвека ничуть не изменилось. Разве что стояло теперь зажатое между высокомерными стеклянными высотками. Одна из них — банк, другая — под офисы.

Из стрельчатых окон всё так же струился ядовито-зеленый свет, темная кирпичная кладка даже не думала рассыпаться. Кофейню по-прежнему видел лишь тот, кто был приглашён.

Я увидела ее, потому что когда-то была ее хозяйкой. Пустит ли она меня, предательницу? Примет ли?

Нам со Жнецом удалось открыть дверь и переступить порог. Уже достижение.

— Сдохнуть можно! — высказалась пожилая дамочка в толстых очках, едва мы очутились в поле ее зрения. — Впервые за столько лет сюда кто-то заглянул!

— Э-э-э… А вы кто будете? — оторопела я.

В дамочке (а лучше сказать, старушке) прослеживались смутно знакомые черты. Словно близкого человека время поместило на холст, подтерло, дорисовало, попыталось исправить содеянное, отчаялось и выпустило обратно в мир, вооружившись лозунгом: и так сойдет.

Руины прошлого — вот, чем была эта старушка.

Она скривилась, будто вот-вот заплачет. Ее смятое, искаженное временем лицо озарилось узнаванием. И она ринулась ко мне, распростерши сухие жилистые руки.

— Айю-у-у-у! — возопила она.

Я была бы безумно благодарна ей, если б она кричала что-нибудь другое. Что-нибудь не столь похожее на мое имя. Ох, пусть Жнец решит, что это у нее междометия такие своеобразные.

Итак, старушка неслась на меня. Седые космы смешно подпрыгивали. Пол содрогался под натиском веса. Округлости колыхались. И в один прекрасный миг до меня дошло: несётся-то не кто иной, как изрядно постаревшая, утратившая всякую надежду Сафун Тай Де.

Как она была без меня? Как проводила свою жизнь? Неужели в одиночестве и тоске? Передо мной, как постранично нарисованный комикс, пронеслась череда кадров, сгенерированных богатым воображением. Вот подруга чинит свой драндулет в моей комнате. Вот ругается с Арчи, который зовет ее под венец: «Какая свадьба? Ты сдурел? Я обязана дождаться Айю!». Вот попивает чай во мраке и тишине кофейни. И так текут год за годом, безрадостные, унылые…

Сафун Тай Де меня практически задушила.

— Где ты была? Почему на звонки не отвечала? Почему совсем не изменилась? И спутник твой… Ай, да ладно. Мы тут с тетушкой Мирой решили, что ты умерла. Траур у нас был. Родители твои от потрясения даже разболелись. Теперь уже здоровы, не принимай близко к сердцу. Но ты-то… Что с тобой произошло?

Я держалась мужественно, как шпионка на допросе. Не раскололась, ни словом не обмолвилась о том, в какой пикантный переплет угодила.

А подруга никак не унималась, сыпала вопросами, разглядывала меня со всех ракурсов, подозрительно косилась на Жнеца.

Мне было больно видеть ее такой. Она постарела и наверняка скоро уйдет из этого мира. Становилось дико от мысли, что все эти пятьдесят лет она ждала меня и управляла кофейней, наплевав на собственное счастье.

— А ты замуж…

— Мы с Арчи обвенчались. У нас двое замечательных детишек. Вымахали будь здоров! — рассмеялась она. — Так что не волнуйся, свою жизнь я из-за тебя не угробила. Тётушка Мира так вообще цветет и пахнет. Не говоря уже о твоих родителях. Эльф и фея — что с ними может статься!

Да, родня моя сплошь долгожители. Жаловаться не на что. И всё же… Всё же совсем немногие понимали меня и находились рядом. Жуть брала от осознания, что единственным, кто постоянно следовал за мной во всех перипетиях, был Ангел смерти.

Впрочем, не стоит сбрасывать со счетов Кровавого Барона. Он дулся на меня за то, что я ушла от Ноккави (эй, приятель, вообще-то, дух меня сам прогнал!). Барон играл в молчанку и подал голос, только когда мы с подругой остались за барной стойкой вдвоем.

Сперва он изъяснялся в отрывистой, односложной манере.

«Жнец козёл», — заявил этот отменно ворчливый паразит. (Такое обычно на заборах пишут).

Затем он созрел до более длинных фраз.

«Помяни мое слово, несладко тебе придется. Совсем скоро случится что-то действительно ужасное. Если бы ты не бросила Ноккави, он бы тебя выручил».

Роль оракула шла Кровавому Барону с большой натяжкой.

Заслушавшись его нытьем, я на какое-то время выпала из реальности. Сафун Тай Де меня в эту реальность вернула, потормошив за плечо и гаркнув на ухо скрипучим голосом:

— Ау! Отвисни!

Ну не выражаются так восьмидесятилетние старухи!

— Мне пора, не проводишь? Только до пешеходного моста.

Проводить до моста было не сложно, тут всего-то два квартала идти. Я опрометчиво согласилась.

Скрюченная, сморщенная Сафун Тай Де невыносимо медленно плелась по тротуару. Пришлось подстраиваться под ее шаг, чтобы не заставлять старушку бежать. Мы шли — и встречные люди обтекали нас, точно призраки. Их было довольно много. Черные, серые, одинаково безразличные, они тянулись прочь от реки, как будто кто-то велел им очистить территорию.

Может, нам тоже туда не надо? Может, там съемки фильма запланированы?

Но Сафун Тай Де уверенно ковыляла вперед, и не было похоже, чтобы она хоть капельку устала. Уже у моста, изящно перекинутого через судоходную реку, она остановилась и обернулась, пригвоздив меня к брусчатке взглядом глубоким, как вечность.

Пешеходов вокруг не было. Не тарахтели катера, не гудели сухогрузы. Стояла совершенно нетипичная для этих мест тишина. Подруга улыбнулась чему-то, кивнула и двинулась по мосту, повернувшись ко мне спиной.

Насквозь седая, в морщинах, сгорбленная под прессом прожитых лет, она шла, и время для нее неслось вспять. Она распрямлялась, молодела, седина словно бы вымывалась из волос, уступая законное место солнцу, огню, пожару.

Уже на середине моста Сафун Тай Де полностью сбросила с себя ветхую оболочку, перегнулась через ограждение, чтобы поглядеться в водную гладь. Осталась довольна косметическим эффектом и вновь обернулась ко мне — озорно, будто бы спрашивая:

«Ну и где та старуха, которая на ладан дышит? Нет ее. Нету».

Вдалеке я видела лёгкую, беззаботную девчонку, которой, как и пятьдесят лет назад, всё было нипочем.

Перевоплощение, достойное театральных премий мира, ввергло нас с Кровавым Бароном в замешательство. За каким углом прячется скрытая камера? Это розыгрыш, да? Меня надули?

Никто не спешил выпрыгивать из кустов с криком: «Сюрпри-и-из!». Сафун Тай Де — настоящая, свежая, лучезарная — стояла на мосту, тонкая, как тростинка, и ветер раздувал пламя ее волос. Народ вновь повалил через реку, так что мне уже с трудом удавалось разглядеть рыжую макушку подруги за потоками черного, серого, безразличного.

У меня к этой девчонке было море вопросов.

Кто ты такая?

Если ты, и правда, Сафун Тай Де, зачем устраиваешь представления?

Что ты хочешь этим сказать и почему не скажешь напрямую?

«Пф-ф-ф! — заворчал Кровавый Барон, поудобнее устраиваясь у меня в голове. — Как будто ты не знаешь, что и зачем. Давай-ка вместе поразмыслим, кто у нас мастер намёков? Кто горазд устраивать фокусы? Правильно, высшие».

Я затрясла головой, скидывая Барона с насиженного местечка. Глупости какие. Не может быть, чтобы подруга была одной из них.

Уже по возвращении в кофейню и мне, и Барону стало ясно: необходимо срочно заземлиться. Еще немного потрясений — и жди нас, психбольница!

Сам факт того, что я начала отзываться о себе во множественном числе, вселял опасения.

Первым делом я поставила телефон на зарядку. Сотни непрочитанных смс, еще столько же пропущенных вызовов. Мама дорогая! Популярность настигла меня посмертно.

И кстати, насчет мамы. Может, стоит ей написать? Позвонить?

Я представила, как зайдется у них с отцом сердце, когда их нерадивая доченька объявится спустя полвека. Чего доброго, на радостях опять захворают. Нет уж, лучше мне прикинуться мертвой. Незачем их тревожить. Тем более, что, судя по предсказаниям Кровавого Барона, в весьма недалеком будущем мне от мироздания достанется по полной программе.

Голова распухала от перебродивших в ней мыслей. Барон натиска не вынес и просипел из-под завалов: «Тётушке своей напиши!».

О! А вот ей можно. Она с давлением не свалится. Закалённая.

Тётушка Мира сначала не поверила. В ответ на моё сообщение она позвонила и заявила, что собирается оттяпать башку мошенникам, которые прикидываются ее дорогой Айю. Услыхав в трубке мой голос, она тотчас оттаяла.

— Девочка моя, ты?!

«Девочка». Никому не позволю так себя называть. Ей — можно.

Она не была мне родной тетей, поскольку у родителей ни братьев, ни сестер не имелось. Мира была подругой наших знакомых и вызвалась меня опекать исключительно по доброй воле. Связывало нас некое внутреннее родство.

Как только она убедилась, что я — это действительно я, а никакие не мошенники, наступил локальный конец света. Вечно молодая и полная сил, она примчалась ко мне сквозь измерения, как вихрь с дождем. С дождем из слёз, как вы понимаете.

Тётушка ворвалась в кофейню, оглушительно хлопнув дверью. Дверной колокольчик жалобно зазвенел, но это ее не остановило. Ее грудь ходила ходуном по сногсшибательной траектории. Щёки пылали кармином. Вся фигура выражала решительность и целеустремленность.

Мира швырнула пальто мимо вешалки, на ходу избавилась от сапог — и ринулась к барной стойке, за которой я, ничего не подозревая, меланхолично натирала бокалы.

Похоже, набрасываться на меня от избытка чувств с некоторых пор стало модной тенденцией. Тетушка залила слезами моё платье, в порыве счастья чуть не отняла мою жизнь методом удушения (знаем, проходили, далеко не новаторский подход).

Затем она традиционно завалила меня пирогами — те по щелчку ее пальцев высыпались из невидимого пространственного кармана и угрожающе покатились к моим ногам. Они по-прежнему годились разве что на обстрел какой-нибудь неприступной крепости.

Да, некоторые вещи не меняются, сколько бы лет ни прошло.

***

Тётушка Мира была непримирима. Она объявила, что с места не сдвинется, пока я ей всё-всё по порядку не выложу. Где? Когда? Почему? И еще тысячи аналогичных вопросов, слетавших с ее уст, требовали немедленного ответа.

Я пожала плечами. Немедленно не получится.

Тётушка надула губы, приняла несокрушимый вид и твердокаменно засела в кофейне на несколько дней. На протяжении этого периода она еще несколько раз применила против меня процедуры, в ходе которых можно запросто скончаться от удушья. Впрочем, от ее назойливой заботы и без того хотелось удавиться.

— Что-то пусто тут у тебя, — однажды сказала она, пройдясь по гостевому залу, как по подиуму. — Ты ведь продолжишь спасать людей? От тебя зависит множество судеб, дорогая.

Что ж, если от меня зависят судьбы, эти судьбы крупно попали. Не завидую я им.

Пришлось кивать и врать, что да, продолжу. Буду вылавливать обреченных в городском транспорте, на остановках, в переходах и торговых центрах. Буду совать им под нос визитные карточки, зазывать в кофейню и поить их кофе, отводящим смерть.

Но как же мне этого всё это осточертело, кто бы знал!

Еще я сдуру пообещала тётушке, что отныне не совершу никаких необдуманных поступков. Но вот миновала ночь (которую я благополучно провела в человеческом обличье). Забрезжило утро. И у определения «необдуманные поступки» появилось непозволительно привлекательное лицо.

Не прошло и недели, как у меня развилось тактильное голодание, эмоциональное голодание и все прочие виды голода. Я чаще, чем раньше, смотрела в окно на заснеженные лесные вершины. Я думала о нем — и изнутри меня обдавало жаром, а кровь щекотно разбегалась по венам. Подкожный зуд не давал мне покоя. Ноги без согласования с мозгом мчались к шкафу: обуть сапоги, набросить куртку, шапку с шарфом не забыть… А потом откуда-то извне поступал отчетливый приказ: не ходи!

И я обнаруживала себя у выхода из кофейни, ловила в зеркале свой горящий, безумный взгляд. И понимала, что безнадежно околдована.

Я была для Ноккави запретным деликатесом. Он вызывал у меня привыкание. Мы определенно стоили друг друга. Как там говорят? Два сапога пара? Так почему не ходить? Пусть уже выпьет меня до дна, раз не может иначе. Как же это всё… ох!

Глава 14. Смертоносная делегация

Лесной дух позволил мне уйти. Нет, не так. Выгнал, велел убираться прочь. Но я по-прежнему была в плену. Ноккави будто удерживал меня невидимым якорем, к его дому тянуло, как на неосязаемой тугой цепи. Через дебри и бурелом, по заснеженным тропам, туда, туда…

Иногда у меня на пути вставала тётушка Мира. Изредка — доставщики продуктов (Сафун Тай Де в последнее время не объявлялась). Чаще — Жнец. Он ловко хватал меня за руку, закручивая к себе, как в страстном танце, и вкрадчиво интересовался, куда это я намылилась и почему на мне свитер наизнанку, юбка шиворот-навыворот и шапка швом вперед.

В моём расфокусированном взгляде появлялись ясность, трезвость и рационализм. Я благодарила Жнеца за заботу и шла назад, переодеваться в домашнее и переосмысливать произошедшее.

К Ангелу смерти меня тоже тянуло, но без исступления, без умопомешательства. Он был как родной. С ним хотелось поделиться всем, кроме, пожалуй, души. Его, как он признавался, тоже тянуло ко мне. Взаимность была налицо. Но мы не могли быть вместе из идеологических соображений. Он — преданный прислужник загробного царства. Я это царство в гробу видала.

Кровавый Барон в режиме «двадцать четыре на семь» твердил мне, как он ненавидит Жнеца. Лично у меня ненавидеть его катастрофически не получалось. Даже когда он признался, что его помиловали ради какой-то великой цели (то есть, по весьма туманной причине) и что он возвращается к старым гнусным делишкам. Даже когда расхаживал по пустынному залу кофейни с высоко поднятой головой, словно он тут полноправный хозяин, а я так, жалкая безродная рабыня.

Ангел смерти дожидался вечера.

Ангел смерти зажигал свечи.

Ангел смерти до блеска натирал столы.

А когда я спрашивала зачем, многозначительно помалкивал. Свечи плакали, сгорали и гасли, на нетронутых столах оседала пыль. Но Жнец не сдавался и на следующий день повторял ритуал по новому кругу.

Он будто ждал чего-то или кого-то. Меня это пугало.

— Ты когда-нибудь задумывалась, кем была в прошлой жизни? — как-то раз невпопад спросил он, оттирая нутро микроволновой печи от масляных пятен.

Из сэндвич-тостера на столике позади со щелчком выскочили две обгорелые булки, но Жнец даже не дрогнул. Он стоял, согнувшись перед печкой, и пытливо смотрел на меня.

— Не верю я в эту чушь. Прошлые жизни, перерождения… Недоказанная муть.

— А я верю. Точнее, знаю, — невозмутимо заявил тот и продолжил наводить чистоту. — Только вот вспомнить бы, кем я был… Мне будто память подчистили.

— И сделали Ангелом смерти? Что ж, не уверена, обрадует ли тебя тот факт, что Жнецами становятся лишь те, кто сильно напортачил в прошлом. Так в народе говорят.

— Напортачил? — изогнул бровь он.

— Наверное, ты был наркоторговцем или серийным убийцей. Я больше ко второму склоняюсь. Ты и сейчас на маньяка похож, — сказала я и на всякий случай отошла подальше, вооружившись кофемолкой.

Стоило ли говорить, что если Жнец и смахивает на маньяка, то на очень милого и непосредственного. Чуждый самоанализа, он, кажется, впервые озадачился вопросом своего происхождения. Узнав, что когда-то он мог быть негодяем высшей пробы, Ангел смерти изрядно опечалился. Целый день он ходил, как потерянный, и лишь к вечеру спохватился — бросился опять свечи зажигать, драить столы и расставлять стулья.

Там, наверху, где всё уже решили за нас, готовилось Страшное Пришествие.

Но я пока была не в курсе. Одним снежным вечером, завернув ноги в одеяло, я преспокойно залипала в интернете, смотрела комедии, чтобы снять стресс и отвлечься от мыслей о Ноккави. И вдруг — о-па! — свет отрубают. Мой ноутбук, питающийся только от сети, демонстрирует черный экран на самом смешном моменте. Шутки кончены.

— Аргх! — вскипела я. — Жнец, урою!

Обесточило всю улицу. Снег падал в полной тьме и тишине. Мне тоже ничего не стоило упасть — например, скатившись по крутой деревянной лестнице на первый этаж и расшибившись всмятку. Поэтому я включила в мобильнике фонарик и уже с фонариком двинулась из комнаты во внешний мрак — выяснять, в чем всё-таки дело.

А дело было в том, что расчетливые ребята «сверху» дали Жнецу второй шанс, чтобы он принял делегацию Чумных Мастеров. По крайней мере, сам Жнец шикнул на меня, испуганно сообщив:

— Чумные Мастера идут!

— Спрячься! — добавил он и нервно замахал на меня руками.

В отблесках свечей, расставленных по столикам, он выглядел подавленным, словно торги с совестью завершились не в его пользу. Ангел смерти был хмур и насторожен. Ему определенно не нравилось то, что случится сегодня, завтра, послезавтра и в ближайшие пару десятков лет. Но что поделать? Начальство приказывает. А не выполнишь приказ — самого пришьют.

«Будет больно, Ошибка Природы. Будет горько, невыносимо, — кричал его жгучий, отчаянный, навылет пронзающий взгляд. — Но ты должна вытерпеть. Не смей сдаваться».

Мир затаился всего на миг. В груди стало так холодно, будто туда запихнули зиму с улицы. Пледы? Обогреватели? Обойдешься, фея.

Я отступила, выключила фонарик и на какое-то время разучилась дышать. Пол подо мной натурально трясся. Мелко дребезжали в подсобке вилки, ложки и ножи на подставках. Какая-то бутылка даже рухнула с барной стойки, произведя ужасающий грохот. Искусственный фикус в прихожей колотило от страха.

А Жнецу хоть бы что. Вынул из пустоты сомбреро, напялил его на голову и невидимкой для смертных пристроился у входа — встречать.

Чумные доктора-призраки пожаловали не через дверь. Они ошмётками, лоскутьями, аморфными сгустками прорвались в кофейню сквозь окна и стены. Кто-то даже сквозь крышу просочился, шлепнувшись в зал, как грязная вода из ведра для мытья полов.

Всего один-единственный посетитель зашёл в «Летучую Мышь», как полагается. Он был весь в черном, рыхлом и ниспадающем. В прорезях его маски, над загнутым вороньим клювом, кроваво горели овальные глазищи. Глубокий капюшон мантии прятал всё остальное. Руки этого монстра напоминали птичьи лапы с непомерно длинными костяшками скрюченных обуглившихся пальцев.

В руках он нёс хрупкую, как статуэтка, длинноволосую блондинку. Дунешь — переломится.

У блондинки был весьма нездоровый вид. Кожа на щеках вместо ожидаемого румянца перемазана копотью; губы тонкие, синюшные; заиндевелые ресницы и брови; красноватые, как у альбиноса, глаза. Девица была замотана бинтами, причем бинтами далеко не первой свежести. Драный подол ее платья приоткрывал босые ступни, багровые от непонятной болезни. Пальцы на ногах и руках — без ногтевых пластин, заостренные, мясистые, как листья алоэ, и словно бы выпачканные в крови — вызывали чувство омерзения.

Впрочем, если отбросить жуткие подробности, внешностью блондинка вышла превосходно. Разве что подкрасить чуть-чуть (замазать там, заштукатурить местами) — и, точно вам говорю, получится куколка.

— Ох, Антракс, я так утомилась! Это точно здесь? — Ее голос звучал как нож по стеклу. Она открыла рот, и я увидела, как оттуда стекает не то смола, не то болотная жижа.

— Совершенно верно, Дева-Чума. Мы на месте. Вы устали с дороги. Давайте присядем.

Прочие Чумные Мастера уже устраивались за столами в своих черных лохмотьях. Они вертели клювами-масками, сканировали пространство горящими глазами без зрачков, перешептывались жутким замогильным басом и источали облака дурманного пара.

Мне сделалось душно, к горлу подкатила тошнота, голова пошла кругом. И я осторожно, чтобы не привлекать внимания, сползла по стенке на корточки, массируя мочки ушей.

Почему сюда? Почему мироздание привело делегацию именно в мою кофейню? Им тут что, мёдом намазано?

Жемчужная блондинка, которую Антракс назвал Девой-Чумой, вдруг вскинула голову, воткнувшись взглядом прямиком мне в душу и спровоцировав ослепительную вспышку боли. Над макушкой девы висел (я только сейчас заметила) белый терновый нимб.

«Ну что, Ошибка Природы, мы пришли. А значит, не жди пощады», — раздалось во мне насмешливым скрежетом. Кровавый Барон под ее взглядом задрожал, как желе, вгоняя в дрожь заодно и меня.

По залу разгуливали тени. Свечи трещали от оседающей влаги. Чумные Мастера, казалось, были поглощены какими-то своими заботами и не проявляли к Деве ровным счетом никакого интереса.

А она была занята мной. Она расковыривала мою душу взглядом, как скальпелем; терзала Барона, и мы оба мучились от боли, которую невозможно описать словами. И когда она наконец оставила нас в покое, я увидела, что Жнец внизу стоит столбом, смотрит на меня из-под своего дурацкого сомбреро и едва не плачет.

Чумная Дева оглянулась на него, с веселым удивлением округлила глаза (мол, ты чего, парень, расчувствовался?) и неспешно прошествовала к остальным, заняв место за центральным столиком.

Пока я пыталась собрать себя по кусочкам, Мастера и Дева пили из бокалов что-то искрящееся, совещались вполголоса и дружно посмеивались каждые пять минут. Их смех походил на карканье вороньей стаи. По залу, завывая, носился сквозняк, металось пламя свечей, и снаружи казалось, будто мечется оно в совершенно пустой кофейне. Все гости, включая Жнеца, были невидимы.

Он так и продолжил стоять, как вкопанный. Не присоединился к участникам чумного пира, не смеялся. Только слушал понуро, словно это ему приговор выносят. Ему, а не всему миру.

Из их слов мне удалось разобрать немногое. Но то, что я уловила, заставило шевелиться волосы на затылке. Делегация Чумных Мастеров планировала совместно изобрести новый вирус, против которого человечество не устоит. Последнее их особенно веселило.

Потом Дева-Чума заскучала и принялась флиртовать сАнгелом смерти. Ее губы искривились в кокетливой улыбке. Она подозвала его жеманным жестом и усадила рядом с собой. И вдвоем они выудили из воздуха зонт, при помощи которого души умерших переправлялись на тот свет.

Дева наклонилась к Жнецу, прикрыв рот окровавленными пальчиками. Она нашептывала ему непрошеные советы, и взгляд его прояснялся. Наконец Ангел смерти закивал, изумленно воззрился на свой зонт, после чего перевел взгляд на меня и долго, не мигая, смотрел — с нежностью, сжимающей сердце. С любовью, замешанной на преступных надеждах.

А во мне циркулировал страх. Он ядом расползался по венам, замораживал нервные окончания, сковывал голосовые связки (а так хотелось кричать). Еще хотелось исчезнуть из этого проклятого места, чтобы не видеть, не слышать того, что здесь творится. Поэтому я искренне возблагодарила свой организм, когда он всё-таки решил отключиться.

У меня был жар. Явь пыталась прорваться ко мне сквозь душное забытьё. Расстегивала ворот моего платья торопливыми ледяными пальцами, покрывала лоб влажными поцелуями. Неприлично ругалась мужским голосом, от которого души умерших наверняка повально бьются в экстазе. И вливала мне в рот какую-то редкостную пакость, утверждая, что это поможет.

Затем всё те же ледяные пальцы ставили подмышку термометр. Он противно пиликал спустя минуту. Температуру сбить не удавалось. Жар нарастал, я задыхалась, я заживо сгорала в огне.

В разгар агонии явился Ноккави. Он смотрел ласково и завораживающе. Будто бы извинялся. Будто знал, как всё исправить, но заранее просил прощения за то, что еще сильнее привяжет меня к себе.

Ноккави коснулся моих губ своими всего на секунду — этого хватило, чтобы огонь схлынул, чтобы его потеснила свежесть весеннего горного ветра.

Жар ушёл.

Я сидела на земле, изможденно прислонившись к стволу вековой ели.

Зеленые глаза лесного духа померещились мне в зарослях. Вот он повернулся, вот дунул, посылая воздушный поцелуй. И в тот же миг ель отрясла на меня с иголок кристальные капли дождя.

Судорожный вдох. Холодно. Хорошо…

Я подскочила резко, словно меня током ударило. Одеяло с подушкой мокрые, хоть выжимай. На тумбочке свалены в кучу порошки, упаковки таблеток, градусник. Всё в порядке, я дома, дома.

Родная комната слегка плыла и покачивалась. Тот, кто перенёс меня сюда, возвышался у изголовья черной неподвижной статуей.

«Хлоп!» — Статуя раскрыла надо мной зонт-трость.

— Совесть есть?! — хрипло воззвала я.

Нет, совести у Жнеца не было. Дефицитный продукт.

Купол зонта распростерся над головой, включив Вселенную в режиме реального времени. Вселенная расширялась прямо на меня, шипя, как водопад.

— Эй! — уже уверенней сказала я. — Что за шуточки? Убери свой зонтик, я пока жива и не собираюсь переходить в мир мертвых.

— Теперь ты всегда будешь жива, — обнадежил меня этот пришибленный маньяк, скрывшись за куполом, как за щитом. — Через месяц умрет тот, кого ты больше всего любишь.

— Чумная Дева просветила, не так ли? — язвительно отозвалась я. Открутить бы ей башку. Ей и ее треклятым сообщникам. — О чем вы вчера еще договорились, а? Выкладывай. Я всё хочу знать. Какой там новый вирус они изобрели?

— Вирус, — с горечью отозвался Жнец. — Новости смотри, скоро о нем заговорят. Это не из-за тебя, — поспешно добавил он. — Это из-за меня. Я не справился. Недобрал душ… Планете грозит перенаселение. Поэтому.

Объяснения давались ему с трудом.

Он наконец-то сложил своё орудие отсроченного убийства, и выяснилось, что у посланников смерти от переутомления, как и у обычных людей, под глазами тоже могут пролегать черные тени, волосы — спутываться в творческом беспорядке, а губы…

Его пухлые чувственные губы были искусаны до неприглядных темных пятен. Словно на пиршестве он не раз и не два порывался возразить, запретить, прогнать этих клювастых уродов, не имеющих ни малейшего представления о морали. Но сдерживался, не позволяя себе и слова вставить. Потому что он никто и ничто, ему приказали — он выполняет.

— Ты хоть поняла, что я сейчас сделал? — спросил Жнец севшим, бесцветным голосом. — Твой Ноккави теперь обречен. Жалеешь по этому поводу?

Так, секундочку. Он раскрыл надо мной зонт, потому что у зонта имеется дополнительная функция — отнимать самое дорогое. А я что, больше всех на свете Ноккави люблю? Стоп-стоп, мы так не договаривались!

Вскочив с кровати, я плюхнулась обратно на скомканное одеяло, сбитая с ног внезапным озарением. Мог ли Жнец увидеть то, чего мне было не разглядеть? Может, приворотные чары лесного духа тут ни при чем и он действительно мне дорог, раз я так к нему рвусь? Ох, да что ж за жизнь такая!

Он ведь леса должен восстановить, своих двойников из зародышей вырастить. Они ведь пока от Рощи питаются. Погибнет Ноккави — погибнет и последняя Роща Фей. И что тогда получается? Моя жертва окажется напрасной? Зря я энергию отдавала и в обмороки падала?

Ну нет, так не пойдет.

Глава 15. Убийственная любовь

У Жнеца глаза на лоб полезли, когда я рванулась к шкафу и стала выбрасывать оттуда одежду. Летняя, снова летняя. До «зимы», как всегда, докапываться придется.

— Ты что задумала? — стоял он над душой. — Куда собралась? А кофе не сваришь? Твой фирменный капучино такой вкусный.

— Пха! — возмутилась я, натягивая легинсы на меху.

— Ладно, обойдемся без кофе, — изменил подход Ангел смерти. — Достань мне клубнику со сливками, и можешь идти на все четыре стороны, — нудел он, подпирая шкаф и сложив на груди руки.

— Отвали, — сказала я, застегивая пояс на шерстяной кофте, в которой можно было запросто утонуть.

— Не иди к нему, — умолял Жнец в прихожей, пока я шнуровала тяжелые непромокаемые ботинки, рассчитанные на тридцатиградусный мороз. — Ничем хорошим это не кончится.

Я резко затянула узел, разогнулась, и мои волосы мазнули по его лицу. Жаль, что это всего лишь обычные волосы, а не ядовитые змеи.

— Ноккави надо предупредить! Ты ведь его обрёк? Обрёк. С моей стороны будет нечестно скрыть от него такие новости. Идем со мной, если не боишься.

— Боюсь?! — воскликнул Жнец. — Боюсь? Да такого слова нет в моем лексиконе! Ой, погоди!

Он спохватился и бегом бросился за барную стойку, чтобы вернуться с небольшим металлическим термосом, завернутым в полотенце.

— Будешь пить это на протяжении дня, — пояснили мне. — Дева-Чума подпортила твой организм, надо восстановиться.

Жнец наполнил крышку от термоса какой-то несусветной гадостью и заставил меня ее выпить.

— Фе! Что за?.. — скривилась я и замерла, распробовав напиток. На языке «гадость» расцветала непривычным, приятным вкусом. Немного жгла, запускала работу сладких рецепторов и отдавала кислинкой. Имбирь, мёд, лимонный сок. Концентрированная энергия в чистом виде. А на первый взгляд и не скажешь. Запашок как у прогорклого масла.

— Дева-Чума, — несмело проронила я. — Она еще придет?

Жнец авторитетно помотал головой.

— От высших приказа больше не поступало. Чумная Делегация в кофейню не вернется. Рассредоточится по городу…

Последнюю фразу он произнёс виноватым шепотом. Ну да, рассредоточится. С единственной, вполне прозрачной целью. При мыслях о «цели» в висок начинало ввинчиваться невидимое сверло. Я снова заторопилась к Ноккави. Надела шапку, потянулась за шарфом на вешалке.

Позади меня послышался сдавленный смешок.

— Что, просто поставишь духа перед фактом? Уверен, он будет несказанно рад, — съязвил Жнец, приблизившись вплотную со спины. — Сначала он тебя расцелует, потом запустит зубы в твою нежную шею. Ты, вероятно, об этом мечтаешь.

— Заткнись! — процедила я и ощутила, как ладонь Ангела смерти бесстыдно скользнула к изгибу моей шеи, прошлась по плечу, по-хозяйски огладила лопатку. А затем он сцапал меня за талию, поднял над полом, словно феи вроде меня ни грамма не весят, и…

— Ошибка Природы, никуда ты не пойдешь.

Я замолотила ногами в воздухе.

— А ну пусти, гад ползучий!

— Отпусти ее, пусть идет, куда пожелает, — грянул возле двери зычный голос. Надо же! Я даже не услышала, как зазвенел входной колокольчик.

Жнец медленно, с явной неохотой вернул меня на землю. Вытянулся в струнку и замер.

Перед нами стояла возмутительно рыжая, неимоверно прекрасная в гневе Сафун Тай Де.

— Выметайся, — сказала она мне и бесцеремонно вытолкала на крыльцо. Как-то это не по-дружески, да? Полная недоумений, я очутилась под козырьком без верхней одежды и обхватила себя за плечи в попытке сберечь остатки тепла. Сыпала метель.

Спустя минуту колокольчик звякнул, дверь приоткрылась, и на крыльцо вылетело пальто. Заботливые ж вы мои! Я поспешно оделась и прильнула к двери: она, по счастью, закрываться не спешила, предоставив мне какой-никакой обзор и возможность подслушать.

— Ну, Жнец, и учудил же ты! — негодовала Сафун Тай Де. — Зачем над ней зонт раскрыл? Тебя Чумная Дева надоумила? Так я и знала.

Тот пятился, словно опасался, что пожар с головы моей подруги переметнется к нему и превратит его в горстку пепла.

— Вы кто? Вы не она. Не подруга Ошибки…

— Я одолжила ее тело. Но это не имеет значения. Ты дурак, Ангел смерти. С чего ты взял, что самое дорогое для феи — дух леса? Почему не ее тетушка, не родители? А может, она вообще в тебя влюблена? Об этом ты подумал?

— Сто раз думал. Абсурд.

— Подумай еще, — назидательно припечатала Сафун Тай Де и метнулась к дверям. Я едва успела отскочить и прикинуться, что разглядываю падающие снежинки.

— Еще увидимся! — бросила она, сбегая по ступеням крыльца. — Будь с этим парнем начеку!

О ком она?

Ах, о Жнеце?

Он выбежал из дверей вслед за ней, импульсивно сграбастал меня за руку и потянул в метель, по обледенелому тротуару.

— Ты чего? Куда? — оторопела я.

— К лесному духу. Ты разве не к нему собиралась? Я с тобой, — зажегся идеей он. — Должен убедиться, что не зря раскрывал над тобой зонт. Обещаю, что буду предельно вежлив и крайне учтив.

Поразительные перепады настроения!

Нервы у него были натянуты струнами, которые вот-вот лопнут от напряжения. Расчувствовался, бедняга. Запаниковал. Надо полагать, Сафун Тай Де (Или кто она там? Богиня? Заскучавшая верховная сущность?) заронила в нем семя сомнения.

Он нёсся в авангарде, против ветра, в обнимку с нелепым термосом, замотанным в кухонное вафельное полотенце. Ему на лицо налипал снег, а он будто не замечал. Тропа под ноги ложилась неправильная. Она виляла, уводила, куда не нужно, ныряла в овраги, и тогда приходилось искать обходной путь.

В этом бестолковом кроссе по пересеченной местности логика и здравомыслие не участвовали. По крайней мере, со стороны Жнеца.

Ах да, всё это время он не выпускал моей руки, и меня наша беготня порядком утомила.

— А ну стоять! — гаркнула я, спугнув с ближайшего дерева стаю ворон. — Тебя не учили посылать запрос? Лес приводит к Ноккави только по запросу, уяснил? А теперь угомонись, вперед пойду я.

Прикрыв глаза, я несколько раз мысленно произнесла имя лесного духа. Добавила «пожалуйста», извинилась за безобразное поведение Жнеца и замерла в ожидании. Лес должен был одобрить заявку, но почему-то молчал. Обиделся на нас, обозлился. Скинул с ёлки огромную шишку, чтобы наверняка попасть по моей бедовой голове. Ангел смерти дернул меня к себе в самый последний момент.

— Берегись, обстрел!

Еще несколько шишек при абсолютном безветрии слетело с веток и прицельно нырнуло в снег там, где только что стояла беспечная Ошибка Природы.

— Давай за мной, — содрогнувшись, сказала я и пошла по заснеженному серпантину, прижимаясь к выступам с выпирающими корнями.

Сколько нам придется плутать, прежде чем мы закоченеем? Ах, да, поправочка: закоченею только я. Жнецу ведь ни жара, ни мороз не помеха. Он хоть сейчас может обратиться черным вонючим дымом и унестись вдаль с дикими завываниями. Вопрос: почему он всё еще со мной?

Испорченная фея скверный союзник, когда дело касается походов по мореновым лесам в набирающий обороты снегопад. Брось меня, Жнец, оставь тут и иди один. Тогда, быть может, хоть одного из нас не засыплет этой проклятой пургой.

Метель разбушевалась всерьез. Она застилала обзор сплошным белым занавесом, и приходилось двигаться чуть ли не наугад. Я поскальзывалась и падала, спотыкалась и — да ёлки ж зеленые! — снова падала, а Жнец, как преданный телохранитель, терпеливо поднимал меня раз за разом, отряхивал от снега и ворчал, что хорошо бы нам быстрее отыскать дом Ноккави, потому что иначе Ошибка Природы отдаст концы, а ему, Жнецу, этого очень бы не хотелось.

В гуще метели мне чудилась Сафун Тай Де. Она была рыжей и дерзкой, она показывала язык, дразнила, кричала, что за ней не угонишься — и пропадала за снежной пеленой, убегая по вертлявой тропе куда-то наверх.

Меня брала злость, я начинала взбираться туда же, хватаясь за ветви, цедя проклятия и обливаясь п о том. Жнец подталкивал меня в спину, называл сумасшедшей и говорил, что никуда мы так не придем.

Но мы всё же пришли. Правда, не к дому лесного духа — к его заповедной роще.

Полупрозрачные сгустки-призраки, они же будущие хранители Рощ Эквилири, парили в воздухе среди чистейшего, теплейшего, восхитительно сочного лета. Белели стволы берёз. Журчал… постойте-ка: ручей? Точно помню: прежде его здесь не было.

Жнец ступил в эту обитель тепла и света, преисполненный откровенного скепсиса.

— Спорим на что угодно, мы внутри оптической иллюзии. Твой лесной дух нас дурит.

— Ладно, давай поспорим, но не сейчас. Побудь в иллюзии, а я сбегаю кое-куда, — попросила я, пока мое нутро било в праздничные колокола: «Ноккави близко, до Ноккави рукой подать. Иди вниз по ручью, иди-иди, не заблудишься».

Березы шептались на легком ветерке — как будто восторженно, но в то же время настороженно. Восторгались они, само собой, лесным духом, потому что он красив, умён, до безобразия харизматичен и способен свести с ума даже бесчувственную деревяшку. А настороженно, надо думать, из-за меня. Припёрлась, понимаешь, в святилище какая-то невежественная фея. Топчет травку своими грязными ботами. Ату ее! Пусть проваливает!

Благо, шишек у берез не было и швыряться в меня им было нечем. Так что я в целости и сохранности добралась до устья и обнаружила, что стою у невероятно синего прозрачного озера, блестящего на солнце не хуже драгоценного камня.

На противоположном берегу, в щебете птиц, в причудливой мозаике тени и света, медитировал Ноккави. Солнечный луч целенаправленно высвечивал его взъерошенную макушку, словно чтобы показать: дух слегка не в себе, дух нуждается в отдыхе, не кантовать.

Судя по тому, как бурно вздымалась его грудная клетка, к медитации он приступил совсем недавно. Я решила, что не буду его отвлекать и тихонько полюбуюсь природой.

Не тут-то было. Природа, негодяйка, подложила мне свинью. Не успела я пройти и двух шагов, как поскользнулась на прибрежном плоском валуне и прямо в пальто с визгом плюхнулась в воду.

Ну что поделать? День у меня сегодня такой, богатый на падения. Если бы события разворачивались в зимнем лесу, Жнец, несомненно, подоспел бы мне на помощь. Но на сей раз я свалилась в летней роще, мой телохранитель был далеко, а намокшее пальто моментально приобрело тяжесть стопудовой гири и потащило меня ко дну.

Я глотнула воздуха, и тусклая озерная гладь сомкнулась над моей головой.

Я глотнула воды. Солёная? Может, она еще и ядовитая, с побочным эффектом в виде галлюцинаций? Иначе откуда в озере спруты? Вон они, внизу, тянут ко мне свои багровые щупальца… Мама дорогая! Кто-нибудь, спасите!

Солевого раствора я наглоталась порядочно. Лёгкие уже горели, а одно щупальце обвилось вокруг моей ноги, когда чьи-то сильные (ну а как иначе?) руки подхватили меня и вынесли на поверхность.

Очень злой, безнадежно мокрый Ноккави в царственных синих одеяниях, прилипших к телу, выволок меня на песок, избавил от злосчастного пальто и отполз к кустам — от греха подальше.

Оттуда, из относительно безопасного места, он пожирал меня взглядом, не смея приблизиться. Кажется, я задолжала ему объяснения. Впрочем, он мне тоже.

— Что за озеро? — отплевываясь от воды, прохрипела я.

— Ты ушла, и мне нужно было придумать другой источник подпитки, — обиженно отозвался дух леса. Как будто это не он собственноручно указал мне на дверь и заклинал не возвращаться.

Я подпустила в голос лести:

— Вы великий и могущественный. Зачем вам какая-то подпитка?

— Ничего ты не понимаешь, фея, — тяжко вздохнул Ноккави. — Великими и могущественными становятся как раз те, кто находит себе правильную подпитку. Но скажи мне, зачем ты пришла?

— Хотела предупредить. — Я приподнялась на локтях и обнаружила, что у меня совсем нет сил. Неужели озеро отняло их и приберегло впрок, чтобы при необходимости передать своему создателю?

— Ноккави, вы через месяц можете умереть.

— Глупости какие, — мрачно усмехнулся тот. — Насколько мне известно, никто, кроме тебя, не в состоянии лишить меня жизни. А ты не отважишься.

— Если бы, — вырвалось у меня. — Да я уже вас убиваю. Вот прямо сейчас.

Глава 16. Капибара, вечная память

Ноккави как-то резко побледнел (хотя куда бледнее-то?).

— Объясни, — хрипло потребовал он. — Что значит «ты меня убиваешь»?

Тогда я рассказала ему и о делегации, и о зонте, и о Чумной Деве.

Лесной дух подорвался с места, мгновенно сократив между нами расстояние. Двумя пальцами приподнял мой подбородок и вгляделся в лицо — мысли просканировать, убедиться, что не вру. Но лучше бы, конечно, разоблачить.

С минуту мы, едва дыша, смотрели друг на друга. Его встроенный детектор лжи замерял мою реакцию.

Я таяла.

Он был потрясён.

Он достиг той степени потрясения, когда тебе, в целом, уже плевать, что подумают окружающие. Ноккави шагнул к мостику, дошел до края и, как стоял, так солдатиком и бухнулся в воду. Брызги, всплеск. Птички заткнулись. Солнце в расстройстве прикрылось тучкой. Идиллия была нарушена.

Всё еще обессиленная, я подползла к озёрной кромке.

— Господин лесной дух, вы в порядке?

«Господин лесной дух» был в своей стихии. Он ушел на глубину — надо полагать, к спрутам. Вот она, его чрезвычайная ситуация. Он заберет себе силы, которые озеро отняло у меня, и придет в равновесие.

А я? Что же получается, опять я в роли донора? Ох, Ноккави, ты неисправим.

Из воды он вышел заметно посвежевшим. Произведя рукой сложный жест, он вызвал сильный теплый ветер, который высушил его (а заодно и мою) одежду. После чего величественно склонился и низким пленительным голосом проговорил:

— Предупредила, а теперь уходи.

Я шумно вздохнула. Снова прогоняют.

И куда же мне идти? А нет: главный вопрос — как. Пару функционирующих ног не одолжите?

Солнечный свет, просеянный сквозь решето березовых крон, бликами гулял по шевелюре лесного духа. Птичий хор возобновил пение, деревья стояли ровно и неподвижно, как свечки, воткнутые в торт (хоть ты желание загадывай да сдувай). Атмосфера могла бы сойти за праздничную, если бы не это его сухое, враждебное «уходи».

Я приподнялась, встала и тотчас свалилась обратно на песок.

— Ай!

Отличное оправдание, я считаю.

Ноккави как-то чересчур быстро приступил к решительным действиям. Будто только и ждал, пока одна коварная фея распишется в собственном бессилии. Он нагнулся и вскинул меня на руки (ох, до чего волнительно, прямо сердце заходится!).

То ли я наловчилась обманывать, не выдавая своих намерений. То ли и вправду так устала, что двинуться не могла. Был еще третий вариант: Ноккави предпочел следовать зову инстинктов, а не разума, поэтому нёс меня на руках, как желанную добычу, тесно прижимая к себе, и старательно избегал чтения моих мыслей.

Аромат от него исходил одуряющий: сандал, можжевельник, какие-то неведомые афродизиаки, дурманящие мозг. Я нанюхалась этих умопомрачительных духов, пригрелась и блаженно прикрыла глаза, нимало не заботясь о том, куда именно меня несут и что будут со мной делать.

Мне было тепло рядом с Нокави. До слёз уютно. До боли хорошо.

Следовало как можно скорее его разлюбить.

Точёное лицо лесного духа, составленное, казалось, сплошь из острых граней, не выражало никаких эмоций. А ведь он нес меня, прекрасно зная, что всего через месяц погибнет. И виной тому — я, только я.

Внутри всколыхнулась тревога, пульс зачастил, в ушах зашумела кровь: погодите-ка, а куда это мы направляемся? Что если он решил избавиться от меня как от главной причины своих бед? Прикопает где-нибудь в лесу на радость Жнецу…

И где, кстати, носит Жнеца? Я ведь просила его не уходить.

Летняя роща давно кончилась. Ноккави шёл меж редких масляно-черных деревьев, оставляя в снегу глубокие следы, которые тотчас заметало позёмкой. Морозные вихри пробирали до костей.

Но дрожала я отнюдь не от холода.

Ноккави был странно горяч, будто печка растопленная. Будто еще немного — и самовозгорится. Его жар пропадал впустую: меня начало знобить.

— Да успокойся, — не выдержал он. — Ничего я тебе не сделаю. Только ты уж совладай со своими чувствами, ладно? Умирать очень не хочется.

— А… — подняла палец я.

— Мы идем ко мне домой, — пояснил Ноккави, вызвав у меня вздох облегчения (Ура! Меня не бросят в чаще на съедение волкам!). Облегчение было недолгим. — В доме лазутчик завелся, — хмуро добавил он и, поудобнее перехватив свою ношу (то есть, меня), припустил сквозь лес со скоростью звука.

Лазутчиком был, разумеется, Жнец. Едва завидев его в холле, я соскочила на пол и чуть ли не вприпрыжку помчалась к нему. Ноккави позади многозначительно хмыкнул: понял, что я его провела, заставив всю дорогу тащить себя на руках.

Во мне смешались радость и досада.

— Жнец! Где ты был? Почему ушел? Почему…

Я запнулась на полуслове. Взгляд упал на мирно спящую возле камина капибару. Спящую? Ой, мамочки…

— Ошибка Природы, погоди, давай объясню. Кое-что произошло, — сказал Ангел Смерти. Печальный. Красивый. Глаз не отвести.

Тут уже к нам подлетел Ноккави и в ужасе уставился на коврик, где покоилась его единственная, бесценная, незаменимая рабочая сила.

— Ты ее что, убил? — вскричал он, багровея от ярости. Всю его железобетонную невозмутимость как ветром сдуло.

— Так уж вышло, — забормотал Жнец. — Видите ли, она смотрела мне в глаза, когда делилась рецептом приготовления плова. И случайно назвала своё имя. Так нелепо…

Гнев лесного духа достиг своего пика.

Ноккави простёр руку с выпрямленным указательным пальцем — будто плетью хлестнул.

— Убирайся! Немедленно прочь! — заорал он совершенно жутким, пронзительным басом, от которого лично у меня поджилки затряслись. А потом внезапно сложился пополам, рухнул в кресло, уронив локти на колени. И закрыл руками лицо.

Похоже, потеря прислужника значилась у него на первом месте в рейтинге душевной боли.

Я суматошно потянула Жнеца за лацкан пиджака. Не хватало ему и дальше лесного духа из себя выводить. И без того дел наворотил.

— Как тебя угораздило, а? — зашипела я на него в прихожей. — Совсем из ума выжил?

— Так ведь я не специально, — всхлипнул Жнец, и по его щеке скатилась слеза. — Если бы капибара не говорила человеческим языком, всё сложилось бы иначе.

О-о-о! Вот так поворот! Разжалобить меня решил? Он же не думает, что я куплюсь на его уловки?

Угробил волшебную зверушку и собрался порыдать над ее трупом? Профессиональный киллер, ничего не скажешь.

— Как тебя дом вообще впустил? — недоумевала я, зачем-то наматывая на Жнеца свой шарф (наверное, из великого сострадания). Следом в ход пошла моя шапка, на семьдесят процентов состоящая из шерсти ламы (как будто Ангел смерти может простудиться!).

Я опомнилась, отобрала у него утеплитель и попыталась вытолкать бедолагу за дверь. Жнец решительно не выталкивался. За порог переступить у него, конечно, получалось. Но вот о том, чтобы сделать в направлении от дома хоть несколько шагов, и речи не шло.

— Да что ж такое-то! — наконец возмутился он сам. Взял разгон, ломанулся в дверной проём и сверзился с крыльца на хрустящую ледяную корку. Мгновение спустя его внесло обратно в прихожую на мерцающей золотистой струе. Блёстки рассеялись. Мятый, порядком сбитый с толку Ангел смерти плавно приземлился на пятую точку и запустил пятерню в волосы.

А дом тем временем решил прояснить ситуацию: в воздухе под потолком, на фоне темных обоев, из языков пламени соткались слова:

«Жнец виновен в смерти слуги. Жнец остаётся прислуживать лесному духу».

Мой незадачливый враг (или теперь уже союзник, поди разбери) сделал квадратные глаза и вскочил на ноги.

— Это кто тут кому прислуживать должен?!

Он принялся подпрыгивать и размахивать руками в попытке стереть огненный текст. Над его затеей ощутимо витал дух поражения. Другой дух, куда более осязаемый и вдобавок злоехидный, прошествовал мимо нас, подметая ковер полами синих одеяний. Он остановился напротив подскакивающего Ангела смерти и крайне недобро усмехнулся правой половиной лица.

— Будешь прислуживать мне вместо Аглаи? Ну-ну.

Жнец прервался. Он свернул тренировку прыжков на месте и переключился на следующий вид упражнений: «просверли соперника взглядом» называется.

— Что ж, раз так, приготовь мне кофе, — с ленцой зажравшегося рабовладельца велел Ноккави.

— Но вы же не пьете кофе, — шепотом возразила я. — У вас ведь давление…

— С сегодняшнего дня пью.

…«Жнец будет рабом лесного духа! Это событие надо отпраздновать!», — ликовал во мне вредный Кровавый Барон, пока я расхаживала из комнаты в комнату, полная противоречивых чувств.

Что я испытываю к Ноккави? Привязанность? Влюбленность? Ох, пусть бы он действительно меня околдовал. Пусть бы эти бабочки в животе были всего лишь наваждением, которое не имеет с настоящей любовью ничего общего.

Опустошив термос с отборной гадостью, приготовленной Жнецом во имя спасения меня, я пристроила посудину на подоконнике в каком-то необжитом зале. Половицы здесь отменно скрипели, эхо беспрепятственно множило звуки. Орг а н, состоящий из тысяч оловянно-свинцовых труб, занимал всю западную стену. Монументальный инструмент молчал, но подумать только, какими мелодиями он способен разродиться, этот музыкальный монстр!

Меня неудержимо потянуло к органу. Я обошла его сзади и обнаружила дверь. Она была приоткрыта, и за ней кто-то ворочался и шумно дышал.

Глупая моя башка! Зачем было внутрь заглядывать? Ворочался там не кто иной, как дух леса. После кофе, вышедшего из-под руки Ангела смерти, духу нездоровилось. Наверняка из-за кофеина. Не может же быть, чтобы его так быстро подкосило «проклятие зонта»?

— Айю, — глухо позвали из недр органа, когда я уже собралась смыться. — Айю, это ведь ты? Иди сюда.

На лбу у меня выступил холодный пот. Сердце оборвалось. Бабочки в животе отчаянно забили крыльями — вот-вот разнесут там всё вдребезги.

Не в силах ослушаться, я пробралась в чрево инструмента, вдохнула пыльный застоявшийся воздух — и была в тот же миг притянута к груди лесного духа. Одной рукой он погладил меня по волосам и охватил затылок. Другой, пройдясь по рёбрам и скользнув на талию, накрепко зафиксировал меня в положении лёжа. В позиции жертвы.

Я зажмурилась. Вот сейчас у него когти отрастут, он коснется губами моей шеи и…

И ничего не случилось. Ноккави продолжил лежать, не делая ни малейшей попытки испить моей энергии. Позиция жертвы отменяется. Как насчет позиции феи?

Я немного поёрзала, устраиваясь на дне органа поудобнее, и участливо спросила:

— Вам нехорошо?

— Ты, Жнец, капибара… Кофе стал последней каплей, — признался лесной дух с той обворожительной хрипотцой, от которой по коже начинают скакать табуны мурашек.

— А я предупреждала. С давлением шутки плохи.

— Воздай хвалу моему давлению, фея, — усмехнулся Ноккави в гулкой темноте. — Если бы не оно, я бы уже тебя укусил. Мне трудно сдерживаться. Ты такая… вкусная. Я грезил тобой всё это время.

Мы слаженно вздохнули. Я ведь тоже мечтала о нём.

Глава 17. Снимите это немедленно

— Кого любишь больше? Лесного духа или меня?

Этот обескураживающий вопрос поступил от Ангела смерти за завтраком. Я подавилась хлебом. Долго откашливалась, исподлобья глядя на изверга, который прикончил вчера ни в чем не повинное создание, а сегодня, заломив бровь, увлеченно намазывал на тост сливочное масло.

— Да я тебя терпеть не могу!

В кои-то веки мы с Кровавым Бароном были солидарны.

К столу в мягких тапочках подошел Ноккави, весь в алом бархате, утонченный, изысканный, худой до невозможности — сплошные острые углы (за исключением разве что тапочек). Вот кого стоило бы накормить бутербродами с маслом. Но нет, у данного индивида на завтрак был чай с шалфейной настойкой и половинка яблока.

— Жнец, к обеду приготовь три омлета, свари овсянки и сними, будь добр, все украшения.

Под украшениями Ноккави подразумевал новогодние гирлянды, развешанные по дому со вкусом и знанием дела. Пушистая бахрома цвета фуксии, серебристая мишура, нити из небесно-голубого стекляруса, ёлочные лапы в вазах и золотистые бубенцы на оконных ручках — всё это богатство капибара Аглая силой мысли извлекла из запылившихся коробок на чердаке ради создания рождественской атмосферы. И теперь мы имели то, что имели.

Труп капибары, похороненный с честью и достоинством, — одна штука.

А также лесной дух, подавленный в связи с вышеуказанным обстоятельством, — тоже одна штука.

Каждая новогодняя загогулина, каждая блестящая безделушка, гирлянды, шары, еловые ветки — всё напоминало ему об утраченном прислужнике, и на сердце у Ноккави делалось невыносимо.

— Может, у вашей капибары была неизлечимая болезнь и она нарочно сказала Жнецу имя, чтобы не мучиться? — ближе к обеду, не вынеся его сумрачного настроения, предположила я.

Ангел смерти в это время возился в кухонной зоне — омлет жарил. Услыхав мою версию, он отделился от плиты и уставился на нас с лесным духом в надежде на помилование. Такой невыразимо грустный, что прямо обнять хочется.

— Ошибка Природы, умеешь ты утешить, — буркнул Ноккави и пронзил меня острием взгляда.

— Как вы сказали? — ахнула я.

— Слышал, как тебя называет это исчадие бездны, только и всего. А что касается капибары, то она была здорова, как лошадь.

«Исчадие бездны» успешно спалило наш омлет и предоставило в качестве откупа горелую овсянку. Мол, подавитесь, эксплуататоры. Не отреагировав на грозное «Переделать!» от лесного духа и горестно пожав плечами в ответ на моё «Фи! Пакость!», Жнец в расстроенных чувствах удалился к себе в кладовку и заперся там до позднего вечера.

Поздним вечером у Ноккави обнаружилась еще одна проблема.

— У меня два билета на Волшебный Экспресс, — убито сообщил он и сел на диване рядом со мной, пока Ангел смерти снимал новогодние украшения. — Мы с Аглаей собирались прокатиться на поезде для странных существ. Но, увы, планы отменяются. Боюсь, билеты пропадут.

— Могу поехать с вами, — вырвалось у меня. — Я ведь достаточно странная?

— Страннее не бывает! — вставил Жнец, проходя мимо с ворохом разноцветных гирлянд.

Он и раньше улыбался. Но в тот вечер я, кажется, впервые увидела его открытую, настоящую улыбку. Думаю, этой улыбки вполне бы хватило, чтобы осветить целый город. Или даже мир. Мой мир…

Ох, да что это я! Очнись, глупое создание! Какие мысли бродят в твоей голове!

— Решено, — постановил Ноккави. — Завтра ночью отправляемся. Жнец, приготовишь нам с феей чистую одежду. А ту, что в корзине, постирай. Полы натри мастикой, перила отполируй.

— «И только после этого сможешь пойти на бал», — в передразнивающей манере подытожил за него тот.

— Не угадал, раб-Золушка. Ты остаёшься дома, — мстительно сказал дух леса.

Кровавый Барон внутри меня дерзко и непочтительно захихикал. Он же разбудил меня посреди ночи возгласом: «Смотри, какие гости!». Я потянулась в сладкой неге под теплым одеялом. Гостем был Ноккави. А Барон — зараза такая — заговорщическим шепотом подбивал меня на то, чтобы снова подпустить лесного духа к себе.

Последний в свете ночника выглядел совсем истощенным.

— Ты больше не превращаешься в летучую мышь? — полюбопытствовал он.

— Вашими стараниями, — ответила я и поглубже забралась под одеяло, натянув его на самый нос.

— Какая жалость, — проронил тот. — Теперь у меня даже нет официального повода, чтобы лечь с тобой в постель.

«Повода у него нет, — распалялся Кровавый Барон. — Фея, ну дай ты ему повод, а? Ну ведь так и будет тенью до самого утра стоять!»

Во мне вскипали глубинные желания, но я пропустила просьбу мимо ушей. Перевернулась на другой бок, спиной к томимому жаждой вампиру, и притворилась, что заснула.

На что рассчитывала — непонятно.

Лучше пусть он даст мне повод его разлюбить.

Давай же, дух леса, сотвори со мной что-нибудь непотребное, чтобы навсегда отбить охоту видеться с тобой!

Меня постигло жгучее разочарование.

В течение некоторого времени в комнате раздавались вздохи и копошение. Позже установилась тишина. А на рассвете… На рассвете выяснилось, что Ноккави всю ночь провел лёжа на ковре, аккурат возле кровати. Крепился, бедняга. Боролся с собой до победного. Я едва не наступила на него, когда собралась в туалет.

Да уж, мы с ним и впрямь донельзя странные существа. Идеальная клиентура для Волшебного Экспресса.

Когда я вернулась в спальню, лесного духа там уже не было. Мою постель кропотливо застилал Жнец.

— Проснулась?

— Дурацкий вопрос. Сам как будто не видишь.

Жнец был необычайно покладист и мил. В ответ на мой выпад он лишь изобразил очаровательную улыбку, небрежным жестом взъерошил свои волосы и отбыл восвояси. Сегодня ему предстояла уйма работы.

Втайне он, разумеется, мечтал смыться. Однако сколько бы он ни порывался уйти (я украдкой наблюдала за этими бесплодными попытками), дом раз за разом возвращал его — мягко, но настойчиво: верхом на всевозможных искрящихся волнах, в потоках света и эпицентрах звёздных смерчей.

Его кофе становился всё вкуснее, еда всё меньше подгорала на индукционной плите, полы сияли чистотой, окна приобретали безукоризненную прозрачность. А сам Жнец делался всё более неотразим в своей смиренной безотказности.

В течение дня я ловила себя на том, что восхищаюсь, как он, зависнув в воздухе, сбивает пыль с хрустальных люстр. С каким изяществом протирает зеркала и моет посуду. Посмотрела бы я на Ноккави в той же роли. Наверняка он и вполовину не так хорош, как Ангел смерти.

За лесом догорали закатные облака, когда лесной дух разоделся в пурпур и золото и вышел к нам в гостиную, царственно волоча за собой дороготканый подол и излучая непробиваемую самоуверенность. Он был не очень-то похож на убитого горем. Надменная улыбка таилась в его глазах — не ровен час, выплеснется.

— Готова, фея?

Я сдержалась, чтобы не ляпнуть: «Всегда готова, ваше величество!».

Ну правда, к чему эта помпезность? Проще надо одеваться, проще.

На мне был сравнительно скромный наряд — облегающее платье из черного бархата, подчеркивающее фигуру. У Жнеца оно восторгов не вызвало. Жнец занимался чисткой коллекционного хрусталя и кротко помалкивал, изредка бросая в нашу сторону печальные взгляды.

Я ощутила горечь. Почему он должен оставаться тут совсем один, в то время как мы едем развлекаться? Моё бестолковое сердце тянулось к моему же врагу. А должно было намертво прикипеть к Ноккави, чтобы свершилась смерть, на которую Жнец возлагал столько надежд.

Да и не останется он в одиночестве. Компанию ему наверняка составит призрак капибары. Она вряд ли упокоилась с миром — столько незавершенных дел!

Усыпив совесть этим сомнительным умозаключением, я поспешила за Ноккави. Пальто, шапка, сапоги — и на выход. На улице лесной дух окинул меня критическим оком и хмыкнул. Ну да, ну да. Это вам, высшим существам, холода не страшны, а мы, дефектные феи, морозонеустойчивы, между прочим.

Я не могла взять в толк, как именно мы доберемся до Волшебного Экспресса. Пешком? Так вокруг, вон, заросли непролазные. По небу не полетим — метель метет. Может, воспользуемся сверхскоростными способностями лесного духа?

— Держи билет, — вырвали меня из размышлений. — Съешь его.

Я вылупилась на Ноккави, как на полоумного.

— Чего?

— Он съедобный, — ответил тот и забросил свой билет себе в рот, после чего с хрустом прожевал. — На вкус как чипсы. Не веришь? Быстрее! Я сейчас исче…

Он хотел сказать «исчезну», но растворился в воздухе раньше, чем успел закончить слово.

Я поторопилась слопать свой билет: действительно, чипсы. Телепортационная еда? Какая нелепица! Вот доберусь до экспресса — и всё как выскажу местному нача…

Меня закрутило в радужной неоновой воронке, вытряхнув из головы остатки праведного негодования. Кажется, я распалась на атомы. Веселая горстка атомов имени меня со свистом преодолевала чудовищные расстояния, ныряла в океаны, возносилась к небесам. Закладывая виражи, устремлялась в девственные джунгли. А оттуда атомы швыряло прямиком в зону вечной мерзлоты, пока они, наконец, не собрались обратно в Ошибку Природы на борту новогоднего поезда.

Поезд на запредельной скорости нёсся по рельсам, которые пролегали по краю ущелья. Я глянула в окно, в страхе отпрянула — и угодила в объятия лесного духа.

— Вот и ты, — с какой-то необъяснимой обреченностью заключил он. Поспешно увлёк меня в дальний тёмный угол вагона. И недолго думая, поцеловал.

Я вцепилась в ткань изысканной мантии, слабея под его напором.

Неожиданный поцелуй заставил меня замереть — не то от восторга, не то от ужаса. По венам будто ток пустили. Дух вышибло, перед глазами всё поплыло. Безумие какое-то. Сущее безумие.

— Ох, Антракс! До чего же скучно в этом поезде! Ты говорил, будут развлечения… — проскрежетало на десятки голосов за спиной Ноккави. Его незыблемое спокойствие поражало. Меня же затрясло мелкой дрожью: Чумная Дева? Здесь?

Лесной дух продолжал меня целовать, сминал мои губы своими — жестко, настойчиво. Ему и дела не было до Девы-Чумы.

— Антракс, гляди! — воскликнула она, остановившись напротив нас. — Насчет скуки я была не права. Кое-кто уже нашел способ повеселиться. Не будем же им мешать.

Она гадко хихикнула и ускользнула прочь.

И лишь когда дверца салона с грохотом задвинулась за ней, Ноккави соизволил выпустить меня из томительного плена.

— Перед выходом Жнец дал мне кое-какие инструкции, — поведал он, тяжело дыша и упираясь руками в стену по обе стороны от меня. — Айю, тебе грозила опасность. И если бы я не принял экстренные меры…

Ах, так вот оно что! Так это меры у него были! А я уже невесть что себе придумала.

Ну да, если бы он не уволок меня в угол, если бы не закрыл собой, меня бы непременно узнали. И Дева-Чума наверняка наслала бы на меня еще какое-нибудь проклятье просто ради забавы, потому что ей, видите ли, развлечься охота.

Нет, мотивы лесного духа вполне очевидны. Чумная делегация решила попировать в поезде. Я подвергалась опасности. Но целовать-то зачем?!

От нехватки воздуха голова всё еще шла кругом. Я рухнула на вельвет сидения в двухместном купе, а Ноккави плотно задвинул дверь, запер ее на задвижку и уселся на соседней койке — в глаза мне взглянуть.

— Не накручивай себя, фея, — дуэтом велели мне дух и Кровавый Барон. Один — вербально, другой — мысленно.

Ноккави прочистил горло.

— Поцелуй был нужен, чтобы сбить их со следа. Твое дыхание… Они обнаружили бы тебя по дыханию.

Ох, так нельзя было, что ли, мне рот с носом зажать, как преступники в кино делают? А теперь что? Учащенный пульс, кислородное голодание, сердце стучит, из груди рвется. Я пунцовая, как вареный рак. Ну куда это годится, а, Ноккави? Что ж ты людей (то есть, фей) смущаешь? Как мне теперь тебя разлюбить?

Глава 18. Гибель к вашим услугам

По команде лесного духа я еще несколько раз задерживала дыхание, когда Дева-Чума проходила мимо нашего купе в компании громких «клювоголовых» мастеров. Покутить в Волшебном Экспрессе они решили основательно: в ход шли дикие пляски и не менее дикие гортанные песни, отчего мы с Ноккави коллективно холодели и чуть было не лезли друг к дружке обниматься.

Услужливые бестелесные официанты носили нам огромные тары с горячим шоколадом и шоколадные полые фигурки известных сказочных персонажей — с игрушкой-сюрпризом внутри. Но крохи праздничного настроения (и без того жалкие) были утеряны безвозвратно.

Все прочие странные существа в Волшебном Экспрессе реагировали на «делегацию» по-разному. Мелюзга в смятении бросалась врассыпную, едва завидев Чумную Деву и ее прихвостней-мастеров. Чудесные звери покрупнее поджимали хвосты, стригли ушами, меняли цвет и мимикрировали под окружающую обстановку. Эльфы, кикиморы и вурдалаки, коих было в меньшинстве, прикидывались вешалками и фикусами.

А Дева-Чума (модельная внешность, трупная бледность, характер не сахарный) расхаживала по вагонам со своей устрашающей свитой и, опьянев от бурбона с корицей, горланила песни собственного сочинения. В ноты она стабильно не попадала. От ее импровизаций вяли уши. Вопли, усиленные первоклассной акустикой, заглушали стук колёс и вгоняли публику в состояние тихого ужаса.

Ни у кого не оставалось и тени сомнения: хорошо провести время не удастся.

Мы с Ноккави сидели друг напротив друга, сжимали виски в ладонях и единодушно жалели, что ввязались в авантюру с поездом.

— Вот надо было мне согласиться! — цедила я.

— Зачем я только впутал тебя в неприятности! — сокрушался Ноккави.

В голове у меня что-то щёлкнуло — не иначе совесть включилась.

«Если кто кого и впутал, так это ты — лесного духа. В твоих же интересах как можно скорее его выпутать. Давай-ка сосредоточимся, детка. Для начала вот тебе упражнение: найди в нём десять отрицательных качеств».

«Десять?! — опешили мы с Кровавым Бароном. — Да там даже двух не наберется!»

Совесть картинно закатила глаза.

Эта ночь была длинной. Очень длинной. Ноккави умудрился заснуть, хотя за дверью купе грохотала безвкусная музыка. Нет, ее даже музыкой не назовешь. Так, низкие частоты на повторе, от которых и берушами не спасешься. Тебя просто пронизывает этими частотами насквозь.

Я какое-то время ворочалась в своей койке, потея под одеялом из-за нестабильного психического состояния. Но витоге плюнула, переместилась к столику и принялась лихорадочно доедать шоколадного зайца.

Чумная делегация вконец распоясалась: она носилась над нашими головами, катала по крыше поезда тяжелые металлические шары, скакала сотней копыт, визжала дрелью и электропилой. В общем, всячески действовала на нервы.

Странные существа уже отчаялись услышать новогодний концерт, который был заявлен в программе. Вместо концерта не желаете ли невроз на весь следующий год? Получите, распишитесь.

Когда Экспресс остановился где-то посреди заснеженной пустоши, мигая всеми своими разноцветными огоньками, Чумная Дева и ее необузданная свита были первыми, кто сошёл с поезда. Я буквально прилипла к окну, наблюдая, как клювоголовые мастера в драных темных балахонах бесконечными потоками разбегаются… Нет, разлетаются в разные стороны от вагона. Разлетаются и исчезают за кулисами метели, как в жутком театральном действе.

Меня било крупной дрожью. В висках грохотал пульс. Может, поэтому я не услышала, как Ноккави проснулся и подобрался ко мне со спины.

— Айю, они ушли. Теперь всё будет хорошо, — прошептал он, обвивая меня руками. Жадно, нетерпеливо, не вполне отвечая за свои действия. Провоцируя бурю чувств, к которой невозможно подготовиться. Похоже, его организм по-своему реагировал на стресс. — Айю, прости, я не могу…

Он не смог сдержаться. Лесной дух запечатлел на моей шее горячий поцелуй, чтобы секундой позже впиться туда зубами-иглами. Под сладострастное урчание Кровавого Барона он снова чуть не выпил меня без остатка, пользуясь тем, что его прикосновения доставляют мне невообразимое блаженство.

А я? Что я? Чуть не вышла из контакта с внешним миром, но всё равно простила, как дура последняя. Простила, останки капибары ему в суп!

Путь до дома мы проделали на сверхскорости, которую Ноккави развил из чувства вины. И в полнейшем молчании — это уже потому, что у меня не было сил говорить. Он нёс меня на руках, а морозный ветер со свистом развевал полы его мантии и, казалось, с недоумением дотрагивался студеными пальцами до моего лба. Мол, фея, что за фокусы? Заболеть вздумала?

У меня был жар. Воздух вокруг вибрировал. Я сгорала в каком-то чудовищном пламени, которое лавой текло по сосудам, разъедало лёгкие и наполняло мою бедную черепную коробку расплавленным золотом. В этом пламени жарился Кровавый Барон.

«Эй, фея! Собралась меня в могилу свести?! — вопил он, суетясь в поисках пожарной лестницы или какого-нибудь аварийного выхода. — Срочно приведи себя в порядок! Срочно!»

Моя левая рука безвольно свисала под действием гравитации, а правая столь же безвольно покоилась у Ноккави на плече. Он мчался сквозь притихший, засыпанный снегом лес, и его ноги едва касались земли.

«Скоро, уже скоро, потерпи». Не знаю, чьи это были слова. Кровавого Барона? Вампира проклятущего? Когда же, ну когда я научусь его ненавидеть?

Хотя зачем ненавидеть? Достаточно ведь просто стать равнодушной, не так ли?

К нашему прибытию Жнец постарался на славу: перевернул всё в доме вверх дном. Видимо, этим он хотел показать, что для рабского труда совершенно не годен. Однако дом его все равно не выпустил.

Ноккави увидел бардак, положил меня — мало что соображающую — на диванчик недалеко от камина, залитого водой. И незамедлительно пришел в бешенство.

Его громоподобный голос доносился до меня как из бочки.

«Ах ты гад! Сволочь патлатая! Выродок! Супостат! Мерзавец! — воодушевленно переводил Кровавый Барон. Лесной дух ругался самозабвенно, витиевато и на чужом языке. — Будешь у меня прислугой тысячу… Нет, десять тысяч лет! Пока небо на землю не упадёт! Пока… океаны не высохнут!»

«Ну, разошелся! — ворчливо прокомментировал Барон. — Знаешь, фея, некоторым озлобленным личностям всё же очень идёт немногословность. Лучше пусть они молча жертв потрошат, чем свое красноречие демонстрируют».

«Хромающее красноречие? Вот и отрицательное качество номер один, — загнула палец я. — Номер два — жестокость. Три — сквернословие».

«Четыре — неуравновешенность», — подхватил эстафету Кровавый Барон.

«Пять — махровый эгоизм», — понесло меня.

А мы с Бароном делаем успехи! Сходу пять пунктов набралось. Такими темпами равнодушие не замедлит и тогда, может, смерть обойдет нашего махрового эгоиста стороной.

Наличие состава преступления Жнец яростно отрицал. Он бегал от Ноккави вокруг большого трапезного стола, мастерски отражал атаку вилок и ножей, пущенных в него силой взгляда, и доказывал, что он тут вовсе ни при чем. А репутацию ему дом подмочил, да. Теперь, конечно, стоит, помалкивает, ухмыляется. Придумывает, как бы еще ему, Жнецу, насолить.

Мне слабо верилось, что дом лесного духа способен ухмыляться и изобретать каверзы. Я мечтала, чтобы эти двое поскорее выдохлись, и надеялась, что просмотр диснеевских мультиков охладит их пыл.

Правда, перед тем как примирить их при помощи мультиков, мне пришлось повысить голос, воздеть руку и потребовать себе аспирин. Противники перешли на пассивную агрессию. Они обменялись горчащими, острыми, как лезвие, улыбками и наперегонки ринулись меня лечить.

Таблетка с шипением растворилась в стакане, и я залпом выпила его содержимое под перекрестным огнем взглядов.

— Что ты опять с ней сделал? — прорычал Ангел смерти.

— Ай, всё, — устало отмахнулся лесной дух и одним движением пальца придал дому первозданный порядок.

— А давайте включим «Моану», — робко вставила я, глядя, как закипает Жнец. Еще бы ему не закипеть: хаос, который он так усердно создавал, был ликвидирован за считанные секунды.

Ангел смерти неприязненно фыркнул и отвернулся. Ноккави без особого энтузиазма потянулся за пультом.

…Я и вообразить не могла, что совместный просмотр диснея перерастет в нечто большее. А именно, в совместное поедание таблеток. После финальных титров «Моаны» никому не хотелось вновь окунуться в гнетущую тишину, поэтому поедание проходило под рекламу, которая непрерывно крутилась на одном из телевизионных каналов.

Судя по количеству пузырьков, коробочек и блистерных упаковок в кухонном шкафу, Ноккави запасся лекарствами до конца света — то есть пока небо на землю не упадет и океаны не высохнут.

— Нервотрепка, — сетовал Жнец, запивая горсть антидепрессантов минералкой прямо из горлышка бутылки.

— Подтверждаю, — вздыхал лесной дух и единым махом глотал успокоительные.

Затем они оба оборачивались через плечо, едва не столкнувшись лбами, и сердито сверкали на меня (болящую, между прочим) своими выразительными глазами:

— Ошибка Природы, у нас из-за тебя стресс!

Вот она, вся суть высших существ. Свали вину на беззащитного и обрети покой.

***

До конца дня я ощущала дикую слабость, перемещалась в пространстве, как вареная муха, и желала Ноккави испытать то же самое на своей шкуре. С каждым часом в нём оставалось всё меньше привлекательных черт.

Когда ближе к вечеру на меня накатила тошнота, я уже всерьез подумывала о том, чтобы его отравить, подсыпав в напиток волшебную пыльцу феи. Правду говорят: от любви до ненависти один шаг. В моем случае шагов понадобилось чуть больше, зато теперь наряду с усталостью я чувствовала небывалое облегчение: если Ошибка Природы жаждет убить лесного духа, он точно не умрет. Таково уж «проклятье зонтика».

Где-то среди ночи, когда все симптомы внезапно пропали и мне захотелось есть, Ангел смерти, как по команде, зашел в мою комнату и встал рядом с кроватью. В руках он удерживал алюминиевый поднос, на котором источали потрясающие запахи макароны с плавленым сыром и жареный бекон.

— Что? Не спится? — спросила я.

— Бессонница, — кивнул тот. — Решил вот еды приготовить. Ты не голодна?

— Спрашиваешь. Да после такого истощения мой организм просто воет с голодухи.

— Когда-нибудь он за это поплатится, — угрожающе проговорил Жнец, имея в виду Ноккави и моё скверное самочувствие.

— Не трогай его, — сказала я. — Он всё правильно сделал. Теперь у меня нет к нему ни малейшей симпатии.

Для Жнеца мои слова прозвучали как гром апокалипсиса. Поднос он, разумеется, уронил, но я его проворно подхватила — нечего такой вкуснятине пропадать.

Вилка с намотанными на нее макаронами отправилась в рот. Действительно, вкуснятина. На какое-то время я даже забыла, что надо мной нависает мой злейший враг, он же с некоторых пор союзник, он же — расстроенный, шокированный, до глубины естества пораженный Ангел смерти.

— Как ты могла! — вскричал он. — Как посмела его разлюбить?! Срочно влюбляйся обратно!

— Ничего не получится, — пожала плечами я. — Сердцу не прикажешь.

— Нет у тебя сердца, злодейка! — выпалил он и, широко распахнув дверь, умчался в неизвестном направлении. Неужто снова дом громить?

Я подчистую умяла ветчину, макароны и сыр. Насыщенность, полнота бытия, благополучие… Иногда их можно достичь, всего-то отведав хорошей стряпни, пусть даже и поздно ночью.

Моё счастье было непродолжительным. Только я распробовала благополучие на вкус, как ко мне сомнамбулой ввалился Ноккави. Бледный, как привидение. Изрядно потёртый жизнью. Лишь теперь стало заметно, как состарили его те бесчисленные годы, что он провёл в попытках восстановить Рощи фей.

— Вам тоже не спится?

— У меня кошмары, — глухо признался тот. И мертвенным изваянием застыл у изножья кровати. — С тех пор как не стало капибары Аглаи, мои кошмары больше некому пожирать. Они изматывают меня.

Ноккави явно напрашивался на сеанс психотерапии. Ну а что? Обстановка-то вполне располагает. Ночь, снежная буря, сытый аналитик сновидений (это я, и с анализом у меня, по правде, туго). Но лесного духа мало волновали мои способности. Он хотел выговориться.

— Мне опять приснился Истребитель, — поведал Ноккави, присаживаясь у меня в ногах. — Он набрасывался на Рощи, как черная туча, и иссушал деревья до самых корней. А духов-хранителей… Их он просто взрывал. И они распадались на…

На что конкретно распадались духи-хранители, он недоговорил. Уткнулся носом в сложенные ладони — и давай вздрагивать. Видимо, та давняя трагедия нанесла ему серьезную психологическую травму.

— Как он выглядел? Как выглядел Истребитель? — осторожно поинтересовалась я.

— Думаешь, я помню? — всхлипнул Ноккави, отнимая руки от лица. — Облако сажи, больше ничего в памяти не отложилось. Но у него совершенно точно был человеческий облик. Если я найду его… Если я его найду…

Он сжал кулаки, скривил физиономию и приобрел такой устрашающий вид, что мне захотелось стукнуть его подносом, который всё еще лежал у меня на коленях. Пусть идет пугать кого угодно, только не фею, познавшую счастье. С Ошибки Природы хватит. Ошибка Природы удаляется. У нее зверский аппетит, и она намерена слопать всё, что вы оставили в холодильнике.

Я убрала поднос с колен, резво спорхнула с кровати, попав в тапочки с первого раза, и выскочила из спальни. Господин лесной дух, на сегодня сеанс окончен.

Глава 19. Мы все тебя ненавидим

— Ноккави, этот труп ходячий, да что он о себе возомнил? Он больше не занимает ее мыслей? Ха! А кто тогда занимает? Кто, я спрашиваю?

Жнец стоял в гостиной, облокотившись о подоконник, и обсуждал животрепещущую тему с хрустальным шаром, который передает сводки новостей.

Я подбежала к шару, мигом забыв и о холодильнике, и о еде. В толще полированного хрусталя происходило нечто ужасное.

— Не лезь ко мне, Ошибка Природы, — напыщенно провозгласил Жнец. — Не видишь? Я в печали.

— Отдай, — сказала я. Выхватила у него шар и с замиранием сердца всмотрелась в мельтешение кадров.

Мир постигла катастрофа. Люди тысячами гибли от неизвестной болезни, в городах вводили чрезвычайное положение и масочный режим. Ученые всех континентов без отдыха разрабатывали вакцину. «Пострашнее чумы будет», — писал кто-то в комментариях.

У меня внутри всё похолодело. Дева и Чумная Делегация… Они всё-таки изобрели этот проклятый вирус.

Через меня будто разряд дефибриллятора пропустили. Ноги ослабли, и я привалилась спиной к простенку. Испорченную фею вирус, конечно, не возьмет, но что насчет простых смертных? Чем они провинились? Почему мироздание к ним так жестоко?

Меня душили слёзы.

— Жнец, это точно не из-за меня? Это не потому, что я отказываюсь умирать?

— Не из-за тебя, Ошибка, успокойся. Кофе хочешь?

Я кивнула. Всё равно теперь не засну. И Жнец переместился к плите.

Он вложил в капучино столько заботы и затапливающей любви, что напиток превратился в антидот к яду отчаяния, который бежал у меня по венам. Горечь потонула в стакане целиком. Не взваливай на себя лишней ответственности, фея. Не кори себя понапрасну. Всё, на что ты в силах повлиять, изменится. Об остальном и думать забудь.

— Слушай, — сказал Жнец, подперев ладонью подбородок и глядя, как я потягиваю капучино. — Что не так с твоей подругой? Она говорила в кофейне странные вещи. А еще мерещится мне повсюду. То за окном покажется, то в огне камина. Я ж так с ума сойду!

Вот и что ему ответить? Что Сафун Тай Де больше не существует? Что она сбросила с себя старость, как обветшавшую шаль, а ее молодость принадлежит какой-то безымянной богине, завладевшей ее душой?

Что такое Сафун Тай Де? Воплощение воли мироздания? Я и сама с трудом понимала, кто она и как себя с ней вести.

— А ты? — спросила, допив кофе. — Еще хочешь знать, за какие грехи тебя сделали Ангелом смерти?

— Боюсь, если однажды узнаю, вы все меня возненавидите.

Мои губы дрогнули в несмелой улыбке.

— Мы и так ненавидим, Жнец. Тебе нечего терять.

Он взял хрустальный шар, аккуратно переложил из руки в руку, глядя на него как на взрывоопасный снаряд.

— Мне жаль. Не хотел, чтобы всё вот так вышло.

— Ты о вирусе?

— Он распространяется с бешеной скоростью. Что если человечеству, и правда, придет конец?

— Если бы ты не принял делегацию, конец пришел бы тебе, — напомнила я. — Или ты бы так и торчал у Ноккави до скончания времен.

— Как будто я сейчас у него не торчу, — печально усмехнулся Жнец. И вдруг замер. Переменился в лице. Сжал злосчастную безделушку обеими руками… И закричал.

Где-то наверху что-то треснуло. Послышался грохот тела: вероятно, заслышав крик, Ноккави свалился с кровати. В лесу завыли волки. Стаи угольно-черных ворон разом вспорхнули с верхушек деревьев, застелив небо горластой многокрылой тучей.

Могу поклясться: Жнец кричал от боли. Внутри шара словно пробудился кто-то свирепый, безжалостный — и этот кто-то вгрызался в сознание Ангела смерти, причиняя ему чудовищные муки.

— А ну брось! Бросай быстро, кому говорю! — Спохватившись, я вцепилась в новостной гаджет с другой стороны и потянула его на себя.

Схватка шла не на равных. Нечто внутри хрустального шара клейко удерживало Жнеца, не позволяя ему развести руки. А мои пальцы, напротив, соскальзывали, будто их смазали жиром. В итоге я не придумала ничего лучше, чем обрушить на Жнеца (прости, приятель) чудом уцелевшую после Великого Погрома редчайшую декоративную вазу (Ноккави, ты тоже прости).

Впрочем, уцелевшие вазы — заслуга как раз-таки лесного духа. Он отличался даром восстанавливать всё, к чему прикоснется разрушение в лице Ангела смерти.

Зловредный разрушитель, как я и рассчитывала, после удара отключился. Он свалился с дивана, как мешок с запчастями. Некрасиво, совсем без изящества.

Когда эта мутная история закончится, надо будет лесному духу пожаловаться: что он за артефакты у себя дома держит? Он, вообще, проверяет их перед тем как в употребление вводить?

Пока же следовало спрятать шар понадежнее и поставить Жнеца на ноги. Я его стукнула — мне и откачивать. И не надо говорить, что Ошибка Природы полный профан в оживлении неживых. Имеется, знаете ли, некоторый опыт.

Для начала стоило избавиться от улик: они мало того что выведут Ноккави из себя, так ими еще и порезаться можно. Спешно сметя осколки вазы на совок и ссыпав их в урну, я приступила непосредственно к реабилитации Ангела смерти. Его голова не особо пострадала при столкновении с предметом искусства. По крайней мере, внешне она казалась целой и невредимой. Ни крови, ни черных маслянистых разводов на лбу. Уже хорошо.

Я пристроила эту голову на подушку, прочие части туловища — на диван, не переставая поражаться тому, насколько смерть тяжелая штука, и в прямом смысле, и в переносном. Разогнула спину, оглядела творение рук своих и одобрительно кивнула: первый этап пройден, Жнец упокоился на диване в позе праздно спящего раба, отлынивающего от своих обязанностей. Шаг второй: прилечь рядом. Сделано. Шаг третий… Объятия. Куда же без них?

Ладно, тут, не скрою, сердце у меня дрогнуло. Это было как без подготовки в ледяную прорубь лезть: что если не справлюсь? А если не вынырну? А вдруг чувства подведут?

Я приказала себе сосредоточиться, зажмурилась и провела пальцами по его груди, там, где в любом человеке пульсировала бы жизнь. Секунду помедлила и интуитивно опустила ладонь на солнечное сплетение, уткнувшись лбом в висок Жнеца.

Пострадавший очнулся раньше, чем предполагалось. Проскользил рукой вдоль моей талии и рывком, с шумным выдохом прижал меня к себе.

— Стучит.

Его голос был хриплым и волнующим.

— А? — оторопела я.

— Твоё сердце стучит. Нет, прямо колотится. Ошибка Природы, ты больна?

Какие забавные вопросы он задает после сотрясения мозга!

Больна? Что ж, в некоторой степени. В каком-то смысле, меня лечить надо — от постыдных, нечеловеческих зависимостей. Но я не была в настроении обсуждать личное.

— О чем ты? Да я спасла тебя, остолоп!

— Вообще-то, ты меня ударила. Не находишь, что между этими двумя действиями есть огромная разница? — промурлыкал Жнец.

— Говорю же, спасла! — вознегодовала я и вывернулась из объятий, нависнув над неблагодарным пациентом. — Ты пялился в хрустальный шар и орал, как сумасшедший.

— Вот оно что? — ухмыльнулся тот. — Да, кажется, припоминаю.

Понадобилась еще минута, прежде чем память Ангела смерти полностью вернулась в строй. Насмешливую ухмылку с его лица словно тряпкой стерли. Он сел, отодвинув меня в сторонку. Окинул пространство невидящим взглядом. И запустив пальцы в свою растрепанную шевелюру, натурально застонал.

Казалось, эту ранимую, теплую сущность заставили играть роль Жнеца по совершенно нелепой, жестокой случайности. Он, как и простые смертные, мог испытывать весь спектр чувств, порой куда более обнаженных, болезненных.

— Что с тобой? Тебе нехорошо? Успокоительного накапать? — засуетилась я.

— Отойди от меня, Ошибка Природы, — сдавленно проговорил тот. — Отойди и не приближайся. В хрустальном шаре мне показали мое прошлое. Я гораздо хуже серийного убийцы. Гораздо… Хуже…

Только сейчас я ощутила в гостиной чужое присутствие. Скрывшись в тени, за нами все это время наблюдал мрачный лохматый дух леса. Из тени он вышел, держа в руке шар, тот самый, что я надежно припрятала… Где? Уже и не вспомню.

— Так вот, значит, кто ты на самом деле, — сказал Ноккави, величественно возвышаясь за спинкой дивана, на котором сидел Жнец. — А я голову ломал, догадки строил, почему ты вечно ошивался поблизости, почему подговорил фею меня убить. Меня — последнего хранителя Рощ. Хорошо, что я додумался настроить виртуального помощника, чтобы раскрыть твою истинную природу.

В абсолютной тишине его ломкий, надтреснутый голос звучал как бьющийся фарфор — опасно, остро, холодно.

В горле у меня пересохло. Я подскочила к Ноккави, слабо понимая, что творю, и отвесила ему смачную пощёчину. Новостной шар выпал у него из рук и полетел на пол, брызнув слезами-осколками.

— Ну вы и подлец, господин лесной дух! Не знаю, что вы оба там увидели, и знать не хочу. Но вам не кажется, что это уже слишком?!

Ноккави стерпел унижение и взглядом пригвоздил меня к месту. Уголок его рта угрожающе пополз наверх. Глаза напитались инфернальным огнем. Ярость в этих глазах действовала как парализующий газ.

— Защитница выискалась. Ты даже о себе позаботиться не в состоянии. Уходи, фея, хватит закалять мое терпение. Высшие существа между собой как-нибудь сами разберутся.

В его речи наверняка сквозила ирония, которую я не сумела распознать. Вероятно, на сей раз его «уходи» означало «уходи в спальню, не путайся под ногами». Но я была настолько взвинчена, что расценила слова Ноккави по-своему, и, невзирая на то, что окна обложила глухая ночь, выскочила на улицу, сорвав с вешалки пальто, шапку и шарф.

У меня хватило ума не обострять конфликт.

«Вот и прекрасно, — думала я, топая в сапогах по глубокому снегу и на ходу кутаясь в пальто, — позабочусь о себе сама. А вы там вдвоем выясняйте отношения, сколько влезет. Ругайтесь, лупите друг дружку до посинения, можете ножами пошвыряться. У Ошибки Природы на сегодня всё. Ошибка Природы удаляется».

В черном продрогшем лесу потрескивали стволы. Снежная пыль вилась в морозном воздухе. Так кто же всё-таки Жнец? Кто он? Кто? Нет, молчите, ничего не хочу слышать.

***

В этот самый темный час Ноккави не бежал за мной вслед. Не пытался остановить. И я ощущала опустошение, непонимание, едкость непрошеной усмешки на губах. Ухожу, а вам всё равно? Что ж, ничего не попишешь.

Меня колотило от нервов.

Деревья с каким-то особым ожесточением хлестали меня ветками по лицу и избранным частям тела, с необычайным рвением роняли снег за воротник. Словно отрезвить хотели. Словно допытывались: «Ошибка Природы, что с тобой не так? Ладно, Жнеца ударила — его надо было привести в чувство. Но зачем ты прописала затрещину лесному духу? Что ты на самом деле испытываешь к этим двоим?»

Путаными тропами лес вывел меня в уже знакомый парк, только не к привычному месту с лавочками, где однажды мне довелось уложить «зашитую» марионетку мироздания, а к замерзшему озеру, над которым был перекинут мост. Пересечешь его — попадешь на аллею, ведущую к перекрестку, а там, через дорогу, твоя любимая «Летучая Мышь». Ждет тебя — не дождется.

Правильно, фея, возвращайся в кофейню. Возвращайся к старой жизни. Ты не настолько странная, чтобы прозябать в компании двух истеричных высших существ. Займись спасением обреченных, собери по кусочкам себя. Если, конечно, сумеешь до кофейни доползти. Потому что это тот еще квест.

Разгорался блёклый рассвет.

За пределами зачарованного леса свирепствовал ветер.

Летело всё: рекламные щиты, остановки, фанера, рубероид крыш. Хилые деревца выдрало с корнем, фонари и указатели в парке повыворачивало из земли. Я шла против ветра, прикрывшись рукой. С большим трудом добралась до середины моста и лишь тогда обнаружила: на озере творится что-то ужасно комичное.

Рыбаки, эти бесстрашные (и не исключено, что безмозглые) создания, выбрались поудить рыбу не в самый подходящий момент. Их палатки, вбитые в озёрный лёд, гнулись и норовили улететь вслед за рубероидом. А самих рыбаков — кого на животе, кого стоя, а кого прямо на стуле — плавно относило к берегу.

Зрелище едущих по льду энтузиастов здорово подняло мне настроение. Знаете, можно часами смотреть на воду, огонь и то, как разные недоумки получают по заслугам. Нет, рыбаки милейшие люди, они здесь ни при чем. На их месте я представляла Ноккави. Я представляла Чумную Деву и Ангела смерти. Ну а что? В конце концов, Жнец тоже не бросился меня останавливать, когда я в одиночку темной ночью отправилась в лес.

Ураган разошелся не на шутку. До «Летучей Мыши» я добралась кое-как, преодолевая препятствия и уклоняясь от летящих в меня предметов. Родная прихожая встретила мелодичным звоном колокольчика, пряной сухостью и теплом от греющих радиаторов, пустыми вешалками и тщательно подметенным ковриком. За моим волшебным заведением явно кто-то приглядывал.

Кто-то? Сафун Тай Де собственной персоной.

Эта рыжая красотка с угрюмой сосредоточенностью склонялась над кофе-машиной и наливала в стаканчик молоко, когда я ее окликнула.

— Госпожа… Кто бы вы ни были, благодарю за помощь с кофейней.

Сафун Тай Де резко развернулась и пролила молоко. Но сила притяжения на нем не сработала — оно не растеклось по полу лужицей, а превратилось в россыпь сияющих звезд и в таком виде вознеслось к потолку. Молочные звезды застыли в воздухе.

Я тоже застыла. Чудеса на ровном месте. Зачем? Божественному существу лень прибираться?

Божественное существо подошло ко мне с грацией пантеры, кулачок в бок упёрло и ниспослало улыбку, от которой по коже пробежал мороз.

Глава 20. Волшебная слепота

— Айю, ты без сопровождения? Какая удача!

Уже после этой единственной фразы стоило бы забить тревогу. Но меня одолевала такая дикая усталость, что мечтала я только об одном: выпроводить дамочку, которая забрала себе кукольную внешность моей милой подруги, и поскорее завалиться на кровать.

— Я тут эксперименты затеяла на досуге. Попробуй-ка, что получилось.

Сафун Тай Де бестрепетно протянула мне бокал, где плескался ультрамарин, пронизанный жилками бледно-голубого. Я принюхалась: алкоголь. Двумя пальцами взялась за стеклянную ножку и опрокинула в себя бокал без всякой задней мысли. Немного алкоголя сейчас не повредит.

— Раз ты здесь, мне больше незачем оставаться, — звенящим голосом произнесла псевдо-подруга. — Пока! Еще увидимся! Передавай привет Жнецу!

Я проводила Сафун Тай Де блуждающим, затуманенным взглядом и побрела к себе в комнату на втором этаже. Бухнуться ничком на чистые покрывала, под которыми скрывается мягкий матрас и твоя нежно любимая подушка, — святое дело. Вот и я бухнулась, не раздеваясь. Только обувь сбросила. А дальше была обволакивающая, безмятежная темнота.

Проснулась я, когда стрелка на часах перевалила за полдень. Потянулась с чувством глубокого удовлетворения. Отдохнула, восстановилась, вот и молодец! Какой бы хаос ни происходил вокруг, главное правило — не запускать себя.

В мой сумеречный душевный мир мало-помалу пробивались лучи солнца. История с Ноккави и Жнецом всё больше напоминала сумбурный, нелепый сон, который наконец закончился, вернув мне — меня. Встав, умывшись и наскоро перекусив тем, что под руку попалось, я выдвинулась в город, искать обреченные души. Выдвинулась, напрочь упустив из виду последние события.

На первом же перекрестке меня остановили и выписали штраф за нарушение карантина. В магазин? Ничего не знаем, пользуйтесь доставкой. На улице не гулять. Общественные места не посещать. Ну и что, что у вас иммунитет! Вы, может, от вируса и не умрете, а те, кого вы заразите, умрут. И где ваша маска, позвольте спросить?

А не позволю!

Улицы захлебывались в ветре. Полы моего пальто грозили превратиться в крылья и унести меня далеко-далеко с этой сумасшедшей планеты. Штраф? А если я вроде как иностранка и вообще о правилах не осведомлена?

— Предъявите паспорт.

Я принялась рыться в сумочке, плохо соображая, что мне даст минутная заминка.

— А как же те рыбаки, которых по льду второй день катает? Вы им не поможете?

— Не волнуйтесь, гражданка, их выловят и тоже оштрафуют. Всему свое время, — выдал патрульный, перекрикивая вой ветра.

Я гневно взглянула на патрульного, сощурилась, приготовившись тоже ляпнуть что-нибудь эдакое… И вдруг с ужасом поняла, что не вижу его будущее. Руки вместо паспорта нащупали в сумке бумажник и принялись на автомате, вслепую отсчитывать купюры. Голова же моя жила отдельной жизнью. Она вертелась на шее из стороны в сторону, выискивая на улице хоть каких-нибудь прохожих. Как назло, ни одного нарушителя. Какие у нас все законопослушные!

А нет, один есть. Вон, доставщик плетется. В медицинской маске, похожей на уродливый белый клюв. Эй, парень, постой секунду, я тебе сейчас судьбу предскажу!

Эх, не предскажу. Гадалка из меня нынче отвратительная.

«Фея, ты сломалась? — встрепенулся Кровавый Барон. — Не видишь будущее людей? Жесть».

Ветер высекал слёзы из глаз. И правда, «жесть». Ничего не вижу.

Волшебная слепота, лишающая смысла жизни? Да, бывает и такое. Отнимут у тебя внезапно какой-нибудь дар, а ты сиди и думай: зачем я нужна без своих сверхспособностей? Что ж делать-то теперь?

Снежные вихри едва не вырвали деньги у меня из рук. Сунув сумму штрафа блюстителю порядка, я развернулась и в полнейшей растерянности отправилась назад, в кофейню. Опустошенный, заметенный снегом город и я, одиноко бредущая по сугробам, наверняка смотрелись несколько сюрреалистично. По городу гулял ветер. И вирус. И страх.

И не было ни одной машины времени, чтобы вернуть жизнь на старые рельсы.

От этого делалось так тоскливо и больно, что хотелось кричать.

«Прежде чем кричать начнешь, выясни, кто лишил тебя возможности видеть судьбы, — посоветовал Кровавый Барон, когда я отпирала ключом дверь «Летучей Мыши». — Давай расследование проведем».

А что его проводить? И так понятно, это Ноккави со мной что-то сделал, когда энергию мою пил — там, в поезде. Или, может… Сафун Тай Де и ее странный «эксперимент», который я осушила, не глядя? Уж не она ли мне свинью подложила?

Я вбежала в гостевой зал, подлетела к барной стойке и обнаружила тот самый бокал. На дне еще оставалось немного жидкости. Насыщенно-синяя, ароматная…

— Чтоб ей состариться! — взвыла я. Проклятье. Проклятье!

Если покажется на глаза еще хоть раз, за волосы оттаскаю, не посмотрю, что богиня всемогущая (или кто она там?).

Взбежав по ступенькам, я заперлась у себя в комнате, хотя запираться было не от кого: на всю кофейню — одна дефектная фея и Кровавый Барон у нее в голове.

Рухнула на подушку, взбила ногами одеяло — а толку-то? Прилива волшебной силы не ощущалось, хоть ты лбом о стенку бейся. Обезвредили тебя, Ошибка Природы. Смерть возьмет своё так или иначе, ни единая душа ее не избежит, сколько бы ты ни лезла из кожи вон.

Каюсь, у меня заклинило механизмы самоконтроля, и я немножко побушевала. Привела в негодность свою кровать, разбросала вещи из шкафа, посуду побила для успокоения нервов. Видел бы меня Жнец, мигом бы распознал во мне родственную душу. Он, как вы помните, тоже обожал всё крушить в минуты «технических неполадок».

«Навела беспорядок, а теперь приберись», — вяло пробрюзжал Кровавый Барон, когда я присела на ступеньку передохнуть.

Ну да, прибраться. В кофейне, а заодно во внутреннем мире. Ибо там кавардак страшнейший.

Сказано — сделано. Мы со шваброй слились в затейливом танце. Пыль, обломки, мусор моей прежней жизни сметались в угол и отправлялись на совок, оттуда — в помойное ведро, оттуда — в уличный контейнер. Изредка я посматривала в эркерные решетчатые окна, круглые сутки подсвеченные ядовитой зеленью.

Я смотрела на верхушки заснеженных сосен моего тайного леса и понимала, как сильно заблуждалась. «Прекрасный принц» из мрачной чащи, он же Ноккави, он же неотразимый энергетический вампир, оказался далеко не тем, кого я ожидала встретить. Он хотел выглядеть надежным, но был опасен для окружающих. Он уверял, что украдет меня у смерти, когда настанет час, что позволит наслаждаться жизнью. Но это были пустые слова.

Нет, Ошибка Природы, за мечтами не стоит бежать безоглядно, иначе на выходе получишь одно сплошное разочарование. В лесной глуши, куда меня так тянуло, таилась лишь очередная, еще более непостижимая глушь, а моя любовь на самом деле всегда была со мной, в чертогах моей души. Только вот любовь к кому?

Со стороны моего чуткого, бескорыстного, психически уравновешенного избранника было бы бесчеловечно не существовать.

Я закончила подметать и взялась драить плиту, за ней — холодильник, микроволновку, блендер, сэндвич-тостер, витрину с волшебными пирожными. Отполировала барную стойку, умаялась, а сердечная боль все никак не отступала.

Новый год прошел мимо меня. Да и гуляния народные в связи с эпидемией отменили. Ни праздничных салютов, ни ёлок, ни Санта-Клаусов. Новый год прошел мимо всех нас (хоть в чем-то я была не одинока).

День тянулся за днём — однообразные, штампованные, черно-белые двадцать четыре часа в сутках. Я зависала в ноутбуке, листала интернет-ленты новостей (вирус, везде проклятый вирус), убивала время в соц-сетях и просматривала видео-ролики, не несущие особой смысловой нагрузки.

Томление сердца не утихало.

Тётушка Мира перечисляла деньги мне на карту, чтобы поддерживать меня и кофейню на плаву. Замаскированные доставщики раз в неделю привозили продукты к соседнему дому, а потом звонили мне на сотовый и удивлялись, почему это адреса «Летучей Мыши» на карте нет. Приходилось бегать к машине доставки и расплачиваться за покупки на улице, задубевшими от мороза пальцами.

От Жнеца не было никаких известий.

А однажды я обнаружила зонт. Черный зонт-трость с мягкой ручкой, бережно пристроенный в углу моей спальни (словно он там всегда стоял, а я, разиня такая, только сейчас заметила).

Крюк зонта послушно лег в ладонь, хотя пальцы, по идее, должны были бы пройти сквозь него. Зонт позволил себя поднять — увесистый, зараза. Зонт позволил себя раскрыть.

«Не раскрывай в помещении, — недовольно прогудел Кровавый Барон. — Плохая примета».

Я вышла на крыльцо и развернула купол там. Ураган давно прекратился. Косо падал снег. На голых ветвях лип, впаянных в тротуар вдоль дороги, дрожали сморщенные сухие листья.

Под мигающим фонарем мне примерещилась группа странных людей. Они жались друг к дружке — то ли от страха, то ли чтобы согреться. Они колыхались и просвечивали. Я протерла глаза: призраки? Ох, ну хоть какая-то из моих способностей сохранилась!

Я помахала призракам рукой и улыбнулась. Эй, господа хорошие, уж меня вам бояться точно не стоит!

Те, подрагивая, струйкой потянулись к ступеням «Летучей Мыши». Их жалобные взгляды были прикованы исключительно к зонту. К куполу, откуда на меня по звёздочке, по пылинке медленно осып а лась Вселенная в миниатюре.

Меня объяло холодом: значит, это всё-таки зонт Ангела смерти? Тогда по какому праву я, теоретически смертная, держу его в руках?

Призраки — колышущиеся белёсые ребята с ужасом беспомощности, написанным на лицах, — обступили меня, не смея зайти под зонт. Я вытянула руку с тростью, в ней зажатой: эту инфернальную штуковину следовало держать подальше от себя. И, собравшись с силами, еще раз широченно улыбнулась.

Надо было разрулить ситуацию с наименьшими потерями и попутно не обзавестись какой-нибудь фобией.

Я всякого от себя ожидала, но чтобы тоном ярмарочного зазывалы разразиться криками на пустынной улице… Это, знаете, как-то уж слишком.

— Милости прошу на тот свет! Заходим, не толпимся, заторов не создаём! И нечего трястись! Там вам будет гораздо лучше, чем здесь. Выспитесь, отдохнёте. Ай, да что я несу! Вечно отдыхать будете, гарантию даю!

Удивительно, но призраки моей речью прониклись. Они вроде как даже посветлели, колыхаться меньше стали. Тот из них, что посмелее, первым ступил под купол мини-Вселенной, и почти мгновенно растаял, блаженно улыбаясь в хлынувших невесть откуда лучах.

Остальные привидения оживились и, толкаясь, заторопились под зонт. А я стояла с вытянутой рукой, ощущала, как тревога сжимает нервные окончания, и прислушивалась к шепоту паранойи: фея, ты что, теперь исполняешь обязанности Ангела смерти? А как же, в таком случае, Жнец?

Ау, мироздание, отзовись! Что это всё значит? Что, дрянь садистская, ты себе позволяешь?!

Мироздание вызывающе молчало.

Думаю, я попаду в точку, если скажу, что высшим нравится издеваться над теми, кто рангом пониже: жнецы, лесные духи, феи. И это не говоря уже об обычных людях. Они про нас как будто кино смотрят, ручки потирают и хихикают на самых курьезных моментах. Им весело. А мы… У вас когда-нибудь возникало острое желание переселиться на другую планету? Сбежать, вырваться из того бардака, что устроили высшие?

Подайте мне хотя бы одного из них — в глаза хочу взглянуть, намёк на раскаяние отыскать. Но никто ведь не раскается, верно?

Глава 21. По замыслу высших

Луна безуспешно пыталась укутаться в лоскутья грязных туч, стремительно убегающих на запад. На противоположной стороне улицы мигал фонарь. Я стояла с раскрытым зонтом Жнеца в абсолютном одиночестве, ноги подкашивались, живот сводило спазмами, ощущения рвали реальность в клочья.

Внутри меня вызревала злость. Что происходит, в конце-то концов? Почему Ошибку Природы вдруг наделили полномочиями Ангела смерти?

Повинуясь внезапному импульсу, я сложила зонт, зажмурилась и протянула руку… Чтобы прямо в воздухе (а точнее, в пространственном кармане) с содроганием нащупать сомбреро. Смешная шляпа с высокой тульёй в виде конуса и огромными, загнутыми кверху полями. Ангел смерти надевал ее, когда хотел стать невидимым для смертных.

«Что, тоже наденешь? — подал голос Кровавый Барон. — Давай же, ты ведь всегда об этом мечтала».

Было непонятно, язвит он или прикидывается доброжелателем.

А что? Вот возьму и как стану нарушительницей карантина в сомбреро-невидимке! Торговые центры, площади, парки — всё моё. Куда захочу, туда и пойду.

Я решительно напялила шляпу и в таком виде, с зонтиком, повешенным на предплечье, двинулась назад, в согретую батареями прихожую. И замерла, заработав себе вакуум в грудной клетке. Из гостевого зала струился свет, хотя кто угодно, тот же Кровавый Барон, мог бы подтвердить: электричество было выключено.

Похоже, кто-то успел пробраться в кофейню, пока я на крыльце переживала кризис самоидентификации. Потусторонние ворюги? Злокозненный полтергейст? А нет, это всего-навсего безымянная богиня, присвоившая тело моей ненаглядной Сафун Тай Де.

И она меня видела, хотя я была в шляпе.

— Присаживайся, — дружелюбно предложила она, похлопав по сидению рядом с собой.

Опешив от такой наглости, я с трудом сдержала недовольство, развязно подошла к столику, развернула стул задом наперед и оседлала его, встретившись взглядом с подругой. Бывшей подругой.

— Что вам от меня нужно?

Она была не так проста, как могла показаться. Великий разум, который управляет мирами и подчиняет ход событий своей воле, поработил ее на закате жизни. И именно он говорил сейчас через нее, именно он точил зуб на нас со Жнецом и лесным духом. Не агрессивный, холодный, ложно миролюбивый.

— То, что ты родилась от феи и эльфа, не пустая прихоть судьбы и не ошибка природы, — заявила Сафун Тай Де, поправляя копну рыжих кудряшек. — Таков был замысел. Мой замысел, если быть точной.

— Если быть точной, вы что вообще такое? — надерзила я. Мой здравый смысл только что всухую проиграл раздражению.

— Я-то? — высокомерно усмехнулась та. — Управляющая триадой миров: верхними, средними, нижними. Всё, что может в них произойти, происходит согласно моим пожеланиям. А что? Есть вещи, которые тебя не устраивают?

— Меня много что не устраивает, — буркнула я, сплетя руки на груди. — Но вы давайте, продолжайте про замысел. Мне уже интересно.

Снизошли до меня, видите ли. Объяснить что-то хотят. Что ж, вперед и с песнями.

— Ты, — с расстановкой произнесла «управляющая», — наказание для Жнеца. И это не фигура речи.

Я открыла рот и тут же захлопнула. А Жнец ведь о чем-то таком упоминал, чувствовал он во мне что-то эдакое, инородное, высшими силами запрограммированное. Вот вам и пожалуйста. Природа не была пьяна, когда создавала меня. Она руководствовалась трезвым расчетом.

— Айю, — продолжала богиня, — тебя привели в средние миры специально затем, чтобы сделать конечным этапом возмездия для Ангела смерти. Его прошлое отягощено преступлением, которое не смыть стандартной расплатой…

— За что вы с ним так? Что он такого сделал? — услыхала я собственный возбужденный голос. Сердце билось жарко, гулко, порождая отменное эхо. У меня в груди словно шахту прорыли. Там было пусто, темно и невыносимо одиноко.

— Он навредил Великому Лесу, — последовал беспощадный ответ. — Он был тем, кто уничтожал Рощи Эквилири и практически в этом преуспел: последний лесной дух смог уберечь всего одну. В прошлом Жнец отлично знал, куда надо бить, чтобы было наверняка: он истреблял хранителей Рощ. Если хранителя нет, любую Рощу можно легко свести под корень. Пока хранитель есть, Роща неприкосновенна. Нынешний Жнец, несмотря на то, что ему стерли память, умудрился записать имя Ноккави в блокнот смерти самостоятельно, без позволения высших сил. Понимаешь теперь, насколько он опасен? Даже с измененным сознанием он продолжает одержимо преследовать свою цель из прошлой жизни.

— А от меня вы что хотите?

— Великий Лес отнял у Жнеца часть души, и эту часть, по дивному стечению обстоятельств, носишь ты. Жнецу было предназначено полюбить тебя, фея. Поступить в услужение к последнему лесному духу и медленно погибать из-за проклятия зонта, которое он, сам того не подозревая, на себя наложил.

Я ахнула, накрыв рот рукой. Да как же так? Ведь пострадать может лишь тот, к кому я больше всех привязана. Врёт всё Сафун Тай Де. Из-за проклятья умрёт не Жнец. Точно не он. Это невозможно. Недопустимо.

Внутри медленно копилось негодование.

— Слушай внимательно, Айю, — упорствовала «управляющая». Ее интонацией можно было запросто наносить моральные увечья, не совместимые с жизнью. Рыжие волосы сияли, как полированное золото на полуденном солнце. Медовый бархат радужки приковывал взгляд, не давая сделать лишнего вдоха. — Как только часть его души вернется к нему, наказание закончится. Он получит то, о чем мечтает. Будет просить о покое — получит покой. Будет молить о смерти — получит смерть. Ты всё поняла, фея? Прими к сведению и исполни волю высших…

На последней фразе Сафун Тай Де начала медленно таять в воздухе. Сияние от ее волос перешло на плечи, охватило руки, грудь, живот и заструилось ниже, уходя в ступни. Делая очертания гостьи всё менее четкими. Размазывая, размывая ее, недосягаемую, в пространстве, как неудачный набросок на холсте.

— Но как вернуть ему часть души? — крикнула я, еще не осознавая, что по щекам у меня текут слёзы. — Есть какие-нибудь инструкции? И почему это он должен молить о смерти? Ох ты ж! Стоять, управляющая! Мы не закончили!

Что за мода на расплывчатые формулировки пошла!

Я бросилась к ее стулу в попытке удержать, добиться вразумительного ответа. Но мои руки сомкнулись вокруг пустоты. Не успела, какая жалость.

Ножка божественного стула противно взвизгнула, процарапав паркет. Я в бессилии опустилась на пол.

Итак, что мы имеем?

Во-первых, Жнец. У него неосознанный «пунктик», незакрытый гештальт преступного формата. Этот парень у нас убийца со стажем, но всёравно почему-то вызывает сострадание.

Во-вторых, собственно я. Если верну ему осколок души (вопрос — как?), с ним произойдет нечто чудовищное, а мне, вроде бы, этого не хочется. Но если потерянная часть останется при мне, Ангел смерти так и будет мучиться под проклятьем. Опять же, кому оно надо?

Вырисовывалась весьма щекотливая дилемма. Но прежде чем что-то решать, следовало удостовериться в правдивости слов Сафун Тай Де. Действительно ли Жнец мучается? Может, без меня он цветет и пахнет, а я, вся такая заботливая, с целительными намерениями нагряну?

Решено: проникнем к Ноккави незамеченными. И ты, сомбреро-невидимка, нам в этом поможешь.

Предварительно шляпу я, конечно, протестировала. На блюстителях порядка — постовых, следящих за соблюдением карантинных норм. На посетителях медучреждений (вот где нынче был аншлаг!). Псы, которых прохожие выводили на выгул (единственная уважительная причина, чтобы проветриться), повально лаяли в мою сторону, а их хозяева недоумевали: может, и на собак вирус действует? А может, призраки в городе развелись? Кто их знает, правда?

Я так и не разобралась с телепортацией. В остальном же сомбреро работало великолепно, и это лишь усугубляло мою тревожность. Надо торопиться, надо бежать к Ноккави. Если Жнец, и впрямь, плох, помогу, чем смогу. Душу отдам… Вернее, часть души. Ту, что была потеряна.

«Меньше слов, больше дела», — вставил ремарку Кровавый Барон. Самый рассудительный из нас двоих.

Сборы в кофейне были утомительными и крайне бесплодными. Напихав в рюкзак всего, что может пригодиться в дороге и в жизни, я взвесила поклажу и, собрав в кулак всю силу духа, приняла волевое решение: отправляюсь налегке. Вот только иглы прихвачу. Вдруг мироздание со скуки подсунет мне одного из своих зашитых прихвостней?

Из-за волнения кусок не лез в горло. Я едва заставила себя проглотить жалкие остатки вчерашнего риса с овощами. Мозг почти не варил. В такие минуты я была даже благодарна Барону за то, что он поселился у меня в голове. Моими действиями он руководил, как заправский командир.

«Носки, лосины, чулки шерстяные не забудь, — покровительственно управлял он процессом снаряжения. — Вязаная кофта в шкафу, незачем искать ее под кроватью, фея. И тёплую юбку надень. Молодец. Теперь спускаемся, аккуратненько, не спеша…»

Здесь я Барона не послушалась и слетела с лестницы, чуть не подвернув себе ногу.

«Соберись, крошка, — проворчал голос в моей голове. — Тебе еще со злом предстоит бороться. А ты уже со ступенек кубарем валишься».

«А вот и не валюсь».

«А вот и валишься».

Переспорить его было чем-то из разряда фантастики.

Нацепив сомбреро, я отдалялась от кофейни с каким-то странным чувством незавершенности. Будто забыла что-то. Плиту не выключила? Дверь не заперла?

«Расслабься! — прикрикнул на меня нелегал из черепной коробки. — Вернее, сконцентрируйся, глупое создание. Впереди препятствие».

Что за препятствие, я не сразу разглядела. Снег сыпал крупными хлопьями, бойко, празднично. Будь моим препятствием кто живой, уже давно бы беднягу в снеговика превратило.

Но нет, моей соперницей на сегодня была Дева-Чума. Превосходное у мироздания чувство юмора, я считаю.

Издалека Дева смахивала на супермодель, которая довела себя до истощения многочисленными людоедскими диетами. Острые скулы обтягивала кожа, серая, в трещинах, местами облезшая. Кажется, тронь ее — и порвется.

Поникшая, худосочная предводительница Чумной Шайки стояла в развевающихся на ветру лохмотьях. Если приглядеться, под лохмотьями виднелись бинты. И кости. Брр! Красотка. Хоть бы в порядок себя привела, перед тем как на глаза показываться.

Деву можно было бы обогнуть — молча, поджав губы, притворившись глухонемой и вообще трупом. Но это лишь в том случае, если бы у нас в парке снег расчищали. А так кругом сугробы, шаг влево, шаг вправо — провал.

Я всё же отклонилась от намеченного маршрута, свернув на другую дорожку. Подумаешь, попетляю немного, потяну время, всё равно заветная тропка никуда не денется.

Снег бодро скрипел под подошвами. Воздух победоносно врывался в лёгкие. И мои губы чуть было не растянулись в триумфальной улыбке, когда сердце вдруг всхлипнуло и упало в пятки: Дева-Чума снова выросла поперек дороги, ощерившись оскалом гнилых зубов. Мама дорогая… Да как же так? В отличие от некоторых несообразительных фей, она, похоже, освоила телепортацию в совершенстве.

Под кожей зашевелился страх.

Ох, что ж я, в самом деле, совсем без вещей пошла? Надо было хоть термос из кофейни захватить. Огрела бы термосом нежить проклятую по башке, да и сбежала бы в лес.

«Иглы, фея. Иглы!» — сердито подсказал Кровавый Барон. Точно, совсем о них запамятовала. Освежим-ка мы старые навыки.

Глава 22. Фея наносит удар

Перейти в наступление — лучшая тактика, если хочешь сбить врага с толку и получить немного форы. Я молниеносно подалась вперед, чтобы помочь Деве-Чуме свести с моими иглами максимально близкое знакомство. Но потерпела неудачу.

Дева уклонилась от сеанса иглотерапии, исчезнув прямо перед моим носом.

— Промазала! — тихо и насмешливо произнесла она, материализовавшись за моей спиной. Я ощутила на плече чересчур длинные, тонкие, но довольно крепкие пальцы, на которые лучше не смотреть. Вечно они окровавлены, да вдобавок без ногтевых пластин. Щупальца, одним словом.

Мне прострелило шею — слишком резко обернулась.

— По какому поводу встреча? — с кривой улыбочкой уточнила я и, стряхнув с себя костлявую руку, попыталась вновь задеть «красотку» иглами. Промах. Избежав укола, Чумная Дева развоплотилась и соткалась из пустоты в двух шагах от меня.

— Ты не должна была родиться. — Ее голос был дымчатым и сухим, как старая древесина, долго пролежавшая в камере с горячим воздухом. — Твоё существование — угроза для Ангела смерти.

Ха! Она думает, я не в курсе!

И кстати, богиня-управляющая придерживалась несколько иного мнения касательно моего рождения. А эта дохлая вобла — какое ей дело до Жнеца? Неужели чувствами к нему воспылала? Помню, как они в моей кофейне шушукались, всё помню. Нет, дорогуша, ты ему однозначно не подходишь.

Меня подстегнула злость, и я снова ринулась в бой. На сей раз раунд увенчался некоторым успехом: пару раз иглы попали по триггерным точкам. Но этого оказалось мало: Деву следовало обработать обстоятельно, всю целиком.

— Угомонись, фея недоделанная! — крикнула она издалека надсадным, каркающим голосом. — Мне неведома боль.

— А зря. Боль приближает к создателю, позволяет тайны мироздания постичь, — кровожадно улыбнулась я и, преисполнившись гордости за свои несовершенства, рванула в атаку.

Кровавый Барон издавал в моей голове ликующие вопли. Деве было всё сложнее увиливать, я промахивалась всё реже. И вот, наконец, полная, сокрушительная победа. Чумная вобла благополучно отрубилась и аккуратненько закатилась под скамейку (ладно, здесь я ей немножко помогла).

Кто знает, как долго она вот так проваляется? Реанимировать ее некому — смертные не увидят, а те, что бессмертны, шляются невесть где и вирус распространяют.

Я поправила сомбреро-невидимку (в продолжение поединка шляпа даже не подумала покинуть свое законное место) и бодрым шагом преодолела оставшееся расстояние до тропы.

Снег в лесу был нетронутым и возмутительно белым. Видимо, зверьё, что тут водится, предпочло затаиться в норах и дуплах. Атмосфера стояла гнетущая.

«Приведи меня к Ноккави», — привычно попросила я. В ответ на меня красноречиво скинули шапку снега.

Сомбреро смягчило удар, но, тем не менее, всё стало предельно ясно: никуда меня сегодня не приведут. Лес в ярости. В лесу творится что-то из ряда вон выходящее. Погибает исторически значимая фигура и Ошибка Природы не должна этому мешать?

Что ж, вполне понимаю твое негодование, лес. Ты ратуешь за то, чтобы неугодные тебе уничтожители Рощ Эквилири, пусть даже и перерожденные, отведали смерти в ее самом ужасном проявлении. Ты мстителен, тебе чуждо понятие прощения.

И всё же, всё же… Не отведешь, сама дорогу найду. А не найду, так прокопаю. Нас с Бароном не остановить.

Ох, напрасно я не прихватила с собой сапёрную лопатку.

Метель бушевала явно в мою честь.

— Слушай, Барон, — спрашивала я, прорывая оборону шипастых кустов, — а не ты ли, часом, часть души Жнеца?

«Пха! Глупости! — как-то неубедительно открещивался тот и заводил старую шарманку: — Жнец гадкий, Жнец плохой. Мне Ноккави нравится. Эй, фея, ты на что вообще намекаешь?»

Я раздвигала ветки деревьев с ехидной ухмылкой. А что, было бы забавно, если бы оказалось, что этот ворчливый зануда и есть именно та недостающая деталь, которую Великий Лес изъял, дабы перевоспитать и привить любовь к лесному духу. Недаром Барон так к Ноккави тянется. Неспроста.

Лес с завидным упорством ронял на меня лавины снега, рвал одежду колючками и метил сучьями в глаза с твердым намерением их выколоть. Хвала моему везению: я избежала всех ловушек, кроме ключевой. Кроме того самого дома.

Сейчас в доме находилось два небезразличных мне существа. Оба — непроходимые остолопы. Один предположительно при смерти, а другой — заносчивый, деспотичный, но всё равно невероятно притягательный. Что-то в глубине души подсказывало: эти двое и близко не на штыках, рабовладельческий строй себя изжил, уступив место эпохе возрождения.

Меня не могло не примагнитить к обители лесного духа. Не в этой жизни, не в этой вселенной.

Предчувствия не подвели: Ангел смерти и впрямь отлынивал от своих обязанностей. Более того — он заставил Ноккави прислуживать себе. Взял, что называется, в оборот. И надо отдать Жнецу должное: чтобы перевернуть реальность вверх дном, он не стал прибегать к грубой силе. Его сила заключалась в слабости.

Ноккави, лохматый, измученный, в платье далеко не первой свежести, встретил меня на пороге с облегчением, как долгожданную избавительницу, которая пришла, чтобы одним махом решить его проблемы.

— Спасай, — выдохнул он, утомленно прислоняясь к косяку. — Не справляюсь.

— Жнец, — пожаловался он, снимая с меня пальто, — какой-то больно уж лёгкий. Не пойми превратно…

Ага. Стало быть, уже довелось таскать Жнеца на руках? Как же далеко всё зашло?

— Без тебя мне было так плохо, — проронил Ноккави в раскаянии.

Я не стала его слушать и кинулась в холл, где, на разложенном диване, с ледяным компрессом на лбу, покоился Ангел смерти. Он был тщательно укрыт одеялом, подушка под его затылком была заботливо взбита. На полу валялись использованные волшебные горчичники, купленные в потусторонней аптеке, которые Ноккави, ввиду своей неожиданной для духа усталости, не удосужился убрать.

Похоже, сверхъестественные болезни, требующие не менее сверхъестественного ухода, отнимали прорву энергии. Опустошали резервы, которые рано или поздно придется восполнить… Ох, да неужели снова за мой счёт?

Думать о восполнении резервов не хотелось. Но моё окаянное сердце уже громыхало колоколом на всю округу, оповещая мир о грядущей катастрофе. Оно знало, что я уступлю, что захлебнусь счастьем, когда позволю себя использовать. Потому что лесной дух присматривал за Жнецом, будучи отлично осведомленным о том, какая Жнец скотина.

Он носился вокруг своего заклятого врага, проявляя совершенно необъяснимое, чудовищное великодушие. А значит, долой десять отрицательных качеств (или сколько мы там с Бароном насчитали?). Обнуляем.

Ноккави, гад ты эдакий, радуйся. Я снова твоя. Но давай чуть позже, ладно?

На данном этапе в приоритете было другое.

Я затормозила на скользком полу и упала на колени рядом с диваном, где лежал Жнец. Приметы были всё те же: кожа цвета слоновой кости, коралловые губы, пленительный разрез глаз и творческий беспорядок в волосах. Я решительно убрала лёд с его лба и раскрыла одеяло. Под одеялом обнаружился костюм, в который Ангел смерти был упакован с утра до ночи без перерывов на сон и обед.

— Жнец, какого лешего?! — истошно возопила я.

Тот разомкнул запекшиеся губы и улыбнулся краешком рта. От его выстраданной улыбки хотелось плакать навзрыд.

— Фея, прости… — прошептал он. — Прости, что усомнился в твоем коварстве. Не предполагал, что ты и впрямь способна полюбить такого… Такую сволочь, как я.

Бледный, изнемогающий, полный ненависти к себе — Ангел смерти был прекрасен.

А Ошибка Природы на поверку оказалась подлой, изворотливой тварью, которая ухитрилась отрегулировать свои эмоции и направить лучи любви на недостойного Жнеца. Чтобы проклятие зонта не пало на лесного духа. Чтобы по счетам заплатил тот, кто всю эту кашу заварил.

Видимо, он так полагал.

Но как же он заблуждался!

— Недоразумение какое-то, — всхлипнула я и принялась его трясти. — Хватит притворяться. Вставай сейчас же!

Ноккави зашуршал вокруг меня, занявшись внеплановой уборкой. Затем разогнулся, встал позади, опасливо приобнял за плечи.

— Давай, пуфик принесу. Что ты, в самом деле, на коленях…

— Иди лесом, умоляю! Оставь нас одних. — Я не узнавала свой голос, отчего было еще страшнее.

Лесной дух отличился редкостной понятливостью и бесшумно ретировался.

«Больно уж лёгкий», — вспомнились мне его слова. Надо бы проверить: вдруг преувеличивает?

Достаточно было приподнять руку Жнеца, безжизненно свисавшую с дивана, чтобы убедиться: тяжести действительно не ощущается. А ведь сколько я его раньше ни поднимала, вечно весил тонну. Даже когда невидимый агрессор его в кофейне отутюжил и когда я его к стойке, бесчувственного, волокла.

Видно, дела и вправду обстояли плачевней некуда. И всё из-за меня.

Жнецу требовалось нечто посущественнее магических горчичников, волшебного льда и чудодейственного одеяла. Без хирургического вмешательства в жизнь пациента здесь было не обойтись. Болит? Отрезать. Ошибка? Избавиться от ошибки. Мой метод был таков. Единственный допустимый метод.

Презрев нормы этикета и правила приличия, я забралась на диван и взгромоздилась верхом на Жнеца, придавив его всей своей массой. Упёрлась ладонями ему в грудь, приблизилась, чтобы заглянуть в глаза. А там, в космической черноте радужки и зрачков — ужас, приправленный непониманием.

Мой взгляд то и дело соскальзывал ниже, на болезненно алые, приоткрытые в удивлении губы. Но я усилием воли возвращала внимание на глаза.

— Не хочу причинять зло лесному духу. И тебя мне жаль. Надо было еще в первый день соглашаться… — Голосовые связки не слушались, но я продолжала говорить, уговаривать. По большей части, себя. — Побег от смерти ни к чему хорошему не приводит. Пока ты прячешься от нее, боль множится и задевает ни в чем не повинных. Жнец, давай доведем начатое до конца. Вот она я, Ошибка Природы. Смотрю тебе в глаза, так? Моё истинное имя…

— Совсем спятила?!

Когда до него дошло, что я собираюсь сделать, он на остатках сил сбросил меня на пол, подорвался с дивана и, выскочив на улицу, обратился в бегство.

Дом его, как ни странно, выпустил. Видимо, даже бездушная деревянная конструкция поняла, что Жнец уже не жилец. Рабская повинность аннулируется, пусть двигает на все четыре стороны.

О том, чтобы отпустить дезертира на волю, и речи идти не могло. Вскочив, я погналась за ним.

Черный костюм-тройка мелькал на фоне заснеженного леса, упрощая мне задачу по отслеживанию беглеца. Этот негодник стал таким легким, что не оставлял следов. Он пытался превратиться в зловонный дым, но получалось у него лишь на несколько секунд. А затем он вновь возвращался к своему изначальному образу сногсшибательного красавчика с обложки.

Рассвет клюквенным морсом разливался над верхушками сосен, контрастируя с белизной снега. Моё сердце неистово колотилось о рёбра, готовое выпрыгнуть, обратиться птицей и лететь вслед за Жнецом, как бы далеко он ни удрал.

К счастью, его выносливость была на исходе. Прерывисто дыша и корчась от боли в боку, я настигла его у какого-то кряжистого дерева, ухватила за отворот пиджака и впечатала беднягу в ствол. Попался. Не отвертится.

— Забери уже мою жизнь, Ангел смерти! Не могу смотреть, как ты мучаешься!

Он вконец побелел, когда я в очередной раз принялась его гипнотизировать. Теперь в его глазах вихрились пески времени, закручивались галактические смерчи и вспыхивали взрывы сверхновых звезд.

Ну всё, хватит ходить вокруг да около.

Я открыла рот, чтобы произнести своё имя, когда…

— Нет! Не смей этого делать!

…когда профессиональный вымогатель душ вдруг запечатал мои губы исступленным, совершенно безрассудным поцелуем. И в тот же миг солнце, вырвавшись из-за леса, запустило вокруг нас рой слепящих бликов. Оно зажигало невесомые кристаллы снега, что медленно сыпались на нас с ветвей.

А я… Я балансировала на острие пронзительного взгляда, на краю лезвия, на опасном обрыве, за которым начиналась бездна небытия. Не шевелись, не делай лишних движений, и тогда, быть может, не поранишься. Тогда, может, не сорвёшься в пропасть и всё обойдется.

Взгляд Жнеца леденил нервные окончания, замораживал кровь. Но было невозможно перестать смотреть.

«Забудь, выкинь из головы свою неправильную любовь. Вычеркни из памяти всё до последнего вдоха, до мимолетной, незначащей улыбки. И трепещи, фея. Потому что тебя целует сама смерть».

Ну да. По идее, поцелуй смерти должен был отформатировать мой мозг. Проще выражаясь, стереть воспоминания. Так в народе говорят. Хотя в народе много чего говорят. И это, как правило, не соответствует действительности.

Чтобы я — и забыла Жнеца? Да не бывать тому!

Одно могу утверждать наверняка: с ним было иначе, чем с Ноккави. Лесной дух пил меня, как сладкий хмельной напиток, и не мог утолить жажды. Ангел смерти — пытался защитить, и этим всё сказано.

«Фея бесстыжая! — вопил у меня в подсознании Кровавый Барон. — Да как так-то?! Я соглашался быть сводником только при условии, что ты упадешь в объятия к Ноккави, а не к этому гнусному типу!»

Барон кричал что-то про бунт на корабле, страшно негодовал, но мне было наплевать.

Поцелуй Ангела смерти из жёсткого и непримиримого делался мягким, уносящим за грань упоения. А потом в моей голове будто резко включили свет, генеральную уборку провели и в завершение воздушный шар надули. Шар, заполненный веселящим газом, от которого пробивает на смех.

Эй, а почему никто больше не возмущается происходящим? Барон, ты куда подевался?

— Необычное ощущение, — проговорил Ангел смерти, ослабляя давление пальцев на моих щеках. Не удивлюсь, если там отпечатки останутся. — Ошибка Природы, ты что со мной сделала?

— Это я должна спросить. Что ты сотворил со мной, маньяк несчастный?

Нас с ним согнуло практически синхронно. Мы словно по удару в живот получили. По мощному, отработанному удару.

Эдакий хук справа на двоих. От кого? От мироздания, конечно. Щедрости ему было не занимать. Казалось, так и цедит сквозь зубы: «Вот вам на сладкое, голубчики».

И без паузы интересуется: «Мало одного?»

Ну так получите следующий, напрочь вышибающий воздух из лёгких — «бесплатно, за счет заведения».

Что ж, да начнется мордобой! Эм-м, то есть, я хотела сказать: перерождение.

Глава 23. Пламя внутри меня

Огонь может стать добром и злом. Он может согревать. Он сжигает, если допустить оплошность. С огнем внутри себя надо обращаться с особенной осторожностью. Не позволять пожару вспыхнуть. Не дать себе сгореть.

Сложившись пополам и едва не взвыв, я не могла толком вдохнуть от боли. Внутренности пылали, кровь вскипала в венах. И с тем, чтобы потушить этот потусторонний пожар, имелись некоторые трудности.

Бьюсь об заклад: если бы сейчас кто-нибудь вздумал измерить мне температуру, градусник попросту лопнул бы от накала. Внутри меня включили свет, зажгли огонь, и стало слишком ярко, слишком горячо. Слишком… неправдоподобно.

Думаю, со Жнецом происходило что-то очень похожее. Он стонал рядом, стиснув зубы и привалившись к дереву. Мои глаза слезились, но я могла видеть, как исказились черты его лица, как посерели губы, как пролегла на лбу глубокая морщина.

А затем он не выдержал и закричал. Мы закричали одновременно, потому что терпеть больше были не в состоянии. Я ощутила по острому уколу в области лопаток, словно туда сотню акупунктурных игл разом всадили. И сквозь слёзы взглянула на Жнеца.

Он умолк и не двигался.

Он сидел на снегу, согнувшись и подтянув колени к груди.

Из его спины простирались два обсидианово-черных крыла.

Он поднял голову и пронзил меня взглядом, исполненным укора и горечи. Будто во всем, что с ним случилось, виновата исключительно Ошибка Природы.

«А что? Скажешь, не так?» — Эту коронную фразу должен был произнести Кровавый Барон. Раньше он регулярно встревал в мой мыслительный процесс с обличительными замечаниями. Где же Барон теперь, когда он так нужен? Может, его болтовню заглушает скрип от образования новых нейронных связей?

Ни для кого не секрет, что мозг феи чрезвычайно быстро подстраивается под новую реальность. Правда, ему приходится затратить немало усилий. И не всегда после этого фея может похвастаться адекватностью.

— Айю, у меня к тебе всего один вопрос, — хрипло проговорил Жнец, поднимаясь на ноги и протягивая мне руку, чтобы помочь встать. — Какую сущность ты ко мне подселила?

— Сущность? — воскликнула я, вскочив неожиданно резко для той, кто всего секунду назад терял сознание от боли. — Да это часть твоей души, тупица!

С чего взяла? А понятия не имею. Шестое чувство, интуиция, называйте, как угодно. Своим стремительным поцелуем Жнец будто вытянул из меня что-то несносное, ненавистное, но в то же время очень ценное.

Его взгляд заметно потеплел. Передо мной стоял уже не Ангел смерти, а кто-то другой, перерожденный, бесподобный, мучительно прекрасный. Целуя меня, он едва ли мечтал о вечном покое. Может, только потому и выжил, не стал пеплом, не обратился в дым.

И насчет «всего одного» вопроса он бессовестно соврал. У него их накопилось порядочно:

— Почему я знаю твоё имя, но ты до сих пор не отчалила в мир мертвых?

— Почему ты мне так нравишься?

— Почему у тебя крылья?

Стоп. У меня что, тоже появились крылья? Я изогнула шею, повернула голову, ощупала спину, но ничего материального не обнаружила. Ни пуха, ни перьев.

— Они сотканы из эфира, — мягко усмехнулся Жнец, перехватывая мое запястье. — Искрятся, как снег на солнце.

— А твои чернющие, просто жуть, — буркнула я. — Ты сильно изменился.

Барон не дал бы погрешить против истины: Жнеца больше не шатало на ветру, он выглядел энергичным, готовым к великим свершениям и мог бы, наверное, даже дать достойный отпор Ноккави, если бы тот задумал сразиться.

В ответ на мое высказывание владелец жутких крыльев иронично приподнял бровь, сделал вид, будто оборачивается — эти самые крылья проверить. И вдруг порывисто притянул меня к себе, уместив на талии горячие ладони.

— Ошибка Природы, ты восхитительна. Люблю тебя до смерти.

— Не отпустишь? — проворчала я и ткнулась носом ему в плечо, куда в процессе перерождения явно добавили литых мускулов.

— Я почерпнул о тебе столько информации, Айю, что отпустить так просто не выйдет, — страстно прошептал он мне на ухо. — Часть души, которую ты ко мне подселила, жаждет объятий с тобой, поцелуев с тобой и еще много чего такого, о чем не принято говорить вслух.

К моим щекам прихлынула кровь, а кончики ушей наверняка окрасились нежно-розовым, в тон сегодняшней заре. Было совершенно очевидно: Барон и Жнец — детали одной мозаики. И сейчас, когда мозаика собрана, когда эти двое наконец составили единое целое, одной испорченной фее грозит весьма увлекательное будущее.

Накал страстей гарантирован. Потому что есть лесной дух, к которому меня опять влечёт (вот к чему может привести незначительный добрый поступок на фоне прочих предосудительных). Потому что Жнец мне тоже безумно нравится, и это новое чувство невероятно сильно.

А вот что насчет Жнеца и Ноккави — большой вопрос. Уживутся ли они бок о бок или порвут друг друга на куски? Делаем ставки, господа.

— Слушай, Айю, — произнес перерожденный с вкрадчивыми интонациями Кровавого Барона. Он отодвинулся, удерживая меня за плечи, и внимательно вгляделся в лицо. — Значит, ты теперь чиста? Без примесей? Никаких голосов в голове. Ведь так?

— В точку, — ответила я, пока не понимая, к чему он клонит.

— Попробуй-ка, превратись. Что-то мне подсказывает, ты уже не дефектная, а самая обычная фея.

В его голосе прослеживалось лукавство, но я не придала этому значения. Стать летучей мышью прямо здесь и сейчас? Соблазнительное предложение. А вдруг взаправду получится? Я ж тогда от радости помру!

Мне понадобилось недюжинное терпение и пара часов усердных тренировок под наблюдением Жнеца, чтобы из сотен моих неуклюжих попыток в итоге вышел толк.

Он стоял, прислонившись к стволу кряжистой сосны со скрещенными руками и ногами, давал дурацкие советы и посмеивался.

Я, обласканная его взглядом, проделывала посреди леса какие-то немыслимые упражнения, о которых читала в учебниках для фей еще в те славные деньки, когда цвели надежды на поступление в поднебесную школу. Если б знала, какой экзамен предстоит сдавать сегодня, подготовилась бы заблаговременно.

И вот, спустя бесчисленное множество поворотов, наклонов и аффирмаций, проговоренных про себя, мне, наконец, улыбнулась удача. Я трансформировалась в летучую мышь. Причем это знаменательное событие имело место не ночью, как раньше бывало, а свежим морозным утром.

Я обзавелась кожистыми крыльями, мехом и жуткой мордой. Зависла в воздухе, не веря своему счастью. А Жнец, довольный донельзя, подходит и цинично хлопает в ладоши.

— Молодец. Теперь давай обратно в фею.

Лишь сейчас я в полной мере осознала весь тайный смысл мероприятия. Одежда, что была на мне (между прочим, на заказ шитая) исчезла навсегда.

Какой, однако, трудоёмкий способ меня раздеть! Да еще и на морозе. Изверг!

Меня нещадно клонило в сон (утро же, всем летучим мышам положено сладко спать). Но чтобы уступить этому нахалу? Не дождетесь. Взмахнув крыльями, я воспользовалась эхолокацией и полетела к дому лесного духа — убежища просить.

Жнец, не переставая злоехидно ухмыляться, решительным шагом двинулся за мной.

Ну что за день сегодня такой, а? Постоянно друг за другом бегаем.

…Ноккави дежурил на крыльце. Собранный, напряженный, в бордовом платье до пят. Обладатель острых граней, острых зубов и не менее острого взгляда заприметил меня еще издали. Он распахнул дверь своего уютного жилища, чтобы меня впустить, и я, приземлившись на ковер, немедленно сменила ипостась. Превратилась в изрядно уставшую, замёрзшую (и не сказать, чтобы одетую) себя, побежала в спальню, раздобыла платье, точь-в-точь как у Ноккави, и успела вернуться аккурат к началу представления.

Перед Жнецом лесной дух дверь демонстративно захлопнул.

— Что-то я не понял, — надвинулся он на перерожденного всем своим внушительным ростом. — Тебя вроде как уже оплакивать пора, а ты жив-здоров. Крылья откуда?

— Ноккави, родной ты мой! — ни с того ни с сего воскликнул Жнец и полез к лесному духу обниматься.

Тот аж опешил от неожиданности, в лице изменился. И в сторону бы наверняка шарахнулся, если бы Жнец не удерживал его поистине мертвой хваткой.

Я за окном разинула рот и на всякий случай протерла рукавом стекло: вдруг померещилось.

Кидаться на шею своему злейшему врагу — это ж как основательно себя потерять надо?

С минуту они стояли в обнимку. Что один, что другой — оба слегка окаменевшие. Потом Жнец отпрянул, будто обжегшись. Отвесил себе оплеуху и уставился на лесного духа ошарашенным взглядом.

— Что это на меня нашло? Извини. Честное слово, не понимаю.

— Ой! Ну что вы как дети неразумные! — возмутилась Сафун Тай Де, грациозно запрыгивая на крыльцо.

Она стряхнула с плеча снег, обвела присутствующих пытливым взглядом и залихватски подмигнула мне.

«Пояснительную бригаду вызывали? Так вот она я», — читалось по ее хитрющей физиономии. Чтобы управляющей мирами — да не влезть с парочкой ценных комментариев? Немыслимо.

— Жнец… То есть, бывший Жнец, — с места в карьер выдала богиня, — в следующий раз не пугайся нежных чувств. Задумка Великого Леса удалась: соединившись со своей светлой, исправленной половиной, ты и сам постепенно исправишься. Ненависть, желание убивать духов и уничтожать рощи — всё пройдет и будет вытеснено безусловной любовью.

— Лесной дух, и ты, перевоплощенный, вы обязательно должны поладить, — добавила она. — Верховный суд проявил к Истребителю милосердие и даровал ему прощение. Так что и ты, Ноккави, больше не держи на него зла.

— Да я и не собирался, — напыжился тот.

— Истребитель, перевоплощенный… Кто он вообще такой? — встряла я, приоткрыв дверь и просунув нос в щель. — Управляющая, уж вы точно должны знать.

Но та развела руками.

— Без понятия. Меня послали в средние миры, чтобы я навела здесь порядок и расставила всё по местам. Но ты, фея, и ты, мрачный Жнец, установили собственный порядок и стали совершенно неизвестными науке существами.

Ну приплыли!

— Взрослые феи обычно теряют крылья, а у тебя они есть, — недоумевала богиня. — К Жнецу вернулась часть души, но он не умер, вопреки прогнозам высших. И я не знаю, что он теперь такое. Вы оба действительно уникальны.

— А что вы скажете обо мне? — вмешался Ноккави, явно обиженный тем, что ему не уделили должного внимания.

— Ты пил энергию неправильной феи и преуспел в создании своих двойников, которые смогут восстановить священные рощи, — отозвалась управляющая. — С одной стороны, это гнусно. А с другой — очень даже благородно. Твой случай спорный, но скоро его возьмут на рассмотрение. Живи и ни о чем не думай. Время покажет.

Ага, выходит, лесной дух у нас довольно противоречивый товарищ. Даже с точки зрения высших. Ну, попал так попал.

После слов «живи, ни о чем не думай» он как-то сразу погрустнел и замкнулся в себе. Бедняга. Опять его кошмары мучить будут. Я ж не вынесу, приду утешать. И за последствия не ручаюсь.

— Ладно. Мне пора отчет составлять о проделанной работе. Не скучайте тут без меня, — сказала Сафун Тай Де. Она спрыгнула с крыльца прямиком в пышный сугроб и, махнув на прощание рукой, вместе с сугробом телепортировалась в неизвестность.

Богиня ушла, а вопросы остались. Они повисли, как огромные ледяные сосульки на карнизе крыши. Не стой под ними. Любая оттепель, малейший порыв ветра — и лёгкой травмой головы не отделаешься.

Жнец удивленно моргал на лесного духа. Лесной дух недоверчиво глядел на Жнеца.

«Какая милая парочка, — подумалось мне. — Надо их разлучить».

— Идем, — сказала я и потянула Жнеца за собой, в тёплый сумрак дома. Ноккави невесело поплелся за нами. Я услышала, как ключ повернулся в замочной скважине — причем целых три раза. Значит, никто больше не станет никого выгонять. Даже если опять пострадают коллекционные фарфоровые вазы. Даже если дом, по милости Жнеца, вновь окажется вывернут наизнанку.

Мы с ним шагали по коридору, задевая произведения искусства своими крыльями — тусклыми черными и сияющими белыми. Крылья пронизывали картины, вазы, стены, не причиняя им ни малейшего вреда. Освещали пространство (это у меня), добавляли художественной тени (это у Жнеца).

Ноккави пораженно помалкивал, глядя нам вслед. И не исключено, что завидовал. Он-то так не может.

Переродившись, мы стали настолько аккуратны, что из-за нас не разбилась ни одна чашка, не треснула ни одна тарелка. Нас было не за что упрекнуть. Разве только за то, что мы слишком сильно привязались друг к другу.

Как-то раз, когда мы втроем собрались на кухне, Ноккави во всеуслышание объявил, что садится на диету — энергетическую. И мгновенно сник.

— То есть до сегодняшнего дня ты на диете не сидел? — вскипел Жнец, терзая лопаткой на сковороде яичницу собственного приготовления.

Я извинительно улыбнулась. Ну да, было дело. Правда, всего единожды. Как-то лунной ночью, когда мой перерожденный поклонник видел десятый сон и в ус не дул, лесной дух не утерпел и нагрянул ко мне в гости, на пир, так сказать.

Но у меня же теперь крылья, я не та, что прежде. Вампир-рецидивист вонзил зубы мне в шею, отведал моей энергии — и у него началась ужасная аллергия. Симптомы? Чихание, кашель и дичайшее похмелье, как после алкогольного отравления. Лесной дух выполз из моей комнаты, словно тяжелобольной при смерти. И с той поры ушел в завязку.

Бродил по коридорам мрачнее тучи, косился на меня, слюни пускал — а толку-то? Я отныне несъедобная.

Свой хрустальный шар — эдакое своеобразное окно в мир — он, разумеется, восстановил. Сидел перед камином, изучал новости, пока мы со Жнецом, хрустя попкорном, зависали в его спальне. Обычно нас заставали за просмотром очередного диснеевского мультика. Реже — за тем, чего в подсознании Жнеца так отчаянно желал Кровавый Барон.

Когда происходило последнее, Ноккави злился, дулся и всячески демонстрировал нам свою неприязнь. Но быстро оттаивал. В конце концов, ему я тоже частенько составляла компанию (в основном, для задушевных бесед), и тогда ревновал уже Жнец.

— Эй, глядите, мир на ушах стоит, — как-то раз сказал лесной дух, протягивая нам шар новостей.

Не прошло и месяца, как эпидемия, о которой трубили на каждом углу, заглохла. Вести о том, что страшный вирус вдруг свернул знамёна, потрясли планету. Больше никаких скоропостижных смертей. Никаких карантинных мер. Рубежи открыты, ограничения сняты. Это ли не счастье?

Вдогонку к новостному репортажу Жнец по секрету поделился, что один его приятель из чумной делегации (хотя слово «шайка» звучало бы куда лучше) докладывал ему, что Дева-Чума не на шутку захворала и в бреду что-то постоянно бормотала про иглы.

Славно же я ее отделала там, в парке! Будет знать, как ставить палки в колёса разным испорченным феям.

Ноккави тоже как будто приболел. Он превратился в молчаливую, понурую тень самого себя. Его изводили кошмары, он вскакивал посреди ночи, бежал на кухню выпить воды и сталкивался там со мной, потому что мне, по неустановленной причине, именно в это время тоже не спалось.

Я укладывала лесного духа на диван, взбивала ему подушку и садилась рядом — сон сторожить.

Ноккави, бывало, тянул ко мне свою тонкую аристократическую руку, и на его пальцах в мгновение ока отрастали когти. Но, спохватившись, он руку отдёргивал, еще больше грустнел и смиренно прикрывал глаза. Да-да, не забывай, приятель: новая Айю тебе не по зубам.

Бессонница у него была вовсе не из-за энергетической диеты. И даже не из-за ревности. Его беспокоила легкомысленно брошенная реплика богини: «Время покажет».

День сменялся днём, а управляющая так и не сообщила о приговоре. Но как-то раз, когда последний зимний месяц подходил к концу, солнце топило лёд, а на кустах истошно чирикали птички, Ноккави получил известие. Верховный суд его дело рассмотрел и наконец-таки вынес вердикт: помиловать. Оправдан.

Не сказать, чтобы дух леса прыгал от счастья до потолка. Но он в тот же день умотал к себе в Рощу Эквилири, сдержанно раздал указания уже созревшим своим копиям и отослал их на задание. А после с оглушительным триумфальным воплем нырнул в озеро, подняв тучу брызг. Я тому свидетель.

Богиня же после решения суда отчалила на небеса окончательно и бесповоротно. И тело моей лучшей подруги Сафун Тай Де она прихватила с собой, ибо нехорошо добру пропадать.

Из всех, кого хоть как-то заботила моя судьба, помимо Жнеца и Ноккави, в триаде миров осталась лишь тётушка Мира.

Ах, да. Она всё-таки сообщила моим родителям, что я жива. А то, что от меня пятьдесят лет не было ни слуху ни духу, так это я, по молодой горячности, в кругосветку пустилась. И ничего, что полвека для кругосветного путешествия, вроде как, перебор. Тётушка мастер заговаривать зубы. Ей поверили.

Так поверили, что принялись заваливать меня письмами: бумажными и по электронной почте. Интересовались, не простужаюсь ли я (как будто такое возможно!), сколько раз в день питаюсь и, вообще, как дела.

Как обстоят дела?

Ну, если вкратце, то…

Ангел смерти выносит мусор.

Ангел смерти штопает носки.

Ангел смерти жарит яичницу.

Ангел смерти палит яичницу.

А потом берет меня на руки, раскрывает крылья, и мы летим к облакам, проветриться, потому что иногда побеждает любовь, а иногда — вредность лесного духа.

В общем, так и живём.

Оглавление

Ангел смерти и Ошибка Природы

  Глава 1. Пощады не будет

  Глава 2. Карты на стол

  Глава 3. Желания Кровавого Барона

  Глава 4. Обреченные

  Глава 5. Дворец в лесу

  Глава 6. Не нужно меня спасать

  Глава 7. Таять запрещено

  Глава 8. Печенье с угрозами

  Глава 9. Чудовище большое и маленькое

  Глава 10. Безудержное веселье

  Глава 11. Святилище лесного духа

  Глава 12. Приятного аппетита

  Глава 13. Старость не порок

  Глава 14. Смертоносная делегация

  Глава 15. Убийственная любовь

  Глава 16. Капибара, вечная память

  Глава 17. Снимите это немедленно

  Глава 18. Гибель к вашим услугам

  Глава 19. Мы все тебя ненавидим

  Глава 20. Волшебная слепота

  Глава 21. По замыслу высших

  Глава 22. Фея наносит удар

  Глава 23. Пламя внутри меня