Шёпот ночного дождя (СИ) [Любовь Сергеевна Безбах] (fb2) читать постранично, страница - 4

стала еще беспокойней. Поверхность словно вскипала, мелькали мокрые рыбьи спины, пробуждая в Шиме охотничий инстинкт.

   Выше по течению в реку впадал ручей. Лососевый поток разделялся. Часть плыла дальше, часть заворачивала в приток. Вода в нем бурлила, как в котле, настолько плотно шел лосось. Рыба теснилась, задыхалась, выпрыгивала из воды, ручей выплескивался из берегов. Шима разулся, кое-как преодолел приток, смеясь от сильных рыбьих тычков, и снова пошел вдоль основного русла.

   Дальше лосося встречали пороги. Рыбины запрыгивали на ступени, бились о камни до крови, падали обратно и прыгали снова и снова. Наверху поджидали новые препятствия - отмели, заваленные булыжниками. Вода в ручье широко разлилась и бежала между камней. Рыбины, извиваясь, ползли по камням, друг по другу, добирались до воды и, избитые, устремлялись дальше*.

   По пути повстречались айны, которые устанавливали на ручье ловушку ураи. Каменная загородка сужалась и заканчивалась плетеной мордой. Когда ураи набилась симой, рыбаки сняли морду и освободили ручей.

  - Не ходи в одиночку, на реке сейчас полно медведей, - предупредили мужчины.

   Шима не слишком опасался медведей во время нереста, но предупреждению внял и в котан вернулся вместе с айнами. Все в селении от мала до велика занимались разделыванием рыбы. Сытые собаки дрыхли на солнцепеке. Шима, окруженный людьми, остро страдал от одиночества.

   Вечером он объявил старейшине о своем решении покинуть котан. Сирикоро даже не скрыл блеснувшую в глазах радость.

  - Мои люди проводят тебя до японского селения.

  - Я должен вернуться в отряд. Он работает где-то поблизости, верно?

  - Твой отряд во владениях другого утара*. Это далеко, а ты еще слаб.

  - Не настолько, чтобы не дойти туда, куда мне надо, - надменно произнес Шима.

  - Дело твое. Люди проводят тебя до того котана, там договоришься.

   Весь вечер Турешмат не смотрела в его сторону. Шима против воли нервничал и желал, чтобы скорее наступило утро.

   И утро наступило, иначе и быть не могло. Сирикоро, как и обещал, дал в провожатые трех мужчин. Турешмат не показалась, попрощаться с ней не удалось. "Да и как бы она со мной прощалась?" - злился Шима, глядя на высокую фигуру старейшины. Поблагодарить айна за гостеприимство и помощь, поклониться ему, как старшему, Шима и не подумал.

   Сирикоро мрачно смотрел, как высокомерный молодой японец удаляется в лес в сопровождении айнов. Потом старейшина вернулся в дом и уселся за низкий столик. Жена поняла, налила в японскую белую чашку рисовой водки, подала палочки икуниси. Старейшина пробормотал молитвы, макнул икуниси в сакэ и смахнул капли в сторону, макнул еще раз - смахнул в другую, и так на четыре стороны. Просил айн хозяев земли, гор, воды и неба поберечь японского юношу и не наказывать за невежливость. Закончив ритуал, Сирикоро, придержав усы палочкой, выпил сакэ.

  - Вот так, - произнес он, обращаясь к старшей дочери, не смевшей поднять голову за ткацким станком. - А ты сиди себе, девка. Не ровня. Тебе он не ровня, поняла? Ты - дочь старейшины, а он всего лишь японец.

   Над влажной, блестящей тайгой вставало солнце, и чудился в солнечном диске гордый лик Турешмат. "Больше сюда экспедицию не пошлют, - думал Шима, шагая по чуть заметной тропинке следом за айнами. - Даже если пошлют - не приду сюда. Отдадут ее замуж, и нечего смотреть. И жить она будет не здесь, а в другом котане. Детей нарожает..." Не хотел Шима думать об айнской девушке, но мысли о ней упрямо лезли в голову, не отогнать. "Отдадут замуж, нарожает..." Ревность, играя, хватала парня за сердце, и болело оно куда сильней, чем отбитый бок.

  * * *

   Пасмурный ноябрьский день свободно гулял по лесу холодным ветром, обдирал последнюю листву, обтрясал хвою с бессовестно-рыжих лиственниц. В воздухе порхали сиротливые мелкие снежинки. В котане царило оживление. Хаттори Кичиро придирчиво рассматривал соболиные шкурки - жемчужные, сапфировые, серебристые, вертя их на все лады. Его помощники деловито рылись в мехах, разложенных айнами на бревнах. Хаттори отыскал в бледно-розовой шкурке чуть заметную потертость, отложил и взял другую, цвета кофе с молоком. Эту портила проседь. Более ценные темные шкурки тоже были, но мех казался грубоватым.

   Лучшие меха перекупщики разбирают еще весной, чтобы выставить на сезонные аукционы. Хаттори решил за бесценок забрать у айнов остатки с предыдущих торгов и предложить в Штатах на декабрьском пушном аукционе. Цены будут совсем не те, что весной, но