Медвежонок Джонни [Эрнест Сетон-Томпсон] (fb2) читать постранично

Э. Сетон-Томпсон МЕДВЕЖОНОК ДЖОННИ

Рассказ

I

Джонни был забавный маленький медвежонок, живший со своей матерью в Йеллоустонском парке^[1]. Его мать звали Грэмпи (Злюка); вместе с другими медведями они жили в лесу возле Фонтанной гостиницы.

По распоряжению управляющего гостиницей все отбросы из кухни сносили на открытую поляну в окрестном лесу, где медведи могли пировать ежедневно в течение всего лета. С тех пор как йеллоустонский парк был объявлен заповедником для диких животных, где они пользовались полной неприкосновенностью, количество медведей там из года в год возрастало. Мирные шаги со стороны человека не остались без ответа, и многие из медведей настолько хорошо освоились с прислугой гостиницы, что даже получили прозвища, соответствующие их внешнему виду и поведению. Один очень длинноногий и худой чёрный медведь назывался Тощим Джимом. Другой чёрный медведь звался Снэффи (Фыркающий). Он был так чёрен, будто его закоптили. Фэтти (Толстяк) был очень жирный, ленивый медведь, вечно занятый едой.

Два лохматых подростка, которые всегда приходили и уходили вместе, назывались Близнецами. Но наибольшей известностью пользовались Грэмпи и маленький Джонни.

Грэмпи была самой большой и свирепой из чёрных медведиц, а Джонни, её единственный сын, был надоедлив и несносен, так как никогда не переставал ворчать и скулить. Вероятно, это объяснялось какой-нибудь болезнью, потому что ни один здоровый медвежонок, как и всякое здоровое дитя, не станет беспричинно скулить всё время. В самом деле, Джонни был похож на больного. У него, по-видимому, постоянно болел живот, и это показалось мне вполне естественным, когда я увидел, какую ужасающую мешанину пожирал он на свалке. Он пробовал решительно всё, что видел. А мать, вместо того чтобы запретить ему, смотрела на такое обжорство с полным равнодушием.

У Джонни было только три здоровые лапы, блёклый скверный мех и несоразмерно большие уши и брюхо. Однако мать обожала его; она, по-видимому, была убеждена, что сын её красавец, и, конечно, совсем избаловала его, Грэмпи была готова подвергаться каким угодно неприятностям ради него, а он всегда с удовольствием давал ей повод для беспокойства. Больной и хилый, Джонни был далеко не дурак и умел заставлять свою мамашу делать всё, что он захочет.

II

Я познакомился с Джонни летом в 1897 году, когда посетил Иеллоустонский парк в целях изучения повседневной жизни животных. Мне рассказали, что в лесу около Фонтанной гостиницы можно видеть медведей в любое время. Я не особенно верил этим рассказам, пока сам не столкнулся, выйдя из дверей гостиницы через пять минут после приезда, с большой чёрной медведицей и двумя медвежатами.

Я остановился, испуганный этой встречей. Медведи также остановились и, присев на задние лапы, разглядывали меня. Затем медведица издала странный звук, похожий на кашель — «кофф, кофф», — и посмотрела на ближайшую сосну. Медвежата, казалось, поняли, что она хотела сказать, так как немедленно побежали к дереву и стали взбираться на него, как две маленькие обезьянки. Почувствовав себя в безопасности, они уселись наверху на ветках, точно мальчишки, придерживаясь одной лапой за ствол и болтая в воздухе маленькими чёрными ножками.

Медведица-мать, всё ещё на задних лапах, медленно приближалась ко мне, и я уже начинал чувствовать себя весьма неприятно от близости этого мохнатого чудовища, стоявшего во весь свой саженный рост и, видимо, никогда не слыхавшего о волшебной силе человеческого взгляда.

У меня не было с собою даже палки для самозащиты, и когда медведица тихо заворчала, я стал уже помышлять о бегстве, несмотря на то что, как меня уверяли, медведи никогда не нападают на человека. Но медведица снова остановилась. Она стояла в каких-нибудь тридцати шагах от меня, продолжая молча меня рассматривать, точно в нерешительности. Казалось, она размышляла: «Хотя этот человек, может быть, не хочет зла моим детёнышам, но рисковать не стоит».

Она взглянула на своих малышей и издала странный жалобный звук, вроде «ер-р-р, ер-р-р…». И они начали спускаться с дерева, как послушные дети, получившие приказание. В их движениях не было ничего неуклюжего, «медвежьего». Легко и проворно они спрыгивали с ветки на ветку, пока не очутились на земле. И все трое ушли в лес. Мне очень понравились эти послушные медвежата. Как только мать приказывала им что-нибудь, они беспрекословно подчинялись ей. Но я узнал, что сама жизнь научила их послушанию.

Таким образом, мне удалось с первых же шагов довольно удачно заглянуть в семейную жизнь медведей. Ради этого стоило сюда приехать, даже если бы этим