Зеркало Горгоны (СИ) [Omega-in-exile] (fb2) читать онлайн

========== ГЛАВА 1. УТРО ГОРГОНЫ ==========

ГЛАВА 1. УТРО ГОРГОНЫ

Атланта (США), январь 2015 года

Элен Бреннан задумчиво смотрела в окно представительского лимузина, который мягко и плавно катил по оживленным улицам деловой части Атланты, направляясь к главному офису Brennan Corporation - не самому высокому зданию в городе, зато, возможно, самому стильному из всех зданий в стиле хай-тек. Супруга президента корпорации и по совместительству первый вице-президент Brennan с удовольствием сама села бы за руль автомобиля. Но, конечно, не этого представительского лимузина, а какого-нибудь шикарного, дерзкого спорткара. Ей это нравилось, и раньше она с удовольствием гоняла по улицам и автострадам, порой выплачивая огромные штрафы за превышение скорости и нарушение всех мыслимых и немыслимых правил.

Но теперь, занимая высокое положение и будучи публичной персоной, Элен Бреннан не могла себе позволить предаваться любимым забавам. К тому же конфиденциальная информация, поступившая в службу безопасности Brennan, говорила о том, что на Элен готовится покушение. Возможно, не на территории США, а в какой-то другой части света, где Элен приходилось бывать по делам Brennan. Угроза была вполне реальной. За долгие годы деловой карьеры Элен Бреннан, легко и не задумываясь шагавшая по головам других, нажила себе великое множество врагов, в том числе весьма могущественных и готовых на всё, чтобы ее устранить. Поэтому ей необходимо было постоянно находиться под охраной и передвигаться исключительно в бронированных автомашинах.

Элен это не смущало. Жизнь в семействе Бреннанов и стремительная карьера в гигантской корпорации, принадлежащей этому семейству, приучила Элен к мысли о постоянной угрозе. Это было лишь фоном ее жизни. Жизни, полной власти, блеска, уважения и восхищения окружающих. За этим восхищением, и Элен хорошо это понимала, скрывались черная зависть и лютая ненависть. Но и это ее не смущало. Она наслаждалась своим положением, в которое вложила слишком много сил и ради которого принесла слишком много жертв, и готова была растерзать любого, кто посмеет у нее это положение отнять.

А что касается готовившегося на нее покушения, что ж, в этом Элен вполне полагалась на службу безопасности Brennan, начальник которой - Крис Скелтон - был ей предан и по совместительству являлся ее любовником. Скелтон был настоящим профессионалом в своем деле, это касалось как деятельности службы безопасности, так и постельных утех. Последнее тоже было очень важным для Элен: ее высокое положение, принадлежность к семейству, являвшему собой образец нравственности и воплощения американской мечты, не позволяли ей открыто заводить любовников. А Скелтон был прекрасным любовником, при этом в силу профессии отлично умел скрывать их связь. Кроме того, Скелтон умело покрывал бурную сексуальную жизнь мужа Элен - Тома Бреннана - жизнь, никак с жизнью Элен не соприкасавшуюся. За четверть века брака с Томом секс у них случался не больше пяти раз. Так Элен сумела завести своего старшего сына в их браке - Джастина. Чтобы завести второго ребенка - Стива, на котором решительно настаивал отец Тома, ныне покойный Джо Бреннан, Элен пришлось прибегнуть к искусственному оплодотворению. Потому что ее супруг, который и в ранней юности мало интересовался девушками, вскоре после женитьбы на Элен и вовсе стал интересоваться исключительно красивыми юношами. Тот факт, что муж с ней не спит, мало волновал Элен: она вышла за Тома исключительно по расчету. Беспокоило лишь то, что бесконечные похождения избалованного отпрыска Бреннанов, которого даже жесткий (а еще точнее - жестокий) отец не смог воспитать добропорядочным семьянином, могли негативно сказаться на имидже Бреннанов как образцовой супружеской пары, воплощения моральных устоев и всего прочего. Среди многочисленных любовников Тома Бреннана (большинство из которых были партнерами на пару-тройку раз, не больше) было немало тех, кто хотел поживиться денежками поначалу наследника, а затем и обладателя многомиллиардного состояния. Шантаж и угрозы разоблачения присутствовали не раз, но всякий раз Скелтон умело их нейтрализовал, не ограничивая себя в способах и средствах. Кому-то из любовников Тома достаточно было одной-двух бесед с людьми Скелтона, умевшими четко и ярко обрисовать незадачливым шантажистам, что их ждет. Кому-то пришлось столкнуться с крупными неприятностями, заставившими их понять, что люди Скелтона слов на ветер не бросают. Кто-то, из особо непонятливых, просто исчез. Бесследно и навсегда.

Сам Том в эти дела не лез. Он знал, что его драгоценную персону оградят от неприятностей, а как именно – ему было безразлично. И потому заводил все новых любовников, а его супруга и ее любовник решали все вопросы с тем, чтобы репутация семейства Бреннанов оставалась безупречной. А уничтожить ее репутацию желали многие. И не только репутацию.

Служба безопасности была готова к тому, что удар может быть нанесен где угодно, в любой момент. Поэтому, когда навороченный белоснежный спорткар (именно такой, какой всегда нравился Элен!) лихо и нагло подрезал ее лимузин, охрана мгновенно напряглась, поскольку, возможно, «час икс» наступил. Но нет, тревога оказалась ложной. Водитель спорткара дал по газам, и сверкающая машина пулей улетела вперед, прямо к сверкавшему стеклом и металлом зданию Brennan Corporation, где так же лихо притормозила – шагах в ста от стеклянных вращающихся дверей.

Лимузин Элен приближался, чтобы остановиться прямо возле главного входа. Вообще-то, служба безопасности настаивала на том, чтобы супруги Бреннаны – владельцы и руководители корпорации – прибывали в офис через подземную автостоянку и поднимались в свои кабинеты, расположенные на 11-м этаже, на особом, изолированном лифте. Том Бреннан так и поступал. Но Элен отказалась наотрез. Для нее прибытие к главному входу в офис, проход через просторный, сверкающий металлом холл и подъем на лифте с другими сотрудниками был настоящим ритуалом, который был необходим ей как воздух.

И вовсе не потому, что Элен была так уж демократична. Напротив, она как раз считала себя выше других. И этот проход через холл и подъем в общем лифте был чем-то вроде утреннего выхода королевы к своим подданным. Демонстрацией себя, своего присутствия, своей власти. Элен чувствовала, как напрягаются сотрудники фирмы при ее появлении и приближении, как они замирают, становятся всё более скованными. Как естественные улыбки на их губах превращаются в застывшие, фальшивые, приклеенные. Она знала, что внушает другим невольный страх, даже благоговейный ужас, и упивалась этим. Ей нужно было ощущать этот страх, наслаждаться им. Она не могла начать без него день, как другие не могут его начать без чашки кофе.

Элен было хорошо известно, что сотрудники корпорации прозвали ее Горгоной, и ей это нравилось. Медуза Горгона была чудовищем из древнегреческой мифологии. Вместо волос на голове у нее были змеи, а одним своим взглядом она превращала в камень всех, кто осмеливался на нее взглянуть. Элен льстило это сравнение. Нет, она вовсе не была уродлива, напротив: в свои 46 лет она была еще очень хороша собой, сексуальна. Красивое лицо – властное, надменное, отличная фигура, мягкая грация пантеры перед прыжком, неизменно идеальная прическа. Элен воплощала в себе тип опасной женщины – безжалостной хищницы, готовой уничтожить любого, кто встанет у нее на пути. Она являла собой воплощение успеха – родившись в далекой российской провинции, в семье алкоголиков, она стала первым вице-президентом и фактическим руководителем огромной транснациональной корпорации, которая была одним из столпов не только экономики США, но и всего мира. Наконец, она была объектом ненависти и зависти со стороны окружающих – и это ей нравилось больше всего. Ей нравилось, как под ее взглядом люди, даже самые раскованные, свободные, незакомплексованные, буквально каменеют, ей нравилось пить излучение их страха, потаенного ужаса, бессильной ненависти. И никакие аргументы службы безопасности не могли заставить ее отказаться от ежеутреннего ритуала. Так вампир не может отказаться от крови.

И в это утро все должно было пройти по плану: выход из лимузина, проход по огромному холлу, подъем в лифте. Но почему-то этот наглый сверкающий спорткар слегка испортил Элен настроение. Словно кто-то – непонятно кто - посмел бросить ей вызов. Да, конечно, она понимала, что все это ерунда… Это не мог быть кто-то из сотрудников корпорации. Скорее всего кто-то, кто понятия не имеет, кому он посмел перейти дорогу. Элен поджала губы. Ей захотелось отомстить наглецу. Она любила мстить любому, кто пытался ей перейти дорогу, и умела это делать.

Элен из окна лимузина видела, как дверца спорткара открылась, и из него ловко выбрался молодой человек в легком, приталенном элегантном пальто. Она не успела рассмотреть его лица, только светло-русые, чуть удлиненные волосы. Молодой человек быстрой, пружинистой походкой двинулся ко входу в офис Brennan. И Элен вдруг почувствовала странную тревогу. У нее было хорошо развито чувство опасности. И сейчас в ее сознании замигала красная лампочка и послышался сигнал тревоги: опасность! Опасность! Опасность! Нет, не покушение. Что-то другое. Непонятное, но очень опасное.

Лимузин остановился возле входа в офис. Молодой незнакомец как раз исчез за вращающимися дверями, когда телохранители открыли дверцу лимузина, и миссис Бреннан явила себя окружающим. Она вышла – в строгом, элегантном темном платье с небольшой золотой брошкой, в туфлях на невысоких каблуках и небольшой сумочкой. На ее лице было чуть скептическое, покровительственное выражение. Краем глаза она видела, как направлявшиеся в офис сотрудники притормаживают, пропуская ее вперед. Никто не решался перебежать дорогу миссис Бреннан. Горгона вызывала невольный ужас. И ей это нравилась.

Элен уверенной походкой, прошла через стеклянные двери, за которым был пост охраны. Секьюрити уже вытянулись в струнку, приветствуя грозную королеву Brennan. Все в офисе знали, что пусть Том Бреннан и король, но его супруга – настоящий ферзь. Именно она держала в руках все нити управления корпорацией. Именно в ее руках были судьбы всех, кто работал в Brennan. Элен чуть улыбнулась охранникам и небрежно кивнула им. Все шло как обычно.

И тут она вновь увидела того самого молодого человека. Он стоял спиной к ней возле стойки, чуть склонив светло-русую голову, и о чем-то разговаривал с администратором. Очевидно, это был посетитель, чье имя должно было быть внесено в списки гостей.

Элен чуть заметно нахмурилась, снова в ней сработал инстинкт тревоги. И еще – желание наказать наглеца. Но, разумеется, она прошла мимо и начала движение через холл в направлении лифтов. Там уже толпились сотрудники корпорации, которые должны были подниматься наверх, в служебные помещения. Элен медленно приближалась к ним, на ее лице появилась улыбка – улыбка только губами. Вроде бы все люди, стоявшие возле лифта, оставались на своих местах, но Элен почти физически ощутила их желание отступить, влипнуть в стенку, раствориться в воздухе, только чтобы не попасть под убийственный взгляд Горгоны. Ей нравился этот момент. Она упивалась страхом окружающих. Совершенно иррациональным, вроде бы беспричинным, но таким реальным, таким хорошо ощутимым страхом.

Но сейчас что-то было не так. Да, Элен чувствовала, что люди каменеют, что ее боятся. Но что-то не давало ей ощутить свое безраздельное могущество.

Взгляд на затылке. Вот что это было. Может быть, впервые в жизни Элен почувствовала, как кто-то смотрит ей прямо в затылок. И этот чужой, пристальный взгляд был подобен агрессии. Кто-то враждебный посмел вторгнуться в мир, где она привыкла властвовать безраздельно и напитываться страхом своих подданных.

Элен, и без того стоявшая прямо, еще выше подняла голову и медленно повернулась на каблуках. Она с детства – безрадостного, унылого – привыкла смотреть опасности в лицо. Она слишком многое видела в жизни, чтобы что-то могло ее напугать. Но сейчас… Ее взгляд - взгляд Горгоны – напоролся на взгляд светло-серых глаз, устремленных прямо на нее.

Тот самый молодой человек из спорткара приближался со стороны поста секьюрити к лифту. Приближался быстрой, пружинистой, но при этом непринужденной походкой, откинув голову назад и чуть поводя плечами. На нем было элегантное, тонкое пальто, темно-синий костюм, в котором сразу можно было опознать Brioni, идеально повязанный шелковый галстук, дорогие запонки, до блеска начищенные ботинки, явно стоившие не одну тысячу долларов. Пожалуй, из классического образа молодого, успешного яппи выбивались лишь чуть длинноватые, густые, светло-русые волосы. Бизнесмены, даже молодые, предпочитают короткие стрижки. Впрочем, волосы молодого незнакомца были идеально уложены. Судя по всему, он потратил на эту прическу сегодня утром как минимум час. Или побывал в салоне красоты, причем не самом дешевом.

Но главным было не это. Главным был взгляд молодого человека – взгляд серо-голубых глаз, обрамленных длинными, густыми ресницами. Этот взгляд заставил Элен буквально окаменеть. Великая и ужасная Горгона вдруг почувствовала себя абсолютно беспомощной. Говорят, что перед смертью человек видит, как вся его жизнь пролетает перед ним словно в стремительных кинокадрах. Нечто подобное испытала сейчас и Элен, видя устремленные на нее серо-голубые глаза. И приближающееся к ней лицо – очень странное, красивое, но какой-то пугающей красотой. Высокий лоб, идеальный разрез светло-голубых глаз, высокие скулы, точеный профиль, красивые чувственные губы, хорошо очерченный подбородок. Но в этой красоте было нечто неестественное. Безжизненное. Как будто это была маска. Красивая маска, скрывающая нечто иное.

Элен вдруг стало страшно. Нет, она не опасалась, что молодой незнакомец – убийца, который сейчас выхватит пистолет. В конце концов, на входе его проверила служба безопасности. А за Элен шли двое хорошо тренированных телохранителей.

Нет, это был какой-то иррациональный страх. И отвращение. Такой страх человек испытывает, когда видит ядовитую змею, пусть даже ничем ему не угрожающую. Или отвратительное ядовитое насекомое. Или опасного хищника, пусть даже заключенного в клетку. Взгляд. Взгляд молодого человека заставил окаменеть саму Горгону.

Правда, это наваждение длилось лишь пару секунд. Элен быстро взяла себя в руки. Она никогда не видела прежде этого молодого человека, он совершенно точно не принадлежал к персоналу Brennan, во всяком случае ее главного офиса. Пусть в этом офисе и трудились несколько тысяч сотрудников, и Элен, само собой, мало кого из них помнила в лицо. Но она могла поклясться, что никогда не видела этого молодого человека. Иначе бы его запомнила. Потому что его нельзя было не запомнить.

Впрочем, и молодой человек никогда прежде не видел Элен. Совершенно точно. Иначе он не смотрел бы так на нее. На такой взгляд просто не способен тот, кто от тебя зависит.

На самом деле взгляд незнакомца на Элен был мимолетным, он тут же равнодушно отвернулся. И это тоже было воспринято Элен как знак агрессии: никто в этом здании не смел смотреть выказывать ей такое пренебрежение!

Открылись двери огромного лифта, Элен прошествовала в него первой, за ней - два телохранителя, остальные сотрудники стали заходить следом, едва ли не на цыпочках. Причем все теснились друг к другу, непроизвольно вжимались в стены, а вокруг Элен образовалось пустое пространство. Молодой человек зашел в лифт последним и встал буквально напротив Элен. Он смотрел не на нее, а куда-то в сторону - так, словно Элен не существовало. Нормальное поведение для незнакомого человека, но Элен почему-то снова почувствовала прилив возмущения, словно ей нанесено личное оскорбление. И еще - какое-то странное ощущение, как будто молодой незнакомец самим своим присутствием высасывал из нее силы. Ей вдруг показалось, что она не может даже пошевелиться, и ей оставалось только наблюдать за молодым человеком и фиксировать его действия. Смотреть, как он с вежливо-отстраненным и в то же время надменным видом пропускает сотрудников корпорации, выходящих из лифта и втайне радующихся, что, наконец, избавились от присутствия Горгоны. Рассматривать, как он поправляет и без того идеально сидящий галстук ухоженной белой рукой с отличным маникюром. Заметить на безымянном пальце его правой руки изящное кольцо белого металла (возможно, платины) с черным камнем. Необычное кольцо. И подумать о том, что где-то она такое кольцо как будто видела. Видела мельком, но почему-то запомнила. Однако где и когда? Наблюдать за лицом молодого человека, покрытым ровным искусственным загаром, и отмечать его странную неподвижность, безжизненность маски. Особенно в сочетании с глазами - светло-серыми, полными стального блеска. Это были глаза безжалостного хищника. Элен довелось в жизни смотреть в самые разные глаза, в том числе и в глаза убийц. Испугать ее этим было нельзя. Но сейчас она снова почувствовала страх. Страх даже не от этих глаз, а от странного бессилия перед их взглядом. Это было какое-то наваждение, с которым железная Элен, грозная Горгона, ничего не могла поделать. Ей показалось, что лифт поднимается наверх целую вечность, и на эту вечность она как будто превратилась в камень.

Но на девятом этаже неизвестный вышел. Элен вздохнула и заморгала, стряхивая с себя непонятное оцепенение. Она гадала, куда именно и с какой целью направлялся этот странный молодой человек. На девятом этаже располагались кабинеты вице-президентов и директоров ключевых департаментов Brennan. Очевидно, молодой посетитель направлялся к одному из них. Но к кому? Впрочем, какая разница! Она видела этого молодого человека первый и, скорее всего, последний раз в жизни.

Элен вышла на 11-м этаже, где располагался ее роскошно отделанный кабинет. На этом же этаже располагался еще более роскошный кабинет ее супруга и президента корпорации - Тома Бреннана. Да, супруги Бреннаны имели тягу к роскоши и любили выставлять ее напоказ (впрочем, стараясь не переступать рамок приличий). В своем кабинете Элен сразу же погрузилась в работу, позабыв о странном утреннем происшествии, которое, впрочем, и происшествием-то назвать было нельзя. Прошло больше часа, и за это время Элен успела просмотреть и завизировать кипу документов, провести два совещания, раздать два или три десятка указаний и устроить пару выволочек подчиненным. На самом деле все ключевые решения, касающиеся корпорации Brennan, принимались именно в ее кабинете. Том Бреннан - президент корпорации - царствовал, но управляла всем Элен.

Был одиннадцатый час утра, и Элен изучала последние данные котировок Brennan на Гонконгской бирже, когда по внутренней связи раздался звонок. На проводе был Зак Милтон, который недавно был назначен вице-президентом, ответственным за бизнес в Восточной Европе, а до этого несколько лет возглавлял берлинский филиал Brennan.

- Элен, привет, - Зак старался говорить непринужденно и раскованно, но в его голосе звучала напряженность, как и у всех, кто разговаривал с Горгоной. - Помнишь, я говорил, что хочу взять одного толкового парня на пост замдиректора департамента восточноевропейского развития? Я направлял тебе его си-ви.

- Возможно, - сухо сказала Элен.

Она знала, что Зак подбирает себе новую команду, но этот вопрос находился на периферии ее внимания.

- Этот парень как раз сейчас у нас, в офисе. Если ты не против, я мог бы зайти вместе с ним, чтобы ты лично его посмотрела.

Первым побуждением Элен было сказать, что она занята, чтобы поставить на место Милтона, который, проработав много лет в Берлине, еще не просек, что нельзя так просто отрывать всесильную Элен Бреннан от более важных дел. Но тут… она вдруг вспомнила утреннюю встречу. И неожиданно для самой себя сказала.

- Хорошо. Заходи прямо сейчас. У меня есть пара минут.

Элен сама не понимала, почему вдруг согласилась. Она всегда руководствовалась только разумом, а не эмоциями, тем более иррациональными эмоциями. Но она никак не могла избавиться от ощущения, что утром ей пришлось потерпеть поражение от какого-то сопливого мальчишки. Почему поражение - она и сама не могла толком сказать. Но осадок остался, и теперь ее обуяла жажда реванша. Черт, как же это все глупо! Элен с досадой по-мужски грохнула кулаком по полированной поверхности стола. С чего она взяла, что Милтон сейчас приведет к ней того самого наглеца из спорткара? Это мог быть совсем другой человек…

Элен торопливо залезла в файлы, которые в последние дни поступали от Милтона. Ага, вот тот самый файл.

Матиас Кронберг, 1990 года рождения. Место рождения… гм, Джезказган, Республика Казахстан. Брови Элен удивленно поползли вверх. Судя по фамилии и месту рождения, этот Кронберг происходит из немцев Поволжья, которых во время Второй мировой войны Сталин депортировал в Казахстан. Для Элен Бреннан, которая когда-то звалась Еленой Ермолаевой (точнее, Ленкой-Ермолкой) и выросла в российской глубинке, он фактически был русским. Как интересно! Жил в Новосибирске, Самаре, потом в Петербурге… Получил немецкое гражданство. Поступил в Эдинбургский университет, специальность “литература”. Однако (неожиданный поворот!) почему-то учредил фирму, занимающуюся финансовой аналитикой. И эта фирма выиграла тендер берлинского филиала Brennan на подготовку независимых экспертных материалов по анализу ситуации на восточноевропейском рынке в контексте продвижения на него высокотехнологической продукции. Хм. А теперь Милтон предлагает этого сопляка, которому всего 25 лет, на пост заместителя директора департамента по развитию в Восточной Европе. Не слишком высокий пост, но достаточно важный. И чем его так очаровал этот русский немец?

В этот момент секретарша по внутренней связи сообщила о приходе Милтона. Через пару мгновений дверь отворилась, и на пороге появился лысеющий, но подтянутый и вполне сексапильный 40-летний Зак Милтон. А вместе с ним… Да, предчувствия не обманули Элен. Тот самый чертов мальчишка из спорткара! И вновь Элен охватило странное чувство: присутствие кого-то враждебного и очень опасного. И это выбивало ее из колеи. Потому что она не могла найти рационального объяснения этому чувству. Перед ней был 25-летний сопляк с наглым, самоуверенным взглядом… Почему его взгляд снова заставлял Элен каменеть, лишал ее уверенности в себе, чувства собственной значимости? Словно она была кроликом, на которого смотрел удав.

Элен не торопилась подниматься из кресла. Она хорошо знала, что когда ее видят за рабочим столом в кабинете, то воспринимают как воплощение власти и тушуются. И в этот раз Милтон невольно стушевался: это было заметно по его взгляду и жестам. А Кронберг… Элен казалось, что он идет прямо на нее. На неподвижном лице появилась улыбка, но улыбались только губы, а не глаза, остававшиеся холодными, стальными, безжалостными. На мгновение Элен почудилось, что на нее снова надвигается нечто неотвратимое и неумолимое. Нечто, чему она не в состоянии противостоять: она, сломавшая и подчинившая себе столько людей - и сильных, и слабых, и богатых, и бедных, и смелых, и трусливых. Черт, она снова не понимала, что происходит, почему она чувствует себя так неуверенно в присутствии какого-то безвестного сопляка из казахских степей.

- Привет, Зак, - с королевской небрежностью протянула она руку Милтону. - Мистер Кронберг, как я понимаю? Я - Элен Бреннан, первый вице-президент корпорации.

Элен холодно улыбнулась, протянув руку Кронбергу. Тот буквально прикоснулся к ней и тут же отнял свою руку. Элен отметила, что его рука, необычно для мужчины мягкая и нежная, была холодна как лед. На красивом, безжизненном лице мелькнуло нечто вроде отвращения и ненависти. Или Элен показалось? Кронберг улыбался. Только губами. И в этой улыбке было нечто жуткое. Проклятье, снова это наваждение!

- Рада познакомиться, мистер Кронберг, - произнесла Элен. - Добро пожаловать, - с улыбкой произнесла она по-русски, но тут же перешла на английский. - Как я понимаю, мы с вами можем свободно общаться на русском, но поскольку Зак не знает русского, то будем говорить по-английски.

- Как вам будет угодно, мэм, - проговорил Кронберг. - Для меня не составляет проблемы общаться ни на одном из этих языков.

Он говорил по-английски бегло, но с весьма заметным акцентом. Не столько немецким, сколько русским. Это было и понятно: большую часть жизни этот тип провел в Казахстане и России.

- Присаживайтесь, - проговорила Элен, снова усаживаясь в свое кресло. Так она делала всегда, когда хотела подчеркнуть свое положение, и знала, что это хорошо действует на людей.

Милтон уселся справа от стола, подавшись вперед и напряженно сцепив руки. В кабинете миссис Бреннан непринужденный стиль общения не проходил. А Кронберг, наоборот, откинулся на спинку кресла, закинул ногу на ногу, небрежно опустив руки на подлокотники. Его наглое, гладкое, холеное лицо, несмотря на странную неподвижность, каким-то непостижимым образом выражало презрение, безразличие и что-то еще… Отчего Элен снова впала в ступор.

И словно издалека до нее доносился голос Милтона:

- …Мэт Кронберг, конечно, молод, но в этом его плюс. Да, его специальность литература, а не финансы, но он сумел собрать команду крутых парней-аналитиков, и его фирма выиграла тендер, за который боролись несколько именитых монстров в этой сфере. Мэт тесно контактировал с нами, я имею в виду берлинский филиал. И наше подразделение во Франкфурте. Его работа была просто отличной. Он досконально знает проблемы восточноевропейского рынка, и не только. Он доказал, что является отличным менеджером. Именно он стал разработчиком ряда стратегий, которые быстро принесли отличные результаты, обеспечили рост продаж на нашем направлении на 20% в месяц… Элен, ты, наверное, помнишь, я обновляю команду в своих подразделениях. Мэт - это тот, кто мне нужен. Он креативен, энергичен, нестандартно мыслит, умеет организовывать людей. Этот парень будет отличным моим заместителем, я уверен.

Чем дольше Элен слушала Милтона и чем дольше она смотрела на Кронберга, тем яснее понимала: нет. Этот тип никогда не будет работать в Brennan. Потому что… потому что он ей просто не нравится. Она никогда не даст согласия на его назначение.

Однако Элен ясно видела, что и Кронберг как будто не в восторге от идеи Милтона. Он сидел с откровенно скучающим и даже презрительным видом и рассматривал свои холеные, тщательно отполированные ногти. Так ведут себя либо те, кто знает, что вопрос об их назначении решен (а в случае в Кронбергом этого быть просто не могло), либо те, кому это не слишком-то нужно. И Элен была убеждена: правильным является второй ответ. Слова Кронберга это подтвердили:

- По правде говоря, мистер Милтон уже не раз говорил со мной об этом, - произнес тот, одаривая Элен очередной своей наглой, презрительной улыбкой, при которой улыбалась лишь нижняя половина его идеально-глянцевой физиономии. - Но я не убежден, что это будет для меня оптимальным решением. Во-первых, у меня даже нет американского гражданства.

- Вопрос с разрешением на работу легко будет утрясти, - поспешно вставил Милтон.

- Во-вторых, - как будто не слыша слов Милтона, продолжал Кронберг, - я хотел бы услышать из уст высшего руководства корпорации, какие у меня здесь перспективы.

Лицо Милтона вытянулось. Вообще-то он занимал пост вице-президента, а значит, входил в это самое высшее руководство. Но тот, кого он выдвигал в свои заместители, судя по всему, так не считал.

- По правде говоря, я еще не рассматривала вопрос о ваших перспективах, мистер Кронберг, - сухо произнесла Элен. - Я обдумаю этот вопрос, и тогда мы сможем поговорить более конкретно.

На самом деле она чувствовала, что на каком-то физическом уровне не выносит этого мальчишку. Словно она была вампиром, а он - пучком чеснока. В присутствии Кронберга она терялась. И не понимала, отчего это происходит.

Нет, Кронбергу здесь не место. А тот смотрел на нее, едва не ухмыляясь. Точнее, лицо его оставалось неподвижным, но даже в этой неподвижности непостижимым образом таилась ухмылка. У Элен было ощущение, что этот мальчишка если не читает ее мысли, то отлично чувствует ее. Чувствует ее страх. Ее отвращение. Ее смятение.

И когда Милтон и Кронберг, наконец, удалились, Элен несколько минут сидела неподвижно в кресле, пытаясь прийти в себя. Нет, никогда ничего подобного с ней не случалось. Она хотела забыть о Кронберге, но вместо этого вызвала по внутренней связи Скелтона - шефа службы безопасности.

- Крис, я хочу чтобы ты разузнал об одном типе. Некий Матиас Кронберг. Сегодня он был у меня. Милтон хочет протащить его в свои заместители. Но мне этот парень очень не нравится. Собери на него полное досье, и как можно скорее. Я хочу знать о нем все. Решительно все.

========== ГЛАВА 2. КОРОЛЬ И ЕГО ИСКУСИТЕЛЬ ==========

ГЛАВА 2. КОРОЛЬ И ЕГО ИСКУСИТЕЛЬ

Вечером того же дня в Brennan Corporation проходил корпоративный праздник. Это было довольно странно - проводить еще один корпоратив всего месяц спустя после предрождественского. Но эта традиция повелась с тех давних времен, когда корпорацией рулил еще ее основатель, великий и ужасный Джо Бреннан - отец нынешнего президента Тома Бреннана. Этот день, 28 января, именовался “Днем независимости Brennan”. Согласно официальной версии, именно в этот день, сорок с лишним лет назад, Джо Бреннан ушел из фирмы Levental Ltd, занимавшейся разработками систем электроники, и увел с собой группу креативных сотрудников, недовольных стагнацией Levental и косностью ее руководства. Бреннан основал новую компанию, назвав ее своим именем. И стал именовать этот день “Днем независимости”. В своих многочисленных речах старый Джо с удовольствием пояснял, что это - независимость от косности, догматического подхода и почивания на лаврах. Впрочем, злые языки утверждали, что на самом деле Джо ушел из Levental Ltd вовсе не из-за стремления к новым горизонтам, а его попросту выперли за какие-то темные дела, связанные с уклонением от уплаты налогов, контрабандой и еще кое-чем посерьезнее. И что Бреннан-старший с большим трудом сумел отбиться от ФБР, которое начало против него расследование. Но так говорили злые языки, а достоверно никто ничего не знал.

Как бы там ни было, вскоре после ухода Бреннана и его команды Levental Ltd обанкротилась, а основанная Джо корпорация Brennan стремительно рванула вперед, захватывая все новые и новые позиции сначала на американском, а затем и на мировом рынке высоких технологий. Старый Джо давно ушел в мир иной, кресло главы корпорации теперь занимал его сын, непутевый Том, а фактически у руля стояла Элен Бреннан, не менее великая и не менее ужасная, чем ее покойный тесть. Странная традиция январского корпоратива сохранилась, ибо “так завещал великий Джо”. Обычно корпоратив устраивался в одном из шикарных отелей Атланты (в этом году в Hyatt). На торжество собирались не только сотрудники центрального офиса, но и филиалов корпорации, разбросанных по всему миру, а также съезжались представители партнерских фирм.

И если в офисе корпорации безраздельно царила Элен Бреннан, то на корпоративе наступал звездный час ее супруга Тома. Президент корпорации мало вникал в ее дела, они его практически не интересовали. Он лишь председательствовал на всевозможных заседаниях, подписывал документы, предварительно завизированные его супругой, а также посещал званые приемы, фуршеты, обеды, ужины и прочие светские мероприятия. Он обожал находиться в центре внимания на многолюдных собраниях, в частности, на корпоративах. Там он чувствовал себя королем. 47-летний Том, тщательно следивший за своей внешностью и перенесший уже несколько пластических операций в стремлении сохранить молодость и свежесть, любил купаться в лучах славы. Он жаждал слышать комплименты в свой адрес, словно женщина. Ему были не так важны поздравления по поводу успехов его корпорации, сколько комплименты по поводу того, как он прекрасно и молодо выглядит. Если в результате колебаний на мировых финансовых рынках акции Brennan падали в цене и корпорация теряла миллиарды долларов, Том воспринимал это равнодушно, полагая, что это не его проблемы, а проблемы его супруги, которые она как-нибудь решит и без его участия. Но если Том вдруг замечал новую морщинку на своем гладком, ухоженном лице, то это означало для него настоящую катастрофу. Ему тут же требовались услуги психоаналитиков и косметологов, и он мог несколько дней провести в постели, жалуясь на депрессию, но при этом не забывая накладывать на свое драгоценное лицо всевозможные омолаживающие маски, сыворотки, кремы и прочие средства.

Вот и сейчас, в банкетном зале, отделанном мрамором, Том сиял как новая медаль – в безупречном смокинге, с идеальной укладкой черных волос (пробивавшаяся в них седина была тщательно закрашена) и ослепительной улыбкой на гладком лице. Он был сравнительно невысокого роста и потому ботинки для него шили по особому заказу, неизменно на высоких каблуках. Соответственно, от своей супруги, которая была чуть выше его ростом, Том требовал, чтобы на всех мероприятиях, где им предстояло участвовать вдвоем, она надевала туфли только на низком каблуке. Тогда они казались одинакового роста.

С бокалом бренди в руках Том приветствовал подходивших к нему многочисленных гостей. Некоторые удостаивались лишь небрежного кивка головы, другие - рукопожатия и пары слов, наиболее важные гости могли рассчитывать на короткий обмен репликами - о погоде, бейсболе и подобных важных вещах. Впрочем, молодые и неименитые гости тоже могли рассчитывать на особое благосклонное внимание президента Brennan. Разумеется, при условии их миловидности и принадлежности к мужскому полу. Сексуальная ориентация Тома - примерного мужа и отца двоих детей - не афишировалась, но для многих она не была секретом.

Вот и сейчас Том, приветствуя прибывающих гостей и демонстрируя им идеальную голливудскую улыбку, то и дело оглядывал зал, высматривая молодых людей посимпатичнее. Просто из эстетической любви к мужской красоте.

Он сразу заметил светловолосого молодого человека, который вошел в зал вместе с Заком Милтоном. С первого взгляда Том оценил внешность этого парня, которого никогда прежде не встречал. Смокинг на молодом человеке сидел безукоризненно, а сам он держался уверенно и непринужденно, и сразу чувствовалось, что посещение светских мероприятий было для него далеко не в новинку. На Тома произвела впечатление красота вновь прибывшего молодого человека. Это был тот самый тип красоты, который обожают в глянцевых изданиях. И который обожал Том. Манеры молодого красавца тоже произвели на него впечатление. Да, парень держался не так, как все эти клерки и менеджеры, все участие которых в светских мероприятиях сводится разве что к корпоративным вечеринкам. Незнакомец явно выделялся из общей массы собравшихся в этом зале. И Том все никак не мог отвести от него глаз. И где Милтон раскопал этого красавчика? Том вдруг почувствовал нечто вроде ревности. Хотя ему было хорошо известно, что в сексуальном смысле Милтон мужчинами совершенно не интересуется.

Том был слишком увлечен наблюдением за молодым незнакомцем и потому не видел, что и его супруга, которая вела оживленную беседу с двумя членами совета директоров Brennan, то и дело бросает взгляды на этого парня, и в этих взглядах сквозит подозрительность и даже ненависть.

Между тем Милтон направился к Тому на ритуал рукопожатия.

- Привет, Зак, рад тебя видеть! - Том произнес эти слова с чуть холодной полуулыбкой: только на нее и мог рассчитывать недавно назначенный вице-президент, который, к тому же, был не так уж молод и далеко не красив. - Думаю, мы здесь прекрасно проведем время.

- Отлично выглядите, мистер Бреннан, - Милтон произнес эти слова полушутливо-полусерьезно. - Мне кажется, вы даже помолодели.

- Стараюсь, Зак, - на этот раз Том одарил вице-президента широкой белоснежной улыбкой, которая была вполне искренней. - Стараюсь. Кстати, я заметил, что ты пришел не один? Что это за парень был с тобой? Я никогда его прежде не видел.

- А! - с понимающей улыбкой заметил Зак. - Это Кронберг. Мэт Кронберг. Толковый парень из России, возглавляет фирму на аутсорсинге. Хочу назначить его своим заместителем по аналитическим проектам.

- Из России? - задумчиво произнес Бреннан. - Как и моя супруга?

- Он вообще-то немец, но родом из России. А последние годы учился и жил в Европе…

- Так ты хочешь сделать его своим заместителем? - перебил Милтона Том. - Мне ничего об этом не сообщали.

- Я сегодня говорил с Элен… - начал было Милтон, но его снова перебили.

- Приведи-ка его ко мне, Зак. Прямо сейчас, чтобы не тянуть. Хочу сам поговорить с этим парнем. В конце концов, решение принимать буду я, - заявил Том с напыщенным видом.

Зак кивнул, низко склонив голову. Не столько для того, чтобы выказать уважение к президенту корпорации, сколько для того, чтобы скрыть понимающую ухмылку.

Элен, не оставляя деловой беседы, внимательно наблюдала за происходящим. Появление Кронберга вновь вызвало у нее непонятную нервозность. Какого черта этот идиот Милтон притащил проклятого мальчишку сюда, на корпоратив? Этот Кронберг даже не является сотрудником Brennan! Она вежливо извинилась перед собеседниками и направилась прямо к Крису Скелтону - шефу службы безопасности, высокому темноволосому мужчине лет 35-ти, с лицом ничем особо не примечательным, и с мощной, развитой мускулатурой, которую не мог скрыть его смокинг.

- Крис, я сегодня просила тебя разузнать об одном человеке. О Кронберге.

- Да, помню, - невозмутимо обронил Скелтон.

- Видишь того светловолосого парня, которого тащит за собой Милтон? Это и есть Кронберг.

- Знаю. Я уже видел его фото.

- Что-нибудь успел о нем узнать? Этот тип мне очень не нравится. Я чую в нем редкостного проходимца.

- Мои парни уже копаются в его биографии. Пока что могу сказать, что данные его си-ви подтверждаются. Родился где-то в Казахстане. Потом жил в России, имеет российское гражданство. В 1997 году получил еще и немецкое гражданство. Но немец он только на четверть.

- Вот как? - заинтересовалась Элен.

- Да, немкой была только его бабка по материнской линии. С родителями какая-то мутная история, мои парни пока толком не разобрались. Но, похоже, он на три четверти русский. Так что, считай, твой соплеменник.

Элен поморщилась. Она очень не любила, когда ей напоминали о ее русском происхождении. Ей хотелось вычеркнуть этот факт и из биографии, и из памяти. И с этой минуты она еще больше возненавидела чертова Кронберга, словно он явился из того самого проклятого прошлого, полного беспросветной нищеты и тоскливого отчаяния.

- Скажи своим людям, Крис, чтобы они копали живее, - процедила она сквозь зубы. - Я хочу знать, что это за тип. Впрочем, принимать в штат Brennan я его не собираюсь. Да он и сам, похоже, не горит желанием. Этот болван Милтон пытается его затащить к нам. Идиот. У этого Кронберга один маникюр стоит дороже, чем месячное жалованье Милтона! Зачем Кронбергу идти к нему в заместители?

- Понятия не имею, - пожал плечами Скелтон. - В маникюре я не разбираюсь. Но у парня - да, яркая внешность. Модельная. И денежки, судя по его одежде и автомобилю, есть немалые. А почему, если не секрет, ты так хочешь разузнать о нем? Все равно на работу ты брать его не собираешься.

- Сама толком не знаю, - со вздохом призналась Элен. - Какое-то шестое чувство подсказывает мне, что от этого парня исходит угроза.

- Ого! – хмыкнул Скелтон, на правах любовника позволявший себе фамильярность, которую Элен больше ни от кого бы не потерпела. – Что я слышу? Великая Горгона заговорила о чувствах? Как там небо, не упало еще на землю?

- Мне плевать, что ты думаешь. Да, я чувствую угрозу.

- Скрытую угрозу? – продолжал стебаться Скелтон. – Это что, молодой Энакин Скайуокер, который вот-вот превратится в Дарта Вейдера? А ты – прозорливый магистр Йода?

- Заткнись, Крис, - с досадой бросила Элен. - Просто разузнай о нем. Черт, да ты посмотри! Этот тип уже клеится к моему похотливому муженьку. Вот же ублюдок!

Действительно, Милтон подвел Кронберга к Тому Бреннану. И это было целое представление. Когда Милтон сказал парню, что с ним желает говорить big boss собственной персоной, тот полуобернулся и издалека смерил Тома Бреннана удивленным и слегка презрительным взглядом, словно говоря: “Что этому типу от меня нужно?” Это не укрылось от Тома, который продолжал пожирать красавчика взглядом. И слегка его покоробило. Том привык, что люди бросаются к нему по первому зову. Между тем Кронберг выказывал демонстративное нежелание подходить к Бреннану. Он недовольно хмурился и что-то говорил Милтону, пожимая плечами. Милтон занервничал. Он бросал беспокойные взгляды на Тома и умоляющие на Кронберга и с жаром в чем-то убеждал. Наконец, молодой наглец смилостивился, кивнул и вальяжно, не спеша, двинулся вместе с Милтоном в направлении Тома. При этом он бросал на Тома изучающе-оценивающие взгляды, словно размышляя: “Подойдет ли мне этот или нет?”

Том заморгал. Никогда ему - Бреннану - не доводилось сталкиваться с таким поведением. Познакомиться с ним всегда считалось за честь! Том чувствовал себя оскорбленным, и в нем росло желание во что бы то ни стало доказать этому наглому красавцу, что он, Том Бреннан, не какой-нибудь клерк, а… Это было сродни желанию наездника обуздать горячего, непослушного жеребца.

- Мистер Бреннан, разрешите представить вам Мэта Кронберга… - начал было Милтон, но тут же был прерван:

- Мистера Кронберга, - ледяным тоном уточнил красавчик.

Милтон, растерявшись, запнулся, но затем продолжал:

- …мистера Кронберга. Я говорил вам, мистерБреннан, что…

- Добрый вечер, мистер Бреннан, - не обращая внимания на Милтона, произнес молодой наглец.

Он протянул Тому руку с таким видом, будто оказывал великое одолжение. Том был настолько ошарашен подобным поведением, что пожал руку, автоматически отмечая, что рука молодого красавца удивительно мягкая и нежная на ощупь. Красавчик явно не привык заниматься грубым трудом. Том задержал эту руку в своей на мгновение дольше, чем следовало бы. На чувственных губах красавца появилась улыбка, но серо-голубые глаза смотрели прямо в глаза Тома: дерзко и даже с вызовом.

- Добрый вечер, мистер Кронберг, - выдавил из себя Том. - Рад с вами познакомиться.

- Неужели? - Кронберг чуть приподнял брови, не отводя гипнотизирующего взгляда от Тома. - И с какой целью, если не секрет?

Том опять потерял дар речи. Он не привык, чтобы с ним разговаривали вот так…

- Я президент корпорации Brennan, мистер Кронберг, - Том выпрямился, пытаясь придать себе надменный вид, но с внезапным отчаянием понимая, что выглядит глупо и жалко. - Я…

- Да, кажется, мне говорили о вас, мистер Бреннан, - небрежно заметил Кронберг.

Стоявший рядом Милтон покраснел как рак. Казалось, он готов был провалиться сквозь землю и проклинал тот день и час, когда у него родилась идея притащить Кронберга сюда, на корпоратив. Но он никак не думал, что Кронберг, всегда такой деловой, собранный, корректный, вдруг ни с того ни с сего поведет себя столь вызывающе. Какая муха укусила этого парня?

- Ммм… Я думаю, что… - начал было Милтон, но его снова проигнорировали.

- Я слышал, что кадровые и прочие вопросы в корпорации решает ваша супруга, мистер Бреннан, - продолжал Кронберг, и в его голосе теперь звучала откровенная издевка. - Поэтому очень удивился вашему желанию со мной познакомиться.

И тут в Томе Бреннане стала закипать ярость.

- Вот как? - проговорил он, сузив глаза. - Могу я поинтересоваться, кто сказал вам подобную… глупость?

- Ваша супруга, мистер Бреннан, - невозмутимо заявил Кронберг.

Том Бреннан сжал кулаки. Никогда он еще не чувствовал себя таким униженным! А Милтон, только что бывший красным как рак, теперь побелел как мел.

- Позвольте, мистер Кронберг, - пролепетал он, одинаково страшась как гнева главы корпорации, так и его всесильной супруги, - думаю, вы неверно поняли слова миссис Бреннан…

У Тома был вид обиженного ребенка, оставшегося без мороженого. Казалось, он сейчас закатит истерику. А Кронберг продолжал смотреть на него в упор, откровенно забавляясь ситуацией.

- Последнее слово в кадровых и прочих вопросах, касающихся корпорации, принадлежит мне, - сжав кулаки и уже не пытаясь скрыть злости, отчеканил Том.

Кронберг равнодушно пожал плечами.

- Меня это не касается, мистер Бреннан. Я не являюсь сотрудником вашей корпорации.

- Но вы ведь планируете им стать, не так ли, мистер Кронберг?

- Я? Не знаю. Не уверен, что мне это надо… Кстати, ваша супруга направляется к нам, - презрительно оттопырив нижнюю губу, заметил наглец. – Должно быть, хочет помочь вам принять какое-нибудь важное решение, мистер Бреннан.

Том метнул на Элен взгляд, полный бессильной злости. Его супруга действительно направлялась к ним. Вообще-то Элен намеревалась игнорировать присутствие Кронберга на приеме: да кто он такой, в конце концов? Но увидев, что ядовитая змея подползла вплотную к ее мужу-идиоту и уже обвивала его кольцами, не выдержала. Нет, Элен боялась не за Тома. Она боялась за себя.

Проклятый Кронберг смотрел прямо на нее. Лицо его было неподвижным, губы чуть презрительно искривились. Милтон, заметивший ее приближение и почуявший запах жареного, поспешно ретировался. Точнее, просто испарился.

- Том, я смотрю, ты увлекся разговором, а тебе надо поговорить с Фоем, скоро же совет директоров, ты помнишь? – Элен демонстративно проигнорировала присутствие Кронберга и сразу насела на мужа, как она всегда это делала, когда хотела выправить его очевидный косяк.

Том обычно в таких ситуациях безропотно слушался супругу, не в силах противостоять ее напору. Это было все равно что пытаться остановить ураган. Но сейчас… Его взгляд встретился со взглядом Кронберга. Тот смотрел не на Элен, а на него. Взгляд серо-голубых глаз был пронизывающим. «Я так и знал, что она тобой помыкает, слабак», - вот что читалось в этих глазах.

Кровь бросилась Тому в лицо. Да, он знал, что жена им помыкает. И, по правде говоря, его это не слишком напрягало. Но то, что это происходило на глазах красивого парня, которому Том хотел понравиться, на которого хотел произвести неотразимое впечатление, буквально взорвало его. Черт бы побрал Элен, что ей неймется??

- Я поговорю с Фоем позже, это не срочно, - с трудом сдерживая ярость, проговорил Том. – Сейчас я хочу решить вопрос с назначением заместителя Зака. Думаю, Мэт Кронберг вполне подходящая кандидатура.

На лице Элен мелькнуло изумление. Никогда ее супруг не вел себя подобным образом. Никогда он ничего не решал сам, даже не пытался. Во всяком случае в том, что касалось бизнеса. И снова в голове ее замигала красная лампочка: опасность! Опасность! Опасность! Том пытается выйти из-под ее контроля, и это – прямой результат вторжения. Вторжения на ее территорию чужого хищника – неизвестного, молодого, сильного. И очень опасного.

- Том, вряд ли корпоратив – самое подходящее место для решения таких вопросов, - процедила Элен ледяным тоном. - Пойдем, у старика Фоя есть какие-то претензии, мы вдвоем его успокоим. Ты мне нужен, - властно добавила Элен.

Этот приказной тон всегда действовал на Тома безотказно. Но насмешливый взгляд Кронберга буквально пригвоздил его к месту. Он не мог уйти сейчас вместе с женой. Не мог позволить ей выставить его подкаблучником на глазах у этого молодого жеребца, который просто напрашивался на то, чтобы его объездили!

- Том? – вопросительно произнесла Элен, в ее голосе прозвучали угрожающие нотки, но в то же время и нервозность.

- Элен, я поговорю с Фоем позже, - выпалил Том и отпил большой глоток бренди из бокала.

Его супруга даже приоткрыла рот. Но тут же овладела собой и сделала шаг к мужу, как будто намереваясь схватить его за руку, словно непослушного мальчишку. Но тут ее взгляд опять напоролся на взгляд глянцевого красавца. И вновь она почувствовала, что душевные силы покидают ее. Этот серо-голубой взгляд пригвождал ее к месту, она не могла пошевелиться, и даже дышать ей стало трудно. Элен больше не владела ситуацией.

- Пойдем, Мэт, - донесся до нее голос Тома, - здесь слишком многолюдно, поговорим в фойе.

На красных губах Кронберга появилась улыбка, но только на губах. Устремленный на Элен взгляд был все тем же.

Не говоря ни слова, Кронберг удалился едва ли не под ручку с Томом, а Элен еще несколько мгновений не могла пошевелиться. А затем почувствовала прилив бешенства, словно голодная тигрица, у которой нагло отобрали ее законную добычу. Нет, она, конечно, не бросилась вслед за мужем на глазах у всех. С бесстрастным видом она сделала знак Скелтону. Тот ее понял без слов и кивнул. Надо было проследить за этой сладкой парочкой. И предчувствия не обманули Элен.

***

- А ты молодец, - заметил Кронберг, когда они с Томом вышли в пустынное фойе, где сейчас был только обслуживающий персонал и сотрудники службы безопасности.

Подобный фамильярный тон президент Brennan не потерпел бы ни от кого (за исключением своей супруги, разумеется). Но сейчас он расцвел, как будто услышал высочайшую похвалу. Том приосанился и бросил довольный взгляд на своего молодого спутника. А тот смотрел на него. Выжидающе и вызывающе.

- Она держит тебя под каблуком, - Кронберг продолжал сверлить Тома взглядом. – И ты не можешь ей противиться.

- Я? – кровь бросилась Тому в лицо.

Нет, не потому что какой-то неведомый мальчишка швырнул оскорбление в лицо ему, Тому Бреннану, президенту гигантской корпорации. А потому что Том знал, что это - правда. И сейчас эта правда казалась ему постыдной. Он не хотел видеть насмешку в безжалостных светло-серых глазах. Он хотел видеть в этих глазах совершенно другое.

- Да, ты, - подтвердил Кронберг. – Ты. Способен ли ты сделать то, что хочешь?

- А что я, по-твоему, хочу? – у Тома перехватило дыхание.

Он понимал, что не должен вести этот разговор. Но ничего не мог поделать. Глянцевый красавец как будто видел его насквозь и бил в самые больные точки.

- Ты хочешь меня, - спокойно проговорил Кронберг. – Хочешь. Прямо сейчас. Но боишься своей жены. Боишься всех и всего. Ты боишься делать то, что тебе хочется.

И он резко повернулся на каблуках, словно намереваясь уйти.

- Стой! – хрипло выкрикнул Том. – Стой.

Кронберг полуобернулся, подняв голову и смерив Тома насмешливым взглядом. Точеный профиль, гордая посадка головы, светло-русые волосы. Том хотел этого парня. Да, он хотел, хотел его прямо сейчас! Этого сильного, наглого, необъезженного жеребца, бросающему ему вызов.

- Пойдем, - хрипло проговорил Том.

Он обязан был доказать этому красавцу, что всё совсем не так.

***

Том, конечно, не был дураком и осознавал, что его откровенно провоцируют. Но он не выносил пренебрежения к своей персоне. Он всегда, как капризный ребенок, требовал, чтобы ему оказывали все необходимые его статусу почести. Вплоть до мелочей. И потому ничего не мог поделать с детским, безудержным желанием доказать Кронбергу, что он не какой-нибудь подкаблучник. И еще больше - с желанием трахнуть этого молодого, наглого жеребца. Чтобы тот крутился, визжал и выл под ним.

Вообще-то, Тому обычно нравились изнеженные, женственные юноши - сладкие, ласковые, томные, податливые. Но Кронберг вовсе не был таким. Он был стройным, но совсем не хрупким, в нем была пружинистость, упругость, в нем чувствовалась затаенная сила, готовая прорваться и разнести в клочья все вокруг. И это завораживало Тома. Ему просто до ломоты в яйцах хотелось подчинить себе этого сильного красавца и высвободить его тайную энергию. Хотя где-то в глубине души Том испытывал иррациональный страх перед тем, что эта энергия, вырвавшаяся на волю, уничтожит его.

Во всех отелях, где Том участвовал в светских мероприятиях, для него бронировался люкс. Как раз на случай, подобный нынешнему. Они поднялись на лифте, и Том откровенно рассматривал стоявшего перед ним Кронберга. Тот был чуть выше ростом, и это тоже было необычно для Тома, который неизменно выбирал себе партнеров ниже его самого. Но с Кронбергом было необычно решительно все. Том буквально изнывал от желания наброситься на этого красавца прямо в лифте, и лишь присутствие телохранителя сдерживало его. А Кронберг отвечал ему наглой улыбкой шлюхи, которую снял богатый клиент.

У входа в номер телохранитель преградил Кронбергу дорогу. Перед тем, как остаться наедине с самим мистером Бреннаном, тот должен был подвергнуться личному досмотру. Том обычно в это время уже проходил в номер. Он не любил смотреть, как его любовников, пусть даже случайных любовников, обыскивают, тем более что некоторые из них принимались возмущаться, а иные, бывало, устраивали настоящие истерики.

Но на сей раз Том задержался. Сам не понимая, почему именно. Нет, Кронберг не возмущался и не истерил. Напротив, он с блядской улыбкой расстегнул смокинг, развел руки и повел бедрами словно заправская шлюха, глядя прямо на гориллоподобного охранника и успев провести языком по губам. На обычно невозмутимом лице охранника появилась гримаса отвращения, он быстро провел руками по туловищу Кронберга и отступил на шаг.

- Ммм, какой мужчина, - нагло ухмыляясь, протянул Кронберг, совершенно игнорируя присутствие Тома. - Как насчет личного обыска в более интимной обстановке, а?

Охранник набычился. Том сжал кулаки, вдруг почувствовав приступ ревности и унижения. Да как этот мальчишка смеет блядствовать в его присутствии! Да еще с его личным телохранителем!

- Пойдем, - едва не прорычал Том.

Кронберг рассмеялся и шагнул в открытую дверь люкса. Том последовал за ним. Кронберг окинул люкс равнодушным взором - роскошный номер явно не произвел на него особого впечатления - и резко повернулся к Тому, глядя на него с прищуром.

- А ты совсем не ничтожество, как я было подумал, - задумчиво сообщил Кронберг. - Умеешь решаться, когда захочешь.

Эти слова он сопровождал сбрасыванием пиджака и развязыванием галстука-бабочки. Том хотел что-то ответить, но не мог. Весь дрожа от охватившего его похотливого желания, он буквально пожирал глазами раздевавшегося перед ним молодого красавца.

- Умеешь, - продолжал Кронберг, не сводя глаз с Тома, и продолжая свой стриптиз. - Но все равно, она сильнее тебя. Сильнее. И ты это знаешь.

Том вздрогнул, поняв, о ком говорит его странный партнер.

- Ты это знаешь, - повторил тот, и его резкие, но в то же время грациозные движения завораживали Тома, который уже начинал сгорать от возбуждения, но по-прежнему стоял неподвижно, следя за странным танцем. - Она помыкает тобой. Она душит тебя. Не дает тебе расправить крылья. Она лишает тебя того, для чего ты рожден и что по праву принадлежит тебе - власти. Лишает наслаждения, которое дает власть - наслаждения подчинять, обладать, повелевать. А ты ведь мечтаешь об этом, Том, правда? Ты всегда об этом мечтал, но все это у тебя отняли.

Кронберг уже был совершенно обнажен и Том не мог оторвать глаз от открывшегося ему зрелища. У Кронберга было стройное, чуть подкачанное тело, ровное, гладкое, покрытое искусственным загаром, без единого волоска. Широкая грудь с большими темными сосками, узкая талия, хорошо прорисованный пресс, подкачанные бицепсы, сильные, стройные ноги. В нем совершенно не было столь ценимой Томом женственности и изнеженности, но были сила, красота и изящество, и они буквально завораживали сластолюбца, пресыщенного ласковыми, хрупкими юношами.

Перед Томом стоял молодой, грациозный хищник со сверкающими серо-голубыми глазами, в которых, казалось, никогда не было и тени жалости, только воля и инстинкты. Хищник, который хотел, чтобы им овладели, чтобы его обуздали, подчинили себе. Но готовый сдаться далеко не каждому. Его взгляд, устремленный на Тома, казалось, вопрошал: “Сможешь?” Взгляд и притягивающий, и полный вызова.

Том лихорадочно принялся сбрасывать с себя одежду, чувствуя себя подростком, который впервые в жизни решился заняться сексом. При этом он не отрывал взгляда от Кронберга, словно боялся, что этот красавец, такой желанный, просто невыносимо желанный, растворится в воздухе словно призрак. Но Кронберг не исчезал, внимательно наблюдая за Томом.

47-летний Том Бреннан совсем недаром тратил сумасшедшие деньги на персональных фитнес-тренеров высочайшей квалификации, дорогих диетологов, косметологов, мыслимые и немыслимые процедуры. Его тело выглядело подтянутым, сильным, ухоженным. Нет, конечно, Том не обладал фигурой Аполлона, но никакой возрастной дряблости и жировых отложений на его теле не наблюдалось.

- Иди ко мне, - тихо прошелестел голос Кронберга, - иди ко мне. Я дам тебе все, чего ты достоин и чего был лишен. Только я. Иди ко мне, и ты убедишься в этом.

Перед глазами Тома все плыло как в тумане. Он двинулся вперед, к своему демону-искусителю, словно не веря, что до желанного прикосновения к этому сводящему с ума горячему телу остаются может быть три секунды… две… одна… И когда его руки обхватили это великолепное тело, действительно оказавшееся упоительно упругим и горячим, из груди Тома вырвался стон наслаждения, больше походивший на рычание. Он стиснул молодого красавца в объятиях, словно не веря, что это произошло. Но тут же почувствовал, что этот сильный, грациозный хищник не считает себя покоренным. Он позволял покрывать себя поцелуями и сам отвечал на них, но в каждом его движении чувствовалось сопротивление.

Бреннан повалил любовника на роскошную, широкую кровать, и они покатились по ней. Кронберг боролся - мягко, но упорно и совладать с ним казалось невозможным. Том, привыкший к нежным, податливым юношам, с готовностью раздвигавшим перед ним ноги, никогда не сталкивался с таким сопротивлением. Но это сопротивление его лишь заводило. Кронберг не лгал: он дарил своему любовнику ощущения, которых тот прежде не испытывал. Этот красавец, с такой легкостью согласившийся на секс с Томом, а точнее сам заманивший его на этот секс, теперь казался неприступной крепостью, которую следовало завоевать. И Том почувствовал, что в нем пробуждается нечто такое, чего он в себе и не подозревал. Скучающий, пресыщенный, изнеженный баловень судьбы превращался в сильного самца, пытающегося подчинить себе строптивого и опасного хищника. В Бреннане пробуждалась жажда власти, жажда обладания. И не просто пробуждалась: он чувствовал упоительный вкус этой власти, вкус, о котором он мечтал, но никогда прежде толком не ощущал. И этот вкус дарил ему странный парень с почти неподвижным лицом и горящими алчным огнем серо-голубыми глазами.

- Сильный, - услышал Том жаркий шепот у себя над ухом. - Ты сильный, Том. Со мной рядом. Только со мной.

- С тобой, - простонал Том, сжимая в объятиях своего любовника. - С тобой…

- Я - твоя сила. Только я. Почувствуй это.

- Ты! Ты…

Внезапно Кронберг опрокинул Тома на спину и навис над ним: красивый, сильный, разгоряченный, с хищной, плотоядной улыбкой. Серо-голубые глаза прожигали Тома насквозь. Но затем молодой любовник грациозно откинулся назад и медленно опустился, прижимаясь к паху Тома, и принялся ласкать губами его вздыбленный, уже истекавший смазкой член. Прикосновения этих чувственных губ пронзили Тома словно током, он обхватил голову Кронберга руками, желая, чтобы тот брал глубже и глубже. Кронберг, совершенно очевидно, не просто умел делать минет, но и любил это делать. Он ласкал член Тома губами и языком, одновременно ласково массируя яйца. Он то едва-едва касался языком уретры, заставляя Тома содрогаться, то заглатывал его член до самого основания, и Том рычал от наслаждения. Ему хотелось обладать своим новым любовником полностью, войти в него, заставить дрожать, задыхаться и биться под собой. Но он чувствовал, что уже изнемогает, не может сдерживаться, что его обволакивает невыразимо сладкая пелена безумия.

У Тома были сотни любовников, в том числе самых умелых, и вроде бы нынешний его любовник делал все то же самое, что и они. Но все было по-другому. По-другому, по-другому, по-другому! Том утробно зарычал, когда его с головой накрыла волна неописуемого наслаждения, рассыпающаяся ослепительно яркими звездами и наполняющая тело невыразимым теплом… Он бился в оргазме, изливаясь в жадную глотку любовника, а потом стал погружаться в сладкую истому… В голове была приятная пустота. И в этой пустоте вдруг возникла мысль, что ему хочется быть с этим парнем еще и еще.

Никогда прежде Тома не посещала такая мысль. Обычно после одного-двух раз он терял всякий интерес к любовнику и начинал подыскивать себе нового. Но на сей раз было иначе. Том чувствовал, что Матиас Кронберг лишь приоткрыл дверь в свой таинственный мир, и Том Бреннан, считавший, что познал в этой жизни едва ли не все удовольствия, теперь стоял на пороге чего-то неизведанного и манящего, увлекавшего в покрытые мраком глубины, в которых скрывалось нечто невыразимо притягательное и… смертельно опасное. И Том хотел познать это любой ценой.

Он открыл глаза. Кронберг снова нависал над ним и смотрел - на сей раз без своей улыбки. Взгляд светло-серых глаз был холодным и жестоким, стальным. И Тому захотелось сломать эту сталь, проникнуть туда, куда вход ему пока что был закрыт. Но Кронберг, словно читая его мысли, отрицательно покачал головой.

- Не сейчас, - прошептал он. - Потом.

После чего легко соскочил с кровати и принялся быстро одеваться. Том смотрел на него с некоей растерянностью. Он хотел удержать своего любовника, но чувствовал такую сладкую истому, что не в силах был пошевелиться.

- Куда ты? - с трудом проговорил он.

- Мне пора, - быстро и уверенно повязывая бабочку, произнес Кронберг, глядя в зеркало перед собой.

Он даже не взглянул на Тома, лишь небрежно кивнул ему и направился к двери.

- Подожди! - крикнул Том, приподнявшись. – Не уходи!

- Ты знаешь, как меня найти. Удачи, - не оборачиваясь произнес Матиас Кронберг и исчез за дверью.

Том остался лежать на кровати. Он знал, что ему следует быстрее одеться и спуститься вниз, дабы продолжить расхаживать с бокалом бренди среди сотрудников корпорации, изображая вершителя судеб… которым он никогда не был.

Кронберг был прав. Том заслуживал большего. И хотел большего! Хотел того, что принадлежит ему по праву и чего он был лишен. И он понимал, с горечью понимал, что у него не хватит сил протянуть руку и схватить власть, которая должна была принадлежать ему, но к которой его не подпускали.

Том стиснул зубы и застонал. Да, он хотел, хотел власти! Кронберг лишь озвучил то, что сам Том не решался сказать даже самому себе.

И Том понимал: ему нужен кто-то, кто поможет воплотить в жизнь это желание, так долго скрывавшееся в потаенных уголках его души, но теперь вырвавшееся наружу и угрожавшее сжечь его своим жестоким пламенем. Ему нужен кто-то, кто превратит это желание в силу, которая сокрушит все препятствия. Ему нужен Кронберг.

***

А Кронберг в это время, как ни в чем ни бывало, спустился в холл отеля. Когда он вышел из лифта, к нему подошел высокий темноволосый человек.

- Добрый вечер, мистер Кронберг, - произнес он, глядя Матиасу прямо в глаза. - Я Крис Скелтон, начальник службы безопасности Brennan.

Вид у Скелтона был откровенно угрожающим, но на Матиаса Кронберга это, судя по всему, не произвело ни малейшего впечатления. Он не отвел взгляда, напротив, улыбнулся своей наглой улыбкой.

- Не припомню, что просил вас о встрече мистер Скелтон, - небрежно бросил Матиас.

- Послушай, парень, - Скелтон сохранял угрожающую невозмутимость. - Я буду краток. Мне известно, где ты сейчас был и с кем.

- Да неужели? И почему это я не удивлен? - издевательски заметил Кронберг.

- Больше никогда не смей приближаться к мистеру Бреннану, - отчеканил Скелтон. - Иначе крупные неприятности тебе гарантированы.

- Вот как? Миссис Бреннан ревнует? – с наглой ухмылкой поинтересовался Матиас.

- Считай, что так. И не советую тебе ее злить.

- Надеюсь, ты сделаешь все, чтобы успокоить ее этой ночью в постели. А когда ляжешь со мной, то расскажешь мне, удалось ли тебе это сделать, - бросил ему в лицо Кронберг и непринужденной походкой двинулся к выходу из отеля.

Скелтон угрюмо смотрел ему вслед, остолбенев и от такой наглости, и от того, что мальчишка знал о его отношениях с Элен, и от того, что… что Скелтон, действительно, и впрямь был сам не прочь попробовать этого красавчика в постели.

========== ГЛАВА 3. ГАВАЙСКАЯ ИДИЛЛИЯ ==========

ГЛАВА 3. ГАВАЙСКАЯ ИДИЛЛИЯ

Смятение, которое испытала Элен Бреннан при появлении Матиаса Кронберга, быстро рассеялось. Во всяком случае, Элен убеждала себя в этом, пытаясь избавиться от неприятного осадка на душе. В конце концов, ничего особенного не произошло. Ну, явился в офис Brennan какой-то самоуверенный, наглый сопляк, которого идиот Милтон прочил в свои заместители, ну и что? Элен твердо решила, что и на пушечный выстрел не подпустит этого Кронберга к работе в корпорации. И в самое ближайшее время аннулирует контракт его фирмы на подряд с Brennan. Ничего страшного. Судя по условиям контракта, с которыми ознакомилась Элен, неустойка составит лишь около миллиона евро, даже меньше. Для Brennan это ничто. Пусть Кронберг утрется этим миллионом и будет счастлив.

Да, молодой наглец буквально в первый же вечер залез в постель ее муженька-кретина. Ну что? Ничего страшного и необычного. Ее похотливый соломенный супруг всегда готов был трахать все что угодно, лишь бы это было миловидным и мужского пола. У него были сотни любовников, и появление еще одного ровным счетом ничего не значило. Том уже наверняка забыл про него. А Скелтон предупредил эту шлюху с яйцами, чтобы тот не смел больше приближаться к Бреннану. Скелтон умеет быть убедительным, Элен хорошо это знала.

Беспокоиться было не о чем. Просто не о чем. И все же чертов Кронберг никак не шел из головы. Этот мальчишка одним своим появлением сумел пошатнуть уверенность Элен в собственном всемогуществе и несокрушимости. У нее давно не было чувства, что ситуация выходит из-под ее контроля. Нет, все, конечно, оставалось под контролем, но было странное ощущение невидимой угрозы. Как будто в неприступную крепость, которую невозможно взять осадой или штурмом, проникла смертоносная бацилла, способная уничтожить все изнутри безо всяких вражеских орудий. Чушь, чушь, думала Элен. Все это чушь. Возможно, она слишком устала в последнее время. Какого черта она стала бояться… непонятно чего? Вокруг полно реальных угроз, требующих ее пристального внимания, а она думает о каком-то сопливом проходимце!

Элен стремилась подавить глухое раздражение, но оно то и дело прорывалось в ее поступках. Одним из пострадавших стал Милтон. Он имел глупость вновь завести с Элен разговор о назначении Кронберга его заместителем. При этих словах Элен, и без того сидевшая как на иголках, подскочила в кресле, словно подброшенная пружиной.

— Заткнись, Зак! — заорала она, свирепо вращая глазами. — Я не хочу даже слышать о нем!

У Зака Милтона и еще нескольких высокопоставленных сотрудников корпорации, присутствовавших в кабинете Элен, буквально отвисли челюсти. Да, великая и ужасная Элен Бреннан умела внушать страх своим подчиненным. Но она никогда не кричала. Достаточно было ее ровного, металлического голоса и знаменитого взгляда Горгоны, чтобы провинившийся превращался в камень. Однако теперь в ее голосе звучали истерические нотки с оттенком паники, как будто металл скрежетал, начинал гнуться и ломаться. Впрочем, Элен тут же овладела собой.

— Вопрос с Кронбергом закрыт, — отрезала она тоном, не допускающим возражений. — Зак, ты подберешь другого кандидата. Переходим к ситуации в Гонконге. Эд, мне не нравятся последние данные по Huawei. Они выглядят крайне странно. Кажется, китайцы хотят от нас отвернуться. Мне требуется больше информации.

Элен отчаянно пыталась отделаться от мыслей о Кронберге, с головой погрузившись в работу, устраивая подчиненным разносы и готовясь к важным переговорам с китайцами. Ситуация на Гонконгской бирже и запутанные отношения Brennan с Huawei требовали ее пристального внимания и принятия целого комплекса экстренных решений. Именно ее решений. Сидевший на этом же этаже в своем роскошном кабинете президент корпорации Том Бреннан сейчас, по своему обыкновению, либо листал каталоги эксклюзивных брендов одежды, либо смотрел бейсбол, либо вел важные телефонные переговоры со своими стилистами и косметологами, либо сидел на каком-нибудь порносайте для геев. Он знал, что из кабинета Элен ему принесут на подпись уже готовые документы, в которые он даже вникать не станет, зато будет любовно выводить под каждым документом свою затейливую подпись ручкой с золотым пером. Вечер он проведет в каком-нибудь ресторане или клубе в поисках нового любовника, которых он заводил с завидным постоянством.

Элен давно перестала интересоваться, с кем именно спит ее супруг. За это отвечал Скелтон и люди из службы безопасности. Точнее, за то, чтобы сексуальные похождения примерного семьянина, отца двоих взрослых сыновей оставались в глубокой тайне и не попадали на страницы желтой прессы.

Вечером следующего дня после злополучного корпоратива Элен вылетела в Нью-Йорк, где у нее были запланированы важные встречи с «воротилами с Уолл-Стрит», касающиеся в том числе проблем с китайцами. Затем она отправилась в Вашингтон, где ей следовало утрясти не слишком серьезные, но довольно неприятные проблемы в отношениях Brennan и министерства финансов США. Она рассчитывала вернуться в Атланту вечером, чтобы на следующий день быть в офисе и провести еще одно совещание по китайской проблеме, но неожиданно с ней изъявили желание встретиться представители сенатских подкомитетов по банковскому надзору и надзору в сфере распространения IT-технологий. Эта встреча касалась все тех же отношений Brennan c Huawei. Элен пришлось задержаться в Вашингтоне еще на день. Таким образом, она возвратилась в Атланту лишь четыре дня спустя.

В аэропорту ее встречал Скелтон, который сел вместе с ней в бронированный лимузин.

— Есть осложнения? — осведомился он с обычным бесстрастным выражением лица.

— В сенате обеспокоены нашими контрактами с китайцами. Считают, что это несет угрозу национальной безопасности.

— Вот как!

— Эти твари из сената хотят, чтобы мы свернули наши дела с Huawei.

— И мы их свернем?

— Нет. Пока, во всяком случае. Эти болваны из сенатских комитетов меня не слишком волнуют. Гораздо серьезнее то, что мне сказали в министерстве финансов.

— Что именно?

— Они готовы закрыть глаза на то, что именуют нашими антимонопольными нарушениями. Но только в обмен все на то же свертывание дел с китайцами. Нам невыгодно. Китай — одно из наших главных стратегических направлений. Минфин может устроить нам грандиозную нервотрепку, может даже заставить нас выплатить штрафы. Это встанет нам примерно в полмиллиарда долларов. Но если мы свернем наши китайские проекты, то потеряем гораздо больше. Четыре миллиарда как минимум. Впрочем, есть нюансы. И очень серьезные. Надо все просчитать. А что нового у тебя? Есть что-то, что я должна знать?

— В офисе все в порядке, — невозмутимо пожал плечами Скелтон. — Ничего чрезвычайного. Но поступили тревожные сигналы из Нигерии. Из Лагоса.

— Вот как? — нахмурилась Элен. — Варгасы?

— Да. В последнее время они активизировались. Ведут себя вызывающе. Два наших груза едва не перехватили в нигерийском порту.

— И что это, по твоему, значит? — Элен сощурила глаза.

— Возможно, Варгасы сочли, что настал момент начать на нас атаку.

— У тебя готов план ответа?

— Да, — спокойно сказал Скелтон. — Возможно, одному их сухогрузу, вышедшему из Фритауна, будет не суждено добраться до Роттердама. Нужна твоя санкция.

— Считай, что она у тебя есть. Действуй. И держи меня в курсе. Что еще?

— Есть кое-что, — Скелтон произнес эти слова с явной неохотой. — Касается твоего мужа.

— Что такое? — Элен произнесла эти слова с видимым безразличием. — Очередные похождения?

— Да. Пару часов назад он улетел на Гавайи.

— На Гавайи? — презрительно усмехнулась Элен. — Решил там поохотиться на пляжных красавцев?

— Нет, красавца он взял с собой, — глядя в спинку переднего сиденья, произнес Скелтон.

Глаза Элен сузились.

— Кого? — угрожающе спросила она, уже угадав ответ.

— Этого Кронберга, — деревянным голосом отвечал Скелтон.

Наступила зловещая пауза.

— Разве ты не предупредил этого сопляка, чтобы он не смел приближаться к моему мужу? — глядя прямо перед собой, осведомилась Элен.

Она выглядела совершенно спокойной, но Бреннан хорошо изучил свою любовницу и прекрасно видел: она в бешенстве.

— Предупредил, — спокойно кивнул он. — Но ты ведь знаешь: некоторым недостает одного предупреждения.

Элен молчала, сжав кулаки. Отъезд Тома на Гавайи в компании Кронберга стал для нее громом среди ясного неба. Да, у ее мужа регулярно случались увлечения. Но муж, по крайней мере, за время их брака, всегда соблюдал некие рамки приличия. Они почти всю жизнь спали отдельно друг от друга, но успешно поддерживали видимость счастливой и крепкой семьи, как и положено людям их положения. Свои похождения Том Бреннан всегда тщательно скрывал от публики (слухи о них, конечно, ходили, но достоверно никто ничего не знал). Однако сейчас Том, похоже, потерял голову. Бросить всё, не поставить жену в известность и умчаться на Гавайи в компании этого чертова немца! Или русского, кто он там?

Нет. Она не должна поддаваться эмоциям. Она всегда была сильной. И какому-то пронырливому, развратному проходимцу не вывести ее из равновесия. Но бешенство все равно разрывало ее изнутри.

— Что удалось узнать об этом Кронберге? — нарочито спокойным голосом осведомилась Элен.

— Мы направили запрос нашим партнерам в Москву, Берлин и Эдинбург. Они уже собирают данные. Пока ничего существенного, кроме того, что я тебе уже сообщил. Известно, что родителей Кронберга уже нет в живых. Автокатастрофа. Это были какие-то мутные личности, судя по всему, алкоголики, жившие где-то в российской провинции.

При этих словах Элен Бреннан болезненно поморщилась. Ее родители тоже были алкоголиками из российской глубинки, и эта параллель с биографией Кронберга была для нее крайне неприятна.

— После их смерти его забрала к себе бабка, которая жила в Петербурге. Позднее она умерла, — продолжал Скелтон. — Кстати, Матиас — не настоящее его имя. Он сменил имя после получения немецкого гражданства. До этого его звали Андрей. Андрей Кронберг.

Снова болезненная гримаса на лице Элен. Ей было неприятно все, связанное с Россией.

— После смерти бабки он уехал в Европу, поступил в Эдинбургский университет, который и закончил.

— Вот как? — насторожилась Элен. — Просто так взял и уехал в Европу, да еще поступил в университет, причем весьма престижный? И откуда взялись деньги у этого отпрыска алкоголиков? Сдал их бутылки?

Она осеклась. Перед глазами вдруг ясно встала картина из далекого — еще советского — детства. Она идет по грязным, разбитым улицам родного городишки, тащит тяжеленный мешок с бутылками из-под водки в пункт приема стеклотары. Стоит в очереди с небритыми алкашами, от которых несет перегаром. Сдает бутылки, получает грязные, мятые рубли. Ныкает одну бумажку. Дома отец и мать — оба с бодуна — требуют деньги, чтобы скорее бежать за опохмелом. Обнаруживают недостачу. Ленку порют. Тут же. Жестоко. Зло. Она молчит, стиснув зубы, но так и не колется, куда заныкала мятый рубль.

Элен передернуло. Эти ненавистные воспоминания она всегда загоняла куда-то глубоко, запирала на семь замков. Убеждала себя, что это было не с ней. И вот теперь проклятый Кронберг как будто сорвал тяжелые замки и засовы с этих гребаных воспоминаний, от которых так хотелось избавиться! У, сопляк, как же она его ненавидит!

— Данных об источнике происхождения денег у Кронберга пока нет. Но мы работаем над этим, — ровный, монотонный голос Скелтона вернул Элен к реальности. — Надо выяснить, откуда этот сирота мог взять деньги на учебу в университете, на дорогие шмотки, на наем не самых дешевых квартир в Эдинбурге и Берлине. Кстати, здесь, в Атланте, он поселился в «Хилтоне». Правда, в обычном номере, но это «Хилтон». Машину взял напрокат. Весьма дорогую.

— Я знаю, — угрюмо процедила Элен, вспомнив инцидент со спорткаром, с которого, собственно, все и началось. — Одним словом, тип с темным прошлым. Проходимец, как я и думала.

— Мы можем на него воздействовать.

— Нет. Пока ничего не предпринимайте. Просто не выпускайте его из вида. Незачем уделять этому типу больше внимания, чем он заслуживает. Но я ожидаю от твоих людей полного досье на него.

Скелтон молча кивнул.

На самом деле Элен с удовольствием приказала бы Скелтону свернуть шею этому Кронбергу. Но она понимала, что должна проявить выдержку. Нельзя показывать, что она нервничает. Элен Бреннан в глазах окружающих должна быть воплощением уверенности в себе. Она не может позволить, чтобы о ней говорили как о слабонервной дурочке, впавшей в панику из-за флирта ее мужа с каким-то смазливым юнцом. Даже Скелтон, которому она доверяла больше других, не должен был видеть ее слабой.

И Элен держалась, делая вид, что ничего не происходит. Но с каждым днем ее бешенство нарастало. Муж был необходимым элементом, одной из несущих конструкций грандиозного здания карьеры и успеха, которое Элен выстроила с великим трудом, ради которого принесла немыслимые жертвы. И этот элемент должен был находиться под ее полным контролем. Но именно этот контроль сейчас был утрачен. И это выводило Элен из себя.

Скелтон регулярно направлял Элен депеши своих подчиненных о происходящем на Гавайях. И эти депеши лишали Элен остатков спокойствия. Похоже, ее муж все больше слетал с катушек в обществе этого русского проходимца. Очередной мимолетный флирт Тома теперь стремительно перерастал в бурный роман.

На Гавайях Том Бреннан и Матиас Кронберг жили на уединенной вилле, снятой за бешеные деньги, и после приезда целые сутки не выходили из роскошной спальни. Затем они принялись трахаться повсюду: в бассейне, в океане, на пляже, в клубах, куда ходили по вечерам и зачастую оставались там до утра. Элен получила видеозаписи этих ночных вылазок. Она видела, как чертов Кронберг с самым развратным видом крутит туго обтянутой задницей перед Томом, а тот разве что слюни не пускает и не облизывается, глядя на новый предмет своего обожания. Том задаривал Матиаса дорогими подарками: часы за полмиллиона долларов, браслеты, украшенные бриллиантами, еще какая-то ненужная, но стоившая сумасшедших денег мелочевка. Матиас принимал это со снисходительно-небрежным видом, чем заводил Тома еще больше. Однажды они трахнулись в примерочной кабинке универмага, один раз в кустах прямо под окнами полицейского участка. Однажды — на краю высокой скалы над морем. Каждый раз инициатором был Кронберг. И Том послушно выполнял сумасшедшие желания этого красавца. Он явно потерял голову, совершая безумные поступки, на которые прежде никогда не решился бы.

Элен пыталась дозвониться безголовому супругу, но его мобильник был отключен. Она все же сумела дозвониться до него через охрану. Элен намеревалась говорить с ним так, как обычно говорила в ситуациях, где Том явно накосячил: холодно, надменно, решительно, тоном, не допускающим возражений. Но тут она, сама того не желая, вдруг сорвалась и обрушила на мужа град упреков — за то, что тот совсем обезумел, связался с проходимцем и, наплевав на все, умчался на Гавайи. Его ждали срочные дела, переговоры, встречи, документы, наконец! Но муж даже не стал ее слушать, заявив, что «всё это подождет».

И тогда у Элен окончательно сдали нервы. Она сама вылетела на Гавайи.

***

Гавайи, вилла Waimea, февраль 2015 года

С белой виллы открывался великолепный вид на бирюзовый океан. Матиас Кронберг лежал в расслабленной позе в шезлонге возле бассейна и с удовольствием подставлял лицо и тело под лучи жаркого гавайского солнца. Том сидел рядом, но под зонтиком. Он старался не проводить на солнце слишком много времени, опасаясь, что на его лице, о котором он так заботился, появятся морщины, а на выхоленном теле выступят возрастные пигментные пятна, одна мысль о которых приводила его в ужас.

— Что ты со мной делаешь, Мэт! — промурлыкал Том, с обожанием глядя на своего любовника. — Я чувствую себя полным психом. Но мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой.

— Иногда неплохо побыть психом, Том, — лениво проговорил Матиас, не открывая глаз. — Жизнь скучна, если в ней нет сумасшествия, ты не находишь?

— Если рядом со мной такой сумасшедший как ты, то я согласен сойти с ума, — улыбнулся Том. — Иди ко мне! Ну же!

— Я и так рядом, — Матиас по-прежнему не двигался и не открывал глаз.

— Я хочу тебя, — тоном избалованного ребенка протянул Том. — Хочу тебя снова!

— Вот он я! — Матиас раскинул руки.

— Мэт, ты уже слишком долго лежишь на солнце! Это вредно! Твоя кожа может пострадать! И моя тоже, — продолжал ныть Том.

Матиас открыл глаза, неожиданно резко поднялся и, словно огромная кошка, мягко прыгнул на Тома, повалив того на шезлонг.

— Спасай мою кожу поцелуями, — проговорил он, глядя прямо в глаза Тому гипнотизирующим взглядом. Том медленно провел языком по ясному лбу любовника, ощущая чуть солоноватый вкус его кожи, который просто сводил его с ума.

— Если ты сохранишь меня, то сохранишь и себя, — шептал Матиас. — Ты долго еще будешь молодым и сильным. Ты ведь хочешь?

— Хочу, — прошептал в ответ Том, лаская сильные плечи любовника, слегка потемневшие от гавайского загара. — Очень хочу.

— И ты будешь. Она высасывает твои силы, но если я буду с тобой рядом, она не сможет этого делать, — продолжал Матиас. — Со мной ты становишься другим, совсем другим, Том. Ты ведь чувствуешь это?

— Чувствую… Ты нужен мне, Мэт.

— Я знаю, — улыбнулся тот одними губами.

— Мэт…

— Что?

— Я хочу, чтобы ты любил меня.

Брови на неестественно неподвижном лице Матиаса поползли вверх.

— Вот как? — задумчиво произнес он, проводя руками по плечам Тома. — Учти, я люблю только сильных и властных мужчин. И богатых.

— Я более чем богат, — тут же заявил Том.

— А сила и власть?

— Ты дашь их мне, — выдохнул Том.

— Правильный ответ, — улыбнулся Матиас уголками рта. — Со мной ты возьмешь все то, что тебе принадлежит. Иначе я с тобой не останусь. Выбирай, Том. Ты ведь не дурак и понимаешь, что могу дать тебе я. И что можетдать тебе она.

Серо-голубые глаза Матиаса смотрели прямо на Тома, буквально пригвождая его месту своим стальным блеском. Тот молчал.

— Выбирай, — повторил Матиас.

— Ты будешь меня любить?

— Я тебе сказал: люблю сильных, властных, богатых. У тебя сейчас есть только богатство. Сила и власть дадут тебе шанс. Без них у тебя шансов не будет. Ты останешься с тем, что у тебя есть. Но не со мной.

— Ты мне нужен! — повторил Том, как завороженный глядя на Матиаса.

— Но я тебя не люблю, — серо-голубые глаза Матиаса холодно смотрели на Тома.

— Ты полюбишь, — упрямо заявил Том. — Ты сам хочешь власти, я же вижу. И я тебе ее дам.

Глаза Кронберга загорелись холодным огнем, от которого Тому стало жутко. Он прильнул к губам Матиаса, ему хотелось слиться с ним воедино, словно это физическое единение и впрямь могло подарить ему власть и силу, которых он жаждал. Матиас внушал Тому невольный страх, от него исходила какая-то опасность, но одновременно он притягивал к себе, словно магнитом. Том до безумия хотел обладать этим молодым, сильным хищником. Он уже обладал им, но всякий раз Матиаса приходилось завоевывать заново. Дело было не только в физическом сопротивлении и даже не столько в нем. Было в Матиасе что-то непостижимое, недоступное, что не поддавалось ни познанию, ни тем более покорению. Нечто тайное, какое-то сокровище. И желание обладать этим сокровищем, которого, может быть, и не существовало вовсе, выливалось у Тома в жажду физического обладания, жесткого секса, проникновения глубже и глубже в роскошное, упругое тело молодого любовника.

Страх и вожделение разрывали Тома, и они же влекли его к Матиасу, который сейчас лежал на нем. Тяжесть молодого, горячего тела опьяняла Тома, никогда он не испытывал ничего подобного с так любимыми им хрупкими, изящными юношами, с готовностью подставлявшими ему свои маленькие попки. Он обхватил руками мускулистые, упругие ягодицы Матиаса, и зарычал. Он хотел туда, внутрь, в горячую, опьяняющую тесноту, которая потом взорвется фонтаном наслаждения. Он вжимался в Матиаса, упиваясь его телом, а тот стискивал Тома со всей силы. Это был не ласковый секс, к которому привык Том, это было спаривание двух самцов — жесткое, сильное, безжалостное.

Матиас резким и сильным движением выпрямился и сел на четвереньки, с улыбкой глядя на лежавшего на спине Тома, а затем принялся медленно и уверенно насаживаться на его стоявший колом член. Том застонал, чувствуя, как его член все глубже входит в любовника, а тот, опершись на плечи Тома, быстро и резко задвигался, стремительно доводя Тома до экстаза и сам вскрикивая от удовольствия, когда член Тома задевал у него внутри бугорок простаты. Движения становились все более частыми и резкими, на лбу Матиаса сверкали бриллиантовые капельки пота, глаза горели алчностью и похотью, и это все сильнее и сильнее заводило Тома, который чувствовал, что еще немного, и он не выдержит этого сумасшедшего танца. Матиас наклонился к его лицу, Том чуть поддался вверх, и их губы снова слились в жадном поцелуе, язык Матиаса проник в рот Тома и уверенно ласкал его десны. В этом сексе Том чувствовал себя ведомым, хотя и выступал в активной роли. Ему казалось, что это он подчиняется Матиасу, а не Матиас ему, и это странное подчинение ему нравилось, хотя обладание Матиасом, его телом, снова ускользало от него.

— Да, да, да, давай, давай, — выкрикивал Том, изнемогая от страсти, от сумасшедшего темпа, который задавал его любовник — сильный, горячий жеребец, не отрывавший от него своих глаз и буквально впечатавший его в ложе сильными руками.

Почувствовав приближение оргазма, Том взвыл от наслаждения. Его накрыло горячей мощной волной неописуемого блаженства, уносившей его в океан наслаждения, в котором он тонул, забывал обо всем, в котором он чувствовал себя мужчиной. Именно мужчиной. Пусть всего на несколько мгновений. Но оно того стоило.

— Мэт, ты… ты… чародей, — прошептал Том. — Я хочу побыть в тебе. Не поднимайся. Останься так. На мне. А я — в тебе.

Матиас улыбнулся одними губами, глаза его снова были холодны. И Тому захотелось, чтобы этот лед растаял, чтобы взгляд стал иным.

— Кончи мне на живот, — проговорил он. — Я хочу, чтобы ты кончил мне на живот. Хочу увидеть, как ты это делаешь.

Матиас отрицательно покачал головой.

— Я хочу, — сказал Том. — Я еще ни разу не видел, как ты со мной кончаешь.

Это было, как ни странно, правдой. Еще ни разу во время их секса Том не видел, как Матиас бьется в оргазме.

— В свое время, — холодно улыбнулся Матиас. — Все будет. Будет.

Он осторожно приподнялся и упал на спину рядом с Томом, глядя куда-то вверх и думая о чем-то своем. Матиас был здесь, но в то же время отсутствовал. И Тому отчаянно захотелось привязать его к себе. Любой ценой, каким угодно способом.

— Мэт, — проговорил он, — Милтон ведь предлагал тебя в свои заместители.

— О, сейчас самое время обсудить перспективы моей карьеры, — криво улыбнулся Матиас.

— Мэт, — упрямо продолжал Том, — я хочу, чтобы ты работал со мной.

— Так же как сейчас? — в голосе Матиаса звучала нескрываемая ирония.

— Ты мне нужен не только в постели. Ты мне нужен и в моей фирме.

— А, хочешь приобрести «два в одном». Настоящий бизнес-подход.

— Мэт, тебе не нужно становиться заместителем Милтона.

— Я и не собирался им становиться, — презрительно заметил Матиас.

— И правильно. Пусть Зак сам кувыркается как хочет. Ты нужен мне в качестве моего личного помощника. Советника. Мне нужно, чтобы ты был рядом, — проговорил Том, в голосе которого вдруг зазвучала так несвойственная ему твердость.

Матиас приподнялся на локте и посмотрел на своего любовника с нескрываемым удивлением.

— А ты, оказывается, скор на решения, Бреннан, — заметил он. — Не ожидал от тебя такого.

— С тобой я становлюсь другим, — не без самодовольства произнес Том.

— Другим? — гладкое лицо Кронберга оставалось неподвижным. — Другим, говоришь… Но что ты обо мне знаешь кроме того, что я умею отлично трахаться? Или этого уже достаточно, чтобы стать твоим помощником и советником? Ты и других своих помощников по такому же принципу подобрал? А вице-президентов?

— Мэт, не принимай меня за идиота, — скривился Том. — Да, я знаю, многие меня считают слабаком, которым крутит его жена…

— И у них есть все основания для этого, ты не находишь? — безжалостно заметил Матиас.

— … и мне это не нравится, — сквозь зубы продолжал Том. — Поэтому мне нужен ты. Я сразу почувствовал, что ты — именно тот…

Он неопределенно взмахнул рукой, пытаясь подобрать нужные слова.

— …тот, кто тебе нужен, — равнодушно закончил за него Матиас. — Ясно.

— На самом деле я не так уж мало знаю о тебе, — проговорил Том.

Матиас метнул на любовника быстрый, настороженный взгляд.

— Обо мне? — голос парня стал тусклым и невыразительным.

— Ну, не о тебе лично, а о твоей работе. О твоей фирме. Я же вел с десяток совещаний, на которых обсуждались дела берлинского филиала. В тонкости не вникал, но помню, ситуация была трудной, поэтому в памяти отложилось. Твоя фирма A2V тогда оказала неоценимую помощь внешней экспертизой, анализом ситуации и предложенными решениями. Зак был прав, благодаря тебе и твоим парням мы выправили ситуацию, продажи стали резко расти, рынок все больше стал ложиться под нас. В конце концов, Зак не просто так хочет перетащить тебя в Brennan, да еще предлагает тебе неплохой пост. Но ты заслуживаешь большего. Ты будешь моим личным помощником, аналитиком, стратегом. У тебя отлично получится, Мэт. И это откроет перед тобой шикарные перспективы.

— А как на это посмотрит твоя драгоценная супруга? — губы Кронберга искривились в недоброй ухмылке.

— А вот тут я рассчитываю на тебя, — Том многозначительно прищурился и посмотрел на Матиаса.

Тот продолжал улыбаться — холодно и алчно. В его серо-голубых глазах плясали огоньки торжества. Так смотрит хищник на жертву, которая сама идет ему в когти.

***

Гавайская идиллия была прервана появлением Элен. Прилетев на Гавайи на собственном бизнес-джете, она тут же помчалась на виллу. Еще по пути из аэропорта она потребовала от службы безопасности информацию о том, что в данный момент там происходит. Элен всегда внимательно изучала донесения разведки, чтобы точно знать, куда и как именно нанести удар. И это позволяло ей побеждать в многочисленных сражениях с врагами и конкурентами.

Охрана сообщила, что ее супруг спит в спальне, очевидно, утомившись после очередного бурного секса, а его молодой любовник валяется на диване в гостиной с ноутбуком.

Донесения оказались верны. Прибыв на роскошную виллу и даже не взглянув на окружавшую ее пышную, яркую растительность, проигнорировав великолепный вид на океан, Элен как ураган ворвалась в ту самую гостиную и, действительно, сразу напоролась на ненавистного Кронберга. На стеклянном столике рядом с диваном стоял открытый ноутбук, а сам Кронберг в расслабленной позе лежал на диване, заложив руки за голову, закинув ногу на ногу, и пялился куда-то в пространство. Он был абсолютно голым. Хотя нет, не совсем: на его загорелом, стройном, подкачанном теле все-таки была полоска ткани — узенькие ярко-желтые стринги.

Элен действовала испытанным методом. Она знала, что люди под ее напором и под ее знаменитым взглядом просто ломались. Особенно, если они не ожидали ее внезапного появления. Она не раз прибегала к этому приему: внезапно появиться, устремить на человека «взгляд Горгоны» и, в зависимости от ситуации, либо пригрозить, либо просто что-то потребовать. Да, ей не раз попадались крепкие орешки, которые выдерживали этот первый натиск, но все равно Элен удавалось пробить брешь даже в самых стойких противниках. А сейчас перед ней лежал какой-то развратный сопляк в идиотских пошлых стрингах, расслабленный и уж точно не готовый к бою.

Элен, выпрямившись и нарочито громко стуча каблуками, подошла к дивану, глядя Кронбергу прямо в глаза.

— Слушай внимательно, — произнесла она с каменным лицом, четко выговаривая слова, — ты сию же минуту уберешься отсюда. И чтобы больше не смел попадаться мне на глаза. Внизу стоит автомобиль. Тебя довезут до аэропорта, сядешь на рейс в Лос-Анджелес. Билет для тебя уже куплен. Можешь убираться куда угодно. Твой подряд с берлинским филиалом аннулируется. Радуйся тому, что тебе выплатят неустойку. Но если ты еще раз осмелишься появиться в поле моего зрения, платить будешь ты. И до конца жизни не расплатишься.

— Это с каких-таких хренов-дров? — прозвучало в ответ, и Элен даже не сразу поняла, что к ней обращаются по-русски.

Кронберг даже не сменил позу. Он продолжал лежать, заложив руки за голову и закинув ногу на ногу, лишь презрительно скосил глаза в сторону Элен. В его глазах не было ни тени страха. Только презрение. И ненависть. Ненависть, которая пробрала непробиваемую Горгону до костей.

Элен часто видела обращенные на нее взгляды, полные ненависти. Но эта ненависть неизменно была полна страха, а порой и ужаса. А в серо-голубых глазах Кронберга была ненависть без страха. Чистая, убийственная ненависть. Элен снова с тоскливым отчаянием подумала, что теряется. Этот взгляд лишал ее сил, лишал возможности не только нападать, но и защищаться. Ей казалось, что мальчишка впитывает ее ярость, наслаждается, упивается ею, как она любила упиваться страхом других людей.

Но Элен и не думала сдаваться. Она проигнорировала тот факт, что с ней заговорили по-русски, и произнесла по-английски:

— Ты уберешься сейчас же. Если понадобится, я вызову охрану.

— Сама вали отсюда, шалава, — процедил по-русски Кронберг. — На владимирскую трассу. Помнишь, там, на 101-м километре точка есть, где бляди стоят. Там по тебе давно скучают, ждут — не дождутся. Для придорожной бляди ты стара уже, конечно. Вся в ботоксе и подтяжках. А на ляжках целлюлит уже, наверное… Да, не товар. Но как мамка вполне сойдешь.

Элен застыла. Ее глаза расширились. Кронберг ударил в самое больное место. Она родилась и выросла во Владимирской области, и хорошо знала, о какой точке он говорит. Пусть она сама никогда и не стояла на трассе, но ей еще в детстве прочили именно эту участь. Это было то, чего она боялась и что ненавидела с самого детства. Вся ее жизнь была бегством от этой проклятой точки. Эта точка была для нее символом крушения надежд, крушения всей жизни. И сейчас этот… этот наглый, мерзавец одной фразой ткнул ее именно в эту точку. Именно в нее.

В мозгу Элен как будто щелкнул тумблер. В одно мгновение она, сама того не ожидая, превратилась в ту, которую звали когда-то Ленка-Ермолка.

— А ты, гляжу, сам хорошо это местечко знаешь. Тебя, наверное, там и зачали, выблядок? — прошипела она теперь уже по-русски.

За долгие годы жизни в США Элен стала говорить по-русски не то чтобы с акцентом, но интонационное построение фраз у нее изменилось.

Кронберг рассмеялся — сухо и зло, каким-то каркающим смехом.

— Именно, — метнул он в ответ, небрежно расставив длинные мускулистые ноги и не отрывая от Элен взгляд, так выводящий ее из себя. — Я по твою душу оттуда явился. Забрать тебя назад, в ту жопу, откуда ты вылезла, блядь торфяная.

Элен на несколько мгновений застыла, словно увидев призрака.

А наглец лежал себе в расслабленной позе, ничуть не стыдясь наготы и почесывая свою красивую, круглую задницу. Он бесстыдно демонстрировал Элен свое красивое тело, как обычно это делают бляди, выставляющие напоказ свои прелести перед клиентами.

— Да как ты смеешь, падла сопливая! — Элен, потеряв всякий контроль над собой, подскочила к Кронбергу и влепила ему оплеуху, на что тоже немедленно получила оплеуху, и от неожиданности вздрогнула и даже присела, ошалело заморгав. Давно ей не доводилось получать такого.

— Мразь! Да как ты смеешь! — выдохнула она.

— Тебя-то… Еще как смею, — с уничтожающим презрением изрек Кронберг. — Ты на какие деньги из Торфянска в Москву добиралась? Сосала по дороге у дальнобойщиков? Ну вот и возвращайся туда же. Может, насосешь еще чего.

Элен в бессильной ярости смотрела на этого холеного, ухмыляющегося мерзавца и чувствовала, как к горлу подступают слезы. Она давно уже не плакала. Наверное, лет тридцать. Или больше. И думала, что никогда больше не заплачет. Но сейчас… Этот юный сопляк внезапно и безжалостно стянул корку с затянувшейся раны и теперь безо всякой жалости бил по ней. И… он явно знал очень многое. Знал то, что Элен отчаянно скрывала.

А мальчишка смотрел на нее и всё ухмылялся.

— Тебе не жить! — прошипела она.

— Тебе тоже, — бросил он ей в ответ. — Шалавой родилась, шалавой и сдохнешь!

Элен, красная как рак, бросилась к двери. Она боялась, что не сдержит слезы. Черт, ну как этот сопляк умудрялся так легко лишать ее самообладания? Как? Почему? Она вошла в эту комнату грозной королевой, чтобы раздавить ничтожную вошь, а через пару минут уже вылетала из нее едва ли не зареванной бабой… Вылетала, но не вылетела. Потому что в дверях она столкнулась со своим мужем.

Всклокоченный Том Бреннан вышел из спальни в чем мать родила, то есть даже без трусов, полагая, что в гостиной никого быть не может кроме его любовника. И уж на свою супругу он точно не рассчитывал наткнуться. На заспанном лице Тома появилось изумление, челюсть отвисла, глаза широко открылись, он отступил назад, глядя на супругу так, словно увидел перед собой крокодила с разинутой пастью, и замер, прикрыв горстью свое достоинство. Элен тоже остановилась как вкопанная.

Нелепый и испуганный вид супруга странным образом привел ее в чувство, придал уверенности, а донесшийся с дивана смешок Кронберга, который открыто забавлялся этой сценой, вновь пробудил в ней инстинкты тигрицы. Она снова выпрямилась, подняла голову и, свысока глядя на мужа, властно произнесла:

— Пойдем, нам надо поговорить.

Том, всегда тушевавшийся при общении с женой, бросил на любовника взгляд, полный испуга и даже паники. Он был просто не способен противоречить Элен, она приучила его во всем ей повиноваться.

Кронберг поймал взгляд Тома.

— Твой выбор, Том, — произнес он, улыбаясь по своему обыкновению только губами. — С ней или со мной.

Том замер. Элен поняла: вот он, опасный момент. Момент, когда может решиться все.

— Пойдем, поговорим без посторонних, — резко произнесла она, продолжая смотреть на мужа и избегая смотреть в сторону Кронберга, словно опасаясь, что его проклятый взгляд снова лишит ее сил. — Пойдем, — повторила она, видя, что муж колеблется.

— Выбирай, Том, — донеслось насмешливое с дивана.

В лице Тома что-то неуловимо изменилась, и Элен вдруг осознала, что сейчас, вот в эту самую секунду она теряет контроль над мужем. На самого мужа ей было плевать, но контроль, полный контроль над ним был несущей конструкцией ее власти. И если эта конструкция разрушится, то и все грандиозное здание неизбежно пойдет трещинами.

— Идем! — почти крикнула она, схватив мужа за руку.

У Тома на лице появилось испуганное, плачущее выражение ребенка, которого злая ведьма хочет уволочь в лес и там сварить заживо в котле. Он буквально прирос к месту и с неожиданной силой выдернул руку из железной хватки Элен.

— Да не обращай ты на нее внимания, — донеслось с дивана. — Может, она тебе еще деньги на завтраки выдает?

Элен, едва не зарычав, обернулась к Кронбергу, но он в этот момент не смотрел ни на нее, ни на Тома, а с самодовольным видом рассматривал свои холеные руки, на одной из которых красовалось кольцо с черным камнем, с которым Кронберг, кажется, никогда не расставался. Почему-то это кольцо снова привлекло внимание Элен. Она где-то видела его… Видела. Черт, где, когда??? Это проклятое кольцо отвлекло ее буквально на пару секунд, но эти секунды оказались роковыми.

— Позволь мне самому решать, что я должен делать! — раздался возглас Тома, в котором слышались истерические нотки. — Я не мальчишка, чтобы мне приказывали. И я вообще не понимаю, зачем ты сюда явилась.

Элен буквально задохнулась от гнева и изумления. Никогда — никогда в жизни — Том не осмеливался с ней так разговаривать.

— Что? — выдохнула она. — Что ты сказал?

Нет, она не растерялась. Ее глаза угрожающе сузились, она шагнула к Тому, а тот непроизвольно отступил на шаг, на его лице снова появился испуг, как у ребенка, в запальчивости оскорбившего взрослого и теперь с ужасом ожидающего неизбежного наказания.

— Твоя милая супруга, кстати, закатила мне оплеуху, — сообщил тем временем Кронберг. — Интересно, тебя она тоже поколачивает, а?

Звук его голоса и его слова снова возымели магическое действие на Тома.

— Какого черта? — зло спросил он. — Что здесь вообще творится? Мы с самого начала договаривались с тобой, что не вмешиваемся в личную жизнь друг друга…

— Том, давай не будем выяснять отношения при посторонних! — властно произнесла Элен.

При этих словах Кронберг легко, с кошачьей грацией вскочил с дивана и медленно двинулся в сторону грызущихся супругов. Он приближался — с наглой улыбкой на красивых губах, неподвижным, безжизненным лицом, стальными глазами, при этом походка его была совершенно развязной: он поводил бедрами словно шлюха, демонстрируя свое красивое, сильное, стройное тело и всем видом показывая, что скандал в благородном семействе его совершенно не впечатлил. Он подошел к Тому, встал сзади, прижался, обнял его и положил голову ему на плечо. Теперь он снова смотрел на Элен, и та опять почувствовала, что душевные силы ей изменяют, но не могла отвести глаз от проклятого взгляда, полного презрения и ненависти.

— Посторонняя здесь только ты, — глядя в упор на Элен, произнес Кронберг. — И ты это знаешь.

— Уходи! — сказал, обращаясь к жене, Том, в которого прикосновение любовника, казалось, вселяло неведомые ему прежде силы. — Тебе здесь нечего делать. Мы обсудим все… позже.

Элен смотрела на них молча. Она чувствовала, что ее мужа и его любовника вдруг отделила от нее невидимая стена, и она была не в силах пробить эту стену. Во всяком случае, сейчас. Это сражение она проиграла. В самом деле, что она могла сделать? Вызвать охранников, чтобы те вышвырнули проклятого мальчишку? Да, люди Скелтона выполнили бы ее приказ, даже вопреки воле Тома. Но Кронберг мог обратиться в полицию с жалобой на насилие, а это могло привести к публичному скандалу, который бросил бы тень на репутацию семейства Бреннанов. От Кронберга следовало избавиться так, чтобы никто и никогда не вспомнил бы о нем. Но не сейчас. Нужны специальные люди, а не просто телохранители. У Скелтона они есть, и она переговорит с Крисом. Терпеть этого мальчишку она в любом случае не станет.

— Хорошо, — произнесла Элен с каменным лицом и угрожающе спокойным голосом. — Я ухожу. Ты сам придешь ко мне, — сказала она, обращаясь к Тому. — Потому что без меня тебе не обойтись. А пока кувыркайся с этой шлюхой с яйцами.

Она резко повернулась и вышла из гостиной. Матиас почувствовал, как его любовник напрягся, почувствовал страх, охвативший Тома.

— Не бойся, — прошептал он Тому на ухо. — Не бойся. Она ничего тебе не сделает. Пока я рядом, ты сильнее, чем она.

Том задумчиво погладил гладкую, красивую руку Матиаса, на безымянном пальце которой мерцал черный камень.

А Элен, сев в машину, тут же набрала номер Скелтона.

========== ГЛАВА 4. КОЛЬЦО С ЧЕРНЫМ КАМНЕМ ==========

ГЛАВА 4. КОЛЬЦО С ЧЕРНЫМ КАМНЕМ

Потсдам (пригород Берлина), март 2015 года

Матиас Кронберг, в легком приталенном пальто, быстро шел по малолюдной улочке Потсдама, по обе стороны которой тянулись старые, живописные виллы. Был уже март, но день выдался холодным, дул ледяной ветер, и Матиасу в его тонком элегантном пальто было очень неуютно. Левая его рука была затянута в перчатку из кожи мягчайшей выделки, но правая рука, на которой, как обычно, красовалось кольцо с черным камнем, была без перчатки, и побелевшие от холода и напряжения пальцы сжимали мобильный телефон, в котором бесновался Том Бреннан.

— Какого хрена, Мэт? — голос Тома в трубке почти захлебывался в истерике. — Какого хрена ты бросил все и уехал в свой гребаный Берлин? Ты оставил меня наедине с этой ведьмой, она на меня все время наседает…

— Томми, прошу, не истери, — нежно и в то же время со снисходительной небрежностью промурлыкал Матиас. — Я же предупреждал, что мне нужно будет на какое-то время вернуться в Европу. У меня здесь, знаешь ли, бизнес, я не могу вот просто так взять и все бросить…

— Мэт, я все понимаю, но мне не нравится, что ты уехал так надолго! Ты обещал, что будешь со мною все время, — голос Тома зазвучал плаксиво, как у обиженного ребенка.

Красивое лицо Матиаса сохраняло свою обычную странную неподвижность, только губы чуть искривились. Он выслушивал уже седьмую или восьмую телефонную истерику Тома.

— Томми, я же твой мальчик, — продолжал мурлыкать Матиас, мысленно посылая нытика во все ебеня — на русском, английском и немецком. — Не переживай, я скоро вернусь. Мы увидимся. Все будет о’кэй.

— Мэт, я так скучаю по тебе! Я не могу без тебя! Я хочу, чтобы ты был со мной в постели. Я без тебя заснуть не могу, ворочаюсь до утра… Знаешь, я тут привел к себе пару мальчиков, но это все не то… Все эти сладкие попки мне осточертели. Мне нужна твоя сильная, красивая задница. Твой рот… Я хочу трахать тебя! Без тебя все не то, — ныл Том.

— Милый, скоро моя задница будет в полном твоем распоряжении, — сладко пропел Матиас, напряженно оглядываясь по сторонам, чтобы сориентироваться на местности. — И все остальное тоже будет твоим. Ты сможешь трахать меня хоть сутки напролет.

— Мэт, я не хочу, чтобы ты трахался с кем-то кроме меня! — заявил Том. — Ты должен быть со мной и больше ни с кем.

— Хм, я должен хранить тебе верность, а ты тем временем забавляешься с мальчиками, — язвительно заметил Матиас.

— Мэт, это совсем другое! Просто иначе я сойду с ума от того, что ты далеко, а рядом рыщет эта пантера!

— Ну уж, в постель к тебе она точно не полезет.

— Мэт, она действует мне на нервы! Я с ней не разговариваю, мы даже в офисе не общаемся, но она все равно находит способы меня унизить!

— Она бесится от собственного бессилия, — металлическим голосом произнес Матиас.

— Ты ее плохо знаешь! Она что-то задумала. Я уверен, — Том, казалось, вот-вот расплачется.

— Не переживай. Волнение ускоряет процесс старения лица, — привел железный аргумент Матиас. — А я хочу, чтобы мой любовник был красив. Сохраняй невозмутимость. Тебе ничто не угрожает. Я скоро вернусь. Очень скоро. Целую тебя, Томми.

И Матиас отключил звонок.

— Заебал меня этот секс по телефону, блядь! — раздраженно пробормотал он по-русски.

Матиас сунул мобильник в карман, быстро натянул перчатку на озябшую руку и ускорил шаг, приближаясь к одному из входов в потсдамский парк. Да, определенно, в марте куда лучше быть в Атланте, чем в Потсдаме. Огромные аллеи парка в этот ненастный день были почти безлюдны. По счастью, было сухо, и Матиас мог не опасаться запачкать в грязи и слякоти свои элегантные, дорогие ботинки.

Его путь пролегал неподалеку от дворца Цецилиенхоф, того самого, где в 1945 году проходила знаменитая Потсдамская конференция, на которой Сталин, Рузвельт и Черчилль делили лежавшую в руинах Германию и всю послевоенную Европу. Потсдам, центр политических интриг и шпионажа! Матиас криво усмехнулся. Ему и самому предстояла сейчас конфиденциальная встреча, и он чувствовал себя шпионом. Как там назывался роман Ле Карре? «Шпион, пришедший с холода»? Но пока что сам он был шпионом на холоде, и этот холод пробирал его до костей. И за каким хером Маттиоли понадобилось устраивать встречу в глубине парка в Потсдаме? Можно было спокойно встретиться где-нибудь в уютном берлинском кафе. Но Маттиоли был настоящим параноиком. Ему везде и всюду мерещилась слежка. Чуть ли не в каждом встречном он видел шпиона Варгасов, Бреннанов и кого угодно.

На самом деле основания для беспокойства были. Матиас знал, что за ним самим следят люди из службы безопасности Brennan. Они следили за ним в Атланте, и по прилету в Берлин он тоже оказался под наблюдением. Это ему сообщил все тот же Маттиоли, да и сам Матиас заметил за собой слежку. Но сегодня он смог оторваться. Долго кружил по Берлину в своем кабриолете, затем вошел в кафе, которое хорошо знал, выскользнул через заднюю дверь, прыгнул в поезд на ближайшей станции, пару раз сменил направление, доехал до Потсдама. Здесь слежки не было. Эта часть огромного парка была почти безлюдна. Немногочисленные туристы, как водится, толкались возле дворца Сан-Суси, но там Матиасу нечего было делать.

На аллее он увидел одинокую фигуру. Маттиоли было на вид около 60-ти. В своих старомодных очках, с бородкой, он походил на университетского профессора. Кстати, профессорское звание у этого ушлого адвоката действительно было. Правда, Маттиоли давно ничего не преподавал, предпочитая выполнять конфиденциальные и щекотливые поручения богатых клиентов из разных стран, желавших сохранить свою анонимность. Это касалось как юридических, так и других услуг, о чем Маттиоли предпочитал молчать. Молчание было залогом не только его финансового успеха, но и физического выживания. Маттиоли был именно из тех, о ком говорят: «он слишком много знал».

Адвокат молча пожал Матиасу руку, бросил вокруг настороженный взгляд. Аллеи были пустынны, за деревьями, стоявшими без листвы, никто не прятался.

— Где вы оторвались от слежки, в Берлине или уже в Потсдаме? — деловито осведомился адвокат, даже не поздоровавшись с Матиасом.

— Не беспокойтесь, еще в Берлине, — ответил тот бесстрастно.

— Надеюсь, это действительно так. Не хотелось бы, чтобы нас видели вместе.

— Не нервничайте.

— Кронберг, вы затеяли очень опасную игру, — недовольно сдвинул брови Маттиоли.

— Знаю. Но вы согласились в ней участвовать, — Матиас равнодушно смотрел куда-то в пространство между огромными деревьями. — В конце концов, я плачу вам деньги, и очень большие деньги. И вы почти ничем не рискуете.

— Это как сказать! — нервно заметил Маттиоли.

— Во всяком случае, не более чем обычно, — пожал плечами Матиас. — Вы же любите риск, Маттиоли. Иначе вы спокойно сидели бы в университете и преподавали бы юриспруденцию…

— Да, я привык выполнять рискованные поручения. Но, видите ли, я предпочитаю понимать цели своих клиентов, пусть даже они мне о них не сообщают. Когда понимаешь, к чему стремится клиент, то можно здраво оценить собственные риски. А в вашем случае я не понимаю, какую цель вы перед собой ставите. Риск уже сейчас велик, а что будет дальше? Он еще более возрастет?

— Если риск и возрастет, то только для меня, а не для вас, успокойтесь, — голос Матиаса звучал холодно и размеренно.

Сейчас в нем не было ничего от того наглого и развязного парня, который бесцеремонно ворвался в отлаженную, как швейцарские часы, жизнь Бреннанов. Собранный, жесткий, безэмоциональный. Со стальным взглядом. Чем-то похожий на профессионального убийцу.

— Зачем вы прилетели в Европу, Кронберг? Вы говорили, что планируете провести в США как минимум несколько месяцев. Вы не слишком посвящали меня в ваши планы, но, я так понимаю, вы столкнулись с непредвиденными трудностями.

— Скорее наоборот, — задумчиво произнес Матиас. — Проблемы возникли из-за того, что план стал реализовываться неожиданно легко и очень быстро. Я рассчитывал, что мне понадобятся долгие месяцы, а может быть, годы, чтобы подобраться к Бреннанам. А все это заняло буквально считанные дни.

— И как это вам удалось? — с удивленной ухмылкой спросил Маттиоли.

— Не столько расчет, сколько стечение обстоятельств. Везение. Так бывает, — Матиас пожал плечами. — Но именно это создало проблему. Я почти сразу вошел в клинч с миссис Бреннан, — при этом имени губы на неподвижном лице молодого человека искривились в усмешке ненависти.

— Ого! — заметил Матттиоли. — Вот уж действительно риск так риск.

— Именно. Она сразу почувствовала во мне врага.

— Вы думаете, она?..

— Нет. Она пока ничего не подозревает. Просто ненавидит меня за то, что теперь ее супруг находится не под ее каблуком, а под моим.

— Уже это в ее глазах тягчайшее преступление, посягательство на ее собственность, — заметил Маттиоли. — Да, Кронберг, вы очень сильно рискуете.

— Именно. Она пойдет на все, чтобы от меня избавиться. А вы не хуже меня знаете, на что она способна. Если бы я остался в Атланте, то через некоторое время у моей машины отказали бы тормоза. Или я случайно свалился бы с моста. А может быть, просто исчез.

— Здесь вы тоже не в безопасности, Кронберг.

— Знаю, — на лице Матиаса по-прежнему не дрогнул ни один мускул. — Поэтому и обратился к вам. Вы принесли то, что я просил?

— Принес, — кивнул Маттиоли.

— Половина суммы уже переведена на указанный вами счет.

— Да, я уже получил уведомление.

— Оставшуюся часть получите сегодня. После того, как флешка окажется в моих руках.

— Вот она, — Матиоли вынул из кармана флешку и быстро передал ее Матиасу. — Если хотите проверить ее содержимое…

— Не стоит. Мы с вами знакомы уже давно и ни разу друг друга не обманывали.

— На этой флешке — убийственные материалы. В буквальном смысле убийственные.

— Нигерия и Сьерра-Леоне? — невозмутимо осведомился Матиас.

— Они. И не только, — Маттиоли прищурился. — Кронберг, я должен вас предупредить. Пустить в ход эти материалы — все равно что нажать ядерную кнопку. Последствия могут быть катастрофическими. И для тех, против кого направлен удар, и для того, кто нажимает на кнопку.

— Поэтому Варгасы и не пускают их в ход? — осведомился Матиас. — Это ведь материалы из их архива, так?

— Да. Они знают, что если опубликуют эти материалы, то получат не менее убийственный ответ. Поэтому приберегают их на самый крайний случай. Кстати, — Маттиоли озабоченно нахмурился. — Если Варгасы узнают, что эти документы утекли с моей помощью, мне конец.

— Не беспокойтесь, — безучастно заметил Матиас. — Вы знаете, что я осторожен. Я вас никогда не подставлял и не подставлю. Хотя бы потому, что вы и обо мне многое знаете.

— Да, это меня успокаивает, хотя и не до конца, — вздохнул Маттиоли. — Скажите, Кронберг, какого черта вы все это затеяли? У вас же есть все. С вашими деньгами вы можете прожить жизнь в свое удовольствие, не заботясь о хлебе насущном. Вы просто баловень судьбы, что вам неймется? Поймите, я спрашиваю не из праздного любопытства, а потому что не вполне понимаю вашу цель, и это меня тревожит. Вы же рискуете своей жизнью, так ради чего?

— Я — баловень судьбы? — на губах Матиаса появилась грустная улыбка. — Знаете, Маттиоли, я часто думал об этом. И охотно променял бы свою судьбу на обычную судьбу.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, но…

— … но раз уж моя судьба так сложилась, я хочу следовать ей, — жестко произнес Матиас.

— Вы пустите в ход эти документы? — обеспокоенно спросил Маттиоли.

— Кое-какие из них, — кивнул Матиас. — Остальные будут для меня страховкой. На случай, если миссис Бреннан и мистер Скелтон решатся меня устранить.

— Я все же опасаюсь…

— Не опасайтесь, Маттиоли, — теперь на губах Кронберга была безжалостная улыбка. — Я не намерен нажимать на ядерную кнопку. Можете причислить меня к садистам, которым доставляет удовольствие видеть, как их жертва долго корчится от боли и медленно погибает.

Маттиоли с опаской посмотрел на него. Он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент у Матиаса вновь зазвонил телефон. На экране высветилось имя Тома Бреннана. Лицо молодого человека оставалось бесстрастным, лишь губы слегка поджались, выдавая досаду.

— Мэт? — послышался в трубке голос Тома. — Послушай. Я вылетаю в Берлин.

— Что? — выдохнул Кронберг. — Зачем?

— Мне хочется тебя увидеть, — заявил Том.

— Послушай, я в ближайшие дни вылечу в Атланту. Мне просто нужно здесь решить ряд вопросов с моей фирмой, это же не делается в один день.

— Именно поэтому я вылетаю к тебе сегодня. Не знаю, с кем ты спишь в этом своем Берлине, но я хочу, чтобы ты спал со мной!

— Томми, это будет просто шикарно! — Матиас включил хорошо знакомого Тому Кронберга — развязного и наглого. — А ты не боишься, что твоя милая супруга придет в ярость и подсыплет тебе яду в кофе, когда узнает, что ты летишь ко мне?

— Я боюсь, что она это сделает, пока я здесь! Чем дальше от нее, тем лучше, поверь. Здесь стало просто невыносимо! Никогда еще она так не бесновалась! От нее не только я лезу на стенку, от нее уже весь офис шарахается! Одним словом, я лечу в Берлин. Там через день как раз торжественный прием, который устраивает наш благотворительный фонд Brennan. Мы там спонсируем какие-то концерты классической музыки, даже не знаю, какие именно. Ни черта не смыслю в этой классике, но это и не важно. Просто мое присутствие в Берлине на приеме будет более чем уместно. И, кстати, я хочу, чтобы ты тоже появился там.

— На этом приеме? — это был редкий случай, когда на обычно неподвижном лице Матиаса появилось нечто, похожее на удивление. — А в каком качестве, позволь спросить? В качестве твоего сексуального партнера?

— В качестве моего нового помощника. Я уже подписал приказ, и этот прием будет отличным способом продемонстрировать твой новый статус.

— Вот как? — процедил Матиас. — Не припомню, чтобы я давал согласие…

— Мэт! — в голосе Тома зазвучали обиженно-плаксивые нотки. — Мы же с тобой все обговорили! Ты не можешь отказаться!

— А что думает об этом первый вице-президент корпорации, миссис Бреннан? — саркастически осведомился Матиас. — Она завизировала приказ о моем назначении? Надеюсь, с улыбкой восторга на лице?

— Мэт, я президент, и моей подписи более чем достаточно! — Том заорал как подросток, нарушивший родительский запрет и теперь пытавшийся убедить всех и себя, что он уже взрослый и имеет на это полное право.

— Тогда скорее улетай ко мне, в Берлин, милый, — промурлыкал Матиас. — Иначе эта ведьма тебя точно придушит.

— Я прилечу в Берлин. Но лишь на пару дней. Потом меня ждут во Франкфурте, в нашем отделении устраивают банкет по случаю его двадцатилетия, и мне там обязательно нужно быть. Оттуда надо лететь в Цюрих, там будет подписание какого-то соглашения с банком Фрейберга, прием и прогулка на яхте по Женевскому озеру. Оттуда в Париж, просто чтобы отдохнуть, развеяться. Может быть, побываю на каком-нибудь модном показе. Потом Лондон — надо же там появиться, показать себя, раз уж я перелетел через Атлантику. Затем, наверное, Нью-Йорк. Там хочу немного прийти в себя, после этой безумной поездки. Мэт, ты видишь, сколько у меня дел? Я просто не принадлежу себе, я чувствую, что не выдерживаю!

— Томми, ты идешь на такие жертвы! Такие интенсивные поездки очень выматывают. А я хочу, чтобы ты хорошо выглядел, — нежно проворковал Матиас в трубку, равнодушно глядя прямо перед собой, на голые деревья потсдамского парка.

— Мэт, я знаю. Но что я могу поделать! Я хочу, чтобы мы из Берлина вылетели вместе! Ты должен меня сопровождать!

— Боюсь, что со мной тебя ждут бессонные ночи, — сладко пропел Матиас, а затем устало добавил:

— Томми, ты же слышал, мне надо уладить дела с моим бизнесом здесь, в Берлине. Да, думаю, что я нагоню тебя. В Париже или Лондоне.

— Мэт, я хочу, чтобы ты был со мной все время! Ты вселяешь в меня уверенность.

— И я буду, — нежно пообещал Матиас. — Буду милый, даже не сомневайся. Целую.

— Вот же геморрой на мою жопу, — пробормотал он по-русски, отключив звонок.

Маттиоли с интересом смотрел на него.

— Вот уж никогда бы не подумал, что вы умеете быть таким пошлым и сладким до приторности, Кронберг. Кажется, Бреннан в вас безоглядно влюбился?

— Влюбился? — холодно усмехнулся Матиас. — Нет. Он любит только себя.

— А вы? — вдруг спросил Маттиоли. — Вы хоть кого-нибудь любите, герр Кронберг?

Матиас вздрогнул. Его лицо оставалось неподвижным, но глаза… Маттиоли показалось, что в него вонзились два сверкающих стальных клинка.

— Я любил, — бесстрастно произнес молодой человек. — Но мне пора. До встречи, сеньор Маттиоли.

***

Берлин, март 2015 года

Андреас Фелнер со вздохом осмотрел себя в зеркало, поправляя галстук-бабочку. Он так и не научился толком ее завязывать, поэтому приобретал бабочки на резинке. Да, это дурной тон, но Андреасу было плевать. Все равно никто не видит эту резинку.

Из зеркала на Андреаса смотрел молодой человек с длинноватыми, слегка вьющимися темными волосами и темными глазами, тонкими чертами лица, правда, возможно, чуть длинноватым носом, который, впрочем, его совершенно не портил. Хотя Андреасу было уже 27 лет, внешне он являл собой воплощение хрупкости, изящества и романтичности. Этакий образ поэта прошлых веков. Андреас был не поэтом, он был пианистом. Но кажущаяся хрупкость была обманчивой: Андреас, хоть и берег свои музыкальные руки, но никогда не пренебрегал физическими упражнениями, стараясь держать себя в хорошей форме. Ему это нравилось, и в детстве он некоторое время даже занимался в венской балетной школе, но страсть к игре на фортепиано оказалась сильнее.

Андреас оказался талантливым пианистом, и сейчас был одним из востребованных в мире исполнителей. Не самым знаменитым, но в музыкальном мире его ценили, он давал как сольные концерты, так и выступал с мировыми оркестрами. График его гастролей был не самым плотным, но довольно насыщенным. Правда, Андреас не считал, что обязан такой востребованности исключительно своему таланту, а полагал, что во многом это заслуга его директора — Эгона Кренца. По иронии судьбы, директор был полным тезкой последнего коммунистического лидера ГДР — довольно мрачной фигуры, продержавшейся у власти всего пару месяцев, как раз в момент крушения Берлинской стены. Директор Андреаса шутил, что недаром он является полной тезкой такого упыря, потому что у него тоже железная хватка и невероятные пробивные способности. Он без устали продвигал своего подопечного, организовал все новые его выступления, договаривался со всевозможными фондами о спонсорской поддержке. Вот и сейчас концерты в Берлине спонсировались международным благотворительным фондом Brennan, и Кренц тоном, не допускающим возражений, заявил, что Андреас обязательно должен быть на приеме, организованном этим фондом. Андреас терпеть не мог эти официальные мероприятия, где необходимо было, приклеив любезную улыбку, общаться с совершенно неинтересными ему людьми, которым он и сам был не слишком интересен.

С куда большим удовольствием Андреас остался бы в номере отеля, сочиняя музыку. Сочинительство было не меньшей его страстью, чем игра на фортепиано, но Андреас никогда неиграл на публике свои сочинения, считая их совершенно бездарными. Было, впрочем, одно исключение. Но это исключение было связано с болью, от которой Андреас уже долгие годы не мог избавиться.

Андреас рассчитывал «засветиться» на приеме, а потом тихо и незаметно уйти. Быстро переодеться в отеле и провести остаток вечера и часть ночи в каком-нибудь гей-клубе, коих в веселом и свободном городе Берлине было неисчислимое множество. Несмотря на романтическую внешность, Андреас предпочитал одноразовых любовников. И не потому, что был так уж испорчен, нет. Он несколько раз честно пытался завести постоянные отношения, но всякий раз это заканчивалось крахом. Андреас просто физически не мог долго находиться рядом с тем, кто был ему безразличен. Секс на одну ночь — другое дело. А любовь… Любовь была когда-то. Один раз. И без физической близости. И того парня давно уже не было в живых. Но он продолжал жить в глубоком тайнике сердца Андреаса и упорно не желал его отпускать. И не давал Андреасу полюбить кого-то еще.

Когда Андреас уже подходил к залу, где проходил прием, ему позвонил Кренц.

— Андреас, я опаздываю, — Эгон, как всегда, говорил с напором, словно выступал с политической трибуны. — Вел переговоры на предмет твоих гастролей в Сеуле, а тут еще эти чертовы пробки, мать их! Так что иди без меня, я подойду позже.

Андреас недовольно поморщился. Он, конечно, привык бывать на светских мероприятиях, но всегда чувствовал себя там неловко и скованно. Возможно, сказывалась природная застенчивость, которая, впрочем, бесследно исчезала, когда он играл на сцене. Или тусовался в гей-клубах. Но на приемах ему важно было появиться с Кренцом. Тот был своего рода ракетой, которая выводила на орбиту спутник, а потом тот уже летел без ее помощи на автомате. Кренц на буксире подтаскивал Андреаса к гостям, заводил беседу, Андреас в нее вступал, и дальше все шло само собой, как по маслу. У Андреаса были отличные манеры, он умел держаться в обществе. Но без «начального импульса», исходящего от Кренца, Андреас терялся. Ему хотелось забиться в какой-нибудь темный угол, чтобы его не было не видно и не слышно.

Вот и сейчас, войдя в зал, где проходил многолюдный фуршет, Андреас тут же шмыгнул куда-то вправо, вместо того, чтобы пройти в центр зала. Он примкнул к компании музыкантов венского филармонического оркестра, среди которых было много его знакомых и с которыми ему было вполне комфортно. Андреас сразу же поймал на себе взгляд Клауса — высокого рыжеволосого молодого человека с веснушками и зелеными глазами. Клаус был валторнистом, Андреас часто встречал его на репетициях. Пару раз они пересекались в венских гей-клубах. Но никогда между ними ничего не было. Именно потому, что Андреас хорошо видел: Клаус к нему неровно дышит. А он не испытывал к этому парню ровным счетом ничего и не хотел давать ему напрасной надежды, за которой неизбежно последовали бы разочарование и боль. Андреас сам знал, что такое боль, и не хотел причинять ее другим.

Началась официальная часть приема. В центр зала вышел моложавый, подтянутый, черноволосый мужчина. Было трудно определить, сколько ему лет. То ли 35, то ли все 50. У него было до невозможности лощеное, неестественно гладкое лицо, так что возникало подозрение, что этот человек перенес не одну операцию по омоложению и улучшению внешности. Он весь был воплощением самодовольства и снисходительности. Было видно, что он просто наслаждается устремленными на него многочисленными взглядами.

— Том Бреннан, президент фонда, — шепнул кто-то рядом.

Андреас равнодушно смотрел на главного спонсора. Бреннан ему сразу не понравился. Он терпеть не мог подобных типов, мнящих себя богами и считающих, что все обязаны ими восхищаться.

Рядом с Бреннаном, чуть позади него, Андреас заметил светло-русого молодого человека. У него было очень красивое лицо, просто идеально подходящее для обложки глянцевого журнала. Но это лицо было странно невыразительным, безжизненным. Андреасу приходилось встречаться с такими красавчиками модельной внешности. Да, поначалу они производили невероятное впечатление, но оно очень быстро рассеивалось. Чаще всего это были скучные куклы, хорошо умеющие раздвигать ноги в постели и озабоченные исключительно своей внешностью. Ну, и деньгами, разумеется. Такие мечтали о богатых папиках и умели их цеплять. Андреас, хотя и видел этого светло-русого красавца впервые в жизни, сразу понял: перед ним тот самый случай. Лощеный любовник лощеного папика, упоенно вещающего что-то о важности финансовой поддержки искусства, которое в свою очередь очень важно… Ну, и так далее. Дежурный набор напыщенных и пустых фраз.

Андреас стоял, изображая приличествующую случаю заинтересованность, но в голове его была пустота. Мозг просто фиксировал происходящее, не более. И тут… Стоявший рядом с Бреннаном глянцевый красавец поднял правую руку, поправляя и без того идеально уложенные волосы, и Андреас увидел на его пальце кольцо с черным камнем. У него внезапно сжалось сердце, разом распахнулась крепко запертая дверь тайника, в котором он прятал ото всех свое самое дорогое и самое болезненное воспоминание. Кольцо из платины с черным опалом. Такое кольцо он однажды подарил человеку, которого любил. Человеку, которого больше не было в живых.

Нет, русоволосый глянцевый манекен стоял слишком далеко, и Андреас не мог хорошо рассмотреть кольцо на его руке. Просто белый металл и черный камень оказались ключом, распахнувшим дверь тайника. Андреас невольно стиснул зубы и сжал кулаки, пытаясь загнать воспоминания назад, в глубокий тайник памяти.

А бездушный красавец, тоже делавший вид, что внимает словесному поносу своего любовника, обводил глазами зал, словно кого-то высматривал. В какой-то момент Андреас встретился с ним взглядом, и музыканту показалось, что его пронзили два сверкающих клинка. Взгляд незнакомца — пронзительный, странный — задержался на Андреасе буквально секунду, и продолжил блуждать по залу. Все это ничего не значило. Точнее, значило, что глянцевый красавец просто рассматривает более-менее симпатичных молодых мужчин, собравшихся в помещении. Не более того.

На самом деле Андреаса этот парень не так уж привлекал. Да, красив. Даже очень. Но Андреасу нравились живые, открытые лица, как у… Антона. Которого больше нет. И никогда не будет. И то, что этот безжизненный манекен носит на пальце похожее кольцо, почему-то больно ранило Андреаса. Словно он видел перед собой дешевую и пошлую подделку, которую выдают за произведение искусства.

Том Бреннан еще продолжал свои разглагольствования, упиваясь сам собой, когда в зал ввалился запыхавшийся, раскрасневшийся Кренц — красиво седеющий мужчина лет 50-ти. Он быстро обвел цепким взглядом зал, оценивая обстановку. Андреас поймал себя на том, что хочет спрятаться за чьей-нибудь спиной, словно набедокуривший ученик от грозного учителя. Но взгляд Кренца мог пройти сквозь любую спину. Он тут же узрел Андреаса и направился прямо к нему, едва ли не распихивая собравшуюся публику локтями.

— Ну что? — спросил он громким шепотом. — Ты уже представился Бреннану?

— Не успел… да и как бы я подошел? — Андреас всегда немного терялся в присутствии Кренца.

— Взял бы, да и подошел! — отрезал Кренц. — Это же американец, а не какой-нибудь аристократ, помешанный на этикете. Для Бреннана главное — внимание к его персоне. Ты — одна из ключевых фигур проекта, и если ему донесут, что ты был на приеме и не подошел к нему (а ему точно донесут, уж поверь!), то он воспримет это как личное оскорбление! — Кренц выпалил это все тем же громким, страшным шепотом, не заботясь о том, что их услышат.

— Эгон, послушай…

— Когда он закончит свой треп, мы подойдем к нему, и я тебя представлю, — безапелляционно заявил Кренц. — Будет лучше, если ты сделаешь ему какой-нибудь комплимент. Все равно какой. Хотя бы просто скажи, что он отлично выглядит. Бреннан падок на комплименты больше любой женщины. Ты, кстати, в курсе, что у вас с ним одна ориентация?

— И что? — зашипел Андреас, не в силах сдержать негодование. — Может быть, ты еще посоветуешь мне лечь к нему в постель? Это, случайно, не предусмотрено спонсорским контрактом?

— Да не кипятись ты, — примирительно сказал Кренц. — Я просто обрисовал тебе обстановку. Просто поздороваешься с ним, скажешь пару фраз для приличия, и твоя миссия здесь выполнена. Я знаю, ты не любишь светские тусовки. Просто засветись перед этим напыщенным павлином. Ого, а рядом с павлином стоит настоящий красавчик! Хм, Бреннан должно быть подцепил здесь, в Берлине, нового любовника. Этот похотливый павлин ни одной красивой молодой задницы не упустит. Так что береги свою, сынок.

Андреас, который в присутствии Кренца сначала робел, но потом очень быстро взбадривался, хотел ответить своему директору что-нибудь язвительное на тему задниц, но в это время словесный понос Бреннана, наконец, иссяк, раздались вежливые аплодисменты, а Кренц, не теряя ни секунды, чуть ли не за шиворот поволок своего подопечного представляться главному спонсору.

— Мистер Бреннан, добрый вечер! Это так приятно, что вы прилетели сюда, в Берлин… — Кренц говорил, как всегда, с напором, обрушив на Бреннана поток любезностей и откровенной лести, которую тот принимал со снисходительно скучающим видом.

При этом стоявший рядом Андреас заметил, что Бреннан не столько слушает Кренца, сколько поглядывает на него. Такие взгляды Андреасу были хорошо известны. Изучающие, оценивающие. Эти взгляды везде одинаковы: что в затрапезном гей-баре, что на светском приеме. Между тем вблизи Бреннан понравился Андреасу еще меньше, чем издали. И дело было не в том, что он был слишком уж лощеным, а в сочетании неприкрытого самодовольства и похоти, которые буквально исходили от Бреннана. Стоявший рядом с Бреннаном красавец-манекен вблизи казался еще более неживым. Красивое лицо походило на маску. Вот только глаза… Он бросил на Андреаса всего один взгляд, казалось бы, совершенно безразличный, но Андреаса этот взгляд как будто прошиб током. Андреас опустил глаза и снова заметил на руке незнакомца кольцо с черным камнем. Черт! Теперь, с близкого расстояния оно еще больше походило на то кольцо, что когда-то принадлежало ему самому… Волнение Андреаса усиливалось, и ему стоило невероятных усилий сохранять видимую безмятежность.

— Позвольте, мистер Бреннан, представить вам одного из, бесспорно, самых талантливых пианистов Австрии, Европы, да и всего мира Андреаса Фелнера. Это солист на концертах в Берлине, поддержу которым оказывает ваш фонд…

— Я слышал о вас, мистер Фелнер, — Бреннан снизошел до снисходительной и отчасти игривой улыбки, обращенной к Андреасу. — Все действительно говорят о вас как о прекрасном пианисте.

— Думаю, это преувеличение, мистер Бреннан, — с приклеенной улыбкой произнес Андреас.

— Ну, отчего же, — Бреннан произнес эти лова слегка манерно, — вы так молоды и так талантливы…

Андреас на мгновение скосил глаза на красавца-манекена. Ему было интересно, как тот отреагирует на откровенное заигрывание своего любовника с Андреасом. Но тот вообще смотрел в другую сторону. Ему, казалось, не было ни малейшего дела до того, кому строит глазки стареющий любитель молодых людей.

— Я очень рассчитываю услышать вашу игру, мистер Фелнер, — заявил между тем Бреннан. — Не уверен, что занятость позволит мне побывать на вашем концерте в Берлине, но я очень этого хотел бы.

Тому, конечно, было плевать на все на свете концерты классической музыки. Он никогда не ходил на них и не собирался. Молодой пианист ему действительно понравился, и в другое время он не отказался бы пофлиртовать с ним. Но в данный момент Тома занимал только Матиас, стоявший рядом.

— Господа, позвольте представить вам моего персонального помощника Матиаса Кронберга, — заявил между тем Том.

Красавец-манекен обернулся, на его лице появилась безжизненная полуулыбка.

Кренц, поприветствовав Кронберга, тут же насел на Бреннана, расточая ему комплименты и зондируя почву насчет финансирования новых проектов. Андреас тем временем шагнул к русоволосому красавцу и протянул ему руку.

— Рад познакомиться, мистер Кронберг, — произнес он.

— Я так же рад, господин Фелнер, — на сей раз взгляд Кронберга не был пронзительным, серо-голубые глаза казались совершенно пустыми и как будто смотрели сквозь собеседника.

Андреасу явно давали понять, что он не вызывает никакого интереса. Он пожал руку Кронберга. Почему-то, ему казалось, что рука этого витринного красавца с пустым взглядом должна быть холодна как лед. Но она оказалась на удивление теплой и мягкой. Это рукопожатие длилось на секунду дольше, чем было следовало. Всего на секунду. Но она была. И говорила больше, чем все пустые взгляды.

И еще: Андреас, пожимая руку Кронбергу, ощутил то самое кольцо на пальце. И снова его посетила мысль, что оно очень напоминает то самое кольцо… Нет, это, конечно, было самовнушение! Как можно на ощупь опознать кольцо, которое держал в руках последний раз лет десять назад или даже больше!

— Вы являетесь помощником мистера Бреннана? — спросил Андреас только чтобы что-нибудь спросить.

— Меня только что назначили, я еще даже не приступил к этим обязанностям, — дежурная улыбка на губах и пустой взгляд сквозь Андреаса.

— Будете заниматься вопросами фонда? — Андреас продолжал изучать лицо красавца.

Пожалуй, такой пустой, бездушной красоты он еще не видел. Казалось, перед Андреасом стоит полая оболочка, внутри которой нет ничего. Ни ума, ни сердца, ни души. Но Андреасу вдруг просто невыносимо захотелось узнать: что таится там, за этой пустотой? Не может же быть, чтобы в человеке была только пустота! Пугающая, безжизненная, никакая.

— Возможно, что и вопросами фонда, — снова дежурная улыбка. — Простите, господин Фелнер, мне нужно идти. Было очень приятно пообщаться с вами.

И Кронберг, даже не глядя на Андреаса, сделал шаг в сторону.

— Постойте! — сказал Андреас, причем эти слова вырвались у него неожиданно для него самого. — Постойте! Мне хотелось бы обменяться с вами визитками.

Кронберг взглянул на Андреаса, и снова на мгновение его взгляд стал пронзительным и сверкающим как отточенный кинжал. А затем снова потух.

— Визитку? — повторил он как будто нерешительно. — Не думаю, что она вам понадобится, господин Фелнер.

И он удалился. Андреас проводил его растерянным и раздосадованным взглядом. Он не понимал, что зацепило его в этом парне, который ему совершенно не понравился. Не кольцо же, в конце концов!

И тут Андреас встретился взглядом с Томом Бреннаном. С того как будто слетела вся любезность и самодовольство. Он смотрел на Андреаса настороженно и подозрительно. Так смотрят на человека, в котором видят опасного соперника.

Андреас сделал вид, что ничего не заметил. Он поймал Кренца, который отошел от Бреннана, и сказал:

— Эгон, ты же можешь всё и знаешь тут всех. Мне нужно узнать телефон Кронберга. Того, что стоял рядом с Бреннаном, его помощника.

— Ты что, хочешь закрутить с ним роман? — подозрительно сощурился Кренц. — Андреас, смотри, если ты разозлишь Бреннана, он доставит нам крупные неприятности.

— Я не хочу ни с кем крутить роман, — устало и раздраженно произнес Андреас. — Просто узнай его телефон. Пожалуйста.

***

Матиас вышел из зала, где проходил прием, и направился к выходу. Сейчас он не был похож ни на одного из прежних Кронбергов: ни на развязного и наглого, ни на приторно-пошлого, ни на холодного и собранного. Он как будто сутулился, взгляд был потухшим, задумчивым.

И тут его окликнули по имени. Он поднял глаза и увидел Скелтона. Тут же Матиас выпрямился, в мгновенье ока превратившись в хорошо знакомого многим Кронберга: непрошибаемого, самоуверенного, наглого.

— Дежавю, Скелтон, — ухмыльнулся он. — Неужели решили мне сделать еще одно последнее китайское предупреждение? Сколько еще у вас этих предупреждений? Или, наконец, решили меня прикончить?

— Послушайте, Кронберг, — невозмутимо произнес Скелтон. — Вы — умный парень и не можете не понимать, что для вас все это кончится очень плохо. Вы разозлили не того человека, которого можно злить.

— Вы тоже умный человек, Скелтон, — осклабился Матиас. — И вы знаете, что мне известно о ваших утехах с миссис Бреннан. Более того, у меня есть видеозаписи. Если не верите, я пришлю вам копии. Поэтому не советую вам меня трогать. Если со мной что-то случится, эти записи будут обнародованы.

— И что? — холодно вопросил Скелтон. — Допустим, у меня есть видеозаписи с вашими утехами в компании мистера Бреннана.

— Это проблемы мистера Бреннана, — равнодушно пожал плечами Матиас. — Мне все равно. Я не скрываю свою ориентацию, и на моей репутации эти записи никак не скажутся. Репутация мистера Бреннана — да, может пострадать. Но мне это безразлично. И репутация миссис Бреннан очень существенно пострадает, если будут опубликованы записи того, как она изменяет супругу. Миссис Бреннан ведь, кажется, позиционирует себя как борец за нравственность и семейные ценности, не так ли? А еще если будут опубликованы данные о ее жизни в России… Скелтон, вам известны эти данные?

— Известны, — сквозь зубы произнес Скелтон.

— Тогда вы сами понимаете. Репутация мистера и миссис Бреннан будет испорчена навсегда. Это плачевно скажется на их бизнесе. А лично для вас, Скелтон, это и вовсе станет катастрофой. Вы — начальник службы безопасности — не смогли предотвратить утечку компрометирующих материалов, допустили установку скрытых видеокамер в спальнях ваших работодателей. Более того, вы состояли в интимной связи с вашей замужней работодательницей. Ваша карьера будет разрушена навсегда, Скелтон. Вам не доверят охранять даже ведро с помоями. Не говоря уж о том, что и ваша личная жизнь будет разрушена. Вы ведь женаты, Скелтон, не так ли? У вас жена и двое детей.

— Я вижу, вы отлично осведомлены обо всем, Кронберг. А также вижу, что вы редкостная мразь. Удивительно, вы так молоды, и в вас уже столько мерзости.

— В меня старательно вливали это с раннего детства, — на неживом лице Матиаса появилось подобие улыбки — именно подобие, жуткое, настолько противоестественное, что Скелтон с его закаленными нервами вздрогнул.

— Возможно, вам забыли сказать, что шантажисты обычно плохо кончают.

— А вам, похоже, это говорили, но вы почему-то не отнесли это к себе, Скелтон. Напрасно.

— Что ж, посмотрим.

Кронберг пристально смотрел на него.

— А ведь вы восхищаетесь мною, Скелтон, не так ли? Восхищаетесь и хотите меня… Я же вижу.

— Заткнись! — Скелтон резко повернулся и пошел прочь.

— Когда созреете, приходите. Обещаю, скрытых камер не будет! — насмешливо бросил ему вслед Кронберг.

========== ГЛАВА 5. AMICA MEA ==========

ГЛАВА 5. AMICA MEA

- Мне не понравился этот Фелнер, - приподнявшись на локте, проговорил Том.

- Не хмурься, Томми, у тебя морщины будут, - лениво произнес Матиас, лежавший на подушке и со скучающим видом разглядывавший потолок роскошного люкса берлинского Hotel de Rome.

Он, наконец, скосил взгляд на Тома и медленно провел белым, холеным пальцем по неестественно гладкому лбу любовника.

- И почему он тебе не понравился? – насмешливо осведомился молодой человек. - Мне кажется, он как раз в твоем вкусе. Изящный, хрупкий… Ты ведь любишь таких, разве нет?

- Мне не понравилось, как он смотрел на тебя, - упрямо произнес Том.

Матиас бросил на него быстрый взгляд и снова уставился в потолок.

- На меня многие смотрят, - проговорил он с ленивым самодовольством. - И многие меня хотят. Ты что, будешь ревновать к каждому, кто бросит на меня взгляд? Кстати, кажется, мы не обещали хранить верность друг другу.

- Не обещали, - хмуро признал Том.

- И пока я был здесь, в Берлине, ты у себя в Атланте развлекался со сладкими мальчиками. Я же не закатывал тебе истерик по этому поводу.

- Мэт, мы с тобой взрослые люди и все понимаем. Я знаю, что ты со мной сошелся из-за моего положения…

- …и из-за твоих денег, - сладким голосом ввернул Матиас.

- Само собой, - хмыкнул Том. - Ты сам говорил, что любишь сильных, властных, богатых.

- Именно.

- И ты мне нужен. Да я богат, но знаю, что мне недостает силы, а значит, и власти, - Том стал необычно серьезным. – И я чувствую, что именно ты поможешь мне их получить.

- А ты не боишься, что я все это присвою, как твоя дражайшая супруга? - губы Матиаса искривились в усмешке, он пристально смотрел на Тома.

- Я думал об этом, - Том тоже усмехнулся. - Нет, Мэт, не боюсь. По крайней мере, в обозримом будущем. Во-первых, ты еще слишком молод. Во-вторых, ты даже не американский гражданин. У тебя в США нет никаких связей, и твоя карьера в ближайшие годы будет полностью зависеть от моего к тебе расположения.

Лицо Матиаса было абсолютно неподвижным. Было даже непонятно, слышит ли он слова любовника.

- Так вот, - проговорил Том. - У нас с тобой могут быть довольно свободные отношения. Но я ставлю одно условие: ты не должен спать с теми, кто мне не нравится.

- А ты, конечно, можешь спать с кем угодно? - язвительно уточнил Матиас.

- Я - да. У нас с тобой все-таки разное положение, Мэт.

Матиас никак не отреагировал на эту реплику. Том продолжал:

- И в данном случае, мне очень не нравится этот Фелнер.

- Да что ты к нему привязался? - губы Матиаса с досадой искривились.

- Этот тип смотрел на тебя как-то по-особенному, - гнул свое Том. - Не могу даже сказать, как именно. Но мне это очень не понравилось.

- Ерунда, - сказал Матиас бесцветным голосом. - Ерунда, Томми. Не обращай внимания.

- Я хочу подумать о том, чтобы вычеркнуть этого австрийского музыкантишку из наших спонсорских программ, - не унимался Том.

- Томми, не будь параноиком, - в голосе Матиаса зазвучало недовольство.

- Мэт…

- Послушай, Томми! Если ты ни с того ни с сего откажешь Фелнеру в поддержке, все тут же скажут, что ты сделал это из ревности. Над тобой будут смеяться. Ты этого хочешь?

- С какой стати будут говорить, что я это сделал из ревности? Я, в конце концов, не открытый гей! Это никак не свяжут…

- Не будь наивным, свяжут. Еще как свяжут, - Матиас теперь пристально смотрел на Тома. - Во всяком случае, это будет выглядеть странно. Зачем тебе скандал на ровном месте? Будь сильным, Томми. Не обращай внимания на всяких Фелнеров. Они для тебя - не проблема. Твоя проблема - я, - в голосе Матиаса теперь звучал неприкрытый вызов.

Он провел языком по губам и усмехнулся, но его глаза неподвижно смотрели на Тома. А Том смотрел на своего любовника: красивого, сильного, опять ставшего похожим на неприрученного хищника. И вновь в нем поднималась жажда покорить этого хищника и обладать им. Серо-голубые глаза Матиаса сверкали алчностью и угрозой, хищник был готов дать отпор и в то же время не отпускал от себя. Том бросился на Матиаса и буквально впечатал его в постель, у того из груди вырвалось рычание, он с силой сбросил с себя любовника и сам навалился на него. На мгновение они замерли, глядя друг другу в глаза, а потом покатились по кровати, Том пытался обездвижить Матиаса, а тот сопротивлялся. Любовники распалялись все больше и больше. Матиас был физически сильнее изнеженного Тома, и он, конечно, не позволил бы одержать любовнику над собой верх. Но он незаметно поддавался, виртуозно имитируя то изнеможение, то прилив сил. Он позволял Тому захватывать губами свой рот, а затем вдруг больно кусал его, раздвигал ноги, а затем снова сбрасывал Тома и наваливался на него, а через минуту уже вертелся и извивался под ним как уж. Между тем Том боролся всерьез. Горячее, упругое, сильное тело любовника сводило его с ума. Ему хотелось снова обладать, обладать и еще раз обладать этим упрямым красавцем, утвердить свою власть над ним. Наконец, Матиас распластался на постели, закатив глаза, приоткрыв рот и всем видом показывая, что не в силах больше бороться, а Том воздвигся над ним, победно и жадно глядя на загорелое, красивое тело, которое сейчас будет принадлежать ему. Он с удовольствием дал две пощечины Матиасу. Тот зажмурился, задрал стройные ноги и призывно застонал.

- Становись на четвереньки, - прорычал Том. - Я хочу тебя так!

Матиас покорно и с видимой готовностью выполнил его приказ, выгнув в спину и выставив аппетитную, круглую задницу. Том лихорадочно раскатал по члену презерватив и сразу резко вошел в Матиаса, который, впрочем, был предусмотрительно растянут и смазан. Молодой человек все же дернулся и застонал от резкого вторжения. Глаза Тома сверкали вожделением.

- Мой, мой, наконец, мой! - рычал он, вбиваясь в роскошную задницу любовника и сжимая его упругие, сильные ягодицы.

Матиас стонал. Сейчас ему было хорошо. Он довел Тома до полубезумного состояния, когда в изнеженном папике, привыкшем к сладким, покорным мальчикам, проснулся зверь, и этот зверь теперь приносил Матиасу истинное удовольствие, делая именно то, что Матиасу хотелось. Движения Тома становились все интенсивнее и резче, Матиас выл и рычал, а Том все ускорял темп.

- Ты! Никогда! Не ляжешь! Спать с Фелнером! - выкрикивал Том. - Обещай!

- Обещаю, - провыл Матиас, вцепившись выхоленными ногтями в подушку. - Да! Да! Обещаю!

Том зарычал, крепко стиснул задницу Матиаса, и, не в силах больше сдерживаться, стал изливаться. Член Матиаса тоже был вздыблен, но тот не делал никаких попыток довести себя до оргазма. Просто стоял на четвереньках, уставившись пустым взором в подушку. Когда обессилевший Том навалился на него, Матиас просто закрыл глаза.

***

Том Бреннан улетел во Франкфурт, взяв с любовника обещание присоединиться к нему в Лондоне. Сейчас Матиас читал в ноутбуке какие-то документы, сидя один в своей квартире на Фуггерштрассе в берлинском Шёнеберге - практически в самом сердце гей-квартала. Раздался телефонный звонок. Высветился незнакомый номер. Матиас нахмурился, секунду помедлил и нажал на ответ.

- Я слушаю.

- Герр Кронберг? - человек в трубке говорил по-немецки, но с австрийским произношением.

- Слушаю вас, - повторил Матиас.

Он говорил по-немецки бегло, но с довольно заметным акцентом - разумеется, русским.

- Это Фелнер. Андреас Фелнер.

Матиас вздрогнул, резко встал из большого кожаного кресла и подошел к окну. Его квартира располагалась на последнем, пятом этаже, однако этажи в доме старой постройки были очень высокими, так что по современным меркам это была высота как минимум седьмого, а то и восьмого этажа. Внизу была улочка с многочисленными гей-заведениями, большая часть которых открывалась под вечер. Но сейчас улица была малолюдна.

- Откуда у вас номер моего телефона? - спросил Матиас отрывисто и резко.

- Ммм… прошу прощения, герр Кронберг. Вы действительно не давали мне своего номера. Но дело в том, что я очень хотел бы с вами встретиться.

- Зачем?

- Не уверен, что смогу внятно объяснить это по телефону.

- Тогда какой резон мне с вами встречаться? - в голосе Матиаса звучали враждебность и нервозность.

Его палец уже потянулся отключить телефонный звонок, но Матиас этого так и не сделал и снова поднес трубку к уху.

- Я понимаю, что моя просьба звучит очень странно. Но, поверьте, для меня это очень важно. Очень важно, - в голосе из телефона прозвучали нотки мольбы.

- Нет, - после паузы произнес Матиас, но по-прежнему не отключал звонок.

- Герр Кронберг! Я прошу вас только о встрече! Возможно, наш разговор продлится всего минуту. Скорее всего, так и будет. Просто для меня очень важно убедиться… - тут Фелнер внезапно замолчал.

- В чем? - спросил Матиас. - В чем вы хотите убедиться?

- В том… что мне показалось и я просто ошибся.

Губы Матиаса сжались, неподвижный, невидящий взгляд был устремлен в окно.

- Герр Кронберг?

Матиас молчал.

- Герр Кронберг, вы встретитесь со мной?

- Это невозможно, - холодно ответил Матиас.

И тут же, без всякой паузы добавил:

- Встречусь.

- Герр Кронберг, я вам очень признателен за ваше согласие, - послышался взволнованный голос Фелнера. - Я готов встретиться с вами в любое время, где вам будет угодно…

Глаза Матиаса недобро сузились. В голосе появились блядские интонации.

- В девять вечера в “Мачо”, - произнес он.

- В “Мачо”?

- Да, это в Шёнеберге, - небрежно произнес Матиас. - Гей-клуб. БДСМ, фетиши, фистинг и все такое.

В трубке молчали. Губы Матиаса искривились в усмешке.

- Хорошо, - в голосе Андреаса не было испуга, только некоторая озадаченность. - Я там буду.

- Но я вас буду ждать не на первом этаже, где вход в клуб и бар. А в подвальном помещении. Там есть лабиринт страсти. Лежанки, слинги для фистинга, - невинным тоном продолжал Матиас, чувствуя, как напрягается собеседник. - Вам нравится фистинг, герр Фелнер?

- Фистинг? - повторил Фелнер. - Я вообще-то его не практикую…

- Никогда не поздно попробовать, - тут же заявил Кронберг.

- Герр Кронберг, я просто хотел с вами поговорить.

- Нет проблем. Мы позанимаемся фистингом, а потом будет время для разговора. И да, вход в этот подвал в верхней одежде не допускается. Только латекс, кожаная сбруя или плавки.

Вот теперь Матиас отключил звонок, не слушая, что ответит Фелнер. Он прислонился лбом к оконному стеклу и закрыл глаза. Довольно долго стоял неподвижно, а затем решительно снял с пальца кольцо с черным опалом и крепко сжал его в кулаке. Потом снова надел. Затем снял. Медленно подошел в кресло, сел и снова замер, уставившись в пустоту.

***

Сказать, что телефонный разговор с Кронбергом привел Андреаса в смятение, значило ничего не сказать. Он был готов к вежливому или резкому отказу, потому что даже себе не мог объяснить, зачем ему понадобилось встречаться с Кронбергом. Просто он увидел на руке Кронберга кольцо. Очень напомнившее то, что когда-то принадлежало ему, а затем подаренное другому. Но, скорее всего, это было совсем другое кольцо. На 99%. И смешно, да и бестактно было бы спрашивать нынешнего обладателя кольца о его происхождении. Андреас, хотя и поддался импульсу, попросив Кренца раздобыть телефонный номер Кронберга, но рассудил, что звонить незачем. Между тем энергичный и дотошный Кренц не только раздобыл номер. Он разузнал кое-что об этом Кронберге. Оказывается, тот был родом из России и там вырос. Это был второй момент, заставивший Андреаса вздрогнуть. Потому что то кольцо осталось в России.

Нет, все равно 99 процентов из 100, что это совсем другое кольцо. Но Андреасу было важно в этом убедиться. Иначе он не простил бы себе. И он все-таки позвонил Кронбергу. Да, он готов был встретиться с ним где угодно. Но никак не ожидал, что тот назначит встречу в гей-клубе, да еще с налета предложит ему заняться фистингом. Нет, Андреас не был зашоренным в плане секса, но фистинг… Он никогда им не занимался ни в активной, ни тем более в пассивной позиции, и вообще этот вид секса вызывал у него отвращение. Он не представлял себя занимающимся фистингом. Нет, нет, решительно нет! И он уже после звонка Кронбергу снова решил отказаться от встречи.

Но уже около девяти вечера Андреас входил в клуб. Внутри толпились парни в коже и латексе. Некоторые красовались прямо в сбруях. На Андреасе была кожаная куртка на голое тело и черные трусы (джинсы он снял в гардеробе). Ничего кожано-латексного на нем больше не было, и потому он чувствовал себя белой вороной. Ему очень хотелось уйти, но он твердо решил встретиться с Кронбергом, если тот, конечно, не обманул и действительно пришел. В баре было много народу, но Кронберга не было видно. Андреас спустился по лестнице. Там была комната со стенами, выложенными камнем и имитирующими средневековый донжон. На большом настенном экране демонстрировалось bdsm-порно. Пол был завален окурками, в воздухе стоял запах курева, пива, крепкого алкоголя, мужского пота, кожи и резины. Временами струя прохладного воздуха из кондиционера разгоняла тяжелый букет запахов, но он очень быстро концентрировался вновь. Вдоль стен стояли большие кожаные диваны, на которых сидели как мужчины в возрасте, так и совсем молодые парни. Пара парней стояла на коленях, перед своими господами, прямо на грязном полу с окурками и липкими лужами пива.

Кронберга и здесь не было. Андреас решил присесть на диван: это помещение было проходным, и Андреас надеялся, что рано или поздно Кронберг появится здесь. Идти в “лабиринт страсти” ему совершенно не хотелось. Но, садясь на диван, он неловко задел локтем сидевшего рядом бритоголового парня в сбруе, который тянул пиво. Пиво выплеснулось тому прямо на ноги.

- О, простите, я куплю вам пиво, - растерянно пробормотал Андреас.

Парень смерил его презрительно-уничтожающим взглядом.

- Подними руки! - потребовал он.

- Что? - растерянно повторил Андреас.

- Подними руки, - выпятив челюсть, надменно повторил парень.

- Я разлил ваше пиво, - повторил Андреас, послушно выполняя требование парня. - Я готов…

- Вот так и сиди теперь, - произнес обладатель кожаной сбруи и, отвернувшись к парню справа, больше не обращал на Андреаса ни малейшего внимания.

Некоторое время Андреас пребывал в растерянности. Чувствовал он себя по-идиотски. Он был тут впервые, не знал местных правил и нравов… Может быть, здесь так принято? Он то пялился на экран, где два парня в коже лихо разделывали третьего, то косился на парня слева, который по-прежнему не обращал на него внимания. Да на Андреаса здесь вообще никто не обращал внимания. Фетишисты тусовались, ходили туда-сюда мимо, Кронберга нигде не было видно. Андреас устал держать руки поднятыми. Он и не заметил, что тот парень пропал. Наконец, Андреас послал мысленно всё к черту и вошел в темный проем, в котором исчезало большинство парней. Там был небольшой лабиринт, подсвеченный красноватым светом, разделенный решетками, изобилующий маленькими отсеками, где стояли скамейки или обтянутые кожей кровати. В лабиринте было полно парней, ходящих туда-сюда, трогающих друг друга, занимающихся сексом. Андреасу было противно. Для него секс всегда был чем-то очень интимным. Заниматься сексом вот так, прилюдно, под взглядами десятков похотливых глаз… Нервы музыканта не выдержали. Он решил уйти, ему было отвратительно здесь находиться. Но тут взгляд его упал на темную плотную занавеску, в этом подвале. Что-то заставило его зайти за эту занавеску. Там, в трех отсеках, разделенных решетками, стояли слинговые качели. Двое из них были заняты, и в одном из парней, лежавших на качелях, Андреас узнал Кронберга.

На нем были латексные шорты с открытой задницей и поручи. Он покачивался на слингах - эффектный, вызывающий наглый - в более чем откровенной позе, широко раздвинув ноги и заложив руки за голову. В задницу лежавшего рядом парня вводил руку крепкий мужчина в сбруе. У Матиаса партнера не было. Увидев Андреаса, он улыбнулся, провел языком по губам и махнул ему рукой, на которой было то самое кольцо. Это кольцо подействовало на Андреаса как магнит. Он мгновенно оказался рядом с Кронбергом, излучавшим самоуверенность, похоть и… что-то еще. Андреас не понимал, что именно.

- Все-таки пришел? - прищурившись, спросил Матиас.

- Да. Я пришел поговорить с вами.

- Здесь не говорят, а трахаются, - заявил Кронберг. - Отфистуй меня, тогда поговорим.

- Что? - весь поджался Андреас.

- Ты что, вчера родился? - Кронберг смотрел на него с вызовом и даже с каким-то презрением. - Моя задница просит кулака. Вставь мне.

Андреас замер.

- Что, никогда не делал фистинг? Давай, попробуй! У тебя же ладонь узкая, музыкальная. Как раз то, что мне надо. Не всё тебе на рояле играть, поиграй на моем сфинктере, - с наглой ухмылкой продолжал Кронберг.

Андреас нерешительно посмотрел на свои тонкие руки с длинными пальцами.

- Брезгуешь? - презрительно ухмыльнулся Кронберг. - Могу перчатки дать. У меня есть. Да и не переживай, я подмылся.

- Это обязательно? - спросил Андреас.

- Да, - безапелляционно заявил Кронберг. - Или делаешь мне фистинг или валишь отсюда.

Андреасу показалось, что он беседует с сумасшедшим. Больше всего ему хотелось сию минуту уйти из этого мерзкого места, не видеть физиономии Кронберга и его взгляда, который казался пронизывающим даже в полумраке лабиринта страсти.

- Ну так как? - испытующе глядя на него, спросил Кронберг. - Сунешь свою музыкальную кисть в мою горячую задницу?

От этих пошлых замечаний Кронберга Андреаса передернуло. Но Андреас понял, что если уйдет, то до конца жизни не простит себе…

В конце концов, ему часто приходилось растягивать партнеров, это обычное дело. Но фистинг как секс… Это было совсем другое, к чему Андреас никогда не стремился и не был готов. Преодолев отвращение, он протянул правую руку, вытянул указательный палец и осторожно стал вводить его в задницу Кронберга. Тот схватил левую руку Андреаса и прижал к своему упругому плоскому животу.

- Нравится? - прошептал Кронберг. - Тебе нравится?

Да, Андреасу неожиданно понравилось. Он немного надавил ладонью на упругий живот, почувствовав пульсацию молодого, красивого тела, лежавшего прямо перед ним. И даже не заметил, как ввел в Кронберга сразу два пальца, но у того на лице не дрогнул ни один мускул, лишь глаза продолжали сверлить Андреаса пристальным взглядом.

- Четыре сразу, - потребовал Кронберг.

- Что?

- Четыре пальца, говорю! Да! Да! Вот так! Ммм… Даааа, - застонал Кронберг, закатывая глаза.

Андреас незаметно и неожиданно для себя тоже возбудился. Отвращение, которое он испытывал, исчезло бесследно. Его рука, раздвигавшая тугие, шелковистые стенки, ощущала жар молодого тела, по которому то и дело пробегал трепет боли и наслаждения. Кронберг лежал, закусив губу и закрыв глаза, его картинно-красивое лицо было неподвижно и напоминало лицо мертвеца. Андреас все глубже входил в него узкой кистью, но неожиданно Кронберг застонал, глаза его широко раскрылись, он резко подался вперед.

- Стоп, - хрипло выдохнул он. - Стоп! Хватит! А… ах!

Кронберг застыл глядя на Андреаса каким-то странным взглядом: потерянным, виноватым и в то же время полным желания.

- Возьми меня, - проговорил он, отчего-то содрогаясь. - Возьми меня, прошу!

- Здесь? - Андреас бросил взгляд по сторонам, почти физически ощущая кожей похотливые взгляды бродивших по темному лабиринту мужчин.

- Да, здесь. Здесь и сейчас! - Кронберг произносил это сквозь зубы, с непонятной яростью.

Андреаса разрывали противоречивые желания. Ему не хотелось заниматься сексом под чужими похотливыми взглядами. Но в то же время его безудержно влекло к Кронбергу. Этот странный парень, который вначале ему совершенно не понравился, который казался неживым манекеном, холодным и бесчувственным, теперь был совершенно другим. Он как будто полыхал изнутри желанием, он смотрел на Андреаса почти умоляющим взглядом, и тому казалось, что это не просто похоть, что Кронберг хочет, чтобы его взял именно он, Андреас.

“Ерунда, - твердил себе Андреас. - Это просто похотливая, ненасытная тварь. Он раздвинет ноги перед любым приглянувшимся ему парнем”.

Но взгляд Кронберга притягивал его словно магнитом. Так они смотрели друг на друга, не двигаясь с места. А затем Кронберг с кошачьей грацией спрыгнул со слингов, мягко опустился на колени перед Андреасом, заглянул ему в глаза с преданностью и даже обожанием и осторожно взял в рот его член. Андреас ошалело смотрел, как Кронберг осторожно, нежно, почти благоговейно посасывает головку, ведет кончиком горячего, влажного языка по бороздке и берет все глубже и глубже в рот. Это был совсем не торопливый, механический минет, это было нечто совсем другое, заставившее Андреаса забыть обо всем. Даже о том, что он прилюдно занимается сексом.

Чем глубже забирал его член Кронберг, тем больше сознание Андреаса заволакивалось туманом, в котором был только он и этот странный парень, который то казался мертвецом, то начинал полыхать страстью, то изрекал пошлости, то наполнялся трепетной нежностью, то говорил “нет”, что затем неожиданно сказать “да”. Андреас опустил голову и видел, как Кронберг, сося его член, время от времени поднимает на него глаза. Прежде жесткие, стальные, они были теперь полны преданности и нежности. А мягкие, ласковые руки двигались по бедрам Андреаса, и тот чувствовал на пальце правой руки Кронберга металл того самого кольца, которое привело его сюда. Все это вместе заводило Андреаса все сильнее и сильнее. Его тело стало содрогаться, чувствуя приближение оргазма. Но Кронберг вдруг крепко обхватил пальцами основание его члена и замер. Андреас, вцепившись в его сильные, мускулистые плечи, тоже застыл, его глаза были широко раскрыты и устремлены на Кронберга. А тот стремительно выпрямился, неожиданно легко вскочил на слинги и широко раздвинул ноги.

- Давай, - требовательно сказал он, протягивая Андреасу презерватив, - давай. Я хочу, чтобы ты сделал это. Вошел в меня. Со всей силы. Я хочу,чтобы ты сделал это. Сейчас. Здесь.

В голосе Кронберга звенел металл, взгляд снова стал острым, сверкающим, пронизывающим. По телу Андреаса пробежала дрожь. “Он точно псих, - промелькнуло где-то на периферии сознания. - Псих и конченая шлюха”. Но голос разума был заглушен волной желания, с головой накрывшей Андреаса. Он стремительно надел презерватив и резким движением вошел в Кронберга. Несмотря на то, что в Кронберге уже побывала рука Андреаса, тот казался по-прежнему узким и таким же горячим. Его гладкое мускулистое тело содрогнулось, взгляд стальных глаз буквально впился в Андреаса, заставляя того отпустить все тормоза и вторгаться, вторгаться, вторгаться в упругую, жадную плоть, жаждавшую его, именно его и никого другого. “Почему? - снова мелькнуло на периферии сознания. - С чего я это взял? Он же готов подставить свою задницу любому!” Но почему-то в эту минуту Андреас ощущал, что этот парень хочет его и только его. Что он готов отдаться только одному Андреасу. Что только он, Андреас, способен вызвать трепет и содрогание этого роскошного тела, заставить эти стальные глаза смягчить взгляд и смотреть с упоением и обожанием. Иллюзия, всего лишь иллюзия, но она казалась Андреасу прекрасной. Он снова почувствовал приближение оргазма, и на сей раз никто и ничто его не сдерживало. Кронберг смотрел на него уже сумасшедшим взглядом, надрачивая свой член. Они одновременно забились в оргазме. Андреас, совершенно ошалевший, видел, как Кронберг выплеснул белесую струю себе на живот, в то время как его самого накрывали одна за другой мощные волны наслаждения, заставляющие забыть обо всем.

Когда туман стал рассеиваться, он снова увидел взгляд Кронберга, на сей раз затуманенный, расфокусированный. Словно сомнамбула, Андреас нагнулся и принялся слизывать белесые потоки спермы с упругого, теплого живота Кронберга. Тот испустил сладкий стон и закрыл глаза. А когда открыл их, они снова были полны стального блеска.

- Уходи, - тихо, но твердо произнес Кронберг. - Уходи!

Андреас замер.

- Почему? - спросил он.

Пару мгновений лицо Кронберга было непроницаемым, а затем на нем появилась наглая ухмылка. Он заложил руки за голову и продолжал лежать на слингах в бесстыдной позе с раздвинутыми ногами, немного раскачиваясь.

- Ты меня трахнул. Что еще? Ты ведь за этим пришел?

- Я пришел с тобой поговорить.

- О чем нам говорить? - Кронберг равнодушно смотрел в сторону. - Мы с тобой вообще незнакомы.

- Я хочу поговорить с тобой о кольце, которое ты носишь на пальце.

Андреасу показалось, что Кронберг вздрогнул и напрягся. Но, возможно, только показалось.

- Могу я посмотреть твое кольцо? - спросил Андреас.

Теперь Кронберг смотрел на него колючим и откровенно враждебным взглядом. Но по-прежнему держал руки за головой, так что кольца не было видно.

- Какого хрена оно тебе понадобилось? - процедил он.

- Просто покажи. Думаешь, я сдерну его с твоего пальца и убегу?

Кронберг не шелохнулся. Потом пожал плечами и равнодушно, царственным жестом, словно для поцелуя, протянул Андреасу белую, ухоженную руку с кольцом на пальце. Андреас осторожно взял эту мягкую, но сильную руку и стал пристально рассматривать кольцо. На его лице отразилось волнение.

- Ну что? - лениво процедил Кронберг. - Понравилось? Это платина и черный опал. Видишь, как мерцает, даже здесь.

- Это оно, - выдохнул Андреас. - Это точно оно. То самое кольцо.

Кронберг нахмурился и бросил на Андреаса подозрительный взгляд.

- То самое кольцо? - повторил он. - Ты о чем?

- Там, под камнем должна быть крохотная надпись: “Amica mea” (моя любовь), - пробормотал Андреас, пристально глядя на Кронберга.

Тот посмотрел на Андреаса с еще большей подозрительностью. А затем снова ухмыльнулся и сказал:

- Да, там есть такая надпись.

- Это кольцо когда-то принадлежало мне, - сказал Андреас. - Как оно к тебе попало?

- Должно быть, стащил с твоего пальца, - процедил Кронберг. - Мы с тобой никогда прежде не трахались?

- Я подарил это кольцо человеку, которого любил, - голос Андреаса звучал глухо. - Уже давно. Очень давно. Почти десять лет назад.

- Десять лет назад? - издевательски протянул Кронберг. - Мне тогда было всего 15 лет. Я был пай-мальчиком и еще не трахался. Значит, это был не я.

- Того человека уже нет в живых.

- А, ты хочешь сказать, что я стащил это кольцо с покойника?

- Послушай, я тебя ни в чем не обвиняю! Я лишь хочу узнать, как оно к тебе попало. Мне это очень важно, понимаешь?

- Что ты пристал ко мне с этим кольцом? - раздраженно бросил Кронберг. - Оно тебе так дорого? Забирай! - он снял кольцо с пальца и небрежно протянул Андреасу. - Для меня это просто кольцо. Я не такой уж любитель побрякушек. Можешь считать, что это моя благодарность за шикарный секс.

Андреас осторожно взял кольцо, рассмотрел его внутреннюю сторону. С большим трудом в полумраке разглядел надпись: Amica mea. Подержал в руке и снова протянул Кронбергу.

- Оно теперь твое. Я хочу лишь, чтобы ты рассказал мне, как оно к тебе попало.

Кронберг вздохнул и вытянулся на слингах, закатив глаза и всем своим видом показывая, как ему надоел Андреас со своими расспросами.

- Как попало? - скривив губы, выплюнул он. - Любовник мне подарил. А ты его тоже дарил любовнику?

- Он не был любовником, - глухо произнес Андреас и лицо его исказилось, словно от боли.

- Ты же сказал, что подарил кольцо тому, кого любишь.

- Послушай… Матиас. Могу я называть тебя Матиас?

- Нет, исключительно герр Кронберг, - хмыкнул тот. - Конечно, что за вопрос!

- Матиас, здесь не то место. Прошу тебя, выйдем отсюда.

- Какого хрена? - процедил Кронберг. - Я хочу еще трахаться. Не с тобой, так еще с кем-нибудь. Тут полно народу и большинство пускает на меня слюни!

Но тут его взгляд встретился со взглядом Андреаса. На безжизненном лице Кронберга что-то изменилось.

- Хорошо, - буркнул он. - Уговорил. Пошли отсюда. Хотя, нет.

- Матиас, я прошу тебя!

- Слушай, парень, - ухмыльнулся тот. - Хочу обрисовать тебе ситуацию. Мой босс, и он же мой ёбарь, Томми почему-то сразу невзлюбил тебя. Видно, счел тебя опасным конкурентом. На самом деле он прав: трахаешься ты куда лучше него. Но денег у него гораздо больше, чем у тебя, так что извини. Да, и еще: ты - не президент Brennan. Учти, за мной следят люди из службы безопасности этой фирмы. Здесь их, - Кронберг окинул взглядом лабиринт страсти, - скорее всего, нет. Но на выходе они меня точно поджидают. И если они увидят меня в твоей компании, то… папа Бреннан разгневается. Очень разгневается.

- Ты его боишься? - с легким оттенком презрения спросил Андреас.

- Это ты его должен бояться. Папа Бреннан - твой спонсор и легко может перекрыть тебе кислород.

- Неважно! - нахмурился Андреас. - Я не собираюсь лизать ему задницу!

- У него, кстати, неплохая задница для его возраста, - заметил Кронберг. - Правда, он в нее не дает. Да мне не очень-то и надо.

- Пойдем отсюда!

- Смотри, я тебя предупредил, - пожал плечами Матиас.

- А у тебя самого не будет неприятностей с Бреннаном? - вдруг спросил Андреас.

- О, как приятно, когда обо мне заботятся. Будут ли у меня неприятности? Да. Как минимум гарантирована истерика папика. Как максимум - позорное изгнание с только что полученной должности. А она мне не так просто досталась.

- Тогда, может быть…

- Может быть, тебе просто стоит свалить отсюда? - глаза Кронберга снова клинками пронзили Андреаса. - Я же тебе понравился, правда? Ты ведь не хочешь, чтобы у меня были из-за тебя неприятности?

- Не хочу, - глядя в глаза Матиасу, сказал Андреас. - Но…

- …но ты на них чихать хотел, это же не твои неприятности, - издевательски заметил Кронберг.

- Нет, но…

- Пошли, детка. Я справлюсь, - и Матиас, зашагал к выходу, поводя бедрами и касаясь едва ли не каждого встречного.

Андреас с озабоченным видом шел за ним.

Когда они, переодевшись, вышли из клуба и зашагали по темной улице, за ними двинулись два человека, стоявших недалеко от входа в «Мачо».

Матиас обернулся, презрительно оскалился и показал им фак.

========== ГЛАВА 6. ПЛОТЬ И КРОВЬ ==========

ГЛАВА 6. ПЛОТЬ И КРОВЬ

Матиас жил в пяти минутах ходьбы от клуба, на Фуггерштрассе. По пути они с Андреасом хранили молчание. Возможно, потому что за ними шли двое соглядатаев. Так же, в молчании, поднялись в лифте на пятый этаж.

- Раздевайся хоть догола, - бросил Матиас, открывая дверь и входя в квартиру. - Я тут живу один, можем заниматься чем угодно.

Матиас говорил это, стягивая с себя кожаную куртку и узкие штаны. Он снова остался в одних латексных трусах с открытой задницей, откровенно демонстрируя Андреасу сильное, хорошо тренированное тело.

Андреас старался не задерживать взгляд на своем неожиданном любовнике, хотя покрытое ровным загаром тело Кронберга просто напрашивалось на то, чтобы его внимательно рассматривали, чтобы им восхищались и не только.

Скинув куртку и оставшись в темной футболке и узких джинсах, Андреас прошел в комнату вслед за Матиасом. Никакой роскоши в квартире Кронберга не наблюдалось. Белые стены, минимум мебели – никакой не дизайнерской, а самой обычной, едва ли не из IKEA. На стенах - невыразительные гравюры, какие любят вешать в офисах. Никаких личных фотографий, вещей, предметов, которые могли что-то рассказать о личности хозяина. Такими безликими бывают туристические апартаменты.

- Что, ожидал увидеть черные простыни и подушки, красные занавески и порнографию на стенах, как в борделе? - проследив за взглядом Андреаса, осведомился Матиас. - Как видишь, я почти аскет. Хотя квартира дорогая. Ну, это же Шёнеберг. Располагайся на диване. Что будешь: бренди, виски, водку, шнапс? Или предпочитаешь вино? Пиво не предлагаю, ты же у нас утонченный австриец. Говорят, для австрийца пиво – это пойло для плебеев. Впрочем, я и сам пиво не пью, разве что за компанию.

- На твое усмотрение, мне все равно.

- Надеюсь, у тебя нет завтра концерта? Я волнуюсь за твои руки, вдруг будут дрожать, - хмыкнул Матиас.

- Почему они должны дрожать? - не понял Андреас.

- После пьянки, - невозмутимо пояснил Матиас.

- Планируешь напиться?

- Похоже, мы оба напьемся. Наливаю виски, раз тебе все равно.

- Я думал, ты предпочитаешь водку, - заметил Андреас.

- Почему? - непонимающе уставился на него Матиас.

- Ты же из России.

- Ааа, - Матиас прищурился, - уже разузнал… Как интересно.

- Я всего лишь…

- Сначала выпить, - безапелляционно перебил его Матиас. - Остальное - потом.

- Мне со льдом, пожалуйста, - попросил Андреас.

- Обойдешься. Ты сам сказал, что я из России. Будешь пить виски из рюмки, как водку. Закусывать будем шоколадом.

Андреас слегка ошарашенно смотрел, как парень решительно наполняет большие рюмки, каждая граммов по сто.

- Сам напросился, - пожал плечами Матиас, проследивший за взглядом Андреаса. - Ну, за встречу. Пей, пей, до дна! Иначе обижусь. И буду молчать как русский партизан в фашистском гестапо.

Андреас помедлил, но осушил рюмку под бдительным взглядом Матиаса. Тот немедленно наполнил вторую.

- Матиас…

- В России говорят: “между первой и второй промежуток небольшой”, - Матиас произнес эту поговорку по-русски, затем перевел на немецкий. - Извини, но раз уж ты явился сюда, будь добр следовать моим правилам.

- Хочешь меня напоить?

- Я уже это делаю. Пей! Пей, пей. Иначе разговора не будет.

Андреас повиновался. Его щеки порозовели. Сидевший в кресле напротив Матиас внимательно смотрел на него.

- Пока ты не споил меня окончательно, расскажи, как попало к тебе это кольцо, - проговорил Андреас.

- Один любовник подарил, - Матиас закинул ногу на ногу и, подперев рукой подбородок и раскачиваясь в кресле, блядским взглядом уставился на собеседника. - Ему очень понравилась моя задница. Она ведь и впрямь хороша, правда?

- Как его звали? - быстро спросил Андреас.

- Послушай, это было… лет семь-восемь назад. Ты знаешь, сколько людей побывало в моей постели с того времени? Думаешь, я помню их всех? - презрительно пожал плечами Матиас.

- Не знаю, со сколькими ты спал, - сухо сказал Андреас. - Но того, кто подарил тебе это кольцо, ты должен был запомнить. Я никогда не поверю, что ты не помнишь.

- На самом деле помню, конечно, - небрежно бросил Матиас, продолжая раскачиваться в кресле и задумчиво любуясь кольцом на руке. - Именно благодаря этому подарку. И… еще кое-чему. Нет, в сексе ничем особенным тот парень не отличался. Зато самомнение просто зашкаливало. Да, я помню его. Такой светловолосый, курносый. С виду невинный мальчик с большими наивными глазками. Но на самом деле это была блядь еще та. Он трахался направо и налево. Как и я, впрочем.

- Как его звали? - нетерпеливо повторил Андреас, глаза которого загорелись при описании внешности давнего любовника Матиаса.

- Антон, - после паузы произнес Матиас.

- Вальковский? - едва не вскрикнул Андреас. - Антон Вальковский?

- Да, он, - с каким-то брезгливым видом произнес Матиас. - Такой развратный/, зажравшийся типчик, сынок богатенького папеньки. Очень богатенького. В России таких мальчиков называют “мажорами”. Помню, за ним постоянно телохранители таскались. Я с ним трахался несколько раз, так ты представь себе, меня даже при входе в его спальню обыскивали. Разве что в задницу не залезали.

- Ты знал Антона… - потрясенно проговорил Андреас, словно не слыша полных презрения слов Матиаса.

- Я многих знал, мой милый, - ухмыльнулся Матиас. - А что тебя этот Антон так взволновал? Он давно на том свете. Влетел в дерево на “феррари” на скорости чуть ли не 200 км/ч. Пьяный был, конечно. А может быть, обколотый, не знаю. В общем, смерть настоящего “мажора”. Жаль парня, конечно. А еще больше жаль, что я из него денежки не успел вытянуть. Богатенький был любовничек, да… А тебя-то как угораздило в него втрескаться? Ты что, бывал в России?

- Да, - задумчиво кивнул Андреас. - Да. Первый раз приехал десять лет назад. Мне тогда было всего 17 лет. Я участвовал в международном конкурсе имени Чайковского. И там познакомился с Антоном.

- А он разве был музыкантом? - Матиас равнодушно рассматривал свои ногти. - Вот уж не думал.

- Нет, он был просто зрителем. Он сам подошел ко мне после моего выступления. Сказал, что…

- Стоп, - Матиас вдруг поднял глаза на Андреаса. - Ты говоришь, что это было десять лет назад, так? А ведь этому Антону тогда еще и 16-ти лет не было. Ты что, несовершеннолетнего развратил?

- Я не спал с ним! - возмущенно воскликнул Андреас. - Никогда!

- Никогда? - Матиас непонимающе уставился на Андреаса. - Что, вообще ни разу?

- Нет, - с обезоруживающей улыбкой сказал Андреас. - Вообще ни разу. Я просто любил его. Очень любил.

Матиас посмотрел на Андреаса как на ненормального и продолжил любоваться своими ногтями.

- Я играл в московской консерватории, на конкурсе, в первом туре. Выступил неудачно. Сразу понял, что мне не то что первое место не светит, но даже второй тур под вопросом. Вышел в фойе совершенно расстроенный. Я так рассчитывал, что возьму главный приз, я столько сделал для этого! Мне тогда казалось, что жизнь кончена. И тут ко мне подошел он. Он был таким светлым-светлым, у него были такие лучистые глаза…

- Ну, ясно, - заметил Матиас. - Ты увидел ангела, который рассеял тьму в твоей душе и озарил ее небесным сиянием.

- …он сказал, что слушал, как я играю прелюдии Шопена. Поблагодарил меня. Сказал, что… я не помню уже его слов, но он говорил, что моя игра легла ему на сердце, что она ему была очень нужна, потому что он грустил о чем-то… Вроде бы ничего особенного не сказал, но так искренне благодарил… И да, он мне в тот момент показался ангелом, ниспосланным свыше.

- Как романтично, - губы Матиаса скривились. – И очень пОшло.

- Мне было 17 лет, я был романтиком. И он тоже.

- Он? - Матиас посмотрел на Андреаса как на ненормального и рассмеялся. - Этот Вальковский?? Хм, не знаю, не знаю. Может быть, в 15 лет он и был романтиком. Я с ним познакомился, когда ему было уже 18. И он был конченой шлюхой. Трахался направо и налево. Но секс с ним был так себе. Я и спал-то с ним только потому, что он был богатеньким, и папа у него был крутым бизнесменом. Можешь меня осуждать за это, мне плевать. Я, видишь ли, не из богатой семьи. Все детство прошло в глубокой заднице. Даже вспоминать не хочется. А мне тоже, знаешь ли, хотелось пожить всласть! Почему одним с детства достается все, катаются как сыр в масле, а другие должны в грязи ползать и даже не надеяться выкарабкаться?? Да, я подставлял задницу твоему драгоценному Антону, и не потому, что он мне так уж нравился. Это ты в него влюбился, а для меня он был просто одним из моих ебарей. Вот и все.

- Но он, получается, любил тебя, - эти слова Андреас произнес с нескрываемой болью. - Любил, потому что подарил тебе кольцо. Мое кольцо!

- Ревнуешь к покойнику? - усмехнулся Матиас. - Перестань. Давай лучше еще выпьем. За упокой его души. Не чокаясь, в России не принято в таких случаях чокаться. Пей, пей! До дна пей!

Андреас выпил. Матиас тоже.

- Что ты так зациклился на этом Вальковском? - спросил Матиас, откусывая от плитки шоколада и проводя языком по губам. - Его давно уже нет, и ты с ним даже не спал ни разу. Столько красивых парней вокруг. Мммм… Ты и сам красив.

- Я пытался его забыть. Но не смог, - грустно улыбнулся Андреас. - Не смог. Его взгляд… тот взгляд, которым он на меня смотрел, такой влюбленный, лучистый взгляд… Он всегда перед моими глазами, понимаешь? До сих пор. Да, я сплю с парнями. Но это просто физиология. Секс на одну ночь. Может быть, на две. Потому что Антон меня не отпускает. До сих пор. Он всегда передо мной. Всегда. Как наваждение… - он уронил голову на руки.

В глазах Матиаса мелькнуло нечто, похожее на сочувствие, хотя лицо, как обычно, оставалось неподвижным.

- Давай выпьем еще, - сказал Матиас.

- Давай, - согласился уже изрядно захмелевший Андреас.

- Послушай, - произнес Матиас, когда они опрокинули еще по рюмке, - мы ведь с тобой говорим как будто о разных людях. Для тебя Вальковский - это просто ангел с небес, а для меня - похотливый, зажравшийся, богатенький сынок, который считал, что мир создан исключительно для его удовольствия. Тебе не кажется, что ты просто выдумал себе ангела? Что твоего Антона никогда на самом деле не существовало? Что ты гонишься за призраком?

- Я запомнил Антона таким, каким запомнил, - проговорил Андреас. – Тогда, в самый первый день мы просто гуляли по Москве. Он мне решил показать город. Да, за нами шли его телохранители. Но они нам не мешали. Впрочем, мы даже не целовались. Хотя я его полюбил с первого взгляда. И он тоже потом мне признался, что влюбился в меня еще тогда, когда услышал мою игру на сцене. А поцеловались мы только год спустя, представляешь? Когда я снова прилетел в Москву.

- И… вы что, целый год не виделись? - глаза Матиаса расширились.

- Общались по интернету, по скайпу… Каждый день. Знаешь, Антон тогда, еще в самый первый день, сказал мне, что у меня все получится. Так и вышло. Я не взял приз на конкурсе в Москве. Но меня заметили. Стали приглашать. Через год я уже приехал в Москву с сольным выступлением.

- И вы снова просто гуляли по городу, - с иронией заметил Антон. - Под присмотром телохранителей.

- Ну да, - усмехнулся Андреас. - Я понимаю, что это для тебя звучит смешно и нелепо. Но ты не поверишь, я даже не хотел секса с Антоном. То есть хотел, конечно, но… Но он был для меня таким чистым, таким светлым… Я хотел только прикасаться к нему, целовать…

- А он? - спросил Матиас. - Он тоже не хотел с тобой трахаться?

- Он? - рассеянно переспросил Андреас. - Пойми, мы тогда не думали о сексе. Нам просто было хорошо вместе. Мы были рядом друг с другом и уже от этого были счастливы! Потом я прилетал в Москву довольно часто. Каждые два-три месяца. У меня появились деньги за выступления. Я мог себе позволить эти поездки.

- Но вы с ним так и не переспали, - гнул свое Матиас.

- Послушай, дело разве в этом? - Андреас разозлился. - Я не хотел с ним просто переспать. Я хотел быть с ним! С ним! Только с ним! Мне никто не был нужен кроме него!

- То есть, все то время ты ни с кем не спал? - не унимался Матиас.

- Спал, конечно, - с досадой бросил Андреас. - Налей еще! Спал. Но это все было не то. Просто физиология. Антон - это же совсем другое! И когда я узнал, что он погиб… Я… я… Для меня было просто все кончено. Все!

- И ты продолжил спать с другими, - саркастически заметил Матиас. - Но это все не то. Просто физиология.

Андреас ничего не ответил и опрокинул в себя еще рюмку. Матиас последовал его примеру. Но если Андреас пьянел, то его собутыльник, если и не оставался трезвым, то, во всяком случае, не терял контроля над собой.

- Ты сам не знаешь, чего хочешь, - голос Матиаса зазвучал с неожиданной проникновенностью. - Живешь в выдуманном мире, поклоняешься человеку, которого нет. И который был совсем другим, я ведь знал его. Теперь ты погнался за мной, увидев на моем пальце кольцо. А зачем? Чтобы я сказал тебе: «да, твой Антон был ангелом»?

- Не знаю, - пробормотал Андреас. - Просто, когда я увидел кольцо у тебя на пальце, во мне все всколыхнулось. Да, я хотел узнать… сам не знаю что.

- Ну, теперь ты хотя бы знаешь, - холодно произнес Матиас. - Я тебе сказал, каким он был на самом деле. Извини, что разрушил твой идеал. Впрочем, скорее всего, ты мне не поверил. Так ведь?

Андреас молчал. Его глаза блестели, то ли от алкоголя, то ли еще от чего-то.

- Честно говоря, я не хочу тебе верить, - наконец, сказал он. - Антон - это самое светлое, что было в моей жизни. Он для меня навсегда останется таким. Даже если ты прав.

- Иллюзии, - с горечью заметил Матиас. - Ладно, это твое дело. Но ты и дальше собираешься жить иллюзиями? Может быть, они мешают тебе оглянуться вокруг? Что-то увидеть?

Они оба пристально смотрели друг другу в глаза.

- Скажи, - спросил Андреас. - Почему ты привел меня к себе домой? Ты ведь сам сказал, что у тебя из-за этого будут неприятности с Бреннаном?

- Даже у компьютера бывают сбои в программе, - ровным голосом ответил Матиас. - А я не компьютер, я человек. И вообще, почему я должен во всем подстраиваться под Бреннана? Я не собираюсь быть его марионеткой. Мне нужно ровно противоположное.

- Кстати, о Бреннанах, - произнес Андреас. - Вот ты - любовник Бреннана. И ты был любовником Антона. А тебе известно, кто мать Антона?

Матиас застыл, уставившись в одну точку, его глаза расширились.

- Да, - произнес равнодушно. – Представь себе, мне это известно. Дражайшая супруга моего любовника, которая от меня просто без ума. Элен Бреннан, в прошлом Елена Вальковская, а до того - Елена Ермолаева. Мне многое о ней известно, - глаза Матиаса хищно сузились. - Ее сыночек о своей матушке часто рассказывал. Она для него была как заноза, он ее просто ненавидел. Она сына своего любимого бросила, когда ему всего год был. Уехала в Штаты делать карьеру. Он ей так этого и не простил. Его просто трясло, когда он о ней говорил. Ну да, как же так, его, такого драгоценного, несравненного, посмели бросить! И кто – родная мать!

- Да, я помню, - задумчиво сказал Андреас. - Для Антона это была боль.

- Ну, яблоко от яблони недалеко падает. Мамаша думала только о себе, ее сыночек тоже был занят только собой, любимым. Ах да, прости, я и забыл, что он тебя любил, - язвительно добавил Матиас. - Опять я очерняю твоего ангелочка с крылышками.

- Странные бывают в жизни совпадения, - улыбнулся Андреас, пропустив мимо ушей очередной укол Матиаса. - Ты был любовником сына Элен Бреннан, а теперь стал любовником ее мужа.

- Да уж, забавно, - хмыкнул Матиас. - Но я стал еще и любовником любовника сына Элен. Твоим любовником. Если принять во внимание наш секс в “Мачо”.

Их взгляды снова встретились.

- Любовником? - повторил Андреас.

- Именно, - произнес Матиас, поднимаясь и медленно подходя к Андреасу.

Он приближался, покачивая бедрами, выставив корпус и медленно проводя руками по своей подкачанной груди с крупными сосками. Так подходят шлюхи к клиентам. Матиас встал перед Андреасом, и глаза того оказались прямо на уровне черных, блестящих латексных трусов, в которых уже набух крупный бугор. Руки Матиаса опустились на голову Андреаса, прошлись по темным, длинноватым волосам.

- Ты - сбой в моей программе, Фелнер, - раздался сверху задумчивый голос Кронберга. – Неожиданный сбой. Я люблю сильных и властных мужчин. Мне нравится, когда они меня покоряют. Правда, есть еще Том Бреннан. Но в случае с ним у меня чисто меркантильный интерес. А ты… Ты вообще не подходишь под стандарты моего любовника. Слишком мягкий, слишком погруженный в себя, в свои переживания. Ты даже кажешься мне жалким, уж не обижайся. И ты не сможешь меня покорить. Ты другой. Совсем не покоритель. Но ты из тех, кого хочется покорить самому. Мне хочется. Удивлен?

Матиас сделал паузу и грациозно присел на диван рядом с Андреасом, закинув ногу на ногу, повернувшись к нему, приобняв за талию и глядя ему прямо в глаза.

- Да, - зашептал он, - я хочу, чтобы ты думал обо мне. Обо мне, а не о каком-то призраке!

- Ты издеваешься надо мной? - проговорил Андреас. - Это что, очередная твоя прихоть?

- Нет, я издеваюсь над самим собой, - усмехнулся Матиас. - Издеваюсь, хотя мне это и несвойственно. Я просто хочу, чтобы ты влюбился в меня. Чтобы я стал первым, кого ты полюбишь после Вальковского. Хочу, чтобы ты любил меня, человека из плоти и крови, а не призрака в твоем воображении. Вот он я, рядом с тобой, смотри. Я же нравлюсь тебе, не отрицай! Меня бесполезно обманывать.

- Что ты за человек, Кронберг? - прищурился Андреас. - Ты все время сам себе противоречишь. Отказываешься со мной встречаться и тут же соглашаешься. Гонишь меня прочь и тут же ведешь к себе домой. Говоришь, что я жалкий, и немедленно начинаешь меня домогаться.

- Говорю же, ты сбой в моей программе. Ты не был ею предусмотрен. Но ты появился. И все пошло вразнос.

- Ты просто играешь со мной?

- Если я с кем и играю, то с разве что милым Томми. 47-летним инфантилом, дрочащим на себя в зеркало, - презрительно скривил губы Кронберг. – Мне хочется, чтобы этот самодовольный павлин позлился и поревновал. Ему это будет полезно. Но дело не в этом.

- Кронберг, ты же все время лжешь! Я же вижу. Ты насквозь фальшивый. Чего ты добиваешься?

- Сейчас - тебя, - прошептал Матиас, обнимая Андреаса за плечи. - Тебя. Хотя бы на одну ночь. Хочу, чтобы ты был со мной. Я не знаю, что будет завтра. И ты не знаешь. Но эта ночь будет нашей. Хотя бы эта.

Он впился губами в губы Андреаса. Тот поначалу попытался отстраниться, но уступил напору Матиаса и стал отвечать на его поцелуй. Сначала Матиас сжимал Андреаса в объятиях, но постепенно его хватка ослабевала, и он передавал инициативу Андреасу. Их поцелуй был долгим, глубоким и странно нежным.

- Пойдем, - прошептал Матиас, - пойдем.

Андреас снова замер, как будто отделившись от Матиаса невидимой стеной.

- Я хочу, чтобы ты вырвался из плена призраков, - настойчиво произнес Кронберг. - Просто попробуй. Ты грезишь о призраке человека, который тебя, может быть, и не любил. А здесь и сейчас с тобой рядом - настоящий человек из плоти и крови. Смотри, вот же я! Пойдем! Я же вижу, что ты хочешь меня. И не просто хочешь. Ты тянешься ко мне!

- А ты?

- Я же сказал: хочу быть с тобой. Хотя бы этой ночью. Большего, наверное, не смогу дать. Идем.

Андреас закрыл глаза, окончательно перестав понимать этого странного парня. Но он чувствовал, что его действительно влечет к Кронбергу. И это была не просто “физиология”, не то, что у него обычно случалось с другими парнями. Кронберг как будто разбудил в нем что-то доселе дремавшее, ворвался в потаенный тайник его души, чтобы изгнать обитавшего там прекрасного призрака.

Плоть и кровь пошли в атаку на бестелесного ангела.

Андреас даже не понял, как оказался в кровати совершенно раздетым, глаза Кронберга и его чувственные губы затягивали Андреаса в опьяняющий водоворот. Он чувствовал, что новый любовник притягивает его к себе всем телом, упругим, сильным и в то же время удивительно податливым. Сейчас Кронберг был странно ласков и нежен, звериная похоть исчезла, он не сопротивлялся, а, наоборот, как будто понемногу открывал Андреасу свое тело, подставляя его для поцелуев - сначала осторожных, недоверчивых, а затем все более и более упоительных и жарких. Матиас отзывался на каждый поцелуй, Андреас чувствовал, как пробегает трепет по телу его любовника, а серо-голубые глаза, в которых прежде сверкала сталь, превращаются в светлые омуты, полные любви.

Или это был обман? Андреас не доверял Кронбергу, не понимал его странного, противоречивого поведения. Он чувствовал, что Кронберг лжет, причем лжет в чем-то очень важном, касающемся жизни и смерти. Но в то же время он чувствовал, что в груди этого непонятного парня действительно горит огонь, если не внезапно вспыхнувшей любви, то уж точно не похоти.

В Кронберге, циничном, язвительном, безжалостном, таилось нечто нежное, трепещущее, и он протягивал это Андреасу как свою самую большую драгоценность. Это было неожиданно, непонятно и это пугало. Однако даже сейчас, все глубже и глубже погружаясь в опьяняющий омут глаз Матиаса, Андреас не мог забыть о светлом призраке, который не отпускал его. Но почему-то впервые за долгие годы у Андреаса не было чувства, что секс с любовником - это нечто совсем иное, чем его тайная любовь к погибшему Антону, что секс - это лишь “физиология”. В этот раз все было иначе. Странным образом приземленный, даже пошлый Кронберг не разрушал образ Антона, а дополнял его своей плотью и кровью. Нет, Антон не превращался в Кронберга, а Кронберг в Антона, эти два образа не сливались в сознании Андреаса воедино, но между ними не было ничего враждебного друг другу. Пустота, в которой так долго жил Андреас, теперь заполнялась - заполнялась теплом и светом. Тепло исходило от Матиаса, свет - от Антона. И пусть потом окажется, что тепло было обманчивым, а свет - призрачным, все равно, сейчас Андреас испытывал то, что не испытывал никогда прежде.

Почему-то его не угнетала мысль о том, что Антон подарил кольцо, которое Андреас вручил ему в залог любви, этому Матиасу Кронбергу. Ведь получается, Антон действительно обманывал его, притворялся, отдав символ их любви какому-то развращенному, наглому парню, даже не скрывавшему, что он - шлюха? Это так не вязалось с тем Антоном, которого Андреас знал. Или думал, что знал. Может быть, Антон просто внезапно воспылал страстью к Кронбергу, тот ведь умел зажигать страсть в других, Андреас сейчас это сам ощущал! Может быть, это была мимолетная прихоть, о которой Антон потом пожалел? Андреас не знал. Но почему-то сейчас он не испытывал ни ревности, ни боли, ни гнева. Напротив, ему странным образом нравилось то, что он обнимает и целует того самого парня, которого когда-то обнимал и целовал Антон. Как будто Кронберг своей плотью и кровью соединял их с Антоном.

Андреас прижался губами к горячей шее Матаса с пульсирующей жилкой, стал покрывать поцелуями ключицы, ласкать соски на сильной, выпуклой груди, покусывать их. Матиас заводился все сильнее, тихонько постанывал, откинувшись спиной на высокую подушку и запрокинув голову. Андреас спускался все ниже и ниже, ведя руками по ребрам, покрывая поцелуями упругий живот и чувствуя, как напрягаются и играют сильные мускулы на прессе, как вздрагивает Матиас, когда язык любовника проникает в его пупок и идет ниже и ниже, к гладко выбритому паху.

Теперь сильный, всегда собранный Матиас Кронберг выглядел открытым и совершенно беззащитным: с запрокинутой головой, разведенными ногами, руками ласкающими плечи любовника. Он приподнял голову и посмотрел на Андреаса как будто с мольбой о милости. Его рот приоткрылся, открыв влажный жемчуг ровных зубов, грудь вздымалась, обрамленные длинными, чуть загибающимися ресницами серо-голубые глаза теперь казались удивительно прозрачными и чистыми – в них не было ни опьяняющих омутов, ни безжалостной сверкающей стали.

Этот человек совершенно не походил на Кронберга, образ которого сложился в сознании Андреаса за недолгие часы их знакомства. Это был совсем другой человек. Андреас невольно замер, любуясь этим сильным и таким беззащитным парнем. У него мелькнула мысль, что это все игра. Обычная игра опытной шлюхи. Но нет. Сейчас Матиас точно не играл. Это он прежний выглядел как дешевая подделка, а сейчас был подлинным. Все в нем, до трепета ресниц было подлинным, а не пошлой игрой.

Матиас бросил слова о том, что хочет покорить Андреаса. И тот сейчас понимал, что в этом Кронберг точно не лгал. Он покорял Андреаса, покорял своей открытостью, беззащитностью и мольбой. Этого Матиаса хотелось оберегать, защищать. Этого Матиаса хотелось наполнить собой, взять себе и только себе, быть именно его мужчиной, единственным для него.

Андреас чувствовал, что в нем самом происходит преображение. Застенчивость, скованность, неловкость исчезали. Пробуждалась сила. Не столько физическая: Андреас при кажущейся хрупкости и изнеженности был сильным и гибким, похожим на натянутую струну. Это была иная сила. Сила воли, жажда обладания – обладания не просто красивым телом, но человеком, который сейчас раскрывался перед ним.

Матиас сделал движение, как будто хотел встать на четвереньки. Но Андреас властно удержал его.

- Хочу видеть твои глаза, - произнес он, и собственный голос показался ему незнакомым.

Он рывком притянул к себе Матиаса, обхватил его за мускулистые бедра, приподнял, почувствовал, как напряглось сильное тело, увидел, как сильнее затрепетали ресницы, а мольба в светло-серых глазах готова была пролиться слезами. Андреас нагнулся и снова впился в чувственные губы поцелуем, забираясь все глубже и глубже в рот.

А затем, резко выпрямившись, натянул презерватив и принялся входить в Матиаса. Он входил осторожно, плавно, но в то же время без робости, чувствуя, как содрогается Матиас, как его сильные мышцы то конвульсивно сжимаются, то расслабляются, открывая доступ в себя все глубже и глубже. Это было сродни скольжению в пропасть – поначалу медленному, но все ускоряющемуся скольжению, которое ничто было не в силах остановить, и за которым полет в бездну станет неизбежным. Это сводило с ума, от этого захватывало дух, и Андреас видел, что и его партнер испытывает то же самое: странное непостижимое единение не только двух тел, но и двух личностей, таких разных, несхожих, незнакомых друг другу, но тем не мене становившимся единым целом в этом захватывающем полете в бездну.

Андреас двигался все быстрее резче, а его любовник подмахивал, стараясь насадиться на него глубже и глубже, стонал и рычал. Они уже оба стонали и рычали, сотрясаясь от подступавшего оргазма, но даже сейчас их захватывало это странное чувство парения над бедной.

Матиас схватился за свой член, и из него стала выплескиваться белесая, густая жидкость, падавшая ему грудь и живот. Серо-голубые глаза расфокусировались, ногти впились в предплечья любовника, и Андреас, тоже не в силах сдерживаться, отпустил себя, извергая все накопившееся, что отчаянно искало выхода…

…Он упал на своего любовника, горячего, расслабленного, и они долго лежали так, не шевелясь, и наслаждаясь успокоением и единением, которое не исчезало, но, казалось, становилось все сильнее.

Андреас смотрел в глаза Матиасу, а тот задумчиво смотрел на него.

- Я хочу быть с тобой, - вдруг произнес Матиас. – И я обязательно буду с тобой… Но мне нужно время. Время, будь оно проклято…

- То же самое мне говорил Антон, - вдруг с горечью произнес Андреас. - “Я буду с тобой”. Мне страшно снова это слышать. Теперь уже от тебя.

При упоминании о Вальковском серо-голубые глаза сузились, в них мелькнуло что-то хищное.

- Эта тварь меня подставила, - прошептал, точнее, прошипел Кронберг. – Эта тварь сломала мне жизнь. Но теперь я отобрал у него тебя. Теперь ты мой!

Он торжествующе посмотрел на Андреаса.

- Теперь ты не уйдешь от меня, - проговорил Кронберг. – И другие тоже не уйдут…

От слов Матиаса веяло холодом.

Андреас, нахмурившись, смотрел на него.

- Ты о чем? Кто сломал тебе жизнь? Антон?

- Тсс… Неважно. Важно, что я тебя забрал себе, - чуть слышно прошептал Матиас, прижимаясь к Андреасу. – Ты сбой в моей программе, Фелнер…

И снова в этом было что-то доверчивое, беззащитное. Как будто не было слов, полных презрения, яда и ненависти, когда Кронберг говорил об Антоне Вальковском. Что там между ними произошло? Почему Кронберг так ненавидит Вальковского, которого давно нет в живых? Андреас проваливался в сон, обнимая прижимавшегося к нему Матиаса и думая о том, что пока так и не смог разгадать этого странного парня…

***

Атланта, март 2015 года

Элен стояла, скрестив руки и прислонившись к окну, за которым возвышались здания делового центра Атланты. Она угрюмо смотрела на Скелтона, сидевшего в кресле за столом, где обычно проводились совещания руководящего состава Brennan.

- Да, у этого ублюдка действительно есть компромат на нас, - сказал Скелтон. - Видеозаписи. Он их мне прислал. Хочет показать, что не шутит. Сама понимаешь, чем нам это может грозить.

- Куда смотрела твоя служба безопасности? Как ты вообще это допустил? – голос Элен был ровным и спокойным, выражение лица каменным, но вот в глазах было то самое, от чего Скелтону хотелось провалиться сквозь землю.

- Элен, мои люди профессионалы, но они не всесильны!

- Как он смог получить эти видеозаписи? От кого? Не сам же он это сделал!

- Сам точно не мог, - постукивая пальцами по черной, полированной поверхности стола, кивнул Скелтон. – Эти записи довольно старые, когда его и близко не было. Но отрицать их подлинность будет невозможно. Извини, но на этих записях отлично видно, что это именно мы с тобой и чем именно мы занимаемся. В принципе, ничего катастрофического, но если это всплывет, то это будет ударом по твоей репутации. А мне придется уйти из Brennan, чего я совсем не хочу. Как и где Кронберг раздобыл эти записи, и кто их сделал – пока неясно. Но мои люди работают над этим.

- Что эта тварь хочет? Денег?

- Нет. Если бы это было банальным вымогательством, то все было бы проще. Но он не требует денег. Хочет лишь, чтобы мы не мешали ему оставаться любовником твоего мужа. И его помощником.

- Ясно, - Элен поджала губы. – За ним кто-то стоит, как я и предполагала. Но кто? Мак-Кинли? Варгасы? Кто-то еще?

- Мы работаем над этим. Он под наблюдением. Но, кстати, один раз в Берлине он сумел оторваться от моих людей. Мы его потеряли на несколько часов. И вскоре после этого я пытался поговорить с ним, но ответом мне стали файлы с этими записями.

- Его специально подложили в постель к моему муженьку-кретину. У того и так мало мозгов, а теперь он теряет их остатки. Крис! От Кронберга необходимо избавиться!

- Да, он - угроза. Но есть проблема. Кронберг предупредил, что если с ним что-то случится, то эти чертовы видеозаписи будут обнародованы. И мы с тобой будем названы в качестве заказчиков его убийства. Доказать это, конечно, не удастся, но лавина негатива в СМИ гарантирована. Более того. Он сказал, что у него на нас с тобой есть еще кое-что.

- Он блефует. Берет нас на испуг.

- Не думаю, что этот парень блефует, - холодно произнес Скелтон

- Эта гадина, судя по всему неплохо осведомлена о моем прошлом, - Елена болезненно поморщилась.

- Он русский.

- Точнее, российский немец, но это, считай, то же самое, что русский. Он знает, откуда я родом и… что-то еще.

- Имя Матиас он взял только в Германии. Прежде его звали Андрей Кронберг. Тебе знакомо это имя?

- Нет. Совершенно точно. Никогда не слышала ни о каком Кронберге.

- Мы запросили детективные агентства, с которыми сотрудничаем в России, - невозмутимо продолжал Скелтон, взяв лист бумаги из папки, лежавшей на столе. - На этого Кронберга удалось накопать крайне мало. Его мать - Алиса Симакова, в девичестве Кронберг, и ее супруг - Юрий Мелехов - погибли в автокатастрофе, когда мальчику было всего четыре года. То есть в 1994 году. Причем их место жительства толком установить не удалось. По одним данным, они жили в Новосибирске, по другим - в Самаре. Судя по всему, жили и там, и там. Их брак не был даже зарегистрирован. Причем ребенок, этот самый Андрей, был сыном не Юрия Мелехова, а какого-то Евгения Симакова, за которым эта Алиса была когда-то замужем. Этот Симаков давно спился и умер.

- Обычное дело для России, - презрительно пожала плечами Элен.

- После гибели родителей опекунство было оформлено на бабку, мать этой Алисы. Бабка проживала в Петербурге. Но ребенок почему-то жил не с ней, а с родственниками отчима. Почему -непонятно.

- Где именно жил?

- Вообще-то местом рождения Андрея Симакова значится Джезказган. Это даже не Россия, это Казахстан. Говорят, Сталин туда сослал немало немцев. Но проверить данные о появлении там на свет Андрея Симакова оказалось невозможно: документы были утрачены при пожаре то ли в мэрии, то ли еще в каком-то учреждении…

- В загсе, - по-русски уточнила Элен.

- Мальчик жил где-то в России. Но семья Мелеховых была довольно мутная, сведений о ней почти нет, чем занимались - непонятно. Судя по всему, мелкие жулики или бандиты, поэтому предпочитали не светиться. Удалось выяснить, мальчик никаких контактов с бабушкой не поддерживал. А потом вдруг объявился в Санкт-Петербурге, очень быстро поменял фамилию Симаков на Кронберг и подал документы на получение гражданства Германии, поскольку в роду у него по материнской линии были чистокровные немцы. Та же бабушка. Которая, впрочем, уже умерла от рака.

- Вот как!

- Интересно другое. У этого новоявленного Кронберга, как оказалось, были деньги. И немалые. Во всяком случае, достаточные для того, чтобы оплатить обучение в Эдинбургском университете, снимать не самое дешевое жилье, да еще создать свой бизнес, пусть и небольшой, но все же требующий стартового капитала.

- Кредиты исключены?

- Само собой. Иммигрант из России, какие кредиты?

- Тогда откуда деньги?

- Из неких благотворительных фондов. Само по себе ничего противозаконного в этом нет, все налоги с этих денег уплачены. Но странно то, что эти фонды вдруг проявили такое участие к судьбе какого-то мальчишки из России. Да и вообще, есть подозрения, что эти фонды служили ширмой для отмывания грязных денег.

- Чьих денег? - живо спросила Элен.

- Наши люди занимаются этим, но все очень запутано.

- Итак, что мы имеем, - задумчиво проговорила Элен. - Некий Андрей Симаков, родом из Казахстана, но живший где-то в России, почему-то с родственниками отчима, вдруг объявляется в Петербурге, становится Андреем Кронбергом, едет учиться в Эдинбург, где превращается в Матиаса Кронберга, затем переезжает в Берлин, где открывает свою фирму в сфере финансового консалтинга, а теперь… теперь становится любовником моего мужа. И при этом располагает компроматом на меня. И на тебя, Крис, кстати, тоже. Я убеждена, что от Кронберга надо избавиться, - в голосе Элен зазвучала жесткость. – Да, знаю, это рискованно. Но его присутствие будет несравнимо большим риском, которого мы не можем себе позволить. Кронберга надо устранить. Просчитать все возможные негативные последствия для нас и подумать, как их минимизировать.

- Не исключено, что так и придется сделать, - кивнул Скелтон. – Но, возможно, твой драгоценный супруг сам решит избавиться от предмета своего обожания.

- Ты о чем? – живо спросила Элен.

- Том отчаянно ревнует Кронберга к какому-то австрийскому пианисту Андреасу Фелнеру.

- К Андреасу Фелнеру? – вздрогнула Элен.

- Да. Ты его знаешь? – удивленно посмотрел на нее Скелтон.

- Да. Встречалась, - голос Элен странно изменился, она говорила как будто через силу. – Так… значит, этот Фелнер…

- Кронберг спал с ним. А твой муж строго-настрого ему это запретил.

- Кронберг и Фелнер любовники, - пробормотала Элен, как будто думая о чем-то своем.

- Да. А почему ты так странно на это реагируешь?

- В жизни бывают совпадения. Более чем странные, - задумчиво произнесла Элен. –Ладно, это к делу не относится. Так ты предлагаешь?..

- Мои люди доведут до твоего муженька информацию о шашнях его любовника, - ухмыльнулся Скелтон. – А мы посмотрим, к чему это приведет

========== ГЛАВА 7. ПЫТКА ==========

ГЛАВА 7. ПЫТКА

Матиас Кронберг, одетый в легкий синий пиджак, футболку немыслимой расцветки и узкие джинсы, в расслабленной позе сидел в баре отеля Hilton в Атланте и лениво потягивал апельсиновый сок через соломинку. Сейчас он казался богатым молодым бездельником, который проснулся после полудня и не знает, чем себя занять. Лишь пальцы, нервно постукивавшие по поверхности столика, выдавали его напряжение.

Еще когда он был в Берлине, ему позвонил разъяренный Том:

- Ты обещал, что присоединишься ко мне в Лондоне, и мы вместе вернемся в Штаты! Вместо этого ты по-прежнему торчишь в своем Берлине и спишь с этим Фелнером, к которому я запретил тебе даже приближаться!

- Я был уверен, что парни из лавочки Скелтона тебе уже обо всем доложили, - насмешливо заявил Матиас.

- Возвращайся! Возвращайся, или я не знаю, что сделаю с тобой и с этим пианистишкой!

- Том, вообще-то мы свободные люди. Я же не спрашиваю, с кем ты проводишь ночи в мое отсутствие.

- Кажется, мы с тобой уже говорили об этом. Ты не должен быть с этим австрийцем.

- Не придавай этому значения. Как только пересеку Атлантику, сразу запрыгну к тебе в постель. Ты будешь доволен. Обещаю.

Матиас, как обычно, вел себя самоуверенно и нагло. Ему казалось, что с Томом именно так и следует себя вести. Он должен все время ускользать от Тома, держать его в напряжении. Флирт с Андреасом вполне вписывался в эту стратегию. Матиас был почти уверен, что по прилету в Атланту его ожидает сцена ревности, за которой последует жаркое примирение в постели, и в итоге Том лишь крепче привяжется к нему. Да, он был почти в этом уверен. Но, похоже, просчитался.

Матиас полагал, что в аэропорту его встретят люди Бреннана и отвезут его к изнывающему от ревности Тому. Но Матиаса никто не встречал. Он отправился в Hilton, ожидая звонка от Тома. Однако тянулись часы, а тот не звонил.

Было две sms от Андреаса: «Как добрался?» и «У тебя все хорошо?». Матиас ответил кратко: «Все ОК». Андреас. Сбой в его программе. Андреас, так стремившийся узнать, что же произошло у Матиаса с Антоном Вальковским, погибшим сыном Элен Бреннан. Матиас так ничего и не сказал Андреасу. И даже не собирался.

Но если Андреас прислал две sms, то Том не прислал ничего. Матиас ждал. Он мог набрать номер Тома, но не делал этого. Началась игра: кто не выдержит первым. И Том не должен был думать, что Матиас сейчас сидит в номере Hilton, сжимая в руках телефон и с трепетом ожидая его звонка. Нет. Том должен был понять, что на нем свет клином не сошелся. И потому в тот же вечер Матиас отправился в Rivals – один из гей-баров Атланты. Не слишком пафосный, но зато изобилующий молодыми парнями, а не великовозрастными папиками, высматривающими сладких мальчиков. Матиас не сомневался, что Тому сразу доложат о его походе. Но они ведь договаривались, что у них свободные отношения? Вот Матиас и старался вовсю. Вырядившись в короткую майку с блестками, открывавшую его пупок, и узкие джинсы, еле-еле сидевшие на бедрах, он допоздна зажигал в клубе, демонстративно целуясь взасос с парнями, а затем ушел в обнимку с каким-то коротко стриженым брюнетом, с которым и прокувыркался до утра в постели. Утром Матиас был вполне свеж, как будто и не было бурной ночи. И в номере его, наконец, настиг телефонный звонок. Но это был не Том, а начальник его личной охраны – Хейг.

- Босс хочет с вами поговорить, Кронберг, - без предисловий заявил тот. – В час дня вы должны спуститься в холл.

- Вот как? А почему ваш босс сам не сообщил мне об этом? – насмешливо осведомился Матиас.

- Вопрос не ко мне. В час дня в холле, - отрезал Хейг и отключился.

Матиас задумчиво посмотрел в окно. Да, Том вел себя не так, как он рассчитывал.

Он спустился в холл. Но с 20-минутным опозданием. Пусть подождут. Однако в холле никто его не ждал. Матиас осведомился на ресепшн, не искал ли его кто-нибудь. Нет, никто. И теперь он сидел в баре, изображая полнейшую безмятежность, за которой скрывалась тревога. Так прошло еще 25 минут.

- Мистер Кронберг?

Матиас вздрогнул: Хейг – мрачноватый громила – материализовался как будто из воздуха.

- Идемте, мистер Кронберг. Нас ждут.

- Неужели? – не двигаясь с места, ухмыльнулся Матиас и снова отпил сок через соломинку. – Если нас так ждут, то почему вы опаздываете?

Хейг молча смотрел на Матиаса немигающим взглядом. Тот с беспечным видом пожал плечами и поднялся. Тоже молча.

У входа их ждал сверкающий лимузин, который тронулся с места, как только Матиас оказался на заднем сиденье. Хейг сел рядом с водителем. Автомобиль покружил по центру Атланты, выехал на шоссе и набрал скорость. Матиас напрягся. Его везли куда-то за город. Беспокойство росло.

Минут двадцать они мчались по автобану, после чего свернули на боковую дорогу, двигались по ней минут пятнадцать, затем въехали в какие-то ворота и, наконец, оказались возле большого двухэтажного дома. По представлениям Матиаса, именно так должен был выглядеть классический дом плантаторов рабовладельческого Юга США.

- Куда вы меня привезли?

- Босс сам вам скажет. Если захочет. Идемте, Кронберг.

Слово «мистер» не было произнесено.

Его провели через залы и комнаты, обставленные с неброской роскошью, и ввели в небольшое помещение без окон, где не было ничего, кроме большого дивана. И миниатюрной видеокамеры над дверью.

- Ждите здесь, - произнес Хейг и удалился.

Щелкнул замок. Матиас опустился на диван, достав смартфон и делая вид, что безумно увлечен его содержимым. Впрочем, увлекаться было нечем: интернет и мобильная связь не работали. Очевидно, помещение было экранировано.

Лицо Кронберга оставалось неподвижным. Он не оторвал глаз от смартфона даже тогда, когда замок щелкнул, дверь отворилась, и в комнату вошли.

- Здравствуй, - послышался голос Тома.

Матиас поднял глаза. Да, перед ним был Том Бреннан, а в дверях – двое угрожающего вида охранников.

Том стоял, неестественно выпрямившись, скрестив руки на груди и устремив на Матиаса взгляд, который, видимо, должен был казаться испепеляющим. Но Кронберг, равнодушно посмотрев на Тома, снова уткнулся в смартфон.

- Привет, - рассеянно обронил он.

Том моргнул. Он явно рассчитывал на другую реакцию.

- Долго же ты добирался до Атланты, - произнес он угрожающе.

- Что? – Матиас снова поднял глаза на Тома, как будто не вполне его понял, и опять уставился в телефон. – А, нет… почему долго? Рейс ведь прибыл без задержки.

- Хватит! – Том вырвал из рук Матиаса телефон и швырнул его на диван. – Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю!

Матиас откинулся на спинку дивана и, скрестив руки на груди, с безжизненной улыбкой посмотрел на Тома.

- Да, извини, я задержался в Берлине. Впрочем, уверен, тебе сообщили об этом.

Он не отводил от Тома насмешливого, вызывающего взгляда.

- Ах, ты… - Том задохнулся. – Ты был там с Фелнером! С ним!

- И? – поднял брови Матиас.

Том на секунду замер и размахнулся, чтобы влепить парню пощечину. Но тот с быстротой молнии перехватил руку Тома за запястье и тут же выкрутил ее. Том взвизгнул как баба, дернулся, два охранника сорвались с места, отодрав Матиаса от босса, подняв с дивана и заломив ему руки. Теперь Матиас, удерживаемым двумя охранниками, стоял перед трясущимся от ярости Томом и нагло ухмылялся.

- Ты… ты… - повторял Том, - шлюха!

Он размахнулся и влепил Матиасу пощечину. Тот дернулся, но охранники его держали крепко. А Том, входя в раж, продолжал бить парня по щекам.

- Шлюха! Шлюха! – вскрикивал он. – Я предупреждал тебя не подпускать к себе Фелнера! Ты мне обещал не делать этого! Обещал! Обещал!

Выкрики он сопровождал пощечинами. Матиас молчал, но даже сейчас умудрялся ухмыляться, как обычно, только губами, а в заледеневших глазах было что-то жуткое. Тома этот взгляд пугал, и он продолжал хлестать Кронберга со все большим остервенением.

Наконец, он выдохся, отступил на шаг, лицо его перекосилось, и казалось, что 47-летний мистер Бреннан вот-вот расплачется как обиженный подросток.

- Ну что, отвел душу? – спокойно спросил Кронберг. – Теперь можешь немного успокоиться. И скажи своим девочкам, чтобы отпустили меня. Не бойся, я тебя не трону. Если, конечно, ты меня не тронешь. Папочка перенервничал, я все понимаю.

- Не смей называть меня папочкой! – истерически взвизгнул Том.

Отчаянно молодившийся Бреннан не переносил, когда его называли папочкой или папой. Даже своим сыновьям он запрещал к себе так обращаться.

- Не плачь, не буду, - ласково пообещал Кронберг. – Ну что, прикажешь своим девочкам меня отпустить? Смотри, я уже начинаю возбуждаться от их прикосновений. Могу ненароком им отдаться у тебя на глазах. Или трахнуть их. Девочки, что предпочитаете? - Кронберг не мог видеть лица охранников, по-прежнему державших его с заломленными руками, но их ярость буквально прожигала его затылок.

- Отпустите его, - процедил Том.

- Сэр… - нерешительно начал один из охранников.

- Слышите, девочки, что велел вам па… ох, я хотел сказать: Томми, - издевательски пропел Кронберг. – Будьте умницами, а не то вам надерут попки. И ваши попки будут болеть.

- Отпустить! Свободны! – рявкнул Том, топнув ногой. – Ждите за дверью!

Охранники ретировались с угрюмыми физиономиями.

- Тебя надо вышвырнуть вон, потаскуха! – сжимая кулаки, прошипел Том.

- Ты притащил меня сюда, чтобы это сказать? - хмыкнул Матиас.

- Я тебе сказал, чтобы ты не связывался с Фелнером! – снова завелся Том. – Я уничтожу этого проклятого музыкантишку! Будет до конца жизни на улице играть, монеты в шапку собирать!

- Мне плевать, - невозмутимо произнес Матиас. – Ну да, я с ним трахался. И что? Кстати, я и этой ночью трахался, не помню даже, как того парня звали… Джо… Джим…

- Джимми Ганн, - выплюнул Том.

- О, ты ведешь хронику моих похождений? Спасибо. Когда на старости лет сяду писать мемуары, обязательно обращусь к тебе за архивными данными.

- Прекрати кривляться! Я тебе сказал: ты не должен спать с теми, кто мне не нравится. Я сказал, что ты не должен спать с Фелнером. Но ты затащил в постель именно его! И ты думаешь, это сойдет тебе с рук? Я могу сделать так, что тебя депортируют из Штатов в течение 24 часов и ты никогда больше сюда не попадешь! Я могу уничтожить карьеру этого твоего Фелнера! Я…

- Я тебе уже сказал: на Фелнера мне плевать, - бесстрастно произнес Матиас. – Если хочешь, можешь мстить ему сколько угодно. Что касается меня… я могу уехать хоть сию минуту. Да, США – прекрасная страна, но большинство населения земного шара ни разу в ней не было, и ничего, живет же как-то. Подозреваю, что и я смогу прожить. Ну что, мы выяснили наши отношения? Я могу идти? Будь добр, прикажи подать мне машину. Или вызови такси. Билеты на самолет я, так и быть, сам куплю. Да, и нанеси визит к косметологу: твои носогубные складки стали слишком заметны и старят тебя.

Последнее замечание подействовало на притихшего было Тома как красная тряпка на быка. Он прыгнул на Матиаса и схватил его за лацканы пиджака.

- Стоять! – прорычал он. – Я не отпускал тебя!

- Ты, кажется, хотел меня вышвырнуть, - Кронберг продемонстрировал голливудскую улыбку в 32 зуба.

- Стоять! – повторил Том, моргнув.

- Так я же стою. Не сижу и уж тем более не лежу.

Том открыл рот, чтобы что-то сказать, но его взбешенный взгляд напоролся на стальной взгляд Кронберга, и весь гнев, переполнявший Тома, вся бушевавшая в нем ярость буквально разлетелись на мелкие куски, словно их покромсало острым, сверкающим кинжалом. Том, словно завороженный, смотрел в глаза Кронберга, а тот продолжал улыбаться одними губами.

- Заниматься сексом удобнее лежа, - проговорил Кронберг. – Но секс стоя тоже имеет ряд преимуществ.

Говоря это, он скинул пиджак, стянул футболку и явил Тому обнаженный торс.

- Прикоснись, - милостиво улыбнулся он. – Потрогай меня, Том. Это как раз то, что тебе сейчас нужно.

Бреннан, словно зомби, осторожно, как будто боясь чего-то, положил ладони на грудь Матиаса, а затем медленно провел ими вниз, к животу.

- Томми, - выдохнул Матиас. – Томми…

Он незаметно, но очень быстро расстегнул джинсы, которые упали вниз.

- Возьми его, - прошептал Матиас, не спуская глаз с Тома. – Возьми…

Том изумленно посмотрел на Матиаса.

- Бери, - продолжал шептать тот. – Бери. Это то, что тебе нужно. Сейчас ты успокоишься. Сейчас тебе будет хорошо. Ты увидишь.

Том послушно опустился на колени, хотя в голове его и вертелась мысль о камере, через которую охрана видела все, что здесь происходило. Но непреодолимое желание уже захлестнуло его, он был не в силах сдерживаться и взял в рот вздыбленный член Матиаса, принявшись его сосать со стонами и хлюпаньем…

Матиас поглаживал Тома по голове и улыбался, как улыбаются домашней собачке…

***

- Ну что? – спросила Елена, как только в ее кабинете раздался звонок Скелтона. – Надеюсь, он вышвырнул этого проходимца?

- Боюсь, нам придется перейти к плану Б, - механическим голосом произнес Скелтон.

- Какого черта?? Что там произошло?

- Твой муж наорал на него, после чего у него отсосал. Дальше рассказывать?

Елена молчала, сжав кулаки.

- То, что Бреннан – тряпка, это не новость. Новость в том, что он ТАКАЯ тряпка, - процедила она. – Хорошо. Переходим к плану Б.

***

Матиас вернулся в Hilton спустя три дня. Вид у него был самоуверенный и решительный, как у победителя. Победа была одержана уже в тот момент, когда Том опустился перед ним на колени. Остальное время было посвящено, говоря военным языком, «зачистке» территории от очагов сопротивления.

Бастион Бреннана был взят. Теперь Матиас готовился к штурму главной твердыни. Но оказалось, что его опередили. Не он начал атаку. Атаку начали на него.

Когда в номере Hilton у Матиаса зазвенел телефон, ему показалось, что он переживает дежавю.

На проводе снова была служба безопасности. На этот раз сам Скелтон.

- С вами хотят поговорить, Кронберг, - заявил он сходу. – Спуститесь в холл через 15 минут, я буду там.

- Через час, - отрезал Кронберг. – У меня сеанс релаксации.

- Вы слышали меня, Кронберг. Через 15 минут.

- Я слышал вас, Скелтон. Через час, - невозмутимо произнес Матиас и отключился.

- А вот это посерьезней любовного свидания с папочкой Томми, - пробормотал он.

Подумав, он оставил на себе из одежды только стринги, лег на широкую кровать и в расслабленной позе стал ждать, что будет дальше. Прошло 15 минут, но никто его не беспокоил. Наконец, раздался стук в дверь. Весьма настойчивый. Матиас не пошевелился, на его губах застыла холодная улыбка. Прошло еще пять минут. Дверь отворилась. Очевидно, посетитель раздобыл магнитный ключ. Матиас не шелохнулся, лежа на кровати и чуть прикрыв глаза.

Появление Скелтона не произвело на него никакого впечатления. Кронберг лежал на кровати в синих стрингах, расставив ноги и по-блядски посверкивая глазами.

- Вам было сказано быть в холле десять минут назад, - рявкнул Скелтон.

- А вам было сказано, что я буду через час, - лениво бросил Кронберг. – И вообще, по какому праву вы вторглись в мой номер? Я вызову полицию.

- Думаете, я позволю вам это сделать? – угрожающе спросил Скелтон.

- А что вы мне сделаете, Скелтон? Вытащите меня из номера вот в таком виде и торжественно отнесете на руках к автомобилю? Надеюсь, ваши подчиненные уже запаслись лепестками роз, чтобы осыпать нас ими по пути?

- Хватит, Кронберг! Одевайтесь! Или пожалеете.

- Конечно, я пожалею, - произнес Матиас, переворачиваясь на живот и демонстрируя Скелтону свою круглую задницу. – Ну как, вам нравится? Нравится же! Я же чувствую ваш взгляд. До моего выхода еще полчаса. Времени вполне достаточно, Скелтон.

- Одевайся, если хочешь, чтобы твоя задница осталась цела!

- Моя задница уже давно не цела, и вам это должно быть известно, Скелтон. Что вы сделаете? Выпорете меня? Вам нравится порка?

Сзади раздался сухой щелчок взводимого курка.

- Одевайся, - холодно произнес Скелтон. – Считаю до трех.

Матиас даже не обернулся, лишь приподнял задницу.

- Как необычно, - заметил он. – Куда вы мне выстрелите, Скелтон? Прямо в сфинктер?

- Раз!

- Или засунете мне пистолет в отверстие и уже там выстрелите?

- Два!

- Да говорите уже «три» и стреляйте! Я дрожу от возбуждения!

Теперь Матиас перевернулся на спину и с обычным своим неподвижным лицом смотрел прямо в наставленное на него дуло пистолета.

- А вы сексуально смотритесь с оружием в руках, Скелтон, - заметил он. – Это меня возбуждает. Да вы сами взгляните.

И Кронберг мгновенно извлек из-под узкой полоски ткани вздыбленный член.

- Хорош, правда? – довольно спросил он. – Вижу, что вам нравится.

Скелтон молчал, не двигаясь с места.

- Так что, Скелтон? – спросил Матиас, поигрывая членом. – Когда же я услышу слово «три» и раздастся роковой выстрел?

- Одевайтесь, - тихо сказал Скелтон. – Скоро пройдет даже назначенное вами время.

- Тут вы правы. Мне еще нужно привести себя в порядок. Будете присутствовать при моем туалете, Скелтон?

- Жду вас в холле! – бросил тот сквозь зубы и быстро вышел из номера, слыша за спиной издевательский смех Кронберга.

-Вот ублюдок! – прорычал Скелтон. – Ладно, он еще заплатит за всё!

***

Да, это было почти дежавю. Матиаса опять везли в лимузине непонятно куда. Но на сей раз из Атланты они не выезжали, остановились где-то на окраине, среди заброшенных промышленных складов и ангаров. В таких районах режиссеры голливудских фильмов обожают снимать перестрелки, а также столкновения молодежных банд.

Но в реальности не было ни банд, ни перестрелок. Матиаса просто втолкнули в какую-то дверь, заставили спуститься по лестнице, и он оказался в подвале, залитым неприятным бледным светом. Матиас увидел Элен Бреннан. Она стояла у грязной стены, скрестив руки.

- Просто супер, - произнес Матиас по-русски. – Прям, как у нас, в 90-е. Ты утюг не забыла захватить, чтобы на мой живот поставить? Тут розетка-то хоть есть?

Элен молчала, но смотрела не в глаза Матиасу, а чуть в сторону. Двое охранников держали парня за руки, но он и не думал вырываться. К Элен подошел Скелтон, искоса посматривая на Матиаса.

- Вы меня приволокли сюда, чтобы за компанию помедитировать в безмолвии? – осведомился парень, и в его голосе не было ни тени страха. – Все усядемся в позу лотоса?

Элен сделала шаг вперед.

- Слушай внимательно, - с угрожающим спокойствием сказала она. – У тебя есть два варианта. Выйти отсюда целым и невредимым и навсегда исчезнуть с горизонта. Или… не выйти вообще. Никогда.

- У тебя тоже есть два варианта, - немедленно отреагировал Кронберг. – Отправиться назад, в торфяные топи, из которых ты вылезла. Либо отправиться за решетку. До конца жизни. Других вариантов, у тебя, увы, нет.

Элен метнула на Кронберга пронизывающий взгляд, но он напоролся на острый клинок его взгляда. Элен отвела глаза и чуть поджала губы.

- Ты, кажется, ничего не понял, мальчик, - тихо проговорила он.

- А ты поняла еще меньше, - заметил Кронберг и снова перешел на русский. – Ничего, вот вернешься в родной Торфянск, выйдешь вечерком на трассу водил снимать, мозги-то и проветрятся.

Элен уже была знакома с манерой Кронберга отвечать на угрозы провокацией. И потому удержалась от вспышки ярости, хотя бешенство буквально разрывало ее изнутри.

- Во-первых, ты расскажешь о себе всё, - медленно проговорила Элен, глядя чуть выше головы Кронберга. – Расскажешь, кто ты. Чем занимался в России. Кто твои родственники. Откуда взял деньги на учебу и красивую жизнь. Во-вторых, расскажешь, кто за тобой стоит. В-третьих, расскажешь, чего именно добиваешься. И не думай, что это очередное последнее китайское предупреждение. Ясно, что хороших слов ты не понимаешь. Сейчас тебе придется понять кое-что другое.

Элен кивнула, и тут же Матиас ощутил дикую боль от сильного удара по почкам. Он дернулся, взвыл, его красивое лицо исказилось, став безобразным. В этом преображении было что-то жуткое, и Элен на миг отвела взгляд. Но затем она спокойно принялась смотреть, как корчится от боли Кронберг, удерживаемый охранниками.

- Говори, мальчик, - бросила она невозмутимо. – Я задала три вопроса. Жду ответа.

Боль на лице Кронберга снова превращалась в жуткую ухмылку. На Элен смотрел как будто не человек, а существо из параллельного мира, полное злобы. Элен почти физически ощущала направленную на нее ненависть, сверкавшую в светло-голубых глазах, и ей стоило усилия сохранить невозмутимость.

- На первый вопрос ответ уже нашел твой ёбарь, - Кронберг кивком указал на Скелтона. – Не сомневаюсь, он уже послал в Россию кучу запросов и получил обо мне подробные данные. Я угадал, Скелтон? Вижу, что угадал. Второй вопрос: кто за мной стоит. Никого. Вообще никого. А вот я стою за многими. За тобой в том числе, - он снова направил свой взгляд прямо в глаза Элен, та не шелохнулась, но до боли сжала кулаки. – И я тебе дам такого пинка под зад, что ты улетишь туда, откуда прилетела. И это, кстати, был ответ на третий вопрос: чего я добиваюсь.

Скелтон вопросительно посмотрел на Элен. Та быстро кивнула. На руках парня защелкнулись наручники. Кронберга грубо толкнули к большой бочке с водой.

- Прямо как в Гуантанамо, - заметил он с ухмылкой.

По знаку Скелтона один из охранников схватил парня за волосы и погрузил его голову в бочку. Некоторое время Кронберг стоял неподвижно, но когда воздух в легких закончился, его тело стало извиваться, вырываться, однако его крепко держали стальным захватом. Наконец, его голову отпустили, он стремительно выпрямился, судорожно хватая ртом воздух.

- Понравилось? – улыбнулась Элен. – Теперь будешь говорить?

Ответом ей был убийственный взгляд светло-серых глаз, от которого Элен невольно отступила на шаг, и семиэтажный русский мат.

- Теперь ты понимаешь, что не выйдешь отсюда, пока всё не расскажешь, - снова вернув себе невозмутимость, произнесла она. – Или не выйдешь отсюда вовсе.

С мокрых, блестящих волос Кронберга по лицу стекала вода, затекая ему в глаза, отчего он моргал и морщился. Но даже сейчас его взгляд не терял своей силы. Казалось, этот взгляд – полный ненависти – существует отдельно от человека. Убей Кронберга, этот взгляд все равно останется. Как улыбка чеширского кота из «Алисы в Стране чудес».

- Я-то выйду отсюда, - тяжело дыша, проговорил он. – Выйду. А если не выйду, то выйдет кое-что другое.

- Что? – насмешливо подняла бровь Элен. – Эти твои видеозаписи? Да, будет очень неприятно. Но не думай, что это станет для нас катастрофой. На всякий случай, у меня уже готово заявление для прессы: да, в нашей жизни с Томом Бреннаном за долгие годы далеко не все было гладко, но, тем не менее, мы…

- Можешь не продолжать, - криво усмехнувшись, прервал ее Кронберг. – Нет, моя дорогая. Я знаю, что доказательствами адюльтера тебя не прошибешь. Есть еще кое-что…

- Так, я вижу, ты еще не понял, - Элен дернулась, это произошло почти инстинктивно, словно она страшилась чего-то, что мог произнести Кронберг. – Еще раз!

Матиаса опять схватили за волосы, он широко раскрыл рот, стараясь захватить побольше воздуха, и вновь его голову силой погрузили в воду. Элен и Скелтон молча смотрели, как корчится, извивается его тело, как парень пытается вырваться. Охранники продолжали его держать. По телу Кронберга начали пробегать конвульсии. Один из охранников вопросительно посмотрел на Скелтона. Тот перевел взгляд на Элен. Та отрицательно покачала головой.

- Держать! – приказала она.

- Он захлебнется окончательно, - попытался возразить Скелтон.

- Держать! – в голосе Элен проскользнула истерическая нотка.

Казалось, она боялась снова увидеть перекошенное ненавистью лицо Кронберга.

- Отпустить! – гаркнул Скелтон.

- Держать!

- Отпустить, я сказал! Ты что, не понимаешь, мы должны выбить из него информацию, а уж потом…

Между тем тело Кронберга обмякло.

- Ебать! - прорычал Скелтон и бросился к парню.

Он повалил Кронберга на пол, повернул на живот, перекинул его через бедро, засунул ему два пальца в рот и надавил на корень языка. Несколько мгновений, которые показались Скелтону вечностью, Кронберг не реагировал, но затем его тело стало содрогаться, появились рвотные движения, начался кашель. Изо рта начала течь вода. Скелтон продолжал надавливать на корень языка, похлопывая ладонями по спине Кронберга, несколько раз он сжал с боков грудную клетку парня.

Элен наблюдала за этими манипуляциями с нескрываемым отвращением.

- Мы должны сначала выбить из него инфомацию! – заметив ее взгляд, повторил Скелтон. – Личные эмоции сейчас недопустимы!

Элен молчала. Она знала, что Скелтон прав. Кронберга нельзя было убивать, пока он все не расскажет. Но она чувствовала, что физически не выносит присутствия этого сопляка, не выносит взгляда его серо-голубых глаз.

Наконец, Кронберг открыл глаза. И снова его взгляд был направлен на Элен.

- Если я сдохну, - процедил он сквозь зубы, - ты сразу узнаешь все… Я тебе личное письмо пришлю. С того света.

Элен внешне была спокойна. Угрозы едва не захлебнувшегося мальчишки были туманными, бессвязными, они ничего не значили. Она в своей жизни слышала угрозы куда более реальные и страшные. Но ей вновь стало не по себе.

- Ты все и о себе узнаешь… и о своем сыночке, - продолжал истекать ядом Кронберг, опять перейдя на русский. – Ага, ага, о том самом. Которого ты еще в России родила, да там и забыла. Или помнишь? – он прищурился. – По-омнишь. Вижу, что помнишь. Я его тоже помню. Редкостной тварью был, - хмыкнул он. – Яблочко от яблоньки недалеко падает. Какова мамаша, таков и сынуля. Это не ты часом своего сынка наркотой накачала, да за руль посадила, а он в дерево-то и влетел?

Тут от ледяного хладнокровия Элен не осталось и следа. Ее глаза расширились и буквально полезли из орбит. Она одним прыжком, как пантера бросилась на лежавшего на полу Кронберга и схватила его за горло.

- Ты кто, блядь?? – заорала она по-русски. – Что ты знаешь о моем сыне??

- Все знаю, - Кронберг смачно плюнул в лицо Элен. – Всё! Твой сынок такая же блядь, как и ты! Да кого ты еще родить могла?

Элен со всей силы дала Кронбергу оплеуху. Тот дернулся (руки его по-прежнему были скованы наручниками), но лишь зло рассмеялся.

- А лапа у тебя потяжелее будет чем у твоего муженька. Он тоже очень старался. Видно, ты на нем хорошо тренировалась. Но так, как у тебя, у него не получается.

- Что. Ты. Знаешь. О моем. Сыне, - отчеканила Элен.

- Что знаю? – ухмыльнулся Кронберг. – Ну, что мозгов у него не было. А вот жопа была хорошая. Я ебал его в эту жопу. Сына твоего в жопу ебал.

Элен, позабыв стереть с лица плевок Кронберга, закатила ему новую пощечину.

- Сукой был твой сынок, как и ты, - продолжал Кронберг с той же ухмылкой, против которой были бессильны любые пощечины. Да хрен с ним, все равно он уже на том свете тебя дожидается. А вот о тебе он рассказывал… И не раз. Знаешь, была у него такая черта: как его трахнешь, так его сразу на откровения тянет. Он в постели мне много чего рассказывал. Например, как тебя, мамочку свою родную, ненавидит. Ненавидит просто до рвоты. Ага. Ну, извини, ты заслужила. Он ведь рассказывал мне, как ты его бросила, когда ему был всего то ли год, то ли два, не помню уже. Рассказывал, что ты была блядью из Торфянска, чуть ли не на трассе у дальнобойщиков сосала. Потом его папашу – Вальковского - охомутала, богатенького хера из Москвы, сына ему родила, чтоб прикрутить к себе покрепче. А потом твои планы изменились, подцепила себе педика богатого из Штатов и к нему укатила. Да-да, это твой сынуля мне рассказывал. Он тебя, родную мать, блядью называл, и это еще самое приличное слово. Он твое имя без мата вообще не произнес ни разу. Кстати, он даже похож был на тебя. И внешне, да и по ухваткам… Редкостная тварь, чтоб ему на том свете на одной сковороде с тобой крутиться!

Эти слова подействовали на Элен как красная тряпка на быка. Она понимала, что превращается из американской бизнес-вумен в простую базарную бабу, но ничего не могла с собой поделать. Кронберг безжалостно ударил ее в самое больное место, и Элен банально «закоротило».

- Да что ты можешь знать, тварь! - заорала она, влепив Матиасу новую пощечину. - Это его отец, подонок, у себя оставил! У него тогда вся сила была - связи в ментовке, в КГБ - повсюду! Он меня родительских прав лишил, к родному ребенку не подпускал!

- И правильно делал. Такую суку как ты к детям на пушечный выстрел подпускать нельзя!

- Заткни хлебальник, выблядок! Я все делала, чтобы с сыном хотя бы увидеться! А он, его отец, мне говорил: если узнаю, что ты к нему приблизишься, убью и его и тебя! А мой муженек бывший мог, я его знала! Знаешь, скольких он на тот свет отправил?

- А ты сама лучше что ли? И не вешай мне лапшу на уши, что ночей не спала, о сыне думала! Ты сладко пила и ела тут, в Штатах! Мне это твой сын говорил! А он сначала все мечтал, что мама вернется, а потом возненавидел тебя до мозга костей! С этим и сдох! А ты живи с этим, блядь!

Элен, словно задохнувшись, побагровела, ее лицо прибрело свекольный оттенок. А затем она буквально пулей вылетела из подвала.

Во взгляде Скелтона мелькнула растерянность. Он не понял ни слова из перепалки на русском, но для него было важно не столько содержание перепалки, сколько то, что Элен Бреннан опять с треском проиграла лобовое столкновение с Кронбергом. Великая и ужасная Горгона всякий раз теряла свою силу, встречаясь с этим сопляком. Она впадала в истерику и начинала вести себя как обычная баба. Что, черт возьми, происходило?

***

- Сними-ка с меня наручники, - послышался тихий, насмешливый голос Кронберга.

- С какой стати? - угрюмо бросил Скелтон. – Кто ты такой, чтобы мне указывать?

Тем не менее, он сделал знак охранникам, чтобы те вышли. После чего снял-таки наручники с Кронберга.

- Умничка, - проговорил тот, с удовлетворением потирая запястья.

- Парень, не думай, что ты опять вышел сухим из воды…

- Я? – заржал Кронберг. – Сухим? После того, как меня башкой в воду дважды окунули?

- Ты знаешь, о чем я. Тебе лучше убраться отсюда, и чтоб никто о тебе никогда больше не слышал.

- И не подумаю, - отрезал Кронберг. – И, кстати, ты мне поможешь.

- У тебя что, мозги водой смыло?

- Важно, что у тебя они на месте. И ты, в отличие от этой бешеной бабы, хорошо понимаешь, что меня трогать опасно. А вот я еще как могу тронуть вас всех…

- Мальчик, ты что, угрожать вздумал? Извини, не выйдет.

- Правда? – ухмыльнулся Кронберг. – Как жаль. А я-то думал…

- Заткнись, - произнес Скелтон.

Схватив Кронберга за руку, он силой заставил его подняться и поволок в глубину подвала, где стояла деревянная перекладина.

- Круто! – заметил Кронберг. – Этого у меня давно не было. Вот, значит, что ты любишь, Скелтон.

- Заткнись! – прорычал тот, награждая парня затрещиной.

- Ого, да тут и кнут есть… Начнем?

- Сначала привяжу тебя к перекладине.

- Нет, сначала я разденусь, - насмешливо заявил Матиас.

Он стал бесстыдно раздеваться, швыряя одежду прямо в Скелтона. Наконец, стянув трусы, он повернулся к Скелтонум, демонстрируя аппетитную задницу. Тот молча пялился на нее.

- Что застыл, очарованный принц? Давай, мучай мое нежное тело! Ты же об этом мечтал? Думаешь, на твоей физиономии это не читалось?

Скелтон хотел что-то сказать, но промолчал. Вместо этого он быстро и ловко привязал Матиаса к перекладине.

- Ну? – сказал тот. – Я же знаю, что ты хочешь. Давай!

Лицо Скелтона ничего не выражало, когда он размахнулся и нанес удар кнутом по заднице Кронберга. Тот взвизгнул от боли. Скелтон нанес ему еще один удар. Тело извивалось, Матиас визжал.

- Говори, на кого работаешь! - властно произнес Скелтон. - Говори!

- Сейчас на тебя, красавчик, - через силу, хрипло рассмеялся Матиас. – Сам видишь, ублажаю тебя, как могу. Ведь тебе нравится меня хлестать, не так ли?

Скелтон со всей силы нанес Матиасу еще один удар. Мальчишка испустил нечеловеческий вой. Скелтон обошел его вокруг. Он увидел исказившееся от боли лицо, но серо-голубые глаза горели алчным, жестоким огнем, от которого Скелтону стало не по себе. А еще - член Матиаса был напряжен.

- Ого, да я вижу тебе нравится, - заметил он. - Но смотри, у меня в запасе есть не только кнут. Тут много разных приспособлений. Ты можешь выйти отсюда с навсегда изуродованным личиком. Так что Бреннан тебя к себе даже не подпустит.

- Не исключено, - выплюнул из себя Матиас. - Только я вижу по твоим штанам, что порка не только меня заводит. Давай уже, Скелтон, я же все вижу! У меня глаза есть даже на заднице! А особенно хорошо она видит, когда по ней хлещут.

Голос этого наглого извращенца заводил Скелтона. Он зарычал и обрушил на Матиаса новый град ударов.

- Говори, на кого работаешь!

- Только на тебя!

- Говори! Или подвешу вниз головой!

- И так будешь трахать? Это же неудобно!

От этих слов Скелтон как будто обезумел. Он больше не контролировал себя. Он отчаянно хлестал Матиаса, а потом, стянув с себя штаны и поспешно надев презерватив, принялся вбиваться в него. Мальчишка выл, и было непонятно, то ли от боли, то ли от наслаждения. Наконец, Скелтон кончил в Матиаса.

- Это ведь только начало для нас с тобой, не так ли, красавчик? - Матиас был явно измучен, но на лице его была жестокая усмешка. - Надеюсь, мы с тобой еще не раз поиграем в допрос.

Скелтон был в смятении. Он должен был выбить из мальчишки информацию, но не смог этого сделать. На самом деле он, что там ни говори, опасался Бреннана, который мог прийти в ярость при известии о том, что его любимца подвергли жестокой экзекуции. А кроме того, Кронберг и впрямь заводил Скелтона, пробуждал в нем глубоко запрятанные инстинкты, заставляя вырываться наружу потаенное, что сжигало Скелтона изнутри. Он просто не мог изуродовать или забить насмерть Кронберга. Тем более что тот неожиданно, уже безо всякой пытки сказал: действительно, ему предоставили компрометирующие материалы на Бреннанов и на Скелтона, но кто именно, он не знал. В обмен Кронберг должен был поделиться с этими людьми информацией о планах Brennan на бразильском рынке. И на рынке Венгрии. Больше пока речь ни о чем не шла. Скелтон не сомневался, что Кронберг не договаривает. Или просто лжет.

========== ГЛАВА 8. БРИЛЛИАНТЫ ВЕЧНЫ ==========

ГЛАВА 8. БРИЛЛИАНТЫ ВЕЧНЫ

Атланта, апрель-август 2015 года

Седоватый, поджарый Тед Саммерс, директор PR-департамента Brennan Corporation, вылетел из кабинета, расположенного по соседству с кабинетом Тома Бреннана, красный как рак, с перекошенной физиономией. Он едва не сбил с ног Майкла Дукакиса - одного из помощников президента корпорации, который двигался через приемную прямо ему навстречу.

- Вонючий ублюдок, мерзкий сопляк! - заорал Тед в лицо Дукакису, не смущаясь присутствия в приемной двух элегантных секретарш.

На смуглом лице 34-летнего Дукакиса не отразилось ни гнева, ни удивления. Он лишь с понимающим видом уточнил:

- Тед, ты ведь это о нем, да? - и кивком указал на дверь, из которой вылетел Саммерс.

- О нем! - тяжело выдохнул Том. - Какого хрена этот молокосос отдает мне распоряжения, да еще таким наглым тоном? Я работаю в Brennan 27 лет, а он сидит здесь всего месяц и воображает, что если босс трахает его в задницу, то ему все позволено!

Две секретарши с сочувственными улыбками смотрели на Теда и, казалось, нисколько не были шокированы его выкриками. Он был далеко не первым, кто вылетал из кабинета нового помощника президента корпорации Матиаса Кронберга с различными вариациями пожеланий тому вечно гореть в аду.

- Тсс, - с улыбкой приложил палец к губам Дукакис, - потише, Тед. Учти, наш молодой коллега весьма мстителен. Мой тебе совет: не связывайся с ним. Не далее как вчера Рон Селтик имел неосторожность прилюдно высказать милашке Кронбергу в лицо все, что о нем думает. Через пару часов Рону пришло уведомление об увольнении.

- Я не Рон! - выплюнул Саммерс. - У этого Кронберга кишка тонка тронуть меня! Пусть лучше задницу свою бережет!

Он стремительно вышел из приемной. Дукакис проводил его сочувственно-ироничным взглядом.

- Тед - отличный парень, но плохо улавливает тренд, - заметил он, обращаясь к секретаршам. - Боюсь, Кронберг уже внес его в свое меню.

- Майкл, а тебе не страшно сидеть в одном кабинете с каннибалом? - осведомилась одна из секретарш.

- Мне пока что удается притворяться несъедобным, - с каменным лицом ответил Дукакис и вошел в кабинет, который уже месяц как делил вместе с людоедом.

А Тед Саммерс, поджавгубы, уже входил в расположенный на том же этаже кабинет первого вице-президента корпорации. Хотя он работал вместе с Элен Бреннан почти 20 лет, причем последние семь лет - под ее непосредственным руководством, он испытывал страх перед своей начальницей. Возможно, именно потому, что слишком хорошо знал ее.

- Что-то серьезное, Тед? - Элен смотрела на него тяжелым взглядом, и Саммерс чувствовал, как бушевавшая в нем ярость стремительно превращается в ледяную массу, заполняющую его нутро, сковывающую по рукам и ногам.

- Я был у Кронберга, - Тед проговорил это голосом школьника, признающегося в том, что исписал стены в туалете.

Элен нахмурилась, и Саммерс застыл под ее взглядом. С момента появления в офисе нового помощника президента сотрудники компании избегали произносить вслух его имя в присутствии Элен.

- Какого черта? - Элен произнесла эти слова тем спокойным тоном, который у нее означал, что сейчас подчиненный будет низвергнут в ад.

- Он пригласил меня на разговор, сказал, что по важному вопросу.

- И ты пошел? Это он должен был идти к тебе, если ему нужно было поговорить! Ты забыл, что занимаешь пост директора департамента? Если забыл, то можешь не вспоминать. Я быстро найду вместо тебя того, у кого память лучше, - не отводя взгляда от Саммерса, процедила Элен.

- Прости, - совсем смешался тот. - Я… я не думал…

- Что он от тебя хотел? Говори! - Саммерсу казалось, что к его виску приставили пистолет.

- Конечно, конечно, - торопливо произнес он. - Кронберг потребовал, чтобы отныне все документы, которые PR-департамент направляет тебе и Тому, в обязательном порядке проходили через него.

- Надеюсь, ты сказал мальчишке, чтобы он не лез не в свое дело? - глаза Элен сузились и Саммерс почувствовал себя совсем окаменевшим.

- Я…я… - пролепетал он, с трудом ворочая языком, - я сказал ему, что должен посоветоваться с тобой.

- То есть, ты не сказал ему “нет”? - Элен произнесла эти слова медленно и очень тихо, но Саммерсу казалось, что пробил его смертный час.

- Я фактически сказал это! - попытался объяснить Саммерс. - А он сказал мне…

Слова замерли у него на губах под взглядом Горгоны.

- Вон! - донеслось до него словно издали.

Саммерс сам не помнил, как оказался в своем кабинете. Но там он моментально преобразился, став прежним Тедом Саммерсом - энергичным и решительным:

- Энтони, Эдвард, зайдите ко мне, - приказал он, нажав кнопку внутренней связи со своими заместителями.

В это самое время Элен решительно направлялась в кабинет Тома Бреннана. Попадавшиеся ей на пути сотрудники жались к стенам, моля небеса уберечь их от чудовища. Элен, кивнув секретаршам, быстро прошла через приемную, чтобы войти в кабинет Тома, как она обычно делала, без предупреждения, но вдруг остановилась.

- Мистер Бреннан один? - резко спросила она.

Возникла пауза, которая была яснее всякого ответа.

- К мистеру Бреннану несколько минут назад зашел его помощник Кронберг, - деревянным голосом произнесла одна из секретарш.

Элен на мгновение застыла, а затем решительно открыла дверь кабинета Тома и вошла внутрь. Секретарши многозначительно переглянулись. Больше всего на свете им сейчас хотелось прильнуть к замочной скважине закрывшейся двери.

Том Бреннан сидел с довольным видом, откинувшись на спинку огромного кресла и заложив руки за спину. В другом кресле, которое во время рабочих совещаний традиционно занимала Элен Бреннан, сейчас развалился Матиас Кронберг. В элегантном костюме и безупречно повязанном галстуке. Из делового облика, возможно, несколько выбивалось только кольцо с черным опалом, которое Кронберг не снимал, кажется, никогда. У Элен сжались кулаки.

- Том, нам надо поговорить без посторонних, - заявила она, подходя к столу и становясь прямо против Кронберга. Она избегала смотреть ему в глаза, устремив взгляд на русые волосы проклятого мальчишки, но все равно чувствовала на себе его взгляд, от которого невозможно было укрыться. Она могла чувствовать его даже на затылке.

Кронберг смотрел прямо на Элен и даже не подумал пошевелиться.

- Убирайся! - проговорила она.

Кронберг лениво скосил глаза на Тома и вопросительно поднял бровь, как будто говоря: «Ну, что скажешь?».

- Матиас останется, - заявил Том, которому присутствие помощника придавало смелости.

- Нет, он уйдет, - ледяным тоном произнесла Элен.

- Элен, это мой кабинет, и я сам решаю, кому в нем находиться! - повысил голос Том, который явно нервничал.

Он бросил быстрый взгляд на Кронберга, словно спрашивая, правильно ли он ответил супруге. Кронберг улыбнулся краешком губ и едва заметно кивнул. Все это не укрылось от цепкого взгляда Элен.

- Тебе же известно, что этот… человек сливает информацию нашим конкурентам! – отчеканила она. - Ему не место не то что в твоем кабинете, ему вообще не место в Brennan! Скелтон направлял тебе доклад службы безопасности.

- Я читал этот доклад, - Том довольно улыбнулся как ребенок, который заранее припас ответ на каверзный вопрос. - Люди Скелтона напрасно тратили время и не заметили главного: информация конкурентам сливается под моим личным контролем. Частично она правдива, в целом - искажена.

- Ах, вот как! - глаза Элен угрожающе сузились. - И ты не счел нужным поставить об этом в известность ни меня, ни правление, ни совет директоров?

- Я единолично принял это решение как президент корпорации. Я не обязан ни перед кем отчитываться, - гордо заявил Том.

- Так, значит, это ты принял решение, - издевательски заметила Элен. - А я почему-то думала, что решение принял еще кто-то, а ты лишь озвучил его, как обычно.

Эти слова стали ее роковой ошибкой. Как и то, что она все-таки посмотрела в глаза Кронберга испепеляющим взглядом, который тут же потух под взглядом серо-голубых глаз, полных убийственной ненависти. Нет, Элен нельзя было смотреть в глаза Кронбергу, она сама каменела под этим взглядом.

А из кресла Тома уже несся почти истерический крик:

- Я больше никому не позволю решать за себя! Я слишком долго позволял тебе это делать! Но теперь с этим покончено! Я президент этой компании, а вовсе не ты!

- Ах вот как! - с трудом проговорила Элен, пытаясь собраться после столкновения со взглядом Кронберга. - Должна тебе сообщить: быть президентом компании еще не значит быть способным ею управлять. И уж тем более это не значит прислушиваться к советам продажного юнца, которого используешь в качестве постельной грелки!

Том подскочил в кресле, но Кронберг быстро взглянул на него, и тот неожиданно успокоился.

- Это бессмысленное выяснение отношений, Элен, - холодно процедил Том. - Ты пришла решить какой-то конкретный вопрос? Тогда изложи его.

Элен, наконец, уселась в кресло, закинув ногу на ногу. Она сидела прямо напротив Кронберга, который оставался все в той же расслабленной, почти вызывающей позе.

- Твой новоявленный помощник почему-то счел себя вправе потребовать от Теда Саммерса, чтобы все документы PR-департамента, которые направляются мне и тебе, проходили через него. Это неприемлемо!

- Неприемлемо? - поднял брови Том. - Почему? Матиас Кронберг является моим помощником. В его функции входит курирование PR-департамента. Вполне естественно, что документы должны идти через него. Матиас - звено моей связи с PR-департаментом.

- И зачем тебе понадобилось это звено? – насмешливо поинтересовалась Элен. - Ты можешь сам снять телефонную трубку и связаться напрямую со мной или с Тедом!

- Конечно могу, - невозмутимо произнес Том. – Но мне будет удобнее иметь для этих целей своего помощника.

- Я знаю, как именно ты его имеешь! – не удержалась Элен.

- Дорогая, не будь такой вульгарной, - поморщился Том. – И вообще, вы с ним, в конце концов, соотечественники. Я ожидаю, что ты будешь более любезна к Матиасу.

Это был рассчитанный укол. Том знал, что Элен терпеть не могла, когда ей напоминали о ее русском происхождении. У нее был своего рода комплекс: она хотела казаться «стопроцентной американкой» (так, как она себе это представляла) и из кожи вон лезла для этого.

- Прежде ты никогда не смешивал свою постель и бизнес, Том! – снова не выдержала Элен. – У тебя было полно шлюх, но ни одну ты не подпускал к своим делам!

- Ни одну? – с невинным видом повторил Том, глядя на свою супругу.

Такого оскорбления Элен вынести уже не могла. Она протопала на каблуках по кабинету и пулей вылетела из него, хлопнув дверью так, что было слышно, наверное, во всем многоэтажном здании Brennan Corp.

Том проводил ее долгим, насмешливым взглядом. Кронберг ухмылялся, думая о чем-то своем.

- Ну как? - спросил Том своего новоиспеченного помощника, словно ребенок, ожидающий похвалы от взрослого. - Мне кажется, я неплохо ее отшил.

- Ты был великолепен, - Матиас поднялся, встал за креслом Тома, положил руки ему на плечи и поцеловал в затылок. – Так же действуй и дальше.

- Знаешь, Мэт, я давно мечтал от нее избавиться, - задумчиво сказал Том. - Но я понимал, что просто не смогу этого сделать. Она сильнее. Она держит в своих руках все нити управления. Все ключевые посты занимают ее люди.

- Со мной ты сильнее, чем она, Томми, - прошептал ему Кронберг на ухо так, словно признавался в любви. - Со мной ты сумеешь ее одолеть. Она уже чувствует, что теряет почву под ногами. Она нервничает, а значит, начнет делать ошибки. Скоро все поймут, что она вовсе не так сильна, как кажется. И все ее лизоблюды побегут к тебе.

- Мэт, теперь ты сам знаешь, на что она способна, - обеспокоенно проговорил Том. - Она едва не убила тебя… И я бессилен что-либо предпринять!

- Тсс, - снова целуя Тома, прошептал Кронберг. - Она так и не решилась это сделать, а значит, проявила слабость. Всему свое время. Мы заставим ее заплатить за всё.

- Мэт, я честно скажу тебе: мне страшно. Скелтон - на ее стороне. А он контролирует службу безопасности и даже мою личную охрану, - закрыв глаза, бубнил Том.

- Ты ошибаешься, Том. И она ошибается. Скелтон ни на твоей, ни на ее стороне. Он - на своей стороне.

- Он - ее любовник!

- А ты - ее муж. Ну и что? Сейчас Скелтон трахает твою супругу, а через месяц прибежит подставлять тебе свою задницу. Вопрос в том, нужна ли тебе его задница.

- Ты знаешь, чья задница мне нужна, - с улыбкой проворковал Том, за что был награжден новым поцелуем.

Слова Кронберга были елеем для ушей Тома, который сейчас боялся своей супруги даже больше, чем обычно, и старался встречаться с ней как можно реже. Он даже переехал в загородный дом, тот самый, где устроил сцену ревности Матиасу. И, само собой, Матиас тоже поселился там. Элен оставалась в городском доме вместе с сыновьями - Джастином и Стивом.

В войне со своей супругой Том отправил Кронберга на передовую. По большому счету, отправлять на передовую Тому больше было некого. Он был королем на шахматной доске, а король - самая слабая фигура. Его супруга была ферзем, причем ферзем вражеским. А Кронберг стал для Тома пешкой, которой предстояло пройти в дамки и стать его личным ферзем. Если пешку, конечно, не сожрут по дороге.

А сожрать Матиаса очень хотели. Ему приходилось очень трудно. Прежде всего, Элен постаралась не допустить новоявленного помощника на 11-й этаж, где располагался ее кабинет, а также кабинет Тома. Секретари и ближайшие помощники располагались на этом же этаже, но Элен делала все, чтобы чертов Кронберг получил место на десятом этаже, где располагались «обычные» вице-президенты и весь их штат, а еще лучше – еще где-нибудь ниже. Эта попытка была пресечена Томом, который потребовал, чтобы Кронбергу выделили место в небольшом кабинете, выходившем в приемную президента корпорации. В этом небольшом кабинете уже располагался помощник Бреннана по оперативным вопросам Майк Дукакис (этнический грек с хитрыми глазками). Разумеется, появление в своем кабинете еще одного обитателя он воспринял без восторга, хотя и не подал виду. В целом же, появление нового помощника Кронберга вызвало нездоровый ажиотаж в штате секретарей и помощников на 11-м этаже.

Все уже знали, кем на самом деле является молодой красавчик, говоривший по-английски с сильным акцентом. Пристрастие босса к молодым людям ни для кого в офисе не было секретом, хотя об этом считалось небезопасным говорить вслух. И в том самом PR-департаменте, который теперь курировал Матиас, была специальная группа сотрудников, в задачу которой входило отслеживать и пресекать слухи, а главное – публикации в СМИ, касавшиеся похождений босса. Эта группа контролировалась и направлялась железной рукой Элен и, надо сказать, вполне справлялась со своей задачей. Все попытки желтой прессы подобраться к Тому Бреннану отражались уже на дальних подступах. В СМИ хорошо знали, что любая публикация на эту тему грозит не только многомиллионными исками, но потерями выгодных рекламодателей, благо связи в деловом мире у Бреннанов были отменными. И не только в деловом мире.

Появление Кронберга в качестве помощника босса раскололо на два лагеря секретарей, помощников и даже высший менеджмент корпорации. Раньше все было просто: рычаги управления находились в руках Элен Бреннан, а босс довольствовался исполнением церемониальных функций. С тем, что корпорацией фактически руководит Элен, все давно смирились, а кто не смирился, тот оказался за воротами. Но многие ее тайно ненавидели и ждали момента, когда Горгона, после смерти Бреннана-старшего захватившая власть в финансовой империи и теперь державшая ее в стальных тисках, наконец, споткнется. И теперь все очень быстро поняли: Горгона, наконец, споткнулась. Ситуация стала выходить из-под ее контроля. В мощной крепости появилась брешь. И эту брешь пробил 25-летний сопляк Кронберг.

С его появлением босс, прежде имевший репутацию ленивого сибарита и сластолюбца, озабоченного только амурными похождениями и красивой жизнью, неожиданно изменился. Он стал вникать в дела корпорации, и не просто вникать, а активно в них вмешиваться. Теперь он принимал решения, которые далеко не всегда совпадали с мнением его всесильной супруги, а порой прямо им противоречили. Нередкими стали случаи, когда Элен узнавала о том или ином важном решении постфактум, чего прежде и помыслить было невозможно.

Самым тревожным было даже не то, что Том Бреннан вдруг приобрел вкус к власти. Нет, его решения выглядели вполне разумными, обоснованными, но Элен видела, что в дальней перспективе они противоречат интересам корпорации. Гигантский корабль, прежде неторопливо и уверенно двигавшийся по извилистому, но проверенному фарватеру, вдруг пошел напрямик через акваторию, где неизбежно должен был напороться на подводные рифы. Элен отчаянно пыталась отвернуть штурвал, но в него вцепился ее муженек, подстрекаемый Кронбергом. Конечно, гигантская Brennan была выстроена более чем разумно и имела хорошую “защиту от дурака”. Но вот борьбы на капитанском мостике эта защита никак не предусматривала, а именно эта борьба и началась. Корабль Brennan вроде бы по-прежнему уверенно двигался вперед, но по корпусу начали пробегать почти незаметные вибрации, то и дело стали происходить пока незначительные сбои в механизмах, вызванные отчаянной борьбой за штурвал.

Красные лампочки тревоги уже начали мигать, но возжаждавший власти Том ничего не замечал. Элен же все замечала. Но оторвать мужа от штурвала оказалось не в ее силах. Муж выслушивал Элен со скептической и самодовольной улыбкой и говорил тоном, которого она прежде никогда от него не слышала:

- Я принял решение. Я сам в состоянии оценить его последствия. Твое дело – следовать моей стратегии.

Элен видела, что почти потеряла влияние на своего супруга. Хуже всего, что это видели и другие. Когда Элен попыталась сколотить коалицию из вице-президентов, руководителей ключевых департаментов и служб, то оказалось, что безоговорочно ее поддерживает лишь около трети высшего менеджмента Brennan и членов совета директоров. Еще треть колебалась, не обозначая четко свою позицию и выжидая, чья возьмет, чтобы вовремя присоединиться к победителю. Еще треть заняла откровенно враждебные Элен позиции.

Такая же ситуация была и на 11-м этаже – среди помощников и секретарей президента и первого вице-президента корпорации. Пусть это были всего лишь технические сотрудники, но их близость к «первым телам» зачастую играла бОльшую роль, чем позиция иного из вице-президентов. Обычная болезнь любой структуры власти, где личный телохранитель, стилист или массажист повелителя оказывается могущественней любого министра.

Словно болезнетворная бацилла проникла в прежде несокрушимый монолит Brennan Corporation, проникла в самый мозг корпорации и теперь незаметно, но неуклонно разъедала его изнутри. Элен хорошо знала имя этой бациллы: Кронберг. Это он, 25-летний сопляк, неожиданно приобрел мощное влияние на ее идиота-мужа, прежде озабоченного разве что подбором галстуков и запонок или подарками для очередного любовника. Теперь Кронберг, обосновавшийся рядом с Томом, мог часами не выходить из его кабинета. С ним Том обсуждал важнейшие решения, касавшиеся судьбы корпорации – с ним, с этим проходимцем, который, как это было точно установлено, был напрямую связан с конкурентами Brennan!

На все протесты и требования Элен следовал один и тот же ответ Тома:

- Я знаю, что делаю.

Элен не собиралась сдаваться. Она была уверена, что для возвращения всего на круги своя необходимо убрать Кронберга. И не видела иного способа кроме физического устранения смазливого мальчишки. Да, конечно, это было связано с риском. У Кронберга и впрямь был серьезный компромат на нее лично, Элен даже не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что самые сильные козыри проклятый авантюрист еще не раскрыл. И тем не менее она готова была пойти даже на такой риск.

Но и тут удача отвернулась от нее. Скелтон, прежде бывший послушным исполнителем самых деликатных ее поручений, в том числе и тех, за которые в США полагалось несколько пожизненных сроков, а то и смертная казнь, этот самый Скелтон теперь демонстрировал откровенное нежелание физически ликвидировать Кронберга. В принципе, его аргументы были разумны. Нельзя ликвидировать Кронберга, надо заставить его сначала выложить все карты, говорил Скелтон. Разъяренная Элен тут же напомнила ему, что он лично выбивал информацию из Кронберга, но почему-то безуспешно. Скелтон возражал, что он все-таки выбил из мальчишки довольно важную информацию о его связях с конкурентами Brennan. А то, что эта информация не возымела действия, так это целиком и полностью вина идиота Тома. И так далее.

Элен чувствовала себя все более неуверенно. Она привыкла стоять на вершине несокрушимой пирамиды, а теперь обнаружила себя на шаткой конструкции, которая в любой миг могла обрушиться и погрести ее под своими обломками.

Лобовые атаки на Кронберга потерпели неудачу. Элен понимала, что от нее требуется нестандартный ход. Она всегда отличалась умением находить такие решения, но в том, что касалось Кронберга, ум и воля мистическим образом ей отказывали. Проклятый мальчишка, пробравшийся на 11-й этаж корпорации, как назло все время попадался ей на глаза: в лифте, в коридорах, в кабинете ее мужа, в зале совещаний. Иногда она ощущала его взгляд у себя на затылке - взгляд, полный ненависти и жажды уничтожения. Кронберг как будто высасывал из нее жизненную энергию.

Между тем все усилия службы безопасности узнать больше об этом проходимце не приносили результата. Ничего существенного к истории о мутной родне Кронберга и непонятном происхождении его денег добавить не удалось. Тем более были непонятны причины его ненависти лично к Элен. Если бы мальчишка тупо хотел занять ее место подле мужа, это было бы понятно. Но ведь он ненавидел лично ее.

Элен понимала, что Кронберг как-то связан с ее российским прошлым. То, что он был любовником ее погибшего сына (если он, конечно, не лгал) - ее больно ужалило. Но это не объясняло ненависти Кронберга к ней самой. У нее все больше зрело подозрение, что этот Кронберг, возможно, имеет отношение к ее погибшему мужу Владимиру Вальковскому. Но какое? Любовником ее мужа Кронберг уж точно не мог быть. Ее покойный муж был откровенным гомофобом, к тому же Кронберг годился ему по возрасту в сыновья… В сыновья. А что, если Кронберг был сыном ее покойного муженька от какой-нибудь любовницы? Нет, внешне он совсем не был похож на ее первого супруга. Но это ничего не значило. Версию о Кронберге - сыне Владимира Вальковского - следовало проверить. Эта версия объясняла бы происхождение денег Кронберга. И мотивы его действий. Возможно, Кронберг уверен, что Вальковского взорвали по ее приказу. И теперь мстит…

По поручению Элен в российские детективные агентства был послан запрос. Но пришедший через некоторое время ответ разочаровывал: данных о том, что у покойного Владимира Вальковского имелись внебрачные дети, найти не удалось. Элен все же приказала и дальше копать в этом направлении, надеясь, что эта ниточка к чему-нибудь приведет…

Впрочем, была еще одна ниточка, которая вела к Кронбергу: Фелнер. Тот самый Фелнер… К которому так ревновал Кронберга Том. Элен требовала, чтобы вся перехваченная электронная переписка Кронберга и Фелнера направлялась ей лично. Но долгое время ухватиться было не за что. Да, Фелнер настойчиво предлагал Кронбергу снова встретиться. Однако Кронберг холодно отклонял просьбы.

До тех пор, пока не получил от Фелнера сообщение. “8 сентября я выступаю в Москве. Мне хочется, чтобы ты был там”. Ответом Кронберга было короткое “Нет”. Сразу поступило новое сообщение от Фелнера: “Я буду играть прелюдию памяти Антона».

Ответа на это сообщение так и не поступило. Ни положительного, ни отрицательного. Звериное чутье подсказало Элен: вот оно!

Но ей стало не по себе. Речь шла о ее погибшем сыне: Антоне Вальковском. Элен была чужда какой-либо мистики, но тут…

Похоже, ее погибший сын оказался уязвимым местом для всех троих: и для Фелнера, и для Кронберга… и для самой Элен.

***

Том остервенело вбивался в любовника, буквально шалея от его взгляда. Он любил вновь и вновь бороться с этим сильным жеребцом, так не похожим на его прежних сладких мальчиков. С Матиасом Том чувствовал себя мужчиной, который одерживает победу над другим мужчиной - молодым, сильным и опасным. Ни один из изнеженных юношей, до которых так охоч был Том, не мог дать ему этого упоительного чувства победы и власти. Том любил ощущать, как тело Матиаса начинает содрогаться. Его сводил с ума момент, когда пронизывающий, стальной взгляд любовника начинал стремительно расфокусироваться и серо-голубые глаза превращались в глубокие омуты, в которых было так сладко тонуть, изливаясь в горячее сильное тело.

- Мэт, Мэт, - шептал Том, падая на любовника. - Мэт, ты великолепен…

- Ты тоже, - слышался в ответ тихий шепот. - Ты тоже, Том.

- Я могу быть и с другими, но без тебя не могу…

- Ты со мной, Том. Со мной.

Том надолго замолчал в блаженной расслабленности, уткнувшись в плечо Матиаса. Тот тоже хранил молчание, обнимая любовника. Но взгляд его снова был отсутствующим, он думал о чем-то своем, а вовсе не о Томе.

- Ты все больше веришь в свои силы, - проговорил Матиас, как будто проводя с Томом сеанс гипноза. - Твоя власть растет с каждым днем. Понемногу, но неуклонно. Ты возвращаешь себе то, что у тебя когда-то отобрали. И скоро ты заберешь себе все.

Том чуть нахмурился.

- Эта ведьма все еще очень сильна, Мэт. Она по-прежнему сильнее меня. Ты это сам знаешь.

- Знаю. Но ты видишь, что ее власть слабеет. Она чувствует это и потому бесится. Ее надо держать в осаде, ее нервы должны быть напряжены до предела. Она уже совершает ошибки, Томми.

- Ты - настоящий дьявол, Мэт, - проговорил Том. - Знаешь, мне иногда бывает страшно рядом с тобой.

- Тебе нечего бояться, - на губах Матиаса появилась усмешка, которая в полумраке спальни действительно казалась зловещей. - Это она должна бояться.

- И все-таки, почему ты так ее ненавидишь? - задумчиво сказал Том. - Это ведь не только потому, что она тебе мешает. Есть что-то еще. Что-то, чего я не знаю.

- Томми, а тебе не все равно? - Матиас устремил на Тома взгляд, снова обретший стальной блеск. - Мы с тобой союзники, партнеры. Этого достаточно.

- Да, Мэт, не хотел бы я видеть тебя в своих противниках, - вздохнул Том. - Ты будешь опаснее моей дорогой супруги.

- Кстати, твоя дорогая супруга собирается лететь на переговоры в Москву, - Матиас приподнялся на локте. - У меня возникла идея полететь вместе с ней.

- С ней? - изумленно воззрился на него Том и рассмеялся. - Мэт, да вы же перегрызете друг другу глотки! Или, чего доброго уроните самолет где-нибудь над Атлантикой, устроив погром на борту!

- Ну и что? - пожал плечами Матиас. - Твоя цель будет достигнута. Нет, Том, я говорю серьезно. Повторяю, она должна все время находиться в напряжении. Она должна осознавать, что у нее больше нет свободы действий. Нет, я не буду вмешиваться в ее переговоры в Москве. Достаточно будет моего присутствия, я ведь для нее все равно что красная тряпка для быка.

- Она наотрез откажется лететь с тобой, - покачал головой Том.

- Не откажется, поверь. Ее отказ взять меня в поездку покажет всем, что она боится какого-то мальчишку. А этого великая и ужасная Горгона допустить никак не может. Поэтому она стиснет зубы, но возьмет меня. И уж поверь, - снова на губах Матиаса появилась зловещая ухмылка, - поверь, я не дам ей скучать.

- Хорошо, - сказал Том. - Пожалуй, это удачная идея. Ты полетишь в Москву.

***

В августовский воскресный день, когда Джорджия изнывала от невыносимой жары, красный кабриолет лихо притормозил возле “Макдональдса” на какой-то автозаправке, милях в пятидесяти к югу от Атланты. Из него выскочил русоволосый молодой человек в короткой белой майке, бейсболке козырьком назад и очень коротких джинсовых шортах, едва-едва прикрывающих его задницу. Глаза парня были закрыты зеркальными солнцезащитными очками. Пружинистой походкой он направился к дверям, белозубо улыбнулся девушке за прилавком, но не стал брать никакой еды, только стакан кока-колы.

- В такую жару есть невозможно, - небрежно бросил он, махнув рукой, на которой мерцало кольцо с черным камнем.

В “Макдональдсе” почти не было посетителей, но молодой человек направился не за свободный столик, а к столику, за которым сидел пожилой человек в очках.

- Добрый день, Маттиоли, - проговорил молодой человек, усаживаясь напротив.

- Рад видеть вас, Кронберг. Надеюсь, люди Скелтона вас не сопровождают?

- Не беспокойтесь. Они уверены, что я уехал на озеро Джульетт. Это где-то недалеко. Никогда там не бывал.

- И Бреннан вас спокойно отпустил? - с иронией спросил Маттиоли.

- У нас с ним свободные отношения, - бросил Кронберг. - Но вас это не касается, Маттиоли.

- Однако меня касаются ваши дела в Brennan. Вы поставляете не так много информации, как хотелось бы, Кронберг.

- Не хочу навлекать на себя лишние подозрения. Я и так в эпицентре войны и постоянно нахожусь под ударом.

- Тем не менее, мои клиенты…

- Я не работаю на ваших клиентов, Маттиоли, - резко оборвал его Кронберг. - И не беру у них деньги. Все идет вам. Так что вы не можете предъявлять мне претензий.

- Поймите, Кронберг, на меня давят!

- Варгасы?

- В том числе. А вы знаете, что они опасны. И их лучше не злить.

- Понимаю. Но я говорил, что не собираюсь сразу нажимать на ядерную кнопку. У меня другие планы.

- Но вы ведь планируете задействовать материалы, которые я передал вам в Потсдаме?

- Да, - глаз Кронберга нельзя было видеть за зеркальными стеклами темных очков, но Маттиоли готов был поклясться, что они сейчас сверкают ненавистью. - Я использую все это.

- Brennan кичится прозрачностью своего бизнеса, - задумчиво произнес Маттиоли. - Но эта лавочка взросла на кровавом бизнесе, который начал еще покойный Джо Бреннан. Он передал все нити управления своей невестке. Это понятно, ведь не Тому же это все было передавать.

- Том в курсе?

- Думаю, что лишь в самых общих чертах. Вы знаете его лучше меня. Этот неженка предпочитает не вникать в грязные подробности.

- Ему придется это сделать, - с жестокой усмешкой сказал Кронберг.

- А вы безжалостны к своему любовнику, Кронберг.

- Скорее, просто презираю его, - пожал плечами парень. - Избалованный тип, дожил почти до 50-ти лет, а остался истеричным, избалованным подростком, считающим, что весь мир создан для его удовольствия. И уж не мне его перевоспитывать. Впрочем, черт с ним. Маттиоли, ваши документы действительно убийственные, но общая картина…

- Она проста, - с улыбкой заметил итальянец. - Элен Бреннан руководит тайным бизнесом, формально никак не связанным с корпорацией. Точнее, отделенным от нее длинной и запутанной цепочкой подставных фирм. Это поставки алмазов из зон военных конфликтов в Сьерра-Леоне и Конго. Да, сейчас военные конфликты в этих странах притушены, но остаются зоны, до сих пор контролируемые повстанческими группировками. Под их контролем ведется добыча алмазов, которые затем перепродаются под видом ангольских и южноафриканских на рынках Европы. Часть денег, вырученных от продажи алмазов, идет на закупку оружия для тех же группировок, действующих как в Африке, так и на Ближнем Востоке. Кроме того, финансируются некоторые экстремистские группировки в Латинской Америке, которые позволяют Brennan оказывать давление на правительства этих стран с целью заключения выгодных контрактов. И во всем этом по уши увязла Элен Бреннан.

- Очень любезно с ее стороны, - заметил Кронберг. - Да, я примерно все так себе и представлял. Но, в конце концов, я специалист по английской литературе, а не финансист, поэтому разобраться мне было не так просто.

- Кстати, Кронберг, почему вы выбрали в качестве специальности английскую литературу, а занимаетесь финансовой аналитикой?

- Литература - мое призвание. А финансы - это моя месть, - с угрюмой усмешкой произнес Матиас.

========== ГЛАВА 9. ПРЕЛЮДИЯ ==========

ГЛАВА 9. ПРЕЛЮДИЯ

Москва, сентябрь 2015 года

Бизнес-джет снижался, готовясь к посадке в московском Внуково, вдали в иллюминаторе уже были видны кварталы огромного мегаполиса. Хотя сразу по прилету в Москву Элен предстояли напряженные переговоры, она на протяжении всего 12-часового перелета так и не смогла заснуть, потому что чувствовала на затылке взгляд Кронберга, который сидел в кресле через проход позади нее. Элен казалось, что он не отрывает от нее глаз. И сколько бы она ни убеждала себя, что это лишь самовнушение, все было бесполезно. Ей казалось, что взгляд серо-голубых глаз проникает в ее разум, сканирует самые потаенные мысли и чувства, которые она пыталась скрыть даже от самой себя.

На душе у Элен было черным-черно - так, как давно уже не было. Не только потому, что ей навязали в спутники Кронберга, и она не могла отказаться, иначе пошли бы пересуды о том, что она попросту боится мальчишки. Элен была мрачна еще и потому, что терпеть не могла летать в Россию и приезжала туда лишь в случае крайней необходимости. Как сейчас, когда политические отношения между Россией и Штатами ухудшились, как никогда раньше, и нужно было договариваться с российскими чиновниками, чтобы минимизировать риски для бизнеса Brennan.

Элен всегда стремилась забыть о том, что она русская. Ей никогда не хотелось навестить родные края, чтобы все, кто когда-то знал Ленку Ермолаеву, теперь увидели Элен Бреннан, ворочающую миллиардами и управляющую одной из гигантских транснациональных корпораций. Напротив, она все на свете отдала бы за то, чтобы вычеркнуть прошлое из памяти. Оно казалось ей черным, беспросветным, лишь чудом ей удалось из него вырваться, однако заплатила она за это слишком высокую цену, навсегда потеряв сына. И сейчас это прошлое преследовало ее ночными кошмарами и угрызениями совести. Конечно, совесть Элен обычно спала крепким сном, но изредка все же просыпалась, погружая ее в настоящий ад.

Кронберг как будто явился из этого кошмарного прошлого. Он утверждал, что был любовником ее погибшего сына, ее Антона! Элен передергивало от отвращения при этой мысли. Она твердила себе, что мерзавец нагло лжет, пытаясь забрызгать грязью память об Антоне. Но чутье подсказывало ей, что в словах Кронберга была какая-то правда. Что он действительно каким-то образом был связан с Антоном, ее сыном… Которого она всегда хотела забрать себе, но так и не забрала.

Элен проклинала своего бывшего мужа Владимира Вальковского. Он сделал все, чтобы она никогда больше не увидела Антона. Но в глубине души Елена испытывала тяжелое чувство вины. Да, она, мать, бросила сына. Она строила собственную жизнь, в которой ее первенцу не было места, что бы она там ни говорила. Да, она хотела забрать сына, но всегда были причины, которые мешали ей это сделать. Причем очень веские, непреодолимые. Ведь она строила карьеру и пробивала себе путь в обществе, где до сих пор была сильна ханжеская мораль, где она жила под прицелом сотен и тысяч завистливых глаз, без устали рыщущих в поисках хотя бы крохотного пятнышка на репутации Элен Бреннан, замужней женщины, матери двоих детей. И то, что она оставила своего сына, причем тогда, когда сама его жизнь была под угрозой, поставило бы крест на ее репутации, которую она создала адским трудом.

Впрочем, Элен опасалась не только за свою репутацию. Она боялась и за Антона, совсем не исключая, что семейство Бреннанов, во главе которого стоял безжалостный Джо, может предпринять что-то против ее сына, само существование которого бросало тень на репутацию семейства. К тому же Элен со временем стала обладательницей немалого куска семейного пирога Бреннанов, кстати, значительно увеличенного при ее непосредственном участии. И ее сын от первого брака мог в будущем претендовать на часть наследства. Том никогда об этом не заговаривал, ему вообще не было дела до того, что у его супруги был ребенок от первого брака. Да он и на собственных сыновей не обращал внимания, будучи занят исключительно своей драгоценной персоной. А вот старый Бреннан, его отец, несколько раз заговаривал об Антоне именно в контексте будущего наследования состояния Бреннанов. И Элен по своим каналам получала информацию о том, что старик давал юристам задание изучить вопрос: как можно предотвратить или хотя бы ограничить получение Антоном Вальковским в будущем части состояния Бреннанов. Элен опасалась, что старик Бреннан придет к самому простому и страшному решению: избавиться от Антона. Она хорошо знала своего тестя, именно он ввел ее в нелегальный бизнес кровавых алмазов, и ей хорошо было известно, на что он способен. Он, не колеблясь, отдал бы приказ убить мальчика, живущего в далекой России. Например, подстроить автокатастрофу, а ведь Антон погиб именно в автокатастрофе. Но дело было в том, что это случилось спустя полгода или даже год после смерти старика.

Проклятая автокатастрофа! Проклятый Вовка! Как он допустил, чтобы Антон сел за руль пьяным, да еще обкуренным! Да еще за руль “феррари” с его безумной мощностью! Да, конечно, Вовка потом заплатил за это. Он заслужил. Но сына не вернуть.

А теперь этот Кронберг… Он вызывал у Элен невольный страх, хотя ее мало что могло испугать. Ее саму все боялись, и она к этому привыкла. Но Кронберг, этот 25-летний сопляк, повел на нее откровенную атаку. Это было нелепо, глупо, все равно что с перочинным ножиком в руке идти в атаку на танк. И тем поразительнее было то, что атака неожиданно быстро стала приносить результаты. Положение Элен пошатнулось. Да, за Кронбергом, несомненно, кто-то стоял. Кто-то снабжал его материалами для шантажа. Это было неудивительно, Элен за годы ведения бизнеса, в том числе нелегального, связанного с кровавыми алмазами и поставками оружия, нажила много врагов. Но ее беспокоило и другое: она не могла понять, почему Кронберг ненавидит ее лично? Он ведь ее ненавидел и даже не считал нужным это скрывать. И причина была не в том, что Элен мешала ему полностью завладеть ее слабовольным мужем-дураком. Точнее, не только в этом. Было еще что-то. Но что?

Элен по-прежнему подозревала, что Кронберг имел отношение к Владимиру Вальковскому. Возможно, был его родственником или даже сыном от какой-нибудь любовницы. Потому что во втором браке у Владимира детей не было. По заданию Элен, российские сыскные агентства прошерстили всех родственников Вальковского, даже самых дальних, но никого, похожего на Кронберга, не нашли. Не было и данных о том, что Кронберг был сыном какой-нибудь любовницы ее бывшего мужа. Но эту версию нельзя было сбрасывать со счетов.

А, может быть, Кронберг был лично чем-то обязан Вальковскому? И теперь возомнил себя этаким графом Монте-Кристо, который хочет отомстить за гибель своего благодетеля? Елена, вообще-то, не отдавала приказа убить бывшего мужа. Другое дело, что она могла предотвратить его убийство… Но она слишком его ненавидела.

Проклятье, это всё Вовка! Воспитывал сына и довоспитывался: Антон вырос педиком. По нынешним временам это, конечно, не позор, а в Штатах так вообще нормально. Но все равно, для Элен мысль о том, что ее Антон спал с мужчинами, была отвратительна. И Кронберг… он не просто знал Антона, он лапал ее сына! Занимался с ним тем, о чем ей было омерзительно даже подумать! И… вот эта мысль была самой страшной для Элен: неужели именно Антон заразил Кронберга ненавистью к ней? Да, она была в курсе, что отец упорно прививал сыну неприязнь к матери, не уставая повторять, что она бросила его на произвол судьбы. Элен сознавала, что это, увы, правда, и мысленно не раз просила у сына прощения. Но мысль о том, что мальчик в конце концов возненавидел ее, была для Элен непереносима. А Кронберг был как будто живым воплощением этой ненависти. И только эта ненависть и осталась от погибшего Антона.

За все время полета из Атланты в Москву Элен не раз испытывала искушение подойти к Кронбергу и решительно все выяснить. Будь на месте Кронберга кто-то другой, она бы так и поступила. Но с Кронбергом это не работало: он был непробиваем. Даже пытка, пусть и легкая, не помогла. И Элен, стиснув зубы, терпела сверлящий взгляд серо-голубых глаз.

И в самолете, и по прибытии в Москву она старалась игнорировать Кронберга, делая вид, что его просто нет. Но игнорировать проклятого проходимца оказалось невозможно. Он то и дело нагло вмешивался в тяжелые переговоры, которые Элен вела в Москве. Разумеется, он присутствовал не на всех встречах, но использовал любую возможность, чтобы ставить Элен палки в колеса, унизить ее в глазах российских партнеров.

Позиции российских чиновников и фактически подконтрольных им IT-компаний в последнее время резко ужесточились. Иностранное присутствие в российских IT-компаниях на словах поощрялось, а на деле иностранцев выдавливали. Элен вообще считала, что Brennan следует свернуть свою работу на российском рынке. По ее мнению, возникавшие из-за нараставших сложностей в отношениях России и США проблемы не стоили той прибыли, которую Brennan получала в России. Но эта позиция Элен не разделялась большинством в совете директоров корпорации. А хуже всего было то, что Том Бреннан, несомненно под влиянием все того же Кронберга, тоже стал выступать за то, чтобы договориться с русскими и не покидать российский рынок.

И теперь, в ходе переговоров, когда Элен пыталась давить на российских чиновников, подчеркивая, что Brennan легко может уйти из России, сидевший на самом краю стола Кронберг со сладкой улыбкой, полной яда, нагло подавал голос и заявлял, что уполномочен донести до уважаемых участников переговоров позицию президента корпорации мистера Бреннана, согласно которой корпорация крайне заинтересована в продолжении сотрудничества с российской стороной и готова обсудить возможные варианты… И так далее в том же духе.

Вся тщательно выстроенная Элен линия переговоров из-за этих заявлений Кронберга летела к чертям. Более того, она оказывалась в странном, двусмысленном положении: если ее позиция не отражает позицию президента корпорации, то кого, собственно, она на этих переговорах представляет? Элен еле сдерживалась, чтобы прилюдно не вцепиться Кронбергу в холеную, наглую физиономию. Лишь нечеловеческими усилиями ей удавалось сохранять хладнокровие.

Впрочем, Элен не была бы собой, если бы не попыталась извлечь выгоду даже из самой невыгодной ситуации. Раз уж Кронберг прибыл в Москву, то следовало воспользоваться случаем и постараться отследить его российские контакты. Они могли дать какую-то ниточку в мутное прошлое Матиаса Кронберга, который прежде звался Андреем Кронбергом, а еще раньше носил фамилию Симаков. Элен, конечно, не обольщалась, она давно убедилась, что Кронберг дьявольски хитер и умеет прятать концы в воду. Но именно поэтому нельзя было упускать ни одной возможности разузнать о нем хоть что-то.

Скелтон не сопровождал Элен в Москву, он должен был присоединиться к ней позднее. Тем не менее, согласно утвержденной схеме, донесения службы безопасности о действиях Кронберга поступали сначала ему, а затем он их уже пересылал Элен.

- Какого черта? - заявила Элен старшему группы своей охраны Йенсену. - Вы - бюрократы хуже российских! Пока я нахожусь в Москве, сразу дублируйте мне файлы, которые отсылаете Скелтону!Я хочу, чтобы мне немедленно сообщали обо всем, что делает Кронберг!

Она уже жалела о принятом сгоряча решении поселить Кронберга в другом отеле. Если Элен и все ее помощники поселились в “Балчуг Кемпински” напротив Кремля, то Кронберга поселили в Grand Marriott, в отдалении, на Тверской. Это была маленькая месть, от которой Элен не могла удержаться. Но теперь ее охватило странное беспокойство: а что если Кронберг воспользуется тем, что оказался один? Это была, конечно, чушь: за Кронбергом следила служба безопасности, о каждом его шаге ей докладывали. Элен с досадой думала, что из-за Кронберга у нее уже началась паранойя, но никак не могла справиться с беспокойством.

Между тем переговоры в Москве шли все труднее, в том числе из-за закулисных происков Кронберга. Было ясно, что прежняя стратегия глобальной экспансии Brennan на российский рынок полетела ко всем чертям. Теперь речь шла лишь об ограниченном присутствии в качестве самостоятельного игрока, либо о миноритарной доле в пакете акций нескольких российских IT-компаний. Оба варианта имели как плюсы, так и минусы. Сама Элен с удовольствием послала бы всех этих российских партнеров ко всем чертям и улетела бы немедленно, но в совете директоров Brennan ее бы просто не поняли. А учитывая, что благодаря изощренным интригам Кронберга, ее позиции и без того пошатнулись и восстановить их теперь было совсем непросто, Элен была обязана привезти из Москвы результат, который не дал бы козырей ее противникам в совете директоров.

Она упорно добивалась получения блокирующего пакета акций в NFix – российской компании, одного из лидеров интернет-технологий в России. Однако Элен давали понять, что хотя NFix и негосударственная компания, но должна учитывать пожелания, исходящие «из-за реки». Представители компании при этом бросали выразительные взгляды в окно, где за Москва-рекой высились кремлевские башни. И Элен понимала, что решение придется искать именно в этих башнях. У нее там были связи. Предстояло воспользоваться ими. А это означало задержаться в ненавистной Элен Москве еще на несколько дней.

Гендиректор NFix Космынин любезно предложил миссис Бреннан культурную программу. У Элен не было настроения, но, в конце концов, надо было чем-то скрашивать осенние вечера, раз уж она застряла в российской столице. Ей предложили посетить концерт в Московской консерватории. Элен не любила и не понимала классическую музыку, но ей приходилось посещать концерты классики, дабы поддерживать образ культурной, образованной женщины, к тому же попечительницы чуть ли не десятка музыкальных коллективов. Благодаря этому, она научилась хотя бы не засыпать на концертах.

Элен согласилась посетить Большой зал консерватории, даже не поинтересовавшись, кто именно и что именно будет играть.

Но судьба и тут преподнесла ей сюрприз. Оказавшись в фойе консерватории в компании Космынина, благоухавшего целым букетом дорогого парфюма, она взяла в руки программку, рассеянно взглянула на нее и вздрогнула. Потому что взгляд ее упал на слова: «Андреас Фелнер. Прелюдия памяти Антона Вальковского». А когда подняла глаза, то окаменела: прямо на нее смотрели стальные глаза Кронберга. Он был здесь.

***

Андреас Фелнер сидел в кресле в номере московского Intercontinental. Перед выступлением ему требовалось хотя бы час побыть в полной тишине. Он нуждался в тишине как в воздухе, без этого его игра была отвратительной. Во всяком случае, так казалось Андреасу. Его директор Эгон Кренц совершенно не разделял этой точки зрения и ворчал, что все это просто блажь капризного, изнеженного музыканта и что публика с восторгом принимает выступления Фелнера вне зависимости от того, был ли у него этот “час” или нет. Но, тем не менее, делал все, чтобы “час тишины” у Андреаса был: составлял нужным образом расписание и следил, чтобы в этот час его подопечного никто не беспокоил. Однако на этот раз, хотя “час тишины” был обеспечен, никакой тишины в душе Андреаса не было. Ему предстояло играть прелюдию собственного сочинения. Прелюдию памяти Антона Вальковского. Второй раз в жизни. В первый раз эта прелюдия тоже исполнялась в Москве и все в том же Большом зале консерватории. И сейчас воспоминания просто рвали душу Андреаса, и он был не уверен, что сможет играть эту короткую вещь.

Он сочинил прелюдию после известия о гибели Антона. Узнал он о смерти возлюбленного далеко не сразу. Антон перестал выходить на связь. Не отвечал ни на телефонные звонки, ни на электронные сообщения, ни на вызовы по скайпу. У Андреаса был гастрольный тур, который он никак не мог прервать. Общих с Антоном знакомых в России у него не было, некого было попросить разузнать, куда пропал его возлюбленный. Андреас не знал, что предпринять, он сходил с ума от неизвестности. И тогда на помощь пришел все тот же Кренц. Точнее, вломился, в присущем ему напористом стиле. Кренц видел, что с его подопечным творится неладное, что тот не находит себе места от непонятной тревоги, но отказывается что-либо говорить. Кренц в буквальном смысле припер хрупкого Андреаса к стенке и вытряс из него правду. Собственно, именно тогда Андреас и признался директору, что влюблен, причем вовсе не в девушку, а в русского парня. На Кренца этот факт не произвел никакого впечатления, за долгие годы вращения в артистических кругах Европы его трудно было чем-то удивить. Он твердо пообещал Андреасу разузнать, куда пропал его русский возлюбленный, и сдержал обещание. Вот только не сразу. Уже много позже Кренц признался Андреасу, что сумел узнать о гибели Антона Вальковского, сына крупного русского бизнесмена, всего за несколько часов, сделав пару звонков нужным людям в Москву. Но сообщил он это Андреасу только по окончании гастролей, когда самолет, доставивший их из Токио, приземлился в Вене. Антон к тому времени был мертв почти месяц.

Это был миг, когда Андреас понял, что для него все кончено. Навсегда. Как будто весь мир погрузился во тьму и навсегда наступила ночь. Антон, с которым он встречался лишь изредка и с которым всего лишь целовался, как-то незаметно стал для Андреаса смыслом жизни. Так незаметно, что Андреас этого сразу и не понял. И понял лишь тогда, когда узнал, что Антона больше нет.

Оказалось, что музыка, игра на фортепиано имели смысл только потому, что Андреас любил Антона. Антон был для него воздухом, а музыка - ярким факелом. Но без воздуха факел не может гореть. В руках Андреаса осталась лишь обугленная головешка. И сам он не мог дышать.

Тогда, в венском аэропорту, он не рыдал - нечем было рыдать. Он даже почти ничего не говорил Кренцу, крепко державшему его за руку. Сказал лишь, что не поедет из аэропорта домой, а вылетит в Москву первым же рейсом. Кренц пытался его отговорить, но Андреас не реагировал на его слова. Тогда Кренц, чертыхнувшись, решительно заявил, что не отпустит Андреаса одного и полетит с ним. И это не обсуждается. Он буквально поволок впавшего в ступор Андреаса покупать билет. В тот же вечер они были в Москве. Кренц не отходил от Андреаса ни на шаг. В тот момент он фактически заменил Андреасу отца (родители Андреаса давно жили в разводе, у них были новые семьи, и они не слишком интересовались жизнью сына, хотя и не забывали при каждом удобном случае упомянуть, что “тот самый Фелнер” - именно их сын).

Если бы не Кренц, Андреас вообще не знал бы, что делать. Он решил лететь в Москву, повинуясь первому порыву. Но что бы он делал в Москве, зная по-русски лишь несколько фраз? Как искал бы могилу Антона? Кренц все взял в свои руки уже в венском аэропорту. Покупая билеты на первый же рейс (пришлось лететь с короткой стыковкой в Минске), Кренц одновременно висел на трубке, бронируя отель, созваниваясь со своими деловыми партнерами и еще кем-то в Москве. Они еще сидели в зале вылета, а Кренц уже знал: Антон Вальковский похоронен на Домодедовском кладбище к югу от Москвы. Андреасу название кладбища, конечно, ни о чем не говорило. Ему вообще это было неважно, в висок ему хищной птицей билась только одна мысль: Антона, его Антона больше нет! Но Кренц, если уж за что-то брался, то выяснял все до мелочей. Он умел вытрясать из людей и то, что они знают, и даже то, что они не знают. Недаром у него было прозвище “Штази” (так именовалась спецслужба Восточной Германии, не уступавшая мрачной славой советскому КГБ). В общем, Кренц быстро выяснил, что Антон погиб, врезавшись на отцовском “феррари” в дерево на скорости около 200 км/час. В крови у него обнаружили огромное количество алкоголя и наркотиков. Похоронили его на Домодедовском кладбище - самом обычном кладбище, несмотря на то, что отец парня был российским олигархом и вполне мог похоронить сына в куда более престижном месте.

Поздно ночью Андреас и Кренц были уже в Москве, а утром заказанный Кренцом автомобиль доставил их на кладбище. Для Андреаса происходящее было как в тумане, он все делал на автомате, молча повинуясь приказам Кренца: попить, поесть, принять душ, лечь спать, проснуться, надеть вот это. Кренц не лез к нему с утешениями, не требовал от него прийти в себя. Он просто был рядом и взял на себя все заботы.

На кладбище Андреас увидел небольшой могильный памятник. С памятника на него смотрел Антон. Как живой. Родной, любимый, единственный! Антон вовсе не был красавцем, он был из тех, кого называют симпатичными, не более. У него от природы было очень живое лицо, на котором всегда отражались мельчайшие перемены настроения. Открытый, доверчивый взгляд светлых круглых глаз, чуть курносый нос, пухловатые губы, светлые волосы… Для Андреаса он был прекрасней всех. Точнее, никого другого для Андреаса просто не существовало.

Был солнечный осенний, холодный день, и воздух был пронзительно прозрачен. Туман в сознании Андреаса рассеялся, наступила ясность. Ясность, в которой не было ни будущего, ни надежды. В которой не было Антона.

Андреас вдруг задохнулся. Рыдания, которых прежде не было, поступили к горлу. Андреас их отчаянно давил. Ему казалось, что если он зарыдает, то исчезнет все, даже лицо Антона, смотревшее прямо на него. Андреас сжимал кулаки, из его груди вырывались хрипы и рычание, словно там догорало и обугливалось все, что прежде горело ярким огнем. Кренц обеспокоенно взглянул на него и обнял, гладя по голове как маленького ребенка. Андреас не зарыдал. Только слезы покатились по щекам. Он кивнул Кренцу и чуть отстранился. С этой секунды в нем как будто все умерло. Не осталось ничего, кроме Антона, смотревшего на него с могильного памятника.

И в этот момент Андреас заметил высокую, хорошо одетую женщину, тоже стоявшую возле могилы Антона. Поблизости рассредоточились несколько высоких мужчин в темных костюмах, в которых за километр можно было узнать секьюрити. Женщина обернулась, посмотрев прямо на Андреаса, и тот вздрогнул: она внешне была очень похожа на Антона. Только черты лица у Антона были мягче, добрее, а у этой женщины был жуткий взгляд. Его нельзя было назвать злым, но в нем было нечто страшное, гипнотизирующее, как будто заставляющее застыть на месте. Андреасу стало не по себе. Женщина медленным шагом направилась к ним с Кренцем, и Андреасу казалось, что это приближается мифическое чудовище, от которого невозможно убежать.

- Андреас Фелнер? - произнесла она, скорее утвердительно, нежели вопросительно.

Под ее тяжелым взглядом Андреас мог только кивнуть.

- Я - Элен Бреннан, мать Антона. Мне известно, что Антон дружил с вами. Мне показывали фотографии, где вы вдвоем с моим сыном, - проговорила она, продолжая гипнотизировать Андреаса взглядом.

Андреас молчал. Он не мог вымолвить ни слова. Но в его мозгу прозвучал сигнал тревоги. Антон почти не говорил о своих родителях. Но Андреас помнил его слова: “Отец держит меня в ежовых рукавицах, мачеха делает из меня игрушку с бантиками. А мать… мать меня бросила. Раньше я думал, что она вернется, я ждал ее, а оказалось, что я для нее - только помеха. И она хочет от меня избавиться”. Антон несколько раз упоминал о матери: скупо, но всякий раз с горечью, болью, обидой. И вот теперь эта мать стояла перед Андреасом, и он стыл под ее холодным взглядом. “Хорошо, что Антон рос не с ней! Во что бы он превратился?” - вот что Андреас тогда подумал.

В разговор немедленно вступил Кренц, который не был бы Кренцем, если бы не воспользовался случаем лично познакомиться с великой и ужасной Элен Бреннан, которая рулила в том числе благотворительным фондом, спонсирующим молодых музыкантов. Наверное, Кренц тогда снова спас Андреаса на сей раз от превращения в камень под взглядом Горгоны. Он умудрился отвлечь ее внимание и даже разговорить.

- Я уже второй раз здесь, на кладбище, - мрачно произнесла тогда Горгона. - У меня отнял сына мой бывший муж. И он за это заплатит. Я ему это прямо сказала.

От этих слов веяло преисподней.

- Мразь! - продолжала Горгона, как будто говоря сама с собой и, видимо, адресуя эти слова бывшему мужу. - Он даже памятник родному сыну поставил наспех. Позорище.

Кренц крепко сжал руку Андреаса, словно приказывая ему не вступать в разговор с чудовищем. Да Андреас и не смог бы. Присутствие этой женщины давило на него словно тяжелый камень. И оно же странным образом, если и не вернуло Андреаса к жизни, то, во всяком случае, не подпустило к нему мысли о смерти. Смерть отныне ассоциировалась у Андреаса с царством Горгоны - холодным и страшным. И ему казалось, что лишь в его памяти Антон сможет найти убежище от чудовища, именующего себя его матерью. Антон не умер - просто теперь он жил в памяти Андреаса, где его не под силу было достать ни одному чудовищу на свете. Антон будет жить, пока жив Андреас.

Буквально в тот же вечер, в номере московского отеля, Андреас набросал ноты прелюдии. Это был портрет Антона. То самое лицо, смотревшее на него с надгробного памятника. Только в звучании фортепиано. У Андреаса была уверенность, что этот портрет и впрямь лишь прелюдия. Что вскоре он сумеет создать нечто значительное. Сочинение, где Антон жил бы в каждой ноте. Не только его внешний портрет, но и внутренний: его душа, его сердце. Но странное дело: Антон как будто ускользал от Андреаса. Тот упорно пытался воплотить образ своего возлюбленного в музыке, и, казалось, что это неплохо получается, но всякий раз Андреас уничтожал написанное. Он чувствовал: все это неправда. Красивая картинка, в которой нет правды. Нет его Антона.

Он впервые исполнил прелюдию памяти Антона три месяца спустя, все в том же зале Московской консерватории, где давал сольный концерт. Публика приняла ее неплохо, но понятно, что это маленькое сочинение вряд ли кого-то глубоко впечатлило. Имя Антона, которому была посвящена прелюдия, уж точно ничего не говорило консерваторской публике. Да и Бетховен, Брамс и Моцарт, которых Андреас играл на том же концерте, были публике куда интереснее.

Андреас с тех пор не исполнял ту прелюдию. И думал, что никогда больше не будет играть ее со сцены. Но все изменилось с появлением в его жизни Матиаса Кронберга. Странным образом этот человек сразу же ворвался туда, куда, как думал Андреас, вход был всем заказан - в память об Антоне. Нет, он не пытался ее стереть, но как будто все вывернул наизнанку. Кронберг был первым человеком из плоти и крови, к которому Андреас испытывал не просто физиологическое влечение, но нечто большее, гораздо большее. И эта внезапно вспыхнувшая привязанность (Андреас боялся произнести слово “любовь” даже мысленно), пугала Андреаса. Ему стало страшно за своего прекрасного призрака, он не хотел, чтобы любовь к Антону ушла. И новое исполнение той давней прелюдии, причем в том же самом зале, было для него подтверждением того, что все остается по-прежнему: Антон, прекрасный и светлый, живет в его памяти. И Андреасу было важно, чтобы и Кронберг услышал это и понял. Чтобы он присутствовал при исполнении этой прелюдии. Но Кронберг так и не ответил на его просьбу. И Андреас понимал, что вряд ли тот решит пересечь Атлантику лишь ради того, чтобы побывать на его концерте.

Когда же Андреас, совершенно не успокоенный, а измотанный “часом тишины” вышел на сцену, то вдруг ощутил могильный холод. Зал был полон зрителей, но Андреас сразу почувствовал на себе ее взгляд.

Горгона была здесь. В зале. Андреас понял, что не может играть.

***

Он стоял на сцене, не в силах пошевелиться. Тот самый взгляд, взгляд Горгоны, буквально пригвоздил его к месту. Уже отзвучали сдержанные аплодисменты, пора было сесть за рояль, но Андреас не мог сдвинуться с места. Тело налилось свинцом, руки приросли к туловищу. Андреас не видел ничего, кроме глаз Горгоны. Это была катастрофа.

Но тут краем глаза он уловил движение в зале. В воздух поднялась чья-то рука и помахала ему. Андреас автоматически скосил взгляд и увидел Кронберга: тот сидел и насмешливо улыбался. Точнее, по своему обыкновению, ухмылялся – одними губами. Но эта ухмылка вдруг растопила лед, сковавший Андреаса. Она как будто рассеяла чары Горгоны, свинцовая тяжесть сменилась парящей легкостью. Андреас сел за фортепиано, прикоснулся к клавишам и услышал звуки собственной игры. Это было очень странно: как будто не он, а кто-то другой сейчас играл его собственную прелюдию. А он, Андреас, был всего лишь слушателем. И он чувствовал, что портрет Антона в его памяти как будто ожил, словно это сам Антон сейчас играл посвященную ему прелюдию, а Андреас следил за переливами мелодий, полными светлой грусти, и понимал, что всё – до последней ноты в ней правда. Что бы там ни говорил ему об Антоне Кронберг.

Прелюдию публика снова приняла хорошо. Сдержанно-доброжелательно. Так обычно принимают первую вещь на концерте. Затем была короткая пауза, когда на сцене рассаживались оркестранты. Андреасу предстояло играть Второй концерт для фортепиано с оркестром Брамса. Это была основная часть его выступления. Но для него самая важная часть была уже сыграна. Для одного слушателя. Для того, кто должен был эту вещь услышать.

Брамса Андреас играл легко и свободно, и публика наградила его если и не овациями, то очень продолжительными аплодисментами. На бис он сыграл пару прелюдий Шопена, а когда его вызвали в третий раз – то снова сыграл свою прелюдию. Ту самую.

В перерыве Андреас выглянул из служебных помещений в фойе. Он надеялся увидеть Матиаса. Но вместо них на него черной тенью надвинулась Горгона.

- Спасибо, - проговорила она, глядя на него своим тяжелым взглядом. – Большое спасибо вам, Фелнер.

Она больше ничего не сказала. Не дожидаясь ответа Андреаса, повернулась и пошла по фойе в компании какого-то типа, от которого за версту несло большими деньгами и самодовольством. Андреас огляделся. Кронберга нигде не было. К Андреасу подошли зрители за автографами. Сначала какая-то девушка, затем, как водится, выстроилась очередь. Это было приятно, но Андреас все высматривал Кронберга. А его не было.

Уже прозвенел звонок на второе отделение, в котором Андреас не участвовал. Он решил отправиться в отель. Он мог бы доехать на выделенной ему машине, но предпочел пройти пешком. Эту часть Москвы он знал довольно хорошо.

Уже стемнело, горели фонари, сверкали огни витрин, Большая Никитская была оживленной и многолюдной. Андреас дошел до Никитских ворот и свернул на Тверской бульвар, по которому туда-сюда двигались беззаботные компании и парочки влюбленных. Андреас вспоминал, как они бродили здесь с Антоном. И ему казалось, что Антон жив, что он идет рядом, и он, Андреас, сейчас услышит его такой веселый, заразительный смех…

- Ну, здравствуй, - услышал Андреас.

Он обернулся и вздрогнул, увидев рядом ухмыляющегося Кронберга.

- А ты, смотрю, неплохо ориентируешься в Москве, - заметил Кронберг.

- Ты пришел. Спасибо, - проговорил Андреас, чуть смущенно улыбнувшись.- Я был почти уверен, что ты не приедешь. Ты же был в Атланте…

- Так совпало, что мне как раз пришлось лететь в Москву, - пожал плечами Матиас.

- И… как тебе… моя прелюдия?

Ухмылка сошла с губ Матиаса. Его лицо стало безжизненным, словно на Андреаса смотрела кукла. Очень красивая, но неживая.

- Ты видел его таким. Для меня он был совсем другим. Мы с тобой уже говорили об этом, - бесстрастно произнес Матиас.

- Да, - кивнул Андреас. – Мы с тобой как будто о разных людях говорили.

- Прости, - неожиданно мягко произнес Матиас. – Просто мне иногда не по себе, что ты говоришь о покойнике так, как будто он жив.

- Я хочу снова съездить к нему на могилу, - сказал Андреас.

- А я хочу провести эту ночь с тобой, - решительно произнес Матиас.

***

Они были вместе в номере Intercontinental на Тверской, всего в минуте ходьбы от отеля, в котором поселили Матиаса. Кронберг знал, что за ним следят люди из службы безопасности Brennan, но был уверен, что информация о его свидании с Андреасом не попадет к Тому Бреннану. Скелтон заблокирует ее. Он теперь сам зависит от Матиаса и заинтересован в нем.

Они уже были раздеты, глаза Матиаса горели, но их огонь растворялся в темной бездне глаз Андреаса. Матиас был охвачен желанием и не скрывал этого, но Андреас смотрел на него, не двигаясь, просто положил руки ему на плечи.

- Я хочу принадлежать тебе, - голос Матиаса звучал и требовательно, и в то же время умоляюще. – Возьми меня. Меня! Именно меня!

Андреас молчал, продолжая смотреть Матиасу в глаза. Тот медленно опустился на колени, не отводя глаз от Андреаса, осторожно взял его член и прикоснулся к нему губами, а затем медленно-медленно, с каким-то благоговением стал брать все глубже и глубже. Матиас проделывал это с Андреасом уже второй раз, и снова тому казалось, что для Кронберга это не просто способ доставить удовольствие партнеру и даже не способ самому получить удовольствие. Дело было не в технике. У Андреаса бывали партнеры, гораздо более изощренно проделывавшие минет, нежели Матиас. Но в том, как это делал Матиас, было нечто удивительно интимное, даже трогательно-робкое. Не потому что Матиас не умел это делать (было ясно, что с этим у него все в порядке), а потому что сам этот акт значил для него нечто большее, чем просто секс. Он время от времени поднимал глаза на Андреаса и в них, обычно стальных, пронзительных, читалась удивительная нежность и даже восторг, как будто его допустили к тому, о чем он и мечтать не мог.

И если это была всего лишь игра опытной шлюхи, то следовало признать, что Кронберг был гениальным актером. Не верить ему в этот момент было просто невозможно. Андреас чувствовал, как Матиас завладевает им. Это сводило Андреаса с ума и одновременно страшило, как будто ему предлагали нырнуть в глубокий омут, где он уснет на дне вечным сном. Этот сон обещал быть удивительно сладким, но Андреас сопротивлялся собственному желанию, которое росло в нем с каждым мигом, с каждым нежным прикосновением губ Матиаса. Он боялся, что там, в этом прекрасном сне, не будет Антона.

А Матиас тем временем поднялся и увлек Андреаса на кровать, оказавшись под ним, сложив руки и ноги замком у него за спиной и по-прежнему глядя ему в глаза, теперь уже с каким-то отчаянием. Он до боли впился ногтями в спину Андреаса и стиснул зубы, прижимая его к себе.

- Не отпущу, - выдохнул Матиас. – Я не отпущу тебя ни за что!

Его глаза горели даже в полумраке. И если в прошлый раз Андреасу казалось, что Матиас и Антон как-то уживаются в его сознании, то теперь он чувствовал, что Матиас пытается изгнать Антона из его памяти, сжечь его образ, превратить в пепел.

В Андреасе все восстало против этого. Он никому не позволит вторгаться в свою душу, никому не позволит забрать у него Антона! Андреас зарычал, приподнялся над Кронбергом. Теперь тот казался ему коварной тварью. Да, прекрасной внешне, но внутри – хищной и безжалостной. Готовой уничтожить всех на своем пути. Ему захотелось загнать эту тварь в ее логово, чтобы она сидела там и никуда не выползала.

Он резко развел ноги Кронберга. Тот сопротивлялся, и Андреас чувствовал, как напрягаются мускулы на стройных, сильных бедрах, видел, как напрягся сильный пресс, на котором обозначились кубики и косые мышцы, как сузились серо-голубые глаза, став злыми как у вора, пойманного с поличным.

Кронберг был крупнее и физически сильнее Андреаса, хотя тот, под одеждой выглядевший хрупким и изящным, на самом деле обладал гибким и мускулистым телом, а его тонкие музыкальные пальцы, казавшиеся изнеженными и не терпевшими грубого обращения, при необходимости становились стальными. И это сейчас почувствовал на себе Кронберг, в горло которому вцепился Андреас и буквально сдавил его в стальных тисках.

Матиас захрипел, на его лице отразилась мука, но сквозь нее снова пробивался какой-то пугающий восторг – восторг безумца, смотрящего в лицо смерти. Он не был покорен, он снова бросал вызов Андреасу, вызов в борьбе за место в его сердце, в его душе, где он хотел царствовать безраздельно.

Андреас рывком притянул к себе Матиаса и стал раскатывать презерватив, но тот, воспользовавшись этим, попытался увернуться. Между ними закипела нешуточная борьба, совсем не походившая на ту имитацию, в которую Матиас играл с Томом. Впрочем, как знать.

Наконец, Андреас снова раздвинул ноги Матиаса и буквально засадил член ему внутрь. Матиас испустил гортанный крик, выгнулся, но его красивое лицо даже сейчас оставалось странно неподвижным, только рот, сначала открывшийся в крике, снова закрылся, а губы сжались. Глаза по-прежнему были устремлены на Андреаса, в них была и боль, и страсть, и что-то еще… Да, это снова была мольба. Но не пошлая мольба, выражающаяся двумя словами «трахни меня», а нечто более глубокое, потаенное, что теперь вырывалось из глубин мутной души Кронберга.

Андреас принялся вбиваться в Матиаса безо всякой смазки. Никогда прежде он так не поступал ни с одним из своих партнеров. Для Андреаса секс, даже со случайными партнерами, был немыслим без осторожности и нежности. Но сейчас он как будто слетел с катушек. Потому что с Матиасом иначе было невозможно. Секс, начинавшийся так нежно, трогательно, интимно, теперь перерос в жесткий, даже жестокий трах. Как будто хищник, таившийся в Кронберге, неожиданно проник в душу Андреаса.

Но он не собирался уступать этому хищнику. Он не желал, чтобы этот хищник уничтожил в его душе самое дорогое и трепетное. И потому Андреас внезапно остановился, замер, глядя на Кронберга с улыбкой. Тот посмотрел на Андреаса почти с изумлением, не понимая, с чем связана эта внезапная остановка, ведь только что Андреас был уже на грани безумия, и было ясно, что он вот-вот кончит.

Но вместо этого Андреас вдруг склонился над членом Матиаса и осторожно, нежно взял его в рот. Матиас ахнул, его взгляд расфокусировался, он откинулся на подушку и захлопал глазами как человек, которого застали врасплох. Он приподнял голову, словно не веря своим глазам, а затем снова откинулся на подушку, его тело содрогалось. Он тихонько стонал, а Андреас все глубже и глубже заглатывал, одновременно лаская ягодицы Матиаса.

- Ты ведь любишь меня, правда? – вдруг произнес Матиас голосом испуганного ребенка. – Ты ведь любишь именно меня, а не… его?

Андреас вздрогнул, поднял глаза на Матиаса, но не вынул его член изо рта.

- Меня… меня… пожалуйста, люби меня! Меня! – вскрикивал Матиас, по телу которого пробежала сладкая дрожь, он выгнулся, глаза закатились, и Андреас почувствовал во рту горячую, солоноватую, вязкую жидкость.

- Меня… меня… люби меня… - продолжал шептать Матиас, содрогаясь от оргазма умоляюще и понемногу затихая.

Андреас провел рукой по упругому, крепкому животу любовника и буквально несколькими рывками довел себя до оргазма, его сперма стала выплескиваться на покрытое ровным загаром гладкое тело Матиаса.

- Я люблю тебя, - чуть слышно прошептал он. – Но он – будет со мной.

***

А в «Балчуге» Элен читала донесение Йенсена: Кронберг после концерта в консерватории встретился с Фелнером и провел ночь вместе с ним в номере Intercontinental.

На ее лице появилась довольная, мстительная улыбка.

- Попался, - пробормотала она.

Скелтон должен переправить файлы службы безопасности Тому. А тот придет в ярость, ибо, по ведомым лишь ему одному причинам, ревнует Кронберга к этому австрийскому пианисту, хотя к другим похождениям своего любовника относится вполне спокойно.

Фелнер – уязвимое место Кронберга. Что ж, раз Кронберг так умело бьет по уязвимым местам других, пусть и сам почувствует такой же удар.

У Элен не было нужды самой отправлять файлы с донесением службы безопасности Тому. Это сделал бы Скелтон.

Но почему-то ей самой захотелось отправить эти файлы своему муженьку идиоту. Элен испытала самое настоящее наслаждение, нажав на кнопку «Отправить».

Посмотрим, устоит ли Кронберг на сей раз, думала она.

========== ГЛАВА 10. ДВА ОТЕЛЯ И ОДНО КЛАДБИЩЕ ==========

ГЛАВА 10. ДВА ОТЕЛЯ И ОДНО КЛАДБИЩЕ

Москва, сентябрь 2015 года

Андреас проснулся, когда рассвело. Матиас еще спал. Его рука покоилась на груди Андреаса, и на ней мерцало кольцо с черным опалом. Андреас осторожно взял руку любовника, погладил ее. У Матиаса были красивые руки – ухоженные, но совсем не изнеженные. Сильные, чуть загорелые руки молодого мужчины с красивыми, отполированными ногтями. Рядом с ними узкие ладони и длинные, нервные пальцы Андреаса казались почти женскими. Андреас усмехнулся, подумав о том, как они с Матиасом должны смотреться со стороны. Они были примерно одного роста, но Матиас был чуть выше Андреаса, шире в плечах и вообще был более развит физически. Он буквально излучал энергию и уверенность молодого самца, и рядом с ним Андреас выглядел особенно хрупким и даже женственным, хотя на самом деле он был мускулистым и гибким, но обладал телосложением не атлета, а скорее, балетного танцора (в детстве Андреас одно время посещал балетную школу). Наверняка, те, кто видел в них гей-пару, считали, что именно сильный, спортивный Матиас трахает утонченного, чуть женственного Андреаса. В реальности же все было наоборот. С Матиасом вообще все шло странно, всё выворачивалось наизнанку. Как будто нарушались законы физики. И если Матиас называл Андреаса сбоем в своей программе, то сам он был физической аномалией. Рядом с ним искривлялись время и пространство, не работала логика… Андреас так и не мог понять: действительно ли Кронберг внезапно в него влюбился или же просто играл с ним? Но зачем ему эта игра? Тем более что Матиас не скрывал: флирт с Андреасом может дорого ему обойтись из-за ревности его могущественного покровителя. Все честолюбивые планы Кронберга (а они у него, несомненно, были) могли полететь ко всем чертям. Значит, Матиас был искренен? Или просто относился к числу тех людей, что обожают играть с огнем и не могут без этого жить?

Андреас смотрел на Матиаса. Обычно у спящих людей черты лица разглаживаются, становятся мягче, но лицо Кронберга и сейчас было странно безжизненным. Красивая, неподвижная маска, не выражавшая ничего. Только губы чуть беззвучно шевелились.

Матиас как будто почувствовал на себе пристальный взгляд любовника. Его глаза открылись: сначала сонные, ничего не понимающие. Потом на губах появилась улыбка, и в глазах мелькнул огонек радости. Но через пару секунд глаза обрели стальной, насмешливый блеск, губы сжались. На Андреаса смотрел хорошо знакомый ему «дневной Кронберг».

- Ночь была отличной, - сказал он, сладко потягиваясь. – Ты здорово трахаешься.

Андреас молча смотрел на него.

- Что ж, - продолжал Кронберг с ухмылкой. – Ты получил, что хотел. Я приехал на твой концерт. Ты меня всласть оттрахал. Программа выполнена?

- Матиас, зачем ты так? – болезненно поморщился Андреас. – Ты же знаешь…

Глаза Кронберга вдруг сузились и стали злыми.

- Я знаю, что ты по-прежнему любишь его, а не меня! – резко сказал он. – Этого покойника. Который и при жизни-то был пустым местом без папашиных денег. Ты любишь его, такого, каким себе выдумал. Я слышал твою прелюдию. Знаешь, она прекрасна. Но он-то был не таким. Ты любишь свою выдумку и не хочешь этого признать. Что ж, дело твое, люби ее дальше.

Кронберг стремительно сел на кровати спиной к Андреасу и принялся натягивать трусы, валявшиеся на полу.

- Да, я по-прежнему люблю Антона, - тихо сказал Андреас. – Но ты..

- Я не Антон, - резко оборвал его Кронберг, даже не оборачиваясь. – И никогда им не буду. Да, я втрескался в тебя. Хотя вижу тебя второй раз в жизни. Если те наши ночи в Берлине считать за один раз. Я вообще-то все это время пытался выкинуть тебя из головы, но не смог. Можешь радоваться, Фелнер, есть на свете тот, кто тебя любит, пока ты любишь покойника.

- Матиас, ты не понимаешь! Когда я говорю, что люблю Антона, это не значит…

- Перестань! – в голосе Кронберга звучала насмешка. – Вообще, получается, у нас любовь втроем. Ты, я и покойник.

- Перестань!

- Вальковский был дерьмом, - не унимался Кронберг. – Полным дерьмом. Да, да, знаю, для тебя он – ангел. А для меня - кусок говна. Уж извини, но это правда.

- Почему же ты не снимаешь с пальца его кольцо? – вдруг прищурился Андреас. – Столько лет прошло…

Кронберг резко обернулся с таким видом, как будто его подло ударили в спину.

- Считай, что это была плата Вальковского, - прошипел он. – Однажды я просто отказался с ним трахаться. Потому что он мне надоел. С вечным своим самомнением… Он считал, что все ему должны лизать задницу. А я просто послал его. Он не ожидал. Начал ходить за мной по пятам, а я лишь смеялся. Пытался предложить мне денег, но получил в морду. И тогда… тогда он предложил мне вот это кольцо, - задумчиво продолжал Матиас, любуясь черным опалом. – Сначала я расхохотался ему в лицо. А он вдруг сказал, что это кольцо ему подарил человек, который его очень любит. Но который ему до фонаря. Это он говорил о тебе, Фелнер. Да, да, о тебе! «А вот я люблю тебя, поэтому возьми это кольцо», - так он мне сказал. А я ему ответил: «Ты мне тоже до фонаря, как тебе тот тип, что его подарил». А он… Знаешь, что он сказал мне, Фелнер? «Ему (то есть тебе, Фелнер) будет больно. И пусть так же больно будет мне». Странные слова, да, Фелнер? Не знаю, что Вальковский имел в виду. Хочешь, я все-таки отдам тебе это кольцо? Тогда круг замкнется. Я люблю тебя, но я тебе до фонаря. И ты опять подаришь кому-нибудь это кольцо. И теперь уже мне будет больно. Ну как, Фелнер? – в голосе Матиаса зазвучала горечь.

- Почему ты твердишь, что я не люблю тебя? Ты – первый человек, которого я полюбил…

-… после Вальковского, - злым шепотом прервал его Кронберг. – А у меня есть проблема. Я не люблю быть кем-то после. Неважно после кого. Я люблю быть первым, Фелнер. Во всем. И со всеми. А с тобой у меня это не прокатит. Просто по объективным причинам. Извини.

- А Бреннан? – язвительно спросил Андреас. – Ты у него ведь далеко не первый.

- Ну и что? – равнодушно спросил Матиас, продолжая одеваться. – Бреннан это мой способ сделать карьеру. Пробиться наверх. В свое время так поступила его нынешняя супруга, дражайшая миссис Бреннан, - при этих словах неподвижное лицо Матиаса перекосилось, но тут же снова стало безжизненным. – Теперь моя очередь воспользоваться той же лесенкой. А ей – слететь вниз.

Андреас недоверчиво смотрел на Матиаса.

- Ты ведь лжешь, Матиас. Я же вижу.

- Я лгу? С чего ты взял?

- Вижу. Ты лжешь отчаянно. Упоенно. Не знаю зачем. Зачем ты отгораживаешься от меня стеклянной стеной?

- Не вздумай ее разбить, об осколки можно здорово пораниться, - презрительно заметил Матиас.

- Зачем тебе этот Бреннан? – Андреас говорил спокойно, чуть грустно и безо всякой злобы. – Зачем? Ты же молод, умен, энергичен. Зачем тебе делать карьеру, торгуя своим телом? Тебе самому не отвратительно? Ты ведь и сам умеешь зарабатывать, твоя фирма весьма успешна, я узнавал! А я… я тоже много зарабатываю своими выступлениями. На моем счету уже лежат миллионы…

- Но не миллиарды, Андреас, - язвительно произнес Матиас.

- А тебе нужны именно миллиарды?

- Между миллионом и миллиардом я однозначно выберу миллиард. У тебя его нет, а у папочки Бреннана есть. Мой выбор очевиден. Впрочем, если Бреннан вдруг разорится, то у тебя появится шанс.

Андреас, до этого державшийся спокойно, вдруг переменился в лице, размахнулся, явно собираясь дать Матиасу пощечину. Но в последний момент его рука замерла и медленно опустилась. Матиас смотрел на него вопросительно и насмешливо.

- Мог бы и ударить, - произнес он спокойно. - Это ничего не изменило бы. Но ты хотя бы на миг почувствовал удовлетворение.

- Это не то удовлетворение, которое я хотел бы почувствовать, - глухим голосом сказал Андреас.

- Представь себе, я тоже, - в голосе Матиаса снова зазвучала горечь. – Послушай. Я… я действительно люблю тебя. И ничего не могу с собой поделать. Но не могу быть с тобой. Сейчас не могу. И не знаю, смогу ли когда-нибудь. И захочешь ли ты сам, когда…

- Когда что? – спросил Андреас.

- Неважно, - после паузы сказал Матиас. – Знаешь, мне невыносима мысль, что ты все еще думаешь о нем. Я хочу, чтобы ты думал только обо мне. Я не хочу делить тебя с кем-то, даже с покойником. Но я не дурак, и вижу, что это невозможно. Поэтому извини. А кольцо я оставлю себе. Это все-таки твое кольцо, а не кольцо Вальковского. Буду считать, что его подарил мне именно ты. Счастливо, Фелнер.

И Матиас, панибратски потрепав Андреаса по щеке, прошагал к двери.

- Да, - обернулся он, уже выходя в коридор, - забыл сказать. Ты все равно будешь моим.

И он исчез за дверью. Андреас задумчиво смотрел ему вслед.

***

Матиас вышел на Тверскую, по которой неслись машины и торопились на работу офисные клерки. В этом районе Тверской, между Пушкинской и Маяковской, всегда дул сильный ветер, который в это сентябрьское утро казался просто ледяным. Матиас поднял воротник пальто, встал за выступ дома, спасаясь от ветра, и нервно закурил. До своей гостиницы ему было идти всего минуту, но ему надо было прийти в себя. Он курил нервно и жадно, взгляд его был напряжен, словно он что-то обдумывал. Тут он заметил человека, слонявшегося поодаль, совершенно неприметного, но в какой-то момент бросившего взгляд на Матиаса.

Молодой человек криво усмехнулся. Ему было ясно: это соглядатай службы безопасности Brennan. Матиас не сомневался, что вечером его и Андреаса проследили до отеля. И теперь на столе у Скелтона уже лежало донесение о том, что Кронберг провел ночь с Фелнером, одно имя которого приводило в ярость Тома Бреннана. Но Матиас знал: Скелтон не направит это донесение Тому. Теперь Скелтону это во всех смыслах невыгодно. И в этот момент его мобильник зазвонил.

Матиас чертыхнулся, сделал затяжку, выбросил сигарету и вытащил из кармана разрывавшийся мобильник.

Когда на экране высветилось имя Тома, Матиас понял, что где-то он совершил просчет. Который пустит под откос всю его стратегию.

Помедлив секунду, он нажал на кнопку вызова.

- Это ты? – послышался в трубке голос Тома Бреннана.

Голос звучал удивительно спокойно, холодно, без столь знакомых Матиасу капризных и истеричных детских интонаций.

- Да, Томми, здесь в Москве сейчас утро… - непринужденно заговорил Матиас, но его прервали:

- Можешь катиться ко всем чертям. Я не желаю больше тебя видеть.

- Вот как? – Матиас замер, лицо его оставалось неподвижным, он уставился в стену невидящим взором. – Могу я узнать, что произошло?

- Ты сам знаешь, что произошло, - медленно сказал Бреннан. – Ты снова был с ним.

- С кем?

- Не притворяйся, - теперь голос Тома звучал устало. – Это бесполезно. Я тебе твердо сказал: ты можешь перетрахаться хоть со всей своей Москвой. Но ты не должен встречаться с Фелнером. Именно с ним. Однако именно с ним ты сегодня спал.

- Во-первых, Москва – вовсе не моя, - теперь в голосе Матиаса зазвучал металл. – Представь себе, я никогда здесь не жил. Только наездами бывал. Во-вторых, с Фелнером я не спал. Не знаю, кто тебе навесил на уши эту лапшу. Уж не твоя ли дражайшая супруга?

- И что с того, что она? – теперь голос Тома звучал раздраженно, и на губах Матиаса появилась хищная улыбка. – Что с того, что она? Она всего лишь передала мне донесения людей из службы безопасности… И если ты думал, что можешь плевать на мои требования, ты заблуждаешься, мальчик. Да, тебе известно, что я нуждаюсь в тебе, но не думай, что ты незаменим. Я справлюсь и без тебя.

- Не сомневаюсь, - насмешливо ответил Матиас. – И желаю тебе всяческих успехов. А заодно желаю тебе поразмыслить над тем, почему ты получил эти файлы именно от своей супруги, а не от Скелтона. И не она ли над ними поработала, прежде чем отправить тебе. Такая мысль не приходила в твою светлую голову, Томми? Подумай. Или прилетай сам в Москву. Уверен, сегодня твоя супруга закатит грандиозную вечеринку в честь моего изгнания из вашего рая. Счастливой тебе жизни с ней!

Матиас отключил звонок и тут же нажал вызов номера Скелтона. В трубке долго звучали далекие гудки. Наконец послышался сонный голос Скелтона.

- Вы рехнулись, Кронберг? Знаете, который сейчас час?

- Вы ведь в Мадриде, Скелтон. Значит, там около четырех утра, верно?

- Откуда вы знаете, что я в Мадриде? – сонливость мгновенно исчезла из голоса Скелтона, теперь он звучал настороженно и подозрительно.

О его поездке в Мадрид знала только Элен. Больше никто. Даже из службы безопасности никто не знал.

- Знаю. Я многое знаю, - проговорил Матиас. - И хочу с вами об этом поговорить.

- Что произошло?

- Файлывашей службы безопасности. Они оказались у Бреннана. Должен ли я вас за это благодарить, Скелтон? Вы ведь знаете, что я способен отблагодарить вас так…

- Подождите, - голос Скелтона дрогнул. – Как они могли оказаться у Тома? Я действительно получил файлы о ваших похождениях. Но ничего Тому не пересылал.

- В другой ситуации я вам не поверил бы. Но сейчас, возможно, поверю, Скелтон. Похоже, ваши подчиненные передали файлы напрямую вашей возлюбленной…

- Вы имеете в виду Элен?

- Хм, о других ваших любовницах мне неизвестно. А она переслала их Тому.

- Черт! У моих людей был жесткий приказ: все касающиеся вас материалы направлять мне и только мне!

- Мне плевать, какой там был у них приказ, - угрожающе произнес Кронберг. – Разбирайтесь со своими людьми сами. Просто помните: если я окажусь за воротами Brennan, то вы тоже окажетесь за воротами. В лучшем случае. В худшем – за решеткой.

- Но файлы уже у Бреннана, - глухим голосом произнес Скелтон.

- Готовьтесь к увольнению. А заодно к тюрьме. Надеюсь, адвокаты у вас отличные.

- Постойте… В любом случае, сейчас вам лучше исчезнуть. Хотя бы на время. Пусть улягутся страсти…

- Хороший совет, Скелтон. Мне надо забиться в какую-нибудь дыру. Думаю, отель “Веллингтон” в Мадриде, где вы остановились, самая подходящая дыра для меня. Я забронирую там номер. Впрочем, если ваш номер довольно просторный, то я могу остановиться и в нем. Надеюсь, кровать там двухместная? - насмешливо проговорил Кронберг и отключил звонок.

Его лицо снова стало непроницаемым. Он поднял воротник, чтобы спастись от пронизывающего ветра, сбивавшего с ног прохожих, и двинулся вдоль здания Intercontinental в направлении Grand Marriott, располагавшейся через один дом на этой же стороне улицы. На миг он остановился, бросив взгляд на окна отеля, за одним из которых сейчас был Андреас. На лице Матиаса вдруг отразилась борьба, словно он не знал, что ему делать.

Но потом, отбросив сомнения, решительно зашагал к своему отелю.

***

Первая половина дня у Элен выдалась свободной. Важные встречи должны были начаться после 16:00. В другое время и в другом месте Элен нашла бы, чем заняться: назначила бы еще пару-тройку деловых встреч, проводила бы совещания по скайпу, устраивая разносы подчиненным, и так далее.

Но вместо этого она отправилась на Домодедовское кладбище, где не была уже несколько лет. Вообще-то она дала себе зарок больше не посещать могилу сына. Это было ни к чему. Но сейчас ее неудержимо повлекло на эту могилу, словно это могло что-то исправить… Да, она понимала, что ехать туда незачем, что ничего кроме приступа самоедства это ей не даст. Но не поехать не могла.

Выйдя из машины, Элен зашагала в сопровождении телохранителей на самый край кладбища, вспоминая, как сходила с ума от ярости, узнав, что ее бывший муженек, у которого было немерено денег, похоронил их сына на Домодедовском кладбище, совершенно непрестижном, да еще на самой его окраине! Словно это был вовсе не его сын! Но теперь она думала, что это к лучшему. Ее муженька похоронили на престижном Кунцевском, вот пусть там и валяется, вдали от их сына. Было бы хуже, если бы они лежали в одной могиле. Видеть их надгробия рядом или, хуже того, одно общее надгробие - это было бы выше ее сил.

У Элен было странное ощущение дежавю, когда она увидела возле могилы Антона человека, одетого в кожаную куртку и узкие джинсы, красиво облегавшие тонкую, стройную фигуру. Человек стоял к ней спиной, у него были чуть длинноватые темные волосы. Элен, несомненно, уже видела его. Причем именно здесь, на могиле Антона.

Когда он обернулся, Элен поняла, что не ошиблась. Это был Фелнер. Элен чуть замедлила шаг. К Фелнеру у нее было странное отношение. Она прекрасно знала, что он педик, а педиков Элен терпеть не могла, хотя уже больше двадцати лет была замужем именно за педиком, а ее старший сын от брака с Томом Джастин все чаще сворачивал на «голубую улицу» и, вообще, своими замашками явно пошел в отца. Элен, конечно, демонстрировала толерантность к ЛГБТ-сообществу (положение обязывало). Но отвращение внутри никуда не делось. Может быть, именно потому, что она вынуждена была два десятка лет изображать видимость счастливого брака с человеком, которого женщины почти не интересовали. И может быть, потому, что ее старший сын, Антон, стал именно таким. В этом она винила своего покойного мужа Вовку, который умудрился превратить жизнь сына в концлагерь, и его вторую жену Наташку, безмозглую дуру с силиконовыми сиськами и губищами, которая сама рожать не могла, но страшно хотела иметь девочку. Вовка муштровал парня, мечтая сделать из него кого-то вроде Рембо, а мачеха наряжала пасынка в женские платьица, красила ему губы и ресницы, повязывала бантики и называла Тонечкой. Брр, мерзость! Понятно, что у Антона элементарно снесло крышу от такой гремучей воспитательной смеси. Парень стал бухать, курить дурь, и в итоге… В итоге – могила на Домодедовском кладбище.

Но к Фелнеру Элен не испытывала отвращения. Симпатии, впрочем, тоже. Просто она знала, что у Фелнера с ее сыном ничего не было. Так следовало из сообщений детективных агентств, которые вели скрытое наблюдение за ее сыном и всей семьей Вальковских. И еще: Элен понимала, что Фелнер и впрямь любил ее сына. Иначе не сочинил бы эту прелюдию. Пусть Элен разбиралась в музыке как свинья в апельсинах, но прелюдия ей понравилась. Чистая, струящаяся, грустная, со взрывом отчаяния в конце, а затем, как будто уходящая куда-то ввысь… Да, это был ее Антон. Его воплощение в музыке. Элен была тронута, а ее мало что могло растрогать.

Вдобавок, Фелнер оказался очень полезен Элен в ее борьбе с Кронбергом. Она быстро увидела, что именно Фелнер является уязвимым местом Кронберга, казавшегося непробиваемым. Ее муженек почему-то приревновал Кронберга именно к Фелнеру, хотя сам трахался направо и налево, да и к похождениям Кронберга на сторону относился спокойно. А Кронберг упорно не желал прекращать отношения именно с Фелнером, хотя не мог не понимать, чем рискует. Элен, разумеется, не преминула этим воспользоваться. Она рассчитывала, что второй измены с Фелнером Том Кронбергу не простит. И сам выгонит проходимца. Ей уже сообщили об утреннем звонке Тома Кронбергу. Судя по всему расчет оправдался. Наглый сопляк отправлен в отставку. И из постели Тома и из корпорации. Элен надеялась, что на сей раз уж точно. Она хорошо знала своего муженька. Том был изнеженным, капризным и истеричным как беременная баба. Но вот в том, что касается удовлетворения собственных прихотей, он пер как танк, не уступая напором своей супруге. А еще он был очень мстителен, если считал, что его драгоценной персоне нанесено оскорбление. Однажды он добился разорения элитного нью-йоркского ресторана, в котором из-за нехватки мест отказались зарезервировать столик для него и какого-то очередного его любовника. Так что, вполне возможно, Том теперь сам возьмет на себя труд по изгнанию Кронберга. У мальчишки, конечно, есть серьезный компромат, но тут вступит в дело Скелтон. Он умеет решать такие вопросы. Хотя в случае с Кронбергом Скелтон, как казалось Элен, проявлял странную нерешительность. Но он все равно сделает все, что она прикажет.

- Здравствуйте, мистер Фелнер, - Элен крепко, по-мужски, пожала хрупкую руку музыканта. – Не ожидала вас здесь увидеть.

- Я любил Антона, миссис Бреннан, - просто сказал Андреас.

- Да, я поняла это. Ваша прелюдия говорит лучше всяких слов. Еще раз спасибо вам, - Андреас чувствовал на себе взгляд Горгоны, по спине пробежал озноб, язык как будто присыхал к гортани. Он ничего не ответил, просто кивнул.

К счастью, Горгона отвернулась и молча смотрела на могильный памятник, с которого им улыбался Антон. Андреас тоже смотрел в глаза Антону. Это был его Антон. Чистый, светлый, влюбленный. Совсем не тот, о котором с такой непонятной злобой говорил Матиас. Кронберг что-то скрывал. Причина его презрения к Антону была непонятна. Но в Кронберге вообще было много непонятного.

- Вы ведь теперь любовник Кронберга, не так ли?

Андреас вздрогнул и обернулся, чтобы тут же снова напороться на взгляд Горгоны. Вот теперь он действительно окаменел.

- Я знаю, что это так, - со зловещей усмешкой сказала Горгона. – Послушайте, Фелнер, а что вам вообще о нем известно?

Андреас смог лишь вопросительно посмотреть на Горгону. Нет, он не то чтобы боялся ее. Но от нее веяло таким холодом и мраком, что говорить было невозможно.

- У этого типа очень мутное прошлое, - сквозь зубы продолжала Горгона. – Он утверждает, что был любовником моего сына. Вам это известно?

Андреас молча кивнул.

- Он сам вам сказал? – взгляд Горгоны стал ледяным.

Андреас снова кивнул. Его молчание не удивляло Горгону. Она давно привыкла, что под ее взглядом люди немеют.

- Как вы думаете, это правда?

Андреас пожал плечами, причем даже это далось ему с трудом.

Горгона снова перевела взгляд на могильный памятник. Андреасу стало легче дышать.

- Не знаю, - хрипло проговорил он. – Не знаю, правда ли это. Мне кажется, что все-таки правда. У Матиаса на руке кольцо, которое я подарил Антону.

- Я тоже заметила, - не глядя на него, произнесла Горгона. – Но что это доказывает?

- Очень странно, но мне иногда кажется, что Антон сумел вложить какую-то свою частичку в Матиаса, - задумчиво сказал Фелнер. - Матиас совсем другой: он холодный, циничный, но эта циничность напускная. Под ней скрывается нечто другое. Иногда мне кажется, что он носит в себе частичку души Антона. Светлую, чистую частичку. Как будто звездочку во мраке.

- Да вы настоящий романтик, Фелнер, - губы Горгоны искривились в усмешке, она продолжала смотреть на надгробие. – Видите в подонке то, чего в нем нет и быть не может.

- Я плохо знаю Матиаса, мы с ним виделись-то всего два раза, - продолжал Андреас, как будто разговаривая сам с собой, а не с Горгоной. - Мне порой кажется, что Матиас - это потусторонняя сущность, которая питается ненавистью и алчностью. Но эти ненависть и алчность разъедают его, уничтожают. Иногда мне становится страшно за Матиаса. Он несет зло другим и хочет нести это зло, но этим же он убивает себя.

- Кронберг - это бацилла, смертоносная бацилла, - угрюмо заметила Элен. - Он разрушает все, во что проникает. Сейчас он разрушает мою жизнь. Держитесь от него подальше, мой вам совет. Иначе он уничтожит и вашу жизнь. Но я сильнее вас, я могу ему противостоять. А вы не сможете.

- Я уже не могу, - с грустной улыбкой ответил Андреас. - Я люблю его.

В этот момент у Элен зазвонил телефон. На экране высветилось имя Йенсена.

- Кронберг в аэропорту, - произнес тот. – Вылетает в Мадрид.

- В Мадрид? – озадаченно повторила Элен. – Какого черта ему там понадобилось?

- Не знаю. Он ничего никому не сказал.

- Хорошо, может быть, это и к лучшему, - проговорила она. – Скелтон сейчас как раз в Мадриде. Сообщите ему, чтобы он организовал наблюдение за ублюдком.

***

Мадрид, сентябрь 2015 года

Кронберг вошел в номер Скелтона в “Веллингтоне” со своей фирменной наглой улыбкой на гладком, холеном лице – таком свежем, словно он только что вышел из ванной, а не сошел с трапа самолета. Одет Кронберг был не просто броско, но вызывающе: черная обтягивающая майка, усеянная серебряными блестками, с огромным вырезом на груди и едва прикрывавшая пупок, белые тонкие джинсы не просто в обтяг, но из-под которых выпирало буквально все, на шее несколько серебряных цепочек и кулон, на запястьях браслеты и фенечки, на ухоженных пальцах - кольца. Среди которых, разумеется, было кольцо с черным опалом.

Скелтон моментально пожалел о том, что предупредил охрану отеля об ожидающемся госте. Лучше бы Кронберга не пустили на порог, потому что он выглядел как откровенная шлюха, которую постоялец вызвал к себе в номер развлечься. И теперь о нем, Скелтоне, будут думать как о педике. А ведь он уже много раз останавливался в этом отеле, здесь его хорошо знали! Нет, не то что бы ему было так уж важно, что о нем думает персонал отеля, но Скелтону нравилось поддерживать реноме респектабельного джентльмена, приезжающего в Мадрид исключительно с деловыми целями.

Между тем Кронберг окинул номер скептическим взглядом, явно давая понять, что ему приходилось бывать в номерах и получше. Вообще, у него был такой вид, будто он оказал Скелтону милость своим посещением, а вовсе не напросился к нему, причем напросился в обычной своей наглой и безапелляционной манере.

- Что вам нужно от меня, Кронберг? - угрюмо осведомился Скелтон. - Ищете способ возвратиться в постель к Бреннану?

- Именно так, - бросил Кронберг, без приглашения разваливаясь в кресле и закидывая ногу на ногу.

Он улыбался нагло и по-блядски, словно проститутка в баре, откровенно предлагающая себя потенциальному клиенту.

- И вы думаете, я стану вам помогать? Думаете, ваш компромат на меня сработает? Ошибаетесь. Да, я согласился покрыть ваши сексуальные похождения. Увы, это не получилось. Но все остальное не входит в наш контракт. Цена для меня слишком высока. Так что на ваш шантаж я не поддамся.

Кронберг еще более блядски улыбнулся. Медленно провел языком по губам. Скелтон заметил, что губы юнца были подкрашены. Неудивительно. Шлюха. Конченая, наглая шлюха. Но взгляд этой шлюхи выводил Скелтона из равновесия, лишал уверенности в себе. Он начал нервничать, хотя вовсе не был слабонервным юнцом. Ему в жизни доводилось бывать в таких переделках, что хватило бы на десяток блокбастеров. Его нервы закалились, превратились в стальные канаты. Но теперь эти канаты ходили ходуном от одной улыбки сидевшего перед ним наглого юнца.

- Да, вы можете изрядно подпортить мою репутацию, - продолжал Скелтон, стараясь говорить в спокойно-угрожающей манере, которой мастерски владел. - Но я справлюсь с последствиями. Я состоятельный человек и вполне могу прожить, даже не занимая пост главы службы безопасности Brennan или еще какой-то компании. Во всяком случае, без куска хлеба я не останусь, уж поверьте.

- Охотно верю, - хмыкнул Кронберг, пожимая плечами и изящным движением холеной руки подпирая гладкий, идеальной формы подбородок.

- Так что советую вам подумать лучше о последствиях, которые ваш шантаж будет иметь для вас лично, Кронберг. Уж поверьте, я позабочусь о том, чтобы стало известно, кто именно был распространителем порноролика. Если порноролик и впрямь будет распространен. Этот скандал разрушит вашу репутацию до основания и навсегда закроет вам карьерные перспективы, Кронберг. Вас не пустят на порог ни одной более-менее уважающей себя фирмы по обе стороны Атлантики. Ваше имя будет внесено в черный список. Вам светит разве что работать на кассе в какой-нибудь забегаловке. Хотя, с вашими внешними данными, вы еще успеете сделать карьеру порнозвезды. А потом самому заняться производством малобюджетных порнофильмов. Кажется, эта сфера вам близка. Так что для вас не все будет потеряно.

- Порнобизнес всего лишь бизнес, - ухмыльнулся Кронберг. - Впрочем, в мои планы он пока не входит.

- Каковы же ваши планы, если не секрет?

- Вы сами их озвучили, Скелтон. Вернуться к Бреннану. С вашей помощью, - серо-голубые глаза Кронберга смотрели на Скелтона спокойно и дерзко.

- Мой ответ вы уже знаете, Кронберг.

- Знаю. Только вы сами его пока не знаете. А я могу вам сказать: ваш ответ будет утвердительным.

- Вот как? Почему, если не секрет? - скептически поднял бровь Скелтон.

- Я знаю, зачем вы прибыли в Мадрид, - медленно произнес Кронберг. - Я знаю, с кем вы здесь встречаетесь. Что обсуждаете. У вас ведь есть друзья в Конго и Сьерра-Леоне, не так ли? Мадрид весьма удобное место для встречи с ними, не так ли?

Скелтон замер, устремив немигающий взгляд на Кронберга. Затем медленно достал из кармана пистолет и направил его прямо в лоб молодому человеку. Красивое лицо Кронберга оставалось неестественно неподвижным. Только холеные руки крепче обхватили подлокотники кресла.

- Ну и? - осведомился Кронберг. – Вы уже это делали однажды, Скелтон. Не скучно повторяться? К тому же, пистолет без глушителя. Выстрел услышит весь отель. А вы ведь не идиот. Спрячьте пушку. Придумайте что-нибудь умнее. Или новость о том, что мне известно о ваших делишках в Африке, парализовала ваши мозги? Впрочем, я принадлежу к тем, кто ценит в мужчинах не только мозги, и вам это известно. Кстати, и вы тоже.

И Кронберг с улыбкой уставился на промежность Скелтона, которую в этот момент совершенно откровенно распирало.

- Может быть, вас возбуждает, когда у вас сосут под дулом пистолета? - продолжал Кронберг. - Давайте попробуем. Ну же, Скелтон, подходите ближе. Не смущайтесь. Вы же хотите, очень хотите.

Скелтон знал, что этого делать нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Он уже оступился однажды, продемонстрировал мальчишке свою слабость. Больше нельзя! Но ноги сами понесли его к Кронбергу, развалившемуся в низком кресле. “Нет, нет, стой!” - прозвучал в сознании отчаянный сигнал тревоги. Но было уже поздно.

Умелые руки Кронберга живо расстегнули ширинку, стянули трусы, и вздыбленный член Скелтона оказался в горячем рту. От прикосновений умелого языка его пробила дрожь, Скелтон застонал, прижимаясь пахом к лицу Кронберга. А руки наглеца уже ласкали бедра и крепкие, небольшие ягодицы Скелтона.

Скелтон словно прирос к месту, он просто не в состоянии был оторваться от Кронберга, чувствуя, что его затягивает в сладкий омут, где теряется рассудок, здравый смысл, все на свете, и остается только желание – безудержное, всепоглощающее. Кронберг брал все глубже, глубже, его язык не знал устали. Скелтон чувствовал, что приближается разрядка, но Кронберг обхватил основание его члена пальцами, поднял голову и все с той же вызывающе похотливой улыбкой взглянул на Скелтона:

- Хочешь взять меня? Хочешь выпороть, как в прошлый раз?

- Хочу убить тебя, - выдохнул Скелтон.

Он был искренен в этот момент. Ему действительно хотелось убить Кронберга за то, что тот так легко и быстро взял его в тиски… своего рта. Но перед этим взять Кронберга, оттрахать его аппетитную задницу, заставить его ухоженное, крепкое тело содрогаться и от боли, и от наслаждения. Но все-таки рассудок, наконец, стал брать верх.

- Что тебе известно про Африку? И откуда?

- Достаточно, чтобы ты провел остаток жизни за решеткой.

- Говори, что ты знаешь!

- На тебя есть все, - тихо прошептал Кронберг, не прекращая поглаживать вздыбленный член Скелтона. - Записи твоих разговоров, встреч. И если что, то за все ответишь ты. А она - нет. Понимаешь?

Он снова взял член Скелтона в рот. Тот застонал.

- Кто за тобой стоит? Что ты хочешь? - спросил он, сквозь стоны.

Кронберг оторвался от своего занятия и снова взглянул на Скелтона. Теперь его улыбка была алчной.

- Прежде всего, хочу, чтобы ты меня трахнул, - ответил он. – Ведь трахнешь?

- Трахну, - выдохнул Скелтон.

- Во-вторых, хочу, чтобы ты позвонил Бреннану и сказал ему, что информация о моей ночи с Фелнером была ложью.

- Что?? Ты хочешь, чтобы я сам себя обвинил во лжи?

- Нет. Ты скажешь, что был введен в заблуждение своими людьми, которые действовали по… ее указке, - Кронберг выделил слово “ее”. – Именно поэтому Бреннан получил файлы от нее, а не от тебя.

- Чего ты хочешь? - повторил Скелтон.

- Тебе - ничего плохого. Да и Бреннану. И всей вашей лавочке, кстати, тоже. Я хочу уничтожить ее, - Кронберг снова выделил слово “ее”, произнеся его с непередаваемой ненавистью.

- Почему? Что она тебе сделала?

- Уничтожить не физически, - продолжал Кронберг, словно не слыша Скелтона. - Но уничтожить морально, растоптать, превратить ее жизнь в ад, чтобы она мучилась каждую минуту своей жизни. А если после смерти существует ад, то я хотел бы, чтобы она горела там вечно.

- За что ты ее так ненавидишь?

- За то же, за что она ненавидит меня. За то, что она есть, - зло прошептал Кронберг.

Он внезапно поднялся и стал медленно и даже грациозно стягивать с себя одежду. Скелтон и раньше видел его тело: красивое, сексуальное, притягательное. Но сейчас, когда он видел это тело рядом - обнаженное, покрытое ровным загаром, с гладкой кожей, прорисованными мышцами - он как будто чувствовал исходящий от этого тела жар желания. Этому телу хотелось, чтобы его взяли и чтобы взял его именно он, Скелтон!

Кронберг протянул Скелтону упаковку с презервативами и снова улыбнулся.

- Я знаю, как ты хочешь, - прошептал он.

Он опустился на кровать, встал на четвереньки, выгнул спину и выставил свою круглую, упругую задницу, совершенно белую, по сравнению с остальным телом, покрытым искусственным, ровным загаром. Скелтон замычал при виде этой задницы, которой Кронберг нагло и соблазнительно вертел, ему захотелось ворваться в нее, насадить на себя это шикарное, сытое, мускулистое тело, отодрать красавчика… за все, за все, за все!!

Он даже не подумал о смазке. Но, судя по всему, Кронберг был готов ко всему еще до того, как переступил порог номера Скелтона. Он уже был растянут и Скелтон легко вошел в него, упиваясь осознанием того, что красавчик, который был исключительно лакомством босса, теперь снова принадлежал и ему. Физическое наслаждение, которое умело доставлял Кронберг, двигая круглыми ягодицами, многократно усиливалось от мысли, что он пробует запретный плод. Запретный и оттого невероятно сладкий.

У Скелтона сносило крышу и от того, что Кронберг тоже откровенно наслаждался сексом и выражал это каждым движением крепкого и одновременно гибкого тела, он утробно выл от удовольствия, когда Скелтон резко и жестко входил в его глубину, стонал и требовал еще и еще!

- Похотливая тварь! - с восторгом рычал Скелтон, награждая Кронберга шлепком по ягодицам.

- Да, да! - с готовностью подтверждал тот, выгибая спину с отлично прорисованными позвонками и мускулами.

Скелтон, наконец, кончил и навалился на Кронберга, обнимая его горячее тело и оставаясь внутри него… Его охватила приятная истома, и ему хотелось, чтобы Кронберг принадлежал ему, принадлежал всегда.

- Я выполню твою просьбу, - проговорил он тихо. - Но теперь буду трахать тебя постоянно. Понял?

Кронберг ничего не ответил, только победно улыбнулся в подушку.

========== ГЛАВА 11. САНТА-КЛАУСА НЕТ ==========

ГЛАВА 11. САНТА-КЛАУСА НЕТ

пригород Атланты, загородный дом Бреннанов, сентябрь 2015 года

Том Бреннан с трудом разлепил тяжелые, опухшие веки, пытаясь понять, где он и с кем. Голова болела, во рту было отвратительно и сухо. Да, он был в спальне своего загородного дома. Рядом в постели лежал какой-то парень… А где Мэт?

И тут Том все вспомнил. И его голову пронзило резкой болью. Мэт… Мэт… Блядство! Том ударил кулаком по подушке и, стиснув зубы, застонал.

Потом поднялся, пошатываясь, подошел к зеркалу и с отвращением скривился. На него смотрела опухшая физиономия с набрякшими веками, красными прожилками и резко обозначившимися морщинами. Его лицо! Лицо, о котором он так заботился, на котором сделал несколько пластическим операций, в которое закачивал ботокс, которое по три-четыре раза в день увлажнял кремами, изготовленными эксклюзивно для него по особому рецепту, ради которого держал специального массажиста… Это лицо сейчас было старым, скомканным, опухшим, отвратительным. Том, конечно, понимал, что лицо придет в порядок. Но сейчас его охватило отчаяние. Лицо Тома стало символом постигшей его катастрофы.

Том начал пить вчера вечером. Когда получил файлы службы безопасности. К сообщению о том, что Кронберг встретился с Фелнером в центре Москвы, а затем они провели ночь в номере, прилагались фотографии. Вот Кронберг и Фелнер идут по какому-то бульвару. Вечер, горящие фонари. Снимки сделаны со спины, но силуэт Мэта вполне узнаваем. Вот они на какой-то площади в Москве: Pushkinskaya. Здесь их лица хорошо видны. Влюбленный взгляд Фелнера. И Мэт с такой знакомой, дерзкой улыбкой. Нет, улыбка не дерзкая. Мэт здесь другой. Такой, каким никогда не был рядом с Томом. Блядство! А вот они проходят через холл отеля к лифту. Эти фотографии снова со спины. Тому этого было более чем достаточно.

Мэт, Мэт, зачем? Ну какого черта тебе, великолепному, сильному, самоуверенному, знающему себе цену, сдался этот вшивый музыкантишка? Он же никто, пустое место! Том смотрел на эти фотографии, стиснув зубы, и рычал.

Он и сам толком не понимал, почему так ревновал Мэта именно к Фелнеру. Ведь он столько раз видел фотографии Мэта, зажигавшего с какими-то парнями в клубах и барах Атланты и Берлина, и никакой ревности в нем не возникало. Напротив, Тому нравилось, что его любовник пользуется бешеным успехом, что он заставляет гореть похотью глаза окружающих, что его хотят трахнуть столько мужчин. Он даже видел, как Мэта трахают, а сам в это время трахал какого-то сладкого юношу, и это дико возбуждало Тома. Мэт был для Тома кем-то вроде породистого пса – не ласкового комнатного пуделька, а свирепого, чистокровного ротвейлера, которого хозяин разрешает гладить другим, но который все равно принадлежит хозяину. Это нравилось Тому, это его возбуждало. Но в случае с Фелнером происходил сбой. Как будто Том чувствовал, что является лишь временным владельцем ротвейлера, а его настоящий хозяин - именно Фелнер. Ничтожество, способное лишь бренчать на рояле.

Мэт не должен был трахаться с Фелнером! Не должен был! И теперь не оставил Тому выбора. Том не допустит, чтобы его приказам не подчинялись. Мэт должен это понять. Пусть убирается прочь. Без него будет трудно, очень трудно. Может быть, Том и не справится с грузом, который взвалил на себя. Но, все равно, оскорбления он терпеть не будет. Надо бы еще проучить и Фелнера. Но не сейчас. Когда-нибудь потом. В конце концов, Фелнер не был виноват: он не получал никаких предупреждений от Тома. А перекрыть ему музыкальную карьеру всегда успеется. Нет, сначала Мэт. Порвать с ним. Указать место этому мальчишке, вылезшему из неведомой, грязной дыры. Пусть уползает назад, в ту же задницу. Мэт еще узнает, кто такой Том Бреннан и на что он способен!

Обидно, очень обидно. У его жены – Горгоны – должно быть, сейчас настоящий праздник, тут Мэт был прав. Проклятье, она опять подомнет всё под себя! Том обхватил голову руками и застонал.

Потом снова посмотрел на дрыхнувшего в его постели парня. Том даже не помнил его имени. То ли он подцепил его в каком-то кабаке. То ли вызвал из эскорта. Да какая к черту разница? Он даже не помнил, как трахался с этим парнем. Или они даже не трахались? А, плевать.

Мэт, Мэт, ну почему именно Фелнер? Почему? Да, Том не был идиотом. Он понимал, что Мэт любит не его, а высокое положение, которое Том занимает, и огромное состояние. Но, кстати, Мэт на практике оказался не таким уж требовательным любовником. Подарки принимал, но никогда ничего не клянчил. Не просил купить ему виллу во Флориде или роскошный автомобиль, как иные любовники Тома. Хотя и не скрывал своей любви к красивой жизни. И по ряду неуловимых признаков Том видел, что богатая жизнь для Мэта привычна, он умел жить в роскоши безо всякого снобизма, а это особое искусство. Откуда это было в нем? Наверняка, жил прежде с богатым любовником.

Том готов был принимать то, что Мэт не питает к нему особых чувств. Да, по большому счету, чувства Мэта были Тому безразличны. Ему просто нравилось, что он получил во владение молодого, красивого и опасного хищника. Но если хищник не слушается приказов хозяина, он должен получить пинка под зад. И Том испытывал мрачную гордость оттого, что дал Мэту пинка.

Но теперь его жгла мысль о том, что Мэт, скорее всего, уйдет к Фелнеру, этому ничтожеству, а он, Том Бреннан, снова останется один. Один. Тому было слишком хорошо знакомо чувство одиночества, с которым он жил… да почти всю жизнь. Исключением была давняя романтическая любовь к парню, с которым он играл в одной бейсбольной команде. Любовь, которой не суждено было продлиться долго. Тот парень, в конце концов, послал Тома куда подальше, обозвав его тупым, эгоистичным ублюдком. Том смертельно обиделся и сумел, благодаря связям родителей, основательно испортить парню жизнь. Обидчику Тома прочили блестящую карьеру финансиста, а в итоге он сумел устроиться лишь жалким бухгалтером в какой-то третьеразрядной компании грузоперевозок. Что с ним стало потом, Том не знал и не интересовался. Его жажда мести была удовлетворена, но он так и остался одинок. Многочисленные любовники и любовницы не спасали от одиночества.

Была еще женитьба по настоянию отца. Женитьба на женщине, которая была ему безралична и которой он тоже был безразличен, но которая была умна, прекрасно его понимала и принимала таким, каким он был. Именно эта готовность понять и принять и привлекла Тома в русской красавице Елене. А еще то, что она, не имевшая в ту пору ни денег, ни американского гражданства, полностью зависела от него. И от нее не стоило ждать неприятностей, какие ему могли доставить хорошо знающие свои права дочки американских миллиардеров, которых ему сватали. Он выбрал именно эту женщину и не ошибся. Элен родила ему двоих сыновей. Она взяла себя управление гигантской корпорацией, избавляя Тома от тысячи забот. Но все это, конечно, не избавляло его от одиночества и осознания собственной никчемности, которое он пытался прятать за внешним блеском и любовными похождениями.

Появление Мэта все взорвало. Том сам не понимал, почему. Чем Мэт отличался от остальных его любовников? Он ведь был не лучше чем они: любил деньги, блеск, роскошь, был циничным, алчным, беспринципным. И вовсе этого не скрывал, даже бравировал своей порочностью. Наверное, дело было в том, что Мэт стал единственным в бесконечной череде красавчиков, кто дал Тому больше, чем красивое тело и сладкую задницу. Мэт дал Тому возможность. Возможность превратиться из короля без королевства в настоящего повелителя. Возможность поверить в свои силы. Возможность бороться и побеждать.

Именно это завораживало Тома в Мэте. Именно это заставляло его вновь и вновь желать Мэта, несмотря на все доводы рассудка, аргументы супруги и предупреждения службы безопасности.

И вот теперь… Том снова смотрел на дрыхнувшего в его постели парня. Смазливого и сладкого, с холеным личиком и отшлифованным телом шлюхи. Мальчика на одну ночь. Теперь Тома снова ждала череда мальчиков на одну ночь. Может быть, на две. Эти тупые, алчные бляди с яйцами не заменят ему Мэта. Мэта вообще никто не заменит. Таких как Мэт больше нет.

Нет, Мэт не слаще других мальчиков. Он вообще не сладкий. Он хищный, опасный, дерзкий, наглый. Он любит подчиняться сильным, а с ним Том чувствовал себя сильным. Для Тома это было важнее всего: чувствовать себя сильным. Советы, которые нашептывал ему на ухо циничный любовник, были уже вторым делом. Главное – ощущение силы. Это давал Тому только Мэт. А что теперь?

Том снова обхватил голову руками и жалобно заскулил как побитый пёс. Мэта нельзя было выгонять. Надо было устроить ему порку, на сей раз безжалостную порку! До кровавых ран. А потом… потом бы они занялись сексом, безудержным сексом, и Том трахал бы Мэта так, что тот визжал бы на всю округу. И все было бы улажено. Но теперь все кончено. Он не может просить Мэта вернуться, потому что это будет проявлением слабости. А он, Том Бреннан, больше никогда не позволит, чтобы его считали слабым.

Не позволит… Том скривился как от зубной боли. Он знал, что позволит. Еще как позволит. Да жена и спрашивать его не будет. Она просто снова возьмет в руки все. Все, что Том отвоевал благодаря Мэту.

Мэт был сном. Ярким, феерическим, захватывающим. Безумной вечеринкой с немереным количеством спиртного. Теперь наступило тяжкое похмелье. Том снова покосился на парня в постели. Нет, он его не хочет!

Том принялся расталкивать парня, но тот категорически отказывался просыпаться, зарывался головой под подушку, отбрыкивался. Из-за этого голова Тома, и без того раскалывавшаяся, разболелась еще сильнее. Он выругался, набрал вызов охраны.

- Эш? Это я. Сейчас пойду принимать душ. Когда вернусь, спальня должна быть пустой. Да. По обычной схеме. Дайте этому типу денег и пинка под зад.

Черт, где-то же был виски… А, вот полупустая бутылка на полу. Том жадно глотнул прямо из горла. По телу стало разливаться блаженное тепло, боль начала притупляться.

Алкоголь принес физическое облегчение и чуть затуманил чувство пустоты, но лишь чуть-чуть. На самом деле все было плохо. Очень плохо. Даже ужасно. Пустота. Вокруг была пустота. И ей не было конца. И уже не будет.

Но в эту пустоту вдруг ворвался звонок телефона. Том недовольно поморщился. Ему и так плохо, кому еще понадобилось донимать его какими-то проблемами?

На проводе был Скелтон.

- Том? Доброе утро. У меня тут есть кое-какие новости.

***

Москва, сентябрь 2015 года

Элен задерживалась в Москве вопреки первоначальным планам. Переговоры затягивались. Ее встречи с людьми из кремлевских башен приносили плоды, однако дело продвигалось медленно. Но покидать российскую столицу без результата Элен не собиралась. Она никогда не сдавалась без боя, и сейчас твердо была намерена получить гарантии, что Brennan сможет продолжать бизнес в России на приемлемых условиях.

А вот выбить эти гарантии из московских чиновников было не просто сложно – почти невозможно. И дело было не в пресловутых «откатах» - это Элен как раз не смущало. Дело было в политике: отношения между Москвой и Вашингтоном все сильнее замерзали, возвращаясь к временам «холодной войны». Россия не скрывала заинтересованности в продолжении сотрудничества с Brennan и закупке ее высокотехнологичной продукции, но выдвигала условия, которые однозначно подставили бы Brennan под американские санкции. Нужно было искать обходные пути. И эти пути пролегали через Китай, где у Brennan были обширные производственные сборочные мощности. Причем не только официально принадлежащие американской корпорации, но и формально не имеющие к ней отношения, более того, считающиеся конкурентами Brennan. Семейство Бреннанов контролировало этих псевдоконкурентов через запутанную сеть подставных структур. Формально это были китайские бренды, причем Brennan время от времени даже подавала иски в международный арбитраж, обвиняя эти китайские фирмы в краже ее интеллектуальной собственности. Но это делалось лишь для отвода глаз. Прибыль от китайского «контрафакта», конкурировавшего с Brennan, шла все тем же Бреннанам. И, разумеется, немалая ее часть оседала на счетах китайской элиты. Часть этого «контрафакта», в принципе, могла поставляться в Россию. Но это было деликатное и рискованное дело, которое невозможно было провернуть без переговоров в Китае: причем не в деловых центрах, таких как Гонконг или Шанхай, а в центре политической власти Китая – Пекине.

Поэтому Элен, планировавшая из Москвы возвратиться в Атланту, откуда спустя некоторое время вылететь с секретной миссией в Африку, вынуждена была изменить планы. Теперь ей предстояло лететь еще дальше на восток – в Пекин, чтобы организовать новую цепочку поставок в Россию.

Между тем Элен не любила Китай столь же сильно, как и Россию. Во время этих поездок она почти всегда пребывала не в духе, и сотрудники, обязанные сопровождать Элен, всеми правдами и неправдами пытались увильнуть от поездок вместе с ней в эти страны. Пожалуй, только присутствие Скелтона несколько смягчало Горгону, и вся служба безопасности Brennan едва ли не молила своего шефа, чтобы он летал в Китай и Россию вместе с Горгоной.

Но на сей раз у Скелтона были срочные дела в Мадриде, и он должен был присоединиться к Горгоне только в Пекине. А поскольку в Москву за Элен увязался и Кронберг, который одним своим видом действовал на нее как красная тряпка на быка, то дни пребывания в российской столицы стали для свиты Горгоны настоящим адом. Поэтому, когда разнеслась весть о том, что Кронберг внезапно покинул Москву, а затем поползли слухи, что Горгона добилась-таки изгнания своего лютого врага, члены ее свиты поняли, что спасены. Они желали Кронбергу исчезнуть навсегда. Не потому что так уж его не любили (многие втайне даже «болели» за него), просто слишком боялись Горгоны, которая вымещала свою ярость именно на них.

Горгона сама не поверила своему счастью, когда узнала, что ее муженек проглотил наживку, пришел в ярость и дал отставку Кронбергу. Пожалуй, впервые за все время пребывания в Москве она пришла в отличное настроение и даже выпила бокал шампанского в честь знаменательного события. Но очень скоро ее одолели сомнения и беспокойство. Во-первых, Кронберг непонятно зачем срочно вылетел в Мадрид. Не в Берлин, где у него до сих пор был небольшой собственный бизнес, а в Мадрид. Где, по данным Скелтона, у Кронберга нет и никогда не было ничего и никого. Но зато в Мадриде в это время находился сам Скелтон. У Горгоны мелькнуло смутное подозрение: уж не к Скелтону ли помчался Кронберг? Исключать этого было нельзя. У подонка был компромат на нее и на Скелтона. Кто-то сумел снять на видеокамеру их занятия любовью. Возможно, теперь разъяренный Кронберг пустит это видео в ход. Но к появлению «порно-компромата» Горгона была готова. Еще даже до появления Кронберга. Она всегда учитывала, что ее тайные любовные похождения могут всплыть. А уж похождения любвеобильного Тома – тем более. Да, это было бы ударом по репутации Бреннанов как образцового семейства с обложек глянцевых СМИ. Но это можно было пережить. В конце концов, ни Элен, ни Том не собирались баллотироваться в конгресс, в мэры или губернаторы. В случае скандала можно было заявить, что в семейной жизни бывает всякое, кто же без греха и т.д. и т.п. В конце концов, Клинтону сошел с рук даже минет Моники Левински в Белом доме.

Не слишком опасалась Элен и того, что Кронберг предаст огласке историю о брошенном ею в России ребенке. Юридически никакой вины Элен не было. Проблема была в морали. Но огласка этой истории была опасна для Элен раньше, когда она полностью зависела от семейства Бреннанов. Теперь же она сама стала фактическим главой этого семейства. Безголовый Том был не в счет. В самом худшем случае Элен могла дать несколько интервью, пустить слезу о том, что у нее отняли ребенка и так далее.

Элен опасалась другого. У Кронберга, похоже, был куда более серьезный компромат. Возможно, касавшийся теневой стороны ее бизнеса. Вот это было по-настоящему опасно. Но далеко не факт, что у Кронберга такой компромат действительно был. К тому же Элен любила рисковать. Собственно, потому она до сих пор и не вышла из нелегального алмазно-оружейного бизнеса. Дело было не в деньгах (у Элен уже были миллиарды), дело было в получении кайфа от риска, постоянного выплеска адреналина, без которого Элен просто не могла жить. И все это давал ей нелегальный бизнес, в который ее ввел покойный свекор, сразу почувствовавший в ней родственную душу.

Элен испытывала постоянную тревогу из-за того, что ее темные и даже кровавые дела могут всплыть, но это ощущение опасности опьяняло ее, делало жизнь захватывающей и интересной.

А Кронберг… Скелтон, конечно, узнает, что этому ублюдку понадобилось в Мадриде. Узнает, что известно Кронбергу, где хранится его компромат и как его нейтрализовать. А затем – избавится от Кронберга.

Элен задумчиво смотрела в окно президентского люкса в «Балчуге» на кремлевские башни, когда ее телефон зазвонил.

- Мама, какого хрена? – голос в трубке был плаксивым и истеричным.

Элен поморщилась. Ее старший сын от брака с Томом – Джастин – мало того, что пошел в отца своими «голубыми» повадками и бабскими капризами, так еще в последнее время все чаще прикладывался к бутылке и курил дурь. Вот и сейчас Джастин, судя по всему, находился в характерном взвинченном состоянии, в его голосе звучали истерические нотки. Совсем как у Тома.

- Джас, в чем дело? – резко спросила Элен. – Ты что, опять…

- Мама, какого хрена отец приволок домой этого ублюдка? Какого черта он заявил, что ублюдок теперь будет жить в нашем доме? В нашем доме, мама! В нашем! Что, ебать, происходит? – Джастин сорвался на визг.

- Что? – не поняла Элен. – Ты о ком? Я не понимаю.

- Наш папаша приволок домой этого хрена, с которым жил в загородном доме. Ну этого, которого он своим помощником сделал. Мэта… блять, как его… Сказал, что теперь тот будет жить в нашем доме!

Элен онемела. Эта новость была для нее громом среди ясного неба. Кронберг. Она думала, он до сих пор в Мадриде… Проклятье, что все это значит??

Джастин продолжал вопить в трубку что-то все более бессвязное, и можно было понять лишь, что он не собирается жить под одной крышей с ублюдком и переедет немедленно. Затем Джастин перешел к своим обычным истерическим завываниям о том, что его никто не любит, весь мир - говно и все такое прочее.

- Заткнись! – зло бросила в трубку Элен. – И протрезвей сначала!

Она отключила звонок и тут же набрала номер Скелтона. Тот был недоступен. Элен матюкнулась по-русски, что случалось с ней только в самых экстремальных ситуациях. Она набрала номер Тома. Но Том не отвечал. Элен хотела набрать номер старшего группы охраны особняка, но вдруг передумала. Сжав губы, она долго смотрела в окно на кремлевские башни за рекой, как будто что-то обдумывая…

***

Пригород Атланты, загородный дом Бреннанов, сентябрь 2015 года

- Прости меня, - бормотал Том, покрываяпоцелуями лицо и руки Матиаса и заискивающе заглядывая в холодные серо-голубые глаза. - Прости меня, Мэт. Я не должен был… Просто меня обманули… Нагло, бесстыдно обманули. Я бы никогда так с тобой не поступил!

Матиас не отвечал на поцелуи любовника. Его лицо ничего не выражало.

- Для меня была невыносима мысль, что ты был с этим… Фелнером, - ныл Том.

- Я и был с ним, - пожал плечами Матиас. - Сначала был на его концерте. Затем мы дошли до отеля, где он остановился. Оттуда я пошел в свой отель. А тебе, разумеется, сказали, что я поднялся к нему в номер и всю ночь кувыркался с ним в постели, так ведь?

Интонации в голосе парня постепенно менялись от горько-презрительных до обвиняющих. Он был воплощением оскорбленного достоинства, и невозможно было вообразить, что с его уст слетала ложь. Та самая ложь, что была придумана в постели Скелтона в мадридском отеле.

Матиас отстранился от Тома, подошел к столу черного дерева, инкрустированному затейливым золотым узором, и пробежал ухоженными пальцами по его поверхности словно по клавишам фортепиано. На безымянном пальце правой руки мерцал черный опал.

- Мэт, - голос Тома дрогнул. - Эта неделя была ужасной. Я чувствовал пустоту… Потому что тебя больше не было со мной. Знаешь, я заказывал себе парней из эскорта. Чтобы просто забыться. Разрядиться. Но было только хуже. Мне нужен ты. Именно ты.

Матиас со скептической улыбкой взглянул на Тома.

- Мэт, я не требую, чтобы ты спал только со мной! – Том заводился все больше. – Мы договорились, что у нас свободные отношения, и мне плевать, если ты с кем-то там переспишь или поучаствуешь в оргии… Мне даже нравится, что на моего любовника вешаются другие мужчины! Но только не Фелнер! Он – исключение. Я прошу, я требую, чтобы ты даже близко к нему не подходил! Чтобы вы не встречались. Вообще. Это мое единственное условие, Мэт.

- Нет, Том, - стальной взгляд Матиаса клинком пригвоздил Тома к месту. – Нет. Это условие неприемлемо. И не столько для меня, сколько для тебя.

- Для меня? – переспросил ошарашенный Том.

- Для тебя, - бесстрастно подтвердил Кронберг. – Ты знаешь, что я люблю сильных мужчин. Мне неинтересно, когда меня трахают безвольные слабаки. Они недостойны меня. Представь себе, Том, Фелнер вовсе не силен. Он слабый человек. Изнеженный интеллектуал, погруженный в свои фантазии, - Матиас презрительно оттопырил верхнюю губу. – Проблема в том, что ты, Том, еще слабее, чем Фелнер. Потому что ты его боишься. Боишься, что он отнимет меня. Ты не хочешь, чтобы я с ним встречался. Так вот, я могу не встречаться с ним. Фелнер для меня мало что значит, поверь. Гораздо больше значит то, что ты ему проигрываешь, - безжалостно припечатал Матиас.

Воцарилось молчание. На лице Тома появилась гримаса, как будто он сожрал кислятину.

- Будь сильнее его, - прошептал Матиас, не отрывая взгляда от Тома и медленно приближаясь к нему, словно подкрадывающийся к жертве тигр. – Будь сильнее. Это единственный путь, Том. Перестань бояться Фелнера. Перестань бояться свою ведьму-жену. Только так ты добьешься того, чего хочешь. Понимаешь? Перестанешь бояться, перестанешь зависеть от чужого мнения, перестанешь исполнять решения, которые кто-то принял за тебя. Ты станешь свободным и сильным. Твоя жена не хочет этого. Именно поэтому она меня ненавидит и хочет от меня избавиться. Она хочет снова сделать тебя своей марионеткой. И ты это знаешь. Сам знаешь! Так ведь?

- Да… - пробормотал Том. - Да.

- Ты хочешь быть со мной, хотя знаешь, что во мне нет любви к тебе, - безжалостно продолжал Матиас. - Нет любви. Но есть другое. Со мной ты почувствовал вкус свободы. Свободы, которой ты всегда был лишен. Которую ты искал долгие годы в постелях у своих любовников и любовниц, но нашел ее только со мной. У тебя есть выбор, Том. Или ты станешь сильным, никого не боящимся, или я перегрызу тебе глотку. Ты готов? Готов?

- Ты демон, Мэт, - выдохнул Том. - Демон-искуситель.

- Да, - прошептал Матиас. – Пусть так. И кого ты выберешь, Том? Меня - твоего демона-искусителя или… ее?

Он положил руки на плечи Бреннану и смотрел ему прямо в глаза. Бреннан отвечал ему восторженной улыбкой, уже позабыв про Фелнера.

- Меня, - тихо произнес Матиас. - Меня.

- Да. Тебя,- словно лунатик, произнес Том.

- Расстанься с ней, - потребовал Матиас. - Расстанься, Том. Это необходимо. Иначе она тебя уничтожит. Она хочет всего. А ты ей мешаешь. Самим своим существованием.

Глаза Бреннана расширились, в них на долю секунды появилось умоляющее выражение, словно он не желал слышать слов Матиаса.

- Ты знаешь, - продолжал нашептывать Матиас, - ты ведь знаешь, что я говорю правду. Она уже опутала тебя тысячами нитей, пытается держать тебя под контролем. Она даже в твою службу безопасности запустила свои щупальца. Ведь это же она сфабриковала информацию о том, что я спал с Фелнером. Она! И сумела сделать это в обход Скелтона. Она плетет вокруг тебя паутину лжи, чтобы держать тебя под контролем. Со мной ты сумел порвать эту паутину, но она не перестает ее плести. Она будет делать все, чтобы вернуть свою власть. Чтобы уничтожить тебя. Превратить в ничтожество или вовсе… убить. Она ведь на это способна. Ты когда-нибудь интересовался, как погиб ее первый муж? Его взорвали. В машине.

- Ты… ты хочешь сказать…

- У меня нет доказательств, - лицо Матиаса было бесстрастным. - Но я знал ее первого сына. Он говорил, что его отец собирал на нее компромат. На твою нынешнюю супругу. Ты ведь знаешь, что она ведет дела кое с кем в Африке?

- Не хочу об этом говорить, - вздрогнул Бреннан. - И тебе не советую в это лезть, Мэт. Слишком опасно.

- Знаю. Ее бывший муж полез и собрал много материалов о делах твоей супруги в Сьерра-Леоне и Конго. Его конец тебе известен. Бронированный «мерседес» разнесло взрывом. Твоя супруга умеет принимать решения. Пока эта змея будет с тобой, ты будешь в опасности. И я тоже.

- Я не могу ее вот так просто удалить, - Бреннан отер холодный пот, струившийся со лба. - Ты же понимаешь…

- Понимаю, - кивнул Матиас. - Понимаю и то, что мне лучше исчезнуть…

- Мэт!

- … но я не исчезну, - красивые губы Матиаса раздвинулись, обнажив ряд белых, идеально ровных зубов; глаза, не отрываясь, смотрели прямо в глаза Бреннана. - Нет, Том, я останусь с тобой. Чтобы исчезла она.

- Исчезла?

- Исчезла из твоей жизни. Снова превратилась в ничто. Вернулась в Россию, в свой магазин в богом забытом городишке, откуда она когда-то вылезла.

- Она сильна, - вздохнул Том.

- Мы вместе сильнее. Возьми меня в свой дом, - вдруг произнес Матиас жестко, требовательно, безапелляционно.

- Ты… там мои дети! Мои сыновья! - растерянно выдохнул Том.

- Ты что, принимаешь меня за педофила? - саркастически осведомился Матиас.

- Нет. К тому же они уже совершеннолетние.

- Так в чем проблема? Думаешь, им не известно о том, что ты гей?

- Мэт, но ты… в моем доме…

- Том, я знаю: и тебе, и мне будет проще, если мы останемся здесь, в загородном доме. Но значить оставить поле боя. А этого нельзя делать, нельзя проигрывать. Это она должна уйти. Она, а не ты, понимаешь? Именно она!

- Но это будет означать скандал!

- И что? - презрительно пожал плечами Матиас. - Хочешь до конца жизни играть роль примерного мужа, таскаясь повсюду с женой, которая тебя ни в грош не ставит? Трахаться тайком с любовниками, страшась, что тебя могут застукать? Тебе 47 лет, Том! Ты президент гигантской фирмы, а не прыщавый подросток, боящийся строгой мамочки!

Том молчал.

Мэт улыбнулся и принялся расстегивать свою рубашку. Он делал это очень медленно, слегка поводя бедрами и понемногу обнажая загорелую подкачанную грудь с гладкой кожей, на которой красовался медальон на золотой цепочке. Расстегнув рубашку, он провел руками по животу с прорисованными кубиками пресса, глаза его призывно мерцали.

Глаза Тома тоже вспыхнули откровенной похотью, но он вдруг отступил на шаг.

- Мэт, - сказал он, - я ведь действительно не прыщавый юнец. И мне правда 47 лет, будь они прокляты. Я умею думать не только членом, но и головой.

- Я на это и рассчитываю, - спокойно прошелестело в ответ. - Твоя голова тебе сейчас очень даже понадобится. Конкретно твой рот. И твой язык.

- Ты…

- Я хочу, чтобы ты взял у меня, - Матиас произнес эти слова очень тихо, в них было что-то вкрадчивое и одновременно опасное, змеей заползавшее в сознание Тома.

Матиас, глядя Тому прямо в глаза, словно гипнотизируя его, расстегнул ремень и брюки, приспустил их, а затем стянул плотно обтягивавшие бедра трусы.

Том медленно опустился на колени, разглядывая достоинство Матиаса.

- Красивый, правда? - прошелестело сверху. – Бери же. Бери!

Точь в точь повторялась сцена, что когда Том в первый раз пытался наказать Мэта за измену с Фелнером. Том понимал, что Матиас снова взял над ним верх, но это странным образом не унижало его. Как будто стоявший перед его глазами красивый гладкий член парня и был тем путем к свободе, о котором говорил Матиас. Томом овладело желание, отозвавшееся в теле болезненной дрожью. Он застонал, взяв в рот пульсирующую, гладкую, горячую плоть, казавшуюся такой желанной. С удовольствием, переходящим в наслаждение, Том играл языком с членом Матиаса, вцепившись растопыренными пальцами в упругие ягодицы и чувствуя, как все сильнее содрогается гладкое, сильное тело. Ему казалось, что он, подобно вампиру, высасывает силу из этого молодого тела, которой было в избытке, и силу не только физическую, но и психическую, так необходимую ему, чтобы выстоять в надвигавшейся буре. Словно Матиас заряжал его своей энергией в физическом смысле, и когда тот застонал, затрясся и Том почувствовал во рту солоноватый вкус, то ему показалось, что в него вливается новая сила. Он подхватил обмякшего парня и положил его спиной на кровать, стянул с него брюки, и раздвинул гладкие, мускулистые ноги. Матиас не говорил ни слова. Его глаза были подернуты поволокой, но сквозь нее просвечивали алчность и безжалостность, и это заводило Тома. Он снова хотел обладать этим опасным хищником!

Матиас, не отрывая глаз от Тома, протянул к нему руки и провел ими по предплечью. Прикосновение этих рук еще больше завело Тома. Он с рычанием принялся входить в Матиаса, даже не подумав о смазке. Впрочем, Матиас опять был смазан изнутри, и Тома это странно кольнуло, словно он действовал по чужому сценарию, но он тут же перестал об этом думать, вбиваясь в упругое, податливое тело, стремясь утвердить власть над странным любовником, который вроде бы и принадлежал ему, но до сих пор не принадлежал. Том двигался все жестче и резче, обхватил упругое, мускулистое тело Матиаса и приподнял его. Губы Матиаса были полуоткрыты, в глазах горела ненасытная алчность, руки вцепились в плечи Тома, шея то и дело запрокидывалась от резких движений любовника.

- Люблю, люблю, люблю! - рычал Том, чувствуя приближение оргазма.

Тому сейчас казалось, что молодой красивый любовник хочет, действительно хочет принадлежать ему. Пусть это желание будет недолгим, пусть оно продлится несколько мгновений, но сейчас оно казалось искренним, до самой глубины. И за эти мгновения Том готов был отдать всех любовников и любовниц, что были в его жизни.

Он почувствовал подход оргазма, и Матиас прижался к нему, отчего ощущение наслаждения стало в разы острее, нереальнее.

- Мой! - зарычал Том, чувствуя себя на седьмом небе. - Мой!!

Ответом ему была улыбка красивых губ и холодное спокойствие в светло-серых глазах. Спокойствие и свобода, к которым так рвался Том.

***

Вена, сентябрь 2015 года

Был уже четвертый час утра, но Андреас не спал. Он ворочался один в постели в своей небольшой квартире недалеко от старинного центра Вены на Кёрнтнерштрассе. Вообще-то Андреас, получавший высокие гонорары за выступления, уже мог позволить себе куда более просторную квартиру в более престижном районе. И Кренц постоянно ему это твердил. Но Андреас не хотел переезжать. Эта квартира, состоявшая из гостиной, спальни, рабочего кабинета с роялем и музыкальной аппаратурой, а также крохотной кухни, его вполне устраивала. Андреас жил довольно уединенно, не закатывал шумных вечеринок. В гостях у него бывали только Кренц, иногда знакомые музыканты… и малознакомые или вовсе не знакомые посетители гей-заведений, которых в этом районе было достаточно. Несмотря на плотный график репетиций, выступлений, гастролей, жизнь Андреаса была размеренной и даже скучной. В ней не было особых радостей, как не было и огорчений. Андреас любил сравнивать свою жизнь с темно-серыми водами осеннего Дуная – грустными, спокойными, неторопливыми.

Так было с тех пор, как Андреас потерял Антона. И до того дня, точнее ночи, когда в его жизни появился Кронберг. Внешне все оставалось по-прежнему: та же жизнь с ее репетициями, выступлениями, гастролями. С теми же походами в гей-бары и клубы и эпизодическим сексом в своей или чужой квартире.

Но на самом деле все изменилось, полетело вверх тормашками, и Андреас осознавал, что как прежде уже ничего не будет. А как будет – хорошо или плохо – это другой вопрос. Сейчас в его сознании были два полюса: Антон Вальковский и Матиас Кронберг. Совершенно разные, непохожие друг на друга. Два антипода. Но вместе с тем скованные невидимой цепью, которую ничто не в силах было разорвать.

Андреас усмехнулся, представив, что Кронберг, несомненно, сейчас заявил бы: «Опять гоняешься за выдумками». Что-то в этом роде. И, наверное, циничный, безжалостный Кронберг был бы прав.

Сон никак не шел. Андреас то погружался в болезненный полудрём, то снова просыпался, и мысли его возвращались к Матиасу. Мозг лихорадочно работал. И Андреаса вдруг осенила безумная в своей простоте и оттого невероятная догадка. Противоречащая всякой логике.

На несколько мгновений он замер, даже перестав дышать. Затем рука сама потянулась к телефону, лежавшему на тумбочке возле кровати. Палец уже готов был нажать на кнопку вызова, но в последний момент Андреас передумал. Вместо этого он вошел в мессенджер, торопливо набрал:

«Ты – Антон?»

И замер, уставившись в экран телефона.

Через пару минут телефон тихо тренькнул. Пришел ответ:

«:))))) Ты ебанулся»

Андреас с минуту неподвижно смотрел на экран. Затем повторил свое послание, только уже без вопросительного знака:

«Ты – Антон»

Прошла еще пара минут. Телефон снова тренькнул, приняв ответ:

«Если я – Антон, то кто тогда ты, Фелнер?»

Андреас непонимающе уставился на экран. Что Кронберг хотел этим сказать?

Он даже не успел ничего набрать, как свалилось новое сообщение:

«Я хотел сказать, что ты – мудак. Глянь на фотки и убедись в этом»

Тут же свалились три файла с фотографиями.

Андреас открыл их, тихонько ахнул, его глаза и рот широко открылись как у ребенка, вдруг узнавшего, что Санта-Клауса не существует… И никогда не существовало.

========== ГЛАВА 12. КОМНАТА ПРИЗРАКА ==========

ГЛАВА 12. КОМНАТА ПРИЗРАКА

Атланта, октябрь 2015 года

Бреннаны владели в Атланте огромным трехэтажным особняком, и Матиасу был отведен второй этаж в правом крыле дома. Согласно официальной версии, постоянное присутствие помощника требовалось президенту Brennan для решения оперативных вопросов, требующих практически круглосуточного внимания главы корпорации. Это был смехотворный предлог, учитывая, что лень и сибаритство Тома Бреннана давно стали притчей во языцех как в корпорации, так и в его собственном доме. «У босса сегодня загруженный график: массаж, маникюр, педикюр, два фуршета и одна сладкая задница», - обычно злословили сотрудники Brennan. Само собой, все знали, чья именно задница стоИт в графике Бреннана, но имя Кронберга с некоторых пор старались лишний раз не упоминать. Молодого помощника главы корпорации начинали по-настоящему опасаться: за полгода пребывания в постели шефа он добился увольнения двух директоров департаментов, руководителя франкфуртского филиала, а еще над тремя высокопоставленными сотрудниками висела угроза увольнения, ибо они осмелились перечить наглому и заносчивому фавориту босса.

Тем не менее, и Том и Матиас прекрасно понимали, что грандиозного скандала из-за переезда Матиаса в дом Бреннанов было не избежать. Том был напряжен, Матиаса же эта ситуация, кажется, вполне устраивала: на его губах играла победная и наглая улыбка.

Переезд произошел сразу после возвращения Кронберга из Москвы и Мадрида. Все ожидали, что Элен, находившаяся в тот момент в Москве, прервет поездку и немедленно помчится в Атланту изгонять наглого захватчика со своей территории. Но, ко всеобщему изумлению, этого не произошло. Горгона сохраняла железную выдержку, как будто ничего не случилось. Вместо Атланты она отправилась из Москвы в Пекин на незапланированные переговоры с высшим китайским руководством.

Между тем еще до появления Матиаса в доме Бреннанов в семействе произошел раскол. Старший сын Тома – Джастин – закатил настоящую истерику и заявил, что не останется под одной крышей с этим «сукиным сыном». Джастин объявил, что переезжает в квартиру Бреннанов в Атланте, которая обычно пустовала и изредка использовалась для размещения гостей, которым по каким-то причинам не хотели предоставлять комнату в доме.

При этом Джастин имел наглость издевательски назвать Тома «папой». Вечно молодившийся Том не выносил, когда ему напоминали о его возрасте. Он требовал от сыновей, чтобы они называли его исключительно по имени. Слово «папа» для него было хуже горького яда. Он взбеленился, а поскольку темперамент и повадки что у него, что у Джастина были похожие – оба были избалованными, истеричными, изнеженными, не терпевшими, когда им перечат, то возникла грандиозная перепалка, напоминавшая свару двух баб, которые визжат и пытаются выцарапать глаза друг другу.

В общем, Джастин торжественно отправился в добровольное изгнание. По правде сказать, это не огорчило Тома. Он с трудом выносил старшего сына – именно потому, что тот был почти его копией. Таким же смазливым, капризным, изнеженным, истеричным и уверенным, что весь мир вращается вокруг него. Том простил бы сыну характер, но только не внешность. Джастин был вылитым молодым Томом, и Том понимал, что, несмотря на все подтяжки, операции и прочие омолаживающие ухищрения, выглядит рядом с сыном почти стариком. А это для Тома было невыносимо. Табуированное слово «папа», произнесенное Джастином, стало последней каплей.

Том давно бы уже выставил своего первенца из дома, но этому противилась мать, желавшая оставить сына при себе. Во-первых, Джастина она очень любила (а он платил ей той же монетой), несмотря на все его закидоны, тогда как к младшему – Стиву – относилась если не с прохладцей, то, во всяком случае, без излишней теплоты. Во-вторых, потеряв своего старшего сына, Элен боялась отпускать от себя младших. Но теперь Элен отсутствовала, и Том воспользовался удобным случаем.

Между тем младший сын Тома – 19-летний Стив – воспринял появление Матиаса в семейном гнезде Бреннанов на удивление спокойно. В отличие от своего взбалмошного и истеричного старшего брата Стив был очень собран, серьезен, вдумчив, хладнокровен. В каком-то смысле характером он больше напоминал мать и явно обладал врожденной деловой хваткой. Было понятно, что в будущем управление империей Brennan перейдет именно в его руки, а не в руки старшего брата, который мог управлять разве что своим членом. Точнее, член сам управлял им.

Стив был невысоким светловолосым пареньком, внешне напоминавшим Елену. И, Матиас это сразу отметил, у Стива было некоторое внешнее сходство с Антоном Вальковским – чуть курносый нос, пухлые губы, открытый взгляд светлых глаз. Неудивительно, ведь младшие Бреннаны и Антон были единоутробными братьями. Судя по всему, Матиаса это сходство не порадовало: когда он увидел Стива, то в его глазах мелькнула молния. Но тут же его взгляд приобрел обычный стальной блеск, на губах снова заиграла уверенная улыбка.

Матиас был готов к холодной, а может быть и горячей войне с сыновьями Тома, и был немало удивлен тому, что Стив встретил его если и без теплоты, то, по крайней мере, спокойно. Матиас пристально наблюдал за ним, словно ожидая подвоха. Но ничего такого пока не происходило.

- Пойдем, я покажу тебе дом, - сказал Стив после того, как Матиаса представили прислуге, также ошарашенной его внезапным вторжением.

Матиас, и впрямь ощущавший себя завоевателем, вторгшимся на враждебную территорию, был внутренне напряжен, хотя внешне держался с обычной невозмутимостью и нагловатой самоуверенностью.

Стив показал Матиасу столовую, две гостиных – большую и малую, большой зал для приемов, наконец, свою комнату, увешанную постерами музыкантов и актеров, а также персонажами вселенной Марвелл.

- Я ведь все понимаю, - неожиданно произнес паренек, когда дверь комнаты за ними закрылась. – Я понимаю, кто ты для Тома.

Матиас вопросительно посмотрел на Стива. Он не собирался перед ним заискивать, пытаться показаться хорошим, своим в доску. Вообще, теперь, когда они со Стивом остались одни, взгляд Матиаса стал как будто смущенным, что вообще-то было для него нехарактерно.

- Да, мы с Томом любовники, - произнес Матиас спокойно. – И я знаю, что для тебя это не новость.

- Само собой, - хмыкнул Стив. – Ты ведь из России? – неожиданно спросил он.

- Да. Из России. Но я немец, - эти слова Матиас произнес подчеркнуто холодно.

- Моя мать – русская, - сказал Стив. – Значит, я наполовину русский. Всегда хотел научиться говорить по-русски, но мама не хотела меня учить. Она вообще не любит, когда ее называют русской. И я только несколько слов по-русски знаю.

По обычно неподвижному, неживому лицу Матиаса как будто пробежала гримаса – не то презрения, не то сожаления.

- Они с папой вообще не любят друг друга, - продолжал Стив совершенно обыденным тоном, и ничуть не смущаясь, что говорит о сугубо семейным делах с совершенно посторонним человеком. – Они вместе только по расчету. Ну, и показывают образцовую семью, снимаясь для обложек.

- Мне это знакомо, - неожиданно сказал Матиас.

- Да? – удивленно поднял брови Стив. – У тебя тоже была такая семья?

- Не совсем, - Матиас чуть сдвинул брови, словно недовольный чем-то. – Просто довелось жить с такими людьми.

- Ну, тогда ты должен понимать, - сказал Стив.

- Что?

- Что все это ложь. Жизнь на камеру. Я рад, что это заканчивается. Знаешь, я спокойно тебя принял не потому, что рад тебе. Честно скажу. Хотя… с другой стороны рад. Должен был этот гнойник когда-нибудь вскрыться. Просто у них, ну, у моих родителей, у каждого давно своя жизнь. И всегда была своя жизнь. Ничего общего у них нет. Только бизнес. А, ну да, еще мы с Джасом. Да и то… Мама всегда больше Джаса любила. Они оба близки. Поэтому Джас тебя сразу возненавидел.

- А тебя она не любит? – нахмурился Матиас. – О, прости. Я не должен был…

- Ничего, - пожал плечами Стив с деланно беспечным видом. – Нет, меня она тоже любит. Но просто они с Джасом всегда были ближе. Я – так… Главное, чтобы был обут, одет, здоров… А Том нами никогда особо не интересовался. Но все равно. Я… его…

Стив замолчал. Но Матиас и так понял, что тот хотел сказать: «Я люблю его больше, чем маму». Он молчал, безучастно глядя на Стива.

- Теперь будет ад, - продолжил Стив. – Мама вернется, устроит скандал.

Матиас холодно улыбнулся и пожал плечами, делая вид, что ему все равно.

- Зачем? – вдруг спросил Стив. – Зачем тебе все это?

- Что? – непонимающе спросил Матиас.

- Ну, вот всё, что ты делаешь. Я ведь внимательно за всем наблюдаю. За тем, что происходит.

Стив смотрел Матиасу прямо в глаза, но в его взгляде по-прежнему не было враждебности. Скорее желание понять.

- Ясно же, что ты с Томом потому, что он богатый, влиятельный и все такое. Хочешь стать любовником миллиардера. Да уже и стал им, - Стив как будто говорил не с Матиасом, а рассуждал вслух сам с собой. – Хочешь денег, красивой жизни. Хочешь сделать карьеру. Но ты и так все это получаешь. И сможешь и дальше получать. Однако у тебя как будто другая цель. Я… я долго наблюдал, пытался понять.

- И что же ты понял? – Матиас говорил равнодушно, но не смог скрыть настороженности.

Стив молчал, как будто напряженно что-то обдумывая, а затем вдруг выдал:

- Ты ведешь себя не как человек, который хочет что-то получить, а как человек, который хочет что-то разрушить.

Матиас вздрогнул и замер, буквально уставившись на Стива. А затем отвел глаза и в который раз равнодушно пожал плечами.

- Ты давно был в России в последний раз? – у Стива, очевидно, была манера перескакивать с темы на тему. – Нет, не сейчас, когда ты с мамой туда ездил, а до того?

- Не помню точно, - буркнул Матиас, словно это был болезненный для него вопрос. – Может быть, лет пять назад… Мне там нечего делать. Я уехал, и все. Теперь у меня другая жизнь.

- Мама тоже всегда так говорила, когда мы с Джасом просили рассказать ее о России. Ну, не о самой России, а вообще. У нас же там должны быть родственники… Дедушка, бабушка. А мы даже не знаем, как их зовут и живы ли они. Мама никогда ничего не говорила. А еще у нас там был брат.

- Я знаю, - поморщился Матиас. – Антон. Антон Вальковский.

- Знаешь? – изумленно переспросил Стив. – Откуда?

- Я был с ним знаком, - холодно произнес Матиас.

Стив неверяще смотрел на него.

- Да, ты не поверишь, но я был знаком с твоим братом, - продолжал Матиас, вдруг заинтересовавшись постером из «Людей Икс». – И… ты ведь уже взрослый мальчик, так что я могу сказать прямо: я с ним спал.

Он продолжал разглядывать постер, на котором был изображен человек-лед. Да Матиас и сам как будто превратился в лед, а Стив пытался прожечь этот лед взглядом.

- Ты… ты был бойфрендом Антона? – переспросил он растерянно.

- Бойфренд – громко сказано, - небрежно бросил Матиас. – Спали вместе время от времени. Да, у нас был флирт. Но, если тебе интересно, это не мешало мне одновременно спать с другими.

Стив молчал. А потом вдруг подошел к Матиасу и, словно маленький ребенок, потянул его за руку.

- Пойдем, - сказал он. – Я кое-что тебе покажу.

***

Вена, октябрь 2015 года

Андреас сидел за роялем в своей венской квартире и пытался играть прелюдии Шопена. Но ничего не получалось. Мелодии ускользали из-под пальцев, Андреас то и дело сбивался и был не в состоянии погрузиться в музыку целиком, без остатка. Перед глазами стояли проклятые фотографии, присланные Кронбергом.

Каким же он все-таки был идиотом! Как он мог вообще вообразить, что Кронберг – это на самом деле Антон Вальковский? Черт, это же так глупо, нелепо… Что на него нашло той ночью?

Присланные Кронбергом фотографии безжалостно опровергали все безумные догадки Андреаса. И подтверждали слова Кронберга о том, что Андреас – мудак. От себя Андреас добавлял – конченый мудак. Да. Но если бы это было всё! Фотографии от Кронберга и впрямь были убийственными. Они убили Антона Вальковского, который жил в душе Андреаса. Они кричали о том, что Кронберг был прав, и того Антона, которого любил Андреас, на самом деле никогда не существовало. Да, того Антона не существовало. Но любовь была. И жила даже сейчас.

Андреас мысленно возвращался к разговору с Элен Бреннан на подмосковном кладбище. Он понимал, что эта стальная женщина испытывала чувство вины. И он вспоминал, с какой болью Антон говорил о своей матери. Он не мог ей простить того, что она его бросила, предпочла ему другую жизнь, где была карьера, деньги, власть. Мальчику вроде не на что было жаловаться. У него было все: богатый и влиятельный отец, отличные жизненные перспективы, но Андреас чувствовал в нем кровоточащую рану, которая не могла затянуться. Эту рану нанесла мать, и Антон, став уже 18-летним, взрослым молодым человеком, никак не мог изжить в себе эту рану. И, кажется, он и не хотел ее изживать, наоборот, сильнее и сильнее ее растравлял. В этом смысле он очень походил на Матиаса, который тоже был полон ненависти к Элен. Возможно, поэтому Андреас и решил, что Матиас – это каким-то чудом выживший и изменивший свою внешность Антон. Но нет, у Матиаса была ненависть другого рода. Элен стояла на его пути к Тому. Было ясно, что алчный и честолюбивый Кронберг задался невероятной по своей наглости идеей: стать супругом Тома Бреннана, благо однополые браки теперь были возможны. И он ненавидит все и всех, кто стоит на его пути. В первую очередь Элен.

Но в этой ненависти Кронберга к супруге Бреннана было еще что-то. Словно Кронберг перенял часть боли Антона. Андреас это ощущал шестым чувством. Кронберг в каком-то смысле выполнял волю Антона, он наносил по Элен безжалостные удары, которые уже не мог нанести ее сын. Но которые, возможно, нанес бы, если бы не нелепая, безвременная смерть. Или… или все-таки это была не случайная смерть? Что, если Элен… или кто-то из Бреннанов… Нет, нет, об том лучше было не думать.

Андреас вдруг осознал, что незаметно для самого себя играет уже не Шопена, а что-то другое. Свое. Из-под его пальцев сама собой текла вязь мелодий, которые рождались в его душе при мыслях об Антоне и о Матиасе. О романтичности и цинизме, грусти и лютой ненависти. Андреас на миг остановился, а затем схватил нотный лист и принялся набрасывать то, что сейчас играл. Странно, но когда он играл, то совершенно об этом не задумывался, даже по сути не слышал, что именно играет. Однако эта музыка непостижимым образом отпечаталась в его сознании, в его памяти, и он писал партитуру своего второго в жизни произведения после маленькой прелюдии, посвященной Антону. Героями его нового произведения были Антон и Матиас.

Его лихорадочную работу прервал телефонный звонок.

- Мистер Фелнер? – раздался в трубке незнакомый голос. – Это Том Бреннан. Мы встречались с вами на приеме в Берлине.

- Добрый день, мистер Бреннан, - удивленно проговорил Андреас. – Не скрою, ваш звонок стал для меня полной неожиданностью.

- Не хочу отнимать ваше время, мистер Фелнер, и сразу перейду к делу, - Андреас чувствовал, что собеседник на том конце провода нервничает. – Я хочу вам сделать предложение, касающееся вашей музыкальной карьеры.

- Слушаю вас внимательно, мистер Бреннан, - сдержанно проговорил Андреас.

Он понятия не имел, что хочет предложить Бреннан, но у него было нехорошее предчувствие.

- Как вам известно, я являюсь главой попечительского совета благотворительного фонда Бреннанов. Мистер Фелнер, наш фонд готов стать спонсором всех ваших выступлений. Это означает не только высокие гонорары. Мы готовы организовывать ваши выступления совместно с ведущими оркестрами мира и содействовать в организации ваших концертов на самых престижных международных площадках. Могу сразу сказать, что на эти цели фонд готов выделить в целом сто миллионов долларов. Это общий бюджет. При этом я гарантирую, что на ваши личные счета будет переведено 20 миллионов долларов. Это чистыми, после уплаты всех налогов. Плюс гонорары за выступления, а это тоже немалая сумма. Думаю, вряд ли кто-нибудь вам предлагал подобное, не так ли?

- Это очень заманчивое предложение, мистер Бреннан, - осторожно сказал Андреас. – Конечно, я с большой радостью его приму, однако…

- Однако, мистер Фелнер?

- Однако я догадываюсь, что ваш фонд вряд ли станет выделять столь огромную сумму, не оговорив предварительно условий их выделения.

- Вы правы, мистер Фелнер, - хмыкнул Том. – Действительно, у фонда есть ряд условий, но они будут оговорены с вашим директором. Кажется, его фамилия Кренц?

- Совершенно верно.

- Прекрасно. Думаю, они смогут вместе утрясти детали. Но, мистер Фелнер, это не все.

- Что еще, мистер Бреннан? – насторожился Андреас.

- Помимо условий фонда есть еще одно условие - мое личное. На мой взгляд, оно не такое уж существенное для вас. Но это условие обязательное. И оно должно быть выполнено.

- Слушаю вас, мистер Бреннан, - проговорил Андреас, уже догадываясь, что именно услышит.

- Мистер Фелнер, вы не должны поддерживать никаких контактов с вашим… знакомым, мистером Кронбергом.

- Вот как? – глухо заметил Андреас.

- Да, никаких контактов, - нервозные нотки в голосе Бреннана усилились – Вообще никаких. Вы не должны встречаться. Не должны созваниваться. Не должны переписываться.

- Вы говорите это от имени мистера Кронберга, мистер Бреннан? – невинным тоном поинтересовался Андреас.

- Я говорю от своего имени! – обиженно повысил голос Том. – Мистер Фелнер, вы умный человек и все понимаете. Вам сделали необычайно выгодное предложение. Подобные предложения бывают раз в жизни, если бывают вообще. Думаю, как разумный человек, вы в состоянии принять единственно верное решение…

- А если моим решением будет отказ? – спокойно поинтересовался Андреас.

- Что? – Том Бреннан как будто поперхнулся. – Вы… вы шутите, мистер Фелнер?

- Просто хочу понять, каковы могут быть последствия моего отказа.

- Ах вот как! – медленно проговорил Том. – Последствия? То есть потеря столь невероятно выгодного контракта для вас будет недостаточным последствием?

- Мистер Бреннан, не буду отрицать, мне будет безумно жаль потерять такой контракт. Потому что вы правы: подобный шанс выпадает лишь раз в жизни, если выпадает вообще. Но потеря такого контракта не станет для меня катастрофой. А я его потеряю, поскольку ваше условие для меня неприемлемо. Я не собираюсь отказываться от встреч с Матиасом Кронбергом, даже за 20 миллионов долларов на своих счетах и спонсорскую поддержку моих концертов.

- Ах вот как! – взбешенно прошипел Том, не ожидавший подобного ответа.

- Именно так, мистер Бреннан, - холодно произнес Андреас.

- Вы настолько не нуждаетесь в деньгах, мистер Фелнер?

- Я отношусь к тем наивным людям, которые убеждены, что не все в этом мире покупается и продается, мистер Бреннан. К тому же, мои потребности не так уж велики. И того, что я зарабатываю, мне более чем достаточно.

- Вот как? – угрожающе повторил Том. – Что ж, мистер Фелнер, тогда я вынужден сообщить вам кое-что еще. Думаю, вы понимаете, что мои возможности весьма велики. В том числе в музыкальном мире, к которому вы принадлежите. И вам не стоит удивляться, если у вас вдруг возникнут большие проблемы с выступлениями и гастролями.

- Вы мне угрожаете, мистер Бреннан?

- Нет, просто объясняю выбор, который у вас есть. Либо принять двадцать миллионов и вдобавок получать высокие гонорары, либо… похоронить свою музыкальную карьеру.

- Вижу, вы дорого оцениваете Матиаса, - заметил Андреас.

- Не стану скрывать, он мне очень нужен.

- Я тоже не стану скрывать: он и мне нужен. Поэтому я отклоняю ваше предложение, мистер Бреннан.

- Последствия вам известны, Фелнер, - после паузы произнес Том. – Послушайте, вы же разумный человек. У вас впереди блестящая музыкальная карьера, мировая слава. Зачем вам отказываться ради этого из-за человека, который вас даже не любит? Знаете, что сказал мне Мэт? «Фелнер – слабак, который живет своими фантазиями». Слышали бы вы, с каким презрением он это сказал! Или вы мне не верите?

- Отчего же, верю, - сказал Андреас, действительно живо представив фирменные высокомерные интонации Кронберга и презрительную улыбку на его губах.

- Значит, верите, - задумчиво сказал Том. – И…

- И все равно остаюсь при своем. Да, возможно, Матиас не любит меня. Но… все равно, я не имею привычки продаваться, мистер Бреннан. Даже за очень большие деньги. Всего хорошего.

И Андреас отключил звонок. Некоторое время он стоял неподвижно. А затем опустился в кресло и обхватил голову руками. Он чувствовал тревогу и смятение.

***

Атланта, октябрь 2015 года

Стив ввел Матиаса в комнату, располагавшуюся в левом крыле дома, где жили младшие Бреннаны. В этой комнате вообще не было мебели. Зато все стены – от пола до потолка были увешаны фотографиями. Матиас, вошедший в комнату со скептической улыбкой, замер. Глаза широко распахнулись, рот приоткрылся. У него был потрясенный вид. Со всех фотографий на него смотрел Антон Вальковский.

Антон в раннем детстве. Антон на улице. Антон в лицее. Антон идет по школьному коридору. Выходит из машины. В строгом костюмчике с галстуком. В маечке и шортиках. Антон на концерте классической музыки. Даже… Антон в платье девочки. И не одна, а несколько таких фотографий! Антон с макияжем – женственный, изящный почти неотличимый от девушки. Антон хмурится. Антон застенчив. Антон задумчив.

Фотографии были сделаны на улицах, в кафе, школе, на каких-то вечеринках и что, самое интересное, дома!

Всюду – Антон, Антон, Антон.

- Откуда это всё? – выдохнул Матиас.

- Служба безопасности, - пояснил Стив. – Мама всегда хотела знать, что с Антоном. Она очень хотела его забрать, но не могла. Антона всегда очень тщательно охраняли, его отец был крутым бизнесменом. И очень боялся, что его сына похитят. Поэтому за Антоном по пятам ходили телохранители. Но было еще кое-что. Мама боялась скандала, - нахмурившись, продолжал Стив. – Она не хотела огласки того, что в России у нее остался ребенок. Это ударило бы по ее репутации, она же попечительница кучи всяких организаций в защиту материнства и все такое. И если бы всплыли эти подробности, то… А вывезти Антона в Штаты – да, она хотела. Но это тоже грозило скандалом. Брошенный ребенок, а затем похищенный… Ну, ты сам понимаешь.

- Понимаю, - бесстрастно произнес Матиас. – Твоя мама была абсолютно права. Зачем ставить под угрозу свое положение ради…

Он пожал плечами, пустым взглядом скользя по фотографиям, которыми были увешаны стены комнаты.

- А мы с Джасом очень хотели, чтобы наш брат был с нами! – с неожиданным воодушевлением заговорил Стив. – Мы уговаривали маму забрать его. Мы оба хотели, чтобы у нас был старший брат. Особенно Джас. Это он первый начал собирать фотографии. Детективы из Москвы передавали эти фотографии в нашу службу безопасности, а та - маме. Джас сначала тайком делал копии, а потом уже прямо попросил передавать ему фотографии тоже. Маме это не очень нравилось, но потом она сама стала заходить в эту комнату. Сидела здесь иногда по часу. Даже заплаканная иногда выходила. Представляешь?

Губы Матиаса искривились в скептической усмешке.

- Плакала, - холодно произнес он. – Что ж, плакать полезно.

- Мы вообще стали настоящими фанатами Антона. У нас и видео есть!

Он включил небольшой плазменный экран. Там действительно были видеокадры с Антоном. Ясное дело, сделанные скрытой камерой. Вот Антон на дне рожденья. Вот он гуляет по Москве. А вот он в Куршевеле вместе с отцом. Вот он дома.

- А откуда фотографии и видео из дома? – вдруг поинтересовался Матиас.

- Выкрадывали, - спокойно пояснил Стив. – Парни из службы безопасности и московские ребята взламывали лэптоты Антона и его мачехи. И даже их мобильники.

Матиас нахмурился.

- Да, вижу, у вас дело было хорошо поставлено!

- Отлично! – чуть ли не с гордостью подтвердил Стив.

- А если все так отлично, то почему же вы не пытались связаться со своим братом? – равнодушно спросил Матиас. – Например, послать е-мейл? Или в соцсетях с ним связаться?

- Мы хотели! Знаешь, еще как хотели!

- И что вам мешало?

- Мама чуть ли не на коленях нас умоляла не делать этого.

- Вот как? – усмехнулся Матиас, представив надменную и заносчивую Элен, стоящую на коленях. – А, понимаю… Мог быть скандал, огласка, все прочее… Ну, ты говорил уже. Все понятно.

- Нет! Хотя и это тоже, конечно… Но мама за Антона боялась. Что отец его либо спрячет куда-нибудь, либо еще что-то… Он у него такой был, на все способный. А еще, - тут Стив понизил голос, - еще она боялась, что дедушка что-нибудь предпримет. Дедушке очень не нравилось, что у мамы есть сын. Он ведь тоже был потенциальным наследником, пусть и не прямым. Поэтому мама получила акции Brennan только после того… - Стив умолк.

- После того, как Антона не стало, - холодно закончил за него Матиас. – Твой дедушка постарался? Или мама?

- Нет! – вскрикнул Стив, в глазах которого промелькнул ужас. – Нет, ты что! Они здесь были вообще не при чем! Там случилась автомобильная авария! Просто авария!

- Откуда ты знаешь? – безжалостно поинтересовался Матиас. – Тоже служба безопасности проинформировала?

- Нет! Нет! Ну, не знаю… Но мы тут точно не при чем! Может… может быть, конкуренты отца Антона… Там же все возможно. Это же Россия, - проговорил он неуверенно.

- Россия, - пробормотал Матиас. – Россия… Кстати, а где мои фотки? – вдруг спросил он.

- Твои? – удивленно переспросил Стив.

- Ну да. Ты же сказал, что Антона снимали чуть ли каждый день и везде. Мы же с ним были вроде как бойфрендами. Ну, пусть недолго,но были же! Значит, я тоже должен был попасть в кадр.

- А тебя… действительно нет, - озадаченно проговорил Стив.

- Странно, - Матиас тоже выглядел озадаченным.

- Но вообще, я, кажется, понимаю, - задумчиво сказал Стив. – Нам просто не давали фотки, где Антон был с парнями. Наверное, мама запретила.

- Берегла вашу нравственность, понятно, - усмехнулся Антон. – Ну да, она же во всяких благотворительных комитетах состоит.

- Нет, вот есть пара фоток. Тут Антон с Андреасом. С Андреасом Фелнером, пианистом, - Стив указал на висевшие на стене фотографии, затерявшиеся среди тысяч других.

Да, на фотографии были Антон и Андреас, гулявшие по Москве. Вот они на Большом Каменном мосту. Вот идут по какому-то переулку, судя по всему, в центре города. Вот сидят в кафе.

Увидев фотографии Антона с Фелнером, Матиас замер. Его холеные ногти до боли вонзились в ладони. Затем он прикоснулся к кольцу с черным опалом, красовавшемуся на безымянном пальце, словно намереваясь повернуть его камнем внутрь.

- Ведь это кольцо у тебя от Антона, да? – спросил Стив, заметивший движение Матиаса. – Смотри, это ведь оно у него на пальце, да?

Он указал на еще одну фотографию. Там был Антон, явно демонстрировавший кольцо в фотообъектив. На его лице была милая застенчивая улыбка, на ухоженной белой руке красовался черный опал.

- Да, - небрежно бросил Матиас. – Ему это кольцо подарил Фелнер. А Антон отдал мне. Фелнер потом чуть не взбесился, когда это кольцо у меня увидел, прикинь?

- Антон подарил тебе кольцо Фелнера? – озадаченно переспросил Стив.

- Представь себе, детка, - насмешливо сказал Матиас. – Просто я ему больше понравился в постели, чем Фелнер, вот и все.

- Каким он был? – вдруг спросил Стив.

- Кто? – не понял Матиас. – Фелнер?

- Нет, Антон.

- Что значит, каким? У тебя тут все стены его фотками обклеены!

- Я не о том! Каким ты его запомнил?

- Тебе подробно описать, как мы трахались в постели? Прости, детка, я не мастер порнорассказов.

- Я не о том! Каким ты его запомнил? Как человека?

- Как челове-ека, - протянул Матиас и томно вздохнул. – Боюсь тебя разочаровать, но как человек твой братец меня не интересовал. Мне он был нужен просто как сексуальный партнер. Один из. Вот и все. Да и как сексуальный партнер он не так чтобы мне запомнился. Ничего особенного. Бывали и получше. Похуже, впрочем, тоже бывали.

- Но ведь он подарил тебе кольцо! - в голосе Стива прозвучала какая-то детская обида. – Он подарил тебе кольцо, значит, ты для него что-то значил!

- Для него что-то значили мой член, моя задница и мой рот, - презрительно изрек Матиас. – Ну и в целом мое тело, само собой. Кольцо? Да с чего ты взял, что оно имеет какое-то значение! Подумаешь, избалованный мальчик, сын богатеньких родителей отдал одному своему любовнику кольцо другого своего любовника! Да он сам мог эти кольца десятками покупать. И одаривать ими своих ебарей. Может быть, он так и делал, не знаю. Я-то его не фоткал ежедневно.

Эту тираду Матиас произнес, глядя в пустоту, но он чувствовал, что Стив буквально прожигает его взглядом.

- Я же вижу, что ты врешь, - тихо проговорил парень. – Мэт, ты почему-то врешь! Что-то знаешь, но не говоришь!

- Да что я могу знать? – раздраженно бросил Матиас. – Послушай, Стив… Наверное, ты зря меня сюда привел. Эта комната – мир красивой сказки, которую вы сами сочинили. Сказки о старшем брате, которого ни разу в жизни не видели. А я… да, я знал его. И пойми, для меня он просто парень. Один из парней, с которыми я спал. А я для него тоже был одним из парней, с которыми он спал. Вот и всё. Ты хотел услышать от меня какую-нибудь красивую историю о нашей любви с твоим братом? Знаешь, я легко могу ее выдумать. Только это будет ложью. А она тебе нужна? Не было у нас никакой любви. Был секс двух парней. Красивых парней, особенно красивым был я. Я ведь красив, Стив, правда? – Матиас самодовольно улыбнулся, повернувшись к парню и демонстрируя в улыбке идеальные белоснежные зубы. – Вот и вся правда, - помрачнев, добавил он. – Кстати, не самая плохая, согласись. В конце концов, секс это всегда здорово, так ведь?

- Секс с кем? – послышался угрюмый голос.

Матиас и Стив обернулись. В дверях стоял темноволосый парень лет 20-ти – симпатичный, даже красивый, со стройной, спортивной фигурой. Матиас никогда не встречался с этим парнем. Но ему показалось, что видит перед собой Тома Бреннана, только гораздо моложе.

Это был Джас, старший брат Стива. Он смотрел на Матиаса с нескрываемой враждебностью, а затем перевел взгляд на младшего брата.

- Какого хрена ты приволок сюда эту грязную шлюху? – с ненавистью процедил он.

Матиас смотрел Джасу прямо в глаза. Кажется, он ничуть не испугался и даже не смутился. В его взгляде не было вызова, враждебности, скорее любопытство.

- Выметайся из этой комнаты, шлюха! – проговорил Джас с непередаваемым презрением выпятив подбородок. – Тебе нечего здесь делать!

- Мне? – поднял ухоженные брови Мтиас и усмехнулся. - В общем, ты прав. Ничего нового я для себя в этой комнате не открыл. Вот просто вообще ничего.

- Какого хрена?? – это Джас снова обратился к Стиву. – Какого хрена ты приволок его сюда? Он же… Он же… - парня просто трясло от ярости и отвращения к стоявшему прямо перед ним Матиасу.

- Он знал Антона! – воскликнул Стив, который явно растерялся. – Он был… бойфрендом Антона!

Джас опешил.

- Да, - воспользовавшись паузой, подтвердил Матиас. – Был. Наверное, я был одним из его последних любовников. А может быть, даже последним. Не знаю. Да и какая разница? Ваш брат давно в могиле. Ну, сам виноват. Нечего было садиться за руль, нажравшись.

Джас рванулся к Матиасу, размахнувшись, чтобы врезать ему по физиономии, но тот с неожиданным проворством, ловкостью и силой схватил его за руку и заломил.

- Детка, - почти пропел он. – Я при желании могу въебать и не такому как ты. Учти это. И веди себя хорошо. Мне ведь теперь жить здесь, так что придется тебе терпеть.

- Тебе здесь не жить, - прорычал Джас. – Ты свалишь отсюда нахрен!

- Пока что это ты свалил отсюда нахрен, как я понимаю, - с иронией заметил Матиас. – И вообще, запомни, кулаками мы ничего не добьемся.

- Да уж, - огрызнулся Джимми. – Такие как ты всего добиваются не кулаками, а жопой.

- Конечно, - самодовольно усмехнулся Матиас. – Если жопа красивая и соблазнительная, она может добиться куда больше, чем самая светлая голова. Хотя голова тоже совсем не лишний предмет. В ней есть рот, который может сосать.

- Не сомневаюсь, в этом ты ас.

- Правильно не сомневаешься. Умный мальчик. Вижу, тебе есть, чему у меня поучиться.

- Да пошел ты!

- Нет. Никуда я не пойду, - в голосе Матиаса неожиданно зазвенел металл. – Во всяком случае, это не тебе решать, и ты это знаешь. Если не хочешь, чтобы я входил в эту комнату, так я и не собираюсь. Для меня ваш брат – никто. Просто воспоминание. Одно из воспоминаний, а у меня их и так много. Хотя, - тут Матиас задумался. – Кое-что я вспомнил. Как-то мы с вашим братом трахались. Не сказать, чтоб супер как, но нормально. А потом лежали в постели, болтали о том, о сем… Да, точно, это на Шаболовке было. Это район такой в Москве, неважно. Так вот, помню, Антон сказал мне тогда: «Знаешь, так горько, что есть два брата, а им до меня нет никакого дела. Да они, наверное, и не знают обо мне. Так обидно, просто до слез». Вот так. А вы, оказывается, тут фотки его собирали, стены ими обклеивали. Ну что, мальчики, дрочите теперь на эти фотки, хоть до потери пульса. Что вам еще остается! Пока, красавчики, я пошел. Хотя… - тут Матиас остановился, как будто снова о чем-то вспомнил, и криво ухмыльнулся – Есть у меня тут кое-что для вашей коллекции. Тоже фотки.

Говоря это, Матиас достал телефон, раскрыл папку с фотографиями. Это были те самые фотографии, которые он направил Андреасу в Вену, когда тот задал ему вопрос: «Ты – Антон?»

- Смотрите, - произнес он с ухмылкой. – Вот он, ваш божок, которому вы тут святилище устроили. И я вместе с ним.

Перед ошарашенными братьями Бреннанами предстали фотографии. Фотографии их единоутробного брата Антона Вальковского. Вместе с Матиасом Кронбергом. На фотографиях Антон и Матиас занимались сексом.

Вот Антон берет в рот у Матиаса, но при этом умудряется скосить взгляд на камеру. Взгляд Антона затуманенный, блядский. Кронберг возвышается над ним, его взгляд властный и презрительный.

Вот Антон стоит раком, а его трахает Кронберг. На лице Антона развратная, ошалевшая улыбка. Кронберг сосредоточен, лицо напряжено, чувствуется, что он яростно вдалбливается в Антона.

А вот Кронберг сам отдается Антону, лежа на спине и раздвинув ноги. Лицо Кронберга по-прежнему надменно издевательское. Лицо Антона… просто счастливое и глупое. Как у щенка, дорвавшегося до вожделенной игрушки.

- Ну что, мальчики? – ехидно спросил Кронберг. – Нравится? Как вам ваш братец в моей компании? Если захотите, могу вам переслать. Распечатаете, повесите на стенку. Их тут явно не хватает. Ну всё, пока. Ваш папочка меня, должно быть, меня заждался.

И Матиас, нагло ухмыльнувшись, и по-блядски поводя бедрами, выплыл из комнаты, оставив двух братьев растерянными и подавленными.

========== ГЛАВА 13. ВЫСТРЕЛЫ В ЛАГОСЕ ==========

ГЛАВА 13. ВЫСТРЕЛЫ В ЛАГОСЕ

Пекин, октябрь 2015 года

Бронированный «мерседес» двигался вдоль главной пекинской площади Тяньаньмэнь. Слева тянулась красная стена Запретного города, украшенная портретом Мао Цзэдуна, справа возвышались громоздкие здания Центрального комитета компартии Китая, очень напоминавшие советскую архитектуру. Людей на Тяньаньмэнь было устрашающе много. Элен не раз приезжала в Пекин, и всегда испытывала невольный страх перед этими огромными толпами, которых, казалось, нет больше ни в одной другой стране. Если однажды эти толпы устремятся из Китая, то их ничто не остановит. Да, собственно, они уже устремились. Китайский бизнес понемногу захватывает мир. С ним нельзя бороться, с ним надо считаться. Сотрудничать. Пытаться кооперироваться. Понимая, что однажды этот бизнес подомнет под себя весь мир. Элен была в этом абсолютно убеждена. Если, конечно, не произойдет чего-то совсем непредвиденного вроде глобальной эпидемии и мирового кризиса.

- Ненавижу Пекин, - процедила она сквозь зубы.

- Однако ты прилетаешь сюда куда чаще, чем в Гонконг, - заметил Скелтон, сидевший рядом с ней, на заднем сиденье, отделенном от водителя поднятым непрозрачным стеклом.

- Потому что все ключевые вопросы решаются вот там, - Элен кивком головы указала на мрачноватое здание Центрального комитета китайской компартии. – Гонконгская фондовая биржа – это очень важно, но главная биржа – политическая – находится здесь, в Пекине. Тот, кто выигрывает в Пекине, тот выигрывает и в Гонконге.

- Как прошли встречи? – осведомился Скелтон.

- Неплохо. Контракты будут подписаны. ЦК не возражает, - хмыкнула Элен. – Хорошо, что китайские чиновники взяточники – честные люди.

- Честные? - Скелтон удивленно поднял брови.

- Честные, - подтвердила Элен. – Когда китайский чиновник берет взятку, он в лепешку расшибется, но сделает то, что обещал. А российский чиновник легко возьмет деньги, но ничего не сделает. Это называется «кинуть», - последнее слово Элен произнесла по-русски.

- Поэтому ты не слишком любишь бывать на родине, - заметил Скелтон.

- В том числе поэтому, - бесстрастно кивнула Элен. – Будь моя воля, я вообще свернула бы наш бизнес в России. Ослы из совета директоров против, они не понимают, что в России нам ничего не светит. Но я своего добьюсь. Если… - тут она помрачнела. – Если мне не помешают.

- Ты все об этом мальчишке?

- Да.

- Мне кажется, ты придаешь слишком большое значение этому сопляку, – Скелтон отвернулся от Элен, вдруг заинтересовавшись безликими офисными зданиями, проползающими за окном «мерседеса», медленно двигавшегося в пробке.

- Он мой враг, - произнесла Элен. – Он хочет уничтожить меня и не скрывает этого. Знаешь, Крис, никогда бы не подумала, что какой-то 25-летний сопляк, постельная шлюха, вдруг превратится для меня не просто в угрозу, а… а…

Она замолчала. Потом снова заговорила:

- Он уже вторгся в мой дом. Понимаешь? Он уже не просто нагло пытается прибрать к рукам все в Brennan, но он теперь хозяйничает в моем доме!

- И какого черта ты тогда полетела в Пекин? Нет, я понимаю, бизнес есть бизнес…

- Нет, Крис, - Элен смотрела прямо перед собой. – Ты не понимаешь. Да, я могу срочно примчаться в Атланту, устроить грандиозный скандал и вытряхнуть эту мерзкую гадину из своего дома. Но ты думаешь, этот Кронберг идиот? Он тоже прекрасно это понимает. Он на это и рассчитывает, он провоцирует меня именно на это. На скандал.

- Зачем ему это? – с безучастным видом спросил Скелтон, у которого в этот миг перед глазами стояла соблазнительная задница того самого Кронберга, которую он совсем недавно трахал с остервенением и упоением.

Он поерзал на сиденье, пытаясь как-то скрыть внезапно возникший стояк.

- Скандал – способ добиться развода, - сказала Элен. – А Кронберг явно хочет, чтобы Том меня оставил и стал жить с ним. Открыто.

- Но послушай, - Скелтон продолжал ерзать, - у него же есть компромат на тебя. Если называть вещи своими именами, этого компромата вполне достаточно…

- Чтобы отправить меня за решетку, - усмехнулась Элен. – И тебя, кстати, тоже, Крис. Но он не пускает его в ход. Он держит этот компромат как страховку. И об этом я тоже хочу с тобой поговорить. Чуть позже… А пока… Крис, больше всего меня беспокоит именно то, что я не вполне понимаю логику действий Кронберга. Да, обычный шантажист пустил бы в ход компромат. Это как удар ножом. Или пуля. Ты можешь погибнуть или в лучшем случае получить тяжелое ранение, от которого до конца не оправишься. А Кронберг… он как будто вводит в тебя нож. Или скальпель. Без наркоза. Медленно, с удовольствием. Как будто ему важен не столько результат, сколько сама пытка. Понимаешь?

Скелтону вспомнились слова Кронберга, сказанные во время и встречи в мадридском отеле:

«- Я хочу уничтожить ее. Уничтожить не физически. Но уничтожить морально, растоптать, превратить ее жизнь в ад, чтобы она мучилась каждую минуту своей жизни. А если после смерти существует ад, то я хотел бы, чтобы она горела там вечно.

- За что ты ее так ненавидишь?

- Наверное, за то же, за что она ненавидит меня. За то, что она есть».

***

Вена, октябрь 2015 года

Андреас был утомлен долгой репетицией, на которой шло наперекосяк. Он вроде бы давно сыгрался с венским оркестром, и обычно все проходило без сучка и задоринки. 20-й концерт для фортепиано с оркестром Моцарта Андреас играл уже не раз, срывая овации публики в разных странах, но почему-то сейчас он играл как школьник, едва ли не впервые севший за фортепиано. Впрочем, и прославленный оркестр в этот день звучал так, словно состоял из учеников провинциальной музыкальной школы. Дирижер нервничал, то и дело прерывал игру, кому-то на что-то указывал, доказывал. Казалось, вот-вот, и он взорвется от бешенства. Обстановка становилась все более нервозной, музыканты допускали все новые ошибки, Андреас тоже допустил пару грубых ошибок и готов был застрелиться от стыда и досады.

Ему придавало сил лишь то, что этот концерт Моцарта он должен был играть во время предстоящих гастролей в США. В Нью-Йорке у Андреаса Фелнера было запланировано два сольных концерта, один концерт с Венским оркестром, затем перелет в Бостон, потом в Сан-Франциско, где тоже были запланированы выступления… Но для Андреаса эти гастроли были значимы в первую очередь как возможность снова встретиться с Матиасом. С Матиасом, о котором он думал постоянно. С Матиасом, который все время стоял перед его глазами. С Матиасом, жившим теперь в музыке, которую создавал Андреас. С Матиасом, который странным образом сливался в его сознании с Антоном Вальковским…

Матиас, Матиас… Холодный, бездушный красавчик, озабоченный только собственным благополучием и без колебаний втаптывающий в грязь любого, кто оказывался на его пути. Делающий это с каким-то садистским удовольствием. Андреас не верил, что это правда. Он ведь помнил Матиаса, смотрящего на него влюбленными глазами, задыхающегося от страсти и нежности, бьющегося под ним в постели…

Наконец, чертова репетиция закончилась. Андреас чувствовал себя выжатым лимоном, ему хотелось скорее домой… Он поспешно попрощался с дирижером, быстро надел тонкое приталенное серое пальто и обмотал шею бордовым шарфом. Обычно он делал это очень тщательно, стараясь выглядеть как можно более элегантно и рассчитано небрежно, но сейчас ему было все равно, как он выглядит. Он слишком устал.

Краем глаза Андреас поймал на себе взгляд Клауса - высокого светловолосого кларнетиста. Клаус уже давно бросал на него выразительные взгляды. Пару раз они даже случайно пересекались в гей-барах, но ни разу у них ничего не было. Не потому что Андреас, грезя о Матиасе, вел жизнь отшельника. Нет, он время от времени спал с мужчинами. Но он чувствовал, что Клаус хочет большего, нежели секс. А большего Андреас дать ему просто не мог. Да и не хотел. Ему нужен был Матиас.

Он торопливо вышел в длинный коридор Венской филармонии, за огромными окнами которого уже сверкали вечерние огни прекрасного города. Андреасу хотелось быстрее раствориться в этом мире сверкающих огней, чтобы вновь обрести душевное равновесие. Но тут он посмотрел на мобильник, который на время репетиции поставил на беззвучный режим. За это время он получил 12 звонков от Кренца и три sms от него же с просьбой немедленно перезвонить.

“Какого черта еще случилось?” - недовольно подумал Андреас, набирая номер Кренца.

Услышанное заставило его застыть на ступеньке широкой мраморной лестницы.

- Андреас, все полетело к чертям. Твои сольники в Нью-Йорке отменяются. Выступления с оркестром в США пока под вопросом, но, боюсь, их тоже не будет, - Кренц, как всегда, перешел к сути вопроса безо всяких предисловий.

- Что? - непонимающе переспросил Андреас. - Почему?

- Проблемы у принимающей стороны. В двух словах: их основной спонсор потребовал, чтобы твои гастроли в США не состоялись. Именно твои, а не гастроли оркестра. Сейчас тебе срочно ищут замену для выступлений с оркестром. Слушай, ты можешь объяснить, чем ты так насолил американцам?

- Я? - изумленно переспросил Андреас. - Я понятия не имею… Подожди, - вдруг его осенило. - А кто этот спонсор с американской стороны?

- Фонд Бреннанов.

- Ясно, - упавшим голосом произнес Андреас.

- Что ясно? Мне вот ни черта не ясно. Что ты умудрился сделать такого, что этот фонд тебя возненавидел?

- Неважно.

- Что значит неважно?? Нет, Андреас, это очень важно! Ты плохо понимаешь, что такое Бреннаны. Они обладают колоссальным влиянием. Это те, которым нельзя переходить дорогу. А ты, судя по всему, умудрился сделать именно это. Не понимаю как. Теперь они просто блокируют твои выступления на площадках в Штатах. И я очень боюсь, что это будет касаться не только Штатов. У них сильные связи повсюду, слишком многие зависят от их денег, в том числе у нас, в Европе.

- Ты хочешь сказать, что Бреннаны - короли музыкального мира? - саркастически спросил Андреас.

- Они - его финансовые доноры. Одни из основных. Мальчик, пойми простую вещь: ты очень талантлив и перспективен, но ты еще не звезда первой величины. Ты известен, но не знаменит. А даже если бы и был знаменит, это не многое бы изменило. Из-за тебя с Бреннанами никто связываться не станет. Концерт молодого талантливого пианиста вещь замечательная, но деньги - важнее. А деньги - у Бреннанов. Теперь ясно?

- Более чем, - мрачно ответил Андреас. - Мне интересно, если Бреннаны потребуют, ты тоже откажешься быть моим директором?

- Не усугубляй, - раздраженно отвечал Кренц. - Дело не во мне, а в твоих проблемах с Бреннанами. Меня интересует, что произошло? И как это исправить?

Андреас молчал.

- Послушай, - вновь заговорил Кренц. - Я верю в тебя, верю в твой талант. Ты не можешь его загубить непонятно из-за чего…

- Да что, свет клином сошелся на этих Бреннанах? - взорвался Андреас. - Они что, спонсируют всех и вся? Никто в мире не может обойтись без их денег?

- Почему же. Могут, и очень многие. Дело в другом. Бреннаны по каким-то причинам имеют зуб именно на тебя и теперь будут сделать все, чтобы испортить тебе жизнь. Мешать заключению контрактов, добиваться отмены твоих выступлений и прочее. И, поверь, у них есть очень сильные рычаги. Андреас, пойми, твоя карьера под угрозой. Говорю это прямо. И советую тебе уладить свои разногласия с Бреннанами. Я тоже готов тебе помочь, если ты мне расскажешь…

- Нет! - резко отвечал Андреас. - Это касается только меня.

- Прости, Андреас, но я вложил в тебя слишком многое, чтобы теперь из-за каких-то твоих капризов все мои усилия полетели к чертям! Я имею право…

- Эгон, я понимаю. Мне трудно сейчас говорить. Мне нужно подумать, - произнес Андреас, сжав кулаки.

- Думай. Но только поскорее. От этого зависит твоя дальнейшая судьба.

Кренц отключился.

Андреас топнул ногой. Да, Том Бреннан сдержал свое обещание с поистине космической скоростью. Бреннан… Гребаный Бреннан! Ничтожество, получившее все не по собственным заслугам, а потому что родился в богатой семье. И он считает себя вправе ломать судьбы других людей только из-за зуда в своем вонючем члене! Потому что он возжелал Матиаса и увидел в Фелнере соперника! Чертов ублюдок!

Андреас в ярости набрал номер Матиаса. Он сам плохо понимал, точнее, вообще не понимал, зачем это делает. Что он скажет Матиасу? Пожалуется на Бреннана? Смешно, глупо… Нет, Андреас просто хотел услышать Матиаса. Очень хотел. Хотя бы его голос!

Но после долгой паузы слышались лишь далекие, длинные, холодные гудки. Матиас не брал трубку. Андреаса молнией пронзила мысль о том, что, может быть, в эту самую минуту Бреннан в постели занимается с Матиасом любовью, пьет его жаркие поцелуи, наслаждается прикосновениями к его телу, ловит взгляд Матиаса, полный желания и страсти… Андреас в отчаянии зарычал.

***

Пекин, октябрь 2015 года

- Ненавижу Пекин, - в который раз повторила Элен.

Они со Скелтоном находились в номере одного из лучших отелей города. Элен в халате стояла у окна, Скелтон лежал в постели, ноги и нижняя часть живота были прикрыты одеялом, оставляя оголенным мощный торс с красивой растительностью.

Элен курила сигарету. Само собой, это тоже тщательно скрывалось от общественности. Идеальная мать, идеальная бизнес-леди не могла себе позволить такую вредную привычку. Но Элен начала курить еще в бытность свою продавщицей в магазине на рынке в Торфянске и, даже став первым вице-президентом Brennan Corporation, не думала отказываться от этой привычки. Просто тщательно скрывала ее. Как и многое другое. В том числе свою связь со Скелтоном.

- Да, не слишком веселый городишко, - лениво отозвался Скелтон, роясь в смартфоне. – Вечный смог, эти бесконечные толпы…

- Днем куда ни шло, а по вечерам и ночью кажется, что ты попала в преисподнюю, - проговорила Элен, как будто не слыша Скелтона. – Ты заметил, у них везде ярко освещены только первые этажи? Ну, кое-где вторые. За исключением самого центра города. А везде многоэтажные дома, погруженные во мрак. Только кое-где тусклый синеватый цвет. Есть в этом что-то инфернальное.

- Ну да, ты привыкла к городам, где небоскребы с подсветкой, с яркой рекламой и прочим… Извини, в Пекине забыли потрафить твоим вкусам.

- Скелтон, - Элен резко обернулась и смерила любовника презрительным взглядом. – Я выросла в городишке, где стояли либо деревянные развалюхи, либо пятиэтажные трущобы. Знаешь, там было не слишком весело. Думаю, что и сейчас тоже. Но вот когда я попадаю в Пекин, то почему-то мне начинает казаться, что мой родной Торфянск, чтоб ему уйти в болото, гораздо веселее. Как только я схожу с трапа самолета в Пекине, меня охватывает желание взбежать по трапу назад, в самолет и немедленно улететь. Все равно куда. Хоть к черту в задницу.

- Хоть в родной город?

- Хоть туда, - кивнула Элен. – Пусть даже Россия для меня немногим лучше Китая.

- Да, к слову, о России. Я прилетел специально сюда, потому что появилась кое-какая срочная информация, которую тебе надо знать, но которую не стоило поверять телефону или электронной почте.

- А здесь говорить можно? – нахмурилась Элен, указав глазами на потолок.

- Не беспокойся, номер проверен от и до.

- Что, ни одного «жучка» не нашли?

- Если бы не нашли, это стало бы поводом для тревоги. К счастью, нашли, и не один. Китайские товарищи не дремлют.

- Отлично. А то я уж было забеспокоилась. Но где гарантия, что все жучки нашли?

- Нет такой гарантии. Но мы включили глушители.

- А! - поморщилась Элен. – Но это ведь излучение.

- Не будь «зеленой» психопаткой. Да, это излучение не слишком полезно, но только если ты просидишь в этом номере безвылазно как минимум неделю.

- Ни за что! Лучше остаток жизни провести в Алькатрасе, чем неделю в Пекине!

- Хм, ты так в этом уверена? Избегай опрометчивых желаний!

- Ты о чем? – взгляд Элен стал колючим и пристальным.

- О том, что мне стало известно. Мы выяснили, с кем тайно общается Кронберг.

- И с кем же?

- С неким Маттиоли. Тебе это имя о чем-нибудь говорит?

- Маттиоли? – задумчиво повторила Элен. – Не припомню. Какой-то итальяшка?

- Это само собой. Адвокат из Австралии.

- Итальянец из Австралии? – хмыкнула Элен.

- Почему бы и нет? Конкретнее, из Брисбена. Для справки: Брисбен – город на востоке Австралии, прямо на тихоокеанском побережье. Говорят, райское местечко. Есть там адвокатская фирма. «Бронштейн и партнеры». Так вот, Маттиоли – партнер. Формально. На самом деле фирма – лишь прикрытие. Итальянец связан с нашими друзьями Варгасами.

- Варгасами? – Элен нахмурилась.

Варгасы были конкурентами Бреннанов в бизнесе по контрабанде «кровавых алмазов» из Сьерра-Леоне. Злейшими врагами, от которых можно было ожидать всего.

- Да, с Варгасами. Маттиоли обеспечивает юридическую проработку некоторых вопросов их деятельности. Насколько можно понять, не только юридическую. Активно занимается шпионажем. Естественно, мы – его главный объект.

- И он действует через эту змею, Кронберга, - прошипела Элен, которая сама в этот момент напоминала змею.

- Во всяком случае, можно не сомневаться, кто именно поставлял Кронбергу компромат.

- Почему тогда Варгасы и этот их Маттиоли сами не пустили в ход этот компромат? Так ведь было бы проще.

- Ты же сама знаешь: у нас тоже есть компромат на Варгасов, - пожал плечами Скелтон. – Не менее убийственный, чем их компромат на нас. Мы с Варгасами как СССР и США в годы холодной войны: у каждой стороны есть оружие, способное полностью уничтожить противника. Именно поэтому его и не пускают в ход. Но теперь баланс нарушен. Маттиоли передал, а скорее всего, продал, компромат Кронбергу, которому плевать на Варгасов и который действует сам по себе. И вот это очень опасно.

- Подожди, - поморщилась Елена. – Ты сам говорил, что Кронберг работает на Варгасов.

- Он сливает им информацию, это правда. Но делает это под контролем и с одобрения Тома. Мои люди тщательно следят за этим.

- Мой муж идиот! – раздраженно бросила Элен. – Вообразил себя умнее всех, а сам идет на поводу у развратного, продажного мальчишки!

- Послушай, - проговорил Скелтон, проигнорировав реплику Элен. – Есть одна интересная деталь, касающаяся этого Маттиоли. Оказывается, он был негласным адвокатом твоего убиенного супруга Вальковского.

Элен вздрогнула.

- Адвокатом Вальковского? – глухо переспросила она.

- Да. В частности, Маттиоли занимался получением австралийского гражданства для Вальковского. Впрочем, его усилия пропали впустую по известным причинам. Австралийское гражданство оказалось Вальковскому ни к чему. Как, впрочем, и любое другое. А в аду гражданство, если я правильно понимаю, не требуется. Но Маттиоли занимался еще и шпионажем в пользу Вальковского.

- Ты хочешь сказать, что компромат на меня он собирал не по заданию Варгасов, а по заданию Вальковского? – вздрогнула Элен.

- Однозначно ответить не могу, - Скелтон закурил. – Но косвенные данные указывают на то, что именно так и было. Твой муж все время боялся, что ты отнимешь у него сына, он просто помешался на этом. И громоздил одну линию обороны за другой. Компромат на тебя был для него одной из таких линий.

- Хорошо, - резко оборвала его Элен. – Но каким образом Кронберг вышел на этого Маттиоли? Или, наоборот, Маттиоли сам вышел на Кронберга? Но опять же, каким образом? И почему именно Кронберг? Кто он все-таки?

- Его мутная биография тебе известна.

- Мне ни черта о нем неизвестно, Крис! Твои люди даже не смогли вовремя выяснить, что он был любовником моего сына! – тут Элен передернуло от отвращения.

- М-да, этот красавчик таит немало загадок, - глядя в потолок и выпуская изо рта струю сизого дыма, отвечал Скелтон.

- Ты должен разгадать все эти загадки, Крис! Я хочу знать все об этой ядовитой гадине, которая проползла в мою жизнь! Кронберг был… любовником моего сына! Надо разузнать, были ли у него какие-то связи с моим бывшим муженьком!

- Мы уже узнавали, - бесстрастно произнес Скелтон. – И через наших партнеров в Москве, и своими собственными силами. К сожалению, о самом Кронберге удалось узнать мало, слишком отрывочная информация. Но мы контактировали с бывшими сотрудниками службы безопасности Вальковского. Все они утверждают, что никогда не слышали ни о каком Кронберге. И утверждают, что твой убиенный муж ни разу с ним не встречался. Никто из них не опознал Кронберга на фотографиях.

- Значит, эта нить обрывается, - задумчиво проговорила Элен.

Но тут она встрепенулась и спросила:

- Постой. Ты сказал, что никто из службы безопасности моего бывшего мужа не опознал Кронберга на фотографиях. Но как это может быть? Кронберг был любовником моего сына. А мой сын находился под постоянным присмотром телохранителей. Значит, эти телохранители просто не могли не знать Кронберга! Так почему тогда никто из них его не опознал?

- Мы не общались с людьми, которые непосредственно входили в охрану твоего сына и могли видеть Кронберга, - отвечал Скелтон.

- Почему? Надо их найти! И поскорее!

- Это бессмысленно. Некоторых просто нет в живых. Умерли при разных обстоятельствах. Другие исчезли. Возможно, сменили личности. Или… тоже умерли.

- Ты хочешь сказать…

- Нашим людям удалось узнать, что Вальковский, разъяренный гибелью сына, обвинил во всем охрану, которая за ним не уследила. Позволила сесть пьяным за руль «феррари». И твой муж пообещал, что они за это заплатят. В итоге один выпал из окна, у другого отказали тормоза в машине, еще один погиб в пьяной драке… С другими еще что-то произошло. Некоторые, как я сказал, просто исчезли. Может быть, их по русскому обычаю, просто закатали в асфальт. А может быть, они не стали дожидаться этого и сбежали. В любом случае искать их будет напрасной тратой денег, сил и времени. Что они смогут нам рассказать? Что твой муж никогда не виделся с Кронбергом? И что это даст? Ничего. А если они скажут, что твой муж виделся с Кронбергом, то что это даст? По большому счету тоже ничего. Можно допустить фантастическую версию, что Вальковский поручил Кронбергу отомстить тебе в случае его смерти. Но это из серии мыльных мелодрам. Проблема не в твоем муже, который уже горит в аду. Проблема в Кронберге, и ты это сама знаешь.

- Кронберг должен быть уничтожен, - дрожащим от ненависти голосом произнесла Элен. – Знаешь, меня просто выворачивает при мысли о том, что эта похотливая, извращенная тварь лапала моего сына, занималась с ним мерзостями, а теперь вползла в мою жизнь и откровенно пытается смешать меня с дерьмом!

- Ты знаешь, что просто так ликвидировать его слишком рискованно. Скорее всего, Кронберг говорил правду, когда сказал, что в случае его смерти компромат пойдет в ход. Это может стать для тебя катастрофой. Даже, скорее всего, станет. И не только для тебя.

- Знаю, знаю, - раздраженно бросила Элен, закуривая еще одну сигарету. – Но у меня же есть ты.

- Я? – невозмутимо переспросил Скелтон.

- Ты. Тебе ведь хорошо известны способы развязывать людям языки. Ты должен заставить Кронберга рассказать, где он прячет компромат. Достать этот компромат и уничтожить его. А затем уничтожить эту мерзкую тварь. Разумеется, так, чтобы на нас не пало и тени подозрений.

Скелтон промычал что-то неопределенное.

- Тянуть с этим больше нельзя, - в голосе Элен зазвучали опасные нотки. – Мне кажется, Крис, что ты проявляешь странную нерешительность в отношении Кронберга. Какого черта, ты можешь объяснить? На тебя это очень не похоже.

- Я всего лишь стараюсь действовать осторожно, - пожал плечами Скелтон, продолжая смотреть в потолок.

- Да раздави уже этого грязного клопа!

- Раздавленные клопы имеют обыкновение сильно вонять. А вот этой вони нам надо избежать во что бы то ни стало, - произнес Скелтон.

- Займись этим сразу, как только мы вернемся из Африки, - обронила Элен.

- Из Африки? – с недоумением воззрился на нее Скелтон.

- Да, Крис. Из Пекина мы вылетаем в Африку. Ты же знаешь, у нас есть там кое-какие важные дела, которые надо решить на месте.

- В Африку? – Скелтон приподнялся на подушке? Какого черта? Ты должна лететь в Атланту! У тебя в доме…

- Пусть тварь, которая влезла в мой дом, нервничает. Пусть мой слизняк-муженек живет в страхе, ожидая моего возвращения. Страх страшнее пули, - усмехнулась Элен.

- Послушай! Но у меня ничего не готово для поездки в Африку…

- Вот и подготовь, - оборвала его Элен, заставила Скелтона затушить сигарету и привлекла его к себе, впившись в его губы.

Между тем Скелтон сказал правду Элен: жучки китайских спецслужб, установленные в номере, были заглушены. Но один жучок оставался незаглушенным. И это был не жучок китайцев, жучок был установлен лично Скелтоном.

***

Вена, октябрь 2015 года

Холодные гудки в трубке стали для Андреаса куда большим потрясением, чем известие об отмене концертов в США. Да, возможно, Матиас просто не слышал его звонка или же был чем-то занят… Но эти гудки звучали как безразличный ответ на его любовь. Перед мысленным взором Андреаса пронеслись ночи в Берлине и Москве. Поцелуи Матиаса, его объятия, взгляд. И все это закончилось холодными, безжизненными гудками.

Андреаса как будто сдавили холодные, безжалостные, стальные тиски. Он вцепился в мраморные перила лестницы, не в силах сделать шага. На секунду ему захотелось броситься вниз, чтобы разом покончить со всем. Глупо. Упасть с высоты второго этажа - означало лишь сломать себе что-нибудь. Да и, собственно, из-за чего? Из-за телефонных гудков? Надо взять себя в руки. Отправить Матиасу сообщение: “Позвони мне”. Но что он скажет, когда Матиас позвонит? Пожалуется на Бреннана? Глупо, унизительно! И Андреас все стоял как вкопанный. Из ступора его вывел тихий голос:

- С тобой все в порядке? Я могу чем-то помочь?

Он обернулся. Рядом стоял рыжий Клаус Риддл с трогательными веснушками на лице и участливо смотрел на Андреаса. Первой мыслью Андреаса было послать Клауса куда подальше, но он и этого не смог сделать. Он вдруг понял, что сейчас ему нужен кто-то, кто ослабит сжавшие его стальные клещи одиночества и несправедливости. Ему нужен кто-то. Хотя бы этот рыжий парень с веснушками и участливым взглядом.

- Да. Помоги мне, - просто сказал Андреас, протягивая Клаусу руку, которую тот осторожно и бережно пожал.

Они отправились в ближайшее кафе, где выпили по бокалу вина. Андреас вовсе не планировал напиваться. Он вообще мало пил, разве что в компаниях, да в гей-клубах.

Андреас не стал скрывать от Клауса, что его гастроли в США сорваны. К чему это было скрывать? Все равно весь оркестр, с которым Андреас должен был лететь на гастроли, об этом узнает. Не сегодня, так завтра. Не стал Андреас скрывать и того, что влюблен, но, похоже, безразличен предмету своей любви.

Клаус тактично его выслушивал, не пытаясь утешать, но его светло-зеленые глаза искрились участием и симпатией. Даже больше чем симпатией, Андреас ясно видел, что нравится этому парню. Очень нравится. Что парень давно уже смотрит на него.

- Хочешь, пойдем ко мне? - просто спросил Андреас.

Клаус молча кивнул.

- Но… - Андреас на мгновение запнулся. - Но у нас будет просто секс. На раз. И все. Это тебя устраивает?

В глазах Клауса мелькнуло сожаление. Но он снова молча кивнул.

Ночь они провели вместе. Клаус вообще оказался молчаливым парнем, но он смотрел на Андреаса с немым обожанием. У него было худощавое, молочно-белое тело, на котором было полно веснушек, и, похоже, Клаус этого стеснялся. Да, его тело вовсе не было спортивным, подкачанным, ухоженным, как тело Матиаса, но в Клаусе была какая-то трогательность, нежность, доверчивость, и это пленяло в нем Андреаса. И это же заставляло чувствовать себя неловко.

Клаус смотрел на Андреаса с щенячьей преданностью и восторгом. Он, казалось, не мог поверить в то, что предмет его обожания стоит перед ним – совершенно обнаженный. Прекрасный и холодный. На самом деле в душе и сердце Андреаса действительно царил лютый холод. Он не чувствовал к Клаусу ровным счетом ничего. Нет, тело, конечно чувствовало, оно хотело секса, хотело разрядки. Но это была лишь та самая пресловутая физиология. Ничего больше.

- Ты мой бог, - прошептал Клаус, опускаясь перед Андреасом на колени и осторожно кладя ему руки на стройные бедра. – Ты прекрасен как молодой бог!

Андреас усмехнулся. Матиас, проклятый Матиас и сейчас был перед ним и смеялся ему в лицо. Андреас вспомнил, как Матиас говорил ему, что он создал себе идола из Антона Вальковского. И вдруг понял, что для Клауса он сам был таким же идолом. Прекрасным и недоступным. Но на самом деле совсем не таким, как воображал себе Клаус. Приятно, кода тебя хотят, когда тебе поклоняются, когда стоят перед тобой на коленях. Андреас сейчас испытывал нечто похожее, его самолюбие было удовлетворено. Но холод в груди не исчезал. Андреасу хотелось, чтобы любили именно его, а не воображаемого идола. Вот Матиас пытался любить именно его. И злился от того, что не может разбить идола в его душе. Кажется, Андреас начинал понимать Кронберга.

А Клаус уже взял в рот его член и принялся ласкать языком. Было тепло и приятно. Даже очень приятно, хотя Клаус делал это не очень умело. Он вообще был не слишком ловким. Было видно, что его сексуальный опыт совсем небольшой. Но он покорно и старательно выполнял все, что хотел от него Андреас. Брал в рот член, послушно раздвигал ноги… Но Андреас заставил его встать на четвереньки. Он не хотел видеть этого щенячьи преданного взгляда зеленых глаз и умиленного выражения на веснушчатом лице. Ему не нужен был Клаус с его любовью, с его несбыточными фантазиями, ему нужен был только секс. Секс, и ничего больше.

У Андреаса в жизни почти всегда был только секс, и ничего больше. Но его раздражало то, что Клаус мечтает о большем. И это раздражение выливалось в то, что Андреас, надев презерватив, и наспех смазав Клауса, принялся буквально вбиваться в него. Никогда прежде он не вел себя так с любовниками. Пожалуй, только Матиас снес у него крышу. Андреас всегда относился к партнерам нежно и бережно. Особенно к неопытным, а Клаус, совершенно очевидно, был неопытным. Об этом говорила и его задница – очень узкая, в которой до Андреаса мало кто бывал. Если вообще бывал. И то, что парень буквально взвыл от боли. Это заставило Андреаса остановиться, прийти в себя.

- Ничего, ничего, - прошептал он, гладя молочно-белую спину, тоже покрытую веснушками. – Потерпи. Сейчас ты привыкнешь, и станет хорошо.

Теперь он действовал осторожно. Клаус скулил, но понемногу привыкал. И вот ему уже начало нравиться, и он стал подмахивать Андреасу и сладострастно стонать, когда член Андреаса давил ему на простату. А глаза Андреаса были закрыты. Да, он представлял в этот момент Матиаса. Его великолепное упругое тело. Даже когда Матиас стоял на четвереньках, и Андреас видел только его затылок, шею, спину и задницу, даже тогда каждым движением своего тела Матиас как будто передавал ему что-то… Что-то неповторимое, непостижимое. Дело было не в красоте тела Матиаса, дело было в чем-то другом. Того, чего не было у влюбленного Клауса, как бы тот ни старался.

В глубине души Андреас даже надеялся, что после этого секса у Клауса останется только боль в заднице, но не любовь. Потому что его кумир оказался обычным ебарем, не самым ласковым. И уж точно не прекрасным.

Но он ошибался. После секса, когда Андреас, кончивсам, торопливо довел своей рукой Клауса до оргазма, щенячья преданность и обожание не исчезли из зеленых глаз.

- Ты мой бог, - чуть слышно пошептал Клаус. – Я хочу принадлежать тебе.

В этот момент бесстрастному выражению лица Андреаса Фелнера мог бы позавидовать даже сам непревзойденный в этом Матиас Кронберг.

Утром, когда Клаус, изрядно утомленный не слишком привычными для него постельными забавами, еще спал, Андреас уже сидел в интернете, заказывая себе билеты на рейс Вена - Нью-Йорк. Бреннан мог сорвать ему гастроли. Мог испортить карьеру. Но запретить лететь Андреасу в Нью-Йорк Бреннан не мог. И холодные гудки в телефонной трубке тоже были бессильны против желания Андреаса увидеть Матиаса.

***

Лагос (Нигерия), октябрь 2015 года

Бронированный джип в сопровождении машин охраны двигался по улицам Лагоса. Стояла 30-градусная жара, лил сильный тропический дождь, но улицы все равно были запружены пестрыми толпами, по ним проносились потрепанные автомашины, мотоциклы, мотороллеры. Торговля велась прямо вдоль дорог, продавцы, не обращая внимания на ливень, бегали за автомобилями, женщины тащили товар в корзинах на голове, причем у многих из них сзади мотались привязанные к пояснице дети, и было непонятно, как они умудрялись сохранять равновесие. Респектабельный деловой центр соседствовал с кварталами, где царила чудовищная нищета.

Элен равнодушно смотрела на все это из бронированного джипа. Она бывала в Лагосе не в первый раз, и ей было плевать на то, что происходит в этом городе, как и во всей Нигерии, да и вообще в Африке. Здесь ее интересовал лишь бизнес. Тот самый, алмазный. Основные интересы лежали в Сьерра-Леоне и Конго, но в Лагосе должна была состояться важная встреча. На которой Элен обязательно должна была присутствовать…

При этой мысли лицо ее искривилось, кулаки сжались. Нет. Она лгала себе. Просто не хотела признавать, в чем была истинная причина ее приезда в Лагос. Лететь в эту дыру было не так уж обязательно. И при других обстоятельствах она, скорее всего, не полетела бы. Но Элен подсознательно искала повод оттянуть свое возвращение в Атланту. Она убеждала себя, что своим отсутствием играет на нервах у Тома и Кронберга, изматывает их неопределенностью. Но втайне от самой себя… черт, она не хотела новой встречи с Кронбергом! Потому что знала: лобовое столкновение с ним она снова проиграет. А он, нагло вломившись в ее дом, не оставил ей выбора кроме лобового столкновения.

Ладно. Хватит ей метаться по миру как неприкаянной. Пора взять себя в руки. Она не может позволить себе спасовать перед каким-то сопляком. Из Лагоса она сразу полетит в Атланту. И там, если понадобится, своими руками за шиворот вытряхнет Кронберга из своего дома.

Джип остановился возле отеля. Не самого лучшего в Лагосе, но Элен была здесь инкогнито. Незачем было привлекать к себе лишнее внимание.

Дверь джипа открылась, возле машины уже стояли несколько телохранителей. Здесь же был Скелтон – напряженный, мрачный. Он все твердил ей, что поездка слишком рискованна, что безопасность на должном уровне обеспечить не удастся… Плевать! Элен всегда любила риск. Впрочем, риск был минимален. У нее отличная охрана.

Окруженная телохранителями она вошла в холл отеля, прошла несколько шагов, направляясь к лифту. И в этот момент…

Раздалась автоматная очередь. На телохранителей и Элен со всех сторон, даже откуда-то сверху, обрушился шквал огня. Элен не успела испугаться, она и понять толком ничего не успела. Увидела только, как два телохранителя, шедшие впереди, падают как подкошенные, как Скелтон бросается к ней…

И в этот момент ее грудь и правый бок обожгло. Ее отбросило назад, перед глазами стал сгущаться кровавый туман, и сквозь этот туман она увидела Скелтона, падающего на нее… А затем наступила темнота.

========== ГЛАВА 14. ТАЙНЫ БРЕННАНОВ-МЛАДШИХ ==========

ГЛАВА 14. ТАЙНЫ БРЕННАНОВ-МЛАДШИХ

Атланта, октябрь 2015 года

Том трахал Матиаса остервенело, даже отчаянно. Матиас лежал на спине, широко разведя стройные, сильные ноги, голова покоилась на подушке, стальные серо-голубые глаза были устремлены на партнера, из приоткрытых губ вырывались стоны, а Том двигался в этом шикарном теле парня, упиваясь его упругостью, жаром, податливостью, умением улавливать малейшие желания партнера. Матиас словно предугадывал все, что хочет Том, его тело казалось вылепленным из пластилина, и умелый любовник мог делать с ним все, что захочет.

Том испытывал наслаждение еще и при мысли о том, что всего парой телефонных звонков перекрыл кислород ублюдку Фелнеру, который посмел встать на его пути. Теперь Матиас принадлежит ему и только ему! Этот жаркий красавчик, стонущий под ним, жаждущий, чтобы его трахал именно он, Том, и никто другой! Алчный красавчик, любящий секс, власть богатство – все то, что есть у Тома, все, чем Том сам является. А значит, любящий Тома и преданный ему!

И именно этот красавчик со стальными, серо-голубыми, алчными глазами и красивым, но странно неподвижным лицом поделился с Томом своим огнем, разжег в нем жажду власти - пламя, которое прежде затаптывали все: сначала родители, затем жена… Рядом с Матиасом Том, наконец, ощутил себя мужчиной: не придатком своего состояния и властной жены, а именно обладателем. Теперь он, Том, стремительно овладевал искусством самому все решать и диктовать свои условия. Пусть на пятом десятке, но все-таки это произошло!

Да, Матиас стал для него детонатором, взрывчаткой. И он же питал Тома так необходимой ему энергией. Рядом с Матиасом Том чувствовал себя уверенным, сильным. Матиас стал для него внутренним стержнем, и Том готов был делать все, чтобы этот стержень в нем оставался, иначе его вновь согнут, сомнут, растопчут те, кто сильнее его. В первую очередь Элен. Элен, с которой предстояло сражение. Сражение не на жизнь, а на смерть.

- Ты победишь, - вдруг проговорил сквозь стоны Матиас, который как будто читал мысли Тома. - Ты победишь, я не дам тебе проиграть!

- Да, да… - бормотал Том, яростно всаживаясь в Матиаса.

- Ты сильный, очень сильный, - серо-голубые глаза Матиаса магнетизировали Тома, - ты даже не знаешь собственной силы… Но ты узнаешь… да, да, вот так, так!

Матиас, подмахивая задницей, надрачивал свой член, не сводя глаз с Тома, и того вдвойне заводило то, что красавец, словно сошедший с обложки глянцевого журнала, дрочит именно на него, на него! И когда из члена Матиаса вырвалась густая белая струя, Тома тоже накрыла волна оргазма. Они застонали, зарычали практически одновременно. Том медленно опустился на Матиаса, медленно покрывая поцелуями его крепкую, гладкую грудь, ощущая запах сильного тела, пьянивший его как молодое вино.

- Никто не встанет между нами, - прошелестел тихий голос Матиаса.

- Никто, - повторил Том.

- Ни твоя жена. Ни твои дети.

- Ни Фелнер, - Том произнес это неожиданно для себя самого.

- Ни он, - Матиас даже не вздрогнул, услышав это имя.

Да, Матиасу был нужен Том, а не жалкий музыкантишка, пусть и сколь угодно талантливый. Матиас связывал свое будущее с Томом, и это было прекрасно, потому что он был нужен Тому.

В это время раздался звонок мобильника. Это был телефон Тома. Ему не хотелось брать трубку, ему хотелось и дальше оставаться в Матиасе - таком горячем, таком упоительном, таком близком. Но телефон не умолкал. Том с досадой протянул руку, чтобы скинуть звонок, но увидел на экране имя Скелтона. А этот не стал бы звонить по пустякам.

- Что случилось? - недовольно спросил Том.

Ответ заставил его вздрогнуть и вскочить с постели.

- Она жива? Боже! Где она? Да. Да. Я понял. Жду твоего звонка.

- В Лагосе стреляли в Элен. Она тяжело ранена, - растерянно глядя на Матиаса, проговорил Том. – Врачи не дают прогнозов.

Глаза Матиаса широко раскрылись, но лицо оставалось неподвижным.

- Тяжело ранена? – глухим голосом переспросил он.

- Да… Что мне делать? – Том растерянно смотрел на Матиаса.

Тот несколько мгновений оставался неподвижным. Было даже непонятно, думает ли он о чем-то. А затем серо-голубые глаза в упор посмотрели на Тома:

- Тебе нужно немного побыть мужем, искренне заботящимся о своей раненой супруге. Что же еще? – голос Матиаса был холодным и безжизненным.

***

Лагос, октябрь 2015 года

Скелтона трясло. Нет, внешне он оставался совершенно хладнокровным, но его разрывали ярость и страх. Ярость от того, что его служба проморгала покушение. И страх от возможных последствий. Потому что уже сам факт пребывания Элен в Лагосе, если он получит огласку, вызовет серьезные проблемы.

Скелтон проклинал тот день и час, когда Элен приняла решение об этой поездке. Никакого Лагоса изначально не планировалось. Вообще. Но Элен упорно тянула время, откладывая возвращение домой. Вбила себе в голову идею, что чем больше будет тянуть с возвращением, тем сильнее будет напряжение ожидания, в котором будет находиться ее муж. И тем проще будет его сломать и изгнать Кронберга.

Идея, на взгляд Скелтона, была более чем спорной. По его убеждению, в этой ситуации действовать нужно было стремительно. Бросать все, мчаться домой, вытряхивать Кронберга из постели Бреннана, вышвыривать его из дома. Но, во-первых, не он, Скелтон, был женой Бреннана. Решать, как поступить, должна была она. Ей, в конце концов, виднее. А во-вторых… во-вторых, чертов Кронберг уже успел повязать и его, Скелтона. Крис до сих пор не понимал, как это произошло. Мальчишка появился тогда в Мадриде так внезапно. И… Но что сделано, то сделано.

Нет, Скелтон вовсе не влюбился в Кронберга, не воспылал к нему внезапной страстью. В конце концов, ему всегда больше нравились женщины, а с мужчинами секс случался лишь изредка. Но он ловил себя на мысли, что хочет снова и снова трахать роскошную, упругую задницу Кронберга. Ставить его раком и трахать, трахать, трахать… Скелтону было плевать на Кронберга как на личность. Ему лишь хотелось обладать роскошным телом, созданным как будто для обложки порножурналов. Не более того. Но и этого было достаточно.

Между тем эта несостоявшаяся порномодель, этот блядский проходимец располагал компроматом на самого Скелтона. И, как бы тот ни уверял Кронберга, да и самого себя, что компромат не сможет нанести ему фатального вреда, все равно знал, что вред будет. И колоссальный. Скорее всего, закончится его семейная жизнь. Пусть скучная, даже унылая, но привычная. Закончится его карьера: Бреннаны не просто выгонят его, но снабдят «черной меткой», так что у него не будет ни единого шанса занять положение, аналогичное тому, что он занимал сейчас – шефа службы безопасности одной из ведущих американских корпораций. Единственное, что ему светило при таком раскладе – открыть какое-нибудь сыскное бюро, да и то при условии, что Бреннаны из мести не будут ставить ему палки в колеса. А они вполне могли это сделать. Словом, Скелтон оказался на распутье. И потому предпочитал, чтобы Элен сама решала свои проблемы. Он не собирался ей мешать, готов был исполнять ее указания. Но проявлять инициативу не собирался. И потихоньку собирал компромат на свою работодательницу и по совместительству любовницу. Пока без особой цели. На всякий случай.

Поэтому он не пытался возражать, когда Элен объявила, что из Пекина они вылетят в Йоханнесбург. Формально для того, чтобы обсудить с чиновниками правительства ЮАР перспективы Brennan на южноафриканком рынке. Хотя какие там к черту были перспективы. Всем было известно, что экономика ЮАР в последние десятилетия стремительно двигалась к полному краху усилиями донельзя коррумпированных и некомпетентных правительств этой страны. Фактически же Элен летела в Йоханнесбург, чтобы провести там переговоры все о тех же алмазах. Конфиденциальные переговоры с легальными поставщиками драгоценных камней на мировой рынок. А Скелтон ограничился тем, что занялся обеспечением безопасности этой поездки.

Пребывание в Йоханнесбурге прошло без происшествий. А сами переговоры были вполне успешными. По крайней мере, так сказала Элен. Скелтон был уверен, что теперь она уж точно решит возвратиться в Штаты. Но нет. Элен упорно оттягивала момент возвращения. «Черт, она что, боится этого сопляка?» - подумал тогда Скелтон. Хотя, сказать по правде, он и сам в глубине души побаивался этого смазливого мальчишку.

Поэтому он не особо удивился, когда Элен сообщила, что перед возвращением в Атланту намерена побывать еще и в Лагосе – деловом центре Нигерии. И жестко предупредила Скелтона, что эта ее остановка должна быть максимально засекречена.

Скелтону и его ближайшим помощникам пришлось буквально на ходу и обеспечивать безопасность, и разрабатывать операцию прикрытия. По официальной легенде Элен должна была на пару дней отправиться в город развлечений Сан-Сити. Ее персональный бизнес-джет все это время оставался на приколе в аэропорту Йоханнесбурга, свидетельствуя о том, что его владелица не покидает пределы ЮАР. Но вместо Элен в Сан-Сити отправилась сотрудница службы безопасности, внешне на нее похожая, а после гримирования - очень похожая. Она должна была изображать миссис Бреннан, но избегать появления в людных местах. Преимущественно оставаться в номере отеля, ссылаясь на внезапное недомогание.

Тем временем Элен на другом спешно зафрахтованном бизнес-джете отправилась в Лагос. Естественно, под чужим именем. Там ей предстояло остановиться в ничем не примечательном отеле, куда должны были прибыть также люди из Конго и Сьерра-Леоне. Вот с ними и планировались переговоры, касающиеся поставок алмазов и закупок оружия. Элен не слишком посвящала Скелтона в нюансы этого нелегального бизнеса, но кое-что он знал. Существовала цепочка, превращавшая «кровавые алмазы» в ничем не пахнущие деньги, затем в оружие, а потом опять в деньги, оседающие на счетах в банках Сингапура и Макао. Эти деньги проходили сложную процедуру отмывания и перекачки уже в банки США и Европы. И в этой цепочке возникли серьезные сбои, вызванные тем, что поставщики алмазов задрали цены на сырье, в то время как на алмазном рынке возник застой. Отчасти это было связано с политикой официальных поставщиков, отчасти с действиями международных правоохранительных структур и спецслужб, пытавшихся пресечь на корню экспорт «кровавых алмазов».

Скелтон считал, что Элен лучше вообще выйти из этого бизнеса, который в последнее время приносил больше хлопот, нежели прибыли. Но этот бизнес был для Элен не просто деньгами (их-то у нее и так было предостаточно), это была еще тайная власть, огромное закулисное влияние и невероятная по остроте азартная игра. А Скелтон хорошо знал, что Элен обожает играть. Особенно, если игра опасная. И это, если угодно, тоже было причиной ее странного поведения по отношению к Кронбергу. Она могла раздавить его одним мизинцем как жалкую мошку, а вместо этого затеяла странную, но, очевидно, очень ее увлекавшую игру.

И эта игра едва не оборвалась в Лагосе. Элен доставили на бронированном джипе из аэропорта прямо к отелю. На рекогносцировку времени банально не хватило, то есть никакая передовая группа охраны в Лагос не летела. Но и сам визит был непредвиденным, так что вероятность покушения оставалась минимальной. Но именно эта минимальная вероятность и выпала. Организаторы покушения тоже не могли к нему толком подготовиться. Не было никакого снайпера, заранее занимающего удобную позицию и одним выстрелом снимающего жертву. Просто когда Элен вошла в холл отеля, то распахнулись служебные двери справа и слева, и оттуда полился шквальный огонь из автоматов. Охрана успела среагировать, Элен прикрыли. В том числе и Скелтон. Тем не менее она была тяжело ранена. Скелтон тоже получил два сквозных ранения, но они были несерьезными. Четверо телохранителей были убиты, еще пятеро ранены. Элен удалось вытащить из зоны обстрела, поместить в джип, который тут же понесся в госпиталь.

Конечно, об уровне медицины в Нигерии в тот момент лучше было не задумываться, однако была надежда, что врачи сумеют оказать хотя бы первую помощь. Впрочем, надо отдать должное нигерийским медикам: они провели Элен операцию и весьма удачную. Угроза жизни несколько отступила.

Скелтон, не обращая внимания на собственные ранения, сразу занялся расследованием. Из четырех нападавших трое были убиты. Все они были африканцами, при них, разумеется, не было никаких документов. Четвертый выжил, его доставили в госпиталь. Но он скончался во время операции, которую ему делали.

Скелтон не верил в то, что этот нападавший умер от ранений, полученных в результате огня телохранителей Элен. Наверняка, его прикончили в госпитале, чтобы он замолчал навсегда. Нужно было трясти персонал госпиталя, а также нигерийские власти. Однако местная полиция откровенно саботировала расследование.

Можно было подключить ресурсы Brennan на правительственном уровне, однако проблема была в том, что ни при каких обстоятельствах нельзя было допустить, чтобы стал известен сам факт пребывания Элен Бреннан в Нигерии. Не должно было быть никаких утечек в СМИ. Никакой информации, которая попала бы в высокие кабинеты в правительстве и спецслужбах США. Потому что сам факт пребывания Элен в Нигерии уже был бы крайне подозрителен. Brennan никогда не вела никаких дел с Нигерией, да ей там с ее разработками IT-технологий и делать было нечего. Во всяком случае, ничего, что требовало бы внезапного приезда первого вице-президента корпорации.

Между тем Элен пришла в себя. И первый вопрос, который она задала Скелтону, был вовсе не о покушении: ни о том, кто в нее стрелял, ни почему это допустили и тому подобное. Нет, первым ее вопросом было:

- Что сейчас делает Кронберг?

И почему-то это Скелтона не слишком удивило.

***

Атланта, октябрь 2015 года

Матиас демонстрировал завидное хладнокровие в отличие от Тома, ошарашенного известием из Лагоса. И на ходу менял стратегию. Поначалу он посоветовал Тому разыгрывать из себя примерного мужа, потрясенного покушением на жену. Но вновь позвонил Скелтон, который заявил, что ни в коем случае нельзя допустить огласки пребывания Элен в Лагосе. Том сразу проболтался об этом Матиасу, глаза которого тут же хищно сузились.

- Черт бы побрал эти ее дела в Африке! - воскликнул Том, в ярости стукнув кулаком по столу. - Я всегда знал, что добром это не кончится!

- Сохраняй спокойствие, - тихо и вкрадчиво произнес Матиас, нежно поглаживая руку Тома.

- Она в госпитале в Лагосе, - растерянно проговорил Том. - Но там небезопасно.

- Задействуй все ресурсы. Вывези ее оттуда. Но только не в Штаты. В Европу. Так будет проще избежать огласки, - Матиас говорил отрывисто и жестко, словно отдавал распоряжения. Да по сути так оно и было.

- Я должен лететь к ней, - озабоченно сказал Том. - Я должен…

- Куда лететь? В Лагос? - насмешливо осведомился Матиас. - Это так ты собираешься сохранить в тайне происшедшее?

- Нет, разумеется! В Европу, когда ее туда доставят.

Матиас уже открыл рот, чтобы сказать что-то резкое, но остановился. Вместо этого спокойно пожал плечами и произнес:

- Ты сам принимаешь решения, Том. Оцени риски. Вполне возможно, твой полет в Европу останется незамеченным. Но исчезновение двух главных руководителей Brennan точно заметят. Вряд ли все подумают, что ты и твоя жена решили внезапно отправиться в романтическое путешествие. Поползут слухи. Могут вскрыться нежелательные вещи. Такой риск существует. И все во имя чего? Чтобы навестить супругу? Ты полагаешь, она так нуждается в твоем присутствии?

На губах Тома появилась горькая скептическая улыбка.

- Вот-вот, - обронил Матиас. - Подумай, как поступила бы на твоем месте твоя дражайшая половина. Можешь не сомневаться, она бы с места не сдвинулась и сидела бы здесь, в Атланте, всем демонстрируя, что ничего вообще не произошло. И лично пресекала бы все возможные утечки информации.

- Но как объяснить ее отсутствие?

- Это не проблема. Например, лечение. Какая-нибудь плановая операция. Это на случай, если о ее пребывании в европейской клинике станет известно.

Том задумчиво кивнул. По губам Матиаса пробежала победная улыбка.

Телефон Матиаса зазвонил. Он увидел на экране номер Андреаса. На секунду замер, а потом сбросил звонок.

- Тебе пора в офис, - ласково сказал он, обнимая Тома, прижимаясь к нему и целуя его в щеку.

Том крепко сжал в своих руках руки Матиаса.

- Ты нужен мне, - тихо проговорил он.

- Я знаю, - Матиас прижался к нему щекой. - И ты тоже нужен мне.

Это был двусмысленный ответ, но Том не обратил на это внимание. 47-летний мужчина чувствовал себя потерявшимся ребенком. А 25-летний Матиас казался ему взрослым, который возьмет его за руку и приведет домой. Или туда, где ему будет хорошо. Очень хорошо.

И снова у Матиаса звякнул телефон. На этот раз это был не звонок, а какое-то сообщение. Тот даже не шелохнулся, продолжая обнимать Тома.

- Ты очень сильный, Том, - шептал он своему любовнику. - Очень сильный. Все в твоих руках, в твоей власти! Ты сумеешь навести порядок и в своей жизни и в своих делах. Она, - Матиас не произнес имени, но и так было понятно, кого он имеет в виду, - она тянет тебя на дно, она подставляет тебя. Она как была продавщицей в провинциальном магазине, так и осталась. Это уровень ее мышления. Обмануть, урвать, ухватить… Она не может и не хочет меняться. Ты должен все держать в своих руках, если не хочешь стать жертвой ее авантюр. Сейчас - решающий момент. И ты справишься.

- Ты будешь со мной, - в голосе Тома зазвучала уверенность.

- Конечно, буду. Конечно. Едем в офис. Твое присутствие требуется там.

Матиас быстро вынул телефон из кармана. Сообщение было от Андреаса. “Я лечу в Нью-Йорк. Хочу встретиться с тобой”. Матиас набрал ответ всего из двух букв “ОК”.

Андреас мог понимать это как угодно. На большее рассчитывать ему пока не приходилось.

Том между тем надевал пиджак. Матиас уже был готов к выезду в офис - элегантный, подтянутый, выхоленный. Их разговор происходил в доме Бреннана. Который теперь становился и домом Матиаса Кронберга. Старший сын Тома Джас после стычки с Матиасом больше здесь не появлялся. Младший Стив вел себя сдержанно, и уже не пытался заводить с Матиасом разговоры об Антоне Вальковском, да и вообще, когда бывал дома, то почти не выходил из своих комнат, слушая музыку и шаря в интернете.

Что касается прислуги, то, как и в корпорации Brennan, ее штат раскололся на два лагеря. Часть прислуги относилась к Матиасу либо с плохо скрытой, либо с откровенной враждебностью. Другая часть, которая ненавидела Элен, воспринимала Матиаса как своего рода ангела мести, явившегося изгнать проклятую ведьму, доставшую всех дурным характером и вечными придирками.

Матиас держал себя и с теми и с другими с холодной вежливостью, соблюдая дистанцию - так, словно всю жизнь жил в домах с прислугой, а не в какой-то заднице, из которой непонятно как вылез. На враждебность не обращал внимания, на попытки подстроить мелкие пакости - вроде невыглаженных вовремя рубашек - ничего не говорил, просто пару раз двинулся в сторону горничной с такой улыбкой, что та мгновенно испарилась из комнаты. Прислуга быстро почувствовала в Кронберге человека, с которым лучше не портить отношения.

Впрочем, ничего еще не было решено. Весь дом как будто затих, затаился, ожидая решающего сражения между Кронбергом и невесть куда пропавшей супругой Бреннана Элен. Битва была неизбежна, исход предсказать никто не решался.

***

Вена, октябрь 2015 года

- Может быть, ты все-таки не полетишь? - неожиданно спросил Клаус Андреаса.

Они снова провели ночь вместе. Поначалу Андреас был уверен, что второй ночи не будет. Но Клаус смотрел на него с такой немой мольбой в зеленых глазах, что отказать ему было все равно что дать пинка голодному бродячему щенку.

Клаус был мягок, податлив, безотказен. В его зеленых глазах читалась готовность исполнить любую прихоть Андреаса. Хотя на самом деле Андреас был довольно нетребователен в сексе. Он никогда не практиковал какие-то изощренные способы, девайсы, кинки, фетиши, ничего. Только с Матиасом у него сносило крышу.

Клаус был очень мил, и Андреасу с ним было хорошо. Он подумал, что наверняка сошелся бы с этим парнем, если бы не было Матиаса. Даже обнимая влюбленного в него Клауса, он не переставал думать о Матиасе, и в его груди была щемящая тоска.

Матиас в сознании Андреаса становился музыкой, самой настоящей музыкой - то мрачной и зловещей, полной льда и холода, то сумасшедшей и наглой, полной безудержной какофонии, то трепетной и переливчатой, полной любви и надежды. Андреас то и дело набрасывал ноты на лист бумаги, и так, постепенно, рождалось странное произведение. Сначала Андреас полагал, что это будет концерт для фортепиано с оркестром, но потом понял, что нет. Потому что в партии фортепиано был бы он, Андреас, а это произведение было полно Матиасом - непонятным, изменчивым и даже загадочным. Образ Матиаса можно было выразить только игрой оркестра. Возможно, это будет симфоническая поэма. Или целая симфония. И в нее обязательно будет вплетена та давняя короткая прелюдия, которую Андреас посвятил памяти Антона Вальковского.

Его влекло к Матиасу словно принца в таинственный замок, где спит заколдованный красавец, которого надо разбудить поцелуем. Но вход в замок охраняли свирепые драконы. Этим драконам тоже нашлось место в странном сочинении Андреаса. Одним из драконов стал Бреннан, но все же не он был главным чудовищем. Самые страшные, самые свирепые чудовища, Андреас чувствовал это, жили в душе самого Матиаса, они держали его в жестоком плену и не отпускали, не давали пробудиться от тяжелого и страшного сна. И ему хотелось стать для Матиаса тем самым принцем, который спасет его от убийственного кошмарного сна, освободит его душу от зловещих наваждений и тогда… Андреас сам не знал, что будет тогда.

Он смотрел во влюбленные глаза Клауса и улыбался, но взгляд его был отсутствующим.

- Не улетай! - произнес Клаус, беря тонкую, хрупкую руку Андреаса и прижимая ее к своей горячей щеке.

- Почему? - поднял брови Андреас. - Ведь сам ты летишь. С оркестром.

Он не смог сдержать горечи. Удар, нанесенный Бреннаном, был слишком болезненным.

- Я не полечу, если ты останешься, - сказал Клаус. - Правда!

- Не говори ерунды, - воззрился на него Андреас. - Ты в списках, ты не можешь не полететь. Если ты не полетишь с оркестром, то ты просто из него вылетишь.

- Пускай, - сказал Клаус, не сводя глаз с Андреаса. - Я хочу быть с тобой.

- Клаус, - с усталым вздохом начал было Андреас, но парень его прервал:

- Знаю, знаю, что ты скажешь. У нас с тобой секс, и ничего кроме секса.

- Именно так, - с каменным лицом произнес Андреас. - Прости, но если я буду делать вид, что у нас с тобой… что-то иное, это будет ложью. А зачем тебе ложь?

- Когда я с тобой, мне кажется, что я согласен и на ложь. Но, да, ты прав, - через силу произнес Клаус. - Прав. Я просто хочу тебя видеть.

- Возможно, мы увидимся, - не глядя на Клауса, проговорил Андреас.

- В Штатах? - с надеждой спросил Клаус.

- Вряд ли наши пути там пересекутся, - с улыбкой отвечал Андреас.

- Он… живет там? - пристально глядя на него, спросил Клаус.

- Кто? - делая вид, что не понимает, произнес Андреас.

- Твой парень.

- Он не мой, - тихо ответил Андреас. - Не мой.

***

Атланта, октябрь 2015 года

- Какого хрена, Джас? – удивленно спросил Стив, уставившись на фотографии, висевшие на стене.

Они были в квартире Джаса, в которую тот переехал после скандала, вызванного появлением Кронберга в доме Бреннанов.

Комната была увешана постерами из «Людей Х» и прочей марвелловской вселенной. Были и фотографии. Парочка снимков, на которых был сам Джас, еще парочка снимков, на которых Джас и Стив были вместе, несколько фотографий со школьной бейсбольной командой.

И – три фотографии Матиаса Кронберга. Похоже, сделанных службой безопасности. На одной из них Кронберг, стоявший в деловом костюме на фоне роскошной тачки, смотрел в объектив обычным своим наглым взглядом. На другой он был заснят выходящим из гей-клуба, весь затянутый в латекс и кожу и выглядевший крайне недовольным. На третьей фотографии Кронберг сидел в кафе, перед ним стояла чашка кофе, а взгляд Мэта был странно задумчивым и даже грустным. Да и его поза была странной: обычно Кронберг держался прямо, с высоко поднятой головой, на его лице читалась самоуверенность, граничащая с наглостью, а на этой фотографии он был не то чтобы ссутулившимся, но каким-то обмякшим, усталым, отчаявшимся. Он производил впечатление человека, которому не нужно вообще ничего от этой жизни. И никто не нужен. Лишь бы все оставили его в покое. И чтобы он сам себя оставил в покое. От этой фотографии веяло безнадежностью и унынием. Словно Кронберг смотрел в будущее и не видел там ничего. Вообще ничего.

- Какого хрена, Джас? – повторил Стив. – Зачем тебе его фотки?

- Хочу помнить о своем враге, - хмыкнул брат. – Эти фотки постоянно напоминают мне о нем. Не дают расслабиться.

- Ты что-то задумал? – обеспокоенно взглянул на него Стив.

- Нет. Пока, во всяком случае, - Джас смотрел куда-то в сторону. – Но терпеть присутствие этого ублюдка в нашей жизни я не собираюсь. Извини, Стив, я не настолько терпим как ты. И не понимаю, как ты можешь жить под одной крышей с этой скотиной.

- Да мы почти не пересекаемся, - пожал плечами Стив. – Меня и дома-то не бывает, и наши комнаты на разных этажах, в разных крыльях.

- А меня бесит само его присутствие в нашем доме!- взорвался Джас. – В нашем доме! Понимаешь это, Стив?

- И почему же ты сбежал? - прищурился Стив. - Оставался бы, выпер его нахрен. Вместо этого сидишь здесь и пялишься на его фотки. Может, ты еще и дрочишь на них?

Джимми словно задохнулся, заморгал, а потом зло спросил:

- Ты… ты, блять, вообще думаешь, что несешь, Стив? В морду давно не получал?

Стив сохранял спокойствие. Он откинулся на спинку кресла и вытянул ноги, положив их на журнальный столик.

- Да ладно, - сказал он, усмехнувшись. – Ты думаешь, я не знаю, чем ты занимался в той комнате? В комнате Антона?

Джас стал пунцовым. Он подался вперед, впившись в брата глазами, но не говорил ни слова.

- Джас, я видел, как ты дрочил на фотки нашего брата. Давно уже. Извини, пару раз застукал тебя. Помню, приоткрыл дверь и охуел. А ты и не заметил.

- Ты… ты, блядь, - глаза Джаса, казалось, сейчас вылезут из орбит.

- Джас, - поднял ладонь Стив, - остынь. Мы с тобой взрослые мальчики. Да, я тебя видел и ничего тебе не говорил. И никому ничего не сказал. Потому что, во-первых, да, я просто охуел. Во-вторых, ну, сказал бы я тебе или, еще хуже, родителям. Был бы скандал, а нафиг он нужен? Я… я просто испугался тогда. Решил, что ты ебанулся. Дрочить на фотки брата! У меня это в башке не укладывалось. А потом… потом я решил, что у каждого в башке свои тараканы. Вот у тебя – такие. Ты ж, в конце концов, никого не убивал, не насиловал. Ну, вот есть у тебя такое – дело твое.

- Ну да, - угрюмо произнес Джас. – Это мое дело. А сейчас ты зачем мне это сказал?

- Да хрен знает, - пожал плечами Стив. – Просто увидел у тебя фотки Кронберга и сразу подумал…

- Что я хочу его трахнуть? – Джас с вызовом посмотрел на брата. – А знаешь, Стив, хочу!

- Джас, да ты что, все-таки ебанулся?

- А что такого? Да, я хочу трахнуть эту тварь. Жестко. Жестоко. Так, чтобы у него кровь из задницы хлестала. Чтобы он визжал, умолял о пощаде. Чтобы по его наглой, гладкой морде слезы катились, чтобы он соплями захлебывался. Я бы ебал его так, чтобы он потом полжизни на карачках ползал! – в голосе Джаса зазвучали те же истерические нотки, которые так часто слышались в голосе его отца.

Стив смотрел на все больше расходившегося брата абсолютно индифферентно.

- Ебанулся, - вынес он свой вердикт. – Джас, ты – гей, это нормально. Но ты западаешь то на нашего брата, которого уже нет в живых. То на любовника нашего отца. Который, кстати, был любовником нашего брата. Слушай, у тебя какие-то инцестные наклонности. А меня ты, часом, трахнуть не собирался?

- Бля, Стив, прекрати! – окрысился Джас. – Ну да, тогда, перед фотками Антона – это было извращение, согласен. Мне стыдно, на самом деле. Правда, стыдно. Перед самим собой. А Кронберг… Да он же сам на свою жопу напрашивается! Ты разве не видишь?

- Джас, - Стив задумчиво склонил голову. – С этим Кронбергом все не просто. Пока ты дрочишь на его фотки, я пытаюсь понять, кто он все-таки? Как он оказался любовником Антона? А он ведь, правда, был его любовником, ты же видел фотки. И почему он так люто ненавидит нашу мамочку? Она-то чем ему досадила? Что он вообще хочет?

- Да ебать, какая нахрен разница? – раздраженно воскликнул Джас.

- Кронберг весь сделанный, - продолжал размышлять вслух Стив. – Он не настоящий. Иногда я смотрю на него и вижу, что такого человека не существует. Знаешь, вот вампир не отражается в зеркале. То есть вампир есть, а отражения нет. А у Кронберга все наоборот. Его самого нет, есть только отражение. Только вот чье?

- Стив, это не я, это ты ебанулся, - с опаской глядя на своего брата, произнес Джас. – Ты сам-то нахрен понял, что несешь? Какие еще вампиры, какие отражения? Ты о чем вообще? Может, ты тоже на Кронберга запал, а?

- Ты же знаешь, я женщин предпочитаю, - усмехнулся Стив. – С парнями у меня как-то не зашло. Так что на Кронберга я не претендую, успокойся.

- Да мне похер, если ты его трахнешь вдруг, - пожал плечами Джас. – Не понимаю только, как ты его все-таки терпишь,

- А меня его присутствие не бесит, - пожал плечами Стив. – И мне без разницы, с кем там наш отец спит. А с кем - мать.

- Отец! Да наш отец всю жизнь ей изменял со всеми подряд! И с бабами и особенно с мужчинами! А наша мать…

- А наша мать ему тоже изменяла. Ты знаешь, что Скелтон – ее любовник?

- Что? - изумленно воззрился на него Джас.

- Не знал? А я знаю.

- Откуда?

- Неважно.

- Нет, блядь, важно! Это наша мать! Ты… как ты смеешь про нее такое говорить? Она, кстати, сейчас тяжело ранена, ее во Франкфурт перевезли, в какой-то госпиталь! А ты… А мы…

- Вот именно, кстати,- с горечью заметил Стив. – Кстати вспомнилось. Мы с тобой так ее любим, что говорим о ком угодно только не о ней.

- Я все время о ней думаю! – вскипел Джас.

- Не пизди. Ты думаешь о том, как трахнуть Кронберга, - безжалостно произнес Стив. – Джас, да хватит уже притворяться! Мы с тобой для родителей всегда были кем-то вроде домашних собачек. И куклами, которых время от времени вытаскивали из шкафа, чтобы сделать фото счастливой семьи для обложки очередного журнала. Это ведь так, Джас! Разве нет?

- Я люблю маму! И она любит меня! – упрямо произнес старший брат. – А ты…

- А я… - с горечью хмыкнул Стив. – Ты, кстати, знаешь, как я на свет появился, а, братец?

- Не понял… Ты о чем?

- Ну, ты-то появился как положено. Тогда еще наш папаша время от времени трахал баб, так что тебя он сумел сделать без особых проблем. А вот со мной возникла проблема, - Стив прищурился, на губах появилась угрюмая усмешка. – Ни нашему папочке, ни нашей мамочке второй ребенок был нахрен не нужен. Это наш дед настоял. Если ты, старший, вдруг помрешь раньше времени, то должен быть запасной наследник. Минимум два ребенка: это было условием брака наших дорогих родителей.

- И? – настороженно глядя на брата, спросил Джас.

- Нет, не беспокойся, мы с тобой родные братья, - ухмыльнулся Стив. – Только вот зачали меня не так, как тебя. Папаша уже не хотел трахать баб. Поэтому дрочил в пробирку. Возможно, глядя при этом на фотку какого-нибудь парня. Надрочил, ну а дальше дело техники. Вот такой я надроченный, - с вызовом произнес парень.

- Бля…- прошептал Джас. – Я не… я даже не знал. А ты? Ты откуда все узнал?

- Да подслушал разговор бабки и деда. Когда тот был жив еще.

- Бля, - повторил Джас. – И…?

- И что я подумал тогда? Знаешь, мне было очень хуево. Вдруг почувствовал, что меня как будто из говна вылепили, - мрачно произнес Стив. – Я уже тогда про нашу семейку все понял. И про мамочку, и про папочку. И понял, что мне ловить здесь нечего. Что я как запасное колесо в багажнике. О котором вспомнят, только когда основное проколется. А ты, братец мой старший, всего лишь рабочее колесо. Не больше.

- Мама меня…

- Любит, любит, я слышал, - отмахнулся Стив. – А мне вот как-то плевать на то, кого она там любит. Она и Скелтона-то, подозреваю, не любит. Он у нее так, вроде быка племенного.

- А про Скелтона ты откуда знаешь?

- Сам видел.

- Что? - снова выдохнул Джас.

- Целых два раза. Они думали, что дома никого нет. А я просто в комнате Антона сидел. Потом вышел… Словом, видел я, как они… Видишь, я только и делаю, что подслушиваю и подглядываю. Склеиваю обрывки информации в единое целое. Мне нравится, - ухмыльнулся Стив.

Джас молчал, уставившись на брата и как будто переваривая услышанное.

- Ты старше меня, а глупее, - изрек Стив. - Все в облаках витаешь. И чем дальше и больше. Бросай пить, Джас. И дурь курить тоже.

- Ты… да ты сам мудак!

- Я же про тебя все понял, - ухмыльнулся Стив, кивнув на висевшие на стене фотографии Матиаса. – Хочешь, Кронбергу расскажу, как ты по нему сохнешь? Любовное свидание вам организую.

- Да я тебя уделаю, бля! - заорал Джас, но Стив, заржав, пулей вылетел из комнаты.

========== ГЛАВА 15. ВОСХОЖДЕНИЕ ГОРГОНЫ ==========

ГЛАВА 15. ВОСХОЖДЕНИЕ ГОРГОНЫ

***

Атланта - Франкфурт-на-Майне, ноябрь 2015 года

- Извини, что не звонил, врачи запрещали тебе любые контакты. Как ты себя чувствуешь? - голос Тома в телефонной трубке был напряженным.

- Лучше, чем ты, наверное, хотел бы, - проговорила Элен с мрачной усмешкой.

Она лежала в роскошной палате франкфуртского госпиталя, куда ее тайно перевезли ил Лагоса.

- Я хотел прилететь к тебе, во Франкфурт. Но, учитывая все обстоятельства…

- … предпочел остаться с Кронбергом, - язвительно закончила Элен. - Надеюсь, ему нравится в нашем доме? Он доволен?

- Элен, послушай…

- Нет, это ты послушай, Том. Я не настаиваю на твоем прилете, он нежелателен. Но я требую одного: к моему возвращению этого проходимца не должно быть в нашем доме!

- Элен…

- Я не допущу его присутствия! Или сама его вышвырну!

- Элен, извини, но это - мое решение, - в голосе Тома прозвучала решимость.

Элен потеряла дар речи. Она никогда не слышала подобного тона от мужа.

- Твое решение? - повторила она насмешливо. - Ах, так, значит, это твое решение! А я была уверена, что это - решение Кронберга. Мне почему-то кажется, что он стоит сейчас рядом с тобой. Или лежит с тобой в одной постели. И, возможно, даже слушает наш разговор. Так вот, если он даже не слышит меня, то передай ему, чтобы он выметался! И не только из нашего дома, но и из корпорации тоже! Я не просто не потерплю его присутствия, я его уничтожу!

- Элен, твои угрозы нелепы и неуместны, - заявил Том, и Элен снова убедилась: Кронберг рядом с ним. Без этого наглого сопляка ее муж не посмел бы так говорить с ней. - Я не хочу сейчас обсуждать эти темы, поскольку ты еще не оправилась после… после пережитого. Но когда ты вернешься…

- Не волнуйся за меня. У меня уже достаточно сил. Так что говори.

- В любом случае, это не телефонный разговор. Но я хочу сказать, что ты не должна была оказываться там, где оказалась. Это привело к проблемам. И я не уверен…

- Что такое? - спросила Элен, видя, что Том запнулся.

- Не уверен, что твое присутствие в Brennan пойдет на благо корпорации.

- Что? - Элен едва не задохнулась от изумления и возмущения.

- Возможно, будет правильно, если ты на некоторое время отойдешь от активной работы в корпорации. Например, сосредоточишься на личных благотворительных проектах, не связанных с Brennan. Тем более что состояние твоего здоровья…

- Состояние моего здоровья позволяет мне и дальше руководить Brennan, - отрезала Элен.

- Это вопрос, который будет рассматривать совет директоров.

- Ах, вот как, - угрожающе проговорила Элен. - Ты объявил мне войну? С подачи этого мальчишки?

- Прекрати! Я забочусь о благе корпорации! А ты все сводишь к личным счетам!

- Потому что мне есть, что сводить! И дело не в корпорации, дело именно в личном, так ведь, Том? Наберись смелости, называй вещи своими именами!

- Элен, я не хотел выяснять с тобой отношения по телефону. Ты еще не оправилась от… случившегося. И, в конце концов, это не телефонный разговор.

- Но…? – с вызовом продолжила Элен. – Но что ты мне хотел сказать, Том? Говори, говори, не бойся! Или смелости не хватает?

В трубке воцарилось молчание. Элен живо представила себе, что сейчас ее муж смотрит на своего любовника, ища поддержки, а тот подбадривает его взглядом своих наглых и лживых глаз. Это картинабыла настолько живой и яркой, что Элен передернуло. Элен сознательно вела игру на обострение. Она хорошо знала своего мужа и была уверена, что тот сломается. Он всегда ломался и уступал. Но, кажется, она не учла «фактора Кронберга», и это было ее ошибкой. Возможно, фатальной.

- Элен… - заговорил Том. – Мы с тобой все прекрасно понимаем. Нам не нужно долгих объяснений. Наша с тобой супружеская жизнь давно закончилась. Пришло время оформить это официально.

- Вот как? – тихо проговорила Элен: и было непонятно, то ли ее голос был упавшим, то ли угрожающим. – Вот, значит, как. Ты заговорил о разводе.

- Ты сама понимаешь…

- Более чем понимаю, Бреннан! Я всегда хорошо тебя понимала! Понимала, что ты идиот, который думает членом, а не головой! Но мне казалось, что даже твоих куриных мозгов хватает на то, чтобы понимать свое ничтожество! Полное ничтожество! Да, ты по наследству получил пост президента корпорации, но прекрасно знаешь, что ею управляю я! Потому что ты на это не способен! У тебя нет ни ума, ни таланта, ни твердости! Все всегда лежало на мне: стратегия, управление, контроль. Ты лишь подписывал готовые бумажки, председательствовал на заседаниях, надувал щеки, пожимал руки и пил шампанское на фуршетах. Больше от тебя ничего не требовалось, да ты на большее и не способен! И что ты будешь делать, если я уйду? Ты ведь не сможешь ничем управлять! Начнешь прислушиваться к советам Кронберга, который разбирается разве что в модных шмотках и хорошо умеет плести интриги, уж этого у него не отнять!

- Элен, мы говорим не о корпорации и не о Кронберге, а о наших отношениях!

- О наших отношениях! – Элен окончательно взорвалась. – У нас с тобой давно нет никаких отношений! Ты всегда гонялся за педиками вроде тебя, и я это терпела во имя наших детей, во имя блага семьи. В конце концов, для твоего же блага! Я пресекала скандалы, в которые ты вляпывался! Я берегла твою репутацию, репутацию семьи! А теперь ты повелся на задницу какого-то смазливого проходимца! Смотри, Бреннан, в его заднице ты не найдешь ничего кроме дерьма, которым перемажешься с головы до ног!

- Замолчи! – заорал Том.

- Я-то замолчу. Только не думай, что сможешь легко от меня избавиться. По-тихому развестись со мной у тебя не получится: я отсужу у тебя все, что смогу. А отсудить я могу очень многое, и ты это знаешь. С поста первого вице-президента корпорации я тоже так просто не уйду. Если ты еще не понял, то большинство в совете директоров по-прежнему у меня! А вот ты, Бреннан… Ты думаешь, что занимаешь свой трон по праву престолонаследования? Ошибаешься. Ты не монарх. Президент корпорации назначается советом директоров. Да, контрольный пакет акций находится в твоих руках – пока что у тебя, но в случае развода я постараюсь тебя лишить контрольного пакета. А блокирующего пакета у тебя нет и сейчас. Подумай об этом!

Элен в ярости отключила звонок и, тяжело дыша, откинулась на подушки.

***

Атланта, ноябрь 2015 года

Матиас сидел в небольшом кафе в десяти минутах ходьбы от главного офиса Brennan Corporation. С ним за столиком сидел мужчина лет 30-ти, в дорогом костюме, с аккуратной прической, приятным, но не особо запоминающимся лицом и цепким взглядом. Типичный карьерный клерк. Собственно, так и было. Тони Лейк был заместителем директора PR-департамента, который Матиас курировал как помощник президента корпорации. И Лейк отчаянно мечтал занять место своего шефа - директора департамента. На его пути было два препятствия - собственно, сам шеф, 53-летний Саммерс, который никуда не собирался уходить, и еще один заместитель - вечный соперник Лейка Спенсер. Между этой троицей шла постоянная подковерная грызня, особенно между Лейком и Спенсером. Лейк прежде неизменно проигрывал, поскольку Саммерсу и Спенсеру благоволила сама Элен Бреннан, а ее муж, Том, не вникал в дела PR-департамента, и ему было плевать на кипевшие там шекспировские страсти.

С появлением Матиаса Кронберга ситуация радикально изменилась. В Кронберге, который едва ли не с первого дня повел атаку на казавшуюся несокрушимой Элен Бреннан, Лейк увидел шанс избавиться от соперника в лице Спенсера и при удачном раскладе занять кресло своего нынешнего шефа. Лейк часто захаживал в кабинет Матиаса, особенно когда там не было другого помощника Дукакиса, и подробно докладывал обо всех промахах и ошибках своих противников. Или о том, что можно было интерпретировать как промахи и ошибки. Кронберг выслушивал его и время от времени давал советы - внешне нейтральные и безобидные, но на самом деле (Лейк это хорошо понимал), направленные на подрыв позиций Саммерса и Спенсера, а в конечном счете, на подрыв позиций Элен Бреннан. И еще Лейк видел, что советы Кронберга во многом идут вразрез со стратегическими интересами корпорации, но вот этого он предпочитал не замечать. Он буквально расстилался перед фаворитом босса, и, наверное, если бы Кронберг вдруг потребовал от Лейка отсосать ему, то Лейк с готовностью это сделал бы.

Вот и сейчас, в кафе Матиас сидел в расслабленной позе, откинувшись на спинку стула и постукивая холеными пальцами по поверхности стола, а Лейк, наоборот, был напряжен, подался вперед и всем своим видом показывал, что готов выполнить любой приказ любимчика босса. Взгляд Кронберга был покровительственным и чуть презрительным, словно он видел Лейка насквозь. Да, впрочем, это было совсем нетрудно.

- Я пригласил вас, Лейк, сюда, поскольку не обо всем удобно говорить в стенах Brennan, - Кронберг любовался черным опалом на своей белой руке. - И я рассчитываю, что все сказанное останется между нами. Это и в ваших интересах. Я знаю, что у вас есть карьерные планы. И, возможно, сейчас вам выпадает шанс сделать резкий скачок. Мы с вами взрослые люди и понимаем, что в таких вопросах не приходится задумываться о морали и этике. Если, конечно, не преступать закон.

Он с многозначительной улыбкой посмотрел на Лейка.

- Бизнес есть бизнес, и в нем действуют свои законы, не всегда сочетаемые с моралью и этикой, - проговорил Лейк, выжидающе глядя на собеседника.

- Отлично, - обронил Кронберг, - я рад, что вы со мной согласны. Я знаю, что у вас есть неплохие связи в СМИ и интернет-изданиях. А еще есть опыт продвижения определенных идей через искусственно созданные аккаунты в социальных сетях. “Фейсбук”, “Твитттер” и тому подобное.

- Конечно, - сказал Лейк. - Это часть моей работы и работы моих подчиненных.

- В данном случае вам предпочтительнее действовать самому, без привлечения подчиненных. Поскольку речь идет о миссис Бреннан.

Лейк заметно напрягся.

- Не буду ходить вокруг да около, - произнес Кронберг, и его взгляд стал стальным. - Сейчас настал удобный момент добиться отставки Элен Бреннан с поста первого вице-президента. Ее уход автоматически повлечет отставку Саммерса, поскольку он - ее ставленник. Это откроет вам путь к креслу директора PR-департамента. Кандидатура Спенсера даже не будет рассматриваться. Скорее всего, его будет ждать увольнение.

- Что скрывать, я был бы совсем не против, - глаза Лейка загорелись.

Кронберг кивнул с холодной улыбкой.

- Итак, Лейк, ввожу вас в курс дела. Вы, должно быть, заметили, что миссис Бреннан отсутствует уже довольно давно. Это весьма необычно, но никаких объяснений от руководства корпорации не поступает. Думаю, этот пробел нужно восполнить. Вот на этой флешке, - Кронберг протянул флешку Лейку, - текст, который содержит необходимые объяснения. Вкратце: Элен Бреннан получила серьезные огнестрельные ранения в Лагосе. Там у нее была секретная встреча с лицами, вовлеченными в незаконный экспорт алмазов из зон вооруженных конфликтов. Так называемых “кровавых алмазов”. Вам, наверняка, известно такое понятие.

Лейк кивнул. Его поза стала еще более напряженной, лицо окаменело. Кронберг по-прежнему выглядел самоуверенным и расслабленным, но его серо-голубые глаза были полны холода.

- В Лагосе на Элен Бреннан было совершено покушение. Сейчас ее перевезли в госпиталь во Франкфурте-на Майне. Чтобы избежать возможной огласки в США. Но! - Кронберг поднял указательный палец. - Дело в том, что ФБР и ЦРУ давно интересуются негласной стороной деятельности Элен Бреннан. И, возможно, события в Лагосе будут иметь очень серьезные последствия и для миссис Бреннан, и не только для нее.

Лейк молчал, его глаза расширились, в них читался страх. В глазах Кронберга по-прежнему были холод и безжалостность.

- Вы понимаете, что это значит? - хрипло выдавил из себя Лейк, отпивая большой глоток из стакана воды на столе.

- Прекрасно понимаю, - блеснул белоснежной улыбкой Кронберг.

- Это означает обвинение первого вице-президента Brennan в международной криминальной деятельности. В нарушении конвенций ООН. Черт знает в чем еще! И вы хотите, чтобы это было опубликовано? - Лейк не скрывал смятения.

- Да. Именно этого я и хочу.

- Вы с ума сошли! Никто не станет это публиковать! Тому, кто это опубликует, Brennan вчинит многомиллионные иски, начнет уголовное преследование за клевету, засадит за решетку! Это самоубийство!

- Сначала ознакомьтесь с содержимым флешки, Лейк. Там есть фотокопии документов и видеофайлы. Они убийственны. И есть два варианта текста. Первый - для респектабельных СМИ - относительно мягкий. Второй - для анонимных аккаунтов в соцсетях - гораздо более жесткий.

- Да, но источники информации! Ими заинтересуется ФБР и служба безопасности Brennan. Если я засвечусь, мне конец.

- Так не засвечивайтесь, - пожал плечами Кронберг. - Подумайте, как сделать так, чтобы слить информацию в СМИ и соцсети, не оставляя следов.

- Это колоссальный риск, - пробормотал Лейк.

- Но риск в вашем случае оправдан, вы не находите, Лейк? - Кронберг снова продемонстрировал белоснежную улыбку.

- Не уверен, - пробормотал Лейк.

- Ах, вот как?

- Послушайте, Кронберг! Это все равно, что нанести ядерный удар по стране, которую вы хотите завоевать. Что от нее останется? Выжженная пустыня, непригодная для жизни!

- Что вы имеете в виду, Лейк?

- Я имею в виду, что публикация такого материала будет катастрофой для всей Brennan Corporation. Тут же пойдет лавина публикаций о том, что уважаемая корпорация, один из столпов экономики США, да и всего мира, связана с криминальным экспортом “кровавых алмазов”! Вы представляете, какой это будет удар по репутации Brennan? Ее акции обрушатся, ФБР и Минфин начнут расследование, работа Brennan будет парализована. В конце концов, само существование корпорации окажется под угрозой!

- И таким образом ваша значимость как нового директора PR-департамента только возрастет, - многозначительно произнес Кронберг. - Вы возглавите кампанию по спасению репутации корпорации. И это откроет для вас новые перспективы. Через год-другой вы сможете занять пост вице-президента Brennan. Как вам такое?

- Через год-другой Brennan перестанет существовать, если эти материалы будут опубликованы, - мрачно произнес Лейк.

- Нет, если будет избрана верная PR-стратегия. А она должна заключаться в продвижении идеи о том, что алмазные дела были личным проектом Элен Бреннан и не имели ни малейшего отношения к деятельности корпорации. Что корпорация будет всячески содействовать расследованию ФБР и Минфина США. Что деятельность Brennan совершенно прозрачна и отвечает всем требованиям закона. Лейк, вы станете лицом Brennan в этой компании! Подумайте, какие перспективы это перед вами откроет, вы получите не только федеральную, но и международную известность. Выступления, интервью…

- Да, и мое имя будет всегда ассоциироваться с делом о “кровавых алмазах”…

- С делом о спасении репутации гигантской корпорации. С делом об осуждении любых криминальных действий представителей большого бизнеса. Вы станете медийной персоной, Лейк, если будете правильно себя вести. А я в этом не сомневаюсь, вы же умный и дальновидный человек.

- Возможно, - пробормотал Лейк. - И мой ум подсказывает, что мне следует отказаться от участия в этой авантюре.

- Вот как? - Кронберг рассматривал свои тщательно отполированные ногти. - Это ваш окончательный ответ, Лейк?

- Да.

- Тогда послушайте меня. Эти документы все равно будут опубликованы. При вашем содействии или без такового. Да, Brennan придется пережить сильное потрясение, не отрицаю. Но никакой катастрофы не случится. Будет временное падение акций, будет гигантская нервотрепка с проверками Минфина США и расследованием ФБР. Но, в конце концов, Brennan выстоит. Просто потому что такому киту или, как вы верно отметили, столпу экономики США, не дадут погибнуть. Может быть переформатирование собственности. Разумеется, неизбежны отставки в совете директоров. Но Brennan выживет, - Кронберг говорил об этом как о чем-то само собой разумеющемся. - Только вот вам, Лейк, в этом случае ничего не будет светить. Уж я об этом позабочусь, поверьте. Более того, я позабочусь, чтобы вас сделали ответственным за то, что вы проморгали появление в СМИ информации об Элен Бреннан.

- Вы… вы меня шантажируете? - полный возмущения и паники взгляд Лейка натолкнулся на стальной взгляд Кронберга.

- Называйте это как хотите. Я просто объясняю вам, как будут развиваться события. Выбор за вами, Лейк. Перспектива резкого карьерного роста или увольнение с весьма сомнительными рекомендациями.

- Мне нужно время подумать, - голос Лейка дрожал.

- У вас нет времени. Вы примете решение сейчас, - в голосе Кронберга звенел металл. - Последствия отказа вам известны.

Лейк смотрел на Кронберга. Этот тип, которого сам он поначалу принял лишь за игрушку скучающего босса, быстро показал, что является настоящим хищником, способным вцепиться в глотку самому сильному противнику. Этот 25-летний сопляк теперь держал в своих руках судьбу целой корпорации. И личную судьбу его, Лейка.

Лейк не сомневался, что если он откажется от предложения Кронберга, то его участь будет незавидной. Принять предложение этого лощеного интригана означало пойти на колоссальный риск. Но иного выхода, похоже, не было.

- Хорошо, - глухим голосом произнес Лейк. - Я согласен.

- Это правильный ответ, Лейк, - улыбнулся Кронберг, снова принимая небрежно-самоуверенный вид. - И у вас все будет отлично, поверьте. Если, конечно, вы будете следовать моим указаниям. Займитесь этим делом уже сегодня. А потом предоставьте своим друзьям Саммерсу и Спенсеру готовить опровержение. Я уверен, эти идиоты составят его так, что за помощью придется обращаться именно к вам.

- Я могу идти? - неуверенно спросил Лейк, словно перед ним сидел его непосредственный босс.

- Конечно, ступайте, - небрежный взмах руки с черным опалом на пальце.

Лейк поднялся с места и нервной походкой двинулся к выходу из кафе. Кронберг проводил его презрительной улыбкой.

- Идиот, - неслышно прошептали его красивые губы.

***

Франкфурт-на Майне, ноябрь 2015 года

Хотя Элен и заявила Тому, что чувствует себя вполне хорошо, но на самом деле она ощущала сильную слабость и даже не могла вставать с кровати. До полного восстановления было еще далеко. Да, ей требовался покой. Но какой к черту покой!

Она живо представила себе, как в эту самую минуту ее недалекий и трусоватый муженек в растерянности смотрит на проклятого Кронберга, и во взгляде его читается: «Что мне теперь делать? Она объявила мне войну». Может быть, он даже произносит эти слова вслух. А Кронберг смотрит на него с наглой, самоуверенной улыбкой и говорит что-то вроде: «Не бойся. Вместе мы скрутим ее в бараний рог». Да, скорее всего как-то так и есть. Элен застонала от досады, она готова была порвать зубами подушку.

Кронберг, Кронберг! Элен хорошо чувствовала Кронберга. Как ни странно, она угадывала в нем нечто вроде родственной души, как в свое время угадал в ней самой родственную душу Бреннан-старший – Великий Джо.

И это пугало Элен. Кронберг во многом был ее копией: такой же алчный, эгоистичный, тщеславный, самоуверенный, готовый пойти на любую подлость, подставить свою задницу кому угодно или уничтожить кого угодно ради своих целей. И такой же умный. Да, может быть, еще неопытный, какой там может быть опыт у 25-летнего сопляка! Но отлично разбирающийся в людях и беззастенчиво их использующий. Играющий на их слабостях и страхах. Умеющий выбирать цель и идти к ней напролом, не стесняясь в средствах. Этому невозможно научиться, это должно быть в крови. Элен это знала по себе. Иначе Ленка-Ермолка, продавщица из магазина в Торфянске, никогда не превратилась бы в Элен Бреннан, первого вице-президента мировой корпорации IT-технологий. Она тоже умела выбрать цель и идти к ней напролом.

Сначала вцепилась в молодого коммерсанта из Москвы, зашедшего к ней в магазинчик, где в пору всеобщего дефицита на прилавке валялись только синюшные куры и пылились трехлитровые банки с маринованными огурцами. Елена, уловив взгляд молодого человека, одетого в дорогие шмотки и уж точно не местного, нутром поняла: это ее шанс! И она его не упустила. Меньше через месяц она уже укатила в Москву и обустраивалась в роскошной по тем временам квартире Владимира Вальковского, в сталинском доме на Садовом кольце. Начинались “лихие 90-е”, дела у Вальковского шли в гору. Елена, не теряя времени, окольцевала молодого бизнесмена, к тому времени уже забеременев, чтобы отрезать ему пути к отступлению. Но, как водилось в те самые 90-е, за стремительным взлетом для Вальковского началась черная полоса: происки конкурентов, долги, наезды бандитов, проблемы с налоговой и ментами. Словом, весь джентльменский набор тех времен.

Елена с грудным ребенком на руках злилась, психовала, но при этом умудрялась заниматься собственным бизнесом: под ее началом была группа “челноков”, привозивших всякое говно со стамбульских барахолок. Но она знала, что достойна большего. И что она своего добьется. Однако ставка на мужа не оправдывалась: его положение становилось все хуже. По большому счету выбор у него был между бандитской пулей или решеткой.

И тогда Елене вновь улыбнулось счастье. Она оказалась на приеме, где присутствовали как российские, так и иностранные бизнесмены. Попала она туда по чистой случайности (как это часто бывало в бардаке 90-х). Но эта случайность определила ее судьбу. На том приеме она встретила молодого американца, как ей шепнули, наследника ну оооочень богатого бизнесмена. И Елена снова нутром почуяла: вот оно! Ту ночь она провела в отеле вместе с Томом Бреннаном. И следующую ночь тоже.

Когда она явилась домой после третьей ночи, проведенной с молодым, богатым и очень инфантильным американцем, взбешенный муж ее банально избил. Но было поздно. Остановить Елену, принявшую решение, не могли бы и десять разъяренных мужей. Через неделю она подала на развод. Через три недели уже получила американскую визу (заплатив огромные по тем временам деньги, чтобы не стоять в очереди). Через месяц уехала в Америку, оставив бракоразводный процесс адвокатам, услуги которых оплачивал ее будущий супруг: Том Бреннан.

Ее годовалый сын Антон остался с отцом, перспективы которого были мрачны и туманны: разорение и нищета, гибель от руки бандитов, нанятых заимодавцами, тюрьма… Да и ребенка в те годы запросто могли похитить в качестве заложника. Нет, не сказать, что Елена совсем не думала о крошечном сыне. Просто она знала, что сначала должна решить собственные проблемы, постараться охомутать теперь уже Тома Бреннана, а вот потом… потом она займется оставленным в России сыном. И все будет хорошо.

Совесть в ту пору ее все-таки грызла. Она понимала, что поступила не как мать, а как свинья и шлюха. И даже не пыталась себя оправдать. Ну да, она вот такая. Кому не нравится, может идти нахрен. А сын… она позже все исправит. Устроит свою жизнь в Америке и заберет его. Обязательно!

Но в Америке она столкнулась с тем, что не могла предвидеть. Нет, Елена не была наивной дурой и не рассчитывала, что прямо у трапа самолета будущий муж искупает ее в ванне с шампанским и осыплет розовыми лепестками. Она понимала, что будет трудно. Но трудности оказались связаны в том числе с брошенным в России годовалым сыном. И еще с тем, что Елену, привыкшую использовать других в своих целях, теперь саму использовали.

Во-первых, семья Бреннанов приняла ее в штыки. Во-вторых, оказалось, что никакой внезапной любовью к ней со стороны ее будущего мужа и не пахло. Более того, Том даже не горел желанием жениться на ней!

Родители Тома – Джо и Лайза Бреннаны - были людьми весьма консервативных взглядов. Они были убеждены, что единственный их сын и наследник Том должен жениться на девушке из их круга, то есть из семьи представителей крупного бизнеса или политики. На худой конец, из мира науки. Но Том не оправдывал надежд родителей. Во-первых, он почти не вникал в дела корпорации, которую ему со временем предстояло возглавить. Куда охотнее он тратил время на развлечения и вечеринки, а также на сексуальные похождения. Причем, к ужасу родителей, в постели Тома гораздо чаще оказывались парни, чем девушки. Тому устраивали скандалы, урезАли содержание, приводили ему потенциальных невест из добропорядочных семей, наконец, поручали службе безопасности отваживать от него любовниц, а главное - любовников.

Но Том, слабохарактерный, капризный и легко поддающийся чужому влиянию, был невероятно упрям в том, что касалось его прихотей. Жениться он отказывался наотрез. С любовницами и любовниками продолжал встречаться, причем находил их в самых омерзительных, с точки зрения родителей, местах: в гей-клубах, саунах и откровенных борделях. Это противостояние родителей-консерваторов и их непутевого сынка вылилось в длительную позиционную войну. Наконец, взбешенный отец предъявил Тому ультиматум: тот в течение года должен жениться, еще через год у него должен родиться ребенок. А затем еще один. В противном случае Том будет лишен наследства, которое отойдет другим родственникам и в благотворительные фонды.

Том обозлился. Он принял ультиматум, но выдвинул встречное условие: невесту он выберет себе сам. Родители приняли это условие: в конце концов, на исходе был ХХ век, и даже закоренелые консерваторы понимали, что не могут указывать сыну, на ком именно ему жениться. Но выбор Тома поверг их в шок.

Отец отправил Тома в Москву на какую-то малозначимую встречу с российскими чиновниками, усиленно завлекавшими в страну иностранных инвесторов. Джо Бреннан хотел, чтобы его наследник поднабрался опыта бизнес-переговоров. Никакими бизнес-успехами во время пребывания в Москве Том не отличился, зато приволок на хвосте какую-то русскую красотку и объявил родителям, что это его будущая жена. Родители пришли в ужас. Не столько из-за того, что их будущая невестка была русской (хотя к этому они тоже отнеслись, мягко говоря, без восторга), сколько потому что эта молодая дама была замужней женщиной, более того, у нее уже был ребенок! Которого она, по сути, бросила, увязавшись за Томом.

Бреннаны-старшие встали на дыбы. Оказалось, что легкомысленный и непутевый сынок загнал их в ловушку, которую они же ему и приготовили. Вы хотели, чтобы я женился? Вот моя невеста. Что, не нравится? Хм, ну смотрите сами, только не ставьте мне больше ультиматумов и вообще, оставьте меня в покое.

Елена быстро сообразила, что в Штаты ее привезли не как невесту, а как огородное пугало для родителей Тома, чтобы те отстали от него и не мешали трахаться, с кем ему хочется. А хотелось ему больше с юношами (это Елена тоже быстро просекла).

Наверное, другая на ее месте опустила бы руки и вернулась в Россию, бросилась бы в ноги к мужу…Но Елена и не думала отказываться от плана стать женой Тома Бреннана - наследника миллиардного состояния. Продавщицу из Торфянска не пугали трудности, казавшиеся непреодолимыми. Если она справлялась с буйными алкашами, врывавшимися к ней в магазин, то уж с семейкой миллиардеров справится и подавно. Она и справилась. Ее безнадежная поначалу партия завершилась полной и блестящей победой.

Во-первых, Елена быстро нашла общий язык с Бреннаном-старшим (хотя английский язык в ту пору знала неважно). Старый лис быстро понял, что эта русская – именно та, кто сумеет держать его непутевого сынка в ежовых рукавицах. Во-вторых, немаловажным было то, что Елена была в США по сути бесправна. У нее не было ни гражданства, ни вида на жительство. Да у нее и денег не было. А значит, она во всем зависела от Бреннанов, которые могли ей диктовать свои условия. В-третьих, Елена сумела убедить Тома, что жениться ему рано или поздно придется, а лучшей жены, чем она, он просто не найдет.

Елена сама предложила Тому сделку: она не лезет в его сексуальную жизнь, он тоже предоставляет ей свободу. Они делают двоих детей, поскольку этого требовал Бреннан-старший, и на этом их сексуальные контакты заканчиваются. Дальше они внешне ведут жизнь семейной пары, на деле предоставляя друг другу полную свободу. Том, немного подумав, согласился с тем, что этот вариант ему подходит. Елена мысленно плевалась. Никогда она не думала, что выйдет замуж за педика и согласится быть ширмой для его извращенных утех. Но она должна была пойти на это.

Ее ахиллесовой пятой и главным препятствием к браку оказался брошенный в России сын. К удивлению Елены, тогда еще не слишком разбиравшейся в тонкостях нравов американских консерваторов, ее поступок оценивался едва ли не как преступление. Уехать, бросить ребенка… Это неслыханно, аморально, неприемлемо! Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы представить дело таким образом, что это не она бросила ребенка, а ее негодяй-муж отобрал его. Да еще угрожал ей бандитами и привлек связи в правоохранительных органах.

Отчасти это было правдой. Вальковский, узнав о планах супруги развестись и уехать в США, обозвал ее шлюхой и в пылу гнева пообещал, что ее найдут в придорожной канаве изнасилованной и с простреленной головой. А может быть, она угодит на зону. И что сына она уж точно никогда не увидит. В свою пользу Елена обратила и тот факт, что суд (на котором она отсутствовала) лишил ее родительских прав. Это тоже было представлено как козни бывшего мужа. Тут Том отчасти подыграл Елене, заявив, что они планировали забрать ребенка в США, где Том, возможно, усыновил бы его. Правда, это не понравилось Бреннану-старшему. Мысль о том, что ребенок Елены от первого брака сможет претендовать на часть наследства, его совсем не грела. Конечно, это было крайне маловероятно, но Бреннан-старший относился к числу тех, кто привык учитывать и устранять все возможные угрозы. И Елена серьезно опасалась, что старик Бреннан может устранить и “угрозу”, которой, по его мнению, являлся ее маленький сын. Поэтому она была даже рада тому, что Вальковский, чьи дела после черной полосы неудач снова резко пошли в гору, окружил своего крохотного сына целой армией телохранителей.

Елена, наконец, вышла замуж за Тома, родила ему детей, закончила Гарвардский университет, получила гражданство США и стала аккуратно, но решительно входить в семейный бизнес Бреннанов.

Старик Джо видел, что если из его сынка уже точно не выйдет человека, способного стать во главе гигантской корпорации, то его невестка вполне подходит для этой роли. Бреннан-старший не спешил, испытывал Елену (уже ставшую Элен Бреннан) и все больше убеждался в верности своего выбора. Понятно, что Том при любом раскладе должен был стать главой корпорации, но было понятно, что фактическое управление сосредоточится в руках Елены. Так оно, в конце концов, и вышло.

Казалось, все мечты Елены сбылись, но ей хотелось большего. Положение в обществе и деньги у нее уже были, но ее натура требовала все большей власти и жаждала риска. Именно поэтому она, не раздумывая, влезла в криминальный бизнес, связанный с торговлей “кровавыми алмазами” и оружием. Этот бизнес начал еще Великий Джо. Именно деньги от «кровавых алмазов» легли в фундамент созданной им Brennan Corporation. Без них корпорации просто не было бы, каких бы талантливых сотрудников не набрал Джо Бреннан.

Само собой, это хранилось в строжайшей тайне. У ФБР и ЦРУ были кое-какие данные о происхождении денег Бреннана-страшего, и одно время над ним даже висела серьезная угроза оказаться за решеткой. Но адвокаты сделали свое дело, и уголовное расследование не было возбуждено. Brennan была чиста и сияла как гигантский алмаз. А то, что этот алмаз возрос на крови… Что ж, такова жизнь.

Елену все это ни капельки не смущало. Она не боялась этого риска. У нее были две других ахиллесовы пяты: муж-педик, даже на пятом десятке лет продолжавший таскать в свою постель молодых красавчиков, и оставленный в России ребенок, который вырос, так ни разу не увидев свою мать.

Первую проблему Элен решала с помощью службы безопасности, возглавлявшейся Скелтоном (по совместительству ее любовником). Эти парни уже отработали технологии пресечения в зародыше скандалов, к которым приводили сексуальные похождения главы Brennan. Вторую проблему - сына в России - Элен решить так и не смогла. Она не жалела о том, что бросила ребенка и уехала в Штаты. Но втайне хотела его забрать.

Ее бывший муж по-прежнему держал Антона за плотной стеной охраны. Со временем у него развилась параноидальная идея, что его бывшая жена хочет выкрасть ребенка и увезти в Штаты. К слову сказать, Елена обдумывала такой вариант. Но она не хотела подвергать жизнь ребенка риску. А, кроме того, опасалась скандала, который ее муж вполне мог раздуть в американской прессе. Нет, она упорно не отказывалась от своих планов забрать Антона, но решила ждать.

Елена регулярно получала информацию из Москвы о том, что делает Антон. Это стало для нее таким же привычным делом, как читать бизнес-сводки.

И содержание этих сводок ее тревожило. Вальковский всегда был со странностями. Он два года служил в Афганистане, и это наложило неизгладимый отпечаток на его психику. Вальковский был помешан на теме выживания - в любых условиях, при любых обстоятельствах. По сути, он никогда не жил, он всегда выживал. Даже когда у него уже были миллиарды, и он превратился в одного из российских олигархов. Разорить конкурента, отобрать миллиарды – означало для него «выжить». И эту идею выживания он с пеленок вдалбливал в сына. И не только в мозги.

Вальковский научил своего маленького сына плавать, выбросив его из лодки посредине реки в ледяную воду. Мальчик научился плавать, едва не утонув и месяц пролежав в постели с воспалением легких. Но выжил! Вальковский пару раз летал в Сибирь с сыном, где ночью оставлял его одного где-то в тайге. Мальчик, с детства окруженный прислугой, выжил в одиночку и в тайге, даже сумел выбраться оттуда. Вальковский делал со своим сыном еще много чего, за что его, по большому счету, следовало запереть в дурдоме.

Венцом всего стала ситуация, когда 14-летний Антон вдруг исчез. И нанятые Еленой детективы не могли установить его местопребывание. Спустя пару месяцев мальчик объявился. Оказывается, Вальковский заметил в сыне гомосексуальные наклонности. И по своему обыкновению сразу перешел к решительным мерам. Он отправил своего сына в колонию для несовершеннолетних. «Там ты быстро поймешь, что такое быть педиком», - сказал он сыну.

Антон не совершал ничего противозаконного. Просто у его отца были связи, и тот ими воспользовался. Антона поместили в колонию нелегально. В камеру к юным ворам и убийцам. Что происходило с Антоном за стенами колонии, что ему, рафинированному, воспитанному мальчику довелось там пережить, так и осталось тайной. Но он выжил и там, вернувшись через два месяца. Правда, какое-то время провел в больнице. И отец почему-то после этого уже не препятствовал сыну встречаться с парнями.

Елена была убеждена, что этот психопат рано или поздно угробит ее сына. Антона спасало то, что Вальковский, по уши занятый своим бизнесом, который все разрастался, занимался сыном лишь время от времени, отдав воспитание Антона в руки своей второй жены Натальи. Эта дура - крашеная блондинка, накачанная ботоксом и силиконом, Антона не то чтобы любила, скорее относилась к нему как к кукле для развлечения. Внутренний мир мальчика ее не интересовал (да и как он мог интересовать эту Наташку, у которой вместо мозгов был силикон). Ее заботило лишь, чтобы мальчик выглядел безупречно, она приучала его заботиться о своей внешности, холить себя и лелеять. Наталья была бесплодной, но мечтала иметь дочку. Поэтому она то и дело наряжала Антона в платья для девочек, звала его Тонечкой и всячески культивировала в нем женственность.

Если отец пытался сделать из мальчика кого-то вроде Рембо или Тарзана, то мачеха воспитывала его изнеженным трансвеститом. Даже Елене, которую трудно было чем-то пронять, было не по себе при мысли, что в итоге может выйти из ее Антона…

Она кусала себе локти, но не потому, что ее сына превращали в морального урода, а потому что это делалось без ее согласия. Любовь Елены к своему первенцу вообще была довольно странной. Она относилась к нему как к своей собственности, которую временно отдала в чужие руки и которую нагло присвоили. Именно это угнетало ее в первую очередь.

Забрать его, конечно, можно было. Это было рискованно, но Елена, уже погрузившаяся в нелегальный алмазный бизнес, риска не боялась. Ее даже не остановило бы то, что сын был воспитан отцом в нелюбви и страхе перед бросившей его матерью. Дело было в другом: Елена боялась, что ее собственность – ее сын – при операции по возвращению законной владелице может как-то пострадать. В службе безопасности Вальковского были настоящие волки. Один из нанятых Еленой детективов, который вел скрытую съемку Антона, был покалечен. Второй исчез бесследно. Вальковский по своим каналам предупреждал Елену, что сына ей не отдаст. Живым. И она знала, что он не блефует. Сын для психопата Вальковского тоже был элементом «выживания»… И она выжидала удобного момента. Так тянулись годы…

От своих детей - Джаса и Стива - она не скрывала, что у них есть старший единоутробный брат, показывала им его фотографии, которые делало в Москве следившее за Антоном детективное агентство. С удивлением она обнаружила, что у ее сыновей развился своего рода культ старшего брата, с которым они никогда не виделись. Антон стал для них кем-то вроде поп-идола или спортивного кумира, специальная комната была увешана его фотографиями. Джас и Стив мечтали, что однажды встретятся со своим братом, и все будет здорово, все будут счастливы.

Но все надежды рухнули в тот день, когда из Москвы пришло известие о нелепой и трагической гибели Антона в автокатастрофе. Элен вообще-то была железной женщиной, казавшейся несокрушимой. Но тогда ее просто подкосило. Она рыдала едва ли не целый день, запершись в своей комнате и не впуская никого. Рыдала о сыне, которого не видела 17 лет. Но своей вины не чувствовала. Во всем виноват был Вальковский, допустивший, чтобы мальчик, накачавшись алкоголем и, возможно, наркотиками, сел за руль «феррари».

Она прилетела в Москву на похороны сына, где едва не надавала пощечин своему бывшему мужу (их разняла охрана). И пообещала, что тот ответит за гибель Антона.

Елена быстро взяла себя в руки. Ее старший сын погиб, но у нее было еще двое сыновей. Все было нормально, насколько могло быть нормально в семье, со стороны казавшейся едва ли не образцовой, но на самом деле семьей не являвшейся. Где супруги лишь играли роль супругов, а дети играли роль ничего не понимающих детей. Все было насквозь фальшивым, ненастоящим. Декорациями, за которыми скрывались темнота и пустота. И Элен все больше пускалась в авантюры, связанные с нелегальным бизнесом, чтобы хоть как-то заполнить тоскливую пустоту.

Впрочем, Элен не собиралась что-то менять. Это был мир, который она построила сама. Построила с колоссальным трудом, ценой потери собственного сына. В этом мире она была подлинной повелительницей, и она никому не собиралась этот мир отдавать. Более того, она даже не допускала мысли, что на этот мир кто-то осмелится посягнуть.

И вот в этот мир неожиданно вторгся Кронберг. Молодой, наглый, самоуверенный, бесстыдный. Действующий решительно и расчетливо. Элен иногда видела в Кронберге собственное отражение. И это вызывало в ней страх. То, что это был всего лишь юнец, ее не успокаивало, скорее бесило. Ведь именно юнец повел атаку на нее, умудренную опытом, прошедшую огонь, воду и медные трубы, завоевавшую место под солнцем, ставшую одной из самых влиятельных женщин в США! И не просто повел атаку, но пробил брешь в бастионах крепости, казавшихся несокрушимыми.

Кронберг каким-то дьявольским чутьем угадал самые уязвимые места в бастионах Элен и именно по ним нанес свои удары.

Одним из таких уязвимых мест был ее муж - инфантильный идиот, думающий не головой, а своим членом. И в этот член Кронберг вцепился мертвой хваткой. Через ее мужа Кронберг проник в ее семью, пусть даже ненастоящую, и оставил от нее лишь руины. Для этого он цинично воспользовался именем ее погибшего сына.

Проклятье, это было каким-то мистическим совпадением: Кронберг некогда был любовником ее сына, Антона! Так он сам утверждал, а позднее показал и фотографии, где он занимается отвратительным сексом с Антоном. Кронберг втаптывал в грязь имя ее погибшего мальчика, использовал его для раздора в ее семье!

Наконец, у него был компромат на саму Элен. Это касалось ее связи со Скелтоном. И это покушение в Лагосе… Что, если это тоже дело рук Кронберга? Элен уже ничего не исключала. Да, расследование, которое велось Скелтоном, указывало на Варгасов. Был уже установлен человек в службе безопасности Brennan, который слил Варгасам информацию о секретной поездке Элен в Лагос. Но ведь Кронберг тоже был связан с Варгасами через Маттиоли…

Элен подумала и набрала номер Скелтона.

- Крис, у меня два важных вопроса, - в голосе Горгоны звенел металл, как будто она вовсе не лежала на больничной койке, а сидела в своем рабочем кабинете. – Первый. Ты проверяешь Кронберга на предмет того, что случилось со мной? Отлично. Что-то накопал? Хм… Все равно, копай дальше. Он же связан с Варгасами. И второе. Помнишь, я просила тебя сдать на анализ образцы ДНК Кронберга. На предмет его родства. Что-нибудь выявлено? У тебя же были мои образцы ДНК, образцы ДНК Бреннана и моего сына. Что установлено? Ничего? – разочарованно произнесла она. – То есть он не имеет отношения ни к Вальковскому, ни ко мне, ни к Бреннанам? Ясно.

Горгона отключила звонок.

- Кто же ты, Матиас Кронберг? – прошептала она. – Кто ты и откуда?

========== ГЛАВА 16. СЕРЫЙ КАРДИНАЛ ==========

ГЛАВА 16. СЕРЫЙ КАРДИНАЛ

Атланта, ноябрь 2015 года

Элен не ошиблась: во время ее разговора с Томом Матиас был рядом с ним. Нет, они не лежали в постели. Том сидел в большом кресле в своем роскошно отделанном кабинете, причем кресло было отодвинуто от огромного стола, а Матиас стоял на коленях и сосал член Тома. Матиас действовал очень осторожно, он опасался, что Тома выдадут модуляции голоса или же тот просто не выдержит и начнет стонать. Но Тому необходима была поддержка Матиаса во время трудного разговора с женой, и Матиас делал именно то, что нужно.

Чувствуя свой член в горячем рту любовника, Том ощущал прилив сил и полную уверенность в своей безопасности. Ему не страшно было разговаривать с женой, сейчас она была не способна подавить его волю, как всегда делала. Когда он закончил разговор, Матиас принялся активно работать языком, а Том обхватил руками его светловолосую голову, заставляя брать все глубже и глубже. Затем Том, откинувшись на спинку кресла, устремил взгляд в глубину кабинета. Он упивался непередаваемым ощущением собственной власти и атрибутами этой власти: похожим на трон креслом президента корпорации, в котором он восседал, огромным кабинетом и длинным, полированным столом и, главное, тем, что у него сейчас отсасывал молодой любовник, которому можно было приказать всё, что угодно. И этот любовник принадлежал ему и только ему!

Том прикрыл глаза и блаженно застонал, чувствуя, как под умелым и ласковым языком Матиаса подступает оргазм. Он вцепился в шею молодого человека, прижимая его голову к паху и уже не заботясь о том, что тот может поперхнуться и закашляться. Тома стремительно возносило на вершину блаженства. Он - могущественный властелин, повелевающей целой империей, а на коленях перед ним великолепный, сильный парень, которого он трахает в рот!

Это было упоительно сладко, это заставляло Тома содрогаться от осознания собственной несравненности. Ни один любовник прежде не мог дать ему этого чувства. «Что он со мной делает!» - эта мысль мелькнула где-то на краю сознания Тома, когда он бурно кончил в алчный рот любовника. Он судорожно задвигался в невероятном по силе оргазме, громко застонал, почти закричал, а любовник жадно глотал, глотал, глотал его семя, словно ненасытный зверь.

Том бессильно откинулся на спинку кресла, чувствуя, как понемногу спадает волна оргазма, а на смену ей приходят сладкие ощущения от языка, продолжающего медленно и умело ласкать его член. Матиас все-таки был невероятен. Тому нужен был именно такой любовник, с которым он чувствовал себя могущественным, властным и сильным, а не жалкой декорацией для других, проворачивающих за его спиной свои темные дела.

- Ты должен быть со мной, - прошептал Том. – Ты должен быть со мной, Мэт. Всегда.

Матиас поднял глаза, провел языком по своим красивым губам. На лице появилось подобие улыбки. Серо-голубые глаза смотрели алчно и в то же время понимающе.

- Я буду с тобой, - тихо проговорил молодой человек.

И Том чувствовал, что он говорит правду. Том был ему нужен. И Том хотел быть нужным Матиасу всегда. Этидвое дополняли друг друга, каждый давал другому недостающее. По крайней мере сейчас.

Матиас между тем поднялся. Холодные глаза как будто сканировали Тома. Молодой человек взял пиджак, бережно повешенный на спинку одного из кресел, поправил прическу и снова стал выглядеть безупречно и элегантно, словно это не он только что, стоя на коленях, отсасывал своему боссу.

- У тебя сейчас будет совещание, - проговорил он.

- Да, - вздохнул Том. – Есть проблемы со взаимодействием трех департаментов. Каждый в отдельности работает нормально, но вместе выдают полное дерьмо.

- Я тебе говорил уже: это вина Саммерса. PR-департамент должен подстраиваться под нужды других подразделений, для того он и существует. А Саммерс считает, что это остальные должны подстраиваться под него. Он возомнил, что вся корпорация создана исключительно для его департамента. Отсюда и проблемы.

- Думаю, ты прав, Мэт.

- Саммерса нужно менять, - жестко произнес Матиас. – Пока он отвечает за PR, все будет идти через задницу. Нужен другой человек. Впрочем, тебе виднее. Я лишь выказываю свое мнение, поскольку мне приходится вплотную работать с пиарщиками.

- Ты прав, - задумчиво повторил Том. – Я тоже считаю, что проблема – в Саммерсе.

- Устрой ему хорошую выволочку, - улыбнулся Том. – Это будет отличная артподготовка к совету директоров. Главная битва предстоит именно там.

- Я хочу, чтобы ты был на том заседании, - проговорил Том.

- Как скажешь. Но, надеюсь, от меня не потребуется делать тебе минет во время заседания.

- А мне бы хотелось, - улыбнулся Том. – Черт, очень хотелось бы, чтобы так и было. Увидеть их шокированные физиономии.

Они оба рассмеялись: Том от души, Матиас сдержанно, глаза его оставались холодными.

- Удачи, босс! – многозначительно произнес он, делая шаг к двери.

- Постой, Мэт. Если мы сместим Саммерса, то кого поставить на его место? Кого-то из заместителей?

- Это было бы логично, - по красивым губам Матиаса зазмеилась усмешка. – Саммерс идиот, поэтому вполне естественно, что его место займет не меньший идиот. Спенсер или, например, Лейк.

- Мне казалось, ты неплохо относишься к Лейку, - с легким удивлением заметил Том.

- Еще бы! У него есть одно достоинство: его слишком не любит твоя дражайшая супруга. Пожалуй, на этом его положительные качества заканчиваются. У Саммерса и Спенсера нет даже этого плюса.

- Ты безжалостен, Мэт, - с улыбкой заметил Том.

- Да, безжалостен, - спокойно подтвердил Матиас. – Разве тебе это не нравится?

- Мне все в тебе нравится, Мэт, - произнес Том, откидываясь на спинку кресла и плотоядно глядя на любовника. – Ты иногда напоминаешь мне кинжал, украшенный драгоценными камнями, со сверкающим, разящим лезвием. А иногда змею – умную, красивую, с переливающейся кожей. И смертельно опасную.

- Это ведь тебя заводит, так?

- Еще как!

- Том, моя змеиная мудрость говорит мне, что и Спенсера, и Лейка нужно вышвырнуть вон. Эта троица во главе с Саммерсом завалила работу PR-департамента. А мы накануне грозных событий. Ты знаешь, что репортеры уже копаются в причинах исчезновения твоей супруги? Я, например, знаю. У нас есть гарантия, что они не докопаются до того, что произошло в Лагосе? И до темных дел твоей супруги? Почему я знаю, что делается в СМИ, а твой PR-департамент спит? Спроси Саммерса, подготовил ли он со своими ослами-заместителями ответ на эти действия писак из СМИ? Поставили ли они в известность службу безопасности? Пытаются ли уже предотвратить публикации? Почему ничего не сообщили тебе? И есть ли у них какой-то план на случай, если выплывут какие-то неприглядные вещи? Все это их ответственность!

- Но PR-департамент вообще не в курсе африканских дел, - нахмурился Бреннан. - Даже из службы безопасности в курсе только Скелтон и еще пара-тройка человек.

- Но обязанность PR-департамента – знать, что происходит в СМИ и предотвращать нежелательные публикации, - в голосе Кронберга снова зазвенел металл. – Спроси сейчас этих ослов: знают ли они хоть что-нибудь? И прими решение.

- А ты, я вижу, знаешь, - задумчиво сказал Бреннан.

- Я знаю, - холодно подтвердил Матиас. – Не спрашивай откуда. Знаю. И, в отличие от Саммерса и его ослов, ставлю тебя в известность.

- Что ты намерен делать? – озабоченно спросил Том.

- Сейчас я направляюсь к Скелтону, он уже вернулся из Франкфурта. У меня есть план, как предотвратить публикации. Но вряд ли удастся пресечь все. У меня готов соответствующий пресс-релиз. Я тебе его пришлю на утверждение. А потом… Потом предстоит тяжелая работа все с тем же PR-департаментом. Правда, этот идиот Саммерс будет ставить мне палки в колеса…

- Не будет, - отрезал Том. – Я сейчас сообщу ему, что контракт с ним разорван. Пусть катится к чертям, раз уж он все просрал. И эти два его заместителя тоже. Директором департамента станешь ты! Я так решил.

- Том, я еще слишком молод, - на лице Матиаса появилось смущение.

- Это твое достоинство во всех смыслах, - заметил Том.

Матиас улыбнулся, снова подошел к Тому и нежно поцеловал его в губы.

- Спасибо, милый, - прошептал он. – Я тебя не подведу, будь уверен.

Том жадно впился в губы любовника.

- Хочу тебя, - простонал он. – Хочу тебя все время, всегда!

- Сначала Саммерс и его кретины, - лукаво сказал Матиас и вышел из кабинета.

В приемной он появился с обычным своим самоуверенным и слегка надменным видом. Бросил мимолетный взгляд на Саммерса словно на пустое место, небрежно кивнул Спенсеру, смотревшему на него с откровенной неприязнью, с улыбкой подошел к Лейку и протянул ему с таким царственным видом, словно ожидал не рукопожатия, а поцелуя этой руки.

- Лейк, вы все сделали? – тихо спросил он.

- Дело на мази, - отвечал тот так же тихо. – В соцсетях публикации уже пошли. Сегодня появятся в нескольких интернет-изданиях. Завтра возможен репортаж на NBC и CNT.

- Отлично, - обронил Матиас. – А теперь, на совещании, советую вам откровенно топить своего шефа. Ваш час пробил, Лейк. Если сейчас вы поведете себя правильно, то уже завтра будете сидеть в кресле директора департамента.

Лейк просиял. По губам Кронберга снова зазмеилась улыбка, и он пошел прочь – с самым беззаботным видом, как будто ничего серьезного не происходило. Он зашел в кабинет Скелтона, который располагался на том же этаже, что кабинет Тома и пустовавший ныне кабинет Элен. У Скелтона была небольшая приемная, в которой на страже сидела секретарша.

- Простите, сэр, но мистер Скелтон просил его ни в коем случае не беспокоить, - секретарша поднялась с места, словно собираясь грудью закрыть дверь в кабинет шефа, но Кронберг презрительно махнул рукой и смерил секретаршу таким взглядом, что та, полупривстав, так и застыла, разинув рот.

Матиас решительно открыл тяжелую дубовую дверь и вошел в кабинет Скелтона. По сравнению с кабинетом Тома кабинет Скелтона был совсем небольшим и скромно обставленным. То ли его хозяин любил спартанскую обстановку, то ли просто не придавал ей значения в отличие от сибарита Тома. Даже кресло Скелтона было вовсе не кожаным, а обитым обычной синтетикой и без высокой спинки.

Шеф службы безопасности сидел без пиджака, рукава рубашки были закатаны до локтей, галстук слегка съехал на бок. Он с сосредоточенным и злым видом, что-то рассматривал в лэптопе.

Увидев Кронберга, он сжал кулаки и подался вперед.

- Твоя работа? – спросил он, указав на монитор, при этом интонации его были скорее утвердительными, нежели вопросительными.

Взгляд Кронберга стал игриво-блядским, он, поводя стройными бедрами, подошел к Скелтону, положив руку ему на плечо, и, привалившись к спинке его кресла, заглянул в лэптоп.

На экране был материал под заголовком: «Кровавые алмазы Элен Бреннан». Там же была размещена фотография Элен, сделанная на каком-то светском мероприятии, причем в тот момент, когда та не позировала. На ее лице было хищное выражение, глаза сужены, губы поджаты. На ней было бордовое платье, довершавшее зловещий образ.

- Это ты постарался? – угрюмо повторил Скелтон, который и не подумал стряхнуть руку Кронберга со своего плеча.

- Кажется, у твоей возлюбленной неприятности? – нежным голосом спросил Кронберг, наваливаясь на спинку кресла и замком складывая руки на груди Скелтона.

- Уже три материала в разных изданиях. И это еще ничего. По «Фейсбуку» и прочим сетям гуляет такое, что… что… - Скелтон выругался. – Это ведь ты? Так?

- Это Лейк, - нежно прошептал на ухо Скелтону Кронберг. – Лейк все это разместил.

- Но ведь по твоему указанию, так? И чем ты взял его, интересно? Тоже отсосал ему?

- Я у таких мелких сошек не отсасываю, - промурлыкал Кронберг, чьи руки уже ласкали грудь Скелтона, забираясь ему по рубашку. – Я отсасываю только у крутых парней, вроде тебя.

- Блядь, отвечай на вопрос! – рыкнул Скелтон, однако при этом не мешал мягким рукам Кронберга расстегивать рубашку и ласкать ему грудь и живот.

- Это Лейк, - повторил Кронберг. – Лейк. Сообщи об этом Бреннану, пусть его уволят к чертовой матери сегодня же.

- Какая же ты все-таки тварь! – в голосе Скелтона прозвучало невольное восхищение. – Ведь Лейк не сам это сделал, он просто не мог на такое решиться, да и зачем ему? Ведь это ты его подбил, ты! Больше некому!

- Мало ли кто его подбил? – нежно шептал Кронберг. – Возможно, конкуренты. Их немало. Возможно, знакомые твоей возлюбленной, с которыми она по уши увязла в своих африканских и ближневосточных делишках. Словом, Лейк получил от кого-то деньги и устроил вот все это.

- Что за идиотская версия? – прошипел Скелтон. – Кто в нее поверит? Зачем врагам Элен обращаться к Лейку, это такие люди, которые и сами в состоянии организовать подобные публикации! Лейк лишь жалкий служащий в Brennan…

- Вот именно, - водя языком за ухом Скелтона, тихо проговорил Кронберг. – Вот именно. Они сделали это, чтобы замести следы. Представить дело как внутренние разборки в Brennan. Понимаешь?

- Я-то тебя понимаю, - хмыкнул Скелтон. – Только вот на черта мне все это надо? Ты попал, Кронберг. На этот раз ты попал.

- А, кажется, я тоже понимаю, - проговорил Кронберг, отодвигая лэптоп в сторону, садясь на стол прямо перед Скелтоном, скидывая пиджак и начиная расстегивать белоснежную рубашку. – Она ведь приказала тебе убить меня. Ведь правда? Она должна была приказать тебе. Не могла не приказать. Так?

Серо-голубые глаза Кронберга буквально сканировали Скелтона. Тот молчал. Он знал, что Кронбергу и не требуется ответ.

- А перед тем, как убить меня, ты должен выяснить, где я прячу компромат и как его можно выкрасть или обезвредить, - со спокойной улыбкой проговорил Кронберг, обнажая гладкую, подкачанную грудь, покрытую ровным загаром.

Скелтон молчал, замерев в кресле и наблюдая за разворачивавшимся перед ним стриптизом.

- Все предсказуемо, - продолжая улыбаться и сбрасывая с себя одежду, продолжал Кронберг, - все до боли предсказуемо… Правда, Скелтон?

Он, наконец, остался совсем без одежды, бесстыдно и нагло демонстрируя Скелтону свою наготу. Скелтон молча разглядывал тело Кронберга, которое он уже не раз видел и которое пробовал: гладкое, пропорциональное, чуть подкачанное, покрытое ровным загаром, с гладко выбритым пахом. Кронберг чуть подбоченился, выставил вперед стройную ногу без единого волоска и провел языком по губам.

- Шлюха, - презрительно бросил Скелтон.

- Но такая соблазнительная, правда? – Кронберга слова Скелтона, судя по всему нисколько не смутили.

Он улегся спиной на рабочий стол Скелтона, приподнял круглые, упругие ягодицы и раздвинул ноги. Чуть повел задницей, откровенно приглашая Скелтона. Тот секунду помедлил, но потом стал торопливо расстегивать ширинку. В руке Кронберга словно из воздуха возникла упаковка презервативов, которую он швырнул Скелтону.

- Блядь, - прошептал Скелтон, торопливо натягивая презерватив на уже вздыбленный член. – Какая же ты все-таки шлюха! Конченая шлюха!

- Но зато какая! – насмешливо заметил Кронберг!

Скелтон замычал, обхватил бедра Кронберга, притянул его к себе и принялся входить внутрь. Как он и предполагал, Кронберг был уже смазан и растянут (шлюха же!), он задвигал бедрами в такт движениям Скелтона.

- Только… не думай… что… этим… меня… купишь…, - трахая Кронберга, выплевывал слова Скелтон.

- Я могу тебя купить, а могу и продать, - простонал Кронберг. – Выбирай, красавчик!

- Ты… о… чем?

- Да, да, вот так! Давай же! Глубже! О-о! Да! Сильнее! – стонал Кронберг, как будто не слыша слов Скелтона.

Упругое, сытое, мускулистое тело Кронберга сводило Скелтона с ума. Ему хотелось буквально порвать своим членом это роскошное тело. А голос Кронберга его завораживал, словно магическая песня сирены, увлекавшая мореплавателя к гибели. Вообще-то, Скелтону, по большей части предпочитавшему женщин, доводилось трахать и парней, которые не уступали красотой Кронбергу. Но в этом парне красота усиливалась странной аурой, определение которой дать было трудно. Скелтон понимал, что трахает не просто красивую шлюху мужского пола, но любовника самого босса, и это придавало сексу еще большую остроту. А еще он трахал того, кто осмелился бросить вызов всесильной Элен Бреннан, казавшейся несокрушимой. Кстати, и сама Элен привлекала Скелтона не столько физическими данными и не столько тем, что он стремился сделать карьеру через ее постель, но именно своей внутренней силой, чувствовавшейся буквально во всем. Скелтону нравилось обладать сильными личностями, утверждать свою победу над ними. И Кронберг был одним из них. Он не просто бросил вызов Элен Бреннан, но и теснил ее – напористо безжалостно, он в кратчайшие сроки стал одним из главных рулевых гигантской корпорации, главным советником Тома Бреннана. Наконец, Кронберг затянул в свои сети самого Скелтона! И последнее заводило его еще сильнее, буквально ослепляло его желанием затрахать буквально до изнеможения, до смерти этого коварного и наглого красавца.

И он, наконец, излился в Кронберга, чувствуя жар молодого, ненасытного тела и падая на него в изнеможении.

Некоторое время они лежали молча.

- Она не должна возвратиться сюда, - прошептал Кронберг с обычной своей улыбкой, никак не вязавшейся с пронзительным и холодным взглядом серо-голубых глаз. – Она не должна возвратиться в Штаты. Ты поможешь мне сделать это. И займешь ее кабинет.

Скелтон ошалело смотрел на Кронберга и не мог вымолвить ни слова. Он знал, что сделает именно так, как тот говорит.

***

- Крис, я знаю, что происходит в этих чертовых СМИ, - Том с раздраженным видом откинулся на спинку бронированного лимузина, его руки были сжаты в кулаки. – Я знаю. Мэт уже поставил меня в известность. Идет настоящая война против Brennan. И все благодаря Элен и этим ее африканским авантюрам!

- Это правда, - заметил Скелтон, неподвижно глядя прямо перед собой. – Но твоя супруга занималась этими делами не просто так. Африканский и ближневосточный бизнес начал еще твой отец. Стартовый капитал Brennan именно оттуда.

- Мне плевать, откуда взял стартовый капитал мой отец! – огрызнулся Том. – Хорошо, пусть все это так. Но у моей супруги должно было хватить мозгов выйти из этих чертовых авантюр в Сьерра-Леоне и где-там-еще, чтобы не рисковать репутацией корпорации. Вместо этого она увязла в дерьме по уши и теперь тащит нас всех на дно!

- Ситуация сложная, - дипломатично заметил Скелтон.

- Сложная?? – взорвался Том. – И это мне говоришь ты, начальник службы безопасности, которая просрала все на свете! Да, мы в дерьме по уши, мы теперь запросто можем в нем утонуть! Ты ничего не докладывал мне о том, что ситуация стала угрожающей, а я узнаю обо всем от Мэта, хотя вообще-то это не его компетенция!

При упоминании имени Кронберга Скелтон болезненно поморщился. Черт, ему хотелось затрахать этого мальчишку до полусмерти, а затем вышвырнуть его за шкирку в окно одиннадцатого этажа и больше никогда о нем не вспоминать. Чертов шантажист и карьерист, именно он подвел Brennan к пропасти, в которую все теперь и полетело! И при этом против него нельзя было сказать ни слова. Ни одного! Холеный красавчик всех цепко держал за горло, в том числе и его, Скелтона. У Кронберга, несомненно, было только одно явное достоинство: его шикарная задница, которую он с блеском умел подставлять под других. В остальном это был просто кусок дерьма в глянцевой обертке. И не просто дерьма, а ядовитого дерьма, смертельно опасного! Скелтон хорошо это знал. Он вообще знал про Кронберга гораздо больше других.

- Кронберг, конечно, молодец, - протянул Скелтон и был тут же прерван Томом.

- К твоему сведению, я сегодня назначил его директором PR-департамента. Этот кретин Саммерс облажался по полной программе. И два его заместителя тоже. Спенсер и Лейк. Я уволил их всех троих к чертовой матери. Имей это в виду. И еще, Крис. Я крайне недоволен работой твоей службы. И лично твоей работой. Слишком много проколов в последнее время. Слишком много.

- Я готов подать в отставку, - деревянным голосом проговорил Скелтон.

- Знаешь, Крис, откровенно говоря, сегодня утром я распорядился подготовить приказ о твоем увольнении. Он уже лежал на моем столе. Более того, я даже поставил на нем свою подпись. Но…

- Но? – голос Скелтона по-прежнему был деревянным.

Как всегда в критические моменты он давил в себе эмоции, стараясь превращаться в автомат, принимающий решения. Эмоции потом. Потом. Сейчас - только решения.

- Можешь сказать спасибо Мэту, - хмыкнул Том. – Именно он тебя спас. Буквально вырвал у меня из рук подписанный приказ и отправил его в мусорную корзину.

Скелтон промолчал. То, что Кронберг стал «серым кардиналом» при Бреннане, для него не было новостью. Он и сам был уже на крючке у этого «серого кардинала».

- Мэт убедил меня, что твое увольнение было бы сейчас крайне неверным и даже опасным. И я согласился с его доводами. С ними трудно было не согласиться. Более того, он предложил твою кандидатуру в первые вице-президенты корпорации.

Кронберг уже говорил об этом Скелтону. Тот на самом деле не до конца верил в то, что этот мальчишка, каким бы пронырливым он ни был, дошел до того, что уже прямо влияет на назначения в высшем руководстве Brennan. Теперь, услышав подтверждение из уст Тома, Скелтон невольно поежился. С одной стороны, у него сносило крышу от открывшейся перед ним перспективы. Он никогда не мечтал стать первым вице-президентом Brennan. В лучшем случае одним из простых вице-президентов. А их было ни много ни мало – целых одиннадцать. Но он понимал, что проклятый мальчишка теперь будет дергать его за ниточки. И, черт возьми, у него есть все шансы на успех.

Кронберг сейчас представлялся Скелтону вахтенным рулевым, который направлял гигантский «Титаник» прямо на ледяной айсберг. А ему, Скелтону, предлагали занять пост помощника капитана корабля. Уже обреченного получить пробоину и затонуть. Или все-таки нет? Может быть, в последний момент удастся отодрать наглого сопляка от штурвала и отвернуть от айсберга? Скелтону показалось, что если он займет пост первого вице-президента, то у него для этого будет куда больше возможностей, чем сейчас. Да, он наживет лютого врага в лице своей любовницы… пока еще любовницы. Но если он этого не сделает, то Brennan однозначно пойдет ко дну. И все они тоже.

- Том, не буду отрицать, это предложение лестное и неожиданное. Но… как же Элен? Пост вице-президента закреплен за ней…

- Крис, ты видел, что творится в интернете? Ты смотрел выпуски теленовостей? Ты читал бумажные издания или просто подтирал ими свою задницу? Элен больше не может оставаться на посту первого вице-президента. Она уйдет в отставку на ближайшем заседании совета директоров. Само ее присутствие в руководстве Brennan бросает тень на корпорацию. Мы должны отмываться от того дерьма, в которое угодили по ее милости.

«По милости Кронберга», - подумал Скелтон, но благоразумно промолчал.

- Сейчас задачей PR-департамента будет отделить в общественном сознании имя моей супруги от корпорации. Этим займется Кронберг.

«Да уж, представляю, как он развернется», - Скелтон снова промолчал. Вслух он сказал совсем другое:

- Том, ты понимаешь, что Элен так просто не сдастся? У нее очень сильны позиции в совете директоров, она…

- Я прекрасно это понимаю, - прервал его Том. – И ты поможешь мне заручиться большинством в совете. У тебя же есть компромат почти на всех членов совета директоров, не так ли?

У Скелтона и сейчас не было сомнений, с чьего голоса поет Бреннан. Он хорошо знал этот голос: то звонкий и самоуверенный, то тихий, шелестящий, похожий на шипение змеи. Голос Кронберга.

- Я понял тебя, Том, - бесстрастно произнес он. – Я все сделаю.

- Отлично. С этим мы решили, - бодро произнес Бреннан. - Теперь еще один вопрос. Более личного плана. И он тоже касается Мэта.

Скелтон улыбнулся краем рта. Они ехали с Бреннаном вдвоем (шофер и телохранитель на переднем сиденье были скрыты звуконепроницаемым стеклом), но Кронберг как будто незримо сидел между ними.

- Я давал тебе задание касательно одного музыкантишки, - небрежно произнес Бреннан.

Эта наигранная небрежность не могла обмануть Скелтона.

- Ты о Фелнере? Я уже направлял тебе доклад: мы перекрыли парню кислород. Его гастроли в США сорваны. Другие выступления тоже под вопросом. Все в порядке.

- Фелнер! – сквозь зубы бросил Бреннан. – Ненавижу этого пианистишку! Мне хочется лично перебить ему пальцы молотком!

- Том, прости, но мне кажется, ты излишне зациклился на этом парне. Да, он по уши втрескался в Кронберга, но и что с того? Кронберг молод, привлекателен, сексуален… - тут Скелтон осекся, поймав на себе ревниво-подозрительный взгляд Бреннана. – Я хочу сказать, что у твоего красавчика может быть немало воздыхателей, и это нормально… Фелнер лишь один из них. К тому же, прости, но буду откровенен: Кронберг слишком любит твои деньги и твое положение, чтобы бросить тебя ради Фелнера.

Последние слова были рискованными, но Скелтон осознанно шел на риск. Он не мог себе позволить открыто благоволить к Кронбергу.

- Крис, - вздохнул Бреннан, - я все это прекрасно вижу. Да, Мэт любит меня… надеюсь, что любит, таким как я есть сейчас: богатым, влиятельным, успешным. Я прекрасно отдаю себе отчет, что будь я обычным человеком, он и не взглянул бы на меня. Мэт любит блеск, роскошь, власть, богатство. Он такой, какой есть. И мне он нравится именно таким. Но… я нутром чувствую опасность в Фелнере. Если у Мэта есть сердце, хотя я в этом сильно сомневаюсь, то в этом сердце живет Фелнер.

- Том, я привык иметь дело с фактами, а не с чувствами, - Скелтон старался говорить равнодушно. – А факты говорят о том, что Кронберг ни разу не пытался выйти на контакт с Фелнером после той московской истории. – Скелтон лгал. Уверенно и нагло.

- Но ведь Фелнер пытался! – ревниво заметил Бреннан.

- Пытался, и не раз, - невозмутимо кивнул Скелтон. – Но Кронберг игнорировал его звонки и послания в мессенджерах. Будь уверен, у меня все под контролем. Более того. Мы приставили к Фелнеру осведомителя

- Вот как? – заинтересовался Том. – Что за осведомитель?

- Музыкант из венского оркестра, с которым Фелнер должен был лететь на гастроли в Штаты. Некий Клаус Риддл. На самом деле он был давно влюблен в Фелнера и моим парням показался надежным кандидатом в осведомители. Он работает на нас не за деньги, хотя мы готовы были ему заплатить. Просто мы пообещали ему избавить предмет его обожания от Кронберга, которого он заочно ненавидит. Парень согласился сливать нам всю информацию, лишь бы отделаться от ненавистного конкурента.

- Хм, как романтично, - хмыкнул Бреннан. – Он хотя бы красив?

- Риддл? Не особо. Вот его фото, взгляни.

Бреннан некоторое время со скептической улыбкой смотрел на веснушчатого рыжеволосого парня на фото. В нем была некоторая привлекательность, но не было и тени той красоты, которой блистал великолепный Кронберг.

- М-да, честно говоря, у этого парня нет ни малейшего шанса против моего Мэта, - заметил Бреннан, возвращая Скелтону фотографию.

- Возможно, в жизни он куда более привлекателен, чем на фото, - произнес Скелтон. – Во всяком случае, этот рыжий воздыхатель Фелнера сумел-таки пробраться к нему в постель. Возможно, он заставит пианиста забыть о Кронберге. Но…

- Я знаю, что есть проклятое «но». Мэта забыть трудно.

-Да, и Фелнер пока не забыл. Наш новый осведомитель, этот Клаус Риддл, сообщил, что Фелнер все-таки летит в США.

- Что?? – Бреннан буквально подскочил на сиденье, едва не стукнувшись макушкой о крышу лимузина. – Фелнер летит?? Но его гастроли отменены!

- Именно поэтому он летит сюда не на гастроли, а для того, чтобы встретиться с Кронбергом, - нарочито безучастным тоном произнес Скелтон.

Глаза Тома сузились, губы искривились. Скелтон не удивился бы, если бы на них сейчас выступила пена.

- Они не должны встретиться! – проскрежетал он зубами.

- Не беспокойся. Все под контролем. Мы следим за Фелнером. И за Кронбергом.

- Крис… - тихо и угрожающе произнес Бреннан. – Нейтрализация Фелнера – необходимое условие для твоего назначения первым вице-президентом.

- Я в этом не сомневался, - бесстрастно ответил Скелтон.

***

- Поздравляю с назначением, сэр, - произнес Дукакис, когда Кронберг вошел в кабинет, который они делили вместе.

Слово «сэр» вместо обычного Мэт или, в крайнем случае, Кронберг, звучало подобострастно, но в то же время слегка насмешливо.

- Благодарю, сэр. Завидуете, сэр? – в тон ему отвечал Кронберг, опускаясь в кресло и глядя на Дукакиса обычным своим взглядом, полным наглости и превосходства.

Дукакис не обиделся. Во всяком случае, сделал вид, что не обиделся. Между ними регулярно случались такие пикировки, когда каждый старался поддеть другого, но в целом это были совершенно безобидные подначки.

- Хм, ну как не позавидовать! Знаете, чему больше всего я сейчас завидую, Кронберг?

- Чему же? – откинувшись на спинку кресла, с интересом спросил тот.

- Вашей внешности. Заднице, например.

- А, вам тоже нравится моя задница? – без тени смущения осведомился Кронберг. – Черт, как же я не заметил? Если бы я знал, то не терял бы времени на слова…

- Нет-нет, меня интересуют только женщины, в отличие от вас, - поспешно заметил Дукакис. – Впрочем, пожалуй, и в этом я вам завидую. Будь у меня ваша внешность и будь я геем, я тоже с легкостью сумел бы очаровать босса. И сейчас был бы уже даже не директором департамента, а, возможно, одним из вице-президентов!

- Да, вы не слишком красивый гетеросексуал, - с притворным вздохом заметил Кронберг. - Вам приходится рассчитывать разве что на свои умственные способности.

- Увы, да.

- Действительно увы. Знаете, Дукакис, я давно понял, что лучше иметь хорошую задницу, чем умную голову. И знаете, почему?

- Потому что красивая задница порой очень нравится тем или иным vip-персонам?

- Не только. И не столько. Дело в том, что даже самая умная и светлая голова может ошибаться. А вот опытная задница не ошибается никогда. Она всегда чует опасность и всегда подсказывает верное решение.

- Вот как! – задумчиво произнес Дукакис. – Так, значит, вы думаете не головой, а задницей, Кронберг?

- Я к ней прислушиваюсь, - многозначительно поднял Кронберг выхоленный палец. – В отличие от ума, задница никогда не обманет.

- Хм, возможно, мне тоже стоит прислушиваться к своей заднице, - задумчиво почесал затылок Дукакис.

- Можете не сомневаться, она вас не подведет.

Тут дверь кабинета распахнулась настежь, и в кабинет вошел Саммерс. Бледный и прямой, словно призрак командора. Он медленно подошел к столу Кронберга и остановился. Глаза Дукакиса загорелись в предвкушении скандала. Кронберг даже не изменил расслабленной позы и смотрел на Саммерса так, словно пытался понять, кто это вообще такой.

- Поздравляю, мистер Кронберг! – произнес Саммерс с улыбкой, походившей на звериный оскал. – Вы добились успеха. Пусть не в работе на благо корпорации, которой я отдал почти 30 лет, а в гнусных интригах. В этом с вами никто не сравнится, признаю.

- Благодарю вас, сэр, за признание моих талантов, - с невинным видом сказал Кронберг. – Кажется, вы возглавляли PR-департамент? Боюсь, у меня неважная память на лица и имена.

От этого примитивного оскорбления Саммерс вспыхнул словно спичка.

- Боюсь, мистер Кронберг, у вас не только неважная память, но и прочие способности! Кроме способностей в постели, разумеется.

- Мы разве с вами спали, мистер Саммерс? – живо отреагировал Кронберг. – Признаться, не припомню вас в числе моих партнеров. Да, у меня неважная память, увы…

- Думаю, у вас было такое количество партнеров, что неудивительно, что вы их не помните! – заорал Саммерс. – Но меня среди них точно не было!

- Я вижу, вы сожалеете об этом, мистер Саммерс.

- Вы вызываете у меня только отвращение, Кронберг! Вы – наглый недоучка, место которому - подметать улицы или сидеть за кассой в супермаркете, если вам, конечно, можно доверить кассу!

- А вы когда-нибудь подметали улицу, мистер Саммерс? Или сидели за кассой в супермаркете? – живо спросил Кронберг.

- Нет, - со скрежетом зубов произнес Саммерс. – Я вообще-то закончил Гарвардский университет и сразу пришел на работу в Бреннан, потому что…

- Так вот, мистер Саммерс, - с небрежным видом прервал его Кронберг. – Если вы сейчас же не уберетесь отсюда, то я вам обеспечу такие рекомендации, что вам придется устраиваться либо подметальщиком улиц, либо кассиром в супермаркете. Больше вас никуда не возьмут.

Кронбег произнес эти слова с улыбкой, но его серо-голубые глаза заледенели, а сама улыбка на почти лишенном мимики лице выглядела жутковато. Саммерс застыл. А затем, не говоря ни слова, двинулся к выходу из кабинета и со всей силы хлопнул дверью.

- Джентльмен не умеет проигрывать, - пожал плечами Кронберг, принимаясь разглядывать свой маникюр.

- Вы действительно организуете ему отвратительную рекомендацию? – с интересом поинтересовался внимательно наблюдавший за этой сценой Дукакис.

- На черта он мне сдался, - презрительно заметил Кронберг. - Пусть катится, куда хочет. Хоть кассиром в супермаркет, хоть в президенты США. Мне плевать.

- Хм, а вы всегда казались мне весьма злопамятным человеком, Кронберг.

Тут Кронберг пристально взглянул на Дукакиса.

- Вы правы, - в его голосе послышалось змеиное шипение. – Я не только весьма злопамятен, но и очень мстителен. Но моя мстительность весьма избирательна. Она направлена лишь на тех, кто ее действительно заслуживает… и на тех, кто, к своему несчастью, оказался рядом с ними.

- Черт, меня не слишком успокаивает это ваше объяснение, - поежился Дукакис. – Кронберг, если я вдруг окажусь рядом с теми, на кого направлена ваша месть, предупредите меня по старой дружбе. Заблаговременно, чтобы я вовремя мог отойти.

- У нас нет с вами дружбы, Дукакис, - с нежной улыбкой на губах и холодом в глазах произнес Кронберг. – Мы с вами просто коллеги. Коллеги. И всё.

Тут их разговор снова был прерван. Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался Лейк, на котором не было лица.

- Что это значит? – завопил он, едва не рыдая. – Я… я все сделал… вы… вы же обещали!…

- Дукакис, будьте добры, нам с мистером Лейком необходимо поговорить наедине.

Дукакис предпочел быстро выйти из комнаты, несмотря на огромное желание узнать, что такого сделал Лейк и что именно обещал ему Кронберг. Едва за ним закрылась дверь, Кронберг, по-прежнему, не вставая с места, устремил ледяной взгляд на Лейка.

- Вы сами виноваты, Лейк. Я говорил вам, что у вас есть шанс на том совещании у Бреннана. Вы им не воспользовались. Это ваша вина, а не моя.

- Моя вина? – Лейк затрясся. – Моя вина?? Да мне там и слова не дали сказать! Бреннан просто объявил о моем увольнении вместе со Спенсером и Саммерсом, вот и все!

- Сожалею, - пожал плечами Кронберг.

- Вы… вы подставили меня!

- Я? Вас?

- Да! Нагло и подло!

- Я лишь дал вам шанс избежать увольнения. Мне жаль, но это не сработало.

- Я… я рисковал своей репутацией. Я до сих пор под дамокловым мечом! Если все вскроется…

- Если все вскроется, то вам действительно придется плохо, Лейк, - равнодушно произнес Кронберг.- Вы не только навсегда испортите свою репутацию, но и можете стать объектом уголовного преследования. Поэтому советую вам молчать.

- Я могу и заговорить, - вдруг возвысил голос Лейк. – Учтите, если я заговорю, вам тоже не поздоровится!

- Мне? – хмыкнул Кронберг. – И какие же доказательства вы предъявите? Или вы записывали тот наш разговор в кафе? Сомневаюсь. Впрочем, запись такого качества суд вряд ли примет в качестве доказательства. А если и даже примет, то вашу репутацию это все равно не спасет. Скорее, еще больше испоганит. Но если вы будете молчать, я посодействую вам в новом трудоустройстве. Вам известно, что я контролирую небольшую фирму, занимающуюся финансовой аналитикой? Там нужен хороший пиар-агент. Это как вариант.

- Думаете, я еще хоть раз в жизни захочу с вами связываться, Кронберг?

- Это не вы со мной связались, это я с вами связался, - ухмыльнулся тот. – Я легко могу отвязаться от вас, а вот вы от меня - нет.

- У меня здесь были великолепные перспективы роста, а теперь…

- Здесь у вас не было ничего, Лейк. Вы уперлись лбом в кресло Саммерса. И вам вообще ничего не светило, вы это сами признавали.

- Вы предлагаете мне работу в какой-то безвестной фирме!

- Учтите, Лейк, - многозначительно произнес Кронберг. – С «Титаника» спаслись именно те, кто вовремя прыгнул в маленькие шлюпки, качавшиеся на бурных океанских волнах. Остальные предпочитали оставаться на корабле, считая его непотопляемым. Решайте сами.

- Вы-то сами остаетесь, Кронберг. И даже идете на повышение, - ядовито заметил Лейк.

- Может быть, я в душе самоубийца, - улыбнулся тот. – А может быть, у меня припасена своя собственная шлюпка, откуда вам знать?

========== ГЛАВА 17. КЛУБ RIVALS ==========

ГЛАВА 17. КЛУБ RIVALS

Атланта, декабрь 2015 года

“Я в Нью-Йорке. Хочу увидеть тебя”, - Матиас прочитал сообщение в мессенджере, когда одевался для похода в ночной клуб. Он вздрогнул, замер, прикрыл глаза. Затем пожал плечами и принялся натягивать черную, очень короткую майку с серебристым рисунком, огромным количеством булавок, и латексные штаны. Внимательно посмотрел в зеркало, чуть взбивая волосы.

Короткое послание Андреаса взорвало сознание, затуманило взгляд. В зеркале отражался вовсе не Кронберг – самоуверенный, лощеный, наглый, опасный, с безжалостным стальным взглядом. В зеркале был кто-то другой. Тот, кого нельзя было никому видеть. Ни при каких обстоятельствах.

Снова сбой в программе. И снова из-за Андреаса Фелнера. С ним все шло вразнос. Все, чего несгибаемый Кронберг добивался с видимой легкостью, вызывавшей зависть и ненависть окружающих, но на самом деле с огромным напряжением и болью, безжалостно втаптывая в грязь и других, и самого себя.

Андреас. С ним не следовало встречаться.

Матиас взглянул на кольцо с черным опалом. Он по-прежнему носил его на безымянном пальце. Пальце без имени. Но у кольца было имя. Тайное, скрытое, выгравированное на внутренней стороне. Amica mea. «Любовь моя»…

А он, Матиас Кронберг, был черным опалом на этом кольце. Ровный, ограненный, полный мрака, несущий окружающим несчастья и ничуть об этом не жалеющий.

Помедлив, Матиас написал в строке ответа короткое “Нет”. И отправил.

Этот пятничный вечер выдался у Матиаса неожиданно свободным. Став главой департамента, Матиас теперь проводил на работе не только дни, но и вечера. Ему пришлось вникать во множество вопросов, на него свалилась тяжелейшая задача обелять образ Brennan, запачканный сообщениями о связах ее владельцев с «кровавыми алмазами». К тому же, Матиас был больше, чем директор PR-департамента Brennan. Он не только сохранил позиции главного советника президента корпорации, но даже расширил их. И не потому, что был компетентен во всех вопросах.

Сила Кронберга была в психологической зависимости от него Тома Бреннана. Прежде за Тома все решала Элен, но ее роковой ошибкой стало то, что она делала это слишком прямо, заставляя Тома испытывать скрытое чувство унижения. Матиас действовал иначе. Он не пытался давить на Тома, он поддерживал его - и словом, и улыбкой, и жестом, а советы давал так, что Том принимал их за собственные идеи.

Но Матиас хорошо понимал, что его власть над капризным и вздорным Бреннаном вовсе не беспредельна. Эта власть постоянно подвергается испытаниям, и не факт, что обладателю этой власти постоянно будет улыбаться удача.

Вот и сейчас Том вдруг сорвался в Нью-Йорк. Как он объяснил, по делам корпорации. Матиас не приставал к Тому с расспросами. Он все узнал через Дукакиса и парочку сотрудниц секретариата. Ему было ясно, что повод для поездки был надуманным. Brennan действительно находилась в сложной ситуации, нужно было принимать срочные меры по спасению репутации компании, но Том летел в Нью-Йорк на встречи с людьми, которые мало на что влияли. Похоже, это было лишь прикрытием для чего-то другого. Матиас сначала полагал, что эти таинственные дела связаны с проблемами Brennan, в которые Том не хочет его посвящать. Но теперь, получив сообщение Андреаса, Матиас все понял. И ему стало тревожно.

Он снова внимательно посмотрел в зеркало. Вот теперь в нем отражался Кронберг. Лицо-маска, лишенное эмоций. Уверенный в себе хищник. Готовый справиться с чем угодно и с кем угодно.

***

Франкфурт-на-Майне, декабрь 2015 года

- Крис, какого черта? - врачи запрещали Элен вставать с кровати, но она в халате стояла у окна и нервно курила в форточку. - Какого черта ты тянешь? Да за меня не беспокойся, я сама в состоянии о себе позаботиться! Меня интересует, когда ты выполнишь то, о чем я говорила? Что? Что? Я пока что наблюдаю обратное! Эта тварь сожрала Саммерса и уселась в его кресло! Я не удивлюсь, если завтра он окажется в моем кабинете! Мне осточертели твои отговорки. Учти, я не собираюсь валяться на больничной койке, пока этот ублюдок все рушит, а мой идиот-муженек пляшет под его дудку! Что? Что? Что ты сказал??

- Элен, ты можешь, конечно, прилететь в Штаты хоть сегодня, - звучал в трубке холодный голос Скелтона. - Просто учти, что, по нашим данным, ФБР начало расследование персонально против тебя. Пока это только расследование. Но я не даю гарантий, что ФБР не получит ордер на твой арест. Или не захочет тебя допросить.

- Ты… - голос Элен пресекся. - Ты считаешь, что это реально?

- Это вполне реально, - холодно подтвердил Бреннан.

- Но я не могу сидеть в этом чертовом Франкфурте до бесконечности! Кронберг…

- Послушай, ты всегда была разумным человеком. Гораздо разумней, чем другие. На Brennan обрушился ураган. И ты находишься в самом его эпицентре.

- Нет, это ты послушай! За всем этим стоит Кронберг, у меня нет ни малейших сомнений! Именно эта тварь натравила на меня ФБР…

- Элен, успокойся. Кронберг стал для тебя навязчивой идеей. Скоро ты обвинишь его во всем, даже в наводнении в Бангладеш!

- Потому что я знаю, на что эта тварь способна!

- Элен, руководствуйся фактами, а не эмоциями. Наши адвокаты вылетают во Франкфурт. Они обсудят с тобой ситуацию, оценят возможные последствия и помогут принять верные решения. Это единственный выход. Надеюсь, ты поняла.

- Поняла-поняла. Но не забыла наш с тобой разговор…

- Элен, все остается в силе. Но - снова обращаюсь к твоему разуму - сейчас не время для резких движений. Любые события, так или иначе связанные с Brennan, будут рассматриваться под увеличительным стеклом и трактоваться совсем не в нашу пользу. В первую очередь, не в твою пользу. Надеюсь, ты понимаешь.

Элен в ярости отключила звонок, отшвырнула мобильник и жадно затянулась сигаретой.

- Вот блядь! - прошипела она по-русски. - Кронберг. Кронберг! Это же он запирает меня здесь! Кто за ним стоит? Кто?? Варгасы? Или еще кто-то?

Она понимала, что Скелтон тысячу раз прав. Сейчас возвращаться в Штаты ей было опасно. Одно дело - волна негатива в СМИ. Но теперь, когда вмешалось ФБР, нельзя было предсказать, чем все обернется. Любая ошибка могла стать фатальной. И в этой ситуации об устранении Кронберга не могло быть и речи. Даже в обычном синяке на его гладкой, наглой физиономии, так и просящей кирпича, обвинят именно ее.

Кронберг, Кронберг! Да, Скелтон и тут прав: мальчишка стал для нее навязчивой идеей. Элен выкинула окурок в форточку и тяжело опустилась на кровать, чувствуя себя совершенно обессиленной. У нее кружилась голова. Да,курить не следовало. Но как только перед ней мысленно возникал Кронберг, она сразу теряла контроль над собой.

Кронберг, Кронберг… Он же действовал не сам по себе, за ним кто-то должен был стоять! Но кто? Одно время Элен подозревала, что Кронберг на самом деле чей-то родственник. Может быть, даже ее родственник. Но организованная Скелтоном генетическая экспертиза показала, что Кронберг не имеет никакого родственного отношения ни к семейству Ермолаевых, ни к семейству Вальковских, ни, наконец, к семейству Бреннанов. Элен получила от Скелтона скан заключения, проведенного независимой лабораторией в Атланте. Сомнений не было. Кронберг никому не приходился родственником.

Тогда кто же он? И откуда явился?

И ведь это Кронберг, несомненно он, что-то слил в ФБР. Того, что мелькало в СМИ, было достаточно для скандала, но недостаточно для серьезных обвинений. Значит, было слито еще что-то. И очень серьезное. И здесь не обошлось без Кронберга.

***

Атланта, ноябрь 2015 года

Элен была права. Без Кронберга здесь не обошлось. Не обошлось в тот самый день, когда он приказал Лейку слить компромат в СМИ. Из кафе, где происходил разговор, Кронберг отправился вовсе не в офис Brennan, а в ничем не примечательный двухзвездочный отель Milton в паре кварталов от центра Атланты. Матиас некоторое время кружил по улицам, проверяя, нет ли за ним слежки. Бреннан давно настоял, чтобы его любовник передвигался исключительно в сопровождении телохранителей. Матиаса это не радовало. Во-первых, он не доверял людям Скелтона, понимая, что те не столько охраняют, сколько шпионят за ним. Во-вторых, у него были дела, в которые не должен был быть посвящен никто, хоть как-то связанный с Brennan. Впрочем, пока что охрана не слишком бдительно “пасла” любовника босса, так что Матиасу не составило труда покинуть здание корпорации через запасной вход незаметно для телохранителей.

В Milton Hotel он, перекинувшись парой слов с портье, поднялся на третий этаж, где постучался в номер 319. Дверь открыл седовласый человек, похожий на университетского профессора. Впрочем, взгляд его за линзами очков был слишком жуликоватым для деятеля науки. Матиас презрительным взглядом окинул маленький номер, почти весь занятый двуспальной кроватью, и без приглашения уселся на неудобный стул. Маттиоли пришлось сесть прямо на край кровати.

- Надеюсь, здесь нет скрытых камер и жучков, - заметил Матиас.

- Не должно быть. Я въехал сюда всего полчаса назад и до этого никому не сообщал, где планирую остановиться. Если только вы не сообщили…

- Я не идиот и не самоубийца, - прервал Кронберг.

В его голосе и взгляде теперь не было привычной самоуверенности и наглости. Была бесстрастность, даже сухость.

- Я перевел обещанную половину на ваши счета, - проговорил молодой человек.

- Деньги получены.

- Остальное получите, когда передадите документы в ФБР.

- Вы понимаете степень риска? Эти документы принадлежат Варгасам.

- Не только им. Я знаю, откуда эти документы.

- Но и им тоже. И эти документы задевают их интересы.

- Можете выкинуть из этих бумаг все, что касается Варгасов. Эти Варгасы меня совершенно не интересуют, - бесстрастно произнес Кронберг.

- Уже сделал это. Но они могут вычислить источник утечки.

- Я плачу вам большие деньги, Маттиоли. Очень большие.

- Для вас это не такие большие деньги.

- Считать чужие деньги – дурной тон, Маттиоли, - голос Кронберга стал ледяным.

- Да, но я подвергаю опасности свою жизнь. Варгасы умеют расправляться с теми, кого считают предателями.

- Маттиоли, прекратите, - на губах Кронберга появилась презрительная усмешка. - Я уже давно имею счастье вас знать. Вы проворачивали и не такие дела.

- Причем проворачивал в ваших интересах, - многозначительно произнес Маттиоли.

- И сколотили на этом состояние, не так ли? - иронично заметил Кронберг. - Итак, покажите мне эти бумаги.

Маттиоли вручил ему папку. Кронберг погрузился во внимательное чтение.

- Отлично, - проговорил он. - Теперь видео.

Маттиоли вставил флешку в лэптоп. На мониторе появилось изображение, явно снятое скрытой камерой. Элен Бреннан обсуждала с какими-то людьми поставки алмазов и закупки оружия.

- Ей пиздец, - пробормотал Кронберг по-русски.

- Что вы сказали? - непонимающе спросил Маттиоли.

- Я сказал, что все в порядке. Действуйте. И тогда получите вторую часть.

- О’кей. Но… Кронберг! Вы играете с огнем.

- Я плачу вам деньги не за то, чтобы вы меня учили, а за то, чтобы вы выполняли мои распоряжения, - в голосе Матиаса зазвенел металл.

- Это правда. Но я хочу предупредить вас, Кронберг: это последний раз, когда я выполняю ваши заказы. Ваши игры становятся все более опасными, а риск для меня - чересчур велик. Я даже поначалу решил, что это вы организовали покушение в Лагосе.

- Я?? – воззрился на него Кронберг.

- Да. Учитывая вашу давнюю любовь к сеньоре Бреннан…

- Маттиоли, - Кронберг прищурился. – Если бы я хотел ее убить, то давно бы сделал это. То, что случилось в Лагосе, меня скорее раздосадовало.

- Понимаю. Вы говорили, что хотите медленных мучений для вашей жертвы.

- Именно. А Лагос чуть все не сорвал. Кстати, кто это организовал? Варгасы?

- Часть их клана, - кивнул Маттиоли. – Там нет единства. Одни хотят уничтожить ее, другие являются сторонниками ваших методов. И теперь весь клан находится под ударом. Их спасает лишь то, что людям Скелтона сейчас просто не до них. Благодаря вашим стараниям. Скажу прямо, вас я боюсь куда больше Варгасов.

- Вот как? – равнодушно проговорил Кронберг. - И чем же я вас так пугаю?

- Действия Варгасов жестоки, но объяснимы. Просто у них такой бизнес. А ваши действия, Кронберг, жестоки, но куда менее объяснимы. И вот это меня пугает.

- Вы достаточно много знаете обо мне, Маттиоли, чтобы понять причины моих поступков, - бесстрастно сказал Кронберг.

- Да. И меня пугает… несоразмерность цены.

- Это не вам оценивать, - прервал его Кронберг, поднимаясь со стула. - Вам платят за другое.

- Я помню об этом.

- Прекрасно. Тогда действуйте.

И Кронберг, не попрощавшись, покинул номер. Маттиоли смотрел ему вслед так, как смотрят на отвратительное, ядовитое насекомое.

***

Атланта, декабрь 2015 года

- Привет, - Матиас встретил Стива в коридоре, когда вышел из своей комнаты, экипированный для похода в гей-клуб: черная обтягивающая майка с серебристым рисунком, почти обнажающая подкачанную грудь с ровным загаром, короткая красная приталенная куртка с закатанными по локоть рукавами, цепочки и кулоны, серебряные браслеты на запястьях. Пальцы были украшены кольцами и перстнями, среди которых мерцал неизменный черный опал. На лоб спадала светлая челка, уложенная на этот раз как-то особенно блядски. На ногах были узкие латексные штаны, красиво обрисовывавшие стройную, спортивную фигуру, высокие черные ботинки. Губы и ресницы были слегка подкрашены.

- Развлекаться идешь? - хмыкнул Стив, пристально разглядывавший Матиаса.

- Какой ты наблюдательный.

- Наблюдать незачем. Все и так ясно. Мой папочка укатил, и его мальчику стало скучно.

- А то! Ты же меня не развлекаешь, - в тон ему ответил Матиас.

Они со Стивом иногда обменивались беззлобными колкостями, но в целом вели себя друг с другом подчеркнуто нейтрально.

- Решил потрахаться с кем-нибудь?

- Почему бы и нет? Ты же знаешь: с твоим папочкой у нас свободные отношения.

- Не боишься? Вдруг папочка найдет себе еще кого-то?

- Да, это было бы нежелательно, - спокойно кивнул Матиас.

- Еще бы, - понимающе сказал Стив. - Тогда прощай роскошная жизнь, прощай карьера и все прочее.

- Вот-вот, - на лице Кронберга промелькнула улыбка. - А оно мне нужно?

- Я, если честно, вообще плохо понимаю, что тебе нужно, - вдруг серьезно произнес Стив. - Чем дольше наблюдаю, тем меньше понимаю.

- А что тебе непонятно? – поднял бровь Матиас. - Все знают, что я редкостная скотина и наглая шлюха, влезшая в постель к богатому папику, разрушившая его образцовую семью, развлекающаяся на его деньги, да еще делающая карьеру на своей заднице. Эгоистичный, беспринципный тип. Лишенный всяких моральных принципов.

- Да, ты делаешь все, чтобы быть таким, - Стив в упор смотрел на Матиаса. - Просто из кожи вон лезешь. Выставляешь напоказ, какое ты дерьмо. Нарываешься на неприятности. Наживаешь врагов. И я все думаю: зачем?

- Что зачем?

- Ну, ты же не дурак, Мэт. Ты понимаешь, о чем я.

- Ни фига не понимаю.

- Да ладно. Тобой ведь не выгода движет. Иначе ты вел бы себя по-другому.

- Как по-другому?

- Осторожнее. А ты прешь напролом, ведешь себя как слон в посудной лавке.

- А слон и не может вести себя иначе в посудной лавке. Он же слон, - хмыкнул Матиас.

- Но ты-то не слон. Так чего ты хочешь?

Матиас смотрел на Стива. Его лицо, как обычно, было безжизненно.

- Хочу всем зла, - произнес он бесстрастно. - Вот такая я тварь, представь себе. Да.

- Врешь, - произнес Стив, на которого слова Матиаса не произвели никакого впечатления. - Я видел тебя, когда показывал комнату Антона.

- Конечно, видел, - равнодушно пожал плечами Матиас. - Я же был там.

- Ты не такой, - сказал Стив и пошел прочь, не говоря больше ни слова.

Матиас посмотрел ему вслед, красивое лицо по-прежнему ничего не выражало. Он двинулся в противоположную сторону к выходу из дома.

***

Вена – Франкфурт – Нью-Йорк, декабрь 2015 года

Андреас летел из Вены в Нью-Йорк с пересадкой во Франкфурте. Стыковка между рейсами составляла около двух часов. Андреас стоял на платформе, ожидая монорельсового вагона, чтобы добраться до нужного терминала, когда рядом возник неприметный человек в серой куртке и потертых джинсах. Из тех, кого невозможно заметить в толпе.

- Все-таки решили лететь в Нью-Йорк, герр Фелнер? - взгляд и голос мужчины были такими же невыразительными, как он сам, но Андреас отчего-то вздрогнул.

- Мы разве с вами знакомы? – недружелюбно спросил он.

- У вас уже сорвались гастроли в США, - проигнорировал вопрос Андреаса мужчина. - Это было более чем внятным предупреждением.

- Что вам угодно? - резко спросил Андреас, не в силах скрыть нервозности.

- Советую вам отказаться от поездки. Здесь, во Франкфурте, у вас есть прекрасная возможность. Вместо того, чтобы садиться на нью-йоркский рейс, можете вернуться в Вену. Или отправиться куда вам угодно.

- К сожалению, мой багаж уже должны были перегрузить на рейс до Нью-Йорка.

- Эта проблема ничто, по сравнению с проблемами, которые могут у вас возникнуть. Срыв ваших гастролей тому доказательство.

С глухим шумом к платформе подошел вагон монорельса.

- Убирайтесь! Иначе я вызову полицию и заявлю, что вы мне угрожаете.

- Я не делаю ничего противозаконного. Всего лишь предупреждаю. Остальное - ваше дело, герр Фелнер, - мужчина пожал плечами и буквально растворился в воздухе.

Андреас некоторое время стоял, пытаясь справиться со смятением. Затем решительно шагнул в вагон монорельса. Двери глухо закрылись за его спиной.

Все время полета от Франкфурта до Нью-Йорка Андреас нервничал. Он пытался задремать, но не смог. Андреас злился на себя, но слова незнакомца не выходили у него из головы. Бреннан уже доказал, что не разбрасывается пустыми угрозами. Андреас потерял гастрольный тур по Штатам, на которые возлагал большие надежды, а теперь под вопросом были его выступления в других странах. Над его карьерой сгустились тучи.

И сейчас, направляясь в Нью-Йорк, он понимал, что совершает ошибку. Скорее всего, фатальную. Мудрее и проще было остаться в Вене, в объятиях влюбленного Клауса. Впрочем, Клаус тоже летел в Нью-Йорк с оркестром, вместе с которым изначально должен был выступать Андреас. Клаус горел желанием увидеть Андреаса в Нью-Йорке. А вот Андреас не хотел встречаться там с Клаусом. Этот парень своим присутствием напоминал бы ему о сорванных гастролях…

На самом деле Андреаса на этот авантюрный полет во многом сподвигли именно действия Бреннана: его наглость, заносчивость и уверенность в том, что он может решать за других, как им поступать, и портить жизнь тем, кто отказывается плясать под его дудку! Андреас кипел от негодования. И собственного бессилия что-либо изменить.

Полет в Нью-Йорк был ответом зарвавшемуся наглецу Бреннану: Андреаса Фелнера так просто не остановить, не все в этом мире решают деньги и связи, есть еще кое-что. Но это “кое-что” теперь тоже вызывало сомнение. Андреас понимал, что рискует своей карьерой и, возможно, еще очень многим из-за своего больного влечения к Матиасу. К человеку, который напоминал Андреасу о так и не прошедшей любви - об Антоне Вальковском. Любви, оставшейся только в воспоминаниях. Любви, изгаженной проклятыми фотографиями, присланными Кронбергом. Но все равно не угасшей и не переставшей жечь Андреаса жестоким огнем.

Да, Андреас видел, что в Кронберге не было ничего общего с Антоном. Не только потому, что у него было совсем другое лицо, да и фигура была более развита, чем у Антона. Кронберг и внутри был совсем другим. Он был напрочь лишен юношеской доверчивости и романтичности, которые так пленяли в Антоне. Кронберг был воплощением цинизма, эгоизма, дерзкого самолюбования и готовности при необходимости идти по трупам к известной только ему цели.

Андреас уже читал появившиеся в интернете сообщения о том, что Том Бреннан, который, как всегда считалось, составлял вместе с Элен идеальную семейную пару, воплощение американской мечты, неожиданно завел себе даже не любовницу, а любовника. Более того, ввел его в свой дом! Андреас видел фотографии Матиаса на страницах желтых СМИ: вот он выходит вместе с Бреннаном едва ли не под ручку из пафосного ресторана, вот они садятся вместе в роскошный лимузин, вот они присутствуют на каком-то приеме…

Всякий раз у него болезненно сжималось сердце, словно в этом сердце без воздуха задыхалась мечта. И теперь Андреас все сильнее задавался вопросом: а не гонится ли он опять за химерой? За образом, который сам себе создал и которого на деле не существует?

Ему казалось, что за своей циничной личиной Матиас прячет что-то другое. Но с чего он это взял? Может быть, потому, что эта личина была слишком уж законченной, идеально ограненной, с темным блеском, как опал, который Андреас некогда подарил Антону и который теперь Кронберг носил на своем пальце. Не может человек быть таким законченным циником, эгоистом, безжалостным разрушителем. В нем непременно должно быть что-то еще!

И Андреас, отодвинув в сторону пластиковый стаканчик с минералкой, снова принялся набрасывать ноты на бумагу. Он продолжал сочинять странное произведение, пока не обретшее форму. Портрет Матиаса, полный зловещих и мрачных музыкальных красок, вихрей ненависти, подавленного страха, бьющей в глаза, режущей слух безжалостности. Но в нем то и дело проскальзывали нотки чего-то иного. Эти нотки прорывались сквозь мрачную и угрюмую симфонию звуков, порой переходящую в какофонию, но присутствовали неизменно, даже становясь почти неуловимыми. Это была серебряная нить надежды в зловещем мраке. Нить в неизвестность. Возможно, этой нити суждено было оборваться: Андреас не знал, каким будет финал. Но упорно продолжал тянуть эту нить сквозь бури и громовые раскаты.

Авиалайнер несся на запад, прямо в полыхающий закат, и Андреасу казалось, что ему суждено сгореть в этом закате. Открывшаяся перед ним грандиозная панорама Нью-Йорка с его небоскребами вызывала тревогу, словно в этом городе должно было произойти нечто, что уничтожит жизнь Андреаса. Его нынешнюю жизнь.

Но по прибытии в Нью-Йорк ничего необычного не произошло. Андреас без приключений получил багаж, прошел паспортный и таможенный контроль и спокойно вышел в город, где сел в желтое такси. У Андреаса уже начиналась паранойя, он подумал: а может быть, это такси – ловушка? Нет, чернокожий таксист, дергавшийся под рэп всю дорогу, был лишь таксистом, Андреас без приключений добрался до гостиницы и заселился в номер.

Вообще-то, если он прибыл в Штаты, чтобы встретиться с Кронбергом, то лететь ему следовало не в Нью-Йорк, а в Атланту. Но Андреасу был важен именно Нью-Йорк. Во-первых, он прибыл в этот город вопреки стараниям Бреннана, сорвавшего его гастроли. Во-вторых, Андреасу хотелось, чтобы не только он двигался навстречу Матиасу, но и Матиас двигался навстречу ему.

Да, это была странная, иррациональная идея. Матиас ведь либо игнорировал телефонные звонки и послания Андреаса, либо ограничивался коротким “Нет”. Ни малейшего намека на то, что он хочет встретиться с Андреасом. Но в этом молчании и коротких “нет” Андреасу виделось нечто совсем другое. Он сам задавал себе вопрос: откуда у него взялась эта безумная, в общем-то, мысль? И не находил ответа кроме тех ночей в Берлине и Москве, когда Матиас в постели бился под ним, задыхаясь от страсти, а в его холодных серо-голубых глазах полыхала любовь - искренняя, яркая, которую невозможно спутать ни с чем! Да, только этот взгляд Матиаса, и больше ничего.

И сейчас, читая “Нет” Матиаса, Андреас видел не это короткое слово, а тот самый взгляд. Он знал, что Матиас придет. Просто знал это.

***

Атланта, декабрь 2015 года

А Матиас в это время стоял у стойки бара в гей-клубе Rivals в Атланте и лениво-равнодушным взглядом, полным собственного превосходства, оглядывал публику. Перед ним был коктейль «маргарита», который Матиас потягивал через соломинку. Правой рукой Матиас время от времени поглаживал себя по бедру, чуть отставив туго обтянутую латексными штанами задницу. Рот был полуоткрыт, светлая челка спадала на лоб.

Матиас казался воплощением порока: он откровенно снимался и при этом выглядел невероятно высокомерно. В зале уже было многолюдно, шумно и весело, Матиас ловил на себе заинтересованные, похотливые, наглые, оценивающие взгляды и молодых парней, и возрастных геев, но сам ни на ком не задерживал взгляд. Пару парней, пытавшихся было подкатить к нему, он быстро отшил. По-английски Матиас говорил очень бегло, однако акцент выдавал в нем чужака, и это лишь подогревало к нему интерес. Вообще-то после разразившегося скандала в корпорации Бреннанов и их семействе лицо Матиаса уже мелькало и в соцсетях, и на сайтах интернета, в том числе на гей-сайтах. Возможно, Матиаса узнали и многие посетители гей-клуба, просто не могли не узнать, и это придавало ситуации скандальный оттенок: любовник самого Тома Бреннана, оказавшегося геем, заявился в ночной гей-клуб. А что же его партнер? Как он к этому относится? Ревнует? Или у них свободные отношения?

Том не возражал против походов любовника в гей-клубы и спокойно относился к сексу на стороне (исключение составлял лишь Фелнер). Но Матиас знал, что охрана докладывает Тому обо всем. Правда, телохранители остались у входа в клуб, но Матиас не исключал, что в самом клубе затаились неизвестные ему соглядатаи. Ему даже хотелось, чтобы такие были. Том не сказал ему, зачем летит в Нью-Йорк. Вот пусть теперь узнАет, что его Мэт сразу отправился блядствовать.

Матиаса грызла тревога. Том неспроста полетел в Нью-Йорк именно в то время, когда туда прибыл Андреас. Он знал, что Бреннан уже испортил жизнь Андреасу, сорвав его гастроли. И думал, чем может закончиться их личная встреча, пожелай Том встретиться с Андреасом один на один.

Но эти мысли мелькали на краю его сознания. Коктейль начинал ударять в голову, и Матиас отправился на танцпол, где и смешался с толпой уже заходившихся в бешеном танце парней. Впрочем, вряд ли здесь подходило выражение «смешался с толпой». Матиас очень выделялся из толпы. И не только своей яркой внешностью и откровенным, вызывающим прикидом. Матиас не то, что был блестящим танцором с невероятной пластикой – нет, танцевал он неплохо, но ничего из ряда вон – однако привлекал внимание буквально фонтанирующей сексуальностью каждого движения, каждого жеста. То, как он поводил плечами, прикасался к своим бедрам и ягодицам, извивался, делал провокационные пассы плечами, все это выражало крайнюю степень жажды секса, откровенную, даже агрессивную жажду и заставляло других пялиться на него.

Матиас оказался в центре всеобщего внимания, но это его не смущало. Он демонстративно не замечал устремленных на него взглядов, приподняв подбородок и прикрыв глаза, что придавало ему вид высокомерный и томный. Казалось, этот красавчик просто жаждет отдаться, но не видит никого, достойного его туго обтянутой задницы.

Пара-тройка парней подкатывала к Матиасу и во время танца, пытаясь с ним заговорить, перекрикивая адский грохот гигантских колонок, но Матиас лишь окатывал их презрительной и наглой улыбкой, и те отлетали прочь, понимая, что ловить нечего.

Между тем один парень упорно не желал отвязываться от Матиаса, несмотря на презрительные, ледяные взгляды последнего. Парень был так себе: вполне миловидный, но еще совсем молодой. Наверное, ему едва-едва стукнул 21 год. Матиас же предпочитал парней не моложе себя или даже постарше. И этот милашка, крутившийся перед ним ужом, ни капли его не привлекал, тем более что Матиас в сексе предпочитал пассивную роль, а милашка явно тоже был пассивом. Матиас отворачивался в танце от вертлявого парня, демонстрируя свою туго обтянутую задницу, но того, кажется, это лишь заводило.

Матиас, наконец, слегка утомившись от бешеных танцев, вернулся к стойке, где взял еще «маргариты». Вертлявый парень увязался за ним, как и еще парочка парней. Те понравились Матиасу гораздо больше, и он был совсем не прочь пофлиртовать с ними. Во всяком случае, не выходя из клуба, чтобы не нервировать охрану.

Но вертлявый милашка буквально втиснулся между крупным парнем, приглянувшимся Матиасу, и им самим. Он едва не прижимался к Матиасу грудью, а также нижней частью туловища и смотрел на Матиаса снизу вверх – задорно и нагло.

- Эй, - презрительно проговорил Матиас. – Я тебе тут случайно не мешаю?

- Неа, совсем нет, - осклабился тот.

- А вот ты мне мешаешь. Твой член уже трется о мой, ты что, не чувствуешь?

- Чувствую. Так это ж зашибись. Тебе что, не нравится?

- Что мне может в тебе нравиться, червячок? – проговорил Матиас, потягивая коктейль через соломинку. – В тебе вообще ничего нет.

- А что тогда твой член колом стоит? Думаешь, я не чувствую?

- Стоит, но только не на тебя!

- Ага, так я тебе и поверил.

- Слушай, вали отсюда, а? Парень, ты не в моем вкусе. Ну вот, ни разу ни в моем.

- Давай свалим вместе, - тут же предложил парень.

Матиасу нравилась его наглость, она была сродни его собственной наглости. Но, пожалуй, это было единственное, что нравилось ему в этом парне. Больше ничего.

- Джейк, - проговорил парень, протягивая руку,

- Мэт, - Матиас помедлил немного, словно раздумывая, стоит ли отвечать на рукопожатие, но затем все же с царственным видом протянул Джейку свою холеную руку.

- Мэт! А! Значит, ты и есть он, - сказал Джейк.

- Кто он? – ледяным голосом осведомился Матиас.

-Бойфренд Бреннана, - не смущаясь, пояснил тот.

- Это не твое дело, чей я бойфренд, - процедил Матиас.

- Ха, ну и как он в постели? – безо всякого смущения продолжал Джейк. – Трахается-то хоть хорошо? Он же по возрасту тебе в папаши годится!

- Блядь, вали! – бросил Матиас.

- Да ладно тебе! – примирительно сказал парень. – Просто о тебе много говорят. Вот даже в новостях показывали.

- Ну, вот он я, - нагло ухмыльнулся Матиас. – Ты меня даже потрогал. Потерся членом о мой член. Можешь гордиться и всем рассказывать.

- Ну, членами мы терлись через штаны, - с огорчением заметил Джейк.

- Извини, меня твоей член без штанов как-то совсем не привлекает.

- А ты его видел?

- И видеть не хочу. Мне хватило.

- Ничего тебе не хватило! У тебя на роже написано, что ты отдаться хочешь.

- Уж не тебе, во всяком случае. Моя задница слишком хороша для твоего писюна.

- Гы! – парень лыбился, смутить его, кажется, было просто нереально. – Да ладно, мой писюн как раз для твоей разношенной сойдет! Ты ж трахаешься как кошка, это все знают!

- Завидуешь? Видно, на тебя такого спроса нет.

- А ты почем знаешь! Я очень даже популярен. Мэт, пошли перепихнемся!

- С тобой – никакого желания.

- Да ладно, темная комната битком набита! Там тебя и я, и другие оприходуют!

Мэт поморщился. Трахаться в темноте непонятно с кем… Нет, он обычно не трахался в темных комнатах ночных клубов, полагая, что это удел старых извращенцев или таких уродов, с которыми никто просто так не согласится трахаться ни за какие деньги. Ну, или угашенных и обдолбанных ублюдков, которым пофиг, с кем и где трахаться. В каких позах. В презервативах или без.

Но темные комнаты Матиаса, как ни странно, привлекали. Пусть он никогда не занимался в них сексом, но там он испытывал чувство риска, азарта, порождаемые неизвестностью, которая таилась в непроглядном мраке, полном похоти, стонов, шлепков и жарких поцелуев.

И он отправился вместе с Джеком в темную комнату. Он в любом случае отправился бы туда, даже если бы не подвернулся вертлявый Джек. Хотя бы просто чтобы соблюсти традицию. Матиас считал, что если ты не был в темной комнате, значит, ты не был в самом клубе.

Темная комната, точнее целый лабиринт небольших комнатушек, разделенных на перегородки, был действительно полон людей. Здесь стоял полный мрак, из которого то и дело тянулись чьи-то руки, ощупывавшие Матиаса: его член, яйца, задницу, грудь… Кто-то пытался его поцеловать, но Матиас брезгливо отшатывался. Он не только не трахался в темных комнатах, но никогда и не целовался в них. Случай с Фелнером в берлинском клубе был лишь сбоем в программе.

Сам он тоже протягивал руки, двигаясь наощупь и то и дело на кого-то натыкаясь: то на кого-то пузатого, то, наоборот, тощего, то высокого, то низкого. Джейк, который шел за Матиасом, исчез: то ли был уже перехвачен кем-то, то ли сам кого-то перехватил.

Неожиданно Матиас почувствовал на своих плечах сильные руки и замер. У него перехватило дыхание. Он очень любил, когда его сильно и властно брали за плечи. Он, привыкший манипулировать сильными, властными мужчинами, умеющий ставить их на место, даже унижать, обожал оказаться во власти не просто сильного, а имеющего на него право. Матиас чувствовал таких людей. По чему-то неуловимому в лице, голосе, жестах. По тому, как к нему прикасались. Вот так уверенно и властно, как сейчас. Незнакомец был такого же роста как Матиас и примерно такого же телосложения. Он резко развернул парня к себе. В темном лабиринте было хоть глаз выколи, и лица незнакомца разглядеть было невозможно, но Матиас по тысяче признаков определил, что это – молодой парень, примерно одного с ним возраста. Это совершенно точно был не Джейк, тот был худощавее и ниже. Парень не произносил ни слова, его руки обнимали Матиаса, забираясь под футболку. Горячие, сухие губы впились в губы Матиаса.

Вообще-то Матиас не любил целоваться непонятно с кем, тем более в темной комнате. Но все произошло внезапно, а в прикосновениях незнакомца, его ласках и поцелуе было нечто опьяняющее. Того, что Матиас давно не испытывал, даже во время изощренных сексуальных забав с Томом. Внутри зазвучал сигнал тревоги: «Остановись! Остановись!» Но горячая волна желания уже накрыла Матиаса. Он страстно захотел, чтобы им овладели, прямо здесь, в темноте, неизвестно кто – властный и решительный.

Матиас задрал футболку парня и ощутил его горячее, мускулистое тело, стоявшие торчком соски на подкачанной груди. Он подался вперед, их упругие, мускулистые животы сошлись, члены прижались друг к другу, и это было для Матиаса непередаваемым ощущением. Неизвестность и темнота добавляли остроты. Матиас с наслаждением подставлял свое лицо губам незнакомца, тот жадно покрывал его поцелуями, лаская гладкое, упругое тело Матиаса. С их губ не слетало ни звука. Проходившие мимо и стоявшие вокруг похотливые самцы пытались присоединиться к этой парочке, опьяненной страстью, но и Матиас, и его неизвестный партнер бесцеремонно отталкивали всех.

Матиас расстегнул свои штаны и принялся расстегивать джинсы незнакомца, но тот отстранил его и сделал это сам. Матиас начал было опускаться, чтобы взять в рот набухший член незнакомца, который, судя по всему, имел немалые размеры. Еще одно безумие: Матиас всегда тщательно берег себя от контактов, которые могли иметь нежелательные последствия для здоровья. Но незнакомец не позволил этого сделать. Он резко повернул Матиаса лицом к стене и быстро стянул с него штаны. Матиас не сопротивлялся. Он хотел, чтобы его взяли. Чтобы его взял именно этот сильный и решительный парень. Он только проверил: есть ли на нем презерватив: Матиас слишком хорошо знал привычку многих завсегдатаев темных комнат в гей-клубах практиковать незащищенный секс. По счастью, презерватив на незнакомце был.

Матиас, опираясь руками на стену, шире раздвинул ноги, выгнул спину и выставил свою упругую задницу. Незнакомец действовал решительно, но неумело. Матиас понял это сразу. Ему понравилась решимость парня, она заводила, и ему было немножко смешно чувствовать, как парень тычется в него, не в силах сразу найти желанное отверстие, хотя оно у Матиаса, как верно догадался Джейк, было изрядно разношенным.

Матиас помог парню войти, и тот стал действовать жестко, решительно, торопливо. Он схватил Матиаса за волосы, заставил его запрокинуть голову, а сам вторгался в него резко, без каких-либо нежностей и по-прежнему не издавая ни звука. Матиас поначалу тоже хранил молчание, но чем глубже и резче проникал в него незнакомец, чем сильнее задевал он чувствительную точку, тем чаще с губ Матиаса срывались стоны. Его трахали – грубо, жестко, сильно, глубоко. Это было то, что он любил, то, чего он всегда хотел, о чем грезил во время секса с Томом, который порой тоже практиковал жесткий секс и иногда играл с Матиасом в bdsm-игры, а пару-тройку раз они даже занимались фистингом. Но все же Том предпочитал ласки и ваниль. Матиас был не против, но ему не хватало жесткача: вот такого, без слов, соплей и сантиментов. Без скидок на что либо. И сейчас он это получал, отдаваясь незнакомому парню с наслаждением и страстью. Одновременно он надрачивал свой член, и когда парень, наконец, застонал и вместо быстрого темпа стал входить Матиаса медленными рывками, задыхаясь и рыча, Матиас тоже бурно разрядился прямо в стену и оперся о нее в полном изнеможении. Сзади на него навалился его партнер.

Так они стояли некоторое время. Туман наслаждения понемногу рассеивался. Матиас уже натягивал брюки, чтобы выйти из темного лабиринта и так и не увидеть лица парня, который его трахал (а зачем ему было его видеть? Это не более чем случайный секс), как вдруг парень, тоже натягивавший джинсы, произнес вполголоса:

- Да, супер. Ты просто течная сучка. Понимаю теперь своего папашу.

Матиас вздрогнул. Застыл. Если бы кто-то увидел его лицо в темноте, то поразился бы: на обычно бесстрастном лице Кронберга были написаны растерянность и нечто вроде отвращения.

Он выхватил из кармана зажигалку, и в свете ее огонька увидел перед Джаса. Тот смотрел на Матиаса и довольно ухмылялся.

- Спасибо Джейку, что заволок тебя сюда. Это я его попросил, - пояснил Джас. – Ну что, красавчик, как тебе со мной? Наверное, лучше, чем с моим папашей?

- Мудак! – глухо прорычал Кронберг. – Ты…мудак!

- Что такое? – притворно удивился Джас. – Малыш расстроился? А мне казалось, что тебе очень даже понравилось. Я давно хотел тебя трахнуть. Посмотреть, чем ты так привлек моего брата, что он подарил тебе кольцо. Кажется, теперь понимаю.

- Заткнись! - прошипел Кронберг. – Зачем ты это сделал? Мудак безбашенный!

Джас довольно заржал, а Кронберг, выматерившись по-русски, заехал ему с размаху в глаз, пулей вылетел из темного лабиринта, а затем и из гей-клуба, на ходу накидывая на плечи красную куртку.

Джас смотрел ему вслед, потирая ушибленный глаз.

- Вот же блядь, – пробормотал он. – Ему не похуй, с кем трахаться?

========== ГЛАВА 18. В ЭПИЦЕНТРЕ БУРИ ==========

ГЛАВА 18. В ЭПИЦЕНТРЕ БУРИ

Атланта, декабрь 2015 года

События вокруг Brennan Corporation нарастали как снежный ком. Публикации в интернете и СМИ, запущенные Кронбергом при помощи незадачливого Лейка, спровоцировали сход лавины. СМИ почуяли запах жареного: гигантский монстр Brennan, казавшийся несокрушимым, внезапно получил тяжелую рану. На запах крови слетелись стервятники.

У Brennan было немало конкурентов. Элен Бреннан, стоявшая у руля с того дня, как Великий Джо сошел в могилу, проводила жесткую политику, направленную на нейтрализацию, а то и полное финансовое уничтожение конкурентов. Для этого использовались все возможные способы. Элен уничтожила бы всех противников, если бы не жесткие антимонопольные законы США. Поэтому Brennan терпела конкурентов. Точнее, позволяла им существовать, но не давала ни на дюйм выйти за четко очерченные для них границы рынка. И даже в этих границах они могли действовать лишь на условиях, продиктованных Brennan.

Антимонопольная служба США не раз возбуждала расследование, но всякий раз в действиях Brennan не находили нарушений законодательства. Да, Brennan балансировала на грани нарушения закона, но благодаря умелым действиям руководства, в первую очередь Элен, ни разу не преступила черты, за которой могли начаться неприятности.

Само собой, конкуренты ждали своего часа. Они надеялись, что однажды гигантский корабль Brennan, становившийся все более массивным и неповоротливым, все-таки выйдет за буйки фарватера и тогда по нему можно будет открыть огонь изо всех орудий, давно стоявших в полной боевой готовности.

Но неожиданно выяснилось, что на самом корабле что-то случилось. В машинном отделении прогремел взрыв, в обшивке образовалась пробоина, и корабль, хотя и продолжал двигаться, но начинал медленно оседать под воду. Пока было неясно, насколько критичны повреждения корабля, но было очевидно: час конкурентов пробил. И они отчаянно принялись палить из всех орудий, натравливая на Brennan все возможные государственные контролирующие органы и многочисленные СМИ.

Котировки акций Brennan на мировых биржах стремительно снижались. Их падение пока не достигло критического уровня, но было ясно, что тенденция угрожающая. Ситуация усугублялась тем, что Элен, вынужденная оставаться во Франкфурте, упорно отказывалась подать в отставку с поста первого вице-президента корпорации, изо всех сил цепляясь за власть, которая уже ускользала из ее рук.

Том говорил с ней по телефону всего два раза. Но второй разговор длился всего несколько секунд. Том лишь успел сухо поприветствовать жену и начать: «Элен, мне неприятно это говорить, но необходимость такова…», как был прерван коротким «Нет», после чего в трубке раздались отбойные гудки. Было ясно, что Элен заняла глухую оборону. А Том слишком хорошо знал свою жену и понимал, что долго отсиживаться в окопе она не будет. Элен обязательно пойдет в атаку, и Тому было не по себе при мысли о том, что может устроить разъяренная Горгона.

Сейчас Том понимал, что ему как никогда необходим Мэт. С которого все, собственно, и началось. Началось как банальная интрижка с очередным красавчиком, каких у Тома были десятки, а теперь превратилось в светопреставление, когда на кону оказалась судьба гигантской корпорации, миллиарды долларов и человеческие судьбы.

Том видел, что его Мэт старается изо всех сил. Что как директор PR-департамента парень оказался в нужном месте и в нужное время. Несмотря на свою молодость и отсутствие опыта, Кронберг обладал сверхъестественным чутьем, позволявшим ему в критической ситуации принимать верные решения, делать рискованные, но точные ходы. Том ловил себя на мысли, что и Элен точно так же выезжала на сверхъестественном чутье, позволявшим ей наносить прицельные удары по противникам и вести корабль Brennan сквозь бесчисленные минные поля. Это чутье ей не отказывало до тех пор, пока не появился Кронберг. Последний самим своим появлением как будто парализовал и волю, и ум Элен, казавшиеся прежде несокрушимыми.

Том, почувствовавший вкус власти, теперь бранил себя за то, что долгие годы лишал себя этого удовольствия, опасаясь взять то, что принадлежит ему по праву. Но Мэт – в этом было его отличие от Элен – не пытался отобрать у него власть, а наоборот, сам вкладывал власть ему в руки, подталкивал, подбадривал. Да, Мэт был еще очень молод, но в нем чувствовалась несокрушимость. И дьявольская способность выживать.

Том понимал, что без Мэта он не справится с огромным кораблем, получившим пробоину и подвергающимся интенсивному обстрелу. Само присутствие Мэта на многочисленных антикризисных совещаниях, которые теперь приходилось проводить Тому, его едва заметная ободряющая улыбка, незаметные подсказки чуть заметным кивком или, наоборот, отрицательным покачиванием головы, даже легкое движение мизинца – все это направляло Тома, придавало ему уверенности. Он все больше зависел от Матиаса: психологически, эмоционально, сексуально… И он страшился, что может потерять Мэта. Ему хотелось крепче привязать его к себе, и потому он больше не скрывал, что сожительствует с Мэтом и намерен развестись с женой. Все равно картинка идеальной семейной жизни уже была порвана в клочья.

В эпицентре скандала оказалась не только Brennan, но семейная жизнь ее владельцев. Информация в сети и СМИ распространялась стремительно. Было уже общим местом что Том Бреннан на самом деле постоянно, много лет изменял жене, причем, в основном, с мужчинами. По сети гуляли фотографии Тома с молодыми людьми. Трое молодых красавцев, долго державших рот на замке, теперь дали откровенные интервью «желтым» сайтам, причем зарегистрированным не в США, а в Европе и Южной Америке. Прежде их заставляли молчать полученные деньги и угрозы парней Скелтона, но теперь твари почуяли, что настал момент для безнаказанных откровений, что служба безопасности Brennan ничего не посмеет им сделать, ибо все подозрения сразу падут на Тома и скандал лишь разрастется. Удивительно было, что посмели открыть рот только трое (а ведь у Тома было по меньшей мере несколько десятков любовников, а может, и больше сотни, он не считал). К счастью, эти трое не обвиняли Тома в сексуальных преступлениях, домогательствах, насилии и прочем. Они всего лишь рассказывали, что у них с Томом Бреннаном действительно были любовные связи. Добавляли пикантные подробности. Пожалуй, самым пикантным было интервью на сайте (фактически порносайте), где парень, в прошлом эскортник, подробно описывал член Тома и то, как Том трахал его в задницу. Однако интервьюируемый отрицал, что лег с Томом Бреннаном в постель за деньги. Словом, описывался неописуемый (в любопытных глазах добропорядочной публики) разврат, но разврат по обоюдному согласию.

Том уже отдал приказ Скелтону добраться до этих троих. Все эти твари должны были ответить. Но позже. Много позже. Когда скандал утихнет, и все о нем позабудут, как забыли о тысячах других сексуальных, финансовых и прочих скандалах, некогда сотрясавших американское и мировое медийное пространство.

О любовниках Элен Бреннан тоже говорили, но как-то глухо. Тут были лишь намеки на то, что такие любовники имелись, но ничьи имена не назывались. В отличие от Тома Элен действительно хорошо умела заметать следы. К тому же, на страже ее интересов стоял Скелтон, который сам был ее любовником. Но и здесь многое зависело не от Скелтона, а от Кронберга, который располагал соответствующим компроматом. Однако в этом случае Кронберг не пускал в ход свои материалы. Скелтона это и радовало и беспокоило. На кону стояла его карьера, и эта карьера зависела теперь от циничного, беспринципного мальчишки, который и впрямь оказался болезнетворной бациллой как для семейства Бреннанов, так и для всей их гигантской корпорации.

Масла в огонь неожиданно подлил и Джас Бреннан, который, хоть и не давал интервью осаждавшим его репортерам, но на своей странице в «Фейсбуке» разразился несколькими длинными постами, в которых описывал Кронберга как беспринципную тварь, нагло разрушившую семью, своего отца – как безвольного слабака, идущего на поводу у любовника, а свою мать… Вот о матери Джас высказывался очень аккуратно. Он лишь выражал уверенность, что все обвинения в ее связях с криминальным, кровавым бизнесом в Африке и на Ближнем Востоке окажутся полной чушью, а виновные в их фабрикации понесут ответственность. Это выглядело довольно неубедительно, учитывая, что за дело взялось ФБР, а также следственные органы других стран.

Положение, в котором оказалась Элен Бреннан, становилось все более угрожающим, и слова ее сына вряд ли могли поколебать сформировавшееся мнение о том, что именно авантюры Элен стали главным источником бед, свалившихся на Бреннанов.

Разумеется, многое писали и о Кронберге: как о новом любовнике Тома Бреннана и его фаворите в компании. Скандальным считался даже не тот факт, что Бреннан открыто стал житьс молодым мужчиной, а то, что Кронберг в считаные месяцы сделал стремительную карьеру в корпорации, заняв один из ключевых постов. Это считалось откровенным нарушением корпоративной этики и даже конфликтом интересов.

Но тут произошло самое интересное. Общественное мнение, изначально настроенное против Кронберга, которого считали шлюхой, делавшей карьеру на своей заднице, неожиданно стало склоняться в его пользу. Этому способствовали личные качества самого Матиаса. Именно он, заняв пост директора PR-департамента, стал медийным лицом Brennan, то есть занял место, которое некогда цинично обещал незадачливому Лейку.

С первого дня пребывания в новой должности Кронберг взял инициативу в свои руки, раздавая интервью направо и налево и буквально не слезая с телеэкранов. Действовал он на удивление умело и талантливо, словно специально обучался искусству актерского мастерства и пиара. Он сразу стал упирать на то, что бизнес Brennan абсолютно прозрачен и законен, свидетельством чему являются итоги многочисленных финансовых и прочих проверок. Нет сомнений, что и новые проверки, инициированные министерством финансов США, сенатским подкомитетом по финансовому контролю, антимонопольной службой, министерством юстиции и, наконец, ФБР, лишь подтвердят очевидное: Brennan Copporation никак не связана с нелегальным бизнесом, ни прямо, ни косвенно. При этом, говоря о корпорации, Кронберг старательно избегал выражения «кровавые алмазы».

Зато, говоря об Элен Бреннан, формально сохранявшей пост первого вице-президента корпорации, Кронберг принимал не осуждающий, но задумчиво-грустный вид. Он производил впечатление молодого человека, который сам, вместе с аудиторией, пытается понять, как могла такая женщина как Элен Бреннан, казавшаяся живым воплощением американской мечты, иммигрантка, пробившаяся в самые верхи бизнес-элиты, как могла эта женщина оказаться вовлеченной в отвратительный бизнес, связанный с гражданскими войнами в Африке, нелегальным экспортом «кровавых алмазов», поставками оружия для экстремистских группировок на Ближнем Востоке. Да, Кронберг неизменно подчеркивал, что все эти обвинения еще требуют доказательств и вину миссис Бреннан может установить только суд. Но в целом его эскапады, касавшиеся Элен, создавали у аудитории полное впечатление ее виновности, рисовали образ циничной, алчной, бессердечной, двуличной женщины, погрязшей в преступлениях.

Кронберг говорил по-английски бегло, но с весьма заметным акцентом, однако даже это странным образом придавало убедительности его словам, создавало некий шарм. Он совершенно не походил на пресс-секретарей корпораций, которые с приклеенными улыбками или фальшиво-многозначительными лицами пытаются профессионально лгать. Нет, Кронберг, своим нетипичным имиджем вызывал доверие публики: он не убеждал, не переубеждал, не отрицал, не угрожал, но как будто размышлял вместе со всеми: как же все это могло случиться?

Несмотря на ограниченность времени и жесткие рамки телеэфира, он даже умудрялся пускаться в философские рассуждения. О том, что изначально толкает человека на чудовищные поступки. Именно в эти рассуждения он и вплел историю об Антоне Вальковском - первом сыне Элен. О его существовании знали очень немногие, а в официальных биографиях Элен он вообще не упоминался. А Кронберг с изящно-задумчивым видом вывалил эту историю в одном из телеэфиров, рассказав, что Элен в свое время бросила своего сына в России на произвол судьбы, погнавшись за выгодным замужеством в США, и что ее ребенок очень страдал из-за поступка матери. Кронберг дошел до того, что задавался вопросом: была ли гибель Антона в автокатастрофе случайной. Он говорил, что не хочет думать о версии убийства сына Элен (хотя слово «убийство» он повторил три или четыре раза, незаметно внедряя его в сознание телезрителей вкупе с намеком на возможную причастность к этому Элен). По словам Кронберга, возможно, это было самоубийством отчаявшегося подростка, лишенного материнской заботы. Он не преминул рассказать о том, что хорошо знал сына Элен и не постеснялся продемонстрировать перед телекамерой кольцо с черным опалом, которое было подарено ему Антоном. С простодушно-непосредственным видом рассказал о том, что знал Антона и что тот да, действительно, в последние месяцы перед смертью очень страдал от того, что оказался совершенно не нужен матери. У него была настоящая депрессия, и, возможно, именно она подтолкнула юношу к тому, чтобы сесть пьяным за руль. Все мысли Антона тогда были о том, почему мать с ним так поступила, завершил свою мысль Кронберг, вбивая самый крепкий гвоздь в гроб репутации Элен Бреннан.

Само собой, значительная часть вопросов касалась и его самого, а также его роли в крушении семьи Бреннанов (хотя бракоразводный процесс еще не начался, но было ясно, что никакой семьи больше нет, да, как оказалось, никогда и не было). Здесь Кронберг с видом, полным собственного достоинства, говорил, что считает себя не вправе отвечать на вопросы, касающиеся личной жизни. Что он не видит в своей карьере никакого нарушения корпоративной этики или конфликта интересов. Впрочем, конечное решение должен принимать совет директоров Brennan, заседание которого запланировано на самое ближайшее время. И если совет директоров сочтет его пребывание в корпорации нежелательным, то он сразу же подаст в отставку. В конце концов, ему не впервые начинать с нуля, до прихода в Brennan он сам создал финансово-аналитическую фирму и это был весьма удачный стартап, поэтому он, Кронберг, не собирается держаться за свое нынешнее кресло двумя руками. И, кстати, желает того же миссис Бреннан, которая уже несколько раз отказалась добровольно покидать пост первого вице-президента корпорации, хотя не может не понимать, что в нынешней ситуации это бросает тень на Brennan.

Том Бреннан, которого публичные откровения Кронберга, поначалу шокировали и он даже закатил своему любовнику пару скандалов, в конце концов, признал, что выбранная Мэтом стратегия оказалась весьма удачной. Возможно, даже наилучшей в этой ситуации. Опросы общественного мнения, проведенные по заказу Brennan, показывали значительное преимущество тех, кто считал, что во всем повинна Элен Бреннан с ее непомерным честолюбием и авантюризмом. Меньшинство считало, что бизнес Бреннанов изначально являлся криминальным. По поводу каминг-аута Тома и его сожительства с Кронбергом мнения разделились примерно 50 на 50, и это было уже совсем неплохо.

Но если Том был доволен действиями Матиаса, то Элен, по-прежнему остававшаяся во франкфуртском заточении, готова была лезть на стенку от бессильной ярости. Она уже проклинала тот день и час, когда в своей самоуверенности приняла решение отправиться в длительную деловую поездку по разным континентам, рассчитывая держать мужа в напряжении и, возвратившись, дать пика под зад Кронбергу. Это было ее роковой ошибкой. Теперь она даже не могла вернуться в США, поскольку ФБР уже получило ордер на ее арест.

Это был конец. Конец блестящей карьеры Элен Бреннан, которую она сделала с таким трудом. Ради которой пожертвовала всем. В первую очередь маленьким сыном, память о котором теперь так цинично извалял в грязи Кронберг. Кронберг. И он должен был за это ответить.

***

Франкфурт-на-Майне, декабрь 2015 года

- Да, Крис, адвокаты уже прибыли, встреча через час, - Элен в этот раз не курила в окно, а лежала на кровати в палате франкфуртского госпиталя, больше смахивавшей на президентский люкс. – Меня интересует другое. Ты говорил, что этот Фелнер прилетел в Нью-Йорк. И туда же прибыл мой идиот-муж. Отлично. Они намерены встретиться? Более чем отлично. Ты знаешь, что делать. Удачи!

Элен отключила звонок, на ее бледных губах появилась мстительная улыбка. «Не думай, Кронберг, что ты неуязвим. У тебя тоже есть уязвимое место, и я ударю по нему со всей силы, так же, как это делаешь ты, мразь!»

Она открыла лэптоп и принялась знакомиться с малоприятными документами, касавшимися расследования ФБР, которые ей предстояло обсудить с адвокатами.

***

Нью-Йорк, декабрь 2015 года

Андреас, не спеша, шел по многолюдной Пятой авеню, полной предрождественской суеты. Он направлялся в музей Метрополитен, чтобы увидеть собрание европейской живописи. Поначалу он хотел отправиться на Бродвей, но передумал. Там, на Бродвее, должны были состояться его выступления. Которым теперь не суждено было состояться. Андреас хотел бы пройтись по Бродвею как король и покоритель, но не мог идти по этой улице, ощущая себя изгоем и побежденным. Побежденным нагло, подло, бесчестно. Он хотел абстрагироваться от происходящего и решить, наконец, стоит ли лететь в Атланту, потому что Матиас так и не ответил ни на одно из его посланий.

Андреас был уже в двух кварталах от Метрополитен-музея, и пестрая, разноязыкая толпа туристов становилась все гуще, когда путь ему преградил громила в строгом темном костюме, а еще через мгновение рядом с ним вырос такой же.

- Мистер Фелнер, с вами хотят поговорить, - произнес тот, что появился первым.

- Что это значит? – пытаясь справиться с волнением, произнес молодой человек. – Кто вы такие?

- С вами хотят поговорить, - проигнорировав вопрос, повторил громила.

- Пропустите меня! – потребовал Фелнер. – Или я позову полицию.

- Не советую, - изрек громила. - И не беспокойтесь. С вами просто хотят поговорить, вам не сделают ничего плохого.

Только сейчас Фелнер обратил внимание на припарковавшийся рядом шикарный лимузин, дверца которого распахнулась, и в ней появился Том Бреннан собственной персоной.

- Доброе утро, мистер Фелнер, - произнес он с самой любезной улыбкой. – Вижу, что вы все-таки приехали в Нью-Йорк, хотя никаких особенных дел у вас здесь теперь нет.

- Вас не касаются мои дела, - резко ответил Фелнер, от волнения говоря с гораздо более сильным немецким акцентом, чем обычно.

- Думаю, вы сами знаете, что кое-какие ваши дела меня очень касаются, - с той же улыбкой заметил Бреннан. – Прошу вас, садитесь в машину. Здесь нам удобнее будет поговорить, чем в толпе на улице.

- Нам не о чем с вами говорить, Бреннан!

- Вы сами знаете, что это не так, Фелнер. И вы знаете, какие последствия имел ваш предыдущий отказ. Не повторяйте своей ошибки, ни к чему хорошему это не приведет. Лучше выслушайте меня, и, возможно, мы придем к согласию. В конце концов, если вам мои предложения не подойдут, вы вправе будете отказаться.

Андреас колебался. Он ненавидел Бреннана всей душой и охотнее всего задушил бы его собственными руками. К сожалению, это не представлялось возможным.

- Хорошо, - проговорил он, садясь в лимузин рядом с Бреннаном и откидываясь на мягкую спинку, - я слушаю вас.

Телохранитель захлопнул дверцу, лимузин мягко тронулся с места.

- Куда вы меня везете? – поза Андреаса сразу стала напряженной.

- Не беспокойтесь, никто не собирается вас похищать, - небрежно бросил Бреннан. – Просто стоянка в этом месте запрещена. Мы сделаем круг по Манхэттену. Я готов высадить вас на том же самом месте, где вы сели в машину. Или доставить вас, куда вам будет угодно.

- Даже к Матиасу Кронбергу? – эти слова сами собой сорвались с уст Андреаса.

Бреннан, сидевший в расслабленной позе и с самодовольной улыбкой, дернулся, словно ужаленный и зло посмотрел на Андреаса.

- Мэта нет в Нью-Йорке, - процедил он сквозь зубы.

- Зато вы сами оказались здесь, - насмешливо заметил Андреас. – Прибыли специально, чтобы повидаться со мной, мистер Бреннан?

Эти слова еще больше разозлили Тома. Фелнер попал в точку: именно для этого Бренан и прибыл в Нью-Йорк.

- Наш предыдущий разговор, кажется, не произвел на вас должного впечатления, - проговорил Том, сдерживая гнев. – Но теперь, думаю, вы получили возможность убедиться, что я не бросаю слов на ветер, - Бреннан снова улыбался небрежно и самодовольно. – Я обещал вам крупные неприятности, и вы их получили. Ваши выступления в США уже сорваны. Прочие выступления – под серьезной угрозой отмены. И я гарантирую, что они не состоятся. Во всяком случае, бОльшая их часть. Кое-где в Европе вы еще сможете выступать. У себя в Австрии. Может быть, в Риме, хотя и там у меня есть влияние. О концертах во Франции, Великобритании, Германии, Испании, Восточной Европе, России можете забыть. О Китае и Японии даже не думайте. Как и о Южной Америке. Впрочем, - презрительно усмехнулся он, - так и быть, оставлю вам Австралию. Ближний Восток. Хотите выступать в Сирии или Ираке? Возможно, там вы найдете поклонников. Ну, и, разумеется, Африка ждет вас с распростертыми объятиями.

- Да, я уверен, что вы сумеете организовать мои выступления в Сьерра-Леоне, - съязвил в ответ Андреас. - Судя по тому, что пишут, у вашей семьи, отличные связи в этой стране. Может быть, мне даже заплатят гонорар настоящими алмазами?

Бреннан сжал кулаки, в его глазах мелькнула ярость. Жалкий музыкантишка снова попал в точку.

- У вас нет ничего, кроме сарказма, Фелнер, - процедил он, - но ваш сарказм все равно что комариные укусы. А я вас могу прихлопнуть как комара. Мои возможности вам известны. И вы познакомились еще не со всеми из них. Хотите испытать на себе и другие?

Фелнер задумчиво смотрел в окно. Они двигались по кругу Фредерик Дуглас. Машин здесь было немного: справа зеленой стеной стояли деревья Центрального парка, и Фелнеру безумно захотелось выскочить из проклятого лимузина и исчезнуть в глубине парка, чтобы рядом не было проклятого Бреннана. Чтобы был только он один. И чтобы звучала музыка. Музыка, в которой жил Матиас, музыка которая должна была стать ключом к душе Матиаса, таившей нечто… Да таила ли душа Матиаса хоть что-то? Андреас не знал, и ему стало страшно при мысли о том, что он рискует ради красивой оболочки, не скрывающей в себе ничего, кроме холодной и темной пустоты. «Так и есть, - услышал он как будто наяву голос Матиаса – Так и есть. Я пуст и холоден. Я – ничто». Но голос был насквозь лживым.

- Хочу, чтобы вы понимали, Фелнер, - Бреннан откинулся на спинку лимузина, глядя прямо перед собой, и цедил слова лениво и небрежно. – Если вы не откажетесь от Мэта, то я испорчу вам жизнь окончательно. Ваша музыкальная карьера рухнет. Я испорчу вашу репутацию. У меня есть все возможности найти и подкупить людей, которые выступят свидетелями против вас, выдвинув самые… грязные обвинения, от которых вы не отмоетесь до конца своей жизни. А если даже попробуете это сделать, то вскоре убедитесь, что это бесполезно. Будут появляться все новые свидетельства, возникать все новые доказательства. Совращение, изнасилование, соучастие в каких-нибудь грязных махинациях. Возможно, даже причастность к убийству. Вам будет грозить тюрьма, Фелнер. И никакие адвокаты вас не спасут, тем более что и денег на адвокатов, у вас не будет. Вам их просто неоткуда будет взять. С вами никто не будет иметь дела, вы превратитесь в изгоя. Двери всех приличных домов перед вами закроются. Более того, - с ленивой усмешкой продолжал Бреннан, - вы и жилья найти не сможете. Уж я позабочусь, чтобы вам везде отказывали. Просто буду предлагать более высокую цену хозяину любого дома, любой квартиры, которую вы решитесь снять.

- Возможно, ваши шпионы забыли вам сообщить, что у меня есть собственная квартира в Вене, - с трудом кривя пересохшие губы в усмешке, заметил Андреас.

- Вы ее лишитесь, - уверенно заявил Бреннан. – Можете даже не сомневаться. Существует тысяча способов: и вполне законных и не вполне. Учитывая мои возможности…

- Да, да, я уже убедился в ваших возможностях. Весьма впечатляюще, не буду отрицать. Бреннан, я одного не могу понять. Из ваших слов выходит, что вы готовы потратить миллионы, даже многие миллионы только на то, чтобы я не приближался к Матиасу. А раз так, значит, вы безумно меня боитесь. Вы. Меня. Почему?

Андреас повернулся и взглянул на Тома. Тот тут же отвернулся, глядя на проплывающее в окне безликое здание. Но потом все-таки повернулся к Андреасу.

- Я боюсь вас? – его тон был деланно презрительным и оттого фальшивым, видна была некая растерянность и досада. – Впрочем… впрочем, почему нет? Да, Фелнер, я боюсь вас. Не буду скрывать, у нас с Мэтом свободные отношения. Мы с самого начала договорились, что каждый из нас время от времени может иметь секс на стороне. В разумных пределах, конечно. Я сам предложил это Матиасу, поскольку… поскольку таков стиль жизни. Я всегда ценил разнообразие. Я и сейчас не прочь уложить в свою постель какого-нибудь красивого мальчика… вроде вас, Фелнер. Почему бы и нет? Мэт повторю, хорош, очень хорош. И мне даже нравится, что он так притягателен для других. Не буду скрывать, я возбуждаюсь, когда его трахает кто-то другой. Удивительно, правда? На самом деле я чувствую в такие моменты, что принадлежит-то он мне. И он никуда от меня не уйдет, потому что только я могу дать ему то, к чему он стремится. А Мэт очень честолюбив, властолюбив и жесток… Это меня даже пугает. Но именно поэтому ему нужен я, и никто другой. С кем бы он ни трахался, он все равно возвращается ко мне, как возвращается к хозяину пес, погнавшийся за течными сучками. Он возвращается ко мне, - повторил Бреннан словно мантру. – Но вы, Фелнер, - тут он посмотрел Андреасу прямо в глаза, - вы - тот, от которого Матиас может ко мне не вернуться. Вот в чем проблема.

У Андреаса пересохло в горле. Он растерянно смотрел в глаза Тома Бреннана, полные злости, ревности, неуверенности и страха. И не знал, что ответить.

- Хотели получить ответ? – угрюмо усмехнулся Бреннан. – Вы его получили. Знаете, Фелнер, я ведь принадлежу к тем, кто родился с серебряной ложкой во рту. Таким как я завидуют, таких ненавидят. Но, возможно, именно поэтому я всегда хорошо знал, что за деньги не все можно купить. Есть нечто, что не продается и не покупается. Это можно разве что получить в подарок… или не получить вообще.

- Например? – это все, что был в состоянии выговорить Андреас.

- Счастье, свобода, - вздохнул Бреннан.

- А любовь? – вдруг спросил Андреас

- Любовь… Мэт подарил мне то, чего я всегда был лишен. У меня никогда не было свободы и счастья. Слишком много обязательств, условностей. Я жил по чужим лекалам. Да, отклонялся от этих лекал, но расплачивался за это страхом. Страхом разоблачения. Матиас оказался тем, с кем я почувствовал себя счастливым и свободным. Сам не понимаю, как он это сделал… Все произошло так стремительно… Но это случилось. Счастье и свобода. Не знаю, люблю ли я Мэта. Но он мне нужен. Нужен. И я его оставлю себе, и ради этого не остановлюсь ни перед чем. Теперь вы понимаете меня, Фелнер?

- Понимаю, - глухо произнес тот.- Но тогда и вы поймите меня. Я не могу жить без Матиаса. Не поверите, но прежде я любил…

- Я знаю, кого вы любили Фелнер, - оборвал его Том. – Сына моей жены от ее первого брака. Но он погиб. Меня эта история не касается.

- И то, что сын вашей жены был любовником Матиаса, вас тоже не касается?

- Мне плевать! Меня интересует Мэт, а не то, с кем он спал когда-то. У вас с ним был общий любовник? Ну а мне-то что до этого? – в голосе Тома появились раздраженно-истерические нотки.

Андреас улыбнулся.

- Я долго гнался за призраком, - проговорил он. – Возможно, и вы, Бреннан, сейчас гонитесь всего лишь за призраком.

- Я гонюсь за Мэтом, - отрезал Том. – Хотя нет, я не гонюсь за ним, он уже принадлежит мне. Я лишь хочу оградить его от вас. Мэт вроде бы не питает к вам никаких чувств, вы для него всего лишь один из многочисленных любовников… бывших любовников, - Бреннан выделил слово «бывших». – И, тем не менее, именно вы опасны для меня.

- Опасен? – повторил Андреас. – Вы же сами говорили: Матиас честолюбив, властолюбив. А еще он любит деньги. Это он сам мне сказал. И все это можете дать ему вы, миллиардер Бреннан, а вовсе не я, пианист Фелнер. Так чем же я для вас опасен?

Том молчал, глядя прямо перед собой.

- Вы опасны тем, что превратите Мэта в кого-то другого. Вы можете это сделать, я чувствую. А он мне нужен именно такой, какой он сейчас. Честолюбивый, властолюбивый, алчный, сильный. Нужен как воздух. Мне плевать, что там у него внутри. Мне важно, чтобы он был таким, каким я его знаю. И потому вы – опасность, Фелнер. Я не позволю вам приблизиться к Мэту. К моему ледяному айсбергу, - с какой-то жестокой улыбкой произнес Том. – Вы его растопите.

- Оказывается, вы тоже любите того, кого не существует, Бреннан, - задумчиво заметил Анлреас.

- Нет, Фелнер! В отличие от вас я люблю того, кого вижу. И другой мне не нужен.

- Все-таки любите?

- Да, - ледяным тоном отвечал Бреннан. – Это тоже любовь. Приземленная, практичная. Реальная любовь. В отличие от вашей погони за миражами, Фелнер. И я снова предлагаю вам сделку. Вы прекращаете свою жалкую погоню. В обмен вы получите нечто реальное. И, надеюсь, теперь вы не станете столь необдуманно отказываться от моего предложения. Вы уже убедились, что я слов на ветер не бросаю.

- Опять деньги? - скривился Андреас.

- Да, деньги, - холодно кивнул Бреннан. – На сей раз пятьдесят миллионов долларов.

Андреас презрительно хмыкнул.

- Так вот в какую сумму вы оцениваете Матиаса!

- Я оцениваю его гораздо дороже. Потому предлагаю вам не только деньги, но и протекцию, и продвижение в музыкальном мире. Ваши гастроли больше никогда не будут срываться. Более того, фонд Бреннанов возьмет вас под особую опеку. Для вас откроются двери самых престижных залов, вам будет рукоплескать публика на всех континентах. Вы станете не просто звездой, вы войдете в мировую музыкальную элиту! У вас будут баснословные гонорары. А если к богатству и славе добавить вашу, несомненно, привлекательную внешность, то от поклонников и любовников у вас просто не будет отбоя. Ваша постель вообще не будет пустовать. Или… если вы предпочитаете долговременные связи, вы всегда сможете завести себе постоянного партнера, который будет сдувать с вас пылинки и молиться на вас. Кстати, мне известно, что какой-то музыкант из венского оркестра уже от вас просто без ума. Как он вам в постели?

- Замолчите! – взорвался Андреас.

Он бесстрастно выслушивал циничные предложения Бреннана, но почему-то именно упоминание о Клаусе Риддле вывело его из себя. Словно Бреннан своими грязными липкими руками влез прямо в его постель!

- Собственно, я уже сказал вам все, что хотел, - пожал плечами Бреннан. – выбор за вами.

- Остановите машину, - потребовал Андреас.

- Сначала я хочу услышать ваш ответ.

- Мой ответ: идите к черту!

- Вот как? – ледяным тоном произнес Бреннан. – Что ж, теперь вам остается злиться только на собственную глупость.

- Остановите машину! – повторил Андреас.

- Как вам будет угодно. Прощайте, мистер Фелнер.

Андреас выскочил из машины и растворился в толпе, заполнившей Пятую авеню. Том угрюмо смотрел ему вслед. Больше всего ему хотелось, чтобы Фелнер растворился в этой толпе навсегда. Чтобы никто никогда больше не видел его и не слышал о нем.

Машина плавно тронулась с места.

- В отель! – приказал Бреннан.

И тут у него возникла мысль, которая показалась ему забавной. Отнять у Фелнера не только то, что тому было дорого, но даже и то, чем тот не особо дорожил.

Он набрал номер телефона.

- Скелтон? Меня интересует тот парень из венского оркестра. Как я понимаю, он уже должен был прилететь в Нью-Йорк. Я хочу, чтобы вы организовали мне с ним встречу. Да, это будет хорошо. Что? Что? – лицо Тома потемнело. - Какого черта? Где он сейчас?? Каким рейсом он летит? Организуйте встречу прямо в аэропорту. Не выпускайте его из вида.

Он тут же набрал телефон Матиаса. Но тот был недоступен. Очевидно, уже был в самолете, направлявшемся из Атланты в Нью-Йорк. Том в ярости отшвырнул телефон. Фелнер. Мэт вылетел в Нью-Йорк из-за этого чертова Фелнера! В этом не было сомнений.

Он снова набрал номер Скелтона.

- Крис, где ты сейчас, черт бы тебя подрал? В аэропорту? Какого черта? Куда ты собрался? А… тоже в Нью-Йорк? А Матиас? Уже вылетел. Так. Это хорошо, что ты летишь сюда. Здесь Фелнер. Я с ним разговаривал. Нет, не удалось. Он глуп и упрям как осел. Нужны другие средства. Ты понимаешь. Начинай действовать сразу, как только прилетишь. Учти, Крис, от этого зависит, займешь ли ты кресло первого вице-президента.

***

Атланта, декабрь 2015 года

Скелтон после беседы с Томом отключил телефон. Он сидел в бизнес-классе авиалайнера, готовившегося взять курс на Нью-Йорк. Стюардесса предложила ему шампанское, но он выбрал яблочный сок. Ему нужна была ясная голова. Скелтон оказался в ситуации, в которой у него было только две возможности: или сорвать самый большой куш в своей жизни, или не просто остаться ни с чем, а оказаться за решеткой. Или даже погибнуть.

Скелтон попал между не двух, а сразу трех огней. Между Элен Бреннан, Томом Бреннаном и Матиасом Кронбергом. И каждый огонь вполне мог уничтожить его. Спалить дотла. Особенно первый и третий. Второй – Том – был куда менее опасен, но и его нельзя было игнорировать. Опыт подсказывал Скелтону, что именно кажущаяся самой незначительной опасность может оказаться роковой.

Целью Скелтона был пост первого вице-президента Brennan Corporation. Тот самый пост, который теперь занимала Элен Бреннан. Эту должность ему пообещал Кронберг. Том Бреннан лишь это подтвердил. Скелтон не секунды не раздумывал. Да, он хотел получить этот пост. И знал, что другой такой возможности ему, скорее всего, не представится. Именно сейчас, когда гигантский корабль Brennan попал в шторм. В иной, спокойной ситуации его кандидатура даже не рассматривалась бы.

Но чтобы получить этот пост, он должен был угодить и Бреннану и, как это ни было унизительно, сопляку Кронбергу. Да еще при этом суметь как можно дольше держать в неведении Горгону и по возможности нейтрализовать ее месть, когда она узнает о его предательстве.

Скелтон мог угодить и Бреннану и Кронбергу во всем, кроме одного пункта: Фелнера. Бреннан требовал, чтобы Скелтон не допускал встреч Фелнера и Кронберга. Кронберг же, напротив, требовал от Скелтона, чтобы тот ничего не сообщал об этих встречах Бреннану. Собственно, Скелтон так и делал. Он дезавуировал донесение своих сотрудников о том, что Кронберг и Бреннан вместе провели ночь в московском отеле. В принципе, покрывать шашни Кронберга с австрийцем было не так уж сложно. Но Бреннан теперь потребовал от Скелтона большего. Интересно, что того же потребовала и Горгона. В кои-то веки совпали интересы двух любящих супругов. Но если Скелтон выполнит то, что они от него хотели, то Кронберг… Кронберг его уничтожит. Можно было даже не сомневаться. У мальчишки был слишком сильный компромат на Скелтона, на фоне которого его шашни с Горгоной казались детской телепередачей. Но если Скелтон не выполнит приказ четы Бреннанов, то его уничтожат они. Том просто не подпишет приказ о его назначении первым вице-президентом. Горгона же имеет компромат на Скелтона, причем убийственный. Конечно, этот компромат опасен для нее самой, но если она придет в ярость, то это ее не остановит.

У Скелтона были свои козыри. Он многое знал и про Тома, и про Кронберга, и про Горгону. Том не участвовал в кровавых африканских делишках своей семейки. У него были другие грешки. Ему доводилось спать со слишком молоденькими юношами. Всякий раз эти скандалы заминались. Угрозами, деньгами, шантажом. Пару раз – бесследным исчезновением юных красавчиков. Но соответствующие материалы оставались в потайном сейфе Скелтона. Не так чтобы прямые улики, но вполне способные навсегда превратить Тома Бреннана в изгоя. Скелтон готов был в крайнем случае пустить их в ход. Но только в самом крайнем случае.

Кронберг же был опасен тем, что у него-то был компромат и на Горгону, и на Скелтона, а вот на него самого как такового компромата не имелось. С юридической точки зрения. Да, Скелтон знал, что биография Кронберга насквозь фальшива. Но Кронберг тоже знал, что Скелтону это известно. И прямо заявил, что это ничего не изменит. Да Скелтон и сам это понимал. Кронберг сменил бы тактику, стремительно ускорив свою игру, но Скелтону это было совсем невыгодно. Тем не менее, идти во всем на поводу у Кронберга он не собирался. Сопляк дьявольски хитер и изобретателен, но Скелтон все равно будет вести свою игру. Рискованную, но очень осторожную. Потому что любая ошибка может быть фатальной.

В эту игру могли вмешаться какие угодно непредвиденные обстоятельства и люди. Те же сыновья Бреннанов. Младший Стив – очень наблюдательный, все подмечающий, анализирующий. Прирожденный шпион. Этот юнец на самом деле знал куда больше, чем показывал. И еще о большем догадывался. Но все держал при себе. Скрытный, умный, хитрый. И старший - Джас - педик, истеричка в штанах. Прямо точь-в-точь его папаша. Начинающий алкоголик и наркоман. Вроде бы безобидный, а вот поди ты… Сумел узнать у охраны, когда Кронберг отправился в клуб, и сам двинулся туда же. Что именно там произошло - неизвестно. Но таким разъяренным Кронберга еще никто не видел. Ожидавшие его возле клуба телохранители говорили, что у него был такой вид, как будто он их сейчас порвет в клочья. Но Кронберг промолчал. Из клуба отправился сразу домой. Точнее, в дом Бреннана. Принял ванну, причем находился в ней почти два часа, затем часа два шарил по интернету, причем весьма хаотично, хотя обычно в его блужданиях в сети всегда была какая-то цель. Единственным конкретным результатом этих блужданий была внезапная покупка билета на рейс в Нью-Йорк.

Утром Кронберг заехал в офис, причем выглядел снова как обычно: уверенный в себе, нагловато-высокомерный, благоухающий дорогим парфюмом. Надавал кучу поручений своим новым подчиненным, устроил разнос парочке из них, после чего заявил, что срочные дела требуют его отлета в Нью-Йорк. И отбыл в аэропорт.

Скелтон и сам намеревался вылететь в Нью-Йорк. Кронберг опередил его всего на какой-то час. И после звонков Тома, настигших его уж при посадке в самолет, Скелтон понял, что интересы двух его работодателей – Тома и Элен Бреннан – в кои-то веки сошлись. Оба они хотели одного и того же.

Проблема – в Кронберге. В лучшем случае ему будет все равно. В худшем… о худшем Скелтон старался не думать. Но стальной взгляд серо-голубых глаз стоял перед ним все время полета из Атланты в Нью-Йорк.

========== ГЛАВА 19. “ПУСТЬ НЕ НАСТУПИТ ЗАВТРА” ==========

ГЛАВА 19. «ПУСТЬ НЕ НАСТУПИТ ЗАВТРА»

Нью-Йорк, декабрь 2015 года

Матиас был напряжен. Похоже, повторялась та же история, что и по его возвращению в Атланту из Берлина. Прибыв в Нью-Йорк, он несколько раз звонил Тому. Но тот просто сбрасывал вызов. На послания: «Я в NY, нам надо встретиться» Том не реагировал. Наконец, Матиас позвонил в нью-йоркский офис Brennan. Голос секретарши на том конце провода излучал холод.

- К сожалению, мистер Бреннан сейчас отсутствует. Нет, я не могу сообщить, где он находится, мистер Кронберг. И когда он появится, тоже не могу сказать. Нет, никаких особых указаний, касающихся вас, он не оставлял. Сожалею. Всего хорошего.

Он пытался связаться со Скелтоном, но тот был недоступен.

У Матиаса не было сомнений: все это связано с приездом Андреаса в Нью-Йорк. Когда Том узнал, что Матиас тоже летит в Нью-Йорк (а ему, конечно сразу об этом доложили), он наверняка взбеленился. Что ж, Матиас был готов к новой сцене ревности. Теперь, когда Brennan, попала в шторм, Том слишком от него зависел. И теперь уже не он диктовал условия, а Матиас. Просто Том это еще не до конца осознал.

Впрочем, Матиас понимал, что и сам находится под ударом. Горгона вовсе не смирилась со своим изгнанием и способна нанести ответный удар. Скелтон же… Скелтон, хотя и принял сторону Матиаса, но был слишком двуличен и постоянно играл в свои собственные игры. От него тоже можно было ожидать удара.

Нет, Матиас не боялся. Точнее, боялся, но не за себя. Он клял последними словами Андреаса за то, то тот все-таки прилетел в Нью-Йорк. Сейчас, когда разразилась буря, Андреасу следовало быть как можно дальше. В Австралии, Новой Зеландии. Да хоть в Антарктиде, лишь бы подальше.

Матиас ходил взад-вперед по роскошному люксу Four Seasons, затем плеснул себе виски, уселся в мягкое кресло, сделал пару глотков. По жилам разливалось тепло, расшалившиеся нервы успокаивались. На самом деле он и впрямь стал слишком нервным. А он должен быть максимально собранным. И никакой паники. Никакой.

Матиас подошел к большому зеркалу на стене. Внимательно осмотрел свое отражение. Его лицо со светло-русой, спадающий на лоб челкой было по-прежнему глянцево красивым. Эта красота была слишком правильной, застывшей, в ней не хватало жизни. Жили только серо-голубые глаза, смотревшие холодно, алчно, по-волчьи, но где-то в их глубине таилось что-то плачуще-беззащитное. Очень глубоко - так, что увидеть это мог только сам обладатель этих глаз и никто больше. Разве что Андреас.

Матиас улыбнулся, обнажив идеальные, белые зубы. Сначала холодно и высокомерно, затем мягко и приветливо, потом нагло и вызывающе, после чего беззаботно и легкомысленно, игриво, многозначительно, нежно, страстно… Но все эти улыбки были безжизненными. Улыбки красивой куклы.

- Все в порядке, - заявил он своему отражению – Я по-прежнему красив. Все в моих руках. И в моей заднице.

Он взял телефон. В который раз прочитал сообщения Андреаса о том, что он в Нью-Йорке и хочет встретиться. И набрал номер. Но не Андреаса, а Скелтона.

На сей раз абонент был доступен. В трубке раздался низковатый голос Скелтона.

- Где вы? - спросил Матиас.

- Там же где и вы, Кронберг. В Нью-Йорке. Прилетел на час позже вас.

- Понимаю. Не можете со мной расстаться.

- Хм, отчасти мой прилет связан и с вами.

- Что такое?

- Вам это знать не положено, Кронберг. Впрочем, не беспокойтесь, вашему положению ничто не угрожает.

- Я не могу дозвониться до Бреннана, - в голосе Матиаса помимо его воли зазвучали нервозные нотки. – Где он?

- У вас и впрямь чутье, - заметил Скелтон. - Том встречался с Фелнером.

- Что? – голос Матиаса изменился. – Они встречались?

- Да, представьте себе, целый час катались в лимузине по Манхэттену. О чем они говорили – мне неизвестно.

Серо-голубые глаза Матиаса превратились в узкие, злые щелки.

- Где сейчас Бреннан? – резко спросил он.

- А, вы, кажется, ревнуете, - насмешливо заметил Скелтон. – Говоря откровенно, повод для беспокойства у вас есть.

- Он с Фелнером? – обычно бесстрастное лицо Матиаса исказилось гневом.

- Нет. Мне докладывали, что, судя по их физиономиям, они расстались, так ни о чем не договорившись.

- Где сейчас Бреннан? – снова процедил сквозь зубы Матиас.

- Развлекается с одним австрийским музыкантом. Неким Клаусом Риддлом. Представьте себе, этот Риддл был любовником столь обожаемого вами Фелнера и прибыл в Нью-Йорк вместе с венским оркестром. Так вот, мистер Бреннан возжелал с ним встретиться. Сейчас они ужинают в одном из ресторанов на Манхэттене, а после… У мистера Бреннана забронирован номер в «Интерконтинентале».

- Ясно, - теперь голос Матиаса звучал бесстрастно. - Что ж, пусть замечательно проводят время. У меня свои планы на вечер.

- Кронберг, - в голосе Скелтона появились озабоченные нотки. – Надеюсь, вы не будете устраивать что-то вроде скандала …

- Я разве похож на сумасшедшего, Скелтон? – язвительно спросил Кронберг.

- Нет. Но вы слишком непредсказуемы. И это меня беспокоит.

- Могу вас успокоить: я не стану портить шефу приятный вечер.

- Что вы задумали, Кронберг? – недоверчиво спросил Скелтон. – Вы ведь определенно что-то задумали.

- Скоро узнаете, - хмыкнул Матиас. – Ведь ваши люди следят за мной, не так ли?

***

От всех последних событий у Тома просто снесло крышу. Вся прежняя его жизнь, беззаботная и легкая, полетела к чертям. На него свалилась куча проблем, связанных с событиями вокруг его жены, его корпорации, наконец, вокруг его фактического каминг-аута, и он оказался к этому совершенно не готов. У Тома захватывало дух от происходящего, его одолевал страх как у человека, впервые прыгнувшего с парашютом. Он чувствовал, что Мэт – циничный, хладнокровный, по-змеиному умный – нужен ему как никогда. Но одновременно в Томе рос и страх перед Мэтом. Он все больше боялся, что станет так же зависим от этого парня, как прежде был зависим от сильного отца, а затем от собственной жены с ее волей и всесокрушающим напором. Пусть Мэт сейчас никак не пытается ограничить власть и свободу, до которых Том, наконец, дорвался, но что дальше? И 47-летний миллиардер чувствовал, что его одолевают детские страхи.

Да, Мэт был ему необходим. Но Тому хотелось убедиться в своей независимости. Доказать самому себе. Сначала Том пытался сделать это очень просто: заказывал себе парней из эскорта. Само собой, парни были умелыми в постели и своими сексуальными умениями не уступали Мэту, даже в чем-то его превосходили. Но Тому важно было не это. Он хотел почувствовать свободу решительно ото всех. В первую очередь от Мэта. И ему было важно увидеть, как Мэт на это отреагирует. Нет, он не приводил этих парней в свой дом, он находился с ними в другой квартире, куда обычно приводил своих любовников и любовниц. Но Мэта однажды пригласил на завтрак, где присутствовал и эскортник. Якобы для того, чтобы обсудить срочные вопросы. Мэт тогда явился как ни в чем не бывало: в костюме от Brioni, с идеально повязанным галстуком, такой же идеальной укладкой, благоухающий дорогим парфюмом. Том тоже старался вести себя как ни в чем не бывало, но пристально следил за Мэтом. Эскортнику было все равно: этот парень явно повидал слишком многое, чтобы чему-то удивляться.

За столом Том откровенно заигрывал с экскортником, улыбался ему, обсуждал их секс минувшей ночью. Он ожидал от Мэта проявлений ревности. Втайне желал, чтобы тот закатил скандал. Или, на худой конец, изображал бы оскорбленное достоинство.

Но ничего подобного не произошло. Мэт вступил в оживленный диалог с эскортником, расспрашивая его обо всем. Ну, разве что расценками не поинтересовался и телефончик не попросил. Мэт демонстрировал живой интерес при полном отсутствии ревности. Так что Том сам стал ощущать приступы ревности и даже стал чувствовать себя лишним за столом, где инициатива полностью перешла к Мэту, выглядевшему как всегда нагло, уверенно и беззаботно.

После этого Том не повторял подобных экспериментов. Он понял, что Мэта таким не прошибешь. Но все равно ему нужно было убедить себя в собственной силе. И, отправляясь в Нью-Йорк на встречу с Фелнером, Том держал в голове шальную мысль: затащить проклятого музыкантишку к себе в постель. Именно Фелнера. Потому что тот был влюблен в Мэта. И потому что Мэт втайне был влюблен в Фелнера.

Встреча в лимузине на Манхэттене имела именно такую цель: флирт с Фелнером. Но разговор с самого начала пошел не так. Том понял: Фелнер никогда по доброй воле не ляжет с ним в постель. Фелнер не был продажной тварью. Упрямый. Порядочный. Вызывающий уважение. И злость. Желание уничтожить. В его присутствии Том чувствовал себя подавленным. Ему как будто не хватало воздуха. Он охотно задушил бы Фелнера прямо в лимузине. Но надо было действовать осторожно. Фелнера следовало проучить так, чтобы у него навсегда отпала охота преследовать Матиаса.

Идея лечь в постель с любовником Фелнера Клаусом Риддлом была довольно странной. Во-первых, Мэт вообще не знал этого Клауса и, скорее всего, даже не подозревал о нем. Во-вторых, Фелнер нисколько не дорожил связью с Риддлом, это было очевидно.

Но Тому нужно было сделать хоть что-то. Не для того, чтобы что-то изменить в реальности, а просто для себя. Он знал, что Риддл завербован людьми Скелтона и фактически стал осведомителем службы безопасности Brennan. И знал, что это не столько из-за денег, сколько из-за обещания, что сотрудничество с Brennan поможет Риддлу избавиться от соперника в лице Мэта. Далекого, но от этого не менее опасного.

И потому Риддл немедленно согласился на предложение Тома поужинать в одном из роскошных ресторанов недалеко от Таймс-сквер. Само собой, приглашение от владельца Brennan скромному музыканту было уже само по себе чем-то из ряда вон выходящим. Это должно было польстить самолюбию Риддла, полагал Том. И не ошибся. Риддла снедало и любопытство и, что там говорить, тщеславие от того, что им заинтересовался сам Том Бреннан – личность с недавних пор скандальная, но от того не менее привлекательная. И Риддл явился, надев свой лучший костюм и пару часов перед ужином проведя в салоне красоты, где ему делали идеальную прическу, накладывали на лицо освежающую маску и даже заретушировали на лице парочку нежелательных прыщиков и родинок.

Бреннан в антураже роскошного ресторана был воплощением богатства, успеха. Он не скупился на комплименты Клаусу. Сначала невинные, а затем все более откровенные. Клаус поначалу смущался, его лицо с молочно-белой кожей и веснушками алело, но, возможно, не столько от комплиментов, сколько от великолепного вина.

Тома заводила эта игра. Он откровенно флиртовал с Клаусом. Впрочем, и тот и другой знали, что причина их встречи: отношения (если это можно было назвать отношениями) Фелнера и Кронберга.

- Да, Мэт Кронберг мой любовник, - пожал плечами Том с самым равнодушным видом, на который был способен. - И буду откровенен, он мне очень нравится. Но у нас с ним свободные отношения. Единственное, что мне не нравится, так этопостоянные домогательства со стороны Фелнера. Не буду скрывать это от вас, Клаус. Думаю, что и вам это не нравится. У вас ведь свои виды на Фелнера, не так ли?

Клаус снова покраснел. На взгляд Тома, выглядело это довольно мило. Вообще, Клаус был довольно мил. Скромен, застенчив. И, судя по всему, не отличался волей и смелостью. Иначе не поддался бы так легко на угрозы и посулы людей Скелтона.

Но это только привлекало в нем Тома. Потому что обычно Тома окружали либо сильные люди, шедшие к цели напролом: его отец, его жена, наконец, Мэт, либо откровенно продажные твари вроде мальчиков из эскорта. Клаус был не таким. Том чувствовал, что, наконец, встретил человека слабее его. И Тому хотелось потеснить проклятого Фелнера из сердца Клауса, если уж он не мог вытеснить его из сердца Мэта.

Поэтому Том старался выжать все из своей победы над Клаусом. И во время ужина, и в постели в «Интерконтинентале», куда они затем направились. Роскошный номер, огромная мягкая постель с шелковым бельем. Ласковый, податливый, изрядно пьяный молодой человек с рыжими волосами, белесыми ресницами и трогательными веснушками, рассыпанными по молочно-белому телу. Даже тело Клауса казалось Тому необычайно притягательным. Он привык видеть точеные, подкачанные, выхоленные тела с великолепными пропорциями. Идеальных постельных кукол. Мэт был самой лучшей из таких кукол. Клаус был иным. Угловатый, долговязый, без развитой мускулатуры и пресловутых кубиков на прессе – он казался милым, слабым, неопытным, наивным и оттого очень привлекательным. Мэт дарил Тому ощущение силы и свободы, а Клаус был тем, с кем Том мог воспользоваться этой свободой и силой. Пожалуй, впервые в жизни он ощутил сладость секса с тем, кто слабее его. Это было внове. Это опьяняло.

Они занимались сексом до глубокой ночи, а утром продолжили. И Том был готов оставаться в постели с Клаусом хоть до вечера, наплевав на все сверхсрочные дела, требовавшие его вмешательства. Но звонок Скелтона смешал все карты. Том вскочил как ошпаренный.

- Что?? Что?? Он?? С ним???

Да, Скелтон сообщил, что Матиас провел эту ночь с Фелнером.

Скелтон вел свою игру. И сегодня он играл против Кронберга.

***

Действительно, Матиас позвонил Андреасу прямо из номера Four Seasons.

- Привет, - произнес он обычным нагло-насмешливым тоном. – Хочешь встретиться? Приезжай. Four Seasons, номер 815.

- Привет, - послышался в трубке голос Андреаса. – Ты не шутишь?

- Я? С чего мне шутить?

- Ты не отвечал на мои звонки. На мои послания.

- Хочешь сказать, что и сейчас мне не следовало тебе звонить?

- Нет, просто… я уже не надеялся.

- Представь себе, я тоже. Я давно избавился от привычки на что-то надеяться. Это очень вредная привычка, - холодно ронял в трубку Матиас. – Вместо того чтобы надеяться, я предпочитаю действовать. Так ты приедешь?

-Да. Но… Может быть, нам стоит посидеть сначала где-нибудь…

- …за чашкой кофе? Нет. Я всего лишь хочу, чтобы ты меня трахнул, - цинично сообщил Матиас. – Впрочем, кофе я могу тебя угостить и в номере. Он здесь неплохой.

- Матиас…

- Так ты приедешь или нет? – в голосе Матиаса зазвенел металл.

- Да. Приеду.

- Жду. Подмываюсь и растягиваюсь, - бросил в трубку Матиас и отключился.

Он опустился на диван и задумался. Его лицо, обычно неподвижное, стало грустным. Но затем он решительно двинулся к гардеробу, достал шелковую бордовую рубашку, узкие приталенные брюки. Оделся, из украшений оставил только кольцо с черным опалом на пальце и надел на шею серебряный кулон с черным же камнем. Тщательно уложил волосы, снова внимательно оглядел себя в зеркало, остался доволен. Взгляд, возможно, был слишком жестким, даже жестоким. Ну и что? Матиас не собирался устраивать Андреасу ничего романтического. Никакого пошлого полумрака со свечами и приглушенной музыкой.

Когда раздался звонок в дверь, Матиас вздрогнул. На его лице появилась тень тревоги. Впрочем, она тут же исчезла.

- Входи, - проговорил он с обычной своей насмешливой улыбкой, отворив дверь и пропуская Андреаса.

Тот, одетый в элегантный костюм без галстука, замер на пороге, пристально глядя на Матиаса. Но лицо Матиаса было сколь безупречно красивым, столь же безупречно непроницаемым. Матиас кокетливо протянул Андреасу холеную руку, на которой мерцал черный опал. Андреас улыбнулся, поцеловал эту красивую руку и вошел в номер.

- Выпьешь или сразу пойдем в постель? – равнодушно спросил Матиас.

- Я сегодня говорил с Бреннаном, - вместо ответа произнес Андреас.

Он смотрел прямо в глаза Матиаса. Ответом ему была насмешливая улыбка.

Матиас налил бренди себе и Андреасу, протянул ему бокал и уселся в непринужденной позе на диване, указав Андреасу на место рядом с собой.

- Я знаю, что ты с ним встречался, - проговорил Матиас небрежным тоном. - Да садись уже. Впрочем, можешь стоять. Сосать мне и так будет удобно.

- Матиас, а ты не мог бы обойтись без пошлостей? - Андреас поморщился.

- Не хочешь минета? Наверное, всласть отсосал у Бреннана? - в голосе Матиаса зазвучал неприкрытый сарказм.

- Ты… как ты… - Андреас аж задохнулся от возмущения и выплеснул содержимое бокала прямо в гладкое, ухоженное лицо Матиаса.

Тот даже не поморщился и не стал утираться. Лишь медленно слизнул языком попавшие на губы капли янтарного напитка и уставился на Андреаса с еще более наглой, призывной улыбкой. Но в этой улыбке было что-то искреннее, потаенное. Обида. Злость. Ревность. Матиас протянул к Андреасу руки и рывком привлек его к себе.

- Оближи меня, - прошептал он. - Оближи…

Андреас замер в неудобной позе, а затем принялся покрывать лицо Матиаса поцелуями, попутно слизывая с него остатки бренди. Он попытался прильнуть к губам Матиаса, но тот отстранился, его серо-голубые глаза смотрели на Андреаса с вожделением и в то же время с нескрываемой ревностью.

- Я послал Бреннана нахер, - улыбнулся Андреас. - Впрочем, он мне ничего такого и не предлагал. Только деньги. Содействие.

- Или крупные неприятности, - закончил за него Матиас.

- Более чем крупные.

- Он на это способен, - тон Матиаса стал более чем серьезным. - Бреннан слабак, а потому очень не любит уступать в мелочах. А ты для него досадная мелочь. И он сотрет тебя в порошок, понимаешь?

В темных глазах Андреаса промелькнула тревога.

- Кстати, знаешь, чем в эту минуту занимается Бреннан? - с улыбкой продолжал Матиас. - У него свидание с твоим любовником. Ведь Клаус Риддл твой любовник?

- С Клаусом? – ошарашенно переспросил Андреас.

- Ну да, с валторнистом из венского оркестра. Я же говорю, Бреннан мелочен и мстителен. Переспать с твоим любовником - это его мелкая месть.

Андреас нахмурился. Он вспомнил влюбленный взгляд Клауса, его трогательную беззащитность, доверчивость, неопытность… Этот образ никак не вязался с образом шлюхи, при первой же возможности запрыгнувшей в постель богатенького папика.

- Да, - словно читая мысли Андреаса, с ухмылкой заметил Матиас. - Деньги значат очень многое.

- Меня это не касается, - пожал плечами Андреас. - Да, я пару раз переспал с Клаусом. Может быть, три… У меня с ним был секс, и ничего кроме секса. Просто…

- Просто тебе казалось, что этот Клаус в тебя влюблен, - ехидно заметил Матиас.

- Мне плевать! - бросил Андреас. - Этот Бреннан может трахать Клауса хоть во все щели, если тому нравится.

- Скорее ему нравятся деньги Бреннана. Как, впрочем, и мне, - с невинным видом заметил Матиас.

У Андреаса был такой вид, словно он собирался влепить Матиасу пощечину. Но удержался. Матиас смотрел на него выжидающе, а потом произнес с серьезным видом:

- Это была мелкая месть Бреннана, но учти, она не последняя. Он от тебя не отстанет, если ты не отстанешь от меня.

- Я не собираюсь от тебя отставать, - спокойно произнес Андреас.

- А я того стОю? - поднял ухоженные брови Матиас. - Ну да, я знаю, что удивительно красив, чертовски привлекателен, обалденно сексуален, легко свожу мужчин с ума. Женщин, впрочем, тоже. Просто мне до них нет дела. Но, - тут в его голосе появилась горечь, - будем откровенны, таких как я - пруд пруди. Интернет забит фотками красавчиков во всех ракурсах и позах. Я вовсе не эксклюзив.

- Перестань, прошу тебя! - в голосе Андреаса послышалась мольба, он прижался щекой к пахнувшей коньяком щеке Матиаса и тот на этот раз не отстранился. - Зачем ты все это несешь? Хочешь снова услышать, что важен мне ты и только ты? Ты слышал это от меня уже десятки раз! И я готов повторить это еще десятки раз! Да, Бреннан может испортить мне жизнь, он уже ее испортил, и я… да, я озлоблен на этого подонка. Да, я могу прогнуться под него, перестать с тобой встречаться, но что это будет за жизнь? Понимаешь, Матиас, самое страшное, это когда в груди пустота. Безнадежная, холодная пустота! Я знаю, что это такое, поверь мне! Когда я узнал о гибели Антона, то несколько лет жил с этой пустотой! Мне ничто не помогало: ни музыка, ни успех, ни любовники - ничто! Ну, может, помогало, как помогает снотворное или обезболивающее - на время. А потом… потом снова была эта проклятая пустота! Раз за разом она возвращалась! Мне хотелось лезть на стенку, я выл по ночам, рвал подушку зубами!

- Пока не появился я, - издевательски заметил Матиас.

- Черт, - прошептал Андреас. - Как же мне иногда хочется съездить тебе по физиономии!

- Не смей. Лицо – мой товар и довольно прибыльный. От тебя я этого не потерплю. От Бреннана стерпел бы: он же меня содержит. А от тебя в этом смысле нет никакой пользы. Разве что неприятности с тем же Бреннаном.

- Но ведь ты готов идти на неприятности ради встречи со мной, так ведь, Матиас? - глядя ему прямо в глаза, проговорил Андреас.

- Лишь до тех пор, пока они не станут чрезмерными, - на лице Матиаса вновь появилось наглое и вызывающее выражение. - Бреннан сейчас забавляется с твоим Риддлом. Так что нашу с тобой встречу я легко смогу ему преподнести как маленькую месть. Это вполне в духе Бреннана, такой язык он понимает. Он слаб и мелочен, я тебе уже говорил. Был бы он сильнее, он приказал бы телохранителям и на километр тебя не подпускать, будь уверен.

- А я уверен в обратном, - улыбнулся Андреас, снова обнимая Матиаса. - И ты меня не смутишь своим показным цинизмом. Я все-таки неплохо тебя знаю. И я люблю тебя.

- Любишь? - Матиас чуть нахмурился. И тут голос его дрогнул. – Андреас, я тоже тебя люблю. Сегодня. Сейчас.

- Только сегодня и только сейчас? Матиас…

- Сегодня. Сейчас. И я не хочу, чтобы наступало завтра, - прошептал Матиас.

Он пытался еще что-то сказать, но Андреас впился в его губы и повалил на диван. Матиас не сопротивлялся, лишь застонал протяжно и томно.

- Люблю, люблю, люблю, люблю, - шептал Андреас, покрывая лицо парня поцелуями.

- Сними костюм, он же помнется, - простонал Матиас, в глазах уже которого стояла томная поволока.

- Даже сейчас ты остаешься прагматиком, - улыбнулся Андреас.

- Я же немец. Мне положено быть реалистом.

- А я австриец. И я идеалист.

- Снимай скорее брюки, идеалист, пока ширинка не порвалась.

Они сбросили с себя одежду и, обнаженные, ринулись на огромную кровать. С Андреаса вместе с одеждой как будто слетела и обходительность, он сейчас напоминал голодного хищника, готового растерзать жертву. Он рычал и не только целовал, но и кусал Матиаса в губы, шею, сжимал его в объятиях с такой силой, которую трудно было заподозрить в этом изящном и изнеженном музыканте. Матиас кричал и стонал, но не пытался вырваться, а требовал все новых и новых жестоких ласк. Они как будто обезумели, катаясь по кровати, царапая друг друга ногтями, кусаясь, изгибаясь, борясь друг с другом и в то же время стремясь слиться в единое целое, что не под силу разделить никому. Наконец, Матиас, оказавшийся на Андреасе, ухватил ртом его член и принялся ласкать его языком. Тот застонал и одновременно принялся ласкать языком розовый анус своего партнера, проникая глубже и глубже, и поглаживая руками идеально круглые, упругие ягодицы. Матиас, не выпуская члена изо рта, развел ягодицы шире и Андреас, откинувшись на подушку, потянулся за смазкой, после чего осторожно стал вводить в Матиаса указательный палец. Тот входил свободно, очень свободно. Матиас, бравший у Андреаса все глубже и усердно работавший языком, лишь мычал, отставляя свой зад, и Андреас принялся вводить в него три пальца сразу. Матиас издал одобрительное мычание, выпустил член Андреаса и выгнулся, словно приглашая того входить глубже и глубже. Андреас толкнул Матиаса в ягодицы, заставляя встать на четвереньки, сам встал на колени, вогнал член в разработанное отверстие и резко задвигался в нем. Матиас застонал, снова выгнулся, и Андреас резко схватил его за челку, заставляя запрокинуть голову и целуя его в темя.

- Да-да-да! - вскрикивал Матиас по мере того, как Андреас проникал в него все глубже и все резче.

Андреас чувствовал, что у него сносит крышу. Он сам не ожидал, что будет действовать так стремительно и резко. Да, перед ним был не Антон Вальковский - романтичный, застенчивый и хрупкий. Перед ним был Матиас Кронберг - молодой мужчина с хорошо развитым, загорелым, гладким телом. Этот мужчина был жаден как до ласк, так и до жесткого секса. Но и Андреас сейчас был как будто другим. Он чувствовал себя не хрупким, рафинированным музыкантом, нервным, утонченным и изнеженным, а брутальным самцом, который жестко берет любовника, чувствует себя полновластным его хозяином и не собирается делиться этой властью ни с кем. Андреас не узнавал себя, но эта метаморфоза его опьяняла. Ему нравилось, что Матиас делает его властным и сильным, как будто накачивая его энергией, которой у этого загадочного и жестокого красавчика было в преизбытке. О да, Матиас был прав, у него не было ничего общего с Антоном Вальковским, которого знал Андрей. Ничего романтичного, возвышенного, неземного. Наоборот, этот молодой самец был полон животных инстинктов и желаний, его холеное тело жаждало изощренных удовольствий и умело как получать их, так и доставлять партнеру. Андреас чувствовал, что его затягивает в трясину животной страсти, что его опутывает липкая паутина похоти и сладострастия, и от этого он разрывался. Этот секс был совершенно не похож на то, что у него прежде было с Матиасом. Теперь Матиас как будто безжалостно уничтожал все, что было между ними, бесстыдно подставляя свою задницу, в которую был как будто вставлен магнит, заставлявший входить в нее глубже и глубже. Андреас чувствовал стремительное приближение оргазма, он пытался сдержаться, не столько для того, чтобы продлить удовольствие, сколько потому что боялся, что вместе с оргазмом выплеснет из себя что-то очень дорогое, что должен был сохранить во что бы то ни стало, и это дорогое исчезнет в ненасытной заднице Кронберга как в чудовищной черной дыре, засасывающей в себя и свет, и время, и пространство… Но Андреас уже не в силах был сдерживаться. Его оргазм был ослепительным взрывом наслаждения и в то же время полным какого-то запредельного отчаяния, падением в бездну, в конце которого его ждала только смерть…

Он упал на подушки, обессиленный, опустошенный, растерянный. Кронберг встал на колени спиной к нему, выпрямился, и Андреас невольно залюбовался его хорошо прорисованной спиной, округлыми ягодицами и сильными, стройными ногами. Он догадывался, что сейчас сделает Кронберг, и не ошибся. Рука с опаловым кольцом потянулась к упаковке презервативов, Кронберг живо раскатал латекс по своему члену, прямо нанес лубрикант и, стремительно повернувшись к разомлевшему Андреасу, схватил его за лодыжки, закинул ноги себе на плечи, обхватил за бедра и жестко принялся входить в него. В отличие от Кронберга Андреас не был растянут, да и вообще предпочитал активную роль. Он почувствовал сначала разрывающую резкую боль и испустил мучительный крик. На губах Кронберга была жестокая улыбка, глаза смотрели плотоядно. Это был взгляд хищного животного, но не человека, и Андреасу на мгновение стало не по себе.

- Подожди, - хрипло выдохнул он.

Кронберг безжалостно улыбнулся, но все же на несколько мгновений замер, а потом резко задвигался. Андреас впился пальцами в простыни, стиснул зубы, его лицо исказила мучительная гримаса, на глазах выступили слезы, но это, казалось, совершенно не трогало его партнера, взгляд которого теперь был совершенно отсутствующим. Было ясно, что его интересует вовсе не Андреас, а собственное удовольствие, и Андреаса в какой-то миг охватило отчаяние из-за того, что он шел на бессмысленные жертвы ради этого хищного существа, способного думать только о собственном наслаждении и плевавшего на всех, даже на тех, кто его любил.

“Зачем, зачем я это сделал?” - эта мысль вместе с физической болью пронзила Андреаса раскаленной стрелой, он и впрямь ясно увидел, что все время гонялся за призраком, которого никогда не существовало. Его возлюбленный Антон Вальковский давно умер, а Кронберг - это был совсем другой человек. Или камень. Черный опал - драгоценный и зловещий камень. Если у Кронберга и было сердце, то оно было сделано именно из черного опала, красивого, искрящегося и полного холодной тьмы. И это чудовище с сердцем из камня, пусть и драгоценного, сейчас терзало Андреаса, терзало и физически и душевно, уничтожая в нем последние остатки надежды и любви.

Но вдруг произошло нечто странное. Глаза Кронберга затуманились, он остановился, шелковистые ладони погладили икры Андреаса, и тот как будто почувствовал глоток свежего воздуха в спертой атмосфере похоти и эгоизма. Матиас улыбнулся, и в его улыбке теперь не было ничего хищного. Наоборот, она была полна нежности и… даже любви. Матиас снова задвигался в нем, но теперь делал это аккуратно и даже изысканно. Хищник исчез, вместо него был человек. Нежный. Любящий. Он задел внутри Андреаса чувствительную точку, и того словно током ударило. Глаза закатились, он застонал. А Матиас снова и снова давил на эту точку, и Андреас чувствовал, как у него стремительно набухает. Но дело было даже не в этом, а в этой новой метаморфозе. Они оба словно прошли через темное липкое пространство похоти и жестокости, и теперь между ними было нечто иное: доверие, нежность, любовь. Андреас расслаблялся, он открывался Матиасу все шире, звал его в себя, и снова в нем возрождалось то, что некогда он чувствовал, глядя на Антона, просто глядя, когда они гуляли по весенним московским улицам. Теперь перед ним был Матиас Кронберг и за окном был Нью-Йорк, но чувство возрождения и любви было тем же самым, оно обволакивало Андреаса теплом, дарило счастье - хмельное, безудержное, уносящее в сверкающую даль. И когда Матиас конвульсивно задвигался, застонал, изливаясь, Андреас буквально тремя рывками довел себя до оргазма и они кончили почти одновременно. Матиас рухнул на него, Андреас уткнулся в его горячую, стройную шею, обнял сильное тело. Ему больше не надо было ничего. Ничего… Он любил и чувствовал себя любимым. Любимым глубоко, искренне, страстно… И в этой любви прошла вся ночь. Они заснули уже поздно в объятиях друг друга, и никогда еще Андреас не был так счастлив. И он видел, как лучились счастьем обычно такие безжалостные и злые серо-голубые глаза Матиаса.

- Пусть никогда не наступит завтра, - уже сквозь сон долетел до него шепот Матиаса.

***

Когда Андреас проснулся, он увидел Матиаса, уже умытого, одетого, тщательно причесанного. Тот сидел в кресле и смотрел прямо на него. Взгляд Матиаса снова был стальным и безжалостным.

- Одевайся, - резко произнес он. – Нам надо поговорить.

- Что-то серьезное? – сонно нахмурился Андреас.

- Умывайся, одевайся. Я жду.

Через двадцать минут Андреас вышел из ванной. Оделся. Кронберг сидел все в той же позе, пристально глядя на него.

- Сядь, - приказал он, указывая на кресло напротив.

Андреас повиновался.

- Я расскажу тебе то, чего ты не знаешь. О твоем Антоне Вальковском. И о себе. Но ты сначала должен пообещать мне кое-что.

-Что именно? – напрягся Андреас.

- Сесть в первый же самолет, вылетающий в Европу. И больше не пытаться со мной встретиться. Не звонить. Не писать.

- Почему? – выдохнул Андреас.

- Ты должен пообещать мне, - бесстрастно повторил Матиас. – Иначе не узнаешь правды.

- Матиас… Нет. Я не хочу, я не могу расставаться с тобой…

- Антон Вальковский жив, - тем же механическим голосом произнес Кронберг.

- Что? – наконец, выдохнул потрясенный Андреас. – Что?

- Если хочешь узнать, то должен пообещать то, о чем я просил, - безжалостно продолжал Кронберг. – Или уходи. Сейчас же.

- Хорошо, - с трудом произнес, Андреас. – Но…

- Никаких «но». Или-или.

- Хорошо. Я сделаю это. Не знаю как, но сделаю.

- Не переживай, - холодно усмехнулся Кронберг. – Это легче, чем ты думаешь.

- Говори! Говори же!

- Слушай же, - Кронберг поднялся, подошел к окну и устремил в него невидящий взгляд. - В тот вечер я был вместе с ним. Он повез меня к какому-то своему дружку. Там была компания мажоров – деток богатеньких родителей. Такая дикая вечеринка с оргией. Выпивка, наркота, секс. Парни, девки, все подряд. Потом мне там осточертело. Я стал наседать на Антона, чтобы уехать и спокойно уже потрахаться вдвоем. И он, и я были уже хороши. Выпили немерено, накурились, конечно. Он вообще уже лыка не вязал.

- Но у Антона была охрана! – сказал Андреас. – Как же она вам позволила…

- Телохранители оставались за воротами особняка. Они увидели только, как из ворот вылетел «феррари». Помчались следом, но что они могли? Я гнал за 200, не разбирая дороги. Пьяный, обдолбаный. Вальковский тоже.

- Так это ты был за рулем? – с ужасом спросил Анлреас.

- Я! – не оборачиваясь, зло бросил Матиас. – Я. Я врезался то ебаное дерево. Я. И мне дико повезло. Чудо. Два сломанных ребра, сотрясение мозга. Ах, да, еще рожа была в клочья порвана. Я когда свою физиономию увидел, то… жить не захотел.

- А Антон?

- Что? – непонимающе спросил Кронберг, мысли которого были сейчас как будто заняты исключительно своей изуродованной физиономией. – Антон. Этому меньше повезло. Тяжелая открытая черепно-мозговая травма. Кома. Переломы по всему телу. В том числе позвоночника. Он выжил. Но лучше бы не выживал. Парализованный калека в инвалидном кресле. К тому же мозг так и не восстановился. Он стал идиотом с сознанием двухлетнего ребенка. Даже хуже. Взгляд бессмысленный. Улыбка дебила. Слюни текли все время. И только одно слово говорил. «Андрей».

Андреас вздрогнул.

-Не помню, говорил я тебе, что меня тогда Андреем звали, - сказал Кронберг. - Мы с тобой вообще-то тезками были, Фелнер. Это я уже потом, когда в Германию уехал, сменил имя на Матиас. Но тогда… тогда это имя меня спасло.

- Почему? - спросил Андреас, потрясенный услышанным.

- Потому что его папочка, Вальковский-старший, поначалу меня убить хотел. В буквальном смысле. Он считал, что это я во всем виноват. Ну, вообще, так и было. А потом… Слушай дальше. Его папаша, он же олигархом был с такими связями, что никому и не снилось, сразу эту историю замял. Очень быстро стало ясно, что если его сын и выживет, то на всю жизнь останется паралитиком и идиотом. А для Вальковского это было как нож острый. Он вообще ебнутый тип был, ему еще в Афганистане крышу снесло. И он решил объявить, что его сын погиб. Не хотел, чтобы все знали, во что его наследник превратился. Может, хотел нового сына завести, не знаю. Словом, Антон в госпитале лежал под чужим именем. А на кладбище похоронили другого парня. Не знаю, где папаша труп взял. И думать не хочу. Надеюсь, что какого-нибудь бомжа из морга. Да и вообще, хоронили в закрытом гробу, мол, лицо и тело обезображены. А меня тогда в каком-то подвале держали. И спасло меня то, что когда Антон в себя пришел, то начал звать меня. Никого не узнавал, только меня звал. «Андрей, Андрей!». И у папаши что-то в мозгах повернулось. Он повез меня к нему в больницу. Тайно, само собой. Антон меня увидел. Во взгляде как будто что-то прояснилось. Улыбка. Слюни закапали. «Андрей, Андрей». И тогда… Тогда его папаша сказал мне: «Жить ты будешь. Я даже морду твою порванную починю. Но ты от него всю жизнь отходить не будешь. Всю жизнь будешь рядом с ним жить, кормить с ложечки, подгузники менять, в кресле катать». Ну, я тогда обрадовался, что хоть не прикончит. Я ведь уже с жизнью прощался, чувствовал себя приговоренным. Когда дверь в подвал открывалась, думал, все. Сейчас войдут и меня пристрелят. Или еще что-то сделают. Нет, обошлось. Меня в клинику пластической хирургии отправили, лицо восстановили, даже изменили. Я раньше немного другим был. Похожим, но, прямо скажем, не таким красивым. Теперь меня до уровня мальчика с обложки довели. Правда, когда операцию делали, то лицевые нервы задели, так что с мимикой у меня теперь проблемы. Да ты сам заметил.

Кронберг замолчал, по-прежнему глядя в окно на нью-йоркские небоскребы

- А что с Антоном? – дрогнувшим голосом спросил Андреас.

- Когда его более-менее починили, папаша увез его в полностью изолированный дом под Москвой. И меня вместе с ним. Забор с колючей проволокой, охранники, минимум прислуги. И я сиделкой. Менял ему подгузники, кормил, спать укладывал, переодевал, вывозил гулять. И ни шагу за ворота. Само собой, никакого интернета, никакого телефона. Как в тюрьме. И вот так мне предстояло провести всю жизнь! Пока этот мажорчик не сдохнет! – в голосе Кронберга слышалась злоба. – И не надо мне говорить, что я во всем виноват! Мне всего 18 лет было, мне жить хотелось! Ну да, я виноват, виноват! Но мы с этим Антоном оба виноваты были! Это же он, в конце концов, мне за руль позволил сесть и сам рядом уселся! А меня в итоге замуровали заживо! Я там проклял все. Сначала возненавидел этого Антона с его слюнями… Готов был придушить его, а там плевать, что будет! Пусть убивают. Потом как будто отупел, стало все равно.

- И… что дальше было? – Андреас напрягся.

- Дальше? – рот Кронберга искривился в злой усмешке. – Дальше мне крупно повезло. Где-то через полгода или год папаша Вальковский отправился на тот свет. Взорвали его в собственной машине. Туда ему и дорога. А после этого… все кончилось. Охрана и прислуга понемногу разбежались, раз деньги платить перестали. И я ушел.

- Ушел? – непонимающе уставился на него Андреас.

Кронберг резко повернулся, глядя прямо в глаза Андреасу. Взгляд его был абсолютно пустым.

- Ушел, - подтвердил он бесстрастно. – Что мне с ним, всю жизнь, что ли, было нянчиться?

- А… как же Антон? – Андреас не верил своим ушам.

- Вроде бы его забрали в какой-то дом инвалидов, - пожал плечами Кронберг. – Точно не знаю. Наверное, там и живет. А может, уже и умер. Какая разница?

- В какой дом инвалидов?? – вскричал Андреас.

- Понятия не имею. И вообще, официально никакого Антона Вальковского больше нет. Он в могиле. На кладбище. Ты там был. А под каким именем он живет, если жив, понятия не имею. Не интересовался. Кому он нужен? Да и дом, в котором меня с ним держали, давно с молотка пустили…

- Ты… Ты… Как ты мог? – Андреаса трясло. – Ты… чудовище! Чудовище!

- А, ты только сейчас это понял? – взгляд Кронберга по-прежнему был пустым.

Глаза Андреаса расширись, кулаки сжались. Казалось, он готов был наброситься на Кронберга, схватить его в охапку и просто вышвырнуть в окно.

- Ты говорил, что с вами была прислуга. Охрана. Может быть, они что-то знают!

- Может быть. Но я их только по именам знал. Где они и что с ними – понятия не имею. Все, Фелнер. Я тебе рассказал все. Как и обещал, - решительно произнес Кронберг. – А теперь твоя очередь выполнить свое обещание. Садишься на первый рейс в Европу, и мы с тобой больше не встречаемся.

- Да, - поднимаясь с места, глухо произнес Андреас. – Да. Я выполню обещание. Только сначала…

Он подошел к Кронбергу и со всей силы дал ему пощечину.

- Какой же ты подонок! – прорычал Андреас. – Какая же ты мразь!

Кронберг даже не пытался увернуться от пощечины. И ничего не ответил Андреасу. Взгляд его по-прежнему был совершенно пустым.

Андреас повернулся и быстро вышел из номера.

========== ГЛАВА 20. ЗВЕЗДНАЯ НОЧЬ В НЬЮ-ЙОРКЕ ==========

ГЛАВА 20. ЗВЕЗДНАЯ НОЧЬ В НЬЮ-ЙОРКЕ

Нью-Йорк, декабрь 2015 года

- Какого черта ты пустил к нему Фелнера! – визжал в трубку Бреннан.

- Том, мои парни не могли схватить Фелнера за шиворот и вытолкать его вон, - Скелтон говорил спокойно и дружелюбно. – Твой приказ был о другом.

- И ты его выполнишь, - неожиданно отчеканил Том. - Иначе не только не станешь первым вице-президентом, но и вылетишь с нынешней своей должности.

Скелтон нахмурился. Никогда он не слышал в голосе Тома таких жестких интонаций. Это было влияние Кронберга. Но теперь влияние Кронберга оборачивалось против него же. Только Кронбергу знать об этом было совсем необязательно.

Между тем Том отключил звонок. Кинул опасливый взгляд на дверь ванной, где принимал душ Клаус. Нет, скорее всего, тот ничего не слышал. Том недовольно посмотрел в телефон, стоявший на тихом режиме. Куча неотвеченных вызовов, и все, несомненно, касались дел Brennan. И ни одного от Мэта. Том был не в состоянии сейчас заниматься делами. Ему не хотелось. Пошло оно все к черту! У него целая свора вице-президентов, пусть они и занимаются. А ему пора снова расслабиться. И он решительно открыл дверь ванной, где сейчас мылся Клаус - мягкий, податливый, согласный на все…

***

После ухода Андреаса Матиас еще долго стоял у окна, скрестив руки и глядя в пустоту. Затем, словно робот, надел пиджак, пальто, вышел из номера, спустился вниз и сел в ожидавший его сверкающий «мерседес».

Он посетил несколько пиар-агентств, где договорился о размещении в СМИ материалов, касающихся Brennan. Стратегия оставалась прежней: во всем виновата Элен Бреннан, но ее авантюры не имели отношения к деятельности корпорации. И совет директоров Brennan в самое ближайшее время расставит все точки над i.

Попутно Матиас провел секретные переговоры с директором одного из пиар-агентств. В соцсетях следовало разместить информацию о том, что после развода с Элен, который неизбежен, Том Бреннан заключит брак с Матиасом Кронбергом. Публикация должна была содержать лишь намеки, но такие, чтобы не оставалось сомнений: брак Тома Бреннана и Матиаса Кронберга - дело решенное.

Наконец, Матиас снова сел в машину, телохранитель захлопнул за ним дверцу.

- Куда прикажете вас отвезти, мистер Кронберг? - спросил водитель. - В отель?

- Нет. В музей современного искусства, - ровным голосом ответил Кронберг.

«Мерседес» мягко тронулся с места. Матиас взглянул на смартфон. От Тома не было звонков. По губам Матиаса скользнула недобрая усмешка. Том явно хотел показать, что на Матиасе свет клином не сошелся. Или этот Риддл оказался так хорош в постели, что Бреннан забыл обо всем? Холеные ногти Матиаса впились в ладони, он прикусил губу.

Телохранитель остался у входа в музей, вряд ли драгоценному любовнику босса могло что-то угрожать в храме искусства. Но Скелтон вполне мог приставить к нему шпионов. Поэтому Матиас долго бродил по залам, делая вид, что любуется картинами. Кажется, слежки не было.

Он остановился перед “Звездной ночью” Винсента ван Гога. Хотя импрессионистов он любил, особенно наполненные светом полотна Моне, но картины ван Гога ему не нравились. Они были полны напряжения, болезненности, ненормальности. Это был мир, полный негативной энергии, готовый взорваться и уничтожить себя. Крупные звезды на картине напоминали Матиасу нарывы, вот-вот готовые прорваться.

- Превосходная картина, не правда ли? - послышался рядом тихий, вкрадчивый голос Маттиоли. - Я ее просто обожаю. Она полна неземной энергии, таинственной силы…

- Вы получили перевод? - равнодушно прервал его излияния Кронберг.

- Получил. Вижу, вы не поклонник импрессионизма?

- Вы отлично справились с заданием, - словно не слыша слов Маттиоли, произнес Кронберг. - ФБР и министерство юстиции вцепились в нее. Вы проверили обстоятельства получения ею гражданства США?

- Проверил. Увы, все законно, придраться не к чему.

- Тот факт, что у нее на момент получения гражданства уже был ребенок в России…

- Это серьезный этический аспект, но никак не юридический.

- Жаль.

- Да бросьте, Кронберг! Какое теперь это имеет значение? Власти выдвинули против нее такие обвинения, что она просто не посмеет вернуться в США.

- У нее сильные адвокаты, - пробормотал Кронберг.

- Адвокаты смогут скостить ей срок с трех до двух пожизненных, - с иронией заметил Маттиоли. – Так что возвращаться в США она точно не будет. А вам это и нужно.

- Мне нужно не только это, - Кронберг говорил холодно, невидящим взором уставившись на “Звездную ночь”. - Необходимо, чтобы расследование велось не только в США, но и в Европе. Мне нужно, чтобы у нее земля горела под ногами.

- Кронберг, вы что, считаете меня всесильным? - поморщился Маттиоли. - Я всего лишь скромный австралийский адвокат…

- Я прекрасно знаю, кто вы, - бесцеремонно прервал его Кронберг, - и плачу вам хорошие деньги. Возьмите эту флешку. На ней информация по Brennan. Думаю, она весьма пригодится вашим друзьям. Кое-что, касающееся тендера в Сан-Франциско. Если эти документы пустить в ход, шансы Brennan выиграть тендер испарятся.

- А акции Brennan обрушатся еще больше, - хмыкнул Маттиоли.

- Естественно, - бесстрастно произнес Кронберг.

- Надеюсь, мои друзья будут довольны. Деньги поступят на известный вам счет в люксембургском банке.

- Эти деньги будут немедленно переведены на ваш счет, Маттиоли, как только европейские следственные структуры начнут преследование Элен Бреннан. У вас есть связи, есть рычаги, есть информация. Действуйте как можно быстрее.

- Как же вы ее ненавидите, - задумчиво заметил итальянец.

- Мои чувства вас не касаются, - отрезал Кронберг. - Впрочем, могу вам сказать, что к Элен Бреннан я не испытываю никаких чувств.

- И потому целенаправленно превращаете ее жизнь в ад? Вы более чем жестоки.

- Считайте, что так, - произнес Кронберг, продолжая пустым взором смотреть на “Звездную ночь”. – Но думайте лучше о моих поручениях.

- Не беспокойтесь. Уголовное преследование Элен Бреннан в Европе вполне реально. Часть операций с алмазами шла через европейские банки и амстердамскую биржу. Расследование уже ведется, я могу ускорить его, направив нужные документы.

- Так ускорьте. Кстати, у ваших друзей Варгасов отличные связи в Латинской Америке…

- Хотите перекрыть для миссис Элен возможность бежать туда?

- Именно.

- Хм. В какой же угол вы ее загоняете?

- В тот, из которого она вылезла, - в голосе Кронберга была животная злоба.

Маттиоли с опаской покосился на него.

“Хорошо, что у этого красавчика нет атомной бомбы”, - подумал адвокат.

- Что ж, мы договорились, - произнес он вслух. - Всего хорошего, мистер Кронберг.

- До встречи, Маттиоли, - так и не взглянув на собеседника, произнес Кронберг.

Маттиоли ушел. Кронберг все созерцал «Звездную ночь». Затем достал телефон.

- Скелтон? Я хочу с вами встретиться. И побыстрее. Подъезжайте ко мне в отель. Когда вы сможете? Что? Вечером вы заняты? Не беспокойтесь, наша встреча будет недолгой. Впрочем, все будет зависеть от того, насколько быстро вы кончаете.

***

Скелтон яростно драл ненасытного красавца, резко вбиваясь в его задницу. Кронберг рычал и содрогался, его хорошо прорисованная спина изгибалась, великолепное тело сводило Скелтона с ума. Сильное, тренированное тело молодого мужчины. Тело, созданное для того, чтобы им обладал Скелтон.

Скелтон хотел затрахать Кронберга до смерти. Он хотел, чтобы рычание этого сильного парня перешло в скулеж, чтобы на холеном лице появился страх, из алчных и жестоких глаз потекли слезы, а руки бессильно раскинулись или сложились в мольбе о пощаде - пощаде, которой не будет.

Скелтон чувствовал, как у него подходит, чувствовал, как молодой самец буквально вытягивает из него силу, высасывает ее своей великолепной задницей, заставляя биться в ошеломляющем оргазме, от которого темнеет в глазах, а потом лежать блаженном бессилии на роскошном теле, таком горячем, упругом и… таком чужом.

Между ними был, есть и будет только секс. И деловые отношения - одновременно и союзнические, и враждебные, где каждый готов в любой момент подставить подножку другому. И каждый из них это знает, и каждого увлекает эта игра. В этих отношениях нет и не может быть чувств. Но иногда Скелтону хотелось, чтобы между ним и Кронбергом… Нет, нет, и нет. Этого не будет, потому что не будет никогда.

Кронберг повернулся на бок и приподнялся на локте.

- Ну что? - сказал Скелтон. - Что тебе нужно на этот раз?

- Надеюсь, ты не сообщил Бреннану, с кем я тут был… до тебя? – прищурившись, спросил Матиас.

- Извини, сообщил, - деревянным голосом произнес Скелтон.

- Какого черта?? – красивое лицо Кронберга мгновенно исказилось и стало почти безобразным. – У нас же с тобой был договор…

- Он все равно узнал бы, - невозмутимо пожал плечами Скелтон.

- Откуда?

- Поверь, у него есть свои источники в моей службе, - Скелтон нагло врал.

По лицу Кронберга невозможно было понять: поверил он в эту ложь или нет.

- Учти, Скелтон, - тихо проговорил, сузив глаза, - очередную истерику папика я переживу. Но запомни: если что-то случится с Фелнером, тебе конец.

- А что должно случиться с Фелнером? – невозмутимо осведомился Скелтон.

Кронберг молчал, но от его взгляда у Скелтона по спине пробежали мурашки.

- Слушай, Мэт, мне плевать на твоего Фелнера, - сказал он, недовольно поморщившись. – Этот тип попадает в поле зрение моих людей только тогда, когда оказывается рядом с тобой.

- Больше его не будет рядом со мной, - глухим голосом произнес Матиас.

- Отлично, - сказал Скелтон, бросив быстрый взгляд на внезапно помрачневшего Кронберга. – Моим людям хватает забот и без твоих шашней с этим типом. Кстати, ты ведь позвал меня не просто потрахаться? Ты ведь ничего не делаешь просто так.

- Угадал.

- Так что тебе нужно?

- Записи, на которых она высказывается о китайцах.

- Что? - Скелтон непонимающе посмотрел на Кронберга.

- Не прикидывайся идиотом. Ты знаешь, о чем и о ком я говорю. Ты ведь наверняка писал все ее разговоры. И не пытайся уверить меня в обратном.

Скелтон ухмыльнулся.

- Писал, - утвердительно произнес Кронберг. - Мне нужны эти записи.

- Для чего?

- Не задавай лишних вопросов. Иначе рискуешь не стать первым вице-президентом. Итак, мне нужны записи, лучше видеозаписи, где Элен Бреннан негативно высказывается о китайцах. Желательно о первом лице. О председателе КНР. Наверняка, она что-то такое говорила. Просто не могла не говорить.

- Ты что, всерьез думаешь, что все разговоры Элен записывались?

- Дай мне эти записи, - холодно произнес Кронберг. - Так будет лучше для тебя. И, кстати, вот флешка. Ее ты можешь передать миссис Бреннан. Да-да, именно ей.

- Что тут? - подозрительно спросил Скелтон.

- Сам увидишь. Вкратце: здесь документы, которые будут направлены властям стран Латинской Америки. На случай, если миссис Бреннан захочет туда прокатиться.

- Ты прежде казался мне гремучей змеей, Кронберг. Но ты, скорее, удав, - задумчиво произнес Скелтон. - Удав, медленно сжимающий кольцо вокруг жертвы.

- Могу быть и тем и другим. Зависит от ситуации, - ухмыльнулся Кронберг.

- Только не забывай, что не все ситуации ты можешь предвидеть. И уж точно не все можешь контролировать, - многозначительно произнес Скелтон.

- Что ты имеешь в виду? - спросил Кронберг, настороженно глядя на Скелтона.

Тот лишь холодно улыбнулся в ответ. Кронберг пожал плечами и отправился в душ. Скелтон проводил его внимательным взглядом. Как только Кронберг скрылся, он стремительно вскочил с постели и схватил лежавший на столе смартфон Кронберга. Тот, конечно, был запаролен, но Скелтон лишь улыбнулся. Он давным-давно знал пароль.

***

Андреас расплатился с таксистом на 79-й улице, рядом с входом в Центральный парк. Было уже темно, на табло в такси высвечивались цифры 22:44.

- В парк собрались, мистер? - поинтересовался таксист, принимая деньги. - Сейчас там не лучшее время для прогулок. Особенно одному.

- Не беспокойся, парень, - рассеянно отвечал Фелнер. - Все будет о’кэй.

- Тогда удачи!

- И тебе.

Андреас двинулся ко входу в парк. Да, Центральный парк Нью-Йорка поздним вечером был не лучшим местом для прогулок. Но все-таки на дворе были не 70-е и даже не 90-е годы ХХ века, когда сюда вечером было страшно сунуться. Уже заканчивался 2015 год, парк был хорошо освещен, всюду была рождественская иллюминация. Везде были понатыканы видеокамеры. Впрочем, Андреас не пошел бы бродить одинпо пустынным аллеям, если бы… если бы.

Днем от Матиаса пришла sms. Первым побуждением Андреаса было стереть ее, не читая. После всего, что рассказал Кронберг, Андреас не мог думать о нем без содрогания и отвращения. Но он все-таки прочел.

“В 11 вечера у Бельведера в Центральном парке”

Андреас мрачно смотрел на sms. Что еще понадобилось Кронбергу? Неужели он думает, что Андреас и впрямь захочет с ним встретиться? Он что, полный идиот? И почему вдруг вечером в Центральном парке? Да еще sms… Они никогда не обменивались sms, предпочитая мессенджеры. И Матиас почти никогда не был инициатором переписки. Может быть, один-два раза не больше. И вот - sms.

После того, как Андреас вышел, точнее, вылетел из номера Кронберга, он был уверен, что больше ни разу в жизни не встретится с этим человеком. Даже близко не подойдет. Его трясло при одной мысли о Кронберге. Нет, не из-за того, что именно Кронберг стал виновником той автокатастрофы. Но из-за его чудовищного эгоизма, бездушия и немыслимой лжи. Кронберг даже не скрывал, что ему было плевать на Антона, превратившегося в беспомощного калеку, лишившегося рассудка. Кронберг жалел только о себе: о своей смазливой физиономии, о том, что его заставили ухаживать за несчастным парнем вместо того, чтобы наслаждаться жизнью. Он не скрывал, что бросил на произвол судьбы беспомощного юношу, и ему было плевать, что с тем сталось. А после этого он залез в постель – нет, не в постель, а в душу и сердце Андреаса и откровенно пытался изгнать оттуда любовь к Антону. Он лгал Андреасу в лицо, что Антон мертв, он поливал его грязью, не стеснялся показывать интимные фотографии. Он, бросивший Антона, обвинял в этом его собственную мать, а ведь он поступил куда хуже, чем она! И он вел войну на уничтожение матери, сына которой превратил в калеку! Теперь он уничтожал ее семью, пытался захватить контроль над семейным состоянием…

У Андреаса все это не укладывалось в голове. Он не находил слов, которыми можно было описать то, что Кронберг делал и в чем ни капли не раскаивался. Андреасу казалось, что человек просто не может быть способен на такое. Даже самый низкий, самый подлый, самый бесчестный, отвратительный…

Омерзительное ядовитое существо, полное зловония – вот чем была подлинная сущность Кронберга. Скрытая под красивой, но бездушной глянцевой оболочкой.

Андреас не помнил, как добрался до своего отеля. По пути он зашел в какой-то бар, где выпил две двойных порции виски. Одну за другой, залпом.

В номере он скинул пальто, и как был, в костюме и ботинках, рухнул на кровать. Ему было все равно. Он чувствовал себя так, словно из него высосали все силы. Высосал Кронберг. Да, он более чем готов был выполнить данное Кронбергу обещание немедленно уехать. В Нью-Йорке его больше ничто не держало. Жизнь и так пошла под откос. Из-за любви к человеку, который оказался вовсе не человеком, а ядовитой тварью.

Господи, каким же он был идиотом! Кронберг ведь не скрывал, какой он есть на самом деле… Именно такой: циничный, жестокий, бессердечный, способный на любое предательство, на любую ложь. Почему Андреас в нем видел что-то другое?.. Более того, видел в нем другое даже сейчас, после этих чудовищных откровений? Только потому что во время секса Кронберг казался другим?

Алкоголь погружал Андреаса в болезненный полудрем. Он думал, что как только проснется, то сразу забронирует билет в Вену… Кронберг был прав: ему надо улететь.

Но Андреаса разбудил звук sms.

И снова его охватили сомнения. После первого порыва не реагировать на послание и никуда не идти, ему стало казаться, что, возможно, Кронберг сказал не все. Но что еще он мог сказать? Поведать о каких-то других своих отвратительных поступках? А эти поступки у него были, Андреас не сомневался. И все же… Все же Андреас чувствовал, что ему нужно еще хотя бы раз посмотреть в глаза этому… существу. Увидеть в них… или ничего не увидеть. Задать единственный вопрос: «Почему??» Пусть даже ответом будет холодное: «Потому что я такой».

Кронберг убил жившего в его сознании призрака Антона Вальковского. Чтобы самому превратиться в призрака. Что за судьба у Андреаса: жить в мире призраков?

Так он провел в мучениях и сомнениях оставшееся до вечера время. Впрочем, билет до Вены с пересадкой в Париже он себе заказал. На утренний рейс Air France.

И вечером он решился. Сел в такси и теперь шел по безлюдным аллеям Центрального парка. Пустынный парк казался Андреасу темным миром, населенным чудовищами, затаившимися в глубине аллей, среди кустов и голых деревьев. Далеко впереди был уже виден освещенный Бельведер (судя по всему, это был именно он, но Андреас впервые в жизни был здесь). Андреас шел на этот свет, словно это была его последняя надежда во тьме, окутавшей жизнь…

Сильный удар сбил его с ног, еще один удар оглушил его, а в кисти правой руки что-то хрустнуло, ее пронзила дикая боль, перед глазами Андреаса вспыхнули, разлетаясь в черном нью-йоркском небе, яркие звезды… А затем все погрузилось во тьму.

***

В это самое время Матиас входил в номер Бреннана в “Ритц-Карлтоне”, откуда открывался вид на Центральный парк с его вечерними огнями. Вообще-то у Бреннана здесь же, на Манхэттене, была квартира, и тоже с видом на Центральный парк. Но Том никогда не водил в нее любовников, предпочитая встречаться с ними в отелях.

Еще подъезжая к отелю, Матиас набрал номер Тома. И тот быстро ответил.

- Привет. К тебе можно? - невинным тоном поинтересовался молодой человек.

- Я не один, - похоже, Том долго репетировал эту фразу.

- Да, мне говорили, - небрежно обронил Матиас. - Так к тебе сейчас можно?

В трубке воцарилось молчание.

- Это срочно? - в голосе Тома появились нотки неуверенности.

- Не так чтобы очень. Просто сейчас рядом проезжаю.

- Куда направляешься? - тут же спросил Том.

- Хм, думал навестить пару знакомых парней…

- Тебе что… - Бреннан умолк.

Было ясно, что он хотел сказать. “Тебе что, мало траха с Фелнером?”

- О’кей, cозвонимся завтра, - лениво проговорил Матиас.

- Подожди, - голос Тома дрогнул. - Заезжай ко мне.

- Как скажешь.

- Но я не один.

- Да, ты уже говорил, - с той же ленцой в голосе обронил Матиас и отключился.

Поднимаясь в лифте, он придирчиво осмотрел себя в зеркало. На его красивом лице появилась хищная улыбка.

У дверей номера Тома стоял охранник.

- Вас ожидают, мистер Кронберг, - произнес он, открывая перед Матиасом дверь. Тот кивнул и вошел в номер: спокойный, расслабленный, безмятежный. Том в темно-синем шелковом халате сидел на диване, а рядом с ним был тот самый австриец - в махровом халате. Том сидел неестественно прямо, его рука покоилась на плече Риддла. Он старался выглядеть уверенно, но тщетно. Риддл смотрел исподлобья, рыжие волосы были взъерошены. Матиас с удовольствием отметил про себя, что выглядел новоявленный любовник Тома Бреннана жалко и нелепо.

Матиас приближался, не спеша, походкой модели на подиуме. Он был воплощением элегантности и легкой небрежности: черная короткая приталенная куртка, узкая белая рубашка с двумя расстегнутыми верхними пуговицами так, чтобы был виден небольшой кулон на груди, легкий шелковый шарф, перекинутый через шею, очень узкие темные джинсы, подчеркивающие красивую фигуру и мягкие ботинки из кожи великолепной выделки. Светлые волосы были тщательно уложены, но прядка волос как бы невзначай выбивалась, придавая образу легкую романтичность.

Кронберг выглядел принцем, вошедшим в свои покои и обнаружившим в них посторонних. Все в его облике говорило о том, что хозяин здесь именно он, а Том Бреннан и уж тем более Клаус Риддл попали сюда по недоразумению.

Том невольно поднялся. Матиас подошел к нему и с чуть капризным видом чмокнул в губы. Затем посмотрел на Риддла так, словно только что его заметил и перевел удивленный взгляд на Тома, будто вопрошая: “А это еще кто?”

- Мэт, познакомься, это Клаус, - проговорил Том.

Матиас смотрел на Клауса откровенно оценивающим взглядом. Клаус стал пунцовым и теперь выглядел совсем жалко. Матиас помедлил, словно решая, здороваться ли с этим странным существом, а затем нерешительно протянул Клаусу выхоленную руку, словно опасаясь, что тот осквернит ее своим рукопожатием.

- Привет, - произнес Матиас, чуть подняв левую бровь. - Надеюсь, я не помешал?

- Привет, - смущенно пробормотал Клаус.

- Да не стесняйся, присаживайся, - произнес Матиас, по-хозяйски опускаясь на то самое место на диване, где только что сидел Том Бреннан, и буквально за руку усаживая окончательно потерявшегося Клауса рядом с собой.

Бреннану ничего не оставалось, как сесть в кресло напротив двух парней. Матиас намеренно усадил рядом с собой Клауса, чтобы Том имел возможность сравнить их. Взъерошенный, не знающий куда девать руки, покрасневший Клаус в махровом халате, из-под которого была видна впалая грудь и покрытые не слишком красивой растительностью ноги, и великолепный холеный Матиас в расслабленной и уверенной позе с чуть откинутой назад красивой головой, белоснежной, ироничной улыбкой. Рядом с ним Клаус казался сущим недоразумением, и Том уже сам не понимал, что заставило его провести с Клаусом в постели едва ли не сутки. Том чувствовал себя подростком, которого застукали за чем-то постыдным, он понимал, что выглядит глупо и жалко, злился на себя и оттого терялся все больше. Черт, черт! Он готовился к встрече с Мэтом, хотел заставить того умолять о прощении за встречу с Фелнером, но теперь сам ощущал себя…

И еще Тому было страшно. Он вдруг испугался приказа, который отдал Скелтону. И о котором Матиас не знал. Тому отчаянно захотелось все отменить. Но было поздно.

Повисло тягостное молчание. Его прервал Матиас в своем фирменном стиле.

- Черт, неужели я пришел слишком поздно? Надо было приехать сюда еще утром, как только я выпроводил из своей постели Фелнера, - небрежно произнес он.

Клаус побагровел, Том напрягся, его руки сжались в кулаки.

- Просто было много дел, ты сам знаешь, Том, - как ни в чем ни бывало, продолжал Матиас. – Я чувствую, что мне снова нужна разрядка.

Говоря это, он неторопливо расстегивал на себе рубашку, а затем принялся расстегивать ремень на брюках, словно это было совершенно в порядке вещей.

Клаус переводил взгляд с него на Тома, пытаясь понять, как вести себя в этой ситуации. Том тоже был растерян. Хотя вроде бы неплохо изучил Матиаса и знал его пристрастие к провокационным выходкам.

Расстегнув джинсы, Матиас чуть приспустил их, а с ними и узкие бирюзовые трусы, самодовольно поигрывая своим достоинством. Оно было средних размеров, но гладкое, тугое, крепкое, так и просящееся быть пущенным в ход или использованным.

Том и Клаус молчали как истуканы. Но на Тома Матиас если и смотрел, то между делом. Он обернулся к багровому Клаусу, которого, казалось, сейчас хватит удар.

- Андреасу нравится, - проговорил Матиас, награждая бедного парня улыбкой - обворожительной и убийственной одновременно. – Он брал его сегодня утром…

Эти до невозможности пошлые слова подействовали на Клауса и Тома как удар электрического тока. Один почувствовал острый прилив желания попробовать то, чем наслаждался тот, кого он любил больше всех. Другой сгорал от ревности.

Матиас, не теряя времени, стянул джинсы и развернулся на диване, притягивая Клауса к своему паху.

- Попробуй, - промурлыкал он. – Ты ведь хочешь. Ты должен попробовать.

Клаус и сам не понял, как член Матиаса оказался у него во рту. Его словно магнитом притянуло к этому члену. Андреас сосал этот член, а значит, и он, Клаус, должен это сделать.

Матиас с довольным видом лежал на диване, раздвинув ноги, когда над ним навис Бреннан.

- Похотливая тварь, - прошипел он сквозь зубы.

Матиас лишь ухмыльнулся и выгнулся, застонав от оральных ласок Клауса, который, судя по всему, все больше входил во вкус.

- Ты еще не знаешь всего, - прошипел Бреннан. – Может быть, прямо сейчас …

Он осекся. Взгляд Матиаса стал острым и холодным как клинок кинжала, словно он пытался проникнуть в мысли Бреннана.

Бреннан поспешно оседлал грудь Матиаса и засунул ему в рот свой уже вздыбленный член. Матиас не сопротивлялся, лишь ловко подсунул шелковую подушку под голову. Он принялся ласкать член Бреннана языком и губами, понемногу, по чуть-чуть, заставляя того подниматься все выше и выше по тропе наслаждения, одновременно наслаждаясь минетом, который делал ему Клаус. А Клаус старался вовсю. Он страстно хотел узнать, каков на вкус тот, по кому Андреас сходил с ума.

Бреннан чуть привстал и стал загонять свой член в глотку Матиаса. Любой другой давно поперхнулся бы и закашлялся, но у Кронберга была железная выдержка. Его лицо покраснело от напряжения, но он не прекращал своих ласк, лишь ускоряя их, и Том чувствовал, что погружается в горячее блаженство.

Где-то на краю его сознания витала мысль о том, что Мэт вновь поймал его в примитивную ловушку, поступил с ним как с похотливым юнцом. Что Мэт, в конце концов, сделал? Просто расстегнул рубашку и джинсы, стянул трусы и достал свой член, на который тут же набросился другой парень. И этого Тому оказалось достаточно.

Достаточно, чтобы забыть обо всем и начать трахать сильного, алчного Мэта, у которого в этот момент отсасывал кто-то третий. Том, как домашняя собачка, позволял вести себя на поводке. Потому что ему это нравилось. Потому что он сам этого хотел.

Мэт же ласкал бедра и спину Тома, его чуткие пальцы умело находили точки, прикосновение к которым у Тома вызывало особое возбуждение. Язык Мэта, его губы ласкали член Тома, принося все большее наслаждение, Том чувствовал, что у него подходит, но Мэт с улыбкой искусителя угадал это и крепко обхватил пальцами основание члена, не давая выплеснуться оргазму. Том застонал, ему хотелось, очень хотелось, чтобы Мэт принял его семя в рот, но лицо, неживое в своей красоте, было непроницаемым. Даже улыбка была лишь одной из искусственных масок Мэта, и Тому стало не по себе при мысли о том, какая черная бездна может скрываться за этими бесчисленными масками.

И еще Тому стало страшно при мысли о том, что будет, когда Мэт узнает, что в эту самую минуту происходит совсем недалеко… Об этом лучше было не думать. И Том вновь погрузился в тягучие волны наслаждения. На его бедра сзади легли чьи-то руки, Том поначалу вздрогнул, он ведь совсем забыл о Клаусе, но тут же расслабился. Да. Пусть два парня ублажают его, Тома Бреннана, чтобы он таял от наслаждения…

Вновь теплая, сильная волна стала подниматься в нем, Мэт больше не сдерживал его пальцами, теперь он скручивал его соски. Том зарычал, задвигался, семя стало выплескиваться в жадно сомкнувшийся вокруг его члена рот Мэта, мягкие губы скользили по распаленному члену, яростные волны наслаждения, понемногу уступали место блаженной неге, и Том чуть откинулся назад. И почувствовал, как живот Мэта заходил ходуном. Светло-русая голова заметалась по подушке, взгляд затуманился, тело стало изгибаться, из полуоткрытого рта начали вырваться стоны.

Том завороженно смотрел на Мэта. Он обожал смотреть на него, когда Мэт себя не контролировал: этот сильный, непрошибаемый парень, который, даже отдаваясь, умудрялся сохранять ауру таинственной силы и опасности, в такие мгновения открывался, становясь беззащитным и слабым, и оттого вдвойне притягательным.

- Эй, рыжик, ты, наверное, тоже хочешь получить свою долю, - голос Матиаса снова уверенно звенел, в глазах появился прежний насмешливый блеск. – Том, ты ведь не допустишь, чтобы предмет твоего обожания ушел неудовлетворенным? Он, наверняка, уже измучился. Почти сутки с тобой.

Том нахмурился. Ему не нравилось то, что неуемный, распутный Мэт готов отдаться Клаусу… который был никем, мимолетной прихотью. И мелкой местью Фелнеру. И теперь Мэт превращал остатки этой мести в жалкий пепел…

Но тут Том снова вспомнил. Вспомнил о том, что должно было происходить сейчас, в эти самые минуты, совсем недалеко …

И, словно в ответ на мысль Тома, телефон тихо тренькнул. Пришло сообщение. Том дернулся, резким движением взял телефон со столика. Его нервозность не укрылась от зорких глаз Кронберга.

Отправителем послания был Скелтон.

«Сегодня вечером свободен?» - значилось в послании.

Это была условная фраза, означавшая: «Дело сделано».

«Занят», - отправил ответ Том. Это означало что-то вроде «отлично».

Том напрягся. Никогда ему не доводилось отдавать подобных приказов. Если что-то такое и делалось, то другими. Его отцом. Его супругой. Скелтоном. Том предпочитал ничего не знать. Впервые он испачкал дерьмом свои чистые, ухоженные руки, не знавшие грязи. Он испытал сильнейшее желание смыть с себя грязь… а может быть, и кровь.

Брезгливо отбросив телефон, Бреннан живо налил до краев стакан виски, даже не кинув туда льда, и залпом выпил.

- Ого! – заметил Кронберг, не спускавший с него глаз. – Знаешь, нечто подобное я видел только у запойных русских алкашей. Впрочем, те пили прямо из горла.

- Трахни его! – просипел Том Клаусу. – Выдери эту наглую задницу!

Мэт довольно заржал и раздвинул ноги перед Клаусом.

- Эй, резинку не забудь. И смазку! Вон, на столике справа! – командовал Мэт, забавлявшийся видом Клауса, который натягивал презерватив на свой член, сведя брови и сопя. – Да не будь таким серьезным! Ты меня просто пугаешь! Я тебе не валторна!

Клаус, ничего не отвечая, принялся втискиваться в зад Кронберга. Впрочем, этот зад к тому времени был уже настолько разработан и Фелнером, и Скелтоном, что принимал член Клауса без всяких проблем.

Мэт изгибался, стонал, царапал молочно-белое тело Клауса ногтями, оставляя красные следы. Весь этот спектакль он устраивал для Тома. Клаус был совершенно не во вкусе Мэта, в любой другой ситуации он даже не взглянул бы на этого долговязого нескладного парня с веснушками. И секс с Клаусом тоже не доставлял Мэту особого удовольствия. Клаус старательно двигался в Матиасе, неумело лапая и щипая его бедра и живот, а Матиас изображал из себя заправскую шлюху. Впрочем, он и был шлюхой.

Шлюхой, которая должна была доказать клиенту: именно она – лучшая. И от нее нельзя отказываться ни при каких обстоятельствах. А вторая шлюха – Клаус – полное ничтожество. Сколько бы он ни пыхтел как паровоз, ни краснел как помидор. Пусть себе пыхтит, пусть сопит. Тем самым он лишь подчеркивает великолепие Мэта в глазах Бреннана. А только это и имело значение.

Но кое-что Мэта беспокоило. Он видел: с Томом что-то не так. Том вел себя как мальчишка, который сделал пакость, а теперь отчаянно трусит. Именно такие трусы и оказываются способны на самые гнусные подлости. Исподтишка.

И еще Матиас отчетливо запомнил слова Скелтона:

«…не все ситуации ты можешь предвидеть. И уж точно не все можешь контролировать»

Да, он, Матиас Кронберг, что-то не сумел предвидеть. И что-то не сумел проконтролировать. Но что? Что? Он клял себя за то, что не вцепился в Скелтона и не вынудил рассказать, что тот имел в виду. Но теперь было поздно.

Между тем Клаус, наконец, разрядился. Он был похож на восторженного щенка, которому кинули отличную косточку. Матиас наблюдал за Бреннаном, который угрюмо сидел в кресле. Ну, а чего бы он хотел? Матиас поставил его на место. Показал, что постельные забавы Тома с любовником Андреаса не значат ровным счетом ничего. Что значение имеет только он, Мэт Кронберг.

Теперь нужно было действовать стремительно. Не дать Тому прийти в себя. Разыграть последнее действие комедии «А нам все равно». Матиас вскочил с дивана, даже не взглянув на разомлевшего Клауса, проскользнул в душ, привел себя в порядок, быстро оделся, при этом не давая раскрыть рта ни Тому, ни тем более Клаусу, сыпал пошлыми шуточками и язвительными насмешками, чмокнул опешившего Тома в щеку, небрежно махнул рукой Клаусу и выпорхнул. Великолепному Мэту Кронбергу больше нечего было делать в компании этой нелепой парочки.

Едва отойдя от двери, он достал телефон и вызвал Скелтона. Ответом были длинные гудки. Матиас мысленно выругался.

- Где ваш шеф? – повелительно спросил он дежурившего в коридоре охранника.

- Понятия не имею, сэр, - под пронзительным взглядом любимчика босса охранник чувствовал себя неуютно.

- Позвоните ему, - потребовал Матиас.

- Простите, сэр?

- Мой английский недостаточно хорош для вас? Я повторяю: позвоните мистеру Скелтону со своего телефона. И немедленно передайте трубку мне.

- Но… - нерешительно начал охранник, однако пресекся.

Он знал, что этот педик крайне мстителен. Скелтон лично предупреждал телохранителей не вступать с Кронбергом лишний раз в конфликт.

- От него может быть столько говна, что вы все утонете в нем, парни, - образно обрисовал тогда Скелтон ситуацию своим подчиненным.

- Хорошо, сэр, я позвоню, - смиренно проговорил охранник.

Матиас небрежно кивнул. Он понимал, что если Скелтон не хочет отвечать на его звонок, то на звонок личного телохранителя Тома просто не может не ответить. И Скелтон ответил. Не успел охранник что-то промычать в трубку, как Матиас с быстротой молнии выхватил телефон.

- Это Кронберг. Скелтон, как вы все это объясните? – голос Матиаса звучал угрожающе. – Вы понимаете, чем вам это грозит лично?

На самом деле он и сам не знал, что имел в виду под словом «это», что именно должен объяснять ему Cкелтон, и с какой стати «это» должно Скелтону чем-то угрожать. Но нужно было делать вид, что ему уже все известно. Сбить Скелтона с толку.

- Простите, Кронберг, не понимаю, о чем вы…

- Первое лицо уже все сообщило мне, - нагло врал Матиас. – Кто еще в курсе?

Скелтон молчал.

- Кто. Еще. В курсе, - отчеканил Матиас.

- Второе лицо, само собой, - буркнул Скелтон.

- Второе лицо? – голос Кронберга дрогнул.

Под «вторым лицом» Скелтон мог иметь в виду Элен Бреннан. Только ее!

- Почему именно второе лицо? – спросил он невозмутимо.

- Как ни странно, их желания сошлись. Независимо друг от друга.

«Что? Что происходит, ебать-колотить???» - по-русски думал Матиас.

Он ничего не понимал, кроме того, что Том и Элен независимо друг от друга отдали Скелтону какой-то приказ и тот его выполнил. И этот приказ каким-то образом касался его, Матиаса! Элен мечтала ему отомстить, это само собой. А Том… Том был просто помешан на связи Матиаса с Андреасом.

- Кронберг, я здесь не причем, - звучал в трубке голос Скелтона. – Я сам обо всем узнал постфактум. И не мог вас предупредить. Сожалею.

Скелтон лгал. Кронберг, будучи прирожденным лжецом, отлично чувствовал чужую ложь. Но о чем Скелтон лгал? О чем?

Андреас! Догадка хищной птицей больно клюнула в висок Матиаса. Он нажал кнопку вызова. Абонент был недоступен. Может быть, Андреас уже был в самолете?

Глаза Матиаса заледенели, сузились. Он направился назад, к двери люкса Бреннана. Но путь ему преградил все тот же охранник.

- Простите, сэр, у меня приказ никого не впускать.

- Никого? – взгляд серо-голубых глаз Кронберга кинжалом вонзился в охранника.

- Вас, сэр, - буркнул охранник.

На губах Матиаса появилась презрительная усмешка. Том трусил. Откровенно трусил и спрятался за спину охранника. Надо было что-то предпринять. Позвонить Тому? Тот не возьмет трубку. Что же делать? Что?

С этими мыслями Матиас спустился в лобби. Там его ожидали двое телохранителей, один из них что-то произнес в рацию, очевидно, вызывая автомашину. Охрана Матиаса всегда напрягала, тем более сейчас. Ему было страшно садиться в машину рядом с этими гориллами, которые запросто могли придушить его. Или вколоть яд. Да, он предусмотрел такой вариант и уже предупреждал Скелтона, что в случае его гибели на свет выплывут материалы, от которых не поздоровится многим, в том числе и самому Скелтону. Но Матиас не был уверен, что его угроза сработает. К тому же, он не был уверен в том, что Скелтон полностью контролирует своих людей. Кто знает, некоторые из них могли работать непосредственно на Тома Бреннана… Хотя вряд ли. Изнеженный Бреннан, любивший наслаждения и покой, вряд ли стал бы влезать в темные, зловещие лабиринты интриг с участием агентов службы безопасности. А вот Горгона точно могла.

Матиас застыл посреди отделанного мрамором холла. А затем достал телефон и решительно нажал кнопку вызова.

В трубке была долгая тишина, затем послышались дребезжащие гудки, ясно говорившие о том, что абонент находится где-то далеко-далеко. Матиас отошел к огромному окну и уселся в мягкое кресло, закинув ногу на ногу. Поза его была непринужденной, но лицо выглядело крайне напряженным.

- Вот уж кого не ожидала услышать, - голос Элен был холоден и слегка насмешлив.

Она говорила по-русски. В ее речи почти не было акцента, но интонационное звучание фраз было не русским, а свойственным английскому языку.

- Я не собирался звонить. Пока, во всяком случае, - Матиас говорил сквозь зубы.

- Что же случилось? Соскучился? – теперь в голосе Элен звучало злорадство.

- Что ты с ним сделала? – прорычал Матиас в трубку.

- Ты о ком? – невозмутимо осведомилась Элен.

- Сама знаешь!

- Знаю. А ты разве не знаешь, что с ним? Мой любимый муж не поставил в известность своего любовника? Как странно. Может быть, он остыл к тебе? Я слышала, он чуть ни не сутки прокувыркался в постели с каким-то музыкантишкой из Австрии.

- Что с Андреасом? – повторил Матиас, не реагируя на издевки Элен. – Говори. Иначе…

- Иначе что? – насмешливо осведомилась Элен.

- Иначе тебе придется оказаться в своем родном Торфянске гораздо раньше, чем ты думаешь. На тамошнем рынке тебя заждались. Просроченной колбасой торговать некому.

- Да иди ты в ебеня, тварь!- заорала Элен, которую само упоминание о Торфянске выводило из себя.

- Может, тебе повезет, подцепишь там грузчика в подсобке. Так-то на тебя, старую, вряд ли кто позарится. На твоей морде от подтяжек давно места живого не осталось, - Матиас не хотел все это говорить, но его просто несло.

И эти слова, хоть и говорили о его бессильной ярости, били точно в цель.

- Тварь! – заорала Горгона. – Я тебя угандошу!

- Ого, какие слова вспомнила, шалава старая. Давай, давай, вспоминай, скоро тебе пригодится!

- А вот тебе скоро ничего уже не пригодится! Думаешь легко отделаться, как этот твой пианистишка? Ему только руку расколошматили, что он теперь даже «чижика-пыжика» одним пальцем не сыграет, а вот тебя… Тебя точно расколошматят так, что никто даже не узнает. Я тебя в асфальт закатаю, тварь! Я тебя своими руками придушу!..

Далее следовал семиэтажный русский мат, которому позавидовал бы любой грузчик. Кажется, первый вице-президент Brennan Corporation миссис Бреннан окончательно превращалась в Ленку Ермолаеву из Торфянска.

Но Матиас уже ничего не слышал. Теперь он знал, что случилось с Андреасом.

Он отключил соединение, затем дрожащими пальцами набрал сообщение Скелтону всего из двух слов: «Где он?» Но ответа не было. Хотя Матиас видел, что его сообщение доставлено и прочитано. Тогда он набрал снова: «Последствия тебе известны». Через минуту пришел ответ: «Госпиталь Langone, Манхэттен».

Матиас вскочил с кресла и ринулся к выходу, где его уже ожидал сверкающий «мерседес». Но перед тем как сесть в машину, он вдруг замер и взглянул в небо. Высоко-высоко уже сверкали звезды. Холодные и колючие. Но Матиасу они казались нарывами. Нарывами, которые уже прорвались. И болезнетворный гной затапливал мир, который он сам создал.

========== ГЛАВА 21. КОГДА НАСТУПИЛО ЗАВТРА ==========

ГЛАВА 21. КОГДА НАСТУПИЛО ЗАВТРА

Атланта, декабрь 2015 года

- Какого хрена ты это сделал, Джас? – мрачно спросил Стив. – Ты что, с дуба рухнул?

- Прикольно же, - ухмыльнулся тот. – И жопа у него супер.

Они сидели прямо на полу в комнате, увешанной фотографиями Антона.

- Вот блядь, - пробормотал Стив, словно силясь осознать происшедшее.

Он посмотрел на фотографию Антона, где тот был слегка нахмурившимся.

- А что? – пожал плечами Джас. – Я поставил ублюдка на место. Видел бы ты его рожу, когда он понял, что это я его отъебал! Я думал, у него глаза на лоб вылезут.

- Ну, вылезли бы, и что? – пожал плечами Стив. – Вот что тогда?

- Стив, бля! Этого ублюдка надо было поставить на место!

- Ты его не на место поставил. Ты его раком поставил и вставил свой хер в его задницу. Вот и все. Доволен?

- А то! – ухмыльнулся Джас. – Задница у него супер. Наш папочка не прогадал.

- Дебил, блядь! – с досадой бросил Стив. – Чего ты добился? Трахнул Кронберга, так он от этого только кайф словил…

- Стив, ты не втыкаешь! Ты бы глаза его видел! Я сам чуть не завис. Понимаешь, отдавался он супер. Просто супер. Редкостная сучка – похотливая, развратная, таких поискать. А вот когда он увидел, что это я, именно я его трахал, то он…

- Что он? – холодно спросил Стив. – Ну что?

- Ну… - растерянно заморгал Джас. – Ты бы видел его рожу!

- Далась тебе его рожа, Джас! Ты не о роже его думай. А о том, что дальше.

- А что дальше? – хмыкнул Джас. – Теперь он…

- Теперь он будет мстить, - ледяным тоном произнес Стив. – Ты, придурок, вообще интересуешься, что в корпорации творится?

- А причем здесь корпорация? – недоуменно моргнул Джас. – Ну, знаю. Там жопа. Все к хуям катится. Против мамы расследование ведется. Но… придумают они что-нибудь. Адвокаты и все прочие.

- Мудак, - констатировал Стив. – Ты в курсе, что Кронберга в корпорации как огня боятся? Что ему достаточно пальцем пошевелить, чтобы какой-нибудь шеф департамента за ворота вылетел? Он мстительный и злопамятный.

- И хрен ли с того? – раздраженно сказал Джас. – Я же не директор департамента, и у нас тут не корпорация вообще-то…

- Вот именно. Кронберг…

- Так, Стив, заткнись! – голос Джаса стал визгливым. – Что мы теперь, этому ублюдку должны жопу лизать? Кронберг – подонок, последняя тварь! Он явился хрен знает откуда, охмурил нашего папочку, у которого если и есть мозги, то только в яйцах, он все разрушил! Наш дом, нашу семью, запустил свои липкие ручонки в нашу фирму! А мы с тобой наследники, Стив. Ты не забыл? Может, из-за этого Кронберга нам достанется не корпорация, а одни черепки. Вообще теперь непонятно, что с ней будет!

- Ну и причем здесь жопа Кронберга, в которую ты так втрескался? – пожал плечами Стив.

- Да ты что, не понимаешь, что за всей этой херней именно Кронберг и стоит! Это с подачи Кронберга инфа об алмазных делах слилась в интернет. Это из-за Кронберга наша мать теперь не может появиться в Штатах, и хрен знает, что с ней будет! Ты понимаешь, что все это Кронберг? Кронберг – это наш враг! Наш с тобой личный враг, Стив! И он… - тут Джас едва не задохнулся, - он еще… с нашим братом спал!

- Да ты совсем ебанулся на Кронберге! – не выдержав, заорал Стив. – Ну, хорошо, спал он с нашим братом, так когда это было? Черт знает сколько лет назад, в России! Ты что, думаешь, Кронберг это тоже назло нам делал что ли? Ты – псих, параноик!

- Может, и параноик, - мрачно ответствовал Джас. – Но это дела не меняет. Ты что, совсем тупой? Дело не в том, что Кронберг спал с Антоном, а в том, что он смешал с говном нашу память об Антоне. Память о нашем брате! Ты помнишь, что он о нем говорил? Ты помнишь, КАК он о нем говорил? Обливал дерьмом то, что для нас свято!

- Джас, остынь, - голос Стива звучал устало. – Ну да, его было неприятно слушать. Но Кронберг говорил об Антоне как о живом человеке. Для нас Антон – это вроде святыни. Мечта, оставшаяся мечтой. А для Кронберга это просто один из бывших любовников. Сам посуди, что ты хотел от него услышать? Что Антон был ангелом с крыльями? Наш брат был человеком, живым человеком! Вот как мы с тобой!

- Кронберг превратил память о нашем брате в говно! – упрямо повторил Джас.

- И что ты предлагаешь? – мрачно спросил Стив. – Грохнуть Кронберга? Джас, извини, я в такие игры играть не буду.

- Не переживай, я тоже не буду, - буркнул его брат. – Хотя, что там говорить, мне хотелось бы, чтобы этот лощеный ублюдок сдох мучительной смертью. Но нет, ничего такого. Кронберга даже наша мамочка трогать боится.

- Ну, вот, а я боялся, что у тебя мозгов совсем нет.

- У меня мозгов достаточно, чтобы понять: у тебя их больше чем у меня. Стив, я хоть и старше, но вижу: никогда не встану я во главе Brennan. Я только все угроблю, если только наш папочка раньше все не угробит. Ты куда больше подходишь. Ты все-таки в нашу мать пошел больше…

- И это меня не так уж радует, - пробормотал Стив.

- Почему? – непонимающе уставился на него Джас.

- Знаешь, как нашу мамочку прозвали в Brennan? Горгона.

- Слышал, - хмыкнул Джас. – Прикольно.

- Чудовище, одним взглядом превращавшее людей в камень, - задумчиво продолжал Стив. – Знаешь, когда я понял, что наша мать, которая всех превращала в камни, вдруг спасовала перед Кронбергом, мне в голову пришло, что он – Персей. Тот, кто победил Горгону, потому что смотрел не на нее, а на ее отражение в своем щите. А потом я понял: Кронберг – не Персей. Он сам – отражение Горгоны. Когда она смотрит на него, то видит свое отражение. Напарывается на свой же взгляд и каменеет. Кронберг – не человек. Он лишь отражение. Отражение Горгоны, - заключил Стив.

- Ты ебанулся? Ты вообще сам-то понял, что нес? – воззрился на него брат.

- Я думал о том, кто такой Кронберг, - невозмутимо продолжал Стив. – У меня даже была мысль, что он и есть Антон. Но нет. Он же показывал фотки, где они вместе.

- Ебаные фотки! – с ненавистью произнес Джас.

- Тогда я подумал, что, может быть, он все равно какой-то наш родственник. Он же из России, как наша мать. Я… - Стив запнулся, - я даже не исключал, что у нашей матери был еще один сын, о котором мы не знаем.

- Ну вот, ты окончательно ебнулся, - присвистнул Джас.

- Пожалуй, да, - хмуро сказал Стив. – Оказалось, фигня. Мне парни из службы безопасности сказали, что Скелтон по заказу матери делал анализ ДНК Кронберга. В общем, он никому из нас не родственник.

- А кто он тогда?

- Хрен его знает. Точнее, Скелтон знает.

- Скелтон? – прищурился Джас.- А откуда ты знаешь, что он знает? Опять что-то подсмотрел или подслушал, шпион хренов?

- Ну да, - неохотно сказал Стив. – Разговор Скелтона с Йенсеном… Скелтон сказал: «Я знаю, кто он. Точно знаю. Но эта информация только для меня».

- Почему? – нахмурился Джас. – Почему он молчит?

- Не догадываешься? – усмехнулся Стив. – Кронберг ему что-то пообещал. Даже понятно что: место нашей мамочки в корпорации.

- Блядство, Стив! Это уже вообще ни в какие ворота…

- Вот-вот. А ты все думаешь, что трахнешь Кронберга в жопу, и тот в страхе сбежит. Стив, этот чувак играет в высшей лиге. Он тут все разнесет в клочья.

- И как его остановить?

- Для начала надо узнать, кто он все-таки такой, - решительно произнес Стив.

***

Нью-Йорк, декабрь 2015 года

Матиас ночь провел в госпитале Langone на Манхэттене. К Андреасу его не пустили. Андреаса опрашивала полиция, и его готовили к операции. Медики говорили, что жизнь Андреаса вне опасности. Нет даже сотрясения мозга. Проблема только с рукой.

Понятно, что обращаться к полиции было бесполезно. Врачи тоже отказывались давать какую-либо информацию о случившемся.

Но ответ был найден сам собой. Матиас полез в интернет в смартфоне и на странице нью-йоркских новостей увидел сообщение со ссылкой на полицейские источники о происшествии в Центральном парке. Поздно вечером неизвестные напали на одинокого прохожего, оглушили его и ограбили. Преступники чем-то тяжелым раздробили жертве кисть правой руки. Возможно, потому что жертва сопротивлялась… Медики пытаются спасти кисть, которая очень сильно пострадала.

Имя пострадавшего не называлось. Матиас закрыл глаза и упал в кресло, глухо застонав. Андреас. Его рука искалечена. Он не сможет играть. Скорее всего, никогда. Его каким-то образом заманили в Центральный парк. Приказ отдали одновременно Том и Горгона. А организовал все Скелтон, который, конечно, это отрицал, но повелся на примитивную провокацию Матиаса, сделавшего вид, будто все знает.

Матиас всю ночь не смыкал глаз. Его лицо ничего не выражало. Во взгляде не было ни ярости, ни ненависти, только холодная пустота. Холеные руки время от времени конвульсивно вздрагивали, ногти до боли впивались в ладони.

Но этот безжизненный манекен мгновенно ожил и превратился в разъяренного хищника, когда на пороге приемного покоя появился Клаус Риддл. Тот был взъерошен, рубашка была застегнута не на ту пуговицу, на лице застыло испуганное выражение. Кронберг ринулся к нему и преградил путь.

- Какого хрена тебе здесь надо? - процедил он. - Что, Бреннан из постели выгнал?

- Что с Андреасом? - не обращая внимания на слова Кронберга, спросил Риддл. - Я читал новости…

- Читал, когда Бреннан тебя раком ставил? - мимика на лице Кронберга была, как обычно, невыразительной, но в глазах было нечто устрашающее.

Риддл заморгал, растерявшись. Кронберг схватил его за грудки.

- Слушай, ты, - шипел Кронберг. - Ты можешь кувыркаться с Бреннаном, сколько угодно, мне плевать. А вот от Андреаса держись подальше. Он - мой. Мой. Ты понял?

Кровь бросилась в лицо Риддлу. Растерянность уступила место ярости и ревности.

- Твой? - повторил он хрипло. - Твой?? Да кто ты такой? Ты - просто шлюха. Он тебя любил, а ты его… Из-за тебя он примчался сюда, из-за тебя…

- Ну да, а ты отдался Бреннану в надежде помочь Андреасу, - издевательски проговорил Кронберг. - Да ты шлюха хуже, чем я! Я-то хоть этого и не скрываю, а ты строишь из себя целку после пятого аборта!

- Убери свои руки!

- Запомни, Андреас все равно будет моим, - контраст между почти бесстрастным лицом Кронберга и пылающими ненавистью глазами был неестественным и жутким. - Моим. И учти, Риддл, я ни перед чем не остановлюсь. Андреасу покалечили руку. И те, кто это сделал, об этом пожалеют.

- Это сделал не я! - вскинулся Риддл. - Как ты вообще мог подумать…

- Знаю, что не ты, - оборвал его Кронберг. - Но если ты продолжишь вертеться вокруг Андреаса, твои музыкальные ручки постигнет та же судьба.

- Ты… ты… - Риддл смотрел на Кронберга с яростью и страхом.

- И да, можешь подать на меня заявление в полицию, что я тебе угрожал, - ухмыльнулся Кронберг, к которому, по крайней мере, внешне возвращалась обычная наглость. - Ты ничего не докажешь. И еще: у меня тоже немало рычагов влияния, чтобы ты в два счета вылетел из Венского оркестра. И никуда бы не устроился. А ты - не Андреас Фелнер. Его имя хотя бы известно, а ты - никто. Третьеразрядный музыкант, который никого не интересует. И никогда не будет интересовать.

- Ты мразь, Кронберг, - качая головой, прошептал Риддл. - Конченая мразь.

- Да, мразь, но зато сильная, красивая, привлекательная, - на лице Кронберга появилась нарочито самодовольная улыбка. - Ты тоже мразь, Риддл. Но невзрачная, слабая, ничтожная. Бледная моль. Давай, лети отсюда. Забейся в пыльный шкаф и не вылезай на свет.

- Тебе меня не запугать, - голос Клауса дрожал, кулаки были сжаты, казалось, он вот-вот расплачется как ребенок. - Самоуверенная, подлая тварь…

- Именно так, - Кронберг презрительно скривил красивые губы. - Все точно. Думаешь, я этого не знаю? Я все знаю. И не только о себе. О тебе тоже. Я имею доступ к документам фонда Бреннанов. Объясни мне, с какой радости фонд заинтересовался судьбой скромного венского валторниста? С чего бы фонд готовится выделить крупный грант Клаусу Риддлу? Из-за того, что Риддл залез в постель к главе фонда Тому Бреннану? Нет, документы на грант стали готовить еще до того. Почти одновременно с неприятностями, обрушившимися на Андреаса.

Кронберг смотрел на Риддла уничтожающим взглядом. Тот отвел глаза.

- Вот кто на самом деле продажная тварь, - безжалостно продолжал Кронберг. - Так что нечего корчить из себя влюбленного!

- Я… я… - Риддла трясло. - Да, я делал это. Но только ради того, чтобы помочь Бреннану убрать тебя от Андреаса! Потому что я люблю его! И хочу, чтобы он был моим! Моим, а не твоим, понял? Да, я поступил низко! А ты считаешь, что низко позволено поступать только тебе, да, Кронберг?

- Ничего я не считаю, - по мере того как Риддл заводился все сильнее, Кронберг все больше овладевал собой. - Просто я покажу Андреасу эти бумаги. И он все поймет сам.

Глаза Риддла расширились, из его груди вырвались звуки, похожие на рыдания, он резко развернулся и выскочил из приемного покоя.

Кронберг еще минуту смотрел ему вслед. В его глазах больше не было ни угрозы, ни ненависти, ни яда. Только усталость, растерянность и нечто, похожее на отчаяние.Он сделал несколько неуверенных шагов, тяжело рухнул в кресло и закрыл лицо руками.

- Что я делаю, - чуть слышно пробормотал он по-русски. – Господи, что я делаю!

Он закусил губу и чуть слышно заскулил как побитый щенок.

***

…Матиас просидел в госпитале еще ночь, до середины следующего дня. Он почти не смыкал глаз, лишь изредка погружаясь в болезненный полудрем. Не реагировал на телефонные звонки Тома, ни на сообщения, в которых Том требовал немедленно с ним связаться. Ни на другие звонки и сообщения. Он просто ждал. Ждал.

Операция на руке прошла успешно, сказали Матиасу. И теперь мистеру Фелнеру необходим покой. Возможно, потребуется еще одна операция.

- Он сможет играть? - безжизненным, тусклым голосом спросил Матиас.

- Это вопрос не к нам, мистер Кронберг. Мы восстановим поврежденные суставы, и рука сможет функционировать почти полноценно. Но вопрос о карьере мистера Фелнера как пианиста лежит не в нашей компетенции. Впрочем, - помедлив, произнес врач, - я имел кое-какой опыт с травмами рук музыкантов. И этот мой опыт… боюсь, не позволяет мне в данном случае оптимистично смотреть в будущее.

- Он больше не сможет играть, - холодно произнес Матиас.

Врач поджал губы и молча пошел прочь.

Молодой человек снова опустился в кресло. Его серо-голубые глаза опять ничего не выражали, под ними залегли глубокие тени. Матиас впал в то апатичное состояние, когда человек чувствует себя совершенно обессилевшим, но неспособным заснуть.

Утром Матиасу сказали, что увидеть Андреаса будет возможно лишь во второй половине дня. Матиас молча кивнул. Персонал должен был сообщить Андреасу Фелнеру, что Матиас Кронберг еще одну ночь просидел в приемном покое и очень хочет его видеть.

Часы показали полдень. Матиас умирал от усталости. Все плыло перед глазами. Он даже не понял, что перед ним остановилась медсестра.

- Мистер Кронберг, - тихо позвала она.

Матиас не двигался, глядя прямо перед собой остекленевшими глазами.

- Мистер Кронберг!

Матиас вздрогнул, очнувшись от болезненного забытья, и тут же вскочил.

- Что? Я могу увидеть его? - выдохнул он.

- Боюсь, что пока нет, - с сокрушенным видом произнесла медсестра.

- Нет? - с тревогой переспросил Матиас. - Господи… Ему хуже?

- Нет-нет, - торопливо произнесла медсестра. - Мистер Фелнер чувствует себя вполне удовлетворительно. Просто он просил, чтобы его не беспокоили.

- Но вы сказали ему, что я хочу его видеть? - Матиас как будто стряхнул с себя оцепенение, его глаза горели лихорадочно и требовательно.

- Да, но… Увы, мистер Фелнер пока не хочет, чтобы его беспокоили.

- Ему сообщили, что я здесь, что я хочу его видеть? - в голосе Матиаса зазвенел металл, он буквально впился взглядом в женщину.

- Да, - сказала та, помедлив. - Но…

- Что?

- Видите ли, мистер Кронберг… Мне неловко это говорить, но мистер Фелнер просил передать лично вам, что… ему не хотелось бы пока с вами общаться.

- Не хотелось бы со мной общаться? - металл исчез из голоса Матиаса, он мгновенно превратился в поникшего и растерянного человека.

- Пока не хотелось бы, - медсестра сделала ударение на слове “пока”. - Думаю, это связано лишь с тем, что мистер Фелнер еще не вполне оправился… Вам нехорошо, мистер Кронберг? Прошу вас, сядьте, у вас явно сильное переутомление.

Матиас действительно стал белым как мел, он зашатался и точно упал бы, если бы медсестра не подхватила его и не помогла опуститься в кресло.

- Сейчас вам сделают укол, - долетело до него как сквозь туман.

***

Скелтон внимательно читал отчеты сотрудников службы безопасности. Жестокое нападение на молодого австрийского пианиста Андреаса Фелнера в Центральном парке Нью-Йорка наделало шума в прессе, но не так чтобы слишком много. Да, Фелнер считался талантливым музыкантом, но звездой мировой величины его назвать было нельзя. И никогда уже нельзя будет назвать. Полученная травма исключала для Фелнера карьеру пианиста.

Полиция вела расследование, и единственной версией было ограбление. Но Скелтон знал, что нападавших не найдут. Их тела были сожжены на пустыре в Нью-Джерси, останки выброшены в океан.

Ситуацию могли бы осложнить показания Фелнера, который вполне мог заявить об угрозах Тома Бреннана. Конечно, это ничего не доказывало бы, но на фоне скандала вокруг Brennan усилило бы общий негативный фон.

По логике, гасить эту волну должен был Кронберг как глава PR-департамента. И Скелтон был совсем не уверен, что Кронберг будет это делать. Он знал мстительный нрав Кронберга. Знал истоки этой мстительности. И понимал, что Кронберг в своей ненависти мог решиться на что угодно. Он вполне был способен слить в интернет и СМИ данные (подлинные или сфабрикованные) о причастности Бреннанов к истории с Фелнером. И показания Фелнера только усугубили бы ситуацию.

Но ничего этого не произошло. Фелнер на допросах ни разу не произнес имя Бреннанов. Скорее всего, потому что боялся. Или еще из каких-то соображений. Кронберг тоже не сделал ничего, чтобы бросить тень на Бреннанов. Вообще, его поведение после случившегося было довольно неожиданным и странным.

Поначалу он производил впечатление сломленного человека. Скелтон и не предполагал, что нанесенная Фелнеру физическая травма может оказаться такой сильной психологической травмой для Кронберга, казавшегося совершенно непрошибаемым и безразличным ко всем, кроме себя любимого. И Скелтон не понимал, каким дьявольским чутьем Элен Бреннан, сидевшая на другом континенте, могла угадать слабое место Кронберга? Ведь это именно она была инициатором атаки на Фелнера, Том Бреннан даже не знал о роли своей жены, он независимо от нее отдал приказ, но более обтекаемый и трусливый: «Проучить». Элен же точно сказала, что надо сделать с Фелнером. И это подкосило Кронберга.

Он почти 36 часов провел в госпитале, ожидая результатов операции и надеясь на встречу с Фелнером. А когда Фелнер отказался с ним встречаться, то просто упал в обморок. Ему немедленно что-то вкололи, на несколько часов оставили в госпитале, а потом, когда он пришел в себя и вновь попытался добиться встречи с Фелнером (и вновь получил категорический отказ от последнего), то снова едва не упал в обморок.

Телохранители на руках донесли его до машины, доставили в люкс, где он провел около 12 часов. Но камеры наблюдения показывали, что Кронберг спал мало. Иногда дремал, но то и дело вздрагивал, просыпался. И принимался истерически рыдать. Вообще-то, Скелтон всегда был уверен, что люди в одиночестве не рыдают. Истерика возможна лишь тогда, когда есть зрители. Но у Кронберга не было зрителей, он находился в роскошном номере один. Быть может, он догадывался о наличии скрытых камер, но вряд ли «работал» на них, да и зачем? Однако он рыдал. Бился в истерике снова и снова. И даже не пытался напиться, хотя элитные виски и бренди стояли рядом, на столике. Любой бы напился в этой ситуации, но Кронберг предпочитал просто рыдать. Порой он выкрикивал что-то невнятное, порой бормотал. Слов было не разобрать, но, судя по всему, эти крики и бормотание были на русском.

Смотреть на него было страшно. Холеное, гладкое лицо теперь осунулось и опухло от слез, покрылось щетиной.

Том Бреннан звонил каждый час, Кронберг не отвечал. Том пытался приехать, но Скелтон переслал ему видеофайлы, снятые камерой в номере Кронберга. Том ужаснулся – его тонкая душевная организация не выносила чужих слез и истерик - и отказался от идеи приехать к Кронбергу. Вместо этого он приказал регулярно ставить его в известность о том, что происходит с его любовником. И, видимо, чтобы самому немного успокоиться, приказал привести себе парня из эскорт-агентства. С которым и провел ночь.

А Кронберг, наконец, успокоился. Несколько часов он неподвижно сидел в кресле, глядя перед собой и словно превратившись в статую. Затем лег в кровать. И заснул. Когда же проснулся, то это был хорошо знакомый всем Кронберг. На его лице были спокойствие и уверенность, а также его фирменная наглость. Он первым делом отправился в фитнес-зал, где занимался около часа, особенно налегая на свои излюбленные упражнения по накачиванию грудных мышц и ягодиц. Вернувшись в номер, он не меньше сорока минут провел в ванной, затем долго прихорашивался перед зеркалом, используя целую батарею различных сывороток, кремов, лосьонов, а также пудры и губной помады.

Облачился в элегантный бежевый костюм с идеально повязанным галстуком, спустился в ресторан, с аппетитом позавтракал и, приказав охране готовить его вещи к отъезду, отправился на встречу с Томом Бреннаном.

Бреннан в тот день должен был вылетать в Атланту, где вскоре должно было состояться долгожданное заседание совета директоров корпорации, на котором ожидались судьбоносные кадровые перестановки.

Между тем большинство в совете директоров по-прежнему было на стороне Элен. Она напрямую контролировала 44% голосов. Том Бреннан, хоть и был президентом корпорации, мог твердо рассчитывать только на 38% голосов. Остальные 18% составляли колеблющиеся. Элен было рано списывать со счетов. Конечно, пост первого вице-президента она в любом случае не сохранила бы, ибо превратилась в «токсичную фигуру». Но через других членов совета вполне могла сохранить теневой контроль над корпорацией. И, чем черт не шутит, даже добиться отставки Бреннана с поста президента, а уж отставки какого-то директора PR-департамента – и подавно.

В этой ситуации Скелтон лавировал между все еще могущественной Элен и стремительно набиравшим силу Кронбергом. Прежде Скелтон был просто исполнителем приказов Элен, которая рулила корпорацией. Он давно тяготился этой ролью, и его окрылила перспектива самому занять место Элен, которую открыл для него Кронберг. Но ему совсем не улыбалось становиться марионеткой Кронберга. В том числе поэтому он решился на рискованный шаг: выполнить приказ Элен и Тома покалечить возлюбленного Кронберга. Чтобы Кронберг знал: его марионеткой Скелтон не будет.

Конечно, разъяренный Кронберг мог причинить Скелтону большие неприятности. У Кронберга был опасный компромат, да к тому же, Кронберг запросто мог нашептать что-нибудь Тому. Но и у Скелтона было что предъявить на Кронберга. К тому же, Скелтон был уверен: он нужен Кронбергу в его далеко идущих планах. И Кронберг проглотит пилюлю.

Расчет шефа службы безопасности оказался верным. Элен, которая, даже находясь в Германии, продолжала плести интриги, была им довольна. И дала понять, что не станет возражать, если именно Скелтон станет первым вице-президентом вместо нее. Кронберг тоже не сказал ему ни слова по поводу происшедшего.

Что самое удивительное, Кронберг вообще никому ничего не сказал. Как будто Андреаса Фелнера с его покалеченной рукой и разрушенными надеждами не существовало. Кронберг не затрагивал эту тему не только в разговорах со Скелтоном, но и в общении с Томом.

Безупречно одетый, с тщательно уложенной прической, благоухающий дорогим парфюмом Кронберг прибыл в аэропорт. Его лицо было безмятежным и наглым. Никаких следов слез, никаких темных кругов под глазами, ни малейшей неуверенности в движениях, ни малейшей дрожи в ухоженных, наманикюренных пальцах. Воплощение успешного молодого карьериста, легко идущего по жизни. Правда, когда Кронберг ответил на рукопожатие Скелтона, то Скелтон отметил, что рука молодого интригана, обычно мягкая и теплая, теперь была холодна как лед.

Кронберг легко взбежал по трапу и вошел в бизнес-джет, где уже находился Бреннан, который заметно нервничал. Он не знал, как поведет себя его любовник. А тут еще на носу было чертово заседание совета директоров, к которому Том был не готов психологически. Обычно его роль сводилась к надуванию щек в председательском кресле и участию в фуршете. Все важные вопросы были согласованы заранее под руководством его дражайшей супруги. Но теперь все было иначе. Предстояла схватка. И Том трусил. Ему очень нравился вкус власти, но сражаться он не любил. Ему хотелось, чтобы за него сражались другие.

И если Мэт от него отвернется… Том знал, что в одиночку не справится. Он уже проклинал день и час, когда приказал Скелтону “разобраться” с Фелнером. Нет, о судьбе Фелнера он ничуть не сожалел, наоборот, испытывал мстительное удовлетворение. Но сожалел, что не рассчитал момент. Надо было все это сделать позже, позже! Когда чертово заседание пройдет, а сейчас ему была нужна поддержка Мэта!

И Том был готов буквально расцеловать своего опасного союзника и неверного любовника, когда понял, что тот не намерен устраивать сцен, закатывать истерики и даже упоминать о случившемся. Матиас вел себя так, как будто в Нью-Йорке не произошло ничего особенного. Развалившись в кресле рядом с Томом, он рассказывал о переговорах с PR-агентствами своим обычным самоуверенным тоном. Он даже чуть-чуть склонил голову к Тому и как бы невзначай положил руку на подлокотник кресла. Когда Том накрыл эту холеную руку с черным опалом своей рукой, Матиас не попытался ее отобрать. Он не вздрогнул, не отодвинулся. У Тома отлегло от сердца. Он, конечно, все еще опасался, что Матиас внезапно нанесет ему удар (он понимал, что у его любовника хватит и хладнокровия, и коварства), но все же уверенности у Тома прибавилось.

- Думаешь о предстоящем заседании? - голос Матиаса был нежным и почти мурлыкающим, как будто он нашептывал на ухо любовнику нечто интимное.

- Да, - вздохнул Том. - Ты ведь знаешь, нет уверенности, что все пройдет гладко. Большинство в совете - на стороне Элен.

- Не преувеличивай, - улыбнулся Матиас. - У нее было большинство, пока она была в силе. Крысы всегда бегут с тонущего корабля. А твоя супруга - тонущий корабль.

- Ты плохо знаешь Элен, - озабоченно сказал Том.

- Я? - улыбка Матиаса стала саркастической. - Да. Я ее плохо знаю. И, признаюсь честно, предпочел бы никогда не знать, - в его голосе зазвенела неприкрытая ненависть. - Не знать, не видеть, не слышать… Но это ничего не значит. Твоя жена проиграла.

- Еще нет. Она так просто не сдастся.

- Ее сдадут другие, - уверенно заявил Кронберг. - В первую очередь те, кто больше всех лизал ей задницу. Теперь они будут спасать свои задницы.

- Я предпочел бы думать только об одной заднице. Очень сладкой. Ты знаешь, о чьей именно, - осмелев, Том полез рукой за спину Матиаса.

Тот хихикнул.

- Не беспокойся, эта задница тебя не разочарует, - произнес он манерно, а затем вновь посерьезнел. - Послушай, Том. В совете директоров 17 членов, включая тебя.

- И Элен, - с досадой заметил Том.

- Да, пока.

- Я твердо могу рассчитывать всего на шесть голосов. Остальные - ставленники моей супруги или ее сторонники.

- Бывшие сторонники, - уточнил Матиас. - Ситуация изменилась. Для нужных решений тебе нужно получить всего три голоса в совете. В дополнение к имеющимся у тебя шести.

- Нет. Для некоторых решений требуется две трети, а для наиболее важных - три четверти голосов совета.

- Чтобы сменить первого вице-президента, достаточно простого большинства. А когда это произойдет, то все сторонники твоей милой супруги разом прибегут к тебе. Итак, нужно три голоса. Скелтон! - Кронберг небрежно махнул шефу службы безопасности, сидевшему на другой стороне салона, тот подошел.

- Вы должны были провести беседы с Фоем и Седдоном, - начальственным тоном произнес Кронберг, даже не предлагая Скелтону сесть. - Каковы итоги?

В глазах Скелтона мелькнула ненависть к этому молодому выскочке. Он без приглашения уселся в кресло напротив.

- Да, я говорил с ними, - проговорил он невозмутимо. – Седдон оказался покладистым. Он будет голосовать за смену первого вице-президента.

- Только Седдон?

- Фой оказался невосприимчив к аргументам, - Скелтон смотрел в сторону.

- Мать твою! - с досадой стукнул Том по подлокотнику кресла.

- Вы говорили, что у вас есть нужные документы, чтобы убедить Фоя, - лицо Кронберга ничего не выражало, но в голосе появились недовольно-угрожающие нотки.

- Да, есть. Они не связаны с Brennan. Это личный бизнес Фоя, поставка Турции буровых установок для работ на спорном с Кипром шельфе. Ими занимается фирма, которая формально не принадлежит Фою, но именно он является конечным бенефициаром. Если это всплывет, в Фоя вцепятся налоговые органы США. Плюс возникнут гигантские проблемы с его бизнесом в Европе, ведь Кипр - член ЕС. Проще говоря, ему будет грозить тюрьма и разорение.

- Какие замечательные люди входят в совет директоров Brennan, - сладко произнес Кронберг. - А серийных убийц среди них случайно нет? Я бы совсем не удивился.

- Крис, так ты пригрозил Фою разоблачением, а он уперся? - недоверчиво спросил Том. - Он что, идиот?

- Он заявил, что мы не посмеем это сделать, поскольку это бросит еще большую тень на репутацию Brennan, которая и так более чем подмочена.

- И вы в это поверили? - серо-голубые глаза Кронберга смотрели прямо на Скелтона.

- Нет, конечно, - пожал плечами тот. - Дело в другом. Элен тоже на него давит. И, похоже, ее разоблачений он боится куда больше, чем наших.

- Что у нее есть на Фоя? - нахмурился Кронберг.

- Все те же африканские дела. Фой тоже в них участвовал. Элен угрожает потянуть его за собой на дно. От обвинений в уклонении от налогов у Фоя есть шанс отвертеться. Причем неплохой шанс. Свора адвокатов, гигантская нервотрепка… Нет, полностью они его не отмоют, но за решетку он, скорее всего, не сядет.

- А его репутация?

- Фою уже под семьдесят. Ему уже плевать на репутацию. Будет доживать свой век на вилле во Флориде. А вот репутация Brennan от дела Фоя и впрямь ухудшится.

- Ебать! - раздраженно буркнул Том.

Кронберг оставался невозмутим.

- Скелтон, - проговорил он удивительно кротким, почти женственным голосом, - перед вами была поставлена задача. И она остается.

- В преддверие заседания совета директоров это будет выглядеть слишком подозрительно, - угрюмо произнес Скелтон.

Кронберг бросил на него равнодушный взгляд, и этого было достаточно, чтобы шеф службы безопасности заткнулся и кивнул.

- Отлично, - резюмировал Кронберг. - Проблема была еще с миссис Уоррелл. Она, как известно, близкая подруга твоей супруги, Том.

- И что? - беспокойно осведомился Бреннан. – Ты же обещал с ней поговорить.

- Поговорил. Пока ты летал в Нью-Йорк, а я оставался в Атланте, у меня было свободное время. У тебя есть помощник. Дукакис.

- Да, ты с ним сидел в одном кабинете.

- Да, он ничего, но не в моем вкусе, - небрежно заметил Кронберг.

- Не хватало, чтобы ты еще переспал с Дукакисом, - проворчал Том.

- Не беспокойся, - в глазах Кронберга сверкнул лед. - Я не интересуюсь Дукакисом. Зато им более чем интересуется миссис Уоррелл.

- Что?? - изумленно воззрился на любовника Том. - Да она же ему в бабки годится!

- Любви все возрасты покорны, - вздохнул Кронберг.

- Ты хочешь сказать, что Дукакис…

- Дукакиса интересует не столько она, сколько место директора департамента операционной деятельности.

- Какого черта! Что смыслит Дукакис в операционной деятельности?

- Не все ли равно? - пожал плечами Кронберг. - Тебе нужно большинство в совете директоров. Остальное - не так важно.

- Да, но если я буду раздавать посты в своей корпорации чьим-то любовникам…

- Я тоже чей-то любовник, - язвительно заметил Кронберг. - Мне подать в отставку прямо сейчас?

- Мэт, ты же знаешь, что к тебе это не относится. Ты - исключение. И я еще ни разу не пожалел о твоем назначении, ты блестяще справляешься.

- Лестно слышать это, - промурлыкал Кронберг.

- Но я не могу отдать корпорацию на откуп любовникам старых нимфеток из совета директоров!

- Это справедливо, - заметил Кронберг. - Поэтому есть другой путь.

- Какой же? - живо заинтересовался Том.

- Тот же, что и в случае с Фоем. Я уверен, что у службы безопасности есть материалы, касающиеся отношений почтенной миссис Уоррел с молодым мистером Дукакисом. Не так ли, Скелтон?

Шеф службы безопасности молча улыбнулся.

- Миссис Уоррел - почтенная дама. У нее муж, трое взрослых детей, двое внуков…

- Какая же все это грязь! - в сердцах бросил Том.

Глаза Кронберга сверкнули гневом. Том этого не видел, а Скелтон, сидевший напротив, очень хорошо заметил. И понимал, о ком в этот момент подумал Кронберг: о покалеченном Фелнере. Но уже через мгновение взгляд Кронберга стал безмятежным.

- Я не настаиваю, Том, - мягко сказал он. - Сам знаешь, это не моя компетенция.

- Нет, Мэт, это именно твоя компетенция, - нервно заерзал Том. - Проблема должна быть решена. Тем или иным способом.

- Оптимальным способом, - уточнил Кронберг. - Взвесь плюсы и минусы. Если мы пустим в ход материалы службы то, возможно, старушка сломается. Но из совета директоров ты ее не сможешь удалить, ее пакет акций достаточен, чтобы обеспечить свое присутствие там.

- Прекрасно. Она будет у нас в руках, - уверенно заявил Том.

- Но она сможет вредить тебе втихую. Ты лучше меня знаешь, какие у нее связи в Вашингтоне и не только.

- Ты предлагаешь мне идти на поводу у старой, похотливой ведьмы?

- Я предлагаю заключить с ней сделку. Ее голос в обмен на должность для Дукакиса.

- Дукакис завалит всю работу!

- В операционном департаменте сильные заместители. Ему не дадут наломать дров, - спокойно сказал Кронберг. - Впрочем, если он не будет тебя устраивать, то через пару-тройку месяцев можно будет прислать достопочтенной миссис Уоррел пару фотографий, где ее молодой воздыхатель развлекается сразу с двумя девками в каком-то баре. А старухи обычно очень ревнивы к своим молодым любовникам.

- Мэт, ты просто ядовитая змея, - выдохнул Том.

- Змеиный яд целебен, - Кронберг и бровью не повел. - Правда, в микроскопических дозах.

- Хорошо, - наморщив лоб, сказал Том. - Пусть ебарь этой старухи получит свой пост. А через пару-тройку месяцев посмотрим.

- Я знал, что ты сумеешь принять оптимальное решение, - Кронберг, не стесняясь присутствия Скелтона, чмокнул Тома в щеку.

А про себя подумал, что Дукакис, с которым он трахался всего неделю назад в своем личном кабинете, был совсем неплох. Пусть и клялся, что до этого имел дело только с женщинами.

========== ГЛАВА 22. ПОЛЕТ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ ==========

ГЛАВА 22.ПОЛЕТ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ

Нью-Йорк, январь 2016 года

Андреас действительно не хотел видеть Кронберга. Не потому что считал его виновным в случившемся – нет. Андреас понимал, что послание якобы от Матиаса было фальшивым, чтобы заманить его в западню. Все это было делом рук Бреннана, его людей. Может быть, в этом была замешана Элен Бреннан. Да, случившееся повергло Андреаса в глубокий шок. Но не это было причиной его отказа встретиться с Матиасом, хотя тот провел в больнице, по словам медсестер, едва ли не двое суток и дважды падал в обморок от бессонницы и нервного напряжения.

Более того, дело было даже не в рассказе Кронберга о том, как он обошелся с Антоном, хотя это вызывало у Андреаса содрогание. Дело было в другом. Кронберг стал для Андреаса болезненным наваждением. Любовь к Антону, полная надежды и веры в счастье, неуклонно превращалась в любовь к Кронбергу. Нет, не превращалась. Перерождалась, став злокачественной опухолью.

Кронберг был прямой противоположностью Антону, которого любил Андреас. Любил… Но знал ли? Каким был Антон? Не тот, что жил в воображении Андреаса – прекрасный ангел, чистый, доверчивый и немного грустный, а настоящий? Он ведь очень мало рассказывал о себе. Андреас знал только, что Антон – сын очень богатых родителей. Видел, что за ним постоянно таскается охрана. И чувствовал, что парень очень тяготится этой жизнью. Но Антон предпочитал об этом не распространяться. Общение с матерью Антона на его могиле тоже ничего не прояснило. К тому же, со слов Кронберга выходило, что могила была ненастоящей.

В Андреасе зрело убеждение, что он обязан отыскать Антона. Во что бы то ни стало. И каким бы ни стал Антон. Да, Андреас понимал, что увидит парализованного, слабоумного инвалида, который, скорее всего, его даже не узнает. И это будет ужасно. Но еще ужаснее будет не увидеть его. Это значило бы отвернуться от Антона. Предать его. Как предал Кронберг. Кронберг. Кронберг…

Андреас знал, что Матиас любит его – глубоко, страстно и отчаянно. Но он не мог понять нечеловеческой безжалостности Кронберга. Нездоровой страсти втаптывать в грязь все, что для других было свято. Зачем вообще Матиас рассказал ему историю о том, что на самом деле случилось с Антоном? Он же понимал, что вызовет у Андреаса лишь отвращение. То есть Матиас сознательно его отталкивал. Хотя и любил. И Андреас чувствовал, что здесь скрыта какая-то чудовищная ложь.

Кронберг был мастером лжи. И потому Андреас не хотел его видеть. Зачем? Кронберг все равно не скажет правды. Он будет лгать, лгать и лгать. Но почему? Почему?

Андреас чувствовал, что ответ он найдет лишь тогда, когда разыщет Антона. И не просто разыщет, но узнает правду о том, что случилось много лет назад в Москве.

Странно, но за этими мыслями он мало думал о том, что удар молотка по кисти навсегда оборвал его карьеру пианиста. Андреас понимал, что о выступлениях надо забыть. Навсегда. По всей логике это должно было ввергнуть Андреаса в отчаяние. Но отчаяния не было. Было лишь нечто вроде холодного безразличия. У него даже не было ненависти к Бреннану. Андреас ничего не сообщил о своих подозрениях (точнее, об уверенности) допрашивавшим его полицейским. Не потому что боялся Бреннана. Андреас боялся другого: что ненависть ввергнет его в бездну отчаяния, из которой он уже не выберется. И что встреча с Кронбергом затянет его в ту же бездну.

Матиас, с которым он отказался встречаться, прислал ему послание:

«Я все понимаю. Хочу тебя увидеть. Напиши, я прилечу мгновенно»

Андреас оставил это послание без ответа.

Другим он отвечал. Родителям, которые, похоже, были не столько потрясены случившимся с ним, сколько сожалели, что теперь не смогут при случае говорить, что «тот самый Фелнер» - их сын. Потому что «того самого Фелнера» больше не будет. Андреас отвечал и на звонки многочисленных знакомых, но они его лишь угнетали. Все уверяли, что он, конечно же, все преодолеет, вернется на сцену и так далее. Фальшивое ободрение, на которое требовалось отвечать фальшивым оптимизмом. Ну, и удовлетворять плохо скрытое любопытство: а что все-таки случилось там, в парке? Все это высасывало душевные силы, и Андреас чувствовал, что идет ко дну.

С ним пытался встретиться и Клаус, который пока оставался в Нью-Йорке, но должен был вылететь вместе с оркестром в гастрольный тур по США. И тут Андреасу был нанесен новый удар. С неизвестного номера пришли видеофайлы: Том Бреннан занимается сексом с Клаусом. Затем к ним присоединяется Матиас. У Андреаса не было ни малейших сомнений: это пакость Бреннана. Ему было мало искалечить руку музыканта, лишить его возможности играть. Теперь он хотел показать, что отобрал у Андреаса и любовников. Но у Андреаса эта глупая месть не вызвала ни гнева, ни унижения, ни досады. Он и так знал, что Кронберг является официальным любовником Бреннана. А участие в этих играх Клауса, клявшегося ему в любви… За что ему было осуждать Клауса? Андреас сам сказал, что у них секс и ничего больше. И он не ждал от Клауса верности. Пожалуй, эти файлы лишь усилили презрение Андреаса к Бреннану.

К нему прилетел Кренц, буквально через день после случившегося. Вместе они встретили Рождество, а затем Новый год. Андреас пытался возражать: зачем Кренцу встречать праздники с ним, в госпитале, но возражения были тут же отметены.

- У меня было три жены, сейчас я развожусь с четвертой. Зачем мне проводить с ней Рождество, если нам предстоит феерическая встреча в суде? Мои дети от трех браков уже выросли и давно с удовольствием послали меня к черту. Кстати, на их месте я поступил бы точно так же. Поэтому извини, тебе придется меня терпеть.

Кренц не утешал Андреаса, не уверял, что искалеченная кисть восстановится, и он снова будет покорять мировые сцены. Нет. Он просто был рядом. И своим присутствием не давал Андреасу рухнуть в бездну отчаяния.

- Ты не знаешь, какой будет твоя жизнь, - повторял Кренц. – Но ты должен знать одно: жизнь не кончена. Она просто станет другой. И ты сумеешь найти в ней себя.

Андреас кивал и улыбался, хотя на душе его было черным-черно.

- Эгон, - произнес он в минуту душевного упадка. – Я ведь больше не представляю для тебя никакого интереса. У меня не будет концертов…

- Заткнись, идиот! – оборвал его Кренц. – Чего у тебя точно никогда не будет, так это мозгов. Еще раз заговоришь на эту тему, и я вышибу из твоей головы все опилки, которыми она забита. Уясни, проблема не в том, что у тебя разбита рука. Проблема в том, что разбит ты сам. И тебе предстоит себя собрать. По кусочкам. Вот что важно. Ты сам должен себя собрать, - с нажимом повторил Кренц. – Ты сам!

Андреас понимал: Кренц прав. Он должен все сделать сам. Но первое, что он сделал, это обратился за помощью к Кренцу. Он рассказал, не вдаваясь в подробности, о том, что случилось с Антоном Вальковским. Версию, изложенную Кронбергом. И попросил попытаться подключить свои связи в России к тому, чтобы выяснить, где сейчас может находиться Антон. Кренц сразу принялся за дело. Несмотря на предновогодние дни, когда Россия и Европа уже пребывали в праздничном полупараличе, он постоянно названивал, что-то узнавал, требовал, просил, обещал, торговался.

Но на сей раз кипучая энергия Кренца не дала результатов. Ничего об Антоне Вальковском узнать не удалось. Кроме того, что его тело покоится на Домодедовском кладбище. Может быть, так и было. Может быть, Кронберг в очередной раз нагородил чудовищную ложь с одному ему понятной целью.

Андреас чувствовал, что оказался перед железным занавесом, закрывшим прошлое с его несбывшимися надеждами. И на этом занавесе был портрет Кронберга, который не сводил с Андреаса взгляда серо-голубых жестоких и влюбленных глаз.

Кронберг исчез. Проведя почти двое суток в приемном покое, он больше не звонил. И не присылал сообщений. Не поздравил с Рождеством. Но в новогоднюю ночь от него пришло послание:

«Я люблю тебя. Они заплатят за все»

И Андреасу стало по-настоящему страшно. Он знал, как сильно Кронберг может ненавидеть, и чувствовал, во что может вылиться его ненависть.

Держать смартфон одной рукой и что-то писать в нем было трудно. Андреасу все равно хотелось ответить, написать Кронбергу… но что? «Отомсти за меня»? Или «Пожалуйста, не делай этого»? Или «Я люблю тебя?» Все это казалось никчемным. Отвечать было нечего.

А Клаус снова пытался прийти. Оркестр улетал в тур по США, он хотел увидеть Андреаса перед отъездом.

- Не надо, - сказал ему Андреас по телефону.

- Но я буду тебе звонить, - потерянным голосом сказал Клаус.

- Как хочешь, - равнодушно сказал Андреас.

Сразу после звонка Клауса он заявил врачам о желании покинуть больницу. Врачи возражали, говоря, что ему нужно пробыть здесь еще две недели. Провести кучу исследований, анализов, посмотреть, как идет восстановление кисти. И вообще, мистеру Фелнеру лучше не передвигаться.

Андреас понимал, что врачи правы. И еще: что каждый час его пребывания в одном из лучших госпиталей Нью-Йорка стоит бешеных денег. Впрочем, расходы взял на себя благотворительный фонд, занимавшийся помощью пострадавшим музыкантам (оказывается, был и такой). Все это оперативно организовал Кренц.

Но Андреас твердо решил улететь. Улететь в чужое прошлое. В прошлое Антона Вальковского, чтобы, наконец, все узнать и все понять. И он, учась пользоваться левой рукой, умудрился через интернет заказать себе билет в Москву. Виза в Россию, полученная во время недавних гастролей, еще действовала.

Да, это было безумие. Лететь с покалеченной рукой в гипсе на другой континент. А как быть с вещами и всем прочим, когда действует лишь одна рука? Андреас понимал, что Россия это не Европа, где к услугам инвалидов или людей с ограниченными возможностями, как их теперь стали называть, есть все. В России все куда жестче. Ему придется самому получать багаж и тащить его через таможню к выходу. А там ловить такси. А деньги? Нужно будет поменять деньги на русские рубли, чтобы расплатиться с московскими таксистами. Словом, предстоял сущий кошмар. Но Андреас был готов.

Он проявил неожиданное упрямство и впервые в жизни сумел выдержать натиск Кренца, который сначала отговаривал его от поездки в Россию, а потом заявил, что полетит вместе с ним.

- Эгон, - произнес Андреас. – Ты сам сказал, что я должен сам себя собрать. И никто за меня это не сделает. Считай, что я к этому приступил. И спасибо тебе, но я полечу один. Один. Мне важно все сделать самому.

***

Атланта, январь 2016 года

- Слышали новость? – Дукакис буквально ворвался в кабинет Кронберга.

Кронберг, заняв пост директора PR-департамента, получил кабинет на девятом этаже. Но там он появлялся редко. Том желал, чтобы Матиас был рядом. Поэтому ему выделили еще один кабинет, смежный с кабинетом босса. Прежде этот кабинет занимали технические сотрудники, теперь его спешно переделали, поставили огромный стол и роскошное кожаное кресло для фаворита босса. Кабинет Кронберга и кабинет Тома Бреннана были соединены дверью, так что не нужно было проходить через приемную с цепкими взглядами секретарей и прочих сотрудников.

Иметь такой кабинет директору PR-департамента по рангу было не положено, но Том Бреннан специально сохранил за Матиасом Кронбергом пост помощника президента корпорации. Таким образом, Кронберг совмещал две ключевых должности, и все в Brennan знали, что этот красавчик, вроде бы остающийся в тени, теперь пользуется влиянием, которым пользовалась прежде разве что сама Горгона.

Кронберг, что-то строчивший в лэптопе, бесстрастно взглянул на Дукакиса.

- Что такое, Майк? – спросил он. – На Атланту надвигаются сразу пять ураганов?

- Фой! – выдохнул Дукакис.

- Фой? – лицо Кронберга оставалось неподвижным. – А, тот старый сморчок из совета директоров… Что с ним? Сделал себе операцию по изменению пола? Решил баллотироваться в президенты США?

- Фой… погиб, - проговорил Дукакис.

Кронберг чуть нахмурился.

- Вот как? – произнес он равнодушно. – Погиб. Ну, надо же. И как?

- Автокатастрофа. Звонил его помощник. Фой выехал со своей виллы во Флориде. Кажется, шел дождь, шоссе было скользким… Водитель не справился с управлением.

- Твою мать! – лениво процедил Кронберг. – Знаете, что теперь скажут? Что это связано с сегодняшним заседанием совета директоров. Что Фоя убрали, потому что он кому-то мешал. Словом, лишняя головная боль мне, как директору PR-департамента. Кстати, Дукакис… Мне известно, что скоро вы тоже можете стать директором.

- Вы говорите о департаменте операционной деятельности? - Дукакис старался выглядеть спокойным, но глаза его заблестели, а голос дрогнул.

- Миссис Уоррелл из совета директоров считает, что вы были бы идеальным главой этого подразделения. Должно быть, вы весьма впечатлили ее своими способностями. Деловыми способностями, разумеется.

- Я всего лишь брал пример с вас, Кронберг, - усмехнулся Дукакис. – Вы ведь впечатлили своими способностями самого президента корпорации!

- Несомненно, - с видом собственного превосходства бросил Кронберг. – Но мы говорим о вас, Майк. Миссис Уоррелл очень настаивает на вашем назначении. И, скажу вам по секрету, Бреннан склоняется к тому, чтобы согласиться.

- Склоняется? - повторил Дукакис, пристально глядя на Кронберга.

Тот оттолкнулся от стола, мягкое кожаное кресло чуть отъехало назад. Холеная рука Кронберга как бы невзначай стала теребить пряжку ремня на брюках, словно он хотел его ослабить.

Дукакис пристально следил за ним.

- Бреннан ждет моего заключения, - с безмятежным видом пояснил Матиас. – Он поручил мне подготовить обоснование вашего назначения.

- И вы?

- Я его подготовил, - Кронберг указал на лэптоп, а затем непринужденно расстегнул ремень. – Осталось распечатать, подписать и отнести мистеру Бреннану. Там говорится о вашей компетентности, креативности, работоспособности … Я лично мог в этом убедиться. Прямо на этом столе.

- Мне кажется, вам понравилось, - сказал Дукакис, напряженно улыбаясь и глядя, как Кронберг расстегивает ширинку.

- Вы угадали, Майк, - кивнул Кронберг. – Но остался последний тест.

Он вытащил из штанов свое достоинство, которое уже было изрядно возбужденным. На лице Дукакиса появилось отвращение, которое он безуспешно пытался скрыть. Кронберга это нисколько не смутило. Он, ухмыляясь, смотрел на Дукакиса.

А тот окаменел. Да, он трахал Кронберга, в этом самом кабинете, на этом самом столе. И ему это понравилось, хотя прежде он никогда не занимался сексом с мужчинами и даже не представлял, что способен на такое. Но задница Кронберга, которую тот так неожиданно и лихо подставил, сразу возбудила Дукакиса. Может быть, не сама по себе задница, хотя она была крепкая, упругая, красивая. Может быть, осознание того, что Дукакис получил то, к чему имел доступ лишь президент корпорации. Трахая Кронберга, Дукакис испытывал не только физическое удовольствие. Он воображал себя главой гигантской корпорации, а Кронберг был символом этой власти!

И вот теперь Кронберг откровенно требовал, чтобы Дукакис у него отсосал. Требовал без слов, цинично и нагло. В насмешливых глазах Кронберга читалось: «Хочешь стать директором – отсоси у меня». И Дукакис понимал: это не просто похоть. Кронберг показывал, что Дукакис, заняв вожделенный пост, будет одной из его пешек, которые Кронберг так легко умеет передвигать своей холеной рукой. Легко проводить в ферзи. И так же легко смахивать с доски.

Внезапно Дукакиса пронзила мысль, от которой ему стало страшно. Фой, автокатастрофа. Непонятно почему, но Дукакисом овладела уверенность: Кронберг причастен. Нет, Кронберг ничего не подстраивал сам. Просто вот так же, сидя в мягком кресле или лежа в роскошной постели, махнул своей ухоженной рукой. И все сделали другие. Дукакис испугался, хотя и понимал, что это бредовые фантазии. Но Кронберг, этот сопляк, вдруг показался ему монстром, скрывающимся под лощеной оболочкой. Он смотрел в серо-голубые глаза Кронберга и видел, что тот способен на все. На любую подлость, на любое злодеяние. И что он легко уничтожит любого, кто встанет на его пути.

Дукакис понял, что если не подчинится, то вылетит из Brennan. Как вылетели Саммерс, Спенсер, Лейк и другие. Как вылетела сама Горгона. Или как вылетел со скользкого шоссе в своем автомобиле Фой.

Дукакис опустился на колени и, преодолевая отвращение, взял в рот уже стоявший дыбом член Кронберга. Тот холодно и победно улыбнулся, глядя куда-то в пустоту.

***

Нью-Йорк – Москва, январь 2016 года

Самолет летел сквозь темную пустоту над Северной Атлантикой, держа курс на Москву. Андреас так и не позволил Кренцу его сопровождать, как бы Эгон ни кипятился. Да, он знал, что Кренц тысячу раз прав. Лететь в Москву одному, с раненой рукой – безумие. Но Андреас должен был это сделать. Сам. И Эгон понял. Он просто сказал, что Андреас может звонить ему в любое время, и он тут же придет на помощь.

Но Андреас знал, что не позвонит. Ему предстояло войти в зазеркалье Кронберга. В таинственный и зловещий мир, куда не было входа никому. Никому, кроме Андреаса. Он пытался дремать, но безуспешно. В голове звучала музыка. В госпитале он дал зарок: больше не сочинять то странное произведение, в котором образ Антона Вальковского переплетался с образом Матиаса Кронберга. Хватит. Больше никакого Кронберга. Но проклятый демон с искусственным лицом и пронзительными серо-голубыми глазами слишком глубоко проник в его сознание. Андреас хотел начать писать что-то новое. Где не будет Кронберга. Пусть лучше будет его нынешний полет во тьму сквозь смертельно холодную пустоту над Атлантикой.

Неловко вынув левой рукой из сумки блокнот, а затем ручку, Андреас положил его на выдвижной столик. Писать левой рукой, было жутко неудобно. Левая рука быстро уставала, болела. Но надо было привыкать. Правая рука восстановится… Он сможет держать и ложку, и вилку, и ручку. Вот только пианистом ему уже не быть. Никогда.

Андреас набрасывал ноты на бумагу, но не понимал, что именно пишет. Ему хотелось написать небольшую пьесу: полет сквозь пустоту, погружение в лиловые сумерки, сгущающийся мрак с его далекими огнями… Но он вдруг осознал, что это – лишь продолжение его произведения, где были Антон и Матиас.

Музыка становилась все мрачнее, минорные тона все гуще, в них были вспышки света, но это было инфернальное свечение, в котором возникало безжизненно-красивое лицо Кронберга с его алчными и жестокими глазами.

Избавиться от Кронберга было нельзя. Он затягивал Андреаса в водоворотрождающейся музыки, наполнял собой его музыку. Бездонная пустота, сгущающийся мрак, тревожные вспышки и призрак Кронберга – зловещий, полный ненависти, скрывающий что-то… И это непонятое «что-то» тоже звучало в нотах, лихорадочно набрасываемых уставшей рукой Андреаса. «Что-то» переливчатое, тревожное, пугающее, полное затаенной грусти, отчаяния и любви. Пару раз эта любовь взрывалась бурными аккордами, но лишь на несколько мгновений, чтобы снова исчезнуть в тревожном мраке. А вот Антона в этой музыке не было. Не потому что Андреас не хотел его присутствия. Напротив, именно его он и хотел! Но не мог отыскать. Только Матиас. Матиас. Матиас. Он был сумерками. Он был тьмой, в которую погружался Андреас. Он был его музыкой.

Почему Кронберг не уходил из его сердца? Почему он поселился там, словно смертоносная бацилла? В чем была загадка?

Андреас все яснее понимал, что в истории его отношений с Кронбергом было слишком много странностей. Их сразу потянуло друг к другу. И это было не просто физическое влечение двух парней. И не мимолетный флирт. Нет, с самого сначала было ясно, что это нечто иное. Любовь. Причем знакомая им обоим, но тлевшая под спудом, в глубинах их сердец. Словно они любили друг друга еще до того, как встретились. Поэтому Андреас в какой-то момент решил, что Матиас и есть его погибший Антон. Каким-то чудом выживший, изменивший внешность, имя, национальность. Из романтичного мальчика превратившийся в циничного, аморального подонка.

Но фотографии, которые Кронберг прислал Антону, это опровергали. Кронберг не мог быть Антоном. Фотографии … Они безжалостно убивали светлый образ в памяти Андреаса, и тот смотрел на них лишь раз. И хотел уничтожить. Но решил, что это будет трусостью. Пусть хранятся. Они - часть правды. Правды, полной яда.

Была еще странность. Рассказ о том, что Антон жив, но по вине Кронберга стал слабоумным паралитиком, был совершенно неожиданным. Но Кронберг рассказал его не в порыве откровенности. Он заранее знал, что расскажет. Еще накануне, во время их безумного секса Кронберг прошептал: «Пусть не наступит завтра». Теперь было ясно, что он имел в виду. Но зачем ему это было? Ответ был один: Кронберг хотел оттолкнуть Андреаса. Он открыто поставил условие: «Ты должен немедленно улететь». Зачем? Кронберг либо знал, либо догадывался, что над Андреасом нависла опасность, и потому отчаянно пытался заставить его уехать. Потому и рассказал эту чудовищную историю. Отталкивая от себя Анлреаса, он его спасал. Пусть и неудачно. Но правдой ли была эта история? Или это была очередная ложь Кронберга? Ложь то ли во зло, то ли во спасение?

Вообще-то, Андреасу всегда казалось странным, что Антона похоронили на обычном кладбище. Об этом же с ненавистью ему сказала Горгона: мол, ее муженек, мог найти бы сыну и более престижное место. И памятник соорудили очень быстро: месяца не прошло, как он уже стоял. Словно торопились. Да и сам отец, погибший вскоре, завещал себя похоронить не рядом с сыном, а на другом, более престижном кладбище. Ум Андреаса, продиравшийся сквозь лабиринты зазеркалья, как будто видел впереди просвет. У него было ощущение, что есть еще какая-то нестыковка. Что-то раньше бросилось ему в глаза, но он не обратил внимания. Какая-то деталь… Где? Когда?

Красноватая вспышка сигнального огня в иллюминаторе как будто на миг осветила его сознание. Фотографии! Те самые, на которых были Антон и Кронберг. Андреас их толком не разглядывал, ему было больно и противно смотреть на них.

Теперь он заставил себя достать смартфон и открыл папку с проклятыми фотографиями. Вот они. Антон и Матиас занимаются сексом. Антон обхватил рукой член Матиаса. На руке у Антона кольцо, то самое, подаренное Андреасом. Кольцо с черным опалом. Рука Матиаса в момент, запечатленный фотокамерой, висит в воздухе. И на ней тоже кольцо. Точно такое же. С черным камнем. Два одинаковых кольца?? Не может быть. Кольцо делалось по особому заказу, существовало в единственном экземпляре. Но на фотографии ясно было видно два кольца. Два одинаковых кольца.

Что это значило? Андреас поднес руки к голове и спохватился: правая рука в гипсе. Но так и остался сидеть неподвижно, словно весь он был схвачен застывшим гипсом.

***

Атланта-Франкфурт, январь 2016 года

Скелтон в своем рабочем кабинете разговаривал по скайпу с Элен Бреннан. С их последней встречи Элен очень изменилась. Она разом постарела. Если раньше она выглядела лет на 35-40, то теперь - на 50 с лишним. Растеряла лоск. Прежде это была королева с идеальной осанкой, тщательно продуманными нарядами, украшениями, идеальной прической, макияжем, скрывающим возрастные изъяны. Она казалась неприступной для любых невзгод. Казалось, весь мир может полететь в тартарары, но Элен Бреннан останется незыблемой как сверкающая ледяная скала. Как опасный айсберг, о который разбилось множество кораблей.

Теперь же Скелтон видел немолодую усталую женщину с осунувшимся лицом, затравленным взглядом, резко обозначившимися морщинами и сединой в волосах. Даже по скайпу было видно, что осанка Элен изменилась. Она сидела не прямо, как обычно, а подавшись вперед, сжав кулаки.

- Ты мерзавец, Скелтон, - голос Элен, прежде звеневший металлом, теперь клокотал бессильной яростью. – Я всегда знала, что ты мерзавец. Но вот чего я не предполагала, так это того, что ты такой трус.

- О чем ты? – Скелтон сохранял самообладание, хотя внутренне был напряжен.

Разговор с Элен не доставлял ему ни малейшего удовольствия, но он хотел знать, что она замышляет. Элен по-прежнему была опасна. Даже опасней чем прежде, потому что Кронберг загнал ее в угол, и терять ей было уже нечего.

- Я о тебе, - с ненавистью выплюнула Элен. – Знаешь, я поняла бы, если бы ты открыто принял сторону этой шлюхи, я имею в виду Кронберга. Ты же пытаешься угодить всем. Помогаешь Кронбергу в его интригах и при этом выполняешь мои поручения. Выжидаешь, чья возьмет? Думаешь, я этого не вижу?

- Я выполнил все, что ты требовала, - холодно произнес Скелтон. – Ты знаешь, что произошло на Манхэттене.

- Знаю. И знаю, что аналогичный приказ тебе отдал мой муженек. Именно поэтому ты его и выполнил. Если бы приказ шел только от меня, сомневаюсь, что я дождалась бы его исполнения.

- Я не собираюсь тебе что-либо доказывать. Тем более что смутно понимаю, о чем ты говоришь, - уклончиво ответил Скелтон, опасавшийся, что их разговор по скайпу может записываться людьми из ФБР. Он, конечно, принял все меры с целью обезопасить линию связи, но стопроцентной уверенности не было.

- Ты все понял, - зло бросила Элен. – И, кстати, я уже знаю, что случилось с Фоем.

- Ужасная трагедия, - Скелтон постарался придать лицу скорбное выражение.

- Да-да, - саркастически заметила Элен. – Ливень, скользкая дорога. И заседание совета директоров Brennan, на которое он направлялся.

- Полиция ведет расследование. Наша служба, естественно, тоже. Ничего криминального в гибели Фоя на данный момент не найдено.

- Можно даже не сомневаться, - хмыкнула Элен. – Особенно, если расследование ведет твоя служба. Слушай, Крис. Я прекрасно знаю, что ты метишь в мое кресло. Я даже говорила, что не возражала бы против этого. Раз уж все так повернулось. Но ты превратился в шавку Кронберга! По его приказу ты занимаешься шантажом и подкупом, чтобы добиться отставок в совете директоров…

- Элен, твои обвинения беспочвенны, - тут же заявил Скелтон.

- Да, понимаю, ты говоришь это в расчете на то, что нас слушает старое доброе ФБР. А может быть, еще кто-то. Только вот учти, Крис, мне-то терять уже нечего.

- Тогда подай в отставку с поста первого вице-президента, - холодно произнес Скелтон. – Да, это правда, я рассчитываю занять этот пост. Ты цепляешься за эту должность, но каждый твой день на посту первого вице-президента это миллиардные убытки для Brennan. Акции падают из-за одного твоего имени. И ты сама это понимаешь. Элен, речь идет о судьбе корпорации. О корпорации твоей семьи, твоих детей!

- Что ты вдруг стал так заботиться о моей семье, Крис? – едко осведомилась Элен. – Ты еще вспомни о моем муженьке, который добивается развода! Опять стараешься для Кронберга? Он спит и видит, как заставить этого придурка Тома заключить с ним однополый брак. И тогда приберет все к своим рукам! Ты для Кронберга стараешься, да? Для него? – голос Элен сорвался на крик. – Так вот, ничего этого не будет! Да, эта тварь разрушила мою карьеру, разрушила мою семью, разрушила все, во что я вкладывала все свои силы! Эта гадина превращает меня в изгоя! И да, у этого подлеца все пока получается. Но я не сдамся, Скелтон. Ты меня знаешь. Пусть даже я не смогу вернуть все, но Кронберг заплатит. Тебе известно, кем я была когда-то. Продавщицей в жалком провинциальном магазине, торговавшем водкой и вонючей колбасой из собачьего говна! И я стала первым вице-президентом Brennan. Я сменила имя, страну, я сменила всю свою жизнь! И ты думаешь, я не смогу расправиться с каким-то жалким, наглым сопляком?

- Пока что он расправляется с тобой и весьма успешно, - холодно заметил Скелтон.

- Потому что ты встал на его сторону. Если бы ты покончил с ним…

- Элен, прекрати!

- Скелтон, - Элен снова заговорила. – Или ты сделаешь все, что нужно, или это сделаю я. Можешь становиться первым вице-президентом, мне плевать. Ты прав, я прекрасно понимаю, что в любом случае не удержу этот пост. Но если ты не выполнишь то, что я приказала, то сам знаешь, что тебя ждет.

- Не надо меня шантажировать, миссис Бреннан, - холодно проговорил Скелтон.

- Это не шантаж, - тут же заявила Элен. – Всего лишь дружеский совет.

- Ах, совет, - понимающе кивнул Скелтон. – Что ж, услуга за услугу. Я поделюсь с тобой кое-какими данными. Боюсь, новости будут для тебя весьма невеселыми.

- Опять Кронберг? – глаза Элен сузились. – Что на этот раз?

- Мне стало известно… не спрашивай откуда… он передал кое-кому документы, которые дают основания для твоего объявления в розыск через Интерпол. Проще говоря, тебе не только нельзя возвращаться в Штаты. Тебе и в Европе оставаться небезопасно. В любой момент тебя могут задержать. Особенно в Германии, где ты сейчас находишься. Немцы очень педантичны в том, что касается исполнения международных запросов.

Ни один мускул на лице Элен не дрогнул. Но Скелтон чувствовал, что для нее это был сильный удар.

- Вот как? – произнесла она нарочито скучным голосом. – Что ж, в жизни я навидалась всякого. И поверь, жизнь есть не только в США или Европе. Есть множество других стран, где жизнь не хуже. Если есть деньги. А у меня они есть.

- Вот только ордер Интерпола действует почти по всему миру, - заметил Скелтон.

- Во-первых, не по всему миру. И есть страны, которые относятся к ордерам Интерпола с гораздо меньшим пиететом, чем законопослушные немцы. Уж поверь, я знаю, - на губах Элен Бреннан появилась усмешка. – Все Крис. Ты меня понял. Удачи!

Элен отключилась. И тут же на ее смартфон пришло сообщение на русском: «Пора возвращаться в Торфянск». На лице Горгоны отразилась непередаваемая ненависть и ярость. Она отшвырнула смартфон так, что тот ударился о стенку и его стекло треснуло.

***

Атланта, январь 2016 года

Кронберг в своем кабинете внимательно следил за трансляцией на мониторе заседания совета директоров Brennan Corporation. Время от времени пальцы Кронберга пробегали по клавиатуре лэптопа. Именно эти ухоженные пальцы незримо направляли ход заседания. Кронберг отсылал короткие сообщения на лэптоп Тома Бреннана, председательствовавшего на заседании.

Накануне Том изрядно психовал. Впервые ему предстояло не быть говорящей головой, а продемонстрировать всем, что власть находится в его руках. Том чувствовал себя как школьник перед экзаменом по предмету, в котором ни черта не смыслил. Его трясло, ему жутко хотелось напиться. Мэт не отходил от него весь вечер.

- С тобой я чувствую себя уверенно, - жалобно сказал молодому любовнику 48-летний обладатель многомиллиардного состояния и вершитель человеческих судеб. - А без тебя - словно ребенок, которому надо войти в клетку с голодными тиграми.

Кронберг улыбался и успокаивающе поглаживал Бреннана по руке.

- Не бойся, я все время буду с тобой.

- Ты не сможешь присутствовать, - уныло сказал Том. - Там могут быть только члены совета директоров.

- Я буду там присутствовать, - Кронберг положил Бреннану руки на плечи. - Не беспокойся, я не оставлю тебя ни на минуту.

Тогда он и предложил трюк с трансляцией заседания. Все время по ходу заседания он направлял Бреннану через мессенджер краткие указания и советы.

“Нахмурься”. “Улыбнись”. “Молчи”. “Делай вид, что тебе все равно”. “Скажи, что он идиот”. “Нет, не прямо, а так: Джей, твои предложения хороши, но не для этой ситуации. Я считаю, нам нужно поддержать Стива, у него отличная идея”. “К черту, Майк, не годится. Голосуем в моей формулировке”.

- Не волнуйся, - повторял Кронберг, прижимаясь к нему щекой. - Все под контролем. Пусть эти старые идиоты в совете и являются ставленниками твоей супруги, но им на нее плевать. Им важна лишь собственная прибыль. Акции Brennan, вот что их волнует. И они знают, что пока твоя супруга формально остается в руководстве Brennan, падение акций остановить не удастся. Не уставай им это повторять.

- Они потребуют от меня плана действий, - мрачно сказал Том.

- Том! Запомни: от тебя они ничего требовать не могут. Даже если ты заявишь, что вообще ничего не будешь делать. Ты - хозяин положения. Ты, Том! Ты определяешь стратегию. Или ее отсутствие. И всё, - отрезал Кронберг с таким видом, как будто президентом Brennan был он сам.

Потом была “ночь психотерапии”. Матиас постарался превзойти сам себя. Он позволял связывать себя, точнее, сам требовал, чтобы Том его связывал, заковывал в наручники, хлестал плеткой, трахал жестко, очень жестко, еще жестче, вот так, да-да-да! Он провоцировал любовника на самые грязные вещи, пробуждая в том уверенность в своей силе, в том, что тот способен повелевать, унижать, причинять боль и получать от этого удовольствие.

Это была настоящая ночь совращения. Совращения 48-летнего мужчины, которого пытались сделать мужчиной… хотя бы на время заседания совета директоров.

Правда, наутро Том потребовал, чтобы он тоже мог видеть лицо Мэта на мониторе, а не только поступающие от того советы. Это его пожелание было выполнено. Было ясно, что без Кронберга мистер Бреннан не будет способен ни на что.

Мэт смотрел в камеру лэптопа, то кивал, то отрицательно качал головой, иногда подмигивал, прижимал палец к губам, а порой посылал воздушные поцелуи, то и дело строчил советы, как должен вести себя Том и что ему следует сказать.

Поначалу Том держался скованно, но под взглядом Мэта чувствовал себя все увереннее, даже прерывал выступавших и отпускал в их адрес язвительные замечания.

Все было так, как и предсказывал Кронберг. «Старая гвардия» даже не пыталась вести борьбу за сохранение Элен на посту первого вице-президента. Она была отправлена в отставку единогласно. Победа окрылила Тома. Он повел заседание более напористо. Разразился речью, наполовину состоявшей из составленных Кронбергом заготовок, а наполовину из собственного экспромта и фактически вбивавшей последний гвоздь в гроб карьеры Элен. Но если в заготовках Кронберга говорилось об опасных ошибках и злоупотреблениях Элен, то в своих экспромтах Том принялся разглагольствовать о том, какой тяжелой травмой стало для него происходящее, в частности, бракоразводный процесс, и каким ударом стало это для его детей… Как будто не он сам привел в свой дом любовника и стал открыто с ним жить. Том выставлял себя полным идиотом, но Кронберг не пытался прервать его. На его губах играла улыбка, которая Тому казалась ободряющей, но на самом деле была полна презрения.

Кронбергу пришлось активизироваться, когда речь зашла о том, что делать после отставки Элен. Страсти закипели вокруг кандидатуры на освободившийся пост первого вице-президента. Предложенная Томом кандидатура Скелтона вызвала яростное сопротивление примерно половины членов совета. Говорили о том, что Скелтон, занимавшийся вопросами безопасности, несет значительную долю ответственности за тяжелую ситуацию, в которую попала Brennan, поскольку не поставил в известность совет директоров о рискованной и даже криминальной деятельности первого вице-президента. Если Скелтон все знал и молчал, то он - прямой соучастник преступления, а если ничего не знал, то, значит, он проявил некомпетентность. И в том и в другом случае он не может претендовать на пост первого вице-президента. К тому же, Скелтон никогда не занимался вопросами стратегии, финансов и технологий, в которых просто обязан разбираться первый вице-президент. И это в ситуации, когда сам президент вообще ни черта не смыслит ни в чем кроме как в постельных утехах. Последнюю фразу, конечно, никто не произносил, но она буквально витала в воздухе. И еще кое о чем не говорили вслух: за тандемом Бреннан-Скелтон маячила фигура Кронберга. Отдать управление корпорацией в руки Томаса Бреннана и Кристофера Скелтона означало отдать все на откуп Матиасу Кронбергу - 26-летнему сопляку, который все более нагло вмешивался во все вопросы, прикрываясь своими покровителями, а сам не имел за плечами никакого опыта, и вообще явился неизвестно откуда, с довольно мутной биографией. У него даже гражданства США не было, только green card! На заседании это не говорилось, но в кулуарах совета директоров, да и всего руководства корпорации шептались, что русские сыграли роковую роль в судьбе Brennan. Сначала была Элен Бреннан - русская. Да, она, конечно, была сверхэффективным менеджером, но чем все кончилось? Громким скандалом, расследованием ФБР, грандиозными репутационными и финансовыми потерями. А теперь появился этот Кронберг. Кстати, именно с его появлением и начались несчастья Brennan. И пусть он немец, но фактически он русский, вырос в России. Черт, может это все не случайность? Может, это заговор русских спецслужб или еще кого-то? Об этом, конечно, только шептались.

Но имя Кронберга на заседании совета директоров все-таки прозвучало. Один из его членов выразил недовольство тем, что на пост директора PR-департамента назначен молодой человек без всякого опыта, а хорошо себя зарекомендовавшие руководители этого подразделения были изгнаны из корпорации. К тому же, говорил все тот же член совета, готовится смена директора департамента операционной деятельности, и на этот пост планируется назначить Дукакиса, также не имеющего необходимого опыта.

Член совета директоров еще продолжал свою возмущенную речь, когда на мониторе Тома появился ответ Кронберга:

“Я сам принимаю кадровые решения и никому не позволю в них вмешиваться”.

Кронберг смотрел с экрана монитора с ледяной улыбкой, в серо-голубых глазах читалась непреклонность. Том немедленно скопировал это выражение лица и, прервав на полуслове оппонента, выпалил фразу, написанную Кронбергом. А затем выдал экспромт. Открытая атака на Мэта взбесила его, он воспринимал ее как атаку на себя лично, как будто у него хотели отобрать Мэта, а его самого оставить в одиночестве и сожрать. И Том ринулся в бой, не столько сознавая свою силу, сколько от страха. Он произнес яростную речь, из которой следовало, что лишь благодаря невероятным усилиям Кронберга, его удачным и продуманным действиям, Brennan удалось не сорваться в пропасть, к которой ее подвела Элен. В запальчивости Том пошел еще дальше и обвинил членов совета директоров в том, что те едва ли не покрывали махинации Элен. Это было уже чересчур, и Кронберг, сохранявший полное хладнокровие, прекрасно это понимал. Обвинения, брошенные в запальчивости перепуганным Томом, были ничем не подкреплены. Конечно, некоторые члены совета прекрасно знали об “алмазных корнях” Brennan и, как минимум, располагали сведениями о том, что бизнес на “кровавых алмазах” продолжался, но доказать это было невозможно. Том своими идиотскими инвективами мог нарваться на взрыв возмущения, встречные обвинения в клевете и, в конце концов, провалить все дело. Но раз уж мутная волна поднялась, то остановить ее было невозможно, а значит, оставалось одно: оседлать ее. Как в виндсерфинге. Кронберг пошел именно по этому пути. “Дави на них сильнее”, - написал он Тому и смотрел на него воинственно-одобрительным взглядом. “Угрожай им запросом в ФБР, Минфин и Минюст по поводу их участия”.

-… и я не остановлюсь перед тем, чтобы направить запросы в ФБР, Минфин и министерство юстиции! - с жаром произнес Том. - В отношении всего состава совета директоров, в том числе и себя лично!

“Мы понесем имиджевые потери, кого-то посадят, но в итоге репутация очистится”, - живо настрочил совет Кронберг.

- Да, это может быть тяжело. Да, Brennan понесет еще более тяжелые имиджевые потери. И финансовые! И, возможно, кому-то из здесь присутствующих придется отвечать на очень неприятные вопросы правосудия. Но в итоге наша репутация очистится, и мы станем сильнее! - Том произнес это, выпучив глаза и воздев руки, словно фанатичный проповедник перед толпой своих сторонников.

- Нет, Том, это безумие! - выкрикнул один из участников заседания. - Мы по горло сыты расследованиями! Ты хочешь, чтобы от нас остались одни руины??

- Тогда выполняйте мои распоряжения, - отрезал Бреннан на сей раз без подсказки Кронберга. - Не забывайте, что у меня - контрольный пакет.

Кронберг на экране сделал пальцами знак V. Победа.

========== ГЛАВА 23. У ВРАТ ПОДНЕБЕСНОЙ ==========

ГЛАВА 23. У ВРАТ ПОДНЕБЕСНОЙ

Москва, январь 2016 года

Когда самолет еще катился по посадочной полосе в Шереметьево, Андреас включил мобильник. Были неотвеченные вызовы. Пара звонков от Эгона (вот неуемный, знал же, что он в самолете). Пара звонков от коллег-музыкантов (спасибо, что не забывают, но скоро забудут), три звонка от Клауса (прости, нет). И – ни одного от Матиаса. По сердцу прошлось холодное лезвие. Андреас не хотел общаться с Матиасом. Но очень хотел, чтобы Матиас хотел с ним общаться. Глупо. Смешно. Жалко. Но это так.

Впрочем, мытарства в аэропорту загнали мысли о Матиасе на периферию сознания. Сначала длинная очередь на паспортном контроле, неприятный сканирующий взгляд пограничницы, долгое ожидание багажа… Андреас взял с собой только одну сумку на колесиках, да и вещей в ней был минимум. Через таможню он прошел по «зеленому коридору», но его заставили поставить сумку на рентген, хотя видели, что правая рука у него в гипсе и ставить чемодан на ленту ему очень трудно, но всем было плевать.

Потом Андреас поплелся менять доллары на рубли по безбожному аэропортовому курсу, взял такси, понимая, что таксист заломил неслыханную цену, эквивалентную двумстам долларов. Но Андреас заплатил, не торгуясь, лишь бы скорее покинуть аэропорт с его толпами людей, хмурыми физиономиями, витающей в воздухе враждебностью. Андреас много раз бывал в России, и всякий раз именно аэропорт производил на него самое угнетающее впечатление.

Но Андреас знал, что это впечатление обманчиво. Что, русские, может быть, и не самые улыбчивые и приветливые люди, но не имеют ничего общего с расхожими страшилками из СМИ. И Москва пусть и не самый стильный город на планете, но вполне себе современный мегаполис, местами даже красивый. По этому городу Андреас гулял с Антоном, и, казалось, сам московский воздух был полон любви и счастья.

Как же давно это было! Но для Андреаса Москва навсегда осталась связана с Антоном. Он бывал здесь и после того, как Антона не стало, но, когда он бродил по московским улицам, ему казалось, что Антон вот-вот выйдет из-за угла и бросится ему навстречу. И они снова будут счастливы. Счастливы навсегда.

И даже известная российская гомофобия не пугала Андреаса. Да, это было неприятно. Но проблем с этим в России у него не возникало. Он никак не афишировал свою ориентацию. Никогда не участвовал в ЛГБТ-акциях. Не потому что не разделял их цели, а просто был далек от этого, будучи сосредоточен на своем творчестве, на внутренних переживаниях. И на тех, кого он любил. Что касается внешности, то да, Андреас носил приталенную, узкую одежду, которая подчеркивала его изящную, хрупкую фигуру, и длинноватые волосы, а также кольца на руках, но даже в Москве 2010-х годов это не было признаком гея. На улицах Москвы было полно молодых людей, которые куда больше смахивали на геев, чем элегантный Андреас Фелнер.

Пожалуй, единственное, что причиняло ему досаду, так это то, что когда он гулял по московским улицам с Антоном и пытался взять того за руку, тот неизменно ее отдергивал. “У нас так не принято, пойми”, - извиняющимся тоном говорил Антон и при этом незаметно оглядывался на шедших позади них телохранителей. Андреас не настаивал. Он все понимал. И принимал.

Само присутствие Антона уже делало его счастливым. Антон оставался для него самым близким человеком. Любимым. И странным образом Андреасу казалось, что он любит Матиаса, такого непохожего на Антона, именно потому, что Антон передал тому часть своей сущности. Правда, Матиас был закован в броню цинизма и эгоистичности. Антон был не таким… А каким? Именно это Андреас хотел узнать. И узнать, что с ним все-таки стало. Увидеть его… Увидеть.

Андреас хотел узнать правду. Жить в мире призраков он больше не мог, потому что сам превращался в призрака, лишь имитирующего живое существо. Может быть, именно поэтому Андреас знал, что всегда будет отличным пианистом, но никогда - великим. Даже в игре ему не хватало жизни, ее отбирали призраки. И он хотел избавиться от призраков и, наконец, обрести жизнь. Ее новый смысл, каким бы он ни был.

Андреас без приключений добрался до Marriott Grand на Тверской. Окна номера выходили на шумную Тверскую, но через стеклопакеты этот шум практически не проникал. Андреас стоял у окна, глядя поток автомашин, и ему вновь сделалось тоскливо. Он подумал, что напрасно затеял это путешествие. Ведь конкретного плана у него не было. Никого из родственников Антона Андреас не знал. К тому же, он вспомнил, что Антон как-то говорил ему, что с родственниками никаких контактов нет. С родными по линии матери Антона их никогда и не было. Антон понятия не имел, кто они, только предполагал, что живут где-то во Владимирской области. Впрочем, даже если Андреас каким-то чудом разыскал бы их, то они все равно не могли ему ничего рассказать о мальчике, с которым никогда не виделись. С родственниками по линии отца, насколько Андреас мог вспомнить слова Антона, у мальчика тоже не было контактов. Судя по всему, отец Антона Владимир Вальковский был малоприятной личностью. Он давно рассорился со своими родителями (почему - неизвестно). С остальными родственниками он, став миллиардером, считал общаться ниже своего достоинства. Они как бы перестали существовать. Кто тогда? Родственники мачехи Антона? Про них Антон Андреасу никогда ничего не говорил, поэтому Андреас понятия не имел, кто они, живы ли они и где их искать. Он даже не знал фамилию мачехи Антона. Подчиненные Вальковского-страшего? В частности, телохранители Антона. Да, они могли знать очень многое. Но как их найти? И захотят ли они что-то рассказывать? Андреас вспомнил угрюмые взгляды, которые бросали на него телохранители Антона. Хотя общение Антона и Андреаса было совершенно невинным, но, похоже, телохранители, мягко говоря, не одобряли сексуальные предпочтения своего подопечного.

Кто же? Кто мог помочь Андреасу? Он продолжал смотреть на нескончаемый поток автомашин на Тверской и думал о том, какой же он все-таки идиот. Он ведь даже не знал, где именно жил Антон. Знал лишь, что у Вальковских была шикарная квартира где-то в центре Москвы и загородный дом… Но где этот дом?

Андреас лихорадочно прокручивал в голове воспоминания. Антон что-то ему рассказывал о своей жизни… О каких-то людях. Мальчик говорил, что очень одинок. Что друзей у него нет. О матери почти не упоминал. О мачехе Антон со злой иронией говорил, что она пытается сделать из него женский манекен… Похоже, теплых чувств к мачехе он не питал. Как, впрочем, и к отцу, о котором отзывался крайне сдержанно, но в этой сдержанности ощущалась неприязнь.

Но… он говорил еще о ком-то. Причем отзывался очень хорошо, и это как-то было связано… Да! Точно! Они ведь с Антоном общались не столько по-английски, сколько по-немецки. Антон отлично говорил по-английски, но немецкий он тоже знал, причем очень хорошо. Он рассказывал, что отец его заставил в придачу к английскому учить еще и немецкий и нанял для этой цели частного преподавателя. Точнее, преподавательницу. Он даже показывал ее фотографию в смартфоне, но Андреас не запомнил ее лица. Имя… Анна… Элена… Как-то так, но Андреас тоже не помнил. К чему ему тогда были знания о какой-то преподавательнице? Они ведь просто болтали о том, о сем… Но было еще что-то. Что-то такое, почему Антон вдруг заговорил о ней. Ах, да! Антон тогда указал на одного из телохранителей, которые его сопровождали и сказал, что это - муж той самой преподавательницы немецкого языка. Как звали этого телохранителя, Андреас не помнил. Да и внешность его тоже не слишком запомнил. Кажется, высокий крепкий мужчина средних лет. Волосы вроде темные. Лицо… нет, невозможно вспомнить. Только взгляд - цепкий, сканирующий, недобрый. Но и еще что-то было… Что? Что? Ах, да! Они проходили мимо какого-то здания. Такое красное, кирпичное, некрасивое здание за оградой. И вот тогда Антон… Точно! Он сказал, что в этой гимназии работает учительница, которая приезжает к нему домой для индивидуальных занятий немецким языком. Сам Антон учился в другой гимназии, более элитной… А вот эта гимназия в красном кирпичном здании… Андреас вспомнил! Вот что тогда сказал Антон: это была гимназия, специализировавшаяся на преподавании немецкого языка. Точно!

Он попытался вспомнить, где именно находилось здание гимназии. Кажется, где-то в центре Москвы. В тихом переулке… Рядом была церковь… кажется. Но в центре Москвы неисчислимое множество переулков и полно церквей. Можно по Google картам найти все церкви в центре… Или все гимназии в центре Москвы. Стоп. Надо попытаться по Google найти немецкую гимназию в Москве. В центре.

Андреас достал лэптоп. Действовать левой рукой было по-прежнему непривычно и неудобно, но молодого человека захватил процесс поиска. Наконец, после ряда запросов он обнаружил сайты нескольких московских гимназий с изучением немецкого языка. На третьем сайте Андреасу повезло. Там была фотография здания гимназии. Андреасу показалось, что это то самое здание. Ограда, правда, была другой, но прошло уже столько лет… Андреас вспомнил невеселую шутку Антона о том, что в России очень любят везде ставить заборы. “Забор для нас важнее дома”, - с усмешкой сказал Антон.

Андреас нашел на сайте и имена преподавателей гимназии с их фотографиями. Лицо одной из учительниц показалось ему знакомым. Он не был уверен, потому что вообще почти не помнил то фото, которое показывал ему Антон. Элина Владимировна Кондратьева. Элина! Именно так произносил его Антон. Музыкальная память воспроизвела звучание имени.

Через минуту Андреас уже звонил в гимназию. Он был уверен, что раз это гимназия немецкого языка, то там, само собой, должны говорить по-немецки. Не тут-то было. Женский голос в телефонной трубке был способен говорить только по-русски. И Андреас чувствовал, что его немецкая речь ввергает собеседницу в панику. Ему казалось логичным, что собеседница, не владеющая немецким, позовет к телефону кого-то, кто им владеет, но ей, похоже, эта мысль в голову не приходила. Когда же Андреас попробовал заговорить на английском, то вверг собеседницу в такой ужас, что она, пробормотав что-то, бросила трубку. Но Андреас не первый раз был в России, так что почувствовал лишь легкую досаду, но не растерянность. Он снова набрал тот же номер. На сей раз к трубке не подходили долго. Послышался все тот же женский голос.

- Элина Владимировна Кондратьева, - Андреас старался произносить трудное русское имя как можно четче. - Элина Владимировна Кондратьева. По-жа-луй-ста.

Трубка что-то заговорила по-русски, потом наступила тишина. Прошла минута, две, три… Андреас начал терять терпение. Но трубка ожила. В ней зазвучал мужской голос, на сей раз говорили по-немецки, но с чудовищным акцентом.

- Добрый день, я хотел бы поговорить с Элиной Владимировной Кондратьевой, - произнес Андреас, обрадованный тому, что его, наконец, должны понять.

- Кто ее спрашивает? – судя по интонациям голоса, Андреаса подозревали в каком-то чудовищном преступлении.

- Моя фамилия Фелнер. Я гражданин Австрии и хотел бы получить кое-какую информацию у Элины Владимировны, если это возможно, - объяснил Андреас.

- Какого рода информацию? - подозрение в голосе усилилось.

- Хотел разузнать об одном… нашем общем знакомом.

- О каком именно знакомом? - продолжила допрос телефонная трубка.

- Ммм… Об одном из ее бывших учеников.

- О ком именно?

- Он не учился в вашей гимназии, но Элина Владимировна его хорошо знала.

Допрос длился минут 15. После чего Андреасу сообщили, что Элины Владимировны сейчас нет на месте. И когда она будет - неизвестно.

Наконец, Андреаса осенило.

- Я буду вынужден обратиться в австрийское посольство, - произнес он стальным голосом. - Они направят официальное представление в российский МИД о вашем нежелании сотрудничать.

Слова “МИД”, “официальное представление” и невнятная угроза возымели магическое действие на голос с чудовищным акцентом. Подозрительность исчезла.

- Мы поищем Элину Владимировну. Должно быть, она все-таки на месте, - торопливо произнесла трубка.

Буквально через две минуты в трубке зазвучал приятный женский голос, говоривший на хорошем немецком языке:

- Добрый день, я Кондратьева. С кем имею честь говорить?

- Добрый день. Меня зовут Андреас Фелнер. Я приехал из Австрии. Приношу извинения за беспокойство, мне очень хотелось бы встретиться с вами.

- Встретиться? Простите, мистер Фелнер, а с какой целью?

- Мне хотелось бы узнать о вашем бывшем ученике Антоне Вальковском.

- Об Антоне Вальковском? - голос в трубке дрогнул. - Простите, но…

- Мне очень важно узнать… некоторые вещи о его жизни.

- Боюсь, ничем не могу помочь, - голос в трубке звучал холодно и отчужденно.

- Элина Владимировна, - Андреас тщательно выговорил имя-отчество, - пожалуйста, это очень важно для меня. Антон… был моим другом. Очень близким другом. Он очень тепло отзывался о вас. Поэтому я запомнил ваше имя.

- Очень трогательно, - сдержанно произнесла женщина. - Но Антона… давно нет в живых.

- Да, увы, - в голосе Андреаса была неподдельная горечь. - Поверьте, для меня это стало личной трагедией. Я понимаю, что прошло много лет. Но я, - Андреас пытался подобрать правдоподобное объяснение, почему спустя много лет заинтересовался судьбой Антона, и просто сказал правду, - я до сих пор не могу его забыть. Не могу. Мне очень нужно поговорить о нем. Пожалуйста.

- Но я… почти ничего не знаю, - нерешительно сказала женщина.

- Пожалуйста, Элина Владимировна, - Андреас говорил умоляюще. - Я специально прилетел в Россию. Поймите, мне не к кому больше обратиться.

- Ну… хорошо. Давайте встретимся.

- Когда? Я готов в любую минуту.

- Ммм… завтра. Вы знаете Москву?

- Честно говоря, не очень хорошо.

- Где же нам встретиться?

- Я остановился в Marriott Grand.

- О, я знаю, это на Тверской. Завтра… в 10 утра вас устроит?

- Вполне. О, я так вам благодарен! - обрадованно сказал Андреас.

Он и впрямь был благодарен.

- Но… у меня одно условие, - проговорила Кондратьева. - Я готова рассказать только то, что помню об Антоне. И больше ни о чем. И ни о ком.

- Я согласен, - растерянно произнес Андреас, гадая, что именно она имеет в виду.

***

Пекин, январь 2016 года

Да, Элен понимала, что у нее сдали нервы. Что она не должна была этого делать. Но теперь уже поздно. Поздно. Огромный Boeing-777 рассекал воздушное пространство над Поднебесной, понемногу снижаясь. В иллюминаторе уже видны были плотно застроенные пригороды Пекина. Там, внизу – несметное количество людей. От которого невольно делалось страшно. Элен часто приходилось бывать в Пекине, хотя будь ее воля, никогда бы не прилетала сюда. Гонконг еще куда ни шло – там дух Запада долго будет жить, хотя дух Китая медленно вытесняет его. Шанхай – можно было терпеть, хоть и с трудом. Но Пекин… Пекин – сердце Поднебесной, воплощение ее империи, казался Элен огромным катком, который однажды тронется с места и сровняет с землей весь мир.

Элен боялась китайцев еще с детства, когда она была просто Ленкой, и живьем не видела ни одного китайца. Но ее бабушка, истово верующая, любила цитировать Апокалипсис, правда по памяти. «И землю опутает колючая проволока, и желтые лица пройдут от востока до запада. Китайцы, то есть», - поясняла бабушка. И Ленка боялась, что придут китайцы и ее заберут. Откуда было взяться китайцам в Торфянске, окруженном лесами и болотами, Ленка не задумывалась. Но ей было страшно.

Это уж годы спустя Ленка убедилась, что в Апокалипсисе много чего написано, но про колючую проволоку и желтых лиц ничего нет. Бабушка явно что-то напутала. Но страх остался и не отпускал Ленку даже тогда, когда она стала Элен Бреннан, регулярно летала в Поднебесную и заключала с китайцами многомиллиардные сделки.

Страх тянулся за Ленкой из ее детства. Из Торфянска, где они жили в деревянном, пропахшем сыростью доме. Родители-алкаши, работавшие на местном стекольном заводе, а в свободное от работы время гнавшие самогон и тут же его потреблявшие, сплавили дочку к бабке, чтоб не мешалась под ногами. Точнее, бабка сама забрала внучку, заявив, что эти «нехристи споят ребенка». Ленка не возражала, она только рада была, потому что ее достали ежедневные пьяные скандалы, мордобой, грязь и вечная вонь от самогонки.

Еще тогда Ленка твердо решила, что не останется здесь. Ни в доме, пропахшем куревом, самогонкой и говном, ни в Торфянске… Она уедет. Во что бы то ни стало.

Однажды она выкрикнула это пьяной матери, когда отец, нажравшись, издубасил жену, а та по привычке принялась вымещать злость на дочери.

- Уедет она, ага! – издевательски бросила мать. – До московской трассы ты доедешь, а там будешь стоять и отсасывать, пока от сифака не загнешься. Там, знаешь, сколько таких стоит!

Ленка знала. Сама, конечно, не видела, она разве что во Владимир и Рязань выезжала со школьными экскурсиями, но от подружек наслушалась про блядей на трассе. Были там и девки из Торфянска. Нет, она мечтала о другой жизни. Она уедет.

И переезд к бабке был для нее первым шагом к осуществлению грандиозного плана (нет, не плана, пока еще только мечты). Закончить школу. Уехать, хотя бы во Владимир. Там поступить в институт. А дальше будет видно. Главное, чтобы не было ничего вот этого. Ни алкашни, ни самогона, ни безнадеги, которая выпирала из каждого угла. У нее все будет по-другому. Молодой, красивый, богатый муж. Интересная работа. Большая квартира. Конечно, машина. Красивые шмотки. И деньги. Много денег. Очень много. И еще она станет руководителем. Обязательно директором. Неважно, чего именно. Но директором. А потом еще более высокой начальницей. И именно она будет строить всех, а не получать подзатыльники как в детстве.

Мечты о детях были не такими яркими. Да, дети подразумевались. Ну, а как без детей, они тоже нужны. Само собой, они будут у нее когда-нибудь. Умные, красивые. Но этот пункт плана у Ленки не стоял в числе первых.

Как водится, с осуществлением плана не задалось. Крепко не задалось. Ленка мечтала окончить десятилетку. Но после восьмого класса пришлось идти в техникум и еще работать. Потому что родители спились окончательно. Отца выперли с завода, и он уже нигде не работал, просто гнал самогонку. Мать пока работала, но тоже по большей части находилась в запое. Вся ее зарплата уходила на водку или на ингредиенты для самогонки. Хотя господа Ермолаевы достигли уже таких высот в искусстве производства самогона, что, при желании, могли бы гнать его даже из говна. Бабка хворала, ее пенсия уходила на лекарства, да на прокорм себя и внучки. Ну, какая тут десятилетка?

Ленка, стиснув зубы, приняла действительность. И пошла в техникум, а по вечерам работала уборщицей на местном захудалом вокзале, куда два раза в день из Владимира приходил раздолбанный трехвагонный поезд. Ленка мыла грязные, заплеванные полы и делала вид, что постигает в техникуме технологию торфяного производства. Ей это производство, конечно, нахрен не сдалось, но Ленке нужен был диплом о среднем образовании. Чтобы потом поступить в институт и послать родные ебеня к ебеням.

С этой целью она даже самостоятельно изучала английский. Почему-то ей казалось, что английский очень пригодится. Не в родном городе, где в ходу только русский матерный, а… Ленка не знала, где и когда. Но верила, что скоро. И уж точно не здесь. Ленка, экономя на зарплате, умудрялась доставать из Москвы какие-то лингафонные курсы и по вечерам что-то бубнила по-английски, пугая набожную бабку, опасавшуюся, что внучка свихнется на «бесовщине нерусской».

- А че ты хочешь, чтоб я еблась сейчас в кустах как другие девки? – Ленка в разговорах с бабкой не утруждала себя приличной лексикой, но бабка и сама была матершинницей, несмотря на всю свою набожность.

Ленку к тому времени уже два раза трахнули. Точнее,изнасиловали. Один раз прямо в вокзальном туалете, который она мыла. Второй раз, когда она возвращалась домой поздно вечером. Было больно. Было страшно.

Ленка превратилась в красивую девушку. С изящной фигуркой и большими сиськами. Естественно, на нее заглядывались. К ней подкатывали. Многие. Но она всех отшивала. Ей было плевать на местных парней, пропавших потом, перегаром и дешевым куревом. Ей нужен был принц. Не обязательно красивый и молодой. Но обязательно богатый. Конечно, Ленка знала, что в ее городе принцы не водятся. Ей нужен был принц как минимум из Владимира или Рязани, а лучше всего из Москвы. Как его найти, она пока не знала, но была уверена, что найдет. И на местных кавалеров размениваться не собиралась. Нет, она вовсе не была фригидной или что-то такое. Как и всем, ей хотелось трахаться. Она даже присмотрела себе подходящего парня, чтобы лишиться девственности и познать сладость секса. Но все опять пошло не по плану.

Однажды вечером, когда Ленка зашла со шваброй, тряпкой и ведром в вонючий мужской туалет на вокзале, на нее набросился Мишка Рыбкин по кликухе Михась, который за пару месяцев до того вернулся с зоны, где сидел за изнасилование. Ленка визжала, кричала, отбивалась как могла. Но что она могла против амбала Михася, которому выжранная бутылка самогонки только придавала сил и ярости? Да, было больно. Было страшно. Пьяный Михась уже ушел, а Ленка сидела на грязном полу мужского туалета (на вокзале, после ухода вечернего поезда на Владимир вообще обычно никого не бывало). Рыдала. Затем тупо смотрела перед собой на унитаз в грязной кабинке. Было мерзко. Но ум Елены работал, и он заставил замолчать чувства. Случилось то, что случилось. И нужно было думать, что делать дальше. Промелькнула мысль пойти в милицию, написать заявление. Именно, что промелькнула. Елена знала, что бывало в подобных случаях. Менты обычно всячески отбрыкивались от приема заявления, долго мурыжили жертву на предмет того, что нифига ее не насиловали, а она сама дала мужику, а потом решила накатать заяву. Даже если заявление принимали и насильника сажали (как того же Михася), то на его жертву в городке годами показывали пальцами, шептались за спиной и вообще, относились как к прокаженной. Ленка этого не хотела. И ничего никому не сказала. Собрала нервы в стальной кулак, домыла грязный туалет, пошла домой. Потом проверилась, конечно. Нет, по счастью, никакого залета не было. Болезней вроде тоже. И Ленка спокойно пошла к другому отморозку - алкашу Мухе, отсидевшему за грабеж и попытку убийства. И ему она дала сама - холодно, расчетливо. Заодно отработала технику минета. Само собой, поставила хорошей самогонки.

Словом, через пару недель изнасиловавший Ленку Михась исчез. Он жил один, никто его не хватился, да и кому он нахрен сдался. Может, в лес пошел по грибы-ягоды. А что не пришел назад, так ведь декабрь на дворе, в лесу сугробы выше крыши, вот, и ищет, поди, под снегом грибы и ягоды. Объявится, куда денется… Михась и объявился. Весной, когда уже сошел снег. В полуразложившемся виде в одном из оврагов, километрах в пяти от города. Шептались, что вроде его ножом пырнули, но следствие ничего так и не установило. Ну, пошел пьяный в лес зимой, свалился в овраг и замерз. Бывает. Дело закрыли.

Второй случай произошел через полгода. Ленку тогда изнасиловали поздно вечером, когда до дома оставалось всего-то метров сто. Пьяные Витька Блохин и Стас Мулин затащили ее в кусты. На крики никто из соседей, конечно, не вышел, милицию не вызвал. Кому охота связываться? Себе дороже. Когда ублюдки драли ее, Ленка думала об одном: чтобы только не убили. Не убили. А уж потом… А потом снова был поход к Мухе. Витька и Стас поехали зачем-то во Владимир (один был шофером, другой грузчиком на местном заводе). Их автомобиль потом нашли в лесу, километрах в 40 к югу от Владимира. Тела Витьки и Стаса валялись неподалеку. Причем в крови у них обнаружились лошадиные дозы алкоголя. Все было ясно: алкаши ведь, остановились по дороге, нажрались, да и порезали друг друга по пьяни. И хорошо, что порезали, а то спьяну могли ДТП на трассе устроить.

На Ленку между тем положил глаз Михалыч, а это был ни кто-нибудь, а директор городского рынка. Женатый, пожилой, пузатый мужик. Но это было неважно. Важно, что он устроил Ленку продавщицей в магазинчик по соседству с рынком. Это был самый конец 80-х, пора дефицита всего и вся - от колбасы до туалетной бумаги. В магазинчике на грязных прилавках и полках стояли только трехлитровые банки с жуткими маринованными огурцами, да валялись синюшные куры, на которых было страшно смотреть. С утра выстраивалось очередь алкашей за водкой. Под прилавком, конечно, был дефицит: иногда сыр, иногда хорошая (по тем временам) колбаса, а то и индийский чай со слоном.

Ленка превратилась в довольно значимую фигуру. Да, в конце 80-х продавец в магазине значил неизмеримо больше, чем сейчас. От него зависело очень многое. Естественно, Ленка торговала из-под прилавка, то есть отпускала дефицитные продукты по завышенным ценам. Само собой, воровала, недовешивала (ну, а кто этим не занимался). У нее уже появились деньги, и она готова была приступить к реализации своего стратегического плана: покинуть родные ебеня. Но это был момент, когда рушился СССР, началась бешеная инфляция, все полетело к чертям. Перспективы становились все более туманными. А уж в Торфянске их вовсе не было. Ленка понимала это четко.

Был еще неприятный момент: ее начал доставать Муха. Он ей открыто говорил, что они теперь повязаны тремя трупами. Муха требовал от Ленки, чтобы она ему давала: и себя, и денег. Само собой, не было никаких доказательств причастности Мухи к трем смертям, а уж Ленки - и подавно. Но Ленка знала Муху и понимала: он так просто не отвяжется. И она рискует составить компанию троим ублюдкам, которые отправились на тот свет по ее заказу. Проблему надо было срочно решать. И она была решена. Муха насмерть отравился древесным спиртом. Где он его раздобыл, так и не выяснили. Ясно же было, что спер где-то. Ну, бывший зек, что вы хотите? Дело даже не возбуждали.

Между тем ленкина бабка померла, родители спились окончательно. Ничто ее здесь не держало. Был декабрь 1988 года. Ленка твердо решила в январе уехать во Владимир, найти там работу, снять комнатушку, летом поступить в местный вуз.

И тут ей впервые улыбнулась удача. Точнее, улыбнулся посетитель магазинчика возле рынка. Ленка сразу поняла, что он не только не местный, но и не владимирский. Явно из Москвы. Красивый статный парень в роскошной дубленке (да, дубленки в позднем СССР были шиком, доступным немногим). Руку красавца украшал золотой перстень. Прибыл он не на чем-нибудь, а на черной “Волге” (для тех времен, когда об иномарках и не слыхивали, “Волга”, да еще черная, была круче шестисотого “мерса”). Он с брезгливым видом осматривал грязный прилавок. Зато за прилавком стояла Ленка. Глаза парня вспыхнули. Да. Это была удача. Ленка вцепилась в нее и ногтями, и зубами. И не выпустила. Уже через пару месяцев, она, минуя Владимир и не останавливаясь на московской трассе, где стояли унылые бляди, унеслась в Москву. Где стала сожительницей Владимира Вальковского. Представителя только-только нарождавшегося в гибнувшем СССР класса бизнесменов, которых тогда стыдливо именовали “кооператорами”, а затем стали называть “новыми русскими”. Нет, Ленка не была писаной красавицей, хотя и вполне красивой. Но в ней было нечто, сразу цеплявшее мужчин. Если угодно, сексуальность - во всем, во взгляде, в голосе, в движениях, в мимике… Поначалу Владимир Вальковский просто загляделся на девушку за прилавком в магазинчике, куда он заехал, возвращаясь от друзей, пригласивших его на пару дней в заснеженные владимирские леса. Ничего он не планировал. Все спланировали за него. Причем мгновенно. Он глазом не успел моргнуть, как приобрел без пяти минут жену. Да, он влюбился в Елену, но вообще-то жениться не собирался. Он был по уши в своем бизнесе, весьма мутном, ибо наступали времена, когда уже мало что производилось, но все продавалось: от тухлой колбасы до военных вертолетов.

Елена же приобрела молодого, красивого сожителя, по тем временам несметно богатого, только-только купившего огромную квартиру на Садовом кольце в сталинском доме прямо напротив американского посольства. Ее грандиозный план начал осуществляться. Она не мешкала и, чтобы охомутать Владимира, прибегла к старому как мир способу: срочно забеременела. Владимир заикнулся было об аборте, но Елена устремила на него тот самый взгляд, за который позже американские коллеги и подчиненные дадут ей прозвище “Горгона”. Взгляд, от которого человек каменел и терял способность к сопротивлению. Уже летом она стала Еленой Вальковской. Женой стремительно богатевшего предпринимателя, хозяйкой роскошной квартиры, обладательницей великолепных нарядов и драгоценностей. И все это на фоне нищеты, в которую стремительно погружалась страна…

Единственное, чем была недовольна Елена, так это ребенком, которого вынашивала. Ребенок был ей необходим, чтобы женить на себе Вальковского. В остальном он был досадной помехой. Елена хотела получить высшее образование, желательно финансово-экономическое, намеревалась начать собственный бизнес. Ей нужна была независимость. И власть. Власть над людьми. Она больше не хотела быть Ленкой из говенного магазина, Ленкой, которую насилуют ублюдки и которая вынуждена отдаваться конченому отморозку. Ей мало было стать женой богатого человека, она сама жаждала занять высокое положение. И ей было очень трудно жить с Вальковским, который сам был амбициозен и властолюбив. Да, к тому же, явно имел проблемы с психикой, полученные во время армейской службы в Афганистане.

Елена предвидела, что их брак будет недолгим, но пока что ей надо было удержать Вальковского. И она сдерживала свои амбиции, старалась быть нежной, любящей. Но при этом не провинциальной простушкой, а такой, которую не стыдно и людям показать. И она усиленно занималась самообразованием, чтобы не ударить в грязь лицом в столице. И ей это удавалось.

Когда, наконец, родился сын, Елена была счастлива. Не столько рождению ребенка, сколько освобождению от бремени. Сына нарекли Антоном по предложению Владимира (Елене было все равно, как его назовут), и мать буквально сразу сдала его на руки няне. Теперь пора было заняться собой. И она с головой ринулась в бизнес-проекты. Если Владимир занимался мутным и опасным экспортом лома цветных металлов и перепродажей запчастей от списанной военной техники, то Елена начала с перепродажи говна, привозимого «челноками» из Стамбула, а также занялась игрой на только-только открывшихся в СССР биржах. По сути это была все та же перепродажа всего подряд. Ей также был интересен банковский бизнес, и муж сделал ее вице-президентом одного из мелких банков. Занимался этот банк переводом за границу денег советской номенклатуры, пресловутого “золота партии”. Это тоже было опасно.

Наступали лихие времена. Вальковские вынуждены были обзавестись охраной. И если бизнес Елены развивался, то над ее супругом стали сгущаться грозовые тучи. Обычное для тех времен дело: начались наезды конкурентов, возникли проблемы как с бандитской “крышей”, так и с правоохранительными органами, ряд сделок провалился, чиновники требовали все больших “откатов”. Вальковский из процветающего бизнесмена стремительно превращался в должника. А в те времена это грозило в лучшем случае пулей, в худшем - более мучительной смертью, через пытку утюгом, отрезание конечностей и прочими прелестями. Разумеется, угроза нависла и над семьей Вальковского. Похищение членов семьи с целью выкупа в те годы как раз входило в моду.

Муж предлагал Елене на время уехать куда-нибудь вместе с ребенком, но она отказывалась. Запугать ее было трудно. Но она все чаще задумывалась: теперь, когда у нее развивался свой бизнес, так ли ей нужен Вальковский? Она все меньше зависела от него в финансовом плане. Да, Владимир стал ракетой, которая вывела Елену на орбиту, о которой она давно мечтала. Но теперь он со своими проблемами в бизнесе и долгами превращался в обузу - тяжелую и опасную. Из-за долгов мужа, его разборок с кредиторами и конкурентами бизнес Елены тоже стал сталкиваться с серьезными проблемами. А это уж совершенно не входило в ее планы. Она подумывала о разводе, но опасалась мести Вальковского: у того были очень сильные связи и в бандитской среде, и в правоохранительных органах, и он вполне мог испортить ей жизнь.

У Елены возникала мысль прибегнуть к тому же средству, к которому она прибегала еще в Торфянске. Но Владимир Вальковским был не нищим алкашом, а крупным бизнесменом, его убийство будут серьезно расследовать, и его супруга по определению станет одной из главных подозреваемых. Елена лихорадочно искала выход.

И тут ей вновь улыбнулась удача: знакомство с приехавшим в Москву Томом Бреннаном. Молодым, белозубым и обаятельным американцем, наследником миллиардного состояния. По сути, это было дежавю. Только в первый раз дело происходило в грязном магазинчике, а сейчас на шикарном деловом приеме в Москве. И Елена снова не упустила удачу. Да, ценой развода, расставания с ребенком и лишением родительских прав на него. Да, ценой того, что как жена Бреннана она была лишь жалкой ширмой для похождений супруга, предпочитавшего молодых мужчин. Да, ценой трудного врастания в американскую жизнь, оказавшуюся вовсе не такой сладкой и сверкающей, как она думала. Ей снова приходилось начинать с нуля. Вкладывать все силы, карабкаться вверх, преодолевая чужие предубеждения, сопротивление, языковые и ментальные барьеры, что-то доказывать, всегда быть готовой к бою, идти к цели невзирая ни на что. Добиться этой цели. Обрести власть. Стать “Медузой Горгоной”, от взгляда которой все каменеют. И… в конце концов напороться на такой же взгляд.

Элен пыталась понять, каким образом Кронбергу удалось парализовать ее волю? Почему она, “Медуза Горгона”, вдруг сама окаменела? Как будто глаза Кронберга были зеркалом, в котором она встретилась с собственным взглядом, превратившим ее в камень. Лишившим ее способности наступать. Разве что держать круговую оборону. А Кронберг безжалостно загонял ее в угол. Лишал всего, чего она добилась с таким трудом. Ради чего она принесла столько жертв - и в прямом и в переносном смысле.

В иллюминатор уже был виден огромный Пекин. Элен чувствовала себя совершенно разбитой. Она давно отвыкла летать регулярными рейсами. Последние лет десять она пользовалась исключительно бизнес-джетом, где всегда можно было поспать на удобном диване, принять душ… А сейчас, пусть Элен и летела первым классом, она чувствовала себя так, словно не спала трое суток. Поразительно, как люди летают экономическим классом с его теснотой, неудобными узкими креслами…

Наверное, и сейчас Элен могла бы заказать полет в бизнес-джете. Но почти все ее легальные счета были арестованы, а светить свои тайные счета ей не хотелось. Просить супруга, чтобы он организовал ей перелет в Пекин? От одной мысли о Томе Элен передергивало. Нет, ничего страшного с ней не случится. Подумаешь, регулярный рейс. Если вспомнить то, на чем ей доводилось ездить по разбитым дорогам во владимирских лесах… Но лучше не вспоминать.

Китай. Да, Елена ни за что не полетела бы в Китай в иных обстоятельствах, но сейчас выбора не было. Она была объявлена в международный розыск через Интерпол, и за этим стоял Кронберг. Оставаться в Европе было опасно. Ее запросто могли поместить под арест. Да, адвокаты сумели бы добиться, чтобы ее выпустили под залог. Но Элен трясло при мысли о том, что на месяцы, а может быть и годы, она окажется в состоянии полной неопределенности, пока ее судьба будет решаться в судебных инстанциях. Причем даже если ее не экстрадируют в США, то власти той же Германии могли в любой момент начать ее судебное преследование. Причастность к экспорту “кровавых алмазов” каралась и в Европе. А значит, в Европе ей нельзя было оставаться. И куда лететь? В Латинскую Америку? Нет, эти страны не любят связываться с США. К тому же, Кронберг постарался, чтобы и там ее не оставили в покое. Тварь!

Африка? Эта мысль вызвала у Элен лишь презрительную усмешку. Арабские страны? Ни за что. И что оставалось? По большому счету два варианта: Китай и Россия. Причем Россия в этом смысле была для Элен самым надежным убежищем. Не потому что она там родилась и была русской, а потому что у нее до сих пор было российское гражданство. А Россия не выдает своих граждан другим странам. Особенно Соединенным Штатам. Но для Элен возвращение в Россию означало бы личную катастрофу. Она вновь превратилась бы в Елену Вальковскую… или хуже того, в Ленку-Ермолку из Торфянска. Оказалась бы у разбитого корыта.

Нет, только не Россия! Лучше Китай, который она не любила, но который не был ее прошлым. Да, китайские власти могли ее выдать Соединенным Штатам. Но они очень не любили идти на поводу у США. Элен могла стать предметом торга между китайцами и американцами. И в этом торге ей было что предложить. Это была бы рискованная игра, но Элен к ней была готова. Она любила рисковать. В правительственных коридорах Пекина у нее были неплохие связи. Элен рассчитывала провести переговоры с представителями высшего китайского руководства, сделать выгодные предложения. Пусть она и была теперь отстранена от руководства Brennan, но у нее оставался пакет акций, а китайцы были не прочь получить акции одной самых высокотехнологичных мировых компаний. В обмен Элен выторговала бы себе проживание в Гонконге. У нее имелись возможности для развития собственного бизнеса. И уж тем более для игры акциями на Гонконгской бирже. Так что если в США ее постигло крушение, то в Китае были неплохие перспективы.

С этими мыслями Элен покинула борт приземлившегося самолета, кивнув улыбчивым стюардессам, и зашагала по бесконечным переходам и галереям пекинского аэропорта. Да, от такого она тоже отвыкла. Что ж, надо привыкать. К очередям на паспортном контроле. К долгому ожиданию багажа и прочим “прелестям” аэропортов. Впрочем, кто знает, придется ли ей бывать в обозримом будущем в аэропортах. Ну, в Гонконг ей еще придется лететь. А вот там она может застрять на долгие годы. Быть может, на всю оставшуюся жизнь. Американцы не любят отзывать свои международные ордера на арест. Но об этом она будет думать потом. И обязательно что-нибудь придумает. Как-нибудь выкрутится. В конце концов, у нее много информации по экспорту “кровавых алмазов”, по нелегальной торговле оружием. Сделка с американским правосудием вполне возможна. Конечно, Элен никогда не вернет себе прежнее положение в американском бизнесе и истеблишменте. Увы. Спасибо Кронбергу (и эта мразь еще ответит за все). Но этого немало, чтобы все начать сначала.

Элен встала в очередь на паспортный контроль. Затем ей предстояло пройти таможню, а на выходе ее будет ждать автомашина, которая доставит ее в отель. А дальше - переговоры, сложный торг с китайцами. Что ж, она готова.

Но тут к Элен подошли три китайца - двое в строгих серых костюмах и один - в военной форме. Видимо, китайский пограничник.

- Миссис Бреннан? - осведомился человек в форме.

- Да, это я, - ответила Элен, напряженно улыбаясь, почувствовав недоброе.

- Будьте добры ваш паспорт.

Эти люди не представились. Но Элен понимала, что сейчас лучше не спорить.

- Конечно, - сказала она, протягивая паспорт. - Но для чего он вам?

Человек в форме внимательно посмотрел фотографию на паспорте, затем взглянул на Элен, пролистал страницы паспорта.

- Прошу вас пройти с нами, - произнес он, не возвращая паспорт.

- Что-то не так? - Элен была с виду спокойна, хотя внутри неприятно екнуло.

Черт, неужели китайцы все-таки решили сдать ее американцам? Нет, только не это!

- Пройдемте, миссис Бреннан, - проговорил китайский пограничник, не ответив на вопрос. Двое других молча смотрели на нее с каменными лицами.

Возмущаться было бессмысленно. Элен двинулась за этой троицей. Давно она не чувствовала себя такой беспомощной. Это не США и не Европа, где можно было сразу звонить адвокату, требовать, возмущаться. Это Китай. Здесь все это не работает.

Элен привели в комнату без окон, где стоял стол и несколько стульев. Сесть ей не предложили. Она так и стояла, а рядом с ней стояли двое в штатском. Человек в пограничной форме куда-то исчез вместе с ее паспортом. Воцарилась гнетущая тишина. Сейчас Элен должны были что-то объявить. Что? Ясно, что ничего хорошего. Черт, неужели на нее наденут наручники? Нет, только не это! Вот тогда нужно будет вопить во все горло, требовать американского консула, делать что угодно…

Наконец, дверь отворилась. В комнату вошел человек в штатском, сопровождаемый пограничником, что отобрал паспорт Элен. Человек сел за стол, однако не предложил Элен сесть.

- Элен Бреннан, гражданка Соединенных Штатов Америки, - произнес сидевший за столом человек, глядя на Элен тусклыми, ничего не выражающими глазами.

- Именно так. Я хочу знать, что происходит? Почему меня задержали?

- По распоряжению министерства государственной безопасности Китайской народной республики вам запрещен въезд на территорию нашей страны. Вы обязаны покинуть территорию Китайской народной республики в 24 часа.

Элен застыла. “Не арестовали, всего лишь депортировали”, - мелькнула радостная мысль. И вслед за ней пришло озабоченное: “И куда теперь лететь?”

- Я могу узнать причины, по которым мне запрещен въезд на территорию Китая? - Элен выпрямилась, принимая возмущенный и уверенный в себе вид.

- Мы не обязаны ставить вас в известность об этих причинах, - произнес китайский чиновник. - Могу лишь сказать, что ваше пребывание в Китае признано нежелательным.

- Но я не совершала ничего противозаконного в Китае! Я прибыла в Пекин для встреч с представителями китайского правительства и коммунистической партии!

- Я не уполномочен обсуждать распоряжение министерства госбезопасности, - произнес чиновник. - Мы готовы оказать вам содействие в приобретении авиабилета на авиарейс, направляющийся за пределы китайской территории. Например, в США.

“К черту США!” - мысленно произнесла Элен, понимая, что как только самолет приземлится на американской территории, на нее тут же наденут наручники.

- У меня нет намерений лететь в Соединенные Штаты, - произнесла она.

- Нас не интересует, куда именно вы направитесь, - равнодушно произнес китайский чиновник. - От вас требуется лишь покинуть территорию Китая.

Мозг Элен лихорадочно работал. Ее план договориться с китайцами рухнул. Китайцы даже не пустили ее на порог. Хорошо еще, что не арестовали. Но что теперь? Куда? Куда? Что ей остается?

Элен застыла, а затем вдруг ссутулилась и опустила голову, словно покоряясь судьбе, от которой всеми силами старалась уйти.

- Я хотела бы сесть на авиарейс в Москву, - внезапно осипшим голосом проговорила она.

Унылая казенная комната с китайскими чиновниками как будто исчезла. Перед ее мысленным взором в этот миг стоял Кронберг с жестокой, злорадной улыбкой.

========== ГЛАВА 24. КАЛИФЫ НА ЧАС ==========

ГЛАВА 24. КАЛИФЫ НА ЧАС

Атланта, январь 2016 года

Хотя заседание совета директоров закончилось, Кронберг продолжал сидеть в своем кабинете, положив ноги на стол, сцепив руки за головой и откинувшись на спинку кресла. В его глазах была беспросветная тоска. Таким его застал Скелтон, который без стука вошел в кабинет. Кронберг не шелохнулся, лишь губы слегка искривились.

- Пришел поблагодарить тебя, - Скелтон, обычно бесстрастный, теперь не скрывал радости. - Ты, конечно, редкостная сука, Кронберг, и это неудивительно. Я ведь знаю, кто ты. Но без тебя я еще лет десять оставался бы просто главой службы безопасности.

- И все у тебя было бы хорошо, - заметил Кронберг, глядя куда-то в пустоту.

- Сейчас у меня все гораздо лучше, чем было.

Кронберг устремил насмешливый взгляд на Скелтона.

- Том ни хрена ни в чем не смыслит, - продолжал Скелтон, усаживаясь прямо на стол. - Прежде корпорацией управляла Элен. Теперь это буду делать я.

- Ты! - Кронберг поднял брови, словно обдумывая услышанное. - А в чем ты сам, смыслишь, Скелтон? В слежке и прослушке? В нелегальных операциях?

- Не только, - ухмыльнулся Скелтон. - Десять лет я стоял в тени Бреннанов. У меня было время научиться. Теперь настало время выйти из тени.

- Тут я с тобой согласен, - задумчиво кивнул Кронберг. - Время пришло.

Он снова странно посмотрел на Скелтона, но тот как будто ничего не замечал.

- Давай поговорим откровенно, - Скелтон продолжал улыбаться. - Ты умный парень. Я всегда восхищался тобой. Особенно после того, как узнал, кто ты на самом деле. Ты – редкостная сволочь, Кронберг. Но такие как ты – движут этот мир. И правят им.

- Я знаю, - индифферентно обронил Кронберг.

- Я мог бы отправить ей подлинное заключение, а не подделку…

- … но тогда не получил бы пост первого вице-президента. И, возможно, уже сидел бы за решеткой, - Кронберг по-прежнему выглядел равнодушным.

- Да, это было главной причиной. Но было еще и восхищение. Восхищение тобой. Твоим планом. Ты сумел свалить ее, а ведь она всех держала в кулаке…

- И даже заставляла тебя ее трахать, - с сарказмом вставил Кронберг.

- Не буду говорить, что мне это совсем уж не нравилось. Но напрягало.

- А меня трахать тебя не напрягало? - поинтересовался Кронберг.

- Я и дальше планирую тебя трахать, - заявил Скелтон.

Лицо Кронберга оставалось неподвижным. Он как будто не слышал слов Скелтона.

- Слушай, Мэт, давай проясним некоторые вопросы. Я имею в виду то дело в Нью-Йорке, - проговорил Скелтон, пристально глядя на собеседника. - В Центральном парке.

При этих словах в глазах Матиаса сверкнула молния.

- Что ты хочешь обсудить? - глухим голосом спросил он. - Что?

- Я не хотел бы, чтобы это стояло между нами.

- Ты идиот? - осведомился Кронберг.

- Нет. Просто знаю, что ты очень мстителен. Да, ты помог мне стать первым вице-президентом. Но, по правде говоря, я до сих пор не знаю, что у тебя на уме, Мэт. И это меня беспокоит. Как видишь, я с тобой откровенен.

- Что ты от меня хочешь? - мрачно спросил Кронберг. - Заверений в том, что я не подсыплю яд в твой кофе? Даже если я дам такие заверения, ты мне поверишь?

- Нет, - пожав плечами, признал Скелтон. - Не поверю.

- Тогда что?

- Мэт, мы не дети. Я иногда действовал в твоих интересах. Иногда против них. Такова жизнь. Но теперь мы должны действовать вместе. Ты нужен мне. Я нужен тебе.

- “Мы оба будем править Галактикой”, как говорил Дарт Вейдер, - язвительно заметил Кронберг.

- Мы оба будем править Brennan Corporation. Не Том Бреннан, а мы с тобой, Мэт, - спокойно произнес Скелтон.

- Знал бы ты, как мне насрать на эту Brennan Corporation. Да и на всех вас, - голос Кронберга прозвучал неожиданно искренне. - Всё, Скелтон. Тебе пора на фуршет. Ты должен выслушать дифирамбы в свой адрес. Я тоже туда загляну. Есть повод выпить.

Кронберг внимательно оглядел себя в зеркало, поправил и без того идеально сидевший шелковый галстук, холодно улыбнулся своему отражению, причем даже блеск зубов показался Скелтону странно холодным, как будто у Кроберга были стальные зубы.

Встречавшиеся по пути сотрудники улыбались, каждый считал своим долгом поздравить Скелтона. Фальшивые улыбки, в которых было и подобострастие и неприязнь. Кронбергу тоже пожимали руку и заискивающе заглядывали в глаза. Всем было ясно, что по своему влиянию этот парень не уступает Скелтону. А может быть, и превосходит его.

Между тем вид у Кронберга был странный. От него словно веяло могильным холодом. И у Скелтона, совершенно не склонного к рефлексии, было ощущение, что должна произойти какая-то катастрофа. Впрочем, это неприятное ощущение развеялось, когда Скелтон вошел в зал, где проходил фуршет. Здесь было шампанское, виски, бренди, вино, легкие закуски.

До последней минуты было непонятно, состоится ли этот фуршет, учитывая мрачные, даже трагические обстоятельства: гибель в автокатастрофе члена совета директоров Фоя и обвинения против Элен Бреннан. Этические нормы предполагали, что фуршет будет неуместен, словно пир во время чумы. Но Том Бреннан уперся. Фуршет для него был обязательным ритуалом после заседания совета директоров.

В конечном итоге, шестеро из 17-ти членов совета директоров отказались участвовать. Но все директора департаментов и их заместители явились, поскольку они-то находились в подчинении Бреннана, который мог лишить их должности одним росчерком пера. Атмосфера в зале была натянутая, все разговаривали вполголоса, словно на поминках. Только Том сиял, всем видом показывая, что именно он тут хозяин.

Том ходил сначала с бокалом шампанского, но очень быстро в его руке появился стакан виски. Глаза Тома уже блестели, лицо порозовело. Ему было хорошо и плевать на то, что улыбки вокруг - натянутые, а разговоры похожи на тревожные перешептывания.

Наконец, в зале появились Скелтон и Кронберг. Скелтон шествовал, не скрывая торжества. На губах Кронберга была странная улыбка. Сканирующий взгляд скользил по лицам присутствующих. Том ожидал, что Мэт направится к нему, но тот скромно отошел в сторону, что-то высматривая в своем смартфоне и как будто не интересуясь происходящим. Он даже не взял выпивки. Прочитав какое-то сообщение, он мрачно улыбнулся и уставился в окно, откуда открывался вид на Атланту.

Между тем Бреннан торжественно пожал Скелтону руку.

- Коллеги, друзья, все вы хорошо знаете Криса Скелтона. Позвольте представить его в новом качестве первого вице-президента Brennan Corporation. Я уверен, Крис справится со своими задачами. Они обширны. Это оперативное руководство корпорацией, разработка стратегических решений. Назначение Криса знаменует окончание черной полосы в истории нашей компании. Мы докажем, что Brennan остается мировым лидером в сфере высоких технологий. Уже сегодня мы видим, что ущерб, нанесенный имиджу нашей корпорации из-за… - тут Бреннан запнулся, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы не упоминать имя своей супруги, - из-за действий некоторых бывших членов руководства корпорации… так вот, этот ущерб уже нивелируется. Самое трудное позади. Имя Brennan очищается, и в этом немалая заслуга директора PR-департамента Мэта Кронберга. Уверен, что Мэта ждет блестящее будущее в нашей корпорации.

Кронберг не смотрел на Бреннана и, казалось, не слышал хвалы в свой адрес. Он прислонился к стене и выглядел утомленным и апатичным.

Скелтон слушал напыщенную речь Тома с нервной улыбкой. Мобильник в его кармане, поставленный на бесшумный режим, непрерывно вибрировал. Но Скелтон вынужден был стоять и улыбаться Тому, который упивался чувством собственной значимости. Скелтон испытывал тревогу. Чутье подсказывало ему: что-то неладно. Этот отсутствующий взгляд Кронберга, да еще кто-то отчаянно пытается ему дозвониться.

Но после речи Тома последовали рукопожатия, а потом от Скелтона потребовалась ответная речь. Только он открыл рот, чтобы сказать какие-то общие слова о том, что Brennan теперь рванет вперед и все будет отлично, как двери зала распахнулись. Скелтон узнал троих сотрудников службы безопасности компании. Их лица были мрачны. Вместе с ними были трое незнакомцев в темных костюмах, которые направились в центр зала, где Скелтон стоял рядом с Томом. который в очередной раз прикладывался к виски.

- Мистер Скелтон? - громко спросил один из незнакомцев.

- Да, я, - лицо Скелтона стало каменным.

- Я агент ФБР Артон. Это агенты Макларен и Нильсен. У нас есть ордер на ваш арест. Прошу вас немедленно пройти вместе с нами.

В зале воцарилась гробовая тишина.

И Скелтон увидел холодную, торжествующую улыбку Кронберга.

***

Пекин, январь 2016 года

Элен сидела в самолете “Аэрофлота”, готовившемся взлететь из пекинского аэропорта. Кресло располагалось в последнем ряду последнего салона, возле туалетов. Узкое, неудобное. Слева от Элен сидел китаец, с чавканьем поглощавший что-то из пакетика. Справа - красномордый мужик, судя по запаху, уже в подпитии.

Все это казалось Элен дурным сном. Еще несколько часов назад она летела в Пекин из Франкфурта в первом классе “Люфтганзы” и думала, как же все-таки некомфортно летать регулярными рейсами. Нет диванов, нет персональных стюардов. Теперь она сидела в самом последнем ряду эконом-класса. За стенкой был туалет. Рядом сидели вонючие мужики, на которых Элен прежде и не взглянула бы, отделенная от них охраной, броней лимузинов, стенами роскошных отелей и офисов. Вот оно, падение. Элен Бреннан больше не было. Она перестала существовать, ступив на борт самолета “Аэрофлота”, куда ее доставили под конвоем китайских пограничников.

Китайцы вели себя жестко и недружелюбно. После беседы с чиновником, огласившим решение о запрете на ее въезд в Китай, Элен оставили в комнате без окон и с неудобными стульями. С ней осталась китайская пограничница. Элен достала мобильный телефон, чтобы позвонить адвокатам.

- Запрещено, - безапелляционно заявила пограничница. - Уберите.

- Это возмутительно! - воскликнула Элен. - Я не арестована!

- Уберите, иначе отберу, - голос пограничницы звучал как автомат.

Лицо Элен исказилось в бессильной ярости. Она убрала телефон.

Она чувствовала дикую усталость - и от долгого перелета, и от того, что произошло в пекинском аэропорту. У нее болела голова, мучила жажда. Она попросила, чтобы ей принесли чашку кофе. Вместо этого ей вручили пластиковую бутылку с водой. Мысленно Элен была готова плюнуть на все и лечь прямо на пол. Но нет, так просто ее было не сломить! Да, по ней был нанесен сокрушительный удар, и она знала, кто именно его нанес. Но не собиралась сдаваться. Еще оставалось время. Еще оставались шансы.

Элен пыталась обдумать, что будет после того, как она вернется в Россию. Что ж, паспорт гражданки РФ у нее был. В аэропорту ее, скорее всего, не задержат, но потом… Элен понимала, что на родине в нее вцепятся стальными когтями. Нет, ее не выдадут американцам. Но из нее вытрясут всё. Не только деньги, но и секреты, связанные не только с Brennan, но и с алмазно-оружейным бизнесом. И пусть попробует она не рассказать: заведут уголовное дело. Обвинят в чем угодно: хоть в контрабанде оружия, хоть в ограблении пивного ларька. В России это делается легко.

Да, она будет торговаться, биться за каждый секрет, за каждую копейку. В конце концов, у нее есть тайные счета. Есть банковские ячейки в Люксембурге и Сингапуре, где лежат слитки золота, платины, драгоценности. Элен называла это “чулком” на черный день. И вот, черный день наступил. Но она и в страшном сне не могла себе представить, что в этот день ее отправят в Россию. Где у нее нет никакого “чулка”. И где она окажется запертой - не потому что ее посадят (хотя и это не исключено), а потому что она больше не сможет пересечь российскую границу из-за международного ордера на ее арест. Она будет заперта в стране, из которой в свое время с таким трудом вырвалась и в которую не хотела возвращаться. Возможно, ей придется остаться в России навсегда.

А может быть, все будет иначе. Вот сейчас откроется дверь, войдет тот же китайский чиновник и объявит, что она будет депортирована в США. Или, например, отправлена в китайскую тюрьму. От этой мысли Элен стало совсем не по себе. Она чувствовала, что рассудок все больше заполнялся страхом. И уже не понимала, сколько времени прошло. Ей казалось, что целая вечность. Наконец, дверь отворилась. Уже знакомый ей чиновник с каменным лицом он объявил, что она будет препровождена на борт самолета, вылетающего в Москву. Запрет на ее въезд в Китай является бессрочным.

В тот момент Элен даже обрадовалась. Господи, хорошо, что не китайская тюрьма, подумала она. Под конвоем ее повели в зону вылета. Радость ее постепенно испарялась. И когда она увидела огромный самолет с синей надписью “Аэрофлот”, ее охватила тоска. А когда ее провели по узкой “кишке” и она ступила на борт самолета и встретилась взглядом со стюардессами, увидела их улыбки и цепкие взгляды, ей захотелось… Нет, ей не захотелось обратно к китайцам. Ей захотелось оказаться сейчас далеко-далеко и от Китая, и от российского самолета… Все равно где, все равно! Исчезнуть, спрятаться.

Кронберг! Проклятый Кронберг! Он пустил под откос ее жизнь. И загнал в тот самый угол, в который она поклялась ни за что не возвращаться. Элен охватила ярость. Она прошла к указанному ей месту в самом хвосте самолета, стараясь не глядеть на пассажиров. Все они - и европейцы, и азиаты - казались ей существами низшего сорта, среди которых она снова должна была жить. Элен хотелось разнести к чертовой матери самолет со всеми, кто в него набился. Когда же она уселась в узкое неудобное кресло, зажатое между двумя другими, и осознала, что ей придется провести в этом кресле больше семи часов, то едва не зарычала.

Рука сама потянулась к телефону. В списке контактов она ткнула в ненавистную фамилию “Кронберг”. Сидевший справа красномордый мужик, пытавшийся застегнуть ремень безопасности, неловко повернулся и толкнул ее локтем.

- Что толкаешься, козел! Ты что, в баню пришел, алкаш тупорылый? - прорычала Ленка.

- Пошла нахер, коза старая! Ишь, губы силиконом накачала, а по самой пенсионный фонд плачет! - мужик явно был настроен на конструктивную дискуссию.

- А по тебе давно могила плачет, пьянь запойная. Сдохнешь под забором, там и закопают.

- Да тебя быстрей вперед ногами вынесут с твоими сиськами резиновыми!

- А не пойти ли тебе нахер?

- Сама пиздуй отсюда!

Этот светский обмен любезностями вполне мог привести к мордобою, но тут в трубке раздался голос Кронберга, и Элен мгновенно позабыла про мужика.

- Слышу, ты родную речь вспомнила? - этот издевательский голос был для Элен все равно что шипение гадюки. - Никак до Москвы долетела?

- Скоро долечу, тварь, - процедила Елена. - Я тебя и из Москвы достану!

- А что ж в Пекине у тебя не срослось? - продолжал издеваться мерзавец. - Что это китайские товарищи тебя так невзлюбили? Ты же им так жопу лизала! А я тебе скажу почему. Твой дружок Скелтон все твои изречения по поводу китайских руководителей записывал на пленку.

- Ублюдок! - прошипела Элен, адресуя этот эпитет и Скелтону, и Кронбергу.

- Тоже мне новость! - хмыкнул Кронберг. - Короче, ты там всякую ересь несла про нынешнего китайского руководителя Си Цзиньпина. И еще рассказывала, как взятки давала его давнему врагу Бо Силаю. А Бо Силая, кстати, уже в тюрьму упекли. В общем, не на того поставила. И язык распустила. А китайские товарищи такого не прощают. Грех было не воспользоваться, сама понимаешь.

- Тварь ебаная!

- О, слышу родной язык! Давай-давай, он тебе пригодится! Ты из России-матушки еще не скоро выберешься. Я слышал, у тебя в Торфянске квартирка осталась в хрущобке? От твоих родителей-алкашей? Ну вот, жилье у тебя уже есть. А там, глядишь, опять в магазин продавщицей устроишься, водкой торговать и грузчикам давать в подсобке. Как в молодости. Считай, лет на двадцать лет помолодеешь. Или даже на тридцать.

- Я доберусь до тебя! - в ярости шипела Елена. - Ты думаешь, будешь с моим муженьком-педиком на шелковых простынях кувыркаться и миллиардами ворочать? И не мечтай. Ты еще пожалеешь, что на свет родился!

- Ты, я вижу, уже пожалела.

- Чтоб твоей матери-бляди в аду гореть! - в сердцах бросила Елена.

- Да ты прямо мои мысли читаешь, - в голосе Кронберга прозвучало нечто такое, от чего Елена вздрогнула. - Ладно, не напрягайся. Мне твой муженек ни за каким хером уже не облокотился. И вся эта его корпорация нахрен не сдалась. Знаешь, я бы уже свалил в Россию, тебя с букетом лопухов в Шереметьево встретить. Жаль, не успеваю. Надо еще должок заплатить, за Центральный парк в Нью-Йорке. Скелтон, кстати, уже заплатил.

- Что? - вздрогнула Елена. - Ты о чем?

- Недолго музыка играла. Скелтон арестован. Сейчас общается с ФБР. Думаю, по алмазным и прочим делишкам. Кстати, можешь подтереться теми бумажками, что он тебе присылал.

- Пожалуйста, отключите телефон, мы готовимся к взлету, - сказала Елене прошедшая мимо стюардесса.

Та, стиснув зубы, кивнула, но и не подумала отключать трубку:

- Какими бумажками? – угрюмо спросила она.

- Сама подумай, если мозги еще остались, - хмыкнул Кронберг.

- Я доберусь до тебя, - в который раз пообещала Элен.

- Не напрягайся. Сам приду. Скоро. Обещал же. Можешь меня встретить. Хочешь, бутылку захвати. Разопьем прямо в аэропорту. Без закуси. Горькую. Самое оно будет.

- Тоже в Россию собрался? По родине соскучился?

- Еще как! Мечтаю с тобой в Торфянск приехать. Покажешь магазин, где водкой торговала. Подсобку, где грузчикам отдавалась. По пути на владимирской трассе остановимся, былое вспомнишь. Сейчас-то на тебя уже вряд ли кто польстится, такую старую и страшную, но у тебя ж хватка деловая! Будешь девок водилам поставлять.

- Ты, может, сам, хочешь в девки податься? - ядовито осведомилась Элен. - Давай! Тебе жопой торговать не впервой.

- Моя жопа слишком дорого стоит, - самодовольно ответил Кронберг. - У водил на трассе бабла просто не хватит. Ладно, ты поняла. Жди меня, и я приду.

Кронберг отключился. Елена вырубила мобильник и, глядя прямо перед собой, медленно и с наслаждением выдала семиэтажное русское матерное ругательство.Сидевший справа красномордый мужик, с которым она несколько минут назад сцепилась в перебранке, посмотрел на нее с некоторым уважением.

- Глотнешь? - сочувственно сказал он, вынимая из кармана в переднем кресле початую бутылку вискаря. - Только у меня стакашков нет. Из горла будешь?

Елена сначала хотела с отвращением отказаться, но вдруг…

- А, давай, - махнула она рукой.

- Держи. Только быстро, и чтоб эти не заметили, - мужик указал на стюардесс.

Елена отхлебнула дешевого отвратительного виски и возвратила бутылку хозяину.

- Чё, проблемы? - спросил он сочувственно.

- Проблемы, - угрюмо кивнула Елена.

Перед ее мысленным взором стоял Кронберг. Холеный, наглый, самодовольный, злорадно улыбающийся. Между тем самолет начал разбег по взлетной полосе, чтобы взять курс на далекую и такую нежеланную для Элен Бреннан Москву.

Элен уже приготовилась задремать, чтобы хоть немного прийти в себя после пекинских мытарств. Но в голове вдруг возникла фраза, брошенная Кронбергом:

«Можешь подтереться теми бумажками, что он тебе присылал»

И тут ее молнией пронзила догадка. Страшная догадка. Все объяснявшая. И Элен больше не сомкнула глаз на протяжении всего полета от Пекина до Москвы. Только пила горькую из запасов сердобольного красномордого соседа. И пару раз всхлипывала.

***

Атланта, январь 2016 года

Том Бреннан рухнул в кресло. Его лицо было покрыто малиновыми пятнами. Проклятый день! Начался с заседания совета директоров, из которого Том вышел победителем. Затем был его триумф, звездный час! Том и впрямь верил, что теперь он реально начал управлять корпорацией. О том, что у него не было ни опыта, ни знаний, Том предпочитал не думать. Это все потом, потом. Как-нибудь все решится. Внутренние проблемы будет разруливать Скелтон. Советы по внешним проблемам будет давать Мэт - дальновидный, хитрый, гибкий. И очень честолюбивый. Честолюбие, вот крючок, на котором Бреннан будет держать своего любовника. Через пару лет, нет, уже через год Мэт вполне может занять пост вице-президента по развитию и внешним связям. Мэт властолюбив и ради власти будет делать все, что прикажет ему Том. И в постели, и в бизнесе… Но пока его надо держать в тени. Том должен сполна насладиться своим триумфом. Своей властью. Так думал Том во время фуршета, когда ему казалось, что мир вокруг играет радужными красками. Но вдруг ударила молния, грянул гром, краски исчезли и сгустилась тьма.

В зал вошли сотрудники ФБР и предъявили ордер на арест Криса Скелтона, которого Том только что публично объявил первым вице-президентом корпорации. Черт, черт, черт! Все были потрясены. Конечно, все знали, что над Brennan сгустились тучи, но ареста Скелтона не ждал никто. Скелтон сохранял хладнокровие, но было заметно, что и он сам потрясен. Твою мать! Да, как глава службы безопасности, он был втянут в темные делишки Элен в Африке и на Ближнем Востоке. Но Том пребывал в уверенности, что Крис с его осторожностью нигде не наследил. За все должна была ответить эта сучка!

Конечно, Крис отказался давать показания до тех пор, пока не прибудет его адвокат. Тем не менее, в его кабинете устроили обыск, изъяли документы, ноутбук. Обыски прошли и в других помещениях службы безопасности. Оттуда тоже изъяли документацию и какое-то оборудование. Том теперь молился, чтобы не было найдено ничего незаконного. Вдруг в службе безопасности хранилась какая-нибудь флешка с файлами, которые могли забыть уничтожить. И кто знает, что там могло содержаться?

Тома пробила нервная дрожь. Нет, его кабинет не обыскивали. Но представитель ФБР уже предупредил, что мистера Бреннана ожидает допрос. При мысли об этом у Тома тряслись поджилки. Не потому что он лично был в чем-то замешан. Про эти гребаные африканские дела он ничего не знал. Кроме разве самого факта, что такие дела существуют. Но Том всегда пребывал в уверенности, что лично ему это ничем не угрожает. Если что, то отвечать будут другие. Кто угодно, но не он. Потому что с ним ничего плохого случиться не может. Он же Том Бреннан! Он… он…

Осознание того, что его тоже будут допрашивать, причем допрашивать подробно, жестко, наверняка на протяжении нескольких часов, и еще неизвестно чем этот допрос обернется - это осознание сводило Тома с ума. Он ничего не знал. Ничего! Это было правдой. Но правдой было и то, что за время своего президентства в Brennan он подписал тысячи документов. В суть этих документов он даже не вникал. А большую часть подписывал не глядя. Ему достаточно было, что на этих бумагах стояла виза его жены. А зачастую и виза Скелтона. Они ведь знали, что делали. Знали! Том стукнул кулаком по столу. И где теперь его жена? Где теперь Скелтон? Черт, они же запросто могли его подставить! А он даже не интересовался тем, что подписывает!

Том жалобно заскулил. Ему хотелось плакать. Он ловил себя на желании забраться под стол и не вылезать оттуда, пока… пока…

Нет, конечно, Том понимал, что должен срочно созвать руководителей подразделений Brennan, чтобы обсудить ситуацию. Он должен вызвать к себе начальника юридического департамента, задействовать адвокатов корпорации, переговорить со своим личным адвокатом… Но Том чувствовал, что просто физически не способен ничего предпринять. Его тело стало ватным, в голове был хаос. Он подошел к стенному шкафу с минибаром, схватил бутылку коллекционного коньяка и отхлебнул прямо из горла. Алкоголь ударил в голову, стало как будто легче.

Том снова опустился в кресло. Мэт. У него остался только Мэт. Его Мэт. Единственный, на которого он мог рассчитывать. Черт, даже странно, почему он сразу не подумал о Мэте? И почему Мэт сам не пришел? Впрочем, понятно: Мэт сейчас наверняка развернул бурную деятельность. Он точно уже распорядился приготовить пресс-релиз в связи с арестом Скелтона, и в этом пресс-релизе будет именно то, что нужно. Не исключено, что Мэт уже успел дать пару интервью телеканалам и изданиям. Мэт - мастер на такие дела, он всегда знает, что надо говорить.

Мэт, Мэт, вот кто сейчас нужен Тому. С ним Том снова будет чувствовать себя уверенно, потому что Мэт непрошибаем и непотопляем. Черт, как неудачно получилось, что он приказал Скелтону разобраться с Фелнером. Мэт ведь обиделся, хоть и сделал вид, что ничего не произошло. Но Мэт умный человек. И уж власть он любит больше, чем Фелнера. А значит, Мэт будет с Томом. Потому что любимая Мэтом власть - там, где Том.

И тут Тома вновь пробрал страх. А если Скелтона начнут допрашивать о нападении на Фелнера, и тот назовет его как заказчика? Это возможно? Или нет? Нет, нет! Скелтон не расколется. Зачем ему вешать на себя еще и это? Да, к тому же, все равно доказать причастность Тома будет невозможно. Или все-таки возможно? А вдруг Скелтон записал их разговор? Он вполне мог. Черт, черт, черт! Нет, Том был ведь очень осторожен в выражениях. Он тогда сказал Скелтону что-то вроде: “Надо проучить этого сопляка”. Нет, не так. Как же он сказал? Вот черт, кажется, это звучало как приказ: “Я хочу, чтобы ты проучил этого сопляка. Чтобы он это на всю жизнь запомнил. И чтобы он не мог больше выступать”. Да, кажется так. Но… но ведь это вовсе не обязательно означало, будто он приказал Скелтону искалечить Фелнера? Ведь нет же? Нет? Том застонал. Он прекрасно понимал, что его слова могли быть истолкованы вполне однозначно. И именно так они будут истолкованы и прокурором, и судьей. Нет, нет, до этого не дойдет!

Мэт. Мэт. Нужно сейчас же увидеть Мэта! Том нажал кнопку вызова Кронберга. Никто не отозвался. Черт, куда он делся? Мэт должен быть здесь. Здесь! Неужели он сам не понимает, что его место сейчас рядом с Томом? Том вызвал Мэта по мобильнику. В трубке звучали короткие гудки. Занято. Но когда Том снова позвонил, в трубке были уже длинные гудки. Мэт не отвечал. Том, выругавшись, соединился с секретаршей.

- Мне срочно нужен Кронберг, - Том изо всех сил старался говорить спокойно и уверенно. - Найдите его и попросите немедленно ко мне зайти.

- Конечно, мистер Бреннан, - отвечала секретарша. - Сейчас все будет сделано.

- Жду.

- Мистер Бреннан…

- Да, что еще? - раздраженно и с затаенным страхом спросил Том.

- Вице-президенты настаивают на встрече с вами. И ряд членов совета директоров.

Господи… Том представил эти лица. Растерянные, разгневанные, злобные, злорадные… А что он им скажет? Что? Он понятия не имеет, что делать. Что надо предпринять именно сейчас, в эту самую минуту! Ему нужен Мэт, его совет!

- Сначала мне нужно встретиться с Кронбергом, - не допускающим возражения тоном произнес он. - Потом - со всеми остальными.

- Я поняла, мистер Бреннан. И еще. Просто вал звонков и запросов от прессы…

- Переадресовывайте их в PR-департамент, это их работа! - рявкнул Том.

Он бросил трубку. Если бы он этого не сделал, секретарша рисковала услышать, как его голос дрожит от паники и подступающих рыданий.

Мобильник Тома, поставленный на тихий режим, непрерывно вибрировал. Число непринятых звонков множилось. Звонили и члены совета директоров, и вице-президенты, звонили влиятельные люди, чей бизнес был связан с Brennan и которые хотели узнать, что за чертовщина творится в компании. Был даже звонок от Стива, который почти никогда не звонил отцу. Не было лишь звонка, которого так ждал Том - звонка от Мэта.

Том не отвечал на звонки, не залезал в интернет - ему было даже страшно представить себе, что там творится, и он не желал ничего знать! Он с надеждой ждал, что раздастся звонок от Мэта. Или что откроется дверь, и Мэт появится: как всегда, наглый, насмешливый, излучающий уверенность в собственных силах. Мэт одним своим появлением избавил бы Тома от страха, сдавившего его холодными щупальцами, Мэт заставил бы его почувствовать себя способным решить все проблемы. Мэт, Мэт…

Раздался звонок секретарши. Том схватил трубку.

- Мистер Бреннан, - голос секретарши звучал чуть виновато. - Я сожалею, но мне сообщили, что мистера Кронберга нет сейчас в главном офисе.

- Как нет? - упавшим голосом спросил Том. - Почему нет? Он… он должен быть!

- Я связалась с секретариатом PR-департамента, а затем с охраной здания. Они сообщили, что мистер Кронберг четверть часа назад сел в автомобиль и уехал.

- Как уехал? Куда? - Том был совершенно растерян.

- Ммм… по словам сотрудников охраны, в ваш особняк, мистер Бреннан.

- Какого черта?? - завопил Том, позабыв обо всех правилах хорошего тона.

- Сожалею, мистер Бреннан… Я попробую с ним связаться…

- Нет! Нет! - выкрикнул Том. - Нет! Я сам с ним свяжусь!

- Как вам будет угодно, мистер Бреннан… И еще…

- Что там? - Том едва не завыл от досады.

- С вами хочет немедленно встретиться вице-президент по юридическим вопросам мистер Левенштайн.

- Я… у меня нет времени.

- Он говорит, что это срочно. И связано с… ситуацией вокруг мистера Скелтона.

- Потом! - выкрикнул Том, но тут в трубке неожиданно зазвучал голос самого Джо Левенштайна, который, судя по всему, выхватил телефон из рук секретарши.

- Том, всё очень серьезно. Я не уйду, пока не поговорю с тобой. Речь идет не только о Скелтоне. Речь идет о тебе.

- Обо мне? - выдохнул Том.

Ему снова стало страшно.

- Да, о тех бумагах, которые ты подписывал.

- Джо…

- Том, ты что, не понимаешь, что ФБР в любую минуту может явиться и к тебе?

- Да. Да, - упавшим голосом произнес Том. - Но, прошу, дай мне пять минут. Мне нужно сделать телефонный звонок.

- Только не затягивай! ФБР может вернуться в любой момент!

Том бросил трубку, схватился за голову и застонал. Спокойно. Спокойно. Спокойно. Он снова вызвал Мэта. Тот не отвечал. Том грохнул кулаком по столу и позвонил дворецкому своего особняка.

- Мистер Кронберг уже прибыл? - спросил он.

- Пока нет, мистер Бреннан.

- Как только прибудет, пусть немедленно позвонит мне. Слышите? Немедленно!

- Конечно, мистер Бреннан.

Том положил трубку и закрыл глаза. Он чувствовал себя одиноким и бессильным.

***

Матиас, приказав доставить себя в особняк Бреннанов, с отсутствующим видом откинулся на мягкую спинку лимузина и прикрыл глаза. После разговора с Горгоной он отключил звук мобильника. Тот, впрочем, вибрировал, не переставая. Матиасу звонили его подчиненные из PR-департамента, которые были растеряны и ждали указаний. Были звонки от журналистов, жаждавших подробностей. Звонки из секретариата Бреннана и от него самого. Матиас не отвечал. Он ответил только на звонок из Пекина.

На душе у Матиаса было холодно и пусто. Он был у цели и не знал, что делать дальше. На горизонте маячила пустота. Холодная, темная пустота. И его путь лежал именно в эту пустоту. Которой, возможно, не будет конца.

Руки Матиаса судорожно сжались, ногти до боли впились в ладони. Он чуть ли не до крови закусил губу. А затем рука сама потянулась к телефону. Он набрал номер Андреаса. Они не общались с того самого дня, в Нью-Йорке…

Андреас не хотел его видеть. Матиас это понимал. Это было горько, это сводило с ума. Но Матиас не собирался сдаваться. Он знал, что отомстит за Андреаса и обязательно с ним увидится. А потом… Даже если Андреас навсегда от него отвернется, он все равно сможет жить. Сможет! Он был в этом уверен. Был. А теперь - не был. Пустота, смотревшая на него из будущего, теперь уже совсем недалекого, внезапно ужаснула его. Как будто он оказался на краю обрыва и заглянул в бездну. Ему нужен был Андреас. Нужен! Во что бы то ни стало! Хотя бы услышать его голос!

Андреас к телефону не подходил. Каждый длинный гудок был подобен острому клинку, вонзавшемуся в сердце Матиаса. Которое сам он считал давно окаменевшим.

Матиас Кронберг, привыкший высоко держать голову, вдруг скрючился на сиденье лимузина, как будто ему стало плохо. Серо-голубые глаза, всегда казавшиеся стальными, были полны растерянности и отчаяния. Он нажал на кнопку, поднимавшую непрозрачное стекло между ним и водителем. Матиас не хотел, чтобы кто-нибудь видел его отчаявшимся, погибающим в ледяном космосе одиночества.

Телефон вздрогнул. Поступило сообщение. Матиас выпрямился, взглянул на экран и едва не вскрикнул, увидев имя “Андреас”.

“Я сейчас в Москве”, - гласил короткий месседж. “Что ты там делаешь?” - быстро набрал Макс и стал дожидаться ответа. Телефон снова завибрировал, на этот раз был голосовой вызов. Звонил Бреннан. Лицо Матиаса исказилось, словно он съел кислое яблоко. Он смотрел на экран смартфона, ожидая, когда же, наконец, Тому надоест. Он хотел сбросить звонок, но понимал, что если сделает это, то Бреннан начнет названивать каждую минуту. Еще не хватало. “Иди нахер”, - пробормотал Матиас по-русски. Поверх этого вызова на экране высветилось новое сообщение Андреаса. “Пытаюсь узнать об Антоне”. Матиас вздрогнул. Том, по счастью, прекратил названивать. Матиас тут же нажал вызов Андреаса. Но тот снова не ответил. “Пожалуйста, ответь! Пожалуйста, Андреас!” - торопливо набрал Матиас. В мессенджере появилась галочка о доставке сообщения. Затем галочка окрасилась в синий цвет: сообщение прочитано. Матиас снова вызвал Андреаса.

- Привет. Зачем звонишь? - далекий голос Андреаса звучал сдержанно.

- Андреас, что ты пытаешься узнать? - выпалил Матиас.

- Все, что смогу.

- Послушай, не надо этого делать!

- Почему? - с иронией спросил Андреас.

- Это опасно!

- И от кого же исходит опасность? - теперь в голосе Андреаса звучала нескрываемая горечь. - Уж не от тебя ли, Матиас Кронберг?

- Ты ничего не знаешь! Прошу тебя, не суйся туда! Не надо! Зачем ты вообще все это затеял? - с досадой и даже нотками отчаяния воскликнул Кронберг.

- Я хочу знать всё. Хочу знать, что случилось. Хочу знать, почему ты все время лжешь. О себе! О своем прошлом. И о моем.

- Я… я… - кажется, Матиас впервые в жизни растерялся.

- Я хочу знать, почему ты подсунул мне фотографии-подделки, - голос Андреаса в трубке звучал безжалостно. – Одна фотография, одно и то же кольцо – и на твоей руке, и на руке Антона. Проглядел, Кронберг? Попался? Бывает. Я уже отправлял эти фотографии экспертам. Ответ однозначный: высококачественный монтаж.

- Попался, - чуть слышно прошептал Матиас с горькой усмешкой.

- Лжец, - жестко произнес Андреас. – И я хочу понять, почему ты лжешь. Почему ты льешь на всех грязь. И на себя в первую очередь. Я устал от грязи и лжи, в которых ты прячешься. Зачем? Зачем ты это делаешь?

- Андреас, я люблю тебя. И я боюсь за тебя. Поверь, копаться в прошлом Антона опасно. Бреннаны тебя покалечили. А в Москве тебя могут просто убить! Не задавай никаких вопросов об Антоне. Никому! Слышишь? Никому никаких вопросов. И лучше улетай оттуда! Я расскажу тебе все сам.

- Что ты мне расскажешь? Очередную ложь? Извини, нет. Я не улечу из Москвы, пока все не узнаю.

- Андреас! - в голосе Матиаса звучало отчаяние. – Хорошо. Я прилечу сам. Я люблю тебя.

- Я тебя тоже, - тихо сказал Анлреас и отключился.

Лимузин уже въехал в подземный гараж особняка Бреннанов. Матиас вызвал какой-то номер из контактов, но связи в гараже не было. Он матюкнулся по-русски и бросился по лестнице вверх, в помещения особняка. В холле он остановился и снова нажал на вызов. Номер начинался с +7, то есть был российским.

- Слушаю, - произнес в трубке глухой голос.

- Узнали? - спросил Матиас.

- Давно не слышались.

- У меня вопрос. Вы… ничего не предпринимали в последние дни?

- А в чем дело? - голос звучал бесстрастно.

- В Москву приехал некий человек…

- Австриец?

- Да. Я не хочу, чтобы с ним что-то случилось.

- Он лезет куда не надо.

- Я не хочу, чтобы с ним что-то случилось!

- Это тебя не касается, мальчик, - в голосе из трубки зазвучало раздражение.

- Слушайте… Он не представляет для вас никакой угрозы.

- Мы сами разберемся.

- Нет!

- Слушай, ты, - послышалось из трубки. - Для нас ты больше никто. Где ты там сидишь, в Германии или в Австрии? Вот и грей там свою голубую жопу. А в наши дела не лезь. А то в следующий раз тебе такую красивую харю уже не сделают.

- Слушайте…

- Нет, это ты послушай. Мы все для тебя сделали. Нескольких человек положили. И не хотим, чтобы нам теперь это аукнулось. Потому что повяжут нас, а не тебя, если что. И не тебе решать, что нам делать.

- А теперь ты меня послушай, - в голосе Кронберга тоже зазвучала угроза. - Если с Фелнером что-то случится, я вас всех сдам. Всех.

- Ты? Педик гнойный, ты знаешь, с кем связался? Да и что у тебя есть?

- Архив Кондратьева. На флешке.

- Блядь! - послышалось в трубку. - Так все-таки он…

- Да, передал мне. Не верите? Могу переслать копию.

- Блядь! Значит так, - произнес голос в трубке. - Предупреди этого своего ебаря австрийского, чтоб сидел и не рыпался. А лучше, чтобы валил отсюда, да поживее.

- Он будет молчать. Я его предупредил.

- Вякнет, и ему пизда. Учти. И еще, пидор ты наш малахольный. Если сдашь нас, то мы и тебя сдадим. Ты сам знаешь, как тебе немецкое гражданство делалось. Если немцы узнают, кто ты, они тебя разом под белы ручки выпрут. И никакое бабло тебя не спасет. Прилетишь сюда, а уж тут мы тебя встретим.

- Я и так прилечу, - голос Матиаса снова зазвучал твердо. - И учти, если что - ко дну пойдем все вместе. Не трогайте Фелнера, это мое условие.

- Не бойсь, пидор гнойный. Еще поживешь. Хотя у меня руки еще тогда чесались по-настоящему тебя в дерево вхуячить.

В трубке раздались отбойные гудки.

Матиас сделал глубокий вдох и закрыл глаза, чтобы прийти в себя после этого разговора. А когда он открыл, то увидел братьев Бреннанов: Джаса и Стива. Они стояли в холле в нескольких шагах и мрачно смотрели на него.

- Пойдем, надо поговорить, - произнес Джас.

В другой раз Матиас послал бы его куда подальше. Но сейчас в нем как будто что-то сломалось. Он открыл было рот, но потом махнул рукой и, ссутулившись, поплелся за братьями. Они вошли в “комнату Антона”. Стив прислонился к стене, скрестив руки на груди. Джас смотрел на Матиаса с нескрываемой ненавистью.

- Сейчас ты за все ответишь, ублюдок, - процедил он.

========== ГЛАВА 25. ЧЕЛОВЕК СО ШРАМОМ НА ЖИВОТЕ ==========

ГЛАВА 25. ЧЕЛОВЕК СО ШРАМОМ НА ЖИВОТЕ

Москва, январь 2016 года

Элине Кондратьевой было явно далеко за сорок. У нее было милое лицо и интеллигентные манеры, взгляд был усталым и чуть грустным. Они с Андреасом встретились в небольшом кафе в лобби отеля на Тверской, заказав по чашке кофе.

Кондратьева смотрела на Андреаса доброжелательно, но в ее взгляде все же читалась настороженность.

Андреас первым делом поблагодарил ее за то, что она согласилась встретиться.

- Вы даже представить себе не можете, как это важно для меня, - сказал он.

- Право, герр Фелнер, - проговорила его собеседница. - Я не уверена, что поступила правильно…

- Прошу вас, называйте меня просто Андреас…

- А вы можете называть меня Элина. Скажите, вы ведь… тот самый пианист? - Кондратьева старалась не смотреть на загипсованную кисть Андреаса.

- Был. Теперь уже не буду, - Андреас чуть улыбнулся.

- Простите мою бестактность, - смутилась женщина.

- Ничего страшного, - снова улыбнулся Андреас. - Жизнь продолжается. Но чтобы жить дальше, иногда надо разобраться в прошлом. Не только в своем. Но и в прошлом тех, с кем был близок. Я имею в виду Антона Вальковского.

Женщина снова напряглась.

- Не совсем вас понимаю, герр Фел… простите - Андреас. Антон погиб семь лет назад. Ужасно жаль мальчика, я его хорошо знала. Но… прошло уже столько времени. Почему вы вдруг заинтересовались Антоном?

- Мне это сложно объяснить, - покачал головой молодой человек. – Не только вам, но и самому себе. Но если в двух словах, то я познакомился с одним человеком, который говорит, что тоже был очень близко знаком с Антоном. Матиас Кронберг. Вам знакомо это имя?

- Нет, - уверенно сказала Кондратьева. – В первый раз слышу. Во всяком случае, не помню человека с таким именем.

- Этот человек из России. У него немецкое имя и фамилия, но он сам говорил, что лишь на четверть немец, а на три четверти – русский. Он и Антон были… очень близки.

- Как и вы с Антоном? – Кондратьева устремила на Андреаса проницательный взгляд, но тут же опустила глаза. - Простите. Я понимаю, что это не мое дело…

- О нет, я же должен пояснить мотивы своего интереса, - решительно произнес Андреас. – Да, я понимаю, что речь идет об отношениях, которые у вас, в России, не одобряются…

- Поверьте, я отношусь к подобным вещам вполне нейтрально, - поспешно сказала Кондратьева. – Я считаю, что каждый имеет право жить так, как хочет, если это не наносит вреда другим. Тем более, для меня не является секретом, что Антон…, скажем так, не проявлял интереса к девочкам.

- Вы помните кольцо с черным опалом у него на пальце? – спросил Андреас.

- Это был опал? – удивленно переспросила Кондратьева. – Я не знала. Да, конечно, я обратила внимание, что Антон стал носить кольцо с очень красивым черным камнем. Он никогда не говорил, откуда оно у него, да я и не спрашивала.

- Это кольцо подарил ему я, - с грустной улыбкой сказал Андреас. – А год назад я встретил Матиаса Кронберга. И увидел это кольцо у него на пальце. Меня это поразило. Оказалось, что Антон подарил Матиасу мое кольцо. Во всяком случае, так сказал мне сам Кронберг. Не буду скрывать, меня это несколько задело…

- Очень странно, - задумчиво сказала Кондратьева. – Очень странно.

- Что странно? – не понял Андреас.

- Дело в том, что я видела Антона накануне его гибели. У нас с ним было занятие. Как оказалось, последнее. Поэтому я очень хорошо запомнила это занятие. Антон вел себя странно. Обычно он был сосредоточен, целеустремлен. У него был цепкий ум, отличная память. Но в тот день он был рассеянным. Грустным. Он нервничал. У меня до сих пор стоит перед глазами, как он нервно крутит на пальце это кольцо.

- Получается, кольцо было на пальце Антона почти до… до самой его смерти?

- Накануне вечером это кольцо совершенно точно было на его руке, - уверенно сказала Кондратьева.

По губам Андреаса проскользнула горькая усмешка. Он живо представил себе, как упоенно Кронберг принялся бы сейчас вещать, что он снял это кольцо с пальца слабоумного парня, прикованного к инвалидной коляске. Эта речь была бы вполне в духе Кронберга.

- Вы ведь говорили, что никогда не слышали о Матиасе Кронберге? – спросил Андреас.

- Никогда, - твердо сказала Кондратьева.

Андреас достал смартфон, нашел фотографии Матиаса и показал собеседнице.

- Вот это он, Матиас Кронберг. Вы точно никогда его не видели?

- Нет,- уверенно сказала женщина. – Если бы я его видела, то, наверняка запомнила бы. У этого молодого человека такая яркая внешность… Такого вряд ли забудешь. Да, красив… только лицо какое-то неживое… Волосы, кстати, похожи на волосы Антона. Но цвет чуть темнее. Нет, никогда его не видела. И не слышала.

Андреас убрал смартфон. Кондратьева, помолчав, вдруг сказала:

- Я ведь не просто так стала преподавателем Антона. Мой муж, - она запнулась, - мой покойный муж был сотрудником службы безопасности отца Антона – Владимира Вальковского. Это был очень влиятельный бизнесмен, таких в России называют олигархами. Мой муж отвечал за личную охрану Антона. И я точно помню, как он говорил, что Антон завел дружбу с юным австрийским пианистом. Имени он не называл, но я теперь понимаю, что он имел в виду вас. Но ни о ком, похожем на Кронберга, он не говорил… Впрочем, это ничего не значит. Муж вообще избегал подробно говорить о том, что касалось Вальковских.

- Но ведь что-то он рассказывал? – живо спросил Андреас.

- Не знаю, насколько этично все это пересказывать, - нерешительно сказала Кондратьева. – Это все-таки чужая жизнь. Но, с другой стороны, ни Антона, ни его отца, ни мачехи уже нет в живых. Жива только его мать.

- Да, но, насколько я знаю, Антон был на нее очень обижен…

- Не то слово, - заметила Кондратьева. - Он ненавидел свою мать. Она бросила Антона, когда ему был всего год. Уехала в Штаты, потому что ей подвернулся богатый американец. Бросила мужа и ребенка ради красивой жизни. Да говорят, и ребенка она родила только чтобы выйти замуж за Вальковского. Сама-то она из глухой провинции. А когда у мужа деньги кончились, то ни он, ни ребенок стали ей не нужны.

- А что было дальше? – нахмурившись, спросил Андреас.

- Антон остался с отцом. А тот сумел выкрутиться из долгов, уладил дела с бандитами и снова стал стремительно раскручивать свой бизнес. А этот бизнес, - Кондратьева опасливо оглянулась и понизила голос, - был связан с криминалом. Мой покойный муж говорил, что Вальковский занимался нелегальным экспортом цветных металлов и запчастей к вооружениям. Из-за этого жизнь его была постоянно под угрозой, он находился в окружении телохранителей. И его сын тоже вырос в окружении охраны.

- Да, я помню, за Антоном все время шли телохранители, - кивнул Андреас.

- Мальчик вырос, по сути, за глухим забором. Как в тюрьме, пусть и роскошной. Отец не только очень боялся бандитов, он еще опасался, что его бывшая жена отберет сына. У него были хорошие связи, и он быстро добился, чтобы ее лишили родительских прав. Но все равно боялся. Ребенок все время жил под усиленной охраной. И мой муж был одним из его телохранителей, - с горечью сказала Элина.

Отпив глоток кофе, она продолжила:

- Понимаете, в чем дело… У Вальковского были проблемы с психикой после того, как он в молодости побывал в афганском плену. Мой муж рассказывал, что Вальковский был помешан на выживании. Все, что он ни делал, было для него «выживанием». Даже когда он уже миллиардами ворочал, это тоже было для него выживанием. Он не жил, он всегда выживал. Такая у него была картина мира в сознании. И ребенка своего так же воспитывал. Да, он нанимал преподавателей, чтобы Антон получил отличное образование, приглашал воспитателей, чтобы те прививали сыну светский лоск. Окружал роскошью. Но, вы не поверите, Вальковский подвергал сына таким испытаниям, что его самого впору было от ребенка изолировать и в психбольницу прятать.

- Например? – напрягся Андреас.

- Мой муж рассказывал, как Вальковский научил Антона плавать. У них на Клязьминском водохранилище, это к северу от Москвы, был дом. Вальковский с сыном и моим мужем сели в моторную лодку, выехали на середину водохранилища. А был уже ноябрь, зима на пороге, ветер, вода ледяная. Так вот, Вальковский просто вышвырнул ребенка за борт. А тот плавать не умел. И отец смотрел, как ребенок барахтается, тонет в ледяной воде. Мой муж готов был за ним прыгнуть, но Вальковский не дал. «Он должен уметь выживать. Научится плавать - выживет», - вот что он сказал. Представляете?

Потрясенный Андреас покачал головой.

- Сумасшедший, - прошептал он.

- Да. Но богатый сумасшедший, - горько усмехнулась Кондратьева. – Антон тогда научился плавать. Правда, два месяца лежал с тяжелейшим воспалением легких. Но его отец и это рассматривал как «урок выживания». И это еще не все. Вальковский однажды повез сына в Сибирь, в самую настоящую тайгу. И оставил там. Одного. Ночью. А до ближайшего поселка было… не знаю, то ли 20 километров, то ли все пятьдесят. Тайга! Вы, Андреас, не представляете, что это такое. Это же не просто лес. Буреломы, овраги, заросли, стаи мошкары, от которой не спрячешься. Дикие звери. Да, у Антона в одежде был спрятан маячок, по которому за ним следили. Но он-то не знал. Он думал, что остался брошенным. Но в итоге сумел выбраться. Выжил. Отец был доволен.

- Психопат, - пробормотал Андреас.

- И это было еще не самое страшное, - продолжала Кондратьева. – Самое ужасное произошло, когда отец заметил гомосексуальные наклонности сына. Сначала он пришел в ярость и просто зверски избил Антона. Орал, что его сын не может быть педиком. Но – ирония судьбы! – тут он столкнулся с плодами собственного воспитания. Он своими зверскими методами учил сына выживать и не сдаваться. И вот Антон не сдался. Заявил, что хочет быть таким, каким есть. И будет. И тогда Вальковский сказал ему: «Хорошо, ты на своей шкуре узнаешь, что такое быть педиком, особенно в России. Если выживешь, то будешь педиком, заслужил». И отправил своего сына в колонию для несовершеннолетних.

- За что? – ужаснулся Андреас.

- А ни за что, - глухо сказала Кондратьева. – Это вы, Андреас, выросли в добропорядочной Европе. У нас в России, все по-другому. Если у вас есть деньги и связи, вы можете делать все что угодно. Даже отправить кого угодно в тюрьму ни за что. Так и сделал Вальковский. Не было ни преступления, ни суда, ни приговора - ничего. Антона даже формально не было в тюрьме. Вальковский просто договорился с нужными людьми и устроил сыну вот такой урок выживания. Он сказал сыну, что если тот сумеет продержаться в тюрьме три месяца, то, как он выразился, потом может тогда спать с кем угодно, хоть с тумбочкой. Если же взмолится о пощаде и попросит его выпустить, то его выпустят в ту же минуту. Но больше никаких отношений с парнями. Конечно, даже такой психопат как Вальковский, понимал, что такое российская тюрьма. Это не ледяная вода и даже не тайга.

- Господи, да его самого надо было в тюрьму упечь! – выдохнул Андреас. – И что? Антон провел в тюрьме три месяца?

-В камере с несовершеннолетними ворами, насильниками, убийцами, - тихо сказала Кондратьева. – А вы учтите, какое отношение в российских тюрьмах к геям. Они ведь для остальных там хуже животных. К ним даже прикасаться нельзя. Только… насиловать. Что там происходило, я не знаю. Да и никогда не хотела знать, потому что… Вы понимаете. Но Антон пробыл там не три месяца, а два. Даже, кажется, чуть меньше двух месяцев. И он так и не взмолился о пощаде. Не попросил, чтобы его выпустили оттуда.

- И что? Неужели отец над ним сжалился?

- Нет, отец не сжалился, - как-то отстраненно сказала Кондратьева. – Просто мальчика ударили ножом в живот сокамерники. Что именно там произошло – я не знаю. Конечно, за Антоном в тюрьме следили. Но тюрьма есть тюрьма. Вот так. Антон снова выжил. Надо сказать, что отец «зачел» ему эти два месяца за три и больше не препятствовал его встречам с парнями.

- Какая же мразь! – пробормотал Андреас.

- Я же говорю, он был болен психически, - пожала плечами Кондратьева.

- И что? Никто не мог его остановить? Пожаловаться в полицию хотя бы?

Кондратьева горько рассмеялась.

- Господи, о чем вы, Андреас? Это же Россия.

Андреас опустил голову. Он помнил Антона, его открытую улыбку, светящиеся глаза. Ему казалось, что Антон полон света, радости, иногда романтической грусти, и даже не представлял себе, какая адская тьма скрывалась за этим светом. Тьма, в которой жил тот, кого он любил.

И тут Андреас вздрогнул, словно вспомнив что-то.

- Подождите, - проговорил он. – Вы сказали, что Антона в тюрьме ударили ножом в живот, так?

- Да, - подтвердила Кондратьева. – Причем рана была очень глубокой и опасной.

- Значит, шрам на животе, - задумчиво сказал Андреас. – В нижней части живота. С левой стороны.

- Не знаю, - растерянно сказала Кондратьева. – Я… разумеется, я никогда не видела этого шрама. А вы видели, да?

Андреас ничего не ответил.

- Вальковский, конечно, ребенка чуть не угробил, - продолжала Кондратьева. – Но, с другой стороны, он был просто помешан на его безопасности. Даже ребята из охраны, а уж они профессионалы, говорили, что «папаша двинулся». Мальчика охраняли, словно принца какого-то.

- Из-за бывшей жены? – быстро спросил Андреас.

- В основном, из-за нее. У Вальковского в отношении Елены, то есть Элен Бреннан, была просто паранойя. Он все время следил за ней, за ее жизнью в США. Детективов нанимал. Он боялся, что она решит выкрасть ребенка. А еще у него в голове засела мысль, что эти Бреннаны могут увидеть в Антоне потенциального конкурента…

- В Антоне? – недоуменно переспросил Андреас. – Конкурента?

- Я неточно выразилась, - с досадой сказала Элина. – Вальковский рассуждал так: его бывшая жена Елена вошла в семью Бреннанов и даже получила часть пакета акций их корпорации. А значит, говорил Вальковский, Антон, как сын Елены, пусть и не от брака с Бреннаном, может считаться наравне с детьми Елены и Бреннана наследником этой доли. Там, конечно, какой-то незначительный процент ему мог отойти, да и то, непонятно, мог или нет, я не знаю американских законов на этот счет. Но все равно, речь шла чуть ли не о сотнях миллионов долларов. И Вальковский вбил себе в голову, что Бреннаны могут вознамериться убить Антона, чтобы убрать претендента на часть наследства.

- Это действительно паранойя, - усмехнулся Андреас, но, взглянув на свою покалеченную руку, вздрогнул и осекся.

- Бреннаны ведь были связаны с этими нелегальными алмазами и еще чем-то очень опасным и незаконным. И, как я поняла, Вальковский, который за ними тщательно следил, нанимал юристов, детективов, аналитиков, даже у каких-то разведок информацию получал – так вот, он уверен, что Бреннаны способны организовать убийство его сына. Поэтому и был помешан на его безопасности. И с пеленок внушал Антону мысль, что его мать – чудовище, что она его бросила, что она хочет его убить. Мой муж говорил, отец настолько запугал ребенка, что тот в детстве иногда звал телохранителей в свою спальню и просил проверить, не прячется ли его злая мать под кроватью. И, представляете, даже просил, чтобы телохранители спали с ним в одной постели, если вдруг мать за ним придет и захочет его украсть или убить. Нет, конечно, никто в постель с ребенком не ложился. Боже упаси! Но вы представляете, до чего довели мальчика? Ему внушили такой страх, такой ужас перед родной матерью, что у него начался психоз! К нему одно время даже психологи и психиатры приезжали. Потому что даже отец-параноик понял, что еще немного, и его сын просто свихнется.

- Или уже свихнулся, - задумчиво пробормотал Андреас.

- Да, у Антона явно были психические отклонения, - грустно кивнула учительница.

- Неудивительно, если его отец был таким психопатом.

- Да. Знаете, Вальковский поначалу вообще подозревал, что Антон – не его ребенок. Но все тесты однозначно подтвердили его отцовство. Тем не менее, Вальковский считал, что жена навязала ему этого ребенка. Проще говоря, забеременела, чтобы выйти замуж. Да так ведь и было. Вальковский, с одной стороны, понимал, что это его сын и единственный наследник. А с другой… Антон самим своим существованием напоминал Владимиру о первой жене. Которую он так и не простил. И которой боялся. Наверное, подсознательно, он перенес ненависть к бывшей жене на ребенка. Может быть, и сам этого не осознавая. Потому и подвергал мальчика всем этим… истязаниям, не могу даже слова подобрать. И еще, для него Антон был вещью, которую бывшая жена хочет украсть. И одновременно мальчик был заложником на случай конфликта с Бреннанами. Но вы должны понимать, что всё это лишь мои домыслы.

- Но если Вальковский так… странно относился к сыну, почему он не завел других детей? Он ведь женился вскоре после развода, я правильно понимаю?

- Да, женился, - на губах Кондратьевой появилась презрительная усмешка. - Его вторая жена Наталья была из тех, кого в России называют “блондинками”. Воплощение пустой, никчемной красотки. Такие дамочки, выскочив замуж за богатых, проводят целые дни в салонах красоты, делают себе бесконечные пластические процедуры, летают в Милан и Нью-Йорк за тряпками, шляются по светским тусовкам и дорогим кафе, сплетничают… Ходячие вешалки. Наталья была именно такой. Кажется, она хотела делать карьеру фотомодели, но даже на это оказалась неспособна. Но дело не в этом. Проблема Натальи была в том, что она оказалась бесплодной. Извините, что сама сплетничаю, но коллеги моего мужа говорили, что еще до встречи с Вальковским Наталья сделала минимум два аборта, и после этого ни о каким ребенке речи быть уже не могло.

- А как складывались отношения мачехи с Антоном? - поинтересовался Андреас.

- Знаете, Наталья была пусть глупой и пустой, но, в сущности, неплохой женщиной. Даже доброй. А к ребенку она относилась… тоже странно. Нет, она его не унижала, не гнобила, совсем наоборот. Но считала его чем-то вроде домашнего зверька. И еще. Она мечтала иметь дочку. И ее отношения с Антоном напоминали игру в дочки-матери. Она обожала наряжать Антона в девичьи платьица, заплетать ему косы, даже красить ноготки… Мальчик был очень миловиден, но… вы сами понимаете, Андреас, это же ненормально! И… - Кондратьева снова запнулась, - я не берусь судить о проблемах сексуальной ориентации, но считаю, что именно Наталья повлияла на Антона. Во всяком случае, когда я узнала от своего мужа, что Антон увлекается юношами, а не девушками, я была совсем не удивлена. Поразительно другое. Судите сами: отец пытался сделать из мальчика этакого Рембо или Тарзана, супермена, а мачеха – наоборот, превращала его в нечто изнеженное, женоподобное… Да еще эта параноидальная атмосфера страха, вечной опасности! Это чудо, что ребенок вырос более-менее нормальным! Более-менее. Хотя, конечно, Антона нельзя было назвать вполне нормальным. В него вбили вот эту идею выживания, мысль о постоянной угрозе, да еще приучили к актерству с этими переодеваниями … А вы каким его запомнили? – неожиданно спросила Кондратьева.

Андреас вздрогнул, помолчал, потом медленно произнес:

- Чистым, светлым. Романтичным. Но… теперь я почти уверен, что знал его и другим. Слишком другим…

- Да, это была проблема Антона, - сказала Кондратьева, которая не уловила туманный смысл слов Андреаса. - Внешней стороной его воспитания занимались более чем хорошо, материально он не испытывал нужды ни в чем, имел все, о чем его ровесники только могли мечтать. Типичный “золотой мальчик”, живший в роскоши. Но вот его внутренним миром никто не занимался. Никому до этого не было дела. Я сразу заметила, что мальчик очень одинок. И очень страдает от этого. У него была серьезная психологическая проблема. Из-за внушаемого ему страха перед матерью он во всех видел угрозу. У него не было близких друзей, он просто не умел их заводить. Зато… - Кондратьева помолчала. - Зато я обратила внимание, что Антон очень хорошо умел использовать людей. Манипулировать ими. И в этом у него не было никаких моральных ограничений. Он относился к другим как к пешкам в своей игре. Да, такие люди есть, и это страшные люди. Но когда видишь это в мальчике, подростке… то невольно становится жутко при мысли о том: а каким же он вырастет? А вы, - обратилась Кондратьева к Андреасу, - вы ничего подобного в Антоне не замечали?

Андреас улыбнулся.

- Замечал, - тихо сказал он. – Более чем замечал. Но много позже…

- Все то, о чем мы тут с вами говорим, конечно, очень субъективно, - сказала Кондратьева. - То, что сложилось из моих личных впечатлений и рассказов моего мужа. А он был скуп на рассказы. И со мной он делился чем-то только потому, что я сама была вхожа в дом Вальковских. Скажу вам так, по моему мнению, Антон оченьбоялся за себя. Он постоянно чувствовал себя в опасности.

- И опасность он видел в матери, - уточнил Андреас.

- Да, именно так. И мне кажется, у него сидело в голове, что эту опасность следует устранить любой ценой, чтобы жить спокойно.

- Вы думаете, он мечтал устранить свою мать? - спросил Андреас.

- Не знаю, - развела руками Кондратьева. - Но… мне казалось, что у него была такая навязчивая идея. Она иногда прорывалась в обрывках фраз. “Если бы я мог жить свободно…” “Если бы моя мать не была такой стервой…” “Я не собираюсь жить всю жизнь в страхе…” “Однажды она заплатит…” Да, точно, однажды он произнес эту фразу: “Однажды она заплатит”. И мне казалось, что в нем все было подчинено этой цели. Его общение с людьми. Его учеба. Всё. Антон иногда мог быть очень милым, скромным, ласковым. А иногда мог становиться дерзким, высокомерным, наглым, циничным… Этаким типичным представителем “золотой молодежи”. Он мог быть тонко чувствующим, ранимым, улавливающим мельчайшие оттенки прекрасного. Но мог и безжалостно ранить других, насмехаться, издеваться, втаптывать в грязь… Это не то чтобы доставляло ему удовольствие. Просто ему в детстве не привили шкалу ценностей, не внушили, что есть вещи, которых делать нельзя. Его отец жил по принципу: цель оправдывает средства. Его мать тоже жила по такому же принципу. Кстати, однажды, в минуту откровенности Антон мне так и сказал: “Знаете, Элина Владимировна, я ведь для матери был только средством. Средством выйти замуж за моего отца. Для отца я тоже средство. И в его войне с матерью. И средство продолжить свой бизнес. И для мачехи я тоже средство в ее капризах. Для телохранителей и прислуги я средство зарабатывать на жизнь. Да и для вас тоже”, - это он уже ко мне обратился. Я, конечно, возразила, сказала, что нельзя сводить человеческие отношения только к этому. Но он меня как будто не слышал и продолжал: “Так почему я должен относиться к людям иначе? Меня все используют, а почему я не могу использовать других? Когда я вырасту, я так и буду поступать! Я добьюсь всего, чего хочу” Конечно, я передаю его слова неточно, уже много лет прошло, но смысл был именно таким. Мне кажется, что это ключ к пониманию того, каким был Антон. Увы, он был нацелен на то, чтобы использовать людей. Он считал, что его самого использовали как средство, как игрушку и так далее. И вбил себе в голову, что теперь имеет право на все. Право использовать других, как ему хочется.

Андреас молчал.

- Да, Антон был очень целеустремленным, - задумчиво продолжала Кондратьева. - Вы поразитесь, но еще с восьмилетнего возраста он стал интересоваться деятельностью корпорации Бреннанов.

- Зачем? - недоуменно спросил Андреас.

- Считал, что ему это пригодится. Отец повторял ему, что о своих врагах надо знать все до мелочей. Чтобы найти их уязвимые места и в нужный момент ударить. А для Антона такими врагами были Бреннаны, и в первую очередь его мать. Представьте себе, восьмилетний мальчик начал собирать все доступные ему материалы о Бреннанах и их бизнесе. И это было не какое-то кратковременное увлечение, он занимался этим годы, систематически, почти ежедневно до… конца жизни. Копался в интернете, анализировал финансовые материалы, все время требовал у службы безопасности отца материалы, которые были на Бреннанов. Он читал прессу, как деловую, так и светскую. Наверное, он узнал о Бреннанах все. Это была какая-то одержимость! Но его отцу это нравилось. Он как будто видел в сыне молодого волка, который однажды вцепится в глотку Бреннанов.

- Ужасно, - пробормотал Андреас. - Скажите, Элина, а что происходило в последний год перед гибелью Антона?

Кондратьева, которая только что была участливой и открытой, вдруг подобралась, лицо ее снова стало настороженным. Она словно улитка уползла в свою раковину.

- Тогда вообще происходило много странного, - Кондратьева говорила с трудом. - Мне трудно об этом вспоминать, извините. Я тогда потеряла мужа и… думаю, это было связано с гибелью Антона.

- Что вы имеете в виду, Элина?

- Простите. Мне очень тяжело вспоминать об этом, - повторила Кондратьева.

- Пожалуйста! - умоляюще сказал Андреас. - Пожалуйста! Это очень важно!

- Даже не знаю, с чего начать… В тот год над головой отца Антона снова стали сгущаться тучи. Конечно, он был уже одним из богатейших бизнесменов в России. Но у нас сегодня ты богач, у тебя миллиарды, а завтра это все могут запросто отобрать. А тебя - либо убить, либо посадить в тюрьму. В России есть пословица: “От тюрьмы и от сумы не зарекайся”. Мой муж говорил, что Вальковский был очень обеспокоен тем, что его бывшая супруга стала активно плести интриги вокруг его бизнеса. Говорят, корпорация Бреннанов все ближе подбиралась к бизнесу и активам Вальковского в разных странах. А ведь его бывшая жена стала одной из влиятельнейших фигур в мировом бизнесе. И он боялся, что она его уничтожит. Боялся, что благодаря усилиям его жены выплывут на свет какие-то его темные дела на Западе. И тогда он окажется в западне. Ему будет угрожать тюрьма и в России, и на Западе. Потому что здесь, в России, у него не сложились отношения с новым правительством. У него стали, как у нас говорят, “отжимать” бизнес. То есть пытаться отобрать его в пользу фаворитов новой власти. Возбудили сразу несколько уголовных дел. Причем очень серьезных. Вальковский фигурировал как свидетель, но было ясно, что в любой момент он может превратиться в обвиняемого. Что дело идет к его аресту. А на Западе он тоже не чувствовал себя в безопасности. Мой муж говорил, что Вальковский бесился, обзывал свою бывшую жену последними словами и кричал, что она хочет его посадить, а сына забрать себе. Мой супруг говорил, что Вальковский думал даже не столько о собственной судьбе, сколько о том, чтобы сын не достался Елене. Он был одержим этой идеей. Знаете, что он однажды сказал? - Кондратьева пристально посмотрела на Андреаса. - Он сказал, что скорее убьет своего сына, чем отдаст его “этой шлюхе”.

- После всего услышанного я уже ничему не удивляюсь, - сказал Андреас. – Но эта автокатастрофа… Как все это было?

Кондратьева ничего не отвечала, но ее сухие руки судорожно сжались, она закусила губу, словно пытаясь сдержать слезы.

- Я не знаю, - прошептала она чуть слышно. – Я, правда, не знаю. Но… я уверена, что с этой автокатастрофой что-то было очень нечисто.

- Что вам известно? - с жаром спросил Андреас. - Вы ведь что-то знаете, я вижу!

- Ничего, - покачала головой Кондратьева. - Одни догадки. Понимаете, мой муж… он умер странно, вскоре после гибели Антона. Причиной смерти был несчастный случай. Он упал под поезд в метро. Экспертиза установила, что он был пьян. Якобы в его крови было столько алкоголя, что он перед этим выпил чуть ли не литр водки. Чушь! Он всего за десять минут до гибели вышел из дома, я была в квартире с ним. Он был абсолютно трезв! Все было нормально! Он не мог за десять минут купить литр водки, тут же выпить его и упасть под поезд. Просто физически не мог! Да и вообще, мой муж почти не пил.

Ее голос задрожал. Она помолчала, чтобы прийти в себя и продолжала.

- Я уверена, что моего мужа убили. И сделано это было по приказу Вальковского.

- Почему? - спросил Андреас.

- Сначала я думала, что Вальковский отомстил моему мужу за гибель сына. Мой муж в тот день был старшим личной охраны Антона, и, получается, что это он не уберег мальчика. Но я ведь хорошо знала своего мужа, и я понимала, что тот никогда не позволил бы Антону сесть за руль пьяным. Потому что за это отвечать бы пришлось в первую очередь ему! И потом… мне всегда казалось странным, что мой муж после гибели Антона был удивительно спокоен. Как будто ничего особенного не произошло. Да, мой муж, всегда прекрасно владел собой. Он же был профессиональным телохранителем. Но я с ним столько лет прожила, я научилась его чувствовать. Если бы он нервничал, был подавлен, я бы заметила! Но он был странно спокоен. Я ведь, когда узнала о гибели Антона, то была просто в шоке, я не верила! Но муж мне сказал: “Всё. Мы с тобой эту тему не обсуждаем”. А потом он погиб… И не только он.

- Кто еще погиб? - живо спросил Андреас.

- Почти все люди из охраны Антона. Двое, в том числе мой муж, погибли официально в результате несчастных случаев. Еще двое умерли естественной смертью: один от остановки сердца, другой - уже не помню отчего, но тоже ничего криминального не нашли. А ведь это были здоровые, хорошо тренированные, молодые мужчины! Телохранители! Еще один покончил с собой. Якобы из-за проблем в семье. А я его знала, и его семью знала. Никаких таких проблем у него не было. Да и Женька был не из тех, кто на себя руки накладывает, у него психика была железобетонная, - мрачно проговорила Кондратьева. - А еще двое из охраны Антона просто исчезли. И никто их даже не искал.

- Разве их семьи в полицию не обращались?

- У одного семьи вообще не было. Что там было у другого, не знаю. Но вроде даже расследования никакого не проводилось. Это ведь все не могло быть просто совпадениями, - уверенно сказала Кондратьева. - Как будто этих людей убирали, потому что они что-то знали. В том числе моего мужа.

- Понимаю вас, - тихо сказал Андреас. - Сочувствую вам. Я сожалею, что вынудил вас вспомнить о таких тяжелых вещах…

- Да я все время об этом думаю, - махнула рукой Кондратьева. - Вот сейчас поговорила с вами, и как-то легче стало. Потому что мне и сказать-то все это было некому, все носила в себе… Да и спросить уже некого. Вальковский сам погиб. Его жена тоже, но она никогда ничего не знала, ее кроме платьев и прически ничего не волновало.

- Но ведь остались же сотрудники его бывшей службы безопасности, - сказал Андреас. - Они наверняка что-то знают.

- Что вы, что вы! - испуганно замахала руками Кондратьева. - Даже и не думайте к ним обращаться. Это… это страшные люди. Половина бандиты, половина - из бывшего КГБ. Они ничего не скажут, а вот убить вас могут запросто. Уж поверьте, я их хорошо знаю, я же сама была замужем за… - она снова запнулась.

- Наверное, - с потерянным видом сказал Андреас. - Да я просто хотел понять, каким Антон все-таки был.

- Я вам рассказала, - пожала плечами Кондратьева. - Талантливый, целеустремленный мальчик. Очень эгоистичный, готовый на все, чтобы достичь своих целей. Легко манипулировавший людьми. Живший в вечном страхе… Знаете, нехорошо так говорить, но мне кажется, что если бы Антон не погиб, то он превратился бы в страшного человека. Для него не существовало добра и зла. Только - успешность и неуспешность. А если учитывать, что он должен был унаследовать гигантское состояние, и блестящая карьера ему была обеспечена, то… Страшно подумать, что было бы если бы такой человек однажды получил гигантскую власть. Знаете, я сама не такая уж верующая, но знаю, что верующие люди иногда говорят: Бог может забрать человека, чтобы не дать ему совершить страшные преступления.

- Если было бы так, то и преступников на земле бы не было, - с горькой усмешкой сказал Андреас.

- Да-да, понимаю, я глупость сказала, - Кондратьева кивнула.

Потом, словно пытаясь отойти от мрачных мыслей, она сказала:

- Я, кажется, говорила, что тот год, когда Антон погиб, вообще был каким-то тяжелым и странным. Муж тогда намекал, он мне редко что-то прямо говорил, так вот он намекал, что Вальковский собирается бежать из страны. Делает себе какое-то гражданство. Я так думаю, что он и Антона хотел увезти.

- А куда Вальковский собирался бежать? - спросил Анлреас без особого интереса.

Какая теперь была разница, куда собирался бежать Вальковский, о котором на земле уже мало кто и помнил!

- Откуда мне знать? - пожала плечами Кондратьева. - Но мой муж в тот год несколько раз отправлялся в заграничные командировки. Он и раньше, конечно, летал, сопровождал Антона. А тот очень любил путешествовать. Но в тот год, именно в тот год, мой муж несколько раз летал один. И это было необычно. Насколько я помню, несколько раз он посещал Германию. И представляете, дважды был в Австралии. В Австралии!

Андреас вздрогнул при упоминании Германии.

- Возможно, мой муж готовил запасные аэродромы для Вальковских, - задумчиво сказала Кондратьева. – Но после гибели Антона как будто все приостановилось. А потом моего мужа не стало. И я уже не знала, что там делается у Вальковского. Но затем в прессе стала появляться информация, что Вальковский является фигурантом уголовных дел. И вообще, вдруг пошла волна негативных материалов о нем. Он не был публичной фигурой, о нем мало кто знал, а тут вдруг внимание СМИ… А у нас, в России, это может означать одно: вас скоро арестуют, если вы не договоритесь с кем надо. С властями, еще с кем-то…

- И Вальковский не договорился, - заметил Андреас.

- Уж этого я не знаю, - мрачно сказала Кондратьева. - Знаю только, что отношения с новым правительством у него действительно не складывались. Но вот его гибель… Его ведь взорвали в автомашине. Вместе с его женой. Вы же знаете? Так вот, ну не могли за этим власти стоять. Посадить могли бы, а вот так… Нет. И вообще, у нас после 90-х как-то не принято стало бизнесменов взрывать, особенно такого уровня.

- Но взорвали же, - пожал плечами Андреас.

- Взорвали, - кивнула Кондратьева. - Может быть, кто-то из конкурентов. Их было предостаточно. Но знаете, - тут она снова понизила голос, - я не исключаю, что это его бывшая супруга постаралась.

- Элен Бреннан? - озадаченно переспросил Андреас.

- Ну да. Она ведь тоже родом из 90-х, - мрачно усмехнулась Кондратьева. - И она вполне могла отомстить мужу за Антона.

Андреас вспомнил свою встречу с Элен Бреннан на могиле ее сына. Да, пожалуй, эта могла. Бреннаны вообще многое могли: Андреас снова взглянул на свою загипсованную руку и криво улыбнулся.

- Я, наверное, разочаровала вас, - смущенно сказала Кондратьева. - То, что я рассказала об Антоне, вряд ли вам понравилось…

- Напротив, я вам благодарен, - живо сказал Андреас. - Я жил иллюзией. А иллюзией жить нельзя.

- И что теперь? - женщина внимательно смотрела на него.

- Тот Антон навсегда останется со мной в памяти. Да, я помню его другим, не таким, как вы его описали. Но значит, он был и таким, как я его запомнил. Таким тоже. Милым. Романтичным. Влюбленным.

- Он, похоже, вас действительно любил.

- Надеюсь, - тихо сказал Андреас. - И надеюсь, что до сих пор любит.

- Вы о ком? – непонимающе сказала Кондратьева.

- О человеке со шрамом на животе, - с мрачной улыбкой сказал Андреас. – С левой стороны.

========== ГЛАВА 26. ПАДЕНИЕ ДОМА БРЕННАНОВ ==========

ГЛАВА 26. ПАДЕНИЕ ДОМА БРЕННАНОВ

Атланта, январь 2016 года

Джас закрыл дверь на ключ и положил его в карман. На губах Матиаса была отрешенная улыбка. Не глядя на братьев Бреннанов, он подошел к одной из стен, увешанных фотографиями Антона, и внимательно принялся их рассматривать.

- Мудилы, бля, - прошептал он по-русски.

- Что? - по-английски спросил Стив.

- Я по-русски сказал, что вы - конченые идиоты. С использованием нецензурных выражений, - бесстрастно пояснил Матиас. - Вы вроде бы учили русский язык, мальчики. Неужели так и не освоили непристойные выражения?

- Как-то не задавались целью, - угрюмо бросил Джас.

- А зря. Без таких словечек понять современный русский невозможно. И вас тоже никто не поймет, - на лице Матиаса появилась кривая ухмылка. – Ну, так что? Зачем вы затащили меня в капище вашего божка?

- Не смей говорить так о нашем брате! - вскинулся Джас.

- Как раз я-то смею, - оскалился Матиас.

- Я догадываюсь, почему, - пристально глядя на Матиаса, проговорил Стив.

- Догадываешься? Хм, я не удивлен. В этой семейке, Стив, ты всегда казался мне единственным умным. После меня, конечно, - ухмыльнулся Кронберг.

Стив понимающе склонил голову и промолчал.

- Что ты там несешь? – встрял в разговор Джас, который, похоже, был то ли под парами алкоголя, то ли под легким кайфом. – Я ни хрена не врубаюсь.

- Этому я тоже не удивлен, - презрительно покосился на него Кронберг. – По отсутствию мозгов ты превосходишь своего папочку, хотя это и трудно себе представить. Стив, - обратился он к младшему из Бреннанов, - я понимаю, что нам надо поговорить. Пришла пора все выяснить. Просто я не уверен, что присутствие твоего старшего братца так уж необходимо…

- Извини, Мэт, он - брат, - скрестив руки, на груди произнес Стив. - И мы будем разговаривать все вместе.

- Хорошо, - пожал плечами Кронберг.

- Да с ним не разговаривать надо, а… - заорал было Джас, но Стив срезал его коротким:

- Заткнись.

Джас захлопал глазами. Кронберг посмотрел на Стива с неожиданным уважением.

- Это тебе надо было родиться старшим, а не ему, - кивнул он на Джаса.

- Он тоже не старший, - с еле заметной улыбкой заметил Стив.

- Это правда, - вздохнул Кронберг и вновь принялся рассматривать фотографии на стенах. – Старший – вот он! – Кронберг кивком головы указал на фотографии. – Только все это, весь этот храм, фимиам ему не нужен. И никогда не был нужен. Знаешь, в Библии сказано: «Не сотвори себе кумира». И верно сказано. Кумиры – это ложь, выдуманная нами. И рано или поздно за эту ложь надо расплачиваться. Жестоко расплачиваться.

- Да что ты можешь знать! – снова встрял Джас.

- Он знает! – оборвал его Стив.

- Ты ведь тоже знаешь, Стив, - обронил Кронберг. – А вообще, у меня такое чувство, что вы меня заволокли сюда, чтобы принести в жертву вашему божеству. Точнее, я сам явился. Хм, никогда не мог до конца понять христианской идеи: как это, Бог сам себя приносит в жертву себе же? Во искупление грехов рода человеческого. Но, наверное, в этом есть смысл. Очищение. Воскрешение. Возрождение. А вот во всем этом вашем культе какой смысл? – Кронберг резко повернулся к братьям. – Какой смысл в поклонении тому, кого никогда не существовало? А если даже и существовал, то совсем другой, и ему все это было нахрен не нужно! Ему ведь было нужно совсем другое! Ни эти фотки бесконечные! Ни чьи-то крокодильи слезы вдалеке! Ни деньги, ни крутые тачки, ни шмотки, ни охрана! Ничего! Ничего этого ему не было нужно! И, - тут Кронберг остановился и устремил на братьев ледяной взгляд, - и вы ему не были нужны. Никогда. Вы поклонялись божку, а ему было на вас плевать. Вы были для него просто именами. В лучшем случае пешками на шахматной доске. В игре, которую он однажды задумал. И сыграл. Понимаете это? Понимаете?

- А сейчас? – вдруг спросил Стив, который продолжал стоять, скрестив рук на груди и внимательно глядя на Матиаса.

- Сейчас? – переспросил тот несколько озадаченно. – Сейчас… Хм. Что труднее, нажать на кнопку и запустить ракету, которая сметет с лица земли огромный город или даже целый континент… Далекий континент. Или нажать на курок и выстрелить в грудь человеку, которого хорошо знаешь? Вот что труднее? А? Когда я нажимал на кнопку, чтобы ударить по этой вашей семейной лавочке – я имею в виду Brennan Corporation – у меня рука не дрогнула. Хотя тысячи, десятки тысяч людей лишатся работы, рухнут чьи-то блестящие карьеры, надежды многих пойдут прахом. Мне плевать. С голоду, в конце концов, никто не сдохнет. Оказалось, куда труднее бить по конкретным людям. Хотя и к ним у меня никакой особой жалости не было. Они и без меня сожрали бы друг друга рано или поздно, как пауки в банке. Была еще и личная месть. Скелтону и вашему папочке. За то, что они сделали с человеком, которого я люблю. Ваша мамочка – отдельная статья. Но нет, руки у меня не дрожали. Вот только сейчас, когда я смотрю на вас…

- Что, трудно было бы нажать на курок? – с иронией спросил Стив.

- Трудно, - кивнул Матиас. – Да и не нужно. Ты, Стив, вообще не причем. А этот… - он кивнул на Джаса. – Этот – просто дурак.

- Да ты… - снова начал Джас.

- Говорят тебе, заткнись! – снова властно прервал его Стив.

- Какого хрена, Стив? – заорал тот. – Мы ему хотели поставить ультиматум! Я… Я… Ты забыл, видно, что я тебе кое-что устроил тогда, в клубе? – зло прошипел Джас, обращаясь к Кронбергу.

И тут глаза Кронберга полыхнули поистине адским огнем.

- Ты не только мне, ты и себе кое-что устроил, - голос его звучал глухо, как из преисподней. - Ты еще даже не знаешь, что.

- Ты о чем? - спросил Джас настороженно. - Заразил меня какой-то дрянью?

- Не думаю, - усмехнулся Кронберг. - Я здоров, а ты, к тому же, напялил резинку на свой мини-член.

- Да мой член порвал тебя нахрен! - вскинулся Джас, двинувшись вперед, но Стив его удержал. – Так, слушай. Не знаю, что тут мой брат мямлит, но я старший, и я скажу тебе прямо всё, что следует. Если ты считаешь нас сопляками, которые ничего не понимают и ни на что не способны, ты ошибаешься. Если ты хочешь прибрать к рукам наше наследство, то знай: у тебя это не выйдет.

- О, вижу, мамочка воспитала достойного сыночка, - процедил Кронберг. - Она, кстати, сейчас мечется по миру, пытается скрыться от Интерпола. А ты думаешь не о любимой мамочке, а о том, как бы не потерять свои денежки. Непременно поздравлю миссис Бреннан. Сынок весь пошел в нее, - Кронберг рассмеялся каркающим, жутковатым смехом.

- Ты еще ответишь за то, что сделал нашей матери, Кронберг, - глаза Джаса сузились. - А пока вот что: не думай, что ты сможешь крутить нашим папашей, как тебе вздумается. Мы будем тебя контролировать.

- Вы? – с искренним изумлением переспросил Кронберг и снова расхохотался. - Ну-ну, парни. Давайте.

- Джас, да хватит уже! – с досадой поморщился Стив. – Ты вообще так и не врубился ни во что…

- Заткнись, Стив, я старше, я знаю, что говорю! Так вот, Кронберг…

- Так, мальчик, хватит! – решительно произнес Кронберг. – Ты, я вижу, захотел во взрослые игры поиграть? Для начала хотя бы в университет поступи, да прочисти мозги от порошка, который ты на вечеринках нюхаешь.

- Не твое собачье дело! – зарычал Джас. – Ты шлюха! Шлюха, которая разрушила нашу семью, а теперь хочет прибрать к рукам наследство!

Он ринулся на Кронберга, но Стив схватил его и сжал в стальных тисках.

- Да, Джас, не рыпайся, - криво усмехнулся Кронберг. – В любом случае, парни, вам больше не придется меня терпеть. Наследство ваше, точнее, его ошметки, мне не нужны. На вашу семью мне плевать. Хотя плевать по сути не на что, вашей семьи нет и никогда не было. А теперь мне пора. Сегодня вечером у меня самолет. Завтра я буду в Лондоне. Затем в Москве. Думаю, ваша мамочка туда уже прилетела. Или на подлете.

- И ты думаешь, мы тебя вот так просто отпустим? После всего, что ты тут устроил?? – снова заорал Джас.

- Да, - спокойно произнес Кронберг. – Думаю, да. Сейчас я вам кое-что расскажу, парни. Стив, впрочем, уже обо всем догадался. Но для тупых – то есть для тебя, Джас - придется все подробно объяснить.

Перед братьями Бреннанами стоял как будто другой человек, не имевший ничего общего с тем Кронбергом, которого они знали. В этом человеке не было ни цинизма, ни наглости, ни самоуверенности. Только бесконечная усталость и боль в глазах, которые прежде казались стальными.

***

Москва, январь 2016 года

После разговора с Кондратьевой Андреас чувствовал себя совершенно разбитым. Теперь он знал ответы на вопросы, за которыми прилетел в Москву. Многое, конечно, оставалось неясным, но главное уже было известно. Однако у Андреаса не было ни малейшей радости от того, что паззл сложился и тайна разгадана. Наоборот, словно девятый вал, на Андреаса накатывал новый вопрос: почему, почему Матиас лгал? Нет, не просто лгал. Это же была не просто ложь, чтобы утаить нечто. Матиас с остервенением, с упоением втаптывал в грязь любовь Андреаса, глумился над ней. И для этого громоздил все новую и новую ложь. В этом было нечто чудовищно-извращенное, ненормальное. И в то же время безжалостно-расчетливое. Словно Кронберг был не человеком, а машиной, безразличной ко всему.

Впрочем, некоторые мотивы лжи Матиаса были понятны. Андреас понимал, что Матиас что-то знал или подозревал о готовившемся нападении в Нью-Йорке и стремился заставить его уехать. Чтобы спасти. Но зачем надо было создавать эту чудовищную ложь об Антоне-инвалиде, прикованном к креслу-каталке и страдающем слабоумием. Зачем?? Зачем было выставлять самого себя безжалостным ублюдком?? Матиас поливал грязью себя, чтобы спасти Андреаса? Но неужели он не понимал, что тем самым топит в этой же грязи их любовь? Неужели ему было это безразлично? Неужели у Матиаса до такой степени цель оправдывала средства?

Да, Андреас теперь понимал, что, точнее, кто скрывался в таинственном зазеркалье Матиаса Кронберга. И он понимал, каким адом, невидимым для других, была жизнь Антона Вальковского. Но Матиас Кронберг был реальностью. Не зазеркальем, а реальностью – жестокой, безжалостной, убийственной. Которую ничто не могло стереть.

И это убивало Андреаса. Тьма не рассеивалась, она только сгущалась. Пусть Матиас любил его, а он любил Матиаса, но они падали во тьму, и эта тьма разлучала их…

Кренц говорил Андреасу, что тот заново должен собрать себя, чтобы жить дальше. И Андреас пытался это сделать. Но эта попытка привела лишь к тому, что теперь он чувствовал себя разбитым на еще более мелкие осколки.

Что дальше? Что? Кронберг, при всей гадостности своего характера, был хотя бы сильным. Он двигался к своей цели. Пусть даже зловещей. А Андреас самому себе напоминал корабль, попавший в шторм, лишившийся руля и ветрил и теперь носившийся по воле волн и медленно уходивший под воду. Раньше у него тоже была цель. Играть на фортепиано, совершенствуя свое мастерство, дарить радость слушателям и самому наслаждаться их радостью. Теперь он был этого лишен. Лишен навсегда.

При этой мысли здоровая рука Андреаса сама потянулась к нотному листу, лежавшему на столе. И он снова стал набрасывать ноты. Зазвонил телефон, высветилось имя Клауса. Андреас лишь поморщился и перевел мобильник в беззвучный режим. Он не хотел больше говорить с Клаусом. Ни сейчас, ни потом.

Лист бумаги постепенно покрывался все новыми нотными знаками. Андреас все глубже уходил в лабиринты музыки, где рождались новые образы. Точнее, это был все тот же образ - Антона Вальковского, но все время менявшийся, все больше наполнявшийся зловещим звучанием и, наконец, сменявшийся явлением жесткого и беспощадного Матиаса Кронберга с его красивой маской и бушующей ненавистью внутри.

Краем сознания Андреас думал о том, как это нелепо: на дворе давно 21-й век, а он набрасывает ноты на партитуру, словно подросток, играющий в композитора. Но ему нравился этот ручной процесс. Потом он, конечно, воспользуется электроникой. Но нотные знаки на бумаге сейчас были для него единственно возможным воплощением того, что рождалось в его сознании, того, что шло из сердца - израненного, истерзанного, измученного сердца. Нотная партитура как путь к тому, чтобы поделиться с другими, чем он жил, и тем, что не давало ему жить. Чтобы и другие понимали, как рождаются иллюзии и гибнут надежды, как преображается любовь, отравленная ядом похоти и страсти, как тяжелым молотом наносит удары судьба, разбивая вдребезги человеческие планы, и как жизнь продолжает нести на своих крыльях человека, пусть отчаявшегося и выгоревшего, но упорно высматривающего что-то в непроглядной тьме.

Левая рука устала, стала болеть, затем просто неметь, но Андреас как одержимый продолжал наносить ноты на бумагу…

Стук в дверь ворвался в звучавшую в голове Андреаса музыку подобно знаменитому началу пятой бетховенской симфонии. Нечто чужеродное, тревожное, враждебное…

Андреас оторвался от партитуры, захлопал глазами, словно не понимая, где он находится и что вообще происходит. Настойчивый стук повторился. Андреас открыл дверь. На пороге стоял человек в униформе отеля, человек в сером пиджаке и человек в полицейской форме.

- Господин Андреас Фелнер? - спросил менеджер по-английски.

- Да, это я, - пробормотал Андреас.

- Это представители полиции. Они хотят задать вам несколько вопросов.

- Мне? - вздрогнул Андреас, которому тут же вспомнились отчаянные предупреждения Матиаса. - Что-то случилось?

Менеджер что-то сказал по-русски полицейским. Очевидно, переводил вопрос Андреаса. Полицейский в штатском ответил по-русски, и Андреас уловил слово “Кондратьева”.

- Они говорят, что хотят задать вам несколько вопросов по поводу вашей встречи с госпожой Кондратьевой.

- А что случилось? - повторил Андреас.

Менеджер перевел вопрос полицейским. Человек в штатском что-то сказал в ответ.

- Она мертва. Убита, - растерянно сказал менеджер.

Потрясенный Андреас замер.

***

Атланта, январь 2016 года

- Вот как? Да. Я понял, - седые, густые брови Джо Левенштайна, главного юриста Brennan, были напряженно сдвинуты, темные маленькие глаза тревожно поблескивали.

Он отключил звонок и со вздохом взглянул на Тома, сидевшего за столом. Вид Тома оставлял желать лучшего. По правде говоря, вид был просто жалким. Лицо было покрыто малиновыми пятнами, взгляд блуждал, галстук съехал набок, обычно тщательно уложенные волосы теперь были взъерошены.

- Что там? - спросил Том чуть не плача.

- Плохие новости. Звонил Рифкинд, адвокат Скелтона. Тот по уши в дерьме. Ему готовятся предъявить обвинения в убийствах, контрабанде, отмывании денег, уклонении от уплаты налогов, организации незаконной слежки, вмешательстве в личную жизнь, подделке документов. И еще в десятке преступлений. Одним словом, ему грозит несколько пожизненных сроков. Само собой, мы сделаем все, чтобы снять хотя бы часть обвинений. Но, Том, надо трезво смотреть на вещи. Добиться полного оправдания Скелтона мы не сможем. И ему светит пожизненный срок. Или около того.

Том вяло пожал плечами. Судя по всему, судьба Скелтона его мало интересовала. Левенштайн вздохнул.

- Том, ты же понимаешь, что дело не в Скелтоне. Точнее, не только в нем. Теперь ФБР вцепится в Brennan с новой силой. И лично в тебя. Потому что под многими документами стоит твоя подпись как президента корпорации.

- Я не подписывал ничего противозаконного! - воскликнул Том голосом мальчишки, которого обвинили в краже варенья из буфета.

- Да. Но ряд документов с твоей подписью может трактоваться как содействие противозаконным операциям. Отмыванию денег, уклонению от уплаты налогов - это совершенно точно. Что касается прочего - убийств, контрабанды, незаконной слежки, то это надо будет проверять. Возможно, никаких веских оснований для обвинений в твой адрес не будет. Но это будет зависеть от того, какие показания даст Скелтон. Если он решит топить тебя, то еще неизвестно, какие козыри припасены у него в рукаве. Возможно, у него есть какие-нибудь видеозаписи твоих разговоров…

- К черту! - завопил Бреннан. - Даже не хочу сейчас думать об этом!

- Лучше подумать об этом сейчас, Том, - многозначительно произнес глава юристов Brennan. - Просчитать возможные атаки, чтобы подготовиться к обороне.

- Да, да, - раздраженно произнес Том. - Но у меня голова пухнет, Джо, пойми. Проклятье, завтра наши акции рухнут, причем катастрофически! И об этом мне тоже надо думать! Мне нужно думать сейчас сразу об уйме вещей, а я… я… - Бреннан едва не сказал “я просто не знаю, что делать”, однако сдержался.

Впрочем, Левенштайн и так все прекрасно понимал. Он давно знал Тома.

- Послушай, - произнес он. - Я знаю, что сейчас ты должен решать сто вопросов одновременно. И у тебя нет ни времени на их обдумывание, ни права на ошибку. Малейшее промедление, малейший неверный шаг, и катастрофа станет неизбежной.

- Да, - убитым голосом произнес Бреннан. - Я знаю. Знаю это.

Весь его вид буквально вопил: “Зачем я во все это ввязался!”

- Есть три блока проблем, которые надо решать, - невозмутимо продолжал Левенштайн. - Первый блок - юридические проблемы, связанные с арестом Скелтона, твоей супругой и возможными обвинениями в твой адрес. Полагаю, мне следует взять на себя координацию этих вопросов. Само собой, мне потребуется твое содействие. Но если ты дашь мне полномочия, я обещаю не беспокоить тебя по пустякам.

- Согласен! - тут же сказал Том, который был рад хоть часть навалившихся на него неразрешимых проблем перекинуть на чужие плечи. Все равно - чьи.

Том привык, что проблемы за него решали другие, он не был готов решать их самостоятельно. Не умел, да и не хотел.

- Отлично, - сказал Левенштайн, опуская глаза, чтобы Бреннан не заметил мелькнувшей в них насмешки. - Второй блок проблем, это экономика компании, финансы, ситуация с акциями. Думаю, это то, чем тебе надо самому заняться вплотную. Этот блок вопросов прежде вела твоя супруга, теперь… Теперь тебе нужно срочно создать нечто вроде кризисного штаба. Жаль, что ты отдал операционный департамент Дукакису. Это ключевое подразделение, а этот идиот ни черта не смыслит в таких вопросах. Подумай, подбери людей. Посовещайся с вице-президентами, Том, и не тяни с этим!

- Да-да, ты прав, - пробубнил Том, делая вид, будто делает пометки в блокноте, но на самом деле чертя бессмысленные линии.

- И третий блок - это вопрос имиджа Brennan. Да, тут мы в самой глубокой заднице, из которой только-только начали было выбираться, - озабоченно произнес Левенштайн. - Но знаешь, этот парень, которого ты поставил во главе PR-департамента, Кронберг, он как раз тот, кто нам сейчас нужен. Он, конечно, редкостный сукин сын - извини, Том, что я так говорю о нем - но это тот самый сукин сын, который умеет принимать верные решения в трудных ситуациях. Да, Кронберг это уже доказал. Даже удивительно, откуда у этого сопляка такая интуиция и способность верно ориентироваться, когда земля уходит из-под ног. Знаешь, такие способности я, пожалуй, наблюдал только у твоей супруги. Короче, дай нужные указания Кронбергу, пусть отмывает нас от дерьма. Впрочем, я уверен, парень уже этим занимается и без твоих указаний.

Том болезненно поморщился. Мэт. Мэт, который действительно был сейчас необходим как воздух - именно сейчас! - словно сквозь землю провалился. Его не было нигде. Том покосился на свой телефон. Там скопилась куча неотвеченных звонков. Но по-прежнему ни одного звонка от Мэта. Черт, он же просил дворецкого сообщить, как только Мэт объявится в особняке. Но звонка от дворецкого не было. Где, черт возьми, носит Мэта? Где??? Том сжал кулаки, чтобы сохранить хотя бы внешнее спокойствие.

Он быстро завершил беседу с Левенштайном. Ему хотелось только одного: узнать, где Мэт. Скорее. Скорее! Только Мэт мог вернуть ему уверенность в собственных силах. Когда Левенштайн вышел, Том снова набрал номер Мэта. Тот не отвечал. Том позвонил в особняк дворецкому. Странно, но тоже никто не подходил к телефону. Что там, чума что ли всех забрала? Он нажал кнопку связи с секретаршей.

- Что насчет Кронберга? - отрывисто спросил он. - Вам удалось с ним связаться?

- Простите, мистер Бреннан, - голос секретарши звучал странно смущенно. - На ваш общий адрес пришло послание от мистера Кронберга. Я переслала его в ваш личный почтовый ящик. Вы разве его не получили?

Том, даже не ответив, отключил связь и поспешно полез в свой почтовый ящик. Действительно, там было письмо от Матиаса Кронберга. Когда Том начал его читать, то он не поверил своим глазам. Перед глазами все остановилось, а затем поплыло.

“Дорогой мистер Бреннан!

Я принял решение завершить свою деятельность на посту помощника президента Brennan Corporation и директора PR-департамента корпорации. Это связано с личными обстоятельствами, которые требуют моего немедленного отъезда в Европу. Я счастлив был работать под Вашим руководством и, надеюсь, что во время своей работы сумел внести свой вклад в то, чтобы в жизни Brennan начался новый этап.

Позвольте пожелать Вам всяческих успехов на посту президента Brennan Corporation или в любом ином качестве.

Прошу считать это письмо моей официальной просьбой о немедленной отставке с занимаемых мню постов. Готов возместить корпорации издержки, предусмотренные в рабочем контракте на случай его досрочного разрыва одной из сторон.

Искренне Ваш,

Матиас Кронберг”

Том схватился за сердце. Ему казалось, что оно сейчас остановится. Мэт. Мэт. Он не мог это написать. Он не мог написать это письмо. Нет. Мэт не мог его предать. Не мог бросить его в критический момент. Не мог. Не должен был! Нет. Он не имел права!

Или это… это месть Мэта за Фелнера?

Черт. Черт! Черт!! Черт!!!

Тома трясло. В глазах потемнело. Ему показалось, что земля уходит из-под ног, а небо валится на землю. Разум отказывал. Все было кончено. Абсолютно все.

И 48-летний мужчина, получивший по наследству гигантскую корпорацию и не один десяток миллиардов долларов, разрыдался как ребенок. Он рыдал. От чужого предательства. От жалости к себе. От ненависти ко всему миру. От непонимания, что теперь делать. Куда бежать. Где спрятаться. От собственного бессилия. Окончательного. Полного.

И тут его мобильник зазвонил. На экране высветилось имя сотрудника службы безопасности, возглавлявшего группу охраны особняка.

- Что? - спросил Том, уже даже не пытаясь унять рыдания. - Что там еще?

- Сэр, у нас чрезвычайная ситуация, - голос старшего охранника звучал напряженно. - В доме возник пожар. В левом крыле.

- Что? - рассеянно спросил Том, толком не понимая, что ему говорят. - Какой еще пожар? Где?

- Левое крыло особняка охвачено огнем, пожарные уже работают, но пока локализовать не получается.

- Что? Что? Как? - бормотал Бреннан, которого известие о пожаре если и вывело из истерики, то ввергло в ступор.

- Сэр, оба ваших сына в безопасности, не беспокойтесь. Персонал тоже выведен из горящего крыла.

- А Мэт? - тут же спросил Том.

- Простите, сэр, но… пока я не располагаю определенной информацией о мистере Кронберге, - медленно проговорил охранник.

- Что? - Бреннан захрипел.

Он еще надеялся вернуть Мэта. Но если… если Мэт погиб, то тогда и он погиб. Тоже.

- Что? - закричал Бреннан уже истошным голосом.

- Сэр, мистер Кронберг в момент пожара находился в доме. Это точно. Он был вместе с вашими сыновьями. Но потом… словом, пока что его не могут найти.

- А мои сыновья? Они что говорят??

- Они не хотят отвечать на вопросы, сэр.

И тут у Тома снова все поплыло перед глазами, но на этот раз гораздо сильнее, голос охранника в трубке доносился далеким эхом:

-… пожар возник в комнате, где ваши дети хранили фотографии своего брата из России…

Телефон выпал из рук Тома, перед глазами сгустился непроглядный мрак. Он захрипел и повалился на пол.

***

Москва, январь 2016 года

Андреас был потрясен. Полицейские только что покинули его номер. Нет, ему не предъявляли никаких обвинений, его даже ни в чем не подозревали. Просто он был, возможно, последним человеком, который общался с Элиной Кондратьевой, изуродованное тело которой со следами пыток нашли где-то на окраине Москвы. В гимназии, где работала Кондратьева, полицейские быстро узнали, что та накануне смерти собиралась на встречу с неким австрийцем Фелнером, который перед этим по телефону усиленно добивался разговора с ней. Причем выглядела Кондратьева весьма озабоченной и даже взволнованной. Установить, где остановился Фелнер, не составило труда. Персонал отеля и камеры видеонаблюдения подтвердили, что Фелнер и Кондратьева беседовали в лобби очень долго, около полутора часов. Причем больше говорила Кондратьева, которая явно что-то рассказывала Фелнеру. И порой разговор принимал весьма эмоциональный характер. Потом Кондратьева ушла, а Фелнер возвратился в свой номер, откуда и не выходил. То есть подозревать его оснований не было.

Но, само собой, полицию очень интересовала тема беседы Кондратьевой и Фелнера. Это могло дать зацепки в расследовании зверского убийства скромной преподавательницы немецкого языка.

Андреас поначалу растерялся. Он хотел было отказаться разговаривать с полицейскими, потребовать вызова австрийского консула и квалифицированного переводчика. Но передумал. В конце концов, что ему было скрывать? Да, он говорил с Кондратьевой, хотел, чтобы на рассказала ему о человеке, который… который был просто его другом. Об Антоне Вальковском, сыне некогда очень влиятельного бизнесмена. С какой целью? Андреас замялся. Но потом все-таки сказал. Узнать о своем старом друге. О том, как он жил. Как погиб. С этого момента полицейские явно напряглись и принялись подробно расспрашивать. Но Андреас понял, что и так сказал лишнего, назвав фамилию Вальковского. Полицейские видели, что он не договаривает. Андреас, однако, занял глухую оборону. Он повторял, что Кондратьева не сообщила ему ничего существенного. А обстоятельства гибели Антона наверняка есть в полицейских архивах, и там они описаны гораздо лучше, чем он может рассказать. Ему задали еще кучу вопросов: не называла ли Кондратьева каких-то имен, не сообщала ли, к кому собирается направиться и так далее. Ничего этого Андреас не знал. Полицейские покинули его номер, оставив на всякий случай свои визитки.

И когда Андреас остался один, ему по-настоящему стало страшно. После звонка Кронберга не было сомнений: Кондратьева была убита именно из-за встречи с Андреасом. Кто-то решил, что она рассказала ему то, что онне должен был знать. Возможно, никто не должен был знать. Но кто боится огласки и почему? И как во всем этом замешан Кронберг, он же явно что-то знал?

Следующей мыслью Андреаса, от которой его прошиб холодный пот, было осознание, что теперь могут убить и его. Кто-то считает, что он узнал от Кондратьевой нечто опасное. Да. Наверняка. Глаза Андреаса расширились от ужаса. Он бросился к двери и закрыл ее на щеколду. Как будто это могло его спасти! Ему захотелось немедленно броситься в аэропорт и улететь из Москвы первым же рейсом, на который удастся взять билет. Это же советовал ему и Матиас. Матиас, который знал гораздо больше чем он. А значит, куда лучше осознавал, какая опасность нависла над Андреасом. Да, разум твердил, что надо немедленно бежать. Сию же минуту! Но какое-то иррациональное чувство приковывало Андреаса к месту. Он знал, что надо лететь, но знал, что никуда не улетит. Что он останется здесь, пока не увидит Матиаса.

Его могут убить! Да. Могут. Но Андреас вдруг подумал, что все равно не сможет жить. Потому что жизнь зашла в тупик. И выхода не было. Что толку, что он улетит к себе в уютную квартиру в прекрасной Вене. Он представлял себе возможности русской мафии (а судя по всему, это была именно русская мафия). В Вене его могли прикончить с тем же успехом, что и в Москве.

Нет. Вопреки всем доводам рассудка он дождется Матиаса. Дождется. И тот все ему расскажет. Точки над i будут расставлены. А потом… Если это «потом» наступит, то потом и будет видно.

Андреас сел в кресло, взял лист бумаги и продолжил набрасывать на него ноты. Лабиринт музыки становился все темнее и мрачнее. В него вырывались режущие, терзающие слух звуки: это Смерть бродила где-то совсем рядом, и в любой миг могла наткнуться на человека, заплутавшего в лабиринте.

Андреас набрасывал нотами тревожный хаос, что царил в его мыслях, бешеный стук сердца. Переливы мелодий, в которых жила его надежда, становились все слабее, то и дело прерывались, чтобы возникнуть вновь, но совсем ненадолго. Временами они подобно птицам взмывали ввысь над темным миром хаоса, но тут же падали, словно подстреленные, и все-таки продолжали жить, странно сочетаясь со звуками, в которых была страсть и ненависть, безжалостность и глухая боль. Это был Кронберг. Матиас, скрытый неживой маской своего лица, за которой царили тьма и боль. И что-то еще, странное, но живое и горячее. Словно юношеская, чистая любовь, теплящаяся под грудами мертвых камней. Этот огонек то почти угасал, то вспыхивал вновь, и мир хаоса, угрюмые лабиринты с блуждающей Смертью на миг отступали, и все как будто преображалось. Но лишь на миг. Чтобы снова погрузиться в хаос.

Андреас снова потерял счет времени, позабыв обо всем, кроме своей музыки, когда его вновь вырвал из этого мира телефонный звонок. Номер был незнакомым. Сначала Андреас не хотел отвечать, опасаясь, что это как-то связано с кошмарными событиями, происшедшими накануне. Но все-таки ответил.

- Мистер Фелнер? – послышалось в трубке. – Это Элен Бреннан.

Андреас замер.

- Вы! – выдохнул он. – Вы!

- Не отключайте звонок, - голос звучал устало, но твердо. – Мне нужно с вами встретиться.

- Нет.

- Да, мистер Фелнер.

- Думаете, я не знаю, что и вы тоже за… этим стояли?

- Вы о нападении на вас в Нью-Йорке? Вам ведь это Кронберг сказал, так?

- Допустим.

- Да, - спокойно сказала Элен. – Это я. Не только я, впрочем. Мы с моим идиотом-муженьком, не сговариваясь, отдали один и тот же приказ Скелтону. Да. За свою изуродованную руку можете благодарить и меня.

- Считайте, что поблагодарил. И вы думаете, что я захочу с вами встретиться?

- Думаю, да. Нам есть, о чем поговорить. Точнее, о ком. О моем сыне.

- Знаете…

- Знаю. Мне уже известно об учительнице, с которой вы разговаривали.

- Это что, тоже ваших рук дело?

- Нет. Это дело людей из службы безопасности моего покойного мужа Вальковского. Им есть чего опасаться. Они и вас угробят. Не выходите из гостиницы. А лучше уезжайте. Но сначала нам надо встретиться.

- Как же мы с вами встретимся, если я не могу выйти из гостиницы?

- Вам и не нужно. Я остановилась здесь же. В «Марриотте». Встретимся через час, внизу, в кафе. Вас устроит?

- Я не хочу с вами встречаться!

- Не хотите? Ну, что ж… Я не настаиваю, - равнодушно произнесла Элен.

- Подождите! – почти вскрикнул Андреас. – Хорошо. Я согласен.

В трубке послышался смешок.

- Отлично. Через час внизу.

***

Атланта, январь 2016 года

Особняк Бреннанов уже весь был охвачен огнем. Пожарные пытались остановить огонь, возникший в левом крыле, но он все распространялся. Вообще-то, в доме была суперсовременная противопожарная система, но она отчего-то не сработала. А может быть, и сработала, но на поверку оказалась совершенно неэффективной.

Был уже поздний вечер, над Атлантой сгущался мрак, и в этом мраке пылающий дом Бреннанов выглядел особенно зловеще. Пусть в этом доме никого и не было. Пусть никто и не погиб. Кроме, возможно, Кронберга, которого нигде не могли найти. Но зрелище пожара было жутким: как будто это горел не дом, это сгорало само имя Бреннанов, их власть, могущество, богатство. Все превращалось в дым, поднимавшийся в темное небо над Атлантой.

Джас и Стив стояли поодаль. Телохранители отвели их подальше от пылающего дома. Их вообще хотели увезти, но парни уперлись. Они были пьяны. Особенно пьян был Джас. В руках у него была на три четверти опустошенная бутылка виски. Кто-то из охраны пытался отнять бутылку, но Джас лишь зарычал. С парнем решили не связываться. Да и не до него сейчас было.

Стив был все же трезвее брата. Он заставил его сесть на пригорок, метрах в двухстах от пылавшего особняка, сам сел рядом и обнял брата за плечи.

- Что ты наделал, идиот, - прошептал он. - Что ты наделал!

- Да пусть всё горит, - зло проговорил Джас, отхлебывая виски прямо из бутылки и протягивая ее Стиву.

Тот тоже сделал глоток, хоть и не такой большой, как его брат.

- Все и сгорит теперь. А дальше? – пожал плечами Стив.

- Дальше? - ухмыльнулся Джас. – То же, что и раньше. Хотя нет. Как раньше уже не будет. Никогда. Он был прав. Мы были идиотами. Ну, не мы, а я. Не понимаю, какого хрена ты молчал, Стив? Ты же обо всем догадался!

- Потому и молчал, что боялся вот такого, - Стив мрачно кивнул на полыхавший дом. – Боялся, что ты психанешь и что-то такое устроишь.

- Я и устроил. Нет, мы оба были идиотами, Стив. Фетишистами, твою мать. Знаешь, что, братишка? Я не жалею о том, что запалил эту гребанную комнату. Она должна была сгореть. Давно должна была сгореть. А весь дом… Да он ведь был таким же, как эта комната. Полным того, чего на самом деле не было. Не было в нем ни семьи. Ни любви. Ни счастья. Так?

- Так. Но жизнь все-таки была, - спокойно произнес Стив. – Какой бы она ни была.

Джас ничего не ответил. Он поджал колени, обхватил голову руками, закрыл глаза, вспоминая происшедшее. Разговор. Потрясение. Когда все оказалось не таким, каким казалось. Когда белое оказалось черным. А прошлое - лишь миражом, рассеявшимся вместе со словами, сорвавшимися с красивых губ на лице, оказавшемся лишь маской…

Они тогда долго молчали. Долго. Так и сидели, не шевелясь, в комнате, а с фотографий на стенах смотрел их брат. Антон. И его улыбка теперь казалась жестокой и злой. Потом в руках Джаса появилась бутылка виски, Стив даже не понял, откуда тот ее достал. Братья стали пить. А потом… Потом Джас стал срывать со стен фотографии и с остервенением принялся рвать их на клочки. Стив молча наблюдал за ним. А Джас достал зажигалку и поджег одну из фотографий, бросив ее на ковер, устилавший пол. И братья некоторое время, словно осоловев, смотрели, как быстро распространяется огонь по комнате, как постепенно в нем сгорает то, чему они поклонялись с детства, превращаясь в обугленные клочки и пепел. Они были уже пьяны, пошатываясь, вышли из комнаты, когда раздался отвратительный, режущий слух сигнал пожарной тревоги. Но они не говорили ни слова. Джас заглянул в свою комнату, нашел еще одну бутылку виски… А потом охрана буквально выволокла их из дома.

Их собутыльник, молча наблюдавший за тем, как Джас поджигает комнату, исчез. Его нигде не было видно. Он растворился в воздухе, словно призрак.

И ни один из братьев не решался спросить, где он. Успел спастись, или остался там, в пылающем доме. Где горело их прошлое. Где сгорала вся их жизнь… Джасу показалось, что в одном из пылавших окон особняка появился черный силуэт их брата. Погибающего в сгорающем прошлом.

Стив и Джас даже не отреагировали, когда кто-то из охраны подбежал к ним и сказал:

- Мистер Бреннан госпитализирован в критическом состоянии. Обширный инсульт.

========== ГЛАВА 27. МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ ==========

ГЛАВА 27. МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Лондон, аэропорт Хитроу, январь 2016 года

Матиас с темными кругами под глазами брел по длинным переходам Хитроу, направляясь к воротам московского рейса, когда у него зазвенел мобильник. Вообще-то Матиас не собирался включать свой телефон, но сделал это автоматически, как всегда обычно делал после посадки самолета. На него тут же свалилась куча сообщений и непринятых звонков. Большинство из них было от сотрудников Brennan. Были звонки из пиар-агентств и американских СМИ, которые, без сомнения, хотели получить комментарий по поводу нового витка скандала, грозившего окончательно утопить корпорацию. Было несколько звонков от Тома, и Матиас удивился, что их было сравнительно немного. Впрочем, ему было все равно.

Был звонок с незнакомого российского номера. Это насторожило Матиаса, но звонить на этот номер и выяснять, кто бы это мог быть, он не стал. Наверняка люди из бывшей службы безопасности Вальковского. А от них Матиас не ждал услышать ничего кроме угроз. Следовало продумать, как незаметно проскочить мимо них в аэропорту. Наверняка они будут поджидать его уже там. Но пока что Матиас ничего не мог придумать. Потрясения минувшего дня, да еще тяжелый ночной перелет из Атланты в Лондон. А теперь еще и перелет в Москву…

Когда телефон снова зазвонил, Матиас вяло подумал, что его стоит вообще выключить. Он с неохотой достал смартфон из кармана. На экране высвечивался вызов от Дукакиса. Матиас матюкнулся по-русски. Этому-то что понадобилось? Получил пост директора департамента, пусть радуется. Но Матиас ответил на вызов. Он сам не знал почему, голова плохо соображала.

- Мэт, ты где?? - голос Дукакиса звучал нервно и визгливо. - Здесь черт знает что творится! Никто не понимает, что делать! Куда ты пропал??

- Майк, извини, я больше не работаю в Brennan. Вчера уволился. Передай остальным, чтобы мне больше не звонили.

- Что? Что? - растерянно переспросил Дукакис. - Как уволился? Ты о чем? Ты что, ничего не знаешь?

- Что Скелтона арестовали? Знаю. Радости ему и счастья.

- Твою мать, Бреннан в больнице! У него геморрагический инсульт! Тяжелая форма! Обширное кровоизлияние в мозг! А его дом сгорел, ты знаешь??

Матиас вздрогнул, лицо осталось неподвижным.

- Мне жаль, - сказал он. - Впрочем… на самом деле мне плевать. Это всё прошлое.

- Мэт, что ты там несешь! Немедленно приезжай! Тут полный паралич и хаос! Совет директоров снова собрался, но эти идиоты ничего не в состоянии решить! Нас атакуют звонками журналисты, идет вал негатива в СМИ, наши акции рушатся ко всем чертям окончательно! Надо что-то делать!

- Ну, так делайте что-нибудь, - безразлично произнес Матиас. - Ты теперь директор операционного департамента, вот твой шанс проявить себя.

- Твою мать, да я понятия не имею, что предпринять!

- Извини, Майк, это твои проблемы, а не мои. И вообще я сейчас в Лондоне, через час у меня самолет, - произнес Матиас и отключил звонок.

Нет, на самом деле ему было не все равно. Но сейчас он не хотел обо всем этом думать. Не хотел. Ему предстоял завершающий акт драмы. Час, которого он ждал и который готовил так долго. Когда-то он думал, что это будет час его триумфа. Годами жил в его предвкушении. Но теперь понимал: никакого триумфа не будет. Будет пустота.

Матиас уже подходил к воротам, где вскоре должна была начаться посадка на утренний московский рейс, когда его телефон опять зазвонил. На экране высветился тот самый незнакомый российский номер. И снова Матиас не хотел отвечать на звонок. Но ответил.

- Ты в Лондоне? В Хитроу? - Матиас услышал голос Элен.

- Откуда ты знаешь? - с усталой злостью спросил Матиас.

- Знаю. У меня и в России есть кое-какие возможности.

- Не сомневался. Что тебе надо?

- Не поверишь. Защитить тебя, дурачка.

- Вот уже действительно не верю. И не поверю.

- А придется. Слушай внимательно. Тебя собираются грохнуть уже по пути из Домодедово. Люди…

- Не надо меня запугивать! Я не из пугливых! - зло выплюнул Матиас.

- Я знаю, Монте-Кристо ты мой недоделанный, - голос Элен прозвучал чуть ли не ласково. - И знаю, что ты все же полетишь в Москву. В аэропорту тебя встретят мои люди. На выходе смотри человека с табличкой с надписью “Ермолаев”.

- Почему не Ермолаева?

- Маскировка для дебилов. Они отведут тебя в автомобиль…

-… в котором меня и прикончат?

- …который доставит тебя в Marriott. Здесь буду я и твой Андреас.

- Какого хрена ты все это затеяла?

- Потому что я все о тебе знаю, - произнесла Элен и отключилась.

Матиас нахмурился. Потом на его лице появилась странная гримаса, отдаленно напоминавшая улыбку. Он на несколько мгновений замедлил шаг, словно в нерешительности, а затем вздохнул и решительно направился к воротам, где уже начиналась посадка на утренний московский рейс British Airways.

***

Москва, январь 2016 года

Элен Бреннан никогда не думала, что будет так радоваться, когда пройдет паспортный контроль в Шереметьево и ступит на российскую территорию. Еще пару дней назад она с отвращением думала о том, что ей, возможно, придется вернуться в Россию. Для нее это было символом крушения всей ее жизни. Жизни, которую она создала тяжким трудом, буквально по кирпичикам. Вернуться в Россию означало оказаться у разбитого корыта. Превратиться из Элен Бреннан даже не в Елену Вальковскую, а в Ленку Ермолаеву из провинциального городишки. Снова стать никем и ничем. Только на сей раз безо всяких надежд, что однажды жизнь сказочным образом изменится.

Но это было пару дней назад. Даже еще сутки назад. Однако теперь, после случившегося в Пекине она опасалась, что ее не впустят в Россию и депортируют в США. Теоретически этого не должно было случиться. По российским законам гражданина РФ не имеют права не впустить в Россию. И его не имеют права выдать другой стране, в крайнем случае, отправят под суд в России. Само собой, перспектива оказаться в российской тюрьме Элен совсем не прельщала. Но она была уверена, что как-нибудь выкрутится, сторгуется. А вот в США ей светил как минимум пожизненный срок, а может быть, даже электрический стул. Но в Россию ее могли и не впустить. Этого Элен тоже не исключала. Она помнила русскую пословицу: “Закон, что дышло, как повернешь, так и вышло”. Ее могли по тысяче надуманных причин завернуть прямо у трапа самолета и отправить в США, или Германию, или еще куда-нибудь… Но этого не произошло.

Впрочем, в аэропорту Элен встречали представители соответствующих ведомств. Нет, ее не стали задерживать, но во время весьма насыщенной беседы дали понять, что ее будущее зависит от ее сговорчивости и желания сотрудничать. Это окрылило Элен, которая вновь почувствовала себя в своей стихии.

Еще пару часов назад морально и физически разбитая, Елена оживала буквально на глазах. Лоск миллиардерши, казалось намертво въевшийся в нее за почти четверть века жизни в США, внезапно исчез. Появилась озлобленная русская баба, готовая хоть улицы мести, хоть сваи заколачивать. Она прямо из аэропорта звонила своим знакомым из структур российской власти, чего-то требовала, на чем-то настаивала, чем-то угрожала, как будто это вовсе не ее разыскивал Интерпол и не ей грозил многолетний тюремный срок, который, в принципе, ей могли впаять и на родине. Это было то отчаянное бесстрашие, которое часто проявляется в России у женщин, которым особо нечего терять: убитая квартира, муж-алкаш, сын-уголовник и тому подобное. Эти бабы способны на все. И Елена сейчас стала одной из таких баб.

После сорокаминутных переговоров со встречавшими ее представителями спецслужб и телефонных разговоров с чиновниками, Елена уже садилась в черный “мерс”, на котором ее и доставили в гостиницу в центре Москвы. Конечно, она могла бы выбрать отель и пошикарнее, но в этой гостинице остановился Фелнер. Если он покинет гостиницу, то его запросто убьют ублюдки из службы безопасности ее проклятого покойного муженька, чтоб ему до скончания века в аду орать на кипящих сковородках! Нет, Елена не хотела, чтобы Фелнера убили. И она не хотела, чтобы убили того, кто сейчас летел из Атланты в Москву. Хотя еще недавно молила и Бога и дьявола о том, чтобы проклятый Кронберг сгинул как страшный сон. Теперь все было иначе. Она добилась того, чтобы в холле гостиницы была выставлена негласная охрана, и чтобы охрана сопровождала Кронберга на его пути из Домодедово, где он должен был приземлиться, в центр Москвы.

Сама Елена провела в номере (на сей раз это был не люкс, а обычный “сингл”) всего около часа, чтобы привести себя в порядок после изматывающего путешествия по маршруту Франкфурт-Пекин-Москва. Да, она чувствовала невероятную усталость, но понимала, что не сможет заснуть. Ей хотелось, чтобы все разъяснилось окончательно. На самом деле она уже обо всем догадалась. Никаких доказательств у нее не было, это было чутье. Но Елена была уверена, что не ошибается. Она чувствовала… чувствовала это с самого начала. Просто заталкивала эту мысль в подсознание, потому что она была слишком ужасной. Она струсила, хотя прежде не трусила никогда. И этот страх ее и погубил. Теперь она это понимала.

Через час она спустилась на первый этаж, в то самое небольшое кафе, где совсем недавно Андреас Фелнер беседовал с Элиной Кондратьевой, которой уже не было в живых. Посетителей в кафе почти не было. Но среди них не было и Фелнера. Если бы он не пришел, то в этом не было бы ничего удивительного. Никаких теплых чувств у герра Фелнера миссис Бреннан по определению не могла вызывать. Но Елена была уверена, что Фелнер придет. И она не ошиблась. Фелнер появился через семь минут. Он был в джинсах и обычной клетчатой рубашке, но даже в этом простом наряде умудрялся выглядеть изящно и даже элегантно. Было в его облике нечто неуловимо аристократическое, чего начисто была лишена Елена. И, кстати, чего начисто был лишен Матиас Кронберг при всей его красоте и эффектности.

Елена бросила беглый взгляд на правую руку Андреаса, которая по-прежнему была загипсована, но на ее лице не было ни смущения, ни сожаления. Как будто она не имела ни малейшего отношения к случившемуся.

- Здравствуйте, миссис Бреннан, - Андреас поздоровался сдержанно, без улыбки, всем видом давая понять, что совершенно не рад этой встрече.

- Здравствуйте, герр Фелнер, - произнесла она. - Прошу вас, присаживайтесь.

Андреас присел за столик и вопросительно взглянул на собеседницу.

- Вы можете называть меня просто Элен. Или даже Елена, так будет точнее. Миссис Бреннан осталась в прошлом.

- Как вам будет угодно… Елена, - холодно произнес Андреас.

- Не возражаете, если я буду называть вас Андреас?

- Не возражаю. Впрочем, не думаю, что это добавит теплоты нашей беседе.

- О, на это я не рассчитываю, - усмехнулась Елена.

Подошел официант. Андреас заказал чашку кофе. Елена - виски безо льда. Сразу 150 граммов.

- Мне пора вспоминать русский стиль выпивки. Но сразу на водку без закуски все-таки переходить не хочется, - заметила она с кривой усмешкой.

- Я читал в новостях, что вас депортировали из Китая.

- Это даже к лучшему. Пора привыкать к жизни на родине. Пусть это и не входило в мои планы.

- А вот это тоже не входило в ваши планы? - Андреас указал на свою загипсованную кисть.

Вообще-то он не хотел затрагивать эту тему, но не удержался.

- Не буду врать, будто я сожалею о случившемся, - не моргнув глазом, ответила Елена. - Я давно утратила чувство жалости. Можете считать меня моральной уродкой, но что есть то есть. Впрочем, у меня остались немалые средства, мы можем обсудить вопрос о компенсации…

- Мне не нужны ваши деньги! - зло бросил Андреас.

- Я всегда готова вернуться к этой теме, если вы пожелаете, - с невозмутимым видом сказала Елена. - Да, вы стали невинной жертвой. Я очень уж хотела нанести удар по Кронбергу. Очень. А вы были его уязвимым местом. Поэтому я и нанесла удар по вам. Впрочем, мой муженек тоже постарался. Кстати, он свалился с обширным инсультом, вы слышали?

- Нет, - вздрогнул Андреас.

- А я узнала, как только прилетела в Москву. Идиот. Захотел власти, не понимая, что это такое. Понести власть дано не всем. Вот и сломался. Возможно, теперь окончательно станет идиотом, если мозг не восстановится, - Елена говорила это с полнейшим равнодушием, и Андреас невольно содрогнулся.

Похоже, что она не лгала, когда говорила, что утратила чувство жалости.

- Что вам от меня нужно? - глухо спросил Андреас.

- Вы - единственный, кого любит мой сын. Вы, единственный, кто его понимает. Я, впрочем, его тоже понимаю, но меня он ненавидит. А вас любит.

- Так вы…

- Да. Я уже поняла, что Матиас Кронберг - это на самом деле мой сын. Антон Вальковский, - Елена смотрела куда-то в сторону, и, пожалуй, впервые, голос ее дрогнул. – Если бы этот ублюдок Скелтон не сбил меня с толку и не подсунул фальшивые результаты тестов ДНК… Мне следовало еще тогда догадаться, что он играет не только на моей стороне, но и на стороне Кронберга. Впрочем, ублюдок уже поплатился за это и без моих усилий. А вы? Вы ведь тоже догадались, кто такой Кронберг.

- Догадался, - чуть слышно произнес Андреас.

У него звякнул телефон. Молодой человек достал его из кармана и посмотрел на экран.

- Он подъезжает. Матиас. Антон… Через пару минут будет здесь.

Елена ничего не сказала, только поджала губы.

Андреас смотрел на нее, и вдруг ему стало невыносимо душно. Даже не физически, воздух в отеле был вполне комфортным, работали кондиционеры. Но Андреасу вдруг инстинктивно захотелось глотнуть свежего воздуха, он задыхался в атмосфере лжи, ненависти, страха, предательства и смерти, которая сгущалась вокруг него все последнее время. Он почувствовал, что не может находиться рядом с Еленой, просто не может. Само ее присутствие было невыносимо, потому что весь кошмар начался именно с нее… С нее…

- Я выйду, встречу Мат… Антона у входа.

- Не надо! - быстро сказала Елена. - Это может быть опасно. Вы же знаете…

- Да что, меня расстреляют, что ли, при входе? - раздраженно бросил Андреас, поднимаясь. - Какого черта!

Елена лишь покачала головой, мрачно глядя ему вслед. Она точно не собиралась выходить. За соседним столиком сидели двое людей, внешне ничем не примечательных. Это была охрана, которую ей выделили ее российские знакомые. Не такая сильная охрана, как хотелось бы, но на большее она пока рассчитывать не могла.

Она вообще-то хотела многое сказать Андреасу. Но не получилось. Ее сын и тут сорвал ее планы. К этому у него совершенно точно был невероятный талант.

Андреас между тем прошел через вращающуюся дверь и вышел в переулок, в двух шагах от грохочущей Тверской. У подъезда стояло несколько автомашин, так что подъехать непосредственно к входу в отель было уже невозможно. Андреас прошел дальше по переулку. Он увидел приближавшийся черный “мерседес”, и что-то подсказало ему: Матиас там. Антон. Человек с красивой, безжизненной маской вместо лица. И со шрамом на животе.

“Мерседес” остановился, не доезжая до гостиницы. Задняя дверца отворилась и из нее выскочил Матиас… Черт, Андреас даже не мог понять, как теперь называть этого человека: Матиас или Антон. Такого знакомого и неизвестного, такого чужого и такого близкого…

На красивом и как всегда, малоподвижном лице Матиаса появилась улыбка. И эта улыбка была удивительно искренняя. Такой улыбки на лице Матиаса Кронберга Андреас не видел никогда. Он видел ее только у Антона Вальковского. Андреас замер, словно перед ним возник призрак.

А затем произошло то, что Андреас вспоминал потом как в тумане.

Лицо Маиаса вдруг исказилось, из груди вырвался отчаянный крик, и он ринулся вперед, отталкивая Андреаса в сторону и одновременно закрывая его собой. Ничего не понимающий Андреас обернулся и увидел человека в серой куртке с пистолетом. Раздались два выстрела, после чего человек вскочил в какую-то неприметную машину, и та мгновенно вылетела на Тверскую, исчезнув за углом. Матиас стал заваливаться на Андреаса, на его рубашке расплывалось кровавое пятно.

Он что-то прошептал по-русски, но Андреас не понял слов. А потом глаза Матиаса Кронберга закрылись.

***

Москва, февраль 2016 года

- Прости меня, прости, - лепетал в телефонной трубке пьяный голос Клауса.

Андреас, осунувшийся, небритый, с темными кругами под глазами, слушал излияния Клауса с плохо скрытым отвращением. Он не меньше пяти раз сбрасывал звонки Клауса, но тот упорно названивал. Андреасу было не до того. И вообще, Клаус его нисколько не интересовал. И когда он, наконец, не выдержал и ответил на звонок Клауса, то пьяные, сбивчивые излияния последнего по поводу того, как он, Клаус, предал Андреаса, но предал только потому, что безумно любил, и что теперь ему безумно стыдно, паршиво и он готов убить себя и умоляет Андреаса о прощении, потому что любит только его, его одного, любит больше всего на свете, больше самого себя, ну и так далее - все эти излияния звучали для Андреаса как надоедливый посторонний шум. Клаус был теперь для него все равно что обитатель другой вселенной. Даже если бы он вдруг сказал, что лично разбил Андреасу кисть руки, то Андреас, наверное, и это воспринял бы с равнодушием.

Да, ему вдруг стало все равно. Не было ни боли в сердце, ни досады, ни сожаления, ни жалости. Как будто он вообще никогда не знал никакого Клауса, и этот человек просто ошибся номером телефона. Андреас хотел было послать Клауса к черту, но даже этого не стал делать. Он просто выключил, наконец, телефон. Он его оставлял включенным только потому, что об этом его настоятельно просили люди из московской полиции, расследовавшие случившееся в Старопименовском переулке. Они говорили, что к нему могут появиться новые вопросы или его могут вызвать в качестве свидетеля на чье-нибудь опознание.

Но на самом деле Андреас ничего не знал. Да, он догадывался, что стрелял, скорее всего, кто-то, связанный с людьми из бывшей службы безопасности Вальковского. Елена же была в этом уверена, но она советовала Андреасу держать язык за зубами, пообещав, что сама все «разрулит». Иначе Андреаса замучают бесконечными и бессмысленными допросами или еще хуже - вообще сделают подозреваемым. “В России может быть все что угодно”, - мрачно заявила она. Андреас не спорил. В конце концов, он сам много раз бывал здесь и о многом знал не понаслышке.

Елена через своих влиятельных знакомых организовала ему охрану. Из “Марриотта” она переехала в небольшой особняк на западной окраине Москвы и туда же буквально уволокла Андреаса. У того вызывала тошноту сама мысль о том, что он окажется под одной крышей с этой женщиной. Но он понимал, что его жизнь находится в опасности, и если он хочет оставаться в Москве, то придется пользоваться охраной, которую могла предоставить только Елена. А Андреас хотел оставаться в Москве. В городе, где Матиас спас ему жизнь. Циничный, эгоистичный, насквозь лживый Матиас Кронберг закрыл его своей грудью. Потому что целились в Андреаса.

Это подтверждало и неофициальное расследование, которое вели люди из российских спецслужб параллельно официальному полицейскому расследованию. Полиция, как и ожидалось, не слишком продвинулась. Да судя по всему, не очень и старалась, получив соответствующие сигналы из более влиятельных органов. А с этими органами вплотную контактировала Елена, которая ежедневно уезжала на какие-то “встречи с нужными людьми”.

Андреас не знал, что обсуждалось на этих встречах. Да и не хотел знать. Но он не сомневался, что Елена вступила в какой-то глобальный торг с людьми в высоких московских кабинетах. В обмен на свою безопасность на территории России она что-то обещала. А она многое могла дать, ибо располагала ценнейшей информацией, касавшейся мирового финансового закулисья. Но Андреас почти не виделся с Еленой, стараясь оставаться в своих комнатах, где продолжал писать странную музыку. Правда, теперь у него под рукой была электронная аппаратура, самая новейшая. Это был своего рода презент Елены. Андреас не стал отказываться. Раз уж он не мог свободно гулять по Москве, то пусть будет музыка… Хотя бы музыка.

Но первые несколько дней Андреас не выходил из приемного покоя института скорой помощи имени Склифосовского - “Склифа”, куда доставили истекавшего кровью Матиаса. Врачи не давали никаких прогнозов. Ранения оказались очень тяжелыми, глубоко проникающими. Матиас потерял много крови и несколько дней находился между жизнью и смертью. Елена тоже сидела в “Склифе”. Но не все время. Она то и дело уезжала на свои встречи, а когда была в больнице, то едва ли не каждые десять минут выскакивала для разговора по телефону, который у нее звонил почти непрерывно. Эту женщину, казалось, ничто не могло сломить.

Андреас, посеревший и чувствовавший себя совершенно обессиленным, молча наблюдал за бурной деятельностью матери Антона.

Елена заметила его взгляд.

- Я ведь вызываю у вас ужас и отвращение, не так ли? - спросила она с мрачной ухмылкой.

- Именно так, - безэмоционально подтвердил Андреас. - Ужас и отвращение.

- Знаете, какое мне прозвище дали мои подчиненные в Brennan? Да и не только они. Медуза-Горгона, - эти слова Елена произнесла даже с некоторым самодовольством.

- Весьма точно, - заметил Андреас. - От одного вашего взгляда можно окаменеть.

- Да, я тоже так считала. Пока не напоролась на взгляд человека по имени Матиас Кронберг, - задумчиво произнесла Елена. - Вот его взгляд меня саму заставил окаменеть. Парализовал волю. Я ничего не могла с этим поделать. Наверное, меня можно было сравнить с Медузой-Горгоной, взглянувшей на собственное отражение в зеркале. И окаменевшей от собственного взгляда. Уже тогда у меня мелькнуло подозрение насчет того, кто такой на самом деле Матиас Кронберг. Но тогда я прогнала эту мысль. Она казалась мне чушью. Но оказалось, что так и было. Зеркало Горгоны. В нем я увидела свой собственный взгляд. Взгляд моего сына. Андреас!

- Да, Елена?

- Я у вас вызываю отвращение, и это понятно. А вот в моего сына вы влюблены до безумия, не так ли?

- Пожалуй, - глухим голосом отвечал Андреас.

- Но разве вы не понимаете, что он такой же, как я? Даже еще хуже? Еще отвратительней? Он вовсе не отважный Персей. Он - порождение Горгоны. Чудовище. Потому что только чудовище могло парализовать волю такого чудовища как я. Вы понимаете, в кого вы влюбились, Андреас?

Фелнер молчал. На самом деле Елена безжалостно ударила в самое больное место. Потому что эти мысли приходили в голову и самому Андреасу. Не раз приходили.

- Скажите, Андреас, - продолжала Елена, задумчиво глядя в пустоту, - вы смогли бы полюбить Матиаса Кронберга, если бы прежде не знали Антона Вальковского?

- Но ведь именно так и произошло, - пожал плечами Андреас.

- Нет. Вы никогда не воспринимали Матиаса Кронберга в отрыве от Антона Вальковского. Сначала вы увидели свое кольцо на его пальце. Потом, возможно, что-то почувствовали. А вот если бы не было кольца? Да и если бы вы никогда прежде не знали Антона? Смогли бы вы полюбить Матиаса Кронберга?

- Н-не знаю, - со вздохом произнес Андреас. - Антон… Тот Антон, которого я знал, всегда казался мне чистым и светлым. А в Кронберге всегда было что-то гибельное. Нет, не демоническое, это слишком пошлое слово. Но нечто, что как будто увлекало меня в бездну темного безумия. И еще… Кронберг всегда казался мне ненастоящим. Искусственным. Сделанным. Как будто внутри скрывалось что-то другое. У него лицо всегда выглядело как маска. Красивая маска.

- Теперь понятно, что это пластическая операция. Причем не самая удачная, - мрачно хмыкнула Елена.

- Да, он говорил как-то, что ему задели лицевые нервы. Но зачем все это было нужно? Смена внешности? Имени? Имитация смерти в автокатастрофе? Неужели только ради того, чтобы скрыться от вас? Неужели вас так ненавидели? И боялись?

Елена молчала.

- Ваш сын вас ненавидел и боялся, - повторил Андреас. - Ваш сын мечтал вас уничтожить. Вас! Собственную мать! Вы это понимаете? Вы понимаете, как это страшно?

Елена взглянула на Андреаса и тому показалось, что на него смотрит Кронберг.

- Он весь в меня, - произнесла она жестко. - Я же говорила вам: он тоже чудовище. Еще более страшное, чем я. И однажды он вас может уничтожить. Безо всякой жалости. Помните об этом, Фелнер!

- И вы говорите это сейчас, когда ваш сын находится между жизнью и смертью?

- Мой сын выживет, - с какой-то адской улыбкой заявила Елена. - Он выживет, даже не сомневайтесь! Он еще сильнее, чем я.

Она оказалась права. Антон Вальковский, он же Матиас Кронберг выжил. Через несколько часов врачи сообщили, что опасность для жизни миновала. Кронберг поправляется, однако он пока слишком слаб, и неизвестно, когда к нему будут допущены посетители.

***

Атланта, февраль 2015 года

- Блядство! – заорал Джас, со всей силы запустив смартфоном в стену. – Блядство! Они не дали визу!

- Почему? – недоуменно спросил Стив.

- А хрен их знает! Это ж русские! Может, потому что госдепартамент им самим визы не выдает. А может, из-за нашей мамочки.

- Наверное, все-таки из-за мамочки.

- Блядство, я подам снова! Я должен быть в Москве!

- Джас, остынь. Какого хрена тебе там делать?

- Стив, у тебя потеря памяти, как у нашего папочки? Вообще-то в Москве сейчас наша мать. И наш брат, между прочим. Твой и мой. И он тяжело ранен, ты позабыл?

- Что, снова с братцем увидеться захотел? Страшно спросить: тебе так понравилось его трахать? – зло поинтересовался Стив.

- Заткнись, уебок! – заревел Джас, бросаясь на брата с кулаками.

Тот блокировал удар, братья, сцепившись, замерли, тяжело дыша и с ненавистью глядя друг на друга.

Стив, как обычно, был более хладнокровен.

- Остынь, Джим, - процедил он. – Остынь.

Он отпустил брата и развалился на диване в гостиной квартиры Джаса. А тот уставился в окно двадцатого этажа на залитую солнцем Атланту. Но его лицо было мрачнее тучи.

- Знаешь, Стив, ты прав. У меня вечно сносит крышу, я просто себя не контролирую.

- А то я не знаю. Ты вообще понимаешь, что творил все это время? Влюбился в нашего брата, трахнул его…

- Я не знал, что он – наш брат! – с отчаянием выкрикнул Джас.

- Даже если бы ты знал, то я не уверен, что это тебя остановило бы… Стоять! – бросил Стив, увидев, как брат сжав кулаки, снова готов на него броситься. – Джас, я же все вижу. Я тебя чувствую. Ты ведь хочешь его и сейчас. Так ведь? Признайся. Назови вещи своими именами. Хочешь?

- Да, - выдохнул Джас, становясь красным как рак. – Хочу.

- Уже хорошо, - кивнул Стив.

- Что? – глаза Джаса сделались круглыми.

- Что ты признаешь свои желания, а не загоняешь их в подкорку. Так легче с ними справиться.

- Блядство, Стив! Блядство! – Джас с силой грохнул кулаком по подоконнику, а затем обхватил взлохмаченную голову руками. – Я уже не знаю, что делать. Не знаю!

- Главное для тебя, знать, чего тебе не следует делать. Глупостей, - изрек Стив. – Потому ты делаешь сплошные глупости. В конце концов, наш дом именно ты спалил.

- Плевать! Он давно должен был сгореть.

- Слушай, Джас. Тобой движут одни эмоции. Ты даже не способен оценить ситуацию. И я тоже, кретин, повелся, когда ты придумал этот идиотский план подчинить Кронберга. С самого начала я понимал, что ни хрена у нас не выйдет. И не вышло. А, хотя нет, вышло. Дом спалили. Ладно, ладно… Давай оценим ситуацию. Трезво, холодно. Без эмоций. В конце концов, мы – Бреннаны, наши предки горы сворачивали, а мы чем хуже?

- Наши предки, - сквозь зубы бросил Джас. - Ну да, дед был умным, деловым. Но именно он заложил под семейный бизнес мину, которая сейчас рванула и разнесла все к чертям. Этот ебаный алмазный бизнес и ближневосточные делишки.

- Но не будь этой мины, не было бы ни бизнеса, ни состояния Бреннанов, - заметил Стив.

- Да откуда ты знаешь? Сотни, тысячи людей сколачивают миллиардные состояния безо всяких “кровавых алмазов” и прочего дерьма!

- Ладно, не будем спорить, - примиряюще сказал Стив. - Итак, стараниями и молитвами нашего любимого старшего брата, корпорация Brennan оказалась по уши в дерьме и сейчас находится на грани банкротства и полного развала. Акции рухнули почти до нуля. В руководстве полный хаос. Наш отец лежит больнице с обширным инсультом, и врачи говорят, что вряд ли мозговая деятельность восстановится полностью. Проще говоря, он станет слабоумным, нуждающимся в опеке.

- Папаша всегда был идиотом, а сейчас он станет полным идиотом, - бросил Джас, не подозревая, что повторяет слова своей матери, сказанные ею за тысячи миль от Атланты - в Москве.

- Джас, он все-таки наш отец.

- Вот именно, что все-таки. Его всегда интересовали только мальчики с красивыми мордашками и круглыми задницами. Ну, и девки изредка. А еще выпивка, вечеринки, роскошные тачки и прочая хрень. Ему всегда было наплевать на нас. Поэтому мне сейчас наплевать на него. И попробуй сказать мне, что я не прав!

- Джас, мы с тобой это уже обсуждали, помнишь? И отцу, и матери всегда было на нас плевать. Знаешь, о чем я подумал? Мы с тобой действительно превратили Антона в какое-то божество. А почему? Да потому что мы хотели, чтобы кому-то было на нас не плевать. Чтобы был кто-то, кому мы были бы действительно нужны! Не как наследники, не как средство решить свои личные проблемы, а просто как Стив и Джас, понимаешь? А никого вокруг не было. Вот мы и выдумали своего Антона. Помнишь, как мы мечтали с ним встретиться? И вот встретились. С Матиасом Кронбергом. Которому тоже не было никакого дела до нас. И он посмеялся над нами. И был прав, - жестко произнес Стив.

- Нет, неправда! - неожиданно произнес Джас.

- Почему?

- Знаешь, какая у него была истерика, когда он понял, что это я его трахнул там, в темной комнате в клубе? Ты бы видел, как он кричал: “Зачем ты это сделал?” Я тогда еще офигел, никогда его таким не видел. Понимаешь, ему все-таки было важно, что я - его брат! Брат. Что бы он там ни говорил…

- А ты в него влюбился, - тихо сказал Стив.

- Да, - чуть слышно сказал Джас. - Стив, я не знаю, что с этим делать. Не знаю. Я ведь и в Москву хотел сейчас рвануть из-за него. Не из-за матери, а из-за него! Я люблю его, понимаешь? Люблю! Блядь, ну почему так? Почему, а? Именно его! Того, которого нельзя любить! Нельзя!

- Джас, перестань. Это хорошо, что тебе визу в Россию не дали.

- Да он там умирает сейчас, может быть! Я взглянуть хочу на него! За руку его хотя бы взять!

- Джас, прекрати истерить! - в голосе Стива зазвучали стальные нотки, такие, какие Джас часто слышал в голосе матери. - Возьми себя в руки. Какого хрена? Ты мой старший брат, а я должен тебя успокаивать! Тебе с Антоном лучше вообще не встречаться. И ты это сам понимаешь.

- Понимаю…

- Потом когда-нибудь. Когда все это пройдет.

Джас с тоской покачал головой.

- А сейчас к делу. В корпорации хаос. Она идет ко дну. Наши семейные счета по большей части арестованы. А к тем, которые не арестованы, мы не имеем доступа. Адвокаты говорят, что потребуется не меньше месяца, чтобы наши счета разблокировали.

- То есть, мы нищие? - скривился Джас.

- Не совсем, - холодно сказал Стив. - Во-первых, есть два наших личных счета. На моем - пятьдесят тысяч долларов. Сколько на твоем - не знаю.

- Считай, вообще ничего. Две тысячи долларов.

- Ну да. Выпивка, порошок, все ясно.

- Стив, это мои деньги! Что хочу с ними, то и делаю!

- Уже сделал. В общем, не удивляйся, что наша мамочка именно мне доверила реквизиты и коды банковской ячейки, где она нам оставила деньги на черный день.

- Что? Тебе? - вздрогнул Джас. - Она оставила деньги тебе?

- Мне. Хоть ты и старший брат. И хотя именно ты всегда был ей ближе, чем я.

- Почему? Почему тебе, а не мне?

- Потому что наша мать не дура. А ты - дурак.

- Ебать! Ты что, теперь будешь мне деньги на завтраки выдавать??

- Не только. На обеды и ужины тоже. И на пиво. Немного.

- Ебать, Стив!

- Ебать ты можешького угодно, это меня не касается. Джас! В твоей башке бывают мысли о чем-то, кроме жратвы, выпивки, порошка и траха? Мы с тобой остались одни! Наш отец недееспособен. Мать находится в международном розыске. Принадлежащая нашей семье корпорация идет ко дну. Ты понимаешь, что все серьезно? Что наше состояние, вернее его остатки, теперь порвут в клочья! Бизнес-партнеры, клиенты, конкуренты - все слетятся как воронье! Уже слетелись!

- А мы-то что можем с тобой сделать? - пожал плечами Джас.

- Надо встречаться с адвокатами. Понимать что происходит. Оформлять опеку над отцом. И так далее. Блядь, Джас, ты ведь старший, ну включи мозги или все равно, что там у тебя включается! Антон тоже однажды остался один, когда его отца убили, он же не растерялся.

- У него деньги были. И цель - отомстить. А у нас? - в голосе Джаса зазвучало уныние.

- Выжить, Джас, выжить!

- Эх, сюда бы Антона! - мечтательно сказал Джас. - Он бы сейчас сгодился.

- Он уже сгодился, - мрачно заметил Стив. - Если бы не он, ничего бы этого не было.

- А круто он уделал всех, согласись! - с нескрываемым восхищением заметил Джас.

- Да. Круто. И нам научиться тому же. Ты понял, бро? Только… не разрушая, - задумчиво произнес Стив.

========== ГЛАВА 28. ЗАЗЕРКАЛЬЕ МАТИАСА КРОНБЕРГА ==========

ГЛАВА 28. ЗАЗЕРКАЛЬЕ МАТИАСА КРОНБЕРГА

Москва, февраль 2016 года

Андреас переступил порог больничной палаты и на мгновение замер. Ему показалось, что он видит не лицо, а маску - пугающую, неживую. Конечно, лицо Матиаса всегда было маской - результатом пластической операции, да еще с полупарализованными мышцами. Но теперь, после ранения и лечения с этого неживого лица схлынули остатки красок. Оно казалось абсолютно белым и совершенно неподвижным. А глаза, обычно серо-голубые с жестким стальным отливом, теперь как будто посветлели и казались совершенно прозрачными. Из них словно вытекла ненависть, и ее место занял другой мир – чужой, незнакомый. Андреас подумал: может быть, сейчас он видит тот самый мир, который так долго искал в насквозь фальшивом Кронберге? Или это была очередная иллюзия, которой суждено было исчезнуть, оставив невыносимое чувство пустоты?

- Что замер? – губы, ставшие удивительно бледными, искривились в слабой усмешке. – Не узнал?

- Узнал, - словно встряхиваясь от сна, проговорил Андреас. – Теперь узнал. Спасибо тебе. Ты спас меня.

- Я не тебя спасал, - отрешенно произнес Матиас. – Точнее, не только тебя. А себя. Если бы тебя там застрелили, то… у меня бы никого не осталось. Никого.

- Антон, - Андреас дотронулся до его холодной руки и почувствовал, как рука вздрогнула.

- Не называй меня этим именем. Во мне слишком мало Антона, которого ты знал… Точнее, видел. И слишком много Матиаса Кронберга. Я – Матиас.

- Почему именно Матиас? Почему ты выбрал это имя?

По бледным губам снова скользнула улыбка.

- Это отдельная история. Потом расскажу. Если ты захочешь слушать.

Матиас замолчал. Андреас смотрел в глаза Матиаса – прозрачные и непостижимые.

- Прости, - вдруг проговорил тот.

- За что?

- За это, - Матиас указал на забинтованную руку Антона. – И за то, что уничтожил твою мечту. Твои иллюзии.

- Жизнь не кончается, - чуть пожал плечами Андреас. – А иллюзии… Нельзя жить иллюзиями. Они – лишь подобие жизни.

- А моя жизнь закончилась, - вдруг сказал Матиас. – Уже вторая жизнь. Сначала жизнь Антона Вальковского. Теперь жизнь Матиаса Кронберга.

На его лице появилось что-то неуловимо грустное, и Андреас поймал себя на мысли, что прежде грусть и Матиас Кронберг казались вещами несовместными. Кронберг мог быть каким угодно, но грусть была органически ему чужда. Впрочем, эта грусть быстро исчезла, у губ появились жесткие складки.

- Нет, - произнес человек на больничной койке. – Матиас Кронберг еще поживет. Кроме него больше жить некому. Даже если это будет жизнь после смерти.

- Ты расскажешь о себе? – спросил Андреас. - Я многое уже знаю. Но все равно… многого не понимаю. Как? Зачем? Почему?

Губы Матиаса растянулись в улыбке, прозрачные глаза смотрели в пустоту.

- Страх, Андреас, - проговорил он. – Страх. Нет ничего ужаснее страха. Он бывает страшнее боли.

Матиас замолчал, а затем вдруг сказал:

- Поцелуй меня. Пожалуйста. Я боюсь, что потом ты меня уже не поцелуешь.

- Почему…

- Поцелуй меня прямо сейчас, - требовательно произнес Матиас.

Андреас повиновался. Он наклонился, и Матиас, казавшийся совсем слабым, с неожиданной силой впился в губы Андреаса и буквально всосал их в себя: алчно, грубо, словно пытался вобрать в себя всего Андреаса. Он схватил Андреаса бледными, исхудавшими руками и вцепился в его предплечья … И Андреас не мог оторваться от него. Не мог. Такого поцелуя у него еще не было. Ни с Антоном Вальковским. Ни с Матиасом Кронбергом. И Андреас не знал, будет ли в его жизни когда-нибудь еще такой поцелуй – грубый, жадный, полный любви и невыносимого страдания…

Наконец, Матиас выпустил его, голова упала на подушку, глаза затуманились и закрылись. Андреас с тревогой смотрел на него, но Матиас вновь открыл глаза. Взгляд был ясным, холодным.

- Я все тебе расскажу, - произнес Матиас. – Впрочем, думаю, Элина Владимировна, Царствие ей Небесное, тебе уже многое рассказала. Да и моя мать, наверняка, что-то рассказывала. Со своей колокольни. Как она меня любила, да страдала, да встретить мечтала, а я оказался выродком неблагодарным, все разрушил. Что-то такое ведь, да?

- Нет, - покачал головой Андреас. – Надо отдать должное твоей матери. Себя она не выгораживала. А тебя – да, мерзавцем считает. Но этим даже как будто гордится. Говорит, что ты в нее пошел.

- Тварь! – процедил Матиас. – Ладно, слушай. Ну, про мою мамочку, как она отца окрутила, а потом меня с ним бросила, ты уже знаешь. Да, я остался с отцом.

-Прости, Матиас. Кондратьева рассказывала мне про то, как отец с тобой обходился. Как он учил тебя тому, что он называл выживать. Про то, как плавать учил. Как в тайге тебя бросил. Как… в тюрьму отправил.

- А! Даже это, – в голосе Матиаса была горечь. – Папаша считал, что добра мне желает. Все вокруг мне всегда желали добра. А я не знал, куда от этой доброты сбежать, где спрятаться… Отец мой, конечно, психом был. Он полгода в плену у душманов в Афганистане провел. Еще в 80-е. Что с ним в плену делали, он не рассказывал. Но вот именно оттуда, из плена, он вынес эту идею: «выжить любой ценой». Пусть вокруг все сдохнут, пусть всё выжженной пустыней станет, а ты выживешь. И, знаешь, я ведь все свое детство выживал. Самым простым способом. Подлаживался подо всех. Отец хотел видеть меня стойким оловянным солдатиком? Слушаюсь, папа! Мачеха хотела, чтобы я был для нее доченькой? Пожалуйста, маменька! Оба хотели видеть меня образованным, да со светским лоском? К вашим услугам! Я учился, действительно старался, и в школе, и с репетиторами. Перенимал светские манеры: как держаться, вести беседу и прочую хуйню. Подстраивался под всех, но никого не пускал к себе внутрь. Просто чтобы с ума не сойти.

- А со мной? - спросил Андреас. – Кем был тот Антон, в которого я влюбился?

- И который влюбился в тебя. Сразу же. Как только увидел тебя на сцене, услышал, как ты играешь, - Матиас улыбнулся, но тут же взгляд его помрачнел, в нем появилась знакомая Андреасу сталь: - Этот Антон был лишь тем, кого ты хотел видеть. Но с тобой я не притворялся, поверь. Тот Антон был частью меня, подлинного. Наверное, самой светлой моей частью. Остальное я тебе не показывал. Я влюбился в тебя и боялся, что если ты увидишь меня таким, какой я есть, то… просто отшатнешься. Я поэтому и не хотел в постель с тобой ложиться. Мне казалось, что ты увидишь не того… Антона. Что остынешь ко мне. Исчезнешь. И я тебя больше не увижу. А ты для меня был светом во мраке! Я не хотел тебя терять! – Матиас почти задыхался, когда говорил это, и, казалось, на стальных глазах непрошибаемого Кронберга вот-вот выступят слезы.

Андреас взял его за руку.

- Зачем? – спросил он. – Ты ведь не мог долго играть эту роль. Все равно…

- Да знаю! Знаю! Но я просто не хотел тебя терять, - упрямо повторил Матиас. – Ты был слишком светлым. Слишком чистым. И я хотел быть таким. Хотел уберечь тебя от грязи, тьмы, ненависти, что жила во мне! Я не думал, что будет потом. Потом… ничего хорошего все равно не было бы, я же понимал. Но я просто упивался каждым мгновением вместе с тобой. Мне не секс с тобой был нужен, мне нужен был ты! Твое присутствие, твои глаза, твоя улыбка! Я ради этого кем угодно готов был стать: хоть романтичным мальчиком, хоть пингвином в Антарктиде!

- Я бы принял тебя таким, какой ты есть, - сказал Андреас.

- Нет! – с жаром возразил Матиас, он приподнял голову, но тут же уронил ее на подушку. – Нет. Ты ведь так и не принял Матиаса Кронберга. Ты все время искал во мне Антона, пусть даже и не знал поначалу, что я и есть Антон. Ты просто чувствовал, не мог не чувствовать, как бы я не изменился внешне. Но ты так и не принял меня. Потому что Матиас Кронберг – это я истинный! Вот такой, какой есть! И я хотел, чтобы ты любил именно меня! Меня! Я ревновал тебя к самому себе, к тому, кого ты пытался во мне разглядеть!

- Нет, - сказал Андреас. – Нет. Ты был насквозь искусственным. Как твое лицо. Ты громоздил бастионы лжи и сам себя поливал грязью…

- Я лгал, потому что знал: тебе не место со мной! Ты… Матиас Кронберг был недостоин тебя, - горько усмехнулся человек на больничной койке. – И еще – рядом со мной было слишком опасно. Теперь ты это знаешь, - он кивнул на забинтованную руку Андреаса.

- Почему же ты просто не сказал мне: убирайся? – спокойно просил Андреас.

- Потому что… потому что не мог, - признался Матиас. – Господи, да что же это за мир! Все в нем гоняются за призраками: богатства, власти, чистоты и света, творят себе идолов… А ведь за это надо расплачиваться. Жестоко расплачиваться!

- Надо. А ты не замечаешь, что сам все эти годы гнался за призраком? За призраком мести? И вот, ты у цели. Что дальше, Матиас Кронберг? – жестко спросил Андреас.

Взгляд Матиаса остекленел. Андреасу показалось, что перед ним лежит мертвец.

- Дальше – пустота, - чуть слышно прошептали побелевшие губы.

- Нет, Матиас…

- Перестань! И давай не будем об этом, - Матиас болезненно поморщился. – Расскажи лучше, как ты понял, что я и есть Антон.

- Во-первых, ты сам сказал: я это чувствовал. С первой нашей встречи. Да, ты был совсем другим. Но все равно, что-то неуловимо знакомое было в тебе. И то, как ты сразу ко мне потянулся. Все эти твои пошлости, издевки и прочее выглядели фальшивыми. А вот то, каким ты был со мной… в постели. Это не сыграешь.

- С Антоном ты ни разу не был в постели!

- Да. Но все равно, мне казалось, что Антон должен быть таким. Любящим, просто задыхающимся от любви… Дальше было много не связанных между собой вещей. Например, странно было, что Антона похоронили на самом обычном кладбище, памятник наспех соорудили. Мне это еще твоя мать говорила. Эти фейковые фотографии, которые ты мне прислал. О пластической операции ты сам мне говорил, пусть и нагородил гору лжи при этом. Ну, и, наконец, рассказ Кондратьевой, - помрачнел Андреас. – Она рассказывала об Антоне, и я четко понимал, что она описывает тебя. Матиаса Кронберга. Вот таким, каким я его видел. И последний штрих – это шрам на животе. Я ведь видел шрам у тебя на животе, просто не придавал значения. А она рассказала, что Антон получил удар ножом в тюрьме…

- Да, - мрачно сказал Матиас. - Знаешь, когда я там оказался, я думал мне конец. Когда увидел их лица, в которых не было ничего человеческого… Я ведь всегда считал себя смелым, закаленным. А тут… я впервые увидел звериные глаза. Они были полны ненависти ко мне. Именно ко мне. Не потому что я что-то сделал. Или что-то сказал. Меня ненавидели просто за то, что я есть. Понимаешь? Это страшно. Это очень страшно. Когда тебя ненавидят за то, что ты просто есть. И… я ведь с пеленок привык находиться под охраной. Это ведь не ледяная вода. И не тайга. Даже в тайге я подозревал, что за мной следят, что на самом деле мне не дадут погибнуть. А тут… тут за мной тоже следили, конечно. Но все равно оказаться в камере с людьми, с которыми у тебя нет вообще ничего общего, как будто мы из разных миров, ощущать их звериную ненависть, видеть, что тебя считают даже не куклой, а просто куском говна, грязным плевком… До сих пор не понимаю, как я сразу не завопил о пощаде. Наверное, надо было вопить, - с мрачной усмешкой проговорил он. – Если бы я знал, через что мне придется пройти. Знаешь, как это ужасно день за днем, минута за минутой, секунда за секундой радоваться уже тому, что ты жив? Потому что ты не знаешь, что с тобой произойдет в следующую секунду. Нет, я, конечно, догадывался, что там висит скрытая камера, что на самом деле снаружи следят, чтобы меня не прикончили… Но это тюрьма. Там все равно могли убить в любую минуту, и охранники не успели бы даже ворваться в камеру. И то, что ты должен спать на подстилке возле вонючей параши, что к тебе нельзя никому прикоснуться, как к прокаженному, зато тебя можно трахать во все щели сколько угодно, хоть всей камерой… И знаешь, что самое не страшное, но самое трудное? Это гнать от себя вопрос: «Зачем мне все это?» Ведь достаточно было одного моего стука, и меня тут же выпустили бы. Да, тогда мне нельзя было бы встречаться с парнями, но я все равно как-нибудь выкрутился бы. Наверное. Но мне было важно доказать, что я не живая кукла и не кусок пластилина, с которым можно делать все, что угодно! Что я готов на все ради того, чтобы быть собой! Даже если ради этого придется быть куском говна!

- Быть собой - это быть Матиасом Кронбергом? – с иронией спросил Андреас и тут же пожалел.

Глаза Матиаса полыхнули нечеловеческим голубым пламенем, и Андреасу показалось, что он сейчас сгорит в этом огне.

- Быть собой, - процедил Матиас сквозь зубы. – Я воевал за право поступать так, как хочу, а не так, как мне предписывают. И если бы я тогда сломался, то не было бы никаких твоих встреч с Антоном Вальковским! Уясни это. Охрана тебя и на километр ко мне не подпустила бы. Я отвоевал для тебя возможность встречаться со мной, гулять вместе, любить меня, наконец! Отвоевал там, в тюремной камере! Где меня макали головой в парашу с говном, где меня насиловали сразу несколько человек, где… Вот цена твоих романтических встреч с Антоном, Фелнер! И не смей мне бросать упрек в том, что я стал лживым, безжалостным, циничным, эгоистичным, еще каким-то… Да, стал, и мне плевать, что ты об этом думаешь. Потому что я выжил. Я научился там многому. Например, продавать себя. Свою задницу. Стравливать между собой ублюдков, которые за нее спорили. Манипулировать ими. Да, Фелнер, это все оттуда. И ножом меня ударили в драке двух самцов за мою задницу. Представь себе. Там я понял, как важно уметь стравливать между собой тех, кто сильнее тебя. И… еще важнее самому избежать удара, который может тебя убить.

Андреас молчал. Он не знал, что сказать. Разве что он действительно не знал Антона Вальковского. Не знал Матиаса Кронберга. Любил, но не знал. Не знал страшных глубин, которые таились в этом человеке, выступавшем в разных обличьях и способным на все. Нет, Матиас его не пугал. Но Андреас теперь понимал слова Горгоны: «Мой сын тоже чудовище, которое может уничтожить вас, Фелнер». Да, Матиас мог. Мог.

- Когда меня увезли из тюряги в больницу, я понял, что впервые в жизни не отец меня сломал, а я его, - продолжал между тем Матиас. – Это была моя первая победа. Первая! И самая важная. Я понял, что умею не только выживать. Я умею ломать других людей. Даже сильных. Сильные люди, кстати, проще ломаются. Слабых, как ни странно, сломать труднее, слишком гибкими они бывают…

- Элина это в тебе подметила, - сказал Андреас. – Сказала, что ты умеешь играть на слабостях других, но вот друзей заводить не умеешь.

- Она была умной женщиной, - вздохнул Матиас. – И была права. У меня друзей не было. Одних отец и его охрана сразу отсеивали – дескать, не по чину мне с какой-то рванью общаться. С другими я сам не хотел. Потому что знал, из-за чего они ко мне в друзья лезут: я ведь был сынком миллиардера. Но я действительно не умел с людьми дружбу заводить. Не умел. Очень хотел, но сам все рушил, понимаешь? – Матиас с какой-то тоской и даже отчаянием посмотрел на Андреаса.

Тот кивнул.

- Я тоже был одинок, - просто сказал он. – Тоже не умел друзей заводить.

- А я это сразу понял, - вдруг улыбнулся Матиас. – Сразу, еще во время нашей первой встречи … Ладно, я сейчас о другом. Точнее, о другой. О любимой мамочке. Знаешь, я, сколько себя помню, жил с мыслью: «Мама уехала». «Мама меня бросила». Это отец мне с пеленок твердил, буквально всаживал в меня эту мысль. Для его самолюбия было жутким ударом, что его бросила жена, уехала в Америку, да еще выскочила замуж за миллиардера. Он ненавидел мать, и меня пропитал этой ненавистью. Он говорил мне, что мать бросила нас ради денег, что ей нет до меня дела, что она чуть ли не проститутка… Но ведь так и было, - глаза Матиаса сузились. – А я… знаешь, я в раннем детстве мечтал, что мама вернется. Писал ей письма… Рассказывал о себе, о том, как хочу с ней увидеться. Что все-таки не верю, будто она меня бросила, потому что ну просто не могла она так поступить! Но ответов на письма не было. Я только потом узнал, что эти письма перехватывались отцом. Но даже если бы она их получала, что бы это изменило? – с горечью вопросил Матиас. – Ей было на меня наплевать! Точнее нет, не наплевать. Я был для нее проблемой! Для всех этих Бреннанов! И она, и Бреннаны хотели меня уничтожить.

- Нет! – живо возразил Андреас. – Она не хотела! Она не могла уничтожить собственного сына!

- Ты что, мою матушку не знаешь? – хмыкнул Матиас. – Еще как могла! Ладно, проехали. Я был умным мальчиком, много читал, копался в интернете. Узнавал все больше о своей мамочке. Быстро понял, что именно она рулит бизнесом Бреннанов, а ее муж – никто. Таких в России называют свадебными генералами. Читал слухи о том, что ее муженек гей. Да я и так быстро всё понял по фотографиям. Знаешь, у меня уже тогда гей-радар включался. Правда, у них двое детей родились… Мои братья единоутробные. Ебать, как же меня это ранило, ты не представляешь! Я вдруг осознал тогда, что действительно ей не нужен. Что у нее другая жизнь, другая семья, а я… Я никто. Просто никто. Для родной матери! Понимаешь?? Да и отцу я был нужен только как наследник… Наташка ведь бесплодной была, детей у них не было, а иначе он легко выкинул бы меня. Потому что я был ходячим напоминанием о его первой жене. Я чувствовал, что в глубине души он меня ненавидит за то, что я ее сын. Я вообще никому не был нужен, я был вещью, куклой в дорогих тряпках! Понимаешь, у меня было все – как же, сын олигарха! – но в то же время не было ничего! Ничего! Жил как в музее с ценными экспонатами и сам был таким же экспонатом… Короче, я налегал на учебу. Мне всегда больше нравились гуманитарные предметы: литература, история, но отец желал видеть меня финансистом. Наташке было все равно, кем я стану: главное, чтобы я был красивым мальчиком в дорогих шмотках, и она могла бы всем рассказывать, как много она для меня делает… Мои фотографии даже публиковались в глянцевых журналах для тупых дур. А я налегал на финансовые и аналитические дисциплины. Не потому, что мне это нравилось. Просто в голове у меня начинал созревать план мести. Я понял, что должен разрушить ее жизнь. Нет, не убить, а именно разрушить ее жизнь. Вот так же безжалостно, как она однажды бросила меня. Вот этим я и жил. Да, можешь говорить, что я был неправ. Что нельзя жить местью. Можно! Можно, Андреас! Потому что я так жил! Я хотел отомстить матери! Чтобы она не думала, будто можно вот так легко переступать через других! Через собственного ребенка. И плевать мне, прав я или нет! Плевать! Понял?

Андреас молча кивнул. Он мог бы многое возразить Матиасу, но видел, что тот уже взвинтил себя до полуистерического состояния, и боялся, что ему снова станет плохо. Матиас, между тем, как будто успокоился и вновь заговорил.

- Я едва ли не с восьми лет вникал в бизнес семьи Бреннанов, использовал для этого все доступные материалы. Не поверишь, но я еще поглощал огромные объемы прессы. Читал даже всякие светские издания, они немало писали о Бреннанах как об идеальной семье, о том, как моя мамаша занимается благотворительностью, помогая каким-то сиротам… Я мечтал, что однажды разрушу этот фасад, чтобы все видели, какое говно скрывается за ним. Разобью вдребезги эту сверкающую жизнь! Я жил этой ненавистью!

- Не говори так, - поморщился Андреас. – Я не утешаю и не осуждаю тебя. Просто говорю, что мне лично известно. Ты вовсе не жил одной ненавистью. Ты умел ценить прекрасное – музыку. Именно так мы и познакомились, помнишь? А еще ты умел любить. Ты ведь любил меня! И сейчас любишь.

Матиас прикрыл глаза.

- Андреас, ты – самое странное и самое прекрасное, что случалось в моей жизни. Странное, потому что еще до встречи с тобой у меня уже был секс с парнями. Мне это нравилось. Но я ни разу не влюблялся. Потому что всякий раз наутро после секса парень становился мне не интересен. И мне хотелось кого-то другого. Но когда я увидел тебя, тогда, впервые, в консерватории… Даже еще когда не подошел к тебе, когда ты играл на сцене, а я сидел в зале, вот тогда я вдруг почувствовал… Не понимаю почему, я даже лица твоего толком не видел, только профиль, ты сидел за роялем. Но ты и твоя музыка. Они не то чтобы меня очаровали, но во мне вспыхнуло что-то, чего я никогда не знал прежде. А когда я подошел к тебе после концерта, и мы заговорили, то я понял: я влюблен. Влюблен. Сильно. Отчаянно. Мне тогда казалось, что навсегда. Знаешь, для меня было достаточно бродить с тобой по Москве. Просто, чтобы ты был рядом. Прикасаться к твоей руке, чувствовать, как вздрагивают твои пальцы. Такие тонкие, такие нервные…

Матиас осекся, бросив взгляд на правую руку Андреаса.

- Ничего, - спокойно сказал тот. – Я не умер. И не умру от этого.

- Помнишь, как мы с тобой поцеловались? Это было в Замоскворечье, в переулке у Большой Ордынки. Я потом часто туда приходил. Зажмуривался и воображал, что ты со мной. Я ждал твоих писем. Твоих звонков. Твоих приездов. Каждый раз давал себе обещание, что вот в этот раз точно проведу с тобой ночь. И… не мог. Все боялся, что любовь разрушится, растает вместе с сексом. Знаешь, что я после каждого свидания с тобой звонил кому-нибудь из знакомых парней по теме, мы встречались, и я тупо отдавался этому парню. Зажмуривал глаза и представлял, что это ты. Глупо, да?

- Я не знал… - растерянно пробормотал Андреас.

- А я и не хотел, чтобы ты знал. Не хотел. Ты сказал, что Антон был для тебя иллюзией. А ведь и ты для меня был иллюзией. Прекрасной иллюзией. И я боялся, что реальность окажется другой. Ты был единственным светлым пятном в моей жизни. Понимаешь?

- Ты тоже. Антон Вальковский.

- Да. Только Антону оставалось уже совсем недолго. Помнишь, как мы последний раз гуляли по Москве? Мы зашли в переулок возле Таганки. Он спускался к Москве-реке. Там ты мне подарил вот это кольцо с опалом. Не поверишь, но я с тех пор его не снимал. Ни разу. Даже когда поменял имя, внешность… Люди из службы безопасности были против, говорили, что по кольцу меня могут узнать. А я уперся и так и не снял. Только иногда, когда реально могли узнать, я камнем внутрь это кольцо поворачивал. Я тогда тоже хотел тебе кольцо подарить. Думал, что когда в следующий раз увидимся, то обязательно. Но… Антона Вальковского ты больше не увидел.

- Как вообще этот кошмарный план возник? Смена имени, внешности…

- На самом деле опасность в первую очередь она угрожала не мне, а отцу. Мой отец видел, что Brennan все ближе подбирается к его бизнесу. И понимал, что это означает. Ну, и в России у него возникало все больше проблем. К власти пришли новые люди, и его бизнес хотели тупо отжать. Возбудили десяток уголовных дел. Формально он проходил как свидетель, но в любой момент мог стать обвиняемым. Да еще конкуренты усилили натиск. Отец понимал, что не только его бизнес, но и жизнь под угрозой. Да, он мог уехать из России, но проблема была в том, что его достали бы везде. Тем более его бывшая супруга. Она ведь обзавелась связями в мировых финансовых и политических кругах. И она многое знала о делах моего отца не только в России, но и в ЕС и США. Она запросто могла слить информацию ФБР и прочим. Как позднее я сам и поступил, только уже в отношении нее. И для отца это означало бы конец. Ему просто некуда было деваться. У отца нервы сдали. Он психовать по любому поводу. Снова взъелся на меня за то, что я – гей, хотя мне казалось, мы все уже более чем решили. Он вопил, что Наташка воспитала меня слабосильным педиком, и что если с ним что-то случится, то меня растопчут, уничтожат. И что меня надо спасать. И тогда он решил и сам бежать, и меня спрятать. А я не возражал. Потому что тоже все понимал. И боялся. Я помню, это было ужасное время. Я даже с охраной из дома боялся выходить! И дома мне было страшно. Да я на все был согласен. Чтобы мне дали другое имя, изменили внешность, увезли в другую страну… Собственно, отец мне это и предлагал. И у него были связи, возможности, все это организовать. И сделать так, чтобы Антона Вальковского считали умершим. Погибшим. Например, в автокатастрофе. Все. Даже его мачеха Наталья.

- И даже я, - с горечью произнес Андреас.

- Даже ты. Прости, - слова Антона прозвучали холодно. - Мне самому было больно. Я по ночам плакал, рвал подушку зубами, когда думал, что больше никогда с тобой не увижусь. Но я просто боялся. Боялся погибнуть. Я жить хотел! Жить! Избавиться от этого проклятого страха! А еще… отомстить матери за все! Потому что по ее милости я жил в этом страхе. Она мне жизнь отравила. И я хотел жить. Выжить. Отомстить!

Матиас упал на подушку, тяжело дыша. Но потом продолжал.

- Отец задействовал людей из службы безопасности. Покойный муж Кондратьевой был основным организатором. Была инсценирована автокатастрофа. Богатенький, избалованный мальчик, накурившись дури, наколовшись дряни и напившись до безумия, сел за руль «феррари» и врезался в дерево.

- А тело? - спросил Андреас. - Ведь осталось же тело…

- Тело? - на лице Антона появилась странная гримаса. - Тело было. Совсем другого парня. Знаешь, отец уверял меня, что его люди просто подобрали похожее тело какого-то наркомана в морге, - он замолчал и продолжил после паузы. - Но я не знаю. Не знаю. Может быть, этого парня убили специально. Я… мне страшно было спрашивать. Прости, это малодушие, эгоизм. Но мне все равно не сказали бы правду!

Андреас молчал.

- Я действительно не знаю, чье это было тело! - с каким-то отчаянием продолжал Антон. - Не знаю! Знаю, что оно было обезображено до неузнаваемости. Но, разумеется, отец и мои телохранители сразу же его опознали. В крови, конечно, нашли лошадиную дозу алкоголя и наркотиков. Сразу пошла утечка в СМИ: обколовшийся и упившийся мальчик-мажор погиб на шикарной тачке. Ну, туда ему и дорога, хорошо, что никого на тот свет не отправил. Наталья – мачеха - порыдала, затем попозировала на траурной панихиде в новом платье, специально для этого ей срочно сшили! Дала пару интервью гламурным изданиям, какой замечательной матерью она была, и на этом успокоилась. А моя мать - да, примчалась на похороны. Потом шеф моей охраны рассказывал, что мать и отец едва друг другу в глотки не вцепились. Мать кричала: “Будь ты проклят! Ты отнял у меня сына, и ты его не уберег. Тебе не жить!” И отец принял ее слова более чем серьезно. Он тоже готовился бежать, потому что тучи сгущались, власти вцепились в него серьезно. А меня тайком переправили в Санкт-Петербург. Там сделали пластическую операцию. Вообще-то я и раньше не был уродом, ну, ты помнишь. Правда, и красавцем меня назвать было трудно, да? Ну, такой симпатичный мальчик…

- Я помню, - вздохнул Андреас. - У тебя было открытое, живое лицо.

- Да. А теперь застывшая маска с идеальными чертами. Когда я первый раз посмотрел в зеркало на себя нового, мне жутко стало. И до сих пор бывает жутко. Как будто из зеркала смотрит кто-то чужой. Я и стал чужим себе, - с грустью заметил Матиас, но тут же бесстрастно продолжил. - Я получил новые документы. Стал Андреем Кронбергом. Сыном петербурженки Алисы Кронберг, этнической немки. Она скончалась за несколько месяцев до того от рака. И одновременно шел процесс получения немецкого гражданства, поскольку по моим новым документам я был на четверть немцем, а значит, имел на него право. А отец готовил для себя австралийское гражданство. Внешность он менять не собирался, а вот документы делались на другое имя. Пару месяцев я прожил в Петербурге. Точнее под Петербургом, в коттедже на берегу Финского залива. Отец несколько раз приезжал тайком. А потом… потом мне купили билет, и я отправился в Шотландию, в Эдинбургский университет. Уже совсем один. Безо всякой охраны. Мое новое имя кое-кто из службы безопасности знал. Но вот куда я еду, не должен был знать никто. И тут… тут было еще кое-что, - лицо Матиаса совершенно окаменело.

- Ты о чем? О том, что люди из твоей охраны стали исчезать или гибнуть? Мне Кондратьева говорила.

- Да. Их убирали, - с тем же каменным лицом произнес Матиас. - По приказу отца. Он боялся, что они помогут моей матери выйти на мой след. Или еще кому-то. Кажется, только двое сумели скрыться, когда поняли, что к чему. Еще пятеро были убиты. Муж Кондратьевой в том числе. А теперь вот и она…

- Кто их убивал? И кто хотел убить меня? Те, кто остался в живых? Но зачем?

- Нет, тех и след простыл. А может быть, их потом тоже нашли и убили. Те, кто участвовал в подготовке новых документов. В переводе денег за рубеж на мои счета. И на счета отца. Они до сих пор боятся, что их выследят. Ты понимаешь, что отец сумел вывести больше миллиарда долларов?

Андреас невольно присвистнул.

- Так, выходит, ты миллиардер?

- Что, теперь ты женишься на мне? - с циничной ухмылкой поинтересовался Матиас. – Но кое-что из этих денег потратил. На подкуп, на информацию о Бреннанах и прочее. А вообще я не хочу к ним прикасаться. Ты вот считаешь меня циником и конченым мерзавцем. Так и есть. Но у меня есть тоже… красные линии. Не хочу я этих денег. Это прОклятые деньги. Я же представляю, как отец их делал. На них столько крови… Мне они счастья не принесут. Хотя да, я жил на эти деньги. Но… но все равно, хочу иначе зарабатывать. А эти… на самом деле их я на благотворительность пускаю.

- Вот таким я тебя не знал, Матиас Кронберг, - произнес Андреас, с улыбкой покачав головой.

- У всех есть свои странности, - пробормотал тот. - Тебе многого не понять. Вот, я, например, с детства привык к телохранителям. Привык, что за мной следят, меня оберегают… Что меня возят в бронированном лимузине. Знаешь, я часто завидовал детям, которые могут свободно гулять по улицам, ходить, куда вздумается. И вот, вроде бы, мечта сбылась. В Эдинбурге я оказался один. И, ты не поверишь, мне стало страшно. Потому что у меня не было телохранителей. Я первые несколько дней не то что из квартиры боялся выйти, я даже к окнам боялся подходить. Представляешь? Да, тебе это смешно. Но мне было до чертиков страшно. Я буквально заставлял себя выйти на улицу. Первые дни даже напивался для храбрости. Потом страх стал отступать… Но даже сейчас мне одному бывает не по себе. Слишком глубоко этот страх въелся. Вот так. У богатеньких мальчиков свои тараканы в голове. Ладно, это все ерунда. На самом деле, у меня-то все было нормально. А вот у моего отца начался настоящий ад. Атака на него усилилась, его осаждали со всех сторон. Приказ “мочить” пришел с самого верха. Вся машина государства была приведена в действие. А против такой машины никто не устоит. И отец знал, что его бывшая жена тоже подбрасывает дровишек в костер, на котором его готовились спалить. Выполняла обещание уничтожить его. Словом, отец понял: пора бежать. Он выехал из коттеджного поселка в бронированном “Мерседесе”. Во Внуково его уже ждал бизнес-джет. С ним в машине была Наталья и начальник его личной охраны. Но они проехали всего-то километр. Прогремел взрыв. В живых никого не осталось.

- Ужасно, - пробормотал Андреас.

- Да. Я тоже был в ужасе, - рассеянно пробормотал Антон. - Вот только удивлен не был. А потом появился человек по фамилии Маттиоли. Итальянец, но с австралийским гражданством. Отец предупреждал меня, что этот Маттиоли появится в случае его гибели. Маттиоли официально был адвокатом. Но на самом деле занимался юридическим прикрытием тайных операций моего отца. Отмывание денег и все такое прочее. Но не только. Маттиоли был связан с Варгасами. Это такая семейка с испанскими корнями, но сейчас уже черт разберет, кто они такие. Эти Варгасы были по уши вовлечены в алмазный бизнес в Африке. И в торговлю оружием по всему миру. Они были прямыми конкурентами Бреннанов в этом деле. А у Бреннанов этим теперь занималась моя мамочка. И именно Маттиоли по заданию моего отца собирал компромат на нее. В первую очередь через Варгасов. И компромат набрался убийственный. Достаточный для того, чтобы уничтожить мою мать.

- И вот тогда ты решил, что твой час пробил. Так?

- Не совсем так. Это произошло не сразу и не вдруг. Маттиоли мне передал данные о банковских счетах моего отца. Теперь их владельцем был я. Там лежало около миллиарда - все, что отец сумел вывести из России. Ну, еще что-то было раскидано наличностью и драгоценностями по банковским ячейкам в мире. И я использовал эти деньги, чтобы оплачивать услуги Маттиоли, и не только его. Я сделал все, чтобы узнать о Бреннанах и их бизнесе, особенно тайном, по максимуму. И мне это удалось. Да, я готовился, собирал информацию. И старался еще больше запутать следы, чтобы меня не нашли. Так, снова сменил имя и стал Матиасом Кронбергом.

- Почему все-таки Матиасом? – поинтересовался Андреас.

- Ах, да, я же обещал рассказать! – усмехнулся Кронберг. – Так звали героя одноименного романа Жюля Верна. Матиас Шандор. Венгерский аристократ, готовивший восстание против австрийцев – да-да, Фелнер, против вас, австрийцев, но преданный. Все считали, что он погиб, а он вернулся под другим именем и начал мстить. Словом, вариант графа Монте-Кристо, только в стиле Жюля Верна. И мне показалось это забавным… Да и имя понравилось. Нет, я никогда не считал себя графом Монте-Кристо или Матиасом Шандором. У тех были благородные цели. А у меня… месть. Только голая месть. И больше ничего. Она захватила меня целиком. Но я понимал, что однажды это кончится. И мне страшно было думать, что дальше. Я же знал, что превратился в разрушителя. И я иногда думал: вот разрушу я жизнь своей матери, разрушу дом Бреннанов, а дальше? И вдруг понял, что буду разрушать и дальше. Потому что ничего больше не умею. Только разрушать. Блестяще, талантливо, но разрушать. Вот для тебя отдушиной всегда была музыка. А для меня этим стала литература. Да, не удивляйся. Я ведь поэтому и поступил в Эдинбургский университет именно на отделение литературы. Я на самом деле много пишу… Только никому не показываю. Или публикую в интернете под псевдонимами. Потому что лучше манипулировать своими героями на бумаге, чем живыми людьми. Так я спасаю человечество от самого себя, - усмехнулся Матиас.

- Я хотел бы почитать…

- Нет. Не сейчас, - решительно сказал Кронберг. - Да и все равно большая часть написана на русском, ты все равно не поймешь. Творчество меня спасало, когда я остался один. И, не поверишь, мысли о тебе. Я знал, что мы все-таки встретимся. Несмотря ни на что. Я… очень хотел тебя снова увидеть, Андреас! - голос Матиаса задрожал. - А ты уже становился знаменитостью. Знаешь, я столько раз порывался отправиться на твой концерт. Снова услышать тебя вживую. Увидеть. Я ведь почти каждый день слушал твои записи и смотрел тебя по Youtube. Но… я знал, что нельзя. Пока нельзя. Я был просто не готов. И мне было страшно при мысли о том, что ты не примешь меня, такого, каким я стал. Я старался меньше думать о тебе. Пустился во все тяжкие, стал гулять по гей-заведениям. Заводил, менял партнеров. Благо стал красавчиком, на которого легко клевали. Трахался направо и налево… Короче, отрывался. Вот только тебя забыть не мог. Иногда даже плакал. Я твердо решил, что встречусь с тобой.

- Я тоже старался забыть тебя, - тихо сказал Андреас. - И тоже не мог. Я искал тебя в каждом парне. И, конечно, не встречал. Пока не встретил Матиаса Кронберга. А почему ты переехал из Эдинбурга в Берлин? Потому что теперь формально стал немцем?

- Вообще-то я любил Эдинбург, - задумчиво проговорил Антон. - Он такой мрачный, удивительно аристократический. Мне все нравилось там. Даже хмурое небо, свинцовые волны Северного моря, холодный, пронизывающий до костей ветер. И зловещая, почти мистическая атмосфера темных улиц. Ну да, местные гей-клубы тоже мне нравились… Ничего необычного в них не было, но, ты удивишься, странная, мистическая атмосфера гкак будто проникала и в них. Несколько раз я ездил в Глазго (благо от Эдинбурга было рукой подать). Но Глазго не очень мне нравился. Там в воздухе разлита агрессия. И лица людей там другие. Враждебные, недобрые. Само собой, я бывал и в Лондоне. Вот уж город городов. Но больше всего полюбил Берлин. Вот там я ощутил пьянящий дух свободы, которого не было ни в аристократическом Эдинбурге, ни в агрессивном Глазго, ни в разноязыком Лондоне. Я решил, что поселюсь именно в Берлине. И поселился. Благо немецкое гражданство было в кармане, немецкий я выучил уже вполне прилично… И была еще одна мысль. Все-таки от Берлина было не так уж далеко до Вены. Ну, сравнительно недалеко. А в Вене жил ты, Андреас…

Андреас улыбнулся.

- От Берлина до Вены не так уж близко, - заметил он.

- Все равно ближе, чем от Эдинбурга. Впрочем, была еще одна причина, по которой я поселился в Берлине. Мечта о мщении. Теперь это были уже конкретные планы. Я решил пробраться прямо во вражескую крепость. В Brennan. И взорвать ее изнутри. А ближайший вход в крепость был именно в Берлине. Там был крупный филиал Brennan. Но как бы я туда попал с дипломом магистра литературы? И даже если бы попал, то оказался бы рядовым сотрудником. Букашкой в самом низу гигантской пирамиды. Поэтому берлинский филиал мне нужен был лишь как трамплин, чтобы запрыгнуть на самую вершину. И как можно скорее. Я собирал буквально всю информацию, которая могла пригодиться. В частности, заказы, которые размещал Brennan на те или иные работы. И понял, что нужно делать. Основал небольшую консалтинговую фирму, в которую набрал нескольких головастых парней, учившихся или закончивших различные университеты мира. Пара немцев, пара русских, австралиец, француз, индус… Все это были финансовые аналитики, способные на мозговой штурм. Жили они в разных городах и даже на разных континентах. Но это было неважно. Интернет-конференции собирали всех. Это были золотые мозги, и моим делом было направить работу этих мозгов нужное русло. Сделать их необходимыми империи Бреннанов. Поначалу дело шло туго. Заказы на аналитические исследования и расчеты поступали скудно. Сам понимаешь, кому охота доверять серьезную работу какой-то неизвестной фирме A2V? Но спасало наличие стартового капитала. Я не скупился на рекламу, в том числе и на скрытую, когда на нужных форумах размещались посты о том, какую замечательную работу сделали парни из A2V. Я подал заявку на выполнение заказа, размещенного Brennan. Неудачно. Заказ ушел другой фирме. А вторая заявка увенчалась успехом. А2V получила заказ на анализ ситуации на венгерском рынке электроники. Я напряг своих парней. Нужно было подготовить блестящий анализ, чтобы Brennan вновь и вновь обращался ко мне. И расчет оправдался. Именно аналитика А2V привлекла внимание руководства берлинского филиала. Заказы последовали один за другим. Шефа берлинского филиала Зака Милтона перевели в центральный офис Brennan в Атланте. Он-то и пригласил меня в Атланту на корпоратив. А заодно намекнул, что хочет видеть меня в качестве одного из своих сотрудников. Я понял, что это мой шанс. И удача мне улыбнулась. Даже больше, чем я ожидал. Я стал помощником президента корпорации. И его любовником. Остальное ты знаешь.

- Тебе не жальТома? - поинтересовался Андреас.

- Тома? - Матиас приподнялся и с изумлением уставился на Андреаса, а затем упал на подушку и зло засмеялся. - Тома? И это спрашиваешь ты? Которого изувечили по приказу этого самого Тома! Которому сломали карьеру! Лишили всего, к чему ты стремился! Ты спрашиваешь, жаль ли мне его?? А тебе? Тебе его жаль?

- Мне он причинил зло…

- Мне тоже! - резко сказал Антон. - Он сломал жизнь человеку, которого я люблю! И получил по заслугам. Нет, его инсульт не входил в мои планы. Я просто хотел бросить его на произвол судьбы, чтобы он сам разбирался в делах своей корпорации, в которых ни черта не смыслил. Чтобы он убедился в том, какое он ничтожество. Пустое место. Но его инсульт меня нисколько не расстраивает. Он и так был идиотом, теперь будет полным идиотом. Но, возможно, счастливым.

- Знаешь, то же самое сказала твоя мать, - вздрогнув, произнес Андреас.

- Да? Не удивлен. Она ведь хорошо знала своего муженька. И этим пользовалась. Считаешь нас с ней жестокими? Ты прав. Она жестока. Я пошел в нее, - глаза Матиаса стали холодными. - А ты, Андреас слишком добросердечен. Слишком.

- Вовсе нет, - пожал плечами музыкант. - Я…

- Послушай, - прервал его Матиас. - Я тебе все рассказал не для того, чтобы ожидать от тебя одобрения или осуждения. Извини, но я в этом не нуждаюсь. Даже от тебя. Я такой, какой я есть. Я хотел отомстить своей матери. Любой ценой. И я это сделал. Да, я лгал, предавал, интриговал, использовал других людей, ломал судьбы, торговал своим телом… Да, я причинял зло тем, кто не сделал мне ничего плохого. Например, своим братьям. Во имя того, чтобы удовлетворить свою жажду мести. Яжестокий и подлый. Алчный, ненасытный, кровожадный. Циничный, бесчувственный. Конченый мерзавец. Полное дерьмо. Да, я именно такой. Но, представь себе, ничуть об этом не жалею. Если бы я хотел справедливости… Но мне было плевать на справедливость. Только месть. Вот что меня интересовало.

- Я и не собираюсь ни одобрять тебя, ни осуждать, - спокойно произнес Андреас. - Я хочу спросить, что ты намерен делать дальше?

- Не знаю, - чуть слышно прошептал Матиас. - Я не знаю, Андреас. Я пуст. Мне… некуда больше идти.

Андреас взял его за руку.

- Прости меня, - продолжал шептать Матиас. - Прости меня. Только ты! Ты! Ты простишь меня?

- Мне тебя не за что прощать.

- Прости за то, что я не такой, каким бы хотел тебе казаться.

- Ты не должен казаться. Ты - такой как ты есть.

- И ты можешь любить меня? Такого? - глаза Матиаса буквально впились в Андреаса.

Тот молчал.

- Знаешь, - Матиас вдруг схватил Андреаса за руку. - Не говори. Ничего мне не говори. Пожалуйста.

- Почему? - спросил Андреас, как будто не удивившись этой странной просьбе.

- Потому что я тоже хочу пожить иллюзией. Хотя бы еще немного.

========== ГЛАВА 29. НА ПОРОГЕ ПУСТОТЫ ==========

ГЛАВА 29. НА ПОРОГЕ ПУСТОТЫ

Москва, февраль 2016 года

Когда Андреас, стараясь не смотреть Елене в глаза, сообщил ей, что Антон наотрез отказался с ней встречаться, она лишь насмешливо улыбнулась.

- Я не удивлена. Он ведь летел сюда, чтобы увидеть меня униженной, затравленной, загнанной в угол. Именно так он себе и представлял нашу встречу. Апофеоз его мести. Можно даже не сомневаться. А если бы я пришла к нему в больничную палату, то не я, а он выглядел бы слабым. Для него эта мысль непереносима.

- Я могу с ним поговорить, - нерешительно сказал Андреас.

- Вы плохо знаете моего сына.

- А вы? - молодой человек смотрел на Елену колючим взглядом. - Вы сами его знаете? Вы ведь и встречались-то всего несколько раз в жизни!

- Возможно, знаю я его не лучше вашего, - спокойно заметила Елена. - Но понимаю его отлично. Я все-таки его мать.

Андреас промолчал.

- Не понимаю, как вы собираетесь с ним жить, - продолжала Елена. - Он же вас скрутит в бараний рог, неужели вы не понимаете? Хотя… Мне кажется, вам все равно. Вы же общаетесь со мной совершенно спокойно. А ведь именно по моей милости вы навсегда лишились возможности выступать с концертами, - она указала на раненую руку Андреаса.

- Миссис Бреннан, вы переходите всякие границы, - не выдержал молодой человек.

- Так вы же свои границы даже не защищаете, - ничуть не смутившись, заявила Елена. - Я поражаюсь, откуда вы взялись такой? Что нужно сделать, чтобы вы вышли из себя? Впали в бешенство? Убили кого-нибудь, наконец?

- А это необходимо? - невозмутимо осведомился Андреас.

- Иногда бывает полезно. Но, кажется, вам этого не понять.

- Надеюсь, что да, не понять. Впрочем, скоро я избавлю вас от необходимости лицезреть меня каждый день.

- А, вот, значит, как, - Елена с интересом посмотрела на Андреаса. - Вы что, улетаете?

- Да. Скоро. Накопилось много дел. Нужно решить, что я буду делать дальше, - Андреас с горькой улыбкой бросил взгляд на раненую руку.

- Понимаю. Он не хочет, чтобы вы были рядом, - безразличным тоном произнесла Елена.

- Какое… какое вам дело? - вспыхнул Андреас, готовый, казалось, броситься с кулаками на эту женщину, которую ничто не могло смутить, и которая не имела ни малейшего понятия о такте.

- Расслабьтесь, Фелнер, - бросила Елена. - Если мой сын хочет, чтобы вы уехали, значит, он вас действительно любит. Он знает себя. И знает, что Матиас Кронберг вас уничтожит. Он покалечит вам не руку, хуже - он покалечит вам душу. Поэтому и хочет, чтобы вы уехали.

- Я не смогу без него, - прошептал Андреас.

- Сможете, - отрезала Елена. - Еще как сможете.

- Знаете, миссис Бреннан, - с горечью произнес Андреас, - я начинаю жалеть, что вы отдали приказ всего-навсего покалечить мне руку, а не убить. Так было бы проще всем. В первую очередь мне.

- Бросьте, Фелнер, - жестко сказала Елена. - Вы - взрослый мужчина, а не истеричный подросток. Переживете. Впрочем, поступайте как хотите. Ваши отношения с моим сыном меня не касаются.

- Вы и впрямь не женщина, - проговорил Андреас. - Вы действительно Медуза-Горгона.

- Фелнер, вы просто не разбираетесь в женщинах, поскольку интересуетесь мужчинами. Впрочем, в мужчинах вы тоже не слишком разбираетесь. Но нет, я не такая уж бессердечная. Я задействовала кое-какие связи здесь, в России. И не только. Могу вам гарантировать: больше покушений на вас не будет.

- Вы хотите сказать, что эти люди… мертвы? - вздрогнул Андреас.

- Это вас не касается.

- Нет, меня это касается! Они покушались на меня! Они едва не убили вашего сына, в конце концов!

- Да. И я не оставляю подобных вещей без ответа. В отличие от вас, Фелнер, - Елена смерила его откровенно презрительным взглядом. - Верх надо мной сумел одержать только мой сын. И то лишь потому, что он мой сын. И я действительно была виновата перед ним. А вы… уезжайте. Это мой вам искренний совет. Продиктованный человечностью, если хотите. Да-да, именно так, Фелнер! Мой сын - это машина, запрограммированная на разрушение и уничтожение. Ни на что другое он просто не способен. Он продолжит уничтожать, и вы будете первой его жертвой. Просто потому, что будете рядом. И он это понимает, поэтому и гонит вас от себя. А… если он вас уничтожит - даже не физически, а морально, духовно, если хотите, то и сам погибнет. Пусть тоже не физически. Так что, если вы действительно любите и хотите его спасти от него же самого, вам остается только одно: уехать и больше не встречаться с ним.

- Я люблю его, - прошептал Андреас.

- Тот, кто любит, тот жертвует, - отрезала Елена. - Я никогда не любила и потому не жертвовала. Предпочитала приносить в жертву других. Впрочем, за это тоже приходится расплачиваться. И очень жестоко. Что я теперь и делаю.

- Хотел бы я обладать вашей твердостью…

- Но вы ею не обладаете. Потому уезжайте.

***

Москва, март 2016 года

Но Андреас не торопился уезжать. Он оставался в Москве, потому что просто не мог заставить себя уехать. Странное произведение, которое он сочинял, продолжало наполняться все новым звучанием. Теперь оно было полно тоски и отчаяния. В нем был человек, стоявший на краю обрыва и все не решающийся сделать последний шаг, чтобы ринуться в бездну. Андреас знал, что это его странное сочинение никогда не будет исполнено на концертной площадке. Времена, когда композиторам заказывали симфонии и прочие крупные произведения, давно миновали. Тем более молодым композиторам. Но Андреас, хоть Елена насмехалась над его чувствительностью и слабостью, был вовсе не хрупким, изнеженным цветком, выращенным в оранжерее и гибнущим на ветру и холоде.

Он сумел не рухнуть в бездну отчаяния, потеряв способность выступать с фортепианными концертами. Он думал о том, как жить дальше. Потому что хотел жить. И, несмотря ни на что, надеялся на лучшее. Ему снова очень помог Кренц, с которым Андреас поддерживал связь по скайпу. Без обиняков Кренц заявил, что именно сочинительство для Андреаса является возможностью реализовать себя в мире музыки. И, не слушая никаких возражений, Кренц немедленно приступил к выполнению своей новой задачи. Он задействовал все свои связи, а они у него были весьма обширными. Именно при его содействии Андреас получил три заказа: довольно скромных, но тем не менее. Музыка для детского спектакля в небольшом лейпцигском театре, саундтрек для третьеразрядного австрийского сериала и небольшую симфоническую поэму для одного из венских оркестров. Последний заказ был знаком солидарности венской музыкальной общественности с молодым, талантливым пианистом, чья блистательная карьера так жестоко оборвалась. И Андреас понимал, что это не только поддержка коллег по цеху, но и шанс заявить о себе как о композиторе.

Нет, он не питал иллюзий относительно своих композиторских талантов, считал их в самом лучшем случае средними, но его подстегивало осознание того, что иного пути в мире музыки у него нет. Точнее, они были, но сочинительство было ближе всего Андреасу после игры на фортепиано. И он твердо был намерен не упустить этот шанс.

Музыку для детского спектакля он написал не то чтобы легко, но, к своему удивлению, без особых усилий. Хотя прежде ему не доводилось заниматься ничем подобным. Что касается саундтрека для телесериала и симфонической поэмы, то и в том и в другом случае он использовал свое странное сочинение. Брал оттуда фрагменты и адаптировал их к требуемой форме, сохраняя основу. Ему не хотелось, чтобы музыка, в которую он вложил столько сил, любви и боли, так и осталась бы мертвыми, никогда не звучавшими нотами. И эта работа не давала ему рухнуть в бездну тоски и одиночества.

Наконец, из больницы вышел Матиас. Его привезли в тот самый дом на западе Москвы, где остановились Елена и Андреас. Только Елены там уже не было. Она уехала буквально накануне выхода сына из больницы, но не сочла нужным сообщить Андреасу, куда именно направляется.

- Мой сын сам поймет, где я. Там, где он хотел бы меня увидеть, - заявила она. - А вы, Фелнер, прощайте. Не думаю, что мы с вами увидимся. По крайней мере, в обозримом будущем. Но не думаю, что вы будете слишком страдать из-за моего отсутствия.

- Как и вы от моего.

- Ну, почему же, вы мне очень даже симпатичны, - хмыкнула Елена. - Мои дети выросли либо мерзавцами, либо придурками. Хотя младший, Стив, все-таки подает кое-какие надежды. Но жаль, что у меня нет сына вроде вас.

- Не уверен, что выжил бы с такой матерью, - пробормотал Андреас.

- Пожалуй, вы правы. Считайте, что вам крупно повезло.

На этом они расстались. Андреас так и не смог точно сформулировать для себя собственного отношения к матери Антона. Эта женщина вызывала в нем ужас, ненависть, порой отвращение, но в то же время невольное восхищение своим умением принимать любые обстоятельства, не впадая при этом в отчаяние. Как ни странно, пример Елены помогал Андреасу в те минуты, когда на него наваливалась тяжелая депрессия при мысли о том, что его карьера пианиста оборвалась. Хотя это и случилось по прямой вине Елены.

А встреча с Матиасом была странной. Его привезли из больницы под вечер. Он выглядел бледным и осунувшимся, но уже ходил. Взгляд был задумчивым отстраненным. Когда Андреас вышел в небольшой холл на первом этаже встретить его, Матиас посмотрел на него с каким-то недоумением. Как будто спрашивал: что он здесь делает, хотя прекрасно знал, что Андреас ждал его.

Они не сказали друг другу ни слова. Просто молча пожали друг другу руки, и Андреас повел Матиаса наверх, в небольшую гостиную. Он хотел было поддержать Матиаса, полагая, что после ранения тот слишком слаб и ему трудно подниматься по лестнице, но Матиас мягко и в то же время решительно отстранил его. Матиас впервые был в этом доме, обставленном с кричащей роскошью, которую в 90-х годах так любили “новые русские”. По его бледным губам пробежала презрительная усмешка.

- Словно в детство попал, - пробормотал он.

- Хочешь поесть? - спросил Андреас.

- Нет, спасибо. Нет аппетита.

Они уселись на огромный диван, обтянутый белой кожей, не глядя друг на друга. Чем-то они напоминали провинившихся детей, сидящих рядом и ожидающих прихода взрослых, которые должны устроить им взбучку.

- Не переживай, я уеду завтра утром, - проговорил Андреас. - У меня билет на утренний рейс в Вену.

Матиас молчал.

- Надо переговорить с Кренцем. С заказчиками. Ты же знаешь, я получил заказы на музыку. Надо жить дальше, - Андреас говорил эти слова равнодушно, как автомат.

- Да, жить без иллюзий, - в голосе Матиаса звучал сарказм.

- Кажется, ты сам говорил мне это.

- Ты тоже.

- И ты хочешь, чтобы я уехал, - произнес Андреас утвердительно, а не вопросительно.

- Нет, - тихо ответил Матиас. - Совсем нет. Ты - самая сильная иллюзия, Андреас. Иллюзия, с которой я не хочу расставаться. Ты - иллюзия, в которой я хочу жить. И умереть. Но это несбыточная мечта.

- Почему несбыточная? Мы могли бы…

- Нет. Не могли бы. Ты любишь Антона Вальковского и с трудом терпишь Матиаса Кронберга. Но ни того, ни другого больше нет. Нет. Вместо них пока что пустота. Пустота и мрак.

- Не говори так, - покачал головой Андреас. - Нет никакой пустоты и мрака. Есть ты.

- А кто я? - с горькой улыбкой вопросил Матиас. - Кто? Я исполнил свою мечту и оказался на пороге пустоты. Знаешь, я никогда не был верующим. А если Бог есть, то мне место в аду. Но Библию я читал. Меня всегда интересовали слова о том, что “должно совлечься ветхому человеку и родиться новому”. Так вот, и Антон Вальковский, и Матиас Кронберг были двумя обличьями одного и того же ветхого человека. Родится ли вместо них новый? И если родится, то каким будет? Я не знаю. Не знаю, Андреас. Пока что я вижу пустоту. И мрак. Я много думал, пока лежал в больнице. Я не могу дать тебе свою любовь. Потому что пуст. Нищ и наг. И я не могу принять твою любовь, потому что не могу ее вместить.

- Ты говоришь сплошными новозаветными цитатами, - улыбнулся Андреас.

- Возможно. Я читал… Засело где-то в подкорке. Но я просто хочу, чтобы ты меня понял.

- Я тебя понимаю. Я уеду, - отстраненно произнес Андреас, не глядя на Матиаса.

Тот взглянул на него с тоской, как будто ожидал услышать что-то другое.

- Странно, - проговорил Матиас. - Мы оба то гнались за призраками, то пытались прогнать их. И к чему мы оба пришли? К пустоте. Неужели кроме призраков нет ничего?

Андреас молчал.

- Знаешь, я страшно не хочу тебя терять, - сказал Матиас. - Страшно не хочу. Но… мы сейчас не можем быть вместе. Потому что нельзя вот так просто сказать: всё, забыли обо всем что было, теперь живем вместе долго и счастливо и умираем в один день. У нас есть прошлое и есть пустота. Она нас поглотит, нам нечего ей противопоставить. Мы уничтожим друг друга в этой пустоте. Ты понимаешь?

Андреас по-прежнему молчал.

- Я спрашивал себя: если мы будем вдали друг от друга, то не значит ли, что мы продолжим любить всего лишь призраков, собственные фантазии? И самый страшный ответ: да, скорее всего так и будет. Но у нас нет ничего другого. Мы оба боимся друг друга. Боимся тех, кто мы есть на самом деле. Мы оба призраки. Призраки собственного прошлого. Без настоящего. И, возможно, без будущего.

Андреас повернулся к Матиасу и осторожно прикрыл ему рот ладонью. Они смотрели друг другу в глаза, словно пытаясь в них что-то прочитать. И ничего не находя. Кроме пустоты.

- Прости, - пробормотал было Матиас, но Андреас впился ему в губы.

Матиас ответил на поцелуй с жадностью и каким-то отчаянием. Он придвинулся к Андреасу и обнял его. Обнял с силой, которую невозможно было заподозрить в человеке, потерявшем много крови и только-только вставшем с больничной койки. Нет, Андреас понимал, что Матиас физически слаб, и он не планировал ничего такого. Просто его вдруг неудержимо потянуло поцеловать человека, которого любил, которого считал навсегда утраченным и которого действительно должен был утратить, скорее всего, навсегда. Поцеловать человека, который, и впрямь, был всего лишь его иллюзией, фантазией, призраком, но все же состоял из плоти и крови, и этот зов жаркой плоти и горячей крови был сейчас неудержимым, сопротивляться ему было невозможно, да Андреас и не хотел этого делать. Он чувствовал, что сидевший рядом с ним человек - такой знакомый, и такой неизвестный, многоликий - тоже тянется к нему, сгорает от желания, буквально плавится… Грудь Матиаса наполнилась стоном, Андреас почувствовал, как содрогается тело, истосковавшееся по ласке. И все же усилием воли заставил себя отстраниться.

- Нет… нет. Тебе нельзя, - прошептал он.

- Можно, - услышал он шепот в ответ, а в серо-голубых глазах заплясали огоньки такой знакомой ему страсти Матиаса Кронберга. - Мне можно. Даже нужно.

- Ты слишком слаб…

- Я устал быть сильным, - шепот Матиаса стал жарким. - Хочу быть слабым. Очень слабым. Будь сильнее меня, Андреас. Пожалуйста… Ты же можешь.

Андреас невольно улыбнулся. Он часто думал о том, что выглядит гораздо более хрупким, чем атлетический Матиас Кронберг. И, наверняка, все, кто знал об их отношениях, были уверены, что именно Кронберг в постели является активом, а Фелнер пассивом. Хотя все было с точностью до наоборот. Андреаса заводило сознание того, что он овладевает парнем, который сильнее и крупнее его. Его упругим, загорелым, ухоженным телом. Андреаса сводила с ума мысль о том, что все это принадлежит ему, что он становится полновластным хозяином сильного красавца. И еще - осознание того, что ему подчиняется человек, который гораздо сильнее его не только физически, но и психологически. Матиас Кронберг, легко манипулировавший людьми, заставлявший их подчиняться своей воле, добровольно отдавался деликатному, утонченному, вечно рефлексировавшему Андреасу Фелнеру. В этом смысле они как будто дополняли друг друга. И в этом, возможно, была одна из тайн их взаимного притяжения. Но это притяжение было полно темной, низменной страсти, оно было разрушительным для обоих. Эта темная страсть рано или поздно должна была догореть, оставить их в гнетущей пустоте - остывших, равнодушных друг к другу и ко всему. Возможно, сейчас была последняя вспышка этой страсти. Возможно… Ни один из них не знал, да и не мог знать этого. Их тела сплелись в отчаянном танце на краю пустоты, которая готова была поглотить их обоих. Глаза Матиаса, обычно такие холодные, почти ледяные, сейчас пылали. Он чуть отстранился от Андреаса и торопливо принялся скидывать с себя одежду - с характерным для него бесстыдством и наглостью. Андреас смотрел на него с восторгом, его левая рука теребила пуговицы рубашки, но Матиас, проведя языком по розовым губам, покачал головой и сам принялся раздевать Андреаса - действуя осторожно и бережно, чтобы не задеть больную кисть. Эта забота, показавшаяся такой трогательной, еще больше вскружила голову Андреасу. Он потянулся к Матиасу, но тот осторожно и нежно взял его за раненную руку, как бы поддерживая ее. Матиас улегся на спину, демонстрируя Андреасу свое тело. На груди, животе и на плече у него были повязки. Внизу живота чуть белел старый шрам.

- Мы с тобой два инвалида, - из груди Матиаса вырвался смех.

Андреас тоже рассмеялся. Не потому что ему было так уж смешно, просто смех Матиаса звучал неожиданно жизнерадостно и очень заразительно. Он жадно разглядывал Матиаса. Тот немного похудел, и тело его посветлело без регулярного обновления искусственного загара, но Матиас, по мнению Андреаса, выглядел по-прежнему потрясающе. И даже бинты на животе, груди и плече странным образом добавляли ему сексуальности, рождая сочетание красоты, силы, молодости и одновременно трогательной слабости и нежности, которую так хотелось защищать и оберегать. Андреас замер в нерешительности. Он боялся, что нанесет вред Матиасу. Тот поймал его взгляд и улыбнулся в своей манере: нагло, вызывающе и в то же время ободряюще.

- Не бойся, - проговорил Матиас. - Моя задница ничуть не пострадала при покушении. Она вполне работоспособна и ужасно голодна.

В подтверждение своих слов он раздвинул сильные, крепкие ноги с гладкой кожей, словно приглашая Андреаса не медлить. Но Андреас опустился и попытался взять в рот стоявший дыбом член Матиаса – красивый, крепкий, уже истекающий смазкой. Опираться всего на одну руку было очень неудобно, Матиас мгновенно оценил ситуацию и сел на диване, а Андреас опустился перед ним на колени.

- Вот так, да, - прошептал Матиас. - Давай же, давай.

Вообще, Андреас не слишком любил делать минет. Он не умел глубоко заглатывать, вечно давился, кашлял… Но член Матиаса был исключением: удивительно ровный, пропорциональный и… аппетитный. Обычно Матиас тщательно эпилировал и яйца и лобок, и анус. Да и все тело. Но за время пребывания на больничной койке его лобок успел покрыться пушком, который, на взгляд Андреаса, только придавал сексуальности интимной части тела Матиаса. Он принялся нежно целовать член, нежно проходил по нему языком, играл с головкой, вызывая у партнера стоны, сладкую дрожь, а затем, наконец, взял в рот, забирая все глубже и глубже. Матиас расслабился и только постанывал, закрыв глаза, его руки нежно гладили плечи Андреаса, а тот продолжал работать языком и губами, и это ему самому доставляло неожиданное удовольствие. Солоноватый вкус члена казался восхитительным, в этом члене как будто пульсировала жизнь, готовая взорваться ослепительными брызгами. Сильные пальцы Матиаса с тщательно опиленными ногтями впились в плечи Андреаса, но и эта боль доставляла ему наслаждение, как будто крепче привязывала к любовнику, исходившему желанием. Грудь Матиаса взымалась, упругий живот то напрягался, то расслаблялся, по телу пробегали судороги.

- Стой! Стой! - простонал Матиас. - Не надо! Я… я… уже…

Но Андреас понимал, что не может выполнить просьбу. Он не хотел выпускать член изо рта, он хотел ласкать его и дальше, пока любовник не изольется ему в рот. И вот Матиас хрипло вскрикнул, судорожно вцепившись в предплечья Андреаса, и в горло тому ударила теплая, терпкая солоноватая струя, которую Андреас с жадностью принялся заглатывать. Он уткнулся в теплый пах, продолжая медленно ласкать языком член.

- Как хорошо, - простонал Матиас. И что-то добавил по-русски.

Андреас ласкал стройные, гладкие бедра любовника, осторожно и легко массировал живот, чтобы не задеть повязку. Взгляд Матиаса, томный и как будто затуманенный, снова прояснялся, в нем опять загорался огонь желания.

- Хочу, чтобы ты взял меня, - прошептал он, чуть ли не с мольбой глядя на Андреаса. - Прямо сейчас. Прямо сейчас!

Этот взгляд магнитом притягивал Андреаса. Матиас между тем приступил к решительным действиям: встал на четвереньки, выпятил большие, круглые ягодицы, от одного вида которых у Андреаса перехватило дыхание. Антон все больше выгибал спину с красиво прорисованными мускулами и позвонками, и все шире раздвигал полушария, открывая розовое отверстие, которое буквально просило, чтобы в него вошли.

- Справа, - донеслось до ошалевшего Андреаса, словно издалека, и он даже не сразу понял, что это говорит Матиас.- Справа, на тумбочке.

Андреас протянул руку, взял тюбик с лубрикантом, выдавил прохладную массу себе на пальцы и принялся осторожно вводить указательный палец в пульсирующее отверстие, казавшееся очень узким и тесным. Да, действительно, секса у Матиаса не было уже давно, и это чувствовалось. По телу Матиаса пробежала дрожь. Сначала он инстинктивно свел ягодицы, но затем снова раздвинул их и призывно застонал.

- Да, да, давай, Андреас, давай же! - простонал он.

Андреас ввел два пальца в жаркий и тугой проход, который, впрочем, с каждым мгновением становился как будто все мягче. Матиас стонал, по его телу пробегали судороги, он сам насаживался на пальцы все глубже и резче, а его стон переходил в утробное рычание, спина выгибалась все сильнее. Он походил на хищника, готового к прыжку: молодого, сильного, грациозного и смертельно опасного. Андреас невольно любовался им. Матиас был тем, кого хотелось подчинять, приручать, кем хотелось обладать, обладать всем - до последней клетки сильного молодого тела. Не в силах сдерживаться, Андреас схватил Матиаса за волосы, заставив того откинуть голову и прижался пахом к его ягодицам.

- Давай, входи! Возьми меня! - рычал молодой хищник.

Эта животная страсть, пусть низменная и похотливая, буквально накрыла Андреаса теплой и мощной волной, которой он был не в силах противостоять и которая теперь утягивала его в океан, полный наслаждения и гибели. Андреас, казалось, забыл обо всем. Он не вспоминал о том, что было в прошлом, он забыл о том, что есть будущее. Для него существовало только настоящее. Только этот молодой, рычащий, исходящий желанием хищник, требующий, чтобы его взяли, чтобы им овладели. Хищник, жаждущий его, Андреаса.

Андреас принялся входить в манящее розовое отверстие, которое, казалось, трепетало от вожделения. Он чувствовал горячую тесноту внутри. Мышцы сжимались и разжимались, отчего Андреас чувствовал, как по его телу как будто пробегают электрические импульсы. Требовательное рычание его партнера снова незаметно превратилось в стоны, полные и боли и наслаждения. Когда Андреас задвигался в своем партнере, тот принялся подмахивать, одновременно выгибая спину, словно вставая на дыбы, и Андреасу казалось, что он наездник, которому предстоит усмирить и объездить сильного, дикого мустанга, пытающегося сбросить всадника. Это усиливало в нем жажду обладания, жажду укрощения, ощущение собственной силы и власти. Он все сильнее и глубже вбивался в Матиаса, а у того сладострастные стоны перемежались с утробным рычанием и пронзительными криками, когда Андреас задевал у него внутри чувствительную точку. Их обоих буквально трясло. Поскольку правая рука Андреаса была забинтована, тот действовал зубами, кусая крепкие плечи Матиаса, и тому это явно нравилось. Массивный диван ходил ходуном и отчаянно скрипел, и Андреас уже опасался, что диван не выдержит и просто развалится.

Андреас, наконец, с рычанием разрядился и упал на Матиаса, уткнувшись губами ему в шею.

- Я побуду в тебе еще немного, - прошептал Андреас. - В тебе так хорошо…

- Ммм, - промурлыкал Матиас.

Им действительно было хорошо. Очень хорошо. Они были словно в коконе тепла, а вокруг них была холодная пустота, в которую каждому из них предстояло уйти в одиночестве.

***

Торфянск, март 2016 года

Навороченный черный джип лихо пронесся по улице с покосившимися деревянными домишками на окраине Торфянска. Была середина марта, и если в Москве снега уже не было, то здесь, в нескольких сотнях километров к востоку от столицы, среди густых лесов и болот, снег был повсюду, и по обе стороны улицы громоздились гигантские сугробы. И жизнь, казалось, была погребена под этими сугробами, если она вообще здесь была.

Джип резко затормозил у ветхого домишки, окруженного покосившимся забором с зияющими дырами. Дверца распахнулась, из машины выскочил Матиас Кронберг, одетый неформально, но весьма дорого и элегантно, словно он собрался на променад по центру Москвы, а не прибыл на окраину заваленного снегом провинциального райцентра. Дорогие ботинки, клетчатые брюки, элегантное приталенное пальто, затянутые в тонкие кожаные перчатки руки, небрежный повязанный шарф, запах дорогого парфюма, тщательно уложенные волосы… И, само собой, наглая, самоуверенная улыбка на гладковыбритом лице. Матиас с презрением осмотрелся вокруг, брезгливо глянул на протоптанную в снегу узкую тропинку, ведущую к дому, и двинулся по ней. Открыл незапертую калитку, толкнув ее одним пальцем, чтобы не запачкать перчатки.

Двор был весь в сугробах, из которых кое-где торчали засохшие, черные прошлогодние стебли. На всем была печать заброшенности и упадка. Здесь явно долгие годы никто не жил. Вместо улыбки на лице молодого человека появилось мрачное выражение. Точнее, лицо снова превратилось в застывшую, красивую маску. Он медленно подошел к дому, поднялся по скрипящим, полусгнившим ступеням на крыльцо и толкнул дверь. В лицо ему пахнуло тяжелой сыростью. В доме было темно, мебель была старой, рассохшейся, разломанной, кое-где висело линялое тряпье. Топилась печь. За столом сидела женщина.

Он не сразу узнал свою мать. Ничего общего с холеной, надменной Элен Бреннан у этой женщины не было. На Матиаса смотрела обычная баба в невзрачном платье и душегрейке, с косынкой на голове. Взгляд был тяжелым и усталым. Лицо – осунувшимся, постаревшим.

Молодой человек молча смотрел на эту женщину. Его лицо ничего не выражало.

Елена тоже молчала, подперев голову руками и глядя на сына.

- Ну, и к чему этот перфоманс? - насмешливо подняв бровь, поинтересовался Матиас. - Ты ведь специально для меня все это устроила?

- Да, сынок, для тебя, - спокойно ответила Елена.

- И ты думаешь, мне это нужно?

- Извини, использовала то, что было под рукой. На свое представление ты потратил гораздо больше. Миллионы долларов, так ведь? На подкупы, добычу информации и все прочее. И, в конце концов, ты получил, что хотел. Правда?

Матиас молчал.

- Ты хотел лишить меня всего: положения, семьи, денег. Ты этого добился. Ты хотел, чтобы я вернулась ту жопу, из которой с таким трудом вылезла. Вот, я снова в этой жопе, можешь полюбоваться. Да, блядью на трассе я не стала. Ну, тут уж извини, возраст. В такой профессии на пенсию рано выходят, как в балете. Ах, да, ведь ты хотел снова засунуть меня в магазин, где я работала. Здесь, у рынка. Но тут ничего не получится, извини. Тот магазин давно снесли. Я сама позавчера ходила, проверяла. Выстроили какой-то торговый центр. Хочешь, я туда устроюсь?

Елена замолчала, пристально глядя на сына. Тот тоже молчал, лицо оставалось неподвижным, но затянутые в перчатки руки сжались в кулаки.

- Ты отомстил, - произнесла Елена. - Торжествуй. У меня больше нет власти. Деньги… да, еще есть и немалые. Но это, конечно, ничто по сравнению с тем, что было. У меня больше нет семьи. Муж превратился в идиота-паралитика, впрочем, о нем я не жалею. Ему никогда не было дела до меня, какого хрена мне должно быть дело до него? Вот только о своих детях скучаю… Ну, что ж, они уже большие. Сами справятся. В конце концов, я была им плохой матерью.

- Им? - глаза Матиаса сузились.

- Тебе тоже. Это само собой разумеется, - голос Елены звучал равнодушно и устало.

- “Само собой разумеется”, - повторил Матиас. - Вот в этом ты вся!

- Да. Я такая. Какая есть. И другой не стану.

- Вот уж удивила! - Матиас криво усмехнулся.

- Понимаю, - ответная улыбка Елены была такой же кривой. - Я тебе испортила триумф. Ты ведь мечтал меня увидеть рыдающей, униженной, раздавленной. Как в сказке: старухой у разбитого корыта. Но извини, сынок, не умею я плакать и рыдать. Да, за двадцать с лишним лет я привыкла жить в роскоши, питаться деликатесами, отдавать приказы. Но, знаешь, для меня ничего не стоит картошку почистить, щи сварить. Я, кстати, сварила. Хочешь? Проголодался, небось, с дороги…

- Спасибо, с тобой я и срать рядом не сяду, мамочка, - сквозь зубы бросил Матиас.

- А нервы у тебя не такие крепкие, как у меня, - заметила Елена. - Ну да, тебе досадно. Учись не показывать свою досаду, сыночка. Никто не должен видеть твоей слабости. Особенно твои враги. У тебя их много. А будет еще больше. Ты такой же, как я.

- В точку попала, - тихо произнес Матиас. - Вот за это я тебя больше всего и ненавижу. Даже не за то, что ты меня бросила как кукушка, а вот за это: я такой же, как ты. Такой же. И другим не стану.

- Я уже говорила твоему Фелнеру: меня прозвали Медузой-Горгоной, а ты - мое отражение. Гляжу на тебя и каменею. Но в этом твоя главная проблема. Ты сумел стать только отражением. Понимаешь? А отражать больше нечего. Ты меня уничтожил. И тем самым уничтожил себя. А теперь что будешь делать?

Елена пронзительным взглядом смотрела на сына. Тот молчал, сжимая кулаки и с ненавистью глядя на мать.

- Я не прошу прощения за то, что бросила тебя, - произнесла она. – Ты все равно не поверишь, и будешь прав. Ты прекрасно выжил и без меня. Ты сильный. Я чувствую себя виноватой разве что в том, что вообще родила тебя.

- Ой, я тебя умоляю. Да не чувствуешь ты себя ни в чем виноватой, - поморщился Матиас.

- Чувствую. Не поверишь, но чувствую. Да, ты был нужен мне лишь для того, чтобы окрутить твоего папашку. И вырваться вот из этой дыры.

- А еще два сына нужны были тебе, чтобы урвать кусок от пирога Бреннанов.

- Угу. Но ты удивишься, материнские чувства во мне все-таки были. И есть. И к ним, и к тебе.

- Особенно ко мне, - ядовито заметил Матиас. - Я это всегда чувствовал.

- Я…

- Ты лучше вот что скажи. Только честно. Это ведь ты отца убила? Ты приказала взорвать его машину? - серо-стальные глаза молодого человека смотрели прямо на Елену.

Та на какую-то долю мгновения как будто растерялась, не ожидая такого вопроса в лоб, но тут же овладела собой.

- Нет, - отрицательно покачала она головой. - Нет.

- Врешь, - спокойно произнес Матиас. - Я же вижу, что врешь.

- Нет. Но я знала, что его хотят грохнуть. Знала кто и как. У меня были свои инсайдеры. Я лично ничего не готовила. Подумывала об этом. Я его окончательно возненавидела за то, что… он тебя не уберег. Я ведь была уверена, что ты погиб. Тут Вовка, конечно, хорошо меня вокруг пальца обвел… Да, я желала ему смерти. Но ничего не предпринимала. А потом мне люди из Москвы сообщили, что на него готовится покушение. Его ведь могли арестовать со дня на день, а он очень многих мог за собой на дно потянуть. Покушение организовали люди Макунина. Помнишь, был такой?

- А, еще бы. Деловой партнер отца, - брезгливо скривился от него Матиас. - Старый педофил. Жирное брюхо, сам как жаба, меня все норовил лапать. Отец велел мне подальше от него держаться, да я и сам от него шарахался как от чумы. Но его, помнится, через месяц после смерти отца арестовали. И он очень быстро в СИЗО умер. Вроде как от сердечного приступа.

- Мне было плевать, кто Вовку прикончит, - равнодушно пожала плечами Елена. - Макунин, Иванов, Петров, Сидоров… Я просто не вмешивалась.

- А если бы его другие не убили, то ты сделала бы это сама?

- Да, - без раздумий сказала Елена. - Кстати, ты в курсе, что он то же планировал меня убить?

- Нет. Но я не удивлен, - невозмутимо отвечал Матиас.

- Он собирался заплатить, чтобы мой вертолет сбили во время одной из моих поездок в Африку. Но люди Скелтона узнали об этом. Я тогда передала твоему папаше, что если я погибну, то он переживет меня не более чем на сутки. Это была не пустая угроза, он знал это и дал отбой. Кстати. Хотела спросить. А ты-то сам его любил? Отца?

- Какое твое дело! - угрюмо бросил Матиас.

- Я так и знала. Не любил. Не за то, что он с тобой делал. Просто такие как мы, не могут любить, - с каким-то садистским удовлетворением произнесла Елена.

- Заткнись! - вдруг заорал Матиас. - Заладила “такие как мы”, “такие как мы”! Нет! Не такие как мы! А такие как вы! И ты, и мой отец! Вы - да, всегда любили только себя любимых! А может, даже и себя не любили, потому что знали, какие вы твари! А я… я… я не хотел быть таким!

- Ты еще расплачься, - презрительно заметила Елена.

- Я… я другой, - проговорил Матиас.

- Да что ты говоришь?

- Я умею любить.

- Это кого же? Фелнера? Да. Ты его любишь. Как крокодил свою жертву. Ты же его сожрешь, сыночек. Я, кстати, Фелнеру это прямо сказала. Если я искалечила ему руку, то ты искалечишь ему душу и сердце. А у него есть душа и сердце. В отличие от нас с тобой, сыночек. Ладно-ладно, у тебя тоже есть душа и сердце. Но если и впрямь так, то ты пожалеешь своего любимого Андреаса. Расстанешься с ним.

- Это я решу сам.

- Ты уже решил. Я же вижу.

- Иногда я жалею, что не могу тебя просто прикончить.

- Не можешь? - удивленно подняла брови Елена. - Да ладно тебе! Можешь, и еще как. Ты ведь не убиваешь меня только потому, что хочешь сделать мою жизнь хуже смерти. Как там, в Апокалипсисе-то, говорилось?… Моя бабка, Царствие ей небесное, любила повторять. И люди сами будут искать смерти, но смерть убежит от них… Кажется, так.

Матиас закрыл глаза, словно что-то представив себе. Или собираясь с мыслями. Елена смотрела в мутное окно, за которым не было видно ничего кроме унылого покосившегося забора, да снежных сугробов.

- Знаешь, - проговорил Матиас после долгой паузы, - я все эти годы жил мечтой о том, как я разрушу все твое благополучие, великолепие. Никогда не хотел я тебя убивать. Да и сейчас не хочу. А вот сейчас мне хочется убить. Только не тебя, а себя. Потому что…

- Потому что ты осуществил свою мечту и не знаешь, зачем жить дальше, - Елена по-прежнему смотрела в окно. - Ты тоже оказался у разбитого корыта, как и я. Только вот я не собираюсь себя убивать. И тебе тоже не советую накладывать на себя руки. Моя бабка покойная говорила: “Не можешь жить как хочешь, так живи как можешь”. Вот и ты, сынок, живи как можешь.

Мать и сын некоторое время смотрели друг на друга молча. И тот и другой иначе представляли себе эту встречу. Они многое могли сказать друг другу. Но сейчас обоим было ясно: слова не нужны. Каждый из них знал всё, что мог сказать ему другой.

Матиас повернулся и молча вышел из дома, не попрощавшись. Елена смотрела ему вслед пустым взглядом. Она слышала, как завелся мотор, а затем затих. Сын уехал.

Лицо Елены было абсолютно спокойным. Она подошла к плите, на которой булькала старая кастрюлька, и стала помешивать в ней ложкой, как будто всю жизнь провела у этой плиты.

========== ГЛАВА 30. ЗА ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТОЙ ==========

ГЛАВА 30. ЗА ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТОЙ

Париж, октябрь 2017 года

Прошло полтора года. Осенним дождливым вечером Андреас брел по ярко освещенным Елисейским полям. Он всегда был уверен, что Париж прекрасен в любую погоду, этот город неизменно очаровывал его, даже опьянял, но в этот раз сверкающие огнями Елисейские поля с их блестящими мостовыми, с проносящимися по ним автомобилями, и толпы прохожих под зонтами на тротуарах его не радовали. На душе было тоскливо и неуютно. И концерт в Плейеле - одном из престижнейших залов Европы, концерт, на котором прозвучала и симфоническая поэма Андреаса Фелнера, посвященная Антону Вальковскому - этот концерт не радовал его.

Эта поэма звучала уже не в первый раз. Премьера состоялась в Сиднее, затем были Нью-Йорк, Лондон, теперь - Париж. Впереди были Вена, Москва. Публика принимала сочинение Андреаса тепло, в прессе были, в основном, положительные отклики, в которых Андреаса именовали талантливым молодым композитором, пережившим драматический крах карьеры пианиста, но нашедшим себя на новом поприще. Нет, поэму никто не называл гениальным произведением, а Андреаса новым Моцартом или кем-то в этом роде. Да и удел композиторов, продолжающих классические традиции в 21-м веке - это совсем небольшой сегмент ценителей. К тому же были и негативные отклики, даже была парочка разгромных публикаций. Андреас, впрочем, не слишком переживал по этому поводу. Его угнетало другое.

Он лично присутствовал на каждом концерте, где исполнялась его поэма. И каждый раз надеялся, что после концерта (или в антракте) к нему подойдет тот, кому была посвящена поэма. Антон Вальковский. Матиас Кронберг. На каждом концерте Андреаса окружало немало людей, которые говорили ему приятные слова, высоко оценивали его творчество. Но он охотно отдал бы все эти похвалы за один взгляд: пусть скептический, насмешливый и даже презрительный взгляд - один из тех, которыми любил так щедро разбрасываться Матиас Кронберг.

Но Матиас не появлялся. После отъезда Андреаса из Москвы они ни разу не контактировали. Не виделись. Не созванивались. Не писали друг другу, даже коротенькой строчки в мессенджере. Ничего. Они не простились навсегда, но и не обещали друг другу снова встретиться. Иногда Андреас сам задавал себе вопрос: а нужно ли было расставаться? И почему? И ответ был горьким и простым: Андреас так и не смог принять человека, которого узнал слишком хорошо. И он понимал, что Матиас щадил его, поэтому и отпустил. Да, Андреас сознавался в своем малодушии. Он столько раз говорил, что не может жить иллюзиями, что хочет знать правду. Но на самом деле отчаянно боялся узнать эту правду: узнать, кого же все-таки полюбил, и потому отчаянно прятался в своих иллюзиях, в которых перемешались образы юного романтичного Антона Вальковского и циничного, безжалостного, лживого Матиаса Кронберга.

Эти иллюзии царили и в его поэме. Совершенно разные по тональности, темпу, непохожие друг на друга, на самом деле описывали одного человека, точнее, тот его образ, который сложился в сознании Андреаса. И потому он назвал свое произведение “Поэма иллюзий” с посвящением Антону.

Конечно, в нее не вошел весь материал, который накопился у Андреаса под влиянием образа Антона/Матиаса. Часть вошла в саундтрек к сериалу, который уже начал транслироваться по кабельным каналам в Австрии и Германии. Кстати, сериал имел неплохие рейтинги, причем многие критики отмечали, что режиссура и игра актеров посредственная (как и в большинстве сериалов), зато саундтрек весьма оригинален и даже является новым словом в подобного рода музыке. Песня, прозвучавшая в четвертой серии мыльной оперы, с примитивным текстом и в посредственном исполнении малоизвестной певички неожиданно стала набирать популярность, а ее англоязычный вариант, срочно записанный по требованию продюсеров и сериала, и певички, да и бессменного директора Андреаса - Эгона Кренца, попал в европейские хит-парады, хотя и не занимал самых высших строчек, но уверенно держался в десятке. Мелодия песни - задумчивая, прозрачно-горькая - тоже была навеяна образом Антона. Она была в том самом странном произведении - без начала и конца - которое превратилось частично в симфоническую поэму, частично в саундтрек, а теперь даже в некий хит. И музыка к детскому спектаклю, написанная Андреасом, тоже брала свои истоки все там же.

Известность Андреаса как композитора стремительно выросла. Разумеется, в узких кругах музыки и шоу-бизнеса, ибо удел творцов мелодий в современной музыке - оставаться в тени, тогда как лучи славы падают на исполнителей. Тем не менее, на Андреаса обрушился, конечно, не шквал заказов, но их появилось совсем немало, что позволяло ему не беспокоиться о своем финансовом положении. Конечно, Андреас понимал, что обязан этим не столько своему таланту (который сам он считал довольно посредственным), сколько усилиям неутомимого Кренца. Андреас был благодарен Эгону за то, что тот не оставил его в самый тяжелый момент, когда он превратился из известного пианиста в бесполезного калеку, сумел поддержать и теперь усиленно продвигал своего подопечного на новом поприще.

В принципе, все у Андреаса складывалось неплохо. За исключением самого главного. Матиаса не было. Чем дальше, тем больше Андреас понимал, что не может жить без Матиаса, кем бы тот ни был, пусть даже самым последним мерзавцем, чудовищем, людоедом, кем угодно, лишь бы он был рядом! Андреас клял себя за то, что предпочел любви, пусть даже и гибельной, унылую пустоту, которая теперь высасывала из него силы, душу, превращала сердце в обуглившуюся головешку.

Говорят, что несчастная любовь, да и вообще страдания, у творческих личностей становятся источником вдохновения. И самые гениальные произведения в истории человечества - будь то музыка, литература, живопись или что-то еще - созданы людьми под влиянием тяжелого жизненного кризиса или трагических событий. Но Андреас с горькой усмешкой думал о том, что к нему это правило точно неприменимо. Пустота все больше проникала в его душу и сердце. Не было тоски, не было боли, из которой могло родиться что-то новое. Была лишь холодная пустота и сгустившийся мрак. И интенсивная работа, поездки по миру не могли избавить Андреаса от чувства пустоты и мрака.

Он понимал, что у него началась депрессия, что следует обратиться ко врачу… но не делал этого. У него появилась саморазрушительная мысль о том, что он заслуживает этой пустоты, заслуживает того, чтобы пустота в конце концов убила его. Что скоро ему станет нечем дышать. Да, он работал над заказами, но использовал для них то, что написал ранее. Все, что было вдохновлено все тем же Антоном Вальковским и его ипостасью - Матиасом Кронбергом. Ничего нового у Андреаса не рождалось. Иногда он мучительно пытался что-то сочинить, но из-под пальцев лезли уже написанные им мелодии. Антон Вальковский, он же Матиас Кронберг, стал его наваждением, намертво приковал его к себе и не отпускал. И Андреас понимал, что только Матиас способен освободить его из плена пустоты и мрака. Только Матиас. Но Матиаса не было.

На каждом концерте, где исполнялась “Поэма иллюзий”, Андреас ожидал появления Матиаса. По ночам, ворочаясь в постели, он воображал, как Матиас подойдет к нему. Может быть, его лицо будет бесстрастным, а серо-голубые глаза будут пристально смотреть на Андреаса. А может быть, на его губах будет насмешливая, ироничная улыбка и он скажет что-нибудь едкое. Но в любом случае Андреас возьмет его за руку - крепко-крепко, благо его правая рука уже почти восстановилась - и больше не отпустит. А потом их губы встретятся. Может быть, и не потом. Может быть, и прилюдно. Господи, это же как “поцелуй в супермаркете” из голливудских фильмов, с иронией думал Антон. Он знал, что это - мальчишеские нелепые мечты, но все равно мечтал.

Грезы, грезы - прежде он желал избавиться от них, но теперь это было единственное, что давало ему пусть не саму жизнь, но хотя бы ее подобие. В остальном же была пустота. Ничто не радовало. Ничто не интересовало. Андреас чувствовал себя заведенной машиной и знал, что скоро завод подойдет к концу. Механизм остановится. И тогда… Он не знал, что будет тогда. Скорее всего, ничего не будет. Ничего.

Андреас начал было пить, но быстро прекратил это дело. Алкоголизмом страдал его отец, и Андреасу хватило детских впечатлений. На наркоманов Андреас насмотрелся в богемной среде, так что и этот путь для себя он исключал. Иллюзий у него было в избытке и без наркотиков.

Он надеялся встретить какого-нибудь парня, который смог бы заставить его если не избавить от мыслей о Матиасе, то хотя бы приглушить их… Клаус несколько раз пытался возобновить с ним отношения, но Андреас решительно пресекал его попытки. Не потому что был зол на него. Просто Клаус ассоциировался у него с прошлым, причем с самыми неприятными моментами прошлого. Андреас пытался встречаться с парнями, но ему даже не удавалось завести легкий флирт. Только секс на один-два раза.

Нет, Андреас по-прежнему был привлекателен, а все пережитое даже как будто добавило ему внешнего очарования, романтичности, загадочного флёра грусти, и у него не было проблем с партнерами. Но он был неспособен выстроить даже подобие отношений. В каждом новом парне он искал Матиаса. И, конечно, не находил. И потому каждый новый парень переставал быть ему интересен уже после первого секса. Даже с молодым бельгийцем - профессиональной фотомоделью, обладателем изумительной красоты лица, шикарного, ухоженного тела и продемонстрировавшим виртуозные способности в сексе - даже с ним Андреас выдержал всего две ночи. И не потому что парень был глуп: нет, он был на удивление образован, обаятелен, обладал аристократическими манерами и испытывал искренний интерес к Андреасу. Но вот Андреасу он был совершенно не интересен. Просто потому что он не был Матиасом. И Андреас прервал с ним общение к невероятному огорчению бельгийского красавчика.

Андреасу было неприятно оттого, что секс снова превратился для него лишь в удовлетворение физиологических потребностей. По большому счету, парни были для него чем-то вроде резиновых кукол. Он осознавал, что это неправильно, но ничего не мог с собой сделать. И это ввергало его во все более глубокую депрессию.

И сейчас, бредя по сверкающим огнями Елисейским полям, Андреас словно не видел их. Ему казалось, что он движется сквозь мрак, которому никогда не будет конца и края. Молодому человеку казалось, что даже физические силы оставляют его. Нет, он совсем не устал, но ему хотелось опуститься прямо на мокрый тротуар и больше не двигаться. Пусть все летит к чертям. Он не хочет больше ничего. Ничего вообще. Андреас ссутулился, опустил голову. Черные волосы намокли, но он даже не раскрыл зонт. Так и брел по улице. Словно зомби, ничего не соображая, он свернул в боковую улочку, где располагался его отель. Толкнул стеклянные двери и, не глядя ни на кого, побрел через холл к лифту. В намокшем пальто он выглядел ужасно. Наверное, портье и находившиеся в холле постояльцы полагали, что он либо пьян, либо что-то в этом роде. Но Андреас совсем не думал о том, что о нем могли подумать. Для него уже ничего не существовало. И тут его кто-то окликнул.

- Мистер Фелнер? Добрый вечер.

Андреас поднял голову, даже не потрудившись изобразить улыбку на лице.

- С вами все в порядке, сэр? - рядом стоял хорошо одетый молодой человек, судя по произношению, американец.

- Благодарю, все хорошо, - Андреас пристально смотрел на молодого человека, черты лица которого ему смутно кого-то напоминали.

Незнакомец был хорош собой, но на его лице проступала печать излишеств: похоже, это был то ли алкоголик, то ли наркоман.

- Я – Джастин Бреннан,- проговорил молодой человек. - Мне очень хотелось бы поговорить с вами, мистер Фелнер.

Услышав эту фамилию, Андреас не смог удержаться от гримасы ненависти. Просто не смог.

- Вы… - произнес он, пытаясь овладеть собой. - Вы…

- Я - брат Антона. Или Матиаса, если вам угодно. Единоутробный брат.

Если бы Джас произнес: “Я сын Тома и Элен Бреннан”, то Андреас тут же послал бы его ко всем чертям. Но имена Антона и Матиаса произвели на него магическое действие.

- С Матиасом что-то случилось? - эти слова вырвались у Андреаса сами собой.

- Боюсь, что да.

- Он жив?

- Да… но… Нужна ваша помощь, мистер Фелнер.

***

Атланта – Торфянск, октябрь 2017 года

Стив напряженно смотрел на монитор, на котором было лицо его матери.

- Нет, сынок. Не надо. Не приезжай, - Елена говорила ровным, монотонным голосом.

- Мама, но почему??

- Тебе нечего здесь делать. Он… он пока не хочет никого видеть.

- Как он?

- Выжил.

- Почему он это сделал??

- Потому что оказался слабее, чем я думала, - холодно произнесла Елена. - Послушай меня, сынок. Никогда не делай ничего подобного. Как бы плохо тебе ни было. Никогда. Слышишь меня?

- Джас полетел в Париж, - как будто не обратив внимания на ее слова, произнес Стив. - Он там хочет найти Фелнера. Мы пытались ему дозвониться, но его телефон постоянно отключен.

- Зачем вам Фелнер? Хотите, чтобы он прилетел сюда?

- Да.

Елена пожала плечами.

- Стив, расскажи лучше, как твои дела.

- Мои дела? - холодно повторил Стив. - Я в порядке. Учусь. Что еще ты хочешь узнать?

- Как Джас?

- Ты с ним постоянно общаешься по скайпу.

- Ты не находишь, что он стал каким-то нервным?

- Мама, мы все, знаешь ли, стали нервными. Были причины, - Стив не скрывал раздражения.

- Знаю. Но Джас меня беспокоит. Он явно слишком много пьет. И не только.

- А наш отец? - с вызовом спросил Стив. - Он, кстати, до сих пор является твоим мужем. Как я понимаю, он у тебя беспокойства не вызывает?

В глазах Елены мелькнуло что-то, отдаленно похожее на грусть.

- Не буду врать, сынок. Нет, - вздохнула она. - По правде говоря, я сама себя спрашиваю: как же так, я прожила с этим человеком больше 20 лет, у нас двое детей, а теперь… как будто его и не было в моей жизни. Да, я бессердечная. Но хотя бы честная. Кстати, как он там все-таки?

- В инвалидном кресле. Ум как у ребенка. Играет в игрушки. Иногда смотрит мультфильмы.

- Ну что ж, он гораздо счастливее нас, ты не находишь? - криво усмехнулась Елена.

- А себе ты хотела бы такого счастья? - саркастично спросил Стив.

- Раньше я однозначно сказала бы: нет. А сейчас… не знаю даже, что ответить. Нет, я все понимаю, сынок: ужасно, твой отец разбит параличом, превратился в идиота. Но он же сам этого не осознает. Чувствует себя малолетним ребенком, ему больше нет дела ни до чего. И я даже иногда ему завидую, вот так… Иногда тоже хочется стать малолетней дурочкой. Очень глупой и очень счастливой. Я ведь в жизни всего добилась. И я умела жизнью наслаждаться. Даже сейчас, после всего что случилось. Но понимаешь, наслаждаться жизнью и быть счастливым – это все-таки разные вещи. Я это только сейчас поняла. У меня в жизни было море наслаждений, а вот счастья – не было. Понимаешь, сынок? Нет, ни черта ты не понимаешь. Но сейчас хотя бы просто запомни мои слова, а поймешь их позже: главное в жизни - счастье, а не наслаждение. А счастье – это все-таки, когда больше думаешь о других. Вот этого я никогда не умела. Обо мне никто не думал, кроме, разве что бабки моей покойной, и я о других тоже не думала. Все думала, как самой вырваться, прорваться, добиться… Ну вот, всё что хотела, то и получила.

- А потом потеряла, - заметил Стив, и было невозможно понять, сочувствие звучит в его голосе или презрение.

- Да, потеряла, - легко согласилась Елена. – Но я ни о чем не жалею. Нет, жалею. Не поверишь, жалею о Brennan Corporation. Которой больше нет. Не о своем положении, а просто о фирме. Столько сил в нее было вложено, а теперь, - тут Елена перешла на русский, - теперь к ебеням все полетело.

Все действительно полетело именно туда. После того, как корпорация оказалась по сути обезглавлена: Элен Бреннан пустилась в бега, Крис Скелтон сел за решетку, Том Бреннан стал слабоумным паралитиком, Матиас Кронберг исчез – корпорация под грузом обвинений в причастности к грязному бизнесу попросту пошла ко дну. Оставшийся менеджмент оказался совершенно неэффективен, члены совета директоров перегрызлись между собой, и Brennan попросту разорвали на куски: и ее бывшие совладельцы, и конкуренты. Формально Brennan еще существовала, но это был лишь обломок некогда гигантского корабля, прежде казавшегося непотопляемым. «Титаник» пошел ко дну.

Мать и сын некоторое время молчали. Затем Елена продолжила.

- Стив, ты характером пошел больше в меня. Может, именно поэтому тебе проще было с отцом, а не со мной. А Джас, напротив, по характеру такой же раздолбай как ваш отец, но потому и не любил его, а тянулся ко мне. Все понятно. Но просто пойми сынок: теперь все на тебе. Джас не потянет. Он все больше превращается в своего папашу: его интересуют только мальчики, выпивка, развлечения…

- Нет, не так! - возмущенно воскликнул Стив. – Я же знаю…

- Я лучше знаю, - резко оборвала его Елена. – Пусть я и на другом континенте, но я все вижу. Джас слабак. Ты – сильный. Ты должен его тянуть и не дать ему превратиться во второе издание вашего папаши.

- Антона ты тоже называла сильным, - огрызнулся Стив. – А теперь смотри, что с ним…

- Антон надорвался, - холодно констатировала Елена. – Хотя нет, не так. Он добился своего и потерял цель в жизни. С пеленок жил мыслью о том, чтобы отомстить матери-кукушке. Отомстил. А что дальше? А дальше оказалось – ничего. Вообще ничего. Ладно, хорошо, что хоть выжил.

И тут голос Елены дрогнул.

- Знаешь, Стив, ты не поверишь, но когда я узнала… Я подумала, что если он умрет, то и мне жить незачем будет. Нет, не потому что я люблю его больше вас. Я вообще никого не люблю. Но… но… вот так.

Она снова замолчала, стиснув зубы, словно от боли. Стив тоже молчал.

- Вы все-таки правильно сделали, что отправились за Фелнером, - сказала она. – Может, хоть он оживит мерзавца нашего…

***

Владимир, октябрь 2017 года

Матиас снова видел над собой белый потолок больничной палаты. Белые стены, белая дверь без ручки. Выйти из палаты можно было только в сопровождении санитара. Ничего колющего, режущего. Ничего, что можно было разбить. Никаких веревок, шнурков и прочего. Койка, намертво привинченная к полу. Палата для неудачливых самоубийц.

Впрочем, Матиас не собирался больше предпринимать ничего подобного. И не потому что он под завязку был накачан антидепрессантами и прочими препаратами. Просто теперь он на собственной шкуре убедился, что самоубийство - не выход. Никогда прежде он не верил ни в Бога, ни в дьявола. То есть не то, чтобы не верил, скорее не задумывался об этом. Ему казалось, что если и есть что-то за пределами нашего мира, то этому “чему-то” нет никакого дела до того, что здесь творится. И что рассчитывать можно только на себя. Самому мстить. Самому миловать. Самому все решать.

И когда он решил свести счеты с жизнью, то даже и не думал о том, что ждет его ТАМ. Не потому, что был уверен, в том, что ТАМ ничего нет, что после смерти мозг просто перестает что-либо воспринимать и чувствовать и погружается во мрак небытия. Нет. Просто ему казалось, что лучше что угодно, чем пустота, в которой он теперь жил.

Но ТАМ не было черноты небытия. Там даже не было мрака. Как, впрочем, и света. Было нечто ужасное. Была мука - не душевная и не физическая, просто мука - страшная всепоглощающая, от которой невозможно было избавиться. Он оказался в каком-то ужасном месте. То, что он не хотел разрешить на земле, никуда не ушло. Все оставалось по-прежнему, все стояло перед ним. Только ничего больше сделать было нельзя. Ничего разрешить было невозможно. И Матиас чувствовал, что мучение от этого осознания становится его сущностью, и по сравнению с этим все земные моральные и физические муки не значат ровным счетом ничего. Потому что там, где он оказался, не было времени. Была только мука. Невыносимая, нечеловеческая. Не знающая ни начала, ни конца. И ничто нельзя было изменить.

И все же он вернулся. Вернулся. Он видел холодные глаза своей матери, не знающей жалости. Или делающей вид, что не знает ее. Но даже эти холодные глаза сейчас были ему милее чем то, что он пережил ТАМ. Потому что и в этих холодных глазах была жизнь. А ТАМ не было жизни. Там была лишь мука, сплошная мука. Которая ничего не решала, ни от чего не избавляла, только усугубляла и была лишена надежды.

Матиас знал, что больше не повторит ничего подобного. Пусть даже всю оставшуюся жизнь проведет в холодной пустоте. Даже эта ужасная безликая больничная палата, в которой он оказался заперт, даже она была лучше того, что было ТАМ.

Он понял, что для счастья нужно совсем немного. Что даже возможность дышать, пусть и спертым больничным воздухом, тоже может быть счастьем. Если это осознать.

И осознать то, что где-то в этом мире все-таки есть Андреас. Пусть даже они никогда больше не увидятся. Просто знать, что Андреас есть - это уже счастье.

***

Париж-Москва, октябрь 2017 года

Андреас благодарил Бога за то, что в Москве ему в скором времени предстояли гастроли, и российская виза уже стояла у него в паспорте. Он вылетел из Парижа той же ночью, последним рейсом, на который в интернете оставался один-единственный билет, причем по заоблачной цене. Джас его провожал в аэропорт. Он тоже хотел лететь в Москву, но российские власти уже больше года не давали ему визу безо всяких объяснений. Андреас догадывался, что Джас просто стал разменной монетой в сложной игре миссис Бреннан-Ермолаевой, которая сейчас, должно быть, вела какой-то торг с российскими властями на предмет своей неприкосновенности. А может быть, ввязалась еще в какую-нибудь экономическую или политическую интригу, ибо нельзя было представить себе, чтобы эта дама сидела, сложа руки. Андреасу казалось, что даже в аду, куда миссис Бреннан, вне всяких сомнений, рано или поздно, должна была прибыть, она, сидя на кипящей сковородке, будет о чем-то торговаться с чертями и, вполне вероятно, что-то сумеет у них урвать.

Впрочем, все это мало волновало Андреаса. Он расспрашивал Джаса о Матиасе, о том, что произошло, как и почему. Но Джас знал немногое. Полтора года назад Матиас уехал из России, почти сразу после отъезда Андреаса. С тех пор о нем ничего не было слышно. Братья Бреннаны пытались с ним связаться, но телефон не отвечал. Судя по всему, Матиас просто расстался с прежней симкой. Страницы Матиаса Кронберга в социальных сетях были удалены. Ответов на письма по электронной почте не приходило. Елена тоже не имела никаких сведений о старшем сыне. Небольшая консалтинговая фирма, которой владел Матиас Кронберг, оказалась продана. Как и его квартира в Берлине.

Джас рассказал, что у него была идея разузнать, куда переводились деньги за проданную фирму и квартиру, чтобы таким образом напасть на след брата. Это было бы под силу прежней службе безопасности Brennan. Но после ареста Скелтона и последующих событий эта мощная частная спецслужба оказалась разгромлена, а ее деятельность тщательно расследовало ФБР. Уцелевшим сотрудникам спецслужбы было не до поисков Кронберга, они думали лишь о том, как не попасть за решетку.

Да, собственно, у братьев Бреннанов тоже было полно забот. На молодых парней, по большому счету еще мальчишек, свалилось столько бед и проблем, которые могли сломить даже закаленного жизнью человека. Ни Элен, ни Том не занимались воспитанием сыновей, Джас и Стив были избалованы роскошью, высоким положением родителей, никогда ни в чем не знали нужды. И все это рухнуло в одночасье. Мать вынуждена была скрываться за границей, отец превратился в полупарализованного слабоумного, бизнес-империя семьи развалилась, от многомиллиардного состояния остались крохи. Даже дом сгорел. На Бреннанов со всех сторон обрушилась лавина исков, которые угрожали сожрать остатки прежнего богатства.

Братья, с детства привыкшие считать себя сливками общества, теперь превратились в изгоев. Многочисленные знакомые и друзья Бреннанов от них отвернулись, словно это Джас и Стив были виновны в преступлениях своей матери и непроходимой глупости отца. Нет, никто не бросал им в лицо никаких обвинений, но почти никто не пытался поддержать, а тем более помочь. Джас все больше выпивал, все больше привязывался к наркоте. Стив оказался стойким. Именно он, а не старший брат, пытался спасти и исправить хоть что-то: снял довольно скромный дом в пригороде, занимался продажей остатков недвижимости, не попавших под арест, организовывал уход за недееспособным отцом, общался с адвокатами… Ему даже удалось привести более-менее в чувство старшего брата. Не столько увещеваниями, сколько кулаками.

Как ни странно, культ Антона у братьев не прошел. Просто он трансформировался. Было бы естественным, если бы Джас и Стив прокляли своего старшего брата, ставшего виновником их бед, разрушившего их беззаботную, благополучную жизнь. Но этого не произошло. Спокойный, замкнутый Стив ни в чем не винил Антона. Он выражал сочувствие ему и даже восхищение его целеустремленностью, изобретательностью и способностью добиваться своего любой ценой. Джас же все никак не мог избавиться от болезненного влечения к собственному брату и страдал из-за этого. В этом была одна из причин его пристрастия к выпивке и порошку. Он ринулся в самую гущу гей-жизни, менял партнеров как перчатки, участвовал в оргиях и вообще перестал заморачиваться вопросами морали. Стив видел, почему это происходит. И прямо сказал об этом брату. Джас сначала набросился на Стива с кулаками, но потом… потом напился и признал, что младший брат прав. Он с каким-то отчаянием признался младшему брату, что его по-прежнему неудержимо влечет к Матиасу. В сексуальном смысле. Что он видит эротические сны с участием Матиаса, все время думает о нем и не может избавиться от этого чертова наваждения.

- Ну почему я такой извращенец, - лил Джас пьяные слезы на плече у Стива, - почему, а?

Стив не знал. Но поддерживал брата как мог.

А потом они узнали от матери, что Матиас внезапно объявился в России. Он опять приехал в тот самый дом на окраине Торфянска, в котором когда-то жила его прабабка и где состоялся его последний разговор с матерью. Конечно, Елены там уже не было: она переехала в комфортабельный коттедж. Возможно, что она перебралась бы и в Москву, но высокие чиновники настоятельно посоветовали ей “не светиться”, чтобы не вносить лишний элемент раздражения в и без того полные противоречий и проблем российско-американские отношения. Однако Елена с ее бешеной энергией и неуемным честолюбием была не в состоянии вести жизнь провинциальной затворницы. Не прошло и года, а она уже возглавила муниципальный совет родного города и фактически стала его неформальным мэром, быстро подмяв под себя местных чиновников. Теперь она уже метила в руководство области, собираясь получить мандат на ближайших выборах. Пусть путь в Москву был ей пока закрыт, но Елена была уверена, что это временно.

Матиас, видимо, был не в курсе нового этапа карьеры своей матери. А может быть, и был, но приехал он к тому самому домику на окраине города, который снова стоял заброшенным. Там же его и нашли в канаве, истекающим кровью, вытекавшей из руки. Антона привезли в городскую больницу, где его, несмотря на всю убогость оборудования, сумели спасти. Местные медики оказались на высоте. Затем его перевезли в областную психиатрическую больницу, где он теперь и находился.

С матерью он наотрез отказывался встречаться. Он вообще никого не хотел видеть. Стив и Джас все-таки хотели рвануть в Россию. Точнее, это хотел сделать Джас, а Стив просто уступил брату, который буквально закатывал истерики и почему-то винил себя в попытке самоубийства Матиаса. Но визы Джасу так и не выдали (хотя у Стива проблем почему-то не возникло). И тогда у них родилась мысль найти Фелнера и отправить его в Россию. Если кто и мог привести Матиаса в чувство, то только Андреас.

И теперь Андреас сидел в кресле авиалайнера, мчавшегося сквозь ночную мглу на восток. Известие о попытке самоубийства Матиаса стало для него шоком. И одновременно встряской, которая вывела его из депрессии. Теперь у него снова была цель: спасти Матиаса. Андреасу очень хотелось верить в то, что он сумеет возродить волю к жизни в человеке, которого он любил больше жизни. И который, он верил, тоже любил его.

И все же, чем ближе самолет подлетал к предутренней, окутанной мраком Москве, тем больше Андреаса охватывали сомнения. Скользкий и холодный червь тревоги заползал в сердце. Андреасу все больше становилось не по себе при мысли о том, что Матиас откажется с ним встретиться.

И когда самолет уже заходил на посадку в московском Шереметьево, Андреас принял решение. Он не поедет к Матиасу. Нет.

========== ГЛАВА 31. ФИНАЛ ПОЭМЫ ИЛЛЮЗИЙ ==========

ГЛАВА 31. ФИНАЛ ПОЭМЫ ИЛЛЮЗИЙ

Москва, ноябрь 2017 года

“Поэма иллюзий” звучала в первом отделении концерта. Андреас находился в директорской ложе, скрытый шторой от зрителей в Большом зале Московской консерватории. Ему было не по себе. Нет, не потому что он опасался, что московская публика не примет его произведение. Даже если и не примет, то что ж… он это переживет. И не потому, что когда-то в этом зале началась его карьера пианиста. Началась не слишком удачно, но именно тогда, в этом зале он встретил Антона. Нет, не поэтому. И даже не потому, что когда-то в этом зале он исполнял свою собственную прелюдию “Памяти Антона Вальковского” - маленькое произведение, но именно оно стало первым сочинением Андреаса Фелнера. Все это были волнующие воспоминания, но не они сейчас стояли перед глазами Андреаса.

Он думал о том, придет Матиас на этот концерт или нет. На концерт, где исполнялось произведение, главным героем которого являлся именно он. Пусть и в разных обличьях.

Едва приземлившись в Москве, Андреас тут же позвонил Елене и решительно заявил, что не поедет во владимирскую больницу, где находится Матиас. Елена, приславшая за Андреасом автомобиль, который должен был доставить его во Владимир, поначалу опешила, но тут же обрела невозмутимость.

- Передумали? - холодно осведомилась она. - Вам оплатить обратный билет в Париж?

- Благодарю, не стоит, я останусь в Москве. Через полторы недели здесь будет концерт. Антон ведь уже в состоянии ходить? Передайте ему, что я буду ждать его на этом концерте.

- А вы стали жестче, Фелнер, - хмыкнула Елена. - Кажется, общение с моим старшим сыном вас кое-чему научило.

- Как и общение с вами, - отрезал Андреас и отключился.

Позднее ему пришлось выдержать телефонную истерику Джаса, который от матери узнал о внезапном отказе Андреаса ехать в больницу к Матиасу и воспринял это как измену, предательство, личное оскорбление и тому подобное. Судя по всему, Джас уже накачался алкоголем, а может быть, и чем-нибудь еще. Андреас молча выслушивал поток брани и упреков, а потом неожиданно для самого себя послал Джаса по-русски - этому он научился от Матиаса Кронберга, нередко прибегавшего к крепким русским выражениям в особо эмоциональные моменты (в том числе в постели). Джас, судя по всему, уже тоже освоил русский мат, потому что тут же ответил Андреасу тем же. На этом светская беседа молодых джентльменов была завершена.

На самом деле Андреас изнывал от желания помчаться во Владимир, чтобы скорее увидеть Матиаса. Он все время спрашивал себя, не совершает ли он фатальную ошибку? В конце концов, может быть, Матиас еще слишком слаб и просто не сможет приехать… Но нет. Даже если и так, Матиас сможет все. Он поставит на уши всех и, если ему понадобится, то его внесут в зал консерватории на носилках. Для этого требуется только его желание. Желание Матиаса. Если Матиас пожелает. А пожелает ли? И снова холодный и скользкий червь сомнения и тревоги заползал в сердце Андреаса, лишая остатков покоя и уверенности.

Одновременно с этим Андреаса одолевали грезы. Сладкие грезы. Здесь, в Москве, в консерватории он впервые встретился с Матиасом, тогда еще Антоном. И ему страшно хотелось вновь увидеть Антона в зале. Чтобы Антон услышал поэму, посвященную ему. Чтобы он услышал и понял то, что Андреас таил в самых потаенных глубинах души и сердца. Чтобы Матиас, в которого превратился Антон, узнал себя в этой музыке. Эта музыка не была зеркалом Горгоны. Она разбивала лед ненависти и смерти, открывала путь к новой жизни. На это, во всяком случае, надеялся Андреас.

Но сейчас, когда его музыка звучала со сцены, он почти не слышал ее. Потому что он слышал свою поэму уже десятки раз: на репетициях, а затем на концертах. В конце концов, каждая нота была написана его кровью, каждая нота была полна его страдания и его боли. Все мысли Андреаса были об одном: здесь Матиас или нет? Пришел или не пришел? Если нет, то…

Когда прозвучали последние аккорды, Андреас прошел на сцену за своей долей аплодисментов. Нельзя было сказать, что его произведение вызвало овации. Но его приняли тепло. Очень тепло и хорошо. И Андреасу было приятно. Да, пусть теперь он не мог выступать как пианист, но сумел вернуться на эту сцену как композитор. И у него была мечта стать дирижером. Пока лишь мечта, и он не был уверен, что ей суждено воплотиться в жизнь.

Но, стоя на сцене и принимая аплодисменты, он высматривал в зале Матиаса и… не видел его. Матиаса не было. Не было. Андреас прошел за кулисы. Он рассеянно принял поздравления от руководства консерватории и представителей московского музыкального бомонда, на автомате произнося слова благодарности и уклоняясь от попыток втянуть его в разговоры. Ему было не до того. Он вышел в фойе, где гуляли зрители. Тут же двое или трое подошли с просьбой дать им автограф. За ними, само собой, потянулись и другие. Стадное чувство. Андреас торопливо подписывал программки, какие-то бумажки, которые ему протягивали. Взгляд его метался по фойе. Матиас…. Матиас… где он? Нет. Матиаса не было. Андреас быстро зашагал по фойе. Он обошел все его закоулки, спустился вниз, в гардероб. Нет. Нигде.

Матиас не пришел. Андреас прислонился к мраморной колонне, закрыл глаза и стиснул зубы. Ну, нет, так нет. Значит, всё. Или… или это он сам во всем виноват? Надо было ехать во Владимир… Нет. Не надо было. И дело тут было не в гордыне. Если бы он сам приехал, это означало бы возвращение к Матиасу Кронбергу. Это означало бы хождение по уже исхоженному кругу. Нет. Матиас сам должен был пройти свою часть пути. А если Матиас этого не хочет, то… значит, нет.

При этой мысли Андреасу стало нехорошо. Он не видел своего будущего без Матиаса. И где-то в глубине души уже знал: да, он отправится во Владимир. И если надо, то встанет на колени перед безжалостным человеком, которого так любил… Любит и будет любить. Только его.

Андреас так и стоял с закрытыми глазами, прислонившись к колонне. На второе отделение концерта он идти не собирался. По счастью, после концерта не планировалось никаких фуршетов или еще каких-то мероприятий. На завтра был запланирован прием, организованный министерством культуры и спонсорами… Но это завтра. А сегодня… сегодня Андреасу предстояло вернуться в отель и ворочаться одному в огромной постели люкса.

И он подумал: какого черта? Он же сойдет с ума от тоски и одиночества. Лучше… лучше будет просто напиться. Завалиться в какой-нибудь бар. В конце концов, он знал в центре Москвы парочку гей-заведений. Вряд ли он там кого-нибудь снимет. В Москве это гораздо более рискованно, чем в Европе, можно легко нарваться на неприятности. Но в оркестре есть пара неплохих парней, которые делали ему вполне недвусмысленные намеки. Может быть, и впрямь… Но сначала он напьется. А там видно будет.

Прозвенел звонок на второе отделение. Фойе стремительно пустело. Андреас ничего этого не видел, продолжая стоять с закрытыми глазами. Потом он их все-таки открыл и, ни на кого не глядя, двинулся в туалет, дверь которого была прямо напротив. Туалет, как и фойе, был уже почти пуст. Андреас подошел к писсуару, расстегнул ширинку и начал справлять малую нужду, глядя в стену прямо перед собой. У соседнего писсуара остановился припозднившийся зритель. Андреас тупо смотрел в стенку.

- А мой член тоже ведь хорош, правда? - услышал он до боли знакомый голос.

Вздрогнув, Андреас обернулся и увидел идеальный точеный профиль Матиаса Кронберга, тоже уставившегося в стенку.

- Прости, - сказал тот с ухмылкой. - Я как всегда все опошлил. Ты хотел, чтобы мы встретились в зале, где звучала твоя музыка. А я настиг тебя у писсуара. Что ж, тоже по-своему символично. Тебе случалось знакомиться в общественных туалетах?

- Случалось, - на автомате произнес Андреас. - Давно… в ранней юности.

- Мне тоже. Давно. Значит, мы оба помолодели. Хотя ты и сейчас очень даже… - Матиас многозначительно приподнял бровь. - Пойдешь со мной, красавчик? - произнес он с нарочитой игривостью. А потом посерьезнел:

- Пошли. Что мы тут застыли, у писсуаров? Мы с тобой пока еще не старые извращенцы. Это у нас еще впереди.

Матиас застегнул брюки и решительно направился к выходу. Андреас поспешил за ним.

- Почему ты не подошел в зале? - спросил он, когда они вышли в уже опустевшее фойе.

Матиас остановился и внимательно посмотрел на Андреаса. И тот увидел, что Матиас изменился. Хотя вроде бы все в нем осталось прежним: то же лицо, похожее на идеальную искусственную маску. И глаза… да, взгляд серо-стальных глаз был тем же самым. И осанка была все той же: прямая, горделивая, самоуверенная. И все же… Андреаса не оставляло ощущение, что он видит другого человека.

- Ты ведь тоже не приехал во Владимир, - произнес Матиас, чуть нахмурившись.

- Да.

- Почему?

- Мне показалось… что ты должен сам пройти часть своего пути.

- Я тоже так подумал. И хотел подойти к тебе, там, наверху, возле зала.

- Но не подошел.

- Знаешь, когда я услышал твою музыку, то… то понял, что не могу к тебе подойти. У меня просто не хватило духа.

- Почему?

Матиас помолчал и затем произнес с грустной усмешкой:

- Потому что ты слишком точно меня изобразил.

Андреас вздрогнул.

- Вот как?

- Да. Я не подозревал, что ты настолько хорошо меня понял. И мне стало страшно, потому что я не привык к такому. Никто еще так глубоко в меня не проникал. Никто меня так хорошо не видел. Даже моя мать, которая видит меня вроде бы насквозь. Но на самом деле она видит себя. Свое отражение. А ты… ты проник туда, в мое зазеркалье.

- В зазеркалье Горгоны, - задумчиво произнес Андреас.

- Пойдем? - сказал Матиас, и его улыбка была неожиданно робкой, словно он был не уверен ответе Андреаса.

- Из твоего зазеркалья?

- Для начала на улицу, - рассмеялся Матиас.

Они вышли на Большую Никитскую, сверкавшую огнями витрин и афиш, и побрели в направлении Никитских ворот.

- Как ты себя чувствуешь? - спросил Андреас, ощущая странную неловкость, как будто разговаривал с малознакомым человеком.

- Наконец-то догадался спросить, - с фирменным сарказмом Кронберга ответил Матиас. - Да нормально я себя чувствую. И больше повторять этот свой опыт не намерен. Оказалось, что это ничего не решает.

- Но почему ты вообще на это решился? Я даже не поверил, когда услышал. Это настолько на тебя не похоже… Ах, прости, наверное, неправильно спрашивать тебя об этом…

- Нет, почему, - спокойно отвечал Матиас. - Ты как раз можешь меня об этом спросить. Я ведь казался тебе непробиваемым, да? Закованным в броню, способным уничтожить кого угодно, правда? Так и было. Но… знаешь, ураган ломает как раз те деревья, которые кажутся крепкими. Выживают на вид слабые и гибкие. Они гнутся, но не ломаются.

- И что тебя сломало?

Матиас молчал. Они свернули в тихий, почти безлюдный переулок, ведущий к Арбатской площади.

- Не было какой-то одной причины. Я просто устал. Оказался в черной яме. И понял, что не могу больше жить, - тихо проговорил Матиас.

- Ты знаешь, у меня были те же самые ощущения, - вздрогнул Андреас. - С тех пор, как мы тогда расстались. Пустота. Мрак. Безысходность.

- Может быть, нам нельзя было расставаться, - глухо проговорил Матиас, опустив голову. – Может быть, это было ошибкой. Но я считал себя чудовищем. Я боялся, что ты не вынесешь меня настоящего. Не придуманного тобой Антона Вальковского. И не придуманного мною Матиаса Кронберга. А меня подлинного. Озлобленного. Нелюдимого. Неспособного дарить любовь. Пытающегося защититься от призраков. Мне было страшно при мысли, что ты бросишь меня. И что это меня убьет. И я хотел убедить себя, что я сильнее своей собственной любви. Но… оказалось, что именно это меня и убило. Точнее, едва не убило. Я отчаянно пытался изменить свою жизнь. Если не забыть о своем прошлом, то хотя бы отгородиться от него. Смотреть в будущее. Найти себя. Я прежде жил жаждой мести, но когда отомстил, то понял, что эта жажда меня иссушила. А удовлетворения месть так и не принесла. Я испортил жизнь очень многим. И тем, кто этого заслуживал, и тем, кто просто оказался на моем пути. Да, моя мать заслуживала мести. Но я ведь ее так и не сломал. Она как сорняк, который может расти где угодно. Что в роскошном саду, что в придорожной канаве. И она снова растет. Пусть и не цветет так пышно как раньше. А Том… да, знаю, он тоже заслуживал мести, хотя бы за то, что приказал искалечить тебя. Но я не знаю, заслужил ли он нынешнюю свою участь.

- И я не знаю, - тихо сказал Андреас.

- Скелтон… Этого мне не жаль. Но мои братья… Я всегда твердил себе, что мне до них нет дела, что они мне никто. Но это было ложью. Когда Джас трахнул меня тогда, в клубе, я был в шоке. В ужасе. Потому что это было то, чего не должно было быть. Да, я понимаю, что он не знал, кто я на самом деле. Что я был для него всего лишь агрессором, который явился разрушить его семью. Но все равно… У меня было гадкое ощущение. Ощущение собственной мерзости. Джас и Стив ведь не были ни в чем виноваты. И даже этот их глупый культ, в котором я был идолом… Это было даже трогательно. А я еле сдерживался, чтобы не крикнуть им: “Идиоты, кому вы поклоняетесь! Этого человека никогда не было! Я был совсем другим!” И было много еще людей, которым я жизнь испортил. Но, получается, я все время гнался за призраком. Призраком отмщения. Добился своего и оказался в пустоте. И во мраке. Господи, да чего я только не делал, чтобы себя оживить! Не поверишь, но я отказался от отцовских денег, которые после него остались. Пустил их на всякую благотворительность. Нет, не потому что я решил стать аскетом. Просто хотел, чтобы ничего из прошлого у меня не оставалось. Ничего и никого. Даже тебя. И я уехал, кочевал из страны в страну. Жил в Австралии, Непале, Южной Африке, Сомали. Работал в волонтерских организациях. Был барменом, даже санитаром в морге. Что, удивлен?

Андреас и впрямь смотрел на него с удивлением и даже недоверием. Представить себе лощеного Матиаса Кронберга, воплощавшего в себе успешность, самоуверенность и благополучие, санитаром в морге и впрямь было невозможно.

- А ведь это правда, - усмехнулся Матиас. - Знаешь, я готов был стать кем угодно, лишь бы скрыться от своего прошлого. И найти себя. Но… находил лишь пустоту. Да, регулярно занимался сексом с парнями. Разнузданным, диким сексом. Участвовал в оргиях. А то, наоборот, занимался медитацией. Все было бесполезно. Кругом была пустота. И прошлое. Прошлое, прошлое… Как ни странно, мне помогала жить литература. Точнее, мои способности к сочинительству. Я писал, пытался перенести на бумагу то, что меня уничтожало. Потому что все мои разрушительные амбиции никуда не делись. Где бы я ни был, волонтером в Сомали, санитаром в морге в Катманду - всюду я начинал интриговать, кем-то манипулировать, пытаться пролезть куда-то наверх… Я наблюдал за собой словно со стороны, и мне становилось страшно. Кронберг-разрушитель по-прежнему существовал. Это как робот, которого забыли выключить и который тупо продолжал выполнять программу уничтожения. А литература… Когда сочиняешь что-то, то получается, что на бумагу переносишь свои амбиции. Манипулируешь не живыми людьми, а своими героями. Создаешь для них ситуации, заставляя их выпутываться… или погибать. И даже находишь позитив в самых мрачных вещах. Я написал аж два романа. Один – о сумасшедшем баварском короле Людвиге, второй – о вымышленном любовнике Марии Стюарт. Один был психом, другой – редкостной сволочью. И оба они – я, - усмехнулся Матиас. – Да, это помогало. Но не спасало. Все равно, прошлое не уходило.

- И я тоже для тебя был лишь прошлым? – холодно спросил Андреас.

Матиас поморщился как от боли.

- Ты? Ты был для меня раной. До которой я так и не решился дотронуться.

Андреас резко остановился, повернулся к Матиасу и взял его за руки.

- Зря. Зря. Ты должен был…

- Я знаю. Но не мог.

Андреас гладил руки Матиаса. Они были по-прежнему мягкими и нежными, хотя Матиас, по его собственным словам, за этот год успел позаниматься и грубым трудом. Но что-то было не так. Точнее, чего-то не было. Андреас взглянул на руки Матиаса. На них не было кольца с черным опалом. Андреаса словно пронзило острой болью. Почему-то именно этот факт ранил его.

- Прости, - сказал Матиас, проследивший за взглядом Андреаса.

- Понимаю. Это кольцо тоже было частью твоего прошлого.

- Да.

- Ты выбросил его?

- Хотел. Когда стоял на берегу океана в Австралии, то почти готов был швырнуть его в волны. И потом, когда вернулся в Россию и… собирался убить себя, то хотел просто забросить его куда-нибудь. В кусты, в канаву… Не смог. А сейчас - отдаю тебе.

Матиас вынул из кармана кольцо с черным опалом и протянул его на ладони Андреасу. Тот взял кольцо, внимательно посмотрел на него и надел его на палец Матиасу.

- Я хочу, чтобы тыносил его. Не снимай его больше, пожалуйста, - попросил он.

Матиас улыбнулся.

- Знаешь, почему я вернулся в Россию и приехал в Торфянск? Потому что там все началось. Меня зачали в этом городе. И я хотел, чтобы там для меня все закончилось.

Андреас молчал, только крепче сжал руку Матиаса.

- Но там, - продолжал Матиас, выделив слово “там”, - там я понял, что это ничего не решает. Ничего. Все, чем жил здесь, уносишь туда. И если здесь была пустота, то там ничего не обретешь.

- Правильно сделал, что вернулся. Оттуда.

- Это не я вернулся. Это врачи меня вернули.

- Значит, так было нужно. Потому что ты нужен здесь. Мне.

- Андреас, - тихонько сказал Матиас.

Тот вздрогнул. Он вдруг понял, что давным-давно не слышал, как Матиас произносит его имя.

- Андреас, ты ведь не помнишь… А мы почти десять лет назад стояли почти на этом самом месте. Хотя нет, чуть дальше по переулку. У того дома. И там я тебя в первый раз поцеловал. На глазах у своей охраны. Ты, наверное, не помнишь.

- Помню, - неуверенно сказал Андреас, оглядывая местность. - Это то самое место?

- Да.

- Символично. Прекрасное место, чтобы…

-… начать сначала? - губы Матиаса скептически искривились.

- Нет. Продолжить то, что началось тогда.

И Андреас с неожиданной властностью приник губами к губам Матиаса.

Тот растерянно дернулся, словно не ожидал ничего подобного, и ответил странно неумело, как будто его целовали первый раз в жизни. И эта внезапно открывшаяся трогательная беззащитность, которая совершенно не вязалась ни с Антоном Вальковским, ни с Матиасом Кронбергом, вдруг вызвала в Андреасе прилив жгучего желания. Он сжал Матиаса в объятиях. Тот застонал и прижался к Андреасу, отвечая на его поцелуй.

- Пидоры, блядь, - раздался рядом недовольный голос запоздалого прохожего. - Сталина на вас нету.

- Пиздуй, дед, своей дорогой, - немедленно включился Матиас Кронберг. - Твой Сталин в аду тебя заждался, старая жопа.

В ответ последовал шквал матерщины и высказываний на тему “продыху от вас нет, пидоры гнойные”, но прохожий предпочел ретироваться.

Андреас почти не понимал по-русски, но смысл происходящего был понятен и без перевода.

- Ну да, это тебе не Амстердам. Это Москва, - беззаботно пожал плечами Матиас. - Вот, черт! Родной город, а у меня теперь даже жилья здесь нет. Антона Вальковского больше не существует, а Матиас Кронберг жильем в Москве так и не обзавелся.

- Ты же где-то оставил свои вещи.

- Оставил, - помрачнел Матиас. - В доме мамаши. Помнишь, на Рублевке. Но туда я не хочу. Просто не хочу.

- Пойдем ко мне, в отель, - тут же предложил Андреас.

- И меня сразу примут за шлюху, которую ты снял на Тверской. А что? Мне все равно. Пойдем.

- Матиас…

- Герр Фелнер, очнитесь, вы в России! Здесь нельзя относиться ко всему серьезно, так и свихнуться недолго! Нужно больше пить и больше ржать. Ну, и трахаться, само собой.

Матиас был верен себе. В холле отеля он устроил мини-перфоманс, виляя туго обтянутой задницей и нежно прижимаясь к Андреасу, а также стреляя блядскими глазами в сторону ресепшена и охранников. Персонал провожал эту парочку мрачными взглядами. Андреасу было немного не по себе, хотя он и старательно сохранял невозмутимость. Матиас откровенно забавлялся происходящим, не испытывая ни малейшего смущения.

Они поднялись в номер Андреаса и там, не говоря ни слова, ринулись друг на друга, повалились на широкую кровать, обнимаясь и жадно целуясь. Чувственные губы Матиаса опьяняли Андреаса, он ощущал их такой знакомый вкус и понимал, как тосковал по этим губам, по этим поцелуям, которые мог дарить ему только Матиас. А тот тоже сходил с ума, по его телу пробегала дрожь, из груди вырывались стоны.

- Мой, мой, - твердил Андреас.

- Твой, твой, только твой, - вторил ему Матиас.

- Никогда тебя больше не отпущу!

- Не отпускай! Оставь себе! Только себе!

- Люблю тебя!

- Я тебя больше!

Они принялись лихорадочно раздевать друг друга. В стороны полетели рубашки, футболки, штаны, носки, трусы. Андреас увидел забинтованное запястье левой руки Матиаса и осторожно взял ее.

- Ерунда, - прошептал Матиас. - Ерунда. Заживет. Тебе было труднее.

Он положил руку на ладонь Андреаса.

- Я уже пережил это, - улыбнулся тот.

- Прости, - пробормотал Матиас.

- Ерунда, - в тон ему прошептал Андреас.

Они оба замерли, совершенно обнаженные, и разглядывали друг друга, как будто прежде никогда не встречались и теперь каждый пытался понять, кто же стоит перед ним. Матиас немного осунулся. Но его тело было по-прежнему практически идеальным: чуть побледневший, но ровный загар, гладкая кожа, мускулы, плоский живот, сильные, красивые ноги. И глаза - светло-серые глаза, сверкающие любовью и желанием. Матиас буквально пожирал глазами Андреаса. Почему-то в одежде Андреас казался хрупким молодым человеком, что особенно бросалось в глаза рядом с пружинистым, энергичным Матиасом, но без одежды эта обманчивая хрупкость исчезала, и возникал гибкий и сильный молодой мужчина. Он не был накаченным, но принадлежал к тем счастливчикам, которым это и не нужно. Не потому что от природы был мускулистым, но потому сила и грация были в нем заложены от природы. Тонкий, изящный, но совершенно не костлявый, Андреас обладал кошачьей грацией, и сейчас напоминал молодого голодного хищника, плотоядно смотревшего на свою жертву. Он мягко прыгнул на Матиаса и снова повалил его на кровать, покрывая поцелуями лицо, которое, всегда напоминавшее красивую, но безжизненную маску, теперь вдруг ожило, словно поцелуи растопили сковавший его безжизненный лед.

- Люблю тебя, люблю, - повторял Андреас, продолжая целовать Матиаса и спускаясь все ниже, целуя точеный подбородок, стройную шею, ключицы, впадинку на груди, а потом начал нежно прикусывать розовые соски, уже затвердевшие от желания.

Матиас стонал все сильнее, он обхватил Андреаса за талию и с силой прижал к себе.

- Хочу быть с тобой всегда! - вырвалось у него. - Любимый! Любимый!

У Андреаса перехватило дыхание. Никогда прежде ни Антон Вальковский, ни тем более Матиас Кронберг не называл его так: “любимый”. Это слово стало для Андреаса горячее любого поцелуя, он сжал Матиаса в объятиях так сильно, словно собирался раздавить его. А потом вновь принялся спускаться все ниже, покрывая поцелуями красивую, выпуклую грудь и плоский, упругий живот, целуя шрамы, оставшиеся от пуль, вылизывая языком глубокий пупок и чувствуя, как содрогается лежащее под ним сильное упругое тело. Темная дорожка волос увлекла Андреаса вниз. Он принялся нежно поглаживать вздыбленный член и нежно, осторожно целовать его головку, вызвав новый взрыв стонов в груди Матиаса.

- Не надо! - умоляюще выдохнул тот. - Не надо, любимый!

- Почему?

- У меня давно не было… Еще один поцелуй, и я кончу…

Андреас улыбнулся - хищно, плотоядно - и осторожно, но сильно сжал пальцами основание члена.

- Я тоже не смогу долго выдержать, - прошептал он. - Не смогу. Но я… я хочу, чтобы это длилось до утра. Снова и снова. Я изголодался по тебе. По тебе, мой Антон. Мой Матиас. Мой прекрасный незнакомец. Я хочу узнать тебя. Узнать всего. До самых твоих глубин… Потаенных глубин…

- Тогда мне надо подмыться, - вдруг широко раскрыл глаза Матиас.

- Какая же ты все-таки пошлая тварь, Кронберг, - Андреас шлепнул любовника по бедру. - С тобой невозможно иметь дело!

Тот взвизгнул, дернулся и рассмеялся своим обычным ядовитым смехом.

- Мне плевать, - продолжал Андреас, в темных глазах которого уже горел настоящий огонь. - Мне плевать. Я хочу тебя таким, какой ты есть. Понимаешь? Во всех смыслах. Во всех! Хватит уже бегать от меня, от себя! Ты - идиот, Кронберг, и я тоже идиот!

- Что, даже в душ не отпустишь? - насмешливо спросил Кронберг.

- Даже в душ, - прорычал Андреас, и увидел восхищение в глазах своего обычно язвительного любовника.

Однако тот оставался верен себе даже сейчас и не унимался.

- Дай мне хоть смазаться!

- Я бы тебя отодрал прямо так, - сквозь зубы произнес Андреас.- Прямо так! Чтобы ты визжал подо мной. Чтобы ты крутился, Кронберг! Чтобы ты запомнил раз и навсегда - больше никогда и никуда ты от меня не уйдешь!

- Садист, - с деланным страхом произнес Матиас. - Я не знал, что ты садист, Фелнер. Я боюсь тебя, отпусти!

- А ну лежать! - прорычал Андреас.

Утонченный музыкант в этот момент и впрямь напоминал опасного хищника.

- Ай! - взвизгнул Матиас. - Я слишком слабый! Нежный! Я боюсь! Уйди, противный!

В то же время он все шире раздвигал ягодицы и умудрялся при этом тереться внутренней стороной бедер о бедра любовника и призывно проводил языком по чувственным губам. Андреас не выдержал и расхохотался.

- Тебе бы все смеяться, - обиженно надулся Матиас. - Давно бы трахнул меня!

- Не знал, что ты мазохист!

- С тобой станешь кем угодно, Фелнер!

- Ладно, не беспокойся, - Андреас вскочил и быстро достал из сумки лубрикант.

- Специально возил с собой? - в голосе Матиаса звучали сарказм и даже ревность.

- Ну да. А если бы ты умер в больнице? Мне пришлось бы искать себе другого партнера, - с нарочито невозмутимым видом проговорил Андреас.

И тут же в горло ему вцепились тщательно ухоженные ногти любовника.

- Похотливый самец! - и было непонятно, то ли Матиас продолжает игру, то ли начинает злиться всерьез.

- А ну лежать! - Андреас буквально впечатал любовника в постель с силой, которую трудно было заподозрить в изнеженном музыканте.

Матиас попытался дернуться, но хватка Андреаса оказалась поистине железной. И тут взгляд Матиаса стал умоляющим. Он снова провел языком по губам и призывно застонал. Андреас улыбнулся. Выдавил из тюбика лубрикант. Матиас задрожал и широко раздвинул ноги.

- Давай, - прошептал он. - Давай, я не могу больше ждать! Мне это нужно. Нужно!

Мольба в его голосе и взгляде была вовсе не наигранной, а искренней, чуть трепещущие длинные ресницы выдавали томление, жажду отдать себя без остатка.

Тонкий, длинный палец Андреаса стал медленно входить в отверстие, которое было непривычно тугим и узким. Матиас не лгал, у него действительно давно не было секса. Он чуть напрягся и прикусил губу, но по мере того как палец с вязкой, прохладной массой входил все глубже, Матиас все больше расслаблялся. А Андреас ввел в него уже два пальца, чувствуя горячее, влажное, изголодавшееся по сексу нутро. От этого ощущения он и сам чувствовал все большее возбуждение и, наконец, понял, что не может больше сдерживаться. Человек, которого он так страстно желал, которого так любил и о котором так тосковал, человек, которого он едва не лишился навеки, теперь был с ним, и его тело, такое красивое, сильное, упругое, сейчас трепетало, полное желания отдаться во власть любовника.

Андреас зарычал и стал буквально врываться в Матиаса. Тот дернулся, вскрикнул, но тут же снова расслабился, позволяя любовнику входить в себя все глубже и глубже. Взор серо-голубых глаз разфокусировался, чувственные губы что-то чуть слышно шептали, но что именно - разобрать было невозможно, сильные руки обхватили бедра любовника, яростно вбивавшегося в его плоть.

- Да, да, давай, глубже, глубже! Бери меня, бери! – стонал Матиас.

Он обхватил руками свой член и сжал его, чтобы не разрядиться раньше времени от наслаждения, электрическим током пробегавшего по его телу, когда Андреас надавливал внутри него на чувствительную простату. Андреас тоже остановился. Он чувствовал, что не выдержит долго, но ему хотелось продлить упоение обладания телом своего возлюбленного, по которому он так истосковался. Он медленно провел руками по груди Матиаса, снова поцеловал соски, а потом осторожно прикоснулся языком к шрамам от пуль. Эти шрамы совершенно не портили красоты тела Матиаса. Наоборот, странным образом придавали ему еще большую сексуальность. Андреас навалился на Матиаса и почувствовал трепет его сильного тела.

- Люблю тебя, люблю! - застонал он, покрывая поцелуями лицо Матиаса, которое теперь казалось удивительно живым.

- Я… я тебя сильнее люблю, - шептал тот в ответ. - Возьми меня сверху.

Андреас приподнялся, и Матиас встал на корточки, выгнул сильную спину, покрытую ровным загаром, с красиво прорисованными позвонками и мускулами и выставил круглые, белоснежные ягодицы. Андреас прикоснулся ладонями к этим упругим полушариям и застонал от вожделения. Он раздвинул их и снова вошел в Матиаса, резко, глубоко, не в силах больше себя сдерживать. Теперь Матиас уже не стонал, он рычал: в этой позе он испытывал куда более сильные ощущения. Он приподнимался, а Андреас, обхватив его за плечи, все сильнее наращивал темп и жесткость. Матиас между тем несколькими движениями довел себя до оргазма и испустил утробный вой, выплескивая горячую, белую сперму и взлетая на самую вершину наслаждения. Этот вой и содрогание горячего тела стали для Андреаса как будто триггером. Он тоже больше не мог сдерживаться и разрядился прямо в Матиаса. Они снова повалились на кровать. Андреас целовал теплый затылок своего любовника, его шею, лопатки. Матиас нежно поглаживал его бедра и снова что-то тихо шептал по-русски. Они не шевелились, они наслаждались друг другом. Оба знали, что впереди у них целая ночь. И им хотелось, чтобы эта ночь никогда не кончалась.

========== ГЛАВА 32. И ВОЗВРАЩАЕТСЯ ВЕТЕР… ==========

ГЛАВА 32. «И ВОЗВРАЩАЕТСЯ ВЕТЕР…»

Берлин, сентябрь 2019 года

Матиас Кронберг легко запрыгнул в белый кабриолет BMW, холеная рука, на которой все так же красовался черный опал, привычно и уверенно легла на руль. Кабриолет лихо сорвался с места, вылетая на оживленную берлинскую трассу. Матиас невольно усмехнулся, в который уже раз подумав о том, что так и не смог избавиться от тяги к роскоши, красивой жизни, желания располагать большими деньгами, а главное - умения делать их. Сказывались гены – все-таки он был сыном Владимира Вальковского и Елены Ермолаевой, которые всю жизнь только и занимались тем, что сколачивали состояние, увеличивая его до космических размеров.

Матиас не хотел быть таким, как его родители. Да он и не был таким. Но, как говорил его супруг Андреас Фелнер: “Бизнес у тебя в крови, Антон, ты не станешь бессребреником, даже если очень этого захочешь”. И да, Матиас сам соглашался, что это неизбежно. Как неизбежно до конца дней своих он вынужден будет оставаться Матиасом Кронбергом, а Антоном его будут звать только самые близкие люди. Что касается фамилии “Вальковский”, то она канула в лету, оставшись только на могильных плитах.

Матиас знал, что от прошлого ему не уйти. Его муж, человек спокойный и мудрый, постоянно твердил ему: “Не отказывайся, не отворачивайся от того, что было, это бесполезно. Просто живи дальше. И живи, пожалуйста, со мной”. Матиас улыбался в ответ и молча целовал Андреаса, с которым они стали супругами год назад, заключив брак в Нью-Йорке. Он знал, что может жить только со своим мужем. Что только рядом с ним, с Андреасом Фелнером, Матиас способен фонтанировать идеями, энергией, сворачивать горы. Без Андреаса, без его присутствия, без внимательного взгляда его темных глаз и его улыбки, наконец, без его поцелуев и ласк Матиас не мог существовать. Он быстро погружался в апатию и депрессию и потому старался не расставаться с мужем надолго.

Впрочем, и Андреас не мог без Матиаса. Он в шутку называл супруга “своей музой”, и в этой шутке была лишь доля шутки. Потому что только рядом с Матиасом Андреас мог творить музыку. Ему требовалось физическое присутствие супруга - даже не просто в доме, но в одной комнате. И не просто в комнате, но Андреас должен был видеть Антона хоть краем глаза, лишь тогда в его голове рождались мелодии. Нет, он, конечно, был способен сочинять их и в одиночестве, но тогда они получались безжизненными, скучными, вымученными. Матиас со своей фирменной язвительностью любил повторять в связи с этим: “Хорошо, что тебе для творчества не требуется мое присутствие в постели. Моя задница точно не выдержала бы такого музыкального напора”.

Андреас действительно оказался весьма плодовитым автором. Он был завален заказами: писал саундтреки к кинофильмам, телесериалам, его композиции почти всегда были в топе европейских и азиатских хит-парадов. Он был более чем востребованным композитором, но это не означало, что он был знаменит: в современном музыкальном мире знаменитыми бывают исполнители, а сочинители остаются в тени. Правда, Андреас и не стремился к публичности. Его вполне устраивало то, что его музыка нужна людям. Правда, его главные произведения знали и ценили лишь немногие. Это были серьезные и глубокие симфонические произведения, но у них по определению была небольшая аудитория. И все эти произведения неизменно имели одно и то же посвящение: Антону Вальковскому.

Оба молодых супруга действительно нуждались друг в друге как в воздухе. Вдали друг от друга они начинали задыхаться. Но это не означало, что отношения между ними были идеальными. Они ругались по разным поводам, причем довольно часто. Кипучая натура Матиаса Кронберга, его врожденный авантюризм не давали ему жить спокойно. Он все время что-то затевал, и спокойного Андреаса “заскоки” мужа регулярно выводили из себя. Впрочем, все это была ерунда. Пожалуй, самым серьезным разногласием в этой паре был вопрос о ребенке. Андреас очень хотел завести ребенка, прибегнув к помощи суррогатной матери. Но эта идея вызывала яростный отпор Матиаса, который вообще-то никогда не был отягощен вопросами морали. Здесь же он стоял насмерть. “Ребенку нужна мать”, - твердил он в ответ на все доводы Андреаса о том, что они вдвоем прекрасно справятся с воспитанием сына. “Ты не понимаешь, идиот! - орал Матиас на мужа. - Не понимаешь! Не понимаешь, что такое расти без матери! А я рос! Я знаю! И не хочу, чтобы мой сын рос так же!” “Значит, ты все-таки думаешь о собственном сыне”, - тут же ухватывался за его слова Андреас. “Нет!” - упрямо восклицал Матиас. Но Андреас видел, что его супруг и впрямь задумывается о ребенке. Да, он понимал, что детство оставило в душе и сердце Матиаса тяжелые раны, которые так и не исцелились. Но надеялся, что однажды Матиас все-таки решится. Просто он должен свыкнуться с этой мыслью, принять ее. И Андреас знал, что его супруг никогда не оставит ребенка. Именно потому, что сам слишком хорошо знает, каково это: быть оставленным.

Матиас так и не простил свою мать. Пламя ненависти утихло, но на смену ей пришло холодное безразличие. Он практически не общался с Еленой. Только при чрезвычайных обстоятельствах, когда этого общения было не избежать. Например, когда пришлось класть Джаса в наркологическую клинику. Елена тоже не пыталась связаться с сыном. Но временами звонила Андреасу, с которым у нее, как это ни парадоксально, отношения были если не доверительными, то вполне нормальными. Хотя Фелнер так и не смог возобновить карьеру пианиста.

Елена же продолжала жить во Владимирской области. Выезд за пределы России для нее по-прежнему был невозможен: Елену арестовали бы, как только она пересекла границу. С российскими же властями она смогла утрясти свои проблемы. Как именно и какой ценой - об этом можно было только догадываться. Но никакой арест в России ей не грозил, несмотря на все запросы Интерпола, ФБР и дюжины европейских правоохранительных структур. Елена не слишком высовывалась, хотя и сдержать свою кипучую натуру не могла. Всего через год после своего возвращения в Торфянск она стала главой городского совета депутатов. А теперь уже заняла пост вице-спикера областного законодательного собрания. При этом у нее под контролем быстро оказалась значительная часть местного бизнеса, и о ней уже стали говорить как о теневом губернаторе области. Можно было даже не сомневаться: мадам Ермолаева (после официального развода с Томом Бреннаном она вернула себе девичью фамилию) не остановится на достигнутом. Не захочет. Да и просто не сможет. Интересно, что прозвище Елены с прибытием на родину трансформировалось: если в Штатах подчиненные за глаза называли миссис Бреннан Горгоной, то на родине за ней закрепилась кличка Медуза. Да, не то что раньше, но тем не менее.

Елена одной ей ведомыми способами сумела добиться того, чтобы ее сыновьям - Стиву и Джасу был снят негласный запрет на посещение России. Очевидно, это было частью сделки Елены с российскими властями. Джас прилетал к матери довольно часто, жил у нее по паре недель и даже по месяцу. Здесь, во Владимирской области он очень скоро пристрастился к местному самогону - атомному пойлу, которое янтарной рекой текло в поселках, затерянных в глухих лесах среди торфяных болот. Почему Джас предпочитал самогон высококачественному виски - оставалось гадать. Но проблема его пьянства становилась все более острой. Дело усугублялось тем, что, возвращаясь из России в США, Джас переходил с самогона на порошок и всякую синтетическую дрянь. Одновременно он шатался по всевозможным гей-притонам, заводя мимолетные романы с какими-то сомнительными типами. Словом, парень стремительно скатывался по наклонной. Это была одна из немногих тем, ради которой Елена даже вышла на связь со своим старшим сыном. Она подумывала о том, чтобы в следующий приезд Джаса в Россию запереть его в одной из частных клиник. Но понимала, что вряд ли это будет эффективным. И поскольку Джас регулярно наведывался к Матиасу и Андреасу, которые теперь жили преимущественно в Берлине и Вене (хотя регулярно наезжали и в Москву), то эта проблема была общей. Все понимали, что парня надо было спасать. Матиас собирался серьезно поговорить с братом, который по-прежнему испытывал к нему странную привязанность, похожую на болезненное влечение. И Матиас понимал, что именно это влечение и стало истинной причиной беды Джаса: тот пытался заглушить свои потаенные желания с помощью бухла и наркодряни.

Впрочем, ситуация с Джасом радикально изменилась благодаря случаю (если в этом мире бывает что-то случайное). Пока Джас вздыхал по Матиасу, Андреас тоже был предметом воздыханий: со стороны все того же Клауса Риддла. Прошло уже три года, но Клаус все никак не мог успокоиться. Он писал Андреасу послания с мольбой о прощении и уверениями, что любил и любит только его, подстерегал его в коридорах и кабинетах венской филармонии, на улицах и даже возле подъезда дома, где Андреас и Матиас жили в Вене. Нет, Клаус не был агрессивен, он был плаксив, истеричен, надоедлив. Андреас долгое время пытался по-хорошему отшить его, но тот упорно его преследовал, и Андреас уже подумывал обратиться в суд, чтобы добиться запрета для Клауса приближаться к нему на определенное расстояние. Но тут произошло неожиданное. У Андреаса и Матиаса как раз гостил Джас. И тот, будучи в изрядном подпитии, вышел из подъезда именно в тот момент, когда рядом ошивался несчастный Клаус. Что там произошло между двумя парнями, никогда прежде друг с другом не встречавшимися, никто кроме них так и не узнал. Но именно с этого самого дня домогательства Клауса внезапно прекратились. В поведении Джаса тоже произошли резкие изменения. Нет, он не бросил пить, но внезапно изъявил желание пройти курс лечения, от которого прежде яростно отказывался, несмотря на уговоры деликатного Андреаса и угрозы (а временами и рукоприкладство) куда более раскрепощенного в этом смысле Матиаса. В общем, внезапная встреча Джаса и Клауса если и не решила две больших проблемы, то, по крайней мере, помогла продвинуться к их решению, и теперь и Андреас, и Матиас молили небеса, чтобы так и продолжалось.

К этим молитвам присоединялся и Стив, который оставался жить в Атланте. Он тоже время от времени наезжал в Россию проведать мать, а также в Европу - в гости к Андреасу и Матиасу. Правда, гораздо реже, чем его непутевый брат. Стив, по сути, взвалил на себя все семейные проблемы. Помимо учебы в университете он занимался бесчисленными юридическими проблемами, пытаясь спасти хотя бы что-то из некогда многомиллиардного состояния Бреннанов. Он же продолжал заботиться о беспомощном отце, нанимая ему сиделок, отправляя на медицинские процедуры… Самый младший из детей Елены оказался самым самоотверженным. Он единственный из них думал не о себе, не об обидах и мести, не о своих желаниях, а о других.

Матиас отдавал должное Стиву. И испытывал перед ним чувство вины. Потому что Стив никогда не делал ему зла и ничего у него не просил. Стив на удивление философски отнесся к крушению империи Бренаннов и той роли, которую сыграл в этом Матиас Кронберг. Он воспринял новую реальность как данность и теперь стремился в ней жить без слез об утраченном. В этом смысле он повторял свою мать, но без ее агрессивности и безжалостности.

Что касается Тома Бреннана, то он и впрямь был счастливей всех остальных. Хотя бы потому, что не осознавал несчастья, которое свалилось и на него, и на окружающих. Теперь это был большой ребенок, которого кормили с ложечки и который целыми днями смотрел мультфильмы, играл в детские игрушки, что-то напевал… Перспектив восстановления работы мозга и избавления от частичного паралича не было. Это было, конечно, ужасно, но…

Наверное, хуже всех пришлось Скелтону, которому сначала дали пожизненное заключение, но усилиями адвокатов скостили срок до 25 лет в федеральной тюрьме. Но Скелтон был единственным, в отношении которого у Матиаса не было ни тени сочувствия. Нет, Матиас вовсе не был склонен к рефлексии, ему были чужды мысли типа “что же я наделал”. Но в то же время он осознавал, что причинил много зла людям, которые не сделали ему ничего плохого. И это было для него камнем на сердце, который он вполне мог нести, но от которого не мог избавиться. Однако именно на Скелтона Матиасу было глубоко плевать. Но Матиас вовсе не забыл о Скелтоне. Как раз о Скелтоне он думал чаще, чем о других. Потому что знал: Скелтон злопамятен и мстителен. Конечно, из-за решетки он выйдет лишь спустя 25 лет, но, как знать, какие возможности есть у этого человека. Он вполне мог и из-за решетки спланировать нечто, что могло испортить Матиасу жизнь. Матиас не так чтобы этого слишком опасался. Он просто этого не исключал. И потому не удивлялся, что в последнее время его стали преследовать странные неудачи. Нет, не в личной жизни, а в делах.

Матиас Кронберг, и после того, как сошелся с Андреасом Фелнером, планировал продолжать работу в волонтерско-благотворительной сфере. Он унаследовал от родителей деловую хватку, но ему претило становиться такими же как они бездушными монстрами, готовыми положить душу на алтарь власти и богатства. Ему с лихвой хватило того, что он уже совершил. И теперь ему хотелось творить добро. Как бы банально это ни звучало. Но Матиас вынужден был убедиться в справедливости пословицы “горбатого могила исправит”. Даже работая в волонтерских организациях, помогавших сиротам и больным детям, он оставался все тем же наглым, самоуверенным и циничным Матиасом Кронбергом. Нет-нет, дети от его замашек ничуть не страдали, а вот коллегам-соратникам приходилось несладко. Где бы он ни оказывался, он тут же принимался отчаянно карабкаться вверх. К руководящим должностям. Потому что просто не мог иначе. Не умел. Не знал как. Матиасу Кронбергу как воздух необходима была власть, он постоянно плел интриги, кем-то манипулировал, с кем-то конфликтовал… Правда, теперь эта его энергия не была направлена на разрушение чужого благополучия и жизней. Он говорил себе, что стремится занять руководящие посты, поскольку лучше других сумеет все организовать, принести людям пользу. И отчасти это было правдой. Но и в волонтерской деятельности неуемному Кронбергу было тесно.

Да, он продолжал заниматься литературой, которая по-прежнему была громоотводом для накапливавшегося в нем смертоносного электричества. Два своих романа – «Лебединый замок» о сумасшедшем баварском короле и «Танец призраков» о любовнике Марии Стюарт - он изначально написал на русском и разместил их на литературных сайтах рунета, где они стали пользоваться относительным успехом. Позднее он сделал их перевод на английский и отдал их в одно издательство (к слову сказать, и здесь подсобил все тот же неугомонный Кренц). Бестселлерами эти вещи не стали, но продавались неплохо. Сейчас Матиас работал уже над третьим романом «Глаза смерти» о странной судьбе мальчика, попавшего в жернова большой политики и шпионских игр. Все это помогало ему направлять свою разрушительную энергию в безопасное и даже созидательное русло. Тем более что большая часть гонораров переводилась на счета благотворительных организаций.

Но Матиасу и этого было мало. Одновременно он стал заниматься бизнесом. Опять у него появилась фирма, занимающаяся финансовой аналитикой. Сначала она была крошечной, но уже спустя несколько месяцев открыла свои, пусть и небольшие, отделения не только в Берлине, но и Вене, Нью-Йорке и Москве. Все это выходило у Матиаса как бы само собой. То, на что другие тратят колоссальные усилия и время, ему словно само шло в руки. Просто он знал, как, что и когда нужно делать. Это была интуиция, заложенная генами, которую невозможно приобрести: она или есть или ее нет. В этом смысле Матиас был прирожденным бизнесменом, способным делать деньги даже из воздуха. И он их делал. Но, к его чести, совершенно не стремился зарабатывать миллионы и миллиарды. Нет, он не был аскетом, он любил жить красиво, в роскоши, как, собственно, и жил большую часть своей жизни. И сейчас у него была шикарная машина, дорогая одежда, роскошные квартиры и все прочее. Но все же роскошь не была для него самоцелью. Основную часть заработанных денег он пускал именно на нужды волонтерских и благотворительных организаций, которые занимались проблемами детей, оставшихся без родителей. Рана Антона Вальковского кровоточила в его душе даже сейчас, хотя он никому об этом не говорил, даже самому близкому человеку - своему супругу Андреасу. Матиас просто делал свое дело. Он говорил о себе: “Да, знаю, что я мерзавец, циник, но все же я работаю, чтобы другим было хорошо”. И у него это получалось. Того же мнения о нем придерживался и Кренц, который на удивление быстро и легко поладил с Матиасом.

Но в последнее время что-то стало сбоить. И бизнес-структуры, и благотворительные организации, контролируемые Матиасом Кронбергом, стали сталкиваться со все большими трудностями, причем сразу в разных странах. Поначалу Матиас считал, что это просто цепь совпадений, полоса невезения. В бизнесе так бывает. Он работал над решением возникших проблем, но они либо упрямо не желали решаться, либо решались, но тут же на месте решенной проблемы появлялись две новых, причем еще более сложных и более неприятных. В последний момент срывались выгодные контракты. Самых толковых финансовых аналитиков и других сотрудников переманивали в другие фирмы. Субподрядчики срывали сроки работ, несмотря на то, что подпадали тем самым под штрафные санкции, а фирма Матиаса из-за этого несла финансовые потери, поскольку не могла вовремя представить работы заказчику. В интернете то и дело стали появляться публикации, которые ставили под сомнение репутацию фирмы “Кронберг-аналитика”.

Но под удар попал не только бизнес Матиаса. Тучи стали сгущаться и над благотворительными организациями, находящимися под патронажем его фирмы. В России, США, Индонезии начались проверки на предмет законности деятельности этих организаций и их возможной связи с отмыванием денег и уклонением от уплаты налогов. На самом деле никакого отмывания не было. Что касается налогов, то в США и странах Европы Матиас от налогов никогда не уклонялся, а в России с ее законодательством, в котором сам черт ногу сломит, просто невозможно было что-нибудь да не нарушить. Но, тем не менее, и там ничего целенаправленно противозаконного Матиас Кронберг не совершал, тем более в том, что касалось благотворительных проектов.

Поначалу все это казалось досадным, странным, но живой и цепкий ум Матиаса быстро уловил, что в происходящем есть некая система, закономерность. Он ничего не говорил своему мужу (зачем Анлреасу лишняя нервотрепка?), ни братьям (у них своих проблем было навалом), ни тем более матери (ей - ни за что). Он просто упорно выяснял, что и кто скрывается за обрушившимися на него неприятностями, которые уже приближались к критической черте, за которой маячил крах его бизнеса и благотворительных проектов, в которые он вкладывал и душу и сердце.

И теперь, сидя за рулем своего шикарного кабриолета, он уже знал ответ.

***

Матиас Кронберг направлялся сейчас в берлинский офис HT-Net, где у него была запланирована встреча с руководством этой IT-компании. Встреча должна была решить и судьбу его бизнеса, и судьбу его благотворительных проектов. Если “Кронберг-аналитика” сумеет заключить контракт с этим телекоммуникационным гигантом, это будет означать, что проекты Матиаса выживут. Если же нет, то впереди банкротство и закрытие всех благотворительных проектов.

Он уже подъезжал к офису HT-Net, расположенному в многоэтажном здании в стиле хай-тек, когда его неожиданно подрезал черный мерседес, который лихо припарковался прямо у входа. У Матиаса возникло стойкое ощущение дежавю. Это уже было. Было. Только тогда машину своей матери подрезал он сам. Матиас припарковался чуть в стороне, подался вперед и, опустив подбородок на руль, внимательно смотрел на остановившийся впереди черный мерседес. Из него вышел высокий человек в элегантном черном пальто и зашагал к вращающимся стеклянным дверям офиса. По губам Матиаса скользнула понимающая усмешка. Он узнал этого человека.

На мгновение Матиас закрыл глаза и замер, словно собираясь с мыслями и силами. А затем вышел из автомобиля и решительно зашагал к офису HT-Net, куда уже вошел человек из “мерседеса”. Матиас миновал пост охраны, не задержавшись: секьюрити были предупреждены о его прибытии. Человек из “мерседеса” замешкался: охранник искал его фамилию в списках, так что Матиас немного опередил его. И снова на его губах мелькнула улыбка: и это тоже было. Было. Когда он впервые прибыл в офис Brennan Corporation, которой больше не существовало. Подойдя к лифтам, Матиас нажал кнопку вызова, повернулся лицом ко входу в офис и с улыбкой стал смотреть на приближавшегося к нему человека.

- Здравствуйте, мистер Лейк, - насмешливо произнес Матиас с самым непринужденным видом. - Давно не виделись.

Он протянул Лейку руку, но тот ее не пожал, остановившись перед Матиасом и глядя ему прямо в глаза.

- Окаменел? - Матиас тоже смотрел в глаза Лейку. - Рановато. Ты же пришел уничтожить меня, так?

Рот Лейка искривился в улыбке, полной ненависти.

- Да, - медленно проговорил он. - Я очень этого хочу, Кронберг. Уничтожить тебя.

- Я знаю. Целую неделю выяснял, от кого исходят неприятности. Наткнулся на фирму LBS, штат Вирджиния. Все атаки инспирированы именно ею. А в бенефициарах нашел твою фамилию.

- Ты всегда был умным парнем, Кронберг, - прищурившись отвечал Лейк. - И редкостной мразью.

- За тобой стоит Скелтон, - спокойно продолжал Матиас. - Это он снабдил тебя документами.

Лейк усмехнулся.

- Умная мразь, - повторил он. - Да, это Скелтон, который по твоей милости сел за решетку, помог мне. Кронберг, ты сломал жизнь слишком многим.

- Во всяком случае не тебе, Лейк. Когда я тебя встретил, ты уже был сломанным. Иначе бы не пошел у меня на поводу.

- Ты сломал жизнь слишком многим, Кронберг, - повторил Лейк. - Не только мне. Ты, как бацилла, проник в Brennan и разрушил ее. А это не просто корпорация. Это тысячи людей, у которых была карьера, надежда, у которых было всё!

- Мне кажется, никто из них с голоду не умер.

- Но многие остались за воротами. По твоей милости.

- По моей милости? Правда? Лейк, чего стоит гигантская корпорация, которую может разрушить мальчишка, который просто подставил задницу ее владельцу? Сам подумай. Все эти люди, которые делали свои блестящие карьеры в Brennan - они что, ничего не видели? Не видели всего дерьма, которым была полна ваша драгоценная корпорация? Прекрасно видели. И ты, Лейк, тоже. Вы всё видели, понимали, и всех всё устраивало. Жили как букашки в трухлявом пне и были довольны. А когда кто-то пнул этот пень ногой и он развалился, никто из вас и не подумал бороться за этот пень. Все разбежались, спасая свои задницы.

- Ты - мразь, - упрямо повторил Лейк. - Ты всё разрушил. Да, мне плевать на Brennan. Но мне не плевать на себя. Если бы ни ты, я сейчас… я… - Лейк буквально задохнулся от ярости, не в силах больше вымолвить ни слова.

- Если бы не я, ты сейчас продолжал бы лизать задницу очередному своему шефу и тихо его ненавидеть, - с сарказмом заметил Матиас. - Возможно, сейчас ты стал куда более свободным. Просто пока этого не понимаешь.

- А ты? - выкрикнул Лейк. - Ты? Что ты сам понимаешь??

- Не ори так, на нас уже охрана смотрит. Ты ведь пришел сюда сорвать мне контракт, не так ли? Если охрана выведет тебя из здания, твой план разрушится, Лейк, - насмешливо сказал Матиас. - Знаешь, в чем твоя проблема? Ты ослеплен ненавистью. Она мешает тебе видеть реальность. Уж поверь, я знаю, сам через это прошел. И я знаю, что никто тебя не избавит от слепоты, пока ты этой ненавистью не перегоришь. Пойдем, Лейк. Нас ждет руководство HT-Net. Сейчас у тебя будет полная возможность меня атаковать.

- А ты готов к этому, Кронберг? - зло спросил Лейк.

- Готов, - беспечно пожал плечами Матиас. - Не знаю, кто из нас выйдет победителем, но я готов.

- Ты готов к тому, что я разорю твой бизнес? И все эти твои благотворительные проекты, на которых ты делаешь себе пиар?

- И к этому тоже, - спокойно ответил Матиас. - Однажды я все это проделал с другими. Что странного в том, что другие теперь хотят проделать это со мной? “И возвращается ветер на круги своя…” Экклезиаст, Книга Проповедника.

- Я уничтожу тебя, Кронберг, - снова повторил Лейк.

- Ты уничтожишь то, что приходит, уходит и снова возвращается. Все это можно вернуть. Но есть то, что уничтожить нельзя, Лейк. Банально, но это любовь, - задумчиво произнес Матиас. - Ладно, не будем об этом. Смотри, лифт пришел. Идем, Лейк, нам предстоит битва. Посмотрим, кто из нас победит. Может быть, и ты, как знать.

И Матиас, хлопнув Лейка по плечу, шагнул в лифт. Лейк помедлил и вошел следом за ним. Двери лифта закрылись, и он стал стремительно подниматься вверх. Лейк, словно загипнотизированный, смотрел в светло-серые глаза Матиаса Кронберга как будто в зеркало. И видел отражение своей бессильной ярости в этом зеркале Горгоны.

КОНЕЦ