Данте сближает (СИ) [Diana Hayes] (fb2) читать онлайн

Леви кивнул и открыл глаза, когда стекло перестало дребезжать.

— Пожалуй, — промолвил он, выходя из машины.

Ханджи помахала ему рукой и лучезарно улыбнулась, показав ряд белоснежных зубов.

— Твоё чувство вины тебя угробит, — пропела она и с шумом завела мотор.

Леви весь день не мог выкинуть образ человека, поправляющего очки.

***

По итогу Аккерман не нашёл работника в чайную, потому что просто-напросто даже не выложил объявление.

***

По истечении шести долгих дней, пока Леви тайком по ночам просматривал документы Смита, — он мог с уверенностью сказать, что изнеможден. Ему так сильно хотелось спать, что он не мог сомкнуть и глаз. Он так желал вернуть жизнь в идеализированное русло, что проводил со Смитом больше времени, чем за последние месяцы, пока общался с Эреном; его губы уже болели от улыбки, а горло скрежетало от неискреннего и надрывного смеха.

— Я рад нашей случайной встрече пять лет назад, — Смит чокался фужером с Леви и одним глотком выпивал ярко-красное вино.

Аккерману казалось, что он насиловал сам себя.

— И я, — вторил он в ответ и выпивал залпом, чтобы набраться сил и в следующий момент оседлать Эрвина, вцепившись в него мёртвой хваткой. Смит отвечал на поцелуи сдержанно, его руки не позволяли себе лишнего, ласково проходясь по спине, опускаясь на поясницу, но не ниже. Его возбуждённый член упирался в член Леви, но Эрвин не сгорал от нетерпения, от эмоций; он не тёрся, как съехавший с катушек, он только прошёлся по шее мужа, оставив дорожку мокрого следа.

Аккерман сгорал изнутри от вины, покусывая губы Смита до крови, наказывая того за то, что он так слеп с самого начала.

***

— Насилие — не крайняя мера, крайняя мера — предательство.

Когда рано утром на седьмой день Леви услышал звон колокольчика и знакомый голос, то застыл всем телом, боясь развернуться и отправить в полёт нож, которым он обычно открывал мешочки с новыми сортами чая. Мужчина так сильно сжал предмет в руке, что не удивился бы, если бы ручка отпечаталась на его ладони.

— Вместо того, чтобы уменьшать зло — насилие преумножает его, — промолвил Аккерман и медленно развернулся, не убрав заточенный нож на стойку. Эрен лишь усмехнулся, но остался на приличном расстоянии, поняв намёк.

— Люди переходят к насилию, когда не могут общаться, но что же делать, когда наш диалог с группировками строится только на силе? — Йегер развёл руками, будто находился на сцене. — Против противника необходимо использовать не свою силу, а его. Не сила против силы, а силы против лучшей техники, — он снял винтажные очки, явив яркую бирюзу, из-за которой Леви перехватил нож удобнее, сжав до белых костяшек.

Эрен непринуждённо направился к ближайшему столику и элегантно присел за него, приглашающим жестом указав на свободный стул напротив.

— Сколько твоих людей по периметру? — поинтересовался Аккерман, не сдвигаясь с места.

Парень посмел выглядеть оскорблённым и даже всплеснул руками.

— Нисколько! — воскликнул он. — Как ты мог подумать, что я кого-то позову понаблюдать за нашей прелюдией?

Леви медленно кивнул на другой столик в самом углу чайной.

— Тогда пересядь на тот, который дальше от окон.

Эрен впервые за это время лучезарно улыбнулся и выглядел при этом так, что мужчине пришлось сглотнуть и отвернуться к стойке, чтобы взять с него приготовленный чай. Нож он благоразумно положил в карман брюк.

— Ты восхитителен, — поделился своими мыслями Йегер, пересаживаясь. Сегодня он был одет в узкие брюки цвета хаки, тёмно-коричневую жилетку; на груди виднелась золотая брошь в виде переплетённых крыльев, узелок тонкого галстука не затянут, а рукава белой рубашки закатаны до локтей.

— Ты одержим, — оповестил парня Леви и поставил на стол дымящийся чайник с кружками.

— Ты только заметил? — Эрен склонил голову вбок и поправил галстук, затянув его, словно удавку на шее.

Аккерман разлил напитки по чашкам, затем сел напротив и вытащил нож из кармана, предусмотрительно положив рядом с собой на стол. Не то, чтобы мужчина верил, что парень безоружен.

— Долго выбирал наряд? — Леви любовно провёл пальцами по острию.

Эрен сделал первый глоток, даже не опасаясь, что чай мог быть отравлен.

— Знаешь, как бывает, — он склонил голову вбок. — Утром, как гром среди ясного неба, приходит мысль, что хочется выбрать именно эти вещи. Или же бывает, что смотришь на фотографии, которые приносят тебе за завтраком, а там предмет твоего вожделения выглядит так, будто… — парень моргнул несколько раз и прогнал со своего лица любой намёк на веселье так стремительно, что Леви инстинктивно схватился за нож. Эрен выглядел задумчиво и его глаза оставались такими холодными, что по коже мужчины пробегались мурашки, отнюдь не от страха. — Страсть лишена объективности, а моё существо охвачено вожделением, что мне в мозг приходят идеи несуразные и лишённые смысла.

— Именно так ты оправдываешь то, что одет в точности, как я? — Леви прикусил щёку изнутри, сдерживая себя от улыбки, которая так и стремилась захватить его рот. Эрен покачал головой и медленно протянул руку вперёд, накрыв ладонь мужчины, под которой лежало оружие. Он с нескрываемой нежностью провёл по каждому пальцу и вздохнул.

— Именно так я оправдываю то, что влюблён в тебя, — поправил Йегер.

Леви перевернул руку тыльной стороной, чтобы пальцами пробежаться по ладони парня, чтобы продвинуться дальше и нащупать выступающие вены, чтобы прижаться к ним и ощутить, как на его подушечках бьётся пульс Эрена.

Они просидели некоторое время в тишине, смотря в глаза и прислушиваясь к биению сердец друг друга.

— Того, кто выбирает насилие — это ранит сильнее, — наконец промолвил Леви.

— Леви, Леви, Леви, — Эрен усмехнулся и наклонился ближе, крепко схватит чужое запястье. Леви никак не среагировал, сидя неподвижно. — Я осведомлён о твоём прошлом, поэтому объясни мне, а то я, действительно, в замешательстве — зачем строить из себя проповедника, когда ты собственными руками убил больше людей, чем я?

Аккерман кинул взгляд на переплетённые руки, затем поднял обратно на Йегера.

— Не говори мне, что ты убил меньше.

Эрен наклонился ниже и оставил лёгкий поцелуй на пальцах мужчины, что с силой сдавливали руку парню.

— Но это правда, — легко опроверг он слова Леви. — Я — командир, играющий своими пешками. У меня есть прекрасный стратег — Армин и машина для убийств — Микаса, которые с радостью сделают грязную работу за меня.

Аккерман отпил горячий чай, не почувствовав, как кипяток прошёлся по гортани, единственное, что он мог ощущать ярко — соприкосновение с чужой кожей, и казалось, будто то место — очаг возгорания.

— Ты так спокойно говоришь мне все имена, — с хрипотцой в голосе промолвил Леви.

Эрен тяжело вздохнул и отцепил свою руку от конечности мужчины, чтобы ею потереть переносицу. Только сейчас Аккерман заметил залежавшиеся тени под глазами парня, его изнеможённый вид. Видимо, он, как и сам Леви, не мог спать.

— Признайся уже, что ты не пойдёшь сдавать меня, — тихо начал Эрен. — Если бы хотел, то разбудил своего мужа в тот момент, когда просматривал фотографии в его рабочей коробке, в тот момент, когда завтракал с ним, в любой из семи дней, пока мы не виделись, в любой, Леви, в любой момент, — проговорил последнее слово чуть ли не по слогам, а затем на его губах родилась та самая улыбка, от которой что-то внутри мужчины всегда делало сальто. — Ты мог сдать меня, но не сдал, — твёрдо произнёс Эрен, ставя точку в этом вопросе, а потом добавил, словно желал добить Леви до конца: — Ты помешан на мне также, как и я на тебе.

Только Аккерман тоже был готов к этому разговору, поэтому сразу же отрицательно покачал головой.

— Это сиюминутная страсть, Эрен, ничего более, — заверил он наглеца.

— Ври себе столько, сколько захочешь, но мы оба знаем, что это не так, — парень пожал плечами. — То, что между нами — смотрит в будущее. То, что между тобой и Смитом — оковы, тащащиеся тебя всё ниже и ниже в пучину обыденности, от которой каждый божий день, признайся хотя в этом, тебя тошнит.

— Меня тошнит от себя и своей слабости перед лицом страсти, вот от чего меня и правда воротит, — Леви усмехнулся, вспоминая, как после их первого поцелуя вычищал рот, будто это могло помочь.

Эрен громко и гортанно рассмеялся, запрокинув голову.

— Это сила, а не слабость, мой дорогой, — выдохнул он после того, как успокоился. — Это сила, которую ты желаешь, и вскоре ты это поймёшь сам.

Леви поднял нож и начал играть с ним, вертя между пальцами.

— Эрвин желает мира во всём мире, так почему мне не выбрать его, раз я желаю того же? Почему я, по твоим умозаключениям, желаю тебя, как антоним порядку и дисциплине? Почему я должен хотеть насильника? — мило и чарующе Леви растянул губы в улыбку, наблюдая, как его слова выводили парня из равновесия.

— Хорошо, я привык к такому отношению и беру ответственность за свои поступки, Леви, — Эрен грозно нахмурился. — Я не ограждаюсь от них и не кричу на каждом шагу: «посмотрите какой я хороший, хочу искоренить зло!». Если этому городу необходимо большее зло для сплочённости, то я им стану. Если горожанам нужен страх, чтобы начать действовать — я им стану. Если они не могут поднять свои задницы, чтобы восстать перед всеми убийцами этого города — я помогу.

Леви не смог сдержать лающий смех, вырывающийся из его рта.

— Да ты прям Дева Мария, — с искреннем весельем и сарказмом провозгласил он.

— Нет, я всего лишь человек, жаждущий весь мир, — Эрен пожал плечами и алчно усмехнулся. — Безграничная власть — то, к чему я стремлюсь. Уважение граждан по отношению ко мне растёт, интерес из-за того, что я тёмная лошадка — появляется. Да, налоги больше, но и мои слова о безопасности — правдивее, чем любого другого отброса. Я дам всем то, чего они жаждут больше всего — простая человеческая потребность в безопасности, в стабильности, ибо мир непостоянства — это мир…

Эрен не закончил, дав возможность продолжить Леви.

— Мир неизбежности, — Аккерман неверующе покачал головой, остановив вертящийся нож в руке. — Но разве ты так уверен, что сможешь привести хаос в порядок?

— Даже хаос детерминирован, — как само разумеющееся произнёс парень. — У него есть своя последовательность, он в какой-то мере упорядочен. Почему я должен думать, что что-то, что имеет порядок изначально, невозможно привести в порядок, который будет подвластен мне?

— Ты слишком самонадеян, — наконец изо-рта Леви вырвалось то, что он так долго держал в себе. Эрен казался ему сумасшедшим.

— А у тебя экзистенциональный кризис, — ничуть не обидевшись кинул в ответ парень.

Леви хотелось уточнить у него в какой момент они решили перейти на философию.

— Я никогда не верил в Бога и в смысл своего существование, — опроверг Аккерман.

— Что ж, тогда вся твоя жизнь — бессмысленное ничто и после смерти ты обретёшь смысл? — глаза Эрена светились неподдельным возбуждением и Леви уверен, что если бы не было препятствия в виде стола, то парень давно бы набросился и оседлал мужчину. — Тогда кто ты — Леви?

Сейчас он понимал слова Эрена про вожделение. Только вожделение это не телесное, а духовное и интимное в плане глубины знаний. Аккерман вдавил пальцы ног в пол, стараясь остаться на месте. Ему сейчас, как никогда раньше, хотелось упасть с крыши здравого смысла прямо в бездну влечения.

— «Ад — это другие», — процитировал он Жан-Поль Сартра.

Эрен облизнул губы и понимающе кивнул.

— В таком случае я вижу тебя, как человека, готового пойти со мной, а не остаться с ним, — тихо прошептал он.

— Нет, Эрен, — моментально ответил Леви, вдавливая пальцы ног сильнее. — Нет.

Отказ не задел парня, он будто был уверен, что по итогу всё будет так, как он захочет.

— Категоричное нет или нет с натяжкой? — с нескрываемым весельем поинтересовался Эрен.

Аккерман резко встал, оставив нож лежать на столе. Он был взбешён и не знал, чем именно: самонадеянностью парня, его присутствием или своим чувствам, приводящим в раздор. Эрен поднялся в ответ в точности скопировав движение мужчины. В одинаковой одежде и с идентичными суровыми лицами они выглядели, как братья, если бы не одно «но» — между ними пробегала искра, нарастало напряжение. И это совсем не входило в расчеты мужчины — этот предательский жар в груди, перемешавшийся с желанием всадить парню нож в сердце, а затем почувствовать его губы на своих губах.

Он казался сам себе сумасшедшим.

— Иди к черту, Эрен Йегер, — в сердцах выплюнул Леви.

Парень хотел сделать шаг вперёд, но наткнулся на предостерегающий взгляд мужчины.

— Нет, Эрен.

Йегер дёрнул губой и неожиданно повысил голос:

— Ты мечтал стать полицейским, чтобы защищать угнетённых, так скажи мне, чем я хуже? — он стукнул по столу, отчего чашки задребезжали, но ни одна капля не пролилась. — У меня нет значка, но это не значит, что мои мотивы направлены на насилие и грубость по отношению к пострадавшим. Да, я использую жесткие меры, но это ответ на провокации! Невозможно научить обезьян дисциплинированности, не показав, что будет за их непослушание. Здесь работает метод кнута и пряника, Леви, и ты это прекрасно знаешь, — парень сделал паузу, будто решая: сказать то, что крутилось на языке или же промолчать. Всё же он открыл рот и изверг из него то, что, по мнению Аккермана, лучше бы оставалось несказанным. — К счастью, я имею представления о твоём прошлом, что не скажешь о Смите, не так ли? Он знает скольких ты убил, прежде чем выбраться из того грязного и вонючего места?

Леви пугающе сузил глаза и сделал стремительный шаг вперёд, схватив наглеца за шиворот.

— Не впутывай его сюда, ты меня понял? — холодно и спокойно поинтересовался он, только вот на парня это никак не повлияло, казалось, у него был выработан иммунитет к таким угрозам, что было, скорее, правдой. — Ты ни черта не знаешь о наших с ним отношениях.

— Да что ты? — с издёвкой поинтересовался Эрен, наклоняясь ниже. — Я слежу за ним так же пристально, как и он следит за мной, Леви. Я знаю расположение всех ваших комнат в доме, кто и в каком часу делает чтобы то ни было, осведомлён, к сожалению, о регулярности вашей с ним половой жизни, что приводит меня в бешенство каждый раз, когда я читаю те сраные отчёты. Единственное, что радует — снижение у вас секса в последнее время, — он прошипел эти слова в миллиметре от чужих губ. — Это связанно со мной, не так ли?

Леви, не задумываясь, ударил парня под дых, всё ещё придерживая за шиворот, чтобы тот не упал. Каким-то странным образом ему совсем не хотелось видеть Эрена побитым, и этот факт приводил в бешенство сильнее, чем усмехающаяся рожа напротив. Аккерман ударил ещё раз, и на этот раз отпустил Йегера, чтобы тот отошёл на несколько шагов назад, тяжело кашляя и сгибаясь. Вид такого Эрена не вызывал радости и от этого мутило сильнее, чем от осознания, что за ним и Смитом так пристально следили.

— Проваливай, — угрожающе процедил Леви, сдерживая порыв прикончить Эрена на месте. Единственное, что его останавливало — мысль о забрызганной мебели, которая окраситься в тёмно-бардовые пятна, от которых, а это мужчина знал на личном опыте, тяжело избавиться.

Йегер медленно разогнулся, и у Аккермана по позвоночнику пробежались мурашки от увиденного.

— Ты подвластен жестокости и страсти, Леви, — с придыханием промолвил Эрен. — И он — это не то, что сможет тебя сдержать.

Парень стремительно кинул деньги на стол, забрал очки и покинул чайную, не оборачиваясь.

В ту ночь Леви с силой входил в Эрвина, как помешанный покусывал и целовал каждый дюйм мужа, вылизывал струйки крови из небольших ран и всматривался в лицо Смита, с силой сжимая подушки между его головой. И как бы Аккерман не старался, единственное, что мог видеть — лицо Эрена, охваченное возбуждением от проявления жестокости.

***

Леви, движимый шестым чувством, встал раньше Эрвина и направился на первый этаж, чтобы заварить свежий чай. Ни разу до этого ему и в голову не приходило посмотреть письма, лежавшие в почтовом ящике около входной двери. Ни разу до этого момента он не открывал дверь, не ёжился под прохладным ветром в одних лишь хлопковых штанах, не открывал почтовый ящик, кривя губы от соприкосновения с холодным металлом, не брал свежий номер газеты и немногочисленные письма в белых конвертах. Ни разу он не заносил их в дом и ни разу не просматривал, зная, что единственный человек, который мог ему написать — Ханджи, но эта сумасшедшая, вышедшая с ним из ада, скорее, постучится во входную дверь дома среди ночи, если узнает что-то важное.

Леви зашёл домой и пробежался глазами по всем письмам. Вдруг его тело застыло, а руки закаменели, когда он понял, что среди всего хлама, адресованного Эрвину, было одно — адресованное никому иному, как Риваю, в котором лежала фотография запечатлённого поцелуя Леви и Эрена.

Слова Йегера про слежку приобрели существенный смысл и Аккерман понял, что означал этот жест. Эрен зол, чертовски сильно зол из-за полученного отчёта по событиям, произошедшим ночью, поэтому когда Эрвин спустился вниз и удивился газете, уже лежавшей на столе, и заваренному кофе, который он любил больше, чем чай, - Леви со всей силой впился ему в не успевшие зажить губы и позволил усадить себя на только недавно вычищенный стол.

Наслаждайся, Эрен Йегер.

Комментарий к За закрытыми дверями

помните, пожалуйста, что эта работа для души. не ищите в ней великого смысла и замысла, ведь даже смыл нашего существования кроится в смерти (рекомендую ознакомиться с таким течением, как экзистенциализм).

спасибо, что прочли ♥

========== Анна Каренина ==========

«Разлука ослабляет легкое увлечение, но усиливает большую страсть, подобно тому как ветер гасит свечу, но раздувает пожар»

Леви глядел на мятый, из-за многочисленных складываний и сжиманий, белый лист и никак не мог понять — почему он летел вниз головой в пропасть и не желал спасаться.

«Ривай, ответь мне. Что хуже: целоваться со мной, зная, что лжёшь мужу или целоваться с мужем, зная, что лжёшь себе?»

Его совесть, мучимая чувством вины, шептала о преступных желаниях.

Ривай — это не Леви Аккерман. Ривай — это сбитые в кровь костяшки в боях без правил, слово, которое имело вес почти у каждого человека из «подземного» города — бедного района, где обитают все отморозки Нового Орлеана, деньги, падающий на счёт, за хорошо провернутые дела, иногда убийственные, иногда нет. Ривай — это всё то, что оставил Леви Аккерман пять лет назад. Только Ханджи права: невозможно избавиться от Ривая, ведь кем бы сейчас Леви не являлся, кем бы не хотел являться, он всё такой же «познавший насилие на собственной шкуре, тот, кто не может без этого насилия и тот, кто жаждет его».

Риваю поручили задание, которое могло озолотить его, вытащить из той вонючей и бедной дыры — всего-то избавиться от Эрвина Смита.

«Насилие — не крайняя мера, крайняя мера — предательство». Если Эрен и прав, то Леви уже дважды перешёл черту, отвечающую за его преданность и человечность.

Желал ли он смерти Эрвину? Да. Желает ли сейчас? Ни в коем случае. Лгал ли он Эрвину? Да. Лжёт ли сейчас? Несомненно. Предавал ли он Эрвина? Да. Предаст ли сейчас? Конечно.

И эти вопросы круг за кругом пробегали в черепушке Леви, прогонялись кадр за кадром, как надоедливая пластинка — многотонно и удручающе. Он задумывался о пощаде и прощении, но не находил себя рядом с этими словами, вот где-то поодаль, где-то за чертой — мог отчётливо представить. Он осознавал, что не изменился, осознавал, что Ривай ждёт своего часа, ждёт, когда Леви перестанет прятаться за масками, за пониманием и заботой, чтобы выйти и заявить о себе. Он осознавал, что Ривай выберет только Эрена, только этого рассудительного, властного и, возможно, деспотичного человека; не для того, чтобы поклониться, а для того, чтобы заявит права на свои владения, встать либо рядом, либо грызться за власть.

Прошло несколько дней с того злопамятного разговора, а записки и фотографии всё не переставали приходить; доходило даже до того, что Леви приходилось встать намного раньше и караулить почтальона, чтобы первым проверить все запечатанные конверты на признак нежелательного материала. У него начали подрагивать пальцы каждый раз, когда в его поле зрения появлялся Эрвин, и он не знал из-за чего это больше: из-за того, что он хотел его задушить или обнять.

Эрен, Эрен, Эрен.

Он сам себе казался сумасшедшим, поехавшим, безумным.

Леви мог думать только о парне, о его манере речи, о его легких нечаянных касаниях, о том, чем он сейчас занимался и что будет делать в ближайшее время; куда Эрен тратил свободное время, которое раньше проводил в чайной за разговорами и размышлениями.

Эрвин поинтересовался куда делась уже третья кружка, Леви лишь улыбался и отвечал, что она треснула. Эрвин обнимал его по ночам, Леви лежал с открытыми глазами и пялился в стену. Эрвин целовал его перед уходом, Леви ждал, когда тот быстрее уйдёт.

Эрен, Эрен, Эрен.

Леви казался помешанным. Ему было мало, очень мало; он яростно желал овладеть большим.

— Он ещё заходил? — Ханджи постукивала по рулю машины, сужая глаза и напряжённо вглядываясь сквозь туман на вывеску заведения.

— Нет. — Леви устало выдохнул. — В этот раз я хочу сам прийти к нему.

Пальцы женщины замерли всего на мгновение, и затем продолжили свой ритм, как ни в чем не бывало. Она не выглядела удивленной. Не после того, как прочла записку и не после того, как заметила выражение лица своего друга — она знала, что этот день настанет, день, когда Леви выберет правило, по которому действовал ранее: «когда нечего терять — не боишься риска».

— Захватывающе.

— Да, — ответил Леви, подперев руку подбородком. — Захватывающе.

— Ты знаешь куда ехать?

Леви хрипло рассмеялся.

— Не зря я штурмовал ночами все записи Эрвина. Конечно, я знаю.

«Что хуже: целоваться со мной, зная, что лжёшь мужу или целоваться с мужем, зная, что лжёшь себе?»

Действительно, что? Если задать этот вопрос Леви, то он, бессомненно, ответил бы, что хуже — лгать человеку, который преподнёс тебе весь мир на блюдечке, одаривал заботой и любовью, поддерживал во всех начинаниях и влюблял в себя своими мыслями. Если же задать вопрос Риваю, то он сказал бы так: «мне нет дела до лжи, мне нет дела до любого другого человека, кроме меня самого».

Возможно, именно по этой причине Леви сейчас стоял, прислонившись к стене, около дубовых дверей, ведущих в богато обустроенный особняк Эрена Йегера. Он не желал анализировать слишком много и копаться в голове, ему хотелось простого человеческого выбора: выбора между его прошлым и будущем, между любовью и влечением, между сомнениями и уверенностью.

— Если бы знал, что увижу тебя здесь, то принарядился бы.

Леви лениво повернул голову и наткнулся взглядом всё на такого же элегантного и красивого парня. На этот раз они отличались в одежде. И всего на мгновение ему захотелось молча пройти мимо и уйти так далеко, на сколько хватит сил, так далеко, чтобы не думать о всех тех шагах, которые он проделает в сторону от своего влечения; и даже под прицелом он бы никогда не признался, что считал бы каждый, чтобы не забыть сколько понадобиться идти для возвращения обратно.

— Оказывается, хватает, чтобы один человек ненавидел другого, чтобы эта ненависть перешла даже к мужу.

Эрен совершил стремительный шаг вперёд, сузил глаза, рассматривая мужчину, словно под микроскопом.

— Не вымыл очередную кружку?

Леви на провокации не вёлся, всё также мирно стоял, прислонившиеся к стене, только вдавил пальцы ног в пол со всей силы.

— Не оказался тобой.

Леви смотрел, как кадык Эрена дёрнулся верх-вниз от слишком громкого глотания.

— Признаться, не ожидал. И каково Эрвину? Давишь его презрительным молчанием?

Леви смотрел, как лучи закатного солнца играли бликами на мягких волосах Эрена, как всегда собранных в элегантный низкий хвост.

— Это ты мне скажи, раз следишь днями напролёт.

Эрен хмыкнул. Поправил винтажные очки, съехавшиеся на кончик носа, и выдал следующее:

— Если и есть наука, как оставаться милым с человеком, которого ненавидишь, то ты, Леви, то ли её основатель, то ли её выучил от корки до корки. Ты восхитительно оригинален.

Леви смотрел, как самодовольная улыбка расползлась по лицу Эрена.

— Я давно понял, что ты против полумер, Леви. Если сгораешь от страсти, то полностью, наплевав на понятие измены, если ненавидишь, то так сильно, что готов перерезать глотку. Если оправдываешься в своих же глазах, то так убеждаешь себя, что и за одно — всех вокруг.

— Возможно, — легко согласился Леви и склонил голову вбок. — Только это не убеждения и оправдания, всё намного проще: верность, которую я стараюсь сохранить ценой больших усилий — ничуть не лучше измены.

— Хорошо, — процедил Эрен и сморщил губы. — Тогда как ты оправдаешь самого себя? Так долго притворялся перед Смитом, что под конец начал притворяться перед самим собой?

— На самом деле, просто был ошеломлён от того, что кто-то взаправду может быть влюблён в меня.

Эрен фальшиво рассмеялся.

— Так ты, как Анна, готов делать не вполне здоровый выбор?

— Вполне. Ведь я хочу больше.

— И желаю сильнее, — закончил за него Эрен.

— Ты сказал, что ощущаешь, будто всё, что ты делаешь — тебя калечит, — тихо и спокойно сказал Леви, бросив взгляд за спину Эрена, где всё это врем стояла высокая темноволосая девушка — Микаса — направляющая пистолет точно в лоб незваного гостя.

Эрен засунул руки в карман брюк и перекатился с носков на пятки.

— Интересно, — тихо вымолвил он. — Ты хочешь, чтобы я поделился своими душевными проживаниями, чтобы что, Леви? Чтобы ты растоптал их, как сделал это ранее? Чтобы ты насмехался надо мной, прогоняя, как побитую собаку? Чтобы ты сгорал от возбуждения, трахая своего мужа, но думал обо мне? Чтобы жил своей фальшивой жизнью, выдавал фальшивые чувства за подлинные?

— Ты упоминал врачевание, — гнул свою линию Леви, не обратив никого внимания на слова Эрена. Микаса не стрельнула, что означало — Йегер хотел, чтобы мужчина находился подле него.

Парень рассмеялся, запрокину голову.

— Тебе в детстве говорили, что главное — вырасти, найти работу, выйти замуж за хорошего парня, купить просторный дом? Если нет, то я никак не могу взять в толк, почему ты к этому пришёл.

— В детстве мне говорили всегда стрелять первым.

Потому что в мире намного больше странного. Он гораздо безумнее, сложнее и гораздо злобнее.

— Я думал, что стану врачом, — ответил Эрен. — Буду вести спокойную жизнь. Меня бы вполне устроила бедность.

Леви скривил рот и показательно прошёлся взглядом по убранству вокруг, по дорогой одежде, очкам и часам.

— Сомневаюсь, — опроверг он.

Эрен спокойно пожал плечами:

— Я и правда люблю винтаж.

— И оружие, — подметил Леви очевидную вещь.

— Да, но кто же не любит оружие? — с усмешкой спросил он.

— Ты бы разорился на одном только самомнении.

— Ты прав. Из меня бы получился никудышный бедняк.

— Ужасный, — согласился Леви и, немного помолчав, добавил: — Но, если ты и правда несчастлив, еще ведь не поздно, правда? Только поступки определяют цену наших желаний.

Леви двинулся вперёд, несмотря на то, что Микаса выступила перед Эреном и нажала на предохранитель; её лицо при этом выражало крайнюю степень заинтересованности в стрельбе и убийстве, возможно, она была даже в гневе.

Взгляд парня ожесточился, он положил руку на плечо девушки и слегка сжал его, давая приказ отступить. Леви заметил, как Микаса скривила губы, явно не желая выполнять такой, на её взгляд, опрометчивый поступок. Мужчина же оставался спокоен, потому что находился в правильном месте и в правильное время, и все происходило исключительно в нужный момент.

— Ответь мне, Ривай, что ты желаешь?

— Ты был прав.

— Это не ответ, — настаивал Эрен.

Леви, будто только этого и ожидая, растянул губы в улыбке, обнажая зубы.

— Тебя.

Эрен завис на мгновение, затем лишь кивнул и указал рукой перед собой, приглашая Леви войти.

— После тебя, — произнёс парень и все же, не выдержав, проговорил: — Уже не тошнит перед лицом страсти? Как же то, что она сиюминутна?

— Это сила, а не слабость, — вернул Леви Эрену его же слова.

Как только они оказались в комнате, Эрен, недолго думая, нарочито медленно двинулся к Леви. Аккерман не успел как следует осмотреться вокруг, но он не питал иллюзии, что ему удастся это сделать. Возможно, Йегер думал о шпионаже, возможно, о жестокости, которую мужчина показал в последнюю встречу с ним, возможно, о смерти и бессмертии, а может быть, даже и о нём, о Леви. Кто знает этих сумасшедших.

— Я удивлён.

— Ты этого хотел, — спокойно опроверг его Леви, скидывая пиджак с плеч. — Знаешь, ты прав. Смириться и начать жизнь с чистого листа — звучит, как «броситься со скалы и умереть». Ты же помнишь, как мне нравится тенденция падения.

Эрен подошёл достаточно близко, чтобы положить руку на затылок мужчины и приблизить их лица друг к другу. Он сжал его волосы в кулак и запрокинул голову, хищно и жадно осматривая черты напротив.

— Так мне называть тебя Леви или Ривай?

Эрен приблизился достаточно, чтобы провести носом по скулам, затем очертить губами этот путь и поймать лёгкий выдох.

— Назови меня новым именем, — приказал Леви.

— Я придумаю тебе такой имя, которое непременно будет властвовать над этим миром.

— Даже над тобой?

— Сомневаюсь.

Леви приоткрыл губы, дыша через раз, чувствуя, что ещё мгновение, и задохнётся от переизбытка чего-то животного и первобытного.

— Борьба за власть, — пробормотал он и не сдвинулся с места, не желая сдаваться первым.

— Порабощение, — с иронией добавил Эрен и припал к чужим губам, скользя языком вдоль кромки зубов и затем проникая в рот. В ответ Леви поддался навстречу и, резко схватив парня за рубашку, потянул на себя, вжимая в бёдра. Было восхитительно и тошно, возбуждающе и враждебно, мучительно и невозможно остановиться.

— Если страх — верное средство для порабощения, — сквозь поцелуи бормотал мужчина. — То, что в этом случае страсть?

Эрен со злостью потянул Леви за волосы и вжался зубами в доступную шею, покусывая до синяков, до тихого рычания и сдавленного стона. Он торопливо расстегнул пуговицы на рубашке и забрался свободной рукой под ткань, ощущая неровность кожи — затянувшиеся раны от порезов.

— Удовлетворение потребностей тоже ведёт к порабощению.

Леви вздрогнул. Его пальцы нащупали ширинку, и он с силой дёрнул её, расстегнул пуговицу и просунул руку, нащупав мягкую ткань нижнего белья и напряженную плоть.

— Только если удовлетворить ты не можешь их сам, — с усмешкой заявил Леви и, сдавив парню горло свободной рукой, заставил его отстраниться. — Сядь, — велел он, толкая Эрена к кровати.

— К чёрту, — прорычал Эрен сквозь стиснутые зубы, выполняя приказ. — Я готов отдать тебе всё, что ты хочешь.

Встав на колени перед Йегером, Леви уверенно склонился к нему и коснулся губами члена через ткань. Он поднял глаза, чтобы успеть заметить, как Эрен дёрнулся под лаской, чтобы успеть только одними взглядом запретить касаться себя. Леви скользнул чуть выше. Он помог себе руками, прихватив нижнее бельё за край и оттягивая его, чтобы высвободиться возбуждённый член. Тяжелый, горячий, липкий на вершине.

— Даже себя? — поинтересовался Аккерман, дразня. Он не собирался касаться парня ни руками, ни ртом, пока не выиграет в этой битве.

Взгляд Эрена потемнел. Он с силой сжал простыни.

— Возьми меня.

Чарующе двусмысленно.

Пальцем Леви размазал выступающие капли, коротким ногтем задевая отверстие уретры, тут же скользнул вдоль ствола, затем языком коснулся головки, и неспешно погрузил всю длину в рот, наблюдая за сузившимися глазами Эрена, за его раздувавшимися ноздрями, за его сжатыми губами. Аккерман повторил, сжимая свои губы вокруг ствола, чувствуя напряжённую пульсацию, пальцами пробежал по яичкам, языком приласкал уздечку. Он начал движения верх-вниз, издавая пошлые звуки, когда головка выскальзывала изо рта; он сильнее сдавливал у самого основания; цеплялся за бёдра парня, царапая через ткань так и неснятых брюк.

В горле немного першило от постоянного трения, челюсть находилась в напряжении, но он не останавливался, получая не меньшее наслаждение, чем Эрен, который обезумевши поддавался вперёд, проталкиваясь дальше и дальше.

— Это я пять лет назад заказал Эрвина Смита, — прорычал Йегер сквозь стоны. — И сожалею об этом каждый день.

Ничего и никого не существовало вокруг. Между ними разрасталась невыносимая жажда — она воспламеняла нутро, превращала его в один сплошной оголённый нерв.

Влажный язык широкой дорожкой прошелся от основания до уздечки, собирая и смакуя вкус.

— Это дело ещё в силе, если тебе интересно. Убить его.

Леви овладевали безрассудные желания; они колотили, вибрировали в глубинах, и мужчина послушно следовал им, вбирая с каждым разом всё глубже, чувствуя, как в глотку упиралась головка, как терялась возможность дышать, как всё его нутро разгоралось от понимая обладания кем-то другим.

Леви возбуждали еле различимые стоны, что доносились от Эрена; возбуждал его пристальный потемневший взгляд, который, будто, хотел запечатлеть этот момент навсегда; возбуждала повышенная температура тел; возбуждал образовавшейся в горле вязкий ком из-за смазки, сочившийся из члена парня, дающий понять, насколько Эрену приятно.

Дыхание Йегера поверхностно.

Леви пальцами ощущал легкое подрагивание, когда сжимал член парня у основания; ощущал, как Эрена пробирала дрожь тогда, когда мужчина менял темп или угол.

Леви привстал, не выпуская член и продолжая его стимулировать, чтобы пробраться руками под рубашку, пройтись по бокам, по торсу. Он царапал, но не до крови — только до ободранной, зудящей кожи.

Леви резко отстранился и повалил дезориентированного Эрена на кровать, сев сверху.

— Я стану тем, кто выведет тебя из игры, — сумасшедше прошептал он, наклоняясь ниже, вжимаясь нос к носу.

Эрен захохотал. Леви поймал этот звук губами.

— Ты не понимаешь. Я рассчитываю на это, я мечтаю, чтобы мы убрали всех на своём пути, чтобы мы остались только вдвоём, чтобы мы остались лучшими.

Леви заткнул парня, требовательно просунув язык ему в рот, и Эрен разомкнул губы, позволяя вылизывать так, как хочется мужчине. Он склонил голову, меняя угол, отчего Йегер простонал и, наконец, сжал чужие бёдра.

Эрен, завладев телом Леви, умело перекатился, подмяв его под себя. Он вцепился в шею мужчины, вылизывая и кусая, просунул руку под штаны и нижнее белье, начиная умело и жёстко дрочить, царапая ствол в порыве возбуждения. Леви с упоением позволял Эрену ловить каждый хриплый выдох губами, наслаждаясь полной властью даже в позиции снизу.

В одно мгновение Йегер избавил мужчину и себя от одежды, случайно разорвав несколько пуговиц на рубашке Леви, затем сжал бёдра, скользнув к паху в грубой ласке. На нежность ни кто и не рассчитывал.

Леви перехватил совершенно опьяняющий взгляд и, ухмыльнувшись, выпустил волосы парня из резинки, наблюдая, как они легкими волнами спадали вниз, скрывая их лица от внешнего мира.

— Я обещал, что подожду, — прошептал Эрен.

И сейчас только они вдвоем, и их тела, слитые воедино, и тихий мягкий шёпот Эрена, как отголосок безумия, что ждало их впереди.

***

— Где ты был?

Эрвин сидел в полумраке за столом, рассматривая бумаги, лежавшие в хаотичном беспорядке на всей поверхности. Рядом стоял бокал с виски, где-то поодаль играла тихая и мирная классическая мелодия — всё это превращалось в фарс и насмешку, стоило Леви сделать несколько шагов вперёд и выйти на свет, где Смит уже смог бы лицезреть синяки и укусы по всем открытым участкам тела. Аккерман не намеривался скрывать, но Эрвин не поднял взгляд.

— Где ты был, Леви?

— Посмотри на меня, — тут же сказал Аккерман.

Эрвин прикрыл глаза и отрицательно замотал головой, будто само это движение причиняло ему боль.

— Я не хочу. Не заставляй меня это видеть.

Леви постукивал пальцами по бедру в сбивчивом ритме. Как бы он не старался, не мог ощутить даже толику сожаления, даже мизерную часть её от осознания своего поступка; единственное, что чётко ощущалось — полное удовлетворение, как в теле, так и в душе, спокойствие, граничащее с равнодушием.

— Как давно ты знаешь?

Эрвин невесело усмехнулся и покрутил кольцо на пальце, всё также не поднимая взгляд. Леви отчасти винил и Смита в этом, потому что тот вовремя не заметил, не остановил, не оборвал связь.

— Думаешь, что я не догадывался, что, лёжа в моих объятиях, ты представлял себе другого? Когда ты срывался с цепи и кусал, как помешанный? Приятно, не спорю, но на тебя было не похоже. Хотя, — тут он сделал паузу и, глянув на бумаги, продолжил: — Я не уверен, что знаю, что теперь на тебя похоже, а что нет. Только вот в том, что в кровати вдруг казались трое вместо двоих — я осознал сразу же. Подозреваю, что ты был даже верен мне в самом начале, не поддаваясь на провокации, хотя, будем честны, я просто надеюсь на это. И всё же, пять лет, Леви. Пять лет, — Эрвин выдохнул. — Я бы не стал злиться, овладей он твоим телом, не стал бы злиться, если бы поднял сейчас голову и увидел все укусы, шрамы и засосы.

— Так подними! — приказал Леви, сжимая ладонь в кулак.

Эрвин медленно поднял голову, посмотрел на тёмные классические брюки, кинул взгляд на светлый отпечаток на пальце, где раньше находилось кольцо, затем на мятую рубашку с чужого плеча и, наконец, на шею, увешенную, словно трофей, словно награда, словно громкая пощёчина.

— Злишься? — язвительно поинтересовался Леви.

Ему хотелось перескочить пространство между ними и трясти, трясти и трясти Эрвина, пока он не закричит, пока он не явит свои эмоции, пока не начнёт огрызаться, злиться, бить руками и крушить всё на своём пути.

— Я злюсь, потому что он овладел не только твоим телом, но и твоей безжалостной, непреклонной и недоступной душой. Разве Эрену Йегеру нужна душа, Леви? Я пять лет пытался достучаться до неё, желал овладеть ею, но на протяжении всего времени ощущал ту пропасть между нами и не мог взять в толк — почему и из-за чего она разрасталась? — Эрвин посмотрел Леви прямо в глаза. — Так что? Ему нужна душа, как думаешь?

Леви улыбнулся.

— Нет. Ему нужна не только душа и тело, Эрвин. Он так ненасытен, что жаждет всего мира.

— Предполагаю, как и ты.

Леви пожал плечами.

— Думаю, ты знаешь, зачем я пришёл.

— Развод? — бесстрастно поинтересовался Эрвин, перебирая бумаги; сначала он постарался сложить их в одну стопку, затем разложил обратно в хаотичном порядке, потом бросил это дело и сжал несколько листов с такой злостью, что Леви это позабавило. Он так долго мечтал узреть эмоции мужчины, что получил их только на крахе совместной жизни — какова ирония.

— Да.

В ответ Эрвин швырнул бумаги в сторону мужчины, которые оказались ничем иным, как фотографиями: Эрен и Леви в кафе сидят так близко друг к другу и о чём-то оживлённо спорят; Эрен и Леви около машины с мороженым задумчиво выбирают вкус, при этом забавно морщась от выбора друг друга: Эрен и Леви делятся тайными улыбками, пряча их за чашками чая; Эрен и Леви касаются друг друга кончиками пальцев; Эрен и Леви заваривают вместе чай; Эрен и Леви целуются, вжимаются в друг друга, покусывают шею; Эрен и Леви угрожают друг другу, дерутся, скалятся, возбуждаются; Эрен и Леви; Эрен и Леви и ещё раз только Эрен и Леви.

— Мне прислали это сегодня днём по почте, — холодно выплюнул Эрвин, будто даже от самих слов его воротило. Милый Эрвин — идеалист и моралист. — И не только это, Леви, не только это!

Смит смотрел в упор, не моргая, и выглядел жутко, потому что застывшее лицо больше напоминало маску, и стеклянный взгляд ситуацию отнюдь не смягчал. Леви же, наконец, испытал что-то сродни восторженному испуга в присутствии Смита, но уже, к сожалению,этого было мало, этого никак не хватало, чтобы остановить мужчину.

Леви привстал на носки, с интересом рассматривая, что же ещё лежало на столе.

В другой жизни.

Слова отдавались у него в голове неприятным эхом. Он понимал, что такой человек, как Леви Аккерман, возможно, стал бы идеальным мужем для такого человека, как Эрвин Смит. Не сжимал бы губы в тонкую линию, когда тот не разделял бы с ним любовь к книгам; не раздражался всякий раз из-за его прин-ци-пов, прям именно прин-ци-пов, которые являлись неразрушимыми правилами, державшимися в оковах, в клетке; не гневался бы из-за такого пустяка, как немытая кружка.

В другой жизни они были бы идеальным дополнением друг друга, но эта жизнь превратила Леви в первую очередь в Ривая, научила держать крепкий удар и удерживать голову так высоко, чтобы никто из отбросов не смел переступить дорогу.

Эта жизнь создала другой идеальный дуэт — Эрен и Ривай. И, как заметил Йегер, с чего бы связь с Эрвином — подлинная?

И правда, с чего бы?

— Я даже не догадывался, что делил жизнь с тем, кто должен был убить меня. Как мне к тебе обращаться теперь? Леви или, быть может, Ривай?

— Ох, Эрвин, лучше бы ты не узнал, — Леви грустно улыбнулся, скинув пиджак с плеч прямо на пол. — Данте сгубил меня, я же сгублю тебя.

***

— Ты сказала, чтобы я к тебе не приходил.

Ханджи глянула на тёмную улицу за спиной Леви, убедившись, что никого не было поблизости, а затем бесцеремонно ухватила мужчину за шкирку и заволокла в дом, испачкавшись в чужой крови.

— Что ты, мать твою, наделал, Леви?

Аккерман смотрел на свои руки, покрывшиеся коркой грязи вперемешку с багровыми пятнами, и выглядел так растерянно-ошеломленно, что женщине пришлось влепить жёсткую и отрезвляющую пощечину. Леви дёрнул головой, но в ответ не предпринял никаких действий, чтобы уложить того, кто посмел поднять на него руку, вместо этого он хладнокровно взглянул Зое в глаза. Женщину передёрнуло не от выражения лица мужчины, а от застывших там слёз, которые, как она знала, никогда не прольются.

— Мне необходим душ.

Ханджи покачала головой и в сердцах выругалась, махнув рукой, чтобы мужчина прошёл в ванную комнату.

— Тебе необходим мозгоправ.

***

Леви вслушивался в гудки, с интересом рассматривая абсолютно девственно чистый белый потолок над собой. Как только он понял, что трубку подняли, то захихикал от странного покалывания внизу живота.

— Ты желал весь мир, — на выдохе промолвил он.

Долгое молчание на другом конце провода.

— Кто же знал, что весь мой мир заключён в одном человеке.

Впервые за весь вечер Леви смог свободно дышать.

— Я тебя уничтожу, — выдал он так, будто признавался в любви.

Заливистый смех Эрена, как лучшая музыка для ушей Аккермана.

— Буду ждать с нетерпением, мой милый Данте, буду ждать.