Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия (СИ) [Ольга Савченя] (fb2) читать онлайн

Алхимики Фадрагоса

Глава 1. Дезертирство не бойца

Земля? На ощупь точно она. А почему так ощутимо дрожит?

Шумело теперь не только в моей голове. Через сомкнутые веки пробивались всполохи света различных цветов. Сквозь звон в ушах доносились крики на неизвестном языке, громкие стоны, будто кто-то умирает. Я старательно моргала и вытирала выступившие слезы.

Да что же это такое?

Щурясь, мне все же удалось приоткрыть глаза, а дальше вообще распахнула. Даже стараться не пришлось! Завизжала, не щадя голосовые связки. На меня, размахивая булавой, неслось нечто огромное. Я пыталась отползти, но не успевала. Голые пятки почти безрезультатно скользили по теплой почве. Закрылась руками от чудовища, отвернулась и зажмурилась, будто так могла спастись. Раздался глухой звук и, кажется, я осталась жива.

Приоткрыла глаза, продолжая смотреть в сторону и… Действительно? Вот это меня вдарило разрядом!

— Не унывай. Посмотри, они ж двуногие, — пробормотала я, найдя совпадение с людьми и готовясь провалиться в обморок.

Однако мое сознание огорчило стойкостью, позволяя разглядеть окружение. Очертание ближайшего монстра вырисовывалось сквозь взвесь пыли достаточно неплохо. Он. Она… Оно? Было ранено. Из разреза на костлявом серокожем теле вытекала янтарная жидкость. Существо стояло на острых коленях, поднимало длинные, тонкие руки к небу и, стиснув громадные клыки, шипело. От его пальцев исходили яркие оранжевые нити. Устремляясь выше, они напитывались краснотой, сгущались и исчезали в огромном алом шаре. Он неприятно пульсировал.

Моя голова закружилась от догадки, что я не сплю. Таких фантастических снов мне видеть не приходилось. Посмотрела вверх. Чернеющее небо над головой в разных сторонах вспыхивало огнем. Хотела отвести взгляд, но он зацепился за летящий силуэт высоко. Дракон? Очень похоже! Я вспомнила о толстяке с булавой, съежилась и прижала ноги к себе. Его тело распласталось в полуметре от меня. Из жирного живота и груди торчали черные блестящие спицы. Стоит ли поискать своего спасителя? В суматошной возне чудовищ я отыскала его весьма легко и поняла очевидное — не стоило этого делать. Небольшая черная тварь, похожая на неудачное скрещивание богомола с муравьем, вгрызалось в горло куда более человекоподобному существу из всех, кого я тут успела рассмотреть. Круглые голубые глаза прикрывала тонкая пленка. Существо тоненько проворковало зубастой пастью и огляделось, двигая головой как птица. К нему со спины подходил мужчина.

Мужчина! Я вскочила, но рухнула обратно и прижала руки к груди. Рано обрадовалась. Под красивым шлемом скрывалась четырехрогая голова. Рога спускались до самых плеч, а из рук буквально вырастали плети с лезвиями на концах. Мой теперь уже весьма миленький спаситель не спешил оборачиваться. Вскоре я совсем запуталась с тем, кто из них опаснее. Черное тельце затряслось. С каждым движением на нем вырастали бугорки, а затем заострялись, превращаясь в громадные иглы. В секунду они втянулись, испещряя ямками спину, а затем выстрелили. Рогатый прикрылся рукой. Часть игл отскочила от блестящей стали, а несколько все же проткнули броню.

— Ктар ис вос’сгран! — выкрикнул человекоподобный, взмахнув плетьми.

— Чего? — прошептала я, задыхаясь от паники.

Свист разрезал тишину. Плети хлестнули по черному тельцу. Над полем разнесся очередной визг, пополняя шум неизвестной мне битвы. Мой спаситель отползал, оставляя за собой ярко голубой след. Я тоже отползала поближе к раненному любителю пульсирующих шаров. Его клыкастая пасть меня теперь не особо смущала. Рогатый рычал, поочередно выдергивая иглы. Отбросив на землю последнюю, он стал лениво осматриваться. Когда замер, глядя на меня, я икнула.

— Я… я, — выдохнула, стараясь не стучать зубами. Высказывание получалось тихим. — Не противник я тебе.

«Придурок» — едва удалось сдержать. Я маленькая! А, ну да… Посмотрела на спасителя — он тоже небольшой. Был. Но я же в белом. Сжала в трясущемся кулаке ткань халата.

— Рагихон! — крикнул рогатый и отступил, продолжая глазеть на меня.

Я нахмурилась, а он все же развернулся и вовсе побежал прочь. Вскинула брови. Куда это он? Осмотрелась. Некоторые существа продолжали вгрызаться друг в друга, боролись с соперниками на смерть, а другие поспешно удирали. Меня холодом пронзило и приморозило к земле. Я медленно перевела взгляд на жертву анорексии, шипящую у меня под боком, и результат его усилий. Рогатый не на меня смотрел. Шар разросся и пульсировал все чаще. Взорвется? Да он же смертник!

Подтверждения мне были не нужны. Я вскочила на ватных ногах, но помчалась за рогатым, словно ужаленная. Тормознула, едва не падая, и поспешно закрутила головой по сторонам. Мне с любителями плетей как-то на уровне взаимопонимания не по пути. Сквозь пыльную завесу удалось разглядеть деревья. Лес! Бросилась к нему, надеясь укрыться среди зарослей. Твари вокруг мелькали, рычали, ползали и летали… В какое кошмарное место меня занесло? Как угораздило вообще?!

Неудачница.

Я бежала долго, не разбирая направления. Когда звуки за спиной стали приглушенными, остановилась. Вокруг полнейшая темнота. Я затопталась на месте, ежась от холода и стараясь рассмотреть хоть что-то — безуспешно. И как только сюда добралась, ноги не переломав? Я боялась идти вперед и возвращаться к монстрам тоже совсем не хотелось. Там грохот и шипение взрывов, тут тишина и периодическое движение за деревьями. Кто ж там ползает-то?

Наверное, холод пошел мне на пользу, отрезвляя мысли. Пожалеть себя и поразмышлять о происходящем я решила позже, когда смогу хотя бы видеть окружение. Мне казалось, что безопаснее всего было бы оказаться на дереве повыше, но в темноте я бы точно грохнулась с первой же ветки и ухудшила бы свое положение.

— Думай, Ань! — шепотом призывала себя, растирая руки.

Мешало ощущение, будто за мной кто-то наблюдал из темноты, но я вполне принимала версию, что после увиденного кошмары будут преследовать меня наяву очень долго. Кое-как разглядев очертание ближайшего ствола, я прокралась к нему, прижалась спиной и села на корточки. В темноте, босиком, с неизвестными монстрами под боком лучше всего будет дождаться хотя бы предрассветное время. Натянула халат на ноги, чтобы было теплее, обняла их и внимательно прислушалась. Теперь необходимо было сторожить единственное оставшееся при мне сокровище — себя.

Казалось, что ждать пришлось вечность. От постоянного напряжения и нервозности усталость взяла свое. Я клевала носом и держалась в сознании только благодаря свежим воспоминаниям страшных тварей, орудующих где-то поблизости. Я пропустила момент, когда темный лес вокруг окрасился в утреннюю сизость. Однако, как только заметила изменения, сразу же подорвалась.

Первым делом я озаботилась защитой. Смешно, конечно, но без добротной палки в гостеприимном местечке мне совсем печально было. И пусть до конца уныние и страх не прошли, но сжимая с трудом обломанную ветку, я чувствовала себя на капельку смелее. Куда идти, понятия не имела, но хорошо запомнила откуда бежала. Вот туда мне наверняка нельзя. Я и так ночью обалдела едва не до сердечного приступа.

Деревья никогда меня не увлекали, чтобы различать их по веточкам, почкам и листочкам, но некоторые из них я все же узнавала. В этом лесу их точно не было. Что меня определенно радовало? Мох. Просто не представляла себе, во что бы превратились мои ступни, если бы он не покрывал лес плотным ковром. Ноги проваливались в него почти по щиколотку. Мне приходилось только надеяться, что под ним не скрывается что-нибудь острое. Я внимательно вглядывалась в густую растительность папоротников и кустарников и всячески старалась обходить их стороной. На первой большой поляне ненадолго остановилась. Высокая трава, красивые мелкие цветочки и падающий на все это великолепие солнечный свет — ничего не подняло мое настроение. Хотя вру. Солнце ничем не отличалось от привычного, пробуждая во мне светлые мысли, а они толкали на надежду. Может, я лунатик? Может, мне все приснилось, а кошмарная прогулка затянулась во сне, и я в лес забрела? Оглянулась, воспряв духом, но нахмурилась и не рискнула возвращаться.

Яркие птицы весело щебетали на ветках и выглядели очень даже миролюбиво. Несколько раз я встречала вполне себе земных зверей. Жирный заяц был оставлен мною на поляне. Он — привычный, если не брать в расчет небольшие крылья, которые все равно при его весе не помогали ему прыгать дальше. Шипящую серую живность, висевшую на ветке и вынудившую меня обходить дерево с дуплом стороной, я обозвала белкой. Кисточки у нее на ушах имелись, пушистый хвост тоже. Просто он был длиннее и крепко опутывал ветку, позволяя зверьку удерживаться в странном для белок положении. Ну, немного мутанты — это ведь не страшно. А кто идеален, Ань?

Продолжая путь, я старалась припомнить все, что со мной произошло, но мысли сбивались в кучу. С чего начинать думать? С того, что я впервые увидела воочию шаровую молнию? Или с предупреждения Жени, когда он написал о грозе и попросил меня закрыть окна? Но я была так счастлива из-за результатов собеседования в престижной фирме, поэтому проигнорировала сообщение в «ВК» и умчалась в душ. Как вышла, сразу позвонила маме и пригласила их с папой в свою квартирку, подаренную ими на совершеннолетие. Прослушав длинное поздравление, отбросила мобильник и поспешила готовить праздничный ужин. Прямо в белоснежном халате ухватилась за мясо, оставленное с утра размораживаться. Испачкала руки и не стала отвлекаться, решив после нарезки мяса переодеться и закрыть окна, хотя на улице уже оглушительно гремело. Сама виновата… Радоваться надо, что вообще выжила. Как увидела светящийся шар в отражении дверцы микроволновки, застыла. Я слышала, что в таких ситуациях нельзя двигаться, а сквозняк сам молнию из квартиры вынесет, но руки напряглись. А когда порезала палец, дернулась, испугалась, и как-то все закрутилось. Вот зачем я швырнула кусок мяса в шаровую молнию? А краснеть она почему начала? О том, где я оказалась и как, у меня вообще версий не находилось.

Вздохнула тяжело и остановилась, прислушиваясь. Ручей. Мне даже глотать было сложно из-за сухости во рту, поэтому без лишних раздумий я направилась на звук. Идти пришлось долго, а мягкий мох под ногами становился тверже, зато шум воды звучал громче. Вышла я к реке, но от нее меня отделял крутой обрыв, а берег под ним огорчал острыми камнями. Насмотревшись ночью на изобилие существ, убивающих друг друга страшными штуковинами и острыми зубами, я старалась ничем не пораниться. Мало ли… Может, они кровь за версту чуют, а у меня и так палец на руке с порезом. Пришлось идти вдоль берега, собирая ногами росу с высокой травы. Из носа уже вовсю текло, но я настойчиво шмыгала им, не позволяя себе расклеиться. Моя ободранная от мелких веток палка пригодилась в качестве опоры, пока я второй рукой приподнимала промокшие полы халата. Утреннее солнце поднялось над макушками высоких деревьев, освещая местность у реки и немного согревая озябшую меня.

Вскоре моя настойчивость была вознаграждена: река сужалась, а обрыв уменьшался в высоте, постепенно превращаясь в пологий спуск. Как только я увидела возможность добраться к желаемой воде, сразу ею воспользовалась. Кристальный, бурлящий поток мчался по камням. Он мгновенно ударил по ногам и ужалил их леденящим холодом, но я не отступала. Уселась на корточки, зажав палку между ногами и животом, и принялась набирать воду руками. Уже когда утолила жажду и умывалась, заметила тень. Кто-то заслонял собой солнце. Я крепко ухватилась за свое оружие и медленно обернулась.

Явно женская особь. Она хмурилась и сжимала тонкие губы, разглядывая меня. Голубоватая кожа напоминала потрескавшуюся глину, а глаза не имели белка — сплошная серая радужка и чуть вытянутый зрачок. На мощной фигуре вместо привычной одежды висели черные шкуры. Белоснежные густые волосы были собраны в хвост, а к выбивающимся прядям были привязаны какие-то деревяшки и вплетены тонкие зеленые веточки.

— П-р-ривет, — проговорила я, стуча зубами от холода и страха.

Осторожно поднялась, не зная, как продолжить знакомство и чего от него ждать. Неизвестная окинула меня презрительным взглядом, шагнула ко мне и ухватилась за конец палки. Ее желание я без слов поняла — раскрыла ладонь, позволяя отнять хлипкое оружие. Сильные руки данной леди наверняка переломят мне череп одним ударом, я уже молчу о заостренных когтях вместо ногтей. Деревяшка мне точно не помогла бы, поэтому я сделала ставку на «мир, дружбу, жвачку». Беловолосая откинула палку и, вскидывая подбородком, тихо рыкнула:

— Рагихон!

Нервная оглядка вышла бесконтрольно. Когда я вновь посмотрела на женщину, она резко топнула в мою сторону. Я отшатнулась и прикрылась руками, но она ничего больше не предприняла. Отгоняет меня? Сглотнула и, стараясь не поворачиваться к ней спиной, ретировалась подальше. Воительница провожала меня взглядом, пока я не отошла метров на тридцать, а затем отцепила что-то от пояса. Издали сложно было разглядеть в точности, но достаточно, чтобы понять, что она наполняла бурдюк. Я наблюдала, как она отошла чуть дальше, подняла из высокой травы небольшие мешки и направилась вглубь леса. Чем дальше незнакомка отходила, тем суматошнее были мои мысли.

Убить она меня не хотела, поэтому просто прогнала. Опасалась, что ударю со спины? Все равно кроме нее, я тут никого милосерднее не встречала. Даже если просто следовать за ней, то она выведет меня к чему-нибудь… к кому-нибудь такому же милосердному. Какие у меня шансы выжить в лесу? А ведь мне неоднократно удалось убедиться — я не на Земле. Может, конечно, меня зарядило разрядом так, что я в коме сейчас. Однако ощущения вполне настоящие, а значит, я не имею права рисковать собственной жизнью, пока врачи меня наверняка не разбудят.

Я бросилась в сторону палки и легко отыскала ее в примятой от падения траве. Ухватилась за свое никчемное оружие и, опасаясь потерять голубокожую из виду, быстро побежала за ней. Следовала, держась на расстоянии. Если она меня заметила, то никак этого не показала. Ближе к обеду, когда солнце пробивалось сквозь верхушки деревьев, мне стало жарко, ноги болели, пестрили царапинами и укусами местных москитов, но я держалась и не позволяла себе падать духом. Позже опять захотелось пить, а желудок сводило от голода, но я даже по нужде не отвлекалась, потому что женщина шла быстро.

Не знаю, сколько мы прошли, но свободного пространство между деревьями стало заметно больше, показались камни выше человеческого роста, и я вовсе тоненько взвыла — мох закончился. Твердая почва изобиловала камушками, которые больно впивались в нежные, непривыкшие к таким испытаниям ступни.

От очередного острого камня я айкнула, взвыла и ухватилась за ногу, даже попыталась рассмотреть, нет ли порезов, мозолей — отвлеклась. Неизвестная исчезла! Я, плюнув на боль в ногах и искры с глаз, побежала к валуну, где в последний раз ее видела. Резво отскочила назад, борясь с головокружением. Передо мной был не просто обрыв! Грандиозной высоты обрыв! Отсюда открывался вид на густые кроны бесконечных деревьев. Я аккуратно приблизилась к краю, выставила одну ногу дальше и склонилась, вглядываясь вниз. По такой отвесной стене без специальных приспособлений не спуститься. Осторожно отошла от обрыва и вновь осмотрелась. Опять осталась одна? Немного прошла вдоль края, вернулась обратно, походила кругами — всячески блуждала меж камней и деревьев, но никого не нашла. Уронила палку, сжала кулаки и сквозь стиснутые зубы застонала, собираясь все же поплакать. Самое время жалеть себя!

От толчка в спину я вскрикнула. До земли лицом не долетела — меня рывком развернули. Больно ударилась лопатками о твердую землю. Невидимый груз на животе придавил меня. Испугал. Зеленые и желтые волны пробегали, обрисовывая смутно знакомую фигуру. На плечо и шею надавили, и я замерла, не пытаясь отбиваться. Последние желтые полосы волной прокатились в разные стороны, предъявляя взору потерянную мною женщину. В прямом смысле исчезала! Она сильнее надавила на мое плечо. Чуть пересела на мне, приподняв локоть второй руки — давление на горло стало ощутимее. Что там? Нож?

— Гис радотр хандор? — прошипела она, склоняясь и вглядываясь в мои глаза.

— Не понимаю, — пискнула я и зажмурилась.

Через несколько секунд нажим ослабел. Теперь я хотя бы вдохнуть могла без опасений. Слезать с меня незнакомка не планировала. Кажется, даже расселась поудобнее. Я посмотрела на нее и не могла ошибаться: в ее глазах плескалось любопытство.

— Асх интарг кафингор?

— Я не понимаю, — тихо повторила я, слабо качая головой, и вот теперь, кажется, осознала, насколько влипла.

Слезинки сорвались с уголков глаз и помчались по вискам. Сердце оглушало грохотом, а голова кружилась. Как же жить хочется.

— Малроун, — скривилась незнакомка.

Она поднялась и прицепила на пояс изогнутый нож, выточенный из большой кости. Я вытерла слезы, приподнялась на локте и нахмурилась. И что дальше? Она откинула волосы за спину и протянула мне руку. Я смотрела на ее серые когти, втайне радуясь. Маленький шаг ко спасению сделан верно? Ухватилась за ее руку и испугалась, когда она сомкнула свою и посмотрела на меня внимательно. Недолго раздумывая, я тоже сжала руку в ответ и впервые увидела улыбку в неизвестном мире. У беловолосой зубы были почти обычными — человеческими, но клыки все равно удлиненные и немного сгибались внутрь. Она рывком подняла меня и моментально отправилась к ближайшему дереву, где успела спрятать поклажу. Взвалила сумки на плечи и пошла к обрыву. Я не стала тратить время напрасно и испытала удачу, сразу следуя за незнакомкой. Она больше не отгоняла меня. Девица остановилась на краю, на мгновение обернулась и улыбнулась мне, а затем заулюлюкала в сторону бесконечного зеленого ковра деревьев. Ее громкий голос эхом разнесся, пугая птиц. Они цветными стаями взмывали в разных частях леса и устремлялись в ясное небо. Беловолосая замолкла лишь на пару секунд и снова закричала, но резко оборвала крик на высокой ноте и, направившись в сторону, расхохоталась. Я все также стояла и наблюдала, как она бодро шагает вдоль обрыва.

— Черт возьми, куда тебя занесло, Аня? — спросила я и козой заскакала следом за «подругой», стараясь не наступать на крупные камни.

Глава 2. Чуть больше шага

Рано я радовалась, что меня не отгоняли. Ни о какой дружбе и поддержке речи не шло. Я пыталась ей представиться, показывая на себя и бесконечно повторяя: «Аня, Аня, Аня…». Она лишь смеялась надо мной, болтала что-то на своем языке и снова смеялась. Я уже даже не обижалась, иногда тоже посмеиваясь, чтоб меньше выделяться. Мой халат превратился в пожеванную тряпку с серыми, желтыми и зелеными пятнами. Ночами я мерзла, лежа на голой земле, греясь только от костра и завидуя Охотнице. Так я ее прозвала. Она раскручивала тонкую шкуру и спала под ней. Делиться со мной не планировала ничем, кроме воды. Даже бурдюк слегка дырявый для меня нашелся. Питалась я от случая к случаю, наблюдая за Охотницей. Если она ела ягоды, я рисковала, уподобляясь ей и поспешно вычищая соседние кусты. Иногда встречались низкие деревья с вытянутыми белыми плодами, напоминающие формой огурцы. Под тонкой шкуркой содержалась желеобразная мякоть с мелкими семечками, по вкусу была как молоко. Этими плодами я битком набивала небольшие карманы, потому что одним таким я наедалась почти на весь день.

Охотница превосходно ловила крылатых зайцев и кое-каких других причудливых зверей. Когда она в первый раз разделывала при мне тушку, я радовалась, надеясь на горячий ужин. В следующие разы я тихо ненавидела ее, когда она снова убивала зверюшек, потому что знала о безумно трудном для себя вечере. Давилась слюной и отворачивалась, чтобы не видеть, с каким аппетитом единоличница съедает жаренное на костре мясо. Когда я проявила смелость или все же наглость и потянулась за куском для себя, беловолосая что-то прошипела мне, и наш шаткий мир едва не рухнул. Пришлось смириться с растущей во мне завистью в такие ужасные вечера.

Спустя неделю у меня заболела поясница и появился кашель. Кожа на ногах стерлась, а царапины краснели, опухали — превращались во что-то страшное и ныли. Охотница не спешила вывести меня из вечного леса. Ночами я закусывала губу, сворачивалась калачиком и беззвучно рыдала до рези в глазах. Я скучала по родителям, по Женьке и просто по комфорту. Только совсем замерзнув, я впадала в дерганный сон. Мой путь в неизвестность со странным проводником продолжался.

В днях я запуталась, даже не зная, где могла бы вести собственный подсчет. Охотница иногда проявляла милосердие, добывая лично для меня какие-то коренья и травы. Коренья кидала в костер, как мы иногда запекаем картофель, а затем отдавала мне и показывала на рот. Травы мельчила и смешивала с какими-то специями из собственных запасов, потом запихивала в мой бурдюк. Я вынужденно пила сладковатый настой вместо воды. Вскоре я поняла его действие: мой кашель исчез, а ежемесячные женские проблемы так и не пришли. Со ступнями все было по-прежнему плохо. Под черным слоем грязи я не могла рассмотреть чистые там были раны или гноились, а у воды мы надолго не задерживались. Кажется, обычные мозоли и ранки принесли мне проблемы. Я хромала, теперь уже не смея отправляться в путь без палки, но уперто шла вперед.

В очередной из вечеров мы сидели друг напротив друга. Я смотрела на костер и часто лупила по себе ладошкой. В этом мире комары были хитрее, чем в нашем — звенели гораздо тише. Костер весело трещал, выбрасывая столп искр вверх и горячо согревал меня. Сегодня Охотница ужинала неаппетитным фиолетовым куском мяса из своих запасов, но я бы не отказалась и от такого, предложи она мне хоть немного.

В стороне раздался треск. Я посмотрела в темноту между деревьями, но ничего не увидела. Охотница прошипела что-то и вскочила на ноги. Попятилась. Я нахмурилась, пытаясь понять, что происходит. Услышала воркование и съежилась. Сердце пропустило удар, а ноги ослабли. Это ведь не та тварь, плюющийся иглами? Что-то красноватое и длинное мелькнуло в темноте, ударило по стволу дерева. Оно затрещало, заскрипело и стало падать. Я вскрикнула и, прикрыв голову, упала на землю, прижалась к ней. Темное пятно мазнуло перед глазами — кто-то промчался к Охотнице. Я подняла голову, рассмотрела чудище и вскочила. Надо бежать! Но остановилась, обернулась.

Птеродактиль? Нет. Скорее огромная летучая мышь, но с мордой ящерицы и очень длинным хвостом. Двигалась быстро, но осторожно — как кошка. Хвост снова полоснул воздух, едва не задел меня и хлыстнул по пеньку. Щепки разлетелись в стороны, а в пне осталось тонкое углубление. Охотница крепче сжала свой нож, пригнулась ниже к земле и отступила. Новый взмах хвоста разрезал пламя. Я прикрылась от искр, отскочила, услышала визг. Они сцепились. Ящер повалил ее и, не позволяя себя ранить, впился мелкими зубами в руку с ножом. Охотница сжимала зубы, скалилась, рычала и била его в голову кулаком. Чем помочь? Как? Без соображений ухватилась за торчащее из костра полено и побежала к ним. Боль в ладонях уколола, обожгла. Я тоненько взвыла и бросила обугленную деревяшку в монстра. Боялась смотреть на ладошки. Полено отскочило от его бока, совсем не навредив ему. Однако пасть разомкнулась, а хвост взметнулся. В считанные секунды его морда оказалась передо мной, а желтые глаза смотрели на меня. Мое лицо обдавало зловонное, смердящее гнилью дыхание. Тонкий язык, как лента, то и дело мелькал между зубов. Чудовище распустило капюшон вокруг головы. Он мелко задрожал. Я не успела закричать. Отскочила под оглушительный визг. Охотница запрыгнула поверх ящера, придавила его, и, ухватившись за раздутый капюшон, полосовала ножом шею. Я же только-только поняла, что перебираю ногами по земле, пытаясь отползти дальше, но упиралась спиной в поваленное дерево.

Уснуть удалось с трудом, но с рассветом сон прошел и проснулось любопытство. А может, мне просто надо было отвлечься от ожогов. Я, прихрамывая, подошла к Охотнице, поежилась от утреннего холода и стала наблюдать за разделкой ящера. Она с трудом и усердием выдирала каким-то подобием плоскогубцев зубы. Самый большой клык протянула мне, я выставила ладонь в язвах, позволяя положить на нее ненужную мне вещь. Скривилась от боли, задрожала, но стиснула зубы и клык не откинула.

— Ароргха, — медленно и отчетливо произнесла она.

Я глянула на зуб и нахмурилась. Что Охотница хочет от меня?

— Лиертахон, — похлопала она по туше ящера, затем что-то залепетала и окончила фразу знакомым мне: — …рагихон.

Кажется, на местном это призыв к бегству, а может, по ситуации, вроде «уйди прочь». Я округлила глаза, не поверив. Она учит меня языку! Учит меня выживать в этом мире. Я упала на колени рядом с ней и прикоснулась кончиками пальцев к земле.

— Как это называется? — спросила у нее.

Она похлопала по земле и с улыбкой произнесла:

— Лафиэрт, — вновь хлопнула, а затем огляделась и добавила: — Фадрагос.

Моя жизнь стала меняться с восходом солнца. Охотница завершила разделывать свою, кажется, бесценную добычу, собрала вещи и направилась прочь из лагеря. Все как обычно. А потом мы вышли к ручью, и перемены обрадовали меня.

Охотница остановилась возле плоского камня и ударила себя по груди:

— Елрех.

— Аня, — повторила я ее жест.

Она снова рассмеялась и покачала головой:

— Гис Анья. Анья сгран.

Она вновь заговорила бегло, остановила поток речи, прищурилась, ткнула меня в грудь и произнесла:

— Асфирель.

— Я — Асфирель? — ударив себя в грудь ребром кисти, уточнила у нее.

Да хоть Чебурашка, если это поможет мне выжить и вернуться домой! К людям!

Елрех закивала, а затем ухватила меня за запястье и потащила к ручью. Теперь она говорила постоянно, стараясь показать мне, как называется вода, трава, моя палка — любая вещь. Сама вымыла мне ноги в ледяной воде и оставила стоять на плоском камне. Вытащила из своих сумок склянку с зеленым порошком, деревянную ступку и флакон с красной жидкостью. Долго мешала коричневую жижу, хмурилась, все досыпая и досыпая порошок, пока содержимое в ступке не превратилось в желтую густую массу. Потом отложила все, подошла ко мне и вытащила нож. Я готова была довериться ей, но все равно на шаг отступила — не помогло. Мой халат укоротился до середины бедра. Я села на камень, подставляя Елрех ступни. Ее мазь, попадая на ранки и мозоли, чуть щипала. Обрывками ткани мы обвязали мои ноги, а затем под такую же обработку попали мои руки. Весь день я слушала каждое произнесенное слово, часто уточняла и старалась запоминать. Уже к вечеру боль в руках и ногах окончательно прошла, как и моя хромота. В завершении дня я вовсе готова была рыдать от счастья: забывая тщательно пережевывать, я заглатывала кусками сочное, горячее и безумно вкусное мясо. Второй шкуры для меня не нашлось, но Елрех похлопала рядом с собой, и я с радостью юркнула ей под бок. Этой ночью я наслаждалась теплом ее тела.

На утро следующего дня от ожогов и следа не осталось. Опасаясь вновь травмировать себя, я оставила тканевые обмотки на ногах. Елрех куда-то спешила, мы даже на пять минут не присаживались отдохнуть. К обеду вышли к поляне с холмом по центру. Он пестрил разнообразием цветов и ароматов. Прямо в нем из камней была выложена арка, а в ней деревянная дверца. Мы спустились в темноту землянки. Елрех выглядела радостной, а я хмурилась от темноты и спертого воздуха. Она что-то шепотом попросила, и вокруг засияли зеленые светлячки.

— Волшебство! — тихо изумилась я.

Елрех вскинула белую бровь, усмехнулась и хлопнула меня по плечу. Она сбросила на пол сумки и отправилась вглубь тесного помещения. Вся стена была уставлена шкафами из грубообработанной древесины, комод у входа был задвинут за лестницу, небольшая лавка и стол заняли оставшееся свободное пространство. Стол был завален деревянной посудой. Елрех тут живет? Не похоже, что тут вообще кто-то живет.

Моя спутница рылась на полках, периодически вытаскивала что-нибудь и кидала на стол: большую книгу, склянки с различным содержимым, кости, флаконы, мешочки. Вскоре она снова стала химичить, иногда раскидывала посуду и постоянно бормотала что-то себе под нос. Кажется, она кого-то ругала. Затем бросилась к сумкам, ухватила один мешок и покинула землянку. Я последовала за ней по скрипучим ступеням. Мы пересекли, залитую солнцем поляну и поспешили дальше. На некоторых деревьях встречался вырезанный символ: не то венок из травы, оканчивающийся головой змеи, не то змея с отростками трав или колючек из тела. Елрех шла ровно по символам, хоть и не смотрела на них. Видимо, место ей было хорошо известно. Вышли мы к огромному дереву. На высоком, толстом стволе был сколочен домик, а от него спускалась веревочная лестница. Я не любила высоту, но полезла следом за женщиной. Во-первых, мне не хотелось оставаться в лесу одной, а во-вторых — любопытство. Елрех остановилась и посмотрела вниз, увидела меня, широко улыбнулась, а потом и вовсе расхохоталась, повторяя: «Гис Анья, гис Анья…».

Крохотный домик внутри был увешен шкурами и сушенными травами. По углам стояли плетенные сетки с какими-то сухофруктами или овощами, а может, крупными ягодами и грибами. Елрех ухватилась за пустую корзину в углу, и поставила ее в центре. Она ощупывала все, что висело на веревках: что-то укладывала в корзину, что-то сдвигала и оставляла висеть дальше. Мне надоело топтаться без дела, поэтому я потянулась за мешком, брошенным ею у входа, раскрыла его и стала доставать из него мешочки поменьше. Кажется, Елрех похвалила меня, принимая травы, шкуры, грибы. Спускаться обратно было страшнее, но я справилась и вновь поспешила за спутницей. Кто она? Охотница? Знахарка? Ведьма? Поможет ли она мне? Одно я знала точно. Мне никто не поможет, если не поймут, чего я хочу. Но как объясняться?

Мы вернулись в землянку, и Елрех продолжила брошенную возню со склянками, порошками и флаконами. Теперь стало ясно, что ей не хватало синего гриба, который она спустила с домика. Она вытащила железную конструкцию с нижней полки шкафа и вскоре вновь о чем-то попросила. Прямо в воздухе вспыхнул рыжий светлячок и помчался к конструкции. Я поняла, что это местная горелка. Огонек мерцал под флаконом с мутной жидкостью. Елрех потеснила меня к шкафу, проходя к комоду, приоткрыла крышку и вытащила коробочку. Внутри мерцала золотая пыльца. Охотница испачкала в ней тонкую палочку, ее же потом опустила в флакон и стала помешивать. Зелье приобрело янтарный цвет.

Когда все окончилось, Елрех, сжимая флакон, подошла ко мне, а затем заговорила, но я поняла только «Асфирель». Она открыла рот и вытащила язык, а затем показала на меня. Я нахмурилась и увидела повторение картины. В итоге, открыла рот и высунула язык. Елрех заткнула флакон пальцем и перевернула его. Я не успела никак среагировать, ее палец скользнул по моему языку. Клацнув зубами, я захлопнула рот и отскочила. Отравила? Но незачем же… Вскоре язык охладел и онемел, а затем воздух обжег носоглотку холодом. Я схватилась за голову от невыносимой боли. Меня словно обмораживало изнутри, разрезало. Но очень скоро все прошло. Даже горького привкуса не осталось. Елрех опять носилась по землянке и болтала без умолку. Только теперь она не позволяла мне спрашивать, постоянно преподносила палец к губам и шикала.

К вечеру я обзавелась такой же одеждой из шкур, как у Охотницы. Мои темные волосы с рыжим оттенком были собраны в хвост, а клык, который мне подарила Елрех, обзавелся шнурком. Она хотела вплести его в волосы, но я показала на запястье, и он был повязан туда. Мои халатные обмотки сменили обмотки из шкур, хоть сама Елрех ходила в обычных сапогах. Не в таких, к каким я привыкла, но сейчас и от этих не отказалась бы. До самой ночи моя спутница болтала, словно я могла понимать ее. Я лишь тяжело вздыхала, слушала и иногда даже кивала, ловя на себе насмешливый прищур. На ночь мы остались в землянке, проедая запасы фиолетового мяса. На вкус оказалось так себе, но я ела с аппетитом.

Проснулась от легкого удара по ноге. Открыла глаза и увидела Елрех. Она улыбалась мне и показательно махала знакомым флакончиком. В землянке было так тепло и спокойно, что я, кажется, готова была проспать крепким сном весь день, но пришлось подниматься. К тому же, судя по ночным видениям, зелье совсем уж непростое. Я послушно высунула язык и съежилась, готовясь к боли. Моя мучительница хохотнула, но меня не жалела. В этот раз было не так больно, я только на один глаз зажмурилась. Как только боль окончательно сошла, я настроилась внимательно слушать и кивнула Елрех. Уж не знаю, как работал чудодейственный напиток на грибах и золотом порошочке, но эффект был великолепным. Ночью мне снились различные вещи, а голос Елрех называл их своими именами. Когда она заговорила сегодня, я поняла, что и память работала невероятно: если бы она болтала медленней, то я бы частично перевела на русский.

Еще на рассвете мы покинули уютную землянку и вновь отправились в путь. Я тащила заплечный мешок и разглядывала простенькое копье. Охотница, впихивая мне его в руки, явно была убеждена, что я с ним управлюсь. Она отвлекла меня от разглядывания хлопком по плечу и, продолжая балаболить, показала на кочку с мелкими красными цветками. К ней мы и направились. Елрех сбросила сумки, достала нож и присела на корточки. Примяла цветы, очистила участок от мха, разрыхлила и без того рыхлую почву ножом и принялась раскапывать руками. Я склонилась, внимательно наблюдая. В земле тянулись прозрачные хрупкие трубки. Они ломались при малейшем прикосновении, и из них выливалась вода или сок. Вскоре Елрех нашла два небольших плода, но не остановилась, пока не отыскала третий. Улыбнулась, указала мне на него и стала закапывать обратно. Один в земле для размножения? Твердую кожуру она пробила ножом в двух местах и приложилась ртом к плоду. Я постаралась счистить всю землю со своего и протянула спутнице, она с легкостью проделала дырки. На вкус сок оказался кисло-сладким, а пах земляникой.

Наш путь продолжался еще два дня, за которые я успела пристраститься к чудо-зелью. Оно стало моим самым любимым зельем из всех, какие мне были известны или даже неизвестны. На третий день его приема я с самого утра завизжала, полезла обниматься к Елрех и даже поцеловала ее в щеку. Она скривилась, а затем долго вытирала место поцелуя. Меня такое поведение не огорчило.

— А люди в Фадрагосе есть?

— Теперь я уверена, что вы есть в каждом мире. Найти бы тот, где вас нет, — ответила мне Елрех, осматриваясь.

— А такие, как я? Ну, те, кто сюда перенесся.

— Побудь тихой, Асфирель, — огорчила она меня, обрывая допрос. — Мы входим в регион Каменных Великанов. Они трепетны к вечному сну. Не смей будить их, иначе нас превратят в лепешку мсита.

К полудню я уже знала: если слово мне незнакомо, значит, либо Елрех не произносила его до этого, либо на земле не имелось аналога.

— А если шепотом поговорим? — не отстала я.

— У меня голова от тебя трещит, словно в ней термитник, — пробормотала она, ухватила мешок удобнее и произнесла: — Замолчи.

Я тяжело вздохнула, но подчинилась. Может, только у нее такой характер, а остальные будут посговорчивее?

Больше часа мы брели по склонам среди огромных валунов и скал. Солнце нещадно палило, и запасы воды быстро расходовались. Жарко. Стрекот вполне обычных цикад не замолкал ни на секунду. Но меня ничего не могло огорчить. Лес исчезал позади тонкой полоской, вскоре он должен был вовсе скрыться за холмами, а впереди простирались бескрайние луга. Лес гораздо темнее и с деревьями ниже находился справа. Снежные верхушки гор возвышались дальше за ним. Мне сложно было молчать: я прямо чувствовала, как язык зудит — хотелось поговорить. О чем угодно, но поговорить. Например, о причудах чернеющего леса, о регионе с забавным названием и какими-то великанами. Но я молчала, понимая, что могу разозлить спутницу, если издам хоть малейший звук.

Самое первое, что я спросила, когда смогла с пониманием говорить, был вопрос о Земле. Знают ли они такую планету? Но слово «планета» произносилось сугубо на русском, и космос тут не изучали. Другие миры в Фадрагосе существовали лишь в небольшом количестве легенд. О путешествиях между ними Елрех вообще не слышала. Она прямо сказала, чтобы я выбросила ерунду из головы о возвращении домой и обживалась тут. Ведь так пожелали духи. Но я не могла себе представить, как буду жить в жутком мире. Я перенеслась сюда — вошла. Значит, вход есть, а если есть вход, то найдется и выход.

Сбоку что-то громко всхрапнуло — я пискнула, съежилась. Теплая ладонь мгновенно накрыла мой рот. Елрех обхватила меня со спины и потащила назад. Скала в паре метров от нас пошатнулась, зашуршала, заскрипела. Серый песок осыпался в траву. Высоко в камне показались трещины, они раздвинулись шире, и Елрех замерла. На нас смотрели карие глаза. Глаза! У скалы! Я едва заметно приподнимала плечо, стараясь удержать съезжающий мешок. Показалась новая трещина. Скала задрожала, низко загудела, открепились каменные руки — великан потянулся. Он зевал как обычный человек. Я почти не дышала, и Елрех, казалось, тоже превратилась в камень. Великан медленно опустил голову и глянул на нас. Я бы ему и до колена не допрыгнула. Теплый ветер скользнул по оголенной коже, подцепил локоны длинной челки, пощекотал ими лицо и легонько потянул мешок в сторону. А может, это от страха у меня все зачесалось и тяжелее стоять стало. Но я выдержала, лишь моргнула и от щекотки уголком губы дернула.

Казалось, будто мы простояли так вечность, но, судя по жуку, кружащему возле нас — недолго. Великан заскрежетал, направляясь в сторону. Земля дрожала от каждого его шага, но я от страха точно дрожала сильнее. Хочу домой! К котикам и собачкам. Первым делом, как вернусь — в зоопарк! Буду осознавать всю красоту миниатюрных жирафов и слонов! Жаль, что там на китов не полюбуешься. Наверняка, в Фадрагосе водятся ужасные морские чудовища. Интересно, а русалки тут есть?

Великан остановился не так далеко, присел, а затем улегся. Свернулся калачиком, плотно сжался, скрывая мелкие трещины. Его угловатая фигура моментально стала напоминать обычную скалу, только теперь уже низкую и широкую. Если бы я наблюдала все с экрана телевизора, то умилилась бы, но так — совсем не до восхищения.

Мы простояли еще минут пять, а затем Елрех отпустила меня и отправилась дальше. Вопросы возникали в моей голове бесконечным потоком, и я старалась выбрать самые важные, которые задам первыми. Но их было так много, что не всплыть! Например, почему пение птиц не будит великанов, а мой писк разбудил? Какие еще существа есть в Фадрагосе? Как работало волшебство, которым пользовалась Елрех? Могу ли я им овладеть? Мне не терпелось покинуть регион Каменных Великанов, чтобы обо всем расспросить.

К закату мы все еще молчали и ни разу не остановились для перерыва. Перекусывали на ходу фиолетовым питательным овощем, который я ошибочно считала мясом. Но спутать его было легко небезосновательно. Растение было хищным, а урожай — мясистым. Я боялась испортить аппетит, поэтому не интересовалась, чем его удобряли и кормили.

Широкая река с быстрым течением перегородила нам путь. Она мелко блестела в лучах краснеющего солнца, и блеск мешал мне рассмотреть противоположный берег. А вот Елрех приложила руку ко лбу и вглядывалась вдаль, будто все прекрасно видела. Рыба непривычно часто плескалась, лениво плавала у самого берега, совсем у поверхности. Тут и рыбаком быть не надо, чтобы поймать.

— Брод выше по течению. Если идти быстро, то через два шага солнца уже будет на том берегу.

— Говорить можно? — громким шепотом удивилась я.

— Уже шаг солнце как! — широко улыбнулась плутовка.

— Шаг солнца — это промежуток времени? Вы так его меряете? Час, два, три часа — сколько?

— Так, как считаешь время ты, принято его считать на севере: от региона Озера слез и до региона Печальных гор.

Она шагнула к узкой тропе, поворачивая к темному лесу. Его опушка начиналась в метрах ста от нас, а дальше приближалась к берегу.

— Я не знаю ваших регионов, — поспешила я за ней, вытряхивая забившийся песок в намотанную шкуру на ногах. Как же неудобно-то!

— Ничего, узнаешь.

— Я домой хочу. Узнавать — в мои планы не входит.

— Чем твой мир лучше нашего, что ты так спешишь вернуться? Ты сказала, что духи покинули его.

— Я не так сказала, — возмутилась я. — Я сказала, что у нас нет волшебных светлячков, а ты перекрутила на каких-то духов.

Она тихо засмеялась и с хитрецой глянула на меня:

— Так чем же он лучше?

— Не знаю, — призналась я, пожав плечами. — Но мне нужно вернуться домой. У меня там родители остались, братик. Егорушка зовут. Вредный и никого не слушается, — улыбнулась я, вспоминая его противное: "Ма-а-м, па-а-п, Анька снова мой комп заняла!". — Я их всех люблю, и они сейчас точно переживают, волнуются. А еще, Женька… Любимый мой.

— Найдешь нового любимого.

Я поморщилась и привела веский противовес ее заявлению:

— Он у меня хороший. Очень серьезный, умный и верный.

Настроение ощутимо упало, когда я вспомнила зеленые глаза и маленькую родинку в уголке губы. Родители меня точно дождутся. А он? С Женькой мне не просто повезло, а очень повезло. Мы и знакомы давно, и сам он парень пробивной. Вот-вот должен был с Виктором бильярдный клуб открыть, а Светка мне по секрету сказала, что он только открытия и ждал. Кольцо обручальное с ней для меня выбрал. Вокруг него вечно девушки крутились, а он от них ко мне сбегал и жаловался на них. Долго один если и пробудет, то с уверенностью, что я жива. А что с моим телом сейчас? Если я в коме, то все ясно. А если нет? Если сюда перенесло, то я без вести пропала или мертвая там и живая тут?

— Тогда путь тебе сразу к шан’ниэрдам, — хохотнула она. — Может удача твоя и там сработает: влюбишь прекрасного мужчину в себя. А они все красивы, умны и верны, если единственную свою находят.

Я оставила высказывание об удаче без внимания. Толком и не поняла: издевается она или в самом деле так считает. В какой-то степени я удачлива, ведь могла не встретить у реки Елрех. Но в остальном...

— Шан’ниэрды — это кто?

— О-о-о, человечка, видавшая только людей, — приподняв подбородок и покачав головой, заговорила она. — Они самые прекрасные создания во всем Фадрагосе, — улыбнулась шире и добавила: —Так говорят.

Мы приблизились к пугающему меня лесу. Не зря пугал! Но тему я не спешила переводить.

— А ты так не считаешь?

— Я вижу фангров много красивее любой расы, — склонила она голову к плечу.

— А фангры… Это такие, как ты, да?

Когда она кивнула, я совсем не удивилась. Видимо, у них вся раса такая. Как эльфы — самовлюбленные.

— А эльфы у вас есть? — спросила я, скосив взгляд на черный дымок в нескольких метрах от нас. Он извивался в воздухе, образуя причудливые разводы, и никак не реагировал на ветер.

— Есть, — ошеломила меня Елрех.

— А это что? — ткнула я пальцем в дымок, решив позже об эльфах расспросить.

— Споры древа батифриан. Просто держись у берега и в лес не заходи. Лесные духи удерживают смертельные споры внутри. Через период они осядут, и в лес вновь можно будет зайти.

— Период?

— Девяносто шесть смен солнца на луну, — с сочувствием улыбалась она мне, словно я была умственно отсталой.

— Как у вас все сложно тут…

— Ничего, — хлопнула меня по плечу, — привыкнешь. Слушай… Раз ваш мир покинули духи, значит, духовный перенос тебе неизвестен.

— А это что? — нахмурилась я. Задумчивость и рождающийся задор на ее лице пугали меня.

— Тебе должно понравиться! Законно им можно пользоваться только после семи лет, но тебе уже давно не семь.

Она с весельем косилась на меня, ускорив шаг, а я старалась не отставать и не пугаться еще больше. Но как-то не получалось.

— Куда мы направляемся? Что такое духовный перенос? Телепортация? А домой я так могу попасть? Я помню, что ты говорила, что назад пути нет, но все же. Чисто теоретически…

— Нельзя! — оборвала она, но улыбаться не прекратила. — На том берегу Священное кольцо духов ветра и предков. Они к рассвету доставят нас в регион Больших мостов, а там три шага солнца к столице гильдий, где сама решишь, что делать дальше.

— К столице чего? Гильдий?

— У вас их нет? — глянула на меня так, будто видела что-то несуразное. — Как же вы живете без них?

— А как вы живете с ними? — задала я такой же глупый вопрос в отместку.

Елрех даже остановилась, поправила мешок и серьезно произнесла:

— Ты нравишься мне, смешная Асфирель. Я порекомендую тебя своей гильдии, если пожелаешь. И если будешь молчать, когда я об этом попрошу.

— И в какую же?

— Пламя Аспида. Мы могущественней любых алхимиков в Фадрагосе. И знаешь… А ведь в гильдии Мудрецов тебе откроют истину. Только они точно скажут, можешь ли ты вернуться домой.

Вернуться домой?! Гильдия Мудрецов! Как бы глупо все не звучало, но плевать! Главное — они знают, как мне вернуться на Землю.

— Тогда может, я сразу к ним? Даже примкну к ним, если нужно будет! — подскочила я ближе к ней, но она лишь свела брови вместе и криво улыбнулась. Я сникла. — Требования высокие, кастинг не пройду, да? Но они хотя бы ответят мне?

— Мудрецов готовят с пяти лет — забудь. Однако спросить всегда можно, на то они и существуют, чтобы отвечать.

— Где мне их найти, Елрех?

— Так в Обители гильдий. В столице.

Я ухватила ее за руку и потащила вдоль берега. Готова была даже побежать. Во мне словно вся усталость схлынула. Я спешила поскорее познакомиться с духами местной телепортации и оказаться возле зазнаек. Существуют, чтобы отвечать — пусть отвечают.

Глава 3. Встреча у Больших мостов

Спутник Фадрагоса отличался от нашего пересекающей его темной полосой. Полнолуние и яркие звезды, густо осыпающие небо, прекрасно освещали бескрайнюю степь. Высокие, ароматные травы ластились к ногам, шелестя от охладевшего к вечеру ветра. Мои плечи болели под тяжестью мешка, а спину ломило, и я едва успевала за Елрех, мечтая быстрее добраться до загадочного Священного круга. Единственное от чего я не устала, кажется, понемногу доводило мою новую подругу до утомления, но иначе я не могла. Столько терпела, что прорвавшийся поток нельзя было остановить — выше моих сил.

— То есть, надо просто знать, как просить духов и каких духов просить, тогда любое волшебство будет доступно?

— Просто знать недостаточно, — покачала она головой, — Духов множество, Асфирель. Есть духи злые, есть добрые, духи — хитрые, мудрые, сильные, а есть быстрые и ловкие. Очень много. Среди них часто встречаются капризные, — усмехнулась и протянула, глянув на меня украдкой: — а есть любопытные, как ты.

— А если я сейчас попрошу их осветить мне путь?

— Попробуй. А имена знаешь?

— А у них имена есть? — изумилась я, — Надеюсь, не у каждого.

Она расхохоталась. Когда приступ веселья прекратился, вытерла выступившие слезы. Видимо, мое отношение к почтенным духам необычно для Фадрагоса. Но что поделать?

— Они цельны, Асфирель. Пусть по отдельности, но цельны. Если слышит один дух силы, услышат все его собратья.

— Дух силы. А как он…

— Тебе не подчинятся, — поспешно ответила она.

— Почему? — нахмурилась я, стараясь обогнать ее, чтобы увидеть лицо.

— Тебе надо задержаться с мудрецами. Как объяснять то, что у нас даже дети не спрашивают?

Я пожала плечами, задумываясь о другом. Оно мне надо вообще? Сейчас придем к всезнайкам, они мне ответят, как домой попасть, и все — быстренько убраться отсюда. Как вернусь, всех обзвоню, успокою. Обязательно окна закрыть! Больше никаких открытых окон во время грозы.

— Духи силы любят могучих и бесстрашных. Они не любят мольбу, даруя себя тем, кого считают достойными. Духи большого пламени любят порывистых и вспыльчивых. Духи крепкого сна — умиротворенных и добрых. Есть множество других, жизни не хватит разрываться на всех.

Я уже видела очертание камней в человеческий рост, к которым мы держали направление, а вопросов было столько… Какой задать сейчас?

— А зеленые светлячки в землянке? То есть, духи… простите меня, духи, — поспешно заозиралась я, не зная, есть ли они рядом.

Судя по рассказам Елрех, какие-то духи встречались только в определенных местах, а какие-то раскиданы по миру вокруг всего живого. Проявляются они только если их попросить, ну или заставить. В любом случае, я пока многого не понимала, а обижать в незнакомом мире никого не хотелось.

— Там были зеленые духи поляны, где моя гильдия организовала кладовую. Мы дружим: они оберегают свои владения и наши от чужих глаз, а мы взамен следим, чтобы там не появились другие духи, опасные для них.

— А там еще рыжий был! — припомнила я.

Елрех покачала головой и ускорилась, но на вопрос ответила:

— Маленькие духи огня помогают всем без исключения и живут повсюду. Асфирель, наконец-то мы дошли! Боюсь представить, что меня ждет, когда ты увидишь город.

Я закусила губу, нахмурилась, но обижаться не стала, а Елрех все равно улыбалась. Мне не до обид на ее насмешки, а она понимает, что я в растерянности. Наверное, понимает. Постоянное напряжение от неизвестности вокруг не спадало с самых первых секунд, как я оказалась в Фадрагосе. Сердце часто замирало, когда рядом что-то шуршало, шелестело, рычало и пищало. И привыкать я была не намерена.

К Священному кольцу я тоже подходила с затаенным опасением. Высокие каменные глыбы стояли кругом прямо посреди степи, словно древние руины. Они поросли мхом, едва заметным при ночном освещении, а на светлых ровных участках чернели выбитые символы. По центру от камней трава была ниже, едва доставая до щиколотки, а ночные цветы, мелкой синей россыпью покрывшие участок, источали сладкий аромат.

— Иди же ко мне, забавная Асфирель! — весело позвала меня Елрех.

Я топталась рядом с глыбой, разглядывая ее шершавую поверхность. Скосила взгляд на довольную физиономию фангры и отступила на пол шага назад. За дни, проведенные совместно, я оценила ее восторг от моих страданий. Когда она веселилась, мне в лучшем случае было все равно. Если Елрех планировала похохотать до слез и невозможности говорить, я при всем желании смеяться не могла.

— Не хочешь домой? — удивилась она, — Зачем же тогда врала?

Улыбалась она широко, но при этом зашла в круг и, наверное, собралась уйти без меня. Эта особа точно меня бросит и даже потом не вернется поинтересоваться все ли хорошо у «смешной Асфирель».

— Я иду! — заскочила я внутрь и моментально была схвачена за запястье.

— Вещи отдай мне, а то с твоим опытом… еще угробишь мне их.

— Ты сказала, что нагрузила  меня дешевым хламом, — нахмурилась я, послушно отдавая мешок, а затем вскинула голову, стараясь увидеть бесстыжие глаза: — Что значит угробишь? Что может случиться?!

Я ее едва за плечи не ухватила, но пугающий оскал меня остепенил. Медленно раскрыла руки, показывая ей ладони, и под давящим взглядом даже голову опустила на секунду.

— Не умрешь, — вполне миролюбиво прозвучал ее голос, а глаза вновь блестели энтузиазмом, — Доверься духам предков, они никогда не причинят вреда своим.

— Так я не их, — напомнила я.

— Поэтому все становится интереснее! — сжала она кулаки, видимо, стараясь сдержать восторг, но ей удавалось с трудом, поэтому она поспешно отвлеклась на сумки.

Я для нее подопытная. Она же просто эксперименты на мне ставит! Выживу, не выживу? Заболею или нет? Я закрыла глаза, понимая, что выбора у меня все равно нет. Пешком одна не доберусь точно.

— А что будет, если они откажутся меня за свою воспринимать? — все же поинтересовалась я.

— Тут останешься, — пожала плечами Елрех, продевая веревку через крепкие петли в мешках, — А может, частично они тебя примут, тогда руки лишишься, или ноги, или…

— Не надо «или»! — спохватилась я, чувствуя, как немеют от страха ноги.

— Ты хотела знать, — с улыбкой протянула она.

— Уже не хочу.

— Сейчас все увидим, — ухватилась она за конец веревки, намотала его на руку, подошла ко мне и, взяв меня за запястье, серьезно произнесла: — Расслабься и ничего не бойся, Асфирель. Доверься мне и моим предкам.

Я съежилась, когда она закрыла глаза и тихо забормотала:

— Итьял, прими нас в холодные объятия, согрейся теплом нашим, позволь пройти по грани и отпусти в другом Священном круге.

В ночи замерцали белесые светлячки, разжигаясь и сияя все сильнее. Они устремились к нам. Я затаила дыхание и замерла, стараясь расслабиться. Первый светлячок коснулся плеча, и я ощутила холод, как если бы ко мне приложили лед. От этого прикосновения кожа начала белеть, и белизна быстро расползалась по телу. Я ощутила холодные прикосновения в других местах. От испуга не удавалось избавиться, поэтому я взглянула на Елрех. Она наблюдала за мной с любопытством, но, кажется, с ее телом происходили те же метаморфозы. Немного успокаивает. Вскоре тело наполнилось легкостью, белизна стала полупрозрачной, словно мы и вправду превращались в духов. Холода я больше не ощущала. Запах ночных цветов ослабел, а затем вовсе исчез. Наши сумки стали полупрозрачными быстрее, чем мы.

— Исшафи, видавший весь мир, поиграй же с нами, — с улыбкой прошептала полупрозрачная Елрех, оглядываясь по сторонам: — Разбавь же весельем путь нам до Больших мостов.

Теперь я боялась пропустить возникновение новых светлячков, поэтому суматошно оглядывалась. А затем замерла, осознавая, что больше не дышу, не могу закрыть глаза, не ощущаю себя. Только слышу и смотрю. Светло-серые светлячки были едва заметны и хаотично носились в центре круга. Порыв ветра ударил меня в спину, подбросил вверх, я закричала, но получилось только шепотом. Нас поднимало выше над землей, я видела Елрех недалеко от себя. Еще через несколько секунд, я бы сравнила ее с призраком. Внизу травы волнами стелились по ветру на север, а серые духи Исшафи несли нас на восток, иногда ускоряясь, иногда замедляясь. Я не заметила, когда страх отпустил меня. Весь путь рассматривала раскинувшиеся просторы: разнообразные ландшафты от горных возвышенностей до низин, от степей до темных лесов. Вскоре сознанию надоело удивляться, и хотелось поскорее добраться до места прибытия необычного средства передвижения.

Шум битвы донесся далеким перезвоном стали, привлекая внимание. Внизу стелилась пустынная местность, щедро разбавленная острыми скалами и полосами углублений, как от давно пересохших рек. Черные силуэты, словно игрушечные, с криками сбегались, смешивались, создавая шум, и разбегались в меньшем количестве. Вновь виднелись разные по цвету всполохи: красная вспышка осветила гигантский череп неизвестного мне монстра, давно просевший в почву; ядовито-зеленый свет смешался с пылью, обрисовывая одинокий силуэт вдали от битвы и копошение вокруг него; золотые столпы света ударили в разных местах, но стремительно исчезали, оседая искрами; черная волна разбегалась вдали, оставляя после себя мертвую, иссохшую площадь.

Я бы вскрикнула от грохочущего рыка позади, но состояние, в котором находилась, не позволяло кричать. Меня накрыло чернотой, поглотило в огонь, вызывая панику, ослепляя. Я оказалась в каком-то жерле вулкана, но ничего не обжигало. Ночной свет порадовал только через секунд тридцать спустя. Гигантское чудовище! Дракон?! Больше для сравнения я ничего вспомнить не могла. Но разве их рисовали и в фильмах показывали таких размеров? Он пронесся прямо через нас с Елрех, разворачиваясь так близко, что я с легкостью рассмотрела каждый бугор на теле, каждую трещину, подсвеченную жидким огнем. В его жилах точно текла лава! Глазницы горели пламенем, а изогнутые шипы дымились, оставляя копоть после себя. Он чуть взмахнул крыльями, плавно устремляясь вниз, прогромыхал низким рыком, приоткрывая пасть. Я словно ощутила, как внутри меня, бестелесной, все вибрирует от создаваемых им звуков. Я не могла отвлечься, разглядывая длинный хвост с костяным наростом, но все же… Оглушительный гул вырвал меня из умиротворенного восхищения, и я пожалела тех, кто оказался на пути крылатого монстра. Пламя беспрерывным потоком вырывалось из его пасти, оставляя после себя обугленные скалы, стекающие дорожки жидкого огня, статуи замерших бойцов и подхватываемый ветром пепел. Чудовище медленно парило, продолжая выжигать всех на своем пути. Меня уже относило дальше, и я жалела, что не имела возможности обернуться, но успела заметить, что теплое по оттенку зеленое мерцание на некоторых участках не позволило огню пробраться под себя, оберегая куполом маленьких живых существ. Я не была уверена, что внизу сражаются люди.

Разбушевавшиеся чувства я успокаивала еще долго. Страх, восторг, трепет… Что захватило меня больше? Путем постоянных расспросов мне удалось узнать у Елрех, что Фадрагос полон разнообразной жизни: множество разумных рас со своей историей, вытекающими из нее традициями и культурой, но еще больше в мире чудовищ, движимых инстинктами выжить или убить.

Ань, признайся, ты бы осталась тут на денек другой и хоть немного утолила растущее любопытство… Признаться не сложно, но мысль о семье пробуждала вину и беспокойство. Необходимо вернуться домой. Как можно скорее.

Луна и звезды медленно затухали, теряя красивую яркость. На востоке небо окрашивалось в лиловые оттенки, розовело. Мое внимание вновь было захвачено, но уже сказочным видом и пением одинокой птицы, знаменующей скорый рассвет. Над возвышенностью нас не подняло, сближая с землей и позволяя рассмотреть все получше. Туман стелился у подножья заброшенного дворца. Его белоснежные стены чернели трещинами, из которых вылезала вьющаяся растительность. Она цепко ползла зеленым ковром к высоким шпилям башен и крепко стягивала стены. Центральная башня была разрушена, оголяя зал. Должно быть, когда солнце пробивается сквозь витражные стекла уцелевших окон, внутри все выглядит волшебнее, чем снаружи. Верхнюю часть башни обломками разбросало по окружающей местности, формируя причудливый пейзаж. Некоторые деревья цеплялись за древние обломки корнями и едва не заваливались стволом на землю, но пышные кроны упрямо тянулись ввысь. Неподалеку от дворца из вывернутой почвы, торчали камни. По ним тоненькими струйками тянулась странная жидкость. Подземный источник давал начало тягучей, тоненькой речушке: густая, как кисель, а сиреневым мерцанием не уступала красотой ночному небу Фадрагоса. На ее темных берегах, как стеклянные бисеринки, светились голубые цветы. Большой лось, а может подобное ему существо, пришел утолить жажду из необычного источника. Я хотела бы увидеть его ближе, рассмотреть огромные рога, опутанные растениями, которые тянулись по земле, но духи ветра ускорились, унося нас дальше.

Большие «мосты» я увидела издали. Территория поразила меня непохожестью с тем, к чему я привыкла на Земле. Хотя что тут встречалось привычного? Из обширного участка пропасти, дно которой скрывалось под плотным туманом, торчали высоченные скалы, а вот их между собой соединяли длинные мосты: где-то природные соединения из скалистых выступов, а местами подвесные из крепких досок и веревок.

Земля стремительно приближалась. Я увидела очертание каменных глыб, схожими с теми, что мы покинули в степи. Меня швырнуло в центр Священного кольца, и вскоре я высмотрела едва заметное очертание Елрех с мешками. Она тоже зависла в воздухе напротив, словно что-то поддерживало ее под спину. Медленно очертание становилось четче и приобретало плотность. Елрех приподняла одну ногу, сгибая в колене, а вторую вытянула носочком вниз. И спустя секунду мягко приземлилась в телесном обличии на твердую почву. Я не успела среагировать — грохнулась вниз на живот под хохот спутницы. Мгновенно поднятая пыль забилась в нос, заскрипела на зубах и заставила щуриться.

— Пойдем, все еще живая Асфирель! — смеясь, позвала вредная фангра.

Я подняла голову, сразу натолкнувшись взглядом на протянутую мне руку. И как на эту женщину можно долго злиться?

Она развязала мешки и спрятала веревку в один из них, распределяя «дешевый хлам» на мои плечи. Я тяжело вздохнула и заладила обычную песню — пока я в Фадрагосе и вынуждена терпеть его жителей, пусть и они потерпят меня:

— В кого мы превращались? В духов?

— Нет. Мы лишь просили их принять в свои объятия, — закидывая ношу себе на плечи, ответила Елрех.

— Мы сутки не спали, а я чувствую бодрость. Почему?

— Духи забрали нашу усталость.

— А если использовать…

— Нет.

— Но чисто теоретически…

— Не знаю!

— Но ты же даже вопроса не услышала! — возмутилась я.

— Они все равно у тебя глупые, — ответила она, направляясь к скалистому мосту.

— Несправедливо, — поморщилась и оглянулась на шум.

Кажется, кто-то еще прибыл в Священное кольцо.

— Елрех! — взвизгнула я и побежала за ней быстрее духов Исшафи.

— Чего орешь как одуревшая?! — зашипела она, обернувшись.

— Твари сожрать хотят, сражаются, драконы пламя извергают, а я одуревшая? — изумилась я, глядя в серые глаза, но, не увидев там понимания, указала пальцем на кольцо, — Там кто-то есть.

Она заинтересованно уставилась, всматриваясь на все прибывавшие и прибывавшие призрачные силуэты. Кажется, они выстраивались в небольшую очередь. Когда появилось первое очертание, я нахмурилась, не сумев понять, что это. Взглянула на Елрех и чуть не воскликнула: «Вот видишь!» — она округлила свои глазища и облизала губы, словно во рту у нее пересохло.

— Елрех, нас же не съедят? — поинтересовалась я, оглядываясь и понимая, что спрятаться тут особо негде.

— Не съедят, Асфирель, не съедят, но лучше отойдем в сторону. Пропустим правителя вперед. Ты хотела увидеть шан’ниэрдов? — улыбнулась она, глянув на меня, — Любуйся.

Мощные черные лапы коснулись сухой земли, бесшумно потоптались в нетерпении, поблескивая позолоченными украшениями или все же броней с узорчатой отделкой. Густая шерсть волка блестела в свете восходящего солнца. Кольчужный нагрудник крепился ремешками к пластине, служащей вместо шлема. Она отражала кусок неба, заостряясь к вытянутому носу, а в тени под вырезами виднелись желтые глаза. Прелесть волчище… Мои зубы клацнули, а я дернулась и посмотрела на Елрех. Отнимать свои пальцы от моего подбородка она не собиралась, лишь надавила, вынуждая поднять голову выше.

— Не на того смотришь.

Я вновь взглянула на чуть отошедшего от круга волка и его наездника. Рогатый! Но у этого под иссиня-черными волосами, плотно прилегая к голове, росли лишь два светлых рога, а не четыре. Вполне очеловеченная мордаха бесспорно красивее волчьей. Черная одежда блестела и была заправлена вровень по золотистой вышивке. Ни единой лишней складочки отсюда не высмотреть! Из-под длинного плаща торчали два хвоста: пушистый выписывал круги и явно принадлежал четырехлапому, а тонкий с короткой шерстью и золотыми украшениями в виде нескольких колец, кажется, принадлежал рогатому. Шан’ниэрд, вроде? Такой молодой и уже правитель? Или я чего-то опять не понимаю? Он лениво осматривал местность, дожидаясь появление своей свиты. Едва кивнул нам, чуть погладил волка по холке и тот зашагал вперед, потряхивая головой. При каждом движении тонкая рубашка, обрисовывала статную фигуру, а короткие локоны челки на секунды заслоняли голубые глаза со змеиными зрачками. Он вновь почесал волка, и тот остановился ровно напротив нас. Я разрывалась, не зная, кого из красавцев рассматривать. Рогатый бегло изучил нас и, видимо, моя судьба такая — обратился к Елрех, принимая ее за главную.

— Чьи будете?

— Алхимик. Пламя Аспида, почтенный Волтуар, — громко и гордо прозвучал ее ответ.

— Где же знак? И обноски… Разве у вас плохо с контрактами?

Так и быть. Своим любопытным допросом он привлек мое внимание больше, чем его прелестный волчище. Ровные черты лица, вышедшие словно из-под пера умелого художника, приклеивали к себе взгляд намертво, но ровно до тихого волчьего рыка. Бедняга чихнул, потряс головой, позванивая кольчугой, и старался лапой дотянуться до носа.

— Выполняла контракт в регионе Великого леса, — отчеканила Елрех, и я прислушалась — мне она так запросто ничего не выкладывала: — Попала в руки к Керохсам, но милосердные духи помогли избежать участи жертвы.

После увиденных местных ужастиков, вполне узнаваемый зверь, хоть и больших размеров, чем его собратья с Земли, безмерно радовал и согревал мое сердце. Я сцепила руки в замок за спиной и не сводила с него взгляда. Волки у меня ассоциировались с заснеженной тайгой, забытыми деревеньками… Вспомнились предновогодние фильмы — улыбка сама расплылась у меня на лице.

— Согильдийка? У нее с ориентацией все в порядке? — спросил Волтуар, почесав волка за ухом, и тот отвернул от меня морду.

Смысл вопроса дошел до меня не сразу. Я вскинула голову, встречаясь с внимательным взглядом правителя.

— Молчи! — прошипела мне Елрех, и я сжала губы, позволяя местной разбираться с местными: — Не согильдийка она мне, — заявила предательница и добавила: — Девушка из чужого мира, она на все смотрит, как на вашего волка.

— Больна? — глянул на меня рогатый.

— Нет, не воображает. Ни одного нашего языка не знала. С причудами, но оттого, что со многим не знакома.

— Может память утрачена?

Я сжала кулаки и опустила голову. Если представлять себя на месте жителей Фадрагоса, то обижаться особо не на что.

— Она не лжет. Домой вернуться хочет, а я берусь помочь — отведу к мудрецам и защиту свою предоставлю.

— Почему?

Теперь я тоже заинтересовалась, выжидающе уставилась на Елрех. Она глянула на меня украдкой, откинула волосы за спину и, явно, нехотя ответила:

— В лесу напал лиертахон, — кивнула на меня, — без нее не справилась бы.

Волтуар склонил голову к плечу, рассматривая меня внимательней. Волосы съехали, оголяя начало рога, выглядело жутковато, а может, из-за непривычности так.

— К мудрецам в таком виде не отправляй.

— Я уважаю их, почтенный Волтуар.

Он кивнул напоследок и отправился дальше. Его свита, из экземпляров по внешности ничуть не хуже, прошествовали следом, поднимая перед нами пыль. Как только последний из них отошел от нас метров на пять, я посмотрела на Елрех. Она заметила мой прищур, хмыкнула и направилась к мосту. И чего я не знаю? Только что она призналась, что я ей жизнь спасла. Допустим, гордая фангра признала столь великий подвиг несчастной человечки. Что я имею? Может, она мне обязана по традиции Фадрагоса? Может, издеваться надо мной не должна? Я быстро догнала ее, вновь взглянула на нее: непроницаемая задумчивость на лице, а взгляд устремлен на впереди идущую свиту.

— Елрех, а ты…

— Нет.

— Что нет?

— Не знаю, но нет. Асфирель, моя голова трещит от твоих вопросов.

— Тогда я к правителю пошла, — заявила я и хмыкнула, устремившись вперед.

— Куда? — потянула она меня за плечо назад, — Зачем?

— Красивый, разговорчивый… Надеюсь.

Теперь она прищурилась, затем покачала головой и спросила:

— Пылающий дракон понравился?

— Ты мне зубки не заговаривай, — негромко протянула я. Моя нажива где-то близко. Прямо чую сладкий аромат в этом пыльном месте! — Я жизнь тебе спасла.

Она расхохоталась, ухватившись за живот, ее смех эхом разнесся по местности. Впереди шествие приостановилось, шан’ниэрды чуть развернули волков, но вскоре отправились дальше.

— Не наглей, Асфирель, — с улыбкой произнесла она, — Посчитаем сколько раз я тебя спасла? А какая твоя ценность в нашем мире?

Я скривилась, но поняла, что крыть нечем. Она хлопнула меня по плечу, склонилась ко мне и тихо произнесла:

— Я благодарна тебе, отважная Асфирель, и отплачу, чем смогу.

Пришлось пожать плечами, тяжело вздохнуть, удерживая себя от громкого обреченного стона, и отправиться вслед за ней. Невыносимую фангру мне, видимо, не дано понять.

Солнце вовсю согревало, а Елрех обещала, что совсем скоро мы увидим Обитель гильдий. Ступая на деревянный мост, я опасалась, что он рухнет, но и тут духи приходили местным жителям на помощь, укрепляя ненадежный путь. Ветер завывал, сгоняя туман внизу и оголяя некрасиво торчащие кости каких-то гигантов и зеленые ядовитые реки. Я молчала, про себя повторяя, что еще немного и под ногами будет твердая почва. Как только мое желание исполнилось, я продолжила пытку — Елрех нервно дернула плечом и откинула волосы за спину, но мне было все равно:

— Почему Священное кольцо не расположили поближе к столице?

— Духи предков сами выбирают себе священное место.

— А как вы об этом узнаете? — нахмурилась я.

Она ухватилась за голову, а я услышала позади очень тихое цоканье, но обернуться не успела — Елрех произнесла:

— Существует много гильдий, Асфирель, и каждая из них по-своему уникальна, — вскинула она руки, ладонями вверх — до ее жестикуляций мы еще не доходили, — Пламя Аспида не просто алхимики — мы бесстрашны и сами добываем ценные ингредиенты. Нас сравнивают с наемниками, а не с другими алхимиками, сидящими в безопасных городах. Мудрецы тоже разделены в направлениях, и среди них есть те, кто изучает духов, понимаешь? — посмотрела она на меня.

— Вполне исчерпывающе, — удовлетворилась я, выбирая следующий вопрос. Но это тихое цоканье позади…

Я обернулась и пожалела. По спине пробежал холодок, а ноги ослабли. Динозавр!

— Мамочка моя! — взвизгнула я, а после вовсе заорала во всю глотку.

Елрех поспешно закрыла мне рот ладонью и удержала от бегства. Пасть перед моим носом скалилась. Сожрет ведь! Я брыкалась, пытаясь хотя бы из объятий ненормальной вырваться, но она крепко ухватила меня за плечи, вынуждая глядеть прямо в страшную морду, покрытую мелкими радужными перьями. Неужели, думает, что он не опасен?! Это ж велоцираптор! Он остановился в полуметре от нас, моргая красными глазищами и щерясь мелкими зубами. Динозавров в перьях мне только не хватало! Из-за его головы высунулась еще одна, но уже человеческая. И вправду ручной? Я обмякла, повиснув на плечах Елрех, и едва не разрыдалась от сползающего шока.

— Мамочка? — донеслось до меня изумление наездника, — Может с родными ей не повезло, но ты ее не слушай. Ты у меня очаровательный парень, и никаких сомнений в этом!

Я смотрела украдкой, как он оглаживает чудовище. Точно также меня сейчас гладила по спине Елрех. Взглянула на нее, и вот теперь нахмурилась от беснующейся обиды — голубокожая посинела, сдерживая смех, но увидела мой взгляд и мужественно сжала губы.

— Я ненавижу ваш мир, — прошептала я ей.

Мое сердце только-только усмиряло ритм, а волосы точно скоро поседеют, зато ей смешно. Кажется, она прониклась моим состоянием, поэтому вскинула голову, глянув на парня — хоть человеческий возраст я могла определить в Фадрагосе. По голосу этот точно молод.

— Как жаль видеть тебя в здравии, — почти не удивила меня Елрех.

— А что? Мечтала проявить заботу ко мне? Не волнуйся, только намекни на симпатию, — подмигнул он ей и широко улыбнулся.

Она скривилась и отвернулась, направляясь дальше. Я вцепилась в ее локоть, стараясь ни на сантиметр не отходить. Я помню «Парки Юрского периода», там все начиналось с веселья и уверений, что все в безопасности! Как же… Только отвернись, и ты уже аппетитный завтрак. Ящер зацокал, легко поравнявшись с нами. Я отступила чуть дальше, стараясь не смотреть на хищника, а местность выглядела одинаково унылой, поэтому выбрала для изучения парня. Темно-русые волосы были собраны в короткий хвост, а черты лица скрывались под приличным слоем пыли и грязи. Как Елрех узнала его при такой чумазости? А может, он всегда вот такой? Тогда все объясняется. Кажется, одежда должна быть черной, но она серела и местами зияла прорехами, а седло, закрепленное к ящеру, кто-то явно грыз или даже пожевал и выплюнул, признав несъедобным.

— Кейел, шел бы ты своей дорогой, — нарушила тишину Елрех.

Он поджал губы и мимолетом глянул на ее мешки.

— Для тебя поживы нет, бесчестный человек.

— Контракт от Верса на враждующей территории? — вскинул он брови, — Не время ради мелочи туда соваться.

Что происходит? Почему Елрех так напряжена?

— Знаешь, кто впереди? — кивнула она на свиту, дождалась, когда Кейел оценивающе осмотрит замыкающего шан’ниэрда, и добавила: — Правитель Волтуар.

Взгляд его из веселого мгновенно превратился в колючий и обещающий неприятности. Ну точно! Хорошие люди не будут дружить с хищными динозаврами! Он сжал поводья до скрипа и чуть качнул ногами — ящер издал неприятный звук и ускорился.

— Ты же не будешь обгонять его? — спохватилась Елрех.

Кейел вновь остановил своего «скакуна», развернул, вставая боком к нам и громко произнес:

— Определись уже: беспокоишься обо мне или мечтаешь видеть мой обезглавленный труп! Любовь моя, ты знаешь, где меня искать, — и отправился дальше.

Он любит ее? А сколько лет Елрех? Может, она гораздо моложе, чем я думаю? Фангра и человек? А почему нет? Тут, наверное, люди и с четырехрогими сходятся. Она качала головой и тихо бормотала проклятия, наблюдая, как ящер вприпрыжку обгонял шествие и щемил его с центра дороги.

— Он местным рэкетом промышляет? Э-э… грабитель, вымогатель? — поправилась я.

— Вроде того, Асфирель, но правитель Волтуар послужит нам прикрытием до столицы. Осталось совсем немного.

Глава 4. Обитель гильдий

Высокие, толстые стены исчезающего в горизонте города я оценила еще в тот момент, когда мы стояли на возвышенности скал. Они грозно нависали над деревьями и маленькими домиками, делая их совсем игрушечными. Когда мы пересекали реку по крохотному, но широкому мосту, Елрех сообщила, что регион Больших мостов официально покинут именно на этой черте.

Поселения начинались далеко от городских стен, напоминая деревенские постройки. Я глазела по сторонам, не выпуская руку своей спутницы. Широкая разъезженная телегами дорога тянулась прямо среди ухоженных фруктовых деревьев и частых палисадников у домов. Пахло цветами и сеном, но эти запахи часто перебивал медовый аромат спелых груш. Курицы кудахтали в удалении от дороги, где-то лаяли собаки, в мило обустроенном дворике широкоплечий мужик выгонял стадо овец, но они упорно следовали за козой. Она удерживала свое предводительство громким «ме-е-е», заглушая отвечающих хором овец, и упорно отводила подопечных от открытой настежь калитки. Местные люди, казались мне, гораздо выше наших. Изредка встречались невысокие, но и те выглядели сильными. Эльфов я просто не могла пропустить мимо, жадно разглядывая каждого.

— Почему их уши иногда дергаются? — шепотом поинтересовалась я у Елрех.

— От твоего назойливого внимания.

— А-а-а… Но это же не страшно? Потерпят? Ну, а еще ты кажешься сильнее их… Если кто-то проявит агрессию, ты же встанешь на мою защиту? — она мне не ответила, поэтому я вкрадчиво напомнила: — Ты говорила, что благодарна мне.

В ответ Елрех только тяжело вздохнула, чем выдала мне негласное разрешение пялиться на окружающих дальше. Эльфы были замечательны тем, что оправдали мои ожидания: длинноухие, длинноволосые и длинноногие. А вот потом нам на пути повстречались эльфиоры, в прошлом эльфы, отказавшиеся от жизни в лесу и первыми вышедшие к цивилизации. Они были значительно выше и шире в плечах, а уши и глаза — заметно меньше. Но даже не они восхитили меня…

Я замерла, выпустив Елрех и едва не уронила мешок.

— Двуногая, крылатая кошка, — пробормотала я, а затем потерла глаза, опасаясь, что кошак исчезнет, но он остался.

Вполне человеческие руки, просто покрытые мелкой белоснежной шерстью, отсчитывали серебряные прямоугольники из кошеля. Женщина в длинном платье и бордовом переднике вытащила из корзины булку и вручила ему в руки. Она улыбнулась ему, а он ощерился, но, судя по ее реакции, эта была улыбка.

— Асфирель! — заставил подпрыгнуть меня голос Елрех, — Чего застыла?

Я помчалась за ней и почти поравнялась, но услышала позади приятный голос с рычащими нотками.

— Асфирель, обождите.

Мы с Елрех обернулись одновременно: она нахмурилась, а я едва не вскрикнула от восторга. Он еще и говорящий! Мне приходилось поднимать голову, чтобы рассмотреть его морду: высокий, почти с человеческой фигурой, а шикарные ушки с темными кисточками.

— Прелесть какая, — не сдержалась я.

— Простите, она… не в себе, — заявила Елрех, потянув меня за плечо.

— Заметил, — ощерился он — его по-летнему теплые зеленые глаза словили солнечный блик, — Вы морите ее голодом?

Он отломал половину булки, протягивая мне. Он что думает, я на него из-за булки так глазела? Вот же добрейшая душа!

— А нос потрогать можно?

— Нет! — возмутилась Елрех, как будто я у нее спросила.

— Я скоро домой вернусь, а у нас такой прелести не водится! — ответила я ей, — Он же крылатый! Высокий волосатый мужчина с головой снежного барса и обалденными крыльями! Красавец… Почему я телефон в халат не положила? Селфи вышло бы превосходным…

— Есть места, где не встречаются рассаты?

— Она из другого мира и… булку верни, голодная! — вырвала она ее у меня из рук и всучила кошаку, — Пойдем возвращать тебя домой. Надоела.

Я оглядывалась на кота, пока он не скрылся в толпе эльфов. А большие мыши тут есть? Скривилась, понимая, что их не особо хотелось бы встретить. А кого хотелось бы? После восхитительного рассата, эльфы больше не привлекали меня, как и реже встречающиеся шан’ниэрды.

Город встречал нас распахнутыми настежь крепкими воротами. Сразу от входа шум и гам оглушали, а суматоха бурлящей жизни вводила в растерянность. Теперь Елрех сама вцепилась в меня, видимо, мечтая доставить к мудрецам и уговорить их вышвырнуть надоевшую землянку из Фадрагоса. Я шумно втягивала запахи, желая уловить что-нибудь знакомое: жареное мясо, скошенная трава, вроде бы запах дыни, но слаще, вонь рыбы и тухлятины, а затем сырости и чужого резкого пота, и снова цветочный аромат, свежая выпечка… Бесконечный калейдоскоп. Мы свернули на одну из улиц, врезаясь в еще более бурный поток — рынок. Люди толпились между прилавков, кричали в спорах и торгах, но Елрех целенаправленно двигалась вперед, напоминая мне бронированный вездеход. Часто я слышала незнакомые слова, а то и целые фразы, оглядывалась, желая рассмотреть каждого поподробнее.

— Елрех, смотри! Это же как маленький сонный великан! — ткнула я пальцем в его сторону, — Высокий каменный человек.

— Их зовут гелдовы, и они много лучше людей, — рыкнула она, дернув меня за руку и вынуждая идти дальше.

Мы приостановились у прилавка с какими-то порошками или специями, где Елрех залепетала на незнакомом языке с торговцем. Мужчина фангра, отвечавший ей, обладал такими же густыми волосами, но темными. Я рассматривала его недолго, пока легкий ветер не донес до меня запах испорченного мяса. От вони тухлятины в горле раздражающе защекотало. Я оглянулась и моментально нашла источник. На деревянном прилавке была расстелена холщовая ткань, а поверх кучей громоздились вырезки. Брезент над прилавком зиял дырами, пропуская солнечные лучи. Под прилавком растекалась бурая лужа, смешиваясь с грязью, соломой и каким-то пухом. В нем копошились жирные черви.

— Не кривись так и держи содержимое живота в себе, — сказала Елрех, ухватив меня под руку и потащив дальше, — Я покупаю провизию не на рынках.

— А зачем мы тут?

— Купить тебе шмотье.

— А тебе? — прищурилась я, когда мы вышли из тени.

— Ты что же, считаешь меня бездомной?

— Я увижу твой дом? — обрадовалась я, — Ты же не оставишь меня за его стенами? Обещаю нигде не рыться без твоего ведома.

Она покачала головой, бормоча что-то себе под нос, а затем спросила:

— Асфирель, как быстро ты соскучишься по мне, когда вернешься в свой мир? Будешь также плакать, как плакала ночами из-за родных?

Настроение мое стремительно опускалось, а ответа она так и не дождалась. Сколько времени мы провели совместно? Просто навскидку, прошло точно больше двух недель, а то и все три. Я уже не боялась Елрех, как было при первой встрече. Вспомнила Светку, с который дружила с первого курса в универе, она точно мне ближе, чем Елрех. За три недели не становятся близкими друзьями, но все же… Я вынужденно доверилась неизвестной женщине или девушке, даже не человеку. За короткий срок я увидела в ней свой маленький островок безопасности, запросто подставляла ей спину и всячески полагалась на нее. Сейчас, когда она задала простейший вопрос, у меня на секунду сбилось дыхание, а сердце чуточку сжалось. Время совсем ни при чем. Близкими становятся быстрее, если одиноких, нуждающихся в поддержке сталкивают и постоянно испытывают давлением извне.

— Елрех, — потянула я ее.

Дождалась, когда она остановилась и взглянула на меня, вопросительно вскинув брови. Ее серые глаза отражали солнечный мир вокруг, а белая прядка челки упала на переносицу. Она нахмурилась, когда я протянула руку к ее лицу, но позволила отвести прядь и заправить, запутав в густых волосах.

— Мне нужно убраться отсюда, как можно скорее, — твердо произнесла я, оглядываясь, на обходящих нас стороной людей и нелюдей, — Кажется, я начинаю привыкать к тебе. Мне нельзя оставаться надолго в Фадрагосе.

Она кивнула, видимо, прекрасно понимая мои опасения. Как в каком-то фильме, где рассорившаяся влюбленная пара расходилась, оставляя пса скулить, вынуждая беднягу разрываться между ними. Я не хочу чувствовать себя ребенком, выбирающим одного любимого родителя.

Очень скоро мы вышли к прилавкам, заваленным обувью и одеждой. Елрех остановилась возле одного, вокруг которого толпились совсем юные девушки, и вытащила из кучи самую яркую голубую тряпку. Она тряхнула ее — длинное платье с рюшками у лифа и складками на юбке выпрямилось почти до самой земли. Я замерла, понимая, что не хочу надевать платья, тем более такие. Видимо, на моем лице все прекрасно отразилось, потому что Елрех засмеялась и под недовольный возглас торговца швырнула платье обратно в кучу.

— Елрех! — с улыбкой воскликнул рыжеволосый усатый мужик, когда мы подходили к его прилавку, — Смотри-ка, живая!

— Духи милосердны ко мне.

Пока они переговаривались, обсуждая воюющих виксартов и васовергов, я разглядывала сапоги. Затем перебралась к сваленной куче вещей, отыскала там мятую серую рубаху, темные брюки и жилетку.

— Выбрала? — поинтересовалась Елрех.

— Если в этом можно к мудрецам, тогда да.

— Вут, запиши на мой счет. Я загляну к тебе завтра. И эти тоже, — подтянула она сапоги поближе к нам.

— А теперь к тебе? — спросила я, когда мы толкались, пробиваясь через толпу на узкую улочку.

— Ко мне, ко мне…

Городские улицы, которые нам пришлось пересечь удивляли разнообразием. Одни тянулись вдоль небольших домов с низким частоколом и радовали ухоженностью, другие ошеломляли обширностью площадей и толпами снующих горожан. Я долго ругалась, когда пришлось пройти по дороге, не вымощенной булыжниками, не засыпанной элементарными камушками, потому что ноги с громким «чпок» приходилось отвоевывать у темного месива грязи и, кажется, навоза. Идти пришлось часа два и, только когда приблизились к одноэтажному, вытянутому дому, Елрих скомандовала:

— Стягивай обмотки с ног и оставляй у забора. Подсохнут, выбросим.

Она зашепталась с домашними духами, и кованная калитка чуть осветилась. Узкая дорожка вела к небольшому крыльцу. Весь двор зарос цветущими кустарниками и низкими деревьями. Крепко сколоченные рейки обросли виноградником, отягощенным крупными гроздьями спелых ягод, и формировали своеобразную беседку. Камни на земле плотно состыкованные между собой забросало листьями и замело песком, но Елрех вновь зашептала, и вскоре теплый порыв ветра смел все начисто. Деревянная скамья стояла в углу и выглядела отсыревшей, на ней громоздились пыльные и грязные склянки. В центре беседки небольшое углубление полнилось водой. На поверхности плавали листья и веточки, за которые отчаянно цеплялись попавшие в водную западню жучки. Очередной шепот и вода засияла, мусор поднялся в воздух и был подхвачен порывом ветра.

— Мистера Пропера потеснили…

— Иногда я думаю, что ты ругаешься, — тихо протянула Елрех, — Хорошо отмываем ноги, потом в дом. Там покажу, где полностью помыться. У нас будет не больше получаса, а потом идем к мудрецам. Мне еще в дом гильдии идти, отчитываться.

За порог она меня пускала с заметной опаской, а ведь было отчего. Это не дом! Целый склад всяких порошков, сушенных трав, грибов и непонятных штуковин. Деревянная мебель была окрашена в белый цвет, а ободки, уголочки, рейки в оливковый.

— У тебя пыльно, — из вредности заметила я, но хозяйка лишь хмыкнула.

— Иди за мной.

Сколько ее дома не было? Сырость немного пробирала, заставляя оголенную кожупокрываться мурашками, пахло травами, но проветрить не помешало бы. Добротный пол был лишен ковров и даже краски. Она провела меня в тесное помещение с маленьким окном. Сквозь желтую тюль с вышивкой пробивался солнечный свет, вырисовывая причудливые тени на белоснежной скатерти. Уголок единственного табурета выглядывал из-под узкого стола. Два шкафа стояли у входа, комод теснился в углу, над ним на стене висела полка, заваленная посудой. Еще один стол был задвинут в противоположный угол, а между ними нашлась очередная дверь, прикрытая занавеской в пол. Мы спустились по короткой лестнице в лишенное окон помещение.

— Освети, Охарс, — шепотом попросила Елрех.

Зеленые светлячки засияли непривычным светом, но довольно ярко, позволяя разглядеть, куда я попала. Кажется, эти штуковины, стоящие на полу, называли лоханью, на лавке громоздились ковши, тряпки, какие-то пушистые штуки, напоминающие мочалки, опять полка на стене, заставленная флаконами и склянками, и три бочки с водой. Мало чем ванную комнату напоминало, но с учетом того, что я кроме рек и ручейков в последнее время ничего не видела, то даже облегченно вздохнула и нервно зачесалась.

— Вода только холодная или опять духи помогут?

— Они всегда помогают, Асфирель. Позови Илиала. Я принесу полотенце и, — она прошла к полке, сняла склянку, поставила ее на лавку и положила к ней пушистую штуку, — это поможет смыть грязь. Не знаю, как с этим в вашем мире…

— Гораздо лучше, — перебила я ее и демонстративно отступила от двери, желая побыстрее выпроводить хозяйку.

Как только она ушла, я нетерпеливо стянула с себя кожаные обмотки, распустила волосы и бросила их на лестнице. Набрала воду в лохань и скривилась. Возникло ощущение, будто я собиралась разговаривать сама с собой, но все же прошептала:

— Илиал, помоги мне. Пожалуйста.

Я дернулась, когда в углу замерцали бирюзовые светлячки. Они устремились к моим рукам, покружили немного и зависли в воздухе. А дальше что? Опять звать Елрех?

— Мне нужна теплая вода.

Я ждала — они тоже ждали. Чего делать-то? Вздохнула тяжело и опустила руку в лохань, собираясь подробно с Илиалом побеседовать, но светлячки устремились следом, нырнули в воду и засияли сильнее. Я ощущала, как руке становится теплее, а когда вода стала обжигать коротко озвучила:

— Достаточно.

Илиал растворился.

Пушистая мочалка оказалась жесткой, словно наждачная бумага, а вот местный шампунь-гель мне понравился. Фруктовый сладковатый аромат быстро наполнил собой помещение, а чувство после возникало такое же, как если бы я из парилки вышла.

Кое-как вымывшись, я выглянула за дверь. Обнаружив на комоде полотенце и купленные вещи, вздохнула и утянула их за собой. Вытерлась, чуть потопталась на лестнице, снова выглянула и крикнула:

— Елрех, а нижнее белье у вас не придумали?

Она показалась в дверном проеме почти сразу, удерживая в руках железную миску и усердно что-то пережевывая.

— Постельное есть, а нижнее для чего? — поинтересовалась она.

Я вперилась взглядом в ровный потолок, не зная, что ей ответить. Шорты под шорты? Узкая майка с подкладками? Ничего не ответив, я закрыла дверь и, вспоминая русский матерный, принялась натягивать штаны на влажную кожу. Кое-как разобралась со шнуровкой, надела рубаху, которая оказалась мне чуть велика, заправила в штаны и обрадовалась, что додумалась ухватить с прилавка жилетку.

Меня не обделили. Как только я вышла из «ванной», Елрех всучила мне миску с горячим мясом вперемешку с какими-то овощами или фруктами, и сама направилась мыться. Я не разбиралась во вкусе, набирая полную деревянную ложку рагу и жадно глотая, почти не пережевывая. Когда голод был утолен, я отставила миску на стол и направилась бродить по дому. В крайнюю комнату проникало больше всего света. На окнах висели белоснежные занавески с мелкой желтой вышивкой, узкая кровать стояла в углу, на тумбочке лежала раскрытая книга, будто забытая в спешке. Я провела пальцами по шершавой поверхности шкафов, направляясь к скромному трельяжу. Поморщилась своему отражению, видя смешной мальчиковый вид. Побродила еще немного и отправилась дальше. Свернула в узком коридоре в еще одну комнату и, кажется, оказалась в захламленной лаборатории.

— Обувайся.

Я подпрыгнула на месте, хватаясь за сердце. Необычная Елрех сплетала свои волосы в хвост. Плотная темная одежда сидела ровно по фигуре и с дикарским видом ничего общего не имела. Скорее напоминала фильмы про разбойников. Ее костяной нож теперь находился в ножнах, а на груди висел медальон с тем же знаком, который я видела в лесу на деревьях. Я осмотрела себя и почувствовала обделенность, шмыгнула носом и направилась к выходу. Где-то там стояли мои простецкие сапоги, которым я обрадовалась при покупке, как ребенок.

К мудрецам мы брели под палящим солнцем, от каменной кладки исходил жар, прибавляя к пеклу еще и духоту. Будь мы на Земле, я бы с уверенностью заявила, что надо ждать грозу, но в Фадрагосе под дождь мне не приходилось попадать. Как часто он тут бывает? В этот раз путь лежал только по чистым улицам, лишенных малейшего зловония. На огромной площади я застыла под гигантской тенью. Она тянулась от парящей в центре каменной плиты.

— Это что? — ткнула я в нее пальцем.

— Карта Фадрагоса.

Поглазеть на нее мне не позволили, Елрех потянула меня вправо к белоснежному зданию с большими витражными окнами. Створка двери с золотистой отделкой была открыта. Прохлада внутри облегчила страдания от жары снаружи, но приглушенный дневной свет заставлял щуриться и привыкать к темноте.

— Чем могу быть полезна? — тихо спросила темноволосая эльфийка.

— Я алхимик, гильдия Пламя Аспида. Привела девушку из чужого мира. Нам бы вернуть ее домой.

У эльфийки даже ухо не дрогнуло. Она равнодушно посмотрела на меня и молча отправилась по широкому коридору с арочным сводом. Ее белое одеяние тянулось по блестящему каменному полу и ловило разноцветный свет от витражей. Очень скоро мы свернули на широкую лестницу и направились вверх. Я рассматривала темно-синие гобелены с разными белыми рисунками, вроде книг и свитков, а иногда с неизвестными символами. Редкая мебель, встречающаяся в коридорах, была отшлифована до блеска и украшена резными узорами.

— Я предупрежу верховных о вашем визите, — пролепетала эльфийка и скрылась за тяжелой дверью.

— Успокойся, Асфирель. Ты мельтешишь и скоро сгрызешь себе губы.

Я расцепила руки, прекращая обламывать себе и без того переломанные ногти, облизала губу и постаралась взять себя в руки.

— Ты говорила, что их не надо опасаться.

— Говорила, — улыбнулась Елрех, — и если тебе поможет, то готова повторить.

— Не поможет, — покачала я головой, понимая, что внутри все дрожит от ожидания и страха услышать, что для меня нет пути назад.

— Следуйте за мной, — позвала эльфийка, выплывая из двери и шурша одеянием, направилась по коридору дальше.

Она привела нас в просторный светлый зал с круглым столом и множеством кресел за ним, предложила нам воды и ушла. Тишина угнетала. Елрех стояла у окна с обычными стеклами и нетерпеливо осматривала улицу за ним, а я села за стол и старалась не трястись.

— Моя мама учитель в начальных классах, — тихо заговорила я, лишь бы ускорить ожидание, — Вероника Александровна. Классы, школы… Там детей учат рисовать, считать, писать. У нас дома вечно на праздниках телефон разрывался от поздравлений.

Я не стала рассказывать Елрех, что такое телефон, понимая, что она слушала меня без интереса, лишь потому, что вынуждена была слушать.

— А папа расширяет свою маленькую печатную организацию. Он у меня требовательный и строгий, но я все равно соскучилась, — шмыгнула носом.

Дверь открылась, я сжала губы, встала со стула и нахмурилась, разглядывая входящих существ. Рассат был похож окраской не на барса, а на льва. Он не отрывал взгляда от раскрытой книги в своих руках. Светловолосый эльф казался недовольным, изучая меня взглядом. Мужчина почесал темную бороду, цокнул языком и направился к ближайшему стулу. Парочка темноволосых шан’ниэрдов, кажется, были братом и сестрой. Или я их просто не различаю?

— Можете садиться, — улыбнулась мне рогатая, поправляя свои одеяния и усаживаясь.

— Спасибо.

— Как давно вы в Фадрагосе? — спросил человек.

— Я… Недели три…

— Недели? — удивился рассат, отвлекаясь от книги.

— Я не всему ее обучила, — ответила Елрех.

— Как вы попали в Фадрагос? — холодно прозвучал голос эльфа.

Вопросы сыпались один за другим несколько часов. Я отвечала им все без утайки, надеясь на скорую помощь. Когда они выслушали мои ответы, частые просьбы, скорее напоминающие мольбу, и больше не нашли ни единого вопроса, поднялись и оставили нас. За окном солнце медленно опускалось к горизонту, а мудрецы так и не появлялись. Усидеть на месте не получалось, поэтому я ходила по залу, мысленно благодаря Елрех. Она тоже спешила по своим делам, но терпеливо ждала и не упрекала меня за потраченное время. Когда мудрецы вернулись, я дернулась в их сторону, но остановилась и села, смиренно сложив руки на коленях. Дрожь в ногах и руках не проходила.

— Мы не можем вернуть вас домой.

Приговор оглушил меня. Я сглотнула неприятный ком и съежилась, сдерживая накатившую истерику.

— Совсем нет вариантов? — спросила Елрех, положив мне руку на плечо.

— Один есть, но мы его не рассматриваем, — протянул рассат, дергая усами.

— Какой? — вскинула я голову, сжимая кулаки.

Почему они его отмели? Мне любой сгодится! В висках запульсировало еще сильнее, а во рту пересохло.

— Вы же слышали об артефакте Сердце времени? — поинтересовался эльф, глядя на Елрех и барабаня пальцами по столешнице.

Рука на моем плече сжалась, а затем похлопала. Я слышала голос фангры не за спиной, а где-то совсем далеко.

— Благодарим вас за ответы, верховные мудрецы. В ближайшие дни я присмотрю за Асфирель и подыщу ей приют в Фадрагосе.

— Нет! — вскочила я и посмотрела в ее глаза, — Не решай за меня. Я… теперь сама. Спасибо, — произнесла и посмотрела на притихших верховных мудрецов, — Что за Сердце времени?

Глава 5. Не напролом, так в обход

— Я добуду его, слышишь?! — крикнула я, глядя в глаза Елрех и сжимая кулаки.

— Одуревшая Асфирель! Давай сразу скормим тебя дрант’алу! — рявкнула она в ответ, нависая надо мной.

Прохожие сворачивали в переулки, не доходя до нас. Закатное солнце ослепляло меня, заведомо ставя в проигрышную позицию.

— Мы друг дружкой наспасались, отблагодарили с лихвой, а дальше… Просто скажи, кто согласится мне помочь? Разве так сложно, Елрех? — решила я давить на жалость.

— Никто, — уперлась вредная баба.

— Да не может быть такого!

— Ты мудрецов слушала? — ухватилась она за грудки, вынуждая привстать меня на носочки.

— Слушала, — кивнула я и постаралась отцепить ее руки, — Ответ получила исчерпывающий: найти ключи, отыскать сокровищницу и вход в нее, открыть его и…

— Подохнуть! Ты даже не там умрешь! — тряхнула она меня и зашипела мне в лицо, — Не дойдешь до нее. Они тебе прямо сказали, что те, кто ключи искали или исчезали, или отказывались от затеи. Только некоторых удавалось отыскать. Самую малость… И тех мертвыми!

Она отшвырнула меня, и я едва не упала, но уперлась ладонями в нагретый за день камень. Откинула голову, увидела обманчиво привычное небо, скривилась и поднялась. Выпрямилась, тяжело вздыхая, и развела руками, не зная, как быть дальше, что говорить и куда идти.

Мне нужна эта волшебная штука. Сердце времени — артефакт, который вернет меня во времени, оставляя мою память при мне. Я появлюсь в удобный для себя момент и буду знать, когда надо прийти домой, прочесть сообщение от Женьки и не проигнорировать его. В Фадрагосе я никогда не появлюсь, не буду задерживать Елрех, и она наверняка не погибнет в схватке с лиертахоном, потому что не повстречает его. Она меня даже знать не будет! Все будут в выигрыше! Все!

Я пнула камень и отвернулась, глядя вдаль улочки и вытирая вспотевший лоб. Пусть у меня не было опыта работы, а жизненный опыт в двадцать три года… Стиснула зубы и сжала кулаки, сдерживая рык. Чтобы найти артефакт, мне нужны люди. Ладно, и нелюди пойдут. Как заставить их пойти за собой? Как уговорить помочь мне? Что я имею? Ничего. Меня закинуло сюда пустой. Единственный халат и тот на тряпки пошел. Ни денег, ни… а есть ли у них тут документы?

— Думай, Аня, — прошептала я, оглядывая улицу.

Но я осознавала, что даже читать не умею. Елрех научила меня разговорному языку, но не письменности. Я не знаю их законы, уставы и порядки. Чем промышлять с таким жалким набором? Ощутила тяжесть на плече и резко обернулась.

— Я не стану проституткой! — не сдержалась я.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Асфирель.

— Ты говорила, что можешь посодействовать с гильдией, — глубже задышала, стараясь успокоиться, — Они ведь важны в вашем мире. Помоги мне, Елрех. Дай мне старт, — закрыла глаза и опустила голову, а затем поправилась: — Пожалуйста, помоги мне начать заново в Фадрагосе. Я принесу пользу вашей гильдии, пока буду искать Сердце времени.

— Сумасшедшая Асфирель, — сжала она мое плечо, а голос ее звучал мягче, — Ты не понимаешь, о чем говоришь.

Я откинула ее руку. Это она не понимает. Почему она не понимает? Как они там? Когда я переезжала от родителей в собственную квартиру, мама плакала. Всего лишь соседний район! Что с ними сейчас происходит? Как они там? Папа всегда строил из себя силача, а у него сердце слабое. Выдержало ли? А Женька? С ним что?

— У тебя есть родные, Елрех? Есть те, кто ждет от тебя малейшей весточки?

Она поджала губы, чуть вскинула подбородок, но вскоре отвела колючий взгляд в сторону и кивнула. Мы молчали: я смотрела на нее, ожидая хоть какого-то решения, а она смотрела в землю, жевала губы и периодически громко вздыхала.

— Идем, — мотнула она головой и отправилась к площади.

Я бросилась вслед, не зная, как вести себя дальше с ней. Можно ли сейчас спрашивать или лучше подождать?

Она заговорила сама:

— У тебя слабые мышцы, но при необходимых зельях и упорном стремлении все поправимо.

— Я не умею читать, и мне нужны знания о Фадрагосе, — подхватила я, не желая упускать выпавший шанс.

Она кивнула и ускорилась, направляясь к узкому переулку.

— Я могу помочь лишь с основами. О сокровищнице Энраилла мне известны легенды и слухи, но тебе нужны те, кто искал ее или изучал подробнее.

Остановилась, вынуждая остановиться и меня. Склонилась ко мне и тихо произнесла, вглядываясь в глаза:

— За любой из ключей тебе разорвут глотку. За малейшую подсказку к поиску хотя бы одного — будут пытать, Асфирель. Тебя ждет не только испытание на выносливость и силу. Ты не сможешь доверять даже духам. Никому, понимаешь?

Я попыталась сглотнуть, но в горле пересохло. Если она хотела меня запугать, то у нее получилось. Вот только… Образ перед глазами: рыдающая мама, сидящая у больничной кушетки отца…

— Я готова.

* * *

Вступить в гильдию алхимиков, собрать команду и отправиться в приключения… Проще было бы откопать себе могилу голыми руками.

Дорожка уходила в гору, отчего бежать становилось труднее, но я и не бежала вовсе. Не-е-е… Я дала такого стрекача, что монстры позади должны были захлебнуться в пылище, поднятой моими сапогами. До этого я трагично лишилась своего сокровища и защитника в Фадрагосе. Ну как лишилась… Меч я выбросила сразу же, как увидела облезлых собакоподобных существ. Между сражением и побегом выбор был очевиден. Права Елрех, высказываясь, что я трусливая девчонка, проявляющая героизм только на словах. Не страшно, переживу. Страшно погибнуть, пусть даже героем!

Позади громко завыли, затем рыкнули. Я на «флирт» не среагировала, продолжая перебирать ногами и стараясь осматриваться. В боку уже кололо, но я не позволила себе остановиться. За поворотом дорога становилась ровнее, а по обочинам зачастили деревья. Елрех сидела далеко, в тени густой кроны и что-то рассматривала. Мне хотелось крикнуть ей об опасности, но позади звучно клацнула челюсть. Я клацнула своей, едва не прикусив язык. Надежда оставалась, что фангра услышит многочисленный топот и что-нибудь сообразит. Она услышала, но долго вглядывалась в нашу сторону и, кажется, хмурилась. Многое мне удалось увидеть за эти два месяца: как она обращается с зельями и травами, как лихо охотится, храбро сражается… А сегодня я увидела, как она прытко карабкается на дерево, забывая вещи на земле.

— Сумку!

Я прибалдела, но еще ускорилась, желая на ходу подцепить ее сумку. Удалось, и даже удалось метко швырнуть ее, обернуться и завизжать. Наверное, мой громкий визг меня и спас. Чудовище сбавило скорость и попятилось, а отставшие от нас наоборот зарычали и поднажали. Я тоже попятилась, но вскоре уперлась в толстый ствол.

— Сюда! — вывела меня Елрех из ступора.

— Брысь, — прошептала я ближайшему уродцу.

Он не оценил, прильнул к земле, выставляя удобнее скорпионий хвост и прыгнул. Я ушла в сторону, услышала согревающий душу треск и визг. Существо трясло головой, я отцепила от себя прилетевшую кору и подняла голову. Елрех протягивала мне руку. Ухватилась за нее и очень скоро, вскарабкалась на дерево.

— И чего дальше-то?

Она рыкнула мне в ответ и оскалилась. Я нахмурилась и отвернулась, стараясь отдышаться и обхватывая ветку ногами покрепче. Подумаешь, снова друзей привела… Елрех обратилась к лесным духам за помощью, я чуть скривилась, а духи призыв проигнорировали.

— Где ты нашла гахиртов? — дернула она меня за рукав куртки, не дождавшись поддержки светлячков.

— Э-э… — я осмотрелась, все еще не зная, как в этом мире ориентир сообщать, поэтому показала пальцем в сторону откуда прибежала, — Там… или там, — указала немного левее.

— В лесу! — рявкнула Елрех.

Я кивнула, поджав губы. И чего орать? Я успела убедиться, что с ней я нигде не пропаду. Она всегда находила выход из сложных ситуаций. Самое страшное, что ей могло бы грозить — седые волосы от стрессов, но и тут природа заняла ее сторону. Не вижу поводов для волнений!

Стая из шестерых сбежалась под дерево. Пока еще в азарте и на энтузиазме они подпрыгивали, вынуждая поджимать ноги и съеживаться каждый раз, как очередная пасть громко захлопывалась.

— Зачем ты пошла в лес? — спросила Елрех, хмуро оглядывая обстановку и, видимо, пытаясь придумать способ, чтобы вытащить нас отсюда.

— На дороге стояло большое существо. Я его испугалась и решила обойти, — спокойно ответила ей, наконец-то ощущая, как перестало колоть в боку, — Зашла в лес, а там наткнулась на полянку осваги.

— Зачем тебе эта мелочевка? — покачала она головой.

Я прищурилась, разглядывая ее. Кому-то мелочевка, а у меня любая копейка на счету. Сейчас Елрех приходилось делиться со мной контрактами и отказываться от опасных — высокооплачиваемых, поэтому получали мы мизер. А я поняла, что не меняется ни в одном из миров — деньги многое решают! Мне нужна была информация, которой не обладали мудрецы, а те, кто обладал, язык умел держать за зубами только с доплатой. Если хоть кто-то прознает, что я ищу сокровищницу Энраилл, за мной начнут следить, а если информацию добуду, то на меня откроют охоту.

— Пять ларсов за один цветок, а я нашла целую поляну!

— И где хоть один?! — подалась она ко мне, но отвлеклась на очередной прыжок снизу.

Пасть раскрылась, но Елрех встретила ее подошвой, попадая прямо по носу. Гахирт грохнулся на бок и заскулил, зато остальные чуть остепенились. Теперь они стали наворачивать круги под нами, раскачивая тяжелыми хвостами, и грозно рычали.

— Остались на поляне, — вспомнила я, что забыла ответить, засмотревшись на чудовищ.

— А где твое оружие?

— Тоже там, — скосила взгляд, стараясь припомнить, где эта самая поляна и как далеко к ней идти. Новый меч — новые растраты.

— Существо на дороге было травоядным! — прошипела Елрех, зарывшись в сумку.

— Откуда знаешь? — удивилась я ее уверенности.

— Я тренирую тебя только на этой дороге, потому что нынешние лесные духи защищают ее от хищников.

— Но мне-то ты не сказала! — возмутилась я.

— Тогда бы ты себя щадила! Если бы ты не сошла с дороги, то и хищников не привлекла бы к себе!

— И кто виноват?! Уж точно не я!

Кажется, в нашем случае можно было даже пальцем не указывать — все равно беловолосые виновны!

— Объясни мне еще одну малость, Асфирель.

Я насупилась, предчувствуя подвох. В их мире все очень сложно. И это не я косячная, это у них лесные духи обидчивые и не понимают, что случаются иногда накаленные до предела ситуации.

— Почему духи не отзываются?

Ну вот… Мой глаз дернулся, я вздохнула, собралась кратко объясниться, но лишь пожала плечами. Облезлые псины стали укладываться на травку, но уходить не собирались.

— Асфирель, — почти прорычала она.

— Ну вот, что ты начинаешь? Не знаю я, чего они… обиделись, может, — тихо протянула я, надеясь, что порыв ветра заглушит объяснение.

— Ты их обидела?

Если бы у нее была шерсть, то наверняка встала бы дыбом. Она не сводила с меня изумленного взгляда и молчала, а я поняла, что не отцепится. Вздохнула тяжело и постаралась быстро изложить:

— В общем, я не виновата. Дело было так: я имя назвала, а из куста дрянь выпрыгнула, вот она и виновата, — кивнула я вниз, но растерялась: — Я их не различаю, но кто-то из них ответственен. Обращение было произнесено, а дальше я проматерилась. Сначала на родном своем. Он у нас, знаешь, богатый какой?

Она застонала, повесив голову на грудь и сжимая когтистые руки. У меня дернулась щека, когда я оценила глубину царапин на коре.

— А потом я поняла, что твари мой язык не понимают. Мне было так важно, чтобы они прониклись к тому, как я их ненавижу.

— Но ты же к духам обращалась! — крикнула она, вскинув голову и вперив в меня грозный взгляд.

— Так я ж… испугалась, разнервничалась и позабыла… Ой, вот только не надо паниковать. Я в тебя верю, ты справишься!

Я замолчала и отвернулась. Она бормотала что-то про мою совесть и отсутствие стыда, но я ее мнение не разделяла. Стыд у меня был, но в данной ситуации я для него повода не видела.

Солнце медленно клонилось к горизонту, но способа избавиться от гахиртов мы так и не нашли. Если спуститься к ним, то они исколют нас своим жалом на хвосте, лишая сознания, а потом и косточки с собой утащат, прикопают где-нибудь на опушке леса, как заначку на черный день.

— Мивенталь, простите меня пожалуйста! — шепотом умоляла я, но лесные духи никак не вычеркивали нас с Елрех из черного списка.

Они могли дать нам защиту, могли создать иллюзию жертвы для хищников и увести от нас подальше в лес. Могли, но слишком обиделись. Елрех иногда вставала на ветке и обламывала тонкие веточки, обрывала с них листья и плела что-то вроде клетки. В этот раз выход, который она придумала, мне совсем не нравился: накинуть квадратные плетения на хвосты и сразиться с шестью тварями. Я, в отличии от нее, боялась не только хвостов, но и зубов. И не было у меня когтей, чтобы разрывать ими глотки, но и другого варианта у меня не было. Поэтому я с удобством устроилась на ветке, скрестив ноги по-турецки и зевала, наблюдая за обстановкой. Когда вдали на дороге показался силуэт, скачущий вприпрыжку, я сначала напряглась, а затем обрадовалась и затрясла за плечи Елрех.

— Это же там твой знакомый на ящере! Имя забыла! Но ящера я больше в городе ни у кого не видела!

Она прищурилась, вглядываясь в закатный горизонт, но веточки из рук не выпускала.

— Точно же он? — не унималась я, чувствуя, прилив силы.

Уже полчаса прошло, как я хотела в туалет, и больше часа, как желудок сводило от голода. Он на велоцирапторе, и, по идее, с оружием, а значит, поможет Елрех победить гахиртов. Однако сама Елрех лишь тяжело вздохнула и продолжила выплетать корзинки.

— Ну он, — тихо проговорила она, — Вот только нет у него причин ввязываться из-за нас в схватку с гахиртами.

— А просто помочь?

Мой вопрос остался без ответа, но я все же приготовилась и даже улыбнулась, когда он поравнялся с нашим деревом. До дороги было не больше двадцати метров, гахирты зарычали на остановившегося динозавра, но не спешили к нему. Я хотела махнуть парню, но напряглась. Он внимательно все изучил, видимо, сделал выводы и теперь тихо смеялся. А затем и вовсе отправился дальше. И ничего… Предложение о помощи не поступило, он не поинтересовался прислать ли нам кого из города… Вообще, ничего. Зато посмеялся. Очень знакомо…

— Он вроде влюблен в тебя, — прищурилась я, глядя на Елрех, — А неплохая из вас пара выйдет.

— Если не замолчишь, я скину тебя с ветки, — и даже не оторвала взгляда от своего занятия.

Я поморщилась, но замолчала.

Солнце почти опустилось за горизонт, когда Елрех отшвырнула недоплетенную корзинку вниз. Гахирты вскочили и с рыками набросились на прутья, раздирая в клочья и даже пытаясь ужалить. Когда раскрыли наглый обман, с надеждой обнюхали каждую травинку и цветочек, а затем вскинули головы, осматривая нас с осуждением и недовольством. Я старалась игнорировать давящий взгляд Елрех, тогда она решила высказаться:

— Надоело вытаскивать тебя из передряг. Выручай нас, Асфирель, а я пошепчусь с лесными духами, быть может, они хоть меня простят.

Я вообще не понимала, почему они еще и на нее обиделись. Тяжело вздохнула и стала оглядываться. Если бы все было так просто, то я бы уже давно нас вытащила, но выхода я не видела. У нас даже зелий никаких в наличии не имелось. Однако, удача не отвернулась от меня. Она спешила ко мне в припрыжку!

— Он вернулся! — с широченной улыбкой воскликнула я, — Посмотри, что любовь с людьми делает, Елрех! Да я тебе даже завидую!

Она мою радость не разделяла, поморщилась только и дальше зашептала, прося прощение у духов. Я, придерживаясь за ствол, поднялась в полный рост и наблюдала, как наш спаситель приближается. Сегодня он был не оборванным и чистым, но я все равно не могла его хорошо разглядеть. Теперь я поняла, почему он направился в город мимо нас — возвращался во всеоружии: одноручный меч, кинжалы, пустой мешок и даже несколько мотков веревок прицеплено к седлу. Улыбка расплывалась на моем лице, когда он поравнялся с нами, улыбка сползала, когда он даже не глянул в нашу сторону, продолжая свой путь.

— Не-не-не! Постой! — крикнула я, но парень даже голову не повернул.

Он опять нас бросал, следуя по своим делам. Разве ж так можно? А как же внутренний рыцарь? Где его героизм? Где мужская отвага?

— Без выгоды он и не взглянет в твою сторону, — сообщила мне Елрех и зевнула.

— Выгода? А что ему может быть интересно? — обернулась я к ней.

— Он вольный наемник… Даже духи не знают, чем им угодить.

Вольный наемник… Что можно предложить ему? Как заинтересовать, Ань? Не долго думала, не особо прибеднялась, надеясь, потом как-нибудь выкрутиться:

— Елрех постоянно говорит о тебе! Она жить без тебя не может, но вскоре вообще не сможет! Спасай ее! …и меня заодно.

— Ему плевать, а мне нет, — прошипели мне в спину, пока я вжималась в ствол, хватаясь за него покрепче. И вправду ведь скинет вниз!

— Я знаю человека, который ищет сокровищницу Энраилл! Умру я — умрет информация!

Он и не думал останавливаться — сместил ящера и плавно взял разворот, направляясь к нам. Гахирты зарычали в ответ на приближение, вскочили на лапы, направляя в его сторону жало. Он остановился в десятке метров от нас, оглядывая поляну, оценивая врагов, затем приподнял уголок губы и покачал головой.

— Эй-эй! — напомнила я о себе, — Я очень хорошо знаю этого человека!

— Ненормальная Асфирель! — шепотом отозвалась Елрех, и я обернулась к ней.

Ее голубая кожа стала совсем светлой. Она его боится сильнее, чем тварей внизу? Вот это новость!

Салатовые светлячки разгорались над поляной, а значит, лесные духи отозвались на призыв наемника. Очень скоро все они ринулись в кучу, формируя в нескольких метрах от нас косулю. Она очень натурально повела ушком, помахала коротким хвостом, привлекая к себе внимание гахиртов, а затем прытко оттолкнулась от земли, очень быстро набирая скорость и удаляясь в глушь. Под нами протяжно завыли, а затем стая сорвалась вслед за новой добычей.

— Вот и все! — обрадовалась я, обращаясь к Елрех, — Учись, как надо решать проблемы!

Я не успела ухватиться. Была сбита с ног, взмахнула руками и полетела вниз. Упала на спину и скривилась. Дыхание свело от столкновения, я зажмурилась, проклиная про себя вредную фангру. Открыла глаза и с трудом удержалась, чтобы не завизжать. Ящер облизывался и щерился, склоняясь к моему лицу. По его зубам стекала слюна. Медленно, стараясь не делать лишних движений, осмотрелась и увидела его хозяина. Он прислонился плечом к соседнему дереву и смотрел на Елрех, не спешащую слезать. Факт того, что его питомец был без надзора, перепугал меня. Сердце оглушило безумным грохотом. Я в секунду вскочила на ноги и бросилась к тому, кто был ближе. Топот позади подогнал меня. Ухватилась за крепкую куртку и потянула к себе, стараясь развернуть парня так, чтобы отгородиться от ящера. Тот остановился возле хозяина и оглушил недовольным воплем. Я обняла человеческое тело, съежилась и зажмурилась, пытаясь успокоиться. Пока я рядом с этим парнем, мне ничего не угрожает.

— Любопытно, — тихо проговорил наемник.

Через секунду мое дыхание вновь перехватило. Я распахнула глаза, совершенно не понимая происходящего. Он обнимал меня, а его губы аккуратно касались моих губ, вторая рука бережно придерживала голову. Голову, которая так внезапно закружилась. Наверняка, от постоянного стресса. Никак иначе… Я прикрыла глаза и ответила на приятный, неспешный поцелуй так, как привыкла в нашем мире. Заметила, как парень сбился и замер на пару секунд, но вскоре поддержал игру языками. Однако я вспомнила Женю, его улыбку, родинку над губой, а затем еще и о Елрех, поэтому быстро отвернулась. Сердце продолжало колотиться, но уже по другим причинам. Парень облизывался, вглядываясь в мое лицо. Симпатичный, надо сказать.

— Ты же вроде в Елрех влюблен, — прошептала я, искренне надеясь, что она в него не влюблена.

— Чушь, — улыбнулся он.

До меня донесся приглушенный звук, и я поняла, что это обсуждаемая особа спрыгнула с ветки на землю и поспешила к нам. Попыталась выкрутиться из объятий, но наемник моментально нахмурился и вцепился в меня двумя руками.

— Так что же там с сокровищницей, сокровище мое бесценное? — улыбаясь, спросил он.

— Не знаю, — ответила я, пытаясь расцепить его руки.

— Как это, не знаешь? — от его удивления руки легко выпустили меня.

— У вас эта сокровищница легендами обросла, ценится так высоко, — заговорила я поспешно, выглядывая Елрех, и чуть успокоилась, когда она приблизилась, — Извини, я себе жизнь спасала, — призналась ему, пожав плечами, — А на что ты пошел бы на моем месте?

— Ты солгала мне? — нервно усмехнулся он, а затем сощурился и сжал кулаки.

Елрех заслонила меня собой и принялась объяснять:

— Кейел, она из чужого мира. Не понимает, как вести себя правильно, ничего не знает.

Он сделал шаг вперед, не сводя с меня озлобленного взгляда, но Елрех оскалилась, задвигая меня к себе за спину.

— Пойди прочь, фангра, — отвлекся на нее, а я заметила, как он вытянул кинжал из ножен.

Елрех зашипела уже на меня, когда я потянула ее за плечо. Не позволю причинить ей вреда! Нахмурилась и шагнула к наемнику, пыталась не смотреть на руку с кинжалом, но не получилось. Говорила я также, глядя на кинжал:

— Я солгала, но ведь тебе ничего не стоило нас спасти. Всего лишь к духам обратился. Прости, пожалуйста, — посмотрела я в его глаза: теплые зелено-карие —  отражали такой же теплый закат, но взгляд при этом оставался колючим, холодным, неотступным, — Компромисс! — вскинула я руки ладонями вперед, — Давай договоримся об оплате. Ты наемник, поэтому наверняка звон монет тебя успокоит.

— И сколько у тебя есть? — склонил он голову к плечу.

— Немного, но я добуду сколько надо. Или... услуга! Я могу...

— Отправишься со мной.

— Куда?!

— Она никуда не пойдет! — всполошилась Елрех, но замолкла под тяжелым взглядом.

— Мира, говоришь, не знает. Я покажу ей Фадрагос во всей красе. Она должна знать, как дорого стоит мое время.

Он отступал, не оборачиваясь, выставил руку в сторону и ладонью вниз. Его ящер моментально подбежал к нему, пригнулся, словно кошка, приластился к руке, проворковал тихо, закрывая пленкой глаза и щерясь от удовольствия.

— Я вернусь с полнолунием и пробуду в Обители несколько дней. Собери ее в дорогу, Елрех.

— Она состоит в Пламя Аспида, у тебя нет права решать ее судьбу!

— Спроси у Мивенталь, — усмехнулся он, — Они свидетели. Девчонка сама предложила мне оплату за спасение ваших жизней. Или ты будешь спорить с духами, прекрасная фангра?

Я обомлела, опасаясь выдавить из себя еще что-нибудь. Ужасный мир! Тут никакие адвокаты не нужны, все делают духи. Мои слова обернулись против меня. Вот так… исподтишка. Могу ли я оспорить их и отстоять долг иначе? Или тут все воспринимается буквально и заверяется волшебной клятвой?

Глава 6. Вольный наемник и скромный алхимик

— Ты не можешь отдать меня ему в рабство! Придумай же что-нибудь! — преследовала я с самого утра Елрех.

— Это не рабство, Асфирель. А тебе следует научиться держать язык за зубами.

Полнолуние уже прошло, и я впервые находилась под впечатлением от самой себя. Я никогда не считала себя жестокой, но тут сделала открытие: Кейел мог просто задерживаться, мог получить ранение в своем одиноком походе, либо умереть — смерти я никому не желала, но если бы его ранили так, что он бросил бы свое занятие и не смог потребовать с меня долг, то я бы облегченно выдохнула. Моя кровожадность меня-то и пугала... А еще пугали многочисленные вопросы. Почему Кейел не потребовал денег? Почему не выбрал сиюминутную услугу? Учитывая то, что я ляпнула по незнанию, он мог с меня даже ночь требовать. И не исполни я его требования, то настроил бы против меня весьма опасных духов Фадрагоса, а для проживания в этом мире они многое значат. Теперь я знала, почему такого безобидного на вид парня следует обходить на километры стороной. И при всех своих преимуществах он выбрал глупейший вариант оплаты, что совершенно не вписывалось в перечень характеристики отъявленного негодяя. Зачем я ему в его опасных вылазках? Оставалось надеяться, что у него гораздо меньше общего с Елрех, как виделось со стороны. Переживать очередные эксперименты мне не больно уж хотелось.

Ближе к вечеру я стояла на крохотной кухоньке и нарезала овощи для ужина. Вытащила очередной из миски с водой, потянулась за полотенцем — дернулась от испуга и, вскрикнув, выронила все из рук.

— Нельзя же так вламываться!

— Завтра на рассвете отправляемся, — заявил Кейел, стоя в дверях, — Если опоздаешь, я потребую очередной долг.

Я сжала губы, лишь кивнула ему, еще немного мы посверлили друг друга взглядами, а затем он ушел. Я через окно смотрела, как тянутся к нему духи, которые должны были признавать гостей только с разрешение Елрех. Таким, как Кейел, в Фадрагосе открыто большинство дверей и дорог.

Весь вечер мы с Елрех провели в обсуждении: перечисляли все изученные мною зелья, травы, хищников, я бесконечно вспоминала имена духов, способных помочь в трудной ситуации. Так много всего, что потом долго ворочалась и никак не могла уснуть. Неудивительно, что сон сморил меня, когда звезды за окном практически не мерцали, а небо постепенно окрашивалось в лиловые оттенки.

Казалось, что Елрех растолкала меня через секунду, как глаза закрылись. Я с трудом поднялась на ноги, потерла глаза, стараясь избавиться от рези в них, натянула брюки и не стала заправлять рубаху, сразу отправившись умываться. Он уже сидел во дворе и копался в мешке. Я прошла к ведру, поставленному на лавку в беседке, набрала в ладони ледяную воду и, съеживаясь, ополоснула лицо. Потом зевнула, потряхивая руками.

— Хватит брызгаться.

Повернула голову, увидела, как Кейел морщится, выставляя ладони, чтобы прикрыться, хмыкнула и опустила руку в ведро, а через секунду щедро плеснула в него водой. Он фыркал, пытаясь ухватить меня, но не сумел или плохо старался, а потом улыбнулся, когда я обернулась. Меня словно током ударило. Воспоминание о поцелуе взбодрили, словно чашка крепкого кофе, о котором теперь я лишь мечтать могла. Мне пришлось опустить голову и быстрее скрыться в доме, чтобы никто не увидел мое замешательство.

Неправильно это, Аня! Немаленькая уже, чтобы не понимать, когда флиртуешь, и когда этот флирт неуместен. Неизвестно, сколько в его компании торчать придется, а ведь симпатичный настолько, что дух захватывает. Особенно, когда улыбается. И еще хуже, когда улыбается мне.

Я пыталась думать о Женьке, но неприятно было осознавать, что с трудом вспоминала его черты лица. Вернее, не трудно было вспомнить, но вот удержать никак не удавалось. Его образ виделся словно через пелену тумана, а если сильно старалась этот туман разогнать, то пелена вскоре сходила, но после себя оставляла не Женьку, а только что увиденное лицо Кейела.

— Я, кажется, по романтике соскучилась, — призналась я Елрех, натягивая добротную кожаную куртку.

Фангра разогревала мне плотный завтрак. Я все еще никак не могла привыкнуть к конструкциям с котелками, под которыми ярко пылали малые духи огня. Никакого электричества, газовых баллонов и труб, отсюда и маленькие кухни, где все запросто помещалось на полках.

— Не страшно, если расслабишься с Кейелом, — ответила она, не отвлекаясь от помешивания каши, — Главное, сердце ему свое не дари. Такие, как он не живут долго, а если и живут, то в постоянных походах.

— Мое сердце занято, — буркнула я.

— Да-да. Ты о своем Жене часто вспоминаешь, видимо, вправду хороший он человек.

— Очень, — улыбнулась я, не желая признаваться, что все чаще говорю о нем, как раз, чтобы не забыть случайно.

Солнце прилично поднялось над горизонтом, когда я повторно вышла из дома. Кейел встретил меня молча. Он поднялся с лавки, ухватил мешок и направился к калитке. Елрех не вышла провожать меня, но стоя на пороге, попросила быть осторожной и не отходить далеко от наемника. Однако она переживала по этому поводу гораздо меньше, чем я, постоянно напоминая, что с моей трусостью никакие проблемы меня не догонят. Главное, самостоятельно себе их не создавать.

Я вышла на дорогу и замерла. А где мой личный транспорт? Неужели Кейел думает… а он именно так и думал:

— Запрыгивай, — кивнул он на вытянутое двухместное седло, удерживая ящера за поводья, — Выедем из города, пересядешь мне за спину, а пока пусть Тодж привыкает к тебе. Он хороший мальчик, но немного боязливый!

— Ты издеваешься? — не поверила я.

— Я узнавал о тебе, предостерегался, — осмотрел он меня с улыбкой, затем покачал головой и спросил: — Зачем тебе меч, если ты толком держать его не умеешь?

— Научусь, — буркнула я.

Его насмешка пробудила во мне смелость. Я старалась не смотреть в хитрые глаза ящера и не останавливаться, приближаясь к нему. Проблема возникла с устойчивостью ноги в стремени: меня зашатало, я едва не повалилась назад, но рука беспардонного наемника подхватила меня за пятую точку и подсадила. Я уселась, хватаясь за выступ в седле.

— А ящер твой выдержит? — пискнула я, все еще пребывая в шоке, что сделала это! Верхом на динозавре!

— Ох, моя милая Асфи, тебе так много предстоит узнать, — смеялся он, заскакивая в седло позади меня, — Можешь немного отклониться, но не налегай и старайся не уснуть. У нас с Тоджем на ходу не спят.

Он сорвался так неожиданно, что я все же вскрикнула. Первые секунды даже думать ни о чем не могла, только удерживалась крепче и ноги цепляла за стремя, опасаясь вылететь из седла. Привыкнуть к постоянной тряске вообще не удавалось, а к выезду из города меня стало укачивать. Я надула щеки и старалась не дышать, удерживая в себе завтрак. Если бы заговорила, хоть вскрикнула на секунду, то радужные перья ящера пришлось бы отмывать. Мечтала лишь об одном, чтобы он остановился побыстрее. Как только он натянул поводья, а ящер затормозил, я оттолкнула его руку и навалилась на бок. Соскочить возможности у меня не было, но я так старалась — не вышло. Кейел перехватил меня под живот, видимо, испугавшись, что мое тело сейчас просто пластом грохнется на землю, а я выпустила содержимое желудка. За спиной послышался протяжный стон, потом ругань, зато мне полегчало. Я вытерла выступившие слезы, чуть повисела на любезно предоставленной мне руке в качестве опоры, а затем выпрямилась, облегченно выдыхая и слушая тихое причитание:

— Духи Фадрагоса, разве девушки так поступают? Разве оправдание, что ты из чужого мира? Хотя твой поцелуй тоже… О нет, не лучшее время вспоминать о твоем поцелуе.

— Заткнись, иначе повторю, — пригрозила я, постепенно приходя в себя.

— Охотно верю. С тобой уже во что угодно поверю. Ты как? Я могу отъехать от твоего завтрака, выдержишь?

Я набрала полную грудь воздуха и осторожно кивнула. Кажется, от плотного питания придется отказаться.

Не знаю, что было в планах Кейела, но весь день мы куда-то спешили. Четыре раза воспользовались Священным кольцом духов ветра и предков, причем второе и четвертое показались мне не просто похожими, а идентичными. Будто мы переместились, а затем окольными путями вернулись обратно, чтобы переместиться снова, но уже в другое место. Усложняло понимание маршрута то, что Кейелу не нужно было обращаться к духам вслух, они прекрасно понимали его без слов. Потом мы даже в болото забрели, но благополучно обошли его. В итоге я не просто не запомнила дорогу, но даже не могла по карте сориентироваться, которую крутила в руках, как только выпадала возможность во время кратких остановок. Сколько я не спрашивала у самого наемника, куда мы направляемся, он всегда отвечал одно и тоже: «У меня выдались свободные деньки затишья, надо заглянуть кое к кому в гости». При использовании последнего кольца нас уносило слишком долго, зато не пришлось тратить запасы еды.

Местность, где мы оказались на закате, не выглядела гостеприимной. С нависающих над нами утесов часто осыпались песок и мелкие камушки, а в расщелинах завывал ветер, да так проникновенно, что кожа становилась гусиной, идаже ощущалось, как мелкие волоски встают дыбом на спине. Ни воды поблизости, ни высокой растительности, и что страшнее, ни души. Все хорошо, Аня, сейчас забежим к его ненормальному знакомому, потому что адекватные тут жить не будут, и обратно в кольцо нырнем!

— Заночуем здесь, — пригвоздил меня решением Кейел.

— Как здесь? — почти шепотом поинтересовалась я.

Из расщелины в скале вновь разнеслось завывание — я поежилась, вглядываясь в ее мрак. Еще немного и моя фантазия готова была дорисовать мигающие глаза или огненную пасть дракона. Сверху послышался шорох — я дернулась и обернулась. Птичка с громким кличем вспорхнула, камушки покатились вниз, один ударился о мой сапог, я отступила и сразу застыла. Мою шею огладило чье-то дыхание, а затем раздался тихий и очень странный рык. Я завизжала, отскакивая, но вскоре остановилась, слушая смех рычавшего секунду назад идиота.

— Твою мать! Какого хрена ты так пугаешь?!

— Хрен — это растение такое, редкое и практически бесполезное. Почему ты о нем заговорила? — пожал плечами «юморист», все еще посмеиваясь и похлопывая молчавшего все это время ящера — да они в сговоре девиц пугают! — И что там мою маму? Надо бы уточнить. Почему ты вспоминаешь их, когда пугаешься?

Я сжала кулаки и зажмурилась. Голова от пережитого страха чуть кружилась, а тело мелко дрожало, дыхание и вовсе трудно было восстановить.

— Пойдем, там есть пещера, которая вполне подходит для ночлега, но только на одну ночь, — уточнил он.

— Почему только на одну? — решила я опустить произошедший инцидент, радуясь, что Кейел подал тему для беседы.

В таком месте я бы говорила и говорила, лишь бы только не чувствовать, как за нами будто наблюдают со всех сторон.

— Потому что духи, оберегающие пещеру, не любят загостившихся. Я на себе не проверял, но поговаривают, что рискнувших провести в ней две ночи подряд, утаскивало чудовище.

— Куда утаскивало? — охрипшим голосом спросила я, нервно оглядываясь.

— В камни, — ухмыльнулся Кейел и внимательно посмотрел на меня.

Вот теперь я спокойно выдохнула и хмыкнула, гордо вскидывая подбородок. Он просто в очередной раз запугивает меня, издевается. Ничего, с «троллями» я познакомилась еще в универе и уверена, что местным до наших интернетовских «весельчаков» очень далеко. После Священного кольца спать не слишком хотелось, несмотря на бессонную ночь, но я понимала, что лучше дождаться рассвета прежде, чем продолжать, видимо, неблизкий путь.

— И долго нам еще добираться к твоему другу?

— Сюда, — свернул он к совсем узкой расщелине.

— Он пещерный человек? — изумилась я.

— Кто? — удивился в ответ Кейел.

— Твой друг.

Он глянул на меня так, словно я сумасшедшая, а затем абсолютно меня запутал тихим возмущением:

— Я не дружу с чудовищами.

Пока он снимал с ящера поклажу и амуницию, я обхватила себя руками и старалась не рассматривать окружение. Зачем лишний раз себя пугать? Кейел убрал выбившуюся прядь за ухо, закусил губу, наклоняясь к ногам ящера. Осмотрел их, улыбнулся и выпрямился, после чего хлопнул Тоджа по боку, отпуская от себя. Дальше начиналось интересное. Динозавр прильнул к земле, вытягивая шею — кажется, он потягивался, разминая кости, — а затем направился к расщелине. Бедняга втискивался в нее, с силой толкаясь лапами и обдирая бока о камни. Кейел отвернулся, а на его лице заходили желваки, но Тоджа не останавливал.

— Может, под открытым небом заночуем? — предложила я, пожалев не такого уж страшного ящера.

— Кому-то не терпится умереть? — усмехнулся Кейел.

Тодж скрылся в темноте расщелины и заворковал там. Я двинулась за ним следом, хотела призвать духов, чтобы осветили путь, но они вспыхнули секундами раньше. Оглянулась на наемника, увидела его красивую улыбку и поспешно отвернулась. Узкий проход тянулся примерно пол метра, затем расширялся, позволяя даже ящеру двигаться, почти не касаясь стен. Мы вошли в небольшую пещеру со сводчатым потолком, и я оступилась, глядя в стену напротив себя. Кейел ухватил меня под локоть, не позволяя упасть, а я даже крикнуть не могла. К нам из стены тянулись каменные руки с узнаваемыми когтями — фангра. Рядом с ними застыло искаженное болью человеческое лицо, а дальше еще и еще…

— Может, есть другое место для ночлега? — прошептала я.

— До него придется идти целую ночь, — также шепотом ответил он, вглядываясь в мое лицо, и еще более вкрадчиво продолжил: — В регионе Ночной смерти при лунном свете жизнь дается тем, кто способен ее отбирать. Пока мы под сводами пещеры, они не доберутся к нам.

— Они? Чудовища? — мой голос дрожал, и я этого совершенно не стыдилась.

Кейел кивнул мне, а затем отпустил мой локоть и направился к кострищу. Тут даже кто-то заготовил поленья впрок и притащил два бревна для сидения. Очень надеюсь, что добряк не смотрит сейчас на нас со стены. Малые духи огня быстро разожгли костер, а Кейел вытаскивал легкий перекус нам и здоровый кусок мяса Тоджу.

— Духи предков отбирают усталость, немного насыщают, поэтому кажется, что ты не голоден, — заговорил он, бросая мясо в сторону, — Мнимое ощущение спадет через несколько часов. Советую перекусить через силу, чтобы не очнуться посреди ночи от голода.

— Ты всерьез полагаешь, что я усну? — восхитилась я его верой в чудеса.

— Придется, у нас завтра…

— Зачем я тебе? — перебила, хмурясь и внимательно глядя в его глаза.

Сейчас в них полыхало пламя от костра, делая их темнее там, где оно не отражалось, отчего коварный взгляд пугал еще сильнее. Он ухмыльнулся и опустил голову, а затем распустил волосы, позволяя не слишком длинным локонам закрыть лицо. Кажется, ответа ждать не стоит.

Я очень надеялась, что наша вылазка продлится не больше пары дней и закончится не слишком трагично. За прошедшее время я изучала гильдии, узнавала о легендах сокровищницы и фактически поселилась у мудрецов, но как-то пока игнорировала все остальное.

Кейел из тех редких детей в Фадрагосе, кто почувствовал зов духов, ощутил их эмоции сильнее своих, забывая о собственных желаниях. Родители расставались с такими чадами сразу же, как только проявлялась их сила или проклятие. Когда Елрех рассказывала мне о тех, кого тут называли Вольными, я представляла себе детей-зомби или лунатиков, или шизофреников: отозвавшись на зов, они уже не реагировали на физический мир, видя что-то другое, что-то недоступное остальным. Им не нужна была еда, вода, сон, ничего… Добрые духи Фадрагоса поддерживали их организмы в порядке, делали их сильнее, ловчее, умнее и хитрее, пока те учились понимать их. Обучение не было болезненным, не длилось долго, но очнувшись от видений и прекращая разговаривать с пустотой, дети игнорировали всех, включая собственных родителей, отправляясь к тем, кто может обучить их другим искусствам: к воинам, наемникам, разбойникам, волшебникам, обладающим знаниями о разрушительных духах. Они лишались собственных эмоций на несколько лет, пока их плоть не крепла. Без привязки к наставникам, по сути, не имеющими права отказать не столь детям, сколько духам, Вольные в краткие сроки выжимали максимальные знания и с невероятной скоростью впитывали их в себя. Когда духи считали, что Вольный готов к своей задаче, готов выполнить предначертанное, они возвращали эмоции. Вот только совершенно чистыми. Ни любви к родителям, ни почтения к наставникам, ни благодарности к тем, кто хоть как-то помогал им. Абсолютная пустота, которую приходилось заполнять заново. Зачем я понадобилась Кейелу?

— Давай спать. Поверь мне, завтра будет невыносимо трудный день, — произнес он так тихо, что захотелось приглушить треск костра.

Лечь спать? Легко звучало, но мрак плясал на стенах. Дым уходил сквозняком через щели, но тени напоминали копоть. Они дергались, расползались за выступами фигур, некогда живых путников, сейчас бесконечно молящих о спасении. Иногда тьма выглядывала, подлавливая момент, когда костер чуть затихал, тянулась к нам — все еще способным дышать. Костер вспыхивал — тени юркали обратно в укрытие, будто боялись, что я их разоблачу. Кто в здравом уме оставался тут на вторую ночь, если я при первой готова сбежать на улицу?

Кейел расположился на холщовом полотне, отвернувшись от костра и подложив седло под голову, а я продолжала сидеть на бревне и пялиться на костер. Тодж скромно пристроился у стеночки и сейчас, как никогда напоминал спящую курицу, только жердочки не хватало. Я оглянулась, все же собираясь улечься, но застыла, глядя на выход. В узкий лаз смотрели белые глаза, моргнули и через секунду исчезли. Ледяной озноб пробежал вдоль позвоночника. Я прислушалась и поняла, что кроме треска костра, с улицы доносился шорох, как если бы камни и песок сыпались со всех сторон. Тень промелькнула в проеме, заслоняя на долю секунды лунный свет. Мой вдох показался мне слишком громким. Кто-то вновь мелькнул уже в другую сторону. Наступила абсолютная тишина. Я чуть двинулась, чтобы переместиться поближе к Кейелу. Тьма заслонила проход и вперила в меня взгляд светящихся глаз. Мое тело отказывалось шевелиться. Я смотрела, как полностью черное, словно призрачное существо делает шаг в проем. Второй.

— Кейел!

Он дернулся, осматриваясь. Тодж глянул на меня, не обращая внимание на монстра.

— Он не зайдет сюда, — пробормотал наемник и снова улегся.

Монстр потянулся в мою сторону. Его длинная рука растворилась в воздухе, исчезла, как только попала внутрь пещеры. Я нервно вскочила на ноги и, едва разгибая колени, подошла к Кейелу. Уселась рядом с ним, все еще глядя на застывшего у входа в пещеру чудовища. Он издал звуки, словно шорох песка и камней, а я начала задыхаться от страха. А вот Кейел согнул руку в локте и накрыл ею ухо, явно стараясь уснусть. Ему совсем не страшно?

— Двигайся! — толкнула я его в плечо.

Он нахмурился, глядя на меня, а затем вскинул брови в удивлении.

— Ты что это, хочешь лечь ко мне?

— Я не флиртую, — насупилась я, глядя на все еще шумящего рядом монстра, а затем заметила второго, стоящего позади, и решила, что все делаю правильно, — Мне сейчас просто страшно. Готова даже к Тоджу пойти, но боюсь ему куска мяса, что ты кидал, будет вскоре мало.

У Кейела заблестели глаза, а победная улыбка заставила меня усомниться. При этом, он подвинулся, любезно предоставляя мне место рядом, и никак не проявлял похабность. Отчего тогда восторг? Ликование? Почему? Я улеглась к нему под бок, зажмурилась и перед глазами сразу встали монстры, которые к тому же не думали затыкаться. Съежилась, чуть подвинулась вперед и услышала тихое довольное замечание:

— Ты невероятно пугливая, Асфи.

— Ты так говоришь, будто это хорошо, — посмотрела я на него.

Когда он осторожно обнял меня, я не стала сопротивляться. О романтике или будоражащих чувствах внутри от этих объятий и речи не шло. А вот чувство защиты очень помогало, когда на тебя неотрывно смотрят монстры, стоя совсем рядом и постоянно издавая шелест и шорох.

— Я во всем способен видеть положительное, — ответил мне Кейел, уткнувшись носом в мой лоб, — Выспись, Асфирель. Я ко всякому привык, а вот тебе завтра будет нелегко.

— Почему? — попыталась я посмотреть на него, но он удержал, прижав меня к себе крепче.

— Спи.

В мыслях пол ночи вертелось множество предположений из-за его слов, но я ни с одним не угадала. Даже и близко. Да разве можно было такое представить?..

Проснулись мы довольно поздно, относительно того времени, как я привыкла подниматься у Елрех. Солнце уже согревало острые скалы, а ветер поднимал пыль, иногда закручивая их в крохотные торнадо. Ночных чудовищ, просыпающихся с лунным светом, видно нигде не было, но и мерзкое чувство, что за нами следят, никуда не исчезало.

— Куда мы идем? — оглядывалась я, стараясь увидеть невидимое и щурясь от солнечного света.

— Пусть это будет небольшой неожиданностью для тебя, — улыбался мне Кейел.

Мы шли пешком вверх по склону, затем свернули в расщелину, прошли через узкое пространство, вновь свернули, опять поднялись. И снова у меня возникало ощущение, будто мы бродим кругами. Ближе к обеду сделали перерыв, я отхлебнула из бурдюка не очень свежую воду, поморщилась, но вновь глотнула.

— Обед? — с надеждой спросила я.

— Пропустим, — с любопытством и улыбкой смотрел на меня Вольный.

— Что происходит, Кейел? — неуверенно усмехнулась и даже поежилась, когда любопытство в его глазах сменилось насмешкой.

— Пойдем дальше. Наверное, осталось немного, — проговорил он, потянув Тоджа за поводья.

Наверное? Он не знает, куда мы направляемся? Или забыл? Мы брели неспешно, я постоянно оглядывалась среди одинакового надоевшего пейзажа. Хотелось есть, пить, но воду мы впрок не набрали. Если бы я знала, что будем ходить так долго.

— Сколько уже можно? — спросила я, резко глянув на Кейела.

Остановилась, понимая, что все это время он наблюдал за мной, будто чего-то ожидал.

— Что такое? — нахмурилась, чувствуя волнение.

— Ничего, — вновь улыбнулся он, но улыбка показалась мне равнодушной. Натянутая. — Пойдем дальше.

— Что-то ведь не так, да? Зачем я тебе, Кейел? — нагнала я его.

Ноги уже основательно гудели, а от плотной одежды хотелось избавиться. Солнце начинало сближение с горизонтом.

— Ты хорошо запомнила ночных монстров, Асфи? — склонив голову к груди, спросил он.

Его лицу шла лукавая улыбка и хитринка в глазах. Вот только сейчас они меня не восхитили.

— Я из-за них долго уснуть не могла, — призналась я, чувствуя першение в горле, — Почему ты спрашиваешь?

— В прошлом они все были такими же, как ты, как я, — поднял он голову, глядя на ясное небо.

— Людьми? То есть… Живыми? — опешила я.

Он улыбнулся шире, глянув на меня, а затем кивнул. Прошел еще пару метров, наблюдая за мной. Что не так? Я оглянулась, понимая, что не понимаю этого человека. Елрех успокаивала меня, что он не будет меня убивать. Есть границы, которые даже Правители не имеют права переступать.

— Они страдают от тоски и одиночества, моя нежная Асфи, — тон его голоса стал холодным, а ухмылку хотелось стереть, — Говорят, что они всю ночь мучают попавшего неудачника в их руки, а на утро от него ничего не остается. Он исчезает вместе с ними, чтобы ночью страдать, как и они. Им нравится общество живых, но живут мученики, к сожалению, недолго. А может, в радость? Как ты считаешь, Асфи?

— Зачем ты мне об этом говоришь? — спросила я, едва делая шаги на ослабших ногах.

— Ты помнишь, где находится Священное кольцо предков?

— Нет, — нахмурилась я.

— И это здорово! — тихо засмеялся он.

Я остановилась, глядя на него. Мысли отказывались выстраивать догадки и предположения. Он ведь не может быть настолько жестоким? Для чего ему? Кейел остановился в нескольких метрах от меня, повернулся к Тоджу и погладил его морду, улыбаясь. Улыбнулся шире и взглянул на меня. Ему было весело.

— Ты знаешь, что Вольные промышляют всем подряд? — спросил он, я медленно кивнула и отерла вспотевшие ладони о брюки, — Информация, заказы, мелкие поручения. Мы вроде избраны духами, но совершенно не нужны остальным в Фадрагосе. Приходиться выживать, Асфи. Где-то тут, — окинул взглядом окружение, — нанесены знаки твоей гильдии. Есть духи, не желающие помогать Вольным, есть те, что стремятся избавиться от нас… Давай же, пугливая Асфирель, веди меня к кладовым своей гильдии.

— Зачем? — едва удалось выдавить из себя короткий вопрос.

— Не бойся. Лично я не люблю воровство, а вот конкуренты… — склонил он голову к плечу, — Ты у них новенькая. Знаешь, что тут самая богатая кладовая? За сведения о ее местонахождении я хорошо заработаю.

— А меня…

— У тебя итак нет шансов выжить в Фадрагосе, — пожал он плечами, так легко разменивая мое хрупкое положение в жестоком мире, на собственную денежную выгоду, — Ты бесполезна для гильдии. Вскоре они это поймут, и ты все равно станешь изгоем.

— Их отправляют в северные регионы, — прохрипела я и сглотнула ком в горле. Тут я просто умру с голоду, а на севере живут расы, которых опасаются, как чумы.

— В самом деле, — посмотрел он на меня так, словно очнулся, отвел виновато взгляд и произнес: — Извини, я как-то не подумал. Это даже хуже, чем остаться в регионе Ночной смерти, превращаясь в чудовище или возвращаясь в пещеру, где тоже умрешь. Ты ведь не помнишь, как выбираться отсюда, — договаривая, он снова возвращал озорную улыбку, — У тебя так мало вариантов, Асфи. И все такие пугающие, правда?

Я не знала, что делать дальше. Оглянулась, понимая, что меня окружают однотипные скалы, расщелины, обрывы, а солнце с каждой минутой незримо склоняется к горизонту. Посмотрела на парня, надеясь увидеть в нем хоть немного сострадания, узреть хорошо скрытую шутку, но не нашла того, что искала. Он запланировал приход сюда заранее. Еще в тот день, когда я спаслась, обманув его.

— Кейел, мы можем договориться и…

— Мои условия озвучены, — ледяным голосом оборвал он, вновь отвлекаясь на Тоджа, поглаживая маленькие перышки кончиками длинных пальцев, — Я подожду до заката. Если ты не отыщешь кладовые, где лунные охотники не будут для нас угрозой, я успею убраться отсюда невредимым.

— И бросишь меня тут? — скривилась я, сжимая кулаки.

Он кинул на меня мимолетный взгляд, устало вздохнул и со скукой в голосе ответил:

— Думаешь, буду страдать от угрызений совести? Тогда я тебя огорчу, — огладил морду ящера, пока тот щерился от удовольствия, — Невезение преследует тебя, Асфи. Я циничная сволочь, которая не переживет только собственную смерть. Твою — запросто, — расплылся в широкой улыбке, — Так что же ты выберешь: посмертную верность гильдии или жизнь изгоем в Фадрагосе? Советую второе, но решать тебе, — хохотнул он.

Я не могла двинуться с места, зато прекрасно чувствовала, как внутри умирает доверие к этому миру, давая больше пищи для ненависти. Кейел погладил себя по голове, убирая раскиданные ветром волосы с лица, а мне стало тошно видеть его рядом. Сжала кулаки и решила не тратить время напрасно. Я не собиралась вести наемника к кладовой гильдии. И не подумала даже! Пламя Аспида приняли меня не слишком радушно, никто не спешил со мной знакомиться и научить премудростям алхимии, но, благодаря Елрех, верховный гильдии дал мне шанс выжить в Фадрагосе. Не просто выжить, а добиться хоть какого-то статуса. Для поисков Сердца времени важна не просто преданность, важен любой опыт и обязательно добрая слава. Если я не найду способ выжить сейчас, значит, мне уже ничего не поможет.

Ветер швырнул мне пыль в лицо, глаза резануло от песчинок, и я их прикрыла. Перед тем, как выбираться отсюда, мой взгляд вновь зацепился за Вольного. Он улыбался, наблюдая за мной и ждал.

— В нашем мире для таких, как ты, есть много слов, но, Кейел… Ну и сволочь же ты, — выплюнула я, не сдерживая собственные эмоции.

Заплечный мешок с моей провизией был привязан к Тоджу, и на мой шаг в его направлении, Кейел шагнул навстречу и качнул головой. Угроза в глазах Вольного уже не пугала, но тратить время и шанс отыскать Священное кольцо до заката не хотелось, поэтому я развернулась и побрела в выбранном направлении. Когда мы только пришли в регион Ночной смерти, закат ослеплял, а значит, двигаться надо было на восток. Определить точное направление мне наверняка не удалось бы из-за неумения, все же я на Земле даже в походы не выбиралась. Но надежду не хотелось терять, что выберусь хотя бы на открытую местность или возвышенность, откуда увижу чертов круг из камней. Шла быстро и не оборачивалась, прекрасно слыша цоканье громадных когтей ящера позади. Была уверена, что если Кейел заметит мой взгляд на себе, то улыбнется, не упустит шанс показать, как ему нравится происходящее. За очередным поворотом среди лабиринта из скал я замерла: прямо передо мной был выбит знак. Змея разинула пасть, глядя вправо, замыкая своим длинным телом круг, из которого торчали острые ростки. Пройдоха аспид… Елрех говорила, что он маскируется среди травы, охотясь на мелкую дичь, но его укус болезненный и опасен для любого существа. После долгой агонии, словно сжигали заживо на костре, любой умирал от яда, если не успел встретить смерть из-за болевого шока. Его яд, пламя аспида, ценится очень высоко, ведь противоядия так никто и не нашел.

— Он здесь, да? Знак?

Я обернулась. Взгляд Кейела блуждал по ровной стене, но не останавливался, не цеплялся за четкие углубления. Есть духи, способные отказать Вольным, они либо трусливы, отчего умело прячутся, либо сильны, поэтому не считаются с избранными. Им не нужна ничья помощь. Хотелось бы мне обладать такой же независимостью. Я направилась дальше, сворачивая налево в узкий лаз. Не знала, куда двигаюсь, но каждый раз сворачивала, как натыкалась на знак и отправлялась в другую сторону от той, куда были направлены голова и хвост аспида.

Солнце будто ускорило свое падение. Я наблюдала, как желтые скалы окрашивались в более грозный цвет — рыжий. Совсем скоро они начнут краснеть, впитывая в себя свет заката. Совсем скоро я пожалею, что совершила самопожертвование. Ради чего? Придерживаясь законов чужого мира. Ради кого? Большая часть из них даже не люди. Что же ты делаешь, Аня?

Я выскочила на широкое пространство, так похожее на то, что встречало нас после прибытия в Священное кольцо. Есть ли тут пещера, в которой мы останавливались на ночь? Холодало. Краснота медленно сползала за спиной, ласково оглаживая последними лучами тепла, будто прощалась со мной. Тени сгущались в расщелинах и трещинах, камни все чаще шелестели, а нарастающий шорох отовсюду подгонял и вносил смуту. Кейел верхом на Тодже обогнал меня, внимательно озираясь по сторонам, а я остановилась, глядя ему в спину.

— Ты в самом деле бросишь меня? — окрикнула его.

Он потянул левую руку на себя, сжимая поводья и чуть поворачивая Тоджа ко мне. Посмотрел на меня колко и даже поморщился. Видимо, он до последнего рассчитывал на другой исход.

— Ты сделала свой выбор. Кстати, и какие чувства тебя переполняют? Ты гордишься собой? Радость заполняет твое честное сердце? — он ухмыльнулся, замечая мой оскал, — Нет? Тогда почему ты выбрала смерть?

Я не знала, что ему ответить. Потому что, в отличии от Вольных, во мне больше человечности? Потому что, я постыдилась бы вернуться к Елрех и увидеть презрение в ее глазах? Мне просто даже в голову не пришло предать тех, кто доверился, кто не отказал в помощи, когда я нуждалась в ней.

— Прощай, Асфирель, — приложил он руку к виску, вытянув два пальца, а затем чуть махнул в мою сторону, — В какие-то моменты ты мне даже нравилась. Невинная и скромная, пока не напугаешь.

Судорожный вздох вырвался в ту же секунду, как Тодж с воплем ускорился, спеша покинуть регион Ночной смерти. Они двигались вперед по широкому проходу. Я верно вышла к выходу! Вот только… Последние лучи скрылись, а луна с каждой минутой вырисовывалась на небе все более четко. Я заметила, как едва видимая тьма окружает меня, заслоняет силуэт удаляющегося всадника. Он бросил меня… Изменилось бы что-нибудь, если бы он получил доступ к кладовой? Не верю. Скорее всего Кейел поступил бы со мной также, как сейчас. Он не убивал собственными руками, а значит, не нарушал законы Фадрагоса. Духи справедливости не покажут его вину, когда он вернется к Елрех и сообщит, что я умерла по собственной глупости. Ведь у меня был выбор…

Я ощутила небывалый холод и боль, словно в руке сдавили кость, когда все еще слабая тень попыталась коснуться меня. Зажмурилась и скривилась, сдерживая рвущийся наружу крик. Захотелось заткнуть уши, когда шуршание зазвучало громче. Плечо пронзило холодным острием, затем живот, будто все внутри скрючивалось. Я распахнула глаза и встретилась с блеклым светом. Силуэты и в правду напоминали человеческие, но сотканные из тьмы и лишь глаза выделялись.

— Не так просто, — прошептала я, наотмашь ударяя рукой.

Тьма развеялась, боль чуть ослабла, но вокруг существ было слишком много.

«В регионе Ночной смерти при лунном свете жизнь дается тем, кто способен ее отбирать.»

«В регионе Ночной смерти…»

Я сорвалась вперед, пробегая прямо сквозь тьму. Каждое столкновение с лунными охотниками встречалось вспышкой в висках, отзывалось острым ударом в теле. Мне с трудом удавалось отвлечься, стараясь прислушиваться только к собственному топоту. Так было легче и сложнее одновременно. Мне казалось, что я бегу слишком медленно, но мир мелькал перед глазами, тени смазывались. Вдали я увидела огонек. Так далеко... но я взяла направление к нему. Спешила, как никогда. Спешила.

Холодный свет луны освещал остроту скал, подчеркивал тьму под ними.

Удар пришелся в грудь, выбивая воздух из легких. Меня отшвырнуло назад. Новый удар спиной о землю заставил сделать болезненный вдох. Меня чуть протащило по земле, и я пожалела, что меч закреплен к телу. Он принес дополнительную боль, отягощая удар. Тени шелестели, быстро перемещаясь вокруг. Страх уже не мог пересилить вспыхнувшую ярость и ненависть ко всему окружающему. Я поднялась на локтях и закрутила головой, стараясь предсказать откуда произойдет первое нападение. Они не спешили, поэтому я встала на ноги, но сразу оступилась, понимая, что бежать будет больно. Штанина была оборвана, а под ней пекло бедро. В нескольких шагах от меня лежал камень с острой боковиной. Есть ли смысл бороться, когда холод оглаживает затылок, когда стягивают волосы и касаются кожи головы? Я стиснула зубы, ощущая выступившую кровь на затылке. Капли быстро напитывались тяжестью и срывались горячей щекоткой по остуженной ветром коже. Существа из тьмы приближались со всех сторон, обступали неспешно, пока тот, что приступил к моей медленной казни, подзывал их шелестом.

В эти мгновения я возненавидела не только Фадрагос, но и то, что объединяло его с нашим миром. Луна, так часто используемая в романтичных целях, сегодня отнимала мою жизнь. Она позволяла монстрам пытать меня.

— Освети, Охарс, — тихо попросила я самого распространенного повсюду духа. Безотказного, совершенно не опасного. Он не мог мне помочь, но мог разбавить лунный свет, заглушая мою злость.

Первый зеленый светлячок вспыхнул в паре метров от меня и понесся ко мне. Совсем рядом мелькнул еще один. Я не верила глазам своим. Силуэты из тьмы не отступали, они шарахались, в секунды распадались, как только мерцания Охарса касалось их. Возрождались вновь, но не смели приближаться.

«…при лунном свете жизнь дается тем, кто способен ее отбирать.»

Только при лунном свете? Сугубо при нем! Всю ночь в пещере горел костер, поддерживаемый малыми духами огня. Не пещера защищала нас от лунных охотников, а огненный свет. Кейел не собирался оставлять мне подсказку, наоборот запугивал меня, выстраивая рассказ так, что от монстров тут нет спасения нигде, кроме пещеры. Я глубоко вдохнула, расправила плечи в окружении миролюбивых и одних из самых слабейших духов Фадрагоса и тихо произнесла:

— Спасибо, Охарс.

Светлячки взметнулись чуть выше и засияли сильнее, а я расплакалась, и, вытирая слезы рукавом пыльной куртки, медленно двинулась к Священному кольцу духов ветра и предков. Незнание мира жестоко играло против меня, создавая прекраснейшую жертву для монстров, для агрессивных рас, для таких бесчеловечных людей и нелюдей, как Кейел.

— Сердце времени, — прошептала, скривившись. Нельзя больше откладывать его поиски ради обучения, нельзя больше дозировать обучение ради их лучшего усвоения.

Глава 7. Я, ты и кто-нибудь еще

Совсем недавно он оставил меня на растерзание монстрам, не собираясь говорить, что от них так легко спастись. В кого бы я превратилась, если бы они замучили меня до смерти? Скиталась среди лунных охотников, желая ощутить жизнь в своих руках? Превратилась в монстра…

Совсем недавно Вольный оставил мне беспросветный выбор, где каждое решение не просто осложняло жизнь в чужом мире, но и окончательно лишало меня попытки вернуться домой. Оправдывало ли его то, что он ничего не знал о моих планах? Если бы знал, наверняка все сложилось бы хуже…

Кейел улыбался мне так, будто совсем недавно не он пытался меня убить чужими руками. Явно удивлялся, но при этом совершенно не злился. Как только я добрела до Священного кольца, то готовилась к чему угодно. Даже к тому, что он попытается добить меня, но парень только перестал проверять ремни и веревки мешков, которыми они крепились к Тоджу, и обратил все свое внимание на меня.

— Как ты догадалась? Увидела, что я осветил свой путь?

Я смотрела на его улыбку, прокручивала вопросы, которые он задал, стараясь услышать насмешку, но ничего. Словно старый друг, интересующийся чем-то маловажным, но понятным обоим.

— Подонок, — прошептала я.

Нога продолжала болеть, но это не помешало мне в секунды подскочить к наемнику. Сложно оказалось понять себя, когда вот-вот выжила. Когда вот-вот чуть не погибла. Я не знала, что хочу сделать Кейелу, но было важно, чтобы он понял, как мне больно и страшно. Вцепилась в его куртку, сжимая грубую ткань в кулаки. Мне казалось, что руки отказываются удерживать хоть что, поэтому я все сжимала и сжимала сильнее. До скрипа. Я не знала, что делать дальше.

— Ты! Тварь… — мой голос сорвался, а я поморщилась, не видя понимания на его лице.

Я ошиблась. Растерянность и удивление от моего поведения за секунду сменились насмешкой и ухмылкой. Он не позволил бы мне отскочить, уже ухватившись за талию и потянув на себя. Мы застыли в тот момент, когда он чуть надавил на меня, поставив ногу так, чтобы я зацепилась за нее и повалилась на спину, но не вышло… Возможно, благоприятно подействовала злость: за короткий миг кинжал наемника оказался в моей руке, кончик острия упирался под подбородком парня. Второй рукой я держалась за его плечо.

— Дрожишь, Асфирель, — с улыбкой произнес он, но при этом старался не двигаться.

Мои эмоции, чувства сменялись, как кинокадры — не уследить. Не убью его — духу не хватит. Припугнуть? По кривой улыбке Кейела и озорным искрам в глазах становилось понятно, что мне никогда не ощутить того бесстрашия, что переполняло его. Он словно уловил что-то в моем молчании, чуть шире раскрыл глаза и блеснул белозубой улыбкой. Я сжалась, но не спешила убрать руку: он медленно давил на кинжал, позволяя сначала оцарапать кожу, а затем разрезать ее. Сталь прошла в плоть мягко, будто погрузилась в сливочное масло. Кровь быстро засочилась и сбежала тонкой струйкой по его шее, пропитывая серую рубаху.

— Остановись, — донесся до меня мой слабый писк.

Кейел повиновался, а я не могла двинуться, чтобы просто вытащить кинжал. Все силы уходили на то, чтобы удержать дрожь в руках. Казалось, что еще немного и их начнет колотить, как и всю меня, тогда я могу убить человека. Кейел сам вскинул голову, стирая улыбку с лица. Он потянул меня за поясницу, позволяя встать ровнее, а затем грубо вырвал оружие из рук и отшвырнул его. Я проводила взглядом холодную сталь, услышала глухой звук падения и шорох, когда он прокатился по земле, а затем очнулась.

— Как смело и глупо, — прошипел Кейел.

Он тряхнул меня за плечи и толкнул к камню Священного кольца. Я зажмурилась, вновь ударяясь спиной и теперь точно зная, что ради собственной жизни, готова убить. Вот только поднималась в полный рост с трудом, опираясь ладонями о шершавый камень. Почувствовала, что по ноге ползет змея и замерла, вглядываясь. Кейел же приблизился и дернул меня вверх, придавливая к камню. Я пыталась вырваться, но в итоге просто вцепилась в его руки. Это были не змеи. Растения с мелкими колючками пробивались из земли и спешили опутать меня.

— Будешь дергаться, уколешь себя, оцарапаешь, — тихо проговорил Кейел, перехватывая мои запястья и прижимая их к камню.

Растения скользили по куртке, но иногда соскакивали на рубаху, впиваясь шипами в кожу, и дальше стягивали, оставляя пекущие порезы. Когда все замерло, я ощутила некоторое облегчение от передышки и смогла посмотреть на Кейела. Он подошел к Тоджу, успокоил мнущегося и рвущегося в бой ящера, вытащил из сумки запасную рубаху, и, вытирая залитую кровью шею, вернулся ко мне.

— Не хочешь отвечать, как догадалась осветить себе путь — не надо, — улыбка его дрогнула, выдавая нервозность. — Зачем же сразу все усложнять? Я рад, что ты жива и… — склонил голову к плечу, оглядывая меня, — почти здорова.

Он замолчал, вглядываясь в мое лицо, будто ждал ответа, но я стиснула зубы, прекрасно понимая, что сейчас не способна на конструктивный диалог. Усугублять свое положение оскорблениями совершенно не хотелось. Кейел хмыкнул, тряхнул рубахой и, поморщившись, снова приложил ее к глубокому порезу.

— Я вдруг осознал… Ты совершенно ничего не знаешь о духах, о наших призраках… Ты в самом деле из другого мира, — изумился он.

— Мне тебя поздравить? — спросила я, вовремя проглатывая дальнейшие сомнения в его сообразительности.

Он сощурился, покачал головой и проговорил тише:

— Сделаю вид, что не расслышал насмешку. Смотри, ты привязана, не я, — указал он на меня пальцем, приподнимая голову, и скривился, будто сам с собой не соглашался в принятии решений. — Ладно. Давай так. Я осознал, что был не прав, признаю, что твоя жизнь важна для меня. Улавливаешь, милая Асфи? Не трясись так, успокаивайся — я не убью тебя. Скажем больше, теперь я всем глотки разорву за твою жизнь.

Если он хотел впечатлить меня, то ему удалось. Я растерялась, глядя на него в ожидании продолжения. Расскажет же он, зачем я ему вновь понадобилась? Или не расскажет… Даже не знала радоваться его заявлению или нет. Доверие к его словам совершенно не возникало, он мог прямо сейчас улыбнуться и с издевательством сообщить, что пошутил. А если он и вправду решил оберегать мою жизнь — это повод для радости? Какую участь мне придумал этот эмоционально недоразвитый тип? Одно я знала точно: духи наблюдают за нами, делают выводы, стараясь играть на его стороне, поэтому, чего бы мне не стоило, надо молчать, а потом я отыщу способ избавиться от Кейела.

— Ты выглядишь не слишком довольной, — явно расстроился он.

Ссадины очень пекли, их хотелось расчесать или подуть на них. Стоило только Кейелу протянуть мне руку, как растения рухнули в беспорядке у моих ног.

— Сейчас в другой регион, а как прибудем, залечим раны.

— А если я не согласна?

— Останешься тут умирать?

Он не сомневался в том, что я последую за ним, но я попыталась изменить его планы. Отступила в центр кольца и тихо произнесла слова для перемещения, назвав регион Больших мостов. Кейел ухмылялся и не спешил меня остановить. После Больших мостов я назвала еще с десяток, которые запомнила, изучая карту Фадрагоса.

— У каждого региона своя история, — с весельем протянул Кейел. — Как думаешь, почему предки региона Ночной смерти согласны прогуляться лишь до одного Священного кольца?

Я шумно выдохнула и опустилась на колени. Дрожь завладела всем телом, а мысли заглушало единственное желание — спастись. Долгие секунды Кейел стоял, прислонившись к камню плечом и наблюдал за мной, а затем отравился за Тоджем. Я не сопротивлялась, когда он подошел ко мне и коснулся моих волос. Мы растворялись в холоде, а его пальцы продолжали оглаживать голову, вызывая неуместные мурашки по коже.

Еще в темноте мы оказались недалеко от болотистой местности. Я готовилась к этому моменту, настраивалась на него. Как только опустилась на ноги в Священном кольце, сразу забубнила обращение к духам, но была схвачена за талию и вынесена за пределы камней.

— Отпусти меня!

Размахнулась и сильнее ударила локтем. Оказалась на свободе и бросилась обратно к кольцу, но остановилась. Тодж заслонял мне путь, пригибаясь к земле и готовясь наброситься.

— Давай поговорим, Асфирель, — произнес у меня за спиной Кейел. — Познакомимся заново.

— Зачем я тебе?

— Отвечу за завтраком. Если будешь послушной.

Он развел костер, притащил бревно и свежей воды. Все это время я сидела под бдительным надзором Тоджа, стараясь придумать, как сбежать. По возвращению Кейел отпустил ящера на охоту, но спрятал все оружие и предупредил меня, что у меня последний шанс проявить дружелюбие.

— Попытаешься сбежать, я тебя остановлю, но напичкаю невкусной дрянью. Будешь покладистой против воли.

— Я устала. У меня болит все тело и, кажется, возвращается аппетит. И если я захочу по нужде?

Раз уж он так категоричен и говорил, что моя жизнь ценная, то пусть возится со мной.

— Я пойду с тобой, — огорошил он меня. — Думаешь, увижу что-то новое?

Он рассмеялся, глядя на мое выражение лица, а затем полез в сумки. Очень скоро он вытирал шею намоченной рубахой, а затем мазал ее зеленой массой. Когда закончил возиться с собой, подошел ко мне.

— Раздевайся, — с улыбкой произнес он.

— Чего?

Я надеялась, что это шутка, но он ждал от меня действий. Покачала головой и сжалась, глядя на склянку в его руке. Мне и самой не сложно обработать порезы.

— Штаны можешь оставить, а верх снимай.

Он тяжело выдохнул, откинул склянку под ноги, а мокрую рубаху набросил себе на плечо.

— Не смей! — подскочила я, когда Кейел ухватился за мою куртку.

— Мне нужно глянуть на твою спину, — смотрел он мне в глаза, — Мы не один месяц пробудем вместе. Думаешь, я не застану тебя всякой?

Скрипнула зубами и отвернулась, стягивая куртку, а следом рубаху. Вздрогнула и обхватила себя руками, когда ощутила прикосновение к позвоночнику. Мазь пахла мятой и приятно охлаждала. Кейел старался не давить, но там, где он касался, я все равно ощущала боль.

— Синяки? — поинтересовалась я.

— Обязательно будут, но постараемся убрать их побыстрее. Как в твоем мире называют духов?

— У нас их нет.

— Совсем?

— Если и есть, то они… У нас нет духов, — решила я не углубляться в рассуждения. — Почему ты передумал убивать меня?

— Не откажусь от личного алхимика в своем подчинении.

В его голосе я слышала усмешку. И все? Ему мало других алхимиков?

— Я не обучена. Едва названия распространенных ингредиентов запомнила и как они выглядят. А мечом…

— Я научу тебя многому, — перебил он, рывком разворачивая меня к себе. Провел пальцами по моим рукам, а я сцепила их сильнее и нахмурилась. — Тише, Асфи, я не насильник. Твои мышцы слабы. Ты же даже подтянуться не сможешь.

Он дальше исследовал меня, сжимая плечи, ощупывая предплечье. Когда отступил, заявляя, что дальше я справлюсь самостоятельно, ощутила облегчение. Быстро оделась, пока он копался в сумках и организовывал нам завтрак.

— Алхимии не смогу обучить, но я переговорю с твоим верховным, чтобы они уделили тебе больше внимания.

— А с чего ты решил, что я согласна?

Штанина зияла дырой, через которую я и обрабатывала оцарапанную кожу. Кейел уселся рядом со мной на бревно, разломал кусок хлеба и ждал, наблюдая за мной.

— А почему нет?

— Может, у меня другие планы.

— Какие?

— Ты едва не убил меня! — прошипела я, вскидывая голову и встречаясь с ним взглядом.

Он недолго хмурился. Пожал плечами и улыбнулся, протягивая мне хлеб. Неужели ему в самом деле все равно? Не видит в этом ничего плохого?

— Я попробую помочь тебе, а ты мне, — заявил он.

— Справлюсь без твоей помощи, — растерянно отказалась я.

— Чего ты хочешь, Асфи?

— Ты о планах или вообще?

Кейел молчал. Он положил хлеб на расстеленную тряпку и принялся делить соленое мясо. Я не знала, стоит ли ждать от него ответов. Вообще, не понимала, чего мне ждать в ближайшем будущем.

— Елрех рассказывала тебе о Вольных? — спросил он, протягивая мне бурдюк и предлагая полить водой на руки.

Я кивнула ему. Как-то не так у нас складывалось общение. Я боялась говорить ему дальше о своих планах. Если я признаюсь, что ищу Сердце времени, то как он отреагирует? Уж кому, но ему точно лучше ни о чем даже не догадываться.

— Мне нужно выполнить задачу, — тихо заговорил он, опуская взгляд в землю. — Сложную задачу, Асфи. Все время я пытаюсь найти решение, но почти ни к чему не пришел. Думаю, что я не справлюсь один.

— И ты решил, что я смогу тебе помочь? — удивилась я. — Не держи меня за идиотку!

Он вскинул голову и посмотрел на меня с изумлением, а затем улыбнулся. Впервые за все время, что мы пробыли рядом, мне его улыбка показалась искренней. Что ему стоило нанять себе в помощь наемников? Они знают мир, знают, какие опасности тут скрываются, имеют опыт и умеют постаять за себя. То, что он Вольный, ни о чем не говорит. Ведь как бы не складывалось, но его впускают в города, а в торговых лавках гильдий ему запросто продают вещи, как и всем остальным. Неужели, ему отказали бы в помощи, если бы он по всем правилам оформил контракт?

— Больше некому, — продолжал он лгать.

— Почему?

Кейел тяжело вздохнул и отвернулся, облизывая губы. Он словно принимал тяжелое решение и никак не мог рискнуть, но все же взглянул на меня без прежнего веселья и заговорил:

— Некоторые духи… те, что избрали меня, против того, что должно произойти в Фадрагосе. Мне нельзя об этом говорить посторонним, а ты многого не знаешь.

— Хочешь сказать, что ты мир спасаешь? — улыбнулась я.

— Не веришь мне? — он смотрел на меня уверенно, и я перестала улыбаться. — Все взаимосвязано, Асфи. Я спасаю Фадрагос от того, кто стремится его уничтожить. Это все, что я могу тебе сказать. А ты… Что ищешь ты?

— Ничего, — поспешно ответила я и ухватилась за хлеб.

— Значит, о планах ты мне соврала.

— Осуждаешь меня? — опешила я. — Ты шантажировал меня, убить хотел, а сейчас решил командовать мной. Почему я так дорога тебе? — вперила в него взгляд.

Он оперся ладонями о бревно, вытянул ноги, запрокинул голову назад и на выдохе заговорил:

— Есть древняя руна, где написано предсказание. Только неоскверненный войной предков может прочесть ее. И мне нужно знать, что там написано. А ты не из нашего мира, значит, с предками тебя ничего не связывает.

Вот теперь я была убеждена, что он говорит правду. Или нет? Как ему верить?

— Асфи, — повернул он ко мне голову, окидывая насмешливым взглядом. — Если я не справлюсь, то мир обречен. Если обречен мир — обречена и ты. Дальше я не потащу тебя насильно. Мы вернемся в Обитель, где я оставлю тебя на месяц или два. Можешь рассказать обо всем Елрех, можешь даже позвать ее с нами. Она… — улыбка его стала озорной. Солгал, что не влюблен? — Я буду рад, если она отправится с нами. Да и за вами может последовать еще кто-нибудь, все же вы — не я. Я не запрещаю тебе отказаться. Можешь непомогать и полностью положиться на меня, но не пугайся потом, когда твоя жизнь и жизнь многих других оборвется. Не вспоминай с сожалением, когда мир накроет тьма, что я предупреждал. До этой ночи я не знал, как мне прочесть руну, но, когда ты вернулась, меня осенило. Когда я понял, что ты не врешь о своем происхождении… Ты можешь спасти Фадрагос, спасти себя. Но я не настаиваю.

Как ни в чем не бывало он приступил к завтраку, а я сидела оглушенная навалившимися новостями. Верить или не верить? А если верить, то как быть? Если найти Сердце времени, то как сложится судьба этого мира? Чисто теоретически: если я не появлюсь в Фадрагосе, то Кейел не сможет прочесть руну и мир погибнет? А может, нет. Вдруг, если я не появлюсь тут, то все сложится иначе. Кейел не будет тратить свое время, пытаясь через меня нажиться и все внимание направит только на решение задачи. Я закрыла глаза и сжала кулаки. А может, он просто солгал? Как поступить верно?

Глава 8. Союзник

Пахло сушенными травами и немного корицей.

Свет полуденного солнца проникал в мастерскую гильдии через квадратное окно, падая ровнехонько на стол. Сквознячок раскачивал легкую занавеску, подергивал страницу книги и играл с волосами Елрех. Она склонилась над горелкой и разглядывала золотистое зелье в колбе. Покачала головой, тяжело вздохнув, и вновь углубилась в чтение моих корявых записей. Буквы я изучила также быстро, как и речь, но вот выводить их оказалось гораздо сложнее. В Фадрагосе не было ручек и карандашей, тут не использовали наточенные гусиные перья, но был аналог: тоненькие острые палочки, созданные из распространенного в мире дерева — афитакса. Его вообще широко применяли в хозяйстве, ценили за крепость, твердость и плотность, но при должной обработке с ним могли вытворять многое: плести веревки, растворять в порошок, превращать в нечто схожее с пластмассой и даже резиной. Из его смолы получался самый настоящий клей-момент, а то и крепче. Я глянула на все еще незаживший палец — им я лично и проверила афитакский клей в деле. А неделю назад в кабаке неподалеку от гильдейского дома попробовала афитакское вино — тоже крепкое. Даже очень. Правда, невкусное.

Голубь проворковал, и я глянула на него. Кеша не любил, когда его трогали, и прекрасно чувствовал себя в одиночестве. Его содержали в высокой клетке, которая до моего с ним знакомства стояла на тумбочке в углу помещения, а затем ее переставили на высокий книжный стеллаж. Кешу до меня вообще никак не звали, но я круто изменила его жизнь. Правда, как оказалось, он остался не очень доволен, а вместе с ним и многие согильдийцы. Никогда прежде я не видела, чтобы птицу держали в клетке ради помета. Ради него же Кешу старались оберегать от стресса. В первую же неделю моего обучения в мастерской сюда зачастили алхимики. Со временем я заподозрила, что они приходили не за книгами и не с целью познакомиться со мной. Они проверяли, что я делала с птицей. Разве знала я, что ему нельзя жаловаться на жизнь? Что при нем нельзя вспоминать о доме, о Земле? Помет счастливой птицы стал портиться, отчего редкие зелья, где его использовали тоже утратили качество. Кеша оказался непростым пернатым, а прямо как Кейел — избранный духами.

— Неплохо, — протянула Елрех, нюхая полученное зелье.

Я трудилась над ним с самого рассвета. Неплохо? Неплохо… Я широко улыбнулась, услышав лучшую похвалу от фангры за все время обучения.

— А может, попробуем на деле? — предложила я.

Она украдкой глянула на меня и отодвинула колбу.

— У нас Кеша есть, — не оставила я попытки.

Кеша проворковал, наблюдая за нами с высоты. Елрех вообще отставила колбу подальше и направилась к стеллажам с книгами.

— Ты выучила основные занятия гильдий? — спросила она.

Я поджала губы, соскочила с комода и последовала за ней, приступая на ходу перечислять:

— Мудрецы, целители, наемники, алхимики, торговцы, охотники, защитники…

Их было бесчисленное множество. Я говорила все, что приходило на ум, а не то, что выучила. В Фадрагосе все оказалось одновременно просто и сложно: если ты прекрасно ловишь рыбу, значит, тебе дорога в гильдию рыбаков. Сложность состояла в том, что рыбацких гильдий числилось еще бесконечное множество. Чем больше дробилась профессия на гильдии, тем больше появлялось на городских улицах различных знаков. Открыть гильдию мог любой, но для этого ему пришлось бы потрудиться и побегать по другим гильдиям. Аналогично нашим учреждениям на Земле, когда ты пытаешься начать свое дело. При высокой конкуренции гораздо проще было примкнуть к крупной гильдии и трудиться ей во благо. И также, как у нас, тут были единственные для регионов гильдии. Те, что сохраняли покой и порядок, добивались справедливости и отвечали за городское благоустройство. А мудрецы вообще находились только в Обители. В северных регионах, у изгоев, они были свои собственные.

— ...кулинары, ткачи…

— А сословия? — перебила она меня, резко обернувшись.

— Сословие отверженных, — загнула я пальчик, — сословие низших, сословие уважаемых, почитаемых и небесных.

Я была собой довольна, а Елрех всего лишь одобрительно кивнула и прошла к последнему стеллажу, где были расставлены склянки с измельченными и высушенными органами разных существ Фадрагоса. Она потянулась за хорошо знакомыми мне лапками, очень напоминающие лягушачьи. Настроение заметно ухудшилось, а воздух показался спертым, тяжелым.

— Неужели нет другого способа?

— Асфи, Кейел вернется со дня на день, а ты сама согласилась последовать за ним, — с укором произнесла она.

— Ты все еще винишь меня?

— Нельзя было соглашаться. Ты спешишь, когда надо быть осторожной.

С каждым днем я чувствовала, как моя уверенность в затее тает. Два месяца назад я не отказалась от того, чтобы Вольный повлиял на верховного Аспидов. От скорости моего обучения зависело, когда я смогу заняться поисками сокровищницы. Так почему нет? Тогда я даже приободрилась, посчитав, что наше сотрудничество пахнет выгодой: пока наемник ищет своего злодея, я у него под носом буду искать Сердце. Кейел уехал, а я обо всем рассказала Елрех. Она не только начала контролировать мою успеваемость в алхимии, но и рассказывала все о мире и монстрах, обитающих в нем. А еще подробности о Кейеле, которые избегала озвучивать раньше, полагая, что на одной вылазке наше с ним знакомство закончится.

Своего первого учителя, известного мечника, Кейел убил на тренировке. Безэмоциональный мальчишка отправился на поиски нового, потратив для этого полтора года. Слава о Вольном, жаждущем небывалых успехов в сражениях, опережала его самого, поэтому хитрые воины, как зайцы, разбегались по разным регионам, лишь бы подальше от безумного ребенка. Второго, не сумевшего избежать встречи, Кейел убил на первой тренировке. Что случилось с третьим никто не знает, потому что он ушел с Кейелом в лес, но так и не вернулся. Четвертый рискнул отказать ему в обучении, после чего обиженные духи привели в его дом лиертахона. Затем опасный Вольный исчез на долгие спокойные годы. Когда он вернулся взрослым улыбчивым парнем, немногие могли узнать в нем нашумевшего чередой убийств мальчишку. Немного пообщавшись с ним, жители вновь разнесли молву — Вольный учился у изгоев. Он отмерял время часами, неделями, месяцами, он бесчинствовал даже тогда, когда в этом не было потребности. Опасаться его стали сильнее, когда у него увидели оружие другого Вольного, части тела которого были найдены в лесу недалеко от кладовых охотников.

Я цокнула языком, стащила с ладони Елрех высушенную лапку и закинула ее в рот. По вкусу горьковато-соленая. Отвратительно. Потом еще будут ныть мышцы, болеть голова и поднимется температура, зато быстрый эффект с минимум вложений. Не то чтобы я превратилась в Геракла, но небольшой меч уже держала уверенно и даже пару ударов отбить могла.

— А теперь убери стол после себя и отправляйся к мудрецам, — сказала Елрех, мимолетно глянула на Кешу и добавила: — Не смей поить зельем щедрости птицу духов.

— Я бы никогда так не поступила!

Она мне не поверила. Впрочем, теперь я была уверена, что свое первое сложное зелье потрачу точно не на птицу.

В библиотеке у мудрецов было красиво, но жутко холодно. Стеллажи из разноцветных полупрозрачных камней пропускали тусклый свет. Он преломлялся и уже яркими полосами падал на темную стену, одна длиннее другой. Винтовые лестницы по углам огромного помещения уходили под самый потолок к маленьким дверям, из которых иногда показывались мудрецы. Возможно, там прятали более ценные книги, а может, находились кабинеты библиотекарей. Как я поняла, их тут было несколько и каждый отвечал за свой участок. На той неделе я брала книги с полок зеленых стеллажей, и парящие над столами кристаллы там тоже были зеленые. В то время ко мне приходил шан’ниэрд, а сейчас, когда я прикасалась к голубым кристаллам, ко мне приходила фангра.

Передо мной лежала тяжелая книга. Ее толстые листы были прошиты крепкими нитками, а буквы явно выводили медленно и старательно. Теперь я понимала, почему мудрецов было так много. Они не просто искали ответы на вопросы, они сохраняли информацию: вручную переписывали книги, перечерчивали карты и все это сортировали, чтобы в любой момент можно было запросто найти нужное. Перед тем, как попасть в их сокровищницу знаний, меня заставили принести клятву духам, что я намеренно не причиню ущерб и буду внимательно со всем, что находится внутри. Каждый раз просили снять оружие, верхнюю одежду, вымыть руки, собрать волосы в косу и даже разуться. Хоть мантию не выдавали, и то хорошо. С другой стороны, сейчас не мерзла бы так сильно. Я приподняла ноги и поджала пальчики, не желая касаться ими холодного пола.

— Асфирель?

Обернулась на тихий голос и изумилась, когда узнала его обладателя. Рассатов я стала с трудом различать совсем недавно. Изначально они для меня все были на одну кошачью морду, разница ощущалась не во многом: ушки с кисточками или без, окраска и пушистость шерсти, цвет крыльев и глаз. Это сейчас уже я могла отметить отдельные черты и даже определить кто мне больше из них нравится. Немногочисленных знакомых рассатов я узнавала. И этого незнакомца, напоминающего барса с зелеными глазами, я тоже узнала. Улыбнулась ему.

— Не думал, что увижу вас снова.

— И даже запомнили имя.

Он ощерился, но я уже видела много непривычных улыбок в Фадрагосе.

— Рурмис, — протянул он мне гладкошерстую лапу.

Рассатам было все равно лица у них или морды, лапы или руки и ноги. Их раса считалась самой доброй, вежливой, сострадательной. Конечно, как и везде, бывали исключения, но Рурмиса с его протянутой мне булкой я запомнила. Он не исключение.

— Изучаете Фадрагос? — он глянул на книгу, а я быстро ее закрыла и отодвинула.

— Немного, но…

Я зажмурилась, а перед глазами все еще стояла картинка: светло-коричневая обложка с красными буквами «История Энраилл. Интересные факты и мифы».

— Это не для меня! — заверила я, мгновенно выдумывая достойное оправдание. — Я обещала помочь Вольному, а он интересуется сокровищницей. Ну вы знаете, Вольные… они такие злые, опасные. Коварные. Не могла же я ему отказать.

— Он принуждает? — а вот теперь точно оскалился.

— Не совсем чтобы нет, но совсем немного. Да, — твердо заявила я.

Почему он так интересуется? Почему Вольного не испугался? У него есть связи, власть, могущество? Редкие, но сильные духи благосклонны к нему?

— Асфирель, вы в самом деле из другого мира? — он отодвинул стул рядом со мной и сел так, чтобы крылья свисали, не касаясь спинки. — Расскажите мне, как вас приняли в Фадрагосе. Кто этот Вольный, и почему он что-то требует от вас?

— Кейел, — запросто сдала я. — Пользуясь моим незнанием Фадрагоса, он пытался убить меня, но я выжила. А потом он заявил, что спасает мир и ему нужна моя помощь, чтобы прочесть какую-то руну.

— Какую руну? — удивился Рурмис.

— Не знаю. Которая поможет ему спасти мир, — была честна я во всем.

— Все Вольные убеждены, что спасают Фадрагос, но не все из них следуют доброму велению, — мягко произнес он, глядя в сторону.

— Значит, Кейел не совсем спасает мир, — сощурилась я. — Он может его уничтожать, но никогда так не подумает?

— Расскажите мне все, о чем вы с ним говорили, — попросил Рурмис, — я состою в гильдии справедливости. Возможно, смогу повлиять на Кейела. Он давно вызывает у нас опасения, но мы не нашли ни одной причины и подтверждения в его виновности. Духи благосклонны к нему.

И я рассказала. Все рассказала. Рурмис слушал внимательно, иногда задавал вопросы, но все равно больше слушал. Я и не поняла, как от Кейела наш разговор перешел к теме о Земле, о моем доме, а затем снова к Кейелу. Вот тут мне удалось ощутить всю свалившуюся на голову удачу.

— Я поделюсь с вами тем, что известно мне о сокровищнице Энраилл, — шепотом промурлыкал Рурмис. — Возможно, вам это пригодится в походе. То, что вы ищете тут, — кивнул на стол, — сказки и не более. Энраилл — это не один человек. Ходят слухи, что пятеро или шестеро архимагов трудилось над артефактами в то давнее время, когда жители Фадрагоса могли черпать силу духов напрямую, не спрашивая, не прося. Как Вольные, но шире.

— Шире? — нахмурилась я и придвинулась ближе к коту.

— Мы все еще не знаем всех духов, не понимаем их полностью. Вольным известно гораздо больше, ведь их обучают сами духи, но они никогда не поделятся знаниями — возвращение чувств не способно раздобрить их сердца. Но и к ним благосклонны не все духи. А наши предки способны были повелевать всеми. Гильдия исследователей давно пытается понять: есть ли война среди духов, на что они способны, как многое они знают о нас и, наконец, что это такое. Мы не совсем уверены, что это души предков, а не что-то другое. Может, призраки тех, кто обитал в Фадрагосе до нас, а может, сам Фадрагос.

— А сокровищница? — вернула я увлеченного Рурмиса к более важной теме.

— Сокровищница… О Войне Предков ничего не сохранилось, но считают, что Фадрагос был на грани гибели. Против кого велась война, и какую цель преследовали воющие тоже неизвестно: ни останков, ни записей, ни оружия врагов. Но именно тогда талантливый архимаг Энраилл в поисках победы творил небывалые артефакты, а затем все закончилось. Мы не знаем, кто одержал победу, но знаем — тогда мы утратили Единство с духами. Теперь только Вольные понимают каково это — чувствовать их. Опять я о них, — усмехнулся. — Если Кейел ищет сокровищницу, значит, он в самом деле избран для чего-то масштабного. Скажу вам только малость, — оглянулся и зашептал еще тише. — Говорят, у Энраилла были ключ от сокровищницы и карта, которые он спрятал в доме, где родился.

— Но вы сказали, что Энраилл — это не один архимаг, — насторожилась я.

— Именно. Не знаю, как далеко зашел Кейел в поисках и почему он отправил вас сюда, — окинул скептическим взглядом книгу, — но он не справится без подробных знаний, которые есть у… одного моего знакомого.

— А почему вы решили мне довериться?

Розовый язык мелькнул на долю секунды, облизав морду у носа, а затем Рурмис ощерился и заявил:

— Кейел угроза для вас, он настораживает мою гильдию. Я предлагаю помочь друг другу.

Я кивнула ему и сама огляделась. Как бы не складывалось дальше, но мне выпал джекпот, которым я должна воспользоваться. Вот только придется выкручиваться, ведь не Кейел искал сокровищницу, а себя выдавать мне не хотелось.

— Если вы согласитесь на мои условия, Асфирель, то я отправлю с вами своего знакомого. Кейел ведь разрешил вам взять себе сопровождение. Поверьте, вы не пожалеете.

— Почему? Он особенный?

— В какой-то степени. Но сначала ваше согласие на условия, а потом я осмелюсь разгласить его имя и особенность. Вы ведь знаете, что за сведения о сокровищнице часто убивают.

— Говорите, — потребовала я, едва не прыгая на стуле от ожидания.

— Кейел не должен знать, зачем он с вами. Истинную причину необходимо сохранить в тайне.

— Вы хотите…

— Скажите, что я познакомил вас, и он решил отправиться с вами из-за своей гильдии — он исследователь. Ему будет интересно узнать о вашем доме. Кейел поверит. Он поможет отыскать ему сокровищницу, но не будет сообщать об этом прямо.

— Почему? — резко спросила я. Все играло на мою руку, отчего хотелось закричать «Урра!», но от этого же совсем не верилось в удачу.

— Потому что даже особенность моего знакомого не спасет, если Кейел узнает, какими ценными знаниями он обладает.

— А в чем особенность? — сжала я кулаки, а пульс грохотал, мешая слушать. Я вернусь домой!

— Сначала согласие.

— Я согласна. Перед всеми духами Фадрагоса клянусь — Кейел ничего о знаниях вашего знакомого от меня не узнает!

— У нее собственный Вольный.

— Что? — Все в порядке, Ань, ты просто ослышалась.

— Ромиар убежден, что жизнь Ивеллин спасет Фадрагос. Я ведь говорю, все Вольные искренне верят, что спасают мир. Он будет защищать ее, а вы держитесь поближе. Если она возьмет вас под свою опеку, то Кейел не причинит вам вреда. Сомневаюсь, что он справится с Ромиаром. Я познакомлю вас с ними.

Глава 9. Щедрость Вольного. Эпизод первый

Вчера мы еще долго просидели с Рурмисом у мудрецов в библиотеке, пообщались, обсудили всевозможные детали предстоящей операции. Он сам рассказал мне многое, что я читала о сокровищнице и еще должна была бы прочесть, но теперь необходимость отпала.

О Войне Предков я достаточно наслушалась и от Елрех. Все верили, что до этой войны Фадрагос был иным: стены разрушенных храмов и дворцов до сих пор были пропитаны невероятным по силе волшебством; нашлись доказательства, что Священные кольца работали по другому принципу, перенося в пространстве мгновенно — про себя я их обозвала телепортами; в местах, куда разумные существа Фадрагоса опасались заходить, все еще встречались древние создания — куда более опасные и сильные чем те, которые встречались тут на каждом шагу.

Единственные, кто не изменился с того времени, — драконы. Такие же неприхотливые к условиям жизни, могущественные и своенравные. Раньше их приручали сильные маги, а сейчас они сами выбирали себе покровителей, но только из трех рас: васовергов, соггоров и редко виксартов. Расы кровожадные, злобные и непредсказуемые. С двумя представителями из них мне уже довелось познакомиться как раз в момент моего появления в Фадрагосе. К серокожему тощему виксарту я жалась, пока он призывал духов Великого пламени, чтобы после взорвать все в десятках метров вокруг себя. А васоверг, которого мне удалось рассмотреть, обладал врожденным оружием в виде плетей. Сама природа создавала бойцов из этих рогатых и разумных существ.

Соггоры же изначально рождались изгнанниками, обитая совсем далеко на севере. О них мало знали в этих краях, но поговаривали, что они по кровожадности и жестокости превосходят и виксартов, и васовергов. И сильных драконов среди них водилось ощутимо больше.

Считалось, что ключевую роль в финале затяжной войны сыграл артефакт, который создал Энраилл. Опасаясь новых подобных кровопролитий, архимаг тщательно спрятал все свои наработки, артефакты и драгоценные сведения. Согласно легендам из книг, сокровищницу нельзя увидеть, если не знать, что смотришь на нее. И в них же было написано, что внутри сокровищницы заточен смертоносный дух, призванный охранять ценности от непрошенных гостей. А в некоторых книгах утверждалось, что таких духов несколько, и они бессмертны. И это меня очень тревожило. Как победить могущественных, бессмертных убийц?

И вот вчера еще Рурмис ошеломил новой информацией. Мне нравилось, что к сокровищнице есть ключ и карта — они упрощают задачу искателям любых кладов, но другое все же огорчало: если Энраилл — псевдоним для пяти или шести архимагов, то, может, и ключей будет столько же, а карта в таком случае скорее всего разделена на фрагменты. И неважно: ключ и карта в одном целом экземпляре или отдельными элементами, — все придется искать в местах, где родился каждый из архимагов. А как искать их родные места, если даже имена неизвестны?

Но меня даже не это печалило и пугало больше всего. Рурмис вчера повторил слова Елрех о том, что тем, кто ищет сокровищницу Энраилл нельзя никому доверять. Мудрецы связаны клятвой молчания и не смогут никому ничего рассказать, но даже они могут намеренно скрывать важную информацию, водить за нос. Множество гильдий считало, что Энраилл не зря унес с собой в могилу все свои секреты, и они откажутся вести любые дела с Пламенем Аспида, если узнают, что я стремлюсь раскрыть секреты архимага. В какую бы замечательную гильдию я не попала, никакой верховный не будет рисковать ее благополучием из-за моих интересов, поэтому просто вышвырнет меня. А если я не смогу найти себе гильдию в течении двух периодов — полгода, то меня посчитают изгоем. Конечно, многие изгои бродили даже в Обители, предъявляя фальшивые гильдейские знаки защитникам, и выживали за счет грабежа, разбоя и воровства. Однако меня такая перспектива на жизнь не устраивала, а отправляться на север я тем более не планировала. Вот и получалось, что даже среди Аспидов мне приходилось молчать о своей цели, и Елрех молчала, покрывая меня.

К сложностям прибавлялась конкуренция таких же отчаянных искателей, как и я. Вот только меня интересовали не секреты и могущество, а всего лишь возможность вернуться домой. Но кто меня послушает, если дойдет до дела? Другие же, кто искал богатства Энраилл, надеясь раздобыть хотя бы маленькую подсказку, действительно пытали конкурентов до смерти. И это еще не последняя угроза моей жизни, пока я ищу сокровищницу.

Встречались изгои, которые отказались уходить на север и обосновались в местных краях. Многие из них организовали культы, которые преследовали одну простую цель — сохранение мироздания в его привычном порядке. Они также, как и многие, опасались повторения Войны Предков, предупреждали возможные катастрофы и устраняли любую угрозу для привычных устоев мира. Ничего не было бы плохого в их стремлении, если бы не фанатизм. Многие, кто хотя бы вскользь интересовался о сокровищнице Энраилл, и о ком узнали последователи культов: Вольные, исследователи, мудрецы или даже воры, — были убиты, а то и принесены в жертвы. Они убивали всех, до кого могли добраться.

— Возьми в расчет хитрых духов, которых ты повстречаешь на своем пути, — сыпала соль на рану Елрех, перебирая травы, — и монстров, от которых ты бежишь ко мне и вешаешься на шею, словно я могучий защитник. Асфи, — отложила пучок на кухонный стол и глянула на меня, — Оставь гиблую затею. Смириться всегда трудно, но в твоем случае именно так будет правильно. Ты погибнешь.

— Со мной будут два Вольных, — пожала я плечами и поерзала на жестком табурете.

— Они преследуют свои цели. Возможно, ты прочтешь Кейелу руну уже через полнолуние. Что тогда?

И вот тут я была бессильна. Удача — все, на что я опиралась. Надежда жила во мне, что он отложил поход к этой мистической и неизвестной для многих руне, потому что она находилась в труднодоступном месте Фадрагоса. А может, просто пока не готов был узнать, что она содержит. Если все именно так, у меня оставалось время, чтобы поморочить ему голову и под его защитой поискать Сердце времени. В ином случае, я лишусь влиятельного прикрытия в лице Вольного. К тому же, теперь у меня под боком их появится целых два.

Со вторым проблем возникнуть не должно. По крайней мере я так надеялась. Если Ромиар и вправду живет лишь ради долгой и продуктивной жизни Ивеллин, тогда все крепким узлом завязывается на этой эльфийке. С ними двумя у меня сегодня была назначена встреча, где мы должны будем обсудить все нюансы нашего сотрудничества. Но Рурмис уже сообщил мне, что они будут со мной только из-за Кейела. В случае, если Кейел меня кинет, они тоже оставят меня.

Ивеллин — близкая подруга Рурмиса и помешанная исследовательница, из-за Ромиара заинтересовалась всеми Вольными. Поэтому с радостью проследит за Кейелом и попробует узнать его тайны, которые потом обязательно разгласит гильдии справедливости. А они спали и видели, чтобы надеть тяжелые оковы на безнравственного парня — обманщика, разбойника, убийцу, но которого всячески оберегали и оправдывали духи. У всей гильдии справедливости даже нашлась догадка, почему духи вины, чести, истины и прочих, что указывали на преступления и преступников, не указывали на Кейела. Возможно, те духи, которые покровительствовали ему были сильнее, скрывали его проступки, давали ему защиту от чтения. Но, если Ивеллин сумеет раздобыть существенные доказательства его злодеяний, то их возложат на алтарь Возмездия, и тогда заслуженная кара, от которой ничего не спасет, настигнет Вольного.

— И как ты собираешься скрывать от обеих сторон, что это ты ищешь сокровищницу?

— Ась?

И вот что ей ответить? «Я не знаю» — так и срывалось с языка, который я ну очень сильно прикусила. Плясать между двух огней? В самом деле не знала, что делать. По моим восхитительным подсчетам, рожденным заветными мечтами, складывалось все идеально, но весьма неустойчиво.

Весь поход Кейел должен верить, что я просто обзавелась любознательной подругой, которая с радостью отправилась со мной. Он должен продолжать вялый поиск своего великого и коварного злодея, чтобы спасти от него Фадрагос. Вот только искать он должен молча. Все утаивая.

В это время я буду старательно убеждать Ивеллин в том, что Кейел разыскивает сокровищницу. Что он буквально помешался на ней и верит, что артефакты Энраилла спасут мир. Скорее всего придется оклеветать его перед эльфийкой, что он никогда не признается в своем помешательстве и даже будет изощренно лгать, но до последнего будет отводить от себя подозрения. Если мне удастся задуманное, то что бы не говорил Кейел в дальнейшем, все сделают вид, что верят ему, но это будет не так. И куда бы он не стремился потом, Ивеллин все равно будет ненавязчиво подсказывать ему маршрут и подкидывать крупицами информацию, которая в итоге приведет нас к моему спасению — Сердцу времени.

— Ты все расслышала.

— Буду импровизировать, — улыбнулась я.

— А если они узнают правду? — изогнула она бровь.

— Буду убегать.

Она тяжело вздохнула и вновь вернулась к сортировке трав, но мое спокойствие уже было подорвано.

— А что мне оставалось делать? — нахмурилась я и вскинула подбородок повыше. — Я же не могла сказать едва знакомому рассату, что это я ищу сокровищницу. А отмахиваться на общеобразовательный интерес, значит, я могла бы упустить возможность узнать что-то стоящее. Ты сама говорила, чтобы я никому не доверяла.

— Говорила, — украдкой глянув на меня, кивнула она. — Но я не подстрекала тебя подставлять Кейела и ввязываться в опасную авантюру. А если Рурмис проболтается, и на Кейела откроют охоту? Он ведь даже знать не будет.

— Тебе его жаль? — вскочила я с табурета и сжала кулаки. — Он меня убить хотел!

— И если теперь повторит попытку, не обижайся, что я не буду в этот раз его винить, — не отвлекаясь от дела, произнесла она.

Я дар речи потеряла, но ненадолго:

— А я тебя уже в подруги записала! Или ты влюблена в него?

— Я говорю о бесчестии людей, а ты переводишь на чувства! — резко обернулась она ко мне.

— Так дело в расе? У нас в мире для таких как ты даже определение имеется!

— Ваш мир полон хаоса и…

— Фадрагос лучше?! — перебила я.

Она хлопнула ладонью по столу, а затем порывисто выдохнула и опустила голову. Густые волосы спрятали от меня ее лицо, но я прекрасно знала, что она закрыла глаза и сжимала губы. Мы с ней часто ссорились. В первый раз я даже плакала от ее грубых высказываний и пыталась уйти из дома, но она меня остановила. А через десяток ссор увидела, как скрывала от меня слезы обиды Елрех.

— Прости, ладно? — проговорила я. — Ты волнуешься обо мне, но если я буду упускать возможности, то никогда не попаду обратно домой. Так и буду до самой смерти изучать алхимию и мириться с жизнью в Фадрагосе.

— А чем плох такой вариант? — тихо спросила она.

Всем. В детстве я смотрела клипы и концерты по телевизору и мечтала, что когда-нибудь стану известной певицей. Потом подросла и хотела пойти по стопам мамы. Мне нравилось представлять улыбки счастливых первоклашек, верить, что я смогу вложить в детей частичку доброты. Затем поняла, что и там не все так радужно. Не заметила, когда меня переломило, и я решила податься в экономический. В какой-то момент я перестала мечтать и стала просто жить. От своей жизни я не ждала многого и не требовала от окружающих невозможного. Вышла бы замуж за Женьку, набралась бы опыта работы, и уволилась, чтобы помогать любящему и любимому мужу в его деле. А может, и вовсе сидела бы дома, изредка выходила на всякие модные процедуры и шоппинг. А там дети, счастливая семья, дачи по выходным…

— Я даже не знаю, чем у вас тут в старости занимаются. У меня нет никого и ничего. И я точно не мечтала жить без удобств и технологий.

Елрех повела плечами и полушепотом сказала:

— И по ночам ты плачешь и постоянно кому-то твердишь, что жива. Просишь не переживать.

Я нахмурилась, впервые слыша о том, что брежу во сне, а на утро об этом не помню.

— Представь себе, у меня есть родители, — поморщилась я. — А вот ты о своих не вспоминаешь.

Она подняла голову, хмуро глянула на меня и суровым тоном напомнила:

— Я уже говорила, что фангры рано учатся одиночеству и самостоятельной жизни.

— Ты хотела сказать, учатся выживать, а не жить. Это именно про Фадрагос, — поправила я ее, ни разу не смутившись.

Она не любила говорить о родном доме и семье, которую видела очень редко. Я не любила, когда она отговаривала меня рисковать собой ради моей семьи. Так что мне не было стыдно от поднятой темы — мы квиты.

— Я опоздаю на встречу, — спохватилась я.

— Не доверяй им, Асфи, — мгновенно изменилась она в лице. — Следи за словами, не произноси вслух лишнего…

— Духи следят за нами, — закончила я, остановившись на пороге. — Я помню.

— Мне стоило бы пойти с тобой, — с укором смотрела она на меня.

— Там будет красавчик шин’ниэрд, которым я не планирую делиться, если вдруг он мне понравится, — широко улыбнулась я. Незачем ей ввязываться в это все с учетом того, что она отказалась идти со мной и Кейелом.

— Он Вольный.

— Вольный и шан’ниэрд. И если верить знакомому коту…

— Рассату.

— … то он даже Кейела заткнет в своем могуществе и опасности, — протянула я, выскальзывая за дверь. — Если к вечеру не вернусь, беги к защитникам и все им рассказывай! И еще, — вновь заглянула я внутрь, наткнулась взглядом на усмехающуюся Елрех, и добавила: — Спасибо тебе за все.

— Пошла прочь.

Дожди в этом регионе шли редко, но если тучи затягивали небо, то беспросветно и надолго. Раскат грома пронесся над головой, и мне показалось, что даже земля задрожала. Я поежилась и поспешила к харчевне, где была назначена встреча. Деревянные уютные домики, в которых обычно проживали уважаемые, закончились у очередного переулка, а дальше начинались постройки с обшарпанными, потрескавшимися стенами. Восточная окраина города принадлежала низшим и отверженным. Несколько кварталов, разделенные широкими разбитыми дорогами, остались позади, и я вошла в небольшой сквер. Ощущение слежки только усилилось, поэтому я решила срезать путь и свернула на узкую тропинку. Тут часто встречались мертвые деревья: сухие ветки без листьев оплетенные растениями, стволы с огромными трещинами от корней, кора с черным мхом, медленно вытягивающим жизнь.

Я обернулась на треск. Никого. Вновь грохот раздался с небес, а порыв ветра швырнул песок в лицо. Я поморщилась, срывая с волос прилетевший сухой листок. Покачала головой и, собираясь продолжить путь, снова развернулась. Среагировала на незнакомца моментально, но он оказался быстрее. Ухватился за мою шею, а второй рукой направил на меня стрелу, наконечник которой был окрашен в неприятный зеленоватый цвет. Отравлен. Я выставила руки ладонями к парню, даже не пытаясь дотянуться до небольшого кинжала.

— А может, сначала договоримся? — прохрипела я, пытаясь угадать, кто передо мной и кому я перешла дорогу.

Никого не опаивала, нигде сильно не светилась, даже не грубила никому. Не из-за Кеши же. Точно! Я пробежалась взглядом по шан’ниэрду. Если под темной курткой и был спрятан гильдейский знак, который, может быть, мне удалось бы вспомнить или узнать, то я его все равно не смогла бы рассмотреть. В белых волосах, частично собранных на затылке, тоже подсказок не оказалось. Но уже через мгновение я хмурилась, разглядывая светлые рога, плотно растущие к голове. Шан’ниэрды редкие гости в районе для бедняков и наемников.

— И как ты оставил свою бесценную Ивеллин? — спросила я, все еще надеясь, что дальше угроз у нас с Ромиаром не зайдет.

— Я не всегда рядом с ней, — тихо ответил он, также рассматривая меня своими желтыми, какими-то волчьими глазами.

— Отпусти, ладно? — я осторожно потянулась к его руке, но он лишь сильнее сдавил мою шею.

Стало больнее, и я скривилась, в этот же миг Вольный отпустил меня и отступил. Он прокрутил пальцами стрелу и ловко вернул ее в колчан. Я отступила на пару шагов и осмотрелась: вокруг ни души, мрачная предгрозовая атмосфера еще больше угнетала обстановку.

— Чего ты хочешь? — прямо спросила я.

— Ты откажешься от этой глупой сделки, — произнес он, уже прокручивая в руках дротик.

— Почему ты против?

Мне хотелось обнять себя и уйти от него как можно быстрее и подальше. Его светлая кожа была словно пепельной, отчего глаза, казалось, светились. Слишком выделялись. И теперь, когда он смотрел исподлобья, я наверняка знала: проще закончить жизнь самоубийцей, чем перебежать Ромиару дорогу.

— Я не торгуюсь с тобой, а говорю тебе, как ты поступишь, — прошел он немного в сторону, при этом не отводил от меня взгляда.

— Мне интересны причины, — еще на шаг отступила я. Кейел теперь вспоминался мне душкой и лапочкой. — Всего лишь интерес.

— Не откажешься, — истолковал он по-своему.

Я рванула назад и на ходу выхватила кинжал из ножен. Вот только воспользоваться не сумела, была сбита с ног. Земля пошатнулась перед глазами. Я упала, но мгновенно извернулась, повернулась лицом к Вольному. Он размахнулся и ударил. Оцарапал мне щеку дротиком, ухмыльнулся и отступил. Я сидела на земле и смотрела, как он наблюдает за мной. Пыталась понять, что меня ждет, и с самого начала ощущения мне не понравились.

— Ты хочешь убить меня? — нахмурилась я, прикасаясь к царапине. Словно лидокаина вкололи.

— Я хотел убить тебя — я убил тебя.

— За что? — спросила я, хотя мне уже было все равно.

Мысли путались. Я так и не вернулась к родным. Елрех придется идти к защитникам и заявлять, что я пропала. Интересно, хоть какие-нибудь духи отомстят за меня? Ненавижу Фадрагос.

Голова закружилась, во рту словно соли насыпали. А еще вкус железа. Кровь.

Почему Ромиар молчит? Нравится наблюдать молча?

Я взглянула на него сквозь мерцание черных точек в глазах. Он выглядел… испуганным? Растерянным? Перчатка валялась у него возле ног, а на светло-серой коже пальцев выделялась такая же, как и у людей, кровь. Он слизывал ее с губ и, кажется, пытался устоять на ногах.

— Что это за метка? — бросился он ко мне, показывая ладонь.

В глазах мир задвоился, но я рассмотрела черные полосы: две параллельные тянулись на всю ладонь, и одна ровно пересекала обе.

— Что ты сделала?! — ухватившись за ворот моей куртки, зашипел он мне в лицо.

Я медленно проваливалась в темноту. Последнее, что я сумела рассмотреть, как Ромиар суматошно копается в небольшой сумке.

Очнулась, по ощущениям, фактически сразу, прекрасно помня все произошедшее. Вольный сидел рядом со мной и обеспокоенно вглядывался в мое лицо. Даже любезно голову поддерживал.

— Пей. Это обычная вода, — поднес он бурдюк к моим губам, и я не отказалась от пары глотков. — Противоядие подействует быстро и уже скоро от яда даже голова не будет кружиться. Последствием для нас останутся только порезы на лице. Заживать будут долго.

— Смотри-ка, и у тебя она есть, — язвительно отметила я, разглядывая неглубокую полоску на щеке.

— Откуда у тебя такая сила? — тихо спросил он, помогая мне усесться. — Что это за метка? Впервые вижу.

— Вот так сходу взяла и призналась, — буркнула я. И вправду, что за метка?

Я стянула перчатки и удивилась: обе ладони были чисты. Ромиар нахмурился и даже ухватился холодными руками за мои руки и принялся разглядывать их. Первая тяжелая капля упала мне на губу, я вздрогнула и отшатнулась от Вольного. Он взглянул на небо, вытер окровавленные губы и поднялся во весь рост. Вытащил маленький нож из-за пояса и черканул им по пальцам. Когда кровь проступила, он сжал руку в кулак и посмотрел на мою ладонь — пусто. Я поняла, что он проверял работу метки, но сделала вид, что знаю о ней все и не собираюсь ему давать даже маленькой подсказки. Наверное, если пораню себя, то у Ромиара появится такая же рана. А может, она появится только в том случае, если он самолично меня поранит?

— Как только я узнаю, как снять связь между нами — ты умрешь. Советую тебе отказаться от сделки, — произнес он и направился к выходу из сквера.

Мы шли фактически рядом. Я злилась на всех Вольных, на Фадрагос, на собственную судьбу. Несправедливо все то, что со мной происходило. Незаслуженно. Украдкой смотрела на Ромиара и представляла, как он умирает в муках, но понимала, что сама убить не смогу. Натравить на него Кейела? Не лишусь ли я без него Ивеллин? А духу мне хватит? Наверняка, завтра проснусь и буду стыдиться даже этих мыслей. Он тоже нервничал: постоянно поглядывал на меня, крутил дротик в пальцах и иногда кусал губы, будто останавливал себя в высказываниях. Даже пытался ускориться, явно желая оставить меня позади, но я намеренно не отставала. Мне становилось легче от мысли, что могу хоть как-то побесить его. Он остановился, и я остановилась, даже улыбнулась ему.

— Если Ив узнает о нашей встрече, — он криво улыбнулся, отводя взгляд в сторону, — о моей попытке убить тебя, она может передумать идти с тобой.

Логично. Но не лучше ли тогда ему было промолчать? Зачем предупреждает? Я хмыкнула, пожала плечами и проговорила:

— Или… чисто теоретически: если она узнает о произошедшем, то ты можешь лишиться ее доверия, — не удержала улыбку, когда он остановил дротик в руке: — А ведь легче охранять ее, когда она рассказывает тебе обо всем и подпускает к себе как можно ближе. Правда?

Я подошла к нему почти впритык, вскинула подбородок, чтобы видеть его глаза и тихо произнесла:

— Вольные не такие уж страшные, если знать ваши желания. И метка, — улыбнулась шире, — ты беззащитен, Ромка. Но я не хочу с тобой ругаться, — выдохнула и заставила себя прекратить улыбаться. — Лучше подумай о сотрудничестве. Неужели, ты ничего не выиграешь от сделки? А может, именно в этом походе Ивеллин спасет Фадрагос, пока ты будешь ее защищать?

Он долго молчал. Дождь накрапывал, обещал в скором времени обрушиться на Обитель, накрывая и нас с Вольным, но я не торопила. Мне было страшно, что метка исчезнет в любой момент, тогда меня никто не спасет. А вот если мы начнем знакомство заново, успеем притереться, найдем пусть даже шаткую выгоду для двоих, хоть немного поймем друг друга, то у меня останутся небольшие шансы не умереть от его рук.

— Сделаем вид, что мы никогда не встречались, — прозвучало его высказывание как просьба, и я кивнула ему.

Ромиар ушел быстрым шагом, свернул в узкий переулок, направляясь в сторону от кротчайшего пути к харчевне. Когда я осталась одна, мне захотелось закричать, разбить что-нибудь, но я лишь закрыла глаза, чуть перетерпела бурю ненависти внутри, и поспешила на встречу.

На широкое многолюдное крыльцо я заскочила вовремя. Спустя мгновение ливень хлынул плотной стеной. Я демонстративно поправила кинжал на поясе, проигнорировала подзывающих к себе мужчин и вошла в шумный зал. Спертый воздух переполнялся различными запахами: жареная рыба, кислая брага, дешевый парфюм, пот. Духи маячили под деревянным потолком, освещая даже самые темные углы. Эльф играл неспешную мелодию на инструменте похожем на гитару, а темноволосая фангра сидела на стойке с небольшой арфой. Ее красивый голос отчетливо слышался даже в ни на секунду несмолкающем гаме. Ближе к центру стояли большие прямоугольные столы и лавки, а у стен скромно теснились столики на четверых. Свою эльфийку я углядела почти сразу у входа. Ее светло-серый костюм с серебристой вышивкой заметно выделялся качеством и изыском на фоне одежды остальных присутствующих. Черные волосы даже при теплом освещении отсвечивали синевой, раскосые глаза упорно смотрели в потрепанный дневник, а вот длинные уши дергались каждый раз, как кто-нибудь высказывался чуть громче обычного. Ивеллин тут было неуютно.

— Почему ты выбрала это заведение, если тебе тут не нравится? — спросила я, усаживаясь напротив нее.

Она испуганно взглянула на меня. Едва заметная морщинка появилась у нее на переносице, но вскоре разгладилась. В светло-синих глазах рождался интерес.

— Ромиару не везде рады. Он же Вольный, — в мелодичном голосе звучала забота.

Мы представились друг другу, и к нам подошла разносчица с подносом. Она сразу поставила передо мной миску с орешками и деревянную кружку с водой — бесплатное угощение для каждого. Недолго мы определялись с заказом, выбрав самое свежее и сытное. Не успела девушка отойти от нас, как Ивеллин тепло улыбнулась и воскликнула:

— А вот и он! Асфи, познакомься с Роми. Роми, это Асфи.

Он повесил на спинку лавки промокшую куртку и плюхнулся рядом с Ив, дружелюбно улыбаясь мне. Из оружия при нем остался только маленький нож. Не знаю, каких усилий стоила ему улыбка, но у меня мышцы лица дрожали, а воспоминания о недавних событиях пробуждали ярость. Надеюсь мои старания все же были лучше оскала рассатов. Ив в это время продолжала:

— Рурмис говорил мне, что тебе не повезло связаться с Кейелом. Но, пожалуйста, не суди всех Вольных по нему. Роми славный парень, милый и обаятельный.

— Приятно познакомиться, — произнесла я, внимательно разглядывая «милашку». Может, и обаятельный, когда вот так улыбается и смотрит лукаво, но я знала, кто он — убийца.

— Мне тоже.

— Где ты порезался? — обеспокоилась Ив, вытащила из кармана платок и принялась вытирать ему щеку от дождя.

Мне дажеобидно стало, ведь у меня на щеке красовался точно такой же порез, но она не заметила. Пока они шептались, нам принесли блюдо с салатом, тарелку с жареной дичью, хлеб, кашу, по вкусу напоминающую красную чечевицу, и эль. Когда же Вольный сумел успокоить подружку, мягко заверив в сотый раз, что просто поранился на тренировке, она вернулась к беседе со мной.

— Я многое слышала о Кейеле, — вновь едва заметно нахмурилась она.

— Мне кажется, что в Фадрагосе нет тех, кто о нем не слышал, — буркнула я.

— Таких полно, — всерьез приняла она мое высказывание. — Еще больше тех, кто его даже не видел, поэтому ему до сих удается нашуметь очередным обманом. Он часто выдает себя за обычного наемника, потерявшего гильдейский знак.

— А потом шантажирует бедняг и вымогает у них ценности, — закончила я.

Она кивнула, накладывая себе салат. А вот я под испытующим взглядом расслабиться не могла. Ковырялась ложкой в каше и злилась.

— Тебе нравится моя порция? Можем поменяться, — постаралась я обратиться к Ромиару дружелюбно.

— Извини, задумался, — сказал он и без особого аппетита принялся за еду.

— Видишь, — с энтузиазмом подхватила Ив, — Роми первый Вольный, с которым мне удалось близко познакомиться. Потом я добралась до еще двоих: фангра в возрасте и молодой эльф, но они давно покинули Обитель и пока не вернулись. Если Вольным не мешать в их стремлении, не раздражать и не провоцировать на грубость, то им никакого дела до окружающих нет. Они выполняют совсем опасные контракты, от которых гильдия наемников отказывается — так зарабатывают на жизнь, — она склонилась к столу и проговорила тише: — Но Кейел, наверное, на севере нахватался этой жестокости и бесчестности. А может… ты меня извини, но может причина в том, что он человек.

Она смотрела на меня, закусив губу, а я старалась не коситься на очень довольного рогатого у нее под боком. Уверена, он бы даже расхохотался, но роль «милашки» не позволяла. До этого момента я бы никогда не поверила, что мне станет обидно за Кейела. Я молчала, не зная, что ей сказать. Оправдывать одного Вольного, чтобы позлить другого, не хотелось. Оба пытались убить меня, оба лгали и манипулировали окружающими ради своих целей.

— Я не обижаюсь. В Фадрагосе не только эльфы считают людей самой худшей расой, можно сказать, что я уже привыкла. У тебя будет время изучить Кейела в походе.

— Ты не представляешь, как я рада, что пойду с вами. Он правда ищет сокровищницу Энраилл?

Она даже не шепотом спросила. Мне пришлось по губам читать и догадываться. Но я мгновенно кивнула в ответ и даже четко произнесла:

— Я рискую из-за него собой, — показательно откинула ложку и скрестила руки на груди. — Он — помешанное на своей миссии чудовище, но у меня выбора нет.

— Говори тише, — попросила она, но зря: ближайший стол от нас пустовал, а за моей спиной было приличное пространство от двери. Самое скопление находилось ближе к стойке, где играла музыка. Ив жадно приложилась к элю. Облизала губки и тихо сказала: — Никто не должен знать, как многое мне известно об Энраилл. Особенно Кейел. Я боюсь его.

— А Роми? Рурмис уверен, что он сильнее Кейела. Ты ведь защитишь Ив от него? И меня заодно, — игриво порпосила я, глядя на него.

Кончик серого хвоста ударил соседнюю лавку, но вскоре исчез из видимости. Шин’ниэрд поерзал, видимо придавливая хвост ногой, а затем клыкасто улыбнулся мне и многообещающе заверил:

— Ни на шаг от тебя не отойду, — сцепил руки в замок. — Но предупреждаю, я никогда не общался с Кейелом и примерно не представляю, какие духи следуют за ним. Виделись часто. Тут, — кивнул он на стойку. — Верховный гильдии Бесстрашные звери каждый вечер сидит в этой харчевне. У него с Кейелом договоренности: он до последнего придерживает для него высоко оцененные контракты, а Кейел забирает за них лишь часть оплаты. Это не всегда выгодно, но при этом ему не приходиться сидеть в Обители, ожидая свободного дела. Пришел, получил оплату и сразу ушел.

— Но в гильдию его не принимают, — протянула я.

— Он Вольный, — пожала плечиками Ив.

— Мы как изгои, — с презрением огляделся Роми, — просто нас не могут прогнать.

Он же не думает, что я пожалею его после нашего близкого знакомства?

— Предлагаю выпить за рождение дружбы, — подняла я кружку и протянула ее к центру стола. — Пока Кейел не объявится, нам надо узнать друг друга получше, чтобы у него не возникло сомнений, что мы друзья.

— У меня мало подруг, поэтому надеюсь, что мы в самом деле ими станем, — радостно поддержала меня Ив.

— Обычно я сторонюсь людей, — признался Роми, обреченно выдохнул и потянулся кружкой к нашим кружкам. Его хвост вновь взметнулся и хлестнул спинку соседней лавки.

* * *

Несколько дней мы приходили в харчевню на окраине Обители и засиживались допоздна. Теперь я знала многое об Ив: она любила сладкое, с радостью фантазировала на любые темы, строила догадки, легко запоминала информацию, но совсем не разбиралась в характерах окружающих ее существ. Ее было несложно обмануть, отвести от ненужной темы и даже запутать. Поэтому мне легко удалось убедить ее в помешательстве Кейела на сокровищнице, и мы сразу договорились, что вести его к ней будем я и Роми, а Ив сообщает о ней только нам. А вот Роми меня огорчал и пугал. Он будто знал, что я лгу обо всем, но запросто подыгрывал мне для Ив. Вскоре я поняла, что ему важны не только жизнь, здоровье исследовательницы, но и ее спокойствие. У нее все из рук валилось, если она нервничала.

Дождь барабанил по стеклу, а в комнате даже в обеденное время приходилось прибегать к помощи духов, чтобы освещали дальние от окон углы. Я еще раз проверила сумку, убеждаясь, что ничего не забыла и взглянула на Елрех. Она стояла в дверях и ждала меня.

— Сегодня ты возишься дольше обычного.

— Не из-за тебя, — заверила я ее и юркнула мимо нее к выходу.

Еще вчера Елрех огорошила меня желанием составить мне компанию, чтобы познакомиться лично с Ив и Роми. Как будто их знакомство, могло что-то изменить. Но я не сопротивлялась, а когда узнала сегодня, что она захотела повторить прогулку, то решила использовать шанс.

До шумной харчевни мы дошли молча, кутаясь в плащи с глубокими капюшонами. Парочка уже ждала нас внутри и встречала улыбками: искренней и красивой, кривой и клыкастой.

— Я уже попросила разогреть для вас еду.

— Спасибо, — опередила меня с благодраностями Елрех.

— Ты обещала рассказать об электричестве, — с трудом выговорила Ив, уставившись на меня.

— Конечно, — согласилась я, замечая, что завсегдатаи уже не смотрят на нас — привыкли. И это была хорошая новость.

Мы общались несколько часов. Я много говорила о Земле, а в ответ Ив показывала мне карты Фадрагоса и на пару с Елрех учила меня премудростям мира. Роми, как и всегда, молча наблюдал за мной, но мне уже было легче не обращать на него внимание. Метка до сих пор красовалась у него на ладони. Неизвестно, что он сказал Ив, но она не проявляла к ней интереса, а от своей близкой подруги я ничего не скрывала. Может, поэтому Елрех начала ходить на встречи со мной вместе.

— Мне нужно отлучиться, — тихо предупредила она, поднимаясь.

Я дождалась, когда она выйдет за двери и полезла в сумку. Ив продолжала какое-то время говорить, но в итоге поняла, что я ее не слушаю, поэтому замолчала. Флакон с зельем слегка сиял золотом в сумке. Я откупорила его и вылила половину в кружку Елрех. Кислое пиво зашипело, но вскоре успокоилось. Я взглянула на изумленных свидетелей и поспешила их успокоить:

— Я не собираюсь ее убивать. Это всего лишь зелье щедрости. Тебе же все равно, у тебя справедливость, честность и… вовсе все чувства приглушенные, — посмотрела я на Вольного, а потом взглянула на бледную Ив: — У нас с Елрех особые отношения. Поверь, она коварно отомстит мне, но сейчас не порть мне операцию, ладно?

Она кивнула, опустила голову и с усердием исследователя стала катать в тарелке фасолинкку. Я хмыкнула, призадумалась на секунду и решительно вылила остаток зелья в кружку, а флакон спрятала обратно в сумку. Осталось только дождаться Елрех, а затем познакомиться с ее абсолютной щедростью.

— Ты говорила о нимфах, — напомнила я.

— Да-а… о них. В полнолуние они собирают лесных духов вокруг себя, выбирают поляну и танцуют. Танец передает силу земле. Так появляются поляны, которые в дальнейшем можно использовать для склада. Его не увидят без разрешения тех, кто ее занял. Мы отслеживаем такие места, чтобы потом продать.

— И за вами не охотятся? — удивилась я, что она так легко об этом говорит.

— Нет. Сразу после продажи мы добровольно проводим сложный ритуал забвения, который стирает любое воспоминание, связанное с этим местом, — с улыбкой объяснила она.

Роми, напротив, стер ухмылку и впервые надолго отвлекся от созерцания меня. Я обернулась, прослеживая его взгляд, и тоже подобралась.

— Не думала, что он появится сегодня, — пробормотала Ив.

С темной потрепанной одежды стекала вода, оставляя следы на грязном полу, а холщовый мешок был с желто-зелеными разводами. Кейел резким движением убрал прилипшие ко лбу пряди и мазнул взглядом по залу. И хоть мы сидели фактически у него под носом, меня он не увидел — уставился на рыжеволосого, широкоплечего мужчину. Вольный осунулся в лице, кожа была на вид нездоровой — слишком бледная, щетина делала его взрослей, а вот глаза горели хищным огоньком. Он прошел в полуметре за моей спиной, обдавая сыростью и прохладой. Остановился напротив верхновного гильдии Зверей, бросил мешок ему под ноги и, не дожидаясь ответа, направился снова к выходу. Спину вновь коснулся приятный холодок, а я так и молчала, не выбрав: привлекать внимание Кейела или нет. Но он сам остановился в трех шагах от меня и обернулся. Равнодушно посмотрел сначала на меня, потом приступил изучать мою компанию, но вмиг вернул изучающий взгляд мне, точнее щеке. Даже склонил голову к плечу и прищурился. Улыбнулся и кивнул уже Ромиару. Тот прикоснулся к своей такой же царапине и потер большим пальцем ладонь. Метка от Кейела?

— И даже не поздороваешься? — не удержалась я, когда он вновь направился к выходу.

Я откинулась на спинку и скрестила руки на груди. Он собирался уйти, даже дверь толкнул, но передумал и вернулся к нам. Тяжело уселся рядом со мной, а я отодвинулась, видя, как все еще с него капало.

— Ну, привет, Асфи, — с насмешкой глянул он на меня и потянулся к кружке Елрех. — Смотрю, в новом доме обустраиваешься, знакомыми обзаводишься.

Ив схватила собственную кружку и приложилась к ней, у Роми заметно дернулись уголки губ, но он сдержал улыбку, а меня приморозило к месту. На душе становилось теплее с каждым глотком, который делал Вольный. До дна! Жаль дозы для Елрех не осталось. Но это такая ерунда.

Глава 10. Щедрость Вольного. Эпизод второй

Пустая кружка стояла на столе, и я всячески старалась не пялиться на нее. Мне даже почти удалось избавиться от тупой улыбки, но она наползла снова, когда Кейел взглянул на меня. Ничего не могла с собой поделать!

— Ты чего? — насторожился он.

— Она очень скучала по тебе, — влез Ромиар. — Только о тебе почти говорила. Ну и еще немного о доме. Но в основном о тебе — никак не замолкала.

Кейел удивился, разглядывая меня. Я тоже удивилась или даже восхитилась, такой простой подставой от рогатого, но отмахиваться не стала. Какая разница, что обо мне подумают Вольные? В этом мире я все равно слишком долго не собираюсь жить. Пожала плечами и отпустила себя — теперь Кейел мог рассмотреть мои зубы. Даже скулы разболелись от искренней улыбки.

— Если все люди в твоем мире такие, то я хотел бы в нем жить, — задумчиво проговорил он. — Ладно, иди сюда, ненормальная.

А вот объятия в мои планы никак не входили, но я не стала из-за мелочи портить игру. Прижиматься к мокрой одежде мне не нравилось, но выхода особо не было. Я же испытываю чувства к своему несостоявшемуся убийце.

— Скучала, выходит, — пробормотал он, поглаживая мою руку, но смотрел на парочку напротив нас. — Итак, ты теперь мою девочку защищаешь?

Уже его девочку? Шустрый какой. Я едва смешок удержала, а вот Ромиар мгновенно стал серьезным.

— Поясни, — облокотился на стол шан’ниэрд. Он тяжелее задышал, а взгляд снова стал до жути пугающим.

Я даже прижалась к Кейелу сильнее. Плевать, что он мокрый. Он дернулся и скривился, но через секунду улыбнулся мне как-то совсем по-доброму и поцеловал в макушку головы. Зелье щедрости не могло еще подействовать.

— Я не понимаю, — тихо протянула Ив, двумя руками сжимая кружку.

— Все просто. Твоему дружку немного не повезло напасть не на ту. Кстати, а с чего вдруг? — прищурился он.

— Напал? — округлила глазки Ив, а я поняла, что она сейчас все испортит.

— Просто так вышло, что…

— Асфи, зачем ты пыталась ее убить? — перебил Кейел, глядя мне в глаза.

— Откуда знаешь? — решила я идти от обратного. Взялся сочинять мне историю, пусть сочиняет. Легче в нее поверит.

— Шан’ниэрд и Вольный в одном лице. Нас не так много, чтобы мы не интересовались друг другом, — он погладил мою щеку вдоль пореза. — Он бы не тронул тебя просто так.

— Темно было, — Ромиар крутил нож в руках, разглядывая его. — Я шел следом за Ив, а она решила сократить путь через переулок в квартале кузнецов. Возле Даантара, — глянув на Кейела, уточнил он. — Ты же знаешь, как он славится убийствами. Асфирель испугалась Ив, когда они столкнулись, и напала.

— А ты что там делала? — нахмурился Кейел.

В квартале кузнецов я даже не была ни разу. Что я могла там делать? Зачем мне туда нужно было?

— Оружие. Ты говорил, чтобы я училась, но мне тяжело. Из-за меча руки болят. Думала, купить что-то легче, но потом денег пожалела. Я ведь и без того живу за счет Елрех.

Я затаила дыхание, наблюдая, как Кейел склоняется ко мне. Он погладил мою шею, обхватил лицо и даже глаза закрыл, а потом прижался колючей щекой к моей щеке.

— Достанем мы тебе подходящий меч, — проговорил он, — и Елрех убытки возместим. Ты только не рискуй собой напрасно. Помнишь же, что ты для меня единственная и неповторимая, — как-то не ожидала я услышать подобного, поэтому застыла, размышляя, где тут проявление щедрости, а где откровенная ложь или насмешка, или еще чего. А он в это время продолжал: — И я сам тебя всему научу. Приступил бы уже завтра, но мне нужно пару дней покоя. Я очень устал, Асфи.

— Кейел, ты пугаешь, — призналась я. Может, я чего-то в зелье перепутала? Если с ним что-то случится из-за этого, духи не натравят на меня лиертахона?

— Все нормально, — прошептал он. — Просто немного растерялся, что ты встретила меня так. Оказывается, это приятно. Познакомился с каким-то новым чувством, но пока не разобрался с каким именно. Когда разберусь, могу сказать, если тебе интересно.

Вот теперь меня прошибло. Но лишь на миг. Я не виновата, что Вольным чувства заново изучать приходиться. Это на совести духов. А вот Кейел меня не щадил. Почему же я должна со стыдом бороться, что так с ним сейчас получилось? Я и не задумывалась до этого мгновения, что ему до сих пор что-то может быть неизвестно в ощущениях.

— А если я убью тебя, метка слезет? — спросил Ромиар.

Кейел вновь сел нормально, но теперь гладил мои волосы.

— Не смеши. И советую не пробовать. Если на мой счет запишут еще одного Вольного, то мне придется убить оставшихся. На всякий случай, — усмехнулся он, — чтобы они от страха не решили объединиться против меня.

Раздался скрежет. Народ в таверне замолчал, даже музыка прервалась, но вскоре бард вновь заиграл. Елрех подтащила к столу лавку, уселась на нее и уставилась на нас с Кейелом. Я улыбнулась ей, прижимая голову к груди Вольного.

— Елрех, — с добротой протянул Кейел, — ты тоже скучала по мне?

— Тоже? — изогнула она бровь, а затем глянула на меня. — По тебе я никогда не скучала.

— Что делает эта метка? — вернула к теме Ив, разглядывая ладонь Роми.

— Ничего особенного. Не позволит твоему дружку пройти мимо Асфи, если она будет умирать, — запросто ответил Кейел. — Если она пострадает без его ведома, то с ним ничего не произойдет. В ином случае, он будет получать те же повреждения, что и она.

— Как снять? — хвост Роми мелькал за его спиной.

— Никак, — довольно заявил Кейел.

— Лжешь.

— Лгу, но что тебе это дает? Ты сам попался, тебе с этим жить или не жить. Какая разница? Я забираю Асфи через пару дней, и если с нами что-то произойдет, то метка спадет, а ты не пострадаешь. Прекрати вести себя, как капризная девчонка. И принесите нам еще выпивку! — крикнул он в сторону стойки.

— И ты оплатишь? — спросила я.

— Что?

— Выпивку, еду… Я голодна, — отодвинула я подальше свою полную тарелку.

— Оплачу, — согласился он и даже потянулся к поясу. Снял кошель и бросил его на стол.

— Кейел, ты стал добрее, — хмуро заметила Елрех.

— Сам не понимаю, что происходит. Я не хочу платить за вас, но отказать не могу, — рассуждал он вслух. Посмотрел на меня и спросил, улыбаясь: — Ты не скучала, да? Алхимики… Асфи, ты довольная была, потому что в кружку чего-то подмешала?

— В какую кружку?

— Я все объясню! — заверила я опешившую фангру. — Зато посмотри какой улов!

Кейел прикрыл глаза рукой и опустил голову, а его тело задрожало. Я склонилась, рассмотрела его улыбку и поняла, что он смеялся.

— Ты кого опоить пыталась? — зашипела она. Ее когти оставили борозды на столешнице.

— Вообще ничего не понимаю, — тихо пожаловалась Ив, все еще изучая ладонь Роми.

А ему, судя по блеску в глазах, нравилось то, что происходило с Кейелом. Он выглядел таким подобравшимся, словно перед прыжком. Нельзя оставлять их наедине! Теперь я за эту метку крепко ухвачусь. Ведь даже Кейел мне ничего не сможет сделать, потому что Роми будет вставать на защиту моего здоровья. Не разорвется ли Вольный между двумя? Ив, кажется, беспокоилась о том же, глядя уже на меня.

— Мне хотелось встряхнуть тебя немного. Ты слишком зажата и правильная, — ответила я Елрех.

— Она права, — поддержал меня Кейел, прекратив смеяться. — Когда все пройдет?

— Смотря сколько она тебе споила.

— Весь флакон, — сдал меня Роми.

— Под утро, — ответила Елрех. — Не волнуйся, Кейел, ты все запомнишь. И главное помни, кто тебя опоил. А теперь извини, — перестала она сверлить меня взглядом, сцепила руки в замок и, приблизившись к Вольному, сказала: — Слышала, что у тебя есть амулет Живой земли.

Он молчал, но его рука на моей талии напряглась, резко огладила и замерла.

— Подари мне его, — мягко попросила фангра.

Я себе не верила: ни глазам, ни ушам, ничему. Это моя Елрех? А как же хваленная совесть и честь?

Кейел зажмурился и покачал головой, но тихо произнес:

— Хорошо, но он не со мной.

— Просто пообещай перед духами, что подаришь мне его.

— А что еще у него есть? — загорелись глазки у Ив.

— Если верить слухам, то много чего, но так просто и не вспомнить, — проговорил Роми.

За столом установилась странная атмосфера. Троица уже не стеснялась присутствия Кейела, забыла обо мне. Они приблизились друг к другу, шушукаясь, вспоминали, что можно попросить у моей жертвы, и даже торговались. Кейел рассматривал их так, словно запомнить пытался, прислушивался внимательно, иногда бледнел и сжимал губы. Даже постарался улизнуть незаметно, но не смог отказать мне посидеть с нами до последнего. Я никак не могла придумать, чего мне попросить у него. А может…

— Кейел, — шепотом обратилась я.

Он чуть наклонился ко мне, но продолжал смотреть на жужжащую компанию. Я потянулась к его уху и прошептала:

— Подари мне себя.

Вольный потерял интерес к окружению, с изумлением уставился на меня.

— О чем ты просишь, Асфи?

— Роми защищает Ив, но не подчиняется ей, а я хочу, чтобы ты служил мне.

Он расхохотался, чем привлек к нам внимание. Смеялся, ухватив меня за плечи и спрятав лицо в мои волосы. Когда его приступ веселья закончился, он кивнул троице и произнес:

— Вы продолжайте. У меня еще запас редких трав есть, колчан стрел с ядом калирта и пару старых карт, но не скажу каких. Догадайся сама, исследовательница. А ты, — снова повернулся ко мне и теперь уже сам зашептал мне на ушко, — поумерь аппетит. Думаешь, все так просто?

— Но ты же поклянешься, — растерялась я, но отступать не планировала. — Давай.

— Клянусь перед всеми духами, Асфи, которые сейчас слышат нас, что буду служить тебе и подчиняться беспрекословно. До самой смерти, — легко произнес он.

Я не поверила, отстранилась. Между нами вспыхнули разноцветные светлячки и вскоре сложились в маленький радужный рисунок, который могли заметить только те, кто сидел рядом. Они и заметили, и замолчали, и, кажется, дышать перестали. Как и я. Кейел смотрел мне в глаза и ждал.

— Зачем ты это сделал? — первым очнулся Роми.

— Щедрость, — довольно протянула я.

— На такой шаг никакое зелье не заставит пойти, — удивила меня Елрех.

— Асфи важна мне, — пожал одним плечом Кейел, — мы будем рядом с ней. Вероятнее всего, я долго не проживу, а она уже согласилась мне помочь. Сомневаюсь, что в решающий момент она рискнет поиграть в повелительницу. Так почему нет? А теперь, — посмотрел в мои глаза и довольно громко проговорил: — ты должна понять, что мы собираемся потратить на них наши деньги и нашу добычу. Отдать им артефакты, дорогостоящие ингредиенты и амулеты. Наши амулеты, Асфи.

И вот тут я поняла, что о своей бережливой натуре ничего толком не знаю. Конечно, я сразу же приказала ему отказывать, и его переклинило: зелье диктовало сказать «да», а мой приказ «нет» — Кейел просто улыбался и молчал. Веселье было бы окончено, но нам принесли выпивку. Бурный разговор закрутился вокруг моей персоны, как выяснилось, не слишком любимой и уважаемой. Даже от Ив я наслушалась многого — она упрямо верила, что я эгоистка. Когда Кейел поддержал ее и стал приводить доказательства, я решила познакомить Фадрагос со стриптизом на примере вредного Вольного. Бард заиграл мелодию бодрее, многие в харчевне подключились к зрелищу, все еще не понимая, что происходит с Кейелом. А затем, стоя передо мной, он начал снимать рубаху. Поднял ее, оголяя живот, и я мигом протрезвела.

— Хватит! — подскочила я к нему и опустила рубашку обратно. — У тебя там вся повязка в крови.

Он был выпившим, а еще уставшим. Теперь я отчетливо понимала причину его бледности и нездорового вида. Вспомнила, как он скривился, когда я крепче прижалась к нему. Ему все это время было больно. Не знаю, что сильнее повлияло на меня: очнувшаяся совесть, принесенная клятва или остатки хмеля, шумящего в голове, а может, все вместе взятое. Я не хотела оставлять его. Елрех пыталась меня остановить, но я убедила ее, что с нами все будет нормально, а после ушла с Кейелом.

В таверне неподалеку им уже была оплачена комната, а в тесной коморке стояли полные ведра с водой. Я повесила его куртку на спинку стула и заметила сумки, брошенные в углу комнаты. С них давно стекла вода, но я все равно разложила содержимое на столе, чтобы просушилось, и развесила сумки по комнате. Все это время за тонкой дверью слышались всплески, иногда постанывание и кряхтение. Когда заняться уже было нечем, я просто села на кровати, сложив руки на колени, и ждала. Из коморки донесся рык и что-то грохнулось — мое самообладание лопнуло. Я подскочила и понеслась к Вольному. Меня не смутило, что он был голый, скорее испугала кровь и разорванная рана у него на спине. Он сидел на коленях прямо в центре, упираясь руками в пол, и тяжело дышал.

— Чем помочь? — мой голос дрожал. Мне вообще показалось, что это говорила не я, а кто-то со стороны и очень далеко.

Кейел обернулся ко мне, но скривился и вновь опустил голову. Я продолжала стоять, не зная, что делать, а затем едва расслышала:

— Надо вытащить коготь. Я не достаю.

Я боялась. Но боялась молча. Помыла руки, опустилась на колени позади него, пачкая штаны в крови. Он протянул мне нож. Черный коготь был хорошо виден возле позвоночника. Мне и без ножа удалось ухватиться за него и потянуть, но Вольный вновь зарычал, и я отдернула руки.

— Вытаскивай, прокручивая на себя, — нервно попросил он.

На этот раз все удалось. Изогнутый коготь был меньше мизинца и очень тонкий. Я откинула его на пол и схватилась за мокрую тряпку. Мне никогда не приходилось обрабатывать раны, если не считать разбитые колени и порезанные пальцы, но я понимала, что Кейелу будет трудно самостоятельно справиться со спиной. Внутри все замирало, когда он напрягался, когда его плечи дергались, когда он тихо рычал от моих неверных действий. Но он терпел и не прогонял. Вместо бинтов и марли в Фадрагосе использовали другую мягкую ткань, обычно заранее пропитанную в отваре. Когда все было завершено, я вернулась в комнату и стала расхаживать по ней, наверняка зная, что уйду сразу же, как Кейел уляжется, а с утра прибегу узнавать о его состоянии. И мне не нравилось, что причина была не в том, что от этого Вольного зависело мое возвращение домой. Я переживала за него, несмотря на то, что между нами было. Словно за последние пару часов все осталось в прошлом.

— Если тебе не трудно, сходи и попроси у хозяина кувшин с водой, — донеслось из коморки.

Я будто только и ждала хоть какого-то указания. Сорвалась и выскочила из комнаты. Владелец заведения легко исполнил просьбу и удивился только тому, что Кейел не один. Когда я вернулась, Вольный лежал под одеялом. Открыл глаза, уселся и потянулся к зелью, лежавшему на столе. Я поставила кувшин, отобрала у парня флакон, смешала с водой и налила получившееся лекарство в кружку.

— Спокойной ночи, Кейел, — произнесла я, пока он пил, и направилась к выходу.

Уже взялась за дверную ручку, как услышала тихое высказывание:

— Это коготь чареска. Взял контракт на одну особь, замеченную в лесу неподалеку от небольшого поселения, а наткнулся на два гнезда.

— Я загляну к тебе завтра с утра, — не оборачиваясь, предупредила я.

— Если бы кто-то прикрывал мне спину… Тоджа пришлось оставить в поселении. Ему разодрали бок до костей. Я думал, он не выживет, но мальчик оклемался на четвертые сутки.

Я зажмурилась и отступила. Глянула на испачканные штаны, обернулась и осмотрелась, оценивая узкую кровать в углу и бледного, измученного Вольного. Спустя несколько секунд я разувалась и не позволяла себе думать о правильности своего поступка. Осталась в рубахе, радуясь, что она достаточно длинная, улеглась под боком Кейела, а он словно только этого и ждал. Запустил пальцы в мои волосы, и, поглаживая их, продолжил рассказывать, как защищал Тоджа от прибегающих хищников, как заставлял ящера есть их мясо, какие новые чувства испытал за эти дни, а какие из известных проявились ярче.

— Я должен извиниться? — резко перевел он тему.

— Если ты про регион Ночной смерти, то извинения не помогут, — честно призналась я, рассматривая его профиль.

Он тяжело выдохнул и осторожно повернулся на бок. Волосы упали ему на лицо, и я, не задумываясь, потянулась убрать их. Кейел чуть улыбнулся и, уже глядя мне в глаза, произнес:

— Мне приходилось убивать многих. Еще пару лет назад я чаще защищался. Постепенно доверие ко всем пропало, а я и не понял, как стал известным кошмаром и убийцей, просто пытаясь выжить, — он сглотнул и полушепотом добавил: — Мне жаль, что я не могу вернуть время и поступить с тобой иначе.

— И как бы ты поступил? — я растерялась и ласково улыбнулась.

— Оставил бы тебя в покое.

Я нахмурилась, вспоминая, как он подловил меня на лжи и вытянул услугу. Как чуть раньше я испугалась Тоджа и бросилась к Кейелу...

Как-то я пропустила тот момент, когда наши губы стали гораздо ближе. Кто поцеловал первым? Духи перестали освещать комнату, а мы продолжали целоваться. Без объятий, без стремления прижаться друг к другу. Он лишь перебирал мои волосы, а я поглаживала его щеку. И то мгновение, когда я уснула, я тоже пропустила.

Глава 11. Соприкосновение

— Подъем, Асфи, — шептал мне Кейел. — Солнце уже встало, а нам еще поговорить нужно.

— Не надо мне выговор, пожалуйста, — забормотала я, отказываясь глаза открывать и пытаясь спрятаться под одеяло с головой, чтобы еще немного поспать. — Не для тебя зелье было, извини.

— Я не о зелье, а о твоем обмане.

О каком именно? Как вообще узнал?

Я взбудоражилась, о сне позабыла и даже как бы невзначай с кровати сползти попыталась, но лишь на локтях подняться удалось. Кейел уперся ладонями по обе стороны от меня и улыбался. Именно непривычно добрая улыбка вызвала мою хмурость, а еще его вид...

— Кейел, прикройся, пожалуйста, — промямлила я.

— Любезная по утрам, — заметил он, — и румянец тебе идет. А вот изо рта несет перегаром, но я потерплю, если захочешь поцеловать.

— То, что вчера было, не имеет никакой серьезной основы. У нас с тобой никогда ничего не может возникнуть, — уцепилась я за его пожелание, лишь бы оттянуть разбирательство с каким-то обманом. — Мы с тобой слишком разные.

— Думаешь? — склонил он голову к плечу. — Может я и неправ, но увидел много общего. Например, тебе тоже нравится со мной целоваться, но сейчас о другом. Скоро Елрех отыщет нас, переживать ведь будет глупая фангра, а мы с тобой так ничего и не обсудили. Будет лучше без свидетелей.

Я все же потянулась, чтобы поправить одеяло и спрятать наготу Кейела. У него красивое тело, но я не готова была стойко выносить его обнаженный вид. Вот только застыла, ужаснулась и громче повторила:

— Кейел, прикройся.

Он только улыбнулся шире — совсем как озорной мальчишка. Потянулся ко мне.

— Не смей ко мне приближаться!

Приблизился и даже в щеку поцеловал, а потом еще в скулу, над бровью, снова в щеку… Замер в сантиметре от меня и зашептал:

— Я же сказал, что не все так просто. Я бы и Елрех амулет не отдал, и остальным тоже ничего из того, что наобещал бы. Какие клятвы, Асфи? Какие духи могут мне угрожать? Глупость. Вот пока зелье действовало, все, что было при мне отдать мог, но поверь, отобрал бы наутро. Ни монетки бы вам не оставил. Ты мне лучше о другом скажи. Почему мне соврала?

— Кейел, — нахмурилась я и попыталась бы отползти от него, но было некуда, — с чего ты взял, что я тебе врала?

— Так тебя еще вчера Вольный сдал, наивная моя. Доверчивая, — протянул он. — Прямо при тебе и сдал. А подружка его между тобой и им выбрала… ты только не печалься сильно — не тебя.

— Я не понимаю, — втянула я голову в плечи.

— Ну еще бы. И Елрех не было, чтобы тебе подсказать, что в квартале кузнецов нет никакого переулка… как он его назвал? — спросил он, а я глаза закрыла. — Тоже не помнишь? Да и до этого эльфийка проговорилась. Думаешь, я не заметил, Асфи?

— А почему сразу не сказал? — отчего-то обиделась я, хотя прекрасно понимала, что это у Кейела повод для обид появился.

— Пытался понять Вольного. Он вынудил тебя лгать, ловко воспользовался твоим незнанием, умудрился подружке своей намекнуть, чтобы не встревала. Зачем?

Я призадумалась. Хотел отомстить мне? Показать Кейелу, что я откровенно лгу ему? Планы мне сорвать, чтобы Ив никуда с Кейелом не отправлялась?

— Может, надеялся, что я метку сниму, как только разозлюсь, а может… Почему ты с ними вообще связалась? Выбрала же из всех в Обители…

Он, поморщившись, улегся, но мне сбежать не позволил, обнял со спины, прижался ко мне совсем по-хозяйски и потребовал:

— Рассказывай, чего утаила. Все равно ведь выбью правду.

Теперь я в этом даже не сомневалась, вспоминая, как он вчера нашептывал мне убедительно и про оружие, и про мою неповторимость, и вообще — как же до обидного убедительно. Отчего расстраиваешься, Аня? О Женьке думать надо чаще! Так еще немного и забуду, как выглядит любимый, родной, единственный… А если закрыть глаза и представить, что позади сейчас он обнимает? Никак.

Вздохнула тяжело и выдала на одной тоскливой ноте:

— Меня вынудили. Я ж иномирянка. Ивеллин хочет подловить тебя на преступлении, а у меня выбора не было, чтобы отказать гильдии Справедливости. Они жестокие и упертые, а Роми…

— С ним понятно, — перебил меня Кейел. — Но гильдия Справедливости, нарушающая справедливость — удивляет.

— А они считают, что ты нарушаешь закон, и они вправе. Только, Кейел, нельзя, чтобы кто-то узнал, что я тебе все рассказала. Мне такого наобещали, что лучше сразу пойти топиться, а не тебе помогать.

— Не спеши топиться — успеешь еще. Ладно, — выдохнул он. — Все равно за один вечер девица на меня ничего откапать не могла.

Я прикусила губу и решила, что буду оттягивать известия о прибавлении в походе до последнего. Ну или хотя бы до того момента, когда буду одета и подальше от Кейела.

— Ты себя как чувствуешь? — поинтересовалась, когда он подозрительно затих.

— Целебное зелье быстро подействовало, но еще придется к целителям наведаться. Сейчас встанем, позавтракаем и пойдем.

— И я? — удивилась я.

— И ты.

— А я тебе там зачем?

— Оружие тебе подберем, как и обещал. Мне опять одежду подлатать нужно, и тебе заодно присмотрим куртку получше. Ты хоть и в Аспидах, но забудь о спокойном блуждании алхимиков за травами и мелким зверьем. Отправимся уже через пару дней, захватим контракт новый. Потом еще надо заглянуть к васовергам.

— Спятил?! — подскочила я, уселась, вспоминая четырехрогого и битву, и свое появление, и толстяка страшного с булавой.

— А что такого? — смотрел на меня Кейел, продолжая лежать. — Они немного отшибленные на голову, но вполне терпимы. Лучше шан’ниэрдов.

— Чем это?

— У них мотивы всегда понятные, и хитростью они такой не владеют. Асфи, поцелуй меня.

— И не мечтай! — подорвалась я на ноги и стала поспешно одеваться. — Как же голова безумно раскалывается. Это точно от поцелуев с тобой. И вчера… Кейел, у меня парень есть. …был. Будет! Все будет. В общем, забудь.

В коморке я отыскала штаны Кейела, вернулась в комнату и кинула их ему. Он был чем-то очень доволен, разглядывая меня, но я не спрашивала о причине — боялась, что он произнесет именно то, что мне до жути хотелось услышать. Он до дрожи в ногах нравился мне таким ласковым, добрым, заботливым… чутким и внимательным. Когда смотрел своими теплыми зелено-карими глазами вот так — не отводя взгляда и не моргая. Когда волосы падали на все еще бледное, небритое лицо. Когда губы были чуть приоткрыты…

— Или ты сейчас поднимаешься и одеваешься, или я ухожу! В одиночестве потом ходи по своим целителям…

Ультиматум дался мне с трудом и даже оцарапал пересохшее горло. Пить надо меньше, Ань. Пока умывалась в коморке, старалась не думать о крови на полу, не вспоминать, каким ранимым может быть Вольный. Обычным. Ну какой же он монстр? И даже отчетливо запомнившаяся ложь в регионе Ночной смерти не действовала отрезвляюще. Отвлекли меня только мысли о втором Вольном.

Роми — мерзкая рогатая зараза! С ним необходимо переговорить наедине. А ведь я уже ему поверила, что мы нашли точку соприкосновения для взаимовыгодных отношений. И что мне с ним делать? А Ив? Вот уж кому теперь точно веры нет. А с виду эльфийка-божий одуванчик. Почему-то вспомнилась русалочка Андерсена, но конец истории представился совсем другим. Добрая, улыбчивая и отзывчивая Ив, которая решит убить меня, чтобы снять метку с Роми, пока он и знать, и догадываться об этом не будет. А почему нет? В Фадрагосе я уже ничему и никому не удивлюсь. У меня есть только Елрех. Какая удача, что я ее встретила и пошла за ней, не отпустила.

А еще меня пугала идея отправляться к васовергам. У них в регионах война. Драконы, безумцы-самоубийцы и чудовища, которых специально привлекают и натравливают на врагов гильдии Звероловов. Для чего Кейелу необходимо к ним? Неужели его злодей среди них?

Мысли о грядущем не просто вымели зарождающуюся влюбленность. Я завтраком давилась под растерянным взглядом Вольного. Он, видимо, не ожидал такой резкой перемены моего настроения. А ведь мне так важно не просто выжить, но еще и хоть что-то об Энраилл узнать. Как не доверять Ив, но положиться на нее? Как заставить Роми замолчать? Как не влюбиться в Кейела, я уже знала… Он не нравился мне грубым мужланом, а значит, необходимо действовать. Я тоже не понравлюсь ему грубой и истеричной девицей. Главное, не переборщить.

Мы не сразу направились к целителям, а прогулялись в квартал кузнецов. Огромная площадь находилась даже не на окраине Обители, а на пустыре под городскими стенами. Каждый мастер владел не просто столом под тентом, а самой настоящей кузней, где ковал и чинил изделия прямо на глазах у потенциальных клиентов. Кейел остановился чуть в стороне от суматохи, усмехнулся и спросил:

— Видишь где-нибудь переулки?

Ближайший остался далеко позади. И если бы Роми не выдумал несуществующее название, то можно было бы даже поспорить, а так — никакого смысла.

— Пойдем, ненормальная, — взял он меня за руку.

— Прекрати меня так называть! — тихо потребовала я.

— Прекрати считать себя правительницей разрушения, тогда я буду считать тебя нормальной.

— Когда это такое было? — опешила я. — Что еще за правительница разрушения?

Но Кейел уже обратился к здоровяку, выставил меня перед собой и заявил, что «очаровательному недоразумению» необходим меч подходящего веса. Мне его не вручили, но прилично помучили: измерили рост, ощупали руки, заставили махать железяками и, напоследок, верзила, почесав кудрявую репу под косынкой, грубым голосом обозвал меня: «Брось дурное, Вольный».

«Дурное недоразумение» насупилось и не согласилось:

— Без оружия не уйду! — я капризно надула губки, скрестила руки и уставилась на спонсора. — Иди один. Я передумала рисковать своей жизнью, если ты неспособен обеспечить мне безопасность.

Кейел, как и ожидалось, нахмурился на несколько долгих секунд и превратился в того самого мужлана, не умеющего проявлять заботу и идти на уступки.

— Попробуй изготовить или придумай что-нибудь, — кинул он кошель кузнецу, а меня ухватил под локоть и потащил через толпу. — Ты Фадрагос не знаешь, поэтому сразу договоримся: я сказал — ты мгновенно выполнила. Никаких пререканий, Асфи. Если начнешь раздражать меня, то я снова буду искать варианты, как справиться без твоего участия. И как только найду, — остановился и склонился ко мне. От его сурового взгляда дыхание сперло, — как только ты станешь бесполезной, я вспомню все твои слова и поступки. Твоя жизнь зависит только от тебя.

Новую куртку мы мне не купили и даже не заглянули вместе к целителям. Шли по людной улице, когда он резко остановился, оказываясь у меня за спиной, схватил за плечи, повернул и толкнул. Я не упала, но очень испугалась. Увидела Елрех спешащую к нам, сжала кулаки и даже оборачиваться не стала. Елрех провожала его взглядом — достаточно, чтобы понять, что он отправился дальше, а меня сразу же спихнул на фангру, как только заметил ее.

— Поругались? — обеспокоенно спросила она.

— Обиделся.

— Вольный?

Проигнорировав ее удивление, я устремилась в конец улицы. Примерно знала, как с этой части города добраться к Мудрецам, а оттуда — домой. Там планировала расслабиться, надеялась, что сердце перестанет так колотиться, и настроение вновь улучшится. Потом Елрех расскажу, как обидела Вольного, просто заявив, что не готова рисковать собой из-за отсутствия удобного меча и доверия. Последнее, кстати, было вполне себе оправдано.

Через пару часов мы сидели за столом, пили отвар и поражались: Елрех — поведению Кейела и его откровенности, я — недостатку понимания с ее стороны.

— О чем еще он тебе рассказывал?

— Да разве важно? — стиснула я кружку и подалась вперед. — Он пытался меня охмурить! Романтику развел на пустом месте… Еще б ненормальной не называл, я бы точно влюбилась. Выдумал какую-то повелительницу разрушений…

Она поперхнулась, сжала губы и, глядя на меня, медленно синела, а потом взорвалась хохотом. До самой ночи я ходила за ней хвостиком и допытывалась, но о загадочной повелительнице так ничего и не выяснила.

Последующие дни, надеясь повидаться с парочкой, мы ежедневно наведывались в харчевню, но они не появились. Пришлось с рассветом идти к дому гильдии Исследователей и узнавать, где их можно найти. Ивеллин жила в большом доме за высокой, оплетенной цветами оградой. Как только мы открыли калитку и вошли во двор, голубые духи замерцали и закружились вокруг нас. На громкий стук в белоснежную дверь никто не отреагировал. Но я поднималась в такую рань и искала эльфийку с шан’ниэрдом не для того, чтобы взять и уйти лишь потому, что мне дверь не открыли.

Духи преследовали нас, когда мы обошли дом и вышли к просторной лужайке. У крохотного озерца стояла деревянная беседка, а в ней расселась лохматая Ивеллин в зеленом халатике и завтракала. Она не заметила нас, так была увлечена зрелищем — полуобнаженный Роми тренировался. Он ловко кувыркнулся на траве и, толком не вскочив на ноги, метнул дротик. Острие еще не успело достигнуть прикрепленной к дереву цели, как Вольный прыгнул в сторону, ухватил с земли лук со стрелой. Стоя на одном колене, натянул тетиву, повернул голову и оружие, взяв меня на мушку.

Я без раздумий подняла руки вверх, сглотнула и громко выкрикнула:

— Я тебя простила! Честное слово, простила!

Елрех заслонила меня. Теперь я видела ее спину и понимала, что никто мне всерьез не угрожал, поэтому добавила:

— Но ты сволочь и обманщик!

Духи перестали маячить рядом, а Ивеллин вскочила и поспешила к нам. Роми тоже приближался, но зачем-то стрелу оставил при себе.

— Ты подставила Асфи, — строго сказала Елрех эльфийке.

— У меня не оставалось выбора. Я потом только поговорила с Роми…

— Вот его и нужно было подставить! — указала я на рогатого.

Он прекратил стряхивать со своего пресса травинки и, сощурившись, посмотрел на меня.

— Вольный отказался брать тебя с собой? — уши Ив дернулись. Волнуется эльфийская морда?

— Не отказался, но мог. И этот, — вновь ткнула я на Роми, — убил меня. А тебе все равно?

— Хотел убить, — обеспокоенно глянув на подружку, поправил он.

— Хотел убить и убил! — припомнила я его высказывание.

— Попытался, — рыкнул. Его хвост звучно хлестнул по цветам в клумбе.

Я стряхнула прилетевшие лепестки со штанов и зашипела:

— Да если бы не метка, ты… ты… Ты мне демона напоминаешь! — осознала. — У нас в мире они олицетворяют зло! Тоже часто изображены хвостатыми, рогатыми и желтоглазыми! Всех искушают, всем лгут!

Улыбка скользнула на его лице — искушающая. Но сказать он ничего не успел — Елрех опередила:

— Кейел не знает, что вы отправляетесь с ним. Пусть не знает. Подготовьтесь к походу и ждите.

— Вы успеете сообщить? — нахмурилась Ив.

— Он приходит либо вечером накануне, либо на рассвете, но вы узнаете. И еще…

Она замолчала, с неприязнью разглядывая их, потом посмотрела на меня и ушла. Я поспешила за ней, догнала у калитки и спросила:

— А еще?

— Не твое дело, человечка, — беззлобно отмахнулась она.

Спокойная жизнь с изучением алхимии и посещением библиотеки Мудрецов продлилась несколько дней, а на закате такого же спокойного дня Елрех вошла в комнату и поставила у моих ног заплечный мешок. Он казался распухшим, словно внутрь запихнули огромный воздушный шар.

— Это что? — не могла я определиться смотреть на мешок или на задумчивую Елрех.

— Кейел передал. Завтра на рассвете ты должна ждать его у главных городских ворот. Я схожу к Ив — нужно сообщить ей, а ты ложись отдыхать.

Когда она ушла, я моментально сунула нос в сумку. Интересно же, что передал Вольный. Лучше бы не смотрела. Лучше бы он оказался мерзким убийцей и подонком, каким его считают. Лучше бы он не открывал мне свою другую сторону... В груди что-то дрогнуло и стало сжиматься, а я сползла с кровати на пол, стараясь вспоминать регион Ночной смерти.

— Ань, Кейел не заслуживает твоего доверия, — прошептала я, — не заслуживает хорошего отношения к себе.

Сжала до скрипа кожаную куртку, посмотрела на кинжалы, какие-то браслеты, амулеты, флаконы и редкий в Фадрагосе фрукт — поняла: если так пойдет дальше, то возвращаться домой будет больно не только из-за Елрех. Что он делает со мной? Зачем ему?

Я крутилась на жесткой кровати, обдумывала последнюю встречу с Вольным, пыталась разобраться в себе. Когда началась симпатия? Кажется, как только сошел испуг после знакомства с Тоджем. Просто я тогда не придала значения. Была уверена, что мы больше не встретимся. А потом поцелуй… Можно списать его на очередной испуг из-за ящера, но надо уметь признавать собственные слабости: будь Кейел абсолютно безразличен мне, я бы ударила, оттолкнула, укусила, вырвалась, сделала хоть что-то, но прервала бы поцелуй. А я ответила. А почему он поцеловал? Может, впервые его обняла девушка, которой для этого не нужно было платить? Которая не спасалась от него бегством, а, наоборот, бежала к нему за защитой.

Проснулась я от шума на кухне. Перевернулась на другой бок и накрылась одеялом с головой. Не прошло и минуты, как раздался грохот. Я застонала, потерла глаза и поднялась. Высунула голову из комнаты. Светлячки ярко сияли и слепили.

— Елрех?

Наступило полное затишье. Прямо как в фильме ужасов. Я поежилась, нахмурилась и оглянулась на кинжалы, но решительно стала вспоминать о какой-нибудь палке. Жаль, что в Фадрагосе каминов и печек нет — от кочерги я бы не отказалась.

— Я постараюсь больше не шуметь, — фангра показалась в дверном проеме. — Тебе осталось поспать совсем немного.

— А ты что делаешь? — пыталась я рассмотреть ее, но глаза слипались.

Она быстро подошла ко мне и затолкала в комнату, даже к кровати подвела, тихо проговаривая:

— Еще не весь мир узнал, что ты бесстрашная повелительница разрушения. Выспись, Асфи, чтобы сил хватило всем похвастаться, а я тебе сейчас зелье для крепкого сна принесу.

Казалось, что растолкала она меня через несколько минут. Я потянулась к зелью на тумбочке, но Елрех отодвинула его дальше:

— Оно не понадобилось. Вставай быстрее, позавтракаешь на ходу.

— Я опаздываю? — нахмурилась я.

— Твоя сумка на крыльце.

Я подорвалась, прекрасно осозновая, что не хочу опоздать к Кейелу. Не хочу, чтобы он ждал меня долго, а потом злился. А может, я просто соскучилась за прошедшие дни, что мы не виделись, просто такое труднее признать. Я помнила его грубым, но еще более отчетливо запомнила ласковым, и знала наверняка — только от меня зависит, каким он будет со мной. Вот только перед Женькой совсем стыдно… Что с нами будет, когда я вернусь?

Елрех буквально выставила меня за порог и вела себя как-то суматошно. Даже стало обидно, но я слишком хотела спать, чтобы осознать в полной мере, что мы с ней даже не попрощались. Всякое ведь может случиться в походе… На улице было еще темно и очень прохладно. Я подходила к городским воротам и не понимала, почему Елрех разбудила меня так рано. Абсолютная тишина и никого, кроме сонных караульных на посту. В загоне бродили всякие мутанты-переростки, которых местные использовали как скакунов. Я уселась на забор и тупо уставилась на дорогу. Ждала долго. Успела испугаться черную кобылу с клыкастой пастью и красными глазами, потом мое лицо даже познакомилось с бархатным носом поближе. В завершение знакомства я ее всю изгладила и едва отвоевала у нее сумку. Не меньше получаса прошло, когда на дороге показались двое: Ив в обтягивающем костюме заставила грустно вздохнуть и задуматься о своем несовершенстве, а шан’ниэрд со всем своим оружием моментально напомнил о нашей с ним первой встрече. Я подобралась и глянула на кобылу.

— Клыкастая, укусишь его, если он обнаглеет?

Она всхрапнула и ткнула меня мордой в плечо.

— Я ей клыки переломаю, — приближаясь, заявил рогатый.

— Ведете себя как дети, — осудила нас Ив.

Хорошо ей. Не ее ведь пытался убить Вольный. Я отвернулась и вновь принялась гладить чью-то животину. Ив пыталась разговорить нас, но каждая попытка заканчивалась провалом: мы с Роми начинали грызться с первой же фразы.

— Роми, не она тянет меня в этот поход. Асфи ни в чем не виновата, — убеждала Ив.

— Поздно, — встряла я и, поерзав на заборе, уселась так, чтобы видеть их. — Я не виновата, но вот он уже виноват по самый хвост! Смотри, как раскачивает им, — глянув на нее, округлила глаза. — Тяжело, видимо, такой груз в нем таскать.

Она нахмурилась и руки в бока уперла:

— Асфи…

— Ты тоже! — повысила я голос. — Ему подыграла и даже не намекнула, что он меня подставляет. А ведь знала, с кем я ухожу! А если бы Кейел меня убил?

Плечики Ив заметно опустились, она склонила голову, отвела взгляд в сторону и вздрогнула. Я услышала со спины:

— А если бы я тебя убил, метка не коснулась бы Вольного, и у них… — он замолчал, но я догадалась: они бы получили доказательство его только что совершенного преступления. Может, даже следили за нами. — Я надеюсь, они пришли только для того, чтобы проводить тебя.

— Ты плохо обо мне думаешь, — тихо произнесла Ив. — Мне нравится Асфи, и я хочу…

— Я вас не приглашал, — строго оборвал он.

Теперь даже я не знала, хочу ли я такую компанию под боком. С другой стороны, есть ли у меня выбор? Ив знает многое об Энраилл и истории Фадрагоса. Гораздо больше любого из присутствующих.

— Но ты не можешь нам запретить, — криво улыбнулся Роми. — Нас позвала Асфи.

Он направился к выходу из города, Ив сразу же сорвалась следом за своим дружком. Я смотрела на Кейела и готовилась услышать очередную угрозу или приговор, но он даже не глянул на меня. Молча пошел за парочкой.

Я отстала от всех и не очень спешила догнать. Поднимая пыль, пинала крупный камушек, вспоминала стадион перед окнами родительской квартиры, где по выходным гурьба подростков играла в футбол. Тогда мне, как и многим девчонкам, было обидно, что нас в команду не расхватывали, а старались спихнуть противникам. Сейчас бы такую проблему… Так углубилась в воспоминания тех летних знойных деньков, что испугалась от прикосновения к плечу. Подпрыгнув, обернулась и даже сумку отбросила.

— Зачем швыряешься, глупая Асфи?

Елрех была одета в походное, за плечом тоже висела сумка. Поправила ее и потопала дальше. Я не могла избавиться от улыбки, внутри разрасталась радость. Вскрикнула, привлекая внимание троицы впереди, и бросилась к Елрех. Под привычное бурчание повисла у нее на шее, затем метнулась обратно за сумкой и быстро догнала ее. Кажется, Кейел выглядел растерянным и еще более недовольным, чем был.

— Почему решила со мной идти?

— Опять бесконечные вопросы, — недовольно пробубнила она. Но если бы я ее раздражала, то она бы со мной в поход не пошла. Пусть врет кому хочет, но я все о ней знаю! — Не доверяю я никому из них. Куда тебя с ними одну отпускать?

Направлялись мы, как и предполагалось, к региону Больших мостов — ближайшее место со Священным кольцом. Солнце уже вовсю согревало, когда мы собрались у руин, организовывая собой круг. Кейел встал поближе ко мне и, как-то легко смирившись с присутствием посторонних, сообщил:

— Отправляемся к Холмам грез. Оттуда придется двигаться пешком.

— Какую руну ты ищешь? — спросила взволнованная Ив.

— Мы там погибнем, — нахмурился Роми.

— Испугался, Вольный? — усмехнулся Кейел.

Я глянула на молчаливую Елрех и по ее задумчивому взгляду поняла, что она тоже не хочет туда отправляться.

— Чего встали? Я вас не звал. Если не нравится, можете возвращаться.

Ив сорвалась к кольцу первая, Роми оглядывался то на нее, то на Кейела, словно не мог придумать, как остановить решительную эльфийку. В итоге догнал ее и дотронулся в тот момент, когда она уже исчезала. Елрех остановилась в кругу и обернулась к нам:

— А ты сам почему застыл?

Я повернула голову и столкнулась с внимательным взглядом. Сердце на миг замерло — слишком близко было его лицо. Захотелось убрать непослушную темную прядку с высокого лба, прикоснуться к потрескавшимся губам...

— Залюбовался, — он отмер и резко пошел к кольцу.

Встал у камня, снял сумку, опустился на колени возле нее и потянул завязки. Елрех, глядя на него, хмыкнула, а я поспешила к ней. Она улыбнулась мне, обратилась к духам и стала медленно исчезать. Чтобы не проговаривать призыв отдельно, я потянулась к фангре, но закричала. Кейел ухватил меня под локти и оттаскивал. Елрех испугалась, но сделать уже ничего не могла.

— Отпусти! — безуспешно вырывалась я и пыталась наступить ему на ноги.

— Обязательно отпущу, но сначала договоримся.

Я навалилась на него и подпрыгнула. Хотела освободиться, но сделала только хуже — мы упали: он на спину, я на него. Вот только Вольный был сильнее. В считанные секунды мы перевернулись, и я оказалась придавлена в пояснице, а щека прижималась к пыльной земле. Дергаться дальше не имело смысла. Кейел отдышался и заговорил:

— Пока мы, Вольные, безэмоциональны, нам прекрасно удается изучить других людей. Мы себя с трудом понимаем, но чувства остальных видим отлично. И тут, Асфи, я встречаю тебя и понять не могу: ты смущаешься меня, жмешься ко мне, ты меня даже за Вольного не воспринимаешь. Может, из-за своего происхождения нас из толпы не выделяешь. Но при этом стараешься испортить наши отношения. Я ведь пытаюсь подружиться. Что с тобой не так?

— Мы только из-за этого задерживаемся? — изумилась я и сразу стала отплевываться — песок заскрипел на зубах.

— Мы не задерживаемся — у нас с тобой другой маршрут. С остальными просто немного не по пути.

— Я ведь говорила о гильдии Справедливости! Что от них мне достанется!

— Ты опять солгала, — склонился он ко мне и заговорил тише: — Они не могут принуждать Асфи — им духи не позволяют. И они — не я: им неизвестно, как клятвы разрывать. Смотри, я могу прямо сейчас вырубить тебя и лишить всякой воли, или ты во всем сознаешься. Говори, — рыкнул и надавил локтем в спину сильнее.

Мне стало страшно, что скоро я сама во всем запутаюсь. Что еще одна ошибка и Вольный не простит. Я зажмурилась и необдуманно призналась:

— Энраилл.

— Что? — шепотом уточнил он.

Я вдохнула глубже, закашляла. От страха тело свело холодом, и я просипела:

— Мы втроем ищем сокровищницу, заодно решили побродить рядом с тобой. Может, нашлось бы что-то новое.

Глава 12. Контракт

— Может, все же поговорим? — в очередной раз спросила я, следуя за Кейелом.

К Священному кольцу он меня не пустил, но я даже не удивлялась и другого, в принципе, не ждала. Вот только обидно же было лежать под ним и в прямом смысле землю жевать. Поэтому, как только смогла вскочить на ноги, набросилась на него. Не с кулаками, нет. Тут и так давно стало ясно, что мне никого в Фадрагосе не одолеть. Но вот язык за зубами держать — это не про меня. Это еще на Земле было не по мне. Минут десять я кричала ему, что нельзя так с людьми обращаться — про нелюдей в порыве гнева я как-то призабыла, но не сильно огорчилась, когда вспомнила. Он стоял и внимательно слушал, даже, кажется, испугался и попытался слезы стереть с моих щек, но я запретила вообще хотя бы пальцем прикасаться ко мне. Припомнила ему все от грубых слов до жестоких действий. Он задал всего два вопроса, от которых я почему-то вовсе разрыдалась:

— Почему я должен относиться к тебе по-особенному? Потому что я нравлюсь тебе?

Я сама сорвалась в сторону одной из дорог и, видимо, угадала с нашим направлением, потому что он просто какое-то время шел за мной, а потом обогнал. Через минут пятнадцать я вытирала грязные щеки и икала, но уже не плакала. Он попытался заговорить, но я сказала, что слышать его не хочу. С того момента он замолк. Насовсем замолк. Первые пару часов я обдумывала свою истерику, оправдывала ее, винила Кейела, обижалась. Потом мы сделали привал на десять минут, и я решила, что раз уж нам предстояло находиться рядом ежедневно, то пора закруглять обиду. Заговорила с ним, но он не ответил. Также молча протянул мне бурдюк, а я отказалась. Тогда он поднялся и направился дальше.

— Кейел, твоя обида глупее моей, — неуверенно проговорила я.

Он целенаправленно углублялся в лес. По пути срывал подвязанные к веткам красные ленточки, высматривал новую и шел к ней. Если бы не пение птиц, скрипы деревьев, редкий треск от мелкого зверья, я бы из-за тягостного молчания совсем с ума сошла. За прошедшие пол дня я и за Елрех успела перенервничать. Что там с ней? Не будет ли она переживать сильно? Сейчас же я чувствовала истощение как моральное, так и физическое. Брела на ватных ногах, часто спотыкалась и, кажется, мне было стыдно за срыв. Даже ловила себя на грустной мысли, что жить уже совсем не хочется: ни в Фадрагосе, ни на Земле, нигде и никак. Наверное, я устала от постоянного страха, что застряла в непривычном мире навсегда.

Я смотрела себе под ноги, заметила краем глаза, что Кейел остановился, но не придала значения, продолжая идти. А когда он придержал меня за плечо — испугалась, дернулась.

— Тихо, — шепнул он мне на ухо.

Я сначала облегченно выдохнула, что он снова со мной заговорил, но потом мгновенно напряглась и осмотрелась. На первый взгляд нас окружал обычный лес, но если присмотреться… С нижних веток деревьев на черных отростках свисали странные плоды, а потом я увидела их и на стволах. Черно-синим цветом они выделялись среди зелени и древесины, как что-то болезненное, но при этом очень даже живое. Под тонкой пленкой, передавленной словно нитью или паутиной что-то мерцало. Я посмотрела на Кейела и столкнулась с его внимательным взглядом.

— Не шуми и старайся идти тихо, — вновь прошептал и показал, чтобы следовала за ним.

Он ухватился за рукоять меча у себя за спиной, чуть потянул и снова опустил. Будто убеждался, что в любой момент успеет вытащить оружие. Затем немного передвинул шлейку сумки на плече и, постоянно оглядываясь по сторонам, двинулся к ближайшему плоду. Я осторожно шагнула по его следу и даже сжала рукоять подаренного кинжала. Мне до сухости во рту и дрожи в ногах было страшно.

Мы приблизились к плоду размером с человеческую голову, и Кейел указал мне на более прозрачный участок кожицы. Мерцание внутри создавали белые черви. Они быстро плавали в синеватом соке, сталкивались друг с другом, и это столкновение сопровождалось голубой вспышкой. Я шагнула ближе, сощурилась, пытаясь разглядеть все получше, склонила голову. Несколько червей моментально прильнули к мягкой стенке, словно хотели добраться до меня. Я осторожно отступила, Кейел сжал мою руку, но мгновенно отпустил. Я услышала шаги позади и сорвалась за Вольным, не желая оставаться одной возле непонятных плодов. Догадка, что это не фрукты с паразитами, а чьи-то яйца с потомством, наводила леденящий ужас.

Больше повязанных ленточек не встречалось, зато участились плоды, а из-за их размеров и того, что находилось внутри, у меня волосы на голове шевелились. Чем дальше мы заходили, тем меньше растительности встречалось. Листвы на деревьях не было, но черные отростки оплетали ветки так плотно, что о солнечном свете можно было не мечтать. Словно огромный черный зонт накрыл участок леса: темнота, сырость и иногда громкое шуршание в полупрозрачных яйцах, мерцающих синим светом в такт моему сердцебиению. Теперь нам приходилось обходить их, потому что они лежали прямо на земле, а вокруг, напоминая пепел или сгнившую шелуху, были раскиданы отростки. Я не смогла разобраться, что вижу внутри, за полупрозрачной скорлупой: может огромных мух, а может тараканов.

Услышав в стороне копошение, я остановилась. Меня вдруг осенило, что у всего этого рассадника должна быть мамочка. Посмотрела на спину Кейела и вспомнила, что он планировал взять новый контракт из тех, которые другие наемники не отваживались брать. Вольный остановился в паре метров от меня, тоже взглянул в сторону, откуда доносился беспрерывный шум, медленно стянул сумку и положил ее на землю. Перетянул ленту на волосах туже, с легким скрежетом вытащил меч из ножен и направился на звук.

Когда он скрылся за ветками кустарника, я отмерла. Отдернула руки от груди, ухватилась за кинжал и поспешила следом за Вольным. С силой сжав рукоять, прокралась на иссохшую поляну и растерялась.

Девушка сидела на коленях у огромного яйца и аккуратно отламывала скорлупу. Под смуглой кожей на тонких руках мерцали синие вены. Черные волосы беспорядочно падали на лицо, скрывали шею и плечи. Ее наряд словно жил независимо от нее: полупрозрачный, испещренный тонкой темной сетью — он окутывал хрупкую фигуру как плащ, чуть шевелился, поблескивая под скупым светом. Она замерла. Я шагнула ближе к застывшему Кейелу и чуть не подпрыгнула на месте, когда девица резко вскинула голову. Ее синие глаза светились, а полные губы были такими бледными, будто она давно мертва или замерзла.

— Не подпускай ее к себе, — проговорил Кейел, не отрывая от нее взгляда. — Я отведу ее дальше, а ты найди источник и уничтожь его.

— Какой источник? — прошептала я и услышала шипение девицы.

Она забормотала на неизвестном языке. С каждой секундой ее речь ускорялась, а сама она поднялась и стала отступать. Черные отростки на деревьях и земле зашевелились, потянулись к нам, стали стягивать стволы. Послышался треск ломаемых веток, скрип стволов, на голову посыпались сухие листья, щепки, кора. Кейел не ответил мне, бросился к девушке, а я стояла, не понимая, что мне нужно искать.

Их разделяло не больше трех метров, когда солнечный свет ослепил. Чернота смяла хрупкие ветки и отступила, позволяя свету накрыть крохотный участок над девушкой. Ее плащ встрепенулся, с шелестом раскрылся в стороны, оголяя стройное тело и превращаясь в огромные крылья. Она оттолкнулась от земли, взмыла над Вольным и продолжила бормотать. К моему плечу прикоснулись, я вскрикнула и отскочила. Отростки тянулись следом, и я суматошно замахала кинжалом. Мне удалось отсечь несколько, но без толку. На месте среза вытягивались новые ростки и вскоре дорастали до прежнего размера, а обрубки пускали корни в землю.

Какой источник? Где его искать?

Меня оглушило, я выронила кинжал и прижала руки к ушам. Обернулась. Кейел не сумел дотянуться до девицы и выбрал другой способ спустить ее. Он воткнул меч в расковырянное яйцо и прокручивал его. Синяя кровь стекала по стенкам вниз, а внутри дергалась жертва. Девушка не кричала, а скорее приглушенно вопила, вызывая звон в ушах. Она замолчала и кинулась камнем вниз. Кейел пошатнулся, помотал головой, но устоял на ногах. Он даже успел отскочить в сторону, уклоняясь от ее рук. Попытался перехватить их, но она отшвырнула его как ребенка. Вольный упал на спину, проехался по шелухе в густой мрак деревьев. С трудом поднимался, но темные отростки ухватили его и потянули обратно к земле.

Я отняла руки, увидела кровь на ладонях, сглотнула и стала высматривать кинжал под ногами. Девица подступала к Кейелу, закрывая мне спиной весь обзор. В пепельной шелухе я разглядела блеск стали, взяла оружие и сумела уклониться от черного ростка. Не раздумывая, бросилась к девице и по самую рукоять вонзила лезвие между лопатками. От удара хрустнуло где-то в голове, белая вспышка ослепила. Я даже удивиться не успела, как уже лежала на земле. Прикоснулась к челюсти, но не почувствовала ни боли, ни страха — ничего. Только руки дрожали. Взглянула выше и вот тогда испугалась — позабыв о Кейеле, крылатая шла ко мне. За один миг навалилось все — звон в ушах усилился, в висках застучало, но ощутимее всего заныла щека. Из-за нее, казалось, голова разрывалась на части. Я застонала и постаралась вскочить на ноги. Вот только руки и ноги налились неподъемной тяжестью — отростки стягивали их. Девица хмурилась, бормотала и не сводила с меня взгляда. Я вновь дернулась, пытаясь подняться, услышала собственный рык, и отростки с легкостью порвались, отпустили меня. Обезглавленное тело девушки стояло еще какое-то время, а затем рухнуло вниз. Кейел оглядывался, удерживая меч. Увидел срубленную голову в стороне и поспешил к ней. Поднял ее за волосы и посмотрел на меня.

— Источник такой же, как и все асхиды, но без твари внутри! Поспеши, — выкрикнул он, стер кровь с шеи и, утаскивая голову с собой, бросился в одну из сторон.

Я опустилась на колени перед трупом существа и вцепилась в торчащую рукоять кинжала, пытаясь вытащить его. Руки скользили по синей крови, и мне едва удалось вернуть оружие. Голова кружилась, ноги подкашивались, но я бродила между деревьями, рассматривая асхидов. После знакомства с их мамой даже со всей этой пульсацией, копошением и шевелением они меня совершенно не пугали. Я забрела на поляну, куда не проникал и крохотный лучик света. Прямо в центре громоздилось штук шесть огромных яиц, куча мелких — с несформированными тварями, а червями — обильно облепили стволы и ветки. Я сделала несколько шагов, но дальше пройти не осмеливалась — слишком плотно и тесно располагались асхиды. Слишком ярко я помнила, как отростки способны крепко оплетать, а они тут свисали с веток словно рваные занавеси. Позади хрустнула ветка, я дернулась. Ощутила прикосновение к плечу.

Кейел уклонился от моего кинжала и, продолжая хмуро смотреть на лезвие, произнес:

— Пойдем, я нашел.

Он привел меня на достаточно светлую поляну, где асхидов практически не было, а вместо черных отростков, все было в тонких синих нитях. Кейел отмахивался от них, будто снимал паутину и на ходу проговаривал:

— Впервые вижу, чтобы источник прятали на открытом месте. Либо тварь слишком трусливая и пыталась хитрить, либо сильная.

Я не знала, как ее расценивать. Трусливой она мне точно не показалась — от воспоминаний я все еще зубами клацала.

Кейел остановился у старого дерева и обернулся. Он разглядывал меня и хмурился, затем слабо улыбнулся и протянул руку. Я с радостью вцепилась в нее, а он подвел меня к дереву ближе и обогнул толстый ствол. С другой стороны было большое дупло, подсвеченное изнутри синеватым цветом.

— Кинжалом не дотянешься — оно внизу, — проговорил Вольный. — Возьми меч.

— Почему я? — шмыгнула я носом.

Он сам вложил мне свой меч в руку, сжал ее в кулак и, заглядывая в мои глаза, прошептал:

— Лучший способ запоминать и учиться — делать самому. Пронзи источник. Голова, — он взглянул в сторону, где под солнечным светом на сухой листве лежала голова твари, — у нас с собой. Асхиера уже восстановилась бы, если бы не забрали, но еще немного и она просто отрастит себе новую. Давай, Асфи.

Он чуть подтолкнул меня. Я зажмурилась ненадолго и, наступая на торчащие из почвы корни, приблизилась к дуплу. Асхиера, асходы… В этот момент, мне было плевать, кто они, зачем они и в чем их вина. Заглянула в черноту и духоту, вновь выпрямилась и глотнула воздуха побольше, а затем просунула меч и, глядя на синее яйцо, опустила в него лезвие. Свет ослепил, но я даже не успела отскочить, как все потухло. Я удерживала меч на весу и вглядывалась в темноту.

— Ну вот и все, — сказал Кейел и помог мне отойти от дерева.

Я осматривалась и не узнавала лес. Сейчас, залитый солнечным светом, освобожденный от черноты, он напоминал пепелище. Головы тоже не было — лишь пепел пачкал тусклую листву.

— Не так далеко отсюда есть река, — он обнял меня за плечи, прижимая к себе. — Предлагаю там сделать привал и немного отдохнуть. Идти сможешь? Если нет, то можем и тут устроиться.

— Идем! — вскрикнула я, не желая тут задерживаться больше ни на секунду.

От пережитого я отходила не сразу. Сначала вернулась головная боль, затем мне хотелось обвинить Кейела, что он втянул меня в такое сумасшествие, но я сдерживалась и молчала. И только когда я перестала заметно дрожать, стали возникать вопросы.

— Почему сразу источник не искали?

Мы вновь были окружены зеленой листвой и запахом свежей травы, мха и грибов. В ушах все еще побаливало, тянуло, но щебет птиц я слышала прекрасно, чему неимоверно радовалась.

— Во-первых, мне необходимо, чтобы ты привыкала к такой жизни, — не глядя на меня, признавался изверг. — Во-вторых, синие нити с ядом.

— Но ты же их касался, — нахмурилась я.

— Асхиера не приказывала им травить нас, но могла бы.

— Поэтому ты хотел увести ее подальше? Отвлечь?

— Еще немного и я поверю, что ты умнее Тоджа, — хохотнул он.

Я усмехнулась его замечанию. Сейчас готова была принимать какие угодно шутки и поддержать любую беседу, лишь бы отвлечься и успокоиться окончательно.

— Обычно ты выполняешь такие контракты с ним? Он отвлекает, а ты ищешь источники?

— Обычно, — остановился Кейел, поправил сумку и глянул на меня, — мы не берем контракты с красной отметкой. С ними справляются наемники, — тепло улыбнулся и, прежде чем отправиться дальше, закончил: — Но я боялся, что с тварями опаснее ты не справишься.

Глава 13. Дружеская помощь. Любовное задание

Пламя костра весело трещало и выплевывало искры ввысь. Я сидела на бревне, куталась в тонкую шкуру и наблюдала за Кейелом. Река находилась ниже по склону, на котором мы расположились. В ней-то Вольный и плескался голышом, совсем не стесняясь меня. Из-за его бесстыдности и упертости мне получасом ранее пришлось мыться в рубахе. Он наотрез отказался отходить далеко от реки, потому что в ней тоже водились какие-то непривередливые к пище и опасные зверюшки. Теперь одна моя рубашка сушилась на низкой ветке, а я радовалась, что не послушала Елрех и взяла лишний груз в виде сменной одежды.

Кейел в очередной раз нырнул под воду и пропал, оставляя после себя лишь волны. Река бликовала мелкой рябью, отражая насыщенный огнем закат, легонько шелестела, принося после сложного дня необходимый уют и спокойствие. Я вздрогнула, услышав шум сбоку, но облегченно выдохнула, когда из кустов вышел Кейел. Уже одетый, а с мокрых волос вода сбегала на рубашку.

— Пришла в себя?

Он улыбался мне как старый, заботливый друг. Я вновь поежилась и вместо ответа, поинтересовалась:

— Красными лентами в лесу обозначают тварей вблизи?

— Не только в лесу и лишь тех, кто останавливается на одном месте надолго, гнездится,  — усаживаясь напротив, проговорил он.

— Пометка для наемников или просто для всех?

— И то, и другое.

Теперь я видела его лицо сквозь рыжий танец пламя. Оно играло в веселых глазах, привносило образность лукавой улыбке и просто подчеркивало красивые черты лица.

— И чем угрожала эта тварь людям?

— Не только людям, — усмехнулся он, опуская голову. Тряхнул мокрыми волосами и полез в сумку, продолжая говорить: — Сначала они пожирают друг друга. Ты видела: сталкиваются и ударяют друг друга силой, заложенной в их крови. И так до тех пор, пока не останется одна особь.

— Ты про червей? — нахмурилась я.

Он пересел ко мне, положил сверток с едой между нами, развернул его и ответил:

— Их принято называть особями, но да — ты права. Сок внутри разъедает все, но живая особь при движении остается нетронутой. Мы не знаем почему.

— Наверное, что-то вырабатывает, — предположила я.

Кейел пожал плечами, разрезая крупный овощь, напоминающий по виду кабачок, а по вкусу консервированную фасоль.

— В любом случае, выживает сильнейшая. Довольно быстро она развивается и тогда начинает питаться соками живого вокруг. Не брезгует ничем и никем. Самки, по сути, не опасны: питаются редко, мало и в основном мелким зверьем. А вот самцы агрессивны и предпочитают пищу крупнее. Желательно двуногих, — с ухмылкой глядя на меня, Кейел отгрыз кусок от плода. — Они способны истребить небольшое поселение за одну ночь. Они не сидят на одном месте. Для их убийства и отлова обычно собирают группу из опытных следопытов, парочки звероловов и десятка наемников. Ну, или сгодится один Вольный.

Широкая улыбка расползалась на его лице также, как холодок пробежал по моей спине. Я отложила хлеб и мясо, придвинулась ближе к Кейелу, посмотрела ему в глаза и шепотом спросила:

— Ты же не планируешь брать контракты на таких опасных особей, пока я рядом с тобой? — не увидев изменений в его выражении, я вкрадчиво напомнила: — Я же ценная фигура для твоей главной миссии.

— Моя очередь задавать вопросы, Асфи, — склонился ко мне, застыв лишь в нескольких сантиметрах от моего лица, но у меня даже дыхание не сбилось. Или я достаточно эмоционально опустошилась за сегодня, или хорошо запомнилось, как безжалостно Кейел заламывал мне руки с утра. — Как давно вы сговорились и решили обогатиться за мой счет?

— Не так давно, — сглотнула я, но постаралась внешне не выдать себя, что боюсь эту тему.

— Ты знаешь, зачем они ищут сокровищницу?

— А зачем ее ищут остальные?

— Ты упустила свою очередь ради такого пустячного вопроса, — с насмешкой заметил он.

— Это был ответ! — шепотом возмутилась я и даже попыталась отвернуться, но он ухватился за мой подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. Вот теперь мое дыхание сбилось от вполне обоснованных опасений.

— Давай заключим союз, Асфи. Что они пообещали тебе такого, чего не могу пообещать я?

— Ты о чем вообще? — опешила, совсем не понимая, к чему он ведет.

— Договоримся? — изогнул он бровь. — Я мог убить тебя, но не убил. Причину ты знаешь. Я, наверное, признаюсь тебе, в чем состоит небольшая часть миссии, ведь тебе все равно придется принять мою сторону.

Говорить совсем не хотелось, поэтому я молчала, дожидаясь продолжения его откровений о дальнейшей моей судьбе. Почему-то никаких сомнений не возникало, что у меня выбора не будет, как только согласиться с ним. Неоднократно же проходили. Он отпустил меня, выбрал себе кусочек мяса и отвернулся костру.

— Кто-то невероятно сильный стремится уничтожить Фадрагос. Кто-то менее сильный, но способный справиться со мной, будет путаться у меня под ногами и мешать мне, самоотверженно и фанатично преследуя собственную цель. Духам, — он замолчал, словно обдумывал, что говорить дальше, — которые ведут меня, неизвестны оба, неизвестны их цели. Только одна. Эту подсказку им бросили, будто кость подкинули.

— Кому? Духам?

— Не удивляйся, кто-то более могущественней, чем…

— Еще кто-то?! — шепотом изумилась я. — Ты меня извини, но Фадрагос я бы сама с радостью уничтожила.

Кейел усмехнулся, покачал головой и опустил взгляд под ноги:

— Ты успела наслушаться о Вольных и уже не веришь мне. Да, Асфи, есть кто-то могущественней многих духов в Фадрагосе. Они иногда… забавляются, играют нами, подводят к чему-то. Но я ищу не их. Чтобы не путаться, я называю его Убийцей.

— Ну, тебе как убийце…

Я прикусила язык и с аппетитом уставилась на еду, дожидаясь, когда Кейел перестанет смотреть на меня так, будто вскоре я потеряю для него всякую ценность.

— Подсказка связывает троих: Убийцу, с которым я не справлюсь даже с поддержкой своих духов; неизвестную помеху, чья сила сравнится с моей, и кто одержим своей целью не меньше, чем я; и собственно меня — мы все будем искать сокровищницу Энраилл.

Я подавилась и закашлялась. От щедрого похлопывания по спине выступили слезы на глазах, а может, это были слезы благодарности, что Кейел так любезно протягивал мне бурдюк. Вода показалась тошнотворно сладкой, и я даже повторно умудрилась поперхнуться ею, когда взгляд Вольного напитался подозрительностью. Наверное, я сама стала подозревать всех вокруг в каком-то печальном для меня заговоре.

— Ты же не думаешь, что я могущественная или способна сравниться с тобой по силе? — вытирая слезы и стараясь скрыть надежду, спросила я. — Вот, честное слово, я даже… Чисто теоретически, Кейел! Я сюда прибыла недавно и даже новшеств никаких ввести не смогла, кроме одной. Но из-за нее меня Елрех перед всей гильдией на смех подняла. Знаешь…

Он рассмеялся. Так искренне расхохотался, что я замолчала и сама улыбнулась. Волнение немного отступало, но сразу возвращалось обратно.

— Я не враг тебе, Кейел. Честно, — тихо проговорила я.

— Ты скоро и меня до слез доведешь, — отобрал он бурдюк. — Ты излишне любишь себя, если допустила такую мысль. Какой из тебя злодей, Асфи? Трусливый если только.

Я старалась дышать ровнее и спокойнее. Неважно трусливая я, слабая или нет. Главное, что во мне врага он даже не заподозрил, а значит, проживу я в Фадрагосе немного дольше и спать буду спокойнее. Но тут же у меня словно рубильник в мозгу переключили.

— Хочешь сказать, что Роми — это твой злодей?

— Не знаю, — моментально ответил он и закусил губу.

— Или он тот, кто будет мешаться под ногами… Ты ведь не убьешь его?

— А почему бы не убить?

Он смотрел на меня без веселья, без вызова — просто интересовался мнением. Говорить о морали? О том, что нельзя убивать людей, шан’ниэрдов, фангр — да хоть кого, кто не разрушает, не несет серьезную угрозу. Кого убеждать — Вольного? Я не увидела смысла.

— Он… — задумалась, вспоминая все о Роми, что успела узнать, — возможно, важен для Фадрагоса. Как и ты, — даже кивнула, радуясь, что так легко пришла к такому выводу, но тут же вспомнила о том, как он не пощадил меня. — А может, не важен. Наверное, придумал себе миссию о спасении мира… — изогнутая бровь и оценивающий взгляд заставили меня вспомнить, с кем я говорю. — Вольные важны для Фадрагоса. Определенно. Вас нельзя убивать просто из-за подозрений. Нужно как минимум убедиться, что вы действительно преследуете…

— Надо узнать, какие духи его оберегают, — задумчиво произнес Кейел.

— А если не он… Ничего, — втянула я голову в плечи. — Забудь.

Кейел и внимание не обратил, а я поняла, что чуть не подставила Ив. Ведь он будет подозревать ее, если ему напомнить, что Роми не самостоятельно ищет сокровищницу, а следует за своей бесценной эльфийкой. Пусть лучше рогатый страдает. Если признаться, что они вообще тут ни при чем, а сокровищницу ищу только я, тогда придется сказать, что мне там понадобилось. Как Кейел расценит, что я воспользуюсь Сердцем времени? Не убийство ли это мира в его понимании? Хотя он прав. Ну какой из меня злодей? И на роль того, кто будет мешать ему тоже не тяну.

— Твои обиды, — врезался он в мои размышления. — Поговорим о них, Асфи?

— Ты грубый, но я привыкну. Тут не о чем говорить, — теперь я отвернулась к костру.

— Я не хочу, чтобы что-то мешало нашему сотрудничеству. Я не пытался ухаживать за тобой…

— Разве? — удивилась я и даже посмотрела на него.

— Ты понравилась мне, как может понравиться любая другая девушка, — глядя мне в глаза, сказал он. — Мне приходится переплачивать за многие услуги, которые остальным часто достаются бесплатно. Впервые понадеялся, что смогу ощутить каково это.

— Ты сейчас даже не понимаешь, что своим признанием затаптываешь…

— Понимаю, — отрезал он.

Я прямо ощущала, как забиваются глубоко в угол последние теплые чувства к этому человеку. Верно говорила о нем Елрех — бесчестный. И влюбляться в него нельзя. От таких держаться надо как можно дальше.

— Я ведь говорил, что разбираюсь в посторонних лучше, чем в себе. Ты сильно реагируешь на меня из-за своей симпатии. Она напрасна, Асфи. Мы будем ежедневно рядом, и если ты захочешь, то можем…

— Нет, — отказалась я, предугадывая его предложение. — Я не буду спать с тобой.

Он не расстроился, выглядел таким же серьезным, бесчувственным. Кивнул и улыбнулся мне, но я теперь ни одной его улыбке не верила. Что скрывается за ней? Доброта, снисходительность, насмешка, а может, очередной холодный расчет?

— Асфи, наши с тобой отношения не должны пострадать только потому, что я не оправдал твоих ожиданий. Я могу обеспечить тебе поддержку в бою, могу разделить с тобой награду за контракт. Я научу тебя многому, — он глянул в гущу темнеющих кустарников. Солнце почти скрылось за горизонтом. — Как обучал сегодня. Если мы выживем, и ты поможешь мне, как мы и договаривались, я подарю тебе кое-что бесценное. Поверь, с этим даром ты сможешь… многое.

Я улыбнулась, но, кажется, улыбка вышла кривой. Но он был абсолютно прав. Если вспомнить сколько раз за пребывание в Фадрагосе я пострадала от его рук, то так и хочется вонзить ему нож, как сегодня крылатой твари.

— Тогда не покупай мне вещи без меня, не балуй редкими фруктами и не веди себя так, словно влюбился.

— Хорошо, — шире улыбнулся он и склонил голову к плечу. — Из нас выйдет отличная команда, если мы сумеем подружиться, — я хмыкнула, а он проигнорировал, продолжил: — Я не дам тебя в обиду, и когда я подарю тебе обещанное, богатства из сокровищницы уже не понадобятся. А сейчас мне нужна твоя услуга. Или дружеская помощь.

Вновь лукавая улыбка, в которую захотелось плеснуть водой. Смыть ее.

— Говори, — согласилась я.

Как бы обидно не звучали его слова, но здравый смысл там нашелся и для меня. Мне незачем влюбляться в Фадрагосе, незачем наживать врагов. И команда из нас выйдет превосходная, если мы начнем работать сообща и отметем симпатию, с которой невольно завышаются требования и ожидания. Кейел ищет Энраилл и позволяет мне остаться рядом, пока я не прочту руну. Но мы подружимся. На самом деле станем лучшими друзьями, будем прикрывать друг другу спину. Разве странно тогда будет, что подруга не отпустит его дальше одного? Заботливая подруга поможет отыскать сокровищницу. Я широко улыбнулась и смело спросила:

— Так чем же я могу помочь?

— Мы посетим васовергов, решим там дела и отправимся обратно в Обитель. Верни Ромиара к нам. Можешь даже сообщить ему, что я ищу сокровищницу, но без подробностей. Подберись к нему, Асфи, и узнай какие духи помогают ему.

— Как? — растерялась я. Он с кем-то меня перепутал? — Ты-то сам готов сходу сказать мне, какие духи ведут тебя?

— Ни за что, — с улыбкой ответил он. — Но, Асфи, если бы ты не оттолкнула меня своим высокомерием в квартале кузнецов…

— Ты хочешь, чтобы я играла перед ним влюбленную дурочку? — округлила я глаза.

— Совсем немного. Просто дай ему почувствовать то, чего нас, Вольных, часто лишают только из-за того, кем мы являемся.

Я смотрела на него и не верила. Ему верила — он способен, а вот себе не верила. Осмотрелась: вокруг темнота, пламя костра освещает только небольшой участок. Хлопнула по ноге и почесала новый комариный укус — даже плотная ткань не спасала от них. А новшество в этом мире… Я пыталась сшить себе нижнее белье, но в итоге плюнула. Швея из меня совсем никакая. Зато случайно узнала о совершенно бесполезном сорняке в Фадрагосе, который часто использовали для злых шуток. Если сок попадал на участок кожи и оставался там минут на десять, то волосы потом не росли от нескольких месяцев до года. Я так обрадовалась, что поделилась радостной новостью о собственном спасении с Елрех, а она засмеялась. Все смеялись, не понимая, в чем удобство и смысл. Единственная устойчивая ценность в нашем мире и этом — деньги. Я очень хотела домой, хотела туда, где все понятно и привычно.

— А если он уже с Ив? Если он уже влюблен в нее? Она заботиться о нем.

— Не влюблен, — уверенно произнес Кейел, — иначе не отпустил бы к Холмам грез. Сам пошел бы, но ее не отпустил. Если она пробудила в нем какие-то теплые чувства, затми их. А затем узнай, кто его покровитель.

Глава 14. Васгор

— Я не предвзята! — шипела я, вцепившись в локоть Кейела. — Мне просто… город не нравится! Он мрачный и неуклюжий. Вот зачем они повсюду кости раскидали?

Вольный ухмыльнулся и, кивнув в другую сторону, сказал:

— Туда посмотри, тогда все поймешь.

— И что я там…

Пальцы сжались сильнее, а Кейел тихо засмеялся и ускорил шаг. Я поспешно отвернулась от площади. Не так уж и страшно, когда в компании опасного парня бродишь среди отвратительных на вид нелюдей. Не так уж и дико, когда они вместо красивых фонтанов, лужаек и декоративных кустиков используют немного непривычные для меня украшения — кости гигантских существ. Это все ерунда! А вот мерзко, чудовищно и… Зачем он показал мне эту площадь?! Сердце бешено колотилось, а голова так и поворачивалась в ту сторону, словно я сама искала способ пощекотать себе нервишки. Чьи-то ребра, может драконьи, лежали на иссохшей земле, обрастали колючим растением, которое тянулось к трупам. Там всех хватало, и всякой свежести. Сгнившую плоть фангры, насаженную на острый обломок ребра, я узнала по чуть вытянутым кистям рук и выразительным когтям, а на соседней кости висел человек — совсем молодой мужчина, у которого на оголенном животе алела и блестела кровь. Даже свернуться еще не успела.

— Надолго мы тут застряли?

— Асфи, если я увижу, что ты не справляешься с истерикой, мы останемся тут на несколько лет, — ответил безжалостный Вольный.

— Почему? Ради издевательства? — заметив, как оценивающе смотрит на меня васоверг, я прижалась к Кейелу ближе.

— Ради закалки. Ты нужна мне бесстрашной.

— Я знаю одну травку…

— Обойдемся без алхимии, — отрезал он.

Мы свернули в узкий темный переулок. Солнечный свет не проникал сюда из-за высоких домов, запах отходов и затхлости мгновенно ударил в нос, а сырость холодом пробралась под одежду. Черная плесень пятнами покрывала высокие каменные стены,деревянные перекошенные ставни висели на ржавых петлях и натужно скрипели от сквозняка, который не приносил свежего воздуха, а лишь дополнительную вонь чего-то протухшего. Я уже знала, что успехом в Васгоре пользуются совершенно иные гильдии, чем в Обители, а теперь явно убедилась, что тут никому не было дела до порядка. Копошение во мраке за углом привлекло меня, и вскоре я вглядывалась туда и не могла отвлечься от происходящего: на трупе вискарта суетились облезлые крысы, пищали, грызлись за его плоть. Самые худые и маленькие сторонилась драк, сидели у рытвины, куда стекала янтарная кровь нелюдя, и, прикрывая глазки, лакали ее.

— Под ноги смотри, — потянул меня на себя Кейел.

Я послушалась его и посмотрела вниз, о чем тут же пожалела. Оттолкнула Вольного и бросилась со всех ног вперед, на белеющий просвет в конце улицы, но не добежала. Стая птиц разлетелась передо мной, оголяя чью-то оторванную или отгрызенную ногу. Это было определенно лучше на вид, чем челюсть и глаз, на которые я чуть не наступила, но как ни крути — все отвратительно! Меня согнуло пополам, и я распрощалась со скудным завтраком. В глазах мелькали черные точки, а ноги словно тяжестью налились. Услышала осторожные шаги и, не спеша выпрямиться, проговорила:

— Ненавижу Фадрагос.

— Об этом хоть кто-то из твоих знакомых еще не знает?

— У вас… — я замолчала, осознавая, что устала приводить примеры хорошего и плохого, правильного и неправильного.

— Не хочу отвлекать тебя от привычного и наверняка излюбленного занятия, но к твоей руке сползаются гнойные клещи, — спокойно произнес он.

Я отскочила от стены, но вспомнила, что тут надо смотреть под ноги, поэтому сразу закрутила головой по сторонам. Только в грязь вступила, но это, впрочем, еще ничего. По стене действительно ползали насекомые. Кейел подошел ко мне, ухватился за мою руку и внимательно осмотрел рукав, а потом еще и закатал его.

— Если укусит, то гораздо позже появится гнойный волдырь, но уже будет поздно. С самого начала гниет под кожей и мелкими участками. Никто ничего не чувствует. Эльфы, люди и рассаты всегда умирают, — он поправил рукав, когда убедился, что клещи не забрались под него, глянул мне в глаза и спросил: — Теперь ты ненавидишь Фадрагос еще сильнее?

Буря гнева взметнулась внутри, вспыхнула пламенем на краткий миг и пропала. Я отдернула руку и молча отправилась дальше, стараясь воспринимать окружающее также спокойно, хладнокровно, как Кейел. Ему не нужно было слышать ответ, потому что у меня все отношение на лице было расписано. Меня передергивало лишь от одного названия мира. Когда вышли на широкую улицу, я прополоскала рот и задышала полной грудью, старательно избавляясь от въедливой вони переулка. Уже вовсе не смущалии и не пугали взгляды четырехрогих существ, которых по глупой ошибке приняли за разумных. Я едва сдерживалась, чтобы не потянуться за кинжалом и не наброситься на первого из них, кто ухмыльнется и выскажет в мою сторону хоть что-то. Изверги, садисты, убийцы! Кейел обогнал меня, но я ухватила его за локоть, дождалась, когда он повернется ко мне, и потребовала:

— Говори, зачем мы сюда пришли. Я хочу сегодня же покинуть Васгор, поэтому, если будет необходимо, готова помочь с чем угодно.

Кейел чуть расширил глаза, улыбнулся и убрал прядь волос за ухо.

— Может, прогуляемся обратно? — тихо спросил он.

— Я тебе…

— Ничего не сделаешь, — не позволил он произнести угрозу. — Асфи, мне просто нравятся изменения в тебе. Скорее всего, помощь не потребуется и, если нам повезет быстро отыскать нужного васоверга, то мы еще до заката окажемся за стенами города. Пойдем, сама ведь задерживаешь.

— А зачем он тебе нужен? — не отпустила я его локоть, но теперь не из-за страха, а в самом деле от раздражения.

— Он должен был проследить за одной эльфийкой, раздобыть мне информацию о ней.

— А она тебе для чего?

— Ты задаешь слишком много вопросов, — хмыкнул он.

— Елрех мне об этом говорила, но это не чистое любопытство, я просто хочу быть в курсе, — заверила я.

— Скажу тебе только потому, что мы пытаемся подружиться, стать командой, — он украдкой взглянул на меня и тише сказал: — Прими, как шаг к доверию, и не забудь вспомнить, сколько раз ты мне лгала и пыталась подставить. Не так давно поползли слухи, что она обчистила верховного влиятельной гильдии разбойников в прибрежном городе, а у него вроде хранились…

— Обчистила? Эльфийка и воровка? — удивилась я. — Я думала, что они благородны.

— Какая разница эльфийка или васоверг? Благородство зависит совсем не от расы.

— И что она по-твоему раздобыла?

— Часть карты и подсказку, — опустив голову, прошептал он. — Никто не разгадал к чему они ведут, но я почти уверен…

Он не договорил, но все и без того было предельно ясно. Теперь я спешила найти васоверга с большим желанием, чем секундами ранее. Сейчас я смотрела на Кейела с трепетной любовью. Не с той дурацкой, которая начинается с ослепляющей влюбленности, а с той, какой любят полезную вещь в доме, с какой следят за собственным успехом. Он — мой капитал в Фадрагосе; моя бесценная нить, ведущая к двери на Землю.

— И где мы будем искать его?

— Хватит вопросов, — усмехнулся Вольный. — Мы почти пришли.

Снаружи таверна напоминала большой сарай из глины, а внутри оказалась еще хуже. Факелы чадили, оставляя копоть на серых стенах и деревянном потолке. Их танцующий огонь неровно освещал переполненный зал и скупую обстановку. Что-то прикоснулось к моей ноге, и я моментально глянула вниз: пес с ободранной шерстью на боку обнюхивал земляной пол, лишь чуть присыпанный соломой. Громкие крики и аплодисменты взорвались в размеренном гуле голосов. Широкоплечий васоверг стоял перед центральным круглым столом и тряс железякой — кажется, до ликующих возгласов она являлась его шлемом. Он словно решил подтвердить мои слова, поэтому ухватил со стола чугунный кувшин и стал сжимать его обеими руками, пока тот со звоном не раскололся. Осколки и брызги разлетелись в стороны, попали на сидящих вблизи, но никто не возмутился, наоборот, вновь заорали и кружки подняли. Затем наступила относительная тишина, пока бурная компания заливала в свои глотки выпивку. Васоверг помельче откинул пустую кружку в сторону, вскочил, тряхнул лохмотьями темных волос и со злобой уставился на собутыльника снизу-вверх. Вскоре на его широком располосованном шрамами лице расползлась улыбка, а в зубах он удерживал осколок кувшина. Вновь раздались вопли, смех, полились разговоры на непонятном мне языке.

Я на носочках потянулась к Кейелу и тихо поинтересовалась:

— Мы ведь не к одному из них?

— Нет.

Своим коротким ответом он будто тяжесть с моих плеч снял. Даже несмотря на запах прокисшего пойла, перебивающий тут все остальное, мне дышать стало легче. Потом я проследила, куда он смотрит, и облегчение мигом смело. Если компания за центральным столом пугала своим несдержанным поведением, то за самым дальним столом — заставляла оглядываться и думать о бегстве. Два васоверга с мрачным видом сидели почти в темноте и лениво рассматривали буйных собратьев, а рядом серокожий виксарт своими тонкими и длинными руками обнимал темноволосую шан’ниэрдку. Судя по тому, как она жалась к его костлявому неприкрытому одеждой плечу, ей нравилось происходящее, а кончик хвоста, скользящий по его штанам, лишь доказывал мою догадку. Я смотрела на довольную клыкастую, неимоверно страшную морду виксарта и ни черта не понимала в этом мире. Зажмурилась, но Кейел потянул меня к ним, вынуждая открыть глаза.

Смотри под ноги, Аня…

Когда мы подошли к ним васоверг в плечах пошире что-то каркнул на своем, и остальные неспешно вылезли из-за стола. Красивая шан’ниэрдка, как и все из ее расы, кого мне доводилось видеть, остановилась перед Кейелом, потянулась к нему, погладила щеку. Он перехватил ее запястье, отвел руку подальше и стал рассматривать ногти.

— У меня с собой ни монетки, поэтому держи свое средство подальше, — глянул ей в глаза и, все еще удерживая руку, с улыбкой предупредил: — Если в очередной раз доведешь меня, плохо закончится для тебя.

Она чуть дернула верхней губой, отшатнулась от него и поспешила за виксартом. Кейел отцепил меч, прислонил его к столу, прикоснулся к моей пояснице и легонько подтолкнул к скамье. Я уселась, украдкой наблюдая за васовергом. Впервые, мне удавалось рассмотреть этих существ так близко и без шлема. Откуда они появились в Фадрагосе никто не знал, но всем были известно, что у женщины любой расы от васовергов рождались только мальчики. Агрессивная раса не прибегала к помощи маленьких духов, брезгуя ими, поэтому использовали факелы, а воду грели на костре. Они никогда не следили за собой, считая, что дети, рожденные самой Яростью, не должны отвлекаться на пустяки. Они не лечили даже серьезные раны. По этой причине многие умирали довольно молодыми или оставались калеками, но даже тогда искали смерть в бою. У этого типа был только один глаз, щеку когда-то разорвали, а она так и зажила буграми и с мелкими прорехами. Цвет кожи трудно было различить, лишь оттенок — темный. Рога — гордость васовергов — могли расти на протяжении всей жизни, но в бою их часто ломали. Елрех рассказывала, что с возрастом они становились крепче стали и тогда превращались в прекрасную защиту, но до сорока наших земных лет от них не было никакой пользы. По кольцам можно было сосчитать возраст, отсюда и гордость — чем дольше жил васоверг, тем лучшим воином считался.

Он словил мой взгляд и улыбнулся мне, обнажая серо-желтые зубы. Я мгновенно опустила глаза и стала рассматривать грязную столешницу. Кейел тихо засмеялся, но у меня не возникло желания проверять, не из-за меня ли пробудилось в нем веселье. Потом он заговорил, а я совсем поникла. Почему усиливающее зелье нельзя долго принимать? Я бы не отказалась выучить еще множество языков Фадрагоса, ну или хотя бы парочку, на которых чаще всего разговаривали в ближних от Обители регионах. Елрех, например, прекрасно владела пятью языками, а Ив хвасталась своей исследовательской натурой, упоминая вообще о двенадцати. Вот и еще, наверное, один полиглот сидел рядом и говорил что-то рубленными фразами. К нам подошла разносчица и тоже поинтересовалась, видимо, о еде, но я ничего не поняла, зато разглядывала ее. Длинные, худющие руки виксартки без труда удерживали заваленный грязной посудой поднос. Обнаженная по пояс она совсем никого не смущалась, хотя с такими клыками… Я б тоже никого не смущалась и даже не боялась.

— Поесть хочешь? — спросил у меня Кейел.

Я помахала головой, удивляясь его вопросу. Разве после такой прогулки и в такой обстановке возможно запихнуть в себя еду? А ведь тут еще где-то под столами пес бродит, объедки вынюхивает, а может, не только… Однако Кейел точно заказал себе поесть, а потом развалился на скамье, и вновь заговорил с васовергом, оставляя меня наедине с грустными мыслями. Я закинула ногу на ногу, сцепила руки в замок и, наблюдая за мужчинами, откровенно заскучала. Принесли совершенно неаппетитный заказ, в котором Кейел лишь грубой вилкой поковырялся и отодвинул тарелку, а вот от выпивки не отказался. Дружелюбные улыбочки собеседников даже спустя две кружки выглядели совсем неубедительными, но я не беспокоилась… до определенного момента.

Васоверг снизил тон и что-то проговорил. Что-то очень важное раз оно заканчивалось на «Энраилл». Кейел все так же вальяжно сидел, продолжал оглаживать пальцами железную кружку и улыбался. Я тоже постаралась не показать очнувшуюся заинтересованность, но про себя едва не рыдала из-за непонимания их беседы. Заметила движение снизу и скосила взгляд: пальцы Вольного барабанили по рукоятке кинжала, чего васоверг не должен был заметить. Кейел отпил немного, поставил кружку на место и о чем-то спросил. Информатор посмотрел на меня, а я замерла. Его взгляд задержался на моем лице, наверняка, заметно настороженном, скользнул на грудь, и я даже порадовалась, что она у меня не такая уж выдающаяся — под кожаной курткой с крепкими застежками почти и не видно, последними васоверг оценил волосы, и я нервно откинула густой хвост за спину, а отросшую челку постаралась убрать за ухо.

— Почему он так на меня смотрит? — вопрос прозвучал резко, но поделать я с собой ничего не могла.

Кейел пожал плечами, и в то же время рогатый заговорил. Теперь Вольный улыбнулся искренне, глянул на меня.

— Что? — дернула я плечами.

Ответа опять не дождалась. Он облокотился на стол и продолжил беседу шепотом, иногда кивая васовергу. Когда моя пытка с непониманием окончилась, я даже на мгновение обрадовалась, но эта радость быстро сошла на нет.

— Дело такое, — повернулся ко мне Кейел, положил руку на спинку скамьи и склонился, а затем проговорил тише: — За информацию он требует оговоренную сумму, но он догадался, что я ищу, и за молчание просит тебя на ночь. Ну, может, обойдется быстрее.

«Спятили?!», «Нет!», «Не хочу» — тугим комом, горькой обидой и стойким недоумением застряло в горле. Но Кейел, кажется, и без того все прекрасно по глазам моим понял, поэтому решил добить меня:

— Асфи, он прекрасный информатор и секреты хранить умеет. Вопрос только в цене. Ему нельзя отказывать, а это всего лишь…

— Я! — ударив кулаком себя в грудь, вскочила я. — И тело мое! И чувства мои! А о-он… — развела руками, глядя на ужас, сидящий напротив.

— Сядь!

Он потянул меня за руку, нахмурившись, огляделся, быстро отвернулся от любопытных, улыбнулся васовергу и что-то ему сказал. Тот сначала брови вскинул, затем глянул на меня и ухмыльнулся.

— Ты ему что сказал? — ухватившись за кинжал, зашипела я.

— Успокойся. Сказал, что ты размеров боишься, — процедил сквозь зубы Вольный, а я скривилась, но, когда он зашептал на ушко, уже даже не хмурилась: — Никогда не понимал, почему девушки так берегут свое тело. Ты помочь хотела, а сейчас из-за ерунды сцены устраиваешь. Асфи, мне придется решить возникшую проблему, но тебе нужно хотя бы подыграть. Помоги увести его отсюда, но потом... что бы ты ни увидела — не встревай.

Я несмело улыбнулась и, когда васоверг ответил мне взаимностью, с трудом удержалась, чтобы не скривиться. А если бы Кейел настоял, я бы согласилась? Если бы сказал, что другого выхода нет… На что я готова пойти, чтобы вернуться домой? Что мне предстоит увидеть в скором будущем?

Они поговорили еще пару минут, а затем страшилище с довольной мордой потер подбородок, отодвинул кружку и поднялся. Кейел тоже встал из-за стола, нацепил меч и подал мне руку. Когда вышли из таверны, я тихо поинтересовалась:

— Куда мы идем?

— Я сказал ему, что ты хочешь таверну чище. Боишься осложнений со здоровьем, а тут целителей нет, — прошептал Кейел.

— И он поверил в такую чепуху? — нахмурилась, глядя в спину высокому информатору. Он же должен обладать хоть каким умом, чтобы сведения добывать.

— Из общего языка васоверги отлично знают только команды, но частично его понимают, — Кейел усмехнулся. — Трудно было не поверить после того, что ты в таверне так эмоционально и убедительно выговаривала.

— Я ведь не об этом, — растерялась я.

— Ну как же, — протянул он. — Тело, чувства, а какой акцент на размере. Ты же даже руками развела. Видимо, о-он оценил.

Я покраснела. Кейел тоже, давясь смехом. Теперь я понимала, что не только из-за духов стоит держать язык за зубами. Что еще этот парень способен вывернуть наизнанку и повернуть себе в пользу?

Верзила свернул в переулок, а я шумно набрала воздуха побольше, прощаясь с относительной свежестью. Вот только также шумно выдохнула, когда услышала строгое:

— Держись близко и не смей отходить далеко. Десять шагов. Не больше. Не хватало, чтобы тебя загрыз кто-нибудь крупнее клеща, пока я буду занят.

Кейел ускорился, догнал рогатого и заговорил с ним. Я брела позади, слушала их милую беседу, смотрела, как Вольный хлопает по плечу информатора. Лезвие кинжала, словив тонкий солнечный свет, мазнуло бликом у ноги васоверга. Я на миг отвернулась, но услышала ругань, возню и опять глянула на мужчин. Воин, прихрамывая, набросился на Кейела, но даже притронуться не успел, как схватился за ниоткуда взявшуюся рану в боку. Он упал на колени, о чем-то шептал, осматривался, вновь и вновь возвращал безумный взгляд Вольному, статуей застывшему в паре шагов от него.

Я перестала соображать, отступала, желая оказаться дальше от происходящего. Дальше от убийства. На что Кейел пойдет ради сохранения своих секретов?

Васоверг уперся кулаками в грязь, с кем-то продолжал говорить и качал головой. Затем зарычал, оттолкнулся и бросился на Кейела снова, но словил лишь воздух. Вольный уже стоял за его спиной, довольно ухмылялся, что-то проговаривал. Информатор обернулся, сделал шаг к нему и схватился за живот. Из новой раны бурая кровь стекала быстрее, сильнее.

Я отступила еще на шаг и остановилась. Совсем растерялась.

Теперь Кейел стоял перед ним, удерживая окровавленный кинжал. Но Васоверг, как и прежде, продолжал гневно смотреть в другую сторону. Под рукавами его куртки началось шевеление, а Вольный лишь отступил. Я дернулась, мгновенно узнавая плети, и даже вскрикнуть не успела. Воин ударил пустоту и, кажется, сам удивился. А вот Кейел снова направился к нему.

Я нахмурилась. Испуг отступал перед растерянностью и желанием разобраться. Два шага вперед — Кейел стоял у правой стены и ухмылялся. Два шага назад — я смотрела на его спину, он примеривался к удару в сердце. Опять вперед — Кейел стоял у стены.

— Десять шагов. Не больше, — пробормотала я, вспоминая наставление, и поспешила вернуться на исходную, пока Вольный не заметил, что я отошла.

Отвернулась и уставилась на грязную стену, желая, чтобы мучения васоверга быстрее закончились. Я не жалела его, скорее — себя. Мне приходилось слышать его тяжелое дыхание, шепот, шуршание одежды. Мое сердце колотилось, а руки дрожали, будто я причастна к убийству. С горечью усмехнулась, понимая, что так оно и есть. Я не свидетельница, а соучастница.

— Пойдем, — вытирая кинжал, позвал Кейел. — Мне удалось узнать, где найти ушастую воровку.

— Ее мы тоже убьем? — прохрипела я.

Кейел прекратил вычищать оружие, нахмурился. От его пристального взгляда дыхание сбилось. Он быстро приблизился ко мне, остановился напротив и, надавив окровавленными пальцами на подбородок, заставил посмотреть в глаза. А затем вынес приговор. Заклеймил:

— Мы? — вскинул брови, усмехнулся. — Ты. Ты убила его, Асфи. Своим отказом, ты вынесла ему смертный приговор. Он был хорошим информатором и довольно неплохим парнем даже для васоверга. Я никогда не убил бы его, но ты решила за всех нас.

Глава 15. Расплата за интерес

Из города мы ушли сразу же, но до самой ночи мыслями я оставалась в том вонючем переулке. Вновь и вновь примеряла на себя образ палача и все больше убеждалась, что тошнило меня уже от самой себя. Не от Асфирель, которая стремилась привыкнуть к Фадрагосу, приспособиться и принять его таким, какой он есть. От Ани — воспитанной в совершенно других условиях, по иным правилам. Здесь девушка с Земли проявляла слабость брезгливостью, мечтательностью и верой, что даже под коркой равнодушия и тьмы скрывается прекрасный принц. Но все не так. Сказки остались дома, но я усердно тащила их грузом за собой.

До поздней ночи мы углублялись как можно дальше в лес. Я не спрашивала у Кейела, мне вообще не хотелось говорить, но он сам обмолвился, что не желает убивать тех, кто бросится по нашему следу. Отныне в Васгор для нас путь закрыт на долгое время, потому что обитающие там не побоятся выступить даже против Вольного. Им плевать на многих духов и на угрозу для всего Фадрагоса. Поесть я так и не смогла, поэтому сразу отвернулась от костра и свернулась калачиком. Засыпала под одинокое уханье филина.

А сейчас оглядывалась и пыталась рассмотреть лица толпящихся вокруг существ, но не могла: ближние скрывались за пестрой раскраской, а дальние просто расплывались из-за пелены застывших в глазах слез. Я знала, чего от меня ждут, но медлила, осознавая, что если выполню их пожелание — случится что-то невообразимо страшное, неотвратимое. Оно раздавит меня, лишит бесценного, оставит дыру, которую уже ничто и никогда не залатает. Не заполнит. Не заменит. Сердце ныло, сжималось словно до крохотной горошины, покрывалось болезненными трещинами, которые расходились при каждом вдохе и сходились при выдохе. Тяжелыми ударами под грудью горечь неизбежной утраты разбивала меня. Я — убийца.

По коже скользнул холодный ветерок, ущипнул морозом, заставил съежиться и опустить голову. Волосы совсем немного скрывали наготу, но я не стеснялась. Смущение вытеснила печаль, отчаяние и неуверенность. Ступни давно окоченели до ломоты костей. Теперь от ледяного пола, на котором я стояла, казалось, исходил не холод, а жар. Он подогревал мою решимость, но не он раскалил ее…

Вольный…

Его я узнала сразу. Он стоял недалеко от алтаря и смотрел на меня с ненавистью, с отвращением. Убийца.

Шаги дались с трудом, как и дыхание, будто я шла в воде. Но я справилась. Резные узоры на ледяной глыбе блестели серебром, два маленьких дракона — красный и синий — застыли в ожидании над нашими головами.

— Почему тебе стыдно, Аня? — спросил с насмешкой Кейел. Я уловила в его голосе нотки раздражения и надежды.

«Хватит плакать, Асфи! — первое, что я услышала, пробуждаясь. — Всю ночь ревешь, бормочешь о том, что ты не Асфирель. Тебя можно отправить в замок Плачущих дев. Уверен, что ты в первую же ночь их всех распугаешь. Никакой Вольный там не справится лучше.» …

В эту ночь Кейел решил, что я замерзла, поэтому перебрался ко мне и обнял. Я же, по его словам, вцепилась в него мертвой хваткой и уже не отпустила до самой зари. А потом он просто не вынес моей очередной ночной истерики и растолкал меня. Зато в раннем пробуждении я отыскала свое преимущество.

Уже к обеду мы добрались до большого торгового города, где Кейел выбрал таверну попроще. Но и она оказалась гораздо лучше той, что впечатлила меня в Васгоре. Мы перекусили вполне сносной едой и просто молча пили травяной чай, когда к Вольному со спины подошла симпатичная темноволосая девушка. Осторожно прикоснулась к его плечу, он обернулся, их взгляды пересеклись — она улыбнулась и с затаенным восторгом произнесла:

— Не думала, что встретимся снова.

Он как воды в рот набрал, а в глазах его разгорался огонь. Я склонила голову к плечу и даже почти не удивилась, вспоминая очередную ложь: «Мне приходится переплачивать за многие услуги, которые остальным часто достаются бесплатно. Впервые понадеялся, что смогу ощутить каково это». Впервые? Синеглазая пожирала его взглядом, кусала губы, будто никак не могла подобрать слов, в итоге улыбнулась шире и приоткрыла ротик, но Кейел ее опередил:

— Вечером у меня дела, а утром я уйду.

— Возьми меня с собой, — мгновенно отозвалась девушка и судорожно выдохнула, когда он покачал головой.

— Мы с тобой неоднократно обсуждали: либо ты живешь своей жизнью, либо осядь в городе.

— И ждать? — очерченные губы дрогнули, а тонкие брови сошлись на переносице. — Когда они отпустят тебя? Сколько периодов мне ждать?

Девушка отдернула от него руку, будто ошпарилась, резко развернулась и собралась уйти. Но когда Кейел прикоснулся к ее спине, она остановилась, замерла.

— Побудь со мной до вечера. У нас есть дела, прогуляемся по городу, а потом…

Она долго молчала, а затем тихо произнесла:

— В последний раз.

Я едва заметно усмехнулась, вспоминая разговор о Роми: «Не влюблен, иначе не отпустил бы к Холмам грез. Сам пошел бы, но ее не отпустил». Осмотрела возлюбленную Кейела: высокая, фигуристая, в походной одежде, и шнурок на шее есть, но знак спрятан под курткой. Ей было далеко до наших моделей или танцовщиц, но она привлекала внимание. Многие в зале украдкой поглядывали на нее. Разбуженную ревность или зависть я задушила на корню, лишь отголоски иногда напоминали мне о ночи с Кейелом в таверне. Тогда я всего лишь подвернулась ему, уставшему и раненому лжецу, под руку, но дальше поцелуев у нас не зашло. Видимо, я совсем не в его вкусе.

Он словно забыл о моем существовании, а девушка лишь однажды окинула меня изучающим взглядом и больше не проявляла интереса. Кейел не звал меня с собой в город, но я по его реплике поняла, что «у нас дела в городе» подразумевало и мое наличие рядом с ним. Так и плелась за их спинами, разглядывала вымощенные улочки, обшарпанные стены домов и жителей. Торговый город Заводь Ал’лирта — вся суть была в «торговом». Почти каждый дом — это торговая лавка, мастерская и прочее. Над каждой дверью висели знаки деятельности, гильдейские знаки и название самих гильдий. Кто-то предлагал товар прямо на улице. Лично мне мальчишка эльф убедительно втюхивал свежие грибы.

Кейел остановился, удерживая за руку девушку, и впервые после встречи с ней посмотрел на меня. За ним я увидела пройдоху аспида на деревянной двери — моего аспида. Отчего-то именно сейчас радость практически обескуражила перед встречей с незнакомым мне человеком, а может, эльфом или еще кем… Неважно. Я верила, что согильдиец увидит мой знак и примет меня как свою. Что это? Чувство полного одиночества?

— У нас с собой только то, что я забрал с трупа, а до моего склада…

— Я поняла, — перебила я его.

— Этирс, — решила представиться спутница. — Можно просто, Эт.

— Асфирель, — бросила я и сразу же направилась к крыльцу, но не сдержалась и, не оборачиваясь, проговорила: — Моего имени тебе будет недостаточно, чтобы пользоваться услугами моей гильдии бесплатно.

В забитом и захламленном помещении пахло так знакомо, что я даже улыбнулась. Такой же аромат источали травы в гильдейской мастерской. За стойкой стоял мужчина, что еще сильнее обрадовало — человек. Темные волосы прятала белая косынка, из-за густой бороды казалось, что его голова буквально вросла в тело без шеи, широкие плечи явно поддерживались в форме ежедневной нагрузкой. Он хмурился до той поры, пока я не вытянула шнурок со знаком. Глубокая морщинка на переносице разгладилась, но настороженность не прошла.

— А они?

— Вольный и… — пожала плечами.

— Охотница, — Этирс улыбнулась, вытащила знак — клыкастая пасть скалилась на кругу. — Гильдия…

— Я тебя не спрашивал, — пробасил негостеприимный торговец. — Верховный знает, что с Вольным шатаешься?

Я вцепилась напряженными руками в шлейку сумки и кивнула ему. Он внимательно осмотрел меня, затем Кейела у меня за спиной, вздохнул тяжело и произнес:

— Говори, что понадобилось.

— Не знаю, меня Вольный сюда привел.

Вскоре он потерял ко мне интерес, полностью переключившись на Кейела. Они долго перебирали зелья, обсуждали окрестные новости. Этирс оперлась на подоконник и ждала, я тоже ждала, облокотившись на стойку. Когда Кейел набрал полезных зелий целую сумку и все практически бесплатно — под запись на мое имя, которую передадут верховному, — Батир хлопнул в ладоши и звучно произнес:

— А теперь оба за дверь! Асфи скоро выйдет, надолго не задержу.

Кейел медлил, с опаской поглядывая на меня, но алхимик проявил настойчивость:

— Давай, давай отсюда.

Когда дверь закрылась я с интересом уставилась на громкоголосого дядьку. Не знаю из-за гильдии или просто так сошлось, но он понравился мне, и я доверяла ему.

— Тебя обижают? — оперся он на стойку.

Я даже всерьез призадумалась, на что могу пожаловаться, но быстро поникла и покачала головой.

— Вместе с записью твоего долга верховному что-нибудь передать?

— Да! — мигом спохватилась я. — Пусть скажет Елрех, чтобы она не волновалась. Что со мной все хорошо, и я здорова. Пусть ждет меня.

— О как! Близко знакома с беловолосой?

— Вы ее тоже знаете? — удивилась я, вспоминая, что в составе гильдии свыше четырех сотен существ.

— А кто ж ее не знает? Хорошо, — кивнул он и сразу спросил: — Отдельно что-то нужно? Не Вольному… духи с ним! Тебе что-нибудь нужно?

— Я даже и… А что полезного предложите?

— Это ты что ль из другого мира к нам пришла? — вскинул он кустистые брови.

— Не пришла, — скривилась я, — меня сюда против воли затащило.

— Я дам тебе редкое зелье, но Вольному не показывай. Никому не показывай. Оно смертельные раны излечит, если зацепит, — он снял с крючка на стене связку ключей и грузно потопал в угол лавки. — И амулет одолжу, но ты верни… как без надобности станет. Он об опасности сообщит. Не всей, конечно, но хоть что.

— А помогаете почему? — удивилась я и прошла следом за ним в темный проем, что скрывался за плотной занавесью.

— Как это? — он даже опешил от моего вопроса: остановился и развернулся ко мне, глянул сверху вниз. — Ты брось такими глупостями интересоваться. Аспид ты иль кто? — склонился ко мне, и я ощутила себя так, словно с медведем говорю. — Мы пройдохи для чужаков, а между собой — забудь о яде.

Он улыбнулся так тепло, что невольно напомнил мне папу. Он не был таким высоким, и глаза у него светлее, чем у Батира, и в плечах уже, но он тоже умел улыбаться так, что становилось теплее.

— Спасибо! — получилось громче и звонче, чем планировалось, но, услышав тихий смех алхимика, я порадовалась, что так вышло.

Плестись обратно к таверне позади обнимающейся и смеющейся парочки было уже не так тоскливо. Вот только Кейел вернулся лишь для того, чтобы забросить сумку в мою комнату и оставить меня охранять вещи. Если в Обители воры редко встречались, то тут могли и комнату среди бела дня обчистить. Услышав от Вольного предупреждение, что вечер, а может и вся ночь, выйдет сложным, я решила хорошенько выспаться.

Теперь мне снился другой сон, а может, я видела его часто, но не могла запомнить. Липкая кровь была на моих руках, а мама в слезах убегала от меня, пыталась спрятаться в квартире и обвиняла, что я убила Егора. Мне хотелось увидеть его. Разве я могла навредить брату? А еще, она называла меня Асфирель, отчего я приходила в ярость и постоянно кричала, будто других слов не знала: «Я Аня!». А потом проснулась и прислушалась. Тихие стоны за тонкой стеной стали для меня омерзительнее ужасного сна. Вряд ли в комнату Вольного кто-то вломился…

Я уселась на узкой кровати, налегла спиной на стену и подтянула к себе ноги, обняла их. Когда-нибудь мне удастся забыть обо всем, но я отчетливо понимала, что не хочу стирать из памяти беловолосую фангру. Может, совсем скоро я не захочу позабыть грузного Батира и своего верховного, с кем постоянно избегала близкого знакомства. Наверное, зря. Гильдия — фактически семья в этом мире. Но я точно хотела забыть Кейела. Жаль… Сердце времени не сотрет мне воспоминания. Я буду помнить весь Фадрагос — со всеми его кошмарами, со всей кровью, пролитой у меня на глазах. С тихими стонами той, кого я почему-то возненавидела сильнее Фадрагоса.

Кейел пришел ко мне на закате. Я открыла дверь и поняла, что хочу сделать ему больно: что угодно лишь бы он не выглядел таким довольным и в то же время уставшим.

— Жду тебя у выхода, — сказал он и ушел.

— А сумка? — выглянула за ним следом в коридор.

— А-а… да, — улыбнулся он виновато, заскочил мимо меня в комнату и через пару секунд выскочил.

Я едва не рыкнула, но лишь скрежетнула зубами и сжала кулаки, стараясь успокоиться. А затем поспешила забрать свои вещи. Сегодня нам предстояла охота на воровку с чутким слухом и бесшумной поступью. Я волновалась по многим причинам. Наверняка, раздражение к счастливому Кейелу и его пассии тоже подкреплялось охотой.

Когда я вышла, Этирс уже не было. Кейел сидел на широком крыльце, сцепив руки в замок, и рассматривал прохожих. Я остановилась возле, зацепилась пальцами за ремень и спросила то, что меня интересовало весь день, как только я пришла в себя после убийства:

— Если воровка ограбила верховного разбойников, то почему все еще жива?

Он глянул на меня, а затем поднялся и направился по людной улице, вынуждая следовать за ним. Мы свернули за угол дома, куда ночной свет фактически не проникал. Духи тускло засияли у самой земли и двинулись перед нами.

— Поэтому я и не хотел убивать Фаррда, — произнес Кейел. — Его исполнители способны отыскать любого и отслеживать бесконечно долго, оставаясь в тени. Но теперь, когда его не стало, об их услугах можно забыть.

— Если они сумели отследить воровку, то…

— Нас тоже найдут, — спокойным тоном перебил он. — Но мы сделаем все, чтобы к тому времени наш Вольный-шан’ниэрд был рядом.

Я сбилась с шага, чуть отстала, но быстро догнала его.

— Ты подлый, — обвинила я.

— Ты тоже, потому что будешь молчать.

Вскоре показался простор с ямами, крупными камнями и без единой растительности. Город не оканчивался им, и даже не обрывом, к которому мы пришли — темнеющая стена виднелась гораздо дальше. В низине перед нами раскинулись руины. Лунный свет беспрепятственно падал с ясного неба, стелился по рыхлой поверхности. Ночная тьма скрывалась в трещинах, пересекающих развороченную землю, заполняла углы под разрушенными стенами домов, причудливо вырисовывалась от изогнутых опор.

— К лестнице или тут спустимся? — с насмешкой полюбопытствовал Кейел. Духи рассеялись у нас под ногами.

— Что тут произошло? — нахмурившись, спросила я. — Землетрясение?

— О нет, — блеснул он улыбкой и направился вдоль обрыва к такой же разбитой каменной лестнице, негромко продолжая: — Говорят, что надо совсем отчаяться и жить лишь ненавистью, чтобы она услышала призыв к себе. От нее нельзя укрыться за стенами, от нее не спасают драконы и древние духи, — он замедлил шаг, приобнял меня за плечи и прижал к себе. Теперь я ощущала его шепот теплом на виске, доносимым легким ветром. — Она снисходит к молящему и убивает виновника всех его горестей. Она добра и милосердна, — тихо рассмеялся.

Я постаралась отстраниться от горячего тела, но замерла, когда Вольный остановился и склонился к моему лицу. Теперь я видела холодный блеск в его глазах.

— Но, если молящий ошибся в своей ненависти, и повелительница разрушений забрала невиновного, она получает чистую душу — всю неоправданную ненависть и силу равную ей. Гнев ее не оставляет целым ничего вокруг, а сердце радует лишь мучительная смерть. Она убивает всех, кому не повезло оказаться рядом: женщин, стариков, детей… Она успокаивается только тогда, когда вокруг умирает даже земля. Анья не прощает ложь.

— Анья? — шепотом уточнила я.

Теперь его улыбка стала шире, а я вспоминала дни знакомства с Елрех, как я с усердием ударяла себя в грудь и называла земное имя. «Не Анья» — повторяла она, но я слышала непонятное мне «гис Анья». Он не позволил мне опомниться, потащил дальше к лестнице и уже серьезнее проговорил:

— Она приходит редко. Но если такое случается, то жители подолгу чтят память о погибших. Никто не селится на руинах, никто не трогает их. Однако…

— А трупы? — удивилась я. — Они так и валяются там, под камнями?

— Не совсем, — пожал он плечами. — Я же сказал: мучительная смерть — нельзя собрать или откапать то, что остается после них. Если тебя сейчас стошнит, ты предупреди. Я с тобой, конечно, скоро привыкну, но все же.

Вместо ответа я покачала головой. Он подставил мне ладонь, чтобы помочь спуститься по лестнице, и я с радостью ухватилась за нее. Теперь трещины в земле казались мне зловещими, заполненными живой тьмой, а торчащие в лунном свете обломки стали напоминать фигуры людей. Будто призраки стояли на месте своих домов и безмолвно следили за нами.

— Есть, правда, те, кто пользуется подобными местами, — тихо сказал Кейел.

— Воровка, — догадалась я.

— Ее прозвали Стрекозой.

— Почему?

Мы крались через руины дальше к городской стене. Теперь Кейел вел нас в тени, а говорил едва различимым шепотом:

— Она грабит успешных и богатых разбойников. А бывает мелких воров, если они раздобыли что-то стоящее, и ей стало об этом известно.

— Значит, Стрекоза не совсем плохая? Что она делает с добычей? — растерялась я, представляя себе Робин Гуда вместо эльфийки.

— Сбывает. Что еще можно с ней делать? Не совсем плохая ли? — он призадумался, но ненадолго. — На ее счету жизнь целой деревни. Выжили только двое детей: брат с сестрой, которые вдали пасли скот и смогли позже описать, чему стали свидетелями.

— Она ведь воровка, а не убийца.

— А я всего лишь Вольный, но иногда возникают...

— Не оправдывайся, — скривилась я.

— Ладно, не буду. Она ограбила сатиров, а чтобы задержать их и сбежать с добычей, привела к деревне.

Он остановился, и я присмотрелась к развалинам впереди. Почти целая стена навалилась на высокий фундамент и внизу освещалась желтым сиянием. Я молчала и старалась ступать бесшумно, а еще пыталась успокоиться, что призраков сама себе надумала. Вот только ощущение, будто тени плясали иногда за стенами усиливалось. Кейел периодически резко поворачивал голову и смотрел в том же направлении, где мне чудилось движение, чем пугал меня сильнее. А если призраки умерших не выдумка в Фадрагосе, чем они нам угрожают? Последняя тень мелькнула совсем рядом за обрушенной колонной, и даже глухой шорох разнесся в тишине. Мы с Вольным застыли в паре метров от углубления под освещенной стеной. Топот ног раздался из-под земли, а затем шарканье у меня за спиной. Я не выдержала, обернулась, оголив кинжал. Обломки высились над нами, отражая свет луны. Так тени казались мне чернее обычного, но вскоре я привыкла и стала различать силуэты мусора и осколков камней. Однако была не готова увидеть блеск глаз в полуметре от земли. Мой судорожный выдох показался слишком громким. Я сжала крепче рукоять, отступила и натолкнулась на спину Кейела.

Неизвестный оттолкнулся рукой от земли, плавно скользнул в сторону, выпрямился во весь рост. Я поняла, что ненавижу шан’ниэрдов за их слишком яркие глаза. Нас окружали, а мы скинули сумки и лишь теснились спиной друг к другу. Ножны Кейела мешали мне ощутить его тело, не позволяли в полной мере разбить в себе страх.

— Твои духи мстительны, Вольный? — с насмешкой поинтересовался высокий фангр.

— Как будто он ответит правду, — пропел женский голосок.

Она стояла на обломках. Свет очерчивал тонкую фигуру, блестел на длинных светлых волосах, падал на красивое лицо. Стрекоза ловко соскользнула вниз. Мелкие камни покатились следом, один ударил меня по сапогу. Девушка недалеко от нас проговорила, обращаясь к эльфийке:

— Земля мертва. Духи точно не помогут ему, а может, даже не узнают, где он погиб.

— Смотря какие духи…

Они приближались с разных сторон — медленно, осторожно. Я чувствовала, как Кейел двигался с каждым их шагом, словно постоянно перестраивался под возможный удар. Вот только я знать не знала, что делать, когда увидела мерцающий фиолетовый флакон в руках у эльфийки. Она подбросила его, словила, одним движением откупорила и бросила в нас. Я пискнула и просто ушла в бок, стараясь уклониться. Предупредить Кейела не успевала, но он шагнул в сторону одновременно со мной. Флакон пролетел между нами, столкнулся с землей чуть дальше. Вольный бросился ко мне, снес меня.

Я пыталась вдохнуть, но под тяжелым телом получалось только кряхтеть. Сиреневое облачко рассеивалось в воздухе. Секунду спустя Кейел уже сидел рядом и вглядывался в темноту. Я приподнялась на локтях, столкнулась с отражением в холодном лезвии его меча. Перевела взгляд к самому острию, увидела движение и дернулась, порываясь вскочить. Кейел моментально обернулся, толкнул меня в плечо, а сам отскочил. Я вновь упала на землю. Арбалетный болт со свистом пролетел перед моим носом.

— Девчонку живой! — рявкнула Стрекоза, выступая из-за стены.

Кейел стоял в метре от меня и смотрел мне за спину. К нему бесшумно подкрадывался эльф, и если бы я не заметила его сейчас, никогда бы не догадалась, что он вовсе был тут.

— Сзади! — крикнула я.

Кейел шагнул вправо, чуть склонился и обернулся, выставив острие меча. Клинок зацепил железную застежку на куртке, зазвенел и с громким скрежетом прошел насквозь. Эльф замахнулся ножом на Вольного, но был перехвачен за запястье. Нож выпал из ослабевшей руки, вор словно попытался обнять убийцу, но Кейел оттолкнул его, вытаскивая меч.

Я услышала, как кто-то бежит ко мне, перевернулась на живот и быстро поднялась. Парень с арбалетом целился в Вольного, девушка спешила ко мне, я заслонила Кейела от стрелка и сделала единственное, что посчитала выигрышным вариантом.

Лезвие неприятно надавило на шею, обожгло холодом кожу. Руки задрожали и мгновенно потяжелели.

— Еще шаг — и я убью себя, — громко, отчетливо произнесла я.

— Ты что делаешь? — опешил Кейел.

А что не так? Стрекоза потребовала меня живой, значит, я ей зачем-то нужна. Вот только озвучивать вывод вслух не стала. Они ведь могут начать блефовать.

— Ты ненормальная! — прошипел он.

Я даже захотела обернуться к нему, но меня отвлекла Стрекоза.

— Духи с ней, — пожала она плечами, спрятала кинжал и даже расслабилась заметно. — Если сейчас себя убить готова, то пытка ее не разговорит. Промучаемся только. Ее убить, а Вольного взять живым.

Руки опустились сами собой. Моя ценность жила недолго, и я умру сразу следом. Меня ухватили за плечо, больно впиваясь пальцами, потянули назад. Мир лишь на миг закружился перед глазами, ноги почти запутались, но я была удержана и крепко прижата к напряженному телу. Свист болта оборвался глухим стуком и сдержанным стоном Кейела. Вольный криво улыбнулся мне, пошатнулся и оттолкнул дальше. Он побежал к стрелку так лихо, словно не был ранен. Парень оставил попытку взвести новый болт, отбросил арбалет, но до меча дотянуться не успел. Кейел размахнулся и полоснул, целясь в шею, но жертва попыталась уклониться, ушла вниз, и удар пришелся по лицу.

Я зажмурилась, съежилась, но услышала тихую поступь и обернулась, с силой ударяя кинжалом. В последнюю секунду надежда еще жила, что лезвие пронзит лишь воздух. Но я попала в живот фангру. Он нахмурился, осматривая рану и мои руки. Я разжала их и стала отступать. Растерялась. Поэтому даже не испугалась, когда ко мне прикоснулись со спины, когда приставили что-то острое к горлу, легко поддалась, позволяя развернуть себя. Кейел подбирался к пятившейся Стрекозе.

— Вольный, я убью ее! — закричал шан’ниэрд у меня над ухом.

Кейел посмотрел в нашу сторону и остановился. Опустил меч, а потом и вовсе вытянул руку и позволил ему со звоном упасть.

Всего через пару минут нас заводили по осыпавшимся ступенямвниз. В довольно широком подвале горели факелы. Четверка крепких клеток стояла у стен, между ними вмещались сундуки с громоздкими замками. Шкуры были раскинуты вокруг тлеющего костра. Легкий сквозняк уносил дым через небольшую дыру в другом углу потолка, но дышать в помещении все равно было трудно. В клетке у двери ворчало существо: хвост с маленькой булавой ударял прутья, огромные уши были обгрызены, кровоточили, сквозь жесткую рыжую шерсть виднелась розовая кожа. Больше всего зеленоглазая тварь напоминала пуму, но несуразная лопоухость и хвост убавляли схожесть. В другой клетке, высокой и будто из стекла, приоткрыл алый глаз коршун. Он нахохлился и под перьями на мгновение выступили красные, тонкие, словно ниточки, иголки. Оперение улеглось, глаза закрылись — коршун вновь превратился в обычного.

— Чего встала? — толкнул меня рогатый в сторону дальней клетки.

У Кейела отобрали оружие, обшарили его карманы и затолкали в соседнюю клетку. Болт так и торчал у него из плеча, кровь успела пропитать куртку, но Вольный лишь выглядел бледно и даже почти не шатался. Только после того, как его закрыли, занялись мной.

— Надо прибраться, — произнесла хмурая Стрекоза.

Троица оставила нас, отправившись наверх. Я сразу же прижалась к прутьям и посмотрела на Кейела. Он пригибался, не помещаясь во весь рост, посмотрел на меня и спросил:

— Ты как?

Я вцепилась в прутья, ощутила их металлический запах и, показалось, что он проник даже сладковатым привкусом на язык. Мне было страшно, но я кивнула Вольному и произнесла:

— Прости. Я не хотела попасться так глупо, но я… — скривилась и втянула голову в плечи.

— Ты молодец. Я не ожидал, что ты поведешь себя так храбро.

Он неспешно приближался, его голос звучал мягко, нежно — успокаивал.

— Мы выберемся? Ты же Вольный… Неужели они посмеют против духов выступить, а я важна для тебя, и мы… Они нас не отпустят живыми, да? — мое бормотание тихо скатывалось до шепота, а пальцы белели, но я не чувствовала силу, с которой сжимала металл.

Кейел слабо улыбнулся мне. Его волосы тонкими прядками липли ко лбу, гладковыбритым щекам. Капельки пота блестели на чуть грязном лице.

— Наши судьбы меняются каждую секунду, Асфи. Только предначертанное Фадрагосу сложно изменить, но не наши жизни, — он прижался лбом к железу, тонкие полосы тенью упали на его глаза.

Он вытянул ко мне руку, и я потянулась навстречу. Наши пальцы переплелись, ладони сжались. В его глазах, скрытых в тени, казалось, жила уверенность, танцующий огонь в них вселял надежду, но я чувствовала дрожь в сильной руке.

— Ты устал? — тихо спросила я.

— Я боюсь, — шепотом признался он. — Духи исчезли еще у обрыва, и я будто оглох и ослеп одновременно, но ты молодец.

— Они общаются с вами?

— Нет, — улыбнулся он. — Они понимают слова, но сами не говорят. Они ведут нас Асфи, подталкивают, подсказывают.

— Интуиция?

— Наверное. Я не помню чувств в чистом виде. А ты? Почему во сне ты называешь себя Аньей? — он повел плечом и скривился, но руку так и не отпустил.

— Аня, — поправила я, — это мое настоящее имя.

Я замолчала, он тоже молчал, будто ждал моих откровений, лишь бы заполнить тишину. Воров все еще не было слышно, существо продолжало ударять хвостом по клетке, а я не знала к чему готовиться. Сколько раз я ждала смерть в Фадрагосе? Можно ли привыкнуть к этому чувству? К страху — да, но к мысли, что мир продолжит существование без тебя — нет.

— Иногда мне кажется, — тихо заговорила я, впервые раскрывая то, в чем даже себе с трудом признавалась, — что я забываю их голоса. Мне все труднее вспомнить лица родителей. Если бы не кошмары… В них я вижу четко отдельные черты лица, а затем стараюсь вспоминать их как можно чаще наяву. Я запросто представляю предметы, которые были на Земле, но не встречаются в вашем мире, но с родными… Я не хочу умирать, Кейел.

— Мудрецы не подсказали тебе способ, как вернуться в твой мир?

— Нет, — опомнилась я, что до последнего нельзя раскрываться ему. Вдруг он сам убьет меня, как возможную опасность для его мира. — Может, ты знаешь варианты?

— Извини, Асфи.

Он покачал головой и крепче сжал мою руку, будто пытался приободрить. Я опустила голову и зажмурилась. Лицо Жени теперь вспоминалось лишь по родинке над губой. И при воспоминании о нем даже отголоска тоски не возникало.

Я потерялась во времени, не заметила, когда Кейел отпустил меня, когда уселась в углу и уставилась на спящего коршуна напротив. Вольный внимательно рассматривал сундуки и клетки, разбросанное оружие вдали от нас, наши сумки, скинутые у входа. Я хмурилась, прослеживая его взгляды, но задавать вопросы не спешила. Не хотелось отвлекать его, если у него вдруг возникли идеи, как выбраться отсюда.

— Асфи! — он так резко обернулся ко мне, что я подпрыгнула на месте. — Помоги мне. Вытащи болт.

Стоит ли уточнять — как? Я даже по телевизору никогда не видела, как это делали. Стрелы обламывали, а наконечник, кажется, проталкивали вперед. А тут что?

— Не обращай ни на что внимание. Постарайся не расшатывать, просто выдерни. Куртка крепкая, он не прошел глубоко. Только быстрее! — прошипел, когда послышались голоса снаружи.

Я вытянула руки, ухватилась за торчащий конец болта, но пальцы лишь скользили по нему. Кейел шумно втягивал воздух сквозь стиснутые зубы, но терпел. Когда песок посыпался по лестнице, я плюнула на условия и потянула болт, наклоняя из в сторону. Руки Вольного до бела стиснули прутья, но он даже не простонал, только голову опустил. Когда я справилась, он дернулся, в мгновение обернулся отобрал у меня болт и присел, глядя на выход. Я смотрела на его спину, но видела лишь оборванную куртку, кровь напитала рубашку и закапала на песок.

Троица спустилась к нам. Стрекоза скривилась, отталкивая шан’ниэрда в сторону, и остановилась только в полуметре от клетки с Вольным. Она сжала кулак, демонстрируя надетый металлический коготь на указательном пальце.

— Сначала я спущу кровь твоему алхимику, раз она так дорога тебе, что ты ее собой закрываешь. Как быстро ты сообщишь нам, где хранишь свои вещи? Куда прячешь бесценное, Вольный?

— Что именно ты хочешь? — спокойно поинтересовался Кейел, продолжая сидеть на полу.

Шан’ниэрд прислонился к стене у входа и тряхнул головой. Темные волосы рассыпались, скрывая совсем небольшие, тонкие рога. Светловолосая девушка уселась на сундук возле коршуна, играя с ножом в руке.

— Ты искал сокровищницу Энраилл, — улыбнулась эльфийка, подходя ближе.

— С чего ты взяла? — теперь я услышала удивление в его голосе. Если бы не знала правду, точно бы поверила.

Длинные уши дернулись, она бросилась к клетке, вцепилась в прутья и с яростным взглядом зашипела на него:

— Фаррд сообщил мне, чем ты интересовался у него за все время вашего знакомства.

— Так этот идиот решил устроить мне ловушку? Тебе продался? — тихо поинтересовался Кейел, медленно поднимаясь, но не позволил ей ответить: — Ты права, я ищу Энраилл.

Он двигался к ней осторожно, пряча в руке болт и растягивал слова, напоминая змею. Говорил с ней, глядя в глаза:

— У меня есть часть карты и две подсказки, и даже один ключ, но тебе никогда не найти мой тайник. Ты опытная воровка, но я Вольный.

— Без своих духов и меча ты — ничтожество, — улыбнулась она.

Одно резкое движение, и она попыталась отпрянуть, но Кейел ухватил ее за волосы. Я перевела взгляд на бросившихся воров на подмогу, но они только словили падающую эльфийку. Вольный уже стоял у стены и сжимал в руке тонкое оружие.

Девушка упала на колени и расплакалась, обнимая мертвое тело предводительницы. Шан’ниэрд окинул наши клетки безумным взглядом и остановился на мне. Кейел кинулся в мою сторону, чем привлек внимание вора. Рогатый остановился, сжимая кинжал, но вновь зашагал ко мне. Звон ключей смешался со звоном в ушах. Я ощупала себя, осмотрелась, увидела протянутый болт и через пару секунд ухватилась за него.

— Не отступай от стены, — попросил Кейел, схватив меня за руку. — Слушай меня и ничего не бойся.

— Он убьет меня, — мой голос дрожал.

— Или ты его.

Кейел хмурился, глядя на меня. В голове звучал голос Елрех: все ее предупреждения о поисках Энраилл, наставления о том, чтобы даже не проявить слабого интереса к сокровищнице.

— Подпусти его близко и меть в горло. Не отпускай его руку с кинжалом, а еще лучше отбери.

Я качала головой, толком не понимая, о чем он просит. Не представляла, как все это провернуть. Дверь протяжно скрипнула, и я отпрянула к стене. Все в панике сжалось лишь до высокого шан’ниэрда, которому, двигаясь ко мне, приходилось склоняться, и до раскрытой двери у него за спиной. Я прижалась к стене, ощутила дрожь и слабость в ногах, едва выдавила из себя:

— Пожалуйста.

Он усмехнулся, но не остановился.

— Пожалуйста, — всхлипнула я.

Шан’ниэрд взглянул на Кейела и протянул ко мне руку. Я замахнулась на него, целясь в горло, но была ловко перехвачена за запястье. Мир смазался — и я уже лежала. Закричала от резкой боли в животе, слышала голос Вольного. Не соображая, извернулась и вцепилась зубами в руку шан’ниэрда. Я с силой сжимала челюсти даже тогда, когда он перестал удерживать мою руку и пытался оттолкнуть от себя. Ему удалось отшвырнуть меня, но я даже не поняла, что вылетела в открытые двери. Упала, заметила кинжал Кейела прямо перед лицом, девчонку, позабывшую о горе и оборачивающуюся ко мне. Я испугалась, что она убьет меня, поэтому бросилась первая, выставив схваченный кинжал перед собой. Осознание будто отдалилось дальше. Совсем скоро я сидела на коленях и смотрела на расплывающуюся девушку перед собой.

«Ключи» — кричал Кейел.

Казалось, что я вечность снимала с ремня убитой связку, с трудом поднималась и брела к Вольному. Еще дольше пыталась подобрать нужный ключ, слышала, как он требовал, чтобы я отдала их ему. Они выпали из рук, как только за плечо ухватились. Я обернулась и выставила ладонь перед собой, защищаясь от кинжала. Боль в руке ощущалась слабо, но вид прошедшей насквозь стали ошеломил. Мне было очень холодно и тяжело. Я опустилась на колени, повторяя единственное, что, казалось, сможет спасти мне жизнь: «Пожалуйста». Он снова занес руку для удара, но тень за его спиной оказалась проворнее. Я не слышала хруст в шее, лишь увидела, как его тело падает, как Кейел переступает через него и склоняется ко мне. В глазах темнело, а если я не сопротивлялась подступающему сну, ноющая боль отступала. Во сне боль всегда отпускает.

— Аня, — гладила меня мама по волосам, — я люблю тебя, доченька. Я всегда буду поддерживать тебя, но сейчас ты должна признаться, что поступила некрасиво.

— Она сделала больно Соне, — слова давались с трудом. — Голову ей оторвала!

— Пришьем. Нельзя драться из-за куклы — это такая мелочь, — улыбнулась она, чуть склонив голову к плечу. Темные волосы упали на румяную щеку. — Попроси прощение у Тани, она ведь извинилась.

«Асфи, открой глаза» — мелькнуло вместе с белой болезненной вспышкой.

— Хочешь манную кашу или блины? — нежная рука коснулась щеки, и я прижалась к ней, потянулась за лаской.

— Аня, — укоризненно поправила я маму, даже не понимая, откуда взялось дурацкое, но знакомое «Асфи».

— Аня, не спи, пожалуйста! — вместе с болью разрезало сладкий сон.

Я застонала, стиснув зубы. Потолок нависал слишком низко, он невидимо давил на меня, не позволяя дышать. Когда вдох все же удавалось сделать, тошнота подступала от душного воздуха, пропитанного дымом и вонью от животных.

— Ты не умрешь, слышишь. Я в тебя столько зелий влил… — неизвестный удерживал мою голову. Его руки были липкими и жутко горячими. — Почти все, что у алхимика набрал. Ну же! Ты главное, не закрывай глаза. Рано еще, потерпи хотя бы пару минут.

Его лицо расплывалось. Я хотела спросить, кто он и где я, но сил хватало только на то, чтобы прикоснуться языком к зубам, глотнуть соленую слюну. Зубы словно были с напылением металла, и я перестала облизывать их, но металлический привкус никуда не исчез.

Пару минут показались мучением. Я хотела уйти из кошмара, забыть ужасный сон и вернуться в реальность — проснуться: вновь увидеть маму, услышать ее голос, дождаться вместе с ней папу с работы, — но парень говорил со мной, требовал потерпеть.

— Я… — с трудом прохрипела, но не осилила сказать до конца, что я должна проснуться и попросить прощение у Тани. Нехорошо драться с подругами из-за куклы. Это важно, иначе она больше не будет дружить со мной, тогда не с кем будет играть. — Я...

— Я знаю, уже много раз слышал, что ты Аня. Помолчи, Аня, не трать силы. Уже почти подействовало.

От резкой боли в животе я закричала, на краткий миг ослепла, и была прижата к горячей груди.

— Прости. Там совсем немного осталось, и сможешь отдохнуть, а потом мы уйдем отсюда.

В глазах опять темнело, а я согревалась. Снова мелькала близкая реальность, от которой отделял меня лишь этот парень. Кажется, его имя Кейел. Кто он?

— А знаешь, мне нравится. Аня — звучит приятно, ласково, — шептал он, отвлекая и не позволяя проснуться. Он прижался губами к моему виску и, наконец-то, отпустил меня: — Ну, все. Теперь можно, теперь отдыхай.

Глава 16. Жизнь взахлеб

Я, конечно, слышала, что есть люди-неудачники. Видела, как сокурсники читали книги о попаданцах в другие миры, а затем бурно обсуждали все невзгоды, выпавшие на голову несчастных. Сейчас я сидела на кровати, прижимала к груди легкое одеяло и жалела, что не прочла ни одной такой книги. Кто знает, может, нашелся бы хоть крохотный эпизод, при воспоминании о котором я махала бы рукой и говорила, что у меня еще не все плохо. Наверняка, могло быть хуже.

Главным и решающим критерием в моих размышлениях являлось отдаление человека от родного мира, выдергивание его из привычных рамок, поэтому я с удовольствием вспоминала фантастику с крушением космических кораблей. Теперь не только в теории, но и на собственном опыте я убедилась: когда ты находишься дома, в комфортной обстановке, то непроизвольно чувствуешь крепкую основу, уверенность в своих поступках, незримое единство с окружением. Дом — это больше, чем место. Сильнее, чем внутренняя сила. Зависимость.

Дверь открылась, я втянула голову в плечи и затаила дыхание. Кейел с порога поинтересовался:

— Очнулась… Как ты?

Я не сводила с него взгляда и молчала, наблюдая, как он приближается с подносом ко мне. У меня было так много планов на его счет, но пока еще я взвешивала все, что успела надумать. Он поставил мой завтрак на тумбу у кровати, потянулся к одеялу, а я напряглась.

— Почему смотришь затравленно?

— Что теперь будет? — прохрипела я и подвинулась, позволяя ему присесть рядом.

Он выглядел потрепанным и угрюмым. Темные круги под глазами и морщинка между бровей старили его. Мне хотелось прямо сейчас повиснуть на нем, прижаться к нему и просто помолчать какое-то время: пару минут, десять минут, полчаса. Да хоть несколько часов, чтобы просто ощутить жизнь рядом. Понять, что я жива.

— Ничего. Я нашел то, что мы искали, поэтому заберем Тоджа и вернемся в Обитель. Все, как и договаривались — ничего не изменилось, Асфи.

О произошедшем он говорил спокойно, уверенно, словно такое с ним случалось постоянно, в каждой его вылазке. Ничего удивительного, просто ему немного подпортили настроение и едва не лишили ценной вещицы — меня.

— Где мы сейчас?

— В придорожном трактире. Несколько дней пути от Заводи Ал’лирта, — он повернул поднос с тарелками, намекая, что мне пора поесть. Восстановить силы за все дни, что я с помощью зелий проспала, выздоравливая.

Я нахмурилась и продолжила узнавать все, что могло быть важным:

— Что с тем местом? Если найдут трупы, духи укажут на преступников, на нас? И если — да, то какое наказание нас ждет?

— Нет, — уверенно ответил он.

Вина не прошла — совсем нет, но дышать стало гораздо легче. Я порывисто бросилась к Кейелу, не обращая внимание на скользнувшее вниз одеяло — он раздевал меня, мыл, ухаживал, пока я была без сознания, а стесняться его я, кажется, разучилась. Обняла, крепко прижимаясь, и закрыла глаза. Несколько секунд он сидел неподвижно, но затем осторожно положил руки мне на поясницу, едва касаясь кожи, провел пальцами вдоль позвоночника вверх, обхватил затылок, путаясь в волосах, и продолжил говорить равнодушным тоном:

— Я перерыл там все, дождался, когда твои раны сойдутся, а потом, перед уходом, открыл клетки со зверьем и завалил проход, чтобы они не выбрались в город, как все сожрут внутри. Никто не будет тревожить духов ради воров, которые не справились со своей экзотичной добычей. Если их найдут, нас не заподозрят.

— А свидетели? Как ты увозил меня?

Я чуть приподнялась, уткнулась носом в его шею, с силой втянула воздух, ощущая слабый аромат земляники. Кейел все же не удержался, глубоко вздохнул, повернул голову и теперь заговорил тише — каждое слово сопровождалось касанием губ к моей щеке:

— Сначала вынес тебя в лес, где духи присматривали за тобой. Вернулся в город и выкупил у старой меховщицы с окраины кибитку. Нам нельзя оставаться в крупных городах надолго. Не сейчас.

— Как много ты забрал у них? — теперь я спрашивала, лишь бы было, что слушать.

Поцеловала в скулу, ощутила, как сжались его пальцы. Услышала, как сбилось дыхание.

— Меньше, чем хотелось бы.

— Но подсказки к сокровищнице нашлись? — прошептала уже в его губы и не дождалась ответа на совершенно лишний вопрос.

С самого утра, когда я закрывала глаза, вспоминала кровь, пробитую руку и падающего шан’ниэрда. Сейчас, когда прижималась к Кейелу, воспоминания стирались, оставались лишь чувства. Только то, что существовало в настоящем времени: прохлада помещения и жар от парня, глубокие поцелуи и с трудом поддающаяся сдержанность, тяжелое дыхание и напряженные движения. Обоюдное желание.

Он пересел, упираясь коленом в матрас, поспешно стащил с себя рубашку и склонился ко мне. Я потянулась навстречу, но он замер и, чуть нахмурившись, напомнил:

— Ничего серьезного. Ты сама говорила.

— Да, — согласилась я.

Обхватила его шею, но он удержал меня и внимательно посмотрел в глаза.

— Тебя давно тянет ко мне. Я вижу, как ты смотришь на меня. Асфи, ты не забыла о Роми и нашем уговоре?

Я неразборчиво кивнула, но ему будто было все равно — достаточно маленького упоминания, чтобы снять с себя вину передо мной за то, что случится дальше. Он, наконец-то, поцеловал меня. После того, как смерть прошла совсем рядом со мной, во мне вдруг очнулось ощутимое безразличие к оценке со стороны. Кем я стану для Кейела после? Как будут вести себя с Женей, когда доберусь домой? Эти вопросы больше не могли остановить меня. Полезно смотреть вперед, планировать задолго, но нельзя жить только будущим. Вопросы о прошлом волновали меньше. Кейел пытался меня убить, неоднократно вел себя по-скотски. Нормально ли целовать его сейчас и обнимать, позволяя бережно укладывать на спину? Да, ведь прежде всего этого хочу я. Мы нужны друг другу. Просто немного иначе… Как средство в достижении целей.

Он склонился ко мне, а я выгнулась, подставляя шею для поцелуев. В висках стучало, жар разливался по всему телу. Вольный не спешил, а я не торопила, наслаждаясь каждой секундой. Каждой приятной секундой, которую я могла упустить. Он огладил мою талию, запустил руку под поясницу, чуть потянул на себя и замер.

Стук в дверь повторился отчетливее, а затем до нас донесся знакомый голос:

— Есть кто-нибудь?

Я нахмурилась, глядя на Кейела, и покачала головой, но он все равно отпустил меня и уперся руками в матрас, собираясь встать. Я обхватила его лицо, остановив, и зашептала:

— Нет, пожалуйста, Кейел, просто помолчим, и она уйдет.

— Этирс не пришла бы без важной причины, — с нажимом произнес он и поднялся. Подобрал одеяло с пола и подкинул мне, надел рубашку, пригладил растрепанные волосы и отправился открывать ей.

Я накрылась и с силой сжала уголок одеяла. Теперь Этирс я точно ненавидела сильнее Фадрагоса. Сердце все еще колотилось, отдаваясь ударами в горле, дыхание с трудом удавалось держать ровным, а из-за разогретого томления внизу живота захотелось сжаться калачиком и тихо заскулить о несправедливости.

Как только он открыл ей, она сразу же повисла на его шее, затем отстранилась, осмотрела и с облегчением улыбнулась.

— Я думала, что не отыщу тебя. У нас проблемы.

— У нас? — нахмурился Вольный.

Стиснув зубы, я пыталась оторвать взгляд от его рук на ее талии. Теперь из-за гнева и раздражения горело в груди и щекотало в горле — так и хотелось выгнать охотницу и захлопнуть за ней дверь.

— Не знаю, что ты натворил в Васгоре, но тебя искали. И… — она, наконец-то, заметила меня и уже обращалась к нам обоим. — Вас искали исполнители Фаррда. Выглядят мирно, говорят, что вы забыли что-то у них.

— Человечность, — буркнула я.

— Сначала я хотела помочь им, но испугалась. Вовремя поняла, что все не так просто. Они узнали, что мы с тобой близки, — теперь она смотрела на того, с кем я планировала немного раскрасить свою унылую жизнь. Видимо, не судьба… Я упала на подушку и уставилась в потолок, продолжая слушать сбивчивую речь девушки. — Я не буду спрашивать, за что они мстят вам, но Кейел теперь я боюсь за себя. Мне нужно в Обитель к своему верховному. Исполнители Фаррда, вероятнее всего, будут охранять Священные кольца.

— Хочешь отправиться со мной? Мне еще нужно…

— Позволь мне пойти с тобой! Из-за тебя я в опасности, так помоги же мне.

— Из-за нее, — строго поправил Вольный.

Я приподнялась на локтях и глянула на него, вот только возмутиться не успела.

— Уже почти полдень. Ты всегда так долго спишь? — спросила Эт.

— Она была при смерти, но уже полностью здорова.

— Вообще-то спросили не у тебя, — не сдержалась и резко ответила я. — Если говоришь вместо меня, то и вину не приписывай мне!

Он вскинул брови, но уже через секунду улыбнулся и посмотрел на Эт. Аккуратно прикоснулся пальцами к ее щекам, словил растерянный взгляд и вкрадчиво, но довольно громко произнес:

— Злость — остаточное явление от алхимии. Чем я только ее не поил. Пусть позавтракает и спокойно соберется в путь, а у нас с тобой есть время, чтобы отдохнуть. Расскажешь мне подробнее, что произошло и как тебе удалось сбежать. Сильно испугалась?

Она кивнула ему и даже зажмурилась, явно вспоминая что-то малоприятное, но я все равно не прониклась. Он был прав: я выздоровела, выспалась, наполнилась бодростью и силой. И теперь буквально захлебывалась эмоциями и энергией.

Кейел обнял девушку, прижал ее голову к плечу и, глядя на меня, погладил темные волосы. Улыбнулся шире и, явно издеваясь надо мной, поцеловал девушку в макушку, а затем с заботой обратился ко мне, но в глазах его застыл смех:

— Отдыхай, Асфи. Если что-то понадобится, мы будем в соседней комнате. Стены тут очень тонкие, поэтому просто постучи.

Когда дверь за ними закрылась, я накрыла голову подушкой и попробовала грозно порычать, но только себя рассмешила. Кейела определенно нужно забыть!

Несмотря на всю нагрузку, жизнь школьников в основном беспечна и неспешна. А вот студентам бывает гораздо сложнее, особенно если ты хочешь быть независимым от родителей и подрабатываешь в свободное время. В Фадрагосе всему учили дома, в гильдиях, или желающие учились самостоятельно. Поэтому Кейел не мог предположить настолько быстрого развития событий.

Я откусила больше половины бутерброда, отхлебнула совсем немного кислого сока и, пережевывая, принялась натягивать штаны. Сколько времени займет откровение Этирс? Когда Кейел перейдет на шепот, якобы успокаивая ее? Когда его прикосновения отклонятся от понятия дружеской поддержки? За второй заход я добила бутерброд, надела рубашку. Каша была съедена по дороге в коморку с лоханью. Иногда студенты даже не успевают умыться, а сон досматривают на первой лекции, но я не обделила себя одной минуткой. Мои вещи были собраны; сумка стояла в углу комнаты.

Вскоре я остановилась перед соседней дверью, вгрызлась зубами в красное яблоко, постучала и принялась заплетать косу. Кейел открывал неспешно, осторожно. Увидев меня, нахмурился. Я привстала на носочках, через его плечо заглянула в комнату и помахала Эт. Она справлялась с верхними застежками рубашки. Я освободила рот от яблока и улыбнулась Кейелу.

— Можем отправляться прямо сейчас. Я готова.

Он быстро оглянулся, вышел из комнаты, закрывая за собой дверь, и тихо проговорил:

— Спустить в зал. Сегодня тут изумительные пирожки с ягодным вареньем. Попробуй их и еще… Асфи, сходи и закажи нам еду в дорогу. И мне чего-нибудь: я проголодался.

— Возьми, — протянула я ему яблоко. — Я немного откусила, но ты же не побрезгуешь после меня?

Испугаться я не успела, но яблоко выронила и замерла. Кейел ухватился за мои плечи, прижал меня к стене и смотрел так, словно готов убить или ударить.

— Зачем ты это делаешь? — спросил он.

Я и сама не могла толком ответить, почему веду себя как импульсивный подросток. Потому что обезумела вдали от дома? Потому что едва не лишилась жизни и теперь хотела наполнить ее яркими впечатлениями? Слишком трудно, чтобы самой понять, куда уж ему объяснять… Поэтому нахмурилась и легко ответила первое, что в голове возникло, когда он задал вопрос:

— Потому что я тебя завела. Ты хотел меня, а не ее. Мне обидно, что ты так запросто переключился на другую. И мне не стыдно.

— Тебе и не должно быть стыдно за правду, — тише проговорил он, — но прибереги себя для Роми.

— Я не товар, — едва слышно прорычала я.

Он вжал меня в стену сильнее и проговорил бегло:

— Именно. Ты не соображаешь, что творишь. Не понимаешь, чем все закончится для нас? Для тебя, — тряхнул он головой, будто сам не ждал от себя такую оговорку. — Как давно ты влюбилась в меня? И что мне нужно сделать, чтобы ты смотреть на меня не могла?

— Я не влюбилась, — уверенно произнесла я. Что за чушь он несет? — Просто от такой жизни в Фадрагосе…

— Тогда спустить вниз и внимательно осмотрись, — тихо проговорил он. — В зале полно народу. Девушки предпочитают эльфов, но лучше, конечно, шан’ниэрды. Они ведь однолюбы, считаются красивее ушастых, сильнее, в обществе на порядок успешнее. Но ты, Аня, — родное имя из его уст прозвучало совсем непривычно, — ни на кого из них не обращаешь внимание. Только если посчитаешь их странными, тогда ты разглядываешь и бормочешь о своих теориях. Ты хоть кого-нибудь, кроме меня, замечаешь?

Я молчала, понимая, что для оправдания ничего вспомнить не могу. А еще его неотрывный взгляд приводил в растерянность. А уж когда он прижал меня к себе и поцеловал, то как-то совсем не до слов стало. Отстранился и спокойно сказал:

— Я не буду доводить тебя через Эт, а ты побереги свои чувства до встречи с нашим Вольным. Попробуй влюбить его в себя. Вдруг он окажется непричастным ко всему, что меня ждет. Когда духи отпустят его, он сделает тебя счастливой, — он оттолкнулся от стены и отправился в комнату, бросая чуть громче: — Отправляемся. Жди здесь, вниз вместе спустимся.

Побереги себя до встречи с Вольным… Сколько беречь? Дни, недели, месяцы?.. Сколько? Минутами ранее я не придала просьбе особого значения, считая, что у меня есть время, но сейчас…

— Он подставил нас, — тихо проговорила я, разглядывая толпу на выходе из трактира.

Я не знаю, почему обвинила только Роми, стоящего чуть в стороне и не сводящего внимательного взгляда со своей подопечной. Наверное, потому что думала о нем, когда спускалась по скрипучей лестнице вслед за своими спутниками. Наверное, меня пугало незнание, как подбираться к нему. Как соблазнить шан’ниэрда?

Ив улыбалась васовергам и не замолкала ни на секунду. Елрех увидела нас первыми, растолкала громил, привлекая к нам, застывшим от ужаса на крыльце, внимание. Она даже не глянула на Кейела, будто не заметила Этирс, сразу подошла ко мне. Сначала сжала мои плечи, разглядывая меня, а затем обняла. Я прижалась к ее плечу, ощутила запах трав и дорожную пыль, и тихо полюбопытствовала:

— Это же не исполнители Фаррда?

Елрех ощутимо напряглась, поэтому ответа я уже не ждала, чуть отстранилась и потянулась за кинжалом, но моей руки коснулись. От этого прикосновения даже сейчас словно разряд по телу прошелся.

— Держись подальше. Тут живая земля — духи помогут, два Вольных... справимся без тебя, — глядя на меня исподлобья, проговорил Кейел и убрал руку.

Елрех отступила молча, разворачиваясь, откинула густые волосы за спину и направилась обратно к тем, с кем сюда прибыла. Этирс тихо выругалась, недовольно оглядывая толпу, и потянулась к своим ножнам. Роми мимолетно окинул всех взглядом, с улыбкой приблизился к Ив и, что-то нашептывая ей на ушко, подтолкнул ко мне. Я насчитала девять здоровых васовергов и троицу виксартов, уже расходящуюся по разным сторонам.

Яркое солнце заливало разъезженную дорогу, листва ближайших деревьев шелестела от легкого ветра. Посетители трактира не толпились в просторном дворе, огороженным грубо сколоченным забором. Сообразительный парнишка-фангра почти сразу соскочил с него и, распугивая гусей и кур, бросился внутрь трактира. Коренастый мужчина остановил мула, тянувшего груженную мешками телегу, и принялся поспешно разворачивать скотину. Позади снова скрипнула дверь, и я оглянулась. Хозяин трактира выглянул наружу, почесал белобрысый затылок, хмуро разглядывая воинственно настроенное скопление. Из-под его плеча высунулась девчонка десяти лет, с такими же белыми кудрями.

— Куда выползла?! — прикрикнул он, опасливо глянул на двор, а затем молча ухватил девочку, и, спрятавшись с нею внутри, захлопнул дверь.

— А что случилось? — испуганно спросила Ив, ухватив меня за локоть.

Я нахмурилась, вновь глянула на кинжал, передернула плечами, вспоминая кошмарную ночь у воров, и решила довериться Кейелу. Он же сказал, что они сами справятся. А я справлюсь, если убью еще кого-то?

— Что они вам сказали? — поинтересовалась у эльфийки. — Как вы нас нашли?

— Елрех получила известия, где тебя видели, и мы сразу отправились туда. А в Заводи услышали, что вас ищут васоверги, — она, чуть скривившись, глянула на меня. — Многие сначала удивляются, как Кейел работает с ними, но потом привыкают. Мы решили объединить усилия с его друзьями и поискать вас вместе. Но они не друзья, так?

Васоверги перешли на крик, расхаживая по двору и не сводя с Кейела грозного взгляда. Я не понимала их речь, но Ив согласилась переводить. Поэтому вскоре я хмурилась, слушая ее тихий и удивленный шепот. Иногда она смотрела на Кейела с укоризной, надолго замолкала, а затем снова переводила, не забывая изумленно спрашивать:

— Он в самом деле убил васоверга?

Я не спешила отвечать. Ее голос с каждым вопросом мне не нравился. Не будет ли обычного моего утверждения достаточно, чтобы она прямо сейчас объединилась с нашими врагами и призвала их к другому способу мести — к алтарю Возмездия. Ей ведь, в отличии от нас с Кейелом, сокровищница не нужна. Ей интересен только он — мой Вольный.

Один из васовергов угрожающе выкрикнул что-то, а затем ударил мгновенно выпавшими из-под куртки плетьми по бочкам с водой. Щепки разлетелись от прорехи, вода хлынула на дорожку и устремилась в траву. Кейел улыбался и качал головой, разводил руками и тихо отвечал.

— Он не признается, — нервно проговорила Ив, с прищуром поглядывая на меня. — И ты не признаешься. Ты ведь не покрываешь его? Это наш шанс, Асфи! Если он выживет после алтаря, нам удастся узнать его мотивы. Он… зло.

Остальные стояли чуть в стороне за спиной Кейела и осматривались, сжимая оружие и ожидая нападения. Васоверг быстро подошел к виновнику и остановился, возвышаясь над ним.

— Говорит, — недовольно продолжила переводить Ив уже васоверга, — что есть свидетели, кто видел, как вы ушли с Фаррдом. Информаторов не принято убивать, Асфирель. Никого не принято, но тут еще и… Это нарушение сделки…

— Я! — крикнула я, отталкивая от себя эльфийку и направляясь к громиле. Кейел смотрел на меня, широко открыв глаза, остальные хмурились, не понимая моего вмешательства. Я остановилась возле Вольного и обернулась к Ив. — Его убила я! Не вытерпела прикосновения, не смогла выполнить условия сделки. Посмотри на него, — ткнула пальцем на рогатого бугая, — а ты бы смогла с таким?! Я попыталась оттолкнуть его, остановить, а он… У меня не получалось его остановить! Только ножом, — вытащила кинжал.

Наступившую тишину нарушала едва слышная ругань Кейела за спиной. Я же, в отличии от него, себя идиоткой не считала. Теперь у Ив хотя бы глазки не блестели из-за предвкушения скорой наживи. Она выглядела скорее разочарованной. Зато васоверги утратили интерес к Кейелу и разглядывали меня, особенно кинжал в моей руке. Когда ближайший потянулся ко мне, никто не поспешил на выручку. Даже Кейел чего-то ждал. Огромная лапа утащила меня в сторону, а затем страшная морда приблизилась к моему лицу. Из его рта воняло, а грязно-зеленого цвета глаза были будто стеклянными. Он что-то проговорил, но я не поняла.

— Т’ы убир-ла Фаррда? — с явным трудом выдавил из себя васоверг.

— Не отвечай.

— Да, — одновременно с Кейелом ответила я.

Мне было очень страшно, может, поэтому я не могла испугаться, когда меня отбросило в сторону. Плети просвистели в воздухе, а Кейел уже ударял по ногам воина. Елрех заступила меня перед троицей спешащих васовергов, Ив помогала подняться мне на ноги, а Роми целился из лука в виксарта.

— А я не поверила, что такая хрупкая девушка васоверга завалила, — хмуро проговорила Этирс, вытаскивая нож, и поспешила занять место возле Кейела.

Земля под нами пошла трещинами. Что-то устремилось от Кейела в разные стороны, приподнимая траву, расталкивая камушки, и остановилось возле замерших васовергов, на смея показаться на поверхности. Наверное, колючее растение, которым он связывал меня в регионе Ночной смерти. Васоверг кивнул на меня и вкрадчиво заговорил с Кейелом. Но Вольный лишь меч крепче сжал, выписал им окружность в воздухе, прохаживая чуть в сторону, а затем ухватился за кинжал свободной рукой. Он с какой-то беззаботностью развел оружие в разные стороны, а затем насмешливо сказал что-то совсем короткое, будто с издевкой извинился. Ив, удерживающая мой локоть и не отрывающая испуганного взгляда от мужиков, поспешила озвучить его высказывание: «Она моя».

Я просто кивнула, отступая чуть дальше. И замерла.

За самым дальним виксартом взорвалась земля, песок волной разлетелся и присыпал траву. Часть забора перекосило и ушло в образовавшуюся яму. Огромная коричневая рука взметнулась вверх, а затем ударила о ровную поверхность. Твердая ладонь раздавила кормушку. Опираясь, чудовище из глины, корней и камней медленно поднималось из воронки. Оно напоминало гориллу, вот только размерами побольше. Остановилось за спиной у виксарта, который продолжил сидеть на коленях, закопав руки в землю,  и смотрел на нас. Роми растерянно переводил взгляд от одного виксарта на другого, но все же медленно сменил цель на более актуальную.

— Они маги? — тихо спросила я у Ив.

— В Фадрагосе давно нет магов, но виксартам служат сильные и редкие духи.

— А еще драконы, — пробормотала я, — помню-помню.

Васоверг растянул страшную улыбку, глянул на меня и снова обратился к Кейелу. Ив шепотом переводила:

— Признается, что им не хочется выступать против двух Вольных, но они это сделают. Они понимают риски, но не боятся. С Фаррдом их связывает клятва: никто не сможет занять его место, пока не отомстят убийце. Их склад с информацией недоступен. Асфи…

— Умру я — умрет Роми, — напомнила я ей о метке.

— Я не хотела тебя отдавать! — поспешила она заверить, но я ей не поверила. Выдернула руку из ее хватки и отступила еще дальше.

Васоверги следили за каждым моим шагом. Теперь я понимала, что на кону не просто преданность своему нанимателю, но еще и власть, которую они смогут поделить только после моей смерти. Кейел знал об этом, поэтому просил не вмешиваться и так ругался, когда встряла?

Вольный молчал. Елрех сжимала кинжал и маленький флакончик в другой руке; она часто оглядывалась на меня, и я видела страх в ее глазах. Никто не спешил вступать в бой. Все чего-то ждали.

Ветки все же выползли из-под земли, скорчились и задвигались будто змеи, но никого не касались. А вот ближайший виксарт потянулся к клыку, висящему на длинном шнурке у него на груди, и порезал им запястье. Кровь выступила густыми каплями, словила солнце, замерцала медовым золотом. От первых капель, сорвавшихся вниз и коснувшихся травы, зелень потускнела. Вскоре она приобрела сизый оттенок и стала быстро заражать все в округе. Кейел отступил, заметив, что его растения также приобрели другой цвет и поползли к его ногам. Они медленно выпрямлялись, будто кобры окружили его.

— Мы не справимся, — тихо, но так отчетливо произнесла Ив, что у меня тошнота к горлу подступила.

Какой есть выход, чтобы избежать кровопролития? Что я могу сделать?

— Отдай им девчонку! — зашипела Этирс, оглядываясь на меня.

Когда она не дождалась от Кейела никакой реакции, то направилась ко мне. Вольный дернулся за ней, но не успел. Стрела промчалась, срезала с груди Эт гильдейский знак и громко вонзилась в козырек над входом в трактир. Роми хмурился, уже натягивая следующую стрелу и целясь в охотницу. Она согнула руки в локтях и отступила, вновь занимая место рядом с Кейелом, пробубнила себе под нос о нашем нездоровом рассудке, но отдать меня больше не спешила.

Васоверг сплюнул на землю и отвернулся, но через секунду развернулся. Его плети стремительно разрезали воздух, столкнулись с мечом Кейела и оплели его.

Елрех швырнула флакон в ближайших васовергов, отхлебнула с вновь возникшего в ее руке и — с легкими оранжевыми волнами по телу — исчезла. Зеленый дым взметнулся на месте, куда упал первый флакон, пряча в себе воинов.

Три стрелы, спущенные одна за другой, промчались в дальнего виксарта, но чудовище заслонило его рукой. Наконечники взрыхлили землю, вонзились в нее, но вскоре она размякла, превращаясь в глину, и стрелы медленно выпали. Земля вновь затвердела, а существо пригнулось, закрывая своей головой хозяина, и глухо заревело, глядя пустыми глазницами на Роми.

Этирс, ловко избегая васовергов, бежала к третьему виксарту, вокруг которого собиралась в тучи мошкара.

Кейел резанул кинжалом по плетям, и они отпустили меч. Но васоверг уже замахнулся кулаком в голову Вольного. Он уклонился, уходя вниз и в сторону. Обернулся, мечом перехватывая плети другого васоверга. Он двигался так легко, быстро, резко, что даже я не успевала отследить за каждым его шагом. Не могла предугадать маневры: достанут его противники или нет.

Ив прижимала руки к груди и оглядывалась, опасаясь шагнуть к ожившему дереву у нас за спиной. Я растерялась, теперь боясь даже вскрикнуть, чтобы никого напрасно не отвлечь.

Из зеленого дыма слышались грубые голоса васовергов, но ничего нельзя было разглядеть. Мы с Ив отскочили, чуть взвизгнув, когда оттуда вылетел рогатый. Он пробежал пару метров и замедлился, а затем бездыханно рухнул у наших ног. Его тело было исколото, а из ран сочилась бурая кровь. За Елрех я продолжала переживать, но уже как-то меньше. «Пламя Аспида не просто алхимики» …

Кейел сумел отскочить от противников и остановился, разглядывая их. Они тоже смотрели на него, но вскоре оценили освободившееся пространство между собой и мной. Дорога была открыта. Я задохнулась от страха. Кейел тоже понял оплошность, поэтому бросился обратно, но, видимо, из-за спешки поступил опрометчиво. Его же растения ухватили его ноги, оплели их. Он упал, сумел усесться и старался разрезать ветки, но они снова и снова наползали. Васоверги мчались ко мне. Чудовище перехватывало все стрелы, защищая троицу виксартов. Этирс кружила вокруг них, пытаясь добраться хоть к кому-нибудь, но ей заступал путь васоверг.

— Роми! — истошно закричала Ив.

Она возникла между мной и нападающими воинами так внезапно, что даже враги удивились. Заслонила меня ради жизни своего Вольного? Так сильно любит его?

Васоверг рыкнул, мимолетно глянув на эльфийку, но снова посмотрел на меня. Замахнулся на Ив. Я бросилась к ней, желая оттащить ее, оттолкнуть… Но не успела. Дыхание сбилось, словно легкие сжались. Все тело потяжелело, невозможно было даже крохотный шаг сделать. Плети зависли в воздухе, так и не коснувшись Ив. Зеленый дым стал густым, словно вода. Он заструился в одну точку, очищая пространство: трупы лежали на земле, а последний васоверг застыл, отталкиваясь от земли и запрокинув голову. Волны иногда пробегали, обозначая Елрех, стоящую чуть поодаль от своего противника. Кейел ухватился за очередную ветку, приставив к ней кинжал.

Дышать стало легче, а через секунду я упала, лишившись невидимого давления. Кейел вновь задвигался. Ив отскочила, прикрывая ладонями рот, и закричала, как кричала мгновениями раньше. Наши враги так и не сдвинулись с места.

Роми осмотрел всех, а затем громко спросил:

—Фангра, ты освобождена?

— Да! — услышала я за спиной, обернулась, но никого ни увидела.

Роми склонил голову и закрыл глаза. Ветер порывисто ударил в спину. Он стал словно осязаемым, а затем и едва заметным. Какие-то туманные потоки лохматили белые волосы шан’ниэрда, дергали одежду, а затем устремились в одну точку перед ним. Вскоре сформировали символ. Ромиар поднял голову, посмотрел на рисунок и решительно подошел к нему. Стянул перчатку и провел по символу. Туман, словно жидкий, потянулся следом за пальцами, смазываясь тончайшей серебристой паутиной, окутал руку и скользнул в ладонь. Вольный сжал кулак — васоверги повалились первыми, сразу за ними не устояли и виксарты, чудовище осыпалось грудой земли. В разжатой руке была лишь пустота.

Роми, опустив голову, повернул ее и окинул нас хмурым взглядом. Затем быстро зашагал и остановился возле Кейела, с любопытством рассматривающего его.

— Где ты был в тот момент, когда Ив чуть не убили? — тихо поинтересовался Роми. Его серая кожа с каждой секундой становилась светлее, тонкая алая струйка побежала от носа к губам.

— Ты же видел: я сидел там и…

— Ложь, — рыкнул шан’ниэрд и пошатнулся.

Ив подхватила его под руку, но не удержала, едва сама не упала под тяжестью веса. Они опустились на землю вдвоем. Роми даже не пытался подняться. Кейел присел на корточки перед ним,заправил локон за ухо и, с серьезным взглядом, спросил:

— Ты ощутил кого-то еще? Вольный, ты избавился от всех врагов, или кто-то выжил?

Роми то ли зарычал, то ли застонал, а затем, болезненно скривившись, усмехнулся. Потянулся к вороту Кейела, но не сумел ухватить. Его повело, и он устало произнес:

— Не всех. Когда я очнусь, я убью тебя. Тогда мертвы будут все.

— Ты бредишь, — успокаивающе произнес Кейел.

Роми потерял сознание и рухнул на Ив, а затем его забило в судороге.

— Что с ним?! — закричала Ив, обращаясь к Кейелу.

Он схватил ее за руку, оттащил, перевернул Роми на бок и уселся рядом, с силой удерживая его. Ив опять плакала, но уже на плече Этирс. Охотница прижимала ее к себе и старалась успокоить. Елрех, наконец-то, избавилась от зелья невидимости, упала на колени рядом с парнями и стала рыться в сумке. Из трактира несмело выглядывал народ.

— Ему сейчас ничего не поможет, — спокойно проговорил Кейел, и Елрех замерла. — Агония скоро пройдет, и уже через пару часов он очнется.

Я смотрела на Кейела. Смотрела, как он с силой прижимает к себе Роми, будто Вольный дорог ему. Огляделась: разрушенный двор и частично дорога, сухая трава и мертвые деревья, трупы существ, разбросанные по территории. Не я затеяла это. Не моя вина…

Кейел хмурился и участливо смотрел на Елрех. Никто бы не заметил ложь в нем. Даже я. Но я не верила ему. Не так как другие… Я не верила ему больше, сильнее, чем все остальные. Я ли убила информатора? С васовергами можно договориться: они до последнего вели переговоры, стоя тут. Живые минутами ранее. Ничего бы не случилось, если бы Фаррд услышал, что я не хочу с ним спать. Но Кейел не отказал ему — солгал. Зачем? Потому что не знал, что Фаррд уже продал нас к тому времени? Нет. Потому что Фаррд узнал его секрет. Потому что неугодные и опасные для Кейела не будут жить долго.

Я отступила, наблюдая, как заботливо и открыто Кейел вытирает своим платком кровь бессознательного Роми. Судороги уже отступили. Ив плакала беззвучно, все еще прижимаясь к Этирс. А Елрех смачивала водой свой платок, чтобы смыть кровавые разводы на сером лице. Кейел поднял глаза на меня, я пыталась улыбнуться ему, но, видимо, из меня плохая актриса. Он поджал губы, и, пряча окровавленный платок за пазуху, чуть покачал головой. Зачем ему кровь Вольного?

Какие мотивы двигали им, когда он назвал меня убийцей? Какая ему разница, если бы на него повесили очередное убийство? Какие доказательства привели бы к нему? Одним больше, одним меньше... Вспомнился момент, когда я не сумела убить его в регионе Ночной смерти. Как он позже хвастался, что разбирается в чувствах окружающих, видит их насквозь. Он давил на меня чувством вины. Знал, что в моем мире с убийствами скромнее… Видел во мне другое воспитание, другую мораль.

Елрех ободряюще улыбнулась мне, тяжело поднялась и побрела к хозяину трактира. Флаконы и амулеты вывалились из ее сумки. А вдруг Кейелу не нужны были зелья в лавке у Аспидов? Если он привел меня туда намеренно? Позволил Елрех найти нас и привести к нам Роми. Не стал прятаться в лесу, что было бы логичнее, а выбрал людный трактир, где нас запросто отыскала даже Этирс. Но разве можно было просчитать время? Собрать всех вместе в одной точке?

Он поднялся, оставляя Роми на Ив и Этирс, а сам направился вслед за Елрех. Остановился возле меня, плечом к плечу. Опустил голову, позволяя волосам упасть на лицо, игриво улыбнулся и тихо разрешил:

— Спрашивай.

Тысяча вопросов возникло в бесконечном хаосе, но я задала тот, который планировала задать ранее:

— Ты знал, что я публично назову себя убийцей? Что захочу выгородить тебя?

Сердце безумно колотилось, а в глазах темнело вспышками. Кейел усмехнулся и дал ответ вопросами:

— А что меня выдало? Я так неубедительно называл тебя идиоткой?

Меня оглушило его тихим смехом. Во рту пересохло, а ладони вспотели. По спине пробежался холодок. Теперь и я задавалась таким привычным для многих в Фадрагосе вопросом: «Какие духи ведут Кейела?».

Глава 17. Пятая стихия Фадрагоса

Мы развели костер на опушке леса. Солнце было еще высоко, но Кейел не планировал сегодня двигаться дальше. Роми очнулся и довольно быстро оклемался. После пробуждения он словно позабыл о своих угрозах: держался в стороне от Кейела, хмурился, но ни о чем не заговаривал. Этирс продолжала успокаивать впечатлительную эльфийку, хоть та уже и выглядела чуточку бледной, но вполне вменяемой. Елрех отправилась осматривать ближайшую округу, надеясь отыскать что-нибудь ценное. Она настойчиво звала меня с собой, но мне не давал покоя Кейел. Поэтому я отказалась от вылазки и обдумывала, как подступиться к Вольному.

— Сколько сталкивалась по исследованиям с виксартами и духами, которые им подчиняются, но никогда еще они не выступали против меня, — не то откровенничала, не то жаловалась Ив. Ее уши только недавно стали привычно подергиваться, а до этого выглядели неподвижными, будто окаменели.

Кейел прекратил копаться в сумке и отправился в лес. Я мимолетно глянула на Роми, убедилась, что он, как и прежде, сидит, опустив голову, и вроде бы не видит, кто и чем занят. Тихо поднялась и прогулочным шагом двинулась за Кейелом. Куда он направлялся, я не представляла, поэтому сразу ухватилась за рукоять кинжала. С этого Вольного станется новую проблему организовать по каким-то своим, непредсказуемым, причинам.

Он мелькал между деревьями, шел напролом через высокие, густые папоротники, а затем исчез. Я вывалилась из кустарников на небольшую поляну и растерялась. Прислушалась, но не услышала ни треска, ни шороха. Очень тихо шелестела листва, где-то вдали периодически затягивала короткую песню птица — и все. Я озиралась по сторонам, но высмотреть темную куртку не могла. Разочарованно выдохнула и решила возвращаться. Найду Елрех и проведу время с пользой: выучу еще какие-нибудь травы, послушаю, что из них можно изготовить. Развернулась и подпрыгнула от испуга.

Кейел сидел на земле, подогнув одну ногу в колене, и с довольной улыбкой смотрел на меня. Его глаза горели непонятным мне азартом, а расслабленные руки то и дело напрягались, будто он готов вот-вот вскочить и броситься на меня.

— Нельзя ронять оружие, Асфи, — упрекнул он.

Я глянула себе под ноги и, стараясь не сводить взгляда с Вольного, подняла кинжал. Больше он не заговаривал. Смотрел на меня с тем же неясным удовольствием и иногда покусывал губу. Веселится каким-то своим мыслям, выводам?

— Мы с тобой хотели подружиться, — осторожно начала я разговор и даже осмелилась присесть рядом. Все это время, что усаживалась, я чувствовала себя крохотным полевым грызуном под цепким вниманием голодной хищной птицы. — Говорили о доверии…

— Как мы можем подружиться, если ты влюблена в меня? — с насмешкой спросил он.

— Я не…

Блеск в его глазах и на секунду дрогнувшие от напряжения плечи заставили меня замолчать. Почему он раз за разом поднимает эту тему? Чего ждет от меня?

— Тебе сегодня было страшно? — задал он очередной вопрос, внимательно всматриваясь в мое лицо.

— Очень, — кивнула я и поняла…

Поняла по его кривой ухмылке, по легкому прищуру красивых глаз. Он оперся на руку и склонился ко мне. Меня успокаивало и не позволяло в страхе отшатнуться только то, что между нами было больше полуметра. И все равно, казалось, будто Кейел совсем рядом: стоит у меня за спиной, а, может, сбоку. Он медленно потянулся к моим волосам, а я не позволяла себе раскрыться. Я должна быть влюблена в него! Сильно влюблена. Иначе никакая сокровищница Энраилл не объяснит все те безрассудные попытки вытянуть Вольного из передряг и бросаться на его защиту. Только если не признаться, что я ищу Сердце времени и хочу вернуться домой.

— Ты прав, — едва слышно произнесла я и опустила голову. Его пальцы ласково перебирали локоны моих волос. — Я не помню, когда влюбилась и что именно меня зацепило. И Роми… Ты сегодня узнал о нем все, что хотел? Мне больше не нужно подбираться к нему?

— Нужно, — он заметно расслабился. Даже разлегся, подложив руки себе под голову. — Сильные духи, повелевающие воздухом, не могут стать его покровителями.

— Почему?

Он тяжело вздохнул, задумчиво глянул на меня, но вскоре снова уставился вверх. Я, заметив его спокойствие, тоже села удобнее и приготовилась к миролюбивой беседе.

— Скоро я расскажу тебе многое о Вольных, но пока рано.

— Почему? — повторив вопрос, я нахмурилась. У него какие-то планы на мой счет? Или он снова заговаривает мне зубки?

— Мне нужно убедиться… Неважно, Асфи, — улыбнулся он добродушно и открыто, превращаясь в милого паренька. — А знаешь, попробуй выяснить все у Ромиара. Это будет полезнее, и у тебя появится дополнительная цель, чтобы сблизиться с ним. Да и мне любопытно, на что готовы пойти девушки из вашего мира ради возлюбленного. Ты не представляешь, как ты меня удивляешь.

Я на секунду зажмурилась. Мне повезло и не повезло одновременно. Нет ничего приятного в том, что тебя воспринимают за восторженную дурочку. Особенно если все перерастает в беспощадные эксперименты и проверку на выносливость и силу чувств. Но с другой стороны… Чисто теоретически. Возможно, Кейел давно отметил, что сильные чувства не возникают так быстро, тем более при всех тех отношениях, которые складывались между нами. Наверняка, он неоднократно пытался понять мои мотивы: почему я прощаю его выходки, остаюсь рядом с ним, стараюсь подружиться тогда, когда проще уйти и забыть. И когда он не смог отыскать объяснения, сделал скидку на другой мир, другое воспитание. Для меня Фадрагос — странный, неправильный и зачастую нелогичный. Так почему я не могу быть со странностями для жителей этого мира? Пользуйся, Аня!

— Если не хочешь рассказывать о Вольных сейчас, то раскрой другой секрет, — нежно улыбнулась я ему.

— Какой?

— Как ты собрал всех вместе? Духи помогали тебе? Ты не подумай, что я под твоих покровителей копаю! — поспешила заверить я его. — Просто интересно.

Какое-то время он не реагировал, но потом уселся и стал расчищать землю от мха и травы. Нашел корявую палочку и стал выводить линии и точки, проговаривая:

— Я всегда перемещаюсь от одной точки к другой. Бывает задерживаюсь, но стараюсь придерживаться планов. Обычно я предупреждаю тех, с кем сотрудничаю о сроках, чтобы они примерно знали, когда меня ждать.

Я кивнула, хоть он этого и не видел. Сколько бы он не уходил из Обители, всегда озвучивал мне срок. Бывало, что опаздывал, но не слишком сильно.

— Несколько месяцев назад… — Кейел осекся и поднял на меня глаза.

— Я понимаю тебя, — быстро сообразила я о причине его заминки. — Ориентироваться в месяцах мне даже проще, чем в периодах. В моем мире было так.

— Хорошо, — он снова принялся чертить на крохотном участке земли. — Несколько месяцев назад в Васгоре, — указал он на ямку в земле, — была Жатва безымянных. Я не собирался участвовать в веселье, всегда жалел на подобное время. Отправился сразу…

— Что за Жатва? — спросила я, понимая, что теряю суть.

Он взглянул на меня, откинул палку и пояснил:

— У них сейчас междоусобная война, но хватает тех, кто в поисках наживы стремится влезть в самое пекло: фангры, люди, эльфы… Пожалуй, только рассаты и шан’ниэрды не спешат повоевать в их рядах. Первые — в силу своих мирных взглядов, вторые — слишком заносчивы. После битвы многие попадают в плен, у них отбирают гильдейские знаки, кого-то пытают. Васоверги называют их урожаем.

Я сглотнула, и отвернулась от внимательных глаз. Пальцы непроизвольно сжали сырую почву.

— Тебе сейчас будет плохо? — поинтересовался он, намекая на тошноту.

— Нет, но дальше объяснять не надо. Я все поняла.

— Я нашел Фардда. В тот день мы просидели гораздо дольше обычного. Мне показалось подозрительным, что он поднимает любопытные темы и старается растянуть их. Будто задерживал. Но потом мы просто разошлись, никаких подстав, никакого преследования. В Васгоре я предпочитаю не оставаться на ночь, но покидать город после заката безрассуднее, чем остаться в нем. Там есть лишь одна таверна, где я ночевал каждый раз, если приходилось. Именно возле нее я познакомился с Эт.

— А она тут при чем? — встрепенулась я.

Тихий, короткий смех и веселье в глазах — вот и весь ответ. Кейел облизал губы и продолжил говорить:

— Тогда васоверг, удерживающий ее и угрожающий Жатвой безымянных, показался мне знакомым. Я был уверен, что он исполнитель Фаррда, но тот старательно делал вид, что меня не знает. Тебе ведь плохо известна эта раса, — усмехнулся он, опуская глаза. — Какой бы замечательной охотницей не была Эт, у нее не было шансов, чтобы вырваться из его рук. Но она смогла, — вновь взглянул на меня с таким азартом, что трудно было не понять — где-то глубоко внутри он смеется. Заливается хохотом. — Она бросилась ко мне, будто я единственный во всем Фадрагосе, кто может защитить ее. По крайней мере, так мне казалось тогда.

Он рассматривал мое лицо с теплотой в глазах и молчал.

— И что изменилось? — подтолкнула я его. — Сейчас тебе уже так не кажется?

— Она крепко прижалась ко мне и умоляла спасти. Это было приятно. Вспоминать тоже. Но ровно до того момента, пока ты не бросилась ко мне, когда испугалась Тоджа. Тогда я отчетливо уловил разницу: ты боялась, она — нет.

Я нахмурилась, а он снова опрокинулся на землю, растянул мечтательную улыбку и продолжил:

— Она соблазняла меня даже тогда — прижималась гораздо откровеннее. Я ценил это воспоминание, потому что впервые, как я считал, ко мне проявили искреннюю нежность, ласку, у меня просили защиту. Для Вольного такое… В общем, тогда я не смог отказать ей. Васоверга я не убил, мы сумели договориться, чтобы пленницу, которая попала к ним, просто охотясь поблизости, отдали мне. Не бесплатно, конечно. Но я пошел на сделку. Эт не могла не подарить мне ночь. Более того, она буквально млела в моих руках, несмотря на то, что я Вольный.

— Ты считаешь, что она куплена? — поняла я, к чему он ведет.

— Нет. Я думаю, что она в сговоре с ними. Фаррд жил за счет информации, но кто откажется от бесценной сокровищницы. Уже тогда он догадывался, что я ищу. И подослал ко мне Эт также, как ты приблизишься к Роми. А что касается твоего вопроса, — приподнялся он на локтях, — я надеялся, что твои дружки догонят нас раньше, чем Эт. От Заводи всего две дороги, — кивнул на схематичный набросок карты на земле, — а старую меховщицу хорошо знают и наша мелкая шпионка, и милая фангра. Она живет на окраине, почти у самых ворот. Охотники продают ей шкуры, избавляясь от них как можно раньше. А Елрех предпочитает одиночество и не любит задерживаться в городах, поэтому ограничивается окраинами, выбирая среди торговцев тех, кто многое повидал и мало чему удивляется. Очень предсказуемо, что они обе начали бы расспрашивать о нас у своих знакомых, начиная от главных городских ворот.

Я нахмурилась, но промолчала. Елрех лучше обсуждать с ней самой. Кейел тем временем поднялся и, отряхиваясь, договорил:

— Когда Фаррд попросил за молчание всего лишь тебя на ночь, я удивился его великодушию. Такая щедрость говорила лишь о том, что он либо планирует получить больше, либо уже получил. Тогда я все еще был не уверен, что он предал меня. Но, когда он, умирая, отправил нас в Заводь Ал’лирта, все стало на свои места.

Он протянул мне руку и помог подняться, а я задала закономерный вопрос:

— Почему? Что-то связанное с городом?

— Не только. Если бы ты умирала... Когда твоя жизнь уже не зависит от признания, ты бы поделилась информацией? — спросил он, с серьезным видом ожидая ответа.

— Нет, — покачала я головой. — Это как-то глупо.

— А если бы рассказала, то почему?

— Потому что… — я задумалась, уже понимая, почему так поступил Фаррд, но удивляясь, что никогда не задавалась такими вопросами, — потому что я была не одна. Потому что могла бы завершить дело даже после смерти. Эльфийка не зря скрывалась на земле, разрушенной Аньей…

— Эльфийка, — перебил Кейел, убирая передо мной ветки кустарника, а второй рукой продолжая поддерживать меня, — бывшая охотница. Я кое-что разузнал, но подтверждений не было. Этирс предпочитает Заводь Ал’лирта. У нее там дом и много знакомых. Думаю, что Стрекоза входила в их число.

— Почему ты не убьешь ее? Почему она все еще с нами? — я остановилась, когда в просветах между деревьями показался разбитый лагерь.

Кейел отпустил мою руку, убрал пряди за уши и, осмотревшись, тише проговорил:

— Она знала, что исполнители Фаррда выдвинулись следом за ней. Готовилось очередное представление. Но, видимо, как и все мы, Эт не ожидала, что они придут не одни, а с твоими навязчивыми друзьями. Их никто кроме меня не ждал, хотя... я уже тоже не ждал. Но речь об Эт. Уверен, что с ее помощью, нам бы удалось сбежать. Она ведь охотница и смогла бы запутать следы. Убедительно сыграть роль спасительницы. Их попытка словить меня и допросить уже провалилась, поэтому сейчас они хотят, чтобы я привел их к сокровищнице. Если я избавлюсь от Этирс сейчас, то не буду знать, что нас ждет за следующим поворотом. Так хоть какие-то подсказки есть.

Я хмурилась, чуть палец не закусила, позабыв в задумчивости обо всем на свете. Чем больше мне становилось понятнее, что происходит с окружающими, тем сильнее размывалось представление о Вольных. Они не просто парни, отлично размахивающие мечами и превосходно стреляющие из луков, они — опасны… Сколько всего подметил Кейел? А Роми такой же? И главное, что делает их такими? Духи? Нет. Оно должно давить постоянно, вынуждать оглядываться и подмечать любую деталь, которая вызывает сомнения.

— Ты хоть кому-нибудь доверяешь? — спросила я, глядя в его глаза.

Кейел казался безразличным, но потом все же грустно усмехнулся.

— Вот, впервые пробую. У меня получается?

Я растерялась. А есть ли искренность в его словах? Могу ли я поверить в то, что он идет мне навстречу. И если — да, то какая разница? Мне нельзя доверять ему. Какие-то неразрушимые соединенные кольца, где каждый двигается своим путем, в свои стороны, но иногда сталкиваются. Единственная точка соприкосновения — выгода. Но она так крепка, что если швырнуть одно кольцо в пучину, пойдет на дно и второе.

— Получается, — хрипло солгала я.

Кажется, Кейел воспринял мое поведение совершенно иначе, потому что в самом деле по-дружески улыбнулся и проговорил:

— Чем быстрее твои чувства ко мне остынут, тем скорее мы сможем без опаски поворачиваться друг к другу спиной. Я многому научу тебя, многое расскажу, но сначала нам нужно рискнуть. Сильно рискнуть, — он как-то нервно закусил губу и заметно сглотнул.

— Это ты так намекаешь, что мне пора к Роми? — не удержала я ответную улыбку. Может, я тоже нравлюсь ему, поэтому также неприятно отправлять меня к рогатому?

Он кивнул и, направившись, в сторону лагеря, сказал:

— Я наблюдаю за Эт, а ты — за Ромиаром. Видишь, как много общего у нас появилось. Даже чувства и задачи схожие.

Когда-то давно, когда я еще сама была школьницей, мне довелось побывать на родительском собрании. В самом углу кабинета находилась единственная его роскошь — разросшийся стараниями младшеклашек фикус. Возле него я и сидела, делая вид, что не слушаю выступление мамы. Мне казалось, что она просто оправдывается и старается отвести от себя гнев всех собравшихся. Кто-то хмыкал, кто-то шептался, а кто-то с надменной улыбкой ждал, когда его ребенка похвалят. Тогда мне, старшекласснице, хотелось сбежать оттуда, потому что я видела соперничество между взрослыми людьми, но не могла понять, что ими движет.

Другое дело, когда я побывала на встрече отца. Тогда я училась на втором курсе, и отец хотел убедиться, что я со временем смогу перенять его бизнес. Он считал, что мне может помешать воспитание мамы. Но, как выяснилось, зря.

Несколько директоров решили из малых фирм со схожим направлением основать акционерное общество. Нужно ли задаваться вопросом о мотивах? Мужчины все были разными, начиная от поведения и заканчивая внешним видом. Однако была в них одинаковая черта, которая не позволила им в тот день прийти к согласию — они все были абсолютными лидерами. Все старались оттяпать для себя кусочек побольше. С этого собрания я не хотела сбежать, несмотря на всю ругань и хаос, который поднялся в тот душный летний день. Глазела жадно, стараясь уследить за каждым и внимательно слушала. Это было здорово! По ощущениям лучше, чем американские горки. Папа еще потом долго бесновался, даже не обратив внимание, что мне смешно. Уже тогда, я отчетливо понимала, что их встреча разрешилась самым благоприятным финалом для каждого из них. Столько времени сэкономили и нервов.

— Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдет, и выйдет из него не дело, только мука, — процитировала я Крылова, отщипывая листки лесной мяты от стебля.

Кейел прервал поцелуй с Эт, недовольно глянул на меня и поинтересовался:

— Ты меня сейчас в чем-то обвинить пытаешься? Можно попроще?

Я хмыкнула и осмотрела всех. Хмурый Роми все еще выглядел болезненным, даже в свете вечернего костра, но ненависть в его глазах почти вернулась на прежний, здоровый, уровень; он полулежал на земле, облокотившись на бревно, и украдкой наблюдал за всеми. Ив сидела с ним рядом и уже давно пропадала в своем потрепанном дневнике, но, услышав меня, все же подняла голову и ждала моего ответа. Елрех продолжала возиться с ядовитой тушкой какого-то редкого, но ценного зверька, чьи кости пойдут на амулеты. А вот Кейел словно подначивал меня, ускорял, чтобы я быстрее занялась вторым Вольным — благо, что не распластал тут Этирс на глазах у всех. А может, меня бесил тот факт, что он учил ее целоваться иначе. Говорил, что так целовались далеко на севере, и ему очень понравилось. Улыбка Охотницы при упоминании языка становилась напряженной, будто ей гниль под нос подсунули, но из вежливости девушка отодвинуться не смела. А уж как ее передергивало, когда закрепление теории доходило до практики. Точно, как меня. И только Кейел, кажется, оставался всем доволен, издеваясь одновременно над нами обеими. В общем, тратили время на ерунду и молчание. А ведь стоило бы нам только признаться, только довериться… Прямо сейчас могли бы сесть и разрабатывать план по поиску сокровищницы, условно разделить добычу, поведать друг другу все знания о ней. Как бы дело продвинулось-то.

— Да, так, — пожала я плечами. — Может, хотя бы расскажешь нам о своей руне?

— Зачем? Скоро придем к ней, сами посмотрите.

— Я вот не помню никакую руну с таким проклятием, — протянула Ив. Черные волосы упали ей на носик, но она вместо того, чтобы убрать их, только морщилась и дергала длинным ушком.

— А может, ты ведешь нас в ловушку? — с язвительными нотками спросил Роми. У него даже ненависть ненадолго сменилась подозрением.

— Ты не проверял свою метку? — неохотно выпустил Кейел Эт из тесных объятий.

— Посветлела, но не исчезла, — заставил меня насторожиться рогатый. — Метка ни имеет никакого отношения к духам? Какой артефакт ты использовал?

— Сильный, — улыбнулся Кейел. — К сожалению, разовый. Думаю, что принцип, как он работает, ты уже понял.

— Разобрался, — приподнялся Роми, затем вовсе уселся. — Я пытался ее убить. Теперь мне нужно спасать ее, пока метка не слезет.

— Вот бы все, кто пытался меня убить, принялись за мое спасение, — пробормотала я.

Елрех тихо хохотнула, осторожно заворачивая сердце зверька в лист ледяного острокола. Эти цветы росли в горах и выглядели причудливо: их листья напоминали лопухи, только были белоснежными, а цветы — словно скрученная куриная лапа, но до жути острая и полностью изо льда. Я не любила к ним притрагиваться, потому что холод они источали посильнее самых навороченных морозильников.

— Ты хорошо изучил работу артефакта? — не обратил Роми никакого внимания на меня. — Как думаешь, если я сам буду бросать ее в опасность, а потом спасать?..

— Стоп! — возмутилась я, даже мяту отложила, затем присмотрелась к беспечному Кейелу и опешила. Ему оставалось только лениво на траве растянуться, будто он тут вообще ни при чем! Я глянула на Елрех и ошеломленно поинтересовалась ее мнением: — Он тему перевел?

Она подвязала кулек и с улыбкой осмотрела всех. Вновь ухватилась за нож, собираясь вырезать новый орган, и подтвердила:

— Да, наблюдательная Асфи. Бесчестный человек перевел тему.

Кейел усмехнулся, покачал головой, а я прищурилась и потребовала:

— Признавайся во всем! Все равно ведь собирались рассказать!

Я думала, что он разозлится, или хотя бы будет сложнее, но Вольный даже не посмотрел в мою сторону. С насмешкой сообщил:

— Я ищу сокровищницу Энраилл.

Елрех нахмурилась, украдкой глянула на меня. Роми не проявил ни единой эмоции, сразу поставив всех в курс, что он просто следует за Ив. Она как раз выразила чувства очень открыто, но не изумлением и удивлением, а восторгом на безупречном личике. Я даже испугалась, что она тем самым выдаст наши с ней договоренности, но Кейел разглядел лишь фанатизм, о чем с легким высокомерием заметил — прямо как диагноз поставил:

— Исследователи.

А вот Этирс явно растерялась в первые секунды: она нахмурилась, затем округлила глаза, но все же не смогла достойно изобразить удивление, поэтому почти сразу вернулась к хмурости.

— И как твоя руна, о которой никто не слышал, связана с Энраилл? — довольно грубо звучал голос Елрех.

— С ее помощью можно быстрее отыскать все ключи и подсказки. Мы сможем чувствовать их.

Теперь уже все обратились в слух. Даже незаинтересованный Роми с любопытством смотрел на Кейела.

— Если бы была такая серьезная вещь, облегчающая поиски, мудрецы знали бы о ней, — неуверенно произнесла Ив.

— Они могут знать, — заверила Эт. — А вот не скрывают ли о ней?

— Мудрецы служат нам, — с угрозой во взгляде напомнила Елрех; даже нож в ее руках резче вонзился в тушку.

— Смотря с каким вопросом к ним обратиться, — настаивала на своем Охотница.

— И с каким же тебе приходилось обращаться? — с ласковой, многообещающей улыбкой полюбопытствовал Кейел.

Эт поежилась, потерла пальцами мочку уха и мягче ответила:

— Была одна мелочь по охоте среди древних руин, в лесу Несмолкающих мелодий, но это… пустяки. Тогда мне показалось, что они многое утаивают и путают меня.

— Я согласна с фангрой, — захлопнула дневник эльфийка, спрятала его в сумку и продолжила: — Мудрецы и Исследователи трудятся во благо обществу. И тогда у меня вопрос к тебе, Вольный: откуда ты узнал о свойствах руны и ее существовании?

Огонь из костра отплясывал в ее глазах, делая взгляд обжигающе колким. Но Кейел оставался таким же невозмутимым, как и в начале разговора.

— На севере. Соггоры…

— Ты веришь им?! — на Елрех страшно было смотреть. Она словно не понимала, как он произносит о них вслух вот так безмятежно.

— А за что ты их так ненавидишь? — склонил Кейел голову к плечу. Уголки его губ дрогнули, взгляд стал лукавым, а голос вкрадчивым: — Вы просто боитесь их, потому что они способны воспринимать все проще. Потому что они сильнее вас.

— Они деспоты! — зашипела Ив, не хуже змеи. — Все хроники гласят, что жизнь была невыносимой под их правлением!

— Я много лет провел бок о бок с ними, — заметно напрягся Кейел. Эт осторожно отодвинулась от него, но он вовсе не заметил. — Думаешь, что живешь лучше, пока у власти шан’ниэрды?

Разговор развивался совершенно не так, как я планировала. Я открывала рот, но сразу захлопывала. Если бы не костер между нами всеми, то, наверное, уже начался бы мордобой.

— Так вернулся бы туда, где нас нет и никогда не будет, — криво усмехнулся Роми.

Кейел словно изумился, услышав его. Посмотрел на него так, будто видит впервые, а затем проговорил:

— Тебя же свои не признают, а ты заступаешься. И я сомневаюсь, что тебе не было бы обидно, не будь ты избран духами, беловолосый шан’ниэрд.

— Наша линия сама виновата в том, что ее не подпускают к власти, — сжал кулаки Роми и приподнял подбородок. — Но это не значит, что я, завидев соггора, не убью его. Только люди способны опуститься так низко, чтобы…

— Хватит! — вскрикнула я и постаралась вернуть все к первостепенному: — Ты ищешь сокровищницу. Есть руна, которую прочесть могу только я, потому что на мне какого-то там проклятия…

— Какого проклятия? — мгновенно заинтересовалась Ив.

— Не перебивай! — рявкнула я, опасаясь, что они сейчас снова начнут выяснять чьи-то заслуги и вину. — Я могу прочесть ее, я могу помочь тебе. Эт, ты бы хотела найти сокровищницу?

Охотница изумленно хлопала глазищами, а затем уклончиво ответила:

— А кто бы не мечтал…

— Отлично! Она ж бесценная!

— Кто? Эт? — удивилась Ив.

— Сокровищница, — простонала я, тряхнула головой и постаралась быстрее продолжить, чтобы не перебили: — «А кто бы не мечтал…» — так давайте объединимся и отыщем! Что нам делить-то, если там все бесценное?

Кейел улыбнулся мне, пока остальные переглядывались. Первая нарушила тишину Елрех:

— Я не против. Но, Кейел, ты обязан рассказать нам о руне подробнее. Я не доверяю тебе…

— Ты никому не доверяешь, — тихо заметил он.

—… я волнуюсь за Асфирель, — закончила она, проницательно всматриваясь в лицо Вольного.

Теплое чувство разливалось у меня в груди. Хотелось подойти и обнять фангру, поблагодарить за всю ее доброту. У меня никого нет роднее в Фадрагосе, чем она. Эт и Роми разглядывали меня с интересом.

— Ты странная, Елрех, — покачал головой Кейел, — но я не буду вновь поднимать тему о соггорах, которых ты должна понимать лучше, чем остальные.

— Между мной и этими тварями …

— Асфи права, — перебил ее Кейел и тише продолжил: — не будем ругаться. Просто скажу вам, что тут мы черпаем знания через мудрецов. Что-то к ним попало, что-то нет. О чем-то они нашли одну легенду, а на севере бытует совершенно другая…

— Ты сейчас о руне? — отвернулся от меня Роми.

— О ней, — чуть улыбнулся Вольный. — Вы просто могли не знать о ней. По древним легендам, она хранится в Святилище Лилового Рассвета. В одной из гробниц…

— Туда нельзя идти! — твердо произнесла Ив.

Кейел чуть поджал губы и развел руками. Елрех выглядела озадаченной. Зато Этирс в этот раз не растерялась и напомнила:

— Мы только что договорились найти сокровищницу Энраилл.

— Искать ее и рассчитывать, что обойдется без риска, — глупо, — тихо произнесла фангра, приподняла тельце зверька за одну ногу, словно удивилась чему-то, а затем отбросила тушку. — Духи помогут нам!

— Ив, я против, — коснулся руки эльфийки Роми.

— Нет уж! — дернулась она. — А если они отыщут сокровищницу? И без исследователей?! Ни за что!

Я мысленно расширила список возможных злодеев для Кейела. Ив — фанатична, а ее сила — Роми. Почему нет?

— Нам придется зайти на территорию Древних, — мягко настаивал шан’ниэрд, — пересечь реку Истины, пробраться к самому центру. Владыка леса будет знать, что мы в его владениях. И нам неизвестно, как он нас встретит.

— Секундочку, — прохрипела я, наставительно приподнимая палец. В голове уже нарисовалась жуткая картина: в черном-черном мире есть черный-черный лес, где правит черный-черный Владыка… — Я не знаю, о чем речь, но мне уже страшно.

— Ты видела Святилище Лилового Рассвета, — сказала Елрех, — когда мы направлялись из Вечного леса в регион Больших Мостов. И нам даже повезло увидеть Владыку Древнего леса.

— Разрушенный храм?

Она кивнула, а я закусила губу. Помнила я и поваленные башни, и витражи и… лося с растениями на рогах. И реку помнила, фиолетовую с сиреневым мерцанием и очень густую, будто лава или кисель.

— Лось — Владыка? Река Истины? — нахмурилась я, ожидая хоть от кого-нибудь разъяснений.

— Лось — всего лишь его облик, — поправила меня Ив. — А вот реку Истины я боюсь гораздо сильнее. Скольких младенцев там утопили?

— Зачем? — просипела я, никак не сумев избавиться от нарастающего волнения.

— А это всего лишь религия соггоров, — широко улыбнулся Роми, превращаясь в милого мальчика.

Кейел коротко простонал и пробормотал, укладываясь прямо на землю:

— Разбудите на рассвете. Не вижу смысла разубеждать вас и доказывать, что эти легенды могут быть выдумкой. Очередная удачная попытка изгнать истинных правителей с их земель.

— Это не выдумка, — насупилась Ив. — Они в самом деле жертвовали своим духам младенцев. Такие жертвоприношения были закрытыми, но находились смельчаки…

— Шан’ниэрды, — уточнил Кейел. Он лежал, подложив руки под голову, смотрел в ночное небо и загадочно улыбался.

— Мы не виноваты, что способнее тех же эльфов, — огрызнулся Роми.

— Какая разница? — встряла в беседу Елрех, а затем обратилась ко мне. — Соггоры — живодеры. Все знали, что реку издавна использовали для казни. Даже драконы не способны бороться с водой Истины. Она разъедает плоть, не оставляет даже костей. А они спускали на ткани младенцев и окунали в нее — оставались только лохмотья. Кейел, не расскажешь каких духов они хотели пробудить?

— Но Владыка пил из нее. Я точно видела, — поспешно припомнила я, точно зная, что очередная язвительность может вылиться в ругань.

— Ты говоришь оскорбительные вещи, — пожурила меня Ив.

— Кейел сказал, что она из другого мира. Просто не понимает, — вступилась за меня Эт, ковыряя ножом землю.

— Асфи, Древние духи могущественней драконов, — мягко пояснила мне Елрех. — Их осталось очень мало, и живут они лишь у истоков реки, где ее воды Истины не успевают смешаться с обычной водой, раствориться в воздухе парами. Там, где концентрация слишком высока.

— Древние живут вечно за счет нее. Она помогает залечить им раны и восстановить силы. Для них она безопасна, — поддержала Ив.

— Но они опасны для нас, — подхватил Роми, отстраненно наблюдая за ковыряниями Эт. — Древние могут увидеть в нас опасность для своего источника и напасть. Для них мы такие же младенцы.

— Так, знатоки и гении, — приподнялся на локтях Кейел и строго произнес: — Я напомню всем, что никого с собой насильно не тащу. И не знаю, как у вас, но у меня завтра ранний подъем. Заканчивайте со своими делами и беседами.

Он отвернулся от костра, подтянул к себе свою сумку и подложил ее под голову. Как-то после его просьбы, которая скорее походила на приказ, мы молча поспешили ее выполнить. Елрех бережно сложила в мешочек то, что успела раздобыть, и принялась вытирать руки, влажной тряпкой. Я разобралась с мятой, разложила стебли с листьями по разным мешкам и передала Елрех. Она кивнула на отброшенную тушку, и мы отошли к ней.

— Если прямо отсюда отправимся в лес Древних, — тихо проговорила она, — то амулеты сделать не успеем, а продать их тем более. А вот потроха на зелья пойдут. И давно ты знала о его планах? — снизив тон, резко сменила она тему. — Или это очередные твои уловки?

— Ого, — изумилась я. — Какое солидное у тебя обо мне мнение. Нет, Елрех, я тут не при делах, — подняла руки, показывая ладони. — Он — ненормальный. Помешанный на спасении Фадрагоса.

— Все Вольные такие.

— В общем, слушай. У него там в голове какие-то теории заговора. Но это ничего в целом, жить можно. Во-первых, мне необходимо не просто ему знания руны передать, а лучше бы завладеть ими. Иначе погонит ведь. А еще я не убивала Фаррда.

— Верю. Ты слишком труслива, — подло била она по моему самолюбию.

— Он клятву нарушил — раз, — загнула я пальчик, опасливо поглядывая в сторону костра, — он одновременно может быть в двух местах: в одном — видимый и, кажется, неосязаемый, в другом — невидимый, но, кажется, осязаемый. И он не знает, что я об этом знаю.

— Он мог толкнуть Ив, — скрестила Елрех руки на груди.

— Скорее всего, он ее толкнул, и Роми не зря обвиняет его во лжи. К тому же он слишком умен, а может, хитер. И я ему не доверяю, но сотрудничать с ним все же придется.

— Есть еще новости? — поинтересовалась она и уселась, якобы нашла что-то еще важное в отброшенном трупе зверька.

Я присела на корточки возле и тихо сказала:

— Я сейчас тебе все-все буду рассказывать, что вспомню, а если кто идти будет, ты меня сразу алхимии учи.

Глава 18. Ксенофобия. Эпизод первый

Ледяной пол холодил ступни. Два дракона — синий и красный — парили над алтарем. Я смотрела на Кейела и не знала, что ему ответить. Почему он думает, что мне стыдно? А он еще и улыбался так противно, будто провоцировал меня быстрее улечься на алтарь. Для чего он предназначен? Я знала, что мне необходимо лечь на него, но не могла объяснить себе причину. Особенно учитывая тот страх, что я ощущала, когда приближалась к этой красивой глыбе изо льда.

— Подъем!

Я вскочила и осмотрелась: еще туман стелился плотной взвесью; солнце не показало первые лучи, зато звезды мерцали в небе; одинокая птица разрывала тишину; темнота, тишина.

— Я ведь предупреждал, что вставать придется рано, — проговаривал Кейел, закидывая сумку на плечо. — Если бы послушали, то не смотрели бы на меня так, словно я убил ваших верховных.

Он, в отличии от нас, действительно был бодрым. Остановился возле остывшего кострища, скрестил руки на груди, улыбнулся и поочередно глянул на каждого. Роми выглядел лучше остальных: смотрел ясным взором и сжимал в пальцах дротик; одежда на нем почти не помялась. Лохматая Ив вяло потирала кулаками глаза и зевала. Елрех хмурилась, уставившись на свою тонкую шкуру, которая явно еще сохранила тепло. Этирс потягивалась, вытягивая одну руку вверх, а вторую загнув за голову. Как выглядела я, мне знать не хотелось. Но Кейел, глянув именно на меня, весело усмехнулся. Чуть постоял, а затем шагнул ко мне. Ухватил шкуру, которой я накрывалась, ловко скрутил ее, а затем и сумку мою поднял и направился прочь.

— Пойдем, Асфи. Приятели догонят.

Я поняла, что выбора особого нет, поэтому тяжело поднялась и побрела за Вольным следом. От основательного зевка заложило уши, я споткнулась на ровном месте, но устояла, помотала головой и потерла глаза. Спать хотелось неимоверно.

Ребята в самом деле догнали нас еще до восхода солнца. Ив бубнила, что совсем без завтрака нельзя. Остальные шли молча. Этирс бросала осторожные взгляды на Кейела, будто не решалась с ним заговорить и вообще приблизиться к нему. К рассвету мы пересекли небольшую рощу и вышли к развилке. Кейел направился по самой неприглядной колее. Указатель обещал этим путем привести нас к деревне Светлая коса.

— К лесу Древних ведет не эта дорога, — крикнула ему в спину Елрех.

— Надо забрать моего мальчика, — обернувшись, ответил Кейел.

— Тоджа, — на всякий случай пояснила я и шмыгнула носом.

Я шла, в основном глядя себе под ноги, но иногда поднимала глаза и видела Кейела впереди. Он продолжал тащить мои вещи, чем одновременно радовал меня и вновь заставлял ощущать эту лишнюю благодарность, которая пробуждала совсем уж недружеские, теплые чувства. А еще мысли о снах не давали покоя. Что это за сон такой отчетливый? И чем он заканчивается? Досмотрю ли я его когда-нибудь?

Позади щебетали девушки, жарко обсуждая и защищая достоинства своих гильдий. Я оглянулась и отметила, что Роми чуть отстал. Шнурков в Фадрагосе не было, но я не постеснялась стащить с ноги сапог и сделать вид, что вытряхиваю камушки.

— Все в порядке? — поинтересовалась Елрех, проходя мимо.

— Да, — кивнула я ей для пущей убедительности.

Надела сапог как раз, когда Роми поравнялся со мной. Какое-то время мы шагали молча, а потом я все же спросила:

— Сильно побледнела?

Он скосил на меня глаза и хмыкнул.

Белая кисточка его хвоста с каждым шагом покачивалась над землей. Серая кожа едва заметно мерцала при дневном свете. Перышки на стрелах, спрятанных в колчане, легонько дрожали при ласковом дуновении ветерка.

— Роми, я же ничего тебе не сделала плохого, так почему ты ко мне враждебно настроен?

— Ты человек. Тебе этого мало? — теперь он даже мимолетно на меня не взглянул. Подборок приподнят, губы поджаты — словно Ромиар брезгует даже объясняться со мной.

— Этирс тоже человек, и Кейел тоже. К ним ты на порядок лучше относишься. Ив я за собой не тащила, она сама...

— Слухи о тебе быстро распространились, — прервал он, нервно хлестнув по ноге хвостом. — Ты не просто человек. Ты еще и из другого мира. Когда я услышал о тебе, сразу решил, что для всех безопаснее всего будет убить тебя. Неизвестно, что ты притащила за собой из своего низкого мирка.

— Низкого? — удивилась я.

— По твоим же слухам говорят, что у вас живут только люди. Судя по тебе — глупые люди.

— Я не глупая, — буркнула я и чуть громче продолжила: — просто не знаю Фадрагоса. Мне трудно запомнить все ваши названия и традиции. Хотя... забудь!

Разве ему нужны мои оправдания? Ему не они нужны, а доказательства собственной правоты. Чем больше я скажу, тем больше предоставлю возможностей, за что уцепиться и обернуть против меня. Вот и весь разговор с шан’ниэрдом! Вот и все взаимопонимание, и согласие!

Троица замолкла на пару секунд, проследила, как я обгоняю их, а потом возобновила разговор о гильдиях. Я и сама не поняла, почему ощущая обиду и растерянность, поспешила не к Елрех, самому родному существу в Фадрагосе, а к подлому Кейелу. Он даже не оглянулся на мои громкие, неосторожные шаги. Как только я приблизилась, он спросил:

— И чем он тебя расстроил? Что сказал?

— Что я человек из другого мира, — порывисто пожаловалась я. — Кейел, я не уверена, что у меня получится к нему приблизиться.

— Да, я это вчера понял. Ромиар Вольный, но его кровь сильнее.

— А в чем особенность? — не поняла я.

— Расскажу, но только взамен на что-нибудь интересное, — улыбнулся он.

— И что ты хочешь?

Он задумался на долгие минуты. Утреннее солнце очерчивало его профиль, подсвечивало русые волосы, делая их на капельку золотыми. Складки на темной одежде с каждым движением сменяли положение. Я закусила губу и вдохнула глубже, вспоминая красивое тело, спрятанное под этим лишним ворохом ткани. Когда довольно реалистично ощутила будоражащие прикосновения, будто он обнимал меня прямо сейчас, в горле пересохло. Легкое раздражение кольнуло, когда прохладный ветерок развеял иллюзию. Меня еще ни разу так к парню не тянуло…

Кейел, наконец-то, взглянул на меня с озорством и предвкушением.

— Придумал. Взгляни на меня и расскажи стих из своего мира, который первым придет на ум.

Я нахмурилась, услышавтакое простое условие, но лишь пожала плечами. Осмотрела его, пытаясь вспомнить подходящие стихи. В голову лезли всякие любовные смс-ки, поэтому я очень постаралась вспомнить все плохое, что происходило между мной и Кейелом. Окровавленный кинжал, отброшенный в темноту; отговорки и обвинения окружающих; кошмарные сны… Не взвесив толком решение и еще находясь глубоко в мыслях, тихо и медленно произнесла:

—Раз, два, Фредди идет, три, четыре, ножи достает... — опомнилась, улыбнулась Вольному и пошла на попятную: — В общем-то не могу вспомнить...

— Кто он? — ухватился за высказывание Кейел, а затем медленно повторил: — Фредди.

Его в самом деле разбирало любопытство. Даже Ив, последовавшая за мной, якобы побольше узнать о Земле, не проявляла особого интереса к ней. Я растерялась, видя красивую улыбку и застывшее ожидание в зелено-карих глазах.

— Он... — «психопат с лезвиями, маньяк в шляпе, безжалостный убийца» — прокатилось в голове, но я ответила совсем другое: — Вымысел. Злодей из книги. Давно о нем читала, пока мама не видела. Обидели его когда-то несправедливо, поэтому он мстил, убивая невинных подростков. Справедливости добивался. Приходил в очень реалистичных снах и... Неважно.

Кейел улыбнулся шире и вновь вернул взгляд дороге. Тихо проговорил, весьма точно проводя черту между Крюгером и собой, будто мысли мои прочесть сумел:

— Я не ищу справедливости и… Асфи, я снюсь тебе?

— Нет, — твердо солгала я и порадовалась, что он на меня не смотрит.

— Аня, — как-то совсем нежно произнес он, все же взглянув на меня. Или это мне так нужна его нежность?

— Нет. Честно, не снишься, — убедительно повторила я, испугавшись, что это может быть как-то связано с его злодеем. Как бы Кейел не вел себя, но доверять ему я себе запрещала. — Просто ты кажешься мне несправедливо обиженным. Ты же не виноват, что стал Вольным.

— Вот как, — хмыкнул он. — Знаешь, Аня, в отличие от беловолосого шан’ниэрда, я не боюсь тебя.

— А он боится? — опешила я.

— Конечно. Он ведь не знает, чего от тебя ждать. Ты другая. Слишком отличаешься от многих, но сама этого не замечаешь. Иногда я тоже не знаю, что ты способна выкинуть. Но у нас с тобой гораздо больше общего, чем у них, — кивнул за спину.

— Так ты расскажешь мне об особенности крови шан’ниэрдов?

— Знаешь ведь о васовергах? О том, что у них рождаются только мальчики? — спросил он, и я кивнула. — Говорят, что беловолосые шан’ниэрды сами виноваты в схожей беде. Будто духи наказали их за высокомерие. Они признавали и признают себе в пару только шан’ниэрдов. А так как у них любовь одна на всю жизнь, они избегают общество других рас.

— И в чем беда? — тихо спросила я, рассуждая больше для самой себя.

— Их раса всегда считалась сильной, поэтому они не способны признать слабость, — усмехнулся он. — Если они смешивают кровь с другими расами — сходятся с другими, то ребенок будет принадлежать слабейшей крови. Будут какие-то различия, конечно, но скорее уродливые. Как пометка о совершенном позоре — гордый шан’ниэрд или шан’ниэрдка упали в грязь.

Кровь отхлынула от щек, а на душе стало как-то мерзко. Я оглянулась, увидела смеющуюся Елрех и быстро отвернулась. Кейел улыбнулся шире, заметив мою растерянность, а затем поинтересовался:

— Она не рассказывала?

— Нет, — глухо ответила я. — Зато я ее вечно семьей укоряла… Если б знала, была бы тактичнее.

— Не переживай. Тех, кто все еще относится к таким семьям со злобой, осталось немного. В основном беловолосые шан’ниэрды. Они же сами свой род истребляют предвзятостью. Но это у них в крови. Посмотри хотя бы на Ромиара — Вольного и изгоя из рода. Он многое пережил, многое осознает, но бороться у него все равно не получается.

— И это при том, что у него чувства форматировались, — протянула я.

— Формати… чего?

— Нет, ничего, — отмахнулась я.

— Поздно отступать, Асфи. Рассказывай, — потребовал он.

Мы так и шли с ним впереди, общаясь на различные темы. От понятий плавно перетекали к сравнениям миров, к ценностям, вложенным нашими предками: я рассказывала о своих, он — о своих. Потом мы говорили о войнах и их последствиях, о разрушительной силе духов и не менее разрушительном оружии Земли. Как-то стремительно, но совсем незаметно перескочили на веселые случаи из жизни.

— Я тогда вместо паприки ухватила красный жгучий перец. С виду вообще различий никаких: пакетики прозрачные, надписей нет. Бухнула прилично так… Сама тогда на диете сидела, поэтому спагетти даже не пробовала. Вечером Женька пришел, а я в душ. Вышла, а он со слезами на глазах расхваливает и благодарит, ест и плачет. Удивилась, что мужиков макаронами так растрогать можно.

Смех Кейела мне нравился сильнее, чем гнев. Он сразу казался заботливым и ласковым, понимающим и отзывчивым. К нему в самом деле тянуло. И не без оснований. Не думаю, что, слыша эти звонкие нотки в хохоте, видя веселье и беззаботность в глазах, хоть кто-то мог бы зажать улыбку. Лично я улыбалась во все тридцать два.

Дорога пошла с наклоном вниз и уводила к виднеющейся высоким частоколом деревне. Я на каком-то моменте подбила камушек, он укатился в сторону и ударил по пятке Кейела. Вольный обернулся, пару секунд оценивал произошедшее, а затем пнул камушек обратно мне. Так мы и продолжили путь, пасуя гальку друг другу.

— Ко мне только эмоции вернулись, — рассказывал Кейел, не переставая улыбаться. Его волосы выбились из ленты и придавали внешнему виду большую безалаберность. — Возвращаясь с севера, ухватился за возможность подзаработать. Зашел по наводке в лес и оказался среди великого искусства. Кого только василиск не обратил там в камень: застывшие воины, несколько вепрей, мелкие змеи, дичь, но самое главное — радужные ящеры. Я, конечно, цвет оперения в серости не разглядел, но того, что там семейство редких ящеров погибло, уже многим бы не понравилось. Василиска с трудом, но убил. Пытался отдышаться, когда Тодж меня цапнул. Ты, может, шрам разглядела, — легко хлопнул себя по ягодице.

— Не-е-е, — протянула я, подбивая камушек.

Он накрыл его подошвой и остановился, глядя на меня.

— Показать? — весело спросил он. — Смотри какой дуб. За ним спрятаться можно.

Я рассмеялась и толкнула его в плечо. Он чуть толкнул в ответ. Я не могла не ответить, но не ожидала, что буду ухвачена за руку и погребена в захвате. Смеялась и вырывалась, пока Кейел лохматил мои волосы. Смогла лишь развернуться. Встретившись с изумлением следующей за нами четверки, угомонилась. Кейел тоже затих, сопел мне в ухо и прижимал к себе.

— Все нормально? — поинтересовалась я.

Елрех кивнула мне, но как-то неуверенно. Роми смотрел на нас задумчиво, Ив с каким-то исследовательским восторгом, а вот взгляд Этирс мне не понравился: хмурый и, кажется, испуганный.

— Ты сумки уронил, — проговорила я тише.

— Попробуешь угадать их мысли? — проигнорировав меня, спросил он.

— А получится?

— С фантазией у тебя все в порядке, а с моей помощью точно что-нибудь получится, — произнес он и отпустил меня.

До самой деревни мы продолжали игру с камнем, но теперь вслух предполагали, что обо мне и Кейеле могли думать окружающие. Сожаление о том, что скоро мы окажемся у ворот, не отпускало меня.

Громоздкие деревянные ворота, укрепленные железной рамой, открывались легко и без малейшего скрипа. Высокий парень молча впустил нас, закрыл створку, задвинул тяжелый засов и полез обратно на сторожевую вышку. Внутри огромной отгороженной территории даже небольшое пастбище для овец и коз нашлось. Домики начинались в метрах трехстах от входа и тянулись вдаль параллельно друг другу несколькими рядами.

— На другой стороне поля. Там же недалеко дом старосты, — сообщил Кейел всем нам.

— А такие меры предосторожности обязательны? — спросила я, следуя за ним.

— Мы далеко от Обители и ближе к Краю, — ответила Елрех. — Тут гильдий меньше, и они не столь успешны — нечисти заведомо больше. Кто ж в такую дыру забирается… Да и зачем?

— Я, например, — моментально отозвался Кейел. — О причинах умолчу.

— А Край — это что? — растерялась я в количестве возникающих вопросов.

— Просто Край, — пожала плечами Этирс.

— А у вас окончание мира называлось как-то иначе? — заинтересовалась Ив.

— Так он же круглый, — неуверенно протянула я и остановилась под внимательными взглядами.

— Глупость какая, — покачала головой Этирс.

— И у вас в это верят? — нахмурился Роми.

Елрех просто посмеивалась надо мной. И только Кейел подошел ко мне, сжал мое плечо и тихо попросил поделиться с ним подробностями попозже. Теперь вопросы посыпались из меня безостановочно. Отвечали мне все дружно, хорошо хоть не хором. На драконах в Фадрагосе никто не летал — они слишком горячие, холодные, острые, ядовитые даже просто для прикосновений. Существовали еще летуны поменьше и способные переносить на себе человека, но недолго. Если кто и пробовал вырваться за Край, то обратно не возвратился. Корабли были, но использовали их для внутренних морей, как тут называли — закрытая вода, и для речных перевозок. В открытую воду, где начинался Край мира, никто не совался. «Опасно там. Даже для проживания на прибрежье» — говорила Ив. Так и прошли с разговорами через длиннющий ряд разномастных домиков под любопытными взглядами шушукающихся жителей Светлой косы.

Перед двухэтажным домом располагался просторный двор с колодцем, пристройками и навесом. Мальчишки фангры играли у ровной кладки дров, увидели нас, побросали деревянные игрушки и с веселыми криками помчались в дом. Только сейчас я отметила, что у всей этой голубокожей расы волосы встречались не светлее пепла. Елрех — не просто редкая фангра, а именно исключение. Кейел по-хозяйски отворил калитку и направился к высокому крыльцу. Мы переглянулись и последовали за ним.

Через несколько минут я терялась от суматохи: шумные дети прыгали вокруг Кейела и все куда-то его тянули; хозяйка, явно старше Елрех, что было заметно по испещренным линиям на коже — они выглядели глубже и отчетливей, — раздавала нам распоряжения и шикала на непослушных мальчуганов. Под ее командованием мы избавились от поклажи, оставив ее в коморке за домом, затем умылись и зашли в дом. Внутри витал аромат свежего хлеба.

— Сейчас вам накрою на стол, — произнесла Тамаша, гремя посудой на небольшой кухне. Огляделась на столпившихся нас у порога и добавила: — Погода хорошая. В беседке за домом пообедаете.

— Скорее уж плотно позавтракаем, — искоса глянув на Кейела, буркнула Ив.

Сам он присел на кухонный стол, скрестил руки на груди и спросил:

— Твари рядом есть?

— Таких, чтоб сами не справились, не попались. Нет тут для тебя работы, только ведь от нас…

— Не мог же я Тоджа бросить надолго.

— Надолго, — хохотнула она, исчезая в кладовой, и уже оттуда доносился ее голос: — Прожорлив друг твой! Поди вечность голодал, что наши запасы истощил. Ты вовек тут нам служить должен, оберегать от всяких тварей.

Кейел рассмеялся тихо и на нас посмотрел, потом уставился на меня и сказал:

— Со мной к нему пойдешь?

— А далеко? — скривилась я.

К Тоджу я проникнуться любовью не успела. Выжил — хорошо. А вот сводящий с ума запах и большой казан в руках Тамаши вызывал во мне не просто любовь. Я слюной давилась и прямо ощущала головокружение.

— Со мной, — произнес Кейел и направился ко мне.

Протиснулся в нашей толпе и повел на улицу. Я лишь с завистью услышала, как Этирс и Ив предлагают свою помощь хозяйке. Зачем, если духи все разогреют? Причем быстро разогреют. Скорее всего мы вернемся уже тогда, когда остальные успеют поесть.

— Есть хочу, — попыталась я надавить на жалость, но Вольный лишь за плечи меня приобнял и к себе притянул.

— Я тоже.

Тоджа держали в хлеве за железной перегородкой, отделяющей его от скота. Я поморщилась из-за запаха навоза внутри и остановилась, глядя под ноги. Кажется, солома на земле была чистой, но мне все равно не хотелось заходить дальше порога. Кейел, напротив, бросился к своему ящеру. Тодж словно обезумел: от его вопля заложило уши, а места в загоне ему явно не хватало. Он крутился, тыкался мордой меж прутьев и подпрыгивал, едва не ударяясь головой о потолочную балку. У меня создавалось стойкое ощущение, что как только Кейел отодвинет засов, ящер вышибет дверь и сожрет все живое в округе. Но я ошиблась: он замер, когда заскрипели петли, затем осторожно шагнул вперед и вытянул шею, подставляя ее под ласковые ладони хозяина. Потерся мордой о голову Кейела, легонько боднул в плечо и сипло заворковал.

— Скучал? Прости… — шептал Кейел, закрыв глаза и нежно поглаживая шею Тоджа.

Овца тихо проблеяла в другой стороне и зажевала сено усерднее. Весь скот забился в угол, едва друг на друга не залезли. Я прислонилась к дверному косяку и улыбнулась, наблюдая за парочкой, внесшей хаос в размеренную жизнь животин. Радужные перья на боку Тоджа редели, а ближе к животу вовсе отсутствовали. На оголенной коже некрасиво бугрились розовые шрамы. Я и не заметила, как оказалась рядом, как прикоснулась кончиками пальцев к перышкам. Гладкие словно шелк, переливчатые будто масло на воде. Пленка на красных глазах подернулась на миг, но вновь застелила. Зато Кейел теперь смотрел на меня и благодарно улыбался. Я отдернула руки и сцепила их в замок за спину. Смутилась? Почему? Я пожала плечами и вернулась ко входу. Как не пыталась понять, из-за чего растерялась, все равно не смогла. «Мы себя понять не можем, но остальных запросто» — так когда-то сказал Кейел? Он и прав, и ошибся одновременно. От такого недуга страдают многие. И чем сильнее буйствует чувство внутри, тем сложнее узнать его. Оно словно ослепляет.

У Тоджа мы долго не пробыли, но и этого времени хватило, чтобы нам с Кейелом пришлось обедать вдвоем. Не скажу, что я была недовольна таким фактом, наверное, наоборот — я следила за каждым его движением. Слушала каждое его слово из многочисленных рассуждений и рассказов. Расспрашивала даже о самых бесполезных и неинтересных вещах, лишь бы только он улыбался мне и не замолкал ни на секунду.

Сегодня я говорила о Жене, но когда пыталась вспомнить лицо, видела Кейела.

Он снова засмеялся, называя очередной вопрос глупостью, и долил в мою кружку сок. А я, глядя в его глаза, на несколько долгих секунд разучилась дышать.

Это уже не просто тоска по романтике. Не просто влечение к красивому парню.

Это крепкие оковы. Иногда обжигающие холодом, иногда — огнем.

Они не душат. Они пугают. Шаг сделать страшно.

Я пропала.

— Солнцепек, — протянул староста деревни, нарушая наше уединение.

Высокий, широкоплечий фангр, с густыми волосами, собранными в косу, и светло-карими глазами. Он вытер руки о темные штаны и присел на свободную лавку за столом. Пожелал нам приятного аппетита, предлагал остаться дольше, чем на одну ночь, а затем интересовался у Кейела новостями в мире. В этой семье к Вольному относились с уважением, как к единственному, кто периодически заглядывает в такую глушь, чтобы уберечь поселение от внешней опасности.

Полуденный ветерок почти не приносил желаемую прохладу. Листья винограда скрывали нас в плотной тени и изредка едва слышно шелестели. Сладкие запахи спелых дыни, груши и цветочного меда привлекали пчел и мух. За последними в придачу стремились к нам и осы. Как я не пыталась отогнать насекомых, но они продолжали ползать по столу и, неприятно жужжа, кружили вокруг.

— Ты б это… в соседнее село заглянул, — хозяин сменил тему от урожая и скупщиков. — Слухи дошли — линарь там завелся. За лето три девицы утянул.

Лето… Кажется, тут оно длилось бесконечно, хотя Солнце ничем с виду не отличалось от нашего. Та же продолжительность дня, те же температуры воздуха. А может, дело в широте? Я даже примерно не могла предположить, в какой мы находились.

— А что наемники и защитники? — поинтересовался Кейел, прокручивая в руках кружку с молоком.

— Так где мы, а где Обитель... Покуда гонец запрос отнесет, покуда его примут, рассмотрят. Народ жалко. Мы туда своих больше не отпускаем, и оттуда гостей не шибко жалуем. Страшимся, что линарь к нам переберется.

Кейел выглядел не слишком довольным, но отказывать не спешил. Впрочем, как и соглашаться. Он отхлебнул молока, облизал губы и, глянув на старосту, спросил:

— Где именно?

— В Красной осоке. Несколько часов пешим ходом, восточнее от…

— Я знаю, где это, — слишком резко оборвал Кейел и, нахмурившись, вперил взгляд в центр стола. После короткой заминки тихо сказал: — Пусть сами справляются.

Мужик растерялся, но вскоре пожал плечами и с досадой проговорил:

— Дело твое, Вольный. Коль повезет, то больше девиц по обглоданным костям узнавать не будут.

Я поежилась. Кто такой линарь, вспомнила с трудом. По рассказам Елрех представляла себе зомби с кожистыми крыльями и острыми зубами. Питался сырой плотью, обгладывая до кости. Предпочитал эльфов или просто молодых разумных существ, но в голодное время ничем не брезговал. Выделял, как я поняла, какие-то феромоны и с их помощью уводил жертву за собой. Интеллекта хватало, чтобы опасаться больших поселений, но не настолько, чтобы не наглеть в малых. Обычно задерживался в одном месте, если его намеренно приманкой не уводили к другой «кормушке». Поэтому сложной его поимку нельзя было назвать, но с другой стороны… Тварь не брал огонь, ее нельзя было заколоть или утопить. Только отсечь голову. Верткого, неутомимого и невероятно сильного — его необходимо было удержать на месте и не позволить себя даже оцарапать. От крови он становился совсем уж неудержимым.

Кейел медленно перевел взгляд выше и, наткнувшись на мои руки, удерживающие кружку с соком, нахмурился сильнее. Затем поднял глаза, забарабанил пальцами по столешнице и произнес:

— Завтра на рассвете отправимся к ним.

— Почему передумал? — напряглась я.

— Это правильно, Вольный, правильно, — заговорил хозяин, улыбаясь.

— Покажу тебе, что я пытался быть хорошим, — ответил мне Кейел.

Потом он переключился вниманием на старосту, а позже за мной пришла Елрех. До конца дня мы постоянно чем-то занимались: перебирали вещи, просушивали их, помогали хозяйке, чтобы хоть как-то отплатить за гостеприимство. Ужинали тоже на открытом воздухе и теперь со всей немаленькой семьей старосты. Только после заката я вдоволь отлежалась в большой лохани с горячей водой. Тонкий матрас на широкой, длинной лавке казался таким мягким, будто я лежала на королевской кровати. Всех девушек разместили в одной комнате, поэтому я засыпала под тихую болтовню, но едва ли слушала ее. Мне хотелось, чтобы утро наступило быстрее. Потому что где-то там, за стеной, засыпал Кейел. Может, тоже общался с Ромиаром и старшими сыновьями старосты, а может, о чем я втайне надеялась, также, как и я, думал обо мне. Я улыбалась, когда закрывала глаза и представляла его радостное лицо, вспоминала его смех. Сегодня во сне я спрошу у него, за что мне должно быть стыдно. А еще не лягу на алтарь, если он скажет, что этого нельзя делать. И быстрее бы утро, ведь тогда мне не нужно будет представлять его. Я смогу видеть его. Возможно, глупая. Но кто не заслуживает второго шанса?

А потом я обязательно все забуду. Только вернусь домой — и сразу забуду.

Глава 19. Ксенофобия. Эпизод второй

К Красной Осоке мы выдвинулись на рассвете. Я вновь наслаждалась компанией Кейела, игнорируя хмурый взгляд Елрех, заинтересованный — Ромиара, фанатичный — Ив и пристальный — Эт. К высокому частоколу подошли еще до полудня. Настроение у меня, несмотря на предстоящее разбирательство с линарем, было на высоте. Ровно до того момента пока мы не встретились со старостой.

Щуплый старичок с длинной бородой, опираясь на палку и кряхтя спустился по высокому крыльцу небольшого дома. Щурясь, долго всматривался в наши лица, а затем полюбопытствовал кто мы и зачем явились. Выслушав ответы, щербато улыбнулся и проявил те качества, за которые, видимо, все еще являлся старостой: ясность ума, превосходную память и хорошую дедукцию.

— Девицы все, как одна, хороши были. Румяные, круглощекие, с тяжелыми косами, а фигуристые-то какие…

— Зачем ему такой отбор? — удивилась я.

Кейел стоял, опираясь на низкий забор, и задумчиво разглядывал землю. Роми многозначительно хмыкнул у меня за спиной.

— А такой ли это линарь? — тихо спросила Эт.

— Так и я о том толкую, — старик легонько стукнул палкой по земле. — Сколько живу, но о таком линаре не слыхал. Ишь не всякую подавай. Капризный.

— Круглощекие… — протянула Ив, ухватила выпавшую черную прядь и аккуратно перекинула ее за ухо. Подняла синие горящие азартом глаза на старика и спросила: — Хоть одна эльфийка пропала? Или у вас, в такой дали от Обители, они не проживают?

— И эльфийки и эльфиорки есть… Как постарше стали, так в тишину и поближе к лесу, уединению, перебрались.

— И он все равно предпочел не их, — кажется, возмущалась Елрех.

— Только людей? — нахмурился Кейел.

— Девиц. Да только-только глазками стрелять стали, — прокряхтел староста, — а так совсем недавно и от парней ничем не отличить было.

Ив тихо перечисляла нечисть Ромиару, а тот только кратко опровержимые факты вставлял, отметая одно предположение за другим. Кейел кусал губы и поглаживал подставляющего морду Тоджа. Эт уселась на траву рядом с Елрех и ковыряла ножом землю. Я из-за своих скупых знаний углубиться в размышления не могла, как и понять Ив, поэтому пользовалась привычным методом: вопросы — мой основной инструмент выживания в Фадрагосе.

— А с чего вообще решили, что это линарь?

Дедок посмотрел на меня ясными глазами, почесал подбородок, спрятанный под бородой, и ответил:

— Сений нашел кости в лесу недалече от озера. Его издавна сторонятся, слава плохая. Русалки там водились, а потом виксарты отлавливать стали да с духами что-то мудрили. Страшимся призраков их… Они ж при жизни в омуте, а как над ними снасильничают — в воздухе окаянными блуждают.

— И что же он там делал? Сений ваш. Как нашел? А узнал как? — спросила я, обдумывая новые, но еще пока не озвученные вопросы.

Кейел теперь заинтересованно смотрел на старика и иногда на меня одобрительные взгляды бросал. Ив с Роми переговаривались тише. Старик пожевал потрескавшуюся губу, сощурился на один глаз и, понуро опустив плечи и тяжело навалившись на палку, ответил:

— Евена, дочка его, первая пропала. Любил он ее поболе покойной жены, никого к ней даже поговорить не подпускал, погулять только во двор и не далее сада…

— Зачем так ущемлял? — удивилась я, позабыв о линаре.

— Разве это важно? Время только тратишь, — упрекнула меня Эт.

Елрех тоже глянула с недовольством. Кейел уже рот открыл, но старик заговорил, и перебить его никто не поспешил. Я закусила губу и решила больше ни о чем не спрашивать.

– Саринка, жена его, померла от хвори неведомой. Покуда гильдейских целителей дождались, следов не осталось. Местного знахаря к ней не пускали. Слухи ходили, что он ее поначалу и травил. Теперь живет тут с нами, да разве прогонять его? Духи вину его не признали, но она на лицо: как зельями своими опоит, мазями измажет, духов призовет да отметины снимет — так на утро Саринке, ягодке светлоглазой, дурно. Бредила, своих не признавала. Так и померла в бреду.

Старик замолчал, хмуро глядя на разлегшуюся в тени дерева псину. Та размашисто виляла белым хвостом сразу, как внимание на себе чувствовала, а в темных глазах только дурость. Зато старику, видимо, одинокому хоть какая-то радость.

— Долго Сений страдал, как Евена пропала. Отыскать ее всем селом пытались, да толку никакого. Мужик убивался, пить стал, а потом как разом протрезвел и поменялся. Горе-то какое — кто б не поменялся? Вот и он с восходом в лес уходил, а с закатом возвращался. Однажды кости обнаружил и обрывки грязные. Платье признал, что Евене от заезжего купца приобрел.

— Чисто теоретически…

— Помолчи! — осадила меня Елрех.

Но… Чисто теоретически не укладывается. Как линарь ее уволок, если она из двора не выходила? Разве это неважно? Когда она пропала? Подобие канализаций тут, благодаря духам есть, поэтому сортиры недалеко от дома строят, и едкую вонь те не источают. То есть даже если ночью она выходила по нужде, то от дома ведь недалеко. На крыльях унес? Совсем худая должна быть, а тут речь о фигуристой девушке. Не зря ведь линарь феромонами жертв уводит. Смог бы уносить на крыльях, так бы и охотился. Не от маньячных же наклонностей такая возня с жертвами? Или не пугает, чтобы мясо вкуснее было? Хоть бы знать, где дом этого Сения.

— А он на окраине живет? — спросила я, встревая в самую гущу обсуждения.

— Кто? Линарь? — удивилась Ив.

— Сений, — тяжело вздохнула я.

— Оставь мужика в покое, — раздался ошеломленный голос. Ромиар был изумлен: глазел на меня так, будто чудовище увидел. — У него горе. Даже мне, Вольному, с первого раза понятно, что его лучше не дергать лишний раз.

— Ты к нему зайти хочешь? — поинтересовался у меня Кейел.

— Оба бездушные, — оценила нас Ив.

Елрех усмехнулась, а Эт хмыкнула.

— Не хочу, — пожала я плечами. — Но мне интересно.

— Прошли вы его дом, — махнул в сторону старик. — Добротный дом с высоким забором и густым садом. Восьмой от моего.

Почти центр. Линарь ее по всей деревне вел? Значит, глубокой ночью. А духи почему о беде хозяев не предупредили? Или девушка все же из-под родительской опеки вырвалась и пошла в лес гулять?

— Так вот Фалина пропала, а потом кости нашли в лесу и бусы ее, — продолжал старик. — На костях следы зубов — точно жрал окаянный. До слез жалко, — испещренная морщинами рука сжала палку. — А третья, подруга Фалины… Просили ее не искать, отпустить, дождаться помощи. Да неужто молодые слушать будут? Юка поначалу в лес сама не совалась, все нас осаждала. Хотела линаря отыскать, подбивала нас его запереть. Ходила к родителям Фалины и к отцу Евены, им плакалась да на совесть давила. А там уже к знахарю все наведывалась да наведывалась. И она пропала.

— А может он их и…

Я затихла под хмурыми взглядами, голову в плечи втянула, но увидела улыбку Кейела и осмелела:

— А знахарь ваш нормальный?

— Угрюмый он. Глаза черные, злые. Да исцеляет хорошо. Ноги вот мои на его настоях снова силой наполнились. Не так давно он тут появился. Да поговаривают, — перешел старик на полушепот, — что с севера пришлый.

— И насколько правда? — нахмурилась Ив.

— А кто ж его ведает? Слухи на то и есть, чтоб пустоту хоть чем заполнить, — улыбнулся старик. — Не вся правда верна, не все колосья на одном поле хороши. Так линаря изловите?

— Прямо сегодня и займемся, — широко улыбнулся Кейел.

Уже через десять минут мы выдвинулись к выходу, но на маленьком перекрестке Кейел остановился и, щурясь от яркого солнца, произнес:

— Нам с Асфи надо кое-куда заглянуть. Много времени не займет. Ждите нас у ворот.

Клумбы, казалось, заняли все пространство во дворе перед большим домом. Узкая дорожка уводила к широкому крыльцу. Колодец из крупных камней оплетали вьющиеся цветы, распустив красные бутоны. Деревянные фигуры животных виднелись украшениями на возвышенностях. Где-то за домом стучали. Кейел дотронулся до деревянной калитки, духи вспыхнули голубыми огоньками, а затем покраснели и устремились к его руке. Он отдернул ее. Духи зависли перед нами в воздухе. Когда Кейел прикоснулся к одному из них, они поочередно потухли.

— Что ты тут забыл? — крикнул мужчина.

Он показался из-за угла дома и спешил к нам, удерживая топор в руке. Высокий, в плечах широкий. Серая рубаха от воротника взмокла, рукава закатаны. Короткие, русые волосы взлохмачены, а вблизи бисеринки пота застыли на красивом лице. Зеленые глаза были бы теплыми, если бы не презрение и злоба, которую ничем не скрыть.

— Тебе одного появления мало было? — набычился незнакомец.

— Почему? — тихо спросил Кейел и кивнул в мою сторону. — Не мне ответь, ей. Она тоже считает, что я ни в чем не виноват. Я не умолял духов избрать меня.

На меня мужчина даже не взглянул. Впритык приблизился к калитке, крепче сжал топор и процедил сквозь зубы:

— Забирай свою девку и уматывай отсюда, пока я вас обоих не зарубил.

Я непроизвольно отступила на пару шагов. Угроза звучала слишком серьезно, словно если мы не выполним условия, то мужчина именно так и поступит. Кейел не испугался, улыбнулся и спокойным тоном поинтересовался:

— Забыл, как мать плакала, опасаясь, что я на вас лиертахона натравлю, если грубить мне будешь?

— Она тебе не мать, выродок!

Меня будто оглушили или все же пришибли. Я открыла рот и, кажется, стояла только потому, что не способна была даже осесть на землю. Перед нами отец Кейела?

— Убирайся, пока нас никто рядом не увидел, — продолжал он шипеть на сына, глядя исподлобья. — Забудь дорогу к нам!

— Ответь: почему? — не отступал Кейел.

— Скольких ты убил? — вопрос прозвучал с презрением. — Нам пришлось уехать, дом бросить! Соседи пальцем указывали, да твои грехи припоминали. А ты спрашиваешь о причинах? Наш сын давно умер. Проваливай!

Кейел явно улыбался через силу, сжимая челюсть так, что желваки ходили. Он опустил голову и сглотнул, уставившись себе под ноги. Резко выдохнул и глянул на меня.

— Вольный — это клеймо. Видишь?

Я нахмурилась, поняла, что прижимаю руки к груди, расцепила их. Хотела уже ответить, но не успела:

— Ты не просто Вольный, — скривился мужчина, так словно его сейчас тошнит. — Убийца, северный выродок, позор на мою голову!

— Но ведь он не осознавал себя, — промямлила я.

Мне казалось, что если я начну заступаться за Кейела, то нас и впрямь убьют. Они взглянули на меня одновременно: Кейел со спокойствием, а его отец с еще большим омерзением, чем смотрел на сына.

— В прошлый раз ты мне ни слова сказать не дал. Может, ей позволишь меня оправдать? — полюбопытствовал Кейел

Мужчина содрогнулся и даже отступил от калитки, спрашивая:

— Сколько он тебе заплатил, девонька?

Я только головой покачала, и вновь успокоилась, лишь когда увидела глаза Кейела и его легкую улыбку.

— Не платил? Чепуха, — сказал мужчина, сплюнул на землю, а затем и слюну стал резко втирать носком сапога.

— Ничего он мне не платил! — пришла ко мне смелость на краткие секунды. — И он однозначно не абсолютно хороший, но разве ж виноват во всем? Его не спрашивали, хочет ли он Вольным быть. А когда эмоции вернулись, можно было направить по правильному пути.

— Его север направил! — рявкнул папаша так, что я отшатнулась.

— Да что ж вы к северянам прицепились все?! — мой голос не был настолько грозным, но зато громким и звонким.

Мужчина озирался с опаской. Явно не хотел, чтобы нас застукали рядом.

— Не платил… — забормотал он. — Ты сама северянка? Отродье…

— Я вообще из другого мира, — не сдержалась я, отвечая также тихо, но с той же презрительной интонацией. — И Фадрагос ненавижу. В нем ценности не могут превысить все зло и уродство, чтобы сражаться за этот мир. Наверное, поэтому духи выбирают себе Вольных, принуждают их, чтобы хоть кто-то… А какие они вольные вообще? Живут и умирают ради ваших жизней. И хоть кто-нибудь спрашивал, чего они сами желают?

— Пошли вон! — прошипел мужчина, перехватывая топор удобнее. — И в мире нашем тебе не место!

Он глянул мне за спину, а затем поспешил к дому. Кейел выглядел немного пришибленным, но все равно улыбался мне. Убрал выбившиеся пряди челки за уши, одними губами произнес: «спасибо», — а затем громче спросил:

— Вы что-то хотели?

Я обернулась. К нам приближалась пара. Мужчина с заметной проседью в черных волосах, обнимал светловолосую женщину, которая едва ноги переставляла.

— Как же это? Не ждали уже! Только не бросайте, — запричитала она, сорвавшись почти на бег. Упала бы на колени перед Кейелом, но мужчина удержал ее. Она разрыдалась, уткнувшись в его плечо и бормотала о чудовище и наказании.

— Фалина? — твердо спросил Кейел, в отличии от меня ни разу не смутившись.

— Дочь наша, — угрюмо подтвердил мужчина. — Как узнали, так места себе… — он громко вздохнул под громкий всхлип супруги и прижал ее к себе крепче.

Быстро, однако, слухи расходятся. Я смотрела на эту пару и все еще не могла проникнуться сочувствием. От пережитого знакомства с отцом Кейела не успела прийти в себя. А самому Кейелу каково?

— Не уйдем пока линаря не выловим, — тем не менее заверил он.

— Не он это! — дернулась женщина, но была удержана. — Знахаря проверьте! Духи врут, он врет, все врут!

— Молчи, дура! Вы нас простите, — со страхом смотрел на Кейела мужчина, — духам мы верим. Не слушайте ее. Но может… Может, Вокод обманул их, а? Сильный он знахарь, духи ему непростые подчиняются, исцеление без усилий дается…

— Он мог усилия вначале прикладывать, а сейчас опытом пользоваться, — чуть нахмурился Вольный.

Женщина снова запричитала о горе, а мужчина понурился. Кейел замолчал, словно ждал, когда они сами уйдут, а они не уходили. Чего ждут?

— Пообещайте, — попросила женщина.

— А если ошибаетесь? Только зря сейчас вините его, — мягко произнесла я, встав поближе к напарнику, — три жестоких убийства на человека вешаете.

— На урода бесчеловечного, — резанул ледяной голос за спиной.

Мы обернулись одновременно. Бледная, худая женщина стояла недалеко от нас. Темное платье под горло подчеркивало синяки под глазами. Пустыми, какими-то мертвыми. Она сжимала кулаки и кусала обескровленные губы.

— Юка перед пропажей от него не вылезала, — произнесла она, затем обняла себя руками и тише произнесла: — Если вы его вину не докажете, я сама его накажу.

Она не стала слушать наш ответ, развернулась и медленно побрела по дороге. Несчастные родители тихо переговаривались, а затем снова приступили умолять нас отыскать виновника. До самых ворот они шли за нами, перечисляя малейшие злодеяния ненавистного знахаря, у которого даже стыда недостаточно, чтобы покинуть Красную Осоку и не мозолить глаза жителям. Я, насмотревшись на них и наслушавшись, чувствовала себя разбитой. Повисла на локте Кейела и старалась думать о хорошем. Например, о том, как вернусь к любящим родителям. Но с такими мыслями мне самой едва удавалось не разреветься. А что если они сейчас также страдают и умоляют полицию отыскать хотя бы мой труп? Наверное, каждый столб в городе обклеили с моей фотографией и описаниями. Как бы мне хотелось сказать им: «Мам, пап, я люблю вас. Со мной все в порядке». И еще больше хотела, чтобы они услышали каждое слово.

— Вы долго, — упрекнула нас Эт.

— Все нормально? — спросила меня Елрех, глядя внимательно и чуть нахмурившись.

— Все здорово! Спасибо, — улыбнулась я и сменила локоть Кейела на ее. — Найдем линаря и станет еще лучше!

Глава 20. Сила желаний. Эпизод первый

К лесному озеру мы вывалились, когда солнце еще было высоко, и теперь бродили вокруг, разыскивая признаки обитания линаря. Под густой кроной высоких деревьев было хорошо. Немного сыро, пахло грибами и прелой листвой, но все лучше, чем жариться под палящими лучами. Где-то далеко горлопанила птица и в такт ей тявкала лисица.

— Оно ненадолго, но значительно прибавляет силы и очень быстро расходует энергию, — просвещала меня Елрех, шагая впереди. — Поэтому важно после него выпить зелье крепкого сна или надеть амулет насыщения энергией.

— Если так подумать, то алхимики в Фадрагосе универсальны: и разведывать можете, и убивать, и исцелять. Кстати, — зацепилась я за мысль, — почему бы целителей не причислить к алхимикам? Ваши зелья ничуть не хуже их настоек.

— Наши зелья, — поправила Елрех.

— Ваши, — настояла я на своем.

Она покачала головой, но все же сдалась:

— Мы варим зелья, изготавливаем амулеты, даже способны договориться с их духами, но разница велика, — оглянулась она, поправила сумку и продолжила: — В свободное время мы разыскиваем ингредиенты, исследуем мир, не являясь исследователями, мы не изучаем болезни, не ищем противоядия. Для этого есть целители. Они делятся знаниями с мудрецами, а те передают их остальным.

— То есть алхимики универсальны, — повторила я свой вывод. — Что будет, если выпить зелье великой силы, но потом не позаботиться о восстановлении энергии? Смерть?

— В большинстве случаев именно смерть.

Свист справа — и я замерла. Застыла как вкопанная, боялась даже с места сдвинуться и дышать глубоко. Стрела промчалась перед самыми глазами и звонко вонзилась в ствол. Я медленно повернула голову и судорожно вздохнула. Тварь висела намертво пригвожденная. По бугристой темно-коричневой коже стекала зеленая кровь. Маленькая голова с острым хоботком безжизненно качалась внизу, как и блестящие желтой слизью лапы. Кажется, еще пара секунд, и неизвестное существо спрыгнуло бы мне на голову.

— И почему я не выбрал стрельбу? — крикнул чуть в стороне Кейел.

— Потому что я овладел не только ею. Могу научить тебя держать меч правильно! Ты даже этого не умеешь! — также прокричал в ответ Ромиар, отправляясь дальше по следам Ив.

Кейел рассмеялся и вновь исчез в зарослях кустов. Елрех хмыкнула, вытащила нож и подошла к свежей тушке.

— Ну не пропадать же добру, — пожала она плечами, глядя на меня. — Не осуждай, а лучше помоги яд собрать.

Минут десять мы аккуратно, стараясь избегать попадания на кожу, отскабливали ножами желтую слизь в склянку. После чего снова отправились бродить вокруг озера. Никаких русалок мне тут посмотреть не удалось. Искать следы я не умела и искренне надеялась, что та же Эт справится вообще самостоятельно. Она же охотница. Через пару часов я уже злилась, чесала покусанные комарами руки и мечтала выйти из леса. Елрех впервые была со мной абсолютно солидарна.

— Пойду умоюсь, — скинула она поклажу на землю и поспешила к воде.

Я боялась идти дальше одна, но и к озеру подходить все еще опасалась. Поэтому осталась стоять рядом с сумками и следить за фангрой. Черная гладь воды чуть синела, впитывая в себя ясное небо, а у берегов и вовсе казалось, что деревья не просто отражались, а росли где-то в другом измерении.

За спиной тихо зарычали. Я пыталась услышать разговоры Ив с Роми или Кейела с Эт, но безуспешно. Елрех разулась, подвернула штанины и уже зашла по колено в воду. Она плескала лицо, отвернувшись от меня. И что делать?

Рык повторился. Я зажмурилась и постаралась выровнять дыхание. Осторожно спустила рюкзак и медленно повернулась. Густой папоротник разросся выше моей головы, и тот, кто рычал и шумно выдыхал, прятался в зарослях. Ручку кинжала никак не удавалось сжать крепко. Казалось, что его даже слабый ветер способен вырвать у меня из рук. Я оглянулась на Елрех, но в этот же момент рык повторился.

Если закричу, кто-нибудь успеет прийти на помощь? Скорее тварь со мной справится сразу же, как только шум подниму. Или я ее убью. А смогу ли?

Я сделала пару шагов к зарослям, услышала тихое рычание и остановилась, вглядываясь в плотную растительность. Там что-то краснело, а затем мелькнул синий свет, рыжий, желтый, снова красный. А потом все застыло. Мои руки дрожали, казалось, сердце своими ударами раскачивало все тело, а собственное дыхание оглушало. Листья зашевелились, зашелестели. Из зелени показалась оскаленная пасть, большие зубы, а затем что-то резко рвануло на меня. Я отскочила, но наткнулась на мягкую и теплую преграду. Рычание взорвало тишину. Руку с кинжалом крепко ухватили, как и меня кто-то прижимал к себе, не позволяя вырваться. И я завизжала.

Кинжал выпал, а мне удалось отскочить от монстра. Вот только он хохотал до обидного громко, прикрывая лицо и едва удерживаясь на ногах. Тодж гордо вылез из зарослей и приблизился к хозяину, боднул его в плечо и потерся о грудь.

— Хороший мальчик, — сквозь смех, похвалил его Кейел.

— Что произошло? — вывалился из кустов лохматый и перепуганный Ромиар. Перчатки на его руке уже не было. Метку проверял? Только о себе и печется!

Я увидела под ногами шишку, и вскоре она полетела в Кейела. Он отскочил, и она угодила в лоб Тоджу. Ящер завопил на меня, широко раскрыв пасть, но тут же захлопнул, а затем старательно раскрывал ее и тряс головой, стараясь выплюнуть вторую шишку. Я не собиралась останавливаться. Попасть в Кейела тоже никак не могла. Он отцепил меч и бросился ко мне. Я застыла, так и не швырнув очередной снаряд. Когда пришла в себя, попыталась вырваться из сильных рук, но не могла. Позвала на помощь Елрех, но она лишь улыбалась, со странным умилением глядя на нас.

— Отпусти! — вновь потребовала я и попыталась ущипнуть Кейела, но жесткая куртка не позволяла.

Когда я сумела пробраться под нее, было уже поздно. Холодная вода заставила съежиться и жадно глотать воздух ртом. Я попыталась бы выскочить из озера, но разве Кейел позволил бы?

— Не жмись ко мне так сильно, Аня, иначе я сам не захочу видеть тебя только подругой, — склонившись ко мне, проговорил он, а затем легонько укусил за ухо.

Из-за холодной воды можно мгновенно охрипнуть? Иначе почему я не могу ни слова из себя выдавить? И двигаться стало совсем трудно.

— Я просто… — убрала руки от его груди, подняла глаза, но столкнулась с совсем не дружеским взглядом и мгновенно голову опустила. — Ты напугал меня.

— А ты оружие выронила. Его нельзя ронять, Аня.

— Для тебя Асфи.

— Не хочу.

— А я не хочу…

— Тут нет линаря, а девушек скорее всего убил знахарь, — перебил он меня, потянув к себе ближе. Я вновь приобняла его, чтобы устоять на скользком иле, вцепилась в мокрую насквозь рубашку.

— Что?

— Мы нашли нору мелкой нечисти гораздо дальше отсюда. Там вещи и кости, как полагаю, Юки. Трупы подтаскивали к ним, оставляли там и так маскировали под смерть от линаря.

— Значит, все же знахарь?

Холодок прошелся по спине, но явно уже не из-за воды. В макушку припекало солнце, а ветра почти не было. Зачем он убивал их? Может, ставил над ними опыты? Чем ошеломит меня Фадрагос в этот раз? Хотя… такого наверняка и на Земле хватало.

— У тебя есть другие предположения?

— Да кто угодно мог, — пожала я плечами. Вовремя остановила себя, чтобы не посмотреть в глаза Кейелу. — Может, у вас тут ведьмы есть, которые убийствами молодых жизнь себе продлевают. Может, маньяк завелся. Может…

— Я ошибся.

— В чем? — нахмурилась я, услышав это твердое заверение.

Все же посмотрела на него. Как бы не звучал серьезно его голос, и как бы не старался Вольныйсдерживать улыбку, его глаза искрились весельем. Он снова склонился ко мне. Убрал мои мокрые пряди с лица и, улыбаясь, тихо проговорил:

— Тебя не послушал. Надо было промолчать и дождаться, когда Эт уйдет.

— Ты про трактир?

Я сглотнула, ощутила его дыхание на своих губах и уже потянулась навстречу, но услышала:

— Надо возвращаться и сообщить родителям горькие известия. Помнишь, как им больно?

Зажмурилась и прикусила язык, стараясь удержать все рвущиеся из меня гадости внутри. Он отпустил меня и ушел. Я слышала всплески воды, дождалась, когда они затихнут и с трудом выбралась следом за Вольным. За ужасным Вольным!

На берегу Эт вовсю рассказывала ребятам, где они наткнулись на нору и почему сделали предположение, что никакого линаря нет. Лес кишел мелким зверьем, а линарь жрет много и все, что попадет под руку. В Красной Осоке пропало три девушки за короткий период, но и этого мало чудовищу, поэтому он бы вычищал округу. Кейел с Эт осмотрели нору и вытащили все ее содержимое. Самым основным доказательством стала обувь: три пары чуть надгрызенных женских сандалий. А еще обрывки платьев и волосы трех цветов.

Пока мы с Кейелом переодевались в сухое, Ив выстроила цепочку событий:

— Знахарь сначала убивал Сарину. Зачем, не ясно. Возможно, дочь ее, Евена, что-то узнала, он и ее убил. Вот только списать на болезнь уже не мог, поэтому отнес тело в лес. Нашел паригров и решил им скормить труп. Когда кости нашли частично, то испугались, что линарь это. Следы зубов ведь похожи.

— А вторую за что убил? — спросила Елрех, скрестив руки на груди.

— Не знаю, — честно ответила Ив.

— А может, ему причины не нужны. Северянин, — хмыкнул Роми. Он прислонился к дереву и прокручивал в руках дротик.

Неподалеку Кейел запел на неизвестном языке. Четверка, стоявшая на поляне, дружно скривилась. Видимо, песня была связана с севером. Мы вышли из зарослей одновременно, подошли ближе к ребятам и переглянулись.

— А может, у нас тут ведьмы есть, которые убийствами молодых себе жизнь продлевают, — повторил мои слова Вольный и рассмеялся.

Елрех весело смотрела на меня, пока остальные, нахмурившись, ждали пояснений от Кейела.

— Глупость? — поинтересовалась я у фангры.

— Только ты могла такое сказать, — ответила она. — Иногда тебе лучше молчать.

По лесу пришлось идти в мокрых сапогах. А когда вышли на дорогу, Кейел разулся, снял наши сумки с Тоджа и взвалил их на себя.

— Запрыгивай. Ты не тяжелая, а он уже поправился, просто вредничает.

Могла ли я отказаться? Я осмотрелась в надежде, что смогу нагрузить Вольного чем-нибудь еще, но, к сожалению, ничего не нашла. Ехать на Тодже самостоятельно оказалось увлекательно. Сначала я дергала поводья, восхищаясь как быстро реагирует ящер, но вскоре красноглазому надоело, и он чуть не скинул меня, крутанувшись за своим хвостом. Затем я перебирала его перышки на холке и, кажется, мы оба остались довольны. Я и не заметила, что Эт оттащила Кейела подальше. Услышала лишь ее эмоциональное: «Что это значит?», но приближаться к ним не стала. Возможно, охотница приревновала того, кого даже не любила. Ив с Елрех задержались, рассматривая найденный в лесу камень, обладающий редкими поисковыми свойствами. Ромиар не спешил отходить от меня, как это было совсем недавно. Даже удивил, тяжело вздохнув, привычно прокручивая дротик, спросил:

— Что у вас с ним?

— С кем? — глянула я сверху-вниз на рогатого сноба.

— Не настолько же ты глупая, — покачал он головой.

— Глупо обвинять меня в глупости и ждать серьезного к себе отношения, — вскинула я подбородок.

Ромиар изогнул бровь, окинул меня заинтересованным взглядом, особенно уделил внимание босой ноге в стремени. Я пошевелила пальчиками, немного растерявшись. Не выдержала и первая уступила:

— Почему тебя смущают наши с Кейлом отношения, а его с Эт совсем не цепляют? Посмотри на них, — кивнула за спину.

Ромиар на секунду обернулся, а затем запросто ответил, размахивая хвостом:

— Ее привлекает выгода. Наверное, узнала о том, что он ищет сокровищницу Энраилл чуть раньше, чем он сам признался.

— А он не мог ей просто понравиться? — изумилась я его словам. — Он красивый.

— Он Вольный. Никакая внешность нам не поможет выглядеть лучше в глазах окружающих. К тому же, для тебя он красив, для Ив симпатичен, а Елрех видит в нем только человека.

— Он спас ее от смерти.

— Это уже повод, но недостаточный. И говорили мы о тебе, а не об Эт.

Если бы я знала ответ на его вопрос, все равно не поделилась бы. Сама понять не могла, что между мной и Кейелом происходит. Я млела от его нежности и ласки и ничего с собой поделать не могла. А с ним что? Думать, что он влюбился в меня, я себе запрещала. Это было бы слишком хорошо и слишком плохо. Я б с ума сошла, если бы он пообещал мне, что никогда меня не обидит и всегда будет ласковым со мной. Но потом возвращаться домой… Не вернуться я тоже не могу. Лучше Женька, пусть и с менее будоражащими чувствами. Вспомнить бы еще, какими они были.

— Несмотря на то, что он Вольный, он пытается быть хорошим и правильным, — уверенно сказала я.

— И в чем это проявляется? — удивился Роми.

— У тебя есть родные? — спросила я, а потом решила уточнить: — Ты хоть с кем-нибудь виделся из них?

Ромиар нахмурился, его хвост взметнулся резче.

— С сестрой.

— И как? Подружились?

Моя уверенность немного растерялась. Может, Кейел не исключение, и снова меня за нос водил. Наверное, все Вольные пытаются наладить жизнь, когда к ним возвращаются эмоции.

— Не успели.

— Почему? — теперь нахмурилась и я.

Шан’ниэрд закусил светло-серую губу, чуть помолчал, а потом огорошил:

— Она была убита.

Я моментально отвернулась, сжала поводья и выдавила тихое:

— Извини.

— Ничего, все в порядке.

— А родители? — осторожно поинтересовалась, но уже не для того, чтобы указать на черствость Вольных и выделить на их фоне Кейела.

— Они давно мертвы, — легко ответил он, но при этом внимательно наблюдал за мной.

— Я, наверное…

Нельзя было спрашивать! Почему все так сложно?

— Тебе любопытно, как это было, Асфирель? — усмехнулся он. Я покачала головой, но он все равно продолжил говорить: — Светловолосые шан’ниэрды излишне берегут своих детей, как могут спасают род от вымирания. Когда духи избрали меня, мои родители заперли меня в подвале. Когда я вновь обрел контроль над собственным телом, мне необходимо было выбраться, чтобы учиться. К тому же духи больше не поддерживали мое здоровье в порядке. Отец спустился ко мне с едой. И я убил его, точно зная, что иначе он меня не выпустил бы. Мать пыталась закрыть дверь, но я сумел выскочить. Тогда она стала хвататься за мои руки и просила очнуться, подумать над тем, что я натворил. Будто эмоции и мысли одно и тоже, — с укоризной заметил Ромиар, пока я старалась переварить услышанное признание. — Она мешала мне — это единственное, что я понимал. Стыд, совесть — все присуще эмоциям, которых тогда не было. Я устранил очередную помеху на глазах у сестры.

— Как она была убита? Твоя сестра, — сухим голосом поинтересовалась я.

— Она долго искала меня, еще дольше следила за мной. Я терпел. Злился, но терпел. Чувства ведь уже вернулись. Не скажу, что я винил себя, но ее жалел. Наши родители оказались не слишком умными, а поплатилась девочка, оставшись сиротой. Когда она пришла поговорить со мной, то ждала объяснений. Но как можно объяснить очевидное? — спросил он, но ответа не дождался: — Вернулась она не одна, а с наемниками. Видят духи, я не хотел ее убивать, но выбора она мне не оставила, — снова взглянул на меня серьезно и произнес: — Я ответил на твои вопросы, а теперь надеюсь, что ты все же ответишь на мой. Что у вас с ним?

Глава 21. Сила желаний. Эпизод второй

Точка сбора была во дворе у старосты. Собака, виляя хвостом, ужом ползала у наших ног и все ждала, когда кто-нибудь опустит руку, чтобы тут же ее облизать и подсунуть нос под пальцы. Родители Фалины тряслись, с надеждой глядя на нас, будто от нашего ответа зависело возвращение их мертвой дочери к жизни. Мать Юки стояла чуть обособленно, сцепив руки в замок и, судя по выражению худого лица, ничуть не сомневалась в том, что услышит от нас. Староста ухватил пустое ведро, перевернув его, поставил на землю и уселся, но палку из рук не выпустил. Просто повис на ней тяжело, словно мы пришли казнить его. Может, так оно для него и было. Знахарь лечил его, а мы вернулись без линаря и довольно скоро, зато с остатками вещей жертв. Самым последним пришел Сений. Широкоплечий мужчина, с грузным подбородком, курчавыми темными волосами и каким-то затуманенным, обозленным взглядом. Он двигался как медведь, шумно дышал и явно пугал меня. Если ему сообщить, что в смерти его семьи виноват знахарь, то не убьет ли он его сразу же? За Вокодом мы тоже отправили, но с расчетом на то, что он придет немного позже.

Рассказывать, как организатор всего мероприятия, взялся Кейел. Под всхлипы, судорожные вздохи и печальные взгляды он все равно говорил твердо: только факты и ни единого намека на сострадание. Когда он замолчал, наступила полнейшая тишина. Сений тер глаза огромной рукой, мама Фалины плакала, но теперь совершенно беззвучно.

— Его необходимо наказать! — выступила вперед Кирия, сжимая кулаки.

— Если духи покажут его вину, — равнодушно произнес Кейел.

— Так уже пробовали! Сколько еще нужно говорить вам?!

— Замолчи, — шикнул на супругу отец Фалины.

— А может, иная нечисть бродит тут? — тихо спросил староста.

Кейел покачал головой и, видимо, чтобы сразу все споры прекратить, стал рассказывать о том, что обитает в округе. Он продолжил говорить даже тогда, когда во двор вошел худой, черноглазый мужчина. Темная одежда висела на нем несуразным мешком, длинные черные волосы были непричесанными, спутанными. Крючковатый нос сильно выделялся и сильнее привлекал внимание к синякам под глазами. Он и вправду смотрел как-то хмуро на всех, осуждающе, казалось, что даже капельку высокомерно.

— Я никого не убивал, — сходу заявил он низким голосом.

— Тварь! — хрипнула Кирия, отступив в тень дерева.

Староста попытался воззвать всех к благоразумию, но поднялась истерика. Я съежилась и незаметно отошла в угол двора, поближе к Тоджу. Отсюда было всех хорошо видно, кроме Роми, который все еще не отстал от меня со своим идиотским вопросом. Я так и не смогла его убедить, что между мной и Кейелом ничего нет.

— Мужик совсем убит горем, — с какой-то певучей интонацией проговорил рогатый. — Даже на убийцу дочери не реагирует. Возможно, ему легче от известий, что ее не сожрали живьем… Как думаешь?

— Ты же должен быть милым мальчиком, — ответила я, повернув голову и столкнувшись с его неприятной усмешкой. — Ив совсем тебя не знает.

Он только улыбнулся шире. Этот Вольный наслаждался тем, что видел.

— Все потому, что он человек? — удивилась я собственной догадке. — Ты поэтому радуешься, что знахарь облажался? Разве только люди способны на зверства?

— Нет, просто они могли тихо убить его и также отнести «линарю», но сглупили.

— Это неправильно, — прошептала я.

— Зато эффективно, — пожал он плечами.

Я вдруг отчетливо осознала, что окружена ненормальными и скрытными существами. Даже Елрех что-то утаивает от меня о своей семье. Иначе почему она так не любит говорить о ней? Неужели не поняла, что мне, как человеку совсем далекому от понимания Фадрагоса, все равно кто у нее рогатый: папа или мама?

Еще полчаса прошло прежде, чем Кейел убедил присутствующих, что самосуд без участия духов проводить запрещено не спроста. Что жертвы сами станут ничуть не лучше убийцы, если бездоказательно казнят знахаря. Вокод давно замолчал, больше не предпринимая попыток убедить, что он никого не убивал. Его гневный взгляд отчасти стал мне понятным. На него все смотрели затравленно, кроме троих: меня, Кейела и старосты. Он северянин — и этим для большинства сказано о знахаре гораздо больше, чем говорили его поступки. Неудивительно, что он отвечал тем же.

— А может, не он убил девчонок? — нахмурилась я.

— Поэтому ты не сводишь взгляда с отца Евены? — моментально поинтересовался Роми.

— Восхищаюсь его стойкостью. Не бледнеет, не краснеет, не кричит. Только виски потирает, словно надоела ему вся эта возня.

— Ты ведь его не подозреваешь? — неуверенно прозвучал голос.

— А почему нет? — взглянула я на шан’ниэрда.

— Он лишился семьи. У тебя с чувствами дела обстоят хуже, чем у Вольных, — прищурился Роми. — Начинаем, мне пора.

Он ушел, оставляя меня в легкой растерянности. Все же непонятно: жалеет ли он о случившемся в его прошлом или нет? Почему так разозлился из-за моего предположения?

Но вскоре я отвлеклась от возникших вопросов, внимательно наблюдая за происходившим. Знахарь без пререканий снял один из амулетов с шеи и передал его Кейелу. Тот, в свою очередь, что-то долго шептал над ним, а затем бросил себе под ноги. Амулет упал на землю, выделяясь белым пятном и приковывая к себе взгляд. Вольные о чем-то долго перешептывались, а затем разошлись. Кейел остановился возле Вокода, и сразу стало ясно, что он при необходимости может сыграть роль защитника или, напротив, не позволит преступнику сбежать.

Роми присел на корточки возле амулета, поднес к нему раскрытую руку, закрыл глаза и тихо зашептал неразборчивые слова. Он говорил долго, и с каждой секундой, с каждым новым сорвавшимся словом становилось труднее дышать. Будто воздух становился гуще, словно что-то нависало над всеми нами тяжелым невидимым грузом и давило на плечи, вызывало чувство вины и сильное волнение. Мои руки мелко тряслись, а чтобы не упасть я прислонилась к забору. Собака поскуливала из-под крыльца. Староста вовсе отчего-то заплакал. Остальных я не стала рассматривать. Меня интересовал только один из нас, и он единственный, кто все еще стоял уверенно, приподняв подбородок. Кейел мгновенно посмотрел на меня, будто ощутил мой взгляд на себе, и ободряюще улыбнулся. Я догадывалась, что сейчас происходит с каждым из нас, особенно с побледневшим, пошатывающемся знахарем. Нам всем было стыдно за что-то неверно сделанное в жизни. Каждому было так трудно, насколько сильна была его общая вина за проступки. Но Кейел лишь выглядел напряженным. Не более. Когда давление спало, я с облегчением выдохнула, вытерла проступивший на лице пот рукавом куртки и обняла себя. Этирс жадно приложилась к бурдюку с водой, а Елрех уселась под деревом и задумчиво смотрела на меня. Ив интересовалась состоянием Ромиара, но тот лишь отмахивался, хоть и выглядел бледным и уставшим.

Если с вещью знахаря должны были произойти изменения, то ничего не случилось. Кирия сорвала маску ледяной леди и, расплакавшись, бросилась к калитке. Она остановилась лишь на мгновение, посмотрела в глаза Вокоду и, оскалившись не хуже клыкастых рас, выплюнула:

— Ненавижу!

Родители Фалины вновь взмолились, обращаясь уже к Ромиару, а не к бесчувственному Кейелу; они, как и прежде, желали возмездия. Сений прижимал платок к носу и запрокидывал голову назад, останавливая кровотечение. Мне стало очень стыдно. Мужик явно переживал, но, судя по всему, был из тех, кто не особо проявляет эмоции внешне. Теперь под мое подозрение попал староста. Чего он расплакался? С другой стороны, сколько ему лет? Имел право ошибаться как любой другой. Возможно, ошибок этих скопилось столько, что-то ощутив сейчас всю сумму, не смог слез сдержать.

Неприятный, однако, ритуал.

— И что делать будем? — спросила я, когда ко мне приблизился Кейел.

Он усмехнулся, с откровенным удовольствием наблюдая за ошарашенным Роми, старательно вырывающим свои руки из захвата незнакомых ему людей. Наш рогатый Вольный явно редко имел дела с разными особами, прилипнув к воспитанной и увлеченной исследованиями эльфийке. А тут еще и люди. И вроде состраданием парень не был обделен, каким бы высокомерным засранцем не являлся.

— Со знахарем парой слов перекинулся, — также ухмыляясь и не отводя взгляда от зрелища, сообщил мне Кейел. — Я ему посоветовал уезжать отсюда и, чтобы окончательно себя оправдать, передать останки девушек гильдии Справедливости. Пусть возложат их на Алтарь Возмездия. Виновник поплатится, а знахарь себя оправдает.

— А почему сразу так не сделали? — удивилась я.

— Потому что причина должна быть серьезной, — потянулся Кейел к малоподвижному и склонившему голову к земле Тоджу. — Что, малыш, и тебе досталось? А нечего было чужих гусынь жрать, — потрепал по холке проворковавшего ящера.

— Разве случившиеся не серьезно? Ну офигеть просто!

Кейел нахмурился, чуть помотал головой, а затем произнес:

— Потом расскажешь мне, что такое «офигеть». А так, нет. Ведь валили все на линаря. Да и сейчас никто не гарантирует, что им разрешат воспользоваться Алтарем. Исчезновение девушек в Красной Осоке — это не мировая угроза.

— А ты, значит, особенный? — перешла я на шепот, чуть подавшись вперед к Кейелу.

Он отвлекся от ящера. В его глазах вспыхнул знакомый азарт. Вольный шагнул ко мне и склонился, и я бы отступила, если бы не забор позади. Теплое дыхание пощекотало волосы на виске, а затем бархатистый шепот заставил прислушиваться, даже дышать тише и через раз.

— Это значит, что угодно, Аня. Может быть Убийца, кого я ищу, догадывается обо мне, а может, копает под всех Вольных, при этом червь забрался слишком высоко. Кто знает, может, он у власти?

— А если в самой гильдии Справедливости? — предположила я, ощущая зарождающийся интерес в поимке этого неизвестного Убийцы Фадрагоса. — Тогда его рвение осудить тебя объяснялось бы.

— Исключено, — выдохнул мне уже в шею Кейел. Я закрыла глаза, напрочь позабыв и об окружающих, и о горе тех, кто тут не просто свидетель. Благо Кейел стоял так, что его голову за моей головой никому видно не должно быть. — Они приносят клятву духам Справедливости.

— А ты нарушил клятву, но так и не рассказал нам как это провернул.

Он тихо посмеялся, прикоснулся к моей ладони, едва касаясь, погладил ее и отстранился, равнодушно бросая:

— Уходим отсюда. И без того слишком задержались.

Староста еще ненадолго задержал разговорами Вольных, а я так и не могла успокоиться от того, что убийцу девушек мы не нашли. А что если родителям откажут в использовании Алтаря? Рыдающая светловолосая женщина на плече у своего супруга надолго останется в моей памяти. Я разглядывала двор пустым взором, так и не сумев ничего придумать. Сений, протискиваясь в калитку, не увидел мчащуюся собаку. Она вклинилась между оградой и мужчиной, толкая его в сторону. Он бы повалился в кусты смородины, но удержался за забор, выругался сквозь зубы, отряхнул одежду и направился дальше. Я смотрела мужчине вслед и пыталась представить каково ему. Наверное, его ситуация гораздо печальнее моей. Сколько бы времени я сейчас не потратила, но у меня будет возможность все отмотать и наверстать упущенное.

— Асфи, ты идешь? — окликнула меня Елрех.

Я вздрогнула, столкнулась с обеспокоенным взглядом фангры и кивнула ей. Покидала двор последней, остановилась на миг и оглянулась. Староста с трудом взбирался на высокие ступени и выглядел гораздо хуже, чем был до ритуала. Я покачала головой и уже собиралась уйти, когда увидела под кустом платок Сения, полностью пропитанный его кровью. Не трудно объяснить свой порыв самой себе же — на Земле по новостям можно было насмотреться всякого. Я брезгливо скривилась, осмотрелась, но не нашла, во что завернуть платок. Двумя пальцами ухватилась за беленький, сухой уголок и помчалась следом за ребятами. Себе порыв совсем не трудно объяснить, а вот жителям Фадрагоса… Видимо, от постоянных нападок нечисти и прочей опасности, они не ждут угрозы от простых мирных жителей. А я готова была рискнуть и проверить вину каждого из тех, кто был знаком с жертвами. Но для этого необходимо было заручиться поддержкой среди тех, кто будет противиться моему желанию.

— Кейел, ты обещал рассказать мне о севере! — довольно громко протянула я, следуя за пятеркой. Руки я завела за спину, словно сцепила их в замок.

Вольный обернулся и нахмурился, явно старался припомнить, когда это мы о таком договаривались. В сообразительности ему не откажешь: уже через секунду он лучезарно улыбнулся и остановился, проговаривая остальным:

— Вы ведь слышали о Правителе соггоров? Его решения безупречны, а еще девушки лишаются дара речи в его присутствии…

— Нам не интересно, — за всех ответила Ив и поспешила оторваться от нас.

Кейел дождался, когда мы поравнялись, с любопытством заглянул мне за спину и хмыкнул.

— Время сменить алхимиков на воров?

— Я не украла! — тихо возмутилась я. — Он потерял.

— Не слышала, что в таких случаях потери возвращают? Чему тебя учили в твоем мире? И странно, что ты, взяв его платок в таком состоянии, еще не попрощалась с завтраком. А, мы же не завтракали и еще даже не обедали. Кажется, мы нашли способ, чтобы избавить тебя от напасти. Заодно похудеешь.

— Кейел! — прикрикнула я, надеясь остановить поток его болтовни.

— Ты хочешь проверить отца Евены? — моментально сосредоточился он.

— Тебе не нравится моя фигура? Забудь! — опомнилась я, что совсем не планировала о подобном спрашивать. Оно как-то само вырвалось. — Это сейчас неважно. Необходимо…

— Сейчас да, неважно, — перебил он, глядя на меня так, словно на чем-то горячем словил, — но потом я обязательно расскажу и даже во всех подробностях покажу тебе, что мне нравится в твоей фигуре, а от чего в твоем поведении у меня бардак в голове. В последнее время ты мешаешь мне думать, Аня.

Я не чувствовала собственного сердца там, где оно должно стучать. Казалось, что я на время жить перестала. А может, сплю?

— Я не хочу говорить об этом, — пробормотала я, совсем неуверенная в озвученном.

Старалась увидеть в глазах Кейела насмешку или хоть немного веселья, но теперь он даже улыбаться перестал. В два шага преградил мне путь и со всей серьезностью проговорил:

— Я тоже много чего не хочу, но выбора нет. Зато я определенно хочу тебя — и тут выбор есть. И возможность есть, например, сегодня вечером. Давай сюда платок, проведем ритуал вдали от села.

Голова внезапно закружилась, а подходящих слов не нашлось. Покраснела я как девочка, которая впервые поцеловалась, спрятавшись с парнем в укромном месте. Никак не получалось избавиться от растерянности, взять себя в руки. Все, на что меня хватило, это опустить глаза и протянуть Кейелу платок. Он забирал его неспешно, двумя руками: одной забирал, второй коснулся запястья, оглаживая, пощекотал его кончиками пальцев, а затем молча ушел.

Долго я брела, отключившись от окружающего мира. Мысли все крутились вокруг слов Вольного. Я мешаю ему думать… Это ли не признание в сильной симпатии, а может, и вовсе в влюбленности? Или из-за прилива крови к другому месту ему не хватает ее для мозговых процессов? И возможность вечером… Разве не этого я сама хотела неоднократно? Тогда почему сейчас стало так сложно согласиться? Ведь совсем недавно я бы запросто провела время с ним для собственного удовольствия, а совесть грызла бы меня только из-за Жени. Что же изменилось после слов Кейела?

Аня, ты боишься!

Сейчас он в моих руках, я ощутила преимущество перед тем, кто мне небезразличен. И мне точно страшно, что если мы переспим, то я элементарно стану ему неинтересна. А кто вообще гарантирует, что он не солгал мне? Может, просто поругался с Эт, а тут я для мести… От Кейела можно ждать чего угодно. Главное — с ума не сойти.

— Вы серьезно?! — воскликнула Ив, возвращая меня к реальности.

Мы стояли в полукилометре от Красной Осоки, на опушке леса. С возвышенности хорошо просматривались короткие, узкие улочки между домов и ровные поля. Кейел, вытянув руку, демонстрировал всем окровавленный платок. Роми, закусив губу, с осуждением смотрел на меня. Казалось, что его хвост резкими движениями вот-вот косить траву начнет.

— Проверить никто не запрещает, — нахмурилась Елрех. — Но я не понимаю, как вы можете его подозревать.

— Они просто во всех видят врагов, — ехидно произнесла Эт, кинув на меня обиженный взгляд.

Мы с ней так и не смогли подружиться. Наоборот, я все чаще ощущала ее злость по отношению ко мне. Но такое поведение можно было легко объяснить опять же из-за непредсказуемости Кейела. Если представить себя на месте охотницы, которая присоединилась к нам с поиском сокровищницы за считанные секунды и тогда являлась возлюбленной Кейела, то сейчас ее статус немного изменился. Вольный уделял ей внимание ровно такое же, как и ко всем остальным, будто между ними никогда и ничего не было. Не удивительны опасения девушки, что за считанные же секунды она покинет нас и не войдет в долю.

Я вновь посмотрела на нее. Она склонила голову к плечу и закусила губу, наблюдая за началом ритуала. Надо все же выяснить, каким образом она планирует укоренить свои позиции в нашей компании. И если вдруг вечером Кейел разгласит свои желания касательно меня, то чего от нее ждать?

Вновь воздух сгущался, росло волнение внутри, хотя никаких видимых изменений не наблюдалось. В этот раз ритуалом занимался Кейел. Скорее всего Вольным приходилось упрашивать довольно сильных духов, и на просьбу уходило много сил. Я снова обняла себя, стараясь справиться с приближающейся истерикой, но отвлеклась. Платок задымился, а затем стал тлеть от краев, как остатки сгоревшей бумаги. Я ждала, когда он загорится, но этого не происходило. Просто красная полоска огня медленно сжирала окровавленную ткань, оставляя после себя пустоту.

— Такое возможно? — округлив глаза, спросила Ив.

— Неожиданно, — все еще сидя на корточках, протянул Кейел.

Елрех скривилась, что-то эмоционально высказала не неизвестном языке и, сжав кулаки, посмотрела в сторону деревни.

— И часто в вашем мире встречались такие? — поморщившись, поинтересовалась у меня Этирс.

Я попыталась сглотнуть, но в горле слишком пересохло. Я бы могла рассказать свою версию произошедшего, но, наверное, недавно разбуженный ритуалом стыд заставлял молчать. Действительно, из всех присутствующих только я подозревала даже убитого горем Сения. Почему? Много странностей в этой истории. Сколько мужчин на бытовой почве убивали собственных жен и об этом транслировали на всю страну? Чем Фадрагос лучше Земли?

— Слишком сильно любил свою дочь… — протянул Кейел, глядя туда, где недавно был платок. — Его жена мешала любви, а затем повзрослевшая дочь оказалась не слишком сговорчивой?

— Староста говорил, что он к ней даже поговорить никого не подпускал, — скрестив руки на груди, припомнил Ромиар. — Она могла пожаловаться, но была запугана.

— Наверняка, — согласился Кейел.

— Убил дочь, избавился от трупа. Он даже не ходил к лесному озеру, а о нем сказал, чтобы запугать остальных и запутать поиски, — дополнила Эт.

— А затем он изменился, — нахмурилась я и немного осмелела от того, что ребята сами стали выстраивать версию: — Сначала переживал, лишившись той, кого сильно желал. А может, он хотел большего… Чисто теоретически он болен — самый настоящий психопат; ему нужна была взаимность, но от дочери ее не получал. Сначала винил в этом жену, считал ее помехой, а затем просто бесился. В один из вечеров или ночей не удержался и перегнул палку, избавился от тела и впал в депрессию, когда осознал, что натворил.

— Но один раз получив желаемое, ему хотелось еще, — негромко проговорил Кейел, глядя на меня. — Фалина — это попытка заменить Евену. Возможно, порывистая попытка.

— От трупов избавляться уже научился, — хмыкнула Елрех.

— Я ничего не понимаю, — дергая ушами, произнесла бледная Ив и взяла Роми под руку.

— А Юка просто слишком глубоко рыла, — закончила я, поворачиваясь в сторону Красной Осоки.

Мы, не сговариваясь, направились обратно. Какое-то время шли молча, а затем Кейел безгранично удивил меня своей наблюдательностью.

— И как это, Ромиар? Что ты чувствуешь сейчас? — спросил он с неприкрытой насмешкой.

— Не знаю, что ты себе надумал, но это только твои мысли, — заметно напрягшись, ответил Роми.

— Разве ты не злился на Асфи, когда она подозревала Сения?

Ивеллин обошла Ромиара и вклинилась между парнями. Настроение у нее было, как и у всех, ни к черту. Она гневно сверкнула глазками и спросила:

— Что ты хочешь от него?

— Мне просто интересно, — лукаво улыбаясь и чуть склоняя голову набок, ответил Кейел. — Как это лишиться последнего отличия от людей? Он убил свою семью, Сений — свою. Асфи молодец, правда? Единственная догадалась провести параллель между вами.

Я остановилась и испуганно заверила Ромиара, выставляя руки вперед:

— Я не проводила! У меня даже в мыслях не было!

— А ты откуда знаешь? — проигнорировал меня шан’ниэрд, обратившись к Вольному. — Я рассказывал только ей и Ив.

— Слишком громко рассказывал, — пожал плечами довольный Кейел.

— Слушайте! — шикнула на нас Елрех.

Мы ждали, когда фангра продолжит говорить, но она молчала. А затем дошло, что она была далека от наших разборок. Что-то в лесу звенело и хрустело. Через пару секунд звук стал громче. Мы дружно отступили и стали вглядываться в заросли. Белесый подбирающийся ближе к дороге туман в такую жару смотрелся совсем неуместным. Ветки трещали и крошились там, где виднелось марево. Мельтешение фигуры за деревьями нельзя было не заметить с нашего расстояния. А затем туман схлынул к фигуре. Кейел резко ухватил меня за руку и потащил в сторону, Елрех испуганно озиралась и отступала. Роми с Ив уже стояли гораздо дальше в поле, а Этирс застыла между нами. За оружием никто не тянулся.

Туман почти сразу, как исчез, раскинулся на дороге, а в центре него из ниоткуда появилась женщина. Она ступала босыми ногами медленно, словно спала на ходу. Серое платье лохмотьями висело на красивой фигуре до бедра. Лицо было открыто лишь наполовину: полные губы, высоко поднятый подбородок. Верхнюю часть лица скрывал череп животного. Длинная русая коса лежала на плече. На руках женщины висели массивные браслеты, от которых тянулись громоздкие ржавые цепи. С каждым шагом они позвякивали, как предупреждение о том, что она идет.

— Анья, — оглушила меня Елрех. — Они призвали Анью.

Я хорошо запомнила рассказ Кейела. Замечательно помнила руины, где мы столкнулись со Стрекозой.

— Кирия, — произнесла я, чувствуя нарастающую панику. — Она ошиблась с виновником.

— Да, она ошиблась, — глухо повторил Кейел.

Всего секунда без размышлений — и я уже бросилась к селу. Их надо предупредить! Спасти. Вывести. Земля ушла из-под ног. Боль пронзила ладони, когда они столкнулись с твердой почвой, но я все равно оттолкнулась, стараясь подняться. Что-то тяжелое не позволяло.

— Ты не успеешь! — прошипел мне в затылок Кейел, пока я оттягивала от себя его руки, стараясь вырваться из крепких объятий.

Я боролась ровно до того мгновения, как туман снова не схлынул, а женщина не исчезла. Она появилась гораздо дальше от нас и гораздо ближе к Красной Осоке.

— Тихо, Аня, — прижимал меня к своей груди Кейел и гладил по волосам. Он вытер мою щеку большим пальцем, а я поняла, что плачу. — Ты им ничем не поможешь. Никто не поможет.

Я не помнила сколько мы простояли так, в тишине. Но точно не прошло и пяти минут. Сначала, мне даже удалось успокоиться, но затем я услышала всхлип Ив и, видимо, заразилась ее истерикой. До нас донеслись крики, лай собак, блеяние скота. Они звучали не больше минуты. Кто-то успел выбежать за ворота, но застыл в мареве, будто словленный в прозрачную паутину. Звуков больше не было. Щепки сломленного вмиг забора поплыли в воздухе, смешиваясь с остальными обломками и поднятой землей.

Кейел положил руку мне на затылок и надавил, вынуждая уткнуться ему в грудь. Я, закрыв глаза, прислушивалась к его сердцебиению и считала про себя каждый удар, чтобы не думать о том, что сейчас происходит в другой стороне.

— Ей может не хватить погибших, — произнес Ромиар.

— Наверняка, — негромко подтвердил Кейел, а затем уверенней и громче продолжил: — Если сейчас же не уберемся отсюда дальше, чем ближайшее поселение — погибнем. Я с Асфи на Тодже сделаю крюк. Вы с Ив возьмите северней от Вороньего гнезда, Елрех и Эт — южнее. По отдельности у нас увеличиваются шансы…

— Где встречаемся? — уточнила Елрех.

Я услышала ее взволнованный голос и хотела обернуться, но Кейел лишь прижал меня крепче.

— Твои ночные истерики нам потом выспаться не дадут. Там не на что смотреть, Асфи, — пробурчал он мне в макушку, а затем громче сказал остальным: — Возле Ядовитого дракона.

Он усаживал меня на Тоджа отвернув к лесу, чтобы я не могла даже краем глаза увидеть, что происходит с селом. А затем, совершенно позабыв о недавно заживших ранах ящера, позволил ему бежать так стремительно, что приходилось пригибаться и терпеть оглушающий свист ветра.

Глава 22. Безнаказанность

К месту назначения мы добирались двое суток. При этом у Священного кольца никаких васовергов нам не встретилось, что еще раз подтверждало о связи Этирс с ними. Она просто тогда приукрашивала действительность, стараясь навязаться к Кейелу в спутники. Двое суток в пути, из которых нам с Кейелом пообщаться удавалось не так часто. Отдыхали во время переноса, а при переходах от одного кольца к другому Кейел рассказывал мне о духах: у кого из них я всегда могу допроситься помощи, а на кого никогда не стоит полагаться. При моих неутешительных подсчетах получалось, что проще всегда полагаться только на себя.

Ядовитый дракон, который оказался каменным, впечатлил меня размерами и видом. Нет, это не была огромная скульптура дракона из ядовитого камня, как мне хотелось бы увидеть и, конечно же, разглядеть все мелочи. По краткому рассказу Кейела выходила не слишком красивая картина. Когда-то давно молодого ядовитого дракона ранили, он упал на землю и подняться уже не смог. Огненный дракон постарше и, соответственно, побольше поджарил врага. Вот и застыли останки ящера скалой из пористого камня, напоминая дракона лишь отдельными выступами вроде морды, лапы и длинного, чуть изогнутого и частично разрушенного хвоста. В трещинах уже давно проросли редкие кусты и травы. Светлый мох прятался в самой тени изгибов, где не доставали солнечные лучи. А на одном из выступов и вовсе гнездились птицы с красивым павлиньим окрасом и пением не хуже соловьиного. Тут же недалеко росли деревья, фрукты которых я полюбила за молочный вкус и сытность.

И все было бы замечательно, если бы не переживания за Елрех. Видимо, Кейел видел мое состояние и хотел отвлечь, а может, просто решил, что пора взяться за мое обучение выживанию в Фадрагосе. Поэтому мы расположились на небольшом участке в тени окаменелостей дракона и оттачивали приемы кинжалом, которые оказались не такими уж простыми.

Я крепко удерживала рукоять, замахиваясь на Кейела, как он и требовал. Но в последний момент сердце дрогнуло, запястье было перехвачено. Кинжал бесшумно упал в траву. Кейел отступил от меня, улыбнулся и мягко произнес:

— Проблема даже не в мышцах и быстроте, а в твоей голове.

— Ну, спасибо, — обиделась я.

— Я не шучу, — протянул он мне кинжал, удерживая его за лезвие. — Ты боишься навредить кому-то больше, чем потерять собственную жизнь. Это очень странно и сразу бросается в глаза. Человечность — так ты выражаешься.

— А это тут при чем? — удивилась я, присев на гигантскую каменную лапу и уперевшись носком сапога в коготь.

— Тебя, как я понял, воспитывали так, что человечность должна умирать вместе с тобой, но никак не раньше. Мы говорим: гуманность, — улыбнулся он, присев рядом со мной. — Нелюди могут обидеться. Твои подходы к жизни близки шан’ниэрдам, которых воспитывают среди уважаемых, почитаемых и, само собой, небесных.

— Значит, я не смогу хорошо драться, пока не захочу убивать? — нахмурилась я и спрятала кинжал в ножны.

— Даже сейчас твоя трактовка неверна, — взглянул он на мои сцепленные в замок руки. — Оставь драки для идиотов. Я не знаю, каким был твой мир, но в нашем правила просты: хочешь жить — живи. Если у тебя хотят отобрать жизнь, отбери ее первой. Все очень просто, Аня, но ты почему-то все усложняешь.

— Именно поэтому у вас потом гибнут целые поселения, — сглотнула я, уставившись на ближайшее дерево. — Потому что вы думаете прежде всего о себе.

— Раньше их не было, — тихо проговорил он.

— Кого? — взглянула я на него.

Глубокая морщинка легла между его бровями, волосы падали тяжелыми локонами на лицо. Щетина наверняка уже кололась бы при поцелуях, а поблизости даже ручья не было. Мне бы тоже очень не помешало хотя бы окунуться в холодную реку. Я потерла вспотевшую шею, ощущая, как скатывается грязь под пальцами. О запахе от одежды я и вовсе молчу. Вот и приключения, вот и вся романтика в походных условиях.

Кейел обещал, что до руны мы доберемся меньше чем за день. Он даже предложил отправиться без ребят, а затем встретиться тут же. Говорил, что обитатели Древнего леса пропустят любого, кто пришел с чистыми помыслами. Заверял, что об этом на севере знает каждый, а тут жители верят в собственную правду и другой уперто не признают, зато лес обходят стороной, что только ему в пользу. Однако, как бы все благозвучно не слышалось, я отказалась. Во-первых, мне хотелось убедиться, что Елрех цела, что сумела сбежать от Аньи. Во-вторых, я все еще боялась идти куда-то с Кейелом наедине. И если есть возможность, чтобы рядом с нами находился кто-то еще, то я лучше воспользуюсь ею.

— Аньи, Тавирда, Инуриэла… Их немного, но они все сильны и способны в краткое время уничтожить мир. На севере считают, что Война Предков была как-то связана с ними, но почти все сведения были уничтожены или спрятаны. Еще совсем недавно они не отзывались на молитвы так часто и легко.

— Думаешь, стали сильнее?

Я поежилась, вспоминая туман и женщину с черепом и цепями. Крики. Старосту и знахаря. Могли ли мы сделать для них хоть что-нибудь?

— Может, они сильнее, — согласился он, а затем убрал волосы за уши и предположил другое: — а может, что-то ослабло и позволяет той же Анье проникать в Фадрагос при меньшей ненависти. Гнев и горе Кирии были понятны, но это не тот случай, когда Анья отзывается. Иначе у нас давно ни одного города не осталось бы. Ты отдохнула? Готова продолжать?

Я тяжело вздохнула и потянулась к кинжалу. Кейел поднялся, подошел ко мне и, глядя сверху-вниз, поинтересовался:

— Заметила, что Ромиар всегда занимает руки дротиками?

— Очень часто, — кивнула я и, прищурившись, спросила: — Это привычка? Наверное, когда волнуется…

— Нет, — перебил Кейел, покачав головой. — Дай ему кинжал, и он в считанные секунды убьет нескольких противников, не меняя своего положения.

Он взял меня за руку, но в этом жесте не было ни намека на романтику. Вскоре стал загибать мои пальцы, двигать ими и разглядывать. Потом посмотрел мне в глаза, подхватил кинжал левой рукой и стал перекручивать его между пальцами, лишь на пару секунд фиксируя положение всей кистью.

— Никакие знания тебе не помогут в бою, если ты будешь предсказуема. Легко просчитывать движения противника, если сам знаешь, как правильно начинать прием. Ромиар развивает и поддерживает ловкость. Видишь, — сказал он — и совсем незаметными движениями острие кинжала, мгновением ранее направленное вверх, уже устремлялось в землю, — ты не можешь предугадать, как и откуда я нанесу следующий удар.

— Хорошая моторика, — поняла я, что он хотел донести до меня. Не просто ловкость, а четкая работа всего тела для достижения единого результата.

— Если ты хочешь выжить, тебе придется забыть о честности. Навсегда запомни одно правило Фадрагоса, — склонился он ко мне, перекидывая кинжал в правую руку, — тебя всегда окружают лжецы, поэтому тебе нужно быть хитрее самого опытного из них.

Очередной оборот оружия — лезвие смотрит вправо, а значит, надо ждать удар слева. Еще секунда — и стоило бы отражать колющий удар сверху. Я никогда не справлюсь… Просто не буду успевать. Еще один оборот, и …кинжал сорвался в траву, а Кейел хмуро принялся разглядывать костяшки пальцев.

— К сожалению, когда-то сломали три пальца, — проговорил он и резко обернулся на голоса.

Вся четверка брела по лесной тропинке, негромко о чем-то переговариваясь. Наконец-то… Я судорожно выдохнула и поспешила к Елрех. Только обняв ее и ощутив ее крепкие объятия, я поверила, что она осталась жива и совершенно невредима. Теперь она не скривилась, когда я поцеловала ее в щеку. Не отталкивала меня, когда я уткнулась ей в плечо. Нет никого в этом мире, кому я бы верила так, как ей.

— Глупая Асфирель, неужели трагедия разразилась бы, если бы со мной что-то случилось? — едва слышным шепотом и с ласковой улыбкой спросила она. — Ты все равно обернешь время и события вспять. Когда-нибудь мы будем жить заново, совершенно другим путем, на котором тебя уже не повстречаем. Помни, Асфи, что я никогда не оказалась бы возле Красной Осоки, если бы не ты.

Вместо ответа я лишь прижалась к ней теснее, ощущая сильное тело. Я никогда не замечала, что Елрех почти на полголовы выше меня. Мелочи, которые были неважны, но сейчас их хотелось запомнить.

— Все нормально? — поинтересовался Кейел.

— Она даже не преследовала нас, — ответил Ромиар. — Видимо, занялась поселениями вблизи.

— За один период она пришла трижды! И я говорю только о тех регионах, которые мы отслеживаем, — возмутилась Ив, приподнимая плечи и сводя тонкие брови на переносице. — Откуда такие сильные эмоции, чтобы ее призывать?

— Думаешь, дело в эмоциях призывающих?

— Вы же Вольные! Об эмоциях самыми первыми должны думать, — укорила она Кейела.

— А может, эти духи стали сильнее? — предположила я, отстранившись от Елрех, но руку ее так и не отпустила. Пусть по-детски, но сейчас именно так мне хотелось. Судя по тому, как она сжимала мою руку в ответ, мои желания были взаимны.

— Это не духи нашего мира, Асфи, — негромко поправила Елрех.

— Или что-то позволяет им проще проникать в Фадрагос, — высказался Ромиар, проигнорировав мою очередную оплошность и глянув на фангру.

Она чуть растянула уголки губ и быстро отвела взгляд в сторону. Смутилась? А вот он улыбался широко, словно был доволен ее реакцией и свою удержать не сумел. Я следила за ними, пытаясь поверить, что мне все это не привиделось, нобольше никаких переглядываний не заметила.

Этирс тем временем многозначительно фыркнула, а затем произнесла версию, высказанную недавно мне наедине Кейелом:

— Или что-то, что мешало им беспрепятственно проникать в Фадрагос, слабеет.

— И чьи это заботы? — переводила внимательный взгляд Ив от Кейела к Ромиару.

— У меня свои задачи, — хмуро ответил Кейел и, вложив пальцы в рот, громко свистнул, давая сигнал Тоджу, что время возвращаться с охоты на дичь к хозяину. — И пора бы их исполнить.

— А для этих проблем найдется свой Вольный. Не переживай, Ив, — на удивление поддержал его милый мальчик Ромиар.

Чем дальше мы уходили, тем плотнее становился лес. Густые кроны не позволяли солнечному свету проникать вниз и согревать сырую землю. Ноги проваливались в мягкий мох, а на толстые ветки и поваленные деревья наступить было опасно: они крошились как вафли от легкого давления.

Спина Кейела стремительно мелькала впереди, а иногда он успевал уходить так далеко, что мы его теряли. Тогда он возвращался и торопил нас. И с каждым его возвращением мне казалось, что настроение у него стремительно падает. Мои сумки, как и прежде, тащил на себе Тодж, но даже это не спасало от усталости. Ноги гудели, а в боку давно уже кололо. Елрех шла неподалеку и тяжело дышала, но не жаловалась. Этирс продвигалась где-то в стороне и тоже периодически исчезала из поля зрения. Ромиар и Ив двигались впереди нас, о чем-то негромко переговариваясь.

— Что у вас с Кейелом? — внезапно спросила Елрех.

Я удивилась, но очень быстро задала встречный вопрос:

— А что у вас с Ромиаром?

— Ничего, — нахмурилась она, точно хотела взглянуть на меня, но отвернулась.

— Значит, не он подговорил тебя спросить о наших с Кейелом отношениях?

— Так они у вас есть? — она моментально ухватилась за ниточку.

— Какие отношения, Елрех? — снизила я тон, огляделась внимательно, прислушалась к разговору впереди идущей парочки и, убедившись, что нас никто не слышит, продолжила: — Меня от одной его улыбки в дрожь бросает, а уж если он мне признается, что… В общем, нельзя мне с ним ничего. Пусть лучше остается неисправимым уродом, чем превратится в того, от кого я не захочу уходить.

Елрех хмыкнула, но свои мысли не высказала. А вот я не стала сдерживаться, обошла поваленное дерево, снова приблизилась к фангре и осторожно заговорила:

— Если у вас с Роми что-то начнется, а я потом использую Сердце времени… — заметила легкую улыбку на ее лице и сбилась. — Разве тебе не обидно, что я все разрушу? Вы ведь потом можете и не встретиться.

— Мы и не встретимся никогда, — улыбнулась она шире и с теплотой глянула на меня. — Если бы не ты, я бы многого не узнала, Асфи. Но какой смысл тосковать о том, что я никогда не вспомню?

— А если о моих планах узнают остальные? — спросила я, закусила губу и без всякого ритуала почувствовала вину.

— Им лучше не говорить, — тихо произнесла она. — Мудрецы не расскажут твой секрет, и ты молчи. Не многие согласятся отказаться от того, чего добились. Мы все рискуем тем, что наша новая жизнь будет хуже.

— Но ведь может быть и лучше, — скорее я старалась успокоить себя этой надеждой.

— Наверное, даже духи не будут помнить себя, — с беспечным выражением лица пожала она плечами. — Стоит ли рассуждать о том, что нас ждет?

Я увидела Кейела впереди и отложила разговор с Елрех. Он вновь ждал нас, прислонившись к дереву.

— Если мы поспешим, то дойдем уже сегодня, — сверля недовольным взглядом Ив, не в первый раз сообщил он.

— Мы дойдем туда к закату! — возмутилась эльфийка, остановившись напротив Вольного и сжав кулаки. — А до святилища еще добраться нужно через реку Истину. Почему бы сейчас не отдохнуть, а путь продолжить на рассвете? Я устала, Ромиар устал, а мы не знаем, что нас может ждать в этом лесу. Мы ведь уже на территории Древних.

— Я не собираюсь убеждать вас, идиотов, что тут самое безопасное место в Фадрагосе. Но давай подумаем, используя твою логику, — он скрестил руки на груди и склонился к ее лицу. Она точно хотела отступить, но гордо вскинула подбородок и осталась стоять на месте, а Кейел, глядя в ее глаза, проговорил: — ты боишься Древний лес, и я предлагаю тебе убраться отсюда как можно раньше. Разве не мудро? А в итоге ты сама стараешься задержать нас. И это точно идиотизм. Вопрос: эльфийский ли? — глянул он исподлобья на Ромиара.

Тот вклинился между ними, не скрывая того, что ему не нравится расстояние между Вольным и ценной Ивеллин. Елрех тоже приблизилась к ним, но не вступала в разговор. Пока они спорили, я нагло пользовалась ситуацией: уселась под деревом, вытянула ноги, запрокинула голову и закрыла глаза. Спать мне не хотелось, но уставшее тело мгновенно расслабилось и теперь заныло целиком. Когда голоса стихли, я приоткрыла один глаз и сразу же нахмурилась. Кейел не сводил с меня внимательного взгляда, а затем тихо сказал:

— Привал ненадолго. Тут есть небольшое озеро недалеко, на ночлег останемся возле него.

Ив облегченно выдохнула и рухнула там, где стояла. Но вместо того, чтобы отдыхать, полезла в сумку и вытащила свой дневник, куда наверняка стала чертить маршрут, которым мы двигались. Кейел же резко развернулся и ушел. Почему-то создалось стойкое впечатление, что злился он на меня.

Пяти минут точно не прошло, как мы снова двигались сквозь заросли плотного леса. Но теперь Кейел не спешил и брел в стороне от нас. Иногда я ловила на себе его задумчивые взгляды и пыталась понять, что изменилось с того момента, как мы дождались ребят. Связана ли его раздражительность с нашим воссоединением? Или все началось, когда мы направились к руне? Будто он хотел поскорее покончить с этим делом. И чем дольше оно затягивалось, тем сильнее проявлялась его нетерпеливость, а отсюда и злость.

К лесному озеру мы вышли еще затемно. Обследовали берег, не нашли ничего опасного, но расположиться решили все равно подальше и где-нибудь на возвышенности. Тодж со своей успешной охотой обеспечил нам сытный ужин. Жирная тушка зайцекрыла, натертая собранными Елрех травами, висела над костром и источала головокружительный аромат. Ивеллин, как выяснилось, не столь устала, сколько действительно горела желанием перенести весь маршрут на бумагу и внести в ежедневник заметки. Ромиар все больше напоминал мне маньяка, который, кажется, был убежден, что между мной и Кейелом не просто отношения, а самый настоящий заговор против всего мира. Рогатый сидел под деревом и, привычно прокручивая дротик, следил за каждым нашим передвижением, за каждым словом. Поэтому, наверное, Кейел опять ушел от нас, а я, когда услышала, что нужно собрать еще хвороста, несмотря на усталость, с радостью вызвалась добровольцем. Елрех хотела отправиться со мной, но в этот момент чистила шкурку зверька, чтобы позже сбыть ее. Когда Ромиар стал подниматься, жестом останавливая ее, я поняла, что он хочет составить мне компанию, поэтому слетела с места и постаралась быстро затеряться в кустах.

Далеко отходить я не планировала. Особого страха не ощущала, прекрасно помня, что Тодж всегда примчится ко мне на выручку. Стоит только закричать. Но кричать и не пришлось. Из зарослей ко мне вышла Этирс. Охотница старалась улыбаться дружелюбно, растягивая свои красивые губы, но ее глаза рассказывали об эмоциях гораздо больше. В них не было ни капли дружелюбия. Она ухватилась за ветку, к которой я потянулась.

— Ты вроде не хотела собирать хворост, — напомнила я, выпрямляясь.

— А ты трусливо сбежала от Ромиара, поэтому к тебе в сопровождение отправили меня, — повела она одним плечом и отправилась дальше.

Мне пришлось идти следом за ней, видеть каждый ее аккуратный шаг, обтянутую плотной курткой талию, длинные, густые волосы. Я всячески гнала из головы воспоминания, где Кейел высказывается о моей фигуре. Ну да, ростом немного не вышла, но это на Земле поправлялось каблуками. Может, не особо утонченная и подтянутая, но я никогда не жаловалась на недостаток внимания от противоположного пола и никогда не стыдилась надевать коктейльные платья и тонкие леггинсы. Я понимала, что зацепилась мыслями за глупость, но почему-то возвращалась к ней вновь и вновь. Кейел не нужен мне! Это я тоже понимала и тоже ничего не могла поделать с тем, что все равно тянулась к нему.

— Ты пробовала рубиновую сладость? — спросила Этирс, чуть обернувшись.

— Я даже не слышала о ней, — буркнула ей в ответ, надеясь, что сбором хвороста мы продолжим заниматься молча. Зря надеялась!

— А с Кейелом ты пробовала… сладости?

Меня пригвоздило к месту. Теперь я не просто прижимала к себе собранные ветки, а обнимала их, видимо, подсознательно желая, чтобы они вытянули меня из этого омута чувств. Спасли, пока не захлебнулась. Они нахлынули так внезапно, но так сильно… Закрутили и унесли куда-то вглубь водоворота. Щеки непривычно горели, но я понятия не имела отчего. Возможно, к такому вопросу, произнесенному с той же интонацией, как и о рубиновой сладости, я была не готова. Непринужденно, легко, беззаботно. Возможно, я краснела из-за злости, потому что понимала, что у Этирс с Кейелом больше общего. И пусть она оказалась с ним рядом потому, что ей необходима сокровищница, но он не прогнал ее. В таверне, когда я впервые увидела охотницу, они обсуждали, что он был готов связать с ней жизнь, если бы она согласилась не рисковать собой и ждать его. Он стремился уберечь ее для себя. А я? А меня он чуть не убил. И убил бы, если бы я не испугалась и не отчаялась, позвав самых слабых духов. А потом? Потом я понадобилась ему, чтобы прочесть руну. А если бы не могла прочесть? Не было бы между нами этих дурацких чувств! Потому что меня бы уже в живых не было!

— Спасибо, — порывисто и искренне поблагодарила я Этирс.

— За что? — удивилась она.

— Ты мне кое-что напомнила и меня осенило. Какое-то дежа вю…

— Поделишься? — вскинув бровь, поинтересовалась она.

Теперь мне даже говорить с ней стало проще. Мы не конкурентки и никогда ими не были. Я не помнила, когда влюбилась в Женю. Но потом понимала, что любила его по многим причинам. Он проявлял доброту ко мне, ласку, нежность. Я всегда могла на него положиться и не беспокоиться, что он не сдержит обещание. Я никогда не ждала подлости с его стороны. Кейел его прямая противоположность, к которой меня просто глупо тянуло. Тянет. Может, подкупает его сила, самоуверенность и, скорее всего, одержимость. Он двигается к своей цели, сметая все на своем пути.

Вот только я не хочу оказаться затоптанной в этой гонке. Вольный сломает не только мою гордость, но и меня.

— Могу рассказать тебе о своем женихе, — широко улыбнулась я охотнице, увидела ее изумление, поэтому поспешила добавить: — К сожалению, он остался в моем мире. Но если я когда-нибудь буду искать себе парня для семьи, то мне нужен такой же.

Когда я вернусь домой, Женьку ни за что от себя не отпущу!

— Рассказывай, — легко согласилась она, хоть и выглядела впечатленной и запутанной.

Я начала с общих фактов: какое у него образование, кем он работает и как многое вкладывал, чтобы чего-то в жизни добиться. Вскоре Этирс стерла раздражающую улыбочку и стала всерьез расспрашивать о всем непонятном. Она попросила оставить хворост и повела меня к рубиновой сладости, которую заметила, пока двигалась вслед за нами чуть в стороне.

Чем больше я рассказывала о Жене, тем бодрее и звонче звучал мой голос. Мне хотелось, чтобы весь Фадрагос знал, какие бывают мужчины у нас на Земле. Не только одержимые психопаты и маньяки. Достаточно чутких, отзывчивых, целеустремленных и добрых…

— В Фадрагосе я познакомилась с немногими, но ведь успею еще. А Кейел беспринципный, прямолинейный и жестокий. Никогда не любила черствых мужланов, которые считают себя центром мира. Высокомерно и отвратительно.

— Но вы так часто вместе, и он…

— Не обращай внимания, — перебила я ее, выходя следом на поляну, заросшую низкими кустарниками, — мы с ним стараемся подружиться. Ему необходимо совершить подвиг, а я… Мне ведь нужно как-то обустроиться в новом мире, а у меня ничего для этого нет. Даже знаний.

— Ради богатств так рискуешь? — она явно удивилась, но в тот же момент заметно расслабилась.

— Ради них я пойду на все! — решила подыграть я, чтобы снести между нами любые баррикады.

Я не считала себя меркантильной сволочью, хоть в самом деле пошла бы ради ценного приза на многое. Например, чтобы невредимой вернуться домой, готова лицемерить и лгать, но ровно до той поры, пока другим мое вранье не будет угрожать чем-то непоправимым. Васовергов я определенно не любила, но из-за Фаррда вина все еще не отпускала. Иногда он снился мне, как и другие кошмары. Одно меня успокаивало: когда я оберну время вспять, Фаррд воскреснет. И если с ним вновь что-то произойдет, меня уже даже в Фадрагосе не будет.

— Кейел, как я поняла, чувствует себя одиноким, — продолжила я убеждать Этирс в своей непричастности, — он ищет себе ту, с кем ему в дальнейшем будет легко и хорошо. Обделенный любовью ребенок стремится вернуть то, что утратил давным-давно.

— И он стремится к тебе, — тихо высказалась она, осторожно приподнимая гроздья полупрозрачных ягод. Они действительно напоминали рубины, сокрытые под маленькими изумрудными листьями. — Он предложил мне два варианта: или я остаюсь с вами и получаю свою долю от всей добычи во время похода, или я убираюсь. Эти варианты он объединил одним условием, — ее пальцы перебирали ягодки, а взгляд был прикован к красному мерцанию, — я держусь дальше от вас, иначе мне грозит несчастный случай.

— Он угрожал убить тебя?

— А чему ты удивляешься? — спросила она, украдкой глянув на меня. — Это скорее была не угроза, а просто предупреждение, чтобы я не мешала вам.

— Но ты не мешаешь! Нечему тут мешать, — заверила я ее, но увидела лишь насмешку в глазах девушки, поэтому отвела взгляд, увидела, как она нервно отщипнула листик, и вовсе отвернулась, бегло проговаривая: — В Кейеле нет ничего, за что его можно было бы полюбить. Да речь даже не о любви, а о симпатии! Он ужасен. Постоянно ждешь от него удара в спину, в каждом слове выискиваешь скрытый смысл. Как только будет возможность держаться от него подальше, я так и сделаю. Поэтому насчет него можешь не волноваться. Поверь, я никогда добровольно даже за один стол с ним не села бы!

Я вновь посмотрела на Эт и поняла, что все без толку. Возможно, она верит мне, но выводы уже сделала и ее не переубедить. Она уже жевала ягоды. Сорвала гроздь и протянула мне.

— Попробуй, они очень сладкие, — произнесла она, отрывая с протянутой веточки ягодку и закидывая себе в рот.

— А листья кислые, — раздалось оглушительным громом позади.

Я подпрыгнула на месте, выронила ягоды и, обернувшись, прижала руки к груди. Кейел стоял всего в двух метрах от нас, прислонившись к дереву, и крутил в руках гроздь рубиновой сладости. Как многое он услышал? Как давно стоял тут? Или бесшумно следовал за нами все время? В его, обычно теплых, глазах можно было разглядеть только холод. Безразличие. Уж лучше бы злился, но не так. Почему-то хотелось забрать все слова обратно. Сказать о том, что ошиблась в собственных чувствах, что себя понять не могу, но вместо этого молчала, лишь целеустремленно двигаясь дальше — к дому. Мне не нужна вражда с Эт, мне не нужны отношения с Кейелом.

— Я надеюсь, ты не забыла предупредить ее, что рубиновая сладость смертельно ядовитая, — сказал он, обращаясь к Эт, но глядя на меня.

В смысле, ядовитая? Посмотреть на охотницу я не успела, потому что пришлось все силы приложить, чтобы устоять на месте. Кейел медленно направился ко мне, а я ощущала, как потяжелели ноги. Он остановился совсем близко, но даже такое расстояние показалось мне непривычно большим. Раньше, он подошел бы ближе. Так, чтобы я ощущала тепло его тела. Он оторвал листочек с куста и поднес к моим губам. Я потянулась, чтобы забрать или оторвать себе другой, но услышала ледяное:

— Нет.

Он ждал, когда я открою рот, позволяя вложить себе на язык листик. Надо сказать, очень кислый. Неудивительно, что после такого вкуса любая ягода покажется невероятно сладкой. Кейел тем временем тихо произнес:

— На десять крупных ягод необходимо съесть один листик. Сок нейтрализует яд. Если ты, конечно, хочешь умирать медленно, выплевывать собственные внутренности, то, — он глянул на куст за моей спиной и улыбнулся, — когда я совершу подвиг, могу привести тебя сюда снова.

— Кейел, я в самом деле забыла, что она многого не знает, — произнесла Эт, но замолчала, когда он посмотрел на нее.

— Выходит, нам повезло, — протянул он с улыбкой, — что я решил проверить: все ли с вами в порядке. Постарайся больше ничего не забывать, — снова взглянул на меня, но лишь мимолетно. — Асфирель — мой ключ к подвигу, а для тебя — быстрый и надежный способ отыскать сокровищницу. Ты ведь тоже пойдешь на все ради богатств? — по окончанию он закинул ягодку себе в рот и подмигнул охотнице.

Можно ли сойти с ума за считанные секунды? Я сорвалась с места, как ужаленная, вот только уйти не сумела. В запястье с силой вцепился Кейел и крутанул меня к себе. Я и испугаться не успела, когда мы уже целовались. Отвратительно больно, но мучительно сладко. Не я — он прервал поцелуй и с откровенной насмешкой выдохнул в губы:

— Ягодку забыла. И как, сладкая?

Он вглядывался в мои глаза, не выпуская руку, и, мне казалось, что он видит меня насквозь. Тихо засмеялся в лицо и только тогда отпустил.

Мне хотелось ударить его, накричать на него, сделать хоть что-нибудь. Мне хотелось разорвать Этирс на мелкие кусочки. Мне многое хотелось, но я лишь стиснула зубы и молча отправилась обратно, оставляя их наедине.

Собранный хворост я бросила у костра и молча направилась к озеру, но круто развернулась на месте и столкнулась с взволнованными взглядами.

— Что-то случилось? — съежилась Ив, будто опасалась, что я могу сорвать злость на ней.

Прищур Ромиара меня уже не смущал совершенно. Этот тип хотя бы на время действия метки мне ничего не сделает.

— Мы убили васовергов и виксартов, — посмотрела я на Елрех, определившись с самым уравновешенным существом среди нас. — Почему мы безнаказанно убили их и даже перед хозяином трактира не извинились?

Елрех окинула меня взглядом с ног до головы, долго смотрела на сжатые кулаки, а затем, вернувшись к возне с травами, ответила:

— Они напали первыми, мы имели права убить их.

— Васоверг замахнулся плетью на Кейела, но ведь мог не ударить, а просто удерживать меч. Запугивать, — продолжила я допрос. — Разве в таком случае убийства не перебор?

— Духи справедливы, Асфи. И если кто-то позволил себе замахнуться на тебя или твоих друзей, значит, он согласился рискнуть собственной жизнью.

— А если тебя пытались отравить или… привели в опасное место?

— Ты о случае с Кейелом? — вновь подняла она голову. — Ты добровольно шла за ним. А твое незнание нашего мира — только твоя забота.

— То есть… — я подавилась возмущением.

Зажмурилась, порывисто выдохнула и отправилась дальше к озеру. Получается, что даже если бы у Этирс получилось отравить меня, то ее признали бы невиновной. Почему? Потому что я добровольно съела ягоды и просто не знала, что они ядовиты. Как бы восприняли это остальные? Наверное, также, как и случай у трактира. Она невиновна, а я умерла по собственной вине.

И в моей ситуации я даже не знаю способа мести, чтобы остаться оправданной. Что там говорил Кейел о правиле выживания в Фадрагосе?

Глава 23. Крайность Вольного

Озеро мы проверили несколько раз, поэтому без опаски я стянула вещи и вбежала в ледяную воду. Не позволяя себе опомниться, нырнула с головой и устремилась глубже и дальше от берега. С каждым рывком зеленоватая вода темнела, уши закладывало сильнее, а холод пробирал до костей, выдавливая из груди остатки воздуха. Самого дна я так и не достигла, развернулась и поспешила к поверхности. С шумным вдохом и плеском воды вынырнула. Убрала руками мокрые волосы с лица и, оглядываясь, застучала зубами. Легче стало хотя бы потому, что ощущения сбивали с мыслей о том, как сама бы закормила Этирс ягодами, позабыв угостить ее противоядием. И трясло меня теперь не от злости, а от холода.

Солнце уже спряталось за верхушками деревьев, но было достаточно светло, чтобы видеть берега. А вот между деревьями стремительно сгущалась тьма, и в ней я ничего не могла разглядеть. Снова набрала побольше воздуха и нырнула. Глубокое озеро никак не хотело открыться мне полностью, сколько бы раз я не ныряла. Когда вода стала казаться теплой, а солнце скрылось настолько, что и берег виделся лишь силуэтами, я успокоилась. Лежала на воде и смотрела на чужое небо, где едва заметно мерцали чужие звезды. Жалела о многом сделанном и упущенном. Легкий туман, поднявшийся над водой, сначала испугал, но прислушавшись, я не услышала звона цепей. Лишь протяжная трель птиц и плеск воды от суетливой рыбы.

На берег выбиралась неохотно, несмотря на то, что успела продрогнуть и очень устала. Между пальцев неприятно скользил ил. Я задержалась, стараясь смыть его с ног, и перескочить на траву, не запачкавшись. Когда подняла голову, даже не удивилась, заметив в темноте Кейела. Он наблюдал за мной молча и не спешил приближаться, а я решила не обращать на него внимания. Не я виновата в том, что он разрушил первый кирпичик сразу же после нашего знакомства. Не я ответственна в том, что мы находимся рядом и не являемся союзниками, только кажемся ими.

Я неспешно надела рубашку на мокрое тело и потянулась за штанами, когда он стал приближаться ко мне. Завести с ним беседу оказалось непосильной задачей. Какие бы слова первыми не приходили на ум, они все возвращали нас к неприятным эпизодам, виновен в которых Вольный. Не будь этой дурацкой идеи, чтобы держать Эт ближе к нам, не было бы сегодняшнего инцидента. Если бы он придерживался уговора, чтобы остаться только друзьями, Эт и не посмотрела бы в мою сторону.

Вот только Кейел не был настроен на разговор. Он и останавливаться не стал, столкнувшись со мной. Меня снесло его телом к ближайшему дереву. Сильные руки подхватили под бедрами, вынуждая раздвинуть ноги и обхватить талию Вольного. Прервать напористый поцелуй удалось не сразу и всего лишь на мгновение. Кейел вынужденно потянулся к моему лицу, ухватился за подбородок и с шумным вдохом вновь поцеловал. Я уперлась руками в его грудь, но оттолкнуть не получалось. Удар ногой не принес успехов, если не считать, что поцелуй все же прервался. Теперь Кейел просто придавил меня своим телом и тяжело дышал мне в шею.

— А как же готовность пойти на все ради благоустройства в ненавистном тебе Фадрагосе? — прошептал он.

— И что ты хочешь услышать от меня? — прошипела я.

Он не ответил. Язык скользнул по коже, губы коснулись сумасшедше бьющейся жилки, а затем последовал неприятный поцелуй. Засос обеспечен.

Я дернулась, но безуспешно. Попыталась ударить его головой, и тогда он, наконец-то, отстранился. Даже в глаза мне посмотрел. Его рванное дыхание обжигало, а пальцы больно впились в талию. Я ощущала его возбуждение, знала, что стоит мне только расслабиться и вспомнить хорошие моменты, проведенные рядом с Кейелом, как сдамся. Но понимала, что ничем хорошим это не закончится. Что не смогу простить себя после.

— Давай ты меня отпустишь и пойдешь к Эт, — предложила я самый лучший вариант для всех нас.

— Не могу, — ответил он и снова потянулся к моим губам.

Я отвернулась, задев носом кончик его носа. Кейела, кажется, ничего не могло остановить. Словно он слетел с катушек. Укусил меня за щеку, чуть потянул, а потом добрался до моего уха. В глазах потемнело, и я едва удержалась, чтобы не закрыть их от удовольствия.

— Уйди, пожалуйста, — попросила я, не понимая в это мгновение, на что сильнее надеюсь: что он оставит меня в покое или все же не отступит от своего.

— Эт потерялась, — кратко прошептал он, совсем не придавая высказыванию значения.

А вот меня оно остудило лучше всякого озера с холодной водой. Кейел уже успел достаточно расслабиться, не ощущая сопротивления, поэтому мне удалось его оттолкнуть. Вот только он снова вцепился в мою талию, но теперь хотя бы смотрел на меня недовольно.

— Прежде всего ты сопротивляешься не мне, а себе, — проговорил он.

— Что значит, потерялась? — спросила я, проигнорировав его замечание.

Он закрыл глаза на пару секунд, а затем с серьезным выражением лица произнес:

— Ты ведь помнишь, что у нее возникли проблемы с памятью. Видимо, она забыла, как вернуться к нам.

— Кейел, ты ее… — договорить я не могла.

Одно дело желать смерти кому-то в порыве гнева, но совсем другое, когда пожелание сбывается. Когда его исполняют. Холодок пробежался вдоль позвоночника, волосы на затылке зашевелились. Не знаю, как я выглядела, но на Кейела впечатление произвела.

— Духи Фадрагоса, — на выдохе прошептал он, хмуро глядя в мои глаза, а затем оттолкнулся от меня и ушел.

Непослушными пальцами и ослабевшими руками я привела себя в порядок и поспешила к ребятам. Кейел уже сидел напротив костра и улыбался, слушая рассказ Ив. Елрех моментально выхватила меня взглядом из темноты и покачала головой. Ив прервала рассказ и произнесла, оглушая:

— Вы хоть бы сообщали, куда отправляетесь. Осталось еще одну дождаться и можно не волноваться, — она глянула на Кейела и попросила: — Сходи еще и за Этирс.

Надежда вспыхнула, что он пошутил надо мной. Но когда его улыбка сползла, надежда рухнула. Он посмотрел в огонь и поклялся:

— Духами Фадрагоса клянусь, что пальцем ее не тронул и никак не причастен к ее смерти.

Духи вспыхнули недалеко от него и слетелись перед его лицом, сливаясь в рисунок. Наступившую тишину нарушал только треск костра. Много вопросов крутилось в голове. Как он убил ее? Где тело? Как можно было?.. Молчание ребят объяснялось тем же. У них вопросов должно быть гораздо больше. С его клятвами я уже была знакома, поэтому прямо обвинила его:

— Ты убил ее.

Он сцепил руки в замок, как-то устало вздохнул и произнес:

— Больше почтения духам, Асфирель. Они никогда не лгут.

— Но ты лжешь! — крикнула я, указав на него пальцем.

Осмотрела присутствующих и поняла, что ничего не понимаю. Елрех больше не улыбалась, но ухватила кусок мяса и вгрызлась в него. Ив сглотнула, потерла руки, а затем поднесла их к огню. Роми и вовсе пересел удобнее, вытягивая ноги и полюбопытствовал:

— И что дальше? Научили вы говорить эту глупую тварь — полезного много рассказала?

— Если бы, — слабо улыбнулась она и точно хотела продолжить рассказ.

Вот только я такого исхода никак принять не могла. Быстро приблизилась к костру и предложила, позабыв о собственных желаниях и планах:

— А может, тело найдем и на Алтарь Возмездия положим? Если ты в самом деле непричастен, то бояться ведь нечего, правда?

Я едва удержалась, чтобы не отступить, когда Кейел поднял на меня полные ненависти глаза. Во рту пересохло, а храбрость куда-то улетучилась.

— Если хочешь поискать лиертахона, унесшего ее — вперед, — кивнул он в сторону. Пристально всматривался в мое лицо, видимо, в поисках ответа, а затем добавил едко: — Кажется, ни у кого даже вещей ее не осталось, правда?

Он оглянулся и развел руками. Ив быстро опустила голову, но я успела заметить промелькнувшую досаду. Быть хитрее лжеца… Я сжала кулаки, вспоминая все об Этирс. У нее была небольшая сумка с собой, но на поляне ее не имело смысла искать. Кейел не просто убил девушку, он уничтожил вместе с ней все, что могло бы доказать его вину.

Продолжать разговор — пустая трата времени. Аппетит окончательно пропал, поэтому я просто ухватила свою сумку и свернутую шкуру, которой укрывалась, и собралась отойти чуть дальше от костра. Не то, чтобы я мечтала замерзнуть ночью, но и не могла побороть желание уединиться. Если бы я была уверена, что на нас никто не нападет, то ушла бы дальше. Дальше от возобновившейся миролюбивой беседы, дальше от непонятных мне существ. Они даже не подумали искать Эт.

Я остановилась и спросила:

— А если я рискну поискать лиертахона, вы останетесь тут сидеть?

Ромиар усмехнулся и что-то пробубнил себе под нос. Ив нахмурилась, глядя на меня, словно пыталась понять, но не могла. На Кейела я и вовсе не смотрела. Он наверняка отправится за мной, если не привяжет к ближайшему дереву, чтобы сохранить ключик к подвигу.

— Я пойду с тобой, Асфи, — спокойно произнесла Елрех, вытирая руки тряпкой, — но если с нами произойдет несчастье, ответственность ляжет на тебя. Если я не выживу, тебе придется отвечать перед Аспидами. Что ты скажешь им?

— В каком смысле: что я им скажу? — удивилась я. — Правду.

— Рано или поздно ее изгонят, Елрех, — лениво протянул Ромиар. — Ты напрасно возишься с ней.

Ни о чем спросить я не успела. Елрех, шикнув на шан’нирда, решила объяснить. Голос ее звучал тихо и угрожающе:

— Мы рискнем собой ради трупа охотницы из малоизвестной гильдии. Инициатива исходит от тебя, — сильнее нахмурилась она. — Поэтому если что-то случится с тобой, мне ничего не грозит, но если пострадаю я, тебе придется ответить. Когда мы доберемся в Обитель, то сообщим о смерти Эт ее главе. Они сами будут решать, как поступить дальше. Они могут разбираться во всем сами или обратиться к гильдии Справедливости. Если в гильдии Эт достойные жители Фадрагоса, духи всегда помогут им.

Прелесть какая… Сердце бешено колотилось, мысли мелькали одна за другой, но для высказывания ни одна из них не годилась. Любые аргументы будут приравнены к глупости. Человечность или гуманность? Какая разница, если никто в Фадрагосе не имеет право присваивать себе это качество? Даже вслух о нем произносить!

— Ты не поела, — донеслось мне вслед от Елрех.

— Оставь ее, — с насмешкой сказал Кейел. — Как будто ты не успела хорошо ее узнать.

Я улеглась на землю, подложив сумку под голову и взяв кинжал в одну руку, свернулась калачиком и зажмурилась. Заснуть никак не удавалось. Вскоре согнула руку в локте и накрыла ею ухо, но все равно слышала окружение. Постоянная напряженность постепенно сходила, а вместо нее медленно наползало равнодушие. Почему именно я оказалась жертвой этого необъяснимого перемещения? Случайно ли? А если нет? Какая вероятность, что я была избрана для чего-то великого?

Мысли зацепились за эти вопросы, которые хоть немного придавали мне весу и значимости. Которые могли внести смысл в происходящую со мной бессмыслицу. Которые все еще, но очень хрупко удерживали последнюю надежду, что я вернусь домой, а все пережитое будет ненапрасным. Глупость, вызванная одиночеством! Именно тем одиночеством, когда кажется, что весь мир настроен против тебя. А если их два? Один мир против, а второму просто плевать. И искренне ты нужна лишь одному существу, находящемуся рядом, но не способному понять тебя. А может, и Елрех не так проста? Я скривилась и сжалась сильнее, старательно прогоняя от себя последние мысли, способные уничтожить единственный выступ, позволяющий мне жить, а не бессмысленно существовать. Я — овца на заклание? В таком даже себе признаваться нельзя.

Как обиженный подросток! Может, пора искать проблемы внутри себя, Аня?

— Аня, давай поговорим, — тихо попросил Кейел.

Я и не заметила, когда он сел позади меня.

— Уйди.

Раздражение не прибавлялось, но и не уходило. Я не знала ни одного человека, который способен был бы с улыбкой и добродушием переживать один удар за другим. Дело было даже не в Кейеле. В самом их мире, который постоянно стремился изжить меня. Будто чувствовал чужеродное и боролся с ним. И если я не собиралась стать тем, кто обрастет острыми шипами, тем, кто уничтожит Фадрагос, то о самозащите я даже не размышляла. Она должна появиться! Даже теории не нужны. Закономерно, что на каждое давление появится равное по силе сопротивление. А если нет — бороться не за что.

— Аня, я не могу понять тебя.

Он лег позади меня. Его рука скользнула под шкуру, ладонь огладила талию, остановилась на животе. Кейел прижался ко мне, одновременно подтягивая меня к себе. Легонько подул, освобождая мое ухо от рассыпавшихся сверху волос, но не справился. А может, всего лишь расчет? Кончик холодного носа касался моей кожи, когда Вольный убирал им локон. Ласковая игра, чтобы добиться примирения? Задобрить меня. Я лишь сильнее сжала рукоять кинжала, который Вольный не мог заметить.

— Почему ты злишься? Ты любила Этирс? — спрашивал он, губами касаясь моей скулы. — Она была важна для тебя? Насколько я помню, вы не общались толком. Разве надо оплакивать тех, кого ты даже не знала? Почему ты злишься на меня, Аня? Она хотела убить тебя, — замолчал, целуя меня в висок и прижимаясь ко мне теснее, возможно, вкладывая в эти жесты всю уместившуюся в нем нежность. — Я обрывал ее предыдущие попытки, где-то успевал Ромиар. Он усердно держится от тебя в стороне, надеясь, что кто-нибудь избавит его от тебя, пока он знать не будет. Но иногда ему приходится защищать тебя. Я рад, что именно он попал в ловушку артефакта.

Я молчала и боролась с дрожью во всем теле, не имеющую ничего общего с возбуждением. Я запуталась, словно общалась с… демоном, змеем — с кем? С каждой его фразой я забывала, почему злюсь на него. Почему я обижаюсь за то, что он хотел уберечь меня? К чему приведут его дальнейшие слова, если позволить ему высказать их? К тому, что я буду благодарить его за спасение? Серьезно?

Что-то внутри меня, натянутое до пределов, затрещало до красных вспышек в глазах, а затем лопнуло, разбилось на мелкие осколки. Мое осознание не успевало за движениями. За секунду или меньше — я сидела на Кейеле сверху, приставив кинжал к его шее, и смотрела в полные растерянности глаза. Моя рука не дрожала, как раньше, а внутри царило бесстрашие.

— Богатства, — тихо прошипела я, успев заметить, что остальные уже спят. — Они для всех разные, Кейел. Тебе ли, Вольному, не знать об этом? И ради собственного благополучия я в самом деле пойду на многое. Вот только сама выберу, когда пойти, на что и с кем.

Его растерянность слишком быстро таяла. В глазах разгоралось что-то хищное. Удовольствие? Азарт? Я нахмурилась, ощутив его руки на своих бедрах, и надавила кинжалом сильнее. Кровь все еще не выступила, но тонкая тень достаточно пролегла в углублении плоти. Кейел вскинул брови и, лукаво улыбаясь, сказал:

— Приговор за убийство Вольного будет однозначным, моя бесценная Асфи. Даже если ты убежишь на север, духи отвернутся от тебя уже тут.

Я прищурилась, глянула в сторону своей сумки, оценивая расстояние к ней. Кейел нахмурился и теперь смотрел на меня без насмешки. Я вдохнула глубже и рискнула.

Под лезвием мгновенно выступила кровь, а Кейел осознал, что сопротивлением лишь усугубит свое положение, поэтому задержал дыхание и убрал от меня руки, выставляя их раскрытыми ладонями возле кинжала.

— Извини, — прошептала я, удовлетворяясь его заметной паникой, — но к твоим духам я, видимо, отношусь несколько иначе. Я как-то к ним не успела привыкнуть. В моей сумке есть зелье, но не помню, чтобы алхимик название мне говорил. Сказал только, что от смертельной раны спасет. Елрех будить не хочу, — мимолетно глянула на свою голубокожую подругу и продолжила, чуть улыбнувшись: — Ты хоть и не алхимик, но пока чисто теоретически может подскажешь: если я перережу тебе глотку, а затем волью в нее это зелье, ты выживешь или проглотить его не сумеешь?

Он нервно улыбнулся, а затем на выдохе проговорил:

— Уверен, что мы можем совместно проверить это на практике, но с третьим участником. Если, конечно же, ты этого захочешь.

— Если я захочу, — повторила я, отпуская ворот его куртки и убирая кинжал от шеи.

Кейел закрыл глаза и заметно расслабился, позволяя мне беспрепятственно подняться. Его улыбка легко объяснялась, но вызывала у меня паранойю, которую я не собиралась терпеть. Под любопытным взглядом одного Вольного я подошла к другому. Присела на корточки и растолкала его.

Он быстро открыл глаза, приподнялся на локтях, осмотрелся и, хмуро уставившись на меня, спросил:

— Созрело до откровений, дитя глупого мира?

Огонь делал желтые глаза рыжими, словно пламенными, но я устала бояться ожогов. Потянулась к его руке, порадовалась, что на ночь он снимал перчатки, убедилась, что метка на месте, и сообщила причину, по которой разбудила его:

— Ты спал спокойно, пусть и немного, теперь моя очередь.

Он открыл рот, явно желая в саркастической манере уточнить, о чем я, но я не стала дожидаться очередного оскорбления.

— Возможно, я сильно обидела Кейела, и этой ночью он захочет убить меня. Теперь ты об этом знаешь, — хлопнула я его по плечу, поднимаясь.

Все, можно спать спокойно.

Глава 24. Падение

Плотный туман мешал обзору, скрывая за молочной пеленой все на расстоянии вытянутой руки. Холодящая влага ощутимо оседала на лицо, пропитывала сыростью одежду. Но мы продвигались вперед, едва не наступая друг другу на пятки. Ночью я долго не могла успокоиться, крепко уснула только под утро, а проснувшись, ощущала себя как-то не так. Не в своей тарелке. Возможно, сказывалось произошедшее вчера. Однако, как я не пыталась отогнать от себя ощущение какой-то непривычности, ничего не получалось. Будто я забыла о чем-то. Не помнила даже важность этого, но понимала, что забыла.

Лес медленно поднимался в гору, деревья встречались более приземистые, но раскидистые, с толстыми стволами. Туман стремительно спускался к ногам, таял. Солнечные лучи подсвечивали водяную пыль, сквозь которую я смотрела на Кейела. С самого пробуждения он вел себя еще более странно, чем вчера. Ни разу не улыбнулся, ни разу не взглянул в мою сторону. Наоборот, словно стремился отдалиться от меня, отгородиться. Так сильно не понравилась моя выходка?

— Что произошло между вами вчера? — приблизился ко мне Ромиар.

— То, что должно было рано или поздно случиться. Роми, между нами нет ничего серьезного. Я помогаю ему, а он исполняет свою заветную мечту, — устало произнесла я, глянув на парня.

Он украдкой наблюдал за Кейелом. По его лицу сложно было понять, о чем он думает.

— Ладно, — сдалась я, порывисто выдохнула и предложила: — Ты мне признаешься, почему для тебя так важно понять, что между нами, а я тебе все кратко изложу. Только давай без подробностей.

— Каких подробностей? — нахмурился он, оторвав взгляд от Вольного.

Я аккуратно переступила скользкий камень, обросший мхом, поежилась от прохлады и пробубнила:

— О том, что бывает между вполне себе взрослыми парнем и девушкой, кроме поцелуев. Мне ведь не обязательно рассказывать тебе? К тому же, у нас не дошло.

Он хмыкнул, закатив глаза, а затем все же полюбопытствовал:

— Хочешь сказать, что он все еще тебя не разлож…

— Я ударю тебя! — пригрозила я, скривившись.

Он поджал губы и даже слабо улыбнулся.

— Меня все равно не это интересовало. Понимаешь, Асфирель, — Ромиар вытащил дротик и привычно прокрутил его пальцами, — он тратит на тебя слишком много времени. Для Вольных оно бесценно, — снизив тон протянул он. — Я почти все его уделяю Ив, стараясь не спускать с нее глаз. Кейел признался, что ищет сокровищницу, а ты поможешь ему с поиском, когда прочтешь руну. Но вместо того, чтобы в краткий промежуток времени добраться до цели, он показывает тебе мир, учит тебя. Что ты пообещала ему за обучение? Чем подкупила? Или это он пытается подкупить тебя? Или просто оттягивает время? Почему?

— Он сказал, что для него важно, чтобы кто-то прикрывал ему спину — и все, — сказала я, вспомнив основную причину.

— Посмотри на себя, — криво усмехнулся Роми, вскинув бровь. — Ты в самом деле веришь, что от тебя больше помощи, чем хлопот?

Он не стал ждать ответа, просто ускорился, резко подрезая меня. Только бросил совсем тихо: «Не все так просто». И, кажется, адресовано это было не мне, а всего лишь мысли вслух. Я остановилась и сжала кулаки. Посмотрела в сторону и столкнулась с задумчивым взглядом Кейела, но он сразу же отвел глаза. Вольные… поди разберись, что у них в голове.

Я шла и обдумывала, как дальше относится к тому, с чем мне предстоит столкнуться в Фадрагосе. Нельзя изменить весь мир только потому, что мне так хочется, а значит, придется подстраиваться самой. И с чего начать? Прощать убийства? Закрывать глаза на преступления? Елрех забралась на небольшую, но крутую возвышенность и обернулась. Она проигнорировала цепляющуюся за корни Ивеллин, остановив взгляд на мне. Улыбнулась и присела, протягивая руку. Начать следует с традицией этого мира… Я крепко ухватилась за ее руку и позволила фактически затащить себя на выступ.

— Сегодня на твоей душе спокойнее? — с участием спросила Елрех, склонившись ко мне.

В ее нечеловеческих глазах не было ни капли насмешки. Что я знаю об Аспидах, чего не знала бы о других гильдиях Фадрагоса? До сих пор ничего. Я совсем их не знаю, несмотря на то, что они прекрасно знают меня и всегда незримо поддерживали всем, чем могли.

— Спасибо. Все хорошо, — тихо произнесла я и отвернулась, невольно оглядываясь в поисках Кейела. Он вместе с Тоджем всегда искал объезд высоким преградам.

Я, не глядя, шагнула вперед и столкнулась с застывшей Елрех. Посмотрела в ее спину и уже хотела спросить, в чем дело, как взгляд выхватил впереди медведя. Необычайно огромного медведя с черной шерстью и голубыми глазами. Он оскалился, едва слышно рыкнув и оголив белоснежные клыки. Мягко шагнул в сторону, пригибая голову к земле и не сводя с нас взгляда. Как бы низко не клонились ветки деревьев, но казалось, словно они становились неосязаемыми, лишь бы не зацепить блестящую шерсть большого зверя. Ив что-то зашептала, полезла в сумку, но Роми остановил ее, схватив за запястье. Он был напуган и бледен. Медведь припал на передние лапы и угрожающе зарычал. Мелко потоптался, словно искал удобную позицию для прыжка. Громкое карканье раздалось над нами. Мое сердце рухнуло в пятки. Я отскочила, позабыв, что позади обрыв. Ноги соскользнули, но я не упала. Уперешись в камни, нависла, удерживаемая за руку Елрех. Она не спешила подтягивать меня. Не двигалась. Белый ворон смотрел на нас красными глазами, наклоняя голову из стороны в сторону. Вскоре он нахохлился и отвернулся к медведю. Медленно Елрех отступила, помогая мне встать на твердую землю. Медведь не спешил прыгать, ворон больше не оглашал лесную тишину хриплым карканьем. Они чего-то ждали, не позволяя нам уйти.

Лось появился из-за деревьев, подсвечиваемый солнечными лучами. Его огромныерога оплетало цветущее растение, тянущееся по земле. Он фыркнул, опустив голову и покачивая ею. Затем сделал первый шаг к нам, но сразу же остановился, глядя вправо. Медведь вновь бесшумно переступил, а ворон беззвучно раскрыл клюв и приподнял язык, словно пробовал воздух на вкус. Он похлопал крыльями и перепрыгнул по ветке ближе к лосю. Мы не двигались, лично я даже дышала через раз. Топот в стороне притих. Кейел с Тоджем медленно вышли к нам и остановились. Медведь приподнял голову и предупреждающе зарычал, но Кейел не испугался. Он слез с ящера и, глядя только на лося, стал приближаться к нему. С первым шагом он скинул с себя ножны с мечом, со вторым — кинжал. Следом стянул перчатки и бросил себе под ноги. Вольный остановился в метре от лося, опустился на колени и, расчистив землю от листьев и мха, приложил к ней ладони. Ворон с громким карканьем слетел на ветку ниже и уставился на Вольного. Медведь прекратил скалить пасть и рычать, облизался и принюхался. Лось подошел к Кейелу и опустил к нему голову. Коснулся носом его лба и закрыл глаза. Ив вновь дернулась к сумке, и Ромиар не стал ее задерживать. Она что-то забормотала, усердно черкая в ежедневнике. Я только поняла, что крепко сжимаю руку Елрех. Звери простояли неподвижно какое-то время, а затем ушли. Кейел поднялся лишь тогда, когда медведь важно прошествовал мимо него. Позволил ему скрыться за кустарником и направился за разбросанным оружием. Тодж безмолвно бросился к хозяину, как испуганный ребенок уткнулся ему в подмышку и будто даже пытался спрятаться так полностью. Кейел тихо смеялся, похлопывая его по шее и что-то проговаривая.

— Ты должен рассказать мне, что это только что было! — откинув записи, подскочила к нему Ив.

— Духи Фадрагоса, — прошептала Елрех, очухавшись.

Ромиар вовсе проявил себя, на мой взгляд, самым неадекватным для него образом. Он словно позабыл про Ив, про свидетелей его слабости: сорвался с места, в несколько шагов оказался возле Елрех, положил ладонь на ее щеку и, заглядывая в глаза, явно что-то хотел спросить, но в итоге судорожно выдохнул и отступил.

— Разве ты поверишь в то, во что верят северяне? — изогнув бровь, поинтересовался у исследовательницы Кейел.

— Я поверю в то, что видела прямо сейчас! — взгляд ее снова заметался от брошенного ежедневника к надевающему оружие Вольному.

— Они знают, что я привел вас сюда, и что у меня нет злых намерений против Древнего леса, — ответил он, улыбаясь и обводя всех взглядом. Всех, кроме меня. По мне он даже не скользнул, лишь мазнул бегло по моим ногам. — Осталось совсем немного и мы… Нам пора.

Я прищурилась, и сама подошла к Ромиару. Ухватила его за рукав, дернула, привлекая внимание и стараясь вернуть перепуганного Вольного к реальности.

— Чего? — заметил он меня.

— Ты не видел, да? — шепотом возмутилась я. Почему, когда мне важно, чтобы кто-то сказал мне паранойя у меня или нет, никого найти невозможно.

— Древних всех видели, — на выдохе произнес он и зажмурился.

— Я не об этом, — громко зашептала я, стараясь словить взгляд желтых глаз. — О Кейеле. Он взволнован! Сильнее нас взволнован, но не из-за Древних. Не их он боится! Точно тебе говорю!

— Послушай, — отцепил он мою руку от своей куртки, наконец-то, глянув на меня, хоть и злобно, — я из-за тебя почти не спал. Кейел даже не подходил к тебе ночью, а утром я видел только, как он нежно и медленно тебя будил! Он носится с тобой, будто ты и есть спасение Фадрагоса, а тебе нужен только повод, чтобы подозревать его?!

— Но он…

— Волнуется, как волновался бы любой Вольный, когда делает огромный рывок в своем предназначении! — прошипел он, а затем виновато глянул мне за спину и ушел.

Я даже не удивилась, увидев за спиной Елрех. Тяжело выдохнула и с трудом заставила себя поверить, что вина в глазах Кейела, когда он смотрел на меня, мне почудилась.

Больше на нашем пути никто не попался. Чем дальше мы продвигались, тем громче звучал хор птиц. Чаще встречались большие поляны с ароматными травами по пояс. Капельки росы ловили в себя утреннее солнце и ослепляли блеском, напитывали собой одежду, заставляя ежиться и с нетерпением ждать, когда воздух достаточно прогреется.

Лиловый туман. В первый раз, когда я видела его с высоты, мне казалось, что это игра зари и фиолетовой реки с сиреневым мерцанием. Сейчас я едва улавливала этот оттенок в легком мареве, стелящемся у нас в ногах. Но он был. Ребята выглядели заметно напряженными. Углубившись в собственные мысли, они хмуро рассматривали берег и виднеющуюся башню святилища на противоположной стороне. Река, так напоминающая кисель, ползла вниз между высоких выступов камней и волшебно светящихся цветов на пологих участках.

— Нужно поискать переправу. Она должна быть где-то тут, — повернулся к нам Кейел, — или проверить исток. Возможно, земля над ним для нас безопасна.

После встречи с Древними с ним уже никто не спорил. Ромиар без слов отправился выше по течению, туда, где из камней сочилась вода Истины. Ивеллин привычно последовала за ним.

— Ты останешься тут с сумками и Тоджем, — скомандовал мне Кейел и обратился к Елрех: — а мы с тобой поищем переправу.

— Одумайся, Вольный, — покачала головой Елрех, — сколько лет никто не приходил сюда? Откуда тут быть переправе?

— Я боюсь оставаться одна, — призналась я, вспоминая гигантских Древних.

— Елрех, согласно легендам, переправа есть. Архимаги укрепили ее, но мне нужны твои глаза, твое фангровское зрение. Возможно, она будет под мороком, как и символы на языке шан’ниэрдов. Они помогут нам активировать защиту. А ты, — посмотрел он на меня, но лишь на мгновение, а затем глянул себе под ноги, серьезно задумавшись. — А тебе действительно нельзя оставаться одной. Ты ведь не из нашего мира. Неизвестно, как Древние отнесутся к тому, что мы оставили тебя без присмотра.

— Хорошо, — пожала я плечами, ухватившись за шлейку сумки.

— Но кто-то должен остаться тут, — шумно выдохнул Кейел, глядя в сторону, где скрылись шан’ниэрд и эльфийка. — Они могут перепугаться, когда нас не обнаружат. Кричать в лесу Древних не лучшее решение, чтобы найтись.

— Я знаю множество языков, — тихо проговорила Елрех, отправившись вниз по течению и добавляя напоследок: — Найду переправу и вернусь, или в любом случае вернусь через шаг солнца.

Оставаться с Кейелом мне тоже не слишком хотелось, поэтому я шагнула вслед за ней, но Вольный преградил мне путь и произнес:

— Прости.

— Что? — испугалась я и отступила.

Он убрал челку за ухо и посмотрел на меня, а я вздохнула с облегчением, потому что поняла: он хочет просто поговорить.

— Аня, я о вчерашнем и вообще… Не знаю, как вести себя с тобой. Не понимаю, как ты можешь отреагировать на, казалось бы, обычные вещи. Зато к тому, к чему мы относимся с почтением, совершенно безразлично тебе, — он нахмурился, чуть помолчал и развел руками. — Я даже теряюсь, не зная, что должен сказать тебе сейчас. Достаточно ли просто попросить прощения или необходимо долго оправдываться?

Он ждал ответа, теперь уже вглядываясь мне в глаза. Я не могла ошибаться, что ему безумно важно, что он услышит. Я слабо улыбнулась, но улыбка дрогнула, когда я вспомнила Этирс.

— Просто будь собой, Кейел, — отвернувшись, тихо сказала я. — Мне придется привыкнуть к Фадрагосу. Привыкну и к тебе.

Мы молчали, стоя друг напротив друга. Я уловила движение, дернулась — Кейел так и не прикоснулся к моему лицу, долго рассматривал его, а затем убрал руку и ушел к берегу. Я направилась следом за Елрех, но остановилась, пытаясь разглядеть ее в зарослях папоротников, кустов и трав. Никого. Ни малейшего мельтешения. Если она чуть отойдет в сторону от берега, то я могу пройти мимо нее. Стоит ли теперь рисковать заблудиться?

Кейел стоял на высоком камне, вершина которого нависала почти над серединой реки. Я помнила, что делает вода Истины с живыми существами Фадрагоса. Разъедает плоть, как кислота. Хотела попросить Кейела уйти оттуда, чувствуя, как сильно волнуюсь за него, как сердце сжимается от мысли, что ему может что-то угрожать, но гордость и обида победили.

Я отвернулась к Тоджу, погладила перышки ласкового и часто неспокойного ящера. Он щурился от удовольствия и тихо ворковал, подставляя мне все новые и новые места для поглаживаний. Вскоре мое любопытство все же взяло свое.

Кейел уже спустился и теперь просто рассматривал поверхность реки с берега. Мерцание, будто звезды плыли под водой, завораживало. Я с трудом поборола сомнения в правильности решения и направилась к Кейелу. Вот только он, наоборот, пошел к Тоджу. Дыхание сбилось, когда он едва не коснулся меня рукой, проходя мимо, но даже не взглянул в мою сторону. Словно меня не существовало. Пока я пыталась придумать, чем его остановить и что с ним обсудить, он уже тихо заговорил с Тоджем. Глупо было бы опять разворачиваться и идти к нему.

Почему он так старается не пересекаться со мной? Почему избегает тогда, когда я стремлюсь к перемирию? Я покачала головой, пытаясь отвлечься на открывшийся вид, заодно обдумать, по каким правилам буду двигаться дальше, но мысли смелись за краткую секунду. Над выступом на ветке качалась тоненькая веревка с чем-то белым. Я погладила запястье и поняла, откуда взялось утреннее чувство непривычности. Клык лиертахона, который когда-то отдала мне Елрех, отсутствовал. Я не относилась к нему бережно или с фанатичной любовью, он просто был, поэтому и пропажу не заметила. Я обернулась, высматривая Кейела: он тихо разговаривал с Тоджем и даже не смотрел в мою сторону. Сглотнула и подошла ближе к камню, стараясь рассмотреть в ветках, что именно там увидела. Легкий ветер играл с листьями, а солнце отражалось от реки, не позволяя так просто справиться с несложной задачей. Может, я просто ищу повод, чтобы обвинить в чем-то Кейела? Но несколько шагов по камню вверх, и мне пришлось попрощаться с надеждами. Знакомый шнурок, знакомый клык… Я вновь посмотрела на Кейела. Он, как и секундами ранее, гладил Тоджа. Вот только шорох совсем близко и воспоминания о его способностях…

Я поспешила спуститься вниз, но столкнулась с невидимой преградой. Запястья крепко обхватили. Возле Тоджа Кейела уже не было. Он держал меня и смотрел мне в глаза. Сделал несколько шагов вперед, вынуждая и меня двигаться тоже. Я пыталась разглядеть хоть немного сомнения на лице Вольного, но видела лишь решительность. Мысли смешались с воспоминаниями, образуя хаос в голове, но даже так картинка сложилась.

Мы пришли за руной, которую может прочесть лишь неоскверненный войной предков. За руной, о которой не слышали даже исследователи. А если ее не существует? Соггоры устраивали жертвоприношение в реке Истины. Почему младенцев? Потому что они чисты. Может, надеялись, что они — неоскверненные войной предков.

— Кейел, пожалуйста, — просипела я, когда мы остановились на самом краю камня.

Парень громко сглотнул, на секунду лишившись серьезности. В это мгновение я не могла не заметить тоску в его теплых глазах. Вот только секунда не может длиться вечно. Кейел равнодушно осмотрел мое лицо, склонился ко мне, совсем легко коснулся губами уголок моих губ и едва слышно признался:

— Наверное, я люблю тебя.

— Кейел, не надо…

Он не оставил мне возможности зацепиться, когда оттолкнул от себя. Я закричала, будто крик мог помочь мне удержаться в воздухе. Внутри все скрутилось до боли от страха и понимания, какая смерть меня ждет. Удар спиной о поверхность густой жидкости оборвал крик. Теплота коснулась кожи, сладость попала в рот, темнота затянула пеленой глаза. Я не думала, стараясь выбраться из тягучей реки, боролась за возможность глотнуть воздуха, позвать на помощь. Не раздумывала, что, может быть, лучше было бы захлебнуться, чем страдать, умирая от жгучих язв. Цеплялась за любую ниточку, ведущую к жизни.

Я не чувствовала боли, подгоняемая страхом. Отгоняла мысли, что вскоре от меня ничего не останется. Я — жертва неизвестным мне духам в ненавистном мире.

Выбравшись на берег, я зажмурилась, стоя на четвереньках и опасаясь дышать. Видимо, от шока боль все еще не обжигала. Я не чувствовала собственных слез, но закусив губу, точно рыдала, хоть и беззвучно. Осторожно приоткрыла веки, все еще ощущая тяжелые, пропитанные влагой ресницы. Боялась, что ничего больше не увижу, но свет пробивался сквозь пелену. Я села и, прикрыв ладонью рот, стала рассматривать вторую руку. Целая. Совершенно здоровая и невредимая кожа, на которой медленно таяла вода Истины. А может, она сначала впитается, а затем начнет разъедать изнутри?

Я подняла голову и увидела Кейела. Он выглядел удивленным, разглядывая меня, и создавалось впечатление, что он чего-то ждет. Я молчала, продолжая сидеть, вспоминала последние дни, часы, минуты… Кейел нахмурился, хмыкнул и даже приблизился ко мне на несколько шагов.

И чем же он недоволен? Что я не гожусь для жертвы его духам?!

Пошатываясь и чувствуя сильную тошноту, я поднялась и, старательно сдерживая истерику, спросила:

— Переправа существует?

— Аня, мне жаль, что пришлось так поступить, — произнес он.

Я потеряла дар речи. Вольные помешаны на своих миссиях. Но разве это оправдывает его? Воздуха не хватало, чтобы отдышаться. Я схватилась за голову, до боли закусила губу, ощущая сладковатый привкус. Волосы были пропитаны водой, которая должна была убить меня. И все, что я слышу: «мне жаль». Я зарычала и не удержалась от хлесткой пощечины, позабыв об оружие. Кейел отскочил и зашипел, потянувшись к щеке, но так к ней и не прикоснулся. Он скривился от боли, сквозь зубы втягивая воздух. Его кожа покраснела на месте удара, вскоре стала покрываться мелкими волдырями. Они белели, но потом чернели, наливаясь кровью. Волдыри росли, лопались, кровь стекала по щеке, оставляя следы, которые пенились.

Я снова посмотрела на свои мокрые, но целые руки и всхлипнула. Мне пришлось очень постараться, чтобы вернуть самообладание. Теперь я видела, что ждало бы меня, если бы вода Истины могла обжечь мою кожу. Кейел подавил болезненный стон, хотел что-то сказать, но лишь стиснул зубы.

— Не этого ты ждал, да? — спросила я.

— Все должно было быть иначе, — процедил он.

— Руны не существует?

Он отрицательно покачал головой, продолжая кривиться и рассматривать меня, словно все еще надеялся на иной исход.

— А Роми ты отправил подальше, чтобы он не остановил тебя? — сжала я кулаки.

— Аня, тебе будет сложно понять меня…

— Просто отвечай! — крикнула я, шагнув к нему.

Кейел отшатнулся от меня, шумно выдохнул, а затем послушно, но со злобой в глазах ответил:

— Он бы не смог остановить меня.

— Значит, — нахмурилась я, вновь удерживая всхлип, — ты отправил его, чтобы не убить? Метка твоя…

— Да, если бы он умер, когда я толкнул тебя в реку, меня признали бы виновным. Я исключал риски. Теперь ты довольна? Готова выслушать меня?

— Нет.

Меня затрясло. Я помнила, как сладко он умеет говорить. Помнила, что стоит мне проявить терпение и выслушать его, как он снова солжет мне. Я бы могла вновь погладить руками мокрые волосы и прикоснуться к тонкой коже на его шее, но осталась бы виноватой в его смерти. Когда-нибудь мне предстоит смириться с правилами Фадрагоса. Кажется, пришло время сделать первый шаг.

— Север превратил тебя в чудовище, — тихо произнесла Елрех, приближаясь к нам и разглядывая нас, особенно меня. — Злые духи ведут тебя. Они погубят наш мир, Кейел.

Она тяжело дышала и, видимо, была сильно напугана, а может, злая до такой степени, что ее кожа казалась почти белой.

— Я лучше знаю своих духов, милая фангра, — нервно улыбнулся Кейел.

С другой стороны на берег выскочили Ив и Ромиар. Эльфийка зажала рот рукой, посмотрев на меня, потом на реку, снова на меня. Роми приблизился и встал ко мне спиной, отгородив от Кейела, но не скрывая его от глаз.

— Удачная была попытка, — произнес он, — но почему она все еще жива?

— Каких духов ты хотел пробудить? — спросила Ив.

— Все должно было закончиться иначе, — тихо повторил Кейел, с разочарованием глядя на меня.

— Оно и закончится иначе, — подхватила я дрожащим голосом. — Для тебя иначе. Я — выжившее доказательство твоего преступления.

Первое мгновение он смотрел на меня как прежде, но потом нервно улыбнулся. Улыбка быстро сменилась раздражением.

— Я так мало сделал для тебя хорошего, что ты не позволяешь оправдаться мне? Моя бесценная Асфи, что питает твое недоверие? Собственная ложь? — спрашивал он, сжимая кулаки. Вглядывался в мое лицо, а затем с рычащими нотками проговорил: — Тогда забудь, Асфирель. Забудь о том, что я говорил тебе. Забудь обо всем и поступай, как считаешь правильным. Но не забывай, что ты хуже всех, кого я встречал.

Он круто развернулся и направился к Тоджу. Мы молча стояли и смотрели, как он скидывает мои вещи на землю, а затем оставляет нас так, будто я виновата в случившемся.

Глава 25. Рогатая проблема

Короткие занавеси в маленьком кабинете были раздвинуты, но даже так проникающего света едва хватало для освещения стола. От раската грома затряслись стекла, а я поежилась. Мы вернулись в Обитель вовремя, благополучно избежав борьбу с ненастьем. Коснувшиеся в пути проблемы прошли мимо меня, словно во сне, в котором периодически я падала в пропасть. Они казались мне какой-то мелочью в сравнении с тем, что творилось в моей душе. Ее терзали сомнения.

— Если тебе холодно, можешь заварить нам трав, — не отрываясь от свитка, произнес Дриэн.

Я хотела вежливо отказаться, но уловила в предложении просьбу. Кувшин с витиеватыми узорами стоял на тумбочке в углу кабинета. Пока духи подогревали воду, я наблюдала за верховным Аспидов. Сколько лет этому эльфу? Кожа светлая и тонкая, почти прозрачная. Острые черты лица растягивали ее как хищную маску. Светлые пряди складывались в длинную косу так гладко, что любая японка обзавидовалась бы. Раскосые глаза сложно было назвать карими, скорее золотыми. Лишь уши топорщились комично, но когда-нибудь я перестану их подсознательно выхватывать и умиляться ими, если, конечно, не вернусь домой раньше. Чего очень хотела.

Дриэн снял с длинного пальца печатку, а указательным второй руки почесал скулу. Я замерла, удерживая две кружки и отгоняя воспоминания, которые наполняли сердце тоскливой тяжестью. Кейел часто собирал волосы небрежно, лишь бы не мешали. И так часто убирал волосы за уши, что я невольно ждала этого же жеста от Дриэна.

Говорят, Кейел в Обители уже как три дня. Вернулся с крупной головой опасной нечисти, а про оплату даже не заикнулся. Я часто думала о нем, старательно вспоминала все, что он говорил, чем обмолвился… Будто надеялась найти ему оправдание. Именно эти разногласия внутри не оставляли меня в покое.

Я не отказалась от идеи отыскать сокровищницу, но теперь заключила соглашение с Ивеллин. Она справится со своей задачей наказать Вольного с помощью меня, а взамен остаток жизни посвятит поиску сокровищницы. Ей нравилась моя тяга к богатству, потому что исследовательский интерес совпадал в пути с моим стремлением и не предполагал иной цели ее существования. Мне, бесполезной для этого мира, найдется занятие и при удачном стечении обстоятельств благоустройство, а исследовательнице — разгадка самой известной тайны Фадрагоса.

Елрех, успев узнать Ивеллин со всех сторон, не стала отговаривать меня. Она посчитала, что эта эльфийка — лучший из всех компаньонов, кто мог бы выпасть на мою долю. Но фангра не забывала напоминать мне, что о Сердце времени я должна скрывать даже от тех, кому полностью доверюсь. Пусть лучше меня воспринимают сумасшедшей девушкой из чужого мира, готовой на все ради сокровищ, чем убьют, испугавшись мысли, что лишаться всех достижений нынешней жизни. Как дорого стоят наши усилия, если измерить их временем?

Ромиар. Вот уж кто настораживал всех нас троих. Даже Ивеллин примкнула к женской части, поделившись назревшими опасениями на его счет. Вольный. Теперь и мне достаточно было услышать это слово, чтобы обходить существо стороной и относится к нему с опаской. С Ромиаром дела обстояли еще более запутанно и соответственно хуже.

Мы предположили версию, где Кейела ведут злые духи. Я помнила, что он говорил о сильнейшем противнике, которого называл Убийцей. И еще об одном, который будет путаться у него под ногами. Что если это были Ивеллин и я? Сама по себе эльфийка совсем не противник Кейелу, но вместе с Вольным-шан’ниэрдом достойная по силе угроза. А я та, кто путалась у него под ногами, в итоге став оружием для него, а теперь и для его духов. Мы не угрожаем Фадрагосу, а угрожаем духам, которые вбили чушь в голову ребенка и растили его с верой, что он спасает мир. Что если он должен был неоскверненной жертвой помочь им в чем-то?

И сейчас, когда Алтарь Возмездия убьет Кейела, Ромиар освободится от своей миссии. Ведь Ивеллин спасет Фадрагос. Что он будет делать дальше? Оставит ли меня в покое? Нас бы не волновал этот вопрос, если бы он вел себя адекватно. Если бы… Ни одного утра не проходило без его вопроса о моем самочувствии, заданного с ехидной интонацией. Он смеялся над нами, когда мы обвиняли Кейела, и называл нас глупыми. И это ерунда, если бы не пару моментов, где он не спешил спасать меня от нападений местных зверей. Просто наблюдал, как я зову на помощь и отмахиваюсь кинжалом. Только в самые последние секунды, когда моя жизнь находилась на грани, он вступался, а затем напоминал, что метка едва видна. Что скоро мне будет не на кого рассчитывать. Но мы не могли однозначно воспринимать его слова, как угрозу…

Он не просто Вольный, он — шан’ниэрд. Когда Елрех злилась на него, он тушевался и замолкал. Надолго замыкался, а затем еще дольше старался разговорить ее. Так ли хорошо быть однолюбом? Мне играло это на руку. Пока Елрех заботится обо мне, Ромиар будет сдерживать себя. Он попал в крепкий капкан чувства, которого до встречи с Елрех не знал.

— Я могу подождать еще немного, но мне казалось, что это ты с нетерпением ждала разговора со мной, — вырвал меня из задумчивости верховный.

— Простите.

Я поспешила поставить кружку перед ним, но рука дрогнула. Вода колыхнулась и выплеснулась на бумаги. Я застыла, чувствуя, как вновь возвращается внутреннее напряжение перед тем, как оборваться слезами.

— Простите, — просипела я. Мне на память так и не пришли периоды из жизни, чтобы я пребывала в разбитом и плаксивом состоянии так долго.

— Ничего, — совершенно спокойно ответил верховный, перекладывая мокрые бумаги. — Поставь на край, пока не уронила.

Я выполнила и села на стул, положив руки на колени. Порывисто выдохнула и постаралась сосредоточиться над тем, зачем пришла сюда. Вот только у Дриэна были другие планы.

— Ты много задолжала гильдии, — произнес он, вытирая стол.

— Я не использовала зелье, — нахмурилась я, моментально потянувшись к сумке, чтобы вернуть то, что получила от алхимика. — И ни разу не надела амулет.

— Почему? — резко взглянул он на меня.

— Мне известно, что при работе они имеют свойство изнашиваться, — растерянно ответила я.

— И все?

Я не знала, что ему ответить. А какие еще могли быть причины? Сейчас жалела, конечно, ведь наверняка многих проблем смогла бы избежать. Но я помнила, что за любую услугу в гильдии придется отрабатывать. Придется тратить личное время, которое я могла бы уделить поиску сокровищницы. Кейел и без того задержал меня, как и создал мне долги перед Аспидами, набирая полную сумку зелий.

Я пожала плечами и все же выставила зелье на стол, а следом положила небольшой амулет.

— Ты могла передать вещи через Елрех, но пришла самостоятельно, — заметил верховный.

— Да, — кивнула я, набрала воздуха побольше и тихо сказала: — Мне нужна ваша поддержка.

Он откинулся на спинку кресла, сложил руки в замок на животе и поинтересовался:

— Моя или Аспидов?

— Аспидов.

Мне казалось, что беседа должна была проходить как-то иначе. Я столько раз репетировала все ответы в голове, когда шла к верховному, с которым никогда прежде не говорила, однако складывалось все не по сценарию.

— Я не понимаю твоей просьбы, Асфирель, но рад, что ты подняла этот вопрос. Он важен. Мы всегда поддерживали тебя. Ты могла этого не замечать, но твой знак, — вперил он взгляд на мою грудь, где под курткой висел медальон. — Он бы облегчал твою жизнь в Фадрагосе, если бы ты не прятала его. У нас множество соглашений, пусть иногда не слишком удачных, — провел пальцем по мокрому листу. — Мы, Аспиды, давно вышли на тот уровень, где о нас не знал бы только дикарь, а теперь ежедневно трудимся, чтобы закрепиться. Многие целители готовы выручить любого из нас бесплатно, стоит им только увидеть знак. Цены во многих заведениях заметно снижают, а торговцы готовы брать большую партию невостребованного товара, только бы услужить нам. Я могу перечислять очень долго, но есть ли смысл, если для тебя это ничего не значит?

Я растерялась под его пытливым взглядом. Мне давно были известны от Елрех привилегии, которые доступны Аспидам, но я не пользовалась ими, потому что не возникало нужды. С Кейелом мы путешествовали там, где мой знак не помог бы мне.

— Я говорю о другой помощи…

— Помолчи, — поморщился Дриэн и потянулся за кружкой. Отхлебнул и только тогда продолжил отчитывать меня, как маленькую девочку: — Я пошел навстречу Елрех, когда видел с какими горящими глазами, она рассказывала о тебе. Ей трудно жить со своим клеймом. И ее трудность Аспиды перекинули на себя, когда я согласился взять ее к нам. И я ни разу не пожалел о своем решении. Она старается сверхсилы, чтобы заслужить место, которое занимает среди нас. Но вот в последнее время, связавшись с тобой, она ухудшила свои показатели. Я не осуждаю ее, — усмехнулся он и хмыкнул каким-то своим мыслям. — Ты не смотришь на нее как на уродство Фадрагоса, относишься к ней так, как если бы она была обычной. Ей этого достаточно, но не мне.

— Вы выгоняете меня? — мне показалось, что кабинет стал еще меньше чем был. Только бы не сейчас…

— Пока еще нет, Асфирель. Пока еще нет… — постучал пальцами по столу, задумчиво глядя мне за спину, дождался, когда затихнет гром, и продолжил: — Ты связалась с Вольным и забыла сообщить мне о соглашении с гильдией Справедливости. Хорошо, что у тебя есть Елрех. Хорошо, что, когда исчезла, хотя бы додумалась показаться Батиру на глаза.

Я поджала губы, вспоминая, что это Кейел привел меня в лавку Аспидов. Теперь я вовсе запуталась в мыслях. Он пришел туда за зельями или хотел подвести к нашему следу Елрех? Или, как выясняется теперь, мог заботиться о моем положении в гильдии? А может, все сразу? Или кто-то просто ищет ему оправдание… Очередной плюс в копилку сомнений перед решением лечь на алтарь.

— Я готов закрыть глаза на многое, готов позабыть твое наплевательское к нам отношение, но… — медленно выдохнул он и замолчал надолго.

Мне и при большом желании было бы сложно выдавить из себя даже слабый звук. Его «но» пугало и заставляло надеяться одновременно.

— Зачем гильдии ценить тебя, если ты не ценишь ее? — спросил он, взглянув мне в глаза.

И что ответить? Простите, я буду жить ради Аспидов? Но это ложь. Потому что сразу же, как закончится ритуал с Алтарем Возмездия, я приступлю к поиску сокровищницы Энраилл. Признаться ему? Но ведь это риск для всей гильдии.

— Наверное, придется попрощаться, — произнесла я, обдумывая, куда могла бы вступить, чтобы поиск сокровищницы считался чем-то хорошим. Например, исследователи. Но была огромнейшая загвоздка: я не знала мира.

— Говори, что тебе понадобилось, — сказал Дриэн, отвернувшись к окну.

— Что? — не поверила я.

— Асфирель, молодой Аспид, не испытывай мое терпение, — недовольно и как-то устало посмотрел он на меня, — какая просьба привела тебя ко мне?

Я едва сдержала улыбку и желание броситься на шею этому эльфу. Старый, ворчливый черт! Он только строит из себя расчетливого и непоколебимого верховного, но на деле…

— Кейел, — я сбилась на секунду, но быстро продолжила говорить: — Вольный, он сбросил меня в реку Истины, желая провести древний ритуал соггоров. Я пришла к вам, чтобы предупредить, что помогу гильдии Справедливости. Вы ведь уже знаете, почему я находилась рядом с Вольным. Мы… Они… Я теряюсь, извините.

— Ничего, — успокоил Дриэн, теперь разглядывая меня пристальней. Забарабанил пальцами по столешнице, воодушевленно протягивая: — Говоришь, что сблизишь Аспидов с Справедливыми… Это неплохо, Асфирель. Это очень хорошо. Я готов помочь тебе. Ты хочешь защиту на время до ритуала? Разумная просьба, которую я всегда готов обеспечить любому своему подопечному.

Я кивнула, ликуя про себя. И почему я так долго оттягивала знакомство со своим верховным? Да если этому эльфу сказать, что у меня появились наработки по сокровищнице, он еще и помогать мне начнет, лишь бы себе кусок оттяпать. Только о Сердце времени нужно молчать!

К мудрецам мы с Елрех добрались только после обеда. В холодном зале безэмоциональная эльфийка забрала наши плащи, а молодой рассат статусом повыше принял послание. Он долго вчитывался, разбираясь в почерке Дриэна, затем кивнул и попросил следовать за ним.

С самого утра мы только и слышали о том, что Правители разных регионов съехались на большое собрание. Точных причин их визитов, участившихся в последнее время, никто не знал, а слушать домыслы мы не хотели. Все, что нам нужно было, чтобы верховные мудрецы приняли нас как можно раньше. Я опасалась голосить на всю округу, что искупалась в реке Истины и осталась невредимой. Мало ли фанатиков отыщется на мою голову до того, как я успею обзавестись защитой. В нашем мире все непонятное в средневековье воспринимали с диким ужасом, а затем быстренько сжигали или топили. Поэтому еще одной из причин, побудивших обратиться к Дриэну, стало желание получить от него письмо с личной просьбой к мудрецам, чтобы меня приняли сегодня же.

Попали мы в самый разгар заседания, и нас оставили ждать в холодном коридоре у больших дверей в зал. Изнутри доносились громкие голоса, но как старательно бы мы не прислушивались, ни слова разобрать не смогли. Рассат, принявший послание, безмолвно стоял рядом с нами.

Примерно десять минут прошло, в течении которых я ощутила, как холод пробрался сквозь ткань под одежду. Еще немного, и я шмыгнула носом, а затем тихонько чихнула. Раздражение смешивалось с легким страхом перед предстоящей неизвестностью. Теперь мне хотя бы было спокойнее, что мой верховный знает о проблеме, возникшей со мной. И он пообещал, что ни при каких обстоятельствах не позволит меня обидеть, что Пламя аспида не оставит согильдийку в беде. Я все еще не прониклась пониманием, насколько это важно в Фадрагосе, но видела по Елрех эффект незримой поддержки. Если утром она выглядела растерянной, хмурой и взволнованной, то теперь гордой и невозмутимой. Будто что-то всесильное окружало нас, защищало от любой опасности.

Дверь распахнулась, и из нее стали выходить мужчины разных рас. Они спорили, обсуждали что-то важное между собой, но когда видели нас, воровато оглядывались, хмурились и, если не замолкали, то обязательно переходили на шепот. Я опустила глаза, наблюдая за отражением в блестящем поле и дожидаясь, когда верховные мудрецы останутся одни.

— Она уже освоилась? — услышала я мелодичный голос сбоку.

— Она… освоилась, — грустно улыбнулась мне Елрех. — Спасибо за беспокойство, почтенный Волтуар.

Я успела позабыть первого повстречавшегося мне в Фадрагосе шан’ниэрда. Его голубые со змеиным зрачком глаза в полумраке коридора светились. Черная одежда с золотистой вышивкой шла ему. Теплый плащ с мехом у ворота едва не касался пола.

— Разве у человека должны быть такие синие губы? Она больна?

Мне надоело, что обо мне говорят в третьем лице, а может, пересилило раздражение. Мне едва удавалось подбирать верные слова, чтобы не перейти на грубость, но голос все равно звучал с неприязнью:

— Если я все еще жива, но у меня синие губы, значит, мне холодно. Простите, почтенный Волтуар, но наши плащи при нас не оставили.

— Простите ее, — поспешно заговорила Елрех, испуганно глядя на него. — У нас выдался сложный поход…

Он остановил ее, подняв руку, но смотрел на меня. Долго смотрел, затем тряхнул рогатой головой так, чтобы челка не закрывала глаза. Почему бы просто не постричься? Или не отрастить длинные волосы, ведь потом легче освобождать лицо от них. Когда он потянулся к золотой застежке, Елрех отступила, а свита правителя, стоявшая у него за спиной, прекратила тихое обсуждение. В полной тишине он снял плащ, приблизился ко мне и накинул его на мои плечи. Сладковатый, пряный запах ударил в нос, а плечи опустились под тяжестью, зато меня моментально окутало тепло, сохранившееся от тела шан’ниэрда.

— У нас короткий перерыв, погрейтесь пока есть возможность, — произнес он, рассматривая мое лицо.

Первым моим порывом было вернуть ему плащ, но даже короткое мгновение в тепле, заставили задавить в себе всю гордость и обиду на представителей Фадрагоса. Я плотнее закуталась и тихо сказала:

— Спасибо.

— Вас ожидают, — позвал рассат.

Я слабо улыбнулась, поднимая голову, и не нашлась, что сказать шан’ниэрду. Тяжело выдохнула и, шагнув в сторону, стала стягивать плащ. Не хватало мне сейчас странных правителей. Он смотрел на меня так, словно влюбился. А какие еще могли возникнуть причины? Но и во внезапную влюбленность я не поверила. Скорее приняла бы версию, что он не против человечины на ужин.

— Оставьте, — с улыбкой перехватил он мою руку, заступая путь.

Елрех заметно растерялась, переводя взгляд от правителя к двери и обратно. Я осторожно вытащила пальцы из его руки и все же стянула плащ, вернула удивленному владельцу, а затем обогнула его и поспешила к мудрецам.

В круглом зале было светло и тепло. Мудрецы стояли возле огромного стола и разговаривали, разглядывая карту Фадрагоса. Шан’ниэрдка первая увидела меня, выпрямилась и широко улыбнулась.

— Какая срочность привела вас к нам, Асфирель? — звонко спросила она с такой интонацией, будто перед ней глупый ребенок.

Но затем я осознала, что это разрослось мое недоверие к миру, потому что мимолетные насмешки отчетливо привиделись в глазах каждого верховного мудреца. Но вскоре эльф тяжело вздохнул и поторопил, сметая наваждение:

— У нас вот-вот возобновится заседание. Какие безотлагательные и важные вопросы мучают вас, что вы вновь обратились именно к нам, а не к любому мудрецу?

Эльфы все такие ворчливые? Судя по Ивеллин, не все. Я обернулась, увидела позади Волтуара и растерялась. При нем говорить?

— Какая информация вам требуется, Асфирель? — полюбопытствовал у меня рассат. А я и забыла, как они рыкают на каждой букве «р».

— Спрашивайте сейчас, а за ответом приходите завтра, — строго вставил человек, почесывая темную бороду.

Надо говорить, иначе могу вообще не успеть. И зачем Волтуар поперся следом за нами? Я на секунду закрыла глаза, облизала губы и тихо произнесла:

— Я упала в реку Истины, но… — ком в горле помешал договорить.

Дыхание сперло, когда я отчетливо увидела лицо Кейела. Тогда мне дела не было до окружения, до того, что я успевала заметить — страх, мысли о смерти, о безысходности. Он наблюдал, как я падаю с ледяным и непоколебимым равнодушием. Он точно знал, что я погибну. Заранее готовился попрощаться со мной. Возможно, Вольный чувствовал ко мне симпатию давно, и эти чувства нравились ему. Он наслаждался ими… Поэтому оттягивал время, поэтому стремился удивить меня, заслужить мое доверие… Хотел получить еще немного тепла, которого был лишен в жизни. Его злость и раздражение, когда мы целенаправленно отправились к реке Истины, тоже со временем стали понятны. Он знал, что ему придется убить меня, поэтому старался сбросить с себя давящую тяжесть как можно скорее. Как с разбегу нырнуть в холодную воду.

Я сглотнула, стараясь дышать глубоко, вытянула вперед руку. К возникшему образу Кейела из воспоминаний. Именно так я тянулась к нему, когда падала. Ни одной эмоции не отразилось на его лице в это мгновение. Ни одной.

А затем просто показала на себя, здоровую и невредимую.

Мне казалось, что зазнаек ничего не может удивить или оторвать от важного заседания, но ошиблась. Они смотрели на меня как на восставшего мертвеца. Шан’ниэрд поправил свою белую рясу. Его сестра, придерживаясь за стол, медленно опустилась на стул. Мужчина пришел в себя первым: прокашлялся в кулак, погладил бороду и предсказуемо сообщил:

— Мы ничем не можем вам помочь.

— Да-а, — на выдохе протянула я. — Кажется, не в первой. Но ведь и в прошлый раз все оказалось… Я выслушаю самые нелепые варианты, — улыбнулась им.

— Завтра на закате ей предстоит ритуал на Алтаре Возмездия, — громко сказала Елрех, уверенно оглядывая мудрецов. — Причина в реке Истине, а виновник — Вольный.

— Он хотел пробудить Великих духов войны? — ошарашенно спросил у нас эльф. Разве не мы должны задавать вопросы мудрецам?

— Соггоры в строжайшей тайне хранили сведения об этом ритуале, — сообщил рассат, глянув на своего коллегу. Его крылья за спиной двигались, будто он сдерживался, чтобы не раскрыть их. И усы подергивались еле заметно. Так выражается волнение кошачьей расы? — Они убивали младенцев, пытаясь разбудить опасных духов Фадрагоса.

— Верили, что смогут обуздать великую силу, — хмуро закончил человек.

Они молча смотрели на меня и не спешили выручить советом. Я тоже рассматривала их, пытаясь понять, за что их вознесли до мудрецов.

— Соггоры на севере, духи не пробудились, а я жива, — склонила голову к плечу, стараясь не скривиться и спросила: — И что мне делать?

— Асфирель, вы видели что-нибудь странное? — спросила шан’ниэрдка.

Серьезно?! Мы с Елрех переглянулись. Наверное, на моем лице было написано все, что я думаю об этом вопросе, поэтому Елрех поспешно ответила вместо меня:

— Ничего необычного.

— И совсем не чувствовали боли? — настаивала рогатая.

— А что я все еще могу умереть? — вдохнула поглубже и сцепила руки в замок, чтобы скрыть дрожь.

— Нет, — покачал головой человек и тихо-тихо спросил: — Так зачем вы пришли, Асфирель? Вас что-то беспокоит?

— Ей предстоит ритуал с Алтарем Возмездия, — терпеливо повторила Елрех, будто это она мудрец перед детьми. Наверное, сильное впечатление произвела на верховных моя новость. — Вся Обитель узнает причину. Жителям необходимо объяснить, почему Асфирель выжила.

Они молчали, рассматривая меня, пожимали плечами, терли переносицы, чесали лбы, усы, носы, но так ни к чему не приходили. В коридоре послышалось шарканье.

— Рувен, — обратился человек к рассату, — ты придумаешь ей легенду? Нельзя бросать невинную девушку в беде.

— Мы будем лгать жителям, только чтобы облегчить ее путь? — возмутился эльф, дернув ушами.

— Успокойся, Эриэль, — попросил шан’ниэрд, поглаживая тонкую темную бровь. — Нелтар прав. Сейчас неподходящее время для подобных новостей. Волтуар, мы надеемся, что вы тоже понимаете всю важность необходимости… нарастить шелуху на происшествие с девушкой.

— Да, — отозвался правитель у меня за спиной. — Но вы должны согласиться, что эта необычность…

Дверь открылась и в зал стали входить мужчины. Эльф распрямил плечи и мелодичным голосом прокричал:

— Попрошу остаться в зале только правителей!

Я обернулась к выходу, столкнулась с любопытством в голубых глазах Волтуара и перевела взгляд на толпу существ. Ему какое дело до моей «необычности»? Порадовался бы лучше, что жертва из меня столь же обесцененная, сколько и житель для Фадрагоса — даже духи выплюнули за ненадобностью. Вскоре в зале остались только шан’ниэрды. Все как один розовокожие и темноволосые.

— Асфирель, — услышала я голос шан’ниэрдки, — я проведу вас к выходу.

Она стремительно приблизилась ко мне, шурша рясой, ухватила под локоть и, выпроваживая, стала негромко говорить:

— Можете обращаться ко мне Линсира. Ваш случай феноменальный и его нельзя оставлять без внимания, но сейчас у нас есть проблемы… — она запнулась, подбирая слова. Ее розовые губки дернулись в легком оскале, а затем она бегло продолжила: — мирового масштаба. Положитесь на Рувена, он обязательно придумает вашему... выживанию убеждающее оправдание.

У самых дверей нам преградили дорогу. Мы синхронно подняли головы и выжидающе уставились на Волтуара.

— Когда она появилась в нашем мире? — спросил он, вновь обращаясь не ко мне.

— Вы думаете, что появление аномалий связано с ней? — шепотом поинтересовалась Линсира.

— О чем вы говорите? — в голосе Елрех слышалось напряжение, но я даже повернуться в ее сторону не успела. Волтуар ответил, привлекая мое внимание:

— Я думаю, что она оказалась в Фадрагосе из-за аномалий. И будет полезна для их изучений.

— А если аномалии выдумки соггоров? — с нажимом спросила мудрец. — Ловушка. Мы не можем верить им на слово. Все знают, как они хитры и как извращенно плетут интриги, когда ищут путь к власти.

— Но мы ничего не потеряем, если изучим девушку, и попробуем связать ее с аномалиями, — улыбнулся Волтуар.

— Стоп! — вырвала я локоть из цепких ручек шан’ниэрдки, испуганно взглянула на шан’ниэрда и пожалела, что не взяла с собой Ромиара. — А мое соглас…

— Она из Пламени Аспида! — рыкнула Елрех, а я выдохнула, даже не скрывая облегчения. — Мы своих не оставляем и не продаем.

Волтуар взглянул на нее, вскинул бровь, затем оценивающе посмотрел на меня и предложил:

— Я готов возместить ваши убытки в три раза от суммы вашей ежедневной добычи и обеспечить лучшие условия проживания. А также обещаю, что Асфирель не пострадает ни морально, ни физически. И вы можете сопровождать ее.

— Но вы ведь не знаете цифр, — протянула я быстрее, чем осознала, что во мне проклюнулись совсем неуместные экономические ростки, которые я успела в себе похоронить.

— Но вы ведь их назовете, — моей же интонацией ответил он.

Доверчивый!

— А-а-а… А что от меня потребуется?

— Сумма будет поступать сразу в гильдию, — вклинилась в мои планы Елрех. Необходимо отговорить ее от бесперктивной идеи: Дриэн — черная дыра для добычи.

— А как же иначе? — улыбнулся ей Волтуар, разрушая мои мечты разбогатеть и нанять безумную команду кладоискателей. — Я собирался покинуть Обитель сегодня, но дождусь завершения ритуала. Сразу после него отправляемся во дворец.

— Нет, — нахмурилась я и даже отступила. — Моевремя дорого… — подавилась высказыванием, которое так часто слышала от Кейела. — Если речь идет о том, что я буду сидеть на месте, то…

— Она согласна, — одернула меня за рукав Елрех, — просто трусливая как обычно. Вы привыкните, почтенный Волтуар.

В другом конце зала раздался голос Нелтора, и с нами поспешили распрощаться. Я следовала за Елрех, вцепившись в ее руку, тянула вниз и запрокинула голову, чтобы ни одно мое слово не было прослушано:

— Надеюсь, у тебя найдется толковое объяснение согласию! Дело ведь даже не во времени. И никогда не заключалось в нем. Я ведь ничего не забуду, Елрех! Для меня одной и не приспособленной к вашей жизни испытаний слишком много! И они разрушают мою личность! Повышая собственную ценность в Фадрагосе, я обесценниваюсь для Земли!

— Все не так, Асфи, — глянула она на меня, кажется, с уважением. — Сначала я думала, что в вашем мире живут глупые люди, но сейчас вижу, что вы сильные. И для вашей внутренней силы вам не нужны духи. В каком мире нужно жить, чтобы выдерживать такие испытания без обращения к духам? Без искренней веры в них.

Глава 26. Точка невозврата

С самого утра я не могла найти себе места: хвостиком ходила за Елрех по дому, в комнатах сновала из угла в угол. Особо вещей во дворец правителя мы не набирали, полагаясь на полное содержание. Да и что брать-то? У нас только потасканные домашние штаны, рубашки да пара походных костюмов. Елрех хотела навести порядок с ингредиентами, чтобы ничего не пропало во время нашего отсутствия. У меня все валилось из рук, поэтому моя помощь только бы вредила.

— Несправедливо! — тряхнула я руками, разглядывая двор за крохотным окном. — Я только привыкла к вашему дикарскому образу жизни, где выживает сильнейший, а меня снова закидывают в незнакомую обстановку! Что я знаю о ваших высокопоставленных особах и их жизни? Мы ведь даже не с уважаемыми дела будем вести, а с почитаемыми и небесными! Жить среди них будем!

— И чего ты боишься? — Елрех вытащила из комода мешок и направилась на кухню.

— Как чего? — не отставала я. — А как же этикет или правила приличия? Тебе хорошо, ты ведь их знаешь и…

— Я в них не сильна, — беспечно произнесла она, останавливаясь у заваленного корнеплодами стола.

— А я думала… И над нами не будут смеяться?

— Только глупцы, — ответила она и всучила мне мешок в руки.

Я раскрыла его и поднесла к столу, чтобы Елрех могла смахнуть все внутрь. Она улыбнулась, покачала головой и заговорила:

— Все будут знать, кто мы. Умные поймут, что мы живем другими заботами, а глупые… Неужели важно, что они думают? Порадуйся за них, что они хоть чем-то голову напрягут. Но и ты не поэтому беспокоишься, Асфи.

— Да все как-то навалилось, — вздохнула я, не желая заниматься самокопанием.

— Забудь о Кейеле и думай о соггорах. Мы сможем узнать через правителя о ритуале.

— Да, я не забыла.

Вчера, как только мы оказались в защищенном доме Елрех, она объяснила свое решение. Принимая приглашение Волтуара, она преследовала не только выгоду гильдии, но и мою личную. Соггоры переписывались с правителями, рассказывали им об аномалиях, которые Волтуар связал со мной. Фангра моментально увидела возможность узнать правду, почему я выжила в реке Истины, а заодно попытаться выведать новое об Энраилл. Почти все всегда исключают информацию, пришедшую от северян, просто потому, что привыкли не верить им. Однако Кейел был прав, что Древние не опасны для нас, если мы не собираемся вредить лесу. Он четко следовал каким-то предписаниям, когда освобождался от оружия, когда прикасался к земле. Как многое он знает о сокровищнице, если учесть, что долгое время жил на севере? Теперь Елрех не была так категорично против северян, если рассматривать их как источники информации.

— Как думаешь, Ивеллин уже встретилась с верховным Этирс? Она и Роми успеют прийти на ритуал?

Мне очень хотелось, чтобы знакомых там было как можно больше. Я боялась того, что будет происходить. Никто не знал, какие весы решат судьбу Кейела. Никто не знал, как он погибнет. Но каждый из нас, был уверен, что сегодня он умрет. Я не могла отделаться от этой мысли, которая разрывала меня на части.

— Все только о нем и говорят. Верховный Этирс, наверняка, тоже будет ждать результата, ведь Ивеллин должна рассказать ему все, что нам известно.

Когда пришло время выходить из дома, я словно впала в реалистичный сон. Мы с Елрех шли по улице к храму гильдии Справедливости, и я не могла вырваться из мыслей и воспоминаний. Дорога не запоминалась, прохожих словно не существовало, вся картинка размылась. Я видела лишь Кейела: сидящий с разодранной спиной на полу среди крови; протягивающий мне руку сквозь толстые прутья клетки; его зелено-карие глаза с веселыми искрами; самая красивая улыбка, от которой замирало мое сердце; наши теплые беседы во время пути; его голос, будто он чуть простужен… Я едва не расплакалась, вспоминая их дурацкую с Тоджем привычку пугать. Сегодня я лишу ящера заботливого хозяина и верного друга. А еще мне хотелось поцеловать Кейела на прощание. Мы часто целовались, и я не придавала этим поцелуям должного внимания, не старалась запомнить их вкус. У меня больше не будет возможности поцеловать его. Сегодня я вычеркну Кейела из своей жизни раз и навсегда.

Никто из жителей еще не знал, над кем будет суд и что, а в моем случае — кто, является доказательством злодеяния. На большой площади мы проталкивались через толпу, собравшуюся вокруг высокого помоста. Гильдия виртуозных иллюзионистов готовилась собрать достойную выручку за сегодняшнюю трансляцию того, что будет происходить в зале Возмездия. Для многих ритуал являлся событием, способным раскрасить серые дни. Слышались возгласы о ставках, громкий смех, предположения о злодее и его жертве, а также что от нее осталось. А я медленно гибла. Когда я успела привыкнуть к Кейелу? А может, влюбиться в его лживую натуру? Мне хотелось очнуться. Где угодно. В Фадрагосе, на Земле — без разницы! Просто открыть глаза и понять, что мы с Вольным виделись лишь однажды, в регионе Больших мостов. Что у нас с ним есть возможность пережить нашу жизнь, переписать нашу историю…

— Вы вовремя. Все готово, — ухватились за мою руку.

Я вздрогнула и осмотрелась. Рурмис уводил меня по темному коридору какой-то пещеры все глубже. Где-то там, в проеме, нас ждало голубое свечение и пугающая неизвестность.

Кейел, наверное, придет. А может, я так и не увижу его больше. Если он не появится, то следопыты прибегнут к мощнейшим артефактам и духам, а иллюзионисты призовут своих духов, и с помощью нашей с Вольным связи, сумеют показать его казнь. Воспроизвести ее на помосте и в зале, как будто Кейел будет стоять перед нами. Этот образ не смогут удерживать долго, мы увидим лишь последние мгновения его жизни.

Страшно… Чего ты на самом деле хочешь для этого человека, Аня?

Я тряхнула головой, избавляясь от лишних вопросов. Для того, чтобы Аня вновь ожила, мне необходимо избавиться от Асфирель. Мне придется сделать все, чтобы вернуться домой. Только там умрет Асфи, и останется лишь Аня.

Ступив на лед, я застыла. Я помнила сон, мучивший меня так долго… Сердце оглушило ударами, а во рту пересохло.

— Асфирель, вам плохо? — склонился ко мне Рурмис и удержал под локоть, не позволив упасть.

— Асфи, что с тобой? — обеспокоилась Елрех, приподнимая мое лицо за подбородок и вглядываясь в глаза.

Ответить я не смогла. Точно расплакалась бы. Поэтому закусила губу и просто кивнула. Я никогда раньше не верила, что сны могут рассказать о будущем.

Много дней я старательно вытягивала из памяти те моменты, где Кейел лгал мне, когда он приносил боль. Закрепляла их в сознании. Они помогали мне бороться и не опускать руки.

В отличии от сна, лица существ, собравшихся в зале, ничего не скрывало, но я не могла смотреть на них. Видеть любопытство и жалость — больно и почему-то стыдно. Я не стала искать в толпе Ив и Роми, просто надеясь, что они тут. Их должны были пропустить. Меня не просили раздеваться, но вот разуться пришлось. Стопы ощутимо обжигал холод, но я радовалась этому: хоть что-то отвлекало и приводило в чувства. Мне велели встать в центре зала под огромный ледяной сталактит. Я заметила алтарь изо льда с серебряными узорами, но повернулась к нему спиной, не успев разглядеть как следует. Теперь сжимала кулаки и смотрела только на Елрех. Ее ободряющая улыбка немного успокаивала. Затем к ней подошел Волтуар и тоже улыбнулся мне, а я расстроилась и опустила глаза. Почему-то поддержка неизвестного мне существа, наоборот, пробуждала чувство одиночества.

Нелтар заговорил, но его глухой голос под сводами пещеры воспринимался с трудом. Рувен придумал для меня легенду, в которую непросто поверить, но не было возможности опровергнуть. Я слушала ее и отдаленно сравнивала с тем, что часто можно было прочесть в дорогущих научных журналах. Якобы звезды в тот день, когда Кейел столкнул бедную девушку в реку Истины, стояли, как в день, когда духи мироздания создали эту реку. Что такое случается раз в тысячелетие, о чем Вольный не знал. Не знали и мудрецы, лишь догадывались, но случай со мной развеял их сомнения.

Мудрец говорил что-то еще, а затем замолчал. В зале стало совсем тихо. И в этой тишине послышались шаги. Я нахмурилась, но не спешила поднимать голову, пока не раздался громкий звон.

Кейел. Мое сердце рухнуло вниз, в висках забарабанило, а дышать стало так тяжело, будто грудную клетку передавили. За каждый маленький, рванный вдох приходилось бороться.

Могла ли я полюбить человека, лишь за крохотную часть его характера? Могла ли одновременно возненавидеть за большую? Можно ли ненавидеть и любить одного человека единовременно?

Я люблю его? Но разве… И если — да, то за что?

Кейел. Он шел ко мне уверенно, не оглядываясь на изумленную толпу. Его меч и кинжалы валялись ближе к выходу. Походная одежда вновь была потрепана, а волосы небрежно собраны в хвост. Вольный наемник улыбался мне, но эта улыбка не имела ничего общего с поддержкой. Когда он приблизился, я быстро отвела взгляд, но пересилила себя и посмотрела на его лицо вновь.

— Что? Теперь не настолько красив, чтобы терять из-за меня голову? — тихо спросил он, становясь рядом со мной. — Я много думал, бесценная Асфи, и понял: в вашем мире нет тварей, потому что вы сами неплохо справляетесь.

Я не успела ответить, да и не была уверена, что смогу. Нелтор продолжил речь, но вскоре передал слово верховному гильдии Справедливости. Рассат в бело-золотой рясе и похожий на льва поблагодарил Кейела за то, что тот явился на ритуал и сэкономил силы иллюзионистам и следопытам. Вольный шире улыбнулся ему и лениво кивнул.

Что бы не произносилось дальше, я ничего не могла расслышать. Рука Вольного была так близко от моей, что, казалось, согревала своим теплом. Чуть потянуться, и я могла бы прикоснуться к обветренной коже, переплести свои пальцы с его. Теперь мне хотелось сбежать отсюда с Кейелом и выслушать его. Выслушать любую ложь, которая смогла бы оправдать его поступок. Поверить в откровенный обман, что он любит меня. Послушать, какую нечисть он успел обезглавить без меня. Переубедить его, что он не прав в своем выводе о Земле. Но во всем этом не было ни малейшего смысла.

— Асфирель, вы слышите нас?

— Что? — прохрипела я, подняв голову и оглядываясь, но все видела лишь смазанным пятном.

— Позвольте Возмездию выбрать весы для суда, — видимо, повторил рассат.

На негнущихся ногах и не отрывая взгляда ото льда под ногами, я подошла к бронзовой чаше у алтаря. Обычно для нее брали часть от доказательств, но мне посоветовали окропить ее кровью. Острый кинжал для меня тоже подготовили. Я вытащила его из чаши и порезала ладонь, совершенно не ощутив боли. Тяжелые капли сорвались вниз, чтобы помочь избрать достойных духов для взвешивания проступка Кейела. И если толпа предвкушающе затихла, то я знала, что увижу: двух призрачных дракончиков из сна — жестокие и справедливые духи в суде. Они заглядывали в саму суть обвиняемых, углублялись в их желания, которые двигали ими в момент преступления.

Строго разделенное добро и зло жило в этих весах: синий и красный. И если у преступника находилось малейшее желание навредить жертве — синий дракон полностью уступал место красному.

Я боялась, что увижу в скором времени. Красный дракон поглотит Кейела без остатка, растворит его и заберет с собой. Кейел будет навсегда заточен в весах, испытывая жадность до преступников, видя в них родное и притягательное. Самое жестокое наказание алтарем Возмездия. Поэтому я не отрывала взгляда от профиля своего убийцы. Мне хотелось запомнить его, несмотря на все, что между нами произошло.

Кейел вздрогнул и отступил. Он испугался лишь на секунду, но и этого хватило, чтобы я перевела взгляд на чашу и ощутила ненависть к себе и Фадрагосу. Белесый дымок поднялся над чашей, разделился на две части и разлетелся маленькими драконами. Они устремились вверх, затерялись в ледяных сталактитах, оставляя после себя красные и синие следы. Время пришло.

Я шагнула к алтарю, но остановилась перед Кейелом. Он заступил мне путь, склонился ко мне и неверующе заглядывал в мои глаза.

— Ты ведь не сделаешь этого, Аня? — прошептал он. — Неужели, настолько сильно… Аня, это же хуже смерти! Ты понимаешь, на что обрекаешь меня?

Я открыла рот, но ничего не смогла выдавить из себя. Хотела оттолкнуть его, но вспомнила, что мне рассказывали: с момента как весы определены, преступник и жертва не могут прикоснуться друг к другу  до окончания наказания. Кейел, видимо забыл… Он огладил воздух тыльной стороной ладони возле моей щеки, зажмурился надолго, а затем вновь посмотрел на меня и тихо напомнил:

— Ты не пострадала и осталась жива. Ты можешь произнести слова отказа. И все закончится для нас иначе — все закончится хорошо.

Мое дыхание сбилось. Толпа согласно ритуалу молчала, никто не смел вмешиваться, хоть и слышали каждое слово, каждый наш шепот, будто мы говорили рядом с ними. И, кажется, моя глупость готова была достигнуть пика, но Кейел сам все испортил.

— Я готов простить тебя, Аня. Попробую понять. Я знаю, что ты чувствуешь ко мне, всегда это знал. Просто в вашем мире, наверное…

Я быстро и уверенно обошла Вольного, лишь краем глаза заметив его изумление. Он готов простить меня? Каким надо быть человеком, чтобы считать в такой ситуации, что это я нуждаюсь в его прощении и понимании? О чем он говорит?

Для завершения ритуала осталось только лечь на алтарь, и позволить ему прочесть из моей памяти эпизод с рекой Истины. А затем от меня уже ничего не будет зависеть. Я понимала лишь одно, что после суда мне придется найти Сердце времени. Раздобыть его во что бы то ни стало. Кейел не знает, но он выберется из плена весов и проживет свою жизнь заново, но уже без меня. Если я сейчас хоть в чем-то виновата, то в будущем… Я все исправлю.

Когда я садилась на алтарь, увидела Кейела вновь. Ненависть в его глазах сейчас не пугала, а больно ранила. Тягучая тоска смешивалась с этой болью и заставляла действовать быстрее, отводить виноватый взгляд от Вольного.

Потом он проживет жизнь заново… Я все сделаю ради этого. На все пойду. Жаль лишь, что больше не увижу его, не смогу услышать и прикоснуться.

Холод пробирал даже сквозь одежду. Драконы под потолком кружили по часовой стрелке, размазывая полупрозрачные цвета, которые никогда не смешаются и не превратятся в лиловый. Либо одно, либо другое — третьего не дано.

Я против воли застыла, а ледяной потолок пропал. Вместо него я видела Древний лес. Разговор с Роми промчался почти не начавшись, а виноватый взгляд Кейела застыл неподвижно и надолго. Затем вновь воспоминания мелькали как на перемотке, но как только возникали мои соприкосновения с Вольным, воспоминания тянулись долго. Сердце разрывалось, а глаза хотелось закрыть, чтобы ничего не видеть, чтобы заново не проживать эти моменты так отчетливо. Совсем скоро Кейел больше не улыбнется мне.

Меня вышвырнуло в реальность. Усердно моргая, я почти сразу вскочила. Сидя на алтаре, нашла Кейела. Он грустно улыбался мне и смотрел так, будто видел перед собой жалкое создание. Драконы кружили уже над ним, но вскоре устремились к нему. Я съежилась и напряглась до боли в груди. Синий дракон первый прошел насквозь Кейела, через его грудь, и вновь устремился вверх. Красный ударил Вольного в спину и вышел из груди, заставляя виновного пошатнуться. Но Кейел устоял, и даже не отвел от меня пристального взгляда. Казалось, что ничего сейчас не заставит его отвернуться или закрыть глаза. Я знала приговор и не желала его исполнения. В этот миг я отчетливо поняла, что не хочу лишаться возможности видеть Кейела. Как все вернуть назад?!

Любовь вопреки. Насколько сильна она может быть, и в какие секунды рождается? А может, только в неотвратимых обстоятельствах мы осознаем ее?

Красный. Он снова камнем рухнул вниз. Опять прошел сквозь Кейела, а я закусила губу и, чтобы не разрыдаться, напомнила себе о Сердце времени. Вот только дракон не развернулся, направляясь к бронзовой чаше. Он ударился в нее со звоном, но не пошатнул ее. Исчез в воздухе красным дымом, рассыпался, и стал исчезать серым маревом у самого пола.

Синий дракон завис над Кейелом, чуть покружился, будто демонстрировал всем окружающим себя. Чтобы запомнили это мгновение, чтобы больше не смели оспаривать решение самых жестоких и справедливых судей. Он медленно спустился к Кейелу и исчез в его груди, освещая куртку синевой. Вольного полностью оправдали.

Невиновен.

Я открывала и закрывала рот, не зная, что сказать. Голова кружилась, а в глазах все поплыло. Но ведь он столкнул меня в реку. Он говорил, что ждал чего-то иного. Он был разочарован и недоволен. Он исключил риски, отправляя всех свидетелей подальше. Ромиара! Он боялся, что он умрет, если умру я!

Какой же это суд?!

Я хотела ответов! Хоть каких-нибудь. Любых ответов!

— Вы не можете! — выкрикнула я, не соображая, что несу. Сползая с алтаря, наблюдая, как Елрех спешит ко мне. Злость затопила разум. Сколько переживаний и нервов? Сколько погибших на пути этого Вольного? Он убил Этирс! Он хотел убить меня и даже не чувствовал себя виноватым, веря, что я должна просить прощение у него. А если духи Возмездия на его стороне? Или другие духи? Почему в Фадрагосе так слепо верят им?! — Нельзя верить этим мелким су… щ-ществам! — прошипела я.

Кейел уже держал в руках свой кинжал, но вновь отшвырнул его и быстро направился ко мне. Елрех преградила ему дорогу, но он что-то сказал ей, гневно оскалившись, и она, опустив плечи и голову, отступила. Я вцепилась пальцами в выступ ледяного алтаря, чтобы не сползти на пол. Никто не подошел к нам, когда Кейел навис надо мной. Никто не пытался ему помешать, когда он впился пальцами в мой подбородок и прорычал мне в губы:

— Держись от меня настолько далеко, насколько это возможно, Асфирель. Если мы встретимся еще раз, то, обещаю тебе, ты умрешь. Медленно, мучительно и с единственной мыслью перед смертью, чтобы все быстрее закончилось.

Резким рывком он убрал руку, оставляя ощутимую боль после своих пальцев. Приблизился своим лицом к моему еще теснее, и тихо проговорил, обжигая дыханием щеку и протягивая слова:

— Мне не нужна Повелительница разрушений, чтобы свернуть твою хрупкую шею, Аня. Но если я попрошу ее, она обязательно отзовется и придет за тобой. Не сомневайся.

Он отстранился от меня так порывисто, что я ощутила прохладный сквозняк, а затем пустоту. Он покидал зал под шепотки свидетелей суда, под любопытными и даже опасливыми взглядами. Он ни разу не обернулся. Но что бы я хотела увидеть в его глазах?

Стало еще хуже, когда ко мне приблизились ребята. Я судорожно выдохнула, глядя на Этирс. Она была растеряна, но жива.

— С чего ты решила, что он убил меня? — прозвучало первым из ее уст. — Он сказал, чтобы я не смела приближаться к тебе, и что лучшего решения нет, как только мне уйти от вас. Даже вещи мои заранее прихватил. Дал в дорогу пару зелий и слабый амулет, отпугивающий лесную нечисть. У меня выбора не оставалось, как только послушаться.

Эпилог

Запомни одно правило Фадрагоса: тебя всегда окружают лжецы,

поэтому нужно быть хитрее самого опытного из них.

Регион Цветущего плато находился гораздо севернее тех мест, где удалось побывать мне. Путешествие с правителем разительно отличалось от того скитания, которое было с Вольным наемником. Перебираясь от одного Священного кольца к другому, каждый вечер разбивался огромный лагерь с шатрами, разжигались костры, а на еду и вовсе не стоило жаловаться. Волтуар часто смотрел в мою сторону, но не пытался заговорить со мной.

Солнце почти спряталось за горизонтом. Большой костер высоко выплевывал искры и согревал в прохладный вечер. За соседним костром пели песню, а за нашим несколько шан’ниэрдов вспоминали о легкомысленных и повзрослевших девушках, дожидающихся правителя во дворце. Строили планы на ближайшее будущее этих целеустремленных девиц. Ивеллин и Елрех привычно склонились над потрепанным ежедневником и потерялись для окружающих.

— Ты знал, что алтарь оправдает его, — прошептала я, сидя плечом к плечу с беловолосым шан’ниэрдом. — Что ты знаешь, Роми?

— Милый Роми… — протянул он, чуть склонив голову ко мне и улыбнувшись. — Или как ты там назвала… С пренебрежением, будто я ничтожество, — прищурилась рогатая, злопамятная зараза. — Ромка? Вольные не такие уж и страшные, если знать ваши желания — твои слова, человечка. Ты и вправду считаешь, что я буду облегчать твое существование в Фадрагосе? — он медленно отпил травяной отвар из кружки и произнес: — И не пыхти так злобно, не поможет.

Я отвернулась от него. Когда-то я считала, что Елрех вредная, но теперь Роми находился вне конкуренции. Вновь тяжело выдохнула и дернулась от неожиданного, ощутимого щелчка по носу.

— Я же попросил не пыхтеть. Надоела, — с весельем в глазах посмотрел на меня Вольный. — У меня есть догадки, что с тобой должно было произойти, но… Неважно, если оно не произошло. Но с Кейелом у вас вышла презабавная история. Он точно убьет тебя, если вновь увидит. Я бы убил. За то, что ты с ним делала… — он задумался на мгновение, но затем быстро произнес: — Тебе лучше не пересекаться с ним.

Мне с трудом удавалось сдерживать растущий гнев. Что я делала с Кейелом? А что он делал со мной?! Но я терпела, глядя на Ромиара и надеясь, что его разговорчивость принесет плоды.

— Интересно, как он сейчас все переживает, — продолжал он, не сводя с меня насмешливого, но внимательного взгляда. — Ты представляешь насколько ему сейчас одиноко и больно? И какая вина гложет его? Столько времени и усилий потратить в никуда, в пустые надежды — для Вольного непоправимый ущерб. И самое душещипательное во всем этом: он до последнего верил тебе, Асфирель. Верил, — певуче протянул. — Глупец. Но признаюсь, я сам не ожидал от тебя такой жестокости. Был удивлен. Но Кейел изначально был глупцом. Так рассчитывать на твою помощь в дальнейшем своем…

— Вы не против, если я к вам присоединюсь? — раздался голос Волтуара над нами.

Роми замолчал и отвернулся к костру, а я чуть не выругалась вслух. Когда еще у Вольного будет настроение пооткровенничать со мной? И теперь я была уверена, рогатый желтоглазый черт очень много знает, но молчит из вредности и неприязни ко мне!

— Конечно, не против, — слукавила я, опасаясь отказывать правителю в такой мелочи.

Волтуар опустился рядом со мной на расстеленный плащ. Глянул с любопытством на Ромиара, затем улыбнулся мне. В его глаза смотреть было трудно. Змеиный зрачок привлекал все внимание и настораживал инстинкты самосохранения.

— Асфирель, мне придется задавать вам вопросы. Гильдия исследователей моего региона будет узнавать о вас любые подробности, — заговорил правитель о неприятным, но с располагающей улыбкой на симпатичном лице. — Но на один вопрос я хотел бы получить ответ уже сейчас. Вам может быть трудно, но…

— Интересуйтесь, почтенный Волтуар, — разрешила я, отставив кружку на землю и приготовившись ответить ему.

— Этот Вольный в храме, — осторожно сказал правитель, а я напряглась внутренне. — Что у вас с ним?

Наверное, в Фадрагосе не принято так долго молчать, если правители задают вопросы. Может, даже опасно сжимать кулаки, глядя на них.

Что у нас с ним? Видимо, этот вопрос будет преследовать меня вечно.

Рядом раздался тихий, с трудом сдерживаемый смешок. Я резко обернулась к Ромиару, и он, глянув на меня, все же расхохотался. Даже Ив с Елрех оторвались от заметок и посмотрели на нас. Волтуар растерянно улыбался, но явно ждал разъяснений.

— Между нами ничего не было и нет. Простите, мне необходимо…

Я не стала договаривать, сбегая от общества любопытного правителя. Несколько шатров проскочила за считанные секунды. Но смех, песни и громкие голоса преследовали, когда так хотелось тишины. На протоптанной за вечер дорожке показался силуэт, поэтому я свернула в кустарники, точно зная, что тут совсем недалеко до бурной реки. Направлялась я именно к ней, надеясь, что в такой темноте на берегу никого не встречу. Ветка колючего куста зацепилась за рукав куртки, и я со злостью рванула вперед. Еще одна ветка оцарапала скулу. Я споткнулась о корни и, вывалившись на высокий берег, упала на колени. Холодная вода из мелких ямок мгновенно пропитала штаны, а руки увязли в грязи. Я сидела, опустив голову, и пыталась не думать о Кейеле. Но воспоминания, которые я тщательно отгоняла в последние дни просачивались капелька за капелькой. А затем обрушились неудержимым потоком.

Почему я должна просить прощение у него? Почему он столкнул меня в реку, которая могла убить меня? Зачем он признался в любви перед этим?! Что, черт возьми, он преследовал?!

Виски сдавило, а челюсти разболелись от силы, с которой я их стиснула. Пальцы оставили борозды в грязи. Она забилась под ногти. Мне захотелось спалить весь Фадрагос. Все в нем! До такой степени, что я ощутила жар в груди, в ладонях. До такой степени, что в глазах замерцали красные точки. А затем… От воды пошел пар, а земля от моих рук заалела, раскалилась. Я отскочила, опасаясь обжечься, и застыла, разглядывая руки: огненный рисунок на ладонях не приносил боли. Красные огоньки никуда не исчезли, они кружили вокруг меня, поочередно слетались, впитывались в одежду, под кожу и выходили наружу… чем? Волшебством?

— Я подарю тебе кое-что бесценное, — прошептала я, разглядывая руки и вспоминая одно из обещаний Кейела, когда мы заключали сделку. — Настолько бесценное, что богатства сокровищницы уже не понадобятся.

Сжала кулаки, ощутив мгновенную прохладу. Когда вновь раскрыла руки, огня уже не было. Чистые ладони и невредимая кожа. Земля подо мной, покрытая трещинами, словно именно на этом участке стояла долгая засуха, отметала сомнения, что все было реально.

— Лось пил воду из реки Истины… — слышала я свой растерянный голос и не могла остановиться размышлять вслух, вспоминая и вспоминая. Все, что слышала во время нашего похода, все, что успела увидеть собственными глазами. — Древние живут вечно за счет этой воды…

А если это пятая стихия Фадрагоса? Не вода Истины убивала существ, а проклятие не позволяло ей впитаться в кожу. Волшебная вода — источник энергии. Она стремилась насытить жителей Фадрагоса своей силой, но проклятие разъедало их плоть.

Я сжала кулаки и пожелала, чтобы магия снова проявилась, но ничего не произошло. Я попыталась снова. И еще раз. Снова и снова, до тех пор, пока опять не разозлилась. Огни замерцали вокруг меня, устремились ко мне и разожгли рисунки на ладонях.

…

« — И как твоя руна, о которой никто не слышал, связана с Энраилл?

— С ее помощью можно быстрее отыскать все ключи и подсказки. Мы сможем чувствовать их.»

…

«— Не этого ты ждал, да?

— Все должно было быть иначе.»

Жертвоприношение или бесценный дар? У Кейела все получилось.

Конец первой части.

На осколках гордости

Глава 1. Отражение глубины

Пестрые птицы звонко щебетали над головами, иногда заглушали наши негромкие голоса редкой, но протяжной трелью. Разогретый жарким солнцем камень обжигал мои босые ступни. И я все чаще с завистью оглядывалась на Елрех, спрятавшуюся в тени густого, высокого кустарника. Она расстелила небольшой плед, устроилась на нем, скромно подтянув ноги, и лениво наслаждалась сочными фруктами.

Когда я обнаружила в себе способность к волшебству, если так можно было назвать это явление, то первым порывом стало желание поделиться со всеми открытием, рассказать все в подробностях, а потом, конечно же, послушать, что мне скажут и посоветуют. Однако порыв искренности довольно скоро сошел на нет. Главное правило выживания в Фадрагосе не с первой попытки, но все‑таки осело в моей голове – необходимо быть хитрее самого опытного лжеца. Елрех не вызывала во мне сомнений в честности и дружеской поддержке. В конце концов, она даже покрывала меня перед Аспидами, не разгласила верховному, что я ищу Сердце времени. Но я понимала, что есть силы, против которых в этом мире не пойдет ни один житель. Хотя был один… но о нем я старалась не вспоминать, а его имя те, кто не стремился меня расстроить, при мне не произносили вслух.

Несколько дней прошло, прежде чем я бесконечными расспросами узнала множество клятв в Фадрагосе, а затем, выбрав самую подходящую, вытянула ее с Елрех. Только после этого я рассказала ей о том, что река Истины подарила мне способность, с которой самостоятельно не разберусь. Моя беловолосая подруга долго мучила меня, требуя показать чудо, и я была бы рада, но просто прихоти оказалось недостаточно – только сильные эмоции. Такие эмоции, которые заставляют забыть о себе, об окружающих и двигают к определенной цели: безумная ненависть, безрассудный страх, глубокое восхищение – все то, что поглощает без остатка.

– Может, повторить эксперимент с зельями? – протянула я, прикасаясь ладонями к шершавому камню небольшой скальной возвышенности перед утесом.

– В седьмой раз тратить на тебя ингредиенты… ну уж нет, – оставалась непреклонной к любым моим просьбам фангра. – Старайся освободиться от мыслей.

Легко сказать, труднее выполнить…

Что удивительно, но проще всего мне удавалось призвать духов Ксандж. Это редкие духи испепеления, которые подчинялись далеко не всем. С одной стороны, я радовалась такой исключительности, но с другой… Неприятно, когда тебе не просто говорят, что ты импульсивная, вспыльчивая и таишь глубоко внутри огромный пласт злобы, но при этом приводят неопровержимые доказательства. Если духи пламени, Ошра, с легкостью приходили на выручку сильным существам, то Ксанджу не нужна была сила, а вот ослепляющая ненависть, всепоглощающая ярость и тяга к разрушению манила их, как ни одних других духов.

Впрочем, расстраивалась я недолго, ровно до того момента, пока мы не оказались в регионе Цветущего плато. Сначала долго поднимались по отвесной дороге, что только раздражало и пугало высотой, но потом я могла лишь восхищаться красотой открывшегося пейзажа. Плоскогорье растянулось далеко вокруг, а, стоя на самом плато, можно было любоваться бесконечным лесом, блеском широких рек и озер, мерцанием водопадов, срывающихся между каменных выступов и теряющихся далеко внизу, под густыми, зелеными кронами, под белесой водяной завесой. А затем меня поглотили цветочные ароматы, от которых немного кружилась голова, и я даже стала опасаться, что с непривычки будут последствия. Но ничего не болело, аллергия не проявилась, только рябило в глазах от бесконечных красок Цветущего плато. Очень скоро я замыкала нашу колонну, озираясь по сторонам и по возможности принюхиваясь к цветам у дороги. Природная красота поглотила меня, успокаивала, отвлекала от проблем.

И когда однажды, спустя неделю пребывания во дворце, после очередной утомительной беседы с местными исследователями, я в одиночестве забрела в удаленную часть дворцового парка и, углубившись в воспоминания о доме, стала оглаживать лепестки красного бутона, вокруг замелькали бирюзовые духи. Они слетались ко мне, кружились, а затем впитывались в мою кожу, проявлялись таким же бирюзовым символом на ладони и одаривали своей силой. Куст цветка, к которому я нежно прикасалась, разрастался, его стебли утолщались, а цвет бутонов становился ярче. Айссия, великий дух жизни, этим притяжением говорил о том, что мне не чуждо созидание, умиротворение и милосердие.

Очень скоро я обо всем рассказала Елрех, и она обрадовала меня: я поступила правильно, умолчав о способностях. Если бы Ивеллин узнала о том, какая сила мне доступна, то обязана была бы сообщить своему верховному. А если кто‑то в Фадрагосе прознает о моей исключительности, то вполне вероятно, что меня закроют где‑нибудь для изучения. Как тогда искать сокровищницу Энраилл?

С другой стороны, наверное, те же мудрецы и исследователи обучили бы меня чему‑то новому, тому, о чем мы с Елрех даже не догадываемся. Может быть, это помогло бы понять, как с даром воды Истины отыскать сокровищницу, но… Ни я, ни Елрех не верили, что кто‑нибудь захочет отпустить меня после. А ведь мой путь домой лежит только через возвращение во времени. Если исследователи, в руки которым впервые за тысячелетия попался человек, избежавший смерти от реки Истины и получивший от нее силу, узнают о моем желании, то как поступят со мной? Думаю, кандалы и решетка самое малое, что меня ждет. Лишь бы не терять сверхважный экземпляр, который, возможно, станет бесценным ключом для открытия многих тайн Фадрагоса. Ненавижу этот мир…

И вот теперь мы с Елрех часто уединялись вдали от дворца, где я пыталась понять, как волшебная сила способна помочь в поиске заветной сокровищницы. Чтобы ответить на этот вопрос, мне необходимо было разобраться, как вовсе она работает. Начали мы с простого: призыв распространенных духов без обращения к ним по имени. Сегодня я желала привлечь внимание игривых духов, духов легкости и беззаботности – духов ветра, Исшафи. Попытки мои пока оставались безрезультатными.

– Прошлые шесть раз я пила другие зелья, – обернувшись к Елрех, сказала я. Отерла пот со лба, откинула прилипшую к лицу челку и шумно выдохнула. Под солнцепеком жарко. – Вдруг сейчас выпью зелье безмятежности, и оно поможет.

Елрех весело хмыкнула, а затем, с насмешкой глядя на меня, ответила:

– Оно поможет тебе беззаботно сигануть с утеса, и Исшафи не станут тебя ловить. Асфи, ты прибегала к зелью силы, но духи силы не подчинились тебе; ты пила зелье спокойствия, но исцелить порезы не сумела… Думаю, что ухищрения не помогут. – Она ухватила из корзинки гранат, покрутила его в руках и, подковырнув когтями кожуру, продолжила: – Тебе подчинятся только те духи, которые близки тебе, которые смогут понять тебя, разделить твою боль, ненависть, радость и любовь. Видишь? – спросила она, показывая немного очищенный гранат. – Фрукт один, а зерен много.

Я отвернулась, вновь разглядывая с вершины раскинувшийся внизу лес. Странное это ощущение раскрывать себя, узнавать какая ты на самом деле. Не всегда хорошая – это огорчало; не всегда плохая – это радовало; не всегда однозначная – это заставляло задуматься. Теперь вот на ветреность себя проверять – то еще удовольствие.

На всякий случай я подняла юбку платья повыше, прижала ее коленями к животу, убедилась, что она не касается камня, и опять уперлась ладонями в горячую поверхность. Капельки пота срывались с висков и, скользя вниз по коже, щекотали. Сидеть на корточках столько времени было не просто неудобно, а уже довольно неприятно: ноги затекали, из‑за судороги все чаще приходилось прерываться, чтобы просто походить по небольшому участку. В общем, от настроения добрых и шальных Исшафи я с каждой минутой отклонялась к более понятным мне Ксанджам. Вполне вероятно, что с новой попыткой подозвать духов ветра я разозлюсь и испепелю и без того неоднократно обугленный камень. Не хватало, чтобы еще платье загорелось. Мне огонь какое‑то время после призыва Ксанджей не навредит, но проблем с возвращением в домик через дворцовый парк подкинет.

Я зажмурилась и постаралась прогнать все мысли из головы. Необходимо расслабиться, поймать легкое касание ветра, улыбнуться ему, радушно приветствуя, и от души пожелать веселья… Примерно так мы с Елрех планировали найти точку соприкосновения с Исшафи.

Мне почти удалось отрешиться от отвлекающих звуков, от грустных мыслей об усталости, как я отпрянула от камня, поспешно поправила юбку и подлетела к Елрех, вглядываясь в сторону густых кустарников. Кому понадобилось забираться в такую глушь дворцового парка? Хмурая Елрех протянула мне персик, а сама подобралась, тоже ожидая, когда незваные гостьи покажутся на разбитой узкой дорожке. Звонкий смех опять смешался с птичьими голосами, но уже гораздо ближе. Вскоре несколько счастливых девушек вышло из зарослей цветущей азалии: две золотоволосые эльфийки, две фигуристые шан’ниэрдки и высокая, рыжая эльфиорка. Едва увидев нас, они оборвали смех, оставляя лишь легкие улыбки. В первое мгновение во взглядах плескалось любопытство, но как только любовницы правителей осознавали, что смотрят на беловолосую фангру, сразу же ухмылялись и уже не стеснялись выразить на красивых лицах презрение.

Наше присутствие не отпугнуло их от утеса. Эльфийка быстрым шагом направилась к обрыву, но остановилась, не дойдя до него. Грозно сдвинула светлые, аккуратные брови на переносице и вперилась себе под ноги.

– Как будто копоть, – удивилась шан’ниэрдка, тоже разглядывая мое прошлое тренировочное место.

Я села поудобнее, подобрав колени, вгрызлась в сладкий персик и постаралась унять волнение. Не хватало еще, чтобы из‑за любознательных девиц сюда стали наведываться садовники и дворники: проверять, почему камень местами покрыт сажей. И ведь мы с Елрех столько дней искали заброшенное и отдаленное от дворца место!

Впрочем, девушки не заострили внимание на черных участках, обошли их, подбираясь ближе к обрыву. Мы с Елрех молчали, как и всегда делали, когда рядом находились почитаемые или небесные. Расслышать щебет девушек я не могла, поэтому вздохнула тяжело и воспользовалась вынужденным перерывом, чтобы перекусить. Вот только даже первый персик доесть не успела. В полуметре от нас засияли золотом дворцовые духи‑вестники, а затем сложились в символ личных исследователей Цветущего плато, их называли Аклен’Ил, что в переводе с шан’ниэрдского означало «высшие исследовали» или «знатоки мировых тайн».

Мы с Елрех, не сговариваясь, поднялись, собрали вещи и под надменными взглядами любовниц направились к себе. Когда скрылись за высокой зеленью, я обула сандалии, обернулась, убедилась, что за нами никто не следует, и высказалась:

– Глупо это – гордиться тем, что спишь с мужиком.

– С правителем, – поправила Елрех и улыбнулась. – И это повод для гордости, Асфи. Ведь правители признали их достойными, отыскали в них что‑то особенное. После того как их отпустят отсюда, многие почитаемые семьи будут бороться за каждую из этих девушек, чтобы они стали супругами наследников семей. Многие отдали бы полжизни, чтобы стать любовницей повелителя.

– И ты тоже? – изогнула я бровь.

– Я бы отказалась от знакомства с тобой, чтобы никогда не оказаться во дворце Цветущего плато, – шире улыбнулась она. – Лучше ответь: почему Аклен’Ил вызвали тебя к себе? Вы изменили время встреч?

– Нет, – покачала я головой. – Не представляю, что им могло понадобиться в такое время.

Солнце пробивалось через верхушки деревьев, ослепляло лучиками. Слишком рано я понадобилась Аклен’Ил. Обычно я приходила к ним за пару часов перед ужином, и очень редко они просили меня заглянуть к ним утром.

Нашу четверку поселили не во дворце, даже не вблизи к нему, а в небольшом доме у дворцовой стены. Слишком недостойная из нас выходила компания для почитаемых и небесных особ. Возможно, только Ивеллин разрешили бы жить среди высокопоставленных, но без Вольного, без девушки из чужого мира и тем более без полукровки, позорящей весь род беловолосых шан’ниэрдов одним только своим существованием. По высокому деревянному крыльцу я влетела в дом и бросилась в сторону подсобки, чтобы смыть с себя пот.

– Принеси мне платье, пожалуйста, – на бегу попросила я Елрех, точно зная, что она не откажет.

В хорошо обустроенном закутке, отведенным под ванную, я наспех ополоснулась, долго и усердно вытирала волосы, чтобы полотенце впитало побольше воды, затем быстро натянула на себя легкое зеленое платье. Подпоясала его желтой лентой, одновременно цепляя ногами сандалии. Косу заплетала уже по дороге.

Белоснежный дворец огромным облаком возвышался среди зелени. Многочисленные высокие башни тянулись к небу, широкие террасы с арочными проходами оттеняли местами гладко отшлифованные стены. Я взбежала по широким, блестящим ступеням, придерживая длинную юбку платья. Тяжелые двери, украшенные позолотой, были распахнуты настежь. И хоть во дворце, как и везде в Фадрагосе, имелись свои сторожевые духи, стражники в безупречно начищенных доспехах и с алебардой в руках безмолвными статуями застыли на входе. На мое появление они никак не отреагировали, давно привыкли к присутствию странной четверки, загостившейся у правителя Волтуара. К слову, о правителях…

Я остановилась сразу же, как выхватила взглядом в широком, богатом и хорошо освещенном коридоре троицу шан’ниэрдов, двигающуюся мне навстречу. Дождалась, когда они приблизятся и опустила голову.

– Почтенные, – произнесла я, приветствуя мужчин, когда мы поравнялись.

Правители, казалось, не обратили на меня никакого внимания, продолжая увлеченную беседу и проходя мимо. И вот только я облегченно выдохнула, шагнула вперед, как услышала голос Волтуара:

– Асфирель.

Я мгновенно выдавила из себя вежливую улыбку и обернулась, чуть склонив голову к груди. Правители Когурун и Акеом тоже остановились, дожидаясь названного брата. Волтуар приблизился ко мне, принося с собой приятный сладковатый аромат. Я смотрела на редкие складки черной рубашки с золотой вышивкой и ждала, когда правитель заговорит. Молчание как‑то затягивалось, заставляло нервничать… Яизбегала всех небесных, но Волтуара с его подозрительным интересом ко мне – особенно. Первое время он рвался побеседовать со мной, разговорить меня, а однажды пригласил на прогулку, но я отказала ему, сославшись на головную боль, чем нарушила правило Фадрагоса. Отказ он простил, сделав скидку на мое незнание порядков этого мира, но и попытки наладить контакт с невежливой девушкой оставил. И сейчас вот снова… А я, между прочим, спешу к Аклен’Ил. И почему он так пристально разглядывает меня?

– У вас все хорошо? – наконец‑то, спросил он. – Может, имеются пожелания?

– Благодарю, почтенный Волтуар. Все прекрасно, – не поднимая глаз, ответила я.

Он постоял еще какое‑то время, а затем сказал:

– Если что‑то понадобится, не бойтесь обратиться.

– Благодарю за заботу, почтенный Волтуар.

Дышать стало легче, когда он отправился дальше. С чего вдруг мне понадобится его помощь? Вот если бы не задерживал, то мне не пришлось бы сломя голову нестись по бесконечным дворцовым коридорам. Взбегая по винтовой лестнице, сокрытой полумраком, вновь вытирала выступивший пот со лба. Поднявшись на пятый этаж, толкнула деревянную дверь. Петли скрипнули, яркий свет ослепил на несколько долгих секунд.

– Асфирель, мы заждались, – улыбался светловолосый, широкоплечий эльфиор, сидя на диванчике у балконной двери.

После знакомства с длинноухими эльфами беседовать с их крупными собратьями было труднее. Уши у эльфиоров были заостренными, чуть длинными, но крепко прижатыми к голове и совершенно неподвижными. А более мелкие глаза не обладали той же выразительностью эмоций, какая имелась у эльфов.

– Простите, – извинилась я, окидывая исследователей виноватым взглядом.

Еще два шан’ниэрда сидели за столами, заваленными свитками и тяжелыми книгами. Я привычно прошла к массивному стулу, стоящему напротив диванчика, скромно присела на край и улыбнулась эльфиору. Эсилиан закинул ногу на ногу и произнес:

– Надеюсь, мы не отвлекли вас от важных дел.

– Нет, я тут, чтобы помочь вам. Что может быть важнее? – вцепившись в ткань платья, ответила я.

– Мы рады, что вы серьезно относитесь к нашей проблеме, – тон его голоса прозвучал тверже, сразу настраивая меня на деловой разговор. – У нас появились очередные результаты, есть хорошие новости для вас.

Я едва не нахмурилась, не зная, что считать для себя хорошими новостями, чтобы они совпадали со стремлением фадрагосцев. Кивнула, стараясь выглядеть невозмутимо.

– Снова проверяли вашу кровь, – сказал он, а я мысленно хмыкнула. Кажется, это уже в пятый раз. – Она ничем кардинально не отличается от крови остальных людей. Наконец‑то, от северян прибыли образцы энергии аномалий. Сверили с вашей жизненной энергией – никаких совпадений. Если аномалии как‑то связаны с вами, то мы не знаем, как. Все, что вы рассказали нам о своем мире, о появление в Фадрагосе, особой ценности, к сожалению, не представляет.

– Почему? – теперь я нахмурилась.

Я действительно рассказала им все о Земле, о технологиях, рассуждала о пользе, которую мог бы принести союз наших миров, если бы мы сумели наладить связь между ними… Я пыталась продвинуться везде и во всем, делала все, что могло бы вернуть меня домой и без Сердце времени. Не позволяла себе отказываться и от крохотного шанса… Только бы к родным, домой… Подальше от этого ужасного и опасного мира.

– Нас не интересуют миры без духов, – он скупо улыбнулся, лишь уголками губ. – Ваш мир живет в хаосе, он… дикий.

Чего?..

Кажется, я сильно растерялась, потому что Эсилиан предложил:

– Воды?

– Нет, благодарю, – покачала я головой, хоть во рту и пересохло.

– Асфирель, вы одна не представляете для Фадрагоса никакой угрозы, – продолжил эльфиор, откинувшись на спинку дивана, – а вот несколько сотен людей с такими же взглядами, как у вас, способно внести смуту в наши устои. Я не говорю, что вы неправы во всем, – мягко добавил он. – Но даже ваше отношение к духам… Только корысть. А ведь духов необходимо уважать и искренне любить. Не думайте, что я осуждаю вас. Мы, исследователи, в какой‑то момент тоже становимся прагматиками, начинаем искать во всем пользу. Но привычка взывать к духам с трепетом никуда не исчезает. Они не прислуживают нам, а помогают. Это важно не только понять, но проникнуться этим пониманием.

– То есть если бы даже был шанс найти путь между нашими мирами, то вы намеренно не стали бы его искать? – сердце бешено колотилось, а дыхание стало рваным.

– Асфирель, вы нас извините, – послышался голос шан’ниэрда. Этот был прямолинейным и нетерпеливым. Я обернулась, навалилась на деревянный подлокотник и выглянула из‑за спинки стула, встречаясь со снисхождением в зеленых глазах рогатого брюнета. – На Земле для нас нет ничего привлекательного: живут там только люди, духов нет, зато есть оружие, способное уничтожить город за мгновение. Да, возможно, какие‑то способы сообщения на расстоянии, как вы назвали их «средства коммуникации», более развиты, чем у нас, но нам и духов достаточно. К тому же не представляю, как найти связь с миром, лишенного поддержки духов. В хронологию мы вас внесли, а ваш мир назвали Мертвым миром. Будь у вас хоть пара шан’ниэрдов… а так только в грязи копаться.

Я отвернулась, спрятавшись за спинкой, вжалась в нее. Эльфиор смотрел на меня виновато, но извиняться за довольно грубые слова коллеги не спешил. Впрочем, скоро я привыкну, что гордиться мне в Фадрагосе абсолютно нечем. Мало того, что человек, так еще и без искреннего почтения к духам в сердце. Более того, как я ежедневно убеждаюсь, совершенно бесполезный человек для этого мира. Чем больше я узнаю о Фадрагосе, тем больше вопросов о нем возникает.

– Не надо плакать, – мягко попросил эльфиор и все же потянулся к столу, где стоял графин с водой и пустые бокалы.

Я закусила губу и сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Плакать не собиралась – кажется, давно отвыкла, но вот слезы все равно выступили на глазах, а в горле подступил неприятный комок. Меня совсем не обидели слова шан’ниэрда, а вот очередной провал в затее и похороненная надежда больно ударили. У меня было немного вариантов, чтобы вернуться домой, и я постоянно искала новые. И очень огорчалась, когда лишалась их. Тут вот провал…

Вариант с Сердцем времени, как выяснилось, не самый лучший. Елрех, конечно, поддерживала меня, но чем больше я проводила с ней времени, тем лучше понимала: она стремится научить меня премудростям своего мира, чтобы я привыкла, приспособилась, освоилась. Она с самого начала не верила в то, что я буду искать сокровищницу или серьезно продвинусь в ее поиске, поэтому так часто злилась, когда я совершала ошибки и портила себе будущее. С Ивеллин дела обстояли примерно так же: она пообещала мне посвятить всю оставшуюся жизнь поиску сокровищницы Энраилл, потому что знала, что мы ее до конца наших жизней не найдем. Но исследовательнице все равно надо было соответствующее гильдии занятие, к тому же какие‑то наработки она все‑таки рассчитывала получить. Из нас четверых только я верила, что смогу найти сокровищницу. Позже Елрех узнала о моем волшебстве и тоже поверила, но до сих пор только на мои способности и наши старания не особо надеялась.

Чтобы овладеть силой и разобраться с ней, мне необходимо время или наставник, который хоть что‑то знает о даре реки Истины. Однако при этом я не могу обратиться ко всем прямо. Только с одним человеком у меня совершенно одинаковое стремление, но после всего случившегося… Никто из нас не сомневался, что он убьет меня сразу же в первые секунды встречи, даже не выслушав причины, по которым я его отыскала. Он не позволит мне объясниться, потому что когда‑то я многократно не позволяла оправдаться ему. И едва не лишила его возможности спасти Фадрагос, готова была отобрать его жизнь и даже душу… И допустим, я найду способ сообщить ему, не встречаясь лично, что у него все получилось. Что это изменит? Он никогда не довериться мне снова… А затем, я ни капли не сомневалась, отыщет меня и убьет, как возможную угрозу Фадрагосу.

На данный момент у меня остался один самый перспективный вариант – дождаться северян во дворце и осторожно разузнать о сокровищнице и реке Истины у них. Соггоры знают гораздо больше, чем те же местные мудрецы, а их мировая проблема с какими‑то аномалиями, быть может, облегчит мне задачу. Пока все тут будут ломать голову над ней, возможно, не обратят внимание на мое любопытство.

Я сделала несколько глотков воды, поставила стакан на стол и, слабо улыбнувшись, поблагодарила эльфиора. Он снова откинулся на спинку дивана и бодрее продолжил беседу:

– Мне жаль, что вы не можете вернуться домой, но уверен, что сумеете обустроиться в Фадрагосе. Тем более Пламя Аспида пользуется уважением в обществе. А теперь о хороших новостях, – блеснул он зубами и радушно развел руками. – Мы знаем, что вам и вашим друзьям не комфортно среди почитаемых и небесных, поэтому с радостью сообщаю, что совсем скоро вы сможете покинуть дворец.

Сердце рухнуло в пятки, но я постаралась удержать дрогнувшую улыбку на лице. Совсем скоро это когда? Успею ли я дождаться приезда соггоров, познакомиться с ними и заинтересовать собой? Если нет, то как быть? Ни Елрех, ни Ивеллин нельзя на север. Да и мне, если вдруг отправлюсь туда, назад дороги не будет. Я ведь не Вольная, чтобы меня терпели рядом. Потом только, как знахарь, смогу обустроиться возле Края и терпеть любые издевательства, на которые духи закроют глаза… Неужели я вот‑вот лишусь очередного варианта?

Эльфиор тем временем продолжил разбивать мою надежду в хлам, затаптывать ее:

– Мы в последний раз проверим связь аномалий с вами, рассмотрим хронологию их появлений в Фадрагосе с вашим. Однако уже сейчас мы уверены, что результаты не изменятся. Просто не можем ослушаться приказ правителя, иначе не стали бы вас задерживать, и уже сегодня‑завтра вы смогли бы отправиться в Обитель.

– И когда мне собирать вещи? – с трудом выдавила я из себя.

– Два‑три восхода солнца. Уже совсем скоро, потерпите немного, – любезно ответил он.

– Есть еще новости?

– Нет, можете идти. Порадуйте друзей и отдыхайте. Для проверки связи все необходимое есть, ваше участие больше не требуется. Мы благодарим вас за отзывчивость, за сотрудничество…

Я вышла из кабинета на темную лестницу башни, задыхаясь от нахлынувших эмоций. Два‑три дня и меня выставят за ворота дворца… Сумма, полученная от Волтуара, не покрыла и половины моих долгов перед Аспидами. Мне придется потратить много времени, чтобы рассчитаться. А еще снова учиться бесполезной для меня алхимии вместо того, чтобы разбираться с даром реки Истины и искать информацию о сокровищнице. Я прижалась к прохладной стене, обняла себя и судорожно выдохнула, стараясь успокоиться. Ноги дрожали, как и все тело, отчего страшно было спускаться по ступеням, но я вцепилась руками в перила и отправилась вниз. Хотелось на свежий воздух. Паника мешала сосредоточиться. Я выскочила в коридор, чуть постояла, борясь с головокружением, стараясь усмирить волнение, а затем побрела в сторону крохотного внутреннего двора с фонтаном. Сейчас плесну холодной воды в лицо, немного посижу в тени на скамье, успокоюсь и придумаю, как дождаться соггоров. Пока что это единственный вариант, который позволит мне сделать огромный рывок в разгадках тайн Энраилл.

Богато украшенный коридор расширился, а затем перешел в уютную террасу, перед которой располагался нужный мне дворик. Вот только… Я прижалась спиной к широкой колонне, закусила губу и болезненно скривилась, так и не выглянув наружу. Даже тут провал! Молодые избранницы на роль любовниц правителей заняли дворик и бурно обсуждали какую‑то соперницу, которой недавно не повезло. Их звонкий, беспечный смех взорвал недолгое затишье и пробудил раздражение во мне. Я зажмурилась, отгоняя мысли о ненависти к Фадрагосу, чтобы случайно не подозвать Ксанджей. Не хватало еще убранство коридора испепелить.

– Я знаю, почему ее выставили из дворца! – громкий девичий голос резанул не только по ушам, но и по больной мозоли. Я едва не застонала вслух. – Тупица к Волтуару сунулась в кабинет, а ведь его любовницы предупреждали нас, что он всегда приходит сам, что к нему нельзя идти без приглашения.

– А я ее понимаю, – вмешался бархатистый голос в разговор, а я до боли закусила губу, вслушиваясь в их слова и убеждая себя, что не пойду на такое. – Мы тут скоро второе новолуние встретим, а ко мне он ни разу не заглянул. Хоть к кому‑нибудь из нас он пришел?

– Говорят, что он все еще довольствуется Сиелрой и Альхинтой, – поддержала беседу третья собеседница.

– У них вот‑вот срок закончится, – вновь бархатно звучала информация. – Ему уже пора выбрать кого‑то из нас, а он только Изиен выставил прочь. Нас тут еще четырнадцать избранниц. Не оставит же он всех.

– Говорят, – твердо высказывалась третья, – что он оставляет себе не больше трех любовниц, да и тех навещает редко.

– А потому что из своего кабинета не выходит! – воскликнула громкоголосая. – Он за правительственными делами ничего другого не видит.

– Насколько я слышала от Альхинты, – вдумчиво заговорила вторая собеседница, – он за первый период приходил к ней лишь однажды ночью. Да и то, когда она отчаялась, что не нужна ему. Никак виноватым себя почувствовал.

Я оттолкнулась от колонны и стремительно направилась к выходу из дворца, хаотично обдумывая возникшую идею. За три месяца Волтуар пришел к любовнице лишь однажды. И если бы девице было все равно, то может, он и вовсе не навестил бы ее. Я не из высокопоставленных, даже к сословию уважаемых пока не принадлежу. К тому же человек… Но интерес Волтуара ко мне не выдумка, с чего‑то он взялся. Быть может, я смогу задержаться во дворце, если займу место среди молоденьких девушек, которые собираются в скором будущем сменить любовниц Волтуара. Что если потом не привлекать его внимание? Быть может… Глупость!

Я остановилась, с силой зажмурилась и сжала кулаки.

Я не упаду так низко! Обязательно найду способ вернуться домой, но не таким путем.

Глава 2. На перепутье

Мы бездельничали, устроившись в прохладной комнате. Хоть Цветущее плато и находилось севернее Обители, но климат тут почему‑то был жарче. Сегодня возвращаться на утес у меня желание исчезло. После таких‑то новостей! Я сидела в жестком и неудобном кресле. Глянула на небольшой, невзрачный диван у стены, но передумала вставать. Елрех заняла второй диван, вытянувшись на нем в полный рост, и с моего положения ее было лучше видно. Первое время, когда нам выдали платья, которые тут принято носить придворным дамам, но гораздо скромнее, я едва смех удерживала, наблюдая за Елрех. Ее крепкая мускулатура не была лишена женственности, но явно не годилась, чтобы красоваться в легких, развевающихся юбках. Вот и сейчас она часто ерзала, поправляя складки, и просто нервно одергивала сползающий на талии пояс.

– А если попробуем без соггоров разобраться? – спросила я, не выдержав долгого молчания. – В конце концов, мы рискуем даже в том случае, если будем узнавать информацию у них. Во‑первых, они могут заинтересоваться нашим любопытством. Во‑вторых, мы можем ничего у них не узнать, тогда просто время потратим.

– Почему ты не хочешь стать его любовницей? – хмуро покосилась она на меня.

Я едва не рыкнула, но только насупилась и ответила:

– Лучше бы я тебе не говорила об этой дурацкой идее! Ты хоть понимаешь, о чем говоришь?

– Я понимаю, что ты сама запуталась в том, что тебе дорого. – Елрех скрестила руки на груди. Я открыла рот, чтобы возмутиться, но не успела и звука произнести, как она продолжила: – Ты хочешь домой настолько, что готова была душой Вольного рискнуть, запечатать навсегда, оставив в ней только жадность…

– Это не честно! Ты бьешь по больному! – перебила я ее.

Елрех перевернулась, облокотилась на диван и уставилась на меня, а я сжалась, втянув голову в плечи.

– Ты убеждала меня, что между вами ничего не было, – с нажимом проговорила она.

– Между нами ничего не было. У меня просто чувство вины больше вашего, – неловко оправдалась я, стараясь перевести тему.

– Ты любишь его?

– Нет! – поспешно произнесла и отвела взгляд.

Перед глазами вновь возникал образ русоволосого парня с теплыми зелено‑карими глазами. Его улыбка и смех, объятия и…

Не думай о нем, Асфи! Будет только хуже.

– Почему мы не можем обойтись без соггоров? – прямо спросила у нее.

Я пыталась все взвесить, понимала выгоду, но переспать с мужчиной… Чем тогда я буду отличаться от проститутки? Я никогда не понимала эту профессию. Да какую еще профессию?! Это же ужас какой‑то пойти на такое добровольно!

– Ты не первая, кто искал сокровищницу Энраилл. И ты не будешь последней, если не сделаешь все, чтобы отыскать ее. Сколько погибло безумных храбрецов, кто готов был на все ради малейшей подсказки о ней, а ты не готова пожертвовать малостью ради огромного прорыва.

– Ради возможного, – выделила я, подняв интонацию, – прорыва! И это не малость! Это я и…

– Твои принципы! – перебила она, усаживаясь на диване и подаваясь вперед. – Они даже хуже, чем у наших людей!

– Это моя гордость! – вскочила я с кресла.

– Наверное, это ее единственная гордость, – услышала за спиной насмешливый голос Ромиара.

Обернулась и столкнулась с высокомерием на смазливом лице серокожего. Его забыли спросить! Когда этот сноб прекратит оценивать меня? Я хмыкнула и отошла к окну, желая хоть немного утихомирить вспыхнувшую ярость.

– Почему опять ругаетесь? – Уши Ивеллин подергивались, а в синих глазах застыло удивление.

– В ближайшие дни мы уедем из дворца, – резко проговорила Елрех. – Только время зря потратили. Знала бы, что Аклен’Ил не задержат нас надолго, потребовала бы от Волтуара совершенно другую цену.

– И кого осенила идея: сделать из Асфи любовницу правителя? – спросила исследовательница, опускаясь в кресло, которое я освободила.

– Ее, – кивнула на меня Елрех.

– Умнеешь? – язвительно поинтересовался Ромиар, проходя рядом со мной.

– Она отказывается, – пожаловалась ему беловолосая, наблюдая, как ее возлюбленный мерзавец присаживается рядышком.

Их роман немного усложнил мне жизнь, потому что теперь казалось, что иногда они работают против меня сообща. Одно успокаивало: Елрех прекрасно осознавала и никогда не забывала, что рядом с ней не белый и ласковый козленок, а Вольный козел!

– Мы с порога расслышали, – улыбнулся он ей, приобняв за талию. – Вы бы ругались немного тише, мало ли кто поблизости бродить будет.

– Я одного не понимаю, – подняла на меня глазища Ив. – При чем тут твоя гордость?

Я дара речи лишилась, казалось бы, от такого простого вопроса. Вся троица выжидающе разглядывала меня, молчала. Дыши глубже, Асфи! Прогони чертову Аню, отключи мозги, а затем включи и попробуй понять этих существ. У них есть продажные девушки, я видела их в Васгоре. Считается ли это престижным? Нет. Определенно нет. Иначе с чего вдруг шан’ниэрдке, пусть даже темноволосой, жаться к страшному виксарту в таком жутком, грязном месте, как тот кабак? Она бы наверняка предпочла общество высокородных. Но может быть, конечно, она извращенка. В любом случае я вижу лишь две разницы между той шан’ниэрдкой и любовницами правителей: оплата за услуги у любовниц несоразмерно выше, и тут всего один постоянный мужчина. Зато буквально в рабство ему продаваться на четыре периода! Целый год быть грелкой в постели рогатого мужика с хвостом!

– Она считает, что спать с мужчинами постыдно, – не дождалась моих пояснений Елрех.

– Вот как, – наигранно изумился Ромиар, а затем с ухмылкой протянул: – Однако опуститься до Вольного для нее, видимо, самый подходящий повод для гордости. Все же глупая человечка. Если Волтуар и впрямь ею заинтересовался, то мне жаль, что власть в его руках.

– Ты сам Вольный, – нахмурилась я, сжимая кулаки.

О каком стыде речь, если там всю выгоду в отношениях сметали чувства? Да я буквально захлебывалась ими! И продолжаю, потому что мне не дают о нем забыть! Зачем напоминают? На что давят?!

– Асфи, Елрех с рождения нечего терять, – пожала плечами Ив. – Не ровняйся на нее. Она, связавшись с Роми, не потеряла репутацию в глазах общественности. Аспиды приняли ее с клеймом похуже, чем у Вольных. А вот ты – человек, у которого жизнь могла сложиться хорошо, но вы с Кейелом, – я промолчала, но внутри меня все заметно встряхнулось, – на всю Обитель прогремели, и слухи точно пойдут по всему Фадрагосу. Да и толпа очевидцев прекрасно расслышала его слова о твоих чувствах к нему. Пусть он прямо не сказал, но не держи фадрагосцев за дураков. Стать любовницей правителя – для тебя замечательный способ, чтобы не только вернуть утраченное, но и получить большее. Он ведь сделает тебя почитаемой! Тебе не придется трудиться в гильдиях одинаково со всеми, а с твоими знаниями…

– Подожди, – подняла я руку, чувствуя, как внутри закипает ярость.

– Не перебивай, – настояла Ив, резко дернув ушами. – Ты о самом главном не знаешь: любовницам позволено приходить в дворцовую библиотеку! Там есть наработки Аклен'Ил, к которым ты, возможно, сумеешь подобраться. Мудрецы, – она как‑то болезненно закусила губу, опуская взгляд, но не позволила себе долгую заминку, – если верить, всему, что мы видели, преподносят нам не всю информацию.

Ивеллин замолчала, сурово глядя на меня, но в данный момент мне не было дела до мудрецов и библиотеки. Подождет.

– И давно? – посмотрела я в серые глаза Елрех. Она, напротив, отвернулась. – Как давно ты решила подложить меня под Волтуара?!

– Асфирель, – низко прорычал Ромиар, бегло рассматривая комнату.

Я оглянулась. Ксанджи вспыхивали огнем в воздухе и тянулись ко мне. Я сжала зубы и отмахнулась рукой от ближайшего – и он потух, исчез. Теперь троица округлила глаза, вглядываясь в чистый воздух, без мельтешения разрушительных духов, но я сильно злилась, чтобы во мне осталось хоть немного места для искреннего изумления. Она – единственное существо, которому я тут доверяла! Единственная, кого я во всем слушала!

– Когда?! – вскрикнула я, шагнув вперед.

– Невинная Асфи, это тебе же на пользу, – еле слышно пробормотала она.

Я отступила, едва сдерживаясь, чтобы не оскорбить Елрех, не разгромить комнату. Слезы рвались наружу, мысли путались. Опять пешка в чужих руках. Опять стремятся решить за меня, пусть даже мне во благо. Но разве я этого просила? Разве стремилась к благоустройству в Фадрагосе? Да я лучше подохну, чем останусь в этой дыре, где никому нельзя верить!

– Асфи! – донесся голос Елрех, когда я уходила.

– Не гонись за ней. Она не понимает, что тянет тебя за собой! – А от слов Ромиара я все же приостановилась на пороге, но эмоции кипели. Мне необходимо побыть немного одной, прийти в себя.

Я добралась до утеса, когда солнце клонилось к горизонту. Уселась на горном выступе и постаралась взять себя в руки, трезво обдумать все и разобраться со всем, что услышала от тех, кто многое знает обо мне и стремится поддержать, пусть даже и такими несправедливыми способами. Я прекрасно понимала решения Елрех, она подстраховывала меня на случай, если я все‑таки ничего не добьюсь в поиске сокровищницы. Стать любовницей правителя в Фадрагосе престижно, а значит, у меня появилась бы база, опора, влияние, чтобы легче было не только обосноваться в этом мире, но к тому же безопаснее и проще добывать информацию об Энраилл. Но моя обида все равно перекрывала всю эту дружескую заботу. Елрех не сообщила мне о своих планах и идеях, которые наверняка возникли еще на собрании в зале мудрецов.

С другой стороны… Ну, сказала бы она правду, как бы я отреагировала? Во дворец меня затащили бы только через силу, но и тут я, вероятнее всего, призвала бы всевозможных духов на помощь, лишь бы выбраться из западни. А что сейчас мешает? Стараюсь оправдать Елрех, понять местных жителей… Неужели в самом деле готова опуститься до кошмара? Моя беловолосая подруга права: я сама запуталась с тем, что мне дорого. Хотела бы я сейчас домой? Очень.

Слабая улыбка против воли появилась на моем лице, а необходимое спокойствие нахлынуло каким‑то невидимым, но таким уютным покрывалом. Слезы все же пропитали ресницы, сорвались с уголков глаз, скользнули по щекам. Дома было так безопасно, а я никогда этого не ценила. Сколько раз на день я звонила маме, чтобы спросить о пустяках вроде готовки? И так часто избегала бесед о личном, отмахиваясь от навязчивой заботы. Злилась на строгие предупреждения папы… Это тогда навязчивость и строгость. Прав Ромиар. Даже преуменьшает. Я не просто глупая – я идиотка, которая столько всего упускала и не ценила. И Аклен’Ил безумно правы: мои взгляды слишком отличаются от взглядов фадрагосцев. Они впитывают свою идеологию с рождения, а я не могу. Просто не могу принять все, что видела и слышала. Жуткий мир, жестокие правила, непонятные законы…

– Так что же тебе дорого, Аня? – тихо спросила я, подтягивая к себе ноги и обняв их.

Я лучше умру, чем останусь тут в одиночестве, без возможности полноценно разделить счастье и горе с кем‑то. Потому что целая толпа вокруг, но ни один из этой толпы никогда не взглянет на мир так же, как и я. Действуй, Асфирель. И никогда не позволяй себе остановиться!

Порыв теплого ветра донес аромат ночной фиалки, потрепал челку, выбившуюся из косы, немного остудил влажные от слез щеки. Я смотрела, как на багровом небе раскаленное солнце касается горизонта и теперь легче обдумывала сегодняшнюю ссору. Наверняка Елрех непросто делать выбор. Вполне возможно, что она сама часто боится обидеть меня, задеть, сделать мне хуже. Опасается, не зная, как иномирянка отреагирует на ее, казалось бы, понятную заботу. Она возится со мной, тратит время, рискует собой, просто потому что я нравлюсь ей. Своеобразная доброта и щедрость, но стоит ли мне отмахиваться и от такого?

Я ушла с утеса, когда в зарослях нельзя было пройти без Охарс. Зеленые духи мерцали у ног, освещая неровную, каменную дорожку. В дворцовом парке они были шире и ровнее, а деревья росли реже, отчего света хватало и без духов. Я пропустила ужин, но мы все равно ели в старой столовой, которая находилась в самом дальнем крыле дворца. Поэтому не переживала, что оскорблю друзей своим отсутствием, как могло бы быть, если бы опоздала к почитаемым и небесным. Да и здоровым аппетитом похвастаться не могла. Сейчас я стремилась к цели, к тому, что мне дорого и ради чего я уже неоднократно смотрела в лицо смерти. Разве способно что‑то напугать сильнее?

Во дворце ярко сияли великие духи света, отражались в мраморных стенах, не оставляя ни одного темного уголка. Меня никто не останавливал, но я уже при первом разветвлении коридора растерялась, не имея понятия, куда двигаться дальше… Возможно, господа жрать соизволят, а тут я приперлась, измотанная, раздраженная и требующая. Выдохнула шумно, порывисто, от души. Затем глянула в сторону стражи у входа. На каком языке говорят эти эльфы? Если общего не понимают, то будет проблематично узнать у них дорогу, а оттягивать с желаемым нельзя, потому что наверняка вся решительность не продлится долго. Но таких, кто не говорил бы на общем языке в Фадрагосе, я не знала. Впрочем, мне повезло, мало того, что язык эльфы знали, так еще и вполне любезными оказались. Правда, сначала косились по сторонам, потом сурово спросили, зачем мне понадобился правитель в такой поздний час, но моя настойчивость и, возможно, безобидный вид победили. Вскоре мне в подробностях объяснили не только, где искать кабинет Волтуара, но и заверили, что он из него выбирается редко, особенно ради каких‑то там ужинов.

Петляющие коридоры, шикарные лестницы с позолоченными перилами и богатыми коврами, кажется, бесконечно уводили меня в бездну. Мой шаг замедлялся с каждым пройденным метром, но я буквально на негнущихся ногах заставляла себя идти вперед. Сердце сжималось сильнее, ком в горле становился ощутимее, а внутри что‑то медленно умирало. Гасло. Что‑то важное, что заставляло верить в чудеса. Я поднесла руку к висящему на красивой, деревянной двери амулету, хотела ухватиться, чтобы духи сообщили Волтуару о посетительнице, но вспомнила сплетни, подслушанные у дворика с фонтаном. Не выставит ли правитель меня из дворца так же, как предыдущую девушку? С одной стороны, хорошо, ведь тогда я не буду чувствовать себя виноватой перед Елрех и избегу участи постельной игрушки, а с другой – плохо. Прежде всего я стараюсь не для фангры, у которой и без меня жизнь обустроена. Причем без меня даже лучше, чем со мной. Вновь потянулась к амулету, вспоминая, как Волтуар разрешил обращаться к нему, если что‑то понадобится, но закусила губу и отступила. Еще немного потянуть время. Проблемы сами собой, конечно, не решатся, но еще немного побыть правильной. Побыть собой…

Я села напротив двери, прямо на пол. Обхватила ноги и положила голову на колени. Сердце немного расслабилось, дыхание выравнивалось. В самом деле, лучше подождать, когда Волтуар освободится от работы, чтобы не рисковать лишний раз. Очередное оправдание? Возможно. Но иначе не получается. По‑другому я не могу.

В голове царило какое‑то тоскливое опустошение. Будто и вправду все четкие мысли вырубили. Только рваные, безотчетные… глупые.

– Асфирель, – едва слышно позвали меня.

Я чуть потянулась и нахмурилась. Совсем не заметила, как задремала. Но весь сон схлынул, когда я подняла голову и, глядя в голубые, змеиные глаза, мгновенно вспомнила последние события.

– У вас все хорошо? – с участием спросил правитель.

– Да, почтенный Волтуар, – пролепетала, быстро опуская глаза.

Сердце бешено заколотилось, а в ушах забарабанило. Меня затрясло.

– Сколько вы тут просидели? Замерзли? – он прикоснулся к моему плечу. – Вам необходимо согреться.

– Мне необходимо поговорить с вами, – выдавила из себя.

Услышала свой голос безжизненным, мертвым. Это был не мой голос, совершенно чужой.

Ну здравствуй, Асфирель. Тебе удалось загнать Аню в угол.

– Надо было сообщить мне, что пришли. Пойдемте, – подал руку правитель, помогая подняться.

В кабинете засияли духи, но приглушенно, не ослепляя. Я осмотрелась: оббитый зеленым сукном стол громоздился по центру; заваленные свитками и тяжелыми книгами полки и шкафы примостились у двух стен; богатый, золотых оттенков диван стоял сразу у двери, а напротив огромное окно, выходящее в сторону той части парка, которой я ежедневно ходила от выделенного нам домика ко дворцу. Цветов в кабинете было гораздо меньше, чем расставляли по коридорам.

– Можете присесть, – любезно разрешил Волтуар, указав на диван.

Сам он опустился в удобное кресло за столом. Я снова потупилась, не смея прямо смотреть на правителя. Это разрешалось вне дворца, вне региона Цветущего плато, а тут считалось дурным тоном, а если еще наглости добавить – так и вовсе оскорблением.

– Благодарю, почтенный Волтуар, но если можно, то я постою.

– Как вам угодно. О чем вы хотели поговорить?

Я из‑под ресниц заметила, что он отвлекся на небольшой свиток. Стало так трудно, будто мне доступ к кислороду перекрыли. Воспоминание о доме немного прибавили решительности, но не помогли даже рот приоткрыть, а вот картинка мертвой воровки, мною убитой, между прочим, и кинжал, прошедший сквозь мою руку… Это я еще тогда не увидела ножевые раны в своем животе, зато шрамы могла разглядывать сколько угодно. И это ужасное чувство, будто кожа плавится, хотя на самом деле все было в порядке. Воображение иногда злобно шутит, чересчур реалистично.

– Девушки, из которых вы выбираете любовниц, – я сглотнула, но лишь горло царапнула. – Как попасть в их число? И можно ли туда попасть обычной… человечке?

Волтуар заинтересованно взглянул на меня. Посидел немного, а затем отложил свиток, лениво поднялся из‑за стола и медленно направился ко мне. Я непроизвольно отступила, но сразу же заставила себя замереть. Сладкий запах сегодня был разбавлен горчинкой. Волтуар обошел меня, остановился у плеча и тихо произнес:

– Обычно хватает одной мимолетной встречи. Первый взгляд говорит о многом. Если девушка с первых мгновений привлекла внимание, задержала его, значит, она может попытать удачу. – Склонился ко мне, я кожей ощутила шумный выдох шан’ниэрда, едва устояла, чтобы не отшатнуться, но справилась. Он продолжил: – Но иногда встречаются девушки, которые умеют удивлять. С первого взгляда они отталкивают, вызывают брезгливость. Например, грязные, в дикарских лохмотьях, но с таким взглядом словно перед ней равный. И я бы многое понял, будь она хотя бы эльфийкой. Да и те не позволяют себе подобных вольностей, а тут – человек. Человек грязный, без сословия, без гильдии. Без прошлого. Возможно, больна – так я подумал тогда, чтобы успокоиться и оправдать ее. Асфирель, я не привык, когда меня рассматривают как диковинку.

Я невольно съежилась, вспоминая нашу первую встречу.

– Простите, почтенный…

– Но со второго взгляда, – перебил он, чуть повысив тон, – я рассмотрел нежность, хрупкость и изящность. Однако высокомерие и самоуверенность никуда не исчезли, даже когда вы были напуганы и, как мне показалось, горевали. Проявить снисходительность ко мне… Я впечатлен.

– Я для вас диковинка? – мой голос дрогнул.

– Вы можете занять место среди претенденток для меня, – разрешил он, игнорируя вопрос. Хотя подтверждение не требовалось. Все предельно ясно: я заинтересовала его непривычностью; он приглядывался ко мне так же, как я с любопытством смотрела на Фадрагос и оценивала его дикость.

Волтуар не отстранялся, по‑прежнему касаясь дыханием моей щеки. Я продолжала дрожать и ничего не могла с этим поделать. Это был не страх, а что‑то другое. Наверное, ненависть, презрение… И кажется, к себе. Правитель, наконец‑то, отступил, а после бодро подошел к столу, вновь сел в кресло, но теперь смотрел на меня иначе. Словно старался скрыть удовольствие, но у него плохо получалось. У правителя‑то? Не поверю! Теперь уже точно никому и ни во что тут не поверю! Он молчал, но и не спешил отпускать меня. Я постепенно начинала злиться, но не позволяла ни единой эмоции проскользнуть наружу.

– Я прикажу подготовить для вас необходимое соглашение, – нарушил он тишину. – Его могли бы принести сейчас, но подождем до завтра. Придете ко мне утром и повторите свое желание. Комнату для вас подготовят. Если у вас нет ко мне больше вопросов, можете идти.

– Комнату? – переспросила я, не успев сформулировать вопрос полностью. – Простите, почтенный Волтуар, мои спутники тоже будут рядом со мной?

– Нет, – дружелюбно улыбнулся он. – Я не могу выбрать себе в любовницы полукровку с кровью беловолосого шан’ниэрда, не имею право отрывать от дел столь важную для Фадрагоса исследовательницу, как вашу подругу Ивеллин, и тем более не намерен рассматривать любовников. Думаю, вашему другу не понравилась бы идея, которую вы только что озвучили.

– А я всего лишь человек, – не сумела я поддержать его веселье.

– Людям не запрещено. К тому же вы исключение из всех правил, Асфирель. Ни в одном соглашении вы не найдете запрета, который касался бы человека из другого мира. Такая тонкая лазейка, – свел он темные брови, пару раз стукнул пальцами с крепкими светлыми, как и рога, коготками по столу и задумчиво добавил: – Да, соглашение вам подготовят утром. У вас есть еще вопросы?

– Нет, благодарю, почтенный Волтуар.

– Тогда идите.

Глава 3. Золотая клетка

В потемках я разбудила Елрех, потревожила сон спящего рядом с ней Ромиара, заскочила в свою комнату за легким пледом и вышла на крыльцо домика. Полная луна освещала застывшее в легкой тишине великолепие парка. Буйные краски в нем даже ночью не исчезали. В Фадрагосе встречались цветы с огромными бутонами, которые чуть сияли в темноте, привлекая ночных насекомых. Бабочки, нахватавшись хрупкими крыльями пыльцы таких цветков, мелькали разными оттенками в темных зарослях. Легкий ветер продолжал шелестеть листвой и разносить ароматы по территории плато. Я прошла к уютной беседке у крошечного пруда, устроилась в ней с удобством, набросив на себя плед, и стала дожидаться Елрех. Она довольно скоро скрипнула дверью, широко зевнула, огляделась. Заметила меня и сразу побрела ко мне.

Елрех молчала и стыдливо отводила взгляд, усаживаясь на широкую скамью напротив меня. Я тоже не спешила заводить беседу, хотя уже точно знала, о чем мне нужно поговорить и как поступить с виновницей сегодняшнего переполоха. Мы так и сидели в молчании какое‑то время, вздыхали шумно и тяжело, а затем в воде булькнуло, послышалось кваканье и снова плеск. Я не выдержала, но произнесла размеренно, негромко, чтобы не нарушить трепетное спокойствие:

– Завтра я подпишу соглашение, чтобы попытать удачу и стать любовницей Волтуара.

– Он не откажется от тебя, – таким же тихим голосом сказала Елрех.

– Знаю. Теперь уже знаю. – Мои пальцы непроизвольно дрогнули, сжали шершавую ткань юбки, и я снова тяжело выдохнула. – И если честно, то мне страшно, что я даже поцеловать его не смогу. Не пересилю себя.

– Шан’ниэрды красивы, аккуратны. Почему? – украдкой взглянула она на меня. – Из‑за Вольного?

– Не только, – не стала лукавить я, обнимая себя за плечи. – Рогатые, хвостатые… Это же зоофилия какая‑то.

Она покачала головой.

– Извини, Асфи, я не знаю, о чем ты говоришь.

Я постаралась прогнать отвращение и неприятные образы того, что, возможно, ждет меня в ближайшем будущем.

– Я хочу, чтобы ты утром отправилась со мной, – проговорила я, собирая в голове только те вопросы, которые необходимо решить первостепенно.

– Для чего? – нахмурилась она. – Правитель не приглашал меня.

– Я плохо читаю на вашем языке, могу не разобраться в чем‑то важном. Я даже понимаю с трудом, что тут у вас считается важным, а что мелочь. Не хотелось бы попасть в пожизненное рабство.

– Не попадешь, – на мгновение ее лицо озарилось улыбкой и добротой, но быстро все исчезло.

– Хватит, Елрех. Я простила тебя, – заверила я, глядя прямо ей в глаза. – Немного злюсь, немного расстроена, но простила, ясно? Лучше помоги мне со всем разобраться. Чувствую себя такой вареной, будто не со мной все это происходит.

Она некоторое время смотрела виновато, а затем, чуть расправив плечи, бодро произнесла:

– Он не имеет права никого насильно удерживать рядом с собой, даже если полюбит. Ты ведь помнишь особенность шан’ниэрдов?

– Помню, – поежилась я. – Не хватало еще стать той самой единственной.

– Зато любящий шан’ниэрд никогда не пойдет против твоей воли, – она оглянулась в сторону дома и добавила: – если, конечно, это не Вольный.

– А политика? Супруга не влияет на нее, пользуясь слабостью? – немного удивилась я.

– Ты уже заглядываешь так далеко? – улыбнулась Елрех. – Духи свидетели, только что ты была недовольна и вероятными поцелуями с Волтуаром.

– Не‑е‑ет, – полушепотом протянула я, не желая даже представлять себе ужасную картину того, что стану женой в этом мире. – Этот вопрос мне действительно ни к чему.

– Вот, что важно, Асфи, – теперь Елрех смотрела строго. – Когда он выберет тебя своей любовницей, – а он несомненно это сделает, раз уж привез тебя сюда и согласился рассмотреть получше, – ты не сможешь изучать дар реки Истины.

– Почему? – напряглась я. Моя сила важна, и может помочь в поиске сокровищницы.

– Мы неоднократно убеждались, что дар не подчиняется тебе, когда ты пьешь зелья. Видимо, нужны искренние желания, чувства, а любые зелья, которые усиливают их, воспринимаются духами, как хитрость, обман.

– Меня будут поить зельями? – разволновалась я.

– Ничего серьезного, – поспешила успокоить Елрех. – Во время походов ты пила настойку, чтобы избежать в трудных условиях женской крови. В благоприятных условиях лучше выпускать ее, очищать тело от того, что оно считает лишним.

– Елрех, – перебила я, чуть поморщившись, – я достаточно хорошо знаю о том, что ты мне рассказываешь. В нашем мире в этом разбираются лучше, чем у вас. Что с зельями?

Елрех убрала белую прядь за ухо, чуть склонила голову, отчего глаза спрятались от лунного света в тени.

– Любовница ни по каким причинам не смеет отказать своему правителю. Лишь однажды за тридцать смен солнца на луну она освобождается от его внимания. Ежедневно ты будешь пить зелья, которые усиливают желания, – проговорила она обыденным тоном, а я зажмурилась и сжала челюсти, сдерживая ругательства, – но они же удерживают женскую кровь. И в необходимый день тебе будут выдавать другие зелья, чтобы за краткий срок избавить тебя от нее. Не волнуйся, пугливая Асфи, – по‑своему она приняла мое выражение лица, – тебе не будет больно. Этот день ты благополучно проспишь.

Я бы с удовольствием проспала все пребывание в Фадрагосе, если бы кто‑нибудь отыскал для меня Сердце времени. С другой стороны, хорошо, что я не смогу обращаться к дару. Наверняка Ксанджи поселились бы рядом со мной. О моих способностях никто не должен узнать, а если учесть, что меня ждет, то я точно буду часто нервничать. Вполне возможно, что и с самоконтролем распрощаюсь. Зелья пить, чтобы…

– Елрех, – испуганно взглянула я на подругу, – а противозачаточные у вас есть? Это таблетки… лекарство… зелье, – решила не мучиться с объяснениями, – которое не позволяет зачать ребенка. Я не говорю, что прямо сразу в постель к Волтуару стремиться буду… Очень надеюсь, что смогу оттянуть этот ужас до приезда соггоров, а там придумаю что‑нибудь. Но и шанс мизерный, что у меня получится… Любовниц ведь не заставляют рожать?

Она нахмурилась, что мне очень не понравилось, и произнесла:

– Нет, не заставляют. Я о таком не слышала. Если правитель не осознает, что перед ним его избранница любви, то он никогда не свяжет себя с ней ребенком. Но и тогда должны быть ограничения. Ведь есть среди любовниц девушки, которых ждут возлюбленные. И такое бывает нередко. Правитель в любом случае отпускает этих девушек. Он не будет удерживать насильно рядом ту, которую полюбит. Любовь шан’ниэрдов – их слабость.

– Это если у девушки возлюбленный есть, а у меня‑то его нет. Так зелье мне будут давать или нет?

– Женщины никогда не пьют такие зелья, – покачалаона головой, – слишком опасно для нас. Их пьют мужчины, чтобы ослабить семя, не позволить ему раскрыться, попав в нас. Для них это безопаснее.

Час от часу не легче!

– То есть я должна довериться Волтуару? А если он забудет хлебнуть его? Ты понимаешь, что мне ни в коем случае нельзя…

Я зарычала, сжимая кулаки. Отвернулась в сторону пруда. Если кто‑то умрет в Фадрагосе по моей вине, что очень плохо, конечно, то все равно есть надежда на Сердце времени. И все совершенно иначе, если я подарю жизнь в этом мире, а затем отберу ее, отматывая время вспять. Это даже не аборт, а гораздо хуже! Тяжелый груз и цепи, которые окончательно привяжут меня к этому миру, оставляя на моей душе все плохое, что уже случилось. Все убийства, несчастья… Ведь если бы мы тогда, в Красной Осоке, вновь не подняли наболевшее горе деревни, не спровоцировали Кирию вызвать Анью, наверняка, никто бы не пострадал. Вольный согласился заглянуть туда из‑за меня, и он очередным ритуалом всколыхнул ненависть в горюющей женщине. Пусть моей прямой вины в гибели деревни нет, но я все равно не могла отделаться от мысли, что без меня ничего бы этого не случилось. Я смогу многое исправить, необходимо только отыскать артефакт.

– Я никогда не слышала о том, чтобы любовница становилась женой правителя с жизнью внутри. Это событие, к которому приходят обоюдно, Асфи. Не думаю, что тебе стоит беспокоиться.

От ее слов все равно легче не становилось. Я сглотнула тугой ком, чуть тряхнула головой, избавляясь от мыслей, которые лишь добавляли разочарования и страха.

– Есть что‑то важное, о чем я должна знать? – спросила твердым тоном.

– Я знаю немногое, лишь о зельях, которые мы же и изготавливаем, а остальное только по слухам. Жизнь почетных далека от уважаемых, а что уж говорить о небесных? Знаю только, что любовниц правителей по отметине на руке отличают. Видела рисунки у них?

– Да, – кивнула я, вспоминая яркие, однотонные татуировки. Кажется, у каждого правителя были свои символы и цвета. И если память не подводит, то у любовницы Волтуара, эльфийки Альхинты, узор был рыжим, немного напоминал рисунок хной.

– Пойдем, Асфи, – мягко позвала Елрех, приподнимаясь, – выпьешь зелье крепкого сна.

И раньше мне приходилось волноваться: поступление, зубрежка под бубнеж одногруппников в холодных коридорах института, сдача экзаменов. Но самым страшным событием запомнился день, когда папу забрали на скорой с сердечным приступом. Для нас стало неожиданностью, что у него проблемы с сердцем. На свое сорок восьмое лето он вдруг не перенес очередную жару, сорвал незначительное собрание, перепугал немногочисленных подчиненных, а заодно и семью. В тот день, находясь на лекции, я получила краткое сообщение на мобильный: «Дмитрий Алексеевич в реанимации. Не смогли дозвониться вашей маме. Свяжитесь с нами». Потом даже вспомнить не могла, как выскакивала из аудитории, как перезванивала по номеру, с кем говорила, как вызывала такси, выбегая на улицу, а затем забыла в машине сумку. Все делала на автопилоте, постоянно задаваясь вопросами: «Не глупый ли это розыгрыш?», «Как могли пропустить заболевание?», «Все ли будет хорошо?». Позже с Егором успокаивали маму, дожидаясь врачей с разъяснениями. И если бы не Егор, я бы тоже совсем расклеилась, но брат в свои пятнадцать сумел собраться сам и удержать нашу с мамой истерику. После я еще пару дней приходила в себя, проживая эти дни в квартире Жени. Он тогда не оставлял меня ни на секунду. Эта была сильная встряска, трудный период, который сейчас вспоминался фрагментами.

Сегодня я тоже волновалась, но переживания проходили совершенно иначе. Я не металась по комнате в нетерпении, не боялась… Страх исчез еще вчера. Однако состояние автопилота присутствовало в полной мере. Я равнодушно отметила солнечный свет, падающий через окно – надела легкое платье. Пока умывалась на улице, поняла, что утренний ветер сегодня прохладнее, поэтому накинула шаль. Я с легкостью согласилась подождать Ив с Роми, когда исследовательница остановила на пороге. Она безвылазно сидела в лаборатории Аклен’Ил, куда ей почти сразу разрешили наведываться. Елрех с заботой попросила меня не волноваться, и я даже осилила выдавить слабую улыбку в ответ. Ив по дороге что‑то воодушевленно рассказывала мне о свойствах какого‑то цветка, который сейчас активно изучали на Цветущем плато, и я иногда кивала ей, старалась прислушиваться. Вот только в голове была полнейшая пустота.

Окна в светло‑золотом коридоре были распахнуты настежь. Ветер поигрывал легкими, белыми занавесями; лепестки дневных цветов, растущих в глиняных горшках, дрожали от прохладной ласки. Я остановилась у деревянной двери, с красивыми резными узорами, потянулась к висящему черному камню, в полупрозрачной глубине которого мерцали совсем крохотные рыжие светлячки. Сжала гладкий камень в руке, дождалась, когда он нагреется, и отпустила. Отступила на шаг.

Ветер вновь скользнул внутрь помещения, потрепал мои волосы, и я чуть поморщилась, понимая, что забыла собрать их в косу. Убрала прядь с лица, заправив ее за ухо. Не успела убрать руку, когда дверь открылась, – так и замерла, осторожно глядя из‑под ресниц на Волтуара.

– Почтенный, – хотела произнести отчетливо, но вышло лишь громким шепотом.

Он услышал. Шагнул в сторону и жестом пригласил меня в кабинет. Я вцепилась в шаль и старалась прогнать ощущение, будто стою на тонком льду, который страшно трещит и вот‑вот расколется подо мной. Словно готовилась рухнуть в ледяную воду – глубоко вдыхала и загодя ежилась.

– Асфирель, у вас все хорошо? – поинтересовался Волтуар, располагаясь в кресле. – Можете присесть.

Сегодня в кабинете стояло еще одно кресло попроще; было придвинуто сбоку стола, на котором лежала стопка недорогой афитакской бумаги, расписанной от верха до низа.

– Благодарю, почтенный Волтуар, – произнесла я, заняв краешек кресла.

Шан’ниэрд тряхнул головой, избавляя глаза от волос, пытливо взглянул на меня и спросил:

– Вы готовы попросить о своем желании еще раз?

– Да, – кивнула я, едва не нахмурившись.

– Тогда просите.

Растерянность сковала на несколько долгих секунд. Я не понимала, зачем необходимо повторять просьбу. Разве недостаточно будет подписать соглашение? Почему‑то с трудом оказалось составить предложения о том, что мне нужно… Нет. Что я хочу попытать удачу, чтобы стать любовницей Волтуара. Язык отказывался ворочаться, когда первые слова все же подбирались. Я не выдержала и просто спросила:

– А это обязательно?

Волтуар улыбнулся, с первого взгляда казалось, дружелюбно. Но со второго – легкое презрение, снисходительность и абсолютное понимание моего замешательства. Ну да, должно быть со стороны я гораздо хуже местных девушек. Они хотя бы искренне почитают своих правителей, рады услужить им, пусть и преследуют выгоду.

– Я присматривался к вам, Асфирель, – заговорил Волтуар таким тоном, что мое сердце ухнуло. Захотелось ухватиться за наточенную письменную палочку, окунуть в чернила и расписаться на всех листах, что лежали перед моим носом. Возникло ощущение, будто прямо сейчас все возможности отодвигаются от меня на недостижимую величину. – С самого начала не надеялся, что с вами будет легко. Но тогда я акцентировал внимание на Вольном. Между вами было что‑то серьезное?

– Нет, – ответ прозвучал звонко, и я втянула голову в плечи. А затем и зажмурилась, полностью теряя самообладание.

– Ваша реакция говорит об обратном, – спокойно заметил правитель.

Я сумела распрямить спину, вдохнула глубоко и напомнила:

– Он хотел принести меня в жертву.

– Справедливые духи с вами не согласны. Вам не следует оскорблять их волю.

– Простите, почтенный Волтуар, – тише проговорила я. Голова немного кружилась, а ноги потяжелели. Хорошо, что сижу.

– Мне хочется верить вам, – сказал он, с удобством откинувшись на спинку кресла. – Я вижу перед собой привлекательную девушку. Интересную девушку, – замолчал, и мне показалось, что он внимательно следит за мной. Не сдержалась, снова кутаясь в шаль и крепко сжимая шерстяную ткань. Волтуар продолжил: – Я шел вам навстречу, ждал, когда вы заинтересуетесь мной. Очень удивился, заметив, что вы избегаете меня. И совсем не ожидал услышать отказ на простое предложение прогуляться. Я был уверен, что вы равнодушны ко мне, но не удержался, – пробарабанил коготками по столу. – Мне ничего не стоило приказать Аклен’Ил проверить вашу связь с аномалиями еще раз, хотел немного задержать вас. И вот вы узнаете, что скоро покинете дворец и приходите ко мне, напрашиваетесь в любовницы, – усмехнулся, а я едва не вжалась в спинку кресла. – Даже не так, Асфирель. Вы заснули у меня под кабинетом, обнимая себя. Почему боялись? Из‑за этого ведь не зашли сразу? – замолчал, будто в самом деле ждал ответов, но стоило мне только чуть глубже вдохнуть и приоткрыть рот, как он снова заговорил: – Вам не нужны богатства и привилегии, иначе не отталкивали бы меня в первые дни. И вам точно не нужен я. Что вы забыли в моем дворце? Что ищете тут?

Я старалась не дрожать, но получалось плохо. Лицу было холодно, видимо, кровь совсем отхлынула.

– Хорошо подумайте, прежде чем солгать мне, – произнес ледяным тоном Волтуар.

– Я не собиралась вам…

– Хорошо подумайте, – с нажимом повторил он, прервав меня.

В висках стучало, а дышать глубоко не удавалось. Цветочный аромат стал нервировать, царапать горло тонкой навязчивой сладостью. Я порадовалась, что накануне пила зелье крепкого сна, и духи еще какое‑то время не отзовутся на мои эмоции. Но что отвечать?

Волнение росло, и напряжение никак не спадало. А еще я опасалась, что он может попросить поклясться вслух о том, что я говорю правду. Я едва не зажмурилась, но справилась: заставила себя посмотреть в змеиные глаза и произнести:

– Мне нужно выплатить долг Аспидам.

Волтуар молчал, постукивая пальцами по столу, и не сводил с меня пристального взгляда. Я сглотнула и все же опустила голову.

– Любовницы получают выплату, – будто вслух согласился он. – Но стоит ли она того, чтобы столько времени дарить себя мужчине, который вам неприятен? Можно было бы рассчитаться, работая на благо Аспидам. Два‑четыре периода хватило бы.

Он знает, сколько я должна Аспидам? Как много обо мне узнал?

– Меня столько раз пытались убить, – поежилась я, решив давить до последнего. – Если я побуду любовницей правителя, то после смогу трудиться, не покидая дом гильдии. Хочу жить в безопасности, а Дриэн не позволит отсиживаться мне, если я не получу хоть какое‑то влияние в Фадрагосе.

– А вы планируете и после оставаться в Аспидах? – удивился он.

Я растерялась. Была уверена, что тут все состоят в гильдиях. Или подвох кроется в другом?

– Я благодарна им за все, – не рисковала лгать, стараясь говорить хотя бы полуправду.

– И поэтому, став почитаемой, останетесь в гильдии уважаемых? Небывалая щедрость.

– Да, – твердо заявила я, хоть и сделала зарубку, узнать об этом подробнее у Елрех.

– А если я проявлю щедрость и награжу вас за сотрудничество с Аклен’Ил той суммой, которая покроет ваш долг? – с насмешкой спросил он.

Я молчала, уставившись в окно. В голове и без того было пусто, а сейчас и вовсе образовался вакуум. Можно взять деньги, покрыть долги и искать Энраилл, но тогда я не встречусь с соггорами, не сумею заглянуть в дворцовую библиотеку и, быть может, упущу что‑то важное.

– Я хочу стать почитаемой или хотя бы уважаемой. Как много дорог открыто низшим в Фадрагосе? – поежилась я. – Мне просто повезло встретить Елрех.

В кабинете повисла тишина. Волтуар не двигался, замерев в кресле и глядя на стопку бумаг перед моим носом. К черту! Если он меня сейчас выставит из дворца, я не расстроюсь. Унизительно тянуться в постель к мужчине и при этом оправдываться перед ним же за это стремление.

– Вы уверены, что я сделаю вас своей любовницей? – тихо поинтересовался он.

Я чуть не скривилась, поэтому сильнее склонила голову к груди и порадовалась, что волосы не собраны. Они упали на лицо, скрывая хмурость. Я сжала кулаки, вспоминая все последние переживания. Волна раздражения разрасталась во мне.

– Благодарю вас, почтенный Волтуар, – тихо и сдержанно произнесла я. Даже улыбнулась, распрямив спину и глянув в глаза правителю, но быстро вспомнила, что это не по правилам, поэтому продолжила говорить, уставившись в столешницу. – Думаю, вы правы. Меня привлекает ваша необычная красота – в нашем мире не было никого, кроме людей. К тому же вы мудрый и… Я не смогу дарить себя вам только по этим причинам и ради выгоды, для подобных отношений мне необходимо… – чуть покачала головой и не стала углубляться в те условия, которые были привычны. Решение отступить от этой дурацкой идеи принесло облегчение, будто камень с души свалился. Появлялся энтузиазм и набирались силы для поиска сокровищницы – в эту секунду я поверила, что рано или поздно найду ее. – Простите меня, почтенный Волтуар, я отняла у вас время. Если можно, я отыщу друзей, и мы покинем дворец в течении одного шага солнца. За результатами Аклен’Ил мы придем позже. Все равно они убеждали меня, что ничего не изменится.

– К чему спешка? – спросил он, постукивая пальцами по столу.

– Не хочу досаждать вам. Я ведь не только время ваше потратила, – закусила губу, понимая, что напрасно потревожила правителя. Кому бы понравилось такое? – Простите меня, почтенный Волтуар, – повторила еще раз, надеясь, что он расслышит искреннее сожаление в голосе.

Уходить без разрешения нельзя, а Волтуар не спешил отпускать, поэтому я ждала, застыв со склоненной головой и разглядывая соглашение, которое больше не привлекало своей близостью. Хотя какой‑то червячок точил меня изнутри, обвинял в том, что я поступила неправильно. Пугал тем, что я добровольно отказываюсь от огромного шанса, уговаривал броситься в ноги к Волтуару и просить, пока тот не согласится принять меня. Противоречие разрывало на части.

– После подписания этого соглашения, – нарушил тишину Волтуар, – вы еще не станете моей любовницей, а только предложите свою кандидатуру на рассмотрение. Однако ваши долги покроются сразу же, Аспиды начнут получать столько же, как если бы вы выбирались в походы ежедневно: суммы можете посмотреть на третьей странице. Вы будете проживать во дворце до тех пор, пока я не попрошу вас его покинуть или пока не выберу любовниц, а также вы вправе уйти в любой момент, как только этого захотите.

Волтуар переставил чернильницу ближе ко мне, положил письменную палочку на соглашение и снова расслабился, удобно рассевшись в кресле.

Я должна была вежливо отказаться, встать и уйти, но сомнения вновь возрастали. Опять вспоминала ссору с Елрех и ночной разговор с ней. Я подавила недавно вспыхнувшую гордость и заставила себя потянуться к соглашению. Уже однажды подписывала схожие документы в Фадрагосе, когда вступала в Пламя Аспида. Подписывались тут в верхнем углу на первой странице в специальной красной графе, которая пропитывалась волшебным зельем и работала нерушимой клятвой. Я не стала читать огромный ворох бумаг, потому что знала наверняка: в них я найду повод для отказа. Обмакнула наточенный кончик в чернила, а затем, не позволяя себе одуматься, размашисто написала имя «Асфирель». Волтуар тут же выдвинул шуфляду стола, вытащил из нее маленькую игольницу и протянул мне. Я выдернула иголку и зажмурилась, пробивая палец. Капелька крови выступила не сразу, но и ее хватило, чтобы мазнуть по соглашению. Бумаги окрасились малозаметным зеленым маревом, а затем на листах по краям появился светлый узор.

– Комнату для вас подготовили, вы можете приказать, и ваши вещи доставят в нее. Служанка ждет за дверью кабинета, она вам все расскажет и покажет, – монотонно проговорил Волтуар. – У вас есть ко мне вопросы?

– Нет. Благодарю, почтенный Волтуар, – лишенным чувств голосом сказала я. Хотелось уединиться, спрятаться ото всех.

– Можете идти.

Я старалась не сорваться с места, пыталась не ежиться под пристальным взглядом, но терпение было на грани. Я злилась на себя, на эту глупую случайность, которая перенесла меня в Фадрагос. Я быстро оказалась у двери, но не успела и прикоснуться к ней, как услышала холодное требование:

– Остановитесь.

– Простите, почтенный Волтуар, – обернувшись, поспешно извинилась я, сама не зная за что. Просто так, на всякий случай.

Нахмурилась, наблюдая, как шан’ниэрд приближается ко мне. Он подошел совсем впритык и потянулся к шали. Стал медленно стягивать ее, вынуждая меня разжать пальцы, отпустить ткань. Она мгновенно скользнула к ногам. Я глубоко вдохнула и задержала дыхание, не представляя, как себя вести. Коготки Волтуара коснулись ключицы, пока он собирал мои волосы. Затем перекинул их за спину и потянулся к завязкам платья на груди.

– Почтенный, я…

– Тише, – мягко произнес он.

Я сглотнула и крепко зажмурилась, проклиная себя за то, что добровольно согласилась на роль грелки. Почувствовала, как Волтуар стягивает платье с плеча, частично оголяет грудь. Я нахмурилась сильнее, когда поняла, что он не остановился, спуская рукав ниже. «Нет» – застряло в горле, и я терпела незначительный, но такой болезненный для осознания жар в руке. Когда открыла глаза, рыжие духи еще мерцали, проникая под мою кожу и оставляя на ней рисунок.

– С этого момента, Асфирель, ты обязана находиться во дворце четыре периода, – так же мягко продолжил говорить Волтуар, медленно натягивая платье обратно. – Ты добровольно перешла на озвученный срок под мою опеку, поэтому твоим друзьям больше нет необходимости находиться рядом с тобой. Они могут покинуть дворец.

– Должны? – стиснув кулаки, уточнила я.

– Мне бы очень этого хотелось. Сейчас не осталось времени, чтобы все объяснить. У меня много дел. Как только освобожусь, я приду к тебе и отвечу на твои вопросы. И, Асфирель, я не привык просить, но, думаю, на прямой приказ ты можешь обидеться, поэтому у меня к тебе просьба, – Волтуар подцепил пальцами мой подбородок и надавил на него, заставляя посмотреть в глаза, – не выходи из комнаты. Слишком многим не понравится мой выбор, а мой статус не позволит мне копаться в женских склоках. Они мелочные, но бывают с трагичными последствиями. Потерпи немного, а затем для тебя будет открыт весь дворец.

Он отпустил меня, обошел и открыл дверь. За ней и вправду стояла эльфиорка.

– Теперь можешь идти, – произнес он, глянув на меня.

Я подняла шаль с пола и на ослабших ногах вышла в коридор. От таких скорых событий кружилась голова. Останусь во дворце одна… Неужели он и вправду выставит ребят за ворота? Теперь уже ночь с ним не казалась самым страшным событием. Мысли о том, что в одиночку я ничего не раздобуду, пугала сильнее. В таком случае от этой сделки я проиграла гораздо больше, чем если бы просто проигнорировала ее.

Глава 4. Жизнь любовницы

Никогда не предполагала, что окажусь в ситуации, в которой добровольно подарю себя мужчине, чтобы лишь попытаться приблизиться к цели. Раньше я бы определенно назвала девушку, совершившую подобный шаг, продажной. Но сейчас…

– Ты приведешь ко мне друзей? – спросила я.

Дариэль сбилась с перечисления развлечений во дворце и глянула в сторону выхода из комнаты. Двери не было… Только арочный проход, завешанный плотными занавесками в пол.

– Мне велено не оставлять вас одной.

– Волтуар объяснил почему?

Она почесала темную бровь, виновато улыбнулась и покачала головой.

– Я должна рассказать вам обо всем.

– Ясно, – пожала я плечами.

Оглянулась на диван и направилась к нему. Уселась на него с ногами и закуталась в шаль так, словно мне в самом деле было очень холодно. Я не планировала вызывать жалость у служанки, не очень стремилась выглядеть печальной и подавленной. В этот момент в душе было так пусто, что я совсем ничего не хотела. Но когда это подействовало, я не стала сопротивляться и останавливать Дариэль.

Она поспешила к выходу, с улыбкой проговаривая:

– Попрошу стражников отправить кого‑нибудь за вашими друзьями.

Я положила подбородок на колени и в очередной раз осмотрела огромные покои. Квартира‑студия в бело‑бежевых тонах – вот какое сравнение возникло в голове. Огромная кровать по центру радовала бы, если бы не напоминала о Волтуаре и моем нынешнем статусе. Поэтому я сразу же ее невзлюбила. А вот диван в углу, где я расположилась, возможно, станет местом моих ночевок. Немного твердый, и, наверное, биться буду ногами о маленький столик рядом, но все лучше. Хотя нет, не лучше… В углу напротив стояла этажерка с различными красивыми шкатулками и флаконами. Там же находились зелья, которые Дариэль наставительно посоветовала не забывать пить. «Обычно зелье влечения разбавляют сильнее, но почтенный приказал давать вам почти чистое», – рассказывала она, ничего не скрывая. Сначала у меня зародилась идея, не пить эти зелья вообще, но потом я поняла, насколько это глупо. Зачем усложнять себе жизнь? Мне предоставили выбор: принимать чужого мужчину в трезвом уме, борясь с собственным отвращением, или позволить сексуальному возбуждению заглушить моральные установки, чтобы еще и удовольствие от процесса получать. Если бы за этой ширмой любовницы не скрывалась желанная цель – вырваться из ненавистного Фадрагоса, я бы еще подумала. Но все это прежде всего нужно мне.

Я лениво перевела взгляд от зелий и шкатулок на белый трельяж, заставленный склянками с местными кремами, масками, косметикой. По обе стороны от него висели причудливо изогнутые крючки с блестящими на них в дневном свете драгоценностями: ожерелья, тонкие цепочки с кулонами, браслеты, кольца, какие‑то цепи крупнее, свисали ниже и мерцали вставками граненных камней. Много всего – и совершенно ненужного мне.

В другой стороне виднелся гардероб. Единственное яркое место во всем светлом великолепии. Платья висели открыто, будто несколько рядов бутика перенесли в комнату. За ними высились этажерки, заставленные обувью и шкатулками побольше чем те, что затесались среди зелий. Все остальное пространство занимали стулья, тумбочки, пара комодов и напольные вазы с цветами. Цветов много, но все почему‑то блеклых оттенков.

Свет проникал в покои через множество арочных проходов. Ветер играл легкими занавесками, то открывая вид на бесконечное голубое небо, то прикрывая его. Я поднялась и направилась туда, желая немного отвлечься. Каменный балкон с парапетом и единственной скамьей нависал на небольшой высоте над лазурным озером. Даже отсюда я могла рассмотреть каждую корягу и яркие пятна водорослей на его дне. Пологий берег на противоположной стороне зарос низкими цветами, которые умело скрывали переход от побережья к просторному лугу. Где‑то вдали он обрывался пропастью. Несколько прочных мостов, позволяющие с этой стороны проникнуть во дворец, охранялись круглосуточно. В первые дни мы с Елрех многое обошли тут в поисках укромного места. Теперь оно мне надолго не понадобится.

Я услышала легкие шаги за спиной, обернулась к Дариэль, но мгновенно отвернулась снова. Мне никак не удавалось избавиться от хмурости, не получалось улыбнуться.

– Их приведут к вам после обеда, если они еще не уехали, – произнесла она, подходя ближе к перилам.

Неужели так просто позволят выставить себя за ворота, не пытаясь встретиться со мной?

– Тебя не раздражает, что ты прислуживаешь человеку? – прямо спросила я, надеясь на такой же прямой и честный ответ.

– Вы любовница правителя, – сказала Дариэль так, словно это сметало все мои недостатки.

Я подняла голову, чтобы видеть симпатичное лицо высокой эльфиорки и поинтересовалась:

– А тебе сразу сообщили обо мне, как о любовнице?

– Да, еще вечером, когда приказали подготовить для вас покои.

Вот как… Впрочем, многое ли Волтуар потерял бы, если утром я не подписала бы соглашение? Ничего.

– О чем ты должна мне рассказать?

– Пойдемте в комнату, – улыбнулась она, перекидывая косу на плечо. – Мне необходимо многому научить вас.

От дальнейших навыков я бы с радостью отказалась, понимая, что трачу время на полнейшую ерунду, но сцепила зубы и старалась все запомнить и повторить за Дариэль. Нам принесли массу блюд и столовых приборов. С вилками, ложками и ножами я справлялась запросто, как и с легкостью запоминала, что для чего предназначено. А вот с различными тонкими щипцами управляться было бы проще, если бы это были китайские палочки. С горем пополам я справлялась, но Дариэль посоветовала пока избегать блюд, которые едят ими. Ароматную еду я так и не попробовала, лишь аппетит разгуляла, что удивляло. Я была уверена, что утреннее настроение отобьет его напрочь.

Дальше мы изучали гардероб, где все оказалось еще сложнее, чем со столовыми приборами. Для меня сложнее.

– Утром выбираете наряды из этого ряда, – проговаривала Дариэль, шагая между длинными вешалками, битком забитыми тряпками светлых тонов, – а обувь с этих полок.

Обеденные платья были легче, ярче, часто с какими‑то вышивками и шнуровками, а вот вечерние – мне не понравились. Нет, они были красивыми, очень легкими и на ощупь приятными. Вот только так ли для любовниц выбирались эти скользящие материалы? Для удобства девушек ли придумывались модели, напоминающие халаты в пол? Всего один пояс и… Полупрозрачные шлейки и глубокое декольте.

– В большой столовой для вас будет отдельный стул, я подскажу вам какой именно, – продолжала просвещать Дариэль.

Я с нетерпением и волнением поглядывала на балкон, стараясь рассмотреть солнце. Скорее бы Елрех пришла…

– Духи будут звать вас в строго отведенное время. Опоздание оскорбляет почтенных, поэтому приходить нужно вовремя. В свободное время вы можете заниматься чем угодно. Я уже говорила, что во дворце часто бывают представления, танцы, забавные конкурсы. На них очень весело!

– А библиотека? – прекратила я разглядывать очередное украшение для утренних нарядов и обернулась к стоящей в паре метров от меня Дариэль.

Она на долю секунды нахмурилась, но очень быстро вернула себе дежурное дружелюбие.

– В восточном крыле. Она всегда открыта, войти может любой, кому позволяет статус, но там редко кто‑то бывает…

– Разве в Фадрагосе книги не высоко ценятся? – спросила я, направившись к дивану. – Присядешь?

– Благодарю, почтенная Асфирель.

Я едва не передернула плечами, но промолчала. Единственная моя просьба называть меня просто по имени Дариэль сильно смутила. Ей было непривычно, дико… Мне ли не знать каково это? Пусть ведет себя так, как ей комфортнее.

– Книги – великая ценность, – ответила она, присаживаясь на краешек дивана. – Но духи не позволят навредить им, не допустят, чтобы их смогли вынести за пределы библиотеки, поэтому никто не беспокоится.

– Отведешь меня туда?

– Внутрь не войду, но к ней проведу – только попросите, – чуть шире улыбнулась она. – Но не сегодня. Почтенный Волтуар не желает, чтобы вы покидали комнату до восхода солнца.

– Да, я помню, – вздохнула, непроизвольно прикоснувшись к метке. Новое платье не скрывало руки, поэтому я то и дело натыкалась взглядом на клеймо. Радовало, что оно только на время, пусть и надолго. Главное – пройдет. Как и остальное…

На обед Дариэль ушла, как я не уговаривала ее остаться. Вернее, она бы согласилась, вот только смирно постоять неподалеку, но не присоединиться к трапезе. Так и я бы поесть не смогла, и девушку лишила бы обеда.

Когда все убрали с крошечного стола, оставив только фрукты, я продолжила сидеть на диване и мечтать о том, что несомненно встречусь с соггорами и сумею разузнать у них не только о реке Истины с ее даром, но и о сокровищнице. Услышала голоса ребят, и как только Елрех вошла в комнату, внутри меня что‑то оборвалось – я вскочила и через мгновение крепко обнимала подругу, стараясь не разреветься.

– Он хочет, чтобы вы уехали, – пожаловалась я всхлипнув.

– Нам сообщили, – недовольно ответила Елрех, поглаживая мою спину.

– Я уже отправила запрос в гильдию, – произнесла Ивеллин, бесцеремонно направляясь к дивану. – В своем регионе он может приказывать все, что ему вздумается, но если речь идет о безопасности Фадрагоса, его власть имеет ограничения.

– Безопасность Фадрагоса? Тебе что‑то удалось узнать об аномалиях? – выпустила я Елрех из объятий, чтобы взглянуть на исследовательницу.

– Нам многое удалось выяснить, просто не рассказывали. Тебе же плевать на Фадрагос, – упрекнул Роми, усаживаясь в кресло.

– Нет, – нахмурилась я, но мгновенно прикусила губу, увидев насмешку в желтых глазах. – Я ненавижу Фадрагос.

Теперь усмехнулась и Елрех тоже. Обошла меня и присела рядом с Ив.

– Аномалии искажают пространство, – продолжила ушастая, – будто смешивают какой‑то мир с Фадрагосом.

– Может, Землю? – вспыхнула во мне надежда.

– Если только в вашем мире живет Анья, – виновато улыбнулась Елрех. – Извини, но это не твой мир.

Я подтянула себе стул и поставила рядом с креслом, в котором расселся Ромиар. Когда устроилась с удобством спросила, глядя на Ив:

– Ты говорила, что в последнее время она появляется чаще. Это из‑за аномалий?

– Судя по тому, что успели разузнать соггоры и прислать Аклен’Ил, все именно из‑за них. Кажется, это другой мир, где живут чудовища, которых мы ошибочно принимали за Повелителей. А может, это мир Повелителей, но почему‑то грани между нашими мирами стираются.

Не по этой ли причине Аклен’Ил отказались искать другие миры? Если бы мое предложение прозвучало в другое время, когда они еще не напоролись на угрозу, их отношение тоже могло быть совершенно иным.

– Тебе разрешили сообщить об этом своим исследователям? – нахмурилась я.

– Аклен’Ил не откажутся от нашей помощи. К тому же угроза мировая. Если правители Цветущего плато запретят нам вмешаться, то мы потребуем созвать Мировой совет. Они не посмеют выступить против и не будут допускать подобного. Потерпи немного, и мы вернемся во дворец.

– Мы? – воодушевилась я.

– Я и Роми. Его миссия – оберегать меня, никто не выставит его прочь.

Я покосилась в сторону ухмыляющегося шан’ниэрда, а потом взглянула на Елрех.

– А ты? Дриэн не сумеет приставить тебя ко мне?

– Извини, Асфирель, – отвела она взгляд, но решительней продолжила: – Мне необходимо лично вернуться к верховному. Мы все обсудим с ним, и… – едва заметно посмотрела в сторону Ив, а затем договорила: – если ты не против, я бы рассказала ему все о тебе.

Страх окатил такой ледяной волной, что казалось заморозил все мое тело. Она хотя бы понимает, о чем просит? Неужели так верит Дриэну? Может, это слепое доверие совершенно не стоит того. Или гильдия важнее семьи в Фадрагосе…

– Пусть бы и он знал, как тебе трудно принять все, что происходит, – тем же тоном говорила Елрех, не вызывая подозрения даже у Роми. Или он теперь тоже слишком ослеплен. Или все еще проще – всего лишь притворяется. – Тогда он обязательно бы придумал, как вернуть меня сюда.

– Хорошо, – кивнула я, надеясь, что это не станет моей роковой ошибкой. – Сколько вы еще тут пробудете?

– Немного. Мы должны были покинуть дворец к обеду, – дернула ушами Ив, – но Волтуару передали твою просьбу, и он вызвал нас к себе. Сказал, что пойдет тебе навстречу, но к закату нас тут быть не должно.

– Он не сказал почему? – стиснула я кулаки, не понимая его.

Волтуар не выглядит деспотом, не вызывает страх и кажется милосердным. Тогда зачем такие меры? Не поверил всему тому, что услышал в кабинете и решил подстраховаться, отправляя возможных подельников подальше?

– Считает, что я не позволяю тебе раскрыться, – ответила Елрех.

– Чего? – опешила я.

Она улыбнулась, пожала плечами и разъяснила:

– Так он ответил на наш вопрос.

– Нас выпроваживает, потому что я очень скоро займу место Елрех, – усмехнулась Ив. – Так и сказал.

– Он просто вынуждает ее искать поддержку в нем, – заявил Ромиар, потянувшись к вазочке с фруктами. Выбрал персик и снова развалился в кресле, продолжая говорить: – Она дикарка, которую не примет в общество ни одна почтенная. А если и примут, то сколько Асфирель со своей надменностью протерпит их насмешки?

– Я не надменная, – тихо возмутилась я.

– Ты человек, а ведешь себя так, будто шан’ниэрдка из правящей семьи. Неудивительно, что вы с северным ублюдком быстро нашли общий язык.

– Он такой же Вольный, как и ты! – злость вскипела моментом.

– Роми прав, Асфи, – мягко поддержала его Елрех, и я мгновенно повернулась к ней.

– В чем прав?

– Ты ведешь себя не так, как принято людям…

– Кем принято? – скрестила я руки на груди. – У вас несправедливые традиции в мире, но я ведь не стремлюсь поучать вас, как жить.

– Асфи, даже сейчас ты злишься, – в голосе Ив звучал укор.

– А я должна смиренно выслушивать о том, что я надменная? Почему? Потому что «глупая человечка» не станет терпеть насмешки в свой адрес? Я не понимаю.

– Я тоже, – дернула ушами Ив.

– Так объясните мне. Только нормально, чтобы я поняла.

Ив с Елрех переглянулись, но только беспомощно вздохнули. Зато Роми не отказался позлить меня еще немного.

– Человек не может стать правителем, не может занимать высокую должность, вам нет доверия. И если кто‑то из высших рас не хочет иметь с вами дела, вы не должны навязываться. Тихо извинились и прошли мимо. Никто не трогает вас, и вы не трогаете остальных. Вам выделили больше места, чем васовергам и виксартам, и вы должны быть благодарны, что…

Не трогают только потому, что духов боятся, которые не различают по расам! Для них важен характер и суть существа. Я бы могла высказаться, но хотела вернуть тему разговора, не растрачивая время с ребятами на споры и скандал, но все же не удержалась, дождалась, когда Ромиар закончит говорить, и достаточно спокойно спросила:

– А Нелтор? Он человек и мудрец, к которому вы за советами обращаетесь.

– Я ведь говорю: надменная.

Елрех хохотнула, с весельем глядя на меня, а затем ответила:

– Он мудрец. Древние предписания гласят, что духи мудрости сами выбирают новых мудрецов на смену старым. Их расы не меняются много поколений, а быть может, с самого начала, как мудрецы понадобились Фадрагосу. Не приравнивай себя к мудрецам, Асфи.

– Ладно. Я надменная в ваших глазах, – согласилась я, лишь бы только снова не доказывать им, как это все нелепо, – а на Земле я обычный человек, у которого есть самоуважение. Ты уверен, что он избавляется от вас только, чтобы я одна осталась? У меня милая служанка.

– Она не решит все твои вопросы. И не ответит на них, – улыбался Ромиар. – Если тебе понадобится что‑нибудь узнать или понять, что не сможет объяснить служанка, то к кому ты обратишься?

– Откуда ему может быть известно, что у меня есть такие вопросы?.. – спросила я, опуская голову и сразу же мысленно отвечая себе.

Я многое обсуждала с Аклен’Ил, а они фиксировали буквально все. Что стоило Волтуару один раз приказать показывать ему все отчеты? Ничего.

Мы просидели вместе недолго, полушепотом обсудили, как мне действовать дальше, что искать в библиотеке и на что обращать внимание. А затем в комнату вошла Дариэль и сообщила, что троицу ждет Волтуар. Я понимала, что ребята не вернутся, поэтому крепко обнимала Елрех, шепотом умоляя ее придумать, как вернуться ко мне. Я слишком привязалась к ней и только сейчас поняла, как полагалась на нее в повседневной жизни. Мне было страшно оставаться без своей спутницы, которая успела стать родной.

Дариэль отвлекала от разлуки очередными разговорами. Она провела меня в единственную отгороженную часть комнаты – в просторную ванную. Сюда мы уже заглядывали мельком, и я тогда еще отметила, что даже в моей квартире комната была меньше. В маленьком бассейне кристально чистая вода будто застыла, удерживая на себе упавшие лепестки. Горшки с цветами были подвешены на стену и стояли на полках. Высокие колонны оплетали тонкие стебли растения, чьи цветы светились голубыми оттенками. Отгороженный в углу туалет даже имел постоянный смыв: проточная вода сочилась из‑под камня, который с легкостью приподнимался рычажком, а дальше вода скатывалась по гладкому камню вглубь отверстия. «Вода из источника, который сумели перенаправить талантливые инженеры во дворец и вывести к Мертвому водопаду. Духи все равно прокляли то место…» – запросто объясняла Дариэль. Она назвала мне всех дворцовых духов, которые помогут содержать покои в порядке, а если откажутся подчиняться, тогда следует вызвать к себе прислугу. Людей, кроме меня, во дворце больше не было. Служанок, как оказалось, у других любовниц тоже не было. Волтуар просто решил, что мне понадобится помощь, и не ошибся.

Когда Дариэль прекратила говорить, уставилась на меня, сложив руки на животе, я поняла, что со своей задачей она справилась. Мне не хотелось задерживать ее рядом с собой, поэтому поблагодарила и отпустила.

– Вы можете вызвать меня в любой момент, – вытащила она маленький камушек из‑за пояса и протянула мне. – Сегодня я буду в соседней комнате с вашей. Это приказ почтенного. И завтра отведу вас в библиотеку.

– Спасибо, – улыбнулась я, испытывая тоску.

Она просто выполняет свою работу, исполняет приказы. Стоит ли пытаться найти в ней подругу и собеседницу?

После того, как Дариэль ушла, я не могла найти себе места. Можно было позвать ее вновь и завалить вопросами, но ответит ли она? Да и снова риск… Она запросто расскажет обо всех моих расспросах Волтуару. Вскоре я полезла в огромную ванную, вылив туда пару флаконов с пахучими зельями. Я не просила духов осветить темное помещение, сидя в полумраке. Голубое сияние цветов на колоннах позволяло разглядеть все острые углы – не расшибусь. Тихий всплеск воды успокаивал.

– Пропустите! – звонко потребовал женский голос.

Негромкие ответы стражников невозможно было разобрать. Я съежилась, стараясь расслышать слова, но не получалось.

– Я приказываю вам! Метку видите? Или она для вас уже ничего не значит?!

Сидеть дальше тихой мышью не имело смысла. Меня рано или поздно сожрут, или сломают зубы и больше не полезут. Я вылезла из воды, услышала громкие шаги, поэтому не стала тратить время на платье, а просто обмоталась полотенцем и вышла.

Шан’ниэрдка с рыжим рисунком на руке остановилась сразу же, как я показалась в комнате. Она молчала и внимательно изучала меня взглядом – и чем дольше он скользил по мне, тем сильнее кривились пухлые губы. Стражник топтался у прохода, иногда оттягивая занавеску, но не входил.

– Он опозорит нас, – пробормотала любовница Волтуара. – Как он не понимает, что опозорит всех нас…

– Покиньте мою комнату, – твердо попросила я, но руки ощутимо дрожали, а ноги ослабли.

Я старалась не смотреть на длинные коготки шан’ниэрдки, но взгляд то и дело цеплялся за них. Хвост мельтешил за длинными ногами, а затем застыл. Любовница долго и неотрывно смотрела на мое лицо. Сжатые губы бледнели, а дыхание становилось рваным.

– Я не позволю, – почти прошептала она, но я услышала. – Я не позволю, а он не осудит. Не меня.

Я отступила и стала оглядываться, стараясь увидеть хоть что‑то, что сгодится вместо оружия. Но вспомнила только о камне призыва Дариэль, который остался лежать на платье в ванной. Спятившая любовница кинулась в мою сторону, а я, стараясь не поскользнуться, бросилась обратно к дверной арке. Кажется, не успевала, но услышала короткий, наполненный болью вскрик. У самого прохода остановилась и удивленно уставилась на упавшую девушку. Ее било конвульсиями, а затем глаза закатились – она обмякла и перестала вообще двигаться.

Потеряла сознание? И что делать? А если умерла? Мне пришлось прислониться к стенке и дышать чаще, чтобы самой в обморок не упасть.

– Помогите, – старалась крикнуть, но получалось только громко говорить.

Стражник снова заглянул сквозь щель, но занавеска упала. Неужели не поможет? Но он вбежал уже через мгновение, присел на колено перед любовницей Волтуара, протянул руку к ее запястью, но в последний момент отдернул, не прикоснулся. Хмуро посмотрел на меня.

– Я не трогала ее! – прижала я руки к груди. – Честно, не трогала.

Он не верил мне. Я видела мелькнувшее презрение в глазах эльфа. Людям нет доверия в этом мире. Но я знала, что духи тоже не всегда честны. Будут ли они на моей стороне? И если нет, то чего мне будет стоить жизнь любовницы правителя?

Уже сползая по стене, я прошептала, зная наверняка о бесполезности моих слов:

– Даже пальцем к ней не прикоснулась…

Глава 5. Признания и шаги навстречу

Я не увидела, когда в комнату вошел Волтуар. До последнего не отводила взгляда от шан’ниэрдки.

– Асфирель, ты в порядке? – спросил Волтуар, прикоснувшись к моему плечу.

Он сидел на корточках рядом со мной и внимательно смотрел на мое лицо.

– Я не трогала ее! – громко зашептала я, осознав, кто передо мной. – Не трогала.

– Конечно, – нахмурился он. Погладил руку до локтя и сжал. – Ты ни в чем не виновата. Сиелра очнется к вечеру, она не пострадала сильно, если тебя это беспокоит.

– Я не понимаю…

Меня затрясло сильнее. Я не сопротивлялась, когда Волтуар обнял меня, позволяя спрятаться от окружающего мира, уткнувшись в его грудь.

– В своих покоях ты в безопасности. Я просил сильных духов уберечь тебя, они не отказали. Скоро я приду к тебе и все расскажу, а сейчас поднимись с холодного пола.

Он потянул меня вверх, подвел к кровати и усадил на нее. Окинул беглым взглядом комнату, задержал его на любовнице, а после обратился к Дариэль:

– Принеси Асфи горячего чаю.

Подошел к Сиелре, присел, аккуратно убрал темные пряди с ее лица, после еще осторожнее поднял девушку на руки и направился с ней к выходу.

У меня зуб на зуб не попадал, но вскоре паника и шок отпускали, мысли стали складываться из тех обрывков слов, что говорил Волтуар. Любовница правителя жива, меня никто не будет обвинять в случившемся и в комнате мне ничего не угрожает – все это безмерно радовало.

Дариэль вернулась с горячим чаем и сладостями, пыталась разговорить меня, видимо, успокоить, отвлечь, но получалось у нее плохо.

– Выпейте зелье, – принесла она крохотный флакон.

Зельежелания было похоже на гранатовый сок, но почему‑то сейчас я смотрела на него и вспоминала кровь. Откупорила и без заминки осушила. Приторно сладкое до такой степени, что зубы свело.

– Запивать нельзя, – остановила меня Дариэль, когда я потянулась к чашке с чаем, стоящей на тумбочки у кровати. – Подождите пока не останется вкуса во рту.

– Я должна была принять его перед сном, – протянула я.

– Приказ почтенного. Думаю, он придет раньше, чем планировал. Вы сильно перепугались, я могу чем‑то помочь?

Она интересовалась искренне, терпеливо ждала ответа и доброжелательно улыбнулась, когда я заверила ее, что все в порядке. До самого заката я слушала ее рассказы о дворце, о самых красивых местах на Цветущем плато, об известных местных гильдиях.

На закате пришел Волтуар и попросил Дариэль оставить нас. Я давно переоделась в вечернее платье голубого цвета, сидела на диване, забившись в самый угол. Наблюдала, как Волтуар приближается, как садится рядом, как протягивает руку к моей щеке. Напряглась, ожидая знакомые эмоции: ненависть, раздражение, отвращение и разочарование к себе, – но теплые пальцы коснулись кожи, погладили скулу – я прикрыла глаза от удовольствия. Спокойствие и умиротворение смешались с нежностью и желанием потереться о ладонь, прижаться к ней и ласково улыбнуться. Я сдерживалась, понимая, что это не мое желание. Удивилась, что пребывала в абсолютной трезвости и, несмотря на трудность выбора, не была лишена его, могла устоять перед искушением.

– Ты успокоилась? – спросил Волтуар.

Я открыла глаза, отстранилась от него, сильнее вжимаясь в угол.

– Да. Благодарю, почтенный Волтуар.

– Сегодня поужинаем у тебя. Тебе нравится комната? Если возникнут пожелания, сообщи.

– Все хорошо, почтенный. Благодарю.

Он сидел совсем рядом, положив руку на спинку дивана. Молчал и не сводил с меня пристального взгляда. Даже при том, что я приняла зелье, мне становилось не по себе.

– Можешь спрашивать, Асфирель, – разрешил он, словно мысли прочел.

Я опустила голову и не стала отказываться.

– Почему она напала? Вы знали, что так будет? – украдкой посмотрела на него.

– Предполагал. У Сиелры горячий нрав, и она привыкла жить во дворце. Я трижды продлевал ее срок любовницы. В обед им с Альхинтой сообщили, что мою метку снимут до заката.

– Вы могли не отказываться от них, – нахмурилась я.

– Мог, – улыбнулся он. – У меня много обязанностей, Асфирель, и я не стал бы отвлекаться на вашу грызню. Сиелра с трудом приняла Альхинту и никогда не терпела долго, если вдруг замечала, что я уделяю эльфийке больше внимания. Даже я этого не замечал. Ты ведь не думаешь, что она смирилась бы с тобой?

– Она говорила про позор, глядя на меня, – отвернулась я к балкону. Губы чуть скривились, а кулаки сжались против воли.

Вздрогнула, краем глаза уловив движение.

– Не бойся меня, – вкрадчиво проговорил Волтуар, склоняясь ко мне. – Я не причиню тебе вреда.

Медленно подносил руку к моему подбородку, но не дотронулся, повел по воздуху ниже. Сердце колотилось, выбивая короткие выдохи и не позволяя глубоко вдохнуть. Когда его дыхание коснулось щеки, огладило шею, я не сдержалась. Вскочила с дивана и прижалась спиной к стене.

– Простите, почтенный, – прошептала я и закрыла рот рукой, осознавая, что сделала.

Взгляд Волтуара прожигал холодом. Но вскоре шан’ниэрд опустил голову и задал вопрос, от которого стало гораздо хуже.

– Кого ты любишь, Асфирель?

– Что? Я не понимаю…

– Не удивлен, – сухо ответил Волтуар и кивнул на кресло. – Присядь.

Я несмело прошла и села, мысленно ругая себя за неумение владеть собой. Обещая себе, что обязательно научусь самоконтролю. Обязательно дойду до конца, чего бы мне это не стоило.

– Зелье желания подавляет любое отвращение к мужчинам, – заговорил Волтуар, с удобством откидываясь на спинку дивана. По красивому лицу нельзя было и догадаться, что секундой назад правитель был раздражен. – Если бы ты никого не любила, отдала бы предпочтение тому, кто первым проявил интерес к тебе. Стража на входе не пропускала никого внутрь, кроме Дариэль и Сиелры, а тебе не позволила бы выйти из комнаты. И у них тоже есть указания относиться к тебе небрежно, – ласково улыбнулся, но глаза остались прежними – холодными. – Так кого же ты любишь, Асфирель? Вольного? Кто он для тебя?

– Никто, – ответила я, всячески подавляя любые чувства внутри.

– Я тебе не верю, – не меняя выражения лица, произнес Волтуар.

– А если и он? – все же вспыхнула злость во мне, и я не смогла ее удержать. – У вас с ним разногласия? Соперничество?

– С человеком? – теперь Волтуар чуть не рассмеялся, но почти сразу вернул серьезность. – Извини, не хотел тебя обидеть. – Подался вперед, вглядываясь в мои глаза. Змеиный зрачок чуть расширился, дрогнул, но быстро стал обычным. – Надеюсь, как и ты меня.

– Простите, почтенный, – повторила я смутившись.

– Хотя бы понимаешь, за что просишь прощения?

– Вы никогда не увидите в человеке соперника, – еле слышно ответила я, не отрывая взгляда от столешницы. – Потому что он никогда таким не станет для шан’ниэрда.

– Для тебя я сделал исключение, – вновь расслабился Волтуар, позволяя и мне спокойнее дышать. – В отличие от тебя, Сиелра не сумеет злиться на меня. Ты не сможешь ее понять – это впитывается еще до рождения. Однако она запросто убила бы тебя, и я ничего не смог бы с этим поделать. Она уедет сразу, как очнется. Альхинта уже покинула дворец, как и все претендентки. Я отказал каждой, Асфирель, – прозвучало строго, словно не озвученное требование. А может, обвинение… – Я надеялся, что ты заменишь любую. Ты занимательная. Я еще никогда не думал о ком‑то так часто и много, как о тебе. И меня расстраивает, что ты не подаришь мне себя целиком. Неужели придется делить тебя с Вольным, причинившим тебе столько горя и боли? С Вольным, воспитанным на севере.

– Нет, – звонко отозвалась я, понимая, что слышу скрытую угрозу.

– Нет? – тихо переспросил Волтуар.

– Нет, – шепотом повторила я, глядя в голубые глаза, а затем четко и громко произнесла: – Клянусь перед всеми духами, которые меня слышат: на Земле у меня остался жених. Он был замечательным, добрым, ласковым, заботливым. Я никогда не забуду его имя. Он… – вздохнула тяжело и потупилась. – Простите, почтенный.

Радужная вспышка перед лицом привлекла внимание – духи подтвердили мои слова. Я видела, как хвост Волтуара скользнул с колен под стол, как сам правитель отвел от меня взгляд в сторону.

– Он остался в прошлом, Асфирель. Я сожалею, что тебе пришлось расстаться с близкими. Знаю, как ты сильно переживаешь. Но тебе необходимо попрощаться с ними и начать жизнь с чистого листа.

– Да, почтенный.

– Ты не забудешь его имя, но постарайся забыть о нем, – теперь Волтуар смотрел на меня с нежностью, говорил с чуткостью.

– Вы хотите, чтобы я полюбила вас? – мне с трудом удалось не нахмуриться.

– Тебе не нравится эта идея?

Я растерялась, но ненадолго.

– Сегодня вы выгнали из дворца многих девушек, в том числе тех, кто полюбил вас. И все ради одной… человечки, которая интересна вам. Но ваше любопытство не продлится вечно, а вы не полюбите человека.

Он едва заметно улыбнулся, а его голос зазвучал мягче:

– Я говорил тебе: ты исключение из многих правил. У тебя есть шанс удивить меня снова, – улыбнулся шире, внимательно разглядывая мое лицо, руки, плечи. Я сглотнула, и опустила голову. Он продолжил: – Не отталкивай меня, Асфирель, иначе я буду вынужден расторгнуть твой срок намного раньше, тогда ты не получишь всю оплату. Ты должна уйти отсюда почтенной, а для этого нужно хотя бы два периода. Я не насильник, Асфи, и не собираюсь принуждать тебя. Терпеть рядом, оберегать тебя, а также жертвовать собой ради тебя – тем более. Пойми меня правильно.

Волтуар поднялся и направился к выходу, остановился возле него и обернулся.

– Я собирался многое обсудить с тобой за ужином, но лучше не сегодня. Не сковывай себя, забудь обо всем, чему учила тебя беловолосая фангра, а я постараюсь быть терпимее. Твоя естественность нравится мне, хоть часто и злит. Она привлекает, – он замолчал ненадолго, будто чего‑то ждал, но я не могла понять, чего. Вздохнул шумно и продолжил: – Как только Сиелра покинет дворец, стража оставит тебя в покое, и ты можешь свободно перемещаться по дворцу. Если ты понадобишься мне, метка позовет тебя. Если я понадоблюсь тебе, позови меня вслух. И еще, – он тряхнул волосами, весело улыбнулся и признался: – я заметил, как тебе не нравится вероятность, что я полюблю тебя. Не знаю, изменится ли твое отношение после того, как мы познакомимся ближе, но предупрежу уже сейчас: я давно люблю другую, но не могу быть рядом с ней. Тебе не о чем волноваться. До завтра, Асфирель.

Он молчал какое‑то время, рассматривая меня, а потом вышел. Я недолго просидела в кресле – бросилась вслед за правителем, выглянула в полумрак, натолкнулась на стражников, помедлила, но выхватила взглядом широкие плечи шан’ниэрда дальше по коридору и позвала:

– Волтуар! – скривилась, опуская голову, и, вновь посмотрев на остановившегося правителя, громко сказала: – Простите, почтенный. Я бы хотела поговорить с вами.

Он долго стоял на месте, сильно нервируя меня, а когда, наконец‑то, шагнул обратно, я скрылась в комнате. Ждала его неподалеку от дверного проема, закрыв глаза. Соберись, Аня! Это все нужно тебе. Прежде всего, тебе.

– Мне казалось, мы все обсудили, и у тебя не осталось вопросов.

Волтуар застыл у входа и пытливо смотрел на меня. Кончик его хвоста подрагивал, выдавая нервозность.

– Я не хочу вас оскорбить, – вскинула я подбородок и заглянула прямо в его глаза. Ладони вспотели, но я не сомневалась, что все делаю правильно. – Но больше всего меня пугает то, что вы не человек. И относитесь ко мне, как к маленькому зверьку: просите не боятся, обещаете не причинить вреда. Так уговаривают щенят или котят вылезти из укрытия. Протягивают им руку, чтобы они обнюхали и привыкли, – уверенно произнесла я и сжала кулаки. – Но я разумное существо. Со мной всегда можно договориться, мне можно объяснить. И я знала, на что подписываюсь ради выгоды. Понимаю, что от меня требуется, просто… Поужинайте со мной, пожалуйста.

Я не отвела взгляда даже тогда, когда он подошел ко мне и подцепил пальцем мой подбородок. Улыбнулся удовлетворенно и тихо произнес:

– Волтуар, без почтенного. Но только наедине. И только наедине ты можешь вести себя так, как сейчас. Я постараюсь понять тебя.

Отправился обратно к дивану, на ходу продолжая не то приказывать, не то просить:

– Расскажи мне о своем возлюбленном с Земли.

Мы весь вечер просидели напротив друг друга. Волтуар сначала с легкой улыбкой слушал о Женьке, потом хмурился, выслушивая мои возмущения на тему несправедливости Фадрагоса к людям, а за ужином даже мягко пару раз назвал меня наглой и бессовестной. Я и не заметила, как мне стало легче общаться с ним, как он изменился, открываясь совершенно с другой стороны.

– Одно из многих предположений, Асфирель, – размеренно произнес он, удерживая бокал из золота и стекла, заполненный цветочным вином, – говорит, что древняя война началась отчасти из‑за людей. Васоверги и виксарты не способны скрыть гнев, злобу и тягу к разрушению. Фангры, эльфы, эльфиоры и шан’ниэрды переполнены самоуважением – нам трудно лгать, поэтому мы предпочитаем честность. Гелдовы и рассаты излишне миролюбивы, от них не стоит ждать зла. А люди всегда балансировали где‑то на грани. Трудно понять, что движет вами, чего ждать от вас.

– А северяне? – поспешно перевела я тему, потянувшись к своему бокалу. – Тут очень не любят соггоров.

Взгляд Волтуара стал задумчивым, направленным куда‑то вдаль.

– Соггоры, – протянул он. – Их совсем не сложно понять, но невозможно принять их видение мира. Отношение ко всему. Они предпочитают брать все, жертвуя всем, что им дорого. А в ином случае готовы бросить все на полпути.

– Либо все, либо ничего.

– Именно, – улыбнулся Волтуар, глянув на меня. – Непростое время настало для нас, Асфирель. Мы веками не поддерживали с севером связи. Те, кто возвращался от них или переселялся к нам, тщательно скрывали это, а если не получалось, надолго у нас не задерживались. Мы с трудом переводим их послания, пользуясь древними свитками, но многое в языке изменилось. Чтобы изучить его даже с зельями и амулетами, нужно несколько дней прожить рядом с носителем языка.

– Я так учила общий язык, – кивнула я. – Очень просто. И даже читать кое‑как научилась.

Волтуар усмехнулся, чуть качнул головой. Сейчас он меньше всего был похож на холодного и сдержанного правителя, а все больше напоминал мне о наших первых встречах за пределами Цветущего плато – молодой, настороженный и какой‑то впечатлительный. Вдохновленный.

– Если бы проблемы понимания на этом заканчивались. Соггоры могли бы изучить общий язык, но никогда не пойдут на это. До войны предков они правили миром. Они не признают прямых отказов, и если их раса не изменилась в характере, который описан в свитках, значит, война с ними может вспыхнуть из‑за одного неосторожного требования, слова или жеста. Они предлагали прислать к нам балкора, но о них известно еще меньше. Мы опасаемся.

Я нахмурилась и честно призналась:

– Я о них не слышала.

– Это раса. Но ее представителей издавна уничтожали, поэтому мы были уверены, что они давно мертвы. А сейчас выясняем, что их либо очень мало, либо они научились виртуозно скрываться среди нас. Мы очень удивились, когда соггоры так открыто написали о них в письме.

– И почему такое гонение? Неужели к кому‑то тут относятся хуже, чем к людям? – изумилась я.

Волтуар тихо рассмеялся, долил нам еще вина и ответил:

– Да, их не любили сильнее, а в наше время о них многие забыли. Ты не одинока. Я тоже не знал бы о балкорах, если бы подробно не изучал историю по семейной библиотеке. Они необыкновенны, Асфирель, – загорелись глаза у Волтуара. Я едва не хмыкнула – для меня тут практически все необыкновенно. – Они запросто перенимали любой облик и овладевали знаниями того, за кого выдавали себя.

– Какие‑нибудь перевертыши? – уточнила я.

– Не знаю, – на долю секунды растерялся Волтуар, видимо, не понимая, о ком я говорю, но быстро вернул себе уверенность и продолжил: – Мы нашли не так много информации о них. Все беловолосые, светлоглазые и кожа белая, почти прозрачная. Они ночные жители, прячутся от солнца, а еще очень слабы в своем облике. Мы расшифровали записи рассата, который якобы сошел с ума, вынужденно изучая балкоров, и потом покончил с собой. Он писал, что полукровка от балкора и соггора гораздо сильнее чистокровного представителя. Изучал их признаки, чтобы гильдия Очищения смогла отыскать их и убить.

– Рассат и насилие? Разве такое возможно?

– Поэтому и сошел с ума, – тише произнес Волтуар. – Его труды оборвались, и мы не знаем, были ли у него последователи. Никогда не беспокоились об этом, потому что жили убежденными, что в Фадрагосе всего девять разумных рас, способных придерживаться общественных правил, пусть и каждая по‑своему. Это очень интересная ветвь истории, которую сейчас начали изучать Аклен’Ил. Мы хотим принять балкоров у себя, но это может оказаться опасным.

– Потому что соггоры узнают ваши тайны? Позвольте балкору скопировать не себя, а кого‑то, кто не имеет отношения к вашим политическим интригам, – предложила я.

Волтуар снова усмехнулся, внимательно разглядывая меня, а потом тихо сказал:

– Сейчас я должен был осадить тебя, а чуть раньше оборвать твои расспросы. У нас так принято, Асфирель: правители не обсуждают с любовницами политику. Обычно у меня и мыслей обо всем этом не возникало. Для таких бесед есть братья, есть подчиненные. Любовницам неинтересно все это и не нужно.

– Думаю, балкоры заинтересовали бы их, – неуверенно сказала я, не зная, как вести себя дальше. Не перейду ли я какую‑то черту, если продолжу разговор?

– Возможно, но они никогда не осмелятся заговорить об этом. Такие темы не приняты у почтенных девушек, если они не принадлежат к соответствующим гильдиям. Дурной тон.

– Простите.

– Все нормально. Ты просто знаешь больше, чем нужно, потому что работала с Аклен’Ил. Я хочу, чтобы ты всегда спрашивала и говорила прямо обо всем, что тебя беспокоит и тревожит. Но только наедине.

– Диковинка, – кивнула я.

– Тебя это оскорбляет? Что плохого в том, чтобы быть особенной?

Снова растерялась, не понимая его. Есть разница между единственной и неповторимой, кем я не являюсь для него, и привлекающим внимание попугаем, который веселит и забавляет. Грязная человечка вдруг посчитала себя шан’ниэрдкой и всячески метит на место среди них, никак не вписываясь из‑за внешних отличий и глупости.

– Немного расстраивает, – призналась я. – Иногда чувствую себя посмешищем.

– Напрасно, – серьезно сказал он. – Из‑за своего любопытства ты выглядишь искренней, открытой и безобидной. Чистая. Для человека это необычайный дар.

– Вы заблуждаетесь, – порывисто проговорила я, но опустила голову, закусив язык.

– И смущаешься тогда, когда это совершенно не нужно, – усмехнулся Волтуар. – Уже поздно, Асфирель. Мне необходимо многое успеть перед отъездом. Не хватает времени, даже чтобы просто отдохнуть.

– Вы куда‑то собираетесь? – моментально вскинула я голову.

– Не скоро, – улыбался Волтуар. – И тебе не о чем волноваться. Братья не имеют ничего против тебя. Дружба между любовницами разных правителей не принята, но об этом тебе подробнее расскажет Дариэль. Когда я уеду, тебе ничего не будет угрожать во дворце. Мне пора, Асфи.

Он поднялся и подал руку. Дождался, когда я возьмусь за нее и тоже поднимусь. Обнял за талию, притягивая к себе и склоняясь ко мне. Я застыла, снова чувствуя это разрывание на части, когда хочется обнять в ответ, поцеловать и подарить Волтуару себя. Сделать все возможное, чтобы впечатлить его, чтобы он не забыл обо мне и захотел вернуться. Но я также прекрасно осознавала, чего желала на самом деле. Хотелось оттолкнуть его и попросить держаться подальше от меня. Поэтому просто застыла, позволяя целовать шею, плечо, крепко обнимать себя и гладить спину. Возбуждение накатывало, вызывая легкое головокружение, но практически сразу уничтожалось пониманием происходящего.

– Если тебе что‑нибудь понадобится, позови меня вслух, – проговорил Волтуар на ухо. – Я сообщу, если буду готов принять тебя. Увидимся завтра, Асфирель.

Вновь приподнял мою голову за подбородок и поцеловал. Я ответила ему, вспоминая, что в Фадрагосе целуются лишь губами. Это не так страшно.

– Спасибо за приятный вечер, – явно остался он довольным.

Ночь была беспокойной. Я много раз поднималась то с твердого дивана, то с мягкой кровати и шла на балкон, чтобы успокоиться. Любовалась мерцающим ночным пейзажем, думая о происходящем. Теперь меня тоже интересовали балкоры. Страшно предположить, что кто‑то из них может принять мое обличие и узнать все секреты. Наверное, прибытие даже одного из них – самое ужасное, что может со мной случиться. Лучше бы просто соггоры.

Глава 6. Самопожертвование или целеустремленность… Эпизод первый

Несмотря на бессонную ночь, еще до рассвета я привела себя в порядок и сжала камень, оставленный Дариэль. Она пришла почти сразу и была сильно удивлена.

– Во дворце еще все спят, – как‑то тихо произнесла эльфиорка, словно боялась нашим разговором разбудить спящих. – Правители проснутся только через шаг солнца.

– И это мешает мне посетить библиотеку? – изумилась я.

– Ни в коем случае. Пойдемте.

Я тщательно запоминала каждую лестницу и бесконечные повороты коридоров, следуя за Дариэль. Мы подошли к огромной двери и остановились.

– Дальше меня не пропустят духи. Прикоснитесь к кругу, метка позволит вам пройти.

– Спасибо, – поблагодарила я.

Проводила ее взглядом до первого поворота и посмотрела на круг с какими‑то символами, который находился там, где должна быть замочная скважина. Дотронулась до него и отпрянула от двери – она скрежетнула и приоткрылась. Я все еще осторожно присматриваясь, толкнула ее – она легко отворилась.

Огромная библиотека сильно отличалась от той, что я видела у мудрецов. Книжные столы стояли у окон. Вся остальная часть находилась в полумраке. На каждом шкафу висели дощечки с вырезанными надписями на шан’ниэрдском языке. Я не понимала ни слова, но держала в руке маленькую записку Ивеллин. Мне нужно было отыскать полное совпадение символов и искать книги в том разделе. Только через несколько пролетов я едва не рассмеялась от счастья, когда обнаружила нужный шкаф. Книг на общем языке нашлось немного, но еще хуже, что среди них практически все приходилось отставлять. Я не понимала нужны ли они мне. «История Ивентона Акриеда», «Драконья пустошь. История и ресурсы», «Правители ариэрского периода»… Как разобраться, что из этого может содержать подсказки об Энраилл или архимагах?

Я пролистала две книги, с трудом вчитываясь в текст, когда духи замерцали перед глазами и сформировали символ. Пора было возвращаться и искать большую столовую. Но искать не пришлось – Дариэль ждала за дверью библиотеки. Она улыбнулась и позвала за собой. Три любовницы с лиловыми метками вышли из‑за поворота, и я невольно остановилась, отступила дальше от них, опасаясь повторения вчерашнего эпизода. Но девушки не обратили на меня никакого внимания, словно не существовало никого, кроме них. Светлый зал с широким, длинным столом полнился приглушенным гамом и вкусными ароматами. Правители сидели во главе стола и о чем‑то негромко переговаривались.

– Вам выделили место тут, – вежливо произнесла Дариэль, указывая на замыкающий стул.

Я поблагодарила ее и присела, мгновенно столкнулась со взглядом Волтуара. Правитель тепло улыбался мне, и я улыбнулась в ответ, едва заметно кивнула, приветствуя его. За завтраком поняла, что он имел ввиду, когда говорил, что любовницам разных правителей не принято дружить между собой. Три девушки с лиловыми метками сидели рядом, полушепотом переговаривались, отвечали правителям на вопросы, но совершенно не замечали меня и двух девушек второго правителя. Эльфийка с зеленой меткой, сидящая на соседнем стуле, ни разу не заговорила со мной, не бросила в мою сторону и беглого взгляда, даже не повернулась ко мне. Правители и к ним тоже обращались. А вот меня все дружно игнорировали, но я только втайне радовалась этому. Позже, правда, заметила на себе любопытные взгляды правителей, а в конце Волтуар подошел ко мне, склонился, окутывая спину теплом своего тела, и произнес:

– Я просил не тревожить тебя, но если захочешь что‑то изменить, сообщи мне.

– Благодарю, почтенный…

Я повернула голову и замерла. Зелье действовало гораздо сильнее, чем вечером. Губы Волтуара были слишком близко, и я невольно ждала поцелуя, даже осознавала, что надеюсь дождаться его, но правитель пожелал мне приятного дня и ушел. До обеда я тоже просидела в библиотеке. После призыва духов только и успела переодеться и отправиться в столовую. В этот раз Волтуар словно был чем‑то встревожен, как и его названные братья. Они обедали молча и без особого аппетита. Я подумывала из вежливости обратиться к Волтуару, но заметила, что любовницы тоже украдкой с беспокойством поглядывали на своих правителей, однако вопросами не досаждали. На ужин троица не явилась вовсе, о чем я не особо беспокоилась. Метка за весь день никак не дала о себе знать, а я не стремилась звать Волтуара. Зачем, если можно потянуть время?

Последующие несколько дней правители появлялись в столовой по одному, видимо, чтобы хоть как‑то проявить уважение к нам. Волтуар пришел на завтрак пятого дня и, растянув вежливую улыбку, кивнул мне. Только после ужина седьмого дня он будто вспомнил о моем существовании. Я была бы не против, чтобы он вовсе забыл обо мне на все четыре периода. Он не был мне противен, но и особой тяги без прикосновений и излишней близости я не ощущала.

Вот только в тот вечер он перехватил меня в коридоре у столовой. Поманил к себе, пожелал доброй ночи правителям и приказал уже мне:

– Следуй за мной.

Я невольно насторожилась, но вопросы не задавала. Чем ближе мы подходили к его кабинету, тем сильнее росла моя паника.

– Можешь присесть, – указал он на диван в кабинете.

– Благодарю, почтенный Волтуар, – не отказалась я от предложения.

Он долго перекладывал какие‑то бумаги, хмурился, бесконечно что‑то подписывал. А мне только и оставалось, как накручивать себя. Что я успела натворить? Или, наоборот, моя примерность его не порадовала? Я ждала, когда он оторвется от дел и взглянет на меня, но все равно не смогла подготовиться к какому‑то уставшему осуждению в его взгляде. Волтуар развалился в кресле и забарабанил по столу, долго и пристально рассматривая меня.

– Исследовательница хочет вернуться, – наконец‑то, нарушил он тишину. – Ее помощь в самом деле не будет лишней. Она успела зарекомендовать себя перед Аклен’Ил, поэтому мы не стали отказывать.

Опять надолго замолчал, пока я старалась сдержать бурную радость. Без ребят у меня ни в чем не получалось разобраться. Волтуар вздохнул тяжело, нахмурился, приглушая мою радость и вызывая новую волну настороженности. Он спросил очень негромко и теперь, кажется, действительно осуждал:

– Что ты сделала со священной птицей Аспидов?

Я надолго задумалась, вспоминая голубя и все те жалобы, которые он от меня выслушивал.

– Ничего, – растерянно произнесла я. – Кешу у меня быстро отобрали.

– Кешу? – вскинул бровь Волтуар.

– Я его так назвала, – тихо призналась, сообразив, что Дриэн, чертов жадный эльф, что‑то придумал.

– Для чего?

– Легче жаловаться, когда знаешь имя молчаливого собеседника, – искренне пояснила я.

Волтуар покачал головой, тряхнул волосами и произнес:

– Попробую с этим разобраться. Вот еще, – отодвинул шуфлядку и вытащил письмо, – это от мудрецов. Они огорчены, что ты не вернулась в Обитель со всеми. Их тревожит твое падение в реку Истины.

– Почтенный, вы читали мое письмо? – вежливым тоном возмутилась я.

Волтуар пристально смотрел на меня, снова молчал несколько долгих секунд, а затем ласково улыбнулся.

– На письмах защита духов, Асфирель. Мудрецы прислали мне отдельное письмо.

– Простите, почтенный.

– Мы вроде бы договорились без вежливого обращения. Ну да ладно, – отмахнулся он, кинув письмо на край стола и продолжая говорить: – Это я должен просить у тебя прощения. Никак не могу найти свободного времени. У тебя все хорошо?

– Да, – кивнула я. – Вам не о чем беспокоиться.

– Тебя никто не замечает во дворце, – заметил он, вновь пробарабанив коготками по столу.

– Потому что в библиотеку, кроме меня, никто не ходит, – пожала плечами.

– А ты только там и пропадаешь. И что читаешь?

– Все, что может помочь мне понять жителей Фадрагоса, – предельно четко и с капелькой важности проговорила я. – У вас многое исходит от войны Предков – в основном ищу истории о ней. Все, что попадается под руку.

– И как успехи?

– Плохо, – продолжала я баловать правителя правдой.

Он опять вскинул бровь, и я приняла это как приглашение. Пусть и он побудет в шкуре Кеши. То есть в перьях. Поэтому вывалила жалобу, ничего не утаивая:

– В библиотеке у вас холодно, а платья на жару рассчитаны. Я не нашла среди нарядов ничего теплого. И книги у вас почти все на шан'ниэрдском, а я даже на общем плохо читаю. Те, что на общем, содержат много координат, а карты у меня нет. А еще много отсылок к неописанным подробно событиям. Будто у вас их с рождения все знают. Раньше мне хотя бы Елрех многое объясняла, а сейчас совсем некому. Вы же ее выставили из дворца… – насупилась и опустила голову.

– Почему ко мне не обратилась?

– Так вы ведь заняты, – взглянула на него из‑под ресниц.

Волтуар пропал еще на три дня. Даже в столовой не появлялся. На рассвете четвертого – заявился ко мне и скомандовал следовать за ним. Мы пришли в библиотеку, где он набрал каких‑то книг, свитков, пару шкатулочек с самых верхних полок – и с этой кипой молча отправился к выходу. Спокойно вышел с книгами в коридор, пока я стояла и смотрела на открытую дверь. Никакие духи не появились, чтобы остановить его. Совершенно никто не держал его за руки и не требовал вернуть богатства в сокровищницу. В опустевшем проходе снова появилась рогатая голова. Волтуар выжидательно смотрел на меня, а затем с насмешкой поинтересовался:

– Ты собираешься идти, или тебя тоже придется выносить на руках?

Я мигом выскочила к нему и сразу же пояснила:

– Дариэль сказала, что духи не позволят вынести книги из библиотеки, – и нахмурившись добавила: – и я ведь поверила ей.

Волтуар тихо рассмеялся, наблюдая за мной.

– И ты не пробовала вынести?

– А получилось бы?

Теперь он и вовсе расхохотался, сворачивая на неприметную винтовую лестницу. Железная дверь была в самом верху. Тот же узор, что и на кругу библиотечной двери, покрывал всю поверхность, крупные остроконечные заклепки придавали ей устрашающий вид. Волтуар остановился перед ней, склонил голову к груди. Темные локоны упали на глаза, скрывая их. Тихий шепот мгновенно утонул в шелесте ветра, пронесшегося в узком коридоре, пошевелившего волосы и охладившего кожу. Я невольно поежилась, обняла себя и оглянулась.

– Не бойся, Асфирель, – едва слышно произнес Волтуар.

Он не поднял головы, и его глаза светились сильнее обычного в тени. Губы тронула легкая улыбка, совершенно не успокаивающая.

– Тебе придется помочь мне, – громче произнес он, чуть приподнимая стопку книг в руках.

– Что мне нужно сделать? – нахмурилась я.

– Подойди ближе.

Я несмело шагнула к нему, оставляя между нами полметра.

– Еще ближе, – дрогнула его улыбка.

Вдохнула глубже и сократила расстояние, подняла голову и старалась не выдать очнувшегося волнения внутри. Волтуар снова прошептал что‑то на непонятном языке, и я отвлеклась на массивный перстень на его руке. До этого мутный бело‑серый камень словно раскалился, по нем прошлась рыжая огненная рябь, которую мгновенно поглотило холодное голубое сияние. Я вздрогнула, уловив движение, втянула голову в плечи, но устояла на месте. Волтуар склонился ко мне и прошептал:

– Ближе.

Я знала, чего он хочет. В голове на долю секунды помутнело – и когда я осознала, что тянусь на носочках к нему, уже не могла остановиться. Прикосновение губ перевернуло все внутри, выбило шумный выдох, но руку что‑то укололо, отвлекло. Я отпрянула от шан’ниэрда и глянула на метку – синяя.

– Разрешение продержится совсем немного, – обыденно сказал Волтуар. – Открой дверь.

Она поддалась легко, будто совсем ничего не весила. Петли не скрежетнули, не скрипнули – ни единого звука. Сразу же у входа оскалившись нависали две статуи гарпии. В углах стелилась густая тьма, не позволяя рассмотреть, что стоит на полках высоких шкафов. В маленькую, темную комнату сквозь крохотное круглое окно у потолка проникал солнечный свет. Он ровным, немного режущем глаза, столпом падал на высокий постамент и отражался от блестящей поверхности книги.

– Возьми ее, – равнодушно приказал Волтуар. – Только осторожно, не порежься.

Громоздкая, в позолоченной, а может, золотой обложке она казалась неподъемной. Россыпь драгоценных камней предостерегающе блестела острым голубым бисером по углам. В центре раскинуло ветки дерево с изумрудными листочками, но корни были окроплены рубинами, будто напитывались кровью. Пальцы коснулись нагретой солнцем поверхности, метка чуть кольнула холодом руку, но в тот же миг неприятные ощущения прошли.

– Если будет тяжело, скажи – поменяемся.

Я молча кивнула, аккуратно прижимая к груди тяжелую книгу и проходя мимо Волтуара на выход. Оглядывалась с любопытством, ожидая хоть какой‑нибудь реакции духов на то, что я выношу книгу из пугающего хранилища, но ничего не произошло.

– Это из‑за метки? – поинтересовалась я, спускаясь впереди правителя по лестнице.

– Небольшое отличие небесных от почтенных – нам позволено гораздо больше. Дариэль не солгала: духи придут в ярость, если решат, что ты хочешь обокрасть их, – ответил он. В коридоре обогнал меня, с улыбкой бросая: – В мой кабинет.

По еще пустому дворцу мы шли быстро и молча. Я почти бежала за Волтуаром, а он двигался плавно, гордо – скользил, а не шагал.

В кабинете у дивана стоял маленький, но крепкий столик. Волтуар скинул свою ношу на него и осторожно забрал у меня книгу из рук.

– Присаживайся, – кивнул на диван. – Завтрак сегодня принесут сюда же.

Я скромно присела, до сих пор до конца не понимая, что происходит. Правитель будет учить меня? Читать мне?

И вправду, через несколько мгновений он опустился рядом со мной и потянулся к маленькой шкатулке – она помещалась на его ладони, будто игрушечная.

– История Фадрагоса берет свое начало с пыли бытия и желания духов, – буднично заговорил он, медленно открывая крышку.

Внутри, на красном бархате, лежал крохотный обрывок чего‑то светлого. На нем черными точками отображалось дерево – маленькая копия того, что имелось на обложке книги. Только некоторые точки на ветках были соединены линиями, а они формировали символ.

– Жизнь, – произнесла я, узнавая рисунок, который так часто попадался в книгах с легендами Фадрагоса.

– Это было выбито на коже первого правителя шан’ниэрда нашего региона.

– Его кожа? – невольно напряглась я.

Сглотнула, когда Волтуар кивнул, продолжая говорить:

– Древо духов огромное. Его крепкие ветви раскинуты широко под землей. Оно удерживает Фадрагос от падения в пристанище мертвецов – в вечную тьму и пустоту, – чуть улыбнулся Волтуар, поднося шкатулку с обрывком ближе ко мне. – Каждый вечер солнце умирает, напитывая почву кровью погибших, чью смерть оно успело застать за свою короткую жизнь. Оно освещает эту кровь светом, помогает ей напитывать древо. В нем мы все едины, Асфирель. Только в нем мы забываем о наших различиях.

Волтуар закрыл шкатулку, отставил на стол и потянулся к небольшой потрепанной и пожелтевшей книге. Он открыл ее сразу в середине и стал листать дальше.

– Луна, в отличие от солнца, живет вечно. Но она заплатила за вечность высокую цену. Замораживающий чувства холод бережет ее память и усмиряет гнев, ненависть. Она видит многое, Асфирель, запоминает, впитывает в себя и не может забыть. Наблюдает за нами даже днем, когда солнце ослепляет нас, позволяя отдохнуть от ледяного взора.

Он прекратил листать, а я задышала рвано, глядя на рисунок знакомого существа. Чувствуя, как холодный страх скользнул вдоль позвоночника, поиграл волосками на шее, затылке. Мурашки по коже. Регион Ночной смерти мне не удалось забыть до сих пор.

– При лунном свете жизнь дается тем, кто способен ее отбирать, – сказал он, а я поежилась, вспоминая шелест чудовищ и звук, будто осыпается песок и камни. Ту боль, которую приносили прикосновения существ из тьмы. – Они приходят из бездны, живут в ней, пропитаны ею, – проводил пальцами под строками, читая вслух …

…Я слушал рассказ путника и верил ему. И грязнуля Волк – тоже. Все верили. Только блаженная Тивила снова потягивала свою настойку дурмана. Мы были уверены, что старик прячет в мешке что‑то ценное, поэтому терпели несколько часов. Он крепко прижимал его к себе и иногда поглаживал. Мы разобрались бы с ним раньше, но боялись. Гар’хорт, я видел, как огонь тянулся к его крючковатым пальцам и разжигал мудрость в глазах слепца. Разве такое могло быть? Но мы не безумцы! Он не мог видеть нас, но даже бродячий плут Карригар позже признался, что чувствовал, как старик копошится в его мыслях. Он выворачивал что‑то внутри нас наизнанку, видел то, что мы прятали ото всех. Сейчас я пишу это и жалею обо всем, что мы сотворили с ним. И этот мешок… Что за тьма была в нем? Но выбора у нас тоже не было. Хоть слепец и не говорил прямо, но он знал. Все знал. Я ненавидел его еще с первых секунд, когда он приблизился к нам. Столько дней мы ждали, когда белый дракон отправится на охоту и оставит деревню без защиты. Никто не должен был узнать о том, что мы собираемся сделать. А старик точно узнал. Мы были уверены, хоть и не знали откуда эта уверенность. Мы оставили его под древом батифриана, а наутро он исчез. Хищники не могли сожрать труп бесшумно! Гар’хорт, впервые в жизни мне страшно, и я сожалею обо всем, что мы творили. Я не писал с тех пор, как мы сбросили с обрыва Валиру, но надеюсь ты разберешься в записях, если нас не станет. Я уверен, это важно. Прочти все, что сказал старик и попробуй разобраться…

Волтуар перевернул страницу, но читать не продолжил. Я подняла голову, встретилась с его взглядом и немного смутилась – заглядывала в книгу, рассматривая небольшие иллюстрации и не заметила, как оказалась совсем рядом с правителем. Как почти прижималась к его плечу щекой.

– Эти истории у нас рассказывают детям. Просто в варианте для них многое убрано.

– Кем они были? – нахмурилась я, забывая обо всем. – Почему в начале записей рисунок лунных охотников?

– А ты видела их? – склонил он голову к плечу.

Я глянула в окно. Дневной свет успокаивал, притуплял воспоминания.

– Издали, – солгала, не желая вдаваться в подробности. Я прекрасно запомнила, как пробирает озноб от каждого прикосновения.

– Они были разбойниками, Асфирель, – тихо сказал Волтуар. – Жестокими и одновременно жалкими. Мы бы не узнали о них, если бы один из них не умел писать и не носил с собой дневник, как память о прошлом. Его вещи – единственное, что осталось целым. Позже эту историю переписывали и распространяли, стараясь ничего не исказить и не заменить. Если слепой старик, Тавирд, снова придет в Фадрагос, его должны узнать. Возможно, трагедию удастся избежать.

– Он, как Анья, да?

– Да, как она. Но Анья только разрушает, а Тавирд меняет наш мир навсегда. Многие не знают об аномалиях, но долго удерживать тайну о них не получится. Вместе с ними Повелители приходят в Фадрагос гораздо чаще. Мне продолжать читать, или ты хочешь позавтракать?

– Продолжайте, – не раздумывая выбрала я.

…Он нес какой‑то вздор! Говорил, что древо растет под миром. Его корни впитывают нашу смерть, а затем оно пропускает нашу суть через себя, чтобы на его ветвях расцвела жизнь. Наша пролитая кровь позволяет ветвям крепнуть и разрастаться. Старик рассказывал странные, пугающие до дрожи вещи. По его словам, все существа Фадрагоса размножаются и мир тяжелеет. Тяжелеет от каждого существа, от каждого нового ребенка. И древу нужно крепнуть, чтобы мир не рухнул в небытие. Этот слепец пугал своими речами! Только подумай, какую чушь он нес! Древо гниет, если кровь темнее обычной; ветки иссыхают и обламываются, если древо питается порченной кровью. Говорил, что тьма живет в нас. О какой тьме он говорил, если сам притащил ее? Он сам ласкал тьму. Гладил мешок с ней! Сказал, что древу больше нельзя отмывать нас от грязи, что вся чернота должна остаться на поверхности. Что луна подарит нам вечное скитание, запомнит каждого из нас и не отпустит. А если не она, то кто‑нибудь другой. Говорил: жадность порождает жадность, а ненависть остается в сердцах даже после смерти. Что ее необходимо побеждать еще при жизни, а не тащить к древу за собой. Тивила хохотала, слушая его, а Волк не позволил ему молвить больше ни слова. Он вырезал скверный язык, пока старик еще был жив. Мы добили его, и Карригар бросил его к корням батифриана с пожеланиями, чтобы безумный старик сам стал кормом безмозглому древу…

…Гар’хорт, брат мой, странные дела творятся. Надеюсь, ты доберешься сюда быстрее, чем планировалось, и тебе не придется читать мой дневник. Надеюсь, я сам расскажу тебе о случившемся.

Ночью белый дракон кружил поблизости, наверняка, принюхиваясь, чтобы выбрать направление для охоты. Мы с Волком проникли в деревню за полночь. Слухи правдивы: зелье духа существует! Староста разливал его по склянкам и прятал в сундуки. Мы не позволим увезти его. Только представь, что все остальное тоже правда. Мы станем могущественными, если выкрадем его!

Но меня тревожат тот старик и его речи. С хорошими вестями о драконе нагрянули и плохие. Пару дней назад почки батифриана почернели. Они всегда были как молоко, а тут черные, матовые. Никогда такого не видел! Тивила приглядывалась к ним, а в эту ночь, когда мы с Волком уходили, она попробовала одну на вкус. Ты же знаешь, как она любила поддерживать свой разум в счастье. Карригар клялся, что видел, как она замертво падает к корням, как ее кровь выступает через кожу и впитывается в землю. Он сказал, что и приблизится к ней не успел, а от нее уже остались лишь кости, обтянутые сухой кожей. Мы разрезали ее… В ней не осталось ни капли крови! Труха и кости. Гар’хорт, а если слепой старик был прав?..

…Брат мой, сегодня я чудом спасся. Мне трудно писать тебе. Прямо сейчас за мной наблюдают. Я не уверен, что это Карригар и Волк, но клянусь, видел их обращение. Их поглотила тьма. Я не знаю, с чего начать… Мысли путаются. Сейчас мне по‑настоящему страшно. Древо раскрыло почки прямо перед нами, но мы успели ускользнуть от черноты, что оно выплюнуло в воздух. Ветер унес ее в сторону деревни. Крики и плач донеслись оттуда спустя несколько минут, а потом стало тихо. Даже кур и коз не было слышно. Мы боялись идти туда, хоть и видели, как дракон улетал на рассвете. Ждали до заката у пещеры. Мне повезло, что я скрывался в тени, и лунный свет не коснулся меня. Он обжег тела Карригара и Волка, испепелил их плоть, но не тронул тьму. Старик был прав: она живет в нас… Прямо сейчас она смотрит на меня нечеловеческими глазами. Они убьют меня, если доберутся в пещеру, но кажется, огонь не позволяет им войти. Если верить словам старика, то они живут только при лунном свете. Я уйду с рассветом, но оставлю дневник тут. Если вдруг ты придешь и прочтешь его – беги!..

…Я в отчаянии. Просил прощения и молил старика, но тщетно. Вспоминал всех, кого обидел, и просил прощения у них, но не знаю, поможет ли. Брат мой, Гар’хорт, прости, если я чем‑то оскорбил тебя. Быть может, я смогу очистить себя от тьмы. Я искренне хочу этого, но не уверен, что поможет.

В эту ночь я слышалсмех и шепот старика. Он назвал свое имя, запомни его и расскажи всем – Тавирд. Он высокий и худой, одет в лохмотья, а длинные седые волосы грязны и спутаны. Его глаза белые от слепоты. Он любил говорить о времени: дни, часы, секунды… Мы тоже часто говорим о времени. Сбереги себя от встречи с безжалостным монстром. Быть может, упоминая время, мы призываем Тавирда.

Пришла глупость в голову, что если отмерять время иначе, чем отмерял его этот необычный старик, то мы будем ступать с ним разными дорогами. Я о многом думал…

Тавирд шептал ночью, что оставит мне выбор на следующую ночь: превратиться в чудовище живущее в камне, заточить себя в сырой тьме или выйти на лунный свет после заката. На рассвете я смеялся, покидая своды пещеры. Но, Гар’хорт, я не сумел выбраться из нее…

Белый дракон вернулся еще до рассвета и, видимо, в деревне все в самом деле мертвы. Ты слышал, как плачут драконы? Я думал, что мое сердце тоже разорвется от тоски. Но я заткнул уши, и это помогло. Я не успел уйти далеко, когда услышал гул пламени. Дракон выжигал черный лес, а затем отправился дальше. Наверное, он успокоится, когда иссушит эту землю навеки, чтобы ни один росток больше не смог пустить тут корни. Мне пришлось спрятаться от пламени в этой же пещере. Больше было негде. Тут все в дыму, а из‑за огня снаружи я не могу понять, сколько осталось до ночи. Все пылает багровым цветом. Если не задохнусь от дыма, превращусь ли я в чудовище?..

Глава 7. Самопожертвование или целеустремленность… Эпизод второй

– Он превратился в чудовище? – спросила я.

Волтуар закрыл книгу, улыбнулся, глянув на меня, и произнес:

– Да, Асфирель. Он позволяет остаться в пещере всего на одну ночь, как позволил ему Таверд. Сейчас, когда мы научились говорить с духами, лунные охотники нам не страшны, но раньше жизнь была иной. Огонь не оберегал всю ночь, если его не поддерживали, а храбрецы спешили победить чудовище. Многие погибли, прежде чем остальные бросили героизм и стали сторониться этого места. А теперь ни лунные охотники, ни чудовище из пещеры не страшны даже детям, – он положил книгу на стол. – От Таверда мы узнали о древе Жизни. От него же узнали, что солнце живет от рассвета до заката.

– Но ведь оно восходит снова, – нахмурилась я.

И чему верить? На Земле многое знали о жизни, о планетах и звездах. В Фадрагосе верят в абсолютную ерунду, потому что когда‑то им об этом рассказал слепой старик. И даже не старик сочинил эту историю, а какой‑то разбойник. Вдруг выдумка? Тогда, казалось бы, все очевидно: он написал ересь, и в нее поверили. С другой стороны, я помню лунных охотников и жертв, застывших в камне.

– Ты никогда не видела, как умирает существо, но продолжает дышать, есть, говорить?

– Нет, – неуверенно ответила я. Можно ли назвать мертвыми тех, кто страдает какими‑нибудь психическими заболеваниями? Определенно нельзя.

Волтуар поднялся и направился к письменному столу, на ходу объясняя:

– Бывает, мы теряем память и просыпаемся совсем другими, чаще – счастливее обычного. В народе такое явление называют болезнью солнца – оно тоже теряет память после заката, поэтому на рассвете всегда светлее и нежнее, чем на закате. К полудню успевает насмотреться на смерть по всему Фадрагосу. Когда она насильственная, солнце раскаляется от гнева, но еще не обжигает, еще способно видеть доброту Фадрагоса. Однако к закату гнев скапливается, застилает взор солнцу, и нас спасает от гибели только старость. Обычная старость, Асфирель, – взглянул на меня из‑под челки Волтуар, сжав в кулаке маленький камень призыва. – У постаревшего солнца нет сил, чтобы уничтожить мир. Оно умирает в ярости, забирая души и кровь погибших, уносит их к корням древа Жизни вместе с собой. К утру древо очищает ему память, как когда‑нибудь очистит память тем, кто умер. Они рождаются невинными, как и солнце, – улыбнулся, медленно направляясь обратно ко мне, и тихо спросил: – Как думаешь, Асфирель: оно рождается заново, не умирая, или умирает, но восходит вновь?

– Я не знаю, – смутилась я, совершенно запутавшись.

– Существо умирает тогда, когда умирает его память, – громче произнес он, остановившись напротив и глядя на меня сверху вниз, – потому что оно становится совсем другим. Известные мудрецы задавались этим вопросом и многими подобными. Например, Вольные не теряют память – только эмоции. Однако при этом нельзя сказать, что они остаются теми детьми, какими их запомнили. Вольные умирают для семьи, а семья – для них. Из‑за их потери эмоций теряется родственная связь, но память всегда остается с ними. Ситуацию с Вольными так и не отнесли к болезни солнца, потому что это не болезнь, а выбор духов. Но все признали, что они тоже умирают, пусть и совершенно иначе. Когда первые Вольные только появились, подобные вопросы поднимались в обществе повсеместно. Их рассматривали всесторонне, строили теории, предположения, фантазировали.

Волтуар совсем широко заулыбался, вовсе утратив схожесть с правителем. Я пыталась отвести от него взгляд, опустить голову, отвернуться, но не получалось. Странное состояние: когда пристальное внимание со стороны пробуждает твое собственное любопытство. Волтуар долго молчал, рассматривая мое лицо, а затем склонил голову набок и с той же широкой улыбкой продолжил говорить:

– Бурно и недолго обсуждалось нелепое предположение, что в Фадрагосе может случится так, что кто‑то будет все помнить, не лишится эмоций, будет находится в здравом уме, однако при этом умрет, продолжая жить. Никто даже не смог придумать ситуацию, чтобы все условия были учтены.

Волтуар присел на корточки передо мной, а я все же отвела взгляд от его глаз и тихо произнесла:

– Я не умерла.

– Не для всех. Будешь отрицать это?

Я сжала кулаки, цепляя ногтями бархатную обивку дивана. Елрех рассказывала, что правителей воспитывают так, чтобы близкие не могли повлиять на их правление. Они любят родных, но отдалены от них. И все‑таки Волтуар должен понимать, как мне больно слышать о том, что мои родители могли меня похоронить.

– А что случается с теми, кто умирает ночью? – перевела я неприятную тему разговора на менее неприятную. – Солнце умирает, и проводника душ не остается.

– Мы не знаем, – нахмурился он. Шумно вздохнул, поднялся и стал медленно расхаживать по кабинету, сцепив руки за спиной. – У каждой расы и у каждого региона свое поверье. Многие из нас делают все, чтобы встретить смерть днем. Хуже, если небо затянуто тучами – значит, солнцу не удалось забыть, либо оно вспомнило прожитую жизнь. Тогда великие духи Фадрагоса заступаются за нас. Не все мы виновны в гневе солнца и ненависти луны. Шиллиар плачет, чтобы остудить землю там, где солнце запомнило больше всего злодеяний.

– А если дождя долго нет? Разве это не плохо?

– А почему должно быть плохо? – остановился Волтуар и уставился на меня.

– Почва должна напитываться водой, чтобы был урожай, – пожала я плечами.

– У вас до сих пор так? – изумился он. Едва заметно покачал головой и продолжил: – Первые существа расселялись у рек. Затем последовала эра магии, и все в Фадрагосе крутилось вокруг этой великой силы. Было множество различных магов, которые обладали Единством с духами. Именно для их обучения формировались первые гильдии. А затем началась война предков…

Духи сложились в символ недалеко от Волтуара, освещая золотистым светом ровные черты лица и усиливая тени. Правитель подошел к двери, открыл ее, пропуская внутрь кабинета двух служанок с подносами. Они оставили завтрак на столе и, не отрывая взгляда от пола, вышли.

– Давай позавтракаем, а потом я расскажу тебе о войне предков, – произнес Волтуар, перекладывая книги с маленького стола на письменный.

Завтракали молча, сидя на диване в полуметре друг от друга. Я украдкой поглядывала на него, старалась присматриваться к красоте и игнорировать рога, удлиненные коготки и хвост с тонкой кисточкой. Впрочем, либо зелье действовало безотказно, либо внезапная забота Волтуара располагала, а может, я просто начала привыкать к нему. Разглядела в нем человечность, несмотря на внешнее различие. К змеиным, слишком ярким глазам я точно успела привыкнуть. В конце концов, у Ромиара волчьи глаза и пепельная кожа пугали сильнее. Или это просто воздействие тяжелого и опасного нрава Вольного… Все они ужасны. Все.

Вольный. Наверное, теперь только он стоял между мной и Волтуаром. Не давал забыть о себе, приходил в сновидениях и просил поговорить с ним, позволить объясниться, а мне никак не удавалось согласиться. Словно голос отнимался, а тело не слушалось. Я часто просыпалась в момент, когда его кожа плавилась и стекала по щеке бурой массой, пачкала шею, разъедала плоть – и он умирал задыхаясь. Гораздо страшнее, чем было в реальности. К тому же я прекрасно понимала, что чувствую к нему. Вспоминала наши разговоры, его намеки, голос, зелено‑карие глаза, в которых всегда таилась хитринка. Даже просто от воспоминаний мурашки бегали по коже, я невольно обнимала себя, стараясь представить его объятия. Его прикосновения.

– Если ты поела, я вызову слуг, пусть уберут все.

Волтуар улыбнулся, застукав меня за подглядыванием. Я опустила голову и кивнула, отставив чашку с цветочным чаем.

Он снова поднялся за камнем призыва, негромко полюбопытствовав:

– Сейчас тебе нравится, как мы проводим время?

– Да, почтенный… – закусила губу, глядя на его спину, и почти сразу исправилась: – Да, Волтуар.

– Есть какие‑то пожелания?

Он на мгновение обернулся, и в его глазах едва ли просматривались ласка и забота. Я зажмурилась, опуская голову, чтобы спрятать лицо под упавшей челкой. Так ли интересно ему рассказывать кому‑то историю Фадрагоса? Не ради этого он возится со мной.

– Нет, благодарю. Мне все нравится, – как можно убедительней сказала я.

– А вот у меня пожелания есть, – мягко произнес он перед тем, как открыть дверь служанкам.

Я не рискнула спрашивать о пожеланиях при посторонних, а когда мы остались наедине, он подошел ко мне и подал руку. Взявшись за нее, поднялась и затаив дыхание наблюдала, как Волтуар с удобством усаживается на диване. Не сопротивлялась, когда он потянул меня за руку. Мне не оставалось ничего, как только сесть на его колени, стараясь подавить опасения, дрожь, и смириться с накатившим теплом и легким головокружением.

– Обнимешь меня? – спросил он, аккуратно убирая мою косу за спину. – Или так не принято в вашем мире?

Я выдавила из себя улыбку и положила руку ему на плечо. Взгляд цеплялся за наросты, спрятанные под волосами Волтуара, где кожа покрывалась мелкими рубцами, дальше твердела и плотно огибала начало светлого рога.

– Тебя что‑то смущает? – спросил он, и моя улыбка против воли стала виноватой.

Можно ли шан’ниэрду сказать, что меня, человека, смущают его отличия от человека? Насколько оскорбительно для них такое признание?

– Просто интересно, как вы спите, – утаила я истинные причины. В походе успела насмотреться на спящего Ромиара. – Цепляются ли рога… Наверное, опять неприличные вопросы задаю.

Волтуар усмехнулся, кажется, совсем не обидевшись.

– Мы никогда не спим на спине, – ответил, потянув меня на себя. Моя щека едва не коснулась его щеки. Пришлось упереться второй рукой ему в грудь, чтобы не налечь на него всем весом. – Наволочки шьют из плотной, скользящей ткани. Если все же необходимо лечь на спину, тревожим духов воздуха. Шан’ниэрдам они помогают неохотно, но помогают.

– Почему? – спросила я, млея от поглаживаний по спине.

– Мы нашли нескольких духов воздуха, – прошептал он, пощекотав дыханием кожу на плече. – Конкретно эти предпочитают общество порывистых, непоседливых, буйных. Думаю, они единственное исключение васовергов. Тебе, может быть, неизвестно, но эта раса не любит прибегать к помощи духов, но от Иссиара отказаться не могут. Видела их рога? Они даже на бок не способны лечь.

Дрожь пробирала все тело, когда Волтуар оглаживал ногу и прикасался губами к плечу, ключице.

– Вы хотели рассказать мне о войне, – судорожно выдохнула я.

Осознание все еще боролось за трезвость, но в голове прилично шумело. Казалось, что я пребываю одновременно в реальности и где‑то на грани сна, но что‑то удерживало от того, чтобы сорваться в него.

– Твоему жениху стоило бы завидовать, если бы вас не разлучили, – отстранился Волтуар, опрокидываясь на спинку дивана. Я не заметила явного недовольства, хоть он и хмурился, разглядывая меня. – Есть вероятность, что ты будешь видеть и чувствовать его, находясь со мной.

– Простите, почтенный.

Я хотела подняться и пересесть, но он мгновенно обхватил меня за талию, удержав, и произнес, заглянув в глаза:

– Я не виню тебя. Ты ведь помнишь, что я такой же? У меня есть любимая, но мы не можем быть вместе.

– Что вам мешает? – поинтересовалась я. Его понимание, и вправду, успокаивало.

Он снова потянул меня на себя, уткнулся в шею, но не целовал. Ответил, обжигая дыханием кожу:

– Она любит другого. Другого правителя, Асфирель. Иногда возникают глупейшие ситуации, какие‑то нелепые случайности, которые отбирают полноценную жизнь или позволяют осознать, что до какого‑то мгновения ты и не жил вовсе. Мне рассказывать о Фадрагосе дальше?

– Да, – отчего‑то прошептала я, не желая нарушать тишину громким голосом.

– Тогда обними меня. Надоело слышать, что ты благодарна мне, но не видеть эту благодарность. И не проси прощения, – опередил он, заставляя закрыть рот, не успев и звука выдавить из себя. – В большинстве случаев ты не раскаиваешься, а всего лишь придерживаешься правил приличия.

Запах Волтуара перебил все цветочные ароматы, тепло от тела согревало, но совсем не успокаивало. Однако я обняла. И даже осмелилась пойти ему навстречу, скинув сандалии и подтянув ноги к себе. Если он и удивился, то виду не показал. Когда положила голову на его плечо, услышала, как он усмехнулся. Коготки не оцарапали, цепляя челку и убирая ее со лба. Волтуар заправил мои волосы за ухо и, поглаживая шею, обводя овал лица, принялся полушепотом рассказывать о войне предков.

Мне казалось, многое, очень многое я слышала о ней. Об утраченном Единстве с духами, а, следовательно, о потере магии в Фадрагосе. О том, что в меньшей степени война повлияла только на драконов, но и те по какой‑то причине стали выбирать себе друзей только среди агрессивных рас. О том, что сведений о войне осталось слишком мало, их будто уничтожили или спрятали. Волтуар рассказал, что один из культов, обосновавшийся среди опасных гор, скрывает какие‑то важные сведения о начале конфликта. От этого же культа пошло одно из предположений, что в войне виноваты две расы, одна из которых – люди. Эта версия живет ни одно поколение, и в нее верят, потому что она объясняет многие изменения и события тех времен.

– Соггоры прекрасные правители, Асфирель. Не могу отрицать, что один соггор справится с властью в регионе лучше, чем трое шан’ниэрдов. Когда дело касается ответственности перед множеством существ, они без сожалений и раздумий перешагнут через родных и любимых, но исполнят долг.

– Непривычно, что о них кто‑то хорошо отзывается, – призналась я, закрыв глаза и вспоминая, как Вольный защищал сильнейшую расу Фадрагоса.

Волтуар обнимал меня, но сидел неподвижно. Только его грудь размеренно поднималась и опускалась, убаюкивая меня.

– Не они затеяли войну, а беловолосые шан’ниэрды, но именно соггоры не захотели остановиться, когда можно было. Беловолосые шан’ниэрды самовлюблены в той же степени, как и самокритичны. Они всегда стремятся доказать себе и остальным, что достойны уважения, что способны на большее, чем остальные. В то время не существовало понятия «раса людей». Вы воспринимались… – он вдохнул глубже. – Вас не считали достойными и ценили, как…

Очередная заминка. Неужели старается не обидеть меня?

– Не страшно, если услышу правду, – прошептала я, не открывая глаз.

– Если тебя начнет что‑то тревожить, сообщи, – погладил он мое плечо и продолжил: – Вы ценились, как скот. Животные, обладающие интеллектом и умом не хуже, чем у виксартов и васовергов. Из найденных писем торговцев исследователи узнали, что вы стоили немногим больше, чем обученный ездовой волк. «Самки» были дешевле, потому что от тяжелых работ умирали быстрее, а от частого разведения чахли, теряли силы и разум. Все хорошо, Асфирель? – спросил он, когда я съежилась и невольно напряглась.

Волоски приподнялись на шее, а внутри все окаменело. Рабство ли это? Или что‑то гораздо ужаснее?

– Да, я в порядке, – хрипло произнесла и сразу же спросила: – Как все изменилось?

– Беловолосые шан’ниэрды самосовершенствовались, – усмехнулся он. – Они с трудом находятся рядом с другими расами. Для них существует огромнейшая пропасть даже между нами. Не удивлюсь, если твой друг презирает меня и считает глупцом.

– Он всех считает глупыми, – нахмурилась я, но вспоминала о Роми без злобы. – Кроме Ив и Елрех.

– Он полюбил полукровку, Асфирель. Только сильные духи сумеют показать ему ее недостатки, чтобы вернуть Вольного к миссии. У остальных шан’ниэрдов не осталось бы ни единого шанса. Что касается исследовательницы, думаю, она прекрасно понимает: Вольному не выгодно ее обижать. Если бы не выбор духов, он не подпустил бы и ее к себе. Особенность расы… – тише протянул он.

Я ощутила, как Волтуар склоняется ко мне, как его рука сжимается на моем бедре. Пальцы второй руки ласково скользнули по скуле, погладили щеку – мое дыхание сбилось. Едва ли удавалось усидеть на месте: хотелось либо вскочить и оказаться как можно дальше от шан’ниэрда, либо поцеловать, обнять крепче…

– В то время наша раса тоже сторонилась всех. Даже людей. Тем более вас, – полушепотом сказал он и продолжил говорить громче: – В древних свитках писали, что беловолосый шан’ниэрд публично казнил себя, когда осознал, кого полюбил. Когда влюбленность к человеку, к животному, повторилась, и они, и мы, темноволосые шан’ниэрды, отказались содержать людей. В какой‑то момент эта отстраненность стала привычной, и впечатления от произошедшей трагедии позабылись. А беловолосым собратьям хотелось развиваться дальше. Они заинтересовались вопросами милосердия и победой над собственными недостатками. Важнейшим из них считался неприятие других рас. Где‑то говорилось, что тогда же ими поднялся вопрос о гуманности, а от него рассуждения коснулись разумности людей. Именно беловолосые шан’ниэрды первыми отказались считать вас животными и ввели в общество новую расу. И это развязало крупнейшую войну в Фадрагосе, которая длилась ни одно поколение.

– Получается беловолосые шан’ниэрды заступились за расу, которую избегали? – нахмурилась я.

– Избегают и ненавидят, – поправил он. – Как и многих других. Они считали, что такой радикальный шаг избавит их от недостатков.

– Совершенная раса, – с осуждением пробубнила я, вспоминая нашу историю.

Как много нужно стремления к лучшему, чтобы рискнуть всем миром? С другой стороны, людей не считали за людей – такая ли это неоправданная причина?

Волтуар усмехнулся, пощекотав мои волосы на виске, и продолжил:

– Мы, темноволосые шан’ниэрды, зачастую испытываем трепет перед беловолосыми собратьями, вдохновляемся их поступками, неосознанно подражаем им. Не знаю, почему природа вложила в нас эту слабость, но история показала, как неразумно ее отрицать. Последствия бывают непростительными.

Очередной выдох Волтуара словно был пропитан душевной тяжестью, будто правитель собирался делиться чем‑то постыдным, болезненным.

– Долгое время после войны сильнейшие роды темноволосых шан’ниэрдов учились контролировать эти чувства, чтобы самостоятельно править регионами, а не отдать власть тем, кто едва не погубил Фадрагос. Мы осознанно отдалялись от второй линии шан’ниэрдов. Сейчас наши слабости уже не тайна, но тогда расы тщательно скрывали собственные недостатки друг от друга. До войны мои предки еще не умели справляться с любовью к беловолосым собратьям и преклонением перед ними. Наша любовь делает нас слабее, Асфирель.

– Их отстранили от власти, потому что они боролись за права людей? За это вы их вините? – изумилась я. Даже отодвинулась от Волтуара, чтобы посмотреть ему в глаза.

Он выглядел абсолютно спокойным. Несколько секунд разглядывал мое лицо, а затем крепко обнял меня за плечи, вынуждая снова прижаться к нему. До этой секунды я была уверена, что любой, кто наделен властью, обязан быть сильным, холодным, расчетливым, но теперь растерялась. Троица правителей региона Цветущего плато всегда казались мне непоколебимыми, но сейчас я чувствовала, замечала печаль Волтуара, его подавленность.

– Когда соггоры отказались принимать людей за равных, шан’ниэрды объединились против них, – продолжил говорить он. – Рассаты искали оптимальное решение для двух сторон, а доброжелательные гелдовы просто не ввязывались в зародившийся конфликт. Асфирель, никто из них и подумать не мог, что жаркие споры обернутся кровопролитием, – произнес так, будто извинялся за случившееся. – Фангры – очень предприимчивая раса. Они легко и с радостью поддерживают любые перемены. Тогда они были расселены в отдаленных регионах от Обители соггоров. И, как и гелдовы, ни во что не вмешивались, но когда до них дошли вести, беззаботно подхватили идею шан’ниэрдов принять людей на равных. Им не требовалось разрешение правителей; всегда в меньшей степени зависели от мнения остальных. Поэтому, объединившись с гелдовами, стали учить людей жить на равных, построили им дома и нашли работу. Тогда соггоры начали терять влияние над небольшой частью регионов, чего не могли допустить. Шан’ниэрды тоже не желали останавливаться и продолжали выступать за свои идеи, чем усугубляли положение соггоров. Чтобы вернуть утраченную власть и контроль над ситуацией, правители заключили союз с представителями неизученной расы, только вышедшей из глубин Вечного леса и попавшей к ним в плен. Соггоры успели узнать лишь об их возможностях, но ничего больше. Они рискнули и… – он снова тяжело вздохнул, помолчал немного и продолжил: – Я не знаю, чья ошибка стала критической в том конфликте, но соггоры тоже ошиблись, поклявшись оберегать балкоров, взамен на вечное и безотказное подчинение. Тогда ни одна из рас, заселяющих города, не знали, что глубоко в Вечном лесу, спрятавшись ото всех, живут не только обнаруженные балкоры, но и еще одна раса. Умелые следопыты, прекрасные охотники и самые скрытные существа Фадрагоса, не прибегающие для маскировки к магии. Эльфы давно вели кровопролитную войну с ближайшими соседями. Именно от них и бежали те балкоры, которых пленили соггоры.

– Уже были города, торговля людьми, социальные конфликты, но Фадрагос все еще был не изучен? – удивилась я. – Всего один континент, в наличии драконы, магия, сильные расы и… Как так вышло?

– Что такое континент? – как‑то осторожно и совсем неуместно прозвучал вопрос Волтуара.

Я растерялась. Можно объяснить на примере островов. Они ведь точно встречаются в озерах и широких реках, но даже это могло сильно отклонить от темы разговора.

– Я обязательно объясню, но позже, – пообещала я, задирая голову, чтобы посмотреть на лицо Волтуара, и улыбнулась, столкнувшись с его любопытным взглядом. – Соггоры заключили союз с балкорами. Зачем?

– Не со всей расой, а только с небольшой группой, – легко вернулся он к рассказу о войне. – В первую же ночь после заключения союза балкоры пробрались к верховной семье беловолосых шан’ниэрдов, приняли образ главенствующих мужчин, а их самих убили. Они сумели совершить злодеяние бесшумно, бесследно, не прибегая к помощи посторонних. Долго и осторожно они руководили шан’ниэрдами, слушая указания соггоров и возвращая все на привычные места. И им удалось, Асфирель. Удалось обмануть всех и убедить, что люди не должны восприниматься расой – только животными.

– Мне этого не понять, – дернулась я. – Гелдовы… Я видела их. Они словно гигантские люди из камня. Очень медлительные и неповоротливые. Говорят медленно, с каким‑то скрипом, будто им тяжело. Почему их принимали за… – вовремя проглотила слово «людей», – гуманоидов, а людей нет?

– Я не жил в то время, Асфирель. Только могу сказать, что о вас с самого начала указывалось во всех записях, как о зверях. Совершенно непредсказуемых и подлых зверях. Некоторые предполагают, что вас обнаружили васоверги. Они же превратили вас в домашних питомцев, не разбираясь, кем вы являетесь. А позже васовергов и виксартов сумели укротить соггоры, приняв их в Союз Рас. Вы были представлены, как скот, и никто не стал бы испытывать терпение агрессивных рас из‑за их ошибочных убеждений. С ними и сейчас трудно строить отношения, – Волтуар замолчал, словно сам понял, что последнее высказывание звучало, как оправдание. – Хочешь пить?

– Нет, спасибо, – ответила я на внезапный вопрос. Глянула на подоконник, где стоял графин и бокалы. – Вам подать воды?

– Не откажусь, – согласился он, выпуская меня из объятий.

Ноги слегка затекли, покалывали, поэтому я с долей радости поднялась и направилась к окну. Волтуар продолжил говорить, наблюдая за мной.

– Под руководством соггоров балкорам удалось обмануть всех. Но хоть у них и получилось задуманное, они все равно опоздали. Регионы, где люди успели ощутить свободу, отказывались подчиняться. Фангры умеют быть прекрасными заступниками и друзьями, если разглядят в существе что‑то приятное им. Именно в тот момент уже они убеждали всех, что люди не заслуживают такого обращения к себе. Соггоры восстановили контроль над шан’ниэрдами, но утратили его над фанграми, быстро распространяющими информацию о людях, как о разумной расе.

Волтуар замолчал, пристально глядя на мое лицо, пока я стояла напротив, удерживая бокал с водой и ожидая, когда он заберет его. Тишина заставляла нервничать, поэтому я тихо спросила:

– Я что‑то сделала не так?

Он словно очнулся, шумно вздохнул и потянулся за бокалом. Отпил немного, отставил на стол и только тогда ответил:

– Ты все делаешь правильно. Прогуляемся по парку?

– Если желаете. Только мне необходимо сменить платье, – не удержалась и немного поморщилась, – на обеденное.

– Я как раз проведаю братьев, – усмехнулся он. – Жди меня в комнате.

Волтуар проводил меня и ушел. Я успела переодеться, чуть побродить по комнате, а затем вышла на балкон. Солнце ослепляло, сияя высоко над горизонтом. Яркое, голубое небо с редкими перистыми облаками ничем не отличалось от нашего. Обычная планета, обычные звезды, привычная атмосфера, но… Существует ли Таверд? Я не могу отрицать, что видела лунных охотников, потому что едва не погибла в ту ночь. Я видела Анью совсем рядом, слышала, как звенят цепи на ее руках. Насколько Фадрагос может отличатся от Земли? Я облокотилась на перила, глядя в глубину лазурного озера. Песчаное дно просматривалось так, будто лежало на поверхности: совсем немного коряг; чуть больше гладкого, светлого камня; рыба блеснула серебристой чешуей в тени цветущих водорослей.

Таверд, Анья и многие другие, кого тут называют Повелителями, – монстры, демоны, а может, боги Фадрагоса? Кем бы они ни были, но они приходят в этот мир, отзываются на мольбу фадрагосцев. Наверное, видят нас так же, как я сейчас вижу крохотный мир озера. Зачем они вмешиваются в жизнь этого мира? Возможно, забавляются… Могу ли я найти среди них того, кто услышит меня и ответит на мой вопрос о возвращении домой?

Всего несколько часов, проведенных с Волтуаром, подкинули мне больше пищи для размышлений, чем все время рядом с Елрех. Почему она не рассказала мне о том, кем были люди в Фадрагосе до войны предков? Не поверю, что она не знала об этой версии. Уж слишком просто Волтуар рассказывал ее, совсем открыто и беззаботно. А может, Елрех просто не хотела поднимать эту тему, потому что приняла меня так же, как и фангры в прошлом приняли на равных людей.

– Немного задержался, – услышала я голос Волтуара за спиной.

Он остановился рядом со мной, взявшись за перила и разглядывая открывающийся пейзаж. Мне всегда казалось, что он был моложе других правителей Цветущего плато, но спрашивать об этом я не осмеливалась. В Фадрагосе о возрасте, как и о времени, старались не упоминать. А если говорили, значит, были настроены целеустремленно, что считалось тут близким по значению с агрессивностью и жестокостью. Теперь я знала предысторию этих суеверий, понимала причины.

– Тебе известно, что это за замки? – кивнул Волтуар на серые башни вдали.

– Нет. Я никогда не интересовалась у Елрех.

Ласковая улыбка делала красивое лицо нежным, вызывала доверие.

– Там хранятся огромные амулеты, напитанные силой духов‑защитников. Она вытягивает силу драконов, поэтому они никогда не приближаются к плато. Такие же есть в Обители и других крупных городах. Чтобы принять балкоров у нас, нам необходимо снять защиту.

– А при чем тут балкоры? – удивилась я.

– Их сила схожа природой с силой драконов. Мы не можем рисковать, но и принимать их долгое время где‑то за пределами Обителей плохой вариант. У правителей и верховных много забот, мы не можем оставлять регионы надолго.

Я хмурилась и молчала, снова разглядывая озеро. Изначально Фадрагос казался диким, позже непонятным, а теперь каким‑то сложным… Три правителя, обязательно темноволосые шан’ниэрды, на один регион, чтобы каждое решение принималось взвешенно, с разных сторон. Люди, фангры и гелдовы старательно работают, чтобы заслужить статус уважаемых. Эльфы, эльфиоры и рассаты сразу рождаются уважаемыми, а беловолосые шан’ниэрды – почтенными. Каждый может лишится своего положения, если сойдет на скользкую дорожку. У виксартов с васовергами нет сословий; они всегда отдалены, но никто не стремится воевать с ними – на их стороне драконы и сильные духи разрушения. И никто, кроме них, не хочет войны в Фадрагосе. О соггорах я часто слышала, но не стремилась узнать лучше. Запоминала о них только то, что рассказывали Ив и Елрех. А сейчас еще и балкоры нарисовались…

– Тебе нравится озеро?

Я вздрогнула от тихого вопроса.

– Оно такое мелкое, – с улыбкой произнесла я.

– Так только кажется. У Прозрачного озера есть свои духи, они очищают его, прибивают ил ко дну. Оно очень глубокое.

Волтуар протянул мне руку, а затем повел к выходу. До обеда мы гуляли по дворцу, неторопливо общаясь о Фадрагосе, о расах. Обед нам подали в уютную беседку, расположенную на утесе. Волтуар вел себя учтиво, ласково – подкупающе. Я все чаще забывала о том, с кем нахожусь рядом и как необходимо себя вести. Однако мне все прощалось. После обеда Волтуар привел меня в стойла, чтобы познакомить с Арвинтом, огромным черным волком, на которого я засматривалась при первой встрече с шан’ниэрдами. Наверное, что‑то изменилось, потому что теперь огромный зверь не ассоциировался с домом. Я не уверена, что полюбила Тоджа или прониклась к нему нежными чувствами, но, глядя на Арвинта, испытывала тоску, вспоминая вредного радужного ящера. О его хозяине я старалась не думать…

О войне стало известно гораздо больше. После того, как фангры стали выступать против воли правителей, на стороне которых уже выступали и шан’ниэрды, затеявшие весь конфликт, соггоры приказали выжечь крупные города двух отдаленных регионов. Драконы пролили кровь драконов, шан’ниэрды убивали тех, кто сумел выбраться из пепелища и давал отпор. Города были уничтожены.

Миролюбивые рассаты не смогли простить такого насилия, поэтому окончательно приняли сторону фангр, гелдовов и новоиспеченной расы – людей.

Группа эльфов, в дальнейшем назвавшаяся гильдией Очищения, отследила бежавших балкоров и добралась за ними до самых Обителей. Скрываясь среди толпы, они узнали в беловолосых шан’ниэрдах, тогда еще выступающих публично, подмену. Убив лжеверховного ядовитой стрелой, они раскрыли обман. Труп балкора принял изначальный облик. Это послужило началу внутреннего конфликта среди шан’ниэрдов. Они перестали доверять друг другу.

Вскоре раскрылся и тайный союз между соггорами и балкорами. Соггоры не могли стоять в стороне, когда клятва обязывала оберегать балкоров. Шан’ниэрды быстро сообразили, что произошло, поэтому пообещали отомстить за смерть братьев. Соггоры и балкоры стали их единственными врагами.

Эльфы не разбирались в причинах. Они поняли только, что шан’ниэрды и соггоры были близки с их врагами. Объединившись с ними, те, кто называл себя правителями, боролись против других рас. Эльфам этого было достаточно, чтобы увидеть в фанграх, людях и рассатах союзников. Но когда они вернулись с вестями домой, не все эльфы поддержали их решение воевать с другими разумными существами, ради уничтожения балкоров. Тогда те из них, кто покинул родной дом, прозвали себя эльфиорами.

На тот момент, когда эльфиоры добрались обратно к союзникам, в войне образовались три ярко выраженные стороны: фангры, гелдовы, люди и присоединившиеся эльфиоры – Справедливость; две линии шан'ниэрдов – Возмездие; соггоры и балкоры назвали себя Драконами, но за глазами их звали Ящерами.

Возможно, война закончилась бы быстрее, но васоверги и виксарты не могли пройти мимо. Ярость бурлила в крови так же, как и сейчас. Их не интересовали причины конфликта, вся их суть жаждала смерти в кровавых битвах. Агрессивная раса не стала примыкать под чье‑то крыло, не прогнулась ни перед кем – они мародерствовали. Часто именно их внезапные, необоснованные нападения рушили стратегии трех сторон. И чтобы побороть неостановимую силу, расам необходимо было объединиться, о чем никто и помыслить не мог. Четвертая сторона вдохновилась идеями других сторон и назвала себя гордо – Яростью.

Лишь к вечеру ближе мы вернулись во дворец и снова ненадолго расстались. Я опять ждала Волтуара в своей комнате, и мне опять хватило времени, чтобы переодеться и даже немного заскучать. Ужин принесли незадолго до того, как пришел Волтуар. Теплая атмосфера и беседа на отстраненные темы располагали к хорошему настроению. Вот только после того, как со стола все убрали, я невольно напряглась.

Когда Волтуар подал мне руку, я с любопытством гадала, куда мы направимся и что еще интересного услышу.

Когда он оставил меня стоять посреди комнаты, а сам направился к этажерке с флаконами зелий, во мне все замерло.

Волтуар взял с полки зелье желания, и внутри меня все оборвалось. Рухнуло вниз.

Стало прохладнее.

– Оно из рубиновой сладости. Тебе знакома эта ягода? – протянул флакон Волтуар, остановившись напротив меня.

– Да, пробовала как‑то…

Я сглотнула тугой ком, попыталась улыбнуться, но улыбка не продержалась долго. Я скривилась. Волтуар тоже утратил нежность. Прохладный флакон скользил в пальцах. Хотелось разжать их.

– Асфирель, я стараюсь идти тебе навстречу, – заговорил Волтуар, превратившись в того шан’ниэрда, который позволил мне стать его любовницей, – ухаживаю за тобой, но где‑то ошибаюсь. Что я делаю не так?

Он склонил голову, вглядываясь в мои глаза, и я смутилась, растерялась. Отвела взгляд в сторону, откупоривая флакон. Сердце сжималось, постепенно заполнялось злостью.

– Вы бы сразу сказали, что хотите переспать со мной, – не удержавшись, пробормотала я.

– Ты сделала неверный вывод, – нахмурился он.

Шагнул ко мне, а я неосознанно дернулась и отступила. Сердце заколотилось быстрее, но не от желания, а от накатившего страха. Ромиар почти убил меня, второй шан’ниэрд тоже… почти убил. Чего ждать от третьего?..

– Любовницы не обсуждают политику, не отнимают столько времени, сколько отняла я. Вы сами это говорили, – наспех пробормотала, нелепо оправдываясь. – Вы… зачем тратили столько усилий, если хотите всего лишь переспать с любовницей? Диковинка…

– Пей, – внезапно приказал он, глядя строго.

Я скривилась, все еще стараясь смотреть куда угодно, только бы не на правителя. Больше не испытывала его терпения, выпивая приторно‑сладкое зелье, которое почему‑то оставляла привкус горечи на губах.

– Женщины сами ищут нашего внимания, – холодно заговорил Волтуар. – Это необходимо вам. У меня много забот, Асфирель, чтобы еще отвлекаться на чужие. Мелочные.

Он подошел к широкой кровати, присел на нее и опять приказал, больно оглушая:

– Разденься.

Есть ли смысл молить или что‑то доказывать ему? Чем я готова пожертвовать, чтобы получить желаемое? А такая ли это жертвенность, если Волтуар тоже обманут?

Грязная человечка…

Руки тряслись, и взяться за пояс вечернего платья удалось не с первой попытки. И только со второй пальцы сжали тонкую полоску ткани, и с ощутимым трудом я потянула за нее. Комната вокруг словно вытянулась, оказалась такой огромной, пустой. Не за что ухватиться, чтобы не упасть… Не за кого.

– Почему слезы? – сквозь звон в ушах донесся вопрос. – Подойди.

Я все еще крепко удерживала ткань в кулаках, так и не пересилив себя, чтобы стянуть платье полностью. Остановилась в полуметре от Волтуара, ощущая, как дрожат ноги.

– Я задал вопрос: почему ты плачешь?

– Я… – коротко всхлипнула, но старательно удерживала равнодушное выражение лица. Слезы стекали по щекам, мускулы мелко дрожали. Я не знала, что ему ответить, поэтому прошептала единственный вариант, который отыскался: – Потому что в нашем мире так не принято.

– Твои правила остались в твоем мире.

Он надолго замолчал. И чем дольше длилось молчание, тем сложнее становилось мне. Я ощущала ночную прохладу, сквозняком проникающую в комнату. Но дрожала не из‑за нее.

Жалкая.

Я смотрела поверх Волтуара. Постоянно в мыслях напоминая себе, что когда‑нибудь все закончится. Когда‑нибудь я сбегу из этого мира и все забуду. Уловив движение, против воли съежилась, затряслась сильнее, но сумела устоять на месте. Выдержала пристальный взгляд, выдержу и остальное.

Все нормально, Аня. Нужно просто подпустить его к себе, а дальше подействует зелье. Все нормально…

– Ты бледная, – заметил Волтуар, проходя мимо меня к столику. – Оденься и иди на балкон. На свежем воздухе тебе должно полегчать.

– Я… простите, я…

– Принесу тебе вина, – перебил он.

Я не упустила шанса. Быстро натянула платье обратно на плечи и почти выбежала на балкон. Вцепилась в перила, вдыхая глубоко и шумно. Старалась привести мысли в порядок. Прийти в себя.

Избежала и оттянула время? Или все усугубила… Что помешало теперь? Самоуважение давно утрачено. Нет, оно давно продано ради цели. Еще в тот момент, когда я решила солгать Вольному и извлечь собственную выгоду. Гордость? Сейчас она совсем неуместна. Да и чем гордиться?

Зажмурилась, стараясь разобраться в себе. Понять, что конкретно меня останавливает, пугает. Гордость… Воспитание, которое позволяло оценить правильность поступков. А еще злость. И злюсь я не на Волтуара, а на себя. Низко пала. Может ли быть хуже, чем стать похожим на тех, кого всю жизнь не задумываясь осуждала?

Это нужно мне… Нужно.

Было бы легче, если бы Волтуар не позволял мне одуматься. Не приказывал, а действовал. Не рассматривал издали… Чего он ждет? Наверное, как и другие, я сама должна тянуться к нему. Проявлять ласку и… Но я не могу.

После того, как меня едва не убил подчиненный Стрекозы, я словно забыла о моральных ценностях. Мне было плевать, что подумает обо мне Вольный. Я не задумывалась о мнении остальных. Помогло, ощущение близкой смерти.

Это нужно мне.

Я вытерла остуженные легким ветерком щеки и приступила к действиям. Шершавый камень перил царапал ладони, платье цеплялось за него. Небольшой выступ за перилами, позволял стоять устойчиво, но разжать руки все равно было страшно. Волтуар сказал, что озеро глубокое, но тени так пугающе отчетливо просматривались на дне. Словно оно лежит на поверхности. Полная луна, застывшая в вечном холоде, не согревала своим светом. Не утешала. Но она способна принять все одинаково: доброту и милосердие, насилие и ненависть. Мне никогда не стать луной, но я могу попробовать жить солнцем.

– Асфирель, – тихий голос едва ли не смешался с шелестом листвы и не потерялся в ночном стрекоте и редком пении птиц.

Я натянула улыбку, глянув на Волтуара. Он стоял в проходе арки, удерживая два бокала, и хмурился.

– Что ты делаешь, Асфирель?

– Вы сказали, что озеро глубокое, – удалось сказать бодро и беззаботно.

Волтуару тоже пойдет на пользу, если он хоть ненадолго лишится контроля.

– Я помогу тебе забраться обратно. Не двигайся.

– Я прыгну, – подалась я вперед, нависнув над озером.

Пальцы до боли вцепились в перила. Я никак не могла оценить, сколько метров до воды. Наверняка, страх преувеличивал действительность.

– Что ты пытаешься доказать мне?

– Ничего, – покачала я головой.

Спокойствие правителя быстро улетучивалось. Теперь он осматривался, будто оценивал расстояние между нами. Его дыхание заметно участилось, а движения стали резкими. Хвост рывками мельтешил за спиной. Волтуар поднял на меня глаза и заговорил:

– Это глупо…

Я не дослушала. Снова прижалась поясницей к перилам, а затем с силой оттолкнулась. Прыгнула. Звон позади утонул в шуме ветра. Казалось, сердце не билось в эти короткие мгновения до столкновения с поверхностью озера. Я зажмурилась, проваливаясь в холодные объятия, наслаждалась успокаивающей лаской воды, улыбнулась выдыхая остатки воздуха и открывая глаза. И вправду, глубокое.

Сердце продолжало колотиться, но жизнь с каждой секундой становилось ярче. Ненамного, но все же. Иногда нужно рискнуть всем, чтобы ощутить радость. Недолговечную, искусственную, но хоть немного разбавляющую ежедневную однообразность.

Я вынырнула ближе к берегу, расплескивая воду и жадно вдыхая. Озноб пробирал тело, я дрожала, но широко улыбалась. Только глянула на балкон, нависающий высоко над озером, как услышала громкий всплеск.

Правитель потерял контроль.

Сердце вновь сжималось, но теперь по другой причине. Я пошла ва‑банк: либо разрушила одним поступком все запланированное, либо сократила расстояние между собой и Волтуаром. Нужна ли ему сумасшедшая девица под боком, когда над Фадрагосом нависла угроза? Если бы он не потратил на неблагодарную любовницу весь день, я бы однозначно решила, что он выставит меня из дворца.

Я выбралась на берег, постоянно оглядываясь наозеро, но шан’ниэрда так и не увидела. Успела разволноваться. Он хоть плавать умеет? Вдруг неудачно нырнул и потерял сознание. Направилась обратно, но заметила голубое свечение глаз в стороне. Волтуар вышел из тени деревьев под лунный свет, приближался ко мне медленно, сжимая кулаки и стиснув зубы так, что желваки играли. Черная одежда прилипла к телу, мокрые волосы убраны назад. Он остановился в метре от меня, тяжело дышал и пристально смотрел на мое лицо. Вдохнул глубже, а губы его дернулись, будто он хотел что‑то сказать, но в последний момент передумал. Сжал кулаки крепче и шагнул ко мне. Тесные объятия не позволяли отстраниться даже в миг испуга. А спустя этот миг я сама обнимала Волтуара, целовала, цепляясь за его волосы. Закрывала глаза, и тогда стояла на грани сна и яви. Ощутив густую, мягкую траву под спиной, глотнула воздух ртом, на долю секунды сжалась, вспоминая приторно‑сладкое зелье, но перешагнула через себя.

Я пришла в этот мир с единственной ценностью. Моя личность разрушалась не сразу, а постепенно. Мне нечего было предложить Фадрагосу, но я могла гордиться хотя бы тем, что мои моральные ценности гораздо выше, чем у местных жителей. Теперь все было разбито.

Удерживать крупицы сознания становилось больнее. Я целовала Волтуара в шею, обнимала его за плечи, закапывалась пальцами в короткие волосы на затылке, возбуждаясь. До сих пор боролась, балансируя на границе и не позволяя себе провалиться в сон.

Вот только мягкая трава иногда превращалась в острые осколки. Они впивались в душу, болезненно отрезвляли, вытягивали опьяняющий восторг. Вместо стона выбивали последний воздух и останавливали дыхание. Словно подталкивали оборвать жизнь, ставшую в большей степени ненавистной.

Наверное, мне бы помогла болезнь солнца.

Я с силой зажмурилась, прижавшись к Волтуару крепче и отгоняя реальность. Он замедлился, шумно выдохнул и, положив ладонь на мою щеку, поцеловал меня. Медленно, осторожно, но уже так, как привыкла я. Как целовались на Земле. Я ответила и в это же мгновение позволила себе провалиться в сон. И только оказавшись в нем, поняла: я не хочу обратно…

Не хочу прекращать целоваться с Кейелом. Ощущать его прикосновения. Иногда царапающие, но точно его. Не хочу, чтобы он останавливался. Каждое движение сводило с ума. Сладкое тепло разливалось по телу, ласкало изнутри, убаюкивало нежностью. Мне хотелось услышать голос, по которому я так скучала. Голос, словно немного простужен. Приоткрыла рот, чтобы обратиться к Вольному по имени. По имени, которое я не разрешала себе произносить вслух… Новое движение сорвало лишь хриплый стон, не позволило произнести больше ни звука. Выгибаясь в пояснице, я погладила мягкие волосы Кейела и вздрогнула, наткнувшись на рог. Открыла глаза и, увидев Волтуара, едва не скривилась. Вновь зажмурилась, но теперь не позволяла себе отдаться во власть сна.

Нельзя рисковать, когда уже прошла так много. Осколки будут жалить даже тогда, когда подо мной будет ласковая ткань постельного белья. Осколки будут повсюду. Я сама рассыпала их под собой.

Придется привыкнуть.

Глава 8. Перечень

Искренность в отношениях важна. А еще важны чувства. Сильные, не поддающиеся сомнению, не признающие и капли расчета. Только искренность. Все еще веришь в это, Аня?

Больше двух недель прошло с ночи, которая изменила многое в наших с Волтуаром отношениях. Когда мы, промокшие, продрогшие, уставшие, вернулись во дворец, правителя словно разрывало на части: он порывался отчитывать меня, но почти сразу обрывал высказывания. Злился, но сдерживался, чтобы не выплеснуть злость. Позже выслушал мои объяснения, почему я так поступила и какого результата ждала, но ничего на это не ответил. Только попросил пообещать, что я не повторю безумства, а затем оставил меня одну. Наутро я проснулась от его поцелуев и нежных ласк, а после он остался со мной на весь день.

Зелье стало действовать сильнее. Все чаще я сама тянулась к Волтуару, понимая, какое наслаждение получу в ответ. Человек привыкает ко всему… Мое стремительное привыкание уничтожало стыд перед собой и правителем. Но что‑то неприятно продолжало грызть изнутри, отвращало от собственного отражения, медленно убивало привкус радости.

Волтуар продолжал читать мне, но лишь по вечерам. Все остальное время он уделял правлению. Однажды разрешил мне самой почитать в его кабинете, но при условии, что буду сидеть очень тихо. Я пробыла там недолго. Меня каждый раз выставляли за дверь, если кто‑то приходил с отчетом, посланиями и прочим. В итоге проще было бы разместиться в коридоре, поэтому я просто вернулась к варианту с библиотекой, снова углубившись в самостоятельные безрезультатные поиски.

В эту ночь Волтуар разбудил меня слишком поздно. Он не извинялся, но вместо этого шептал, что спешил ко мне, что доволен мной. Нежно ласкал, целовал до нехватки воздуха, до головокружения. Позже пытался меня разговорить, но потом смирился с моей усталостью – обнял и пожелал сладких снов.

Только утром я поняла причину его позднего визита и настойчивости. Правители следующим рассветом отправлялись в Обитель гильдий. Большая часть совета проголосовала за то, чтобы рассказать миру о возникшей угрозе, но без уточнений. Они рассчитывали найти того, кто смог бы стать мостом между двумя сторонами. Но больших надежд на затею не возлагали, поэтому в пограничный с севером город отправили весточку, чтобы там ожидали прибытия правителей. Пугающе неприятная новость с утра поселила во мне панику, но я сумела взять себя в руки.

– И вы рискнете найти посредника среди бывших северян? – спросила, приподнявшись на локтях, чтобы видеть лицо Волтуара.

– Он выступит послом. К тому же совет приставит к нему надзор.

Волтуар вопреки своим утверждениям о шан’ниэрдах лежал на спине, подложив под голову валик‑подушку из пестрой ткани. Легкий сквозняк, нагретый ласковым утренним солнцем, играл с полупрозрачными белыми занавесями, разносил ароматы раскрывшихся цветов по комнате, подхватывал запах дыни, местного медового фрукта и крупного винограда с подноса, стоявшего прямо на белоснежной простыне.

– Разве можно доверять такую ответственную задачу неподготовленному… жителю? – нахмурилась я, думая совершенно о другом. Если Волтуар отправится в пограничный город, то я должна отправиться с ним. А если не он поедет туда?

– Поэтому условия будут похожими на условия для кандидаток в любовницы, – ответил он, улыбнувшись мне. – Те, кто перебрался к нам с севера, стараются скрываться. Думаю, что сбежавшие оттуда высокопоставленные лица – тем более.

– А если не найдете, кто поедет на переговоры? – не отступала я с расспросами.

Приподняла невесомое одеяло и придвинулась ближе к Волтуару. Удобнее улеглась рядом, обняв его и положив голову на твердую грудь. Он сразу же обнял меня за плечи и прижал к себе крепче.

– Придется кому‑то из нас троих, – произнес, тяжело вздохнув. – Еще ни разу регион не оставался надолго с двумя правителями…

Кому‑то из нас троих… Значит, Волтуар не рассматривает вариант, что отправятся правители другого региона.

– Северяне пишут только вам? Особая дружба?

– Не произноси подобное при других, – миролюбиво прозвучал приказ.

– Простите, – извинилась я и прикусила губу.

– Они отправляют ящерицу с письмами через священные кольца. Ближайший путь от севера ведет к нам. Потом ящерица исчезает, появляясь раз в несколько рассветов, чтобы получить ответное письмо. И только с ним возвращается к северянам.

– Не проще ли тогда птицами? – взяло вверх мое любопытство.

– Птицы часто погибают из‑за драконов, грифонов, виверн… Ящерицы практически неуловимы. К тому же детеныш иварнии, попавший в дом разумной расы, легко обучается. Он невероятно умен, хитер и понимает речь. И он не стягивает с себя защитные амулеты. Лучше ответь мне: тебя все устраивает? Может, появились пожелания. Я ведь уеду, Асфирель, и потом без моего разрешения изменить что‑то будет невозможно.

Я задумалась. Основательно и надолго задумалась, перечисляя в уме все, что мне нужно, чтобы добыть информацию. Не обо всем я могла просить, не раскрыв собственного интереса. С другой стороны, появился шанс хоть как‑то облегчить себе поиск, тем более Волтуара не будет какое‑то время.

– А можно мне письменные принадлежности, стол и карту Фадрагоса в комнату? – осторожно спросила я, чуть сильнее прижавшись головой к груди Волтуара. Его сердце билось размеренно, тихо. С каждым ударом в моей голове прибавлялось на одно пожелание. Главное, чтобы сначала эту малость разрешил…

– Можно.

– А книги?..

– Какие?

Мне показалось, что он улыбнулся, но я не стала поднимать голову, чтобы увидеть его лицо.

– Я искала интересные книги в библиотеке, но, кажется, самые интересные у вас. Можно мне их в комнату? Я обещаю, что буду бережно с ними обращаться.

Теперь Волтуар точно усмехнулся. Он аккуратно скинул меня с себя, перевернулся на бок и, взглянув мне в глаза, спросил:

– И того, кто будет тебе их читать? А что останется для меня? – Взгляд опустился на мои губы. – Если кто‑то отберет у меня хотя бы такой малый повод порадовать тебя, как ты влюбишься?

– Влюблюсь? – прошептала я.

Он улыбнулся шире, но отвел взгляд в сторону.

– Асфирель, у каждой любовницы есть шанс остаться со мной навсегда. Многие стремятся, ведь столько… – снова посмотрел на меня. Он продолжал улыбаться, но в его глазах затаилась серьезность. – Неужели тебе так важно остаться с Аспидами?

– Да, – без зазрения совести солгала я, но убедительное оправдание придумать не сумела. С наигранной тоской глянула на синие бутоны цветов в ближайшей вазе, будто увидела в них что‑то занимательное.

– Доверяешь только фангре, – произнес Волтуар и замолк.

Я чувствовала его пристальное внимание, но не могла понять настроение. Разочарован или простое любопытство? Ветерок вновь донес запах фруктов, откинул занавесь с прохода, позволяя влететь в комнату желтой бабочке. Она порхала под потолком, и я засмотрелась на нее, думая лишь о том, что правитель так ничего и не сказал о книгах. Его интересует влюбленность диковинки… Если он уже любит другую девушку, то ему все равно, кто проживет с ним бок о бок. Вот только почему не беспокоится, что я человек?

– Попробуй довериться мне, Асфирель, – проговорил он. Вздохнул шумно, поднимаясь с кровати.

Я отвернулась, чтобы не смотреть на нагого Волтуара, пока он будет одеваться. Улегшись на спину и уставившись в потолок с резными узорами, подтянула одеяло выше.

– Я позволю тебе оставить книги у себя, – одеваясь, продолжил говорить он. – На общем языке лишь одна книга, но будь осторожна. Там упоминается сокровищница – ничего важного, – но о ней у нас не принято говорить вслух и даже интересоваться. Это может навлечь беду. Остальное на шан’ниэрдском. Твоя подруга прибыла ночью – пусть читает тебе.

При упоминании о сокровищнице, я едва удержалась, чтобы не подскочить на кровати. Услышав о подруге, решила, что теперь можно и немного радости выплеснуть.

– Подруга?

Я приподнялась на локтях. Широченную улыбку еле удавалось сдерживать, пришлось хмуриться.

– Исследовательница Ивеллин. Я предупредил всех, что в мое отсутствие ты, возможно, будешь проводить с ней все время. Прикажи накрывать в старую столовую, если желаешь, – говорил он, набрасывая на себя рубашку. – Ивеллин не захотела оставлять Вольного.

Хорошие новости! Потрясающее утро!

Я вскочила, усаживаясь на колени и кутаясь в одеяло. Волтуар украдкой взглянул на меня, заметил мою улыбку и тоже улыбнулся.

– Сегодня я буду занят подготовкой к отъезду, поэтому можешь бежать к друзьям, – тряхнул он головой и огляделся, выискивая тонкий пояс. – Я тебя не потревожу.

Черная полоска лежала под креслом, но Волтуар не мог ее видеть. Хмурился, осматривая диван и пол рядом. Я быстро соскользнула с кровати и, укутываясь плотнее, подошла к креслу. Под взором змеиных глаз присела на корточки, вытянула пояс и поднялась. Волтуар уже сократил расстояние между нами, но не спешил забирать потерянную вещь. Надавил коготком под моим подбородком, вынуждая приподнять голову. Обняв меня, привлек к себе для поцелуя. Вновь нахлынуло тепло, а ноги ослабли. Я повисла на сильной шее, прижалась к Волтуару, забывая удерживать одеяло, пояс. Забывая обо всем.

– Мне нужно идти, – прервав поцелуй, проговорил в губы Волтуар. – Сегодня еще увидимся.

Он отступил и присел, чтобы поднять пояс, а я мгновенно склонилась, потянувшись за одеялом. Но могла бы и не спешить. Иногда мне казалось, что моя внешность не нравилась правителю. Ему было все равно, во что я одета, как выгляжу… Возможно, утонченные эльфийки и фигуристые шан’ниэрдки успели разбаловать его. Впрочем, я была не против.

На выходе он приостановился и оглянулся, наставительно проговорив:

– Прочтешь о сокровищнице, обратись к своей подруге. Пусть она расскажет тебе, почему у нас не говорят о ней вслух. Исследовательница поймет и не обидит. И после того, как книги принесут в твою комнату, не пробуй вынести их отсюда.

Уже спустя минуты, приподнимая подол платья, я мчалась по коридорам дворца. Выскочив на улицу, зажмурилась от яркого солнца и остановилась на широких ступенях.

– Доброе утро! – радостно поприветствовала я стражников и вдохнула полной грудью.

Те самые эльфы, которые когда‑то рассказывали мне, как отыскать кабинет Волтуара, покосились на меня, затем осторожно осмотрелись и мимолетно улыбнулись, после чего снова застыли живыми статуями. Я тихо рассмеялась и едва ли не вприпрыжку сбежала по ступеням.

Я увидела ребят еще на полпути к домику. Даже рассмотрев недовольную физиономию Ромиара, осталась счастлива. Ивеллин откинула густую черную косу за спину и ускорившись раскинула руки. Я влетела в хрупкие объятия, и мне показалось в этот миг, что они крепче любых оков и при этом мягче пуха.

– Скучала, Асфи? – задорно полюбопытствовала Ив, так и не разжав руки. – Мы с Роми гадали: осталась ты жива или нет. Фадрагос еще не видел такого нрава у человечки.

– За уши оттаскаю, – ласково пообещала я.

– Роми не позволит, – рассмеявшись все же отпустила она меня.

Я украдкой посмотрела на беловолосого шан’ниэрда, не сводившего с нас высокомерного взгляда, и уверенно сказала:

– А его за рога.

Ромиар точно хотел что‑то проворчать в ответ, но не успел – я обняла раньше. Прижалась щекой к твердой груди, почувствовала напряжение в теле. Несколько секунд он стоял неподвижно, а затем как‑то сдержанно похлопал меня по спине, чуть погладил, и отчетливо произнес:

– Отойди.

Я прилежно отступила, немного сникла, но подняла глаза и увидела кривоватую улыбку на пепельном лице. Опомниться не успела, как получила щелбан по носу.

– Не наглей, человечка, мне такие друзья не нужны.

Они направлялись к Аклен’Ил, но потом собирались сразу же ко мне. Просто я оказалась быстрее. Все это время в Обители они не виделись с Елрех, занимаясь вопросами мировой важности. К тому же Дриэн в первые же дни отправил Елрех в другой регион. Когда она приедет к нам и приедет ли вообще, мы не знали.

– А он заслуживает восхищения, – нахваливала ушастая моего верховного, даже не подозревая его настоящие мотивы. – Такую активную деятельность развел, чтобы тебе, новичку…

– Бесполезному, – вставил пять копеек Роми.

– …помочь.

Я прищурилась, глянув на шагающего рядом Вольного, а он вскинул бровь и спросил:

– Будешь убеждать, что полезная? Как твои успехи по завоеванию глупого шан’ниэрдского сердца? Хоть с этим ты справилась?

Взгляд выхватил болтающуюся над землей светлую кисточку хвоста. Ромиар проследил за мной и строго осадил:

– Не смей.

– Мне тоже интересно, есть ли какие‑нибудь успехи.

Я сцепила руки в замок за спиной, чтобы не поддаться соблазну. Отличное настроение располагало к бурному веселью, но я не была уверена, что эти двое поймут, если я начну щипать их или щекотать. Улыбка на пару секунд наполнилась грустью – с Егоркой мы могли беситься, гоняясь друг за другом из комнаты в комнату, пока кто‑нибудь случайно не разбивал нос.

– Волтуар читал мне историю Фадрагоса, – протянула я. Мы вошли во дворец и направились в сторону башни, где находились кабинеты Аклен’Ил. Опасно обсуждать сокровищницу, поэтому я не задумываясь поинтересовалась у Ив: – Почему эльфы воевали с балкорами?

Ивеллин притормозила, сменившись в лице: улыбка исчезла, а взгляд синих глаз стал колким. Ее ушки дернулись, а голос прозвучал отстраненно:

– Они жестокие, ничтожные твари.

– Но это вы истребляли их… Гильдия Очищения преследовала их долгие периоды. Не проще было бы договориться о мире? Заключить с ними союз и закрепить его клятвой, как сделали соггоры?

Впервые я видела, как доброжелательная Ив скалится. Она остановилась, сжала кулаки и, глядя мне в глаза, прошипела.

– Балкоры – падшая раса! Мир рухнет, если когда‑нибудь эльф лично вступит в переговоры с ними!

Она круто развернулась и, громко стуча подошвой сандалий, направилась прочь по коридору. Свет, проникающий через огромные окна, отражался от ее белого платья.

– Может, ты еще поинтересуешься о войне предков у меня? – ухмыляясь спросил Ромиар. – Я с удовольствием расскажу тебе, как мои высокопочтенные предки опростоволосились.

– И тебе не стыдно? – изумилась я, отвлекшись от раздражения Ив.

Он вздернул бровь и произнес:

– Почему мне должно быть стыдно за их ошибки? Не я совершил их. Они сами виноваты. Мои же ошибки можно сосчитать на пальцах одной руки, – самодовольно закончил он, гордо шагнув вслед за Ив.

Я хмурилась, теперь разглядывая его спину. Осанистый.

– Ты бы еще хвост задрал! – прикрикнула, не удержавшись.

Роми резко обернулся и с каким‑то растерянным возмущением уставился на меня. Теперь я ухмыльнулась, приподняв руку и предъявляя чистую ладонь его взору.

– Не у меня метка! Ты сам виноват.

Приподняв подол, я вздернула подбородок и поспешила обогнать сноба.

– Когда‑нибудь она спадет, – проговорил он, когда мы поравнялись.

Я остановилась, прищурилась и, глядя в волчьи глаза, высказалась:

– И что ты сделаешь мне? Ты любишь Елрех, а я ее лучшая подруга. Убьешь меня, и как долго сможешь лгать возлюбленной? Ты ничего мне не сделаешь, бедный влюбленный шан’ниэрд…

Мне не сиделось на месте все то время, что Ив с Роми находились у Аклен’Ил. На обед пришлось идти в столовую с почтенными, потому что ребята не стали отвлекаться. Что они обсуждали с местными мудрецами и чем были заняты, я даже не догадывалась. После обеда в покои вошла Дариэль и скромно попросила позволения выполнить приказ Волтуара. Он хотел, чтобы я влюбилась в него? Кажется, активно к этому стремился. Именно влюбленным взглядом я смотрела на большой письменный стол, обшитый зеленым сукном, который вносила в мою комнату троица эльфиоров – двое несли, а третий шептался с духами, видимо, облегчая вес тяжелой мебели, и нес в руках свитки и небольшую книгу. Четвертый следом тащил богатое бежевое кресло.

– Почтенный просил передать, что остальное принесет вам позже, – проговаривала Дариэль у меня за спиной, пока я рассматривала преобразившуюся часть комнаты.

Занавесь покачивалась на легком ветру, пропуская через себя яркий солнечный свет. Стол стоял боком недалеко от арочного прохода так, чтобы я видела вход в комнату. Я подошла к столу. Кончики пальцев коснулись бархатистой поверхности, скользнули по шершавой бумаге свитка. Я развернула его и улыбнулась, разглядывая карту Фадрагоса. Потрепанный дневник в кожаной обложке, перевязанный шнурком, лежал на углу. В считанные секунды я развязала его, открыла и едва порывисто не поблагодарила Дариэль невесть за что. На форзаце лежала короткая записка:

«Я отметила рецепты, которые тебе пригодятся. Отправляй Ромиара за ингредиентами в город. Я предупредила Аспидов, что может прийти Вольный. Об остальном он сам тебе все расскажет.»

Кроме этого на столе лежало письмо со знаком мудрецов. В прошлый раз они писали, что рады заключениям Аклен’Ил, сожалели, что я остаюсь во дворце, и обещали, что если мне понадобится помощь, то никогда не откажут. Видимо, этому миру не чужда забота… Или весь их интерес заключается в моем чудесном спасении от смерти в реке Истины?

«Пусть духи будут благосклонны к Вам, Асфирель!

Пишет Вам Линсира. Надеюсь, Вы не забыли меня, единственную женщину среди верховных мудрецов. Ваш верховный не оставил нам иного выхода, как только напрямую обратиться к Вам с просьбой.

Мы все еще обеспокоены инцидентом у реки Истины. И пусть Вольный невиновен, но Вы прикасались к воде. Нам, мудрецам Фадрагоса, важно понять истину и донести знания о ней фадрагосцам. У нас нет права настаивать, но Дриэн выдвигал непостижимые условия, а сейчас вовсе отказывает. Поймите нас: мы всего лишь хотим сотрудничать. Крайне необходимо разобраться, что произошло с Вами. Теперь Вы тоже часть нашего мира, полноценный житель Фадрагоса, а мир – хрупкий ребенок, который требует заботы к себе. Мой брат Линсар в скором времени отправится в регион цветущего плато. Возможно, он посетит и дворец, но только в том случае, если лично Вы его пригласите. К сожалению, не везде нам рады. Аклен’Ил не потерпит присутствие мудрецов на своей территории без разрешения Почтенного. Это давняя история… Возможно, Волтуар не откажет Вам.

Если решите ответить мне, я буду рада. Очень интересно узнать, как складывается Ваша жизнь и какие планы у Вас на будущее. Не бойтесь попросить совета, я всегда отвечу и помогу. Не как мудрец, а как женщина. Увы, наши мужчины порой коварны…

С почтением, Линсира»

Я хмыкнула, отодвинув верхнюю шуфлядку стола, и закинула письмо в нее. Сначала отдали меня Аклен’Ил, ссылаясь на дела мировой важности, а теперь вдруг понадобилась обратно. И будто Елрех мне для дружеских советов недостаточно… А еще знала бы она, какими коварными бывают наши мужчины.

– Почему ты стоишь тут? – удивилась я, подняв глаза и увидев смиренную Дариэль.

– Жду, когда вы отпустите меня, почтенная Асфирель, – продолжая дежурно улыбаться, ответила она мне.

Чертов мир! И правила у него такие же…

– Спасибо, Дариэль. Можешь быть свободна, – произнесла я, улыбнувшись служанке, хоть откровенно хотелось скривиться от этой фразы.

Даже если я никогда не найду пути домой, то остаться с Волтуаром и жить, командуя окружающими, точно не по мне.

Ребята появились лишь на закате. Какие‑то измученные, раздраженные и… кажется, голодные. Роми вошел в мою комнату первым, нервно дернул верхний шнурок серой рубахи, глянул в сторону балкона, зацепившись на мгновение взглядом за письменный стол, и пробормотал:

– Убить бы кого‑нибудь.

– Чтобы дождь пошел? – поинтересовалась я.

Он кивнул, направляясь дальше к маленькому столику и дивану. Неужели я стала понимать их? Схватился за графин и, наполнив себе стакан соком, плюхнулся на кресло. Хмурая Ивеллин присела на диван и сразу потянулась к маленькой тряпичной сумке, висевшей на поясе. Она извлекла из нее крохотный дневник. Даже не стоит удивляться. Пока она быстро шуршала желтыми страничками, Роми отставил стакан и потянулся к фруктам, хватаясь за все подряд.

– Плохие новости? – спросила я, присаживаясь на другую сторону дивана.

Уши эльфийки дернулись, губки чуть скривились, но вскоре она глубоко вдохнула, закрыла дневник и уже более спокойно взглянула на меня.

– Теперь я думаю, что отыскать сокровищницу, – полушепотом заговорила она, – самая удачная идея. Вдруг там обнаружится что‑то, что поможет нам.

– Спасти Фадрагос? Да что же случилось?

– Счастлива в неведении… – высказался Роми, но без язвительной интонации. Он развалился в кресле, откинув голову назад, и с закрытыми глазами жевал сливу.

– Есть предположение, что аномалии связаны с Древом жизни. Это…

– Я знаю, что это, – перебила я Ив. – Волтуар рассказал.

– Замечательно. Глупышка набирается знаний.

– Жуй молча, – посоветовала я вредине. – Или признайся, что соскучился.

Приоткрыв глаз и покосившись на меня, он фыркнул, но, наконец‑то, замолчал. Неужели Ив все еще считает его милашкой? Кажется, увлеченной мировыми проблемами исследовательнице и вовсе на всех было плевать с высокой колокольни.

– Мы нашли описываемое явление в древних легендах. Открытие врат через сновидения, но… у кого могут быть такие силы? Как отыскать источник? Обладателю силы снов не обязательно знать места, достаточно фантазировать, и сила будет направлена в схожие места с образами… Ты когда‑то пошутила о ведьмах, – взглянула она на меня исподлобья. – Если они существуют в твоем мире, где поедают молодых девиц, чтобы продлить себе жизнь, то у нас они живут вечно. Наполняются злобой, теряя родных и близких. У них есть одно отличие от всех нас – им не подчиняются духи. Говорят, они черпают силу Повелителей. И тогда все логично, Асфирель. Эти явления Повелителей по всему миру… Ведьма черпает силу, набирает ее. Но для чего?

– А Древо жизни тут при чем? – нахмурилась я, взглянув в сторону Роми. Он перестал есть и потухшим взглядом уставился в потолок.

Для них это весомая проблема, а я не могу ею проникнуться, она далека от меня. Не мой мир, не мое будущее. Да и я не храбрый, милосердный герой…

– На камнях, скалах, деревьях… Там, где приходят Повелители, проливается кровь, – зажмурившись тихо говорила Ив. – Из этой крови появляется символ Древа жизни. Перечеркнутый.

– Кровь разных существ, человечка, – протянул Ромиар. – Тех, кто умер в тот день, в том месте. Но лишь одна кровь присутствует в каждом символе – кровь ведьмы, которая все это устраивает. Если бы Аклен’Ил удалось найти совпадение, то мы хотя бы смогли поставить на нее свою метку. Отыскать и убить озлобленную тварь.

Атмосфера давила. Чувства ребят будто стали осязаемыми, проникали и заражали печалью. Но продлилось траурное ощущение недолго. Я сощурилась и сжала кулаки.

– Мою кровь столько раз проверяли… Они же огроменную цистерну могли ею заполнить! Всю выпили заразы! Я, по‑вашему, на ведьму похожа?! – возмущалась, вспоминая дружелюбные улыбочки эльфиоров из Аклен’Ил. – Лицемеры! И вообще, почему правителям регионов не провести проверку всех подданных… жителей регионов? Тот, кому духи не подчиняются, легко ведь выявится. Да и меня, зачем проверяли, если мне духи подчиняются.

– Ты исключение… – затянула Ив.

– Да, мне об этом Волтуар твердил. А я ведь ему, как хорошему мужику поверила! Авторитету поддалась. Исключение, диковинка… А все потому что в реке Истины выжила, духи подчиняются, но вполне себе, возможно, ведьма. При себе подержать, присмотреться…

– Ты стала моей любовницей не по этой причине, – раздался от входа голос, от которого мгновенно заледенело тело.

Сердце екнуло. Я подскочила, опустила голову и тихо прохрипела:

– Простите, почтенный.

Ромиар пересел, выпрямив спину, и отвернулся, уставился в стену. Ив просто опустила голову и поприветствовала:

– Почтенный.

Волтуар остановился рядом со мной, удерживая в руках обещанные книги. Рассматривал меня строго и молча, а затем негромко, без прежнего холода в голосе спросил:

– Раскаиваешься, стыдишься или злишься на себя за несдержанный язык?

Я смотрела на книги, на руки с коготками, которые удерживали эти самые книги, и понимала, что мне стыдно.

– Если хочешь обмануть меня, придумай историю подлиннее и убедительней.

– Мне стыдно, – призналась я.

– Почему?

Преподавателям хватало обычного признания и обещания, что такого больше не повторится. Многие причины пробуждают во мне стыд перед Волтуаром, но не те, которые я готова озвучивать.

– Я посмела усомниться в вашей честности.

– О какой честности ты говоришь? – продолжал он допрос.

Я подняла глаза, но, столкнувшись с хмурым взглядом, мгновенно опустила. Что происходит? Он признается, что врет мне или меня пытается подловить? На чем?

– Оставьте ее, – произнес Роми, чуть оскалившись. – Вы же видите, почтенный, она не понимает вас. Если нужны были умные любовницы, могли бы выбрать из дочерей соответственных гильдий.

– Роми! – шикнула на него Ив. – Простите, почтенный, но я заступлюсь за Асфи. Она всего лишь высказала предположение.

Теперь Волтуар посмотрел на нее, затем перевел взгляд на Роми и, совсем бессовестно насмехаясь, уточнил:

– Из дочерей соответственной гильдии?

Мы с Ив переглянулись, но сразу же уставились на белобрысую занозу. Он смотрел на Ив с затаенной обреченностью.

– Когда‑нибудь она спасет мир.

– Я уважаю твою преданность духам, Вольный. Пусть они будут благосклонны к своему ребенку, – произнес Волтуар, направившись к письменному столу. Положил книги и приказал: – Оставьте нас. У вас будет время на сплетни завтра.

Ребята беспрекословно подчинились. Лишь у входа Волтуар вновь остановил их, окликнув Ивеллин:

– Исследовательница, мы с братьями ценим твой труд, но придерживайся правил. Любовницы, кем бы они не приходились тебе, не входят в круг допущенных к мировым тайнам.

– Простите, почтенный, – склонила голову Ив.

– Идите.

Оставшись наедине с Волтуаром, я вовсе растерялась. Понимала, что он не ударит, не причинит боли, но избежать разговора, который прервал Ромиар, точно не получилось бы. Что понял Вольный, чего не поняли мы с Ив?

– Ты помнишь, что книги выносить нельзя? – поинтересовался Волтуар, приближаясь ко мне и на ходу расстегивая застежки рубашки.

– Да, почтенный, – ответила я, стараясь не отступить.

– Асфирель, я бы позволил, но не в силах пойти против духов, – прозвучали его слова так, словно он оправдывался. После того, как устроил мне допрос?.. – Они могут навредить тебе. Следуй за мной. Ужин подадут сюда позже.

Волтуар прошел мимо меня к ванной комнате. Я проследовала за ним, смотрела, как он раздевается, как спускается в воду, и все ждала, когда он продолжит тревожный разговор.

– Я устал, Асфирель, – не глядя на меня, произнес он.

Я сглотнула тугой, наполненный горечью ком, но без заминки обнажилась. Вода, нагретая духами, не обжигала ноги – ласкала. Я спустилась по шершавым ступеням маленького бассейна ниже, погрузилась в воду до ключиц, и только тогда Волтуар взглянул на меня. Показалось, разочарованно. Подал руку и, как только я вложила свою, потянул к себе. Лишь оказавшись в тесных объятиях, услышала полушепот:

– Правда всегда умещается в нескольких словах.

Волтуар склонился ко мне. Влажные пальцы скользнули по шеи; дыхание согревало и щекотало висок. Зелье ли разливало тепло по телу и ослабляло ноги? Я обняла правителя, слыша грохот собственного сердца, сильнее тихих всплесков воды.

– Вы напугали меня, – призналась я, чтобы не раствориться в чувствах, разбить их своим голосом.

– Ты сама себя напугала, Асфирель. Высказала оправданные подозрения, но испугалась того, что они стали известны мне. Разве я винил тебя в недоверии? Только убедительно повторил, что твои причины ложные. Но ты попросила прощения… За что просят прощения?

Я судорожно вздохнула, постепенно осознавая прокол. И вправду, можно начинать злиться на саму себя. «Запомни одно правило Фадрагоса: тебя всегда окружают лжецы, поэтому нужно быть хитрее самого опытного из них». Из меня никудышный лжец. Глупая!

– Раскаиваются, потому что искренне не хотели, чтобы получилось плохо, – пояснил Волтуар. – Стыдно, когда понимают, на что шли, но их разоблачили. Злость на себя рождается тогда, когда совесть отсутствует вовсе. Почему ты стыдишься, Асфирель?

Он надавил коготком под подбородком, и я вынужденно подняла голову. Посмотрела в змеиные глаза – сердце словно остановилось.

– Ты стыдишься. Я верю тебе. Потому что без сомнений выбрала вариант, а не стала выдумывать историю. «Мне стыдно» – сказала человечка, которая до этого старалась избегать кратких ответов и стремилась постоянно дополнить их предысторией. Я всего лишь хотел узнать: за что тебе стыдно. И ты вспомнила о моей честности. Теперь я хочу разобраться, почему тебе стыдно рассказать о том, что ты не доверяешь мне.

Я дернулась, пытаясь отвернуться, но он не позволил. У зелья желания тоже есть предел, когда оно не способно побороть другие эмоции.

– Почему вы держите меня при себе, если думаете, что я обманываю вас? – прямо спросила я, чуть скривившись.

– Потому что соглашение, которое ты подписала, не позволит навредить мне. Все то, что ты получишь тут: материальное и нет. Все, Асфирель, ты никогда не сможешь использовать против меня и моего региона.

Он смотрел в мои глаза пристально, не выпуская подбородка. Я уставилась на его очерченные губы, чтобы не пересекаться с его взглядом. Я никогда и не думала вредить региону Цветущего плато.

– Если я вдруг признаюсь, что тоже обманываю тебя, твой стыд пройдет? Что для тебя важно, девушка из чужого мира?

Волтуар ослабил хватку, и я сумела отвернуться. Обняла себя, только сейчас ощутив дрожь собственного тела.

– Ты совсем другая рядом с ними. Рядом с фангрой… – Волтуар погладил мои плечи, руки, потянул меня к себе и снова обнял. – Это потому что между вами нет тайн?

Я молчала, не зная, что ему ответить. Потому что мое возвращение домой зависит от них? А может, они те, кого я успела узнать.

– В чем вы обманываете меня?

– Во многом. Ежедневно. И я знаю, что ты не готова узнать правду.

Кое‑кто тоже тянул с откровенностью, а затем… Он подарил мне силу, но оставил много вопросов. Ждал ли он пробуждения этой силы? Наверняка. Но почему не предупредил? Не сказал прямо…

– На рассвете я покину дворец, Асфирель, – продолжал говорить Волтуар. – Я не знаю, когда мы с братьями вернемся обратно, но надеюсь, ты успеешь хотя бы немного соскучиться.

«Зачем вам это?» – я подавила этот вопрос. Я не намерена травить себя Фадрагосом…

Волтуар с легкостью ответил на мой поцелуй, прижав меня к себе крепче. Единственный способ увести его от разговоров – подарить то, зачем он приходит ко мне по ночам. А затем притворюсь уставшей…

Тошно от самой себя.

Мы уснули поздно, но еще в сумерках я услышала, как Волтуар собирался, и встала проводить его. Он улыбался и отправлял меня в кровать спать дальше. Обещал думать обо мне и скучать. Ни слова не прозвучало о вчерашней неприятной беседе. Лишь удержал за локоть, развернул к себе и, поцеловав, попросил:

– Ты тоже не забывай обо мне. Иди, Асфирель, отдыхай.

Второе пробуждение было солнечным. Я вскочила, укуталась в одеяло и первым делом уселась за письменный стол. Огромная книга в золотой обложке, украшенная насыпью драгоценных камней, захватила все внимание. Не задумываясь, я открыла ее в середине. Вчиталась в аккуратно выведенные буквы и нахмурилась, мало что понимая из отрывка, поэтому пролистала дальше. Все повторилось. Сразу десяток страниц были перевернуты – и передо мной открылся список. Из него я выхватила то, о чем мечтала все эти дни, месяцы… Сколько я уже тут?

Сердце времени…

«Сердце времени» было написано красными буквами, а дальше шла расшифровка артефакта, и в конце цифра. Я перелистнула несколько страниц обратно, нашла эпиграф и, прочтя, поняла, что наткнулась на перечень артефактов, которые, по слухам и легендам, спрятаны в сокровищнице Энраилл.

Первым в перечне была Слеза Луны.

«Как бы холодна Луна не была, но иногда она тоже плачет. Как бы не любили мы Солнце, Луна любит его сильнее. И равнодушие ее преувеличено нами от зависти нашей. Ведь вся ее любовь направлена не к нам, а только к сияющему Солнцу. К Солнцу, горящему ярко, но коротко. К Солнцу, любящему нас сильнее, чем Луну. И слезы одинокой Луны иногда падают к нам, но каменеют от ее равнодушия к нам…»

Цифры оказались страницей, где был нарисован артефакт, а еще были перенесены какие‑то наработки Энраилл: схемы, формулы – огрызки… Сам артефакт не напоминал ни слезу, ни луну. Хотя… Может, по форме. Круглая бляха, кажется, металлическая, если верить художникам, украшалась символами и имела два углубления с одной стороны и по четыре с другой. Как отпечатки пальцев. Там, где было всего два отпечатка, вились еще символы, а под картинкой даже перевод отыскался: «Проверь мои силы, и если их достаточно, расскажи мою историю».

Я нахмурилась, вернулась на страницы с описанием артефакта и перечитала выдержку еще раз, но оставила чувственные метания небесных светил на потом – продолжила чтение более внятного описания:

«Энраилл отыскал слезу Луны и напитал его магией жизни. Тот, кто коснется артефакта, обретет память прошлой жизни. Но только одной жизни. И только один раз…»

Целая страница предположений о том, как был создан артефакт и убеждений, что никому не под силу повторить выдающихся достижений Энраилл, я читала, не углубляясь в собственные рассуждения. Запоминала какие‑то фрагменты, чтобы позже обсудить с Ив. Если, конечно, решусь обсудить это с ней. Она, может быть, не обратит внимание на Сердце времени в перечне, но Роми… Ему лучше не напоминать об этом артефакте.

«Смерть Солнца» – числился следующим в списке артефактом. Я уже слышала от Волтуара, что солнце – это что‑то вроде проводника душ, и что оно умирает ежедневно. Поэтому лишь вскользь пробежалась по строкам легенды и перешла сразу к описанию:

«Сумев создать артефакт, возвращающий жизнь, Энраилл обеспокоился, что им может воспользоваться враг. «Если опасный дар ошибочно попал в злые руки, его необходимо отобрать» – писал Энраилл неизвестному другу. Позже появился второй артефакт, названный Смертью солнца. Он вызывает у любого существа болезнь солнца…».

Глава 9. Клейменный

Даже слабые отсветы мерцающих бутонов не помогали разглядеть его очертания. Темнота вокруг словно мешала дышать полной грудью. Я оглядывалась, осторожно переступая.

Ни один камушек не должен сдвинуться под ногами! Ничего не должно выдать моих шагов, иначе он доберется до меня первым. Тяжелые рукояти оружия стремились выскользнуть из крепкой хватки. Никакой порошок не мог впитать весь пот, покрывающий ладони. Нужны перчатки… Мне казалось, что грохот моего сердца слышно за версту. Он же и мешал прислушиваться к ночному окружению. На зрение я не полагалась, но все равно приглядывалась, надеясь заметить среди разноцветных сияющих бабочек и бутонов нужные подсказки. Корни деревьев приходилось нащупывать носками, чтобы случайно не споткнуться о них – мрак стелился под ногами.

Хруст ветки резанул по ушам. Сердце замерло, дыхание прервалось. Я вглядывалась в темноту дальних зарослей, но ничего больше не происходило. Тихо присела на корточки, положила один кинжал на землю, а второй зажала в зубах. Отерла ладони о плотные темно‑зеленые штаны. Опустила капюшон куртки еще ниже, вернула оружие в руки и крадучись направилась к зарослям кустов.

Поляна залита лунным светом – наверняка он заметит меня на ней. Слева трава выше, а справа углубление, словно траншея…

Я выбрала траву. Будь траншея забита отходами, можно было бы воспользоваться ею, но не в тот момент, когда она чиста. Он будет ждать моего появления оттуда.

Ветер несильный, но порывистый. Пока дует, можно двигаться в траве. Как только затихает, лучше остановиться. Впереди достаточно возвышенностей, где можно затаиться и прекрасно видеть открытые участки. Ни о чем нельзя забывать. Любая мелочь важна. Кто кого найдет первым? Это важно… Но важнее смертельная угроза.

Вновь хруст в стороне. Я затаилась, так и не достигнув тени деревьев. Высокие стебли щекотали открытые участки кожи, лезли в нос и маячили перед глазами. Хотелось снять капюшон, чтобы слышать лучше, – разница, оказывается, существенна. Вновь зажав кинжал в зубах, я освободила правую руку и, вытянув ее вперед для равновесия, продолжила красться. Последний метр преодолела рывком, прижалась к стволу дерева и осмотрелась перед собой. Шум исходил у меня за спиной. Я перебежала за другое дерево и осторожно выглянула. Листва не позволяла увидеть источник шума. Я скривилась от ноющей боли во всем теле, но снова отогнала мысли о ней.

Что‑то точно мелькнуло в кустах папоротника!

Я склонилась к земле и тихо двинулась вперед. Нашла!

Подбиралась незаметно, держась самых темных участков заброшенного парка, но это не помогло. Шелест листьев, хруст веток и топот сопровождали уходящую добычу. Сбегает? Не даст отпор?! Я помчалась следом, но лишь вступив в холодную воду, остановилась. Осмотрелась и юркнула обратно в тень. А если ведет в ловушку?

Низину сложно было назвать болотом, но тем не менее вода разливалась на долгие сотни метров вокруг. Самые глубокие участки достигали колена, жижа неприятно втягивала ступни, однако тут никто, никогда не умирал, утонув в грязи.

Силуэт под деревом на небольшой возвышенности я рассмотрела не сразу. Он прятался и крутил головой, видимо, внимательно прислушиваясь. Сидел так, словно обнимал себя за колени. Странность… или ухищрение? Всплески сопровождали каждый мой шаг, который приходилось отвоевывать у вязкого дна. Но я старалась идти как можно тише. Кралась так, чтобы он не мог меня заметить. Выбралась на крохотный островок, сразу проваливаясь по щиколотку в мох. Запах тины буквально пропитал все вокруг, казалось, забил ноздри и успел въесться в носоглотку. Из‑за него язык будто сводило легкой горечью гнили. Зато добыча была близка…

Я выскочила из‑за дерева и обомлела, глядя в огромные черные глаза мини‑кенгуру с аккуратными ушками. Занесенный кинжал едва не выпал из руки. Животинка фыркнула, топнула лапой, тихо пискнув, сорвалась с места дальше.

Ноги пронзила острая боль. Я втянула воздух сквозь зубы, попыталась обернуться, но не успела. Запястье перехватили и вывернули – кинжал не удержала. Второй удар снова пришелся по ногам. Я упала, разбивая колено, роняя второй кинжал. Он плюхнулся прямо в воду, но гораздо ближе чем первый.

Главное бить и бороться до последнего! Взбрыкнула, попадая пяткой по мягкому – позади раздалось шипение.

Я не оборачивалась, поползла по земле. Соскользнула с островка и съехала на животе по пологому склону. Упала прямо в воду, хлебнув омерзительной жидкости. Рвотныйрефлекс удалось подавить. Но в тот же миг красная вспышка ослепила. Боль от неудачно поставленного запястья в долю секунды добралась до локтя. Я только успела немного глотнуть воздуха, как рука согнулась, и я ушла с головой под воду. Попыталась выбраться, но наткнулась пальцами среди ила на кинжал. Потянулась к нему, но ворот куртки врезался в горло. Жгуче впился, выдавливая мой болезненый рык. Меня отшвырнули, как котенка. Упав на землю, я легла на бок.

– Поздно! – выкрикнул Роми, опрокидывая меня обратно.

Его колено тяжестью легло на мою грудную клетку, не позволяя ни вдохнуть, ни откашляться. Острие дротика неприятно укололо шею.

– Ты умерла, – добавил он, наконец‑то, отпуская.

Я мгновенно повернулась на бок и перестала бороться. Будто тухлой глины наелась. Пока меня полоскало, Роми сидел под деревом и ждал. Когда стало легче, я поднялась и молча приступила к поиску оружия. Вольный наблюдал за мной, и что меня особенно радовало – наблюдал молча. Обычно он не упускал возможности съязвить, поиздеваться и даже усугубить мое состояние, но в последние дни его отношение ко мне менялось.

Кинжал на суше я нашла с легкостью, а вот в вонючей воде пришлось искупаться полностью. Но я вернула свое оружие. Тяжело дыша и дрожа не столь от холода, сколько от усталости, я выбиралась на островок. А ведь еще обратно идти… Протянутой руке Ромиара я изумилась не меньше чем зверю, который привел меня сюда.

– Хватайся уже, – глядя сверху вниз, поторопил Вольный.

Он рывком вытащил меня из воды и посоветовал следовать за ним. Его путь оказался гораздо легче, чем тот, которым добиралась я, – воды всего лишь по щиколотку, а дно твердое.

– Думала, что ты издеваешься надо мной. Так сильно шумел. Вроде насмешки, – стуча зубами, призналась я.

– На то и был расчет, – не оборачиваясь, сказал он.

– Так это ты ее сюда притащил?

– На территорию дворца никого живого без ведома стражи не притащишь. А вот незаметно выпустить два десятка килограмм мяса из загона можно.

Понятно… Все же ухищрение было, но именно такое, какое я бы не сумела предугадать. В итоге я раскрылась, погнавшись за приманкой.

Мы выбрались на холм, оставляя позади какой‑то дикий участок, который все же входил в территорию дворца. Не то, чтобы его можно было назвать совсем уж диким, хоть хищников в нем не водилось, но приводить его в порядок не спешили. Редкие каменные дорожки и мостики петляли среди этого болотца, якобы своим существованием привнося необычайную прелесть в жизнь заскучавших дворцовых обитателей. Роми отыскал в траве наши сумки, однако переодеваться не спешил.

– Надо смыть с себя грязь, – произнес он, набросив свою сумку на плечи. А вот мою раскрыл и вскоре вытащил пузатый флакон с зеленым зельем.

Я бы поблагодарила его, но от нетерпения плюнула на все, просто потянувшись за зельем. Мышцы ныли, а от новых ушибов вовсе рыдать хотелось.

Первые дни именно моими рыданиями наши с Ромиаром тренировки и заканчивались. Вольный никогда не щадил меня, не жалел, а только требовал. Но после сам же узнавал не нужны ли новые ингредиенты для зелий, которые помогали мне держаться на ногах. Мы тренировались ночью, когда во дворце все спали и не могли нас заметить. Затем отсыпались до обеда, пока Ив тратила свое время на Аклен’Ил, а после обеда я недолго ворошила библиотеку. У Ив находилось не так много времени, обычно его хватало, чтобы указать на пару полезных книг, стоя за дверью, – и только. Книги, оставленные Волтуаром, вслух читал Ромиар. В эти часы мне казалось, что он сам зачитывался, забывая, что у него есть слушатель.

К сожалению, узнавали мы не так много. Все больше о культах, которые борются с искателями сокровищницы, или о смельчаках, которые погибли, но успели прославиться. Меня словно все отговаривали от затеи, а не стремились помочь в поиске. А может, Ив действительно надеялась найти в этих историях что‑то ценное. Если и так, то мы с Роми эту ценность упускали.

Оказалось, Елрех лично написала Волтуару, напомнив, что я прежде всего молодой Аспид, и что для меня важно научиться алхимии. Правитель не сообщил мне об этом, но после его отъезда Дариэль отвела меня в маленький домик вдали от дворца. Всего две комнатушки были забиты старой мебелью и посудой. Именно там мне и выделили место для зельеварения. Те рецепты, которые отметила Елрех, были подобраны в помощь мне. Без них изматывающие тренировки убили бы меня на первой же неделе.

Волтуар отсутствовал уже больше месяца. За это время он написал мне дважды: коротко, емко, сухо. От него я поняла только одно: ему некогда скучать, но он все равно убеждал меня в строках, что скучает. От Ивеллин я узнавала больше. В Обители прошла волна недовольства. Сколько бы северян не выходило из тени, предлагая свою кандидатуру, жители бунтовали против каждого. Не все из них вообще готовы были довериться северянам, поэтому настаивали на борьбе собственными силами против неизвестного врага, призывающего Повелителей. Им не говорили всю правду, опасаясь, что многие начнут мстить друг другу, если поймут, что Повелители сейчас способны услышать зов каждого из них. С последней весточки, полученной Ив на днях, она лишь узнала, что до праздника Сальир, великого духа земли и плодородия, совет примет окончательное решение. Правители вернутся во дворец к празднику, а пока всем заведовали их ближайшие помощники. Все склонялось к тому, что правителям придется самим разбираться с северянами.

За это время я успела вспомнить и о женских проблемах. Слабость, тошнота и боль были невыносимыми, ощущаясь даже сквозь дремоту. Я поняла, что буду ненавидеть этот единственный день, когда мне вместо флакона с рубиновым зельем, будут приносить янтарное.

Благодаря выпитому зелью, мышцы постепенно расслаблялись. Я следовала за Ромиаром, шмыгая носом и хлюпая сапогами. Ступая по очередным камням, покрытым мхом, поскользнулась, но не упала.

– Совсем устала? – поинтересовался Ромиар, удерживая меня за шиворот.

– Очень, – не стала отнекиваться, стараясь поставить ноги устойчивее. – Спасибо, но отпусти. Шее больно.

Потерла царапину от ворота и тяжело вздохнула.

– Асфи, постарайся вспомнить, – попросил Роми, продолжив путь к озеру. – Я ведь не жертвовал собственной кровью возле Кейела?

Кейел… Сердце сжалось на миг. Я нахмурилась, отгоняя из памяти его смех. Почти сразу вспомнила придорожный трактир, где нас настигли васоверги с виксартами.

– А что случилось? – чуть ускорилась, чтобы нагнать Роми.

– Просто вспомни, пожалуйста, – напряженно прозвучала его вежливость, а хвост взметнувшись зацепил мою ногу.

– Наверное, нет…

– Наверное? – остановился он, глянув на меня, как на дичь. – Рассказывай все.

– Нечего рассказывать, Роми, – отступила я и отвела взгляд. – Я даже забыла про это давно. Когда тебе плохо стало… После обращения к своим духам ты сознание потерял, и у тебя кровь из носа пошла. Он вытирал ее. Но это ведь не значит, что ты пожертвовал ею. Или… значит.

Мы молчали, стоя друг напротив друга. Почему он сейчас спросил об этом? Наверняка ведь не расскажет, что стряслось.

– Я жертвовал собой, чтобы спасти Ив, – глухо сказал он, прежде чем резко шагнуть дальше.

– Так в чем дело? – повторно поинтересовалась я, но Роми даже не обернулся.

Расспрашивать его дальше не имело никакого смысла. Слишком упертый. Во дворец мы забрались бесшумно, а дальше Роми вел меня за собой, прислушиваясь к любому шороху. Нам еще ни разу никто не встречался по пути после тренировок, но рисковать мы не хотели. Только у входа в мою комнату он оставил меня, направившись обратно. Было бы проще, если бы я жила с ребятами в выделенном домике, но статус любовницы едва ли позволял Вольному находиться рядом со мной. В комнате я сразу же отправилась к полкам с зельями, где стояла изготовленная мною мазь, снимающая синяки. Намылась в горячей воде, тщательно натерла мазью места ушибов, а затем с наслаждением завалилась на мягкую кровать, практически мгновенно проваливаясь в сон.

Новый день начинался в полдень. Никто не будил меня, никто, надеюсь, пока я спала не заглядывал ко мне. Птицы щебетали за окном, солнце ярко сияло, а теплый ветер гонял сквозняк по комнате. Я привела себя в порядок и села за чтение книги, которую успела полюбить, хоть и поняла, что доверять всему написанному в ней не стоит.

Когда‑то Рурмис говорил мне, что, возможно, Энраилл не один архимаг, а несколько. В этой же книге легенда была иной, об одном архимаге. О шан’ниэрде. Как выяснилось, раньше шан’ниэрды стабильно с рождения обладали Единством с духами. Кроме разделения рогато‑хвостатых существ по цвету волос, у них еще было разделение по магии. По глазам понимали, какие способности подвластны шан’ниэрду. В книге было приведено лишь два примера: змеиные – значит, доступна магия ядов; кошачьи – скрытность, бесшумность. Все это стало неактуально после того, как Единство было утрачено.

Энраилла, сильного мага, в книге представляли темноволосым шан’ниэрдом с кошачьими глазами. Зеленый цвет говорил о том, что свою бесшумность и скрытность он черпал из сил природы. Легенда рассказывала о том, как юный шан’ниэрд потерял почти всю семью во время войны – спас лишь маленькую сестру, ее ядовитого дракона, едва достигшего своего первого года жизни, и семейную книгу магии. Они долго скитались от поселения к поселению, наблюдая кровь, болезни и смерть. Магия сестры только набирала силу, когда Энраилл сумел достигнуть колоссального могущества. Но каким бы могуществом он не обладал, не мог спасти всех. Они с сестрой ушли к краю мира, где осели на долгие периоды на отшибе захудалой деревеньки. Там Энраилл никому не рассказал о своих немыслимых силах, а вот целительные силы сестры стали пользоваться успехом. За прошедшее время она повзрослела, набралась опыта и знаний, после чего отправилась на войну, оставив брата одного. В одиночестве отчаявшийся шан’ниэрд вновь и вновь изучал магию по семейной книге, но спасения Фадрагоса в ней не находил. Вскоре он стал переплетать заклинания между собой, экспериментировать и записывать результаты. В одну из ночей его дом загорелся, и огонь этот не могла потушить даже магическая вода. Сам Энраилл пропал без вести. Лишь спустя десяток периодов его имя стало звучать в городах. Первый его приход запомнили многие. «Он стоял на крыше ратуши. Полы багрового плаща горели ярче заката. Ветер подхватывал пламя, выдирал из него искры и уносил прочь. Капюшон скрывал лицо безумного храбреца, назвавшего себя Энраиллом. В тот вечер он в одиночку укрыл щитом целый город, и его магический щит выдержал атаку разных драконов: ядовитого, пламенного, ледяного, грозового и алмазного. Удерживая щит, Энраилл поднял жезл над собой, и из хрустального навершия вырвался ослепительный столп света. Он ударился в центр щита и расползся по всему куполу. И как только драконы касались его, мгновенно превращались в прах. Когда врагов не осталось, Энраилла окутало пламя, и он исчез».

Я буквально заучила все названия деревень, городов, упомянутых в книге, каждый артефакт, указанный в перечне, но так и не понимала, с чего начать поиски сокровищницы. Деревни, где жил какое‑то время Энраилл, уже не было на карте, либо ее переименовали. «Они с сестрой ушли к краю мира…» – это могло быть где угодно, кроме севера. Из этой же книги я узнала, что соггоры и те, кто последовал за ними, заселяли север первыми. До этого суровые территории с ледяными долинами, продуваемые колкими ветрами, никого не привлекали. Вечная мерзлота…

Сегодня я вновь перечитывала одну страницу за другой. До тех пор, пока духи не сложились в символ, сообщая, что пора обедать.

В старой столовой едва вмещался длинный стол. Свет проникал через узкие окна, падал на застеленный белой скатертью стол, на различные блюда, аромат которых пропитал все помещение. Я уже доедала жаркое, когда чуть не подавилась от хлопка по спине. Обернулась, нахмурилась, разглядывая довольного Ромиара.

– Жуй молча – твой совет, – блеснул он улыбкой, опережая мою ругань.

Он обошел стол и уселся напротив меня. Ивеллин появилась следом за ним, заняла место во главе стола и, схватившись за вилку, заговорила:

– Правители возвращаются, но когда точно – не знаю. Верховный не присылал мне писем; наверное, не успел еще.

– Тогда откуда знаешь?

Я подвинула к ней корзинку с лепешками. Она не задумываясь ухватилась за отломанный кусочек, поднесла ко рту, но не укусила, глядя мне в глаза, продолжила лепетать:

– У Аклен’Ил артефакт сработал – значит, правители пересекли первое священное кольцо. Почему возвращаются без предупреждения, неизвестно никому. Думаю, что‑то стряслось, или просто приняли какое‑то решение и не стали больше медлить. В любом случае прекращайте тренировки.

– Занимайся в комнате самостоятельно, – сказал Роми, перебирая запеченные гусиные ножки. – Волтуару скажешь, что решила порадовать его красивым телом.

– Не смешно, – скривилась я, глядя на наглую ухмылку парня.

– Просто скажи, что это просьба Елрех, – посоветовала Ив, оторвавшись от жаркого. – Ты, кстати, сказала ему, что не собираешься уходить из Аспидов? Если станешь супругой правителя, то про сокровищницу можешь забыть.

– Полнейшая глупость, – поморщился Роми, окинув меня брезгливым взглядом. – Но мне интересно: зачем тебе сокровищница, если правитель может подарить тебе беззаботную жизнь? И ведь рисковать не придется.

Я смотрела поочередно на ребят и не понимала их. Мне пришлось рассказать им, что происходило во дворце во время их отсутствия, но наши разговоры с Волтуаром и тем более ночи остались в тайне. Эти подробности лишние. Да, возможно, они говорят о том, что я могу быть любовницей Волтуара до конца жизни, а не женой. Немного перепутали… Бывает. Но даже если так, то откуда они знают, что он предлагал мне?

– Мне трудно жить с мужчиной, которого я не люблю, – пожала я плечами.

Главное, говорить естественно, смотреть прямо в глаза собеседнику, даже если он прозорливая сволочь, и ни на что не отвлекаться. В конце концов, я даже не обманываю.

– Я не против, если ты из‑за такой мелочи откажешься от сословия небесной и поможешь мне отыскать сокровищницу, – произнесла Ив, накладывая салат. – У тебя совершенно другой взгляд на очевидные, казалось бы, вещи. Но благодаря этому, мы можем наткнуться на подсказки там, где до этого даже и не думали их искать. Мы можем совершить грандиозный прорыв!

Она подняла на меня глаза, и в их синеве словно пламя энтузиазма бушевало. Я улыбнулась ей, хотела ответить, но услышала вопрос Роми:

– Он тебе даже не симпатичен?

– Волтуар? – нахмурилась я. – Он… – А какой он? Строгий, но обходительный; гордый, но учтивый… – хороший, воспитанный, но это все не…

– Он правитель и шан’ниэрд, – перебил Ромиар. При этом выглядел обескураженным. – Думаешь, Елрех любит меня? Нет. Еще пока нет. Но она понимает, что влюбленный шан’ниэрд – это подарок, от которого не отказываются.

Моя улыбка превратилась в нервную, а дыхание участилось. Или мы друг друга не понимаем, или ребята понапридумывали себе романтики на пустом месте! А может, Роми провоцирует меня, подловив на чрезмерном интересе к сокровищнице? Как это было с Волтуаром, когда мы с Ив даже не догадывались о подоплеке.

– Я снова не понимаю вас, – прямо заявила я. Откинулась на спинку стула и, отложив вилку, скрестила руки на груди.

– И что на этот раз? – недоумевала Ив, очаровательно округлив глазки.

– О какой супруге речь? О какой влюбленности Волтуара ты говоришь? Что за ерунду вы несете?! Волтуар давно любит другую и…

– Вздор! – отрезал Роми, прищурившись и склонив голову к плечу. – Это он тебе наплел?

Ответить я не могла. Просто не нашлось слов. Не скажу, что новость обескуражила, но впечатлила точно. Изначально я сравнивала шан’ниэрдов с лебедями – одна пара на всю жизнь, и никакой измены. Затем мне просто было не до них. А когда столкнулась с Волтуаром, узнала о любовницах и сделала новые выводы. Решила, что они дарят сердце одной избраннице, но это совершенно не мешает им быть с другими. И сейчас услышав от Роми всего одно слово «вздор», мне уже не требовались объяснения.

– Никакое зелье и никакие духи не помогли бы ему увидеть женщину даже в самой красивой шан’ниэрдке, если бы он уже любил другую, – добавил Роми и снова вернулся к еде.

– Он не говорил тебе? – тихо полюбопытствовала Ив.

– Мне нет, – ответила я, потянувшись за соком. – А вам?

– Нет, но все и так очевидно, – дернула она ушками. – Как только ты стала его любовницей, он избавился от остальных…

– Да, но в тот момент он еще был с ними! – ухватилась я за надежду.

Возможно, ребята ошибаются. Мне не нужен такой поклонник, как Волтуар! Просто потому что… Просто…

– Как он может любить меня, если совсем ничего не знает обо мне? Почти не знаком со мной.

Однако при этом я сама до последнего не знала того, чей образ романтизировала…

– В начале ты могла всего лишь нравиться ему.

– Или вызывать отвращение, – сказал Роми, разглядывая свою руку. – Смотреть на нее было тошно. Полукровка, позор моей расы, уродливая фангра… Ненамного лучше человека. Смотреть тошно, но взгляда оторвать невозможно. Как следить за омерзительными пауками: кривишься, но внутри все замирает от каждого их движения. Потом привыкаешь – и вот опомниться не успел, как…

Он замолчал. Обвел нас с Ив равнодушным взглядом, фыркнул и, потянувшись за графином с соком, поинтересовался:

– Вам долить?

С другой стороны, какая разница, что чувствует Волтуар? Влюблен или нет – это не помешает мне, а затем и он забудет обо всем. Все забудут. Главное, что Ромиар, как и Ив, запросто принял мой ответ, что я не могу жить с тем, кого не люблю.

В эту ночь мы вновь выбрались на тренировку. В последний раз. Мои мышцы быстро крепли, учитывая, что до этого я пожила в походных условиях, а еще раньше меня тренировала Елрех. Рельефа на теле не было видно, но лишнее ушло. Пробежка за Вольным для разогрева уже не изматывала, а ночные игры в прятки разжигали азарт, а не жалость к себе. А вот размахивания кулаками так результатов и не принесли. Ромиару даже не приходилось выставлять руки перед собой – он запросто уклонялся от каждого моего удара.

– Те упражнения из вашего мира, – говорил он, провожая меня на рассвете, – не принесут того же результата, но не позволят потерять достигнутого. Когда закончится срок любовницы, ты должна быть готова как минимум убежать и спрятаться. Мне все равно, подохнешь ли ты, но я скормлю твой труп ассбину, если ты расстроишь Елрех.

Четыре дня прошло после вести о том, что правители в пути. Я никак не могла выкинуть Волтуара из головы. Почему я? Диковинка… Вспоминала его отношение ко мне: заботу, ласку, навязчивое желание влюбить меня в себя – он точно любит меня. Или нет? А может, сам ошибается, потому что привлекся занимательной девушкой из другого мира. Просто научный интерес. Я пыталась отстраниться от собственных чувств и думать о выгоде, но почему‑то не получалось. Отдалась мужчине, но не могла относиться к нему корыстно, узнав, что он, возможно, влюблен в меня. Очередная стеклянная стена? Надеюсь, ее мне не придется разбивать…

На пятый день я вновь проспала завтрак, но уже виновата обычная лень. Привычно привела себя в порядок и собиралась сесть за прочтение книги, как услышала быстрые шаги в коридоре и радостные девичьи возгласы:

– Комната двумя этажами выше!

– А он точно не разозлится, если мы будем ждать его там?

– Точно! Видели, как похудел Когурун?!

– Главное, что наш Акеон остался таким же шикарным!..

Звонкий смех заставил встрепенуться. Я отдернула руку от своего сокровища, словно Волтуар мог прочесть мои планы, только заглянув в книгу. Сколько раз я перечитывала об Энраилл?

Правители прибыли…

Я не могла объяснить себе, почему без раздумий бросилась искать их. Поддалась эмоциям суматошных, ликующих любовниц Акеона? А может, просто хотела узнать новости о северянах. Первым делом я вышла к главному входу, но на ступенях, кроме молчаливой стражи, никого не было. Если любовницы направлялись к комнатам правителей, значит, следует искать в другом месте. Наверное, у кого‑то в кабинете. Я направилась к Волтуару, не имея понятия, где располагаются кабинеты других правителей. Однако свернула гораздо раньше, заметив спешащих куда‑то помощников Волтуара. Эти шан’ниэрды прибегали к нему по несколько раз на день, когда‑то мешая моему чтению. Не оглядываясь, они целеустремленно двигались вглубь коридора. Замедлились, приближаясь к высокой двустворчатой двери, и на ходу стали перебирать свитки, бумаги. Я тоже замедлилась, но все равно догнала мужчин, поэтому ступала тихо. Как учил Ромиар: сначала носок, затем осторожно всю стопу – только потом можно перенести вес. Шан’ниэрды так и не обернулись, не заметили меня. Открыли дверь, а я даже улыбнулась, оценив собственный успех.

– И вы наивно полагаете, что они сразу расскажут всю правду? Если они посчитали вас идиотами, то так бы и написали. Им нужна помощь, а вы…

Дверь закрылась, отрезая хрипловатый голос от моего слуха, а я так и осталась на месте, улыбаясь. …как идиотка. А не так давно я считала, что самое страшное для меня, это встреча с балкорами. Что же изменилось? Почему бросило в жар, а уши заложило от нарастающего звона? Сердце вот‑вот пробьет грудную клетку, а я разучусь дышать.

Не знаю, откуда во мне нашлись силы, чтобы толкнуть невероятно тяжелую дверь и войти в залитый солнечным светом зал. Не понимаю, как устояла на ногах, пока Вольный окидывал меня равнодушным взглядом. Его щека была покрыта шрамами – клеймо о наших ошибках. Мы с ним – ошибка? Он ухмыльнулся, увидев метку на моей руке, затем склонился к светловолосой эльфийке, которую обнимал, и что‑то прошептал ей. Я не видела его глаз из‑за упавших локонов. Отсчитывала секунды про себя, начиная от трех, – и на последней он заправил локон за ухо. Эльфийка выслушала его, рассматривая меня, и ее красивое лицо тоже искривила едкая улыбка.

– Асфирель, я ведь попросил тебя выйти, – строго проговорил Волтуар, ухватив меня за плечи и потянув в сторону двери. – Тебе нельзя сюда.

– Что он тут делает? – пробормотала я, оглядываясь на Кейела.

– Его выбрали, он подходит.

– Он лжец и…

– Асфирель! – рявкнул Волтуар, встряхнув меня. Возможно, несильно, но хватило, чтобы истерика подступила совсем близко. – Асфирель, сейчас мне некогда, но потом мы поговорим. Иди к себе. И забудь дорогу в эту часть дворца, тут тебе делать нечего.

Он договаривал мягче, но обида успела разрастись. Испуг, чувство одиночества, обреченность… Кто эта девушка рядом с Кейелом? И почему Волтуар пустил его сюда, если знает, как и многие в Фадрагосе, о нашей взаимной ненависти? Он смеялся с ней надо мною… Что происходит?

– Опять выглядишь нездоровой, Асфирель, – погладил меня по щеке Волтуар.

Я отшвырнула его руку и отступила. Он снова нахмурился, глядя строго. И это любовь шан’ниэрдов? Он сказал, что я не готова узнать правду… Почему? Понимает, что я буду пользоваться его слабостью?

– Иди к себе, – приказал он, разворачиваясь к залу.

– Он обещал убить меня, а вы пустили его сюда, – мой голос дрожал.

Волтуар замер, вздохнул тяжело и произнес:

– Он поклялся, что не причинит тебе вреда, и духи приняли его клятву.

– Но он может лгать, и духи подтверждают его ложь.

– Не смей оскорблять духов! – повысил тон Волтуар, сжимая кулаки, и тише повторил приказ: – Иди к себе. Я приду к тебе позже.

Глава 10. Жгучая ясность

Много раз я порывалась ослушаться приказа: уйти подальше, спрятаться ото всех. Смотрела на зелье желания, которое не выпила утром, и хотела разбить его. Хотела вернуть необузданный дар и спалить к чертям весь дворец! Моего гнева точно хватило бы, чтобы приманить к себе всех Ксанджей, существующих в Фадрагосе. Но вместо этого я сидела на диване, забравшись с ногами, и крутила в руках нож для фруктов. Медленно, неуклюже, но старалась… Необходимо дождаться Волтуара, чтобы узнать все новости именно от него. Нельзя лишиться его покровительства – единственный могущественный союзник. Нет, не союзник, а защита и оружие. Никакой жалости больше!

Чего ждать от Кейела? Защитят ли меня духи, если он решит отомстить? Ромиара никак не поселить рядом со мной, а мне нельзя жить в их доме. И от Елрех, как назло, ни одной весточки… Знает ли она последние новости Фадрагоса? Куда отправил ее Дриэн?

Если Кейел будет послом, то смогу ли я подобраться к северянам? Не смогу. Убить его?

Зажмурилась от последней мысли и даже потрясла головой, но нож сжала сильнее. Если придется, значит… Я не дам себя в обиду.

И даже если из‑за Кейела не осталось смысла сидеть во дворце, то метка не позволит мне уйти. А отпустит ли Волтуар? Клетка захлопнулась, а внутри остались хищники…

Вдохнула глубже, отметая эти мысли. Прогоняя воспоминания о том, как Кейел убивал Фаррда, а позже воров. Его равнодушное лицо, когда я падала в реку. Зачем запугивать себя сильнее?

– Асфирель, я войду? – услышала я голос Ив.

– Да, конечно! – подорвалась я, быстро положив нож на стол.

Уставилась на него, так и не поднявшись на ноги. Чистое лезвие отражало дневной свет, короткая, дутая рукоять выглядела непривлекательной. Почему я испугалась, что Ив застанет меня с ним в руках?

– Как ты? – поинтересовалась она, присаживаясь на диван. – Узнала новости и сразу пришла к тебе.

– Спасибо, я в порядке, – поблагодарила, выдавив из себя улыбку.

Между ее аккуратными бровками залегла тоненькая морщинка. Взгляд выражал беспокойство. Ив закусила губу, а затем отвернулась.

– Ты должна знать, что у Роми исчезла метка. Он…

– Не такой уж и милый, да? – поняла я.

– Со мной он всегда был хорошим, – еле заметно улыбнулась она. – Но мне кажется, что он не поможет тебе, если будет грозить опасность.

– Когда‑то Кейел взял его кровь, а недавно он о ней спрашивал, – поделилась я.

Ив кивнула, тихо проговаривая:

– Метка, связывающая вас, исчезла, но появилась другая. Она гораздо опаснее для Роми. Он ничем не поможет тебе. Даже меня защитить не сможет.

– И давно ты о ней знаешь? – насупилась я, но Ив совершенно не придала этому значения.

– Он сказал мне сразу, как только она появилась. Мы вместе искали информацию о ней.

Ив и Роми – сплоченная команда, связанная чем‑то большим, чем чувства. Доверие, долг, обоюдный фанатизм… Смогу ли я когда‑нибудь стать их частью? Сомневаюсь. Не удивлюсь, если даже Елрех это будет не под силу. Елрех… Скорее бы она вернулась. Где же ее носит?

– Есть еще новости: хорошая и плохая. К Кейелу приставили наблюдателя из гильдии справедливости. Рурмис когда‑то рассказывал мне о нем: Тарл очень ответственный; метит на место верховного, поэтому ни за что не допустит ошибки. Но плохая новость заключается в том, что он недавно женился, – дернулось ее ухо.

– Почему личная жизнь мужиков должна меня волновать? – спросила я, потянувшись к яблоку и ножу.

Бесит слышать о женах, любовницах, возлюбленных… Любви в целом! Мне вовсе никто тут не нужен. Вернуться бы к Женьке! Или хотя бы почувствовать к нему что‑нибудь…

– Он взял в жены бывшую любовницу Волтуара. Ту, о которой ты рассказывала. Она приехала с ним.

– Сиелра?! – опешила я.

Ив кивнула, а я отложила яблоко и нож обратно. В моей комнате от покушения меня защитят духи. Наверное… Надо узнать подробнее о них у Волтуара. А как быть со всей территорией дворца?

– Будь осторожна, Асфи, – Ив удивила, взяв меня за руку. – Елрех не зря беспокоится о тебе и бесконечно наблюдает за тобой. Ты не знаешь простейших вещей. Не принимай никаких неизвестных угощений. Если ты добровольно примешь яд, ее никто не будет винить. Не соглашайся идти куда‑либо с незнакомцами, даже если это стража дворца. Волтуар приставил к тебе Дариэль – верь ей, а остальных ты имеешь право прогнать.

– А если они придут от Волтуара?

Я наслаждалась теплом ее тонкой, изящной ладони. Трудно остаться без малейшей поддержки. Пусть мы с ней и не были подругами, скорее – партнерами, но и от этой незримой опоры рядом легче.

– Ты имеешь право прогнать их. У вас с Волтуаром есть метка, с помощью которой он отыщет тебя, где угодно, когда угодно. Эта же метка, помогает личным духам‑вестникам Волтуара появляться возле тебя практически мгновенно. И не вздумай навредить кому‑нибудь, – взгляд ее стал строгим, а рука стиснула мою руку крепче. – Пока не окончился срок любовницы, ты почтенная лишь на территории дворца и только для сословий ниже. Те, кто был рожден почтенным, стоят выше тебя. Если ты навредишь им, и духи подтвердят это, ни я, ни Дриэн, ни Вотлуар – никто не сможет помочь.

Мне и так никто не может помочь. Я зажмурилась ненадолго, а затем прислушалась, посмотрела на вход и шепотом спросила:

– Что делаем с сокровищницей? Что слышно о северянах?

Ив придвинулась ко мне и так же зашептала в ответ:

– Я успела узнать совсем немного. Соггорам отправили весть, что их готовы принять тут, во дворце. Правители опасаются встречи с балкорами, а на обителях стоят надежные защиты, которые не подпустят этих тварей. Поэтому наша сторона будет настаивать именно на встрече с соггорами тут. Думаю, что Кейел доставит нам хлопот… – задумчиво произнесла она и закусила губу, а потом бегло предложила: – Но давай отталкиваться от того, что имеем. Пусть сначала приедут северяне, а затем будет думать дальше. О сокровищнице нельзя даже заикнуться. Мой верховный знает, что я хочу поискать информацию о ней, но никто больше из гильдии и не догадывается. Меня словно от семьи отвернули, – поморщилась, вновь отвела взгляд.

– Даже согильдийцы могут убить за то, что ищешь сокровищницу? – изумилась я. Они ведь исследователи. Разве не важно для них прежде всего открытие?

– За любую информацию о ней, – протянула Ив, глядя в пустоту перед собой. – Ты не представляешь, как давно ее ищут… И быть может, давно нашли бы, но ведь всегда кто‑то обрывает работу конкурента, чтобы начать поиск заново, самому. Теперь я хочу отыскать ее, но выжить. Вспомнить не могу, когда в последний раз достигала успеха и приносила пользу гильдии. Одно разочарование… – тяжело вздохнула она. – А тут еще и балкоры…

– Ты ненавидишь их до такой степени? Не боишься, что призовешь по их души Анью?

Я разглядывала ее точеный профиль, держала за руку, и улыбалась. Только осознала, что Ивеллин умудрилась успокоить меня своим присутствием, беседой, пусть даже деловой.

– Я бы с радостью, – усмехнулась она, – но нужно знать имя обидчика. А мы их даже в лицо не знаем.

– Так почему вы их истребляли? Ив, я не обвиняю вас, если тебе вдруг так показалось, а просто интересуюсь, – быстро добавила к вопросу, а затем пересела удобнее и поинтересовалась: – Яблоко будешь?

– Давай, – согласилась она, тоже устраиваясь удобнее. – Ты меня извини за ту грубость, – неожиданно произнесла. – Мне часто приходилось сталкиваться с работами молодых мудрецов, которые рвались размышлять о войне предков. Многие из них осуждали эльфов, винили гильдию Очищения. Не все добираются до корней эльфийской истории.

Я срезала тонкую кожуру, внимательно слушая мелодичный голос и прикусывая язык каждый раз, когда хотелось уточнить. Пусть рассказывает все…

– Самое опасное место Фадрагоса – край мира. Там, глубоко в Кровавой воде, живут чудовища, способные проглотить дракона. Они не могут подобраться близко к суше, но есть записи тех, кто видел их. Часто ветки древа Жизни обламываются, но мы не замечаем этого – они маленькие. Быстро на их месте вырастают новые. А бывает, – снова залегла морщинка между ее бровей, – тьма просачивается вниз, из‑за нее гниют крупные ветки. Когда они обламываются, часть мира, которую удерживала ветка, расшатывается. Если это происходит на крае, то земля уходит под воду. Очень быстро древо направляет свои жизненные силы в эту часть, чтобы земля не рухнула. Вода уходит – и иногда оставляет на суше чудовищ. Если хочешь, то когда‑нибудь покажу тебе рисунки очевидцев.

– Хочу, – не раздумывая согласилась я.

Какое же чудовище должно обитать в океанах Фадрагоса, чтобы могло проглотить дракона? Точно не киты…

– После края мира самым опасным считается север. Но не из‑за монстров, а из‑за холодов. Духи не согревают ледяную землю; они вовсе встречаются там редко. А после следуют леса Фадрагоса. Тварей слишком много, и многие из них учатся. Хитрые, опасные, злые. Ими даже не голод движет, а именно злоба. Но эльфы были рождены в лесу, жили в нем, подстраиваясь под суровые условия. Тогда мы обладали способностью видеть то, что недоступно взгляду других.

– Позволяло Единство с духами? – не удержалась я от вопроса и протянула половинку яблока.

– Да, – кивнула Ив, забирая угощение. – Эльфы находили редкие места в лесу, куда не могли проникнуть твари. Кроме одних, – с хрустом откусила она кусочек яблока и, пережевывая, продолжила говорить: – балкоров. Только соггоры могли признать их разумной расой! – скривилась. – Они принимали обличие эльфов, перенимали их воспоминания, отнимали их силу, а затем приходили в поселения и жили там. Представляешь, Асфирель, – подняла она на меня полные гнева глаза, – тот, кого ты любила, оказывается не тем. Делилась абсолютно всем со своей сестрой, а это оказывался мужчина, принявший ее облик. Кормила и целовала своего ребенка, не догадываясь, что он давным‑давно мертв. Ты не представляешь, на что способна их грязная сила! Взрослая особь способна принять любой облик, а потом расти, стареть, как настоящий эльф, фангр или…

Ивеллин говорила еще очень долго, словно выговорилась мне о наболевшем. Все это происходило не с ней, а с ее народом, и очень давно, но ее злость была понятна. Эмоциональное откровение сумело отвлечь даже от мыслей о Кейеле, от крохотного тепла и какого непонятного предвкушения, которое почему‑то возникло во мне, как только я услышала знакомый голос. Чего еще я жду от Вольного кроме мести? Ему ни в коем случае нельзя доверять. Он лжец, которого я пока не могу обхитрить.

Солнце клонилось к горизонту, а Волтуар так и не появился. Ивеллин ушла, предупредив, чтобы я не ждала Ромиара. Правитель и без того будет недоволен, что я частенько находилась наедине с другом.

Аппетита не было абсолютно, но с ребятами увидеться хотелось, поэтому в нужное время я отправилась в старую столовую. Вот только Дариэль перехватила меня у входа в мою комнату.

– Почтенная, – склонила она голову. – Вам накрыли в общей столовой.

Я плотно сомкнула губы, чтобы не оскалиться. Меньше всего мне хотелось видеть довольные лица правителей, но выбора не оставалось. Еще на подходе к белоснежной двери до меня донесся смех, от которого все замерло внутри. Я откинула косу за спину, распрямила спину, приподняла подбородок. Вошла, мимолетно окинув присутствующих взглядом – слишком много незнакомых лиц. Любовницы правителей пересели ближе к двери, а я увидела только одно свободное место в самом конце стола. Возможно, рассадка идет по иерархии сословий. Иначе почему Кейел и его эльфийка сидели напротив меня?

На мое появление никто не обратил внимания, даже воркующая парочка не оторвалась от шушуканья друг с другом. Ради приличия я ковырялась в тарелке, украдкой рассматривая ушастую спутницу Вольного. Гильдейский знак похож на венок, или я просто не знаю, что это. Вечернее платье красного цвета плотно облегало хрупкую фигуру, на руках эльфийки вились тоненькие витиеватые узоры татуировок. Она удерживала бокал с цветочным вином и улыбалась, слушая рассказ неизвестного мне шан’ниэрда. Светлокожая, с золотистыми глазами и острым подбородком. Красивая, утонченная, а смех звучал чисто, завораживающе. Почему она связалась с Вольным?

Вольный… Он даже не смотрел в мою сторону. Темно‑серая рубашка, почти черная, шла ему. Волосы привычно собраны в хвост, но совсем не взлохмачены. Почему‑то разбита губа… Причем кровь еще не успела засохнуть. С кем успел подраться? Необъяснимая вина нахлынула, когда я увидела шрам на пол‑лица. Он уродовал Кейела, но я все равно любовалась знакомым лицом. Не могла понять, что цепляло меня в нем. Не понимала, почему так сложно отвернуться от него.

– Хотелось бы пообщаться с Асфирель, – донесся до меня огрызок фразы, сказанной рыжим эльфиором.

– Она многого не знает. Может неосознанно обидеть или повести себя неправильно, – произнес Волтуар.

– Как сегодня? Почему она позволила себе войти в зал заседаний? – спросил шан’ниэрд, сидящий рядом со мной.

Я посмотрела на Волтуара, словила его осуждающий взгляд и потупилась. Любовницы не говорят о политике, не интересуются ею, и мне точно нельзя было входить туда. Подставила его, опозорила? Правильно ли будет сейчас попросить у всех прощения? Или… лучше сидеть молча.

– Асфирель удивительная девушка, беззаботная и наивная. Она соскучилась по мне, спешила ко мне и не задумывалась о последствиях.

– Еще бы, – встрял голос, от которого я едва не содрогнулась. Сиелра сидела дальше по моей стороне, и я не могла ее видеть, – какая девушка не соскучилась бы по шан’ниэрду, к тому же правителю? Тем более человек – это отсутствие благородства, чести …

– Осторожнее, почтенная, – с широкой улыбкой перебил ее Кейел. – Но меня забавляет другое, почтенный Волтуар: скучала она по вам, но, заметив меня, даже не услышала вас. Может, разрешите нам обращаться к ней прямо? Наверняка, она знает лучше вас, что ею движет.

– Страх, – не выдержала я, слушая их беседу. А может, мне просто хотелось заговорить с Кейелом? Хотелось, чтобы он посмотрел на меня. За столом стало тихо, и я уловила шепот: «Что она сказала?». Поэтому пригубила сладкого вина и повторила громче, осмелившись заглянуть в зелено‑карие глаза – дыхание на миг перехватило: – Я боюсь тебя.

Кейел усмехнулся, покачав головой, и собирался что‑то ответить, но я не позволила – обратилась к Волтуару:

– Почтенный, простите, если я опять нарушила правила.

– Мы не тревожили тебя беседами по твоему желанию, – теперь голос Волтуара обволакивал мягкостью, а улыбка выражала одобрение. Доволен… Надолго ли? – Если считаешь нужным – говори, но не забудь обо всем, что я тебе рассказывал.

Не рассказывал – воспитывал…

– Мне не хватало вас, – отчетливо произнесла я, представив, что рядом нет посторонних. Никто не слышит нас и не следит за нами. Смотреть только в змеиные глаза, будто их обладатель стоит всего лишь в шаге от меня. Наблюдать, как меняется выражение его лица: от уверенного, удовлетворенного до слегка растерянного, хмурого. – Пока вас не было, прозвучало предположение, которому я поверила. Правду говорит Ромиар: я все же глупая, – немного склонила голову. – Когда узнала, что вы приехали, до безумия обрадовалась. Я ведь поверила слухам: якобы вы обманули о любви к другой, а на самом деле влюбились в меня. Хотела услышать это от вас. Теперь стыдно, что поддалась этой слабости. Забыла, кто я. Забыла, что в этом мире у меня не осталось достоинств, – нервно улыбнулась и отвернулась, добавляя: – Извините, что посмела ворваться в зал совещаний.

– Какой размах! – рассмеялась спутница Кейела, разглядывая меня с неприкрытым восхищением.

Я подхватила ее веселье: улыбнулась и с задором согласилась:

– Постоянно забываю, что в Фадрагосе люди – ничтожества. Мне повезло, что Волтуару нравится экзотика. Надеюсь, он не выгонит меня до окончания срока, и я получу заветное сословие.

– Да, Кейел говорил, что вы рветесь к беззаботной жизни, – поддержала она беседу. – В вашем случае это верное решение. А отношение к людям вполне обычное, – пожала она плечами, – лучше, чем к васовергам и виксартам.

Я изумилась, но виду не подала. Эльфийка проявила доброжелательность, непринужденность по отношению ко мне, когда я ждала колкости и высмеиваний. И опять же Кейел не спешил задевать.

– Что изменило твое мнение, Асфирель? – перебил нас Волтуар.

Пришлось глубоко вздохнуть, чтобы не улыбнуться победно. Я не отвечала несколько секунд, делая вид, что не сразу поняла, о чем речь, а потом кратко ответила:

– Ваше отношение ко мне.

– И что я сделал не так? – стал поправлять он белоснежную салфетку, лежащую перед ним.

Когурун склонился к нему и что‑то прошептал. Волтуар обвел взглядом присутствующих и едва заметно кивнул брату. Хочет прервать этот разговор? Ну уж нет!

Я стиснула бокал, постаралась утихомирить бурю внутри себя. Необходимо довести дело до конца. Кейел должен знать. Все должны знать, что угрожая мне, они выступают против той, кого любит Волтуар. Опасно ли это? Пусть решают сами. Если, конечно, Волтуар любит…

– Вы рискуете мною. С любимыми так не поступают, – неуверенно произнесла я.

На мгновение показалось, что Кейел присматривался ко мне, но, видимо, просто показалось. А вот Волтуар не отрывал от меня взгляда, сдержанно поясняя:

– Я правитель, Асфирель. У меня есть обязательства перед народом Цветущего плато, долг перед ними.

– Почтенный, – вмешалась Сиелра, – вам следует подобрать понимающую такие мелочи любовницу.

Любовницы Акеона зашептались, глядя на Сиелру с уважением.

– А как по мне, вы влюблены в нее, но не признались ей, – улыбнулся эльфиор, прокручивая бокал в руке. – Только что я слышал оправдания и такую нежность, – мечтательно прищурился он, приподнимая бокал, и через него любуясь горящим под потолком духом, – какую не раздаривают по пустякам.

– Покажите мне правителя, который не умеет красиво лгать, – откинулся на спинку стула Кейел, чуть скривился, скрестив руки на груди, и добавил: – Не из соггоров.

– Мы терпим твои оскорбления, Вольный, но не забываем их, – пробасил Акеон, тоже развалившись в роскошном кресле.

– Я обещаю, подарить вам массу незабываемых впечатлений, – едва не рассмеялся Кейел, но посмотрел на меня, и его улыбка дрогнула. – Не обманывайтесь, почтенный Волтуар. В ней нет ничего светлого.

Тугой ком застрял в горле. Я точно слышала печаль в невыносимом для моего слуха голосе, видела, как дрогнули уголки губ, которые до одури хотелось поцеловать. Но Вольный не скривился – отвернулся от меня раньше и тепло улыбнулся эльфийке.

– Если ты не нашел в ней света, не значит,что не сумели отыскать другие, – твердо произнес Волтуар. – Она многого не знает – это единственный ее недостаток.

– Вы действительно влюблены в нее, – услышала я осипший голос, едва узнав по его звучанию Сиелру.

Я опустила голову, позволяя челке скрыть лицо. Вместо радости победы, ощутила горечь презрения к себе. Казалось, во мне и вправду находилась только желчь – «… ничего светлого».

– Надеюсь, в скором времени Асфирель ответит мне взаимностью.

И даже лед в голосе Волтуара, не остановил Сиелру – она попыталась вразумить его:

– Но она жалкий человек.

И почему только мужчины этой расы однолюбы? Как они выживают рядом с такими стервами?

– Поздравляю, – отсалютовала мне бокалом эльфийка. Толкнула локтем Кейела и весело произнесла: – Поздравь и ты ее. Это ведь так здорово, что сам правитель полюбил ее!

Он криво ухмыльнулся мне, но промолчал, снова отворачиваясь.

– Асфирель, продолжим этот разговор после ужина, – не сказал, а равнодушно приказал Волтуар.

Ни по его голосу, ни по лицу нельзя было разобрать, что он чувствует. И я даже позавидовала ему, ведь теперь в полной мере понимала, что контролировать собственные эмоции и следить за своими жестами чертовски трудно.

После признания Волтуара мною перестали интересоваться. Все еще поглядывали в мою сторону украдкой, но никаких обвинений, никаких высказываний, что я ничтожный человек, больше не повторялось вслух. Беседа продолжилась, но речь шла о непонятных мне вещах, кажется, совсем не касающаяся серьезных тем. Правители поднялись, негласно разрешив остальным покинуть столовую. Я сразу же собралась уходить. Какой смысл задерживаться в компании незнакомых, если они к тому же неприятны?

Кто‑то положил руку на талию, и я испугалась прикосновения. Вздрогнула и резко обернулась.

– Иногда хватает мимолетного взгляда, чтобы допустить немыслимую ошибку, – прошептал Волтуар, обжигая дыханием мою щеку. – У меня еще остались дела на сегодня, Асфирель, но я приду, и мы многое обсудим.

– Я опять повела себя неприлично? – так же шепотом спросила, уловив угрозу в его обещании.

– Прямо сейчас отправляйся к себе, – вместо ответа вновь приказал он и проследовал за другими правителями.

Я бегло оглянулась, не заметила к себе интереса существ, сидящих за столом, – и страх немного отступил. Кейел беседовал с рыжим эльфиором, а любовницы щебетали о чем‑то с Сиелрой. Остальные тоже разговаривали с соседями, не озираясь по сторонам. Волноваться не стоит.

Коридоры ярко освещали духи. Прохладный ветер проникал через открытые окна и террасы, лаская кожу и принося с собой сладкий аромат ночных цветов. Я спешила к себе, постоянно оглядываясь. Чувство тревоги возрастало и постепенно перерастало в паранойю. Я вскрикнула, наткнувшись на невидимую преграду, но накрыла рот ладонью. Показалось? Может ли страх стать осязаемым?

Передо мною было пустое пространство, но мне оно казалось живым. Я видела за ним высокую белую вазу с цветами. Огромные красные бутоны на крепких стеблях высились, наверняка достигая в высоту моей головы.

– Кейел? – тихо спросила я у пустоты.

Усмехнулась, когда прошло несколько мгновений абсолютной тишины. Ветер коснулся лица, откинул прядку волос с щеки, и я обернулась. За спиной никого не было. Сердце казалось вот‑вот выпрыгнет от страха. Дыхание стало совсем рваным – я просто никак не могла глотнуть достаточно воздуха.

Все нормально. Кейел оставался в столовой, когда я уходила. Все хорошо…

Я все же протянула руку вперед, чтобы убедиться. Совсем спятила от страха. Пальцы коснулись мягкого шелка, ладонь легла на теплую поверхность. Я задрожала, облизала пересохшие губы и поняла, что не могу сдвинуться с места. Словно парализовало. Его грудь поднималась при каждом спокойном вдохе. Он появлялся медленно. Почти как Елрех, когда эффект зелья невидимости проходил. Я ощутила, как он накрыл мою руку своей, крепко сжал ее, а только потом увидела.

– Ну, привет, Аня, – с насмешкой прозвучал голос. Словно простужен. – Смотрю, ты почти достигла заветной цели.

Я дернулась, попыталась отскочить, но Кейел удержал меня. Дернул на себя и сразу же оттолкнул к стене. Я ударилась спиной о каменную поверхность, захотела крикнуть, но не успела. Его рука крепко сжимала мое горло, не позволяя ни говорить, ни вдохнуть. Я вцепилась в нее, но у меня не хватало сил, чтобы убрать ее.

– Не дергайся, – второй рукой прижал он меня к себе, удерживая за талию. На затылок больно давил камень. – Я не собираюсь убивать тебя. Поговорим, и уйдешь к себе. Я уверен, что ты тоже не хочешь конфликтовать со мной. Поговорим?

Я скривилась и на долгую секунду закрыла глаза, отпуская его руку. Кейел медленно разжал пальцы, и я жадно вдохнула, вытирая слезы с щек. Провела ладонью по шее, ощущая острую боль в тех местах, куда он давил.

– Я дам тебе мазь, которая уберет синяки. Пожалуешься Волтуару – только усугубишь ваши непростые отношения.

– Обойдусь без твоих подачек. У меня есть своя.

Кривая ухмылка Кейела обидела меня. Неужели ему абсолютно все равно?

– Девочка моя, мне нужно, чтобы ты слушала меня внимательно.

– Сначала руку убери, – потребовала я, все еще потирая шею.

Я не хотела смотреть ему в глаза, не могла видеть в них похабность, пренебрежение и брезгливость. Вспомнила шан’ниэрдку торгующую собой в Васгоре. Как Кейел предупреждал ее, что при нем нет ни копейки, чтобы расплатиться с ней. Его угроза, что он может плюнуть на ее желания… Правы были те, кто убеждал меня, что он – зло. Сейчас Кейел разглядывал меня так же, как продажную шан’ниэрдку тогда.

– Ладно, – поднял он руки и отступил на один шаг. Склонил голову к плечу и лукаво прищурился: – Выражу почтение Волтуару. Или пожалею несчастного… В конечном итоге, он поймет, какие ненормальные девушки живут в вашем мире.

– Ты хотел поговорить со мной или выговориться о наболевшем? – сжала я кулаки, стараясь успокоиться.

– О наболевшем? – тихо уточнил он, вскинув брови. Усмехнулся и ответил: – Ты оказалась бесполезной. И это действительно было больно. Мое время бесценно, Аня. И ты потратила его напрасно. А теперь к разговору, – снизил он тон, фактически прорычав, а затем, коснувшись разбитой губы, скривился. – С одним из вас я уже переговорил. Он, кажется, не понял, но выбора я ему все равно не оставил. Давай решим вопрос с тобой.

– Чего ты хочешь? – обняла я себя, оглядываясь по сторонам.

Кейел подозрительно замолчал, и я снова посмотрела на него. Он заправил локон волос за ухо, улыбнулся. Его переполненный весельем взгляд опустился на мои губы, а затем Вольный четко ответил – я не могла ослышаться:

– Тебя.

Сердце ухнуло в пятки. В который раз с момента приезда Кейела, я теряю ощущение реальности происходящего? Открыла рот, но не знала, что ответить. Слов просто не находилось.

– Это была шутка, Аня, – тихо рассмеялся он. И уже без улыбки припечатал: – Ты мне и даром не нужна. Об этом я и хотел поговорить. Видишь, как все здорово складывается: ваша шайка не интересна мне, а ты не хочешь, чтобы я приближался к тебе, когда ты почти вот‑вот достигла собственного благоустройства. Надеюсь, твоя жадная натура удовлетворится такой малостью. Остальные тоже должны быть спокойны. Вольный со своей тронутой эльфийкой занимается спасением мира, и я занимаюсь тем же, но в стороне от них. Все, – пожал он плечами, скрестив руки на груди. – Я не простил тебя, но можешь благодарить добрейшую Айвин. Она убедила меня, что мы сумеем ужиться на одной территории, потому что нам с вами нечего делить.

– Почему я должна тебе верить?

Его предложение обескураживало. Хотела ли я такого перемирия? Я даже не мечтала о нем!

– Ты все о реке Истины, – шумно вздохнул Кейел, опуская голову. Волосы вновь упали на лицо. Он беспомощно развел руками, снова поднимая на меня глаза. – Давай обсудим и это, чтобы между нами не осталось никакого недопонимания.

Он шагнул ко мне, и я втянула голову в плечи.

– Аня, – ласково протянул он, погладив большим пальцем мою щеку.

Я хотела отступить, но позади подпирала стена. Небольшое облегчение от его заманчивого предложения оказало губительный эффект на меня. Теперь я понимала, чего ждал Волтуар от зелья желания. Во рту пересохло, по телу прошлась судорога, а следом разлилось тепло. Все мои желания сошлись в одном. Я смотрела на губы Кейела, в мыслях напоминая себе, что необходимо дышать, чтобы жить. Одной рукой коснулась стены, чтобы ощущать ее холод. Вторую сжимала настолько крепко, насколько могла. Ногти впивались в ладонь и совсем немного отрезвляли. Я слышала слова Кейела, но будто через ракушку. Смысл и вовсе доходил не сразу, через туман, через силу. Мне приходилось повторять в мыслях его слова и заставлять себя думать над ними.

– Ты никогда не доверяла мне. Думаешь, я не замечал этого? За идиота меня принимала, наивная Асфи? Но ты все равно нравилась мне. Сильно нравилась. Какое‑то время я думал, что эти чувства к тебе и есть та самая любовь, о которой легенды слагают.

– Ты столкнул меня в кислотную реку, – произнесла я заплетающимся языком, опустив голову и стараясь вспомнить этот ужасный момент, чтобы прогнать возбуждение.

– Кислотную? – тихо спросил Кейел, склоняясь ко мне. Я ощущала его дыхание на лице. – Река Истины безопасна для тебя. Я всегда это знал. Еще с той секунды, как понял, что ты на самом деле из другого мира. Просто тебе сказать об этом не мог. Как ты себе это представляешь? Ты жива осталась. Духи, которые, кстати, как ты верила, запечатать мою душу могли, подтвердили, что я не желал тебе смерти. Ни на секунду не думал, что ты пострадаешь от воды Истины. А ты до сих пор не веришь в это. Весь Фадрагос поверил, а ты – нет.

Он снова очертил овал моего лица, и я на мгновение опьянела – потянулась за его пальцем губами. Вдохнула глубоко, увидев его глаза. Кейел беззвучно смеялся.

– Замечательно… Не зря правители вываливают столько денег на это зелье для любовниц. Ты меня все еще слышишь, Аня?

– Руки убери, – хотела потребовать я, но голос задрожал, и получилось лишь попросить шепотом, на выдохе.

– Слышишь, – сделал он вывод, но руку не убрал. – Это хорошо. Так вот не хотел я убивать тебя. Другие были планы на такую находку в подходящее время, а ты оказалась бесполезной. Я бы сразу рассказал, только вот ты не поверила бы. Рассказала бы все Елрех, исследовательнице своей… Помнишь, как они против северян выступали? Они бы убедили тебя, что я тебя в жертву хочу принести. А там ведь окунуться в воду целиком необходимо, чтобы ритуал прошел, как надо. Нельзя пальчиком действие проверить… Потом уже не подействовало бы. Хотя и так не подействовало.

– Ты говорил о риске, – нахмурилась я, сдерживая себя, чтобы не обнять его. Хотелось заткнуть его, чтобы не слышать эти оправдания. Он опять врет мне!

– Допустим, я бы убедил тебя, и ты бы ежедневно сходила с ума, разрываясь между доверием и недоверием. Представим, что ты даже не рассказала бы о наших планах своим друзьям. Поревела бы вдоволь, прощаясь с жизнью на всякий случай, а потом добровольно прыгнула бы в воду. Какая вероятность того, что Ромиар не попытался бы удержать тебя? Я не мог снять метку тогда. А если бы он влез в воду, то она бы убила его. Думаешь, приставленная ко мне Ив не повторила бы твой подвиг с алтарем? Вот только при таком исходе духи посчитали бы меня виновным. Ведь я мог предусмотреть такой вариант, но не подстраховался. Я бы попросил у тебя прощения, Аня, что мне пришлось напугать тебя. Но тогда ты не захотела слушать меня, а сейчас мне уже плевать. Я не виновен, и судьи это подтвердили. Я не желал тебе ничего плохого. Напротив, – склонился он ко мне ниже. Я закрыла глаза, ощущая тепло его тела, чувствуя легкий аромат мыла от его волос и одежды, – с какого‑то момента я хотел для тебя только самого лучшего. Ты не представляешь, какую тоску я испытывал от твоего предательства. В твоем мире не умеют любить, Аня. Просто ошибаются. Я тоже ошибался, пока не встретил Айвин. Спасибо. Благодаря тебе, я понял, что любовь… Она другая, Аня. Она не разъедает все внутри, а наоборот, исцеляет.

Он потянулся к завязке моего платья, и я застыла в ожидании. Лента скользнула между его пальцев, а я ощутила разочарование.

– Надеюсь, мы поняли друг друга, – твердо произнес он. – Беги к своему правителю. Приятной ночи, Аня.

Кейел уходил, а я прижималась к стене, оглушенная грохотом собственного сердца. Когда его силуэт стал растворяться вдали коридора, смысл услышанных слов стал наоборот проясняться. Желание отступало, а вместо него рождалось что‑то другое. Оно жгло все внутри.

Я сама разрушила все между нами. Я разрушила? Если бы не оказалась тут, мы бы и не знали о существовании друг друга…

Ненавижу Фадрагос!

Глава 11. Эльфийское сумасшествие

Опять я испытывала гнев, сидя на кровати и ожидая Волтуара. Новый флакон зелья желания принесли в мое отсутствие. Я поверила Кейелу, что он не тронет меня, если не мешаться у него под ногами, но все равно решила не терять бдительности. Зелье будет и вовсе мотивировать держаться как можно дальше от него.

– Я не мог прийти раньше, – вырвал из задумчивости голос Волтуара.

– Я ждала вас, – поднялась я.

– Не стой босиком на холодном полу, – произнес он, расстегивая рубашку и направляясь в ванную, – у тебя хрупкое здоровье.

– Вы виделись с Елрех? – воодушевилась я, но сразу же стушевалась: – Или узнали от Аклен’Ил…

– Мне не понравилось, что полукровка фангры и беловолосого шан’ниэрда отчитывала меня, – вместо ответа поделился он.

Я следовала за ним по пятам, стараясь не упустить ни единого слова. Перешагнула брошенную на пол рубашку.

– Я разрешил ей привезти во дворец вашу птицу. Как только она выполнит какие‑то поручения твоего верховного, сразу отправится сюда.

– Спасибо! – прошептала я, а затем повторила громче: – Большое спасибо!

Волтуар резко остановился, обернувшись, и я влетела в его объятия.

– Я скучал по тебе, – произнес он и порывисто поцеловал, стягивая платье с плеч.

После ошеломительного эффекта зелья на Кейела мне показалось, что сейчас оно совершенно не действует. Но вскоре я даже улыбнулась от облегчения, уловив легкую дрожь в ногах. Повисла на Волтуаре и жарко ответила на его поцелуй, наслаждаясь прикосновениями.

– Я тоже скучала, – запросто соврала я, прервав поцелуй, но через мгновение уже целовала правителя в шею.

Я закрывала глаза и сразу вспоминала Айвин, улыбки Кейела, адресованные ей. Любовь должна исцелять?.. Вольный запутался в собственных эмоциях и не разобравшись признался мне в любви?

Ослепляющая злость заполняла, но мгновенно находила выход в ласке к Волтуару.

– Асфирель, – прошептал он, улыбаясь и утаскивая меня за собой в воду. – Что изменилось, пока меня не было во дворце?

– Я успела осознать, что влюбленный шан’ниэрд – это подарок, от которого не отказываются, – тоже улыбаясь, прошептала ему в губы.

Синие и зеленые отсветы цветов играли на потревоженной воде. Легкие всплески перебивали наши слова, но это не мешало.

– Ты останешься со мной?

Мне уже приходилось видеть за ширмой строгого правителя увлеченного молодого парня. Сейчас я видела в нем мальчишку, у которого вся жизнь зависела от моего ответа. Сомнение, а может, совесть, укусило, пробуждаясь, но я заглушила непрошеные чувства. Оттолкнулась от каменного пола, позволяя воде поднять мое тело. Волтуар мгновенно поддержал меня, и я обхватила его ногами.

Теперь я смотрела на него сверху вниз, игриво улыбнувшись, в очередной раз соврала:

– Если смогу влюбиться в вас – я останусь, но не просите о большем.

Он пытался сдержать улыбку, но у него не получалось. Зажмурился, стиснув зубы и опустил голову. Впервые во мне проснулось любопытство, и я потянулась к рогам. Коснулась лба Волтуара, ощутила, как мужчина вздрогнул, замер настороженно, но не остановил меня. Я провела пальцами по коже, подбирая короткие волосы и убирая их. Рога начинались над виском рыхлой плотью, но потом она заканчивалась твердым кольцом, и дальше шла гладкая поверхность.

– Подскажи мне как, и я сделаю тебя счастливой, – тихо проговорил он, поднимая голову.

Я не ответила – склонилась и поцеловала его.

Гораздо позже мы лежали в кровати. Я с удобством устроила голову на плече Волтуара и придумывала, с чего начать нужный мне разговор. Волтуар подложил валик под голову, согнул руку в локте и, удерживая мою руку, гладил ее большим пальцем.

– Вы хотели что‑то обсудить со мной, – напомнила я.

– Хотел.

С улицы доносились стрекот и ночная прохлада. Я прижималась к Волтуару, согреваясь его теплом. Пахло медом и дыней. Зря не поужинала…

– Что? – не выдержала я затянувшегося молчания.

Волтуар помолчал еще какое‑то время, но потом все же заговорил:

– У тебя другое воспитание и восприятие мира, Асфирель. Ты была не готова узнать правду, но я не мог запретить тебе интересоваться мною. Сегодня днем я обидел тебя. Этого бы не случилось, если бы ты знала, что тебе нельзя появляться на собрании. Асфирель, – он потянул мою руку к своим губам, поцеловал ее и продолжил: – тебе вовсе нельзя отрывать меня от дел, если я не позову тебя. Во дворце полно развлечений для девушек, но ты ими совершенно не интересуешься. Все это видят. Сегодня мы допустили ошибку. Ты – ненамеренную, я – намеренную.

– Я не понимаю, – произнесла я нахмурившись.

Осторожно вытащила руку из его руки и перевернулась на живот, облокачиваясь на мягкий матрас, чтобы видеть лицо Волтуара. И хоть он говорил об ошибках, все равно улыбался, а его голос звучал непривычно нежно.

– Моя любовь к тебе может подорвать доверие народа ко мне. Если бы ты была из нашего мира, никто бы не поставил мою способность править под сомнения, но с тобой все иначе. Сюда приехали представили разных высших гильдий Фадрагоса. Многие из них получали отчеты о тебе от Аклен’Ил. Только не обижайся на меня, – ухватился он за мой подбородок, его взгляд наполнился строгостью. – Это была часть сделки с Дриэном; он распоряжался, кому отдавать информацию о тебе. Просто, чтобы ты понимала: прибывшие сюда знают тебя гораздо лучше, чем ты думаешь. Услышав на ужине весть о том, что ты радовалась, когда узнала о моем отношении к тебе, я хотел сразу сказать, что это правда, но потом осознал, что это будет ошибкой. И ведь даже Когурун попросил меня отложить разговор с тобой до личной встречи…

Он тяжело вздохнул, уставившись в потолок. Тишина снова начинала давить.

– И что теперь будет? Они поставят вашу способность управлять регионом под сомнение?

– Не поставят, – не раздумывая ответил он, продолжая смотреть вверх. – Асфирель, любовь шан’ниэрдов сильна, но как бы мне трудно ни было, я всегда буду на стороне долга. Поэтому будь осторожна. Я не хочу больше обижать тебя.

И опять молчание. Волтуар чуть хмурился, проваливаясь в задумчивость. Казалось, что он не услышит меня, если обращусь к нему шепотом. Я решила проверить.

– Есть хочу, – еле слышно сказала я.

Он ответил мгновенно:

– Тогда вставай и одевайся. Я позову слуг.

Ждать долго не пришлось. Я сидела на диване, уплетая салат и стараясь не обращать внимания на неотрывный взгляд Волтуара. Он расположился в кресле и потягивал гранатовый сок так, словно виски цедил.

– Почему ты все еще боишься Вольного? – сам поднял нужную мне тему Волтуар. – Только попрошу тебя, не оскорбляй духов.

Я прожевала салат, запила его фруктовым соком и ответила:

– Он превосходный лжец. И у него способности… – вспомнила о перемирии и задумалась над своими словами. Если раскрою секреты Кейела, наябедничаю на него Волтуару, а он потом узнает – не видать мне перемирия. Виновато улыбнулась и понуро произнесла: – Слишком хорошо запомнила падение в реку.

– У тебя так и не появилось никаких последствий? Мудрецы никогда не писали мне так часто, как сейчас.

А вот это уже ненужное отклонение от темы… Как вернуть разговор о Кейеле?

– Со мной все хорошо. Думаю, что мудрецам тоже интересно, почему я осталась жива. Но, наверное, ответ знает, только Вольный. Его же оправдали духи, значит, он не сомневался, что я выживу…

Я прищурилась на миг, а затем вернулась к салату.

– Он сказал, что это тайна его духов. Он под защитой судей, Асфирель, как и эта тема. Никто не имеет права больше касаться ее.

– Я ведь думала, что буду умирать в страшных муках, – отставила я салат и посмотрела на свои руки. – Мне столько всего о реке рассказали, а потом… Я могу узнать, почему его выбрали послом, или это тоже меня не касается?

Волтуар ласково улыбнулся, глотнул сока и ответил:

– Это выбор всей Обители гильдий. Я ведь говорил тебе, что условия будут примерно такими же, как для любовниц. В награду послу пообещали сословие, приличное состояние и земельное владение. Вольный заинтересовался этим сразу, появлялся у мудрецов пару раз, а потом исчез. Вернулся потрепанный и едва живой, но успел к окончательному решению. О нем после вашего скандала знают многие, запомнили его, как героя, которого поддерживают судьи алтаря Возмездия. Народ признал его после этого, хоть он и остался прежним изгоем без гильдии. Ему доверяют – его поддержали.

– Вы тоже? – из‑под ресниц посмотрела я на него.

Волтуар тяжело вздохнул, но продолжал улыбаться.

– Нас три правителя, Асфирель. Даже если бы я отказался, Когурун и Акеон поддержали бы кандидатуру Кейела. И не забывай, что решение принимал весь совет. Большинство выступили в его поддержку. Он Вольный, что уже само по себе говорит о его целях; он Вольный, в котором не сомневаются судьи алтаря Возмездия; и наконец – он прекрасно знает северян, был воспитан ими. Надеюсь, я не обидел тебя.

Я покачала головой и произнесла:

– Я помню, что между мной и долгом вы выберете последнее.

– Пойдем спать, – позвал он, протягивая мне руку. – Я очень устал.

Волтуар ушел на рассвете, стараясь не разбудить меня, но я лишь притворялась спящей. Подорвалась, не вытерпев и двух минут после его ухода, быстро умылась, оделась и поспешила к ребятам. Подходя к домику, застала знакомую картину: Ив сидела в беседке у пруда, кутаясь в зеленый халат, и пила чай со сладостями, очень напоминающими пахлаву; Ромиар оттягивал тетиву лука, целясь куда‑то в крону персикового дерева. Он разжал пальцы, стрела сорвалась, затерялась на миг в листве, а затем вонзилась в ствол следующего дерева. Я отступила от ошметка персика, прилетевшего мне под ноги, и полюбопытствовала у стрелка:

– Плохое настроение?

– Уж получше твоего, – пробормотал он, взявшись за вторую стрелу. – Не пробовала улыбнуться?

Я не ответила. Обошла его по окружности, не желая попасть под горячую руку. Добралась до беседки, присела на лавку, разглядывая сонную Ив.

– Ему разрешили вооружиться во дворце?

– Мы рассказали о возникшей метке Аклен’Ил, – зевнув, ответила Ив. – Сказали, что это, может быть, приближается к завершению миссия Роми. Они не хотели разрешать, но мы убедительно напоминали о воли духов.

– И что же это за метка такая? – прищурилась я.

Ивеллин кисло улыбнулась, и я поняла, что она не расскажет, пока Роми не позволит. Ну и ладно… Пришла я к ним все равно не за этим.

– Вчера со мной говорил Кейел.

– Сообщил о перемирии? – снова зевнула она.

– Да, – поежилась я, а потом все же прямо спросила: – Тебе известно, что за эльфийка приехала с ним?

Ивеллин с удивлением посмотрела на меня, но почти сразу отвернулась.

– Целительница из гильдии Золотой перелески. Уважаемую Айвин знают многие; ей подчиняются редкие духи, заживляющие самые опасные раны. Ее услуги ценятся очень высоко. А что?

– Да нет, ничего, – выдавила я из себя улыбку, – просто странно, что она связалась с Вольным.

– Так он же теперь под защитой судей. Они его благословили.

Поднимать эту тему больше не имело смысла, как и расспрашивать Ромиара о его беседе с Кейелом. И зачем приходила? Приедет Елрех, станет полегче… Я ушла от них сразу же, как только Ив засобиралась к Аклен’Ил. Провозилась в комнате, снова изучая легенды Энраилл.

Еще до приезда Волтуара я рассказала Ив о легенде, прочитанной в книге, но саму книгу ребятам не показала, опасаясь, что они заинтересуются перечнем артефактов. Все же рисковать не хотелось. Она послушала и сказала, что у каждой расы, кроме изгнанных и малообразованных виксартов и васовергов, есть своя легенда об Энраилл. Видимо, после окончания войны, каждой расе хотелось верить, что именно их представитель победил ненавистных, жестоких соггоров. Проблема заключалась в том, что эти легенды тоже не принято было обсуждать, как и любую информацию об Энраилл, хоть им и не особо доверяли. Да и к тому же все легенды, кроме шан’ниэрдской и людской, были потеряны. И если первую еще могли уважать, как красивую сказку, то второй никто и не интересовался. Энраилл не мог быть человеком…

До завтрака я выписывала очередные крохи информации из книги. Ив считала все это бесполезным, но мне казалось, что она просто не могла заниматься сокровищницей, пока над Фадрагосом висела серьезная угроза. Мои записи получались бессвязными, но как подсказки для поиска информации в других книгах годились. Примерно так: «У Энраилла была сестра, которой подчинялся ядовитый дракон», «У них не было семьи, и они надолго обосновались в деревне»… Была война, где, как я понимаю, требовались любые силы. Неужели никто не осуждал парня, что он отсиживается в спокойном местечке? Возможно, читая чьи‑нибудь дневники со времен войны предков, которые так любили в этом мире, я сумею отыскать там записи о брате и сестре с маленьким драконом. Быть может, его стали звать Энраиллом позже, а до этого он был каким‑нибудь Петрушкой… Любая зацепка сгодится, все может стать полезным. Или, как говорила Ив, я просто нетерпеливая и не могу сидеть сложа руки.

Свои записи я сворачивала трубочкой, перевязывала веревочкой и прятала в зазор, между стенкой трельяжа и шуфлядкой, заполненной здешней косметикой, кремами, маслами…. Закинуть туда записки труда не составляло, а вот чтобы вытащить их, придется постараться. Кому взбредет в голову что‑то смотреть там?

На завтраке меня словно не замечали. Только Волтуар улыбнулся мне, когда я вошла, а у Кейела дернулась верхняя губа, когда наши взгляды случайно пересеклись. А может, это я немного забылась и засмотрелась. Просто без шрама он был красив, а сейчас… не настолько. Я чуть опустила голову, разглядывая фруктовый салат под медовым соусом. Так и просидела до самого окончания трапезы.

Сегодня в столовой никто задерживаться не стал. Как только поднялись правители, засуетились и остальные. Я остановилась, когда поняла, что могу столкнуться с Кейелом у выхода. Пропустила их с Айвин вперед, подавляя собственную злость. Смотрела на руку Кейела, оглаживающую бежевый шелк на узкой талии целительницы. Когда‑то он прижимал меня к себе. Гораздо крепче, чем ее… Стиснула зубы и отвела взгляд. Их тихие разговоры нельзя было разобрать, зато мелодичный смех девушки невыносимо раздражал. Я выскочила вслед за ними и собиралась отправиться в библиотеку, но услышала голос Волтуара:

– Асфирель.

Он стоял, окруженный компанией мужчин, в другой стороне, как раз там, куда направилась парочка. Я улыбнулась и поспешила к нему. Обрадовалась, когда он решил отойти от компании.

– Почтенный, – склонила я голову.

– У тебя все хорошо? – вопрос прозвучал мягче, чем обычно.

Я посмотрела на его лицо из‑под ресниц – и гнев мгновенно отпустил. Мною любовался красивый мужчина, готовый сделать меня счастливой. Ну и пусть не человек… Я уже позабыла о нашей разнице. К тому же в Фадрагосе шан’ниэрды считались лучше людей. Почему я так туплю, забивая свою голову каким‑то бабником, который в собственных эмоциях разобраться не способен? Глупая! Я выберусь из этого мира, но и в Фадрагосе поживу счастливой.

– Все замечательно, почтенный, – искренне улыбнулась.

– Я постараюсь освободиться до обеда. Хочу погулять с тобой немного, а пока развейся в парке.

Не сразу до меня дошло, что это не его прихоть решать за меня, чем мне занять досуг, но я не успела нахмуриться. Да и улыбку не растеряла. Если необходимо немного поскучать для виду, как и остальные любовницы, значит, сделаю. В конце концов, это не требует от меня никаких жертв.

– Как раз собиралась. Если можно, то я хотела бы навестить Арвинта.

Подальше от всех… Зато посмотрю местную фауну еще разок, чтобы убедиться, что усиленные тренировки мне ну очень необходимы.

– Тебе можно многое, просто ты не обо всем знаешь, – погладил Волтуар мое плечо. – Только будь осторожна, не входи в его вольер и не протягивай руку. Он может не узнать тебя. Попроси у смотрителя мясо и покорми Арвинта перед уходом, если он еще не ел.

– Я понимаю, что он не маленький безобидный волчонок, – успокоила я правителя.

Он удовлетворенно кивнул и напомнил:

– Я позову тебя, когда освобожусь.

Солнце тоже раздражало… Я соскучилась по хорошей грозе, по свинцовым тучам, в клубах которых едва заметен просвет. Это многоголосое пение птиц я бы запросто обменяла на шум душного, пропитанного смогом проспекта. И так много пахучих цветов, что от свежего воздуха даже воспоминаний не остается! А от зелени скоро сама позеленею… Все раздражает!

Я быстрым шагом двигалась по парку, стараясь сворачивать каждый раз, когда видела впереди себя эльфов, эльфиоров, шан’ниэрдов… Даже если это были обычные рабочие дворца. Если с Кейелом у меня какое‑то там перемирие по его прихоти, то с Сиелрой пока еще ничего не ясно. Откуда ждать опасности? Вот и петляла по дорожкам, двигаясь в северную часть территории дворца. Спустилась по каменным ступеням широкой лестницы, прошла вперед по дорожке, обрамленной жасмином, застыла, любуясь утесом вдали, с которого срывался водопад. Вздохнула тяжело, вынужденно признаваясь, что на Земле такую красоту можно увидеть лишь на фотографиях, или вывалив кучу денег и потратив долгие часы на перелеты.

Огромное здание из крепких, почти белых бревен афитакса высилось на этажа три, не меньше. Узкие окна тянулись под козырьком наклонной крыши, сделанной из неизвестного мне материала, похожего на темно‑коричневую жесть. Не удивлюсь, если опять же афитакс. Под высоким каменным фундаментом земля была расчищена от травы и сорняков, утоптана, но не засыпана песком и гравием, зато заставлена мешками, тачками на деревянных колесах и прочим рабочим инвентарем. Справа от здания расположился загон, а потом тянулась вереница пристроек и складов.

В этой стороне, казалось, скопилась большая часть обитателей дворца. В самом здании едва ли удается встретить кого‑то, кроме любовниц, правителей и их помощников. А тут сновали фангры, встречались люди. И даже тяжеловесные гелдовы тащили на могучих плечах мешки от широкой колеи, извивающейся на возвышенности, к складу. Я столкнулась с одним из них, выскочив из‑за зарослей жасмина. Он остановился, видимо, решив, что у меня есть для него указания. Молча, нерасторопно опустил мешок на землю, одновременно склоняя голову. Я замерла, глядя на его плечо, с которого свисал связанный в узел рукав грязной рубахи – руки не было.

Этой расе разрешалось приветствовать высокопоставленных молча, просто потому что им с трудом удавалось говорить. Неповоротливый язык. Несмотря на то, что их смело можно было причислить к вегетарианцам, все они вырастали высокими, широкоплечими. Их кожу с трудом пробивали стрелы, и не могла сильно порезать сталь. Она напоминала камень. Вот и передо мной стоял гелдов, которому я не доставала ростом до плеча. Голова была побрита, видимо, из‑за работы во дворце – прислуга тоже должна выглядеть опрятно, даже если ее никто, никогда не увидит, а толстые, шершавые пальцы гелдовов не могли справиться с колтунами. У этого мужчины кожа напоминала серый сланец, который Егорке когда‑то попадался по географии в домашке. Не помню, что именно он изучал по нему, но постоянное тыканье мне картинок и какого‑то булыжника под нос въелось в память надежно. Желтые глаза гелдова смиренно смотрели в землю у моих ног. На квадратную челюсть деловито опустилась белая бабочка, посидела немного неподвижно, затем хлопнула крыльями и вспорхнула, чтобы через пару мгновений опуститься возле большого, несуразного носа. Гелдов будто даже не дышал. Застывшая скала.

Я в этот миг ничем не отличалась от него. Тоже замерла в его тени, задрав высоко голову и неприлично разглядывая.

Надо сказать ему, чтобы отправлялся работать дальше, но… ком в горле мешает.

Бестактно спросить о потерянной руке? Но вроде бы имею право. Да и мало ли, что с ним случилось. Калеки встречаются не только в Фадрагосе… Вот только этот единственной рукой мешки тягал, работал… Что происходит тут с теми, кто не может принести пользу обществу?

Гелдовы, несмотря на внешнюю заторможенность, были даже не умны, а, скорее, мудры. Звери любили их, не боялись. Им подчинялись духи редкие, миролюбивые, но невероятно сильные. Эти существа сходились только со своей расой, а дружбу предпочитали водить с фанграми. Елрех говорила: они настолько проникновенны, что учатся понимать желания друг друга без слов. Всего лишь по взгляду или осторожному движению.

Если бы они могли писать, возможно, стали бы полезны мудрецам, но их пальцы ломали письменные принадлежности. Если бы они путешествовали, возможно, стали бы полезны исследователям, но они слишком медлительны. Им не вредила мелкая нечисть, но кто‑то вроде линаря запросто полакомится легкой добычей. Они невероятно сильны, но их миролюбивость, превосходящая даже миролюбивость рассатов, не позволяла им обижать кого‑то. Даже при самозащите или защите нуждающихся, они отталкивали агрессора, удерживали его, но не били. Гелдовы неохотно делились с тем, что творится у них в душе и что на уме.

Я набрала полную грудь воздуха и все же спросила:

– Как лишился руки?

Он не шелохнулся, проскрипев в ответ:

– Ан‑ня.

Сглотнула, сцепив руки в замок.

– Как ты выжил, если после нее ничего не остается?

Гелдов долго молчал. Мимо нас проходили другие рабочие, косились в нашу сторону, но не вмешивались. Я уже хотела отпустить мужчину, но он заговорил, словно камни на языке перекатывая:

– Ан‑ня з‑забр‑рала мног‑гих‑х. Нас‑сытилась…

– Почтенная! – звонко обратился ко мне мальчишка фангр, совсем подросток.

Он стоял навытяжку в стороне, вытирая руки о пыльные штанины, и ждал, когда я разрешу подойти ближе. Я кивнула ему, и он сорвался с места, смущенно посмотрев на гелдова.

– Мы с ним из одного поселения, что на юге от Цветущего плато, – затараторил он, сощурившись из‑за ослепительного солнца и указывая пальцем в сторону утеса с водопадами. – Сначала Анья разрушила Речное Гнездо, потом – Ветреный Луг, а потом… потом к нам пришла… в Красную Грибницу. У нас она разрушила только часть… – мальчишка втянул голову в плечи. – У него из рук сына…

– Не продолжай! – сжала я кулаки, отвернувшись от них. – Можете идти.

– Благодарим, почтенная! – отчеканил он, а я едва не зажмурилась.

Не мои это проблемы! Не мои! Своих по горло хватает, чтобы еще и в спасение чужого мира встревать! А на Земле сколько катастроф бывает? И ничего… Вот и тут также: ступай дальше, Аня. Есть другие, кто все это решит.

Внутри здания было пыльно и стоял запах прелого сена. Я ступала по деревянной дорожке вдоль вольеров к Арвинту, но к нему так и не дошла. Из огромных ворот, ведущих к манежу, донесся искристый смех, разбавляя окружающее рычание, кряхтение и фырканье. Затем все это заглушил до боли знакомый визг, а после раздалось громкое восклицание, наполненное весельем:

– Он никогда меня не полюбит!

– Брось! Он просто вредничает!

Я медленно выглянула из‑за угла, шагнула вперед, разглядывая происходящее. На огромном участке, засыпанном песком, стояла радостная Айвин, приподнимая подол платья. Кейел хмурился, приближаясь к Тоджу. Ящер топнул ногами, словно чечетку отплясал, склонился к земле и, широко раскрыв пасть, снова завизжал в сторону эльфийки.

– Тихо, малыш! – выкрикнул Кейел, глядя с осуждением и выставляя руки вперед. – Она же не собирается тебя обижать. Попробуй еще раз! – обратился он к Айвин, поворачиваясь ко мне спиной. – Он привыкнет к тебе, вот увидишь!

Вам когда‑нибудь бросали петарды под ноги? Первая оглушает и до безумия пугает, но быстро приходит понимание происходящего, и тогда второй, третий, четвертый взрывы не могут напугать, но до зубного скрежета злят. Но сильнее злят те, кто радостно смеется.

Они до сих пор не заметили меня, хоть я зачем‑то и прошла еще несколько метров. Тоже приподняла подол, чтобы не запачкать его песком. До скрипа сжимала тонкую ткань светлого платья, стараясь подавить необъяснимое огорчение. Неужели я ревную? Было бы кого…

Поджала губы, наблюдая, как Айвин с улыбкой смело направилась к Тоджу. Она вытянула руку вперед, но Тодж оскалился и, вновь склонившись к земле, отступил.

– Сколько можно безобразничать? – развел руками Кейел.

– Я только поглажу тебя, – любезно обещала Айвин.

Тодж дернул головой в сторону Кейела, опять завизжал, а затем сорвался с места. На меня! Я хотела было отскочить в сторону, но в последний момент застыла, позволяя ящеру оббежать меня. Ткнуться носом мне в спину, а затем, жарко пропыхтев на ухо, положить тяжелую голову на мое плечо. Я не сошла с места, согнула руку в локте и потянулась к морде проходимца.

– Скучал? – полушепотом спросила я.

Он фыркнул, слабо боднувшись. Я улыбнулась, ощущая непонятную благодарность к нему.

– Смотри, милый, он узнал Асфирель! – хлопнула в ладоши Айвин.

Кейел поморщился, рассматривая нас с Тоджем, но вслух ничего не сказал. И снова стало горько. Только теперь почему‑то хотелось разрыдаться, обняв Тоджа. Слезы выступили, и я не смогла их удержать, однако рассмеялась, вытирая их и обернувшись к ящеру, громко сказала:

– Только песок поднял почем зря! – и сразу обратилась к Айвин, опять ощущая голову ящера между лопаток: – Что вы с ним не поделили?

– Как только увидела его, мечтала к нему прикоснуться, а он никак! А к вам, видимо, привык за время похода! А вы сюда на кого полюбоваться заглянули?

Как много Кейел рассказал ей о нас? Как много Кейел вообще ей рассказывает?

– На Арвинта, – старалась я отвечать взаимностью на радушное общение, – волка Волтуара.

– Да‑а‑а, красавец еще тот, – протянула она, мотая головой из стороны в сторону и даже приподнимаясь на носочки, чтобы заглянуть в глаза Тоджу. Но он вел себя совсем не по‑мужски, напоминая ребенка, которому достаточно никого не видеть, чтобы считать, что спрятался надежно. Однако я знала, что при желании он умел профессионально скрываться. Может, так он выражал свою неприязнь?

– А с вами можно? – не успокаивалась Айвин. – Мы с удовольствием еще разок посмотрим на Арвинта! Да и вам не мешало бы помириться. Ведь все недоразумение выяснилось.

Она это серьезно?.. Внутри меня что‑то дрожало, натянулось до предела.

– Иди сюда, мальчик, – позвал Кейел Тоджа, но тот лишь ткнулся носом мне в подмышку. – Духи Фадрагоса… – на выдохе произнес Кейел, опуская руки и голову.

Возле него вспыхнул символ призыва Аклен’Ил, и Вольный мгновенно посмотрел на него.

– Мне нужно идти, – старался произнести он виновато, но облегчение было все равно заметно.

Он не остановился возле меня, но мое сердце рухнуло, когда он на ходу протянул руку к моему лицу, провел ею рядом, дотягиваясь до морды Тоджа.

– Пойдем, трус, – осуждающе сказал он.

Я не понимала Айвин, не знала, чего ждать от нее, поэтому невольно напряглась, оставаясь с ней наедине. Впрочем, рядом с Кейелом тоже не особо расслабишься. Мы стояли рядом и провожали взглядом мальчиков. Не знаю, о чем думала Айвин – по ее легкомыслию мне показалось, что она вообще думать не способна, – а вот я до последнего надеялась, что Кейел не обернется. Иногда надежды все‑таки сбываются. Его ненависть ко мне по силе, видимо, превышала ту самую расхваленную им исцеляющую любовь к Айвин. Иначе с чего вдруг он даже на прощание не приобнял подружку? Сбегал от меня, как Тодж от Айвин. Оба трусы. И теперь вот даже не обернулся, чтобы глянуть на любимую.

Злая я, мелочная… Ксанджи подтверждение тому…

– И все же вам бы помириться… – тихо протянула Айвин.

Ну и как тут не нахмуриться?

– Он меня в реку скинул, – как ни старалась, но прозвучало грубо.

– Но не желая зла.

– А чего желая? – повернула я к ней голову, стараясь слушать внимательно.

– Он не говорил, – виновато улыбнулась она.

Значит, не все ей рассказывает? А жаль. Кажется, она язык за зубами держать не способна. Но о чем‑то же успел ей выговориться…

– И до этого едва не убил. Обманывал, использовал…

– Как и вы его, – казалось, удивилась Айвин моим обвинениям.

Теперь я фыркнула, но слов так и не подобрала для собственного оправдания. Я‑то знала, что Сердце времени многое исправит. Но знали только я, Елрех и мудрецы, которые наверняка и не думают, что я продолжаю его поиски, а остальным такая осведомленность ни к чему.

– Вы хотели к Арвинту, – перевела я неприятную тему.

Айвин с радостью согласилась.

Черный волчара был прелестным, но к гостям не подходил. Лежал на толстой шкуре, кажется, медвежьей, гордо приподняв голову и демонстративно нас не замечая. У бревна, лежащего по центру вольера, валялся свежий кусок мяса, а чуть поодаль чья‑то обглоданная нога. Радует, что с копытом… Хищники милыми бывают лишь при хищниках посильнее. Или вот как сейчас: сытый, ленивый, за прочными, железными прутьями. Всех бы их туда засадить… да любоваться издали.

– Прекрасен, – констатировала факт Айвин, облокотившись на перила в полуметре от вольера. Прямо как у нас в зоопарках, только с удобством сделано: широкие, высокие.

– У нас таких не водится. Поменьше будут, – с тоской выдохнула я, пристраиваясь рядом с ней.

– Скучаете по дому? – с непривычным для этого мира пониманием прозвучал вопрос.

Я растерялась, но сделала все, чтобы виду не показать. Улыбнулась, прежде чем ответить:

– Там никто убить не пытался. Была не столь популярна, а тут прямо нарасхват, – сарказм вышелнеудачным. Вся горечь и обида в голосе выплеснулись.

– Меня и тут никогда не пытались убить, – усмехнулась Айвин.

Это она так намекает на мою вину? Характером Фадрагосу по вкусу не пришлась?

Но Айвин, кажется, патологически обидеть никого не могла, поэтому вскоре добавила:

– Вам просто не повезло наткнуться на Вольного. Кейел многое мне о вас рассказывал, – совсем не секрет, раз настолько спокойно об этом говорит. – Он искренне сожалеет о том, что обижал вас, что повстречался с вами.

– Так и говорил? – изогнула я бровь.

Может, он о потраченном времени своем на меня жалеет так горько. Хотя и это для меня не секрет. Вот только Айвин какая выгода от того, что мы начнем думать друг о друге лучше?

– Почти.

Почти…

– А вы как с ним познакомились? Раны ему исцеляли?

– Не‑е‑ет, – шире улыбнулась она, накрутив на палец светлый, вьющийся на конце локон. – У него бы денег не хватило на мои услуги. Вы не подумайте, я себя не расхваливаю! Но духи мои не любят, когда их тревожат по пустякам. А Кейел, – втянула воздух, будто он был наполнен морской свежестью, а не пропитан вонью животных – хотя стойкий аромат розы ощущался от Айвин так, словно она ею питается ежедневно. Никакие запахи не прошибут, – поздним вечером сестру мою принес. Хотел оставить меня с ней одну, но мне помощь нужна была. Он не отказал. Мы над ней всю ночь просидели, но жизнь ей спасли. Я его сразу узнала, наблюдала ведь за судом. Он славный оказался, добрый…

Ну, конечно! О его доброте и милосердии песни пора сочинять. Если бы он еще предупреждал, кого прирезать хочет в грязном переулке, а кого милосердно отпустить… Хотя от Фаррда он избавился, исключительно заботясь о моих пожеланиях и желая отыскать воров – то есть мир спасал. Это и оправдывает, видимо.

А если бы он и правда говорил мне обо всем?.. Наверное, я бы не решилась на алтарь, если бы знала, что Этирс жива и невредима. Или решилась?..

– А с сестрой вашей что случилось? – полюбопытствовала я, заметив, что Айвин явно замечталась.

– Ох, с ней вечно беды приключаются. Что еще от Вольных ждать?

Ого! Кажется, я была сильно удивлена, потому что эльфийка рассмеялась. Она ухватила меня под локоть и повела к выходу, обещая все рассказать.

Вскоре мне пришлось признать, что Айвин оказалась приятной собеседницей. Я видела в ней только один недостаток – ее любил Кейел. Теперь я не сомневалась, что он ее любил. А разве могло быть иначе?

Айвин была на полголовы выше меня. Красива не только внешне… Ее непринужденность в общении и отношении ко всем окружающим просто не могла не подкупать. Девушка уступала дорогу даже рабочим, желая им прекрасного дня. Улыбалась, помогая вместе со мной собирать рассыпанные молодой служанкой фрукты. Успокаивала ее, обещая, что мы не расскажем грозной Сиелре о ее неуклюжести. Выслушивала благодарности курносой человечки и пояснения, что если Сиелра узнает, то они с сестрой лишатся крова и возможности выходить больного братишку. Их родители всего лишь собиратели в гильдии лесников, чей доход не слишком высок, поэтому служба у Сиелры – спасение всей семьи. Я же слушала, запоминая личных слуг негласного врага в лицо. На всякий случай… Фадрагос научит ко всему относиться с предубежденностью.

Нам подали чай со сладостями в парковую беседку у журчащего ручья. Высокие деревья скрывали нас от знойного солнца, а небольшая возвышенность наоборот раскрывала перед нами змейки дорожек, позволяя наблюдать за снующими туда‑сюда придворными. Теперь к аромату роз от Айвин прибавился и аромат белых цветов, обвивающих столбы беседки.

– Моя мама исследовательница, – рассказывала эльфийка, размешивая мед в чае.

Ложечка стучала, ударяясь о тонкую стенку чашечки. Сомневаюсь, что фарфоровую, но очень похожую. Я сидела напротив, облокотившись на столик и положив подбородок на сцепленные в замок пальцы. Чем больше я узнавала Айвин, тем горче становилось на душе. Неприятно признавать в том, в ком изначально увидела врага, существо лучше многих тут вместе взятых. Ее просто переполнял гуманизм. Прямо как меня сейчас зависть… или что‑то близкое к этому разъедающему нутро чувству. Я вспоминала едкую улыбку на ее лице, когда мы в первый раз увиделись, и понимала – я все придумала.

– Не такая, как ваша подруга.

– А в чем разница? – с трудом оторвалась я от созерцания точенных черт лица, так и не найдя в них недостатков. Хоть бы крохотный прыщик отыскался или тонюсенькая морщинка.

– Она в не особо востребованной ветви, узконаправленной. Изучает редких полукровок. Вторая ваша подруга тоже с ней знакома, но даже не подпустила к себе поговорить. Неприветливая она у вас.

– Елрех? – изумилась я, едва чаем не поперхнулась.

– Опасная, – кивнула Айвин.

– Не сказала бы…

– Я вам говорю, – округлила она глаза. – Чуть что, сразу за нож хватается и гонит незнакомцев от себя. С ней сложно познакомиться, не то, чтобы поладить.

Удержать улыбку было трудно.

– Кейел говорил, что она ему жизнь когда‑то спасла своими зельями. Так и познакомились. Но как только она убедилась, что он ходить способен самостоятельно, сразу бросила его. Ушла с рассветом, ничего не сообщив, и не вернулась больше. Потом он пытался с нею подружиться, но она вечно его гнала от себя. Уж не знаю, как вам удалось сойтись с ней.

– Понятия не имею, – ответила я. На душе светлело, теплело. Мир преображался в красоту и уют.

– Так вот о сестре моей… Мама у меня, знаете, увлеченная, – протянула Айвин, беззаботно улыбаясь. – Папа от нас ушел, потому что когда‑то она заинтересовалась достоинствами полукровок, чей отец был бы виксартом.

Я скривилась, вспоминая тощих, клыкастых, пучеглазых – в общем, страшных до ужаса существ.

– Вижу, вы тоже не видите в них ничего привлекательного, – рассмеялась Айвин.

– А вы видите?

– Конечно, – заявила она, а затем аргументировала: – У них очень выносливый организм, они почти не болеют. Регенерация позволяет им обойтись без исцеления тогда, когда даже васоверги будут при смерти. А их необыкновенная кровь…

– Янтарная, – моментально вспомнила я.

– Да. …тягучая, позволяет им дольше жить. В темноте они видят лучше шан’ниэрдов, но вот фангравскому зрению все же уступают…

Айвин, возможно, не замечала, но была такой же увлеченной, как мать. Наверняка о ее маме я пока не знала, поэтому, слушая ее, убеждалась, что лично она помешана на организмах существ и их выживаемости при критических для жизни ранениях.

– И тогда моя мама, – изящно жестикулируя, рассказывала она, пока я старалась не показывать собственной потрясенности, – решила, что сама родит полукровку от виксарта. О чем и заявила моему папе. И он бросил ее, нас, не сумев понять. Я не хочу говорить, что она права была в той ситуации, но и отец мог проникнуться ее идеей. В конце концов, эта работа всей ее жизни.

– Вы с ним не общаетесь?

– Он целитель, – сказала она, чуть скривившись. – Состоим в одной гильдии, поэтому я вынужденно с ним вижусь. А маму он так и не простил. Она ведь отыскала‑таки виксарта, подходящего по всем параметрам для задуманной полукровки. Долго уговаривала его на этот эксперимент, ему ведь ради него год приходилось на диете сидеть и к ядам всевозможным привыкать. Он даже денег потребовал. Сама она тоже намучилась: и диеты, и яды, и обряды различные.

– И как? Получилось? – не на шутку заинтересовалась я.

Они сумасшедшие! Эльфы в Фадрагосе точно сумасшедшие! Максималисты.

– Получилось, – воодушевленно произнесла она. – Сестра у меня выносливая, хоть и хрупка. И яды ее едва ли берут. Ну, вот, пройдоха аспид, наверное, все же страшен. Мама не бралась проверять в детстве, а потом уже духи не позволяли к Вайли подступиться. Мама так горевала, что такой экземпляр духи увели, – на мгновение выражение лица Айвин и впрямь отразило досаду. – И когда сестренка вернулась, она ее все равно не простила.

Кейел тоже возвращался к родителям…

– А они всегда приходят обратно?

– Кто? Вольные? Не‑е‑ет. Им ведь на нас плевать. Многие из‑за этого их простить не могут, но ведь не виноваты они. А Вайли просто характером в отца пошла. Нахалка такая. Когда духи посчитали, что она готова выполнять миссию свою, она сразу к маме за деньгами пришла. Мама не впустила ее, а я не устояла: тихонько сообщила, где живу. Помогаю ей иногда, но мама не знает – она расстроится. Все же дело всей жизни в один момент пропало…

– А Кейел как с вашей сестрой познакомился? – осторожно поинтересовалась я.

– Не знаю, – легкомысленно ответила она, пожав плечами. – И она не рассказывает. Но они вроде бы ладят, хоть при встрече и ругаются каждый раз. Он ее на дух не переносит. Ну это и не удивительно. Говорю же: характером в отца, – улыбнулась, а потом немного сникла, тише добавляя: – а трудолюбием в маму…

Я долго находилась под впечатлением от услышанного, ни на секунду не сумев отогнать мысль, что мой верховный тоже эльф. Жадный эльф. И ему стало известно о моей силе… Теперь это пугало сильнее, чем до откровения Айвин.

Когда метка на руке ощутимо нагрелась, я сообщила новой знакомой, что правитель позвал меня.

– Почему вы так рветесь помирить нас с Кейелом? – прямо спросила я, когда мы подходили к дворцу.

– А почему нет? Он не хотел навредить вам, о чем поведали всему миру самые справедливые духи. И вы стремитесь к справедливости, раз уж рискнули лечь на алтарь Возмездия.

– Он говорил вам, что мы… – я оглянулась, замолкая и обдумывая, как задать ей такой вопрос.

– Вы хотите узнать, не ревную ли я? – опять удивляла она.

Я кивнула, сглотнув и посмотрев под ноги.

– Вы согласны были запечатать его душу, оставив в ней голодную жажду к преступникам. Суровое наказание для тех, кого любишь, – так легко лились ее слова, и так больно ударяли, выбивая остатки воздуха из легких. – Я понимаю, что он даже никогда не был вам симпатичен. Но не осуждаю вас. Оказаться в вашем положении никто бы не захотел. Объяснимо, что вы так тянетесь к выгоде. Кейел тоже это понимает, хоть вы ему и нравились. «Любимыми не рискуют» – это вы сказали на ужине. Тем более ими не жертвуют во имя справедливости, если же, конечно, вы не из гильдии справедливости и не являетесь рассатом. Хотя и они после такого с ума бы сошли, – рассмеялась она, видимо, шутке такой. – А Кейел – Вольный. Я по сестре знаю, как им трудно чувства осознать. Они у них, знаете, отбиваются в памяти прочно. Они ведь как повзрослевшие дети. Все первые эмоции очень остро воспринимают, привыкают к ним. Если ребенка пчела ужалит, он к улью больше не приблизится. Только если разрушить его… Но я с Кейелом говорила, убедила, что вас понять можно. Он пообещал, что мстить не будет.

Глава 12. Заточенная принцесса, или библиотечные посиделки

– Красивые линии силуэта, – сказала темноволосая, строгая с виду и немолодая эльфиорка, откровенно разглядывая обнаженную меня.

Щеки вспыхнули, я лишилась слов, едва не спрятала руки за спину. Вроде бы приятно, а с другой стороны… Хотелось прикрыться. И почему в Фадрагосе не придумали нижнего белья? Может, прямо сейчас о нем рассказать специалисту? Если Елрех не оценила, не значит, что не оценят другие.

Локон выбился из собранных в пучок волос и, упав, пощекотал шею. Я почесала ее, переступила с ноги на ногу и тихо поблагодарила:

– Спасибо.

– Никаких поясов, минимум сборок, – равнодушно продолжила она диктовать своему подмастерье.

Ученица гильдии Волшебная игла, молодая девушка, что удивляло, человек, сидела на диване и активно записывала каждое слово, оброненное портнихой. А от ее начальницы у меня вот‑вот закружится голова. Она расхаживала вокруг меня по часовой стрелке, кажется, не собираясь останавливаться.

– Ровный живот подчеркнем, а округлые бедра выделим. Возьмем илсейскую паутину, – наконец‑то, остановилась она напротив меня. Долго разглядывала мое лицо, а затем растянула бледные губы в скупой улыбке. – Это материал, почтенная. Как тонкий, мягкий шелк, но с меньшим лоском. У вас красивый цвет глаз.

– Обычный, карий, – нахмурилась я, немного растерявшись. Забыла, когда в последний раз слышала комплименты.

– Глубокий, темный, а к зрачку разбавлен золотом.

И говорить она умела так, что невольно себя исключительной почувствуешь. Я улыбнулась ей благодарно, но промолчала.

– Сделаем ткань переходящей по цвету от такого же коричневого, хотя… темнее. Разбавим черным. Потом – к холодному розовому, закончим подол угольно‑фиолетовым. Переход должен быть незаметным, но не грязным, – оглянулась она на помощницу, словно убеждалась, что та продолжает усердно записывать, – и снова на меня. – Вырез декольте клиновидный, глубокий. Закончим его золотой брошью – ткань все еще должна быть коричневой. Выточки по линии груди и талии – все должно облегать, как вторая кожа.

– Не слишком ли откровенно? – вмешалась я.

– Почтенный Волтуар просил сделать все, чтобы вы затмили красоту шан’ниэрдок, осанистость эльфиорок и элегантность эльфиек. На празднике соберутся почтенные семьи всей Обители Цветущего плато.

Я вежливо улыбнулась, не продолжая тему. Возможно, опять политика, о которой не принято говорить любовницам. Потерплю.

– Два пальца от талии вниз – и уже должен быть розовый. Осторожный переход к фиолетовому начнем от середины бедра. Почтенная, закажите крытые сандалии из черного хрусталя. И смените гардероб – подобранные тут платья совсем не по вашей фигуре.

– Благодарю за совет, – ответила я «Фее‑крестной».

Темная золушка?.. В какой же недоброй сказке я оказалась.

– Теперь расслабьтесь, но выпрямите спину. Позвольте мне снять мерки. Дышите, почтенная Асфирель, – усмехнулась она. – Я же сказала, чтобы вы расслабились. Или хотите на празднике не дышать вовсе?

– Я…

– Не оправдывайтесь, – перебила она меня, прикрывая светлые глаза. – Вы ведь почтенная. У вас дурной наставник.

– У меня его нет.

– А не помешал бы.

– Очередной совет?

– Кто я такая, чтобы советовать почтенным? – с улыбкой произнесла она, а затем что‑то прошептала.

Вокруг вспыхнули белые духи. Двигаясь, они оставляли едва заметный след за собой. Подлетели ко мне, прикоснулись к коже, – словно погладили перышком.

– Не напрягайтесь, – шире улыбнулась эльфиорка, открывая глаза. – Ведите себя естественно.

Девушка засуетилась, раскладывая листы бумаги по столу, на полу, вокруг себя. Духи ощутимо скользили по моему телу, обволакивали, а затем слетали с меня и устремлялись к листам, которые на мгновение пропитывали собой, оставляя символы, рисунки, схемы…

– Теперь пройдите вперед, – скомандовала эльфиорка. – Ни единой лишней складки не должно появиться при ваших движениях. Ничего не оголится, не будет чрезмерным. Вы с почтенным останетесь довольны моей работой. Я гарантирую вам, что вы обратитесь ко мне повторно, а затем будете пользоваться моими услугами до тех пор, пока солнце не заберет меня.

Я сделала несколько шагов.

– Покружитесь.

Выполнила, чувствуя себя неуютно и смешно. Духи продолжали слетаться беззвучным роем и разлетаться, оставляя записи на листах.

– Присядьте на корточки, – указывал строгий голос эльфиорки, после каждого указания переходя на неразборчивый шепот. – Теперь на кровать… Вытяните ногу… Носок… Встаньте и наклонитесь… Потянитесь…

«Фея‑крестная» ушла к обеду. И почему‑то я не сомневалась, что платье на праздник получу от нее волшебное.

Дариэль предупредила меня, что до праздника я еще встречусь с мастерами из известных гильдий сапожников, цирюльников и ювелиров, которые получат точные рисунки моего платья. Вплоть до реалистично отображенных оттенков при разном освещении.

– Этот праздник важен для всего Фадрагоса, – разливался ласковой мелодией голос Дариэль.

Сквозь опущенные веки просачивался мягкий оливковый свет от цветов, чей аромат напоминал мелиссу. Я едва не стонала от блаженства. Мраморная ванна, в которой я лежала, была заполнена вязким теплым соком, якобы целебного фрукта. Сильные, тонкие пальцы закапывались в мои волосы, скользили по коже головы к затылку, к шее, потом к вискам, втирая чуть пекущее масло. Дариэль сидела на скамье у входа в это темное логово местных массажистов. Там же стоял переносной столик с топленым молоком, свежими булочками и медом. Кажется, без меда тут ни одного приема еды не обходилось.

– Тут болит? – басовито врезался голос фангры. Она надавливала за ушами, но никакой боли я не ощущала.

– Нет.

– Хорошо. Говорите, если будет неприятно.

Неприятно, что я не узнавала о развлечениях любовниц подробнее раньше, иначе не покидала бы всех этих купален и массажистов круглосуточно.

– Праздник духа Сальир отмечают в каждом городе, в каждой деревне, – продолжала просвещать меня Дариэль. – Сальир входит в полную силу на тридцать шестой рассвет после того, как по всему Фадрагосу просыпается хвостатая бабочка сит'тари.

Рассказывают, что великий дух проявил сострадание к старосте деревни, которая находилась далеко к северу. Настолько далеко, что земля там замерзала, а, утратив Единство, жители не могли растопить ее. Голод пришел в те края следом за холодом, а позже пришли болезни. Умирали животные, гибли существа. Запасы еды сгнивали, замерзали, пропадали… Существа уходили с тех мест, но не успевали добраться до ближайшего города. Тогда не знали еще духа ветра, Исшафи, как и не знали духа предков, Итъял, – сила священных колец была неизвестна фадрагосцам. Быть может, староста был человеком, а может, шан’ниэрдом, эльфиором или вовсе рассатом… И имя его неизвестно, но чтимо.

Старик собрал всех бабочек сит’тари, лежащих на промерзшей земле, каких сумел отыскать. В тесном доме отогрел он их добротой своей. Великодушно выставил все свои цветы по центру, выложил последние фрукты и плоды на стол. Духи наблюдали за ним, присматривались – не устояли. Снизошел к нему Сальир, когда почувствовал последние вздохи обессиленного старосты. Шепнул ему имя свое…

Тридцать шесть шагов понадобилось умирающему старику, чтобы выйти во двор и найти первого встречного жителя деревни. Столько же понадобилось вдохов и выдохов. На последнем он успел сказать имя духа, а затем упал в руки молодого, но уставшего от смертей юноши. Немедля жители обратились за помощью к духу, а на следующий рассвет теплая земля принимала в свои объятия доброго старика. Хвостатые бабочки сит’тари просыпались по всей округе и порхали желтым облаком над плодородной почвой, из которой уже пробивались первые ростки молочного дерева.

Я боролась со сном, слушая ее рассказы о празднике, о его убранстве и традиционных обрядах, которые мне предстоит пережить.

Я боролась, но заснула…

Меня посмели разбудить лишь тогда, когда целебная вода могла принести вред. Все же во всем необходима мера. Обед я тоже проспала. И даже Волтуар звал, но не дождался – отыскал меня по метке и пришел. Увидел спящую и приказал не будить, а как проснусь, накормить.

Посчитав, что суточный лимит на развлечения для прилежной любовницы достигнут, я решила отправиться в библиотеку. Солнце уже перевалило за зенит, когда я подошла ко дворцу. Запоздалый обед подали в мою комнату. Там же я переоделась, ощущая непривычную легкость в теле. А может, и впрямь ванна исцелила…

Пустынные коридоры уводили в совсем уж безлюдную часть дворца. Я остановилась у открытых окон, в коридоре второго этажа, услышав беззаботный смех любовниц и спутниц высокопоставленных мужчин. Они сидели во внутреннем дворике у фонтана и вели громкую беседу. Среди них взгляд выхватил Сиелру и Айвин, улыбнулась, подслушав очередные сплетни, в этот раз бесполезные, и отправилась дальше.

Нижние полки с книгами находились в полумраке – пришлось просить духов помочь мне. Копий дневников со времен войны предков на общем языке было слишком много, но я не пугалась. Рано или поздно наткнусь на что‑нибудь интересное, а может, не наткнусь, зато не буду жалеть, что не пыталась.

Я взяла несколько книг и отправилась к столу. Зная, что никто тут не бывает, кроме меня, расселась с удобством: выдвинула соседний стул, разулась и закинула на него ноги. Принялась рассматривать первый дневник, листать, читать.

Упоминаний о детях с ядовитым драконом мне так и не попалось. Даже просто о детях с могущественным даром… Зато наткнулась на то, что невольно вызвало ненужные воспоминания. Рассказ о поверженном драконе велся в небольшой, толстой книге. Автор явно приукрашивал битву ядовитого дракона с пламенным, расписывая его на множество страниц. Я читала, зная, чем все закончится. Помнила огромный камень, почти скалу, который когда‑то был ядовитым драконом. Помнила, как с Кейелом ждали там ребят после встречи с Аньей. Тогда между нами все было слишком хорошо… Настолько хорошо, что сейчас вспоминать тошно.

Я дочитала рассказ, закрыла книгу, глядя на окна, расположенные высоко под потолком. Небо потемнело, окрасилось в лиловые оттенки, но звезды еще не появились. Ужинали тут поздно, но сидеть в библиотеке больше не хотелось. Прохлада забиралась под тонкое платье, густая темнота, собравшаяся в углах, неприятно пугала. Я обулась, собрала книги, поманила Охарс за собой. Неспешно расставила все по своим местам.

Массивная дверь в библиотеке снаружи открывалась с помощью круга с символами, а изнутри – обычная ручка, и никакого волшебства. Я потянула за нее, услышала легкий скрежет, а затем свой несдержанный вскрик. Отскочила, оглядываясь с надеждой отыскать хоть что‑то, что поможет.

Кейел молчал, глядя на меня с раздражением. Я материлась в мыслях.

– Что ты тут забыл? – спросила, понимая, что он не может войти. Если бы мог, то, наверное, уже вошел бы.

Следил за мной? Выжидал, когда выйду? Зачем?!

Он облизал губы и улыбнулся. По‑доброму так улыбнулся.

– Мы же договорились о перемирии! – возмутилась я.

– Мир переменчив, Аня, – протянул он, – непостоянен. И условия мы с тобой не обсудили. Выйди сюда, милая Асфи, все обсудим.

Что обсуждать еще?! Все и так было предельно просто и понятно! Я видела застывший смех в его глазах, блеск веселья и предвкушения не мог скрыть даже нависший над ним полумрак.

– Ты издеваешься надо мной? – тихо поинтересовалась я, отступив вглубь библиотеки.

Кейел пожал плечами и развел руками. Как‑то совсем неопределенно ответил…

– О чем ты хочешь поговорить? – не сдавалась я, рассматривая его лицо.

Острые тени на глазах, за носом и под подбородком устрашали образ, и я отозвала Охарс с их зеленоватым светом. Кейел разглядывал дверь и библиотеку через открывшийся проем с таким исследовательским интересом, словно обдумывал, как пройти внутрь. Добраться до меня.

– Кейел!

– Что? – теперь меня посверлил взглядом. Потом скользнул им от ног к лицу так, что и без зелья желания внутри все замирало. Еще бы не чувствовать жуткий страх при этом…

– Зачем ты пришел?

– Ты опять все усложняешь? – склонил он голову к плечу. В его руке что‑то блеснуло, но я не успела разобраться – спрятал неизвестное в кулаке. От доброй улыбки и следа не осталось, но недовольства тоже не было. Всего лишь усталость. – Я же сказал: поговорить хочу.

Я осмелилась: приблизилась к нему, но остановилась у порога, все еще опасаясь выходить. Подняла голову, встречаясь с его взглядом. Разбитая губа заживала медленно. А может, это был порез ядовитым дротиком? С Роми станется… Гладковыбритая щека принимала на себя тусклый свет.

– Все никак не налюбуешься, Аня?

Стушевалась. Смутилась. Но опять не угадала его мысли. С тихим звоном он отстегнул верхние застежки рубашки, повернул голову и оттянул ворот. Я удержалась: не поежилась. Тонкие дорожки, следы стекающих капель по шее, тянулись вниз. Хотелось стереть их, убрать.

– У меня складывается впечатление, что ты переживаешь об этом сильнее, чем я, – произнес Кейел, опуская руки и поворачиваясь ко мне. Посмотрел в глаза, растянул уголки губ в наигранной улыбке и добавил: – Не надо. Плевать я хотел, что там у меня с лицом. Так ты выйдешь?

– Не‑а, – мотнула головой.

– Точно?

– Ты издеваешься надо мной? – повторила я вопрос прищурившись. – Зачем мне выходить? Вот стоим, болтаем по душам. Хорошо ведь.

– Неудобно, – поморщился Кейел.

Неудобно, что? Убивать меня, пока я недоступна?

– А в коридоре стоять удобнее?

– Лежать, – с серьезным видом заявил он.

– Кейел, – нахмурилась, сжимая кулаки. – Говори, что хотел, а потом вали отсюда.

– Только лежа, – сказал он так, будто иного варианта у нас и вправду не осталось. Вот только лежа, иначе мир к чертям подохнет…

– Ты в самом деле издеваешься?! – вытянулась я на носочках.

Шагнула к нему ближе, чтобы посмотреть в лживые, наглые глаза пристальней, но успела отшатнуться, когда он дернулся. Уже готовился ухватить меня за руку?

– Совсем нет, – насупился он, развернувшись ко мне полубоком и указывая куда‑то дальше по коридору. Словно дергался и не в мою сторону вовсе! – Посмотри, как там неплохо. Немного пыльно, но нам с тобой и не в таких условиях отдыхать приходилось. Жаль, конечно, окна нет. Вечерним небом не полюбуемся. Но ты только посмотри, Асфи! Тебе даже выходить не придется, просто выглянуть.

– Да пошел ты, – прошипела я.

Он тихо рассмеялся, но смех его быстро оборвался. Смотрел на меня с такой ласковой улыбкой, что я бы готова была поверить: он скучал. Скучал сильно. Тосковал, а теперь рад нашей встрече. Я бы готова была поверить, если бы не знала его лучше.

– Кейел, ты хочешь убить меня? – прошептала я, опустив голову.

Печаль нахлынула, как только я услышала себя, будто эта фраза в мыслях не имела той же силы, с какой она звучала вслух.

– Нет.

– Ты врешь? – снова посмотрела на него, сталкиваясь с внимательным взглядом зелено‑карих глаз. Теплых, каких‑то родных.

– Нет, – вкрадчиво ответил он, даже головой покачав. – Как ты могла такое подумать обо мне? Разве я способен?

– Врешь.

– Вру. И что ты теперь сделаешь?

В тишине прозвучал мой обреченный выдох. Я отступила в сторону, не желая видеть Кейела. Прижалась спиной к закрытой створке двери и сползла на пол. Услышала шуршание на той стороне. Видимо, тоже устроился с удобством.

Как понять, когда он серьезен, а когда нет? Я обняла ноги и негромко произнесла, до последнего надеясь на лучшее:

– Ты сказал, что пришел поговорить со мной, а не убивать.

Легкий сквозняк шелестел подсохшим листочком, каким‑то чудом попавшим сюда, по чуть‑чуть сдвигал его, тянул по деревянному полу.

Не услышал?..

– Да, Аня. Я хочу поговорить с тобой, – наконец‑то ответил он. Так же негромко, как и я.

– Говори.

И опять молчание… Сумерки сгущались. На улице ухнула птица.

Не выдержав угнетающей тишины, я спросила:

– Только лежа?

– Так удобнее.

– Кейел…

Я с силой зажмурилась, едва не застонав в голос. Свесила голову, несколько раз несильно ударилась лбом о коленку. Может, мне все мерещится?.. Пусть бы мозги на место встали!

Листочек продолжал скрести собою пол; ветер медленно продвигал его к столу.

– Кейел?

Сердце размеренно билось, разбавляя вечернюю библиотечную тишину ударами.

Ушел?..

– Что, Аня?

Не ушел. Сидит, наверное, за дверью. Может, выглянуть? А вдруг только этого и ждет. Зачем пришел? О чем поговорить хочет, если ничего не говорит?

– Отпусти меня.

– Разве я держу?

– За дверью сидишь, – пробубнила я.

– А тут запрещено? Могу сдвинуться к стенке.

И вот что ответить?..

– Я уйти хочу, – призналась ему.

– Иди. Кто мешает?

Волосы рассыпались, пощекотали. Я потерлась щекой о колено, почесала. Выдохнула тяжело, прислушалась. Ни шороха… Даже листик затих, словно они с ветром прислушивались к нашему совсем непростому разговору.

– Кейел?

Ветерок вновь скользнул, толкнул листик, раскачивая его.

– Что, Аня?

– Меня Волтуар зовет.

А ведь и вправду могу меткой воспользоваться… Он вроде бы узнает, что я увидеться хочу. Затем правда разрешит мне прийти… когда‑нибудь. Когда освободится. Сколько потом еще ждать будет, пока я не появлюсь, прежде чем на поиски мои отправится?

– Ты обманываешь, – с какой‑то грустью прозвучал голос Кейела.

Только сердце поцарапал. Придурок.

– Честно, зовет. Сюда придет, когда не дождется.

– Из тебя плохая лгунья…

– Хороших не бывает.

– Думаешь?

– Уверена.

Сколько осталось метров листику до стола? Первые звезды тускло подмигивали в окно.

– Почему не поверил, что Волтуар позвал? – полюбопытствовала, чтобы разбавить скуку. Все же в библиотеках вечерами тоскливо.

– Почему не поверил? Поверил. Как оказалось, опять зря…

– Кейел…

– Что, Аня?

И ответить нечего… Обвинять его, что он тоже не меньше виноват? Не получится. Мы с ним договаривались, что будем командой. Не получилось… Доверие не сломалось, изначально разломано было. Хлипкая конструкция, ненадежная. Чего же мы тогда еще ждали?

– Ты скучал по мне? – прямо спросила я. Во рту пересохло, в горле запершило.

Кейел усмехнулся. Неприятно…

– С Айвин сложно соскучиться.

– Неприятно, – повторила я вслух. Не удержалась.

Поежилась, крепче обняв ноги. Казалось падаю, но ведь не могла.

– Не обольщайся. И Тодж по тебе не скучал. Ему просто запах роз не нравится.

– Почему Айвин не скажешь?

– Ей нравится.

– Но Тодж… – я замолчала. А так ли Тодж важнее?

– … привыкнет. Воспоминания забудутся, заменятся другими: лаской, нежностью.

– Какие воспоминания? – уточнила я. Почему‑то показалось, что говорил он о себе, а не о Тодже.

– О розах, – ответил он. Значит, ошиблась. – Имели дело с садовницей. Так, контракт‑мелочевка… Она розы всех видов выращивала. Пока к ней возвращались с отчетом и за оплатой, она умудрялась меня отвлечь и пару перьев у Тоджа выдрать.

– Зачем?

– Украшения делала. Серьги, ожерелье, даже браслеты умудрилась из перьев сплести.

– И Тодж не укусил?

– Разве он может? – кажется, удивился. – Я его от этого дела сразу отучал.

Я усмехнулась, вспоминая о шраме на ягодице. А Кейел продолжал:

– Потом только заметил, что она ему неплохо перьев выщипала. Украшения ее тоже видел. Больше с ней не связывались, хоть она еще на какую‑то садовую нечисть жаловалась. Как думаешь, может, она ее сама разводила?

– Чтобы вас заманить?

– На что только женщины не идут ради красоты, богатств и статуса…

– Кейел…

– Он не скучал по тебе. И я тоже. И Айвин ты не нужна. Она ко всем относится одинаково. Просто ты выжила в реке. Ей интересно, что у тебя в организме есть такого, чего нет у нас. Вот и все.

– Теперь мне ждать, когда она меня вскроет? – запрокинула я голову, прикасаясь затылком к твердой двери.

– Она безобидна, – небольшая пауза… Как же злит! – Мне с ней хорошо, Аня.

– А мне с Волтуаром, – сказала я, одернув подол.

– Ему лучше не знать, что нас с тобой что‑то связывает.

– А нас что‑то связывает?

Многое: объятия, поцелуи, разговоры у вечернего костра, смерти врагов и мои… Воспоминания, от которых я не избавлюсь.

– Ненависть, – припечатал Кейел и замолчал.

Листик ударялся о ножку стола, но ветерок не сдавался – раскачивал, нещадно двигая его, не замечая, как обламываются самые сухие кусочки. Осколки рассыпались по полу.

– Ты об этом хотел поговорить?

– И об этом тоже.

– А о чем еще? – спросила, закрывая глаза, наслаждаясь его голосом.

…Недолго. Он снова молчал, кажется, не собираясь отвечать.

– Кейел?

– Что, Аня?

До сих пор тут… Собирается уходить или будет держать меня в заточении, пока не придет рогатый принц и не спасет свою принцессу? Если принц не поспешит, я окоченею…

– Волтуар позвал. Честно, позвал! Метка нагрелась. Мне нужно идти.

– Врешь.

Шумно выдохнула, собиралась убеждать дальше, но услышала.

– Он ведь уехал после обеда. Говорил, что в обители задержится до полуночи.

– Вот как…

– Значит, соврала?..

– А он не уехал? – изумилась я, приподнимая голову и хмурясь.

– Не уехал.

– Ты тоже соврал.

Сидеть становилось совсем невыносимо. Я шмыгнула носом, потерла голые руки, стараясь разогнать мурашки. Почему он ждет за дверью? Если выйду не пострадаю ли? Сколько терпения у хищника?.. У меня точно осталось невероятно мало.

– Кейел, ты меня даже в туалет не отпустишь? Условимся, что я потом вернусь обратно, если тебе так нравится тут сидеть в моей компании.

Тишина такая. Ушел? Нет. Тихий смех набирал оборот. Расхохотался. Весело ему…

Листик надоел, а на глаза даже ваза с цветами не попадалась… Библиотека, чтоб ее! Не могли удобства внутри оборудовать?..

Я растерла щеки и зевнула. Скрестила руки, положив их на колени. Посмотрела на потрепанный листик. Воспоминания не проходили. Зажмурилась, стараясь отогнать вредные мысли. Почему я думаю, что ему с Айвин так же «хорошо», как и мне с Волтуаром? А если и поговорить об этом пришел?.. Мозги у тебя напрочь отшибло, Аня! Вдохнула поглубже и заставила признаться, больше ни секунды не раздумывая:

– Мне плохо без тебя…

Голос пропал на мгновение. Рваный выдох, а сердце бьется где‑то в горле. Слезы скатились по щекам. Я закусила губу, втянула воздуха побольше, а затем продолжила:

– Кейел, я не думала, что все так сложится. Легла на алтарь и только потом… я не могла вернуть все, как было. Кейел, я так тебя… – шмыгнула носом, вытирая щеки и хватая воздух ртом. Зачем я признаюсь ему? Будто он способен понять… – Кейел?..

Тишина. Давящая, звонкая.

Я поднялась, осторожно выглянула в коридор. Пустота…

Глава 13. Ревнивая лихорадка

Наверное, на полуразрушенном космическом корабле было бы проще…

Было бы проще, если бы я выла от абсолютного одиночества, тосковала по обществу и медленно забывала, как вообще говорить. Какие бы тогда шансы у меня оставались свихнуться до собственной смерти? Спасение в сумасшествии…

Я протянула руку к потолку, окрашенному ночной синевой, указательным пальцем повторила линию узора, в котором поселилась глубокая тень. А на рассвете солнце разгонит тьму.

Болезнь солнца…

Расслабила руку, позволяя ей упасть на мягкую кровать.

Артефакт Смерть солнца вызывает потерю памяти. Интересно: полную или частичную? Не разбираюсь в них… Но, наверное, в какой‑нибудь из форм амнезии отыскалась бы та, которой я была бы рада.

Есть ли шанс воспользоваться Смертью солнца, позабыть обо всем, а затем сразу же вспомнить, что мне нужно Сердце времени?

Чисто теоретически‑и‑и…

– Черт, – шепнула я пустоте.

Легла на бок, подтянула к себе подушку и сжалась калачиком, закрывая глаза.

Глупая Асфирель, Смерть солнца отберет у тебя память, а Сердце времени, наверняка, снова вернет ее. Как же трудно!..

* * *

Утро еще до пробуждения началось с воспоминаний. Я открыла глаза и медленно разжала кулак, выпуская скомканный уголок одеяла. Перед глазами все еще стоял образ Кейела… И почему снился вчерашний ужин? Возможно, потому что я поразилась тому, как Вольный вел себя. Словно не было того разговора в библиотеке, будто Кейел никогда и не появлялся возле нее. Он даже украдкой на меня не посмотрел. Ни разу…

Волтуар на ужине тоже меня не замечал, но это не огорчало. Немного настораживало только, что он выглядел мрачным, отчего сразу становился гораздо взрослее. Возвращаясь к себе, я проходила мимо правителей, и даже тогда он не остановил меня, как это часто случалось. И ночью он не пришел. Я не знала, что случилось, и интереса к этому особого не испытывала. Не замечает – ну и ладно.

Впервые за время моего пребывания во дворце правители опоздали на завтрак. Я сидела напротив Кейела и из‑под ресниц смотрела на него. Он улыбался Айвин, и эту улыбку я ненавидела. Голос целительницы портил вкус запеканки. Их руки лежали на столе. Сцепленные… Он гладил ее, сжимал пальцы каждый раз, когда она смеялась. Я держалась…

Волтуар появился вслед за Акеоном, кивнул всем, направляясь на свое место. Тряхнул волосами и наткнулся взглядом на меня. Я потупилась, когда он подошел ко мне. Нехорошо, если заметит мою ревность. Плохо, если ее вообще кто‑нибудь заметит. Тяжелая рука легла на плечо, пожала, сладковатый аромат окутал, перебил запах еды. Волтуар нагнулся ко мне, на долгую секунду коснулся губами моего виска и тихо спросил:

– У тебя все хорошо, Асфирель?

– Да, почтенный, – благодарно улыбнулась я.

Подняла глаза и не поверила тому, что вижу: Кейел склонил голову, позволяя выбившимся волосам упасть на лицо, и исподлобья смотрел на нас. На меня. Он не отвернулся даже тогда, когда был застукан мною. Просто недовольно ухмыльнулся мне, а затем, вдохнув глубоко, медленно перевел взгляд выше. Ухмылка сошла на нет. Мне казалось, он был готов прямо в столовой убить Волтуара. Выдохнул, опрокидываясь на спинку стула, и всего через мгновение уже улыбался Айвин.

– Я вчера поздно освободился, – тихо проговорил Волтуар, совсем не замечая ничего вокруг. Да и остальные, видимо, тоже ничего не заметили. – Не думаю, что сегодня тоже освобожусь. Надеюсь, ты не обижаешься.

– Нет, все хорошо, – заверила я его, повернувшись к нему и стараясь не думать о Кейеле.

Но как только Волтуар снова поцеловал меня и направился дальше, я все же задумалась. Кто сказал, что мы всегда видим за столом Кейела, а не его проекцию? Почему я уверена, что прямо сейчас он не смотрит на меня? Когда он разделяется, его копия неосязаема. Она в приоритете для зрения на близком расстоянии. Это я помнила еще с убийства Фаррда. Возможно, он ежедневно сидел напротив, и я наблюдала лишь за его копией, когда сам он наблюдал за мной. Я думала, он не замечает… Кто сейчас смотрит влюбленными глазами на Айвин? И права ли я?..

Я мгновенно уткнулась взглядом в тарелку и решила, что больше никогда не посмотрю в ту сторону. Еле усидела до конца завтрака. В комнате меряла шаги от входа к столу.

…девять, десять. До входа еще достаточно, но…

Я хорошо запомнила Васгор и убийство Фаррда. «Десять шагов. Не больше десяти шагов» – настойчиво повторял Кейел. Даю руку на отсечение, что отходила я тогда шагов на двадцать, прежде чем смогла увидеть место расположения настоящего Кейела!

Выглянула в пустой коридор, разглядывая стены. Никогда не придавала им особого значения. Наверное, мне повезло, но ни одной ниши, где он мог бы оставить копию, а затем невидимым войти в мою комнату. Только крохотный балкончик, выходящий в сад. Но двадцать шагов от него – только виден дверной проем в мою комнату. Значит, Кейел никогда не входил ко мне незамеченным. Просто не мог. Если только в ночное время, пока я сплю… С другой стороны, в странном Фадрагосе мужчины воспитаны иначе. Вспомнить хотя бы, как Сиелра потеряла сознание. Стражник даже пульс у нее не проверил, отдернул руку раньше. Они просто не могут прикоснуться к любовницам правителей. Воспитание не… северное. Потерла шею, вспоминая, как пальцы Кейела впивались в нее до боли. А где, кстати, их с Айвин разместили? Он еще не закрепил за собой сословие почтенного, а Айвин, как я поняла, уважаемая. Или почтенная? Впрочем, какая разница? Главное, что Кейел не может пробираться ко мне невидимым.

Однако.

И пусть бы Елрех смеялась надо мною, но я вытаскивала шуфлядку из трельяжа. Освобождала ее от флаконов, вытряхивала ненужное. Извлекла из своеобразного тайничка все записи, а затем сожгла на балконе, выкидывая пепел в озеро. Вымыла руки от черной сажи, стараясь не испачкать светлое платье. Снова привела комнату в порядок, а после убедилась, что золотая книга надежно закрыта. Тот же круг с символами, как и на библиотечной двери, но в гораздо меньших размерах, запирал полки стола. Чтобы добраться к сокрытому, посторонним понадобится хороший топор. Или…

Какого черта?

– Когда ты стала параноиком, Аня? – спросила я у себя, рассматривая круг из символов.

Перевела взгляд на руку, где находилась метка любовницы. Некоторые символы совпадали с теми, что были на кругу. Дариэль не может войти в дворцовую библиотеку, потому что у нее нет метки. Волтуар владеет меткой небесного, что дает ему доступ к другим хранилищам. Послу обещали условия любовниц… Какие дворцовые двери открыты для Кейела? Подразумевали ли условия получения метки? В конце концов, так ли за мной Вольный приходил в библиотеку?

Я скривилась, потирая виски и оборвав хаотичное хождение по комнате. Где верные догадки, а где домыслы страха? Где бы найти того, кто ответит на все…

Ромиар!

В выделенном домике его не было, поэтому я помчалась обратно во дворец. Подзабытые мною коридоры уводили к башне. Я взбежала по лестнице, находящейся в полумраке, и остановилась перед деревянной дверью, позволяя себе отдышаться. Изнутри кабинета доносились неразборчивые голоса. Я постучалась, толкнула дверь и прервала громкий спор. Голос Ивеллин оборвался на полуслове; она стояла посреди кабинета, вскинув руки с бумагами, и хмуро смотрела на меня, будто и не узнавала вовсе. Сотрудники Аклен’Ил тоже какое‑то время находились в замешательстве, а затем склонили головы.

– Почтенная, – поприветствовал эльфиор. – Какие вопросы привели вас к нам?

– Я к друзьям. На пару минут уведу их, если можно.

Запрещать мне никто не стал, поэтому Ив положила бумаги на стол. Ромиара я не видела до последнего; оказалось, он развалился в кресле, повернутом спинкой ко входу. Он неспешно поднялся и молча проследовал за Ив.

– Что‑то случилось? – спросила Ив, колко глядя на меня и иногда дергая ушками.

Ромиар вышел из кабинета, закрыл дверь и зевнул, отворачиваясь к лестнице.

– Он у тебя чем‑то занят важным? – поинтересовалась я, кивнув на него.

Ромиар покосился в мою сторону, белый хвост дернулся.

– Нет.

– А украсть его ненадолго можно? Пожалуйста. Мне очень нужно, – стараясь очаровательно улыбаться, заглянула в ее синие глазки.

Я спешно спускалась по лестнице, даже не оборачиваясь. Вольный точно заинтересовался моим приходом, а значит, будет следовать за мной, как миленький. Подошва его сапог не издавала ни единого шума, и я резко остановилась. Онтоже мгновенно замер, медленно повернулся ко мне, наблюдая с подозрительностью. Я уже сидела на корточках, внимательно прислушиваясь. Его сапоги при развороте даже не скрипнули… Если у Кейела такие же, то мне даже усиливающие слух зелья не помогут.

– Объяснишь, что происходит?

– Только лежа… – протянула я. – Почему лежа? Просто, чтобы заговорить мне зубки? Не бери в голову, – поспешила успокоить Роми, увидев его застывшее на лице изумление. – А может, бери… Поговорим на улице. Где‑нибудь подальше от дворца.

Не сговариваясь, мы направились в выделенный им домик. Только войдя внутрь и хорошенько заперев дверь, я спокойно вздохнула. Ненадолго. Бесконечные вопросы вот‑вот грозили взорвать мою несчастную голову.

…быть хитрее самого опытного лжеца.

Точно свихнусь!

Я повернулась на носках, взметнув юбкой платья, покачнулась и отступила, прижалась спиной к двери. Ромиар ждал молча, прислонившись плечом к стене. У Волтуара хвост был менее подвижным, я даже о нем забывала, а тут белая кисточка мелькала за стройными ногами шан’ниэрда, как непоседливая мышка.

– Мне нужна твоя помощь, – непринужденно сказала я.

Ромиар вскинул бровь и произнес:

– Судя по тому, что ты не заговорила во дворце, к алхимии и ингредиентам это никакого отношения не имеет.

– Абсолютно верно, – доброжелательно улыбнулась ему.

На сером лице ни единого мускула не дрогнуло.

– Послушай, – начала я, разглядывая вешалку с полотенцем для рук. – Думаю, Кейел ищет сокровищницу.

– Какое необычайное открытие для тебя. Хочешь, чтобы я тобою восхитился, но печешься о моей репутации, и поэтому притащила сюда? – скрестил он руки на груди. – А теперь ближе к делу.

– Вчера он приходил в библиотеку, но войти так и не смог.

Вот теперь брови Ромиара на миг дрогнули, но морщинка между ними быстро пропала.

– Ты что‑то знаешь, да? – шагнула я к нему. – Ромиар, пожалуйста… Мы же в одной команде.

Опять это изумление сноба на лице! Я оскалилась, но не выругалась.

– Чего ты хочешь? – прямо спросила у него.

– А тебе есть, что предложить?

Я отвернулась, прошла к зеркалу, висевшему на стене, и посмотрела себе в глаза. Чтобы что‑то получить, необходимо что‑то отдать… Логично.

Побарабанила пальцами по полочке и решилась.

– Я расскажу тебе все о способностях Кейела. Все, что мне известно.

Повернулась к Ромиару и поняла, что попала в яблочко. Он так радушно улыбался, что я невольно поняла, почему Ив с таким умилением смотрит на него.

– И много тебе известно, Асфи?

– Я видела, как он убивает. И он использовал способность при мне. Для меня… Когда сталкивал в реку и… – поморщилась, потирая шею. – Совсем недавно.

– Приступай. Хочешь чего‑нибудь выпить? – вежливо поинтересовался он.

Я закусила губу, еще раз обдумывая сделку. Не продешевила ли?

– Сначала ты поклянешься, что все мне объяснишь, – тоже блеснула я зубами в ответ.

Мы устроились прямо в прихожей. Я сидела на скамье, а Роми на пороге. Он хмурился, сцепив руки в замок. Слушал внимательно, не перебивая, не встревая и даже не уточняя. Я рассказала о том, что случилось с Фаррдом. В деталях описывала кровавые события того вечера, со злостью вспоминая, как Кейел обвинял меня в смерти васоверга. После этого подробно выложила вчерашнюю встречу у библиотеки, а затем выдохнула, ожидая вердикта.

Поступила ли я правильно? Не знаю. Но лично мне точно никак не вредило раскрытие информации Ромиару о Кейеле. А вот если Кейел быстрее меня отыщет сокровищницу, то, вероятнее всего, у моей жизни останутся непоправимые последствия… Минимально потому, что я останусь жить в ненавистном Фадрагосе; максимально – слишком много всего мне хотелось бы не делать в прошлом, и с этим «я не хотела, но так получилось» придется жить.

– Прогуляемся.

– Куда? – удивилась я, когда он вскочил и направился к кладовой.

– Развеемся, постреляем… Но сначала заглянем кое‑куда.

Мы быстро пересекали парк, направляясь к небольшому участку с огородами и теплицами. До него не дошли, свернули в другую сторону и вышли к водоему, где разводили деликатесную рыбу, чтобы всегда была свеженькая к столу. Я осмотрелась, щурясь и прикрывая рукой глаза от солнца. Немного построек; высокие деревья скрывают мутную воду в тени. На поверхности плавали упавшие листья, веточки, лепестки. Пахло сыростью, тиной. Зато прохладно.

– Загляни, – кивнул Роми, покрутив стрелу в пальцах.

В указанной стороне росло дерево, а под ним стояли ящики, бочки, деревянные ведра с крышками, рядом лежали холщовые мешки. Я подошла и, растерявшись от такого выбора, обернулась к Роми.

– В ведро, – уточнил он, приблизившись ко мне.

– Что там? – нахмурилась я.

– Подсказка, – улыбнулся милый Роми.

Я наклонилась к ближайшему ведру, смело ухватилась за край крышки и приоткрыла. Темнота нехотя отступала, но разобрать, что внутри у меня не получилось, поэтому я потянула выше.

Крикнула, отшвыривая крышку в сторону, отряхивая руку. Тошнота подступила мгновенно. Я глубоко дышала, прикрывая нос и рот рукой и стараясь удержать завтрак в себе.

Черви копошились в бурой жиже. Рыжие, белые, тонкие, жирные… Ползали по крышке, которую я так крепко удерживала несколько секунд назад. Нельзя не скривиться от омерзения.

Я посмотрела на Роми. Наверное, он кривился так же, как и я. Вот только разглядывал меня.

– Возможно, они добры, – сказал он, приподняв подбородок. – Но ты ведь не станешь их целовать и обнимать? Как долго будешь терпеть, если они начнут ползать по тебе? Недолго. Так почему я должен?

Он направился прочь. Не оглядывался, чтобы проверить, следую я за ним или нет. Я еще раз отряхнула дрожащие руки и тяжело вздохнула. Жуткая подсказка. Полезная ли?

Я шла за Ромиаром, не приближаясь. Он не выдержал первым: остановился, подождал меня, но не заговорил. Испуг и раздражение постепенно отступали. Вскоре я смогла понуро выдавить из себя:

– Я больше не буду к тебе прикасаться. Обещаю.

– Спасибо, – поблагодарил он, взмахнув хвостом. – Просто не пытайся идти против природы, Асфи. Этого достаточно.

Тяжело, наверное, живется беловолосым шан’ниэрдам с их отношением к окружающим.

Мне казалось, что мы обошли с Елрех всю территорию, но я ошибалась. Не доходя до самого дворца, Ромиар свернул на узкую дорожку, ведущую к неприметной дверце в стене. По другую сторону стоял одинокий стражник; на наше появление он никак не отреагировал. Узкий, пустой дворик заканчивался каменной аркой. Сразу за ней дорога вела по прямой к парапету, куда я и направилась, услышав девичьи возгласы. Мне открылся вид на просторную поляну, обрамленную высокими кустами. На одиноком, могучем дереве висели качели, на которых сидела любовница Когуруна. На скамье, скрытой под светлым, полупрозрачном тентом, расположились остальные девушки.

– Ты идешь? – прозвучал голос Роми за спиной. – Сюда.

Кажется, он успел уйти, не заметив, что я отстала, и вернулся.

Винтовая каменная лестница была сразу возле арки. Мы спустились вниз, оставили позади лабиринты из высоких кустов, прошли под каменным мостом и вышли на вторую просторную поляну. Мы словно в яме оказались. По резкому склону, справа от нас, сбегал ручей, а рядом находилась деревянная лестница с резными перилами. Повсюду лежали крупные камни. Прямо сад камней. И среди всего этого великолепия торчали столбы с подвешенными на них щитами: меньше, больше, прямее, круглее…

– Мишени?

– В вашем мире они другие?

– Немного, – улыбнулась я.

– Говорить будем негромко. Тут часто ходят воспитанные уроды, – произнес Роми, вытаскивая стрелу из колчана.

– Тогда зачем пришли сюда?

– Было бы лучше, чтобы мы ушли от Аклен’Ил вдвоем и пропали? Волтуар уже говорил со мной, чтобы я не оставался с тобой наедине. Тут мы будем на виду.

– А мне он ничего не говорил, – поежилась я, скрестив руки на груди и наблюдая за Роми.

Он прошел дальше, выбрав мишень и вынуждая меня идти за ним, – не перекрикиваться же о Вольном. Щит, в который он целился, находился далеко, и кажется имел железные узоры, заклепки.

– Волтуар о многом тебе говорить не будет. Ему необходимо привлечь тебя, завоевать. Это всегда сложнее, если не остается тайны. Для девушек самой манящей загадкой является самая никчемная: любит, не любит. И Волтуар ее лишился.

– Еще остается масса способов, чтобы завоевать девушку, – не согласилась я.

– Но ты же о них ему не расскажешь, – усмехнулся он, накладывая стрелу на лук.

Он легко натянул тетиву. Разжал пальцы. Стрела сорвалась.

– Ему поможет терпение, – произнес Роми. Стрела вонзилась в щит. – Или он должен удивлять тебя. Но время для любовных игр неудачное.

– Что ты понял о Кейеле? – перевела я тему на более интересную.

Ромиар прокрутил новую стрелу в пальцах. Ловко наложил ее на лук, но не спешил натягивать тетиву. Посмотрел на меня и сказал:

– Возможно, он использует иллюзию. Подходящих духов не так много, но мы можем не знать всех.

– Иллюзия объясняет то, что он нарушает клятвы?

– Нет.

Плавное движение – и стрела выпущена.

– А с библиотекой? – спросила я. Закусила губу, глядя, как Ромиар тянется за следующей стрелой. Полный колчан – мы тут надолго. – Он следил за мной или искал информацию о сокровищнице?

– Сокровищница, – без раздумий выбрал Роми, выпуская стрелу.

Хмыкнул. Почесал коготком щеку, а затем шагнул в сторону, выбирая цель подальше. Продолжил говорить, вытаскивая очередную стрелу:

– Думаю, ему безразличны проблемы с Повелителями. Как, например, мне.

Стрела сорвалась. Роми медленно опустил лук, задрав подбородок еще выше и неотрывно глядя на щит.

– Неправда, – проговорила я. – Тебе не все равно.

– Было бы не все равно, я бы уже отправился на север, – произнес он, повернув ко мне голову. – Что мешало ему поступить так же? Вышло бы продуктивнее.

– Ничего не мешало, – согласилась я, но тут же припомнила: – Но привлекали выгоды.

– Еще ни один Вольный не вернулся с миссии. Мы всего лишь надеемся, что выживем. Наверное, выживаем, но по каким‑то причинам не возвращаемся.

– Что значит не вернулся?

Сердце сжалось. Я оглянулась, но не увидела, где можно было бы присесть.

– Я слышала, что вас часто убивают, либо живете вы в походах.

– Никто еще не видел «бывшего» Вольного, – немного оскалился Роми. – Тебе нужно объяснять?

– А Елрех…

– Она постыдная полукровка, – перебил он. – У нее нет шансов найти себе пару.

Довольствуется, чем есть. Понятно. А Кейел тоже не вернется? Айвин вот с ним сошлась. Хотя с ее отношением к жизни и оптимизмом это не удивительно.

– Мы что‑то упускаем, – тихо сказал Роми. Покрутил беловолосой головой до хруста в шее и, сжав стрелу в руке, продолжил: – Что‑то на самом видном месте. Очевидное, известное и ведущее к Энраилл.

– С чего ты взял? – напряглась я.

– Все очень просто, – грозно сдвинул брови, вновь приступая к стрельбе. – Мы находились внутри дворца, имея доступ к библиотеке, получив дневники из хранилища небесных. Добрались до малоизвестной мелочи, но ничего не отыскали. А Вольный пришел сюда извне. И если я тут из‑за Ив, то он не стал бы тратить время впустую. Тем более он уже оплошал с тобой. Непоправимо, – натянул тетиву, прищурился. Отпустил. – Непростительный промах. Он знал о чем‑то, ни разу не находясь в этом дворце.

– По слухам? – предположила я. Ответа не дождалась, поэтому сама начала рассуждать: – Что‑то, что привело его сюда, находится в библиотеке. Получается, я застукала его, когда он пытался проникнуть в нее. Решила, что он пришел убивать меня, а он… Воспользовался моей же нелепой выдумкой. И ведь я ему поверила.

– Но засомневалась. Это хорошо. Ты точно не помнишь, что было у него в руках?

– Не помню, – выдохнула я.

– А это плохо. Попробуешь выстрелить? – спросил Роми, дружелюбно улыбнувшись и протягивая лук.

Каких усилий стоит ему такая вежливость? Вспомнила червей, как аналогию его отношения к окружающим, и с взаимной улыбкой отказалась:

– Нет, спасибо.

– Подари мне повод посмеяться, – склонил голову набок.

– Посмеяться? – изумилась я. – Всего лишь выстрелить? – дождалась его кивка и ухватилась за лук. – Запросто!

Лук был гораздо тяжелее, чем казался со стороны. Ромиар подал мне стрелу, а затем отступил на несколько шагов. Я много раз видела, как стреляют из луков в фильмах, а минутами назад наблюдала за Ромиаром, но все равно медлила.

Встала боком к мишени, как стоял до этого Ромиар. Положила стрелу на лук, без труда попала пазом в тетиву и даже удобно зажала пальцами хвостовик. Все еще улыбаясь, стала натягивать тетиву и застыла, понимая, что она не поддается.

Расслабилась, выдохнула. Рывком потянула еще раз. Облом.

Услышала тихий смешок и решила, что не сдамся. Нахмурилась, крепче сжала рукоять, и потянула еще раз, но стрела едва не выпала из захвата. Я удержала ее, положила снова.

– Ты не сможешь, – веселилась рогатая вредина.

Очередная попытка позволила стреле не пролететь, а упасть в двух метрах от меня. Я подобрала ее, чувствуя, как от безрезультатных попыток разболелись еще пока слабые мышцы в руках и спине.

– Пора признаться, что ты не осилишь? – протянул Роми, скрестив руки и довольно улыбаясь.

Не дождется!

Я опустила руки, ощущая тяжесть лука. Закрыла глаза, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Постаралась успокоиться. Сейчас откроется второе дыхание и у меня все обязательно получится. У Роми ведь получалось. Да еще так плавно, словно не напрягался совершенно.

– Асфи, – негромко позвал он.

Не сдамся.

Потянула еще разок, стараясь в точности повторить его движения. И не сумела. Тетива не поддается! Почему она такая тугая?!

– Я помогу, – негромкий голос приморозил к земле. – Стрелу держишь правильно, а вот большой палец лучше отставлять.

Тело пронзило разрядом. Сердце остановилось, сорвалось вниз. Кейел прижался ко мне со спины, положил руки на мои. Сжал их.

– Вольный, отойди от нее! – громко приказал Акеон.

Я посмотрела вверх. На склоне, оттуда, откуда сбегал ручеек и вела лестница, стояли правители, мужчины из высших гильдий. Волтуар смотрел на меня безразлично.

– Не отвлекайся, – прошептал на ухо Кейел. – Выдохни перед тем, как натягивать тетиву. Лук просто не под твою силу.

Чувства смешивались, эмоции разрывали до головокружения. Страх диктовал отскочить от Кейела, но зелье желания пробуждало совершенно другое. Я стояла безвольной куклой, наслаждаясь теплом. Его руки удерживали мои, и это прикосновение не хотелось разрывать. Плавное движение, но порывистое – я прижимаюсь к твердой груди плотнее, тетива натянута до предела. До звонкого напряжения. Кажется, между нами… Судорожный выдох сорвался с губ.

– Рано. На выдохе отпускают, Асфи.

Он освободил правую руку. Я не удержала тетиву. Стрела сорвалась, вылетела. Я следила за ней, все еще удерживая лук, стоя рядом с Кейелом. Не могла сдвинуться с места. Его рука скользнула по животу, и я напряглась, не позволяя себе проявить эмоции.

– Вольный, тут не приказывают дважды!

– Промахнулись, – с досадой сказал Кейел.

– Асфирель, подойти, – позвал Волтуар.

Я отходила от Кейела с ощущением, будто меня прямо сейчас лишают чего‑то очень важного, кого‑то жизненно необходимого. Хотелось вернуться к нему, крепко обнять и попросить увести отсюда. Подальше от других. Забыть обо всем кроме нас и жить мирно, тихо, где‑нибудь у Края. Я поднялась по лестнице, стараясь не оглядываться. Щеки полыхали, а ладони вспотели. Я погладила платье, словно избавлялась от складок, на самом деле незаметно вытирая пот. Слышала шаги Кейела позади, видела, как осторожно уходит Ромиар. На него я не обижалась, тут он вовсе никто.

Остановилась возле мужчин, не смея смотреть на их лица. Узнавала по одежде: три правителя в черных костюмах, два шан’ниэрда в пестрых одеяниях, рыжий эльфиор в белых брюках и Кейел позади. Его я не видела, но знала, что он там.

– Отправляйся к себе и не выходи из комнаты, – холодно произнес Волтуар.

– Вы ее наказываете? – удивился эльфиор.

Не отрывая глаз от земли, я стала разворачиваться, чтобы выполнить приказ. Но в плечи вцепились знакомые пальцы.

– Почему вы ее наказываете? – спросил Кейел.

– Тебе нельзя прикасаться к ней, – рыкнул Волтуар.

Я старалась дышать через раз. Понимала происходящее, которое пугало, но не могла взять пробуждающееся опьянение под контроль. Всего лишь шагнуть назад – и я прижмусь к Вольному, укутаюсь теплом его объятий.

– Я нарушаю правила, а наказываете вы ее? Любопытно.

– Наказать тебя? – вмешался Когурун, сцепив руки за спиной. – Тут не принято приказывать дважды, – повторил слова Акеона.

Я мимолетно окинула всех взглядом. Свидетелей явно забавляло происходящее.

– И северянам вы будете приказывать? – голос Кейела прозвучал жестче. Он погладил мои плечи, словно невинный дружеский жест, – я сжала челюсти. Не знаю, почувствовал ли он, как я задрожала, но очень не хотелось этого. – Они бесстрашны. Они не видят опасности в том, чтобы к их женщинам притрагивались. Это вы уязвимы. Вы боитесь ехать к ним, но не готовы принять их у себя. Все еще боитесь выглядеть слабее их? Недостойнее? Для чтение ваших слабостей им не понадобится балкор – все на виду!

– Сейчас мы говорим не о них, а о тебе. Убери руки от Асфирель, – едва ли не по слогам произнес Волтуар.

Кейел потянул меня на себя. Я сглотнула и задержала дыхание.

– С какой целью вы учите меня правилам? – в вопросе Кейела слышалось неподдельное изумление. – Хотите, чтобы я потом научил вашим традициям соггоров? Насколько я помню: я приехал сюда, чтобы рассказать вам о них. И они не поймут вас, если вы рискнете миром ради женщины, – с весельем закончил и склонился ко мне.

Я замерла. Сердце оглушало, пока он медленно скользил губами возле щеки. Его дыхание ласкало кожу. Несмотря на полную тишину, я уже готова была шумно выдохнуть. Закрыть глаза. Но не успела.

Кейел оттолкнул меня прямо в центр между мужчинами и заговорил прежде, чем я сумела остановиться. Не без помощи Волтуара. Он вовремя удержал меня за руку и не позволил упасть.

– Соггоры не звери. И женщины ваши им не нужны. Они не зависимы от одной избранницы так, как вы. Для них нет преступления в том, чтобы помочь им выстрелить из лука, поднести графин, заговорить с ними… Если вы не обуздаете свою ревность, они пойдут просить помощи у васовергов. Или попытаются спасти Фадрагос собственными усилиями. Но сумеют ли… Если уже обратились к вам, значит, прекрасно оценивают свои силы.

Кейел замолчал. Веселья среди гостей больше не ощущалось, как и гнева правителей. Но, видимо, шан’ниэрдам обуздать ревность, вызванную страхом, все же не под силу. Или я опять опозорила Волтуара, и он вынужден был проявить перед гостями свою способность править? Доказать, что достоин.

Он отпустил меня и с прежним холодом приказал:

– Отправляйся к себе и не выходи до тех, пока я не позову.

Глава 14. На осколках гордости

Обида неуместна и бесполезна.

Нет, она, конечно, была, но я сумела заглушить ее, отвлечься. Всего лишь тлеет угольками где‑то глубоко внутри.

Сложнее оказалось смириться с тем, что с Роми я в ближайшее время не увижусь и в библиотеку не попаду. Меня заперли в четырех просторных стенах, не считая ванную. При этом двери не имелось, но нарушать приказ я не собиралась. Слишком многое зависело в моей жизни от настроения Волтуара, слишком мало я могла себе позволить. Словно бабочка в паутине. Буду чаще трепыхаться – сильнее ограничат. Жаль, что я не поняла этой истины сразу же, как только оказалась в Фадрагосе. Многое удалось бы избежать… Если бы с самого начала умела держать язык за зубами и не боролась за правду, которая мне не так уж и нужна, вероятно, Кейел рассказал бы мне о даре, который обещал. Наверное, уже сейчас я бы научилась пользоваться им. И Кейел, и я – вместе отыскали бы сокровищницу. Возможно ли, что я уже была бы дома?..

Я поерзала в кресле и потерла лоб. Гнать надо все мысли об упущенном, а думать только о возможностях.

До ужина еще далеко, а занять себя чем‑то нужно было. Я открыла книгу с рецептами зелий и листала ее, читала особенно интересные, рассматривала картинки. Но если честно, оттягивала время…

Зелье желания точно описывалось в этой книге, но я морщилась каждый раз, открывая страницу с ним, и быстро перелистывала. Теперь мне хотелось знать правду, но я боялась. Боялась убедиться, что люблю Кейела.

Как можно любить того, кто принес столько горечи? Как можно любить того, кто пытался убить? Как вообще можно любить кого‑то, кто был рожден в Фадрагосе?!

Нарисованная гроздь рубиновой сладости привлекала, расположившись в правом верхнем углу. Флакон с зельем был выведен аккуратной рукой художника внизу. Печень редкой нечисти совсем не была похожа на печень: оранжевая виноградина с зелеными отростками. Я зажмурилась, медленно выдохнула, стараясь выпустить из легких весь воздух, а затем приступила к чтению.

Ничего нового в целом не узнала. Конкретно о любви сказано тоже не было, скорее о симпатии, о сильных чувствах через прикосновения. Скажем, если бы я была скромной девственницей, влюбленной в какого‑нибудь эльфа, и ни разу с ним даже за ручки не держалась, а потом меня отдали бы правителю, с кем испытала бы все прелести горячих ночей, то сейчас чувствовала бы себя гораздо хуже. Мое сердце металось бы в неопределенности между двумя мужчинами. А так, с кое‑каким опытом за спиной, я прекрасно понимала, что Волтуар замечательный любовник, но я и без него отлично проживу. Тяга же к Кейелу в книге объяснялась симпатией. Девушка не обязательно должна любить эльфа, чтобы от зелья желания у нее сносило крышу при встрече с этим самым эльфом. Достаточно нескольких воспоминаний о нем, которые будоражат фантазию и притягивают. А если это еще и подкрепить чувствами, пусть и не сильными, но достаточными для верности, то потом зелье желания просто снимает отвращение к любому мужчине, который окажется настойчивым. И все равно только эльфу достанется все по максимуму. Но любовь необязательна. Главное, вера девицы, что она любит.

Я закрыла книгу и положила ее на стол. После такой истины легче все равно не стало.

У алтаря Возмездия я четко знала, что готова простить Кейела. Да, я готова была броситься на колени перед судьями и молить оставить его в покое. Удерживало только понимание, что Сердце времени я рано или поздно найду. Иначе и быть не может. Папа всегда говорил, что нельзя останавливаться, как бы трудно ни было. Да и Женька не умел, поэтому достиг многого. И я тоже обязательно достигну цели.

До позднего вечера я просидела в ванной, а когда духи появились, приглашая на ужин, не успела даже из комнаты выйти. Дариэль принесла вести. Она дежурно улыбалась, глядя мне в ноги, и произносила осторожно:

– Почтенный сказал, что вам нездоровится. Приказал подать ужин в комнату.

– Он не говорил, навестит меня или нет? – поинтересовалась, стараясь не сжать кулаки.

– Ничего не говорил.

– Спасибо. Ты можешь идти, – растянула я улыбку.

Не хочет видеть меня? Мог бы сообщить об этом прямо в глаза, а не передавать через слуг! Нездоровится мне… Даже так.

Я прошлась по комнате, глянула в сторону балкона, вспоминая нашу с Волтуаром первую ночь. Он и тогда приказывал. Был недоволен, что не спешу броситься в его объятия и не висну на шее. Не знаю, как воспитывают местных женщин из высшего света, но меня удивляет, что они терпят такое отношение к себе! Села на кровать, оглаживая мягкое покрывало и подсчитывая про себя, сколько раз за последние дни мы с Волтуаром общались? Впрочем, стоит лишь вспомнить те сплетни, которые обсуждали девушки, стремившиеся стать его любовницами… Неужели он и вправду считает, что достаточно быть шан’ниэрдом и правителем, чтобы влюбить в себя избранницу?

– У тебя нет выбора, Аня, – шепотом напомнила я себе.

После ужина сон не пришел, а занять себя было совершенно нечем. Книги, которые принес Волтуар, я практически вызубрила. Снова разглядывала пустую комнату. Красивые вазы с цветами заполняли каждое свободное пространство; нежный материал постельного белья на огромной кровати; разнообразные фигурки, расставленные по полкам; вещи заняли приличный кусок комнаты, а под весом драгоценностей подставки едва не трескались, а крючки не отрывались… Но комната при этом все равно оставалась пустой.

Уснула я только с помощью зелья сна.

Завтрак мне тоже принесли в комнату.

Я уже успела убедиться, что Волтуар не хочет меня видеть. Стояла на балконе, облокачиваясь на перила, и смотрела вдаль. Вырваться бы из клетки. Метка потеплела, и я даже не сразу поверила этому. К кабинету правителя заставляла себя спешить, хоть и безумно хотелось задержаться. А еще лучше не прийти вовсе.

Сжала камень на двери. Волтуар открыл, мазнул по мне хмурым взглядом и даже не пригласил – просто оставил дверь нараспашку. И поприветствовать себя не позволил…

– Мне нужно уехать из дворца, – заговорил он, когда я прикрыла дверь за собой.

Листы в его руках быстро сменялись: он перекладывал их из одной стопки в другую, склонившись над столом, иногда скептически хмыкал, уделяя какому‑нибудь документу больше внимания.

– Пока я не вернусь, тебе запрещено покидать комнату.

– И когда вы вернетесь? – мой голос дрогнул так же, как и улыбка. Я чувствовала, как дергаются мышцы лица.

– Завтра к обеду, – тряхнул головой Волтуар, словно отмахивался от услышанной обиды.

Я открыла рот, но промолчала. А что говорить, чтобы не ухудшить ситуацию? Сцепила руки, глубоко вдохнула и сделала все что могла, чтобы говорить спокойно.

– Желаю вам успешной поездки, Волтуар. Я буду ждать вас.

Дернулась, когда он сжал очередной лист, пробив его когтем. Второй рукой уперся в стол и опустил голову на грудь. Я невольно отступила к двери. Злится. Сильно злится, раз не сумел скрыть этого. Но может, стоит поинтересоваться не плохо ли ему? Или промолчать безопаснее?

Показалось, что я привыкла к тишине, а Волтуар все еще неподвижно стоял, склонившись над столом. Духи вспыхнули символом в воздухе, и только тогда правитель вышел из оцепенения. Он спрятал испорченный документ в верхнюю шуфлядку и направился к двери. Прошел мимо меня, не кинув в мою сторону и мимолетного взгляда.

– Все готово, почтенный, – донесся мужской голос от входа.

– Ждите.

Звуки снова оборвались, а позже тепло окутало спину. От объятий я непроизвольно поежилась, но Волтуар только крепче прижал меня к себе. Я дрожала.

– Не бойся, Асфирель, – поцеловав в шею, прошептал он. – Я никогда не причиню тебе вреда.

Я положила руки поверх его, сжала длинные пальцы в своих, но, наткнувшись на коготки, мгновенно ослабила хватку. Тихо спросила:

– В чем я ошиблась? Мне нельзя было брать лук в руки?

Он усмехнулся и на секунду отпустил меня, но только чтобы поднять на руки. Я обняла его за шею, крепко удерживала, пока он не сел вместе со мной на диван. Поцелуй в висок, нежное поглаживание по спине – все так не соотносилось с его проявившимся недавно настроением.

– Для девушек у нас есть другие луки. Они стреляют по праздникам, выигрывают сладости, дешевые украшения, статуэтки из дерева… Развлекаются. Я злюсь не на тебя.

– На Вольного? – нахмурилась я.

Волтуар погладил мою щеку, волосы, а после надавил на голову, и я вынужденно прижалась к его плечу. Насколько могла обхватила его руками, обняла, как если бы в самом деле был мне дорог.

– На себя, – тихо ответил он. – Я злюсь на себя, Асфирель. Мне хочется о многом тебе рассказать, чтобы ты поняла меня, но обязательства не позволяют. Многое навалилось… Но ты не виновата.

– Тогда почему вы запираете меня? – полушепотом поинтересовалась, потершись щекой о плечо и закрыв глаза.

– В первую очередь для твоей безопасности. Я снова обращался к сильным духам Цветущего плато, они будут оберегать тебя, пока я не вернусь.

– Но только в пределах моей комнаты, – вспомнила я случай с Сиелрой. – И от кого защита?

Я попробовала поднять голову, чтобы увидеть лицо Волтуара, но он не позволил – прижал к себе.

– Я верю тебе, – жестко произнес он. – Верю, что Вольный способен обмануть духов. Не хочу, чтобы ты пострадала.

Я затаила дыхание, ожидая продолжения, но Волтуар молчал. Он что‑то знает? Кейел передумал о перемирии?

– Почему вы…

– Я не могу обо всем рассказывать тебе, – перебил Волтуар, а затем мягко поинтересовался: – Твое любопытство можно как‑то контролировать? Я скучал по тебе.

И что необходимо ответить ему?

– Вы пропали, – прошептала я.

– В регионе произошло несчастье, – шумно выдохнул он. – Любовницам не рассказывают о горестях, чтобы не портить вам настроение. Но тебе, наверное, следует узнать. Надеюсь, тогда ты поймешь, почему я не сдержался только что. Я не злюсь на тебя, – повторил, а затем, поглаживая меня по голове, сказал тише: – Я еду на казнь, Асфирель.

Я напряглась, вспоминая Васгор с его убранством. Жатва безымянных – чудовищное зверство.

– Арлун наведалась в деревню на окраине региона.

– Кто это? – спросила я. – Кто‑то вроде Аньи?

– Кто‑то вроде Аньи, – в голосе Волтуара послышалась улыбка, но горечь она не затмила. – Арлун приходит к нуждающимся и помогает им. На первый взгляд, ее поступок несет лишь доброту, однако в расчетливости Повелительнице коварства нет равных. Она приходила слишком редко в Фадрагос, а может, и часто, но мы не знаем – у нее всегда разный облик. Сейчас она наведалась во сне к молодому человеку. Его мать появилась в деревне на поздних сроках, о муже ее никто не слышал, из какой гильдии была тоже неизвестно. Местные предполагали, что изнасиловали девушку, и она скрывалась. Роды были трудными, она не выдержала. Парня кое‑как выходили, кормили молоком мсита, попеременно передавая его из рук на руки. На двадцать четвертом периоде ему отдали крохотный дом, где только‑только умерла одинокая травница, отправили жить туда…

Я нахмурилась, переводя периоды в привычные годы. Получается, мальчику было чуть больше шести лет. Не рано для самостоятельности?

Волтуар продолжал говорить, но как‑то осторожно, подбирая слова:

– Он часто болел, недоедал – вырос несуразным. На его лице были болотные гнойники, волосы редкие, кости кривые, а зубы…

– Он был страшным, – решила помочь я правителю.

– Непривлекательным, – поправил Волтуар, но замолчал ненадолго, а затем все же согласился: – Юноша был очень страшным, Асфирель. От него никто не скрывал, что случилось с его матерью, и слухи об отце‑насильнике тоже были ему известны. Многие не любили его только из‑за внешности и происхождения, но при этом он оставался добрым, отзывчивым. Да и как бы жители не относились к нему, они все равно нашли ему работу и поделились кровом. Но совсем недавно произошло чудо: вместо привычного страшного юноши на улице появился здоровый, сияющий красотой мужчина. Изменения в его внешнем виде произошли всего за одну ночь.

– Помощь Арлун?

Если так, то и вправду на первый взгляд нет ничего плохого.

– Ее дар, – ответил Волтуар. – Он рассказал односельчанам все. Молодая девушка явилась к нему во сне; она подарила ему драгоценные камни, украшения, а еще бутыль настойки. Всего одна капля – и юноша преобразился. Такую настойку не найти в Фадрагосе, но юношу это не смутило. Никого из них не смутило, что весь сон оказался явью, – все дары ночной гостьи стояли прямо в центре крохотной комнаты. И лишь одно предупреждение прозвучало в ту ночь: дары принесут пользу юноше, а всем остальным – только вред. Под запретом было даже одно касание.

– И они не поверили ему, – догадалась я.

– Конечно нет, – Волтуар потер висок. – Опасения были, но они прошли к закату. Всем показалось, что юноша просто не хочет делиться, боится снова стать худшим. Мужчин не интересовала настойка – только драгоценности на продажу, а женщины словно с ума сошли. Они знали, что юноша собирается в город, где смог бы начать жить заново. Знали, что он заберет абсолютно все.

– Они отобрали у него все?

– Они убили его.

– За что? – сглотнула я, уткнувшись носом в черную рубашку.

– Был слишком добрым. Понимал, что если гостья не обманула с эффектом настойки, значит, не обманула и с предупреждением. Он попытался остановить их, отговаривал, заслонял собой дары.

– Что с ними теперь?

– Они умирают, Асфирель. Кости их медленно выкручивает, гнойники лопаются, волосы и зубы выпадают. Не все жители участвовали в разбое, но многие. И даже те, кто не участвовал, но прикоснулся к дарам, умирают. Целители осмотрели их – нет ни единого шанса на спасение. На рассвете, когда солнце будет еще ласковым, они покаются, объяснят солнцу, почему добровольно принимают смерть. Хотя бы один правитель должен присутствовать на казни.

– Вы отправитесь один? – я все же подняла голову.

Волтуар был мрачным, уставшим. Непросто быть правителем…

– Акеон договаривается с верховными гильдий нашего региона. Необходимо пристроить тех, кто лишился дома из‑за Аньи. Мы не сможем найти всем работу во дворце, но обязаны помочь им. Когурун разбирается… – Волтуар улыбнулся, слабо покачав головой. – Почему я снова говорю тебе о том, о чем тебе знать не положено? Я просто хотел, чтобы ты понимала, почему я сейчас избегаю встреч с тобой.

– Вас многое злит и раздражает. Я поняла, – тоже улыбнулась в ответ.

– Я не хочу пугать тебя, не хочу отталкивать, тем более не хочу обижать. – Очерчивая коготком овал моего лица, пообещал: – Когда я вернусь, сразу отправлюсь к тебе. Мне пора, Асфирель, меня ждут.

После разговора с Волтуаром стало одновременно легче и сложнее. Теперь я знала, что злит его, да и понимала, что наказание оказалось совсем не наказанием. С другой стороны, возросшее уважение к правителю пробуждало стыд. Пока Волтуар заботится о своем народе, переживает за его благополучие, я создаю проблемы, пусть даже по незнанию. На Земле это никого не оправдывало. Не освобождало от ответственности. Наверное, именно поэтому, прощаясь с Волтуаром, я не смогла поднять вопрос о скуке в четырех стенах. У меня просто язык не повернулся.

Беседа с Дариэль напоминала о позабытых поисковиках. Служанка готова была ответить на любой вопрос, если, конечно, знала ответ. Вот только такие разговоры быстро надоедают, учитывая, что мне многое из ее рассказов было непонятно, а она явно терялась, когда я уточняла. Наверное, в такие моменты Дариэль видела перед собой ребенка, который интересуется, почему трава зеленая.

После обеда я находилась в одиночестве, не планируя принимать гостей. Полежала на кровати, читая рецепты зелий, но думая о Фадрагосе с его Повелителями. Откуда они приходят? И почему несут только зло? Повалялась на диване, вспоминая прочитанное в библиотеке и пробуя понять, что ищет Кейел. Что могло привести его во дворец? Не золотую ли книгу он пытается найти? Снова разглядывала символы на руке и столе. Минут двадцать подремала в кресле. В конце концов, вытащила карту Фадрагоса, уселась на стол и стала вновь вспоминать информацию об Энраилл.

Шорох на балконе насторожил. Я замерла, внимательно прислушиваясь. Щебет и чириканье птиц, легкий ветер еле слышно шелестел занавесями. От ближайшего ко мне проема на светлый пол легла тень. Я медленно подняла голову – сердце сжалось, и сразу же рухнуло.

Кейел указал на выход в коридор, а после поднес палец к губам. Ну да, там приставленная к комнате стража. Почему я не должна закричать, сообщив им, что ко мне в комнату вторглись? Вольный кивнул на балкон. Я нахмурилась. Еще чего? В комнате меня оберегают духи, а вот будут ли защищать на балконе, я не знала. Вдруг они к стенам как‑то привязаны. Хочет говорить, пусть говорит тут. Комната большая, полушепот за выходом никто не услышит. Покачала головой, сжимая карту сильнее, будто могла ею защититься.

Он скривился, кинув в сторону входа недовольный взгляд, но вынужденно подошел. Я спохватилась слишком поздно: успела сползти со стола, но не отойти. Кейел прижал к нему, встал вплотную, упершись руками в столешницу по обе стороны от меня – пламя вспыхнуло внутри, осушило горло. Карта потяжелела, упала. В глазах на секунду потемнело, я вцепилась в крепкое, обшитое сукном дерево, но вздрогнула, когда задела мизинец Вольного. Словно ошпарилась, но быстро привыкла и ощутила нежность в краткой вспышке боли. Кейел стал медленно склонятся, и я необдуманно уперлась второй рукой в твердую грудь. Осознала ошибку, когда не смогла оттолкнуть его и, почувствовав жар тела, не захотела убирать ладонь. Наслаждаясь, закрыла глаза, немного склонила голову набок и закусила губу – дыхание Вольного погладило кожу.

– У эльфов острый слух, упрямая Асфи, – прошептал Кейел на ухо.

Мне с трудом удавалось сбрасывать с себя опьяняющие оковы. Глубокие вдохи спасали, не позволяя задохнуться, но от них быстро закружилась голова.

– Зачем ты пришел? – так же шепотом спросила я, едва не потянувшись губами к бьющейся жилке на его шее.

– Поговорить.

– Была возможность в библиотеке, но ты молчал.

– Мне нравится молчать с тобой больше, чем говорить. В твоем молчании нет лжи.

Я зажмурилась, постаралась не скривиться. Хотелось скользнуть рукой по его груди выше, обнять, прижаться к нему. Признаться снова?..

Все равно не поверит.

– Зачем ты пришел? – повторила вопрос, с трудом справляясь с дрожью в теле.

– Ты нужна мне.

Я судорожно вздохнула. Пальцы сжали ткань светлой рубашки, скомкали до резких складок. Кейел усмехнулся и добавил, немного отрезвляя:

– Не в этом смысле, Аня. Мне нужна твоя помощь. Но мне нравится, что ты по‑прежнему хочешь меня. Все же девушки из твоего мира сумасшедшие. Ты помнишь, в чем заключается суть моей миссии?

– Чего ты хочешь? – подняла голову, но мгновенно отвернулась. Смотреть на его губы невыносимо.

– Я был в библиотеке, но не нашел того, чего ищу. Мне нужно узнать тайну.

– Какую?

Опять усмехнулся. Нежное прикосновение губ возле уха, легкий игривый укус – и я мгновенно выгнулась, всхлипывая. Ухватилась за Кейела так, словно за спиной пропасть. Прижалась к нему. Затряслась, судорожно выдыхая. Желание захлестнуло, проникая в каждую клеточку тела.

– Тише, – шикнул Вольный, обняв за талию и настороженно разглядывая мое лицо. – Ты из‑за зелья такая чувственная?

– Убери руки, – выдохнула в его приоткрытый рот.

Кейел не спешил выполнять просьбу. Смотрел так внимательно, будто обдумывал что‑то. В чем пытается разобраться: в моих реакциях или своих чувствах? Возбуждение приливало, не отступало – скапливалось. С каждой секундой я пьянела крепче. Потянулась к его губам, но в последний момент сумела отвернуться. До боли закусила губу, с силой обняла Вольного, положив голову ему на плечо. Медленно выдохнула, стараясь больше не двигаться.

Кейел тоже застыл. Я чувствовала напряжение в его теле, ощущала каждый короткий вдох и оборванный выдох. Постепенно сходила с ума… Он сглотнул, прижался щекой к моей голове, обжег ладонью, трепетно погладив между лопаток.

– Знаешь, откуда пошло название Аклен’Ил? – хрипота в голосе стала глубже, и в нем не слышалось привычной насмешки.

Я не смогла ответить. Попыталась качнуть головой, но лишь потерлась о плечо, втянула носом тонкий аромат мыла и едва ощутимого пота. Не хватило сил, чтобы отвернуться… Нестерпимое желание подавило хрупкую волю. Бьющаяся жилка согрела мои губы, снова разожгла мнимо усмирившийся огонь внутри. Кейел вздрогнул, но не остановил меня, позволяя целовать себя, скользить языком по коже, ощущая ее вкус. Поглаживал спину и продолжал нашептывать:

– Аклен и Ил были эльфиорами, могущественными магами. Они знали друг друга с детства, росли вместе, любили…

Порывисто выдохнул, закопавшись пальцами в моих волосах, стянул их в кулак, заставляя вытянуть шею, запрокинуть голову назад. Второй рукой скользнул с талии ниже, смял невесомую ткань платья, царапая ею кожу. В висках запульсировало, я зажмурилась. Кейел потерся носом о мою щеку.

– Аня, девочка моя… – протянул он. – Мы говорим о войне, о страшном… Аня, война многих разлучала. Аклену пришлось уйти, а Ил осталась в городе, чтобы защитить жителей. Но она не справилась.

Кейел замолчал, чуть отстраняясь. Я не узнала зелено‑карие глаза – потемневшие, охмелевшие. Большой палец надавил на нижнюю губу, оттягивая ее. Я приоткрыла рот, качнулась вперед, но Кейел удержал, обхватив мое лицо ладонями и оставляя до безумно желанного поцелуя миллиметры.

– Когда от города осталось пепелище, Ил отправилась искать возлюбленного. Долгие годы она скиталась по Фадрагосу, пока не услышала об артефакте, способном показать местоположение заклятого врага или самого близкого друга.

Он облизал губы, неотрывно глядя на мои. Я с трудом расцепила пальцы, провела по сильным рукам, ощущая каждый рельеф, скрытый под рубашкой. Последние складки рукавов зацепились, словно пытались остановить меня, призывали опомниться, но я прикоснулась к коже Вольного, сжала его запястья, закрывая глаза. Сердце грохотало, оглушая, мешая слышать шепот. Кровь бурлила в венах, не позволяя до конца осознавать смысл услышанного.

– Многие, кто отправился с Ил погибли, она сама часто балансировала между жизнью и смертью. Боролась за жизнь и убивала, но добралась к горе, на вершине которой был спрятан храм. В него вело несколько входов, а в центре стоял постамент, на котором девушку ждал желанный артефакт. И когда Ил наконец вошла в храм, она расплакалась. Прямо в центре стоял Аклен.

Кейел поцеловал меня в щеку – волна жара прокатилась по телу. На несколько долгих, томительных секунд Вольный прижался губами к уголку моих губ. Я съежилась, затряслась сильнее, открывая рот. Всего лишь поцелуй. Всего лишь один поцелуй…

Кейел все так же крепко удерживал мое лицо. Шептал, прикасаясь губами ко мне. Будто дразнил…

– Аклен отыскал артефакт первым. Он смотрел на изумрудную чашу, из которой поднимался дым, а в том дыму стояла плачущая Ил. Аня, они так любили друг друга, что даже мыслили одинаково. Но потом проходитвремя, и Аклен с Ил узнают тайну о драконах. И ради сохранения этой тайны Аклен позволил Ил убить себя, а потом Ил спрыгнула с утеса, разбиваясь о скалы. Аклен’Ил знают эту тайну. И я тоже хочу… Аня, я тоже хочу…

Он ослабил хватку. Поцеловал. Последние крупицы рассудка взорвались на осколки, вспыхнули, исчезли. Словно оглушающий выстрел прозвучал совсем рядом, позволяющий сорваться… Куда? В другую реальность, где был только Кейел, умоляющий вести себя тише. Развязывающий шнуровку ненужного платья. Нетерпеливыми движениями сводящий с ума.

Я потянулась за пальцами Кейела, когда он накрыл ими мои губы. Окунулась в долгожданное счастье, когда он улыбнулся за секунду перед очередным поцелуем. Застежки на его рубашке не поддавались, но я боролась. С наслаждением прильнула к нему, погладила твердую грудь, живот.

Вновь жесткая поверхность стола подо мной. Нежное прикосновение к внутренней стороне бедер. Дорогие сердцу глаза напротив. Внимательный взгляд заворожил. На миг насторожил, но безмерно ласковая усмешка успокоила.

– Опять смотришь затравленно?

Я не поняла тихого вопроса, хотела уточнить, но залюбовалась. Кейел потянулся к выбившимся волосам, и я не удержалась – опередила. Глядя в любимые глаза, заправила непослушный локон за ухо. Кейел осторожно перехватил мою руку, повернул голову и, опустив веки, поцеловал запястье, затем ладонь, пальцы… Склонился ко мне, бережно обняв, уперся лбом в мой лоб, снова улыбнулся. Во рту давно пересохло, а сердце расшатывало ударами все тело.

Медленное тягучее движение вырвало судорожный вздох, вызвало мелкую дрожь. Я зажмурилась, отдаваясь всепоглощающим чувствам. Мой стон почти нарушил тишину, но Кейел не позволил, поймав его еще на выдохе. Непрерывный поцелуй лишил воздуха, но взамен подарил будоражащую кровь сладость.

Я растворилась в чарующих эмоциях и ощущениях. Грелась в чутких объятиях, ликовала чувствуя под ладонью неспокойное сердцебиение Вольного. Каждый поцелуй, каждое трепетное прикосновение сильных рук, каждое осторожное движение – все переплеталось, стягивалось в плотный узел, крепко сжималось, распаляя бурлящее пламя в жгучем клубке, а затем – взорвалось, сотрясая мир вокруг, лишая сил…

Кейел что‑то нашептывал, прижимая меня к себе, но в ушах все еще звенело. Я как могла обхватывала его, цеплялась за распахнутую рубашку, не желая отпускать. Он перенес меня на кровать, накрыл легким одеялом. Сидел рядом и, глядя на мое лицо, улыбался, пока я прижимала его ладонь к своей щеке. Дыхание постепенно выравнивалось, а сердце успокаивалось. Я позволила себе закрыть глаза, но руку так и не отпустила.

– Помоги спасти Фадрагос, Аня, – склонившись ко мне, снова попросил Кейел. – Мне нужна тайна Аклен’Ил.

Глава 15. Дежа вю

Ничего страшного не произошло. Ничего страшного не случилось. Ничего страшного…

– Твою мать! – проскулила я сквозь зубы, схватившись за голову.

Вода чуть расплескалась, взбаламутилась, нарушая зыбкую тишину и разбавляя мое шмыганье носом. Шершавый камень лестницы, на которой я сидела, подтянув ноги, был теплым от воды. Охарс кружили вокруг, словно понимали лучше меня самой, что творится в моей душе. Они метались каждый раз, когда я снова боролась с истерикой. Илиал, не позволяющие воде остыть, спокойно качались голубым сиянием на потревоженной глади в крохотном бассейне.

Я в который раз упрямо поджала губы и вытерла слезы, сурово наказывая себе прекратить бесполезные рыдания. Необходимо взять себя в руки и трезво разложить ситуацию по полочкам.

Больше всего пугали последствия, которые могут возникнуть. Например, Кейел очень даже способен на шантаж. Он еще так удивился в том дворике возле сада камней с мишенями, что из‑за его нарушения правил наказывают меня. Какая вероятность, что история не повторится? Да, это конкретно он забрался в комнату любовницы через балкон, чего наверняка делать нельзя. Однако именно я не позвала на помощь стражу, не прогнала наглого парня. Более того, если я признаюсь, что зелье желания толкнуло меня на опрометчивый поступок, то Волтуар поймет, что я влюблена в Кейела, а не в жениха, оставленного на Земле. Ведь зелье, в моем случае, лишь снимает отвращение к мужчинам…

У меня не так много вариантов: я признаюсь, что изменила просто так, по глупости; признаюсь, что соврала о любви к жениху, а на самом деле с ума схожу по Кейелу; или вообще ни в чем не признаюсь.

Последний вариант самый безнравственный, но я уже на той стадии, что давно поздно думать о морали. Зато он самый рациональный, если отбросить всю чепуху о воспитании. Если мне так уж нужно убраться из жестокого Фадрагоса, то все эмоциональные метания и вправду превращаются в…

– Че‑пу‑ху, – прошептала я, глядя перед собой.

С легкой подачи Елрех и Ив я пошла на сделку с Волтуаром, по личным мотивам перешагнула через себя. Я уже не уверена, что встреча с северянами принесет хоть какую‑то пользу, но когда столько пути пройдено, сложно остановиться и все бросить. А вдруг мне все же повезет… Поэтому исходя из рациональности и выгоды мне подходит третий вариант. Но в нем имеется один просчет, один немаловажный риск: Кейел способен на шантаж.

Допустим, чисто теоретически он начнет шантажировать. Помешанный фанатик одержим лишь одной целью – своей миссией. Ему нужна тайна Аклен’Ил. Теперь и мне она нужна, потому что наверняка эта тайна одна из подсказок, ведущая к сокровищнице Энраилл. Какая информация о драконах могла заставить безумно влюбленных принести себя в жертву? И как ее узнать? Спросить у Волтуара? А потом придется объяснять, откуда мне известно об этом вообще. Сначала поинтересуюсь у Ив, а если исследовательница ничего об этом не слышала, то отправлюсь к Кейелу. Хочет, чтобы я узнала тайну, пусть объясняет, как.

От души наплакавшись, хорошо вымывшись, я выбралась из ванной. Первым делом подошла к этажерке с зельями, скривившись ухватила полный флакон с рубиновым зельем и отправилась на балкон – в очередной раз менять привычное положение вещей в чокнутой жизни.

С мокрых волос стекали капельки воды на шею, плечи, спину. Влажную кожу мгновенно остудил вечерний ветерок, заставляя поежиться. Солнце гневно алело на горизонте, прощалось последними лучами, напоминая о короткой жизни.

Мне суждено жить гораздо дольше. Я должна сбежать из этого мира…

Мне хочется туда, где спокойно. Где не придется думать о выживании, а можно будет просто пожить. По‑человечески пожить… Разве это такое невообразимое желание?

Снова шмыгнула носом, остановившись в метре от перил и стараясь вспомнить Женьку. Мы с ним никогда и ничего не планировали, ни о чем не мечтали. Как‑то само все получалось. Наверное, в моем новом паспорте уже была бы его фамилия, на безымянном пальце блестело тонкое колечко, о котором мне рассказала по секрету Светка, а на книжной полке в Женькиной квартире стояли бы фотографии со свадьбы… Белое пышное платье или кружевное приталенное? Наверное, первое. Медовый месяц? Определенно отдохнули бы где‑то, но даже не перебирали бы капризно туры, а взяли первое, что попадется. Дети? О них мы тоже не говорили, но все получилось бы само собой…

По спине вслед за холодной капелькой, стекающей вдоль позвоночника, пробежался ледяной озноб. Волосы на затылке зашевелились. Я сжала стеклянный флакон до скрипа. Нахмурилась, оглянувшись на комнату. Сквозь тонкую занавесь просачивался закатный свет, падая на письменный стол. Карта Фадрагоса лежала под ним на полу.

А Кейел пил зелье перед тем, как прийти ко мне?

Положила свободную ладонь на живот и постаралась дышать глубже. В ответственности Волтуара я не сомневалась, а вот Вольный… С другой стороны, Волтуар тоже способен обмануть.

В Фадрагосе никому нельзя верить.

Зажмурилась и скривилась, вновь сдерживая подступающую истерику и понимая, на какой следующий радикальный шаг придется пойти, чтобы опять не стать жертвой случайности и наивного доверия. Даже если мне не удастся выбраться из Фадрагоса, я не оставлю этому миру ничего после себя.

Ненавижу.

Я подошла к перилам, дрожащими руками откупоривая флакон. Капельки сладкой отравы падали вниз. А может, спасения? Теперь мне придется труднее с Волтуаром, но я смогу оттолкнуть Кейела. Мне обязательно хватит сил. Должно хватить…

Отнесла пустой флакон на место и сразу же вернулась на балкон. Перегибаясь через перила, осмотрела стены дворца. Под фасадными карнизами виднелись небольшие декоративные крючки, размером с ладонь, за которые цеплялись толстые стебли ползучего растения. Будто лиана, оно тянулось откуда‑то снизу по всей стене. Неприметное, светлое, но с милыми по форме листочками, словно бумажное сердечко, и красными мелкими цветами. Был ли запах от них? Не стала проверять. Тут всегда и везде пахло цветами. Каждый балкон поддерживали массивные кронштейны с замысловатым узором, словно крупная филигрань. И за них тоже цеплялись стебли. Я с легкостью дотянулась рукой до одного, обхватила и потянула на себя – даже не согнулся. А мы с Роми, как дураки, пробирались во дворец через первый этаж, а потом, как воры какие, крались до моей комнаты. С другой стороны, справилась бы я с бесшумным подъемом по отвесной стене на такую высоту? Кейел вот справился. Или балкон его комнаты неподалеку?

В любом случае я не смогу помешать его непрошенным визитам, если он захочет прийти в гости этим путем снова.

Ужином я давилась, но поела плотно.

Когда полная луна освещала улицу, я сидела за письменным столом и составляла список ингредиентов. Первое выбранное зелье было слабеньким; оно немного улучшало внимательность и являлось безопасным для ежедневного применения. Достаточно, чтобы отпугнуть дар реки Истины и при сильном гневе не позволить ему проявиться. А вот второе зелье… Наверное, Елрех не позволила бы. Нужно успеть до ее возвращения. Я отрежу все пути отступления, абсолютно все. Что бы не случилось в будущем, как бы не сложилась моя жизнь, но меня спасет от беспросветного одиночества только Сердце времени. Мне придется идти до конца.

Заснула я только с помощью зелья сна. Последняя мысль, перед тем как голова коснулась подушки, была абсолютно глупой: как на Земле обходятся без зелий?

Волтуар вернулся ближе к полудню. Видимо, он сдержал обещание, потому что я услышала отрывки громкой эмоциональной беседы, которая явно не должна была звучать в коридоре под дверью любовницы:

– Все ждут только вашего решения, – неуверенно произнес мужской голос, заглушая торопливые шаги.

– Передай, что я согласен, – раздраженно ответил Волтуар.

– Но вы ведь даже не ознакомились со всеми условиями! Они потребовали долю от добычи в шахтах Железного бугра, к тому же…

– Я согласен!

Наступило затишье. Я встала с дивана и направилась ко входу, остановилась в двух метрах от него и, сцепив руки в замок, опустила их перед собой.

– Оставь все на моем столе, – спокойно сказал Волтуар. – Я скоро приду и вызову тебя. Посмотрим, что можно изменить.

Когда он вошел, я невольно вздрогнула. Из книги знала, что зелье желания выпитое прошлым утром еще должно действовать, но станет ощутимо слабее. Внешний вид Волтуара, казалось, никогда не менялся: не привлекающие внимания сапоги по колено; тот же черный костюм, на котором не видно ни пылинки, ни единой лишней складки; волосы скрывают лоб, делая правителя несколько моложе и словно беззащитнее. Вот только глубокая морщинка на переносице и цепкий взгляд развеивали неверные представления.

– Почтенный, – склонила я голову, радуясь, что могу оправданно опустить глаза.

Волтуар приблизился, погладил мои плечи, руки, сжал у локтей.

– Асфирель, – тихо обратился, и я услышала добрую улыбку в этом обращении. – У тебя все хорошо?

Хотела поднять голову, улыбнуться и ответить, но получилось лишь обреченно вздохнуть и кивнуть. Я в деталях помнила произошедшее вчера в этой комнате…

Коготок осторожно надавил под подбородком, и я вынужденно посмотрела на Волтуара. Он снова хмурился, разглядывая мое лицо. Во рту пересохло, а ладони вспотели. А если узнает о нас с Кейелом, чем мне все грозит? Было бы проще рассказать ему… Но если узнает, что будет с ним?

– Ты плакала?

– Нет, – прошептала я.

– Ты всегда красива, но сегодня лицо опухшее и глаза… Асфирель, кто‑то обидел тебя? Что случилось?

Все слезы были пролиты вечером, но если бы они остались, я, наверное, снова расплакалась бы от того участия, которое исходило от Волтуара.

Он верит, что правду можно вместить в несколько слов…

– Скучаю по дому.

Хмурый вид правителя быстро превратился в виноватый. Он опять погладил мои руки, а затем оглушил мягкой речью:

– Прости меня. Давай перед сном ты расскажешь обо всем, что тебя тревожит. И я постараюсь придумать, как помочь тебе справиться с этой тоской.

Его неподдельная забота больно жалила. Я смотрела в нечеловеческие глаза и понимала, что не достойна любви шан’ниэрда. «Грязный человек» – кажется, так назвал меня когда‑то Волтуар. Так ли незаслуженно не любят людей в Фадрагосе?

– Спасибо, но с этим я справлюсь сама.

– Пожалуйста, – настойчиво попросил он. – Ты ведь знаешь, что мне необходимо… – отвел взгляд, покачивая головой, а потом продолжил говорить тверже: – Асфирель, ты же знаешь, на что обречешь меня, если по окончанию срока уедешь из дворца? Каждый рассвет я буду встречать, думая о тебе. Каждый закат буду читать о тебе все, что сумеют раздобыть мои люди. Я не стану первым отвергнутым шан’ниэрдом в истории Фадрагоса, – горькая усмешка перевернула что‑то в моей душе. – Для таких давно придумали облегчающие участь амулеты, зелья, снадобья, но от многого из этого мне придется отказаться. Чтобы править, я должен пребывать в трезвом уме.

Руки Волтуара скользнули за мои плечи, он обнял меня. Я ответила ему, но возникло чувство, будто делаю это впервые. Как‑то неудобно… Горько‑сладкий аромат не нравился больше, чем цветочный, а от голоса, звучащего над ухом, становилось как‑то… тревожно?

– Помоги мне сделать тебя счастливой рядом с собой.

Я не смогла ответить ему, как не смогла и улыбнуться за эту встречу. Мне повезло, что Волтуара ждали неотложные дела. После его ухода мысли метались от ненависти к себе до жалости к шан’ниэрдам. Ко всем шан’ниэрдам… Вспоминая пример Ромиара у водоема, я понимала, почему эта раса не подпускает к себе тех, в ком не могут быть уверены. Люди слишком непредсказуемы.

Как только Волтуар вернулся, стража с моей комнаты была снята, а мне разрешили свободно перемещаться по дворцу, чем я сразу же воспользовалась. Ив вышла из кабинета Аклен’Ил, выслушала мой вопрос о тайне дворцовых мудрецов и, посмотрев на меня расстроенно, пожала плечами. Она знала легенду, как и многие в Фадрагосе, но даже примерно не представляла, где можно отыскать эту тайну. Да и нужно ли искать тайну, которая толкает на убийство, а после – на самоубийство?

Ромиар молча забрал список и пообещал, что на рассвете выберется в город.

Я боялась обеда и даже обдумывала над тем, чтобы пожаловаться на недомогание, но заставила себя идти в столовую. При виде Кейела с трудом продолжила вежливо улыбаться. Смотрела, как он снова держит руку Айвин, и мысленно благодарила его за это. Нас никогда не будут связывать добрые эмоции и чистые чувства – только расчет, корысть. Сугубо деловые отношения. А вчера мы просто… Никто не умер. А для наших совместных с Кейелом деяний это уже колоссальный успех. Правда, повторять и закреплять этот успех почему‑то до жути не хочется.

Подловив момент, когда все дружно смеялись над непонятной шуткой, я пристально посмотрела на Кейела. Он не сразу заметил. Взглянул на меня мимолетно, словно скользил по всему, что было напротив, а затем все же вернул мне взгляд и игриво вздернул бровь. Сердце, к сожалению, споткнулось. Я кивнула на выход, а затем откинула косу за спину, будто она мешала. Оставалось надеяться, что наши переглядывания в суматохе веселья никто не увидел.

Когда правители поднялись, я усердно выковыривала вишенки из творожного десерта. Захватывающее занятие все равно не спасло от внимания Волтуара. Он остановился, положил тяжелые руки на мои плечи и склонился. Я невольно из‑под ресниц взглянула на Кейела – он тоже боролся с вишенками, но как‑то старательнее, чем я.

– Если что‑то понадобится… – начал говорить Волтуар, но оборвал фразу уставшим вздохом. – Асфирель, если снова будет тоскливо, притронься к метке и мысленно позови меня.

– Вы ведь будете заняты, – нахмурившись повернула к нему голову.

– Я что‑нибудь придумаю, – пообещал он.

Я ждала, когда Кейел с Айвин насладятся десертом и решат уйти. Украдкой посматривала на Вольного, ловила его заинтересованные взгляды. После того, как парочка поднялась, мысленно досчитала до пяти и отправилась следом. Кейел в этот момент аккуратно подтолкнул Айвин в поясницу, а сам, остановившись в проходе, оттянул белую рубашку и уставился на нее так, словно на чистом куске увидел яркое пятно. Я не рискнула обращаться к нему напрямую, поэтому прошла мимо и улыбнулась Айвин. Открыла рот, чтобы поприветствовать ее, но ни звука из себя не выдавила.

– Асфирель, – блеснула зубами эльфийка, накручивая на палец светлый локон, – вам сегодня нездоровится? Выглядите… уставшей. Бледная такая, – шагнула ко мне ближе. – Плохой сон?

– Все в порядке, – тихо заверила я, приподнимая подол светлого платья.

– Моя помощь обойдется вам… – она наигранно задумалась, почесывая указательным пальцем щеку, – бесплатно!

Ее задор, как и забота Волтуара, тоже жалил. А запах роз… Наверное, с самого начала он не понравился мне, потому что весь этот дворец пропитан цветочным ароматом.

– Просто не выспалась, – подхватила я идею целительницы. Краем глаза заметила, что к нам подходит Кейел, и отчетливо добавила: – Прогуляюсь к Арвинту. Думаю, что немного тишины в его гордом обществе мне не повредит.

– Будьте осторожны, – с заботой произнесла она, потянувшись к моей руке.

Я отшатнулась, едва не поежилась.

– Извините, Айвин. С самого утра… Извините… – повторила я, глядя на застывшую в воздухе изящную руку. «Пожалуйста» царапало горло, раздирало, рвалось изнутри – и я сомкнула плотно губы, попыталась сглотнуть горечь, но во рту пересохло.

Полный недоумения взгляд Айвин застыл перед глазами. Преследовал, смешиваясь с еще свежими в памяти поцелуями Кейела. Я выскочила из дворца и застыла, прикоснувшись к губам. Казалось, они все еще ныли. Повернула голову и столкнулась с доброжелательной улыбкой стражника. Он едва заметно кивнул и снова превратился в статую. Откуда взялось это ощущение, будто я и перед ним тоже виновата? Тряхнула головой, приподняла подбородок, распрямив спину, и отправилась дальше.

Притормозила, глядя на просвет аллеи из кустов жасмина. Осторожно вышла на открытую территорию, внимательно озираясь. В этот раз ни на кого не натолкнулась и однорукого гелдова, как ни старалась, не высмотрела. Тяжелые ворота огромной постройки были распахнуты, а внутри, казалось, притаилась тьма. Однако стоило только войти, немного привыкнуть к темноте, как она сразу же рассеивалась, предъявляя взору даже тонкие сети паутин по углам высокого потолка. Щебетание и воркование птиц, свивших гнезда на потолочных балках, звучали четче, чем на улице. Крепкая деревянная дорожка, начисто подметенная, тихо поскрипывала под каждым осторожным шагом. Запах силоса заглушал все остальные, а пыльный воздух от него немного кислил.

Я прошла ряды вольеров с крупными кошками, провожающих меня ленивым взглядом. Остановилась на развилке: прямой путь вел меня к вольерам с волками, свернуть направо – выйти на манеж, а налево Кейел в прошлый раз уводил Тоджа. Глядя на коротенький мрачный коридор я все же направилась вперед, но… несколько шагов – и я остановилась. Развернулась и направилась по привлекшему внимание пути. Коридор быстро закончился новым перекрестком. Из чистого любопытства я снова свернула налево, где прошла вдоль стойл. Полюбовалась красноглазыми, клыкастыми лошадьми, наткнулась на великолепных пегасов, а затем опять вернулась к перекрестку.

Вторая половина этого коридора выглядела зловеще: узкие окна под самым потолком заколочены; птиц ни слышно, ни видно; паутина лохмотьями свисала под потолком, а на ней тусклый свет выхватывал больших, застывших, будто в засаде, пауков. Вольеры закрывались толстыми прутьями сверху, на которых внизу зачем‑то свисали штыри, а стены еще и обшиты наполовину от пола прочными листами стали. Наверное, прочными… Выпуклые следы когтей тянулись по наружной стороне, впечатляя размером. В глубоком мраке кто‑то сопел, но я не могла разглядеть запертое чудовище. Несколько вольеров осталось за спиной прежде, чем я попятилась в сторону. Из темноты очередного вольера оскалились, зарычали. С огромных желтых клыков бурого чудовища стекала слюна, когти зацепились за прутья. И я бы ушла, убежала оттуда, но знакомый визг в конце коридора, мгновенно все определил. Я промчалась в самый конец жуткого ряда, провожаемая звуками потревоженных монстров, и, только увидев напротив красноглазую морду радужного ящера, вздохнула облегченно. И пусть Тодж заперт в таком же крепком вольере, мне все равно немного спокойнее рядом с ним.

Я налегла на высокие перила и бесстрашно протянула руку к ограждению. Тодж жарко выдохнул, согревая пальцы, а затем осторожно ткнулся в них носом. Тишина возобновилась нескоро, но к тому времени я улыбалась, поглаживая маленькие перышки миролюбивого ящера. Снова услышав рычание агрессивного чудовища, повернула голову. В этом полумраке виден был только силуэт, но я узнала Кейела. Узнала походку, лишенную гордости и важности. Он поднял меньше шума, чем я, хоть и шел уверенней, будто готов был бросить вызов любому запертому тут чудовищу. А может, я просто преувеличиваю… Отвернулась, отнимая руку от Тоджа, отступила на полшага и, показательно насупившись, посмотрела в сторону Вольного.

Всю показательность смело на выдохе, как и меня. Я успела отвернуться до поцелуя. Кейел замер, сжимая мою талию, а затем тихо произнес мне в щеку:

– Кажется, мы это проходили. Если сейчас посоветуешь мне успокоиться и уйти к Айвин, я так и поступлю.

– Просто успокойся и отпусти, – ответила я, сдавливая его запястья и вспоминая о виденных тут чудовищах, чтобы хоть как‑то контролировать эмоции. Благо эффект зелья и впрямь ощутимо ослабел.

– Кажется, вчера тебе все понравилось. Опять сопротивляешься себе?

– Кейел, не в этом дело! – прошипела я, безуспешно дернувшись.

– Значит, опять все усложняешь? Когда ты наведешь порядок в своей голове?

– У тебя неправильное представление о порядке, Вольный.

– Тебе было хорошо вчера? – вопрос прозвучал требовательно.

– Кейел, я не для этого тебя позвала.

– Было?!

Я зажмурилась, тяжело вздохнув, и тихо призналась:

– Да.

– Тогда в чем дело, Аня? – прижался он щекой к моей щеке. – В шан’нирде и Айвин? Будто мы с тобой не понимаем, к чему все идет…

– А к чему идет, Кейел? Я в самом деле не понимаю.

– И почему я не удивлен? – усмехнулся он. – Я знаю, на что ты готова ради благ и богатств. Видимо, в вашем мире это такой же идиотизм, как с человечностью. Придумали же… Аня, все же очевидно: ты либо ничего не испытываешь к Волтуару, либо тебя все равно тянет ко мне сильнее. Я не знаю, сколько пробуду во дворце, но… Никто не узнает. Никто. Я обещаю.

– Отпусти, – потребовала я, повторно дернувшись.

– Почему ты злишься?

Теперь мы смотрели друг другу в глаза. Его пальцы до боли впились в поясницу, но он и не думал отпускать. Выбившиеся волосы хотелось заправить за ухо, чтобы они не мешали ему. Мне.

– Тебе не стыдно перед Айвин? – шепотом поинтересовалась я.

– Духи Фадрагоса, – он свел брови вместе, но это не было гневом. Сочувствие, жалость, сострадание… – Ты все еще чужая в нашем мире.

Он медленно разжал руки, провел ладонями по талии, словно разглаживая складки платья, а затем отступил. Я опустила голову, сдерживая многочисленные вопросы.

– Зачем позвала? – спросил он, уже протягивая руку к Тоджу. – Привет, мальчик.

Я дождалась, когда Тодж закончит тоненько ворковать с хозяином, подошла к перилам и встала рядом с Кейелом.

– Как мне узнать тайну?

– Не надеялся, что ты согласишься помочь, – он хмурился, но был заметно удивлен.

– Будто у меня был выбор, – фыркнула я.

– Он у тебя и сейчас есть.

Я повернулась к Кейелу, вновь сталкиваясь с его внимательным взглядом.

– И ты бы меня не… – Может, не догадался шантажировать? – не важно. В конце концов, теперь мне тоже жить в Фадрагосе. Так как мне узнать тайну?

– Не знаю, – отвернулся он, сжав перила. – Я думал, она будет в библиотеке, в каком‑нибудь тайнике, но ошибся.

– У Аклен’Ил? – предположила я.

– Не нашли… – задумчиво протянул он.

– Айвин помогает тебе? – изумление накрыло с головой.

Кейел пожал плечами, кинув в мою сторону беглый взгляд.

– Она же не ты.

– Я ведь согласилась помочь, – с укором заметила я.

Кейел опять пожал плечами. И понимай его, как хочешь.

– Может, есть что‑то еще во дворце. Какой‑нибудь храм в подвалах, но там я тоже ничего не нашел. Этой ночью собираюсь к местному священному водопаду. Быть может…

– Хранилище, – осенила догадка.

– Какое? – склонил голову набок Кейел; его глаза заинтересованно блеснули.

– Недалеко от библиотеки есть хранилище, но туда мы не войдем. Там допуск небесных. В смысле, – легонько хлопнула по метке любовницы, – метка небесных нужна. Или разрешение небесного. Волтуара просить, наверное, опасно…

– Не вздумай, – холодно отрезал Вольный, уже пристально глядя перед собой. – Никто не должен узнать. Пусть и Айвин не знает, что ты помогаешь мне. Я дам тебе амулет. С его помощью, ты сможешь поймать несколько духов, которые питают силу метки небесных. И еще артефакт – он запомнит все символы.

– И как мне… – растерялась я.

– Усыпишь Волтуара, если боишься. Он ведь приходит к тебе ночами. И амулет, и артефакт все делают безболезненно, твой драгоценный шан’ниэрд не проснется. Поднесешь их к его метке, подождешь немного.

– Немного это сколько? – я старалась скрыть раздражение в голосе.

– Точно не скажу, – прищурившись, качнулся Кейел. – Мне хватило нашей с тобой первой беседы.

Я поморщилась, с трудом сдерживаясь, чтобы не посмотреть осуждающе на Вольного. А он как ни в чем не бывало продолжил говорить:

– Но ты‑то под зельем желания, отвлечь легко, а с Волтуаром не будем рисковать. Свари сонное зелье покрепче, ты же алхимик. Кстати, о зелье желания. Почему ты сегодня…

– Кейел! – полушепотом грозно перебила его, поднимая голову, чтобы видеть бессовестные глаза. – Что между нами?

Он долго молчал, растерянно разглядывая меня, а потом огорошил ответом:

– Ничего. Наверное…

– Ты мне признался, когда в реку…

– Забудь, – поморщился, отворачиваясь и убирая волосы за ухо. – Я ведь сказал потом, чтобы ты обо всем забыла.

– И в коридоре беседа… – тоже отвернулась, чтобы не видеть его лица. – Опять обман?

– Нет.

– Ты сказал, что я тебе и даром не нужна.

– Злопамятная, – обозвал он, но как‑то обреченно. – Немного соврал.

– Тогда…

– Аня, что тебе ответить? – повернулся в мою сторону.

Я подняла подбородок повыше и сказала:

– Просто понять тебя пытаюсь. Мне тоже кажется, что мы с тобой этот этап знакомства проходили. Не будем говорить о случае с Фаррдом, но ты и без этого равнодушно подсовывал меня Ромиару, чтобы приблизиться к своей цели. Сейчас история повторяется, но с Волтуаром. И я, как многие, понять не могу: кто я для тебя, и что между нами.

– Равнодушно, – протянул Кейел, будто выцепил лишь одно слово из моего высказывания. Он оттолкнулся от перил, медленно отступил, тихо проговаривая: – Я к Айвин. Не вздумай приносить мне фрукты, я не голоден. Да и пирожки тут готовят невкусные.

Он прошел пару метров, остановился и оглянулся, напоминая:

– Я принесу артефакт с амулетом.

Глава 16. В тихом омуте…

Ближе к закату Кейел нашел меня в парке. Он быстро передал мне крохотный круглый флакон, уместившийся в ладони, словно ягода крыжовника, а следом стеклянную треугольную пластинку с железной каймой. Я сразу же спрятала треугольник за пояс вечернего платья, а флакон пришлось прятать в кулаке, невинно приподнимая подол. Мы разошлись безмолвно, но до этого несколько секунд Кейел смотрел на меня так, будто вот‑вот должен был сказать что‑то важное для нас обоих. Нужное нам двоим. А может, мне просто хотелось в это верить…

В комнате я позволила себе подробнее рассмотреть амулет и артефакт. Что из этого являлось амулетом, а что артефактом, не разобралась, как и не знала, в чем отличия. Стекло флакона казалось мутным, будто с серыми разводами, которые лучше проглядывались на свету. Зато стекло пластинки было абсолютно прозрачным, а по железной кайме тянулась вязь символов. Небольшая плетенная корзинка, в которой всегда лежали красиво сложенные салфетки, стояла на тумбочке. Именно под салфетками я и спрятала важные для задания вещи. Сонное зелье для Волтуара решила использовать тоже, что пила сама: безопасное, безвкусное, а в сон клонит так, будто очень сильно устал. И пока голова не коснется подушки, зелье словно и не действует вовсе. С делом, изматывающим остатки совести, хотелось разобраться как можно скорее. Вот только мне определенно не везло…

Волтуар и Акеон не появились на ужине. Несколько раз я порывалась прикоснуться к метке, но не была уверена, что Волтуар бросит все дела и прибежит ко мне. А если позовет в кабинет, то что ему говорить? Вспоминая однорукого гелдова, совсем не хотелось отвлекать правителей. И это желание заставляло еще раз взвесить свои возможности и риски… Один день, если я поверну время вспять, для меня ничего не решит, а вот если не осилю, то рискую чьим‑то благополучием. Я все еще ненавидела Фадрагос, но почему‑то думая о нем, вспоминала Роми и его «подсказку». «Они могут быть добры…». Жители Фадрагоса не виноваты, что я по невообразимой случайности очутилась в их мире.

Глубокой ночью меня потревожил Волтуар, но едва ли пытался растормошить. Сквозь пелену сна я запомнила, как он сидел рядом со мной, о чем‑то еле слышно говорил, гладя мою щеку тыльной стороной ладони. Кажется, он просил прощения, что не сумел уделить мне внимания, а еще признавался в любви. Наутро я старалась относится к этому, как к кошмарному сну, – как можно скорее забыть.

На завтрак никто из правителей не явился, чему я втайне порадовалась. Но Кейел быстро испортил настроение и аппетит, часто целуя Айвин, нежно улыбаясь ей и заботливо ухаживая за ней. Зато благодаря ему, я поняла, что решиться на задуманное будет гораздо проще. Злость буквально толкала на разрушение.

Возвращение Ромиара из города я ждала с нетерпением. Зажав под мышкой книгу с рецептами зелий, бродила по дорожке, пролегающей под высокой дворцовой стеной, и часто смотрела на небольшие ворота, безжалостно уничтожая бутон садовой розы. Кожу на пальцах пропитал сок шипастого цветка, и я кривилась от стойкого запаха, но продолжала отрывать, скатывать и мять тонкие лепестки, превращая их в кашу. Сегодня зелье желания прекратило действовать, а при воспоминаниях о Кейеле… о нас… внутри меня все равно все переворачивалось. Я будто видела нас со стороны, и почему‑то в самых ярких моментах не я грелась в руках Вольного – Айвин была на моем месте. Дурно становилось, представляя их. Но болезненней всего оказались воспоминания нашего пути к деревеньке у Края: камушек, который мы пинали, пасуя друг другу; беззаботная беседа о веселых происшествиях наших жизней; щекотки, шутливые толкания – ребячество… Почему‑то мне отчаянно не хотелось, чтобы Кейел вел себя так же с Айвин.

Вообще ни с кем, кроме меня.

Когда Ромиара впустила стража, я сорвалась с места к нему. Он даже не посмотрел в мою сторону, лениво проговорив:

– Сумка тяжелая. – И любезно предложил: – Могу отдать.

Я промолчала, просто зашагав рядом. Хотела спросить: скучает ли он по Елрех, но передумала. Во‑первых, больше не стремилась сблизиться с ним; во‑вторых, была уверена, что скучает, и я только надавлю на больное своим вопросом.

В полном безмолвии мы добрались до домика, который выделили мне под алхимию. Дверь скрипнула, впуская нас в душное, тесное помещение, пропитанное пылью и затхлостью. Я кинула книгу на угол полированного стола, испещренного старыми царапинами, и она накрыла прожженные пятна. Под подошвой сандалий хрустнул уголек, рассыпаясь в черный песок.

– Вот же… – поморщилась я, осторожно приподнимая ногу.

– Зачем тебе табак и парцимия? – поинтересовался Ромиар, опуская тяжелую сумку на стол.

Старые резные ножки нехорошо простонали под весом, и я заволновалась за сохранность своих вещей. Обычные склянки и колбы – еще ерунда, а вот эксикатор хранил в себе пыльцу ночной духоловки, да и колбу из огненного кварца пришлось заказывать и ждать, когда ее привезут из Обители гильдий – только там и нашли. Упадет все – придется ждать, когда Ромиар купит новый алхимический инструментарий.

– Хочу сварить сложное зелье. Карьерный рост лишним не будет, – пробормотала я.

Стол выстоял. Вот только я все равно поспешила к нему, осторожно подняла эксикатор и перенесла на подоконник крохотного окошка. Опрометчиво подула на его неприглядную серость и отшатнулась от плотного облака, взмывшего перед самым носом. Я еще дважды дунула на танцующую в воздухе пыль. Неужели верю, что она осядет? Уступила в этой борьбе и отправилась ко второму окошку, где поставила емкость прямо на пыльную поверхность. Двумя пальцами сдвинула желтоватые занавески, скрывая в легкой тени ценный ингредиент от палящего солнца. Обернулась и замерла от испуга.

Ромиар открыл книгу на закладке и, не опуская подбородка, равнодушно бегал взглядом по строкам выбранного мною рецепта. Я сорвалась с места, в два шага сократила расстояние между нами и захлопнула книгу. Небрежно переложила ее на полку громоздкого шкафа.

– Будет больно, – резюмировал Ромиар за спиной.

Я подошла к лавке, зачерпнула порошок и окунула руки в стоящую рядом миску с водой. Тщательно вымывая ладони, произнесла:

– Я не собираюсь пить зелье. Просто учусь.

Ромиар еще какое‑то время угнетал пристальным взглядом, а затем оставил меня одну.

«Его мать появилась в деревне на поздних сроках, о муже ее никто не слышал, из какой гильдии была тоже неизвестно. Местные предполагали, что изнасиловали девушку, и она скрывалась»…

Рассказ Волтуара подбадривал. Я все делаю правильно.

Тяжелая парцимия – токсичная ягода зеленого цвета, – была размером с дыню. Твердую шкуру пришлось отбивать молоточком, а пилить ягоду на лавке. Эвкалипт, размятый в ступке, стоял рядом, нейтрализуя токсин в воздухе. Деревянной ложкой я выскребла с мягкой сердцевины, напоминающей по виду персик, серый комок косточек. Его сразу же закрыла в склянке плотной крышкой и поставила на стол. Колба уже висела в конструкции, заменяющую тут спиртовку, а огненные духи лизали стеклянное дно. Вытяжка чистотела смешивалась с толченными корнями ассбина – хищного цветка, – загустевала, медленно перенимая фиолетовый окрас, и едва слышно булькала. Свежие листья табака я переложила в миску. Вытащила из сумки кулек из листьев ледяного острокола. Слизь, напоминающая нефть, испачкала их, пропитала. Черное сердце ритхиды – нечисти, предпочитающей в рацион детей, заблудившихся в лесу, – воняло тошнотворной сладостью. Я положила его в миску и поспешила помыть руки от черноты. Вернулась и сразу же потянулась к мешочку с морской солью.

Дверь бухнула – я подпрыгнула на месте, рассыпая соль по полу, по столу, по подготовленным ингридиентам. Чертыхнулась, бросившись спасать драгоценное сердце, но до меня дошло, что произошло. Я замерла. Дышать перестала.

Кейел заслонял дверной проем, лениво оглядывая мою тесную лабораторию. Налюбовался вдоволь, по‑хозяйски подошел к столу, посмотрел на открытую страницу книги, затем на заготовки под зелье.

– Ну, привет, Асфи, – тихо произнес он.

Я сглотнула, постаралась унять дрожь в руках и напомнила:

– Так виделись уже на…

Договорить не успела. Стол скрипнул, отлетел к стене. Я зажмурилась, втянув голову в плечи и прижимая руки к груди. Громкий треск и звон бьющегося стекла оглушили, окончательно испугали. А затем наступила леденящая душу тишина. Я медленно открыла глаза. Кейел стоял слишком близко: челюсти стиснуты так, что желваки ходят, губы поджаты, а взгляд внимательно изучает мое лицо.

Попала?..

Осколки окрасились в фиолетовую тягучую смесь, разлитую кляксами по немытому полу. Стена заляпана ровным темным мазком. Миска с сердцем нечисти опрокинута вверх дном у входа. Ножка стола не выдержала – раскололась острой трещиной, а сам стол, перекошенный, перевернут и, углом зацепившись за стену, так и не коснулся пола. Под ним виднелась сумка, залитая зельями, битое стекло и сор, который недавно считался ингредиентами.

А еще соль рассыпана.

Наверняка к ссоре…

– И как далеко ты готова зайти, чтобы сохранить свое положение? – спросил Кейел, глядя мне в глаза. И скривившись, прорычал: – Идиотка! Решила, что Волтуар не узнал бы, почему ты не можешь стать матерью?! Думай, что делаешь, Асфи!

Он потянулся ко мне, но не схватил за руки, сжал кулаки и опустил. Тише продолжил говорить:

– Я не помешаю твоей жизни. У Вольных не может быть детей, пока они не завершат миссию. Духи не позволяют. И если это так важно – я не притронусь к тебе больше.

Морская соль… К чему?

Наверное, утоплюсь в едких слезах…

Я не знала, что хочу сказать ему. От страха голова кружилась, а в висках пульсировало. Я забылась и готова была признаться во всем:

– Кейел, ты не понимаешь…

– Мне плевать! – подался он на меня, ударяя ладонями в шкаф. За спиной что‑то задребезжало. Дыхание Вольного коснулось губ, волосы упали на лицо. Он уперся в шкаф, в его глазах плескалась ненависть, которую я уже видела у алтаря Возмездия. Сглотнул, несколько раз глубоко вдохнул, а затем твердо произнес: – Я запрещаю тебе появляться тут до приезда Елрех. Ослушаешься, и я прикажу беловолосому засранцу убить бесценную эльфийку. Как думаешь: он успеет выполнить приказ, или духи, которым он служит, растерзают его быстрее?

Он оттолкнулся, но мгновенно склонился ко мне снова, приблизился губами к моим губам, и в итоге – скривился и все же отступил, резко отворачиваясь. Уходил не оглядываясь, оставляя меня в абсолютной растерянности. Руки и ноги тряслись, а сердце все еще колотилось в панике.

Я сидела на пороге домика, обнимая ноги, и думала о случившемся. Без слез. Кажется, давно наплакалась, чтобы теперь что‑то могло меня настолько зацепить. Солнце припекало в голову, чем, видимо, мешало осмыслению ситуации. Значит, Кейел новой меткой подчинил Ромиара. Ив знала об этом. Почему они не рассказали мне? Возможно, Кейел приказал молчать. Ромиару точно было бы все равно, что я делаю с собой и своей жизнью, но он все‑таки рассказал обо всем Кейелу. Почему? Если только…

Я вскочила и направилась во дворец.

В кабинете Аклен’Ил моему приходу уже не удивились. А вот Ромиар выглядел недовольным, увидев меня на пороге. Я навалилась спиной на стену, скрестив руки на груди, и ждала, когда ребята сами во всем признаются. Роми прислонился плечом к стене рядом со мной и смотрел на Ив. Неужели она за двоих отдуваться будет? Ив одернула подол светло‑голубого платья, откинула толстую черную косу за спину и дернула ушками.

– Так и будем молчать, или признаетесь? – не выдержала я.

– Задавай вопросы, – сказал Роми так, будто подсказывал.

Я не растерялась, ни на секунду не замешкалась. Вопросов была тьма‑тьмущая, только и задавай!

– Вы сотрудничаете с Кейелом? Ты все рассказывал ему обо мне? Зачем?

– Мы держались от тебя как можно дальше, – заговорила Ив, поиграв плечиками, будто от холода. Пожевала очерченными губами, чуть помявшись, а когда Роми кивнул ей, продолжила: – Роми не может ослушаться прямых приказов Кейела. Каждый приказ отнимает часть рисунка, и мы просто ждем, когда сможем освободиться.

– Что он приказывал вам? – изогнула я бровь.

– Асфирель, извини, – протянула Ив, но я стойко удерживала оскорбленную гримасу. Эльфийка шумно выдохнула и, снова ждала кивка Вольного. – Приказал не мешаться у него под ногами, тебе ничего не говорить, а ему… Мы не все ему рассказывали о тебе. Только то, что узнавали с момента приезда Кейела. На прошлое приказ не распространялся, – поспешно заверила, глянув мне в глаза. – Но он рассчитывал, что ты можешь случайно узнать что‑нибудь о сокровищнице и…

Замолчала, когда Ромиар покачал головой, прикоснувшись к груди. По моей спине прокатился озноб.

– Мы всячески сторонились тебя в последнее время, – закончила она.

– Он знает, что мы ищем?

– Не совсем, – нахмурилась Ив, и, не сводя настороженного взгляда с Роми, медленно протягивала: – Он думает, что ты тут из‑за Волтуара и светлых перспектив. А я сказала ему, что не прочь найти сокровищницу.

– Ты заключила с ним сделку?! – прошипела я.

Ромиар ударил хвостом по стене, с опаской оглядываясь на дверь кабинета Аклен’Ил.

– А почему нет? – виновато посмотрела на меня Ив.

– Потому что ты уже заключила ее со мной, – прошептала я, оттолкнувшись от стены и сжимая кулаки. Нет, этот аргумент для исследовательницы не будет являться аргументом… – А если он плохой? Если его духи хотят уничтожить Фадрагос?

– Судьи видят больше, Асфи, – насупилась она. – Они не увидели в нем ничего плохого. Мы ошиблись насчет него.

Бесполезно! Она, видимо, даже метку уже не воспринимает чем‑то нехорошим. Радоваться надо, что еще обо мне почему‑то умолчала… Или это не ее заслуга, а Ромиара? Я прищурилась, глянув на него, – он фыркнул и отвернулся.

– Почему ты рассказал ему?

Все так же рассматривая стену, он ответил:

– Метка жгла. Не знаю, что между вами недавно произошло, но он потребовал рассказывать о тебе все: куда ты ходишь, чем занимаешься, интересуешься и… Сказал, что он хочетзнать о тебе абсолютно все, что может показаться важным. Метка сообщает мне, что важно, и в какой степени, – поморщился, почесав грудь.

– И вы избегали меня, чтобы ничего ему не рассказывать? – поинтересовалась я, снова скрестив руки на груди. – Сидели тихо, внимание мое не привлекали…

– Ограничивающего приказа не было, – пояснил Ромиар.

– Выходит, воспользовались лазейкой? Спасибо, – произнесла я, выдавив из себя скупую улыбку. – А сейчас вы не нарушили приказ, рассказывая обо всем мне?

– Не обо всем, – тряхнул он белыми волосами. – Но об остальном и не сможем. Только если он раскроет тебе секрет, и ты будешь задавать точные вопросы.

Я задумалась, а уже через секунду спросила:

– Я знаю, что ему кто‑то помогал шпионить у Аклен’Ил: вы или Айвин?

Ребята переглянулись, Роми словно прислушался к себе, а затем кивнул.

– Мы помогали немного, – ответила Ив. – Об участии Айвин ничего не знаем. Может быть, она тоже замешана.

– Он не отчитывается перед нами, – перебил Роми, проявляя щедрость на слова. – Приходит к нам вечерами, приказывает, требует ответов, а затем уходит. Я понятия не имею, чем все закончится, но точно знаю: я убью его, как только у меня появится возможность, и не посмотрю на оправдание судий.

– Роми! – шикнула Ив.

Я не собиралась обсуждать с ними собственные выводы, поэтому отправилась в комнату. Вот только дойти не успела. Меня ухватили за плечо и потянули в сторону. Испуг быстро прошел, когда я увидела белый затылок Роми. Мы вышли на один из балконов в коридоре, где Вольный встал ровно у стены и прокрутил в пальцах дротик. Отыскав свободное место среди вьющихся цветов, я вцепилась в перила.

– Не думал, что мне придется обращаться к тебе с просьбой, – прикрыл он желтые глаза, потирая переносицу. – Для всех будет лучше, если ты не станешь больше говорить с Ив.

– С тобой можно, а с ней нет? – удивилась я.

– Всякий приказ можно трактовать по‑своему – я стараюсь пользоваться всем, но Ив глупа.

– Наивна и прямолинейна, – поправила я, – а ты скользкий и изворотливый.

– Мне безразлично, что ты думаешь обо мне, – отмахнулся он, чуть оскалившись. – Северный ублюдок понял, что из меня трудно что‑то вытянуть. Если только не такое, как сегодня, – кивнул в сторону домика, а затем, на удивление, стал жаловаться: – Он угрожает Ив в обход меня, а она даже не понимает, чем отличается помощь от исполнения приказов. Считает, что мы при любом раскладе помогаем ему спасти мир. Я, к примеру, до сих пор не знаю, что он искал у Аклен’Ил. У Ив не спрашиваю – он запретил.

– Он искал…

– Не надо, – перебил, выставляя руку перед собой. – Метка жжется. Мне придется идти к нему и признаваться.

– Ты ведь не все скажешь ему? Мы с тобой…

– Меньше слов, – снова оборвал мое высказывание. – Меньше слов, если не хочешь, чтобы тебя предали. И поблагодаришь Елрех за это. Только ее и благодари, – гораздо тише добавил, направившись обратно в коридор.

Я сидела на диване в своей комнате, потягивала прохладный фруктовый сок и, стараясь отойти после круговерти событий, ждала, когда духи позовут меня на обед. В голове жужжал рой мыслей и вопросов.

Не страшно, что Кейел разрушил мои планы своим недобродушным визитом. Это меня почему‑то заботило меньше всего, а если совсем уж честно, то в глубине души, я чувствовала к нему благодарность за… заботу? Что это было за неясное проявление эмоций с его стороны? Впрочем, не это сейчас важно, а то, что Елрех – мудрая, а я ее мудрость поняла только тогда, когда уже вляпалась по самое не хочу. Говорила она мне: если начну искать сокровищницу, то доверять вообще никому нельзя будет. А еще не зря она всех сторонится… Тут вообще никому доверять нельзя!

Волтуар меня любит, но ему не пожалуешься и ни в чем не признаешься. Ив верить однозначно нельзя. И не потому, что она злая и коварная, а потому, что простодушная. Ромиар вот вроде бы надежды подает, когда на горизонте появляется общий враг, но и ему верить точно нельзя. Хорошо еще, что ребята не знают правду о даре реки Истины. Значит, если Кейел спрашивал у них, то они отрицали, что у меня появились последствия. Только Елрех можно доверять, но вдруг Кейел и до нее доберется?

– Асфирель.

Я подняла голову, а после сразу вскочила. Сцепила руки за спиной и опустила глаза.

– Почтенный.

В душе все натягивалось до предела, пока Волтуар медленно подходил. С каждым услышанным шагом хотелось скривиться, выставить руки перед собой и попросить не приближаться ко мне.

– До рассвета нас не потревожат. Предлагаю не выходить из твоей комнаты.

Касание его рук даже дружелюбно не воспринималось. В тягость.

– Мы будто давно не виделись, – мимолетный взгляд выхватил коробочку с салфетками.

– Я скучал.

Поцелуй в шею скользил мерзкой прохладой. Захотелось оттолкнуть правителя.

– Я проголодалась.

Высказывание получилось звонким, и я растерянно улыбнулась, глядя в змеиные глаза. Руки дрожали, тянулись вытереть следы моего позора.

– Тогда прикажем, чтобы обед подали сейчас, – легко согласился Волтуар и снова склонился ко мне. Легкий поцелуй в плечо ужалил даже через ткань платья.

Пока ждали слуг, Волтуара позвал Акеон. Их полушепот я, как ни старалась, не могла разобрать. Решимость во мне боролась с жалостью к себе, но я не позволяла себе даже в мыслях отступиться от планов.

Ароматы смешались с цветочным запахом, наконец‑то, заглушили его. На маленьком столе едва помещались две порции. Супница с густым грибным супом стояла в центре. Мягкие свежие лепешки были наломаны кусками и лежали в корзинке. Два салата: острый, теплый со стручковой фасолью и свежий из местных овощей, заправленный кисло‑сладким соусом. Между рыбой и мясом нутрии я без раздумий выбрала второе – уж больно въелись в память черви, которыми тут кормили рыбу. Блюдо с холодными закусками примостилось на краю стола, а пирожные и куски медового пирога под шоколадом разместились на тумбочке. Белый заварочный чайник, с мелкими синими цветочками на дутых боках, поставили на трельяж. Туда же втиснули графин с фруктовым соком и две бутылки вина: белое и красное.

Волтуар отпустил слуг и подошел к трельяжу. Прозрачный, с золотой каймой бокал медленно заполнялся красным вином. Я сидела на диване и ждала, когда правитель займет место напротив меня. Вот только он выбрал не кресло, а диван, расположившись рядом. Поцеловал в висок и пожелал приятного аппетита.

Мы ели молча, и я, как могла, тянула время. Мягкое вино казалось терпким, невкусным, но я выпила первый бокал, еще не успев попробовать запеченного мяса. Волтуар отвлекся и снова заполнил мой бокал. Когда я уже откровенно давилась сладковатым пюре из местного овоща, вкрадчивый вопрос разрезал тишину, разбил остатки спокойствия:

– Асфирель, что произошло, пока меня не было?

Я отложила вилку, сделала очередной большой глоток вина и промокнула губы салфеткой.

– Ничего, – посмотрела на Волтуара. – Почему вы решили, будто что‑то произошло?

Он пристально смотрел на меня из‑под челки. Тоже отложил вилку и, взяв свой бокал с вином, медленно прислонился к спинке дивана. Его внимательный, неотрывный взгляд прожигал.

– Ты виделась с Вольным? Как, если я запретил тебе покидать комнату? И стража никого не видела, – покрутил бокал, чуть наклоняя, позволяя вину обволакивать хрупкие стенки почти до краев. Почти так же, как и мой страх, касался ледяным дыханием краев терпения и рассудка.

– И я тоже никого не видела, – показательно насупилась.

– Асфи, – мягче протянул Волтуар, – я ведь не пытаюсь уличить тебя. Обвинить… Всего лишь беспокоюсь о тебе.

– С чего вы взяли, что мы с ним виделись?

– Твое состояние, – краешками губ улыбнулся он. – Оно напомнило мне нашу встречу у мудрецов. В остальное время, несмотря на твои трудности с принятием нашего мира, я не замечал такую удрученность. У меня складывается ощущение, – снова пригубил вина, а после вздохнул тяжело, – что только Вольный оказывает на тебя такое сильное влияние.

– Вы ошибаетесь, – тоже налегла я на спинку кресла, сцепив руки в замок. – Мне просто…

Испуг прошел, и откуда‑то постепенно черпались спокойствие, сдержанность, рассудительность – непривычное хладнокровие. Я немного склонила голову к груди, прикрыла веки, чтобы ресницы спрятали глаза. Уголки губ и плечи опустились. Мне хотелось выразить скорбь. Получилось ли? И что это со мной?

– Я просто не привыкла без родных и близких. Иногда тоска скапливается.

Достаточно для правды?

– Надеюсь, что это так, – с легкой насмешкой сказал он.

Я нахмурилась, отвернулась, чуть приподняв подбородок и, глядя на светлый проем балкона, тихо уточнила:

– На что вы надеетесь, Волтуар? На то, что это и вправду тоска, а не влияние Вольного? Почему? – повернула к нему голову. Убедилась, что он хотя бы немного растерялся, и, снова отвернувшись, продолжила: – Я не могу вернуть тех, кого люблю. Не могу вернуться к ним. Это приносит вам облегчение?

Он молчал, а я чувствовала, как бледнею. Щеки холодели, а руки начинали мелко трястись. Игра давалась легче, нужные эмоции подхватывались из сказанных впустую слов, будто они в самом деле задевали за живое. Нет, где‑то в глубине души они, несомненно, влияли на меня, но не настолько, чтобы бледнеть и дрожать. Почему обманывать стало легче? Ответ, казалось, лежит на поверхности. Совсем рядом. Протяни руку, ухвати, но…

– Асфирель, ты неправильно поняла, – наконец‑то, сказал Волтуар.

– Второй смысл мне неприятен больше, – поспешно произнесла я, опасаясь, что он выкрутится. – Вы надеетесь, что не только Вольный способен оказывать на меня такое влияние? Вам тоже хочется запугать меня? Затравить? – Теперь и Волтуар немного побледнел – очередной глоток вина освободил бокал в его руках почти наполовину. Я не остановилась, все еще толком не понимая, чего хочу добиться. Перевести тему? Отвести подозрения? Защититься нападением. Еле слышно добавила: – Мне казалось, любовь – это не только ревность. Не только безумная слепота.

– Асфирель, – мягко улыбнулся Волтуар, быстро взяв себя в руки. – Я неправильно выразился.

Бокал с легким звоном коснулся стола. Коготки ласково провели по тонкому стеклу перед тем, как потянуться ко мне. Я позволила Волтуару обнять себя, но сама не обнимала, даже руки не расцепила.

– Я не хотел тебя обидеть, – проговорил он, дыханием пощекотав волосы на виске. – Я всего лишь надеюсь, что Вольный не приближался к тебе, пока меня не было. Если он тебя обидит, я почти ничего не смогу сделать ему. Ты понимаешь?

– Потому что его защищают судья?

– И поэтому тоже. Не забывай, он тут неспроста.

– И когда уже северяне приедут, чтобы он уехал? – полушепотом спросила я, словно теперь негодовала по этому поводу.

– С ними есть свои сложности. Северяне не хотят… – шумный выдох. – Асфирель, тебе ни к чему знать меня строгим. Запомни: ты не должна спрашивать обо всем, что мало‑мальски может касаться правления, – погладил мое плечо, прижав к себе крепче. – Недавно приезжали иллюзионисты, почему ты не пошла с другими на их выступление? Дариэль забыла сказать о них?

Какой резкий перевод темы. Можно попробовать переспросить о северянах, или лучше не стоит?

– Нет, – разжала я руки и заставила себя посмотреть на Волтуара. – Она не забыла, просто я не захотела.

– Опять просидела в библиотеке? В твоем мире так принято?

Он говорил вкрадчиво, словно убаюкивал маленького ребенка.

– В моем мире проще узнавать о законах. Хотя…

Так ли проще? Если переместить любого фадрагосца на Землю, как много ошибок он совершит? И какими будут эти ошибки? В мир, где нет духов. Спятит бедняга только от этого… Убьет кого‑нибудь лишь потому, что кто‑то позволил себе замахнуться, просто припугнуть. А потом будет недоумевать, за что его лишили свободы. Или будет осторожным и правильным с самого начала?

Волтуар тихо наблюдал за мной. Я вынырнула из задумчивости, виновато улыбнулась и поспешила продолжить:

– Мне многое неизвестно в Фадрагосе. Я боюсь совершить ошибку, но даже не знаю, что тут считается нормой, а что нет. Шаг влево, шаг вправо – и я виновата. Мне надоело наступать на грабли.

– Мы говорим об этом не в первый раз, – ласковый взгляд, наверное, согрел бы, если бы я не прекратила пить зелье, – но я не знаю, как быть в этой ситуации. Я не могу предупредить тебя обо всем. Пытаюсь, Асфирель. Однако это как говорить об очевидных вещах. Даже на лестнице можно оступиться. И спросить ты не можешь, потому что не представляешь, о чем спрашивать.

– Но попробовать можно, – подхватила я идею.

Волтуар бросил взгляд на кровать, но, видимо, передумал нарушать только наладившуюся мирную атмосферу. Снова поцеловал меня в макушку и согласился:

– Давай попробуем.

– Если…

Как спросить, прощают ли тут измены? Были ли такие случаи? Если затрону эту тему, то наверняка сама поселю сомнения в мысли Волтуара. Вдруг измены непростительны.

Нужно дождаться северян… Или узнать тайну, которую так ищет Кейел.

Кейел…

Он был воспитан северянами, знает соггоров настолько, что готов рассказывать о них правителям. Готов выступать послом между двумя сторонами. Сколько я смогу узнать у незнакомых северян, а сколько у знакомого Вольного? Не просто знакомого…

«Что между вами?», «Что у вас с ним?»…

Что же между нами, Кейел?

Кейел знает о даре. Знает, как он может указать путь к сокровищнице. Если снова попробовать сработаться с Вольным, то…

– Асфирель, тебе помочь придумать вопрос? – вклинился в мысли заботливый голос.

… сможешь ли ты, Асфи, обхитрить самого опытного лжеца?

– Это неудачная идея, – неуверенно ответила, глянув на Волтуара, – но я попробую. Обязательно попробую, но… не сегодня.

– Когда тебе будет удобно.

Нежные поцелуи в скулу, щеку, губы становились настойчивее. Я давила из себя улыбку, хаотично соображая, как действовать дальше. Главное, не кривиться. Не оскалиться и не оттолкнуть.

– Слуги должны убрать со стола, – пробормотала я, ухватившись за плечи Волтуара и нависая над диваном. – И пусть принесут фруктов.

Он остановился, обдавая жарким дыханием ключицы. Мимолетно коснулся губами шею, а затем прошептал:

– Ты права. Потом не будут отвлекать.

Он поднялся, тряхнув волосами, и направился к столу за камнем призыва. Я потянулась поправить платье; пальцы никак не могли подцепить бретельку и вернуть ее на плечо – не слушались. Мышцы лица болели от искусственной улыбки.

Если что, справлюсь и без зелья желания. Помню ведь, как это было… К сожалению, детально помню.

Как только в комнату вошли две эльфийки с пустыми подносами, я поднялась. Повезло, что Волтуар скрылся в ванной, иначе пришлось бы выдумывать что‑то еще.

– Графин оставьте, – ровным тоном приказала я. И в душе ничего не дрогнуло. – Принесите чистые стаканы и фрукты.

Ближайшая эльфийка кивнула, не смея смотреть на меня.

А когда‑то такое поведение смущало… Нужно бежать из Фадрагоса, пока не привыкла к этому миру.

Флакон с сонным зельем был вылит в графин за считанные секунды, пока я была в одиночестве. Если сумею напоить соком Волтуара до того, как он… как мы… На целый графин такой дозы мало, крепкий сон продлится не больше получаса, а потом все равно ничего не спасет. Я все же поморщилась.

Кем я вернусь домой, и сумеет ли время стереть все произошедшее из памяти? Хотя бы притупить…

Два полных стакана на столе. Наверное, хватило бы и половины одного, но лучше избежать подозрений. Как подать его Волтуару, чтобы он выпил?

И двух глотков достаточно…

Плеск воды прекратился.

Не раздумывая больше ни секунды, я до предела расслабила завязки платья, распустила волосы и, немного взлохмачивая их, подошла к столу. Волтуар вышел, вытирая лицо. Откинул полотенце на комод, улыбнулся и стал приближаться ко мне. Я тоже улыбнулась, немного склонив голову, а затем потянула завязки до конца. Неспешно стянула платье с плеч, позволяя ему соскользнуть к ногам. Стараясь двигаться изящно, переступила его, затем, обняв себя, скрывая грудь руками, подцепила платье носочком и откинула под стол. Надеюсь, красивые фильмы не врали, и это не выглядит глупо. Волтуар приостановился, но только на мгновение. Я подняла стакан. Когда теплые руки легли на мои бедра, сделала глоток. Облизала губы от сока, протягивая стакан Волтуару. Он сглотнул, неотрывно глядя на мое лицо.

Бери же!

– Волтуар, я… скучала, пока вас не было.

Взял. Не задумываясь, по‑прежнему не отрывая глаз от меня… Но взял. Жадные глотки, запрокинутая голова – пустой стакан.

Теперь ни в коем случае нельзя лечь раньше него.

Стакан, поставленный на край стола. Не упал, не разбился – уже хорошо. Лишние осколки ни к чему.

Глубокие поцелуи неприятны, объятия неудобны. Я выдержу.

Еще приближаясь к кровати, успела стянуть с Волтуара рубашку. Мешать не будет.

В последний момент сумела отстраниться, растянула улыбку пошире, погладив грудь безумно влюбленного мужчины, а затем легонько толкнула его на кровать. Он поддался, опустился на спину, облокотившись. Так не уснет. Я села на кровать, подтянула валик, позволяя Волтуару, устроиться с удобством. Упираясь руками по обе стороны от его головы, склонилась к нему.

– Асфирель… – прошептал он в мои губы.

Медленный, непрерывный поцелуй слабел, а затем Волтуар просто отключился.

– Аня, – прошептала я, будто себе напоминала.

Он точно спал. Крепко, но не беспробудно, поэтому двигаться приходилось осторожно и тихо. Метка на руке Волтуара была блеклой, едва заметной. Что первым подносить к ней? Выбрала треугольную пластинку. Удерживая двумя пальцами, приблизила ее к рисунку и стала ждать. Хмурилась, пока ничего не происходило, а потом вздрогнула. Пластинка лопнула – трещинки стали бесшумно расползаться по стеклу. Я испуганно смотрела на нее. Сломала? Кейел убьет меня! Спрятала пластинку обратно под салфетки, и решила все равно довести дело до конца. Может, ничего не сломалось, а так и должно быть. Круглый флакон на шнурке готова была убрать в любой момент, опасаясь, что и эта вещица покроется трещинами. Но нет, с ней ничего не происходило, а вот метка Волтуара чуть засияла голубым цветом. Первый крохотный дух и почти сразу второй сорвались с рисунка, сквозь стекло проникли в флакон. Стекло помутнело сильнее, а внутри застыли пойманные духи.

Справилась или нет?..

Надела платье и, улегшись под боком правителя, свернулась калачиком.

Волтуар будет плохо помнить, как уснул. И если все же спросит, покаюсь и признаюсь, что во мне проснулся алхимик. Разница между легким веселящим зельем, детской забавой, и сонным – всего лишь в одном ингредиенте. Скажу, что перепутала, понадеявшись на память.

Во всем и всегда виновата память…

Глава 17. Новые открытия

Отговорка с зельем прошла удачно, или Волтуар просто не хотел снова ставить наше взаимопонимание в шаткое положение. Теперь я в полной мере понимала, почему любовницам строго‑настрого запрещается говорить о политике. Влюбленный шан’ниэрд может пойти на поводу глупости, даже не потому, что лишен ума, а потому что не захочет видеть правду. Кажется, они просто не способны принять факт, что их возлюбленная может быть с чернотой внутри, с изъянами.

Однако совсем без последствий тоже не обошлось… Волтуар строго попросил меня не варить зелья, пока не вернется Елрех. Много ли я потеряла, после запрета Кейела?

Кейел… Вот с ним возникли небольшие сложности. Я думала, что мы сразу же отправимся расхищать сокровищницу, но все оказалось не так просто.

– Теперь нужно ждать несколько дней, чтобы артефакт заработал, – произнес он, выглядывая из‑за колонны.

Любовницы прошуршали юбками, пробежав мимо небольшого зала с музыкальным инструментом, вроде огромной арфы, и стульями. Мы свернули сюда в надежде, что нас никто не застукает. Я стояла рядом с Кейелом, спрятавшись за высокой вазой с пышными цветами. Думала, как заговорить о даре. Надо ли признаваться? Раньше я боялась, что Кейел убьет меня без разговоров, но теперь не была в этом уверена. Захочет ли воспользоваться мною, как проводником, или он уже настолько близко к разгадке, что справится самостоятельно? Получив артефакт и амулет, он только что не расхохотался от радости. И даже поблагодарить не забыл, бережно укладывая пропуск в хранилище по мешочкам.

– Покажи мне, где находится хранилище, – попросил он.

Попала…

Открыла рот, быстро соображая, как быть. Скажу ему, и тогда он не возьмет меня с собой. Попросить прямо, тогда могут возникнуть ненужные подозрения.

– Ой! – схватилась я за метку. – Волтуар зовет.

Я шагнула вперед, но Кейел преградил путь. Однако, как и обещал, не притронулся.

– Просто скажи в каком крыле искать, – хмурился он. – Дальше справлюсь сам.

– Оно там такое неприметное… Блин! – потерла метку.

– Блин? – сильнее нахмурился Кейел. – Возле кухни? Столовой?

– Да не этот блин, – скривилась я. – Нет, оно в другом месте, но, Кейел, метка совсем печет. Это что‑то срочное. У нас еще есть время. Я все тебе расскажу, но потом.

Ради игры поубедительнее, я и вправду отправилась к Волтуару в кабинет. И его обрадовала в этот день. Ведь пришлось сочинять, что я сильно соскучилась по нему.

Не знаю, о чем думал Кейел, прожигая меня нетерпеливым взглядом в столовой, но приблизиться к себе я ему не позволяла. Уходила с Волтуаром, гуляла с ним так часто, как никогда до этого. Терпела ночами, кажется, постепенно закаляясь… В то время, пока правитель был занят, я не отпускала от себя Дариэль и даже пару раз посетила местные выступления. С удовольствием послушала старого сказочника, удивляясь, что в Фадрагосе впервые встретила что‑то настолько светлое.

Гильдии сказочников считались низшими, им платили крохи, и может, именно поэтому для них были открыты двери почти повсюду. Девушки сидели на расстеленных покрывалах в скрытом дворе, куда однажды привел меня Ромиар. Мы слушали какие‑то детские истории о местной нечисти, об отважных героях, о любви, о том, как добро побеждает зло. Единственное отличие немного коробило: кто добрый, а кто злой все равно решали духи.

Как и говорил когда‑то Волтуар, любовницы одного правителя не общались с любовницами другого. Однако это не мешало им поддерживать высказывания, идеи и дополнять вопросы друг друга, просто обращаясь к рассказчику.

Наверное, многие назвали бы этих девушек восторженными дурами, но я завидовала им. Мне хотелось оказаться на их месте, смотреть на мир их глазами и относиться к нему так же.

Так дни следовали за днями. И я просто ждала, когда Кейел перехватит меня за руку, из кожи вон вылезет, но сумеет остаться со мной наедине. Именно в этом случае возрастала вероятность, что артефакты будут готовы, и мы, не откладывая в долгий ящик, вместе отправимся к хранилищу. Другие варианты я не готова была принять.

На очередном рассвете я привычно притворялась спящей, пока Волтуар нежно целовал меня в щеку. Он тихо поднялся, обошел кровать и подтянул одеяло на мое плечо. Щекотно погладил губы, и я едва удержалась, чтобы не почесать их. Одевался он быстро, а затем так же быстро уходил. Обычно я сразу же поднималась, вызывала Дариэль и начинала приводить себя в порядок. Но не сегодня…

– Почтенная, мне разрешили разбудить вас! Можно войти?

Я подскочила на кровати, прикрываясь одеялом. Чувства взметнулись, взорвались внутри, нахлынуло облегчение, а затем навалилась такая расслабленность, будто все это время я в самом деле ходила до предела напряженная. Горький ком подкатил к горлу, губы затряслись, руки задрожали. Я спустила ватные ноги на холодный пол. Плотная занавесь отодвинулась и в проеме показалась белая голова.

– Елрех, – прошептала я, вытирая слезы со щек и не понимая, почему плачу. Сейчас‑то почему?..

Она вошла, а я поднялась и, путаясь в одеяле, бросилась к ней. Крепко, крепко обняла и окончательно расплакалась.

– Ну‑ну, глупая человечка, – Елрех прижала меня к себе и, гладя по голове, спросила: – Духи с тобой! Чего разревелась, как разнеженная девица?

Когда плач превратился в обычное хлюпанье носом и икоту, Елрех сказала, что в коридоре стоит клетка с Кешой. Пока она искала место, куда поставить клетку со священной птицей, я оделась и умылась. Вернулась в комнату и посмотрела на важного белого голубя. Клетка хорошо встала на комоде.

– Почему так долго? – спросила я, снова обнимая фангру. – Как же я скучала по тебе.

Закрыла глаза, понимая, что и вправду ни по ком так не тосковала, как по ней.

– Почтенный не будет ревновать? Смотри ведь, выставит меня из дворца, – рассмеялась она. – Ему не в первой.

– Рассказывай, – отступила я, хлопая ее по плечам, разглядывая светлое платье, небрежно севшее на мускулистую фигуру. – Все рассказывай.

Во‑первых, порадовало, что Волтуар разрешил позавтракать в комнате с Елрех. Он словно предугадал мое состояние при встрече с согильдийкой. Во‑вторых, я уже не плакала, а глупо улыбалась, глядя в серые, нечеловеческие глаза, но при этом в душе, казалось, я готова променять общество многих людей на общество Елрех.

– Надо было отыскать новую священную птицу после того, как мы с Дриэном убедились, что ты испортила нашу. Теперь это не священная птица Аспидов, – качала она головой, глядя на клетку с укором, – теперь это твой Кеша.

– И где вы их ищете? – спросила у нее, крепко сжимая ее руки.

Не отпущу, никуда больше не отпущу! Она – единственный островок спокойствия и добра…

– Наивная Асфи, – улыбка стала шире, наполнилась задором. – Неужели ты тоже поверила, что птица будет гадить священным пометом?

Голубь словно понимал наш разговор: растопырил хвост, нагадил и заворковал.

Я затрясла головой, обдумывая все, что знала о Кеше.

– В каком смысле, Елрех? – округлила глаза. – Я помню, как алхимики прибегали в мастерскую, чтобы пинцетом аккуратно… Это не священная птица?!

Она рассмеялась, вытерла слезы, выступившие в уголках глаз.

– Главное, чтобы птица редко встречалась. Тогда убедить легче, что она священная. Те редкие зелья, в которые требуется помет, на продажу не идут. Их рецепты хранятся в строжайшей секретности в гильдии Аспидов, – она давилась смехом, пока я пыталась осознать услышанное. – И нужны они, чтобы молодой алхимик скорее раскрыл свой талант.

– Молодые ученики гильдии варят себе редкие зелья, которые не несут никакого эффекта, так? – догадалась я.

Елрех кивнула, откидывая густые волосы за спину и не сводя с меня веселого взгляда.

– Зачем?

Бедняг было жалко.

– Так Дриэн отучает их от жадности. Ведь главный успех алхимика – знать меру всему.

– Но вы ведь их всех кормите, поите… – я скривилась, посмотрев на воркующего Кешу.

– Встречаются те, кто не готов ради скорейшего успеха, жрать все, что им подсунут. Они проверяют древние архивы, переводят все редкие рецепты первых алхимиков Фадрагоса и Пламени Аспида, а затем идут ругаться к Дриэну. Таким истина открывается сразу же, и их начинают готовить к руководящим должностям гильдии.

– А как же испорченный помет, в котором обвиняли меня? – возмутилась я.

Елрех махнула рукой и объяснила:

– У них что‑то не получалось, и они искали себе оправдание. Ничего. Когда‑нибудь и до них дойдет, что все зависит от обычных стараний, тогда они и станут настоящими алхимиками.

– И как долго доходило до тебя?

– С первого дня поняла. Но такой полукровке, как я, никогда не стать верховной гильдии, – грустно улыбнулась она, но печаль быстро сменилась напускной строгостью. – А теперь ты рассказывай обо всем. Ромиар говорил о жутких вещах, Ив волнуется и стыдится. И Вольный… – нахмурилась. – С бесчестным человеком я еще не виделась, но собираюсь. Духи на его стороне, но они в любой момент могут отвернуться. Напомню ему, раз он забыл. И ты! Асфирель, чтобы ты делала, если бы он не остановил тебя вовремя?

– Елрех…

Я опустила голову. Все казалось таким логичным, но почему‑то глядя в глаза фангры, я не могла говорить об этом так же легко, как думала.

– Елрех, я хочу домой. Хочу жить, понимаешь? А тут… Тут я не живу, а просто существую.

Она сжала мое плечо, и я подняла глаза, встречаясь с ласковым взглядом.

– Глупая Асфирель, – тихо протянула она. – Мы живы, пока жива наша история. Вся жизнь – это воспоминания и мечты. Воспоминаний о Фадрагосе тебе уже должно хватить, чтобы заменить ими прошлое с Земли. Ты волочешь за собой мертвый груз, и он мешает тебе мечтать. Но выбирать тебе, – хлопнула меня по плечу и посмотрела на вход. – Я не ела с прошлого рассвета, готова мсита целиком проглотить! Почтенные всегда столько ждут свои завтраки?

После завтрака я рассказала ей абсолютно все, и морально готовилась увидеть отвращение на ее лице, но надеялась на лучшее. Это ведь Елрех…

Так себе аргумент, который с треском провалился.

Она оскалилась, глядя на кровать, – я не углублялась в подробности, описывая произошедшее.

– Чем думал Вольный? – шепотом зашипела она, безмерно удивляя. – А если это станет известно остальным? Тебя выставят из дворца!

– И только? – вскинула я брови и, не успев опомниться от облегчения, спросила: – А с Кейелом ничего не случится?

Ее глаза наполнились жалостью, она вздохнула устало и сказала:

– Я же говорила тебе, чтобы ты не дарила Вольному свое сердце. Он Вольный, Асфирель…

– Почтенная, к вам прибыл цирюльник! – донесся голос Дариэль из коридора.

Точно… Подготовка к праздничному вечеру, который состоится уже завтра. Елрех улыбнулась, поднимаясь с дивана, и сказала:

– Заглядывай в домик, когда освободишься.

– Спасибо тебе, Елрех. За все спасибо.

Меня долго мучили, сначала подстригая волосы, а затем перебирая прически, которые подошли бы моему наряду. Молодой эльф пытался соорудить какую‑то сложную конструкцию из тоненьких косичек, но я отказалась. Мне вообще не хотелось идти на какой‑либо праздник. Узнать бы подсказки и отыскать сокровищницу, а там махнуть домой. Только с Елрех попрощаться…

Когда здешний парикмахер остался довольным, соорудив высокую, но скромную прическу, улыбнулся и протянул мне флаконы с какими‑то маслами. Как только он ушел, я распустила волосы и отдала флаконы Дариэль.

– Проверь содержимое и убедись, что в них нет яда. – Пожала плечами, добавляя: – Или чего‑нибудь еще опасного, о чем я могу не подозревать.

– Как прикажете, почтенная.

Кажется, Дариэль уже привыкла к подобным просьбам от меня.

Я без промедления отправилась в домик к Елрех, но ее там не нашла. Думала сходить к Аклен’Ил, но поняла, что полукровку у них точно не стоит искать. Ромиара допустили к ним из‑за Ив, а у фангры весомой причины не было. Я улыбалась, двигаясь по узкой, разбитой дорожке, скрытой в густых зарослях цветущей азалии, к утесу, где мы с Елрех часто проводили время. И я угадала. Она действительно была там. Но не одна…

Кейел прислонился к дереву, скрестив руки на груди, и смотрел в сторону бескрайнего горизонта. Елрех стояла рядом с ним и сверлила его негодующим взглядом. Ветер играл их волосами и приносил мне разборчивые слова. Я приостановилась, вспоминая об артефакте и думая, не рано ли встречаться с Кейелом. Невольно засмотрелась, залюбовалась им…

Носки темных сапог немного запылились, черные брюки плотно прилегали к сильным стройным ногам. Белая свободная рубашка небрежно заправлена, не до конца застегнута, а рукава закатаны. Чуть склоненная голова, а волосы сегодня собраны в высокий хвост. Резкие черты лица, по обыкновению, заставляли меня затаить дыхание. Брови низко нависли над глазами, прибавляя суровости, делая взгляд немного… хищным? Птичьим. А под глазами залегшие тени не исчезли даже во время безопасного проживания во дворце. Впалая щека с правой стороны была чиста – без шрама, который устрашал левую. От прямого острого носа ложилась тень, дотягиваясь до жестких губ, сейчас недовольно поджатых. Челюсти Вольный стиснул так, что складывалось впечатление, будто ему противна Елрех. А может, разговор с ней?

– Ты мог навредить ей. Она и без того давно любит тебя.

Кейел фыркнул и даже негромко рассмеялся, склонив голову ниже. Я мгновенно отступила в тень кустов, вжалась в листву, не желая быть замеченной.

– Чего хохочешь, бессовестный человек? – дернула подбородком Елрех. – Я с первой встречи заметила, с каким интересом Асфирель смотрит на тебя. И ты тоже видел ее интерес и смущение. Не отрицай, Вольный!

– Ты не думала, что все в ее мире такие? – с насмешкой спросил он. – Чушь это, милая фангра.

– Ты просто Вольный, который…

– И что это меняет?! – повысил голос, нахмурившись сильнее. Спустя мгновение губы скривились в отвращении. Он посмотрел на Елрех исподлобья, а ветер едва донес озлобленный хриплый вопрос. – Любит?.. Она? Она испугалась, что может зачать от меня. И ей так важно остаться в этом золотом хлеву, – качнул головой в сторону дворца, – что она готова была избавиться даже от возможности подарить кому‑то жизнь! И ты все еще считаешь, что она любит меня?! Ты все еще в это веришь?

Елрех не шелохнулась. Стояла с приподнятым подбородком, тоже скрестив руки на груди, и морщилась. А вот у меня внутри все натянулось, сжималось… Ладони вспотели, и я, осторожно вытирая их о платье, старалась поймать каждый жест Кейела, каждую его интонацию, чтобы понять, чтобы… что? Что я хочу услышать от него?

– Дурак влюбленный! – бросила Елрех и отвернулась к горизонту.

Кейел менялся в лице: сначала удивился, а затем будто растерялся. Опустил руки, а после стал разглядывать пальцы, короткие ногти, словно видел грязь под ними.

– Не обманывайся, она никого не любит, кроме себя, – спокойно произнес он. – А у меня просто мало времени.

– Тогда уезжай! – звонко и отрывисто потребовала Елрех, насуплено посмотрев на него. – Уезжай сразу же, как только добудешь то, зачем приехал. Ты изматываешь ее, бесчестный человек! Разве не видишь, как ей плохо рядом с тобой? Зачем мучаешь, если не любишь? Для чего крадешь ее сердце, если все равно скоро умрешь?

– Не усложняй, Елрех, – поморщился Кейел. – Ей нравится со мной, и она давно знает, что Вольные гибнут. Что… – судорожно вздохнул, а после продолжил тише, неуверенно: – Она думает, что Айвин всерьез увлечена мною. Асфи в самом деле верит, что я проживу долго, и ищу себе жену?

– Она не понимает Фадрагос, – покачала головой Елрех. – И относится к тебе не так, как должна. У меня никогда не будет достойного будущего, но у нее есть все шансы. Не отбирай у девочки способность мечтать. Ты – Вольный. Тебе ли не знать, на что обрекаешь ее? Ты погибнешь, а она будет высматривать тебя в других мужчинах, но найдет ли?

– Я все равно не верю, – отмахнулся он, убирая волосы за уши, и настойчиво добавил: – Она не любит меня, иначе не рискнула бы мною на алтаре, не варила бы себе яд и не бежала бы к Волтуару, которого тоже не любит. Но я уеду. Как только все закончу тут, уеду.

Меня словно чем‑то тяжелым придавило, вдохнуть не позволяло. Я гнала все мысли из головы, чтобы она окончательно не закружилась от сумасшедшего вихря, родившегося из подслушанных слов. Да, мне неоднократно говорили, что Вольные не живут долго. И Ромиар успел напугать совсем недавно, напомнив об этом, но… Мозг отказывался воспринимать эту информацию за истину. Мало ли что говорят… Я зажмурилась, сжимая кулаки.

Не думай об этом, Аня. У вас с ним разные жизни, разные судьбы. Когда‑нибудь он и не вспомнит о тебе…

Последняя мысль обожгла липким холодом. Запах азалии показался приторным, а зеленые листья слишком насыщенными и яркими – переполненными жизнью.

– А я тебя искала! – дрогнувшим голосом воскликнула я, быстро выходя на открытую часть.

Больше не могла стоять в стороне. Больше не хотела становиться невольным свидетелем бесед, которые не предназначались мне.

– Привет, – поздоровалась с Кейелом, выдавливая из себя дружелюбную улыбку. Внутри все стягивалось плотным, удушливым узлом, сковывало движения – и мне казалось, что у меня не получается выглядеть естественной.

Вольный не сдвинулся с места, лишь кивнул приветствуя и, закусив нижнюю губу, отвернулся в сторону обрыва.

– Давно ты тут? – прямо спросила Елрех, даже не собираясь прятать злость. – Много успела подслушать?

Ну вот… Только приехала, а мы с ней уже готовы повздорить. Она бывает слишком прямолинейной, но я словно именно это качество и ценила в ней. А еще доброту, сострадание, силу и еще, еще, еще… Мне никогда не стать такой, как Елрех. Труслива и…«она никого не любит, кроме себя».

Ответить я не успела, Кейел оттолкнулся от дерева и приказал:

– Веди меня к хранилищу. Артефакт два дня простаивает. – Осуждающе глянул на Елрех и сказал: – Отчитать любимую человечку успеешь позже.

Да самого парка я с трудом успевала за Вольным, перескакивая разбитые участки дорожки и искусывая губы, чтобы не заговорить с ним. Мне удалось узнать многое из подслушанного разговора, но правильно ли я все поняла? Что означало высказывание: «у меня мало времени»? Он развлекается со мной, потому что его жизнь коротка, а я ему нравлюсь? Или Елрех права, обзывая его влюбленным дураком?

От последней мысли я едва не споткнулась, а во рту пересохло. Если бы Кейел влюбился в меня… Именно влюбился, или все же… любил, то я бы… Нельзя допускать мысли о том, чтобы остаться в Фадрагосе! Да и тогда придется искать спасение Кейелу, раз все Вольные умирают.

Как его спасти?.. Есть ли способ, чтобы защитить его? От кого? От опасностей, а может, от духов, которые ведут его. Может быть, Вольные так же слепо верят им, как шан’ниэрды любят своих избранниц. Что если Вольные всего лишь жертвы?

Не думай об этом, Аня! Чепуха какая! Он будет жить, он будет счастлив с Айвин. Смотри, какой он уверенный, какой сильный… Нет, лучше смотри под ноги!

– Иди первая, но скажи, куда прийти, – резко остановился Кейел перед широкой парковой аллеей. – Нас не должны увидеть рядом.

Я мгновенно остановилась и неосознанно отступила, все так же глядя в землю.

– Около библиотеки, – хотела произнести твердо, но лишь пролепетала.

Щеки разгорелись, будто я девочка, которая впервые приняла валентинку от одноклассника. Кейел сместился, пропуская меня, и я без заминки сорвалась с места, словно спасалась бегством. Думать, как выгляжу со стороны, совсем не хотелось.

Ни в парке, ни в коридорах дворца мне никто не повстречался. Возле нужного поворота, у винтовой лестницы в башне, прислонилась к стене и стала ждать Кейела. Мне еле удавалось напоминать себе, что нужно узнать тайну Аклен’Ил и запомнить ее. Мне нужно только это. Только это.

И все равно, когда Вольный шел по пустому коридору, не могла отвести глаз. С замиранием сердца отслеживала каждое его движение, прислушивалась к тихому шороху каждого шага. Он ненадолго остановился напротив, а затем молча направился к лестнице. Глубоко вдохнув, я шагнула за ним.

– Тут, – произнесла я, когда мы поднялись к нужной двери.

Кейел с легким прищуром посмотрел на нее, будто подозревал в обмане, а через миг откуда ни возьмись в длинных пальцах уже сверкнул серебристой гранью треугольник с растрескавшимся стеклом. Я стояла молча, опасаясь, что Кейел прогонит, если напомню о себе, но он сам нарушил тишину вопросом:

– Ты была внутри?

Я кивнула, а затем сообразила, что он не смотрит на меня, поэтому твердо произнесла:

– Да. А как этот артефакт работает? – решила поинтересоваться, чтобы отвлечься от лишних мыслей.

– Я предлагал тебе посмотреть, а ты отказалась. Теперь поздно.

Он шагнул к железной двери с пугающими заклепками и стал разглядывать круг символов.

– Не помню, – нахмурилась я, немного осмелев и тоже приблизившись.

Кейел поднес треугольник к кругу, чуть склоняясь, а затем повернул голову ко мне. Растерянность моментально вернулась, и я опустила глаза. Вольный хмыкнул, и тогда я взглянула на него из‑под ресниц. Он ведь понимает, что я все слышала… Поэтому так присматривается ко мне?

– Духи заполняют собой трещины, повторяют в них рисунок, стремясь к привычной форме. Если отыскать темный угол, и оставить там артефакт, а самим спрятаться, то они постараются вернуться к хозяину, но зачарованные рамки, не позволят. Тогда духи нарисуют узор на стене, надеясь, что небесный заметит свою метку. Я предлагал тебе посмотреть, возле библиотеки. В коридоре было темно, а чтобы спрятаться, достаточно было бы лечь на пол. Они боязливые, Асфи. Прямо как ты. Трусишка.

Отвернулся.

Сердце пропустило удар. Я сглотнула горький ком, открыла рот, но не успела ничего сказать, Кейел продолжил говорить, одной рукой снимая с шеи клык – по форме, как клык лиертахона, который я не снимала даже сейчас, когда носила платья и гордое сословие почтенных, но у Кейела он казался сделанным из ртути.

– Сейчас мы напугаем духов так, чтобы они попали на замок. Они нарисуют на нем метку, а он впитает их. Дверь откроется, артефакт освободится.

Кейел отступил, вытягивая руку. Я тоже на всякий случай отступила. Когда клык коснулся стекла, голубые светлячки пулей вылетели из него. Рисунок появился лишь на секунду, после чего Кейел толкнул дверь, и она бесшумно открылась. Трещины на стекле медленно исчезали.

– Выносить без метки небесных ничего нельзя, – неуверенно проговорила я, почему‑то вспомнив именно об этом.

Кейел усмехнулся, а затем широко улыбнулся.

– Ничего, кроме знаний, Аня. Ты не видела тут никакой таблички, скрижали с именами Аклен и Ил?

– Нет, – я обернулась, проверяя, чтобы по лестнице никто не поднимался, а затем испугалась, что Кейел прикажет мне сторожить, поэтому быстро добавила: – Но помогу найти.

Он кивнул, пропуская меня вперед. Гарпии, как и раньше, нависли над входом с обеих сторон, тьма клубилась по углам, собиралась в щелях, на полках высоких шкафов. Постамент, стоящий под ярким столпом света, был пуст – золотая книга все еще находилась в моем столе. Надо бы вернуть… Мы с Кейелом разбрелись по маленькой комнате. На полках прятались непотные фигурки, различных форм и из неизвестных мне материалов; стояли красивые шкатулки; лежали свитки: и стопками, и по одиночке, и даже под колпаком из толстогостекла; встречалось оружие, покрытое пылью, и многое другое. За очередным шкафом я увидела углубление в стене, а в нем висела табличка с выбитым текстом на общем языке.

«Наставление мудрецам Аклен’Ил.

И пусть духи будут благосклонны к Аклен и Ил!

Чтите их имена и тайну, отобравшую великую любовь и жизнь:

«И только зрячий дракон видит тернистый путь, проложенный собственной смертью».

Не забывайте!».

– Кейел, – тихо позвала я, вчитываясь снова и снова в написанное, – я нашла. Но кажется, что‑то не то нашла…

Кейел быстро подошел ко мне и нахмурившись шепотом прочитал:

– И только зрячий дракон видит тернистый путь, проложенный собственной смертью.

Прищурил один глаз.

Я была уверена, что тайна будет нести пользу, а получили мы… как будто новая загадка или…

– Бред какой‑то. И мы ради этого рисковали? – возмутилась я.

– Где ты увидела бред? – изумился он, разглядывая меня, как и впрямь ненормальную, а затем вздохнул, снова нахмурившись, и согласился: – Да, бред какой‑то… Пойдем отсюда.

Он так сказал, чтобы меня отвлечь от сокровищницы? Неужели такая тайна стоила того, чтобы убить любимого, а затем умереть самой? Тут явно было что‑то не так…

Мы вышли из хранилища, закрыли дверь. По кругу мгновенно прошлась голубая рябь, символы ненадолго засияли голубым, а затем потухли. Растерянный Кейел прошел мимо меня к лестнице, стал спускаться, вынуждая следовать за ним. Как узнать у него подробности?

И только зрячий дракон… тернистый путь… собственная смерть. Самоубийство Ил, или смерть Аклена? Еще бы не забыть эту тайну. Надо записать и спрятать запись.

Я задумалась, поэтому едва успела остановиться, чтобы не впечататься в спину Кейела. Он застыл прямо на лестнице, сжимая кулаки. Что опять происходит? Сердце сжалось от нехорошего предчувствия.

– Аня, ты… – еле слышно обратился Кейел, а затем медленно повернулся ко мне.

Он стоял на ступеньке ниже, поэтому я смотрела прямо ему в глаза – в них плескалась манящая нежность. Тепло от его тела ощущалось, согревало. Лицо напротив моего. На левую щеку падал тусклый свет, просачивающийся через узкое окно в башне. Изуродованное лицо. Мною изуродованное…

– Молчи о тайне, – криво усмехнулся он, проговорив явно не то, что хотел сказать. Я откуда‑то знала это, чувствовала. – У тебя могут возникнуть проблемы с правителями, если проболтаешься.

А я не удержалась. Потянулась к его щеке, хотела погладить. Рассказать о даре? Подходящий момент.

Кейел легким ударом оттолкнул мою руку, а его взгляд за секунду стал суровым, наполнился опасным холодом.

– И хватит играть со мной, как с псом на привязи, – выплюнул он прежде, чем быстро оставить меня одну. Обомлевшую.

Глава 18. Правитель. Эпизод первый

Еще на закате во дворце начались перемены. Горожане шли нескончаемой вереницей, разбредались по территории, занимали рабочие места: кулинары – по кухням; строители, инженеры, садовники – к сладам; художники – в торжественный зал.

Поутру я не узнала дворец. Казалось, сюда с рассветом съехались мастера всех гильдий Цветущего плато. Прямо в парке раскинулись шатры, соревнуясь по красоте и оригинальности, но при этом гармонично вписывающиеся в общий стиль. Пышные кусты были острижены, крепко сплетены, умело изогнуты – и так напоминали изгородь из животных. Птица, раскинувшая крылья из густой, мелкой листвы, удерживала в клюве синие цветы. Рядом с ней прилег волк из белых роз. Чуть дальше возвышался гигантский медведь из нескольких плотно растущих кустов жасмина. Среди опасных хищников застыли, словно пойманные в вечном мгновении, крылатые зайцы из милых ромашек.

Завтрак подали в комнату и сообщили, что с обедом будет также. Поэтому наспех перекусив, я сразу же нацелилась на прогулку в парк. Хотелось рассмотреть ярмарку поближе.

– Куда же вы, почтенная? – остановила Дариэль.

Сегодня эльфиорка выглядела наряднее обычного: светлое платье с яркой вышивкой, а в темной косе мелкой россыпью красовались белые цветочки. Дариэль приветливо улыбнулась и направилась к одежде.

– Вам нужно переодеться в праздничное платье. Сегодня дворцовые ворота открыты для всех. Великий праздник.

– Прямо‑таки для всех? – последовала я за ней.

– Стража не пропустит только низших. Наденьте это, – протянула она нечто воздушное, кремовое.

Бретельки толщиной в палец сверкали мелким бисером, на скромном вырезе тянулась такая же мерцающая кайма. Широкий пояс лег на ребра, под самой грудью, собирая складки ниже. Подол не касался пола, но скрывал щиколотки. Я обулась в сандалии, идущие в комплекте с платьем, а затем без возражений приняла от Дариэль выбранные ею украшения: бусы из ракушек, аналогичный браслет и несколько тонких колечек. Покорно ждала, когда она доплетет мне косу, очень похожую на те, что Светка называла французскими. Бежевые бутоны цветов для прически Дариэль брала прямо с ваз, стоящих в комнате.

А затем я, наконец‑то, вырвалась на свободу.

В пустых, но украшенных желтыми гирляндами цветов, коридорах гулко отдавались мои шаги. Совсем безлюдно… И так до самого входа, куда, как казалось, согнали всю стражу. Внутрь никого не пускали, да и никто особо не стремился. Я вышла на крыльцо и втянула утренний, еще прохладный, воздух. Улыбнулась.

Одна аллея выделялась ярко желтыми красками, абсолютно пустовала, строго охранялась стражей и вела не к привычному входу, а куда‑то дальше, туда, где чаще встречались парковые беседки. Там же широкие ступени уводили высоко к очередному входу во дворец, но обычно закрытому. Видимо, те двери отворялись только по праздникам. Я брела среди шатров, рассматривая прилавки и горожан в красивых нарядах. Прислушивалась к разным голосам певцов, рассказчиков, удивлялась звучаниям незнакомых инструментов. Обращала внимание на стражу, застывшую чуть ли не на каждом повороте. Радушно улыбалась продавцам, протягивающим угощения для милой почтенной, и вежливо отказывалась. Дорога к домику ребят превратилась в самую настоящую ярмарку, выйти из которой мне так и не удалось.

– Асфирель! – окликнула Айвин.

Я остановилась и обернулась, мгновенно холодея. Кейел вел Айвин под ручку. Такая красивая, такая изящная эльфийка в светло‑зеленом платье улыбалась, глядя ему в глаза. Проговаривая что‑то, прильнула к его руке. Он засмеялся… С нежностью смотрел на нее. Успел заботливо прижать к себе, когда рядом оступился мужчина и едва не наступил ей на ногу.

В горле царапнуло, а мышцы лица свело. Ревность – преотвратнейшее чувство.

– Прогуляетесь с нами? – спросила Айвин, лучезарно улыбаясь мне.

И я хотела отказаться, но взглянула на Кейела… и не смогла.

– С радостью!

Она лепетала о других любовницах, расхваливала ум Сиелры, восхищалась убранством дворца, делилась впечатлениями о вкуснейшем завтраке, а затем о запахе ночных цветов, позже о прошлом ужине, после… Она не умолкала. Ни на секунду не затихал мелодичный голосок, но и не раздражал. Я лишь кивала ей, обходилась парой слов на десятки ее, а в остальное время смотрела на Кейела. Сколько он еще пробудет во дворце? Что будет, если он не соврал, надеясь успокоить Елрех, и на самом деле уедет? А как же северяне? Как же соглашение с правителями?

При мысли, что я любуюсь им последние дни, становилось невыносимо горько. Терялись краски праздника, а суматоха толпы становилась безликой. Бездушной.

– Вы пробовали аланисе? – громко спросила Айвин, утягивая Кейела к шатру. – Невероятно вкусно!

Мы подошли к прилавку, где нам щербато улыбался полный и румяный продавец. Гладковыбритые щеки и подбородок блестели, а волосы прятались под туго повязанной косынкой. На груди, прицепленный к шнурку, красовался гильдейский знак, – круг с вилкой и ложкой внутри. Белый фартук на большом животе был в каплях шоколада и мазках черничного, а может, еще какого‑нибудь, варенья. Сами варенья и шоколад стояли на прилавке в больших банках, накрытых чистыми тонкими полотенчиками, тут же – корзинки с ягодами, фруктами, сухофруктами, орехами и, конечно, же мед в банках и даже в сотах на огромных блюдах. Большой железный чан на подставке стоял в углу шатра, а под ним мелькали духи, подогревая густую карамель, в другой стороне – стол, заваленный горшочками, а остальное пространство занимали комоды и утварь, вроде ведер с водой и ящиков со столовыми приборами.

Я оглянулась на шатер напротив, отмечая, что там обстановка примерно та же, просто торгуют выпечкой.

Кейел попросил две порции лакомства, снимая кошель с пояса. Пока Айвин любезничала с кулинаром, или он с ней, мы с Вольным столкнулись взглядами. Он не отворачивался, продолжая смотреть в глаза. Без улыбки, без малейшей эмоции… Сердце застучало быстро‑быстро, и я отвела взгляд. Стала наблюдать за кулинаром.

На дно бумажного стакана из плотного афитакса полился темный шоколад, совсем немного. Сверху посыпались мельченные орехи, затем густое пюре, напоминающее банан, после еще несколько слоев чего‑то, что я не разглядела за широкой спиной кулинара. Ложечка тягучей карамели, а затем слой вафельных крошек. Опять шоколад, но теперь присыпанный сахарной пудрой. И в завершение – листик мяты и несколько ягодок черники.

Кейел забрал первую порцию, а Айвин подскочила к прилавку ближе, уточняя кулинару, что шоколада надо побольше, а орехов – поменьше…

– Держи, – не глядя на меня, подал стаканчик Кейел.

Он потянулся к вазе с одноразовыми широкими палочками, вместо ложек. Поэтому не увидел, как я стараюсь забрать угощение, чтобы не коснуться теплой кожи. Расслабил пальцы чуть раньше, чем я успела взять стакан. Он сорвался, я охнула, но удержала от падения. И Кейел тоже… накрывая своей рукой мою.

Наверное, время иногда останавливается.

Наверное, иногда хватает всего лишь нежданного прикосновения, чтобы понять: жизнь может быть другой.

Всего‑то нужно отпустить ненужное, несмотря на всю стоимость этой сладости. После шагнуть вперед и крепко обнять того, кто отчего‑то безгранично дорог. И греясь в его объятиях, таких же крепких, пьянящих, рассказать ему всю правду. Забыть о проблемах, чувствуя своей грудью его сердцебиение. А затем счастливо рассмеяться, когда он простит, потому что тоже любит. Потому что не может не простить.

Наверное, иногда наши мечты разрывают душу на части, разбивают сердце на осколки, рисуя слишком сказочное развитие событий.

– Осторожнее, – казалось, через вечность… вечность, в которой я прожила невероятно счастливое событие… произнес Кейел, разбивая сказку горькой реальностью.

Вновь обрушилась какофония голосов, смеха, музыки… И Кейел стоит неподвижно, терпеливо ждет, когда я заберу угощение.

– Извини, задумалась, – осторожно освободила руку из его рук.

Аланисе было слаще тирамису, пудингов, но не вкуснее ванильного мороженого, которое я пообещала себе съесть самым первым, когда вернусь домой. Мы прогулялись еще немного, а затем столкнулись с Ив, Ромиаром и Елрех. Хмурость ребят отпугнула Айвин еще на подходе, она поблагодарила меня за прогулку и уволокла Кейела в толпу.

– На шестнадцатом шаге солнца, – заговорила Елрех, увлекая меня к заброшенной части парка, – начнутся традиционные церемонии. Для почтенных, которые приедут раньше, и небесных они пройдут в закрытой части дворца. А на закате откроют бал, но уважаемых туда редко приглашают, о других и речи не идет.

– Вас пригласили? – с надеждой спросила я.

– В первых рядах, с запланированным и обязательно громким приветствием, – встрял Ромиар, насмехаясь надо мною.

На первый взгляд, он выглядел, как обычно, но присмотревшись, можно было заметить, как сияют его глаза, как бережно держит за руку Елрех. Я сжала свою в кулак, прогоняя лишние воспоминания.

– Мы до полуночи побудем тут, а потом пойдем в центр города. Там будут бесплатно угощать тем, что не продалось за день, – сказала Елрех.

Ив застенчиво улыбалась и молчала, поправляя складки нарядного платья. Неужели действительно стыдится, что у меня за спиной Кейелу помогала? Наверняка совесть перекрыла исследовательскую тягу только после того, как послушала нотацию Елрех. Стоит ли сказать ей, что я не особо‑то и обижалась?

Стража не позволяла горожанам разбредаться, но нас узнала сразу же, пропуская к утесу. К спокойному, не украшенному – будничному. К сожалению, я даже не успела толком пообщаться с ребятами, как дворцовые духи позвали меня. Дариэль ждала у комнаты, чтобы отвести к купальням.

Густой пар клубился в парилке, щипал в носу резким хвойным ароматом. Но хвоей я наслаждалась, как чем‑то свежим в осточертевшем цветочном плену. Тягучая ванна на эликсирах, травах и глине на полчаса, с массажем, от которого я едва не уснула, расслабила. Сразу следом ждала ванна с молоком и медом. И нежное поглаживание шершавой тряпкой по коже.

Меня мыли слуги, словно сама я была безрукой. Пыталась воспротивиться, но Дариэль успокоила и попросила довериться знающим мастерам.

Потом был обед прямо в просторном предбаннике, пока голова горела от масла, словно жгучим перцем натертая. Сначала больно, неприятно, а затем, наоборот, наслаждение. Любовницы других правителей тоже обедали тут, кутаясь в теплые халаты.

За посудой пришли фангры, а Дариэль отвела меня к очередному мастеру, эльфиору, который долго возился с моими волосами.

Казалось, муки закончились, когда я, размякшая, вошла в комнату и мечтала просто рухнуть на кровать. Но даже до кровати не дошла, как Дариэль попросилась войти. Эльфы вносили платья так, чтобы не помять их, а с ними – разные коробочки, плетенные корзинки с косметикой.

– Два переодевания, – огорчила Дариэль. – Перед обрядами и перед балом.

Я смотрела на цвета темного платья и не могла отвести взгляда. Никогда не была падкой на вещи, но тут… Захотелось прикоснуться.

– Присаживайтесь на диван, почтенная, – позвала Дариэль, наполняя стакан соком. – Расскажу вам про обряды, чтобы вы не растерялись.

– Трудный день, – пожаловалась я.

– Великий, – улыбнулась эльфийка. – Посмотрите сколько счастья вокруг! Садитесь же, почтенная!

И я села. Слушала, не перебивая, хмурилась, не всегда понимая…

– В этот раз почтенный Волтуар настоял провести обряд у озера. Там он поднесет вам ис'сиару.

Дариэль уловила мое замешательство, улыбнулась шире, едва ли не всплеснула руками, поясняя:

– Это супружеский браслет. Его носят на предплечье вместо метки. Он зачарован и…

В висках застучало. Я посмотрела на сок. Пить хочется, но руки ослабли.

– Вы станете его женой?

Я прослушала о свойствах браслета. Глянула на радостную Дариэль, ожидающую ответа, и пожала плечами.

– Почтенная, это же такая редкость, чтобы правитель раньше срока просил о связи сердец с любовницей! – кажется, по‑своему восприняла мою оторопь эльфийка. – Почтенный в последнее время необычайно счастливый. Он так застенчиво улыбался, когда просил меня рассказать вам обо всем. Вы – наш подарок! Запоминайте фразу для согласия…

Не хотела, но запомнила. Зачем? Потому что в последнее время старалась запомнить любую мелочь, любое услышанное высказывание. На всякий случай. Вдруг пригодилось бы. А что теперь? Если откажу, что будет? Может, выставят из дворца. Тогда это мой шанс избавиться от надоевшей метки, но тогда же лишаюсь возможности встретиться с северянами. К черту северян! Сколько еще им надо времени, чтобы приехать?! Уже бы изучила дар реки Истины и сумела бы понять, как отыскать сокровищницу. Наверное, смогла бы… И сколько всего избежала бы…

Столько пришлось пережить, через столькое пройти, чтобы отказаться от победы в шаге от финиша? Неужели ничего с Елрех не придумаем?

Перед обрядами меня наряжали женщины из местной гильдии духовенства. Бледно желтое платье не было красивым – нельзя затмевать красоту хвостатых бабочек сит’тари. Начало торжества отдано им. Именно ими должен любоваться Сальир, великий дух земли и плодородия, и ничего не должно отвлекать его от созерцания их необыкновенной красоты. Только тогда он будет легко отзываться и одаривать почву своим теплом.

Сколько правды в этой красивой сказке?

Гладкие, мягкие на ощупь волосы привычно собрали в косу. Губы смазали свеклой, а глаза немного оттенили местной косметикой.

– Пока все, – отдался набатом голос Дариэль. – Пора идти.

– Мне бы к Елрех, к друзьям…

– Не успеете, почтенная, – смутилась она, опасаясь перечить.

Значит, пора?

Первый обряд, общий, как и говорила Елрех, проходил в закрытой части дворца. Дариэль подвела меня к прочим любовницам, отдала мешочек с семенами и оставила одну, не смея входить на территорию, где ее не ждали. Нарядные эльфы, эльфиоры, шан’ниэрды и изредка фангры неспешно продвигались куда‑то вперед. Я прислушивалась к трепу любовниц, но не ничего интересного в нем не находила. Мы миновали мишени, где я не так давно пробовала стрелять из лука, и направились к густому саду. Он тянулся бесконечно долго, а заканчивался широкой лестницей и грохочущим шипением. Площадка, вымощенная камнем, вела к священному водопаду. Бурлящий поток срывался со скал высоко над нами, а после по камням сбегал с плато ниже и исчезал в покрывале далекого леса. Я озиралась, надеясь увидеть кого‑нибудь из знакомых, кроме любовниц, но безуспешно. Вся площадка была безопасно огорожена перилами, но я все равно держалась ближе к стене. Служитель гильдии духовенства, седовласый хмурый мужчина в бледно‑желтой рясе, стоял у водопада, пропуская по одному. Теперь понятно, почему все движется так медленно.

Солнце ползло по небу, а я все еще стояла за любовницей Акеона. Ноги гудели, прохлада от водопада успела немного остудить кожу, пропитать платье влагой, толпа не уменьшалась, а только увеличивалась. Я снова перечислила в уме все, что мне было известно об Энраилл, и сопоставила с тайной Аклен’Ил. Какая связь между ними? Зачем Кейел искал ее? Может, Аклен и Ил – это и есть Энраилл. Тогда при чем тут легенды о шан’ниэрде с сестрой и драконом? Возможно, она липовая, как и предполагала Ив, тогда тайна становится прямой подсказкой к дороге, ведущей к сокровищнице…

О чем бы я не думала и как бы не старалась отвлечься все равно возвращалась к насущной проблеме. Надо отыскать Волтуара и поговорить с ним до начала последнего обряда.

Красивый смех на секунду сверкнул звучанием среди грохота воды. Айвин стояла в толпе позади меня, но я готова была чуть задержаться в очереди, лишь бы скрасить тревожную тоску беседой с кем угодно. Вот только рядом с ней вовремя высмотрела не только Вольного, но и Сиелру. Вспомнила нашу перепалку, затем ее язвительность в столовой, и поняла, что лучше держаться подальше, как и до этого. Если не успею остановить Волтуара, то, наверное, бывшая любовница придет в большую ярость. Так зачем злить сильнее? Уже отворачивалась, когда заметила взгляд Вольного на себе. И в этот раз он отвел глаза в сторону стены, а затем незнакомый эльф переступил с ноги на ногу и заслонил его лицо.

– Духи с тобой, обездоленное дитя, – сказал мужчина, прожигая темным взглядом, когда до меня, наконец‑то, дошла очередь. Я слышала его голос так отчетливо и близко, будто звук водопада кто‑то отключал, пока он говорил. И обездоленная… Что он знает обо мне? – Принеси дары земле. И пусть твоя рука прокормит сит’тари при следующем их пробуждении.

– Прошу, Сальир, наполни мой дар своей силой, прими его, и пусть он послужит сытной пищей сит’тари, – произнесла я необходимую речь, зачерпывая рукой семена из мешочка.

По крепкому мостику подошла к воде и выбросила семена. Течение вынесет их на берег полноводной реки, где они должны взойти. Вытряхнула мешочек, а затем вытерла лицо от мороси и, огибая знакомых, отправилась к месту, где собиралась толпа для второго обряда. Путь лежал к полю, где мы с Роми когда‑то тренировались.

Помост соорудили почти в центре, на небольшой возвышенности, с которой поодаль виднелся болотистый участок. Второй обряд касался только воинов, охотников, наемников, просто мужчин, не связанных с исцелением, – любых, кто считал себя сильным до такой степени, чтобы приносить пользу Фадрагосу оружием. Птицы, размером с куропатку, чье название я не запомнила, поедали сит’тари, поэтому тут верили, что они злят Сальира, и его раздобрит их кровь, пролитая на землю. На помост вела лестница, сразу же возле нее тянулся длинный стол с луками и стрелами. Клетки с пернатыми жертвами в огромнейшем количестве стояли рядом.

Все, кто не участвовал в обряде, собирались напротив. Любовницы встали в первом ряду. Правители начинали обряд. Сегодня они были одеты в белоснежные костюмы с насыщенной голубой вышивкой. После начала обрядов к ним нельзя обращаться, как к почтенным, – только небесные.

Мои кулаки непроизвольно сжались, когда я увидела Волтуара. Как отвлечь его, как поговорить с ним? Посмотрела на метку, но не рискнула позвать его ни мысленно, ни тем более вслух. Он обменивался необходимыми фразами с верховным гильдии духовенства, а Когурун уже поднимался по лестнице, удерживая лук и стрелу. Совсем юная шан’ниэрдка поднесла клетку с птицей к постаменту, поставила ее дверцей к болоту и открыла. Птица недолго просидела внутри, выпорхнула, полетев вперед. Стрела быстро нагнала ее, пронзила. Я зажмурилась, как только клубок перьев кубарем сорвался вниз. Потом вышел Волтуар – и все повторилось. После правителей наступила очередь почтенных из близкого круга небесных.

Я одновременно нетерпеливо ждала окончания обряда и боялась начала следующего. Терла метку, обнимая себя за плечи, прислушиваясь к тихим разговорам окружающих. Они часто гадали: будут ли те, чью жертву откажется принимать Сальир? И еще хуже: найдутся ли такие слабаки, которые не смогут принести ее?

Сердце екнуло, а затем осторожно забилось снова, стремительно ускоряясь. Во рту пересохло, а ладони, напротив, вспотели. Вольный поднимался на помост. Он и оружие… Я и забыла, каким повстречала его впервые. Чумазым, пыльным, каким‑то озорным. Но даже тогда от него за версту веяло уверенностью, силой, опасностью. Может, этим приманил к себе? Тоже человек, обычный парень. Казалось бы, обычный. Однако на Земле мне не попадались такие. Успешные – да, отбросы – тоже, но чтобы в одном флаконе, без наркотиков, влияний отцов и дружков с района – нет. Одиночки, наверное, не выживают на наших улицах. Он бы тоже вряд ли выжил. Может, только если бы был совсем другим. Но каким?

Кейел зажал стрелу в зубах и одной рукой поочередно заправил непослушные темно‑русые локоны за уши. Ветер мгновенно потрепал его рубашку, снова освободил волосы. Но Вольный уже сосредоточенно хмурился, кивнув рогатой девчонке.

Я не встречу такого на Земле. Часто непонятного, пугающего… И мне не нужен другой.

Дверца клетки открылась. Неспокойная птица не вписалась, зацепилась, упала, проехалась по помосту, и только потом оттолкнулась. Взлетела, направляясь сразу ввысь.

– Трудная жертва ценнее, – донесся голосок из загудевшей толпы.

– На нас летит! – всплеснула руками эльфийка в первом ряду.

– Нельзя женщин кровью окропить…

– Сальир будет недоволен…

– …не пустит Вольный…

Перестроился быстро. И стрелу пустил. Немного напомнил Ромиара, но движения резче, отточены недостаточно.

Стрела вонзилась в птицу, какая‑то девушка дернулась, отступила, прикрываясь руками. Испугалась глупая, что птица на нее упадет. Но зря.

Я стояла, как вкопанная, и смотрела на мертвую жертву, упавшую к моим ногам. Иногда случайности преподносят странные шутки. Необъяснимые, словно окутанные мистикой, и поэтому они воспринимаются серьезнее. «Это судьба!» – наверное, сказала бы мне Светка, от души хлопнув по спине. Но это обычная случайность. Совпадение, Аня. Тогда почему так хочется поверить в судьбу? Почему сердце сумасшедше колотится в груди, оглушающе отдаваясь в ушах?

Кейел растерянно смотрел на меня, даже, казалось, виновато. Стоял до тех пор, пока его не тронула девочка за руку и не указала на следующего в очереди мужчину. Он словно очнулся, встрепенулся. Как‑то раздраженно слетел по лестнице, проскочил мимо небесных, и мой взгляд зацепился за Волтуара. Наверное, почудилось, что правитель недовольно следил за мной. Точно почудилось. Я улыбнулась в ответ на его ласковую улыбку и похлопала по метке. Поймет ли?..

Волтуар кивнул, но не подозвал. Пришлось ждать, когда самый последний мужчина принесет жертву Сальиру. Солнце уже краснело, напитавшись гневом, близилось к своему скорому концу. Толпа двинулась к озеру, и только тогда Волтуар подозвал меня к себе. Правители и их близкий круг все еще стояли у помоста.

– Здравствуй, Асфирель, – счастливо улыбался Волтуар, протянув раскрытую ладонь.

Я вложила в нее свою руку и склонила голову.

– Небесный.

Меня порывисто потянуло вперед. Я послушно прошла с Волтуаром за помост, завернула за ящики, увидела ведра с водой, шатер неподалеку… А всего через секунду упиралась ладонями в грудь Волтуара, но не смела оттолкнуть, целуясь с ним, под сильным натиском отступая в укромный уголок между ящиками.

– Как же я скучал по тебе, – прервавшись ненадолго, проговорил он в мою щеку. – Видел тебя сегодня, но подойти не мог.

Платье на бедре смялось под его рукой, тонкая ткань соскользнула с плеча, а островатые клыки оцарапали шею в очередном пылком поцелуе.

– Почт… Небесный! – вовремя исправилась, стараясь остановить его неуместную ласку. С чего вдруг такой напористый? – Я хотела поговорить с вами.

Он шумно выдохнул и погладил метку любовницы, улыбаясь словно охмелевший. Змеиные глаза под челкой сияли радостью и предвкушением. И я представила, как откажу ему прямо сейчас, как изменится его настроение… Обняла одной рукой за шею, стараясь смотреть нежно. Хотела смягчить отказ. В конце концов, Волтуар не виноват, что меня занесло в Фадрагос. И в наших первых встречах тоже жила случайность. Нелепая, никому ненужная, а сейчас удручающая.

Хотела сделать как лучше, поэтому не сопротивлялась, когда он снова прижал меня к себе и погладил вдоль позвоночника, неотрывно спускаясь ладонью ниже, к бедру, а затем – вверх, медленно поднимая подол, собирая складки.

– В последнее время ты делаешь меня счастливым, Асфирель, – довольно громко проговорил он.

Настолько громко, что сердце остановилось. Настолько громко, что точно услышал Кейел, показавшийся из‑за ящиков. Непослушные локоны волос у лица были влажными, а рубашка на груди – мокрой. Он вытирал шею полотенчиком. Его беглый взгляд обжог омерзением, губы скривились. Черные точки заплясали в моих глазах. Сердце снова застучало, но где‑то в горле. Резко, быстро, отдаваясь пульсацией в висках. На лице Кейела за мгновение я прочла все, что он думал обо мне. И я опустила голову, неотрывно следя за сжатыми кулаками Вольного и дожидаясь, когда он пройдет мимо. А затем снова посмотрела на Волтуара и очень тихо сказала:

– Я еще не уверена, что готова остаться с вами.

Правитель не обратил внимания на то, что кроме нас секундами назад тут был посторонний. Стоял спиной к Кейелу, поэтому, возможно, не заметил. Но создавалось впечатление, что ему просто плевать на окружающих. Но вот его улыбка дрогнула, а глаза потускнели. Он не нахмурился, не разозлился и с виду не слишком огорчился, но голос звучал серьезно, без прежнего восторга:

– Ты искала встреч, не упускала возможности, чтобы провести со мной время. Как только я освобождался, ты уже находилась рядом.

– Я старалась привыкнуть, – голос дрогнул, охрип. – Надеялась влюбиться.

– Ошибся, – опустил голову, нервно усмехнувшись.

Стыд и жалость смешались, нахлынули, будто я ребенка обидела. Дала ложный повод.

Никакой жалости! Ты обещала себе, Аня! Обещала! Иначе они сожрут тебя! И тени не оставят от тебя прошлой. Ничего не оставят…

Я сглотнула и просипела:

– Не подносите ис’сиару, я не готова принять ее.

– Поздно, – прошептал он, скользнул ладонями по моим плечам, погладил, а затем сжимая кисти рук, объяснил: – Ис’сиару подготавливали к сегодняшнему дню. Многие поставлены в известность, ведь это великое событие.

– Многие – это кто?

Старалась не разозлиться, но получалось очень трудно. Он ошибся, решил за двоих, а мне теперь отказать ему поздно?!

Сама виновата.

Он правитель, Аня. Он наверняка привык действовать именно так. Не злись на него… Не нужно. Ты тоже столько раз ошибалась, так почему другие не могут? Могут. Еще как могут. Даже правители.

«Не забывай: ты хуже всех, кого я встречал» – пронеслось в голове такое давнее высказывание Кейела, больно резанув по сердцу. Казалось, это было в прошлой жизни, но отчего‑то стало дорогим, пусть и болезненным.

Я тоже ошибалась… Столько раз ошибалась, что уже и не сосчитать.

Успокойся. Волтуар хотел как лучше, потому что подумал, что ты обрадуешься. Он ведь так любит тебя. Старается влюбить в себя, удивляет, используя вот такие уловки, как сюрпризы.

«Я так мало сделал для тебя хорошего?»… – продолжал назойливо звучать голос Кейела в ушах.

Будь благодарной и спокойной…

…«Почему не позволяешь оправдаться? Моя бесценная Асфи, что питает твое недоверие? Собственная ложь?»…

Ты не имеешь никакого права осуждать других, Аня… У тебя просто нет прав на это! Ни единого.

Выдохнула, улыбнулась ласково и погладила большими пальцами руки Волтуара.

– Верховные гильдий, чьи сотрудники прибыли во дворец, знают с самого начала, – посмотрел он мне в глаза. – Мудрецы недавно получили известие, что я сделал выбор. Другие правители тоже знают. Сегодня должны узнать все остальные.

– Волтуар, я не могу, – растерянно покачала головой.

– Не отказывай мне, Асфирель. Пожалуйста, – сжимал мои руки сильнее. – Никто не поймет. Все видели, как ты тянулась ко мне, как мы… Любовницам не уделяют столько времени. Любовницам не прощают всего того… Моя метка истощилась, потому что я часто делал выбор в твою пользу. Просто ты не знаешь об этом, я не хотел говорить тебе. Не хотел, чтобы ты беспокоилась. Если я прощу тебя после отказа, я лишусь титула правителя. Духи отвернутся от меня, отберут метку.

Голова пошла кругом, а мысли улетучились. Волтуар шумно втягивал воздух и медленно выдыхал. Он тоже разнервничался и теперь старался успокоиться. Закусил губу ненадолго, а затем порывисто поцеловал меня. Не осталось сил, чтобы отталкивать его. Ничего не осталось…

Прижимаясь щекой к моему виску, он зашептал:

– Если ты откажешь, мне придется разорвать соглашение с тобой. Ты снова окажешься на улице, но после такого отказа… Сегодня праздник Сальира… Меня лишат статуса правителя, духи отберут метку, а тебя… Тебя изгонят. Изгонят ото всюду, Асфирель. И даже Дриэн не поможет тебе. Как же я ошибся, – отстранился и тряхнул головой, теперь находясь в каком‑то полном отчаянии.

– И как же быть?

Показалось, что я не говорила вслух, а лишь губами шевелила, но, наверное, Волтуар услышал. Опять прижал к себе, обнимая настолько осторожно, будто я могла рассыпаться мелкими осколками, если надавить немного сильнее.

Изматывающая пауза, видимо, превратилась для меня в вечность. Ног я не чувствовала, но как‑то стояла. Ветер приносил тошнотворный цветочный аромат, а приторно‑сладкий запах Волтуара усугублял состояние. Еще немного – и меня бы точно вырвало. Как раньше… Желудок снова проявлял слабость, а эмоционально мне, судя по всему, уже было все равно. Где‑то внутри щелкнул рубильник, позволяющий принимать решения и делать выбор, даже если он жизненно необходимый. Выход из клетки переломает крылья. Мне никогда не вернуться домой? Что будет дальше со мной? С нами. Что ждет Волтуара, если я откажу?

Что ждет меня, если соглашусь?..

Мамочка, как же мне плохо без твоей ласки. Папа, как же не хватает твоей крепкой руки рядом…

– Запоминай, как мы поступим, – сменил интонацию Волтуар на более деловую, чем немного обнадежил: – Прими иc'сиару, но не надевай ее. Когда верховный гильдии духовенства спросит причину. Скажи, что Солнце неспокойно. Любовницам нельзя говорить о бедах во всем мире, но он поймет. Вспомнит, что ты сотрудничала с Аклен’Ил. Добавишь, что хочешь для моих детей долгой и счастливой жизни, поэтому подождешь, когда Солнце усмирит гнев. Но, Асфирель, тебе придется быть убедительной, чтобы никто не сомневался, что именно в этом причина, по которой ты принимаешь предложение, но еще не готова к связи сердец.

Я благодарно взглянула на него, столкнулась с извиняющейся улыбкой и часто закивала, вцепившись дрожащими руками в его рубашку.

Волтуар отправил меня догонять любовниц. Мы должны начать последний обряд, когда дождемся своих правителей. Кейел еще был тут, у помоста, стоял в шумной компании мужчин и о чем‑то рассказывал. Ухмыльнулся, увидев меня, и громче сказал:

– Айвин – это мечта! У нее единственный недостаток – стонет громко. Но пробирает так, что останавливаться не хочется.

– Поговаривали, она неприступна, – поддержал беседу рыжий эльфиор. – Как тебе удалось?

Я опустила голову, как раз поравнявшись с ними. Надеялась, что они хоть немного постесняются, но Кейел четко произнес:

– Ничего особенного. Просто в сравнении с другими она и впрямь неприступна. Бывают и такие… С виду неплохие девчонки, а на деле им просто очень важно хоть перед кем‑нибудь ноги пошире раздвинуть, лишь бы…

Я едва не споткнулась. Ускорилась, удерживаясь, чтобы не заткнуть уши руками, когда за спиной раздался хохот мужчин.

Тебе не о чем переживать, Аня. Разве на правду обижаются?.. Гордость давно растоптана. Ты мерзкая, грязная… даже не человечка. Просто омерзительное насекомое. Червь! Раздушить и потоптаться. Подошвой растереть, чтобы даже мокрого следа не осталось. Ты никто в этом мире. Никем будешь и на Земле.

Но там никто не узнает правду об Асфирель.

Никто, кроме меня. Я буду помнить… Черт возьми, я все буду помнить…

Стиснула зубы, не позволяя себе расплакаться.

Третий обряд был последним и добросердечным. Но не для меня.

Я остановилась, борясь с желанием просто уйти. Хотелось закатить скандал, а затем уйти, громко хлопнув дверью. Но метка не отпустит, а в моей комнате даже двери не было. Любовницы должны быть безотказны… Щеки горели, а в глазах медленно темнело. Злость проходила, а на смену ей мгновенно накатывало что‑то другое… Пугающее, скользкое, не особо знакомое мне чувство.

Я старалась дышать размеренно, стоять с ровной спиной, но, кажется, готова была упасть на колени перед всеми и просто во всем сознаться. Рассказать всем, какая я дрянь. А дальше… Пусть закидают камнями. Пусть переломают кости. Или сбросят с утеса. Задушат, утопят…

Пусть… Пусть хоть что‑то сделают, чтобы все закончилось. Надоело. Как же все надоело…

Но я с равнодушным выражением лица подошла к любовницам, встала рядом и еще раз лениво посмотрела на убранство берега озера. На скошенную траву, которая и до щиколоток не дотягивалась. Словно газон. На вереницу телег с множеством маленьких зачарованных коробочек, в которых спали куколки сит’тари. Там уже должны быть бабочки, но еще сонные. Они будут вялыми, пока коробку не откроют, пока чары удерживают их в полудреме. Перевела взгляд на постамент с двумя золотыми футлярами, в которых лежат ис’сиары. Ждут, когда мы с Волтуаром преподнесем их друг другу. А еще тут была гора белоснежных лепестков роз… Прямо на траве. Прямо там, где мы с Волтуаром впервые занялись любовью. Вокруг места вкопали шесть золотых столбиков, и от каждого тянулась гирлянда из красных роз.

Горько усмехнулась, прекрасно разделяя ненависть Тоджа к этим цветам. Еще бы табличку повесили с надписью, почему это место так важно, что его празднично огородили…

Правители пришли последними, остановились у озера, и тогда верховный гильдии духовенства, приподнимая подол рясы, прошел к куче коробочек. Первыми поочередно к нему подходили любовницы старшего правителя, Когуруна. Верховный проговорил слова обряда – шан’ниэрдка ответила, а после повернулась лицом к толпе и сняла крышку. Бабочка вырвалась моментально, и я на какое‑то время отвлеклась от проблем. Размером с ладонь, ярко‑желтая и с тремя нитями хвоста, с которых срывалась золотая пыльца. Красивая. Она порхала над поляной, ловя предзакатный солнечный свет крыльями, улетая к озеру, а девушка уже уступила очередь другой любовнице. Постепенно она дошла и до меня.

– …и пусть Сальир возрадуется твоему дару и милосердию, – закончил длинную речь верховный, протягивая мне коробочку.

– И пусть Сальир будет милосерден в ответ, – произнесла я, касаясь бархатной бумаги.

Повернулась к толпе и осторожно стянула крышку. Бабочка вырвалась, пьяно закружилась вокруг меня, и я слабо улыбнулась, наблюдая за ней. А потом наткнулась взглядом на Вольного, и едва удержала улыбку. Почему он смотрит так, будто я обидела его? Пристально, хмуро, беззастенчиво. Так, что сердце снова бьется с силой, неровно и быстро. Зачем вообще смотрит на меня, когда обнимает Айвин и прижимается щекой к ее волосам? И почему мне так больно, что хочется прямо сейчас броситься к ним и оттолкнуть от нее Вольного? Запретить ему прикасаться к ней… К Этирс. К кому угодно, кроме меня.

Кто еще кем играет, Кейел? Что же ты делаешь со мной?

Я собиралась вернуться к толпе, но Волтуар направлялся ко мне. Сейчас? Дыхание перехватило от страха. Он взял меня за руку и повел к постаменту. Волтуар знал, что я еще не готова согласиться, но все равно выглядел счастливым. Не отпустил мою руку, даже когда остановились. Верховный проследовал за нами, а затем заговорил:

– В этот великий праздник, когда Сальир милосерден, небесный Волтуар готов сообщить радостную весть! Его сердце согрето любовью человеческой девушки…

Верховный замолчал, чтобы Волтуар тут же продолжил громким голосом, казалось подхваченным какими‑то невидимыми духами, которые разносили его к каждому, кто находился тут:

– …девушки нежной, славной, красивой. Асфирель стала для меня единственной не сразу. Наверное, в тот поздний вечер, когда я нашел ее спящей под своим кабинетом. Или позже, когда…

Я смотрела на бледного растерянного Кейела, и понимала: он не знал. Ему не сообщили о решении Волтуара. Пошатнулся Вольный, или мне показалось? Он склонил голову, отступив от Айвин и комкая рубашку на груди. Смотрел под ноги, немного по сторонам, будто хотел уйти, но уговаривал себя остаться.

Толпа заопладировала, а я давила из себя улыбку, уговаривая потерпеть еще немного. Совсем чуть‑чуть.

– Она не захотела обычной ночи. Именно тут моя любовница приняла…

Внутри меня все оборвалось, но улыбка все еще оставалась. Кейел вскинул голову и теперь уставился мутным взглядом на кучу белых лепестков. Он любит меня? Или играет со мной прямо сейчас, чтобы отомстить за все? Как поверить ему? А если и поверить… Я не могу стать изгоем даже ради него. Не могу подставить Волтуара. Я разрушу не только свою жизнь, я сломаю ее многим. Но как же хотелось заткнуть Волтуара и броситься к Кейелу, успокоить его. Сердце разрывалось на части.

Я ненавижу… кого?

Себя.

– Асфирель, – позвал Волтуар, а я шмыгнула носом. – Пора обменяться.

Правитель улыбался, вытирая мои слезы. Наверное, принимая их за слезы счастья. Неужели любовь сделала его таким наивным? Но вся толпа радостно кричала, тоже думая, что я плачу от счастья.

Я не соображала. Не понимала, как вообще произнесла слова ритуала. Смотрела на красивый филигранный браслет и боялась прикоснуться к нему, но заставила себя. Смотрела на Волтуара, и помнила, что на кону еще и его судьба. Я с улыбкой несла какой‑то бред о наших будущих, но уже любимых детях, о неспокойном солнце и мирном небе над головой. А затем разрыдалась, когда увидела, что Вольный проталкивается через толпу. Спешит уйти.

Пусть уходит и не возвращается…

Мне не в первой смотреть ему вслед.

Волтуар прижал меня к себе, гладил по голове, а толпа ликовала. Она восхищалась моей нежной натурой, добротой и сердечностью. До конца обряда я стояла в обнимку с Волтуаром, а потом он отвел меня в комнату.

– У тебя будет время, чтобы поесть и переодеться к балу, – произнес он и поцеловал в щеку. – Ты была слишком убедительной, Асфирель. Можно было и не плакать.

Глава 19. Правитель. Эпизод второй

«Можно было и не плакать»…

Почему эта фраза так въелась в мысли? А может, мне просто нужно отвлечься, развеять воспоминание о том, как Кейел уходил. Где он сейчас? Увижу ли его снова?

Противно заныло сердце, а воздух в горле стал плотным, сдавил так, что не продохнуть.

– Почтенная, вам нужно поесть, – мягко уговаривала Дариэль. – На балу будут угощения, но они не насытят.

– Я не хочу, – улыбнулась эльфийке.

Дариэль вздохнула тяжело, бойко откинула черную косу за спину, но перечить не стала.

– Тогда я приглашу подмастерье цирюльника.

Я кивнула ей и проследила, как она вышла, шурша светлой юбкой. Сразу же встала и направилась к этажерке с зельями. Ухватила флакон зелья желания и привычно вылила его с балкона. Взгляд скользнул по опустевшему берегу озера, натолкнулся на огражденную белую кучу лепестков, и меня передернуло. Вернулась обратно и поставила пустой флакон на полку. Зелье для лучшей внимательности отодвинула дальше, а вместо него щедро плеснула себе успокоительного в сок. Сильнее валерьяны, но не настолько, как хотелось бы. Руки тряслись, а зубы мелко стучали, ударяясь об стакан.

Скоро станет полегче. Закончится праздник, сразу улягусь спать, а завтра отправлюсь к Елрех и скажу ей, что не хочу больше ходить по грани. Нужно как‑то выбираться из дворца, пока не оказалось так, что я обязана буду надеть ис’сиару, несмотря на свои желания. И без помощи северян справимся. Поймем связь между Аклен’Ил и Энраилл, и обязательно отыщем сокровищницу.

Дариэль вернулась, сообщая, что нужно переодеться к приходу парня. Я с радостью стащила с себя бледно‑желтое платье, а потом с печалью взглянула в сторону ванной. Залезть бы в горячую воду, окунуться с головой, смыть всю грязь, а потом просто закрыть глаза и расслабиться в одиночестве. Никуда не хотелось больше идти.

Вечернее платье на ощупь оказалось холодным, скользящим, но при этом совсем не выглядело таким. Издали,наверное, напомнит нежный бархат. Как только я посмотрела на себя в зеркало, мне сразу же захотелось переодеться. Даже наши мини‑платья не были такими вызывающими, откровенными.

Темно‑коричневый, почти черный, лиф был усыпан редкой сверкающей пылью. Может, что‑то вроде бриллиантовой крошки. Она не бросалась в глаза, даже не была заметна. Ровно до того момента, пока я не начинала двигаться. Вот тогда взгляд приковывался к лифу, пытаясь уловить тонкое, призрачное мерцание крошки. А там… Я никогда на девушек не засматривалась, но тут было предсказуемо, куда направится взгляд, как только смотрящий убедится, что мерцание ему не почудилось. Грудь аккуратно обхватывалась тканью, которая приподнимала ее не хуже плотного бюстгальтера. Ложбинка между грудью была открыта взору глубоким декольте. Оно заканчивалось крохотной брошью – изящной бабочкой сит’тари, от золотых крыльев которой тянулась такая же золотистая вышивка. Тонкие, изогнутые линии заострялись к концу и едва ли выделялись. Хвост сит’тари и вовсе казался полупрозрачным. Он расходился по ребрам и, не касаясь линии талии, снова сходился клином на животе, где ткань все еще была темной. Я понимала зачем эти полутона, эта призрачность, неуловимость, привлекающая лишь в движениях. Подобное всегда хочется рассмотреть как можно ближе, а затем и потрогать, убедиться наверняка, что существует не только в фантазии. А вот на бедрах начинался переход к розовому, – холодному, но яркому, – поэтому создавалось впечатление, что они шире, круглее. Ткань не стягивала колени, я чувствовала себя вполне свободно, но из‑за очередного перехода к угольно‑фиолетовому цвету, казалось, будто ноги от колен немного тоньше. И даже не спасал разрез, потому что тоже был тонким. Потому что под ним тоже кожа мелькала лишь при движении. Темная ткань струилась при каждом шаге, при осторожном движении, лаская ноги жидким углем, привлекая внимание, задерживая его.

В целом мне казалось, что я смотрю на фигуру шан’ниэрдки, – песочные часы. Дариэль что‑то восхищенно говорила, но мне уже было все равно. Видимо, успокоительное подействовало в полной мере.

Я послушалась строгую эльфиорку, которая посоветовала мне заказать туфельки из черного хрусталя. И украшения мне подобрали из него же.

Молодой улыбчивый фангр, подмастерье цирюльника, вошел в комнату и заметно растерялся, сглотнув. Я хотела прикрыться, но потерла мочку уха, переборов отголоски смущения. Села на стул возле зеркала и позволила парню быстро разобраться с моими волосами, чтобы отпустить его праздновать дальше. Наверное, отправится в дворцовый парк, а может, в центр обители. Я бы тоже хотела. Где‑то там сейчас гуляют ребята.

Парень положил на трельяж рисунок прически, которую выбрал его мастер. Открыл деревянную шкатулку с серебристой пылью, испачкал в ней длинные голубоватые пальцы с коготками, а затем зашептал, призывая духов. Он перебирал мои волосы, ловко укладывая их в прическу, и я чувствовала, как невидимые духи поправляют каждый волосок, фиксируют. Дариэль подала фангру футляр, в котором лежал хрупкий стебелек фиолетового колокольчика. Вскоре он был аккуратно вплетен в единственный завиток прически, собранном на затылке. Она не была высокой, не была пышной, не оттягивала на себя внимание. Пара выпущенных локонов у висков убирала строгость, но не разрушала легкую скромность. Хотя с этим уже постаралось платье…

Когда фангр ушел, пришли другие подмастерье. Первая девушка привела мои ногти в порядок, накрасив их чем‑то темно‑коричневым, – точно не привычным лаком для ногтей. И сверху посыпала такой же мерцающей крошкой, как была на платье. Вторая – немного поколдовала над моим лицом: нанесла на глаза совсем чуть‑чуть дымчатых теней, выровняла тон кожи, подвела брови, а губы наоборот осветлила, умудрившись сделать их пухлее.

Наверное, я должна была восхититься, увидев себя, но действие успокоительного было в самом разгаре.

– Почтенная, посмотрите, как изящно легло на вашу шею. А она у вас тонкая, – протягивала где‑то в другой реальности Дариэль, надевая мне ошейник из черного хрусталя. Может, это украшение называется как‑то иначе, но для меня это уже ассоциировалось с ошейником. – И крупный камень привлекательно ложится между ключицами. А они у вас оказывается такие выразительные, прямо как у нас, эльфиек…

Она говорила что‑то еще, но я скосила взгляд на балкон, думая о другом. Где Кейел? Почему даже успокоительное, притупляя чувства, не позволяет забыть о нем? А при мысли, что он и вправду ушел, равнодушие становится таким тяжелым, горьким.

Мы никто друг другу.

Взгляд коснулся стола, и кожа покрылась мурашками.

Это все было ошибкой. Как же мы с ним любим ошибаться…

По капельке духов за уши – и теперь я пахла карамелью.

– Вы восхитительны, – улыбалась Дариэль, разглядывая меня.

– Спасибо, – произнесла, кротко глянув на флакончик с успокоительным.

Жаль нельзя взять с собой. Ну и черт с ним.

В торжественном зале было два входа. Первый – со двора, к которому вела аллея, украшенная желтыми цветами. Второй – из дворца, к которому подводил аналогично украшенный коридор. Я воспользовалась вторым.

Слышала, как стучат в пустом коридоре низкие каблучки туфель, гладила руки, чувствуя вечернюю прохладу. Огромные стеклянные двери радушно встречали нараспашку, и я замедлила шаг. Не было внутри светлых духов – приглушенное освещение мягко окутывало зал, медленно меняло окраску на разные цвета. Доносились спокойная мелодичная музыка и гул голосов. Я осторожно приблизилась, и мне улыбнулся эльф, одетый в праздничный костюм сине‑серебристых тонов. Он поклонился, приглашая войти.

Я не успела осмотреться, как глаза резануло ярким светом, вынуждая прищуриться и опустить голову, а в приятной мелодии прозвучало мое имя и статус. Что радовало, еще пока любовница. Яркое сияние затухало, искры духов таяли, не касаясь меня и пола. Я осторожно распрямляла спину и поднимала подбородок, приходя в себя.

Ночное небо – это первое, что я увидела, когда смогла видеть. Звезды, полнолуние, рейки, удерживающие высокий стеклянный купол. Тяжелые голубые портьеры на белоснежных мраморных стенах, а ниже конструкции, оплетенные сияющими в ночи цветами. Небольшие балкончики на втором ярусе, где, видимо, можно устроиться с удобством. А еще ниже толпа разглядывала меня, задрав головы. Кто‑то поджимал недовольно губки, кто‑то с вызовом вскинул бровки, а кто‑то, приподнимая подбородки, приставал на носочки… Смотрели нахально, скептически, равнодушно, злобно, алчно, доброжелательно, последнее немного удивляло… Слуги скромно сновали с подносами, не смея поднимать головы, а некоторые стояли неподвижно у столов. Нарядные платья и костюмы отражались на черном полу, а там, где оставалось свободное пространство, проглядывался кусочек звездного неба. По углам зала танцевало множество духов; они меняли цвета – и снова танцевали, в основном освещая столы с закусками и диванчики с резными спинками и ножками. А еще великолепные троны расположились с левой стороны, напротив второго входа. С высокими золотыми спинками, но с мягкими вставками подушек. И на них уже сидели правители.

Волтуар улыбался, разглядывая меня. Я тоже улыбнулась – сейчас было нетрудно. Главное, не превратиться в наркомана… Нет. Зельемана?.. Наверное, так бы и звучала эта зависимость в нашем мире.

Свет над моей головой давно погас, а я все стояла и вглядывалась в зал, в толпу… Смотрела и смотрела, но высмотреть Вольного так и не смогла.

Уехал…

Что‑то во мне оборвалось.

Я спустилась по лестнице, убеждаясь, что глядя на троны с зала, впечатляешься их величием сильнее. Меня никто не трогал, никто не растаскивал за руки, желая потанцевать. Да и танцам ведь никто не учил. Любовницы неприкосновенны.

Правители не могут уделять внимание любовницам на праздничных вечерах, ведь их обычно несколько. И это отнимет много времени и сил. Так уж сложилось, что и в том случае, если я всего одна, то уже просто традиция не позволяет. Танцуют гости. Любовницы не танцуют. Будь я женой правителя, то многое было бы иначе…

Я снова передернула плечами, ощущая щекотку в горле. Хорошо, что не жена правителя. Еще пока…

Гнать надо такие пугающие мысли! Даже успокоительное не справляется. Или эффект уже постепенно отпускает. Действие очень маленькое, но достаточное, чтобы пережить самый пик истерики.

Я попробовала закуски, но они показались безвкусными. Зато сладкое дынное вино ощущалось хорошо, расслабляло неплохо. Я ловила осторожные взгляды мужчин, слышала хмыканье эльфиек и шан’ниэрдок – людей на празднике я не видела. До какого‑то момента…

О его приходе не объявили, но я будто бы ждала возвращение Вольного. Будто бы?.. Кому я вру? Я надеялась и ждала! Именно поэтому, нервно сжимая бокал, стояла у входа, ведущего на улицу, и с трудом удерживалась, чтобы не начать мерить свободное пространство в этом месте. Наверное, где‑то в глубине души я знала, что он вернется, что он появится внезапно. Как тогда, в зале Справедливости.

И когда он, наконец‑то, пришел, я замерла точно так же, как и мое сердце.

К нему подошел рыжий эльфиор, тот самый, с которым они, судя по всему, сдружились, и, видимо, поинтересовался все ли в порядке. Кейел рассмеялся, отмахиваясь. Он был пьян – в этом сомнений не оставалось: шатался и улыбался, как сытый кот. И почему стража пропустила его в таком виде? Пригрозил духами? А может, лиертахоном… Кейел и на такое способен.

Он был… побит, избит? С рассеченной брови стекала кровь на расцарапанную щеку. Разбитая губа опухла. А рубашка была заправлена неряшливо, да и на пару размеров больше и… Это была не его рубашка. С кого‑то снял, когда понял, что своя порвана или испачкана? Он хлопнул эльфиора по плечу, а затем, убрав локоны волос за уши, направился ко мне.

– Ну, привет, Асфи, – через тихий смех сказал, откровенно разглядывая меня. Потом пошатнулся, потянувшись к моему бокалу. Отобрал его, обжигая прикосновением пальцев. Посмотрел в глаза, склоняясь так близко, и с довольной улыбкой, обдавая алкоголем, протянул: – Не‑е‑ет, моя сладкая, хорошая девочка. Ты мне не нужна. Ты же – не моя… А Айвин не видела?

Я покачала головой, так и не сумев произнести ни слова. Он опрокинул в себя вино, выпивая больше половины одним глотком. Впихнул пустой бокал обратно мне в руки и, уходя, снова медленно повторил:

– Ты точно не нужна мне…

Я привычно проводила его взглядом, тупо застыв на месте. Если даже захочу поговорить с ним серьезно, то способен ли он в таком состоянии выслушать? Да и что я могу сказать ему после всего?

Вздохнула и направилась за следующей порцией вина. Теперь я ему искренне завидовала, тоже решив, что напьюсь до чертиков, а там будь что будет.

Потом было представление иллюзионистов, воссоздающих легенду о старике, спасшем бабочек сит’тари, а после всю свою деревню. Я стояла за толпой, не стремясь в первые ряды, хоть меня и приглашали пройти. Постоянно озиралась, надеясь увидеть Кейела снова, но его не было. Затем танцевали шан’ниэрдки в откровенных нарядах, соблазнительно выгибаясь под бодрую мелодию. Их хвосты ритмично повторяли движение рук, или скользили по сильным ногам. Они и в правду выглядели лучше других рас. Здоровее, сильнее, а значит, для этого жестокого мира привлекательнее. А затем я все же заметила Кейела и Айвин.

Я не могла разобраться в собственных чувствах, потому что их побеждало одно единственное – постыдное злорадство. Пыталась его отогнать, но сердце не обманешь – оно безудержно ликовало, а вместе с ним, как бы ни боролась, ликовала и я. Парочка сидела по разным сторонам дивана в тени цветов. Хмурая эльфийка, закинув ногу на ногу, оголив верхнюю в нескромном разрезе красного платья, скользила поверхностным взглядом по толпе. Кейел развалился в углу, удерживая очередной бокал с выпивкой, и неотрывно смотрел на меня. Он все еще был потрепан, но уже умылся, и взгляд казался трезвее.

Молодая служанка с полным подносом дынного вина на секунду отвлекла. Я взяла бокал, улыбнувшись совсем юной человечке. Подросток? Светлые кудри были собраны на затылке, курносый нос усыпан веснушками, а хрупкие плечи опущены. Она отступила так же тихонько, безмолвно, как и подошла. Совсем запугали людей… Я поднесла бокал к губам, коснулась стекла, опять встречаясь с наглым, точно ревнивым, а от этого опьяняющим взглядом Вольного, но…

Человечка на важном торжестве? Даже если прислуга… И почему кажется, будто я ее уже где‑то видела? Осторожно отстранила бокал от себя и, не раздумывая, направилась к ближайшему слуге, стоящему с подносом у стены.

– Люди прислуживают на этом вечере? – спросила я.

Он пришел в замешательство. Боится оскорбить невесту правителя?

– Нет, почтенная, – склонил голову.

От лица отхлынула кровь, руки похолодели. Я мигом протрезвела, протянув бокал эльфу.

– Проверь, не отравлено ли.

Он глянул на меня расширившимися от испуга глазами, позабыв, что нельзя смотреть прямо. Уши дернулись синхронно, и он мгновенно поставил поднос на столик и, забирая у меня бокал, произнес.

– Как прикажете, почтенная. Что‑нибудь еще?

– Нет, спасибо.

Слуга уходил быстро и без оглядки.

Я потерла лоб, надеясь, что просто ошиблась, и никто не собирался отравить меня, но почему‑то не сомневалась: новости огорчат. Во рту пересохло, но я боялась прикасаться к бокалам. Параноик ты, Анька! Посмотрела на Волтуара. Правители давно поднялись с тронов и теперь стояли у одного из столиков в компании мужчин. Наверное, они общались о политике. Я потянулась к метке, но отдернула руку, понимая, что не хочу приближаться к Волтуару. Не сейчас, когда успокоительное перестало действовать, когда все чувства приходят в норму. Мутит от этого дворца!

Заметила, как громко смеющаяся эльфиорка берет со стола стакан с водой, отпивает немного и уходит за своим спутником обратно в толпу. Она осталась жива, здорова. Я подошла к этому же столу, тоже взяла стакан с водой и направилась к лестнице, ведущей на второй ярус. Поднялась, едва касаясь кончиками пальцев блестящих, белоснежных перил. На первом балконе стояли какие‑то мужчины, а на втором послышался женский смех… Только на четвертом балкончике, самом дальнем, неприметном и выходящем на темную сторону парка, было свободно.

Прохладный воздух погладил плечи, остудил горящее лицо, наполнил легкие цветочной свежестью. Я глотнула воды и облокотилась на перила. Меня мелко трясло. Не находилось ни одного успокаивающего предположения, почему вдруг ко мне подошла человечка, если ее не должно тут быть. Видимо, мои эмоции от сегодняшних событий достигли какого‑то пика, и чем больше я думала, рассуждала, тем сильнее бушевала буря внутри.

Встрепенулась. А если в самом деле покушение? Если убийца видел, как я уходила сюда? Сколько метров до каменной брусчатки парка с этого балкона. Разобьюсь, если столкнут. Вдруг за мной следили и заметили, что не выпила вина? Духи Фадрагоса! Надо возвращаться обратно. Замерла у входа, сжимая стакан двумя руками, вспоминая убежище Стрекозы. Меня могут убить и в толпе. Прямо в зале. Если захотят, то могут. Вернулась и снова облокотилась на перила, стараясь успокоиться, но не получалось.

Вздрогнула, услышав шорох за спиной. Перепугалась, едва не выронив стакан.

– Почему не празднуешь со всеми? – спросил Кейел прилично протрезвевшим голосом. Чем‑то отпоили? Только забыли в порядок привести.

Он приблизился, встал рядом, тоже облокотившись на перила и вглядываясь в темноту парка.

– Захотелось подышать свежим воздухом, – равнодушно ответила, немного расслабляясь.

Рядом с Кейелом меня может убить только Кейел…

Когда тишина стала угнетать, я спросила:

– Почему Айвин не исцелила лицо?

– Обиделась.

И опять тишина.

Рядом с Кейелом даже возможное покушение становилось чем‑то далеким, несущественным…

Мы молчали, но в этом молчании казалось застыли слова. Заполняли ночное пространство собой. Все еще не озвученные они давили тяжестью, сжимали в железные оковы грудь, сердце, заставляли открывать рот, но… Такие непроизносимые, такие сложные в своей простоте, что язык прирастал к небу. Немел. Но слова требовали выхода, до слез просились наружу. Они должны прозвучать. Но какие?.. Извинения, объяснения, оправдания… А оно нам есть? Найдется ли для нас нормальное оправдание?

Лунный свет не согревал, окутывал холодом. Ночное уханье птиц смешалось с далеким стрекотом цикад, а запах фиалок дразнил, подталкивал к Вольному, напоминая, что он не пахнет цветами. В запахе его кожи можно спрятаться и забыться.

– Аня, что происходит с нами?

Тихий вопрос оглушил. Я мысленно повторила его, но ответа не нашла. Снова злость, потому что чертов ответ не находился… Я не могла придумать объяснений, чтобы вместиться в несколько слов. А если больше, тогда не правда?

За все время, что я была с Женькой, мне не приходилось ощущать всего того, что почувствовала с Кейелом. Боль иногда смешивается с радостью. Счастье мимолетно вспыхивает после сильнейшей горечи. Я не знала об этом. Не знала и того, что когда‑нибудь буду с трудом удерживать себя, чтобы просто не прикоснуться к руке мужчины. Только легкое прикосновение. Всего лишь раз. Но такой желанный раз, что мышцы сводит в теле, немеют. С ума схожу рядом с ним. Разве так бывает?

– А что происходит? – мягко спросила, украдкой подглядывая за Кейелом, запрещая себе двигаться.

До чего ж красивый профиль. Не та идеальная красота правителей, а другая. От нее дух захватывает с первых секунд, потому что… призрачная. Нет безупречного совершенства в его чертах лица, но мимика и жесты… Как платье, которое мерцает лишь в движении. Приковывает взгляд, захватает внимание – и вот через мгновение ты даже не понимаешь, чего ждешь и почему. Но затаив дыхание ждешь, чтобы не пропустить нового мерцания. Эфемерного, неуловимого, притягательного…

Он усмехнулся, покачал головой. Опять жесткие губы кривит в отвращении, но в глазах замерла горечь.

– Ты сегодня… – скривился выразительнее, потянувшись к моему стакану, и недовольно добавил: – красивая.

Комплимент? Звучит так, словно обвинение. Несколькими глотками опустошил стакан, а затем бросил его вниз. Я дернулась вперед, но насупилась, услышав звон разбившегося стекла, и с укором спросила:

– Зачем?

– Чтобы не посмели воодушевиться вашим с Волтуаром примером, – тихо рассмеялся он, наклоняясь и опуская голову на руки. – Только испортят вечер, – пошатнулся, снова выпрямляясь. – Надеюсь, не станут извращаться и ерзать на осколках.

А еще он умеет одной фразой разрушить абсолютно все.

– В своем мире с прошлым женихом… – задумался, закусив губу, и со злой насмешкой посмотрел на меня.

– Кейел, – обратилась, сжимая кулаки. Не хотелось ругаться, не хотелось уходить от него. Осколки… Как же больно иногда он попадает в цель! – Прости меня. Давай я…

– Жен… Жень‑ка, – выговорил непривычное этому миру имя, и я невольно замолкла. – Кажется так его зовут. Того, кого ты так сильно любила. Он тоже имел тебя под окнами своего дворца? Это у вас традиция такая? Ты за это парней…

Наверное, он хотел спросить еще что‑то, но я не стала слушать, срываясь с места. Оскорбления сильно задевали, особенно напоминая о Земле. Особенно звучавшие его голосом, когда так хотелось услышать от него другие слова.

Он не позволил мне уйти.

Крутануло так, что тихий крик, превратился в всхлип. Стена за спиной лишь на долю секунды ударила холодом, а затем я утонула в вихре водоворота. Меня трясло? Нас трясло? Мы целовались, до боли в костях прижимаясь друг к другу. Я ощущала вкус крови с разбитой губы, цеплялась в его волосы пальцами. И разрывалась внутри. Понимала, что надо оттолкнуть и даже отталкивала, чтобы через мгновение снова притянуть к себе. Не знала, что чувствовал он, но его руки, дыхание, губы – дрожали.

Но недолго продлилась головокружительная страсть. Сначала мне показалось, что рука теплеет, но внутренний огонь сметал все ощущения. И без зелий я словно спятившая тянулась к Кейелу, к его теплу. Но потом руку жгуче опалило болью. Я дернулась, чуть вырвавшись из крепких, неспокойных объятий. Кейел снова потянулся ко мне.

– Нет! – рявкнула я, накрывая метку ладонью. До чего ж больно! И хотелось бы объясниться, но боль нарастала. – Волтуар зовет.

Кейел оттолкнул меня. И глядя с ненавистью, указал на дверной проем.

– Ну и вали к нему! Давай, беги от меня к своему правителю!

Метка вновь ошпарила, и я, стиснув зубы, выскочила в коридор. Что могло случиться? Вытерла ладонью губы, стараясь идти ровно. Оглянулась, убедившись, что Кейел следует за мной. Он остановился у лестницы, облокотившись на перила, а я уже отвлеклась, заметив бледную как смерть Дариэль.

– Почтенная! – бросилась она ко мне по лестнице вверх. – Вы ведь не пили?! Ни глотка?! Ведь не успели же?!

– Нет, – растерянно покачала головой.

Дариэль вцепилась в мои руки и стала целовать пальцы.

– Какое счастье! – расплакалась, продолжая касаться губами моих рук, а я стояла примороженная к месту и ничего не понимала: – Какая радость, что Сальир вознаградил вас сегодня интуицией! Почтенная, вы ведь…

Я обернулась, ощутив, что кто‑то рядом. Кейел стоял чуть выше и хмурился, внимательно наблюдая за нами и слушая.

– Вы бы сгорели! – продолжала истерику Дариэль. – Пройдоха аспид! Вас хотели отправить пламенем аспида! Какое счастье, что Сальир…

– Метка болит, – сжала я руки Дариэль, не сумев разделить ее испуг за себя же. Только разгорающийся гнев в груди.

– Да, да, – закивала она. – Небесный просил отыскать вас и привести к нему. Там все собрались, все ждут вас. Там испугались…

Она направилась к выходу из зала, ведущему в коридор.

– Почему мне не сказала? – спросил Кейел, не отставая. Его голос был холодным, жестоким.

– А почему я должна говорить тебе? Разве это твой дворец? Да и если бы он у тебя был… Ты под окнами битое стекло раскидываешь.

Кейел рассмеялся. И я тоже усмехнулась. Кажется, сильно нервничая, мы оба стремимся к разрушению. Хоть в чем‑то понимаем друг друга.

Дариэль привела нас в просторную комнату, обставленную темной мебелью. Мраморный пол отражал свет юрких духов, с террасы веял прохладный ветерок, тревожил листья папоротников, вынуждал трепетать лепестки цветов. Шкафы, заставленные статуэтками и посудой, высились до потолка. На небольшом диванчике, уместившемся в углу, сидела мрачная Сиелра и мяла в кулаке подол золотистого платья. Рядом расположился ее муж; одетый во все темное, он только добавлял бледности Сиелре. Шан’ниэрд обнимал супругу за плечи и что‑то нашептывал, видимо, стараясь успокоить. На другом диване расселось несколько представителей высших гильдий, а у входа стояли хмурые Когурун и Акеон. Волтуар, явно до моего прихода меряющий шагами комнату, бросился ко мне сразу же, как я вошла.

– Асфирель, ты в порядке? – спросил он.

Обеспокоенным взглядом осмотрел с ног до головы, оглаживая мои руки, снимая жгучую боль с метки, а затем прижал к себе.

– Нужно было сразу идти ко мне, – прошептал на ухо.

Поцеловал в макушку головы, в щеки, а после просто обнял, уткнувшись носом в мои волосы, и замолчал. Я чувствовала, как дрожат его руки. Неужели перепугался сильнее меня?

Мы так и стояли в тишине, будто чего‑то ожидали. Я краем глаза заметила, как Кейел прошел к стене и подпер ее собой, скрестив руки на груди. Он не спешил расспрашивать. Может, и мне пока не стоит.

Время тянулось, мой гнев немного усмирился. Волтуар встал рядом, открывая мне обзор на всех присутствующих, но из объятий так и не выпустил.

Меня пытались отравить. Стоит ли сразу думать на Сиелру только потому, что мы конфликтовали, и она уже находится в этой комнате? Быть может, ее сюда за компанию привел муж, как успешный сотрудник гильдии Справедливости. Имеет право? Вполне возможно. Сиелра ведь уже не любовница правителя и, наверное, в таких беседах принимать участие может. Или нет? Спрашивать при ней неудобно, или даже… опасно. Допустим, не она. Сколько еще недовольных выбором Волтуара могло найтись?

Ну вот, например, широкоплечий Акеон, сверлящий меня презрительным взглядом. Он любит приказывать, повышать голос. Этот правитель вспыльчивый, строгий, деспотичный, хоть всячески и пытается это скрыть. Для всех присутствующих тут я всего лишь грязная человечка, до которой случайно снизошел небесный и остался без права выбора. Теперь некоторым просто приходится мириться с моим обществом. Кому‑то потерпеть немного – и уехать, распрощавшись со мной, а кому‑то принять навсегда. Последние уйти от меня никуда не могут, и оскорбить не вправе – Волтуара обидят. А вот избавиться от наглой особи, которая во дворце собралась прописаться, – вариант неплохой. Так может, Акеон?

На высокого, худощавого Когуруна думать не хотелось. Мне всегда казалось, что он старше названных братьев. Часто вдумчивый, осторожный… сдержанный. Сколько он уже у власти? Когурун скорее меня на глупость подтолкнул бы, воспользовался незнанием мира, выставил виноватой, но избавился хладнокровно, без показательного трагизма. А тут из отравления шоу хотели устроить. О пламени аспида я помнила немного, но понимала, что умирала бы в сильной агонии, и никто бы не помог. Никакие духи, никакое противоядие.

Человеческая девушка из гильдии алхимиков Пламя Аспида скончалась от пламени аспида… И даже ни разу не смешно.

Послышались шаги за дверью, шорканье и, кажется, плач. Волтуар отвел меня вглубь комнаты, ближе к выходу на террасу, а затем вернулся к двери. Она распахнулась без стука. Стражники заволокли в комнату девушек.

– Как и приказали, отыскали обеих, – сходу стал отчитываться темноволосый эльф. – Но на бокалах следы только этой.

Позванивая начищенными доспехами, толкнул в центр комнаты девочку помладше. Она упала, мгновенно перевернулась и не отрывая взгляда от стражника начала отползать в мою сторону.

– Пожалуйста, пощадите, – заливаясь слезами, прохрипела девушка постарше.

В крепком захвате второго эльфа она даже не брыкалась, только натягивала длинный оборванный рукав скромного платья, будто пыталась его непослушными пальцами прилепить на место. Ее колотило всем телом, на покрасневшем подбородке кровоточила свежая ссадина.

Первая девчонка до меня не доползла: заметила, узнала. В круглых глазах отразился ужас, и она отскочила в сторону, ударилась спиной о шкаф, а затем села, скрючившись на полу, и завыла, пряча лицо в поцарапанных ладошках. Пока она рыдала, все молчали. Я тоже, пытаясь вспомнить, откуда знаю этих девушек. Та, что помладше, со светлыми кудрями, собранными в пучок, поднесла мне поднос с вином в зале. Ее я будто уже видела давно, но как‑то смутно. А вторая…

Раскрасневшийся курносый нос, опухшие от слез глаза, волосы кудрявые и немного темнее, чем у ее подруги. Подруги?.. Вероятнее, младшей сестры. У обеих губы одной формы – тонкие, но очерченные; носы одинаково вздернуты; лбы широкие.

– Пожалуйста, пощадите, – чуть громче повторила девушка, сильно выгнув светлые брови и поджав губы так, что округлый подбородок покрылся частыми морщинками.

Ее заколотило сильнее, а затем она бросилась к сестре, но стражник удержал и рывком надавил на плечо. Она упала на колени, звучно ударяясь о твердый пол и расшибая ладони, – и я поняла.

Вспомнила, как фрукты из ее корзины выпали и покатились по пыльной дороге в разные стороны. Как она испуганно охнула, мгновенно присаживаясь, чтобы воровато подхватить упавшее и положить в корзину, будто ничего не роняла. Как выразительно выгнулись ее брови, а затем затрясся подбородок, когда она осознала, что у ее преступления были свидетели. Потом звучал перепуганный голос, когда мы с Айвин помогали собрать все рассыпанное в кучу. Она умоляла нас ничего не рассказывать Сиелре, сбивчиво лепетала о больном братишке и скромном доходе родителей. Кто они? Кажется, что‑то связанное с лесниками: собирают ягоды, грибы, дичок – дешевую мелочевку. Служба у Сиелры помогает всей семье побороть болезнь брата, выходить его. Кажется, так…

От этой очевидности в глазах помутнело, потемнело. Голова немного закружилась, тошнотворный комок поднялся в горле. Я снова посмотрела на старшую девочку, и поняла, что не могу злиться на нее. Ни на нее, ни на ее младшую сестру.

В голове отчетливым воспоминанием вспыхнул обычный разговор из такого далекого прошлого, когда я была счастлива в беззаботности:

– Таблетки пил?

– Забыл.

– Малой, ну ты совсем оборзел? Две недели на больничном, за компом безвылазно!

– Мама нажаловалась?

– Папа, блин! Я суп приехала тебе сварить. Дачу замело, папа сказал, что приедут, как смогут. И носки надень, гриппозный!

Наверное, я бы не смогла убить, если бы Егору нужны были деньги, чтобы победить болезнь. Хотя… Смотря кого убивать. Если маньяка, то поборолась бы с собой?

Кто я для этих девочек, воспитанных в жестоком Фадрагосе? Как они относятся ко мне?

Захотелось наброситься на ревнивую, мстительную шан’ниэрдку прямо тут. Я сжала кулаки, посмотрела на нее, шагнула вперед, но увидела Кейела и замерла. Он прижимался к стене, его взгляд скользил по всем осторожно, а сам он будто жалел, что оказался сейчас в этой комнате. И я отступила, следуя его примеру: сидеть тихо и не высовываться, если не попросят. Тоже обратила внимание на лица присутствующих. Рыжему эльфиору явно нравилось представление – он, видимо, всегда доволен, если есть зрелище; двое шан’ниэрдов рядом с ним перешептывались улыбаясь. Остальных мужчин рассматривать даже не стала. А Сиелра выглядела оскорбленной до глубины души: пустой взгляд, чуть выпяченные губы, ровная спина и частые горестные вздохи.

Акеон неспешно приблизился к сидящей на полу девочке, и я напряглась, заметив, что его обычно пухлые губы превратились в тонкую, побелевшую полоску. Старшая девочка снова дернулась, поднялась в полный рост, но ее остановил Волтуар, вытянув руку перед ней, и она смиренно опустила голову. Акеон присел возле младшей на корточки, осторожно убрал хрупкие ладони от лица, открывая его.

– Почему ты пыталась отравить почтенную? – вкрадчиво спросил он.

Она всхлипнула, подтянув ноги к себе ближе, но молчала, будто воды в рот набрала.

– Не скажешь?

Покачала головой и опять всхлипнула, отворачиваясь.

В комнате стало так тихо: слышались только шуршание одежд и легкий шелест ветра.

– Принесла клятву? – поинтересовался Волтуар, не опуская руки.

Девчонки закивали одновременно, с надеждой уставившись на него.

– Тогда, о чем можете рассказать? – обратился к старшей.

– У нас брат умирает! Ему и шести периодов нет! Мы из…

– Что вы можете рассказать о яде? – перебил Когурун, сцепив в замок руки за спиной и приподняв волевой подбородок.

Девушка замолчала, испуганно посмотрев на сестру. Я видела, как она сдерживалась, прятала глаза, склоняя голову, чтобы не разоблачить младшую.

Они что‑то знают… Почему покрывают Сиелру, когда уже в любом случае лишатся рабочего места? Для чего рискуют собой?

Муж Сиелры встал и направился к шкафу, где стоял графин с водой и стаканы.

Правители тоже заметили этот испуганный взгляд и дружно посмотрели на младшую девочку. И стало как‑то ощутимо прохладнее. Под сердцем тягостно заныло в нехорошем предчувствии. Возникла мысль, что неплохо было бы перенести разбирательства на завтра, когда все немного успокоятся.

Акеон убрал коготками с опухшего личика мокрые, налипшие от слез кудри и попросил:

– Говори, что знаешь.

– Она не хотела! – не выдержала старшая, едва не притопнув ногой, но вовремя отступила, сжимая подол платья в кулаках. – Это я! Я попросила ее отнести бокалы почтенной!

– Не правда! – звонко воскликнула вторая, вскинув голову. И глядя прямо Акеону в глаза, залепетала на одном дыхании, словно выучила: – Яд я разливала! Бокал я отдавала! И отравить я хотела! Фари не виновата! Она яд не трогала! – И даже вцепилась в белоснежный рукав правителя двумя руками. – Не трогала она! Это я все! Духами клянусь, я виновата!

– Заткнись! – крикнула Фари, снова упав на колени и сложив руки на груди. – Замолчи сейчас же! Что же ты делаешь?!

Духи сложились в знакомый рисунок перед лицом… совсем ребенка. Она, наверное, младше Егорки, а может, ровесница. Просто мальчишки в какой‑то момент быстро взрослеют, вытягиваются, крепнут…

Волтуар сжал плечо Фари, и она закусила губу, а через секунду зажмурилась и разрыдалась. Так же громко и горько, как недавно рыдала ее сестра. Девичий вой сковал меня: я прислушивалась к неразборчивым словам и, кажется, постепенно сходила с ума. Сквозь слезы она обращалась к родителям, просила у них прощения, клялась им в любви. И я не могла пошевелиться, словно завороженная слушала и представляла ее семью, вспоминала свою. Мысленно давно подошла к девушке, тоже опустилась перед ней на колени и обняла, прижимаясь щекой к ее мокрой щеке, и уговаривала не плакать.

Они не помогают…

Слезы никогда не помогают. …и мольба о пощаде тоже.

В мыслях. Все происходило в них, а на самом деле я просто стояла, не сумев сдвинуться с места и наблюдая. В висках стучало, голову будто сдавили тиски. И ладони мокрые от пота. Скользкие, неприятные…

Сиелра приняла стакан из рук мужа. И мне всей душой захотелось, чтобы она подавилась. Захлебнулась! Я открыла рот, набрала в легкие воздуха побольше, собираясь обвинить лживую тварь, но меня током пронзило от услышанного, спокойного голоса Когуруна:

– Виновницу казнить, а семью изгнать.

Обомлела.

Кого казнить?

Посмотрела на затихшую, перепуганную девочку. Она перестала плакать, глядя прямо в глаза Акеону. Наверное, все еще осознавала смысл услышанного.

У нее же вся жизнь впереди. Разве не ясно, что она выполняла приказ? Не посмела ослушаться. А может, была подкуплена лестью Сиелры, или мечтой спасти семью, брата?

– Вы даже не спросили, откуда у нее яд!

От моего голоса в комнате наступила бы звонкая тишина, если бы не тихий плач девочки и сумбурное бормотание ее старшей сестры. Это бормотание, перемешанное с едва слышным стуком зубов и короткими, отрывистыми, шумными вдохами, пробирали до костей, приносили раздор в мои мысли, мешали соображать.

– Пощадите… мама, прости…

– Асфирель… – начал говорить Волтуар, улыбнувшись мягко, но его взмахом руки остановил Когурун.

– Откуда у тебя был яд? – спросил он, обратившись к девочке.

– …пощадите…

Акеон недовольно поморщился, поднимаясь и на полшага отступая. Девочка молчала.

– … пожалуйста…

Что девчонки говорили в клятве? Сиелра пообещала им, что они не пострадают, если умру я? Или могла сказать, что во флаконе вовсе не яд, а веселящее зелье для почтенной. Как доказать, что она вынудила их?

– Вывести через северный вход и сбросить с утеса, – приказал Когурун, когда не дождался ответа, – а вторую пока в подвал. Не будем портить праздник гостям, разберемся с ней завтра.

– Поддерживаю, – произнес Волтуар.

Акеон даже не кивнул – два голоса достаточно для решения. И я не сомневалась, что он бы поддержал.

– …мама, папа, простите нас…

Коротко лязгнул доспех стражника – внутри меня что‑то лопнуло.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста»…

Мне не помогли эти слова остановить занесенный нож. Я помнила, тот дикий ужас и беспомощность в убежище Стрекозы. Как же я все прекрасно помнила. Помнила, понимала…

Бросилась к приговоренной к смерти, расшибая колени о холодный мраморный пол. На мгновение даже почудилось, что вместо девчонки тут сидит Егорушка. В зеленой футболке, светлых шортах, с темными короткими волосами… Я бы умерла ради него, я бы, не раздумывая…

Хрупкие плечи, казалось, могли сломаться, если чуть сильнее сдавить, а худые руки были невероятно холодными.

– Не надо, – попросила я, обнимая девочку и бросая быстрые взгляды на старшую. Ее тоже хотелось обнять, укрыть, заслонить – спрятать за собой от Фадрагоса.

В глазах стояла странная пелена: мутная, мешающая видеть лица. А потом я поняла, что беззвучно плачу.

– Не надо…

– Асфирель, она виновата, – Волтуар шагнул ко мне …шан’ниэрд идет к нам. От последнего понимания я дернулась, но Волтуара снова остановил Когурун. И я спокойно выдохнула, поцеловав Егорку в лоб. Нет, не его…

– Исполняйте приказ, – повторил Когурун страже.

Я видела блеск начищенных доспехов. Понимала, что как только стражники доберутся к девочке, ее вырвут у меня из рук. Не удержу… Вскочила на ноги и загородила собой, выкрикивая:

– Почему не спросите у Сиелры?! Это она дала им яд! Они исполняли ее приказ! Это она виновата!

Комната дернулась, пошатнулась, в глазах потемнело, а в голове зашумело, тоненько зазвенело. Я не сразу поняла, что смотрю на пол перед собой. Ладони немного запекли, а щеку дернуло легкой болью.

– Волтуар, не смей! – донесся громкий приказ Когуруна.

Что‑то щекотно заскользило по щеке, скатывалось теплом. Я прикоснулась к ней, а затем посмотрела на красные пальцы. Кровь. Откуда?

– …пожалуйста, помогите!

Девочка?..

Я снова кинулась в ее сторону, успела доползти к ней, опередив стражу, и крепко прижала к себе. Теперь и она вцепилась в меня, сквозь тонкое платье царапая ногтями кожу на спине.

– Не трогайте!

Я не узнала своего голоса, поэтому, кажется, повторила просьбу. Несколько раз повторила, но замолчала, с ужасом прислушиваясь к удаляющемуся воплю старшей девушки, и тихому «пожалуйста» девчонки, царапающей мне спину. Лишь бы удержаться.

– … ты потеряешь метку! От нее и так ничего не осталось!

– Он ударил ее!

– Заслуженно! Она перечит тебе и заступается за преступницу! А ты подводишь свой народ!

– …спасите Фиру, помогите семье…

– Помогу, – зачем‑то пообещала я, удерживая голову девочки, касаясь мягких кудрей.

– Она до сих пор дикарка, – проговорил совсем рядом Акеон. – Ты не справляешься с ней.

– Она оскорбила мою жену, а значит, и меня, – вклинился спокойный голос в перепалку.

– Извинится, – заверил Волтуар.

– Мне не нужны извинения от человечки, покрывающей мерзких убийц.

От голоса Сиелры я скривилась, дернулась, но девочка мгновенно прижалась ко мне крепче.

– Не отдавайте меня им! Пожалуйста, не отдавайте!

– Ни за что! – прошептала я ей на ушко, поглаживая спину, чувствуя острые костяшки позвоночника. Какая же худая…

– А может, прямо сейчас проверим ваше право на власть? – весело предложил рыжий.

– Я согласен! Вы смягчились Волтуар, а ваши решения в последнее время вызывают сомнения.

Я осмотрелась, думая, как выскочить из кабинета. Терраса ближе всего, но сможем ли мы выбраться в парк? И куда потом? Мост, который я видела с балкона ежедневно, охраняется плохо… Взгляд зацепился за Кейела, вжавшегося в стену и сжимающего кулаки, – и сердце совсем разболелось. Нам некуда бежать. Я не смогу покинуть дворец – метка не позволит, а далеко ли убежит девочка?

Отголоски разговора просачивались в суматошные мысли порционно, неполноценно:

– Казните обеих…

– Показательно!

– … и пусть вина старшей человечки ляжет на ее душу. Сумеет очистится от вины – духи снимут клеймо.

Что? Как обеих?..

– Они убьют Фиру… – испуганно прошептала девчонка, обдавая горячим дыханием мои ключицы, а затем с неожиданной силой оттолкнула меня и бросилась к двери, куда увели старшую сестру.

Ее перехватили сразу же, как только смогли притронуться к ней, не касаясь меня – любовницы правителя.

– Отпустите! – потребовала я.

И снова почти упала, но устояла, опершись спиной на шкаф. Новая пощечина почему‑то тоже не болела. Я смотрела, как захлопнулась дверь, отрезая крик девочки. Голова кружилась, а ноги как‑то ослабли, подкосились. Акеон удерживал меня за предплечье, и я пыталась убрать его руку, но пальцы лишь безуспешно мяли ткань, пачкая ее кровью. Говорить я отчего‑то не могла. Лишь в мыслях молила отпустить.

Даже имени ее не узнала…

– Тиналь скормите кар’риерду, – голос Сиелры вырвал из меня глухой рык, превратившейся в болезненный стон, – а Фираэн привяжите к столбу, облейте медом и напустите на нее савиннерских пчел. Сколько она будет кричать, столько вины ляжет на плечи Асфирель. Это послужит ей уроком, и я приму ее извинения.

– Тварь, – прошептала я, улыбаясь Акеону. – Еще ударь. До смерти забей, урод! И меня тоже вместе с ними! Слышишь?!

В светло‑зеленых глазах вспыхнуло удивление, а затем последовал прищур. Но мне было уже плевать. Пусть… Пусть сейчас…

– Она сильно перепугана. В ее мире страх выражается безумной агрессией. Люди перестают соображать, что делают, что говорят. Я уже сталкивался с этим в походе.

Я рвано задышала, пытаясь высмотреть Кейела. Откуда звучит голос? Акеон мешает увидеть его, заслоняет.

– Волтуар, нанесите клеймо вины, а затем отведите ее в комнату. От испуга она может натворить больше бед. Как же вы потом проживете без нее?

Я плотно сжала губы, с шумом втягивая воздух через нос. Правильно, Кейел. Я могу натворить больше бед. Я могу только разрушать…

Тиналь, Тиналь, Тиналь… Я не забуду. Я буду помнить. Обязательно буду.

Сердце времени… Аня, ты справишься, только возьми себя в руки. Духи Фадрагоса, помогите мне!

Волтуар не подходил ко мне, не смотрел в мою сторону, шепотом призывая духов. Я не обиделась. Он предупреждал, что между мной и властью выберет последнее. А был ли у него выбор? Выступи он против двух голосов Когуруна и Акеона – ничего бы не изменил, а только потерял абсолютно все. А так у него останется влияние.

Возможно, казнь будет на рассвете. Как в той деревне, куда наведывалась повелительница коварства. Жителей, убивших парня и умирающих из‑за собственной жадности, казнили на рассвете. Может, сейчас Волтуар вернет себе сияние метки, и мы сумеем отменить казнь. Придумаем что‑нибудь. Он не откажет мне, если спокойно обсудить все с ним и попросить. Не откажет… Никогда не отказывал.

Щека, разодранная когтями шан’ниэрда, запекла сильнее. Глаз задергался от резкой боли, но она вскоре прекратилась. Однако ожог точно остался чуть ниже глаза.

В полном молчании Акеон вывел меня из комнаты, удерживая запредплечье, а в коридоре грозно проговорил:

– Из покоев не выходи, пока не разрешу. Ты оскорбила меня, и я вправе решать, какое наказание потребовать от Волтуара. Повторишь, и я избавлюсь от тебя. Поверь, не особо утруждаясь, я превращу твою жизнь в постоянное пекло. Ты оскорбляешь духов, оскорбляешь небесных и почтенных, и только Волтуар будет терпеть твои позорные выходки. Дариэль, отведи почтенную в ее покои!

Я не сразу заметила, как меняется отношение улыбчивой Дариэль ко мне. Сначала она испуганно глянула на мое лицо, а затем убрала подставленный мне локоть. Исчезла ее доброжелательность – осталось только с трудом скрытое осуждение. Я посмела перечить правителям… Разозлила их. Оскорбила почтенных. Я понимала преступление, но не чувствовала перед обиженными вины.

В комнату я вошла одна. Не обращалась к духам, не переодевалась, не добрела до кровати. Прислонилась к стене у входа и прикоснулась к метке, мысленно позвав Волтуара. Метка чуть нагрелась, но… потухла, охладела. Он не может прийти? Или не хочет? Хочет, но не может… Наверное, ему сейчас тоже нелегко. Необходимо встретиться с ним до рассвета, успеть до казни. Мы должны успеть.

Я стояла, не двигаясь. Голова раскалывалась, а во рту давно пересохло. Я перестала считать, сколько раз прикасалась к метке, но она словно отключилась – совсем не работала. Волтуар даже не знает, что я зову его.

Не забуду. Буду помнить. Обязательно буду. Тиналь, Фираэн, Красная Осока, Фаррд… Сколько вас? Как запомнить всех?

Меня заколотило сильнее, и я обняла себя, прикасаясь к метке раз за разом. Тихо звала Волтуара, но он не слышал…

И я не услышала шорохов, шагов. Увидела знакомый силуэт в арке, ведущей на балкон. Без промедления оттолкнулась от стены и бросилась к нему. Вцепилась пальцами в рубашку и шепотом попросила:

– Помоги! Уведи их отсюда, укради…

Вольный слабо качал головой.

– … сделай хоть что‑нибудь!

– Духи признали ее вину и… твою.

– Они не виноваты. Это Сиелра. Ты же понимаешь. Ты всегда понимал больше других!

– Я не могу. Аня, я ничего не могу сделать. Уже никто не может.

«Я не могу» – ударило сильнее всего. Я сползла к его ногам и затряслась. Если даже он не может, тогда кто? Кейел опустился на колени передо мной, обхватил меня, притянув к себе, а затем сел, прижимая мою голову к своей груди.

– Я не хочу, чтобы ты слышала.

– Что? – не поняла я.

Он не отвечал, но я догадывалась. И эта догадка добавляла боли в груди.

– Тут ближе к северной части, – заговорил так ровно, будто ничего не чувствовал. Сухо, лишь бы отчитаться и забыть, – торжественный зал в южной. Гостям не будут портить праздник.

– Я должна поговорить с Волтуаром. Кейел, найди его и попроси прийти ко мне!

– Он не имеет права, Аня. Духи…

– Мы должны успеть до рассвета! – перебила его, но снова перешла на шепот: – До казни.

– До рассвета? – растерянно переспросил Кейел. – Аня, – пальцы с силой сжались на моем плече, – они хотели убить почтенную. Ты любовница небесного. Тут представитель гильдии Справедливости…

Далекий крик помешал договорить Кейелу, помешал мне дослушать объяснения. Дыхание перехватило. Я пыталась вскочить, не отрывая взгляда от балкона, но Вольный намертво сжимал меня, не позволяя подняться. Кажется, я тоже кричала. Укусила его, царапала, вырываясь, отталкивая, желая освободиться. Вопила о том, что ненавижу его. Себя. Фадрагос. Всех…

В какой момент я просто ослабла, сдалась, продолжая тихо плакать? Наверное, тогда, когда далекий крик оборвался, потому что Вольный сумел прижать мою голову к своей груди и плотно накрыть ладонью мое ухо. Его сердце колотилось так же, как и мое.

«Ты слышал, как плачут драконы? Я думал, что мое сердце тоже разорвется от тоски. Но я заткнул уши, и это помогло»…

Глава 20. Виновницы. Эпизод первый

Что же им от меня нужно? Почему вцепились намертво клещами?

Я отбросила очередное письмо на зеленое сукно и, откинувшись на спинку кресла, погладила отполированный край стола. Витиеватые узоры петляли под кончиком пальца, углублялись, заполняясь мягкой тенью. Теплый ветерок раскачивал невесомые занавеси, ласкал кожу, играл с волосками на виске и затылке. С балкона сочился яркий дневной свет, заливая комнату, растворяя в себе темные углы.

Мудрецы никогда не писали о чем‑то важном. Только бесконечные просьбы о сотрудничестве. Теперь написал Нелтор – человек. Опять забота об иномирянке, опять беспокойство о последствиях реки Истины… А если они знают о даре? Мудрецы все‑таки. Но если бы знали, то наверняка рассказали бы всему миру, лишь бы отобрать необычайную редкость у Аклен’Ил. Или как раз боятся разглашения, чтобы и Аклен’Ил крепко не ухватились за меня? Надо бы поинтересоваться, почему эти организации не ладят между собой. Откуда растет конфликт?

Поерзала в мягком кресле, осторожно почесала щеку, возле заживающей ранки, и снова потянулась к письмам. Что хотела в них отыскать? Ничего. Если бы не злопамятная натура Акеона, то у меня все еще были бы книги. Но одним утром – еще из тех, что я проводила в кровати, не реагируя на окружающих, – он молча вошел в комнату, забрал книги, которые дал Волтуар, и так же молча ушел. Теперь осталась книга зельеварения Елрех и письма, которые я жадно перечитывала.

У мудрецов различался почерк.

Символы, точнее буквы общего языка, были красивее у Эриэля – эльфа. С завитушками, с растянутыми и заостренными хвостиками. Рувен – рассат – писал неаккуратно, со слабым нажимом, будто держал руку навесу. Может быть, эта раса так и пишет. Во дворце ее представители появлялись очень редко, хотя и в Обители гильдий встречались не на каждом шагу. У Линсиры – шан’ниэрдки – символы отдавали полнотой, и даже прямые линии будто закруглялись. Ее брат, Линсар, ни разу не написал мне. Когда‑то Линсира просила, чтобы я встретилась с ним, но я даже не стала просить об этом Волтуара. Интерес мудрецов к последствиям реки Истины мог вызвать интерес Аклен’Ил к этой же проблеме. Мне такое внимание категорично не нужно. Опасно. И вот недавно я получила письмо от Нелтора, в котором он просил меня, как человек человека, потянуть с замужеством и все же позволить сначала мудрецам на крошечную часть периода забрать меня к себе. Я не хотела замуж за Волтуара и тем более не хотела к мудрецам на проверку. Обойдутся. Но письма перечитывала. Раз за разом перечитывала и ни черта не понимала.

У них различался только почерк. Совсем немного речь: рычащая, обрывочная, мягкая, обволакивающая, требовательная, почтительная, заискивающая.

Лишь немного речь и почерк…

Разные расы, разная история, культура, характеры, приоритеты, но… их трудно отличить от людей. Вернее, не так. Их сложно различать между собой, если перестаешь обращать внимание на внешность.

Я в который раз обманула сама себя, позабыв, что нахожусь не в привычной среде. Законы и логика Земли остались дома, а тут… даже черт не разберется. Духи знают, что творится!

Зажмурилась, глубоко вздыхая и постукивая пальцами по столу. Аклен’Ил и Энраилл… Что же вас связывает между собой? Зачем Вольному нужна была эта тайна?

Вольный… Об имени лучше постепенно забывать. Так будет правильнее, душе спокойнее. И вспоминать о нем нужно нечасто, аккуратно.

Сердце насторожилось, словно юркий зверек. Вот‑вот – и снова запрыгает, ударяясь зайцем о ребра, будто о прутья клетки. Растормошит мысли, стравит сомнения с решительностью и разбудит ненужную тягу к доверию. Вольному доверять нельзя. Никому нельзя, но ему особенно.

Ту ужасную ночь он провел со мной: успокаивал, убаюкивал, утешал – возился со мной, как с невинным ребенком. И мне удалось заметить, а позже вспомнить невероятное – стыд Вольного. Нет, Аня. Это ты сама напридумывала себе чудес, чтобы верить в них. Потому что в такое приятно верить, отвлекаясь от болячек. Но…

А были ли слезы?

Нет. Наверняка Вольные не плачут. С чего бы это? Даже при гибели всей Красной Осоки, где в руинах осталось лишь воспоминание о его родителях, он не растерялся. Был эмоционально непоколебимым, твердым, решительным. И в ту безумную ночь мне просто показалось. Отвернувшись, словно прячась от моего взгляда, Вольный тер глаза вовсе не из‑за выступивших слез, а от банальной усталости.

А если слезы все же были?.. Жалел незнакомых Тиналь и Фираэн? Не поверю. А больше жалеть было некого.

Я вздрогнула от громкого чириканья. Маленькая белая птичка уселась прямо на балкон и разбудила задремавшего Кешу. Его воркование не раздражало. Наоборот, в моем заточении он был единственным, к кому я мысленно обращалась, чтобы в долгом одиночестве окончательно не раздвоить свою личность. Новая клетка была с позолоченными прутьями, и совершенно мне не нравилась. Зачем настолько большая, если Кеша все равно летать в ней не может? И с комода снять пришлось. А когда перетаскивала поближе к столу, все боялась, что уроню. Птица чирикнула еще раз, покрутила головой и упорхнула. Кеша важно нахохлился, еще немного поворковал и снова с удобством разместился на жердочке, опуская веки.

Я переплела пальцы, облокачиваясь на стол и разглядывая одинаковые письма, но с разными именами: Нелтор, Рувен, Линсира, Эриэль. Если бы не знала, что они разной расы, представляла бы себе людей. Отвернулась к балкону; взор упал на тяжелые бутоны голубой лилии, поставленной в расписную напольную вазу. Последняя мысль юркнула прочь, испугавшись громкого звука, и упорхнула вместе с птицей. О чем же я думала? Снова посмотрела на письма. Что‑то меня в них настораживает. Давно настораживает. И даже не подозрение в осведомленности мудрецов…

– Почтенная, – тихо позвала Дариэль с коридора, разбивая начало новой череды мыслей. – Я могу войти?

– Входи.

Дариэль отодвинула занавесь, шагнув внутрь. Неотрывно смотрела в пол, упрямо не желая встречаться со мной взглядом.

– Почтенный Акеон просил привести вас к нему.

Акеон?

Кулаки сжались так сильно, что ногти больно впились в ладони. Зато, быть может, я, наконец‑то, получу ответы на все свои вопросы, коих скопилось немало.

Огладила складки на светлом платье и решительно поднялась.

– Веди.

За время одиночества я много раз прокручивала перед взором возможное развитие событий: многочисленные встречи, оправдания, беседы, обвинения… В голове билась только одна мысль: дождаться северян. Но в планах появился еще один пункт: никаких зелий, никакого алкоголя больше. Я буду уходить ночами и изучать свой дар. Заставлю его подчиняться не настроению, а моей воле.

А потом, когда изучу дар, я… обязательно справлюсь.

Кабинет находился не так далеко от кабинета Волтуара. Идентичная дверь с идентичным камнем на ней. Хмурый деспот распахнул ее, смерил нас с Дариэль недовольным взглядом и молча исчез внутри, оставив дверь открытой. Я вошла, закрыв ее за собой, и осмотрелась. Темная массивная мебель, никаких цветущих растений, но фикусы и что‑то лохматое, отдаленно напоминающее миниатюрную тую, все же обнаружились на высоких шкафах.

– Сядь, – сказал Акеон, устроившись за столом и склоняясь над журналом.

На низком диване с бордовой обивкой лежало множество документов. Оставалось кресло возле стола. Слишком близко к тому, от кого хотелось держаться подальше.

– Спасибо, если можно, я постою.

– Сядь! – приказал он, поднимая на меня глаза. – Я не позволю тебе смотреть свысока.

Так вот в чем дело…

Я села на краешек кресла, смиренно сложив руки на коленях. Правителя не торопила, позволяя ему завершить неотложные дела. Он подпер висок указательным пальцем, продолжая внимательно бегать взглядом по строкам журнала.

– Знаешь, почему вас запирают в наказание? – спросил, не глядя в мою сторону.

– Не имею ни малейшего понятия.

– Чтобы вы подумали над своим поведением.

– Странно…

Я сжала губы, не позволяя себе договорить. Как только увидела Акеона, внутри сразу же разбушевалось пламя, которое с трудом удавалось подавить.

– Как вижу, – Акеон все же закрыл журнал, отодвинул его и, развалившись в кресле, посмотрел на меня, – ты над своим поведением не думала.

– Что вы хотите услышать в ответ?

Главное, вести себя спокойно, мягко, не наглеть. Держать голос ровно, а за словами следить как никогда прежде. Все в порядке, у меня получится.

– Значит, искреннего сожаления мне от тебя не ждать? «Странно»… Что странно? Договаривай.

– Вам не понравится. Вы разозлитесь и ударите меня снова.

– Ударю… – пробарабанил коготками по столу. – Проблема всего лишь в этом? Тебя никогда не били?

– А вас? – голос звучал тихо – замечательно.

– Я правитель.

– А я женщина.

– И что это меняет?

– В моем мире поднять руку на женщину…

– В моем мире, – повторил он перебивая. – После этих слов фразу можно было завершить. Эту тему разговора предлагаю закрыть. Перейдем к следующей.

– Когда я смогу увидеться с Волтуаром? – опустила голову, разглядывая дрожащие кончики пальцев. Все в порядке. Почему же волнуюсь?

– Когда я разрешу. И вопросы задаю я. И от твоих ответов зависит, когда я разрешу вам с Волтуаром увидеться.

– Вам не стоит ждать искренности, – размеренно произнесла я, стараясь дышать глубже.

– Так нравится быть в одиночестве?

– Наоборот, честно предупреждаю, что буду юлить и льстить.

Взор правителя блуждал по моему лицу, будто пытался за что‑то зацепиться, но не мог.

– Хорошо, учту. Теперь о следующей теме. Следы от моих когтей останутся на полпериода, но целитель сведет их. Ежедневное лечение встанет мне в крупную сумму, но я готов ее выложить.

– Но не из‑за вины передо мной.

– Перед Волтуаром. Тебя бы я скормил монстрам, как и ту… – он сощурился, почесав кончик носа.

– Тиналь.

– Что? – изогнул бровь.

– Ее имя Тиналь.

– Ее имя, – налег на стол, придвигаясь ко мне ближе, – Мертвец. Таких мертвецов я вижу ежедневно тут, – ткнул пальцем в журнал.

– В цифрах, – пробормотала я.

– И ведь не тупая. Тогда зачем бросилась на защиту никчемной единицы?

Я встрепенулась, глянув прямо в его глаза. Показалось, будто он злится больше для показательности.

– В стол смотри, – потребовал, и я моментально выполнила. – Там были представители высших гильдий. Без них это разбирательство обойтись не могло.

– Вы оправдываетесь? – удивилась я. Может, еще собирается извиниться? Как будто легче станет…

– И не мечтай. Жду благодарностей.

Щеки опалило жаром, дыхание стало тяжелее. Я стиснула челюсти, проглатывая одно оскорбление за другим, не позволяя им вылиться на рогатую голову, когда так хотелось.

– Не дождусь, – понял Акеон. – Ты легко отделалась. И стоило отродье того?

– Ребенок, – процедила я сквозь зубы.

Вспоминая лекции в университете, курсовые, дипломную и дополнительные курсы по экономике, которые пересекались с политикой разных стран, я отчасти понимала поступки и решения правителей. В расчетах на перспективы понимала. Однако тошнотворный комок поднимался к горлу сразу же, как только мысли начинали оправдывать действия всех тех, кто вынес смертный приговор ребенку и молодой девушке. Да, они были виновными, но что‑то внутри меня никак не могло осудить их и принять жестокое наказание.

– Тут их несколько сотен, – швырнул он мне под ноги журнал.

Я оттянула от корешка носки сандалий и попробовала сглотнуть, но не получилось. Во рту сильно пересохло, но просить у Акеона воды глупо. Он заглядывал мне в лицо, и я старалась держаться ровно, не отворачиваться.

– Почему не плачешь и не расшибаешь лоб об пол? Только что я сказал тебе, что в журнале имена сотни умерших детей.

– Я их не знаю, – скривилась, не выдерживая воспоминаний. Руки словно все еще удерживали маленькую девочку.

– А этих знала несколько мгновений. Они были убийцами.

– Но я жива. Они не успели меня убить.

– И если ты жалеешь об этом, то я рад. Хоть в чем‑то мы с тобой сошлись во мнении.

Он порывисто поднялся с кресла и подошел к окну, складывая руки за спиной.

– Вы ненавидите людей, – прошептала я, рассматривая силуэт на фоне дневного света.

Акеон услышал, ответил:

– Терпеть не могу, но тебя приходится.

– Метка, – я притронулась к коже под глазом. – Если бы я не бросилась на защиту Тиналь, все могло бы быть иначе?

Он повернулся и, хмуро разглядывая меня, проговорил:

– Она, Мертвец, единица. Не сближайся с теми, кого ценить не за что. На всех не хватит.

Я посмотрела в пол, на толстые нитки темно‑зеленого ковра.

– Зачем бросилась на ее защиту?

– Она напомнила мне брата и… в моем мире…

Нужно ли продолжать?

– У вас не убивают? Не приговаривают к казни? Дети не умирают? Ты им как‑то помогала, защищала? Каждому, кто попадался на пути?

Я молчала. Даже Волтуара до того, как он полюбил меня, я не могла уличить в такой же жестокости, но одновременно правильности рассуждений. И даже никого похожего вспомнить не могла. Хотя… один все же на ум приходил.

– Вы сами мертвы, – несдержанно выпалила, мгновенно зажмурившись и втянув голову в плечи.

У Кейела хотя бы оправдание есть – он Вольный. Только учится эмоциям. Тишина затягивалась, меня никто не ударил, громкие крики не заполнили комнату.

– Кто говорил с тобой, пока ты была в своей комнате?

– Никто.

– Дариэль?

– Предупреждала, что войдет, и здоровалась.

– Дворцовый целитель?

– Был чуть более разговорчив: интересовался моим здоровьем.

Акеон снова сел, но теперь на подлокотник кресла.

– На меня посмотри, – потребовал, чем немыслимо удивил. И жестко добавил: – В глаза.

Посмотрела. Светло‑зеленые. Кошачьи ли? Неважно. Неприятно прожигают холодом.

– Что бы ты не делала, ее бы все равно казнили. Она преступница. Старшая единица может была невиновна, но ровно до того момента, пока не попыталась обмануть правителей.

Я нахмурилась.

– Не понимаешь? Забыла? – сразу же спросил Акеон, склоняя голову набок. Его волосы, убранные назад, будто даже не шелохнулись. – Она брала вину на себя.

– Всего лишь попыталась уберечь младшую сестру.

– Непростительный обман небесных.

– За это казнят?

– Изгоняют. Тогда за что казнили? Я виновна?

– Сиелра воспользовалась твоей оплошностью. Ты, да, виновна. Это что‑то сейчас меняет?

– Многое.

– Например?

И снова молчала, не зная, что ему ответить.

– Твоя метка под глазом не исчезнет. Даже не надейся.

– А как же заслуги перед духами?

– На тебя возложена не твоя вина, а вина старшей единицы. Она пыталась ввести в заблуждение небесных, оправдать убийцу, покусившуюся на жизнь почтенной, приближенной к небесным. Такую вину придется нести всю жизнь. Духи небесных не потерпят, чтобы над ними насмехались, а тут…

Он хлопнул в ладоши, приподнимая подбородок и уставившись в потолок.

– Сейчас вы со мной говорите так, будто… Вы знали, что за всем стоит Сиелра?

– А кому еще точить на тебя клык? – снова вскинул бровь.

Я не удержалась: облокотилась на колени и опустила голову на руки, закапываясь пальцами в волосы.

– В своем мире ты научилась сравнивать смерть с цифрами, но была далека от политики?

– Статистика, – пробормотала я.

– Громче. Я не буду разбираться в твоем лепете.

Я подняла голову и отчетливо произнесла:

– Я знаю статистику, хорошо считаю, анализирую, делаю выводы, прогнозирую, планирую… Да, меня учили переводить и смерть, и жизнь, и… что угодно в цифры. Отдаленно я знакома с политикой, но со смертью, стоящей в полуметре от тебя, познакомилась впервые в Фадрагосе.

Выдохнула, стараясь унять дрожь в руках.

– И вправду знаешь? – кажется, заинтересовался Акеон.

Я едва слышно рассмеялась, потирая виски.

– В Фадрагосе я вспыльчивая дикарка, – неожиданно для самой себя стала проговаривать мысли, мучающие последние дни. – На Земле – любимая дочь, старшая сестра, верная девушка, прилежная студентка и привлекательный молодой специалист, хоть и без опыта работы. Я привыкла видеть выгоду, – стала загибать пальцы, глядя перед собой, на окно, – рассчитывать, анализировать, планировать… Планирование, расчеты – выгода фирме, семье, себе… На деле привыкла к теории. На практике же научилась считать только сдачу в магазине и деньги в чужих кошельках, сейфах, на банковских счетах. И что теперь я считаю? Даже не звезды на небе, а имена тех, чьи смерти на моей вине. Что мне делать?

Акеон долго смотрел на меня, сцепив руки в замок, а затем коротко ответил:

– Приспосабливаться.

Я разогнула пальцы и посмотрела на ладонь, на протянутые линии по ней, на мелкие дорожки вен, хорошо скрытых под кожей. Приспособиться легко на словах. Светка много лет бросает курить, а Витек, партнер и друг Женьки, много лет отключает телефон перед застольем, чтобы, напившись, не позвонить бывшей, но потом напивается и включает мобильный, или просит его у других. Мама всю жизнь обгрызала ногти под корень, засиживаясь с контрольными допоздна, а папа каждый вечер включал новости, чтобы поругаться на чиновников и сказать, что СМИ всегда врут. Когда мы с Егором советовали ему отключить телевизор или переключить канал, он почему‑то обижался. Можно ли избавиться в короткий срок от всех привычек разом?

– Знаешь, как выбирают правителей? – разрезал затянувшуюся тишину Акеон.

– Как и мудрецов – духи указывают?

Он кивнул и сразу же стал объяснять:

– Потом ребенка забирают у семьи, а семью награждают титулами, поместьями и дополнительными слугами. Правители отходят от власти спустя долгие периоды безупречной службы своему народу, и тогда их продолжают содержать вдали от дворцов, в собственных домах. Окруженные любимой семьей, они также вынуждены уделять внимание чужим детям, потому что передают знания будущим правителям.

– Постоянный круговорот, – пробормотала я. Двигатель мироустройства, видимо, во всех мирах неизменно – цикличность.

Акеон будто не обратил на мое бормотание внимания, продолжая говорить:

– И если бы Волтуар потерял метку, то… круговорот – пусть будет так. Он бы приостановился. Произошел бы маленький сбой в этом механизме. Правители приходят к власти поочередно. И уходят так же. Когурун – старший. Сначала уйдет он, а на его место придет подготовленный правитель. Как и ты, умеющий считать лишь в теории. Практике его будем обучать тут, мы с Волтуаром. Обвинив Сиелру, ты подставила весь регион Цветущего плато. Волтуара могли сместить досрочно, а регион прогнуть так, как выгодно всем высшим гильдиям Фадрагоса.

– Но она же виновата, – опустила я плечи. – Не девчонки виноваты, а Сиелра. Да, и очевидно ведь, что ее слуги получили дорогущий яд не на улице. Протащили его во дворец, прошли в зал во время торжества. Неужели непонятно, кому они могли принести клятву, и кто все организовал?

– Сиелра – жена выдающегося представителя высшей гильдии Фадрагоса – гильдии Справедливости. Они гораздо влиятельнее любого региона – за ними стоит весь народ Фадрагоса. Распри с ними никогда не бывают выгодными.

Понятно. Что‑то вроде ООН. А неплохо же меня привлекла мировая общественность, когда все было завязано на Кейеле. Может, он кому‑то перешел дорогу? Кому‑то неимоверно влиятельному…

– Весь народ Фадрагоса, кроме северян, – нахмурилась я.

– О северянах тебе говорить не положено, – тяжело вздохнул он, роняя голову на грудь и продолжая говорить: – Как и об остальном. И если бы не просьба Волтуара быть с тобой помягче, я бы давно велел страже сбросить тебя с утеса.

Я замолчала. Разговор с Акеоном оказался совсем не таким, как я себе представляла. Он не жалел меня, не юлил, желая уберечь. Терпимо, но прямо и хорошо пояснял все мудреное, сложное. Я даже не осознала, как стала поддерживать разговор и делиться с ним мыслями, будто ждала от него понимания. И кажется, получала его. Просто какое‑то иное, пропитанное неприятным снисхождением.

– Можно опять спросить о Сиелре? – осторожно поинтересовалась. Если откажет, значит, потом, когда мне разрешат повидаться с Елрех, я узнаю у нее.

– Спрашивай, – великодушно разрешил Акеон.

– Я знаю несколько распространенных клятв в Фадрагосе, ритуалы, которые…

– И требование абсолютно всех клятв оскорбит Сиелру, – оборвал он. – Не своей рукой она подала тебе отраву. Духи укажут на прямого, основного, виновника. Провести ритуал можно было, но на нее он бы не указал. А потом что? Требовать клятву? Кто ты, и кто она? Будь ты супругой Волтуара, мы могли бы побороться, но сейчас ты просто высокооплачиваемая шлюха, которая, по идее, должна гордиться своим статусом и благодарить за то, что попала в огромную кровать Волтуара. Однако вместо робкого спасибо мы получаем от тебя проблемы.

Вновь обдало жаром. Я закрыла глаза, сжимая ткань платья и утихомиривая злобу с примесью обиды.

– А алтарь Возмездия? – борясь с головокружением и желая заполнить невыносимую тишину, поинтересовалась я, и поняла собственную глупость до того, как Акеон ответил:

– У кого требовать подступиться к нему? У ее мужа? Гильдия Справедливости была заинтересована в поимке Вольного. И прямое доказательство? К сожалению, ты жива и ничуть не пострадала.

– Зачем вы позвали меня к себе? Чтобы сказать, что мне не за что было бороться?

– Да.

Понятно. Всего лишь пешка в политических интригах. Возможно, правители даже выгоду поимели с этого представления.

– Я поняла. Теперь мне можно идти?

– Отправляйся к Волтуару. Он с ума сходит, мечтает увидеть тебя.

Стоя у двери, я все же обернулась и задала очередной вопрос, ответ на который мне не хотелось слышать:

– Если бы я молча вылила отравленное вино, не отдавала его слуге, все закончилось бы благополучно для всех?

Акеон долго и пристально смотрел на меня, а затем кивнул и, поднимая журнал с пола, добавил:

– Но я бы не был знаком с большей тупицей, чем ты. Если перестать ценить себя, остальные тоже не станут этого делать. У них не останется веры в тебя. А теперь тихо прикрой дверь с другой стороны. И больше никогда не обращайся ко мне.

Я кивнула и выскочила в коридор, снова до боли сжимая кулаки.

…А потом, когда я научусь пользоваться даром, никому не придется говорить об отраве в бокалах, никто не будет убивать, защищая меня. Я все смогу сделать сама… И я обязательно справлюсь.

К кабинету Волтуара подходила фактически на носочках. Почему‑то перед ним было особенно стыдно. Встречаться с ним совершенно не хотелось, а в голове никак не складывался образ нашей встречи. Что мы будем говорить друг другу? Да и хочу ли я что‑то говорить ему? Тем не менее сжала камень в руке и, дождавшись, когда он потеплеет, отпустила.

Метка Волтуара по моей вине потеряла яркость. Но в чем именно я ошибалась, а он прощал? И ведь мы с ним неоднократно обсуждали мои оплошности. Волтуар всегда говорил, что не знает, где я могу оступиться, потому что чужая и незнакомая Фадрагосу. Он ведь не может знать об измене и молчать о ней? Это было бы слишком…

Дверь открылась, а Волтуар так же, как и Акеон, вперил в меня хмурый взгляд. Однако вскоре хмурость прошла, а на лице осталась легкая растерянность.

– Асфирель, – произнес он, словно не верил, что видит меня перед собой. Будто мы не виделись много десятилетий, и он уже ни на что не надеялся. – Входи.

Отошел в сторону, пропуская внутрь. Опустив голову, я прошла в кабинет и замерла. Дверь закрылась с тихим щелчком, а Волтуар уже стоял передо мной.

– Почтенный…

– Ты простила меня? – приподнял коготком мою голову за подбородок.

Виновато разглядывал шрамы на щеке, а затем метку. Я рассматривала ее лишь однажды в зеркале. Черная, похожа на знак бесконечности, но с острыми гранями и неаккуратным горизонтальным росчерком.

– Прости меня, Асфирель. Я не мог поступить иначе. Не злись.

– Я не злюсь, – взяла его за руку и выдавила из себя улыбку. – Я не злюсь.

Глава 21. Виновницы. Эпизод второй

Волтуар усадил меня на диванчик и попросил подождать немного. Из открытого окна доносилось пение птиц, легкий ветерок покачивал невесомую занавеску. Возле сиреневой орхидеи, стоявшей на тумбочке, кружил небольшой шмель, дополняя чириканье монотонным жужжанием. А еще тихо скрипела палочка для письма, скользя по плотному желтоватому свитку. Взгляд Волтуара мельтешил по строкам, а губы были упрямо сжаты. Он спешил завершить дела, чтобы уделить мне время. Несмотря на свою любовь и желания, правитель оставался прежде всего правителем, а уж после – влюбленным шан’ниэрдом. Я терпеливо ждала, не смея отвлекать его.

– Пойдем, – произнес он, спрятав свиток в верхнюю шуфлядку стола и поднимаясь с кресла.

Открыл передо мною дверь, осторожно подтолкнул в талию. В коридоре удивил, крепко взяв меня за руку и зашагав к широкой лестнице.

– Что говорил целитель? Как твое самочувствие?

– Все хорошо.

– Ты мало ела, а в первые дни ни на что не реагировала.

– Думаю, в моем мире это назвали бы шоком. Может, было бы другое название, но я не медик… – подумала немного и исправилась: – не целитель.

Волтуар остановился, повернулся ко мне и, посмотрев на мою голову, виновато опустил взгляд на наши сцепленные руки.

– Целители не обещают, что она пройдет, но алхимики сказали, что есть краситель, способный спрятать ее.

– Это всего лишь седина, мой правитель, – улыбнулась я. – Или в Фадрагосе это что‑то неправильное?

– Это признак старения у людей, виксартов, васовергов и гелдовов, – посмотрел мне в глаза, а второй рукой прикоснулся к моей щеке. Стараясь не притрагиваться к буграм заживающих ранок, погладил скулу. – Асфирель, ты слишком молода для старости.

Хотелось хмыкнуть, но я удержала ленивую улыбку, погладив пальцами его тыльную сторону ладони.

– Не беспокойтесь, Волтуар. От седины еще никто не умер. А мне двадцать три…

Двадцать три ли? Сколько я в Фадрагосе? Время тут совсем спуталось, затерялось среди постоянной спешки и упрямого рвения к цели. Не страшно.

– Я не переводила свой возраст в периоды, но вам точно не о чем волноваться.

В змеиных глазах таилась тревога. Или я все еще не научилась видеть в них отражение человеческих эмоций. Зрачок дрожал, непривычно часто расширялся – наверное, все же волнение, тревога, легкий страх.

– Пойдем, – повторил он, потянув к лестнице.

До нее мы не дошли – остановились напротив двери очередного кабинета. К камню Волтуар не притронулся, а просто по‑хозяйски толкнул дверь и жестом пригласил войти в полумрак.

Тяжелые темно‑синие шторы мешали солнечному свету проникнуть внутрь, но тонкая яркая полоска вертикально сочилась в крохотную щель. Волтуар подошел к окну и раздвинул шторы. Я на секунду прищурилась, а затем с любопытством осмотрелась. Письменный стол стоял у окна, ничуть не хуже тех, что были в кабинетах у правителей. Массивное кресло с высокой спинкой было обито белоснежным бархатом, а может, схожим сукном. Позолоченная лепнина делала его похожим на миниатюрный трон. У стены, обшитой светло‑голубыми обоями, примостился низкий белоснежный диванчик, а в контраст ему, рядышком – крохотный, темный столик. Из такого же темного дерева в углу, возле дивана, высился книжный шкаф; его полки уже плотно занимали свитки, стопки бумаг, книги, расписные статуэтки животных и несколько горшочков с пышными фиалками. Возле шкафа висела картина в красивой раме; пестрые цветы обрамляли водопад, срывающейся в зеленые кроны.

– Посмотри туда, – подошел ко мне Волтуар и, взяв за плечи, повернул в другую сторону.

Взгляд пробежался по еще одному шкафу напротив двери, мазнул по низкому ни то столику, ни то табурету, на который неплохо бы поместилась клетка с Кешой, а затем упал на Фадрагос. Эта стена была свободна от матерчатых обоев – всего лишь штукатурка небесного тона. И прямо на ней была нанесена карта Фадрагоса. Под ней осталось место для могучего древа Жизни, а сверху по разные стороны от карты висели луна и солнце. Между небесными светилами тянулись незнакомые символы.

– Кабинет еще не обустроен до конца, – прошептал Волтуар, касаясь дыханием моего уха. – Как только пожелаешь, отправимся с тобой в обитель. Сама выберешь письменные принадлежности и любую мелочь, какую захочешь.

– Зачем мне кабинет?

В голове не мелькнуло ни единой мысли, в душе не пробудилось ни единого чувства. Я повернулась к Волтуару и посмотрела ему в глаза. Он заботливо улыбнулся, обнимая меня.

– В твоей комнате могут отвлекать посторонний шум и снующие по коридорам слуги. Ты увлекаешься книгами и историей Фадрагоса. Необычный интерес для любовницы правителя, но я решил поддержать его. И я никому не позволю осудить тебя, даже если ты, – он замолчал и, склонившись ко мне, прижался щекой к голове, – когда‑нибудь решишь стать супругой правителя.

Я нахмурилась и тихо спросила:

– Ей тоже много чего запрещено?

– Асфирель, у всех есть обязательства и запреты.

– Спасибо за подарок, – поблагодарила я, искоса разглядывая большое зеркало у двери.

Богатая позолоченная рама с филигранными узорами мерцала инструктированными изумрудами. На маленькой полочке под зеркалом кислица раскинулась множеством фиолетовых лжебабочек, в которых редкими каплями застыли белые цветочки. Отражение в зеркале навевало тоску. Пара в нем с осторожным уважением обнималась. Высокий темноволосый шан’ниэрд, одетый в черно‑золотой костюм правителя, спрятал лицо в полуседых волосах девушки, которую я с трудом узнавала. Она вцепилась тонкими пальцами в черную ткань рукава и, прижимаясь щекой к сильному плечу мужчины, беззастенчиво и колко смотрела на меня. В карих глазах янтарным пламенем въелись укор и осуждение. Темные круги под глазами сильно выделялись провалами на бледной коже, но не сильнее чернеющей метки вины. Сразу под ней, на впалой щеке, истощенной долгим голодом, тянулись рваные шрамы, покрытые тонким слоем светло‑зеленой мази. Рыхлые отметины непокорности напомнили о Вольном, и это воспоминание неприятно резануло по без того изнывающему болью сердцу. Перед тем, как я отвернулась от незнакомки, ее губы презрительно сомкнулись в тонкую полоску.

– Прекрасный кабинет. Спасибо, – повторила я.

Через несколько минут Волтуар уводил меня в жилую часть дворца. Мы совсем немного не дошли до лестницы, ведущей к этажу с моей комнатой, свернули по коридору и уперлись в другую широкую лестницу, застеленную черной ковровой дорожкой с золотым окаймлением. Поднялись на второй этаж, минули арку прохода, заставленную по обе стороны горшочными пальмами. Направились дальше по полуоткрытому коридору: слева была мраморная стена, украшенная неброскими красками фрески, а справа колонны подпирали высокий потолок. Между ними протянулись кованные белоснежные перила, увитые ползучими цветами. Внизу раскинулся тихий, скрытый от посторонних глаз, дворик с сочно‑зеленой низкой травой, просторной беседкой и бассейном под открытым небом.

Волтуар остановился у первой темной двери с резными узорами, поднял мою руку и, не выпуская из своей, потянул к кругу замка.

– Потерпи немного, – попросил он, внимательно глядя на меня из‑под челки.

Наши ладони легли на теплый круг. Символы под пальцами ощущались острыми углублениями, они же порезали их, жадно впитывая капли крови. Я вырвала руку из слабого захвата и отступила.

– Извини, – поспешно шагнул за мной Волтуар. – Это позволит тебе приходить ко мне, когда захочется.

Будто я захочу.

С улыбкой кивнула ему, стискивая исцарапанную руку в кулак и прижимая ее к груди.

– Проходи, – пригласил Волтуар, открыв дверь.

Я вошла. Спустилась по трем полукруглым ступеням лестницы в просторную комнату и остановилась, озираясь по сторонам. Матерчатые обои цвета вороного крыла ловили на себе свет, льющийся из застекленных окон; выпуклая черная вышивка свету поддавалась хуже – темнела узорами. Балкон тут тоже был, но, как и окна, закрытый плотной стеклянной дверью с золотой рамой и такой же ручкой. Легкие белые занавеси застыли в полном безветрии. Под потолком тянулись позолоченные плинтуса, над окнами – такие же карнизы, и даже мебель из светлого дерева отдавала начищенной до блеска позолотой. На черном мраморном полу отражались комоды, шкафы, этажерки, заставленные цветами, флаконами зелий, заваленные книгами. По центру комнаты на полу разлеглось орнаментом панно. Часть его спряталась под ворсистым темно‑серым ковром, на котором стояла широкая кровать. Четыре золотых столбика вытягивались из ее углов, причудливо изгибались, скрючивались, местами крепко сжимая драгоценные камни и в конечном итоге формируя замысловатый балдахин.

– В этом углу, – Волтуар заскрипел подошвой сапог, направившись в пустующий угол комнаты, – был мой стол.

– Куда его дели? – спросила я, сцепив руки перед собой и медленно шагнув следом.

– Я заказал новую мебель. Хватит места на двоих, – с улыбкой развернулся он ко мне, чуть раскинув руки.

Вскоре его улыбка померкла. Он подошел, останавливаясь в полуметре от меня. Долго молчал, разглядывая мое лицо.

– Я смогу читать тебе вечерами, учить языкам… Ты совсем не рада? Что я могу сделать для тебя?

Заметив мелькание наших отражений, я опустила глаза к полу, почесала щеку и едва слышно произнесла:

– Я немного устала. Забыла, сколько пробыла одна. Теперь сразу столько встреч: Дариэль, Акеон, вы… Совсем чуть‑чуть устала. Голова кружится.

– Тебя провести в комнату? – сразу же подставил он раскрытую ладонь.

– Благодарю, почтенный.

В моей комнате сквозняк привычно играл занавесями, а пение птиц и стрекот цикад, доносясь с улицы, ни на секунду не смолкали. Еще в обед я переоделась в обеденное платье, а ближе к вечеру – в вечернее. И даже не потому, что ждала кого‑то в гости, или мне разрешили отправиться в столовую, а просто потому, что такими были правила проживания во дворце. За этот день я успела повидаться не только с правителями – после обеда меня порадовали встречей с Елрех. Огорчило только, что отвели на встречу совсем немного времени. Да и выбила она ее с трудом, напоминая, что я пока все еще принадлежу Дриэну, а у меня под боком находится Кеша, которого я якобы должна реабилитировать беседами и вернуть согильдийцам полностью исцеленным.

Елрех не улыбалась беспечно, рассматривая меня. Не подбадривала мудрыми речами, не успокаивала, что все будет хорошо у любовницы правителя. Сидя рядом со мной на кровати, долго держала мою руку в своих руках, а потом попросила:

– Потерпи еще немного. Ты не останешься тут навсегда. Дриэн знает о твоем даре, знает о том, что ты собираешься искать. Он слишком дорожит гильдией и жадно воюет за всех, кто ценен, а ты сейчас бесценна.

– Опять будто товар…

– Своенравная Асфи, – притянула она меня к себе и, крепко обняв за плечи, погладила руку, – ты же так стремилась поднять себе цену. А когда за тебя готовы воевать, опять недовольно бухтишь.

Хотелось ответить ей, что иногда людей ценят не только за полезный вклад, но она опередила, тихо проговорив:

– Извини меня. Я и подумать не могла, что во дворце у нас найдутся враги. Почтенных и небесных всегда ставили нам в пример, как тех, на кого нужно ровняться, – замолчала ненадолго, а затем добавила: – Дриэн будет бороться за тебя до последнего. Отказывайся от ис’сиары – это все, что тебе нужно делать. Не позволяй ее надеть на себя.

Она поднялась, а я поспешно спросила:

– Что с северянами?

– Вольный до сих пор во дворце, – нахмурилась Елрех. – Значит, северяне приедут. Подождем еще немного, и если они не объявятся, Дриэн вернет нас в Обитель гильдий. Вот увидишь: он Анью призовет, но вернет тебя. Я напишу ему сегодня.

Я вышла в коридор, желая проводить ее, но охранные духи, пробужденные просьбами Волтуара, а может, Акеона, угрожающе засияли, снова запирая меня внутри просторной клетки. Они же и контролировали отведенное на встречи время. Зато стража не давила безмолвными слушателями.

До самого вечера я рисовала все, что приходило в голову: папину машину; сенсорный телефон с кошачьей мордочкой и печатными русскими буквами на экране, сложившиеся в короткое имя «Женька»; многоэтажные дома с частыми антеннами; собственную кухню в однокомнатной квартирке, которая после покоев Волтуара казалась совсем нищей, но не становилась от этого менее родной; колесо обозрения в парке, находившемся в десяти минутах ходьбы от моего дома. Художник, как выяснилось, из меня отвратительный, но при взгляде на черно‑белые каракули сердце билось чуть чаще, а на душе теплело. Кончиками пальцев я гладила рисунки на дешевой, шероховатой бумаге и мысленно просила духов переместить меня туда, где все еще упрямым пламенем жила память, но уже чахла. Где она медленно погибала…

Разве картинка с котенком светилась, когда звонил Женька? Вроде бы что‑то другое. И ларек с мороженым точно стоял одиноко под кленом? Кажется, рядом с ним еще торговали попкорном. Или нет… Но сильнее всего напугало то, что я с трудом вывела забытые буквы, где‑то глубоко внутри сомневаясь, что правильно пишу имя. И только прочитав его несколько раз, вытерла выступившие слезы и, тихо рассмеявшись, кивнула. «Женька» было написано правильно. Точно правильно! Откуда же взялись глупые сомнения?

– К тебе можно?

Я встрепенулась, рассыпав листы, и сжалась комочком в кресле. Для чего он пришел? И почему духи пропустили его?

– Ты очень плохо выглядишь.

– А ты до сих пор не научился делать комплименты.

– Почему их любят слушать? – спросил Кейел и, не дождавшись моего разрешения, вошел в комнату. Бесцеремонно добрел до стола и, присев на угол, сложил руки на груди. – Зачастую в них только лесть, а она убивает стремления.

– Не всегда, – чуть распрямила я спину, насильно расслабляясь. Спустила босые ноги на холодный пол и поправила платье. – И не совсем так.

– Объяснишь? – слабо улыбнулся он, внимательно разглядывая меня, будто изучал.

– Для чего ты пришел? – с ровной спиной облокотилась я на стол, отвернувшись от Вольного и вздернув подбородок.

Оказывается, после всего случившегося, я все еще не разучилась смущаться. И даже щеки потеплели, а руки стали мять палочку для письма.

– Я ненадолго.

– Иногда кажется, что ты не слушаешь. Я ведь спросила не о том!

Он хрипло рассмеялся, и я затаив дыхание повернула к нему голову. Смеется искренне – в теплых глазах веселье плещется. Негромко покашлял в кулак и мягко попросил:

– Не ругайся, Аня. Я заглянул проведать тебя, как только узнал, что запрет снят.

А раньше запрет его не волновал, и приходил он с балкона. Я не озвучила замечания. Улыбнулась ему так открыто, насколько могла. Он не забыл обо мне, и это безумно радовало. Огорчало только утомительное и грустное ожидание – готовность к тому, что он прямо сейчас попросит меня о какой‑нибудь услуге. Это же Вольный. Разве с ним может быть иначе? Не поверю. С ним по‑другому не бывает.

– Спасибо за заботу.

Его улыбка дрогнула, а он отвел взгляд, цепляясь им за рисунки, раскиданные на полу. Все же не в заботе дело… Я тяжело вздохнула, но повторять вопрос не стала. Если ему что‑то необходимо, он обязательно об этом сообщит. Только бы ушел скорее, а еще лучше уехал, оставил меня в покое, и хорошо бы, чтобы мы никогда больше не встречались.

– Помнишь легенду Аклен и Ил? – спросил, опустив руки и взявшись за столешницу.

Ну вот… Все, как я и предполагала. А чего ты ждала от него, Аня?

– Запомнила, – сказала я, смахнув невидимую пыль со стола.

– Ты знаешь, что они чувствовали?

Я нахмурилась и замерла. Их чувства как‑то связаны с Энраилл или тайной? А может, обычное любопытство Вольного?

– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась, украдкой наблюдая за ним.

Пальцы елозили по отполированному дереву, а вдохи были неровными, зато выдохи – тяжелыми. Будто он собирался что‑то сказать, но не позволял себе, а, возможно, просто не знал, с чего начать. Я гулко сглотнула, радуясь, что мы не в полной тишине. И думать нельзя, что он может что‑нибудь испытывать ко мне. Тем более чувства Аклен и Ил… Размечталась. Хватит быть наивной чукотской девочкой. И без того поздно поняла, что совсем не повзрослела.

– Их любовь воспевают, – ответил он, быстро убрав за ухо выбившийся из хвоста локон.

– И тебе это не нравится?

– Они были эльфиорами, а не шан’ниэрдами, – сказал резко, будто осуждал. – И их любовь ставят в пример.

– Почему мы говорим об этом?

Волнение окутало, сковало ноги. Я отложила афитакскую палочку, чтобы не разломать ее.

– Аня, они ведь убили друг друга. – Под его руками заскрипело дерево.

Я напряглась, приподняла ноги на носочки, чтобы убедиться: они не такие тяжелые, как кажется. Дыхание замерло, а сердце сжалось. Что Кейелу нужно от меня? Я знала, что он не обидит, не ударит, но все равно словно подготовилась вскочить и бежать. Куда угодно, лишь бы подальше от него.

– Кейел, ты злишься? – еле слышно поинтересовалась. – Это все как‑то касается спасения Фадрагоса?

Он вздрогнул, чуть приподнял плечи – застыл. Постоял так немного, а затем кивнул. Прядка снова выскользнула и упала на изуродованную шрамами щеку.

– Да, Аня. Я должен спасти Фадрагос.

Выдохнул и улыбнулся дружелюбно, будто перед ним Елрех. К ней он всегда относился мягче, с уважением. Айвин говорила, что Елрех спасла ему жизнь. Видимо, Вольный был благодарен ей.

– Не бойся, Асфирель. Как и обещал, я больше не прикоснусь к тебе. И обустраивайся тут, – нахмурившись, стал осматриваться.

«Асфирель» от него прозвучало совсем непривычно. Всего одно неважное слово разделило нас невидимой пропастью, наполненной вязким туманом, в котором застревают нужные слова, эмоции… правда. Между нами пласт вранья.

Кейел пересел удобнее, немного оборачиваясь. Долго смотрел на платья, и показалось, что в это мгновение его улыбка потеряла теплоту.

– Если привыкнешь к Фадрагосу и будешь послушной, Волтуар сделает тебя счастливой.

Опустив голову, легонько хлопнул по столу. Совсем неслышно, беззвучно, но во мне будто что‑то треснуло. Что скрыто за этим жестом? По‑прежнему улыбаясь, Вольный оборвал мое с трудом натянутое безразличие:

– Мне пора.

– Куда? Ты уезжаешь? – я едва не подскочила, но сумела усидеть, а вот голос подвел: прозвучал тоньше.

– Нет, – покачал головой, глядя мне в глаза. – Нет, но духи скоро прогонят меня. Я зайду к тебе снова.

– Обещаешь?

Отвернулась, сжимая кулаки, стараясь унять дрожь.

– Наверное, зайду, – неуверенно произнес он. Откуда взялось чувство, словно мы опять прощаемся? – Асфирель, скоро тебе разрешат выходить из комнаты. Ты сможешь видеться со всеми в столовой и в парке. Главное, больше не оскорбляй правителей, тем более при посторонних.

Во рту пересохло. Глаза резало, будто плакать можно даже тогда, когда слезы давно высохли. Я кивнула, аккуратно выдыхая. В висках и горле стучало быстро‑быстро, но я старалась удерживать мысли стройными рядками – в полнейшем порядке, закрыв в плотную коробочку. Ничего нельзя делать необдуманно, а думать надо тогда, когда сердце спокойно, а кровь не кипит в венах. Нельзя, нельзя, нельзя…

Кеша молчал, растопырив крылья и розовым клювом прочищая белоснежное оперенье.

– Поправляйся, – тихо сказал Кейел, снова легонько хлопнув по столу. Выдохнул шумно и поднялся.

Я до скрежета сжимала зубы, стараясь не слушать свое судорожное дыхание, не замечать, как колотятся руки. Отвернулась к балкону, чтобы не смотреть в спину Вольному. Нельзя…

– Кейел! – и будто что‑то рухнуло от моего голоса, зато позволило вдохнуть спокойнее, когда он остановился и обернулся.

Обхватив голову руками и зажимая ладонями уши, я застонала. Оправдания мельтешили в голове, выбравшись из коробки. Они путали логику, растормошили сомнения и подвинули‑таки решительность.

– В чем дело?

Я помотала головой, но так и не произнесла: «ничего». Качнулась в кресле, когда Вольный снова шагнул к выходу. Длинные пальцы коснулись занавеси, а я задохнулась. Можно ли захлебнуться эмоциями?

– Ты справился, – просипела я.

Не услышал.

«Громче. Я не буду разбираться в твоем лепете».

– Ты справился! – звонко воскликнула.

«Ее имя Мертвец. Таких мертвецов я вижу ежедневно тут».

Цепляясь одеревенелыми пальцами за край стола, я поднялась. Пошатнулась, но устояла.

«Тут их несколько сотен. Почему не плачешь и не расшибаешь лоб об пол? Только что я сказал тебе, что в журнале имена сотни умерших детей».

– Что? – Кейел опустил занавеску, склоняя голову к плечу. – Аня, о чем ты говоришь?

– Я их не знаю. Мы незнакомы.

– С кем?

– С твоим народом. Я его не знаю, – выдавила из себя улыбку, но получилась кривая гримаса.

– Я не понимаю тебя, – ласково улыбнулся он. – У тебя под боком целая библиотека небесных. Если у меня получилось заинтересовать тебя Фадрагосом и его спасением… Аня, Волтуар познакомит тебя с нашим народом.

– Нет же, – я опустила голову, опираясь на костяшки согнутых пальцев. Они болели, но колючая острота, отдающая эхом в запястьях, немного возвращала порядок мыслям. Совсем немного.

Кейелу нельзя доверять. А кому можно? Дриэну? Дриэн заботится о гильдии, а Вольный обо всем мире. Чья забота важнее, чье стремление чище? Если Кейел уедет, то продолжит поиск сокровищницы, и я должна опередить его. Нужно исправить ошибки и вернуться домой! Или спасти Фадрагос?.. Если я помогу Кейелу, а потом вернусь домой, то он снова с самого начала будет бороться один. И если он проиграет неизвестному Убийце, умрет не только Тиналь. Тиналь…

Я запуталась.

– Аня…

– Я могу помочь тебе! – вскинула голову. Нельзя отступать. Хватит строить шаткие мосты над пропастью лжи, если ее можно заполнить правдой! – Река Истины. Она что‑то дала мне. Какую‑то силу, но она капризная и… с ней трудно, Кейел! Но она есть! Это твой подарок? Ты обещал, что подаришь мне что‑то бесценное. Говорил, что с этим мне не придется думать о сокровищах Фадрагоса. Что ты подарил мне, Кейел?!

Кровь отхлынула от лица, когда Кейел побледнел и пошатнулся. Он рванул к проходу. Опираясь рукой на стену, высунул голову, видимо, убеждаясь, что в коридоре никого не было. Вернулся, задернул занавеску и быстрым шагом направился ко мне. Сердце ухнуло. Я медленно опустилась в кресло. Если сейчас Вольный убьет меня, значит, я совершила последнюю ошибку.

Во всем виновна.

– Посмотри на меня, Аня.

Кейел присел на корточки возле кресла, вцепился двумя руками в подлокотник. В глазах застыл страх. Вольный боится? Я помнила, как нас посадили в клетки. Тогда он был ранен и тоже боялся, но страх был злобным и с сожалением, а теперь – другой.

– Ты взволнован.

Он нервно усмехнулся, потерся щекой о плечо, убирая волосы, но подлокотник так и не разжал.

– Давно пробудилось?

– Сила? – нахмурилась я, глядя на взбудораженного Кейела. – Давно.

– Говоришь, оно капризное, – на пару секунд замолчал, покачивая головой, – но ведь ни тебя, ни себя не выдает.

Оно?..

– Зелья помогают.

– Зелья?

– И алкоголь… – поправилась: – вино. Наверное.

– Зелье и вино прячут или сдерживают?

– Отпугивают.

– Кто еще знает, Аня?

Я открыла рот, но испугалась: а вдруг он потом их тоже убьет? Меня сейчас духи охраняют. А может, никого не будет убивать, но я не хочу больше брать на себя вину.

– Никто, – снова обманула я, едва не скривившись. Какое бы решение он не предпринял насчет меня, но Елрех не должна пострадать.

Он опустил голову. Я разглядывала чуть лохматые темно‑русые волосы; отблеск закатного солнца на них привлекал. Сжимала ткань платья в кулаке, чтобы только не потянуться к Кейелу. К нему хотелось прикоснуться: погладить щеку или плечо, взять за руку, ощутить, как наши пальцы переплетаются. В ту ночь он был рядом со мной просто так. Просто потому, что хотел поддержать меня, помочь справиться с ужасом. Позволил мне разделить с ним горе. А сейчас я снова не знаю, чего от него ждать. И зачем он приходил? Ведь и вправду ни о чем не попросил, а всего лишь болтал бессвязно об Аклен и Ил.

– Кейел…

– Помолчи! – съежился, словно от боли.

И чего добилась признанием? Всего лишь хотела, чтобы и сегодня он тоже помог.

– Аня, тебе нужно беречь себя, – не поднимая головы, проговорил он.

– Что?

Мои зубы мелко застучали, будто от холода, но в комнате было очень тепло.

– Никому не рассказывай о Единстве. Продолжай отпугивать его, слышишь? – посмотрел на меня. Он пытался улыбаться, но улыбка дрожала. У Вольного‑то? – Если хоть кто‑то узнает, тебя казнят.

Зачем врет? Дриэн и Елрех уже знают, а я все еще жива. А может, не врет…

– Я могу помочь…

– Не нужно, – отрезал Кейел, а затем тихо рассмеялся, снова роняя голову на грудь.

Смех его так же тихо исчез, оставляя в комнате только шелест ветра, пение цикад и ночных птиц. Я удобнее села в кресле, уже прекрасно понимая, что от меня отказались. Почему? Видимо, обуза. Или быть может, с тайной Аклен’Ил он найдет сокровищницу самостоятельно. Думать о том, что его озвученный недавно интерес к любви Аклен и Ил таит в себе больше недосказанности, совсем не хотелось. Мысли на эту тему разрывали душу в клочья.

Мы молчали, сидя рядом и не глядя друг на друга. Просто молчали. Как выяснилось, слова имеют срок годности. Когда он истекает, они становятся абсолютно бесполезными. Хотя, наверное, все же чрезвычайно вредными для сердца.

Духи‑защитники угрожающе замаячили – Кейел тяжело вздохнул, покачнулся и хрипло произнес:

– Береги себя.

– И ты себя, – прошептала я.

Он кивнул, бросив на меня мимолетный взгляд. Поднялся, удерживаясь за подлокотник, а затем, сжимая кулаки, ушел.

Глава 22. Виновницы. Эпизод третий

Я кусала губу, разглядывая с балкона чернильное небо, усыпанное мерцающими звездами. Чужое небо чужого мира.

– Не моя забота, что случится с Фадрагосом, – прошептала я, но голос прозвучал как‑то неубедительно.

Сердце словно скукожилось, когда я вспомнила улыбку Елрех, смех Кейела, разговор с Акеоном.

Глупость это! Только пробуждения мировой ответственности мне и не хватало. Сколько страдающих на Земле? Сколько лагерей беженцев? Наверное, много. Но помню только о Гане… Как там лагерь назывался? А ведь если бы тот аферист не написал в сети и счет не сбросил, упрашивая помочь пострадавшим, я бы даже о стране такой не узнала. И даже тогда, разузнав о ней, не перевела ни копейки на счет. Мошенники просто наживались на чужом горе. Но я могла выяснить, как помочь… Почему не сделала?

Ветерок погладил голые руки прохладой, принес запах ночной фиалки. Я вздохнула судорожно, обняла себя и, пытаясь вспомнить свое оправдание, прощальным взглядом окинула красивое небо. Не работала я тогда, а папа выделял мне сумму, которой хватало ровно на отдельное проживание. По‑моему, в тот же вечер я попыталась поговорить об этом с Женькой, но он отмахнулся, вслух подсчитывая каждый цент, который необходимо было вкинуть в уставной фонд и раскрутку их с Витьком будущего бильярдного клуба. И звучало это убедительно. Вполне нормально, что собственные интересы и жизнь всегда превыше чужих проблем. Очень даже нормально. Это Вольные ненормальные, потому что рискуют собой ради общества, которое их не уважает. И Ив тоже ненормальная, потому что забыла о друзьях, о личной жизни – о себе забыла, постоянно выискивая пользу фадрагосцам. А они оценят? Даже имени ее не узнают.

Одернула платье и решительно шагнула в комнату. Пусть Вольный уходит, исчезает из моей жизни. Только беспорядок в душе и мыслях устраивает.

Легла на кровать. Голова коснулась мягкой подушки, замерзшие от холодного пола ноги стали чуть пощипывать. Я подтянула их к себе и зажала кисти рук под коленями. Вернусь домой и забуду обо всем. Вольный начнет заново искать сокровищницу и, возможно, отыщет. Но даже если не справится, то это уже будет не на моей совести. Пусть сами фадрагосцы спасают Фадрагос. Я в их глобальных бедах ни при чем.

– Если он не справится, то умрет, как и весь Фадрагос…

Я вскочила и быстро подошла к этажерке с зельями. Не хотела больше пить их, но все равно вылила почти весь флакон мутной жидкости в стакан с соком. Крепкий сон прогонит дурацкие мысли и странное щемящее чувство в груди. Откуда оно вообще взялось во мне? И эта любовь, и сострадание к местным… Я была воспитана на Земле, и если должна кого‑то благодарить за жизнь, то в первую очередь родителей, во вторую – землян. Фадрагосу я ничего не должна. И чувство заботы об этом мире необходимо гнать прочь. Я искуплю свою вину, отмотав время назад, а что случится дальше – не мои проблемы.

И сонное зелье на вкус ужасное. Прямо как горечь неизбежной утраты, поселившееся под сердцем. Я не увижу Вольного больше. Уверена, что не увижу.

Ну и духи с ним!

С самого рассвета я не спала. Лежала и кусала уголок одеяла, стараясь не плакать. Хотелось позабыть о Вольном, но воспоминания были слишком свежими. Однако почему‑то ярче всего перед глазами всплывал давний эпизод нашей жизни. Вольный сидит на полу, испачканном кровью, а из ран на спине проглядывают черные коготки. Почему он столько терпел? Тоджа ведь оставил в знакомой семье у Края Фадрагоса. Мог бы попросить местных жителей извлечь когти. Почему ходил с ранами и боролся в одиночку? Я зажмурилась, съежилась, сильнее стискивая зубы. Он привычен, и у него обязательно хватит силы со всем справиться. С ним все будет в порядке.

После завтрака я залезла в бассейн и до самого обеда просидела в воде, вспоминая историю Фадрагоса. Если Энраилл это несколько личностей, скрывающихся под псевдонимом, то какая вероятность, что Аклен и Ил были одними из них? «И только зрячий дракон видит тернистый путь, проложенный собственной смертью» – гласит их тайна. Тайна о драконе… Не о том ли, который был у сестры Энраилла‑шан’ниэрда? Тайна, ради которой влюбленные пожертвовали друг другом, но которую не так уж и стремились унести за собой в могилу. Иначе почему Аклен’Ил знают ее и совсем не прячут от правителей? Бесполезная какая‑то жертва получается.

– Асфи, ты слышишь? – донесся громкий голос Елрех.

Я поспешно вылезла из воды, обмоталась полотенцем и выглянула в комнату.

– Входи! Сейчас оденусь.

Через несколько минут мы сидели с Елрех на диванчике и ели поделенный пополам персик. Белоснежное платье осветляло голубую кожу и делало густые волосы, заплетенные в толстую косу, менее примечательными.

– Ив устала, а Роми неспокоен. Им запретили говорить со мной о том, что пишут северяне, и как они продвинулись в работе. Но я не слепая – вижу, как с каждым днем Ив становится хуже.

– Она всегда волнуется, если что‑то касается исследования, – постаралась я отмахнуться от всего, лишь бы только не обсуждать то, что потом неприятно тревожит в одиночестве. – А Роми… Это же Роми. Сейчас должен немного успокоиться. Кейел перестанет им командовать, когда уедет. Или уже уехал?

– Нет, – нахмурилась Елрех, вытирая руки полотенчиком. – Он говорил с тобой?

– Вчера, – кивнула я. – Мне показалось, что мы с ним прощались.

Стоит ли рассказывать без клятв, что неизвестный дар – это Единство? Да и с клятвами… Настораживает даже не то, что Елрех может навредить мне. Скорее то, что она может пострадать от этого знания.

– Нет, Асфи, он не уехал. По пути к тебе видела его в парке. – Задумалась, глядя перед собой и тихо протянула: – Но сегодня он был другим… Решительней, смелее, чем…

Замолчала. Подняла на меня серые глаза и улыбнулась.

– Забудь о нем.

– Чем, когда? – настояла я, потянувшись за стаканом с соком.

Она шумно вздохнула, но все же ответила:

– Почти сразу после праздника Сальир, они с уважаемой Айвин поругались. Она собрала вещи, извинилась перед правителями и уехала, а он перестал появляться на глазах. Я видела его издали, он постоянно находился в компании правителей или их помощников. – Слабо улыбнулась и будто нехотя призналась: – Равнодушный Вольный научился бояться и переживать за кого‑то еще, кроме себя.

Елрех раздраженно засопела, поправляя пояс платья, а затем твердо сказала, будто тему переводила:

– Во время праздника он ведь отыскал нас в обители и увел Роми. Это был последний раз, когда я с ним говорила.

– А Роми зачем уводил? – намеренно поддалась я на уловку. Но сердце успело екнуть и приятно согреться.

– Мы не знаем. Роми вернулся с посиневшим глазом и разорванной курткой, – осуждающе покачала головой, – но сказал, что ничего серьезного не стряслось. С рассвета я искала бессовестного человека, но не нашла. Только встретила почтенного, а он о тебе рассказал…

Елрех ушла, а я долго смотрела на этажерку с зельями, мечтая об успокоительном. Но понимала, что сонное зелье, выпитое в огромном количестве на ночь, уже отпугнуло Единство на приличное время.

Вечером, когда солнце гневно алело над горизонтом, я снова рисовала и пересматривала старые рисунки, а затем опять перечитывала письма мудрецов. После заката я планировала позвать Волтуара. Пора бы узнать, почему меня продолжают держать в заточении, если время наказания прошло. Нужно вернуться к библиотеке и теперь искать все записи, где будет упоминаться пара похожая на Аклен и Ил. Возможно, мне хотя бы с ними повезет.

– Почтенная, я вхожу, – поставили меня в известность.

От услышанного голоса вдоль позвоночника пробежался озноб, а тело словно окаменело. Ткань кресла показалась обжигающе холодной, а подлокотники невероятно твердыми, колючими.

Сиелра гордо и бесстрашно вошла в комнату, молча прошагала в центр и, покручивая сверкающем кольцом на пальце, принялась осматриваться. Ее рога прятались под пышными черными локонами, завитыми в сложную прическу. На длинной шее висело тяжелое ожерелье, а синее платье шелковой волной обрисовывало фигуру. И даже на черной кисточке хвоста мерцала какая‑то побрякушка.

– Когда‑то тут жила его первая любовница. Долго жила, – произнесла Сиелра, глянув на кровать. – Красивая была эльфиорка. И глупая, – посмотрела на меня. – Я передала через слуг, что он приказал ей явиться в зал Совета. Она даже не вспомнила о метке, бросилась выполнять его пожелание. А ведь какое‑то важное заседание проходило, – протянула она, а затем повела плечами и растянула губы в дружелюбной улыбке: – Зато в тот же вечер эта комната опустела. Ты совсем ничего не изменила тут. Почему?

Продолжение 18.03

– Вам лучше уйти, почтенная, – сказала я, вцепившись в подлокотники и прижавшись к спинке кресла.

Только бы не сорваться и не убить тварь! Имя духов испепеления вертелось на языке, разрывало горло, устремляясь наружу. А почему нет? Фадрагосцам можно, а мне нельзя? Ксанджи оставят от нее лишь горстку пепла на белом полу, а его можно выкинуть с балкона в озеро. Какие останутся потом доказательства моего преступления?

Сиелра застучала подошвой, направившись к кровати. Погладила краешек, выравнивая незаметные складки покрывала, а затем присела и впилась насмешливым взглядом в мое лицо. Нет, Аня, она за этим и пришла. Да и совесть замучает… А сейчас тут провокация чистой воды. Сначала Сиелра попробовала убить меня, а теперь провоцирует на ответное покушение. Что из украшений является оберегом? Возможно, даже не в них сила, а в каком‑нибудь рисунке на теле, спрятанном под платьем. В Фадрагосе я еще слишком многого не знаю. Нельзя рисковать.

Я выдохнула, опустила плечи и с трудом разжала пальцы. Вдохнула глубоко, прислушиваясь к сердцебиению. Скоро сердце перестанет колотиться, и тогда я привыкну к обществу той, кого боюсь и ненавижу. Пламенный гнев станет затаенным, а мысли перестанут лихорадить спокойствие и рассудительность. Главное, держать себя в руках и молчать, пока не пойму, зачем она пришла.

– Любовь ослепила его. – Длинные ресницы задрожали, цепкий взгляд заскользил по моим волосам, плечам, рукам – остановился на метке любовницы. Сиелра так долго смотрела на нее, что создалось впечатление, будто ее глаза поволокой затянуло, а затем шан’ниэрдка отвернулась к балкону и заговорила: – Любовь всех ослепляет… Когда мы познакомились, он еще не был правителем, но уже был тем, за кем я могла бы без сомнения прыгнуть за Край. Долгий вечер в гостях у почтенного Гарлиона, много смеха, представлений и головокружительного счастья. На будущего правителя смотрели многие, но мало кто осмеливался с ним заговорить. Я тоже не могла отвести глаз: ни единого лишнего движения, жестов, эмоций – все выверено до мелочей. Невольно залюбуешься. А потом… потом был сад, укрытый сумерками, случайная встреча и неслучайный поцелуй, – она прикоснулась к губам и с нежностью улыбнулась. – Мой первый поцелуй…

Ее история, какой бы душещипательной не планировала быть, не вернет к жизни убитых девочек. Почему я должна выслушивать ее? Хорошо бы выставить из комнаты, но вдруг потом меня снова накажут. Ты справишься, Аня.

– И закончился он моей первой ночью. Тогда я была наивной, молоденькой девушкой, и мечтала, что это будет по любви, в доме новоиспеченного супруга. Но разве можно отказать Волтуару? Я не смогла, – усмехнулась она, обнимая себя, – и ты тоже.

Посидела немного молча, а затем плавно поднялась и подошла к арке прохода. Устремив взор на предзакатное небо, с наслаждением втянула воздух носом.

– Немного смущало, что нас начнут искать перед сном, заглянут в беседку, увидят и осудят. Однако рядом с Волтуаром быстро ушли все страхи и сомнения. И знаешь, Асфирель, та ночь… ее будто пропитало волшебство предков, – прислонилась головой к стене; тонкие локоны волос скользнули по бархатной коже щеки. – И даже на рассвете, когда он ушел, я улыбалась, шепотом повторяя его имя. Шан’ниэрдки не награждены силой любви, но это не значит, что мы не умеем любить.

Сиелра прижала руку к груди; веки медленно опустились, словно от тяжести ресниц, а вот мечтательная улыбка разбавилась легкой болью. Актриса… Спокойнее, Аня. Кто сказал, что озвученное не может быть правдой? Просто нужно понимать: не вся правда обязана служить оправданием.

– Один период сменялся другим, а я вспоминала нашу ночь и продолжала мечтать о нем. Жила в красивой сказке воспоминаний и грез, пока мне не довелось познакомиться с Танордом. Мой супруг он… – глубоко вдохнула. Подцепила округлый камушек ожерелья коготками и, прокручивая его, продолжила рассказывать, оставив недосказанность: – Сила любви шан’ниэрдов восхищает многих, а я вот… не оценила. Мне с этой любовью отчаянно не везет. Отца поймали на маленьком шпионаже, – глянула в мою сторону и с улыбкой пояснила: – он работал во дворце правителей, в этом дворце. Несущественная мелочь с канцелярией и еще кое‑какой контроль, но вполне достаточно, чтобы вызвать представителя гильдии справедливости. На треть периода Танорда приставили надзирателем к отцу. Так мы и познакомились. Танорд полюбил меня не сразу, но нечастого ежедневного общения со мной ему хватило. От скорого замужества спасло лишь то, что отец в самом деле отправлял некоторые документы в регион Ласковой Зари. Моя семья оказалась в шатком положении, и должна была вот‑вот упасть до уважаемых. Мы бы многого лишились. Очень многого…

Она замолчала, глядя под ноги и прижимаясь к стене. Я тоже молчала. Мое сердце не смягчилось. У девочек и той жизни не было, так отобрали даже жалкую, трудную. И что же послужило причиной? Любовь к Волтуару?

– Танорд не мог взять меня в жены. Но чего не сделаешь ради любимых? Когда он предложил мне отправиться на отбор любовниц к Волтуару, я не раздумывая согласилась. Меня не интересовали выгоды этого положения, хоть оно и возвращало устойчивость нашей семье: оставляло за нами статус почтенных и прощало отцу ошибку. Куда более подкупало снова побыть рядом с Волтуаром, попытаться заслужить его любовь. Если бы только он полюбил меня… – протянула она, опять с нежностью улыбнувшись. – Но достаточно было бы уважения и крепкой дружбы. Он бы отказался от всех женщин, прельстившись на мою верность, воспитанность и влияние на окружающих. И ведь все складывалось замечательно. Не сразу, конечно. Сначала он и не узнал меня. Пришлось напомнить. Пришлось побороться, чтобы быть рядом с ним. Потом пришлось избавляться от мух, чтобы не зудели рядом и не занимали его внимание. Ревность. – Она посмотрела на меня и спросила: – Асфирель, тебе знакома ревность?

Я упрямо молчала, стиснув зубы. Бушующий гнев успел пройти, но злость и обида грызли выдержку и подтачивали терпение.

– Знакома, – без моей помощи ответила Сиелра, снова покрутив кольцо на пальце. – Я знаю, что знакома.

Она неспешно вернулась к кровати и села на краешек, упершись ладонями в матрас.

– С бедняжкой Альхинтой судьба сыграла жестокую шутку. Ты помнишь ее? Вторую любовницу Волтуара, вынужденную, как и я, уехать из дворца? Ее отец отправился с дипломатическим визитом в Васгор, а оттуда прислали его начисто вымытые кости, перевязанные веревкой. Позже выяснилось, что веревка была из его сухожилий. Мы – любовницы, жены, сестры, матери почтенных и небесных, – никогда не вмешиваемся в дела мужчин, поэтому подробностей Альхинта не узнала. А ее мама тем же закатом, как получила посылку, наелась одурь‑травы и заперлась в подвале за крепкой дверью. Когда к ней смогли добраться, ее тело уже окоченело. Я жалела Альхинту и не смогла отобрать у нее шанс на удачный брак. Чем дольше пробудешь любовницей, тем сильнее тебя будут ценить. И это правильно. Тут нас воспитывают так, как не смогут воспитать ни родители, ни гувернантки самых лучших гильдий. Тут мы учимся уважать мужчину, быть всегда рядом, когда ему нужно, и не мешаться под ногами, когда он занят. Безродная девица, подобранная на улице, никогда не сможет этого понять. Ты ведь так и не осознала, какое счастье оказалось у тебя в руках, Асфирель?

Я не ответила, продолжая молчать. Сиелра права. Я не способна оценить любовь Волтуара по достоинству. Но что это меняет в ее озвученном приказе? К чему была та показательная жестокость? Всего лишь месть, оправданная неразделенной любовью.

– Молчишь, – кивнула она, сцепив руки в замок. – Я забочусь о нем, а он заботится о народе.

– Толкая невинных на преступление, а затем убивая их? – процедила я сквозь зубы.

Сжала подлокотники и глубоко вдохнула. Заживающая ранка на щеке зачесалась, и я скривилась.

– Опять оскорбляешь, – посетовала Сиелра, – но я прощу и объясню. Я не могла оставить их возле себя. Сегодня они попытались отравить тебя, поклявшись кому‑то в верности, а завтра такое могло случиться со мной или моим мужем.

Я скосила взгляд на столик у дивана; на нем стоял поднос с фруктами и маленький нож. Нет, эту тему надо прекращать, иначе я натворю больше бед.

– Зачем вы пришли, почтенная? – спросила, посмотрев ей в глаза.

– Попрощаться, – улыбнулась она, склонив голову набок. – Я несу ответственность за своих слуг. К сожалению, правители настояли на том, чтобы я оставила супруга и отправилась домой. Танорд пытался переубедить их, но не вышло, – коротко пожала плечами. – Прямо сейчас мои вещи пакуют. Мне разрешили остаться до рассвета, и я даже согласилась, но потом передумала. Появились кое‑какие важные дела.

Сиелра поднялась и медленно зашагала к выходу. Я смотрела на осанистую фигуру, на длинные локоны, выпадающие из сложной прически, и пыталась разобраться, так ли прост этот визит. Стены и кровать были чистыми, но я уже отметила про себя все места, куда прикасалась бывшая любовница. Потом покажу их Волтуару. Пусть проверяют, чтобы там не осталось опасных подарочков.

– Ах, да.

Сиелра остановилась в центре комнаты и, повернувшись ко мне боком, сложила руки на животе. От неприятного предвкушения к горлу подкатил горький комок, а челюсть непроизвольно сжалась так, что зубы чуть заныли.

– В ночь казни я хотела убедиться, что у тебя все хорошо. Женщин не допускают к таким мероприятиям… – поморщилась она. – Я хотела поддержать тебя добрым словом, но поняла, что опоздала. Любить Вольного, и быть его любимой… Как это? Они ведь путаются в своих чувствах. Да и не живут долго… Надеюсь, ты успела с ним попрощаться, – улыбнулась до ямочки на щеке. – Если нет, то я могу передать несколько слов ему. Наверное, северяне отказались прибыть сюда, поэтому он уезжает. Видела, что уже собрал вещи и отправился к стойлам.

Я сглотнула, но удушливый комок никуда не исчез. Сердце загрохотало, а вспотевшие ладони заскользили по отполированному дереву.

– Неужели ничего не хочешь передать ему, Асфирель? Я ведь не шучу о жизни Вольных, они гибнут в самых неожиданных местах. А тут такие опасные тропы при спуске с плато… Нет, – отшатнулась она, прижимая руки к груди, – ты не бойся! Как болезненно побледнела… Какая же ты впечатлительная, – покачала головой, пока я старалась не зажмуриться от головокружения и тошноты. – Мне сказали, что я могу остаться до рассвета, но я решила, что миссия Вольных для всех важна. Думаю, до полуночи мы с ним спустимся с плато. Тебе не о чем беспокоиться, у меня много верных слуг и стражи. Они умеют защищать от любой опасности и устранят любого врага. Мне стоит только указать.

Ее голос звучал еще немного, а затем она ушла.

Сердце билось колоколом, расшатывая все тело, отдаваясь в горле, пульсируя в висках. В глазах плясали черно‑красные точки, а ноги приковались к полу.

Если Сиелра говорила правду, то она убьет его. Совсем скоро убьет. Как Тиналь и Фираэн. Безнаказанно и жестоко.

Продолжение от 21.03

Я старалась успокоиться и прогонять мрачные мысли, но получалось отвратительно. Мешало багровое солнце, коснувшееся кромкой горизонта. Голос Сиелры, приказывающий казнить девочек, звучал в голове набатом. Воспоминания окровавленной каморки, с сидящим внутри нее беспомощным Вольным, не позволяли угомонить страх. В какой‑то момент я пыталась остепенить переживания мыслями о доме, о сокровищнице, о северянах – о цели, но все без толку.

Если допустить вариант, что Сиелра не обманула, и Кейел уезжает, значит, северяне не приедут во дворец. Тогда тягостное ожидание теряет всякий смысл.

Да и так ли просто тебе позволят подступиться к соггорам, Аня? Ты же видела, как тут пресекают любопытство девушек к любой политической теме.

Я поморщилась, разворачиваясь на пятках и направляясь в другой угол комнаты. Последняя мысль была оправданием клокочущему внутри желанию – броситься вслед за Вольным. Хотелось раз и навсегда вырваться из этой просторной клетки.

Кеша заворковал и оттопырил крыло, словно мысли подслушал. Я нахмурилась, глядя на него, рассматривая золотые прутья.

Возможно, если северяне приедут, я смогу проявить наивное любопытство. В конце концов, мой мир населяли только люди. Все будет выглядеть естественным и оправданным.

И все же я подошла к столу и стянула с него маленький камушек. Несколько раз сжала его и отбросила обратно. Мои звонкие шаги вновь заполнили вечернюю тишину комнаты, догоняя стуком грохот сердцебиения.

Яркие образы перед глазами, словно наяву, урывками сменяли друг друга. Вот Кейел лежит на земле, а к нему идет крылатая девушка. Что случилось бы с ним, если бы я не набросилась на нее? А вот мы у Стрекозы: держимся за руки, просунув их между ржавыми, но крепкими прутьями клетки; арбалетный болт скользит в руках из‑за свежей крови, но я все равно вытаскиваю его; позже роняю ключи под дверью, за которой стоит Кейел. Сумел бы он выбраться из западни, если бы я не оказалось рядом с ним?

С самого начала он обманул меня, убеждая, что ему нужен тот, кто будет прикрывать спину. Но так ли бесполезна я была?

– Почтенная, я могу войти? – голос Дариэль ворвался в хоровод мыслей.

Я вздрогнула, нервно почесала щеку, шею и громче, чем хотела, разрешила:

– Да!

– Вы звали меня? – показалась она в дверях, глядя себе под ноги.

Сколько времени прошло с того момента, как Сиелра ушла? Каждая минута на счету, но ошибку допустить страшнее, поэтому нужно взять себя в руки. Подозрений возникнет меньше, если спросить о Вольном не прямо. Тогда как?

– Ты не знаешь, где Айвин и Кейел?

Дариэль немного помолчала, а затем спокойно ответила:

– Уважаемая Айвин покинула дворец сразу после праздника Сальир, а Вольный не так давно отправился к стойлам.

– Он уезжает за Айвин? Мне хотелось бы поговорить с ней.

– Не думаю, – тише сказала Дариэль. – Я не прислуживаю ему, но его комнату прямо сейчас убирают. Он не оставил своих вещей – вероятно, не собирается возвращаться.

– Ты можешь привести его?

Она нахмурилась, поджала губы, а вскоре и едва заметно втянула голову в плечи.

Я не стала медлить – предложила другой вариант:

– Или отыскать кого‑нибудь из моих друзей: Елрех, Ивеллин или Ромиара. Только побыстрее.

– Как прикажете, – охотно согласилась эльфиорка.

И уже развернулась, потянулась к занавеске, собираясь выскочить в коридор, но я не удержалась – неизвестно, сколько мне придется ждать и успею ли я предупредить Кейела, поэтому лучше утешить себя хотя бы малостью:

– Дариэль! – остановила я ее. Она обернулась, теперь опустив взгляд на подол моего платья. – Вольных убивают другие? Не животные и нечисть, а… существа.

Тишина повисла в комнате. Я поинтересовалась чем‑то запретным? А, да, точно… Любовницы не обсуждают ничего плохого. Однако Сиелре это не мешало рассказывать мне о трагедии Альхинты – будто специально запугивала.

– Иногда таких преступников ловили, – наконец‑то, ответила Дариэль.

– Вольные спасают ваш мир. Почему их не боятся убивать? Фадрагос ведь пострадает без них.

– Он до сих пор не пострадал, – возразила служанка. И сразу же всполошилась, прижимая руки к груди: – Простите, почтенная, я не хотела…

– Я не осуждаю тебя, – поспешно заверила, даже не понимая, чего она испугалась.

Вольные умирают, не выполнив миссию, а Фадрагос все еще цел… Да, теперь понятно, откуда взялось пренебрежение к ним.

– Тогда почему Вольным многое прощается?

– Духи, почтенная… – промямлила Дариэль, и до меня дошло, что именно не позволяет ей свободно обсуждать Вольных: она боится их защитников. – Духи, которые ведут Вольного, могут оказаться сильными, тогда они отомстят обидчику.

Я желала получить совсем немного информации, чтобы успокоиться, но в итоге только хуже сделала.

– Приведи ко мне кого‑нибудь из друзей. Как можно скорее приведи.

Кровавое солнце медленно и безудержно сталкивалось с горизонтом, знойными лучами хваталось за Фадрагос и старалось унести с собой в бездну. Видимо, хотело отомстить за увиденную жестокость.

В комнате вновь раздавались мои шаги, но я их практически не слышала.

…четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать…

…шестьдесят. Раз, два, три…

Сколько минут насчитала? В погоне за секундами сбилась со счета.

Дариэль все еще не вернулась.

Я посчитала еще раз до шестидесяти и тихо зарычала, сжимая кулаки.

В коридоре было мрачно, как и всегда на закате. Удерживаясь за стену, я высунулась дальше и прислушалась – тишина. Казалось, даже ветер и птицы замолчали. Сердце продолжало стучать в горле, во рту давно пересохло.

Всего‑то предупредить Кейела об опасности! Я не могла сказать Дариэль, что Сиелра угрожала ему. Не могла, потому что меня, наверное, опять обвинили бы в клевете. Или еще в чем‑нибудь… Но надо было как‑то намекнуть, придумать что‑то, а теперь остается кусать локти, беспомощно ожидая в клетке.

Чтобы занять себя, отвлечься от переживаний, я вернулась в комнату и стала разглядывать украшения, развешанные на крючках возле трельяжа и лежащие в богатых шкатулках. Отражение в зеркале раздражало, поэтому я протиснулась к стене, встав между трельяжем и напольной вазой. В руках мелькали бусы разных цветов, не оставляя в памяти и крохотного следа. Причудливые гребни соревновались между собой по весу нагроможденных на них самоцветов, но ни один не привлек внимания. Брошки безлико искрились россыпью драгоценных камней, помещаясь на ладонь. Очередная уколола палец булавкой – я отшвырнула ее, попятившись. Натолкнулась на вазу, почувствовала, как она поддалась давлению. Сердце, наконец‑то, перестало грохотать – замерло. А я, напротив, быстро развернулась, стараясь поймать вазу, но рука сжалась, удержав лишь пустоту.

Звон был приглушенным, коротким и сопровождался плеском. Я все равно порывисто нагнулась и поставила вазу с разбитым боком обратно. Вода растеклась лужей. Обломанные, помятые бутоны лилии белели на полу, а между ними лежали два осколка. Я подняла их и соединила неровные края – даже маленькой трещины не видно.

Для мыслей не осталось места. Словно за рубильник дернули.

Коридор снова огорчал тишиной. Я нахмурилась, вышла и ускорила шаг, стараясь вырваться за пределы ограждающего барьера. Наверное, от духов можно убежать. Вот только они засияли золотом передо мной, складываясь в витиеватую сетку. Коснулись меня, чуть обжигая, но я сжала кулаки и продолжила идти. Духи налились рыжим цветом – и мое тело мгновенно потяжелело. Я отступила, мотая головой. Руки тряслись от слабости, а ноги едва удерживали.

Балкон? Только осторожно. Если там лишат сил, а, возможно, и сознания, то в озере элементарно утону.

В считанные секунды я оказалась на балконе и, вцепившись в перила, аккуратно перекидывала ногу. Духи снова засияли, прогоняя внутрь. Я оскалилась и метнулась обратно в комнату. Кусая большой палец, прошла к кровати и резко развернулась. Взгляд зацепился за метку любовницы в отражении зеркала.

Мне не показалось – Волтуар винил себя.

Потом я обязательно что‑нибудь придумаю, а сейчас… Кейел не пострадает. Нужно всего лишь предупредить. Успеть до его отъезда. Может быть, уже опоздала…

Последняя мысль заставила сердце сжаться, вызвала тошноту и головокружение. Я выскочила в коридор, дождалась, когда появятся духи, и прикоснулась к рисунку, мысленно позвав правителя. Метка потеплела, но вскоре остыла.

Духи остались.

Я зажмурилась, обхватив руку, и громко произнесла вслух:

– Волтуар, я хочу увидеться с вами.

Метка опять потеплела, медленно нагреваясь. Я открыла глаза и с облегчением выдохнула. Обжигающую боль я потерплю, зато от надзирателей избавилась. Теперь можно к Кейелу!

Продолжение 22.03

Несколько шагов превратились в бег. Картины, гобелены, вазы и цветы мелькали по сторонам. Подошва сандалий громко стучала по блестящему полу, а длинное платье мешалось, путалось в ногах. Я сжала в кулаках шелковую ткань, приподнимая подол, и ускорилась, у самой лестницы поскользнулась и едва не упала. По ступеням пришлось спускаться осторожнее, но короткие фразы из прошлого звучали в голове, постоянно подгоняя.

«– Кейел…

– Что, Аня?

…

– Береги себя.

– И ты себя»…

Я свернула в коридор, ведущий к главному холлу, и испуганно отшатнулась. Духи вернулись, наливаясь рыжим сиянием. Витиеватая сетка медленно разрасталась в проходе, издавая еле слышный треск, а затем двинулась на меня. Я попятилась, развернулась и побежала в обратную сторону. Остановилась у лестницы и скривилась. Путь в комнату также был перекрыт.

– Духи Фадрагоса, – сорвался шепот с губ.

Меня ведут к покоям Волтуара.

Долгие секунды я стояла, удерживаясь за перила и обдумывая, что скажу правителю. Необходимо быстро объясниться и уйти, чтобы успеть к Кейелу. Сорвалась с места, продолжая выдумывать отговорку.

Какую? Что сказать Волтуару? Забыла что‑нибудь отдать Вольному. Что забыла, если в руках пусто? А еще придется выдумывать: когда и как мы успели сблизиться с Кейелом, если при посторонних не показывались вместе. Может, важное послание для Айвин? Сгодится. Дружеский секрет, который очень нужно передать.

Я остановилась перед черной ковровой дорожкой, глядя под ноги и сжимая кулаки. Прикусила губу до боли, заставляя себя шагнуть вперед.

Послание можно отправить письмом. Тут в чужую корреспонденцию не заглядывают, потому что боятся силы охранных духов. Не у всех есть средства, чтобы нанять того, кому эти духи подчиняются, но для любовницы правителя этот вариант всегда возможен. Даже идиот сообразит.

Что ты можешь придумать еще, Аня? Наверное, только и научилась обманывать.

А потом ложь сковывает так крепко, что невозможно освободиться от ее тяжелых цепей. И они стягивают и стягивают. Настолько туго, что ломают что‑то большее, чем просто кости.

Что я теряю, если северяне все равно не приедут? Почему до сих пор опасаюсь раскрытия правды?

«А если этостанет известно остальным? Тебя выставят из дворца!».

И только?..

Правители не обидят Вольного, потому что он под защитой духов. Только если тихо прикажут подчиненным, чтобы не навлечь гнев духов на себя. Как в любом случае сделает Сиелра…

Официально Ив приехала сюда не из‑за меня. К тому же из‑за влияния Кейела на Роми мы перестали проводить время вместе. Словно нас ничего, никогда не связывало. Значит, Ив с Роми в безопасности.

Елрех и вовсе не сдался весь этот дворец. Она привезла Кешу. И мы тоже мало виделись, и совершенно не показывались на людях. На людях? Я усмехнулась, чувствуя горечь. Тут был лишь один человек, которого выставили за ворота, оборвав с ним договоренности, как только он стал бесполезным.

Шаги дались легко, решение с каждой секундой крепчало.

Очередная ошибка или верный выбор? Я не узнаю, пока не попробую.

Толкнула красивую дверь и спустилась по лестнице. В окнах горел закат, проникая пламенным светом в комнату. Позолота интерьера ярко выделялась на темных тонах. Пустой угол все еще был свободен, но письменный стол, которого не было при прошлом моем визите, стоял недалеко от входа. С бежевым, почти золотистым, сукном, широкий и длинный. За таким поместятся двое.

– Асфирель, что случилось? – вышел из ванной комнаты Волтуар.

С коротких волос капала вода, стекая по шее, пропитывая белую наспех накинутую рубашку. Темные штаны липли к ногам, а босые ступни оставляли влажные следы на черном мраморе. Взгляд выражал обеспокоенность.

Значит, с того момента, как я позвала правителя, прошло не так много времени.

Я открыла рот, но не сумела выдавить ни слова. Виновато опустила голову, дожидаясь, когда Волтуар приблизится. Возможно, полушепотом правда дастся легче.

– Что с тобой? – прикоснулся к руке, снимая жгучую боль. Оказывается, она болела. Почему я не замечала? Видимо, привыкла.

– Я хочу уйти, – прохрипела, не узнав собственного голоса. Почему‑то правды хотелось всячески избежать.

– Нет.

Строго прозвучавший, незамедлительный ответ не сразу дошел до меня. Сердце ухнуло. Волтуар уже повернулся ко мне спиной, направляясь к кровати, а я все еще проговаривала про себя короткое «нет». Понимала, что это значит, но отказывалась воспринимать всерьез.

– Иди к себе.

– Волтуар, – я неосознанно проследовала за ним и взяла за руку, – пожалуйста.

Отпустила его и оперлась на стол, чтобы не упасть из‑за головокружения. «Пожалуйста» никогда не помогает. Никогда.

– Ты подписала соглашение, – обернулся Волтуар. – Когда указанный в нем срок истечет, ты сможешь…

Он шумно вдохнул, а затем быстро подошел ко мне. Я дернулась, съежившись и выставив руку перед лицом.

– Асфирель, я не собирался… – не договорил, снова обрывая высказывание. Осторожно отвел мою руку и попросил: – Посмотри на меня. Я же говорил, что не обижу тебя. Дай мне шанс все наладить между нами.

– Я недостойна вас.

– Неправда.

Нужно, Аня! Иногда нужно сказать правду!

– Я изменила вам.

В комнату не проникали посторонние звуки, поэтому тишина казалась оглушающей. Я вытерла вспотевшие ладони о платье, сглотнула и украдкой взглянула на Волтуара. Он сжал губы и отвернулся.

– Была с другим, – тихо уточнила, чтобы не приписали измену региону. – Я недостойна вашей любви, – повторила, не заметив изменений на красивом лице. Паника внутри росла. Почему не спрашивает с кем и когда? Почему не уточняет? Почему?.. Выдохнула: – Вы знали. Вы все знали.

– Он уедет из дворца, и у нас появится шанс.

Кейел вот‑вот уедет. Я взглянула на окно, убеждаясь, что теряю бесценное время. До конца срока меня не отпустят. Стоит ли тратить минуты на мольбу?

– Волтуар, сейчас нет времени, – посмотрела в змеиные глаза. – Позже я за все попрошу прощения и расскажу, как так получилось. Если бы не зелье, я бы… Пожалуйста, сделайте для меня кое‑что. В последний раз. Я больше ничего и ни о чем не попрошу. Кейела хотят убить. Его нужно предупредить об этом.

Он не двигался, не отрывал хмурого взгляда от моего лица.

– Иди к себе, Асфирель.

– Волтуар… Почтенный, я умоляю, – не раздумывая ни секунды, опустилась на колени. – Прошу вас.

– Не смей! – рывком поднял он меня и прошипел: – Откуда ты взяла этот жест?

«В моем мире…» – осталось невысказанным, проглоченным в попытке избавиться от тугого кома.

– Так приветствуют соггоров. Повторишь это перед шан’ниэрдами, и тебя убьют за оскорбление!

Он поморщился, сильно сжимая мое плечо. Останутся синяки.

– Простите, я… – все же всхлипнула, ощутив горько‑соленый вкус слез. – Я всему научусь. Предупредите Вольного, а я пойду к себе и больше никогда… Я больше не хочу быть виноватой. Я сделаю все, что попросите, только предупредите его.

Рука не перестала болеть, но немного полегчало, когда Волтуар разжал пальцы. Он отступил, отвернувшись от меня. Выглядел растерянным.

– Прикосновения, Асфирель, – тихо заговорил. – К любовницам не прикасаются другие мужчины. Считается, из вежливости. Стражники знают, что это не так, но связаны клятвой верности и никому не рассказывают. Метка позволяет узнать о девушке многое. Например, хорошо ей с нами или нет. Я терпел и приходил к тебе как можно реже. Не надоедал.

Стало прохладнее. По ногам пробежалась легкая дрожь.

– А зелье желания… Вы сами приходите к нам во дворец, ищете выгод, притворяетесь.

Я вспомнила Волтуара в первые дни нашего знакомства. Он был другим: строгим, немногословным, высокомерным, даже хитрым. Когда он изменился? Кажется, после того, как вернулся с казни. Выходит, тоже обманывал и притворялся, что верит мне. Для чего?

– Асфирель, – тверже обратился и гордо прошел мимо меня к комоду, продолжая уверенно говорить: – Метка позволяет нам чувствовать, когда вам на самом деле хорошо и когда противно. Зелье помогает не только любовницам. Нам, правителям, тоже. Оно позволяет расслабиться и не чувствовать себя виноватыми. А когда его нет… – выдвинул верхнюю полку и вытащил знакомый золотой футляр.

Нет, я не готова принять ис’сиару.

Кто у тебя спрашивает, Аня? Это плата за просьбу. Ты же сама сказала, что сделаешь взамен все, что попросят.

Я бросила взгляд на дверь. И снова на Волтуара. Надеть ее, или позволить Вольному уехать в неведении?

Волтуар приблизился вплотную, нависнув надо мной и спросил:

– Кто из нас двоих насильник, Асфирель?

Я отвернулась, чтобы не видеть его глаз. Он склонился ко мне, обдавая висок горячим дыханием. Притронулся к руке, погладив метку, и она снова потеплела. Футляр с тихим стуком коснулся поверхности стола. Он был открыт, а внутри лежал широкий браслет тонкого плетения. Словно из золотой паутинки.

– Я все чувствовал.

Я зажмурилась, понимая, что не смогу надеть браслет. Сжала кулаки, осознавая, что принесла Волтуару страдания. Как выбрать, когда выбора нет?

– Я все прощу тебе. И я всегда буду тебя…

Порывистый выдох пошевелил волоски, пощекотал щеку. Мне казалось, что я ощущаю его губы возле своих. Однако Волтуар не поцеловал, я почувствовала, как он отступил. Все еще боялась открыть глаза. Услышала шаги, чуть поежилась от прохлады. Постояла немного неподвижно, а затем рискнула – осторожно подняла веки. Нахмурилась, глянув на плечо. Сердце забилось в бешеном ритме, дыхание сбилось. Метки не было. Я отскочила от стола, оборачиваясь и высматривая Волтуара.

Правитель с гордой осанкой стоял у окна. Я не видела его лица. Может, как и я секундами ранее, закрыл глаза, а может, смотрел на закат. С его крепко сцепленных рук за спиной стекала тонкая дорожка крови, собиралась на коготке и срывалась тяжелыми каплями на пол. Я глянула на ис’сиару и на негнущихся ногах шагнула назад. И еще… Понимала, что Волтуар сейчас надеется. Наверное, будет надеяться даже тогда, когда услышит, как закрылась дверь. Любовь шан’ниэрдов – проклятие для них. И для окружающих их существ тоже.

Взявшись за холодную ручку двери, я остановилась. Волтуар по‑прежнему заслонял закатные лучи, словно окаменел и разучился дышать. Хотелось сказать ему спасибо за все, но его неподвижность, осанистость говорили лишь о нечеловеческом самоконтроле. Наверное, в нашем случае любая озвученная благодарность прилетит плевком в душу.

Я прикрывала дверь так тихо, как если бы от этого зависела чья‑то жизнь. Пусть его надежда поживет еще немного. Пусть живет подольше. Быть может, и у нее бывает срок годности, тогда ее смерть принесет меньше боли.

Духи больше не останавливали. Я мчалась по коридору, разнося громкий стук подошвы по углам.

Освобождение от метки не принесло ожидаемого облегчения. Разговор с Волтуаром тяжело осел в памяти. Именно сейчас мне хотелось бы узнать правителя получше, но не для любви. Для дружбы. Иногда любовь лишняя нагрузка в жизни. Иногда? Наверное, всегда, если она неразделенная.

Я вырвалась из центральной двери, сбежала по ступеням дворца и решительно бросилась к воротам. Если немного опоздала, то найду Кейела именно там. А если опоздала надолго?..

Любовницы Акеона разошлись по разным сторонам дорожки, позволяя беспрепятственно пробежать мимо них. Я не проверяла, провожали ли они меня взглядами. Какая разница? Ворота были закрыты, а стража неизменно несла караул.

Я приблизилась к эльфу, стоявшему на небольшой мраморной возвышенности. В попытке отдышаться, дважды глотнула и спросила:

– Вольный покидал дворец?

Эльф дернул ухом, затем чуть повернул голову и опустил на меня взгляд. Открыл рот, явно желая ответить, дернул вторым ухом, рассмотрев метку на щеке, а затем скользнул взглядом по руке и, презрительно скривившись, вздернул подбородок.

Я отступила. Обида не потревожила чувства. Для нее не осталось места. Только опасения усилились, что могу не встретить Кейела по дороге к стойлам. Даже думала подождать возле ворот, но решила, что сделаю все, что в моих силах. Если начала, нужно довести до конца. Не встречу Кейела во дворце, значит, сразу же отправлюсь той дорогой, которой мы когда‑то поднимались от священного кольца. Буду бежать так быстро и долго, как только смогу. Все в порядке, я справлюсь.

По дороге к стойлам попадались слуги, но они сворачивали до того, как я успевала добежать до них, или останавливались, опуская голову и тихо приветствуя. Не все замечали, что метки любовницы больше нет. Жасминовая аллея загораживала обзор на широкую дорогу, ведущую к складам и пролегающую рядом со стойлами. Прощальные лучи солнца не могли пробиться сквозь густую листву. Знакомые ступени придали надежду, и я остановилась испугавшись, что вот‑вот надежда может погибнуть. На ватных ногах я спустилась по каменным ступенькам и с опаской посмотрела в сторону стойл. Обзор загороди два фангра, несущие на руках громоздкие, но, кажется, не слишком тяжелые мешки. Они не заметили меня, проходя мимо и открывая глазам крыльцо через дорогу. Сердце на миг остановилось, а дыхание оборвалось.

Закатный свет стелился по дороге, освещал крыльцо огромного здания. Проход внутрь зиял чернотой. На ручке тележки, нагруженной силосом, висели кожаные и тканевые ремни. Радужные перья Тоджа в солнечном свете переливались масляными разводами. Две дорожные сумки лежали прямо на земле. Кейел возился с седлом, стоя ко мне спиной. Я судорожно вздохнула, вытерла сухие щеки. На всякий случай.

Гомон и перекрикивания рабочих заглушили шаги, и я подошла к Кейелу незамеченной совсем близко. Тодж с любопытством поглядывал на меня, щуря красный глаз, но молчал.

Что говорить тому, кто отказался от моей помощи? Навязываюсь… Если прогонит, тогда уйду. Сказать, что ему грозит опасность и сразу уйти?

Мысли вертелись в голове, но я не могла определиться с верным решением. И не успела. Непроизвольно шагнула еще ближе, коснулась рубашки Вольного, прижала ладонь к его спине. Он вздрогнул и замер. Я едва чувствовала его сердцебиение. Мешает собственное? Скользнула руками по теплому телу, обняла, прижимаясь щекой к его плечу.

– Сумасшедшая, – недовольно произнес Кейел. – Что ты делаешь? Нас же видят.

Пусть видят. Пусть морщатся и отворачиваются. Пусть кривят лица и за глазами обсуждают. Мы всего лишь жалкие и непредсказуемые люди. Нас обвинили еще до того, как мы стали виновными. Будет ли кто‑то выслушивать наши оправдания? Возможно. Но даже выслушав, не все попробуют понять.

Он накрыл мои руки ладонями и сжал их. Я почувствовала его глоток. Наверное, сейчас скажет, что ему пора.

– Кейел…

Стало тоскливо. Вместо предупреждения об угрозе захотелось сказать совсем другое, но я больше не была уверена, что озвучу правду. Волтуар мог проявить жестокость и поставить перед выбором. И что бы я выбрала: жизнь Кейела или свободу? Принесла бы я туманное будущее в жертву ради Вольного?

– Что, Аня? – тихо спросил он.

Я с болью в сердце усмехнулась и призналась:

– Наверное, я люблю тебя.

Глава 23. Отверженные

Кейел молчал недолго, будто пропустил признание мимо ушей.

– Аня, Волтуар, не должен узнать, иначе ты можешь потерять все, чего добилась.

Крепче сжал мои руки, убрал их и повернулся. Виновато улыбнулся и заговорил, опуская взгляд на плечо:

– Ты его любовница, а вскоре станешь…

Замолчал и нахмурился. Я снова обняла его, теперь ничего не опасаясь. Уткнувшись в шею носом, принюхалась и уловила слабый аромат мыла. Кейел осторожно обнял в ответ и, положив руку на мою голову, прижал ее к своему плечу.

– Что произошло?

– Я попросила Волтуара отпустить меня.

– Зачем?

– Сиелра угрожала убить тебя, и я всего лишь собиралась предупредить. – Пожала плечами и добавила: – А получилось, как получилось.

– Сиелра скоро уезжает в Обитель гильдий. Когда бы она меня убила?

Теперь нахмурилась я. Наслаждение от сердцебиения Кейела рассыпалось в одночасье. Романтику, пропитанную тяжестью событий, смело подчистую.

– А куда собрался ты?

– В город. В обитель Цветущего плато.

– Всего лишь в город? – я не узнала своего голоса. По ногам прошлась противная дрожь. – Почему тогда собрал вещи?

– Переезжаю.

– Почему?

– А какой смысл торчать во дворце? Я могу просто приходить сюда ежедневно. Для всех нас такой вариант будет лучше.

Спросить о северянах я не осмелилась. В глазах замелькали черные точки, а в ушах нарастал звон.

Дни после праздника промелькнули незаметно, словно в тягучей, мучительной полудреме. Я не помнила, когда бредила и плакала наяву, а когда это все было лишь кошмарным сновидением. И вот только стало лучше, как судьба снова закинула в водоворот событий, чужих желаний, планов и интриг. Когда в последний раз я просыпалась и с улыбкой встречала новый день? Когда планировала беззаботную прогулку, фантазировала о встречах и знакомствах, предвкушая легкие победы? Когда же испытания закончатся?

Кейел взял меня за плечи, отстранил от себя и, глядя на высокие башни дворца, наставительно проговорил:

– Сейчас возвращаешься к Волтуару и надеваешь ис’сиару. Он ведь предложил тебе ее? – посмотрел на меня.

– Не поняла, – прошептала я.

Мир вокруг помутнел. В душе расплескалась обида.

– Что я сказал непонятного? – понизил голос, оглядываясь на рабочих. – Волтуар любит тебя, а значит, не мог отпустить просто так. Он предлагал тебе супружеский браслет?

– Да, – выдохнула, все еще не веря собственным ушам.

Пыталась рассмотреть на лице Вольного хотя бы намек на сомнения, но видела только решительность.

– Хорошо. Слушай внимательно, Аня. Духи не вернут тебе метку любовницы, но ты можешь принять ис’сиару.

– Кейел, – тихо протянула я, – о чем ты говоришь?

Может, он не расслышал мое признание.

– Вернись к Волтуару, извинись и скажи, что ошиблась, – отрывисто произнес, глядя в глаза.

Он это серьезно?

– Кейел, я в любви тебе призналась. Это совсем ничего не значит?

Он зажмурился, опустив голову. Его ладони потяжелели, пальцы неприятно впились в плечи.

– Вернись к Волтуару.

Я сбросила его руки, медленно попятившись. Какая прелесть быть обманутой всеми.

– Я не вернусь во дворец. А если тебе не нужна, то и… к черту тебя, – пробормотала. – К черту Сиелру с ее местью и… К черту всех вас, Кейел.

– Аня, так будет лучше для нас. Для тебя.

Обняла себя, не удержав нервного смешка. Теперь все вокруг будут решать, как лучше для меня.

– Удачи, – выдавила я.

Усталость навалилась. Видимо, измотали не только события, но и духи‑защитники успели вытянуть немало сил. Хотелось вернуться в комнату, лечь под одеяло, а затем проснуться и понять, что увидела очередной кошмар.

Я брела по аллее в сторону домика, не представляя, что скажу Елрех. Хотела спасти того, кому даже моя помощь не нужна. На мгновение понадеялась, что мы сможем стать одной командой. Глупость какая…

Позади раздалось цоканье, и я не оборачиваясь сошла в сторонку. Дорожка широкая – Кейелу хватит места, чтобы проехать. Я опустила голову, разглядывая клумбы с правой стороны. Лучше не видеть Вольного, потому что хочется о многом спросить, понять его. Но, судя по всему, это нужно только мне. Пусть убирается подальше.

Цоканье преследовало долго. Скривившись и сжав кулаки, я обернулась и вскинула голову. Кейел сидел на Тодже и не сводил с меня злого взгляда.

– Чего ты хочешь?

Тодж тоненько проворковал, потянувшись мордой в мою сторону, но Кейел потянул поводья.

– Куда ты идешь?

Наверное, стоило бы послать его, но вместо этого тихо ответила прежде, чем отвернуться:

– К ребятам.

Разветвление дорожки уже виднелось впереди. Осталось немного потерпеть, и наши пути разойдутся. Вечерняя прохлада пробиралась под платье, вынуждала ежиться. Я обняла себя за плечи, потерла их ладонями. Теплее не стало.

– Во дворце их нет, – недовольно произнес Кейел и спрыгнул с Тоджа. Зашагал рядом, удерживая ящера под уздцы. – Я отправил Ромиара с поручением в город. Остальные собирались с ним. Вернутся только утром.

И что делать? Я запрокинула голову и едва не застонала. На сиреневом небе холодно подмигивали первые звезды.

– Как долго я могу пробыть на территории дворца? – поинтересовалась, надеясь, что Кейел ответит.

– Не знаю, но на твоем месте я бы не рисковал и вернулся. Ты не понимаешь от чего…

– Ты не на моем месте! – огрызнулась, глянув на него.

Он поджал губы, чуть склонив голову к плечу. В теплых глазах читался укор. Все в порядке, Аня. Возьми себя в руки.

До ворот дошли молча. Стража без вопросов выпустила нас, но я чувствовала их тяжелый взор на себе до тех пор, пока двери за нами не закрылись.

От дворца вела широкая дорога, вымощенная брусчаткой. Вдоль тянулось низкое каменное ограждение, а за ним росли высокие деревья, пышные кусты. В густой траве проглядывали белые ромашки. Ветер шелестел листвой, разносил аромат цветов, смешивая его с пылью. Стрекот сверчков напоминал волну: то затихал, теряясь в вечернем шуме, то заглушал все вокруг.

Кейел продолжал идти рядом, но на меня не смотрел. Хмурился только и иногда поглаживал взволнованного Тоджа. Ящер соскучился по свободе и едва ли не вытанцовывал, явно не понимая, почему хозяин отказывается прямо сейчас промчаться по дороге.

– Какое поручение они выполняют? – беззлобно спросила я. – Где мне их найти?

– Отправишься со мной.

Захотелось послать Вольного, но вместо этого я вежливым тоном сказала:

– Нет, Кейел, с тобой я больше никуда не пойду. Скажи, где найти ребят.

Он потрепал Тоджа по холке и, слабо улыбнувшись, что‑то прошептал ему, а затем ответил мне:

– Иди куда хочешь, но я тебе ничего не скажу.

Медленно выдохнула. Ребят можно поискать в городе, расспросить о беловолосой фангре прохожих. Она приметная, ее точно кто‑нибудь да заметил. Вот только уже темнеет, а значит, заночевать придется на улице, либо нужно искать постоялый двор.

– Ладно, тогда одолжи, пожалуйста, немного денег. Пятьдесят ларсов, я думаю, хватит. Я верну, честно. Просто все заработанное осталось у Елрех.

– Заработай снова, – теперь Кейел улыбнулся мне и даже в глаза посмотрел. – Думаю, в ближайшем публичном доме дорого оценят бывшую любовницу правителя. Тебе дорогу подсказать? Или лучше проводить?

Я остановилась и закрыла глаза. Пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, а затем сорвалась с места, оставляя Кейела позади. Внутри все дрожало от обиды и осознания очередной ошибки. Как ее исправить? И куда идти?

Кейел догнал меня, когда я застыла на возвышенности дороги и рассматривала огромный белоснежный город, окутанный сумерками.

– Накинь.

Продолжая путь, Вольный швырнул какую‑то темную тряпку мне в руки. Я развернула куртку с глубоким капюшоном. Потерев метку на щеке, уселась прямо на пыльную, нагретую за день брусчатку и закусила губу. В голове звенела пустота. Даже воспоминания отказывались задерживаться надолго. Кейел остановился, посмотрел на меня немного и молча отправился дальше. С трудом поднявшись, я побрела следом, но старалась держаться отдаленно.

К городским стенам приблизились в густых сумерках. Стража не показалась на воротах, но я все равно не стала рисковать и догнала Вольного. Шли рядом, но даже взглядами не перекинулись. Мне не удавалось заглушить обиду, хоть я и вспоминала все, через что мы неоднократно прошли. Дать ему очередной шанс оправдаться? Как будто меня кто‑то об этом просит. Возникает ощущение, будто я ему опять помешала и только путаюсь под ногами.

Улицы обители я рассматривала лениво. Из‑под капюшона скользила равнодушным взглядом по белому камню высоких домов. Взор выхватывал узкие окна, в которых сияли духи и шевелились силуэты жильцов. Повсюду были выставлены и вывешены глиняные горшки с цветами. На каждом шагу попадались скамейки, спрятанные то в тени тентов, то под раскидистыми деревьями. У фонтанов и на лужайках сидела молодежь. Шум и гам доносились отовсюду: музыка играла в кабаках, громкий смех долетал со стороны помостов, освещенных духами, от прохожих слышались обрывки фраз на разных языках.

Кейел обошел Тоджа, свернул с главной дороги, и я вынужденно поплелась за ним. А куда еще идти и где искать ребят в такое время суток? Вскоре он притормозил и дождался, когда я поравняюсь с ними. Теперь нас разделял ящер. Судя по всему, Вольный тоже не горит желанием видеть меня.

На узкой улочке стихали голоса и словно темнело быстрее, а цветочный запах приобретал несочетаемые с ним оттенки сырости, кислой гнили и тухлятины. Я разглядывала закоулки, присматривалась к плотно закрытым дверям и калиткам. Затем последовал новый поворот. Чем дальше мы уходили от городских ворот, тем хуже становились дороги. Вскоре от аккуратной брусчатки остался лишь щебень, а после и его утрамбованная насыпь истончилась, превращаясь в ухабистую, хорошо утоптанную поверхность земли. Разбитые телеги, деревянные бочки и прогнившие ящики кучей хлама стояли под обшарпанными, грязными городскими стенами. Темный бугор лежал под кустом. Зашевелился, когда мы проходили мимо. Я невольно отступила, натягивая капюшон на лицо ниже и разглядывая бродягу‑фангра под ворохом дырявых тряпок. А может, не бродяга – просто пьяный в стельку.

По широкой, разбитой улице менее улыбчивый народ передвигался в тени деревянных домов. Были и храбрецы, толпившиеся на открытых участках. В таких компаниях в основном слышался мужской хохот, но мелькали и фигуры девушек, одетых в практичную одежду. На сильных бедрах показательно виднелось оружие. Значит, Кейел привел меня в квартал низших, где в основном ошиваются наемники. Я обходила грязь, но при этом старалась идти так, чтобы не попадаться на глаза посторонним. За Тоджем было удобно скрываться – если в нашу сторону и смотрели, то внимание приковывалось в основном к опасному ящеру, а после к его хозяину.

Деревянная калитка постоялого двора, возле которого мы остановились, была скромно приставлена к хлипкому забору. Грязный двор был усыпан переспевшей тутовой ягодой. Бочки и ящики стояли у огромного крыльца. Там же разместился стол, за котором сидели мужики, играющие в какую‑то местную игру. Над ними склонилось несколько зевак. Чумазый человеческий мальчишка подорвался со скамьи, завидев Тоджа, и бросился к нам. Кейел выдал ему несколько ларсов, что‑то прошептал ящеру, а затем, передав поводья мальчугану, снял сумки с седла. Он ни на секунду не обернулся ко мне, словно был уверен, что я никуда от него не денусь.

Порог обиды, злости и разочарования кажется превысил лимит терпения. Отступив в тень кустов, я дождалась, когда за Кейелом со скрипом закроется дверь, а затем направилась куда глаза глядят. Сжимала кулаки, стараясь не расплакаться.

Словно собачка на побегушках: сказал «фас» – бросилась выполнять команду, «апорт» – и уже добываю сведения, а сейчас прозвучало «отправишься со мной» сродни «к ноге». И ведь убежден, что так и будет.

Вскоре я остановилась, завидев впереди наемников. Может и вовсе разбойники, укравшие у кого‑нибудь гильдейский знак. Хотела обойти их, свернув за дом, но увидела мусор за углом, вспомнила Васгор и не осмелилась идти дальше. При опасности можно призвать Ксанджей, но сила все еще не поддается контролю, поэтому вместе с грабителями могут пострадать невиновные. И даже маленького ножа с собой нет. Подол шелкового платья захотелось испачкать в грязи, как и сандалии, украшенные крохотными бусинками. А ведь Кейел прятал меня за Тоджем… Я оглянулась на постоялый двор, оставленный позади, и через несколько мгновений поспешила к нему.

Азартные мужчины даже в сторону мою не глянули. Тяжелая дверь натужно скрипнула, пропуская в освещенное, душное помещение. Приятные запахи еды перебивала вонь кислой браги, пота и нестиранных носков. Я сгорбилась и, огибая выпивших посетителей, поспешила к стойке, где Кейел говорил с хозяином заведения. Словно почувствовав мой взгляд, Вольный на миг обернулся и высыпал на стойку горсть монет. Значит, все же не знал последую я за ним или нет, а возвращать меня не собирался. А разве должен, Ань?

– Еще комнату рядом, – сказал он.

Одноглазый эльфиор смахнул оплату в коробочку и бросил на их место ключ.

Кейел поднял сумки с заплеванного и прожженного пола, забросил одну на плечо, а вторую понес в руке. В углу обеденного зала на верхние этажи вела скрипучая лестница. Я смотрела под ноги, стараясь в полумраке разглядеть стертые ступени. Немного отстала, поэтому едва не бросилась снова на улицу, когда после лестничного поворота неожиданно увидела пару. Вольный ухватился за перила, преградив путь молоденькой темноволосой человечке. Она улыбалась ему, прижимая к пышной груди стопку полотенец. Сколько ей? Семнадцать или восемнадцать… Фигуристая, симпатичная, раскрасневшаяся и с ярким блеском в огромных глазах. Довольно кивнула – и Кейел снял кошель с пояса.

– Тут треть, – произнес он, – остальное потом.

– Где тебя найти?

– Крайняя дверь по правой стороне. Поторопись, – шлепнул ее по бедру.

– Отпрошусь у хозяина и приду.

Улыбаясь Кейелу, она едва не налетела на меня, но вовремя заметила.

– Извините! – отскочила к стене, продолжая оглядываться на Вольного.

На меня словно ушат помоев вылили. Я сверлила взглядом спину Кейела, удивляясь, как еще не высказала ему все, что думаю о нем.

«Мы, Вольные, хорошо разбираемся в чувствах других»…

Тогда за что так мучаешь меня?

Он открыл предпоследнюю дверь. Толкнув легонько, распахнул ее. Ключ мне не оставил. Молча направился к следующей. Второй ключ застучал в замочной скважине.

– Можешь идти отдыхать, – раздался хриплый голос в тишине. – Чего ждешь?

Его лицо в полумраке коридора выглядело совсем уставшим, осунувшимся. В моей голове застыло воспоминание, как мгновениями ранее Кейел склонялся к девице. Этирс, Айвин, теперь вот… Фантазия нарисовала неприличные картинки. Стыдно признаться, что после всего случившегося я ревную. Ревную до такой степени, что хочется закатить скандал.

– Я не хочу опять слышать стоны за тонкой стеной.

– Я тоже много чего не хочу.

– За что ты так со мной? – скинув капюшон, шагнула к нему ближе. – Что сейчас я сделала тебе плохого?

– Аня, уйди.

Дверь скрипнула. Кейел кинул сумки внутрь, а затем повернулся ко мне. Крепко ухватил за локоть и потащил к соседней комнате.

– Отпусти! – потребовала я, стараясь вырваться. – Я хочу понять тебя, но не могу!

Он замер, удерживая меня. Поморщился так, будто это ему больно.

– Я хочу того же, Аня! И тоже не могу!

– Зачем тебе эта девица?

– Других нет.

– Есть я!

Зажмурилась, едва не обругав себя вслух. Идиотка влюбленная!

– Аня, я не в том настроении, – прошипел он.

Затащил меня в комнату, а после вышел, громко хлопнув дверью.

Застыв на месте, я осматривала скудную обстановку и старалась не думать, о том, что скоро будет происходить за стеной.

Через грязное стекло маленького окна сочился тусклый ночной свет. Комод стоял у стены, узкая кровать примостилась в углу у окна, рядом – тумбочка, к ней приставлен табурет, а дальше тянулась длинная лавка, на которой нашлись ведро и кружка. Справа еще одна дверь. Наверное, ведет в каморку.

Непослушными руками я стянула с себя куртку и бросила на комод. Потопталась немного, а затем в потемках разулась Непокрытый ничем пол был чистым. Да и комнату казалось совсем недавно проветривали. Я шагнула к ведру с водой. Мысленно уговаривала себя отвлечься, но против воли внимательно прислушивалась. Сердце сжималось, злость не отпускала, но усталость побеждала ее.

Щелчок прозвучал оглушительно. Вздрогнув и прижав руки к груди, я резко обернулась, а затем попятилась, пока не уперлась лопатками в стену. Кейел захлопнул дверь и направился ко мне. Я все еще не понимала, но надеялась. До сих ненавидела и хотела послать его, но молча ждала развития событий.

Он остановился совсем рядом. Долго разглядывал мое лицо, а затем посмотрев в глаза, резко заправил волосы за уши и спросил:

– Любовь шан’ниэрдов считается единственно истинной, но разве не любовь Аклен и Ил воспевают все народы?

Я пожала плечами. Что ему ответить? Почему он так помешался на этом вопросе? Кейел сжал кулаки и оперся на стену по обе стороны от моей головы. Склонившись, навис надо мной и возмутился:

– Аня, они пожертвовали собой! – Горячее дыхание обожгло мои губы. – Когда понадобилось, Ил убила Аклена!

Громкое высказывание прозвучало обвинением.

– Я не понимаю, чего ты хочешь, – прошептала я.

– Они любили друг друга?

– Аклен и Ил?

– Да! – Он ударил по стене. – Они любили друг друга?!

Я съежилась и неуверенно ответила:

– Наверное, любили. Кейел, я не знаю.

Он опустил взгляд ниже и начал рассуждать, будто мой ответ действительно помог ему решить жизненно важный вопрос:

– Шан’ниэрд, полюбивший однажды, никогда не полюбит снова. Волтуар любит тебя. Сегодня он отпустил возлюбленную, потому что его любовь истинная. Такая любовь стремится принести счастье любимым. – Снова посмотрел мне в глаза и пробормотал: – Аклен и Ил не любили друг друга. Это всемирная ложь, Аня. Общественное заблуждение. Они никогда не любили друг друга. И я тебя тоже не люблю.

– Что?

– Я не люблю тебя, – громче повторил он, вцепившись в ворот платья. Треск рвущейся ткани смешался со злым голосом Кейела, опускающегося передо мной на колени и раздевающего меня: – Я не хочу, чтобы ты одевалась в шелка, потому что не я купил их тебе. Меня бесит если кто‑то делает тебя счастливой. Я хочу, чтобы ты была счастлива только со мной. И я тебя никуда не отпущу, как бы сильно ты об этом не просила. Я не знаю, что это, но точно не любовь.

Я обняла себя, опасаясь двигаться. Кажется, Вольный спятил. Что сказать ему? Чем успокоить? Он сгреб то, что недавно было платьем, в охапку и поднялся. Призвал Охарс, осмотрелся. Увидев сандалии, направился к ним. Собрал все и вышвырнул за дверь, а затем, закрыв ее на все задвижки, уперся в нее лбом. Я на цыпочках шагнула к кровати, взялась за краешек покрывала, но ничего не успела сделать. Кейел вырвал его из рук, скомкал и отбросил.

– Кейел, тебе необходимо остыть.

– Я хотел, но ты предложила себя. В чем дело? Такой уже не нужен? Сколько еще ты будешь то отталкивать меня, то снова звать к себе? Я похож на послушного пса?!

– Кейел, я…

Поцелуй не приносит столько боли. Это не поцелуй.

Вольный повалил меня на кровать, придавив собой.

– Я не люблю тебя, – снова повторил, будто оправдывался или успокаивал себя.

Новый поцелуй отпечатался болью на шее. Пальцы впились в бедра, вынуждая раздвинуть ноги. Я сжала грубую ткань рубашки и стиснула зубы, с шумом втягивая воздух. Закрыла глаза.

Кейел замер, словно чего‑то ждал. Его дыхание оглаживало щеку.

– Не отворачивайся, – тихо попросил он. – Я не хочу отталкивать тебя от себя, но мне хочется… Аня, мне страшно от того, что я хочу сделать с тобой.

Я посмотрела в зелено‑карие глаза и прошептала, касаясь его губ своими:

– Ты ревнуешь.

– Ревную.

– Злишься.

– Очень. Духи Фадрагоса, я хочу убить тебя.

– Чем тебе помочь?

Он нежно поцеловал в уголок губы, а потом спросил:

– Рядом с ним, ты думала обо мне?

– Мне было плохо, но нам лучше не говорить о нем.

– Было плохо, но ты терпела ради богатств.

Я видела, как Кейел пытался не скривиться, но не смог. Болезненно рассмеялся, опустив голову рядом с моей, касаясь щекой моей щеки. Отсмеялся и надолго затих, а затем укусил мочку уха, поцеловал скулу и после сказал:

– Я хочу тебя. И у меня нет сил, чтобы сдерживаться.

– Не страшно.

– Девчонке не будет так больно, как тебе, но я хочу тебя, а не ее.

Я обняла его за шею, погладила затылок и, подцепив ленту в волосах, медленно стянула. Русые локоны рассыпались, щекотно мазнули по кончику носа. Вспоминая недавние ночи с Волтуаром, я обманула, тихо повторив:

– Не страшно.

Гордость давно разбита. Что от нее осталось?

Отвернувшись от Кейела, я лежала и прислушивалась к его ровному дыханию. Аккуратно приподнялась на локте – кровать неприятно скрипнула. Замерев на несколько мгновений, я все же села, спустив ноги на пол и стараясь высмотреть покрывало. Вскоре зацепила шершавую ткань кончиками пальцев и вздрогнула от осторожного прикосновения к шее. Кейел снова поцеловал, но уже в плечо. Обнял меня, положив руку на живот, и подтянул к горячей груди.

– Тебе холодно?

– Я хотела помыться.

– Не сегодня.

Он отпустил меня и слез с кровати. Половицы заскрипели. Шаги босых ног раздались в ночной тишине.

– Пить хочешь?

– Нет.

– Может, принести поесть? Кто‑то точно дежурит на кухне.

– Я не голодна.

– Обижаешься?

Раздался тихий плеск воды. Я сглотнула, сжимая край кровати, и нехотя призналась:

– Пить хочу.

Снова шорканье и движение силуэта.

– Возьми.

Прохладная влага смочила пальцы. Я взяла деревянную кружку и прижала ее к ноющим губам. От жадных глотков, убравших сухость во рту, поперхнулась. Кейел забрал кружку и поставил ее на тумбочку. Поднял покрывало, забрался на кровать, опрокидывая меня следом. Я снова хотела отвернуться, но он не позволил.

– Давай поговорим.

– Я хочу спать.

– Не хочешь, иначе уже заснула бы.

Он обнял меня, прижимая щекой к груди. Мне ничего не осталось, как только обнять его в ответ. Ладонь скользнула по крепкой спине, и я почувствовала под пальцами рыхлые шрамы, оставленные черными когтями.

– Мы снова вместе, – напряженно проговорил Кейел. – Теперь обсудим условия.

Я шепотом протянула:

– Условия…

– Ты думала будет по‑другому? – приподнялся на локте. – Я не потерплю никаких сговоров с дружками за спиной. Аня, ты либо со мной, либо с ними. Я не могу доверять всем подряд, но тебе хочу. И я не отпущу тебя больше.

Снова положил голову на подушку, прислоняясь лбом к моему лбу. Погладил щеку. Большим пальцем очертил метку вины, словно видел ее в темноте.

– Единство позволяет жить гораздо дольше, а Вольные… Пока я не умру, ты будешь рядом. Пообещай.

Я нахмурилась, чувствуя, как внутри растет тревога и стыд.

– Обещаю.

– И я не смогу баловать тебя так, как баловал Волтуар. Мне пришлось бы убить более сотни нечисти… примерно, сто тридцать линарей, чтобы купить тебе платье, в котором ты была на празднике Сальир. Наверное, я не смогу полюбить тебя так, как любил он. Быть может, я вообще не смогу полюбить тебя, потому что… Аня, я не смогу сделать тебя счастливой.

Захотелось рассказать ему о счастье, поговорить с ним о его чувствах, но его слова насторожили, и я спросила:

– Откуда ты знаешь точную стоимость платья?

– Неважно.

– Правители говорили с тобой?

Я села, подтянув к себе ноги и прикрывшись одеялом. Кейел перевернулся на спину и ответил:

– Говорили.

– Когда?

– Перед тем, как казнили Тиналь и Фираэн.

– Ты запомнил имена? – нахмурилась я.

– Ты бредила ими. Никак не получается забыть.

– Тогда ты пришел ко мне…

– Волтуар отправил. Боялся, что ты с собой что‑нибудь сделаешь. Я бы и так пришел, но он задержал. – Кейел замолчал надолго, а потом шепотом продолжил: – Он уже тогда знал о нас. Пообещал, что позволит мне еще раз увидеться с тобой. Я думал, что ненавижу Убийцу, но ошибался. Никогда в жизни никого так ненавидел, как Акеона. И Волтуара. И эту высокородную шлюху. Я хотел убить их всех. Без надобности. Просто убить.

Я снова легла, положив голову на грудь Кейела, обняв его за талию. Он стал перебирать мои волосы, продолжая говорить:

– На следующее утро я узнал стоимость всего дворца, всех твоих украшений и возможностей. Я всегда зарабатывал ровно столько, чтобы хватало на еду, одежду, оружие и информацию. Мне нужно спасти Фадрагос, а дом, семья, счастье… Аня, я не могу дать тебе все это. И любовь, о которой мечтают девушки… Наверное, я не способен любить.

Комнату снова наполнила тишина. Закрыв глаза, я наслаждалась спокойным сердцебиением Кейела. Его грудь поднималась и опускалась, убаюкивая размеренным дыханием.

– Признайся мне снова, – прошептал он.

Я улыбнулась и сказала не потому, что была уверена в правдивости слов, а просто потому, что хотела порадовать его. Хотя бы немного.

– Кейел, я люблю тебя.

Глава 24. Отверженные. Эпизод второй

– Аня, просыпайся.

Я поморщилась, приоткрыла глаза. Ресницы дрожали, немного спасая от утреннего света. Кейел был уже одет, сидел на краю кровати и улыбался, разглядывая мое лицо. Легонько подул на лоб, а затем несильно потер переносицу.

– Что там? – просипела я.

– Твое мрачное настроение. Пытаюсь прогнать.

Нахмурилась сильнее, а через мгновение хохотнула и широко улыбнулась.

– Я принес свежей воды, – кивнув на дверь каморки, серьезнее проговорил он. – Вставай и приводи себя в порядок. Я скоро вернусь.

– Куда ты?

Почему‑то сердце сжалось на мгновение, сбилось с размеренных ударов. Кейел ведь не бросит меня? Не обманет, оставив одну?

Он заправил волосы за ухо и негромко ответил:

– Тебе нужны вещи. Если хочешь в туалет, пока надень мои, – глянул в сторону комода, на котором лежали вчерашняя куртка с глубоким капюшоном, белая мятая рубаха, темные штаны, и свисал тканевый пояс. – Туалет за домом, поэтому прячь лицо. Метка вины может доставить нам проблем.

Я села и кивнула, сжимая покрывало на груди. Видимо, метку придется прятать постоянно.

– У нас не так много времени. Думаю, завтра нам лучше уехать из обители.

– Куда спешим? – растерялась я. Сонные мысли складывались вяло, но я точно помнила вчерашние события. Никого ведь не обидела: Сиелра ушла невредимой, Волтуар отпустил меня добровольно. – Ты ведь собирался жить в городе, ежедневно приходить во дворец… Опять обманул?

Винить его несправедливо, ведь я тоже не могу рассказать ему всю правду, но горький осадок приглушил нежную сладость утра. Кейел покачал головой и произнес, внося еще больше беспорядка в мысли и чувства:

– Ты ушла не от правителя, Аня. Ты бросила его ради меня, – с беспокойством посмотрел мне в глаза. – Амулет посла – мой допуск во дворец – уже превратился в обычный камень.

– При чем тут ты? Я не понимаю, – опустила голову. Холодок скользнул вдоль позвоночника. – Снова все испортила. Кейел, извини…

– Все хорошо, – убедительно сказал он.

Шероховатые ладони погладили обнаженные плечи, но ничуть не поцарапали, притянули к себе. Сухие губы коснулись скулы. Я обняла Кейела в ответ, прижимаясь щекой к сильному плечу, и закрыла глаза, согреваясь теплом крепкого тела.

– Все равно мало шансов, что соггоры сработаются с шан’ниэрдами. Я узнал тайну и во дворце оставался, надеясь только на то, что смогу уговорить правителей самим отправиться на север. Все не так страшно, Аня.

Почему он не сказал вчера, что поставлю его под удар, если брошу Волтуара? Спросить об этом? Не стоит. Даже если бы поставил меня в известность, я бы не вернулась во дворец и тем более не надела супружеский браслет. Значит, лучше молчать.

– Многие знают, где в обители останавливаются Вольные. Наверняка скоро кто‑то из твоих друзей найдет нас. Поднимайся.

Он взлохматил мои волосы и уже собрался встать, но я не позволила. Обхватила его лицо руками, большим пальцем провела по щеке. Каждый рубец поднимал неприятную волну внутри, из‑за которой хотелось снова и снова извиняться. Убедиться, что Кейел простил меня хотя бы за пощечину.

А если бы он чуточку сомневался, что я выберусь живой из реки Истины? Его душа уже была бы заключена в тех драконах, которые взвешивают вину поступка и судят за преступление, – металась бы в диком голоде и захлебывалась бесконечной жадностью. Тогда слепая уверенность в себе твердила, что я обязательно найду Сердце времени. А сейчас? Сейчас опасаюсь, что даже с Кейелом мы можем оступиться. Я могу не вернуться домой, но эта мысль теперь страшит не так, как то, что я совершу больше непростительных ошибок, которые до конца жизни не исправлю.

Кейел обхватил мои запястья и замер, не останавливая. Будто растерялся. Приподнявшись на колени и закопавшись пальцами в его волосы, я целовала самое красивое лицо на свете. Миллиметр за миллиметром. Хотелось не тольковзглядом запомнить каждую черту, но и на ощупь. Можно ли навсегда запомнить тепло другого человека, его запах, жесты, мимику, звучание голоса? Когда‑нибудь у меня не останется о нем ничего: ни фотографий, ни видеозаписей, ни вещей… Ничего, кроме памяти.

– Спасибо тебе за все, – прошептала я, глядя ему в глаза. Он непривычно широко их открыл и смотрел тоже как‑то непривычно. Испуганно?

– Я скоро вернусь, – повторил он, сжимая кисти моих рук.

Когда открыл дверь, я все еще сидела на кровати.

– Кейел!

– Что, Аня? – мгновенно обернулся он.

Поймав его взволнованный взгляд на себе, я поинтересовалась:

– Ты всегда говоришь, что я все усложняю, – протянула, поежившись и размышляя над дальнейшими словами, но, не сумев ничего придумать, выдохнула и спросила прямо: – Что делать с осколками, которые нельзя склеить?

Кейел нахмурился, побарабанил пальцами по двери и твердо ответил:

– Выбросить.

Я прошмыгнула по пустующему двору в туалет, вернулась в комнату. После того, как хорошенько помылась, оделась в вещи Кейела, а он все не возвращался. Маленькое окно открылось легко, впуская в комнату птичий щебет и ветерок. Я села на тумбочку и смотрела на широкую улицу, залитую солнечным светом. С нетерпением ждала, когда увижу на ней Кейела.

Сердце застучало быстрее, а с души словно тяжесть убрали. Кейел и Елрех спешили к калитке. На фангре был темный костюм, на груди блестел гильдейский знак, заплетенные в высокий хвост волосы качались при каждом шаге. С собой ребята несли несколько походных сумок и маленькую клетку с Кешей. Я уже хотела броситься к двери, чтобы встретить их, но хмурое лицо фангры насторожило. Снова пробудились вина и стыд…

Я слышала шаги и разговоры в коридоре, но продолжала сидеть на тумбочке, опустив голову. Дверь открылась, и Елрех с порога спросила:

– Как ты?

Ответить я не успела – она сбросила сумки, быстро подошла ко мне и крепко обняла.

– Мы со всем справимся, Асфирель, – прошептала она.

– Прости.

Дверь закрылась, и раздался тихий приказ Кейела:

– Аня, закрой окно, – и сразу обратился к Елрех: – Ты сказала, что новости не для посторонних ушей.

– Сначала дай слово, что не оставишь ее, – отступила она от меня.

– И ты мне поверишь? – Кейел изогнул бровь. Прислонился спиной к двери и скрестил руки на груди. – Ее отвергают?

– Что это значит? – испугалась я.

Елрех бегло глянула на меня, а потом отвернулась и грозно оскалилась. Дошла до лавки с ведром, села на свободный край. Долго молчала, облокотившись на колени и рассматривая пол, а затем еле слышно проговорила:

– Да, Асфирель лишают низшего сословия, – вздохнула тяжело и продолжила: –Скоро ее объявят изгоем. Волтуар сказал, что постарается потянуть время до рассвета, но советовал бежать из региона уже к закату.

Продолжение от 30.03

– Я не оставлю ее, – произнес Кейел, не отрывая от меня хмурого взора.

Отверженные – изгои, участники запрещенных культов и преступники Фадрагоса. Что я помню об их жизни? Немногое, однако догадываюсь, что они обречены на вечные скитания и страх быть пойманным. И если Вольных защищают духи, а северян не могут судить без преступления, то я стала обычным преступником. Моя вина? Наверное, я многое совершила, за что достойна наказания.

– Сиелра или Акеон? – спросил Кейел.

– Почтенный Акеон, – подавленно ответила Елрех.

– Ожидаемо, но я надеялся, что обойдется штрафами для Аспидов.

Я смотрела то на Кейела, то на Елрех. Внимательно слушала, стараясь разобраться в происходящем.

– Акеон не простил оскорбление? – поинтересовалась, вспоминая ужасную ночь.

– Он не имел права простить, – на миг поморщился Кейел. – Свидетелей слишком много. Пока ты была любовницей Волтуара, на это могли закрыть глаза, но не сейчас. Прошло не так много времени, а ты снова оскорбила правителей и их народ.

– Всех? – нахмурилась я, сжимая кулаки. – И когда только успела?

– Всех. На празднике Сальир. Ты пообещала, что примешь ис’сиару Волтуара, – отвел взгляд Кейел. – Ты много чего обещала.

Я зажмурилась, вспоминая причины, по которым произносила ту речь. Злость не очнулась, но сожаление затопило все внутри.

– Даже периода не прошло, – протянула Елрех, по‑прежнему не поднимая головы. – Никто не простит. И Волтуар не сможет заступиться. Духи только подтвердили его способность править.

– Объясните, что сейчас будет, – паника неотвратимо накатывала, но я боролась с ней. – Чего мне ждать и как действовать?

– Отправишься со мной, – мгновенно сказал Кейел. По интонации стало ясно, что его решения неоспоримо.

– А потом что? – вцепившись в край лавки, исподлобья глянула на него Елрех. – Какую цену назначат за ее голову?!

Я положила руку на шею; жилка с силой колотилась. Награда за голову? Эта маленькая подробность про жизнь изгоев прошла мимо меня.

– Что ты намерен делать, если тебя заметят рядом с ней? А о вас знает весь Фадрагос! Спрячешь Асфирель? Тебя будут пытать до смерти, лишь бы ты выдал ее! – разгневалась Елрех. Когти погрузились в дерево лавки. – Вы не войдете ни в один город. Нет городов – нет контрактов – нет денег! Ты Вольный! Тебе нужна информация, нужны деньги! Сколько ты протянешь без миссии?! Когда продашь, Асфирель, бесчестный человек?!

– Глупая фангра, – сдержанно протянул побледневший Кейел, перебивая ее, – следи за языком.

Он оттолкнулся от двери, медленно направился к кровати. Остановился ненадолго напротив меня, присмотрелся к моей руке – и я отдернула ее от шеи, виновато спрятала за спиной и отвернулась. А если Елрех права? Как выяснилось, для поиска сокровищницы я ему не так уж и необходима.

– Я не оставлю ее, – повторил он, присаживаясь на кровать. – Но куда подевались твой ум и терпение? Существ изгоняют, – пожал плечами. – Так было всегда, и им всегда давали возможность бежать. Награду за поимку Асфирель назначат, но не столько, чтобы все бросились ее искать. Аня, ты об этом не знала, да?

Я вынужденно посмотрела на него и невольно напряглась. Стальной блеск в теплых глазах мне не понравился. До тирады Елрех его не было, Кейел не выглядел таким пугающим. Что изменилось?

– Не знала, – призналась, сглотнула неприятный комок и пояснила: – Я думала, изгоев просто прогоняют на север.

Кейел улыбнулся, но взгляд по‑прежнему колол холодом. Сердце забилось медленней, а ладони вспотели. И даже не понятно, чего именно боюсь. Мельком посмотрела на Елрех – она вмиг отвернулась от меня, кусая губу. Почему стыдится?

– У них небольшой выбор, – в голосе Кейела звучала насмешка. – Наивных не примут в культы, добродушные не могут воровать, убивать и скрываться, поэтому уходят на север. Честные жители, заметив изгоев, ловят их и доставляют стражам правопорядка. В награду принято платить не меньше ста ларсов – зависит от вины изгоя. Милая фангра права, за тебя дадут не меньше тысячи, – замолчал ненадолго, а после, хлопнув в ладоши, сцепил руки в замок. – Но, Елрех, такой страх… Допустим, Асфирель поймают за пределами региона Цветущего плато. А серьезная опасность ей грозит только тут. Что с ней сделают?

Клетка с Кешей стояла на полу возле сумок. Он ворковал, не позволяя тишине заполнить комнату. Елрех молчала, разглядывая носы своих сапог. Кейел долго смотрел на нее, а после повернулся ко мне. Я поерзала на тумбочке, почесала щеку. Вопросы росли как снежный ком, а ответов никак не находилось.

– Мне нужно на север, – спокойно продолжил Кейел. – Возможно, ведьма и есть Убийца, которого я ищу. У северян может быть подсказка, которая поможет спасти Фадрагос. Поэтому все нормально, Асфирель отправится со мной туда, где изгою нечего бояться. И ты, милая фангра, сразу бы поняла, о чем я говорю, но страх лишил тебя здравомыслия. Все еще не признаешься, чего боишься на самом деле?

– Я честна перед тобой! – приосанилась Елрех.

– Ты честна, – согласился он и снова улыбнулся мне. – Выходит, Аня – нет.

– Что? – еле слышно спросила я. По телу прошлась мелкая дрожь.

– Теперь, девочки, давайте без истерик и криков, – нахмурился, убирая волосы за уши. – Асфи рассказала тебе о Единстве?

Несколько секунд Елрех находилась в замешательстве, а потом заметно изумилась, рассматривая меня с ног до головы:

– Единство?..

– Я не хотела рисковать тобой! – я соскочила с тумбочки, но сразу же оперлась на нее, опасаясь не устоять на ногах.

– Выходит, о Единстве все же умолчала, – подвел итог Вольный, внимательно наблюдая за нами обеими.

– Кейел, я все объясню!

– Куда же ты денешься, девочка моя, – склонил голову к плечу.

Как же я могла забыть о Единстве? Так и запутаться недолго, кому и что говорила, а кому о чем умолчала! Нельзя сообщать Кейелу обо всем, что может подвести его к выводу, что я ищу сокровищницу, но обязательно нужно рассказать все о Единстве!

Я не стала терять времени – сбивчиво залепетала:

– Елрех знает о даре, но связана клятвой. Без моего разрешения она никому не могла рассказать о нем. О том, что дар – это Единство, я ей не сказала, а вдруг бы ты… – облизала пересохшие губы, обдумывая, как смягчить высказывание, но решительно выплеснула правду: – вдруг бы ты убил всех, кто о нем знает! И меня, и остальных… – закусила губу, мысленно обругав себя. – Я понятия не имею, чего от тебя ждать, а мнение духов или судей для меня не показатель! А во дворце так получилось, что… Мне нужна была поддержка!

– Кто еще знает? – потер он переносицу.

– Дриэн, – хором выдохнули мы с Елрех.

– Дриэн, – тихо повторил Кейел.

Часто заморгал, а потом ладонями и лицо до красна растер.

– Это очень плохо, да? – спросила я.

Елрех кивнула:

– Изгои не могут состоять в гильдиях. Он потерял тебя, Асфи. Потерял дар, который мог бы… – сбилась, а через секунду пробормотала, широко открыв глаза: – Единство… Как же так?

– Он знает о даре, а не о Единстве. – Кейел шумно выдохнул, затягивая ленту на волосах, и добавил: – Но информацию будет продавать всем, лишь бы нашелся покупатель.

– Кому будет интересна моя сила? Для чего, если она опасна?

Какую ерунду спрашиваю! Желающий всегда найдется. И чем недоступнее и уникальнее товар, тем выше на него цена и спрос. Меня запрут и пустят на опыты…

– Проблема в другом, – прислонилась к стене Елрех.

– О тебе узнает весь Фадрагос, – поддержал Кейел, глядя в пустоту перед собой. – Мудрецы заинтересуются.

– Они узнают, что дар – это Единство.

Кейел немного помедлил, пожевав губами, а потом твердо возразил:

– Нет, у них недостаточно знаний.

– Ты уверен? – удивилась Елрех.

– Да.

Кейел обманул. Я не понимала, в чем именно, но чувствовала, что он юлит. Ощутила, как насторожился, хоть внешне не проявлял этого.

– Но дар будут искать, – продолжил тему. – Пока все не уляжется, мы переждем на севере. Я многому научу тебя, – приободряющая улыбка прогнала хмурость с его лица. – Только, Аня, теперь никакого обмана. Я должен быть в курсе всего, что происходит.

– Кейел, – встряла Елрех, видимо, уберегая меня от неприятного разговора. – Волтуар передал тебе что‑то.

Она поднялась, подошла к одной из сумок и вскоре вытащила из нее книгу зельеварения.

– Тут мои вещи?

Не дожидаясь ответа, я направилась к сумкам. Там не должно быть ничего особенного, но перепроверить не помешало бы. Да и хоть как‑то отвлечься от пугающих мыслях о ближайшем будущем.

– Да, забывчивая Асфирель, тут твои вещи. Я собрала все, что отыскала в комнате. – Елрех протянула Кейелу раскрытую книгу, на страницах которой лежал сложенный в несколько раз плотный лист. – Но схемы с рунами забрать не смогла.

– Какие схемы с рунами? – я сбилась с шага.

– Твои, – сдвинула она брови на переносице.

Кейел заинтересованно глянул в мою сторону. Я покачала головой, убедительно заверяя:

– У меня ничего такого не было.

– Там лабиринты, амулеты, а, быть может, артефакты. Или высокие ящики, – Елрех развела руками. – Был какой‑то круг… большой. И еще доска, а на ней существо, похожее на… с ушами такими, – сложила руки в треугольник, – резкими, и глазами‑щелками, а под ним странные руны.

– Мои рисунки…

– Рисунки?

– Это был кот.

Кейел кашлянул в кулак, маскируя смех, и потерял к нам интерес.

– У тебя нет таланта, – уверенно сказала Елрех, снова присаживаясь возле сумок. – Я думала это какие‑то схемы из вашего мира. В любом случае Волтуар не позволил забрать их.

Оставил на память? Вполне возможно.

– Не жалко.

– Я иду в город, – посмотрев мне за спину, громче сказала она. – Вольный, каких зелий тебе набрать?

Я опустилась возле сумок на корточки и стала искать письма мудрецов, но отвлеклась, оглянувшись на Кейела. Он развернул, как выяснилось, немаленький лист.

– Что это? – спросила я.

– Карта, – полушепотом ответил он. – Волтуар отдал бесценную карту. На ней отмечены убежища всех культов, о которых известно правителям, есть все посты и правительственные тайники. Он рискует снова потерять благословение своих духов, – медленно проговорил, а затем резко поднял глаза на Елрех и с подозрением поинтересовался: – Ты хочешь набрать зелий у Аспидов?

– Да, – встала она, откидывая белоснежные волосы за спину. – Амулеты, отвары, зелья, ингредиенты… Говори обо всем, что нужно. Потом никто из нас не сможет обратиться к алхимикам.

– Фангры, – протянул он улыбаясь. – Ты готова стать изгоем вместе с человечкой, к которой привыкла?

Ноги ослабли, а во рту пересохло. Быть не может! Я посмотрела на нее снизу вверх и просипела:

– Это правда?

– Асфирель, все знают Дриэна, – сказала она такой интонацией, будто извинялась передо мной. – Он замечательный верховный. Привел гильдию к процветанию, расширил ее, много работает, чтобы аспиды ни в чем не нуждались, но… если ему переходят дорогу, то он не прощает. А ты подавала надежды. Дриэн точно строил планы, верил, что ты сможешь дать гильдии большее влияние.

– А я стала изгоем. Принесла позор и украла надежду.

Листы зашелестели в руке. Я постаралась не комкать их, расслабила руки, и пальцы задрожали, ослабли – письма выпали, рассыпались по полу.

– Он спустит с цепи всю гильдию, – озвучил выводы Кейел, – всех своих алхимиков.

– Аспиды не просто алхимики, – поправила Елрех. – Мы умеем выслеживать, усыплять, отравлять и, если надо, убивать. Я не смогу равнодушно наблюдать за тем, как ищут Асфирель, не сумею стоять в стороне. Но разве остановлю аспидов, когда награда будет так велика? – Елрех не дождалась ответов, поэтому вскоре вернулась к прошлой теме: – Я схожу в лавку и наберу всего в прок, а потом выкину знак. На север отправлюсь вместе с вами.

Все, Аня. Назад дороги не осталось. Уже точно нет. Елрех обрывает все связи с гильдией, по сути, с семьей.

Я подняла голову и столкнулась взглядом с подругой. Серые глаза полнились тревогой, печалью и непреклонностью. Она кивнула мне, а затем вышла из комнаты, тихо закрывая за собой дверь. Теперь Сердце времени нужно не только мне.

Кейел присел на корточки рядом со мной и потянулся к письмам.

– О чем писали мудрецы?

– Можешь прочесть, – разрешила я, думая совершенно о другом. – Ты ведь что‑то утаил от Елрех.

– Иногда для правды нужно свое время, и ты точно знаешь об этом.

– Прости, я боялась…

– Ничего, – перебил он. – Я расскажу тебе обо всем, но Елрех об этом пока еще нельзя знать. Рано.

Кейел собрал письма, отдал мне и полез в сумку. Долго рылся в ней, пока не нашел афитакскую палочку. Чернильницу искали вдвоем, потратив несколько минут. После Кейел поднялся и подал мне руку, помогая встать.

На тумбочке была разложена карта Фадрагоса. Мы подошли к ней, Вольный поставил чернильницу на север и, подтолкнув меня вперед, попросил:

– Разверни все письма.

Твердой грудью прижался к моей спине, погладил талию, нежно целуя в шею. Я наслаждалась лаской, но отвлекало разбушевавшееся любопытство. Какую правду он сейчас сообщит мне?

Письма лежали в ряд, и Кейел тихо сказал:

– Начнем с эльфа. На чистой стороне письма запиши имя.

– Имя эльфа?

– Да, – легонько подул в затылок. Я поежилась от щекотки, тихо фыркнув. Кейел ткнулся кончиком носа за ухом и произнес: – Даже гадать не буду. И читать мне не нужно. Они писали тебе из‑за реки Истины.

Моя рука дрогнула, и рядом с именем «Эриэль» появилась клякса.

– Им было интересно, как я выжила. Разве в этом есть что‑то предосудительное?

– Теперь ниже имя человека, – прошептал Кейел. По голосу ясно, что он улыбается. – Ты права, они ведь мудрецы. Было бы странно, если бы им не было важно изучить такое редкое явление, – усмехнулся и громче приказал: – Имя рассата! Думаю, что Аклен’Ил, будь их побольше, тоже нашли бы для тебя время, но им хоть бы ведьму отыскать. Пропусти две строки. Да, вот тут пиши имя… – он задумчиво промычал, навалившись на меня. – Вообще, без разницы чье имя записывать: сестренки или братишки… Он не писал тебе?

– Нет, – растерялась я, глядя на письмо от Линсиры, – но они хотели, чтобы я встретилась с ним тут, в обители.

– Пиши «Линсар», а потом «Линсира».

Кеша успокоился, поэтому я слышала собственное взволнованное дыхание.

– Две буквы пропущены, – едва выдавила из себя, догадываясь, каких имен не хватает. – Но разве так может быть? Кейел, столько лет и…

Я попыталась повернуться, желая увидеть его глаза, но он не позволил, удержав в объятиях.

– Аня, никто не поверит. Там целые лживые истории, мифы, легенды… Правду знают соггоры, но ты ведь помнишь, как тут относятся к ним?

Рука дрожала, пока я выводила имена в двух оставшихся строках, чтобы в конце прочесть все целиком и убедиться: ошибки нет.

«Эриэль

Нелтор

Рувен

Аклен

Ил

Линсар

Линсира».

Продолжение от 01.04

– Имена никогда не менялись? – все еще не верила я.

– Менялись, но не первые буквы.

Значит, невероятных долгожителей в Фадрагосе нет. Уже хорошо, но понятнее не становится.

– И никто! Совсем никто и никогда не замечал сходства? – я все же повернулась к Кейелу, увидела его улыбку.

– Тише, Аня, – шикнул он, накрывая указательным пальцем мои губы.

– Прости, но это даже теоретически в голове не укладывается! – взволнованно зашептала я. – Основатели мудрецов – Энраилл?

– Нет.

– Что нет? – растерялась я. Зацепилась за рубашку Кейела и спросила, желая прямо сейчас во всем разобраться: – Тогда, что с их именами? Совпадение? Или они знают, кем были Энраилл?

– Успокойся, – негромко рассмеялся Кейел, положив голову на мое плечо. Смех прекратился, а дальше раздались слова, наполненные обидой: – Ты чужая в Фадрагосе, но все равно не можешь легко поверить. Представь, что будет, если рассказать об этом тем, кто чтит мудрецов, как избранников духов. Аня, мудрецы и есть Энраилл. Двое из них пожертвовали собой, ради тайны, а остальные продолжают жить, контролируя почти весь мир. Они прячутся за ложью, но она же и связала их.

Застыв в недоумении, я неосознанно поправила:

– Сковала.

– Неважно. Главное, что они не всесильны, но опасны. У вас в мире есть болезнь солнца?

– Да, – поморщилась я, – но называется иначе.

– Елрех зря боится, мудрецы не расскажут о твоем Единстве, – прошептал он, – потому что именно они отобрали его у фадрагосцев и не хотят возвращать. Именно Энраилл сделали что‑то такое, после чего в Фадрагосе появились Вольные. Мир изменился, когда Единство исчезло. Верховные мудрецы помнят все, издавна ведут записи, информацией владеют так, как никто другой. После войны они подняли вопрос о болезни солнца. Много говорили о ней и изучали ее. Потом были предположения о появлении схожих заболеваний или явлений. И одно из них, самое нелепое, обсуждали дольше других.

– Что появится существо, которое будет все помнить, не утратит эмоций, но при этом умрет, продолжая жить, – слабо кивнув, проговорила я. – Волтуар рассказывал.

– У них есть священная история о том, как была создана гильдия, и никто не смеет нарушать предписания. Если хочешь послушать красивую сказку, то я расскажу тебе ее позже. А так… Мудрецов выбирают из тех, кто болен болезнью солнца. Раса не меняется, родство шан’ниэрдов тоже остается. Во время ритуала постаревшие мудрецы запираются в храме с молодыми избранниками. Говорят, вместе со знаниями мудрецы передают молодым свою жизнь, которая исцеляет их. Однако новоиспеченные мудрецы так же наутро не помнят родных и близких, но каждый последующий день память остается при них, а память умерших и вовсе будто им принадлежит с рождения. И это вранье, Аня! – крепче сжались его руки, пальцы неприятно впились в кожу, но я поморщилась и прижалась к нему, обхватывая за шею. Он мгновенно расслабился и спокойнее продолжил: – В молодых телах души Энраилл. Ты веришь мне?

– Верю, – прошептала ему на ухо. Вспоминая о тех влиятельных, кто пытался добраться до Кейела, потерлась щекой о его щеку и полюбопытствовала: – Они не мешают тебе?

– Пытаются, но боятся выступить открыто.

– Боятся духов?

– Да. Наверное, они часто устраняли тех, кто подбирался к сокровищнице слишком близко.

– Зачем им это? Показательность, – сразу же догадалась я. – Смерть искателей сокровищницы – лучший способ отвадить остальных желающих. А сами искатели… Клятва о неразглашении мудрецов манит всех, кто начинает ее поиск. Они приходят к мудрецам за информацией, а в итоге сдают себя главному врагу. После приходят уточнять, добровольно отчитываясь о проделанной работе…

– Возможно, – выдохнул мне в шею Кейел, поцеловал в скулу. – Но со мной не все так просто. Я первый пришлый с севера, кого не смеют трогать и прогонять. Отношение к Вольным там совсем другое. Мне не нужна информация мудрецов, потому что соггоры предоставили правдивую и полноценную. И да, я первый Вольный, чья миссия коснулась сокровищницы. Мудрецы не знают, кто покровительствует мне, поэтому ищут способ наказать через правосудие. Сейчас еще общая угроза миру тоже отвлекла их. Они ведь не глупцы. Понимают, что ведьма может оказаться моей целью.

– Это какой‑то бред, – поежилась, вспоминая все, что обсуждала с мудрецами.

– Это не бред, – возразил Кейел.

Голова кружилась, а ноги совсем ослабли. Сложно принять, что кто‑то нашел способ жить вечно. Сколько знаний, жизненного опыта и… черствости. Мудрецы стали хладнокровной Луной… Они направили меня к сокровищнице. На что надеялись? Видимо, на то, что я откажусь от этой идеи, как многие другие. Или на очередную жертву в назидание другим.

Духи Фадрагоса!

И Дриэн знает, что я буду искать сокровищницу! Не об этой ли информации так беспокоилась Елрех? Но… Он никому не расскажет, что я способна отыскать ее, потому что жадный эльф захочет получить все сам, и для этого ему нужна я. Будет искать меня, устраняя конкурентов?

Твою мать! Я зажмурилась крепко‑крепко. Если раньше ложь была только в нашем тесном кружочке, то, кажется, я вывела ее на мировую арену.

Продолжение от 02.04

Обеденный зал даже днем полнился жизнью. Дальний столик в темном углу, к нашему сожалению, оказался занят, поэтому мы с Кейелом выбрали место у небольшого окна и сели напротив друг друга. К духоте и спертому воздуху я привыкла довольно быстро, даже смогла насладиться ароматом сырников. Принесла их та самая молодая девушка, получившая оплату от Кейела за то, что навестила поздним вечером пустую комнату. Она составила с подноса блюдо с горкой горячих, пухлых сырников, миску с густой сметаной, банку вишневого варенья, ложки, вилки и деревянную посуду. Кокетливо поправив толстую косу, смело спросила:

– Какие у тебя планы на вечер?

– Прости, вчера не получилось, – виновато сощурился Кейел. – Меня позвали на окраину… в старый дом. Там завелась кикимора.

– Кошмар! – округлила глаза девчонка, прижав к груди поднос.

Кикимора? Как интересно…

– Не то слово. У нее оказался мерзкий характер. Жестокая и циничная…

– Кикимора циничная?! – удивилась она.

Я едва не скинула капюшон, но только вцепилась в пустую кружку.

– Тоже не знал, что такие бывают. Низкорослая, полуседая, а глаза огнем пылают! Она мучила меня полночи. На спине остались царапины, – покачал головой, – такие раны…

Неправда, обманщик! Я опустила голову.

– Ты обработал их? Моя прабабушка состояла в гильдии целителей, а потом стала свободной знахаркой. Я могу помочь.

Облокотившись на стол и спрятав лицо в ладонях, я замычала.

– У друга зубы болят, – мгновенно нашелся паразит. – Может быть, посоветуешь отвар, тоже ведь бедняга полночи мучился. А сегодняшний вечер…

Я раздвинула пальцы, украдкой глянула на Вольного.

– Хотел бы я сказать, что буду ждать тебя, но никак, – клацнул языком, с блеском в глазах оценивая фигуру девицы. – Вынужден уехать. Но если появлюсь тут снова…

На мгновение я наклонилась, нырнув под стол, и от души пнула Кейела по ноге. Он дернулся, улыбка приобрела нервные оттенки. Резким движением убрал волосы за уши и уже другим тоном попросил:

– Принеси молока.

Девчонка надула губы, но больше ничего не сказала. Когда мы остались в относительном уединении, я обвинила:

– Ты это специально!

Он усмехнулся и как ни в чем не бывало стал раскладывать сырники по тарелкам.

– Если уверена, что специально, почему волнуешься?

– Потому что… нельзя так! Мы ведь как бы…

А в Фадрагосе встречаются вообще? Как называют отношения до замужества? У правителей любовницы, а у остальных кто?

– Как бы что, Аня?

Я пожала плечами, решив отложить этот вопрос на потом.

Сладковатый творог явно не требовал в дополнение никакого варенья, а вот от сметаны я не отказалась. Молоко мсита – местной коровы, которая больше похожа на высокого носорога, – чуточку горчило, но это совсем не мешало вкусу. Провизию Кейел решил заказать позже, когда вернется Елрех, чтобы точно рассчитать количество. Им же было принято решение, что в Обитель гильдий мы не вернемся, сразу же направляясь к одному из его тайников. Священные кольца облегчали распространение информации в Фадрагосе, а значит, как только меня объявят изгоем в регионе Цветущего плато, у нас не останется возможности заходить в крупные города.

Я хотела обсудить еще массу вопросов о ближайшем будущем, поговорить об Энраилл, но не рисковала поднимать эти темы, когда вокруг находились посторонние. Молча доедала завтрак, про себя жалея, что не попрощалась с Ив и Роми. Увижу ли их снова?

Кейел отпил молока и скривился так, будто оно скисло за пару секунд. Смотрел он в сторону входа. Через мгновение отодвинул кружку, сжал кулаки и откинулся на спинку лавки. Я вздрогнула от звонкого женского голоса:

– Не ожидала тебя тут увидеть! Какими духами тебя занесло в этот вонючий регион?

Вырисовывая ягодицами восьмерки, девица продефилировала мимо нашего столика. Длинные уши торчали из рыжей копны волос, короткая зеленая куртка обрывалась на тонкой оголенной талии, облегающие темные брюки были заправлены в высокие сапоги. На бедрах висели ножны, из которых виднелись простоватые рукоятки кинжалов.

Кейел резко выдохнул, побарабанил пальцами по столу. Незнакомка взяла табурет около пустующего столика, а на обратном пути приостановилась возле наемников. Нахально выбрала булочку, поблагодарила опешившего фангра и направилась к нам. Ножки табурета ударились о пол, эльфийка плюхнулась сверху. Облокотилась на столешницу, потянулась за кружкой Кейела, но он ее отодвинул.

– Я голодная, как дракон после спячки.

– Они не впадают в спячку.

– Ну и не надо, – отмахнулась она.

Не успела я опомниться, как осталась без молока и вилки. Эльфийка подтянула к себе блюдо с оставшимися сырниками, а затем наклонилась, беззастенчиво заглядывая под капюшон. Глаза янтарного цвета смотрели с каким‑то детским любопытством, но, казалось, ни шрама, ни метки не замечали.

– Не она, – свела рыжие брови. – Сестрицу мою куда дел?

Кейел следил за ней исподлобья, но ответил терпеливо:

– После праздника вернулась в Обитель гильдий.

– Куда? – пригнулась к столу. Обиженно придвинула кружку ко мне обратно, отложила булку, подперла щеку кулаком и, жалостливо глянув на Кейела, сказала: – Мне деньги нужны.

Мое изумление возрастало. Это сестра Айвин? И впрямь наглая.

– Заработай.

– Мне никто не дает контракты, – скрестила руки на груди.

– С мелочевкой справятся без тебя. Я давно говорил, чтобы ты…

– А я говорила, что нет у меня покровителей!

– Еще громче крикни, – прошипел Кейел, навалившись на стол и озираясь. – Не Вольная, а катастрофа! Как ты Фадрагос собираешься спасать, если духов своих не знаешь?

– Так же, как и остальные. К слову, поговаривают: ты сокровищницу ищешь, – она раскрыла руку. – Еще слышала, что Васгор на тебя клыки точит. И у человечки твоей метка вины, а такую просто так не накидывают. И в этой дыре ты остановился, послом являясь? – изогнув брови, склонила голову к плечу. – Правда?

– Духи Фадрагоса! – ошалел Кейел. – Вайли, ты у кого деньги вымогаешь?

– Сколько раз ты меня кинжалом пырнул? Моим, между прочим!

Дыхание оборвалось. Я наблюдала за Вольными, стараясь понять, но выходило с трудом.

Тем временем Вайли продолжала:

– Я ведь могу и на алтарь Возмездия кинжальчики бросить. Я же тогда и уши откинуть могла! Кстати…

Она повернулась ко мне, снова пригибаясь к столу, но Кейел отвлек:

– Последний удар ты сама себе нанесла. Я ведь против был. Это ты кричала о смертельной ране.

Молоко хоть немного убрало сухость во рту, но я едва им не подавилась.

– Идиот. Если бы я этого не сделала, ты бы не подобрался к Айвин. Времени бы не хватило. Благодарить должен, – повела плечом. – И я не поняла, почему сейчас ты не рядом с ней, если так хотел, чтобы она была твоей.

Кейел сорвал полный кошель с пояса и бросил прямо на ладонь Вольной. Ее рука сразу сжалась, полноватые губы растянулись в довольной улыбке.

– Я могу помочь тебе с чем‑нибудь еще, – елейно зажурчал мелодичный голос.

– Себе помоги, – скривился Кейел. – Достучись до своих духов.

– У меня их нет. Сколько раз говорить? Я жду знака свыше!

– Проваливай.

– Не подыхай раньше времени, – прошептала Вайли. – Пока ты живешь опасно и дольше всех. Пример и надежда для нас.

Дотянулась до его плеча, чуть потрепала. Кейел опустил на столешницу хмурый взгляд. Я думала обо мне забыли, но эльфийка, проходя мимо, сжала и мое плечо.

– Вайли, – негромко окликнул Кейел.

Она повернулась к нам боком; взгляд янтарных глаз был совсем иным, чем минутами ранее, – серьезный, непоколебимый и будто бы немного прощальный. Вольный кивнул головой, подзывая ее ближе. Вайли молча вернулась, оперлась на стол, склоняясь ниже.

– На юге Хищного хребта тянется дорога усопших, потом развилка, – Кейел пальцем провел линию по столу. – Дождись заката и направляйся прямо к солнцу. Никуда не сворачивай. Остановишься на обрыве перед озером, там дождешься полуночи. Не проспи нужного мгновения. Рога лучистой антилопы укажут на тайник. Он не мой, остался после смерти Тарфа. Все, что найдешь в нем, – твое. И никому не говори, что мы знакомы.

Она кивнула и, отступив на два шага, окинула нас мрачным взором. Мы прощались с ней. Вольные прощались между собой…

Я поежилась, будто от холода. Хотелось прогнать ощущение близкой смерти, траура и печальной неизбежности. Стала случайным свидетелем невысказанной трагедии, которая еще пока не произошла, и оттого воспринимается с трудом.

Как бы я жила, если бы знала, что осталось недолго? На короткий миг представила и осознала: на месте Вольных я бы ненавидела всех вокруг, кроме таких же обреченных.

– Ранить младшую сестру Айвин, чтобы познакомиться с ней, – протянула я, прогоняя мысли и ощущения. – Не слишком ли?

Кейел покачал головой и отстраненно произнес:

– Она способный целитель, но наивный. Как раз тот, что нужен мудрецам.

Отвлечься определенно получилось.

– Они пользовались ее услугами? – уточнила я.

– Да, и у нее хранилась их кровь. Думал, проведу ритуал, чтобы из нее получить след души, но сейчас необходимости нет.

– Почему?

– Потому что есть ты, – поднял на меня глаза.

В них застыла пустота. Короткая встреча с Вольной пробудила в нем задремавшее равнодушие. Да, Аня, тебе с ним будет непросто… Как понять того, кто себя не понимает? Как разобраться в чувствах другого человека, когда в своих бардак?

Елрех с полной сумкой и новой курткой для меня вернулась в полдень. Кейел сразу отправился за провизией.

– Надо перебрать сумки, – суетилась Елрех, вывалив вещи на кровать. – Некоторых зелий и амулетов по три штуки. Каждые разложим по разным сумкам. Если вдруг потеряемся, надо чтобы у каждого был шанс выжить.

– Командуй, – встала я рядом с ней, хватаясь за мешочки с травами.

Можно сколько угодно плакать, просить прощения, каяться, но ни эмоции, ни слова уже ничего не исправят.

Разобрались мы довольно быстро, и я опять стала свидетелем очередной трагедии.

На тумбочке стояла банка из зачарованного стекла, наполненная кислотной слюной мелкого хищника. Рядом лежал мой знак гильдии. Елрех рывком сдернула шнурок со своей шеи, а затем застыла, с тоской разглядывая на ладони пройдоху аспида. Чуть покачивала рукой, будто ласкала взор металлическим блеском, переливающимся на острых гранях. Гулко сглотнула в тишине комнаты, закусила губу. Серые глаза увлажнились.

Я боялась громко вдохнуть, не могла пошевелиться.

Два знака зашипели в кислоте, выпуская белесый дым. Он быстро растворялся в воздухе. И будто вместе с ним чужие мечты превращались в призраков…

Мы могли не избавляться от знаков, а после даже пользоваться ими, но Елрех даже не рассматривала этот вариант. А вот удобные костюмы из прочной ткани остались при нас. Я переоделась, надела ножны с кинжалами, которые когда‑то подарил Кейел. Не успела толком привыкнуть к оружию, как оказалась во дворце, а теперь придется привыкать снова.

Зеркала в комнате не было, но отражение нашлось в ведре с водой. Да и не требовалось оно особо. Волосы совсем отрасли…

– Не режь слишком коротко.

Елрех сидела на кровати и наблюдала за мной. Я кивнула отражению, ухватилась за косу, перекинула через лезвие кинжала и без промедления срезала половину. Чуть ниже плеч пойдет. Кеша заворковал, начищая перышки. Елрех поднялась, подошла, подобрала отрезанные волосы и отдала мне ленту.

– Нельзя оставлять, – сказала тихо. – Опасно.

Кейел вернулся, когда солнце раскалилось, но еще не коснулось крыш домов. Он ворвался в комнату и сообщил:

– Пора уходить. Над дворцом горят знамена.

– Что это значит? – спросила я, поправляя манжеты куртки.

– Тебя вот‑вот объявят изгоем.

Дворец находился на возвышенности, но все равно был скрыт за зеленью лесов. Вот только огромные знамена висели высоко в воздухе, казалось, над самим городом. Два из трех и впрямь горели, но не сгорали. Белая ткань терялась на фоне неба, но пламя разного цвета не позволяло даже самому невнимательному пройти мимо. Неестественно лиловый призрачный огонь охватил правое знамя, а зеленое пламя занялось центральным. Лишь левое знамя, с рыжим узором, не тронули искры.

– Волтуар еще борется, – пробормотала Елрех, сбегая по скрипучим ступеням.

– Пойдем, – приобнял меня за плечи Кейел. – Птица тебе зачем? Оставила бы в комнате, ее бы кто‑нибудь забрал.

– Нет, – нахмурилась я и быстро спустилась во двор.

Подошла к ящику, поставила на него клетку с Кешей. Натянула капюшон ниже, поправила лямку сумки, а затем открыла клетку. Белые перья ловили свет, отражали его чистотой. Не священная птица, а самый обычный голубь ворковал, переминаясь на жердочке и присматриваясь к свободе. Будто оценивал ее размер.

– У нее нет границ, Кеша, – прошептала я, склоняясь к прутьям. – Лети же, бестолковая птица!

– Асфи, пора идти, – позвала Елрех, стоя у калитки. – Оставь его.

– Аня, время, – потянул меня за руку Кейел.

Я уходила, но с надеждой оглядывалась. Почему‑то именно сейчас хотелось плакать, а страх, что птица выберет тесную клетку, побеждал все остальные. Скривилась, когда увидела, что Кеша все еще сидит за прутьями. Обида захлестнула, и я отвернулась. Предатель! Может, еще скучает по золотому отблеску?! Ну и живи в тюрьме, бесхребетный придурок!

– Осторожно! – Кейел прижал меня к себе.

Над плечом промчалось белое пятно, задевая слух мягким хлопаньем. Глядя в след птице, я вытерла влажную щеку и слабо улыбнулась.

– Он давно жил у нас, – Елрех подняла голову к небу. – Погибнет в диком мире.

– Если крылья не сломает – выживет.

– Выживет, – поддержал Кейел.

Я повернулась к нему, и сердце рухнуло, а затем громко забилось в ушах.

Вольный задумчиво рассматривал мое лицо; в родных глазах отражалось солнце. После короткого молчания он поправил мой капюшон и еле слышно, будто для себя, повторил:

– Выживет.

Эпилог

Закончился продолжительный ливень. Наполнил воздух озоном, прибил пыль к земле, размыл едва заметную колею. Сапоги чавкали, застревали в грязи. Из леса на востоке доносилось первое осторожное щебетание горластой птицы. Мухи и жуки пока еще не зудели над ухом, паутина не прилетала в лицо. Ветер вовсе стих.

– Будет зной, – прищурившись посмотрела на солнце Елрех.

Я потянула ногу, но сапог застрял в жиже. С силой рванула – бесполезно.

– Держись, – подал руку Кейел.

Дождь застал нас в поле, где не было возможности укрыться. Мы насквозь промокли, одежда потяжелела, липла к ногам, мешала идти. Самые тяжелые сумки тащили на себе Кейел и Роми, но при этом все равно выглядели бодрее нас, девушек. Ив шмыгала носом, дергала ушами, ловко перепрыгивая с кочки на кочку. Елрех тоже ступала так, чтобы не вязнуть в раскисшей земле. Я же вечно застревала и тормозила всю компанию.

Вцепилась в руку Кейела, виновато взглянула ему в глаза. Он ободряюще улыбнулся. Ромиар добрался до небольшого участка с плотно растущей травой, вытер о нее подошвы сапог. Скривился, раздраженно махая мокрым хвостом, и посмотрел на Кейела.

– Надо просушить вещи. Как часто ты был в этих местах?

– Чаще, чем хотелось бы.

– Ближе к лесу можно сделать привал, – громко сказала Елрех. – Я тут тоже часто бывала. Ясноцвет возле озер растет крупнее, чем в других регионах.

– Устала? – Кейел потянул лямку моей сумки. – Давай.

– Не надо, – отступила я, но едва не повалилась. Кейел ухватился за куртку, удержал.

– Поднимемся на пригорок, – кивнул в сторону, – там вода не застаивается, идти будет легче. Давай сумку, скоро верну.

Не обманул. Сразу за возвышенностью густела трава. Ноги все еще вязли в грязи, но не утопали глубже, чем по щиколотку. К опушке леса мы добрались к полудню, но привал не сделали. Кейел уводил нас дальше. Деревья становились выше, кроны гуще. Папоротники нависали над головами, с листьев беспрерывно капала вода. Запах хвои, прелой листвы, сырости забивался в ноздри, до головокружения напитывал легкие. Где‑то сбоку раздался победоносный визг – видимо, Тодж сумел добыть нам свежего мяса.

Спина Ромиара мелькала впереди, Кейела я уже потеряла в зелени. Елрех приблизилась ко мне, протянула горсть черники и с волнением поинтересовалась:

– Ты в порядке?

– Зря так беспокоитесь, – выдавила из себя улыбку. – Все нормально. Я не устала.

На самом деле ноги гудели, спина ныла, и, несмотря на жару, я продрогла. Хотелось снять мокрую одежду, хоть немного обсохнуть, а потом лечь и не вставать до следующего рассвета. Раздался свист, а значит, Кейел нашел поляну для привала. До его тайника мы доберемся только через два дня. Мы с Елрех, не сговариваясь, ускорились.

– Почему в этом регионе стараются не появляться?

Она подняла палец.

– Часто идут дожди. Почему‑то небо оплакивает это место.

Я нахмурилась, через мгновение обернулась, высматривая Ивеллин. Она легкой походкой шла по мягкому мху.

– Дожди напитывают почву, – громко сказала я. – Поверья отпугивают даже исследователей?

Она повела плечом. Поймав глазом тонкий лучик солнца, поморщилась и опустила голову.

– Небо укрывает нас слезами от гнева солнца. Зачем рисковать и селиться в таких опасных местах, если землю всем необходимым могут напитать духи?

– Чтобы солнце начало выжигать определенную местность, оно должно разозлиться на обитателей этого места, – возразила я. Все же хотелось разобраться, почему они упрямо верят в подобную чушь. Возникло подозрение, будто мне просто хотелось поверить им. – Но если тут никто не живет, то откуда взяться жестокости?

– В местах, где нет цивилизации, скрываются такие, как ты, – послышался голос Ромиара.

Он ждал нас на небольшом холме. Удерживая за спиной тяжелые сумки, все равно продолжал прокручивать в руке дротик.

– Как мы, – поправила я.

Он хмыкнул, улыбаясь.

– Я все еще Вольный. И он тоже, – кивнул в сторону, откуда свистел Кейел. – Только вы изгои.

– Речь не о том, – нахмурилась я, признавая поражение. – Допустим, изгои и впрямь строят тут себе поселения, основывают секты, приносят жертв. Но чтобы были жертвы, нужны живые, – «люди» быстро проглотила, – существа. Откуда им взяться в таком количестве, чтобы переплюнуть жестокость больших городов?

– Ты неверно рассуждаешь, – вышел из кустов Кейел.

Сумок при нем уже не было, как и куртки. На белой рубахе прилипли листья и ветки. Он подошел ко мне, снова отобрал сумку, а затем протянул руку Ив.

– Тоже давай.

Когда повернулся к Елрех, она гордо вскинула подбородок и поправила на плече сумку.

– Как знаешь, – сказал он и неспешно пошел рядом со мной. Тряхнул головой, но налипшие волосы так и остались на щеке. Я заступила ему дорогу, вынудив остановиться, и аккуратно убрала локоны за уши. Он еле заметно улыбнулся и продолжил путь. – Спасибо. Можно убить быстро, одним ударом. Так казнят тех, кто умирает от неизлечимой и заразной болезни. Редко жизни лишают преступников, чаще их изгоняют, еще чаще отправляют в опасные регионы на принудительные работы. А в культах жертвуубивают медленно, болезненно. Что по‑твоему более жестоко: снимать кожу живьем или ударить острием прямо в сердце?

Я скривилась, даже не собираясь выбирать. Оба метода неприемлемы, но спорить без толку.

– А как же васоверги с их жатвой? У них сухая земля.

– Они дети ярости, – напомнила Елрех. – С каждым рассветом васоверги проводят ритуалы, в которых отвергают жалость неба и признаются солнцу в будущих убийствах.

Про опасные работы вместо тюрем я мельком узнавала, еще когда посещала библиотеку мудрецов, но особого значения этой теме не придавала. А где в Фадрагосе безопасно? Зато от преступников хоть какая‑то польза. Еще Елрех вчера перед сном заполнила некоторые мои пробелы в знаниях. Изгой, с терпимой провинностью, получал клеймо преступника только после третьей поимки в запретных для него регионах. Убийц не изгоняли, их быстро судили: одних – клеймили и отправляли в закрытые регионы на пожизненный тяжелый труд, вторых – лишали жизни после заката.

– Почему девочек мучили перед смертью? – все же спросила я. – Удар в сердце – милосердно для них?

Кейел нахмурился, бросив на меня беспокойный взгляд, но ответил без заминки:

– Они покушались на почтенную, а затем… – замялся, но я и так помнила, что вина на мне.

– Порадуйся за них, – встрял Ромиар, останавливаясь на залитой солнцем поляне и оглядывая ее. – Им подарили смерть, пусть и с луной. Если до этого они не совершали других преступлений, значит, души не черные. Рано или поздно солнце заберет их к корням древа Жизни.

– И это повод для радости? – изумилась я. А ведь думала, что меня больше ничего не удивит.

Ив переминалась у сырого бревна, а затем все же решительно села на него и с шумным выдохом вытянула ноги. Ее голос звучал тихо, приглушенно, но радовало, что она вообще, наконец‑то, заговорила:

– Асфи, чем дольше жизнь, тем больше черноты накапливает душа. Злейших преступников не казнят, а запирают с такими же преступниками в пещерах, в закрытых лесах, сгоняют на опасные участки. С рассвета они работают, чтобы надзиратели оплатили их труд кормом. Сколько наработали, столько хищников после заката к ним запускают, а там кому как повезет. Мясо хищников – пропитание, а кости – оружие. Дожди в тех регионах тоже идут часто. Небо слепое, оттого полагается только на эмоции и чувство. Оно всех жалеет и укрывает от гнева солнца. Преступники пользуются этим, чтобы не умереть от жажды. Убивают друг друга ради куска мяса, ради глотка воды. – Подняла на меня синие глаза, поправила на плече черную косу, а затем добавила: – Ради себя. При такой жизни их душа никогда не опустится к корням древа Жизни. Она останется под присмотром луны. Они знают об этом, поэтому у них есть выбор: можно принять смерть, пожертвовать собой, накормив не только хищников, но и остальных, а можно самому стать животным. У них есть выбор. И только трусливый выживет, но его душа будет наказана вечными скитаниями и голодом.

Я устало опустилась на сырое бревно рядом с ней. Выносливая Елрех расчищала поляну, Роми отправился к ближайшему озеру, а Кейел – за хворостом для костра. На сухие ветки рассчитывать было бы глупо, если бы Вольному не покровительствовали Мивенталь. Лесные духи вели его так, что даже Ивеллин порой удивлялась, не чувствуя местности так хорошо, как он.

Видимо, активную и разговорчивую эльфийку замучило долгое молчание. Не дождавшись от меня ни слова, она сама негромко продолжила тему:

– Тем, кто оступился, но заслуживает прощения, позволяют смыть черноту, пока не поздно. Изгоев прогоняют, чтобы они в своих скитаниях могли побороть ненависть, жадность, тягу к обману и насилию. Так у них есть шанс смыть черноту еще при жизни. Тех, кто оступился непростительно, но впервые, казнят. Их чернота никогда не отмоется, как бы они не старались. Поэтому им помогают. Они унесут черноту с собой к корням, но ее слишком мало. Небольшая ветка обломается, но чистая половина души, светлая, неоскверненная, позволит вырасти новой ветке.

– Почему ты ушла? – перебила я.

В день, когда мы оставляли позади жизнь небесных и почтенных, Роми и Ив догнали нас у священного кольца. Ромиар злился на Ив, но радовался, обнимая Елрех. Как выяснилось позже, она не смогла попрощаться с ним, и он боялся, что больше ее не увидит. Бледная как смерть Ив молча ухватилась за локоть Кейела, позволяя увести себя куда угодно. Гильдейского знака при ней уже не было. На следующий день она спросила лишь, отправимся ли мы на север, но сама вопросы игнорировала. Ромиар тоже молчал.

И вот сейчас она сжала кулаки и, твердо глядя перед собой в пустоту, сказала:

– Они заперлись в кабинетах и полагаются только на бумаги. Северяне присылают отчеты, рисунки, кровь… Соггоры много чего присылают, но этого недостаточно, а Аклен’Ил даже слышать не хотят, чтобы самим отправиться на север. Беда касается и местных поселений, но кровавый знак едва заметный. На севере он гуще, свежее! Враг скрывается там. Его нужно отыскать, поймать и… – с шумом втянула воздух. – А они сидят в кабинетах и только спорят.

– Ты знала, что станешь изгоем, если сбежишь с нами, – тихо произнесла я.

Свесив голову на грудь, Ив прошептала:

– Зато моя душа чиста.

Довольно скоро на поляне весело трещал костер. Роми с Кейелом разбивали лагерь, мы с Ив, где могли, развешивали и раскладывали мокрые вещи. Тодж приволок косулю, и Елрех, перекинув веревки через крепкую ветку, подняла тушу за задние ноги над землей. Я поглядывала в ее сторону, борясь с легкой тошнотой. Не сегодня, но в скором времени мне обязательно нужно научиться потрошить не только мелких зверьков. В Фадрагосе необходимо уметь как можно больше.

– Тут недалеко озеро, – подошел ко мне Кейел. – С остальным справятся без нас. Собери все сапоги, отмоем грязь, пока не присохла, а заодно и себя в порядок приведем.

Мы спускались по пологому склону, пробираясь через ветки. Мокрая одежда все еще липла к ногам, утяжеляла шаги, но мысль, что до рассвета мы отдыхаем, прибавляла сил.

– Далеко уходим, – заметила я, оглядываясь. Голоса ребят уже не доносились. – Если нападет нечисть, мы услышим?

– Я не тревожу Мивенталь по пустякам, но сейчас обратился к ним. Они уберегут нас. Как ты?

– Вы слишком опекаете меня.

– Обижаешься?

– Пока я не обладала Единством, такой заботы не было. Что мне еще думать?

– Аня, – остановился он, оборачиваясь ко мне.

Руки у нас были заняты, но взглядом тоже можно обнимать. И даже целовать. Нежно или нетерпеливо, жестоко. Взгляд оказывается способен на многое.

Кейел медленно выдохнул, отрывая взор от моих губ, а затем сказал:

– Я и сейчас справлюсь без Единства. – Он снова направился к озеру, продолжая говорить, но уже сменив тему: – Последнее священное кольцо находится в теплых регионах. Дальше путь придется проделать самим. Ледяная долина очень холодная, и спрятаться там почти негде. Тоджа я оставлю у знакомого, но у него же возьму северного волка. А что будем делать с тобой?

– А что со мной?

Я поравнялась с ним.

– Тебе нельзя пить зелья и настойки, пока Единство не признало твою волю. Во что превратятся твои бедра за недели пути верхом? Часто останавливаться нельзя – замерзнем.

Раньше я не задумывалась об этом. Были укрепляющие зелья, эликсиры бодрости, мази по запаху, как крема, настойки всякие, амулеты… Они просто были, а сейчас я осталась без них. Глянула на густой мох под ногами, вспомнила первые дни в Фадрагосе. Стопы заныли, будто вспомнили всю боль от грязных мозолей и ран. Вспомнила легкое жжение на внутренней стороне бедра и покраснение после поездок на Тодже, но мизерные последствия быстро проходили, поэтому не беспокоили.

В раздумьях даже не заметила, как мы вышли к озеру.

Запахло тиной. В кустах щебетала одинокая птица, в воде лениво плескалась рыба. Рогоза отражалась в темной глади неба, кувшинки розовыми и белыми пятнами заслоняли перистые облака. На них же застыли в безветрии упавшие листья. С другой стороны небольшого озера деревьев росло меньше, свет проникал свободнее. Молодая ива склонила ветки к воде и, казалось, трепетала тонкими листьями.

– Красиво, – выдохнула я.

Кейел стоял рядом со мной, тоже ласково разглядывая тихое место. А затем неожиданно признался:

– Я бы построил тут дом.

– А небо?

– Пусть плачет. От слез можно укрыться, было бы с кем.

Вольный спускался к озеру. Я надеялась и одновременно боялась, что он оглянется, но не дождалась. Последовала за ним, молча сняла грязные сапоги, закатала рукава рубахи и, взяв первый сапог, по колено вошла в холодную воду. Ополоснула подошву от грязи, разогнулась и наткнулась на внимательный взгляд. Кейел неотрывно смотрел на мою руку. Я покрутила ботинок, но ничего на нем не заметила.

– Что? – растерялась.

– Редкие звери способны вынести постоянный холод. У них должна быть густая шерсть или горячая кровь. Седло для больших лиертахонов отличается от обычного. Их крылья мешают свесить ноги, поэтому ездят на них, сидя на коленях. Зато ничего не натрешь. Привыкнуть проще, размять легче.

– Лиертахон? – Он хочет, чтобы я оседлала гигантскую ящерицу с крыльями летучей мыши и отвратительной вонью из зубастой пасти? Мне не послышалось. Кейел продолжал смотреть на клык. – Ты шутишь?

– Их не любят из‑за трудного характера, – хохотнул Кейел. – Уверен, вы быстро подружитесь.

Конец второй части. 

Тайны Энраилл

Глава 1. Тактика Вольного

Кейел.

…и живут они слепо.

Вечный голод истощает их, но не видят они, оттого бессильны …

– Это светятся газы. Кажется.

– Ты даже не уверена, а продолжаешь нести ересь!

Точит он радость, освобождая место тоске. Тоска отравляет разум, и он, заболевший, толкает на вероломство…

– А у вас не ересь?! Ив, я училась другой профессии. Не моя это специфика, понимаешь? У нас для космоса… в смысле, для звездного неба! Для него целый раздел в науке отведен – астрономия. Это как если бы вашу гильдию объединить с гильдией инженеров и алхимиков. И еще, наверное, горняков каких и…

Снова отравляет чужую веру и селит сомнения. Она всегда будет чужой в Фадрагосе.

Я поправил сумку под головой, удобнее устраиваясь на лежанке из еловых веток. Плотный плащ, расстеленный поверх, не позволял иголкам колоться. Глубокий вдох пощекотал в носу терпким ароматом. От волос Ани тоже пахнет хвоей.

Нельзя думать о ней так часто. Она уже давно уводит меня с истинного пути и разжигает голод. Нужно помнить заветы.

Эмоции губительны усладой своей. И нет от них убежища и спасения. И лишившись защиты духов, с первым вздохом, обречен Вольный, как обречены безвольные…

– Зачем алхимикам изучать небо? Мы травы изучаем, Асфи. Роми, подкинь поленьев в костер. Сегодня холодная ночь.

– Просто лес сырой. Возьми мой плащ, укройся.

– Елрех, ты ведь не могла ей поверить. – Эльфийка теперь долго не успокоится, и Аня ей не уступит.

– А почему нет, недоверчивая Ив? Много ли исследователей крылья изучали? А Асфи говорит, что у них на звезды летали.

И бесстрашие будет даровано Вольному, сумевшему погубить проникшие в разум споры эмоций…

– На Луну!

Я крепко зажмурился. Оскверняет Луну и даже не понимает этого.

– Я не могу больше слушать твой вздор. – Однако Вольный сказал это спокойно. Лукавит?

– Заткни уши рогами! Тебе вообще хоть что‑то, кроме своего хвоста, интересно?

Я подавил усмешку. Аня не восхищается шан’ниэрдами. Вообще с трудом признает другие расы всерьез, смотрит на них, как на животных – или с опаской, или с умилением. Что будет, когда она встретится с соггорами? Не стоит отвлекаться.

И обретет силу Вольный, не поддавшись тайным желаниям тела…

– Чем тебе не угодил мой хвост? Нормальные существа любят нас из‑за него.

– И рога!

– И из‑за рогов тоже.

– Не ругайтесь, всю живность в округе переполошите, – пробормотала милая фангра. – А если подкрадется хищник? Не заметим же.

– У тебя зрение хорошее, а у Ив уши длинные. В смысле, слух хороший.

И велика награда Вольному, прошедшему путь, не ослепнув и не позволив ростку жадности пустить корни, ибо с ней приходит вечный голод…

– Не переводи тему, Асфирель! Исследователи сделали множество открытий, и людей среди первооткрывателей на пальцах сосчитать. Как ваши люди подобрались к Луне? Как они ходили по ней, если она насквозь оледенелая? Они бы превратились в лед! И она бы не позволила топтаться по себе!

– Я знаю, в чем ее проблема. Елрех, извини, но не могу больше молчать. Ив, ты не забыла, что у них в мире только люди? Самые бесчестные и умные придумали, как враньем контролировать глупых. Разве ты не видишь? Посмотри на нее. Она сама на Луне не бывала, но верит и обожествляет тех, кто наврал ей.

– Обожествляю?!

И голод этот неутолим. Растет он с эмоциями и растит тоску по ним. И лишь одно спасение от него – время…

– Я одного не понимаю: как можно настолько оскорбительно к Луне относиться?! – возмутилась эльфийка.

Время Вольного бесценно…

– В ее мире нет духов. Кто накажет? Я вот уверен, что беспорядки у них именно из‑за этого.

– Зато у нас они есть, – мягко воспротивилась фангра, – и иногда откровенный беспорядок оправдывается их именем. Не забывайте, как почтенная Сиелра воспользовалась этим.

Нужно было убить змею. Отправить Аню с милой фангрой к тайнику, а самому перехватить тварь по дороге в Обитель гильдий. Затащить в лес и приманить нечисть. Мивенталь помогли бы мне – укрыли следы, а хищники растащили бы кости.

– Ты просто привыкла к Асфирель, – гнула свое эльфийка, – вот и боишься обидеть ее.

– Упертая Ив, ты не видишь дальше собственных желаний. Асфи придерживается законов человечности, и иногда мне кажется, что в этом безумном своде есть что‑то правильное.

Пылает Солнце, бросает отблески, отогревает эмоции. И побеждают они Вольного, уводят с истинного пути: плодят сомнения, отравляют разум и селят скверну в сердце…

– Человечность? – изумился шан’ниэрд. – Это очевидное возвышение расы над другими расами! И нас еще обвиняли в самолюбовании.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Все, хватит. Я спать.

– Обидчивая Асфи, не обижайся.

– Не буду, но лучше пойду спать.

И слабеет Вольный. И руки перестают подчиняться ему. Сами обматывают ржавой цепью желаний тело и дух, а конец цепи отдают безвольным. Ладони обращаются в решето и не удерживают больше время. Осыпается оно с непослушных пальцев, отнимая взор Вольного, лишая здравомыслия. И обречен Вольный ослепнуть да уподобиться безвольным…

– Кейел, ты спишь?

Я не открыл глаза, но чувствовал холод, исходящий от ее пальцев. Они застыли возле моей щеки. Если не отвечу, она уберет руку, осторожно уляжется за спиной и вскоре заснет.

– Нет.

Наверное, даже не услышала, как облегченно выдохнула. Соскучилась? Нет, не успела бы. Обиделась на насмешки дружков и теперь неосознанно ищет поддержку у меня.

– О чем думаешь? – склонившись, спросила.

Улыбнуться, чтобы пробудить в ней недоверие, или обойтись без улыбки, чтобы смутить? Обхватил тонкие пальцы ладонью. До чего ж холодные. Повернулся на спину и посмотрел на Аню. Сидя на коленях, она вглядывалась в мое лицо. Свет от костра освещал ее с одной стороны, окрашивая непривычную седину в рыжий цвет, плясал на лице, предъявляя взору полосы шрама на щеке и чернеющую метку вины. На другую сторону падал скудный лунный свет, просачивающийся на лесную поляну через сосновые кроны. Волосы под ним напоминали сталь, тени ложились мягче.

Я отыскал взглядом блеск темных глаз и со всей серьезностью ответил:

– О тебе.

Еле заметно втянув голову в плечи, Аня отвернулась. Это невинное смущение… Оно туманит разум и согревает тело изнутри, будто я выпил дынного вина.

– Обо мне? Наверное… – сглотнула и улыбнулась. Забрала руку из моей руки, поправила воротник куртки и предсказуемо перевела тему. – Знаешь, мы далеко легли от костра. Не замерзнем ночью?

– Я обниму тебя.

– Утром снова подъем с рассветом. Ты говорил, что тренировка будет сложная.

Невероятно сложная. Если не справишься, тебе придется пережить мою смерть. Но узнаешь ты об этом только завтра.

– Ложись, – похлопал по плащу рядом с собой.

– Если нам будет трудно заснуть, то я обратно к костру пойду. Там у Ив место…

Встревожился. Без сомнения, я встревожился. Мгновенно схватил Аню за запястье, она вздрогнула. Слишком резко повел себя? Нет, виновата жизнь во дворце – девочку там совсем запугали.

– Спи тут, – мягко сказать не получилось. Злость помешала.

Почему разозлился? Что заставило встревожиться? Она захотела уйти, чтобы мы могли выспаться. «Если нам будет трудно заснуть»… Трудно было не поддаться желаниям рядом с настойчивой Эт. Трудно было пробудить желания рядом с болтливой Айвин. И невозможно удерживать эмоции, чувства и желания рядом с Аней. А ведь когда‑то она мне совсем не нравилась и ничем не цепляла, кроме своих невероятных взглядов на быт. Когда все изменилось?

Я перевернулся на бок и подвинулся, освобождая часть нагретого места. Пульс девчонки все еще быстро ударялся о мои пальцы. Сердце заражалось его ритмом, стало выбивать воздух из легких. Я нехотя разжал руку. Аня натянуто улыбнулась, снова поправив воротник куртки и этим выдавая собственную неловкость. Она когда‑нибудь станет прежней? Раздражает нерешительностью. Улеглась рядом и осторожно обняла меня за талию. Сырость и прохлада, идущие от нее, быстро пробрались под одежду. Я накинул на нее угол тонкого покрывала и крепко прижал к себе. Уткнулся носом в мягкие волосы – она напряглась. Иногда послушная, иногда сумасбродная… И не поймешь, когда ждать удара. Не простить не получается. Отдалиться? Поздно отдаляться. Уже пытался и понял, что время тогда бежит быстрее, позволяя эмоциям побеждать. Любая радость обращается в печаль. Поздно отдаляться. Теперь нужно привыкнуть, тогда чувства ослабят хватку.

Она поерзала, устраиваясь удобнее и шумно выдохнула.

Нужно привыкнуть к ее прикосновениям. И к ласке, с какой тонкие пальцы гладят мою кожу, когда она убирает с щеки волосы. К осторожным объятиям и золотому блеску в темных глазах. А ее губы… К ним тоже нужно привыкнуть.

– Аня, поцелуй меня.

– А разве спать не пора? Опять ведь надолго растянется. Ты же не отстанешь.

Не отстану. Ты укоренила во мне жадность, тебе и расплачиваться.

– Аня, я так хочу.

…и ко вкусу мелиссы, которую она пьет каждый вечер. К соблазнительным изгибам мягкого тела. Я вдохнул терпкий запах хвои, теперь зная наверняка, что в нем есть аромат Ани. После жизни в Цветущем плато она испытывает слабость к нему и не любит цветы. Я тоже их возненавидел.

– Кейел, хватит поцелуев.

– Почему?

– Потому что ты…

Я потянулся за новым поцелуем. Всего лишь возбудился. Только Аня целуется так, что не остается места мыслям. На рассвете я снова пожалею, что не удержался. Но не сейчас. Сейчас хочу слышать ее тихие стоны и уговоры отложить все на завтра. Аню пугает близость посторонних. Я обязательно уступлю ей, но только после того, как уступит она.

* * *

Аня.

Кейел разбудил меня еще затемно. Всучил кружку с горячим травяным чаем, сыр, подсохшую лепешку и набросил на плечи потяжелевшее за ночь покрывало. На тонких ворсинках застыли крохотные капельки измороси. Я шмыгнула носом, ссутулилась, съежилась, стараясь унять дрожь. Зубы тихо стучали, пальцы окоченели. И это мы еще даже на север не отправились…

– А ты есть не будешь?

Кейел присел рядом со мной на лежанку и ответил, открывая сумку:

– Я уже позавтракал.

Он вообще спит?

Стояла ранняя тишина. В костре тлели едва заметные угольки. Ребята накрылись с головой и крепко спали. Кейел вытащил мешок, в котором держал все необходимое для ухода за оружием. Кажется, он называл его походным набором оружейника. Выудил из‑за спины мои кинжалы, какое‑то время рассматривал клинки, а затем принялся полировать их жесткой тряпочкой. Необычные ухаживания, но Ромиар для Елрех и этого не делает. Может, потому что у нее кинжал из кости редкой нечисти и не требует чистки и полировки? Наверное, в ином случае тоже начищал бы ее клинок до зеркального отражения. Одним словом, Вольные.

Горячий чай обжег губы и язык. Я отдернула кружку, поморщилась.

– Не спеши, время еще есть.

– Куда ты вчера ходил? – снова посмотрела на Кейела. – Искал место для тренировки?

Он дунул на лезвие и покрутил кинжал. Поймав внимательным взглядом пару отблесков, принялся за второй клинок. Кажется, отвечать не собирается. Что с этой тренировкой будет не так? Прошлые проходили довольно спокойно, и из лагеря мы никуда не уходили. Правда, сначала я думала, что Кейел издевается надо мной. Даже Ромиар не щадил меня, выгоняя на ночные пробежки, а тут… растяжки и какая‑то лечебная физкультура, а не приемы. Потом Кейел убедил, что лучше начинать с азов: попросил ударить его кулаком, и перехватил мою руку. Больно перехватил. Плечо и спина ныли двое суток, руку поднять было невозможно. Пришлось спасаться мазями Елрех. Кейела винить не могла, потому что видела по его поведению – он совершенно не осуждал себя за жестокость. Наверное, в Фадрагосе никто не знает о жалости и поблажках. Когда он с улыбкой предложил ускоренно обучить меня обращаться с кинжалами, я без раздумий отказалась.

И вот вчера уже к полудню он выбрал поляну для стоянки, а затем, ничего не сказав, ушел. Вернулся в темноте, наспех поужинал и, предупредив о сложной тренировке и нашем раннем подъеме, отправился спать.

– Позавтракала?

Я двумя глотками допила чай и кивнула. Нехотя скинула покрывало, поежилась и потерла замерзший нос. Нацепила ножны и, обняв себя, стала топтаться на месте, дожидаясь, когда вооружится Кейел. Он быстро собрался, но уходить из лагеря не спешил. Зачем‑то прихватил сумку с собой, хоть и говорил мне, что пойдем налегке. Приблизился к лежанке Роми и Елрех, присел на корточки возле Вольного и тронул его за плечо. Шан’ниэрд мгновенно проснулся и первым делом бросил взгляд на торчащий кончик дротика недалеко от лица, а только потом убедился, что он ему не нужен. Заморгал часто, зевнул и лениво потянулся.

Кейел улыбаясь, направился ко мне. Подтолкнув в поясницу, сказал:

– Нам сюда.

Рассвет прогонял серые краски. Лес медленно пробуждался. Птицы хлопали крыльями, но пока еще не пели. Муравейники походили на обычную насыпь земли, а на траве блестела роса. Под ногами хрустнула ветка. Я фыркнула, вытирая рукавом лицо. Кейел шел впереди, придерживая ветки, и, когда необходимо, подавал руку. По идее, паутина должна липнуть к нему, но она словно не касалась его, и все прелести доставались мне. У него заговор с Мивенталь?

Молчание угнетало, и я поинтересовалась:

– Какие у нас планы?

– Ты о них знаешь, – ответил, продолжая углубляться в чащу. Подлесок густел, мох смягчал шаги.

– Сколько мы уже в пути? Ты говорил, что на севере нет священных колец, а ближайшее к нему находится в теплом регионе. Вот только мы вообще не подходим к кольцам. Куда мы направляемся?

– За лиертахоном. Аня, – остановился и дождался, когда я приближусь. Улыбнулся ласково, но глаза выдали его нервозность, – что конкретно тебя беспокоит?

В последнее время ему труднее скрывать от меня чувства. В какой момент он изменился? И надо ли показывать, что я замечаю его взволнованность?

– Почему я никому не должна говорить о лиертахоне? Я помню, Кейел! – согнула руку в локте, когда он приоткрыл рот. – Помню, что должна научиться доверять тебе, но… – пожала плечами, – мне просто любопытно.

Серьезный взгляд, наконец‑то, потеплел, аккуратное прикосновение пальцев к лицу немного расслабило. Я взяла его руку и, прикрыв глаза, прижалась щекой к теплой ладони.

– Тебе любопытно – охотно верю. А еще ты мне до сих пор не доверяешь, – усмехнулся.

– Доверяю, – заверила я.

Неправда. Пытаюсь доверять, но, наверное, когда‑то он был прав. Собственная ложь питает недоверие. Обманщик не сможет всецело положиться на кого‑то, потому что в дружелюбии окружающих будет видеть свое отражение. Элементарное проецирование. На каком предмете я изучала этот вопрос? Кажется, это было в другой жизни, в которой всеобщая любимица, Анька Сорокина, сталкивалась лишь с теорией.

Кейел погладил второй рукой меня по плечу и позвал:

– Пойдем. Не стоит задерживаться.

После смерти девочек Кейел относился ко мне ласковей. Так чего еще не хватает?

– Путь до реки неблизкий, – внезапно заговорил он, забираясь на крутой склон.

Оглянулся, словно проверяя не отстала ли я, и подал руку. Мох под ногами и впрямь был скользким, а вот хватка у Кейела крепкая, надежная. Он изменился, и главное – он не такой, как я.

– Горная, – кивнув вверх, на вершину склона, укрытую густыми зарослями папоротника, продолжил Кейел. – Течение бурное, вода ледяная и чистая – на дне камни видны.

– Зачем нам к ней? – нахмурилась. Искупаться могли бы и в озере, как оказалось, в Фадрагосе их тьма.

– После тренировки нужно будет остыть и, возможно, многое обсудить. В реке остынем, а обратного пути хватит для разговора.

Он сжал мою руку, а сердце екнуло. Я скривилась. Снова думаю плохо о Кейеле…

Мы остановились только через пару часов, но к реке так и не вышли. Ноги слегка гудели, а утренний холод и свежесть постепенно сменялись жарой. Я отхлебнула воды из бурдюка и осмотрелась. Пустырь небольшой, светлый, но земля какая‑то серая, а местами черная, будто… обожженная? Я постучала носком, убеждаясь, что она, скорее, оплавленная. Растительность была, но странная. Что‑то вроде одуванчика с ядовито‑ красными листьями росло кучно. На редких низкорослых кустах угрожающе торчали крупные колючки, а между ними, под ветерком, тряслись мелкие желтые листья. Я закрутилась на месте, внимательнее приглядываясь к пепельной почве. Густая трава росла по ровной линии, будто ее специально засеяли, а буквально через метр деревья и обычный лес.

– Я не спец, конечно, но разве лесной пожар бушует под линеечку?

Кейел подошел со спины, обнял за плечи и, поцеловав в волосы, спросил:

– Местность что‑нибудь напоминает?

Что она должна напоминать? Определенно что‑то связанное с нами. Я хмурилась, пытаясь вспомнить, где мы успели устроить пожар. Наследить много где успели, а вот с огнем побаловаться…

– Анья! – осенило меня. – В Заводи Ал’лирта полгорода в руинах, и эта половина, – я провела рукой по воздуху, очерчивая границу травы, – по ровной линии.

– Верно. Но тут постаралась не Анья, а пламенный дракон. Посмотри, – Кейел повернул меня влево, – он летел с востока. Сильный был, ему хватило одного захода, чтобы умертвить землю. На западе драконий лист растет чаще. Это сорняк. Только он и еще пара растений способны прорасти в такой почве. Нам на восток, – подтолкнул в спину и сразу же приобнял за талию. – Там ни растительности, ни духов – ничего.

Я насторожилась, но уточнять подробности и причины не стала.

Черная земля на участке, куда мы пришли, поблескивала на солнце, словно уголь, и даже похрустывала неприятно. Ветер давно намел светлого песка, но и тот не оседал тут надолго, скользил, как по льду.

Кейел остановился в паре метров от меня и сбросил сумку. Она мягко упала, не издав ни единого звона. Я смотрела на его спину и сжимала рукояти кинжалов. Для чего мы пришли на мертвую землю? Вольный обещал сложную тренировку, вот только ни словом не обмолвился, насколько она будет сложной.

Он постоял еще немного, оглядываясь, а затем вкрадчиво спросил:

– Аня, ты боишься меня?

Непроизвольно отступила на шаг. Сердце замедлилось, а ладони вспотели. Это какая‑то проверка?

– Нет.

– Твой голос тебя выдал – боишься, – повернулся ко мне.

Обаятельная улыбка и ласковый взгляд заставили постыдиться. Сердце отмерло.

– Кейел, прости.

– Ничего, – кивнул, убирая волосы за уши, – тебе нужно привыкнуть. Отвернись и закрой глаза.

Я подавила вопрос: зачем? Выполнила просьбу. Может, это часть тренировки? Как во всяких фильмах, где наставник выстраивает доверие с учеником. Вот только сомневаюсь, что у нас с Кейелом из подобного что‑то получится. Ведь дело не в нем…

– Нам всем приходится привыкать, – продолжил он. Хриплый голос услаждал слух, медленно приближаясь. – К запахам, к ощущениям или… к чувствам. – Горячее дыхание пощекотало за ухом. Кейел перешел на шепот: – Когда‑то я остерегался привычек. В них не было нужды.

Ветерок потрепал выбившиеся из хвоста волосы. Я вдохнула глубоко, прислушиваясь к тишине. Растерялась.

– Кейел?

Почему он замолчал? Хотела открыть глаза, но голос зазвучал вновь – вкрадчиво, тягуче:

– Нужда появляется только при тесном контакте. Очень тесном, Аня. Когда ты делишь с кем‑то самое ценное. Например, время, жизнь, сердце… вдох или… – он хмыкнул, и закончил ровно, безэмоционально, – тело.

– Тело?

Кислый запах ударил в нос, влажная тряпка накрыла лицо. Я прижалась спиной к груди Кейела, попыталась оттолкнуть его руки, но ослабла. Облака размылись, потерялись в голубом небе, а затем оно стремительно потемнело.

Солнце напекло в голову, правую щеку что‑то царапало, словно наждачной бумагой. Я поерзала, пытаясь приподнять голову с шершавой земли, но толком не смогла пошевелиться. Плечи ныли, пальцы онемели, а в запястье что‑то врезалось. Веревка? Меня легонько похлопали по лицу, и я поморщилась. Кое‑как разлепила глаза. Что случилось?

– Просыпайся, Аня.

Кейел сидел рядом, подогнув одну ногу и вытянув вторую. Щурился и улыбался, глядя на меня.

– Очухалась – это хорошо.

Я попыталась сглотнуть, но кляп во рту помешал. Духи Фадрагоса, что происходит?!

– Ты сказала, что любишь меня. Хочу поверить в это.

Сложная тренировка. Это просто тренировка! Надо дышать глубже и успокоиться.

– Ты разобралась в том, что позволяют мне духи? – спросил Кейел, склонив голову к плечу. – Видела ведь у реки Истины.

Поднял с земли мой кинжал, и я зажмурилась, не представляя, на что способен Вольный. Он же не станет убивать меня после всего, через что мы прошли. Такой поступок будет нелогичным и чрезвычайно глупым.

– Аня, – ласково пропел, – сейчас мы многое о тебе узнаем.

Сердце заколотилось в висках, тошнота горьким комом поднялась к горлу. Только Елрех знает об истинных причинах того, почему я ищу сокровищницу. Она не могла предать меня. Кто угодно, но не Елрех!

– Открой глаза.

Воздуха не хватало.

– Аня, пожалуйста, посмотри на меня.

Если бы я могла, то скривилась бы. Взглянула на Кейела: удерживая пальцами кинжал с двух концов, он хмурился, будто прочел мои мысли и уже знал, чего я боюсь. Надеюсь, мои предположения ошибочны, и он ни о чем не догадывается.

Кивнул и, медленно прокручивая кинжал, продолжил говорить серьезнее:

– Ты боишься, и это хорошо. Ксанджи не любят страх, а Айссия приманивается умиротворением. Первые помогут тебе сжечь веревки, а вторые… Они прекрасно напитывают жизнью. Говорят, духи великой жизни способны исцелить смертельные раны, а архимаги с их помощью возвращали души в мертвые тела, – вздохнул глубоко, облизал губы. – К тебе приходят Ксанджи, а они предпочитают невероятно волевой характер и гнев. Сильный гнев. Они питаются им, поэтому приходили к тебе. Так не должно быть, Аня.

А как должно быть? Неважно. Главное, что Кейел не заговорил о сокровищнице.

Ветер подул, и я прикрыла глаза, пережидая, когда поднятый песок осядет. Кейел молчал, словно давал мне время на обдумывание. Он хочет, чтобы я, беспомощная, призвала духов на мертвой земле? Я прекрасно помнила состояние, когда в воздухе появлялись Ксанджи – ненависть и злоба. Что я чувствовала в дворцовом парке, когда Айссия напитала цветы силой? Кажется, была невероятно спокойной и углубилась в размышления настолько, что не замечала ничего вокруг. Мне необходимо прогнать страх и разозлиться, чтобы Ксанджи сожгли веревки. С учетом, что земля мертвая, наверное, разозлиться нужно гораздо сильнее, чем в прошлые разы. Однако я так и не поняла: почему Кейел вспомнил об Айссии? Для них нужно другое настроение.

Я снова открыла глаза, Кейел только этого и ждал. Усмехнулся и заговорил:

– Ты сказала, что любишь меня и доверяешь мне. Земля, – постучал по ней, – мертвая. Как бы сильно я не звал Мивенталь, они не услышат меня. Но в твоем теле Единство. Мы должны пробудить его, Аня. В другой ситуации я бы делал это постепенно, но ты права: у нас нет времени.

А такой разговор возвращал страх, настораживал.

– Итак, о моих способностях и твоем доверии. Разве я когда‑нибудь… – широко улыбнулся, но улыбка быстро сползла с лица. Пожал плечами. – Не так часто я обманывал тебя.

Я промычала, попыталась дернуть похолодевшими руками, но не смогла. Кейел цокнул языком, а в глазах появилось осуждение.

– Не будем об этом. Обсудим то, что сейчас произойдет. У меня два варианта событий, – поднял с земли второй кинжал. Взвесил на ладонях оба, посмотрел на меня и спросил: – С какого начнем? Давай сначала поговорим о завязке.

Сощурившись, оценил два кинжала. Выбрав один из них, зажал его в зубах, а второй положил обратно на землю. Снял куртку, стянул рубашку, оставаясь полураздетым. Глядя вдаль, покрутил кинжал в руке.

– О завязке… Я верну тебе кинжал, но ты должна попросить меня об этом. «Кейел, пожалуйста, отдай мой кинжал» – скажи это, и я отдам. Обещаю, – лукаво улыбнулся. Посмотрел в сторону и продолжил: – Скоро я поднимусь и отойду недалеко, а затем сосчитаю до десяти. Если за десять секунд ты не избавишься от веревок, я распорю себе живот.

Чего?

Вдоль позвоночника прокатился озноб. Кейел ведь несерьезно? Он Вольный… Должен спасти Фадрагос и не будет так собой рисковать. Или… Он Вольный, Аня.

– Кстати, уже можешь начинать звать Ксанджей, – ухмыльнулся, но веселья на лице не наблюдалось. – Я нанесу себе смертельные раны, а потом твои действия или бездействия приведут к одной из трех развязок. Первая: ты подчинишь своей воле Ксанджей и избавишься от веревок, а сразу после подчинишь Айссию и исцелишь меня. Так ты спасешь не только меня, но и весь Фадрагос. Надеюсь, об этом ты не забыла. Вторая: ты спалишь веревки, но твой гнев будет настолько сильным, что Айссин не доверятся тебе, испугаются, и я умру. И третья…

Я замычала. Он с ума сошел?! Это не тренировка, а издевательство! О чем речь вообще? Стало невыносимо душно. Казалось, вот‑вот – и я потеряю сознание. Кейел пересел на корточки и, упершись одной рукой в землю, склонился к моему лицу. Меня затрясло.

– Прости за все, Аня, – прошептал, обдавая дыханием щеку и глядя с тоской. – Можешь думать, что я в очередной раз обманываю тебя, и там будет лежать мой фантом, тогда даже не старайся. Ничего не делай, ясно? Это вопрос доверия. И еще… – замолчал, а в его глазах затаилось сожаление. – Мне не будет так больно, как было тебе в ту ночь. У Стрекозы. Надеюсь, это немного притупит чувство вины.

Совсем не то, что он хотел сказать! Совсем не то, что я хочу услышать! А как же сообщить о дурацкой шутке?! Я дернулась, пытаясь подняться, но опять завалилась. Порыв ветра остудил пылающие щеки; песок резанул по глазам, в носу засвербило, в горле запершило. Откашляться не вышло из‑за кляпа. Слезы брызнули, застилая обзор. Я не слышала шагов, не заметила, что Кейел успел отойти.

– Десяти секунд не мало? – донесся хриплый голос. – Думаю, тебе хватит.

Часто моргая и щурясь, я разглядела его сапоги в нескольких метрах от меня. Подняла взгляд выше. Кейел смотрел себе под ноги, не позволяя мне увидеть лица. Взлохмаченные волосы трепетали на ветру, плечи опущены, солнечный свет выхватил шрам над ключицей – порез. На груди рубцы, оставленные нечистью, а живот чистый: под кожей, не тронутой загаром, рельеф мышц. В крепком кулаке сжат кинжал. Я не могла, но слышала, как скрипит рукоять. От напряжения рука Кейела дрожала.

Он не обманул? В самом деле убьет себя?

Я зажмурилась, и постаралась разозлиться, но отвлекало тело. Безумно холодно, а дышать сложно, будто меня ударили в живот. На сухом языке, казалось, ощущался вкус желчи. Слеза пощекотала переносицу, мгновенно остыла под ветром. Нужно разозлиться, как тогда на берегу реки по пути к Цветущему плато. Нужно разозлиться. Сколько секунд прошло? Я осмотрелась, насколько могла: Кейел все еще стоял неподвижно, Ксанджей не было. Может, вспомнить Сиелру? Ксанджи, пожалуйста, отзовитесь! Я ненавижу Фадрагос…

Глухой звук и едва слышный стон, оборвали все внутри. Я смотрела на Кейела, и ничего не понимала. Его колотило, он покраснел, но продолжал двумя руками тянуть кинжал от пупка вверх. Тонкая струйка крови скатилась по коже, огибая рельефы. Мгновение – и кровь потемнела, потекла шире.

Это не он. Кейел стоит где‑нибудь рядом. Живой и здоровый. Это не он.

Отзовитесь же! Когда не нужно было, они приходили! Приходили ради моего гнева, использовали, чтобы полакомиться!

Кейел пошатнулся, но устоял. Подставил побелевшее лицо солнцу, продолжая удерживать кинжал. Дышал через нос, жадно, шумно. Это он, это он… Черт возьми… Покачнулся, оглядываясь мутным взором, приоткрыл рот, будто хотел что‑то сказать, и упал.

Сквозь оглушительную тишину донесся тоненький звон. Он нарастал вместе с пульсацией в висках, вместе с биением в горле.

«Подчинишь своей воле Ксанджей и избавишься от веревок, а сразу после подчинишь Айссию и исцелишь меня». Подчинишь…

Дикий страх смешался с ненавистью. Я раз за разом звала Ксанджей, настаивая, требуя. Рыкнула, повернувшись на живот и сумев привстать на колени. Лоб упирался в твердую землю. Нос забился, слюна во рту горчила, пропитывая тряпку. Нужно дотянуться руками до второго кинжала. Я попыталась оттолкнуться головой, чтобы встать на колени, но не получилось. Только кожу ободрала и ударилась. Завыла и расплакалась. Кейел не мог умереть. Это не он… А если и он, то я раздобуду Сердце времени, и тогда… К черту! Ему нельзя умирать!

Злость на Ксанджей росла с каждой секундой. Я беспомощна. Поэтому они не приходят? Им сложно появиться на мертвой земле? Сложно или не хотят, потому что я слабая? Жестокие уроды! Замычала, в мыслях матерясь на родном языке. Ненавижу! Думают, жалкая? Недостаточно хороша для них? Если он умрет… если потом не найду Сердце времени, и он… Не спасу его сейчас, уничтожу Фадрагос! Не останется ничего живого в мире! Все будет мертвым, как этот чертов клочок земли! Я утоплю Древо жизни кровью. Пусть захлебнется ею, пусть подавится душами.

Перед глазами поднялась красная пелена, но я не ощутила облегчения. Не простила. Они опоздали. Наверняка опоздали.

Веревки должны сгореть.

Огонь лизал руки, но не обжигал. Согревал лицо, но не вредил волосам. Я уперлась непослушными руками в землю, и едва не повалилась. Кончики пальцев заныли, ладони пронзила острая боль. Кое‑как я выплюнула кляп и села. Вытерла рукавом лицо и, шумно втягивая воздух через зубы, посмотрела на лужу крови под Кейелом.

– Айссия! – крик резанул горло. Я не просила – требовала.

Огненные духи шарахнулись в стороны, уступая место бирюзовым. Духи жизни послушно тянулись ко мне, проникали под кожу, разгоняя кровь, прогоняя слабость. Громко всхлипнув, я вскочила и бросилась к Кейелу. Что дальше? Я не отпускала Айссию, чувствуя связь в руках и в теле так, как если бы держала собаку на повадке. Нужно только приказать. Опустилась на колени возле Кейела, упираясь руками в землю, не замечая крови под собой. На вспоротый живот смотреть было невыносимо. Я боролась с собой, чтобы не заглянуть в мертвые глаза. Не перенесу и потеряю контроль над духами. Недопустимо. Айссия продолжали напитывать меня силой. Я подняла руки, мимолетно взглянула на чистые ладони и потянулась к ране. Надо вытащить кинжал, а затем… Что затем?.. Чистые? Снова посмотрела на ладони, потом на кровь под собой. Штаны не пропитались. Может, дух жизни защищает от…

– Хорошо, вопрос любви и доверия на этом хотелось бы закрыть. Главное, после тренировки не меняй отношения, – присел Кейел на корточки возле меня, хмуро оценивая собственный труп. – Он мне не нравится. Таким не нравится. Живой лучше. – Взмахнул рукой, рассеивая иллюзию. Повернулся ко мне и произнес, – Теперь давай ты остынешь, а потом я, так и быть, выслушаю все, что ты обо мне думаешь. Но для начала напомню – с Елрех вы так ничего и не добились, а тут, смотри, какой прогресс.

– Лучше не улыбайся, – сказала я и шмыгнула носом, подавив очередной всхлип.

Ненавижу…

– Земля мертвая, – тихо проговорила, глядя в бесстыжие глаза. – Какие духи ведут тебя, Вольный?

Он убрал волосы за уши, поджал губы, а затем, чуть приподняв плечи и покачав головой, ответил:

– Ты попросила не улыбаться.

Глава 2. Шестое чувство

Долина уводила нас к горам. Солнце зависло над снежными верхушками, освещало лес у подножья и совсем немного согревало землю. Порывистый ветер быстро развеял утренний туман и теперь гнул траву под нашими ногами. Я подняла воротник, поправила на плече лямку сумки и прислушалась: вдали клекотала одинокая птица.

– Пару раз Ксанджи приходили к тебе, – опередив меня на несколько шагов, сказал Роми. – Когда ты злилась. Елрех говорила, что научилась призывать их. Думал, ты совсем идиотка, раз угрожаешь подруге такими духами.

Собранные на затылке белые волосы растрепал ветер. Солнце за спиной шан’ниэрда слепило, вынуждало щуриться. Я насупилась и ответила:

– Я бы никогда не стала угрожать Елрех силой, которую не понимаю.

– Так и думал. Хотел лично поинтересоваться у тебя, но она настаивала.

Глянул на спину Елрех. Желваки заходили под пепельной кожей щек. Я потянулась к плечу Роми, но в последний момент отдернула руку и сжала пальцы в кулак. Прикосновение червей крайне неприятно. Не забыла…

– Ты сильнее меня, – осторожно произнесла, привлекая его внимание. – Она просто защищала слабейшего. Ты же знаешь ее: Елрех не станет обманывать по пустякам.

Тяжело вздохнув, кивнул и спросил:

– Теперь ты постоянно чувствуешь их?

– Вроде того.

Как объяснить ему, что чувствую, если сама толком не разобралась в этом ощущении? Будто к моей руке и впрямь привязали два поводка, за которые стоит только потянуть, как из ниоткуда появится помощь. Я засыпаю с этой связью и просыпаюсь с ней.

– Асфирель! – Ивеллин вцепилась в запястье, развернув меня к себе, и со всей серьезностью заявила: – Я готова поговорить.

Уши дернулись. Нервным движением она откинула челку с лица и, прикрыв глаза повернулась, к ветреной стороне.

– Ты больше не обижаешься? – полюбопытствовала я.

Посмотрела вперед. Там шли Кейел и Елрех – все утро они о чем‑то говорили, и иногда беседа их осложнялась громкими спорами. Как я ни прислушивалась, слова улетали с очередным порывом. На мгновение Кейел обернулся и, поймав мой взгляд, ободряюще улыбнулся. Засранец! Не мог предупредить о том, что собирается сделать? Мало было тренировки, после которой хотелось собственноручно покалечить его, укрепив Единство, так он еще и вечером перед костром объявил всем о моем успехе и ушел спать. Услышав о Единстве, Ив замкнулась и снова замолчала. Ромиар, казалось, дышал мне в затылок даже тогда, когда я легла возле Кейела.

– Я не обижалась, – криво улыбнулась она.

– Расскажи, что ты чувствуешь, – не оставлял в покое Роми, пристраиваясь с другого боку.

Я завертела головой, разрываясь между ребятами. Пожала плечами и махнула на Вольного и фангру:

– Мы отстали.

Ив ухватила меня под руку и направилась вперед. Я решила начать с нее:

– Если не обижалась, тогда почему не разговаривала ни с кем?

Она нахмурилась, а синие глаза заметались от леса до горного хребта и обратно, будто пытались увидеть спасение. Пальцы крепче сжались на моей руке, мелодичный голос вопреки резал сталью:

– Единство отобрали, и как итог – конец войне. Это было спасением Фадрагоса, понимаешь? Мы утратили связь с духами, но не лишились их поддержки. А сейчас у тебя Единство. У той, кто даже духов не уважает!

– Я их уважаю, – заверила. Научусь уважать, когда перестанут капризничать.

– Вранье, – проницательно припечатал Ромиар, внимательно наблюдая за мной.

– Ну знаешь…

– Ты правильно сделала, что не рассказала нам сразу, – будто не услышав нас, продолжала Ив: – Я бы вынуждена была все рассказать своему верховному. О таком не умалчивают. И тебя бы казнили, – не меняя интонации, сообщила она. – Признали бы опасной для общественности.

– Я не просила этой силы! – прошипела. – И как же защита духов и ваша справедливость?

Вольный хмыкнул.

– Ты опасна, – настояла Ив. – Войну остановили в том числе за счет того, что отняли Единство, а сейчас оно вернулось.

– Да еще и попало в руки бездарности.

– Хвост подпалю, – пригрозила я, глянув на желтоглазого. – Ив, я бы рада была отказаться, но…

– Время не вернуть назад, – перебила она, – я понимаю. И знаю, что ты не виновата. Вот только ответь мне честно: это река Истины его вернула?

Ее пристальный взгляд и губы, превратившиеся в тонкую полоску, настораживали. Юлить не стоит. Тем более Вольный сам рассказал им о Единстве, а ему хотелось бы доверять. Хотя бы из большего.

– Да. Кейел столкнул меня в нее, а потом… В какой‑то момент я разозлилась, и Ксанджи появились.

– А ты не звала их? – уточнил Роми.

Я с укором глянула на него.

– Даже имени их не знала. Они просто иссушили подо мной землю.

– Ты хотела ее сжечь, и Ксанджи выполнили твое пожелание, – сообщила Ив.

– Почему ты хотела сжечь землю? – желтые глаза блеснули нездоровым любопытством. – Кейел знает об этом?

Ив прислушалась к нам, явно пытаясь разобраться в связи вопросов. Я тоже поняла его не сразу.

– Это была глупость! – призналась. – Просто порыв гнева.

– Ты ненавидишь Фадрагос, – хмыкнул.

– В прошлом, Роми! Я не причиню вреда вашему миру.

– Все еще «вашему»? – прозвучало упреком от Ив.

Ненавижу Фадрагос. Причин для ненависти предостаточно, как и доказательств ее существованию. Например, во время тренировки Ксанджи отозвались только тогда, когда я угрожала Фадрагосу. Видимо, убедительно угрожала. Да о чем это я? Всецело верила, что уничтожу этот мир, если Кейел умрет, а затем я не смогу найти Сердце времени. Шантажировала великих духов самой искренней правдой. Но ребятам об этом лучше не знать.

Я выдавила из себя улыбку:

– Никак не привыкну, – и перевела тему: – Почему тебя так задевает, что Единство появилось из‑за купания в реке Истины?

Ив повела плечами. На миг показалось, что она снова замкнулась, но вскоре заговорила:

– Вода совсем не навредила тебе, а значит, или в тебе что‑то не так, или река избирательна. Помнишь о ритуале соггоров? А вдруг они не приносили собственных детей в жертву, а хотели пробудить в них Единство?

Ромиар фыркнул и подхватил:

– Достаточно было застукать их один раз, чтобы окрестить живодерами и выдумать ритуал.

– Информационная война, – протянула я.

– Кейел завлек тебя руной, – поежившись из‑за ветра, продолжила Ив. – Говорил о проклятии. Выходит, он был прав: мы все прокляты. Все фадрагосцы прокляты, поэтому вода истины вредит нам!

– Или прокляты те существа, которые участвовали в войне Предков, – задумчиво произнес Ромиар. – Древние пьют воду у источника и живут вечно, а драконы боятся ее так же, как и мы. А соггоры просто не знали, что произошло с водой. Опускали младенцев, но вместо одаренных детей, вытаскивали их трупы.

– Жестокий тот, кто проклял Фадрагос и не предупредил соггоров, зная о ритуале, – дернула ушами Ив.

– Есть предположение, кто это сделал? – украдкой поинтересовалась я.

Ив замешкалась, пару раз быстро вдохнула и соврала – точно соврала:

– Нет.

– Энраилл, – оставался честным Ромиар.

– Он не мог! – воскликнула Ив. – Он… Не мог он.

Отвернулась и уже хотела ускориться, но я удержала ее.

– Ты исследовательница, а значит, многое знаешь о Единстве. – Наверное, Кейел поэтому и раскрыл все вчера. Именно перед Ив и старался. – Расскажи обо всем, что знаешь.

– И с чего начать? – растерялась она.

Я задумалась ненадолго. Полезным могло быть все: имена великих духов, их сила и мои возможности. Тодж с воплем помчался мимо нас, пугая и сбивая с мысли. Я смотрела на ящера и поражалась его поведению: гоняет стаю каких‑то мелких полевых птиц, прыгает за ними, хлопая пастью, и потом вопит. Не такими должны быть грозные хищники…

– Давай начнем с теории, – произнесла я и скривилась. Надо выкладывать все, как есть, иначе проку не будет, но сначала хотелось бы утолить любопытство, которое лично меня не касается. Я посмотрела в спину Кейелу и проговорила: – Знаешь, вчера мы были на мертвой земле, и там появлялись духи. Только великие духи способны приходить туда?

– От земли зависит, – ответила Ив.

Роми скосил на меня глаз, а я вздернула бровь. Пусть гадает, в чем заключается мой интерес.

– От того, кто ее умертвил, – поправил он.

– Пламенный дракон.

– Тогда да, – кивнула Ив, – только великие духи.

Теперь бы узнать полный перечень великих духов – и можно гадать, кто покровитель Кейела.

– А если Анья?

Ребята переглянулись.

– После нее многие периоды никто не отзовется, – покачала Ив головой. – Совсем никто.

– Почему? – всерьез заинтересовалась я.

Ив пожала плечами, а затем как‑то нехотя ответила:

– Если Единство берет начало с реки Истины, то можно предположить, что духи связаны с ее водой. Говорят, на севере духов трудно дозваться. Возможно, потому что воды реки Истины не протекают так далеко. А тут, – обвела взглядом окружение, – много озер и рек.

– Пламенный дракон иссушает землю, – нахмурилась я. – Глубоко иссушает.

– Анья разрушает глубже, – заключил Роми. – К тому же вытягивает всю жизнь поблизости. Духам просто не за что зацепиться, чтобы появиться там.

Меня внезапно осенила догадка, и я притормозила.

– Я смогу призвать духов даже на земле, омертвленной Аньей!

– Если вода истины впиталась в твое тело, то да, – кивнула Ив, разглядывая меня. – Возможно, она в твоей крови.

– Ты многого сама не знаешь, – прищурилась я.

– Информации о Единстве мало, – пожала она плечом.

– И все получено от мудрецов.

– Началось, – буркнул Роми.

Ив уперла руки в бока, набрала воздуха в грудь побольше, но выдохнула, промолчав.

– Опять отстаем, – улыбнулась я.

Хоть что‑то стало яснее. Информацию можно было бы и дальше клещами вытягивать из Кейела, но получалось совершенно непродуктивно. Он будто взялся за мое обучение всецело: заставлял думать, гадать, предполагать, а физическая нагрузка прилагалась бонусом. Возникало ощущение, будто он снова ненавязчиво готовит меня к чему‑то. Вот только к чему?

Кейел словно подслушал мои мысли, развернулся и стал ждать нас. Елрех приложила руку ко лбу, прикрывая глаза от солнца, и разглядывала горизонт.

– Наши пути расходятся, – сказал Кейел, когда мы поравнялись. – Я объяснил милой фангре, как отыскать пещеру. Там дождетесь меня.

Роми хлестнул по траве хвостом и спросил:

– А ты?

– Я вернусь на рассвете. Остальное вас не касается.

Отдал сумку с провизией Роми, оставляя себе лишь небольшой кулек. Свистнул Тоджу и принялся поправлять оружие.

– Идите, – махнул головой. – Чего ждете?

Волнение росло с каждой секундой. Я проводила взглядом ребят, так и не сдвинувшись с места.

– Аня, ты остаешься с ними, – шагнул ко мне Кейел.

Лохматый, с темными кругами под глазами, какой‑то уставший.

– Тебе бы выспаться, – обняла его за талию, вглядываясь в теплые глаза. В них даже сейчас затаилось веселье.

– Ждать меня будешь? – легонько усмехнулся, приобняв в ответ.

Сердце споткнулось; вновь поднялась тоска. Я сглотнула и кивнула.

– Буду.

Он прижал мою голову к плечу. Холодная куртка коснулась лица, а я зажмурилась. Нельзя думать о нашем расставании. Сейчас он уходит не навсегда, всего лишь до рассвета.

– Не скажешь куда? – решила отвлечься любопытством.

– Не скажу, – выдохнул в макушку и потерся носом о волосы. – Будь осторожна и не отходи от друзей далеко.

Под ложечкой засосало. Поежившись, я крепче обняла Кейела.

– А может, возьмешь меня с собой? Нехорошо ведь получается, что я тебе доверяю, а ты мне нет.

Он шумно втянул воздух, будто наслаждался запахом местного шампуня, в который я добавляла хвойное масло, а затем произнес:

– Аня, то, что я о многом тебе не говорю, совсем не значит, что я тебе не доверяю.

– Аня, Ань, Анька, Анечка, Анюта, Анна… – подняла голову, снова заглядывая в его лицо. – У моего имени много вариаций.

– На рассвете я вернусь и выслушаю все, – прислонился лбом к моему лбу.

Порыв ветра качнул нас, поиграл волосами, но не разлучил. Нас никто не разлучит, кроме наших целей. Чувствуя дрожь в груди и подступающие к глазам слезы, я резко привстала на носочки и прильнула губами к его губам. Мои пальцы коснулись теплой шеи, ощутили мурашки на коже Вольного. Поцелуй затягивался, руки сжимались теснее, отнимая воздух. Я отвернулась, но так и не выпустила его из объятий.

Негромко сказала:

– Нельзя целоваться на ветру.

Он долго молчал, прижимаясь щекой к волосам и поглаживая по спине. Ребята остановились в метрах ста от нас и ждали, когда мы разойдемся.

– Прости меня.

– Все в порядке, – заверила я. Он старается для моего блага, оберегает меня. Я верю ему. Или хочу верить, а значит, успею научиться до того, как вернусь домой. Вот только предчувствие беды не отпускало.

– Иди к ним, – прижался губами к скуле, а затем отодвинулся и, подтолкнув в поясницу к ребятам, повторил: – Иди.

Я повернулась и, отступая, ухватила его за руку. Скользила по ней ладонью и никак не могла найти сил, чтобы отпустить. Напоследок, глядя ему в глаза, сжала теплые кончики пальцев и сказала:

– Я буду ждать на рассвете.

– Я вернусь.

Заставила себя развернуться к нему спиной и поспешила к ребятам. Невыносимо хотелось обернуться, увидеть его еще раз, но я не позволяла себе.

Сегодня мы расстаемся лишь до рассвета. Сегодня разлука не страшна.

Кейел.

Холодный ветер хлестнул по спине. Я пригнулся к мчащемуся Тоджу, осматривая местность. Скоро будет ущелье, затем низина и за ней начнется лес. Через несколько часов доберусь до тайника, дождусь ночи, заберу фрагменты карты, ключи от сокровищницы и сразу отправлюсь обратно.

От Васгора до региона Пылающего тумана священными кольцами прямой путь, и задерживаться тут нельзя. Если враги появятся возле пещеры, шан’ниэрд и фангра справятся. Хороший обзор не позволит подобраться к ним незамеченными, а вот их за каменными уступами видно будет плохо. Глубина пещеры защитит даже от драконов, а в самом скверном случае, духи воздуха Ромиара выведут всех по пещерным коридорам дальше к востоку. С Аней ничего не случится.

Утренний разговор с фангрой все еще раздражал. Аню нельзя баловать. Нельзя позволять ей расслабляться. Все свободное время она должна заниматься собой и Единством. Почему фангра не хочет этого понять? Щепетильная забота все усложнит. Пусть сначала научится защищать себя, а затем отдыхает. Она совершенно не приспособлена к жизни. Как можно бояться убить, если собираются убить тебя? Как можно наивно доверять всем подряд? Ее жестокость граничит с милосердием, а доброту можно купить всего лишь улыбкой. Достаточно улыбки – и она уже готова уступить. Но Аня может быть жестокой. Я знаю. Видел, сталкивался лично. Она бы перерезала мне горло в Древнем лесу и запечатала бы душу. Она запросто приняла версию, в которой отец любит собственную дочь больной любовью. Я скривился. В каком же сложном мире она жила? В неоднозначном, грязном и в то же время великодушном.

Крик орла вырвал из раздумий. Я тряхнул головой, потянул поводья. Тодж замедлился, принюхался и настороженно направился в ущелье Ехидных кристаллов. Я погладил его по холке. Ему не нравилось тут, а я наоборот любовался здешней красотой. Разноцветные кристаллы росли из стен ущелья, переливались на солнце, отбрасывали тени, и они играли многочисленными оттенками на твердой земле.

Приближаясь к первому кристаллу, Тодж низко зарычал.

– Ну что ты, – похлопал я его по шее, улыбаясь.

Красный кристалл вырос огромным, а вокруг торчали маленькие желтые. Цокот от когтей Тоджа приблизился к ним, долетел и отразился хохотками. Мальчик опрометчиво крикнул на них, и из ущелья эхом понеслись ехидные насмешки. Я тоже тихо засмеялся. Когда‑нибудь до наивного ящера дойдет, что кристаллы звенят в ответ на звук, а их эхо напоминает хохотки, тоненькие и противные.

– Ладно, давай уже, беги, – сжав крепче поводья, разрешил я. Он мгновенно сорвался с места.

Мерцающие кристаллы облепили стены, стелились по земле, сужали проход, ловили нас в свои отражения и назойливо смеялись нам вслед. Цветное сияние густело, пестрило. Соггоры верят, что в них навеки заключены души предателей.

Во время войны Предков за долину Пылающего тумана ожесточенно воевали. Священные кольца тогда переносили мгновенно, обеспечивали фронты провизией и при необходимости безопасным отступлением. За каждое кольцо проливали реки крови.

В одной из битв командующей союза Справедливости стала невероятно красивая человечка, Танфала, поразившая всех своими могущественными ведьмовскими силами и прозорливым умом. Ее младшая сестра, Каргона, всегда находилась рядом с ней. Она обладала силами попроще, красотой скромнее, а уму не хватало находчивости, сообразительности. Зависть разъедала молодое нутро, множила обиду.

Ночью, перед сражением с союзом Возмездия, Каргона предала старшую сестру. Предала всех соратников. Подкупленная высокой должностью, рассказала шан’ниэрдам все, что знала, а знала она немало. Показала на карте лагери, скрытые и затаившиеся в засаде. План Танфалы был прост, но обещал победу. Ночью группа бесшумных эльфиоров должна была обойти врага с тыла, а на рассвете беспрепятственно пропустить его в ущелье. На другом конце поджидала бы армия Справедливости. Эльфиоры отрезали бы путь отступления: перебили бы караульных, разлили жгучее масло и подпалили его. Целители укрыли бы щитами армию, а драконы пролетели бы над ущельем, убивая врага.

На рассвете сошлись в ущелье Справедливость и Возмездие. И среди командующих шан’ниэрдов Танфала увидела Каргону и поняла, что битва проиграна, даже не начавшись. Головы эльфиоров были насажаны на пики. Шан'ниэрды несли их впереди, высоко поднимая над собой; с длинных ушей свисали трубочки поющего растения. Ветер играл ими, и они переливчато звучали, привлекая внимание. Разорванные знамена из спрятанных лагерей Справедливости украшали стены ущелья, а над ними продолжением скал возвышались мертвые драконы.

Разгневалась Танфала и прокляла всех предателей: обрекла их на вечное любование собой. Закрепила проклятие кровью из сердца младшей сестры и своей смертью. Растеклась ее сила по всему ущелью, и каждый умерший в той битве, кто хоть раз в жизни предавал из зависти, обращался в красивый кристалл. Теперь живут они вечно в ущелье, любуются собой, соревнуются великолепием, бездумно насмехаются над всеми, кто приходит сюда, а стоит их вынести за пределы ущелья, как начинают они плакать о разменянной жизни на мелочь. И вся красота обращается в слезы, а ветер возвращает невесомые души обратно в ущелье.

Жаль, что кристаллы в самом деле превращаются в соленую воду, если их вынести за пределы ущелья. В простонародье их зовут бабьими слезами. Ане бы они понравились. Возможно, когда‑нибудь Елрех приведет ее сюда. Я не мог рисковать. Пусть лучше не знает о тайниках. Если девочку поймают, она не выдержит пыток. Кажется, с ними Аня вовсе не знакома.

Мы оставили ущелье позади. Тодж радостно завопил, распугивая птиц и понесся через низину к лесу. Руины древней деревни у опушки тонули в зарослях крапивы и лебеды. Я спрыгнул с Тоджа. Старый колодец давно иссох, покрылся трещинами и частично осыпался. На дне медленно и неминуемо рос слой земли. Я перегнулся, заглядывая внутрь. Отковырял кинжалом камень и вытащил ключ от тайника. Тяжелый и немного покрылся ржавчиной.

В дремучем бору опять пришлось спешиться. В здешние места немногие осмеливались заглядывать – опасный лес: различная нечисть издавна облюбовала его и часто устраивала потасовки между собой за каждый кусочек территории. Вот и сейчас Мивенталь шелестели подлеском, трещали сосновыми шишками, гудели полыми стеблями вой‑травы, предупреждая об опасности. Прогоняют меня. Что их тревожит?

Еще метров двести вперед – и меч станет бесполезным. Деревья растут плотно – не позволят замахнуться. Тодж крался рядом, вытягивая шею и всматриваясь в заросли. Я легонько хлопнул его по боку и прошептал:

– Разведывай, малыш.

Он еле слышно проворковал и бесшумно исчез в кустах. Я вытащил из ножен кинжал и, стараясь не издавать шума, направился вглубь.

Лес темнел, ветер гонял сырой воздух. Сосны вытягивались выше, поваленные деревья встречались чаще. Подошвы сапог мягко касались густого мха, усыпанного колючками и листвой. Отовсюду доносился треск и шелест. Мельтешение листвы вызывало легкое головокружение. Густая паутина свисала лохмотьями на ветках. Кое‑где растягивалась белым покрывалом от ствола до ствола, занимая весь проход. Ее нельзя смахнуть или спалить. Она будто живая: умеет тушить огонь и тянется к теплой, мягкой плоти. Стоит только прикоснуться, как густые ворсинки врастают в тело и превращаются внутри в крепкие крючки, которые смыкаются прямо под кожей. Увязнуть в ней – секундное дело. Она тащит жертву на себя, пеленает и приклеивается намертво. Срезать ее с угодившего в ловушку – значит, снять с него кожу.

За Тоджа беспокоиться не стоит, он ни при каких обстоятельствах сюда не приблизится. От тлетворных пауков разит гнилью. Я остановился, крепче сжимая кинжал и разглядывая одного из них. Он висел на сосновой ветке, зацепившись за нее длинными лапами‑палками. Чахлый, серый, с медным оттенком на блошином брюхе. Когда нажрется, растолстеет. Я оценил размер кинжала – две ладони – брюхо паука побольше. Значит, совсем взрослый. Оглянулся вокруг: паутины много, молодняка не видно. Сколько особей в лесу? Неподалеку глубокий овраг. Уверен, гнездо там. Чистить лес от них все равно что против саранчи с сачком из травы выходить. Придет нечисть страшнее, и сама отвоюет этот участок леса, чтобы ничего не угрожало потомству.

Пауки проспят весь день, а ночью их придется обходить стороной. Лишний крюк. До поляны с тайником рукой подать. Я шагнул дальше, огибая паутину. Три дерева в ряд были обтянуты плотными нитями, с другой стороны та же картина. Над узким проходом низко висел паук. На корточках проберусь. Я опустил взгляд и подобрался. Волк прижался к земле и скалился в беззвучном рычании. Прижимая уши к голове, он прополз под пауком ближе ко мне. Клыки блестели, в зеленых глазах сверкала угроза.

– Мивенталь? – прошептал я, разглядывая одно из их обличий.

К тайнику нужно успеть сегодня. К нему можно подобраться только в полнолуние. Если не этой ночью, то придется ждать целый период. У меня нет столько времени. Почему лесные духи, зная об этом, гонят меня?

Рык раздался справа. Совсем близко. Я повернулся, прислушиваясь и отступая в тень. Это не Тодж и не Мивенталь.

Двухголовая кугида мелькнула бурым панцирем в кустах. Тяжело выползла, словно не умела нестись быстрее пустынного гепарда. Задрала тупорылый нос, приоткрыла черепашью пасть. Попробовала воздух длинным языком на вкус – Мивенталь потерлись мягким боком о мою ногу, мгновенно скрывая запах. Белые глаза твари высматривали безопасный путь. Увидев свободный от паутины участок, она поползла к нему, оставляя за собой черный мох, разъеденный ядом. На когтистых мощных лапах переливался желтым цветом знак подчинения, на конце толстого хвоста крепко сидело шипастое кольцо из драконьего железа.

Гнев на мгновение завладел рассудком, и я успел представить мертвые глаза Этирс. Если продажная шлюха до сих пор жива, от нее необходимо избавиться. Я сжал кулак, успокаивая себя. Нужно сконцентрироваться на враге.

Сколько их пришло к тайнику? Неважно. Никто не должен уйти.

Кугида исчезла из поля зрения, и я склонился к волку. Положил руку на мохнатую голову, поймал осуждающий взгляд и попросил:

– Не злись, Мивенталь. Тебе не идет, – услышав ворчание волка, улыбнулся. – Помоги мне: закрой их всех. Тварь тоже. И никого не выпускай, пока я не скажу.

Зверь заскулил, попятился, пригибаясь к земле. Вскоре остановился, вскинул голову к темнеющему небу. Душераздирающий вой пронзил лесную тишину. Его поддержал вопль Тоджа неподалеку, а затем и громкий треск. Земля заходила под ногами – я шагнул вперед. Корни вырвались вверх, рассыпая чернозем, образуя собой высокую стену. Прикрыв глаза рукой, я отступил и кивнул волку. Он растворился в зеленом мареве.

Сил Мивенталь хватит лишь на удержание стены. Вскоре запахи вернутся, и кугида учует меня. Нужно успеть рассмотреть врагов, оценить обстановку.

Духи не потревожили крепкий сон тлетворных пауков. Я прополз под одним из них. Спрятав кинжал в ножны, вскочил и бросился к тайнику. Поскользнулся на поваленном дереве, но удержался за ветку. Оттолкнулся сильнее, перепрыгнул паутину. Остановился, едва не влетев в паука. Отодвинулся от блестящего брюшка, поморщился от тошнотворного смрада, ударившего в нос. Обошел тварь и продолжил бег. Листва мелькала, ноги не чувствовали земли, в голове вспыхивали воспоминания о местности.

Если не прогнили ветки, ловушка из ямы и кольев будет к западу, на поляне с дичком. Могильный медведь давно очистил деревенский курган и обустроил берлогу к юго‑западу близ тайника. Его спячка продлится до тех пор, пока рядом не появится новое кладбище. Или пока кто‑нибудь не потревожит сон… Над самим тайником густые заросли луноцвета, его смертельные шипы вытягивают жизнь за секунды.

Враги, предупрежденные шумом, озирались, стоя на большой поляне с тайником, но не ждали, что я выскочу к ним открыто. Переглянулись удивленно и тихо засмеялись. Я отступил, пряча руки за спиной. Просто сжал их в кулаки, но противники насторожились. Время выиграно.

Пятеро васовергов, двое виксартов, эльф и человек. Виксарт с шипастыми браслетами и белым рисунком подчинения на голой груди управляет кугидой. Убью его – тварь одичает. Васоверг с тремя рогами, доросшими до поясницы, перехватил мой взгляд; рога лоснились сталью – выходит, окрепли. От опытного воина надо избавляться в первую очередь. Он ощерился и шагнул ко мне, из рукава крепкой куртки выпали плети. Остальные васоверги тоже стали обступать меня. Второй виксарт стоял дальше всех. Полоснув руку кинжалом, вытянул ее в сторону. За его спиной бесшумно крался Тодж. Мы долго учились работать в команде, разбирать врагов и выжидать нужного момента. Он терпеливо таился, я не задерживал на нем взора.

Губы виксарта дрогнули.

Резко раскинув пустые руки в стороны, я крикнул:

– Грызи!

Васоверги сначала отшатнулись от меня, а только потом обернулись. Тодж уже придавил лапой жертву к земле и отрывал ему голову. Мне хватило секунды замешательства, чтобы ринуться на старшего васоверга. Я с силой толкнул его в заросли луноцвета. Он упал. Не издав ни звука, поднялся. Все смотрели на него, зная, что старый воин больше не жилец. Мелкие голубые шипы вонзились в открытую кожу. Серые щеки чернели, превращаясь в труху, осыпались пеплом. Он поднял на меня светлые глаза и, оскалившись, произнес на своем языке:

– Ты последуешь за мной.

Я вмиг выхватил кинжал и подставил под плети левую руку. Васоверг потянул меня на себя, а я опрокинулся. Повиснув, резанул по крепкой плоти и уже разглядывал других врагов. Кинжал не осилил, но плети лопнули от веса. Земля встретила спину мягко. Я мгновенно перевернулся на живот, увернувшись от хлесткого удара другого васоверга. Взор выхватил эльфа, исчезающего в кустах. Тодж выбрал добычу и не отпустит ее. Никто не бросился на подмогу товарищу. Воздух загудел надо мной, и через секунду обрушился на опустевший участок невидимым молотом. Земля под ним дрогнула, просела; взметнулась пыль. Стоя на колене рядом, я фыркнул и потер нос. Человек без гильдейского знака, в старом шмотье и с длинными спутанными волосами управлял духами воздуха.

Ближайший васоверг ко мне сплюнул, накручивая плети на руку так, чтобы костяные концы выпирали между пальцев.

– Кто‑то должен занять место Фаррда, – прогнусавил он.

Я вскинул брови, улыбнулся. Хочет получить мое разрешение? Добавляя в голос насмешку, прокаркал на васовергском:

– Займи. Или предлагаешь его мне?

– Я вырву твой язык и подотру им задницу!

Он кинулся на меня, замахнулся в лицо. Зажмурившись, я припал лбом к земле. Ощутил колебание воздуха после пролетевшего мимо кулака и вскочил, крепко сжимая кинжал. Васоверги недооценивают реакцию Вольных. Куртка треснула, плоть податливо разошлась. Я открыл глаза, убеждаясь, что попал верно: артерия под мышкой повреждена; кровь быстро расползалась по куртке и штанине. Ублюдок умрет в ближайшие минуты. В ушах стучало, сердце колотилось, адреналин бежал по крови, заставляя двигаться дальше. Локоть васоверга дернулся. Я не успел уклониться, но повернулся, подставив лоб и уберегая висок. Отлетев, выронил кинжал.

«Нельзя ронять оружие, Асфи».

Потряс головой. Сквозь звон донесся гул. Я откатился, спасаясь от воздушного удара. Медлительные духи, но сильные. Прафи или Фисши?

Поднялся на корточки. Черные точки мельтешили в глазах, во рту появился соленый привкус, а под носом защекотало теплом. Вытер рукавом кровь с лица, не сводя взгляда с приближающихся васовергов. Виксарт сидел на коленях с закрытыми глазами – зовет кугиду. Раненный васоверг осилил несколько шагов и повалился, тяжело дыша. Кровь под ним обильно растекалась, пропитывала мох.

Тодж завопил неподалеку. Значит, догнал эльфа и вскоре вернется. Враги тоже это поняли, но улыбнулись, навострив уши. Кугида громко топтала ветки, спеша сюда.

Алурей, помоги мне.

С новым вдохом втекла сила, наполнила легкие, остановила настоящее: мир пронзили нити событий, связанных со мной, раскололи на множество вариантов. Невидимый отсчет зазвучал в сознании. На обдумывание хода всего несколько секунд.

Я могу остаться на месте или подойти к виксарту. Еще нить ведет к человеку. Что случится с ним, когда я подойду? Испугается, оступится и упадет? Что мне это даст? Бессмысленные действие. Последние секунды…

Нашел.

Кровавые нити ведут меня к виксарту и связывают его с кугидой.

Я выбрал, Алурей. Забери мою тень, напитай ее запахами и раздели мое будущее. Отдай мне настоящее.

Фантом оттолкнулся, отделяясь от меня и забирая часть силы. Увернувшись от плети, кувыркнулся.

Пока враги были отвлечены видимой приманкой, я приблизился к ближайшему васовергу, понимая, что до человека бесшумно не доберусь. Стал ждать.

Моя тень, точная копия, двигалась так же быстро, как и я. Уклонившись от плетей, присела в двух метрах напротив виксарта. Тяжелый воздух обрушился на нее сверху, но вреда не причинил. На удивление никому не осталось времени. Кугида ворвалась на поляну, сметая все на своем пути и отравляя землю ядовитыми парами. Раскрыла крепкую пасть и даже захлопнуть не успела. Промчалась сквозь фантома и, не сумев остановиться, снесла собой виксарта.

Желтые знаки подчинения медленно таяли на неподвижных лапах, испачканных янтарной кровью.

– Это не он! – воскликнул человек.

Я схватил васоверга за рога и, приложив все силы, резко дернул. Раздался хруст в толстой шее, тело потяжелело и упало к моим ногам.

Спасибо, Алурей. Верни мою тень. Прости за призрачное будущее.

Фантом развеялся, невидимой силой вернулся ко мне.

– Человечий выродок! – выплюнул низкорослый васоверг.

Кугида потрясла головой и принюхалась. Угрожающе зарычала. Я кивнул на нее:

– Сколько ее морили голодом? – усмехнулся. Как приятно видеть в глазах васоверга страх. – Отсюда никто не уйдет.

– И ты тоже. Чему же радуешься, Вольный? – подал голос второй васоверг, пригибаясь к земле, готовясь к последнему сражению.

Я отступил на несколько шагов и, вложив пальцы в рот, громко свистнул. Лесная грязь попала на зубы и привкус крови перебился горечью смолы. Хвоя… Васоверг ошибается – я пообещал вернуться на рассвете. Уголки губ дрогнули, что‑то добавило уверенности в том, что мы с Тоджем выберемся.

Меня ждут.

Кугида бросилась на человека, но он оттолкнул ее воздухом. Плети ударили тварь по спине, поцарапали панцирь. Она повернулась к васовергу, раскрывая пасть.

Тодж вырвался из кустов с перемазанной в эльфийской крови мордой, продолжая на бегу что‑то заглатывать.

Вечно голодный. Мирной жизнью такого питомца не прокормишь. Что он будет делать, когда я умру?

Я вскочил на исцарапанное ветками седло, за секунды развязал поводья, сориентировался в ощущениях и безошибочно направил Тоджа на юго‑запад. Как только кугида разберется тут, сразу же придет за мной. Вслед донесся хлест плети, затем топот.

Не сумев догнать нас, васоверг крикнул:

– Ты не убежишь от нее! Трус!

Это правда. Никому не убежать от стремительной кугиды, как никому не выжить в схватке с ней. Яд не оставляет шансов. Но есть те, кому нечего терять. Не может умереть тот, в ком нет жизни.

Крики и звуки борьбы за спиной вскоре стихли.

Мивенталь, опусти стены.

Лес пронзали гневные лучи солнца, ветер успокоился. Небольшая поляна встретила мертвой тишиной. Проход в берлогу могильного медведя зиял чернотой. Паутины тут, как и вокруг поляны, не было. Там отпугивает луноцвет, тут – нежить. Она опасна для всех, кто питается живой плотью. Ее может поднять и упокоить только тот, кому подчиняются духи мертвых. Остальным приходится мириться с опасным соседом или уходить подальше.

Я объехал берлогу. Спешился и вытащил меч.

– Стой тут, мальчик мой, – похлопал неспокойного Тоджа по шее.

Осторожно забрался на берлогу и неглубоко вонзил меч. И еще раз. Почву лучше на всякий случай подготовить. Хотя уверен, что под весом кугиды и ее яда, земля не выдержит.

Затянувшаяся тишина разволновала, но вскоре тревоги отступили – послышался треск веток. Я подошел к Тоджу, вдохнул глубоко и, запрыгнув в седло, стал ждать. Кугида, ослепленная злобой и жаждой, мчалась ко мне. Достигла берлоги и лапы ее немного увязли в почве, но она продолжала ползти. Земля обвалилась. Я разрешил Тоджу отбежать чуть дальше. Тварь вскарабкивалась, не замечая растущей кочки рядом с ней.

Пустые глазницы в черепе медведя, встающего из земли, сияли нефритом. Лапа придавила голову кугиды, практически накрывая ее собой. Прогнившая шкура сморщилась от яда, оголяя кости и бугристую, почерневшую плоть. Поднятый сильными духами смерти, медведь разлагался очень медленно. Кугида извернулась, не глядя кусая. Мгновенно разомкнула пасть, свесив омертвевший язык. Поспешила отползти от могильного медведя, вытягивающего жизнь. Зацепила лапой из его распоротого живота органы, потащила за собой. Не его органы…

На древнем кладбище давно все прогнило, значит, он успел убить многих в округе, чтобы наполнить нутро и продлить себе мнимую жизнь. Он встал на твердую землю, отряхнулся, словно был живым. Принюхался, скорее, по привычке, присмотрелся пустым взором к потерянному стухшему органу, наверное, печени, и потянулся лапой к нему, но поднял голову. В два прыжка догнал ослабшую кугиду, широко раскрыл пасть, оголяя желтые клыки и глотку, подсвеченную духами смерти. Перехватил ядовитую тварь за шею. Шерсть на морде сморщилась, начала тлеть, но напитываясь жизнью кугиды, снова разглаживалась, становилась похожей на здоровую.

Кугида перестала трепыхаться, и я посвистел. Медведь отвлекся от жертвы, уставился на меня. Зарычал многоголосьем – словно ветер подвывал в пещере. Нежить теперь надолго забудет о спячке, пока не убьет всех в округе, не напихает брюхо до отвала живой плотью. А мне нужно дождаться тут полуночи.

Я потянул за поводья в нужную сторону и сказал:

– Беги, малыш, спасай нас.

Тодж сорвался с места. Вслед донесся рев урагана. Я жался к шее мальчика; ветки царапали лицо, цеплялись за куртку, попадали за шиворот. На нужной поляне цвела дикая яблоня, разнося сладковатый аромат. Настил над глубокой ямой пожух, выделялся рыжим оттенком, но для нежити подойдет. Я направил Тоджа по самой кромке ловушки. Мы успели оббежать ее до того, как медведь появился на поляне. Он растерял все, что когда‑то награбил, и теперь светился ярче. Если даже отобрать у него кости, духи смерти оставят его образ мелкими сетями цвета нефрита. И он будет тянуть жизнь и убивать, чтобы снова собрать себя по частям.

Он мчался ко мне, не замечая ничего вокруг. Настил повалился под ним. Кости застряли в кольях внизу ямы, шкура осталась висеть сверху. Призрачный рев вспугнул ночную птицу. Я посмотрел на дикие деревца. Если медведь не выберется через период и не найдет более подходящую добычу, то начнет тянуть жизнь даже из корней растений. Погубит красоту.

На поляну с тайником мы выехали в сумерках. Я спешился и потрепал Тоджа по холке. Он нетерпеливо топтался, поглядывая в сторону, куда убегал эльф.

– Иди, – отпустил я.

Проворковав, он боднулся в плечо и побежал к кустам.

Луноцвет поднимался чуть выше колена и мерцал на тонких, голых стеблях голубыми шипами. Прямо в центре смертельно опасных растений стоит пень, а под его корнями сундук. Когда‑то давно луноцвет еще пробовали косить, или выкапывать, но он вырастал на облюбованном месте в течение суток, а храбрецы, даже защищаясь сильнейшими духами, с восходом луны умирали медленно и мучительно.

Я подошел к обезглавленному виксарту, но понял, что ничего интересного у него не найду. Лохмотья. Даже кошеля при себе не носил. Обогнул место, покрытое ядом кугиды, и трупы: почерневший виксарт и два таких же васоверга. Еще три мертвых васоверга лежали дальше. Вот к ним можно прикасаться. Я насторожился, стал высматривать черные следы кугиды. Возможно, она утащила человека куда‑то дальше. Если он сбежал, то придется снова просить Мивенталь о помощи. Возможно, откажут. Столько сил потратили на меня. Нельзя наседать, не отдавая ничего взамен.

Гул раздался позади, словно вдали. Я обернулся, отступил. Увидев человека на ветке дерева, потянулся за кинжалом, чтобы метнуть его, но пальцы нащупали пустоту. Я прыгнул в сторону и заметил, как марево содрогнулось, повернув за мной. На короткие секунды тело будто стало легче. Земля смазалась перед глазами; я не чувствовал ее. В плече треснуло, голова мотнулась до хруста в шее, сквозь шум в ушах донесся скрип дерева. От удара потемнело в глазах, разболелось в груди. Вдохнуть не получилось. Я попробовал встать, но мир покачнулся. Затылок приложился обо что‑то твердое. Невыносимо гулко зазвучал голос:

– Северный недоносок, я перережу тебе глотку. Не, не так. Я притащу им твою головешку и займу место Фаррда.

Что‑то холодное коснулось шеи, мир продолжал кружиться, двоиться.

«…пока чисто теоретически может подскажешь: если я перережу тебе глотку, а затем волью в нее»…

Кровь обожгла шею. Я замахнулся кулаком над собой. Размытая тень отшатнулась.

Алурей, мне нужно…

В голове вновь зазвенело. Желание было, но мысль прервалась несформированной. Раздались ругательства. Не мои. Тень снова появилась надо мной, подняла руки высоко. Блеснул кинжал.

Радужное мерцание резануло по глазам. Я зажмурился, а затем скривился от оглушительного вопля. Все потемнело.

Ненадолго…

Кто‑то толкался в плечо. Я открыл глаза, увидел морду Тоджа. Из его пасти дохнуло жаром и вонью. Я поморщился. С трудом поднял руку и положил ладонь на липкую шею. Посмотрел на окровавленные пальцы. С резкой болью сглотнул кровь, и понял, что дышу с трудом, с хрипом. Не будь я Вольным, наверное, уже отмучился бы.

«Ты хоть и не алхимик, но пока чисто теоретически может подскажешь: если я перережу тебе глотку, а затем волью в нее это зелье, ты выживешь или проглотить его не сумеешь?»

Не сумею, Аня. Не сумею.

С собой не взял ни одного зелья. Этирс обещала молчать о тайнике, когда мы встретились неподалеку, якобы совершенно случайно. Я хотел ей верить. Хотел согреваться чувством, что нужен кому‑то еще, кроме духов и Фадрагоса. Теперь знаю, что обманывал себя. То чувство было еле теплым.

«Я буду ждать на рассвете».

Анюта…

Несколько долгих мгновений я собирался с силами, а затем попробовал перевернуться на живот. Не вышло. На второй попытке Тодж перестал кружить вокруг, поскуливая, как щенок, вцепился в куртку, потянул, помогая. Я посмотрел на поляну. Еще рано. Нужно дожить до восхода луны. Не в первой чувствовать смерть.

Я подтянул ноги, обнял себя, но холод рос изнутри. В лесу становилось жарко. Душно. Кровь продолжала обжигать, стекая по шее. Я придавил порез ладонью, но все же чуть ослабил нажим. Дышать тяжело.

Тени расползлись по поляне, вдали завыла нечисть, чуть ближе кто‑то грызся, дрался, еще ближе тоненько выл. Наверняка проснулись тлетворные пауки, пожирают дневную добычу. Тодж всматривался в темноту и не отходил от меня. Я не чувствовал ног, руки перестали дрожать от холода и усталости, ладонь придавила шею, но я не двигался – силы нужно беречь. Вспоминая заветы духов, я боролся, удерживая веки полуоткрытыми. Мир виделся смазано: свет слишком ярко бил по глазам, тени чернели непроглядно.

И погибнет Фадрагос. Лишится Вольный всего, что успеет полюбить. Исчезнут…

Полюбить. На мгновение от воспоминания поцелуя губы будто согрелись, и это тепло чуть согрело и тело. Я полюбил поцелуи.

Лишится Вольный всего, что успеет…

Асфирель была очень красива в ночь праздника Сальир. Лучше эльфиек и соггорок, и не хуже шан’ниэрдок. Но сегодня утром Аня была роднее.

Свет полной луны постепенно заливал поляну. Луноцвет, попавший под первые лучи, стал раскрывать шипы. И вскоре хилые веточки, становились похожи на мерцающие ветки сирени. Их сияние ослепляло, глаза заслезились от боли. Я зажмурился, захрипел и вытянул руку к поляне. Ползти не смог, но догадливый Тодж приблизился. Несколько раз аккуратно прикусывал куртку, но она выскальзывала из зубов. Кусал сильнее – и она рвалась, и все равно выскальзывала. Жарко фыркнув, легонько боднул меня в голову. Я отвернулся и приподнял ее, насколько мог. Острые зубы вонзились в плечо – я стиснул челюсть, не позволяя себе стоном вспугнуть Тоджа. Пусть волочит как удобно.

В голове темнело, она падала к земле, но я находил в себе силы удерживать ее. Боль от плеча растекалась по телу и действовала ободряюще. Меня вновь заколотило. Цветки луноцвета, лишившись яда, приобрели сильный запах цитруса. На заре они опадут, а на их месте вырастут новые шипы.

Тодж бросил меня прямо возле пня, закружил вокруг. Я нащупал ключ на груди. Отдышавшись, стащил шнурок. Стал подниматься на локте и непременно свалился бы, но мальчик вцепился в куртку, помогая сесть. Удерживал, пока я возился с замочной скважиной прямо в темноте под пнем. Приподнял крышку и нащупал стекло. Вытаскивал зелье одно за другим, пока не нашел нужный флакон заживляющего масла. Зубами откупорил и, вылив густую оранжевую жидкость на шею, размазал ее по ране. Через долгие минуты разболелось горло и уши, еще немного – и засаднила кожа. Несмотря на боль, жадно вдохнул полной грудью. Голова снова закружилась.

Кроме флакона со слабым зельем бодрости, в тайнике ничего полезного больше не было. Оно подействовало почти сразу: кончики пальцев закололи, к ногам вернулась чувствительность. Через пару часов его действие закончится, а оно успеет выжать из меня все силы. В лучшем случае я усну, в худшем – умру от истощения.

На дне сундука нашлись три крохотных свитка из кожи и две плетенные ис’сиары. Я спрятал их за пазуху, остальное убрал обратно в тайник. Посидел немного, позволяя себе отдохнуть. Кто‑то зарычал неподалеку. Пора уходить. Кровь приманивает нечисть.

Ухватившись за стремя, с трудом поднялся на ноги. Тодж присел, позволяя забраться на него, и без команд двинулся по дремучему лесу, прислушиваясь к окружению, обходя опасные места. Ядержался за луку седла, стараясь не уснуть.

«Я буду ждать на рассвете».

Я вернусь.

Глава 3. Поток

Аня.

Пещера оказалась немаленькой, уходила вглубь, но туда мы не спускались. В одном из карманов неподалеку от входа нашлось озеро с теплым источником. Вода была мутной от мела, темной из‑за низкого свода пещеры, но Охарс окрашивали ее в красивый изумрудный оттенок. Я помогла Елрех разделать зайцекрыла, собиралась к озеру, но заметила, как в коридор юркнул Ромиар, уводя с собой фангру. Ивеллин разложила у костра наработки по ведьмовскому знаку и разрушительным визитам Правителей. Не так давно я немного рассказала ребятам о языческих богах, провела параллель между их Правителями, и они неожиданно согласились, что сходство есть.

Я потопталась у наших вещей, рассматривая разложенные покрывала, карты, которые успела выучить наизусть, и зелья. В котелке варилось мясо, вода не спешила закипать. Огонь лизал почерневшее дно посудины.

Не придумав себе никакого занятия, я произнесла:

– Я наружу, поищу хвощ поблизости. Надо бы почистить котелок.

Ивеллин даже не кивнула и не взглянула на меня. Хмурилась, ворочая листки и быстро внося записи в дневник. Однако вскоре мне в спину донесся голосок:

– Ты не увидишь Вольного. Скоро опустится туман. В этом регионе ветер по вечерам успокаивается, и сгущается туман.

Кейел вернется на рассвете, но от ее слов почему‑то все равно сердце сжалось. Я ждала его возвращения с первых секунд, как повернулась к нему спиной.

– А почему туман называют пылающим?

Она не отрывала глаз от записей. Махнула рукой, сжимая в ней афитакскую палочку.

– Сходи посмотри.

На улице и вправду было безветренно. Солнце клонилось к горизонту, на одиноком тополе пела птица. Я прошла по каменному уступу, облокотилась на один из валунов и посмотрела вдаль. Долина выглядела ломанной: с резкими углами скал и такими же углублениями иссохших рек, давно заросшими бурьяном. Орел кружил высоко в небе. Туман сползался в низинах. Я смотрела в сторону, откуда мы пришли. Куда свернул Кейел? Где появится на рассвете? Дурное предчувствие не отпускало, продолжало грызть изнутри, портило настроение.

– Найди себе занятие, – прошептала, отворачиваясь от алеющих лучей солнца.

Сжала кулаки и стала спускаться по камням, высматривая хвощ. Когда‑то Елрех научила меня, что сок этого растения разъедает гарь и грязь. Песок царапает посуду, а тут получается очистка мягче. На Земле я бы никогда даже не узнала, как выглядит хвощ, а в Фадрагосе пришлось. Далеко отходить от входа в пещеру не стала, помня о драконах, вивернах, грифонах и прочих хищниках. Местные научились прятаться от них, подолгу просиживая без движений. Я пока еще опасалась, что испугаюсь и побегу.

В низине увидела на камне большую ящерку, присмотрелась к ее цвету: темно‑зеленая, не яркая, а значит, наверняка не ядовитая. Задняя лапка была вытянута и лежала неестественно. Вывернута? Отдавлена? Кейел говорил, что мирных духов вроде Айссии надо баловать добрыми делами.

– Не бойся, я хочу помочь, – тихо проговорила.

Дожилась: говорю с собой и ящерицами. Такими темпами поверю, что Фадрагос плоский.

Лопухи цеплялись за штанины, кузнечики отпрыгивали в разные стороны, я медленно приближалась к ящерице, стараясь не спугнуть ее. Придавив траву, села на землю и внутренне потянула за поводок Айссии: по ощущению, будто выдохнуть и вспомнить все хорошее, доброе. Бирюзовые духи засветились вокруг; ящерица не двинулась с места. Духи, проникая под кожу, успокаивали, ласкали, но я все равно с дикой тоской смотрела на запад. Почему так трудно? Кейел часто оставлял нас и всегда возвращался, но такие предчувствия у меня впервые. Все ли с ним хорошо?

Ладонь окутало бирюзовое сияние, между пальцев перелетали искорки. Я потянула руку к ящерице; она дернулась, в короткие доли секунд оказалась на краю камня и застыла. Я тоже замерла, но сдаваться не собиралась. Всем сердцем хотела помочь и зверьку, и загладить вину перед Айссией – призвала ее, когда злилась. Заставила прийти. Кейел сказал, что они не обидчивы, но потом могут страдать и бояться. Любовь мирных духов надо завоевывать нежностью и лаской.

С кончиков пальцев к ящерице потянулась мерцающая нить. Ткнулась в камень, постелилась маревом по шершавой поверхности, окутала ящерку, скрыла лапку. От пальцев в разные стороны потянулись другие нити: скрывались в траве, углублялись к корням, заползали в норки. Я перестала четко видеть мир перед собой, восприятие было непривычным, словно сон. Вот хрущик перевернут на спину – ему можно помочь, а тут трава прогнулась под тяжестью упавшей ветки, полевые мыши прячутся от птиц, вереску не хватает влаги и немного тепла, чтобы посоперничать с лопухами. Появился новый поводок: от него повеяло речной свежестью, зябкостью; возле меня заблестели лазурно‑синие духи, разошлись от пальцев нитями. И еще один: он согрел золотом, привел крупных духов – я подставила светлячку ладонь, и он занял всю ее. Долго растворялся, и с хлопаньем крыльев бабочек словно разогнал невзгоды над головой.

– Здравствуй, Сальир, – поприветствовала я, и золотое тепло лизнуло пальцы.

Сколько я плыла в подобии транса? Казалось, вечность. Духи, будто истосковавшись по Единству, набирались смелости, многоцветием вспыхивали в воздухе и осторожно слетались ко мне, мимолетно касались, словно пробовали на вкус. Может, узнают характер или ищут подходящие эмоции? Я не знала имени тех, кто проникал под кожу и находил себе место под сердцем, но чувствовала каждого. Кто‑то сразу засыпал, предпочитая бодрствовать при других эмоциях, кто‑то безмолвно обещал оберегать при первом же пожелании, а кто‑то проявлял себя сразу: купался в Единстве, забирая часть моей силы, – теперь я почувствовала, как усиливаю воздействие духов, сама ослабевая, – и отдавал ее Фадрагосу.

Фадрагос был настолько огромным, что казался бескрайним. Жизнь кипела повсюду: рядом со мной, глубоко под землей, высоко в небе. На плоскогорье в паре километрах от пещеры раскинулось царство гарпий – несколько гнездовий объединились, чтобы противостоять горгульям. Они нападали по ночам, спускались с пика темной горы. У ее подножья росла роща, а в ней рысь помогала рысятам забраться в дупло. Везде, где сознание касалось земли, просыпались духи и в короткий срок оказывались возле меня. Они звали дальше к востоку и югу, но я свернула в другую сторону, куда меня тянуло вслед за Кейелом. Странное ущелье через пелену ослепляло многогранностью, и весь путь в нем преследовало неуютное чувство, будто кто‑то следит за мной, высматривает недостатки и высмеивает их. Свобода продлилась недолго, скорбь овладела вместе с запахом плесени и затхлости. На участке из камней, омытых кровью была жизнь, но тихая, осторожная. Тонкий, едва уловимый след вел в мрачный лес. На опушке чернота нахлынула отовсюду, страх разогнал тепло. Беспокойство заметалось внутри, сердце испуганно забилось. Кто‑то прогонял прочь, а кто‑то звал на помощь. Я врезалась в белую сеть, она липла смертью к душе, не пропускала. Запах гнили вызвал тошноту.

На лиловом небе загорались первые звезды. Я с жадностью глотала воздух и оглядывалась. Закат пронзал туман лучами, окрашивая водную пыль в огненные цвета. Вокруг ничего не изменилось, только ящерка сбежала. В душе металось волнение, а ей безмолвно вторили чувства. Они не принадлежали мне, поэтому напугали. Однако с первым испугом все затихло, оставляя меня наедине с собой. Я поднялась, отряхивая штаны, стала отступать к пещере. Хватит прогулок на сегодня. Еще немного – и точно с ума сойду.

Поужинав и наплескавшись в озере, я отправилась спать. После знакомства с духами, казалось, будто тело напихали ватой: непослушное, одновременно легкое и неподъемное.

Проснулась я из‑за связанных рук: правая совсем онемела. Кляп во рту мешал говорить, а темнота на глазах – кажется, повязка, – не позволяла ничего увидеть.

– Привет, Асфи.

Кейел сидел рядом и точил кинжал.

– Сегодня тебе предстоит сделать выбор.

Кто‑то рядом замычал, всхлипнул, расплакался, и я вдруг поняла, что родители рядом. Плачет мама, а папа грозно сопит. Егорка, тоже связанный, ерзает у меня в изголовье, пытается отползти.

– Я пошутил: выбора не будет. Сказал же, что не люблю тебя, поэтому никуда не отпущу. Но я помню, насколько для тебя важна семья. Поступим следующим образом: я не трону их, но ты должна попросить меня об этом. «Кейел, пожалуйста, не трогай мою семью» – скажи это, и с их голов даже волосок не упадет. Обещаю. Считать до десяти не буду. Есть занятие поинтереснее: Женя – не твоя семья. Пока я буду его убивать, избавься от веревок и кляпа.

Я подскочила, растирая лицо, стараясь нащупать кляп и повязку на глазах. Угольки тлели в кострище, лунный свет тускло проникал в пещеру. Размеренно капала вода, подтачивая камень. Сердце колотилось, пот стекал по лбу, остывал на спине. Я потерла онемевшую руку, которую придавила ночью.

Все нормально. Просто кошмар, никак не связанный с реальностью. Да и с алтарем Возмездия сны были всего лишь совпадением.

Ребята крепко спали, и я тоже постаралась уснуть, но только ворочалась на твердом спальном месте. Несмотря на кошмар, мне хотелось обнять Кейела. Убедиться, что с ним все хорошо.

Рассвет ждала под полной луной, облокотившись на валун и глядя вдаль. Низина, где я вчера побаловала добрым делом Айссию, заросла кустарниками, но какими именно, ночью разобраться не получалось. Сверчок, забившись где‑то в скалах, не прекращал песню ни на секунду. Звездное небо напоминало о Земле, но, как я не высматривала, ни одного схожего с нашим созвездия не отыскала. Стая летучих мышей пронеслась над головой, и я невольно поежилась, натянула плед на плечи повыше. Сколько еще до рассвета? Не усну…

Шумно выдохнула, разглядывая долину. Туман на время рассеивался, а сейчас снова сползался, но высокий силуэт, направляющийся к нам, я все же заметила. И Тоджа узнала безошибочно.

Один?.. Где Кейел? Где он, черт возьми?!

Долго присматривалась, но не видела движения за головой ящера. Плед беззвучно упал на камни. Я сбежала по уступу, бросилась навстречу Тоджу. Вскоре остановилась на пригорке, прижимая руки к груди и кусая губу. Кейел прислонялся к шее Тоджа и что‑то нашептывал ему. Лениво, будто тяжело, спрыгнул с ящера и направился ко мне.

– Аня, – прошептал, обнимая так крепко, будто мы расставались на долгие годы, – думал умру, если не увижу тебя.

Приподнял над землей, дыханием пощекотал ключицу. Я обхватила его за шею, коснулась носом спутанных волос, жадно вдохнула непривычный аромат. Немного терпкий, сладкий, но сладость эта с неприятным душком. На лице после объятий остался влажный след. Кейел поставил меня обратно на землю, и я провела по щеке пальцами.

– Что это? – улыбаясь, отстранилась от него. Не дожидаясь ответа, пошарила ладонью по куртке: что‑то присохло, шелушится, а надавить чуть сильнее – и пальцы смочены. Мизинец зацепился за дырку. Я отклонила голову в сторону, позволяя луне осветить грудь Кейела. Вдохнуть забыла. Липкий страх коснулся спины, пошевелил волоски на затылке.

– Упал, вымазался, – Кейел чмокнул меня в скулу. Взял мою руку, стиснул ее, убирая от куртки. Не обращая внимания на замешательство, повел за собой. – Тут озеро есть. Нашли его?

Выглядит так, будто его кто‑то грыз, раздирал и рвал на нем куртку. Это уже даже не куртка – тряпка на выброс. И лицо, шея… Как я сразу не заметила кровь? Под глазами чернота, переносица разбита.

– Нашли, – глухо ответила, отворачиваясь.

Тодж следовал за нами. Он вел себя непривычно тихо, как‑то пришибленно: голову к земле клонил низко, ступал осторожно, ни разу не проворковал.

– Я проголодался. С ужина что‑нибудь осталось?

– Каша.

– Несерьезно.

Лунный свет выхватил кривую улыбку на разбитом лице. Блеск в глазах отталкивал холодным равнодушием, но горячая рука крепко сжимала мою руку. Так держат тогда, когда больше не за что держаться.

– На мясном бульоне, – добавила я.

– Принесешь к озеру?

– Принесу.

Пока Кейел расседлывал Тоджа, поглаживая его морду, я, прислонившись плечом к каменному входу и скрестив руки на груди, наблюдала за ними. Привычная тоска расползалась в душе, портила и без того плохое настроение.

Ящер из далекого прошлого и вольный наемник… Похожи на звезды? Подняла глаза к небу. Похожи. Я вижу их так же отчетливо, но понимаю, что они на самом деле далеко от меня. Снова посмотрела на Кейела: он прильнул лбом к морде Тоджа и что‑то опять нашептывал ему. Еще больше они похожи на воспоминания. С лунным холодом.

Мы из разных миров, у нас разные цели, разная жизнь. И только одна дорога на двоих. Только одна. Второй не будет.

Я сглотнула горький ком и поспешила внутрь до того, как Кейел заметит выступившие слезы. Глаза Ромиара светились ярче угольков в костре. Он кивнул сначала мне, потом глянул поверх моего плеча и кивнул повторно. Спрятал дротик под плед и лег спать дальше.

Котелок стоял в углу пещеры, моя сумка лежала рядом. Я подхватила и то, и другое, крадучись направилась к озеру. За поворотом призвала Охарс и поспешила к Кейелу, уже не удивляясь, что он прошел мимо всех в абсолютной тишине.

Свод давил, заставлял склоняться, проход сужался, но за очередным поворотом стены разошлись. Донеслись всплески воды. На крохотном берегу валялась одежда Кейела. При свете Охарс я смогла убедиться, что куртку даже залатать не выйдет, как, впрочем, и рубашку. Штаны можно отстирать, а сапоги из кожи какой‑то там нечисти переживут даже апокалипсис. Кейел стоял по пояс в воде и отдирал запекшуюся кровь на груди. Рваные раны от чьих‑то зубов на плече некрасиво блестели.

Колени коснулись сырого камня, котелок едва слышно стукнулся донышком.

– Я принесла мыло и мази.

Кейел замер и, явно выдавливая улыбку из себя, повернул ко мне голову.

– Совсем забыл о них, – с шелестом воды, направился ко мне. – Я справлюсь, иди отдыхай.

Я расставила на полу флаконы. Вынув склянку с мылом, подала Кейелу. Смотрела, как он отмывает припекшуюся кровь. Его руки дрожали, а мышцы лица дергались, словно он старался не скривиться. Когда‑то мы проходили через подобное. Кем бы Вольный себя не считал, но он обычный человек, который имеет право пожаловаться и выразить через эмоции боль. Я сняла штаны. Оставаясь в одной рубашке, спустилась в озеро. Теплая вода погладила бедра, быстро впиталась в рубашку. Кейел следил за мной, но не прогонял. Я приблизилась к нему, отобрала мыльную тряпочку. Стараясь не смотреть ему в глаза, тихо сказала:

– Я помогу.

Он вздохнул и больше не двигался. Кровоподтеки расползлись пятнами по всей спине, кровь сочилась из глубоких ранок.

– Так не пойдет, – прошептала я.

Мы перенесли флаконы, котелок и тряпочки на небольшой уступ над озером. Расселись на мелководье. Пока я смывала кровь и обрабатывала ранки, Кейел ел. Айссия отозвалась легко, но вот затягивать ранки оказалось непросто. Руки разболелись после двух разодранных. После нескольких появилась одышка, сердце застучало в висках. Вскоре разболелась спина так, будто я перенимала чужую боль. И, кажется, в прямом смысле отдавала свои силы Кейелу.

Он отставил изрядно опустевший котелок, повернулся ко мне, окинул хмурым взглядом и произнес, перехватывая руку:

– Хватит.

– Не могу смотреть на твое лицо, – призналась я.

– Не смотри, я не обижусь, – усмехнулся, но послушно опрокинул голову на уступ и закрыл глаза.

– На шее не проходит шрам, – провела пальцем по тонкой белой полоске, пролегшей чуть выше кадыка. – Айссия не сводит.

– Одним больше, одним меньше.

Мы снова замолчали. Я не знала, что ему говорить. Будь у нас другая жизнь, закатила бы скандал, заперла дома и требовала с него обещание не влезать в сомнительные дела. Но у нас нет другой жизни.

– И даже ни о чем не спросишь? – прошептал Кейел.

– А ты ответишь?

– Не знаю.

Когда захочет рассказать, расскажет сам, а так допытываться бесполезно. Бирюзовые нити истончались, а руки гудели, болели. Я не понимала, как действует Айссия, и все ли правильно исцелялось. Духи просто исполняли мое пожелание, вытягивая из меня бодрость. Зевнув и тряхнув руками, я хотела потащить Кейела на сушу, чтобы осмотреть его еще раз и нанести целебные мази, где ранки не затянулись до конца. Однако Вольный насторожил. Я погладила его по плечу, подушечки пальцев коснулись шрамов на щеке.

– Кейел, – негромко позвала я.

Он встрепенулся, мгновенно открыв глаза. Уснул?

– Полотенце в моей сумке, – поймала его растерянный взгляд. – Я постираю твои штаны и приду.

– Иди ко мне, Аня, – притянул к себе. Обхватив мою голову ладонями, поцеловал. Отстранился и, глядя в глаза, сказал: – Спасибо. Через пару дней доберемся до поселения, там сможем отдохнуть. И там же выберем тебе лиертахона, а потом сразу на север.

Снова поцеловал меня и, окинув пещеру сонным взглядом, попросил:

– Не задерживайся.

Глава 4. Вестница духов

Кейел.

– Не бойся, – фангра сжала мое плечо, – духи не убийцы.

Я скинул ее руку, снова посмотрел на Аню. Под ворохом пледов виднелась только голова: слипшиеся от пота волосы разметались на скомканном ворохе одежды, лицо стало бледным, отдавало синевой.

– Ты, как и другие, не имеешь понятия, на что они способны, – поднял глаза на Елрех.

Как и я. Я тоже не думал, что они подвергнут Аню такому риску.

Фангра свела белые брови, поджала губы. За последние периоды сеть возраста на ее коже заметно углубилась. Полукровка сильно привязалась к Ане и переживает, как за единственную родную и близкую в этом мире.

Как и я.

Она сглотнула и сказала:

– Я присмотрю за ней, а ты сходи проветрись. Нет твоей вины в том, что с ней случилось.

Кулаки сжались непроизвольно. Я склонился к фангре так, чтобы видеть ее глаза вблизи.

– Вины нет?! – полушепотом уточнил. – Ты настаивала, чтобы я рассказал ей обо всем. Я не послушал.

– Ты опасался, что она будет сдерживаться, – отступила на полшага.

Даже гордая фангра боится. Пугаю всех вокруг. Когда‑то это казалось правильным, так почему сейчас раздражает? Будто я монстр, похуже всякой нечисти.

Полукровка все же вскинула голову и упрямо произнесла:

– Асфирель не добилась бы такого успеха, а ее жизни уже ничего не грозит.

Асфирель… Невинный рассвет. Фангра могла бы придумать более подходящее имя. Я скривился и, направившись на улицу, сказал:

– Если бы послушал тебя, ее жизни ничего бы не угрожало. В следующий раз настаивай на своем до последнего.

Упрекать себя мне еще не доводилось. Духи Фадрагоса!

Солнечный свет ослепил, свежий воздух заполнил легкие. Прищурившись, я разглядывал долину. Потер шею, вспоминая жалобу Ани, что Айссия не сводит шрам от кинжала. Слепец. У нее просто не осталось сил. В тот момент она отдавала мне последние крохи.

Молодая роща выросла на пустыре за сутки: тополи уже готовились раскрыть почки, птицы осторожно слетались отовсюду. Вереск цвел.

Я сбежал по камням, вспоминая, как трещали молодые деревья. Они поднимались из‑под земли на глазах, и это ужасало, отгоняло всех от нашей стоянки. Я снова остановился. Ромиар набирал воду в котелок из ручья, которого вчера еще не было. Многочисленные ключи пробились из‑под земли на закате, а сегодня вода журчала так естественно, будто всегда была тут. На этом месте за считанные дни родилась жизнь, появилось пристанище для многих. Я оглянулся на темный проход пещеры.

Аня едва не умерла.

* * * 

Аня.

– Тоджа нужно отпустить, – Кейел извиняющееся улыбнулся.

Я покачала головой, вцепившись в седло покрепче.

– Не смогу идти сама.

– Я помогу.

Он протянул руку; взгляд стал донельзя настойчивым. Я запрокинула голову, рассматривая голубое небо, виднеющееся между листвы деревьев. За что же мне все это?

Тодж подо мной проворковал, потоптался, будто понимал, что скоро избавится от надоевшей ноши. Кейел не торопил: все так же протягивая руку, молча ждал. Я выдохнула, потерла лоб и, собравшись с силами, ухватилась за его руку. Позволив себя стащить с ящера, вцепилась в рубашку Кейела и с трудом устояла на ногах. Мгновенно выступил холодный пот, подогнулись колени, задрожали руки, но, что радовало, голова больше не кружилась.

– Осторожно, – Кейел обнял меня. – Мы никуда не спешим, привыкни.

– Я не понимаю: зачем такая сила, если она способна убить носителя?

Его ладони согревали поясницу, дыхание щекотало щеку.

– Ты просто не знаешь, как с ней справляться. Если бы знал, что накануне ты уже призывала Айссию, то не позволил бы исцелять себя. Духи забрали много сил.

Даже представлять не хотелось, сколько они выпили из меня. Казалось ведь, что я просто устала. Отстирала штаны и сразу отправилась к Кейелу. Планировала подремать, пока он отдыхает, но заснула беспробудно. Проспала четыре дня.

Кейел опять сидел возле меня, как после убежища Стрекозы. Сидел… Тогда, в трактире, мне казалось, что это даже романтично. Однако не зря сиделкам на Земле платят деньги. Вольный перетащил меня к пещерному озерцу и никого, кроме Елрех, туда не впускал. Я очнулась, когда он протирал мои ноги влажной тряпкой. Ни о чем спрашивать не хотелось, только скорее забыть обо всем. Даже новости о моем неожиданном успехе совсем не порадовали и стыда не поубавили.

– Кейел, я больше не хочу так, – прошептала, уткнувшись носом в его плечо. – Не хочу лишаться сил. Они возвращаются, но так медленно.

Со спины донеслись возгласы ребят, и я постаралась расслышать голос Елрех. Совсем скоро понадобится ее помощь. Женские проблемы нагрянули в дороге, а зелья все еще пить нельзя. Местные спасались подобием ваты – жутко неудобно, и тащить за собой Кейела к воде я не хочу.

– У соггоров бытуют легенды, – проговорил он. – В одной рассказывается, как несколько магов месяц укрывали город от пламени драконов, во второй – как архимаг день пел песню духам, а потом за считанные секунды расколол гору. Никто из них не умер после такого, а значит, силу можно выделять порционно, а не слепо отдавать всю. Ты научишься, Аня.

– Я не могу, – прижалась щекой к его плечу.

– Тебе просто страшно. Духи пользуются твоей неопытностью.

Кажется, ею пользуется весь Фадрагос.

– Мне нужно расседлать Тоджа. Сможешь постоять, или тебя посадить на землю?

– Я справлюсь.

Каждый шаг отдавался гулким сердцебиением. Кейел подвел меня к дереву, помог прислониться и вернулся к ящеру.

– Ты говорил, что мы уже почти пришли. Тоджу не помешало бы тоже отдохнуть.

Он расслабил подпругу, отступил и, привстав на носочки, свистнул.

– Подожди немного. Не хочу повторять для всех.

Ребята подошли к нам, когда Тодж скрылся в кустах. Кейел собрал амуницию и направился к старому дубу. Долго копался в его корнях, пока не раскопал мешочек, а затем забросал ветками седло. Встал на толстом корне и вытащил из грязного мешочка три гильдейских знака: меч лежал на треугольном щите.

– Лесная охрана? – удивилась Ив, прекратив вытаскивать веточки из волос. – Откуда у тебя их знаки?

– Какое сейчас это имеет значение? – вскинул бровь Кейел.

– Ты убил их, – скрестила руки на груди Елрех.

– Они хотели убить меня, – улыбнувшись, склонил голову к плечу.

Ромиар прислонился к стволу возле меня и спросил:

– Зачем нам знаки?

– Вольный, ты пока единственный радуешь.

Кейел бросил в мою сторону мимолетный взгляд, и улыбка его сползла.

– Милая фангра, я не зверь. Один из служителей пообещал, что приведет меня к тем, кто знает многое об Энраилл. Думаю, Фаррд продал информацию и ему тоже, а может, воровка. Неважно, – убрал прядь волос за ухо. – Он обещал, а потом я подслушал, куда они на самом деле вели меня.

Постучал носком сапога по дереву, покрытому мхом, и продолжил:

– Тут неподалеку поселение, – криво улыбнулся, исподлобья наблюдая за нами, – культ Энраилл. Они давно хотят меня поймать.

Ромиар хмыкнул, покачал головой. Елрех нахмурилась, интересуясь:

– Ты был у них?

– Я должен знать, кто за мной охотится, – Кейел пожал плечами. – Представился Торвардом, показал знак и сказал, что их друг умер, но перед смертью успел кратко рассказать мне обо всем. – Развел руками, заключая: – Это был успех.

– Лесная охрана сотрудничала с культом Энраилл? – Казалось, Ив потеряет сознание от новости о предательстве правоохранительных органов.

– Тодж слишком приметен, – Кейел посмотрел на Елрех: – и ты тоже. Извини, но тебе придется пожить в лесу.

Елрех кивнула.

– Мне привычно.

– Вы вдвоем пойдете со мной, поддержите легенду и… на всякий случай.

Ромиар повернул ко мне голову и спросил:

– А она?

– Тоже с нами, – ответил Кейел. – Ей обязательно нужно попасть в поселение. Только метку и седину придется спрятать.

– И как это сделать? – переминалась с ноги на ногу Ив, сжимая рукоять кинжала, которым почти не пользовалась.

Кейел улыбнулся мне, а потом посмотрел на Елрех.

– Превратим ее в вестницу духов.

От заинтересованных взглядов, направленных на меня, я поежилась. Тихо спросила:

– И что я должна делать?

* * *

Ветерок касался обнаженного тела. Я сидела на коленях и, упираясь руками в землю, смотрела в отражение озера. Черты лица едва угадывались – их скрывали бело‑черные узоры, и только на губах протянулась вертикальная красная полоска. В волосах чувствовалась комьями хна, усиленная какими‑то толченными грибами.

– И когда все это смоется?

Елрех перьями наносила узоры на спину, щекотала кожу.

– Пока вас не будет, я сделаю настойки. Уберем краски сразу же, как вернетесь. В крупных городах они все равно не помогут. О нас и без тебя все знают. Повернись. Рисунки должны быть повсюду. И не бойся, если тебе предложат отмокнуть в горячей воде. Кровь заканчивается?

Я с трудом пересела и попросила:

– Хоть мы и подруги, но давай не будем обсуждать такие вопросы.

– Опять ведешь себя как уважаемая эльфийка. Только они и скромничают по поводу и без него, а потом так же тихо страдают от надуманных проблем.

Никаких балахонов на меня надевать не стали, но сказали, что придется разуться. Кейел всего лишь за вечер из палки выстругал кинжалом подобие посоха. Вот в него я вцепилась с радостью и сразу налегла всем весом, проверяя прочность и разглядывая искусную резьбу узоров.

– Когда‑то подсматривал за отцом, – сказал Кейел, стоя рядом. Ненадолго замолчал, закусив губу, а потом отвернулся и закончил: – До того, как услышал духов.

– Кейел, мне жаль, что…

– Ты должна рассказывать в поселении о том, что чувствуешь духов, – перебил он, – но молчать о Единстве. Это важно, Аня. Никто не должен разоблачить нас.

– Больше нигде нельзя раздобыть лиертахона?

– Нет. Только тут я видел, что их научились приручать. Никто в Обители не знает об этом. Исследовательнице будет полезно понаблюдать. Возможно, она еще не потеряла свое будущее и когда‑нибудь сможет вернуться к нормальной жизни. Кстати, – поморщился, рассматривая мою голову, – красный цвет волос тебе не идет. И эти рисунки… Не обижайся, но сейчас ты страшная.

– Ты меня не любишь, – сделала я вывод. Неудивительно, что Вольных никто не жалует.

– Нет конечно. Я же только и толкую об этом. Почему ты мне не веришь? Будто я тебя часто обманывал, – проворчал он.

Вечером Кейел отправился на разведку. Я сидела у костра, стискивала кружку с заваренной мелиссой и, глядя на пламя, как заведенная, мысленно повторяла, что спалю к чертовой матери Фадрагос, если Кейел не вернется. Спокойно вздохнула только тогда, когда он подкрался со спины, подул в шею, а затем полушепотом сказал:

– Новости хорошие: нас встретят с распростертыми руками.

– Ты сказал им, что мы придем? – удивившись, повернулась к нему. Его глаза искрились весельем.

Он переступил бревно и, присев рядом, обнял меня. Прижав к себе, коснулся губами лба.

– Предупредил, что со мной будут те, кто не знает о культе. – Высматривая ребят, проговорил: – По дороге додумал нам легенду. Где остальные?

– Девушки пытаются найти доказательства твоего преступления, – без зазрения совести сдала я. – На всякий случай.

– А Ромиар?

Сверху, с нижней ветки раскидистого дерева, донесся недовольный голос:

– А Ромиар размышляет, какой ты глупец.

Я скривилась, разглядывая хвостатую заразу. Он хоть когда‑нибудь и кем‑нибудь бывает доволен? Расселся на дереве, как на лежаке; длинные пальцы двигаются беспрерывно, прокручивая дротик.

Высокомерно глянув на нас, пояснил:

– Сказал бы, что мы тоже знаем о культе, тогда они были бы разговорчивее. Теперь всем придется играть роли в твоем спектакле. – Почесал подбородок и проговорил: – Отпусти меня, я хочу найти Ив.

– Иди, – разрешил Кейел. – Приведи всех.

– Может быть, снимешь с него метку? – прошептала я, наслаждаясь теплыми объятиями. – Ты же все равно не убьешь Ив, как грозишься.

Кейел оторвал тяжелый взор от спины Ромиара и будто бы искренне спросил:

– Почему?

А может, в самом деле искренне?

– Мне казалось, мы подружились. И она…

– Твоя подруга, – закончил за меня Кейел, глядя в глаза. – Не моя.

– У тебя нет друзей, – тихо сказала я.

– И никогда не будет.

* * *

Елрех мучила меня с самого рассвета: заплетала множество тугих косичек, вплетала в них растения и украшала мелкими зубами. Остальные, рассевшись вокруг остывшего костра и попивая горячие чаи, опять обсуждали планы и договоренности.

– Значит, нам с Ив даже притворяться не придется. А если они видели твой портрет и догадаются об обмане, тогда что будем делать?

План Кейела походил на авантюру. Во‑первых, до отдаленного поселения, о котором знают немногие в Фадрагосе, все еще не дошли новости. Во‑вторых, Кейел сам рассказал обо всем верховному жрецу и по совместительству старосте, но не забыл перевернуть информацию с ног на голову.

– Они не видели моего портрета. Кто бы им принес? К тому же вчера меня отпустили, а не закрыли в клетке.

– Давай обсудим все еще раз, – поежилась Ив, кутаясь в плед. – Мы с Роми на самом деле никакие не изгои.

– Да, – кивнул прирожденный обманщик. – Мудрецы выдали вам знаки лесных гильдий, а публично выставили изгоями, чтобы вы отыскали Кейела.

– Тебя, – одновременно с ним закончила Ив.

Елрех потянула чуть сильнее, я цыкнула, наклоняя голову набок.

– Нет, – усмехнулся Вольный. – Забудь мое имя, эльфийка. Я Торвард. Если будет проще – Тор.

– И тебя приставили к нам сопровождающим.

– Не к вам, а к вестнице духов, – подмигнул мне Кейел. – Она помогает отыскать Вольного и бывшую любовницу правителя. Как только вы разыщите беглецов, то разделитесь, и тогда она должна следить за вами. Это ее миссия.

– Нас объявили изгоями, чтобы повысить доверие изгоев к нам, – пояснил Ромиар взволнованной Ивеллин. – Если будут задавать вопросы, тебе все равно нужно отвечать только одно: я дала клятву о неразглашении.

– Но он ведь все им рассказал, – тяжело вздохнула она.

– Я должен был подкупить их ценной информацией. Иначе наш визит был бы подозрительным.

– Думаешь, он стал менее подозрительным? – фыркнул Ромиар.

Я не встревала. Свою роль запомнила хорошо и не сомневалась, что справлюсь.

– Как долго вы там пробудете? – поинтересовалась Елрех и, хлопнув меня по плечу, сказала: – Готово.

– Как только приручим лиертахона, уйдем. Наверное, тебе придется подождать несколько рассветов.

Своего отражения я не искала. Ожидая, когда ребята соберутся, теребила клык лиертахона, мое неизменное украшение. Сейчас он показался важным: когда‑то давно я помогла Елрех убить ящера с крыльями летучей мыши и хвостом, разрезающим стволы деревьев, как нож масло. Елрех отдала мне этот клык, разделяя добычу, признавая, что я причастна к победе.

Кейел поправил ремешок ножен, чуть потянул меч, а затем подошел ко мне и подал руку.

– Пора.

Через пару часов мы вышли на еле заметную колею и остановились перед массивными воротами. Из‑за высокого частокола выглянул фангр и кивнул Кейелу. Вскоре донеслись голоса, послышался скрежет, стук и в конце – скрип. Двое крепких мужчин открыли дверь в воротах, безмолвно пропустили внутрь. Небольшая вооруженная мечами группа стояла сразу у входа. Широкоплечий мужчина, человек, выступил вперед и склонил голову. На тонких косичках в светлой длинной бороде засверкали серебром крохотные заколки.

– Гости у нас нечасто, – хрипло произнес он, с интересом поглядывая на Ив. – Давно не захаживал к нам, Торвард.

– Служба, – отмахнулся Кейел, пожимая ему руку.

– Вяз, – представился мужчина, по‑прежнему не сводя взора с Ив.

Ее уши дернулись, а улыбка вышла нервной.

– Ивеллин, – она сложила руки за спиной. – Я не помню вашего поселения на карте.

– Такая мелочь, – протянул Вяз. – Оно не стоит изменений.

– И место тут неспокойное, – поддержал Кейел. – Сегодня на карту нанесли, а завтра путники застанут только пепелище.

Вяз кивнул.

– Васоверги часто драконов выгуливают. Вон гляньте, – указал ручищей на стену, – гарпунные пушки на каждой вышке.

А вышек было предостаточно… Я осмотрелась. Вдоль частокола помосты, на них снует народ. Все вооружены, крепкие, будто викингов из фильмов сюда перетащили. Даже эльфы тут выглядели, как эльфиоры: широкие плечи, утонченность только в ушах и осталась. Все посматривали на нас косо, с подозрением.

– Откуда столько пушек?

– Сами научились делать. Добраться до нас тяжело. Сами видели: лес непролазный, густой, высокий, но он же от небесных хищников прячет.

– А колея есть, – укорил Ромиар, продолжая крутить головой. Он даже не скрывал, что акцентирует внимание на оружии мужчин, на подъемах на стену и прочую угрозу или путь к бегству.

– Неподалеку почва хорошая, духи там землю любят. Мы огороды и разбили. Жить же ж надо как‑то. На одном мясе долго не высидишь. А чего ж мы стоим у ворот? Я вас к старосте проведу, а потом к ребятам своим вернусь.

Бревенчатые дома в поселении росли ввысь, теснились так, что с одного окна к другому можно было рукой дотянуться. Но после каждого пятого дома оставался зазор, где под навесом стояли лавки с утварью: лохани, стиральные доски, комоды. По центру таких полян были колодцы. Вокруг, на простеньких сушилках, качалась выстиранная одежда. Женщины шустро сбивались в кучки, шептались, разглядывая нас. Шикали на любопытных девушек и гнали их в дом.

– Вы всех подряд за ворота пускаете без проверки? – назойливо интересовался Ромиар, вышагивая с гордо приподнятой головой, будто столичный ревизор.

– Далеко не всех, – протянул Вяз, сворачивая по узкой дороге. – Иногда такие приходят, что страшно к воротам подпускать: не то нечисть, не то полужилец больной. Да только ж с вами Торвард, а он у нас ни единожды бывал. Вести нам приносит из обителей. Пусть старосте говорит, зачем вас привел, а мое дело малое: за постовыми следить да за порядком.

Дом старосты по сравнению с другими казался хоромами. Широкое крыльцо, большие окна, а на втором этаже даже балкон имелся. Колодец был высоким, на столбах русалки, вырезанные из дерева. Беседку по центру двора увил виноград с темными гроздьями. У низкого забора два полуобнаженных эльфа, поигрывая мышцами и с улыбкой перекидываясь фразами на певучем языке, кололи дрова. Увидев нас, замолчали, переглянулись. Тот, что с топором, перебросил черную косу за спину и первым выступил вперед.

– Торвард, – кивнул он, вытирая свободную руку о закатанные штаны. Протянул ее Кейелу, – не прошло и нескольких периодов.

– Меня отправляли по службе в другие регионы. Я не забыл о вас.

Второй эльф смутил пристальным взглядом и едва заметной улыбкой. Он тоже пожал руку Кейелу, затем Ромиару и после поклонился нам с Ив, представляясь:

– Я Крисвет. – Указал на того, что с топором, – Это младший брат Далир.

– Полукровки? – нахмурилась Ив и сразу же смутилась. – Извините, просто имена не эльфийские. Меня зовут Ивеллин, а это Ромиар.

– Наша мама человечка, но мы не стыдимся.

– Мы любим ее, – поддержал Далир. – Не все люди злы и коварны.

– Вы необыкновенны, – уставился на меня Крисвет. – Как ваше имя?

– Духи отобрали мое имя, – сказала я, крепко сжимая посох. – Зовите меня Вестницей, этого достаточно.

– Вы вестница духов? – брови Далира поползли вверх.

– Отец дома. Проходите, – спохватился Крисвет.

А играть парни умеют: растерялись так натурально, что даже Ромиар покосился на Кейела. Видимо, как и я, засомневался, что в поселении о нас знают.

Прохлада окутала сразу же, как мы вошли в дом. Запах выпечки смешался с ароматами трав. Темноволосая женщина в скромном платье спустилась по лестнице, озадаченно осматривая нас.

– Разувайтесь, проходите в дом, – приглашал Далир, натягивая на себя рубаху. – Тут можно оставить оружие. Никто не тронет.

– Ма, накрывай стол! – звучно произнес Крисвет. – Я отца позову.

Я присела на лавку возле Ив, молча наблюдая, как она стягивает сапоги. Неподвижно ждала, когда прихожую освободят Вольные. Жена старосты приглашала всех в комнату.

– Вестница, – с почтением обратился Далир, вытирая полотенцем подбородок. – Почему не проходите внутрь?

Я поджала пальцы на босых ногах.

– Мне бы ноги помыть.

В этот раз шла по лесу так, будто была обута в мягчайшие тапочки: ни иголки, ни шишки, ни ветки – ничего ни разу не впилось в стопы.

Без лишних вопросов Далир притащил лохань и полведра воды. Вручил ковш, поставил лохань у моих ног и налил воды. Прежде чем он успел открыть рот, я потянула за тоненький, едва ощутимый, но крепкий поводок. Илиал вспыхнули прямо в воде, подогревая ее. Эльф поднял на меня зеленые глаза и полушепотом спросил:

– Вы такая же, как Вольные?

– Нет, – тихо ответила. – Но духи лучше знают, как поступать со мной. Моя жизнь принадлежит им, – в глазах потемнело, но я договорила: – По их воли я пришла сюда.

Сердце екнуло. Подавившись воздухом, я закашляла.

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Да.

Далир долго не отводил взгляда, а затем поднялся, обронив короткое:

– Я принесу полотенце.

Кейел вернулся за мной, когда с лестницы донеслись голоса. Помог мне подняться и провел следом за остальными. В просторной комнате стоял длинный стол, застланный белоснежной скатертью. Хозяйка и утонченная эльфийка хлопотали, таская горшочки из темной кладовой, кувшины и миски с овощами. Оттуда же выходили ребята, вытирая руки чистыми полотенцами. Староста появился, когда все рассаживались по местам. Черные волосы немолодого эльфа блестели легким медным оттенком, медовые глаза согревали радушием, а сильный голос ласкал бархатом. Звали старосту Итенсилем.

– Как удачно мы сегодня припозднились с завтраком, – произнес он, накладывая вареных овощей к омлету. – Что привело вас к нам?

– Мы следовали за вестницей, – ответил Ромиар и, не удержав смешка, едва не поперхнулся молоком.

Итенсиль посмотрел на меня, ожидая ответа. Я выдерживала паузу, словно прислушивалась к духам.

Крисвет, усевшись справа, порывался ухаживать за мной. Кейел, с левой стороны, с каждым предложением эльфа, доложить мне чего‑нибудь в тарелку, вздыхал все тяжелее, громче – несдержанней. Ромиар, наблюдая за ним, тщательно прятал улыбку за кружкой с молоком, но насмешка в волчьих глазах не смогла бы сбить с толку даже меня. Ивеллин сидела между ним и Далиром, то и дело поглядывая по сторонам, словно пыталась высмотреть в доме старосты намеки, что он верховный жрец опасного фанатичного культа. Замыкали застольный круг скромная жена старосты, Ирда, и их младшая дочь, Эда.

После долгой паузы, наполненной стуком вилок и ложек по глиняной посуде, я ответила:

– Духи ведут меня.

– Они не сказали, зачем привели вас к нам?

– Духи не говорят со мной, – приподняв подбородок, произнесла я, – они ведут меня.

Морщинка на секунду появилась на лбу Итенсиля, уши оставались неподвижными. Он отпил травяного чая и вкрадчиво проговорил:

– Простите, Вестница, я не хотел вас обидеть. Вольные, – бросил взгляд на Ромиара, – нечасто встречаются в жизни, но слухи полнятся их деяниями. А Вестницы столь редки, что узнать о них удается лишь из легенд.

– Мы появляемся тогда, когда духам нужно молвить.

– Вы совсем ничего не едите, – тихо проговорил Крисвет, склоняясь ко мне. – Может, хотите чего‑нибудь сладкого: варенье, мед…

– Вестница не любит мед, – встрял Кейел, откинувшись на спинку стула. Дружелюбно улыбнулся и мягче пояснил: – Плохие воспоминания.

– Вас кто‑то обижал в прошлом? – полюбопытствовал Далир, подливая Ив молока.

– Мое прошлое отняли.

– Совсем? – нахмурился Итенсиль.

Я открыла рот, но застыла: ни вдохнуть, ни выдохнуть не получалось. В ушах запульсировало, а мир застелило сапфировое марево. Ромиар, глянув на меня, перестал улыбаться и заметно напрягся. Упираясь в стол, я поднялась и тепло улыбнулась.

– Духи не правят Фадрагосом, Итенсиль. Фадрагос правит духами. Они ведут меня мягкими тропами, – замолчала, приподнимая подбородок выше, будто поставляла лицо солнцу. – Но так было не всегда. У меня отобрали семью и будущее, имя опорочили, гордость разбили. Я топталась на осколках, пока не привыкла к боли. Пока не отреклась от всего, что любила в себе. И потеряв все, обрела путь к вере. К самой сильной вере, какую только можно придумать. Мое прошлое отняли, но подарили тайну, а в ней – знания. Я несу ее в своем сердце, – прижала руку к груди. Слезы потекли по щекам, голос стал громче: – В нужное время я разобью сердце, чтобы освободить тайну и подарить знания достойному. Вестницы следуют за духами, но не служат им. Так было всегда. Мы рождаемся слабыми от чувств и ослепленными жадностью. Наша дорога извилиста: она калечит ноги, бьет по рукам, а после рвет душу в клочья. Но она нужна нам. Она помогает прозреть, – сглотнула горький ком, с трудом удерживаясь на ногах. – Только зрячий способен увидеть тернистый путь, проложенный собственной смертью.

Ивеллин выгляделаозадаченной, Ромиар побледнел, а Кейел, низко опустив голову, замер. Я рухнула на стул и, спрятав лицо в ладонях, разрыдалась. Сердце колотилось, в груди сжималось. Меня трясло.

Я никак не могла остановить слезы, живьем оплакивая себя.

Завтрак был безнадежно испорчен. Кейел услужливо предложил мне прогуляться, подставляя руку. Птицы щебетали, ветер гнал облака по небу, шелестел травой. Жители провожали нас заинтересованными взглядами. Никто из нас не спешил начать разговор. Между нами росло безмолвное напряжение.

Мы остановились под яблоней. Кейел помог сесть на мягкую траву, походил немного из стороны в сторону, а затем опустился рядом и шумно выдохнул. Нервно убрал волосы за уши и, положив руки на колени, сцепил их в замок.

– Утром ты дословно повторила все фразы, которые должна была произносить. И ты ни разу не ошиблась, – он старался говорить мягко, но удавалось ему с трудом. Костяшки пальцев на его руках белели от силы, с которой он сжимал их. – Опустим тот факт, что с Ромиаром вы на самом деле ближе, чем показываете.

– Что? – растерялась я.

Кейел резко повернулся ко мне и со злостью в глазах продолжил:

– Вольные не должны рассказывать о заветах другим.

– О каких заветах? – смяла траву в кулаках.

Он склонился и заговорил тише, обдавая губы жарким дыханием:

– И тайна Аклен'Ил. Зачем ты произнесла ее при посторонних? А если кто‑то…

– Кейел! – прошептала. – Пожалуйста… – голос дрогнул. Пережитый за завтраком испуг возвращался. – Это не я.

Злость в его глазах не исчезла, но притупилась.

– В каком смысле?

Я покачала головой, вспоминая, каким безвольным было сознание.

– Это была не я.

Глава 5. Кнут и пряник

Мягкий матрас, большая подушка, шерстяное одеяло, а постельное белье скрипит от чистоты. Я нежилась в полумраке и прохладе гостевой комнаты. Еще бы Кейела под бок, но его и Ромиара отправили спать на чердак. Ивеллин определили в соседнюю комнату. Темная занавеска на единственном окне почти не пропускала свет и не позволяла даже примерно понять, что на улице: утро или полдень. Мысли роились в голове, скакали с одной темы на другую.

Вчера по просьбе Кейела меня никто не трогал. Он был озадачен моими словами, расспрашивал о чувствах, ощущениях, но выводов из услышанного так и не озвучил. Только уверял, что с Единством я проживу гораздо дольше, чем все остальные. Намного дольше. Однако я не просто предчувствовала собственную смерть, а будто уже знала, как это – умереть. Откуда‑то понимала, что куда бы ни свернула и как бы ни убегала, приду к концу своего пути. Совсем скоро приду.

Перевернувшись на спину, подложила руки под голову и закрыла глаза.

Наверное, влияние Единства вызывает стойкую уверенность, что речь, высказанная за завтраком, – не бред спятившей девицы, а самая настоящая правда. Не сойти с ума при всех обстоятельствах было бы странно.

Духи истощили организм, выпили жизненную энергию. Я так долго спала и то, что рассказывала Елрех… Возможно, летаргический сон? Какие у него последствия? Надо было поступать в медицинский. И полезнее, и совесть заведомо чище… Даже пусть в оценке посторонних.

– Показательность тоже неплохо, правда, Аня? – ехидно спросила и шепотом призналась: – Виновна.

Дурное предчувствие заставляло жалеть о прожитом, но одновременно приносило облегчение. Допустим, я вернусь домой – это даже не полшага. Сомневаюсь, что смогу вернуться к прошлой жизни. Может, к лучшему, если все оборвется тут.

В дверь постучали.

– Вестница, вы не спите? – тихо поинтересовались с той стороны. – Все уже позавтракали. Отец хотел бы с вами поговорить.

Натянув одеяло до подбородка, выкрикнула:

– Скоро буду.

– Не торопитесь. Если что‑то понадобится, дайте знать.

Какие учтивые…

Я полежала еще пару минут, разглядывая зеленое платье, раскинутое на комоде. Хозяйка уверяла, что оно новое и самое нарядное, какое было у ее дочери. Вестницу встретили словно небесную.

В дверь поскреблись. Я нахмурилась, но решила подождать. После недолгой тишины поскреблись повторно, вынуждая подняться. Тяжелая задвижка скрежетнула, дверь скрипнула. Кейел с широкой улыбкой заглянул в щель.

– Впусти.

– А если кто‑нибудь увидит? – шепотом возмутилась я.

Он вошел, закрыл за собой дверь и повернулся ко мне. Глянув на лицо, чуть скривился, но, покачав головой, обхватил меня за талию. Я отступала к кровати, с каждым вдохом собираясь остановить Вольного, но с каждым выдохом скользила руками по его груди выше. В итоге обняла за шею и прошептала:

– Доброе утро.

– Здравствуй, Аня, – усмехнулся. – Я скучал.

Спина коснулась матраса, длинная рубашка съехала с бедер. Я обхватила ногами талию Кейела. Он навис надо мной; от его тела исходил жар. Дыхание согрело губы, донесло запах ванили и выпечки.

– Они хотят забрать тебя, – продолжая улыбаться, тихо сказал и поцеловал в уголок губы.

– Куда забрать? – погладила большим пальцем шрамы на его щеке, вытягивая шею, подставляя ее для частых поцелуев.

– У меня забрать. Итенсиль решил, что Крисвету пора жениться. А тут вестница пришла, – уткнувшись в волосы у виска, беззвучно рассмеялся. – Сказочная вестница в женах у будущего верховного жреца. Как тебе?

Я поежилась от легкой щекотки и наигранно произнесла:

– Какое невежество! И что же ты, бесчестный Вольный, собираешься делать? Это же верховный жрец культа Энраилл и его сыновья. Такие соперники! Как ты будешь противостоять им?

– Для начала, – приподнялся на локтях и заглянул в глаза, – хочу убедиться, что моя вестница довольна мною.

– Ну не знаю… – прищурилась, потом на манер Ромиара фыркнула: – Ты плохо ухаживаешь за своей девушкой. Когда в последний раз ты дарил мне цветы?

– Цветы? – вскинув брови, уточнил Кейел.

Я поморщилась и исправила претензию:

– Хоть какие‑то подношения, чтобы уважить моих духов. Еще когда мы не были вместе, ты добивался меня ошеломительными способами.

– В самом деле?

– Как ты мог забыть?! – округлила глаза.

– Опять обманываешь. Дурная привычка! Никогда не было ничего подобного. Всегда ты липла ко мне первая и открыто соблазняла.

– А праздник Сальир? Мне казалось, ты забыл, кому приносишь жертву.

Он хрипло рассмеялся, лаская слух.

– Так тебе дарить букеты из подстреленной дичи? Птиц какой окраски преподносить к твоим ногам, жестокая вестница?

Я накрыла рот ладонью, заглушая смех.

– Духи Фадрагоса, ты еще и хрюкаешь!

Кейел перестал смеяться первым и, приоткрыв рот, наблюдал за мной. Долго и внимательно наблюдал. Смущение охватило мгновенно, но веселье не оборвало. Я улыбалась, уставившись на плечо Кейела и подбивая пальцем гильдейский знак. Ноготок ударялся о металл, заполняя комнату еле слышным, глухим звоном. Надо что‑то сказать, заполнить неловкое молчание.

– Аня, – опередил Кейел. Перехватил мою руку и крепко сжал ее. – Ань, посмотри на меня.

Он свел брови, теплым взором обводил рисунки на лице. Заглянул в глаза и серьезно проговорил:

– Мне очень хочется обмануть тебя.

Объяснений не требовалось. И Ромиар, и Кейел относились к чувствам с таким же фанатизмом, как и к своим духам.

Покачивая головой, еле слышно попросила:

– Не надо.

И без слов сложно гнать мысли о нашем расставании. Я засыпаю и просыпаюсь с ними. Нужно ли все усложнять, забивая память признаниями?

– А если буду уверен, что это правда?

Закусила губу и, с трудом двигаясь, кивнула.

– Тогда ладно. Но только если будешь уверен, что и вправду любишь.

Из‑за улыбки болело сердце, но я боролась с собой. Кейел не улыбался. Посмотрел на наши руки и произнес:

– Не отказывай ему.

– Что?

– Скажи Итенсилю, что вернешься, когда завершишь миссию. Что попробуешь узнать его сына лучше. Возможно, соггоры снимут метку. Тут для тебя будет безопасно… – сглотнул и добавил: – если вдруг на севере не понравится.

Он прятал глаза, поднимаясь. Легко выпустил мою руку и молча ушел.

Эда накрыла стол и, пока я завтракала, нахваливала братьев. Кажется, семья жреца предоставила мне выбор между Крисветом и Далиром, лишь бы только прибрать к рукам избранную. Когда я допивала чай, эльфийка извинилась и оставила меня. Спустя несколько минут появился Крисвет.

– Ветница! – прозвучал громкий голос. – Выспались?

Как и все эльфы он был красив, а еще обаятелен, но я ничего не чувствовала, глядя на него. Улыбнулась ему и произнесла на манер заученных фраз:

– Духи торопили весь путь, но у вас я обрела покой. Силы быстро возвращаются.

Я не обманывала. До сих пор ходила медленно и придерживалась за стены, но жуткой усталости через каждые три шага не испытывала.

Поправляя широкий воротник белой рубашки, он подошел ближе и, опершись на стол, тише произнес.

– Надеюсь, ваш сон был крепким.

– Я выспалась, – улыбнулась шире. – Спасибо.

Его брови изогнулись в наигранной мольбе.

– Не поможете мне советом? – откинул черную косу за спину и склонился. – Хочу пригласить самую загадочную девушку на прогулку, но впервые боюсь отказа.

– Тогда придумайте самую необычную прогулку. Заинтересуйте девушку предложением.

Крисвет хмыкнул, почесывая подбородок, а потом с блеском в голубых глазах прямо заявил:

– Вы рискуете влюбиться.

Я хохотнула. Так меня даже на Земле не кадрили.

– Ваш отец хотел поговорить со мной?

– Намекаете на конкуренцию? Моя мама очень ревнивая, хоть с виду и не скажешь.

Мы рассмеялись вместе, а затем он подал мне руку.

– Если вы готовы, я отведу вас к нему.

Во дворе Кейел и Далир сколачивали какой‑то ящик. Рядом с ними вертелась довольная Эда, разодевшаяся в нарядное лиловое платьице. Хмурый Ромиар сидел под раскидистой алычой и что‑то выплетал то ли из травы, то ли из толстых ниток. У него под боком привычно разложила записи Ив и вносила на карту метки, иногда отмахиваясь от мух и жуков. Староста стоял у забора и общался с Вязом. «Викинг» будто отвечал невпопад и все глазел на Ив, но взаимного интереса не получал.

– Отец! – гаркнул над ухом Крисвет.

Кейел обернулся, и я поймала его колкий взгляд. Заметила, как он сжал кулаки, и едва не убрала руку с локтя эльфа, но удержалась и даже приветливо улыбнулась. Кейел тоже ответил приветливой улыбкой и кивком, а затем вернулся к Далиру и ящику.

Крисвет проводил меня в беседку, помог сесть на скамейку и сказал:

– Я буду во дворе. Если что‑то понадобится, не стесняйтесь обращаться.

Ступенька скрипнула, и Крисвет поспешил уступить отцу место. Итенсиль, пригнувшись, прошел под виноградом и поздоровался со мной. Прислонился поясницей к перилам и без отступлений к лишним разговорам произнес:

– Ваши сопровождающие рассказали мне о той проблеме, которую вы помогаете решить. Кейел… Не знаю о девушке, с которой он связался, но сам Вольный нечист на руку.

– Я знаю, кто вы, Итенсиль, – подняв голову, заявила. – Не волнуйтесь. Я умею хранить тайны.

Он сжал поручень беседки.

– Тогда вы знаете, что мы с вами преследуем схожие цели.

– Разве? – вскинула брови.

Итенсиль не спешил отвечать. Сел рядом и, глубоко вдохнув, надолго замолчал. Хмурым взглядом вперился в сцепившихся на дощатом полу осу с пчелой. Пчела пыталась выкрутиться, но оса захватила крепко. Когда жертва перестала бороться, Итенсиль уперся руками в колени и тихо сказал:

– Они не понимают, что делают. Те, кто ищут сокровищницу, находят смерть и рискуют всем миром.

– Но разве Вольный не спасает мир?

– Если только его духи не хотят разрушения. Я не боюсь их. Духов. Не боюсь, – уточнил и, легонько хлопнув по ногам, продолжил: – Знаете, я, как и вы, всего лишился, а потом обрел веру. И моя вера тоже сильна.

– Я вижу, – нахмурилась я и постаралась придать взгляду отстраненность, – в прошлом вы оставили что‑то трагичное.

Не нужно быть гадалкой, чтобы понять это. Итенсиль сам спешит поделиться со мной секретами. Надеется, что вестница поймет его?

Он пристально смотрел на меня, а затем, судорожно вздохнув, протянул:

– Оставил… – почесал тонкий нос мизинцем и более бойко заговорил: – Мы с братьями связались с искателями сокровищницы. Хотели найти ее, а потом… потом братья погибли. Одного забрала болезнь, второго убила мантикора, а я вот, – пожал плечами, – выжил. Столько невзгод пережил, а потом меня предали свои же. Я считал их друзьями. Друзьями! В таком‑то деле… А одним прекрасным вечером они решили, что я что‑то утаиваю и хочу их кинуть. Насадили меня на крюк – знаете, такой, каким ловят виверн, – а потом пытали над пропастью. Если бы не моя жена… – покачал головой. – Она храбрая женщина.

Посмотрел на окна дома, и его лицо тронула еле заметная улыбка, а тонкие морщинки на лбу разгладились.

– Ирда познакомилась с уважаемым эльфиором, – на мгновение поджал губы. – Думала, влюбилась. Подростки, молодость… Наивная дуреха, – посмотрел на дочь, что‑то щебечущую Кейелу и подающую ему кружку. – Их отношения зашли далеко, были похожи на серьезные, и она разрешила ему все. Духи свидетели, Вестница! Она и не думала, что он… После всего того, что произошло между ею, им и его… сподвижниками.

– Он был не один? – я старалась вести себя сдержанно, но все же удивилась. – Как такое могло случиться?

Желая унять проснувшуюся злость, погладила скамейку там, где через листья винограда просочились солнечные лучи. Укололась, отдернула руку и стала рассматривать палец.

– Ему предложили информацию, – Итенсиль тяжело вздохнул.

– О сокровищнице, – догадалась я, отвлекшись на эльфа. Значит, его культ построен на ненависти и, возможно, на мести.

– О ней, – сжал колени. – Ради нее он готов был продать кого угодно.

А девушка вслух разрешила возлюбленному все…

– Ирда убила одного из них и сбежала. Она, несомненно, виновна. Но, видят добрые духи, в душе она скорбит о содеянном.

– Она нашла вас в лесу, – предположила я, ногтями зацепив тонкий кончик занозы.

– Пряталась, – подтвердил эльф, наблюдая за мной. Кажется, мое занятие, немного отвлекло его от переживаний. – Жила в шалаше. Повезло, что ее бабушка была способным алхимиком и многому научила Ирду. Те, кто ищут сокровищницу, несут зло. – Посмотрел мне в глаза и спросил: – Вы понимаете это, Вестница?

Я покачала головой и ответила:

– Понимаю, но думала, вы преследуете более глобальную идею.

– Вы про войну Предков?

– Да. Я слышала о культах. Верила, что, как бы вас не боялись и не любили, вы заботитесь о Фадрагосе.

Он заметно смутился. Поежившись, отвернулся и заговорил:

– Если я буду рассказывать своему народу наши истории, они не будут так гореть. Наши истории делают нас жалкими. Если я позволю себе напоминать народу о прошлом, я разрушу все, чего достиг. Мне нужно вселять в мужчин силу, а не слабость. Но я также верю, что Энраилл не зря спрятал наработки в сокровищнице. Что будет, если такие жестокие искатели завладеют невероятным могуществом? Эта идея тоже жива в нашем поселении, и прежде всего она движет нами. Но, поверьте, многие из нас тут, потому что по вине сокровищницы лишился прошлой жизни.

– Вы убиваете не всех искателей?

– Мы их перевоспитываем. В горах есть храм, но не просите, я вас туда не поведу. Вам не место там.

– Я не просила, – улыбнулась я, вытащив‑таки занозу.

– Что будет с Вольным, когда его найдут?

– Нас интересует изгой – пожала плечами. – Девушка, опозорившая уважаемую гильдию и оскорбившую правителей и народ региона Цветущего плато. Вольный нам не нужен. Его защищают и оправдывают духи.

– Да, – протянул он и кивнул, – защита. Я нашел способ обходить ее. Тоже жестокий. Но разве искатели не заслуживают награды, которой одаривают всех на своем пути?

– В чем суть способа? – заинтересовалась я.

– Мы заставляем одного из тех, кого нельзя перевоспитать, убить второго такого же. Будьте милостивы, Вестница, отдайте мне Вольного, когда найдете его.

Я сглотнула, вспоминая способы Сиелры обходить наказание духов. Подло.

– Духи могут не привести меня к вам обратно. Не забывайте, кто я.

– Вестница… Как можно забыть? И как же трудно поверить… О вас есть только две детские сказки и одна легенда о камне. Он находится…

– В храме Солнца, – перебила я. – У гелдовов.

Ребята рассказали две легенды об этом храме. Первая мне нравилась больше…

На вершине горы, нетронутой снегом и льдом, стоял одинокий валун причудливой формы: с одной стороны будто выступали руки, ноги, туловище и даже голова с вполне различимым лицом. Сильный ветер круглые сутки переносил мимо него разных духов. Любопытные – задерживались, глупые – пытались помочь существу выбраться из ловушки. Они напитывали камень силой, бездумно растрачивая ее. Мудрые – слетались отовсюду, чтобы помочь собратьям разобраться в лукавстве природы. Ныряли в камень и выгоняли из него самых упрямых. Прямо в нем делились с ними мудростью.

Со временем затейливая часть камня впитала много силы, потяжелела и в одну из ночей откололась. Луна равнодушно взирала на то, как духи кружат вокруг осколка, суетятся, обвиняя себя в неразумности.

На рассвете доброе Солнце выслушало рассказ Луны и прониклось сочувствием. Разглядело оно ту гору и подарило немного тепла духам, согревая вместе с ними и камень. Почувствовало в нем силу, а в духах – горе, и тогда вовсе расщедрилось. Отыскало миролюбивую душу рассата, погибшего на рассвете, душу эльфа, тонко чувствовавшего природу, и самую большую душу фангры. Попросила у каждого немного души и поселила кусочки в камень. К полудню ожил он. Поднялся, отряхнулся и, ласково улыбнувшись духам, представился Гелдовом.

Вторая легенда, или история, совершенно мне не нравилась, зато имела доказательство, что она родилась не из сказок. Оставшийся камень, от которого откололся первый гелдов, стал для этой расы священным. Когда им нужен совет, они приходят к нему на рассвете и говорят с Солнцем. Так повелось с давних времен.

Однажды пришел к камню старейшина отдаленной деревни, пострадавшей от нападок васовергов и виксартов. Он пробыл там несколько рассветов, рассказывая о своей печали. Враги пленили его старшего сына и, опоив зельями, заставили сражаться на своей стороне. У парня не было шансов вернуться.

Прошла ночь после ухода старейшины, и на рассвете смотрители храма увидели руны на камне. Написано было о девушке, которая принесет весть печальную, но важную. О том, что она будет знать то, что знают только сильнейшие Фадрагоса и что недоступно остальным. Упоминалось также, что она будет хранить тайны так, как никто до нее.

Кто осквернил священный камень, смотрители не видели, поэтому стали следить за последним прихожанином – за старейшиной деревни. Месяц сменялся месяцем, но ничего не происходило. Однажды, в ничем непримечательный день, в поселении появилась девушка, молодая соггорша невероятной красоты. Она ступала мягко, босиком. Не попросила ни о чем, кроме воды, чтобы отмыть ноги от лесной грязи. В ее раскосых черных глазах отражалось небо, редкие отметины на теле говорили о трудном прошлом, а серебряные, словно стальные, волосы были заплетены в тонкие косички. Она была худой и на вид нездоровой. Никто не знал, что с ней случилось, как никто и не узнал ее имени. Долго ютилась она на окраине деревни, питаясь тем, что пожертвуют, одеваясь в то, что находила в мусоре. Пока не вернулись мародеры…

– Вестница пожертвовала собой, – рассказывал Итенсиль, хоть я и предупредила, что знаю легенду. Слушать ее повторно почему‑то было очень неприятно. – И ведь никто не понимал причин. Искалеченная скитаниями девушка, над которой смеялись, которую жалели, просто поднялась на стену и попросила обмен. Спасла слабака, подарив себя Гар’хорту.

– Гар’хорту? – уточнила я.

Ребята обходились общими фактами и не называли имен. А вот тут… Звучит знакомо.

– Вы не слышали о нем? – удивился староста. – Я думал, все знают о нем. Васоверги восхваляют его, ставят в пример молодым воинам.

– Я услышала легенду не так давно и в спешке.

– Вы… – чуть улыбнулся, – странная. Простите, если обидел.

– Ничего страшного. Я привыкла, что меня такой воспринимают.

Итенсиль сжал мою руку.

– Может, вестницы и должны быть такими. Вам даны знания, каких лишены мы, – помолчал немного, а потом вернулся к прошлой теме: – Она подарила себя самому кровожадному васовергу за всю историю Фадрагоса, – покачал головой. – Тогда страдающее от набегов поселение уже благодарило сумасшедшую девушку, а васоверги и виксарты только смеялись над ее глупым поступком. Мы не знаем, что с ней случилось после, но со временем Гар’хорт сильно изменился. Он все чаще поступал нетипично для расы, но побед за ним стало больше.

– А слабак, сын старейшины, стал первым гелдовом, который задумался, как решить вопрос с насилием, чтобы не терпеть, склонив голову, – добавила то, что знала. – Объединил несколько деревень и назвал их городом. Позже, когда таких городов стало больше, он выделил свой, назвав обителью Зари. Они оба вошли в историю, но вестница…

…даже не вспыхнула, а просто была. Где‑то там была. Пришла призраком и ушла так же. На камне написано, что вестницы очень редко будут приходить, но о них почти никто не узнает. Так и есть. Не бывает бывших Вольных, а вестниц будто вообще выдумали.

– Говорят, иногда ее видели рядом с Гар’хортом, но бледной тенью. Я верю, что ваша миссия не столь трагична. И раз мы так откровенны, то хотел бы сделать вам предложение.

– Крисвет.

Я посмотрела на веселого эльфа, шутливо бросающего алычой в сестру. Она с громким смехом пряталась, за спиной Кейела. Вольный тоже смеялся, прикрываясь руками и позволяя эльфийке прижиматься к себе.

– Я не могу настаивать, не могу уговаривать. Когда узнал, что вестница пришла к нам, то понадеялся на лучшее. Старый глупец.

Думает, что я сделаю Крисвета сильнее? Верховный жрец запретного культа Энраилл, который изменит историю… Знал бы, что говорит с шарлатанкой, наверняка убил бы.

– Меня привели к вам духи, но по другой причине, – подняла руку и отвернула широкий рукав с витиеватой желтой вышивкой.

Клык качался на шнурке. Итенсиль нахмурился.

– Откуда он у вас?

– Заслужила в схватке с лиертахоном, – замолчала.

Мысль забилась в голове, завертелась на языке, но никак не могла сформироваться. Я посмотрела на ладони и вспомнила ожоги после того, как бросила раскаленное полено в тварь. Тот лиертахон заставил вспомнить, что у меня есть руки. Путь покалечил ноги, ударил по рукам…

– Вестница, – Итенсиль прикоснулся к моему плечу.

– Этот клык как‑то связан с вашим поселением, – улыбнулась, спрятав руки за спиной. – Духи обещали мне легкий путь от вас.

Он хмыкнул и, задумчиво глядя на калитку, протянул:

– Легкий путь… Я догадываюсь, почему духи привели вас к нам.

После обеда вцепившись в локоть Итенсиля, я шагала рядом с ним. Кейел, как преданный службе и ответственный человек, следовал за нами, отставая всего на пару метров.

– Знания об Энраилл распространяют немногие, – осторожно возобновила беседу, украдкой поглядывая на точенный профиль эльфа. – Вы боретесь со всеми?

– Со всеми, кого удается отыскать. К сожалению, есть те, к кому непросто подобраться. Или скорее, невозможно.

– Мудрецы.

– Вы очень прозорлива, Вестница, – улыбнулся Итенсиль. – Сюда.

Мы обошли деревню околицей, приблизились к пруду, заросшему осокой. Сапоги Итенсиля застучали по деревянному мосту, доски заскрипели, немного прогибаясь. Острый кусочек кремня лежал на моем пути, и я намеренно наступила на него. Пальцы коснулись нагретого под солнцем дерева, камень галькой лег под босую ногу.

Боли не было.

Некоторые духи обещали защищать, но только когда попрошу. Сейчас я ничего не просила. Неужели чушь про вестницу не плод больного воображения? Духи Фадрагоса, что происходит?

– Вестница, мы доверяем Торварду, – Итенсиль оглянулся на Кейела, продолжая подводить меня к большому зданию, – но ваши спутники не должны знать, что вы увидите тут.

– Как скажете, – согласилась я, с интересом разглядывая нескольких крепких мужчин, разделывающих туши под соломенным навесом.

Один из них оставил работу. Вытерев о фартук руки, с протяжным скрипом открыл перед нами тяжелую створку большой двери и жестом пригласил войти в темноту. Я переступила высокий порог, поморщилась от едкой вони аммиака и тошнотворного душка тухлятины. Солома пощекотала лодыжки. Темно, жарко, что‑то шелестело и ворчало со всех сторон. Солнечный свет проникал через щели в стенах и небольшие отверстия под потолком. Видимо, для вентиляции. Могли бы не утруждаться, все равно ведь не помогает. От смрада резало глаза. Они, кстати, привыкали к темноте, и то, что я видела, мне не нравилось.

– Вам нечего бояться, – Итенсиль шагнул дальше, вынуждая следовать за ним. – Мы спеленали почти всех лиертахонов, но есть самка… Пойдемте, я покажу ее.

Лиертахонов я запомнила бойкими, подвижными и очень опасными.

Тут их ломали.

Мы шли по широкой дорожке, присыпанной соломой и окаймленной решетками. Канавки по сторонам были заполнены испражнениями тварей, которые стекали по покатой, хорошо утрамбованной земле. В некоторых загонах подпорченные туши животных лежали там же, в грязи, и лиертахоны, способные двигать только головой, чавкая жрали. Полупрозрачные капюшоны вокруг морды подрагивали при каждом утробном рычании. Тела были спрятаны под чем‑то плотным, серым, прижаты к полу, а хвост скован цепями. Цепи крепились к толстым железным столбам.

– Мы не можем пользоваться законными благами, – продолжал говорить Итенсиль, – поэтому приходится всему учиться самим. Недалеко гора с раскаленным сердцем. Большие лиертахоны облюбовали то место. Мы нашли выступы прямо в воронке, над кипящем огнем, а на них гнезда. Сначала хотели спуститься, взять хотя бы часть кладки, но отправленным мужчинам очень быстро стало плохо, и они погибли, так и не поднявшись обратно. Пришлось ждать в засаде почти период, пока из яиц не показался молодняк. Взрослые особи появлялись редко, оставляли мясо и уходили. Когда лиертахоны подрастают и крепнут, начинают исследовать мир. Мы отлавливаем их и приручаем. Они прекрасные охотники, защитники и сторожи.

– Я не видела в поселении лиертахонов.

Хотелось поморщиться, но удавалось сдерживаться. Хищные твари опасны и злобны, но я знала, что значит лишиться свободы и права выбора.

– Они все у храма Перевоспитания. На первых порах искатели сокровищницы очень непокладистые, – мягко улыбнулся Итенсиль.

Чертов садист. И ведь всего‑то минутами ранее казался нормальным эльфом…

– А вот самка, которую я хотел вам показать.

Я повернула голову и отшатнулась. Сердце заколотилось.

– Тише, – шепнул Кейел на ухо. Теплые ладони легли на плечи, слегка сжались. – Я с вами, Вестница.

– Она на цепи, – поспешил заверить Итенсиль, бросив недовольный взгляд на руки Вольного.

Забыла, что Кейел не оставил меня. Хлопнула его по пальцам и негромко сказала:

– Спасибо, Торвард. Я в порядке.

Чешуя лиертахона была белой, а под желтыми глазами тянулись синие полосы. Крылья и капюшон отливали сталью. Красивая особь, но оскал и злобный взгляд все портили. Тяжелый ошейник на шеи твари, оковы на хвосте, перезвон цепей и решетки между нами немного успокаивали.

– Вокруг нее ямы, – заметил Кейел.

Незнакомец – возможно, надзиратель, – почесал лысый затылок и ответил:

– Устали с ней бороться, но жалко убивать. Впервые видим такую окраску, а уж характер какой, – подошел ближе к решетке и кивнул на землю под самой стеной. – Умные звери, а эта умнее всех. Как спеленаем, сразу отказывается от еды, а освободим – только и знает, ямы рыть. Ишь, – показал кулак твари.

Раздув капюшон, она зашипела. Я не могла отвернуться, видела в ней что‑то знакомое, ощущала отголоски теплых чувств глубоко в себе.

– Мы предполагаем, она хочет сбежать, – заложив большие пальцы за пояс штанов, пояснил Итенсиль. – Но ошейник не позволит. Непокорная самка. Пока в одиночестве, все время копает.

– И вы засыпаете ямы обратно? – поинтересовался Кейел.

Надзиратель развел руками:

– Глубоко роет и повсюду. Не оставлять же.

Головокружение усилило легкую тошноту, а в груди будто что‑то заныло. Грязные стены сузились, сдавили. Захотелось чего‑то непонятного, тянуло куда‑то вглубь этой вонючей тюрьмы.

– Если вы решили подарить ее мне, то ничего не выйдет, – прохрипела я, неотрывно глядя на ощерившуюся тварь.

Итенсиль насторожился. Покачнулся с пятки на носок и подтвердил:

– Думали подарить.

Я замотала головой, сжимая кулаки и кусая губу. Холодный пот остудил спину.

– Все хорошо? – склонившись, спросил Кейел.

– Позвольте мне самой выбрать себе лиертахона, – отвернувшись от самки, вскинула подбородок. – А эту убейте.

Мужчины растерянно молчали. Надзиратель топтался на месте; в темных глазах появилось сожаление. Не дожидаясь разрешения, я обошла Итенсиля и направилась туда, куда меня тянуло.

– Вестница, я могу узнать, почему такое пожелание? – поинтересовался староста.

Пока никто не видел моего лица, я позволила себе скривиться от омерзения, хотя теперь руки пылали. Уничтожить бы все тут! Не оборачиваясь, громко ответила:

– Она не сбежать хочет, а повеситься!

Они никогда не покорят ее. Только не так.

Я прошла мимо нескольких загонов, ощущая душевное метание. Почувствовав облегчение, резко остановилась. Вспыхнувшие переживания вмиг улетучились. Дышать стало легче, но, к сожалению, свежего воздуха не прибавилось. Я услышала за спиной шаги и повернулась к нужной клетке.

– Совсем молодая самочка, – проговорил надзиратель. – Из последнего отлова. И пяти периодов у нас не пролежала.

Желто‑зеленая голова оторвалась от пола, раздвоенный язык показался из приоткрытой пасти, в глазах песочного цвета отразилось любопытство. Лиертахон проворковал, но стоило только надзирателю зазвенеть ключами, как воркование перешло в шипение.

– Подарите мне ее, – попросила я. Поводок Айссии затрепетал, и мягкая улыбка сама растянулась на лице.

Надзиратель объяснил, как приручают опасных зверей. Я слушала, поглаживая холодные прутья решетки, и боролась с Ксанджами. Их поводок натянулся до раздражающего звона в ушах, дрожал от напряжения, выворачивая чувства наизнанку. Однако я понимала всю необходимость метода «кнута и пряника». Выбранная самочка, раздувая капюшон и демонстрируя в оскале острые зубы, шипела на нас.

– Потом вам придется встретить с ней два‑три рассвета.

Итенсиль снова спешил успокоить:

– Не волнуйтесь, Вестница, к тому времени зелья перестанут дурманить ее. Она будет воспринимать вас другом. Скажите, когда будете готовы приступить.

– Прямо сейчас.

Зачем медлить? Быстрее приручим – скорее вернемся к Елрех.

Мужчины переглянулись, и Итенсиль, тяжело вздохнув, кивнул.

Кейел подошел ближе и, убрав волосы за уши, требовательно произнес:

– Я должен быть рядом с Вестницей.

– Торвурд, ты славный человек, – Итенсиль взял Кейела под локоть и повел на выход. – Тут есть гамак для сторожей и пристройка. Я покажу. Но вашим друзьям надо‑что‑то сказать, чтобы они не беспокоились.

Наши с лиертахоном мучения начались не сразу. Надзиратель вернулся не один и принес мне табурет. Щуплый мужичок зашептался с полупрозрачными духами.

– Скулят громко, – поставив ведро с мясом у двери, пояснил надзиратель. – Духи спрячут звуки внутри.

Одноглазый фангр, в одной руке сжимая мешок и воронку с длинной трубкой, подтянул штаны. В клетке стало совсем тесно, когда вошел еще один здоровяк и отдал надзирателю кольчужные варежки. Точно такие же были на его руках.

Я шаркнула соломой, убрав ноги под табурет и обернулась. Кейел стоял в проходе, скрестив руки на груди, и с беспокойством наблюдал за подготовкой. Заметив мой взгляд, ободряюще улыбнулся.

– Жалко зверюг, – шмыгнул носом фангр. Убедился, что я смотрю на него, покосился на верзил, подступающих к лиертахону, и добавил: – Мы столько не живем, сколько они. Приручаем, а потом дохнем. Сколько отговаривал Итенсиля, а он все заладил о подлых искателях…

Махнул рукой, а я нахмурилась. Сколько живут лиертахоны?

«Я не смогу баловать тебя так, как баловал Волтуар»…

Может, это не просто вынужденная мера, а подарок Вольного? Губы задрожали, а на глазах выступили слезы.

Иногда мечты не удается остановить, и тогда в них мы с Кейелом находим какой‑нибудь чудесный способ остаться вместе и забыть обо всех обязательствах. На берегу озера, в глухом лесу, стоит наш дом, а мы сидим под навесом и наслаждаемся ливнем… Эти мечты рушились в тот момент, когда я видела Кейела стариком, но сама оставалась молодой. В Фадрагосе не знали духов, способных остановить время или продлить жизнь. Только мудрецы научились менять одни тела на другие.

Визг расколол размышления. Цепи зазвенели, удерживая подвижный хвост. Я закрыла уши руками, наблюдая за происходящим. Громилы, обступив лиертахона, насильно раскрывали ему пасть. Зверюга выгнула шею, стараясь выкрутиться, царапала морду о варежки и хрипела. Фангр отдал мешочек щуплому мужику, приблизился к ней и вставил трубку в глотку. Послышались неприятные звуки – самка пыталась отрыгнуть. Уголки ее глаз заблестели. Лиертахоны тоже плачут.

Челюсти заныли, и я постаралась разжать их и расслабиться.

Мужичок нашарил флакончик, быстро влил мутное зелье в воронку и отскочил. Фангр поспешно ушел, а верзилы, удерживая лиертахона, ждали, когда он проглотит все и задышит спокойнее. Когда они отпустили девчонку, ее голова просто рухнула на землю.

Кейел присел на корточки у моих ног и заглядывал в лицо. Я не сразу заметила, но как только посмотрела на него, он сразу спросил:

– Вам принести воды?

Кивнула и выдавила:

– Спасибо.

Мне нельзя было отходить от зверя, но я и не хотела. Руки тянулись погладить, успокоить. Айссия просила вернуть ему силу, и несколько неизвестных духов рвались защитить. Когда девчонка приоткрыла глаза, я набрала воздуха побольше и, сжимая подол платья, заговорила:

– Ты поправишься, и я заберу тебя отсюда, – зажмурилась, унимая дрожь в теле. – Соскучилась по лесу? Духи считают, что твои мышцы ослабли. Они хотят помочь, и я тоже…

Я говорила долго. Когда темы исчерпались, описывала все, что видела вокруг. Кейел это время простоял, вцепившись в решетку, и внимательно следил за тварью. Казалось, он готов был убить ее в любой момент, если заметит малейшую опасность.

Укротители, как тут называли надзирателей, вернулись и попросили подойти к лиертахону. Лысый Радг протянул ко мне кинжал.

– Немного отступите. После зелья у нее зверский аппетит.

– Зверский? – нервно хохотнула я.

Он полоснул по моей ладони; вокруг пореза запекло, задергало. Кровь быстро потекла вниз, собралась в капли. Я вытянула руку над мордой лиертахона. Девчонка низко зарычала, язык замелькал между зубов, зрачки за мгновение расширились, через секунду сузились и снова расширились.

– Отойдите, – посоветовал Радг.

Кровь испачкала морду. Тварь бросилась вперед, цепи зазвенели, крепления на столбах застонали. Слюна заблестела на зубах. Глухой удар не утихомирил голодную самку, и вскоре последовал еще один. На носу появились кровавые царапины. Она мотала головой, рычала, но неотрывно смотрела на меня. Радг бил наотмашь, потом его сменил второй укротитель.

Они проломят ей череп.

Я рухнула на табурет, с силой вцепилась в края и зашаталась вперед‑назад.

Казалось, избиение длилось вечно. Присев рядом со мной, Кейел что‑то шептал, но я не понимала его. Когда окровавленная девчонка заскулила, ее прекратили бить. Снова подозвали меня, нанесли очередной порез. И опять все повторилось. Ее били до тех пор, пока она не упала, закатив глаза.

Все расплывалось. Мир, голоса и даже запахи.

Ледяная вода немного отрезвила.

– Оклемается, – успокаивал Кейел по дороге к дому старосты.

– Это все обязательно?

Он опустил голову и едва слышно проговорил:

– Аня, пожалуйста, не заставляй меня жалеть.

До самого ужина я пробыла в летней пристройке, подобии бани, оттирая грязь. Вонь, казалось, въелась в кожу. Ночью в дверь комнаты поскреблись, и я без вопроса открыла. Кейел молча вошел и повел обратно к кровати. Уложил, лег рядом. Обнял и принялся ласково перебирать косички, так и не высохшие после купания.

Наутро в комнате я была одна.

Роми и Ив сделали вид, что поверили в какую‑то ерунду про ритуал вестницы на окраине поселения. На завтрак я только выпила молока и сразу отправилась к лиертахону.

Опоенная с рассвета самка тяжело дышала; голова лежала на бурых пятнах. Однако как только мне порезали ладонь, девчонка зарычала. Радг ударил.

Потом еще раз.

Я боялась, что не перенесу очередной визит, но в этот раз все происходило иначе. После нескольких сильных ударов тварь отвернулась и заскулила. Радг бил по морде ногой до тех пор, пока зверь не прижал голову к земле.

– Покормите ее, – сказал он, снимая кожаные перчатки.

Я поежилась и поднялась с табурета, проговаривая:

– Мясо стоит со вчерашнего дня, а тут жарко.

– Свежее получит, когда признает вас.

Кейел, вцепившись в решетку пальцами, повис на ней и смотрел на меня.

– Торвард, со мной все хорошо, – произнесла, вытаскивая из ведра липкий кусок мяса. Кровь смешалась с каким‑то зельем и приобрела зеленый оттенок. – Ты зря беспокоишься.

– Надеюсь, – глухо ответил и свесил голову.

Обнять бы его, успокоить, но при посторонних мы связаны лишь долгом. Вечером. Я поговорю с ним вечером.

Лиертахон давился, но жрал. Когда съел половину, Радг сказал отобрать мясо. За рычанием последовал удар. Намешанные зелья, в котором отмачивался кусок, не позволяли зверю потерять сознание, усиливали восприятие, затягивали раны и ускоряли обмен веществ.

Радг добрался до моей здоровой ладони, и как только самка тянулась на мою кровь, избивал ее. Малейшим отступлением она заслуживала награду.

Я кормила ее, но потом отбирала еду прямо из пасти. Рывок ко мне – удар. Тихое рычание – удар. Оскал – удар. Когда она беззвучно отвернулась, позволяя забрать кусок, Радг попросил погладить ее по носу и похвалить.

– Простите, Вестница, снова нужна ваша свежая кровь, – произнес укротитель, вытаскивая кинжал из ножен. – Если все пройдет гладко, будем выводить ее из дурмана.

Я кивнула, вытирая предплечьем вспотевший лоб.

– Хорошо.

Радг шагнул ко мне – раздалось рычание. Он замер, глядя на лиертахона. Самка смотрела на кинжал в его руке и рычала. Укротитель шагнул еще – звон цепей оглушил, рев испугал.

Укротитель спрятал кинжал и отступил – девчонка поворковала, будто бубнила, и снова положила голову на землю.

– Я принесу свежего мяса, – сказал Кейел, отпуская решетку.

Что это было?

– Она защищала меня.

– И будет постоянно защищать. Ваша кровь будет напоминать о боли, – проговорил Радг, стягивая перчатки. – Теперь ей нужна ласка и покой. Снимать цепи с нее будете постепенно, чтобы она привыкала. Я принесу вам еды и одеяло. Что‑то еще нужно?

Я осмотрелась.

– Воды. Много воды.

Глава 6. В пламени

Кейел.

Гамак подо мною качался. Я сидел на нем, потирая лицо и стараясь прогнать сон. Поморщился, посмотрев на макушки деревьев, где прятались горластые птицы. Ну сколько можно верещать? От зевка заложило уши, но на мгновение пришла мнимая бодрость.

Сегодня второй рассвет. Аня может провести со зверем еще ночь, а вот с моим терпением нужно что‑то делать прямо сейчас. К Тоджу бы…

«Наша дорога извилиста: она калечит ноги, бьет по рукам…

Не вспоминай.

…а после рвет душу в клочья. Но она нужна нам.

Гони мысли прочь.

Она помогает прозреть.

Забудь ее слова!

Только зрячий способен увидеть тернистый путь, проложенный собственной смертью».

Я зажмурился, сжимая веревки гамака.

Определенно злюсь. Но есть что‑то еще. Что‑то сильное. Хочется кричать и рвать все, что попадется под руки. Уничтожить все вокруг. И Аню. Всех. А потом забыть. Обо всем забыть.

Алурей, ты предупреждал. Предупреждал, что будет трудно, но я не знал, насколько чувства бывают опасными. Хочу снова коснуться тебя и забыть о них. Я опьянен, и мне нужно протрезветь. Видеть мир правильно, непредвзято. Хочу быть свободным.

Прислушался к себе, но не ощутил той давней связи. С первым глотком эмоций я потерял ее.

Алурей, я был Вольным. Был, когда ты прогнал меня. А сейчас, посмотри, в кого я превратился.

Безвольное ничтожество.

– Ты совсем не спишь?

Сердце сорвалось вниз, но я не вздрогнул. Ничтожество. Даже не заметил и не услышал, как ко мне подобрались. То, что он тоже Вольный, не оправдывает рассеянность.

Я поднял голову и сказал:

– Тебя не должно тут быть.

Беловолосый стоял, прислонившись к дереву и играя с дротиком. Нагло ухмыльнулся, раздражая.

– Ты не запрещал. Не волнуйся, меня никто не видел.

– Что у тебя?

Он растерял наглость. Отвернулся, глядя на землю. Его хвост повис без движения, что очень странно.

– Со своими чувствами к фангре разбирайся сам, – произнес я, оглянувшись на дверь сарая с надеждой, что она вот‑вот откроется.

Второй рассвет.

Боковым зрением уловил движение Ромиара – ног коснулось что‑то легкое. Я посмотрел сначала на Вольного, сталкиваясь со злобным волчьим взором, а затем опустил глаза. На коленях лежали два тонких плетения из… Приподнял одно двумя пальцами и изогнул бровь.

– Волокнистая верба и немного аниса, – произнес шан’ниэрд.

– Анис?

Он пожал плечами.

– Я не знаю, какие духи ведут тебя.

Вероятнее всего, мой смех будет неуместен, но как же трудно сдержаться.

– Мои духи не боятся аниса, в них нет зла. И зачем мне твои ис’сиары?

Я подцепил и вторую, хотел бросить их обратно Вольному, но услышал:

– Мои лежат в сумке, а эти для тебя и Асфи.

В груди и животе на миг полегчало, будто землю выдернулииз‑под ног, а для вдоха понадобились усилия. Я отшвырнул браслеты ему под ноги, и стало немного легче.

– Выбрось их.

Он не двинулся с места.

– Забери! Сейчас же, – тихо потребовал, и он выполнил приказ, поднимая с земли плетения.

– Они забудут о нас, ты этого хочешь? – выпрямляясь, произнес он. – Забудут. И это будет правильно, потому что мы ничего им не оставим. Ничего не можем дать, ничего не можем обещать.

Наглец заходил от дерева до навеса, собирая сапогами пыль с протоптанной земли. Хотелось заткнуть его, но что‑то останавливало. И я продолжал слушать.

– Мы отнимаем их время, пользуемся их добротой. – Он сжал кулаки, оскалился, хвостом хлестнул по столбу. Быстро приблизился ко мне и, глядя в глаза, спросил: – Как часто она благодарит тебя?! Ублюдка.

Вцепившись, в веревки гамака, сказал:

– Говори о себе.

– А чем мы отличаемся, Вольный? – отступил он, тихо посмеиваясь. Развел руками. – Духи! Чем мы отличаемся?! Я видел твою реакцию на слова Вестницы. Она знает о жадности и голоде, но ты не говорил ей. – Покачал головой. – Не говорил, потому что там, – указал в сторону поселения, – слушая ее, ты испугался и разозлился на меня. У Вольных один завет на всех.

– Видимо, один, – согласился я.

Почему злость отпускает? Откуда черпает силы усталость?

– Точно один, – нахмурившись и вновь заиграв дротиком, кивнул Ромиар. – Ты знал, что она вестница? Знал, и поэтому подарил ей Единство.

– Нет, – зажмурился, пережидая красные вспышки в глазах. – Нет.

– Не знал? – удивился Вольный.

Она не вестница.

«Пожалуйста, пожалуйста»…

Духи Фадрагоса, пожалейте ее, найдите другую жертву.

Ветер шумел травой и листвой, успокаивал, но птицы раздражали.

– И что ты чувствуешь сейчас? – тихо спросил Ромиар.

О сапоги что‑то ударилось. Я открыл глаза и вновь увидел плетения.

– Ты приказал выбросить их – я выбросил. Можешь потоптаться.

Он шагнул назад, а затем быстро направился к поселению. Когда отошел метра на три, я громко спросил:

– Зачем тебе это?

Ромиар остановился, обернулся. Серые губы были сжаты, а возле носа залегли морщины. Он ненавидит нас и ничего не может с этим поделать. Тогда зачем это все? Что‑то планирует?

– Если Елрех согласится, то ближайшее полнолуние мы проведем возле священного кольца. Наш с ней обряд состоится, потому что ты разрешишь.

Сумасшедший. Я запрокинул голову назад и из‑за солнечного света, проникающего под листву, сощурился. Что фангра наговорила Вольному, раз желание стать ее мужем настолько сильное? Мы умрем, и поэтому обряд бессмыслен, но если ему так приспичило, то пусть потешится.

Улегшись на гамак, я положил руки под голову.

«Наша дорога извилиста: она калечит ноги, бьет по рукам, а после рвет душу в клочья» – слова, отобравшие покой и сон.

Ее душа была невинной. В регионе Ночной смерти я видел, как сильно она испугалась, приставив кинжал к моей шее. И у Стрекозы, убив воровку, Аня обомлела, а слушая крики приговоренных служанок, умирала вместе с ними.

Но она не умеет хранить тайны. Пожаловалась на меня Волтуару, рассказала обо мне Ромиару… Он ошибается: вестница не может быть такой.

Пусть бы он ошибался.

Я закрыл глаза.

Лиертахона мало, чтобы уберечь Аню от Фадрагоса. Слишком слабая, невнимательная и хрупкая. Всегда нуждается в поддержке и чьем‑либо присутствии рядом. Елрех не хватит сил, чтобы защищать ее. Нужно просить соггоров, чтобы после моей смерти, они оставили ее поближе к себе и присматривали за ней. У меня осталось мало времени, а ей еще так многому нужно научиться.

– Торвард.

Я с трудом разлепил глаза и, морщась, осмотрелся. Крисвет, удерживая кружку, стоял рядом с гамаком.

– Эда приносила тебе завтрак, но разбудить не смогла. Крепко спишь.

– Вестница не вышла? – слова ободрали горло.

– Не вышла, – протянул кружку. – Не переживай. Лиертахон скорее умрет, чем обидит ее.

Я приподнялся и с жадностью приложился к холодной воде. Много времени спал – солнце полуденное.

– Отец попросил привести тебя, Торвард. Понимаю, что мы обещали не беспокоить, пока ты караулишь Вестницу, но это срочно.

– Что случилось? – насторожился, поднимаясь и отдавая кружку обратно. – Полей на руки. Хоть умоюсь.

– У нас гости, – помогая мне, делился новостями Крисвет. – Наткнулись на поселение совершенно случайно – это если им верить. Говорят, видели неподалеку группу васовергов и виксартов. Вроде бы с ними были ищейки, и они напали на чей‑то след, но отчего‑то медлят. Может, ждут подкрепления? Я вот очень надеюсь, что след был не ваш. Ты обещал нам, Торвард.

Откуда у них ищейки? Вмешались Энраилл? Духи Фадрагоса!

Отряхивая руки от воды, я обернулся на двери сарая. Аня, девочка моя, пора выходить. Почему ты так медлишь, милая?

– Надо отправить кого‑нибудь сюда, чтобы ждали Вестницу.

– Да, – широко улыбнулся Крисвет, – отец сказал Вязу, чтобы за ней присмотрели. Скоро должны прийти.

– Тогда пойдем.

Нужно узнать подробности. Как далеко отряд? Сколько их? Есть ли монстры при них?

Через пару шагов я остановился и поморщился.

– В чем дело? – спросил Крисвет.

– Забыл кое‑что.

Я быстро вернулся к гамаку, подобрал ис’сиары и, спрятав их за пазуху, поспешил к Крисвету.

– Когда они пришли?

– Полшага солнца назад. Отец не мог сразу отправить за тобой, а показывать твоих товарищей мы побоялись.

Сердце замедлилось, чувства обострились.

– Почему?

– Вестнице духи рассказали, кто мы, а шан’ниэрд и эльфийка ведь не знают. Не знают ведь? – искоса глядя на меня, спросил эльф.

– Не знают, – тихо ответил я.

– И о гостях им знать не нужно. Уладь все мирно, напомни, что эти регионы под твоей ответственностью, а если не получится, то избавимся от них тихо.

Я сжал рукоять кинжала, незаметно вдохнул поглубже и как можно спокойнее выдохнул.

– Кто эти гости?

– Из твоих, – тряхнул головой Крисвет. – Лесная охрана. Торвард, ты выглядишь нездоровым. Тебе бы отоспаться. Но сейчас соберись, потому что мы все зависим от тебя. Ты обещал нам.

Успокойся и думай трезво. Просто так охрана сюда бы не пришла. Допустим, их направили к поселению. Энраилл знали о поселении? Наверняка знали. Они всегда на шаг впереди искателей, потому что черпают информацию о них отовсюду. Не удивлюсь, если Итенсиль с их подачи организовал лагерь, но даже не догадывался об этом. Что будет дальше?

Я сжал кулаки, на секунду оглянулся. К нужному дому у поста, где обычно принимали незваных гостей, осталось не так много. Беспокойство мешало думать собранно. Я мотнул головой и поспешил за Крисветом.

Васоверги и виксарты прибыли сюда с ищейками, но не спешат нападать. Ищеек им выделили Энраилл. В этом сомнений нет. Что будет дальше?

Энраилл в одно время прислали в поселение лесную охрану и направили сюда людей Фаррда. Для чего?

У всего есть причина.

До крыльца оставалось десять шагов, сквозь грязное окно внутри просматривалось слабое движение. Понимание нахлынуло, ответ заставил сердце сжаться. Я застыл на месте.

– Ты идешь? – повернулся ко мне Крисвет. Нервно скинул косу с плеча и развел руками. – Что случилось?

Я посмотрел на дверь. Земля под подошвой скрипнула, но я сумел устоять. Страх парализовал мысли, сковал легкие, отбирая воздух. Холодный пот прошиб. Итенсиль уже знает, кто мы. Знает, кто я.

Если брошусь обратно к Ане, все равно не успею помочь. И даже если так, она не простит, что погиб Вольный и исследовательница. Опять будет винить меня. Или еще хуже – себя.

– Торвард! – нахмурившись, прикрикнул Крисвет.

Я поднял руку, предостерегая ненужные слова.

– Прикажи Вязу взвести гарпунные пушки, – произнес, быстро направляясь в дом. Проскакивая мимо обомлевшего Крисвета, бросил: – Виксарты ждут своих драконов.

Взбежал на крыльцо, толкнул дверь. Петли скрипнули, дохнуло пылью и мышами. Я остановился недалеко от порога, осматривая обстановку. На столе лежал амулет иллюзионистов, и мой полупрозрачный образ завис над ним. За мной захлопнулась дверь, двое детин встали за спиной, а два эльфа из лесной охраны вперили в меня взгляды. Итенсиль, вцепившись в стол, пошатывался. Поднял на меня глаза и, покачивая головой, еле слышно произнес:

– Кейел.

Я развел руками и широко улыбнулся.

– Ну здравствуй, Итенсиль. Рад нашему знакомству.

Он едва заметно кивнул, и я ушел в сторону, уклоняясь от удара по голове. Вытащил кинжал, перехватил детину за волосы и, потянув, приставил острие между ребер.

– Тебе придется выслушать меня! – быстро заговорил. На счету каждая секунда. – Энраилл жив, и он охотится за Вестницей! Он хочет убить ее!

– Милостивые духи, какую ересь несет, – пробормотал эльф, вытягивая нож.

– Правду говорят, ведьма она. Околдовала окаянная, – вторил дружок.

– Ну же, Итенсиль! – не отступал я. Другого выхода нет. – Сейчас ты схватишь нас, запрешь, а затем драконы уничтожат все тут! Энраилл поймал нас в ловушку, понимаешь? Он никого не пожалеет, лишь бы избавиться от Асфирель!

Итенсиль выпрямился и, упрямо поджав губы, пожал плечами. И снова кивнул.

С улицы донесся топот, второй детина бросился ко мне. Нож порвал одежду, вошел в плоть. Достиг сердца первого противника.

Я не торгуюсь с врагами.

* * *

Аня.

– Ну и чего ты шипишь? – я щелкнула Феррари по носу. – Тебе придется привыкать.

Еще раз подергала все ремешки седла, надетого на зверя, посмотрела не съехал ли потник. Как же волнуюсь! У меня даже щенка никогда не было.

– Чесслово, Феррари, ты у меня первая! Машина, конечно была… – скривилась, поглаживая лиертахона по горячей морде, – в гараже. Только права получила, и вот как‑то не успела… Но мазда не феррари. Тем более такая как ты.

Она щекотно облизала руку шершавым язычком и, точно мурлыкнув, потерлась носом о ладонь. В ее песочном глазе я видела собственную восторженную улыбку. Оно того стоило!

Сначала было трудно. Я, как смогла, смыла кровь, поела и едва заставила себя прикоснуться к девчонке. Она тяжело дышала, хрипела и отрешенно смотрела перед собой. Ее обида, горе и тоска были разлиты в воздухе. Казалось, от них он кислил и горчил. Я чувствовала себя виноватой перед ней, но потом погладила ее и отпустила Айссию и других духов. Они насторожили лиертахона, прирост силы взбудоражил, и вскоре она пробовала духов лизнуть и цапнуть. Оживилась, словно ребенок, впервые увидевший снег. И я поняла: мы поладим.

В первую ночь я еще не спала возле нее, а лишь дремала, все равно опасаясь, что она припомнит зло и укусит. Наутро сняла с нее ткань, так похожую на вату и паутину одновременно. Она вскочила сразу же, подпрыгнула и закрутилась вокруг, едва не повредив скованный хвост. И я поняла второе: всегда мечтала о феррари.

Моя еда и мясо для зверя лежали в ящиках, заботливо завернутые в листья ледяного острокола. Мы ели вместе, и даже с набитым ртом я продолжала говорить с ней, угощала всем, к чему проявит интерес. Лизнув яблочного варенья, Феррари долго фыркала и, широко раскрыв пасть, вытягивала язык. После куска лепешки изображала тошноту и пару раз пыталась носом выбить ее из моих рук. А вот после котлет поделилась со мной сырым мясом. Я отказалась, и она обиделась, но после долгих разговоров, доела мясо и потерлась о мое плечо. И я поняла третье: лиертахоны удивительно умные существа. Уверена, что их необязательно ломать, чтобы приручить. Просто в Фадрагосе все привыкли брать силой, привыкли не жить, а бороться.

– Скоро познакомишься с Ив, – пообещала. – Она тебе понравится.

Последние три слова уже были ей знакомы – я старалась учить ее отличать хорошее от плохого, – и, услышав их, Феррари завертела головой. Зазвенев цепями, затрясла хвостом, приподняла голову, вытягивая шею, и дважды не то тявкнула, не то взвизгнула, с трудом повторяя: «Ив! Ив!». Я рассмеялась, и сжала в ладони связку с ключами. Наверное, можно освобождать хвост. Главное, осторожно показать ей, что он может навредить мне. Все будет в порядке. Сознательно она не обидит. Я это чувствую, как и духи во мне.

– Сейчас я тебя отпущу. Соскучилась по свободе?

Феррари затаилась, позволяя мне без особых сложностей вставить ключ в замочную скважину. Тяжелый замок открылся, и я вытащила дужку из колец длинной цепи. Таких цепей было несколько. Оставив одну на всякий случай, осторожно погладила чешуйчатый хвост. Он был плоским на конце, словно узкое весло, ребристым и блестел по краям, как скальпель. Я, едва касаясь, провела по грани пальцами – не было ни боли, ни неприятных ощущений, но кровь выступила мгновенно. Порез был таким тонким, будто от бумаги. Феррари прижала голову к земле и испуганно смотрела на мою руку. Перевела взгляд на хвост и, прищурившись, зарычала.

– Не‑ет, – протянула я, поглаживая плоскую часть. – Ты не виновата.

Села у ее головы, обхватила за шею и, выпуская Айссию, зашептала:

– Я не злюсь, а порез скоро заживет. Это как с твоими зубами, помнишь? Острые, могут ранить.

Она фыркнула и раскрыла пасть, поднимая голову и показывая клыки.

– Ты умница, – похвалила, почесав возле капюшона. – Давай освободим хвост.

Поднялась и подошла ко второму столбу. Замок заело, и ключ повернулся только с четвертой попытки. Я распутывала цепи, когда услышала мужские голоса. Нахмурилась. Никто не должен был входить, чтобы не помешать налаживанию контакта со зверем. Почему не дождались, когда выйду сама?

– Вестница, – широкоплечий укротитель остановился напротив вольера. – Итенсиль отправил нас за вами.

– Что‑то случилось?

Я не спешила выходить. Крепко сжимая цепи, стояла возле Феррари. Она, тихо воркуя, пробовала шевелить освобожденным хвостом. Второй укротитель зазвенел ключами, открывая дверь.

– Он просил привести вас как можно скорее, – ответил первый.

Сердце ухнуло. Что‑то произошло с ребятами, пока я отсиживалась тут?

– Конечно, – мгновенно согласилась.

Второй мужчина подал руку, помогая выйти и проговаривая:

– За лиертахона не беспокойтесь, пусть временно посидит в клетке.

Феррари послушно прижимала голову к полу и удерживала хвост так, словно он и сейчас был скован. Железо звякнуло, дверь за мной закрылась. В плече хрустнуло от рывка. Мир на секунду смазался, в плече заныло. Потная ладонь накрыла рот, крепкая рука больно сдавила ребра. Я дернулась, но мужик, прижимая к себе крепче, приподнял над полом. Растерявшись, замычала. Попыталась лягнуть, но только болтала ногами в воздухе и не могла оторвать его руку ото рта.

Феррари заметалась по клетке, полосуя хвостом решетку. Ее визг и рычание утонули в таком же визге переполошенных лиертахонов.

– Духов не позовет, – гаркнули над ухом, – вали эту дрянь!

Второй верзила вытащил из сумки зеленый болт и отошел в сторону. Покопавшись в куче соломы, отыскал арбалет. Я обмякла, тупо наблюдая, как он взводит оружие и наставляет на Феррари. Внутри все упало, затем задрожало. Натянулось до предела.

Они догадались, кто мы. Ребята в опасности.

Феррари рыкнула. Арбалет щелкнул, выпуская ядовитый болт.

Что‑то во мне лопнуло. Разорвало поводок Ксанджей.

Огни вспыхнули в воздухе. Съели стрелу на подлете к Феррари. Укротитель за спиной заорал и оттолкнул меня. Я упала, разбивая ладони и колени.

Вонь горелой плоти смешалась со смрадом вольеров. Только один мужчина кричал. Катаясь по полу и ударяясь затылком о грязную землю, он удерживал над собой согнутые в локтях руки. Они напоминали обугленные ветки. В сторону укротителя, державшего арбалет, я не смотрела. Лиертахоны в вольерах подняли гвалт: выли, рычали, звенели цепями. Феррари распустила ядовито‑зеленый капюшон и рычала в сторону выжившего укротителя.

Что я опять наделала?

Медленно поднялась, глядя на руки укротителя, стараясь разобрать его крики. Можно ли ему помочь? Зачем я так?

Страх овладел на несколько секунд. Я отступала, кусая губы, и не могла отвернуться от мужчины. Визг Феррари вырвал из оцепенения. Остатки боли в ребрах, напомнили, что на меня напали. Хотели убить? Где Кейел?

Дверь вольера открывала в каком‑то тумане. Мысли метались, но жалость и сожаление быстро таяли. Не я чудовище.

Феррари выскочила и кинулась к укротителю.

– Нет! – успела я выкрикнуть, сжимая решетку. – Плохо! Плохо Феррари!

Прижав голову к земле, она боком поползла обратно в вольер.

– Иди за мной, – тише позвала, хлопнув по ноге.

Подумала, что в таком шуме, она наверняка не услышала, однако Феррари осторожно шагнула ко мне.

– Идем.

Я попятилась к выходу, а затем, убедившись, что лиертахон следует за мной, побежала.

Дневной свет ослепил, а после глотка свежего воздуха, я никак не могла надышаться. Страх подгонял действовать самостоятельно, но взволнованные духи тянули поводки, дергали за них.

Подол длинного платья путался в ногах, но стоило только подумать об этом, как Ксанджи спалили ткань до колен. Я добежала до пруда и остановилась.

С желанием отыскать ребят, прислушалась к себе. Ощутила, какой поводок дернулся сильнее. Отпустила его. Веки потяжелели, а уши заложило. Сила потянула вдаль, словно полет во сне. Вокруг темнота и…

Эмоции, эмоции, эмоции…

Кровь и смерть. Ромиар.

В груди разболелось, заныло.

Рядом дикий страх. Чужой страх, но важный. Ненависть заглушила боль. Ив.

Ярость. Не моя, но родная. Ярость губительная для всех, в том числе для хозяина. Сильная, но хладнокровие, ничуть не слабее, сдерживает ее. Кейел. Где? У ворот.

Уши отложило, глаза легко открылись. Феррари обеспокоенно вертелась вокруг. Я качнулась, упала на колени. Царапая землю, зарычала. Рык перерос в болезненный крик. С силой оттолкнулась и, не чувствуя земли под ногами, побежала к чужому страху и смерти.

Миновала пруд, несколько домов и свернула по тропинке от поселения к лесу. Ветки гладили плечи, ветер поднимал их и уводил в сторону передо мною. Феррари мелькала в листве.

Выскочив к лачуге и кучам поломанной мебели и доспехов, остановились в тени дерева. Какая‑то свалка или мастерская. Мужчины подпирали стены, топтались у входа и хохотали. Тощий эльф, вцепившись в высокий подоконник, заглянул в крохотное окно и прикрикнул:

– Шустрее, Вяз! И по лицу не бей!

– Э, смотри, – кудрявый верзила потряс за плечо дружка и указал на меня.

Заметили. Замолчали.

Шестеро высоких, рослых не мужчин, а уродов.

Феррари терлась о ногу носом, ластилась, ворковала.

Крик Ив донесся изнутри, звук хлесткого удара не сильно опоздал.

– Они плохие, Феррари, – прошептала, глотая слезы и сжимая кулаки. – Очень плохие.

Медленно направилась к мужчинам. Эльф вытащил короткий меч, наставил острие на меня. Боковым зрением уловила желто‑зеленое смазанное движение. Феррари, словно не чувствовала неудобств от седла, запрыгнула на толстый ствол, оттолкнулась, раскидывая щепки, и через миг упала по центру мужчин. Хвост рассек воздух, зацепил сразу троих. Я отвернулась, не желая видеть кровавую расправу.

Пока все отвлеклись на лиертахона, ворвалась в полумрак лачуги и едва не споткнулась о Ромиара.

Он лежал у порога. Под головой растеклась кровь, ею же было залито лицо.

– Не надо! – крикнула из угла Ив. – Не трогай меня!

Широкие плечи Вяза загораживали эльфийку.

Плач, хлесткие удары, разорванная рубашка на земляном полу.

– Чудовище, – в полный голос произнесла я. – Вы все чудовища. И я не лучше.

Он оглянулся. Нахмурился, удерживая Ив за шею.

Ладони потеплели, в груди разгорелось пламя. Ксанджи сорвались. Я закрыла глаза, теперь отдавая часть силы. Помогая духам.

Вяз коротко вскрикнул, захрипел. Когда открыла глаза, он полз ко мне, оставляя след сажи, осыпаясь пеплом. Протянул руку к ноге, но не успел коснуться.

Другой дух – один, сильный, темный, – пробудился. Легко затушил пламя Ксанджей, утихомирил ненависть, сковал сердце мертвым льдом. Просьба его была похожа на сделку: ему – черные души, а взамен – вечное служение. Опасный дух, но я разрешила забрать душу Вяза. Пусть не знает покоя.

Ив, обнимая себя, сползла по стене. Завязки ее штанов были порваны, но сами штаны не были спущены. Все не так страшно, как я предполагала.

А вот Роми…

Обернулась к нему, отступила и ощутила осторожный зов Айссии. Они боялись темного духа, но готовы были сплотиться с ним. Он желал отплатить.

Роми можно спасти? Сколько минут он мертв? Или не мертв?

Он же Вольный…

Ни о чем не думая, упала на колени перед ним и осмотрела лицо. Под рогом рассеченная рана. Ему разбили голову. Прикоснулась к холодному лбу и отпустила великих духов жизни. Чуть помедлила, но позволила темному духу смешаться с ними. Прислушалась к требованиям.

Ив ползала, что‑то бормотала разбитыми губами, ощупывая землю. Мешала понять духов. Что она ищет? Я окинула взглядом тесное помещение, заставленное шкафом, примитивным станком, лавкой, ящиками. В углу у входа лежали мешки.

– Там! – громко сказала. – Твой кинжал возле мешков!

Айссия срастили кости, затянули рану и безмолвно подсказывали, что делать дальше, будто интуиция четко диктовала последовательность действий. Непослушными руками, с трудом расстегнула куртку Роми. Порвав рубашку, оголила грудь и приложила к ней руки. Сердце долго не было слышно, но слабое движение, меньше всего напоминающее удар, вселило надежду. Снова отвлеклась на Ив. Она доползла до кинжала, подняла его. Удерживая двумя руками, прижала к груди, уселась на землю и разрыдалась. Ей бы тоже помочь, успокоить.

Зеленое мерцание вокруг рук росло, темно‑синие ростки в нем шевелились. Пронзили тело, устремившись в горячую тьму. Айссия проникли под серую кожу, подсветили вены, ребра, легкие, сердце. Вскружили мне голову, затащили в полудрему. По артериям устремились выше. Разделили со мной холод Роми. Бережно окутали его органы, стали медленно напитывать моей жизнью, отогревать. Ростки темной силы будто находились в другом мире, пространстве… где‑то не тут. Они обожглись, что‑то ухватив, сжались и понеслись обратно… вниз, вверх? Там нет такого понятия.

Всего несколько секунд – и Айссия выбросили меня из забвения, вот только Ромиар не дышал. Все еще не дышал, но я знала, что делать. Приподнялась на коленях и, сцепив руки в замок, ударила. Айссия ровно с моим ударом сдавили органы Роми, а, как только я отняла руки, отпустили.

Ничего не замечая, я била и била, пока не услышала громкий вдох. Мокрый кашель. Помогла Ромиару перевернуться на бок – его рвало. Опустила руки, глядя на растрепанную, но притихшую Ив.

Ей нужно одеться.

Площадка перед домом напоминала скотобойню. Феррари безмятежно гоняла первых слетевшихся ворон. Вытирая слезы и пот предплечьем, я судорожно выдохнула.

Просто не думай ни о чем. Действуй.

Через пару минут я вернулась в лачугу и протянула пыльную куртку Ив.

– Надевай.

Дрожа всем телом, она часто закивала. Ромиар застегивал ремешки на груди и проверял оружие. Посмотрел мне в глаза и раздраженно проговорил:

– Он позвал, и я повернулся. Видишь топор? – указал на лавку. Обух немного блестел в полумраке и отдавал краснотой. Испачкан кровью? – Спали его.

Вольные… Считают себя неуязвимыми, а потом злятся на всех вокруг за собственную оплошность. Будь Вяз жив, уверена, Ромиар убивал бы его медленно.

– Роми, не время. Надо уходить, – отказала, отступая к выходу.

Он скривился, прошептал что‑то неразборчиво – топор с громким хлопком разлетелся щепками.

– Не надо! – Ив прикрылась руками.

Ромиар подскочил к ней, помог подняться и повел к выходу.

Женщины, завидев нас, разбегались, прятались по домам. Мужчины не осмеливались приближаться, а те, кто пытался действовать издали, падали от удушья. Духи Ромиара злились, как и он сам. Феррари, распугивая народ, послушно держалась возле меня и Ив.

До ворот оставалось не так много, когда я остановилась. Ярость Кейела доносилась слева. Небольшой дом с высоким крыльцом под соломенным навесом.

– Он в этом доме! – крикнула, дергая поводок Ксанджей.

Громкий треск заставил вжать голову в плечи и отступить. Дверь снесло с петель. Она съехала по крыльцу, а верхом на ней эльф. Внутри послышался рев. Кейел выскочил наружу и ушел в сторону. Следом выбежал верзила с кольчужными варежками. Секундный блеск. Кейел толкнул его на эльфа, и ловко спрятал кинжал в ножны.

Мужик придавил длинноухого. Замертво.

– Аня, – хрипло позвал Вольный, будто не верил, что видит меня.

Нас обступали со всех сторон, но ему, кажется, было плевать. Он прислонился спиной к стене и, закрыв глаза, с облегчением выдохнул.

Феррари шипела, расхаживая по кругу и не подпуская врагов. Ромиар хмурил страшное, испачканное кровью лицо и, видимо, пугал противников не меньше лиертахона. Ив устало осматривалась, стоя у нас за спиной.

Кейел быстро подошел. Обхватив мои щеки ладонями, поинтересовался:

– Ты в порядке?

Я хотела ответить, одновременно обдумывая, как буду отпугивать всех Ксанджами и выводить ребят. Но посмотрела в сторону ворот и спросила:

– Слышишь? Будто гудит…

Что может издавать такие звуки? Птицы закричали, вылетая из крон деревьев, стаями уносились прочь. Гул звучал сильнее. Земля задрожала, передавая дрожь ногам.

Итенсиль схватил Кейела за плечо, но, посмотрев на верхушки деревьев, как и все остальные, застыл.

Никогда не видела цунами вживую. Никогда не пыталась представить, как это – стоять перед всеразрушающей, неостановимой волной. А теперь, крепко сжимая руку Кейела, смотрела на высокую стену пламени, на широко раскрытую огненную пасть с жерлом внутри, на морду размером с избу, на узкие щелки огня, вместо глаз, – не могла отвернуться. Не могла пошевелиться.

Деревья исчезали в огне. Пепел разлетался, но сразу прибивался жаром к земле. Огромная тень совсем немного опережала дракона.

Гарпунные пушки? Метание зубочистками.

Кейел ощутимо стиснул руку. Озноб прошиб.

На прощание нет времени.

Горячий ветер ударил в лицо, раскаляя кожу. Я покачнулась, но Кейел прижал к себе, не позволяя упасть. Ворота и стена поселения исчезли в огне.

Духи взметнулись, и даже если бы я захотела, то не сумела бы удержать их. Они сплетались, отнимая воздух, вытягивая силы: созидание и разрушение, лед и огонь, жизнь и смерть. Я морщилась от боли, будто ломающей кости. Она отобрала голос, скопилась в ногах, одним ударом разбила стопы. Тень от столпа пламени накрыла с головой. Рыжий свет застелил глаза, носоглотку обожгло.

Секунда, две, три…

Пламя исчезло так же мгновенно, как обрушилось на нас. Тень дракона все еще скользила по серо‑черной земле. Земле? Лаве.

Я подняла голову, рассматривая брюхо дракона. От скорости, с которой он летел, закружилась голова, затошнило. Легкий взмах крыльев поднял жар от земли, толкнул в сторону, и я отвернулась, вцепившись в рубашку Кейела. Он прижал меня к груди. Извергаемое пламя отдалялось – гул затихал.

Остатки кристального щита быстро плавились. Водой стекая в лаву, шипели и взрывались. Нетронутый кусок земли под ногами ощутимо нагревался.

Кейел склонился ко мне и спросил:

– Духи выведут нас отсюда?

– Да, – глухо ответила я, ни на секунду не усомнившись. Они прямо сейчас обещают сделать все, чтобы я выжила. Забота о Вестнице? Или о Единстве.

Опять на грани…

Феррари урчала, вдыхая горячие пары; ее глаза напитались золотом и неестественно светились. Ромиар придерживал за плечи перепуганную Ив. Чуть дальше на коленях стоял Итенсиль, а рядом с ним двое выживших мужчин. Они смотрели на огненную пустошь – все, что осталось от поселения. От родных и близких.

Роми подвел Ив к нам и, взглянув на меня, кивнул на остатки щита.

– Здорово, Асфи, – похвалил. Видимо, удар по голове сказывается. – Но твои духи не справляются с воздухом, а мои уже устали. Воздух раскален. Как только они уйдут – умрем.

Я молча отпустила Кейела и направилась к краю уцелевшего островка. Посмотрела под ноги. Сверху была серая корочка, но я знала, что под ней жидкий огонь. Занесла босую ногу над ней, почувствовала невыносимый жар – духи Ромиара здорово студили воздух вокруг. Боль, будто наступаю на стекла, пронзила стопы. Духи тянули силы, выстилая путь из прозрачных кристаллов. Они с шипением плавились, но боролись за каждый метр. Ребята без промедления последовали за мной. Один мужчина бросился за нами. Итенсиль не сдвинулся с места.

Ближе к лесу дорожку удерживать было проще. Усталость ощущалась слабо: кололи пальцы, дрожали руки, ноги, дышать трудно. Может, это обычная реакция на пережитое, и волноваться не о чем?

Глупо верить в подобное.

Выбравшись на зеленый участок, я прошла глубже в лес и остановилась. Вытерла пот с глаз. Роми провел мимо Ив, и до слуха донеслось бормотание: «В заметках все важное осталось. А они там, в комнате лежат, на кровати. Надо вернуться в дом старосты. Как мы отыщем ведьму без заметок? В заметках все было…».

Кейел прикоснулся к руке. Я встрепенулась и заглянула в обеспокоенное лицо. Жив. Провела кончиками пальцев по рассеченной губе и подбородку. Убрала непослушную прядь за ухо.

– Аня, я…

Феррари проворковала в стороне. Он дернулся. Повернулся в ее сторону, но натолкнувшись на любопытный взгляд подглядывающей девчонки, шумно выдохнул.

– Я отдала больше, чем могла. Гораздо больше, – тихо призналась, опуская голову и поправляя знак лесной охраны у него не груди. Пожала плечами и, шмыгнув носом, продолжила: – Откат будет скоро. Отдача… В общем… Кейел, я не знаю, что со мной будет, но чувствую, как духи к чему‑то готовятся. Они, – сглотнула ком, – боятся.

Он перехватил мою руку. Молча мял ее. Я чувствовала его взгляд и волнение, но не могла посмотреть ему в глаза. Резко отступил, хватаясь за голову и запуская пальцы в волосы. Сорвался с места к ближайшему дереву, сжал кулак и ударил ребром по стволу. Прислонился лбом к предплечью и глубоко задышал.

«Все будет в порядке, Кейел» – эти слова не успокоят. Да и не будет в порядке. Я чувствую метание духов внутри себя, словно кто‑то разворошил муравейник и бросил в него осиное гнездо. Духи мечутся, спорят, грызутся. Они ищут выход, но не находят.

Я потопталась немного на месте, но от Кейела ничего не дождалась. Отправилась догонять Роми с Ив. Феррари не отставала, хоть постоянно с любопытством озиралась.

В скором времени мы добрались до поляны, где оставляли вещи. Ничего не нашли. Глухой стук за спиной, привлек внимание. Елрех спрыгнула с ветки и, медленно поднимаясь, осматривала нас с ног до головы. Вытерев слезы со щек, без слов шагнула к Роми. Он обнял ее и будто с цепи сорвался: часто целовал лицо, макушку головы, кривился, судорожно вздыхая. Немного успокоившись, произнес:

– Даже после смерти, Елрех. Даже после смерти буду любить.

– Роми, – изумленно протянула она. Шмыгнув носом, улыбнулась и посмотрела в мою сторону. – Смешная Асфирель, ты заразила его странностью? Мне нравится, – улыбнулась шире, похлопав Ромиара по груди. – Я так рада, что вы живы.

Сколько выдержки требуется, чтобы рассмешить сейчас Ромиара и заставить нас с Ив улыбнуться? Сколько нужно сил, чтобы шутить в такой ситуации?

Кейел пнул заросли папоротника и зло спросил:

– Где наши вещи?

Я нахмурилась, вспоминая его ярость.

– Я перепрятала их, когда увидела лесную охрану, – ответила Елрех. – Увела Тоджа дальше, а потом дракон…

С шумом втянула воздух и, уткнувшись в грудь Ромиара, спрятала лицо. Ее плечи затряслись.

Все же сил немного не хватило.

Капельки пота пощекотали под носом, смочили солью губы, скатились по подбородку. Сколько можно? Тут уже не так жарко. Хотя… Очень жарко. Я вытерла губы тыльной стороной ладони, а затем пошатнулась. Духи резко замолкли, будто и не было связи никогда. Оглохла? Нет, что‑то слышу, но… как же неразборчиво. Тошнота подкатила горько‑кислым комом. Я согнулась пополам. Упираясь руками в мох, опустилась на колени. Капли крови упали на него. Перед глазами замерцали разноцветные вспышки. И снова выворачивающая наизнанку тошнота. Холод, пробирающий до костей. И опять жар. На языке будто размельченный анальгин. Соленый анальгин. Кровь упала на мох темными сгустками. Изо рта? И пена. Слезы застелили глаза. Боль сдавила виски, что‑то застряло в горле, мешая дышать. Чей‑то крик оглушил до звона. Мир затрясся, или меня затрясло?

Кейел? Он обнимал. И кричал тоже он.

Его лицо до рези в глазах побелело, засияло.

Лес покраснел. Вспыхнул жаром – пожелтел. Серость заслонила яркие цвета. Темнота медленно опускалась сверху.

Глава 7. Развилки судеб

Кейел.

Глухарь запел – до рассвета примерно час.

Ромиар расхаживал по поляне, прокручивая дротик то в одной руке, то в другой. Тусклый свет немного серебрил его волосы и кожу, глаза мерцали в темноте. Резкие движения выдавали нервозность.

Если бы он не был Вольным, то как скоро сошел бы с ума, полюбив полукровку фангру? Такой позор. Все же воспитание духов что‑то изменило в этом беловолосом шан’ниэрде. Восприятие окружающего или отношение к нему?

Он резко остановился. Всматриваясь в заросли орешника, полоснул воздух хвостом и проговорил:

– Ее долго нет. Нельзя было отпускать ее одну.

– Сядь, – приказал я, качнув стопой из стороны в сторону. Мне хватает собственного волнения, чтобы терпеть еще и чужие истерики.

Он поморщился, но не смог долго сопротивляться метке. Растоптал крупный мухомор и опустился на пенек. Я поерзал на еле теплой земле и, поежившись, решил поговорить с Вольным. Иногда беседы отвлекают и успокаивают. Это я понял, когда Аня болтала без умолку, и время тогда летело незаметно. Наверное, стоит начать с вопроса, который может его заинтересовать:

– Почему ищейки не искали Елрех в лесу?

– Не знаю, – Ромиар дернулся, вновь косясь на орешник.

– Думаю, они взяли след Асфи у пещеры, там осталось немало ее силы. Возможно, пробирались в поселение, где вынюхали нас. Пришедшие за нами виксарты проверяли, что мы наверняка там. Не хотели напрасно дергать драконов. Планировали убить и меня, и Асфи одним заходом. А запаха Елрех не было, поэтому и в лесу ее не искали. И сейчас ищейки не отреагируют на нее, а нас раскусят еще на подходе. Не беспокойся, она вернется.

Ромиар упрямо молчал, размахивая хвостом. Крутанул дротик и, наконец‑то, обратил на меня внимание.

– Драконов мало. Они служат только самым сильным. Ты не Фаррду перешел дорогу. Он жалкий торгаш информацией. – Сощурился и, склонив голову набок, спросил: – Кому?

Мудрецам, пособникам Фаррда, правителям региона Цветущего плато, почему‑то бывшему наставнику и… например, тебе. После того, как Аня спасла тебя, твой воздух стал сильнее. И ты даже не скрываешь этого. Тебе нельзя знать о моих врагах, пока я сам точно не разобрался, кто они.

Допустим, с Убийцей определился – ведьма. Она угрожает всему миру, и я должен остановить ее. Но в таком случае кто мешается под ногами, преследуя отличную цель от моей?

Нужно ответить, но не прямо.

Я сорвал полевицу, легонько провел пальцами по тонкому стебельку, погладил лохматое соцветие и, раскручивая в руке травинку, произнес:

– Драконов не так много, согласен. Особенно старых и больших. Пламенный таких размеров вовсе один, и я его узнал. Джоранма. Это его имя. Он принадлежит племени Рухмар’тиар. Вожди Рухмар’тиара знакомят своего сильнейшего ребенка с Джоранмой, позволяют им подружиться. Обычно затея оканчивается успехом, именно поэтому Джоранма служит племени много периодов. Уже девять вождей сменилось при нем.

– Рухмар’тиар? – нахмурился беловолосый. Облокотился на колени и неуверенно произнес: – Они ведь воюют за Долину драконов с другими племенами. С чего вдруг вождю бросать войну и отвлекаться на тебя?

– Это я и хочу выяснить, – пожал плечами и убрал волосы за уши. – Мы с Кхангатором всегда ладили, а вот Фаррда он терпеть не мог.

– Наконец‑то, – выдохнул Вольный.

– Ищейки крепко спят, – показалась из зарослей орешника фангра. – Их всего три. Двое васовергов на карауле, остальные громко храпят. Жестокие народы убеждены, что мы мертвы.

– А дракон? – поинтересовался Ромиар, обнимая Елрех со спины.

Зависть пробудилась, а вместе с ней вернулся с трудом прогнанный страх.

– Древнего ящера поблизости нет.

Джоранма берегут. Наверняка отправили обратно домой сразу после того, как он спалил поселение культа.

Я поднялся, потянулся рукой за спину, но вспомнил, что меч сгорел, как и лук Вольного. Повезло, что брали с собой не все вещи. Ис’сиары Аклен и Ил, фрагменты ключа и карты сокровищницы пришлось отдать исследовательнице. Не только это… Я доверил ей Аню. Надеюсь, она не подведет.

– Идем, – сказал, глядя на сизое небо. – Действуем так, как договаривались. Никто не должен остаться в живых, кроме вождя.

Лесная сырость пробиралась под рубашку, холодила кожу. Подошва мягко касалась земли. Ночной ветер шумел листвой, заглушая звуки, приносил легкий аромат костра и уносил наши запахи прочь от лагеря. Сквозь зелень не было видно ни Елрех, ни Ромиара.

Нас не заметят, все должно пройти гладко.

Лагерь был разбит на опушке леса. Два шатра, поставленные для вождя виксартов и предводителя васовергов, отливали в сумерках синевой. Лежанок почти не было – воины предпочитают спать на голой земле. Костер находился по центру. Языки огня едва трепыхались, васоверги тянули к нему руки и о чем‑то в полуголос переговаривались. Кадка с потрохами стояла у клетки с ищейками – крупнее кошек, но немного мельче псов. Черные крысиные морды дергались во сне настораживая. Острые передние зубы блестели плохо сточенными концами. Та особь, что спала, прижавшись спиной к прутьям скоро умрет. Ни камень, ни сталь не способны тягаться с крепостью зубов и когтей. Зубы этой твари выросли слишком длинными, изогнутыми. Еще десяток периодов и они проткнут ей череп. Рыжие перепончатые лапы сгибались и разгибались, на них блестели широкие когти – они раскопают нору даже в скалах. Я остановился, заметив в притоптанной траве облезлый хвост. Переступил его и бесшумно оголил кинжал.

Сонное варево не успело настояться как следует, да и мало его было. Громкий звук потревожит и разбудит визгливых ищеек.

Все пройдет гладко. Главное, не сомневаться.

Ромиара видно не было, но присутствие его слабейших духов я ощутил. Васоверги заткнулись. Костер потух. На несколько минут центр лагеря замер в безветрии, а затем мертвые тела плавно легли на землю. Пора действовать.

Фангра выскользнула слева, Ромиар показался неподалеку. Я приблизился к ближайшему спящему васовергу и, крепко сжимая рукоять, склонился над ним.

Подло, гнусно, но даже высокомерный шан’ниэрд не хотел церемониться с врагами после встречи с драконом. Однажды ощутив близость смерти, перестаешь усложнять себе жизнь.

Над лагерем стояла такая же тишина, как и до нашего прихода. Солнце медленно озаряло горизонт. Избавляя лезвие от крови, я всадил кинжал в землю. Она захрустела, камни царапнули сталь. Потом отполирую.

Елрех заглянула в один из шатров, отошла и указала на него. Ромиар сразу отправился во второй. Я вскочил и поспешил к вождю. В шатре резко пахло можжевельником и эвкалиптом, Охарс играли под пологом, рассеивая темноту. Деревянная чаша с черным мумие стояла у раскинутых шкур. Глаза Кхангатора были закрыты, тощая грудь тяжело поднималась и со свистом опускалась. На животе тянулись черные полосы, но ран под ними заметно не было. Целительная гуща – она же стабильный доход племени Рухмар’тиар, – действовала медленно, но порой была эффективнее зелий.

Я стоял у входа и рассматривал лицо Кхангатора. Он изменился: исхудал, где‑то поломал нижний клык и закрепил на него золотой наконечник с рубиновым навершием. Я помнил обритые виски и смоляные волосы, которые вождь собирал в пучок на затылке. Сейчас лысина блестела в свете Охарс, а кустистые брови белели над глазами.

– Я с‑слышу тебя, – тихо заговорил он, – узнаю твой взор, но не узнаю в тебе Вольного. – Ухмыльнулся, поднимая веки и складывая длинные руки на груди. – Боиш‑шься?

– Не тебя, – я сжал кинжал.

Сколько не просил, Аня так и не очнулась. Ее пришлось привязать к лиертахону. Выдержит ли? Пусть бы дотянула…

– Ранен, Кхангатор? – позлорадствовал я. – Кто же тебя так?

Он тихо рассмеялся, но замолк, когда в шатер вошел Ромиар. Долго разглядывал его, а затем продолжил говорить со мной:

– Твои духи были, Вольный? А мы с‑стаю за нечис‑сть приняли. Громадные волки, черные – вс‑се как на подбор. Крас‑савцы. А выходит, ты мс‑стил. И за кого? Неужто ведьму сожгли?

Я приблизился к нему, опустился на корточки. Лезвие надавило на морщинистую шею, капли янтарной крови выступили. Нельзя убивать его. Нельзя. Он еще послужит.

– Жива она, – поморщился старик. – Уже отомс‑стил бы.

Если Ивеллин успеет добраться к Древнему лесу, привезти туда Аню, то она должна выжить. Мивенталь обещали.

– Что я тебе сделал, Кхангатор? Почему ты продался?

– Продал‑с‑с‑ся?! – он ощерился.

С кряхтением приподнялся на локтях, и кинжал пришлось убрать.

– Моя дочь была с‑самой крас‑с‑сивой женщ‑щиной в племени! С‑самой с‑сильной! Я вос‑спитывал ее, учил, вложил с‑столько с‑сил, а ты убил ее. Убил ту, кого обещ‑щал не обижать!

Холод обнял спину, дыхание сбилось. Я сглотнул и хрипло выдавил:

– Вайли мертва?

Кхангатор щурился, но вскоре удивился.

– Ты не знал.

– Не знал, – кивнул, глядя в золотые глаза.

Врут те, кто говорит, что Вольные равнодушны к воспоминаниям. С каждым узнанным чувством мы примеряем его к окружающим. К тем, кого знаем и когда‑либо знали. У нас с Вайли было много общих воспоминаний, пусть и лишенных эмоций.

– Кто натравил тебя на меня? – спросил я, усаживаясь на колени.

Кхангатор покачал головой, уставился в полог и заговорил медленно, стараясь избегать расовой шепелявости:

– Она пропала без вес‑сти. Ее мать и не думала искать. А как же? Вольная – позор. А вот ее старшая дочь позаботилас‑сь. Айвин. Она обратилась к гильдии, – скривился, – С‑ш‑сшправедливос‑ш… – замолк ненадолго, вдыхая через нос. – Они ничего не наш‑шли, поэтому она пришла ко мне. Я любил Вайли. Люблю до с‑сих пор и горжус‑сь ею, тызнаеш‑шь об этом. В‑ф‑с‑се знают.

– Говори на викхаре.

Он недовольно посмотрел на Ромиара, и я тоже повернулся к нему. Вольный едва сдерживал улыбку.

– Он вождь, – напомнил я. – Прояви уважение.

– Виксарт звучит лучше, это приняли все в Фадрагосе, кроме них самих. Может, они в конце концов станут выдергивать себе клыки?

– Выйди, – приказал я.

Он хмыкнул, но, напоследок окинув злобным взглядом Кхангатора, оставил нас.

Спустя долгое молчание Кхангатор с удобством разлегся на шкурах и заговорил на викхаре:

– Наемник из Бесстрашных зверей видел тебя и Вайли в обители региона Цветущего плато. Вы говорили с ней, и ты злился. Этим же закатом она уехала из обители, а потом сразу пропала. Куда направлялась? Какой дорогой? Никто даже не знал, в какую сторону. Мне пришлось унижаться. – Поскреб желтым когтем лысину и продолжил: – Просил помощи у старшей сестры Вайли. Но даже с ней гильдия подтирателей задниц не давали нам ищеек.

– Если ты к ним так и обращался, я не удивлен.

Такое отношение к гильдии Справедливости когда‑нибудь подведет виксартов и васовергов. Хотя их убеждение, что в защите и справедливости нуждаются только трусы и слабаки, не лишено смысла.

Кхангатор насмешливо покосился на меня.

– Хотели, чтобы я продал нескольких викхартов. Говорили о суде и возмездии. Представляешь, торговались со мной. Но ты знаешь: я не торгуюсь с врагами. А они мне точно не друзья.

– И что потом? – поторопил я, оглянувшись на щель.

Уже рассвет. Где сейчас Аня? Хорошо было бы догнать их. Вдруг кто‑нибудь встретится им по пути. Лучше бы быть рядом.

– Заявился туда мудрец. Важный такой. Вошел будто в собственный шатер. Он и сказал, что будет мудро помочь нам. Цель у нас совпала – тебя найти. Ты им был не нужен, а вот изгнанницу, которую ты увел, хотят казнить. Говорят, ведьма она. И даже доказательства есть.

– Какие? – нахмурился я.

– Много доказательств. – Он цокнул языком. – Говорят, придумала она, что из другого мира сюда заявилась. И сила у нее необычная: ведьма убивает – сила растет. Потому что отвернулась она от духов. Ничего не напоминает?

– Политика васовергов.

– Их вера. Она так же духов не почитает, но в отличие от рогатых помыкает ими. И река Истины ей не навредила, потому что знала ведьма, когда прыгать в воду. Откуда знала, Вольный?

Он смотрел на меня так, будто поймал на горячем. Чему радуется? Вранье все. Она упала в реку, потому что я столкнул ее.

Не дождавшись ответа, продолжил:

– Служит она Повелителям. Ведьма под тобой ночами выгибается, Вольный! Она твой враг!

– Ересь.

Он растянул кривую улыбку:

– Сказали: во дворце она пряталась. Умная, какой и должна быть ведьма. На глазах у всех пряталась. Жертву из себя строила, подозрения отводила, новости выведывала. А в свободное время камень на утесах жгла. Знак ведьмовской на нем рисовала, а после жгла. Следы уничтожала. Копоть после нее осталась. Ищейки запах ее там почуяли. Знак этот связь с Повелителями удерживает, силу ведьма получает от них. Потом злится она, а в это время в Фадрагосе грань истончается, впускает Повелителей. Она им жертв приносит, а они ей блага даруют. Ты знал об этом? Твоя шлюха хуже продажных. Она убивает Фадрагос! Силы из него тянет!

«Ненавижу Фадрагос!»  – просто эмоциональное высказывание. Аня не может быть ведьмой. Слишком много вранья в его словах, чтобы искать крупицы правды в них. Надо забыть эти сплетни.

– Так вам выдали ищеек? – перевел я тему.

– С благословения напыщенного мудреца. Подумал он, что Вайли знает, где ты изгоев прячешь.

– Который из мудрецов приходил?

– Я их имена слышать не хочу, не то, чтобы запоминать. Но скажу: человеком он был.

– Знаешь, почему человек? – подался я вперед, склоняясь над его лицом. – Потому что обманул он тебя, глупый старый викс арт, – отпрянул и спокойнее продолжил: – Рассата никогда не отправляют лгать. А амулеты на крылатом ты не видел, потому что брезгуете вы с ними сближаться. Ты бы узнал древние руны на чистом серебре. Драконий язык на перстнях, забытый всеми язык. Они защищают своего рассата от сумасшествия, потому что ежедневно врут всем. Но ведь верят ублюдки, что правильно все делают. Однако манипулировать кем‑то отправляют только человека. А Вайли? Ее нашли?

– Нашли, – поморщился Кхангатор. В короткой тишине послышался скрежет клыков. – Закопанной в земле нашли. Дорога усопших на юге Хищного хребта. Она ею прошла, там свернула правее, добралась до обрыва, там ее и убили. И закопали. Закопали, представляешь?! Самую красивую виксарту гнить в землю отправили!

– Она полукровка, эльф.

– А кровь у нее моя! – приподнялся на локтях. Слюны брызнули во все стороны, скатились по подбородку. – И глаза мои! Мы раскопали ее, а там черви тело облепили. Джоранма не ест червивое мясо! Пришлось сжечь на костре. Как васоверга сожгли, а не Джоранма скормили! И я стал тебя искать. Айвин сказала, что ты ради шлюхи своей духов продашь! Продашь ведь. Ты и меня убьешь, потому что я не считаюсь с ней.

Я сжал кулаки, стараясь дышать спокойнее.

– Не убью, – с трудом проговорил, – но только потому, что ты хороший отец. И мстить…

– Что случилось с тобой?! – крикнул он, обдавая лицо гнилым запахом изо рта. – Пресмыкаешься перед бабой? Если она не воин, то должна ползать перед тобой! А она не воин, иначе не пряталась бы. И ты вместе с ней ничтожеством стал. Она всем врет, всех за нос водит! И тебя тоже. Ты думаешь, она перед тобой ноги раздвигает, потому что ты любовник завидный? Шан’ниэрду отдавалась, а теперь тебе, потому что у мужиков одни слабости, – рассмеялся. – И знает она о них. Пользуется.

Лезвие надавило ему на горло; его улыбка раздражала, а смех хотелось прервать. Руки тряслись, кинжал выскальзывал из вспотевшей ладони.

Он понятия не имеет, о чем говорит. Аня любит меня, потому что ей хорошо со мной.

Я выдохнул, убирая кинжал, глядя на янтарные капли крови, стекающие по серой шее. Зачерпнул мумие из чаши и быстро помазал порез.

– Верховного Бесстрашных зверей зовут Нартом, – произнес, вытирая руку о шкуру. – Я работал с ним, пока меня во дворец не взяли. Понимаешь, Кхангатор? Связь видишь? Знаю, что разберешься. Найди его и спроси: кто заплатил ему, чтобы подставить меня. Его люди убили Вайли, но им за это заплатили.

Он сжимал худые, но крепкие челюсти. Провожал ненавистным взглядом. Не обронил ни слова.

Я вышел под открытое небо и, разглядывая поляну, вдохнул полной грудью.

Ане плохо рядом со мной. Она могла бы уйти в любой момент, но остается возле меня. Боится положения изгоев в обществе… Покачал головой, закрывая глаза. Просто любит. Я много раз убеждался в этом.

Осмотрелся в поисках Елрех, но заметил только Ромиара. Он раздобыл в лагере лук и стрелы. Приблизился ко мне и спросил:

– Откуда ты знаешь вождя?

Я закусил губу, а затем, ничего не скрывая, ответил:

– Когда‑то он учил меня. Зови Елрех, уходим отсюда.

Глава 8. На рассвете

Аня.

Во рту пересохло, голову будто сдавило в тисках, и на живот тоже что‑то давило. Или в нем… Я пыталась приоткрыть глаза, но малейшее движение вызывало сильнейшую боль, вынуждало жмуриться и сжимать челюсть. От глубокого вдоха остро кольнуло в животе и ушах, от резкого выдоха запекло в груди и горле. Попытка оторвать затылок от твердой поверхности закончилась тошнотой и стоном, а стон ударил по ушам. Гул прошелся мерзкой дрожью по телу, оставил за собой липкий озноб. В глазах заплясало многоцветье.

– Асфирель.

Я скривилась. Холодный пот прошиб тело.

– Очнулась?

Виски зажало сильнее. От шума защекотало в горле, запершило, а там и снова обожгло.

– Как хорошо, что очнулась.

Молотом по лбу. Боль эхом отразилась в затылке, надавила на глаза.

– Я думала…

Заткнись! Кто бы ты ни был, но заткнись, пожалуйста!

Кажется, мычание подействовало. Тишина безмерно радовала, темнота убаюкивала. Меня все еще трясло.

Духи молчали, но они никуда не исчезли. Затаились, максимально расслабив поводки. Это правильно. Это хорошо. Если какофония боли продолжится, то я, пожалуй, убью себя.

Главное, не делать глубоких вдохов.

Замри, Асфирель. Замри. И лучше не думай. Совсем.

* * *

Хотелось пить и есть, а еще в туалет. Последнее беспокоило сильнее всего.

Я открыла глаза и… ничего не изменилось. Кругом темнота.

Долго лежала, присматриваясь к едва заметному блеску и очертанию. Зрение привыкло.

Опять пещера, но по ощущениям странная: абсолютно сухой камень, а вот воздух напитан какой‑то знакомой сладкой влагой. Я облизала сухие губы, чуть скривилась от головной боли. На улице ухала сова, пищали летучие мыши. Надеюсь, что именно они, а не какая‑нибудь тварь похуже. Где Кейел? Или Елрех. Хотя бы Ив, а на худой конец и Ромиар сгодится. Одна не поднимусь.

– Е… – хрип оцарапал горло, в груди запекло. Глубокий вдох вызвал боль в животе.

Чудно…

Я лежала, вспоминая прошлое пробуждение после истощения. Сейчас несравненно хуже. Осторожно ощупала живот и в который раз пожалела, что не пошла учиться в медицинский. В левом боку что‑то распухло и давило изнутри. Печень с другой стороны, как и желчный пузырь – это я точно помнила. Еще знала, что желудок у меня напрочь пустой, потому что я безумно хотела есть. Почка может так распухнуть? Надавила пальцами повторно – твердое, плотное и болит в любом случае: хоть дави, хоть не дави. Селезенка… Точно. Умница, Аня, что‑то из анатомии ты все же помнишь. Вот только почему она так распухла?

Хватанула ртом воздуха и прохрипела:

– Есть кто‑нибудь?

Сбоку зашуршало. Морщась от боли, повернула голову.

– Асфирель, все хорошо, я тут.

– Ив? Ив, где Кейел? Где он?

* * *

Уснуть больше не смогла – распухший орган давил на остальные. Лежать получалось только на правом боку, так боль была меньше. Ходила осторожно, медленно. Поесть не удалось, но чуть теплый мясной бульон попила с удовольствием, правда, сразу же меня им и стошнило.

Я села под кустом малины на землю, прикладывая руку к животу. Поморщилась, с надеждой осматриваясь. Приглядывалась к зарослям вокруг. Ивеллин толком ничего не сказала, но из услышанного становилось ясно: в Древний лес мы неслись без остановок вслед за ланью Мивенталь. Нам повезло никого не встретить в двух священных кольцах. А Кейел забрал Роми и Елрех, и они куда‑то ушли. Напоследок Кейел только сказал, чтобы мы ждали несколько рассветов, а затем спасались сами.

Я все понимала. Понимала, что прислушиваться к хрусту веток бесполезно, но ведь… светало.

Ив показалась из пещеры, тихо приблизилась и спросила:

– Как ты?

Я подняла голову, столкнулась с ее взглядом. Что затаилось в синих глазах? Стыд, страх, отвращение? Память услужливо подкинула недавний образ Ив: слабость, рыдания и бесполезность.

– Кто твои родители, Ив?

– Что? – растерялась она.

– Ничего, – опустила голову и убрала прилипшие к лицу волосы.

Ивеллин неоднократно жаловалась, что была бесполезной для гильдии, а ее рвение похоже на фанатизм. Эльфийские замашки, или за этим стоит нечто большее?

Она смотрела на меня, хмурясь и сжимая кулаки, а потом молча отступила. Обиделась?

– Ив, постой. Я лезу не в свое дело, извини.

Длинные уши дернулись; взгляд колол ненавистью.

– Моих родителей уважают. Они многого добились. – Она отступила еще на шаг, а затем отвернулась и направилась к пещере.

Гордый разворот плеч, уверенная походка, из косы даже сейчас ни единого волоска не торчало. Я ни разу не видела, чтобы она заигрывала хоть с кем‑нибудь. Ромиар? Нет, там была просто забота о… друге? У нее нет друзей. Прямо как Вольная. И нянчилась она с Роми, потому что он был ей нужен для исследования.

– Надо было бросить тебя там! – громко произнесла я. Скривилась от боли, но не остепенилась: – Отдать Вязу и его дружкам! Наверное, тебе понравилось! Пусть бы они…

– Хватит! – Ив круто развернулась.

Она глубоко дышала и тряслась, обнимая себя, а затем требовательно спросила:

– Зачем?! – Бросилась в мою сторону, но споткнулась. Устояла на ногах, отпихнула ветку и выкрикнула: – Что ты хочешь знать обо мне?!

Ее злость не испугала и, на удивление, рассмешила. Загнанная в угол эльфийка похожа на маленькую взъерошенную птичку.

Я с трудом поднялась, доковыляла к ней и, остановившись напротив, произнесла:

– Мне ничего от тебя не нужно, Ив. Не смей жалеть себя, ясно? И стыдиться не смей. Я бы тоже растерялась. Любая из нас. – Отвернулась, сглотнула комок и тише добавила: – Все мы герои, пока опасность не коснется непосредственно нас.

Она молчала, глядя в землю, а мне больше нечего было сказать. Я верила Ромиару: Ив когда‑нибудь спасет Фадрагос, поэтому‑то и не должна быть размазней. Хватит и меня.

Противно.

Лес вокруг медленно обретал краски. Я смотрела в сторону малинника и не могла отвести жадного взгляда. В груди все еще жгло, а интуиция толкала вперед.

– Река Истины там?

– Да, – просипела Ив. Прочистила горло легким кашлем и сказала: – Мивенталь привели нас к Древним вчера в полдень. Ворон отпаивал тебя, а медведь показал пещеру. Тут, – поежилась, – неуютно.

Напротив, очень даже хорошо. Воздух приятный, а место спокойное, какое‑то дружелюбное. Я молча направилась к малиннику, миновала его, позабыв о боли. Цепляясь за ветки и траву, спустилась по крутому склону. Остановилась на берегу реки, мерцающей сиреневым цветом. Над ней поднимался пар. Я втянула воздух носом; голова немного закружилась.

Понадобилось лишь несколько секунд, чтобы я разделась и, распугивая ранних животных, вошла в теплую воду. Облегчение – первое, что испытала, а затем усталость. Она медленно исчезала, растворялась.

Над головой пели птицы. Лисица юркнула в стороне, но вскоре высунула любопытный нос из зарослей папоротника. Мелкие зверьки, привыкая к необычной компании, осторожно сбегались обратно к берегу. Я наслаждалась.

Вода с виду казалось кисельной, но на ощупь – чистый шелк. Она не журчала, а шелестела, плескалась глухо, неохотно. Ласкала обнаженное тело, снимала боль, насыщала жизнью и бодрила. Я медленно опустилась в теплую воду с головой; она забила нос, заволокла глаза, а когда воздух в легких закончился, сама подтолкнула на поверхность. Словно живая, все понимающая.

Огромный лось пришел на водопой, показался у молодого дуба. Вытянул морду в мою сторону, фыркнул. Я узнала его, как и черного медведя, бесшумно ступающего рядом с ним. Белый ворон захлопал крыльями, опускаясь на нижнюю ветку раскидистого дерева. Я почтительно склонила голову, а затем, шелестя водой, выбралась на берег. Вода Истины медленно стекала по мерцающей коже, все еще согревала, несмотря на легкий ветерок, гулящий между листвой.

Возле пещеры я натолкнулась на забавное зрелище. Тодж бегал вокруг толстого ствола, а за ним носилась Феррари и щелкала пастью, стараясь ухватить ящера за хвост. После очередного круга Тодж резко изменил траекторию, остановился и завизжал. Феррари по инерции промчалась дальше, грохнулась на землю и пропахала мордой полметра слежавшейся листвы.

Я хохотнула, Тодж услышал. Глянул в мою сторону и моментально сорвался с места.

– Осторожно! – крикнула Ив сбоку.

Но Тодж даже перышком меня не пощекотал. Забежал за спину и ткнулся мордой в плечо. Феррари сидела на земле и, фыркая и чихая, отплевывалась. Вскочила и тоже понеслась ко мне. Через секунду уже терлась о бедро, лизала пальцы, подставляла нос под ладонь.

Я высмотрела перепуганную Ив в темноте входа и заверила:

– Все хорошо! Я уже в порядке. Полностью в порядке.

Судя по вытянутому выражению лица, она сомневалась. Вышла под утренний свет, развела руками, разглядывая меня с ног до головы, но потом, будто избегая беседы о реке, указала на Феррари.

– Она изводит Тоджа. Кейел запретил ему обижать ее. В ней столько энергии, а он… Ему нужно отдохнуть, Асфи.

Песочные глаза Феррари излучали веселье; она виляла хвостом и порыкивала от удовольствия, подставляя голову под руки. Тодж, спрятавшись за моей спиной, не двигался, даже не ворковал. Может, перепала минутка спокойствия, и бедняга задремал?

– Я займусь ею, а Тоджа бы расседлать.

Ив кивнула и бодрее заговорила:

– Мяса хватает, грибов и… лес полон всего, кроме воды. Мы ведь… Тебя вода Истины исцеляет, а нам возле нее нехорошо. Я боюсь даже ягоды местные есть.

Волнение растревожило остальные чувства. Поглаживая ящеров, я спросила:

– И какой у тебя запас?

– На три рассвета хватит, если звери будут сами добывать себе пропитание, – она опустила голову, погладила черную косу и добавила: – Я смогу поголодать еще два рассвета, но это все.

– Спасибо, – прошептала я, вглядываясь между деревьев.

Кейел, пожалуйста, возвращайся скорее.

* * *

Вроде бы мне удалось встряхнуть Ив, но так лишь казалось. Я видела, с какой дрожью она бралась за кинжал. Замечала, что она постоянно искала себе занятие, но не могла отвлечься. На ее шее все еще темнели и желтели пятна от рук и пальцев. Синяки пройдут, а память… Мысли о Сердце времени давались все труднее и труднее. Их вытеснили мечты о том, как мы с Кейелом останемся вместе. Я больше не пыталась прогнать их. Они – все, что у меня есть.

Река Истины сотворила со мной чудо, этим я и воспользовалась. Тоджу и вправду требовался отдых, а Феррари – дрессировка и воспитание. Раз уж так вышло, что моя первая поездка на этом чудовище, прошла мимо меня, я решила исправить такую ошибку. Вот только когда ухватилась за седло и занесла ногу, Феррари испуганно прижалась к земле. Тихо рыкнула.

– Почему она боится?

Ив лежала на поваленном дереве, подперев щеку рукой, и отстраненно наблюдала за нами.

– Кейел… – Она поморщилась, дернула ухом. – Ты еле дышала, а Феррари боялась навредить тебе.

– А Кейел? – Оговорка заинтересовала.

Ив ловко соскочила с дерева, поправила мятую куртку, все еще испачканную в чужой крови, и, направляясь к пещере, бросила:

– Ничего. Он привязывал тебя к седлу.

Как бы то ни было, но у Феррари отложилось понимание: если я сажусь в седло, значит, мне плохо. Не с первой попытки, но мне удалось ее переубедить в этом и успокоить. Тодж дремал в тени деревьев, а я уводила шумного лиертахона подальше. Возле реки Истины за Ив не стоило беспокоиться – хранители леса никого не подпустят к пещере.

Низко – это первое, что я поняла, сидя в седле. На Тодже было в разы выше, а тут наоборот – на мир смотрела снизу. Колени ложились в аккуратные углубления с меховой подкладкой, а вот стопам было немного непривычно, неудобно. Два выпирающих изогнутых стержня огибали лодыжку. Под них ноги приходилось просовывать. Еще был скрученный ремень, непонятного назначения. Сначала я решила, что Кейел привязывал меня им, поэтому он остался тут, но потом обнаружила, что концы крепко пришиты к самому седлу, а под лукой есть место, куда этот ремень можно прятать. В основании нашлись крохотные хомуты с защелками и крючками. Хомуты перемещались по всему ремню, защелками фиксировались на любом участке, а крючками соединялись между собой. Как это работает, я быстро разобралась, но вот назначения так и не поняла. За поводья тянула осторожно. Помнила, что даже мягкие афитакские удила и аккуратные кольца могут навредить пасти хищника.

Феррари часто оглядывалась, присматривая за мной, но вскоре ускорилась, сорвалась на легкий бег. Потом и вовсе помчалась. Мир смазался, ветер не позволял вдохнуть, я прижалась к луке. Листва мельтешила, ветки хлестали по плечам и голове, а Феррари и не думала останавливаться. За очередным кустарником показалось поваленное дерево. Просвет под ним пугал – Феррари неслась прямо к нему. Сердце загрохотало.

– Феррари, стой!

Я потянула поводья, но она уже не успевала затормозить. Щеку согрело тепло тела лиертахона. За секунду до ныряния под большой ствол крылья Феррари накрыли меня. Темнота продлилась миг. Мы выскочили с другой стороны и застыли.

Так и головы лишусь…

Феррари хотелось бегать еще, но я очень скоро устала от непривычной тряски. Да и как бы не исцелила вода Истины, иногда боль напоминала о себе слабыми отголосками. К тому же я все еще не доверяла такой силе. Вдруг не все последствия проявили себя.

На обратном пути я набрала грибов и лесных фруктов, в съедобности которых не сомневалась. Пусть запас прихваченной еды остается эльфийке, а мне можно и местным подкрепляться. Когда мы с Феррари вернулись, Тоджа на месте не оказалось. Я вылезла из седла и направилась к пещере. Неужели эльфийка куда‑то уехала?

В пещере царил полумрак. Ив сидела на полу, притянув к себе ноги и положив щеку на колени. Перед ее ногами лежал кинжал. Я остановилась на входе, легонько стукнула кулаком по камню и выдавила из себя широкую улыбку.

– Много наработок по ведьме сгорело? Что собираешься делать дальше?

Она пошевелилась, глаза блеснули в темноте. Тихий голос отдавался эхом и грустью, но прозвучал все равно приятно:

– Ничего. Все сгорело.

– А у меня нет. – Я углубилась под своды. – И чистая бумага есть, и чернильница…

– Они не помогут.

– … и даже афитакская палочка.

– Нужна карта и еще…

– И карта есть. – Села возле сумки. – Расскажи мне о ведьме, Ив. Вы столько работали там, во дворце, а такое ощущение, что ничего не сделали.

– Потому что Аклен’Ил заперлись в кабинетах…

– Да, я помню, – вытаскивая стопку бумаг, перебила я. – А еще помню, как ты нагло расхаживала по их кабинету и учила работать.

Кажется, Ив смутилась. Голову от колен оторвала и посмотрела на меня внимательно.

– Неправда.

Тихое возмущение?

– Правда, правда, – настаивала, стараясь нащупать в сумке чернильницу. – Я же слышала, как ты там кричала. Даже слышала ругательства.

– Не может такого быть, – растерянно парировала она. – Ты говоришь чушь, Асфи.

Надула щеки – значит, скоро взорвется. Я усмехнулась и язвительно поинтересовалась:

– Опять будем спорить?

– Ты даже наших ругательств не знаешь!

– А это правда, – хохотнула я, оборачиваясь к ней. – Научишь?

Она улыбнулась.

– Так ты это специально?

– Никогда бы так не сделала! Хочу, чтобы ты научила меня ругаться, но сначала займемся ведьмой, – потрясла картой.

– Сейчас ты похожа на Кейела, – неожиданно произнесла Ив, поднимаясь. Отряхнула штаны и добавила: – Когда он не злится.

Сжав карту, я посмотрела на сумку Кейела. Он отдал нам ее. Почему? Не потому ли, что не был уверен в том, что вернется ко мне. Я знала: в ней спрятана карта получше, полнее, детальнее, но…

– Держи. – Протянула вещи Ив. – Найди местечко уютнее, а я скоро.

Если она и насторожилась, то виду не подала.

Птицы на улицы щебетали, Тодж успел вернуться с охоты, и, кажется, Феррари снова его доставала, а я продолжала стоять над сумкой Кейела. Карту точно брать нельзя. В общем‑то, как и копаться в вещах Вольного. Нельзя.

Присела на корточки и открыла сумку. Не углубляясь нашла запасную рубашку, вытащила и быстро все закрыла. Сжала грубую ткань, рассматривая потертый воротник и пятна на плече. Наверное, пробовал отстирать кровь в горячей воде, а может, просто не успел ополоснуть вовремя. Кейела нельзя назвать неряшливым: в его сумке всегда царит определенный порядок, вещи лежат в строгой очередности, в зависимости от их важности; он внимателен к мелочам в выборе еды или ночлега; на оружии нет заметных царапин; Тодж всегда чист и сыт; – но постоянное скитание по лесу и нестабильный доход приносят неизбежные трудности. Если бы у Кейела была другая жизнь, каким бы он был?

Рубашку пришлось подпоясать, рукава закатать, а завязки на груди туго затянуть, но даже так она все равно съезжала с плеч. Не страшно.

Ив расположилась у поваленного дерева и уже что‑то шустро записывала на чистых листах. Я подошла к ней и протянула свою рубашку.

– Переоденься.

Она подняла голову, продолжая хмуриться, а затем вскинула брови и, неуверенно взявшись за уголок вещи, произнесла:

– Спасибо.

Я присела возле карты и стала разглядывать пометки на ней.

– Что это за цифры?

Ив не стала уходить. Отвернувшись от меня, натягивала рубашку через голову.

– Порядок визитов Повелителей. Знаешь, Асфи, очень странно все выходит. Вспышки ведь в разных регионах, но всегда вблизи отдаленных поселений.

– И что? Ив, – я согнула руки в локтях, выставляя ладони вперед, – если что, вы мне с Роми почти ничего не рассказывали, поэтому я многого не понимаю.

Ив отшвырнула куртку и, закинув косу на плечо, вернулась. Устроилась рядом, подогнув ноги под себя. Повернула ко мне листок, на котором было несколько строк с перечислением регионов, пострадавших поселений и примерным количеством жертв, и твердо сказала:

– Если бы ведьма собирала силы, то, вероятнее всего, выбирала бы большие города.

Я прищурилась.

– Больше жертв – больше сил? Это логично.

– Именно. Сейчас, погоди.

Ив схватила стопку бумаг и долго рисовала на листке завитки символов, но вскоре выдохнула и, покачав головой, сообщила:

– Долго рисовать весь знак, но вот это, – ткнула палочкой на спираль, напоминающее торнадо, – знак поиска. Он натолкнул меня на мысль, что ведьма что‑то ищет. Что‑то очень важное, потому что он всегда ярче остальных символов.

– Постой, – поморщилась я, отбирая лист и разглядывая символы. Дешевая бумага зашелестела под пальцами. – Выходит, ведьмовской знак состоит из символов?

– Да, и их много. Иногда знаки были яркими, а иногда едва видимыми. В последних трудно разобраться, какие символы толще и четче.

– По ним можно предположить, что затеяла ведьма? Угадать мотив.

– Да, мотив, – закивала Ив. За короткие минуты исследовательница забыла обо всех невзгодах и провалилась в работу. – Северяне присылали нам отчеты по символам, но знаешь, я должна увидеть все сама, убедиться. Говорят, на севере знаки до сих пор остались яркими. И это натолкнуло нас на версию, что ведьма там, среди северян, – пристально посмотрела на меня. Помолчала, будто убеждалась, что я внимательно слушаю. – Но смотри на цифры.

Она поочередно ткнула на поселения с единицей, двойкой и тройкой. Я молча разглядывала карту, но поняла, что Ив ждет ответа, поэтому отметила:

– Все три на севере.

– Именно! Аклен’Ил могли ошибаться в предположениях.

Сказать прямо, что я едва ли понимаю, или?..

– Это были города, – нахмурилась я, склоняясь над картой. На карте города отмечались замками, а обители – замками со знаменами. – Первыми пострадали города на севере. Больше жертв – больше сил?

Наверное, глупое предположение.

– Да! – воскликнула Ив, вырывая из пальцев лист. – Я пыталась донести эту мысль Аклен’Ил, но они меня не слушали.

– Почему?

Ив подсунула рисунки с символами мне под нос и указала на круг.

– Замыкающий знак слишком слабо проявляется. В него влито меньше всего силы, и он граничит со знаками паразитизма и провокации. Это…

Я замотала головой.

– Ив, я не понимаю. Опять не понимаю. – Посмотрела на нее с сожалением и призналась: – Правда, я очень хочу помочь и разобраться, но столько символов и… Как они работают? Что значит: замыкающий? Что он замыкает?

Шумно выдохнула. Проще провести анализ экономической деятельности гильдии Пламени Аспида, чем понять основы волшебства из каких‑то заметок. Да и надо ли пробовать, если потом я отберу у ребят все, чего они достигнут? Как же глупо…

Глупо? Жестоко и лицемерно.

Ив, закусив губу, почесала лоб.

– В знаке сорок семь символов, и каждый что‑то делает.

– В школе была информатика, – вспомнила я, упираясь руками в мягкую траву и разглядывая предзакатное небо. – Мы немного в Паскале разбирались. Это такой язык программирования… В общем, думаю, что я понимаю, как работает сила ведьм, но… – взглянула на Ив и убедилась, что теперь она ни черта не понимает. – Просто продолжай.

Она быстро спохватилась, потянулась к карте, но, видимо, решила все же подбодрить меня – сказала:

– У ведьм опасная сила, сложная. Им самим трудно с ней справляться. Понять ее.

– Еще бы, – усмехнулась я.

Она мягко улыбнулась и затараторила:

– Давай я просто поделюсь с тобой идеями, а потом расскажу о цикличности фаз темных сил и потоках, связанных с измерениями, из которых символы черпают…

– Для начала просто идеи, – перебила я.

Неужели все эльфы такие максималисты? Выдохнула и в самом деле приготовилась слушать.

Я оставлю ребят в этом мире. Оставлю их наедине с проблемами, трудностями, страхами… одиночеством. Когда мы познакомились, каждый из них был одинок. Может, и я была одинока? Отогнала эту мысль. Я должна уйти, оставить их, отобрать у них все, чего они достигнут… Паршиво.

Но сейчас они живы в этом настоящем. Пусть оно не будет совсем мрачным.

Улыбка дрогнула, но я ее удержала. Голос Ив звучал мелодией, которую не хотелось перебивать:

– Видишь, даже ты догадалась, что если бы ведьма собирала силы, то она бы направляла Повелителей туда, где больше жизни, а тут беспорядок такой… Она либо неопытная, либо очень боится большого притока силы, либо что‑то ищет. Что можно искать, направляя Повелителей в самые отдаленные регионы? А еще есть временные промежутки между нападениями. И они тоже беспорядочные. Сначала были редкими и действительно в крупных городах. Почему‑то торговых, – постучала палочкой по карте, – а потом участились, но в селах. И эта частота, наталкивает на мысль, что ведьма торопится. И я никак не могу понять: почему? И знаешь, что еще… – осторожно посмотрела на меня, заправляя прядь волос за ухо.

Я узнала этот взгляд. Когда‑то, при нашей первой встрече, Ив смотрела так же и предполагала, что Кейел плохой из‑за своей расы.

– Ты не обижайся, Асфи, но с тобой связь все же есть, просто Аклен’Ил не смогли ее подтвердить. Тебе решили не говорить. Приказ Волтуара. Видимо, он не хотел беспокоить тебя зря.

А вот это любопытно. Я заглянула в карту, продолжая внимательно слушать:

– Твое появление в Фадрагосе совпадает с первым вызовом Повелителей. Пришли сразу двое. Сюда и сюда, – указала на северные города, – а ты появилась в Долине драконов. Она здесь, за Вечным лесом. В общем, наверное, и впрямь совпадение.

Или нет? Нужно найти ведьму. Вдруг она меня сюда призвала. Да, конечно, Асфи… Просто снова цепляюсь за призрачную надежду. Зачем? Дома меня ждут родные, а тут… Бывших Вольных не бывает, да и моя предреченная смерть никуда не исчезла.

– Ив, давай перекусим.

Она кивнула и стала собирать листы, попутно бормоча что‑то себе под нос, а потом застыла и тихо произнесла:

– Кейел…

Сердце ухнуло, заколотилось, расшатывая тело; по ногам прокатился жар, а затем озноб. Я замерла, не успев подняться. Ив хмурилась, выглядела напряженной.

– Что? С ним ведь ничего не случилось? Ты же не соврала мне?

Не сейчас. Только бы не в нашей жизни.

– Нет, – успокоила Ив, слабо покачивая головой. Камень с души! – Я думала, он убьет меня, – потерла шею, покрытую синяками. – Даже Мивенталь испугались. Он кричал на них, они метались, а он продолжал кричать и… Асфи, он обнимал тебя, плакал и кричал на всех вокруг. Он же Вольный, – повела плечами. – К тебе никого не подпускал, потом ругал Алурея. Возможно, это его духи покровители, но я никогда не слышала о таких. Он обнимал тебя и требовал у Алурея прошлое. Мы просидели там до тех пор, пока он хоть немного не успокоился. Потом снова появились Мивенталь, они что‑то сообщили ему, и он привязал тебя к Феррари. Знаешь, она тоже испугалась его, но меньше всех нас. А вот я… Никогда не любила рептилий, а тут Тодж. Я думала, Кейел убьет меня. Я всего лишь замешкалась.

Я обняла ее за плечи, притянула к себе, а она продолжила жаловаться:

– Если с тобой что‑нибудь случится, он убьет меня. Он клялся, что убьет.

– Прости, – прошептала, поглаживая ее руки. – Я поговорю с ним. Он никогда тебя больше не тронет. Обещаю, Ив.

* * *

Солнце припекало, заливая ярким светом поляну. По центру лежали лопухи с земляникой и расположились мы. Ив пробовала местные ягодки – ничего страшного не произошло. Возможно, концентрация воды Истины не такая большая, чтобы нанести вред.

Я сидела на мягкой траве и прикрывала глаза от удовольствия. Тонкие пальцы Ив скользили по моим, все еще красным, волосам, распутывая тугие косички. Ее голос звучал тихо, но ветер шумел еще тише.

– Пламенные драконы опасны, но не самые страшные.

– Тогда какие самые страшные?

Трудно представить что‑то кошмарнее после личной встречи с пламенным драконом.

– Ловцы душ. Во всех записях говорится, что они похожи на гигантские непроглядные тени. Их нельзя убить, а прогонять так и не научились. Написано, что они приходят из мира Повелителей. А вот когда и почему – неизвестно.

– Но это драконы?

Ив потянула волосы чуть сильнее, и я запрокинула голову.

– Исследователи отнесли их к драконам. Внешне похожи, да и пламя тоже извергают. Просто оно черное и действует иначе, будто не извергается, а наоборот затягивает жизнь в дракона. Ты вот щит поставила из хрустальной слезы. Это защитные духи Анх’олэй помогают тебе. Они сильные, не многим подчиняются. Есть и другие, и от драконов тоже спасают, но только не от Ловца душ. Он всем питается, если можно так сказать, даже духами. Говорят, стражи в сокровищнице такие же.

– В сокровищнице Энраилл? – оглянулась я.

– Не дергайся, Асфи, – Ив обхватила мою голову и поправила так, как ей удобно. – Да, в ней. Но многие уверены, что это просто слухи. Как можно узнать, кто охраняет сокровищницу, если ее никто не находил? Стражи есть – в это верю, но не думаю, что они бессмертны.

– А если правда, то этих стражей тоже нельзя ни убить, ни прогнать? – не успокоилась я.

– Согласно легендам, нельзя.

Бесполезно узнавать у Ив, как в таком случае их победить. Я крепко зажмурилась, сцепила руки в замок и пробормотала:

– Легенды… – недовольно протянула я. – Сначала твой дружок, Рурмис, лапшу мне на уши вешал, что о войне Предков толком ничего неизвестно. И это рассат, между прочим, расхваленный, как самый честный! А потом Волтуар мне ворох информации о войне выдает: и конфликт, и союзы, и даже оправдания некоторым.

– Не злись на Рурмиса, он хороший, Асфирель. И тем более не врал он тебе. – Она закончила расплетать волосы и снова стала что‑то заплетать. – Очень много неправды находим. Приходиться перепроверять, убеждаться в достоверности. К тому же у каждой расы… Да что там говорить! В каждом регионе ты услышишь местные догадки и предположения, как на войне Предков на самом деле было.

– Кажется, соггоры верят, что в войне участвовали Повелители, – припомнила я.

– Я тоже верю. Многие исследователи верят. В последние сотни периодов войны была настоящая неразбериха. Если принимать в расчет все записи, которые нашлись, то получается полная несуразица. Кто, с кем и против кого сражался совсем непонятно. Хорошо, что в конфликтах разобрались, но все равно много темных пятен.

– Например?

Ив задумчиво промычала, хватая прядку с виска, а затем произнесла:

– Например, эльфы ненавидели людей до войны. Мы находили несколько записей на каменных плитах, в которых эльфы убивали людей. Но во время войны они вступают в один союз с ними. Зато соггоры много раз выражали беспокойство, что васоверги жестоко обращаются с людьми, а позже Гар’хорт становится терпимее к людям, и тогда соггоры запрещают людям пересекать границы почти всех регионов.

– Гар’хорт? – спохватилась я. – С ним была первая вестница.

– Была. Мы рассказывали тебе о ней.

– Я слышала его имя раньше. Определенно слышала, но не могу вспомнить где и когда.

Ив долго молчала, продолжая отделять тоненькие прядки. Цепляя ноготками кожу головы, вызывала приятные ощущения. Мурашки по коже.

– Он много чем прославился, – наконец‑то произнесла она, – но я догадываюсь, что тебя впечатлило. Регион Ночной смерти. Его друг превратился в первого ночного охотника. Дневник этого человека помог понять, какая трагедия произошла в этом регионе, а еще узнать о Повелителе, Тавирде.

– Слепой старик, – вспомнила я дневник, который читал Волтуар. Такое откровение трудно забыть. – Погибший звал Гар’хорта братом.

– Они и были названными братьями. Даже какой‑то ритуал крови прошли. Это был первый человек и васоверг, сумевшие признать друг друга равными. Но если расписать события по хронологии, то становится ясно, что дружба была крепкой только на словах.

Феррари и Тодж выскочили из кустарников, погрызлись немного на краю поляны и скрылись в других кустах. Мы не ограничивали зверей. Возможно, они даже нашли где‑нибудь озеро, пригодное им для питья.

Ив дождалась, когда повизгивания и рычания удалятся, и пояснила:

– Друг Гар’хорта погиб, а на тот момент считалось, что пропал без вести. И васоверг его даже не искал. В то время к нему в руки попала вестница, а васоверги, они… – голос осип, – неприятные мужчины и азартные.

– Хватит о грустном, – улыбнулась я. – Расскажи мне о чем‑нибудь…

– Спасибо, Асфи.

Благодарность прозвучала слишком неожиданно. Выбила воздух из груди, вызвала легкое смятение. Сглотнув, я кивнула.

– Я расскажу тебе эльфийскую тайну о балкорах. Эти твари на севере, и, кто знает, может быть, это знание спасет нам жизни.

В последнее время слишком много тайн ко мне слетается. Вестница – это всего лишь наша выдумка… Я поежилась, но отказываться от предложения не стала. Вот только все оказалось не так просто, и мне пришлось клясться духами, что никто не узнает эту тайну. Ив снова распутала мои волосы и опять начала плести, только теперь захватывая пряди со лба.

– Балкоры отвратительны, а единственное, что у них сильное – нюх. Слишком тонкое обоняние. И даже после обращения оно остается при них. Есть крохотные и очень слабые духи. Их даже не видно, но они невыносимо вонючие. Не отзываются только на земле, омертвленной Повелителями, поэтому призвать не проблема. Зовут Канкхалка. Эльфы раньше с помощью них и находили балкоров даже в чужом обличии. Остальным расам просто воняет, а у кротов аллергия – они будут чихать до тех пор, пока вонь не исчезнет.

Я усмехнулась.

– Кроты?

– Когда‑то они жили под землей, в горах, а потом вышли на поверхность. Зачем отрезала волосы? – перевела она тему. – Коса получается только до плеч, и волосы из нее торчат. Теперь только эльфийскую косу и заплетать, но это так по‑детски.

Я отстранилась и потрогала голову. Нахмурилась и сказала:

– Это обычный колосок.

– Это эльфийская коса, – настаивала Ив. – Колосок – это о растениях.

Я рассмеялась, но смех быстро прервался. Любое веселье и беззаботность не длились долго, а только напоминали, что время неумолимо ускользает.

Между деревьев светлел просвет, но там никто не появлялся.

* * *

– Снова ложишься с закатом?

Ив вошла в пещеру со стопками листов и направилась к сумкам. Я поерзала на твердой земле, удобнее устроила голову на седле Тоджа и ответила:

– Проснусь раньше.

Несмотря на желания, заснуть удалось не сразу. Ив тоже улеглась, но долго крутилась, шумно вздыхала. На улице стемнело, лес заполнился пугающими ночными звуками. Казалось, где‑то в углу пещеры тоже что‑то крохотное скреблось. Шорох вызывал неприятные чувства, зато отвлекал от тревожных мыслей. Еще два дня – и мы с Ив продолжим путь на север. Живы ли ребята?

– Они в гильдии Справедливости, – прозвучал голос Ив.

Я перевернулась на другой бок, но в кромешной темноте не увидела эльфийку. Могла только догадываться, где она и что делает. Почему‑то казалось, что Ив тоже лежит на боку и смотрит в мою сторону.

– Кто?

Птица, а может, летучая мышь промчалась у самого входа. Ветер шумел листвой, в углу кто‑то продолжал еле слышно скрести по камню.

– Мои родители, – ответила Ив.

А я уж подумала, что она заснула.

– Ты не рассказывала о них. Не хотела?

– Мы почти не общаемся. Поддерживаем деловые отношения. Поддерживали, – исправилась, – теперь этого не будет.

– Если я поинтересуюсь подробностями, ты снова на меня разозлишься? – на всякий случай уточнила, хотя прекрасно понимала: Ив не подняла бы эту тему, не будь у нее желания ее поднимать.

– Не разозлюсь, – ответила тихо, но продолжать не спешила. Помолчала недолго, что‑то почесывая, потирая, а потом все же рассказала: – Родители добивались статуса почтенных. Меня хотели принять в гильдию Справедливости, а я была невнимательной и любопытной. Пока их волновал вопрос: виновен преступник, и пострадала ли жертва? Я интересовалась природой преступлений. Рурмис рассказами о работе помог окончательно понять, что это не мое, и я ушла к исследователям. Мой уход поставил под удар повышения сословия, но мама с папой справились. Они стали почтенными, а я осталась уважаемой. И потом все, чего я хотела, – это доказать им, что я тоже способна многого добиться. – Тяжело вздохнула и закончила: – Выяснилось, не могу. Я подвела их.

* * *

Четвертое утро.

Солнце еще не взошло.

Я сидела на поваленном дереве и куталась в плед. Рядом стояла кружка с мелиссой. Илиал перегрели отвар. Духи могли бы снова охладить его, но я не стала просить. Любовалась струйками пара; они поднимались невысоко и исчезали в легкой дымке лилового тумана. Ящеры мирно спали: Тодж дремал под деревом, воркуя и иногда фыркая; Феррари разлеглась у него в ногах и все чаще открывала глаза, подглядывала за мной. На салатовом листочке, одиноко выросшем на тонкой низкой веточке, собралась капелька. Впитывая отражение окружающего леса, она медленно скользила к краю. Достигла его, тяжело перевесилась, округлилась и…

Тодж встрепенулся. Я подпрыгнула на месте, в мыслях проклиная резкого динозавра. Нахмурилась, заметив, что он уставился в одну точку и не двигается. Его дыхание участилось, зрачки на миг расширились. Феррари заинтересованно подняла голову, взмахнула хвостом.

Тодж сорвался с места и исчез в кустах. Феррари приподнялась, глядя ему вслед. Я сглотнула, старалась утихомирить взметнувшуюся надежду. Скинула плед с плеч, сползла с дерева и осилила несколько шагов.Остановилась, закусив губу. Глубоко вдохнула, и через мгновение тоже бросилась вперед.

Одежда впитывала влагу, собранную с подлеска. Босые ноги скользили по холодному мху. Я ухватилась за ствол, царапая руку и замирая на месте. На глаза навернулись слезы.

Кейел с усталой улыбкой прислонялся лбом к морде Тоджа. Потрепал его, погладил перышки на носу. Я прижалась щекой к шершавому дереву, глубоко вдохнула. Прислушалась, но ни слова из бормотания Кейела не разобрала. По‑прежнему удерживаясь за ствол, шагнула вперед. Лишь на секунду опустила глаза, чтобы посмотреть, куда поставить ногу, а когда подняла, столкнулась с внимательным взглядом.

Вольный молчал. Темные круги залегли под зелено‑карими глазами, разбитый подбородок все еще покрывали болячки, а губы были бледными, сухими.

Что услышу первым? Наверное, опять отметит, что с рисунками на лице я страшная. Или напомнит, что…

– Не спишь? – хрипло спросил, отступая от Тоджа.

– Не сплю.

Сжимая кулаки, он запрокинул лицо к небу. Судорожно выдохнул и полушепотом заметил:

– Светает.

Я улыбнулась. Преодолела последние метры, разделяющие нас. Повисла на его шее, уткнулась в нее носом, запуталась пальцами в волосах, небрежно собранных на затылке. Я не плакала, но меня трясло. Крепкие объятия и частые поцелуи успокаивали. И шепот, как обещание:

– Я тут, Аня. Я больше не уйду. Не оставлю тебя…

Его ладони скользили по спине, мяли рубашку, иногда сжимались, сдавливая кожу. Обветренные губы царапали щеку, лоб. Он хотя бы ел в дороге?

– Кейел, ты… – воздуха не хватило.

…теплый, но так сильно дрожишь. Грубый, но одновременно нежный. Сильный, но при этом умудряешься бояться. Я никогда тебя не забуду.

Выдохнула:

– Я люблю тебя.

Он прижался щекой к моей щеке и прошептал:

– Я знаю.

Глава 9. Сказки для Вольного

Иногда самое прекрасное отыскивается среди самого ужасного. Теперь я знала это. Теперь я знала, как выглядит счастье Кейела. И оно мне безумно нравилось.

– Этот лук лучше тебе подходит. Чувствуешь? – спросил Кейел, щупая мою руку от локтя к плечу. – Напряжена, но не дрожит. Отпускай.

– А‑а как? – поинтересовалась я, удерживая натянутую тетиву. Почему‑то именно сейчас не хотелось ничего испортить, поэтому лучшим вариантом было – уточнить.

Кейел усмехнулся и, отступив, ответил:

– Просто расслабь пальцы. Расслабь, и все.

И я выполнила. Тетива скользнула по кончикам пальцев, секундой позже лук пошатнулся, но стрела полетела ровно, плавно. Вонзилась в дерево. Пусть не так далеко, но я попала! Широко улыбнулась, опуская лук, и резко, на носочке повернулась к Кейелу. Сердце екнуло. В груди что‑то затрепетало от его взгляда, направленного на меня. Возможно, из‑за веселого, но в то же время нежного блеска в теплых глазах. Из‑за непривычно ласковой улыбки.

– Стрелу нужно забрать, – мягко напомнил. – Хотя бы попробовать.

Я тряхнула головой и, направившись за стрелой, призналась:

– Ты смущаешь меня.

– Это плохо? – вопрос прозвучал обеспокоенно.

Застыла. Ушам своим не верю! Неужели он всерьез разволновался? Обернуться не успела. Тепло окутало спину, сильные руки крепко обхватили, прижали к твердой груди, животу. Дыхание пощекотало скулу, Кейел спросил:

– Каким нужно быть, чтобы устраивать тебя?

Я тихо рассмеялась, запрокидывая голову. Затылком коснулась его плеча.

– Аня, не смейся, я серьезно.

– Кейел, не нужно под меня…

– Я смогу. Поверь мне, смогу. – Помолчал немного, пока я боролась с чувствами за свою улыбку. – Хотя бы попробую.

Ноги ослабли, легкие сковались в тиски. Он не шутил, не издевался. Ему и вправду важно – я вижу это по внимательному взгляду, чувствую по напряжению в руках и задержанному дыханию, – и от этого радость горчит сильнее.

Осторожно повернул к себе и, медленно склоняясь, тихо протянул:

– Анюта, – и еще тише попросил: – поцелуй меня.

Когда ребята вернулись, им понадобилось полдня на отдых и сон, а затем мы продолжили путь к северу. Заночевали еще разок во владениях Древних, а уже на следующий день, к обеду, дошли до Ядовитого дракона. В этот раз я смотрела на оплавленный камень иначе. С уважением, с замиранием сердца. Гладила пористые останки, задаваясь вопросом: как тело не расплавилось под огнем пламенного дракона? Становилось понятно: либо пламя обжигало его недолго, либо у каждого дракона есть какая‑то врожденная защита от силы себе подобных.

Глазницы дракона были открыты, но не пусты. В них давно намело земли, разрослись мелкие цветы. Кейел каким‑то чудом добрался до глазниц, сорвал один стебелек и, когда мы догнали его, подарил мне. По форме белые цветки напоминали капельки и назывались слезами шан’ниэрдов… С виду хрупкие, трепетные, утонченные, а на деле – крепкие и стойкие. Я проверила это после того, как услышала название. О легендах, почему цветы назвали именно так, даже не спрашивала. В итоге просто выбросила цветок и увидела широкую улыбку Кейела. Даже не улыбку. Кажется, он еле сдерживал ликующий смех. Его короткое безумие, возможно, рожденное ревностью, заметила не только я, но и Елрех. Однако акцентировать внимание на этой теме мы не стали, ограничившись переглядыванием. Тем более рядом были слабоизученные окаменелости дракона…

Между обломанных, стертых ветром и временем наростов, протягивающихся вдоль позвоночника, нашлось место гнезду. Яркие птицы громко щебетали, периодически вспархивая над домом. Хвост дракона порос мхом и даже крохотными елочками. На камне они, конечно, не вырастут крупными, но пару лет будут украшать собой это памятное место. Война Предков изменила Фадрагос, нескончаемой враждой расколола многие расы, а какие‑то, напротив, сдружила и примирила.

Мы не позволяли себе долгие стоянки, а лагерь разбивали лишь на ночлег. По какой‑то причине Кейел спешил попасть до полнолуния к священному кольцу, ближайшему к северу. Ромиар тоже нервничал, поторапливая его. Он даже не обижался на то, что Кейел разделил их с Ив, поставил под угрозу важную миссию. Наоборот, казалось, между парнями появилось какое‑то взаимопонимание. Легкое, едва ощутимое, незаметное, если не знать обоих Вольных достаточно хорошо. Елрех тоже приглядывалась к ним с настороженностью и надеждой. Никому не хотелось необоснованной вражды внутри сложившегося коллектива.

Кейел удивлял не только прогрессом в отношениях с надменным Вольным, но и с Ив. Я не успела поговорить с ним о ней. Да о чем я? В первые минуты, а может, и часы, после встречи я попросту забыла обо всех. Держала его за руку, ходила за ним хвостиком, с удовольствием помогала во всем, о чем бы он ни попросил. Я ликовала, осознавая, что могу быть рядом. Просто быть рядом. А потом, когда собирались в дорогу, он извинился перед Ив. Увидел ее новые заметки и с какой‑то дружеской беспечностью стал интересоваться успехами, подкидывал теории и идеи. Они даже успели поспорить, когда он заступался за теорию Аклен’Ил, но в этом споре они смеялись и смешили пререканиями остальных.

Наверное, впервые за долгое время жизнь налаживалась, время наполнялось счастьем. Но вместе с ним чаще приходилось бороться с желанием уйти подальше от веселья. Закрыться, зашиться ото всех.

Я всегда уважала папу за целеустремленность. Никогда не замечала раньше, что любила себя за это же качество. Сейчас почти ничего не изменилось: если мне что‑то нужно, я готова поставить на кон все, но получить необходимое. Я найду Сердце времени и вернусь домой. В этом не сомневалась даже Елрех, в этом не сомневалась я. Почти ничего не изменилось, кроме мелочи, меняющей абсолютно все. Когда‑то я любила себя за целеустремленность, а сейчас ненавижу за это.

Я не считала дни, вообще старалась не думать об этом. Период или три месяца, день или рассвет с закатом, час или шаг солнца – как ни назови и ни отсчитывай, ничего не изменится. Время все равно остается временем. С ним невозможно бороться.

Очередное место ночлега мы оставили еще в темноте. Успешно миновали священное кольцо и даже удачно ни с кем не столкнулись на втором, часто используемом. С полными силами двигались к другому священному кольцу через пестрый лес. Запах цветов щекотал горло, привлекал бабочек и гудящих шмелей, а еще напоминал, какой регион мы пересекаем. Солнце проникало сквозь гущу крон, согревало прелые листья и мох. Феррари опять гонялась за Тоджем и никакие угрозы на нее не действовали. Ей нужно было внимание, но все мое свободное время заняли обучения с Кейелом и Елрех, а перед сном я всерьез увлеклась наработками Ив. Конечно, даже если я найду ведьму, и вдруг окажется, что она в самом деле виновна в моем перемещении сюда, то это ничего не даст. Быть может, она даже знает, как мне вернутся домой, но этого уже недостаточно. Кошмары о смерти многих будут мучить, как и прежде. Совесть, которая все же, как оказалось, у меня есть, не позволит отбросить мысли о вине. Но ее поиски здорово отвлекали.

Кейел шел чуть впереди, но периодически оглядывался. Мои вещи снова были на его плечах, занимая руки, поэтому он часто останавливался и ждал, когда я догоню и уберу волосы с лица. Кажется, кому‑то просто нравится носить сумки…

Я поравнялась с ним, прикоснулась к его пояснице. Погладила рубашку, ощущая под ней теплоту и движение сильных мышц. С хитринкой глянув в мою сторону, Кейел спросил:

– Соскучилась?

– Может быть, – широко улыбнулась. Он скривился собирался что‑то сказать, но я продолжила: – Попробую вымотать Феррари. Она Тоджу жизни не дает. Был бы волком завыл бы уже.

Кейел резко застыл, будто что‑то вспомнил, осознал, и посмотрел в сторону ящеров, петляющих между деревьев. Его взор из заинтересованного медленно превращался в обеспокоенный. Он задышал глубже, прислушиваясь к рыкам. Отступил, будто невольно попятился. Я насторожилась. Что не так? Повернулся ко мне с ошарашенным видом.

– Что? – испуганно поинтересовалась и сглотнула. Я чего‑то не знаю?

– Бывает же такое… Как я сразу не заметил, – произнес полушепотом и опустил растерянный взгляд на носки сапог.

Такой пришибленный, будто Тоджу от Феррари грозит что‑то смертельное. А что еще может так выбить Вольного из колеи? Из‑за волнения ком снова подкатил к горлу. Я переступила с ноги на ногу и напомнила о себе:

– Кейел, что случилось?

Слабо покачал головой, а потом поднял на меня глаза и произнес:

– Мы столько лет с Тоджем рядом. Думаю, у нас даже проблемы стали одинаковыми. Просто девушки разные.

Я опешила. Брови поднялись, а слов как‑то стало недостаточно. Только и смогла уточнить:

– Чего?

– Прохода не дают, – пробормотал, – зажимают между деревьев. Ты только глянь, как в кусты его гонит. Ненасытная.

– Духи Фадрагоса, Кейел! – сжала кулаки и пошла в наступление. Я ему все ребра пересчитаю!

Он тихо рассмеялся, отскакивая от меня. Быстро прикрылся сумкой.

– А с вами что? – Из кустов рядом, фыркая и отряхиваясь, вышла Елрех. – Прямо как эти, – кивнула на ящеров, останавливая меня. Помолчала немного, наблюдая за ними, и добавила: – Неугомонная самка. Тоджа жалко, загоняет ведь.

Кейел расхохотался, а я с укором посмотрела на подругу. Она сняла с белых волос листок с паутиной, потрясла головой, заметила в стороне Ив с Роми и направилась к ним.

– Ты все подстроил! – обвинила я Кейела.

– И не пытался, – с улыбкой ответил и, шагнув дальше, попросил: – Будь осторожна.

Он отдалялся, а во мне бурлило веселье, подталкивало отомстить за розыгрыш. Сделать хоть что‑нибудь! Кейел шел так ровно, будто Мивенталь прокладывали перед ним тропинку, но все же иногда переступал ветки и… Впервые я засмотрелась на то, как парень виляет задом. Улыбнулась, быстро догнала Кейела и, не притормаживая, шлепнула его по ягодице, ощутимо сжала, и сразу ускорилась, оставляя обомлевшего Вольного позади. Надо запомнить эти круглые от удивления глаза, чтобы потом запросто разоблачать наигранные эмоции.

Долго оттягивать Феррари от Тоджа не пришлось. Она бежала ко мне сразу же, как замечала интерес с моей стороны. Вот и сейчас стоило только окликнуть, и девчонка ломанулась по зарослям папоротников. Подбежала и принялась облизывать руки, ощутимо боднула в плечо, потираясь головой. Я устояла и стойко переждала ее бурный порыв эмоций, а затем со знанием забралась в седло и направила лиертахона куда глаза глядят. Когда придет время, чтобы вернуться, Феррари сама привезет меня к ребятам. Елрех рассказывала, что у них развито уникальное чувство, позволяющее капюшоном улавливать след души. Возможно, на Земле ученые объяснили бы это какими‑то электромагнитными волнами, или еще чем‑то, но в Фадрагосе все гораздо проще: у души есть след и даже запах.

Феррари привычно набирала разгон. Сначала мы важно, будто бы девчонка красовалась перед лесными зверьками, прошествовали между огромными красными бутонами лилий, собирая на себя пыльцу, затем ускорились вдоль ручья, и вот минут пятнадцать спустя она бежала, лавируя между стволами.

Я пригнулась к горячей шее, высматривая в зелени путь. Поваленные деревья или камни уже не пугали. Феррари ловко оставляла их позади, при этом изворачиваясь так, что я ощущала, как от кожи или одежды твердая поверхность проходит в миллиметрах, но не задевает меня. В крайних случаях, она на секунды высоко задирала лапы, укрывая мою голову и спину крыльями.

Впереди показался просвет, и я потянула поводья. Еще несколько метров осталось позади, прежде чем Феррари остановилась на холме. Взору открылся цветочный ковер, залитый солнцем. Он тянулся до небольшой рощи, за которой высилась стена плато. Сердце на миг замерло. Я закусила губу, разглядывая далекий блеск водопада. Его рокот не доносился ко мне, но воспоминания о нем никуда не исчезли. Где‑то там, за ним, каменная лестница ведет во внутренний дворик белоснежного дворца. А во дворце, наверняка закрывшись в кабинете, Волтуар перебирает отчеты.

Надеюсь, у него все хорошо.

– Идем, Феррари, – погладила сильную шею. Жар тела согрел пальцы.

Еще раз кинув взгляд в сторону обители Цветущего плато, я улыбнулась. Поерзала, усаживаясь в седле удобнее, и решила повторить забег. Пусть Феррари немного устанет.

– Возвращаемся к Ив.

Феррари подалась вперед, остановилась и подняла голову. Я зажмурилась, но слуху это не помогло. Громкое «Ив, Ив!» резануло по ушам. Не сказать, что Ив подружилась с лиертахоном, но зверь с легкостью ориентировался именно на ушастую.

Мы прыжком сорвались с места. Я клацнула зубами, пережидая это чувство, будто лифт резко тронулся с места. Привычно пригнулась к шее Феррари, позволяя ей самой выбирать скорость и направление. Деревья замелькали по сторонам, под нами хрустели ветки. После второго оврага, который Феррари запросто перепрыгнула, я вцепилась в луку и сжала челюсти. Ребят видно не было, но я услышала визг Тоджа и разобрала смех Кейела. Впереди снова показался просвет. Я улыбнулась, собираясь остановить лиертахона, но возникшее жужжание быстро оборвалось ударом по щеке. Жук, влетевший на такой скорости, показался крохотным острым камушком, от которого пришлось отвернуться.

Всего одна секунда…

– Аня, стой! Ремень!

Кейел?

Сердце ухнуло. И я даже не сразу поняла, как мы с Феррари под мой крик прыгаем с обрыва. Ветер ударил снизу, тело утратило вес. В животе все перевернулось, вынуждая заткнуться. Внизу темнела полоска ущелья. Наверное, от страха меня повело набок, но сорваться я не успела. Зелено‑желтые крылья хлопнули, нас ощутимо подкинуло вверх, и если бы не стержни на седле, которые буквально придавили лодыжки, я бы не удержалась и вылетела в воздух.

Когда движение выровнялось, я не смогла пошевелиться. Не смогла обрадоваться. Даже вдохнуть нормально не могла. Комок тошноты застрял в горле, ладони скользили от пота по коже седла. Но я заметила: мы не летим, а парим.

Главное, не смотреть вниз. Главное, не смотреть вниз…

А дальше отвесная стена. Мы же, черт возьми, теряем высоту! Столкновение неизбежно.

Духи метались, но мгновенно затаились. Понятно, это мы уже проходили. Как только появляется опасность, с которой они не могут справиться, то разбегаются по углам. Мышцы ныли от напряжения, но… Стена близко. Феррари вытянула шею, запрокинула голову, с силой мотнула хвостом.

Соберись! Не удержишься, тебя уже ничего не поймает. Ничего не спасет!

Собственный крик оглушил.

Меня опрокинуло спиной к пропасти. От рывка разболелось в плечах, хрустнуло в шее.

Перед глазами небо и тонкие облака. А еще голова Феррари. Сама девчонка, пробив когтями камень, вцепилась в стену.

Я удержалась, и мы не падаем – прекрасные новости. Однако трудно шевелить головой, чтобы осмотреться, когда висишь над пропастью. Феррари дышит, и каждый ее вздох вызывает ощущение, будто я на американских горках. Вдох – это такой подъем, при котором стержни, давят в районе лодыжек, но это давление даже радует, а вот вспотевшие ладони скользят, и кажется, вот‑вот отпустят седло. Выдох, напротив, приносит облегчение рукам, но ноги очень тянет вниз.

– Ф‑фер‑р‑рари, – стуча зубами, с трудом выговорила я. – Д‑давай наверх.

Она покрутила головой, прищурилась песочными глазами от яркого солнца и, наконец‑то, сделала рывок. Я удержалась, а потом искренне порадовалась, что лиертахон так лихо пробивает камень. Они превосходные скалолазы! Знала бы раньше, никогда бы не забралась в седло!

Плечам больно от напряжения, колени одеревенели.

– Духи Фадрагоса, – тоненько взвыла я.

Как начинается молитва? Хоть какая‑нибудь!

Меня опять швырнуло, проверяя мышцы на крепость. И снова! Каждый раз, когда Феррари переставляла лапы. Кажется, хвост тоже играет немаловажную роль, но я ни за какие коврижки не оглянусь! Завыла без всяких взываний, просто замычав.

Чем ближе виднелся край обрыва, тем сильнее ныли мышцы, потели ладони и вообще все тело тянуло назад, мотало под легким дуновением ветра. Я смотрела на редкие цветочки, выросшие на крохотных выступах и завидовала бабочкам, беззаботно порхающим над ними. Отвлекалась как могла. Почему‑то вспомнила стишок про Танечку и мячик. Несколько раз вспомнила, словно заело. А может, и впрямь заело. В итоге позавидовала даже Тане. Тоже мне, горе какое – мячик в речку уронить!

Феррари помедлила, весело поворковала, озираясь. Отдыхает хвостатая зараза? Это она зря. Зайку бросила хозяйка…

Самым страшным моментом оказался последний – по всем параметрам пиковый. Феррари, может быть, и заползла бы плавно на горизонтальную поверхность, но не с седлом на спине. Мы застыли перед краем. Дико захотелось самой обрести крылья. Вот она твердая земля, ровная, не отвесная. Прямо рядом, чуть выше носа! Но все же в метре от меня. Перед глазами осточертевшее голубое небо с отвратительными крылатыми птицами, а еще ветер раздражает – щекочет волосами щеки. Феррари ощутимо напряглась, и это испугало так же, как внезапное падение. Меня подкинуло, мотнуло. Лиертахон карабкался быстрыми, короткими прыжками. Я крепко зажмурилась, заскулила, а когда открыла глаза обмякла.

Феррари трясла головой и немного телом, отряхиваясь от песка, но, судя по воркованию, радовалась разминке, а у меня не хватило сил даже на то, чтобы просто сползти с седла. Часто моргая и дрожа, я посмотрела на ту сторону обрыва.

Ромиар, скрестив руки на груди, стоял с гордо приподнятой головой; белая кисточка хвоста мельтешила за стройными ногами. Елрех с Ив, опираясь ладонями в землю, сидели на краю. Кейел стоял на коленях неподалеку и раз за разом заправлял и без того убранные волосы за уши. Видимо, все это время, что я висела над пропастью, троица стояла на четвереньках и наблюдала. Наконец Кейел прекратил бесполезные движения руками, тряхнул ими напоследок и медленно осел на землю. Спустя несколько секунд вовсе разлегся на спине и уставился в небо.

Все еще стуча зубами, я улыбнулась. Жаль, с такого расстояния не получается рассмотреть лица ребят.

Как только я пришла в себя, вспомнила о ремне с зажимами и поняла его функцию. Даже надела и затянула петлю на талии, но вернуться обратно тем же путем не рискнула. Спешилась и побрела вдоль обрыва, часто глядя на противоположную сторону. Хорошо, что поела плотно и при себе остался бурдюк с водой.

Ущелье, обрамленное густой зеленью лесов, тянулось к востоку. Солнце перевалило за зенит, припекало, но ветер ласкал кожу. Феррари не оставляла меня одну, гоняя птиц в зарослях поближе. Я улыбалась. Несмотря на пережитый кошмар, усталость в теле и невозможность поговорить с Елрех, обнять Кейела, в душе цвела радость.

Ущелье сужалось. Нас с Кейелом разделяло метров тридцать, а может, больше. Он, как и всегда, немного опережал ребят, а я старалась успевать за ним. Ноги гудели, вынуждая замедлиться. Думала, Кейел направится дальше, но он, глядя в мою сторону, тоже сбавил темп. Вот как?

Прошла еще несколько метров и, закусив губу, застыла на месте – через два шага остановился и Кейел. Я хохотнула, ощущая… что? Вдохнула глубоко и вытянула руку, будто могла прикоснуться к Кейелу. Он стоял боком ко мне, обернулся к ребятам и снова посмотрел на меня. Я ждала ответа, как никогда прежде. Вольный поставил одну сумку на землю, снова обернувшись, крикнул: «Роми, забери!», а затем потянулся рукой мне навстречу и направился дальше вдоль обрыва. Едва не рассмеявшись, ликуя, я последовала за ним. Словно в танце. Над пропастью?.. Это лучше полета. И ноги пробирает дрожь – и она другая, приятная. В груди слышен трепет сердца.

Долго мы так не прошли. Я устала держать руку на весу, но впереди уже виднелась полоска подвесного моста. Кейел остановился, дождался ребят. Я тоже с нетерпением ждала. Хотела оказаться рядом с ними. Прикрывала рукой глаза от солнца и гадала, о чем они говорят. Кейел оставил вещи и побежал к мосту. Сердце рухнуло. Гулко забилось в горле, в висках запульсировало.

Я сорвалась с места, бросилась к Вольному. Почему так страшно опоздать?

Феррари не отставала, воспринимая все за игру, но… Разве забавы вызывают слезы на глазах?

Кейел пересек мост раньше, чем я добралась до него, но не остановился. Не остановился и тогда, когда приблизился ко мне. Снес собой, но удержал в объятиях. Нужно было отдышаться, но прикосновение сухих губ к моим губам заставляли забыть о других желаниях. Кейел удерживал за талию, второй рукой гладил щеку, пальцами скользил по виску, цеплял волоски. Я тряслась, будто от холода. Судорожно глотая воздух, снова и снова тянулась за очередным поцелуем. Ладонью чувствовала удары его сердца, а второй ласкала сильную шею, большим пальцем затрагивала рубцы шрамов.

Кейел отстранился. Опьяненным взглядом нашел мои глаза, и выдохнул:

– Я хочу тебя. Прямо сейчас хочу.

* * *

Ручей мелодично журчал среди цветочного великолепия небольшой поляны. Листья трепетали под дуновением теплого ветерка, птица заливисто пела где‑то неподалеку. Солнце грело обнаженную кожу, расслабляло, разнеживало. Лежа на одежде, наспех брошенной на мягкую траву, я пыталась устроить голову на согнутых руках удобнее. На спине было бы лучше, но Кейел лежал рядом, приподнявшись на локте, и кончиками пальцев скользил вдоль позвоночника то вниз, то вверх. От этой нежной ласки я не готова была так просто отказаться. И голос… Как же я люблю этот хриплый голос.

– Такая выносливость и неуязвимость вызывала зависть у других рас. Вот и зацепились хоть за что‑то. Высмеивали недостаток речи из‑за клыков и неприятную внешность, а чтобы зацепить гордость сильнее, стали звать викхартов виксартами.

– В викхаре совсем нет букв «с», «ш»… Никаких шипящих?

– Только то, что они без труда могут выговорить.

– И что? – не могла понять я. – Неужели весь мир поддержал дурацкую затею? Она же какая‑то детская, совсем глупая.

– Лишь смелые, – усмехнулся Кейел, пальцами продлив линию ниже поясницы.

Я вдохнула глубже, потерлась щекой о предплечье. Остановить бы эти мгновения.

Кейел продолжил:

– Когда доходило до боя, только васоверги не боялись выступить против викхартов один на один. Но васовергам даже не столько за слова ответить важно, сколько просто подраться. Может, поэтому эти две расы сблизились еще до войны Предков. А потом викхарты мародерствовали с васовергами, и их шутливое прозвище прочно закрепилось в Фадрагосе.

– Ты скучал по нему? – спросила я, вспоминая недавний рассказ Кейела об отце Вайли. – Или по другим наставникам.

– Нет.

Подул мне на лоб заинтересовывая. Я приоткрыла глаза в тот момент, когда Кейел, нахмурившись, осторожно снимал с моих волос черного жучка. Заметив, что я наблюдаю, улыбнулся и пояснил:

– Я благодарен им, но скучаю не по всем. Кхангатор, как и любой другой виксарт, злопамятный и мстительный. От них лучше держаться подальше. – Замолк ненадолго, отводя мои волосы за ухо, убирая их с лица и шеи, а потом спросил: – Почему ты была с ним?

Я мгновенно напряглась, вспоминая Волтуара, но все же уточнила:

– С кем?

– Женя. С ним.

Растерялась. Почему Кейел интересуется им? Удивление быстро сменилось настороженностью и сожалением. Я не забыла, что у Жени зеленые глаза и родинка возле губы, но едва ли вспомню черты лица.

– Женя был хорошим. – Повела плечом, не сумев подобрать более толковый ответ. Он и вправду был хорошим. Пытаясь вспомнить что‑нибудь еще, медленно протянула вслух: – Евгений Назаров.

Кейел с любопытством рассматривал мое лицо.

– Что это?

– Полное имя, – бодрее ответила, надеясь перевести, как выяснилось, непростую тему. – Женя – Евгений, а еще Александр – Саша. Непохоже на полное имя? У нас встречаются такие сокращения имен. Кейел тоже как‑то сокращается? Например, Кей.

Он нахмурился, но буквально сразу улыбнулся. Заправил русую прядь за ухо и покачал головой.

– Нет, у моего имени нет сокращений. Кей… – Прищурившись, добавил: – Даже слова такого не знаю.

А он знает много языков… Неужели и впрямь не существует? Озаренная воспоминанием, я вскочила, уселась перед Кейелом на коленях и теперь посмотрела на его лицо сверху. Погладила подушечками пальцев шрамы на щеке, чувствуя неровность кожи, и поделилась знаниями:

– На одном из наших языков key – это ключ. – Хохотнула из‑за глупости предположения, но все равно озвучила: – Может, ты мой ключ от Фадрагоса.

Кейел рассмеялся. Я склонилась к нему, и он замер, затаил дыхание. Приоткрыл рот, позволяя поцеловать себя. Мне нравилась медлительность поцелуя. Нравилась откровенность и неспешная атмосфера, сложившаяся между нами. Он провел ладонью по моим волосам, удержал за затылок, не позволяя отстраниться сразу. Потом, когда я снова села прямо, спросил:

– На Земле тоже ничего не знают о перемещении между мирами?

– Нет. Только фантазировать об этом любили.

Он вскинул брови. Да, тут предпочитают легенды о самом Фадрагосе и о других мирах даже не думают.

– Некоторые истории были интересными и… ценными. Например, «Маленький принц». Он путешествовал от планеты… от мира к миру и…

– Кто? – поморщившись, перебил Кейел.

Я мигом исправилась:

– Маленький правитель. – Заметив веселые искры в теплых глазах, улыбнулась. – И в его истории нет ничего смешного.

– И чем же он правил? – спросил Кейел и закусил губу.

– Крохотной планетой… миром, где он мог любоваться закатом бесконечно. Всего лишь переставляя стул.

Кейел расхохотался.

Точно! Почесала лоб, вспоминая, с чем ассоциируется в Фадрагосе закат.

– Не смейся, – с укором попросила. – Его мир был круглым и солнце…

– Я понял, – склонил голову к плечу, – правитель был маленьким, поэтому стал очень злым.

– Он был хорошим, а вот цветок у него вырос вечно недовольным. Но очень красивым.

Кейела явно подмывало пошутить и на эту тему. С улыбкой приподнял подбородок, но я показательно насупилась.

– И что было дальше? – полюбопытствовал.

Никогда еще не было так уютно, как сейчас. Почему я не смущаюсь нашей наготы? Почему готова болтать часами о всякой ерунде? И ерунда вдруг становится самой интересной темой для беседы. Важной, необходимой.

Кейел слушал историю маленького принца, стараясь не перебивать. Однако сначала часто смеялся, потом уточнял о незнакомых вещах: пилот, самолет, король, поезд…

– Он позволил змее укусить себя.

– Зачем? – Кейел едва ли не кривился. И ведь даже не заметил, как проникся историей. – Какая ценность в этой сказке?

Пожала плечами, честно признаваясь:

– В Фадрагосе, наверное, никакой.

Я сидела на коленях, упираясь руками в рубашку. Иногда сжимая ткань. Кейел нашел мою руку своей, переплел пальцы с моими. У меня не получалось оторвать взгляда от его глаз. Самые красивые глаза, которые я когда‑либо видела.

– Есть у нас вымышленный герой, – тихо произнесла и сглотнула. – Кай. Мне кажется, тебе понравится его история. О том, как Снежная королева… правительница…

– Правительница? – Уголки губ дрогнули в легкой усмешке. – Кто доверил женщине правление регионами?

Я нахмурилась и заверила:

– В истории Земли было много мудрых правительниц. Конечно, в этой сказке она не…

Он сжал мою руку и перебил:

– Попробую угадать. – Забавно прищурился на один глаз, продолжая: – Все проблемы в этой истории от правительницы. Наверняка неумение трезво оценивать ситуацию и держать себя в руках привело к трагедии.

Я прыснула от смеха, прикрывая рот свободной рукой.

…

– И эмоции вернулись к нему так просто? – вопрос прозвучал недоверчиво.

Устроив голову на твердой груди, я слушала стук любимого сердца и выводила ноготками полосы по рельефному животу. Кейел лежал на спине и перебирал мои полуседые волосы, вызывая мурашки на коже.

– Разве просто? – удивилась. – Я рассказала тебе огромную историю.

Может, даже что‑то напутала и забыла…

– Но история не его, а Герды. Что сделал Кай, чтобы вспомнить? Расплакался, – Кейел фыркнул. – Аня, у вас любят странных героев. Маленький правитель, который бросил регион, пусть даже крохотный, и умер ради цветка.

– Он умер, мечтая попасть домой! – полушепотом поправила я.

Невольно поежилась, заметив отдаленную схожесть ситуации со своей. А Кейел, не заметив моей растерянности, продолжил:

– Потом мальчик, которого спасает девочка… Больше не рассказывай мне ваши сказки. Наши интереснее.

– Ваши жестокие или наивные, – не осталась в долгу.

– Тогда придумай собственную, но такую, чтобы она имела ценность в нашем мире.

…

– Аня, – прошептал на ухо Кейел.

Я почти задремала под очередную легенду о Фадрагосе и от расслабляющего массажа. Ласковый поцелуй возле шеи вызвал ленивую улыбку.

– Что, Кейел?

Горячая ладонь скользнула между лопаток, принося наслаждение.

– Кай выбросил осколок?

Я нахмурилась. Какой Кай? Спустя пару секунд разобралась в вопросе и вяло ответила:

– Вместе со слезами. Он выпал из глаза, когда Кай расплакался.

– Выпал и выбросил не одно и то же. Кай выбросил осколок?

– Скорее всего, – сонно отмахнулась.

– Это неправильно. Он ошибся, как и я недавно.

Я приподняла голову. Легкое волнение прогнало дремоту.

– Думаю, их нужно беречь, – добавил Кейел. – Все осколки до единого.

По телу прошелся неприятный озноб. Память подкинула обрывок важного для меня момента.

«– Что делать с осколками, которые нельзя склеить?

– Выбросить.»

Кейел изменил ответ. Усложняет… Почему?

Глава 10. Вьюга

Кейел.

Ее тело давно окрепло, реакции улучшились, инстинкты не уступают эльфийским и фангровским. Если бы Аня родилась в Фадрагосе, в какой‑нибудь семье охотников, то достигла бы превосходных успехов. О ней бы точно знали во многих регионах. При одном условии: только если бы сама захотела, чтобы о ней узнали. Она умеет вести себя тихо, когда ей это нужно. Допустим, милая фангра права: я влюбленный дурак, поэтому восхищаюсь Аней. Но где она сейчас? Где, духи Фадрагоса, моя девочка?

Желтые глаза выдали Ромиара в кроне низкорослого дерева. Наверняка показался мне специально, дал знать о себе. Прижимаясь спиной к стволу, я сжал короткую палку, импровизирующую кинжал. Бесшумно двинулся в сторону густых зарослей.

Лунный свет показывал неровности, ветки и корни. Размеренное уханье совы позволяло маскировать шаги по сложным участкам. Можно попросить помощи у Мивенталь, но это будет слишком легко, да и Аня опять разозлится.

Она и так найдет повод поругаться на несправедливость…

Стук. Откуда? Слева.

Ветки лозняка зацепились за волосы. Я тихо выпутался и выглянул на небольшую поляну.

Птицы? Нет, не они. Что‑то двигалось под кустами, мелькало, будто шерстью. Волосы? И тихий стук повторяется раз за разом, словно стекло или железо.

Усмехнулся. А может, Ромиар прав: она не так уж сообразительна. Моя глупая девочка решила заползти в заросли и ждать меня там вечность?

Не пересекая черту ночных теней, я обошел поляну по кругу. Приблизился к кустам с другой стороны. Перехватил палку удобнее, пытаясь высмотреть, куда Аня забилась. Прищурился, вглядываясь в темноту. Услышал фырканье и отшатнулся. Енот?! Он полз ко мне, задирая морду, принюхивался. За ним, на примятой траве, блестел флакончик и лежала куртка Ани.

Сквозняк за спиной. Я выпрямился, но не успел обернуться.

– Вот так становятся трупами, Вольный, – ликующе прошептала Аня, прижимая свое деревянное «оружие» к моей шее.

Опоила енота зельем и отвлекла меня. Сыграла через приманку. Недурно.

Сейчас произнесет нужные слова, и я признаю поражение.

– У меня есть ценная информация! – Вскинул руки и выпустил палку. Когда‑то я купился на эту же уловку от нее.

– Чего?

– Никогда не слышала, что у жертв могут быть тайны? – Надо заболтать ее.

– Даже не думай, Кейел. Я не поведусь на эту…

Ушел в сторону, выхватывая палку из ее рук, до того, как она упала на спину. Енот быстро убегал, и я усмехнулся, наблюдая за суматохой. Ромиар пыхтел, заламывая Аню и придавливая ногами к земле. Приставил «оружие» к животу.

– Ты мертва, – озвучил необходимые слова.

Я приблизился к ним, глядя сверху вниз на лицо бойкой девочки. Даже в гневе, с такими растрепанными волосами, колким блеском в темных глазах и крепко сжатыми губами, она прекрасна. Шипит не хуже аспида и извивается так же. А это что? Сжал кулаки, разглядывая темные капли на подбородке, и спросил:

– Ты поранил ее? – Скажи, что это не так, Вольный. Ты обещал, что даже не поцарапаешь.

– Она разбила мне нос!

Разбила нос шан’ниэрду? Вольному?

– Отпусти меня, рогатый! Я тебе еще и хвост оторву! Всю шерсть выщиплю!

Духи Фадрагоса, она в бешенстве? Отступил на полшага. Даже сейчас, даже такая… Не помню никого из девушек, кто вызывал бы такие чувства. Она будоражит и восхищает.

– Отпусти ее.

Ромиар отскочил, но Аня и не двинулась следом. Глубоко дышит, сжимает траву в кулачках – пытается успокоиться. Шмыгнула носом и произнесла:

– Это не честно, – голос обиженно дрогнул.

Улыбка против воли расползлась на моем лице. Я кивнул Ромиару, и он, вытирая нос, отправился к лагерю. Я снова посмотрел на Аню. Моя маленькая, честно, не честно… Откуда в жестоком мире такая наивная простота? Она точно не набралась этого в Фадрагосе. Присел рядом с ней на траву и не удержался – прикоснулся к ее лбу, отвел прядку. Кожа влажная от пота, но все равно нежная. Провел подушечкой пальца от переносицы к кончику носа. У нее красивый нос, немного вздернутый, но аккуратный. У нее соблазнительные губы, на ощупь мягкие.

– Ты не предупредил, что Роми выйдет на тренировку и выступит на твоей стороне. Это сговор!

– Не злись, Аня. Враги никогда не думают о чести. Выбрось такие мысли из головы.

– Я же почти победила, – с грустью протянула и перевернулась на бок.

И дуется мило. Обычно хитрые глаза становятся невероятно наивными и печальными. Теплые пальчики, тонкие, хрупкие дрогнули от прикосновения, но все же сжались на моей ладони. Во всем притягательная.

Завтра мы будем у священного кольца, и на небе полнолуние. Она ведь не откажет мне? Я закрыл глаза, пережидая бестолковое волнение. Ее руку должна украшать ис’сиара из самых дорогих металлов, а не из трав, собранных наспех. Но я не успею раздобыть лучше, чем есть, а осколки – фрагменты эмоций, воспоминаний, – их нужно беречь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Улыбнувшись, я признал:

– Ты победила.

* * *

– Я пойду с тобой.

Алурей, посмотри на нее. Ты видишь то же, что и я?

Аня заступила мне дорогу и, вздернув подбородок, скрестила руки на груди. Наспех надетая рубашка прилипла к плечам. Влажные после купания волосы лоснились на солнце, в карих глазах плескалось золото. Брови сдвинуты вместе, а губы мелко дрожат. Неужели она верит, что выглядит грозно? Скорее, очаровательно.

Я улыбнулся, но постарался придать серьезности голосу:

– Аня, я всего лишь разведаю обстановку. Я не разрешаю тебе идти со мной.

– Ты не понял? – Глаза раскрылись чуть шире. Она мотнула головой, быстро выдохнула. – Я не спрашиваю разрешения, а ставлю тебя перед фактом. – Вытянулась на носочках. Дыхание принесло запах мелиссы. – Мы с Роми просто подстрахуем тебя. Духи Фадрагоса, Кейел! Мне надоело бояться, что ты можешь уйти и…

Я порывисто обнял ее, прижал голову к груди. Она попыталась оттолкнуть, но не сумела. Продолжила ругаться, щекоча дыханием ямку между ключицами, но уже сдалась – обняла за талию, а голос утратил звонкие ноты. Я обхватил ее лицо и заставил посмотреть мне в глаза. Казалось, что она скоро заплачет. Раньше это согрело бы в груди, но сейчас огорчает.

– Я вернусь к тебе, Аня. И даже не на рассвете, а уже сегодня до полудня. Успокойся. Я вернусь.

Не верит. Или верит, но все равно боится. Что сделать, чтобы она перестала волноваться?

– Если бы твоя разведка в самом деле была безопасна, ты бы взял меня с собой. Но нет же! – Она отступила, продолжая делиться рассуждениями: – Ты оставляешь с нами Роми и запрещаешь идти мне! – Пожала плечами и развела руками. – Значит, риск есть.

Ты никогда не была глупой, всегда умела делать выводы, но как же сейчас ошибаешься.

– Аня, я…

Не дослушала. Развернулась и направилась к лагерю. Я ухватил за руку, но она выдернула ее из ладони.

– Не надо, Кейел! – Обернувшись, вытерла влажные глаза и покрасневший нос. – «Я больше не уйду! Не оставлю тебя!» – это твои слова. Ты обещал мне! – Обняв себя, качнулась с носки на пятку и тихо попросила: – Просто вернись ко мне. Просто вернись, пожалуйста.

Я смотрел на изящную спину и не мог сдвинуться с места. Когда успел пообещать Ане, что больше не оставлю ее? Скривился, вспомнив: на рассвете, когда вернулся от Кхангатора. Шумно выдохнул, сжимая рукоять кинжала. Аня просто не догадывается, к какому поселению мы подошли. Знала ли она о планах правителей Цветочного плато? О том, что если у них ничего не выйдет с послом, то они постараются обойтись встречей на границе с севером? И у старших правителей достаточно хлопот, чтобы дожидаться северян на окраине региона и готовиться к их приему. Волтуар наверняка давно живет тут, и я не хочу, чтобы Аня с ним виделась. Не хочу, чтобы даже слышала о нем.

Ударил ладонью по бутону цветка – он отломался и упал в траву. Постоял немного и направился к поселению.

– Кейел!

Сердце на секунды перестало биться.

Аня бежала, вытирая щеки. Я встретил ее объятиями. Она прильнула ко мне, запах хвои приятно окутал, вытеснил цветочный. Родная, почему плачешь из‑за пустяков?

– Прости меня. – Слезы продолжали стекать по ее щекам, но она улыбалась. – Чесслово, не хотела ругаться! Просто, знаешь… У меня же Единство укрепилось? – Много надежды в глазах. О чем спросит? Облизала губы и продолжила: – Я ведь могу уже настойки и зелья пить? Могу?

– Да, Аня, – кивнул, вытирая большими пальцам слезы. – Думаю, уже можешь.

– Это все ерунда эта женская! – Повела плечами и отвела виноватый взгляд. – Буду пить настойки, и не будет таких сбоев в настроении. – Прислонилась лбом к моему плечу, и я запустил пальцы во влажные волосы. Она всегда излишне эмоциональна, неспокойна, поэтому сомневаюсь, что настойки помогут. – Я боюсь, что ты не вернешься, но не хочу ругаться из‑за этого. Нелепо ведь.

Духи Фадрагоса. Анюта, наверное, я все же люблю тебя.

Высокий частокол огораживал поселение, окруженное лесом, но не являлся помехой. Я знал в нем каждый дом, каждый закуток. Столько раз хотел вернуться к соггорам, что порой засиживался тут, на границе с территорией изгоев, неделями.

Лаз в заборе все так же не был заколочен. Нечисть, обитающая в этом лесу, не настолько умна, да и мало ее, чтобы проверять ограждение без повода. Тут даже на ворота сторожить ходят по одному, и весь день спят в гамаке. В сараях шумел скот, во дворах гомонили дети, смеялись женщины. Мужчины до обеда будут работать в поле и мастерских. Я двигался в самый благоустроенный участок поселения. Первых эльфов в боевом облачении заметил на подходе к дому старосты. А куда еще поселят правителя? Стражей миновал, огибая дома и сады, отвлекая псов с помощью Мивенталь.

И мне повезло.

Волтуар и впрямь был тут, да еще не в доме, а на заднем дворе в беседке у пруда. С трех сторон заросли крыжовника и шиповника, а за ними яблоневый сад. Нас никто не увидит.

Правитель хмурился, перебирая бумаги, раскладывая их на столике, и потягивал вино из кубка. Цветущий жасмин, росший у колонны беседки, привлекал пчел и скрыл меня. Я присел на корточки, пробрался ближе. Ухватился за перекладину и приподнял голову, высунулся. Стражник стоял у входа спиной к нам. Надо отдать правителю должное – он даже не вздрогнул. Собрал бумаги в стопку, постучал ими по столу, выравнивая. Откинулся на спинку скамьи и произнес:

– Алроен, попроси хозяйку накрыть на стол пораньше и найди Ларвина. Он должен быть у ворот.

Стражник шагнул вперед, стал поворачиваться. Я нырнул за низкое ограждение и, прислонившись спиной к камню, уставился на крохотный пруд. Вода мелко бликовала под солнцем.

– Почтенный Волтуар, прислать кого‑нибудь подменить меня?

– Незачем. Тут довольно спокойно. Что может произойти?

Я ждал, слушая, как отдаляются шаги. Ждал даже тогда, когда все затихло.

– С Асфирель все хорошо?

– Она в порядке, – нахмурившись, ответил я.

Наверняка я бы тоже первым делом поинтересовался ее состоянием. Узнал, как у нее дела. Или нет?

– Мне нужно ее увидеть.

– Нет.

Дерево скрипнуло. Я вновь скользнул к жасмину, поднялся, вжался в листву. Волтуар, стуча каблуками по каменной дорожке, обошел беседку, приблизился. Как и всегда в безупречном костюме правителя, с украшениями и растрепанной челкой. У шан’ниэрдов почти не видно пор на коже, всегда правильные черты лица, бледная кожа и яркие глаза.

Волтуар нравился Ане? Надеюсь, она видела в нем такое же животное, как и во многих других, кто отличается от людей.

Правитель подошел еще ближе, и я поморщился, рассматривая его. Он немного склонил голову, согнул руки в локтях и сцепил пальцы в замок.

– Вольный, – тихо проговорил, глядя в глаза, – я хочу встретиться с ней.

Хочешь? А я хочу прирезать тебя, пусть и многим обязан именно тебе.

Я усмехнулся, медленно произнес:

– Почтенный, нужно и хочешь не одно и то же. И вы точно разбираетесь в различиях слов.

Он отступил, тряхнул волосами.

– Как и в нашу последнюю встречу, ты слишком напряжен. Я не враг тебе, и тем более не собираюсь вредить Асфирель. Как она? Ей что‑нибудь нужно? Возможно, деньги, одежда. Я думал вы уже на севере, но, как вижу, нет. Теплая одежда точно пригодится. Вероятно, не будет лишним и…

– Ты не увидишься с ней, – отрезал я, сжимая кулаки.

Я пришел не для того, чтобы выслушивать его пожелания и предложения. А что потом? Отчитаюсь перед ним и приведу к ней? Все еще держит меня за идиота. Именно из‑за него я уже однажды отказался от нее. Хотел оставить во дворце, уехать и забыть ее. Он спровоцировал меня. И что получилось? Она разрушила жизнь себе, очень ответственной фангре и двум придуркам, увязавшимся следом.

Выступил вперед, вызвав секундную хмурость на его лице, и полушепотом потребовал:

– Сейчас ты заткнешься и выслушаешь меня. Потом ответишь на несколько вопросов. А после, если твой стражник еще погуляет, расскажу тебе о ней. Но к полудню я должен уйти.

Он молчал; змеиный зрачок не дергался. Говорят, они видят мир немного иначе, чем остальные, но как именно объяснить не могут, потому что привыкли обозначать увиденное так же, как и остальные.

– Хорошо, – кивнул Волтуар.

Мы так и стояли за жасмином, разговаривая полушепотом. Я знал, что влюбленный шан’ниэрд – заложник чувств. Он никогда не навредит возлюбленной, будет оберегать ее, рискуя собой. Странно, что Волтуар остался правителем после всего произошедшего, но его преданность региону вызывала уважение. И сейчас, в беседе об Асфирель, он уклонялся от ответов, которые могли бы навредить его народу. Говорить приходилось быстро, сумбурно, но и этого выходило более чем достаточно. У нас не было возможности получать достоверную информацию, только слухи от тех, кто попался на пути, а этого слишком мало.

– О том, что я убил Вайли, кто‑то знает?

Секундное замешательство Волтуара напрягло.

– Не знает.

С правителями трудно. Они неосознанно утаивают эмоции даже тогда, когда это никому не нужно. Я скрестил руки на груди и уточнил, наблюдая за реакцией Волтуара:

– Это младшая сестра Айвин, Вольная.

Он помял пальцы. Кивнул.

– Я слышал о горе уважаемой целительницы, но не вдавался в подробности. – Посмотрел исподлобья и спросил: – Зачем ты убил Вольную?

– Я не убивал ее. Меня там даже не было.

– Уже не докажешь.

Да пошел ты! Совета от тебя точно не жду.

– Меня подставили мудрецы, – поморщился я.

Он усмехнулся, вздернул бровь. Его взгляд был красноречив – не верит мне. Прихвостень Энраилл! И даже не догадывается об этом.

– Присмотрись к ним повнимательней, почтенный.

– В тебе говорит север.

Север говорит, что шан’ниэрдам не место среди правителей. А вот юг диктует вырвать твой язык и скормить тебе же! Я посмотрел на пруд; солнечные блики на воде отвлекали.

– Мне нужно, чтобы ты защитил ее, когда придет время.

Волтуар удивился, но молча опустил глаза на мою руку, сжимающую рукоять кинжала. Если он и хотел задать вопросы, то, видимо, побоялся вспугнуть удачу.

– Можешь рассчитывать на мою поддержку, Вольный. Однако помни, какая ответственность на меня возложена. Я не пойду против своего региона.

Я сглотнул горечь. Опять приходиться просить об этом. А ведь так надеялся, что Аня вернется к Крисвету, сможет устроиться в поселении изгоев. Но что осталось от него?

– Этого и не нужно. Тебе понравится мое предложение. Никто и никогда не видел бывшего Вольного, – выдавил кривую улыбку. – Я ведь умру.

Когда‑то я с нетерпением стремился закончить миссию и уйти к корням древа Жизни максимально свободным от чувств: без привязанностей, без эмоциональной зависимости. Без душевного голода. Аня отобрала мою свободу, и как сказано в завете, я сам позволяю медленно лишать себя воли. Сам отрекаюсь от миссии Вольного. Когда в последний раз я думал о спасении Фадрагоса ради самого Фадрагоса? Все чаще, двигаясь к цели, я думаю о благополучии Ани. И почему я должен радоваться смерти? Древо Жизни все равно подарит мне новую жизнь. Я забуду, что такое истинная свобода. Забуду, что был Вольным. Тогда какой во всем этом смысл? Зачем мы, Вольные, духам? Возможно, жертвы. Это огорчало, но было логичным.

Волтуар слушал жадно, хоть и пытался скрыть это. Сцепил руки за спиной, сжал челюсти и, наверное, дышал через раз. Я не сообщил ему, что мудрецам грозит опасность от Кхангатора. Вождь обязательно затеет войну и подключит к ней васовергов. Вскоре мудрецам будет не до нас, но оставалась другая проблема – Дриэн. Если Волтуар – правитель, – думал, что мы уже на севере, значит, алхимики предполагают так же. Старый «аспид» чрезвычайно расчетлив. Он не будет швыряться ресурсами при высоком риске. Нам организуют «теплый» прием по возвращению. Мы можем не справиться с поиском сокровищницы, если не устроить Дриэну проблемы.

– Ты правитель, тебя послушают. Обвини его в сговоре с нами. Весь Фадрагос верит, что она ведьма. Обыграй его, Волтуар, выставь пособником ведьмы. Пусть он ищет оправдания. Вполне вероятно, что, оправдывая себя, он оправдает и Аню.

– Он уже ответил и доказал, что ничего не знает о ней.

– Правда? – сощурился я. – Он солгал. Пламя Аспида – влиятельная гильдия, завязанная на репутации. Как верховный допустил такую ошибку и взял к себе ведьму? – с презрением поинтересовался. – Позволил действовать у себя перед носом, да еще и отправил поближе к правителю.

Волтуар пожевал губами, чуть качнулся, а затем кивнул.

– Второй раз я встретил Асфирель у мудрецов. Как мне доложили, ее приняли, потому что Дриэн просил об этом письменно. Думаю, прошение осталось у мудрецов. Мы можем давить на некомпетентность и поставить верховенство Дриэна под сомнения. Вот только ответь мне, Вольный: почему ты уверен, что он так заинтересован в поимке Асфирель? И та копоть, что нашлась на утесах, – не выдумка.

Ему нельзя знать о Единстве. Не сейчас. Если он поддержит нас и заставит выйти Дриэна из тени, то мудрецы постараются остепенить его. Им будет невыгодна эта суета. Я убрал волосы за уши и спросил:

– Ты любишь ее?

Волтуар улыбнулся и покачал головой.

– Тебе известен ответ.

– Тогда верь ей! Асфи не обманывает Фадрагос. Она не угроза нам. Помоги, Волтуар, а затем, оставь регион приемнику и позаботься об Асфирель. На севере ей не место, а тут отправиться некуда. Ее нужно спрятать.

– Ты хочешь, чтобы я забрал ее в свой будущий дом? – Тонкий зрачок дрогнул.

Хотелось зажмуриться, чтобы не замечать его скрытой радости, а еще оглохнуть, чтобы не слышать своего голоса. Но я справился, озвучивая план:

– Последнее желание правителя. Когда вы уходите из региона, вам позволяют забрать с собой что‑то или исполняют ваше желание, наставление. Что бы это ни было, лишь бы не угрожало региону. Заставь Дриэна оправдываться, и сделай все, чтобы попутно он оправдал Аню. Я найду настоящую ведьму, и тогда на Асфи останется только вина за преступления, которые ты простишь. А потом забери ее к себе.

Солнце поднялось высоко, светило ярко. Птицы громко голосили, вынуждая постоянно выглядывать на дорожку, ведущую к дому. Волтуар тоже рисковал, общаясь со мной.

– Ты должен знать, что соггоры отказались ехать сюда, – расщедрился Волтуар. – Совсем скоро я отправлюсь на север. И у меня для нее письмо от мудрецов. Они отдали его в день моего отъезда.

Опять письмо? На что в этот раз давят: на совесть, на сострадание? Могут запугать Аню угрозами. Они написали ей до того, как помогли с ищейками Кхангатору, или после? Волтуар лишь слышал о проблемах Айвин, выходит, спрашивать бесполезно. Да и неважно. Послание наверняка не содержит ничего, что могло бы спасти Аню.

Я облизал пересохшие губы и все же поинтересовался:

– Его можно распечатать?

– Нет, – Волтуар тряхнул волосами. – На нем защита сильнейших духов.

Солнце начинало припекать. Пора возвращаться.

– Тогда отдай его. Я передам.

– Нет, – вскинул подбородок. – Я выяснил, кто учил тебя на севере. Мне известно, что ты можешь привести Асфирель во дворец. Соггоры предупредили, что организуют праздничный вечер в честь нашего приезда. Вольный, ты позволишь нам увидеться. Полшага солнца…

– Подотрись этим письмом! – Духи Фадрагоса, о чем он просит?!

– Обычная прогулка. Я и пальцем к ней не прикоснусь, если она не захочет.

Если она не захочет? Выродок! Я ухватил его за грудки, до скрипа стиснул скользкую ткань. Его спокойное дыхание, пропитанное виноградным вином, раздражало сильнее.

– Пока я жив, ты к ней не приблизишься! Только когда я умру, понял?

Духи Фадрагоса, я сверну ему шею!

– Не тебе решать, Вольный! – прошипел ублюдок, вцепившись в мои запястья и оскалив клыки. – Однажды ты уже решил за двоих и отобрал у нее все! Зачем ты взбаламутил ее? Зачем?! Ты разрушил ей жизнь, когда вошел в нашу с ней спальню – в нашу! – и не остановился! Ты знал, что она пьет зелье желания! Знал!

– И не знал, что она любит меня! А она любит меня, Волтуар. Меня, понимаешь?

Он изменился в лице, расслабил руки, выдохнул спокойно. А я решил закончить:

– Если бы знал, что она любит меня – не позволил бы ей уехать в твой регион. Я совершил ошибку, но не в тот момент, когда вошел в твою спальню. – Отпустил его, похлопал по плечам и повторил: – В твою.

Я уходил из поселения, но казалось, будто бежал. И бежал не только к Ане, но и от эмоций, разрывающих после разговора с Волтуаром. С самого начала Аня стремилась к благоустройству, но я отобрал все возможности. Еще тогда отобрал, когда заставлял предать Аспидов, показать их тайник. И уже тогда восхитился преданностью девчонки гильдии. Допустим, ею двигал страх стать изгоем, но честность подкупила, расположила. Она всегда играла на стороне Аспидов, одурачила меня, помогая Ив. И выступила против исследовательницы, пошла на сделку со мной, когда поняла, что зло не во мне, а именно я сражаюсь с ним, разыскиваю его. Пусть она никогда не забывала о собственной выгоде, но всегда стремилась воевать за светлое, за доброе. Ее волнует справедливость и честность. И как же это дико! Эта дикость бросалась в глаза с самого начала знакомства, и я играл на этом. Давил при любой возможности на вину и причастность в злодеяниях. Фаррд продал меня, слухи редко обходятся совсем без правды. Васоверг должен был умереть. Но даже тогда я выставил все так, чтобы привязать Аню к себе крепче. Просто давил, а должен был довериться с рекой Истины. Должен был. И Волтуар прав. Как же раздражала их близость! Хотелось убить его, а у нее отобрать счастье. Счастье с другим, не со мной – и это основная причина моей ненависти. Я видел реакцию Ани, когда прикасался к ней. Чувствовал. Прекрасно осознавал, что она не откажет, если не спрашивать. Не сможет. Оставалось только взять. Просто взять.

А ведь она потеряла все, оказалась выброшенной в неизвестный мир. Почти как мы, Вольные. Может, я завидовал тому, что в отличие от нас, у нее нет угнетающего прошлого, а есть вполне стабильное будущее. И я разрушил ее новую жизнь, отнял все, к чему она стремилась. Я отнял.

Дорога до лагеря немного остудила, помогла остепенить мысли. Жалкие мысли, слабые. Нельзя злиться на себя – это сбивает с пути. Нельзя сожалеть о сделанном – это мешает сосредоточиться на цели. Заветы… словно позабыл о них, а когда вспоминал, едва ли находил в них и толику смысла. Немного не дойдя до стоянки, прислонился к дереву, посмотрел на руки. Они тряслись. Хочется увидеть Аню, еще раз услышать о том, что она любит меня, – зависимый, безвольный, – но не хочется одновременно. Когда‑нибудь Аня снова будет с Волтуаром, и это тоже правильно. Неправильно, что я с ней.

«Они забудут о нас, ты этого хочешь? Забудут. И это будет правильно, потому что мы ничего им не оставим. Ничего не можем дать, ничего не можем обещать»  – Только отбираем, Ромиар. Только отбираем.

«Мы отнимаем их время, пользуемся их добротой » – Паразиты.

На поляне давно остыл костер. Вокруг лежали наши вещи, стоял котелок со скудным обедом – сегодня нет времени на приготовление дичи. И вечером тоже не будет. Исследовательница кусала палочку для письма, опять разглядывая карту. Ромиар дремал, прислонившись к поваленному дереву.

Аня. Моя Анюта спала, свернувшись калачиком на пледе. Бессонные ночи, заполненные тренировками, изматывали ее, но она не сдавалась. Не жаловалась, не просила передышки, ни разу не заикнулась хотя бы о дополнительном часе сна. Елрех перехватила меня на подходе к ней, взяла за локоть и тихо сказала:

– К ней прибились еще духи, но она не разобралась в них. Мы не знаем имен.

– Она снова использовала силу? – Беспокойство охватило разум. Я сжал рукоять кинжала, дожидаясь ответа.

– Безопасно, совсем немного.

В серых глазах я увидел свое отражение и едва не скривился. Отвернулся.

– Поговори с ней, милая фангра. Ты женщина, и Аня доверяет тебе.

Елрех удивилась, полюбопытствовала:

– О чем ты хочешь, чтобы я поговорила с ней?

– Она часто плачет. Вбила себе в голову, что умрет и, видимо, боится.

– Бессовестный Вольный, – нахмурилась Елрех, – а я предупреждала. Говорила, что ничем хорошим ваши отношения не закончатся. Думаешь, она не переживает о вашем расставании? Думаешь, твоя смерть волнует ее меньше, чем собственная? Сначала добиваешься ее, а потом на меня спихиваешь. Не стыдно?

Я положил ладонь на ее руку, сжал холодные пальцы и произнес:

– Извини, Елрех. Я несколько раз пытался поговорить с ней о ее будущем, но она замыкается. Не хочет слышать о том, что ей предстоит. А думать надо. И думать надо вместе с ней, чтобы она сама определилась, что ей нужно. Я не хочу решать за нее, пусть она тоже принимает участие. Пусть задумается, чего хочет потом, когда меня не будет рядом. Возможно, ей трудно говорить об этом со мной. Поговори с ней ты. Наверняка тебе она откроется, расскажет обо всем, что у нее в голове.

Фангра кивнула, опустила глаза. Тоже беспокоится о подруге. Почему Аня такая упрямая? Я посмотрел на бледное лицо, спокойное во сне, нежное – и больше не смог оторвать взгляда. Скоро придется будить ее. Нужно уходить. Ночью мы должны быть возле священного кольца, а утром сможем отдохнуть у Мита. Через пару дней от жарких лесов не останется даже воспоминания.

– Я поговорю, – раздался полушепот, – но дай впечатлительной человечке отдохнуть. После твоего ухода она с трудом находила себе занятия. Удели ей внимание сегодня, а завтра я обязательно с ней поговорю.

Мне удалось найти предлог, который позволил Ане поспать чуть дольше. Я любил ее будить и не любил одновременно. Спросонок девочка всегда была растерянной, особенно беззащитной и это… чувства похожие на возбуждение, но все‑таки другие. Слушал ее немного сиплый голос, наблюдал, как она обнимает себя, – по ногам пробегала мелкая дрожь, в животе будто разом все переворачивалось, становилось как‑то легко. И головокружительный взрыв эмоций происходил каждый раз, как Аня тянулась ко мне, обнимала, устроив голову на моем плече, и сопела в шею. Нравилось чувствовать под ладонями тепло ее тела, изгибы спины, талии, бедер. Стук сердца и глубокое дыхание сводили с ума. А еще ее смех… Он всегда вызывает улыбку или ликование.

К полуночи мы добрались к священному кольцу. Лагерь не разбивали. Я не видел в этом никакого смысла. Лес закончился и впереди начинались луга с низкими травами. Полнолуние прекрасно освещало путь, позволяло двигаться дальше. Утром мы сможем отдохнуть. Я не слышал, как Ромиар объяснялся с Елрех, но видел их издали.

– Что происходит? – поинтересовалась Аня, стоя рядом со мной и закрывая бурдюк.

– Они хотят пройти ритуал сердец? – спросила исследовательница за спиной.

– Да, – ответил я, усаживаясь на землю рядом с сумкой.

– Это что? Свадьба? Вот прямо сейчас? – взбудоражилась моя девочка. Опустилась на корточки, ухватилась за мое колено и не сводила взволнованного взгляда с пары.

Лунный свет очерчивал силуэты шан’ниэрда и фангры, углублял тени древних руин. Прохладный ветер гнул травы к земле, шелестел ими, играл нашими волосами и запахами полевых цветов. Елрех отступила от Ромиара, опуская голову и сжимая рукоять костяного кинжала. Отказала? Нет. Вложила руку в раскрытую ладонь Вольного и позволила увести себя в священное кольцо.

– Тебе ведь любопытно, – улыбнулся я. – Подойди к ним ближе, ты не помешаешь.

– Правда? – посмотрела на меня Аня. Широко открытые глаза блестели.

– Иди. – Смех рвался наружу, но я сдержался. – Ив, расскажи ей, что происходит.

Эльфийку упрашивать не было необходимости. Она оставила бумаги и, залепетав о ритуале, потащила Аню ближе к кольцу.

Итъялу нужно время, чтобы собрать силу и благословить единение сердец. Самое красивое произойдет в конце. Аня могла бы посидеть еще тут, но я хотел побыть один. Нет. Просто держать ее подальше от себя. Подтянул сумку ближе, нащупал среди вещей сверток с ис’сиарами. Шершавые, грубые… Удерживая два плетения, гладил их большим пальцем. Поднял голову. Силуэтов прибавилось – Ивеллин стояла боком ко мне, склонялась к Ане, компенсируя небольшую разницу в росте. Аня обнимала себя, перетаптываясь с ноги на ногу. Повела хрупкими плечами. Ветер подхватил ее волосы, и она тряхнула ими. Упали на лицо?

«Ты разрушил ей жизнь, когда вошел в нашу с ней спальню. Зачем ты взбаламутил ее?».

Ис'сиара оцарапала палец.

«Я ведь предупреждала, что ничем хорошим ваши отношения не закончатся».

Золотая, утонченная подошла бы куда лучше.

«Бессовестный Вольный».

Я многое отнял у нее.

* * *

Аня.

Наверное, это прекрасно! Наверное.

Ромиар широко улыбнулся, удерживая за руки непривычно растерянную Елрех. Их счастье окутал какой‑то таинственный трепет. Возможно, все дело в полнолунии, в выбранной местности. Тишину заполнил порыв ветра, вдали раздалось пение ночной птицы, но быстро оборвалось. Будущие супруги опустились на колени друг перед другом, медленно сняли куртки. Ивеллин тихо шептала о происходящем, но я не могла вслушиваться.

Когда отмотаю время, Елрех и Ромиар могут даже не встретиться.

Спину тронуло тепло, крепкие объятия успокоили.

– Нравится? – прошептал Кейел, согревая дыханием ухо.

– Завораживает, – призналась я.

Он обнял крепче, поцеловал в шею и словно растворил в нежности все невзгоды. Просто наслаждаться теми моментами, которые есть сейчас. Разве нужно что‑то еще? Согнула руки в локтях и нащупала его пальцы. Сжала их, запрокидывая голову, укладывая затылок на сильное плечо.

Роми снял рубашку, и серая кожа чуть замерцала под холодным светом, метка темнела рисунком на груди. Елрех осталась в рубашке, но высоко закатала рукава. Кинжал мелькнул в ее руках, губы зашевелились беззвучно. Полупрозрачные духи предков, Итьял, слетались к ребятам. Закружили вокруг них. Затанцевали, оставляя еле заметные следы в воздухе, формируя плавные узоры, превращая их в призрачное кольцо. В нем Елрех глубоко порезала запястье на левой руке, и Роми подставил ладони собирая синюю кровь фангры. Итъял проникли в порез, остановили кровь, растворили в воздухе руку Елрех.

– Это клятва, что она никогда не навредит Ромиару, иначе духи отберут ее спокойствие и силу, – тихо пояснил Кейел и потерся щекой о мои волосы.

– Это на самом деле так?

– С каждой ссорой клятва и связь утрачивает силу. Итъял благосклонны только к тем, кто ценит друг друга. Поэтому клятва есть, но она несерьезная.

– И какой тогда смысл? – нахмурилась я.

– Пока клятва сильна, – Кейел сдул прядь с моей щеки, – Итъял дарят здоровье и укрепляют чувства. Их подарка хватает на долгие годы, а затем, если пара действительно подходит друг другу, ритуал можно пройти снова.

Ис’сиара, испачканная в голубой крови, прилипла к руке Роми, плотно прилегала к мышцам. Красная кровь лилась с пореза в ладони Елрех. Вольный, перешептываясь с Итъял, подхватил второй браслет правой рукой, окунул в кровь и медленно, стараясь не уронить, прикладывал его к предплечью Елрех. Ребята посмотрели друг на друга, приблизились для поцелуя – легкого, невинного касания губ. Но почему‑то казалось, что сейчас именно в нем больше смысла, больше любви и обещаний. Может, даже страсти. Они обнялись, укладывая головы друг другу на плечи, и духи ринулись к ним. Впитывались в одежду, кожу, размывали тела, оставляя лишь призраков.

– Ты мне скоро пальцы сломаешь, – усмехнулся Кейел.

Я судорожно выдохнула, расслабляя хватку и не сводя взгляда от танца, завертевшегося в кольце. Духи продолжали летать, метаться, укрывая витиеватым куполом влюбленных. В какой‑то момент исчезли тени ребят, а они сами словно превратились в марево. Всего лишь трепет в воздухе, подсвеченный серебристым светом.

– У тебя так сердце колотится, будто это ты там, а не Елрех. Мне ревновать к Ромиару?

Я усмехнулась, покачала головой.

– Аня, я не встречал никого лучше тебя.

Мгновенно обернулась к нему. Звучит как признание. Совсем ненужное нам признание. В теплых глазах, казалось, застыла тревога. Или печаль? А может быть, и вправду все кажется?

Кейел улыбался, разглядывал мое лицо и выглядел просто… немного уставшим.

– У вас очень трогательные свадьбы, Кейел.

– Расскажешь, какие они у вас?

– Конечно!

– Позже, – усмехнулся. – У нас вся ночь впереди, остановимся только утром. А сейчас я хочу кое‑что сделать. Тебе должно понравиться.

Погладил талию, чуть стиснул, а затем улыбнулся шире и направился к священному кольцу. Итъял уже спрятались, ребята появились и продолжали обниматься. Кейел подошел к ним, разрушая идиллию. Поздравил, а затем положил руку на грудь Роми. Черные узоры ожили, заструились на серой коже, потянулись к ладони Кейела. Рука чернела, впитывая их; Кейел кривился, словно от боли. Отшатнулся от Роми, сжимая кулак. Молча отступил и обернулся ко мне. В глазах застыл немой вопрос, и я поняла его: довольна ли я? Когда‑то мне хотелось, чтобы он освободил Роми от контроля, прекратил шантажировать. Но разве подарок сейчас нужен мне, а не новоиспеченной семье?

Я улыбнулась широко, безмолвно отблагодарив Вольного за милосердный жест. Он тихо рассмеялся и быстро направился ко мне. Подхватил на руки, приподнимая над землей и тесно прижимая к себе. Закружил. Я обняла его за шею, наслаждаясь теплом и звучанием хриплого голоса. Когда он остановился, прислонилась лбом к его лбу и посмотрела в глаза. Почему все еще кажется, что за ширмой радости таится печаль?

Сквозь легкий смех он признался:

– Я полюбил запах хвои.

* * *

Всю ночь мы шли и говорили, о чем только можно. Держались с Вольным за руки, шутливо толкались, щекотали друг друга, дурачились. Ивеллин смеялась, наблюдая за нами, и обзывала детьми. Ромиар и Елрех двигались позади, и мы не мешали им. Феррари, следуя чуть в стороне, притихла и оставила Тоджа в покое. Ящер, судя по всему, чувствовал грядущую разлуку. Мы с Кейелом не отходили от него далеко, часто гладили, подключали к нашему баловству. К рассвету щеки болели от широкой улыбки, а глаза, несмотря на внутренний подъем, слипались.

Казалось, всего лишь ночь пути, а климат ощутимо изменился. Прохлада пробиралась под легкие вещи, ветер холодил кожу, прошибал колкостью. Травы темнели и желтели, утратив летнюю насыщенность. Растительность оскудела, но, глядя на редкие хвойные деревья, я улыбалась и наслаждалась свежими воспоминаниями.

– Духи согревают землю. Какие‑то регионы они особенно любят, а другие остаются холодными, – объясняла Ив.

Но с недавних пор у нас выстраивалась и другая теория: духи привязаны к реке Истины, а у нее есть источник в Древнем лесу. Как сердце и вены в живом организме. Чем дальше источник – сердце, чем дальше подземные реки – вены с волшебной водой – от поверхности, тем суровее климат в регионе. Духам неоткуда в таких местах черпать силы, чтобы согревать почву или увлажнять ее. Без маленьких помощников Фадрагос, наверное, мало чем отличался бы от Земли.

На холме раскинулся сад из низкорослых фруктовых деревьев. Среди них скрывалось несколько домов и сараев. Ниже, в метрах двухстах от крохотного поселения, журчала полноводная река. Слабо мерцала в утреннем свете. У деревянного причала, заросшего осокой, на волнах качались пришвартованные лодки.

Мы брели по колее к первому дому. Кейел крепко сжимал мою руку, а во второй удерживал сумку. Остальные вещи еще на заре он водрузил на Тоджа. В поселении уже не спали. На огромной лужайке носились темноволосые, голубокожие дети, играя с огромными волками. Визг, рычание и слабое подобие лая заглушало ранних птиц. Интересный по форме камень, с накинутым гнездом на верхушку и блеклой тряпкой, стоял у низкой, немного покошенной калитки. Пошевелился, поднялся. Я споткнулась, испугавшись, но быстро взяла себя в руки. Ребенок гелдов казался несуразным: большим, но при этом… маленьким? Девочка с шершавой, красноватой кожей смотрела на нас с любопытством. Платье закрывало ее руки до запястья, опускалось чуть ниже колен. Жесткие волосы, похожие на мочалку, трепал ветер. Девочка мягко улыбнулась бурыми полными губами.

– Ханва, не забыла меня? – спросил Кейел, отпуская мою руку.

Ханва медленно покачала головой. Дети фангр важно приближались к нам, один из них бросился в дом.

– Вольный! – вздернул подбородок самый высокий, но едва ли достающий Кейелу до груди. – Уходишь к изгоям? Твоя миссия закончилась?

На пороге показалась немолодая фангра, и даже внимания не обратила на метку вины. Наверное, изгои тут частые гости, а может, и единственные. Суета поглотила встречу, смазала разговоры. Нас заволокли в теплый дом, пропитанный запахом трав, древесины и молочной каши. Предоставили комнаты, чистую одежду и обещали растопить баню.

– Баня? – изумилась я, предвкушая отдых. И только тогда поняла, как гудят ноги и как хочется спать.

За столом жадно уплетала кашу из местных злаков, напоминающую не то манку, не то горячий, сладкий творог, и при этом умудрялась клевать носом. Баню требовалось протопить, поэтому мы помылись в холодной реке и собирались лечь спать. К вечеру нам пообещали, что мы прогреем косточки в жаркой парилке. Спать без Кейела я не хотела, а он возился с Тоджем и общался со старостой хутора, Митом. Феррари, в отличие от пернатого динозавра, с радостью поныряла с нами в реке и отправилась обнюхивать территорию. К счастью, детей она полюбила так же быстро, как и они ее. Но на всякий случай, я обмотала ее хвост плотными тряпками, зажав острие между тонкими брусками.

Теперь стояла на пороге дома, прислонялась спиной к бревенчатой, нагретой под солнцем стене, стискивая деревянную кружку с травяным чаем, и смотрела на мужчин. В основном на своего – самого лучшего из тех, кого я когда‑либо встречала.

– Асфирель, мне нужно поговорить с тобой, – выглянула на улицу Елрех.

Я улыбнулась ей. Должно быть, она тоже счастлива. Но почему сейчас не с Роми?

– С радостью.

Она прижималась к дверному косяку, стоя на пороге на одной ноге. Закусила губу и насторожила виноватым взглядом.

– Не тут, – наконец ответила. – Беседа требует уединения.

Что‑то серьезное, неприятное?

– Это безотлагательно?

– Потерпит.

– Тогда давай после сна.

Сил не хватало даже на то, чтобы как следует разволноваться. Голова побаливала, а глаза резало. Елрех скрылась в доме, а я продолжала греть руки о кружку и ждать Кейела. Он отвел Тоджа в сарай, помыл руки в деревянной бочке и направился ко мне.

– Пойдем спать, Аня, – обнял осторожно и увел в дом.

В дальней комнате было чуть прохладнее, постель и вовсе оказалась холодной, но до приятного мягкой, чистой. Мы с Кейелом обнялись, накрылись одеялом с головой, и я, уткнувшись носом в горячую грудь, мгновенно уснула.

* * *

Солнце ярко светило, проникая в комнату. Ветер за окном продолжал бушевать, подсказывая, что дело вовсе не в погоде, а в местности. Я зевала, потирая глаза. В доме вкусно пахло тушеными овощами и мясным пирогом. Вставать совершенно не хотелось.

Кейел обнимал меня со спины, целовал в позвонки возле шеи, ласкал спокойным дыханием кожу и слух.

– Мне нужно поговорить с Митом, расплатиться с ним и выбрать для нас волков.

Нужно поговорить… Елрех хотела что‑то обсудить.

– Скоро обед, – напомнила я, наслаждаясь ароматами. – На Земле важные дела обсуждают на сытый желудок.

– После обеда он захочет отдохнуть, – усмехнулся Кейел.

– Тогда мы с Елрех прогуляемся к реке.

– Местность спокойная, но все равно будьте осторожны. – Поцеловал в плечо. – И не задерживайтесь.

– Будешь волноваться?

– Буду.

Я улыбнулась, повернулась к нему и чмокнула в подбородок.

Елрех нашлась в тесной кухне. Светлое теплое платье на ней смотрелось комично, но уже не удивляло. Она помогала хозяйке с приправами и делилась рецептами масел. Мое предложение помощи женщины отмели и, всучив в руки кусок пирога, прогнали на улицу. Детворы во дворе не было, но возле соседского забора на лавке сидела женщина гелдов. Судя по цвету кожи, мама, а может, старшая сестра испугавшей меня девочки. На подоле серого платья стояла деревянная миска, заполненная сушенными грибами. Толстые пальцы медленно ломали крупные грибы. Кусочки сразу летели в ведро.

Я постояла немного, дожидаясь Елрех и удерживая в руке пирог, а затем направилась к незнакомке. В конце концов, если ей не понравится мое общество, наверное, она об этом сообщит. Как‑нибудь покажет недовольство.

– Будете? – облокачиваясь на низкие штакетины забора, протянула пирог.

Она подняла на меня глаза, улыбнулась и покачала головой. Множество косичек были плотно стянуты в пучок на затылке.

– Шалга, – произнесла, словно катала камни на языке.

– А я Аня. Асфирель! – быстро исправилась улыбаясь.

Шалга глянула на калитку у нее за плечами, а потом на меня. В светлых глазах плескалось радушие.

– Можно к вам? – на всякий случай уточнила я.

Она кивнула.

Дважды приглашать совсем не нужно. Васоверги и виксарты пугали с первой встречи; крылатые, двуногие кошки восхищали; эльфы и эльфиоры после фильмов и картинок в интернете впечатляли, но особой диковинкой не выглядели; фангры встречались часто в любом городе; шан’ниэрды всегда настораживали; а люди… Обычные люди. Просто низких даже среди женщин не встречала. Зато гелдовы пробуждали любопытство: редкие жители городов, необычные и со своей неразговорчивостью казались таинственными.

Я на ходу, в спешке съела кусок пирога. Опустилась на лавку рядом с Шалгой и потянулась к грибам. От них исходил горько‑сладкий аромат, а пальцы словно касались хрупкого теплого бархата. О чем говорить не придумала, а лепетать ерунду не хотелось, поэтому помогала молча и украдкой разглядывала «каменную» девушку. Морщинки на лице и руках напоминали трещинки, но все же кожа обладала эластичностью. От бедра исходило тепло, слабо окутывая мою ногу.

– Я… – Не местная? Не то, что стоит сообщать, – очень плохо знакома с вашей расой. Говорят, вы…

Вздохнула тяжело, глядя на приятную улыбку, от которой возле глаз и широкого носа появились глубокие морщинки‑трещинки. Бровей почти не видно, и они высоко посажены, поэтому глаза совсем открыты, выразительны. И в них добрая насмешка, будто Шалга и без слов понимает, что меня интересует. Она разломала очередной гриб, бросила кусочки в ведро и поднесла кулак к моей груди. За спиной раздался веселый женский голос:

– Шалга говорит: ты не там ищешь ответы. Мудрость нельзя отыскать в других – только в себе.

Я обернулась. Темноволосая фангра улыбалась, облокотившись на забор.

– Не думала, что увижу двух Вольных вместе! Так они еще и с любимыми пришли. Один женат, другой привязан сердцем и без ритуала. Посмотри, Шалга, она должна быть счастлива, но грустит!

– Я не грущу, – смутилась под проницательным взглядом явно молодой девушки.

– Зачем тогда мудрость ищешь? Счастливым она не нужна!

Виноватая улыбка против воли появилась на лице, и незнакомка залепетала о погоде, реке, грибах… Будто понимала, что тему лучше перевести. Вскоре появилась Елрех и увела меня из шумной компании. Запах тины, рыбы и сырости витал возле реки. Вода журчала, плескалась под причалом, ветер шумел травами и ветками плакучих ив. Мы с Елрех нашли сухой возвышенный участок за густой зеленью, присели на землю, согретую слабым солнцем.

– Ты счастлива? – спросила я, разглядывая симпатичный профиль подруги.

Она вскинула брови, а затем довольно улыбнулась.

– Да, слепая Асфирель, я счастлива!

Я обняла ее, вдыхая запах трав, прижимаясь к крепкому плечу. Она тоже приобняла меня в ответ и заговорила:

– И не вздумай переживать о том, что должно произойти. Я забуду обо всем и не смогу горевать по тому, чего знать не буду.

Улыбка сползла с лица, радость притупилась. Я спросила:

– О чем ты хотела поговорить со мной?

– Вольный тревожится. – Елрех нахмурилась, скосив на меня глаза. – Так и заподозрит неладное. Просил о будущем с тобой поговорить. Его заботит, что ты плачешь всякий раз, как он поднимает эту тему. Я все знаю. Знаю, как тебе трудно. И если бы могла, то сама бы использовала разрушительный артефакт. – Сжала плечо, уперлась головой в мою голову. – Ты стала сильной, Асфирель, но дух еще недостаточно окреп. Твое волнение задевает других.

Я кивнула и отвела взгляд на носки сапог, виднеющихся под темно‑серым подолом шерстяного платья.

– До твоей выдержки и оптимизма мне точно далеко.

– Расскажи, что именно тебя угнетает. Пожалуйся, поделись болью. Станет легче.

Взяв ее за руку, я хохотнула и попыталась убедить:

– Елрех, я в порядке.

– Нет, иначе Вольный не почувствовал бы. Раздели свои печали. Вместе мы справимся. Делись же, жадная человечка, – несильно толкнула в плечо.

Я рассмеялась, но мысли в голове крутились совсем безрадостные. И с чего начать? С того, что мне элементарно тоскливо? Это даже не тоска, а… Что же? Рядом со мной настоящее, но я будто уже живу воспоминаниями, которые раздирают на части.

– Мы отыщем сокровищницу, и я справлюсь, – тихо произнесла, но сама себе не поверила. Набрала воздуха побольше в грудь и, посмотрев на реку, стала вываливать абсолютно все: – Но знаешь, иногда я думаю, что у меня хватит сил отпустить родных и остаться тут, в Фадрагосе. Я постараюсь забыть дом, семью. Вернусь к моменту, когда мы с тобой… Не знаю. Когда я впервые пожаловалась Кеше? Думаю, это подходящий момент.

Сглотнула ком, замечая краем глаза, что Елрех качает головой.

– Все забудут тебя, Асфирель, а я избавлюсь от общества бездарной человечки, как только пойму, что ты смирилась с жизнью в Фадрагосе. И что если ты не сумеешь завоевать наши сердца снова? Ты будешь бороться совсем одна.

Первые слезы согрели щеки, но ветер сразу же остудил их. Буря чувств поднималась во мне, предрекая грозу.

– Я понимаю.

– И Вольный, Асфирель… – не остановилась Елрех. – Ты согласишься еще раз вести его на верную гибель? Попробуешь отговорить, и он посчитает тебя угрозой, убьет. Мы прошли через многое, и я успела хорошо узнать тебя. Ты боец, человечка из чужого мира! – Опять стиснула плечо. – Но воюя против нас… за нас и наше внимание, у тебя не будет шансов.

– И как быть, Елрех? Что мне делать?

– Возвращайся домой, милая. Живи в привычном и любимом мире. А сейчас говори все. Выговаривайся! Выплесни переживания, и пусть река унесет их прочь. Погляди, какое течение для тебя есть!

И я не отказалась. Сначала говорила медленно, прислушиваясь к себе, сглатывая противный ком и сдерживая слезы, а потом…

– Мне так хорошо с ним, что прямо дурно, Елрех! Я же вру ему! Каждый день смотрю в глаза и вру!

Обняла себя и, не усидев на месте, вскочила. Стала расхаживать по два шага туда и обратно. Река шумела, журчала, ветер студил внутренний жар и злость на себя. Елрех, прищурившись, подняла голову и следила за мной. На ее лице сострадание не выглядело жалостью, а именно поддержкой. И с каждым оброненным словом мне и впрямь становилось легче. Меня понимали, поддерживали и не осуждали. Я рассказывала сбивчиво о том, какие чувства одолевали и при каких обстоятельствах. Порой задыхалась…

– Рядом с ним трудно! Он стал личным открытием. Убийца, обманщик, фанатик – для нашего мира это все неправильно, ужасно! Но я… – Развела руками. – Мне все равно, кто он! Он всего лишь защищается от вашего общества!

– Ты оправдываешь его, – в голосе Елрех звучала забота.

– Конечно оправдываю! – не стала отрицать. – Никто из вас не знает его достаточно хорошо. Елрех, он прекрасный человек! Любознательный, проницательный, уступчивый…

– Только с тобой.

Поморщившись, я отмахнулась. Ерунда! Если бы к нему относились хорошо, он отвечал бы тем же.

– Я хочу остаться с ним. Готова бороться за каждую секунду его внимания!

Елрех опустила голову, пряча обеспокоенность.

– Не переживай, я не подведу тебя. Обещаю.

– Асфи, Аспиды моя семья, а он Вольный.

Мне словно пощечину отвесили. Сердце споткнулось.

– И это еще хуже, – передернулась я, на мгновение останавливаясь, но почти сразу снова зашагала вдоль обрыва. – Я не знаю, как быть. Зачем духи используют их? Посмотри на жизнь Кейела! Да разве это жизнь?! Что хорошего он видел? Кровь, предательства и… – Застыла на месте. – Я сама себе отвратительна. Он любит меня, но даже не понимает этого, а я сказать ему не могу. Мне стыдно, Елрех! Как представлю, что я снова там, а он тут, один… Я не могу представить. Да какое там! Не хочу представлять, как буду жить без него! С ним не так, как с другими. Все иначе.

Судорожно глотнула воздуха, запрокидывая голову и вглядываясь в ясное небо.

– Рано или поздно ты забудешь его, – тихо сказала Елрех, будто уговаривала.

И я согласилась с ней. Так будет легче.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы забыть. Но не верю, что смогу отказаться от таких воспоминаний.

– Ты сильная, – ласково протянула фангра, проявляя поддержку. – Сможешь.

– Только на это и надеюсь, – опустила голову. – Других вариантов просто нет! Как ни крути, мне не за что бороться!

– Успокойся, неспокойная человечка.

– Не могу. – Крепко зажмурилась. Наверное, где‑то в глубине души я жду, когда все это закончится. Хотя бы попробовать забыть обо всем. – Когда он ласковый, заботливый, мне кажется, я с катушек слетаю.

Елрех, видимо, не особо поняла, что я имела в виду. Помолчала немного и посоветовала:

– Попробуй избегать болезненных разговоров с ним.

Я фыркнула и нервно улыбнулась. Как избегать, если они приносят ни с чем не сравнимое удовольствие?! Он признается, что я лучшая, и это напрочь вышибает мозги! А потом я прокручиваю признание раз за разом в голове, и постепенно оно начинает горчить. Отравлять. Неужели нужно совсем от всего отказаться, чтобы не тревожить Кейела и не вызывать подозрений?

Я взлохматила волосы и, глядя на Елрех, решила довести беседу до конца и поставить жирную точку – не поможет сейчас эта смешная терапия, значит, никогда больше не буду повторять изматывающую исповедь:

– Не так давно он спросил о Жене, и, знаешь, я растерялась. Женя был хорошим! Очень хорошим, – пожала плечом. – С ним было так просто, так легко, а с Кейелом… Даже с Волтуаром было проще! Я врала Волтуару, стыдилась, а это оказалось такой ерундой. Сейчас же я каждый день вру Кейелу, и это… Мне трудно! Страшно! И, – сердце заныло, но я договорила, надеясь, просто испытать облегчение, поверить своим же словам. Глупая вера в самообман: – знаешь, быстрее бы все это закончилось! Дойти до конца, а потом забыть его. Забыть, и никогда не вспоминать!

– Асфирель, – ласково улыбнулась Елрех, – ты…

Она вздрогнула, побледнела, глядя мне за спину. Меня оглушило, мир закружился. Только не это… Пожалуйста. Я обернулась и пошатнулась. Жар опалил лицо, кровь ударила в голову и сразу схлынула, оставляя ледяной холод. Кейел медленно занес ногу для очередного шага, но не спешил поставить на землю. Носком сапога обводил невидимый круг. Смотрел на него, его губы дрожали, отчего ухмылка искривлялась еще сильнее. Кивнул будто своим мыслям, тихо рассмеялся, а затем посмотрел на меня.

Казалось, сердце медленно разрывается на куски.

* * *

Кейел.

Эмоции губительны усладой своей. И нет от них убежища и спасения…

Вдохни! Духи Фадрагоса, вдохни!

«Женя был хорошим! Очень хорошим. С ним было так просто, так легко, а с Кейелом»…

Будто ударили в грудь. Выбили воздух.

«Я врала Волтуару»…

«Шан’ниэрду отдавалась, а теперь тебе, потому что у мужиков одни слабости»…

Пылает Солнце… отогревает эмоции… побеждают они… селят скверну в сердце…

Выдох захватил грудь в тиски. Сжал, а в ней будто камень застрял. Давит на оскверненное сердце.

«Каждый день вру Кейелу»…

«Я люблю тебя».

«Может, ты мой ключ от Фадрагоса».

Ключ к благополучию и богатствам.

«Твоя шлюха хуже продажных!»…

Правда.

Время Вольного бесценно…

«Бессовестный Вольный».

Вдохнул. Наконец‑то.

Но боль не исчезла. Жжется.

Кивнул. Все так и не так одновременно. Сложно. Смешно. Когда я стал все усложнять? Когда позволил ей поселить скверну в разум. Она отравила эмоциями. Отравила.

Использовала.

«Дойти до конца, а потом»…  забыть ее и никогда не вспоминать.

Тебе страшно, Ас‑фи‑рель? Страшно. Ты сама призналась. Только что во всем призналась. Поэтому такая бледная? Дрожишь. Молчишь…

Сжал кулаки, отвернулся. Хочется выбить из нее другие слова. Услышать, что все обман. Что она любит меня, но сейчас соврала. И тогда соврала… Снова? Когда?

И обречен Вольный ослепнуть да уподобиться безвольным…

Я ухватился за голову. Кружится. Вот‑вот взорвется. В глазах потемнело, давит на них.

Тошнит.

Алурей, подари мне осколок изо льда. Зачем ты отнял его? А был ли он?

«Выпал со слезами».

– Кейел, давай поговорим, – попросила тварь.

– Закрой рот!

Повернулся к ней, и она отшатнулась к обрыву. Оступилась. Я дернулся, стараясь ухватить за руку. Упадет! Страх окатил ознобом, ослабил ноги. Ветер ударил, отдалил от нее. Фангра удержала ее, притянула к себе и обняла.

Что происходит?

Боюсь за нее. Боюсь, что мразь ушибется. Как глубоко и крепко скверна пустила корни?

– Прямо сейчас отправляемся дальше, – озвучил планы, разглядывая лживую шлюху. Какая же она трусливая. Еще немного и разрыдается от страха. Жалкая, слабая… Как я этого не замечал? Приблизился, но оставил между нами больше метра. Не хватало еще убить ее. Столько времени и сил будет потрачено впустую. – Я же с самого начала предлагал тебе взаимовыгодные отношения. Я уважаю практичность и пошел бы на сделку.

– Ты столкнул ее в реку Истины! Ты первый начал, – вскинула подбородок фангра. Ну хоть у кого‑то из этих двоих смелость и достоинство имеется.

– Бессовестная фангра, – с улыбкой протянул я. Она стушевалась, согревая в груди, пробуждая уверенность. – Ты права. – Посмотрел на Асфи, и по телу прошелся омерзительный озноб, задержался на затылке, приподнял волоски. Я судорожно выдохнул, пережидая… презрение. Дрянь, заразившая столькими чувствами, по‑прежнему смотрела в землю, прятала бесстыжие глаза, вцепилась ногтями в кисть второй руки. Они окрасились кровью. – Ценишь справедливость, Асфирель? Справедливо было бы выпотрошить тебя. Скормить лиертахону. Подарить васовергам, которые убили целое поселение. Из‑за тебя убили. Из‑за твоего вранья и жадности. Ты не заслуживаешь Единства, но фангра права: это моя ошибка. И я приму ее во внимание и не буду мешать тебе бороться за свою жизнь. Жалкую жизнь. Найдешь сокровищницу, а потом не попадайся мне на пути.

– Кейел, пожалуйста, не надо. Я все объясню.

– Что объяснишь?! – крик оцарапал горло. Порыв ветра унес его прочь. Голова снова закружилась, перед глазами замелькали черные точки. – Ты врала мне? Да или нет?!

Она съежилась так, что ответ не потребовался. И что хочет объяснить? Опять будет оправдываться и вносить путаницу в мысли. Не позволю.

– Отвали.

– Кейел, прошу тебя. – Она подняла голову. Глаза блестят от слез, ворошат добрые чувства. У нее красивые глаза, бездонные… Лживые. – То, что ты услышал…

Я схватил ее за запястье, она скривилась. Больно? Почему хочется ослабить хватку? Когда ее боль стала моей?

– Найдешь сокровищницу и исчезнешь из моей жизни! Я хочу забыть о тебе! Забыть тебя!

Она всхлипнула и спросила:

– А как же осколки, которые нужно беречь?

Дыхание стало рваным, в висках усилилась пульсация. Воспоминания разжигали ненависть. Я отбросил ее руку, вытер ладонь о штаны. Мерзость. Елрех сразу же подошла к Асфирель. Невинный рассвет… Она ее так назвала, прикрывала, заступается, так пусть и возится с ней.

– Ты больше ни на шаг от меня не отойдешь, но постарайся не попадаться мне на глаза. Сделай так, чтобы я не слышал твоего голоса. Ты отняла слишком много времени. Придется расплатиться, Асфи. Придется расплатиться.

Я уходил той же тропой, что и пришел. Остановился за ивой, сжимая куртку на груди, сгибаясь. Ее рыдания путали мысли, сеяли хаос в эмоциях, раздор между чувствами и желаниями. Хотелось обнять, успокоить, но зубы скрипели, ненависть застилала мир перед глазами. Она никогда не любила меня. Врала. Глядя в глаза, врала.

«Думаешь, она перед тобой ноги раздвигает, потому что ты любовник завидный?».

«Она любит меня, Волтуар. Меня, понимаешь?».

«Айвин сказала, что ты ради своей шлюхи духов продашь».

Алурей, я никогда не предам тебя. Никто не помешает, не встанет у тебя на пути. Предначертанное исполнится. Только не бросай меня. Ты единственный, кому можно верить. Единственный, кому я нужен. И я не буду больше злиться, что ты не говоришь со мной. Прошу, только не отворачивайся. Не оставляй меня одного. Не оставляй.

Я недалеко ушел от реки. Свернул к кустарникам, прорвался через густые ветки к крохотному свободному участку. Боль в груди росла. Сдавливала, скручивала. Я упал на колени, хватая воздух ртом.

«Я люблю тебя, Кейел».

«Буду ждать на рассвете»…

Закрыл уши руками, но это не помогло. Ее голос звучал в голове, сводил с ума. Анюта… Холодная трава коснулась щеки, запах сырости забился в нос, напомнил о хвое. Я перевернулся на спину, с силой прижимая кулак к груди. Боль никак не пройдет. Посмотрел в небо, но густые ветки закрывали его. Будто решетка.

Я утратил свободу.

Слезы пощекотали кожу. Ничтожество.

Скверно.

* * *

Аня.

Я поборола рыдания, но они беззвучно рвались наружу, разрывали грудь и горло. Отбирали воздух.

– Я должна рассказать ему, – прошептала, обнимая Елрех. – Должна.

– Асфи, – протянула она, прижимая мою голову к плечу. – Возьми себя в руки. Он услышал не все. Иначе не взял бы нас с собой дальше. Запретил, обвинил, заподозрил…

Кровь с прокушенной губы смешалась со слезами, попала на язык. Его нужно вырезать.

– Я не хочу больше врать. Не хочу.

Елрех отстранилась, отнимая тепло. Погладила мои щеки и удержала в ладонях, заставляя посмотреть на нее. Она тоже плакала, но беззвучно. Я уничтожила ее жизнь. Заставила выбирать между собой и семьей, и она выбрала меня, надеясь на Сердце времени и мою неотступность. К тому же Роми…

«Я забуду обо всем и не смогу горевать по тому, чего знать не буду».

Вольные долго не живут. Если Кейел узнает правду и не позволит мне использовать Сердце времени, у Елрех в жизни не останется ничего, кроме трагедий. Трагедий по моей вине. Она выбрала меня. Вкус крови напомнил о мертвецах, следующих за мной вереницей.

Я не имею права выбрать Кейела…

– Я не подведу. Не сдамся.

Рыдания вырвались, и я не стала сопротивляться. Это последние слезы. Последние.

Глава 11. Откровения начинающего монстра

Я отступала, не сводя с Кейела внимательного взгляда. Он же продолжал наступать. В сумерках его ухмылка и кинжал в руке выглядели более пугающе, чем какая‑либо нечисть в лесу. Уставшие ребята разбивали лагерь и не смотрели в нашу сторону. Нельзя было отходить от Елрех одной. Нельзя.

Холодный валун отрезал путь отступления. Кейел сокращал расстояние между нами. Сердце колотилось, горло свело спазмом. Пригрозить, что закричу? Он же не убьет меня. Я нужна ему. Пока еще нужна. Холодный ветер сильнее взлохматил его волосы, швырнул на лицо, прикрывая шрамы. Осталось два шага. Каких‑то два шага.

Я вжалась спиной в камень, впилась пальцами в шершавую поверхность до боли в ногтях, но по‑прежнему, вздернув подбородок, смотрела в глаза Кейелу. Носок его сапога коснулся моего, и я вздрогнула, затряслась сильнее. Губы тронуло теплое дыхание, хриплый голос проник через грохот сердца:

– Асфирель, чтобы быть монстром, не обязательно обладать устрашающей внешностью. Достаточно жить, как ты, сея разрушения и смерть. И хватит терять оружие, когти и клыки у тебя никогда не отрастут, а тебе сегодня сидеть на стороже.

Продолжая смотреть в глаза, протянул мне кинжал. Я сглотнула, взялась за рукоять, потянула, но Кейел отпустил не сразу. Стоял напротив и чего‑то ждал. Я молчала.

Только когда он оставил меня и направился к лагерю, с облегчением выдохнула и выругалась. Посмотрела на кинжал. Я его не теряла, точно не теряла, зато помню, как столкнулась с Кейелом на подходе к месту стоянки, будто случайно. Он еще напомнил, чтобы не путалась у него под ногами. Подстроил? Скорее всего.

На ужин была ячневая каша с тушенкой. Теперь это блюдо станет нашим ежедневным ужином, а остатки от него – завтраком. На обед – сухари, вяленная оленина, сыр. С водой становилось хуже. Да и не только с ней. Охарс второй день не приходили на помощь, они не могли оказаться тут. Ребята быстрее уставали, выглядели подавленными, словно лишились невидимой поддержки. Кейел злился сильнее и сильнее. Я тоже ощущала, как духам во мне тревожно. В теле находилось какое‑то количество воды истины, и она не уходила из организма. Я догадывалась, что если буду использовать силу, то быстро лишусь ее. Почему мы не додумались набрать воду в бутылку? Может, потому что остальные боятся ее и наоборот теряют спокойствие рядом с ней.

Я привыкала сидеть в тени Елрех и молчать. Не вступать в разговоры, не поправлять, а еще привыкала удерживать всю боль в себе. Ни слова больше о том, как мне плохо и по каким причинам. Как удалось выяснить на собственном опыте, такие беседы не приносят ничего хорошего. Язык – невероятно полезный орган, если использовать его как можно реже.

За короткое мгновение, за несколько эмоциональных предложений я потеряла все, что было дорого. Кроме Елрех. Но и ее жизнь заметно ухудшилась. Ромиар не мог обижаться на нее, но подорванное доверие иногда давало о себе знать. Ив сплотилась с Кейелом, хоть и пыталась не показывать этого совсем откровенно. Никто не ожидал, что я буду так бессовестно врать о своих чувствах к Кейелу всем вокруг после всего, через что мы прошли. Никто не ожидал, что Елрех будет умалчивать о моем очередном обмане. В нас разочаровались.

Однако что‑то все же совсем чуточку радовало – Кейел услышал только последние мои слова. И набравшись каких‑то слухов обо мне, принял высказывание за чистую монету. Я опять стала той же эгоистичной сволочью, которая водила всех за нос, выбирая себе местечко поприятнее. В первый же вечер у костра он даже построил теорию мести, и звучала она примерно так: я не могла справиться с Единством и боялась, что рано или поздно меня казнят за него, поэтому ловко всех обвела вокруг пальца и вынудила сотрудничать Кейела со мной. Я ведь даже предлагала ему помощь во дворце, воспользовавшись смертью девочек и надавив на крупицы жалости Вольного. А когда он отказался ради меня от щедрого предложения, я сбежала и, признавшись ему в любви, автоматически перевесила ответственность на него. Я мстила за реку Истины, используя его, а попутно двигалась к заветным желаниям. Слушая в тот вечер эти обвинения, мне сначала хотелось рассказать ему правду, но Елрех сжимала мою руку, а под конец всей этой «правды» я сдерживалась, чтобы не заткнуть Вольного, призвав Ксанджей.

На разговорах все не закончилось. Он цеплял меня при любой возможности: высмеивал, напоминал о погибших, осуждал. Но всякий раз просил прощения, что подарил могущество, с которым такое жалкое существо, как я, справиться не способно.

Бывало и хуже…

Например, когда потолок давил, пока я с раной в животе истекала кровью. Или в регионе Ночной смерти. Стоит ли вспоминать первую ночь с Волтуаром? А после смерти Тиналь и Фираэн меня вовсе будто вырубили: все видела, слышала, даже отчасти понимала, чего от меня хотят. Заторможенно, но понимала. Столько раз умирала, что в этот раз медленная душевная смерть казалась какой‑то привычной.

Бывало и хуже.

* * *

Кейел.

Солнце не растрачивало чувства на проклятые земли и появлялось тут куда реже. Рассвет был поздним, а закат ранним. Холод пробирался под теплые вещи, а мех, впитывая сырость, тяжелел. Большие волки с густой шерстью наоборот наслаждались, отдаляясь от теплых регионов. Ане на лиертахоне мерзнуть не приходилось – Феррари источала жар. И чем холоднее становилось, тем сильнее нагревался ящер. Остальные заметно уставали от непривычных условий. К тому же духи уже ослабли, а некоторые исчезли. Костер приходилось разводить с помощью кремня, огнива и запаса сухих трав, а воду греть над огнем. О свежем мясе стоило надолго забыть. Волки выходили на охоту крошечной стаей, а Ромиар отправлялся с ними и помогал ранить животное. Лиертахон убегал, пока мы спали. Хищники могли бы снабжать нас дичью, но ее едва ли хватало им самим. И разделка тоже отнимает много времени. Единственное, что мы могли позволить себе, – свежая кровь оленей или овцебыков.

Аня кривилась, наблюдая, как мы передаем наполненную наспех кружку по кругу. Попробовав кровь, передернулась, с трудом справилась с тошнотой, но заставила себя сделать еще два глотка. Когда повезло застать поблизости жертву волков второй раз, девочка уже без отвращения поднесла кружку к губам.

– Только несколько глотков, больше навредит, – проходя мимо, напомнил я.

Она поежилась, провожая меня внимательным взглядом. Наверняка ее насторожил строгий тон. Злость на Аню долго занимала меня, но в какой‑то момент я просто устал. Устал злиться и перебирать в голове воспоминания, связанные с нами. Устал задаваться вопросами и строить глупейшие теории. Хотел просто потребовать с нее и Елрех клятву, что они больше не будут врать мне, но единственная подходящая клятва убьет их, если они нарушат ее. И я не смог. Теперь злость иногда накатывала с новой силой, но быстро отпускала, оставляя сожаление. Лучше бы я задержался у Мита, а не спешил найти Аню. Лучше бы не слышал ее признания. Мне ее не хватало. Наверняка поэтому тянулся к ней всякий раз, как только допускал мысль, что она забыла о нас. Что никогда «нас» и не было – это раздражало. Мы существовали лишь в моей голове, и я бы многое отдал, чтобы вернуть это. Возродить слепую веру в «нас».

Сегодня была моя очередь сторожить короткий сон – мы наспех обустраивали лагерь в темноте и уходили с яркими звездами.

Треск костра, путаясь с ветром, тихо разносился в ночи. Волки позволяли своим наездникам прижиматься к горячим бокам, а вот лиертахон уполз на охоту. Аня морщилась и иногда дергалась. Мучают кошмары? Свет пламени плясал на красивом лице, играя тенями. Я сидел у огня и редко отводил от девочки взгляд, чтобы присмотреться к округе. Крутил в руке кинжал и снова думал о том, как стал таким идиотом.

Алурей – дух предначертанного. Я жил его желаниями, а когда они пропали, растерялся. Собственные желания, не диктуемые инстинктами, появились нескоро, а до того, я просто двигался вперед, преследуя цель своего покровителя. Алурей иногда дарил видения, подсказывая, куда идти дальше, а потом появилась Аня и разрушила связь.

Вдохнул глубже, поднимая голову к звездному небу. Поежился от холода.

Аня изменила многое… Впервые мы встретились возле Больших мостов. Я позабавился ее испугом и заметил интерес к себе, но не придал значения. От соггоров знал, что у правителей есть информация о сокровищнице, но привлечь внимание Волтуара тогда не удалось. Он выглядел озадаченным и спустил невежество с рук. Об Ане я напрочь забыл, а вот Алурей взбаламутился: много раз я просыпался в холодном поту, когда во сне пройдоха аспид кусал меня. Иногда он был огромным, как виверна, и клыками ломал мне кости. Подсказки Алурея можно было трактовать по‑разному, и я терялся. Увидев на дереве фангру и странную человечку, я лишь посмеялся над ними, но Аня крикнула, что знает того, кто ищет Энраилл. Мог ли я проехать мимо? Повелся, как ребенок.

Опустил голову, снова вглядываясь в ее черты лица. С трудом улыбнулся, стараясь прогнать из воспоминаний жестокое признание.

Когда‑то я был уверен, что она покажет мне самый большой тайник Аспидов, и я сумею найти в нем подсказку. Видения об аспиде и мое сближение с девчонками из гильдии, названной в честь змея, не могли быть совпадением. И все оказалось не так просто… После встречи с Аней и идеи подарить ей Единство Алурей пропал. Ни видений, ни снов, ни порывистых желаний. Тогда я уверился, что все понял правильно. Сомнения одолевали редко. Но верно ли я все трактовал?

Сжал кинжал крепче и закусил губу. Я должен найти Убийцу Фадрагоса, и мне известно, что он ищет сокровищницу Энраилл. Пока я буду двигаться к цели, под ногами будет мешаться тот, кто преследует собственные интересы. Аня… Может, я ошибся, и Алурей замолчал, отвернувшись от меня. Или все идет так, как ему нужно? В конце концов с Аней я найду сокровищницу гораздо быстрее, чем если бы действовал один, разыскивая клочки слухов…

Она помогает мне или путается под ногами?

Ивеллин предполагает, что ведьма ищет кого‑то. Видимо, сокровищницу Энраилл. В любом случае я пока спокоен. Что бы не решил Алурей, кем бы я не стал для него, он поторопит, если буду опаздывать. Он не исчез и все еще слышит меня, я это чувствую, только почему‑то не отвечает.

Ветер потрепал пламя костра. Аня вздрогнула и, скривившись, поежилась. Замерзла? Я бесшумно поднялся, в несколько шагов оказался возле вруньи. Плед съехал с ее плеч, оголяя шерстяную рубашку. Теплые куртки мы подкладывали под себя, чтобы не спать на студеной земле. Я спрятал кинжал в ножны и поправил плед. Застыл, разглядывая лицо. Внутренне сжался, разбираясь в собственных желаниях, и сглотнул. Не стал останавливаться. Рука дрожала, а сердцебиение замедлилось. Кончики пальцев коснулись прохладной кожи, и будто стало легче. Дотронулся всей ладонью до ее щеки, и Аня чуть потерлась о нее во сне. Несмотря на очнувшуюся обиду, я улыбнулся.

Совсем скоро тундра сменится долиной, покрытой нетающими льдами и обдумываемой неутихающими ветрами. Четырехчасовой сон сократится вдвое, остановки придется делать чаще. Аня должна выжить. Она нужна мне. Единство нельзя потерять.

* * *

Аня

Две недели в пути давались сложнее, чем месяцы скитаний в теплых регионах. Ледяная долина началась резким переходом, встретила толстым слоем льда, припорошенным снегом. Нетрудно было догадаться о происхождении этого места – ледяные драконы. Их лед нельзя расколоть, а растопит его только жаркое солнце, которому тут неоткуда взяться. Ветер бушевал: то подгонял нас, то сбивал с курса, поднимая пургу, то задерживал встречным направлением. Дорога была изматывающей, сложной. А может, сказывалась атмосфера в коллективе.

Кейел успокоился и игнорировал меня, словно я пустое место. И вроде бы надо выдохнуть спокойно и порадоваться, вот только хотелось, чтобы он вновь отобрал чертов кинжал, а потом отдал его с глазу на глаз. Бывало снилось, будто он гладит меня, шепчет, что скучает, и благодарит за обман. Спятила… Сидя у костра, я всегда старалась поймать его взгляд на себе и расстраивалась, не получая ни капельки внимания. Неужели Вольный и вправду быстро оставил все в прошлом? Наверное, я просто придумала, что он любит меня. Он ведь никогда не признавался прямо. Да и откуда ему знать наверняка, если он понимает не все чувства? Быть может, перепутал. Поговорить бы с ним, но что сказать? Даже не могу отрицать, что врала совсем не об отношении к нему. Как же это злит!

Ив вовсе забыла и про обман, и про обиды. Увлеченная поиском ведьмы, она торопилась на север. Ей натерпелось получить еще хоть одну маленькую подсказку. Елрех набирала редких трав впрок, надеясь высушить их в городе. Ромиар по ее просьбе продолжил мое обучение без Кейела. И сейчас, на очередной двухчасовой стоянке, мы скрылись за стеной льда, в глубине которой проглядывались застывшие тела воинов из далекого прошлого. Рассмотреть их никак не получалось – лишь смазанные, искаженные силуэты. Дракон настиг их во время боя и сковал в лед. Роми скрестил руки на груди и с недовольным выражением лица наблюдал, как я прокручиваю в руке кинжал.

– У тебя получается лучше, – то ли похвалил он, то ли не хватало его высказыванию крохотного уточнения вроде «наконец‑то». Судя по интонации, второй вариант куда ближе к правде.

Мороз пробирался под рубашку, напоминая о снятой меховой куртке. В ней очень тепло, но тренироваться свободно не получается. Только если некоторые приемы рукопашного боя, однако и тут нашлись свои трудности. Кейел запретил бои, сообщив, что бросит на съедение волкам любого, кто покалечится в Ледяной долине. Однако я хваталась за любую возможность чему‑то научиться, пусть даже банально крутить кинжал в руке.

Пальцы быстро остывали и едва слушались, а железо хоть и не липло, но неприятно кололось холодом. Снежные волки грызлись в стороне за пойманного зайца. Вот уж кто мне не нравился, так это волки – от них воняло, они любили выть и вообще оказались очень неприятными соседями. Феррари разделяла мое мнение, а в первый вечер даже порывалась подраться с мохнатыми. Выяснилось, что наша неприязнь была взаимной – волки рычали на всех, кроме наездников, привязанных к ним зельями, поэтому я тоже держалась от них подальше.

Роми скосил взгляд в сторону и хмыкнул. Я ухватила кинжал, останавливая оборот, и тоже повернула голову. Кейел приближался с котелком, доверху набитым снегом.

– У Вольного была пустая жизнь, а потом ее заполнила ты. – Хвостатый усмехнулся, поправляя теплый, глубокий капюшон. Все же рога здорово мешают носить головные уборы без дерганий. Так ему и надо. – У него ведь никого и ничего не было до тебя. Охотница… Но он был к ней равнодушен. А вот с тобой носился, как с сокровищем. Асфирель, ты гордишься, что отняла у Вольного целую жизнь? Не в первый раз, – хохотнул желтоглазый. – Одну единственную жизнь Вольного. Короткую, неполноценную, но такую…

Я вздрогнула от боли и цыкнула, перебивая высказывание, – передавила острие кинжала и заработала порез на ладони. Поморщившись, перехватила свободной рукой кинжал за рукоять. Спрятала в ножны, вздернула подбородок, рассматривая смазливое лицо, и со злостью произнесла:

– Роми, я лживая мразь! Вот даже отрицать этого не буду. Давай, на этом и закончим.

Отобрала жизнь? Вольные сами ее себе укорачивают! Как бабочки стремятся во имя веры на обжигающий свет. Фанатики чокнутые! И исходя из такой логики: а не обрек ли Кейел меня на мрачное будущее, зная, что рано или поздно умрет, а я останусь одна? Передернула плечами. Я тоже оставлю его одного сражаться против целого мира…

У Ромиара в глазах вспыхнул азарт. Распрощавшись со скукой, он блеснул зубами и заявил:

– Всегда это знал.

– Мог бы меня предупредить, – бросил Кейел, проходя мимо. – Я ведь до последнего сомневался.

Ветер хлестнул по щеке, швырнув колкий снег, и я отвернулась от Роми, наталкиваясь взглядом на спину Кейела. Заметил меня только тогда, когда появился повод зацепить и в очередной раз укорить? Скривилась, ощущая, как скопившаяся усталость выливается в раздражение. Рана щипала, дергала, кровь щекотала ладонь и капала на снег. Я вдохнула глубоко и поинтересовалась:

– Разве тебе было плохо, Вольный?! – голос прозвучал громко, требовательно – испугал, но сразу же придал уверенности.

Почему я боюсь Кейела? За последние недели мне представилось много времени на раздумья и ворошения прошлого. Сколько раз он обижал меня, врал мне, использовал? И главное – чем прикрывался? Не будет лишним напомнить и ему о его же словах!

Кейел остановился. Я ждала, что он повернется и ответит, но он молчал. Опять игнорирует? Опять уйдет, ничего не сказав?! Духи Фадрагоса, бесит! Уж лучше все разрушить до конца, чем ждать хоть какого‑то просветления.

Я сорвалась – тряхнула порезанной рукой и произнесла:

– Ты наслаждался – я наслаждалась. Всем было хорошо. Мы же взрослые люди, черт возьми! – Развела руками и приподняла брови. – Мы мечтали о семье? Нет! Мечтали о будущем? И еще раз нет! Ты к смерти готовишься, и я не отстаю. Так какая разница: приятный это обман или настоящие чувства? На что ты сейчас обижаешься, Вольный? На то, что твои ожидания не оправдались? Я такая, какая я есть. Трусливая мразь! С самого начала врала и буду врать! Думаешь, это моя суть? Не‑е‑ет! Это твое же правило! Разве не узнал? Быть хитрее самого опытного из лжецов. Кейел, я хорошая ученица?

Отступила на пару шагов и выдавила из себя улыбку. Она дрожала, но думаю это можно было списать на холод. Пора бы, кстати, одеться.

– Ответь мне! – потребовала я.

Кейел резко обернулся и вперился злобным взором, но упрямо молчал. Сжал кулаки. Я чуть сморщила нос и договорила:

– Хочешь злиться, Вольный? Злись на себя. Это же ты сейчас все усложняешь! Я тут ни при чем. Всего лишь пытаюсь жить по вашим дурацким правилам!

Он сорвался с места, а я съежилась, ожидая удара, грубости. Пусть обидит, пусть отвернет от себя окончательно. Заставит ненавидеть! Обида заглушит вину, а память будет подкидывать страх от жестокости и насилия. Однако Кейел прошел мимо меня, поднял мою куртку с земли, потряс, избавляя от снега, а затем вернулся к нам. Хмурясь впихнул котелок Роми в руки, и избегая смотреть в глаза, накинул куртку мне на плечи. Взялся за запястье и стал разглядывать порез. Спокойный голос приласкал слух, напомнил о заботе:

– Оставь тренировки на время. В обители продолжим заниматься, а сейчас береги силы. – Сжал руку, согревая теплом, а я сглотнула ком, стараясь дышать ровнее. Не этого результата я ждала. Какого угодно, но не этого. – Пойдем. Перевяжем руку, а заодно расскажу тебе, что из себя представляет поиск сокровищницы с помощью Единства. Тебе нужно беречь силы.

Ромиар фыркнул нам вслед, но промолчал.

* * *

Ромиар устанавливал котелок над огнем, а мы с Кейелом сидели на ворохе пледов. От костра исходил жар, но ветер проникал в углубление ледяной стены и немного студил лицо. Я боялась вдохнуть лишний раз. Боялась, что Кейел выпустит мою руку, если сделаю резкое движение. Осторожное прикосновение его пальцев к моим заставляли сердце замирать. И лицо так близко… Но недостаточно, чтобы ощутить дыхание. Тихие слова лились музыкой для меня. Моей любимой музыкой. Пусть бы Кейел говорил вечно.

– Видела, как Елрех раскапывает снег, чтобы найти морозные грибы и зимние травы? Их нигде нет, кроме севера. Зато то, что на юге считают мусором, высоко ценят на севере. Там почти ничего нет. Есть крохотные вечнозеленые оазисы. Скоро мы дойдем до одного. Они немного упрощают жизнь, но на все население все равно не хватает зелий, мазей. Даже просто овощей, – на мгновение поднял голову – наши взгляды встретились только на секунду. Когда снова опустил глаза, я медленно набрала полную грудь воздуха, и так же медленно выдохнула.

Он перевязывал обычный порез на ладони, чтобы сберечь заживляющие зелья для более серьезных ран. К тому же несколькими зельями планировал рассчитаться за жилье, которое нам понадобиться. По его рассказам выходило, что у него много знакомых на севере, и кто‑то даже считал его другом. Однако все они знали Кейела безэмоциональным парнем, которому нужны были только знания. Удивительно, что кто‑то ценил парня в таком состоянии – ко всему равнодушным. А сейчас он другой. Как его встретят на севере?

– Готово. – Завязал крохотный бантик и отпустил мою руку. – Надо перекусить и снова отправляться в путь. – Обратился к Роми, сидящему с другой стороны костра: – Найди Ив и Елрех, пусть поспешат.

Подтянул свою сумку и стал копаться в ней. Я надела куртку и закуталась в нее, стараясь согреться. Внимательно следила за Кейелом, опасаясь пропустить мгновения, когда казалось, наша жизнь вернулась в недавнее прошлое, наполнилась заботой друг о друге. Он сел удобнее на коленях передо мной и, положив между нами сверток, развернул его. Пахнуло чем‑то резким, и я скривилась, разглядывая содержимое: два плетеных браслета из кожи и три маленьких свитка.

– Запах неприятный от порошка. Он помогает сохранить вещи невредимыми. Смотри, – Кейел приподнял браслет. – Это ис’сиары Аклен и Ил.

Я потянулась пощупать темную кожу, но Кейел отвел руку, предостерегая:

– Не трогай. Пока не трогай. Я не знаю, как поведет Единство при контакте с ними.

– Ладно, – согласилась я, разглядывая скорее Кейела, чем вещи.

– Это ключи, – украдкой глянул на меня и произнес, сжимая все в груди, – Асфирель. Ключи от сокровищницы. Каждый тесно связан с одним из архимагов. Они содержат в себе силу своего хозяина, которая позволит открыть двери. Я хотел получить слепок души через кровь мудрецов, но это совсем другое. Время меняется, сила меняется, весь мир меняется. Тут, – сжал браслеты, посмотрев в глаза, – следы сохранились в первозданном виде.

– Откуда ты знаешь?

Кейел легонько улыбнулся.

– На севере не охраняют библиотеку, не защищают информацию. Все открыто. Сейчас звероловы выводят ищеек. Я рассказывал тебе о них.

– Помню.

– Раньше духи поиска подчинялись многим магам, но после сложного ритуала. Сейчас духи подчиняются редко и часто их неправильно понимают, ошибаются. Следопыты – одна из сложнейших профессий.

– Ты хочешь, чтобы я прошла ритуал? – нахмурилась. Почему ритуал сложный?

– Под наблюдением соггоров. Они позволят.

– И что будет после? Я буду видеть следы?

– В каком‑то роде. – Уголки его губ дрогнули, а глаза наполнились виной, и это мне не понравилось. – Ты сможешь увидеть то, что видел носитель браслета. Ощутить то же, что и он. Не всю его жизнь, а только самые яркие фрагменты.

Я поежилась. Перспективы не радовали. Просто увидеть – это ерунда, но ощущать чьи‑то чувства не особо хотелось. Тут хоть бы в своих разобраться.

– То есть я могу увидеть дверь в сокровищницу, – озвучила догадку.

– И не только, – насторожил Кейел.

Он убрал волосы за уши, покрасневшие от холода, и развернул один из свитков. Символы на тоненькой полоске старой бумаги мне были незнакомы. Кейел пояснил:

– Это забытый язык – язык драконов. Тут написано… – поморщился, – такая же ерунда, как тайна Аклен’Ил.

Я изогнула брови, бросая взгляд то на свиток, то на лицо Кейела.

– Это подсказка, которая приведет нас к третьему ключу, фрагменту карты и еще одной такой же подсказке.

– И что в ней написано?

– «Куда бы я ни повернулся, Солнце везде умирало».

– Место?

Он кивнул и сразу же пожал плечами.

– Я не знаю, где оно может быть. Солнце умирает только на западе. Возможно, у тебя возникнут нестандартные идеи, тогда скажи.

– Пока точно нет. А что на карте?

– Часть Фадрагоса, где нужно искать.

Он развернул второй свиток и показал приличный кусок территорий, включающий в себя: два региона, а еще горы, пустыня, озеро…

– И никаких указаний?

– Ничего, – шумно выдохнул Кейел. – Только подсказка. После ритуала, ты сможешь увидеть, кто ее писал, и ощутить, что он чувствовал. Это должно помочь. Быть может, он писал ее в том месте, о каком говорит в ней.

Он замолчал и стал прятать все обратно в сумку, а я просто наблюдала за ним, потирая пальцы перебинтованной руки. Маленькая радость от того, что мы снова говорим с ним без издевок, рвалась наружу, но я скрывала ее.

– Асфирель, – тихо обратился Кейел, и я изогнула брови, встречаясь с ним взглядом. Он смотрел пристально, без тени веселья. – Я могу потребовать с тебя многие клятвы, но давай остановимся на одной: поклянись, что приведешь меня к сокровищнице.

Сердце на миг екнуло. Я испугалась, что он потребует что‑то более трудное и мне придется отказать, но повезло.

Кейел продолжил:

– На севере сложная жизнь, но мало ли, кто тебе там встретится. Возможно, ты получишь все, что ищешь именно там. Я не хочу рисковать. Мне нужно отыскать сокровищницу. Это нужно нам всем.

В его глазах я просто падкая на богатства девочка… Раньше я бы порадовалась, что этим можно воспользоваться, а сейчас это обижает. Прочистила горло легким кашлем и громко заявила:

– Кейел, клянусь духами Фадрагоса, что вместе с тобой найду сокровищницу Энраилл.

Перед лицом медленно появлялось марево. Духов вокруг едва ли хватало для облегчения жизни, а уж для клятвы, видимо, совсем смехотворное количество. Но, кажется, Кейелу хватило и этой малости.

Через два дня нескончаемого холода, сурового ветра и коротких остановок в заснеженной пустоши мы дошли до упоминаемого Кейелом оазиса. Чудо посреди белой долины скрывалось в кольце ледяной стены. Ветер не проникал внутрь, а над горячим озерцом поднимался пар. Зеленая трава обрамляла берега, лепестки с маленького цветущего дерева падали на водную гладь. Приют для утомленного холодом путника встречал нас тишиной и уютом.

Там мы смогли отдохнуть дольше и даже пересидели бурю. Выспались, вымылись, набрались сил, а после отправились в последний переход. Снежная буря застала в пути на второй день, и пришлось остановиться. Волки не могли продолжать путь даже без седока, по лицу хлестал колкий снег, а из‑за ветра, сводящего морозом слизистую, не хватало воздуха. Ресницы и волосы, выбивающиеся из‑под капюшона, покрывались льдом. Мы не нашли, где укрыться, и просто позволили снегу замести нас. Надежда была лишь на то, что стихия вскоре успокоится, а у нас будут силы, чтобы выбраться. Кейел все это время лежал у меня за спиной и даже обнимал, но в таких условиях я не могла наслаждаться чувствами. Их вытеснил страх и желание быстрее добраться до населенного пункта. Труднее всех приходилось Ив. Эльфийка мерзла даже в меховой одежде, а еще уставала ходить в ней. Казалось, бороться ей помогал только расовый фанатизм – стремление к цели любой ценой. Наверное, если бы у Вайли была цель, то Вольная выжила бы, а не умерла так быстро, но ей явно не повезло с духами. И эльфийка, и Вольная в одном флаконе – должно быть, что‑то неостановимое.

Буря закончилась с рассветом, но особого облегчения ее окончание не принесло. Мы были измотанными, измученными, голодными, а оттого – злыми. Тушенка закончилась, и каша почему‑то напоминала песок – безвкусная, отвратительная. Я отогревалась за счет Феррари, прижимаясь к ее горячему боку. Но этого было недостаточно. Хотелось оказаться в четырех стенах, в теплой кровати и наконец‑то выспаться. Волки, не наши, а дикие, следовали за нами, словно мы напоминали им стадных животных. Кто‑то ослабнет, отделится – и можно нападать. Наши волки были крупнее, сильнее, но тоже устали и не могли прогнать другую стаю. И вновь спасала Феррари, позволяя безопасно отойти по нужде и во время наших стоянок отгоняя хищников.

Вечером очередного дня Феррари и вовсе перепугала меня. Волки подошли слишком близко, а девчонка охотилась. Кейел, Елрех и Роми подобрались, оголяя оружие и готовясь давать отпор стае, но в какое‑то мгновение из‑за сугроба метнулась желто‑зеленая молния. Феррари прыгнула на волка, перегрызла ему шею, и на нее напали остальные. В первую секунду визга и завываний я бросилась в самую гущу, но меня удержал стоявший рядом Роми, и я опомнилась. Феррари полосовала хвостом волков, раздувала яркий капюшон и, прижимаясь к земле, шипела. Быстрыми выпадами ей удалось убить еще троих прежде, чем стая понеслась прочь. Окровавленная местность – не самое худшее, на что довелось смотреть в тот вечер. Феррари выбрала себе волка крупнее, а двоих других оттащила наша стая. Оголодавшие, они с озверением поедали себе подобных.

Весь остальной путь я фактически валилась с ног. Есть не хотелось, голода в принципе не чувствовала, но тело трясло от слабости. Я спала, сидя на Феррари – просто перевязывала себя ремнем, обнимала ее за шею и спала. Серое небо сливалось с таким же блеклым пейзажем. Ни день, ни ночь не приносили радости или облегчения. Вопрос Ив: «Сколько еще идти?» – я произносила в мыслях каждый раз, как открывала глаза. Роми больше не крутил дротики и постоянно стремился спрятать руки. Елрех, обладающая потрясающим зрением, огорчала, глядя на горизонт с неизменно недовольным выражением лица. К слову, я вовсе не видела горизонта – сплошная серость впереди. Вид Кейела пробуждал стыд. Не потому, что он повзрослел за эти дни: появилась глубокая морщина на переносице, и еще две возле носа и рта. И не потому, что выглядел уставшим: с впалыми щеками, с темными кругами под глазами и бледной кожей. Дело в шрамах. У нас не было трав, чтобы он мог избавиться от волос, и щетина покрывала лишь одну сторону лица. Сначала – щетина, после нескольких дней – вполне себе бородка. И может, бородка шла бы ему, если бы шрамы не стали выделяться так жутко.

На очередном рассвете солнце немного озарило небо, добавило красок серости. Темная кромка леса вдали казалась миражом.

– Мы близко, – безмерно порадовал Кейел.

Всю дремоту как рукой сняло. Откуда‑то взялись силы, открылось второе дыхание, и я, сидя на Феррари, тихо рассмеялась. Волки трусили по снегу, выбирая дорогу осторожно, но иногда все равно проваливались до брюха. Тогда шаг замедлялся, но мы не останавливались, и двигались дальше пешим ходом. Где‑то снег был выше колена, и из таких провалов приходилось выползать, а где‑то лед покрывал легкий слой насыпи из мерцающих снежинок. Одежда стала тяжелеть быстрее и больше с того момента, как вдали появилась тонкая светлая полоска городских стен. И если до этого путь казался тяжелейшим испытанием, то последний рубеж при всех его спокойных условиях ударил наотмашь. Силы улетучивались с каждым метром, оставленным позади. Хотелось подогнать волков или оставить их и просто броситься к городу. Нетерпеливость раздавливала сдержанность. У высоких каменных стен, покрытых снегом и блестящей корочкой льда, Ивеллин расплакалась. Ромиар приблизился к Елрех, будто его миссия заключалась в ее защите. Кейел вышел чуть вперед, двигаясь к воротам. Я сняла варежки и гладила взволнованную Феррари по холке. Девочка ворковала и все сильнее жалась к земле.

Небольшую дверь в громоздких воротах отворили сразу же, но внутрь нас согласились пропустить не скоро. Эльфиор и высокий человек кутались в меховые плащи и долго переговаривались с Кейелом. Потом эльфиор помчался в город, а нас впустили и даже пригласили в деревянную пристройку у самой стены. Вот только возникла заминка. Впустили не всех.

– Я не оставлю Феррари за стеной!

Сердце колотилось, ноги дрожали не то от усталости, не то от страха. Кейел вновь заговорил с человеком на неизвестном языке. Елрех, вздернув подбородок, хмурилась. Ив просто тряслась от холода, переминаясь с ноги на ногу возле своего волка.

– Она нам жизнь спасала, – поддержал Роми на общем языке. – Смотри сюда, глупый человек. Он ведь понимает меня? – уточнил у Кейела.

Кейел ответить не успел, ответил сам верзила с мечом и курчавой бородой:

– Ну и чего ты хочешь? Зверюга опасная, – гнусаво протянул он. – Внутрь таких не пускаем.

Роми снял варежку, швырнул мне в руки. Я прижала ее к груди, стараясь успокоиться. Я останусь за стеной, если они откажутся впускать Феррари внутрь. Роми прав: девчонка за короткое время стала не просто моим питомцем, а нашей подругой, соратницей. Как это оставить ее на холоде и голоде одной? Роми дарил надежду уверенными действиями. Он вытащил дротик и сел перед Феррари. Смотрел ей в глаза, нанося порез на ладонь. Девчонка попятилась, прижимаясь брюхом к снегу, но Роми перехватил ее за морду, вынуждая остановиться. Ее ноздри широко раздувались, зрачки дрожали, она фыркала, но не двигалась.

– Смотри внимательно, глупец, – произнес рогатый, скидывая капюшон.

Его белые волосы лоснились под утренним солнцем. Острие дротика блеснуло, отразилось в песчаном глазе Феррари. Я вдохнула и забыла выдохнуть. Роми улыбался, медленно царапая морду малышке. От глаза к ноздре. Царапина быстро краснела, а у Феррари лишь дергалась кожа.

– Роми, хватит, – не выдержала я, шагнув ближе к ним.

Он выпустил лиертахона, и она мгновенно прильнула ко мне, едва не сбив с ног. Я присела на корточки и обняла перепуганную девчонку. Ее горячая, шершавая кожа касалась щеки, жилка на шее билась под ладонью.

– Молодец, милая. Хорошая девочка, – прошептала я.

– Ты впустишь ее или нет? – спросил Кейел.

– Не могу.

– Безжалостный человек, ты же видел, что она безобидна! – повысила голос Елрех, а Феррари дрогнула в моих объятиях, будто понимала, что речь о ней.

– Вы или проходите без нее, или я закрываю дверь.

Мы хотели отправить Ив внутрь, хоть она и вяло сопротивлялась. Но и тут все оказалось не так просто.

– Я должен находиться рядом с ней! – взбунтовался Роми.

– Ну и иди, – развел руками Кейел. – Будто я тебя все еще контролирую.

– Я не могу оставить Елрех.

Елрех, сидящая возле меня и поглаживающая Феррари, поморщилась и высказалась:

– Влюбленный дурак! Будто рядом с Вольным и Асфирель мне может что‑то угрожать. Ты только глянь, сколько вокруг меня защитников. Отродясь такого не было!

Роми отвернулся, предъявляя нам на показ спину. Меховая куртка сияла из‑за льда и снежинок. Спустя несколько секунд он бросил сторожу:

– Закрывай двери.

Мы сидели прямо под воротами. Холодный снег под пятыми точками – не самое худшее, что с нами приключалось. Хотелось есть, пить, согреться. Хотя слабое солнце теперь казалось очень жарким, как раз – согревающим.

– Я не понимал, что должен был делать, – делился Роми, разлегшись словно на пляже и сумев устроить рогатую голову у Елрех на бедрах. Она перебирала его волосы и улыбалась, разглядывая красивое лицо шан’ниэрда. – Наблюдал издали.

– Ночевал у меня на чердаке, – шмыгнув носом, подхватила Ивеллин. Поежилась, рассмеялась и продолжила: – Забирался туда по винограднику и через окно. Пока я работала во дворе, он пробирался в кладовую и съедал то, что я готовила.

– А потом она стала приносить мне еду прямо на чердак. Оставляла миски сразу над лестницей.

Мы рассмеялись.

– Я думала, у меня завелся какой‑то новый дух, оберегающий меня! Ведь стольких недругов отвадил!

Двери протяжно застонали – мы дружно замолчали, оборачиваясь на звук. Долго в проеме мельтешили фигуры, но никто не выходил к нам, а потом высокий порог переступил еще один беловолосый парень и тоже с желтыми глазами. Вот только с маленькими заостренными ушами, безрогий и бледный, будто крови в нем совсем нет. Он поскрипел снегом, а может, подошвой начищенных сапог, одернул воротник темного плаща и с широкой улыбкой шагнул к Кейелу.

– Друг мой, примчался сразу, как только услышал о тебе!

Кейел приподнялся, а затем вовсе встал. Он был немного выше незнакомого парня. Тот в свою очередь осмотрел Кейела с головы до ног и спросил:

– И какой ты сейчас, Вольный? Такое же эмоциональное бревно? Надеюсь, нет. Я бы не отказался встряхнуться. Тут так уныло, будто круглый год зима.

– Ну привет, Десиен, – ответил Кейел, разглядывая, видимо, давнего знакомого. – Я изменился.

– И прогремел на весь мир, – шире улыбнулся Десиен. Хлопнул Вольного по плечу, добавляя: – Рад тебя видеть. А это, – поводил пальцем по кругу, указывая на свое лицо, – мода дикарей, от которых ты вернулся?

– Балкор, – скривилась Ив, поежившись и сжимая куртку. Она выглядела так, словно очнулась ото сна, но сразу попала в кошмар.

Десиен тоже заметил ее. Наблюдая, как она медленно поднимается, отступил и еще раз окинул нас беглым взглядом, а затем обратился к Ив.

– Уф! Спокойнее, эльфийка. Мне не нужно быть тобой, чтобы знать, насколько сильно ты меня ненавидишь.

– Он не будет перенимать твой облик, – с беспокойством заверил Кейел. – Ничей облик.

Роми сел, позволяя Елрех подняться и отвести Ив в сторонку. Пока она о чем‑то шептала ей, Десиен, с недовольством поглядывая на них, проговорил:

– Правители рады, что ты вернулся. Они хотят видеть тебя.

– Нас не пускают с лиертахоном.

Балкор покосился глазами на притихшую Феррари и усмехнулся.

– Да, друг мой, это проблема, – закусил губу, склоняя голову набок. Покачал ею и добавил: – Если она кого‑то сожрет, нам придется что‑то делать. Не только с ней, но и с вами.

– Она безобидна, – вступилась я, все еще сидя на коленях возле малышки.

– Куда спокойнее вашей эльфийки! Им бы зубками обменяться… Я могу определить обеих в темницы. Там крепкие стены, решетки и, если надо, найдем кандалы и намордники. Правда, кормят ужасно.

Он бы еще громче это произнес! Я обернулась к девушкам и убедилась, что Ив все прекрасно услышала. Кажется, не выходки от Феррари надо опасаться… А Десиен явно специально ее зацепил. Проверка, или просто у него характер вредный?

– Я пошутил! – Он вскинул руки, округлив глаза. Прищурившись, опустил взор на Роми и без тени улыбки сказал: – Если дашь мне шанс, я буду нервировать тебя чуть меньше, чем может достигать степень твоего страха.

– Какого страха? – нахмурился Роми, взметнув снежинки хвостом.

– Тот, который порождает твою ненависть ко всем, кто на тебя не похож. Беловолосые шан’ниэрды – самая слабая раса. Вот вы и беситесь. Все на севере об этом знают.

Кейел убрал волосы за уши, вздохнул шумно и, приобняв болтливого друга за плечи, отвернул его от нас. Вовремя… Серое лицо Роми быстро приобрело розовый оттенок, а сам он скривился, явно собираясь ответить. Итак, меньше чем за минуту балкор умудрился обидеть Ив и ударил Роми по больному. Нас с Елрех тоже ждут какие‑то оскорбления, или мы этого не стоим?

– Мне нужно встретиться с правителями, – проговорил Кейел, – но с лиертахоном нас не пропускают.

– Друг мой, какие проблемы? Разве я не сказал, что помогу?! – голос Десиена звучал изумленно. – Это все твои злые друзья меня сбили с толку! Научи их смотреть на других существ проще. Поработаю твоим пропуском! Следуй за мной. – Хлопнул Кейела по спине, негромко добавляя: – Может, хоть теперь взбодрюсь, а то все с рук валится. Сплошное уныние, будто и впрямь круглый год зима вокруг.

Глава 12. Север

Вопреки всем моим опасениям, Феррари определили в крытое здание вместе с волками, сразу у городских ворот, и обещали не обижать. После чего нас самих Десиен повел сразу к правителям. Уставших, немытых и прилично голодных. Его не смущало ничего. Он вцепился в Кейела намертво, увел его чуть вперед, а к нам на всякий случай приставил сопровождающих – парочку здоровых детин. «Чтобы кому‑нибудь из вас хвост или уши не оторвали» – с улыбкой пояснил балкор и отвернулся, переключаясь вниманием на Кейела.

Я представляла столицу севера несколько иначе, но была приятно удивлена. На улочке, переполненной народом, каменные дома уютно стояли рядком. По двум встречным колеям олени тянули груженные сани, вынуждая смещаться на обочину, заставленную ящиками, бочками и всякой утварью. Поздним утром разносился гомон, из дымоходов вился дым, а вдали кто‑то стучал будто по наковальне. На нас никто бы не обращал внимания, если бы не впереди идущий балкор. Пешеходы уступали ему дорогу, приветливо улыбались, кивали и снимали шапки. Населения оказалось слишком много, и я не удивлялась, что Кейела все давно забыли. А ведь думала, что тут всего несколько длинных улиц и никакой цивилизации. Судя по пришибленному виду ребят, они тоже ждали чего‑то попроще. Однако жизнь тут кипела, словно на долгожданной ярмарке.

Широкими дорогами – расчищенными, протоптанными и не очень, – мы добрались до просторной площади с большими зданиями. Стены сверкали из‑за мороза, а цветной витраж на окнах привносил зимнему городу красок. Тощие статуи остроухих девиц высились вдоль дорог и в руках удерживали самый обычный подвесной фонарь. Вот только вместо свеч внутри было что‑то другое – черный сгусток напоминал нефть, если бы она была твердой. Днем эта ерунда не горела, но в фонаре, как я ни заглядывала, ничего больше не увидела, а значит, поджигают точно ее.

– Ты знаешь что это? – поинтересовалась я у Елрех.

Она тоже пристально разглядывала фонарь. Видимо, привыкшая к помощи Охарс, Елрех вовсе не понимала, зачем нужна стеклянная коробка. Слегка нахмурилась и покачала головой.

– Нет, любопытная Асфирель, я не знаю что это. Но мы спросим у северян.

– Елрех, ты хоть понимаешь, что у них город более обустроенный, чем ваши города?

Она скривилась.

– Отличий немного, – вмешался Роми, хватая ее под руку.

– Конечно, немного, – согласилась я, рассматривая черепичные крыши, но не из афитакса. Материал был грубым, стыки плясали. Может, обычная глина? – Но возвести такой город посреди льдов, ветров и лютого холода – многого стоит.

Казалось, даже под снегом лежит камень, а не мерзлая земля. Мост, к которому мы двигались, точно был из камня.

– Их давно изгнали. – Ив обогнала меня, натянула капюшон ниже, хмуро озираясь по сторонам, будто нас окружали одни лишь балкоры. – Суровые условия проклятых земель вынуждают бороться с ненавистью. Кто будет ее взращивать добровольно, когда Солнце не любит эти земли и всех, кто тут живет?

– Думаешь, они трудятся только, чтобы победить ненависть в себе? – уточнила я. Как же все‑таки иногда трудно абстрагироваться от того, во что верил всю жизнь.

– А зачем жить так долго в таких условиях? – Из‑под меха посмотрела она на меня; в синих глазах засело раздражение и, кажется, обида. – У них черные души. Для Солнца они тяжелые.

Я прошла немного молча. Стоит ли продолжать этот разговор? Возможно, ей плохо не потому, что мы на севере, среди закоренелых врагов эльфов, а потому, что она пришла сюда изгнанницей. Винит ли она себя за это? Ведь никакой вины за ней нет, а значит, и черноты души тоже нет. Однако Ив на севере, рядом с изгоями, на проклятой земле, как она ее назвала. Быть может, Ив не может сама разобраться в себе? Наверное, на Земле часто из‑за непростых вопросов разгорались войны, а тут, кажется, просто сходят с ума…

Улыбнулась ей и все же спросила:

– А может, живут, чтобы просто жить?

– Для чего? Какая польза от них? – пробубнила Ив, опустив голову.

– Ну, – я развела руками. Перешагнув черенок лопаты, покрутила головой. Разглядывая площадь, заметила подходящее и кивнула. – Смотри.

Дети в двадцати метрах от нас бегали по льду замерзшего озера, толкались и катали друг друга, держась за руки. Черноволосая девочка с двумя косичками и острыми ушками была выше мальчишек, фангра и… наверное, балкора – он едва ли по бледности уступал снегу.

– Соггорша, – тихо изумилась Елрех, тоже глянув в сторону детей.

Я присмотрелась к девочке. Худая даже в зимней шубке, высокая. Она чуть дернула головой, звонко засмеялась, сгибаясь и хватаясь за живот, – косички взлетели, а лицо на несколько секунд можно было рассмотреть лучше. Молочная кожа, розовый румянец, тонкие, но яркие губы и черные глаза. Совсем черные. Белка, как и у фангр, не было.

– Ты никогда не видела их даже у иллюзионистов? – фыркнула Ив.

Елрех пожала плечами и, быстро потеряв интерес к детям, призналась:

– Не приходилось. Травы, леса да болота. У меня была другая жизнь, всезнающая исследовательница.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Как раз о ней мы и говорили! О жизни! – Я обогнала ребят, рассматривая эльфов, споривших перед прилавком с корзинками. Кажется, они от соседства с балкорами не страдали. Повернулась к троице и, попятившись, продолжила мысль: – Не все северяне изгои, кто‑то уже родился тут. Неужели вы верите, что абсолютно у всех преступления за спиной и повод для ненависти? Ты только глянь на детвору, Ив!

Роми даже не покосился в их сторону – хмыкнул и усмехнулся, рассматривая меня.

– Что?

Я натолкнулась на кого‑то. Испугалась, вскинула руки и, приподнявшись на носочках, замерла. Извиниться не успела, как и обернуться.

– Они сами все увидят, – тихо сказал Кейел, удерживая за плечи. – Не уговаривай.

Сглотнула, пока Елрех слабо улыбалась – казалось, лишь одними глазами. В их глубокой серости, мы с Кейелом отражались очень четко. Мне оставалось только повернуть голову и чуть приподнять, чтобы поцеловать его. От этого понимания сердце забилось чаще, а может, от теплого дыхания, ласкающего мою щеку. Звуки вокруг на короткое время смазались, превратились в неразборчивый гул.

– Человечка… Я ее как‑то не заметил. Что между вами? Твоя избранница? – ворвался в сознание голос Десиена. – Ей бы отогреться. Посмотри, какой у нее красный нос и глаза.

Кейел резко отпустил меня, немного толкая. Это же и помогло мне устоять на ногах и взять себя в руки.

– Подруга, – ответил Кейел, оборачиваясь к мосту. – У нас много общего, но ничего особенного. Нужно познакомить ее с правителями.

– Всех познакомим! Обязательно познакомим. Если твои друзья не будут отставать, то уже совсем скоро.

Мы не отставали. Миновали мост, ступили в парк, оказываясь посреди множества елей, лавочек и все тех же утонченных каменных девушек – видимо, соггорш. Широкая аллея привела нас ко дворцу. Не было никаких крепких стен, не было закрытых ворот. Огромное здание из серого камня просто стояло в парке с замерзшими озерцами и бурлящей речушкой неподалеку. Фасад здания выглядел строго: узкие окна с коваными решетками, широкое крыльцо с каменными ступенями и высокая двустворчатая дверь. Два фангра стояли на страже, одетые в теплую, но строгую одежду. Ну хоть какая‑то защита все же имеется. Если соггоры совсем не боятся нападения, тогда почему так не хотят ехать из‑за ведьмы на юг?

Нас встречали.

Глаза у соггоров невероятно впечатляющие. Я старалась не смотреть в них, но задача оказалась безумно трудной. Будто перед тобой черное зеркало, которое способно впитывать не только очертания окружающих, но и краски. Молодой мужчина в меховой накидке склонил голову, открывая дверь и приглашая войти в полумрак коридора, устланного темным ковром. В конце арка манила дневным светом. Когда подошва мягко коснулась светлого отполированного камня, а взгляд ухватил убранство светлого холла, я остановилась. Вдохнула носом прохладный воздух – немного резкий запах смешался с ароматом пряностей. Подняла голову, рассматривая полоску фрески с рисунком неба над тяжелыми люстрами. Они тянулись в ряд до широкой лестницы, над которой красовался барельеф – три грифона приподнимались на задних лапах, раскинув крылья и раззявив клювы. По углам и в углублениях собирались тени. За красной портьерой у ближайшего окна виднелась лестница. Наверное, вечерами с ее помощью зажигают то, что тут используют вместо свеч.

– Пойдем, Асфирель, – прошептала Елрех, приблизившись ко мне.

– Я не понимаю ни слова, о чем говорят северяне, – пожаловалась ей.

– Я тоже. Думаю, только Ивеллин и Кейел понимают их.

Мы петляли по бесконечным коридорам и длинным лестницам. Внутри было теплее, чем на улице, но не настолько, чтобы хотелось снять куртки. Иногда в беседе Кейела и Десиена проскакивали целые фразы на общем языке, но, судя по всему, встретивший нас соггор понимал только местный язык. Он остановился возле скромной двери, открыл ее, пропуская нас внутрь. Десиен прокомментировал:

– Сможете отдохнуть тут и привести себя в порядок. Уверен, правители не заставят вас ждать долго.

В просторной комнате служанки раздвигали шторы и заканчивали уборку. Кейел отказался от щедрых предложений поесть и остаться жить во дворце, после чего нас предоставили самим себе. Ненадолго.

Я успела умыться, рассмотреть богатую комнату, оценить большой камин и погреться у огня. Ив расхаживала вдоль стен, напоминая какого‑нибудь агента из фильмов, кого отправили шпионить прямо домой к врагу. Елрех расспрашивала Кейела о фонарях и других вещах, которые для нее стали открытием. Наверное, те, кто возвращается с севера, боятся даже упоминать о нем. Меня клонило в сон, и широкая кровать за спиной, на которой развалился Роми, притягивала магнитом. Однако дверь распахнулась, и Десиен с доброжелательной улыбкой перешагнул порог. Без плаща он выглядел еще более безобиднее: узкие плечи, худая талия и длинные ноги. В темном костюме он вовсе казался болезненно тощим.

– Правители ждут. – Шагнув в сторону, он освободил дверной проем.

Слуги, взяв наши вещи и куртки, безмолвно следовали за нами. Десиен гордо вышагивал впереди, но периодически оглядывался на нас. Теперь каблуки его сапог гулко стучали по камню. Очень скоро мы вошли в небольшой светлый зал с бежевым ковром и богатой мебелью. На небольшом возвышении стояли кресла, меньше всего напоминающие троны, а на них сидела девятка соггоров. Центральное кресло совсем немного отличалось – оно было выше, с позолотой на спинке и подлокотниках. И темноволосый соггор, сидящий в нем, носил на голове тонкий золотой обруч. Кейел стоял справа от меня; шумно вдохнул и опустив голову шагнул ближе к правителям.

Слушая беседы ребят, пока мы пересекали Ледяную долину, я уже многое успела узнать о соггорах, а конкретнее – о правителях. Их управление чем‑то напоминало наше. Есть верховный правитель, за которым всегда остается последнее слово, как и вся ответственность ложится на его плечи и совесть. Остальные восемь правителей ищут проблемы, недостатки, обсуждают их и предлагают пути решения. За каждым из них закреплены определенные сферы деятельности, но еженедельно они собираются, чтобы проверять точки их пересечения. Наверное, на этом яркие схожести и заканчивались, а вот отличия напоминали безумие – истинное самопожертвование.

У правителей не было имен.

Они от них отрекались, когда перенимали власть. Верховный правитель, верховный целитель, верховный наставник, верховный воин… Никаких имен.

У правителей не было собственного «я».

Они до конца жизни забывали про обычное местоимение, искренне полагая, что это позволяет меньше думать о себе, а еще рассуждать о своих поступках правильней. Без «я» судишь себя так же, как других, – они в это верили.

У правителей были жены, но им приходилось так же жертвовать именем и заниматься воспитанием всех детей, не только собственных. Лишь чистокровные соггоры могли стать правителями, только самые способные и увлеченные идеей о прекрасном будущем. Именно их отыскивали жены правителей и помогали им раскрыть потенциал. Остальные соггоры получали должность попроще, но чуть больше свободы в отношении себя. Впервые услышав эти подробности от Кейела, я задумалась: готова ли я пожертвовать всем ради других? Становилось понятно, почему Кейел всегда с пренебрежением относился к шан’ниэрдам, называющих себя правителями. Можно ли гореть желанием что‑то развивать, если твои дети могут занять место обычного казначея, или жить в городе обычной жизнью? Как можно вкладывать все силы, если никто не вспомнит твоего имени, потому что его нет и никогда не будет? Это походило на сумасшествие.

Кейел остановился в паре метров от кресел и опустился на колено. Мы, как оговаривалось чуть ранее, неподвижно стояли у порога и ждали приглашения. Соггор, с выразительной горбинкой на носу, заговорил первым. Его голос звучал громко, но при этом совсем не звонко. Речь напоминала смесь танцев: быстрый ритм коротких слов резко сменялся плавностью и певучестью. Сложно было угадать, как прозвучит интонация в следующую секунду. К правителю подключился второй, потом третий… а Кейел продолжал стоять на коленях и молча смотрел в пол. Вскоре разговоры стихли, а Кейел оглянулся на меня. Колкие взоры правителей сошлись на мне. Верховный улыбнулся тонкими губами, оторвал руку от подлокотника и изящно поманил к себе. Широкий рукав светлого одеяния немного съехал, оголяя множество татуировок. Я помедлила, сомневаясь, что верно разобралась в жесте – слабом взмахе руки.

– Человечка, тебя приглашают подойти, – шепнул в затылок Десиен. И когда только успел подкрасться?

Я медленно подошла к Кейелу и опустилась рядом с ним на одно колено. На сапоге растаял снег, оставив мокрые пятна. На них я и смотрела, не смея заглянуть в лица соггоров. Сейчас их глаза пугали, будто они и вправду видят гораздо больше. Видят как‑то иначе.

– Девушка из другого мира, ты знаешь только общий язык? – спросил верховный правитель.

– Общий и родной, – ответила я, по‑прежнему не поднимая головы.

– Верховный правитель многое знает о тебе, – сказал он же. И может, в другой обстановке это звучало бы смешно, но не сейчас.

Соггоры возвышались над нами. За спиной я заметила стражу, да и опять оказалась в окружении, где единственным человеком, кроме меня, был только Кейел.

После затяжного, какого‑то напряженного молчания, я решила ответить. Долго думала над тем, что стоит говорить, а о чем лучше умолчать, затем произнесла:

– Наверное, вы знаете много плохого и мало хорошего. В этом исключительно моя вина. Мне жаль.

Правители нагнетали, продлевая безмолвие. За спиной раздавались шорохи, напоминая о том, что мы с Кейелом не одни, но успокаивало это слабо.

– Ты недостойна Единства, – произнес верховный. Сердце замерло, а воздух вдруг показался пропитанным неприятной сладостью. Душно. Правитель ведь не озвучил мне приговор? Он тем временем продолжил: – Только люди, рожденные с ним, могут носить его в себе. Ты не можешь.

Вдоль позвоночника пронесся холодок, дрожь тронула пальцы рук, а на лбу выступил пот.

– Вольный ошибся, подарив тебе его. Но мы не вправе наказывать кого‑либо за чужую ошибку. Тебе придется контролировать не только свои силы, но и желания. Единство – это могущество, а могущество – ответственность. Люди же часто безответственны. – Он замолчал ненадолго, будто позволял переварить услышанное. Легкий скрип нарушил тишину, а после снова раздался тягучий голос верховного: – Мы расскажем тебе о Единстве все, что знаем, научим обращаться к духам с помощью него без ущерба здоровью. И только потом проведем ритуал. Твоя помощь Вольному важна для нашего мира, но потом ты проживешь до первой ошибки. Собственной ошибки, – судя по интонации, завершил он.

Я не совершу ошибок. Можно было бы убедить его, но я молчала, не зная, что ответить на… угрозу? Предупреждение.

Под речь на северном языке я ждала, когда меня отпустят. Голос Кейела звучал рядом – с почтением, но бесстрашно, тихо, но отчетливо. Мокрое пятно на носке сапога постепенно светлело. Я медленно погружалась в состояние между сном и бодрствованием. Думать ни о чем не хотелось, а закрыть глаза не позволяла обстановка. Неожиданное вмешательство в беседу со стороны Ив заставило встрепенуться. Несколько непонятных слов с певучим акцентом оборвал верховный правитель:

– Говорите на общем языке. Вам будет проще.

– Благодарю вас, небесный, – звонко ответила Ив. – Кейел делал все, чтобы помочь, но, поверьте, его уход из дворца ничего не ухудшил. Я работала с Аклен’Ил над делом о ведьме. Мне многое известно об этой проблеме, но хочется узнать еще больше. Аклен’Ил хорошие специалисты, однако, работая только по вашим отчетам, они не могли видеть всего. Мы не могли. Нужно увидеть первые знаки, они могут содержать ошибки ведьмы. Сильные всплески силы, непостоянство появления знака – это указывает, что ведьма училась! И училась она тут, на севере, поэтому искать надо тоже…

– Поэтому вы отреклись от гильдии, семьи и клятв? – резко оборвал правитель, сидящий правее от верховного.

Несколько секунд молчания превратились в десятки. Из коридора доносились едва слышные шаги и смех, за окном солнце поднималось к зениту, очерчивая тени четче.

Почему Ив молчит? Когда она признавалась в причине своего ухода мне, она тоже сомневалась. Боится осуждения за свой эгоизм? Кажется, в Фадрагосе его порицают сильнее насилия.

– Ивеллин, подойдите, – пригласил верховный.

Раздались тихие шаги, а затем боковым зрением я уловила движение – эльфийка опустилась на колено слева от меня.

Новый голос разнесся в тишине:

– Верховный защитник, – представился соггор.

Я попыталась рассмотреть мужчину исподлобья, но волосы закрывали обзор. Заметила лишь, что он светловолосый, крепкого телосложения и неотрывно смотрит на свои сцепленные в замок руки, будто не хочет смущать жертву допроса пристальным взором, как невольно поступают его коллеги.

Он продолжил говорить – приглушенно, как‑то бесстрастно:

– Мы получили вести о том, что вы бежали вместе с изгнанницами. Также на север дошли слухи о том, что Асфирель ведьма, чего быть не может. У нас есть свои причины отвергать эту версию, – добавил, словно предполагал, что такой вопрос возник у Ив. Немного помолчал, прежде чем признаться: – Мы ждали вас. Ваша помощь не будет лишней.

– Вы позволите мне узнать больше о ведьме? – с надеждой спросила Ив.

– Позволим. Мы предусмотрели, что вы изъявите это желание. Десиен руководит этим делом, поэтому он же и приставлен к вам следящим. Отныне все вопросы решайте через него.

Какое испытание для эльфийки… Но уверена, что с ее фанатизмом к работе, она выдержит даже балкора во главе.

Нас больше не задерживали, но подняться с колен позволили лишь после того, как комнату покинули правители. По холодным коридорам шли быстро и молча. Десиен дружелюбно улыбался и поглядывал то на меня, то на Ив. В светлом холле, когда слуги подали нам верхнюю одежду, он вытянулся по струнке и все же заговорил с Кейелом. Что странно, на общем языке, и все равно бросая на всех остальных хитрые взгляды.

– Вы могли бы остановиться у меня. Дом большой, почти пустой. Всем места хватило бы.

Кейел поправил воротник куртки, провел ладонью по рукаву и, посмотрев в глаза балкору, заявил:

– Я не могу тебе доверять.

Мы с Роми стояли рядом и, кажется, замерли одновременно. Я не сумела заставить себя затянуть последний ремешок на груди. Смотрела на Кейела и Десиена, даже не пытаясь предугадать, что услышу дальше. У городских ворот мне казалось, что Кейел балкору вполне себе доверяет. Ведь и Ив успокаивал, что тот не примет наш облик. Или дело совсем не в облике?

Десиен быстро облизал бледные губы. Вдохнув глубоко, моргнул несколько раз, опустив глаза и сцепив руки в замок на плоском животе, улыбнулся шире.

– Почему? – Наконец‑то нахмурился, а улыбка исчезла. Мне уже почудилось, что он готов принять от Кейела радушно абсолютно все. – Я первый, после верховного защитника, к кому бегут за доверием.

– Ради защиты поселения ты пойдешь на все, – кивнул Вольный. – Население севера доверяет тебе.

– Именно, – скривился Десиен, чуть вытягиваясь на носочках, но все равно смотрел на Кейела снизу вверх.

– И я помню, на что ты шел раньше, – так же тихо произнес Кейел. – Поэтому я не могу тебе доверять.

На несколько секунд балкор зажмурился, затем потряс головой, взлохмачивая короткие волосы.

– Ты стал нехорошим человеком. – Встрепенулся, открыв глаза. Сцепил руки за спиной и, гордо вскинув подбородок, добавил: – Недобрым.

Ромиар усмехнулся и, поправляя волосы, зацепившиеся за рог, вспомнил:

– Ты сказал, что можешь раздражать меня не так сильно. Я тут подумал, мы можем подружиться.

– Чего? – прищурилась я, невольно заступившись за Кейела.

– Никакой дружбы! – шикнула Ив за спиной.

– Какие балкоры смешные. – Елрех, с интересом рассматривая Десиена, подошла чуть ближе к нему.

Балкор заметил Елрех и немного попятился от нее, но, глянув на Ив, ответил ей:

– Тебе‑то как раз и нужно со мной дружить. Ты так одержима ведьмой, что, духи Фадрагоса, мне страшно!

Он остановился рядом с Кейелом, будто был уверен, что в случае чего, он его защитит. Впрочем, ради сохранения успеха миссии, Вольный пойдет на что угодно. Но прямо сейчас в зелено‑карих глазах плескалось неподдельное любопытство, разбавленное скрываемым весельем. Кейел скрестил руки на груди и изогнул бровь.

– Как ты выживаешь рядом с ней? – Десиен не замедлил с продолжением, выговариваясь давнему другу: – Все эльфы по капельке эволюционировали, а она нет. Такая же, как и предки – только бы загнать кого‑нибудь в угол. Отобрать все, лишить надежды на будущее, – пожал плечами, – убить.

– Остановить зло! Я пытаюсь остановить зло! – прошипела Ив, почему‑то взяв меня за руку.

Я, конечно, приятно удивилась, но такой порыв все‑таки сбил с толку, и я пожала ее руку в ответ с небольшим промедлением.

– Уф! – Десиен поежился, теперь обращаясь к улыбающемуся Роми. – Говорят, чем злее, тем уши длиннее. Ты знал?

Рогатый расхохотался, за что Елрех несильно толкнула его в бок, но это не особо помогло.

Кейел.

Неверное убеждение растаяло – возвращение на север не отвлекло от Ани. Получалось совсем наоборот. Я боялся оставить ее надолго без присмотра, опасался, что соггоры проявят жестокость. Но все же они не пошли против воли духов и не стали мешать миссии. Все обошлось только предупреждением.

До первой ошибки… Как уберечь Аню от смерти, если она спотыкается на каждом шагу? И нужно ли? Обида не исчезла, не притупилась, и на этом фоне мои желания превратились в настоящее безумие. Я не перестал беспокоиться о ней. Хотел, чтобы она жила, и жила счастливо. При этом, когда она смеялась, злился.

– Неужели не было домов рядом? – спросила фангра, стоя у низкой калитки и с беспокойством посматривая на Аню.

Пришлось настойчиво повторить:

– Не было. Но если захочешь, в доме у Асфирель для тебя найдется место. – И, возобновляя шаг, поправил сумку на плече и бросил упомянутой: – Пойдем.

В обитель севера регулярно приходят изгои, а климат не позволяет ночевать под открытым небом. Впускать же в дом неизвестных никто не горит желанием, тем более гости могут оказаться ворами или убийцами. Поэтому тут давно практикуют продажу временного жилья. Изгои приходят, платят за крышу над головой сразу или со временем, а пока мороза отпускают, совместно с местными, строят постоянный дом.

Крохотные домики на окраине, у городской стены, стояли обособленно от постоянных жилищ. До них пришлось добираться не меньше часа, а затем еще с распорядителем искать свободные, рядом стоящие. Нам не повезло – один из предложенных домов, размером побольше, оказался в десяти минутах ходьбы. Договориться на другие условия не получилось.

Аня брела следом молча, хотя я заметил ее любопытство. Оно взбодрило девчонку в городе, а окончательно пробудило во время короткого разговора с Десом. Но спрашивать она ни о чем не спешила, чем радовала.

Я приостановился, дожидаясь ее. Снег скрипел под ее ногами, щеки снова раскраснелись, а в глазах от очередного зевка то и дело появлялись слезы.

– Давай сумку, – произнес необдуманно и непроизвольно протянул свободную руку.

Аня растерялась, помедлила с шагом, но быстро взяла себя в руки. Поправила лямку и догнала меня.

– Спасибо, но мне не трудно. Лучше расскажи, что с Десиеном. От него не стоит ждать проблем?

– Не знаю, – честно ответил, облегченно выдыхая. Пусть и проявила любопытство, но хорошо, что в итоге перевела тему от моей любезности. – Просто не говори с ним без меня. Он привык обо всех все знать, поэтому без задних мыслей будет вытягивать информацию из собеседников. Это его работа.

Мы шли по узкой колее, между одинаковыми домами и низким частоколом. Иногда на пути попадались жители, провожали внимательными взглядами, высматривая в нас преступников. Метка Ани в какой‑то мере помогала, указывая, что она приняла чужую вину на себя. Быть может, слухи о неверной любовнице расползлись достаточно быстро, и даже на севере многие узнавали ее. Что плохого в заступничестве за жестоких детей? Северяне, приютившие в стенах обители многих оступившихся, точно не будут осуждать за это.

Дома постепенно мельчали. Из просторных, с высокой крышей, они становились приземленными и совсем крошечными. В этих имеется лишь одна комната с камином, крохотная прихожая и кухня, в которой едва помещается стол и стул. Наши с Аней дома стояли по соседству. Маленькие сараи были забиты дровами. Вот только протопит ли девчонка дом сама? Она ведь ничего толком не умеет.

Мы остановились напротив первого дома и не спешили расходиться. Она молчала, перетаптываясь с ноги на ногу, будто ждала разрешения уйти. Озиралась, задерживая взгляд на чем угодно, но не на мне. Злит. Шмыгнула красным носом и поежилась. Я выдохнул, выпуская пар изо рта, и тихо предупредил:

– Закину вещи и приду к тебе.

Она испуганно посмотрела на меня и, сглотнув, спросила:

– Зачем?

Духи Фадрагоса, что творится в твоей голове: боишься меня или надеешься на что‑то?

– В доме будет холодно. Колодец на заднем дворе, наверняка под сугробом. Надо привести дом в порядок до вечера. Ужинать пойдем в город. Сама справишься? Успеешь до ухода?

Понимание в карих глазах проступало медленно. Придерживая капюшон, она обернулась на домик, а затем уверенно помахала головой.

– Не справлюсь.

Я не стал отвечать. Поправил тяжелую сумку, мечтая снять неудобные варежки, и направился к своему временному жилью.

– Кейел!

Обернулся на оклик. Аня уже зашла во двор, но все еще держалась за калитку.

– Что, Асфирель?

– Спасибо!

Аня, Асфирель… Какая разница? Ненавижу эти имена, потому что они твои.

В доме было так же холодно, как и на улице, но еще ощущалась сырость, впитанная деревом. Я переступил высокий порог, со скрипом закрыл за собой крепкую дверь, обитую тканью, и оказался в полумраке. Единственное оконце в тесной прихожей покрылось толстым слоем льда. Я скинул сумку, снял тяжелую куртку и сбил с сапог снег. Высмотрел низкий стульчик и, усевшись на него, стянул сапоги. Холодный пол мгновенно ухватился за ноги, вызывая дрожь во всем теле. В комнату вела еще одна дверь. Внутри был застелен грубый ковер; под ним звучно прогибались половицы. Свет тускло просачивался через два окна, освещая скупую обстановку. Над комодом в углу висела полка, в другом углу стоял стул. Узкая кровать находилась возле камина. Дверной проем уводил на более светлую кухню.

С раскладкой немногих вещей я справился достаточно быстро и сразу же отправился к Ане. Нашел ее в доме, сидящей на кровати и вперившейся взглядом себе в ноги. Наверняка она готова была уснуть даже в холоде и прямо вот так, сидя.

Злость на себя пробудилась ровно с жалостью к девочке. Нахмурившись и, рассматривая такую же обстановку, как и в своем домике, я все же предложил:

– Ложись отдыхать.

– Я помогу, – заупрямилась она, тряхнув головой. – Все в порядке.

У тебя всегда все в порядке, а потом валишься с ног.

Так и получилось. Мы принесли дрова, растопили камин, а затем я отправился за водой. Пока очистил колодец от снега и набрал воды, Аня заснула. Упираясь спиной в кровать, она сидела возле камина, держала полено в руке и тихо сопела. Огонь трещал и танцевал, освещая бледное, осунувшееся лицо. Я отнес ведро с водой на кухню, поставил на табурет, а затем вернулся к Ане. Прикасаясь к ней, сдерживался, чтобы не обнять, не прижать к себе теснее. Уложив на кровать, долго рассматривал черты лица. Убирал полуседые пряди со лба и щек, будто они в самом деле могли потревожить ее сон. Шерстяное одеяло было сырым и холодным, поэтому я накрыл им только ноги девочки. В куртке не должна замерзнуть.

Уселся там же, где мгновениями ранее сидела она, и, глядя на огонь, попытался разобраться в чувствах.

Смесь. И я не понимал ее. Что вызывает боль? Почему так трудно оставить все в прошлом? С Эт было все иначе. Она ярко появилась в моей жизни, а затем мы разошлись. Однажды я уходил от нее, пообещав, что если выживу, то вернусь к ней. Она казалась идеальной девушкой на роль жены. Все просто: я видел, каких женщин предпочитают мужчины, а на каких за глазами ругаются, сожалея, что связали с ними сердце. С Эт было тепло, и она из предпочтительных. Даже тогда, когда я догадался об обмане, рядом с Эт все равно было тепло. А после предательства Ани я чувствую себя отвратительно.

Стук в окно вырвал из размышлений. Кого могло притащить сюда? Елрех не успокоилась? Я подкинул поленьев и поднялся. В прихожей ощутил, насколько в комнате стало теплее за короткое время. Открыл тяжелую дверь и, увидев гостя, на мгновение растерялся. Но только на мгновение. Ожидаемо, что он вцепится в нас намертво. И я даже догадываюсь, что его интересует. Кто. Дес всегда был двуличным, приставучим и дотошным. Таким и остался.

– Скучно, – улыбнулся он. – Пришел к тебе, а тебя нет. Подумал, что ты тут, и не прогадал.

Я улыбнулся в ответ.

– Аня спит.

– Аня? – Он вскинул белые брови.

Я скривился и попросил:

– Не притворяйся.

– Аня спит – я понял. – Улыбка с его лица не исчезла. Он полез за пазуху и вытащил амулет. Протянул мне. – Чтобы не случилось пожара. Положи на край камина, закинь дров побольше и пойдем к тебе.

Не отцепится. Но есть вероятность, что я смогу убедиться в собственных предположениях насчет него. Вспоминая жестокость и ответственность Деса, я волновался. В отличие от боя с васовергами тут не оставалось места для азарта. Он должен встать на нашу сторону, иначе я привел всех на смерть.

Через минут пятнадцать мы расположились в моем доме. В камине огонь лизал почти целые поленья, источая приятный аромат. Я сидел на кровати, а Дес расселся на стуле. Он снял меховой плащ, и теперь, более чувствительный к холоду, зябко ежился в темном шерстяном костюме. Широко улыбаясь, потер руки и с наигранным наслаждением выдохнул. Собирался что‑то сказать, но я опередил его:

– Что не так, Дес? Передо мной необязательно выставлять себя идиотом. Я прекрасно помню, каким ты бываешь, пока тебя никто не видит.

Улыбка исчезла, как и простодушие. Дес опрокинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и уставился на меня. В желтых глазах отражалось рыжее пламя.

– Я верил, что ты исчезнешь из моей жизни, – негромко проговорил он. – Просто уйдешь в погоне за своей целью, а потом умрешь и больше не вернешься. Это был идеальный план, – пожал плечами и отвел взгляд, добавляя еще тише: – а ты его разрушил. Почему ты до сих пор не умер? В чем твои проблемы, Кейел?

Я усмехнулся, узнавая старого друга. Разглядывая его, так же тихо, как и он, сказал:

– О твоих секретах никто не узнает. Я не выдам их.

– И я могу тебе верить? – Склонив голову к груди, он покосился на меня.

– Будто у тебя есть выбор.

– Да уж… – шумно выдыхая, протянул. – Выбора нет. Я же не могу избавиться от Вольного. Тебе еще Фадрагос спасать.

– Мы все еще друзья? – прямо поинтересовался я.

Дес скривился.

– Ты был идеальным другом, пока тебе было плевать на все, а теперь я даже не знаю. – Снова поежился, приподняв подбородок и рассматривая мое лицо. – Но ладно. Мы все еще друзья.

Беспечная улыбка, озарившая его лицо, не успокаивала. Я уперся ладонями в край кровати; шерсть слегка уколола кончики пальцев.

– Тогда, как другу, скажи, что происходит? В чем наши проблемы, Дес?

– Я не понимаю о чем ты, – быстро отозвался он, изображая растерянность.

Не верю.

– Не понимаю… – с насмешкой протянул я, чем напряг балкора – желваки на секунду отчетливо проявились на его щеках. – Аня научила игнорировать все эти… не понимаю, не знаю . Она в самом деле не понимает многого, но ты‑то из Фадрагоса. Не пытайся обмануть меня, Дес.

– Ты определенно вырос плохим человеком, – шутливо отмахнулся он.

– Не смей переводить тему.

Дес округлил глаза, а затем шумно выдохнул, устраиваясь в кресле удобнее. Поерзал на твердой сидушке, поскрипев ножками. Сцепив руки в замок, поежился и, уставившись на огонь, заговорил:

– Я так гордился, что стал наставником Вольного. Тогда не понимал, чему могу научить тебя, но радовался, что мне выпала такая честь. Идиот. Пусть я и полукровка, но все равно не могу похвастаться силой, выносливостью. Я даже слабее эльфов. А тут в дверь постучали, а на пороге – Вольный. И к кому? К балкору, на пару лет старше самого Вольного. Я ведь в себя поверил. А сейчас смотрю на тебя, слушаю тебя и… – поморщился, кинув в мою сторону мимолетный взгляд. – И это худшее, что могло со мной произойти. Ты впитал все самое отрицательное от меня, а мог бы стать моим лучшим отражением, тогда бы я хвастался повсюду, указывая на ученика. На Вольного! – Фыркнул, расставив ноги и, глянув в окно, с укором перекривил: – Не смей переводить тему…

– Я задал вопрос, а ты не отвечаешь, – напомнил я, игнорируя осуждение.

– Потому что я не привык, что меня допрашивают, – посмотрел мне в глаза. – Это нервирует. Обычно допросом занимаюсь я.

– Ответь, и я прекращу.

– Что ты хочешь услышать?

– Я уже сказал, – с трудом скрывая смех, настаивал я.

Он хмыкнул и заметил:

– Хитрый. Твой вопрос слишком обширный. Уточняй, и я отвечу. Не думай, что переплюнул меня в умении вести беседу. Ты всегда все упрощал, когда я говорил, что и сложность может все упростить, а простота усложнить. Я совершенствуюсь, а ты дичаешь.

Он замолчал, по‑прежнему не отрывая от моих глаз своих. Я облокотился на колени и, рассматривая лицо Деса, согласился – мне не вытянуть из него информацию его же методами, пустые разговоры затянутся, но результатов не принесут:

– Хорошо. Ты держишься отстраненно от Асфирель и Елрех. В чем причина?

– Не понимаю… – принялся он за старое, но сразу исправился: – То есть понимаю, но… Не смотри на меня так пристально.

– Что ты прячешь от фангры? – Не позволил ему водить себя за нос.

– У меня много секретов.

Опять широкая улыбка и ответ, который трудно назвать ответом, но я чувствую, что он на крючке.

– Зрение фангр позволяет видеть скрытое, но стражей ты не обходишь стороной, а Елрех не подпускаешь близко. Она полукровка… – Я подался чуть вперед, сильнее упираясь локтями в колени и внимательно наблюдая за балкором, спросил: – Что она может увидеть, Дес?

– Осторожнее, Кейел, – прищурился он. – Дружба бывает разной.

– Ты не можешь так просто избавиться от Вольного. – Моя очередь улыбаться. Он на крючке, а я угадал верно. – Не на севере, где меня не могут осудить даже правители.

– Ты плохой человек. – Дес перевел взгляд на огонь.

– Только потому, что не боюсь говорить тебе в лицо все, что думаю о тебе.

– И мне не нравятся твои мысли, они тоже плохие.

Я едва не рассмеялся и позволил себе заметить вслух:

– Они – твое отражение.

– Ну вот ты опять это делаешь!

Дес вскочил и быстро подошел к камину. Уселся на корточки и подкинул полено.

– Не уводи тему.

– Я защитник региона! – Повернул ко мне голову. В глазах застыла злоба, а движения стали резкими. – У меня много тайн, на мне много защиты. Фангры тоже не могут ее видеть.

– Но полукровка может.

– Не знаю, но проверять не хочу. И ее я не знаю. Кто она такая? Ты уверен, что она не ведьма?

– Елрех? – удивился я самому глупому предположению. – Она не ведьма.

– Откуда уверенность?

– Она не может быть ведьмой.

– Почему? – Дес снова вскочил, а через пару секунд уже развалился на стуле и скрестил руки на груди. – Твоя Аня, которая, между прочим, тебе не такая уж простая подружка, появляется в регионе Вечного леса, где Елрех хотели принести в жертву, но она вырвалась, выжила, да еще и девушку встретила из другого мира. Какой ритуал над ней проводили? Ее хотели убить, а она впервые использует свою силу. Например, сидя в клетке, чтобы сбежать, но ей понравилось. А кому не понравится такое могущество? Тогда‑то и появляются первые знаки, по какой‑нибудь ошибке в символах перемещается сюда человечка. Между прочим, так близко к ведьме… Совпадение?

– А почему нет? – нахмурился я, вспоминая рассказ о знакомстве фангры и человечки.

– Почему она носится с ней, как с сокровищем?

– Она фангра, – отмахнулся я, до сих пор не замечая ничего странного и продолжая обдумывать его предположения.

– Она полукровка! У нее мамаша беловолосая шан’ниэрдка! Всю жизнь девушка сторонилась всех, даже согильдийцев, хоть они к ней и тянулись, что указывает на ее врожденную ненависть к окружающим. А тут она подпустила к себе незнакомку и даже подружилась с ней.

Дес не сводил с меня пытливого взгляда. Я шумно выдохнул, а потом улегся на кровать. Закинув руки за голову и разглядывая низкий, бревенчатый потолок, поинтересовался:

– Допустим, она чувствует отвращение ко всем вокруг. Допустим, она ведьма. Зачем ей дружба с человечкой из чужого мира?

– Отвести от себя подозрения, подставить ту, за кого некому вступиться или… ритуал какой‑нибудь провести, например. Откуда мне знать такие подробности? Это же не я с ведьмой дружбу вожу. Они обе жили во дворце. На камнях осталась копоть. И пусть человечку осудили беспочвенно, но в копоти мог прятаться ведьмовской знак. Ты не можешь этого отрицать, Кейел.

Не могу. Его слова звучали логично, правильно, последовательно. Аня тренировалась там, каждый день выжигая все дотла Ксанджами. Возможно, уничтожая затертые следы. В наших походах Елрех часто уходила в поисках трав, и никто бы не подозревал ее, ведь это…Елрех. Полукровка. Ромиар без зазрения совести обманывает, манипулирует, использует всех для достижения целей. И это не потому, что он Вольный. Его раса никогда не считалась добродетельной. Кто сказал, что в полукровке больше от фангра? Мы ровняем Елрех с ними только из‑за внешности, только потому, что никто бы не позволил себе оскорбить беловолосых шан’ниэрдов, сравнив ее с ними. Приблизив уродство к ним. В обществе она всегда будет занимать нижнюю ступень. От рождения чуть выше изгоев… Мотив?

– У меня были отчеты Аклен’Ил, – продолжал Дес. – Было время, чтобы все изучить до мелочей. И сейчас, без обид, дружище, но меня волнует только один вопрос: твоя человечка невинная жертва или соучастница?

Дыхание перехватило, холодный пот прошиб спину. Я закрыл глаза, опасаясь выдать волнение. Голова закружилась. «Я вру Кейелу каждый день»… О любви ли? Допустим, мой враг ведьма. Мой враг будет искать сокровищницу Энраилл, а кто‑то еще путаться под ногами. Кто надоумил Аню с самого начала искать сокровищницу? Они с Елрех всегда были вместе, а фангра слишком умна, чтобы подставляться. Что если она еще умнее, чем кажется? И если Аня все знает, но связана какой‑нибудь клятвой? Ее отношение ко мне, реакция на меня… Тот обман не вписывается в картину.

– Кейел, ты хорошо знаешь человечку? – напомнил о себе Дес. – Она бросила ради тебя дворец и правителя, подставилась, отказываясь от награды любовницы и получая клеймо изгоя. Они с фангрой используют тебя? Зачем ты привел их на север?

Я сглотнул, стараясь избавиться от сухости во рту. Если расскажу о нашей ссоре правду, от них, вероятнее всего, быстро избавятся. Без лишних разбирательств и, сомневаюсь, что моя миссия защитит их от казни. Я приоткрыл глаза. Дес, вытянув ноги, сидел на стуле так, словно в удобнейшем кресле. Он согрелся и теперь выглядел спокойным, возвышенным. Этот балкор всегда был таким, даже будучи подростком. В любой обстановке, оставаясь без свидетелей, он расслаблялся и обретал величественный вид, который давался далеко не всем правителям.

– Я устал. Едва ли не заснул под твой бубнеж, Дес. Это не север скучный, а ты стал таким. Прямо постарел. И если Елрех, по глупейшему предположению, ведьма, то Аня точно невинная жертва.

Он молчал какое‑то время, а затем тихо протянул, пробудив во мне раздражение к Ане, ее тайнам и непонятности.

– Асфирель – невинный рассвет. Очередное совпадение?

Глава 13. Различие восприятий. Эпизод первый

Аня.

Я проснулась из‑за жары – маленький дом очень быстро нагрелся. За окном опустилась темнота, она же заполнила дом, но никто до сих пор не появился на пороге. Пустой желудок пока еще не давал о себе знать, но я очень надеялась, что на ужин без меня не ушли. Перекус во дворце даже не оставил воспоминаний о себе. Я поднялась и, кутаясь в куртку, направилась по нужде во двор. Туалет, такой же, как и на многих дачах нашего мира, находился в конце заднего двора. Пока направлялась к нему, заметила тусклый свет в окне соседнего дома, но не обязательно, что Кейел внутри. Или он не может оставить камин разожженным без присмотра? Когда он ушел от меня? Даже не помню, как заснула…

Не успела вернуться к дому, как из‑за угла нарисовался силуэт. Сердце подпрыгнуло в груди прежде, чем лунный свет выхватил черты лица Кейела.

– Проснулась?

– Я думала, вы уже отправились в город, – призналась, обойдя его стороной. Перескочив высокий порог, поспешила в нагретую комнату.

Кейел не отставал.

– Решил не тревожить тебя.

– Ничего не вижу, – пожаловалась, застыв у двери. – Тут есть свечи? Охарс, как понимаю, звать бесполезно.

– Бесполезно. Свечи есть.

Он прошел мимо, обдавая свежестью и прохладой. С шуршанием возился в темноте над камином, а затем засиял первый огонек. Подобие зажигалок с трудом давались мне в освоении. Газа в них, понятное дело, не было, а искры не всегда брали лучину с первого раза. Вскоре в железном блюдце затанцевал огонек, затем во втором – его Кейел перенес на подоконник, распространяя свет. Я потянулась снять куртку, но Кейел остановил:

– Не спеши. Сейчас уже пойдем. – Он присел у камина и кочергой поворошил угли. – Ничего не тлеет – значит, можешь задвинуть заслонку, иначе все тепло быстро вытянется. Не вздумай закрывать ее раньше, чем потухнут даже маленькие угольки. Задохнешься.

– Я знаю, – нахмурилась, перетаптываясь у порога. – В нашем мире тоже были печи и камины. Такие же. А вот свечи… – я присмотрелась к черному сгустку на блюдце, – совсем другие.

Видимо, нормальные свечи, в моем понятии, тут не делают, а слово стало устойчиво ассоциироваться с этой черной штукой. Подкинуть фадрагосцам идею? Но что я могу вспомнить из изготовления свеч, кроме растопленного воска? Вот уж чем никогда не интересовалась…

– Дес пригласил нас на ужин сегодня, но я отказался, – неожиданно произнес Кейел. Ставит в известность так, будто это должно быть важно. – Поэтому на днях мы идем к нему на обед.

– Ладно, – пожала плечами.

Кейел поднялся и, повернувшись ко мне, внимательно осмотрел с ног до головы. Что опять с ним не так?

– Что? – спросила. А вдруг повезет, и он ответит.

– Ничего. Пойдем.

* * *

Несмотря на постоянный холод, мне нравилось на севере. За два дня мы с Елрех и Ив вызнали многое об устройстве огромнейшего города. Казалось, бескрайнего. Соггоры отошли от системы гильдий, направив все в общее русло, но при этом грамотно разделили занятия по расам. Например, северяне умудрились возвести теплицы у южной стены, где предоставили работу приличной части населения: и эльфам, и фанграм, и гелдовам, и людям, и даже балкорам. У них были свои деньги, но никто не отказывался от валюты извне и простейшего бартера. Как выяснилось, дороже всего на севере ценились семена. Их принимали государственные служащие – на местном языке, правительственные распорядители, – чьи конторки можно было найти через каждые двадцать‑тридцать домов. Скотину разводили на крупной ферме, расположенной рядом с теплицами. В основном там трудились миролюбивые гелдовы и предприимчивые фангры. Добычу камня, известняка, глины и многого другого вели северо‑западнее, в горах. Балкоры, вышедшие из‑под гор, прекрасно ориентировались в темноте и чувствовали камень, минералы, подземные воды и пещеры. Олени, впряженные в груженные сани, ежедневно курсировали от гор к обители под охраной выдрессированных волков, грифонов и виксартов с васовергами, чудом выделившихся среди своих и затесавшихся с отличными взглядами на жизнь в многорасовом поселении. Северо‑восточная часть города пряталась в густом хвойном лесу. Там же проживала большая часть эльфов и, редких среди изгоев, эльфиоров. Прекрасно чувствуя природу и умеючи получать максимальную выгоду при минимальных потерях, ушастая раса занималась добычей древесины. А в центр обители стремились те, кто любил торговлю и в целом финансовую сферу.

Лето на севере, как выяснилось, было, и мы на него попросту опоздали. Нежаркое, но достаточное, чтобы позволить земле немного отдохнуть от снега. Вот только никто не додумался делить сезоны так, как принято у нас, на Земле. Все сводилось к тому, что иногда Солнце на месяц‑полтора жалело проклятую землю – когда у Солнца накапливалось для этой снисходительной жалости силы. А еще верили, что дальше, за Краем, есть монстр иллюзий. Иногда он притворялся Солнцем, которое долгое время не умирало, а иногда разливал изумрудный яд по небу и играл им, стараясь заворожить доверчивых зевак и увести за Край. Я не стремилась разговаривать с северянами о науке, как позволяла себе с ребятами. Уже убедилась, что невозможно всего одной беседой изменить восприятие разумного существа, если его взгляды и убеждения слишком отличаются и формировались с рождения. В каких‑то моментах не помогает и десяток бесед. Тут надо быть прирожденным оратором и лидером, быть может, тогда это возымеет эффект. Да и не так уж это, наверное, и нужно, если они и без того считают свою жизнь прекрасной.

Уже на следующий день после нашего прибытия, мы разбежались по своим делам. Казалось бы, в одной команде, пришли вместе и с общей целью, а занятия нашлись совершенно разные. Елрех попросили уделить внимание старшему целителю в районе временного пристанища. Никто не мог знать наверняка, научит ли она его чему‑нибудь новому, но надеялись на это. Роми и Ив пригласили в штаб городской защиты. А я с Кейелом отправилась изучать Единство к древнему соггору.

Приставленный ко мне наставник и впрямь выглядел древним. У постаревших соггоров не было морщин на лице, старая кожа просто напоминала шелуху белого лука или чеснока, причем отслаивающуюся. Словно линяющие змеи. Сухие, худые, с сильно заострившимися чертами лица – в общем, пугающие, но при этом с гордой осанкой и все с такими же черными глазами, издали привлекающими внимание. Сочетание белой кожи, седых волос и бездны вместо глаз заставляло ежиться и оглядываться на Кейела всякий раз, как я не понимала строгих требований наставника. Благо Вольный, по непонятной причине, с первого же вечера на севере не отходил от меня ни на шаг, оставляя в одиночестве и без пристального надзора лишь на ночь.

Начало первого занятия казалось скучным и каким‑то пустым. Встретивший на пороге богатого каменного дома фангр, в строгой одежде и выглядевший безукоризненно, проводил нас в просторную, бедную комнату. Серые стены, непокрытый ничем дощатый пол, ровный, белый потолок, окна без штор. Мебель была побогаче, но количество поражало и подкидывало мысли о хозяине‑скупердяе: удобное кресло у окна, шаткий табурет посреди комнаты и в полутора метрах от него роскошный диван с резьбой на подлокотниках и серебристой вышивкой на синей бархатной обивке. И все поставлено так, чтобы любой сидящий мог видеть остальных.

Наставник не представился, не поздоровался. Просто вошел в комнату, шурша серой рясой, указал мне на табурет, а сам сел на диван. И с ходу стал расспрашивать обо всем: имена – сразу два, да еще и про сокращения, фамилию и отчество не забыл; возраст; навыки; предпочтения в еде, одежде, парнях… Он узнавал подробности о семье, отношениях в ней и моем воспитании. За узким окном солнце двигалось к зениту, а соггор продолжал допрос, пока я не запнулась, услышав внезапное:

– Что вас связывает? – поинтересовался, неотрывно глядя на мое лицо. А может, нет. С такими глазами он мог смотреть куда угодно, а мне оставалось лишь гадать. Тем не менее когда он бросал косой взгляд на Кейела, не двигая при этом головой, я откуда‑то понимала это.

– Простите, с кем?

Мог бы выражаться точнее, о ком спрашивает.

– С Вольным.

– Мы друзья, – поспешно ответил Кейел, поскрипев ножками кресла у окна.

– Ты можешь занять ее место, – равнодушно предложил наставник, костлявыми пальцами поправляя складки рясы.

Кейел, тяжело вздыхая, снова поерзал в кресле. Убрал прядь за ухо и исподлобья уставился на меня. Хочет, чтобы я повторила его утверждение? А может, хочет услышать мой ответ.

– Смотри на него, – приказал соггор.

От внезапности такого приказа я наоборот перевела взгляд с Кейела на наставника. Он чуть склонил голову к груди, отчего шелушащаяся кожа замерцала тонкими, едва заметными краями; короткие седые волосы на макушке поймали солнечные лучи. Бледные губы едва пошевелились – тихий, но строгий голос повторил требование:

– Смотри на него.

Нехотя я послушалась. Кейел, судя по замешательству на лице, тоже не понимал, чего от меня хотят.

– А ты на нее, – застыв, словно камень, добавил наставник.

Кейел скрестил руки на груди, расставляя шире ноги, сполз немного ниже в кресле и подчинился. Наши недовольные взгляды встретились, но прежде я изучила Вольного подробнее: поджатые губы, хмурость на изуродованном шрамами лице… Не мне одной не нравится происходящее.

– Ответь, Анна: что тебя связывает с ним?

Родное имя произвело оглушающий эффект. Сердце ухнуло, в груди затаился страх. Так бывает, когда в привычной тишине вдруг раздается громкий звук. Он мог быть ожидаемым, но все равно заставляет съежиться.

– Мы друзья, – негромко заверила.

– Я не разрешал отводить взгляд, и спросил не о вас, а о тебе. Что тебя связывает с Кейелом? Кто ты ему?

«Подруга» – застряло в горле царапая. Я смотрела на Кейела, на его приподнятую бровь и взгляд, выражающий любопытство, и не могла ответить однозначно. Воспоминания вспыхивали, словно отдельные фрагменты на кинопленке. Наши заигрывания, пререкательства, поцелуи, смех, ссоры… Обычное слово «подруга» сейчас перечеркивало многое, но… Я набрала воздуха побольше, чтобы выдавить необходимый ответ.

– Ты долго думаешь. Смотри на него! – соггор повысил голос. И в тишине такой тон звучал угрожающе.

– Да, я… мы…

– Почему медлишь?

– Подождите! – Выпрямила спину, вдыхая глубоко и стараясь успокоиться. – К чему эти вопросы? Какое дело они имеют к Единству? Да, я с Кейелом…

– На сегодня хватит. Кейел, приведи ее завтра в это же время.

Наставник поднялся, пока я хватала воздух ртом, сцепив руки в замок, и сдерживала рвущиеся вопросы.

Весь день прошел в размышлениях и устройстве быта. Я отыскала на кухне веник, тряпки, ведро. К тому времени, как закончила убирать, Кейел вернулся с продуктами. В тавернах можно было досыта наесться, но по карманам в нашей ситуации это било сильно. Неизвестно насколько мы задержимся на севере, все зависело от того, когда соггоры согласятся провести ритуал, и как быстро я совладаю с силой, которая появится после него.

Кейел остановился с сумкой на пороге комнаты. Удерживая ее в расслабленной руке, смотрел, как я ползаю возле двери кухни. Ледяная вода пропитала тряпку, колола и сводила пальцы рук.

– Почему не разулся? – Нахмурилась, усаживаясь на коленях и убирая предплечьем прядь со лба. – И двери закрой, холодом тянет.

– У меня тоже пыльно. – Наглец улыбнулся, опуская сумку на пол, и прикрыл дверь.

– Тебя научить убираться? – вскинула подбородок, с неприкрытым недовольством взирая на его ноги.

Впрочем, просто снег… А если он ходил в центр за продуктами? Или к фермам? Быть может, тут не везде камень под снегом.

Кейел заметил мой взгляд, щелкнул пальцами, привлекая внимание. Придерживая полы куртки, сел на корточки и с очаровательной улыбкой произнес:

– Асфи, у меня к тебе деловое предложение.

Изогнула бровь, намереваясь послать его при первой же просьбе прибрать еще и в его доме. Мне и этот отмывать надоело. Видимо, мои планы хорошо отразились на лице, потому что Кейел пошел обходным путем. И не прогадал…

– На первое время тебе хватит наколотых дров в сарае, а затем надо колоть. К тому же вода тут расходуется сильно, а метель часто заваливает снегом двери.

Я помолчала немного, стараясь не морщиться, а затем выдвинула условия:

– Я готовлю и убираю, а остальное на тебе.

– Идет.

Второе утро встретило далеким кукареканьем и уже привычной прохладой – за ночь дом не успевал остыть. Не знаю, как проектируют камины и печки у нас, но тут нагревалась каменная стенка, разделяющая кухню и комнату. Ночью, поднявшись попить, я едва не обожглась о нее. Со стороны кухни стена была полая, с небольшой железной дверцей. Отверстие было небольшим – примерно, метр в длину и полметра в высоту и ширину. Если к утру каменная поверхность снаружи остывала, то внутри оставался жар, позволяющий приготовить завтрак. Например, яичницу.

За Кейелом пришлось идти и еще долго ждать на крепком морозе, когда он откроет. Сонный, лохматый, растерянный, он стоял на пороге и слегка хмурился, разглядывая меня. Поджимал пальцы босых ног и обнимал себя руками, иногда поглаживая и собирая складки на рукавах просторной рубашки. Еще ни разу не приходилось видеть его таким безмятежным. Возможно, поэтому я застыла, виновато отводя взгляд, чтобы через мгновение вновь с жадностью рассматривать Вольного.

– Засиделись с Десом допоздна, а потом я выпил настойку сон‑травы. Хотел отоспаться, – зачем‑то оправдался он.

– Прости, – тихо сказала я.

– Ничего. Что‑то случилось?

– Нет, просто… – Я отступила, вцепившись в пояс накинутой наспех куртки, и стала мять его. Снег смягчил шаги. – Ничего.

– Говори, – кажется, разволновался Кейел. Потер глаза.

– Завтрак остывает, – выдохнула, опуская голову.

Вместо яичницы могла приготовить что‑то более сытное. Он же мужчина. Или вкуснее… Откуда смущение? Не глядя больше на Кейела, поспешила к дому. Во всем виноват соггор. Вчера из‑за него я снова вернулась в то время, когда между мной и Кейелом все было замечательно. Из‑за дурацких вопросов опять стала сравнивать жизнь на Земле с семьей и возможную жизнь в Фадрагосе с Кейелом. И если бы не факт того, что Вольные долго не живут, я бы рискнула остановить время на том моменте, когда встретила Елрех. Или чуть позже… До нашего с Кейелом первого поцелуя. Вот только бессмысленно.

Через несколько часов мы снова отправимся к наставнику. Оправданное волнение нарастало. Неужели и сегодня он будет допрашивать меня и использовать для усиления эффекта Кейела? А на обед мы всей дружной толпой идем к балкору. Кажется, меня ждет трудный день.

Вопреки моим опасениям, никакого допроса наставник не устраивал. И нас даже не потащили в серую, пустую комнату. Зато отвели в склеп…Точнее, я сомневалась, что это место захоронения, но с виду очень похоже. Небольшая каменная постройка, украшенная резьбой и аккуратной крышей с черепицей, располагалась на заднем дворе богатого дома, в саду с бледными, тощими деревцами. Видимо, они росли даже в вечной мерзлоте, а вместо листьев ветви усыпали длинные колючки и крупные черные ягоды. Какой‑то местный вид терновника?

Каменную дверь со множеством рисунков и символов перед нами толкал высокий неприветливый эльфиор. Она зашуршала, загудела, открывая проход во тьму; дневной свет выхватывал лишь верхние ступени лестницы, ведущей вниз. Кейел в два осторожных шага задвинул меня за спину. В его молчаливом жесте я уловила беспокойство и заботу обо мне, но быстро отогнала эту мысль. Или правильней сказать, перестала романтизировать, вспомнив о Единстве. Наставник, одетый в черный меховой плащ, стоял неподвижно, ожидая, когда второй слуга, фангр, спустится первым. Кажется, он разжег настенные факелы – огонек едва замерцал в темноте, где‑то очень далеко. Только после этого старый соггор, приподнимая плащ направился вниз. Мы последовали за ним.

Спускались в полумраке, разгоняемом светом факела, долго. С каждым метром воздух становился более спертым, кислым, раздражающим носоглотку. На стенах изморозь истончалась, и все чаще блестели капельки воды. Рисунки углублялись, а духи, до этого времени крепко спящие во мне, пробудились, разволновались, заражая беспокойством и меня тоже.

Внизу нас встретила квадратная комната с двенадцатью колоннами и низкими постаментами между ними. На постаментах чаши блестели медными боками, а в них горел огонь, заставляя тени танцевать и освещая алтарь.

Надеюсь, не жертвенный.

Каменные стены украшал барельеф, и рисунки можно было бы разглядывать вечно, но меня привлекли отполированные полукруглые выступы, на которых стояли сундучки. К одному из них и направлялся наставник, громко приказывая:

– Снимай куртку, разувайся и ложись на алтарь.

– Уже? – невольно вырвался шепот.

– Что с ней будет? – Кейел прошел к алтарю вперед меня, осматривая его так, будто искал ловушку.

– С ней все будет хорошо, – открывая сундук, ответил соггор.

И даже если бы я видела не его спину, а глаза, все равно бы не поверила. А как можно верить черноте?

Фангр безмолвно забрал мою куртку и дождался, когда я разуюсь. На удивление, ступни коснулись теплого камня, но воздух из‑за сырости все равно казался холодным.

Алтарь. Если бы не спокойствие Кейела, стоящего рядом, я бы приближалась к этому жертвеннику менее смелее. Когда легла, долго мучилась с руками, упрямо не желая складывать их на груди, но именно это отчего‑то казалось удобнее всего. Вытянула руки по швам и стала разглядывать высокий, с влажными разводами потолок. Странно, что в его глубоких узорах не поселилась черная плесень.

Соггор подошел ко мне, удерживая в руках толстую ветку. Обычная ветка, очищенная от коры, и на конце похожа на куриную лапку.

– Будь бережна с ней, – мягко попросил наставник, но я прямо кожей ощутила угрозу.

Поняла: вредить этой палке смертельно опасно…

Наставник повернулся к Кейелу и оглушил тихим указанием:

– А ты сходи попей чаю. Аргонв приготовил изумительный пирог.

Вольный обомлел. Через секундное замешательство усмехнулся, опуская голову.

– Нет, – покачал ею, – я не оставлю Асфирель одну.

– Ей ничего не угрожает.

– Тогда почему меня прогоняете?

– Она не откроется при тебе.

– Что это значит? – Кейел вперился в наставника пытливым взглядом.

Я приподнялась на локтях и затаила дыхание. Соггор улыбнулся.

– Кейел, оставь нас. Не уйдешь ты, я заставлю уйти вас обоих.

– Я спасаю Фадрагос, – с угрозой в голосе напомнил Вольный.

Черные глаза теперь смотрели на меня, а голос наставника напитался ехидцей:

– Необычный метод. Я более чем уверен, что мир можно спасти разными способами, и для этого не обязательно спасать девушку, рождающую в тебе сомнения по отношению к миссии. Не так ли?

Кейел шумно дышал и молчал, а я ждала его решения. Когда он взбегал по лестнице, меня разрывали противоречия. Это правильно, что Вольный прежде всего оберегает свой мир. Зато после его выбора затылок с легкостью коснулся твердой поверхности, а с души словно камень упал.

Все это правильно.

– Прижми ветку к груди, – со спокойствием произнес наставник. – Она несет в себе воспоминания древних. Закрой глаза.

Ладони сжали гладкую поверхность, веки опустились.

– Асфирель, ты можешь доверять мне.

Невольно фыркнула – надеюсь, соггор не услышал.

Он, встав у меня в изголовье, продолжил:

– Сердце времени – непростой артефакт. – Мое сердце ухнуло, мерзкая дрожь прокатилась от кончиков пальцев на ногах до затылка, липкий озноб охватил его, чуть потянул за волосы. Наставник коснулся холодными пальцами висков. – Тише, дитя, расслабься. Я стар, многое знаю и у меня огромная библиотека. Я догадался, но это твое дело. Ты утаиваешь о нем, значит, и я никому не расскажу. У нас с тобой много работы, и она сложная. Если нет доверия, любой труд растягивается.

– Вы ошибаетесь, я не… Как? – голос дрогнул. – Вчера на допросе?

– Допрос? Звучит неуместно. Тебе нравится говорить о доме, вспоминать о семье. Ты сильно привязана к ним, с твоим воспитанием это не удивительно. Ты любишь Кейела. Поэтому намеренно отдаляешь его? Или есть другие причины?

– А может, о вас? Не у всех соггоров отбирают имена. Оно у вас есть, наставник?

Круговые движения пальцев на висках начали приносить удовольствие.

– Я бывший правитель. В какой‑то момент у меня иссякли идеи, а рвение ослабло. С возрастом появились желания остановить время, сохранить молодость, родных, друзей. Мое «я» возродилось, и я уступил место другому. Такое случается нередко, но в любом случае имена не возвращают. Еще поговорим обо мне, или лучше вернемся к беседе о тебе и Кейеле? – Его пальцы переместились к затылку и шее. – Если нужно пролить слезы, я готов утешить. Но только сегодня. Завтра мы приступим к обучению, и никакое стеснение и недомолвки не должны мешать.

Похоже на сеанс психотерапевта… Однако с таким массажем я согласна была говорить по душам вечно.

– Я ищу Сердце времени, и несмотря на это, вы готовы обучать меня?

– Что тебя удивляет? Изменится твоя судьба, а судьба остальных сложится так, как если бы тебя в их жизни никогда не было. – И с усмешкой спросил: – Извини за грубость, но что я потеряю?

Я тоже усмехнулась, а он продолжил:

– Я слишком стар, чтобы беспокоиться о последних годах своей жизни, но другим и вправду лучше не знать о твоих намерениях. Они могут отказаться рисковать. Как знать, насколько твое появление в Фадрагосе отразилось на их судьбах. Например, Вольному. Или его покровителю.

– Духу?

– Разве от духов можно что‑то скрыть?

– Не знаю.

– И я не слышал, – хмыкнул наставник. Его голос и мягкая интонация постепенно обволакивали слух, рассеивали напряжение. – Я говорил про городского защитника.

– Десиена? Он опасен?

Можно было бы поделиться своими наблюдениями, рассказать о мнении Вольного, но такое доверие слишком поспешное. И стоит ли делиться тайнами Вольного с другими, если они никак не связаны со мной? Наверное, о них лучше никому не говорить.

– Как и многие другие, – ответил соггор. – У него много секретов.

– И вы о них знаете.

– Как и о твоих. И как и о твоих секретах, я не расскажу никому о его. Ты заблудилась в поисках дома, а он давно блуждает во власти, путая вседозволенность со свободой.

– Он жестокий? – Кейел дружит с маньяком?

«– У тебя нет друзей.

– И никогда не будет.»

– Как и многие другие, – произнес наставник, не позволяя мысли сформироваться из кусочка воспоминания. У Кейела нет друзей… – Но у него своя правда, и ты ее не поймешь. Он хочет только лучшего для своего народа, и ему не стоит знать, что ты ищешь. Держись от него подальше. К тому же ты можешь изменить свое решение, и тогда будет лучше для всех, если Единство будет жить, а не работать по твоему требованию. Могущество – это ответственность…

Довериться изначально было трудно: на первые вопросы я отвечала вопросами и осторожничала, но с каждым словом становилось проще. Кончики пальцев онемели от холода, а я стала шмыгать носом, но все еще лежала неподвижно на алтаре. Духи во мне быстро успокоились и будто бы собрались в груди, поближе к ветке, которую я прижимала к себе. Но к концу встречи, когда соггор массировал запястье, они наслаждались прикосновениями вместе со мной. Откуда‑то я это знала. Ощущала их как‑то иначе, словно изнутри.

Фангр принес куртку и сапоги сразу же, как только наставник позвал его. По лестнице я взбегала не уставшей, а бодрой. Может, обед у Десиена тоже приятно удивит? Но лучше бы, как посоветовал наставник, держаться от городского защитника подальше.

Десиен жил напротив штаба городской защиты. С виду дом был скромным и вписывался в ряд других домов, близко прилегающих друг к другу: двухэтажный, с аккуратной каменной кладкой, покатой крышей, маленьким балкончиком на втором этаже и узким крыльцом, выходящим прямо на шумную улицу. Кейел взбежал по лестнице первым, подергал за веревочку с синей метелкой на конце – за белой дверью раздался мелодичный перезвон. Мы с Елрех остановились на ступенях, оглядываясь на многочисленных прохожих. Она переминалась с ноги на ногу, постукивая низкими каблуками по шлифованному камню, – опять неудобно чувствует себя в теплом платье, – а я злилась, что ради какого‑то обеда, на который никто из нас не горел желанием идти, пришлось потратить приличную сумму. Скорее всего, эти нарядные платья, теплые сапожки и меховые плащи мы наденем лишь один раз, именно в этот визит.

– Надо улыбаться, невежливая Асфи, – судя по натянутой улыбке и нервным мельтешением рук под плащом, Елрех сказала это больше для себя. Ей явно с каждым днем становилось неуютнее на севере, без духов и с чужими законами.

Дверь открыл эльф в невзрачном темном костюме, но рядом с ним нас встречал и сам хозяин. Сегодня Десиен выглядел иначе, но белая рубашка визуально не уменьшала его бледности. Он пригладил зачесанные назад волосы и радушно улыбнулся, выставляя зубы напоказ. Желтые глаза сияли от неподдельной радости.

– Ваши друзья уже пришли и успели заскучать.

Заскучать? Вот это звучало неправдоподобно. За Ив я беспокоилась. Ей ведь приходится еще и работать в компании балкора, а увидеться с ней толком не получалось. Я даже к Феррари за эти дни не заскочила, а надо бы посмотреть, в каких условиях ее разместили.

В уютной бежево‑красной прихожей витали ароматы еды и окутывало тепло. Эльф помог нам снять верхнюю одежду, попутно сообщил о комнатах, которые могут нам понадобиться, а заодно пожелал приятного времяпровождения. Он был удивительно милым, несмотря на то, что прислуживает балкору.

Ив с Роми находились в гостиной: сидели на диванчиках, допивали чай и о чем‑то тихо перешептывались. Когда мы вошли, Роми натянуто улыбнулся, а Ив, бросив колкий взгляд на Десиена, вздернула подбородок и отвернулась к окну. Вот на ней светлое платье с расшитым золотистыми нитками воротником и широким такого же цвета поясом смотрелось восхитительно. Я неловко одернула бордовый подол и украдкой глянула на Елрех. Не надо было брать синее платье… Не под ее цвет кожи. И ведь на Земле я умудрялась одеваться со вкусом, а иногда Светка тащила меня по магазинам, чтобы ориентироваться на мою реакцию. Когда в последний раз я оценивала шмотки по красоте? И эти платья мы брали только потому, что размер отыскался подходящий, они были теплыми, а еще самыми дешевыми… Впрочем, почему нам должно быть стыдно, если Десиену известно наше положение дел? И впрямь о глупостях думаю.

Нас пригласили в столовую, и в коридоре я немного отстала от громкоговорящего хозяина и его верного слушателя – Вольного. Елрех с пониманием втесалась между ними и замыкающей троицей. Как я понимала, путь ждал совсем короткий, поэтому без церемоний поравнялась с Роми и Ив, вклинилась между ними и в лоб спросила:

– Все в порядке?

– Нет. – Ив дернула ушами, сжимая в кулаке подол. Тряхнула головой, и пару локонов из сложной косы выпали на плечи. Синие глаза прожигали спину балкора. – Он издевается надо мной, цепляется к мелочам и провоцирует на ссоры. И ему совершенно неинтересна работа над ведьмой.

Я скривилась. Может, это Ив чересчур требовательна? Она и к Аклен’Ил предъявляла схожие претензии. Сказать ничего не успела, потому что Роми остановился у лестницы, ведущей вверх, ухватился за перила и на полшага отступил, пропуская нас с Ив вперед. Но выловил момент, склонился к моему плечу, обдавая тонким, приятным ароматом, и прошептал:

– Ив не врет. Во дворце она немного преувеличила, но с балкором явно что‑то не так.

Я не могла задержаться возле него дольше, поэтому кратко бросила:

– Обсудим вечером.

Он кивнул и вперился внимательным взором в затылок Елрех – уголки его губ дрогнули, а глаза засияли восторгом.

Столовую теплых оттенков заливал солнечный свет, проникающий через большие окна. Зеленая мебель немного разбавляла желтизну. На столе, застланном белоснежной скатертью, стояли пустые тарелки, стаканы. Нас рассадили по каким‑то неизвестным нам правилам: во главе стола, конечно же, оказался Десиен; напротив него, как почетного гостя, усадили заметно обеспокоенного Кейела; мне досталось место по левую руку от балкора; по правую – раздраженная Ив; рядом с ней расположили Елрех, а вот Роми оказался рядом со мной. Я бы поверила, что это чистая случайность, но слуги с извиняющейся улыбкой буквально указали нам на стулья. Однако вскоре миролюбивая беседа на отстраненные темы немного приструнила тревогу. Слуги подавали блюда постепенно, наполняли бокалы вином или соком стабильно, не позволяя донышку показаться. Десиен проявлял изумительную галантность ко всем, пожалуй, кроме Ив.

Не то, чтобы он к ней в открытую цеплялся, но едва заметно насмехался, чем весьма нервировал. Видимо, этикет на севере чем‑то да отличался. Вот только мы все придерживались такого, какому научились во дворце региона Цветущего плато, а Кейел и вовсе пренебрегал всякими правилами приличия, предпочитая удобства, но надменная усмешка появлялась на бледном лице желтоглазого только при косых взглядах на Ив. И с каждым таким проявлением высокомерия Ив сжимала вилку и нож крепче, они все чаще скрипели по тарелкам громче.

– Асфирель, как твое изучение Единства? Наставник понравился? – обратился ко мне Десиен, приподнимая бокал с красным вином. – Мы с ним очень близко знакомы.

Последняя фраза прозвучала с нажимом, а в глазах балкора веселье на мгновение сменилось гневом. Или показалось? Я отложила вилку. Запив соком рагу, промокнула губы салфеткой и произнесла:

– Понравился. А к занятиям мы еще толком не приступили.

Все еще удерживая бокал, он склонил голову к плечу и полюбопытствовал:

– Прошло две встречи. Чем же вы занимались?

Тебя обсуждали… Я закусила язык, не позволяя высказыванию сорваться. Кейел опередил меня с ответом:

– Уверен, наставнику лучше знать, как настроить Единство правильно.

– Я тоже когда‑то интересовался Единством, – быстро проговорил Десиен, отставляя бокал. Наконец‑то он отвел цепкий взор, позволяя облегченно выдохнуть. Но ненадолго… – Читал, что нужно полностью довериться тому, кто помогает тебе наладить баланс. Никаких секретов, недомолвок… Наверное, лучше тебе работать с Асфирель под руководством наставника. – Указал вилкой на Кейела. – Так точно будет быстрее. – Я замерла, едва не подавившись воздухом, а он опять повернулся ко мне. – Или ты уже успела довериться старику?

– Забавные балкоры, – протянула Елрех, вмешиваясь в беседу. – Вам, городской защитник, так хочется выпроводить нас с севера побыстрее? Что плохого в том, чтобы невнимательную Асфи обучал знающий наставник, пусть и подольше?

Обожаю ее! Перехватив ее заботливый взгляд, я легонько улыбнулась.

– Елрех, в тебе явно больше от шан’ниэрдов, – не замедлил с ответом Десиен. – Кто наградил белыми волосами: мама или папа?

Воцарилась напряженная тишина, Ив стала жевать медленней, а Роми крутанул нож в руке – очень быстро, но я успела заметить. Елрех удерживала улыбку пару секунд, а затем, проигнорировав балкора, вернулась к еде, с усердием отрезая кусочек мяса.

– Видимо, я затронул что‑то обидное. Прошу прощения.

Урод! И пусть выглядел он озадаченным и виновато опускал взгляд, якобы ляпнул ерунду не подумав, я ему не поверила. Прав был наставник насчет него – жестокий тип.

– Может, вы расскажете о ведьме? – поинтересовалась я. Сейчас еще окажется, что и Ив права. Тогда что этот тип забыл на должности городского защитника?

– А тебе это в самом деле интересно? Только не говорите, что все одержимы ее поимкой. Кейел, тебе вот Фадрагос спасать надо, миссию выполнять, а не за ведьмой охотиться.

– А вам не интересно? – настаивала я, сжимая вилку и нож крепче.

– Очень интересно. Настолько, что я готов нанять тебя.

От такого поворота я немного опешила.

– Что?

– Наставник успел заполучить твое доверие?

– К чему ты клонишь? – Кейел даже локтями на стол навалился, внимательно вглядываясь в черты лица друга. Или недруга… Поди разберись в отношении Вольных к окружающим.

Свет с окон падал на его шрамы, тень от прядей накрывала глаза, но не могла спрятать острый взор. Кейел как‑то уж слишком сильно насторожился. Мы серьезно напали на след ведьмы?

Наставник?..

Я резко повернула голову к балкору, ожидая продолжения разговора. За столом никто не двигался, казалось даже, не дышал. Спустя долгие секунды непрерывного зрительного контакта с Вольным Десиен наконец отмер. Бегло оценив обстановку за столом, улыбнулся мне.

– Я не утверждаю, что он обладает ведьмовскими силами, – произнес, постукивая пальцами по столу, – но вероятность высока. Он долгое время занимал пост верховного наставника, а после изучения определенных… – Пожевал губами, рассматривая потолок, а затем с важностью откинулся на спинку стула и продолжил: – После изучения некоторого раздела в закрытой библиотеке на несколько месяцев впал в уныние. У него появились сожаления об утраченном, очнулся эгоизм.

– И он добровольно оставил пост, – пробормотала Ив, стискивая салфетку в кулаке и уставившись на кувшин с вином.

– Но у него осталось множество привилегий, – довольно подхватил Десиен, приподнимая бокал. – Но уличить его мне ни в чем не удалось, поэтому утверждать, что он приводит в Фадрагос Повелителей, нельзя.

– И где бы хитрый наставник проводил ритуал? – засомневалась Елрех, потеряв интерес к мясу.

– В склепе, – ответила я, тоже откладывая столовые приборы, но быстро исправилась: – У него прямо за домом глубокий подвал со всякими древними штуковинами.

– И ты хочешь, чтобы Асфирель раздобыла доказательства? – заинтересовался Роми.

– А ты смекалистый! – Десиен широко улыбнулся.

И только Кейел сверлил его пристальным взглядом, будто винил в чем‑то. Почему не воодушевился с остальными? Он же сам говорил: вероятность высока, что ведьма и есть его враг. Или все не так просто, потому что согласно установкам духов, чем‑то похожим на пророчество, он должен отыскать сокровищницу? Или нет… Как там звучало? Его враг будет искать сокровищницу Энраилл, именно поэтому Кейел надеется найти ее первым. А если найдет врага раньше, то потеряет к сокровищнице интерес. Смогу ли я без него найти ее? И наставник… Он знает, что я ищу, что мне нужен артефакт. Он помогает. Не потому ли, что ему самому нужно отыскать ее? Воспользовался мною и ритуалом. А почему нет? Наставник – ведьма? Ведьмак, колдун… Впрочем, без разницы.

Я посмотрела на Елрех; она украдкой наблюдала за Кейелом, поглаживая ноготком ободок тарелки. Наверное, ее мысли недалеко ушли от моих. Кейелу нельзя найти врага раньше, чем мы отыщем сокровищницу, или хотя бы нападем на ее след. Сначала я должна пройти ритуал, а потом будь что будет.

– И что мне нужно делать? Как вам помочь?

– Прежде всего можно на «ты», – мягко предложил балкор, и я кивнула, – а детали лучше обсудить за чаепитием.

От десерта дружно отказались, поспешив избавиться от слуг. Чай нам подали в дальнюю гостиную голубых тонов. Мы расселись на диванчиках, в нетерпении поглядывая на балкора, в полтона обсуждающего что‑то со служанкой. Когда эльфийка кивнула и ушла, Десиен закрыл дверь и поспешил к роскошному креслу, стоящему чуть поодаль от диванов. Чашка с чаем помещалась на широких подлокотниках. Десиен с важностью расселся в нем, что при его габаритах выглядело несколько комично, и широко улыбнулся, обводя нас горящим взором. Хлопнул в ладоши, сцепил руки в замок, лишь на секунду задержал взгляд на Кейеле, а затем уставился на меня.

– Асфирель, ты веришь, что наставник может быть колдуном?

К чему такой странный вопрос? Я нахмурилась, вжимаясь в угол дивана сильнее и складывая руки на коленях.

– Да, – пожала плечами. – А почему нет? Он… – Нельзя говорить, что он знает о моих секретах. Мои подозрения строятся на том, о чем никому, кроме Елрех, знать нельзя. – Он такой же подозреваемый, как и многие другие.

Десиен кивнул, а Кейел, сидящий рядом со мной, шумно выдохнул и отвернулся к окну. Роми тихо хмыкнул, наблюдая за Вольным, что не ускользнуло ни от кого из присутствующих. Кейел облокотился на деревянный подлокотник и с вызовом спросил у Роми:

– Что?

– Ты подозрительно себя ведешь, – заметила Елрех, принюхиваясь к чаю. – И чай с ароматом… Не могу понять, что в нем.

– Я не отравил вас, – заверил балкор, с выраженным удовольствием наблюдая за нами. – У вас не растет это трава. Ее измельченный корень успокаивает, расслабляет и немного притупляет. Мне показалось, что спокойствие не будет лишним.

– Почему ты злишься? – Елрех вернулась к допросу Кейела.

Ив поспешно отставила чашку и закинула ногу на ногу. Балкор не замедлил хохотнуть, а затем серьезно произнес:

– Лучше вернемся к разговору важнее, а потом выясните отношения. Без меня. Асфирель, ты должна довериться наставнику. Пусть подготавливает тебя к ритуалу. Попробуй поговорить с ним о ведьме, но старайся не упоминать обо мне. Все, что ты услышишь от старика, может настроить тебя против меня.

Духи Фадрагоса, что тут происходит? Наставник говорил, чтобы я не подпускала к себе Десиена. Кому верить‑то?

Никому… Тут можно верить только Елрех.

В общем задания как такового для меня не было – просто присматриваться к наставнику, к его окружению, к алтарю и священному залу, а затем обо всем странном докладывать городскому защитнику. Пары глотков чая хватило, чтобы даже Кейел расслабился и к концу беседы не сверлил злобным взглядом то меня, то балкора. Не забыть бы выяснить, что с ним происходило.

– Почему бы просто не допросить его? – поинтересовалась Ив, все еще удивленная сегодняшним открытием. – Мы можем взять его кровь и найти в знаке, как делали это с Асфирель.

– До чего же злобная эльфийка, – с укором произнес Десиен, постукивая пальцем по подлокотнику. – Ты можешь напрасно обидеть соггора! Его кровь, как и еще пятерых правителей, была найдена в первых знаках, тех, что появились у нас. А вот у вас ее уже не нашли. Или вы проявляете халатность к ситуации, или нас всех изящно водят за нос.

– Халатность? – Румянец вспыхнул на щеках Ив.

Эта тема для нее слишком болезненная. Вот именно Ивеллин и нельзя обвинить в небрежности и лентяйстве относительно этого дела. Я хотела заступиться, Елрех нахмурилась и открыла было рот, но балкор опередил нас:

– Ивеллин, прости меня, пожалуйста, – тихо попросил, изумляя нас. Однако быстро все испортил: – Ты просто ведешь себя, как стерва. Еще в город войти не успела, а вела себя так, будто я тебе что‑то должен.

– Ну знаешь… – Она подобралась, сжала кулаки.

– Вот и сейчас. Я же попросил прощения, а ты обижаешься еще сильнее. Так ты меня простишь?

– Простить? – Ее уши покраснели.

Кажется, назревает скандал…

– Дес, ты перегибаешь, – осторожно заметил Роми.

Дес? Мне казалось, что Роми тоже недружелюбно настроен к балкору. Или рогатый ведет свою игру?

– Я всего лишь попробовал с ней помириться, – развел Десиен руками, с осуждением глядя на Ив.

– Ты меня оскорбил, жалкий… – Ив сжала губы и зажмурилась, глубоко вдыхая.

Надо что‑то делать. Я посмотрела на Кейела; он развалился на диване и безразлично наблюдал за нами, будто происходящее мало его заботило. Елрех, выпрямив спину, смотрела на Десиена удивленно, будто не ожидала от него такого поведения. Или что она в нем рассмотрела? Роми хоть и вступился за Ив, явно больше лезть был не намерен – облокотился на колени и следил за развитием событий.

Я не нашла ничего лучше, как высказать свое впечатление:

– Ив, не обращай на городского защитника внимания, ты ему простонравишься, но он понимает, что с твоим отношением к балкорам, ему ничего не светит. – Вжала голову в плечи, чуть скривилась, опасаясь смотреть на Десиена, но все же в полной тишине завершила: – Вот он и бесится.

В широко раскрытых глазах Ив прояснения не наблюдалось; она хлопала ресницами, напоминая наивную девочку. Елрех, наконец‑то, перестала разглядывать балкора и кивнула, но прежде чем подтвердила мою теорию – а она точно собиралась это сделать, – Десиен расхохотался.

Вполне оправданная реакция скрывать за насмешкой чувства. Просто мне казалось, что так поступают подростки, опасающиеся получить отказ от девушки, которая им нравится. Может, я просто недостаточно хорошо знаю мужчин.

Десиен отсмеялся, отпил чая и заявил:

– У меня есть невеста, и она самая красивая эльфийка, которую я когда‑либо видел.

– Ты не говорил, – заинтересовался Кейел.

Все же я плохо знаю мужчин. Пока Ив балансировала на грани, нервничала, ему было все равно, судя по виду, скучно, а как на горизонте замаячила чья‑то невеста, он очнулся. Ему‑то какое дело?

– Я думал, что тебя не цепляют любовные истории, – улыбнулся Десиен.

– И она тоже терпит издевательства? – не сдержалась Ив.

– О каких издевательствах ты говоришь? – вполне натурально опешил Десиен.

– Ты словно помешался на эльфах, забавный балкор.

– Это они ко мне тянутся, – отмахнулся он. – К тому же у каждого могут быть свои слабости. И я бы никогда не стал издеваться над кем‑либо. Тем более над эльфами.

Он придуривается или всерьез считает свои высказывания безобидными? Путает вседозволенность со свободой… Возможно, это имел ввиду наставник.

Глава 14. Различие восприятий. Эпизод второй

Кейел.

Небо потяжелело, готовясь пролить замерзшие слезы. До сих пор фадрагосцы не пришли к единому мнению, почему на севере оно тоже плачет. Солнце холодно относится к проклятым землям. Почему же от него приходится уберегать землю?

Кто‑то настаивал, что снег – не слезы неба, а самое что ни на есть часть проклятия. Что снегом мир отмечает проклятые земли. Кто‑то утверждал, что снег и дождь одно и то же. Приверженцы этой идеи считали, что Солнце настолько ненавидит проклятые земли, что иногда небо заранее, на периоды вперед, укрывает территорию холодной защитой. Были и есть многие другие молодые мудрецы, чьи идеи вспыхивали, но быстро гасли, забывались, не отыскав твердую основу, чтобы устоять под опровержениями.

Для Вольных нет разницы, что любит Солнце, а что ненавидит. Для нормальных Вольных…

Я сжал кулаки, опираясь ими на подоконник. На стекле, в свободном от ледяных узоров участке, просматривалась колея, ведущая к нашим домам. Ветер бушевал, стараясь сорвать красную ленту, привязанную к калитке соседнего дома, – простейший способ, чтобы даже глухой мог понять есть на улице ветер или нет. В домах побогаче во дворах сооружают высокие перекладины, а на них вешают яркие грузы разной тяжести: от желтого к черному. Если когда‑нибудь ветер поднимет черный груз, значит, жителям не помогут и крепкие стены. В сильнейшие метели только красный колышется. Но мое внимание привлекала совсем не лента.

– Что ты высматриваешь, Дес? – прошептал я.

Темная фигура куталась в меховой плащ, перетаптываясь напротив дома, в котором поселилась Аня. Балкоров часто сравнивали с крысами, и не только из‑за остролицей внешности и превосходного обоняния. Когда я искал последнего наставника, то знал: мне нужен лицемер и лжец. Желательно самый опытный. Алурей направлял, подсказывал и привел меня на порог к богатому дому. Старшим в семье был благовоспитанный соггор, вдовец. Он был слишком занят работой, чтобы следить за взрослением сына, а тот и сам стремительно достигал успехов, лишь ему известными путями. Его мать, чистокровная балкорша, не пережила роды. Слишком слабая раса. Многие женщины не могут даже выносить ребенка от другой расы, но каждый раз, одержимые любовью, все равно рискуют. Алурей, странствующий в моем сердце, указал на Десиена. Тогда он только помогал городскому защитнику, готовясь занять его место; отец гордился сыном. Расстроился бы тот восторженный парень, кем был Дес, если бы я прямо заявил, что собираюсь стать лучше опытного лжеца? Хитрее. Я ведь в самом деле хотел, но, видимо, не смог.

Заметив, что Дес направился к моему дому, поспешил открыть ему. В тесной прихожей холод мгновенно проник под одежду, ледяной пол укусил морозом за ноги. Ветер ворвался в дверной проем, неприятно погладил лицо, потрепал рубаху. На улице опускались сумерки, начиналась метель.

– Ждал меня? – переступив порог и отряхиваясь от снега, жизнерадостно спросил Дес.

– Знал, что ты придешь.

– Но согласись, я все же непредсказуем.

– Ты мог предупредить меня. – Пусть знает, что я недоволен.

Он поежился и проскочил мимо меня в комнату, извиняющееся проговаривая:

– Буду откровенным, спонтанно все вышло. Но также буду честным: идея зрела давно.

Стравить Елрех и Аню с наставником? Не может быть, чтобы ты подозревал всех подряд, но уточнить лишним не будет:

– Ты ведь знаешь, что наставник не колдун.

Он бросил плащ на комод и завертелся посреди комнаты.

– А вот это ты зря, – протянул, показывая темную бутылку. – У меня есть бутылочка крепленного. Двойной перегонки. Где кружки?

– Это лишнее, – я поморщился, но указал на кухню. – Что с наставником? Ты его подозреваешь?

– Ладно, – пожал Дес плечами, – я и один могу.

Будет много пить, общество откажется от него… Неизменное правило для всех регионов и земель. Он исчез на кухне, и вскоре оттуда донесся звон стекла и громкий голос:

– Подозреваю его давно. Он изучал сокровищницу Энраилл, после чего увлекся войной Предков. Мы с ним в какой‑то момент часто пересекались, общались тесно. Он очень умный, у него все еще большая часть оберегов и амулетов. Он часто помогает правителям. Ему не столько доверяют, как заменить пока никем не могут. – Дес вернулся в комнату и направился к креслу. – Не выросли еще достойные кандидаты, и он об этом знает. И его желание держаться от всего в стороне мне не нравится. А еще у него есть свои счета с нынешним верховным защитником.

– Какие? – спросил я, подкидывая дрова в камин. Месть – частая причина разрушений.

Дес налил себе выпивку, поставил бутылку на пол и с удобством расселся в кресле. Закинул ногу на ногу, пригубил напиток и, глядя на огонь, ответил:

– Дочь у него против его же воли вышла замуж за верховного защитника. Представляешь: ты отказываешься от всего, что тебе дорого, а спустя десятки лет что‑то в твоей голове щелкает, и ты хочешь вернуть утраченное. Хочешь нормальную семью. Эгоизм в принципе здравая вещь, но ведь не все так считают. Идиоты, – пробормотал и втянул аромат крепленного вина. – Вот и его супруга отойти от дел не захотела. Это же какой эгоизм, какой стыд… И ей предложили место в помощницах верховных жен. Вернемся к нашим представлениям: вот у тебя остается только дочь – милая юная Сивалла. Но вскоре она заявляет, что хочет отказаться от всего, ради любви и общества. Он был против. О, как же он был против! – Округлил глаза и снова поежился. – Я думал, что стены замка не выдержат его гнева.

Я присел на край кровати, тихо договорив за Деса:

– Но Сивалла все равно ушла из дома.

Он кивнул, мгновенно продолжая:

– И вышла замуж за моего начальника. Боялся ли я за верховного защитника? Конечно! – воскликнул, втягивая голову в плечи. – Я даже несколько раз пробирался к бывшему правителю в священный зал, чтобы убедиться, что ничего противозаконного он там не вытворяет. А потом и в его дом тоже. Кстати, – глядя в пол, приподнял руку с кружкой, – он меня поймал с поличным, но это другая история. Не слишком приятная, поэтому только возможно, что когда‑нибудь я тебе ее расскажу. Возможно. – Посмотрел на меня и тише произнес: – А за начальника до сих пор беспокоюсь. Кто еще будет платить мне столько, сколько платит он?

Я улыбнулся, облокотившись на колени, и сказал:

– Ты ошибся.

– В чем? – насторожился Дес.

– Ты хотел сказать: терпеть тебя столько, сколько терпит он.

Громкий смех наполнил комнату, а моя улыбка стала шире. Дес из тех существ, с кем я бы проводил много времени, будь у меня другая жизнь. Я понял это только тогда, когда вернулся на север. И, быть может, отчасти благодаря Ане.

– А у вас с Аней хорошее чувство юмора, – будто прочел мои мысли, заметил он.

В груди на миг похолодело – вспомнился сегодняшний обед и интерес Деса к девочке.

– Зачем ты втягиваешь ее в это? – холодно спросил я, сцепив руки в замок. – Допустим, ты прав: ведьма никак не касается меня и моей миссии. Тогда зачем тебе Аня?

– Я хочу спасти свой народ.

– Спасай, но не втягивай ее.

– Кейел, Кейел, – покачал он головой. – Все очень просто, Вольный, но ты ослеплен беспокойством о ней, вот и не видишь очевидного. Если она в самом деле допускает мысль, что наставник может быть ведьмой, то у нее не получится работать с ним. Тогда ты можешь снова доверять ей.

Я нехотя кивнул. Понял его задумку еще за обеденным столом, поэтому предпочитал не вмешиваться. Если Елрех ведьма, и Аня с ней заодно, то никакие сомнения насчет чистоты наставника у девочки не возникнут. Если же она ничего не знает о ведьме, то между ней и наставником точно не появится доверия.

– Женщины… – задумчиво протянул Дес, нарушая короткое молчание. – Они часто упускают мелочи, но при этом совсем не глупые. Ты знал, что за ними больший процент несправедливого суда? – вопросительно взглянул на меня, но ответа даже не ждал. Снова уставившись на огонь, вытянул ноги и продолжил: – Руки у них выпачканы в крови меньше, а вот вины на их плечах больше. Изощренные, сложные, жестокие… Коварные.

– Иногда милые.

– Тебе и правда такие встречались? – усмехнулся он. – От таких лучше беги. И никогда не смей мешать такой женщине, Кейел. Она даже к оружию не прикоснется. Там немного пофлиртует, тут глазками постреляет, а повсюду по паре слов невзначай уронит – и вот уже один идиот бежит убивать другого. И ради чего? А на суде в глазах такой женщины будут стоять слезы, и она будет отчаянно сожалеть, что ее неправильно поняли, и винить во всем мужчин. Никогда не мешай милым женщинам, – повторил, тяжело вздыхая. – Лучше пройди мимо. Хотя это тоже не гарантирует, что тебя ни в чем не обвинят, ты все‑таки мимо прошел. Милые создания…

Я опустил голову, думая об Ане. Она бывает милой, но не боится брать в руки оружие. Сомневаюсь, что она потянула бы серьезные интриги.

На стенах под треск огня плясали тени, рыжие всполохи отражались в маленьком окне, заставляли мерцать ледяные узоры. В полной тишине мои слова прозвучали отчетливо:

– Если Аня пострадает в твоих играх, я убью тебя. – И будто дышать стало легче. Я точно сделаю это: убью любого, кто будет угрожать ей.

– Уф, – прозвучало равнодушно, что только усиливало молчаливое насмехательство.

Я поднял голову; Дес сделал пару ленивых глотков, а затем, покачивая в руке кружку, улыбнулся мне.

– Она рисковала тобой из‑за реки Истины, бросала ради другого, а потом вернулась и… как я понял, опять бросила. Ты ведь ей пока наверняка и доверять не можешь. Вольный, – медленно протянул, – так любить, как ты, не каждый сумеет. Она хотя бы знает о твоих чувствах?

Я сглотнул, постарался унять легкую дрожь. Снова посмотрел на окно, не желая выдать взбушевавшихся эмоций. Я люблю ее. Я точно люблю ее.

Не думай о ней. Не сейчас.

Зажмурился, прогоняя мысли о ней, но Дес не позволял забыть.

– А если бы спасение мира зависело от смерти Ани, ты бы убил ее? – вопрос показался риторическим, поэтому я не стал отвечать. Дес поерзал в кресле и продолжил: – Или позволил бы миру погибнуть вместе с ней? Мне просто интересно.

Могу ли я представить, что она умрет? Могу, но боюсь.

– Я не знаю, Дес, – неожиданно для самого себя признался.

Наверное, мне просто снова нужен наставник. Нужен тот, кто объяснит, что происходит. Скажет, как будет правильно поступить.

– Не забывайся, Кейел, – так же тихо произнес Дес, – тебя выбрали духи для защиты Фадрагоса, а для защиты населения севера и поимки преступников есть я. И если Аня не виновна, то не пострадает.

Я промолчал. Поднялся и подошел к окну. На улице быстро стемнело, а в доме напротив тускло мерцал свет от камина. Видимо, мне уже не нужен мир без нее. К сожалению, я не нужен ей даже со всем нашим миром.

– Кто твоя невеста? – не оборачиваясь, спросил я. – Ты ведь говорил, что тебе не нужна женщина. Ругал их капризы, кривился от высокомерия или наоборот от притворной невинности. Как же так вышло, Дес?

– А, это. – В пойманном, полупрозрачном отражении он повел кружкой в воздухе – всего лишь легкий жест, будто отмахнулся. – Альила больна, и мне ее жаль.

– Умирает?

– Нет. Или да… Это очень трудный вопрос, Кейел. Вопрос жизни и смерти. Вы, Вольные, смотрите на это иначе, а мы хотим жить. Когда здоровы, конечно.

– Что с ней?

Я вернулся к кровати и, опустившись на прохладный пол, прислонился к ней спиной. Дес смотрел на меня сверху вниз.

– Она одержима – мечтает умереть. – Он поперхнулся, откашлялся и произнес: – Не смотри так на меня, я к этому отношения не имею. Она из региона Ласковой зари. Всю семью изгнали несколько лет назад. Она встряла, но выгнали их не по ее вине, а потому что родители пошли против решения осудить Альилу по требованию пострадавшего.

Он поставил кружку рядом с бутылкой, сцепил руки на животе в замок и уставился на огонь.

– История в целом вышла немного запутанной. Я отступлю и повторю, что Альила безумно красивая, – бросил на меня мимолетный взгляд. – Судя по рассказанному, именно внешность и послужила проблемой, но и без власти не обошлось. Короче, свататься к Альиле почтенный эльф пришел, да к тому же приближенный к небесным. А невеста моя в тот момент очаровала фангра. В общем, отвадили от нее всех ухажеров, но вот фангра, как выяснилось, она полюбила. До безумия полюбила. В прямом смысле, Кейел. Чтобы ты понимал лучше, уточню: прямо как ты Аню. Ну же, эмоциональное бревно, прояви хоть какие‑то зачатки эмоций!

– Я понял, Дес, продолжай. – Я тряхнул головой, стараясь унять злость.

Он усмехнулся, но не стал больше раздражать.

– Просто дошло до Альилы окончательно, что она любит своего фангра, только когда к ритуалу связи сердец готовилась. Как поняла, так и сбежала. Согласись, некрасиво как‑то получилось.

Помолчал немного, поболтав стопами из стороны в сторону, и заявил:

– И вот знаешь, глупец этот фангр. Ведь должен был понимать идиот, что Альилу надо было за ручку к жениху обратно привести, но нет. Мужчины… Есть у нас такая проблема, как падкость на все красивое. И ведь не хотим признаваться даже себе. – Немного нахмурившись, замолчал. – Без обид, но последнее высказывание не про тебя.

Я хмыкнул. Человечка никогда не будет столь же красивой, как эльфийки и шан’ниэрдки. Но Аня… В ней есть что‑то еще, что позволяет любоваться ею. Она красива, пусть это и вижу только я.

Дес продолжал:

– Так вот когда Альилу нашли вместе с фангром, она с кулаками на несостоявшегося супруга набросилась. Первая замахнулась, а он оттолкнул. Немного неудачно, и силу не рассчитал. Это фангру не понравилось, и он тоже замахнулся. А вот с ним уже никто не церемонился. Обозленный эльф еще и приговаривал Альиле, что она виновата. Не думаю, что хоть у кого‑то был шанс здоровым остаться, наблюдая, как любимому кости ломают и кровь спускают.

– А во время суда духи указали только на вину Альилы и погибшего фангра, – тихо проговорил я.

В памяти все еще свежи воспоминания, как Акеон ударил Аню, рассек ей щеку. Девочку хотели отравить, но она же осталась виноватой.

– Духи никогда не ошибаются, – произнес Дес. – Они замахнулись первыми.

– На севере нет духов, но суд мне кажется справедливей.

– Ты про историю с Аней? Сюда дошли вести, даже равнодушные пошумели какое‑то время.

– Нет, – нахмурился я, удивляясь, что Дес часто угадывает мысли собеседников. Уже отвык от этого. – Я не про конкретный случай, а про всю систему. Сам ведь тоже иногда пользовался, чтобы уйти от наказаний.

– Да уж, у нас нет духов, зато есть соггоры. Ты когда‑нибудь слышал, чтобы они подчинялись духам? Если и слышал, то сказки это, не верь. Они прислушивались к духам, но решения всегда принимали сами и ответственность ни на кого не перекидывали.

– Знаю. Так почему всю семью изгнали?

Дес потянулся за кружкой, бодро возвращаясь к теме:

– Эльф потребовал у семьи отказаться от Альилы, а их младшую дочь в жены захотел. Чего хмуришься? Врал он все, что влюбился в Альилу. Просто семья ее занималась кое‑какими скользкими вопросами в гильдии Справедливости. Там, в местном участке. Не все преступники до суда доходят, это ведь не Обитель и не близлежащий регион. Приструнить родителей Альилы нужно было, чтобы помалкивали, и в регионе удержать, а тут уж как вышло. Семья вот сбежала, но младшую все равно не спасли. Ее выкрали прямо во время побега. Может, хотели потом шантажировать, а может, назад с ее помощью всех вернуть. Но похитители слишком туго веревки затянули на руках и ногах, забросили ее в кибитку и накрыли одеялом, чтобы обмоченный подол не видеть. А потом воняло им, – скривился, видимо, живо представляя запах, – они из кибитки и вышли. Только возле реки к девушке сунулись – это больше суток прошло, – а она посиневшая, с отечностью и, естественно, не дышит. Теперь родители Альилы над ней трясутся, не теряют надежды, что она поправится. Единственная дочь осталась, как никак. А она их и не слышит толком. Улыбается и все о фангре своем вспоминает: что ему нравится, а что нет. А когда ей говоришь, что он давно умер, она плачет и пытается убить себя.

– Зачем тебе этот брак?

У него безбедное будущее, множество забот с защитой региона. К чему дополнительные хлопоты?

– Есть такая страшная штука, Кейел, политикой называется, – усмехнулся Дес.

Я убрал волосы за уши и уточнил:

– И какие выгоды?

– Мне? Красавица жена, у которой из капризов только один, да и тот травами решаем. Зато никаких скандалов и измен. Кто на нее польстится, если она рядом воображаемого третьего видит? Что, тоже будешь осуждать мою жестокость? – Склонил голову к плечу. – Или назовешь извращенцем?

Я покачал головой.

– И правильно. Ее родители имена многих знают, и секреты их. А я люблю узнавать чужие секреты.

– Не притворяйся, – слабо улыбнулся, разглядывая задумчивые глаза друга. – Я никогда не считал, что ты во всем бессовестный ублюдок. Помогаешь им укрепиться на севере?

– Смекалистый. – Десу наверняка польстили мои слова, но он быстро продолжил тему: – Они трясутся над информацией, которая на севере никого не прокормит. Их знания о справедливости и долге чужды нам. Они бесполезны для нас. И конечно же, им страшно, что их отсюда рано или поздно попросят уйти. Многих просим, или сами уходят, когда понимают, что жить не на что. Не содержать же всех подряд. А эти… Не такие уж у них руки чистые, зарабатывать тут не могут. Попросту не умеют. Да и Альилу мне жалко. – Почесал нос, снова покачав стопами, и чуть вскинул подбородок. – Можешь считать меня уродом, но я бы убил ее, чтобы не мучилась. Видел бы ты, что с ней было, когда ей представили меня, как жениха… Я даже не знаю, кого пожалел тогда сильнее: ее, ее родителей или себя. Всякого навидался – ты же знаешь, с кем порой работаю, – но тут пробрало так, что потом ночь не спал.

Опустил голову, видимо, вспоминая встречу, или бессонную ночь.

– Если они не приживутся на севере, их убьют в теплых регионах. Кстати, полукровка балкор и эльфийка… Не считай меня извращенцем, в конце концов, я не оправдываю зелье желания и приравниваю его к дурманам, но все же… Как думаешь, кто у нас получится: эльф, такой же полукровка, как я, или длинноухий балкор? – Шумно вздохнул и полушепотом договорил: – Слышал, что нашу связь с соггорами может разорвать эльфийское прощение. В случае чего, хотя бы у моего ребенка свобода будет настоящей.

– Каким бы ты ни был, но ты романтик.

– Каким бы ни был? Опять унижаешь…

Аня.

– Дело в балансе между твоими чувствами и духов, – вкрадчиво повторил наставник, опираясь ладонью на алтарь. – Взаимоуважение у вас уже какое‑никакое наладилось, но равновесие наступит, когда вы сможете прочувствовать друг друга. Сейчас духи ориентируются на собственное мнение, а ты на свое. Ты должна «услышать» их, чтобы позже они подсказывали тебе, сколько сил ты можешь отдать без серьезных для здоровья последствий.

Сидя на твердом камне, я болтала в воздухе босыми ногами.

Нет, сейчас я явно не глупила и прекрасно понимала, о чем толкует наставник. Вчера, в конце своеобразного урока, я ощущала духов иначе. Обычно я просто знала, когда они тревожатся, когда радуются, но в те мгновения чувствовала их. Сначала массажем наслаждалась только я, а потом они переняли мое состояние, расслабились, и наслаждение стало общим. Но сегодня, как бы я ни уговаривала их, духи закрылись. И догадки, возникшие после вопроса наставника: «Куда исчезло твое доверие?» – не нравились. Либо Десиен глупец, который решил, что разбирается в Единстве, либо он меня проверял. Подозревает? Думает, что я ведьма. И даже такая очевидность совсем не помогла мне снова проникнуться к наставнику. Или не мне, а духам. Они просто не хотели ему доверять – вот и все.

– Я не смогу помочь тебе, если ты сомневаешься в моей искренности. В чем дело, Анна?

Я вскинула голову, столкнулась с пристальным взглядом черных глаз и попросила:

– Не называйте меня так. Асфирель. Лучше так. – Такое внезапное желание даже себе объяснить не могла.

– Хорошо, Асфирель. Ты злишься на меня?

Я поежилась и отвернулась. Огонь танцевал в чаше, чадил; вода скапливалась на краю трещин в потолке и капала в мелкие лужи. Спертый воздух раздражал.

– Не на вас.

А может, и на вас…

Наставник тоже нелестно отзывался о Десиене, что могло настроить меня против балкора. У них скрытая вражда? И если в таком случае намерения городского защитника более ли менее ясны, то наставника не оправданы.

– Почему в войне Предков соггоры выступили против людей? – перевела тему.

– Ты узнала об этом только вчера?

Наставник провел ладонью по алтарю – шорох едва коснулся слуха.

– Что вы делаете? – удивилась я, наблюдая, как соггор становится спиной к алтарю.

– Хочу присесть рядом с тобой.

– Вам помочь?

Уже приготовилась спрыгнуть, но наставник тихо засмеялся.

– Не стоит, дитя. Я хоть и стар, но крепче человека.

Он и вправду, легонько оттолкнувшись ногами, медленно подтянулся и, поерзав, уселся рядом со мной.

– Война Предков породила множество историй, Асфирель. Но и до войны их хватало. Кейел не рассказывал тебе о ней?

– Совсем немного. – Поджимая пальцы на босых ногах, опустила голову. Доверие к наставнику и война Предков никак не связаны, но может, послужит удачным оправданием.

Как же надоело врать и жить в вечном недоверии к окружающим…

– Соггоры не любят распространять информацию на эту тему. С одной стороны, нам стыдно, но с другой… Никто толком не знал людей.

Я хмыкнула, вспоминая все то, о чем читал мне Волтуар.

– Да, а еще ваши предки не хотели развязывать войну с васовергами.

– Ох, узнаю россказни шан’ниэрдов.

– Это не правда?

– Правда. Но как бывает с каждой правдой, правда эта отчасти.

– Фильтрация информации, – протянула я.

– Фил… – Наставник поднял голову, разглядывая потолок и попробовал повторить еще раз: – Фил‑тра‑ция. Филтрация – что означает это слово?

Я улыбнулась. Даже если этот соггор колдун и обманщик, он все же приятное существо: спокойное, любознательное…

– Просеивание. Наверное, это ближе всего по значению.

Он задумался на короткое время, а затем кивнул.

– Просеивание информации. Если кто‑то не разбирается в строительстве, зачем ему рассказывать о зависимости почвы и высоты дома? Проще не упоминать об этом вовсе.

– А если ему это нужно?

– Значит, он хочет разобраться в строительстве, а это совсем другое дело. Некоторым неинтересны причины, а важны лишь результаты. Но не будем отходить от темы, Асфирель. Ты обижена на моих предков за то, что они выступили против людей?

– Людей принимали за животных.

– Люди угодили ни к тем существам в руки.

– Но потом беловолосые шан’ниэрды хотели дать им свободу, – настаивала я, – прировнять к разумным существам, а соггоры не просто выступили против, а развязали войну, только бы оставить людей животными. Мне дали лишь эти крупицы, наставник, и я хочу получить остальные. Поможете?

И опять вернулось позабытое чувство, будто я не владею собой. В горле запершило; желания узнать правду побеждало. Духи во мне насторожились.

«Духи не правят Фадрагосом. Фадрагос правит духами. Они ведут меня мягкими тропами »…

В тишине снова капала вода, ветер тихо скулил в каменных стенах. Наставник молчал, с улыбкой рассматривая барельеф, спрятанный в полумраке.

– Доверие… Я верю тебе, Асфирель, поэтому расскажу, как было. Клятвы на севере не могут ограничить твои высказывания, твой язык, так сильно, как за пределами нашего региона, но думаю, ты достаточно умна, чтобы понять, почему эти крупицы не спешат разглашать среди тех, кто не разбирается в «строительстве», – он улыбнулся, делая многозначительную паузу, а потом, повернув ко мне голову, спросил: – Ты слышала, что эльфы до войны ненавидели людей?

– Да, мне вскользь говорили об этом.

– Ненависть балкоров и эльфов вспыхнула из‑за вашей расы.

– Не понимаю, – растерялась я. А люди тут при чем?

– Соггоры никогда не тащили никого к себе силком. Мы не стремимся править, а всего лишь хотим жить в лучшем мире. В лучшем из возможных. И если бы не люди, возможно, наш мир давно достиг того же прогресса, о каком ты рассказывала Аклен’Ил. Не удивляйся, дитя, многие, кто допущен к правлению, наставничеству и развитию, могут ознакомиться с отчетами.

Моя жизнь ни для кого не секрет. А я ведь обо всех этапах своего взросления рассказывала…

Наставник будто не заметил, что я поморщилась, – продолжил:

– По тем крупицам истории, которые передавались от верховных правителей к другим верховным правителям, мы знаем, что люди вышли к васовергам из леса. Тогда Великий лес, или иначе Вечный, обходили стороной. Никто и не думал, что там, среди опасной нечисти, живут эльфы. Нечисть не покидала пределы этого леса, не трогала нас, а мы не трогали ее. А люди откуда‑то взялись там. И если эльфы с рождения обладали Единством, что позволяло им защищаться от нечисти, ценили дары природы, чувствовали лес, то люди принялись бездумно уничтожать его. Они были чужды ему, как и он им.

– То есть люди в вашем мире появились из ниоткуда? – насторожилась я.

– Мы не знаем. Может, они жили где‑то так же тихо, как жили в глубине леса эльфы, но, как и балкоры, были изгнаны из своего дома. Но гораздо позже, когда эльфы показались, фадрагосцы узнали от них, что в первый раз вашу расу заметили в Вечном лесу. Людей было много, но с нечистью они не справлялись. Гибли, боролись, уничтожая попутно дары природы, а затем подожгли лес, что, само собой, не понравилось эльфам. Тогда они прировняли вас к вредителям и прогнали. Избавившись от вас в своих владениях, эльфы толком не успели прийти в себя, как из‑под земли появились балкоры. Эльфы больше не ждали от других рас ничего хорошего, не стали наблюдать со стороны, надеясь на проявление чуткости от неизвестных существ, а вооружились и напали на балкоров, загоняя их обратно в горы…

Но об этом стало известно гораздо позже. После того, как Фадрагос охватила война…

Когда посланец соггоров посетил васовергов с дипломатическим визитом, он расспросил о невиданной расе, но четырехрогие лишь пожимали плечами. Человеческий язык не понимал никто, люди умирали от самых простейших болезней, но зато никак не реагировали на какие‑то серьезные для Фадрагоса заболевания или яды. Некоторый дурман и вовсе не действовал на их организм. Истинные правители Фадрагоса ухватились именно за эти отличия, чтобы воздействовать на васовергов и добиться свободы людей. Но воинственную расу не трогали никакие болячки, чтобы заботиться о поисках противоядий, – они отказывались отпустить добычу на волю ради пустяков. Осторожные и длительные просьбы соггоров не приносили никаких результатов, кроме того, что о людях узнали во всем Фадрагосе, и васоверги смогли успешно ими торговать.

Сначала людей покупали сами соггоры, чтобы научить принятым порядкам и освободить, осторожно присматривая за ними со стороны. Совсем немногих и без особой огласки. Другие покупали, оставляя в рабстве, или ради изучения, а позже – ради престижа. Содержать дома людей было показателем высокого статуса и богатства. Со временем, через пару поколений, люди окрепли и позабыли непонятный язык, а их поведение стало соответствовать всем нормам. И задумка соггоров медленно двигалась к успеху. Однако лишь до той поры, пока к власти васовергов не пришел кровожадный Гар’хорт, сын вождя далекого южного племени.

Васоверг, воспитанный в жестоких условиях, придерживался старых традиций и взглядов своего народа, во многом перенятых от викхартов, занимающих большую часть южных земель. Соггоры пытались направить васовергов по пути развития, помогали им освоить науки, учили торговле. Гар’хорт увидел в этом высокомерие, снисхождение и насмехательство. Ему не нравилось думать, что расы умнее, могут считать его глупцом. «Васоверг не может принимать чьей‑то помощи, это васоверга должны молить о ней, или о пощаде» – так думал юный и свирепый Гар’хорт.

Однако с людьми у него складывались нетипичные отношения. Он интересовался ими, они его забавляли. Один из человеческих юнцов, развлекая Гар’хорта за ужином, посоветовал ему дать людям шанс на свободу. И Гар’хорт послушал его. Слабых мужчин он убил, а женщин оставил рожать васовергов. Сильным же людям, независимо от пола, предложил присоединиться к его воинам. А хитрый человеческий юнец – чье имя со временем было забыто, – в последствии стал лучшим другом Гар’хорта. Позже они даже прошли кровавый ритуал, породнивший их.

Долгие годы Гар’хорт бесчинствовал. Под его правлением и с подсказками названного брата племена васовергов объединялись в огромные войска. Они грабили, насиловали, отбирали все, стремительно богатея. И так было до тех пор, пока представительница самой почитаемой и возвышенной расы внезапно не подчинилась Гар’хорту. Она назвала себя вестницей; ее приход был предсказан высшими духами на священном камне самой мирной расы. Вестница пожертвовала собой ради мира в Фадрагосе. До самой смерти соггорша принадлежала васовергу. Гар’хорт же рядом с ней остепенился ровно до той степени, чтобы держать в узде свой народ. Его набеги также утратили прежнюю силу…

– Но в отличие от Гар’хорта, соггоры не забыли о его названном брате, пропавшем без вести. – Наставник потянулся рукой к моему лицу и двумя пальцами аккуратно отвел прядь с щеки, тихо уточняя: – О человеке.

– Я знаю о нем, – нахмурилась, поежившись. Полумрак и духота незаметно давили, и меня то ли начинало клонить в сон, то ли просто расслабляло. – Он превратился в пещерного монстра в регионе Ночной смерти.

– Тебе известно почему они с товарищами пришли в тот регион?

Я слегка поморщилась, вспоминая, что они делали, кроме убийства Тавирда и…

– Ждали, когда дракон полетит охотиться, – прошептала я. – Они хотели ограбить деревню. – Сильнее нахмурилась, поднимая глаза на наставника и спрашивая: – Старосту?

– Староста переправлял кое‑что ценное исследователям правителей, изучающим опасные окрестности. Брат Гар’хорта хотел раздобыть зелье духа – так несведущие называли воду реки Истины.

И меня осенило – сон мгновенно развеялся:

– Им нужна была магия! – на эмоциях воскликнула, подавшись вперед, но вцепившись в край алтаря, тише заметила: – Вы сказали, что эльфы рождались с Единством, а у людей его не было.

– Асфирель, у всех рас, кроме людей, было Единство. У многих слабое, у соггоров сильное. У нашей расы было знание, которое мы хранили в строжайшей тайне.

– Ваша Обитель стояла у истока реки Истины.

– Лиловый рассвет, – мечтательно улыбнулся соггор. – В его святилище впускали только достойных.

– Полуразрушенный дворец неподалеку… – Вспомнила башни, увитые растительностью.

– Я завидую тебе, Асфирель, – с печалью в голосе признался наставник, – хотел бы я увидеть то же, что видела ты.

– Простите, наверное, мне не стоит…

– Успокойся, – он накрыл мою руку своей – от гладкой ладони исходила прохлада. – Соггоры знали: если окунуться в реку с головой хотя бы раз, глотнуть ее воды, вдохнуть хотя бы капли, то Единство усиливается. Взрослому потом приходилось работать над балансом между духами и собственным «я», как сейчас тебе, а с детьми проще.

– Они учатся этому, как языку, – кивнула я.

– Да, незаметно и легко все воспринимают. Соггоры окунали в реку годовалых малышей, – сжал руку, а затем убрал ее. – Эта сила помогала нашим предкам править миром. Дополнительное влияние на другие расы. С виксартами и васовергами всегда было трудно справиться, а когда у них еще и Единство было…

– Насколько я помню, васоверги не признают духов.

– Раньше было иначе, просто не все духи предпочитают, чтобы ими управляли. Поэтому силы васовергов были ограничены, а вот у людей…

Наставник тяжело вздохнул, задумался ненадолго, а затем чуть качнул головой, будто стряхнул оцепенение, и продолжил:

– Соггоры видели, что люди часто умирали из‑за слабости. Мои предки хотели помочь, Асфирель. Первые человеческие маги родились и были воспитаны в Обители Лилового Рассвета.

– Человеческих детей окунули в реку, – поняла я.

– Окунули. Соггоры не надеялись, что успех будет, но он был колоссальным. Понимаешь, Асфирель, каждой расе присуща какая‑то ярко выраженная черта, но у вас такой нет. Вы всегда непредсказуемы – сильно зависите от настроения. Когда Единство было с нами, мы восстанавливали силы с помощью еды, соков. Воды реки Истины питают все вокруг. Восстановление было медленным, и поэтому мы тратили магические силы с умом. Но у людей все было иначе. Вы восстанавливали силы быстрее, гораздо быстрее, а духи… В вас сочетались силы, которые не могли уживаться в других существах.

– Соггоры боялись людей, – перебила я. – Поэтому выступили против?

– Нет. Соггоры любили людей, да и сейчас… Вы притягиваете своей сложностью. Посмотри на Кейела, – кивнул в сторону пустого дверного проема. – Когда он уходил, был совсем другим. Я помню его: мальчик улыбался, смеялся, учился это делать, но глаза были безжизненными. И сейчас, когда он вернулся, мне трудно угадать какой он. Каким духам служит, в чем его слабости, а в чем сила. Куда проще охарактеризовать второго Вольного, пришедшего с вами. И тогда, много столетий назад, ваша многогранность поселила сомнение в соггоров. К тому же названный брат Гар’хорта стал прекрасным примером, отображающим вашу опасную сторону. Он обладал цепким умом. Хоть и рос в рабстве у малообразованной расы, но научился читать, писать и считать. Он же заметил, что самые сильные человеческие маги были выходцами Обители Лилового Рассвета, и рассказал об этом Гар’хорту.

– И они стали охотиться за зельем духа…

Я посмотрела на пол. На каменных плитах растянулись трещины, напоминающие густые ветки.

– Соггоры всегда были бдительными, и многое понимали, но у нас есть некоторый недостаток, не позволяющий нам вовремя остановить того, кто несет угрозу. Мы до последнего ждем и надеемся на лучшее. И когда соггоры узнали о желаниях брата Гар’хорта, взвесили все риски, рассудили, что людям рано давать свободу. Кто знал, что беловолосые шан’ниэрды так активно схватятся за идею, о которой правители хотели тихо забыть? Если бы другие расы узнали о их тайне, о том, что река Истины укрепляет Единство и дарует больше сил, то развязалась бы война.

– Она и без того развязалась, – глухо произнесла я.

– Развязалась, – в тон мне согласился он. – Соггоры не могли дать людям свободу. Друг Гар’хорта показал, что люди не только терпят, как гелдовы, не только живут полной жизнью, как фангры, если дать им волю, но и, обладая жадностью эльфов, могут атаковать, как васоверги. Асфирель, если вы получаете хоть немного превосходства над другими, то стремитесь подчинить. Вы, как беловолосые шан’ниэрды, не готовы принимать чужие предпочтения, не готовы мириться с ними. Почему‑то видите в них угрозу и подавляете.

– Неправда, – слабо воспротивилась, покачивая ногами. – Сейчас люди в Фадрагосе…

Замолчала. Сейчас люди в Фадрагосе – низшая раса. Без Единства, мы еще и слабые, но при этом… «Посмотри на Кейела ». При этом своей непредсказуемостью побеждаем и вызываем беспокойство в мировом порядке.

– Если сейчас рассказать об этом всем, вам все равно не поверят, – твердо произнесла я.

– Кто‑то поверит, – равнодушно отозвался соггор, тоже покачивая ногами в темп мне. Все еще не теряет надежды стать моим наставником? Пытается вызвать симпатию, подражая. – Но тот, кто поверит, захочет отомстить Энраилл. Мир погибал, Асфирель. Расы истребляли друг друга, ненависть стала похожей на запутанный клубок крепких нитей. Те, кто хорошо знает историю предков, поймут, почему Энраилл отобрали Единство.

Он снова тяжело вздохнул, и я договорила вместо него:

– Но те, кто далек от высших гильдий, будут считать, что соггоры и Энраилл просто не позволили от рождения сильным расам стать еще сильнее. Да, васоверги и виксарты будут крайне расстроены.

– И не только они. Вольный, пришедший с вами, немногим похож на истинного беловолосого шан’ниэрда. Поверь, они начнут искать вариант, как победить проклятие и получить Единство с помощью реки Истины.

– А если сообщить, что самой сильной расой в итоге станут люди?

– Тогда сначала убьют вас, а потом начнут искать способ снять проклятие. И попутно уничтожат всех, кто все это время защищал Энраилл. И в этом даже есть какая‑то ирония, ведь первыми пострадают те, кто хранит и распространяет искаженные знания о них. Мудрецы, Энраилл… Первыми пострадают они же сами.

Я насторожилась. Украдкой глянула на соггора.

– Ты же знаешь о мудрецах? – спросил он. В черных глазах почудился лукавый блеск.

Зачем спрашивает, если уже открыто сообщил о них?

– А Кейел, случаем, у вас не учился? – язвительно поинтересовалась, стараясь разгадать намерения старика.

– К сожалению, нет, – улыбнулся, отчего края шелушащейся кожи на подбородке блеснули, – но он учился у Десиена, а я много времени проводил рядом с этим хитрым балкором.

Я хмыкнула, но поддерживать разговор о троице, окутанной мраком и тайной, не стала. Запутаюсь еще больше кому можно доверять, а кому нельзя. Тут хоть бы в непростой истории Фадрагоса разобраться, раз уж внутри все горит и толкает к этому. Если я вестница, неужели меня ждет банальная смерть в конце пути? Зачем мне нужны все эти знания?

– Энраилл оклеветали соггоров, а они просто ушли, – проговорила я, склоняя голову к плечу. – Потеряли дом, силу, а к власти пришли мудрецы. Пусть и правят регионами правители, но сила все равно в информации. Получается Энраилл обманом отобрали у вас все, а вы смиренно простили и теперь выживаете на севере, вдали от дорогих сердцу духов. Неужели ни капли не обидно?

Вдруг кому‑то из соггоров действительно обидно за такую историю и у него есть сила, позволяющая отомстить. Мотив… Силы недостаточно, нужны еще и знания. Значит, такой соггор хорошо знает историю и имеет доступ к любой информации. Соггор близок к власти…

Быть может, Десиен прав насчет наставника. Что если я вестница, которая ищет ведьму? Мой скепсис и взгляд со стороны позволяет непредвзято относиться к истории Фадрагоса. Может, и так. А когда найду ведьму, то что? Наверное, Единство позволит мне стать сильнее и победить ее. Победить ли, с учетом того, что я чувствую смерть впереди своего пути?..

Тем временем наставник ответил:

– Энраилл нашли способ завершить кровопролитие, Асфирель. Соггоры всю войну не позволяли чужакам подступиться к истоку реки Истины. Наши предки умирали, а дети рождались не так часто. Древние оберегали Обитель от драконов и других опасных существ, но разумные существа находили способ проникнуть туда. И никто бы не остановился, пока не убил бы последнего соггора. Когда Энраилл отобрали Единство, мои предки смогли оставить реку, сбежать и сохранить хоть что‑то от своей расы. Виновник должен был быть объявлен, чтобы сплотить остальных общей победой. И в нашем случае, принять вину – стало спасением.

Жалость кольнуло сердце. Их изгнали не за жестокость, а за то, что они боролись с жестокостью. Объявили живодерами и лишили сил, которые позволяли быть выше других рас. И даже в этом случае соггоры восприняли все рассудительно, выбрали тот вариант, который угодил бы всем. Кроме них самих… Они пожертвовали собой, чтобы остановить войну. И от этого подозрение, что ведьма среди соггоров, только усиливается.

– Но прошло столько времени, может пора попросить прощение и вернуться, – не могла уняться во мне чужая сила.

– Нас ненавидят. А чтобы полюбили, нужно рассказать правду.

– Правду нельзя рассказать всему миру. – Холодок коснулся спины, заставил поежиться от страха. – И о моем Единстве тоже не должны узнать те, кто не разбирается в «строительстве»…

Наставник приобнял меня за плечи. Возможно, я должна была расслабиться в этих чутких объятиях, но лишь внутренне подобралась. Ведьмой двигает фанатизм, который присущ истинным правителям, или эгоизм, подобный тому, что проснулся в наставнике?

Нельзя делать поспешные выводы… Не спеши, Асфи.

– Дитя, – наставник обратился так, будто извинялся, – мудрецы окрестили тебя ведьмой. Даже если настоящую ведьму найдут, мудрецы объявят тебя сообщницей. Какие бы мечты ни лелеял Вольный о твоем благополучии, тебе лучше бежать из нашего мира.

«Лучше бежать» – эти слова застряли в мыслях. Они повторялись, словно пластинку заело, чем очень нервировали. Чувства бунтовались против побега, несмотря на то, что я и сама планировалавернуться домой. Почему я должна бежать, если в этой войне ничего плохого никому не делала? Злость росла с каждой безуспешной попыткой наставника добиться отклика духов. Она продолжала расти с каждой ступенькой, оставленной позади.

Мы вышли в сад. Птичий щебет оглушил. Солнце перевалило за зенит, свет отражался от неровной насыпи снега и до рези слепил глаза. Морозный воздух ударил в лицо свежестью, наполнил легкие. Голова слегка закружилась.

– Пообедаете у меня? – предложил наставник, поправив воротник мехового плаща, и подставил локоть.

Я ухватилась за него, все еще щурясь и привыкая к яркому свету.

– Думаю, Кейел устал ждать нас. Спросим у него? И мне очень жаль, что ничего не получилось. Не знаю, что изменилось, – бесстыже соврала, опустив голову.

– Не беспокойся, Асфирель. Ты сказала, что безоговорочно доверяешь фангре. Насколько я наслышан, она быстро всему учится. Пусть поможет тебе найти баланс с Единством, а потом мы сможем продолжить обучение и подготовку к ритуалу.

Кейел должен был ждать в гостиной, но мы не успели дойти до крыльца, как он уже сбегал по лестнице, запахивая полы темно‑серой куртки. Смотрел под ноги, хмурился и сильно сжимал в руке варежки. Выражение лица такое, будто кто‑то сильно испортил ему настроение.

– Я так понимаю, до завтра? – остановившись в полуметре от нас, спросил у наставника.

И чего так челюсти и губы сжимает? А в глазах холод похлеще того, что на улице…

– До завтра, – кивнул наставник, возможно, не замечая скрытую агрессию Вольного. И с улыбкой обратился ко мне: – Я сообщу уважаемому целителю, что нам потребуется ненадолго помощь твоей подруги. Жду вас обеих завтра.

– Подруги? – голос Кейела прозвучал тихо, растерянно, но выглядел парень все равно очень собранным. Напряженным.

Так он с Десиеном в сговоре? Значит, оба меня проверяли. Кейел верит, что я ведьма… Вот так новости.

– Асфирель внезапно стала относиться ко мне с подозрением, – почесывая подбородок, задумчиво произнес наставник. – Не знаешь, с чего бы это?

– Нет, – быстро ответил Кейел.

– Останетесь на обед?

– Нет, спасибо.

А если я хочу остаться? Мог бы и поинтересоваться.

Я старалась пристально не рассматривать Кейела и хотя бы иногда отводить от него взгляд на узкую колею. Однако его поведение одновременно злило и радовало, чем, конечно же, притягивало внимание. Я подмечала, как он постепенно расслабляется, как все чаще уголки его губ дергаются, но, наверное, он не позволял себе улыбнуться. Судя по блеску в теплых глазах, Вольный был готов даже расхохотаться. Если бы не опасался выдать себя…

Значит, точно проверка. И она выявила, что я не ведьма. А если бы наставник все же нашел способ заставить меня доверять ему, неужели Кейел поверил бы в чепуху, которую распространили мудрецы?

– Ты голодна? – спросил, тряхнув головой – непослушные волосы от этого все равно за уши не убрались.

Я сжала руку в кулак, не разрешая себе стащить варежку и проявить заботу. В конце концов, Кейел тоже может освободить руки.

– С чего вдруг спрашиваешь?

– Просто интересуюсь. – Он все же улыбнулся.

Раздражение вспыхнуло, как фитиль.

– Кейел, обычно я задаю вопросы, а ты отвечаешь, и то если захочешь. Конкретно – редко. Все чаще хмыкаешь и ускоряешься. А сегодня у тебя настроение…

– Аня, давай прогуляемся, пообедаем в городе.

Сердце споткнулось, во рту появилась легкая сухость. Опять Аня? И снова чувствую себя влюбленной девчонкой, а ведь давно не подросток. И игривость Кейела баламутит мысли, согревает в груди. Куда подевалась твоя гордость, Ань?

– Давай.

Из‑за першения в горле получился полушепот, но Кейел расслышал, улыбнулся широко. Злость стремительно таяла, но как только казалось, что окончательно исчезала, снова взметалась.

– За озером есть таверна, где к горячим блюдам раньше подавали пышки с сырной начинкой. По‑моему, они были вкусными.

– Ты не уверен? – изогнула бровь.

– Тогда мне было все равно, – усмехнулся Кейел.

Он привычно замолчал, ускоряясь, но сегодняшнее безмолвие было заполнено не разочарованием и тоской, а каким‑то восторгом. Но ведь между нами ничего не изменилось: я все еще обманщица, а Кейел – жертва обмана.

Мы пересекали небольшую, людную улочку, когда услышали плач. Кейел выставил руку передо мной, останавливая. Народ неповоротливо, медленно расступался к расчищенным тротуарам.

Похороны… Горечь утраты и смерти трудно спутать с чем‑то другим. Не было черной одежды, не было длинной колонны из сочувствующих друзей, не было венков в руках. Олень тащил длинные сани с телом, чье очертание виднелось под тонкой светлой тканью; фангр понуро вел оленя под уздцы. Следом, опираясь на палку, ковыляла старушка, человечка. Она и всхлипывала, пряча лицо под глубоким капюшоном и иногда срываясь на плач.

– Пусть Солнце заберет его душу, – донеслось за спиной.

– Да не отвернутся духи от него, – долетело от низкорослого мужчины справа.

Тихие голоса раздавались в толпе, нагнетая и без того неприятную обстановку.

– Пойдем, – шепнул Кейел, взяв меня за руку.

Стараясь не толкаться, мы жались к стенам и прилавкам. Миновали квартал и беспрепятственно перешли улицу.

– Побледнела так, будто смерти никогда не встречала.

Я пожала плечами, но, скорее всего, под толстой курткой этот жест остался незамеченным. Внезапное напоминание о вестнице пугало смертью, а тут еще и наглядный пример. Возможно, поэтому растерялась.

Кейел сжал руку крепче, помогая пройти скользкий участок на углу дома, и я только поняла, что он все еще не выпустил ее. Казалось, тепло его ладони проникает к моей даже через варежки. Чтобы заполнить неловкое молчание, я полюбопытствовала:

– Кладбище на территории города или за стеной?

– На севере нет кладбища, – охотно ответил Кейел. – Тела умерших моют, одевают по прихоти родных, а затем вывозят за стену.

– А там?

Он цокнул языком, бросив на меня мимолетный взгляд, будто сомневался отвечать или нет, но все же сказал:

– А там сваливают в кучу. Аня, ледяных драконов лучше держать сытыми. Их тут немного, едят они нечасто, и им все равно разумные существа в нарядной одежде или туши овцебыков. Постоянно полная кормушка не только драконов от агрессии сдерживает, но и при случае не позволит кому‑либо навредить городу. Они будут ее защищать.

Звучит, конечно, логично, но…

– Это кошмарно.

– Что именно тебе не нравится? Осторожно. – Кейел дернул за руку, притягивая к себе и позволяя детворе промчаться мимо, не столкнувшись со мной.

Когда крики и смех затихли, оставляя на узкой, залитой солнечным светом улице только лай собачонки и щебет птиц, я отстранилась от него и пояснила:

– Мне не нравится, что кто‑то скармливает родных, пусть и умерших, драконам. Это неправильно.

– А как правильно? – Кейел украдкой наблюдал за мной, возобновляя путь.

Я закусила губу, обдумывая, как ему, человеку, донести о человечности, но отвлеклась на другие мысли. Вот оно… «Вы, как беловолосые шан’ниэрды, не готовы принимать чужие предпочтения, не готовы мириться с ними. Почему‑то видите в них угрозу и подавляете ». Чем мне мешает традиция северян Фадрагоса?

Кейел, не дождавшись ответа, заговорил:

– Какая разница, кому достанется твоя оболочка: червям или драконам?

Я скривилась.

– Тогда лучше сжечь.

– Твой пепел тоже сослужит пользу, – подмигнул Вольный. – Должна же твоя эгоистичная натура хоть когда‑нибудь принести ее.

– Еще немного таких бесед, и я откажусь от идеи пообедать с тобой, – улыбнулась я.

– Ты первая стала задавать глупые вопросы. – По‑прежнему, не выпуская руки, он несильно толкнул меня плечом, и я хохотнула.

Нет, на Земле, конечно, тоже важно быть полезным. Просто… Не доходит до такого фанатизма.

Глава 15. Замок

Утренний свет постепенно отвоевывал территорию. На низком бревенчатом потолке уже можно было рассмотреть трещинки и стыки. Соседские петухи пока еще молчали.

Я улеглась на спине удобнее, подтянула тяжелое одеяло к подбородку и вытянула руку. Пальцем провела в воздухе линию, повторяя рельеф балки. Несколько дней после непростого разговора с Кейелом я была неприступна для сожалений и уверенная в правильности высказанных тогда слов. Несколько дней… Видимо, они прошли, и наступил плохой период.

Спрятала руку под одеяло, перевернулась на бок и посмотрела на дверь. Именно возле нее Кейел и испортил замечательный день. Все было так хорошо, а потом… потом радость как отрезало.

Пышки с сырной начинкой в уютной таверне, расположившейся за замерзшим озером, и впрямь были вкусными. Непринужденная атмосфера расслабляла. Мои глупые для Фадрагоса вопросы и рассуждения лились так, будто я дорвалась до запретного. Кейел же подшучивал надо мной и смеялся. Его смех подначивал спрашивать и говорить еще и еще… Лишь бы только он не прекращал смеяться. Только бы его теплые глаза сияли от радости.

И будто никаких ссор между нами не происходило, мы гуляли после сытного обеда. Гуляли дотемна, снова нагоняя аппетит. Играли в снежки с гурьбой детей, завлекали заинтересовавшихся взрослых. Я пыталась научить фадрагосцев лепить снеговиков, но снег не хотел лепиться. Снеговик получился маленьким, кособоким – плотная насыпь. Глаза из угольков выпадали, а когда я надавила сильнее, часть хрупкой головы отвалилась.

– Теперь понятно, почему ты такая пугливая, – шептал Кейел, склонившись у меня за спиной, пока я, шмыгая носом и сидя на корточках, пыталась приделать снеговику руки из веток. – В вашем мире детей учат создавать монстров, а потом их мучают кошмары. Помнишь, как тебя в лесу? Нет, Аня, убери эти палки! Ты будто решила приделать плачущей деве лапы тлетворных пауков. Пожалей, ребят.

– Это я еще не нашла чем морковку заменить!

Фонарщики, в основном подростки, разжигали по главным улицам фонари. На вечернем небе появлялись первые звезды. Мы неспешно двигались домой, делая крюк, чтобы заглянуть к ребятам. В их доме пахло жареным мясом и тушеными овощами. Елрех хлопотала на кухне – более просторной, чем в наших с Кейелом домиках, – Роми тренировался, бросая дротики в подвешенный на стену щит. Ив расстроилась, услышав о том, что у меня с наставником не вышло работать дальше, а может, просто хотела проявить дружеское сочувствие. В отличие от Роми – он усмехался, оглядываясь на Кейела, что наводило на неприятную мысль: либо рогатый тоже участвовал в сговоре, либо догадался о намерениях этих двоих еще в гостях у Десиена. В любом случае, как бы он ни любил Елрех, как бы ему ни была симпатична Феррари, нас с ним это все равно не сближало, не делало друзьями. Задерживаться мы с Кейелом не стали, решив, что поужинаем у меня.

Во время ужина я тайно ликовала. Обычно мы ели по отдельности и вообще старались не пересекаться, когда хлопотали по дому, но в тот поздний вечер все сложилось иначе. Густой суп на оленине казался вкуснее, как и почерствевшая за пару дней лепешка. Тесная, темная кухня внезапно обрела какое‑то свое очарование и уют. Я сидела на единственном табурете, за маленьким столом, а Кейел ужинал, втиснувшись между умывальником и полками, прислоняясь к подоконнику. И даже тогда мы говорили о какой‑то ерунде, которую я почти сразу же забывала.

Вздохнула тяжело, снова ерзая на кровати и подбираясь в воспоминаниях к финалу того вечера. Все же я поступила правильно, ведь даже сейчас в голову не приходит никакой другой вариант для обмана, который устроил бы всех. Сжала уголок подушки, закрывая глаза.

Помню, как испугалась, когда Кейел неожиданно остановился возле двери и, быстро обняв меня, склонился. Я съежилась и, попятившись, оступилась. Кейел замер, удерживая меня. Его ладони согревали поясницу, пальцы давили возле позвоночника, дыхание, ласкающее щеку, будоражило фантазию. Надежды на продолжение и поцелуй мгновенно росли до образов светлого будущего и безумной любви между нами.

– Аня, ты любишь меня? – Этот шепот до сих пор слышится мне в тишине.

Я боролась с надеждами, боролась с собой, понимая, что ни к чему хорошему это не приведет. Да и вопрос… Что я могла ответить, чтобы не подставить себя и не подвести Елрех? А еще Тиналь, Фираэн…

– Аня, я ведь вижу, что любишь.

Я вдохнула глубже, подняла голову и, стараясь смотреть в глаза, убрала его руки от себя. Отступив, твердо произнесла:

– Ты ошибаешься.

Он ласково улыбался, словно понимал, что слышит обман, и молчал, и я хотела только одного: заполнить чертову тишину. Злость на себя смешалась с ненавистью к Фадрагосу, к тому, что случилось со мной в этом мире. И лживые слова складывались гладко, позволяя окончательно поставить точку в бессмысленных отношениях. Глядя на легкую насмешку, застывшую на самом красивом лице, стараясь не замечать восхищения в самых родных глазах, я сжала кулаки и повторила тверже, чтобы развеять его сомнения и наши надежды:

– Ты ошибаешься, как и я раньше. Во дворце я испугалась, что тебя убьют, и ошиблась в чувствах. Ты Вольный, наверное, поэтому тебе трудно понять, как другие тоже могут не разобраться в них. Я всего лишь хотела избежать еще одной смерти, вина за которую тоже легла бы на мою душу. Остальное ты додумал сам. Мы додумали.

– Опять врешь, Аня, – усмехнулся он.

Прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди. Его уверенность заметно блекла. В глазах пропало счастье, голос прозвучал грубее:

– Многое не укладывается в общую картину, понимаешь? Вы с Елрех что‑то скрываете, но к тебе это никакого отношения не имеет, так ведь?

Я нахмурилась, не представляя, что он там себе надумал, но проговорила:

– Кейел, если бы та ситуация повторилась снова, я бы так же все бросила, опасаясь за твою жизнь. Но я пожалела, что последовала за тобой и дальше. Позже я поняла, что мы не подходим друг другу, что жизнь скитальца – не мое.

– И тебе было настолько плохо со мной, что ты плакала, а после жаловалась Елрех? – Натянутая усмешка, превратилась в кривую ухмылку.

– Мне было хорошо с тобой, честно, – заверила я. – Но я устала обманывать. Устала притворяться, что ты мне дорог больше, чем друг. Сегодня днем было хорошо, а сейчас опять плохо. Ты переходишь дружескую черту.

– И что именно тебе не нравится? Я не перехожу черту, – судорожно вздохнул, отворачиваясь. Сглотнул и продолжил: – Мы просто говорим по душам, выясняем то, что давно надо было выяснить.

Я развела руками, не зная, что ответить. Сердце сжималось в груди, дрожало, не то от страха неизбежной потери, не то от очередной порции ненависти к себе.

– А я жду, Кейел, – наконец‑то, сообразила, что сказать. – Жду, когда ты повысишь голос, когда начнешь обзывать и унижать. Ты же легко срываешься и считаешь, что такое обращение с женщиной в порядке вещей. Это ведь в вашей природе.

Он бросил мимолетный ошарашенный взгляд на меня, но снова уставился на огонь в камине. Хмыкнул и, нервно убирая волосы за уши, уточнил:

– В вашей?

Я пожала плечами, крепко сцепив руки за спиной.

– Фадрагосцев. А знаешь, наверное, северян. – Понимала, что бью по больному, но не могла отступить. Не имела права. – Волтуар никогда не позволял себе подобного. А с Женькой мы жили в унисон. Он бы никогда не оскорбил меня и никакие тренировки не вынудили бы его поднять на меня руку. А может, дело в тебе. Дело в том, что ты Вольный, и этого не изменить.

Я не повышала голоса, старалась быть спокойной, но на всякий случай отступила. Предел терпения Вольного пока еще наверняка не знала. Он шумно втянул воздух через нос, мгновенно меняясь в настроении. Презрительно осмотрел меня с ног до головы и, приподняв брови, тихо произнес:

– Не знаю, как было с твоим женихом, но Волтуар… Если бы ни его расовая слабость, думаешь, он бы терпел человечку рядом? Ты хоть одну, кроме себя, возле него видела? Может, и не собственной рукой, но он убивает женщин ежедневно. Им ты восхищаешься?

Сильно задела…

– Он всего лишь… – запнулась, не желая оправдывать жестокость, но понимала, что это необходимость. Вздернула подбородок и с вызовом в интонациях проговорила: – Он правитель и работает с показателями. Вместо жертв он видит цифры. Ему приходится. И знаешь, в отличие от тебя, того, кто якобы несет Фадрагосу пользу и спасение мира, он этим уже занимается, а ты пока только оставляешь смерть и разруху!

Кейел морщился несколько секунд, а затем, схватив куртку с комода, выскочил в прихожую и хлопнул дверью.

Поутру он не пришел завтракать, а к наставнику мы с Елрех отправились вдвоем. Позже Кейел не появился у себя, но Роми успокаивал, что он всего‑навсего проводит больше времени в компании друга. У Десиена же и живет. Моя уверенность в правильности слов не отступала, усыпляла совесть и стыд, пока вчера я не вернулась от наставника в натопленный дом. Колотые дрова были сложены сразу возле низкого крыльца и укрыты холщовыми тряпками, а на кухне стояло два полных ведра с водой. В окнах дома Кейела замерла непроглядная темнота.

Могла ли я признаться, что люблю его, не подставляясь? Пришлось бы выдумывать новые отговорки, новое вранье о нашем с Елрех эмоциональном разговоре на берегу реки.

Не имела права и поступила правильно.

Я нехотя поднялась и, потирая глаза, зевнула. К счастью, для переживаний осталось мало времени и сил.

Мы с Елрех проводили дни вдвоем, с утра до позднего вечера, прерываясь только на обед. Она быстро поняла, что нужно делать. Расслабляющие массажи закончились – их сменили пения, напоминающие о йоге. Духи ощущались все легче и ярче даже после того, как я выпускала из рук древнюю ветку и уходила из священного зала.

Когда Кейел пробуждал во мне силу Единства, он говорил, что можно делить тело с кем‑то еще. Я не сразу разобралась, что речь о духах. Теперь же даже понимала, почему магию в Фадрагосе назвали именно так – Единство. Внутренние поводки, удерживающие духов, медленно обретали очертания характеров. Появлялись разные настроения, желания. Я не слышала их раньше, могла лишь ощущать, как какие‑то поводки натягиваются, скручиваются, напрягаются… Теперь я понимала каждого духа без слов. Их напряжение отдавалось в груди не просто предосторожностью, но имело разную эмоциональную окраску: злость, страх, мольба отступить, обиду. Это немного нервировало и отвлекало в те моменты, когда чувства духов заглушали мои собственные, смешивались и превращались в какофонию. Но неприятие такого чужеродного вмешательства ознаменовало первый успех. Обучение пошло другим руслом: в эмоциональные моменты я остепеняла духов, прекращая тренировки и отбирая у них раздражитель.

– Духи должны наслаждаться вместе с тобой, а не тогда, когда тебе плохо, – объясняла Елрех. – Впусти их в душу, Асфи. Открой им свои тайны и желания. Поделись ими со всем, что есть у тебя, пусть они полюбят то же, что и ты, и они станут твоей тенью.

Наверное, детям в самом деле было бы проще освоить Единство. Я не могла спрятать от духов мысли, но и не боялась, что они расскажут о них кому‑то еще, поэтому не понимала, как еще впустить их в себя. Мысленные разговоры ни к чему не приводили, медитации и повторения тренировок в доме тем более. Что нужно сделать?

Воспоминания о разговоре с Кейелом толкнули размышления к Волтуару и нашей первой ночи. Может, нужна сильная встряска, чтобы забыться? Надо поинтересоваться у наставника.

* * *

Кейел.

Снег мерцал под светом солнца, ледяные узоры на окне переливались гранями. Эльф поправлял шарф быстро перебегая улицу и стараясь раствориться в толпе. Со спины он выглядел взрослым, только слишком тощим, но ему было лишь одиннадцать лет. Совсем юный, но целеустремленный. Он рано научился читать и теперь работал городским посыльным и ежедневно подрабатывал на стороне, заскакивая к Десиену, чтобы рассказать, что любопытного успел подслушать, отдавая и принимая посылки. Иногда интересное звучало и на городских площадях. Любые сплетни, касающиеся политики, не ускользали от чуткого слуха парня. Сегодня, по моей просьбе, он, наконец‑то, принес информацию о Елрех. Как выяснилось, бесполезную.

Милую фангру трудно подозревать. Горожане сначала отнеслись к ней с подозрением, как и ко всем нам, но очень быстро целитель, у которого она бывала первые дни, расхвалил ее. Эльф не нашел того, кто недолюбливал бы полукровку и заметил бы за ней что‑нибудь странное. Как и мы, хоть и жили с ней бок о бок столько времени. Ведьма ли ты, Елрех?

Из коридора донесся стук каблуков. Дверь беззвучно открылась, мелькнув белой поверхностью в отражении стекла. Только Дес заходит в комнату, выделенную мне, без стука и разрешения. Он беззвучно закрыл дверь и тихо поделился:

– Ящерка небесных принесла письма из региона Цветущего плато. В последний раз знак ведьмы появился в регионе виксартов.

– В каком поселение?

Беспокойство за Кхангатора колыхнуло сердце. Я чуть повернул голову в тот момент, когда Дес приблизился и остановился возле меня. Вытягивая шею и с любопытством рассматривая улицу, он ответил:

– Рамбин.

О Кхангаторе не стоит волноваться. С этим племенем они как раз враждовали.

– Как давно?

Если Елрех в это время уже была на севере, значит, подозрения насчет нее снизятся. Не покидая города, заниматься колдовством затруднительно – нужно подходящее помещение… Я заправил волосы за уши, запоминая эту мысль. Городские ворота нельзя пересечь, незамеченным охраной.

– Четыре недели назад. – Дес постучал пальцами по подоконнику и развернулся. Направившись к креслу, стоящему у камина, продолжил: – Кто из Повелителей побывал у них в гостях неизвестно – все поселение погибло. Соответственно, свидетелей не осталось. Там же нашли двух мертвых драконов. Совсем молодых. Написано, что им не было и периода.

Удивительные вести. Откуда в Фадрагосе взяться молодым драконам, если плод в яйцах формируется лишь в одном небольшом регионе? Я тоже отошел от окна. Сел посреди комнаты на светлый толстый ковер, подогнув ногу в колене, и напомнил:

– За Долину драконов воюют.

Дес развалился в кресле и улыбнулся. Его глаза выражали абсолютное равнодушие к этой теме.

– Говорят, Кхангатор отступил. Причин не знают, но подозревают, что это связано со смертью его дочери. И, как выяснилось, он тайно поддерживал еще две стороны в войне, поэтому с его уходом в долине стало немного просторнее. – Дес развел указательный и большой палец. – Чуть больше чем на одного желающего, отхватить лакомый кусочек. Видимо, племени Рамбин повезло, и их драконы смогли появиться на свет, но потом удача неожиданно отвернулась. Ничего особенного, с каждым случается.

– И что насчет этого говорят мудрецы? Опять приплетают в эту историю меня или Аню?

В отличие от Волтуара, Дес ценил сплетни и слухи выше официальных новостей и наверняка уже заинтересовался историей Кхангатора и Вайли подробнее. Он махнул рукой. Раскачивая коленом из стороны в сторону, произнес:

– Нет, в этой истории ваши имена не мелькали и ведьму не вспомнили. – Скривился. – Ты же знаешь, мы верим мудрецам меньше, чем Аклен’Ил. Если бы могли каждому рассказать, кто они, то даже не передавали бы вести от них горожанам. Но ведь приходится считаться с мнением великих хранителей знаний. Кстати, – его нога замерла, а взгляд застыл на мне, – ты же не рассказал своим дружкам, кто такие мудрецы на самом деле?

Я с разочарованием усмехнулся. Иногда кажется, что исследовательница уже готова поверить, но я часто вижу, как она стремится оправдать то, к чему привыкла.

– Знает только Аня, – признался. Горечь расплылась в груди, оставила привкус на языке. – Я думал, что могу доверять ей.

– В таком деле никому нельзя доверять, – негромко сказал Дес, но осуждения в его голосе не звучало. – Когда‑то я также оплошал с тобой. Ежедневно делился, кого подставил, а кого немного продвинул незаконно, а ты до сих пор жив, к тому же еще вернулся. – И быстро спросил: – Она не рассказала Елрех?

– Не знаю, – на выдохе протянул я.

Запустил пальцы в волосы и опрокинулся на спину – мягкий ворс встретил затылок. Я закрыл глаза, позволяя дневному свету проникать через веки оранжевыми пятнами. Надо было гнать всех прочь, кроме Ани, и никого не подпускать к нам, тогда проблем было бы меньше. Взглянул на Деса и спросил:

– Что дадут эти знания ведьме? Тем более полукровке никогда не поверят, расскажи она подобную ересь кому‑то. Поднимут на смех.

Дес молчал, облокотившись на подлокотник и подперев кулаком подбородок. Уставившись на окно, он пробормотал, будто и не на вопрос отвечал, а так – рассуждал вслух:

– Думаю, каждая мелочь в мире имеет значение. Одно поражение дарит кому‑то победу, одно событие толкает второе. Одни секреты важно отпустить, а другие сберечь. Но, возможно, ты прав. Иногда знания бывают бесполезны и только отвлекают от главного. – Тяжело вздохнув, опять замолчал.

Я отвернулся от него, снова мысленно допуская, что Дес не ошибся. Просто ищу Елрех оправдания, но не нахожу.

Она давно скитается по Фадрагосу, прикрываясь именем уважаемой и сильнейшей гильдии алхимиков. Отшельничество милая фангра объясняла происхождением. Скорее всего, она давно искала сокровищницу, а теперь через Аню использует меня. Я сам подарил ей такую возможность, сам отыскал ее, а через наивную девочку из чужого мира она все выведала обо мне. Аня всего лишь жертва в этом всем, как и Ромиар. Да, Вольный… Выходит, он и есть тот, кто мешается под ногами. Наверное, служит злым духам, но никогда этого не признает. А может, добрым, но все равно разум шан’ниэрда, даже Вольного, ослепленный любовью, как бы ни сопротивлялся, всегда найдет оправдание возлюбленной. И если за Елрех водятся какие‑то странности, Ромиар не сообщит о них. И если она в самом деле ведьма, пока мы на севере, не проявит себя. У меня нет выбора, как только привести ее в сокровищницу. И даже если там она себя не выдаст, я смогу использовать чашу Аклен и Ил. Чаша покажет моего врага наверняка.

– У Ани успехи в освоении силы, – проговорил я, разглядывая фреску на потолке. Ромиар все же полезен, хоть и излишне догадлив.

– Я знаю. Слежу за ней. За всеми вами, – лениво произнес Дес. Уверен, он не поменял своей позы и не отвел глаз от окна.

– Если милая фангра – ведьма, мне нужно вывести ее за пределы города.

– Тебе, как и раньше, не хватает терпения. Не спеши, Кейел. Вдруг это не она, вдруг твой враг совсем не ведьма.

Не отрицаю. У меня есть только предположения, и это раздражает. Фангра нравится мне, и не хотелось бы, чтобы она оказалось той, кого придется убить. К тому же для Ани это будет сильным ударом.

Я приподнялся на локтях и попросил:

– Проверь записи охраны городских ворот.

– Что ты хочешь в них увидеть? – заинтересовался Дес.

– Нет ли постоянных совпадений по отлучкам кого‑либо из города с появлением в Фадрагосе Повелителей. Если они есть, мы значительно сократим список подозреваемых.

– Или увеличим, – поморщился Дес.

– Ведьма умеет читать древний язык, у нее есть знания, доступные на севере лишь тем, кто приближен к правителям. Будь я на ее месте, то уходил бы дальше в лес. Куда‑нибудь к горам, где часто приходится использовать амулеты, напитанные силой духов. Это бы сбивало со следа, если бы вдруг из теплых регионов вам прислали амулеты поиска или ищеек.

Он покачал головой, будто взвешивал мою идею, а затем кивнул и хлопнул по подлокотникам.

– Мы искали в городе, но не думали искать за его пределами. Вернее, думали, конечно, но где‑то гораздо дальше. Буду с тобой откровенным, с самого начала подозрения пали на Энраилл. У них есть все, кроме силы ведьмы, но ее они могли найти среди больных солнечной болезнью. Сегодня беднягу уговорили применить силу, а утром он уже все забыл. Как тебе? Это идеальное оружие! – Щелкнул пальцами. – Но вот мотива мы так и не придумали. Пришлось обратиться за помощью к правителям ближайшего региона. Надеялись, что они подкинут нам каких‑нибудь новостей, не предназначенных для широкой огласки, и в них найдется мотив. Даже тонко намекнули им на подозреваемых. Понадеялись, что вражда Аклен’Ил с мудрецами, тоже натолкнет их на верный путь.

– Они другие, Дес. Мыслят иначе.

– Знаю. И окончательно утвердился, когда они посовещались и послушно понеслись к мудрецам за советом, приняв наш намек за совет обратиться к ним. Ни шагу без их ведома и все по строгой указке духов. С каких пор они стали заменять трезвый разум? Прости, не хотел тебя обидеть.

Я поморщился. Алурей давно оставил меня одного, будто я стал ему не нужен. Он больше не владеет моим разумом. Я просто делаю то, что должен.

– Вы подозревали Энраилл. Что заставило вас изменить мнение?

– Ничего. – Дес пожал плечами. – У нас по‑прежнему нет ни одного мотива. Там их превозносят, наши горожане уважают за стремление сохранить знания о прошлом. Как их обвинить, Кейел? Да и список подозреваемых… Ты же видел эти ящики с бумагами. Ведьма умрет от ожидания, пока мы их все разгребем!

Подозреваемых, если не искать мотив, в самом деле много: целые гильдии исследователей, множество независимых знахарей, южные племена, в чьих языках, часто используются схожие символы… Как сократить этот список, никто так и не придумал, а мудрецы, обвиняя невиновную, еще и усложняют поиски ведьмы. И наверняка Деса их поведение подталкивает на мысль, что Энраилл отводят от себя подозрения. Я вот теперь и их готов рассматривать, как ведьму.

Дес потер виски, а затем поднялся и произнес:

– Ты вчера здорово помог с трактовкой символа. Сходи в штаб и повтори успех. Прогуляешься, проветришься, чтобы я не переживал, что ты опять из‑за своей человечки аппетит и интерес к жизни потеряешь. Мир спаси, потом делай что хочешь. – Согнул руку в локте, выставив указательный палец. – Только на север не возвращайся.

Я улыбнулся, укладывая руки под голову.

– А ты?

– А я займусь твоей идеей. Мы ведь и не задумывались, что кто‑то мог предположить такую чушь, как обращение за помощью к мудрецам. Ищейки, поисковые амулеты… Это все слишком трудно для севера, слишком невероятно. К тому же мы не искали среди тех, кто стабильно выбирается в горы, а ведь среди них тоже мог кто‑нибудь затесаться. Какой‑нибудь изгой из почтенной семейки со своими обидами. Мы перерыли город вверх дном – и все. На этом успокоились.

Он быстрым шагом дошел до двери, уже открыл ее, но оглянулся и, нахмурившись, сообщил:

– А да, забыл сказать. Правители региона Цветущего плато все же рискнули и доверились нам. Делегация с Волтуаром во главе отправилась в путь несколько дней назад. Если погода будет благоприятной, они прибудут в течение недели‑двух. – Снова приоткрыл дверь, но опять закрыл ее.

Казалось, воздух стал плотнее. Я слушал, боясь пропустить малейший звук.

– И еще. В личном письме верховному правителю он просил о подарке. Кейел, прости меня друг, но мы не можем отказать ему. К тому же присутствие Ани на празднике – это мелочь. Ты можешь просто напиться и проспать весь праздник в моем доме. А можешь пойти туда и не позволить им даже поговорить. Но, само собой, без рукоприкладства и оскорблений. Пусть полюбуется ею издали. У тебя есть время на раздумья, но не затягивай. Тебе тоже нужно официальное приглашение.

Аня.

Ещё два дня тренировок не принесли никаких результатов, кроме падения моей уверенности в себе. Возможно, я плохая ученица, но ведь старалась изо всех сил. Перед сном беседовала с духами вслух, напоминая чокнутую, на тренировке пропускала через себя эмоции каждого. Точно знала, что Ксанджи не любили монотонное вытягивание гласных – однообразное пение, зато были в восторге Айссия и ещё несколько духов. Почти всегда холодно на все реагировал дух с тяжёлым поводком, будто железным, но железо отдавало пугающим холодом, мало что имеющим общего со свежим морозом. Этого духа я назвала Смертью. Он напоминал о ней, о болезнях, о чем‑то плохом, мрачном, но я помнила, как он помог спасти Роми.

Смерть наслаждался, когда мы с Елрех обсуждали мертвецов и Повелителей. Когда я рассказала о нем наставнику, он притащил меня в тайную библиотеку. На севере ее охраняли, вокруг возвели неприступные стены, и для горожан называлась она совсем не библиотекой. Это было самое дальнее южное крыло темниц, куда на время помещали опасных преступников. Были и другие библиотеки: открытые, закрытые, библиотека правителей, – но все знания в них не несли особой угрозы ни для истории Фадрагоса, ни для самого Фадрагоса. В тайной библиотеке, которую, как выяснилось, раньше часто посещали Кейел и Десиен, набираясь знаний о мире, мы провели два дня, но упоминания о духе, поселившемся во мне, не нашли. Наставник предположил, что это может быть один из тех духов, которые приходят к Вольным. О таких знают только Вольные, но ни под какими пытками не поделятся подробностями о них. Дополнил, что эта вероятность очень слабая, ведь я не Вольная, но отбрасывать ее не стал. Только порадовал, что все неподходящие мне духи так и останутся всего лишь духами на поводке – из‑за сильной разницы предпочтений, мы никогда не поймем друг друга. Может, я и не Вольная, но Вестницу с ее предчувствиями не придумала.

Эмоции духов будто вытесняли мои собственные. Я приходила домой уставшая, ужинала, не ощущая вкуса еле теплой еды, а потом, как только голова касалась подушки, меня накрывала ночная темнота. Кейел раз в два дня появлялся в моем доме, пока я была на занятиях. Протапливал дом, приносил воды, оставлял на кухне сверток со свежим хлебом, молоком и едой – наверное, брал готовые блюда у Десиена. Пару раз в горячей, натопленной бане, находящейся за домом, горели свечи, привлекая внимания. Кейел не забывал обо мне, несмотря на все, что ему пришлось услышать от меня. По утрам, пока мои эмоции оставались яркими, я осознавала, как сильно скучаю по Вольному. Хотелось увидеть его, поговорить с ним. Крепко сжать его руку. Признаться. В последнем я нуждалась сильнее всего.

Ещё через тройку безуспешных попыток впустить в себя духов наставник позволил отдохнуть. С самого утра выходного дня я помчалась к Феррари. Я уже знала, что увижу у нее в загоне – однажды мне удалось вырваться к ней на полчаса. Но лишь однажды. Малышка грустила в тесном помещении, но вела себя спокойно и тихо. У нее было сухо, тепло, всегда стояла свежая вода и кормили ее сытно. Но Феррари просилась на волю – она тоненько скулила, потираясь носом о мои руки, осторожно бодала дверцу головой, иногда оборачиваясь ко мне. При всем желании, я не могла ее выгулять. Десиен запретил выпускать девчонку даже под моим контролем. Городской защитник не допускал ни малейшей угрозы горожанам, и это вызывало двойственные чувства: он бессердечный чурбан, но достойный уважения защитник.

День отдыха прошел незаметно. Я провела первую половину дня у Феррари, радуя девчонку, а вторую гуляла по городу, высматривая опасные места. Вот только таких тут не было, а выйти за город оказалось проблематично. Высокие стены и неуступчивая охрана, требующая официального разрешения на выход из города, просто не позволяли этого сделать. В итоге встряску для себя я так и не придумала, а наставник только пожимал плечами, не зная, чем помочь. Я оказалась права, когда сравнила нашу вторую встречу с сеансом психотерапевта. Проблема заключалась в том, что он не мог заглянуть в мои проблемы глубже, поэтому не предполагал, что я должна сделать. Елрех хмурилась и все твердила о моем «своде человечности». Она была уверена, что ключ именно в нем. Я падала духом и злилась все сильнее, доставляя истинное наслаждение Ксанджам, что, естественно, повышало уровень агрессии. Я была на пределе.

* * *

Алтарь подо мной нагрелся, шершавая поверхность чуть царапала кожу на руках, не больно, но ощутимо впивалась в плоть. Я сидела на нем, свесив ноги и упираясь кулаками, и шумно вздыхала. Поднимать голову не хотела, чтобы не видеть разочарования в серых глазах подруги. В груди бушевало пламя, разливалось по телу, раскаляя нервы. Казалось, они дрожали от напряжения, отдаваясь в каждой мышце. Остальные духи не разделяли ликования Ксанджей и насколько могли притихли. Они не понимали моей злости. Боялись ее.

– Ты дрожишь, впечатлительная Асфи. Тебе принести попить? – предложила Елрех, приближаясь ко мне.

Она остановилась совсем рядом – ее живот коснулся моих колен. Коготки тронули щеку – и я вздрогнула; теплая ладонь легла на кожу – и я выдохнула, сглатывая тугой комок. Слезы подступали вместе с ним, удерживать их оказалось труднее, чем злость, но я справлялась. Лучше злиться.

Я накрыла руку Елрех своей, сжала. Она лбом прислонилась к моему – горячее дыхание обдало травяным чаем.

Дружеское участие успокаивало и подбадривало, но вместе с легким расслаблением отступала и злость. Глаза застелила мутная пленка из слез. Лучше побыть одной.

– Принеси, – прошептала я.

– Ты сильная, Асфи. Ты справишься, – тихо ободрила Елрех прежде, чем отступить.

Вместе с ней отступило и нежное тепло. Огонь вновь вспыхнул, но теперь в нем появилось горькое сожаление. Смерть с насмешкой пошевелился. Значит, он друг разбитых неудачников? Мне такие друзья не нужны…

Воспоминания о моей жизни безудержно прорвались в мысли. Я зажмурилась, будто это могло выбить их из моей головы. Пара мелких духов развеселилась, Смерть поддержал их ленивым шевелением. И как относится ко всем духам с почтением? В последние дни, когда я говорила с духами вслух, то на многое жаловалась. К сожалению, они оказались не такими глупыми и безответными, как Кеша. Теперь пожинаю…

Я скривилась, съеживаясь до боли в груди и сдерживая рык, рвущийся наружу. Капли срывались с потолка и громко плюхались в лужицы. Они тоже раздражали. И спертый воздух, наполненный кислятиной. И черные тени, танцующие на стенах и за колоннами. Словно пляшут на моем горе. Я бездарность!

С тихим шорохом соскочила с алтаря. Босые ноги бесшумно коснулись прохладного камня. Я обняла себя, разглядывая древнюю ветку, лежащую на алтаре. Она не поможет. Мне не помогут ни разговоры с Елрех, ни информация на чужих языках, ни Единство, подаренное Кейелом. Кейел… Может, дело в нашей ссоре? Глупость. Очередное оправдание.

Все еще обнимая себя, я покачнулась вперед и назад. Скривилась, потому что хотелось выругаться. Закричать от безысходности. День за днем я билась о каменную стену, когда Елрех и наставник тяжело вздыхали и повторяли, что я должна впустить духов в себя. Как?

– Как это сделать, черт возьми! – прошептала, притопнув ногой. Пятку прошибло легкой болью. Я шмыгнула носом и поджала губы.

Закрутилась на месте, будто подсказка могла быть спрятана здесь.

– Давай же, Вестница, подскажи, что я не сделала. Может, убить себя надо? Прямо тут, на алтаре. Ты этого ждешь? Ты же мне предсказала эту участь!

Смерть поворочался сильнее. Я ухмыльнулась. Рассмеялась истерично, а затем, оглянувшись на темный угол, выдохнула:

– Хрен вам.

Я не жертва, вроде Вольных. Не дождутся. Ни Смерть, ни Вестница, ни Энраилл – никто.

Вот ты и сошла с ума, Асфи.

Внутри все тряслось, словно от испуга, но я не боялась. Сердце билось размеренно, спокойно, будто жило независимо от моих чувств. Но что‑то переполняло, рвалось наружу. И я буквально бесилась, не понимая, чего хочу.

Я резко повернулась к другому углу, будто оттуда исходила угроза. Но он был пуст, и это прибавляло злости. Неровной интонацией спросила, обращаясь к Вестнице:

– Где же ты? Появляешься, когда приспичит и уходишь так же. А как же помощь? Помоги мне! Чего мне не хватает, чтобы Единство заработало?

Огонь в чашах не изменил темпа. Мне никто не ответил. Я снова рассмеялась, закрыв ладонью глаза и ссутулившись. Шея и грудь зудели от гнева, во рту пересохло. Меня тряхнуло от отвращения.

– Мозгов тебе не хватает, сумасшедшая, – снова проговорила. И вправду спятила. – Тебе пора в психушку.

Теплый дух, проявив сострадание, потянулся приободрить, но Айссия осадила его. И правильно. Жалость – не то, в чем я нуждаюсь.

Приподнялась на носочках, запрокидывая голову назад. Она немного кружилась. Эмоциональные занятия изматывали сильнее физических. Опустошали и будто оставляли отпечаток изношенности. Казалось, я внутренне старела быстрее, чем должно быть.

Легонько оттолкнулась, неосторожно шагая вперед, но пальцы ног нашли устойчивость. Равнодушно разглядывая помещение, я боролась с ненавистью и злобой. Хотела дойти до дальней стены, по почерневшему барельефу которой стекала вода. Хотела прижаться к ней и остудить внутреннее пламя, поедающее меня. Медленно, безвозвратно. Но застыла, глядя под ноги. Вода смочила кончики пальцев; по черной глади пробегала рябь от упавшей капли. Мое отражение искажалось. Презрение окатило с такой силой, что я отшатнулась, чувствуя легкую тошноту. Холодный пот прошиб, покрыл спину, сердце все же стиснулось. Я сжала кулаки, на мгновение зажмурившись, ожидая, когда мир станет шататься вокруг чуть меньше. Затем присела на корточки и опустила руку в лужу. Ладонь легла на отражение так, будто я душу себя, и стало немного легче… Так правильней. На глаза опять навернулись слезы, но место для жалости не осталось.

– Я знаю, на кого ты похожа, Аня. – Я чуть улыбнулась, вглядываясь в свои глаза. Ведро, заполненное червями, и брезгливый взгляд Роми застыли в памяти. – Бесхребетное животное. Думала, что все знаешь о жизни? Думала, умнее всех? И за что ты боролась? – Горечь переполняла нутро, заставляла морщится от собственного вида. – Оставишь Кейела, отберешь у него все и заставишь пройти трудный путь заново. И у тебя нет выбора.

Тихий смех показался чужим, незнакомым. В нем не было сумасшествия, скорее, сила, которой не хватало мне. Пальцы сдвинулись, потревожив застывшую воду. Я словно и впрямь хотела задушить свое отражение, но мир подернулся. По черной поверхности вновь покатились мелкие волны. Казалось, что между ними я вижу другую себя. Будто я вернулась в прошлое, в тот момент, как только оказалась в Фадрагосе. Но все же что‑то было не так. Уверенный взор колол, хищная улыбка походила на снисходительную насмешку. Очередная рябь смыла образ, мир рухнул перед глазами, и мы поменялись местами с той, кого я видела мгновением ранее. Бездумный шепот сорвался с губ:

– Ты все уничтожила.

Меня повело в сторону, и я повалилась, успевая согнуть руку в локте. Внутреннего жара не было,как и Ксанджей. Осталось лишь несколько поводков тех духов, кто не подходил мне. Я попыталась подняться, но откуда‑то взялась невероятная слабость. Я упала на спину, не в силах пошевелить губами. Звать на помощь не получится. Капля сорвалась с потолка, упала на подбородок, покатилась к шее. Вода из лужи пропитывала волосы и одежду. Веки потяжелели – закрылись.

* * *

Иногда кажется, что кто‑то расставляет ловушки, и судьба ведет тебя прямиком в них. А бывает, ты сама поступаешь, как мышка, идущая за бесплатным кусочком сыра.

Например, я. Прямо сейчас.

Сердце замерло, затаилось в предвкушении крохотного счастья. Хрупкого, мимолетного, но опьяняющего. Ровное дыхание грозилось вот‑вот сорваться. Уголки губ напрягались все сильнее, стремясь украсить лицо улыбкой, но я мысленно шикала на себя, позволяя сердцу отхватить очередную порцию ласки, определенно вызывающую зависимость.

Это Кейел. Безошибочно он. Я не могу перепутать его, не могу представить, что кто‑то еще будет так же осторожно прикасаться кончиками пальцев к моему лицу, словно поглаживанием убирая с него под одной волосинке. Его дыхание еле ощутимо скользило по щеке. Рука дрогнула, остановилась, и жар от запястья обдал кожу. Догадался, что я очнулась?

Нехотя, стараясь продлить наигранный сон, я подняла веки. Кейел вовсе отдернул руку, а судя по его гулкому глотку и вине, затаившейся в глазах, он растерялся. Не желает быть застуканным? Его лицо все еще было слишком близко к моему. Очень скоро на нем появилось облегчение, а затем Кейел отодвинулся от меня, молча поднялся со стула, близко придвинутому к кровати, и поспешил выйти из комнаты. Створка темной двери скрипнула вслед.

Небольшую комнату наполнял житейский уют. В маленьком резном камине, потрескивая дровами, горел огонь. На красной драпировке стен золотистые узоры ловили его свет и отвечали блеском. На письменном столе у единственного окна были раскинуты книги и свитки. Длинные темно‑коричневые шторы явно задергивали наспех. Уголок слетел с последней петли массивного витиеватого карниза, и на шторке сложилась косая складка. В открытом кусочке окна просматривалась ночь. На низком столике, расположенном у стены, стояли чайничек и белые чашечки с утонченными ручками – словно из золота. Может, и впрямь золото? На одном из полукруглых стульев, обитом светлой тканью, валялось скомканное покрывало. Я лежала на одноместной кровати; мягкий матрас пружинил, но пружин, наверное, в Фадрагосе еще пока быть не могло. Я бодро заглянула под одеяло, оценивая внешний вид, – рубашка длинная, но щеголять голыми ногами все равно не хотелось. Моя одежда аккуратной стопкой лежала на втором стуле, придвинутом к столику. Подняться, чтобы одеться, я не успела.

За дверью из темного дерева раздались быстрые шаги. Я натянула одеяло до подбородка и прислушалась, но звукоизоляция в стенах была потрясающей, или наоборот – слишком плохой. Гулкий стук каблуков мешал разобрать слова мужчин. Или они говорят на северном языке?

Дверь распахнулась – наставник стремительно влетел в комнату и пропустил мимо старичка, человека. Кейел последним вошел в комнату, напряженно гуляя взглядом по лицам собравшихся. Тихо прикрыл за собой дверь да так и остался стоять у порога, не отпуская ручку и изображая непривычную послушность, будто если ему поручат что‑либо, он сорвется в сию секунду и побежит хоть на Край Фадрагоса.

Наверное, последнее зрелище настолько выбило меня из колеи, что я не сразу разобралась, что в голосе старичка звучит замешательство:

– Асфирель, вы ведь не оглохли, не правда ли? Слышите меня, дорогуша?

Я посмотрела на него. На большом комичном носу застыла темная капля – родинка. Он прикладывал к глазам увеличительное стекло, но все равно щурился, осматривая меня. Отложил стеклышко на каминную полку, закатал рукава белой рубашки и спрятал пряди длинных седых волос под черную косынку.

– Никак не слышит. – Потянувшись к поставленному на пол чемоданчику, нахмурился. Морщины проявились четче на старом лице. В ухоженных руках вскоре оказалась странная трубка со щеточкой. Он ею мне ухо проверять собрался?!

– Слышу! – Быстро кивнула я. – Только инструмент уберите.

Наставник, до этого застывший без движения, погладил рясу на груди и спросил:

– Как себя чувствуешь?

– Выспалась. В смысле, потрясающе.

Без преувеличений, именно так себя и чувствовала.

Целитель мгновенно подсел ко мне на край кровати и стал ощупывать лоб, шею, спустил одеяло, трогая руки от плеча до локтя и приступая к допросу:

– Что‑нибудь беспокоит? Тут не тянет?

– Нет.

– А тут? И вот тут не болит? А если так?

– Ау! – Я вырвала руку и потерла место щипка.

– И реакция не затупилась, – тем же любезным тоном произнес он, поднимая глаза на наставника. – Ваша дорогуша здорова, как я и говорил. Она просто спала. – Снова обратился ко мне. – Переутомилась, не правда ли?

– Правда, – согласилась я. Соглашусь с чем угодно, только бы отодвинулся скорее и не ощупывал больше.

– Останьтесь сегодня в моем доме, – не просил – мягко приказывал наставник. – Если Асфирель станет плохо, мы позовем вас.

– Как пожелаете.

Когда за целителем закрылась дверь, наставник спросил:

– Что произошло? – бросил взгляд на Кейела и сцепил руки перед собой. – Если необходимо, Кейел оставит нас.

Я замялась, замечая, как напряглась рука Вольного, сжимая дверную ручку. Как шире раскрылись крылья носа. Сглотнула, опустила голову и произнесла:

– Не нужно. Я… Кажется, в какой‑то момент с ума сошла. Говорила со своим отражением, а потом сил не осталось.

– О чем вы говорили?

– О ненависти, о… – шумно выдохнула, не представляя, как можно рассказать, что безумно ненавидела себя в тот момент. Будто обострились чувства и вывернули мою суть наизнанку.

– Не продолжай, Асфирель. Ты открылась себе, позволила духам познакомиться с собой. К слову, что с ними?

И вот тут сердце екнуло. Куда пропали Ксанджи? Почему нет их поводка?

Я вскинула голову, посмотрела на Кейела. Больше всего беспокоило его состояние, если вдруг наша затея провалится. Он не отрывал от меня глаз и, казалось, даже не слушал нас.

– Ты больше не чувствуешь их? – угадал наставник. В его голосе пряталась насмешка, вселяя надежду.

– Это нормально? – заинтересовалась я. Значит, возможно, не исчезли.

Соггор улыбался. Ко мне мягко подступало спокойствие, расцветала радость.

– Поздравляю, Асфирель – ты единственный маг Фадрагоса. Как только соизволите, – теперь переводил взгляд с меня на Кейела, – проведем ритуал.

Наверное, Кейел действительно слушал вполуха. Он рассеянно нахмурился и равнодушно кивнул.

– Ты устал, – с заботой заметил наставник. – Тебе нужно отдохнуть. У меня много комнат.

– Я останусь тут.

Не дожидаясь ответа или разрешения, Кейел прошел мимо хозяина дома и опустился на стул. Дотянулся до чайничка и налил себе в чашку чай.

– Будешь? – предложил мне.

Я тихо прочистила горло, прикрывая губы кулаком, и кивнула.

– Давай.

Наставник постоял немного молча, наблюдая за нами. Я стыдливо опускала глаза. Это его дом, а Кейел будто забыл об этом. Будто обо всем забыл.

Я маг… Вспоминая это, я тоже стремительно забывала о приличиях. Что теперь изменится?

– Если что‑то понадобится, прислуга будет за дверью, – произнес соггор, оставляя нас.

Кейел подал чашку, дождался, когда я осушу ее до конца.

– Еще? – предложил, забирая.

Я покачала головой. Он быстро приблизился к столу, поставил чашку на место и взял скомканное покрывало. Опустившись на стул и кое‑как накрывшись, посмотрел на меня и спросил:

– Точно выспалась?

– Да. А что?

Сполз на стуле и запрокинул голову, опираясь затылком на стену. Закрыл глаза и тихо попросил:

– Расскажи сказку про Кая и Герду.

– А Единство? – растерялась я.

Нахмурился.

– Никуда не денется. Завтра поговорим о нем.

* * *

Поговорить о Единстве с Кейелом так и не удалось. Ив отбросила на время свои дела и примчалась ко мне с самого утра. Роми с любопытством помалкивал, прислонившись к стене и прижимая к себе уставшую на вид Елрех. Кейел, весьма помятый, медленно расхаживал по светлой гостиной, в которую нас пригласили после завтрака. Наставник и Ив перебивали друг друга, задавая вопросы. Но я тоже умела и любила их задавать, поэтому очень скоро, не выдавая собственных тайн, выяснила, что именно со мной произошло. Я открылась не только духам, но и себе.

Измотанная занятиями, измученная мыслями я стояла на грани того, какой хотела быть, казаться, и какой была на самом деле, но не могла в этом признаться даже себе. Мне не хватило сил, чтобы вытянуть образ, к которому всю жизнь подсознательно стремилась. Да, я понимала, что у меня много слабостей, еще больше ненависти и злобы. Не к окружающему миру и не к судьбе, кинувшей меня в лабиринт испытаний. Моя жизнь прежде всего была в моих руках. И даже когда в мыслях я признавала себя виновной, высмеивала недостатки, все равно втайне надеялась, что все совсем не так. Как духи могли принять меня, если я сама себя не принимала? Абсолютная честность с самим собой открывала путь к Единству. С такой честностью невозможно уйти от ответственности за совершенные поступки жалкими оправданиями.

Магия, волшебство… Как бы ни хотелось, по щелчку пальцев все равно чудеса не случаются. Так и тут: я давно нашла общий язык с благородными Айссией, милыми Охарс, вспыльчивыми Ксанджами и многими другими, но оставались те, с кем я еще не сталкивалась, либо обращалась к ним редко. Они тоже сплотились со мной, но я не представляла их возможности. Уже свои возможности. Я не могла чувствовать тех, с кем мы плыли на одной волне. Любое чувство, ощущение – это порог. Наткнувшись на него, я переступаю его, получая взамен отклик. Если порогов больше не осталось – не получаю в ответ ничего. Как оказалось, за эмоции в жизни приходится бороться. Ксанджи, как и остальные духи, не исчезли, но бесследно растворились во мне, приняв всю меня без остатка. Со всей болью, от которой я ежедневно абстрагировалась, со всеми желаниями, которые прятала глубоко внутри, со всеми крупицами сладких воспоминаний, которыми не хотела ни с кем делиться. Которые берегла, не позволяя лишний раз наслаждаться ими даже себе.

С ритуалом, ради которого мы пришли на север, откладывать не стали. Договорились, что проведем его в эту же ночь. Наставник просил подождать, Ив хмурилась, понимая, что ее время на поиски ведьмы среди северян стремительно тает, Кейел молчал, окидывая то меня, то наставника тяжелым взором, словно желал оставить выбор за нами, а я настаивала на спешке. Еще немного такого тягостного пребывания в Фадрагосе – и беседы с собственным отражением войдут в норму. Надеюсь, до драк с ударами головой не дойдёт.

После того, как расспросы закончились, я спустилась в священный зал. До полудня пробыла там, осваивая новые возможности. Сила жила во мне, и только призвав ее, я поняла собственное могущество.

Кейел спустился следом, безмолвной тенью, незваным спутником. С безразличным выражением лица прислонился спиной у входа. Я смотрела на него и ждала объяснений. Все разошлись: Елрех к целителю, Ив и Роми в штаб городской защиты, наставник к правителям. И только Кейел, отправленный наставником к Десиену, отказал в просьбе и не оставил меня. Капли срывались, падали, заполняя тишину подземного помещения. Слабый сквозняк трепал языки огня в чашах. Я стояла у ближайшей ко входу колонны и смотрела на Вольного. Видимо, в моем взгляде отчетливо застыло требование, потому что Кейел нахмурился, покачал головой, а потом сполз по стене, усаживаясь на каменный пол.

– Не прогоняй, – произнес, упираясь локтями в колени и обхватывая руками голову, – я не уйду.

Я отвернулась, стараясь не выдать волнения судорожным вздохом. Мы жертвы обстоятельств, жертвы моей глупости и его фанатичной веры, но именно сейчас я чувствовала себя палачом, лишившего жизни невиновного.

Призыв к Ксанджам немного отвлек. Не было больше поводков, не было отличий в эмоциях. Я звала их так естественно, будто управляла руками, пальцами, словно дышала. Мне никогда не приходилось задумываться, как много за доли секунды человек совершает координированных действий, доведенных до автоматизма. Необходимые для жизни, с точной синхронизацией множества органов. Мы не рассчитываем расстояние, которое необходимо дойти до стола, чтобы поднять стакан, – плавно, не подбросив его, не пролив ни капли. Сейчас было так же – я видела участок на полу, покрытый трещинами. Я хотела заполнить их огнем, не совершив ни единого движения. В груди мгновенно появилась горячая область, будто легкие залили пламенем, но оно не обжигало, не причиняло боли. Я точно знала, что эти новые ощущения пришли с Единством, но уже стали моими. В точке, куда смотрела, камень раскалился докрасна, но не разрушался, не плавился – я не позволяла. Пламя сместилось, заполняя трещинку ровно по краям. Освобожденная поверхность мгновенно остыла. По трещине поползло алое сияние. В груди все еще было жарко, но я понимала: силы, восстановленные в реке Истины, расходуются. Их хватит надолго, можно заполнить Ксанджами все трещины в обители севера, и, быть может, тогда мне понадобиться отдых. Я отвела взгляд, скорее, из‑за непривычки, будто именно так даю команду Ксанджам, себе, остановиться. Однако достаточно было просто расхотеть. Так легко, будто поднять листок, а затем разжать пальцы.

Айссия расходовали силы быстрее, их было труднее использовать. Когда они действовали самостоятельно, используя меня, как источник, я не задумывалась над организмом. А сейчас, ощупывая невидимыми руками, собственное сердце, боялась. Хрупкий организм казался сложным. Я бы сравнила его с маленьким государством, но с невероятно отлаженной системой. В такой не каждый логист разберется. Все же нужно было поступать в медицинский…

Охарс – вот оно! То чудо, возникающее по щелчку пальцев. Но в силу легкого характера, в отличие от Ксанджей, тянули из меня практически столько же энергии. Я быстро загасила их. Прислушалась к себе, понимая, что надо останавливаться. На севере не удастся восстановить резерв так быстро, как в теплых регионах, если вообще удастся, и еще необходимо пройти ритуал, а после управляться с духами памяти. По характеру они подходят всем, мы будем едины, но наставник говорил, что в далеком прошлом этих духов всячески избегали. А тех магов, кто связывал себя с ними не любили, остерегались. Мне было все равно, лишь бы быстрее добраться до сокровищницы.

Я обернулась к Кейелу, внимательно наблюдающему за мной:

– Я трачу силы ни на что, – заметила, склоняя голову к плечу. – Не остановишь?

Он поднял на меня глаза, и я смутилась.

Не остановит… Духи Фадрагоса! Если бы мы могли отдавать всего себя, не совершая движений, без слов, без лишнего вздоха, то именно таким взглядом. Он точно любовался мной, но не наслаждался. Не осуждал, но чертовски устал от меня. Не ненавидел – любил. Однако в этой любви хорошего было ничтожно мало.

Наверное, Вольный до сих пор не понимает, что с ним. А если понимает – к чему стремится?

Не надейся, Аня, он не бросит миссию…

– Хочу на свежий воздух. – Мой голос дрогнул.

Кейел, упираясь ладонью в стену, безропотно поднялся и остановился у прохода. Прислонился плечом к стене и опустил голову, дожидаясь, когда я первая пройду к лестнице.

* * *

Несколько часов я провела на морозе, разглядывая мелких птиц, слетевшихся к просторной кормушке. Зерна тут берегли, поэтому птицы выклевывали мякоть фруктов и овощей, оставшейся на кожуре. Несколько существ прошли мимо и спустились в священный зал, чтобы подготовить его к ритуалу. Кейел не отходил от меня ни на шаг, будто забыл, что у него могут быть свои желания и жизнь. Он не злился, но все еще выглядел обеспокоенным и разбитым. Мне было боязно заговорить с ним. Не хотелось снова касаться болезненной для нас обоих темы.

Обедали поздно. Взбудораженный наставник пригласил в дом не только нас, но и еще каких‑то соггоров, обсуждая с ними предстоящий ритуал на языке северян. Иногда он переводил мне обрывки, но фразы лично для меня не несли никакой ценности. К вечеру ближе, кроме Кейела, возле меня ютилась и Елрех. Она знала о духах памяти совсем мало. Если на севере в городских библиотеках жители могли узнать обо всех духах, которых помнил Фадрагос, то в регионах, подконтрольных мудрецам, знания приходилось заслуживать карьерой. Елрех получала в библиотеках лишь то, что могло пригодится уважаемой гильдии алхимиков, и литературу общего доступа.

– Откуда ты знаешь о духах памяти? – спросил Кейел, осторожно погладив листок горшочного дерева – редкого украшения северных домов.

Елрех перестала заплетать мои волосы, удерживая пряди в пальцах. Мне не было видно ее лица, но ее ноги, на которые я, сидя на полу, опиралась спиной, ощутимо напряглись.

– Много мест посетила, – спустя короткое молчание ответила, – добродушные селянки любят делиться богатыми знаниями.

Взгляд Вольного, украдкой брошенный на Елрех, ударил угрозой. Так хищники следят за врагом. Еще не рычат, не упреждают, но внутренне готовятся к схватке. Я хотела оглянуться на Елрех, но, видимо, она не поднимала головы и ничего не заметила, потому что попросила:

– Сиди же смирно, непоседливая Асфи. Вижу, Единство пошло на пользу тебе, а другим принесло лишь хлопот. Сколько в тебе энергии?

Духи подкинули не так уж и много своих сил, но они точно прибавились. Вместе с бодростью и желанием постоянно что‑то делать.

Наставник забегал после заката. Сообщил, что к ритуалу все готово, но начинать его нужно после полуночи. Я погружусь в какой‑то транс, в котором нельзя пробыть слишком долго, и только рассвет пробудит меня. Выглядел старый соггор ликующе, что наводило на не слишком приятные подозрения:

– Вы никогда не проводили таких ритуалов? – с улыбкой поинтересовалась, откладывая книгу с местными сказками на общем языке.

Моя улыбка сработала – скрыла настороженность. Кейел тяжело вздохнул и виновато отвернулся к окну, а вот наставник с предвкушением ответил:

– Даже похожих! Священные залы существуют для принятия серьезных клятв, проведения мероприятий, вроде отречения от собственного «я», и сохранения древних реликвий. – Он с нежностью погладил какую‑то потрепанную книгу, совершенно не обращая на меня внимания. – Но мы тщательно изучали многие ритуалы.

– Теорию, – нахмурилась я.

– Для пустой практики жаль тратить реликвии, а амулеты, напитанные силой духов, слишком дорогие и не имеют достаточной мощи. – Наконец‑то взглянул на мое побледневшее лицо и заверил: – Тебе не стоит тревожиться, Асфирель. Я отобрал лучших учеников в помощники.

Елрех закусила губу, явно сожалея, что не может возразить проведению ритуала, а Кейел все еще не смел смотреть в мою сторону. Он предупреждал об опасности. Возможно, опасность исходила не столько от ритуала, сколько от давности последних практик. Меня будут оперировать по инструкции, написанной много столетий назад… Впечатляет.

– Не волнуйся, дитя. – Наставник быстро вернул себе серьезность. – В книге написано, что рассвет разбудит душу. Что его тепло не позволит ей заблудиться в чужих воспоминаниях.

* * *

Вместе с Ив и Роми на ужин пришел Десиен. Веселый как никогда! Я обомлела, увидев его в доме наставника, которому он за глазами запросто перетирал косточки и с легкой руки записывал в подозреваемые. Кажется, впервые за день серьезно напрягся даже Кейел.

Балкор не успел переступить порог гостиной, как уже раскинул руки и с широченной улыбкой обратился ко мне:

– Счастье‑то какое! Асфирель, мои поздравления мне! – В считанные секунды я оказалась в его объятиях – не крепких, но достаточных, чтобы не суметь отпрянуть. От худощавого, но, как оказалось, сильного тела все еще исходил морозный холод ночной улицы. Шепот донес запах карамели: – Поговорить нужно, человечка. Наедине. – И снова громко, от души хлопая по моим плечам, произнес: – Теперь всем могу хвалиться, что видел мага вживую!

– Не можешь, – хрипло напомнил то ли о себе, то ли просто напомнил Кейел.

– Ах, да… – протянул Десиен, теряя ко мне интерес и поворачиваясь к другу, сидящему на диванчике. – Забыл, что она прячется. Как же я не люблю секреты, они портят радость.

Кейел хмыкнул, но Роми, фыркнув и тоже приближаясь к диванчику, опередил высказыванием:

– Любишь.

Десиен, продолжая улыбаться, чуть поморщился.

– Какие же вы злые. Нехорошие.

Больше никаких поползновений с его стороны ко мне не было. Ни намека не проскочило. Он будто забыл обо мне и его желании поговорить наедине. Весь ужин я удивлялась, наблюдая за взаимными любезностями балкора и наставника. Даже закралось подозрение, что нас водят за нос и перед нами сидят сын и отец. Иногда к их веселым обсуждениям присоединялся и Кейел. Они смеялись, а потом, видимо, из вежливости обращались к нам. Понимать бы еще о чем они говорили, когда нас не замечали. Впрочем, за большим, богато накрытым столом я оказалась не одна такая, непонимающая. Ив дергала ушами, внимательно прислушиваясь к болтовне. Роми поначалу, судя по прищуру, тоже пытался, но затем оставил бесполезное занятие и тихо обсуждал что‑то с Елрех. Никого незнакомого, кроме слуг, в столовой больше не присутствовало.

После ужина все отправились в гостиную, чтобы дождаться начала ритуала за чашкой чая. Мне понадобилось отойти по нужде. Туалетная комната находилась на каждом этаже и, к сожалению, тех удобств, какие были во дворце региона Цветущего плато не имела. Однако и на ту, что находилась в доме бывшего правителя жаловаться не приходилось. Для умывальника отвели отдельную комнату, в нее‑то и вошел балкор, пока я вытирала руки о белоснежное полотенце и смотрела в круглое зеркало, окаймленное позолотой.

Вздрогнула и замерла, наблюдая, как Десиен прикрывает дверь, все еще выглядывая в щель. Убеждался, что за ним никто не следовал.

– Ну знаешь, – протянула я и уверенным шагом сорвалась с места к двери.

В Фадрагосе я многому научилась, и одно из усвоенного правила просто кричало: «Не оставайся наедине с теми, кому не доверяешь и от кого советовали держаться подальше!».

– Погоди, человечка! – Десиен перехватил меня за плечо.

Я дернулась, сжимая кулак, но в последний момент удержалась от удара.

– Не бей! – тихо попросил, прикрываясь второй рукой. – Я драться не умею!

– Чего?

Глупейшее откровение в тесном помещении ошеломило. Он ведь не об этом поговорить хотел. И как в Фадрагосе не уметь постоять за себя?

– Папа всегда хотел девочку. Он у меня очень мирных взглядов, – прозвучало весьма серьезно. В желтых глазах отражалось золото драпировки стен и сияние свечей.

– Духи Фадрагоса, да какая к черту разница?! – прошипела я, хватаясь за ручку. – Наедине мы с тобой говорить не будем!

Он прижался спиной к двери так, что не сдвинуть, осторожно положил ладонь на мое предплечье и, глядя в глаза, спросил:

– Почему?

Я нахмурилась. Руку отдернула и спрятала за спину.

– Выпусти меня.

Он молчал. Упрямо поджал губы и ждал ответа. Я застонала, запрокидывая голову, и сдалась:

– Ладно, – согнула руки в локтях, выставляя ладони вперед, и отступила. – Почему бы нам не пригласить Кейела? Вы же друзья. Какие у нас с тобой могут быть секреты от него?

– Потому что озвученное ему может не понравится, – сквозь зубы процедил он. Прищурился.

– Значит, и мне не понравится.

Снова шагнула к нему, собираясь, если понадобиться, столкнуть его с прохода.

– Подожди с ритуалом! – поспешно проговорил он, напрягаясь всем телом. Заметив, что я не собираюсь останавливаться, быстро продолжил: – Ты не понимаешь, на что соглашаешься, да? Ты можешь пострадать или сойти с ума! Дай нам немного времени, а потом делай с собой, что хочешь!

– Нам? – Взглянула я на него, так и не смея прикоснуться. – Кому это «нам»?

Десеин облегченно выдохнул, понимая, что я заинтересовалась и готова выслушать его.

– Скоро сюда прибудет Волтуар, – сказал, почесывая бровь. До меня не сразу дошел смысл короткого предложения. Но как только осознала, во рту пересохло; я вытерла вспотевшие ладони о замшевые брюки, постаралась дышать ровнее. – Наши существа уже отправились встречать его делегацию. Асфи, это важное событие для севера. Возможно, для всего Фадрагоса. Мы не хотим, чтобы что‑то пошло не так.

Подвох не просто ощущался, а вопил о том, что не следует проявлять любопытства. Оно аукнется! Нужно просто уйти и забыть о разговоре. Но все же севшим голосом я спросила:

– А я тут при чем?

– В честь их прибытия устраивают праздник…

– Не продолжай! – осадила я.

Ухватилась за рукав его черной рубашки, но он отбросил руку, впился пальцами в мои плечи и тряхнул. Приглушенно потребовал:

– Выслушай же ты! – Оттолкнул.

Я остановилась, прислоняясь спиной к стене. Сердце колотилось, его удары отдавались в ушах, в горле. Я хорошо помнила наше с Волтуаром расставание. Кровь, капающая на пол, с его ладони. Он вонзил ногти, чтобы вытерпеть мой уход с достоинством. Ни разу не обернулся, не остановил, предоставляя мне выбор. И выбор был тяжелым. Этот шан’ниэрд не заслуживает такое наказание, как я, но судьба сыграла злую шутку. Если его раны затянулись, зачем бередить их? Зачем мне снова проходить через тот ужас, отвергая мужчину, которому желаю только счастья?!

– Он хочет увидеть тебя на празднике! И твое присутствие там не обсуждается! – Оказывается, даже невероятно бледные балкоры умеют краснеть. Он сжимал кулаки, но ко мне не приближался. Дышал тяжело, выговаривая: – Этот ритуал! Я знаю, на что будет похожа твоя жизнь! Во что она превратиться после него! Ты не вытянешь! Не все балкоры вытягивали, а ты всего лишь человек!

– О чем ты?

Кейел не стал бы рисковать мною. Я в этом уверена. Или нет… Аня, Десиен просто по неясным причинам запугивает тебя!

– Перенимая облик, – тише произнес, сводя брови на переносице и горько усмехаясь, – мы проходим через то же, через что будешь проходить ты. И это бывает больно, Асфирель. Бывает, что эту боль потом ничего не способно заглушить. – Покачал головой и вернулся к тому, с чего начинал непростую беседу: – Придумай что‑нибудь и перенеси ритуал. Не разбивай Волтуару сердце. Он может… Нет, духи Фадрагоса! Он обвинит нас, если с тобой что‑нибудь случится!

Я хмурилась, разрываясь между желаниями. Но в одном Десиен ошибался. Что бы ни случилось со мной, Волтуар всегда останется правителем.

– Ритуал пройдет сегодня ночью, – твердым голосом поставила в известность.

Десиен чуть оскалился, поднимая подбородок. Да, упрямая. Этого не отнимать. Но Кейел тоже ежедневно живет в ожиданиях, и его муки закончатся, когда я исчезну из его жизни. Когда все связанное со мной сотрется из памяти Вольного. И Волтура это так же касается.

Десиен развел руками, явно через силу улыбаясь, отчего черты лица заострялись.

– Соггоры терпеливые правители и надеются, что ты поступишь правильно. Они не запретят тебе, не потребуют от тебя перенести ритуал и потерпеть, а я не могу применить насилие. Пусть будет по‑твоему: пройди ритуал, а потом, будь добра, не сойди с ума и дождись Волтуара. Не спеши уходить с севера. Волтуар должен остаться доволен.

– Ради поимки ведьмы? – поморщилась я. Она меня не особо интересовала, но все же вид нужно было сделать.

– И не только. У нас напряженные отношения, понимаешь? Нам нужно угодить правителям других регионов. И да, это точно поможет найти ведьму.

Я фыркнула, скрестив руки на груди. А если Волтуар попросит ночи со мной? Подложат ему против моей воли. И ни капли сомнений.

– Прости, – усмехнулась я, – мне кажется, это ваши проблемы. У меня есть моя жизнь и свои заботы.

Десиен сощурился, будто пытался рассмотреть в моих глазах что‑то мелкое, едва заметное. По‑птичьи склонил голову набок и, быстро перебирая пальцами в воздухе у виска, медленно произнес:

– Из твоих уст звучит как‑то неправдоподобно. Ты так не считаешь, Асфирель? – Скрестив руки на груди поежился. Его поведение внезапно сменилось: если мгновениями ранее он просил, уговаривал, требовал – был похож на нуждающегося в союзе, то теперь превратился в хищника, почуявшего кровь. Тонкие крылья носа раздувались при глубоком медленном дыхании, а цепкий взор блуждал по мне, будто готов был схватиться за малейший жест. Голос звучал с холодом и легким першением: – Рвешься помочь Вольному мир спасти. Не родной… Я думал из благих побуждений, а оказалось жизнь у тебя своя и заботы свои. Эгоизм я люблю… Его проще понять. И мотивы эгоистов как на ладони. Но Кейелу все равно помогаешь… Любишь? Нет, отшила беднягу. Знаешь, что он мне сказал? Что ты всегда относилась к нему, как к псу на привязи. Что ты скрываешь, человечка? – С широкой улыбкой уставился мне в глаза. «Попалась!» – это читалось в них. – Будем считать, что с этого момента твой секрет зацепил меня.

– У меня нет секретов.

Холодок скользнул вдоль позвоночника. В груди все напряглось, будто сжато в тисках.

– Есть, – интонация играла весельем и угрозой даже на одном слове. – Теперь я точно знаю, что секрет есть. И Кейел о нем не знает…

В дверь постучали. Родной голос раздался приглушенно:

– Аня, ты тут?

Улыбка Десиена напиталась снисхождением, и он с понимающим взглядом кивнул на дверь, предлагая ответить.

– Я тут, Кейел! Уже выхожу! – И проходя мимо балкора, шепотом бросила: – У меня нет секретов, чокнутый балкор.

Он фыркнул, показывая всем видом, что не поверил. Встал за дверь так, чтобы она спрятала его от Кейела. Черт бы побрал эту довольную скотину!

Кейел стоял у порога, прокручивая в руке свою запасную ленту для волос. Я успела заметить, как он украдкой бросил взгляд мне за плечо.

– Извини, волнуюсь перед ритуалом, – соврала я, проскакивая мимо него в коридор.

Возможно, надо было рассказать ему обо всем, но я не успела обдумать всех деталей. Рисковать же не хотелось. В конце концов, даже если я позже признаюсь ему, то смогу всю вину скинуть на балкора. Откуда мне знать, что я бы не разрушила дружбу из‑за пустяка, вот и испугалась поспешности. Сначала надо посоветоваться с Елрех.

Кейел.

И слабеет Вольный…

Я смотрелся в зеркало, не узнавая себя. Когда‑то сильный, теперь…

И руки перестают подчинятся ему. Сами обматывают ржавой цепью желаний тело и дух, а конец цепи отдают безвольным…

Конец моей цепи в руках Ани.

Ладони обращаются в решето и не удерживают больше время…

Рядом с ней его не замечаю. Рядом с ней его всего‑то не существует.

Осыпается оно с непослушных пальцев, отнимая взор Вольного, лишая здравомыслия. И обречен Вольный ослепнуть да уподобиться безвольным…

Отвернулся от зеркала и снова осмотрелся. На полу, застеленным тонким ковром, ничего не было. Пустая узкая скамья с мягким сиденьем у стены, на золотистых крючках чистое, чуть помятое полотенце. Свечи, освещая углы тесной умывальни, мерцают в подвесных фонарях. За дверью я проверил все несколько раз. На что рассчитывал? Даже если Дес был здесь, то следов не оставил.

Я сжал кулаки и зажмурился. Нельзя спешить. Несмотря на уставший разум, мысли необходимо распутать.

Допустим, мне не показалось. Дес повел себя странно, когда бросился с объятиями к Ане. Его отец библиотекарь в тайной библиотеке, и часто пропадает на работе сутками. Так было всегда. Няни избегали проявлять ласку к ребенку – по их словам: боялись, что он увидит в них мать. На самом же деле наверняка опасались, что ребенок неосознанно воспользуется врожденной силой. Балкоры – трудные дети, необычные. Деса с детства почти никто не трогал и со временем он привык к этому, а позже прикосновения стали и вовсе пугать его. Теперь он старается как можно меньше физически сближаться с существами, а такие тесные объятия позволяет себе в редких случаях. В исключительных. Неужели он думает, что я забыл об этом? Или за время моего отсутствия он переборол свой страх?

Допустим, мне не показалось, и он отлучился, последовав за Аней. Если это так, почему она промолчала, что была не одна? Почему Дес выходил на нее в обход меня?

Внутри шевельнулось беспокойство. О чем? Вызвано ревностью? Не ею. Дес опасен, и я это знаю. Что ему нужно от Ани? Быть может, перенять Единство. Сомневаюсь. Он должен понимать, что оно убьет его. Мы о многом узнавали вместе. Он помогал искать варианты, как зацепиться за сокровищницу. Мы вместе размышляли, с чего можно начать поиск, и часто размышления походили на фантазии. Дес знает, что, переняв сейчас облик Ани, умрет от воды Истины. Должен знать.

Во что ты играешь, Дес? Почему не предлагаешь присоединиться?

Я тряхнул головой, убрал волосы за уши. Вздохнув шумно, быстро вышел из умывальни. Гостиная встретила глухой пустотой и темнотой. Молодой слуга, едва удерживающий глаза открытыми, подсказал, что все отправились в священный зал.

Куртку я натягивал на себя, уже сбегая по ступенькам крыльца. Неспокойное сердце расшатывало тело; в ушах шумело. Морозный воздух ударил по лицу, пробрался колючками в нос. Под светом луны снег казался россыпью драгоценной пыльцы. У входа в священный зал стража несла караул, тут же ютился молодой фангр, готовый в любой непредвиденной ситуации сорваться за верховным целителем. За лучшим целителем на всем севере. Я умолял соггоров, чтобы они не позволили случиться ничему страшному во время этого ритуала.

Тяжелая дверь зашуршала песком, низко загудела массивными петлями. Дохнуло сыростью и терпким, сладковатым дымом. Вентиляция в зале была хорошей, но сегодня несколько отверстий намеренно заткнули. Благовония помогут Ане расслабиться и погрузиться в глубокий сон. Я застыл на верхних ступенях узкого прохода. Разглядывая отсветы огня внизу…

Пылает Солнце, бросает отблески, отогревает эмоции…

Благовония мне не помогут.

Коснулся стены – остывшие на морозе кончики пальцев ощутили лишь твердость.

«А может дело в тебе. Дело в том, что ты Вольный, и этого не изменить»…

«…я устала обманывать»…

Я устал быть Вольным, Аня. Я тоже устал.

Не хочу больше.

Сглотнул тугой ком, прочистил горло, стараясь избавиться от раздражающего страха за девочку. Заставил себя шагнуть дальше. Шорканье собственных шагов сопровождало мрачностью. Слишком много раз я держал Аню на руках умирающей. Когда‑то, в дешевом трактире, выжимал из мокрых тряпок ее кровь. Был уверен, что хуже, чем ночь казни молодых служанок, ничего не будет. Но тогда едва ли ощущал и толику того, что пережил после ее первых опытов с Единством. Позже сердце долго болело, напоминая о встрече с драконом. И вчера… Я устал терять ее.

Устал.

Все дело в том, что я Вольный…

Аня.

Разговор с Десиеном здорово вывел из себя, отобрал уверенность в предстоящих событиях. Когда мы сидели в гостиной, дожидаясь глубокой ночи, балкор снова забыл обо мне. Шутил с Роми, подтрунивал над Ив, любезничал с наставником, бросал косые взгляды на Елрех и будто бы избегал Кейела. Я же просто нервничала, удерживая Елрех за руку.

Луна заглядывала в большие окна верхнего этажа, когда в комнату вошел молодой соггор и пригласил в священный зал. Я поймала на себе укоряющий взор Десиена – сердце вздрогнуло, но я гордо вздернула подборок и вышла из комнаты.

По пути озиралась, выглядывая в коридорах Кейела, но не находила. Его отсутствие пугало сильнее приближающейся неизвестности. Не уйдет ведь? Не оставит одну?

На твердом алтаре никак не удавалось улечься. Я долго разглядывала сундучки с реликвиями, расставленные у подножия жертвенника, но так и не связала этот хлам со святыней. Елрех стояла у входа, не смея приближаться, и лишь ободряюще улыбалась. Ив с Роми топтались рядом с ней, рассматривая в полумраке помещение. Балкор блуждал с факелом у стен, освещая изобилие изгибов барельефа. Звук разбивающихся капель сегодня заглушали многочисленные шорохи. Соггоры перешептывались, сновали из угла в угол, перешагивая символы, нанесенные толстым слоем порошка. Белые крупицы напоминали соль, но, встречая влагу, не расползались бесследно, не растворялись в мелких лужах – оседали на камне несмываемым рисунком. В нескольких чашах тлела незнакомая трава, но, судя по ощущениям, свойства у нее были, как у той дряни, которой опаивал нас балкор, желая утихомирить. Ее дымок расползался по залу, наполняя его неприятной сладостью.

Наставник поднес мне кубок.

– Выпей, Асфирель.

Села, взяла кубок и заглянула внутрь. Чернота в нем переливалась густым сиропом.

– Что это?

– Яд, – не лукавил старый соггор.

Я изогнула бровь, непроизвольно отстраняя питье ото рта.

– А это обязательно?

– Ты должна идти вдоль заката, Асфирель, но смерть не коснется тебя.

На секунду стиснула зубы, опустила глаза и тихо полюбопытствовала:

– В вашей книге не уточнили, по какой причине ритуал проводят ближе к рассвету?

Лицо наставника не хотелось видеть. Если бы заметила на нем дежурную вежливую улыбку, мне не помогла бы вся эта вонь, чтобы усмирить ненависть и злобу.

– Тебе не о чем беспокоиться.

Как заведенный… У него есть другие успокаивающие фразы?

Наставник положил руку на мое плечо, наверное, заметив, что я злюсь, и добавил:

– Вероятность, что ты не вернешься в наш мир, крохотная. Но даже в худшем исходе Солнце на рассвете доброе. Оно обязательно заберет твою душу. Если не хочешь пить яд, мы можем пустить кровь из твоих вен. Но тогда риск, что смерть коснется тебя, повысится.

Я зажмурилась, воздерживаясь от ехидства. Открыв глаза, покачала кубок, позволяя жиже испачкать серебряные стенки, а затем стала наблюдать, как она медленно сползает по ним. Повернула голову, выглядывая Десиена. А может, он и впрямь не зря отговаривал меня отложить ритуал?

Балкор, стоя у стены, следил за мной. Заметив, что я смотрю на него, приветливо улыбнулся и помахал рукой. Что он вообще тут забыл?

Выдохнула и, не позволяя себе одуматься, приложилась к кубку. Губы обожгло остротой. А может, это действие яда. Язык пощипывало не так сильно. Горечь быстро перебила кислинка.

В горле запершило. Рвотный рефлекс не замедлил проявиться, но воздуха вдруг не хватило, чтобы выплюнуть все выпитое. Соггор удержал, внезапно потяжелевший кубок, второй рукой сжал кончики моих пальцев. Его ладонь сковала холодом. Озноб расползался от руки. И от пяток, касающихся алтаря, ставшего вдруг ледяным. Елрех белым пятном бросилась ко мне, но ее остановили.

Каждый вдох отбирал все больше и больше сил, воздух плотнел, тяжелел. Оседал в легких, застревал в горле, давил на сердце. Темная дымка медленно заслоняла мир. Он качался убаюкивая. Огонь в чашах слился, закружился в танце. Но как бы быстро ни исчезало окружающее, как бы ни оглушало сердце натужными ударами, я не пропустила появление Кейела. Словно внутренне почувствовала, когда он спустился в зал. Протянула к нему руку, опрокидываясь на алтарь. Вольного не сумели удержать. Он оттолкнул наставника, перехватил меня. Согрел теплом и слегка развеял темноту.

Разговор доносился, словно через ракушку:

– Это не смертельная доза. Так было нужно.

– Меня не предупредили.

– Ты и без того беспокоился. Отпусти ее, она скоро уснет. Ты можешь помешать ритуалу.

Кейел.

Отпустить?

Все еще удерживая ее, я подставил щеку к ее губам. Закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям.

Еле дышит…

– Кейел, дитя, – взволнованно просил безымянный, – оставь ее. Вот‑вот время заиграет против нас.

Прости меня, Аня. Прости, что сбросил в реку и считал Единство даром.

– Прости за это проклятие, Аня, – прошептал. Губы тронули бархатную кожу щеки – им ответил холод мертвеца. Взор выцепил черную метку вины на побледневшем лице. Была бы она, если бы не я?.. Не удержался – обнял крепче, вдохнул запах хвои, выдыхая: – За все прости, родная.

Я попятился, опасаясь отвернуться от нее. Но незнакомый соггор схватил за плечо, указал под ноги.

– Не нарушь символы, – произнес на северном.

Пятерка соггоров обступила алтарь, заслонила хрупкую девушку. Только с виду хрупкую. Я не встречал сильнее. Не встречал таких, кто вынес бы все, что свалилось на ее плечи.

– Она выкарабкается, – прошептал Ромиар за спиной.

Сжал мое плечо, с участием заглядывая в глаза. Тень кончика его хвоста мельтешила – Вольный тоже волнуется за нее.

Я кивнул и поблагодарил:

– Спасибо.

Соггоры запели, призывая духов, спящих в древних реликвиях. У Ани хватит сил, чтобы пробудить их.

Я.

Пугающая тишина прервалась приятной песней. Хотя сложно назвать это песней. Но гул радовал. Трусливая дымка тьмы, пугаясь его, расступалась. Тянула ко мне длинные лапы, но ударялась о мощный звуковой барьер. Так ей и надо!

Внутри небольшого защищенного пространства нашлось много интересного. Ветка дерева, напоминающая несуразную куриную лапу, была знакомой. В другом сундуке пестрый платок горчил слезами и помнил траур. Бр‑р! Я бы поежилась, но было нечем… Странное желание… Покружилась немного над платком и помчалась дальше рассматривать отведенные мне хоромы и подношения.

Фу‑у! Шарахнулась от большого сундука, едва не угодив в раскрытую лапу тьмы. Взвилась повыше, надулась невидимым шаром, дразня охотницу за жизнью. Я бы показала ей язык, но его не было… А он когда‑то был?..

Вернулась к сундуку. Фу‑у! Несет смертью и жестокостью. Зачем притащили это мне? Только воздух испортили. И почему у меня нет носа? Так и хочется поморщиться…

А вот шкатулка… Маленькая, но вместила многое. Уютная какая! И пахнет вкусно! Чем это? Лесом? Лесом. А еще силой и свободой! Ух! От блаженства даже танцевать захотелось! Вот только… Ноги?.. Не‑е… Это недоразумение!

Я нырнула в шкатулку, попробовала содержимое. Металл был легким, от кожи веяло добротой и заботой, вложенной в ее отделку. Лесные ароматы затянули в сказку, разбавились запахом яблока. Кислое!..

Кейел.

Монотонный гул длился больше часа. От благовоний разболелась голова. Кружилась.

– Тебе нужно на свежий воздух. – Дес подошел с другой стороны от Ромиара.

Я сжал кулаки, ноименно сейчас, глядя на неподвижное, обмякшее тело девочки, не хотел ничего выяснять. Хоть бы обошлось…

– Заодно глянем, как скоро рассвет.

– Пойдем, – согласился я.

Рассвет вернет мне Аню. Рассвет – кажется, время наших встреч.

Маленький рыцарь с храбрым сердцем.

…Кислое!

Яблоко исчезло в ближайших кустах. Я высунул язык и вытер ладонью.

– Бе!

Посмотрел на руку – черная от земли. Следы коры тоже остались. Попробовал отплеваться от песка. Гадость! Все еще скрипит на зубах.

Вытер губы рукавом, во второй руке крепче сжал меч. Настоящий!

Вытягивая руку, поднял его повыше. Клинок сияет, рукоять обмотана так, что все ребята позавидуют! Прямо как у папы!

Папа… Обидно! Почему он запретил брать меч к ребятам?! «Когда вырастешь…» Но я уже вырос! Еще немного и буду как Акаэль! А он эльф высокий, хоть и младше меня. Всего‑то локоть остался, и уже догоню! Но папа строгий. Хоть бы не заметил, что я меч взял. Да что в этом такого?! Поиграю немного и верну на место. Он все равно мой.

Кейел.

– Ты спал прошлой ночью? Выглядишь уставшим.

– Сегодня днем высплюсь, – отмахнулся я, выпуская пар изо рта.

Звезды все еще мерцали, но слабо. Глубокая синева на небе все быстрее уступала место лиловым оттенкам. За спиной, из входа в священный зал, доносился все тот же монотонный гул. Соггоры тренировались подменять друг друга, не сбиваясь с песни. Хоть бы вытянули молитву, защитили душу Ани.

– Замерз? – проявлял заботу Дес, сам от холода переступая с ноги на ногу.

– Немного, – соврал ему.

Сначала била мелкая дрожь, но с приближением рассвета стало трясти. И холод не виноват.

Маленький рыцарь с храбрым сердцем.

– Ты не заслужил прощения, подлый дракон! Ты спалил невинных, прислуживая плохому викс‑С‑Сарту!

Я выставил меч перед собой. Большой дракон… Нет! Гигантский! Или огромный?.. Какой больше? Я почесал вспотевший лоб, убрал челку. Точно!

Снова выставил меч перед собой. Нахмурился, сомкнул губы.

Пребольшущий, ну просто преогромнейший драконище раззявил клыкастую пасть. Оглушительно зарычал.

– Я не боюсь тебя, подлый ящер!

Я поднял меч. В горле дракона загорелся огонь, но я не испугался. Мощно ударил, срубив голову убийце! Одним ударом!

– Тебе больше некого бояться, – я повернулся к молодой драконице.

С белой чешуей и зелеными глазами. Таких в Фадрагосе не бывает. Но у меня обязательно будет такая! Я найду такую. И тогда папа и мама будут счастливыми! А когда они добрые, то просят Эйналу испечь сладкий пирог с вишней.

В животе заурчало.

Я посмотрел на небо. Солнце скоро умрет.

Когда я вырасту, обязательно спасу Солнце…

Кейел.

– Она не очнулась! – крикнул я, стараясь прорваться через соггоров к алтарю.

– Успокойся, Кейел, еще есть время.

– В задницу твое время, соггор! Разбуди ее!

Воздуха не хватало. Сердце опять ныло.

Безымянный соггор затеял:

– Сейчас солнце доброе, терпеливое…

Духи Фадрагоса!

Я застонал, хватаясь за голову. Не хватает сил, чтобы просто заткнуть его! Нет места мыслям, чтобы упорядочить их в голове. Нет желания объясняться! Внутри все разрывается в клочья!

– Пусти его к Асфи, соггор, – потребовал Ромиар.

– Ты видел где оно?! – Я схватил соггора за грудки, но меня быстро оттащили и оттолкнули. Я выплюнул: – Уже давно не рассвет!

Вцепился в плечо ближайшего соггора, сдерживаясь, чтобы вновь не броситься к алтарю.

– Кейел, мы провели все строго по древним записям, – оправдывался бывший правитель. В скверну его оправдания! – Там сказано, что рассвет пробудит ее теплом.

– А если на севере Солнце недостаточно теплое? – разбито предположила Елрех.

Мертвенный холод сжал душу. Сердце перестало остро болеть. Рухнуло. Засаднило. Разобьется?

Умру. И плевать…

Маленький рыцарь с храбрым сердцем.

Холодная!

Я отфыркался от озерной воды. Посмотрел на себя в отражение. Все говорят, что я похож на маму. Врут все! Глаза черные и у мамы, и у папы, как у всех соггоров. Волосы светлые, как у мамы, но остальное… Вырасту и буду, как папа. Тоже откажусь от имени и сделаю мир лучше. Солнце жалко… Почему его до сих пор никто не спас?!

Я быстро смыл слезы с глаз. Совсем немного выступили! Это не считается. Я мужчина, а мужчины не плачут.

Почему вода не смыла жалость?

Солнце очень жалко.

– Бавиль! Ба‑а‑ви‑и‑и‑иль!

– Мама! Мама, я тут!

Я вскочил, побежал, но остановился.

Всемогущее Единство! Куда спрятать меч?! Прижал руку к груди, разглядывая поляну. Куда же его спрятать?..

Кейел.

– Открой глаза. Прошу тебя, открой глаза.

Ледяная. Еще дышит, но как же слабо!

К плечу прикоснулись.

– Кейел…

– Где целитель?! – крикнул я, прижимая Аню к себе крепче. Никому не отдам. Никому! – Анечка, Анюта, девочка моя, – прислонился щекой к ее щеке. Как же отогреть тебя? – открой глаза. Вернись ко мне. Умоляю. Не оставляй одного. Я ничтожество. Ничтожество…

Мы.

– Бавиль!

– Уже иду, мам!

Влез!

Я отошел, разглядывая узкую щель в афитакском древе. Корявая ветка, похожая на драконью лапу, скрыла блестящий клинок собой. Здорово!

Мама вышла к озеру. Я встрепенулся, шагнул к ней, но…

«Анечка, Анюта…»

Кто это? За спиной никого.

– Бавиль, иди ко мне, сынок. – Мама остановилась перед лужей.

– А сама? – Как же смешно! Она боится! А еще говорят, что взрослые самостоятельные! – Там же камней накидали. Как раз, чтобы прыгать!

«Мне не нужна твоя помощь. Я сам. Только живи, пожалуйста…»

Да что это?!

– Я тут упаду, Бавиль! Это не смешно.

– Мам, мама, ты это видишь?!

Я отскочил от маленького Солнца. Оно поднималось у меня за спиной.

– Что вижу?

– Солнце! Посмотри! Это восходит Солнце! – Я запрыгал, указывая пальцем ей на Солнце. – Рассвет, смотри!

– Бавиль, там ничего нет. – Она опять боится! Нахмурилась как!

Зато я не боюсь!

– Я обещал спасти Солнце!

Закусил губу, глядя в другу сторону. За мамой был закат. Снова повернулся – у меня за спиной рассвет…

«Аня…»

– Что, Кейел?

Я закрыл губы ладонью. Прижал и второй рукой, отступая от рассвета к маме.

– Бавиль, что ты видишь? С кем ты говоришь? Быстро беги ко мне!

Упал. Страшно! Как рассвет может быть над травой в лесу? Прямо передо мной!

Кейел…

«Вернись, прошу тебя…»

– Бавиль, быстрее иди ко мне!

Мама бросилась ко мне на помощь, пробегая в чистых сапожках по глубокой луже. Заплескалась вода…

Лесное озеро. Охота на линаря. Красная Осока…

«…

– А ты оружие выронила. Его нельзя ронять, Аня.

– Для тебя Асфи.

– Не хочу» …

Кейел…

– Кейел!

– Бавиль стой! – За плечо ухватились, но я выкрутилась. Юркнула, уходя от второй руки…

Аня.

Глаза привыкали к темноте. В горле першило. Сердце билось тихо, с ощутимым трудом. К щеке прилипли волосы. Не мои. Почему щека мокрая? От слез? Не моих.

Кейела колотило. Он крепко обнимал меня и качался из стороны в сторону, умоляя открыть глаза. Мои руки дрожали, тяжело висели от слабости. Мышцы в плечах напряглись – я сумела положить руки на талию Вольного.

Вздрогнул. Замер. Не дышал мгновение… И еще одно.

Чуть выдохнул.

Сорвался.

Со всхлипом глотнул воздуха и сквозь слезы продолжил просить прощения. Сбивчиво рассказал, что солнце давно взошло.

Если бы он только знал, что мой рассвет живет в нем…

– Я вернулась, Кейел. – Потерлась щекой о его щеку. Какой же он теплый… – Вернулась.

Глава 16. Без вины виновные

Гостиную в доме наставника заливал дневной свет. На ясном небе солнце медленно поднималось в зенит. Я стояла у окна, барабанила пальцами по подоконнику и рассматривала уютный двор. Вороны, поглядывая на ведро с рыбой, которое принесла кухарка, прыгали на очищенной лавочке. Их всегда чистят. Несмотря на холод, северяне любят проводить время на свежем воздухе.

– Кем был этот ребенок? – спросила я. И с ласковой улыбкой попробовала имя на вкус: – Ба‑виль.

– Как ты и сказала: сыном правителя, – ответил наставник.

Я чувствовала какую‑то отцовскую насмешку в его голосе. Даже не оборачиваясь, знала, что в черных глазах застыла гордость. Оказывается, чернота не всегда непроглядная…

– Об этом я догадалась и без вас, – мягко протянула.

Привстав на носочках, резко повернулась. Прислонившись поясницей к подоконнику, уперлась ладонями в края. Наставник сидел в кресле и потягивал чай. Щурился от удовольствия, улыбался.

– Получается, – едва слышно заговорил, – рукоять меча принадлежала сыну правителя. Мы не знали об этом, Асфирель. Реликвии… Эти вещи передавались нам от отцов множество столетий. Мы храним их. Храним память о них.

В горле запершило; уют надломился. Столетия назад… А кажется, будто только вчера.

– Это вещи со времен войны Предков? – спросила я, хоть знала наверняка, что это так. Наставник, склонив голову, смотрел в сторону и не отвечал, будто позволял мне самой прийти к нужному ответу. Сердце налилось горем, почти отчаянием. Но я сглотнула комок, крепко сжимая подоконник, и продолжила севшим голосом: – Бавилю удалось сбежать? Или рукоять меча и есть конец его жизни?

Непрерывную тишину заполняла только боль. Она шумела в моей душе, скреблась и выла, заставляя напрягаться.

– Асфирель, это пройдет. – Прозвучало очень тихо. Неуверенно.

Неубедительно.

Я кивнула, выдавливая из себя улыбку.

– Зато вернулась! Я ведь думала, что я и есть Бавиль. Все так… по‑настоящему. – Слезы выступили на глазах, руки мелко задрожали. – У него были хорошие родители. И он о многом мечтал.

– Асфирель, ты не любишь его родителей. Не обманывайся чужими воспоминаниями. И мечты у тебя должны быть свои. Это все ритуал. – Отставил чашку на столик, не прекращая говорить: – Нужно было разбудить духов памяти и позволить им занять место в тебе, позволить вам стать едиными. Теперь будет немного по‑другому. Легче.

– Насколько? – Мой голос дрогнул; я опустила глаза. – Его родители давно умерли, а я хочу оплакивать их прямо сейчас, как своих. Я ведь по своим тосковала, но толком не плакала. А тут чужие! Я их знать не знаю, а чувства…

Всхлипнула, с тоской вспоминая молодую соггоршу и ее нежный голос. Бавиль тоже умер, но его я воспринимала продолжением себя. Или себя его продолжением… За себя душа болела меньше.

– Иди к Кейелу, Асфирель. Он успокоит тебя. Сейчас как никогда ты нуждаешься в нем, а он в тебе. О духах памяти он тоже знает больше, чем знал о ритуале. Пусть расскажет. А когда чужие воспоминания отпустят тебя, приходи снова. Прости меня, дитя, но я не в состоянии разделить твой траур. Когда теряют родных, посторонние не способны помочь.

Я не стала задерживаться, не благодарила уходя. Наставник не провожал и тоже больше ничего не сказал.

Кейел ждал в соседней комнате. Дверь была приоткрыта, и я осторожно толкнула ее. В большой светлой комнате все сузилось до единственного темного силуэта. Вольный стоял у окна, разглядывая двор, как минутами ранее я. Плечи сутуло повисли, будто от тяжести. Одну руку он согнул в локте; пальцы медленно поглаживали крохотный участок легкой занавески.

Я замерла, боясь пошевелиться. Подойти бы тихонько, обнять крепко. Вдохнуть аромат тела, раствориться в его теплоте. Поцеловать в шею и порадоваться, наблюдая, как кожа Вольного покрывается мурашками.

Мотнула головой, прогоняя желание, сжала кулаки и шагнула вперед. Половица скрипнула, Кейел встрепенулся. Резко обернулся, нашел меня взволнованным взглядом, разомкнул губы, будто собирался что‑то сказать, но позволил приблизиться к себе в полной тишине. Я встала рядом с ним, ощущая плечом тепло, исходящее от сильного тела. Посмотрела на тот же двор – кухарки уже не было, а ворон разогнала хищная птица покрупнее. Она сидела возле лавки и, прижимая лапой рыбешку, разрывала ее крючковатым клювом. Таким зрелищем трудно любоваться, но я не могла оторвать глаз.

Чувствуя осторожный взгляд на себе, полушепотом призналась:

– В Фадрагосе я поняла, что справедливость всегда идет бок о бок с жестокостью. Этот мир не существует ради вас, Кейел. Он заставляет вас жить ради него. И слабым не найти тут места.

Он чуть покачнулся и ответил так тихо, словно боялся вспугнуть мгновение:

– Мы и есть жизнь. А слабые… Сильным нужна пища. – Шумно вздохнул и громче добавил: – Аня, прошу тебя, стань сильнее.

Он первым отступил от окна, а затем развернулся и стремительно вышел из комнаты.

Ему стыдно за слезы. Ему горько находится рядом со мной и ощущать себя затворником дружбы. Я знаю, чувствую.

Положила руку на грудь и смяла ткань рубашки в кулаке. Болит не сердце – осколки надежд впились в душу. Болит искалеченная душа.

– Меня уже не спасти.

* * *

У ребят было очень тепло. На просторной кухне вкусно пахло мясом и кислым супом, немного напоминающим щи. Утолив голод, мы продолжали сидеть за столом и ковыряться в тарелках. Ив вцепилась в Кейела разговором о ведьме.

– Мы не можем уйти с севера, не отыскав ее! – сказала она, сложив руки на столе, как школьница.

Кейел с равнодушием на лице отпил молока из кружки и произнес:

– А если она не на севере?

Ив замялась. Нервно ухватила черную прядку и, надув губы, заправила ее за длинное ухо.

– Ты изучила местные знаки? – с тяжелым вздохом, поинтересовался Кейел, будто делал одолжение.

– Изучила. Конечно, изучила! – Синие глаза блеснули раздражением. – В первых знаках символов было больше, но я еще их не связала в одну систему. Который из знаков что запускал? Искать ведьма начала позже, а сначала задача была другой. Не знаю, что именно, но…

Я перестала слушать – все равно не разбираюсь. Осторожно, слабыми взмахами руки за боковым краем стола, привлекла внимание Елрех, сидящей напротив, дождалась, когда она посмотрит на меня, и кивнула на выход.

– Асфи, поможешь мне с морозными грибами? Их нужно растолочь.

Нас провожали внимательными взглядами, но не остановили.

Елрех оборудовала алхимический угол в дальней комнатушке. Тепло от большой печки доходило сюда слабо, но достаточно, чтобы не мерзнуть в шерстяных рубашках. Лавочка у стены была заставлена посудой: ступки, миски, корзинки и коробка с мешочками из разных материалов. Под лавочкой поместились флаконы с зельями, которые боятся прямых солнечных лучей. На столе у окна стояли склянки с более устойчивыми зельями и ингредиентами.

– Как многое ты помнишь из алхимии, неуклюжая ученица? – клыкасто улыбнулась Елрех, закатывая рукава темно‑серой рубашки.

Я усмехнулась в ответ. Еще раз окинула беглым взглядом комнату. Подошла к столу и потянулась к ближайшей банке. Подушечки пальцев наткнулись на шероховатую пробку. Внутри, за толстым стеклом, покоилась желтая жидкость.

– Когда ты меня учила, я всегда сравнивала такие настои с мочой, – призналась я и сама поморщилась от такого сравнения.

Елрех хохотнула и постучала костяшкой указательного пальца по столу.

– Ты была бестолковой Асфирель! А какая Асфи сейчас?

Я присмотрелась к содержимому лучше.

– Осадка нет. – Покачала банку из стороны в сторону. Склонила голову к плечу, чтобы лучше увидеть тонкую пленку. – Не густое, но по стенкам стекает маслянисто. Даже слишком. Я бы сказала: липко. Цвет насыщенный. Мед?

Елрех с гордостью хмыкнула, глядя мне в глаза. Согласилась:

– В составе.

– И что еще? Не вода… Она бы испортила цвет.

– Вода есть, и ее много, – удивила Елрех.

Я нахмурилась. Подняла банку двумя руками и потрясла. Пузырьков практически нет. Масло? И потемнений тоже нет… А в Фадрагосе масла зачастую мутные, неотфильтрованные. И еще… Слишком чисто, прозрачно, хоть и с цветом.

– Масла нет, но консистенция именно такая. Голову даю на отсечение, что тут замешаны ваши местные пчелы!

– Верно, догадливая Асфи. – Она поправила белые волосы на плече, продолжая: – Северяне сумели обустроить помещение для виксарских пчел. Представляешь, разводят их. Мед у них, как свежая смола. Тягучий, липкий, такой сладкий, что клыки сводит, – весело оскалилась на миг, – и целительная сила велика. Кровотечение останавливает, – подняв руку, согнула палец, – раны стягивает самые глубокие, заразу вытягивает, если что‑то загноилось, и просто полезен при простудах. Но на мелочь его не расходуют, только на серьезные раны. Склеивает хорошо, исцеляет так, что на следующий день пострадавшему любые нагрузки нипочем. Чувствует себя прямо как живучий виксарт. Отсюда и название пчел. – Руку опустила, плечи приподняла, разглядывая разведенный мед в банке. – Но наносить на рану надо осторожно. Мази из него только целителям продают. При неправильном использовании можно внутренности склеить. А теперь, – забрала банку из моих рук, но долго им пустовать не позволила, – держи ступку и грибы. Помоги мне, раз уж из‑за стола вытянула.

– Я поговорить с тобой хотела.

– Поняла. – Она кивнула. Указывая на табурет, спросила: – О чем?

– О ком, – поправила я. – О балкоре.

Она присела на угол стола и слушала внимательно. Хмурилась, фыркала, но не перебивала. Я говорила полушепотом, рассказывая ей все. В том числе о догадках, что Кейел и Десиен проверяли, не являюсь ли я ведьмой. Когда опасения были выложены, я замолчала, глядя на нечеловеческий профиль подруги. Так привыкла к нему, что теперь не замечала голубоватой кожи и трещин на ней. Белая прядь падала на щеку. Елрех в задумчивости прикусила губу и воинственно свела брови на переносице. Серые глубокие глаза впитали уютное окружение, но отражали пылкий гнев. Какой бы полукровку ни считали в Фадрагосе, я видела в ней красоту. Дикую, необычную, притягательную. И силу… Не только в фигуре, которая все равно обладала женственностью, пусть и лишенной изящности, а внутреннюю силу. Непоколебимую перед трудностями, неприступную перед горестями.

– Злишься? – поинтересовалась я, заметив, как напряжены ее руки, стискивающие край стола.

– А как же, – мгновенно ответила она. Повернула ко мне голову и возмутилась: – Ну какая из тебя ведьма, невинная Асфирель? Бессовестный Вольный будто и не слушал тебя, а ты столько о своей человечности твердила, что уже я основные правила запомнила! И непростой балкор оказался не таким уж забавным. Нам на наставника наговаривал, Вольному – если ты права, – на нас. И дурак доверчивый это ему с рук спустил. А я еще удивлялась, чего он так странно себя ведет на обеде у уважаемого городского защитника! И вот в чем дело…

– Зато теперь я точно вне подозрения. Но Десиен напугал обещанием. – Я перешла на шепот: – А вдруг в самом деле узнает…

Поежилась, опасаясь договаривать о Сердце времени. Елрех поняла и без лишних слов.

– Если наставник не расскажет, то не узнает. – Опустила голову и пробормотала: – Нехорошо, что зоркий соггор об этом догадался. И как же быстро!

Мы замолчали. Не знаю, о чем думала Елрех, а я вспоминала угрозу Десиена. Может, я и доказала о своей непричастности к ведьме, но у балкора появилась пища для новых интриг. Чего теперь ждать? Опять Кейела обработает, а мне потом снова с ним наедине выкручиваться…

– Слушай, сообразительная Асфи, – вскинула подбородок Елрех и чуть вытянула губы. Помолчала так, будто все еще взвешивала говорить мне или нет. – Они могли и меня подозревать.

Я удивилась от такого предположения. Скривилась, сжав пестик, и поделилась мнением:

– Глупость какая.

– Это почему же глупость? Очень может быть и такое. Если уж они тебя заподозрили, с твоими‑то знаниями о Фадрагосе, то меня и подавно. – И беззлобно добавила: – Дураки.

Логика в словах Елрех определенно прослеживалась, но я морщилась, разглядывая ее с ног до головы. Она – и ведьма? Нет. Точно нет. Хотя вот отношение Кейела к ней в последнее время было странным.

Елрех оценила мое выражение лица и ответила извиняющейся улыбкой.

– Что? – напряглась я.

– Сентиментальная Асфи, ты так часто говорила о своих родителях. Помнишь, как о моих заговаривала, а я злилась на тебя?

– Помню.

О таком трудно забыть. Эта тема сильно цепляла Елрех, и я часто пользовалась ею, чтобы ужалить из мелкой мести или просто увести разговор от ненужного русла.

– Беловолосых шан’ниэрдов не так много, – протянула она.

– Я только Роми и видела.

– Это потому что они из дома предпочитают не выходить. Им трудно.

– Противно, – кивнула я, – понимаю.

Наверное, город для них кишит тараканами и червями.

– Мои родители довольно известны, – продолжила Елрех. – И городской защитник во время обеда неспроста вопрос о них задал. Намеренно оскорбил, безжалостный балкор. Не верю я ему, Асфи, что он о нас не узнавал. Мы как на север пришли, вспомни, у ворот он Кейелу сказал, что ждали его тут. Значит, слухи о нас опередили нас самих. Точно узнавал он о всех нас.

А вот это вполне вероятно.

– Или даже раньше, – произнесла я, начиная толочь темно‑синий гриб. Он чуть хрустел; над ним поднималась серая дымка и пряный аромат, щекочущий в носу. Пестик глухо ударялся по дну деревянной ступки. – Наставник сказал, что тут обо мне все знают. Ну, из тех, кто допущен к делу о ведьме. Значит, они и о моем ближайшем окружении тоже давно пронюхали. У нас бы точно разузнали.

– Да, – тяжело вздохнула Елрех, разглядывая половицы, – у нас тоже. Я и не подумала… Тогда без сомнения, меня подозревают.

– И как это связано с твоими родителями?

Сильные руки снова сжались, черные коготки чуть вонзились в дерево. Елрех долго молчала, уставившись себе под ноги. Я не торопила, продолжая давить пестиком. В конце концов, что бы ни скрывалось в ее прошлом, мне не удастся увидеть в ней ведьму. Глупость это.

– Фангры с белыми волосами, – так тихо сказала она, что пришлось остановить работу. – Не знаю, есть ли еще такие, как я. В Обители гильдий таких не знают. Раньше были, и беловолосые шан’ниэрды до сих пор помнят их, как позор расы. Мужчины влюблялись в фангр, пленялись и не успевали сойти с ума до того, как на свет появлялась полукровка. Природу трудно осуждать, Асфирель, – грустно улыбнулась. – Пленникам природы чаще сочувствуют. А я… Мой отец любит свою избранницу. Он счастлив с ней и по сей день. – Сглотнула, стыдливо отворачиваясь. – Но это не моя мама.

Вжимая голову в плечи, шумно вдохнула, словно собиралась нырнуть надолго. Сердце пропустило удар. Кажется, мне не приходилось видеть Елрех настолько подавленной. Хотя… Однажды, в тот момент, когда она уничтожала гильдейские знаки.

– Если тебе трудно, мы можем не говорить о твоей семье. – Я отставила ступку на пол и поспешно накрыла рукой руку Елрех. Сжала, ощущая напряжение.

Елрех пустым взором окинула наши кисти и мотнула головой. Ее голос звучал непривычно: веселье напрочь исчезло, раскрывая душевную тоску.

– Я многого не помню из детства, но кое‑что никак не получается забыть. Когда повзрослела достаточно, чтобы носиться по улицам и понимать взрослые беседы, слышала, как судачили соседки обо мне в нашей деревне. Отцу отдали меня, когда моя голова пухом еще не обросла. Только знаешь, Асфирель, не нужна я ему была. У него своя семья была, молодая жена вот‑вот рожать собиралась. Двойняшек. Я семейную радость разрушила…

– Ты была маленькой, – поспешно заявила я очевидное.

Открыла рот, чтобы исправиться, добавить что‑нибудь еще, но ссутулилась и промолчала. Мои слова не помогут старой ране. Ничьи – не помогут. Дети восприимчивы к слухам, и у них красочная фантазия. Бавиль выдумывал сражение, и оно оживало перед глазами, будоражило кровь, заставляло неметь пальцы от страха и вызывало дрожь от восторга.

Елрех продолжила говорить. Ее голос не охрип, но напитался едва заметной тяжестью, добавляя холода. Отрешенности.

– У него была маленькая изба. – Пожала плечами. – Мне не нашлось в ней места. Но повезло – на окраине жила его мама. Бабуля меня и воспитывала. Я любила ее, а она меня. Мудрой была. А какой строгой, – хохотнула, а глаза наполнились влагой. Заблестели. – О ней тоже сплетничали, что с злыми духами дружбу водит. То развратницей клеймили, то… ведьмой. Она была красивой фангрой, Асфирель. Муж умер молодым, а она больше ни на кого смотреть не могла. К ней сватались, а она отваживала от себя. Обидчивые мужики слухи и распускали, а влюбленные в них девки дальше разносили дурную молву. Разве ж могла ей полукровка в доме помешать и репутацию испортить?

Шальная улыбка на несколько секунд озарила лицо Елрех. Я старалась не дышать.

Улыбка сошла с лица, шея дрогнула от натужного глотка – Елрех продолжила:

– А потом моя мама решила отыскать дочь. Шан’ниэрдки… – Нахмурилась, обидчиво поджимая губы. – Ветреные особы. А тут еще и гордость за расу. Им лишь бы потешить себя, доказать собственное превосходство. Мама вдруг вспомнила обо мне. Захотела, чтобы все ее дети были образованными. Будто мне и без этого плохо жилось.

Она перевернула руку под моей рукой – ладонь к ладони. Пальцы сжались крепко. Уголки моих губ дрогнули, но улыбнуться не получилось. Сколько времени прошло с нашего знакомства? Я уже и забыла, как мы впервые обменялись с ней рукопожатием. Оно было таким же крепким, как сейчас. Но тогда оно пугало, а сейчас… Я люблю Елрех, как родную.

– Это было худшее время в моей жизни, – наконец, произнесла она. – Бабуля начала совсем сдавать, но мне желала счастья. Гнала к матери. Я и пошла. Мне было… – Насупилась, глянув на меня. Задумалась, а затем выдала по привычным мне меркам: – Мне было почти двенадцать лет, когда я застыла на пороге богатого дома. О маме‑то я толком ничего не знала. Отец о ней говорить не любил. Он вообще не любит жену свою расстраивать. Поэтому к ним в гости я ходила редко, хоть и жили в одной деревне. Сестры, фангры, меня побаивались. Но это я сама виновата.

Заметно смутилась, но уже через миг недовольно объяснила, будто нехотя оправдывалась:

– Боялась я, что потом и они от меня откажутся. Зачем привыкать, если потом отпихивают подальше, как ненужную вещь? – В глаза глянула, но сразу потупилась. – Вот и сторонилась всех подряд, кроме бабули. Да и мама не шибко интересовала. – Тихо добавила: – Лучше бы поинтересовалась…

Захотелось обнять ее. Я все еще скучала по родителям. Они у меня славные, добрые, хоть папа и часто пытался строгим казаться. Не представляю, как о родных можно вспоминать с обидой. Но поведение и слова Елрех заставляли проникнуться ее переживаниями.

– Пришлось у нее узнать всю историю. Без прикрас. Она же мне ее и рассказала. Представляешь, молодостью прикрывалась… Как будто исправить это что‑то могло.

– Молодые могут быть глупыми, Елрех, – полушепотом произнесла я.

Она улыбнулась грустно. Подняв голову, ласково посмотрела на меня.

– Ты тоже упрямая. И она замуж не хотела. Обижало ее, что сосватали, с ней не посоветовавшись, и супруга будущего не показали. А вдруг бы не понравился… Это беловолосый шан’ниэрд‑то? Они до женитьбы из женщин только с мамой видеться стараются. Это чтобы жену наверняка полюбить. Иногда такой подход не срабатывает, но редко. А мама моя решила всем назло поступить. Свадьбу сорвать не могла, нужна она была, чтобы в обществе укрепиться. Однако был способ…

Вздохнула глубоко, поджимая губы. Чуть тряхнула головой, прежде чем продолжить:

– Отец в гильдии рыболовов не прижился и возвращался к бабуле в деревню. Мимоходом в город заглянул, где мама живет. А она в ту ночь из дома сбежала – и в трактир. Отца моего выбрала, потому что пил меньше других и выглядел опрятнее. А ему‑то что, если высокородная девка сама липнет? Он и не думал, что она зелье зачатия выпила. Так мне жизнь и подарили… За углом дешевого трактира.

Я дернулась, чтобы вскочить и обнять ее, но удержалась. Выдохнула порывисто. Слезы, стекающие по щекам Елрех, отнимали здравомыслие. Пугали.

– Живота еще не было, но меня она в себе ощущала. Говорит, любила. Первенец… Я не хочу детей, Асфирель. Ребенок уродливой полукровки будет обречен повторить ее судьбу.

Все же вскочила. Обняла Елрех, прижимаясь щекой к густым белым волосам, вдыхая аромат полевых трав, ощущая тепло от тела.

– Мне жаль.

– Ну что ты, глупая Асфи. – Она погладила меня по спине. Не выпуская из объятий и уткнувшись в мое плечо, продолжила: – Я свыклась. Просто… – Всхлипнула – резанула по сердцу. – Она говорила, что любила меня, но беловолосые шан’ниэрды… С будущим мужем она познакомилась, полюбила и его тоже. А он ее. Я была лишней. Но уже была. Была в ней. От меня она не избавилась. Сказала, что смелости ей не хватило.

Я положила руку на ее затылок. Пальцы запутались в волосах. Елрех прижала голову к моему плечу теснее.

– Зато хватило позже. Когда родила. Ей поднесли младенца со светло‑голубой кожей и глазами фангра. Она и разревелась. Не смогла на руки взять – противно. К себе поднести тоже не могла. В молоке вымачивали тряпку и давали мне – так кормили, пока везли к отцу. Благо за короткую беседу она запомнила, кто он и откуда. И он не обрадовался мне… Это я уже рассказывала.

Она тяжело выдохнула, будто самый трудный этап рассказа преодолела. Похлопала меня по спине, и я отстранилась, но ладони с плеч не убрала. Улыбнулась натянуто, глядя на бледную подругу. Подругу ли? Наверное, чуть больше.

– У матери в доме пока жила, – бодрее зазвучал ее голос, а слезы больше не стекали по лицу, – чувствовала себя… противной зверушкой. И смотрели на меня так же. Братья и сестра нос ворочали, будто воняю. Но я не обижалась. Привыкла, что и в деревне ко мне так же относились. Муж мамы терпел мое общество, но все равно избегал. Даже есть стал отдельно от нас. А потом и остальные… Мама со мной целый период за столом ела, а потом тоже… Она и в комнату ко мне заходила! Правда, ни к чему не прикасалась, говорила с натянутой улыбкой, а потом руки хорошо вымывала, – хохотнула.

А вот я не смогла веселье поддержать. Не смешно это совсем. Елрех поняла мое настроение, отвернулась, чуть опустив голову.

– Они почтенные, Асфи. Все беловолосые шан’ниэрды с рождения почтенные. Но им разрешено вести не так много дел. Эта семья изучала искусство. А я в нем совсем не разбираюсь. В их доме рта не открывала.

«Эта семья»… Даже о Пламени Аспида Елрех отзывалась более радушно.

Она продолжала:

– Так не говорят, а так говорят только низшие. А к этому платью пояс не нужен… Будто я высокородная. Как бабуля научила, так и живу. По сей день живу по ее наставлениям, и не жалею. Только об одном – зря к маме уехала. Отец бабуле помогал, но всему приходит конец. Я не успела проститься с ней, как следует. Говорят, у знахаря зелье целебное закончилось, а алхимики нечасто в нашу деревню заглядывают. Местность там на нечисть опасная, да и близко к Долине драконов. Бабуля б еще пожила, если бы не дешевое зелье… Она у меня сильной была.

– Сочувствую, – выдавила я из себя.

– Ничего, – показала клыки Елрех, беззаботно отмахиваясь.

Она тоже невероятно сильная…

– Ушла я от мамы, Асфи. Ушла. Знаешь, что увидела напоследок? – Подняла голову, сталкиваясь с моим взглядом, – ее глаза высохли от слез, обрели привычное озорство. – Облегчение. Мама не могла скрыть облегчения, хоть и плакала, прощаясь. Она любит меня, но видеть мое уродство не может. И мы ведь с ней ни разу не обнялись. С тобой вот обнимаемся, а с ней – нет. Чудачка ты, Асфи! – Она потянулась рукой к моему лицу, положила теплую ладонь на щеку, касаясь коготком мочки уха. Большим пальцем погладила кожу. – Если чудной Десиен знает о моей семье, то знает, что учили меня многому. Чтению, письму, многим языкам. Древним ритуалам и обычаям. У беловолосых шан’ниэрдов только лучшие наставники и домашние библиотеки богатые. Они любят собирать все старое, редкое, чтобы потом собой гордиться. – Хмыкнула. – Будто в Фадрагосе других ценностей нет.

* * *

Вьюга выла на улице, непроглядным полотном застилала сумерки.

Я отступила от окна и осмотрела тесную комнатушку. В углах прятались тени, у камина плясали отсветы огня. Иногда огонь трещал, выплевывая искры. Яркие, они стремительно взвивались, затем медленно оседали на жестяной лист, прибитый к полу, и гасли.

Подобно мыслям в моей голове…

Я не знала, чем помочь Елрех. Сердце времени отберет у нее всех, кто подпустил ее к себе, а главное – кого она подпустила к себе. Но как ни крути, она уже лишилась гильдии, а Роми все равно умрет. Ив спасет мир, и миссия Вольного будет окончена. А бывших Вольных, как правило, не бывает…

Неудивительно, что Елрех не особо спешит помогать Ив в поисках ведьмы, предпочитая просто наслаждаться жизнью. Любимого мужа Елрех потеряет в любом случае. Тогда лучше, чтобы вовсе его не помнила…

Грохот испугал. Сердце подпрыгнуло, я вздрогнула, прижимая руки к груди. Настойчивый стук продолжался. Стук ли? Или ломятся, или бьют по двери совсем не кулаком.

Стоило только открыть дверь в темную прихожую, как морозный воздух, оглаживая босые ноги, ледяной кошкой прошмыгнул внутрь. В дверь больше не стучали, а я на всякий случай выглянула в крохотное окно. Ветер хлестко ударил по мутному стеклу, и оно затряслось, застучало. Никого не рассмотрев, я все же потянулась к массивному железному засову. Обдавая пальцы холодом, он поддался не сразу. Скрежетнул. Петли протяжно заскрипели.

– Привет, – поздоровался Кейел, без приглашения протискиваясь в дом.

Я вжалась в стену, пританцовывая на стылом полу и провожая Вольного удивленным взглядом. В руках он нес огромный сверток. Одеяло? Захлопнула дверь и поспешила вслед за Кейелом в теплую комнату.

Опешила, стоя у порога.

Кейел бросил между кроватью и комодом одеяло – край отогнулся, открывая взору подушку.

– Ты что, ночевать у меня собрался? – невольно прорезались истеричные нотки.

Кейел молча снял куртку, кинул на комод. Отвязал от пояса холщовый мешочек и протянул мне.

– Что это?

– Подсказка и ключи.

На его лице застыла решительность. Я кивнула и осторожно забрала с раскрытой ладони вещи Энраилл. Потянув тонкий шнурок, повторила вопрос:

– Ты собрался ночевать у меня?

– Да, – ответил твердо. И тихо добавил – едва ли не прошипел: – Если тебя это смущает, можем переночевать у меня.

Я все же отвлеклась от узелка и снова посмотрела на Кейела.

– Третьего не дано?

– Не дано.

Он злился. На меня ли? Или в большей степени на себя? Несколько раз уговаривал оставить поиск сокровищницы, но я ненавязчиво вспоминала о клятве, которую слышали духи, и о простых обещаниях. Он пытался настаивать, но, видимо, Вольный в нем все же сдался перед возможностью выполнить миссию легче и быстрее.

Наклонившись и раскладывая на полу одеяло, поинтересовался:

– Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, все хорошо. – Раздражение в голосе утаить не удалось.

Слишком большое искушение спать с ним в одной комнате. Руку протяни и… Знаю ведь, что стоит мне только пальцем поманить, и Кейел не откажется, а я прекрасно понимаю, что хочу его. И даже не столько секс нужен, сколько прикосновения, поцелуи, признания, беседы ни о чем в атмосфере, наполненной… любовью? Нежностью и лаской. Кейел просто нужен мне. Целиком. Без остатка. Но даже мысли о малости его тепла сводят с ума.

– С Единством ты научилась работать, – хриплый голос погладил слух. Взволновал рассудок сильнее, но высказанное отвлекло. – С духами памяти все так же.

Я вышла из оцепенения. Юркнула за спиной Кейела к кровати, стараясь обогнуть его. Бросая ключи и подсказку на подушку, залезла с ногами на матрас, села по‑турецки, сцепила руки в замок и хмуро уставилась на профиль своего мучителя. Он в мою сторону не смотрел. Оглянулся на камин и, ухватив одеяло за уголки, подтянул поближе к огню. Спросил:

– Если ночью нужно будет выйти, не споткнешься?

– Нет, все в порядке.

На полу спать – сумасшествие. Сквозняк вроде бы не гуляет, но все же дом быстро остывает, а одеяло далеко не ватное… Я бегло оценила размер кровати и зажмурилась, унимая расшалившееся сердце и пережидая легкий мимолетный жар в ногах и животе.

Аня, не выдумывай, идиотка, мы несколько месяцев спали на голой земле и даже на снегу…

Вольный заговорил, привлекая внимание. Как назло, выпрямился во весь рост, вскинул подбородок повыше, пряча в полутени хищные черты лица. Рывком потянул завязки рубахи и ослабил воротник. Склонил голову, позволяя прядям упасть на впалые щеки, заслонить глаза. Неторопливо стащил кожаный пояс с талии. И при этом ни на секунду не замолкал – произносил слова мягко, отчего, казалось, проявлял заботу:

– Начни с подсказки. Теперь духи памяти слабее тебя. – Развязал ленту, позволяя русым волосам рассыпаться по плечам. Пряди ловили свет пламени и окрашивались медью. – Они будут помогать, а не тащить тебя с собой.

– Я помню, – тихо фыркнув, пробубнила.

Он еще по дороге домой подробно о духах памяти разжевал, а сейчас повторял. Прямо как любящий отец… Я уже не боялась, что останусь блуждать в чьей‑то памяти, медленно умирая в реальности. Знала, что могу бредить или ходить во сне, как лунатик, но обязательно проснусь, когда самое сильное воспоминание предмета закончится. Вещь сама меня отпустит. А Кейел, судя по всему, пришел присмотреть за мной. Хотел, как лучше…

На деле же я любовалась им и жутко бесилась. Одежда не могла спрятать от меня детали. Я помнила шрамы на жилистой спине, оставленные черными когтями. Их значимость для меня росла с каждым днем – наше общее воспоминание. На твердой груди Вольного скрываются другие шрамы: тонкие, длинные, – будто располосована. Живот без отметин: рельефный, гладкий, а от пупка еле заметная дорожка волос тянется вниз. Помню судорожное дыхание Вольного при поцелуях в шею, но уши у него чувствительней. Если целовать за ухом и прикусывать мочку, он улыбается и закрывает глаза из‑за легкой щекотки, но его пальцы крепче сжимаются на затылке, а дыхание становится глубже. А еще он просто любит поцелуи…

– Аня, разве я сейчас перешел какую‑то черту? – спокойный вопрос вырвал из дурманящих размышлений.

Я наткнулась на уставший взгляд. Стушевалась под ним и, опустив голову, тихо ответила:

– Нет.

– Я позволяю себе что‑то лишнее?

Поджав губы, сглотнула слюну. Почему так обидно?

– Нет.

– Я не трогаю тебя, не пристаю к тебе и даже стараюсь не смотреть на тебя лишний раз… Откуда недовольство? Я тебя чем‑то обидел? – Слишком вкрадчиво… Теперь чувствую себя в чем‑то виноватой.

Я молчала, не зная, как оправдать собственную жестокость. Возможно, если бы после ритуала я не увидела его неприкрытых чувств, было бы проще. А тут… словно воздвигнутый барьер сломался. Я хотела одного – чтобы Кейел принадлежал мне. Дико хотела. Быть может, я бы уничтожила весь Фадрагос, только бы забрать этого мужчину себе.

Все еще стоя боком ко мне и чуть склонив голову, он продолжал растить это эгоистичное желание:

– Если обидел, скажи. Я попрошу прощения. Я не шучу, Аня. Возможно, я опять повел себя так, как привык, а для тебя и твоего мира такое поведение неприемлемо. Я не хочу тебя обижать. Честно, не хочу.

– Все в порядке, – сквозь зубы выдавила из себя.

– Тогда почему злишься? Я не знаю, как еще вести себя рядом с тобой, – развел руками. – Думал, что уже понимаю тебя, а сейчас вернулся к тому, с чего все начиналось. Я тебя не понимаю.

Прошел к комоду. Поднял куртку и бросил рядом с одеялом, видимо, чтобы ночью, если станет холоднее, укрыться ею. Улегся, залезая под тонкое покрывало.

Кажется, ответа не ждет… О чем задумался, вглядываясь в огонь? Глаза заискрились золотом, но взор не стал ярче – понурый, измученный.

Я сжала кулаки. Не ему одному тут тягостно. Не сумев разобраться в себе, не погасив мигом вспыхнувшую злость, спросила едко:

– Ты знаешь, что Волтуар направляется сюда? Сегодня мне передали платье! Подарок правителей. Ты знал, Кейел?

Молчит. Ощущение, будто даже и не слушает. Ему ведь не плевать, тогда почему?..

– Так ты не против, что меня опять сводят с ним? Мне казалось, что… тогда в таверне. Кейел, ты говорил, что не хочешь ни с кем делиться мною. А потом эльф из поселения изгоев, теперь же снова Волтуар…

– Хватит, Аня. Хватит!

Я вздрогнула. Сердце колотилось в груди, грохотало в ушах. Кровь жгла ненавистью вены, вынуждая сжимать кулаки до побеления, стискивать зубы до скрипа. Что со мной? Щеки опалило стыдом. И вправду, хватит… Веду себя, как сволочь последняя. Просто… Что? Что просто, Аня? Всего лишь хочется опять услышать, что он готов на все ради меня. Но ведь от этого ничего не изменится – я не готова пожертвовать всем ради него.

Кейел, опираясь ладонью в пол, приподнял голову и дельно напомнил пристыживая:

– Я не твой пес, а ты… Я отпустил тебя, и мое предложение в силе. Ты не пленница, можешь уйти, когда захочешь. Распоряжайся своей жизнью сама. И не вини меня, если что‑то в ней не устроит. Я спать.

Хотелось попросить прощения за порывистое поведение – капризное, словно я несдержанный ребенок, – но это было бы еще более странным. Зажмурилась и, стараясь сгладить ситуацию, дружелюбно поинтересовалась:

– А на праздник ты пойдешь?

– Нет.

– А было бы неплохо. Я не знаю местных обычаев и знать, а никого больше не пригласили. Может, тебе правители…

– Аня, я хочу спать.

– Кейел, извини меня.

– Отстань.

Только спустя несколько минут удушливой тишины, я тоже забралась под одеяло. Вьюга за окном не успокаивалась, на душе было мерзко. Я не хотела обижать Кейела, но злость все же выплеснула на него. Ничего. Высплюсь, отойду от яда, все еще удерживающего тело в легкой слабости,избавлюсь от навязчивой тоски по чужим родителям – и смогу быть сдержанной. А сейчас просто все из рук валится и слишком много эмоций, вот меня и бросает из крайности в крайность. Справлюсь.

Легла на бок, стараясь не смотреть на Кейела. Вытащила из мешочка скрученную подсказку, собираясь прочесть ее воспоминания, но…

Плетенные браслеты – это ведь ис’сиары?

На Кейела все же взглянула. С тоской на сердце, с обидой на себя и на Фадрагос. Нахмурилась и сжала одну из ис’сиар, погладила шершавую кожу, ощутила подушечкой большого пальца неровное плетение. Резкий запах исходил от вещей Энраилл, напоминая о Земле. Кажется, если не путаю, у ацетона похожая вонь. Или нет? В мыслях хмыкнула – забыла родные запахи… Провела по браслету еще раз и пожелала узнать чужие секреты, заглянуть в воспоминания.

Не страшно, если начну с брачного браслета. Интересно, кому он принадлежит: Аклену или Ил? О чем он мне расскажет?

– Слышишь, ветер расшумелся?

Аклен нехотя отвел от меня взгляд и поднял голову, всматриваясь в густые неподвижные кроны. Прислушался. С утонченного лица не сходила легкая улыбка, но блеск в глазах становился все тревожнее и тревожнее.

Любимый, разве можем мы рискнуть всем миром? Нет такого права ни у тебя, ни у меня. А ис’сиары все же красивые. По моему вкусу.

– Отказываешь, выходит. – Он склонил голову к груди, и лунный свет посеребрил светлые волосы.

Я сжала ис’сиару крепче – мягкая кожа согрела пальцы и ладонь.

Хотелось бы не отказать…

– Мы не можем, – напомнила ему, отступая к озеру.

Молочный пар окутал ноги, пятки увязли в прибрежном иле. Вода тихонько заплескалась, охладила щиколотки, намочила подол белого платья.

– Осторожнее, Ил. – Аклен протянул руку, наблюдая за мной недовольно.

С укором покачал головой, а через несколько мгновений стал разуваться. Я осматривала лесное озеро, вглядывалась в непроглядную темноту, застывшую между деревьями. Потревоженная вода возмутилась громким всплеском, предупредила об Аклене. Он подошел ко мне, взялся за руку, которой я держалась за самое ценное признание. Самый бесценный дар, который я не могла принять.

Отпустить тоже не могла…

– Мой Вольный. – Улыбнулась, насколько силы позволяли. Второй рукой обняла его за шею. Он вдохнул, обнимая в ответ за талию и бережно прижимая к себе. – На ритуале связи мы поклянемся беречь друг друга, но наши миссии противоречат словам клятвы.

Он спрятал грустную усмешку в моих волосах.

– Ну какой я Вольный, Ил? Ослеп с тобой.

Не ослеп – прозрел. Умирать всегда страшно, когда умеешь наслаждаться эмоциями. Когда пьешь жизнь неспешно, смакуя каждый глоток. Когда боишься, что он станет последним. Страшно, но ведь все равно неизбежно…

– От нас зависит будущее наших детей. – Я погладила напряженную шею.

– У нас нет детей.

Упрямец.

– Они есть у моей сестры. Они есть у твоих…

– Я не уверен, – резко перебил. Немного отстранился. – Мог перепутать.

– Сердце не обманет, Аклен. Наши сердца не обманывают.

Погладила указательным пальцем удлиненное ухо, поправила волосы на плече. И Аклен оттаял, снова прижался ко мне. Стиснул двумя руками.

– Хотя бы надень иc’сиару, Ил.

– Надену, а ты пообещай, что не станешь больше отговаривать. Мы должны, слышишь? Не нагнетай, Аклен. И без того непросто. Давай будем счастливы, пока живы.

– Я бы поискал другой способ.

– Нет его.

– Почему? – Отодвинулся, вновь потревожив воду.

– Мне так сказали.

– Кто сказал, Ил?

Пытливый, упрямый…

– Тайна.

– Ил.

– Не моя тайна, и не для тебя. Не проси. Баланс мира был нарушен, и наша раса умрет без нашей жертвы. Их всех убьют, Аклен, – попыталась пристыдить.

Молчал, удерживая меня за плечи.

– Ветер расшумелся, – повторила я. – Надо искупаться и укладываться. Утром снова в путь.

Холодные пальцы тронули запястье, заставили поднять руку. Аклен бережно отобрал ис’сиару, а затем повязал на предплечье.

– Если слепота моя лишит меня рассудка, не позволь отступиться от миссии. Убей меня, Ил. Заверши то, что должен выполнить я.

Не переставая улыбаться и глядя ему в глаза, кивнула. Пусть внешне я выгляжу слабой, но мне хватит силы на двоих. Наши дети будут жить. Единство поможет мне. Оно ведет меня мягкими тропами, но так было не всегда. У меня отобрали семью и будущее, имя опорочили, мечты выжгли. Я топталась на углях, пока не привыкла к боли. Пока не отреклась от всего, что любила в себе. И потеряв все, обрела путь к вере. К самой сильной вере, какую только можно придумать. Мое прошлое отняли, но подарили тайну, а в ней – знания. Я передала их достойному, но мы завершим путь вместе. Наша дорога извилиста: она калечит ноги…

Кейел.

Где‑то далеко раздался тоскливый вой. Волки подошли близко к городской стене. Голодают. Скоро опять позарятся на пищу драконов. Но у кормушки они появляются редко – запах ледяных ящеров отпугивает. Метель затихла совсем недавно, комнату окутал ночной свет, и тьма затаилась по углам и в щелях. В камине тлели угли, жар от него постепенно ослабевал. Холод гулял по полу, оставлял все более ощутимые следы. Правый бок ныл от твердости пола. Отвернуться – страшно. Даже себе в таком признаться стыдно. Прерывистая дремота изматывала, но я отказался от крепкого сна. Надо было выпить двойную порцию зелья бодрости. Но тогда пришлось бы отдать больше денег, а их и так осталось немного.

Скрип со стороны Ани заставил снова приоткрыть глаза. Неспокойно спит девочка: ворочается, стонет, всхлипывает, но не плачет. Не так давно проверял – щеки сухие. Что она видит?

Поправил подушку, подложил под нее руку и закрыл глаза.

Проснется – расскажет. Надеюсь, к тому времени настроение выровняется, а то ведет себя вспыльчиво. Поджал губы, стараясь не вспоминать жгучие слова. Хочет, чтобы я стелился у нее в ногах? Потом, как надоем, снова пнет.

Скрип повторно коснулся слуха. Шорох последовал незамедлительно. Наверное, уже проснулась и захотела по нужде. Я посмотрел на нее и напрягся.

Аня села на кровати, заметно дрожа.

– Аня, – тихо позвал.

Не отозвалась, не пошевелилась. Я приподнялся на локте наблюдая. Неподвижная, безмолвная – будто неживая.

– Аня, – громче повторил.

Повернулась медленно.

– Все в порядке?

Не ответила. Отползла чуть к стене. Руку под подушку запустила, запрятанный кинжал оттуда вытащила. Двумя руками за рукоять ухватилась, тускло мерцающее в ночи лезвие направила вниз. В ногу метит.

– Аня! – вскрикнул и сам же испугался.

Идиот! Опасно резко из сна выводить! Вскочил быстрее, чем соображал. Холодные руки с занесенным кинжалом перехватить успел. Уловил шепот:

– Она калечит ноги… – И удивленный полушепот: – Кейел?

Встрепенулась. С оханьем ладони разжала. Я ударил по клинку тыльной стороной ладони. Успел! Перехватил в падении. Он отлетел в стену, звякнул, мягко упал в одеяло, исчезая в складках.

– Я что, тебя?.. – сипло поинтересовалась Аня. Темные глаза широко открыты, лицо даже в ночной синеве заметно побледнело. – Я не хотела! Я не…

– Не меня! Не меня! – поспешил успокоить.

Обнял порывисто, как можно крепче прижал к себе. Лучше бы меня…

Аня затаилась мышкой. Хоть бы вдохнуть не забыла. Перепугалась бедная, трясется вся. И меня напугала. Сердце все еще колотится, но улыбаюсь. Идиот! Хоть бы не рассмеяться. Хорошо, что успел. Хорошо, что себя пересилил и пришел. А если бы кровью истекла? Духи Фадрагоса…

– Я в порядке, – тихо произнесла она, погладив мою талию. Как же отпускать не хочется.

Я отстранился. Поймав ее лицо в ладони, посмотрел на него внимательно. И впрямь отошла, взор опять жгучий.

– Что увидела?

– Мало хорошего.

На мои руки свои положила, сжала крепко, едва ли не впилась ледяными пальцами. Разве холодно в доме? Умудрилась ведь замерзнуть. Взгляд отвела в сторону – задумчивый, хмурый.

– Я не подсказку изучала, Кейел. Ис’сиару глянула. Она Ил предназначалась и… не нравится мне то, что увидела. – Из рук выворачиваясь, потребовала: – Дай подсказку.

– Сейчас? – удивился я. Отдых нужен. – Нет, Аня, давай…

– Сейчас! – жестко отрезала.

На кровати подсказка не нашлась. Пока шарил рукой возле, Аня кинжал отыскала и второй из‑под подушки вытащила. Попросила, мне протягивая:

– Убери на комод, пожалуйста. Не хватало еще убить тебя во сне. И рядом укладывайся.

Я нащупал на полу крошечный свиток, положил на матрас, забрал кинжалы и засмотрелся на лохматую правительницу. Как же раскомандовалась.

– Что, Кейел?

– Ничего, – выдохнул.

– Я не предлагаю… – смутилась она. Поежилась и одеяло на ноги натянула, будто не в длинной рубахе спала. – Боюсь просто.

– Я понял.

– С утра надо будет с Ив увидеться. До рассвета еще пойдем, чтобы перехватить ее до того, как она в штаб отправится. Если от нее правды не добьюсь, будем с друга твоего трясти. Эльфийское прощение, значит…

Аня.

Суматошные мысли с трудом удалось успокоить. Это ж надо, за кинжалы во сне хвататься. Дурдом!

Отвернувшись, улеглась калачиком, сжала подсказку между пальцев, желая теперь увидеть ее самое яркое воспоминание. С ис’сиарой я промучилась долго, прежде чем уснула. Помню, что глаза слипаться стали, когда свет от камина почти погас. Надеюсь, теперь получится уснуть быстрее. Жаль, что чужие воспоминания можно увидеть лишь во сне.

Аклен и Ил… Они открылись передо мною в новом свете. И он заиграл не слишком приятными оттенками. Совсем не притягательными. Значит, моя смерть настигнет меня? Или все же я успею сбежать из Фадрагоса раньше? Хотелось бы верить.

Кейел отходил на кухню попить. Вернувшись, приподнял одеяло и улегся за спиной аккуратно, словно боялся задеть меня. Спустя некоторое затишье придвинулся ближе и осмелел – рукой скользнул на мою талию, носом уткнулся в затылок. Я закрыла глаза, сдерживая улыбку. Что бы ни случилось с Аклен и Ил, я не пойду по их стопам. Не стану жертвой. Эгоистка? Может быть, но я буду бороться до последнего.

Э.

Зачем нужны они?

Я смотрел на подсказку и не понимал желаний человека. Лучше бы просто уничтожили все ключи и без подсказок обошлись. Зачем их оставлять? Кому они понадобятся? Не найдутся умнее нас. Не найдутся те, кто хотя бы одну отыщет. А если найдутся, правильнее будет убить их.

Ветерок зазвенел в пещере, залитой дневным светом. Я отвлекся от бумажки, поднял голову. Множество отражений в железных кристаллах не замедлили повторить мои движения. Вокруг застыл одинаковый кусок ясного неба, а полуденное Солнце, зависшее в стороне от моего плеча, ослепляло до рези в глазах.

Сквозь мельтешения темных пятен в глазах, я снова прочел фразу: «Куда бы я ни повернулся, Солнце везде умирало». Надо было не слушать шан’ниэрдку и выдумать что‑то сложнее. Уши ощутимо дернулись, но я не позволил нервам взять верх над спокойствием – это недостойно. Убрав свою подсказку за пояс, присел на корточки и стал прятать ключ и подсказку недалекой девицы в маленький сундук. Осталось только закопать его.

Аня.

В этот раз я проснулась в той же позе, как и засыпала. Долго не двигалась, прислушиваясь к спокойному сопению за спиной. Осторожно, прилагая неимоверные усилия, чтобы не потревожить Кейела, повернулась лицом к нему – он даже с дыхания не сбился. Только рука с моей талии упала на матрас да так и осталась лежать возле живота. Я сложила руки под щекой и стала рассматривать спящего Вольного. Моего Вольного. Что если у каждой вестницы был свой такой вот Вольный? Кейелу подобная мысль точно не понравится, ведь тогда он, и вправду, как пес на привязи. Плохо это все. Очень плохо.

Но что определенно радовало, так это продвижения в поиске сокровищницы. Быстрее вернусь домой, быстрее начну жизнь заново. Наверное, с Женей лучше расстаться сразу. Шумно выдохнула и осторожно убрала волосы, упавшие на лицо Вольного.

Солнце за окном вовсю сияло, проникая в комнату. Метель закончилась, ветра слышно не было – замечательная погода. Руки стали затекать от длительного пребывания в одной позе, но я не шевелилась, позволяя Кейелу выспаться. Сколько он уже без крепкого сна? И как еще на ногах держался…

Пока любовалась Вольным, сравнивала ощущения реалистичных снов. Ритуал в расчет не брала – там уверенность не отпускала, что я и есть Бавиль, – а вот последние сны отличались. Эльф воспринимался проще. Это сейчас я понимала, что он надменная скотина, а в его воспоминаниях все было нормальным. Он был… хорошим, правильным и самым умным. А вот быть Ил мне больше не хотелось. Мало того, что вестница безумно страдала в душе, так еще и чувствовала себя как‑то не так, будто не в своей тарелке. Может, она устала горевать за своих сородичей? Но вроде бы не это меня смущало. Ее боль была одновременно настоящей и искусственной, притянутой за уши. Ее чувства даже странно себе объяснить. Как если бы жутко ненавидела сладкое, но ела его и наслаждалась? Мазохизм? Нет, не он. Наслаждалась, но почему‑то в глубине души сожалела? Но это при ее жертве тоже логично… Вот только все равно не оно. В Ил было спрятано что‑то другое, какое‑то двойное дно. Сегодня надо посмотреть воспоминания Аклена и сравнить, а если не разберусь, снова буду изучать Ил. Главное, не истощить магические силы. Переждать праздник, а затем рвануть в регионы, где смогу растрачивать силу, не задумываясь о последствиях. Благо теперь я ее чувствую.

Соседские курицы раскудахтались на призывное хозяйское «цыпа‑цыпа», ресницы Кейела задрожали, а на спокойном лице появилась привычная хмурость. Он разлепил глаза, и я улыбнулась.

– Доброе утро, – тихо поприветствовала.

Он прочистил горло, хмурясь еще сильнее, а затем обеспокоенно просипел:

– Проспал? Прости.

– Ничего, я не стала будить. Пойдем сразу в штаб.

Как бы ни хотелось бездельничать, разлеживаясь в кровати и дальше, мы себе этого не позволили. Кейел сразу подскочил, потирая глаза, и размялся, потягиваясь от души. Я вылезла из‑под теплого одеяла и, быстро одевшись, отправилась на кухню. Завтракали наспех, в полнейшем молчании и так же, не сговариваясь, оказались у двери. Только по дороге Кейел стал интересоваться подробностями прошедшей ночи.

Я поежилась от крепкого мороза, потерла быстро замерзающий кончик носа и начала с подсказки:

– Эльф старый был. Кожа натянута настолько, что, наверное, лопнула бы от малейшего укола иголкой.

– Выходит, подсказку Эриэль писал.

– Это сейчас Эриэль, а тогда не знаю. Имен в воспоминаниях не звучало, будто не все достойны их. Зато знаю, что придумал всю эту головоломку с подсказками человек.

– Нелтор.

Снег скрипел под каждым шагом, ослепительно сиял под солнцем. Я поправила капюшон, чтобы видеть из‑под меха идущего рядом Вольного. Он смотрел под ноги, но глаза блестели от нетерпения узнать подробности.

– Эльф спрятал ключ и подсказку Линсиры в какой‑то пещере. Я бы назвала ее зеркальной, а в его понимании он был окружен железными кристаллами.

– Железными? – переспросил Кейел, глянув на меня.

– Он считал их железными, но знаешь, я точно зеркала видела. Чистые, ни пылинки на них. И эти зеркала отражали один и тот же кусок пейзажа.

– В то время многое могло называться иначе. – И задумчиво добавил: – Вход в пещеру должен быть с запада.

– Надо узнать, что это за кристаллы.

– Я знаю. – Отмахнулся кривясь. – В Фадрагосе не так много мест, где они растут, но лишь одно из них считается оскверненным.

– Там, где умирает Солнце?

– Не знаю, умирает ли оно там. Это нам предстоит проверить. А проклятым его считают из‑за чудовища, обитающего в тех местах. Ходит слух, что никто не выжил после встречи с ним.

Банально… Я многозначительно хмыкнула и недовольно протянула:

– Но кто‑то же этот слух распустил – значит, выжил.

Кейел усмехнулся.

– Надеюсь, тебе не надо подсказывать, кто этот неизвестный. А с ис’сиарой Ил что произошло?

Я сглотнула и принялась рассказывать. Все, без исключения. Как бы мысль о Вольных ни могла оскорбить Кейела, лучше предупредить его обо всем.

* * *

В штабе я была впервые. Из фильмов привыкла ассоциировать такое название с офисами полиции или ФБР, а тут все оказалось совершенно другим. В просторном зале миниатюрного замка нас встретила доброжелательная соггорша, услышав, кто мы и к кому пришли, подозвала к нам стражу и ушла. Вскоре вернулась, а затем провела по сплетениям тесных коридоров и лестниц. Свет проникал внутрь через узкие окна, расположенные высоко, почти под потолком. Обстановка была строгой, в темных тонах; на весь первый этаж встретилась только одна скамья. Что происходило за закрытыми дверями многих кабинетов, которые мы миновали, оставалось только догадываться. На третьем этаже коридоры стали просторнее, окна – шире, атмосфера – уютнее.

Соггорша остановилась, постучалась в дверь и, не дожидаясь разрешения войти, отворила ее перед нами.

– Вас ждут, – учтиво произнесла и отступила.

На скорую встречу с городским защитником я не рассчитывала, но увидев его радушную улыбку, не растерялась. Зря он не пустил меня сразу к Ив, как мы с Кейелом и просили у соггорши. Чувства Ил за умирающих сородичей все еще горели в груди. Выжигали терпение и снисхождение к врагам дотла. Мое сердце болело, как если бы эльфам до сих пор грозило вымирание. Или эльфиорам? Не важно! Важно, что балкоры, судя по мыслям Ил, устроили настоящий геноцид, заставляя ее сердце болеть. И я все еще злилась, разделяя эту боль. Вот и выплесну на бледного доходягу!

Вольный помог мне снять куртку. Десиен с кресла не поднялся. Не снимая локти с подлокотников, развел руками и громко произнес:

– Такой ранний визит! Но я всегда вам рад!

Пока Кейел вежливо отвечал на приветствия, я прошлась по тесному кабинету, осмотрелась. Книжные шкафы стояли у обеих стен, но бумаг мало. На севере, как я поняла, с афитакской древесиной проблема, а может, с ее переработкой. Зато тут хватало свитков из кожи. Лежали они в определенном порядке – по несколько штук на небольшой отсек, а над ними приклеены еще клочки кожи с символами. Видимо, на северном языке. Тумбочка отыскалась неподалеку от двери, а на ней кувшин и стакан. По противоположной стороне простенькая вешалка для верхней одежды прибита на стене. По центру стол, обитый темно‑серым сукном, а на нем, можно сказать, идеальная чистота: закрытая чернильница на углу, три заточенных пера лежат в рядок, четыре книги в стопке, выровненные по корешку, и свиток, над которым работал Десиен до нашего прихода. За креслом городского защитника единственное окно; темные шторы прикрыты, пропуская совсем немного света.

Десиен заметил мой интерес и объяснил:

– Стараюсь долго не сидеть под прямыми солнечными лучами, потом ожоги зудят. Слабые, конечно, но зачем страдать? Солнце не любит нас.

Я посмотрела на него, и явно злость мне скрыть не удалось. Он глянул на Кейела, присевшего на тумбочку и, переплетя пальцы, осторожно спросил:

– Я опять кого‑то обидел?

Кейел поджал губы и покачал головой, оставляя нас Десиеном выяснять отношения между собой. Возможно, после разговора тет‑а‑тет в доме у наставника, я предвзято относилась к балкору, но утихомирить отвращение к нему не могла.

– Асфирель, как твоя магия? – Он повращал указательным пальцем у виска, намекая на рассудок. Глянул на стол, а после неспешно стал прятать вещи в выдвижной ящик стола, медленно проговаривая: – Должен тебя предупредить, что читать воспоминания городского защитника нельзя без разрешения правителей. Конечно, такого правила ни в каком уставе нет, но нет его лишь потому, что магов в принципе давно вычеркнули из жизни Фадрагоса.

Показалось, или прозвучал намек? Кейел скрестил руки на груди, не сводя внимательного взора с друга, будто тоже его в чем‑то подозревал.

– С ума я пока не схожу, но всего за одну ночь удалось выяснить много любопытного. – Я приблизилась к столу, с досадой отмечая, что стульев нет. – Хотела узнать у Ив, что балкоры делали с эльфами во время войны Предков, но нас привели к вам. Так, может, вы мне ответите?

Пряча даже чернильницу, он помедлил. Затем со стуком задвинул ящик и, резко подняв голову, требовательно уставился на меня. Кажется, балкоров давний конфликт цепляет так же сильно, как и эльфов.

– Мы с эльфами? – вопрос прозвучал ошалело.

Быть может, он не знает достаточно хорошо о своих предках.

– Вы. – Сцепив руки за спиной, добавила: – Или с эльфиорами. Что такого ваши предки делали с целой расой, что теперь даже их отпрыскам требуется эльфийское прощение?

Десиен побледнел. Нет, наверное, все же показалось. Куда ему еще бледнеть‑то? Покраснел пятнами, пальцем отводя от горла воротник черной рубашки. Заморгал чаще, словно пытался избавиться от неприкрытой злости в них. Второй рукой вцепился в подлокотник так крепко, будто боялся на меня наброситься. Погладил белые волосы, освобождая от них лоб. Бросив мимолетный взгляд на Кейела, выдавил из себя улыбку и обратился ко мне:

– Не знаю, о чем ты говоришь.

Как многое ему можно рассказать?

Не успев принять решение, услышала за спиной тихий голос с успокаивающей хрипотцой:

– Аня видела воспоминания Ил…

– Эльфиорки, – понимающе кивнул Десиен. Немного расслабился, опуская напряженные плечи; на меня больше не смотрел.

– Она считала, что их раса на грани вымирания, и они с Акленом принесли себя в жертву, чтобы спасти собратьев.

Десиен поморщился, откинулся на спинку кресла и, застучав пальцем по подлокотнику, поделился:

– Только совсем недавно с тобой обсуждали эту парочку и тайну о драконах. Может, в голове у них проблемы были, а не с расой.

Я задышала глубже, стараясь не вспоминать переживания вестницы. Его слова будто меня оскорбляли. Надо учиться абстрагироваться.

– Тайна есть, – согласился Кейел, – ее нельзя отметать, но воспоминания тоже врать не могут.

– Не знаю, что с ними было, но балкоры не виноваты. Вероятнее всего, искаженное восприятие действительности. Ну знаешь, война, смерть вокруг, голод, разруха… – Закрутил кистями рук перед собой. – Это все угнетает.

– Мы лучше пойдем к Ив.

Десиен посмотрел на меня так резко, словно дернулся от пощечины.

– И что ты хочешь узнать у озлобленной эльфийки? Не спеши, – ухмыльнулся неприятно, – я угадаю. То, что тебе хочется услышать. А хочешь ты подтверждения гнусной теории, которая докажет, что балкоры всегда были мерзкими крысами. Все рады ткнуть нас в дерьмо прошлых столетий!

– Дес! – Кейел повысил голос.

– Простите, – балкор понурился, но при этом остался недовольным. – Я так понимаю, Асфирель еще не отошла от чужих воспоминаний. – Снова поднял голову; в желтых глазах застыла неподдельная тревога. – Будь осторожнее с ними, человечка.

Наверное, он сам с головой не дружит. Или все балкоры. Нет, не поверю. Когда мы оставались с ним наедине он был вполне себе вменяем, хоть и нестабилен в настроении, а сейчас скачки слишком серьезные. Не может же его так цеплять отношение к войне балкоров и эльфов. Может, Аня, может… Вспомни Ив с ее ненормальной ненавистью, они будто оголены для этой темы.

Я сглотнула и собиралась сдержанно настоять на походе к Ив, но Десиен заговорил раньше:

– Я слышал все то, что выдумали о нас мудрецы. Ну, – взмахнул рукой, растерянно заморгав, – ты знаешь, что они и есть Энраилл. Кейел ведь тебе обо всем рассказывает, у него‑то нет секретов от тебя.

Вдохнула глубже. Духи Фадрагоса! Надеюсь, если это и была тонкая шпилька, то Кейел ее не заметил. Кейел… Неужели он настолько доверяет балкору, что совершенно ничего не скрывает от него?

Десиен тем временем продолжал:

– Они удовлетворяют фадрагосцев полуправдой, Асфирель. Как бы эльфам ни хотелось, не они были в том конфликте пострадавшими.

– То есть балкоры были жертвами? – скрывая дрожь в голосе, поинтересовалась я.

Оборачиваться к Кейелу страшно – он затих так, будто следил за нами обоими. И если это так, значит, в этой партии каждый сам за себя.

– Да. Мы не убивали эльфов.

– Мне говорили…

– Знаю, знаю, – поднял руку Десиен перебивая. – Что мы убивали, чтобы занять чье‑то место в семье. Но это не так, Асфирель. Не совсем так. Эльфы убивали нас, мы – нет.

Я растерялась. Отступила на полшага и немного согнула ногу в колене – так стоять легче.

– Я сейчас все объясню. Ты изучала наших зверей?

– Немного.

– Слышала о тофрах?

Покачала головой – никаких тофров не помнила.

– Они и сейчас опаснейшие там, – указал пальцем в пол, – особенно когда голодный год. В темноте трудно без фангровского зрения, а звуки… Ты была глубоко под землей?

– Только в пещерах на уровне земли.

– Только в пещерах на…

– Мы люди, Дес, – негромко напомнил Кейел.

– Ах да, точно. – Десиен улыбнулся извиняющееся и пояснил, глядя мне в глаза: – Гул, Асфирель. Там сильный гул и треск. Его скорее не слышишь, а ощущаешь импульсами. Мы не пускаем эльфов под горы надолго – быстро с ума сходят. Раздражительные становятся, чуть что – на окружающих бросаются. А балкоры… – Покачал головой из стороны в сторону. – У чистокровных и со зрением, и со слухом беда врожденная, поэтому внутренние ощущения не нервируют. Они ими живут. Им легче, нет давления со всех сторон. И обоняние у них острое. Я порой завидую, что всего лишь полукровка. Так вот тофры… – Поморщился, поежился и отвернулся. – Лапы у них с подушками мягкими, а кожа маскируется под окружение, но это так, – фыркнул, криво усмехаясь, и рукой чуть потряс, – балкорам все равно. А вот то, что запаха у тофров нет – это очень нехорошо. Когда они близко к дичи приближаются, сигнал сородичам отправляют. – Тихо и отрывисто пропел, раскрывая ладонь в такт: – Тофр, тофр, тофр… Как мурлыканье, но тоже импульсами. – К груди кулак поднес. – Тут ощущаем.

– Вибрации, – предположила я.

Десиен улыбнулся виновато, пожал плечами.

– Похоже. Люди этого не слышат, а балкоры просто не успевают среагировать. Тофры и выгнали балкоров тогда на поверхность…

Он рассказывал неспешно, где‑то повторял информацию, которую я уже получила от Волтуара и наставника. Но было существенное отличие – балкор явно страдал, погружаясь в давние воспоминания, будто сам видел все происходившее много столетий назад. Будто сам пережил кошмар и теперь делился наболевшем. Мельтешил руками: то стучал подушечками пальцев друг о друга, то гладил подлокотники, то теребил железные застежки рубашки. Часто сглатывал слюну; дыхание нередко сбивалось. А голос он старался удерживать ровным, но не всегда получалось.

Он рассказал, что незадолго до того, как люди появились в Вечном лесу, произошло сильное землетрясение. Большую часть туннелей, лазов и пещер, где жили балкоры завалило, затопило подземными водами. Настало трудное время для обитателей нижних уровней Фадрагоса – их всех, напуганных, обездоленных, будто согнали на одну крохотную арену. Изголодавшие хищники рассвирепели. Балкоры, единственная разумная раса, долго не решались выйти под солнечный свет. Первые смельчаки отыскались среди тех, кому уже нечего было терять. Они исследовали лес постепенно. Пробовали выходить ночами, но многие замерзали насмерть. Перенимая обличье животных, балкоры узнали об эльфах – двуногих, длинноухих и, кажется, миролюбивых. Совершив последний долгий и опасный переход туннелями, подобрались поближе к крупному поселению тех, у кого собирались просить помощи.

Десиен устало вздохнул.

– Насколько удалось узнать, тофры преследовали выживших, но боялись прямого солнечного света. Спасаясь от хищников, балкоры выходили на поверхность, а там… – погладил столешницу ладонью, а затем легонько хлопнул по ней. Кажется, Кейел невольно перенял многое от друга. – Эльфы стреляли из лука, загоняя несчастных обратно. Это потом балкоры узнали, что заставило эльфов вести себя так, а до этого агрессия пугала.

Устав стоять, я отошла к стене, поближе к Кейелу, и прислонилась к ней спиной. Кейел махнул на тумбочку, уступая место, но я покачала головой отказываясь.

– Балкоры застряли между двух огней, – прошептала и прикусила губу.

– Хорошо сказано. – Десиен кивнул, не отрывая задумчивого взгляда от пальцев. – Среди эльфов много любопытных. И любопытство у них такое же жадное, как и вся натура. Дети и молодые девушки особенно не способны контролировать свою природу. У тебя ведь есть младший брат, – произнес негромко. Неприятный холодок тронул мою спину. – И дети эти, служанки, которых казнили. – Поднял на меня желтые глаза. Тоской наполнены. – Если их жизни взвесить, чья была бы весомее?

Я опустила голову, вспотевшие ладони о штаны потерла незаметно. Или, судя по понимающему хмыканью Десиана, заметно.

– Вот и балкоры своих детей сильнее любили. Осудишь? – И после короткой паузы сам ответил, склоняя голову набок: – Не осудишь. Не убивали они любопытных эльфов, Асфирель. Балкоры вовсе не привыкли сражаться. По крайней мере, такими способами. Слабые мы для войны. – Поскреб ноготком сукно, будто грязь отдирал. – Но и тех, кто вблизи тофров рассмотреть пожелал, не останавливали. Эльфы ведь слышат хорошо – вот и шли на звук, а перед глазами рябь только видели. Вот облик тех, кто из‑за любопытства умирал, балкоры и забирали. Сначала, чтобы просто язык узнать и поверхность Фадрагоса, а потом стали своих детей спасать. Подсаживали в чужие семьи.

Не удалось сдержаться – скривилась и опять голову опустила, чтобы не видеть Десиена. Кукушки…

– Уф, – равнодушно протянул. – Теперь осуждаешь. Думаешь, подло. Вот только подлость совершается с легкостью, а если с трудом – толкает нужда. Отдать ребенка… Не представляю, каково это – у меня своих нет, – но, думаю, родителям было нелегко. К тому же теперь, Асфирель, ты, как никто другой, знаешь, что чувства растут вместе с общими воспоминаниями. Перенимая облик, балкоры впитывают абсолютно все от отдающего. Их переживания, любовь и… ненависть. Все, что они помнят. Однако и своих любимых мы не забываем. – Пожал плечами, продолжая тему: – Мать заведомо знала, что ее ребенок, полюбит еще одну женщину. Сильно полюбит. Так, как любил свою мать маленький эльф. Она догадывалась: если эльфенок ненавидел балкоров, то ее ребенок впитает эту ненависть. Любить и ненавидеть… Беловолосые шан’ниэрды точно поняли бы их. – Убрал волосы назад. – Парень, позволяющий любимой выжить, отдавал ее другому. Рисковал, не зная наверняка, что после смены облика, она не будет любить кого‑то сильнее, чем мгновением ранее его. Асфирель, балкорам было страшно идти на такой отчаянный шаг. И все могло бы закончиться иначе, если бы эльфы не встретили их агрессией, не объявили войну. – Уголки бледных губ дрогнули. – Если бы люди не появились чуть раньше.

Он молчал, будто давал время на обдумывание. Хочет, чтобы я извинилась за людей? Я в той войне не участвовала.

Но отчего‑то все же стыдно…

– Так в чем ты винишь нас? – полушепотом спросил он. – В естественном желании спастись? Поэтому эльфы до сих пор ненавидят нас? На севере они прячут ненависть, Асфирель. Изгоям страшно – некуда возвращаться. Они стали мастерами вранья и лицемерия, как балкоры когда‑то. – Указав рукой на окно, громче произнес: – Можно идти и вечно учиться у них. Но я не осуждаю, всего лишь ищу повсюду правду. У меня работа такая, Асфирель, а тебе это все для чего? Ты вот только что ее услышала. Правду. Наверняка чувствуешь себя скверно – обычное дело для нее.

Замолчал, сжимая кулаки. Вскинув подбородок гордо, отвернулся – проникающий солнечный свет очертил тонкий профиль, казалось, пропитал собой бескровную кожу. Сердце споткнулось не впервой за время беседы. Были ли вообще виновные в масштабной трагедии? Тепло тронуло руку. Я встрепенулась, наткнулась взглядом на полные поддержки глаза Кейела. Смелее ухватилась за его руку, погладила большим пальцем тыльную сторону ладони. Одними губами сказала:

– Спасибо.

Он улыбнулся. Кроткий голос Десиена снова разлился в тишине:

– Балкоры были вынуждены поклясться соггорам в вечном служении, в неукоснительном следовании за ними. Эльфийское прощение… Бытует легенда, что это один из ингредиентов, чтобы разорвать клятву. А правда ли – неизвестно. Да и как заслужить его, никто не понимает. Мы каждый день живем этой сказкой, Асфирель. Окружаем себя эльфами, помогаем им, хотим влюбить в себя. А вдруг… – Едва слышно засмеялся, скорее всего, над собой. Над этой верой в сказку. Сцепил руки в замок и внезапно заговорил строже, будто отчитывался: – На сегодняшний день балкоров двадцать три особи. Из них: семнадцать чистокровных; пять детей, еще не окрепших; три старика; всего четыре женщины, способных зачать. Инцест для нас – спасение. Чистокровные балкоры хоть и слабее, но рождаются чаще. Балкорше трудно выносить полукровку от соггоров, ей не хватает здоровья. За всю историю северного региона лишь одна соггорша зачала от балкора. – Выдохнул, стискивая руки крепче. Желваки ходили под кожей, взгляд наполнился решительностью. – Других полукровок не получалось. Эльфы… Никто не пробовал. Без их согласия балкоры никогда не прикоснутся к ним, а они не могут отбросить ненависть, вбиваемую в их голову мудрецами с рождения. Даже тут, на севере, их влияние достаточно сильное. Мы умираем из‑за климата, из‑за однообразия еды, нас убивает даже меланхолия. Простуда, падение на льду, одиночество… Мы в обществе, но мы всегда изолированы. Балкоров мало, Асфирель. Я могу познакомить тебя с каждым, и тогда скажи, глядя им в глаза, что они виноваты перед эльфами.

Глава 17. Обманутые

– И вы решили прийти ко мне, – лениво протянул Роми.

Поерзал, сидя на столе. Крутанул в пальцах дротик; сталь ловила цвет светлой рубашки, блестела при каждом обороте. Кончик хвоста, свисавший на уровне щиколотки, ритмично подрагивал, выдавая раздражение. Подумаешь, оторвали от поиска ведьмы и потащили домой… Не такое уж и увлекательное занятие – изучать отколотые глыбы камня с кровавым знаком.

Я отвернулась и направилась к кровати, окидывая беглым взглядом их с Елрех комнату – просторную, уютную, несмотря на грубо сколоченную мебель. Такой вредный рогатый изгой не заслуживает такой роскоши. Ни комнаты, ни жены… Кейел тяжело вздохнул, привлекая внимание. Присев на подоконник, беззвучно похлопал по нему и дунул на легкую косую занавеску, рюши которой повисли напротив его носа.

– Ты не удивился, – произнес, продолжая разглядывать полупрозрачную ткань.

– Удивился, – сквозь зубы выдавил Роми, уставившись в пол, – но прыгать от радости не тянет. Энраилл жив! – приглушенно процедил. И с досадой исправился: – Живы.

Его мрачное настроение скоро испортит уют комнаты, надо бы не допустить уныния. Еще немного – и снова буду вспоминать погибших родителей Бавиля, а еще Ил и Аклена. Хорошо, что пламенной любовью к Аклену не воспылала. Я опустилась на кровать – она тихо скрипнула, проглотив мой судорожный выдох.

– Сегодня посмотрю воспоминания Аклена и скажу наверняка, кем он был, – негромко озвучила ближайшие планы, расправляя складки покрывала вокруг себя равномерными поглаживаниями. – Если он тоже окажется балкором, значит, тайна Аклен’Ил может нести прямой смысл.

– Какой смысл, Аня? Все равно бред. – Кейел нахмурился, запрокидывая голову назад, затылком касаясь стекла, и процитировал: – «И только зрячий дракон увидит тернистый путь, проложенный собственной смертью»… Ил могла перенять облик дракона, узнать какую‑то тайну, а потом рассказать о ней… или даже не рассказывать. Ведь какую‑то тайну от Аклена она скрывала.

– Говорила, что тайна не для него, – припомнила я, почесывая нос. – Да и какая тайна может быть у огромных ящеров?

Роми усмехнулся, а затем произнес:

– Вот же весело, если он думал, что Ил – это его возлюбленная эльфиорка, а на деле парень просто был обманут балкоршей. Потратил столько времени впустую…

– Время Вольного бесценно, – с грустью согласился Кейел.

Сердце екнуло, ладони вспотели. Еще один обманутый вестницей Вольный?

– Парни, – с хлопком сцепила руки в замок и нагло соврала: – не могу разделить ваши страдания. Может, вернемся к главной проблеме?

Они устало переглянулись – выражения лиц у обоих были одинаково кислыми. Кейел убрал волосы за уши и спросил у Роми:

– Справишься?

– Впервые я хочу признать поражение, еще даже не попробовав. Позволишь?

– Нет. Вольный, тебе придется ее подготовить. С Елрех мы справимся.

Роми рассмеялся. Покашляв в кулак, фыркнул и, окинув нас надменным взором, произнес:

– С Елрех я тоже сам справлюсь, и без вас обойдусь, а Ив… – Изогнув брови, постучал пальцем по лбу. – Я – Вольный, и до сих не до конца осознал то, что вы мне рассказали. Не забывайте, что, вступая в гильдию исследователей, она учила историю Фадрагоса ровно по тем данным, которые предоставляют для обучения мудрецы! Ей многие периоды вколачивали эти знания в голову, и она в другие верить не хочет! И вы хотите, чтобы я за несколько рассветов переубедил ее?! Повторение заглавной буквы имен и переселение душ? – Хохотнул, потирая переносицу. – Если бы не северяне, ты бы тоже не дошел до этого бредового заключения!

– Ты нам веришь? – не понимала я его истерики.

– Верю, – кивнул он, с изумлением разглядывая меня. – Ты же не выдумала всю эту чушь с Аклен и Ил?

– Не выдумала.

– Поэтому верю. Единство есть – и Энраилл место в сегодняшнем дне найдется. Наверное… Но северяне…

Кейел ухватился за голову. Шумно выдохнул и обреченно озвучил:

– Для тебя и Ив они все еще недостоверный источник. До сих пор…

Резкий стук заставил вздрогнуть – Роми всадил дротик в столешницу и, сжимая его, раздраженно повторил:

– Я же сказал: верю вам.

– Тогда заставь поверить Ивеллин тоже! – Кейел оттолкнулся от подоконника, выпрямляясь и сжимая кулаки. – Без принятия факта, что мудрецы – это Энраилл, я отказываюсь дальше искать сокровищницу вместе с вами!

Уверенным шагом направился к двери. Я вскочила и поспешила следом, не желая ни на секунду оставаться со злым шан’ниэрдом наедине.

По дороге домой Кейел не обронил ни слова, да и я не спешила заводить беседу на улице. Прохожие с опаской поглядывали на нас, а кто‑то даже кивал приветствуя. Кажется, в этом районе к соседям присматриваются долго. Когда Вольный без заминки свернул к моему дому, я не стала его останавливать, а втайне даже порадовалась. Он по‑хозяйски открыл замок и, распахнув дверь, пропустил меня вперед.

– Заварю чаю.

– Завари, – не отказался он.

Пока я возилась с водой, размещая железный ковш в горячей нише, Кейел неподвижно стоял в дверях кухни. Прислонился к косяку спиной, скрестил руки на груди и безразлично наблюдал за мной. Размышлять мог, о чем угодно, я даже не пыталась угадать. С такой‑то резкой прибавкой информации…

Когда я уже разливала горячий чай по кружкам, Кейел, в очередной раз шумно вздохнув, озвучил решение:

– Сразу после праздника уходим из региона.

– Я бы ушла раньше.

Он молчал, будто пропустил мои слова мимо ушей. Спустя несколько секунд отвернул голову в сторону комнаты и произнес:

– Твоя встреча с Волтуаром подарит северянам надежду на сотрудничество в дальнейшем. Если он останется довольным, то поспособствует…

– Или нет, – перебила, убирая кипяток подальше. Руки мелко затряслись. – Никто не подумал, что он может негативно принять то, что меня заставили с ним встретиться. Все, что через силу, – насилие. А любящий человек – извините, шан’ниэрд! – не захочет видеть во мне разменную монету. А если хочет… если может! …значит, любовь его – иллюзия.

– А ты сама хоть кого‑нибудь любила, или можешь только ненавидеть?! – выкрикнул Кейел, прожигая гневным взором. Вдохнул глубоко, опустил голову, пряча глаза, и спокойнее добавил: – Я думал, ты благодушна по отношению к Волтуару.

Проглотила его эмоции коротким молчанием, а затем, пожав плечами, спокойно ответила:

– Благодушна. Но это не значит, что хочу снова встречаться с ним.

– Боишься? – спросил, легонько ударив мыском по широкому порогу.

– С чего вдруг?

Взглянул исподлобья – в глазах ни капли злости, но жадное любопытство прошибло. Пробралось к горлу, перехватило дыхание, разогнало все осуждения, обиды и мысли.

– Твои последние слова. – Хриплый полушепот, или страх заложил уши? – Предположил, что ты сравнила меня с ним, и он тебе приятнее. Допустил мысль, что любила его, но ошиблась из‑за меня. Я мог разрушить ваше…

– Кейел, – выдохнула.

– …счастье. Ты сказала, что все могут ошибаться в чувствах – не только Вольные. Поговори с Волтуаром, если не боишься. – И резко перевел тему: – Мы уйдем после праздника. У нас две подсказки, два ключа и два фрагмента карты. Пока находимся тут, можно поломать голову над тайной Аклен и Ил.

– Хорошо.

– Я пойду.

Шаги и шорохи доносились из комнаты, потом перенеслись в прихожую, а я продолжала смотреть на две кружки, стоящие рядом. Пар поднимался над ними и таял в холоде.

День летел за днем, рождение Солнца чередовалось его смертью… Кейел ночевал у меня, проводил много времени рядом, но наши беседы становились все более натянутыми. Оказалось, проще вовсе не говорить с ним, чем каждый раз сдерживаться, чтобы не сорваться в ответ на злость. Я понимала, что происходило с Вольным: не так‑то просто добровольно отдать любимого человека другому, даже зная наверняка, что он никогда не будет твоим. Я помнила и Эт, и Айвин… Даже сейчас четко могла представить себе молоденькую разносчицу из дешевой таверны в регионе Цветущего плато. Мое сердце хранило все раны, связанные с Кейелом.

Роми рассказал девчонкам об Энраилл, и, ожидаемо, Ив замкнулась, прямо какпосле информации о моем Единстве. Она даже несколько дней сидела дома, отказываясь заниматься делом о ведьме. Елрех же приняла новость спокойнее. В ее жизни предательство мудрецов было не первым и не самым сильным.

Аклен… Этот балкор, доплетая ис’сиару, не думал ни о чем и ни о ком, кроме Ил. Воспоминания его оказались бесполезны, но сомнения в себе позволили мне взглянуть на Кейела иначе – глубже. Если предположить, что все Вольные, боясь запутаться, сознательно привязывают эмоции к окружающим вещам и явлениям: к пьянящей выпивке, к боли от холодного ручья, бьющего по ногам, или к пульсирующей боли от пореза, – то Кейел с открытием нового чувства проходил испытания гораздо более сложные, чем я, когда добивалась единства с духами. У него существовала острая, какая‑то ненормальная необходимость дать характеристику любому чувству, нарушающему равнодушие. Наблюдая за ним, я все чаще вспоминала первые месяцы нашего знакомства: его улыбки, шутки, раскованность и наглость, – и приходила к выводу: я убиваю Вольного. Будто сковываю чувствами, отбираю свободу.

* * *

Кейел.

Солнечный свет заслонял улицу, мешал рассмотреть тени, а в снегу мерещились алые цветы. Они отберут аромат хвои – ледяная вечность станет моей тюрьмой. Не станет, Солнце заберет меня раньше, заслонит не только улицу, но и выжжет боль.

Часто моргая, погладил отполированный подоконник.

Почему «Вечность»? Из всех слов, почему именно это собирал Кай?

Тихо скрипнули дверные петли. Я ненадолго зажмурился и потер глаза.

– Давно ждешь? – спросил Дес, вихрем врываясь в гостиную.

– Нет.

Приглаживая мокрые волосы, осмотрелся, будто искал что‑то на мебели. Осененный какой‑то догадкой, щелкнул пальцами.

– Он в спальне!

– Кто?

– Отчет с поста охраны.

– Есть имена?

– Ну конечно есть! Целых два подозреваемых! Но какие… – Улыбнулся широко, повел рукой сверху вниз перед собой и добавил: – Один точно хорошенький.

Удивившись я вскинул бровь.

– Ты?

– Я и моя невеста. Уже подозреваешь нас? Будешь вино? – предложил, направляясь к небольшому буфету. – Замечательное! Двойной перегонки.

– Не буду, спасибо.

– Ты должен знать: я осуждаю тебя за это. Двойной перегонки. Другого не держу! А уж стоимость…

– Утро, Дес.

– Когда буду непроходимо зависим и болен, продам к скверне весь свой особняк! И знаешь, что сделаю? Найму крепких ребят, и пусть притащат мне виксарта. Приму его облик и буду жить, не зная горя! Подумаешь, шепелявым.

Я покачал головой. Он вытащил темную бутылку и, наполняя бокал, вернулся к важному разговору:

– Дело обстоит так. Когда у Альилы обострения, я вывожу ее на прогулку в лес. Подальше от города. – Донышко бутылки стукнулось о деревянную полку, дверца, медленно закрываясь, тихо простонала. Дес осмотрелся, остановил изумленный взгляд на мне и, направившись к креслу, стоящему у столика, посоветовал: – Уф… Ты лучше присядь. Можешь даже прилечь на диван, я не против.

Расположившись в кресле, стал ждать моих действий. Я выдохнул, выбрасывая поспешные выводы из затуманенного разума. Дес слишком дорожит севером, боится, чтобы в нем не погибли остальные балкоры, поэтому не мог призвать сюда Повелителей. Но все же обдумать этот вариант стоит. Мягкий диванчик прогнулся подо мной. Дес отпил вина, поморщился и, улыбнувшись, сказал:

– Возвращаемся к теме! Альиле становится легче в лесу, будто там ее фангр снова возрождается. Может, она его забывает, а лес напоминает о нем. – Склонил голову набок, тише поясняя: – Они какое‑то время успели пожить в лесу. И ты не подумай, что я весь такой заботливый, или хочу через больную эльфийку заполучить прощение для балкоров. Нет, все совсем по‑другому. – Вдохнул глубоко и, осторожно поставив бокал на широкий подлокотник, продолжил серьезным тоном: – На самом деле я и пара продажных ребят организовали в лесу землянку, и я всякий раз тащу с собой Альилу предлога ради. А там начинаю колдовать. Рисую все эти символы, круги на камне, режу мелкое зверье… Последнее ради забавы. Ну или… О! Любопытная схема! Это у моей невесты силы ведьмовские, а у меня знания, чтобы…

– Что ты несешь? – Я улыбнулся, Дес тоже.

Он пожал плечами и ответил:

– Не знаю, как оправдаться. Ты такой напряженный, что я начинаю боятся, а вдруг в самом деле на меня подумаешь. У меня и оправдания‑то действительно нет. Глупость только. Для тебя глупость, для других глупость, но не для меня. Альилу жаль, а приступы ее отпускают только в лесу. Она готова сидеть там часами и говорить с невидимым собеседником. Ее родителей пока не выпускают из города без весомых причин, а для невесты я постарался… – Выдохнул шумно. – Нас с ней отпускают на полдня‑день. Как только обострения начинаются, сразу письменно прошу разрешения.

Не всем на севере можно шастать через городские ворота. Уйти без разрешения можно лишь однажды, получив несмываемую метку между пальцев на левой руке. Так перестраховываются от шпионажа. Я хмыкнул, скрестив руки на груди, а Дес смотрел на меня с насмешкой в глазах, будто чего‑то ждал.

– Кто‑то хочет подставить тебя? – спросил я.

– Вот оно, – довольно протянул, откидываясь на спинку кресла.

– Кто имеет доступ ко всем прошениям? – Я потер глаза. Как же режет.

– Наделенный властью. Не забывай, что просто доступа к прошениям недостаточно. Нужно разбираться в символах.

– Опять приходим к наставнику… – У него все еще огромная власть и влияние. Он все еще заведует многими делами. – Неужели трудно найти ему замену?

– Не знаю. – Дес хитро усмехнулся. – Он же сам ее ищет. Не волнуйся, твоя идея поможет мне. После праздника отправлюсь с отчетом к начальнику. Пусть выносит вопрос с другими правителями на обсуждение. Отстранят безымянного наставника от дел, тогда и посмотрим, как поведет себя дальше. Кстати, праздник. – Снова взял бокал, но пить не стал. – Ящерка прибежала вчера. Волтуар уже сегодня на закате будет в городе. Праздник завтра. Ты не передумал? Мог бы не отходить от своей человечки. Потерпел бы всего один‑два их танца, а потом…

– Нет.

В горле запершило, в глазах потемнело. Им нужна эта встреча, мне нужна их встреча. Пусть уйдет к нему, пусть оборвет цепь. Тяжело дышать.

– Когда ты в последний раз нормально спал?

– Нет, – упрямо повторил я.

Сколько можно спрашивать?! Духи Фадрагоса, о чем он спросил? Убрать бы ее подальше от себя. Лучше бы искал сокровищницу сам. Лучше бы…

– Кейел, – с беспокойством протянул Дес, – друг мой, да ты болен.

Легкие разжало, сердце снова застучало – я выдохнул судорожно. Облокотился на колени, провел ладонью по лбу, стирая пот, и надавил пальцами на виски. Пол ходил ходуном, расплывался, напоминая перья Тоджа. Только ему нужен… Скучает ли, малыш? Он – да, она – нет.

– Извини, может, твоя невеста ведьма?

– Переводишь тему? Ладно, Вольный, твое дело. Не хочешь говорить, не говори. Во время прогулок я не отхожу от Альилы ни на шаг. Она привыкла ко мне. Давай попробуем прижать наставника. Дождись завершения праздника, дай мне время.

– Ее родители? – Главное, не думать об Ане. Удары сердца оглушают. Только мучают… Остановить бы.

– Интересный вариант. Они были связаны с гильдией Справедливости, а ее члены имеют доступ к древним знаниям. К тому же ее родители всегда знали, когда дочь уходила со мной. Заранее знали. Я проверю, обязательно проверю. Кейел, тебе бы показаться целителю и… Что ты в ней нашел?

По рукам прошлась мелкая дрожь, жилка снова напряглась, заколотилась в виске.

«Я буду ждать на рассвете».

– Свою жизнь.

* * *

Разнообразие запахов наполняло легкие. Какие‑то ароматы трав горчили даже на языке, а какие‑то кислили, но преобладала все же сладость. Я потер лицо, открыл глаза и облокотился на деревянную стойку. Свет лился из окна и подсвечивал пыль. Голос хозяина лавки снадобий и зелий противно заскрежетал:

– Зелья сна закончилось, я могу предложить вам успокаивающее.

– Оно не действует. – Потряс пальцем в ухе, но звон не прошел.

Продавец почесал рыжую бороду, разглядывая полки и признаваясь:

– Свежие травы отсырели. Сейчас пошли в расход трехлетней давности, вот и эффект слабый.

– Хоть что‑то, – попросил я, выкладывая на прилавок еще несколько монет.

И у Елрех ничего не нашел. Надо было остаться у Деса и, как он предлагал, напиться в стельку. Вот только опьянев, могу не уснуть, а натворить бед.

– Мне нужно уснуть.

Громила подошел, оперся ладонями в край стойки. Поморщил большой нос, пожевал губы, а затем склонился и зашептал, обдавая кислой вонью:

– Не так давно изгой один с маковым молоком пришел.

Опий? Я нахмурился.

– А разрешение есть?

Продавец отодвинулся.

– Так я ж помочь пытаюсь, Вольный. Лица на тебе нет. Никак без духов труднее вам, чем остальным.

Я скривился. Когда в последний раз вспоминал Алурея?

– Давай, – согласился.

– Приготовлю сразу, ты небось и не умеешь.

Пока он гремел посудой, я опустил голову на руки и закрыл глаза. Еще бы заглушить звуки; они настырно лезли, напоминая о суете вокруг. Стук – наверное, захлопнулась дверца. Звякнула посудина, зашуршали мешки, полилась вода, зазвенело стекло, ударилась ложка о стенки деревянной миски… Протяжно заскрипела входная дверь, и раздались шаги.

– Здравствуй, Кавман.

Чувства стянулись к груди, переплелись в крепкий клубок – я напрягся.

– День добрый, наставник, – поприветствовал продавец.

Совпадение? Я повернулся к безымянному соггору и, разглядывая старое лицо, спросил тихо:

– Что вы тут делаете?

– Гуляю, – ответил он, поглаживая поцарапанную поверхность стойки. – Погода хорошая, народ готовится к гуляниям в честь прибытия чужого правителя. Увидел милых девушек. – Кивнул на дверь, спокойно наблюдая за приготовлением запретного снадобья. – Они у крыльца мнутся, о Вольном говорят, познакомиться с тобой хотят, а смелости ни у одной не хватает. Щебечут звонко, как мимо пройти? А ты вот, выходит, из‑за той, кому не нужен, решил рискнуть свободой. Говорят, некоторым хватает одного приема, чтобы привязаться.

– А некоторых лечат этим снадобьем, – опровергнул преувеличенную опасность.

– Лишь на севере. И только тогда, когда других зелий нет. В любом случае и одни, и другие с трудом оправляются. Чаще умирают.

– Я учту.

– Дитя, если болен, сходи к целителю. Ты знаешь, правители на многое пойдут, чтобы сохранить Вольному жизнь. Ты должен выполнить возложенную на тебя миссию. Каждый Вольный должен.

Сказал бы он это Вайли… Но я кивнул, вслух соглашаясь:

– Я Вольный. Я сильнее других, поэтому справлюсь.

Продавец без опаски поставил передо мной флакон и сгреб монеты со стола. Продолжая вглядываться в черные глаза, я поинтересовался:

– Вы потакаете незаконной деятельности?

Соггор улыбнулся, поправляя воротник плаща, и ответил тихо:

– Я просто умею хранить чужие секреты.

* * *

Аня.

Душно, жарко и неудобно. Остановившись по центру надоевшей комнаты, я еще раз склонила голову и, глядя на руку, помяла серебристую ткань платья. Напоминает шелковый муслин.

– Ерничаешь, – тихо обвинила Елрех, усаживаясь на кровать. – Хорошее платье. Красивое.

– Оно неудобное! – Я покрутилась еще раз, подол с шелестом разлетелся от ног. – Я запутаюсь в нем! – Сжав челюсть, подтянула лиф. И серебристая вышивка царапает пальцы! – Почему нет лямок на плечах? А если свалится? Они хотят представление за мой счет устроить? И точно все дело в том, что я человек!

– Асфи…

– Почему он сегодня не пришел? – голос дрогнул – истеричные нотки исчезли. Сердце затаилось в ожидании ответа – приговора.

Но последовало мягкое предложение:

– Сходи сама к нему, дом ведь в двух шагах.

– И что скажу?

Елрех, упираясь в край кровати, пожала плечами.

– Попроси что‑нибудь. Дров наколоть.

Дров? Я скривилась, отступила на шаг и, чувствуя новый прилив злости, скривилась.

– Он их на месяц вперед заготовил! Мы завтра‑послезавтра уйдем, а кто‑то придет и воспользуется его трудом! Он горбатился, а кто‑то… Черт!

Я закрутилась на месте, стараясь ухватиться взглядом за мебель, за раскиданные вещи, за склянки с кремами и маслами, выставленные на подоконнике – хоть за что‑нибудь, лишь бы отвлечься. Не получилось… Застыла как вкопанная, повернула голову к Елрех. Она смотрела с участием, давила из себя полуулыбку.

– Ему все равно, да? Он и вправду отпустит меня, если захочу уйти к Волтуару?

– Ты же сама говорила, что Вольный заботится о тебе так, как умеет. Хочет лучшего для тебя.

– А я хочу, чтобы он остановил меня! – в сердцах произнесла я. И не сдержалась от продолжения: – Хочу, чтобы сорвал с меня чертово неудобное платье, – указала пальцем на дверь, – вышвырнул его, а потом заперся со мной, чтобы на следующий день сбежать вместе из города! Я хочу, хочу, хочу… – Воздуха не хватило, и голова закружилась. Вдохнула – выдохнула и, наконец‑то, определилась с желаниями. – Хочу быть нужной ему.

– Асфи, – настойчиво обратилась Елрех, сжимая колени. Кажется, ее терпение тоже вот‑вот лопнет. Пора завязывать с истерикой, она все равно не поможет. Бери себя в руки, Аня! Елрех напомнила: – Он Вольный. Что бы ни родилось между вами, он выполнит миссию и… – замялась, потупилась. – Извини, человечка.

Вольные долго не живут… Куда же они исчезают после выполнения миссии? Не верю, что умирают. Отказываюсь верить.

– Помоги, пожалуйста, с волосами, – попросила я, желая перевести тему.

– Почему ты отказалась от услуг, которые предложил городской защитник? Он готов был оплатить расходы на твои приготовления.

– Ради них пришлось бы тащиться к нему, а он мне не нравится. Да и для кого стараться? Кейел отказался туда идти, а мне все это и даром не нужно.

* * *

Возок, выкрашенный в зеленые цвета, с толстыми стеклами в узких окнах, приехал за мной ближе к вечеру. Впряженные олени фыркали и нетерпеливо рыхлили раздвоенными копытами снег. Возница, фангр, с важным видом открыл дверцу и ждал, когда я заберусь в жаркий полумрак. Сапоги на платформе проваливались и разъезжались на припорошенной снегом дорожке. Бархатная сидушка цеплялась к подолу платья, тонкие белые перчатки впитывали пот, собранные в сложную прическу волосы щекотали шею, а наброшенная на голые плечи шаль кололась. Меня трясло.

Полозья заскользили, снег захрустел. Я прильнула к окну, вгляделась в ранние сумерки. Такой же фасад домика, как и у моего, медленно ускользал из обзора. Я внимательно всматривалась в темное оконце у входной двери и с болью в сердце надеялась…

…вот‑вот в нем мелькнет светлое пятно, дверь отворится. Кейел выйдет и окликнет возницу. Возможно, будет нарядно одет, а может…

Отчаянно верила в сказку. До самых последних мгновений, до момента, когда соседний домик остался за гранью узкого окна…

Мир размылся и исчез в безликих сумерках. Я до последнего мечтала, а мечта не сбылась.

На площадях жгли высокие костры, раздавалась музыка, разносились аппетитные запахи, но я вжалась в спинку сиденья и теперь мечтала, чтобы грядущая ночь закончилась как можно скорее. В дворцовом парке возок не скользил – волочился в длинной веренице. Может, повезет – Волтуар в окружении северян забудется в важных знакомствах, в обсуждении мировых проблем и не вспомнит обо мне до окончания торжества, а я растворюсь среди гостей и спокойно вернусь домой под утро.

Сквозь узкие окна просочился свет множества фонарей, упал на колени, и ткань платья под ним замерцала. Возок остановился – мое сердце сжалось. Я стиснула кулаки, гордо вскинула подбородок и задышала равномернее. Я со всем справлюсь.

Черные шпили замка тянулись к чернильному небу, звезды, пойманные в отражение черепицы, покрытой льдом, мерцали на них. Темные стены под лунным светом, точно волшебные, сверкали снежной россыпью. Там, где огненный свет касался их, они обманчиво лоснились золотом. Ледяные скульптуры, наверняка возведенные в честь праздника, поднимали по обе стороны длинной дорожки разнообразные фонари. Искусные фигуры тянулись от широкой дороги к крыльцу, освещая путь гостям. Я поежилась от крепкого мороза, кутаясь плотнее в теплую шаль. Пользуясь тем, что никто не подгонял, а дорожка к дверям замка пустовала, я оттягивала время – разглядывала убранство.

Ледяная соггорша улыбалась, протягивая раскрытую ладонь к гостям, а на второй ладони удерживала чашу с незатухающим огнем. Будто предлагала взять тепло и свет. Параллельно ей стоял такой же соггор. Ветерок огладил обнаженные ноги под платьем, и я пошла дальше. Драконы обещали вот‑вот извергнуть пламя – оно танцевало в огромной, опасно раскрытой пасти. Следующими, эльф и эльфийка прижимались к хрустальным деревьям, словно отдавали им силу, а они крепкими ветками спеленали цепи фонарей. Рассаты напомнили Данко. Кошачьи глаза выражали боль, крылья были раскрыты, а груди разорваны; на месте сердец стояли золотые блюдца, а в них танцевал огонь. Беловолосого шан’ниэрда выдавала гордая поза: вздернутый подбородок, немного опущенные веки – надменный взгляд, хвост обвил ногу, а на плечах пылающая ноша, не позволяющая спутникам заплутать… Они проводники к лучшему, вдохновители, образцы вечной борьбы и неотступного стремления к цели. Их темноволосые собратья, чуть пригнувшись, подняли руки над склоненной головой, позволяя большой хвостатой бабочке сесть на пальцы, и огоньки дрожали на ее крыльях, но не гасли. Тут были и люди, двумя руками вскинувшие над собой факел – не то хотят помочь, разгоняя больше мрака вокруг, не то грозят ударить… Гелдовы скромно присели, растопив снег и освещая ямки у самой земли. Эльфиоры и балкоры, стоящие рядом и вдвоем держащие один фонарь, удивили. Фангры улыбались залихватски и радушно передавали факел мне. Предплечье и кисти рук виксартов были сделаны не изо льда, а из того же черного вещества, что использовали на севере вместо свеч. Руки соединили железными браслетами, чтобы лед не растаял, и черная часть горела. И даже васовергам отыскалось место в тесных рядах. Огонь пылал у ног воина, а он раскинул плети и застыл в движении – вот‑вот пнет чашу, и разольется необъятное пламя, поглотит все, до чего дотянется. Еще встречались и животные: грифоны, волки, клыкастые лошади…

Голоса за спиной подогнали. Я неспешно поднялась по ступеням, застланным голубым ковром с золотистым кантом. Из раскрытых настежь дверей доносилась чарующая мелодия: тягучие звуки флейты смешались с журчанием воды и еле слышными трещотками. В просторном холле гостей встречали соггорши и эльфийки в темно‑зеленых платьях. Звонкий голос ушастой произнес незнакомую речь, и я растерялась.

– Я не понимаю северного языка…

Она вскинула брови и, оглянувшись, подозвала соггоршу в светло‑зеленом платье. Та засеменила к нам, улыбнулась широко.

– Асфирель, мы ждали вас. О вашем приходе просили не объявлять во всеуслышание. – Кивнула в сторону широкой лестницы, уводящей на второй этаж – судя по всему, в зал. – Следуйте за мной.

Она отвела меня в большую комнату, где предложила оставить теплую шаль в одном из шкафов.

– Всегда сможете заглянуть сюда и забрать ее. Я проведу вас в хрустальный зал другим путем.

Я следовала за ней по теплым коридорам, освещенным множеством свечей. С каждым шагом усиливалось желание сбежать из замка пока не поздно, но я сжимала кулаки, стискивала зубы и, глядя в прямую спину соггорши, шла вперед.

* * *

Кейел.

Сильно разбавил? Не думаю. Продавец бы не посмел обманывать Вольного, а вот организм вполне мог противостоять. Ничего, зато отоспался за столько дней беспокойного сна.

Потолок прятала непроглядная тьма, лица касался холодный воздух, напоминал о позабытом камине. Тепло выветрилось, дом давно остыл.

Я зевнул и заложил руки под голову. Интересно, она уже там? Наверное, уже встретились. Об этом думать нельзя, злость разъедает изнутри, как вода Истины. Царапает сердце, дерет глотку, будто рвется бессмысленным криком наружу. Нельзя. Лучше о деле…

Стоит ли извиниться перед Елрех? Доказательств ее непричастности еще недостаточно. Рано открывать перед милой фангрой душу, можно присмотреться лучше.

Живот сдавило от голода. Аппетит проснулся – хорошо, давно его не было. Я откинул одеяло, и холод мгновенно пробрался к разнеженному сном и теплом телу, вынуждая поежиться. Босые ступни укусил стылый пол, поторопил одеться.

Натягивая сапоги, я старался разобраться со всем, что узнал за последние дни. Уставший разум мог упустить что‑то, и если это так, то не мешало бы исправить ошибку.

О родителях невесты Деса я сказал необдуманно, сгоряча. Могли ли они быть замешаны в мировой угрозе? Дес говорил: город прочесывали – выходит, каждого изгоя наверняка проверяли. Допустим, обыскивали дом в спешке и забыли про подвал. Либо сарай, погреб… Но зачем им подставлять Деса? Допустим, не думали, что это выглядит подставой, не хотели. И бежали они из теплых регионов не только потому, что дочь жалели. Возможно, зная об их силе, кто‑то хотел породниться с ними. Либо просто взять дочь якобы замуж, на самом деле – в заложницы. Шантаж, чтобы использовать колдовскую силу в собственных целях? Либо пытались уберечь себя от нее… Если Альила, выжившая дочь, не знает о силе родителей, то и не знает, из‑за кого на самом деле погиб возлюбленный. Заботливые родители могли просто пользоваться случаем, когда Дес уводил ее дальше от дома.

С прикосновением к холодной дверной ручке в мыслях образовалась сумятица. Поужинать в городе, чтобы не видеть пустой дом Ани? До скрипа сжал дерево – там, ближе к замку, не сдержусь. В регионе Цветущего плато на каждом завтраке, обеде, ужине Волтуар не забывал подойти к Ане и прошептать что‑то на ухо, а она всегда улыбалась. Что он говорил ей? Может, приглашал к себе… По телу прокатилась омерзительная дрожь, к горлу поднялся тошнотворный ком. Вдруг шан’ниэрд прямо сейчас обнимает ее? Что она говорит ему?

«Может, ты мой ключ от Фадрагоса»…

Опустив голову, я усмехнулся. Прикрыл веки и скривился – сердце не стучало, а надрывно скрежетало.

* * *

Аня.

И впрямь хрустальный…

Я разглядывала неровные стены из чистейшего хрусталя, криво отражающие обстановку. В каждой грани мелькали цвета пестрых нарядов гостей, золото свечей, кубков. Черный пол тоже вбирал в себя многоцветье и мерцал, будто ночное небо раскинулось под ногами. Гобелены и портьеры украшали зал, каменные скульптуры ничуть не хуже тех, что встречали в парке, удерживали различные сосуды с водой. Она журчала, стекая или падая в углубления пола. Рядом с миниатюрными фонтанами овальные столы ломились от закусок и выпивки. Музыканты тихо наигрывали мелодии с балконов, высившихся на уровне второго‑третьего этажа. На сводчатом потолке зависла живописная фреска – драконы застыли на небе в полете: зеленые, красные, синие, черные, радужные… И такие бывают?

– Я уж думал, не дождусь тебя, – раздался за спиной голос, от которого едва не перекосило. – Потрясающе выглядишь, человечка! Я выбирал цвет платья под твою седину. Правитель точно будет в восторге.

Я повернулась к городскому защитнику. Поморщилась, бегло разглядывая его неизменный официальный наряд: черные брюки, заправленные в начищенные до блеска сапоги, белоснежная рубашка и смокинг. Серебристая вышивка на манжетах и лацкане – вот и все украшения. Насмешка в желтых глазах, белые волосы, приглаженные назад, и улыбка, которую меньше всего хотелось видеть.

– Не нравится наряд? – вздернул бровь остроухий засранец, вперившись в мое лицо требовательным взглядом.

– Ты, – беззастенчиво призналась. – Мне не нравишься ты.

– Ну, мне тебе нравится и не обязательно. – Белозубо улыбнувшись, он ухватил меня за локоть и повернул в другую сторону. – Не гостей рассматривай, дуреха. Ложа правителей выше.

Я вскинула голову и глянула на широкий балкон. Заметив среди соггоров, одетых в голубые костюмы, черный силуэт, невольно отступила на шаг. Пальцы балкора сильнее впились в локоть, будто он боялся, что я сбегу. Но мне всего лишь захотелось спрятаться за колонну. Точенный профиль Волтуара был напряжен: губы поджаты, скулы очерчены, а мрачный взор устремлен на эльфийку, стоящую рядом. Судя по всему, она переводила ему какие‑то нюансы фраз, подкрепляя перевод плавным жестикулированием. Или фразы целиком…

– Вы прекрасно знаете общий язык, – произнесла я, повернув голову к самодовольной физиономии балкора. – Зачем этот спектакль?

– Может, ты и не заметила, но наши обычаи сильно отличаются от тех, что навязывают мудрецы. Мы не знаем, с какими намерениями и знаниями чужой правитель пришел к нам. Может, перед отправлением ему основательней мозги промыли. В каких‑то моментах лучше полагаться на стороннюю помощь того, кто трактует наши желания в более привычной для него форме. И только потом можно открывать свою суть перед влиятельным существом. Волтуар это прекрасно понимает, поэтому давай дальше ты сама его расспросишь об этих нюансах.

Сама? Нет! Сердце подскочило к горлу. Я дернулась, стараясь вырвать руку из захвата. По шее пополз неприятный холодок – я не готова к встрече с недавним прошлым. Не готова! В ушах запульсировало.

– Не дергайся, – процедил сквозь зубы Дес, тем не менее вежливо улыбаясь снующим мимо нас гостям.

– Отпусти.

Он повернул ко мне голову и, не сменяя дурацкого выражения лица, проговорил:

– Ты собралась прятаться весь праздник, верно? Асфирель, нельзя быть такой жестокой по отношению к любящим мужчинам. Я бы пригласил тебя потанцевать, но ты же откажешь. Точно откажешь. И правитель может на меня обидеться. Поэтому давай что‑нибудь придумаем.

– Чего ты хочешь? Это все из‑за секрета, который ты вбил себе в голову?

Умолять его оставить меня в покое – явно бесполезное занятие.

– Не вбил. Ты точно что‑то скрываешь, и я обещал тебе, что узнаю об этом.

Пока я оглядывалась на гостей, размышляя, как без криков избавиться от навязчивого преследования властного психопата, он все же придумал способ привлечь к нам внимание. Эльфийка несла поднос с выпивкой к столу. Он увидел ее в отражении толстой хрустальной колонны, а я заметила его интерес к ней слишком поздно. Всего миг. Неосторожный взмах локтем балкора – оглушительные грохот, звон и бряканье перебили гомон и музыку. Наконец‑то оказавшись на свободе, я попятилась, наблюдая, как Дес деликатно ругает служанку и просит гостей успокоиться. Сердце колотилось в груди, а ноги подкашивались. Я посмотрела в сторону ложи правителей и безошибочно поняла – мне не спрятаться. Казалось, Волтуар не дышит, не слышит никого и не видит, кроме меня.

Кивнуть ему? Слишком фривольно…

Опустила голову, комкая в кулаках платье, а затем быстро отступила за колонну. Поблуждала чуть среди гостей, скрываясь в тени портьер, а когда выдалась возможность, снова посмотрела на ложу – Волтуара там не было.

Закусила губу, отгоняя мысли об убийстве балкора. Какую игру он затеял? Неужели так важно для союза регионов моя встреча с Волтуаром?

Белобрысого доходягу отыскала уже в другом конце зала, но подойти не осмелилась. Прислонилась плечом к каменной арке, крутила в руке бокал с водой и ждала, что городской защитник соизволит меня заметить, когда это надо мне, а не ему. Он стоял в окружении нескольких существ. Светловолосые эльф и эльфийка улыбались, общаясь с ним и с темноволосым соггором. С учетом того, как соггор иногда хлопал Десиена по плечу и сжимал, становилось понятно, что они близки. Наверное, это его отец. Но остановила меня не незнакомая троица, а молодая девушка – невероятно красивая эльфийка. Утонченная, хрупкая, будто кукла. Платиновые волосы струились по плечам; синие глаза, в цвет платью, затмевали чистоту хрусталя; полноватые губы алели на молочной коже. Пронзительный взгляд был направлен в пустоту рядом. Она улыбалась этой пустоте, шепталась с ней, иногда смеялась, а ее рука застыла в воздухе, будто покоилась на чьем‑то предплечье. Словно живет в другом мире. Сладком мире грез, волнующем… терпком?

Откуда эта сладость в воздухе?

– Мы никогда с тобой не танцевали.

Встрепенулась от знакомого голоса, выдавила из себя улыбку и обернулась. Волтуар подкрался незаметно, остановился за спиной. Сколько уже дышит со мной одним воздухом? Судя по горящему взгляду змеиных глаз, не надышался.

Отставляя бокал на выступ арки, я тихо ответила:

– Я не умею.

– Тебе и не нужно. Всего лишь доверься.

Он согнул руку в локте, подставляя ладонь. Моя рука дрожала, перчатка неприятно липла к вспотевшей коже, но я вложила пальцы, позволила провести себя через толпу, обращенную вниманием к нам. Чужой правитель никому не давал покоя. А может, метка не моем лице? Сбежавшая любовница так опозорившая любящего правителя. Сколько захватывающих сплетен про нас сочинили?

Рука Волтуара невесомо легла на талию, но тяжестью отпечаталась в груди. Я смотрела на его плечо, не смея заговорить. Он повел. Не трудно… Почти медленный танец в два шага, но больше плавности и размаха в движении. После очередного разворота теплое дыхание пощекотало висок, а я свое затаила. Страшно. Может быть, разыграют политическую интригу, и по каким‑то неизвестным мне законам подарят меня ему. Увезет и опять запрет в стенах белого дворца. Придет ли за мной Кейел снова? Кейел… Сюда вот не пришел. Отдал, как ненужную.

Сама виновата.

* * *

Кейел.

В темноте я споткнулся о ее штаны. Почему бросила их у порога? Невольно улыбнулся от шальной мысли: вдруг швырнула в порыве злости. Мечтатель… Сложил их и оставил на комоде. Растапливая камин, разглядывал бардак в комнате. Хотел к ней. Либо ее ко мне.

Подошел к окну и коснулся склянки с темным содержимым. Погладил стекло, открыл крышку и вдохнул аромат. Хвойный лес зашумел в голове, хмелем отозвался в груди – согрел, промчался еле уловимой слабостью по ногам. Я рывком отставил шампунь и попятился к кухне, едва успокаивая боль под сердцем.

В печи обнаружил тушеное мясо с овощами, но только одну порцию. Пока ел, раздумывал о наставнике.

Быстро появился сегодня в лавке. Следит за мной? Допустим. Если он колдун, то наверняка боится Вольных. У нас на севере руки развязаны, пусть и в меру. К тому же я близок с Десом, а он не отпускает врагов, пока не вытрясет из них все тайны.

Дес… Может ли он призывать Повелителей? Я обещал себе подумать об этом. Несмотря на его заботу о северянах, я вполне могу предположить, что за его фигурой скрывается враг. Он мог измениться за то время, пока меня не было на севере, но ведет он себя в самом деле подозрительно. Не идиот ведь – хитрейший из тех, кого я встречал. Тогда почему глупит?

Дес знал о тайне Аклен’Ил, знал о подсказках и понимал, для чего Аня проходила ритуал. Когда она спрашивала его о вине балкоров, а я сообщил причину, неужели не догадался о том, что Ил была балкоршей? Ведь ни о чем не уточнил, не поинтересовался. А должен был. Аклен и Ил, будучи балкорами, сумели пойти против соггоров. Как, если балкоры связаны клятвой? Она не позволила бы даже отдалиться. Выходит, клятва либо легла не на всю расу, либо эти двое получили эльфийское прощение.

Эриэль – действующий эльф в Энраилл. Не он ли простил эту пару, чтобы они помогали? Если Дес смекнул, почему не поделился мыслями? Допустим, не хочет лишний раз бередить рану, но ведь возможность… Добраться до Эриэля, прижать Энраилл и узнать об эльфийском прощении – разве не то, о чем мечтает каждый балкор?

Я опустил деревянную миску в тазик с водой и потянулся за тряпкой. Обычно посуду мыла Аня… Надо бы приготовить что‑то ей. Вернется под утро уставшая, потом проголодается, а перед дорогой ей надо хорошо поесть.

А вдруг не вернется?

Миска выскользнула из рук, расплескала воду. Жилка забилась на виске, во рту пересохло. Я оперся о стол и закрыл глаза.

* * *

Аня.

За нами наблюдали, нам улыбались, будто приободряли влюбленного шан’ниэрда. Хорошо, что Кейел не пришел. Ему было бы тут трудно. Чувствовал бы себя лишним, ненужным. Хорошо, что не пришел.

Я давила из себя вежливую улыбку, пока Волтуар выводил меня из зала. В полумраке коридора видела неподвижные силуэты стражников; они пугали, тревожили. Нас не останавливали, не задерживали – значит, все тут против меня.

– Мне посоветовали одну комнату. Сказали, что в ней нас никто не побеспокоит.

– Кто посоветовал? – спросила, стараясь отвлечься от волнения собственным голосом.

Неутешительные мысли скакали хаотично. Зачем нам оставаться наедине? Он хочет просто поговорить, узнать о моих делах… Ничего страшного, я не под зельем, и метки любовницы на моем плече тоже нет.

– Балкор. Впервые увидел представителя этой расы. Он оказался весьма любезным и воспитанным.

Я стиснула кулак, вдыхая глубже. Будь проклят, Десиен! Чего же ты хочешь от меня?!

– Асфирель, мне трудно говорить с тобой, – признался Волтуар. – Я не хотел, чтобы между нами пролегла эта пропасть.

Мы свернули к двустворчатой двери, и вошли в полумрак комнаты. Дохнуло теплом, терпкий запах ударил в нос. В камине трещал огонь, а на плитке перед ним блестели амулеты, не позволяющие искрам вырваться – один такой Кейел откуда‑то принес ко мне домой. Набросанные в кучу на полу шкуры не понравились, как и бутылка вина с двумя бокалами. Я отступила обратно к двери, но спиной наткнулась на Волтуара. Он не позволил опомниться – порывисто обнял, прижал к себе, целуя в голову, в скулу, в щеку. Гладил живот, грудь.

– Отпустите! – негромко потребовала вырываясь.

Он будто не услышал. Изголодался, обезумел. Не ощущая моего сопротивления, быстро провел рукой вниз, смял подол платья задирая.

– Волтуар! – крикнула, выкручиваясь и отталкивая его.

Обернувшись, прижала ладонь ко рту. Не ударился, не упал – не пострадал. Камень с души. Он прислонялся спиной к двери и тер лицо, словно старался прийти в себя, успокоиться. Меня колотило, зуб на зуб не попадал. От испуга ли?

Вдохнув шумно, произнесла заикаясь:

– Почтенный, я… я… Не знаю, зачем вы захотели встретиться, но мне лучше уйти!

– Нет, Асфирель, – он резко поднял голову и заверил: – я не наврежу тебе.

– Позвольте выйти, – настояла я.

Замотал головой, суетливо полез за пазуху.

– Подожди, у меня послание для тебя. От мудрецов.

Вытащил письмо и протянул – его руки тоже тряслись, но я постаралась подавить жалость и не думать каково ему. Желая отвлечься, быстрее разломала сургуч и вчиталась в расплывающиеся строки. Не сумев разобраться в словах с первого раза, отошла к камину и опустилась возле него на колени; мягкие шкуры смягчали твердость пола. Прежде чем приступить к чтению, бросила взгляд на Волтуара. Он ходил по комнате, заложив руки за спиной, и иногда тряс рогатой головой, отчего убранные назад короткие волосы, беспорядочно падали на лоб.

Успокоится, не тронет. Не должен…

Бумага зашелестела, когда я склонила ее к огню. Свет упал на желтоватую поверхность. Символы общего языка с трудом, но стали приобретать смысл.

«Пусть духи будут благосклонны к Вам, Асфирель!

С того момента, как Вы впервые покинули наш дом, нам была известна Ваша цель. Естественно, мы догадываемся и о причинах Вашего побега из региона Цветущего плато. Вольный неспроста сбросил Вас в реку Истины, и нам жаль, что мы не предусмотрели такой плачевный для нас всех исход. Не буду лукавить, в последнюю очередь мы хотим помочь Вам. Единство опасно для Фадрагоса, не осуждайте нас. Маленькая жертва или целый мир. Что бы Вы сами выбрали? Однако мы пойдем навстречу, Асфирель. Когда найдете Сердце времени, если найдете, обязательно воспользуйтесь им. Не смейте передумать.

Мы казним Вас, если встретим вновь. Возвращайтесь домой, туда, где Вас ценят и любят. И не забывайте, Сердце времени одному существу можно использовать лишь однажды.

С почтением, Нелтор»

Я прочла письмо дважды, а затем выбросила в камин. Волтуар будто только этого и ждал, сразу приблизился и присел возле меня. Потянулся к моему подбородку, блеснув коготками.

– Ты стала красивее, – произнес, разглядывая лицо.

А он ничуть не изменился…

Я перехватила его напряженную руку, сжала пальцы и собиралась извиниться, но он опередил, будто боялся услышать, что собираюсь уйти. Как выдержать рядом с ним хотя бы пару минут, если душа рвется к другому?

– Ты разбила вазу.

– Простите, почтенный, я не хотела.

– Я запретил убирать ее. Ты оставила мне два осколка на память. Если их соединить, то сколов совсем не видно.

Это не мы. Это я и Кейел…

– Каждый рассвет в твою комнату приносят свежие цветы и новые книги. Ты не разлюбила читать? – Он подсел ближе и потянулся к моему лицу второй рукой, и я не стала останавливать. Гладил скулу, надавливал на губы и без перерыва продолжал рассказывать, будто боялся, что я воспользуюсь и крохотной заминкой: – Цветы в твоем кабинете поливаю сам. Они выросли. И, Асфирель, я не привык просить прощения, но так получилось, что я сломал полку. Хотел сменить деревянные статуэтки золотыми, и полка не выдержала. Прости.

– Почтенный…

– Тише. – Накрыл губы пальцем, вдохнул коротко и произнес: – Дариэль скучает по тебе. Ты не забыла ее? Свою служанку.

– Она не моя, – прошептала виновато улыбаясь. – Мне лучше уйти.

Его руки дрогнули, а голос зазвучал громче:

– Я надеялся, ты расскажешь мне о своих рисунках. Каждый рассвет рассматриваю их и так не разгадал, что ты изобразила. Какое‑то таинство?

– Это мой мир.

– Твой мир… – Опустил голову, но почти сразу опять стал блуждать по мне взглядом. – Расскажи о своем мире, Асфирель.

– Я не могу.

Меня залихорадило, хоть от камина и исходил жар. Воспоминания о дворце становились все более яркими. И та ночь, переполненная криками, возвращалась…

– Можешь.

– Вы говорили, что мои правила остались в моем мире. Я не хочу вспоминать о нем.

– Запомнила, – нахмурившись, протянул. – Обиделась?

– Нет, – поспешно заверила, но он не поверил.

– Прости меня, Асфирель, – судорожно вздохнул, натянуто улыбаясь.

А я поняла, что он на грани. Не убьет. Возможно, не изнасилует, но увезет. Голову даю на отсечение, что сделает все возможное, чтобы забрать меня сегодня же! Съежилась, прогоняя крики девочек из освеженной памяти. Увезет. Усадит в золотую клетку… Не хочу. Я лучше умру. Кеша… Жива ли глупая птица?

– Помнишь, мы с тобой… Я могу снова читать тебе каждый день, а если захочешь, научу многим языкам.

Тыльной стороной ладони погладил мою щеку. Я невольно отшатнулась и прошептала:

– Извините, почтенный, мне лучше уйти.

Не дожидаясь, когда снова заговорит, вскочила. Волтуар быстро поднялся следом, интересуясь:

– Опять к Вольному?

– При чем тут он? – Поежилась, потерла руками плечи. – Я просто…

– Хорошо подумай, прежде чем…

– Я не вру! – Сжала кулаки и со вскипевшей мигом злостью призналась: – Мы с ним не вместе!

– Вот как. – Волтуар шагнул ко мне смелее, потер мои плечи. Решил, что замерзла? – Однако мне угрожал. Говорил: пока жив, не позволит приблизиться к тебе.

Я хотела отступить, но замерла. Нахмурилась.

– Когда?

– Не так давно, – Волтуар отвечал без раздумий. Пропускал локоны волос, выбившихся из прически, между пальцев. – Меньше периода назад, как раз перед полнолунием. Помнишь? Я тогда надеялся, что ты пришла с ним.

– Да, помню, – соврала кивнув. Перед полнолунием? Это перед свадьбой Роми и Елрех? Тогда Кейел уходил к поселению с разведкой и за новостями и отказывался брать меня с собой. – Просто решила, что вы виделись уже на севере. Не думала, что тогда он угрожал.

– Ты не знаешь? – Волтуар положил руки на талию и притянул меня к себе. Выдохнул в висок. Я плотно сомкнула губы, позволяя ненужному теплу согревать. – Полагал, что он посоветовался с тобой.

– Нет.

– Асфирель, когда мы найдем настоящую ведьму, с тебя снимут подозрения. Потом возвращайся ко мне, и я заберу тебя подальше ото всех опасностей.

– Это Кейел придумал?

– Я долго злился, что не я.

– Мне пора, – попробовала убрать его руки, но он прижал к себе теснее.

Освободил лишь одну руку, да и той мгновенно подцепил подбородок коготком. Приподнял.

– Постой, – попросил и склонился ниже. Змеиные глаза приближались. – Я не знаю, почему не поцеловал тебя тогда. Всего один поцелуй, Асфирель.

Я облизала губы, вспоминая поцелуи Кейела. Когда в последний раз мы с ним целовались? Почему сегодня не пришел? Хотел, как лучше для меня. Дурак.

Дыхание Волтуара коснулось губ, но я отклонилась отворачиваясь. Воспользовавшись замешательством, юркнула из объятий на свободу. Вспоминая о трудном прощание во дворце Цветущего плато, не стала больше задерживаться. Лишь, быстро направляясь к двери, бросила:

– Не все северяне преступники. Многие родились уже тут, с клеймом изгоя. – Открыла дверь и, не смея поднять глаза от пола, опасаясь столкнуться с горем хорошего мужчины, произнесла: – Прощайте, Волтуар.

– Асфирель, подожди…

Выскочила в полумрак коридора и, не обращая внимания на оклики, поспешила к залу. Стража стояла, как и прежде, не двигаясь. Я боялась бежать, но услышав позади: «Асфирель, постой!» – все же бросилась вперед. Вдруг ему помогут, задержат меня. Сердце колотилось в горле, платье путалось в ногах, а сапоги скользили по блестящему камню. Не заметила, как за поворотом из ниши высунулся силуэт. За запястье больно ухватились и потянули в сторону. Я едва не упала, но устояв‑таки размахнулась.

– Не бей! – полушепотом попросил знакомый голос.

– Балкор, черт тебя дери!

– Я помочь хочу!

– Себе помоги, идиот! – громко прошептала, но позволила ему затащить себя в потайной ход.

– Вы долго, – проговорил он в кромешной темноте.

За спиной зашуршал камень, загудел – кажется, задвинулась стена. И до меня наконец дошло, куда и с кем я попала.

– Давай вернемся, Десиен, – промямлила осторожно.

Свет резанул по глазам, факел зачадил.

– Вы как‑то очень долго, человечка, – обернувшись повторил балкор. Его улыбка в тесном каменном коридоре с высокимпотолком, под которым слоями висела паутина, пугала еще сильнее. – Я уже разволновался за Кейела. Бедняга не вынес бы, если бы ты…

– Лучше молчи, – посоветовала я.

– Могу обидеть?

– Нет, просто я могу ударить, а ты драться не умеешь.

Он хохотнул и шагнул вперед, попутно проговаривая:

– Заглянем в комнату с верхней одеждой, а потом, так уж и быть, помогу тебе выйти из замка незамеченной. Влюбленный шан’ниэрд все же правитель, а значит, побегает немного и возьмет себя в руки. На глазах общества будет спокоен. Но ты не беспокойся, я его, если что, подбодрю.

– Не стоит, – сильнее разволновалась я.

– Хочешь, чтобы он страдал?

– С твоей поддержкой он может пострадать серьезнее.

– Я помню, что ты меня не любишь, но могла бы воздержаться. Уши ведь у тебя короткие. И в конце концов, сейчас я помогаю тебе.

– И это страшно.

– Верю, но не бойся. Ты встретилась с правителем, подарила ему надежду, что эта встреча не последняя. Пусть борется за лучший мир. Ты изгнанница, мы изгои – пусть добьется для нас лучшего положения.

– Так вот в чем дело? – я поспешила за балкором, но поравняться мешал тесный проход. Наши шаги звучали приглушенно.

– А ты как думала? Неужели веришь, что я из доброты душевной его тобой подразнил? Значит, слушай: возницы сейчас все отосланы – им тоже бы праздник отметить. Я предлагаю два варианта: могу расположить тебя в гостевом флигеле, или…

– Я домой.

– На улице холодно, темно. Идти далеко.

– Я справлюсь.

– Так к Кейелу спешишь? Успеешь. Я же о тебе забочусь.

– О себе позаботься.

– Обязательно.

– Дес, – тихо позвала его так, как звал Кейел, и он обернулся. Взглянул внимательно, терпеливо дожидаясь продолжения, и я не заставила долго ждать: – Спасибо.

– За что, человечка? – непонимающе улыбнулся он, но я знала, что для него все это игра.

– Ты отвлекаешь от… – Обняла себя и кивнула за спину. – Пустым трепом отвлекаешь.

– А ты сводишь все мои усилия на нет. Зачем вспоминаешь? Пользуйся пока я добрый, отвлекайся. Дядюшка Дес завтра может оказаться на стороне злодеев. Вот совершишь преступление – и все…

Он не замолкал ни на секунду, провожая по тесным коридорам, покрытым толстым слоем пыли, пропитанным сыростью и затхлостью. Не замолкал и тогда, когда вышли в тени замка на мороз, явно гораздо дальше главных дверей.

– Беги к своему Вольному, Асфирель. Ведь к нему убегаешь.

– Не правда. – Я потопталась, затряслась от холода, проникающего под тонкое платье. А может, лучше остаться, чтобы не заболеть?

– Отрицай, не отрицай… Главное, когда будешь убегать от своей тени, помни, что в этот момент тебя уже ничего не спасет, – проговорил, отступая в непроглядную темноту арки.

Я отшатнулась в противоположную сторону. От своей тени? Не ее ли я выглядывала по углам священного зала, когда искала путь к Единству?

«Тебя уже ничего не спасет»  – он будто знает. Понимает…

Луна возвышалась передо мной, и я невольно оглянулась на свою тень. Сердце упало в пятки. Когда буду убегать от нее… Надеюсь, до этого не дойдет.

* * *

Кейел.

Я выбросил кожуру в компостную яму, плотно накрыл ее крышкой и поспешил обратно в дом. Обогнул его вдоль бревенчатой стены. Снег скрипел под ногами, мороз кусал за лицо, руки быстро озябли, холод колол кончики пальцев. Я остановился у крыльца, постучал носком сапога о пенек, отряхивая снег. Поднял голову и окинул звездное небо взглядом, воображая на нем силуэт дракона.

«И только зрячий дракон увидит тернистый путь, проложенный собственной смертью».

Превратившись в драконов, балкоры надолго лишились бы своих сил и не смогли бы обернуться обратно… сколько? Месяцы, годы… Десятилетиями бы они летали по Фадрагосу и, возможно, забыли бы свою настоящую суть. Может, Аклен и Ил превратились в молодых ящеров; они не так потянули бы силы, все же внутри них органы, а не стихия.

Покачал головой, вспоминая трагичную кончину известной пары. Выходит, Вольный и Вестница…

Мысли вновь коснулись Ани, перехватили дыхание, сдавили грудь. Уже скоро за полночь. Она не вернется. Возможно, утром?

– На рассвете, – с надеждой прошептал.

Сердце застучало в горле. Я сжал кулаки, задышал глубоко, стараясь подавить губящие эмоции, но не справился.

Ворвался в дом, захлопнул дверь. Прижался затылком к холодному дереву, стискивая челюсти, против воли затрясся всем телом. Замерз. Просто замерз.

Сполз по двери на стылый пол, обхватил голову руками, чтобы комната не расплывалась перед глазами так сильно. Не помогло. Закрыл глаза, стало хуже.

«Кейел»…

«Что, Аня?»

Не ответила. И почему пришла в библиотеку в это время? Другого дня не нашла? Только мешается под ногами, наивная девушка из чужого мира. Ей никогда не стать одной из нас.

Тряхнул волосами, заставил себя открыть глаза. Вернуться в реальность. Холодную, пугающую, бессмысленную.

А если не все потеряно? Вдруг вернется?

«Кейел» – она шепнула за спиной, и я мгновенно обернулся. Сквозняк?

Цепляясь рукой за дверь, поднялся. Отодвинул засов, выскочил на улицу и застыл. Пусто… Снег мерцал тускло под лунным светом. Повинуясь желаниям, я сделал несколько шагов к низкой калитке, но на миг остановился. Осудил себя – безвольный… Не сумев сопротивляться чувствам, отравляющим душу, добрел до выхода из двора. Впился пальцами в деревянную калитку, покрытую корочкой льда. Разглядывая колею ведущую к центру обители, до боли в ногтях сжал колючую перекладину. Пусто… Не вернется.

Сам виноват.

В доме потоптался по центру комнаты, задыхаясь от хвои. Разглядывал штаны Ани с чувством, словно что‑то рвется внутри, обрывается и падает в пропасть. Утаскивает и меня за собой. Резко отвернулся в другую сторону, но стало хуже. Повернулся влево, вправо, еще правее, еще… Взгляд цеплялся за ее вещи: за расческу, брошенную на каминной полке, за расправленную кровать, за скомканную рубашку на комоде, за флаконы, выставленные на подоконнике, за сапоги, оставленные у входа… Голова закружилась. В чем она ушла? Что делать с вещами, если не вернется? Сжал пустоту в кулаках и попятился к выходу.

Это страх. Мне страшно.

Схватил куртку со стула, накинул на себя и выбежал на улицу. Вернулся и с безумной надеждой забрал и ее куртку.

* * *

Аня.

Сначала шла, избегая встречаться на улицах с прохожими, петляя закоулками, но вскоре поняла, что так окоченею и вообще никуда не попаду. Ни во временный домик, ни в сокровищницу, ни на Землю. Шаль остыла, платье… что оно было, что его не было. Тонкие сапоги тоже не согревали. Я ускорялась и ускорялась, но, кажется, просто замерзала, поэтому топталась на месте. Мысль о тени, следующей по пятам, засела в голове и не позволяла расслабиться ни на секунду. Если я вестница, то не сбегу от собственной смерти. А если умру в Фадрагосе, может, выживу на Земле?

Сворачивая на очередную улицу, на секунду зажмурилась. По мере отдаления от центра они пустели, и страх усиливался. Воспоминания то и дело всплывали перед глазами. Мы все умираем. Рано или поздно все умрем. Родители Бавиля, сам Бавиль, Аклен и Ил… Они хотели жить, они жили. И я хочу. И Вольные…

Последние хотят жить сильнее всех, но не понимают насколько их желание острее, чем у многих. Они просто не могут понять этого. Но я знала. От Аклена знала. Они только начинают вкушать жизнь, пробуждается их страсть к ней, как уже пора прощаться с чудесами. Любое их открытие чувства напоминало детство. Волшебство Нового года и дней Рождения, предвкушение открытия коробочки с подарком. Так и Вольные. Они идут в неизвестное с затаенным дыханием, словно открывают коробочку, гадая, как это будет в этот раз и на что будет похоже. Аклен боялся отказа Ил. Он точно знал, что она откажет, но все же не смог остановиться перед таинственной коробочкой, пусть и с чернотой внутри.

Кейел… Что чувствует он рядом со мной?

Я остановилась, колотясь от холода. Какая же жалкая вестница ему досталась.

– Духи ведут меня мягкими тропами, – прошептала, разглядывая сапоги, по щиколотку провалившиеся в снег. – Это правда, Вестница?

Согнулась и потянула шнурок.

– Тогда докажи.

Босую ногу встретил колкий снег, обжег ледяным холодом, но вскоре согрел теплом. Я освободила и вторую ногу – все повторилась. Оставив сапоги позади, побрела вперед, выдыхая одновременно облегченно и обреченно. Внезапно стало теплее, и тепло доходило от стоп до тела. Мышцы постепенно расслаблялись, проходила сводящая от напряжения боль в теле, зато появились силы на другие мысли.

Почему Кейел не пришел сегодня ко мне? И никто из ребят его не видел. Что у него стряслось?

Сердце споткнулось, замерло, и я застыла, раскрывая глаза шире. Сухое дыхание оцарапало горло, осушило рот. Дрожь возобновилась, но не от холода и не та, что пробирает тело. Другая… Невидимая для зрения, но ощутимая для чувств. Осененная сводящей с ума догадкой, я оглохла и ослепла, словно балкорша. Перед глазами застыла мутная пелена, в ушах зашумело, зазвенело тонко. И в этой контузии я услышала тихое: «тук». Пошатнулась. И еще раз слабое – «тук». Почти не бьется. Вот‑вот остановится.

Он мог уйти… Решил отказаться от меня. После ритуала не захотел больше рисковать мною. Знал, что ребята не на его стороне, поэтому, никому ничего не сказав, ушел. Ушел, чтобы мне не к кому было возвращаться. И Десиен задерживал меня, отвлекал перед горьким открытием… Я опять потеряла его?

– Глупость это, Аня, – пробормотала, шагнув вперед. – Какая же эта глупость.

Шмыгая замерзшим носом, засмеялась. Мир покачнулся, потемнел, ноги не удержали, но я не упала. А вот сердце – да. Под носом кровь защекотала, меня затошнило. Согнулась, упираясь рукой в снег и ощущая отрезвляющий холод.

Оттолкнувшись, побежала, путаясь в подоле платья. Мчалась, не замечая ничего вокруг и мечтая только об одном: убедиться, что предположение – глупость. Легкие болели от колкого воздуха, мороз щипал за голые плечи. Волосы распутались, закрывали глаза, падали на лицо – ветер хлестал его.

Вдали показался знакомый силуэт. Он шел навстречу быстро, торопливо. Кейел ли? Хотелось крикнуть, позвать, но горло саднило. Остановиться бы, отдышаться, но не могу. Не получается. Темная фигура бросила что‑то на дорогу – просто выпустила из руки, ускорилась и вскоре тоже побежала. Я скривилась от боли в груди. Он. Это он. Пожалуйста, пусть будет он!

Не остановилась и тогда, когда между нами оставались считанные метры. Влетела в крепкие объятия, сомкнула губы, стиснула челюсти, не позволяя слезам пролиться.

– Что случилось, Аня? Что с тобой случилось?

Кейел прижал меня к себе и закачал, будто убаюкивал. Гладил по голове, целовал в макушку и не прекращал шептать:

– Духи Фадрагоса, посмотри на себя. Где плащ? Почему возвращаешься пешком? Это кровь? Что случилось? Кровь…

Попробовал отстраниться, но я обхватила крепче, сцепила руки в замок у него за спиной, прижимаясь щекой к остывшей куртке. Толстая, мешает слышать сердце. Свое почти не бьется, так хоть его послушать.

– Аня, тебя обидели? Ты сбежала от кого‑то?

Не от кого‑то, а к кому‑то…

– Аня, ну хоть что‑нибудь скажи.

Я люблю тебя. Хочу всю жизнь быть рядом с тобой!

– Я в порядке, – выдавила тихо.

Он выдохнул шумно, погладил теплыми руками плечи.

– Замерзла. Возьми мою куртку.

– А ты?

– Тут недалеко. Там твою куртку бросил. Дойдем – снова оденусь. Пойдем. И снег к носу приложи. Ударили? Кто?

– Нет, просто давление. Не страшно.

И я послушалась, с трудом расцепила руки и позволила оторвать себя от него. Видела лицо, освещенное лунным светом, и не могла отвести взгляда, а он меня рассматривал, ощупывал, будто не верил, что я в порядке. Ну да, врунья ведь…

Согнулся зачерпнуть снега.

– Духи Фадрагоса, – прошептал. Всполошился, резко поднял меня на руки. – Сумасшедшая! Обувь где?!

Обхватила его за шею, прижалась щекой к холодному уху и улыбнулась, слушая ругательства, произносимые хриплым голосом. И заметил ведь в ночной темноте.

Попробовала заверить:

– Я в порядке.

Не поверил, стал ругать сильнее.

По пути подобрал куртку, накинул на мои плечи и снова захотел взять на руки, но я успокоила его. Или наоборот… Он не хочет видеть во мне вестницу. Его это раздражает.

А дом был протоплен… В камине пылал огонь, пахло чем‑то вкусным, о чем я и сообщила, стягивая куртку:

– Вкусно пахнет.

Кейел заскочил со мной в комнату, но уже выбегал обратно на улицу. Резко остановился на пороге, обернулся, перевел растерянный взгляд с меня на кухню. Спросил взволнованно:

– Есть хочешь? Наверное, мясо уже протомилось. Сможешь сама… – Зажмурился, покачал головой и попросил: – Подожди немного. Лезь под одеяло. Я скоро.

– Кейел! – едва успела окликнуть, прежде чем он вышел бы на улицу. – Куда спешишь?

– Баню натоплю. Тебе согреться надо, – голос уверенный, а в глазах испуг застыл…

– Сейчас?

Он поморщился, и я поняла – уйдет.

– Не оставляй меня одну. – В три шага оказалась у порога, прислонилась грудью к косяку двери и добавила тише: – Пожалуйста.

Кейел долго мялся, но в итоге кивнул. Еще несколько раз уточнил, в порядке ли я, а потом направился на кухню. Промочил полотенце водой и, встав напротив, вытер кровь с лица. Стал заваривать чай.

– Виделась с ним? – спросил, пряча глаза за волосами.

– Виделась, – стоя на широком пороге, ответила я. – Узнала о предложении, которое ты ему сделал.

Не удержал мешочек с травами, уронил – сушенные соцветия и стебли рассыпались по полу. Глядя на них, неожиданно признался:

– Я не хочу знать, что ты ему ответила.

– Как пожелаешь. – Пожала плечами и скрестила руки на груди. – Уходим на рассвете?

– Нет. – Покачал головой, облегченно выдыхая и присаживаясь на корточки. Показалось или едва не упал? – Выспись перед дорогой.

Стал собирать травы, но в итоге покрутил соцветие бессмертника в руке и бросил на пол. Поднялся и сократил между нами расстояние. Навис надо мной, глядя виновато. Я всматривалась в его глаза и не могла ответить себе на волнующий вопрос: зачем мне жизнь без него, если она будет пустой?

– Аня, – прохрипел. Склонил голову к груди и попросил: – обмани меня.

– Что? – изумилась, обомлела на мгновение. Чуть оттолкнулась от дверного косяка, выпрямляясь.

Он облизал губы, взял мои руки в свои и, разглядывая пальцы, повторил тише:

– Обмани. Ненадолго. Сколько сможешь. Я… – Выдохнул медленно.

– Сколько?

– Сколько сможешь.

– А сколько бы ты хотел? – Глупый вопрос вдруг обрел первостепенную значимость.

Кейел горько рассмеялся кривясь, будто тоже сдерживал слезы. И соврал, наверняка соврал.

– Ночи достаточно. Я хочу быть обманутым тобой этой ночью.

Явно хотел добавить оправданий странной просьбе, но я не позволила. Обхватила ладонями его лицо, привстала на носочки и коснулась губами его губ. Он отвечал несмело, словно все еще боялся отказа. Обняв за шею, поцеловала в рыхлую от шрамов щеку и, не отрывая губ от обезображенной кожи, шепнула:

– Кейел, я люблю тебя. – И стало легче.

Его грудь заметно заходила. Наши губы снова сблизились, но не столкнулись сразу. Лишь коснулись мимолетно, позволили теплому дуновению осторожных вздохов скользнуть по сухой плоти. Желания требовали страсти, но внутренний голос шикал, просил потерпеть, не торопиться, растянуть наслаждение. Подарить его уставшему Вольному. Подарить ему себя в этой жизни, отдаться без остатка. У нас другой не будет…

Губы сомкнулись, языки осторожно встретились, веки потяжелели. Шершавая ладонь легла на мою талию, мозоли зацепились за шелковистую ткань. Второй рукой Кейел нащупал ленту на груди, потянул, развязывая шнуровку. Спуская лиф, целовал в щеку. Нагнулся ниже, и я подставила шею. Теплое дуновение – мурашки по коже. Он водил по ней кончиком носа, будто дышал мною. Прикладывался к быстро бьющейся жилке ртом и гладил языком, словно успокаивал ее. Я перебирала мягкие волосы на затылке, второй рукой гладила крепкое плечо, шею. С каждой секундой пьянела в руках Вольного. Платье скользнуло по бедрам, с шорохом упало в ноги. Кейел тронул грудь, накрыл ладонью – я шумно глотнула воздуха, закусила губу. Внезапно замерла оглушенная. Кейел опустился на колени, прильнул щекой к животу и застыл.

Секунда, две, три, четыре…

На тридцатой мое дыхание выровнялось, ошеломление отпустило.

…секунды или минуты? Сколько так стоим? Я гладила его по голове, понимая, что ни на каком языке не могу подобрать слов утешения. Дважды обманутый…

Очнулась от движения. Вздрогнула от поцелуя в живот, и еще одного… Стянула волосы Вольного, когда языком пощекотал пупок. Задышала чаще. Дрожь вернулась, пробила все тело, пробудила задремавшие желания. Касания губ проникали под кожу мелкими разрядами. Они сбегались к затылку, сбивали дыхание, заставляли ежиться. Сводили с ума.

Ладони, огрубевшие от оружия, чуть царапнули ягодицы. Опасаясь упасть, я вцепилась в дверной косяк над головой. Закрывая глаза и поддаваясь давлению сильных рук, выгнулась – рухнула в колыбель жара. И будто перышко спускалось по животу ниже, оставляя после себя мокрый след. Местами задерживалось, местами прижималось плотнее… Тронуло тонкую кожу у бедра – вырвало всхлип, ударило в голову, опрокинуло сердце…

Я обнажалась чувствами… Как долго? Время внезапно стало бесценным, необъятным, нужным.

Опираясь на плечи Кейела, я опустилась на колени рядом с ним. В который раз призналась ему в любви? Слова обесценились, появилась необходимость оголить душу. А он с тоской в глазах улыбался. Обманутый.

Запутавшись в платье, едва не упала. Вспомнила о празднике. Разве я виделась с Волтуаром? Будто размылась грань фантазий и реальности. Или они просто поменялись местами. Кейел за руку тянул меня в комнату, а я, глядя на серебристый ворох, прошептала:

– Мне не нравится это платье.

– Ладно. – Поцеловал в плечо, а затем прошел мимо. Подобрал платье, взглянул на камин, но нахмурился и направился к выходу.

Стукнул засов, и еще один… К ногам поластился сквозняк, и я обняла себя, покачнулась с пятки на носок. Кейел вернулся с пустыми руками, приблизившись овеял холодом.

– Куда выбросил? – с улыбкой спросила, обхватив его за шею.

– На дорогу. Ткань дорогая, тебе не нужно – пусть кто‑нибудь подберет.

Я расхохоталась, будто одурманенная. Я оживаю рядом с ним.

Падала в темноту, но сразу тянулась к свету. В эти мгновения он замирал и, удерживая меня в объятиях, с трепетом смотрел на лицо. Пережидал – и снова бил нежностью по натянутым нервам. Медленные движения заставляли прислушиваться телом. Напрягаться. Во время нескольких секунд необходимого ему отдыха я стирала пот с его лба, убирала взмокшие пряди за уши, любовалась замутненными глазами. Губами старалась поймать неспокойное дыхание Вольного, и он путался, думал, что хочу поцеловать. Я уклонялась улыбаясь, а он усмехался, воспринимая происходящее за озорство.

Мы увязали в третьем мире, доступном каждому разумному существу. Позволили этому миру обрести оболочку, и обрели себя в нем. Ненастоящих в будущем, но живых в настоящем. Мир грез заманил счастьем, и мы упивались его сладостью, забывая, что для нас оно под запретом. Забывая обо всем вокруг.

* * *

За окном светало. Кейел, заложив руки под голову, лежал на кровати. Я сидела на нем и гладила кончиками пальцев шрамы на твердой груди. Один, второй…

– Будто хотели добраться до сердца, – предположила я.

– Хотели.

– А ты не отдал, – склонив голову к плечу, пошутила: – жадина.

Он улыбнулся и, всматриваясь в глаза, предложил:

– Тебе отдам. Заберешь? – И отвел взгляд. – Извини.

– Ночь еще не закончилась, – заметила я.

Он выгнул шею, стараясь извернуться, чтобы увидеть окно. Сумел и, снова расслабляясь, произнес с наигранной досадой:

– Почти рассвет.

Рассвет. Я уперлась ладонью в грудь Кейела и вспоминала, как многое связано у нас с восходом солнца. С пробуждением жизни, с теплом и светом…

Голоса прозвучали одновременно, хоть и немного вразнобой:

– Я люблю рассвет, – мой.

– Знаешь, люблю рассветы, – его.

И сердце в очередной раз споткнулось. А затем подпрыгнуло от стука. Я невольно выпрямилась, прикрыла грудь руками и заозиралась. Одеяло лежало на полу.

Стук в дверь повторился. Кейел приподнялся на локтях.

– Дай встану.

Я соскочила с него на пол, укуталась в одеяло и опасливо покосилась на окно. Никто не заглядывал. Кейел натянул штаны, подтолкнул меня к кровати, и я послушно забралась на нее. Он подошел к двери, но обернулся. Шагнул к комоду, подкинул мне штаны и рубашку.

– Оденься, – строго произнес и спросил: – Где кинжалы?

– В комоде, – испуганно ответила, суматошно соображая, кого мог прислать за мной Волтуар. Да и мог ли он?

Кейел разыскал оружие, принес его. Поставив колено на матрас и обхватив ладонями мое лицо, склонился ко мне. В теплых глазах застыла тревога, но голос звучал твердо:

– Замахнутся, схватят… Любое подозрение возникнет, что тебе вред хотят причинить, убивай, не мешкая. Ты поняла? Аня, ты поняла?

Я закивала, удерживая его руки в своих. Он поцеловал в губы крепко, будто в последний раз, и поспешил открыть раннему гостю. Быстро одевшись, я оголила кинжалы и приблизилась к внутренней двери. Прислушалась. Слов не разобрать, но голос знакомый. Не Волтуар и не наши ребята… Вдохнув глубоко, выглянула. Голоса ворвались вместе с холодом.

– …был при смерти, но вовремя в себя привели.

– Она всю ночь была со мной, – со злостью убеждал кого‑то Кейел.

Голова закружилась, под ложечкой засосало. Опять в чем‑то обвиняют?

Не чувствуя ног, добрела до входной двери. Оперлась на нее – она скрипнула, выдала присутствие. Кейел обернулся резко и приказал:

– Зайди в дом.

– Что случилось? – безжизненно спросила я, обращаясь к наставнику.

– Дитя. – Приподнимая полу плаща, он шагнул ближе.

Кейел заступил ему путь, немного заслонил плечом. Я привстала на носочках и поинтересовалась с обреченной насмешкой:

– В чем опять меня обвиняют?

– Пока не обвиняют, но подозревают в покушении на жизнь правителя региона Цветущего плато.

– Волтуар в порядке? – разволновалась я.

– Это не она, – встрял Кейел.

– Я знаю, Вольный, знаю.

Кейел взял наставника за грудки, вынуждая меня выскочить на улицу, прошипел ему в лицо:

– Если знаешь, тогда кто…

Внезапно отпустил соггора, отступил и растерянно обернулся ко мне.

– Дес касался тебя?

Я нахмурилась, не сразу сообразив, при чем тут городской защитник. Переминаясь с ноги на ногу и обнимая себя, пожала плечами.

– Иногда.

– Сколько раз, Аня?

Взгляд Вольного напитался злобой, кулаки сжимались. Он что думает, что я и его друг?.. Я затараторила:

– Не знаю. Пару раз! Недолго.

– Сколько в общей сложности?

– Сколько раз?

– По времени! – крикнул он.

Покачала головой. Будто я считала…

– Минута. Может быть…

Кейел потерял интерес ко мне и стал снова наступать на наставника. Снег скрипел под хищными шагами. Соггор смотрел на Вольного, гордо вскинув подбородок, сжимая бледные губы и впившись пальцами в полы плаща. Боится.

– Десу нужно дозволение, – тихо проговорил Вольный, будто проворковал. Остановившись плечом к плечу с наставником, полюбопытствовал: – Ты дал его ему?

– Всего однажды я пожалел мальчишку.

Кейел ухмыльнулся и опустил голову.

– Давно, выходит.

– Я оставил пост, чтобы он не смог больше пользоваться моей властью.

Вольный вскинул голову, нахмурился и спросил:

– Я должен похвалить тебя за это?

Соггор промолчал, проглотив язвительность, а я, наконец‑то, начиная осознавать новую проблему, присела на корточки и медленно выпустила воздух из легких. Меня видели с Волтуаром последней, а потом никто не видел, как я ушла. Никто, кроме балкора, который… Сколько раз после разговора в доме у наставника Десиен успел принять мой облик и узнать все обо мне? Раскрытая книга для него. А как же разделить чувства с жертвой? Видимо, сострадание ему чуждо. И платье мне наверняка он сам выбирал, как ответственный за нашу компанию. Размеры как точно совпали… Себе такое же заготовил. Из замка вывел и в моем обличие к Волтуару вернулся. Чем‑то отравил и опять скрылся потайным путем. А виновата я…

Прослушав часть напряженной беседы между мужчинами, подняла глаза на соггора и спросила:

– Вы оправдаете меня? Подтвердите, что он… – не договорила, не видя смысла.

Разведенные в стороны руки соггора и красноречивое молчание давали понять, что влиятельных заступников на севере я не найду. Да и какое влияние, если городской защитник мог многим подкинуть идею, что безымянный наставник возможный колдун. Кому поверят?

Соггор продолжил беседовать с Кейелом, и теперь я, схватившись за голову, прислушивалась внимательно:

– За вашими друзьями я тоже верных знакомых отправил. У вас мало времени, Вольный. Как только Десиен получит разрешение от всех правителей, за девушкой твоей придут.

– Ее вину надо будет доказать. Я переманю на свою сторону…

– Нельзя! – повысил голос соггор. – Не вина ее ему нужна, задержать тут хочет! Полнолуние скоро. – Отступая, добавил тише: – Не переживет она.

– Дес колдун? – Кейел всматривался в черноту глаз, будто мог что‑то разобрать в ней.

– Я не могу рассказать.

– Поклялся, старик? На севере клятвы…

– Не могу рассказать! – с нажимом протянул наставник, выше потянувшись подбородком.

Вестник?.. Среди Вольных девушки встречаются, так почему нет? Нет. Наверное, чудится.

– Я убью его, – как‑то неуверенно сказал Кейел.

Соггор схватил его за локоть и стал уговаривать суматошно:

– Дитя, не ошибись упрощая. Не пролей кровь невиновного, лучше займись своей задачей. Лиертахона к воротам приведут. Вещи собирайте и уходите, пока не поздно. До ворот вас проведу и там выпущу. А твою задачу я знаю. Отыщи сокровищницу, и возле нее наверняка врага своего дождись. Видел я, как ты из‑за Асфирель убиваешься, – кивнул на меня, – пусть следует за тобой. Тут убьют ее, и тебя загубят. А миром рисковать нельзя… Выполни миссию, Вольный. Пройди путь достойно. И реликвии, – полез за пазуху, – некоторые отдам. Пусть Асфи взглянет на воспоминания. Многое поймете. – И отдавая маленький холщовый мешочек Кейелу, ко мне обратился: – Только будь осторожна, дитя. Страшная память в этих вещах, силы потянет много и покой потом понадобиться. Теперь идите вещи собирать. Идите же!

Глава 18. Смерть

Уходили будто в сновидении. Один вопрос в голове заслонял следующий, они сбивались в кучу, требовали ответов, но никто не спешил их озвучить. Вещей было немного, собирать оказалось фактически нечего. Наставник, провожая нас пустыми улочками, укрытыми предрассветным спокойствием, постоянно оглядывался, поторапливал, пробуждая здоровое недоверие к происходящему. Но мрачный вид Кейела отметал любой мой порыв остановиться и потребовать разъяснений. Несмотря на все разногласия, через которые мы с Кейелом прошли, я всецело доверяла ему.

У ворот волки переминались с лапы на лапу и нетерпеливо поскуливали, задирая носы в сторону стены. Возле них уже толпились озадаченные ребята и сутулый эльф, показавшийся смутно знакомым, но разглядев в нем высокого, тощего подростка, я отмела подозрения о нашем знакомстве. Быть может, видела его часто среди северян, или просто напоминает кого‑то. Однако Кейел, проходя мимо парнишки, остановился, повернул к нему голову и стал молча рассматривать профиль. Эльф, уставившись себе в ноги, под пристальным колким взором шмыгнул носом и повел плечом.

– Он не простит, когда узнает, – слова Вольного прозвучали угрозой. – Дес не прощает предательства.

Эльф и вовсе сник – сгорбился, мазнул вороватым взглядом по наставнику, будто искал поддержки, но не дождавшись ее, шаркнул ногой по снегу, развернулся и побежал открывать ворота.

– Стража проспит недолго, – сказал наставник, указывая на ворота. – Поспешите.

– И как все это понимать? – поправляя заплечный мешок, спросил у нас Роми.

Злости на его лице заметно не было, как и сонливости – какая‑то обыденная заинтересованность. Шан’ниэрды словно созданы усугублять любую атмосферу свежим видом. А вот Ив, напротив, выглядела болезненной. Она вцепилась в лямку сумки двумя руками – на варежках пролегли глубокие резкие складки; синие глаза будто остекленели и вперились бездумным взором в одну точку. Капюшон прятал чувствительные уши от холода, но я была уверена, что они окаменели. Слишком много стресса для впечатлительной эльфийки за короткий промежуток времени. Елрех хмурилась, но заметив настроение Вольного, под горячую руку не лезла, да и Роми за локоть ухватила, дернула и, добившись его внимания, предостерегающе покачала головой.

На помощь эльфу подоспел стражник, здоровенный человек, оглядываясь на сторожевую каморку, что‑то сообщил наставнику прежде, чем подсобить отодвинуть тяжелый засов на толстых, но небольших воротах. Зашаркало мерзлое дерево, покрытое наростом изморози, заскрипели доски, протяжно простонали петли, сильнее всполошились волки. Мы не двинулись с места. Стоя в тесном кружочке, прятали глаза друг от друга все, кроме Роми. В напряженной тишине Кейел поправил сумку на плече и хрипло спросил, судя по всему обращаясь к наставнику:

– В лесу? Известно, кто ему помог?

Если вопрос и предназначался соггору, то последний сделал вид, что ничего не услышал. Он отвернулся в сторону узкой улочки, откуда донеслись нетерпеливое воркование и звон цепей. Кажется, любопытство и опасения Феррари – единственное, что удерживало девчонку от радостного визга. Ну хоть кому‑то из нас чертовски хорошо.

– Он смотрел мне в глаза и признавался, – продолжал задумчиво говорить Кейел, словно беседовал сам с собой. – Он открыто признался, а я, идиот, не поверил, подумал: шутит.

Вольный, все так же глядя в никуда, отступил. Не произнося больше ни слова, повернулся и побрел прочь из города. Роми тоже не стал медлить – ухватил Ив под локоть и повел к воротам. Мы с Елрех неловко потоптались перед соггором, кивнули ему, безмолвно прощаясь, и поспешили за остальными. Феррари, наконец‑то освобожденная от цепи и уже оседланная, промчалась, взрывая телом снег. Мелькнула в воротах и исчезла, будто забывая о нас.

– Вернется? – растерянно поинтересовалась я.

– Не знаю, Асфирель. – Елрех свела белые брови на переносице и добавила: – Наверное, да. Ехать ведь тебе на ком‑то нужно.

За воротами открылась другая картина – Феррари ластилась к Кейелу, будто просилась на свободу, а он крепко удерживал поводья и осуждающе смотрел на взбалмошного лиертахона.

– Не распускай ее, – сказал мне, когда я приблизилась. – Сейчас не время для вольностей. – Вздрогнул, словно очнулся ото сна, когда закрылись ворота. Скривился, едва не оскалился и скомандовал громче: – Не останавливаемся до тех пор, пока не разрешу. Не отставайте.

Он отдал мне поводья – чуть ли не швырнул, и я только заметила, что Феррари трусливо прижала голову к снегу. Озверел Вольный… Зато его гнев не позволил раскиснуть мне, вселяя надежду, что Кейел знает, что делает. Мы привязали сумки к седлам, и волки помчались сразу, как только им разрешили. Феррари еще помялась, глядя в спину Кейелу. Пришлось погладить горячую кожу и прошептать:

– Все хорошо, малышка. Он не обидит ни тебя, ни меня.

Она поворковала немного, поблескивая песчаными глазами, и неуверенно двинулась вслед за ребятами. Вскоре от неуверенности не осталось и следа, а спустя несколько минут Феррари и вовсе вырвалась вперед. То и дело возвращаясь к волку Кейела, кружила вокруг парней, отвлекая меня резкими пируэтами от неприятных мыслей.

Мы отъехали достаточно далеко от города – стены, покрытые снегом, уже сливались с горизонтом, – но разобрали звук: в городе трубили в рог. Кейел потянул поводья, его волк зарычал недовольно, но остановился и повернулся боком к городу. Вскоре Вольный нахмурился, тихо выругался, поправляя капюшон, и направил зверя к лесу.

Безветренная погода облегчала путь, но солнце ослепляло, отражаясь от снега. В тени высоких деревьев стало легче глазам, но приходилось пригибаться к шее Феррари ниже, чтобы ветки не срывали капюшон. Каково было ребятам на больших волках, я старалась не думать. Казалось, весь день мы уходили в горы, но в итоге поднялись всего лишь на небольшую возвышенность, откуда открывался вид на Ледяную пустошь. Поднявшийся к закату ветерок с шелестом гонял тонкий слой снега, неприятно кусал за замерзший нос. Хотелось есть, клонило в сон, а ноги в седле затекли до ломоты в коленях, но я опять смотрела на ребят и понимала: им хуже, а значит, просить об остановке не имею права.

Кейел прекратил гнать волка только в сумерках, выбрав для стоянки небольшие скалы у опушки леса, за которыми скомандовал развести костер. Набрать сухого хвороста не представлялось возможным, но Елрех отыскала в припасах пару флаконов зелий – дорогих, но легковоспламеняемых. Ужинали скупо, волков не отпускали, но они, измотавшись за день, и сами никуда не спешили. А вот Феррари без устали порезвилась среди нас, а затем стала убегать недалеко. Возвращалась, принося с собой тушки с белым мехом, местами окровавленным. Кажется, она умудрилась поймать волкам даже песца. Когда приволокла мохнатого кабана, я присела возле нее и стала уговаривать успокоиться: волки обожрутся, а нам разделывать туши некогда. Кажется, на нее мои слова не подействовали, а вот на Кейела она среагировала безропотно. Он надавил на тушу кабана носком сапога, а затем чуть покачал ее. Взглянул строго на притихшего лиертахона, с шелестом раздувающего яркий капюшон, и приказал:

– Убери. – Отошел сразу.

Раздвоенный язык мелькнул в пасти Феррари, и через мгновение она юркнула к кабану и, вцепившись в разорванное горло, послушно потащила жертву по снегу. Когда я опустилась на покрывало рядом с Кейелом, он, окидывая взглядом мрачных ребят, негромко произнес:

– Она умная, но ей удобно, если ты будешь считать ее глупой. Пока не начнешь демонстрировать силу, она будет пользоваться твоей слабостью.

Я зачерпнула снег рукой – он посыпался с варежки и, поймав свет костра, тускло замерцал золотыми искрами.

– Ты будто говоришь не обо мне и Феррари, – полушепотом заметила.

Казалось, он прислушивался к тихой беседе ребят, вяло обсуждающих дальнейший путь, но меня все же услышал. Ответил:

– Так со всеми, Аня. – Кивнул на маленький котелок, в котором закипала вода, склонился ко мне и проговорил: – Допиваем, ложитесь спать. Я еще продержусь без сна. Но мне придется будить тебя, чтобы ты осматривала территорию Единством. Справишься?

– Справлюсь.

Помнила, как в долине Пылающего тумана уже проделывала подобное. Понимала, если нас преследуют, значит, нельзя подпускать к себе никого.

Вздрогнула, когда Кейел неожиданно сжал мою руку. Незаметно ото всех стянул варежку, переплел наши пальцы, поделившись теплом, и мягко добавил:

– Извини. Потерпи немного, сейчас мне это нужно.

Я сглотнула, опустив голову, и крепче стиснула пальцы. Хриплый голос прозвучал громче:

– Ромиар, у тебя были ко мне вопросы. У каждого из вас найдутся. Я готов ответить.

И вопросы полились. Сначала осторожные, будто запертое любопытство пробивало путь к свободе, а когда Кейел без утаивания подробно отвечал на все подряд – прорвался поток. Я услышала не только то, что сказал наставник, не только о вынужденном побеге, но еще и узнала много нового.

Когда‑то давно Вольный завершил обучение у опытного следопыта, тут, на севере, а затем тут же его потянуло к богатому центру города. Он искал хитреца. Увидев интерес Деса к эльфам, не брезгующим лицемерием, он понял: Дес учится притворству, вранью, хитрости, а значит, сумеет научить и Вольного. Кейел тенью бродил за ним, присматривался, наблюдал, а тот постепенно привыкал к молчаливому безэмоциональному обществу. Сам по себе подросток‑балкор был забавен и безопасен для окружающих, хоть те и сторонились его, как и любого другого представителя этой расы до их условного совершеннолетия. Согласно клятве предков, в пятнадцать лет балкор всецело принимает ответственность за свои поступки, а их сила будто закупоривается, и на ее использование требуется разрешение соггора, прямо или близко связанного с правлением. В ночь перед совершеннолетием Десиен попробовал принять облик Вольного, но дух Кейела не позволил, защищая высшие тайны. С тех пор балкор понял, что одержим чужими секретами, но с секретами «Эмоционального бревна» ему все равно пришлось смириться.

Уже в тот момент Десиен входил в состав команды городской защиты, помогая расследовать исчезновения и убийства. По рассказам Кейела я представляла себе типичных детективов с помощниками, вроде Шерлока Холмса и доктора Ватсона, но проще. И Десиен прекрасно справлялся с работой мальчика на побегушках, да к тому же хитрыми уловками раскручивал собеседников на ценные обрывки информации, после чего совмещал ее, выстраивая хронологию, и находил виновника даже в самом запутанном деле, чем весьма быстро и рано сделал себе карьеру.

В свободное время Десиен любил излить душу беспристрастному Вольному и, скорее всего, в благодарность за возможность хоть с кем‑то поговорить, помогал ему с поиском информации о сокровищнице. Он же и отыскал в закрытой библиотеке, куда проникал благодаря отцу, легенды о кое‑каких артефактах Энраилл, знания о которых бережно утаивали. Каким образом юный балкор пришел к сказкам об Аклен и Ил, осталось загадкой даже для Кейела. Однако очень скоро Десиен объяснял равнодушному другу о том, что есть вероятность связи пресловутой пары с таинственным архимагом. Он же поспешил рассказать о догадке соггорам‑наставникам. Никто не высмеивал двух мальчуганов, но и принимать всерьез сказанное ими не стали. Только для успокоения совести перед духами Вольного и его миссией, Десиену и Кейелу предоставили полный доступ к библиотеке.

Позже Десиен добрался до предсмертных записей рассата, который помогал гильдии Очищения искать балкоров. Он изучал природную силу этой расы, но в итоге перед тем, как окончательно спятить от неблагородного занятия, описал ритуал переселения души из одного тела в другое. Кто‑то считал эти записи ересью, больной фантазией сумасшедшего рассата, – не могут же духи быть сильнее Солнца, чтобы позволить душе чернеть вечно. Ей необходимо перерождаться, иначе она станет такой же черствой, как Луна. И Десиен тоже тогда отбросил эти записи, посчитав, что ценность в них лишь в том, что писал их свидетель войны Предков.

Вспомнил он о них в то время, когда работал с изгоем, старым эльфом, насолившем мудрецам и отметившимся убийством на севере. Дес узнал о внуке этого изгоя, которого довольно давно забрали мудрецы из‑за болезни солнца. После закрытого ритуала внук, приняв знания старого мудреца, изменился до неузнаваемости вплоть до привычек. И балкора будто замкнуло…

– Пока я искал в книгах легенды об Энраилл, Дес изучал болезнь солнца, – поглаживая большим пальцем мою руку, рассказывал Кейел. – Мудрецы никогда не скрывали о ритуале передачи знаний, ссылаясь на великого духа, подарившего такую возможность гильдии мудрецов. Но Деса все равно зацепила передача знаний от одного существа к другому.

– Как у балкоров, – заметил Роми, сжимая кружку с отваром и обмахивая носок сапога кисточкой хвоста. Желтые глаза будто бы плавились то ли от гнева, то ли от костра, отражающегося в них.

– Как у балкоров, – подтвердил Кейел. – Вплоть до привычек.

Изучив все записи о болезни солнца, Дес выявил закономерность. С каждым рассветом болеющий просыпался, позабыв все, что помнил перед сном. Их память очищалась после сна, но одно оставалось неизменным – привычки и умения. Больным давали ложку в руки и, если у них никогда не было проблем с приемом пищи, то практически сразу они понимали, что держат в руках и что перед ними стоит тарелка с едой. Больная шан’ниэрдка забывала вкусы, имена, не помнила близких, каждый день восхищалась домашними животными, будто видела их в первый раз, но если ей нравилось накручивать локон на палец, то привычка просыпалась вместе с ней. Если человек не любил молоко, то кривился всякий раз, пробуя его. Балкоры тоже, фактически перемещая душу в чужое тело, перенимали и чужие привычки…

– Самое сложное для них, чтобы не выдать себя в чужом облике, – это умение отделить свои привычки от приобретенных.

– Отродье, – тихо прорычала Ив, стискивая кружку двумя руками крепче.

Кейел продолжил, глядя на костер и игнорируя злость Ив:

– Дес первым предположил, что мудрецы передают не знания в больное тело, исцеляя его от болезни, а душу. И тогда же он попросил соггоров‑целителей поработать в направлении: болезнь солнца – болезнь души, а не тела; а соггоров‑наставников – что мудрецы и архимаг Энраилл – одно лицо.

Вот тогда верховные правители всерьез заинтересовались юным балкором и приблизили его к себе, а нынешний безымянный соггор, тогда еще занимающий пост верховного наставника, позволил Десу изучить какую‑то реликвию, якобы принадлежащую Энраилл.

– Прикасаясь к плоти, – Кейел, возможно, неосознанно приподнял наши руки, демонстрируя ребятам прикосновение, – балкоры могут принять чужой облик, а долго контактируя с вещами, они, как и Аня, могут видеть их воспоминания, а может, даже чуть больше. После изучения той реликвии Дес едва не погиб, но отчего‑то сразу сообщил, что Аклен и Ил в самом деле связаны с великим архимагом. Как – объяснить не смог, но был уверен, что связаны.

– Чуть не погиб… Из‑за чего? – спросила я нахмурившись. Наставник передал нам какие‑то вещи и сказал, что они помогут. Если это те же реликвии, то хотелось бы знать хотя бы приблизительно, что меня ждет.

– Меланхолия, – протянул Кейел, убирая свободной рукой волосы за уши.

– Шутишь, Вольный? – округлила глаза Елрех, вытягивая голову. – Кто же умирает от такой ерунды?

– Балкоры умирают, милая фангра, – слабо улыбнулся Кейел, но печаль в глазах не исчезла. –Дес долго ничего не ел и потерял тягу к жизни. В свою очередь, я стал терять наставника в его лице. Он с каждым днем становился бесполезным для меня, а замену ему найти не удавалось.

– И что ты сделал? – Рогатый склонил голову набок; белый хвост замер.

– Сидел у его кровати и вслух читал все, что мы нашли о сокровищнице. В какой‑то момент ему становилось лучше, он увлекался загадками и тайнами. В итоге оклемался и сразу же сказал, что историю Аклен и Ил нужно изучить подробнее. Во всех легендах мы нашли упоминание только об одной тайне – тайна, ради сохранения которой Ил убила Аклена, а затем покончила с собой. После этого я почувствовал, что мы на правильном пути и мне пора уходить, но задержался ненадолго, когда Дес попросил еще реликвию на изучение.

– Почему раньше балкорам не давали их? – с осуждением полюбопытствовала Ив, поерзав на пятой точке.

– Другие балкоры не имели такой тяги к знаниям, как Дес, а такая же слабость при них оставалась. Никто не рисковал ими и реликвиями.

– Это трудно, – вмешалась я поежившись. Сердце сжалось, затаилось и словно подбиралось к горлу. – Иногда снятся кошмары, после которых бросает в дрожь и которые хочется быстрее забыть. Эти воспоминания… Ив, они сильнее кошмаров. Живее, словно все наяву. – Опустила голову и стала рассматривать складки на штанах, лишь бы не возвращаться в пережитое не так давно. – Все увиденное становится частью тебя, и отделаться от беспокойства и тоски так просто не получается.

Наступила тишина, которую нарушала тихая грызня засыпающих волков, воркование Феррари, сидящей за моей спиной и согревающей не хуже печи, и треск костра. Кейел внезапно склонился ко мне, дотянулся губами до макушки головы, поцеловал, а затем проговорил:

– Последняя реликвия не несла для моей миссии никакой ценности, а вот Дес перестал говорить и стал бояться замкнутых пространств. С ним работали целители, но помогали слабо. А потом он услышал, что я ухожу и, видимо, страх потерять единственного друга притупил все остальные. Он обнимал меня и без утаиваний сожалел, что не может удержать рядом. С детства его окружали няньки, но он был одинок. Жаловался: поговорить не с кем, все сторонятся, а одиночество утомляет. Он часто находил в этом наше сходство. Тогда мне было все равно, но я понимал, что Дес никогда не навредит никому, если ему не прикажут соггоры, или проявленная жестокость не спасет север. А уже в теплых регионах я пустил слух о связи Аклен и Ил с архимагом, и довольно скоро гильдия разбойников оживилась, рыская на месте, где считается, что Ил сбросилась со скалы. В пещере под этой скалой и нашли их ис’сиары, карты и подсказку.

– А затем Стрекоза обчистила верховного разбойников, – вспомнила я.

И снова наступило затишье, во время которого Елрех прижималась щекой к задумчивому Роми, а я, закрыв глаза, погладила шершавую кожу рук Кейела. Ив долго не выдержала и ожидаемо взъелась:

– У этого балкора все задатки озлобленного колдуна! – Отставила кружку, потерла красные щеки, глядя на костер, а затем обвинила: – Ты виноват, что мы упустили его! Ты должен был убить его, а не бежать с севера!

– Мы можем ошибаться, – нахмурившись, произнес Кейел.

– Он подставил Асфи, – поддержав Ив, протянул Роми, – и наставник открыто сказал тебе, что балкор собирается убить ее в полнолуние. Тогда, когда равнодушие Луны имеет особую силу, а ее память особенно внимательна к деталям. В такие ночи проводят самые ответственные ритуалы. – С укором посмотрел на Кейела. – Куда подевалась твоя внимательность, Вольный?

Кейел сглотнул и непривычно ссутулился, будто прямо сейчас терял внутренние силы. Наверное, ему плохо от мысли, что он сам привел Десиена к запретным знаниям. А ведь Вольный утверждал, что у него нет друзей, но история с городским защитником заметно ударила по нему. Он считал Десиена другом, доверял ему.

Хотел доверять…

– А если не он мой враг, – как‑то неуверенно оправдался Кейел зажмуриваясь.

– И пусть колдун разгуливает в таком случае? – Уши Ив дернулись, а сама она оскалилась. Подтянула к себе ноги, усаживаясь удобнее, и стала отчитывать: – Чем же ты был занят все это время, если упустил явную очевидность у себя под носом? У него имелось все под рукой, он мог принять облик какой‑нибудь ведьмы и обучиться ее знаниям! Ты каждый день у балкора отсиживался и ничего о нем не выяснил! Чем была забита твоя голова?! И ты Вольный, ты должен прежде всего…

– Заткнись!

Ив испуганно вздрогнула от неожиданно громкого приказа, а я прочистила горло. Так и голоса можно лишиться за один крик. На мгновение во мне очнулось смущение, но я постаралась взять в руки и себя, и силу, рвущуюся огнем ненависти наружу. И тише напомнила:

– С самого начала мы навязались к Кейелу в спутники. Сейчас он скомандовал уходить – мы ушли. По доброй воле ушли. Ив, хочешь вернуться и убить балкора – вернись и убей сама, но Кейел лично тебе ничего не должен. В принципе, как и каждому в Фадрагосе. Мне кажется, это все вы ему нехило задолжали. И если бы не моя дурацкая просьба, – взглянула на Роми, приподнимая подбородок, – метка подчинения все еще была бы на твоей груди. Имейте совесть, ребята, и не наглейте. Есть предложения – предлагайте, а обвинения… – Заозиралась и указала в сторону. – Мне хватит сил, растопить вам снега, и обвиняйте тогда отражение в луже. Проверяла лично, это здорово вправляет мозги и отрезвляет.

Вскочила, стараясь не смотреть на Кейела и Елрех. Вслед донесся вопрос хриплым голосом:

– Куда ты?

– По нужде, – без заминки ответила и поманила к себе Феррари.

Этой ночью мы не перекинулись больше ни словом о севере и делах. Я засыпала, расположив голову на бедрах Кейела и наслаждаясь осторожными прикосновениями – он перебирал мои волосы, иногда гладил плечо, сжимал его. Несколько раз будил меня, и я в полудреме прикладывала руку к стылой земле, желая увидеть мир. Духи летели под землей, немного над ней, играли с легким ветром, показывая мне жизнь: корни деревьев; корешки трав, крепко спящих и терпеливо ожидающих хоть немного тепла; пушистых шиншилл, копошащихся в теплых норках; преследователей с ручными волками, передвигающихся в ночи неспешно, тихо и аккуратно. Последних я «увидела» во время четвертой проверки. Вздрогнула; дремота мгновенно исчезла. Я приподнялась, упираясь руками в помятое, не особо спасающее от холода покрывало и осмотрелась. На небе все еще мерцали звезды, костер горел приглушенно, слабо. Девушки спали, а Роми, обнимающий Елрех, приподнял голову и следил за мной и Кейелом. Я нахмурилась и кивнула ему приветствуя. Уселась удобнее и стала растирать щеки. Холод проникал под одежду, не позволял расслабиться. Может, снять сапоги? Неоднократно ведь проверяла, что так легче.

Не сняла. Наспех собирая вещи, попросту забыла обо всем. Уходили быстро и молча, направлялись в Ледяную пустошь. Я укрепила себя ремнями на Феррари, догнала Кейела и попросила присмотреть за нами – была уверена, что лиертахон не ослушается Вольного. Прижавшись щекой к горячей шее девчонки, позволила себе закрыть глаза и задремать. Часто просыпалась, забывая о ремнях и боясь свалиться, но заставляла себя заснуть снова. К обеду от прерывистого сна разболелась голова, и я не стала больше усердствовать. Зато в эту ветреную ночь Кейел выспался, пока я следила за обстановкой.

Преследователи отстали только на пятый день, когда мы успели изрядно вымотаться. Редкие остановки, беспокойный сон, скудная еда и постоянный холод отнимали силы. В моменты, когда шквалистый ветер швырял в лицо колкий снег и не позволял волкам двигаться дальше, а от стужи ломило кости, приходилось останавливаться. В сильную метель мы боялись потеряться в нескольких метрах друг от друга, поэтому садились посреди пустоши в тесный круг и, если можно так назвать, отдыхали. У ледяных стен мы наткнулись на обглоданный труп молодой эльфийки, и отказались от стоянки. Север не терпим к слабым. Однако в передвижении среди лютого мороза и жестоких испытаний отыскивалось нечто приятное. Теперь я чувствовала то, что с рождения ощущали ребята. Теперь понимала, почему, покидая теплые регионы, их одолевал страх и тоска. Слабые отголоски энергии чувствовались трепетом в груди, манили к себе. Объединившись с духами и усиленная Единством, я ощутила бодрость и тягу к теплым регионам гораздо раньше ребят.

Толстый лед, уходящий глубоко под землю, заканчивался ровной протяженной полосой. Завидев ее издали, мы ускорились, будто открылось второе дыхание. Твердая земля под ногами, припорошенная тонким слоем снега – обрадовала, как кусок хлеба после долгой голодовки. Впервые за все дни в пути солнце показалось теплее. Впервые за все дни Ив улыбнулась.

Не жалея сил, я еще раз проверила местность, убеждаясь: преследователи отстали. Кейел, стоявший рядом, вздохнул спокойно и подарил нам роскошь:

– Найди ближайшее озеро, и если возле него все спокойно, разобьем лагерь.

Я встала и глянула на небо. Заметила вслух:

– Еще даже не полдень.

– Значит, у нас будет день и ночь, чтобы отлежаться.

Небольшое озеро отыскалось в лесу, в трех часах ходьбы от Ледяной пустоши. Перепад температуры почувствовали еще на полпути к стоянке. В куртках было жарко, без них – холодно, солнце напекало в голову. Снег исчезал, а тонкая корочка льда, покрывшая землю за ночь, таяла. Влага насыщала воздух, и, в отличие от сухого морозного, его хотелось вдыхать вечно. Дышать запахом земли, прелых трав и неповторимой свежестью весны. На этом участке она, кажется, была вечной. Наверное, только в пасмурный день тут холоднее обычного.

К озеру вышли с воодушевленными лицами, но все еще оставались немногословными. Расседлали волков, и звери мгновенно бросились к воде. Феррари от них не отставала. Недалеко от озера нашли тесную поляну, где и стали обустраиваться. Роми отправился на охоту, Елрех скинула в кучку охапку трав, собранную по пути, и ушла искать полезные коренья. Я замешкалась, глядя на Кейела, рубящего мелким топориком сосновые лапы. Затем повернулась к сидящей без дела Ив – по привычке, она вытащила из сумки наработки по ведьме, стиснула листочки и неотрывно смотрела на них.

– Ив, помоги набрать хвороста, – попросила я.

Она равнодушно пожала плечами, спрятала бумаги в сумку и поднялась. Следовала за мной без энтузиазма, только иногда отходила подобрать ветки. Молча добрели с ней до журчащего родника, спрятанного за грудой камней. Ключик бил из‑под земли с силой, переливчато отбрасывал блики, приманивал кристально чистой водой. Под моей ногой хрустнула ветка, тень упала на камни – птички испуганно вспорхнули и с щебетом исчезли в кронах.

– Бурдюки не взяли, – подала голосок Ив; он едва не слился с шелестом воды.

Я опустила набранные ветки на бугорок, поросший мхом, и направилась к воде. Остановилась возле Ив, посмотрела на точенный профиль, подсвеченный солнечными лучами, и, вдохнув глубоко, попросила:

– Ив, прости меня.

Она поджала очерченные губы, нахмурилась и покачала головой.

– Ты не обидела.

Отмахивается ушастая…

– Прости, – настояла я. Сжала кулаки и решила высказаться полностью: – Это был твой шанс проявить себя, а мы его отняли. Думаю, поступили несправедливо, не сообщив сразу, почему уходим, и не предоставив тебе выбора. Но я не уверена, что ты что‑нибудь доказала бы северянам, если бы прямо там выступила против городского защитника. И все равно прости.

Она стиснула челюсти, а вскоре поморщилась, поднимая голову выше. Не выдержала – сгорбившись, спрятала лицо в ладонях и, как ребенок, расплакалась. Я боялась пошевелиться, боялась сказать хоть что‑нибудь. Ее горе одновременно понималось с трудом и с легкостью.

Когда‑то я даже не задумывалась, что для меня важно в жизни. В повседневности брала все, не отдавая отчета ценности этому всему: чашка кофе, тетрадь, телефон, пальто – деньги. Я измеряла лишь то, за что приходилось платить деньгами, забывая оценить улыбки окружающих и их признание. Хотя последнее, пожалуй, я тоже измеряла деньгами. Всегда помнила, сколько отец вложил в мое обучение, и трезво оценивала себя как специалиста. Как специалиста, как подругу, способную оплатить вечеринку, как сестру, наставляющая младшего брата на верный путь трудяги в жизни без лентяйства. Фадрагос перевернул мою жизнь и научил ценить даже куски халата, используемые вместо обуви. Не только… Привычный мир разрушался и все приоритеты в нем медленно менялись местами. Приобретая новую систему ценностей, я теряла старую, а вместе с ней теряла и себя. Переосмысление? Быть может. Не знаю… Но я понимала: с Ив происходило то же самое…

Я выдохнула, прищурилась и уклонилась от ослепительного лучика солнца, пронизывающего ветку высокой ели. Взявшись за плечо Ив, притянула ее к себе, и она, всхлипывая и дрожа, мгновенно обняла меня. Уткнувшись мокрым лицом в шею, затряслась и разревелась сильнее.

– Ив, ты нужна Фадрагосу, – произнесла, поглаживая ее по черным волосам, но она замотала головой. Я упрямо повторила: – Нужна. Нам точно нужна. И обществу. Ты очень многое знаешь и…

– Бесполезна, – хватая воздух ртом, протянула она.

Я улыбнулась и, обнимая смелее, стала тихо вспоминать все случаи, когда она помогала. Убедительно напомнила, что Роми зачем‑то приставлен к ней духами…

– Неспроста ведь, Ив. Да и кто бы еще научил меня призывать вонючих духов… – едва не цокнула языком от разочарования, что не помню имени.

– Кханкалка, – пробормотала немного успокоившаяся эльфийка, но все еще прижимающая ко мне, будто никогда не видела ласки.

А может, просто давно… Как давно она посвятила всю себя этому миру, не прося взамен ничего? Только соггоры способны пожертвовать собой без надежды на отдачу, но Ив – не они. Она точно ждала хоть чего‑нибудь, но Фадрагос жесток.

Я усмехнулась.

– Давай призовем их. Хотя бы буду знать, что у них за вонь такая.

– Не надо. – Ив напряглась, но, видимо, предложение восприняла как неудачную шутку.

А я все равно прошептала, желая разрядить обстановку:

– Кханкалка, придите.

От следующего вдоха резануло в носу, засвербило, глаза заслезились. Ив отпрянула, закрывая нос рукой и тихо бранясь. А когда‑то эта скромница убеждала меня, что не умеет ругаться. Через несколько минут мы сбежали с поляны, на которой стало невыносимо находиться. Возникало ощущение, будто там разлили что‑то совсем уж едкое, а запах преследовал еще долго. Зато Ив улыбалась, советуясь со мной:

– Можно будет передать весточку мудрецам, как думаешь? Пусть они и есть Энраилл, – запнулась и, дернув ушами, глянула на меня, – это надо еще раз проверить, на всякий случай. Так вот: пусть они и есть Энраилл, но ты же не будешь отрицать, что Фадрагос они все это время защищали.

– Защищали, – согласилась я.

– Тогда сообщим им все, что знаем о балкоре.

– Наверное, можно. – Кивнула, наклоняясь за очередной веткой. – Только сначала спросим у Кейела.

– Да, спросить стоит, – согласилась она, тоже чуть отдалившись за ветками. – Опасно действовать без знаний. Можем развязать войну, а на севере много тех, кто заслуживает жить тут, поближе к духам. Хорошо, что Волтуара спасли, и, надеюсь, он не станет винить всех северян разом.

Ее голос звучал без былой обиды и, казалось, с каждой фразой наполнялся привычным энтузиазмом. Я перескочила трещину в земле и, сблизившись с Ив, весело сказала:

– У меня есть интересное для тебя предложение!

Она быстро отступила в сторону и, с опаской поглядывая на меня, отказалась:

– Не нужно твоих предложений.

– Тебе понравится. – Я шире улыбнулась и, пока она опять не отказалась, продолжила: – Я сегодня на карауле, поэтому утром, пока все будут спать, соберу наши вещи, разбужу тебя, а потом призовем Кханкалку и убежим подальше.

Ив сначала осуждающе покачала головой, но очень быстро вскинула брови и шмыгнула носом.

– Роми пострадает сильнее всех, – заметила, негласно соглашаясь.

– Тогда призывать будешь ты. Тебя рогатый бес и пальцем не тронет.

Ив все еще иногда потирала покрасневшие глаза, но на ее бледных щеках, наконец‑то, стал проступать здоровый румянец. И что меня особенно радовало – на подходе к лагерю мы смеялись.

* * *

Последние лучи закатного солнца подмигивали сквозь кустарники, морозец кусался за кожу лица и за руки, но после северных холодов не приносил никаких неприятных ощущений. Костер жарко пылал, трещал, поедая поленья, и высоко выплевывал искры. Изумительный аромат жареного мяса и вареных корнеплодов, найденных Елрех, витал над лагерем. Мы, сытые, разнеженные, лениво разлеглись вокруг костра и наслаждались дополнительным освещением от Охарс, мельтешащих вокруг, и полной безопасностью – Мивенталь отозвались на призыв Кейела. Он пообещал, что лесные духи будут охранять нас примерно до середины ночи, а затем их силы в этом регионе надолго ослабнут. Жизнь казалась сказкой.

– Ил спрыгнула с этой скалы и разбилась вот тут, – указывал мне на карту Кейел, удерживая ее в руках и сидя рядом со мной. – Там же нашли вход в пещеру, а в ней ключи и фрагменты.

Я вытянулась на расстеленных покрывале и куртке, не позволяющих сырости подобраться к телу. Упираясь в них локтями и положив подбородок на ногу Кейела, болтала босыми ногами в воздухе. Несмотря на его многочисленные запреты, я все же разулась и теперь чувствовала себя необычайно комфортно.

– Дай взглянуть, – в очередной раз попросил карту Роми.

Кейел передал ее Ив, сидящей рядом, и, склонившись ко мне, резко дунул в лицо. Я заморгала часто, надулась, а он ухмыльнулся. Не остановился на этом. Потянулся рукой к моему носу, видимо, желая ущипнуть, но я не растерялась – зубами перехватила за указательный палец. Укусила не больно, но, судя по тому, как быстро он отдернул руку, ощутимо. Усмехнулся весело.

Довольный… И мне радость едва удается скрыть.

Ребята наше дурачество заметили еще с того момента, как мы разбили лагерь. Они бросали на нас удивленные взгляды, но комментировать или расспрашивать не спешили. Во время первого заигрывания я и сама растерялась. Произошло оно в обед. Кейел, проходя мимо, сбил меня с ног, но сразу же обнял, не позволяя упасть, а затем чмокнул в щеку. Было страшно не возмущаться в ответ, но портить игривое настроение Вольного и возводить очередные барьеры не хотелось. Здравый смысл был растоптан порывистым желанием поцеловать Вольного в ответ – и будь, что будет…

– Нехорошее место, – негромко сказала Елрех, тоже склонившись к карте.

– Будто Свод Скверны лучше. – Ив нахмурилась, поежилась, дернула ушами. Посмотрела на Кейела и спросила в который раз: – Вы точно не ошиблись с подсказкой?

Я, чуть вытянув шею и запрокидывая голову, успела ответить первой:

– Там были зеркальные кристаллы, поэтому Эриэль и написал: солнце умирало в разных сторонах. Повсюду.

Кейел шутливо почесал меня под подбородком, а после за ухом – я улыбнулась и боднула его руку.

Елрех покачала головой и посетовала, хоть в голосе и не слышалось упрека:

– Беспечные люди. Надеюсь, вы понимаете в какое место хотите нас отправить.

– Слухи могут быть преувеличены, – возразил Роми, возвращая карту.

Когда она оказалась в руках у Кейела, я снова с любопытством взглянула на отметку, которую он совсем недавно нанес возле очередной пещеры: заглавную букву имени ушастого мудреца. Из‑за чудовища фадрагосцы издавна обходили эту пещеру стороной.

Я хмыкнула и поинтересовалась тихо:

– И о монстре, живущем там, совсем‑совсем ничего неизвестно?

Кейел пожал плечами.

– Разное, многое. Но, уверен, все – ересь.

– Как знать, – сказала Ив, сильнее кутаясь в куртку, – вдруг что‑то из россказней окажется правдой. Например, что он слышен, как рокот Шиллиар.

– Гром? – уточнила я.

– Да. – Кейел кивнул.

Роми продолжил разговор с Ив:

– Его только слышали, но ведь не видели. Я согласен с Вольным, что мудрецы могли выдумать чудовище.

– Или создать, – не сдавалась Елрех. – Я бывала в тех местах и тоже слышала пугающий грохот – будто скалы сталкивались.

Кейел покачал головой, негромко удивляясь:

– Хоть где‑то ты не бывала?

Она хохотнула и задорно заявила:

– Ты отвел меня к изгоям, теперь мне путь только за Край. Там еще не бывала!

– Рокот, – протянула я, уставившись на Ив – все‑таки она исследовательница, – это может быть громким эхом? Там же скалы и горы повсюду.

Ребята переглянулись и тяжело вздохнули. Ив, наконец‑то, полушепотом произнесла:

– Асфи, исследователи оттуда не возвращались.

* * *

Пробуждение у ребят было колоритным…

Мы с Ив сидели чуть в стороне, на поваленном дереве, и наблюдали за суматохой. Я улыбнулась шире и вытянула раскрытую ладонь.

– Дай пять, как я учила!

Она хлопнула по моей руке и сразу подавила очередной смешок – Роми бросил поиски источника вони и побежал к волкам. Кейел и Елрех не сдавались: быстро переворачивали куртки и безрезультатно рыскали в сумках. Иногда они озирались, видимо, высматривая нас, но мы были спрятаны за верхушками молодых елей.

Феррари отыскала нас довольно скоро и теперь ластилась к моим ногам. Пыталась жаловаться воркуя, но я шикнула один раз – и девчонка понятливо замолчала. Вообще, она же первая и вскочила после того, как Ив призвала вонючих духов. Отфыркиваясь, раздувая капюшон и скручивая в кольца хвост, лиертахон смылся подальше от поляны. Следом с каким‑то обиженным рычанием подорвались волки; остановившись на ближайшем пригорке, еще долго рыли носом землю и будто бы пытались снять с него лапами невидимого клопа. Роми вовсе расплакался. И даже сейчас стоял рядом с мохнатыми, вытирая щеки и часто прикладывая ладони к глазам, будто только что дочистил ядреный лук.

– И как эльфы выявляли балкоров, если вокруг было так же суетливо? – полюбопытствовала я.

Ив деловито ответила:

– Видишь же, все разбегаются… умные, по крайней мере. А балкоры из‑за чихания медленно передвигались.

Спустя несколько секунд раздался свист – Роми, заметив нас, указал в нашу сторону.

Елрех и Кейел, не сговариваясь, мгновенно оставили вещи, зажали носы и воинственной походкой направились по точной наводке.

– Пойду к Роми, – как‑то скромно, будто отпрашиваясь, произнесла Ив.

Я насупилась, спрыгивая на землю, но сказать ничего не успела. Спеша убраться дальше от места засады, Ив договорила с извиняющейся, но явно не искренней улыбкой:

– Признаюсь, что духов призвала я. Но идея ведь твоя. Будем честными до последнего, Асфирель!

– Это не… – От возмущения дух перехватило. Пришлось проглотить «честно» и попробовать найти более подходящее слово: – Подруги так не…

– У тебя научилась! – Весело оборвала Ив. Заправила черные волосы за уши и вытянула раскрытую ладонь, будто просила «пять», и сразу ускорилась.

Я застонала, краем глаза замечая, что ребята уже близко. Выкручиваться придется в одиночку.

Кейел остановился в полушаге и, нависнув надо мной, схватил за плечо. Елрех зашла спереди и оскалилась, сжимая рукоять кинжала. Глядя на нее, я согнула в локтях руки, выставив их в примирительном жесте, и заверила:

– Спокойно! Я все объясню.

Кейел теплым дыханием пощекотал кожу за ухом.

– Конечно, милая моя девочка. Куда же ты денешься. Но сначала уберешь ту дохлятину, что вы с эльфийкой спрятали.

– Это не дохлятина, – прошептала я. Как невежливо он к духам‑то обращается…

Он наклонил голову в другую сторону и, заглянув мне в глаза, елейным голосом уточнил:

– Не дохлятина?

– Не имею понятия, каким немытым васовергом там смердит, но ты уберешь это немедленно! – потребовала Елрех, указывая на поляну.

Надо было сбегать, пока была возможность.

Стараясь мило улыбаться, я покачала головой, но уже прекрасно понимала, что меня ждет. И никакой перевод стрелок не спасет…

Сама виновата.

Кейел многообещающе хмыкнул. Встав ровно за моей спиной, крепко вцепился руками в плечи и развернул к поляне лицом.

– Благодарим тебя, Аня, – торжественно произнес. – Пока ты собираешь сумки, мы умоемся и позавтракаем. И не задерживайся, я очень хочу услышать, каких темных духов вы призвали. – И подтолкнул вперед.

Набрав полную грудь воздуха, я попыталась развернуться и договориться:

– Предложение! Кейел, я могу…

Он не позволил, снова хватаясь крепко за плечи.

– Иди, – твердо повторил. И едва удерживая смех, добавил: – Зато после такого испытания обретешь бесстрашие и будешь сражаться до последнего.

Елрех добила:

– За каждый вздох!

Расхохоталась.

* * *

Кейел.

Я прислушался к лесным звукам: птицы пели мелодично, стучали по дереву, клекотали; неподалеку затявкала лисица. Волков слышно не было, но они волнения не вызывали. Обученные – знают, что их отпустили неспроста, и далеко не убегут, а если заметят угрозу, вернутся к своим седокам и предупредят.

Пошелестел ветер, легонько ускорил, растрепал волосы. Шорканье позади привлекло внимание – Вольный всегда намерено подходил ко мне громко. И правильно. Еще бы научить этому правилу Аню, ведь никогда не знаешь, кто будет подкрадываться со спины: союзник или враг. Но… пусть девочка играет, если захочет. Потерплю. Ей нужно учиться.

– Я не вижу опасности, – проговорил Ромиар.

– Близко к северу – тут всегда спокойнее, – отозвался я, возобновляя шаг.

Заметив прогалину, направился к ней. Обернулся и быстро различил среди зарослей движение – оттуда ветер доносил тихие девичьи голоса. Я невольно потер нос и улыбнулся, вспоминая глупую выходку Ани, от которой она сама же и пострадала. Так и не удалось вытянуть из них с эльфийкой имена зловонных духов…

– Вы снова вместе? – не отставая, поинтересовался шан’ниэрд.

– Тебе какая разница?

Он поправил сумку, тряхнул волосами и напомнил о горьком:

– Она обманывала тебя.

Захотелось просто уйти и забыть, но я хорошо успел узнать этого Вольного: приставучий, без толку избегать разговора с ним, проще ответить сразу.

– И обманывает до сих пор, – согласился я. – Не знаю, в чем именно, но обманывает.

– Не будешь допытываться? – воодушевился любопытный.

Я скривился, будто горечь из груди проникла на язык.

– Какой смысл? Рано или поздно опять прощу ей абсолютно все. – При воспоминании об Ане отвлекся, и вырвалось неожиданное признание: – Скоро конец моей миссии – я это чувствую.

На миг сбился с шага. Нахмурился – Алурей не перехватил слова, не запретил поделиться.

Я переступил выпирающие корни и, глянув на удивленного Вольного, произнес:

– Ты такой же. Тоже должен чувствовать.

Ответит ли хоть что‑нибудь?..

Он уставился себе под ноги, молчал какое‑то время, отнимая надежду услышать ответ, но потом кивнул и тихо выдохнул:

– Да.

Неопределенно…

Тоже чувствует волнение, будто уже отыскал дорогу к таинственной двери и вот‑вот отворит ее? Куда она приведет? К чему? Нам была обещана свобода, но мы не заслужили награду. Сбились с праведного пути. Быть может, он боится не получить ее? Что тогда нас ждет? Или, как и я, боится смерти? С самого начала я желал скорее выполнить миссию и умереть, а теперь…

Стиснул ремень сумки крепче и подтянул выше. Сглотнул и добавил, возвращая разговор к причине моего страха:

– Когда я умру, мне будет все равно, что она утаивала. Древо освободит меня от воспоминаний. – Не сдержал судорожного вздоха и договорил: – Но пока я жив, хочу быть рядом с ней столько, сколько она позволит.

Роми усмехнулся с заметным облегчением – выходит, тоже с трудом размышляет о достижении цели.

– Почему ты родился безрогим и бесхвостым? – За беспечным тоном он спрятал беспокойство, но я все равно его чувствовал. На секунду изумив до оцепенения, хлопнул меня по плечу. – Тебе не достает лишь этого.

* * *

Аня.

Новый день обещал новые свершения. Одни я уже оставила позади, но они все еще напоминали о себе преследующей вонью. Казалось, она даже осела кислым привкусом на языке.

К вечеру мы снова добрались до лесного озера. На карауле сегодня был Роми, поэтому он лег еще на закате, чтобы поспать немного перед бессонной ночью. Полушепотом переговариваясь, мы с Елрех занимались готовкой. Сидя на коленях, я разделывала зайцекрыла, а она очищала корнеплоды, по вкусу напоминающие батат. Ив записывала все важное, что помнила о Своде Скверны и наиболее правдоподобные слухи о монстре. Мы должны были хотя бы попробовать предугадать, что нас там ждет.

Я бросила крошечное сердце в котелок, стоящий возле меня, и вздрогнула. Кейел, прижимая к груди поленья, склонился ко мне и полушепотом заявил:

– Мое вкуснее. И больше, и полезнее… я так думаю.

Улыбнулась, задирая голову. Посмотрела в его глаза и уточнила:

– И все оно мое, правда?

– А ты хочешь?

– Хочу.

Он будто растерялся, а я затаила дыхание. Главное, чтобы не стал снова расспрашивать об обмане. Но, в принципе, я уже придумала, что ему наговорю. Он должен поверить, что я просто испугалась недолгой жизни Вольного, а еще своего открытия о том, что я Вестница. И все сложилось, перекрутилось, выплеснулось в стресс… Да, вранье на вранье ни к чему хорошему не приводит, но плевать. Уже плевать, во что он будет верить, только бы был со мной, пока есть такая возможность и пока ему хорошо рядом.

Кейел сглотнул и, присев на корточки, перевел тему:

– Я открывал мешочек с реликвиями. Там три вещи: подвеска из какого‑то минерала, локон волос и бусина. Если хочешь, мы можем отправиться к реке Истины, чтобы ты меньше рисковала.

– Все в порядке, – нахмурившись заверила. – Сейчас такой прилив сил, что скоро девать их будет некуда. Я готова погрузиться в чужие воспоминания уже сегодня.

Тонкая складка залегла между его бровями. Он молчал, с недоверием разглядывая меня. Я хотела заправить непослушные пряди за уши, чтобы сделать так, как ему всегда удобнее, но руки были в крови.

– Ладно, – Кейел кивнул. – С чего начнешь?

– Давай с подвески и начну.

Вскоре я завершила свою работу и передала тушку Елрех. Остальным она обещала заняться самостоятельно, а меня отпустила к озеру. Без странных способностей вестниц я, наверное, искупаться в настолько холодном озере никогда бы не решилась, но ногам вода казалась теплой. Телу было прохладнее, однако терпимо. Далеко от берега не отходила, плескалась, постоянно прислушиваясь и оглядываясь. Но вскоре успокоилась.

Кейел сидел возле моих вещей, на небольшой возвышенности, подпирал спиной дерево и следил за мной. Когда наши взгляды пересеклись, улыбнулся. В руках он держал мой кинжал и точильный камень. Я обняла себя, поежилась от прохлады, но в душе была согрета. Вспомнив, каким неприступным он был утром, усмехнулась. Та вонь еще долго преследовала, но Кейел не пожалел меня и не пошел на смягчение наказания.

Выбираясь на берег, я снова вспоминала того Вольного, которого когда‑то давно встретила в регионе Больших мостов. Он был жестоким, в нем совсем не было сомнений. Боялся ли он? Да, у Стрекозы признавался, что ему страшно. Однако убил воровку, не мешкая. Он не видел в ней девушку, не делал скидку на то, что она слабее. Он избавлялся от угрозы и соперницы.

Под внимательным взглядом зелено‑карих глаз, я прошла к оставленным вещам. Не спешила натягивать одежду на мокрое тело, позволяя коже обсохнуть. Остановилась и стала выжимать воду из волос.

– И тебе совсем не холодно? – тихо поинтересовался Кейел.

– Прохладно.

Я улыбнулась, поворачиваясь к нему. Его глубокое дыхание и блеск в глазах опьяняли.

– Кейел.

Резко вскинул голову.

– Что, Аня?

– Знаешь, что я думаю?

Покачал головой и сразу хрипло спросил:

– Что?

– У тебя трудный характер. Мне кажется, ты бы бил свою жену. Ну, может, и не бил, но оскорблял и унижал точно. Конечно же, воспитанную в Фадрагосе. – И полушепотом добавила: – Ты просто не знаком с понятием феминистка, их в расчет не берем.

Он нахмурился, опять покачал головой и, игнорируя незнакомое слово, ответил:

– Духи наказали бы меня за это.

– Если бы она не замахнулась первой. – Я откинула мокрые волосы за спину.

Кейел пожал плечами, отложил кинжал и поднялся. Возвышаясь надо мной, произнес совсем тихо:

– Значит, заслужила бы. Почему ты заговорила об этом?

Не ответив, я шагнула к нему ближе и с улыбкой продолжила мысль:

– Но ты бы никогда не ударил меня.

Склоняясь ко мне и глядя в глаза, спросил:

– Ты так думаешь?

– Да. А если бы и ударил, я бы сразу ушла, – прошептала ему в губы и, упершись рукой в грудь, остановила от поцелуя. – Хотя… не сразу. Сначала я бы от души ударила тебя, а потом ушла. Тебе не хватает мягкости.

Он глухо рассмеялся, чуть запрокидывая голову. Успокоившись, приобнял за талию и, притянув к себе, ухмыльнулся.

– И ты решила воспитать меня?

– Похоже?

– Очень. А еще похоже, ты заигрываешь со мной. Но ведь мы… друзья? Немного странные, но… друзья? – Замолчал, не отрывая горящего взора от моих глаз, будто ждал ответа. Но не дождавшись, полюбопытствовал: – Аня, где хоть малейшая логика в твоем отношении ко мне?

Шатко хожу. Скользко. Но как же не хочется останавливаться. Сейчас длинные и путанные оправдания будут лишними.

– Не забыл, что я из другого мира? И хочешь немного моего обмана? – Привстала на носочках и протянула: – Ке‑ей‑е‑ел…

Его пальцы ощутимо сжались. Он прикрыл веки и приоткрыл рот. Вдохнул глубоко, но ничего не сказав, выдохнул. Получив молчаливое согласие, я продолжила:

– Кейел, я люблю тебя. – Провела ладонью по его груди к шее и, заметив поволоку на его глазах, с усмешкой добавила: – И хочу.

После сытного ужина я учила Кейела разным детским играм, вроде «Камень, ножницы, бумага», «Кулачки» и даже «В ладоши». Скучнейшие игры с ним превращались в увлекательную забаву. Он в считанные секунды понимал правила, а его ловкость не позволяла мне хотя бы раз победить. Позже он умудрялся поиздеваться надо мной, подбивая указательным пальцем нос, и часто смеялся, когда я пыталась ответить взаимностью. Я наслаждалась хриплым смехом и очаровательной улыбкой. Радовалась, что могу подарить ему немного счастья и беспечности.

Потом с ребятами еще раз обсудили дальнейшие планы. Уже к завтрашнему обеду мы должны будем прийти в поселение, где оставили Тоджа. Там хотели остановиться на пару дней, но не больше, и только в том случае, если все будет спокойно. Ящерка могла опередить нас и доставить вести о Волтуаре в регион Цветущего плато, а значит, в любом поселении возможна засада. К тому же придется остерегаться каждого путника, а они часто забредают в хутора. Потом мы потратим больше недели, пока доберемся до священного кольца в регионе Нестихающих ветров, откуда сможем перенестись к региону Рубиновой сладости, ближайшему к Своду Скверны. Дорога к пещере, как и весь горный массив, находилась на свободной земле, и ребята сомневались, что там хоть кто‑то повстречается, кроме зверья. Елрех сказала, что даже аспиды, если вдруг нужно было попасть в те горы, делали крюк, рискуя пройти вдоль Края, чем повстречаться в ущельях с монстром.

Перед сном Кейел протянул мне подвеску – на темно‑сером камешке был выбит какой‑то символ.

– Мы можем отложить, – напомнил Кейел, усаживаясь на еловые лапы рядом со мной.

– Нет, – отказалась я, забирая камень. – Мне любопытно, что не так с Десиеном. Наставник сказал, что реликвии помогут многое понять.

Сжимая подвеску, довольно грубой работы, я улеглась рядом с Кейелом. Он предварительно отобрал мои кинжалы, попросил Роми приглядывать, чтобы я не пострадала от костра, а теперь обнял меня, позволяя уткнуться носом в грудь.

– Будь осторожна, – проговорил, обдавая дыханием лоб.

Обхватив ладонью затылок, потянул мою голову к себе и поцеловал в щеку. Уткнувшись носом в волосы, вдохнул глубоко. В итоге улегся и закрыл глаза. С широкой улыбкой я тоже вдохнула глубоко и последовала его примеру.

***

Тофр, тофр, тофр…

Своды каменного коридора снижались к развилке, тьма не позволяла ничего увидеть, но жуки, арценты, вспыхивали то тут, то там, а затем медленно затухали, немного освещая подземный мир. Вечный гул заглушал шорохи. Свежим воздухом тянуло дальше, из развилки, а еще цветками фиолетовой воды. Их сладость перебивала запах Шании и Вальтина. Не позволяя слабости победить рассудок, я сидела на корточках и вглядывалась в тонкие черты лиц малышей. Какими они вырастут?

Губы против воли скривились, а подбородок покрылся морщинами.

– А ты? Мама, а ты? – Шания глянула на ношу в своих руках, хотела обнять меня, но не могла расцепить руки. Обняла Вальтина крепче.

Сердце обливалось кровью.

Тофр, тофр, тофр…

– Я догоню, маленькая моя, догоню.

Ее ручки можно сжимать бесконечно, целовать и обнимать, но нельзя больше медлить. Попросить, чтобы улыбнулась? В последний раз увидеть улыбку. Нет, нельзя тратить время. Еще раз взглянуть на них, в последний раз – и хватит. Вальтин… Каким он вырастет? Будет ли похож на Рилтена? Или на меня?

Тофр, тофр, тофр…

– Беги, Шания. Найди взрослых, – прошептала я, с трудом разжимая руки. – Беги, доченька.

Она всегда была умницей. Она не бросит Вальтина.

– Мам, мама…

– Беги! – прервала ее всхлипывания, не справляясь со своими слезами. – Я догоню!

Нащупав на земле остро наточенную кирку, сжала ее и поднялась. С ней в руках умер Рилтен, и я была уверена, что хуже его смерти с нашей семьей ничего не может случится. За что земля прогневалась на нас? За какую провинность обрушила на нас свои своды?

– Я люблю вас, – одними губами сказала, наблюдая, как Шания уносит Вальтина.

Она послушно не всматривалась во тьму, не выискивала тварей. Только иногда оглядывалась на меня, а я не могла найти сил, чтобы запретить ей. Хотелось броситься следом…

Дети – совсем крошечная добыча для тофров, твари не польстятся ими, когда есть кто‑то крупнее. Но на всякий случай я взялась за острие кирки. Резкая боль пронзила ладонь, но не могла сравниться с той, что заполняла грудь, давила на сердце, выкручивала легкие.

Тофр, тофр, тофр…

Улыбка разрывала душу на части, но я смотрела на Шанию, не смея проявить слабость. Сейчас они исчезнут за поворотом. Бедная моя доченька. За что ей это? Как она потом будет без меня? Без Рилтена…

Тофр, тофр, тофр…

Горячее дыхание обдало поясницу, нос пошевелил тонкую ткань рубахи. Слишком близко подошел, значит, стая уже подоспела. Вот и все. Остается только задержать подольше, дать возможность Шании унести Вальтина как можно дальше, позволить им сбежать.

Тофр, тофр…

Замолк.

Я попробовала уклониться, но зубы твари все равно впились в плечо. Хотелось закричать от боли, но, запретив себе, я сжала челюсть. Вскоре закусила губу, и рот наполнился собственной кровью. Шания не должна услышать криков. Под весом тофра я упала на колени, но извернулась и, не замечая боли, замахнулась киркой. Она вонзилась в плоть с чавканьем. Я ударила снова. Тварь низко взвизгнула и отскочила, но вторая выпрыгнула из темноты прежде, чем я поднялась в полный рост. С утробным рычанием набросилась, повалила снова. Под колено попал камень – раздался хруст, а затем по телу разнеслась невыносимая боль. В глазах вспыхнула краснота, но сразу исчезла. Кирка со звоном отлетела. Недалеко. Бедро зажали в тиски, зубы вонзились в кожу, челюсти потянули мясо. Я ухватилась за кирку и, обняв горячую тварь, ударила ей в шею.

Не уйду, не спасусь, уже нет. Но заберу с собой как можно больше особей.

Крик вырвал из ярости. Шания?

Раздался детский плач. Вальтин?

Я ощутила, как отрывается плоть от ноги, но боль исчезла. Силы взялись из ниоткуда. Я оттолкнула тофра, истекающего кровью. Вскочила на ноги, но сразу повалилась из‑за хромоты и тяжести. По ногам растекался жар, пульсировал в колене, в бедре сильнее дергало – кровь била изнутри. Кажется, так же стекала по плечу, но меньше. Я доползла до стены и, цепляясь за трещины и неровности, поднялась. Шла как могла быстрее, пыталась бежать, но ноги не слушались.

Только бы ошиблась. Пусть бы я ошиблась.

Тофры двигались за мной следом, и это тоже пугало. Вдруг ошиблась, тогда приведу тварей к следам детей. Нет, не приведу. Насытятся мною. Им хватит.

Лишь бы Шания не увидела меня такой.

За очередным поворотом силы оставили окончательно. Тофры, молодые особи, дрались за добычу. Бледная вывернутая ручка сжимала испачканную в крови тряпку.

Лучше не смотреть. Запомнить их счастливыми.

Тофр, тофр, тофр…

Опускаясь на землю, я сжала подвеску, которую много лет назад подарил Рилтен. Потом он сделал такие же каждому из нас.

– Прости меня, я плохая жена. Плохая мать. Я не справилась. Не справилась. Прости меня. Прости.

Горячее дыхание тронуло плечо. Тофр принюхивался с опаской, будто ждал удара. Чего же он медлит? Я не удержалась – снова посмотрела в сторону молодняка; они больше не заслоняли разорванные тела.

Быстрее бы все закончилось.

Наконец, принюхавшись к ране на плече, тварь вонзила зубы, и кости заломило. Вместе с острой болью раздался хруст.

Теперь можно кричать. Уже можно.

* * *

Кейел.

Я боялся пошевелиться, чтобы позволить Ане быстрее уснуть, но самому спать не хотелось. Хотелось обнимать ее, целовать, гладить и рассказать, как сильно она нужна мне. Но в нашем случае признания не имели никакого смысла. Мы все равно обречены на расставание.

Засыпал, наслаждаясь запахом хвои, нежными объятиями, осторожным дыханием, щекочущим надключичную ямку. А проснулся от удара.

Тупая боль в груди перехватила дыхание. Я открыл глаза, вскочил и оценил обстановку.

Роми приподнимал Аню, но она отталкивала его, стараясь ударить локтем. Рычала, словнозабыла разумную речь. В широко раскрытых глазах застыла решимость, но Аня будто не видела нас, а все еще была в дурном сне. Вывернувшись из захвата, ударила Вольного наотмашь. Он едва уклонился, а девчонка бросилась в лес. Елрех подорвалась следом. Я оттолкнулся, срываясь за ними.

В темноте ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду, но я не останавливался. Сердце оглушало, колотилось. Аня мчалась впереди; ее белая рубашка мельтешила в ночной синеве. Лиертахон не отставал от хозяйки, но и не путался под ногами.

Куда Аня спешит? Что с ней?

Фангра наконец‑то догнала ее, сбила с ног. Я оббежал корни поваленного дерева и добрался до них. Елрех сидела перед обезумевшей и пыталась заглянуть в лицо. Аня, упав на колени, ползала по земле. Суматошно ковыряла мох, сдирала слежавшиеся листья и иголки, будто пыталась разорвать их, добраться до земли.

Топот и хруст за спиной затих. Я шагнул к Ане, но остановился, не зная, можно ли ее трогать. Мы все молчали, прислушиваясь к Ане и наблюдая за ней. Через полминуты запыхавшаяся исследовательница спросила:

– На каком языке она говорит?

Я покачал головой, не понимая ни слова из бормотания.

– Она плачет, – заметил Вольный.

Он вытер расцарапанную щеку, размазывая кровь. Все же Аня успела его зацепить. Сильно зацепить. Я снова опустил на нее взгляд. Сердце будто взяли в острые тиски. Девочка припала грудью к земле и завыла, зарыдала, напоминая ту безумную ночь во дворце Цветущего плато. Резко оттолкнулась руками, вскидывая их высоко над головой и опустила кулаки на землю. Елрех отскочила подальше.

– Будто пытается пробиться вниз, – протянул Роми, присаживаясь на корточки.

Звон в ушах смешался с бормотанием одной и той же фразы на незнакомом языке, с криками, от которого у самого, казалось, разболелось горло, и плачем, раздирающим что‑то в груди на клочья. Я сглотнул комок, но сухость во рту помешала избавиться от него. Понимая риск, сжал кулаки и шагнул к Ане. Больше не смогу терпеть. Не замечая меня, она продолжала копать землю руками, загонять ее под ногти. Захлебывалась рыданиями и задыхалась.

Что же вы с Десом видели?

Я упал на колени перед ней. Помедлил, судорожно вздыхая, а потом задержал дыхание и потянул Аню на себя. Она не то зарычала, не то замычала. Дернулась, пытаясь вырваться. Я, ухватив ее за запястье и плечо, мгновенно сжал руки крепче. Вложив больше силы, она дернулась еще раз, до звучного хруста, но не смогла освободиться. Бросилась на меня всем телом. Сбила, повалила на спину. Я крепко обнял ее, зажмурился, с трудом удерживая ее, и заговорил:

– Аня, все хорошо. Слышишь, меня? Все хорошо, девочка моя.

Она била в грудь кулаком, вышибая воздух, мешая говорить, и не слышала меня. Я продолжал твердить одно и то же. Ведь успокоится рано или поздно.

Плечо пронзило острой болью.

– Вольный, отпусти ее! Она перегрызет тебе глотку! – всполошилась Елрех.

Попыталась оттянуть Аню от меня, но я не позволил – завалился с девочкой набок. Глаза застилали яркие вспышки и слезы. Из‑за боли хотелось отбросить сумасшедшую, но я повторял:

– Уже все хорошо. Я с тобой. С тобой, Аня. Я с тобой.

Показалось, или она вздрогнула? Не показалось…

Обмякла за секунды, разок всхлипнула. Наконец разжала зубы, снова пробормотала фразу на непонятном языке и замолчала.

В лес вернулась ночная тишина. Казалось, вокруг нас никого не было.

Аня хотя бы дышит? Не слышу, не чувствую…

Озноб охватил спину, страх пробрался под кожу. Я позвал тихо:

– Аня.

Она не ответила. Не ответила и через долгие минуты.

Когда я поднялся, она осталась лежать на земле. Прижималась к ней щекой и беззвучно плакала.

В лагерь ее пришлось уносить на руках, и там она снова легла на землю и молчала. Никто больше не собирался спать, но и выдвигаться куда‑либо мы не могли. Я сидел рядом с Аней и перебирал полуседые волосы.

Надо выбросить реликвии.

Тень накрыла нас, Елрех присела рядом и протянула кружку с отваром.

– Тебе тоже надо успокоиться, взволнованный Вольный. Бледный и трясешься весь. Что же ты за мужчина такой? – Кивнула на плечо. – И рану обработать необходимо. Посмотри, сколько крови.

– Потом, – отмахнулся я, но отвар свободной рукой принял.

– С городским защитником было так же? – Она с жалостью посмотрела на неподвижную девочку.

– Не знаю, – признался я. – Его отводили в священный зал, а потом приводили.

Ромиар подошел к нам и предложил дельно:

– В следующий раз ее лучше связать. Она не только нас убьет, но и себе шею свернет в ближайшем овраге.

Правильнее будет отказаться от следующего раза. Но я кивнул.

– Хоть бы сейчас в себя пришла, – недовольно отозвалась от костра эльфийка.

В груди шевельнулась вина. Этим походом я отнимаю у Ани все светлое. Убиваю ее.

– Если с человеком такое творится, – начал Ромиар. Отхлебнул отвара и, покачивая головой, договорил: – не представляю, как пережил балкор.

Глава 19. Свод Скверны

Аня.

– Не так! – поспешно предупредил Кейел, но все равно опоздал.

Влажный шлепок хвостом по лицу стал неожиданностью и оставил неприятный след слизи на губах и запах рыбы. Сама же она, тяжелая и здоровая, будто бы с бывалой ловкостью выскользнула из рук и плюхнулась в воду, окатив меня речной водой.

Кейел расхохотался.

Морщась, я вытерла лицо рукавом и искоса оценила расстояние между мной и Вольным. Без долгих колебаний, с громким плеском, сократила его и толкнула весельчака. Он попытался ухватиться за мою руку, но, не сумев, повалился в воду с головой. Желая подразнить, я противно захихикала и бросилась к берегу. Взволнованная нашими неосторожными движениями, вода пропитала штаны, отяжелила их и всячески препятствовала бегу.

Я не успела.

Уже потянулась к свисающему кусту, чтобы заползти на выступ, как услышала громкий вопрос за спиной:

– Куда собралась?

Рубаха натянулась, треснула, но не порвалась. Кейел, оттащив меня назад, перехватил за талию, приподнял и вместе со мной завалился на спину. Я только и успела, как глотнуть воздуха. Шум накрыл уши, зеленоватая вода застелила голубое небо. Хлынула в ноздри; пузырьки воздуха смешались с ней выталкивая. Когда Кейел отпустил меня, не знаю, но я вынырнула из воды почти сразу. С громким выдохом тряхнула мокрыми волосами и, стоя на коленях, осмотрелась – так вода достигала только груди.

– Не смешно! – с улыбкой сказала, глядя на довольного до безобразия Вольного.

Он стоял в двух метрах от меня и, тихо посмеиваясь, убирал налипшие волосы с лица.

– Духи свидетели, Аня, ты первая начала.

Напоследок еще раз отфыркавшись, приблизился ко мне и, приобняв, помог выбраться на берег. Щурясь от ослепительного солнца, приближающегося к горизонту, произнес:

– Улова хватит. Пойдем обратно.

Мы разбили лагерь в низине, за небольшой косой из валунов. В северной стороне мрачно высился оставленный нами лес. Красное солнце, касаясь жарким боком кромки бескрайней степи, раскинуло лучи, дотянулось ими до леса, окутывая его в рыжее марево. Ветер шелестел травами, раскачивал колосья, превращая луг в неспокойное рыже‑зеленое море. Укрываясь в его покрове, птицы звонко перекликались, привлекая внимание радужного ящера. Тодж с воплями носился по лугу, гоняя бабочек и птиц. Феррари, досыта набив брюхо рыбой, нежилась на плоском валуне, нагретом солнцем за день. Елрех чистила рыбу, а Ив копалась в отброшенных костях, собираясь из них наделать иголки, чтобы мы могли хоть как‑то заштопать одежду и сумки. Роми и Кейел перебирали все наше оружие: откладывали хорошее в одну сторону, во вторую – то, что требовало ремонта и шлифовки, и отбрасывали то, что от сырости пришло в совсем уж негодное состояние. Я делала то же, но с одеждой, обувью, мешочками и сумками.

Нас ждала последняя ночь в относительно спокойном регионе, а на заре мы подберемся к ближайшему городу. Как обладательница типичной для эльфиек внешности, в него отправится Ив. Роми долго не мог решиться, чтобы отпустить ее одну, но именно он и являлся яркой приметой исследовательницы – беловолосый шан’ниэрд, который не отходил от нее ни на шаг.

– Еще раз повтори, что нам нужно, – попросила Елрех, закидывая кусок рыбы в котелок.

Наблюдая за ней украдкой, я сглотнула слюну – мясо надоело, и наваристая уха казалась праздником.

Ив отвлеклась от обтачивания тонкой кости и без заминки стала перечислять:

– Соль, флаконы…

Я не дослушала. Разобравшись со своей работой, направилась к парням. Они устроились на холме в нескольких метрах от нас. Там трава мельчала, а на одном из кусков и вовсе песчаным пятном обозначилась проплешина – на ней‑то и сидели Роми и Кейел. По мере продвижения голоса девушек терялись в шелесте трав, но все более отчетливо доносились мужские:

– Не эльфийке покупать тебе лук, – строго произнес Кейел, разглядывая кинжал Ив под светом Охарс.

– Он мне нужен, – настоял Роми, разламывая древко стрелы – оно едва не рассыпалось в труху. – Этот совсем никакой. А яды, так уж и быть, раздобуду в лесах.

– И кого предлагаешь отправить? – нахмурившись, Кейел вскинул голову и посмотрел в желтые глаза. – Беловолосую фангру, чтобы ее сразу же на воротах задержали?

Роми скривился от такого предложения и даже хвостом хлестнул по траве.

– Пусть Ив наймет носильщика и приведет его к нам. Подкупим и стребуем с него клятву молчания.

– А если его клятвы гильдии будут перечить нашим?

– Убьем, – пожал плечами Роми. – Но мы хотя бы попытаемся.

Кейел тяжело вздохнул и кивнул.

– Ладно.

– Э‑э нет, – вмешалась я. И если Роми давно меня заметил, то Кейел резко оглянулся и недовольно поджал губы. Я понимала, что усложняю, но собиралась перечить до последнего. – Мы никого убивать не будем.

Остановившись за спиной своего Вольного, положила руки ему на плечи и медленно села. Роми не сводил с меня строгого взора, будто бы давал понять, что их решение неоспоримо. Кейел накрыл мою руку своей, потянул и, приблизив к губам, поцеловал пальцы. А затем ошеломил:

– Я схожу сам.

А может, повезет, и с клятвой все пройдет успешно?

Перебирая мои пальцы своими, Кейел продолжал обсуждать вопрос с Роми:

– К тому же лук я подберу тебе лучше, чем кто‑либо другой. А задержать Вольного не посмеют.

– А давайте…

– Помолчи, – перебил меня Роми, лукаво ухмыляясь.

Ветер трепал его волосы и изрядно поношенную рубашку, но при всем бродяжническом виде шан’ниэрд все равно обладал непоколебимым высокомерием и выглядел так, будто просто одет по последней моде, специально вызывающей диссонанс.

– Тебе не о чем беспокоиться, – мягко сказал Кейел, чуть поворачиваясь ко мне.

Я обняла его за плечи, налегла грудью на спину, прижалась щекой к колючей щеке и попросила:

– Кейел, пожалуйста, тогда идите вдвоем. Мы найдем, где укрыться. Тогда и Ив не придется отправлять одну в город.

Мою идею они обдумывали недолго, и вскоре, на удивление, согласились. Ив могли задержать без опасения, что духи пойдут против, но с Вольными даже духи становились непредсказуемыми. Фадрагосцы могут отправить отряд, чтобы обыскать ближайшую местность, но не тронут парней. Главное, чтобы Кейел и Роми справились быстрее, чем администрация города прознает о них и блокирует нам доступ к священному кольцу, до которого идти весьма близко.

* * *

О солнце осталось лишь напоминание на небе, багровое, тонкое, зыбкое. Аромат рыбы, разбавленной овощами и приправленной душистыми травами, сводил с ума. Елрех все еще перемешивала густое варево и не спешила пригласить к ужину. Ромиар, подложив куртку под шею и затылок, лежал на покрывале. Закинул одну ногу на колено, призвал Охарс и читал записи Ив. Кисточка белого хвоста стучала по серым пальцам на ноге – наши сапоги просушивались в стороне. Ив, растянувшись на спине, разглядывала небо – первые звезды набирали силу, а остальные только‑только начинали белеть.

Мы с Кейелом разместились по другую сторону костра. Он раздвинул ноги, позволяя мне сесть между ними. Я обнимала его и наслаждалась лаской; он нежно перебирал мои волосы, теперь уже полностью седые. Невольно вспомнилось воспоминание балкорши, и я прижалась к твердой груди сильнее. Кейел мгновенно, будто неосознанно, поцеловал в макушку, обхватил меня крепче.

В первые дни после чужого воспоминания о мучительной смерти было трудно. В первые мгновения, когда рассудок возвращался, – еще сложнее. Я растерялась между сном и явью. Даже не понимала, кто я: Асфирель или женщина, чье имя так и осталось для меня неизвестным. Не осознавала, где я: на поверхности или под землей; в настоящем или прошлом. Меня тянуло на юго‑восток, к горам, к дальней части Фадрагоса – туда, где много столетий назад произошло несчастье. Возможно, в нынешнее время этот горный массив в Вечном лесу, не без причины, прозвали Смертью драконов. Но это было позже. Когда же я вскочила, то была уверена: нужно лишь пересечь несколько подземных коридоров и спасти семью. Я не хотела верить, что они погибли.

Затем последовало падение. Оно вышвырнуло меня в лес. На поверхность…

Я стиснула рубашку Кейела в кулаках – указательный палец на левой руке отозвался легкой болью. Благодаря Елрех царапины и ссадины быстро затянулись, но ноготь пришлось склеивать тем самым медом, который в достатке имелся только у виксартов. Повезло, что Елрех в спешке не забыла прихватить склянку с ним – размером чуть больше спичечного коробка, но и этого в чистом виде считалось невероятно много.

И если бы не Кейел, наверное, я бы перестала копать землю лишь тогда, когда свалилась бы без сил. Только вспомнив, как засыпала в его объятиях, я осознала, что уже ничего нельзя исправить. Мы опоздали. Весь мир опоздал…

Поздним утром, наблюдая за напряженными ребятами, я давила из себя улыбку, но все еще боялась сказать хоть слово. Боялась, что, как только заговорю, меня начнут расспрашивать. Ответить – стало непосильной задачей. В душе не осталось и толики пустоты, которую хотелось заполнить словами. Все вытеснила боль, и мне казалось, что молчание – единственная броня от нее. Нарушить его означало пробить брешь, позволить боли просочиться и снова отравить рассудок.

Заговорила только ближе к вечеру, когда кивать надоело. На осторожный вопрос Кейела, могу ли я обсудить произошедшее, покачала головой. Он словно сразу все понял, и перевел разговор в другое русло. Рассказывал мне о некоторых обычаях виксартов и васовергов и постоянно следил за реакцией на слова. Окончательно я пришла в себя в поселении, где брали волков.

В него нас не пустили. Десиен, а может, все же кто‑то другой, добрался и до этого места…

– Пусть духи будут милостивы к вам! – поприветствовала улыбчивая фангра, встретив нас в метрах пятидесяти от поселения.

Я помнила эту девушку, и когда она, глянув на мою седую голову, сложила в молитвенном жесте руки на груди и покачала головой, улыбнулась ей. Она снова повернулась к Кейелу, как к главному среди нас, и пояснила:

– Гелдовы почувствовали, что грань мира истончилась. К нам зачастили разные девушки, юноши и старики. – Поправив складки простого платья, склонила голову к плечу и добавила тихо: – Они необычные и хитрые. Заманивают красотой, выгодой, просят то, в чем мы сами остро нуждаемся, но мы ни в чем не отказываем им и лишнего у них не берем.

– Думаете, Повелители? – выступил вперед хмурый Роми.

Черноволосая и голубокожая кротко кивнула. Опять на Кейела посмотрела и с настойчивой мягкостью затараторила, словно боялась, что ее перебьют:

– Мы принимаем у себя незнакомцев, а знакомых просим уйти. Ограничили общение даже между своими. Все ради общего блага. Опасаемся вызвать гнев у кого‑либо, оговориться и накликать беду. Мало ли привлечем охотных до крови Повелителей.

– Вам повезло, что в поселении много гелдовов, – понимающе отозвался Кейел.

– Их мудрость всегда оберегала нас. – Фангра широко улыбнулась. – Я заберу волков и выпущу Тоджа. К его седлу привяжу котомку с квасом и пирогами. Вы простите, что не позволяем остаться на ночлег, не держите зла. – Снова прижала к груди руки, сцепленные в замок. Опять на меня глянула и сказала: – А тебе, милая человечка, косынку передам, там же положу. Носи ее на лице, чтобы метку прикрыть. Да к тому же она счастье приносит. Мой брат много раз в этом убеждался.

– Не стоит. – Я растерялась и ухватила Кейела за локоть. – Пусть у брата и остается.

– Ему без надобности. Умер он. Как ее дома забыл, так и умер.

Желание отказаться от такого подарка только усилилось, но опасаясь – будто и впрямь ощущала непривычное благоговение в этом месте, – я не осмелилась настаивать.

Из поселения уходили без оглядки. Молчали до тех пор, пока оно не осталось далеко за нашими спинами, а в полный голос заговорили только ближе к вечеру. Наши предположения сошлись на том, что Десиен намеренно истончил грань мира там, зная, что мы пройдем этой дорогой.

Громкое высказывание Роми вырвало из воспоминаний, заставило встрепенуться и прислушаться:

– Итак, судя по тому, что тут написано, нам придется встретиться с собственной скверной. Она обрушится на нас в той же мере, в какой мы обрушим ее на нее.

Я нахмурилась, оторвалась от плеча Кейела и спросила:

– Что, прости?

– Что тебе не нравится? – Ив приподнялась на локтях. – Асфирель, это те слухи, которым хотя бы немного можно верить.

– Слухи слухами, а трактовать это как? – Я поежилась и, вскинув брови, взглянула на Кейела. Может, он доступно объяснит мне, что значит, путанная фраза.

Он хмыкнул и ответил:

– Не знаю. Другие говорят чуть иначе. Якобы ненависть, злоба и ярость, спрятанные в нас, под Сводами Скверны обретут отражение и обрекут свой сосуд на заслуженные муки.

Взгляды ребят внезапно сошлись на мне. И смешалось в них такое эмоциональное разнообразие, что захотелось спрятаться: жалость, опасение, укор…

Елрех, явно усмотрев мое замешательство, быстро возобновила помешивание в котелке и дополнила слухи:

– А я слышала, что жестокой смерти можно избежать.

– Я тоже слышал, – как‑то скептически проговорил над моим ухом Кейел. – Если смиренно принять ее.

Я тихо протянула:

– Мы не можем.

Роми фыркнул. Кейел усмехнулся и согласился:

– Конечно не можем. – И бодрее продолжил: – Послезавтра мы лично получим возможность развеять все слухи, или увидеть чудовище, пусть и созданное из нашей собственной скверны. Одно наверняка – мы уйдем оттуда живыми. И пусть духи не отвернутся от нас.

И словно молитва над лагерем разнеслись нестройные фразы ребят, повторяющие последние слова Кейела.

Нахмурившись сильнее, я сомкнула губы, но от мыслей не сумела сбежать…

Пусть духи помогут нам.

* * *

Кейел.

Издавна два торговых города региона Нестихающих ветров замкнули между собой священное кольцо. Размеров и успехов независимого города, Заводи Ал’литра, ни один из них не достиг, как и любой другой город, находящийся под контролем правителей. Вдобавок у этих городов имелись значительные недостатки и отсутствовали преимущества, которые мешали привлекать гильдии торговцев из других регионов – Нестихающие ветра примыкали к Краю мира, да и небеса нередко проливали на них слезы, даже отдающие вкусом и запахом крови. Они часто размывали почву, наполняли реки, болота и озера водой. Опасаясь паводков, немногие селились у берегов, предпочитая строить непересыхающие колодцы. В общем, регион, так любимый духами ветров, вобрал в себя все, что отпугивало и путников, и желающих обосноваться тут. Оставались только самые крепкие натуры.

Несмотря на то, что смелые жители строили поселения как можно дальше от Кровавой воды, неблагоприятное расположение играло весомую роль и не последнюю. Скудная на ресурсы земля – вторая преграда на пути к обогащению. Чтобы хоть как‑то отстаивать свободу перед влиянием других регионов и всемогущих мудрецов, давно умершие местные правители воспользовались неисчерпаемым природным ресурсом – ветром.

Маршрут их священного кольца был ограничен пятью точками, и удачно в них попадали священные кольца региона Рубиновой сладости – одного из самого богатого, но опасного из‑за высокой преступности, близостью леса темных духов, а также Свода Скверны, – и региона Поющих трав, где великий дух Сальир был особенно доброжелателен к почве. Правители Нестихающих ветров построили у себя бесчисленное количество ветряных мельниц и чуть меньшее количество водяных, а после наладили с этими регионами крепкие дружеские взаимоотношения. Благодаря союзу трех регионов амбары Поющих трав никогда не забивались до отказа, зерно не успевало испортиться, гильдиям земледельцев всегда находилась работа, а казна не истощалась. В то же время даже в самые страшные времена у любого крестьянина Рубиновой сладости в закутке стоял мешок муки.

– И зачем ты мне это рассказываешь? – поинтересовался я, глянув на Ромиара.

Он фыркнул, как всегда спесиво, но через мгновение гораздо проще пожал плечами и признался:

– Всегда интересовался этой сферой. Какой бы силой ни обладали наемники и разбойники, какие бы структурные схемы ни рисовали исследователи и мудрецы, торговцы все равно стоят во главе любого общества.

На горизонте высились черные стены города Тартаон, находящегося чуть севернее и немного ближе к священному кольцу, чем его конкурент. Я поправил полупустой заплечный мешок, еще раз сжал кинжал, убеждаясь, что не потерял его, и напомнил Вольному:

– Правители руководят регионами.

– Правители, руководя регионами, служат народу, – назидательно ответил он. – Отбери у них торговлю, и что останется от их законов и влияния?

Нет смысла спорить. В первую очередь большей частью фадрагосцев движет нужда, которую кому‑то необходимо удовлетворять. Васоверги тоже торгуют… Точнее, пускают к себе торговцев других рас – в основном изгоев, не прижившихся даже на севере, – но у агрессивной расы в законе все равно преобладает сила. Редкие вожди задерживаются надолго на неустойчивой вершине иерархии. При упоминании васовергов, если тема разговора не касается войны или разбоя, не задумываешься о благоустройстве и какой‑то сплоченности.

– Это обидно, – нахмурился я, глянув на гордый профиль шан’ниэрда. – При таком прозорливом уме быть всего лишь Вольным – неприкосновенным изгоем общества…

Ромиар хотел было ответить, но вскинул подбородок и ускорился. Выходит, в самом деле обидно. Кем бы он был, чем руководил в тени темноволосых собратьев, если бы духи не избрали его? С другой стороны, только рядом с Ивеллин он получал ту информацию, которую не получил бы, проживая среди искусства – частая сфера для ключевых виновников войны Предков.

Я оглянулся на ослепительное солнце. Укрыл глаза рукой от очередного порыва ветра, швырнувшего дорожную пыль в лицо, а затем поспешил за Вольным. В отличие от него, меня в торговом городе этого региона привлекало совсем не смекалка правителей, сумевших выплыть на простейшей схеме, которая все же им особого богатства не принесла. Нравилось мне тут совсем иное.

В регионе Рубиновой сладости была постоянная напасть – браконьеры. Правители богатейшего региона зарабатывали не только на продаже дорогой ягоды, но и на продаже официального права на ее сбор. Не всякая гильдия могла позволить себе это недешевое разрешение, что уж говорить о гильдиях, объявленных вне закона. Но рубиновая сладость всегда манила разнообразием уникальных свойств.

Несмотря на то, что выгодно сбыть ягоду было труднее, чем собрать, охотливых заработать находилось слишком много, и первым городом, куда они стекались, был Тартаон. Правители региона Нестихающих ветров, осознавая вклад в казну от незаконной деятельности намеренно не интересовались этим городом, оберегая себя от гнева духов прямым незнанием, и даже находили способы покрывать его «темных» жителей. Правители Рубиновой сладости тоже не спешили выдвигать претензии, понимая, что плюсов от союза больше, чем минусов. Градоправители и охрана Тартаона, получающие неплохой доход, издавна закрывали глаза на то, что каждый второй путник «потерял» гильдейский знак. Более того, на входах крупнейших рынков вывешивали желтые и красные полотна, якобы украшения, а для знающих нюансы – указатели: первый цвет обозначал рынок с чистым товаром, где браконьерам и разбойникам нечего ловить; второй – тот, куда мы направлялись. Там наверняка отыщется дешевый, но хороший лук какого‑нибудь убитого бедняги. И даже если кто‑то в последующем узнает вещь убитого, таким, как мы, все равно хуже уже не будет.

Ближе к городу разъезженная колея ширилась, почва твердела и имела глубокие борозды следов от колес. У массивных ворот никто не толпился, и ждать нам пришлось недолго. Вот только косые взгляды охранников пристальней задерживались на моей изувеченной щеке и на наглой ухмылке беловолосого шан’ниэрда, одетого без изысков. Молодой, видимо, не обремененный опытом фангр подоспел к нам. Рассмотрев ближе, затеребил ремешок ножен, опустил глаза и неразборчиво промямлил:

– Покажите ваши знаки. Для того, чтобы войти в город…

Подошедший грузный человек, положил ему руку на плечо. Вперившись в нас тяжелым взором из‑под кустистых бровей, махнул головой.

– Проходите.

Ромиар фыркнул, взмахнул хвостом и, недовольно озираясь на шепчущихся охранников и зевак, поспешил вглубь города. Я последовал за ним. Услышал, как верзила сплюнул за моей спиной – безмолвно, наверняка опасаясь прогневать духов, дал понять, что нам тут не рады.

Смешавшись с толпой, насколько это было возможно, мы ускорились. Узнающие нас горожане расходились, образуя впереди клин пустого пространства. Замолкали или переходили на шепот, напоминая ледяную воду в котелке, поставленную на раскаленные угли. Надо бы убраться до того, как вода закипит и сварит нас заживо.

– Хорошо, что не отправили Ив, – бросил Ромиар, позволяя мне опередить его.

Я бывал в Тартаоне не единожды и прекрасно ориентировался в тесных переулках. Проходя мимо Вольного, к нужной улице, согласился:

– Думаю, ты прав.

Несомненно, Ивеллин было бы труднее узнать, а отговорка с потерянным гильдейским знаком не вызвала бы лишних подозрений. Вот только на рынках неприветливого города эльфийка с редкими зельями и невероятно ценными ингредиентами, добытыми на севере, неизбежно привлекла бы к себе ненужное внимание. Если она пострадает, что сделают духи с Вольным? Не хотелось бы потерять такого союзника, как он. И пусть нас мгновенно узнавали, но все же хорошо, что в Тартаон мы не отправили Ив.

На самом рынке тоже существенно ничего не изменилось. Разве что появились осторожные наблюдатели.

Ромиар приблизился ко мне совсем вплотную и с неизменной улыбкой спросил:

– Наемники или алхимики?

Я зацепился взглядом за прилавок, заваленный рыбой. На мгновение обернулся и заметил в толпе компанию мужиков. Они, как и многие, следили за нами, но проявляли интерес слабее. Намеренно, не иначе. Русоволосый эльф, скорее всего, полукровка, повернул голову, и я, получив ответ, ускорился.

– Думаю, наемники. Да еще и вне закона. У эльфа нет одного уха, выходит, к толковому лекарю обратиться не может.

Ромиар повел плечами, но о подробностях не спросил.

Зловоние пропитало бурлящий жизнью рынок. Горожане месили сапогами отходы, свернувшуюся кровь, упавшие с прилавков овощи, зелень. Мухи, согретые ранним солнцем и нашедшие убежище от ветра за стенами города, ползали на продуктах, надоедливо жужжали и мельтешили перед лицом. За прилавком с кроличьими и лисьими шкурами истошно заблеяла коза, помочилась на дощатый настил, копытами сбросила с него тонкий слой свежей соломы к гнилой, старой, покрывающей вязкую грязь. Продавец, не без труда удерживая козу на веревке, повысил голос, расхваливая товар и предлагая приобрести «послушную и ласковую» животину. Высокий широкоплечий фангр толкнул меня плечом, но сразу же, едва шевеля языком, извинился. Перегар мгновенно вышиб дух из моей груди, затмил рыночный смрад.

– И кому предлагаешь продать зелья? – Ромиар растерял напускное самообладание и ошалело озирался.

Я хлопнул его по спине и проговорил:

– Наверное, вы с Ивеллин в Пристанище разбойников не бывали.

Стараясь больше ни с кем не сталкиваться, я спешил пересечь часть рынка, принадлежащую фермерам и кожевникам. По пути лишь приобрел соль, которую нам едва не продали втридорога, но после всего одной угрозы отдали почти задаром.

– И почему они каждый раз проверяют судьбу? – поделился я с Ромиаром наболевшем. – Неужели в самом деле рассчитывают облапошить Вольных?

Он пожал плечами, показательно поигрывая дротиком.

Зелья, зимние растения и грибы мы продали цирюльнику. Рассудительный старый эльф, узнав нас, не стал торговаться, но сразу объявил минимальную цену. Впрочем, вырученная сумма более чем покрывала предстоящие расходы.

– Мы останемся без гроша, – осудил меня Вольный, привыкший к другой жизни.

– Не бойся. В лесу всегда найдется, чем поживиться.

Из благоустроенного торговыми лавками района мы вновь вышли к отрытым прилавкам. Без особо труда обновили одежду, утварь и оружие. Никто не хотел иметь дел с Вольными, и это играло нам на руку: торговцы стремились распрощаться с опасными клиентами поскорее.

Мы без задержки отправились обратно к воротам. Избегая нежелательных встреч, обходили центральную площадь благоустроенной улочкой для низших горожан, но со стабильным доходом. От дома кулинарной гильдии ветерок принес приятный сладкий аромат выпечки и топленого молока. Я бросил взгляд на узкое каменное крыльцо, заставленное горшочными цветами, и хотел было попросить Ромиара заглянуть, но он опередил:

– Порадуем девушек? – Кивнул в сторону открытой настежь двери.

Если молодая эльфийка, еще совсем подросток, и узнала нас, то проявила вежливость. Быстро запаковала теплые пряники, посыпанные ванилью, и поставила на прилавок бутыль с густым молоком.

У городских ворот мы столкнулись с ожидаемыми осложнениями – ворота закрыты, охранников на постах не было. Ромиар подергал цепи, обвивающие тяжелый засов.

– На замке! – возмутился он.

– Боятся тронуть нас лично. – Я окинул взглядом пустую площадь. – Видимо, ждут, когда мы нарушим порядок первыми, или за нами явятся изгнанницы.

В домах с остроконечными крышами ставни были нараспашку. Белые занавеси висели неподвижно, но затаившиеся наблюдатели чувствовались кожей. Острый высокий частокол отгонял мысли от попытки перелезть его. Какую награду обещали за поимку Ани и Елрех? Как скоро в городе отыщут аспидов или защитников, а после направят к нам? И что они будут делать с нами?

– Даже не с кого требовать отворить двери, – выдохнул Вольный, сжимая кулаки и взмахивая хвостом. Воздух вокруг ощутимо уплотнился, потяжелел.

Я осторожно опустил сумку на землю, вытащил кинжал. Когда‑то безрассудная девочка использовала эту хитрость, но не знала всех деталей в той ситуации. А мне известны…

– Не проявляй агрессию, – предупредил Ромиара.

Вышел чуть вперед. Направил острие кинжала себе в грудь и громко произнес, обращаясь к тем, кто прятался в домах:

– Небо отвернется от вас! От гнева солнца ваш город ничего не убережет! Оно накажет вас за все деяния! Духи Фадрагоса оберегают меня! Великие духи суда на моей стороне! Вы оспариваете их решение?! Препятствуете моей миссии?! – замолчал на долгие секунды.

Когда в окне ближайшего дома заметил движение, медленно выдохнул.

Алурей, помоги мне.

Он милостиво отозвался. С новым вдохом сила напитала легкие, разнеслась по телу. Время остановилось, нити событий окутали небольшую площадь, позволяя выбрать необходимое. Но я заранее знал, что нужно.

Я выбрал, Алурей. Забери мою тень, надели ее голосом, подари ей немного жизненных сил и раздели мое будущее. Отдай мне настоящее.

Я остался неподвижным, безмолвным, приобрел невидимость, а моя тень вскинула голову и продолжила говорить то, что мог сказать я:

– В том, что кровь Вольного прольется на вашей земле, я обвиняю вас, ваших родителей и детей! Ваши гильдии! Весь ваш город! Пусть духи Фадрагоса примут мою клятву и рассудят вас!

Перед нашими лицами вспыхнул разноцветный символ. Духи быстро разоблачили обман, осудили мою тень, разрушили ее, но я был невиновен. Все еще невредимый, но раскрытый для зрения окружающих, занес кинжал для удара.

Никто не выкрикнул, чтобы я остановился. Тишина не прервалась. Однако из дома выбежала женщина. Приподнимая светлый подол платья и фартук, она бежала к воротам. В руках у нее бренчали ключи, подвешенные на толстом кольце. Мужик, плюнувший нам вслед, вышел на порог за перепуганной женщиной. Его злила своевольность, возможно, жены, но наблюдал он за ее действиями пусть и неодобрительно, но молча. Пока она возилась с замком, я отступал к воротам. Когда зазвенели цепи, спрятал кинжал. Приблизившись к миловидной, довольно молодой и уступчивой женщине, заметил:

– Ты благоразумна.

Она посмотрела на меня сердито, осуждающе, колко, почти так же, как когда‑то смотрела Аня. Для сходства не хватало лишь затравленности, дикой свирепости и темно‑карих глаз с золотым огнем в их глубине.

* * *

Аня.

Мы просидели в зарослях орешника не меньше четырех часов, прежде чем парни вернулись. На разбор вещей времени у нас не осталось. Судя по спешке, на толковое объяснение – тоже. Все, что я поняла по обрывкам фраз, – нужно убираться как можно скорее.

– Как только выходим из священного кольца – не останавливаемся, – хмуро приказал Роми, пока Кейел привязывал сумки к седлу Тоджа.

От орешника к священному кольцу едва ли не бежали, зато преодолели небольшой путь за считанные минуты. В кругу камней я обняла Кейела. Ощутив сладковатый аромат, напомнивший детство, принюхалась. Печенья? Вольный усмехнулся, наблюдая за мной; в его глазах плясали веселые искорки. Он склонился ко мне, приблизился губами к уху, и я, подготовившись услышать что‑нибудь приятное, невольно улыбнулась. Дыхание согрело кожу, принесло хриплый шепот:

– Итъял, заключи нас в холодные объятия, возьми тепло наше, проведи по грани и отпусти в другом священном кольце. Исшафи, сыграй с нами…

* * *

Многообразие природных ландшафтов, увиденных с высоты, не восхищали как в первое время, но все равно занимали. От региона Рубиновой сладости я ждала чего угодно, но только не того, что увидела. Нанесенные на карту болота не имели ничего общего с моим представлением. Зелено‑желтая гладь воды, покрытая ряской, мерцала под солнечными лучами. Причудливо изогнутые деревья росли прямо из воды, нависали над болотами, тесно жались кронами друг к другу. Тонкие листья оставляли пространство и позволяли взгляду упасть между ними, рассмотреть в их тени свисающую с веток бахрому, будто кто‑то специально развесил на них сено. У стволов собрались островки водных цветов: огромных, пестрых, наверняка, благоухающих.

Когда духи ветра несли нас над возвышенностью, на других деревьях, высоких, стройных, я видела огромные древесные грибы. Они огибали ствол рыжими кольцами, внутри которых затерялась мерцающая вселенная. Судя по тому, что белые птички с алым хохолком, вили на них гнезда, грибы не были ядовитыми и к нечисти отношения не имели.

По мере продвижения болота уступали место широким равнинам, покрытым редколесьем, кустарниками, травами и яркими соцветиями. То и дело среди зеленого ковра россыпью блестели озера, пруды и нити речушек. Возле них часто просматривались ровные линии полей.

Деревня привлекла внимание особенно; я надеялась рассмотреть жителей, но не удалось… Дома стояли на высоких фундаментах, но при этом они были приземистыми, широкими. У некоторых крыши были сделаны словно из кусков коры. А ведь Ив рассказывала, что регион считается богатым. Быть может, богатство копилось в городах, которые мне теперь хотелось рассмотреть. И не только. Возникло желание обрести оболочку и вдохнуть полной грудью. Узнать, каким воздухом дышит местное население.

Вскоре горизонт расчертили остроконечные горы. Вершины прятались в куче облаков; ветер гнал эти ленивые воздушные хлопья, заставляя расступаться и позволяя рассмотреть разнообразие пиков. На земле густая, высокая трава мельчала и блекла; все чаще среди нее виднелись песчаные пятна. Чем дальше, тем сильнее они отвоевывали территорию.

Священное кольцо и вовсе располагалось в пустынной степи. Утоптанные и раскатанные дороги расходились в три стороны, но на запад не вело ни одной колеи.

Как только духи предков вернули физическую оболочку, сразу дохнуло жаром. Он поднимался знойным маревом от земли, раскалял воздух, сушил его. Я успела позабыть, какой отдохнувшей чувствуешь себя после перемещения таким способом. Бодро отступила от центра, но выйти за пределы круга не спешила. Опасалась неизвестной земли. Феррари, появившись в кольце, боязливо осмотрелась, подбежала ко мне и прижалась к ногам. Я усмехнулась, почесывая шершавую морду. Тоже мне, защитницу нашла.

Ребята мягко падали на ноги один за другим. Тодж вытянул голову, втянул горячего воздуха и, кажется, разомлел – закатил красные глаза, невразумительно ни то прорычав, ни то проворковав, распушился и затрясся всем телом. Кейел уже развязывал сумки, распределяя их удобнее для пешего хода. Роми осматривался, будто ждал погони. Елрех морщилась, разглядывая местность, а Ив кривилась.

Кейел потрепал Тоджа по холке и приказал:

– Уходим.

Во время долгого пути парни рассказали нам, как их встретили в Тартаоне. Кейел вытащил пряники и бутылку топленого молока, все еще сохранившего свежесть благодаря необычному перемещению. И хоть мы не были голодными, но наслаждались лакомством.

Горы нависали над нами и, казалось, что до них рукой подать, но прибыли мы к ним только к закату. Ущелье встретило нас ощеренными скалами, выпирающими из земли будто острые каменные клыки. Не смея заходить в огромное ущелье, мы остановились перед ним. Холодную ночь провели на холме. Я, прислушиваясь к малейшим звукам и выглядывая в ночной синеве любое движение, отдежурила положенные часы, а затем забралась под горячий бок Кейела и заснула в его крепких объятиях.

Проснулись еще со звездами на светлеющем небе, скудно позавтракали и отправились в путь. Нарастающая жара быстро, фактически незаметно вытеснила холод. Серую косынку, которую фангра подарила мне, я все же повязала на голову. Солнце нагревало темные куртки, но никто из нас не спешил раздеваться. Несмотря на ранний зной, безветренное утро радовало – каждый шаг поднимал легкую пыль, а значит, с ветром приходилось бы глотать песок или прятать от него глаза. Кое‑где встречались торчащие из высохшей земли кости животных – белые, давно обглоданные другими животными и очищенные ветром. Слуха коснулось странное хрипение и стрекот. Я остановилась, вскинула голову. В безоблачном небе парил стервятник, и я, узнав пернатого, поморщилась. Но звуки издавал не падальщик – слишком высоко парит.

Кейел остановился рядом со мной и, глянув вверх, произнес:

– Священная птица – посланники Солнца.

Я нахмурилась, хмыкнула и уточнила:

– Как Кеша у алхимиков?

Он, поправляя сумку на плече, покачал головой.

– Эту никто не посмеет посадить в клетку. Ее бояться обидеть.

– Даже васоверги? – изогнула бровь, разглядывая парящую птицу, а затем скалы.

Только сейчас заметила, что грифов тут много. Они, растопырив крылья, словно черные и темно‑серые плащи, сидели под лучами солнца и иногда издавали жуткие звуки.

Кейел, приобняв меня за плечи, повел дальше и ответил:

– Васоверги будут в числе первых, кто жестоко отомстит за эту птицу.

– А у нас не любят грифов … – «Гриф» прозвучал непривычно для слуха, и я не сразу поняла, что слова нет в общем языке Фадрагоса, поэтому решила исправиться: – Стервятников…  В общем…

– Птица Солнца или посланник, – улыбнулся Кейел.

– Как ни назови, но этих птиц не любят. Они жрут падаль, и это… противно.

Он с насмешкой покачал головой и мягко произнес:

– Чтобы Солнце вдруг не потеряло чью‑то душу, а душа не забылась существованием на поверхности Фадрагоса, плоть умершего необходимо уничтожить. У каждой расы свое поверье. Например, эльфы хотят, чтобы душа немного привыкла к земле и растениям, поэтому закапывают тело. В земле плоть растворяется бесследно, остаются только кости. Они всегда остаются. К тому же есть вероятность, что древо Жизни учтет слабую привязанность души к стихиям, и тогда эльф снова родится эльфом. Виксарты верят, что только пламя полезно для души. Оно очищает оставшуюся скверну, наделяет душу силой огня, и душа оставляет эту силу Древу Жизни. А как быть с теми, кто умер вдали от тех, кто мог бы помочь с отделением души от плоти?

– И птица Солнца помогает им, – поняла я веру фадрагосцев. – А на севере? Эти птицы любят тепло.

– Северные земли прокляты, но… – Он склонился ко мне и заговорил тише: – Мне кажется, там милосердие проявляют волки. Только не вздумай повторять мое предположение. Знай, что любые холодные и дождливые земли находятся в немилости Солнца, но у последних хотя бы есть защита и слепая любовь Шиллиар, – ответил Кейел и вздохнул тяжело. – Аня, тебе нужно все это выучить.

Я поджала губы и едва удержалась, чтобы не отвернуться от Кейела, однако спросила:

– Ты и вправду веришь, что у меня есть будущее после всего, что случилось?

– Мы избавимся от ведьмы, а затем…

– Энраилл убьют меня, Кейел.

– Волтуар… – Он замолчал, словно подавился воздухом, и только поэтому я не сбросила тяжелую руку с плеча, как собиралась сделать. Хмурость и печаль в глазах старили Кейела, напоминали о том, что ему тоже нелегко. – Мы что‑нибудь придумаем.

Вольный сам перестал обнимать. Убирая руку, лишь сжал на мгновение плечо, а затем погладил спину. Глядя себе под ноги, ускорил шаг, будто убегал не столько от разговора, сколько от меня. Или от вины?..

– Опять поругались?

Я растерялась. И пары секунд не пробыла в одиночестве, как меня обступила любопытная троица.

– Нет.

Роми посмотрел на меня с подозрением.

– Отстань, рогатый, – пробормотала, – не поругалисьмы.

Ив подхватила меня под руку.

– Кейел разрешил рассказать о балкоре мудрецам, но мы подумали, что с ними можно поторговаться.

– Хитрая эльфийка, – отозвалась Елрех из‑за плеча Роми. Она вышла чуть вперед и высоко подняла голову, – не присваивай заслуги. Это я придумала.

Я заинтересовалась:

– Что придумала?

– Слышите? – Ив резко остановилась. Уши ее несколько раз дернулись и застыли. Губы беззвучно произнесли: – Рокот.

– Кейел! – позвала я.

Вольный обернулся, заметил, что мы окружили взволнованную Ив и быстро направился к нам. Остановился напротив эльфийки; его голос прозвучал требовательно:

– Что ты слышишь?

Ив подняла синие глаза на него. Помолчала немного. Вдохнула глубоко, облизала губы и выдохнула:

– Скалы падают, сталкиваются и шипят. Беспрерывно шипят.

– Как далеко?

Она покачала головой.

– Скоро вы сами его услышите.

– Его? – Я шагнула к ней. – Монстра?

Ив повернула ко мне голову, но испуганным взглядом крепко приклеилась к нашему пути. Она сглотнула и кивнула.

Мы шли молча. Я прислушивалась, но никак не могла расслышать никакого грохота. Только падение камней от неосторожных движений птиц и хлопанье крыльев. Однажды под ногами промчалась обнаглевшая ящерка. В другое время позади играючи грызлись Тодж и Феррари. Напряжение росло лишь от вида ребят: Роми и Елрех мрачнели. Наконец, спустя, может быть, час‑полтора, я услышала первый далекий грохот. И вправду возникло ощущение, будто гремели скалы или разнесся раскатистый гром, но как‑то… утробно. Неприятный холодок пронесся вдоль позвоночника, пошевелил волоски на затылке.

Кейел снова поравнялся со мной, а в какой‑то момент, когда грохот стал различимей, взял меня за руку.

– Он будто дышит так, – заметила Елрех, следуя за нами.

Только страху нагнала…

Я все еще не теряла надежды, что это не монстр. Вспоминала Землю, где периодический грохот можно было услышать в цехах. Пусть и не такой странный, но громкий и с равными интервалами. Конечно, в Фадрагосе заводов еще не строили, но мельницы в прошлом регионе я видела. Лопасти ловили ветер и, прокручиваясь, шумели отрывисто. Может быть…

Грохот раздался снова, ближе, и вместе с ним что‑то дрогнуло в груди, оборвало мысль. Удалось расслышать все то, о чем говорила Ив: размеренное шипение перешло в скрежетание, и будто сами горы резко выдохнули, позволили чему‑то столкнуться, взорваться… Эхо разносило отголоски взрыва, затихало, и снова оставалось только громкое шипение.

Каких же размеров должно быть нечто, чтобы издавать такой звук? Или мы просто слишком близко подошли к источнику?

Ребята упоминали еще одну деталь, которая перечеркивала все мои радужные предположения – отсюда никто не возвращался.

Я попробовала успокоить и себя, и остальных:

– Похоже водопад шумит.

Кейел сжал мою руку крепче и покачал головой.

– Никогда не позволяй себе расслабиться в таких местах.

С каждым нашим шагом рокот набирал силу, и вскоре мы замедлились. Услышать врага при нападении при всем желании не получилось бы. Мы озирались, вглядываясь в тени валунов, пещер, нередких расселин. Не забывали и про скалы, вдруг опустевшие от птиц. Тодж и Феррари тоже вели себя непривычно. Радужный ящер первое время ластился к Кейелу и порывался развернуть его обратно. Прикусывал куртку в районе плеча и тащил назад, пока Вольный не пригрозил ему. Феррари жалась к горячей земле и едва ли не ползала у нас под ногами. Звери боялись этого места.

Первые зеркальные кристаллы взбудоражили воспоминания.

– Это они? – громко уточнил Кейел, стараясь перекричать шипение. – Их ты видела?

Я закивала.

Одинокое многогранное зеркало росло из‑под земли и размером едва ли достигало метра. В каждой грани отражался кусочек мира: рыжая, выпаленная солнцем и покрытая трещинами земля; кустарник без листьев, но с впечатляющими шипами; ясное небо и мы, немного уменьшенные.

Вскоре говорить стало почти невозможно. Шипение разносилось над ущельем, вынуждая повышать голос до хрипоты. А во время неясного грома, казалось, что трясется даже сердце, и слегка закладывало уши. Кристаллы попадались на пути все чаще и чаще, и пугала мысль, что совсем скоро мы упремся в тупик из них, или заблудимся в лабиринте зеркал. Но в центре ущелья они росли в меньшем количестве, чем вдоль его стен, и это обнадеживало.

Кейел рассказывал накануне, что благодаря виксартам, раутхут – эти самые кристаллы, – давно обзавелись названием. Тощая раса почитала их за твердость, превышающую алмазную. Их добывали с невероятным трудом, а обработка была еще сложнее. О них даже бытовала легенда о сильном человеческом воине, который хотел создать из раутхута неповторимое оружие и войти в историю. Он и вошел, но безымянным примером глупости. Человек потратил всю молодость и силу на изготовление самого твердого и острого меча во всем Фадрагосе, и в первом же ночном бою рассек им многих васовергов и виксартов, а затем поднялось солнце… Сияние меча ослепило хозяина – оружие обернулось против него. Тогда виксарты и решили, что кристалл обладает живой силой и мстительным характером. С тех пор устойчивый к разрушению материал используют только как некоторые инструменты или украшения.

Роми объяснил все гораздо проще: раутхут – слишком дорогой в добыче и бесполезный в быту.

К полудню поднялся ветер, но облегчения не принес, лишь поднимал песок и знойный воздух от земли. Мы любовались разнообразием отражений в многочисленных кристаллах и привыкли к несмолкающему рокоту скал. По‑прежнему высматривали врага, вели себя осторожно, но страх отпустил даже Ив. Только теперь она постоянно морщилась и иногда закрывала уши ладонями. Выдержит ли, если шум будет расти и дальше?

Я брела устало и наблюдала за своей тенью. Вспоминала Десиена и размышляла о реликвиях. Зачем я смотрю чужие воспоминания, если не останусь тут? Глупая…

Сердце ухнуло.

Кейел резко выставил руку, преграждая путь и пугая. По центру ущелья высилась огромная скала из раутхута. Центральный кристалл выпирал ввысь особенно заметно – чтобы посмотреть на его вершину, приходилось задирать голову, – но повода для осторожности он не подавал. Ребята тоже хмурились, приглядывались, но, судя по взглядам, не понимали причины остановки. Опять загрохотали скалы, и я почистила пальцем ухо. Такими темпами скоро оглохнем. Выбираться отсюда надо как можно быстрее.

Только выдохнула облегченно и потянулась к бурдюку, как обратила внимание на Феррари и застыла. Припадая к земле, она выползла вперед. Уставилась на огромную зеркальную скалу и мелкие завалы у ее подножия, раскрыла капюшон и упреждающе затрясла им. Если она и шипела, то услышать ее мы не могли. От резкого разворота лиертахона, я вздрогнула. Феррари толкаясь промчалась у нас в ногах и спряталась за Тоджем.

Среди зеркал показалось что‑то странное – отражения двигались. Плавно, с грацией кошки, часть скалы отделилась и выступила чуть в сторону. Несмотря на утонченность шага, зверь с зеркальной кожей казался тяжелым и нерасторопным. Наверное, телом он напоминал гигантского медведя, но оценить в полной мере мешало отражение ущелья на нем. А вот голова была тупорылой, безухой и с мелкими, глубоко посаженными черными глазами.

Я приросла к земле. Во рту пересохло, а сердце билось с трудом. Значит, слухи правдивы. Вспотевшей ладонью нащупала рукоять кинжала, вот только… Разве кинжал поможет? Всего лишь зубочистка для монстра.

Кейел опустил сумку на землю и направился к Тоджу.

Дыхание перехватило. Я неосознанно шагнула следом за Вольным, посмотрела на его руку, спрятанную в перчатке. Потянулась к ней. Хотела взяться за длинные пальцы, сжать их и увести Кейела отсюда. Сбежать с ним. Зажмурилась, стискивая кулак. Нужно верить в нас. Нужно верить.

К тому же вам некуда возвращаться, Аня.

На плечо легла тяжесть, и я обернулась. Хмурый Роми посмотрел мне в глаза, и его уверенность во взоре немного успокоила. Он склонился и едва ли не прокричал:

– Не подведи, глупая человечка.

Твердо кивнул и поспешил к Елрех.

Кейел освободил Тоджа от сумок и свертков покрывал, но седло на нем оставил. Оглянулся на меня, и я не смогла разобраться, что затаилось в теплых глазах. Захотелось рассмотреть ближе, налюбоваться вдоволь. Приободряющая улыбка с заметным трудом появилась на его лице; ветер потрепал темно‑русые волосы. Вдруг не будет больше возможности признаться ему еще раз…

Я не выдержала и шагнула к Кейелу, но он мгновенно сорвался с места, не позволяя мне подойти. В груди вновь все оборвалось.

Почему не хочет попрощаться? А если…

Он поступает правильно, Аня. Не думай об этом.

– Не думай…

Я ухватилась за рукоять кинжала и снова посмотрела на огромную тварь. Зеркальная кожа поймала луч солнца и отразила его, ослепила. Пришлось прищуриться. Что если кожа так же крепка, как и кристаллы? И если умру сегодня, заберет ли мою душу Солнце? Примет ли древо Жизни душу чужого мира?

Окинула взглядом скалы и внезапный страх окатил с ног до головы; его сила оказалась в разы сильнее, чем страх, внушаемый видом монстра. Питается ли монстр мясом? Ведь стервятники не прилетят в это место за нами… Сердце заколотилось при воспоминании ночных охотников из региона Ночной смерти. Я не хочу стать призраком и не хочу превратиться в жадное чудовище.

Тряхнула головой, отгоняя дурацкие, но навязчивые мысли, и последовала за ребятами.

Ив осталась возле сумок и листала записи, словно искала в них подсказку о том, как убить чудовище. Роми, Кейел и Елрех разделились и обступали гигантского зеркального зверя с трех сторон. Он не спешил нападать, но присматривался, расхаживая по свободной площади широкого ущелья. Принюхался к стороне, откуда подступал Роми, натягивая тетиву. Повернув голову к Елрех, крепко сжимающей костяной кинжал, облизался. Наконец уставился на Кейела, удерживающего меч острием вниз и медленно наступающего. Зверь оскалился, демонстрируя черную десну и острые зубы; по зеркальным клыкам стекала слюна.

Феррари и Тодж метались по разным сторонам ущелья, у раутхутов, облепивших подножия отвесных стен. Они будто не могли выбрать: поддержать хозяев в бою или отказаться от безумного боя. Инстинкт гнал их прочь и заражал паникой меня. Я глянула на Ив, сидящую на коленях, и, поборов душевное смятение, последовала ее примеру. Далеко отходить не стала. Опустилась на землю и стянула перчатку. И как использовать силу Единства в этом бою? Поможет ли она?

Наверное, стоит понаблюдать за тварью, прежде чем что‑то предпринимать.

Тварь прильнула к земле, словно примеривалась для прыжка, но прыгать не спешила. Все же чуть покатое тело явно не обладало той гибкостью, которое мерещилось в походке, а передние лапы вовсе напоминали руки и были заметно длиннее. Я пыталась вспомнить животное, походившее на этого зверя, но безуспешно. Возможно, что‑то между гориллой и медведем, но размеры… И вновь пришлось бороться с волной страха. Сколько весит необычайный зверь? Слон, наверняка, без особой сложности пройдет под его брюхом.

– У страха глаза велики, – напомнила себе полушепотом, утонувшем в шуме.

Монстр набычился, угрожающе раскрыл пасть и, возможно, прорычал, но в этот же миг по земле прошла еле ощутимая дрожь, и отовсюду грянул гром. Прокатился эхом по ущелью, и стал медленно растворяться в камнях.

Елрех вела себя не менее странно, чем зверь: широко расставив ноги и раскинув руки, перекатывалась с ноги на ногу. Вскоре я поняла, что она пытается уловить темп движения монстра, подстроится под его скорость. Кейел не поднимал меча. Напротив, двигаясь боком относительно зверя, он отводил руку с мечом назад. Переступал с ноги на ногу неспешно и чуть склонял голову к груди. Роми, находившийся гораздо дальше, двигался так же, но иногда менял положение лука, будто примеривался к одному единственному выстрелу.

Зверь опять прильнул к земле, мягко потоптался задними лапами – и снова отказался от прыжка. Не испугав обманными движениями противников, выпрямился и лениво шагнул к Роми. При каждом его движении перекатывались выразительные мышцы, и зеркальная кожа пленила все новое и новое отражение. От каждого шага поднималась пыль, но ветер сразу развевал ее.

Тварь плавно сменила направление в сторону Елрех. Она будто присматривалась к предложенным блюдам, не зная, с какого начать трапезу.

Гром снова легонько тряхнул землю.

Я стерла рукавом пот со лба, потом отцепила от пояса бурдюк. Вода может разлиться во время боя, а она тут еще точно понадобится. Если выживем… Приложила ладонь к горячей земле, надеясь, что Единство подскажет, что делать. Помня многие легенды, боялась нападать первой, но сердце сжималось при виде, как тварь приближается к каждому из ребят поочередно. Мрачные мысли толкали поспешить и испепелить врага.

Роми поднял руку. Дождался, когда на него обратят внимание, и указал на свое отражение в монстре. Я задержала дыхание, присматриваясь. Мощное тело монстра вновь двинулось, поймало солнечный свет, и блик разбежался по множеству зеркал. Ослепил до рези в глазах. Я перевела взгляд на Кейела, отраженного в злобной морде зверя, и заметила, на что указывал Роми. Рябь. Отражения ребят покрывались рябью, будто превращались в лужу во время дождя.

Елрех нагнулась, подняла увесистый камень. Подкинула его на ладони, оценивая тяжесть, и бросила в тварь. Камень ударился о зеркальную поверхность, отскочил и упал. Тварь замерла.

Медленно повернула большую голову к Елрех и показала клыки в оскале. Низкое утробное рычание пересилило‑таки неизвестное шипение. Роми не стал ждать, когда зверь набросится на Елрех, – пустил стрелу в рябь. Она исчезла в зеркале, будто в воду нырнула. Кейел свистнул. Отбросив меч, замахал руками. Роми отскочил, но стрела, вылетевшая у него за спиной, успела зацепить рукав куртки и оставить в нем дыру.

Ив упала на землю рядом со мной, вырвала меня из оцепенения.

– Это и есть отражение скверны! – крикнула она.

Я нахмурилась, отдернула руку от земли. Кажется, песок обжег ладонь.

Ив продолжила:

– Если они будут ударять по своему отражению, то убьют себя!

– И что делать? – Грохочущий гром сожрал мой крик. Ветер швырнул песок в лицо.

Но Ив поняла вопрос. Она пожала плечами и отвела взгляд; пухлые губы превратились в тонкую бледную полоску, а между черных бровей залегла глубокая морщина.

– Замечательно! – Я фыркнула, хватаясь за голову. Злость взметнулась, оттесняя страх и подогнав призвать Ксанджей. Внутреннее пламя ненависти взвилось, притупило жар вокруг, но мне удалось осадить его, приструнить.

В этот же миг тварь размахнулась длинной передней лапой, растопыривая ее словно руку. Она летела в Роми и Кейела, но они проворно отступили. Елрех, зажатая между монстром и стеной из острых кристаллов, отпрыгнула. Едва не напоролась на мелкие раутхуты, но, чуть повернувшись и припав на колено, избежала падения на них.

Роми воспользовался тем, что монстр отвлечен и, наконец‑то, пустил стрелу. Она летела в глаз зверю, но тот попросту отвернулся. Стрела разломалась в щепки о крепкую кожу‑броню.

Зверь повел головой из стороны в сторону, переступая с лапы на лапу, а затем поднял переднюю. Обрушил мощным ударом на землю. Пыль взметнулась плотным облаком. Поглотила зверя почти с головой, накрыла ребят, но вскоре они выбежали на просвет. Откашливаясь, немного приблизились к нам с Ив. Ящеры вовсе замерли у нас за спинами.

Рокот, будто по расписанию, разнесся над головой.

Зверь склонился к земле, исчезая в поднятой пыли. Насторожил и испугал. Что собирается делать?

Ветер немного развеял плотную взвесь песка. И в ней мелькнула тень скалы, и сразу после засияло солнце. Зверь все же прыгнул. Кейела отбросило волной плотного воздуха – сорвало с места за доли секунды до того, как монстр продавил лапой землю на этом участке. Она встряхнулась, просела под тяжестью, покрылась трещинами. И снова все проглотила пыль, вынуждая ребят отступать еще дальше.

Я глянула на Роми с опаской, вспоминая, как в прошлый раз он, обратившись к духу‑покровителю, едва не умер. Сейчас он вытянул Кейела, но пока еще выглядел бодрым. Мазнув взглядом по Кейелу, я больше не смогла удерживать силу, жгущую нутро. По ощущениям пламя охватило меня целиком, встряхнуло. Сила прокатилась дрожью по телу и выплеснулась. Тварь вспыхнула в ослепляющих искрах. Они смешивались с пылью и песком, выжигали и их – все, чего касались. Плотно облепили зверя, взвились жадным пламенем, ослепительно вспыхнули. Вскоре, подхваченные легким ветром, взлетели к небу. Остатки скатились по зеркалам… полностью невредимым.

Зверь недовольно зарычал.

Я выдохнула; холодный пот прошиб спину, руки тряслись. Треть силы Единства была потрачена напрасно.

Под очередной раскат Кейел поднялся с земли, отыскал меч неподалеку, пригнулся, выставляя его в сторону. Наблюдая за тварью, он злобно оскалился. Роми снова пустил стрелу; она стремительно достигла цели и разломалась. Елрех бросила в тварь флакон яда. Он разбился о морду – фиолетовое облако взмыло вокруг нее, окутало. Зверь чихнул – раздул облако, рассеял. И не пострадал.

С пересохших губ сорвался шепот, пропитанный искренностью:

– Духи Фадрагоса, помогите нам.

Кейел, высматривая уязвимые места, подбирался к врагу ближе. Я прислушивалась к внутренним силам и не знала, чем помочь. Мысли метались от одного знания о Фадрагосе к другому, но ответы не находились. Феррари вернулась ко мне, боднулась в плечо, проворковала на самое ухо, лизнула шею, лицо. Уговаривала убраться отсюда. Я с раздражением отпихнула ее морду и снова сосредоточилась над тем, что происходило в двадцати метрах от меня.

Ребята и тварь кружили… Зверь вновь и вновь ударял по земле, поднимая пыль, но с меньшим энтузиазмом. Земля мелко дрожала, но от ударов этого зверя или чего‑то более страшного, поджидающего впереди, я до сих пор не разобралась. Кажется, все смешалось в кучу.

От очередного удара я вскрикнула и поднялась на коленях. Кейел едва пригнулся, пропустив лапу над самой головой. Я выдохнула. Но расслабилась слишком рано. Зверь промазал по Кейелу, но лапа промчалась дальше. Роми, стараясь попасть в глаз, отпустил тетиву слишком поздно. Он отскочил и оступился. Упал.

И зверь заметил.

На полном размахе он изменил положение лапы, поднимая ее выше, а затем, вытянувшись коренастым телом, направил ее вниз, плашмя, прямо на Роми. Вольный не успевал подняться. Отражения на коже мешали точно оценивать маневры монстра и вносили много путаницы, поэтому ориентируясь по тени, опережающей удар, я оттолкнулась и бросилась к Вольному.

Огромная тень мчалась.

Елрех закричала. Я опоздала.

Кейел проскочил в последний миг и вытолкнул Роми. Страх перехватил мое горло. По вискам будто ударили, в тот же момент, когда лапа обрушилась на землю. Голова пошла кругом.

Из облака пыли показался Роми. Он откатился, стал отползать, вглядываясь в плотную взвесь. Где Кейел?..

Губы задрожали, в груди засаднило.

Лапа оторвалась, порывистым движением развеяла рыжую дымку. Пусто.

Я мгновенно обернулась и едва не повалилась на ватных ногах. Невредимый Кейел примеривался к задней лапе монстра. Я нахмурилась – что он делает? Он замахнулся мечом и рубанул по своему отражению, вновь заставляя сердце замереть. Ненадолго. Очередная копия растаяла в воздухе. Сам Кейел обнаружился перед мордой твари. Он все еще присматривался к зверю и сжимал меч, но только кривился сильнее. Злился.

Мое сердце колотилось в горле, заглушало гулким стуком даже рокот.

Елрех, вытащив из небольшого мешочка новый флакон, вытерла пот со лба. Откупорила крышку и гневно поджав губы, разбежалась и швырнула зелье в морду зверю. Он среагировал мгновенно. Перехватил флакон пастью на лету и потряс головой, окрашивая воздух вокруг себя бурым цветом. Кейел отскочил, прикрывая лицо. Бросая осуждающие взгляды на Елрех, очертил широкими шагами круг, будто занимал время, пока развеется отрава.

Какой бы яд ни проглотила тварь, результата не было…

Стоя неподалеку от брюха монстра и разглядывая рябь своего отражения, я вспоминала и искала в знаниях подсказку. Наша скверна отражается в монстре и позволяет навредить себе – этот слух точно пустили Энраилл. Они, тоже лишаясь Единства и своих масштабных сил, не могли создать что‑то бессмертное, или хотя бы непобедимое. Лазейка должна быть! Прямо тут должна быть!

Очередной рев оглушил, но сразу утонул в гулком рокоте. Пыль забивала нос, царапала горло, мешала дышать и видеть. Ветер едва ли справлялся с ней, разгоняя совсем медленно. Тварь, прижавшись к земле, попятилась. Отступает?

Облегчение улетучилось сразу же, как только тварь остановилась, глядя на Елрех, и пригнулась ниже. Разгоняется…

– Беги! – крикнула я, но Елрех, стоящая вдали не могла разобрать даже короткого слова.

Зверь понесся, склоняя голову для тарана и набирая скорость.

К счастью, Елрех быстро сама поняла его намерения. Вот только вместо того, чтобы убегать к тому же Тоджу, который мог бы унести ее подальше, она полезла в гущу кристаллов. Карабкалась и перепрыгивала через них быстро, ловко, и вскоре забралась глубже, ближе к стене ущелья. Топот грузного монстра ощущался вибрацией земли под ногами. Я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Проследовала немного за зверем, наблюдая за фигурой Елрех. Хотелось опередить тварь и оказаться рядом с фангрой. Я переступала с ноги на ногу, едва удерживая себя от глупого желания быть рядом с ней. Мы можем погибнуть обе.

Монстр достиг цели. Столкнулся с кристаллами. Раздался скрежет. Громкий скрип, проверяющий нервы на крепость. Будто ножом по стеклу… Тварь отшатнулась, оступилась, но все еще упрямо давила на кристаллы. Скрежет продолжал испытывать терпение. Заткнув уши, я кривилась. Пусть бы прямо сейчас раздался гром!

Наконец, тварь ослабила нажим. Родилась глупая надежда: вдруг монстр обернется и выяснится, что у него разбита морда. Когда он отступил и стал медленно разворачиваться, я затаилась. Он повернулся – пустые надежды не оправдались.

Абсолютно здоровый зверь, облизываясь и истекая слюной, обнюхал кристаллы. Затем попытался просунуть лапу между ними, но такой же твердой кожей цеплялся за их грани. Кажется, он собирался достать Елрех.

– И как тебя, черт возьми, победить?

Стрелять бесполезно. Удары проходят только по отражению.

Я облизала пересохшие губы, языком собирая с них песок.

– Уйди отсюда! – Ромиар подбежал ко мне и толкнул в плечо. – Иди к Ив! Если что, уезжайте!

В желтых глазах застыла злость, из разбитой губы сочилась кровь, серая кожа, белые растрепанные волосы и одежда покрылись пылью. Я послушно шагнула в сторону, но голос Кейела остановил. Он пробовал отвлечь тварь, пока Елрех выбиралась из западни с острыми гранями, в которую сама же угодила. Она показалась в нескольких отражениях, изрезанная, раненная, окровавленная.

Ромиар, позабыв обо мне, растерянно отступил и вскинул лук. Стрелы посыпались в тварь одна за другой. И она‑таки развернулась, зарычала и бросилась к нам. Я судорожно выдохнула, задирая голову все выше и выше. Неотрывно глядя на огромную морду твари, вытирала вспотевшие ладони о штаны. Мысли из головы улетучились. Раскатистый гром оглушил и подстегнул к бегству. В последний момент мы с Роми разделились – ввели тварь в заблуждение. Но она быстро определилась с целью, повернувшись ко мне спиной и следуя за Роми.

Ноги ослабли и не удержали. Да, не дракон, но… Вблизи, казалось, что я смотрю на себя в огромное живое зеркало. Оно было гибким, и будто состояло из ртути. Всего лишь вытянуть руку – и я коснусь своего отражения, покрытого рябью. Может ли там крыться подсказка?

Тварь отступила на полшага, и я отпрянула от нее, мигом отказавшись от идеи. Большие когти взрыхлили сухую землю, но полшага вперед – и под весом монстра почва мгновенно была утрамбована. Несколько булыжников полностью погрузились в нее, а некоторые были раздавлены.

Лапа резко двинулась в мою сторону – тварь отступала. Я попятилась, но споткнулась. Упав, начала отползать. Отражение надвигалось слишком быстро. Раздавит. Твердая плоть мазнула по носку моего сапога – я улеглась на спину. Меня накрыла плотная тень, и я несколько раз крутанулась вбок. Тень немного посветлела – я прижалась животом к земле, и поняла, что, растерявшись, совершила ошибку. Брюхо твари нависало ровно надо мной. Ее шаг влево, шаг вправо – моя смерть.

Щеку обожгла земля, ужалили раскаленные камешки. От горячего пыльного воздуха засвербило в носу. Я не видела ребят, но понимала, что они молчат и бездействуют. Краем глаза наблюдала за отражением, нависающим надо мною: земля двигалась и, наконец, ее сменило небо. Вот только легче не стало… Волосы тронуло смрадное дыхание. Утробный рык едва коснулся слуха, но я ощущала его кожей. Зажмурившись, прижалась к земле теснее и призвала силу. Она послушно показала окружение.

Кейел выставлял руку вперед, будто успокаивал ребят, призывал их к тишине. Он ступал боком, следил за мной и чудовищем. Духи не показывали выражение его лица и мелкие детали, но я четко уловила, как он вскинул руку. Почувствовала: он собирается крикнуть, видимо, надеясь, что услышу. Я оттолкнулась от земли в то же мгновение, когда Ромиар выпустил стрелу, Елрех бросила камень, а Кейел призвал к бегству.

Меня подгонял страх. Казалось, тварь дышит в спину. Но уже вскоре, добежав до ближайшей скалы, я остановилась и обернулась. Вызволив меня, троица продолжила изнурительный бой. Кейел снова раздвоился и, пытаясь не навредить своему отражению, пробовал успеть нанести удар по ряби. Но меч раз за разом скользил по крепкой броне. Безрезультатно.

Ив… Разбросанные записи были прижаты камнями. Вот только исследовательница больше не читала их. Повернувшись к солнцу лицом, она сидела на коленях, подставляла раскрытые ладони свету и беспрерывно шевелила губами. Ив молилась.

Я вспомнила темного духа, спрятанного во мне. Сидя на горячей земле, тяжело дыша и кусая губы до крови, потянула его поводок.

– На каждое зло найдется еще большее…

Быть может, повезет, и мое зло поможет нам победить. Вот только дух, отдающий смертью, резко вырвал поводок из‑под контроля и затих. Я попыталась еще раз, но он отказал.

Мне нечего предложить ему. Некого убить и принести в жертву.

– Урод! – выплюнула в пустоту перед собой, сжимая кулаки.

Елрех отвлекла от злости. Измученная зноем, боем и многочисленными порезами, она неосмотрительно подбежала к монстру слишком близко. Он резко обернулся, размахивая лапой. Уклоняясь, Елрех пришлось оттолкнуться острием кинжала от зеркальной кожи. Она попала в отражение… Запрокинув голову, Елрех выронила оружие, схватилась за плечо и упала под ноги зверю. Белые волосы закрыли ее лицо; кинжал, испачканный в синей крови, затерялся в песке.

Я опять поднялась и встала наизготовку. Сжала кулаки, удерживая себя на месте, словно у линии старта. Опасаясь в очередной раз помешать Вольным, не смела бросаться в бой опрометчиво. Чудовище заревело, ударило по земле в непосредственной близости от Елрех, заставляя вздрогнуть. Пот вновь прошиб тело, страх сильнее сжал в невидимые тиски. Облако пыли заслонило отползающую Елрех. Я судорожно выдохнула, расшатываясь и нетерпеливо ожидая малейшего знака от ребят.

Кейел вновь ударил мечом, отвлекая тварь. Чудовище отступило от Елрех и затравленно огляделось, будто поумнело. Вскоре заметив Ив, одинокую, сидящую в стороне, беспомощную и хрупкую, оно замерло. С интересом присмотрелось к легкой добыче и шагнуло. Один шаг, второй… и третий быстрее. Роми мигом убрал стрелу в колчан и стремглав бросился к Ив. В считанные секунды он обогнал монстра, и тот замедлился. Через пару шагов остановился вовсе. Проводив взором юркого беловолосого шан’ниэрда, обернулся.

Кейел, воткнув меч в землю, помогал подняться тяжело раненной Елрех.

В горле першило от сухости, и я понимала, что не смогу перекричать очередной рокот. Взглядом наткнулась на камень под ногами, потянулась к нему, бормоча под нос как заведенная:

– Духи Фадрагоса, помогите нам, не отворачивайтесь, не бросайте. Духи Фадрагоса, помогите нам, не отворачивайтесь, не бросайте. Духи Фадрагоса…

Тяжелый камень обжигал ладонь и едва помещался в ней. Разбежавшись, я занесла руку над головой и швырнула камень в тварь. Плечо отозвалось болью. Булыжник долетел и угодил в квадратную челюсть, но все равно не отвлек. Я замахала руками и стала высматривать, чем бросить еще. Но монстр не обращал на меня внимания, словно и вправду поумнел. Он оттолкнулся, и в считанные секунды сократил расстояние между собой и ребятами. Кейел в последний момент заметил воздетую лапу. С силой оттолкнул Елрех, попытался отскочить. Удар наотмашь зацепил его и подбросил в воздух, словно тряпичную куклу. Вольный пролетел с десяток метров и ударился спиной о зеркальные кристаллы, а затем с огромной высоты упал на землю. Лежа вниз лицом, он больше не шевелился.

Копия ведь? Исчезни! Давай же…

– Духи Фадрагоса, помогите нам, не отворачивайтесь, не бросайте…

Я пошатнулась, сипло втянула неимоверно тяжелый и какой‑то приторный воздух. Тошнота поднялась к горлу, холод сковал легкие. Это должна быть копия. Точно она!

Ногти впечатались в ладони. Крик разодрал горло:

– Растай уже!

Сквозь пелену подступивших слез и головокружение я рассматривала часть ущелья. Взгляд цеплялся за раненную Елрех, за Ромиара, кажется, сломленного, опустившего лук, за монстра, за наших зверей, за Ив…

Кейела не было.

Я сорвалась с места. Не обращая внимания на окружение, добежала до него. Упала на колени перед ним. Его телом. Опасаясь трогать и разглядывать пристальней, дрожащими руками все же убрала влажные волосы с мокрого виска. Не нашла смелости посмотреть на лицо. Осторожно обхватила запястье, боялась сжать руку, поэтому едва нащупала пульс. Слабый? Нет. Бьется странно бойко. Стучит, стучит быстро.

– Куда спешишь? – прошептала. – Куда боишься опоздать?

За смертью не гонятся, Кейел.

– Глупый Вольный…

Слезы застелили глаза плотнее, пощекотали щеки. Я зажмурилась, скривилась. В груди разболелось, сдавило и скрутило. Я заставила себя втянуть горячий пыльный воздух носом и так же с трудом выпустила его. И еще раз. Истерика отпускала. Я открыла глаза. Куртка Кейела на спине была разорвана, и виднеющаяся рубашка быстро напитывалась кровью. Кристаллы оставили порезы, глубокие… страшные.

– Осколков точно не осталось.

И снова скривилась, удерживая рык – под Вольным набегали струйки крови, мешались с песком. Я подняла глаза, стараясь отвлечься и заглушить безумный гнев – он только мешает здравомыслию, – встретилась со своим отражением. Бледная, пыльная, чумазая, с седыми волосами и перекошенным лицом. Злобная старуха!

Сердце рвалось в клочья.

Взгляд привлекло движение пейзажа в кристаллах. Скалы и небо покрылись рябью…

Не сумев в безумном хороводе мыслей даже сформировать окончательно догадку, я зарычала дико. Закричала коротко. Нащупала кинжал. Гонимая местью, вскочила, приблизилась к кристаллу, но рябь исчезла – на ее месте появилось отражение молодой бесполезной старухи.

Не загораживай!

Не двигаясь с места и выискивая врага в отражении, склонилась, сгорбилась. Заметив рябь неба, метнула кинжал в нужный кристалл. И словно сотня зеркал разбилась за спиной. Вопль твари разнес сладость удовольствия по телу, немного утолил жажду мести.

Я обернулась. Кусок плоти обнажился на задней лапе твари. На буром куске мяса повисли осколки, тянулись сухожилия, бежали тонкие вены с темной кровью.

Я спущу ее. Не оставлю ни капли жизни.

Белое движение немного вырвало меня из свирепого безумия. Елрех, зажимая рану, сидела за крупным валуном. Она выглянула из укрытия, но стиснув клыки, сразу же спряталась обратно. А вот Роми, вскинув лук, стал медленно подступать к твари. Кажется, он не следил за мной, поэтому и не разобрался, откуда появилась брешь.

Я проводила взглядом рябь по другим кристаллам.

Тварь можно убить. Она не бессмертная.

Все мы смертные.

Кейел…

Сердце вздрогнуло. Засаднило, напоминая, что я человек.

– Айссия, прошу тебя помоги. Не отворачивайся от меня, – пробормотала, опуская голову.

Кейел умирал у моих ног.

Нельзя рисковать им, тварь нужно увести подальше от него.

Я отступала шаг за шагом. Вытерла мокрые щеки ладонью, поморщилась. С трудом заставила себя отвернуться от распластанного тела и сразу бросилась к монстру. Страх напомнил о себе, но я пробежала перед самой мордой чудовища. Наглея нагнулась еще за одним камнем.

Тварь последовала за мной; ее топот ощущался дрожью земли, дыхание – смрадом.

Я затормозила резко. Не оглядываясь, отступила в сторону – мир, отраженный в монстре, попал в большой кристалл, и он покрылся рябью. Я со злостью швырнула камень. Отскочила. Упала и проехалась на животе. Рукой зацепила крохотный кристалл, разодрала запястье. Сразу же приподнялась и осмотрелась.

Тварь не успела остановиться и со звоном влетела в острые грани. Теперь шатаясь отступала. По разорванной морде струилась кровь, заливала мелкие глаза, стекала в пасть. Упираясь руками и медленно поднимаясь, я хотела расхохотаться монстру «в лицо». И когда он, склонив голову к земле, уставился на меня, я улыбнулась. Сплюнула на землю, но песок все равно продолжил хрустеть на зубах.

– Иди к черту, тварь.

Кровь кипела в венах. Меня трясло, словно в лихорадке, в ушах стучало, но не от усталости – я упивалась страданием врага.

Уже приготовилась опять бежать, но раздался очередной звон. Тварь завопила.

Ромиар стоял по центру ущелья и высматривал новые кристаллы. Не теряя ни секунды, пустил стрелу. Она прошла под моим подбородком, заставив сердце екнуть. Но меткий выстрел обнажил грудь твари. Я прикрыла лицо предплечьем от разлетающихся во все стороны осколков. Стрела, прошедшая через две зеркальные поверхности, вонзилась в землю у моей ноги.

Хорошая новость – я найду свой кинжал…

Медленно отползая, нащупала еще один камень. Стрелы Ромиара уже кусали плоть твари, но не наносили существенного вреда. Ящеры, почуяв слабость и кровь противника, стали кружить вокруг него. Присматривались к острым граням испорченной брони и явно опасались пострадать от них. Я привстала на одно колено и окинула взглядом ближайшие кристаллы. Заметив рябь, кинула камень. Стекла осыпались, оголяя заднюю лапу монстра. Феррари с визгом отскочила, едва не попав под раздачу. Я посмотрела в сторону Кейела – сердце сжалось. Если промедлю, он умрет.

– А может, ты уже опоздала. Что будешь делать, неудачница? Разревешься и забьешься в уголок?

Тряхнула головой. Прошептала:

– Не говори с собой. Это болезнь.

Отгоняя плохие мысли, стала высматривать меч, но не могла отыскать его в поднятой пыли.

Феррари справилась без моего вмешательства. Сообразительная девчонка юркнула возле монстра и хлестнула хвостом по задней лапе. Кровь мгновенно заструилась по мясу; монстр присел, будто от подножки.

Раздался звон с другой стороны. Там Ив кралась к Елрех, сжимая сумку в руке. Она же, бросив камень, и разбила очередной кусок брони.

Феррари не теряла времени – ударила острым хвостом по второй лапе, а затем прыгнула. Обхватила голень крепко, обвила хвостом намертво и вгрызлась глубоко зубами. Тварь споткнулась, мягко повалилась наземь. Феррари ловко переползла, словно змея, совсем не пострадав.

Заметив очередную рябь, я сжала камень и замахнулась, но стрела Роми опередила – оголила глотку монстра. Тодж прыгнул на толстую шею. Цепляясь изогнутым когтем за плоть, не позволял извивающейся твари сбросить себя. Вскарабкался удобнее и вгрызся в глотку. Быстрыми движениями он рвал плоть, словно выкручивал, и сразу же мотал головой, отбрасывая куски. Один укус, второй, третий – кровь брызнула фонтаном. Окатила радужные перья. Тодж отпрыгнул. Все еще рыча на умирающего гиганта, следил за ним. Роми тоже продолжал целиться в него, ожидая, когда он умрет. И только наглая, жестокая Феррари, вонзая зубы, уже утоляла голод.

Я оттолкнулась от земли и, не чувствуя ног, устремилась к неподвижному Кейелу. Добежав, рухнула на колени. Вытащив из ножен второй кинжал, осторожно разрезала куртку Вольного. На миг отвернулась, пережидая охвативший страх, и позволила себе посмотреть в сторону Елрех. Ив раздела ее и обрабатывала глубокую рану. Она тянулась от плеча и углублялась на груди. Елрех, лежа на спине, сжимала кулаки и зубы.

Ив позаботиться о ней.

Набрав полную грудь воздуха, я снова посмотрела на проглядывающую в лохмотьях ткани спину Кейела. Всхлип вырвался. Слезы одолели вместе с горьким тошнотворным комом. Но лишь на секунду. Через секунду от приступа паники не осталось и следа. Я стиснула зубы и заставила себя оценить увиденное: глубокие борозды ран залила кровь, мешала разглядеть… Шумно выдохнула. Позвонки белели под разорванной кожей; кусочки мяса и жира повисли на ее краях.

– Я справлюсь. Я обязана.

Руки дрожали, меня колотило. Я не заметила, когда подошел Роми, лишь услышала над ухом громкий голос:

– Он Вольный! Мы крепкие!

Роми хлопнул меня по плечу и аккуратно обошел Кейела. Бросил сумку Елрех возле него, сел на колени и закрыл глаза. Вскоре воздухом прибил вокруг пыль. Это хорошо. Кейелу бы меньше грязи. А Роми нужно будет поблагодарить. Судя по всему, он узнал состояние Елрех и сразу пришел на подмогу мне.

Первым делом я попыталась воспользоваться силой Единства, но мысли метались, а руки слишком сильно тряслись. Хотелось выть. Сила не слушалась. Было страшно в таком состоянии навредить сильнее, поэтому я последовала совету Роми и стала помогать ему. Над Кейелом мы возились долго. Очищали спину от клочков ткани, ниточек, камешков. Потратили много воды, разорвали запасную рубаху на тряпки, но готовы были отдать последнее. К тому времени Ив справилась с Елрех и даже помогла ей доковылять к нам. Под руководством опытного алхимика, мы начали затягивать раны Вольного чудодейственным медом. Я боялась, что спустя часы работы, не почувствую на смоченном запястье бесценного дыхания. Дыхания, ради которого сама дышу. Но спина Кейела упрямо вздымалась. Слабо, рвано, часто, но он дышал.

– Дыши, родной, – просила я, не замечая, что просьба тонет в рокоте. – Не вздумай сдаваться.

Я говорила с ним, шутила, вспоминая его дурацкие выходки. Не позволяла себе думать, что он меня не слышит. Обещала победить в «кулаках». Обещала многое…

– Я буду обманывать тебя каждую секунду. Будто мне жалко! Чтобы ты знал: я безумно люблю обманывать тебя!

Пальцы машинально продолжали давить мокрую тряпицу, равномерно выжимая из нее капельки разбавленного меда. Они падали в рану и разбавляли желтизной кровь.

Позже сила Айссии охотно отозвалась по первому моему желанию. Приложив ладони к уцелевшим участкам спины Вольного, я закрыла глаза. Первая, к чему потянулась сила, оказалась моя рука, но я не позволила расходовать энергию на ее заживление. Направила силу к Кейелу и опять растерялась. Я не была медиком и многого не понимала. Каким должен быть здоровый организм? А если он перенес сильную нагрузку и удар? Но кусок мяса, толкающий горячую кровь, я знала. Сердце Кейела будто работало вхолостую, но не совсем… Кровь гоняло, но быстро, рывками. А ведь он в отключке… Так и должно быть? И то, что возле сердца находятся два одинаковых легких, я тоже знала. Одинаковых… Сломленные ребра нарушили это условие. Они проткнули легкое, кровь скопилась вокруг него и давила. Что нужно делать?

Я открыла глаза и оторвала руки, будто ошпарилась. Устыдилась и закусила губу.

Глядя на Роми, явно ожидающего от меня волшебства, выкрикнула:

– У него пробито легкое! Я не знаю, что делать!

Еще шаг, еще удар о что‑то незнакомое – я скачусь в истерику. Начну молиться, как это делала Ив… Бесполезно.

Или нет?..

Духи Фадрагоса, пожалуйста, помогите нам.

Роми ничего не подсказал, а когда говорил с Елрех, я поняла по выражению их лиц: им страшно. Они хоронят Кейела…

Я оскалилась и повторно призвала силу Айссии.

Он Вольный, он крепкий… Он все еще жив.

Его кожа посинела.

– Тебе кажется, – успокоила себя.

Раскатистый гром в который раз огласил округу. Солнце переползло зенит, и тень скалы грозила вот‑вот накрыть нас. Я положила ладони на холодную спину, покрытую бисеринками пота, и закрыла глаза. И снова зеленоватое марево Айссии устремилось к внутренним повреждениям. Обволокло легкое, раскрыло скопление крови и… замерло.

Чужая сила сковала меня, надавила со всех сторон, по‑хозяйски осмотрела Кейела. Опасаясь вспугнуть неизвестно духа, я не сопротивлялась, позволяя ему управлять моей силой. Прислушалась внимательней, ощутила могущество неизвестной природы. Дух будто знал все таинства мира, но хранил их в секрете. Дух ли? От него веяло мощью.

Неизвестный безмолвно подсказал, – будто подкинул видение, но без картинки, а лишь знанием, – что это он удерживает Кейела в глубоком сне. Последовала еще одна подсказка: куда направить силу Айссии и что делать дальше. Он был повсюду и нигде, пришел внезапно со всех сторон и так же отступил, словно отхлынула вода. И даже очнувшийся было темный дух, приманенный близкой смертью, забился в ужасе, затем скрутился в поводке и сидел все время смирно. Грозный дух боялся покровителя Кейела, будто тот был его строгим родителем.

Не теряя времени после ухода покровителя Вольного, я выполняла его указания.

Голова кружилась – силы бежали стремительно, излечивая ссадины на спине Кейела, сращивая ткань. Мед помогал сберечь приличное количество силы, но, казалось, что ее все равно уходит слишком много. Когда я закончила, открыла глаза и кивком поманила Роми к себе. Рядом сидела Ив, в любой момент готовая помочь с зельями или водой.

Дождавшись Роми, я крикнула:

– Надо перевернуть на спину! Только аккуратно!

Когда увидела лицо Кейела, стало совсем дурно. Сломанный нос, рассеченная бровь, разбитые губы. Вокруг глаз посинело, едва не почернело. Ив тоже вздрогнула, но вскоре смочила тряпку и стала осторожно стирать пыль, грязь и запекшуюся кровь. Я срезала остатки куртки и рубашки, после чего откинула лохмотья. Осторожно отвела руку Кейела. Потянулась заостатками обеззараживающего зелья. Обработав кинжал и кожу на боку, между ребер, без заминки резанула ее. Чувствуя, как поддается плоть, углубила острие. Остановилась по наитию, вытащила кинжал и только тогда позволила дрожи завладеть руками. Отбросила за ненадобностью оружие и приложила ладони к холодной груди. Скупая похвала могущественного духа, объявившегося вновь, принесла облегчение и вселила надежду, что все обойдется. Главное, все сделать правильно.

Силой Айссии я мягко толкала кровь к сквозному порезу, избавлялась от нее. Ощущала, как дыхание Кейела успокаивается, становится глубже. Остальные силы тратила на заживление легкого, ссадин, внутренних ушибов и сращивание ребер. Когда на костях остались лишь трещинки, опять явился дух, тяжело надавил и увел силу к лицу Вольного. К его носоглотке – еще одной причине трудного дыхания.

В голове шумело. Я понимала, чувствовала: еще немного израсходую силы – переступлю черту. Пожертвовав жизненной энергией, могу подвести ребят. В этом регионе нельзя оставаться совсем без сил, их нужно будет еще как‑то восстановить без особых потерь. Кейелу придется потерпеть болезненное выздоровление. Главное, что он будет жить.

Когда все закончилось, мы полностью находились в густой тени скалы. Я осмотрелась, прикидывая, как разбить лагерь прямо тут. Оглянулась на огромную тушу позади и скривилась. Подозвав Роми и вытирая пот с лица, дождалась, когда уставший Вольный подойдет, и громко произнесла:

– Зверь может быть съедобным!

По крайней мере, Тодж и Феррари насытились вдоволь и теперь облизывались, отдыхая на освещенной солнцем земле.

Вечерние сумерки укутали ущелье. Притихший ветер играл с песком, но высоко его не поднимал. В очередной раз подул прохладой, вынуждая поежиться и в который раз потереть слегка замерзшие плечи. В этот же миг подхватил искры и вместе с вкусным ароматом отнес дальше. Костер быстро поедал ветки колючего кустарника и раскалял гладкий камень, лежащий в центре. Третья порция мяса, нарезанного тонкими ломтиками, почти дожарилась. Ив наколола крайний на кинжал и перекинула на крышку котелка. За ее спиной Роми осторожно обнимал спящую Елрех, прижимаясь щекой к ее волосам. Елрех позволила себе совсем немного капель сонного зелья, чтобы хоть как‑то отдохнуть в неприятном месте, где шум не прекращался, а рокот оглушал.

Костер вспыхнул, высоко плюнул искрами, будто хотел достать до неба. Наверное, раздался треск… Я повернулась к кучке тонких, сухих поленьев и, стараясь не уколоться, осторожно подкинула несколько в пламя. Краем глаза заметила движение, и все внутри охватило волнением. Прежде чем повернуться, вдохнула глубоко – Кейел очнулся.

Мы скинули все покрывала в кучу, под самый широкий раутхут, позволяя Вольному принять полусидящее положение. До этого мгновения он спал. Сейчас же водил встревоженным взором перед собой, но веки то и дело опускались, а взгляд будто не мог сфокусироваться. На почерневшем от синяков лице не осталось светлого места, а правый глаз словно был целиком сделан из крови. Пыльные волосы слиплись и беспорядочно падали на голые плечи.

Я подорвалась, быстро подползла к Кейелу и нащупала его руку. Он перехватил мои пальцы, сильно сжал их, потянул к себе. Наконец затуманенный взор остановился на моем лице – глаза застыли, но нажим руки Кейел не ослабил. Попытался улыбнуться, но, видимо, разболелись пересохшие губы, покрытые бурой коркой. Он приоткрыл их и будто выдохнул короткое слово, но я не услышала его и не смогла разобрать по губам. Кейел кашлянул – и сразу вздрогнул.

– Тише, – положив руку на холодное плечо, произнесла я, но мои слова тоже утонули в громком шипении.

Под сумкой я поспешно отыскала бурдюк с водой и поднесла к губам Кейела. Сначала вливала в приоткрытый рот осторожно, но Вольный спустя несколько глотков ухватил меня за руку, вынуждая приподнять бурдюк. Он пил жадно, большими глотками, пил так, будто ничего вкуснее этой разогретой жаром воды не пробовал. Когда утолил жажду потянулся к моей голове. Я растерялась. Как понять, чего он хочет? Мне не хотелось заставлять его ждать, поэтому я просто приблизилась, и он положил ладонь на мою щеку. Скользнул ею к затылку и надавил, заставляя склониться к нему. Глаза оказались слишком близко. Болезненные, но все равно излучающие надежду. Губы снова шевельнулись. Я чуть качнула головой и изогнула виновато брови – ничего не слышу. Раздался гром, и Кейел нахмурился. Меня он не отпускал, ждал, когда раскатистый рокот уймется. Что же такого важного ему нужно сообщить? Когда в воздухе осталось лишь шипение, Кейел притянул меня еще ближе. Но даже в надрывном шепоте, произнесенном на самое ухо, я еле разобрала свое имя, а затем Кейел раскашлялся. Когда я отстранилась, он с досадой и болью смеялся.

Словно над собой… Над своей абсолютной беспомощностью.

Не понимая его, я решила проверить его тело и состояние. Приподняла свою куртку, которой накрыла Вольного, стала водить пальцами по коже, особенно тщательно просматривая синяки. Быть может, где‑то упустила рану, или глубокую царапину, не залечила ее, и теперь она тревожит его. Кейел накрыл мою руку своей, мешая мне, и направил наши руки к сердцу. Прижал мою ладонь к твердой груди и перехватил мой взгляд своим. Когда я поняла, что он хотел сказать, подумала, что будет правильно улыбнуться счастливо, но как ни старалась, не смогла даже растянуть уголки губ.

На мгновение я позволила себе отвлечься, чтобы посмотреть на Роми и Ив – они наблюдали за нами с волнением и, казалось, в любой момент каждый из них готов вскочить и помочь со всем, что понадобится Кейелу. Сам Кейел ни на секунду не отвел взгляда. Позже отказался от мясного бульона и не позволял мне отойти ни на шаг. После многочисленных попыток накормить и напоить его, я сдалась и смиренно улеглась на землю. Расположив голову на бедрах Кейела, стала смотреть на него в ответ, и тогда он все же слабо улыбнулся, будто, наконец‑то, получил желаемое. Его пальцы дрожали, когда он гладил мое лицо и пропускал между ними волосы. Быть может, только через полчаса‑час его рука тяжело легла на мою щеку и иногда вздрагивала. Сам Кейел уснул беспокойным сном.

Сомкнуть глаз не удавалось, да и не хотелось. Грохот мешал расслабиться – все время не отпускало напряжение от того, что твари, обитающие в этом месте, могут подкрасться незаметно. Затем изнурял холод, но беспокоить Кейела, чтобы забрать хотя бы одно покрывало, я себе запрещала. Лишь аккуратно сняла со своей щеки его руку и поднялась. Вспоминая отношение Фадрагоса к вестницам, думала разуться, но вовремя заметила, что не все живые обитатели боятся близости монстра. Скорпиона, ползущего к Кейелу я убила кинжалом, после чего и провела всю ночь в режиме патрулирования.

Не уснула этой ночью и Ив. В свете Охарс она тратила чернила и бумагу, зарисовывая местность, кристаллы и убитую тварь. Роми, возможно, успел подремать, но поздней ночью пробудилась Елрех. Он менял ей повязки, кормил и помогал расхаживаться. Мы планировали двигаться дальше с рассветом, надеясь лишь, что крепкий организм Вольного и мое вмешательство в его состояние позволят ему встать на ноги. Оставаться в пустыне для нас – означало убить себя.

О Своде Скверны лишь слышали, и мало кто догадывался, что тут такая жара и засуха.

– Даже драконы облетают это место стороной! – прокричала мне на ухо Ив, послушно отвечая на все вопросы.

Что радовало – задуманное получилось: уже утром мы двигались дальше, молча и медленно. Приходилось часто останавливаться и экономить воду, но она все равно исчезала на глазах. Бурдюки не могли сохранить ее – она попросту испарялась, – да и Кейелу с Елрех было трудно. Последнюю мы усадили на Феррари, а на Тоджа перевесили все, что можно было, лишь бы разгрузить Вольного.

Примерно к полудню мы с Роми хмуро переглянулись. Перед нами возвышалась идентичная скала из раутхутов, какую мы оставили на рассвете. Вскоре за ней тоже зашевелилось отражение ущелья. Вторая тварь была гораздо меньше, быстрее, проворнее, но Роми расправился с ней почти в одиночку. В то время, пока он выпускал первые стрелы, я освобождала от поклажи Тоджа. После короткого боя, который даже не задержал нас дольше, чем на полчаса, Кейел заметно злился. Видимо, ему было непривычно, следить за всем издали, а не участвовать самому.

Всего за день мы оставили позади несколько таких кристаллов с разными тварями. Только две вещи объединяли их: одинаковые, словно близнецы, и, наверняка искусственно выращенные, скалы раутхутов поблизости, и зеркальная кожа. Шум и грохот становились только громче, и к вечеру мы свернули кусочки ткани и заткнули ими уши. Помогало слабо. От жары не спасало ничего, а жажда, мучившая еще с обеда, только возрастала. Поужинать мы могли твердым и волокнистым мясом очередной твари, но есть никто не хотел. Вторую ночь я тоже провела без сна, опасаясь за здоровье Вольного, но, казалось, ему, несмотря на трудности путешествия, становилось только лучше.

Четвертый день почти с самого утра начал радовать. Мясистые кактусы, хоть и отдавали неприятным привкусом, и с трудом пережевывались, все же способны были частично утолить жажду и встречались довольно часто. К тому же их наличие вселяло надежду, что где‑то поблизости мог быть источник воды, или она находилась не так глубоко, как в начале нашего пути. Мы очищали твердые листья от колючек, затем жевали мякоть и позже выплевывали ее. Бурдюки к этому моменту уже полностью высохли. Да и волшебные твари, охраняющие подсказку, – а иначе я не представляла, зачем они тут и как выживают без еды и воды, – попадались реже. Угнетало только то, что объяснятся с ребятами приходилось жестами, а от шума слабо спасали самодельные никчемные беруши. Страдали все, но в особенности доставалось зверям и Ив. Однако утомительный день ближе к закату преподнес невероятный дар, без исключения порадовавший всех нас, – мы дошли до места со страшным названием Свод Скверны. И если бы кто‑то попросил меня показать величие всего мира, я бы без сомнения привела его в это сказочное место.

Широкий природный мост раскинулся над нами, формируя в ущелье арку. В ее тени возвышались громоздкие колонны. Казалось, ветер долгие столетия стирал их очертания, стачивал, но его сил хватило лишь на то, чтобы забить щели песком и испортить лица гигантских шан’ниэрдов. Их поза напоминала о северянах и празднике, устроенном в честь прибытия Волтуара: чуть склонив голову и поднимая руки над собой, они удерживали мост.

Ив припала к постаменту ближайшей статуи и смахивала ладонью песок, затем, шевеля губами, водила пальцем по многочисленным символам. Елрех и Роми разбрелись неподалеку, а Кейел застыл неподвижно возле нас с Ив. Я обходила вторую статую, стоящую параллельно первой. Каменные ноги находились на уровне глаз, и между щиколотками можно было увидеть углубление, будто бы сделанное для разведения огня. На одной стороне, под мостом, расположилось три шан’ниэрда, и столько же стояло спиной к нам с другой стороны – они будто встречали путников, идущих ущельем. Между статуями тянулись едва заметные углубления. Я присела на корточки, вытащила кинжал из ножен и стала ковырять песок. Вскоре убедилась, что края углублений каменные, – когда‑то давно тут были канавы. В центре затененного пространства до полуметра от земли поднимались парапеты, украшенные каменными фигурами поменьше и вязью узоров. Эти украшения сохранились куда хуже огромных статуй‑колонн.

Раздался оглушительный рокот.

Кейел приблизился ко мне, положил руку на плечо и указал в сторону стены, где зиял чернотой проход. Песок замел широкое каменное крыльцо, но ступени под ним все еще проглядывали. Колонны с витиеватыми символами у подножия удерживали козырек с барельефом. Кажется, источник звука находился внутри этого здания, вытесанного в скале.

Я оглянулась на ребят: сильно зажмурившись, Ив прижимала ладони к ушам, Елрех и Роми тоже закрывали уши, но явно страдали не так сильно, как эльфийка. Ей нельзя туда… Роми не оставит Ив одну и, наверное, будет против отпустить Елрех. После ранения она выздоравливала не так быстро, как Кейел. Я повернулась к нему: синяки все еще покрывали лицо, а вот дышал он спокойно. Да и двигался уже довольно шустро и без устали, будто это не он, а кто‑то другой находился при смерти несколько дней назад. Я кивнула ему и, шагнув к таинственному входу, улыбнулась.

Высокий проход казался черным лишь издали. Поднявшись на последнюю ступень, но еще не переступив порог, в полумраке помещения я смогла разглядеть резьбу, покрывающую стену от пола до…

Обнажив оружие, мы с Кейелом вошли под своды Скверны. Дохнуло прохладой. Сыростью. Я подняла голову – высоко над нами потолок немного терялся в темноте, на выступающих балках едва различалась та же резьба, что была и на стенах. Кажется, между ними поблекла краска, временем затерлись рисунки.

Резкое движение у ног – я встрепенулась, едва не отскочила. Феррари без опаски промчалась между мной и Кейелом, а затем исчезла в густой темноте огромного зала. Создавалось впечатление, что он был бесконечным. Но ведь стена, где‑то должна быть… Из‑за очередного грохота я едва не выронила кинжал, стараясь закрыть уши, и зажмурилась, пережидая легкую тошноту.

Рокот волной раскатился по скалам и, казалось, пробрался под кожу и будоражил организм.

Наконец, затих.

Настороженные, мы двинулись дальше. В темноте угадывались очертания арок других проходов и широких коридоров. Наверное, здание рассчитано на огромное количество народа. Но вот с какой целью его построили тут, среди ущелья?

Ноги проваливались по щиколотку в песок, заметенный с улицы. Я приготовилась позвать на помощь Охарс, но повременила. Если тут прячутся монстры, то свет может помешать их заметить. Но успокаивало то, что Феррари никого не боялась и, даже несмотря на ужасный грохот, ринулась вперед.

Чуть поодаль от входа, песок тончал, и в нем проступали очертания канав. У стены стояла большая странная конструкция, будто каркас глобуса, а в нем закрепленное зеркало из раутхута. Кейел подошел к ней, окинул любопытным взглядом, а через пару мгновений, нахмурившись, обернулся ко входу. Перехватив меч в левую руку, правой – ухватил толстый стержень конструкции и стал поворачивать, тот поддавался с трудом. Я поспешила на подмогу. Убрав кинжал в ножны, вцепилась в другие прутья и налегла с силой. Кейел остановился и насмешливо смотрел на меня.

Ну вот и что опять не так?..

Через пару секунд он вздохнул тяжело и тоже спрятал меч, а затем, ухватив меня за плечи, перевел в другую сторону, и я наконец поняла, что он хочет. Теперь я не заслоняла падающий от входа свет и тянула прутья, следуя за движениями Кейела. Наверное, если бы не неумолкающее шипение, то до какого‑то момента мы бы слышали шорох ржавого железа. Удивительно, что оно вообще поддавалось, а не разрушилось за столько столетий. Быть может, какой‑то сплав на магии.

Вскоре конструкция поддавалась легче, и я оставила это занятие Кейелу. Он уловил луч света быстро, а потом еще какое‑то время перенаправлял его. И наши надежды оправдались‑таки – свет попал в другое зеркало и сразу отразился в множестве других. На мгновение я прищурилась, привыкая к дневному свету, а затем с изумлением и трепетом, перехватившим дыхание, осмотрелась.

Городскую площадь украшали лавочки и неработающие фонтаны, скульптуры и парковые ограждения. Над торговыми лавками и постоялыми домами висели каменные и железные вывески с неизвестными, но откуда‑то знакомыми символами и рисунками, позволяющие даже мне разобраться, что я стою у пивной, дальше находится булочная, а указатели над широким коридором подсказывали, что я приду к кому‑то связанному с деньгами и законом. На противоположной стороне были другие дома, другие указатели. Целый город под сводами гор и скал…

Песок под ногами сменился каменным полом. Дома располагались все теснее друг к другу, а вот коридоры и площадь, наоборот, росли вширь. Казалось, город внезапно опустел еще вчера. А может, только что…

Кейел свернул в трактир, и я вошла следом. Устройство для освещения стояло на каменной стойке, и я потянулась к нему рукой, но замерла. Посмотрела на Кейела, столкнулась с его взглядом и поняла, что он всецело разделяет мои чувства. Этот трепет, благоговейное восхищение. Я сжала кулак, не смея тревожить прошлое. Призвала Охарс и прошла вдоль каменных столов и скамеек, с небольшим углублением – кажется, мягкие сидения давно сгнили и остались лежать еле различимым мусором, пылью. В перчатке, я провела пальцами по столу. Захотелось снять ее.

Нельзя. Потом захочется узнать прошлое, взглянуть, на чьи‑то воспоминания, которые остались в железной кружке. Или вот в глиняной миске, все еще сохранившую красный окрас и яркость рисунков.

Я подняла со стола серую закупоренную бутылку, потерла ее, но успеха не добилась. Осторожно поскребла кинжалом, и только тогда очистила грязь. Стекло было мутным, желтоватым, а внутри что‑то темное, с осадком. Я поставила бутылку обратно и направилась к заставленным склянками полкам, растянувшимся на всю стену за стойкой.

Какое‑то время, мы с Кейелом переходили из дома в дом, с интересом изучая убранство, но старались больше ничего не трогать. Паутины почти не было, зато по углам некоторых домов росла плесень. Каналы в отдалении от входа были нетронутыми песком, глубокими, ровными, отшлифованными.

Путь наш закончился у высокого зубчатого парапета. Каждые несколько метров на него облокачивались фигуры соггоров; неизвестный минерал, из которого они были созданы, сиял нежным голубым цветом. Ласково улыбаясь, соггоры смотрели в пропасть. Туда же с шумом устремлялись огромные потоки воды. Она с пеной срывалась с утесов нависших с другой стороны, в метрах пятнадцати от нас. За ней, под утесом, проглядывались строения: коридоры, каменные лестницы, широкие карнизы, опоры и крепления.

При первом взгляде я растерялась, не зная, что хочу рассмотреть первым: конструкцию из раутхутов, так напоминающую колесо мельницы, а может, колесо обозрения, или завораживающий водопад. Он светился мягкой голубизной. Раутхуты на той стороне ловили сияние соггоров, множили эффект за водопадом и подсвечивали, превращая его в волшебное явление. Он взметал голубые брызги, источал голубой пар и, казалось, даже пена приобрела такой же оттенок.

Колесо – источник оглушающего звука, – удерживало ковши. Они шатались и чуть клонились вправо, намеренно нарушая устойчивость. Когда верхний ковш заполнялся водой, колесо делало четверть оборота, опрокидывая воду и подставляя следующий ковш. Вода должна была выливаться в какой‑то углубленный выступ, желоб, но, видимо, со временем он разрушился. Вероятнее всего, желоб был съемным и специально делался не на века, чтобы оставалась возможность регулировать объем воды, поступающего в город и за его пределы. По желобу она попадала в канавы, растекалась, обеспечивала питьем население и питала влагой почву в ближайшей округе. Наверняка много столетий назад тут буйствовала зелень, а город полнился жителями, заезжими купцами, путниками и, быть может, даже туристами .

Облокотившись на парапет рядом с соггором, я вдруг поняла, почему именно они стоят тут, такие безмятежные, ласковые. Темноволосые шан’ниэрды возвели статуи своей расы у входа, обозначая свою территорию и главенство на ней. Однако соггоров, скромно задвинутых вглубь города, они вознесли чуть ли не до богов. Именно их холодный, но нежный свет озарял источник жизни на земле шан’ниэрдов. Их изобразили заботливыми отцами. Знают ли нынешние правители теплых регионов, как их предки чтили соггоров, с какой любовью относились к ним?

Наблюдая за верхним ковшом, который стал медленно крениться, я крепко зажала уши. Глянула на Кейела – он тоже закрыл уши и, навалившись животом на парапет, чуть перевесился. Его глаза сияли любопытством и восторгом. Затаив дыхание, Вольный ждал, когда несколько колес почти синхронно рухнут и опрокинут десятки литров воды на широкий карниз, выступающий далеко внизу над пропастью.

Должно быть, этих колес тут спрятано гораздо больше. И скорее всего, раньше фадрагосцы использовали магию, чтобы заглушать звук, преумноженный и искаженный бесчисленным количеством подземных углублений и коридоров. Теперь же его воспринимали за того самого монстра, отражающего скверну…

Поплутав по безлюдному городу еще немного, мы отыскали место, где можно было с трудом дотянуться до воды и наполнить бурдюки, что и сделали. Затем вернулись к ребятам и отправились за новой порцией. Феррари все это время следовала за нами, но при возможности не упускала случая сунуть нос в очередной дом.

* * *

Кейел.

На месте Энраилл я поступил бы так же: создал легенду о проклятии, выдумал монстра и поддержал идею о его рокоте.

Этот город нужно прятать и от разбойников, и от правителей…

Два дня назад мы оставили его, но мысли все еще возвращались к нему. Сколько статуй соггоров было напитано силой Олруона? Всего на двух площадях мы видели десятки, и они буквально сияли. Если сейчас камни, напитанные таким количеством силы духов‑защитников, попадут в руки правителей, они уничтожат драконов. Им хватит для этого и тех статуй, что находились на первой площади.

И любовь шан’ниэрдов к величию впечатляет. Создать такую красоту в безжизненных скалах…

Локтя коснулись – мысли рассеялись. Я повернул голову к Ане. Девочка хмурилась, глядя в сторону и немного наверх. Что там? Каменная осыпь вела к уступу, поросшему кустарниками и туями. Еще вчера на закате медленно менялось окружение: отступала засуха, шум за поворотом ущелья затихал, и теперь мы поднимались по крутым склонам, покрытым камнями и островками зелени, слушая только периодический грохот – шипение едва ли доносилось сюда.

Я присмотрелся внимательнее к тому, что насторожило Аню, и заметил блеск.

И Солнце шаг не сделало, как мы тварь убили. Часто попадаются. Везет, что мелкие, пусть и изворотливые.

Я окинул другие склоны взглядом, считая те необычайно высокие раутхуты, которые были на открытом пространстве. Сбился со счету… Вдали, на неровном горизонте, и вовсе друг на друга накладываются. Не удивительно, что мы наткнулись на очередное чудовище так быстро.

Ромиар отстал с Елрех и Ивеллин, поэтому засунув пальцы в рот, я громко свистнул. Дождался, когда Вольный поднимет голову и махнул на уступ. Он без промедления сбросил с плеча сумку и полез вверх.

Провожая его взглядом, я потянулся к мечу, но передумал. Сначала надо забраться. Вздохнув тяжело, сделал первый шаг по неустойчивой поверхности. Почувствовав спиной гневный взгляд, остановился. Усмехнулся.

Лучше ее задобрить, иначе опять обидится…

Вернулся к хмурой девочке и, поцеловав ее в щеку, проговорил на ухо:

– Я здоров.

Поежившись, она отступила. Насупилась.

Упрямая. Как же с ней бывает трудно. И как же меня влечет к ней. К ее ласке. Даже умирая в этот раз, я ни о чем не мог думать – только сожалел, что Аня все видела. Однако она же и сделала все возможное, чтобы сегодня я снова без боли и усталости поднял меч. Ее сила растворилась во мне без следа, но после нее будто я сам стал сильнее.

Я тоже отступил от Ани, с наслаждением разглядывая черты ее лица: плавный изгиб бровей, чуть курносый нос, темные глаза, аккуратные губы и подбородок. Седые волосы никого не красят, но я научился любоваться даже ими.

Когда очередная тварь умрет, Аня, как бы ни обижалась, наградит меня поцелуем. Разве моему сердцу нужно что‑то еще? При виде этой девушки, оно каждый раз источает ни с чем несравнимое тепло.

Она, наконец‑то, улыбнулась и склонила голову к плечу. Глядя на меня, опустила сумку и потянулась к кинжалу. Одними губами, либо полушепотом попросила: «Будь осторожен». Наблюдая за движениями ее губ, я почти не дышал, а мои губы пересохли. Я облизал их, сглотнул. Душевно ликуя, улыбнулся ей в ответ и поспешил к раутхутам.

Потом вернусь и обниму. Крепко обниму. Так, чтобы ощутить ее всем телом, чтобы перенять себе хотя бы чуть‑чуть ее тепла.

Ромиар, удерживая дротик, ловко поднимался к зарослям с другой стороны. Я позавидовал ему. Камни шатались под ногами, песок скатывался, и мне приходилось тянуться свободной рукой к земле, выглядывать крепкие, но скудные на листву ветки. Я передвигался медленней. Помня об Ане, следующей за нами, внимательно присматривался к кустам. Я потерял право надеется лишь на духов. Потерял право рисковать собой.

Я подтянулся и забрался на уступ. Прыткий шан’ниэрд уже был тут и разглядывал небольшой холм, где раутхутов скопилось больше.

Сердце замерло. Я сглотнул и вытащил меч.

Добрались.

В саму пещеру не заходили – Ромиар обратился к духам и исследовал ее воздухом.

– Там никого, – сказал он, устало усаживаясь на землю. Взъерошил волосы и, запрокинув голову, закрыл глаза, договаривая: – Но проход узкий. Один пролезет, а двое точно застрянут. Кристаллы растут плотно, и только в центре…

Грохот заглушил слова.

В пещеру рвалась эльфийка. И даже Аня…

– Я не застряну и не порежусь, – приподняла она плечи, уговаривая меня, – а ты просто подожди…

– Аня, я пойду, – твердо повторил я, стараясь удерживать себя в руках.

Она просто волнуется, что я пострадаю. Главное, не повышать на нее голоса. Она этого не понимает, и ее это сильно обижает.

Я взял ее за плечи и притянул к себе, обнял так, как хотел. Крепко, тесно. Прижался щекой к ее виску, к грязным волосам. Вдохнул глубоко. От терпкой хвои не осталось и воспоминания – сладковатый пот и спертость. И все равно не противно.

Она не вырывалась из объятий, прижималась ко мне в ответ так, словно в самом деле любит. Наверное, я никогда не узнаю этого наверняка. И если узнаю… Закрыл глаза. В моей реальности она любит меня, и я ей дорог. Пусть так и будет.

– Если что, сразу зови на помощь, – требовательно проговорила она, уткнувшись носом в мою шею и сжимая в кулаках тонкую рубашку. Я улыбнулся – если порвет, тогда мне точно нечего будет надеть. Она продолжила требовать: – Не геройствуй. Я призову силу. Пообещай, что позовешь.

Я выдохнул:

– Обещаю.

Проход в самом деле был тесным, и острые грани кристаллов опасно давили со всех сторон. Несколько метров я продвигался по пещере, залитой дневным светом, боком. Отражение путало и мешало ориентироваться, но совсем скоро я выбрался на свободный от раутхутов участок. По краям были небрежно разбросаны каменные амулеты, которые и уберегли его.

Я опустился на колени, вытащил кинжал и стал рыть.

Пот струился по лицу; рубашка липла к спине. Стало душно. Ладони привычно горели от оружия, жар наполнил тело. Я продолжал копать, раскидывая землю по сторонам.

Рукоять кинжала ударила по рукам, раздался скрежет.

Сердце замерло. Пропустило удар – и заколотилось с силой.

Я осторожно освободил от земли ржавый сундучок. Извлек его. Нетерпеливо сбил замок – и он едва ли не рассыпался. Я аккуратно приподнял крышку и облегченно выдохнул – амулеты не подвели, сберегли нутро.

На белой подушечке лежал золотой перстень, обвитый переломанным в нескольких местах пером. Перо я узнал, поэтому надел на грязные руки рукавицы и, все равно, стараясь не касаться яркого пера, извлек скрученный свиток. Раскрыв подсказку, прочел строки на шан’ниэрдском языке:

«Почти память чужого неродного брата, и пусть он напомнит о моем родном».

Глава 20. Л.Л

Костер освещал лагерь, рыжими всполохами танцевал на волосах и лице Ани. Горел в ее темных глазах. Она сидела на мне, сжимала кинжал в руке и сурово хмурилась. Я лежал на спине и улыбался. Какую игру она затеяла? Я всегда с трудом понимал эту девушку и почти никогда не мог предсказать ее поведение наверняка.

– Что ты делаешь? – спросил негромко.

Она быстро облизала обветренные губы, будто избавлялась от сухости, а затем поднесла острие кинжала к моему горлу и потребовала:

– Скажи, что любишь меня.

– Зачем?

Острие надавило сильнее.

– Признайся. – Голос Ани прозвучал с шипением, угрожающе. – Ты говорил: когда будешь убежден в этом, обязательно скажешь.

Я смотрел в ее глаза и пытался понять, чего она хочет от меня. Что изменят мои слова? Они не разрушат того, что есть, не изменят нашу суть и мое предназначение. Так для чего все это?

Она надавила кинжалом сильнее, и я хватанул ртом воздуха, вытянул шею, напрягся. Аня опасно играет, ходит по грани. Я гулко сглотнул – острие впилось в кожу. Аня усмехнулась. Играет, всего лишь играет. Мое дыхание стало глубже, тяжесть собралась в паху, возбуждение ударило в голову. Захотелось быстро отвести тонкую руку, отбросить кинжал, а затем подмять под себя наглую девочку. Мою девочку.

– Не признаешься – я перережу тебе глотку. – Широкая улыбка украсила ее лицо.

Я тоже улыбнулся. Этот блеф одновременно приятно будоражил и злил, а требования и пустые угрозы… Она всего лишь девушка. Хрупкая человечка.

– Аня, я Вольный. Я…

Она дернула рукой, резанула глубоко. Сердце ухнуло.

Я подскочил, открыл глаза. Осматриваясь, ощупал невредимую шею. Сердце колотилось, мешало успокоиться.

В предрассветное время над разбитым лагерем стояла тишина. В костре тлели угольки того же цвета, каким медленно озарялось небо. Все спали, кроме Вольного. Он сидел напротив и с любопытством в желтых глазах следил за мной. Встретившись с его взглядом, я едва не скривился. Опустил голову и натолкнулся взором на безмятежную девочку, невольно потревожившую мой сон. Ее ноги были некрепко связаны веревкой, перстень, найденный в тайнике, лежал у изголовья. Аня, сложив руки ладонь к ладони под щекой, спала. Глядя на нее, я все еще вспоминал сон, и злость продолжала бушевать.

Аня не играла… И я боюсь ее? Боюсь.

Я осторожно сел, стараясь не тревожить ее, потер лицо, отвел волосы назад и медленно выдохнул. Дурной сон скоро исчезнет из памяти, и страх отступит. Но в душе росло и другое волнение, вызванное вовсе не снами… Я поднялся, потер плечи; холод быстро проникал под тонкую рубашку, заставлял ежиться, подталкивал снова лечь под нагретое покрывало и прижаться к теплой девочке. Не стоит, лучше побыть немного одному.

С холма неподалеку открывался вид на долину, раскинувшуюся перед Краем мира. Где‑то дальше бушевала Кровавая вода. Она всегда бурлит и шумит, отгоняет от Края и выталкивает. Возможно, предостерегает от чудовищ, а, возможно, наоборот старается не вытолкнуть, а подхватить все подряд и утащить к ним. Я присел на прохладную землю и уставился вдаль. Снова потер шею, захотел взглянуть на Аню, но запретил себе. Лучше подумать о другом, отвлечься иными мыслями. Например, о подсказке.

«Почти память чужого неродного брата, и пусть он напомнит о моем родном».

Аня, даже не взглянув на фрагмент карты, сразу назвала верное имя – Гар’хорт. Неудивительно, ведь только о его названном брате, всемирно известном, она и слышала. Фрагмент карты включал в себя весь юго‑запад: от Края мира до самого Васгора. Аня оказалась права. Должна быть права. Шан’ниэрдка указала на место, где спрятан ее ключ и подсказка ее брата. Она указала на пещеру, где все еще живет названный брат Гар’хорта, или то, что от него осталось.

– Думаешь о ней? – тихий голос за спиной не испугал, но вызвал раздражение.

Вольный присел рядом со мной. Облокотившись на колени, сцепил руки в замок и оглянулся на горы позади, а затем, изогнув бровь, спросил:

– Ты намеренно отвернулся от рассвета? – и протянул тише: – Асфирель… Что ты увидел во сне?

Не желая говорить с ним, я строго напомнил:

– Твоя смена еще не закончилась.

Он фыркнул, ударил по земле хвостом и произнес:

– Звери давно отдохнули, лиертахон почувствует жизнь рядом и сообщит об опасности. Избегаешь ответа, Вольный?

– А я должен отвечать? – я нахмурился, склонив голову к груди и повернув ее к нему.

– Злишься, – он ухмыльнулся, глядя мне в глаза. – Это понятно. На сколько тебя еще хватит? Будешь терпеть до самого конца? Ты мастер хитрости и обмана – я с этим твоим качеством познакомился давно и оценил на собственной шкуре в полной мере. Но себя обманывать неприятно, правда? Трудно.

– Что ты хочешь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он замолчал, словно язык проглотил. Приподнял подбородок, собираясь что‑то сказать, но опустил голову; волосы закрыли серое лицо. До слуха донесся приглушенный голос:

– Я не могу пересилить природу, не могу требовать от Елрех того, что причинит ей беспокойство. Она что‑то утаивает, и Асфи об этом знает. Они обе что‑то затевают, и ты единственный…

– Не единственный, – отрезал, понимая, к чему он клонит. Сердце вновь забилось быстрее, во рту пересохло. Я не хочу говорить об этом. – Попроси помощи у ушастой подруги, а меня не волнуют девичьи секреты.

– Тебе страшно. – Он поднял голову, с пониманием взглянул на меня. И…с жалостью? Я сжал кулаки, отвернулся, а он продолжил говорить: – Страшно, что правда разрушит иллюзии. А ведь я понимаю тебя, как никто другой. Если бы я не был Вольным, то давно сошел бы с ума. Но я Вольный, и это делает меня сильнее, разумнее. Свободнее. Тебе тоже дана эта сила, и дана она неспроста. Мы ответственны за благополучие Фадрагоса. Бывших Вольных не бывает… Я думаю, мы должны отдать жизни, чтобы переродиться. И чтобы нам было, где переродиться, мы должны спасти Фадрагос. Все просто. Просто фадрагосцы любят все усложнять и придавать обычным явлениям незаслуженную значимость. Мы спасаем мир не только для других, но и для себя. И привилегии, сила, подарены нам, чтобы мы могли пройти путь до конца. Вот и вся наша ценность.

Я растерялся. В таком случае, смерть теряет смысл, как дар. Вольные превращаются в примитивное орудие, а затем все равно теряют волю. Утрачивают ее вместе с памятью и живут обычной жизнью безвольных. Вот только будет ли она настолько же ценной для нас, как была бы в этой жизни?

Смерть теряет смысл, как награда… Я и сам неоднократно приходил к таким мыслям.

– Аня не любит меня – это и есть ее секрет и обман. Она пыталась объясниться, – хрипло произнес я. Поднес кулак к губам и прочистил горло, а затем продолжил: – Говорила, что ей было страшно, и она привыкла…

– Ты не веришь ей, – перебил Ромиар. – «Пыталась объясниться» – не веришь. Я не верю Елрех, а ты не веришь Асфи. – Шумно вздохнул, а после оперся рукой на землю и, склонившись ко мне, полушепотом выплюнул: – Мы Вольные! Что ты, что я! Мы были сильными, а потом… Я не смог сопротивляться глупой врожденной слабости! Но ты мог. Что с тобой случилось?! Я помню, какие ужасающие слухи ходили о тебе, когда еще мы не были знакомы. Помню, как о тебе говорили лишь в полтона, чтобы не привлечь внимания даже самых безобидных духов. Думаешь, наемники духов боялись?! Итъял или Охарс? Плевать им было на них! Они боялись, что ты все узнаешь. Они боялись тебя! Парня, убившего стольких наставников. Вольного, безжалостно убивающего даже других Вольных. Покровительство какого духа должно быть, чтобы позволить себе подобное? Они боялись молодого человека, удерживающего васовергов на коротком поводке и нашедшего общий язык с принципиальными виксартами. И в кого ты превратился из‑за девки?!

Я смотрел на горизонт, едва удерживаясь, чтобы не потянуться за кинжалом. Это не просто злость. Она не жжется так больно в груди, не стучит в висках и не сбивает дыхание. Она не затуманивает разум так сильно. Меня одолела ярость, и лишь крохотная мысль отрезвляла рассудок, останавливала перед очередным убийством: Вольный прав. Разве справедливо убивать из‑за озвученной правды? Я изменился.

«– И ты решила воспитать меня?

– Похоже?

– Очень ».

Аня изменила меня. С ней я стал мягче, податливей. Ослаб.

– И из‑за какой?.. – не останавливался Ромиар. – Она использовала тебя, она предавала тебя. Хотела заточить твою душу, обречь на вечные муки. Она использовала всех, когда ей было это выгодно. Даже меня. – Поморщился. – Воздействовала сначала через Ив, а потом через Елрех. Даже ее она использовала, чтобы иметь влияние надо мною. Я ничего не забыл. Я помню, как она пришла ко мне, чтобы заключить сделку со мной и сплотиться против тебя. Она предавала тебя раз за разом, а ты все ей так просто прощаешь? Ты же не шан'ниэрд! Сделай же что‑нибудь! Если из‑за нее пострадает Елрех, я убью ее, и ты меня не остановишь.

Я молчал. В скором времени мне вовсе не удастся помешать хоть кому‑нибудь – я на пороге завершения своего пути. Да и о чем с ним спорить, если он прав?

Ромиар медленно выдохнул, снова поморщился и поинтересовался:

– Как мы оказались настолько уязвимы, что даже не можем потребовать правды? А если от этого зависит спасение мира? Я чувствую. – Он сжал куртку на груди. – Чувствую, что стою перед пропастью. Он оставил меня. Мой дух. Давно оставил. Не отвечает, не напоминает о себе, не подсказывает. А сейчас… Я даже не ощущаю его рядом, будто… Будто я ослеп. Будто я полностью превратился в безвольного. Стал таким же, как они. – Кивнул на спящих девушек. – Слабым, слепым. Беспомощным. Мне страшно, человек. Если у нас отобрали силу Вольных, какой смысл в нашей жизни? Как мы спасем мир, если потеряли себя? Потеряли свободу. Я запутался и хочу… – Он растерянно покачал головой.

Злость отхлынула, ее сменило сожаление.

– Я тоже больше не знаю, чего хочу, – признался я. Потер переносицу, убрал волосы за уши и предположил: – Быть может, наши духи свели нас вместе. Я так же, как и ты, уже стою на грани. Я знаю, что мой враг ищет сокровищницу. И если я не встречу его на входе к ней, то внутри первым делом воспользуюсь чашей Аклен’Ил. Она укажет на него. И если это будешь ты, я убью тебя. Если нет – воспользуешься чашей сразу после меня.

– А если это твой друг? – Он пытливо смотрел на меня. – Десиен. Если это он? Я видел, как этот балкор дорог тебе.

– Я убью любого, – убедительно сказал я. – Я спасу Фадрагос, чего бы мне это ни стоило. Солнце все равно сожжет мои воспоминания после смерти. После смерти мне будет все равно, кого я убил в этой жизни и кто был мне дорог, – замолчал ненадолго, а затем произнес тише, вкладывая угрозу в интонацию: – Надеюсь, ты меня услышал. Не проси меня больше разузнать тайны Ани. Не проси разрушить то, чего я достиг с ней.

Аня.

Бывает, когда забываешь нужное слово, и оно вертится на языке, но никак не формируется в памяти. Именно так я себя чувствовала с того времени, как увидела это перышко. Яркое, оно превратилось в такую же навязчивость. Оно напоминало о чем‑то невероятно важном, и это воспоминание вело еще к чему‑то…

Это перо что‑то связывает. Что‑то важное.

Где же я видела пташек с такой окраской? И почему мне так важно об этом вспомнить? Я снова покрутила перышко в руке, разглядывая его, – словно из павлиньего хвоста, но небольшое. Елрех, прежде чем позволить мне прикоснуться к перстню, какое‑то время возилась с ним, чтобы определить, содержит ли оно до сих пор на себе смертельный яд. Я расспрашивала о нем, говорила о странном подозрении, и ребята хмурились, рассказывали мне все, что знают о птичках. Редкая птица, редкий яд, против которого противоядия нет. Живут они небольшими стайками и могут гнездиться на одном месте тысячелетиями. Гнездо достается сильнейшей птице из выводка, а остальные разлетаются искать другой дом. Яд вырабатывается, как защита против хищников, и он настолько силен, что любое существо умирает безболезненно за доли секунды. Достаточно всего лишь одного касания. Достаточно даже касания к гнезду или к месту, где долго сидела птица. При этом яд так же быстро исчезает из мертвого организма бесследно.

Именно этим пером и убил себя отец Эриэля после того, как нанес на себя какие‑то рисунки кровью Аклена и подарил свой перстень сыну.

– Еще раз подробно расскажи мне, что ты видела во сне, – попросил Кейел, поравнявшись со мной.

Мы благополучно подходили к концу горного хребта, огибая его вдоль Края. На холмах порывистый ветер гнул травы и цветы, подгонял нас в спину и мчался дальше в виднеющуюся за скалой пустыню, названную Слезами Шиллиар.

Я еще раз глянула на перо, но не сумев извлечь из памяти навязчивую мысль, протянула его Кейелу.

– И перстень, и перо содержат одну и ту же информацию. Она отличается буквально парой минут, – ответила, хмурясь и поправляя лямку сумки на плече. – Отец Эриэля говорил с ним перед смертью. Он знал, что Ил – Вестница, и был убежден, что с ней говорила какая‑то Повелительница. И эта Повелительница подсказала, как снять с Аклена клятву, которую он принес соггорам.

– Они упоминали имя Повелительницы, либо причину: почему она просила освободить Вольного?

– Нет, – я покачала головой. – Кейел, я рассказываю тебе то, что прозвучало. В прошлый раз я тоже рассказывала абсолютно все. И я не понимаю, почему вы воспринимаете Повелителей только в плохом свете.

– Потому что они коварны и приходят только разрушать. – Спускаясь по склону, он грозно глянул на меня и добавил: – Если Вестница заключила сделку с ними, значит, она несла беду и разрушение в Фадрагос.

Если Повелители в Фадрагосе аналоги божеств на Земле, то среди них могут быть и светлые. Но как донести эту мысль до ребят? В Фадрагосе приход Повелителей заканчивался трагедией, и никто не помнил от них ничего хорошего. Тут или сами жители не умеют ценить добро и на него у них отвратительная память, или с Повелителями и впрямь не все так чисто. Может быть, у них нет четкого деления на добро и зло? Вероятнее всего, они приходят с добрыми намерениями, а злобные фадрагосцы получая дар в руки оборачивают его против себя в смертельное оружие. Проблема в населении? Какая вероятность, что Повелители просто хотят перевоспитать своих детей?

– Вдруг так было не всегда? – приподняв брови, осторожно спросила я. Переступила кочку и подкрепила мысль высказыванием: – Отец Эриэля не проявлял никакого негатива, когда говорил о Повелителях.

Кейел скривился, словно от лимона. Убрал волосы за уши и спросил:

– Что за болезнь была у отца Эриэля?

Я поморщилась, пожала плечами.

– Не знаю. Что‑то с кровью. Как я поняла, он был архимагом, но не потому, что мог управлять огромным объемом силы, а потому что его кровь была лиловой. Наверное, он незнал тайну соггоров. Возможно, Эриэль тоже не знал, или не думал в этот момент об этом. Ты же знаешь, я не вижу больше, чем мне показывают воспоминания предмета.

– Да, – кивнул он и тише произнес: – ты не балкор. – Снова взглянул на меня, но теперь в глазах не было раздражения. Что опять происходит с его настроением? – Думаешь, лиловая кровь из‑за реки Истины?

Я отвернулась. Уставившись себе под ноги, ответила:

– Думаю, что у него возникла аномалия: волшебной воды в организме было больше, чем самой крови. Он был слабым по здоровью эльфом, но невероятно сильным магом. Он жил только за счет магической силы. И его болезнь была уникальной.

Кейел опустил голову; его пальцы погладили ремешок ножен, собирающий на груди серую рубашку в складки. Хриплый голос прозвучал расстроенно и едва не растворился в шуме ветра:

– Выходит, его самопожертвование помогло освободить Аклена от клятвы. Аня, Дес…

Заметив растерянность Кейела, я перебила его:

– Я не знаю, как он собирался провернуть это со мной! В ближайшее время надо проверить остальные реликвии, которые отдал наставник. Аклена освободили от клятвы, чтобы он мог выполнить миссию. Но не только он был балкором – Ил тоже была его расы. Неужели в то время было так много существ с уникальными болезнями или… Как это правильно назвать? В общем, неважно. Важно то, что Ил тоже была свободна и действовала далеко не в интересах соггоров. В реликвиях должно быть больше информации. Дес изучил ее, а теперь стремиться всеми силами избавиться от своей цепи. Одного точно не могу понять: что он собирается делать дальше? Освободит себя и бросит остальных?

Кейел тяжело вздохнул. Закусив губу, сделал несколько быстрых шагов. Подал мне руку на крутом участке, а когда спустились предположил:

– Допустим, что он может знать что‑то еще. Например, как освободить одной жертвой всех. У тебя уникальный случай, и…

– Даже если так! – Согнув руки в локтях, вскинула их. – Жертва точно должна быть добровольной. Неужели он рассчитывал уговорить меня? К тому же еще требуется Прощение эльфа. Отец Эриэля об этом тоже упоминал. Жаль, что без пояснения.

– Прощение эльфов и уникальная кровь… – Кейел потер переносицу, продолжая путь. – Дес мог получить прощение у своей невесты, а тебя… – замолчал, нахмурившись сильнее. На секунду зажмурился, а затем ускорился. Через мгновение заступил мне путь, вынуждая остановиться. В его глазах застыла решимость: – Аня, что ты скрываешь от меня?

– Что?..

Сердце упало в пятки.

Кейел, вцепившись в ремень на груди и глядя мне в глаза, продолжил говорить – хриплый голос звучал спокойно, но то и дело становился тише, будто обрывался:

– Дес принимал твой облик. Он знает о тебе все. Знает все тайны. В твоих мыслях, характере или… – Выразительный кадык дернулся от глотка. Кейел облизал губы и опустил голову договаривая: – в твоих секретах есть что‑то, на что он рассчитывал надавить. То, на что легко повлиять. Возможно, страх, отчаяние, стыд… – Взглянул исподлобья в мои глаза, заправил волосы за уши. – Вина? Что‑то настолько важное, что сравниться со смыслом жизни, а может, и есть смысл твоей жизни. Цель, – будто уточнил, чуть сильнее склонив голову к груди и плечу. – Если бы он отобрал у тебя это, или преподнес смысл в другом свете, – а он умеет, поверь мне, – ты бы захотела умереть. Добровольно. Ты бы пожертвовала собой. Он был уверен в этом, иначе не рискнул бы устроить покушение на Волтуара, чтобы задержать тебя. Дес знает тебя, – сказал с убеждением в тоне, – и, наверняка, сейчас он понимает тебя, как никто другой.

Во рту пересохло. В ушах стучало быстро, быстро. Я сжимала кулаки, чувствуя на ладонях пот. Еле удерживалась, чтобы не отступить или не прервать зрительный контакт.

– Не понимаю. – Коротко выдохнула, чтобы голос не дрогнул. – Ты ревнуешь меня к нему? Тебе обидно?

Он ухмыльнулся. Фыркнул, но как‑то болезненно. Сам отступил на полшага, высоко поднимая подбородок и с насмешкой рассматривая меня.

– Аня, ты опять морочишь мне голову?

– Что?

Страх наползал со всех сторон, сковывал ноги, грудь. Мешал дышать. Хотелось обернуться и убедиться, что ребята скоро догонят нас и невольно прервут опасную беседу.

– Пытаешься перевести тему, – с пониманием кивнул он. Видимо, сделал вывод для себя. – Я ведь спросил о другом. Каждый раз, когда я уговаривал себя довериться тебе, мне было чрезвычайно трудно. Причем с каждым твоим предательством становилось все труднее и труднее. Если бы я мог рассказать тебе абсолютно все… – С досадой покачал головой и склонился ко мне. – Даже о своем духе. Если бы это было в моей власти, я бы рассказал тебе все. Я бы отдал тебе все. И дело не в том, что я… что ты стала для меня… – Ремень в его кулаке скрипнул, рука дрогнула. – Дело в том, что мы хотим одного и того же – нам всем нужно спасти Фадрагос. Это в наших общих интересах. И что бы ни произошло в прошлом, какие бы ошибки не остались позади, когда мы были порознь, все становится неважным в настоящем. Пустяки, понимаешь? Если только мы хотим одного и того же. Это ведь так?

Голова закружилась, а мир будто отдалился.

– Да, – выдохнула я. Короткое слово мгновенно пробудило ненависть к себе.

– Клятва. Я хочу, чтобы ты…

Если попросит поклясться, я обречена… Лицо и кончики пальцев похолодели, тело прошиб пот.

Кейел отвернулся от меня. Помедлив немного, продолжил просьбу:

– … рассказала мне подробнее о клятве. Все, что видела в воспоминаниях Эриэля. И, Аня. – Снова ненадолго замолчав, пристально посмотрел мне в глаза, а затем произнес: – Я доверяю тебе.

Вранье. Я вижу.

– Я тебе доверяю, – повторил он. С надеждой.

Отступил на несколько шагов и направился дальше.

Мне не оставалось ничего другого, как только следовать за ним. Глядя ему в спину, я боролась с собой. Искала любые способы и уговоры, чтобы не проявить слабость. Способов оказалось не так уж и много, и я долгое время повторяла самые эффективные из них.

Фаррд, Тиналь, Фираэль… Как звали знахаря из Красной Осоки?.. Забыла. Кто еще? Тиналь, Фираэль, Фаррд, Стрекоза… она заслужила. И Фаррд тоже. Девочки? Маленькие убийцы, но их толкала ситуация. Страх потери, забота о близких… Маленькие убийцы, которые могли бы убить не только меня, но и кого‑то более значимого или невинного. Простодушного, доброго, наивного. Себя не жалко, а если на моем месте оказалась бы другая девочка их возраста? Тиналь, Фаррд… Елрех!

– Опять поругались? – догнав меня, спросила она. Заодно и напомнила о себе. Вот о ком надо вспоминать в первую очередь. Она, как никто другой, заслуживает счастья.

– С чего ты взяла?

– Он уже третий шаг солнца идет впереди. Обычно ждет тебя каждые полшага, а оборачивается и того чаще.

– У него с утра плохое настроение, – отмахнулась я, стирая пот со лба. Волосы прилипали к разгоряченной коже, рубашка, казалось, расплавилась и приклеилась к спине, а ноги, судя по всему, варились в сапогах.

Елрех хмыкнула, поправила заплечную сумку и подвела итог короткого допроса:

– Вы поругались, и тебе плохо.

– Бывало и хуже.

– Ты злишься, – понизила она голос. – Не жалуешься, не хочешь плакать, а злишься. Выходит, хуже не бывало.

– Бывало, – нахмурившись заверила я спокойным голосом. – Много раз бывало, просто… – Оглянувшись бегло, убедилась, что Ив с Роми достаточно далеко. – Каждый раз, когда мы с ним ругаемся, или когда в моей голове возникают споры с самой собой о правильности моих действий, мне едва удается оправдать себя. Я оправдываю, и становится легче. Гораздо легче. И тогда я даю себе обещание, что больше никогда не буду сомневаться, что в следующий раз даже не придам этому значения. Потом наступает этот следующий раз, и он будто первый. По‑прежнему тяжело убедить себя, что я ничего вам не должна, что мои намерения ничего плохого не принесут. Наоборот – только пользу. Мне, как и раньше, тяжело врать ему, трудно оправдать себя, но бывало и хуже. Гораздо хуже. – Опустила голову, помолчала немного и добавила: – Я справлюсь. Обязательно справлюсь.

Быть может, она хотела поддержать меня, подбодрить, планировала не закрывать на этом тему, но я увела разговор в другое русло:

– Я вижу блеск моря. – Повернула голову вправо, любуясь горизонтом. Отсюда не было слышно шума прибоя, но высота и чистый склон позволяли увидеть вдали воду. – Оно синее. Море синее. – Снова взглянула на заинтересованную Елрех и спросила: – Почему же тогда Кровавая вода?

Белые брови сошлись на переносице. На светло‑голубой переносице… Кажется, ответ нашелся самостоятельно. Глупо вышло.

– Неблагодарная, высокомерная человечка, – протянула Елрех, вздергивая подбородок. – По‑твоему в моих венах течет не кровь? Виксарты за такой вопрос казнили бы тебя, а гелдовы точно бы обиделись. У них кровь встречается разного цвета. И Кровавая вода тоже не везде синяя. Если зачерпнуть ее, она часто оттенков нашей кожи. Просто Шиллиар скрывается от Солнца за холодным голубым пологом, а в воде высматривает свои слезы.

Я смутилась и попросила скромно:

– Елрех, прости, если обидела.

– Ты все еще такая же глупая и наивная, – улыбнулась она.

– Да, я забыла про отражение неба.

Она тряхнула белой гривой волос и покачала головой.

– Не поэтому. – Перекинув сумку на другое плечо, подошла ближе и обняла меня за плечи. От внезапной тяжести я сбилась с шага, но быстро приспособилась и прислонила голову к ее плечу. – Ты обижала меня и посильнее, но в глубине души любишь. Я забуду тебя, мой Невинный рассвет, а ты меня – никогда. – И снизив тон, виновато, добавила: – Зная, на что ты идешь ради меня, я больше не могу на тебя обижаться.

Далеко впереди Кейел, не останавливаясь, потрепал Тоджа по шее. И мне показалось, что сейчас он оглянется, чтобы убедиться, что со мной все хорошо, но чуда, как и всегда, не произошло. И он тоже забудет меня.

– Невинный рассвет? – Я изогнула брови. Лучше отвлечься пустым трепом.

Елрех тихо рассмеялась, показывая клыки.

– Стоило тебе немного пригрозить, и ты расплакалась, как размазня!

– Когда такое было? – скривилась я.

– В день нашего знакомства. – В серых глазах плескалось веселье. Елрех хлопнула меня по плечу и спросила: – Не помнишь, человечка с дырявой памятью? Глядишь, так и меня забудешь. Ты пугалась любого шороха и всякого безобидного зверька. А вот болячки гнойные на ногах терпела. И как только шла? Любой другой остановился бы и помощи попросил, а ты только по ночам и ревела. Да так тихо…

– Почему сама не помогала? – упрекнула я. – Могла бы проявить фангровское благодушие.

– А кто сказал, что у нас его много? – округлив глаза, изумилась Елрех. – Да и не все мы одинаковы. Мне было любопытно, откуда ты такая взялась странная. Впервые видела, чтобы кому‑то трусость выживать помогала и силы давала. А потом даже смелость. С лиертахоном в одиночку я бы не справилась, Асфи. На рассвете ты подошла ко мне и не отвергла свою награду. – Она посмотрела на мое правое запястье.

Я все еще носила клык, который сейчас был спрятан под рукавом куртки. Никогда не придавала ему значения, но без него было непривычно.

Елрех продолжила:

– В то утро ты была решительной и смелее, чем обычно. Твои руки были обожжены. И тогда я поняла, что не страх дает тебе силы, а боль. Ты бежала не от опасности и невзгод, а шла против них. Солнце невинное на рассвете и не таит в себе злобы. И оно не бежит обратно к своей колыбели, а шагает дальше. Наблюдает за жестокостью, впитывает в себя все увиденное насилие – от этого ему больно. И эта боль делает его опаснее.

Продолжая обнимать меня, она шла вперед и с насмешкой наблюдала за моим выражением лица. Как правильно отреагировать на ее слова? Она сравнила меня с Солнцем? Мне не показалось. Признала во мне опасность, жестокость и силу. Решительность и целеустремленность. Это грело душу, находилось в таком признании что‑то приятное, притягательное, но в тоже время… Не зря викхарты и васоверги – низшие расы Фадрагоса.

Елрех погладила мое плечо, сжала его, проговаривая дальше:

– Ты подошла ко мне на рассвете. Такая же трусливая, искалеченная и измученная, но другая. Ты будто только делала свой первый шаг. Еще невинная – как тот рассвет! И я решила не мудрить с твоим именем: асфи – рассвет, рель – невинность. Это наш язык и наш обычай, так давать имена.

– Елрех тоже имеет перевод?

Она кивнула и беспечно добавила:

– Пятно. Но более ругательно. В общем языке перевод теряет окраску.

– Прости.

Елрех снова хлопнула меня по плечу.

– Мать не захотела давать мне имя, а отец мог бы назвать хуже. Бывает гораздо хуже. – И клыкасто улыбнулась.

Почти весь день Елрех находилась рядом со мной, будто стремилась поддержать и развеять возможные переживания о нашем с Кейелом напряжении в отношениях. Пустыня не нравилась мне. Цвет песка напоминал бледную морковь; сапоги погружались в него, черпали с каждым шагом, и это затрудняло поступь. Безветрие наступило еще до обеда, и солнце напекало – не спасали даже косынки на головах и капюшоны. Хотелось пить и остудиться, но теплая вода не избавляла от жажды и жара. Первую остановку мы сделали возле крошечного оазиса и, прежде чем броситься к воде, долго присматривались к скудным зарослям. В регионе оказалось много опасной живности, которая в зной сбегалась к водопою. Например, огромные, но ловкие вараны с ядовитой слюной и толстой кожей. Однако не они представляли самую серьезную угрозу, а василиски. Издали спутать их мог, пожалуй, любой, кроме какой‑нибудь фангры. Только их отменное зрение позволяло на безопасном расстоянии рассмотреть небольшие гребни на хвосте и капюшоны вокруг голов ящеров. К озерцу в итоге пробирались Вольные, поймав момент, когда вараны сцепились с одним из василисков. Мне было любопытно, почему первые мгновенно не превращались в камень. Ив ответила лишь предположительно: якобы в таких условиях тонкая пленка на глазах защищала живность не только от песка, но и от таких страшных соперников, как василиски.

После обеда о себе напомнил ветерок, легонько гоняя песок у нас под ногами. К счастью, с каждым часом он становился все прохладнее и прохладнее, а Кейел и Елрех, наоборот, угрюмее. Кейел ускорялся, будто боялся куда‑то опоздать. Я попыталась узнать у Елрех, что происходит, но она отмахнулась, пожав плечами, поторопила меня и ребят, а затем сказала, что скоро я все увижу сама. Чувствительная Ив выглядела взволнованной, Ромиар недовольно посматривал на ясное небо, и даже Феррари, предпочитающая в свободное время носиться где‑то в стороне от нас, вернулась. Она беспокойно раздувала капюшон и ворковала со мной, мешаясь под ногами.

Последние лучи солнца слабо озаряли небо, но еще цеплялись за него. Небольшое, грубо построенное, убежище из камня, к которому мы спешили, показалось на горизонте как раз в тот момент, когда холодный ветер швырнул в спину песок. Казалось, еще немного и пустыню накроет песчаная буря, но даже не это пугало, а небо, частично затянутое тучами. Ветер быстро сгонял их с востока, и они густились, чернели, тяжело ворочались над головой, будто больше не зависели от него, будто сами формировали климат внутри этого региона. А ветер продолжал бушевать, поднимая песок.

Кейел вернулся к нам на Тодже и, не спешившись, скомандовал мне:

– Прыгай на Феррари и быстро за мной!

Он был зол, взволнован, взбудоражен, и я безропотно подчинилась. Малышка, казалось, только рада была ускориться, пусть и с ношей на спине. Подгоняемые шквалистым ветром, мы за считанные минуты домчались до низенькой постройки без окон. Я чувствовала силу в нескольких серых камнях, затесавшихся в рыжей кладке. Они словно были напитаны духами, которые отпугивали животных от этого места.

– Заходи, – приказал Кейел, втаскивая сумки в темноту.

Он швырнул поклажу прямо у входа и направился обратно, бросая на ходу:

– Я за остальными. Жди здесь. – Глянул на лиертахона и коротко, сурово произнес: – Феррари, за мной!

Они быстро исчезли в песчаной завесе, с каждой секундой становящейся более плотной. Я, щурясь и ежась, призвала Охарс и вошла внутрь укрытия. Ветер завывал за спиной, но сюда не проникал. Ровные каменные стены без ниш, полок, крюков и низкий потолок явно не предусматривали, что кто‑то может обосноваться тут надолго. Волнуясь за ребят, я не хотела ничего делать, кроме как смотреть на вход и ждать их. Однако заставила себя перетащить сумки к стене, отряхнуть покрывала от песка и разложить их. Ночи в пустыне холодные и опасные, и закат с такой погодой не подразумевал, что мы продолжим путь этим вечером.

Ребята вернулись довольно скоро. Ив была с Кейелом, верхом на Тодже, а Феррари везла на себе Елрех. Когда Кейел собрался за Роми, я остановила его и повязала косынку на лицо.

– Не будешь дышать песком, – поправив ткань у подбородка, пояснила и стала опускать руки.

Кейел перехватил мои пальцы и, сжав их, посмотрел в глаза. Глядя в ответ, я снова разволновалась, а мысли… Их не осталось. Я прильнула к Кейелу на мгновение, попросила быть осторожным и отступила. Он кивнул и молча оставил нас.

Когда они вернулись, Тоджа и Феррари пришлось заводить внутрь за узду, иначе сила духов не впускала их. За открытым проходом мир потемнел от поднятого песка. Буря продолжалась долго – мы успели поужинать, рассесться с удобством и уже обсуждали завтрашний поход к следующему такому же убежищу. Кейел настаивал, что нужно идти быстрее, а Роми – что нужно сократить время сна. Затем внезапно наступила тишина, а песок за дверью рухнул на землю. Ветер исчез словно по щелчку пальцев.

– Началось, – прошептала в звенящей тишине Ив и обняла себя.

Елрех прижалась к плечу Роми и с грустью вздохнула. Кейел поморщился, тряхнул волосами и, как ни в чем не бывало, продолжил:

– Если будем двигаться быстрее, мы…

Оглушительный грохот напомнил о Своде Скверны, и я вздрогнула, подобрала ноги под себя, глядя на выход. Громыхало так, будто собиралась серьезная гроза. Осторожное прикосновение к плечу вывело из пристального ожидания. Я повернулась к Кейелу, увидела заботу в его глазах. Он коснулся моей щеки, погладил пальцем подбородок и, склонившись ко мне, пользуясь затишьем, прошептал:

– Мы в безопасности. Это всего лишь гроза, Аня.

– В пустыне? – негромко спросила я. Может, ослышалась?

Он кивнул, обнял меня за плечи и притянул к своей груди. Поцеловал в макушку головы и продолжил – в этот же момент плотной стеной хлынул проливной дождь:

– В этом регионе собраны все остроги оскверненных душ, но ближайший к нам собирает самых жестоких убийц.

– Что это? – нахмурилась я, поднимая голову, чтобы видеть лицо Вольного. Тихие переговоры ребят заглушало шипение ливня.

– На севере их называют тюрьмами, – пояснил Кейел.

– Ясно.

Я и забыла… Весь день осужденные трудятся, а с закатом, или после, им скидывают пропитание – хищников, но никогда не дают воды. Скольких сегодня убили в этих острогах, чтобы Шиллиар разрыдалось после заката?

– От кого Шиллиар защищает регион? Солнце уже умерло, – заметила я.

– Но успело сильно раскалить эту землю, – ответил Кейел на ушко, все так же крепко прижимая меня к себе, – чтобы на рассвете, даже позабыв о всем насилии, увиденном тут, хватило и слабого тепла для окончательного испепеления. Пока Солнце не видит, Шиллиар старается остудить регион и подготовить его к новому гневу Солнца. Ледяные слезы будут литься всю ночь, а на рассвете ты увидишь, как быстро от них не останется и следа. Солнцу хватит и нескольких минут наблюдений за преступниками, собранными в острогах.

В эту ночь не горел костер, а сырость быстро проникла в помещение, но Кейел, лежа у меня за спиной, крепко обнимал меня за талию и прижимал к себе. Его поцелуи в шею разжигали огонь во мне, а осторожные ласки в кромешной темноте едва ли удерживались на допустимой грани, не единожды вызывая мысли увести Вольного дальше от ребят, несмотря на неутихающий, шумный ливень.

Утром и вправду от влаги не осталось ни следа. Солнце едва ли поднялось над горизонтом, а горячий песок легко осыпался с ладони, напоминая мне, что вокруг пустыня. Обычная ли?.. Быть может, Фадрагос не круглый и в самом деле расположен на ветках древа Жизни? А небо? Как знать, почему ему дали имя Шиллиар. И кто‑то ведь дал ему имя…

К концу очередного дня мы вовремя прибыли к новому убежищу, не попав даже под колкий песок. Ночной ливень принес облегчение от жары, но под утро вынуждал прижиматься к Кейелу теснее и, уткнувшись ему в грудь, стучать зубами. На третий день, надеясь, что недооценила силу вестниц, я все же разулась. И вот тогда мое путешествие стало комфортным. Я ощущала прохладу, ощущала легкую жару, но никакого холода или зноя не осталось.

Больше недели странствия понадобилось, чтобы, поднявшись на очередной бархан, увидеть на горизонте, прикрытом маревом, неподвижные скалы. По мере приближения к региону Ночной смерти, я все чаще отводила взгляд от Кейела, шагающего впереди, и кусала губу. Многое между мной и им осталось в прошлом. И в этом множестве ситуаций отыщутся те, в которые сейчас верилось с трудом. В которые не хотелось верить.

– Мы были другими, – полушепотом напомнила я себе, спускаясь по бархану. Босые ступни согревал песок и будто ласкал пальцы. – Но хорошо ли это?

– Асфи! – окликнула меня Елрех.

Я прекратила беседу с собой, остановилась и обернулась к ней. Песок в этой части пустыни был светлее, отражал солнечный свет и заставлял щуриться. Сумка за спиной за время в пути полегчала, но все равно лямка неприятно давила на плечо, а спина побаливала. Елрех быстро догнала меня, оставляя Роми с Ив плестись следом, и громко поделилась:

– Ив предполагает, что нам придется столкнуться с братом Гар'хорта лицом к лицу.

Я поморщилась от услышанных перспектив и шагнула дальше. Свод Скверны сильно потрепал нас и едва не убил Елрех и Кейела, а значит, если в регионе Ночной смерти, нас снова ждет бой с чудовищем, то мне нужно хорошенько отдохнуть, чтобы прекрасно чувствовать Единство. И где расслабиться, если тут пустыня с ночными ледяными ливнями, а там шелест и пристальный взор ночных охотников?

– Энраилл постарались на славу, – сказала я, вытирая пот со лба.

Елрех хотела что‑то ответить, но я не позволила, проговорив быстрее:

– Я думала о поведении Кейела и его настроении.

Она нахмурилась, разглядывая меня внимательней.

– Что‑то стряслось? Вы ведь помирились. Вольный злился, но теперь снова заботится о тебе.

Стряслось… Во время долгой дороги часто уединяешься, когда устаешь от болтовни, в которой темы ограничены. И в таком уединении хватает времени, чтобы многое обдумать и переосмыслить. О себе, о жизни, о мире вокруг. Хватает времени вспоминать, сопоставлять и размышлять на тему: «а если бы…» А если бы моя жизнь сложилась иначе? А если бы удача не отвернулась от меня? А потом обдумываешь, в какой именно момент удача все же отвернулась.

– Мы отыскали ключ и подсказку, – проговорила я, все еще обдумывая, стоит ли делиться размышлениями с Елрех, – и вот уже близки к очередному тайнику. Ты ведь помнишь о миссии Кейела? Я когда‑то рассказывала тебе: у него один очень сильный враг, но есть еще кто‑то фанатичный, кто будет мешаться под ногами.

– Помню, – заинтересованно ответила Елрех. – К чему ты клонишь, загадочная Асфирель?

Я глянула в сторону Феррари, несущейся к Тоджу. Когда девчонка боится, то вечно мешается под ногами.

– Чтобы мешаться под ногами, – тихо протянула я, – надо находиться рядом и непосредственно участвовать в каждом шаге того, кому мешаешь.

Елрех хмыкнула, поправляя сумку, а затем, опустив задумчивый взгляд на песок, убрала прядь волос с лица и произнесла:

– Это кто‑то из нас.

– Да. Наверное, Кейел думает, что это я, поэтому, бывает, злится. Ему приходится возиться со мной, отвлекаться на мои желания, угождать мне. А еще он поднимал вопрос доверия. Может, он боится, что я сговорюсь с его врагом?

– А что ты сама думаешь? – нахмурившись, Елрех повернула ко мне голову. – Не решила же ты, что я и есть его враг?

– Чего? – опешила я. Хохотнула, развеселившись ее предположению. – Не говори больше таких глупостей!

– Но ты так осторожно подводила к этому.

Я скривилась и поежилась.

– К другому.

– К чему? – Она с любопытством посмотрела на меня.

– Не так давно ты стала вспоминать о давнем прошлом. И эта пустыня, наш поход… Я продолжила вспоминать многое. Все, что могла вспомнить. – Я замолчала и сглотнула неприятный ком. Ничего не хочу забыть. Абсолютно ничего. – Елрех, я не стремлюсь помешать Кейелу. Мое перемещение во времени не изменит того, что уже изменилось. Я лишняя в вашем мире, и не должна была оказаться тут. Случайность, понимаешь?

Она почесала щеку и выглядела так, будто все еще переваривала мою мысль.

– Такая ли случайность? – Наконец глянула на мои босые ноги. Кивнула на них и хмуро сказала: – Они бы уже обгорели, уважаемая Вестница.

Я отмахнулась от очередной ерунды, которую успела обдумать.

– Ил говорила с Повелительницей, а значит, они не всегда агрессивно были настроены к вам. Что если какой‑то Повелитель сделал меня Вестницей, чтобы я… – Потерла лоб, почесала нос и тяжело выдохнула, удерживая злость в себе. – Чтобы я убралась из вашего мира и не влияла на его судьбу!

– О чем ты? – удивилась Елрех.

Подтянув сумку, я вдохнула глубоко и заговорила быстрее:

– Если я оказалась тут случайно, когда ведьма истончила грань мира, а после так же случайно познакомилась с тобой, потом встретилась с Кейелом… Случайно! – На всякий случай сделала акцент повторно. – Я помешала, понимаешь? Между мной и им произошло столько всего, что он… Когда‑то давно, когда мы направлялись во дворец Волтуара, Роми говорил, что Кейел оттягивал время. Он тратил его на меня, пока учил и… наслаждался сам. Елрех, Вольный тратил на меня свое бесценное время. Что если тогда он стал проигрывать своему врагу? Что если тогда я, вмешавшись в его судьбу, изменила то, что предначертано ему судьбой? Что если тебя и меня не должно было быть рядом с ним?

– Асфирель, я все равно не понимаю тебя. Твоя жизнь и наши не зависят друг от друга – это так. Заботы нашего мира возложены на нас, а не на тебя, – согласилась Елрех и нахмурилась. – Но если Повелители могут приходить к нам, когда вздумается, то им ничего не стоит убить тебя.

Я едва не схватилась за голову, не зная, как объяснить ей все то, что пришло мне в голову и сложилось в целую картину. В правильную картину. Наверное, раньше я бы не додумалась до этого всего, но даже отрывки чужих воспоминаний позволяли смотреть на мир шире.

– И что это изменит? – спросила я. – Что изменит моя смерть? Ты не думала, почему именно Вестница? Какие полезные знания я дала кому‑либо из вас? Даже если и дала, я исчезну из вашей памяти, как и все знания, которые принесла вам. – Приложила ладонь к груди. – Как Вестница, я абсолютно бесполезна!

Она покачала головой, явно до сих пор не понимая, а я продолжила настаивать, опасаясь сбиться с мысли:

– Знаешь, почему вестница, Елрех? Потому что только они исчезают из Фадрагоса так, чтобы о них никто не узнал. Бывших Вольных не бывает, но о них помнят, а Вестницы… Тут помнят лишь одну. Помнят о той, кто положил им начало.

– Ил тоже была…

– О ней узнала лишь я! – Я ударила себя в грудь кулаком. – Сотри меня из вашей судьбы, и вы никогда не узнаете об Ил! Как и обо мне. Вестницы исчезают из Фадрагоса бесследно. Быть может, только мудрецы знают их всех. Какие‑то духи все же покровительствуют этим старикам! А может, и не духи вовсе, а Повелители? Об Ил еще мог узнать Дес, но наверняка сказать нельзя, ведь он не трогал ее ис’сиару. Да и предметы не дают ему полного воспоминания. Елрех, если бы я не знала тех слов, какими выражаются вестницы, никогда бы не догадалась, кем она была. И насчет Десиена, – тише проговорила. – Кейел говорил, что его враг должен быть сильным. Ты видела городского защитника?

– Он слабый, – Елрех словно удивилась своему замечанию.

– Именно! – Я схватила ее за рукав, продолжая идти. – Чертов балкор даже драться не умеет!

– А силы ведьмы? – Она склонила голову к груди.

– Три первые попытки были другими, об этом говорила Ив. Они были такими, будто он только учился силе и даже символы отличались – может, он путался в них. Допускал ошибки. Думаешь, что за короткий промежуток времени он овладел силой настолько, чтобы противостоять Вольному?

Мы одновременно посмотрели на Кейела. Широкие плечи, крепкая фигура, меч будто совсем ничего не весит, не утяжеляет… Походка, несмотря на путь и выпавшие на долю Вольного испытания, была хищной и даже какой‑то вальяжной. Кейел словно прохаживался по своим владениям, высматривая вредителей, а не по опасной пустыне шел.

– Не Кейелу… – протянула Елрех, соглашаясь со мной.

Я судорожно вздохнула и облизала губы, радуясь, что мы с ним все‑таки союзники, а не враги.

– К тому же как бы Десиен попал к сокровищнице, если привязан к соггорам? – сразу же спросила я. – Как он попадет к ней?

– Значит, ведьма – не он, – сделала вывод Елрех.

– Скорее всего. Или враг Кейела – не совсем ведьма. Елрех, прости меня за то, что ты услышишь дальше. Если будет сильно обидно, то реши для себя, что мне просто солнце голову напекло.

– Говори, – решительно потребовала она, посмотрев в мои глаза.

– Кейел и без меня прекрасно привлекал внимание гильдии Справедливости. Он бесчинствовал до встречи с нами и водился с васовергами до того, как убил Фаррда. И Роми с Ив тоже были знакомы до моего появления тут. В первые дни нашего с ней знакомства она хвалилась, что изучала Вольных. Были еще двое, кто быстро исчез из ее жизни, поэтому она обрадовалась, что может приблизиться к Кейелу не только с целью вывести его на чистую воду, но и изучить лучше. Что если это все случилось бы само собой? Без меня.

– Один – враг, а второй – рядом, мешается под ногами, – задумчиво сказала Елрех.

– Тот, кто мешается под ногами, по силе не уступает Кейелу, – дополнила я.

– Роми. – Она кивнула.

– А вот враг могущественней Кейела. Точно не помню, что он говорил, но помню, что признавал его гораздо сильнее себя.

– Но Ив слабая. – Елрех свела брови вместе, выгибая их.

– Пока одна, – вкрадчиво подтолкнула я ее к мысли. – А если бы с ней была ее гильдия? Если бы не я, она не стала бы изгоем! Возможно, судьба Ив сложилась бы иначе. Она могла бы с Роми попасть на север, заинтересовавшись мировой угрозой, или дождаться северян в регионе Цветущего плато. И кто знает, не приехал бы с соггорами ненавистный ею балкор. У нас бытует мнение, что от ненависти до любви один шаг.

– Она подарила бы Десиену эльфийское прощение, – согласилась с моими предположениями Елрех, – но кто бы стал добровольной жертвой?

– Сколько беловолосых фангр живет в Фадрагосе прямо сейчас? Елрех, Роми привлек тебя в этой жизни, он бы привлек тебя и в другой.

– Ты сама говорила: без тебя мы бы не встретились.

– Ты не бывала лишь за Краем, – настаивала я. – Вы могли пересечься, тем более вы оба жили в Обители гильдий. Мне кажется, я, оказавшись в Фадрагосе, просто чуть поторопила события и попутно смешала их в безобразную кучу. И добровольная жертва… Вдруг я неправильно истолковала. Эльфы, прощая балкоров, превращаются в добровольную жертву. В Фадрагосе душа ценится выше жизни.

– Ив простила бы Десиена, а меня убили бы. Или… – Она сглотнула гулко, сжала кулаки и сказала: – Беловолосых шан’ниэрдов среди Вольных никогда не встречалось. Роми первый. И миссия его заключается в том, чтобы спасти Ив. Он готов отдать за нее жизнь.

– Бывших Вольных не бывает.

– Но, Асфи, будь это правдой, – то, что ты говоришь, – он бы уже умер. Ведь его миссия затянулась, а Ив не сошлась с Десиеном.

– Потому что я повлияла на ваши судьбы и восприятие, чем поломала планы Фадрагоса. Планы тех, кто стоит выше и иногда подкидывает подсказки духам, будто кости бросают.

Елрех скривилась, и я поспешила заверить:

– Об этом тоже когда‑то говорил Кейел! Елрех, сам Вольный признавался мне в этом! Есть кто‑то выше духов, и я влезла в их планы. Поломала их. Давно поломала! Ив это особенно коснулось в тот момент, когда она стала изгоем и попала в руки Вяза. Тот мужик пытался изнасиловать ее и, мне кажется, что она в принципе теперь в их сторону не готова смотреть, будь они даже обходительными, как Волтуар. Тем более Десиен с ней таким не был. – Я потянула Елрех за рукав сильнее, чтобы она не смела отвлекаться и выслушала внимательно каждое мое слово. – Елрех, Повелители сделали меня Вестницей, чтобы запугать, сказать, что я умру, как Ил, или стану бледной тенью, как первая Вестница, а заодно ускорить и облегчить мой уход из вашего мира с помощью Сердца времени. Если судьбой Фадрагоса управляют Повелители, и они до сих пор, как и много столетий назад, общаются с Энраилл, то именно они подсказали им, куда направить меня, когда и как! На севере Волтуар отдал мне письмо, в котором мудрецы убедительно  просили меня воспользоваться артефактом. И мне кажется, если бы я не ушла с Кейелом из дворца Цветущего плато, они бы рано или поздно вернули меня, а потом самолично отвели к артефакту и заставили его использовать, лишь бы направить судьбу мира в прежнее русло!

Я порывисто выдохнула, избавляясь от остатков воздуха в легких, и вновь вдохнула полной грудью. Елрех в это время обернулась к Роми и Ив. Смотрела, словно оценивала их, а затем снова повернулась и уставилась в спину Кейела.

– Если все так, как ты рассуждаешь, то кто из них зло? – спросила она, с опасением продолжая смотреть вперед. – Кто сражается за благополучие мира, а кто за его разрушение?

Я тоже посмотрела на Кейела и всецело разделила ее страх. Лучше бы злодеями в этой истории оказались несколько гильдий, балкор, эльфийка и беловолосый Вольный. Вспоминая деспотичную силу духа, который недавно помог мне, и его могущество, я понимала: хоть мудрецы никогда открыто не вмешивались в судьбу жестокого Вольного, но не мешали гильдии Справедливости подбираться к нему. Они будто бы боялись выступить против него открыто, поэтому действовали неспешно, исподтишка. Если даже могущественные Энраилл опасались Вольного, который с самого начала в одиночку искал сокровищницу, то существует ли в Фадрагосе тот, кто никогда не боялся его? Какой же дух ведет того, кого я всем сердцем полюбила? И что ждет его в будущем, в котором меня уже не будет?

Знакомая пещера раззявила перед нами узкую черную пасть.

Я оглянулась на солнце; оно едва ли перевалилось за зенит. Если ближе к закату, мы ничего не отыщем, то придется упрашивать Кейела не рисковать и отступить обратно к пустыне. Эту ночь можно провести на невидимой границе двух регионов, куда, как сказала Елрех, не добирались ночные охотники и где не бушевала буря.

По примеру ребят я сбросила сумку под ноги. Тодж уже ринулся к проходу, но в этот раз Кейел похлопал его по морде, не впуская внутрь, и вошел первым. Я вдохнула глубже и последовала за ним. С того момента, как мы были тут в последний раз, ничего не изменилось. Нас встречала ужасающая атмосфера полумрака, укрывшегося под сводчатым потолком, и давящей тишины. Но солнце нашло сюда путь и слегка развеивала зловещую обстановку; прямой луч стелился ровной линией по твердой земле, освещая половину пещеры. Тени собрались по углам и под потолком и, казалось, будто они были живыми. Они же и вызывали чувство, словно кто‑то неотрывно следит за мной. За всеми нами.

– Будем ждать ночи? – спросил Роми, окидывая пещеру недовольным взглядом.

– Как давно тут кострище? – проигнорировав его, спросил Кейел и обогнул полукруг рядом с ним.

– Кто знает, – Ив пожала плечами, – насколько мне известно из легенд, в этой пещере никто не остается на вторую ночевку.

– И я тоже не хочу, – негромко призналась Елрех, подходя вплотную к стене.

Кейел опустился на колени и стал откидывать холодные угли, сдвигать пепел. Облако пыли поднялось мгновенно и стало разрастаться. Роми с Ив отошли к стене, противоположной входу. Какое‑то время, как и я, следили за Вольным, а затем отвлеклись на каменные руки фангры, вытянутые у них за спиной. Я тоже присмотрелась к ней. Только длинные безымянные пальцы говорили о ее принадлежности расе, а так никто бы и не догадался, кто спрятан в камне. Она была необычной. С другими было не так… Множество искаженных болью лиц виднелось в пещере, иногда торчали плечи, но были сжаты, словно умирающие до последнего боролись, пытались вырваться из крепкого захвата монстра, отталкивая его. Руки вытягивала вперед лишь фангра, и ее лица не было видно. Она, раскрыв ладони, тянулась вперед лишь руками, но не всем туловищем, словно была не одна в ту ночь. Будто кто‑то, не сумев вытащить ее, бросил, а она до последнего надеялась, что ее вновь возьмут за руки.

Пыль пощекотала ноздри, и я, прыснув в кулак, тихонько чихнула. Потерла нос, наблюдая за Кейелом, за короткое время покрывшемся слоем пепла. Он разгреб кострище, добрался до прожженной земли и потянулся к рукояти меча. Елрех в это время бродила по углам пещеры и щупала все впадины, заглядывала в малейшие трещины. Она обогнула круг вдоль стен, поковыряла последнюю трещину коготком и сказала:

– Тут ничего. – Ее голос перемешался с шуршанием и стуком клинка, интенсивно вонзаемого в землю. Елрех опустила взгляд на Кейела, словно позабывшего об окружающих и всецело увлекшегося поиском тайника, покачала головой и добавила громче: – Пройдусь по округе. Я бывала в этом регионе много раз, но пещеру обходила стороной.

Я хотела сказать, что отправлюсь с ней, но, приоткрыв рот, поморщилась и отступила чуть дальше от Кейела. Вольный и впрямь перестал кого‑либо слушать и видеть; с каждым рывком, с которым он вонзал меч в землю, с его губ срывался приглушенный ни то стон, ни то тяжелый, резкий выдох. На лбу тонкий светло‑серый слой пепла быстро темнел от выступающего пота. Грязные волосы еще не прилипали к лицу, но закрывали глаза. Впрочем, зная, какой фанатичный блеск в них может быть, я не хотела их видеть.

Пока я наблюдала за Кейелом, Елрех вышла из пещеры, и я не стала бежать за ней. Обернулась к ребятам, рассматривающим искаженные лица, и вздрогнула. Повернула голову к самому дальнему темному углу и, вглядываясь в него, обняла себя. Казалось, тьма в трещинах и выемках стены, пока никто из нас не видел, двигалась. Медленно, осторожно, хищно… Я оценила расстояние от Кейела до этого угла и сглотнула, царапая пересохшее горло, – Вольный сидел в тени, но тень эта не была такой непроглядной, как мрак, который привлек мое внимание.

Судя по интересу Ив и Роми, они в пещере впервые, а мы с Кейелом пришли сюда второй раз. До заката еще далеко, а значит, мы пока в безопасности. Ты просто накручиваешь себя, Аня…

Как бы я ни успокаивала себя, но пока Кейел не вырыл глубокую яму, неотрывно следила за любым движением теней в пещере. И чем внимательней присматривалась к ним, тем сильнее убеждалась: они живые. Взгляды, которые я чувствую на себе, – не выдумка.

Кейел, наконец‑то, остановился. Все еще не поднявшись с колен и опираясь на меч, прислонился лбом к навершию и выдохнул:

– Ничего.

Значит, нам предстоит бой с тварью…

Голос Роми зазвучал в глухой тишине:

– Мне не нравится это место.

Он скривился, поджал губы, превращая их в тонкую темную полоску. Медленно разглядывая сводчатый потолок пещеры, провел кончиками пальцев по каменным пальцам фангры. В его глазах застыло не привычное надменное отвращение, а плохо скрытый страх, который он пытался выдать за омерзение. Беспокоится за Елрех… Кончик его хвоста, в подтверждение моим мыслям, беззвучно ударился о каменную стену. И еще раз.

Для меня беззвучно. Для Кейела.

А вот Ив встрепенулась, будто маленькая птичка. Выпрямилась, вытягивая шею, и застыла. Наблюдая за хвостом своего верного охранника, сжала кулаки. Ее уши дергались с каждым легким ударом. Роми, наконец, заметил ее настороженность и, кажется, смутился. Убрал руку от каменной руки и спросил вроде бы лениво:

– Что ты услышала?

Я старалась в этот момент не двигаться, не дышать. Боялась вспугнуть удачу, или отвлечь Ив. Кейел поднял голову и тоже с любопытством уставился на нее. Она сорвалась с места, быстро подошла впритык к замурованной фангре и, старательно прислушиваясь, постучала длинным пальчиком по стене. Отпрянув, воскликнула:

– Внутри!

Роми успел лишь лениво посмотреть на стену, а я еще толком не сформировала мысль, как Кейел уже оттолкнул Ив в сторону и ударил эфесом по рукам фангры. Я прикрыла голову, хоть каменные осколки и не долетели до меня. Хотя палец все‑таки докатился до ноги и осторожно стукнулся о мои пальцы.

Сердце колотилось. События развивались слишком стремительно. Пока мы переглядывались между собой, Кейел уже разбил стену до заметных трещин. Он замахнулся еще раз – и обрушил мощный удар рукоятью. С очередным таким ударом, камень осыпался, предъявляя взору темную нишу. Прислонив меч к стене, Кейел нетерпеливо запустил в нее руки и вскоре вытащил на свет небольшой ржавый сундучок. Поставил его под ноги и принялся осторожно сбивать замок. Послышался глухой звон.

Я снова посмотрела на серый палец и переступила с ноги на ногу. Всего лишь скульптура, замаскированная под настоящую жертву? Скорее всего, да. Даже разбойники и бандиты за столько столетий ни разу не покусились на память умерших тут. В этих стенах, в этом регионе смешались разные смерти, разные души – от темных и грязных до светлых и чистых. За все прошедшие века ни один фадрагосец не осквернил их память… Хорошее место для тайника.

– Шан’ниэрдский, но другой… – хрипло протянул Кейел, успев развернуть крохотный свиток. Показывая подсказку Ив, он спросил: – Что это за точки и полосы на символах? Как их читать?

Ив вчитывалась в строки, шевеля губами. За ее спиной примостился Роми, прокручивая в пальцах крупную зеленую чешую. Видимо, нашел ее в сундуке. Я тоже подошла ближе и заглянула внутрь – кусочек карты был развернут. Значит, искать надо в этих местах?

– Это древний язык беловолосых шан’ниэрдов, – проговорил Роми. И немного тягуче продолжил: – И пролились огненные слезы, оставив неприступный островок. Превратили его в черный камень, убили, навеки поселив в нем пустоту, но жизнь не отняли. Ведь пока живетпамять о нем, живет и он.

Фыркнув беззаботно, он подкинул чешую и, поймав ее на ладонь, стал рассматривать переливчатые отблески.

– Я знаю, о каком месте говорится в подсказке, – произнесла Ив, глянув на плоский изумруд. – У Линсиры был собственный дракон, и чешуя не зря оказалась тут.

– Я тоже знаю. – Роми с самодовольным выражением лица кивнул. – Лавовое озеро. Когда гора расплакалась огнем, целый город моих предков погиб от ее горя. Она сожгла их слезами. Правитель и его приближенные жили в самом чудесном месте Фадрагоса, укрытом ото всех неприступным кольцом гор. И у них были самые сильные ядовитые драконы. Они запросто могли соперничать с драконами соггоров и виксартов. И те драконы, после смерти своих друзей обезумели и выжгли место, где могли рождаться дальше.

– И долина драконов умерла, а над ней пришлось сооружать мосты, – задумчиво встрял Кейел, сворачивая свиток.

– Да, регион Больших мостов. – Ив дернула ушами и, присев возле сундучка, подняла фрагмент карты.

– Я видела внизу туман, – вспомнила я, прислоняясь спиной к стене. Я безумно радовалась, что мы так легко нашли тайник, и до сих пор волновалась, что все не так просто. До сих пор не могла поверить, что в этот раз обошлось без травм и опасностей. Увидев хмурость ребят, я уточнила: – В регионе Больших мостов, внизу, в ущелье. Там даже в солнечную погоду плотный туман. Яд все еще не выветрился, да?

– Выветрился? – Роми изогнул бровь и протянул чешую Кейелу. – Драконы, принадлежащие моей расе, были самыми преданными драконами. После такой потери они извергали яд до тех пор, пока не лишились последних жизненных сил, и не упали в те реки яда, которые сами же и разлили. Этот яд еще долго будет напоминать о ранах Фадрагоса, жечь его и отравлять долину. Мир без причин в тот день отобрал тысячи жизней беловолосых шан’ниэрдов, и осиротевшие драконы хотели отплатить ему не меньшим.

– Это была самая массовая смерть ядовитых драконов, – добавила Ив, тоже отдавая фрагмент карты Кейелу.

Я почесала лоб, озвучивая вывод:

– Значит, тайник спрятан там.

– Скорее всего, – ответил Кейел, аккуратно пряча найденное в мешочек, – речь идет об острове в Лавовом озере. О той вершине небольшой горы, которая выплюнула из себя огонь. Отправляемся туда. И по пути навестим мудрецов. – Глянул на Ив. – Ты хотела передать им информацию о Десиене. Для этого нам нужно раздобыть посыльного.

Сосредоточенные ребята прошли мимо меня к выходу, продолжая обсуждать планы. Я уже шагнула следом за Кейелом, но замерла. Сердце застыло, а я затаила дыхание. Вновь меня привлекло еле заметное движение в углу, в неосвещенной солнцем половине. Голоса ребят успели отдалиться, и я нахмурилась. Шагнула дальше и споткнулась на пустом месте.

Темный, дымчатый силуэт стремительно пересек пространство и остановился в полуметре от меня, нависая надо мной и упираясь в границу света и тьмы. У него не было глаз и рта, но я ощущала проницательный взгляд всем телом, а холодное дыхание, напитанное смертью, тронуло лицо, пошевелило волоски. Вздох монстра из тьмы – шорох песка, слабое движение – тихий треск.

Я медленно отступила, вытирая вспотевшие ладони о штаны. Не смогу двигаться быстро. Точно упаду.

Казалось, земля уходит из‑под ног. Сердце забилось быстро, заколотилось в груди с силой, но я его не слышала. Лишь шорох и треск… Холод окутывал тело, отнимал способность бороться. Монстр согнул неестественно длинную руку в локте и, осторожно вытянув ее перед собой, подставил тонкие пальцы под свет. Над ними взмыла черная дымка, и они стали медленно исчезать. Слишком медленно…

Я нахмурилась. Духи Фадрагоса, он может умереть в любую секунду, но продолжает жить столетиями. Зачем цепляется за мучительное существование?

Ответ пришел внезапно – сдавил горло, облил сердце жалостью, и я на грани хрипа протянула:

– Ты давно ни жив, ни мертв. Жива лишь душа. – Подняла голову, разглядывая монстра, лишенного лица. – Все еще черная душа. Ее не примет древо Жизни, а значит, она просто исчезнет. Ты не переродишься. Поэтому ты продолжаешь…

Протянутая рука мгновенно сжалась в кулак – треск заткнул меня, черный дым разлетелся от руки, взметнулся в разные стороны. Я молчала, опасаясь разозлить чудовище сильнее. На глаза навернулись слезы, и сразу же согрели щеки тонкими теплыми дорожками.

«Главное, когда будешь убегать от своей тени, помни – тебя уже ничего не спасет».

Моя душа не может быть такой же черной. Не может.

Многозвучный треск раздался громче, и я опустила взгляд. Монстр тоже следил за своей ногой. Он готов был рискнуть жизнью, чтобы забрать меня к себе. Чтобы уберечь древо Жизни от черноты моей души.

– Так ты не искупишь вину, – прошептала я отступая. – Так не…

Силуэт ринулся на меня – я отпрянула. Ударилась спиной о стену. Упав на колени, уклонилась от руки монстра. Не глядя на него, оттолкнулась и бросилась к выходу. Лишь опрометью выскочив из узкого прохода, обернулась и сжала рукоять кинжала. Сердце билось в горле, а от частого дыхания кружилась голова. Высокий, худой монстр, сотканный из тьмы, все еще стоял под солнечным светом, и я знала, что он смотрит на меня. Неотрывно, с ненавистью. Я чувствовала его взгляд. Во мне он видел свое давнее отражение. Того ублюдка, готового ради себя рискнуть всем миром.

– Что случилось? – спросил Кейел, быстро приближаясь ко мне.

Я отвлеклась лишь на мгновение, а когда повернула голову к проходу снова, там никого уже не было.

– Аня, что случилось? – Кейел вцепился в мое плечо, переводя взгляд от меня на пещеру.

– Я видела его. – Сбивчиво проговорила. – Брата Гар'хорта. Он хотел забрать меня…

Кейел без промедления направился в пещеру, на ходу потянувшись за мечом.

– Стой! – Я удержала его за предплечье. Суматошно, заглядывая ему в глаза, нащупала ладонь и крепко сжала. – Не ходи туда!

Он растерянно взглянул на меня.

– Аня…

– Нет! Прошу тебя, Кейел. – Пользуясь его замешательством, обхватила испачканное лицо ладонями и повторила: – Прошу тебя, Кейел, не ходи. Пусть духи будут ему судьями, но ты не рискуй! Не смей.

Мимолетно облизав губы, сглотнула; солено‑горький вкус пропитал рот. Быстро вытерла щеки рукавами, не позволяя себе обращать внимания на слезы и всхлипывать. Пусть текут сами по себе, но я не буду плакать, жалея себя.

Кейел снял перчатку, встал ближе и провел большим пальцем под моим глазом, а затем тихо сказал, будто пробовал успокоить:

– Пойдем отсюда. Ты права: духи осудят его, когда посчитают нужным.

– Спасибо! – выдохнула я и порывисто обняла его.

Тодж и Феррари играли, рыча и покусывая друг друга. Елрех, Ив и Роми непривычно шли впереди, а мы с Кейелом, нагрузив сумками зверей, плелись позади. Его рука крепко сжимала мою, но мне было мало. Прильнув к сильному плечу, я держалась за него, чуть выше локтя. Кейел ни о чем не спрашивал, лишь поглядывал на меня с беспокойством. Казалось, в любой момент, как только я покажу слабость, малейшее желание побыть защищенной, он готов был проявить всю ту заботу, на какую только способен.

Приближаясь к священному кольцу, Вольный стал хмуриться и тяжелее вздыхать. Когда ребята уже исчезали, он вдруг остановился и произнес:

– Если бы я только мог что‑то изменить…

Взглянул на камень, к которому когда‑то давно колючее растение привязывало меня. Затем посмотрел на место, куда упал кинжал после того, как Кейел сам же отшвырнул его. Он заметно сглотнул, стиснул мою руку крепче и молча повел меня дальше. Я не ответила, лишь виновато отвела взгляд. Тогда Вольный предал почти незнакомку, а я собираюсь оставить его одного. Ударить, когда он старается поверить мне. Пока Кейел поправлял ремешки ножен, я оглянулась на регион Ночной смерти. Регион моей печали и страхов… Услышала тихое хриплое: «Отправляемся», – и нахмурившись вскинула подбородок, а затем резко повернулась к шумящим скалам спиной. Обычный регион. Такой же, как и многие другие в Фадрагосе, – со своей историей, своей тьмой и светом. Зачем придавать ему значимость? Можно просто внести новую буковку на карту, а мне пора оставить прошлое в прошлом.

Глава 21. Лавовое озеро

Кейел перед отходом неспроста перепроверял крепления ножен и смотрел, чтобы оружие легко извлекалось. Духи предков и ветра мягко отпустили нас в регионе Илсейской паутины, откуда мы незамедлительно попросили их перенести нас в регион Больших мостов, где часто кто‑то прибывал и отбывал. Мы готовились к встрече с кем угодно и с чем угодно, но все равно оказались не готовы к тому, что увидели…

Солнечный свет только начал разгораться над горизонтом, промозглый туман плотно укутывал окружающую местность. В подлеске неподалеку заливалась пением одинокая птица. Я втянула прохладный воздух носом, набирая полную грудь. От неприятной сладости, застывшей вокруг священного кольца, затошнило, а на языке словно остался привкус вязкой горечи. Молчаливые ребята разбредались, все еще сжимая рукояти кинжалов, хотя в повисшей атмосфере смерти даже я не сомневалась: нам ничего не угрожает. Роми прошел мимо меня, задевая плечо дуновением тепла. Дошел до распластанной на земле темноволосой шан’ниэрдки и присел на корточки. Брезгливо взявшись за запястье, с трудом приподнял мертвецки синюю руку – под ней, на животе, скрывалась колотая рана.

– Был бой, – раздался тоненький голосок Ив.

Она остановилась возле трупа грузного гелдова. Его остекленевшие глаза на почерневшем лице все еще смотрели в небо, а песок вокруг был испачкан высохшей кровью цвета чернил.

– Не бой, – тихо отозвался Кейел с другой стороны, разглядывая мертвого эльфа, одетого в обмундирование стража. – Бойня. Резня.

– Драгоценности сняты, – расхаживая среди тел, заметила Елрех. – С каких пор наглые разбойники бесчинствуют в важном регионе?

Я медленно обогнула камень священного кольца и едва не споткнулась о волка. Белая шерсть наверняка некогда лоснилась, а сейчас была выпачкана в земле и склеилась от засохшей крови. Ему разбили голову, но, видимо, до этого сломали челюсть. Добили из жалости? Скорее, от злости. Из жалости проткнули бы сердце…

Первый веревочный мост на нашем пути был оборван. Нам пришлось возвращаться и пересекать местность другими путями.

Ошеломление… Как выяснилось, оно бывает разных оттенков. И встречаем мы его тоже по‑разному.

В этот раз мы молчали…

У городских стен Обители гильдий не было оживления. Городских стен просто не было. Не было и уютных домов перед городом, за его стенами – тоже. В рассеивающейся дымке влажного тумана постройки города виднелись гораздо дальше, но мы шли по руинам. Не так. Мы шли по выжженной земле. Мертвой. Она хрустела, как осколки стекла, под подошвами ребят и рассыпалась углем. Но мягко касалась моих стоп.

Кейел молча свернул от города дальше, и мы так же безмолвно последовали за ним.

Укрылись в роще, распростертой на небольшой возвышенности, откуда обитель просматривалась чуть лучше. Со стороны главных городских ворот тянулась черная пустошь, а чуть севернее открывалась другая картина – очередные руины. Обломки городской стены лежали линией каменно‑деревянной насыпи, разрушенные стены домов частично ушли под землю, местами почти нетронутые крыши накрывали фундаменты. Повсюду валялись камни, балки и, кажется, щепки.

– Похозяйничала Анья, – нарушила тишину Елрех. В ее голосе слышалось сожаление.

Она постояла еще немного, сжимая кулаки, а затем проворно полезла на ближайшее дерево.

Кейел уже давно отвернул голову от северных руин и смотрел в сторону ворот.

– Не думал, что Кхангатор зайдет настолько далеко, – с прискорбью произнес он и сразу направился к тому же дереву. Скрестив руки на груди, прислонился к нему плечом.

– Виксарты мстительны, – лениво напомнил Роми. Он уже сидел на пне и, облокотившись на колени, крутил в пальцах дротик.

Ив сидела на поваленном дереве, упираясь руками в него. Я последовала ее примеру. Вскарабкалась и, примостившись рядом с ней, стала легонько болтать ногами. Шершавая кора чуть царапнула ладони, голые пятки несильно ударялись о ствол. Ив тяжело вздыхала и иногда дергала ушами, но не просила меня прекратить стучать. Теперь я прекрасно знала, насколько у нее острый и чуткий слух.

Затяжное молчание прервал Кейел, в полголоса рассказывая, что обсуждал при встрече с Кхангатором. Это немного проясняло ситуацию, но не давало полной картины произошедшему. С места, где мы расположились, хорошо просматривался тракт. Когда туман отступил полностью, можно было разглядеть, что пострадал не весь огромный город, а только его малая часть в разных сторонах. Поэтому мы рассчитывали, что если в городе остались жители, то кто‑то обязательно воспользуется этой дорогой. Оставалось только ждать.

Разговоры не клеились, эмоции бушевали в ребятах, и настроение часто менялось у каждого из нас. Когда утренняя прохлада стала уступать солнечному теплу, раздался голос Елрех:

– Кто‑то идет!

Пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть ее на толстой ветке и понять, куда она смотрит и с какой стороны ждать путника.

Из города! Повезло.

Путник приблизился к нам минут через пятнадцать после возгласа Елрех. К тому времени она уже спрыгнула с ветки и, вооружившись кинжалом, стояла возле меня и Ив. Вольные отправились наперехват. Орешник заслонял обзор на происходящее, а тишина, разбавленная лесными звуками, стала напрягать. Я вытащила кинжал и, не удержавшись, шагнула к дороге, но Елрех вытянула передо мной руку. Обернулась ко мне и хмуро посмотрела в глаза. Я выдохнула, проглотила с тугим комком и желание помочь. Безропотно отступила обратно к поваленному дереву. Меня одолевало беспокойство. Однако вскоре через орешник же с треском проломились парни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Они вели мужика, заломив ему руки и удерживая с двух сторон. Курчавые волосы человека слиплись, спутались, были покрыты пылью и местами блестели. Куртка не по размеру расползлась по швам и была заляпана пятнами, штаны, наоборот, сидели свободно, но тоже были грязными, а заплатки требовали повторного ремонта. Зато сапоги были хорошими, новыми, едва запыленными, ближе к коленям, пропитанные жиром, даже лоснились…

Вольные не остановились возле нас, а повели неизвестного вглубь рощи. Когда выбрали подходящую поляну, Роми бросил на маленький холмик нож, несколько кошелей, саблю и моток тонкой веревки – видимо, то, что отобрал у мужика. Кейел пнул пленника под коленом, вынуждая того согнуть ноги и упасть. Он не сопротивлялся, а на Вольных смотрел с пониманием и, казалось, бесстрашно. Будто даже с каким‑то фанатичным огоньком в темных глазах. Его губы дрогнули в улыбке, но он быстро спрятал ее. Почесал небритую щеку. Возникало впечатление, словно он не мылся много недель…

Мы, девушки, отошли чуть дальше от мужчин, встав под раскидистым деревом. Мужик, привлеченный движением, вперил такой же фанатичный взгляд и в меня. Прикипел им к метке на щеке.

Кейел подошел к нему, склонился и помахал перед лицом клинком кинжала. Коротко произнес:

– На меня смотри.

Мужик подчинился. Переминулся с колена на колено, вглядываясь в лицо Кейела.

– Я обещаю, что не перережу тебе горло, если ты ответишь на все мои вопросы. Ты понял?

Мужик кивнул коротко, а Вольный добавил:

– Я бы мог поклясться духами, но моим клятвам нет доверия, а обещания я держу.

– Я знаю тебя, – гнусаво произнес мужик. – О тебе все только и говорят. И о ней, – кивнул в мою сторону. Посмотрел на Роми. – И о нем. О ней тоже. И ее упоминали.

Ив он удостоил вниманием в последнюю очередь.

– Вы…

– Я задаю вопросы, – перебил Кейел, явно не желая слушать оскорбления, – ты отвечаешь. Хорошо?

Мужик кивнул, поджимая губы.

– Из какой ты гильдии?

Мужик молчал, сжимая челюсть – на заросших щеках играли желваки.

– Ладно, – тихо произнес Кейел и спрятал кинжал.

Роми сразу же встал за спиной пленника, продолжая играть с дротиком и с ленивым любопытством разглядывая курчавый затылок.

Кейел морщась оттянул воротник куртки, провел пальцами по шее мужика, но не нащупал там шнурка. Гильдейского знака не было. Вольные с пониманием переглянулись.

Значит, нам в руки попал разбойник?

– Работаешь с Кхангатором? Ты не похож на тех, кого он бы подпустил к себе.

– Я не работаю на него. – Густые брови сдвинулись на широком лбе. Тень плотнее легла на глаза. – Но сейчас мы все заодно. За справедливость, которую каждый из нас, из таких, как я, и таких, как вы, давно заслужил.

Кейел заметно насторожился. Присел на корточки перед пленником и более дружелюбно, мягко спросил:

– Что произошло в обители?

– То, что давно должно было произойти! – громче и грознее ответил мужик.

Роми несильно пнул его по стопе.

– Внятнее. – И принялся расхаживать у него за спиной, размахивая хвостом.

– Мы не против вас! Больше никто не осуждает ее! – Разбойник бросил на меня мимолетный взор. – И вас.

– Почему? – спросил Кейел.

– Мы узнали правду. – Мужик подался к нему, воскликнул в лицо. – Кхангатор узнал правду!

Я заметила, каких усилий Кейелу стоило не отодвинуться и не скривиться.

– Какую?

– О мудрецах!

Мы переглянулись. Страх прохладной волной прокатился по спине. Я сцепила руки за спиной и прислонилась плечом к дереву. Чего ждать, если все узнали, что мудрецы – Энраилл? Их уже запытали до смерти и попутно узнали, где сокровищница? Только высокой конкуренции нам и не хватает!

– Они обманывали нас, – продолжал мужик. – Мы не верили сначала, но потом Кхангатор вывел рассата на площадь. Его раздели! Кхангатор приказал сорвать с него все амулеты, но даже так он был чист и молчал. Потом Кхангатор приказал побрить того, и под шерстью мы нашли символы над сердцем. Они были вбиты в кожу! – Застучал мясистым указательным пальцем по груди, показывая место на себе. – Все рисунки срезали. И еще, – Обхватил двумя пальцами безымянный палец, – тут тоже был рисунок. Палец отрубили. И вот тогда рассат сразу спятил! Несколько мужиков пытались его удержать, но он не щадил даже крылья. Вырывался как коршун! А потом разодрал себе грудь. Он хотел разломать ребра, точно сердце выдрать пытался! Но умер. Раньше умер, чем ребра разломал.

– А остальные мудрецы? – напряженно поинтересовался Кейел.

– Их оставили в башне. – Часто и мелко замахал головой пленник. – Ненадолго. Отобрали оружие и заперли. Но пока рассат кричал на площади, они разбили окно и осколком витража убили себя. И ее имя… – Кивнул на меня. – На стене кровью написали ее имя. Асфирель. – И спросил у меня требовательно: – Ты с ними заодно? Если так, то…

Роми отвесил ему подзатыльник, выцеживая сквозь зубы:

– Не забывайся, урод.

– Есть и другая сторона, – втянув голову в плечи, залепетал мужик почти шепотом. Видимо, демонстрировал покорность. – Некоторые считают, что Асфирель вывела их на чистую воду. Что они боялись ее, поэтому назвали ведьмой и натравили всех на нее.

– И много тех, кто так считает?

– Много. Очень много. Дриэн каждый день об этом пишет и раздает листки по улицам.

– Дриэн? – удивился Кейел.

– Да, – закивал он. – Ее верховный. Он сейчас главный в обители.

– Дриэн? – повторил впечатленный Вольный.

– Пока Асфирель ублажала небесного, он много деньжат получил. И связи. Вы разве не знали?

– А Кхангатор? – тяжело вздохнув, перевел тему Кейел.

– Он в обитель не за властью пришел, – спокойнее ответил мужик.

– Ему и племени хватает, – подтвердил Кейел. – Как его дракон сумел подобраться к городу?

Мужик хмурился и долго соображал. Кейел поднялся во весь рост, задумчиво разглядывая местность. Ромиар с тихим стоном запрокинул голову и, состроив недовольную мордашку, что‑то пробормотал, а затем поморщившись снова отвесил затрещину мужику. Тот мгновенно втянул голову в плечи, вскидывая ладони к небу. Затравленно глядя на Кейела, сбивчиво заговорил:

– Анья ночью пришла! Говорят, что повредила несколько защитных башен и уничтожила силу амулетов. Слух быстро разнесся. И Кхангатор на второй рассвет уже пришел к городу. Он никого не щадил, но как только горожане сами заперли мудрецов, он дракона своего отозвал. А потом мы и узнали, что мудрецы с северной ведьмой заодно!

– Чего? – прищурилась я.

Разбойник мой полухрип расслышал. Глянув на меня, пояснил:

– Дриэн переписки нашел. Сказал, что не все письма мудрецы сжечь успели. Из бумаг он понял, что почтенные и небесные заодно с северянами!

– Все почтенные? – изумился чужим фантазиями Роми.

– Почти! – Не смея поворачиваться телом, мужик насколько смог оглянулся. – Небесные точно все, а почтенные… Все равно они все твари! – Он сплюнул на землю, злобно воззрившись снизу вверх на Кейела. И на меня посмотрел. – Они потому тебя и обвинили. Слухи дошли, что ты и с севера бежала, потому что и там до тебя добраться хотели! Ты что‑то знаешь о мудрецах!

– Где сейчас Кхангатор? – Кейел снова вытащил кинжал.

Разбойник смекнул, угрозу оценил и менее эмоционально сказал:

– Уничтожает другие обители. Вроде бы начал с региона Цветущего плато. Там, где дочь его в последний раз видели.

– Но ведь на других обителях защита целая.

– Он держит дворцы и города в осаде. С голоду подохнут ублюдки. – И пробормотал едва слышно: – Так и надо этим скотам.

– Духи не одобрят, – качнул головой Кейел, ухватившись за кинжал удобнее.

Я нахмурилась, наблюдая за ним пристальней. Склонила голову к плечу. Он же сказал, что отпустит мужика…

– А вранье одобрили! – беспечно пропустив угрозу в равнодушном тоне, сорвался мужик. – И духи врали нам! В скверну духов, Вольный!

От удара кулаком со стиснутой в нем рукояткой послышался хруст. Мужик повалился на землю, что‑то промычал невразумительное.

– Подними его, – приказал Кейел.

Ромиар поморщившись фыркнул, но выполнил. Удерживая за плечи явно тяжелого мужика, помог принять ему равновесие. Разбойник отплевался – в низкую траву упали окровавленные зубы.

– Ты обещал, – пробормотал. – Обещал не убивать.

Кейел кивнул, положив ладонь ему на плечо и склоняясь, и в этот же миг с силой, рывком всадил кинжал в сердце. Темные глаза, казалось, стекленели мгновенно. Вольный вынул кинжал и позволил трупу повалиться. Потянулся за тряпочкой, заткнутой за пояс.

– Ты в самом деле обещал, – как‑то равнодушно произнесла Ив.

– Да. Что не перережу ему глотку. Разве я не сдержал обещание?

* * *

Кейел.

Тоска отравляет разум, и он, заболевший, толкает на вероломство…

– Это начало войны, – нагнетала взволнованная эльфийка, едва поспевая за мной.

Я старался идти медленней, но хотелось сорваться. Уйти как можно дальше, побыть немного одному. Поразмыслить, остыть…

Что происходит, Алурей? Поговори со мной, приди ко мне, как приходил к Ане, когда я умирал. Я ведь чувствовал твое присутствие.

– Может, еще обойдется, нетерпеливая Ив.

– Не обойдется, – поддержал подружку Ромиар. – Все войны рождаются из чужих фантазий, а силу для роста черпают из мести. Фантазии фадрагосцев только расцветают, а повода для мести найдется уже у многих тысяч обиженных. Елрех, ты ведь сама слышала, что говорил грязный человек.

– У нас тоже случались мятежи, – зазвучал любимый голос, сдавливая колючими кольцами сердце и горло, – когда люди… попроще гнали от власти аристократов. Ну, небесных. Но мировые войны…

– Замолчи, – перебил Вольный. – Твой мир – не показатель.

Почему ее имя? Почему они написали именно ее имя? Этот вопрос разъедал нутро и отравлял разум.

Эмоции губительны усладой своей…

Не думай об этом. Остальные не придали этому значения, и ты не придавай. Нельзя. Нельзя. Она Вестница.

И Ил была тоже… Аня сказала, что Ил снюхалась с Повелителями. Как знать, может, убила Аклена. А сама разбилась ли? Возможно, доживала в счастье, получив темную награду от уродов, с каждым приходом разрушающих Фадрагос.

Аня тоже падкая на богатства… Была. Изменилась ли? Уверен, человека меняет только смерть.

Нет, я не прав. Лишь обманываю себя.

Я вздохнул тяжело, понимая, что злость подтолкнула придумать эту глупость. Но подозрения касательно Ани не беспочвенны.

Я остановился резко, сжал кулаки, с трудом усмиряя злость. Недоверие и подозрения грызли разум, приносили боль. Предположения саднили в груди, кололи сердце. Почему только ее имя? Я столкнул ее в реку, я пришел с севера. Я. Я тоже знал секрет.

Мудрецы не были идиотами. Они могли предположить, что о Единстве прознали северяне, выходит, написав ее имя, они таким образом не надеялись сохранить все в тайне. Послание несло другой смысл, о котором Аня должна знать. Что ее связывает с ними, кроме Единства?

Я открыл глаза, осмотрелся: роща скоро закончится, и мы выйдем к дороге. Солнце почти у зенита. Безветренно.

– Кейел, все в порядке? – Аня коснулась локтя. По телу промчалась дрожь, пробрала до костей, свела легкой судорогой ноги и будто вывернула внутренности наизнанку.

Выбить бы из девочки всю правду. А если ошибаюсь?

Ее нельзя пугать, на нее нельзя кричать. Она не понимает, обижается. Она другая.

Я усмехнулся. У меня новые заповеди? С каких пор?

Закрыл глаза и отпустил себя. Иначе никакого терпения не хватит.

Сумка съехала с плеча, упала на землю. Аня убрала руку, отступила. Слышалось перешептывание Ив и Елрех. Я резко развернулся к Ане, смял ее в объятиях и, глядя в испуганные глаза, повел. Она вынужденно отступала, споткнулась, едва не повалилась на спину. Я удержал, позволяя лечь на траву и листву мягче.

– Кейел, – растерянно обратилась она, пробуя отползти.

Не позволю.

Я сел ей на ноги, быстро перехватил руки и завел над головой.

– Вольный…

– Оставьте нас, – приказал я.

– Отпусти ее! – потребовала фангра.

– Оставьте нас!

– Идите, – негромко попросила Аня.

Я всмотрелся в ее глаза – в них не было страха. Только решимость и гнев. Я снова обидел ее. Надо было просто спросить. Нет, как обычно будет юлить, врать. Что же ты скрываешь, девочка моя? Что ты делаешь со мной?

Ромиар чуть помедлил, а затем подошел ближе и бросил мне едва слышно:

– Я присмотрю, чтобы вам никто не помешал.

Аня дернулась, повернув к нему голову. Духи Фадрагоса! Дай ей сейчас волю, и она бы убила его без промедления.

– Урод хвостатый, – процедила девчонка.

– Аня, – позвал я, отвлекая на себя. Не хочу тратить время на их ссоры.

Она на меня не посмотрела, провожала презрительным взглядом Вольного, пока он не скрылся за цветущими зарослями шиповника. В это время я любовался ею. Седые волосы разметались на зелено‑желтых листьях дуба, между тонкими серебристыми бровями пролегли глубокие морщины, а темные глаза горели золотым огнем. Лицо было чумазым от дорожной пыли, но алые пятна румянца просматривались на щеках хорошо. Курносый нос обгорел, губы были сухими, нижняя к тому же треснула по центру до крови. Я опустил взгляд на заострившийся подбородок, на шею, где быстро и заметно билась жилка, на ключицы, проступающие под тонкой кожей. Начал медленно пьянеть. Рубашка открыла взору совсем немного, но мне оказалось достаточно. Я с каждой секундой возбуждался, чувствуя Аню под собой, вспоминая ее ласки, любуясь ею. Ею. Мне нужна именно она.

Сколько времени прошло с последнего раза?

И голод этот неутолим…

Ты не для этого все затеял.

– Аня, – тихо обратился я, но захват рук не ослабил, – посмотри на меня.

– И что дальше, Вольный? – спросила она, окатив и меня презрением.

Лучше бы не смотрела… Сам виноват, сам попросил.

Аня, дернув руками и немного поерзав, продолжила:

– Будешь пытать? А сердце мне потом проткнешь, или подождешь, когда я тебе сокровищницу отыщу?

– Аня…

– Не знаю я! – со злостью выкрикнула. – Я не знаю, почему они написали мое имя. Ты ведь поэтому меня сейчас запугиваешь? Хочешь выяснить! Думаешь, что я знаю!

– Что было в послании?

– Чего? В каком? – насторожилась.

Я следил за ее лицом, видел, как заблестела кожа на висках – проступили капельки пота. Но дыхание оставалось ровным, а взгляд был упрямым. Врет, или нет?

– Волтуар должен был передать тебе послание от мудрецов.

Она покачала головой, нахмурившись и поджимая губы.

– Он мне ничего не отдавал. Мы с ним остались наедине, и он сразу стал звать обратно во дворец. Рассказал, что ты к нему приходил, о чем ты, кстати, умолчал. И в отличие от тебя, он был ласковым и… Наверное, мне надо было согласиться! Злишься, что… как сказал этот козел? Ублажала? Это называется любовью заниматься! И..

Волна дрожи прокатилась по телу, смешиваясь с яростью. Нет, с ревностью. Аня выговаривала что‑то еще, но я не слышал. Звон в ушах мешал и помогал, избавляя от ненужного ужаса. Я, как наяву, увидел ее в объятиях правителя, вспомнил их любезности на завтраках во дворце. Она научила его целоваться так же, как и меня? И они… Я не хочу знать. Не хочу слышать, что она была с другими. Пусть заткнется.

Я отпустил тонкие руки, уперся в землю и сразу же склонился к Ане. Под шум в голове поцеловал настойчиво, требуя ответа. От ее осторожного прикосновения к шее, кровь ударила в голову, закружила мир перед глазами. Я чуть отстранился, глотнул воздуха.

– Меч помешает, – полушепотом заметила моя девочка. Ее глаза стали почти черными, будто от дурмана.

Я усмехнулся и сказал:

– Одежда тоже.

Позволил ей сесть, но целовал каждый раз, когда удавалось. Она возилась с ремешками и застежками на моей груди и тоже дрожала от нетерпения. После ее кожи во рту оставался солоноватый привкус, но, кажется, я научился наслаждаться даже им. В скверну хвою. В скверну все, что не имеет прямого отношения к Ане.

Она помогла стащить ножны, а затем снова поцеловала, обхватывая мой затылок. Ее шумное дыхание перемежалось с моим, заставляло сердце биться сильнее, громче. Чаще. Я снова повалил ее на землю, потянулся к застежкам ее рубашки. Пальцы путались на простом клочке ткани, цеплялись за пустоту и не удерживали крючки с первого раза. Наши губы на краткий миг отдалились.

– Возможно, Единство, – успела выдохнуть Аня.

Единство? Надо переспросить. Потом…

Я не находил силы разорвать глубокий поцелуй. Только когда справился с застежками, позволил передышку.

– О чем ты?

Скользя пальчиками по моим предплечьям, она выгнулась, проговорила сбивчиво:

– Мудрецы боялись, что я выдам эту их тайну. Война предков может повториться. Да, я знаю, что ты думаешь, – опередила вопрос, расстегивая мой ремень, – что этот секрет известен и вам. Но вы не ходячее доказательство, Кейел. Только я могу показать фадрагосцам, что много веков назад отстаивали соггоры, и чего их лишили.

Мудрецы обратились к Ане с предсмертным желанием утаить доказательство существования Единства? Почему я сразу об этом не подумал? Сразу увидел в ней зло. Но в Ане только одно зло – моя зависимость.

Безвольный.

* * *

Аня.

Вот уже который день приходилось улыбаться и шутить, когда хотелось кричать и испепелять. И в этот раз удалось обмануть Кейела, увести от подозрений, вызвав в нем ревность и соблазнив. Сколько еще будет таких инцидентов между нами? И чего он хотел добиться изначально? Видимо, в гневе забыл, что теперь никто не справиться со мной, просто отобрав оружие и удерживая руки. Черт возьми, я могла поджарить его, если бы дала волю чувствам! О чем только думал этот идиот?! И Роми такой же! Оба кретины фанатичные!

– Там опасная осыпь, – подал голос Козел безбородый, указывая на горную местность дальше на севере и размахивая хвостом. – Надо ждать Елрех.

Второй Самоубийца посмотрел западнее, переступил с ноги на ногу и кивнул. Вскоре уселся на один из валунов. Тут большие темные камни встречались на каждом шагу. Неприятная местность, серая, мрачная. Да и климат… Душно, и словно все вокруг кислотой какой‑то пропитано. Ни деревца, ни кустика. Только пара гейзеров встретилась на небольшой каменной равнине. По разлитому кипятку не шли, обходили стороной. Зато днем ранее здорово провели вечер, отмокая в небольшом озерце с теплой водой.

Ив потопталась на месте, а затем потянулась к бурдюку. Я взглянула на запад, туда, где исчезла Елрех. Она прямо, как Феррари, вечно отходила: то поискать полезные растения и минералы, то проверить местность на наличие угрозы, скрытой от обычного взора. Теперь мы разделялись чаще, чтобы найти более пологий и безопасный путь к Лавовому озеру.

Вспомнила о Феррари, и в это же мгновение желто‑зеленая шкура девочки мелькнула между скал неподалеку. Я нахмурилась и, как часто делал Кейел, стянула перчатку, вложила два пальца в рот и свистнула. На призыв мгновенно отозвался воркованием и Тодж, стоящий рядом с нами.

– Не тебя зову. – Я махнула опущенной рукой.

– Куда ты? – насторожился Кейел, разглядывая меня.

– Прокачусь на Феррари. Я буду осторожна. – Улыбнулась ему, но поняла, что так просто он не готов меня отпустить. Шагнула к нему, замечая малышку, – она неслась ко мне в спешке. – Посмотри, какая она быстрая! Мы поднимемся выше и осмотрим местность.

Он, насупившись и упершись двумя ладонями в колено, молчал. Его взгляд исподлобья тревожил. А разве было когда‑то по‑другому?

– Надень ремень и затяни потуже, – внезапно согласился.

Я не ответила. Забралась в седло, вытащила из ниши ремень и перетянула им талию. Проверила ножны, взяла поводья крепче и несильно ударила босой пяткой по теплому боку Феррари. Девчонка сорвалась с места.

Уже через несколько минут силуэты ребят превратились в светлые и темные точки, оставленные за спиной. Феррари перепрыгнула очередную расселину, даже не распуская кожистые крылья. Я заприметила уступ несколькими десятками метров выше и направила зверя туда. Для лиертахона местность была явно родной средой обитания: крепкие когти пробивали камень, словно орешки щелкали; заостренными тонкими концами цеплялись за пористую поверхность и трещины; там, где не справлялись только когти и сильные мышцы, помогал удержаться невероятно гибкий хвост с бритвой на конце. И меня не пугала мысль, что мы вдруг упадем – неоднократно доводилось видеть, как кошачья ловкость помогала Феррари даже с седлом и сумками изворачиваться в воздухе, чтобы падать лапами вниз. А дальше помогут крылья. Пусть она и не могла летать с их помощью, но в воздухе превращалась в грифа. Я уже прекрасно знала, что творит ее капюшон вокруг узкой морды: такого теплолокатора мне еще не доводилось встречать. С его помощью малышка распознавала не просто тепло, но даже будто бы чувствовала на огромном расстоянии природу его излучения. И, видимо, именно изумительная чувствительность к потокам температур помогали бесподобно парить столько, сколько ей необходимо. Лишь бы было от чего оттолкнуться, нужна была лишь точка падения. Тут ветер не бушевал, но меня постоянно касались то прохлада, то жар. Удивительная местность. Не была бы она еще такой мрачной, угольной.

Со склона к уступу негде было подступиться, поэтому Феррари послушно обогнула несколько валунов и юркнула в щель между каменными стенами. На черной и серой поверхности то и дело просматривались дыры, норы и глубокие трещины. Из них лениво поднимался дымок, воняющий тухлыми яйцами. Я поморщилась и подтянула косынку с шеи на лицо, закрывая нос и рот. Надо бы смочить ее водой.

Феррари выбралась из узкого пространства и остановилась, позволяя мне осмотреться. Я увидела несколько плоских камней и небольших выступов. Вскоре по ним мы забрались на нужную высоту. Обзор не стал заметно лучше, но отсюда я смогла заприметить приступные скалы повыше и удобные подъемы к ним.

Примерно через полчаса скитаний в вонючем дыме, я уже знала дорогу, которой смогут пройти и ребята, и Тодж. Кажется, мне с Феррари об этом беспокоиться вообще не стоило.

Когда я вернулась к ним, Елрех уже была на месте. Они выслушали меня, еще раз выслушали Елрех, и приняли мое предложение. Роми страдал… Он посмотрел на меня и последовал моему примеру – порвал одну из рубашек, намочил и повязал на лицо проговаривая:

– Поберегу силы для самого озера. Там давно никто не бывал, поэтому неизвестно в каком состоянии лава. Если будут ядовитые испарения, мои духи помогут нам избежать отравления.

– Они будут, – вмешалась Елрех, разламывая крупный, ярко‑красный плод какого‑то фрукта. И где только умудрилась отыскать в этой пепельной пустоши? – Жаль, нет шалфея или эвкалипта.

– Сумочка дыхания действенней, – негромко отозвалась Ив, поднимая заплечный мешок с земли.

Елрех хохотнула, протягивая ей сочный кусок со множеством мелких черных семечек.

– Его пришлось бы отвоевывать у занятого войной Кхангатора. Непозволительная роскошь даже для Аспидов.

Кейел принял у нее сразу два кусочка фрукта и поднес один мне.

– Ланбо встречается только в таких местах, – тихо пояснил он, с нежностью разглядывая меня. – Он в меру сладкий и очень сочный. Тебе понравится.

В такие секунды злость на него умолкала. В такие мгновения, когда он был ласковым со мной, я любила его больше жизни.

Я улыбнулась, принимая угощение.

– Если ты так говоришь, значит, так оно и будет.

Уже было направилась обратно к Феррари, но Кейел придержал за локоть.

– Аня… – На секунду опустил глаза, но вскоре снова смотрел на меня. Я видела в них свое отражение и еще больше не хотела, чтобы он сейчас говорил что‑то приятное. Он заслуживал большего. Гораздо большего. – Извини. Прости меня, я должен был…

– Все в порядке, Кейел. Ты спасаешь дом, и не обязан верить абсолютно всем.

Свел брови на переносице.

– Я доверяю тебе.

Неужели он это серьезно? Врет ведь. Нет… Скорее всего, он умудрился убедить себя в этом. Вот только в таком случае…

– Как ты можешь доверять мне, если перестал себе доверять?

Я сразу же отступила и отвернулась. Сама толкаю его к ненужным мыслям. Но по‑другому не могу. Не могу постоянно обманывать Вольного, не оставляя ни малейшей подсказки. В этот раз, когда я лежала под ним, страх отступил почти мгновенно, а злость помогла невероятно быстро сориентироваться во вранье. Я даже не думала о том, как это сделать. Все получалось само собой, и даже совесть не напомнила о себе, будто ее никогда не существовало. Когда‑то я могла врать всем, кроме дорогих мне людей, наверное, теперь я повзрослела, потому что научилась с беспечностью врать даже им. А может, я опять ошибаюсь, и разница всего лишь в целях.

К вершине, откуда открывался вид на серое озеро, мы добрались без происшествий. Спуск высматривали долго, опасаясь близко приближаться к обманчиво спокойной и безопасной поверхности лавы. В итоге, когда увидели участок с пологой насыпью, Кейел уселся на землю и облокотившись на колени, сцепил руки в замок. Подпер ими подбородок, покрытый колкой щетиной, и сказал, окидывая пространство ищущим взглядом:

– Нет смысла.

– Даже если целый период будем сбрасывать в жадное озеро камни, мы все равно его не пересечем, – поддержала Елрех.

Я выступила чуть вперед – мелкие камешки и песок с шорохом покатились по склону. Озеро было небольшим, а дыма не хватало, чтобы заслонить обзор на маленький островок в центре. Странно, что за все это время лава не застыла.

– Аня, разгружай Феррари, – скомандовал Кейел.

Я повернулась к нему и посмотрела с удивлением. Он читает мысли, или еще на подходе сюда рассчитывал воспользоваться помощью лиертахона?

– Ей будет непривычно поднимать мой вес, но, думаю, мы справимся.

– Нет, – мигом отказала я и скрестила руки на груди.

– Аня, – низко протянул он, а в зелено‑карих глазах появились угрожающие отблески.

– Она и сама справится, – произнес Роми, прислоняясь к скале. В руках замелькал дротик.

Я искренне поблагодарила его:

– Спасибо.

Он вскинул белые брови.

– Иногда, когда ты готов рискнуть моей жизнью, я ощущаю странную гармонию наших мыслей. Какая досада, что ты родился таким страшненьким, хвостатым и рогатым. Я могла бы называть тебя братиком.

– Асфи хватит, – попросила Ив, поднимая руки к небу. – Да что он тебе сделал, что ты в последние рассветы взъелась на него?

– Ты прекрасно слышала, ушастая! – Я повернулась к ней, опуская руки и сжимая кулаки. – И не надо говорить, что птичий щебет помешал тебе разобрать его полушепот. Иногда мне кажется, что ты…

– Асфи! – Елрех притопнула, подалась вперед и за рукоять кинжала ухватилась.

Я мгновенно замолчала. Сглотнула и отвернулась, проговаривая тоном нетерпящим возражений:

– Феррари приучена к моему весу. Она со мной и с утесов прыгала, и по деревьям скакала как белка. Я спикирую к чертовому озеру и обойду там каждый метр! Кейел, тебе не о чем переживать – я найду тебе проклятый тайник!

Вздрогнула, ощутив тяжесть на плечах. Дыхание тронуло мое ухо.

– Дело не в тайнике. И ты знаешь об этом, просто до сих пор не простила меня.

Глядя на мрачное, вязкое и ужасно горячее пространство впереди, я накрыла рукой его руку. Сжала пальцы, потерлась щекой о тыльную сторону ладони, жалея, что на Кейеле перчатки, и тихо пообещала:

– Я вернусь.

Еще с полчаса мы потратили на поиск самой удобной точки для прыжка Феррари. Утес пугающе выступал над лавовым озером, но Кейел стал пробираться на него без какого‑либо опасения.

– Что это? – спросила я, разглядывая странный камень, а может, металл.

Темные изогнутые лианы торчали из скал, будто бы удерживали хлипкий на вид утес и, поднимаясь ввысь, формировали причудливый свод над этой местностью. Железные ветки отливали сиреневым оттенком и имели неровную поверхность, напоминающую резьбу, просто немного беспорядочную. Впрочем, в таком же беспорядке они торчали отовсюду и переплетались между собой, вынуждая то пригибаться, то переступать их. Тодж пританцовывал у подъема на утес, но за нами не лез, а Феррари осторожно водила мордой и изгибалась, чтобы протиснуться следом.

– Осталось со времен Войны предков, – ответила Ив, продвигаясь за Кейелом. – Его не берет ниогонь, ни сталь. Даже раутхут не способен распилить эти прутья.

– Они растут?

– Нет, любопытная Асфи, – ответила за спиной Елрех, – они просто есть.

– Слышал, что в регионе Хищного хребта через них нельзя пройти, – подал голос Роми. – Так близко они находятся друг к другу.

Кейел выбрался на свободный участок, залитый солнечным светом, поводил головой из стороны в сторону, разминая шею, а затем повернулся к нам и, глядя на Ив, проговорил:

– Тебе надо было почаще выводить Вольного в свет. Он собственного мира не знает.

Ив миновала последний, нависший над головой, прут, выпрямилась, открыла рот, но сказать ничего не успела.

– Я учился у эльфов и шан’ниэрдов, – недовольно отозвался Роми.

– И многому они тебя научили во дворцах?

Мы с Елрех тоже вылезли из‑под странного свода и потеснили Ив, пропуская второго Вольного.

– Многому. Например, той ловкости, которой недостает тебе, человек, – проходя мимо Кейела к краю ответил он, широко размахивая хвостом.

– Ни шага Солнца без ругани, – пробормотала Елрех.

Ив, скрестив руки на груди, едва заметно кивнула.

Я покачала головой и окинула взглядом серое пространство внизу. Казалось, огонь, укрывшись одеялом из пепла и сажи, крепко спал.

Огонь будить нельзя…

Феррари боднула носом мою руку, и я мгновенно опустила на нее взор. Песочные глаза девочки искрились золотом, как тогда, когда дракон Кхангатора расплавил землю под нами. Тогда лиертахон тоже наслаждался горячим воздухом, а может, парами, исходящими от жидкого огня. Пока Вольные вполголоса обсуждали островок, видимый отсюда получше, я стянула перчатку и погладила шершавую теплую шкуру малышки. Она пробудила воспоминания о том времени, когда наша дружба только завязалась. Ей пришлось пройти через кошмар, чтобы обрести …кого? Что? Она, как и прежде, несвободна. Однако если бы я не появилась в ее жизни, что сделали бы с ней в том поселении? Наверное, поумнела бы рано или поздно и стала рыть себе яму, чтобы повеситься на ошейнике, как это делал бело‑синий лиертахон.

Мудрецы тоже вырыли себе яму…

И мне заодно. Они пожертвовали собой, рискуя всем миром. Обязали меня отыскать Сердце времени и воспользоваться им, чтобы предотвратить войну. Неужели они так сильно верили в меня? И насколько же я в таком случае ужасна в глазах Энраилл, если они сделали ставку на мою ненависть и целеустремленность? Мое пламя против пламени множества фадрагосцев… Как бы Елрех ни успокаивала нас, Роми и Ив правы – жители распахнули врата, приглашая в мир войну. Она еще не вошла, но уже приглядывалась, принюхивалась, выбирала, кого заразить желанием мести. Из одной крохотной искры может разгореться огонь, а из множества таких искр обязательно разбушуется пламя.

– Ты сможешь возвести тот же мост, который когда‑то проложила для нас? – спросил Кейел, глядя на меня.

Я покачала головой, прекращая ласкать разомлевшую Феррари.

– У меня есть сила, но не знания. Тогда кристальный путь проложили духи, а сейчас духи не имеют надо мной власти. Они растворились во мне.

– Если они начнут падать, я смогу поддержать их воздухом. – Роми морщился, и это было заметно даже несмотря на повязанную ткань на лице. – Но недолго. Мне бы еще не позволить Асфи отравиться.

– Мы не будем падать, – в который раз уверенно прозвучал мой голос. Удивительно. – Я доверяю Феррари, а она никогда не рискует напрасно и замечательно ориентируется в пространстве.

Кейел набрал полную грудь воздуха, а затем, медленно выпуская его, отвернулся от меня. До скрипа сжал рукоять кинжала и опустил голову, рассматривая островок. Я нахмурилась. Мне тоже страшно: от мысли о том, что предстоит сделать, по ногам прокатывается легкая дрожь и ладони потеют, а во рту пересыхает, – но если я проявлю хоть немного слабости и страха, Кейел велит мне остаться и отправится на островок сам. Феррари может не вытянуть его, а об этом даже думать не хочется.

Я протиснулась между Елрех и головой лиертахона, подошла к Кейелу и, привстав на носочки, приобняла. Положила подбородок на сильное плечо, вдохнула запах Вольного – уже немного терпкий, но все еще разбавленный земляничным мылом, – и тихо произнесла:

– Мы не упадем, и я не отравлюсь. Отсюда островок виден как на ладони.

Он перехватил мои руки на своей талии, аккуратно сдавил их и спросил:

– А обратно? – Не позволив ответить, продолжил: – Видишь, в центре скалы? Это вершина маленькой горы. Большая часть спрятана под лавой. Тебе придется прыгать обратно оттуда. Из центра поднимаются пары. Дымок, видишь?

– Вижу, – покладисто отозвалась я и прижалась губами к колючей щеке. Прошептала убедительно: – Я буду осторожна.

Он хватанул воздух ртом, но ничего не сказал. Сомкнул губы до тонкой линии, а затем признался:

– Я не хочу отпускать тебя.

– Так нужно. Так минимум риска. В случае чего я призову всю силу Единства, и буду исцелять себя столько, сколько смогу. А духи… Твои, Роми… Духи Фадрагоса помогут мне, Кейел. Они не оставят меня.

Он чуть обернулся, склоняя голову к груди.

– Аня, ты…

– Духи неоднократно выручали меня, и я благодарна им за все. За тепло, за свет, за пищу и защиту. Я благодарна им, Кейел. Я не из числа тех разбойников, которые отказались ценить помощь духов. Они не отвернутся от меня, потому что я верю в их доброту.

И услужливость…

Кейел не ответил, просто развернулся и обнял. Пока Елрех освобождала Феррари от лишнего груза, а Ив с Роми обсуждали, что мне может пригодиться на островке, мы так и простояли с ним рядом. Я уткнулась носом ему в шею и закрыла глаза, а он прижался щекой к моей голове, поглаживал спину одной рукой, а второй перебирал волосы. Когда Феррари была готова, я вынужденно отступила от Кейела и старалась больше не смотреть в его глаза. Зачем волновать себя лишний раз, если и без того в последние дни хожу по тонкой грани? Моя выдержка на пределе.

Я подошла к Феррари, с детским любопытством наблюдающей за нашими действиями, но забраться в седло не спешила. Ив протянула мне свой бурдюк.

– Тут воды больше, – слегка нахмурившись, пояснила. – В свертке еда.

– Я же сказала, что вернусь, – произнесла я, склоняя голову к плечу, но бурдюк взяла. Влажный, уже теплый, он погладил пальцы. – Спасибо.

Елрех подошла ко мне со спины и положила руку на плечо.

– Асфи, ты должна выбраться оттуда, но если…

– Я не буду рисковать, и обязательно выберусь.

Прежде чем и Роми проявил бы глупую заботу, от которой спотыкалось сердце, я вскинула подбородок, изогнув бровь, взглянула на хвостатого и спросила:

– Ты тоже хочешь полюбезничать?

Роми все же скривился, фыркнул, а затем обогнул Феррари. Приблизился ко мне, вытаскивая из‑за пояса дротик, хорошо обернутый в серую тряпку.

– Это может пригодится. Только не порежься – он ядовит.

Я кивнула, сжимая в руке его оружие. Тяжелый взор Кейела я спиной ощущала, но поворачиваться не стала. Шагнула к Феррари, надеясь, что не услышу хриплого голоса.

– Аня.

Сердце ухнуло, я вздрогнула. Но голос… Кейел молчал и, кажется, все это время даже не двигался.

– Аня, – тихо повторил Роми, раздраженно мотая хвостом. С каких пор шан’ниэрд стал звать меня настоящим именем? И мне не кажется – в желтых глазах плескается беспокойство. Заносчивый Вольный договорил: – Ты не червь.

И отступил, будто открывал для нас с Феррари путь.

Забравшись в седло, я первым делом набросила на себя ремень. Затем поерзала, убеждаясь, что ничего не мешает, а босые ноги крепко прижаты стержнями. Небольшой сверток с едой ребята плотно привязали к луке. На всякий случай я подергала его, затем наскоро, пока Елрех и Ив еще раз обсуждали, не забыли ли они чего, сплела косу и перехватила веревочкой. Ничего не должно мешать.

Я вскользь глянула на Кейела, и в груди снова все сжалось. Он сидел на том же месте, где минутами ранее мы обнимались и уже чистил меч. Казалось, он так увлекся обычным занятием, что ничего вокруг не замечал, но я знала, что с ним происходит на самом деле. Сейчас я понимала, почему в ущелье, у Свода Скверны, он не поцеловал меня перед сражением. Не обнял. Теперь я его понимала.

Отвернулась, крепче сжимая поводья. В данный момент любое проявление любви и нежности будет выглядеть как прощание. А я не хочу прощаться с ним. Я не буду прощаться с ним, а он не попрощается со мной. Мы расстанемся так, будто я отошла к речке набрать воды. И это будет правильно. Без сожалений, без мук и прочих слабостей. Я справлюсь и, как обещала, вернусь к нему.

– Так вы ничего не забыли? – прервала я щебетание девчонок.

Елрех стояла ближе ко мне. Она мгновенно обернулась и покачала головой.

– Я подстрахую вас, пока буду видеть, – лениво произнес Роми с другой стороны. – И отправлю с тобой своих духов. Пока не иссякнут силы, они будут очищать воздух, а потом… постарайся не задерживаться.

– Это все? – спросила я, ворочая головой и глядя то на девочек, то на Роми.

Они как‑то растерянно кивнули, и я не позволила подготовиться даже себе. Несильно пнула Феррари, и она мгновенно сорвалась с места, будто только и ждала этого. Елрех с Ив от неожиданности отступили, Роми дернул головой. И в краткий миг перед тем, как мы с Феррари сорвались с утеса, я успела мазнуть взглядом по Кейелу – он зажмурился и сидел без движения.

К этому ощущению, когда земля пропадает под тобой, нельзя привыкнуть. Однако все чувства рано или поздно теряют яркость, так и тут – я словно прыгнула с высокого бортика бассейна. Но крылья Феррари хлопнули, девочка поймала поток воздуха, и он подбросил нас ввысь. Желудок сжался, комок подступил к горлу, а мышцы в теле непроизвольно напряглись. Малейшее колебание зверя отдавалось в моем теле так, словно это у меня выросли крылья, и сейчас это я с усилием удерживалась в воздухе. Яркость первых чувств притупились, но ощущения все равно оставались неизменными.

Ветер поглаживал лицо, трепал волосы, сушил глаза; железные стержни с силой давили на лодыжки, не позволяя вывалиться из седла. Меня толкало назад, но я сопротивлялась, пригибаясь к Феррари. Я потянула левую руку на себя – Феррари не сразу, но понятливо наклонилась, ловя поток воздуха и поднимая одно крыло. Островок надо сначала обогнуть, осмотреть с высоты, и если там увижу малейший признак угрозы, то направлю зверя обратно к скалам.

Феррари поворачивала плавно. Скользила по воздуху так, словно не летела, а плыла в нем. В свою очередь, я предоставляла ей больше свободы действия, чем на земле, всецело доверяясь ее чутью. Островок раскинулся от нас по правую сторону, и мы приближались к нему достаточно быстро, притом совсем не теряя высоты. Серые пологие берега, которые я видела с утеса, вблизи обретали насыщенные угольные оттенки, испещрялись трещинами, бугрились и пестрили резкими переходами низких, острых скал. Под серым слоем пепла не было ни единого признака жизни. Ни воды, ни еды, ни крохотного чахлого кустика. Только камень и пепел.

Можно спускаться.

Я поскребла холку Феррари и чуть сдавила пятками ее бока. Ветер мигом донес тоненькое воркование, а затем мой желудок вновь скрутило, сердце сбилось с ударов, спина покрылась холодным потом. Феррари камнем упала на пару метров, поймала другой поток и, заставив меня нависать боком над лавой, стала медленно выпрямлять полет. Она снижалась над западным берегом островка. Иссушенная земля смазывалась в нескольких метрах под нами, жар дышал сильнее, ощутимее. Прожженные каменные выступы пугали, и я старалась не двигаться, чтобы вдруг не помешать Феррари, не запутать ее своим страхом. Мы стремительно достигли несуразной вершины вулкана и промчались совсем рядом с его стенами. Безжизненный остров на расстоянии вытянутой руки оказался пугающе суровым местом.

Северо‑западная кромка берега приближалась, а Феррари так и не спустилась на землю. Я не мешала ей. На такой скорости мы наверняка разобьемся. Малышка пересекла рваную линию земли и снова взмыла над лавой. Я крепко уцепилась в луку, сжимая челюсть, – ремень стягивал талию, стержни впились в ноги; меня срывало воздушным потоком назад. Но я молчала. Главное, держаться. Просто держаться.

Только спустя несколько минут таких пируэтов скорость упала, но Феррари продолжала кружить над берегами, всякий раз при поворотах останавливая мое дыхание. По тому, как нас начало мотать из стороны в сторону, я поняла, что девочка, наконец‑то, решила приземлиться. Ее хвост дергался, то разрезая ветер бритвой, то ударяя его. Несмотря на всю эту неровность и колебания в воздухе, Феррари упала на лапы незаметно для меня. Она пробежала еще немного, а потом перешла на шаг и вскоре остановилась. Помотала головой и запрокинула ее, подставляя мне макушку. Я заставила себя разжать руки и почесать зверя.

– Ты у меня прелесть, – похвалила ее дрожащим голосом.

«Пока не иссякнут силы, они будут очищать воздух, а потом… постарайся не задерживаться».

Я не выбиралась из седла. Пристукнув пятками Феррари, направила ее вперед. Рассматривая однотипный серо‑черный пейзаж, высматривала что‑нибудь необычное. Что‑то связанное с памятью.

«Ведь пока живет память о нем, живет и он».

Какие‑то места Феррари обходила стороной, и я присматривалась к ним особенно. Это были ямки между камней, наполненные лавой. Она не кипела, не бурлила – была обманчиво спокойной. Под серой корочкой даже не виднелось красных оттенков. Сонная, умиротворенная, мать огня. Феррари притормозила перед очередными скалами, которые собиралась перелезть, а я оглянулась, впервые понимая фадрагосцев. В таких местах, где природа не поддается власти, где смертное существо не в силах противостоять стихии, возникает душевный трепет. Желание обоготворить стихию пропитывает все нутро, шевелит волоски на затылке, а мысли восхваляющие непокорную силу сметают здравый рассудок, и хочется верить, что все окружающее живое. Живее любого разумного существа.

Феррари дернулась, вскарабкиваясь на отвесную стену, и вывела меня из оцепенения. Я тряхнула головой, сбрасывая природные чары. Осмотрелась пристально и потянула поводья в нужную сторону. Надо искать у горы, которая своим горем выжгла это место.

Мы стремительно пересекли свободный участок. Феррари виляла, огибая острые камни, ямы, трещины и ломкие выступы. Послушно блуждала среди валунов, каменных арок, расселин. Воздух постепенно тяжелел, напитывался кислятиной, тухлостью и чем‑то еще, оседающим неприятным привкусом на языке. Виски стало сдавливать. Еще еле ощутимо, но уже пугающе. И только Феррари, казалось, наоборот набирала силы в этом месте, двигаясь проворнее и быстрее.

Краем глаза я выцепила среди серости и черноты что‑то белое. Мгновенно потянулась за кинжалом, но передумав ухватилась за дротик Роми. Феррари проворковала, реагируя на мою непоседливость. Я остановила ее, глядя туда, где заметила светлое пятно. Сердце забилось чаще, сильнее. Забарабанило в горле.

Тепло земли тронуло босые ноги, затекшие колени стало тянуть, но я не тратила время, чтобы размять их. Каждая секунда на счету!

У подножия горы, среди массивных скал, причудливо раскинулись высокие, похожие друг на друга, камни. Священное кольцо. Оно было спрятано от взора не только горой, но и теми непонятными прутьями‑ветками, оставшимися после войны Предков. Они формировали беседку с высоким куполом, который тянулся к небу, закручиваясь кольцами разных размеров. В самое большое, центральное, наверное, пролезла бы даже я. Быть может, эти причудливые кольца даже видны с того утеса, на котором остались ребята. И если бы их темный цвет не растворялся на фоне мрачной горы, то они могли бы служить указателем.

Отпустив дротик, я все же вытащила кинжал и ринулась к руинам. В центре кольца лежала насыпь белых плоских булыжников размером с ладонь. Я опустилась на колени перед ними; Феррари ткнулась носом в плечо, боднула меня. Я опасливо оглянулась, но никого не увидела. Девочка просто требовала ласки и внимания.

– Не сейчас, малышка. Не сейчас. – Я несильно оттолкнула ее морду.

Подняла белый камень и рассмотрела гладкую поверхность – дракон был выбит тонкой линией и окрашен зеленым. Почти изумрудный цвет, все еще яркий, будто красили только вчера. Я сняла с горки второй камень – очередной зеленый дракон.

Вскоре я перебирала камни, понимая, что на всех изображены ядовитые драконы.

«Ведь пока живет память о нем, живет и он».

О них не забыли. И даже если о них забудут, то когда это место снова станет пригодным для жизни, фадрагосцы найдут тут упоминания о былой трагедии.

Сердце щемило от тоски. Руки дрожали, а в горле вновь першило и сдавливало, будто Вестница очнулась. Словно это она селила печаль во мне, взращивала горе и торопила.

Голова уже болела, а дышать хотелось меньше и меньше. Только не этим удушливым воздухом. Проворно очищая землю от камней, я призвала силу Айссии, и стало легче. Феррари носом откатывала булыжники дальше, помогая, как умела, словно прекрасно понимала, что для меня долгое нахождение тут губительно.

Когда последний камень был отброшен в сторону, я ухватила кинжал крепче и вонзила в землю – он провалился в рыхлую, иссушенную почву. Пепел взмыл. Я спрятала кинжал за ненадобностью и стала копать руками. Вскоре щурилась от пыли, но не останавливалась. Не останавливалась до тех пор, пока руки не стали царапать твердую поверхность сундучка.

Совсем неглубоко!

Кинжал, встретившись с железом, звякнул. Скрежетнул – я передернулась. Нахмурилась, но продолжила очищать края от земли. С трудом вытащила тяжелый сундук на поверхность и осмотрела. Ржавчина до него едва ли добралась, и даже можно было разглядеть филигрань. Я снова приподняла его и посмотрела на Феррари – она уже сидела, напоминая пса, или любопытную кошку, и наблюдала за мной.

С сундуком рисковать нельзя.

Замок был небольшим, но крепким. Однако против силы Ксанджей не устоял. Раскалив его докрасна, я стала надавливать кинжалом на ушко, но успехов это не принесло. Феррари подползла, ткнулась носом в предплечье, опасно погладила хвостом руку, и я отдернула ее. Нахмурившись, хотела отругать девчонку, но прикусила губу и отодвинулась от сундука. Всего лишь легкое движение хвостом – и раскаленный замок упал в пепел.

– Ты моя хорошая, – протянула я и едва не раскашлялась. Позволила себе пару секунд, чтобы потрепать Феррари.

Помня историю этого региона и глядя на белые камни с рисунками ядовитых драконов, кинжалом, на расстоянии вытянутой, я откинула крышку сундука. Она поддалась не сразу.

На белой шелковой подушечке лежал массивный ключ, кусочек карты и свернутая подсказка. Никакого яда, или других опасностей, сундук не таил. Я непроизвольно ухватилась за карту и окинула ее беглым взглядом – опасные регионы…

Не выпуская фрагмента, потянулась за подсказкой. Не надеясь на успех, развернула ее и вскинула брови:

«Отдайся грезам. Погрузись в смерть до самого дна, и она вознаградит тебя».

Почерк корявый, но написано все на общем языке и понятно.

Я отдернула куртку, собираясь спрятать все за пазуху, но нахмурилась. Замерла. Сердце споткнулось от хаотичных мыслей, противясь им, но я перешагнула через страх.

Забрала ключ, а затем вытащила подушечку, на которой все лежало. На всякий случай хорошо осмотрела сундук, после порезала и подушку. Вытащила из нее серебристый пух, вывернула ткань и закинула в получившуюся сумочку найденное. Стянула веревочку с волос и перевязала крепко. После вскочила, подошла к Феррари и спрятала маленький сверток в нишу, где обычно лежал ремень. Зверь послушно стоял на месте, пока я проверяла, чтобы ничего не вывалилось. Если на обратном пути я сорвусь в Лавовое озеро, лиертахон обязан выжить. Он обязан принести очевидную подсказку и ключ ребятам. И Елрех поймет, почему я, как и мудрецы, рискнула собой. В этом случае она обязательно поймет, чего я хотела от нее. Фадрагос не должен погрузиться в войну, а мудрецы должны ожить. И если потом я опять появлюсь в этом мире, Елрех осознанно станет моим проводником.

Эти мысли вновь растревожили. Я сжала рукоять кинжала и ремень, который некуда было примотать и спрятать. В полете он может помешать Феррари. Еще зацепиться за какой камень… Я не имею права рисковать будущим.

Я резанула по ремню. Отбросила в сторону.

Я все делаю правильно.

Удерживаться в седле стало гораздо труднее. Не хватало уверенности. С другой стороны, так ли помогала эта страховка? Ведь если бы я сорвалась, то просто потащила бы зверя за собой.

На лицо упал песок. Я зажмурилась отворачиваясь. Мышцы ныли от напряжения и, казалось, одеревенели. Феррари карабкалась на гору по отвесной стене, пробивая камень когтями. При каждом ее рывке подбрасывало меня. От страха сводило желудок, кружилась голова, и тряслось все тело.

Я справлюсь.

Утомительное испытание прервалось на пике, но недолгая передышка не принесла существенного облегчения. Феррари быстро пересекла узкую полосу ровной поверхности и добралась до небольшого выступа. С этой высоты остров под нами открывался как на ладони, но противоположный берег лавового озера сливался в серую стену.

В прошлый раз я не позволила себе подготовиться, и в этот раз ничего не изменилось. Нет смысла оттягивать время перед неизбежным.

Феррари помчалась, набирая скорость. Когда сиганула с края, я, вцепившись в луку, пригнулась и зажмурилась. Меня тряхнуло, зубы клацнули, а сердце рухнуло. Крылья хлопнули.

Я открыла глаза и сглотнула. Отсутствие ремня селило панику и сеяло раздор в мысли.

Зачем я отрезала ремень? А если не удержусь? Нам еще приземляться…

Так было нужно. Так правильно.

Я сжала челюсть, втянула тяжелый воздух носом, ощущая жар. Роми избавлял меня не только от яда.

Феррари повела вбок, и меня качнуло. Я напряглась, выгнулась, опираясь на правую ногу. Мышцы в бедре напряглись так сильно, что их пронзила боль. Сдавила. Я скривилась, с трудом удерживаясь. Промычала тихо. Та же боль повторилась в левом плече, но вскоре остался лишь жар. Феррари выпрямила полет, и я смогла расслабиться. Перевести немного дух перед новыми поворотами.

К ощущению полета нельзя привыкнуть, но рано или поздно я стану сильнее и устойчивей. Или умру раньше…

Я со всем справлюсь. Даже с собственной смертью.

Феррари не затягивала и при первой же возможности налетела на безопасную скалу. Вцепилась в нее и поползла вверх. Я больше не чувствовала страха, лишь мечтала быстрее добраться до ровной поверхности и выдохнуть. Когда‑то я вот так же, без крепления, нависала над пропастью. Но тогда я была не подготовлена, а сейчас все было иначе. Знания меняют многое. Они меняют абсолютно все.

Последний рывок Феррари, когда она взобралась на скалу, принес сладкое наслаждение. Я почувствовала пьянящее возбуждение, расслабляясь и оглядываясь на озеро. Безопасность мигом вскружила голову. Сердце ожило, загрохотало, будто налилось не кровью, а радостью. Я улыбнулась, стараясь сориентироваться в пространстве.

Примерно через полчаса мы подошли к утесу. Тодж, мнущийся внизу, встретил нас с Феррари визгом, оповещая о нашем возвращении остальных. Роми сидел там же, у сумок, и что‑то искал в них. Увидев меня, удивился. Поднялся и поспешил ко мне.

– Думал пить зелье усиления, чтобы вытаскивать тебя, – на ходу начал говорить он. – Больше двух шагов Солнца. Почему так долго?

Я выбралась из седла и улыбнулась, вытаскивая дротик и напоминая:

– У нас давно закончилось это зелье.

Роми пожал плечами. Усмехнулся, внимательно рассматривая меня.

– Я должен был хотя бы сделать вид, что мне жаль и я борюсь за твою жизнь до последнего.

Я впихнула замотанный дротик ему в руки, прижимая к твердой груди.

– Не смей хоронить меня.

– Ты не червь. – Из голоса исчезла насмешка; желтые глаза стали серьезными. – Какие духи ведут тебя, человечка?

– У меня другая вера, Вольный, – с короткой заминкой ответила я. – И тебе никогда не разделить ее со мной.

Ты слишком слаб для этого, но тебе лучше об этом не знать.

Кейел, побледневший, напряженный, пробрался через узоры прутьев и, удерживаясь за них, остановился на возвышенности. Я стянула перчатки, вытерла влажные ладони о штаны, чуть потрясла мокрой от пота рубашкой. От жара не спасала даже сила Вестницы. Все это время Кейел стоял неподвижно и не сводил с меня пристального взгляда. Девушки топтались у него за спиной, тихо переговаривались, но не смели торопить его.

Роми проследил за моим взглядом и отступил от меня на приличное расстояние. Вытаскивая сверток с подсказками, я громко произнесла:

– Я бы хотела на обратном пути заглянуть снова на то озеро. Вещи опять нужно постирать.

Кейел кивнул и прохрипел:

– Заглянем.

Тяжелый взор зелено‑карих глаз прошелся по свертку, а от него к седлу. К торчащим остаткам ремня… Вольный сглотнул, стиснул челюсти так, что желваки заходили. Сжал кулаки и с упреком, а может, даже со злостью, посмотрел на меня.

Будет ругать…

Я поднялась по камням к нему, остановилась в двух шагах и протянула подсказки.

– Сундук был тяжелым.

Вольный с заметным трудом отцепил руки от прутьев, резким движением заправил пряди за уши и выпустил воздух сквозь зубы. Без особого интереса отобрал сверток и, не глядя, передал назад. Ив с опаской покосившись на него, слабо улыбнулась мне, шустро приняла найденное и исчезла в тени свода. Видимо, в мое отсутствие Кейел устроил скандал. А может…

Додумать не успела.

Вольный в одно мгновение притянул меня к себе и, крепко обняв, облегченно выдохнул. Я прижалась к нему и поняла, что слова будут лишними. Мы не прощались как следует, но встречались так, словно нас разделяли годы мучительной разлуки. И удары сердца оглушали сильнее, чем во время полета. Мое сердце билось громче для Вольного, а его колотилось под моей ладонью. Для меня.

Глава 22. Отшельники

Кейел, устроившись на покрывале, налег спиной на дерево. Я сидела на его вытянутых ногах, поджимая свои. Обнимала Вольного за шею и каждые несколько секунд осторожно целовала то в висок, то в щеку, то в прикрытое веко. Мне нравились бережные объятия и сильные руки на моей талии и груди – а Кейелу, кажется, понравилось чувствовать мое сердцебиение. Уютно.

Солнце догорело совсем недавно, и на небе только‑только исчез прощальный рубиновый след. Жаркий костер трещал, выплевывал искры, кипятил в котелке ароматные травы. Сидя вокруг него, мы подводили итоги.

– Получается, нам осталось найти два тайника, – воодушевленно проговорила Ив. – Вы хоть представляете, какой прорыв мы совершили?!

Мы?.. Видимо, она забыла, что это любознательный, хитрый балкор додумался, в каком направлении начать поиск, когда догадался, кем были Аклен и Ил. Именно это и спровоцировало движение вокруг места, где разбилась Ил, и это же привело Кейела во дворец Цветущего плато. Там мы и прочли первую подсказку, которую до сих пор так ни к чему и не привязали. Она самая бредовая из всех, что нам попадались.

Потом опять же поспособствовали северяне, позволяя Вольному узнать о Фадрагосе гораздо больше, чем положено. Он решил не мучится с головоломками и изучениями легенд, слухов и истории мира, а пошел напролом: сбросил ребенка чужого мира, нетронутого проклятием Энраилл, в реку Истины. Одаривая меня Единством, он сходу ждал чуда и из‑за нетерпеливости и недоверия ко мне, едва это чудо не упустил. Теперь же, вместо того, чтобы тратить годы на поиски одной подсказки, благодаря смекалке Кейела, я бодро веду ребят от одной точки к другой. Причем ощущения такие, что чем дальше мы заходим, тем легче становится путь.

– Как знать, – разливая по кружкам отвар, проговорила Елрех, – может, мы нашли последнюю подсказку первой. Или тайна Аклен’Ил обобщает все подсказки, а остальные ее уточняют.

Я хмыкнула и, заглянув в довольные глаза Кейела, разомлевшего после сытного ужина, шепотом спросила:

– И ничего не скажешь? У тебя наверняка есть мнение по этому поводу.

Он лениво покачал головой. Его полуулыбка грела душу.

– Сейчас ничего не хочу, – тихо признался, поглаживая большим пальцем мою талию. Прикрыл веки и лбом уперся мне в плечо. – Сидим хорошо.

Я улыбнулась, прислушиваясь к негромким спорам ребят и размышляя о наших успехах дальше.

После Свода Скверны мы посетили еще два места, где собрали тайники. Итого у нас имелось на руках пять возможных ключей от разных архимагов: от Аклена и Ил – по ис’сиаре, от Эриэля – перстень и ядовитое перо, от Линсиры – чешуя дракона, от Линсара – ключ.

Четыре подсказки, которые вели от одной точки к другой:

«Куда бы я ни повернулся, Солнце везде умирало».

«Почти память чужого неродного брата, и пусть он напомнит о моем родном».

«И пролились огненные слезы, оставив неприступный островок. Превратили его в черный камень, убили навеки, поселив в нем пустоту, но жизнь не отняли. Ведь пока живет память о нем, живет и он».

«Отдайся грезам. Погрузись в смерть до самого дна, и она вознаградит тебя».

И подсказка, которая, кажется, ведет в тупик:

«И только зрячий дракон видит тернистый путь, проложенный собственной смертью».

Еще имелись фрагменты карт, но указывали они только на те места, где нужно было искать тайник. В общем‑то, это и был весь наш успех. Пока он безумно радовал Ив, затмевая даже тревогу от назревающей войны, я печалилась и надеялась, что оставшиеся две подсказки приведут нас прямо к сокровищнице. Ведь если Елрех права, и Энраилл организовали круговую схему, то последняя подсказка укажет нам на первый тайник. Круг замкнется. И что тогда мы будем делать дальше?

– Возьмите.

Роми услужливо поднес нам две железные кружки с дымящимся напитком. Елрех добавила туда немного безобидного дурмана. Нам не помешает расслабиться и отметить очередную победу. К тому же Кейел решил задержаться на денек‑другой в довольно миролюбивом месте, прежде чем отправляться в Холмы грез – эту местность ребята обсуждали с раздражением и страхом. И ведь не в первый раз… Я помню нашу с Кейелом вылазку на контракт против нечисти, отмеченной красными лентами. Перед этим он как раз обманом отправил ребят в регион Холмов грез, что они восприняли, как самоубийство. Пока же мы отдыхали неподалеку от священного кольца в Озорных духах – регионе гелдовов. Камнеподобные гиганты мало торговали, довольствуясь великодушной помощью фангр из регионов Молочных мситов и Ящеров, поэтому грабить у них было нечего и некого. И они нечасто мешались у кого‑либо под ногами, предпочитая избегать конфликтов, поэтому если война и нагрянет, то к гелдовам заглянет в последнюю очередь. Слишком мало поводов для мести.

– Спасибо, – поблагодарила я, нехотя отстраняясь от Кейела.

Кружка согрела озябшие пальцы. Тем не менее я, босоногая, не сильно мерзла, да и ребята тоже. Ночная прохлада была мягкой и тепло тянула едва заметно.

Кейел выпустил меня из объятий и молча принял свою порцию расслабляющего напитка. Пока я принюхивалась к сладко‑кислому пару, стараясь угадать ингредиенты, Кейел поцеловал меня в щеку и улыбнулся ласково. Я всего на секунду отвлеклась на него, но отвернуться уже не сумела – залюбовалась очаровательным веселым блеском в любимых глазах. Вот только показалось еще, что за ширмой радости, гораздо глубже, спряталась тягучая печаль. С этой возникшей догадкой она тотчас растревожила и мое сердце.

Почему Кейел так и не отчитал меня за рискованную авантюру над Лавовым озером? Почему всю последующую дорогу вел себя необычайно учтиво? Куда испарилась его агрессия и мнительность? Как‑то от Елрех слышала, что звери перед смертью либо совсем сходят с ума, либо внезапно успокаиваются. Но ведь люди – не звери.

– Мои предки после союза сердец часто выбирали себе парные имена, – внезапно заговорила Ив, разрушая застоявшуюся вечернюю тишину.

Мы все посмотрели на нее. Она сидела на седле Тоджа и, укрыв ноги курткой Роми, двумя руками держала кружку. Глядя на нас с Кейелом, с захмелевшей добротой улыбнулась и продолжила говорить:

– В древних свитках написано, что Единство позволяло им чувствовать природу и управлять ею: землей, водой, огнем и воздухом. Когда образовывались странные пары из разных стихий, им давали имена после обряда союза сердец.

– Странные? – Кейел изогнул бровь, а его улыбка стала шире. – Разве мы странные?

Роми фыркнул громко. Поерзал, лежа на спине, и удобнее устроил рогатую голову на ногах супруги. Елрех же перебирала его волосы и не сводила влюбленного взора с утонченного профиля.

– Я до сих пор не разобралась, кто из вас кого любит, да и любит ли вообще. – Склонив голову набок, Ив дернула ушами. – Вы оба очень скрытные. И да – странные.

Я спрятала волнение за глотком отвара. Несмотря на аромат, он кислил и горчил, но несильно, а послевкусие приятно щепало язык. Кейел тоже промолчал, но ощутимо напрягся подо мной. Кажется, бросил на мое лицо мимолетный взгляд – да и только.

Ив тоже отпила, и блеск в больших глазах стал отчетливей.

– Вы как своенравный огонь и спокойная вода.

– Это Кейел‑то вода? – опешила я. – Спокойная…

В голове легонько зашумело, а по телу распространилась волна слабости. Захотелось отставить кружку, повиснуть на шее Вольного и не двигаться до самого рассвета. Пусть только обнимает покрепче.

– Он точно спокойнее тебя, – отозвался Роми.

– И часто лишь терпеливый Вольный способен угомонить тебя, своенравная Асфирель, – поддержала его Елрех и хохотнула.

На лице Ив расплылась широкая улыбка.

– Любите вы друг друга или нет – не знаю, но дополняете – идеально.

Я вдохнула глубоко, стараясь не поежиться. В шумных мыслях стала проступать одна единственная: я никогда не встречу никого лучше и не захочу заменять его кем‑то хуже. Попросту не смогу.

Сделала несколько обжигающих глотков, отставила кружку в примятую траву и обняла Кейела.

* * *

Кейел.

Безрассудная. Если что‑то и успокоит ее, то это будет смерть, а не я. Вместо того, чтобы, как фадрагосцы, наслаждаться жизнью, она спешит прожить ее. И ни перед чем не останавливается. Она не Вольная, но почему‑то самостоятельно выбирает наш путь. Сама ставит себе цели, сама рискует всем, чтобы добраться до нее. Какая сейчас ее цель? Помощь мне? Не думаю. Скорее, решила, что богатства сокровищницы и сила Единства позволят ей жить, несмотря на все невзгоды, с комфортом. Будет ли это так? Помогут ли ей артефакты и деньги? Сомневаюсь… Уж точно не остепенят. Но как знать, что она придумает снова. Безудержные стремления девочки пугают и восхищают одновременно, а упорство пробуждает зависть.

Лицо Ани вновь охватывали отсветы ночного костра, и я с затаенным теплом в груди тронул щеку, погладил нежную кожу. В сиянии пламени девочка всегда выглядела воинственно, и ей в самом деле подошло бы огненное имя. Хотя Асфирель – не так далеко от этого направления.

«Ты мой ключ от Фадрагоса».

Я зажмурился, заглушая слабое раздражение. Вероятно, она соврала тогда, а я до сих пор ищу знаки в ее признаниях. Ключ – понятие обширное. Ключ не всегда только открывает, а иногда дает начало чему‑то. Ключ – исток – вода.

Совпадение.

Прижимаясь губами к виску Ани, я мысленно отругал себя. Глупец. Нельзя слушать эльфийку под легким дурманом. Мне суждено переродиться с новым именем, в новой семье и найти другую девушку. Солнце поможет забыть Аню. Справлюсь с миссией – и все закончится. Надеюсь, Кхангатор не развяжет войну и мое рождение произойдет в мирном Фадрагосе.

Уже совсем скоро… Алурей, зачем предупредил меня? Страшно. Теперь мне страшно.

Голос исследовательницы вырвал из мыслей, мелодично разлился в ночной тишине. Эльфийский язык тек плавно, медленно, но переполнялся весельем. Аня заинтересованно обернулась и вперилась в подругу изумленным взглядом. Такая же, как и хозяйка, любопытная Феррари поднялась с нагретого места и беззвучно приблизилась. Завораживающая песня манила даже зверей. Я улыбнулся и осмотрелся – так и есть: Тодж тоже отвлекся от объедков туши степного оленя и прислушивался, двигая головой. Елрех что‑то произнесла Ромиару, и он, широко улыбнувшись, поднялся с ее ног. Вскоре фангра ухватила опустевший котелок и, застучав по нему ладонью, замычала – низко, бархатно.

– Духи Фадрагоса, – поерзав, прошептала Аня.

Я поморщился. Ноги давно затекли, но отпускать девочку мне не хотелось. Как и не хотелось, чтобы тяжесть от нее исчезла. Даже та, что давит в груди.

– О чем они поют? – Кисло‑сладкий запах раздразнил обоняние; расплавленное золото в темных глазах заворожило.

Только не отворачивайся.

– Об озорных духах, – произнес в манящие губы. – Воспевают их доброте и наивности.

Получив ответ, она моргнула и отвернулась.

– Аня, – позвал я, заставляя снова посмотреть на меня. От ее внимания сладко внутри, тягуче. Как от меда. – Поцелуй меня.

От ласковых рук по телу разошлась дрожь. Вскружила голову не хуже дурмана, вкус которого принесли нежные губы. Аня прервала поцелуй – будто единственную радость отобрала.

– Хочу танцевать, – сказала, поднимаясь и хватая меня за руки.

– Аня, я…

– Пойдем же. – Склонившись надо мной, потянула сильнее.

Я поднялся и позволил ей увести себя чуть дальше от костра. Что со мной? Страх не тот, что принес известием Алурей. Другой. Я сомневаюсь. Не уверен в себе.

– Я не знаю, как под это танцевать. Ритм не особо медленный. – Аня хохотнула и, подняв голову, опять в глаза заглянула – сердце остановила. Безжалостная. – Не страшно же, что в такт не будем попадать. Все свои.

Вдохнув поглубже, я признался:

– Аня, я не умею танцевать.

Все нормально. Вольному подобные навыки не нужны. Убивать умею, танцевать – нет. Тогда почему стыд точит? Все просто: давно стремлюсь, чтобы бойкая и высокомерная девочка лишь восхищалась мной.

Она смеяться не стала – нахмурилась. Но ударила иначе, кажется, болезненней:

– Ладно. – Пожала плечами. – Я научу самому простому, который знаю. С ним любой разберется.

Я обнял ее, как она попросила, а затем мы стали топтаться на месте, медленно кружась. И это танец? С другой стороны, пока Аня так льнет ко мне, я готов танцевать вечность. Пусть учит меня еще бесполезным знаниям. Пусть ее голос не затихает рядом, пока я могу слышать. И пока могу видеть, пусть горящее золото в темных глазах обжигает нутро. Пусть она преследует запахом хвои повсюду. Пусть тепло дышит на меня ароматом мелиссы, которую пьет вечерами. Пусть отравляет дурманом, а ее сладкие поцелуи горчат на сердце. Пока оно бьется, пусть болит из‑за нее.

– Я хочу этого, – прошептал в седые волосы. Как можно дольше хочу.

Ком встал в горле, а глаза застелила мутная пелена. Слабый, безвольный.

– Что? – Аня вскинула голову.

– Говорю: хочу танец сложнее. Совсем в такт не попадаем. Слышишь, как Ив унывает потихоньку? Это твой танец виноват.

– Ну знаешь. – Она насупилась, но уже отводила меня дальше. – Сначала лекции мне читаешь постоянно, что я все усложняю, а теперь сам от простоты отказываешься. Вот тут места хватит. Когда‑то в школе вальс училась танцевать, сейчас хоть бы вспомнить с какой ноги начинать.

И она снова учила. Снова нагло лезла в мою жизнь, в мое мировоззрение. Навязывала очередные привычки и влюбляла в то, что никогда не интересовало меня. Быть может, я в самом деле, как вода. Податливый перед ее волей и не могу устоять под ее теплом. Отогреваюсь. Без нее – лед, а с ней – таю. Она волнует и часто кипятит. Испарюсь с ней. Ничего от меня не оставит.

Пусть.

Голоса смолкли; ночь холодила кожу. Аня повела меня обратно к костру, босоного ступая по траве мягко, безбоязненно.

– Сегодня свяжешь меня. – Замолкнув, весело на меня взглянула. Рассмеялась задорно. Дурман все еще не выветрился из ее головы. – Надо разобраться с реликвиями, раз уж ты милосердно позволил нам отдохнуть.

Всего лишь оттягиваю время. Хочу испробовать еще поцелуев, еще чуточку заслушаться смехом, который дарит счастье. Я улыбнулся, сжимая крепче тонкие пальцы в ладони. Если Аню сильно рассмешить, она хрюкает. Почему это не отталкивает? Забавляет, радует.

– Асфи, поможешь нам? – спросила фангра, стоя с кружками у костра.

Ивеллин собирала другую утварь.

– Иди. – Я осторожно подтолкнул девочку в поясницу.

Она обернулась с улыбкой и, привстав на носочки, мимолетно поцеловала в щеку. Руки против воли потянулись остановить, удержать рядом. Я сжал кулаки, не позволяя слабости проявиться. Поймал взгляд Ромиара и кивнул.

– Присмотри за ними.

Тот безропотно поднялся, нащупал дротики и поспешил за девушками. Ручей неподалеку, регион спокойный, но рисковать все же не стоит.

Когда силуэты растворились в тени деревьев, я тронул щеку, отмеченную не только поцелуем. Аня оставила мне много шрамов. А сколько я оставил ей?

«Они забудут нас. Это правильно. Мы ничего им не оставим».

– Я многое отнял у нее.

«Как часто она благодарит тебя? Ублюдка».

Отнял всю жизнь. Отобрал будущее.

Я подошел к вещам, опустился на корточки и полез в сумку. Стараясь не обращать внимания на дрожь в руках, вытаскивал подсказки, ключи, реликвии – ее сломанную жизнь. Злость затопила сердце, ярость овладела на миг. Я вытряхнул все из сумки на покрывало и отбросил ее. Меня повело назад, и я успел выставить руки. Не упал. Сел удобнее, облокотился на колени и уперся лбом в кулаки. Надавил ими до боли, и она немного отвлекла от другой. От той что ныла в груди и туманила рассудок. Взор упал на разбросанные вещи, и среди тряпок я увидел ис’сиары. Почему я не выбросил их? Грубые, сплетенные не мною – другим Вольным. Сердце забилось чаще, а дыхание в очередной раз сбилось. Сухая верба уколола пальцы. Я погладил плетение, рассматривая внимательней. Полнолуние скоро, до священного кольца рукой подать. Может, стоит попытаться? Возможно, Аня не откажет.

«…отобрал у нее все! Зачем ты взбаламутил ее? Зачем?! Ты разрушил ей жизнь, когда вошел в нашу с ней спальню!».

Горло сдавили невидимые тиски, помешали вдохнуть.

Вспомнив наше знакомство, я улыбнулся. Она испугалась Тоджа, и криком не на шутку перепугала и меня с мальчишкой. Я попытался развеселить ее,но не преуспел. Затем забыл. Как же быстро я забыл ее… Она забудет так же?

Вспомнив ее ревность к Эт в таверне, стиснул ис’сиару. Идиот. Каким идиотом я был. Сколько шрамов я нанес ей? Использовал, напрасно обижал, а теперь удивляюсь, что она обманывает меня и играет, как с псом. Заслужил.

Я потер глаза. Отыскал вторую ис’сиару и, заслышав веселые голоса, поспешил встать. Остановился перед костром и сглотнул. Меня пробрала оторопь. Пару раз вдохнув глубоко, я заставил себя вспомнить еще раз, как много забрал у Ани. В последний раз погладив браслеты, выбросил в костер. Растревоженный огонь выплюнул искры; ис’сиары упали на раскаленные угли, скукожились, почернели. Пламя лизнуло их неохотно, растягивая ноющую боль на сердце.

– Что там? – Аня налетела со спины, обнимая за талию.

С трудом выдавив улыбку, я обернулся к ней и приобнял.

– Ерунда.

– А смотришь так, будто смерть свою увидел.

* * *

Звезды мерцали на чернильном небе, а костер разгонял тени вокруг. Я сидела на покрывале, разглядывая все собранные ключи, подсказки и реликвии. Обычно с предметами Энраилл особых проблем не возникало, поэтому заглянуть в их яркие воспоминания я не боялась. Чего нельзя сказать о реликвиях, которые отдал нам безымянный наставник. Кейел сказал, что за эти дни мы должны набраться сил и немного расслабиться. Значит, этой ночью будет разумно до конца разобраться с таинственными знаниями балкора. Даже если реликвии снова измотают меня, то мне хватит времени оклематься.

Кейел опустился рядом со мной, и я мгновенно поинтересовалась:

– Локон волос или бусина?

Он пожал плечами и равнодушно напомнил:

– Мне нужно связать твои ноги. И ляжешь дальше от костра.

Я кивнула. Неприятные меры предосторожности, но лучше мы не придумали. Не хотелось бы снова носиться по лесу и ломать ногти о дерн.

– Аня, – тихо позвал Кейел, и я посмотрела на него. – А что если тебе удастся объединиться с Дриэном?

– Ты сам в эту чушь веришь? Сейчас он оправдывает меня, хочет, чтобы доверилась. А потом, когда я озолочу его, он от меня избавиться. Ты же сам это прекрасно понимаешь.

Он замялся, глаза опустил и коротко согласился:

– Да.

Под ложечкой засосало. С моим Вольным явно что‑то происходило.

«Бывших Вольных не бывает».

– Кейел, ты беспокоишься обо мне? – Накрыв ладонью его руку, я вкрадчиво уточнила: – Почему сейчас?

Он упрямо покачал головой. Свободной рукой заправил непослушную прядь за ухо и произнес нехотя, задумчиво:

– Не только сейчас. Я просто не хотел поднимать эту тему.

– Она неприятная, – согласилась я.

– Да, Аня. Она не нравится мне. – Посмотрел в глаза. – Ты ведь помнишь, что с Единством ты переживешь меня, Ивеллин, Елрех – всех? С этой силой твой организм будет стареть медленно, и ты переживешь Дриэна. А он и без того не молод.

– Кейел, я не хочу тебя обижать. Не хочу говорить, что твой дар бесполезен для меня, но давай в этот раз я побуду честной. Я не знаю, зачем мне такая длинная жизнь. Наверное, я из тех, кому важней короткая, но счастливая, чем длинная, но несчастная. Извини.

– Нет, это ты… – Он не договорил. Облизал губы и стал растерянно разглядывать все, что валялось на покрывале.

– Ты хочешь извиниться?

– Бусина, – резко озвучил он. – Начни с бусины.

– Хорошо. – Я кивнула оглядываясь. Где лицедей рогатый? – Только отойду ненадолго. Приберешься?

Через несколько секунд я уже перехватила серокожего проходимца. Шепотом отозвала его в сторону, увела в тень раскидистых деревьев. Он остановился у ствола, скрестил руки на груди и принялся размахивать хвостом. Желтые глаза раздражающе светились в темноте и грозили просверлить дыру в моем лбу.

– Чего тебе? – нетерпеливо спросил он.

Я потерла плечи, скользя пальцами по прохладной куртке.

– Что происходит с Кейелом?

– Спроси у него.

– Вольный! – шепотом выпалила. – Не будь козлом!

Роми резко склонился ко мне и зашипел похлеще змеи:

– Ты любишь его! Все, кроме него, это видят. Он готов закрыть глаза на все, что ты делаешь. Наверное, даже если ты поднесешь ему яд, он выпьет без раздумий!

Я не продемонстрировала секундного страха, лишь изогнула бровь.

– Ты винишь меня в этом?

– Не в этом. В другом. Я чувствую, что вы с Елрех что‑то утаиваете, а он не хочет узнавать.

– Спроси у Елрех, – проявила я вредность в отместку.

Он втянул воздух носом, повел плечами, но заговорил:

– Духи оставили нас! Я в растерянности. Асфи, у меня предчувствие, будто духи освободили меня. Будто я им больше не нужен. Но мы Вольные!

– После миссии вы исчезаете без вести, – я хмыкнула. – Как давно?

– У Кейела не знаю, а у меня… Помнишь встречу с драконом?

– Конечно.

– Потом мы разделились. Ив увезла тебя к реке Истины, а мы отправились к вонючему виксарту. На обратном пути я почувствовал изменения. Я не знаю, как это объяснить, но словно… Словно у меня вырвали твердую почву из‑под ног и дали пинка под хвост! С тех пор я жил с ожиданием, когда конец миссии вот‑вот наступит, но… – Роми пожал плечами. – До сих пор то же чувство ненужности и собственной бесполезности. Мой дух отзывается, но так… словно делает мне одолжение в благодарность, а не покровительствует моему пути.

– А Кейел?

– С ним, кажется, было так же. Но в последние дни он и вправду сам не свой. Я не знаю, что с ним происходит. Дело в духах. Мы не можем рассказать обо всем.

Першение в горле… Я помню, как это, когда сила вестницы берет верх. И все равно легче не стало.

– Спасибо за откровения, Роми.

* * *

Босые ноги утопали в ласковом покрывале из травы. Я помедлила, пропуская перед собой крохотную ящерку. Она юркнула под камень, укрылась в его тени и подсказала, где искать бусину. Черный кругляшек лежал у крохотных цветков, чьи желто‑синие соцветия напоминали огромные глаза эльфов. Я перекинула сумку удобнее и присела на корточки. Приподняла бусину и стала высматривать остальные, растерявшиеся, когда порвался браслет.

– Ты сильно рискуешь, – приятный голос раздался за спиной.

Я обернулась – сердце екнуло. Белокожий, беловолосый, худой и высокий. Пусть не так высок, как эльфы, но высок. И глаза… Желтый цвет обладает множеством оттенков, которые способны различить даже такие, как мы. У этого балкора оттенок был холодным и чистым, как родниковая вода под ясным взором Шиллиар.

Интуиция не позволила ошибиться, подсказала, напитывая мысли осознанием.

Нашла… Я нашла тебя, мой Вольный! Мои тропы привели к тебе не сразу, а путь был тернистым, колючим и извилистым. Поначалу. Теперь же путь мой мягок, а твой – только начинается. Я проведу тебя по нему, научу жить, вкушать ее радости, а затем мы горько расстанемся. К сожалению, для нас другой дороги нет. Но пока мы будем дышать, мы будем счастливы.

– Почему же? – Я обняла колени, сжимая в кулаке твердую горошину, вобравшую в себя всю память о доме, и, прищурившись, подняла голову выше.

Ветер был несильным, но проникал под кожу, студил кровь. Когда‑нибудь мы станем сильнее и сумеем сопротивляться даже ночным холодам и слезам Шиллиар, теперь же оставалось только терпеть и бороться за каждый миг под бесконечным ярким сводом и мерцанием духов, оживающим с Луной.

– Ты отошла слишком далеко от соггора. Где твой покровитель?

– А твой? – Я улыбнулась.

Вольный смутился. Долго молчал, засмотрелся…

– Как тебя зовут? – спросила я.

Он оглянулся, поправляя ножны с кинжалом, будто выискивал в зарослях орешника поддержку. Я поднялась, но подходить к нему не осмелилась.

– Ты боишься меня?

Ответил не он – голос прозвучал сбоку:

– Мой брат не любит рассказывать о себе. Кто ты? И что тебе нужно тут? Где твой соггор, балкорша?

Молодая темноволосая шан’ниэрдка стояла на холме. К ее опущенной руке ластилась бирюзовая сила. Я отступила, безмолвно предупрежденная об угрозе. Сильные целители тоже способны убивать.

– У меня нет покровителя, воинственная магиня. Не все принимали глупую клятву, и я от нее свободна. Могу освободить и его. – Я бросила многозначительный взгляд на Вольного. – Я знаю, как это сделать.

– Ты следила за нами?

Я помотала головой, чуть склоняя. Ветер наконец донес ее запах, убеждая в принадлежности к расе шан’ниэрдов. Только они пахнут так терпко.

Растревоженная моим откровением девушка взмахнула хвостом и выпалила:

– Его покровителя очаровали великие духи, и потому балкор, которого ты видишь, свободен. В твоей помощи мы не нуждаемся.

Но я слишком много наговорила и еще больше услышала… Теперь она точно будет опасаться, как бы я ни рассказала о них посторонним. Однако в отличие от взбалмошной магини, я умею хранить тайны и держать губы сомкнутыми, когда это нужно.

– Почему ты зовешь его братом? Ты не балкорша, а он не шан’ниэрд. Хочешь привыкнуть, чтобы потом случайно не оплошать, назвав его иначе?

– Не твое дело!

– Мое! И я знакома с ним. С твоим настоящим братом. Он помог мне пересечь Смерть драконов. Сильный маг, как и ты. Он ждет нас. Ждет тебя, но не за тем, чтобы ты позволила балкору принять его облик. Мы с Вольным можем найти и других сильных магов, чтобы воспользоваться их силой и исполнять чужие роли.

– Мы? – приглушенно спросил Вольный.

Я проигнорировала его, продолжая говорить Ланкеале все, что могло пробудить ее доверие и любопытство ко мне, – благо сила вестницы вела меня, вкладывая каждое слово в мои уста:

– Твой настоящий брат не забыл тебя, маленькая повелительница дракона. Он многое узнал, пока изучал силу и разыскивал спасение от войны. Я и Ликвир – мы с ним – объединимся с тобой и твоими друзьями, а потом все вместе спасем Фадрагос. Надо лишь поскорее освободить Вольного от клятвы, пока его духи не истратили последние силы, удерживая соггора под чарами.

– Откуда ты пришла? – Балкор встал передо мной и требовательно всмотрелся в мои глаза.

Я невольно отступила, но сразу успокаивающе произнесла:

– Когда придет время, мы с тобой спасем их всех. Исправим чужую ошибку, и за это нас вознаградят.

Он нахмурился.

– О ком ты говоришь?

– Это не моя тайна, Вольный. И она не для тебя. – Я опять стиснула бусину, согреваясь теплыми воспоминаниями. – А пришла я из Нового дома. Наш народ обрел его за Смертью драконов. Там мы в безопасности, но безопасность эта подобна острогу. Так говорят старики. А еще они говорят, что под землей было лучше, теплее. Сейчас же я стою перед тобой, по другую сторону Смерти драконов, и заверяю тебя – дома лучше. Пусть он и зовется Новым, но для меня – единственный.

* * *

Я открыла глаза и, рассматривая звездное небо, чуть пошевелила затекшими ногами. Кейел вздрогнул и даже во сне, неосознанно, притянул меня к себе. Уткнувшись носом в волосы, вдохнул глубже и снова затих. Стараясь не шевелиться, я нащупала рядом с головой вторую реликвию – тонкую косу из белых волос.

Бусина оказалась совсем не страшной и рассказала о многом. Теперь я хотя бы понимала, куда бы отправился городской защитник, если бы освободился от клятвы. Возможно, несвязанные ею балкоры все еще живы, но отрезаны от основной части Фадрагоса горным кряжем, прозванным Смертью дракона. Елрех говорила, что драконы там мгновенно лишаются сил и умирают, а другим существам не под силу пересечь высокие вершины, покрытые льдом и снегом. Как же балкор собирался проникнуть туда? И как там очутились остальные? Духи Фадрагоса, что там вообще произошло?

Я стиснула мягкую наощупь косичку, зевнула и закрыла глаза.

* * *

Камень угрожающе задрожал. Я расставил руки, хоть и понимал, что простой жест не успокоит землю. Бесполезная попытка противостоять ее гневу. Где же Иниса? Позади раздался топот, и я обернулся.

– Тофры! Там тофры! – крикнул низкорослый балкор, маша рукой к выходу. – Уходите отсюда!

Земля снова зарычала, заскрежетала. Осыпалась на лицо, волосы. Я отступил к стене и почувствовал спиной ее тревожное дыхание.

Иниса быстрее!

Горожане спешили к Южному кварталу. Голоса смешались с торопливыми шагами, с плачем, криками. Кто‑то кого‑то потерял и теперь звал беспрерывно. Молодая балкорша волочила за собой сундук. Ее лицо было залито кровью. Беспокойные арценты вспыхивали и метались по углам, беспорядочно освещая тесную улочку.

Где же ты Иниса?

Сердце клокотало.

Тофр, тофр, тофр…

Я повернулся на слабый звук, непроизвольно втянул воздух носом. Быть может, тофр уже перепачкан чьей‑то кровью, и она выдаст его.

«Тофр, тофр» – раздалось с другой стороны. Всего два раза…

Женский крик оглушил. Балкорша отскочила от сундука и замолотила кулаками в воздухе, стараясь достать тварь, вцепившуюся чуть ниже затылка. Я шагнул вперед, но сердце остановилось, а ноги подкосились. Вторая тварь появилась перед женщиной, но боязливо пригибалась к земле. Двое рослых балкоров стали окружать жертву и тварей, крепко сжимая кирки. Переглядывались, явно не зная, как подступиться, чтобы вырвать несчастную из пасти.

Я тоже смотрел на них и… ждал? Когда нападет первый, наверное, я смогу удержать вторую особь.

– Помогите! – крикнула балкорша и зашлась в новом вопле – вторая тварь сомкнула челюсти на тонкой лодыжке.

Если меня поддержат остальные, то я оттяну ее.

Тофр, тофр, тофр…

И третью. И… четвертую.

Я отступил обратно к стене, наблюдая, как беспомощно переглядываясь, отходят вооруженные балкоры. Женский крик превратился в хрипы. Она звала на помощь, и каждая ее предсмертная просьба злила и раздражала.

Глупая! Ты ведь понимаешь, что уже не спасешься, тогда зачем тянешь и остальных за собой?! Мы, те, кто еще способен сражаться за спасшихся, умрем из‑за тебя одной. Нельзя рисковать ради той, кто подставился из‑за собственной жадности!

Где Иниса?!

Я побежал подальше от хрипов, криков и слез умирающей. Расталкивая толпу, стремился отыскать любимую. Старался не прислушиваться к урчанию тофров, заполонивших город. Не вникал в многочисленные возгласы горожан. Не обращал внимания на дрожащие вздохи земли. Еще несколько часов назад мы с Инисой готовились к обряду связи, смеялись и клялись друг другу в вечной любви, а потом меня вызвали из‑за первого обвала.

Может, Иниса уже ушла? Могла ли она бросить меня?

– Танит! – Оклик заставил сердце забиться чаще.

Под высокими сводами городской площади я стал высматривать Инису, но арценты метались, плохо освещая полумрак. И среди разнообразия запахов никак не удавалось разобрать ее аромат.

– Танит!

Увидел – во рту пересохло. Нас разделял небольшой мост, уже покрытый множеством трещин; часть перил на нем обвалилась. Толпа уносила Инису к Южному кварталу через улицу Управленцев. Она пыталась выбраться из движущегося потока, но не могла. Я махнул ей рукой, жестом указывая поддаться сумасшедшей волне, а сам направился обратно своим путем. Если не отвлекаться ни на что, то вскоре мы встретимся в Южном венце, а оттуда выберемся из‑под осыпающихся сводов.

Тени оживали на каждом шагу. Выпрыгивали из углов, падали с потолков, хватали за ноги слабейших и утаскивали подальше от толпы. Запах крови и крики заполонили собой все. Тошнотворная сладость поднимала желчь к горлу горьким комом. Я бежал.

Бежал по твердому камню, по растерянным вещам. По чему‑то мягкому.

Не думай…

Грохот заставил ускориться. Перед узким переулком сильный мужчина оттолкнул меня в сторону. Я врезался спиной в другого балкора, повалил его с ног. Обернулся, но меня уже оттащило толпой от упавшего, и я едва сам устоял. На голову сыпался песок, камешки ударяли лицо и плечи. Дрожь земли отдавалась в коленях, проносилась от них по телу. Я бежал.

Не думай…

Все смешалось вокруг. В ушах оглушающе колотилось сердце, а ноги сами несли меня вперед. И только одна мысль билась в голове: не останавливайся! Позади раздался грохот, а впереди уже мелькал тусклый свет арцентов. Невысокий юнец не выдержал гонки – упал мне под ноги. Я раскрыл руку на бегу, чтобы поднять его, но не сумел – перескочил его, спиной ощущая давление толпы. Трещины поползли по стенам, и они заскрежетали подгоняя. Еще немного!

Крупные камни стали подать с потолков. Разбивать головы, загромождать дорогу.

Я бежал.

Земля дрогнула, ушла из‑под ног. Я оттолкнулся, успел запрыгнуть на нетронутый разломом участок. Пыль заполонила проход, камни завалили большую его часть. Я бежал.

Не успею.

И потолок уже давил незримо, а под ногами крошился камень.

Не успею.

У освещенного бледным светом участка, я оступился. Упал грудью на острые камни. Поднялся, но земля затряслась сильнее, опрокинула снова. Пыль заволокла свет, отобрала единственный указатель и погрузила в мрак. Кто‑то кашлял рядом. У самого в горле запершило, а глаза стало резать. Я пополз на четвереньках.

Не успею.

Камни падали. Ладони и колени пронзала боль, но я не останавливался. Загрохотало, землю затрясло сильнее. В глазах посветлело. На плечо легла тяжесть, но я не останавливался.

Не успею.

– Жив? Жив!

Я смотрел в лицо старику, вытянувшему меня в последний миг. Обернулся к заваленному проходу, все еще повторяя про себя: «не успею».

Не успею. Не успею. Не успею…

– Молодым особенно жить надо. – Старик вытер глаза, блестящие от слез. Попал песок?

Он обнял меня крепко‑крепко, напоследок с тоскливым взором обернулся к завалу, а затем толкнул к выходу из площади.

– Пойдем, сынок. Жить еще кому‑то надо.

Камень продолжал сыпаться на нас, а стены дышали трудно, будто вдыхали из последних сил.

И снова я бежал. Но теперь не один. Старик бодро шагал рядом, постоянно хватаясь за мой локоть, будто боялся, что я исчезну. Мы выбирались под бесконечные своды вдвоем. Вырвались в темный холод, под взоры мерцающих духов и Луны. И только вдохнув ледяного воздуха, я осознал в полной мере: мы выбрались лишь вдвоем. Мы были последними, кто вышел из‑под сводов. Те, кто был первым смотрели на нас молча, как‑то виновато. Огромное количество балкоров топталось у подножия горы, издающей рычание нам вслед, земля продолжала стряхивать нас с себя, а мы молчали. В первом ряду стояли балкоры, которые хотели спасти съеденную балкоршу. Я узнал их по запаху, но фигуры были скрыты в тени высоких шепчущихся растений.

Я посмотрел в сторону Большого выхода, откуда должна была выбраться Иниса – в той стороне был оползень. Свет полной Луны позволил рассмотреть движение.

– Пойдем сынок. – Старик вцепился в меня, будто никого роднее у него не было, чем неизвестный парень, стоящий рядом. – Видать разгневали мы землю. Прогоняет. Надо уйти подальше. Незачем тревожить ее лишний раз.

Я положил ладонь на свое запястье, ощущая мягкие волосы Инисы. Тонкая косичка – вот и все, что осталось.

* * *

– Аня, дыши спокойно.

Я хватанула воздух ртом, открывая глаза. Казалось, легкие замерзли от леденящего холода и отказывались работать.

– Дыши спокойно, – повторил Кейел, нависая надо мной и придавливая плечи к земле.

Его лицо расплывалось, а звездное небо, казалось, приглушенным. Я еще раз вдохнула, стараясь отогнать чужие ощущения и эмоции. Это не моя боль. И Иниса… Как хорошо, что у балкоров плохое зрение, и я не разглядела ее лицо. Духи Фадрагоса, замечательно, что у парня не хватило времени отойти от шока и осознать потерю.

– Я знаю, почему Десиен страдал клаустрофобией.

– Чем?

Я повернулась на голос Ив. Ребята проснулись и, судя по всему, давно окружив меня, смотрели взволнованно. Я закрыла глаза, опрокидывая голову на твердую землю. Казалось, она все еще ходит ходуном. Кажется, подобные чувства возникают после долгой поездки на поезде. Удивительно, что я до сих пор помню об их существовании.

– Не важно. Дайте мне ключ, или чешую, или…

– Тебе нужно отдохнуть, – строго оборвал Кейел.

– Нет. Мне нужно перебить эмоции. – И тихо пробормотала: – Чужие эмоции чужими эмоциями…

Духи Фадрагоса, хитрый Десиен, как же ты справился? Видел ведь гораздо больше, чем я.

– Послушай ее, – вступилась за меня Елрех. – Подсказки никогда не таили в себе опасности, а тут посмотри на нее – бледная, трясется вся.

– От холода, – поставила я в известность поежившись.

Кейел сдался. Отпустил меня нахмурившись – наконец‑то, я могла разглядеть черты его лица. Зрение возвращалось, но сердце все еще билось быстро, испуганно, а ночной холод пробирал до костей.

Балкоры выбрались через Южный проход на поверхность. Сколько их было? Возможно, я успела рассмотреть лишь часть.

– Что интересного ты видела? – спросил Роми, пока Кейел рыскал в сумке.

– Может, приготовить тебе еще отвара? – любезно предложила Елрех.

– Давай, – присев, кивнула. Обняла себя руками и ответила Роми, сидящему неподалеку на корточках: – Много интересного. Я получила много ответов, но появилось еще больше вопросов.

Например, как чертов браслет, который я все еще крепко стискиваю, оказался по эту сторону от Смерти драконов? Балкоры спасались через Южный выход, и это точно те самые балкоры, о которых вспоминала Ил. Быть может, она была как‑то связана с Танитом? С этим чертовым трусливым парнем! И почему они не умерли, перебравшись на ту сторону? У них с драконами одна природа силы, а еще Ил упоминала, что шан’ниэрд, сильный маг, помог пересечь смертоносную преграду. Значит, горный хребет, прозванный Смертью дракона, стал опасен после обвала. Или позже? Например, во время войны Предков.

– Что, духи Фадрагоса, там произошло?

Глава 23. Холмы грез

Кейел

Сумеречное небо обманывало. Казалось, оно так низко висело над нами, но каждый раз, как тонкая девичья рука тянулась к нему, я осознавал насколько мы далеки от него. Ветер бережно сдувал слабые ростки гнева – все, на что хватало моих сил. Выжат, измотан. Устал.

Ветер подбадривал. Ласкал слух шелестом трав и шепотом листвы, холодил кожу, усиливая ощущение тепла, исходящего от Ани, – то, в чем я нуждался особенно остро. Земля и травы источали ароматы, не позволяя привыкнуть к запаху хвои. И я был благодарен, каждый раз заново различия его терпкость в воздухе.

Аня опять поерзала, удобнее устраиваясь у меня под боком и укладывая голову на моей груди. Ненадолго прервала рассказ, отбирая у меня звучание своего голоса и позволяя проникнуть в наш уединенный уют смеху троицы, сидящей у костра, метрах в пятнадцати от нас. Отлежанную руку обдало жаром изнутри, стало пощипывать, но я все равно воспользовался свободой – дотянулся до волос Ани и начал пропускать их между пальцами.

Последняя спокойная ночь еще не наступила, но уже казалась скоротечной. Почему? Почему именно сегодня время стало в самом деле бесценным? До этого дня я лишь верил в это. А сейчас с каждым прожитым мигом сердце сжималось от страха. Я посмотрел на новую светлую точку, появившуюся на небе. Звезды, гигантские газовые шары, падение которых способно уничтожить Фадрагос… Это правда? Возможно, Роми не ошибается, и Ане всего лишь задурачили голову те, кому выгодно держать население Земли в страхе.

Тогда почему хочется верить ее словам? Почему хочется верить ей?

– Поэтому я не виню Десиена за его рвение, – снова зазвучал чарующий голос. – Нет, он, конечно, сволочь, но, знаешь, если бы хоть один балкор напал на тофра, то остальные бросились бы на подмогу. А они ждали смелости друг от друга. Кишка оказалась у мужиков тонка. Только и переглядывались тупо. И Танит этот… Я сейчас вспоминаю его бесхребетность, и вот… Нельзя о покойниках плохо. В общем, если Десиен на этот же момент, как и я, злится, то помощи ни от кого больше не ждет. Сам. Все сам. И он всегда будет стремиться вперед, надеясь, что, в таком случае, его хоть кто‑то поддержит. Он никому не доверит инициативность. Да и вообще ни в кого не собирается верить. Ну, это если я правильно рассуждаю. Быть может, ты считаешь иначе. Ты‑то его лучше знаешь.

С самого нашего знакомства я пристально наблюдал за Десом – ему никогда не нужно было никакое воспоминание реликвии, чтобы разочароваться в обществе. Он никогда не ждал чьей‑либо помощи, и все, чего ему не хватало, – одобрения соггоров. Клятва лишала его полной свободы.

Я согласно промычал, отгоняя эти мысли и позволяя себе просто наслаждаться вечером. Аня продолжила нежить сердце:

– А что касается наших мудрецов… – Вздохнула тяжело, щекой потерлась о грудь. Приятно. – Перемудрили они, вот что. А в воспоминания их заглядываю, и прямо злюсь сильнее – обычные же люди! Ничего особенного, чесслово. М‑м… Прости.

– Ничего, – слабо улыбнувшись, отмахнулся. – Я не передам ни Ивеллин, ни Ромиару.

– Елрех тоже не говори, – хохотнула Аня. – Так вот они мыслят так же, как и все остальные. Ну, из тех, в чьи мысли я уже заглядывала.

– А чего ты ждала?

– Ну не знаю. Гениальности, например. Мудрости какой‑нибудь. Ну вот гелдовы изъясняются так, что… У нас на такой случай выражение было: «без ста грамм не разобраться». Это к дурману отсылка. Вроде как сто грамм его выпил – и мыслишь проще.

– Хороший дурман.

– Да нет, наоборот. Да и не об этом речь, а о том, что гелдовов понять невозможно. Только фангры как‑то с полуслова понимают их глубокомыслие. Вот я ждала от мудрецов примерно того же, что и от гелдовов.

– Разочаровалась?

– Не то чтобы. Скорее, удивлена. Эриэль – высокомерный эльф, наверное, как и многие эльфы, но, знаешь… Человечный он внутри. То есть…

– Я понял тебя.

Наверное…

– Он так из‑за отца страдал, когда обсуждал с ним его жертвенность. Он боялся его смерти и все эти мысли гнал от себя подальше. А Ланкеала и Ликвир… Наверное, сейчас, несмотря на все, что они наворотили в Фадрагосе, я бы обняла их. Ланка вообще будто не понимала, что произошло, но боялась. Да и откуда там пониманию взяться? У нее даже рога толком не выросли, и слова она выговаривала с трудом. Зато руку Ликвира так сильно сжимала, что у него пальцы похолодели. Но, может, это только я чувствовала, а он не обращал внимания. Смотрел на бывшее поселение и вспоминал как спорил с родителями перед тем, как в лес за ягодами пойти. Смотрел, вспоминал, а свободной рукой ключ от дома мял. Эти ягоды в лукошке… В тот момент он так их ненавидел. Ему казалось, что он виноват, потому что не сгорел в пламени дракона вместе с родителями. А ведь совсем ребенком был. Не знаю, сколько ему точно в тот день исполнилось, но он тогда пообещал мысленно, что сожжет и себя.

– Поэтому спустя много лет он сжег свой дом и исчез без вести.

– Думаю, да. Ликвир сгорел – родился Энраилл. Я еще во дворце Цветущего плато эту легенду читала. В ней и писали, что он, его сестра и ее маленький дракон скитались по Фадрагосу. Потом остановились в какой‑то деревне на Краю мира, где Ланкеала обучалась исцелению на односельчанах, а Ликвир искал спасение Фадрагоса. Затем сестра подросла и ушла на войну, а он остался и продолжил экспериментировать с магией. И из того, что мне стало известно от всех ключей и подсказок, я предполагаю: он сумел каким‑то образом переместиться к Утерянному святилищу, о котором никто в Фадрагосе ничего толком и не знает… Ну, это если вы наверняка знаете.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я нахмурился, тяжело вздыхая. Святилище на карте давно было, а вот существует ли оно на самом деле, никто не знает. Как узнать, если туда не добраться? Возможно, догадки Ани правильны: Ликвир мог сам нанести на карту Утерянное святилище, потому что знал, что оно там есть. Утерянное? И Аня снова может быть права: когда‑то святилищем пользовались фадрагосцы. До того, как оно стало недоступным. Отсюда и название.

– Скорее всего, на тот момент там уже обосновались балкоры. Ликвир познакомился с Ил, узнал, что она Вестница, и каким‑то образом вытащил ее оттуда. Но почему не всех?

– А куда остальных тащить? – я лениво поддержал беседу. – Балкоры слабые, и на войне, ради выживания, им пришлось бы перенимать чужие облики. Или приносить клятву соггорам, а, как я понимаю, Ликвир не считал истинных правителей союзниками, чтобы вдруг приводить к ним подкрепление. Во время войны балкоры за неприступными горами находились в полной безопасности.

– А сейчас? – Аня чуть приподняла голову. – Если Ликвир‑Линсар знал, как добраться к балкорам, и вытащить их оттуда, почему этого не сделал?

– Возможно, у мудрецов были причины. – Я легонько надавил на ее голову, заставляя снова прижаться ко мне.

– Которые они унесли с собой в могилу. Могли бы оставить очередные подсказки, как вытащить балкоров в мир. Если они все еще живы, конечно.

– И опять же – куда?

– Считаешь, что фадрагосцы не приняли бы их? Достаточно всего лишь разобраться в конфликте прошлого, и понять, что толкало их на подлость по отношению к эльфам. Хотя с учетом того, что происходит сейчас…

– Их бы снова принудили к клятве, а необыкновенную силу стали использовать в своих интересах.

Мысли невольно вернулись к Десу. Что он собирался делать?

– Может, телепортация?

– Что?

– Ликвир владел силой иллюзий и скрытности, но потом в легенде было сказано, что он пробовал различные связи магий. Может быть, он сумел разобраться, как работают священные кольца, и смог перемещать себя? О нем даже написали, что он защитил поселение от нескольких драконов, а потом взял и исчез.

– Возможно, – согласился я.

Допустим, это так, но как это поможет в поиске сокровищницы?

А если бы я мог перемещаться, то куда отправился бы? Никуда – и так хорошо.

Однако краткие раздумья навеяли образ лесного озера в регионе Илсейской паутины. Аня была там лишь однажды и ей понравилось. Я же проходил по спокойному участку леса много раз, направляясь по контракту в чащу. Все, что отпугивало фадрагосцев от прекрасного места, – частые слезы неба.

«Я бы построил тут дом».

«А небо?» – спросила Аня тогда.

И я ответил, чувствуя неправильный мандраж, будто надеялся, что шанс есть:

«Пусть плачет. От слез можно укрыться, было бы с кем».

Она больше ничего не спросила и не ответила, а я ждал. Сам не понимал, чего ждал, и сейчас не понимаю.

В том лесу уютно. Он пропитан хвоей.

– О чем думаешь? – прервала Аня осторожным вопросом.

– Ни о чем.

Она вздохнула глубже и внезапно призналась:

– Мне плохо.

Я внутренне напрягся; по спине скользнул холодок. Аня всхлипнула – и собственное тело показалось чужим, неподвластным.

– Я понимаю, что воспоминания не мои. – Ее голос задрожал. – И чувства, и… вина. Но мне так плохо, Кейел.

Она вмиг обхватила мои плечи и, уткнувшись в шею, тихо заплакала. Я смотрел в звездное небо и старался заставить себя сдвинуться с места. Что между нами происходит сейчас? Это так похоже на тяжелую ночь во дворце Цветущего плато, но по‑другому. Тогда я злился на Акеона, оставившего кровавые полосы на лице Ани и метку над ними. Злился на Волтуара. Тогда Аня царапалась и кричала, дико вырываясь из объятий. А сейчас все иначе.

– Они снятся мне, – продолжила она выворачивать мне душу, сотрясаясь телом. – Я смотрю на мир и путаюсь. Иногда мне кажется, что это не мое отношение к Фадрагосу. К цветам, к воде… Это безумие какое‑то! – Всхлипнула громче, и я вздрогнул – с трудом сумел обнять ее. – Я не понимаю, как дальше на все смотреть.

– Тише, – выдавил я из себя, наконец‑то, ощутив жар в теле. Сердце колотилось, и едва разгоняло испуг.

Я сел, заставляя и Аню подняться следом. Усадил ее к себе на ноги, и она мгновенно скрутилась калачиком, снова утыкаясь мокрым лицом в мою шею. Как ей помочь? Как ее успокоить?

– Я обещала себе не плакать больше. Ты тогда накричал на меня, и я пообещала себе. Как же ты кричал, Кейел.

– Прости.

Она замычала и потрясла головой.

– И правильно кричал. Заслужила. Все заслужила. Я тогда подумала, что мне нужно язык вырвать.

– Чепуха.

– Надо.

– Аня…

– Я лучше знаю, не смей меня отговаривать.

– Хорошо.

Она затихла. Ненадолго. Втянула воздух глубоко, и снова затряслась, но теперь плакала беззвучно. Я гладил ее по спине и качал, словно мог убаюкать. Если Кхангатор убьет Волтуара, отыщется ли кто‑то еще, кто захочет поддерживать ее? Она сильная, но нуждается в поддержке.

* * *

Аня

– Удивительно, что в изменениях Холмов грез не виноваты события войны Предков, – съязвила я, выглядывая вдали священное кольцо, к которому мы отправились на рассвете. – И заметьте! Даже не люди.

Роми фыркнул, закатывая глаза, и удобнее перехватил сумку.

– Давай, человечка, теперь вини во всех бедах моих предков.

– Будем справедливыми, Роми, – Елрех клыкасто улыбнулась, догоняя его, – Асфи права. Беловолосые шан’ниэрды навсегда превратили самый добрый и полезный регион в самый опасный.

– Не стоит верить всему тому, о чем говорится в легендах, – заметила Ив, сбивая грязь с сапога.

Кейел приобнял меня за плечи и улыбаясь шепотом уточнил:

– Это в самом деле заявила исследовательница?

Я так же тихо ответила:

– Да. И это самая неправильная исследовательница, которую я когда‑либо знала. А еще прямо сейчас ее уши дернутся, а кончики покраснеют, потому что она нас прекрасно слышит.

– Никогда бы не подумал. – Кейел блеснул зубами. – Исследовательница, не оправдавшая наших ожиданий, ты нас подслушиваешь? Какая неприличная…

Ив вздернула подбородок и поспешила вперед всех к священному кольцу. Проходя мимо нас с Кейелом, недовольно бросила:

– Ты просто не знакома с другими исследователями.

Как хорошо, что мы с Елрех все самое тайное обсуждали в безопасной отдаленности от ушастой разведчицы…

Я подняла голову, сталкиваясь с теплым взглядом зелено‑карих глаз, и спросила:

– И что, больше ни одной версии, почему Холмы грез назвали так?

– Нет.

– И нам предстоит спуститься в жуткий колодец смерти?

– Да, – беззаботно кивнул он.

Его глаза в лучах утреннего солнца блестели слишком тепло. Возможно, вчера, когда я не выдержала и расплакалась, то растрогала Вольного. Потому что именно после долгих часов, в течении которых я то и дело жаловалась ему, он пытался меня рассмешить и баловал всем, что под руку попадется. Вплоть до травинок, чей сок кислил, но оставлял приятное послевкусие. Он чуть крепче сжал мое плечо и протянул:

– Колодец смерти или колодец вечной жизни?

– Если это кто‑то считает за жизнь, то у него явно проблемы с головой. Ну, или с юмором.

Он хрипло засмеялся.

Во время долгого перемещения от одного священного кольца к другому я снова вспоминала легенду о страшном регионе. Это сейчас страшном, но когда‑то он был самым славным и бесценным…

Изменения Холмов грез произошли задолго до того, как фадрагосцы узнали об эльфах, людях и балкорах. У нескольких рас имелась чудодейственная территория: пологие холмы раскинулись от края леса к горам и купались в солнечном свете. Днем витала над ними и живительная сила. Стоило только существам прийти туда, как все жизненные тяготы отпускали, сердце наполняла радость, дышать становилось легче – и мысли прояснялись. Но совсем не эти чудеса высоко ценились в тех местах.

Холмик жизни находился южнее. Днем теплые огоньки ютились у его подножия и прятались в травинках, приманивая всех живых, кто нуждался в исцелении. Слепые там прозревали, глухие обретали слух, немые уходили искусными сказочниками. Достаточно было лишь встать на него и попросить – за себя, за немого, за кого угодно.

И приходили фадрагосцы часто, просили много и, казалось, получали куда больше. Но казалось так не всем и лишь до поры до времени.

Однажды возникла у двух беловолосых шан’ниэрдов идея о долголетии. Решили они, что целительный свет на холмике может продлить жизнь, или вовсе – бессмертие подарить. Собрали они жителей в крупных поселениях и поделились своими мыслями. Многим захотелось, чтобы близкие и родные жили как можно дольше, поэтому поддержали жители целеустремленную расу в их желании. Тогда шан’ниэрды подсказали заинтересованным, как поступать дальше.

Начали приходить к холмику жизни здоровые существа и просить еще здоровья. Целительный свет поднимался к ним из‑под земли, касался тел и быстро прятался обратно – не понимал он, чего от него хотят. Тогда просьбы стали звучать прямолинейно – фадрагосцы просили бессмертия. Сила отказывала…

Долго ли тянули с новыми идеями шан’ниэрды – неизвестно, но в конце концов решили сами разобраться в природе силы. Снова они пришли в крупное поселение и поделились мыслями с его жителями. Не всем понравилось то, что предлагали сделать шан’ниэрды. Попытались недовольные существа образумить односельчан, но слушать их отказались – прогнали с площади. Больше не вмешивались они, только и наблюдали за всем издали.

Вскоре выбрали шан’ниэрды нескольких крепких мужчин и увели за собой в Холмы грез, где и начались поиски бессмертия. Надеясь отыскать источник, мужчины раскопали холмик. Чем глубже копали, тем, казалось им, ярче светились огни под землей. Трудяги готовы были работать и днем, и ночью, чтобы скорее заполучить желаемое. Вот только целительный свет с наступлением заката угасал.

Через несколько дней мужчины выкопали целый колодец, но ничего так и не нашли. И может, отчаялись бы, остановились, но сила вновь и вновь появлялась с рассветом и радушно готова была исцелять – будто дразнила. Тогда разозлились беловолосые шан’ниэрды, и осенили их головы гневные мысли. Вероятно, огонь этот никакой не добрый, а, наоборот, корыстный! И ленивый к тому же. Питается он болезнями, которые мало того, к нему существа сами приносят, так еще потом и благодарят его за это.

Опять отправились шан’ниэрды в крупное поселение. Собрали жителей на площади, важным открытием поделились и запретили заболевшим ходить к холмику‑обманщику. Многие, выслушав их, начали спорить, но сварливых и вечно недовольных быстро осадили и разогнали по домам.

С тех пор пускали к раскопанному холмику только здоровых существ. Те спускались в колодец и требовали бессмертия. Иногда только за себя, иногда за знакомых, а бывало и зверей диких приводили, и за них просили. Хитрецы надеялись, что забота о чужих и невинных скорее вознаградится. Однако огни были равнодушны. Так всем казалось…

Незадолго до полнолуния неведомая сила потянула многих в Холмы грез. Взволнованные, они столпились у колодца: и разумные существа, и звери, позабывшие об инстинктах, – все те, кто просил и о ком просили. Толпа с трепетом проследила за смертью Солнца и с тревогой встретила круглую Луну. Она и наградила их тем, о чем они без устали просили.

И поняли вдруг фадрагосцы, чьи огни их исцеляли, и почему бессмертия от них не дождались. Солнце делилось с ними тем, чем само обладало… Существа же требовали бессмертия, и тогда Солнце просило Луну подарить им вечную жизнь. На закате оно умирало, забывало прошлую жизнь, а в новой – вновь и вновь жалело существ. И опять уговаривало холодную Луну поделиться бессмертием. И хоть равнодушна Луна, но ничего не забыла, все мелочи помнила, а поэтому не стерпела – уступила. Собрала всех к колодцу, дождалась, когда погаснут последние живительные лучи, и опустила на земли свои силы. Окутала ими надоедливых существ, проникла в тела, остановила сердца. Не тронула холодом лишь разум.

С мертвыми, неподвижными телами ждали бессмертные милосердия. Мысленно молили о вечной жизни, молили подарить им способность двигаться, чувствовать насыщения и удовольствия, а также тепло живых тел. Но все свои крохи любви Луна берегла для Солнца, поэтому молчала.

На рассвете родилось молодое Солнце, услышало жалобы холодных существ, застывших в одном месте. Рассказали они, что бездушная Луна обманула их. Коварно заманила к исцеляющему колодцу и отобрала жизнь вместо того, чтобы подарить бессмертие. Наивное, оно поверило. Прониклось чужой бедой и попросило Луну о помощи. Луна в тотчас согласилась.

В ту же ночь Луна подарила им силу, сияющую холодным нефритом. Она позволяла двигаться, чувствовать тепло живых тел, испытывать голод и удовольствие от насыщения.

Ни живые и ни мертвые. Зато бессмертные.

Нежить набросилась на беловолосых шан’ниэрдов сразу же, как смогла двигаться. Била, рвала, но убить не могла. Призраки их сияли блекло‑зеленым светом, могли говорить и даже собирать себя по частям. За ночь они оправдывались и нашли единственного виновника – Солнце. Как можно быть таким наивным? Добром нельзя раскидываться, а желать его надо с умом.

На рассвете поднялось Солнце. Забыв прошлую жизнь, не понимало оно, почему странные, очень холодные существа ругают его. Обращалось к Луне, но та ничего не рассказывала. Ждала ночи.

Ночью Луна наказала нежить. Отобрала у бессмертных существ долгую память и терпение, а колодец напитало силой, чтобы привязать их к нему. Не всех она удержала, и со временем разбрелись они по Фадрагосу. Но большая часть все равно тянется туда, где все началось.

* * *

Мы переместились в регион Ящеров к полудню, где удалились от священного кольца в рощу и заранее обустроили лагерь. Кпосещению Холмов грез готовились так, словно шли на смерть. Впрочем, судя по виду ребят, так и было. Роми с Кейелом даже соорудили три шалаша и замаскировали их ветками и листвой со всех сторон. На случай, если кто‑то вернется сюда раненым, у нас будет какое‑никакое убежище для отдыха. Потом были споры и обсуждения планов. Кейел настаивал на том, что без пеших путников справится быстрее, попытался было придумать причину, чтобы не брать меня, но не сумел. А может, и придумал, но под моим растерянным взглядом не сумел молвить ни слова больше. Елрех сразу же отказалась отпускать нас двоих в опаснейший регион Фадрагоса, а Роми ожидаемо поддержал ее. Вскоре Кейел признал, что сейчас вообще не время разделяться и что каждому из нас выгодно отыскать сокровищницу. Если в Фадрагосе назревает война, то у любого с сокровищами и тайнами Энраилл на руках появятся козыри.

Позже Роми с Ив отправились на охоту с Тоджем, где поймали двух зверенышей, напоминающих енотов, и усыпили их зельями. В это время я и Кейел сооружали для будущей приманки клетки, выкапывая ямы и укрепляя их крепкими ветками. Елрех варила один отвар за другим, часто сетуя на отсутствие необходимых ингредиентов. Потом мешала отвары с остатками зелий, пока мы из обрывков веревок делали одну длинную – как знать, как нам придется спускаться в колодец, учитывая, что к нему давно никто не приближался. По крайней мере, из тех, кто сумел потом рассказать о нем. Ужин был слишком ранним и скорее походил на обед, но никто не жаловался. За небольшим костром даже сыпались шутки на местный лад – о немытых васовергах и шепелявых виксартах. Быть может, не будь тут Кейела и меня, то шутили бы и над людьми. Спать разошлись сразу после ужина, когда солнце даже не покраснело, оставляя на карауле смышленых Феррари и Тоджа.

Кейел разбудил меня в кромешной темноте. Призвав Охарс в тесном шалаше на двоих, сказал:

– Мы должны отправиться до рассвета.

Я уселась и кивнула, потирая глаза.

– В Холмах грез с наступлением сумерек лучше не оставаться, – тихо продолжил он, подавая мне кружку; густой пар поднимался над ней. – Осторожно, горячее. Ты перебрала вчера вещи?

– Да, – спросонок просипела я, – как ты и говорил: все, что может пригодится в бою, – с собой, а остальное – в сумку.

– Хорошо. – Следом за кружкой он примостил рядом со мной большой лист лопуха с остатками ужина и свежими фруктами. В Холмах грез нам некогда будет поесть. – Скоро Роми заглянет за ними, а затем отнесет в тайник. Пройдись с ним, чтобы ты тоже знала, где будут спрятаны вещи.

– Боишься?

– Это не прогулка в Свод Скверны, Аня. Ты не понимаешь, о чем речь. – И видимо, не желая получить от меня еще смущающих вопросов, продолжил объяснять: – Нежить могут убить только великие духи смерти, но им нет от этого пользы. К тому же они всегда просят жертву.

Я поежилась и подула на травяной чай, невольно возвращаясь мыслями в поселение культа Энраилл. Вспомнила как отдала темную душу твари, сидящей во мне. В Своде Скверны этот дух тоже ждал от меня жертвы. Откуда‑то я это знала.

– Они питаются темными душами, или просто чьей‑то смертью? – тихо спросила.

– Кто?

Отпив немного, я все же обожгла губы.

– Эти духи смерти.

Кейел начал собирать свои вещи.

– Эти? Аня, их множество. Духи ничем не питаются, кроме эмоций того, кто обратился к ним.

– Ты же сам сказал, что они просят жертву.

– Да. Но вот Охарс жертва не нужна. Можно сказать, что ее заменяют уважение и нежность к ним. Итъял любят почтение, а вот великие духи всегда просят жертву.

Он замолчал, закидывая на себя ножны.

– Вы, Вольные, жертвуете своим временем.

Ремешок выскользнул из его рук. Показалось, что Вольный на миг растерялся, но быстро пришел в себя. Я решила уйти с опасной тропы разговора:

– В поселении, где приручали лиертахонов, я принесла жертву.

– Какую жертву?

– Душу Вяза. Вот только темный дух не дал мне ничего взамен. От него исходит ощущение смерти. Не знаю, как это объяснить.

– Ты уверена, что он великий?

– Не знаю, но явно сильнее многих.

– Видимо, ты была слишком зла на Вяза, за то, что он хотел сделать с Ив.

– А это тут при чем?

Кейел прекратил мельтешить и взглянул мне в глаза.

– Ты должна жертвовать собой, Аня. Те, на чей зов откликаются духи смерти, редко обращаются к великим духам, потому что им приходится жертвовать частью себя. Рано или поздно они превратятся в такую же бесчувственную нежить, которую стремятся усыпить или пробудить. Дух попросил у тебя темную душу, надеясь, что это причинит боль тебе. Возможно, надеялся убить в тебе доброту. Он хотел, чтобы ты перешагнула через себя.

– Первый трудный шаг – жертва?

Кейел заправил пряди за уши, а затем, погладив меня по голове, ответил:

– Первый шаг, который ломает тебя. Великим духам смерти не нужна чужая жертва, они требуют самопожертвования. – Притянув меня за затылок к себе ближе, поцеловал в макушку. – Не забудь принять зелий. Вдруг Елрех не успеет раздать их лично каждому в руки.

Затем вылез из шалаша в ночную темноту, а я продолжила завтракать в свете Охарс, задаваясь новым вопросом. Чем Вольные отличаются от нежити в начале своего пути? Только тем, что у них сердца способны биться?

* * *

От священного кольца Холмов грез мы как можно скорее спешили к колодцу смерти.

Скользкие склоны были покрыты низкорослой травой. Она была такой редкой и выцветшей, что походила на рубцы, покрывающие болезненную темную кожу. Сапоги ребят разъезжались на грязи. Мои ноги утопали в ней чуть ли не по щиколотку, и при том, что я видела чистый чернозем под собой, меня охватывало чувство, будто я иду по скотобойне, захламленной останками только что убитых животных.

Гнетущая тяжесть собиралась в животе, руках и ногах. Казалось, словно мысли тоже тяжелели в этом месте.

Зябкий туман вокруг имел горько‑сладкий привкус. От него хотелось отмахиваться, как от облака назойливых мошек. Вязкий, он проникал в носоглотку, сводил частыми спазмами горло и легкие. Душил изнутри. И только слабые лучи утреннего солнца, рассеиваясь в густой, влажной взвеси, ослабляли эту странную сдавленность.

Тишину разбавляли чавканье наших шагов, редкие тихие ругательства, воркование Феррари и фырканье Тоджа. Ни я, ни Кейел не нагружали собой зверей, сберегая их силы для дальнейшей операции.

Все было максимально распланировано. Еще вчера мы рассчитали время, чтобы оказаться в этом регионе с рассветом, когда силы смерти заснут. К полудню, если нас не задержит особо наглая нежить, мы доберемся до колодца смерти. После обеда, когда солнце будет уходить от зенита и терять власть, а нечисть еще не наберется своих сил, начнется «веселье». Нам с Кейелом предстоит оседлать Тоджа и Феррари и отъехать от ребят дальше: я отправлюсь в сторону священного кольца, но восточнее, а Кейел будет привлекать кровью нежить близ колодца. Это позволит ребятам достигнуть священного кольца, встретив меньше нежити, отдохнувшей за полдня, а возможно, если повезет, достигнуть его беспрепятственно. Примерно на семнадцатом шаге солнца мы все должны собраться в одной точке.

Я вскинула голову, стараясь в тумане разгадать очертание светящегося диска. Надеюсь, туман осядет, а я не ошибусь в шагах солнца.

Продвигаясь мимо оврага, заросшим колючими зарослями, я вздрогнула от низкого хрипа. Кейел мгновенно приобнял меня, поднося указательный палец к губам. Видимо, подобие ворона, сидящего на низких ветках, было слишком сонным, чтобы почувствовать в нас жизнь. У него не было нижней части клюва и… Проще перечислить, что у него осталось. А свое ли? Кейел сказал, что сила нежити похожа на нефритовое сияние. Блеклые зеленые очертания ворона точно были осязаемыми. Не знаю, у какой бедняги он выдрал белые перья, но хватал их странным клювом проворно, а затем цеплял за нити силы. Однако выпирающая косточка, явно не имеющая никакого отношения к пернатым, при движении смещала перья, и они снова едва ли не падали.

Он что, собирает себе крылья? Духи Фадрагоса, пусть бы мне всего лишь это показалось. Поежившись, я ускорилась.

С каждым преодоленным холмом, казалось, что мы углубились в чье‑то непролитое слезами горе. Оно пропитывало меня, отягощало шаги, отнимало радость, веру в успех, силы. Угнетало. И пусть налегке мы двигались быстро, но возникло чувство, будто мы спешим к собственной гибели. Украдкой поглядывая на понурых ребят, я приходила к выводу – это происходит не только со мной.

Мы подошли к цели даже быстрее, чем рассчитывали. Солнце не успело достигнуть зенита, но разогнало туманную дымку, оставляя от нее лишь легкий намек.

Какой идиот назвал это колодцем?

Я опасалась подходить к краю узкого котлована – земля была слизкой от бурой грязи, а лужицы, попадающие на глаза, отливали ржавчиной.

А может, у нас под ногами и впрямь чернозем пропитан не водой? Я не стала проверять жуткую догадку, наоборот, постаралась отогнать эту мысль. Набралась смелости и осторожно приблизилась к ребятам, рассматривающим дно. Вдоль стены, поросшей густыми, скрюченными корнями, тянулась древняя ступенчатая лестница из камня и земли. Такие же корни, но толще, раскинулись на дне колодца.

– Не такой уж он и глубокий, – прошептала я.

Ив, стоящая рядом со мной, поморщилась, а затем тихо ответила:

– Не глубокий, но опасный. В нем не осталось ничего живого.

Елрех, стоя на другой стороне, не могла слышать нас, но, когда Роми направился к лестнице, остановила его, удержав за плечо. Кейел обратил на них внимание, но интересоваться подробностями не спешил. Елрех подняла небольшую сухую ветку, а затем подошла ближе к краю. Присев на одно колено, спустила руку и поднесла палку к корням – ничего не произошло. Елрех оскалилась и ткнула в самый толстый корень – ничего. Елрех нахмурилась и стала относить палку. Корни будто очнулись ото сна – встрепенулись, сонно заворочались, зашуршали. Миг – бросились на добычу и вырвали ее из руки Елрех. Стали сжимать и втягивать в землю, скручиваясь вокруг палки и ломая ее. Еще немного повозились с щепками, а затем снова расслабились.

– Как ты там говоришь, Асфи? – полюбопытствовала угрюмая Ив. – Уши даю на отсечение, что будь в ветке кровь, они бы ее так просто не отпустили.

Мы поспешили к остальным, замечая, что Кейел направился к Роми. Глядя на лестницу, он тихо заговорил:

– Кому‑то из нас двоих надо спуститься так, чтобы растение не почувствовало шагов. И видишь в дальнем углу? – Указал пальцем на дно.

Роми вытащил дротик и стал играть с ним отвечая:

– Корни лежат под землей.

Кейел кивнул.

– Нужно расчистить их от нее, иначе не найдем сундук.

Я хмыкнула и, стиснув крепче рукоять кинжала, предложила:

– Я могу спалить тут все.

– Нет, – хором отозвались ребята.

– Думаю, мне хватит сил.

– Не хватит, – уверенно заявила Ив, то и дело дергая ушами. – На всю нежить, которую ты разбудишь, сил не хватит.

Я присмотрелась к затененному дну внимательнее и покачала головой.

– Нельзя копать, пока там столько корней.

– Нельзя, – вцепившись в локоть Роми, поддержала Елрех.

В желтых глазах проступило явное изумление. Рогатый Вольный говорил всем, но смотрел на Елрех:

– Я призову духов и с их помощью вытащу тайник на поверхность. Воздух не должен смутить растение.

Ив согласилась:

– Хорошая идея. В воздухе не та жизнь, которая нужна растению. Даже если оно проснется, то быстро уснет снова. – Закусила губу ненадолго и добавила, перебивая очередное решение Кейела: – И за сундуком необходимо отправить кого‑то легкого.

Мы хмуро уставились на нее, но она не позволила никому вставить ни слова:

– И это не Асфи. – Посмотрела мне в глаза. – Не смей обижаться, Асфирель, я не сомневаюсь в твоей осторожности и ответственности, но этого будет мало. Я чувствую природу лучше любого из вас, чувствую и это растение. От него разит смертью, и оно тут повсюду. – Оглянулась, разводя руками. – По всем холмам раскинулось. Но тут, вокруг колодца смерти, его гораздо больше. – Потерла плечи, тише добавляя: – Где ни ступишь, оно повсюду. Но я смогу пройти так, чтобы не потревожить его. Видимо, пока спит Луна, у него крепкий сон.

Кейел вздохнул и мрачно произнес:

– Мы обвяжем тебя веревкой.

– Но не тяните за нее напрасно.

– Будем следить, чтобы она не касалась земли и не задерживала тебя.

– Ты будешь следить, – поправил Роми. – Я призову на помощь духов и буду охлаждать воздух вокруг Ив, чтобы корни не среагировали на тепло ее тела.

Елрех полезла в полупустую сумку и, зазвенев флаконами, поинтересовалась:

– Тебе хватит сил на все?

– Должно. – Роми замахал хвостом. Взволнован. Сомневается в себе? Это плохо.

– Надо было заготовить какие‑нибудь гарпуны. – Осенила меня запоздалая идея, как можно вытягивать сундуки.

Увидев растерянность на лицах ребят, я покачала головой.

– Неважно. – И рискнула невзначай приободрить рогатого – раздразнить его: – Не перетрудись, Роми. Не хочу потом впопыхах отогревать отмороженную эльфийку Ксанджами, чтобы случайно не спалить твою самоуверенность вместе с тобой. Надо же будет выплеснуть ненависть хоть на кого‑то…

Он поморщился и недовольно произнес:

– Человечка…

Однако помогло – он вскинул подбородок и с гордостью приблизился к краю котлована. Елрех поднесла ему зелье, которое, по идее, хоть немного вернет ему бодрости. В этом сыром месте воздух казался отравленным печалью и безысходностью. Хорошо, что Роми такой стойкий… Да и остальные. Даже Ив, несмотря на внешнюю растерянность и частые тяжелые вздохи, проявляла самоотверженность.

Осушив флакончик, который Елрех сразу же бережно спрятала в сумку, Роми уселся с удобством, а затем закрыл глаза. Долгие минуты мы столпившись ждали чуда, но ничего не происходило. В итоге мне надоело стоять без дела, и я отвела Кейела в сторону, чтобы еще раз обсудить с ним все наши «а если». В какой‑то миг до слуха донесся шорох, и мы поспешили обратно к котловану. Земля росла на дне кучкой, словно крот копал себе путь на поверхность. То и дело белые брови Роми сходились на серой переносице, а движение земли прекращалось – в такое время ненадолго оживали мясистые корни.

Только бы они не разломали сундук…

Ржавый угол показался на поверхности, когда Солнце точно проделало четверть шага. Долго. Слишком долго. Зато безопасно…

Когда сундук, покрытый комьями земли, показался на поверхности, я склонилась к уху Роми и попытала удачу:

– А в воздух поднять слабо?

Серые губы превратились в тонкую полоску…

– Значит, слабо?

– Асфи, – Елрех приблизилась бесшумно и мгновенно отогнала меня от супруга, – не зли его нарочно.

Я пожала плечами отступая.

– Иногда это действенно срабатывает.

Обернулась к Кейелу и Ив, успевая заметить, как Вольный хлопнул ее по плечу.

– Будь осторожна, неправильная исследовательница.

– Теперь я точно неправильная исследовательница. – Ив дернув ушами, взглянула на него. – Потому что убеждена, что в тебе нет зла, которое я искала с тех пор, как услышала о человеке‑Вольном.

Он ничего не ответил, лишь усмехнувшись качнул головой. Отрицает или невесело признает ее слова?

– Думаю, мне хватит сил.

– Не хватит, – уверенно заявила Ив, то и дело дергая ушами. – На всю нежить, которую ты разбудишь, сил не хватит.

Я присмотрелась к затененному дну внимательнее и покачала головой.

– Нельзя копать, пока там столько корней.

– Нельзя, – вцепившись в локоть Роми, поддержала Елрех.

В желтых глазах проступило явное изумление. Рогатый Вольный говорил всем, но смотрел на Елрех:

– Я призову духов и с их помощью вытащу тайник на поверхность. Воздух не должен смутить растение.

Ив согласилась:

– Хорошая идея. В воздухе не та жизнь, которая нужна растению. Даже если оно проснется, то быстро уснет снова. – Закусила губу ненадолго и добавила, перебивая очередное решение Кейела: – И за сундуком необходимо отправить кого‑то легкого.

Мы хмуро уставились на нее, но она не позволила никому вставить ни слова:

– И это не Асфи. – Посмотрела мне в глаза. – Не смей обижаться, Асфирель, я не сомневаюсь в твоей осторожности и ответственности, но этого будет мало. Я чувствую природу лучше любого из вас, чувствую и это растение. От него разит смертью, и оно тут повсюду. – Оглянулась, разводя руками. – По всем холмам раскинулось. Но тут, вокруг колодца смерти, его гораздо больше. – Потерла плечи, тише добавляя: – Где ни ступишь, оно повсюду. Но я смогу пройти так, чтобы не потревожить его. Видимо, пока спит Луна, у него крепкий сон.

Кейел вздохнул и мрачно произнес:

– Мы обвяжем тебя веревкой.

– Но не тяните за нее напрасно.

– Будем следить, чтобы она не касалась земли и не задерживала тебя.

– Ты будешь следить, – поправил Роми. – Я призову на помощь духов и буду охлаждать воздух вокруг Ив, чтобы корни не среагировали на тепло ее тела.

Елрех полезла в полупустую сумку и, зазвенев флаконами, поинтересовалась:

– Тебе хватит сил на все?

– Должно. – Роми замахал хвостом. Взволнован. Сомневается в себе? Это плохо.

– Надо было заготовить какие‑нибудь гарпуны. – Осенила меня запоздалая идея, как можно вытягивать сундуки.

Увидев растерянность на лицах ребят, я покачала головой.

– Неважно. – И рискнула невзначай приободрить рогатого – раздразнить его: – Не перетрудись, Роми. Не хочу потом впопыхах отогревать отмороженную эльфийку Ксанджами, чтобы случайно не спалить твою самоуверенность вместе с тобой. Надо же будет выплеснуть ненависть хоть на кого‑то…

Он поморщился и недовольно произнес:

– Человечка…

Однако помогло – он вскинул подбородок и с гордостью приблизился к краю котлована. Елрех поднесла ему зелье, которое, по идее, хоть немного вернет ему бодрости. В этом сыром месте воздух казался отравленным печалью и безысходностью. Хорошо, что Роми такой стойкий… Да и остальные. Даже Ив, несмотря на внешнюю растерянность и частые тяжелые вздохи, проявляла самоотверженность.

Осушив флакончик, который Елрех сразу же бережно спрятала в сумку, Роми уселся с удобством, а затем закрыл глаза. Долгие минуты мы столпившись ждали чуда, но ничего не происходило. В итоге мне надоело стоять без дела, и я отвела Кейела в сторону, чтобы еще раз обсудить с ним все наши «а если». В какой‑то миг до слуха донесся шорох, и мы поспешили обратно к котловану. Земля росла на дне кучкой, словно крот копал себе путь на поверхность. То и дело белые брови Роми сходились на серой переносице, а движение земли прекращалось – в такое время ненадолго оживали мясистые корни.

Только бы они не разломали сундук…

Ржавый угол показался на поверхности, когда Солнце точно проделало четверть шага. Долго. Слишком долго. Зато безопасно…

Когда сундук, покрытый комьями земли, показался на поверхности, я склонилась к уху Роми и попытала удачу:

– А в воздух поднять слабо?

Серые губы превратились в тонкую полоску…

– Значит, слабо?

– Асфи, – Елрех приблизилась бесшумно и мгновенно отогнала меня от супруга, – не зли его нарочно.

Я пожала плечами отступая.

– Иногда это действенно срабатывает.

Обернулась к Кейелу и Ив, успевая заметить, как Вольный хлопнул ее по плечу.

– Будь осторожна, неправильная исследовательница.

– Теперь я точно неправильная исследовательница. – Ив дернув ушами, взглянула на него. – Потому что убеждена, что в тебе нет зла, которое я искала с тех пор, как услышала о человеке‑Вольном.

Он ничего не ответил, лишь усмехнувшись качнул головой. Отрицает или невесело признает ее слова?

Первые шаги Ив по каменной лестнице дались тяжело не только ей. Мое сердце билось через раз. Я поглядывала на Феррари, обдумывая вариант спрыгнуть в котлован верхом, если вдруг Ив разбудит растение. Но быстро отмела идею, понимая, что хвост лиертахона тоже можно обезвредить, поэтому закатала рукава куртки и приманила Ксанджей. Они согревали в груди все последующие шаги Ив. Она ступала беззвучно и невероятно осторожно. Наверняка, ее приближение не заметила бы даже муха. Соскользнув с лестницы, неспешно двинулась к сундуку. Иногда она ставила ступню близко к толстым корням, игнорируя большую часть свободного пространства – видимо, чувствовала, что под тонким слоем бурой насыпи, лежит другой корень. В такие моменты, Роми сжимал челюсть так, что желваки ходили под кожей. Интересно, что было с ним, пока он страховал меня на Лавовом озере?

Ив остановилась в полуметре от сундучка и, склонившись, попыталась поднять его, но вскоре выпрямилась. Размяла плечи, спрятала длинную черную косу под воротник куртки и опять потянулась к сундучку. Глядя на растения, лежащие в непосредственной близости от ее ног, я разволновалась сильнее. Спина похолодела от пота, а ноги налились тяжестью.

Кейел присел рядом со мной, словно ощутил, что мне нужна чья‑либо близость в эту секунду. Терпение – не то, чем я могла похвастаться.

Ив с трудом подняла сундук. На бледных щеках появился румянец, а на шее немного проступили мышцы. Она прижала сундучок к груди, пачкая куртку. Закрыв глаза, поморщилась. Я приподнялась на коленях, не веря собственным глазам, и даже Кейел не придержал меня за плечи. Уши Ив дергались, пока она «осматривала» почву по звукам. Или по природному чутью? Шаг за шагом она приближалась к лестнице, но глаза так и не открыла. Только нащупав ногой каменную ступень, приподняла веки и неверующе оглянулась.

Я вытерла вспотевшие ладони о штаны и выдохнула шумно, слабо чувствуя сердцебиение. Голова закружилась. Ив поднималась по ступенькам, держась края лестницы и постоянно подтягивая ржавый сундучок выше. Казалось, ударь по нему – и он рассыплется в крошки. Ив поднялась еще на одну ступень, и сорвалась вниз.

Кейел удержал меня за плечо, не позволив вскочить. Ив не вскрикнула и даже выстояла на лестнице. Но чтобы вцепиться в трещины расколовшейся ступени, ей пришлось отпустить сундук. Он упал на корни, и они мгновенно сомкнулись вокруг него, разламывая на части. Драгоценные камни сияли на каком‑то украшении, отлетевшем в сторону. Среди серебристого пуха виднелся фрагмент карты, а рядом с ним лежал свиток. Ив долго не думала. Оттолкнулась и спрыгнула.

– Нет, бестолковая эльфийка! – крикнула Елрех и перехватила веревку крепче, собираясь тянуть обратно.

Кейел вскочил на ноги и с силой оттолкнул Роми от лестницы, повалив его на спину и не позволяя сбежать вниз. Ксанджи вспыхнули вокруг меня как раз в тот момент, когда раздалось шуршание. Я опустила взор на дно котлована и передернулась. Перед глазами возникло ведро с червями, которое когда‑то показал мне Роми; к горлу подкатил тошнотворный комок. Толстый корень перехватил тонкое белое запястье Ив, когда она ухватилась за украшение, но переломать его не успел – вспыхнул и осыпался пеплом. Возникло ощущение, будто Ксанджи испытали отвращение, и оно передалось мне. Это был тот враг, которого хотелось избегать. Но я уже высмотрела следующий корень. И еще один. Они двигались стремительно, заставляя мое сердце колотиться.

– Быстрее! – с надрывом прозвучал голос Кейела.

Я не отвлекалась и не тратила силы массово, ударяя лишь по тем корням, которые скрючивались, готовясь к молниеносному броску.

Почему Ив застыла?!

Брошенного взгляда хватило, чтобы оценить ситуацию. Ив не могла дотянуться до свитка, опасаясь корня рядом. Он будто устроил засаду и еле заметно двигался вслед за кистью руки. Я пожелала испепелить его – Ксанджи исполнили пожелание. Моя тошнота усилилась.

– Тяните!

Я глянула на часть стены, над которой стояли Кейел и Елрех, удерживая веревку. Призвала Ксанджей, желая сжечь корни там. Пламя пронеслось по поверхности, уничтожая врага, но не раскаляя землю и не трогая веревку. Тотчас меня вывернуло наизнанку. Вытирая дрожащей рукой губы и кривясь, я снова оценила обстановку. Ребята вытянули Ив. Роми, поддерживающий ее воздухом, пошатнулся и отступил, смахивая пот со лба. Ив хотела передать вещи Кейелу, но он кивнул Елрех.

– Забери ты.

Нехороший знак…

Корни не успокоились, и земля под нами заходила. Я вскочила на ноги и бросилась к перепуганной Феррари. Она привычно жалась к земле, но вскоре оттолкнулась четырьмя лапами, прыгая над землей. Корень хлестнул по воздуху. И, скорее, инстинктивно Феррари резанула его, хвостом отрубая. Следом вырвался еще один корень.

– Действуем по плану, – громко приказал Кейел, отступая к Тоджу.

Я бросилась к Феррари, а ребята, не растрачивая времени на прощания, стремглав побежали к священному кольцу. Усаживаясь в седло, я наблюдала, как Елрех на ходу достает флаконы и перекидывает Ив и Роми. Они справятся. Феррари отскочила еще от пары корней, и я воспользовалась ее короткой заминкой – оглянулась на Кейела. Он уже оседлал суетливого Тоджа и тоже смотрел на меня. С серьезным выражением лица кивнул мне и сорвался с места к югу. Я направила Феррари восточнее.

То и дело Феррари огибала овраги с копошащимися корнями и ветками. Они разбудили местную «живность» и распугали глупых птиц, осмелившихся залететь в этот регион. Останки сородичей, оставляя зеленые следы в воздухе, нападали на них. Несколько раз мне приходилось сворачивать с курса. Силуэты зверей и гуманоидов в это время суток двигались лениво, неохотно, но стоило птицам пролететь рядом, как их сонливость исчезала. Я предпочитала держаться подальше от нежити и не проверять чужую скорость на себе. Еще успею…

Я посмотрела на бессознательного зверька, примотанного к луке седла, и поторопила Феррари. Мы уходили дальше и дальше от колодца смерти, но я постоянно оглядывалась то к югу, то к северо‑западу, словно могла отсюда увидеть силуэты ребят. Определять время по солнцу мне пока удавалось плохо, а часов в Фадрагосе никто не придумал. А, памятуя об отношении ко времени, предлагать создать их не особенно хотелось. Присматриваясь к солнцу, я старалась выбирать более или менее ровный участок в холмистой местности, чтобы навскидку посчитать расстояние от земли к светилу. Казалось, я носилась среди кустарников и грязи долгие часы, но солнце едва ли двигалось. Все чаще и чаще попадались силуэты, скрытые легкой дымкой тумана. Безветрие раздражало, потому что мне повсюду чудилось, будто ветер то завывал, то шептал травами совсем рядом. Но его не было.

Я нервно оглядывалась, дергая Ксанджей, и успокаивала взволнованную Феррари. Малышка даже ворковала тише и меньше, а вот капюшон раздувала чаще и постоянно норовила отступить. Я не позволяла. Нам нужно отвести нежить дальше от ребят.

Повторно примерившись к солнцу, я вздохнула с облегчением, хотя вчера от мысли о предстоящем, передергивала плечами. Освободив зверька, вытащила кинжал и, подхватив маленькую голову, подняла ее повыше. Резанула лезвием и вытянула руку, не желая, чтобы кровь сильно испачкала Феррари. И без того она измажет ей бок, пока мы будем собирать нежить, бегая кругами по местности. Я отпустила тушку, и она, привязанная на веревке, повисла сбоку. Только собиралась тронуться с места, как застыла, прислушиваясь. К ощущениям в том числе. Это не ветер. Казалось, он попал в плен лабиринта пещер и звал на помощь хоть кого‑нибудь… Это вой. Это чей‑то вой.

Я приложила руку к сердцу и, озираясь, пробормотала:

– Духи Фадрагоса, не отвернитесь от нас в этом месте.

И направила Феррари дальше. Теперь можно отправляться к священному кольцу. Большая часть очнувшейся нежити должна увязаться за запахом свежей крови, а не за ребятами. Лишь бы успели вперед нас с Кейелом.

– Духи Фадрагоса, помогите им.

Через полшага солнца на отдаленном холме показались волки. Не много… На пальцах сосчитать. Я напряглась, а Феррари низко зарычала, раздувая капюшон. Видимо, не ощутив тепла, отступила. Умная девочка… Это не тот противник, с которым мы справимся. Волки следили за нами, переминаясь с лапы на лапу, или, точнее, на их остатки, а я, пересекая мутный ручей, готовилась к бегству. Они направились наперерез, а я свернула, но вскоре растерялась. Впрочем, как и волки. До меня они не добежали, трусливо уступая добычу огромному медведю, вышедшему из‑под тени кустарников. Феррари, решив проскочить между всеми, потянулась прямо. Я не стала ей препятствовать. Лишь вдохнула глубже и пригнулась к луке, понимая, что теперь безумная погоня неизбежна.

Встречный воздух студил щеки, сушил пот на лбу. Страх сковал мышцы и мысли. И я радовалась, что боялась оглядываться часто. Гуманоиды не бегали так быстро, как перемещались «звери» и «птицы», от которых то и дело приходилось уклоняться. Ксанджей я призывала редко – они сжигали плоть, но блекло‑зеленому силуэту нежити не вредили. К тому же, казалось, что утрата плоти нежить злила, а у меня от соприкосновения пламени с силой смерти усиливалась тошнота. Иногда появлению гуманоидов я радовалась, потому что они явно лидировали в пищевой цепи. Те, кого я успела приманить, тормозили и долго приглядывались к конкуренту. Их заминка давала мне фору.

Сколько мы уже пробежали? Наверное, если продолжить в том же темпе, то скоро достигнем невидимых границ проклятого региона. Но, несмотря на внутренние ощущения и быстрое падение солнца к земле, священное кольцо никак не появлялось передо мной. Нежить тащилась позади, собиралась в стороне и уже загораживала горизонт. Имеют ли они какую‑то связь между собой? С учетом, что все духи едины, то, вероятнее всего, и у этой силы та же структура.

Туман превратился в темную стену из различных тел. Они двигались, следили за нами, но не спешили бросаться навстречу. Вместо этого просто загородили путь. Приблизившись, я стала различать разлагающиеся части, повисшие на нитях силы. Зловоние стало въедаться в ноздри, оседать на языке. Я скривилась и фыркнула. Ухватила тушку, перерезала веревку, на которой она болталась, и направила Феррари к нежити. Не рискуя сильно, оставила между нами с десяток метров, и швырнула к ним мертвого зверька. Стена покачнулась, но не сразу безмозгло повелась. Первыми не выдержали «животные». Показавшегося просвета было мало, к тому же гуманоиды, воздевшие руки к свету, меня смутили. Вокруг их пальцев сила сгущалась.

«Нельзя, чтобы она даже мазнула по вам, Аня» – пронеслись в памяти наставления Кейела.

Подготовившись к очередным рвотным позывам, я призвала Ксанджей и направила их силу на ближайшего безногого шан’ниэрда с головой виксарта и частью тела фангры. Пламя испепелило гнилую плоть – я мгновенно свесилась с Феррари. Пару раз вдохнув под воркование девочки, взглянула на результат. Скорее, его отсутствие. Наверное, лишенную плоти нежить можно смело назвать призраками.

Призрак беловолосого шан’ниэрда явно был недоволен. Он сжал кулаки и, склонившись, заорал многоголосьем. По телу прошлась холодная дрожь. Сердце замедлилось от страха. Я оглянулась. Назад тоже нельзя. Меня не выпустят из ловушки… Выберется ли Кейел?

Я стиснула поводья в кулаках и крепко сомкнула губы. Нужно выжить, чтобы убедиться в том, что он выберется. Выжить… Я прищурилась, наблюдая, как «звери» разрывают тушку и делят ее. Их свистящий скулеж нервировал.

– Жадные твари.

Я призвала Айссию и высмотрела гуманоида, он как раз замахивался, собираясь бросить в меня свою силу. Черное сердце было обвязано какими‑то гнилыми мотками. Айссию передернуло вместе со мной, но она не отказала в исцелении. Сердце, конечно, не забилось, но напитавшись живительной силой, заблестело, даже немного покраснело. Я бегло оглядела еще несколько чудовищ и везде, где хоть что‑то можно было улучшить, подлечила. Сначала исцеленные стояли неподвижно, словно и впрямь растерялись, но вскоре опасливо отступили от толпы. Жадная толпа «зверей» пошатнулась следом. На энтузиазме я улучшила состояние еще нескольких тварей и приготовилась. Если не возникнет сумятица между «тупыми» и «умными» – я пропала.

Раздавшийся вой вызвал мурашки на коже. Я следила, как быстро разделяется нежить, и чувствовала слабое облегчение. Вот только собственное состояние пугало. Казалось, я сама медленно умираю, соприкасаясь с блекло‑зеленой силой.

Увидев достаточный просвет, я направила Феррари к нему. Мы промчались мимо нескольких тварей совсем рядом, и в этот момент желудок свело, и вдохнуть было трудно, словно сам воздух возле них был отравлен смертью и разложениями.

Вырвавшись на свободу, я на несколько долгих секунд зажмурилась и никак не могла надышаться сырым воздухом.

Я надеялась, что нежить окончательно забудет обо мне, но даже в мыслях не позволяла себе озвучить эту надежду. И когда в очередной раз озираясь, заметила преследование, не сильно расстроилась. Черные точки мельтешили на холмах и казались далекими, но я не позволяла обмануться. Стоит лишь постоять пару минут – и они настигнут. Радужный отблеск под лучами солнца смели многие тревоги. Кейел, прислонив руку ко лбу и остановив Тоджа на высоком холме, разглядывал горизонт за мной. Оценив обстановку, он громко свистнул и направил Тоджа так, чтобы вскоре мы встретились. Феррари помчалась быстрее и без моих команд. Когда мы сблизились, Кейел выкрикнул:

– Их слишком много! Я не мог отвлекать их дольше.

Он не позволил мне ответить, уводя Тоджа в сторону и несильно пнув его в бок. Неужели священное кольцо западнее? Духи Фадрагоса, я ошиблась с направлением?

Очертания высоких камней появились еще до того, как я успела осознать, что вижу их. Облегчение затопило сердце лишь на мгновение, а затем его вытеснило новое беспокойство: где ребята? Приблизившись к высоким камням, мы с Кейелом одновременно натянули поводья и переглянулись.

Холмы на востоке заливало солнце, игнорируя легкую дымку тумана. Это пока тварей не видно… Дай им несколько минут, и они заполонят весь горизонт. Почему ребята до сих пор не появились? Или они уже убрались из региона? Были вынуждены? Тогда черканули бы хоть пару символов на земле, предупреждающих нас. Но в центре кольца земля была нетронута даже грязью.

Кейел еще раз осмотрелся хмуро и, до скрипа стиснув поводья, прошипел:

– Духи Фадрагоса…

Я подняла голову, чтобы видеть его, и сказала:

– У них должны быть причины.

Он нервно тряхнул головой, но волосы упрямо лезли на глаза. Выдохнул порывисто, маскируя стон, а затем произнес:

– Нельзя позволить взять нас в кольцо. Я отвлеку нежить, а ты давай за остальными.

– Нет! – От моего возгласа Феррари вздрогнула, напоминая о себе. – У лиертахона кроме зубов, есть еще изворотливость и лезвие на хвосте! А у меня – Ксанджи и Айссия. Мы справимся!

– Ей нельзя никого кусать! – Хриплый голос граничил с криком, теплый взгляд наполнился сталью.

Я не собиралась уступать, помня хитрую нежить.

– Тем более Тодж бесполезен! – И тише поторопила, оглядываясь туда, откуда мы ждали преследования: – Давай же, Кейел!

Он пару раз вздохнул глубоко, но в итоге поддался. Развернул Тоджа и, не сказав больше ни слова, отправился к колодцу смерти.

Я дождалась, когда он исчезнет, а затем вытащила чистый кинжал и поднесла к ладони. Человеческая кровь – максимальное прикрытие, которое я могу обеспечить ребятам, если они живы. Надеюсь, они живы.

Феррари понесла меня навстречу первым темным точкам вдали. Сильно мы не отдалялись, оставляя священное кольцо в зоне видимости. Солнце клонилось к горизонту – значит, с каждой минутой силы нежити росли быстрее. Я спешилась и отошла от Феррари, оставляя ей свободу для атак. Главное, не подпускать к ней существ, швыряющихся силой смерти. Их нужно будет высматривать. Первыми к нам подоспели облезлые псы, быть может, волки… Я, не приглядываясь, спалила самого шустрого и освежила шкурку самого целого. Под свирепую грызню, оглянулась – ни Кейела, ни ребят.

Птицы слетались отовсюду и пугающе кружили в небе над нами. Вдали завыли – озноб пробрал до костей.

Ребята не появились.

Темные точки на горизонте превратились в непрерывную черную ленту. Я пресекла пикирование двух птиц к Феррари Ксанджами. Согнувшись и опустошая желудок от желчи, едва не пострадала сама. Феррари толкнула меня и полоснула хвостом надо мной. «Птица» рассталась с перьями, но не умерла. С неприятным скрежещущим кличем поднялась в небо. Я со страхом воззрилась на хвост лиертахона. Но Феррари изогнула его, прижимаясь к земле и готовясь к новой атаке. Значит, костяному лезвию сила вреда не приносит, а грызть врагов сообразительная девочка не собиралась.

Я оглянулась к священному кольцу – пусто. Где их носит?!

Выдр в юркой стае я признала не сразу. Оценить их состояние из‑за суетливости не удалось, и я поморщилась, призывая Ксанджей.

И снова меня изматывала рвота.

Волков в этот раз оказалось больше, и теперь соседство с медведем их не пугало. Они выли низко и приближались, огибая меня размашистым кругом. Я тоже не стала стоять на месте. Руки уже тряслись, а ноги прилично ослабли, и каждый шаг пружинился, словно я хожу по чему‑то мягкому, зыбкому. Немного наклонюсь – и земля под ногами рассыплется, а я завалюсь набок. Силы Единства почти израсходовались…

Ребята не появились.

Нежить спешила, нагоняла друг друга и даже грызлась где‑то вдали, но двуногих среди них пока еще не виднелось. Показался монстр, которого я видела в Фадрагосе лишь однажды. Его глаза не светились голубым, как было, когда я только появилась в этом мире, а тело не сжималось и не бугрилось. Видимо, в мертвом состоянии, тварь не способна формировать из плоти иголки и стрелять ими. Она разогнала волков клацаньем и, напоминая блоху, бегущую на ножках, с сиплым воркованием направилась ко мне.

Наблюдая за тварью и за волками, выбравшими для нападок Феррари, я попятилась боком. Краем глаза выхватила другую сторону – ребят не было.

Я призвала пламя и скривилась, но уже не столько от тошноты и мерзкого ощущения, сколько от боли. Искры вспыхнули вокруг лоснящегося панциря твари и погасли. Нас разделяло несколько метров.

Феррари взвизгнула. Я повернулась к ней – она юрко кружила на месте, отгоняя волков.

Я снова взглянула на монстра и отступила. Метра три…

Вытащила кинжал, рассматривая полусгнившую морду, покрытую твердой щетиной и подготовилась. Крепкие жвалы разошлись. Тварь бросилась на меня. Я прикрылась кинжалом и, отталкиваясь в сторону, припала к земле. Леденящий холод обдал руку, но тепло вытянуть не успел. Тварь промчалась мимо и, остановившись, обернулась ко мне. Мизинец что‑то тронуло, и я опустила голову. Белый росток полз, ощупывая палец. Неприятное прикосновение повторилось и к ногам. Позабыв о твари, я отскочила без соображений. Она промахнулась с очередным нападением. Тотчас толстый корень вырвался из земли и сдавил ее. Панцирь смялся, обнажая пустое сияние. Нефритовая сила не навредила корню, но и удовольствия не доставила. Он ослабил хватку и с шуршанием стал снова прятаться под землю.

Феррари опять взвизгнула. Я заметила спешащего ко мне медведя, но все равно повернулась к малышке. Волков прибавлялось, но кроме них подоспели и другие звери. Едва ли узнаваемые… Мелкое зверье, рыси, какие‑то вараны… василиски? Даже лошадь в стороне била копытами по земле, прокладывая себе путь к живой плоти.

Сердце колотилось, а порез на руке дергал каждый раз, как я сжимала кулак. Он же и напоминал мне, что дальше меня нежить не побежит. Нужна рана серьезнее…

Именно поэтому такая толпа вокруг малышки смущает.

Медведь подбежал слишком близко, и я прыгнула в сторону, уклоняясь от него. Зацепившись ногой за корень, вырвавшийся из земли, упала. Сразу откатилась, призывая Ксанджей. В глазах потемнело, а мир пошатнулся. Щеку обдало ласковой прохладой, а в нос ударил смрад. Тина? В глазах прояснилось, и я рассмотрела отражение в луже, в которую упиралась рукой. Седые волосы выбились из косы, перепачкались в грязи, окунулись в мутную воду, отдающую ржавым оттенком. Будто вся земля тут пропитана кровью…

«Пройдись с Роми, чтобы ты тоже знала, где будут спрятаны вещи».

Я зарычала. Гнев волной прокатился по телу, смел страх. Если остальные погибли, я дойду до конца одна.

Наученная, заметив движение в отражении, я оттолкнулась от земли и склонила голову. Корень хлестнул по луже. Я вскочила, едва не налетев спиной на медведя. Ледяной холод взбудоражил, заставил танцевать. Развернувшись на месте, я шагнула в сторону. И снова избежала полупрозрачной лапы. Корень ударил повторно – отбросил моего противника. Кажется, корни пробиваются на более бурых участках. Я ринулась к Феррари, на бегу высматривая в толпе самых «живых». Призвала Айссию, попутно прислушиваясь к Единству. Еще немного – и начну тянуть собственные жизненные силы…

Я чуть подлатала оленя, и на него тут же набросилась свора. Феррари держала нежить на расстоянии, мечась на месте и рассекая воздух хвостом. Я призвала Ксанджей, и подпалила землю вокруг малышки, отгоняя тварей дальше и позволяя ей передохнуть. Тошнота пробуждалась даже от соприкосновения сил с этой землей, но была терпима и режущей боли в желудке не причиняла. Медведь зарычал за моей спиной, и я застонала, сжимая кулаки и оборачиваясь к нему.

С него слетела шкура, у него не осталось ни одной лапы – он был почти весь из полупрозрачной силы. Глядя на него и ощущая безнадежную злость в груди, я не сдержалась – выговорилась:

– У тебя глаз вот‑вот с носа свалится! А ты, сволочь, живее всех живых! Тварь облезлая!

Я зачерпнула грязи и швырнула в него. Она налипла на его зубах, и он оскалился. Зарычал утробно, будто ветер вырвался из его глотки. Я поежилась отступая.

Вдали привлекло движение, и сердце забилось чаще… Налюбоваться ребятами, бегущими к священному кольцу, мне не позволили. Земля задрожала подо мной. Я отскочила.

И отскочила снова – от медведя. Не оглядываясь, помчалась к Феррари и едва остановилась. Передо мной выпрыгнул неизвестный зверь. Наморщил тупорылую морду, покрытую блестящими чешуйками. Я попятилась. Он бросился ко мне, я прыгнула в сторону. Поскользнувшись, проехалась по грязи и выронила кинжал. Склонилась над ним и ощутила холодное дуновение над шеей. Птица издала недовольный клич.

– Феррари! – громко позвала я.

Духи Фадрагоса! Еще немного задержимся, и точно не выберемся.

Снова бросившись к малышке на подмогу, я высмотрела нескольких, кого можно подлечить. Остановилась ипредварительно осмотрелась. Корень исчезал под землей, несколько тварей, в том числе медведь, неслись ко мне.

У меня всего лишь несколько секунд.

Призвав Айссию, я натравила небольшую часть нежити на быстрого кабана. И не прогадала! Он резво промчался среди толпы к Феррари. Противно завизжав, обогнул горячую землю и отвел внимание от малышки.

– За мной, Феррари!

Я сорвалась с места до того, как медведь успел прыгнуть на меня. Он сбавил ход и лениво повернул за мной. Духи Фадрагоса, как быстро бегают медведи? А дохлые?..

Обернувшись, я немного успокоилась. Феррари опрометью бежала за мной. Чешуйчатый монстр задержался, схватившись с василиском. Остальные огибали их осторожно, теряя время. Я ускорилась. Когда малышка поравняется со мной, я запрыгну в седло, и нас точно никто не догонит.

Ребята почти достигли кольца. И я нахмурилась, разглядывая их и нежить, спешащую за ними. Роми сидел на Тодже и, держась за луку, прижимал рубашку к ноге. Она была перевязана над коленом веревками. Елрех швырнула пару флаконов за спину, и несколько тварей отшатнулись от облака, взметнувшегося вверх. Через мгновение они же набросились на подоспевающую нежить.

Тодж довез Роми первым. Остальные еще добегали, но уже махали руками, поторапливая и нас. Почему Феррари до сих пор не догнала меня? Я обернулась и даже остановилась. Девочка бежала, но… Обычно она самая быстрая из нас, куда исчезла ее скорость? Казалось, еще немного и она просто пойдет быстрым шагом. Заметив, что я жду ее, она все‑таки ускорилась. Несколько раз резво оттолкнулась от земли, перескакивая с места на место.

Как хорошо, что нежить нашла, что делить вдали…

– Не время капризничать, Феррари! – Мой голос против воли дрогнул. Плохое предчувствие усилилось.

Малышка высунула окровавленный язык и замешкалась, выбирая место для лапы. Потрясла головой и снова трезво воззрилась на меня. Поспешила ко мне, оставляя за собой густой кровавый след. Я присела на корточки, выдавливая из себя улыбку. Улыбка задрожала, а горло свело болью. Я подавила слезы злостью.

Феррари добежала ко мне, укладывая теплую голову на плечо и позволяя обнять себя.

– Я помогу тебе, – погладив шею, сказала я.

Видимо, кто‑то ударил из‑под земли. Пока она бежала, то теряла кровь. Не страшно. Я волью в нее силу, и этого хватит, чтобы выбраться отсюда. Потом мы задержимся, чтобы она поправилась.

Выпустив ее из объятий, я отстранилась. Обернулась к священному кольцу и вздрогнула – ребята уже столпились позади. Только Елрех отбежала в другую сторону, стравливая нежить зельем – его запасы ограничены. Нужно поспешить.

– Она дотянет до кольца? – спросил Роми, сидя на Тодже и морщась от боли.

Я встала и поманила растерянную Феррари, наблюдая, как нежить вдали продолжает потасовку между собой. Малышка тихо проворковала и прошла вслед за нами несколько метров, а потом остановилась. Снова открыла пасть, свешивая окровавленный язык, и пару раз хватанула воздух. Улеглась на живот.

– Духи Фадрагоса. – Кейел схватился за голову.

Спросить у него, что это значит? Нет! Не стоит!

Я бросилась к Феррари и призвала Айссию. За спиной наступила тишина. Казалось, умолк даже Тодж, ожидая результата.

Феррари проследила за мной взглядом, вздрогнула, когда ладони легли на ее бок. Сила потекла по горячему организму, а я закрыла глаза. В какой‑то момент сила застопорилась в пространстве… В пустом пространстве и слишком большом. Разве органы не должны прилегать друг к другу плотно? Распоротый живот отобрал у меня надежду. Я стиснула челюсти и не смогла разлепить глаза. Не нашла сил, чтобы сдвинуться. Сглотнула и глухо выдавила все, на что оказалась способна:

– Я не могу.

Роми предложил:

– Надо дотащить ее к священному кольцу, а в регионе ящеров в ближайшем поселении попросим помощи.

– Мы не можем прийти в деревню открыто, – запротестовала Ив. – Нас узнают.

– И как дотащить? – устало спросил Кейел.

– Она потеряла слишком много крови. – Ив впервые захныкала. – Она ведь поправиться, если ее вытащить отсюда?

– Лиертахоны живучие, – ответил Кейел.

– Они живучие только при условии, что зверю предоставят покой и регулярный уход.

Я, наконец‑то, смогла выдохнуть и открыть глаза. Склонившись к Феррари, погладила ее под капюшоном и ласково произнесла:

– Все в порядке, малышка.

«Добили из жалости? Скорее, от злости. Из жалости проткнули бы сердце».

– Я так часто отталкивала тебя, а ты не обижалась.

Что‑то ломалось внутри, пока я подносила кинжал к ребрам Феррари и наощупь искала свободный участок между ними. Темный дух очнулся. Малышка попробовала ворковать в ответ, но лишь прохрипела. Из ноздри при выдохе раздулись кровавые пузыри. Песочные глаза не смотрели на меня. Казалось, девчонка впервые не любовалась окружающим миром.

Роми произнес твердо:

– Я на Тодже постараюсь отвести нежить дальше.

– Ив, надо отыскать безопасные кустарники, – проговорил Кейел. – Сделаем из веток хоть какое‑то подобие носилок.

– Будем волочь ее?!

– А есть другие предложения?

Привстав на коленях и уткнувшись лбом в теплую морду, я прошептала:

– Сладких снов, моя хорошая.

Я отниму у тебя эту жизнь, но обязательно подарю новую.

Мне пришлось налечь всем телом, чтобы удар получился точным и быстрым. Кинжал вошел в мягкую плоть.

Обсуждения ребят прервались. Во мне что‑то сломалось.

Через несколько секунд я отпустила рукоять и вытерла сухие щеки – скорее, по привычке.

Посмотрела на Феррари, вспоминая состояние балкора. Шок отпустит позже. А сейчас… Ее нужно спалить, иначе твари растащат тело на части. Разорвут в клочья.

Сила Ксанджей отозвалась легко. Совсем легко. А вот зелено‑желтая шкура сопротивлялась даже этому огню. Он лизал лапы и хвост лениво, неохотно, будто все еще пытался распробовать вкус.

Поднимаясь с колен, я едва не упала. Тишина так давила, что звон в ушах показался спасением. Из носа пошла кровь, пощекотала кожу. Я вытерла рот ладонью и тихо сказала:

– Уходите.

– О чем ты? – приглушенно спросила Ив.

– Я приду. Позже приду.

– Аня…

– Он принял жертву, Кейел.

Великий дух смерти принял жертву… И теперь нетерпеливо ворочался, замораживая гнев Ксанджей, пугая Айссию и разгоняя остальных духов. Он рвался наружу не ради мести.

Ради чего ты существуешь?..

Я слышала тихие команды Вольного за спиной, наблюдая, как нежить разрывает друг друга. Сильнейшие отбирали лучшее у слабейших.

Надеюсь, Кейел понимает, чего я хочу. Понимает, что я не уйду, пока на сырой земле не останется лишь пепел. Я опустила взгляд на Феррари, и напустила на нее еще силы Ксанджей. Снова вытерла кровь с лица…

– Побереги силы на мою защиту, – раздался твердый голос позади.

Я обернулась. Кейел устраивался на земле с удобством и упрямо смотрел на меня.

– Я же попросила, чтобы вы ушли.

– Ты в самом деле допустила мысль, что я оставлю тебя тут одну? – Нервно заправил волосы за уши и продолжил цедить слова: – Дух заберет твои силы, пока ты будешь мстить. И кто вытащит потом тебя отсюда?

– Откуда ты…

– Виксарты мстительны! Но для сделки с великим духом смерти, они готовятся заранее.

Я отвернулась. Не в первый раз меня сравнивают с этой расой. Я могла рискнуть всеми, ради умирающей Феррари. Я ошиблась, когда добила ее? Я могу уйти сейчас, но сила смерти погасит пламя. Я ошибаюсь, проявляя уважение к существу, выручавшему нас ни один раз?! Я хочу мести. Я ошибаюсь.

И не могу отступить. Я пока еще не научилась отступать.

От Феррари дохнуло жаром. Тело вспыхнуло ярко, быстро превращаясь в пепел. Я закрыла глаза, отпуская силу Единства и опустошая запасы. Спину обдало тем же жаром. Надеюсь, Кейелу хватит пространства внутри огненного кольца. Айссия юркнула сквозь высокое пламя сразу же и нащупала родную жизнь, защищая ее.

Чувствуя ледяное недовольство, спеленавшее мое сердце, я пробормотала:

– Тронешь Вольного – лишишься самой вкусной жертвы, которую когда‑либо можешь получить. Если когда‑нибудь мне придется убить его, ты упьешься моим самопожертвованием.

Дух во мне пошевелился, отдавая неприятной заинтересованностью. Я поморщилась и подарила ему свободу. Переживания разом схлынули, и телом завладела небывалая нега. Меня качнуло, и, словно во сне, я улыбнулась. Мысли о мести рассмешили. Ноги подкосились, и я упала на колени. Запрокинула голову и вдохнула полной грудью. Краски мира засияли ярче. От них разболелись глаза, а эйфория стала отступать.

Во всем виноват блекло‑зеленый оттенок. Его нужно погасить. И свет за спиной тоже горит слишком ярко. Он причиняет боль.

Глава 24. Хищный хребет

В кромешной темноте слышалось лишь мое дыхание. Очередной выдох изо рта превратился в светлое облачко пара – оно немного рассеяло тьму. Что‑то коснулось бока, и я отскочила в сторону. Краем глаза уловила желтый цвет; он мазнул в черноте мимолетно и бесследно исчез. Прижав руки к груди и стараясь унять быстро бьющееся сердце, я всматривалась в окружение. На спине выступил холодный пот, к моему дыханию прибавилось чье‑то еще. Все чувства обострились, а интуиция завопила: «Сзади! Обернись! Будь осторожна!».

Беги!

И я побежала, вытягивая руки. Темнота оживала, цеплялась за ноги, касалась живота. Жар за спиной нарастал, и я ускорилась. Хоть бы не споткнуться! Нужно найти свет. Невидимое пламя уже раскаляло кожу, горячило воздух. Я глотнула его ртом.

Вдохнула глубже, и легкие наполнились прохладой. Сон выпустил меня из плена; веки поднимались с трудом, глаза резало. Одна темнота вокруг заменила вторую. Я прислушалась – где‑то ухала птица, смеялся зверь. Шакал? Водятся ли они в этих местах?

В каких местах?.. Воспоминания о дурном сне нахлынули скопом. Облегчение, трепетно бьющееся вместе с сердцем, казалось вот‑вот исчезнет. Феррари!

Я села, выскальзывая из жарких объятий Кейела, и поползла на улицу. Мне все приснилось. Чужие воспоминания о смерти настолько переплелись с мыслями о моем грядущем будущем, что все элементарно смешалось в кучу и превратилось в реалистичный кошмарный сон! Ну конечно же! Мы еще не отправлялись в Холмы грез! И стоит лишь выбраться под ночное небо, а затем позвать малышку, как сразу же раздастся ответное воркование. Она подорвется с места уже через секунду и с радостью подбежит ко мне, чтобы узнать, что стряслось у грубой подружки, вдруг возомнившей себя хозяйкой. И я могу ее осчастливить. Достаточно только погладить и похвалить. Ей так мало нужно для счастья!

– Аня! – Кейел ухватил меня за талию, но я не остановилась так просто.

– Я ненадолго!

Он выпустил из шалаша. Холодный воздух мгновенно проник под рубашку, неприятно тронул разгоряченную кожу. Голова закружилась, накатила тошнота. От голода? Нет, просто разволновалась! Я не стала подниматься на ноги – они странно саднили и зудели. Села на колени и, сжав в кулаках траву, начала осматривать лагерь. Кострище между шалашами было обставлено бревнами, и на одном из них сидел Роми. Его желтые глаза, вперившись в меня, немигающе светились в ночной синеве.

Почему он на карауле? Феррари убежала на охоту?

Я поджала губы и продолжила упрямиться, высматривая малышку в густой тени деревьев и кустов. Тело мелко затряслось, выдавая волнение. В груди все сжималось, стягивалось, а сердце, словно испугалось тесного пространства, заколотилось сильнее. И кровь должна была устремиться по венам быстрее, но будто застыла, собралась ледяным грузом в конечностях…

На плечо легла тяжесть, а спину вновь обдало теплом. Хриплый голос звучал ласково:

– Аня, если тебе приспичило по нужде, я провожу. Если просто необходим свежий воздух, я вынесу покрывало сюда, но лучше бы тебе вернуться в тепло.

Я опустила голову и судорожно выдохнула через рот, опустошая легкие. Голова снова закружилась, в глазах сгустилась темнота.

– Феррари, – как можно тише позвала я.

Только бы Кейел не услышал… Стыдно. Как же стыдно.

– Аня, мы… Ты поступила правильно.

Боль резко отобрала мысли, сдавила грудь. Выкрик вырвался непроизвольно. Я ударила кулаками по земле, стискивая челюсть и склоняясь. Уперлась лбом в прохладную мягкую траву, прогоняя воспоминания о прошлом.

Стыдно быть слабой. Слезы нужно заслужить. Все нужно заслужить. У тебя нет права на слабость. Думай о будущем. Тебе нужно отыскать Сердце времени, и осталось совсем немного. Немного! Сколько подсказок было собрано? Подсказки…

Я выпрямилась и выдохнула спокойнее. Наблюдая, как из второго шалаша выходят Ив и Елрех, спросила:

– Что полезного мы нашли?

Кейел молчал целых несколько секунд, а потом, будто нехотя, ответил:

– До следующего тайника идти недолго. И место там не опасное.

– И какие планы на ближайшее…

– Мы поговорим о делах только в том случае, если ты вернешься на лежанку, – выдвинул он условия. И громче продолжил: – Елрех, ты говорила, что знаешь, как поставить ее на ноги. Приступай прямо сейчас. Ивеллин и Ромиар – в деревню. – Сжал мое плечо и чуть потянул. – Если нет сил, чтобы самостоятельно вернуться обратно, я помогу, но сейчас тебе нельзя сидеть на холодной земле. Тем более твои ноги еще не зажили, а ты уже стащила повязки.

Елрех подошла к куче хвороста, лежащего недалеко от кострища, зашуршала ветками, и Кейел опять обратился к ней:

– Я займусь костром, а ты займись Аней.

Я ощупала тряпки, намотанные на ступни. И возле колен… Наконец, уделив себе больше внимания, обнаружила их и на теле, руках. Кейел в это время попросил о помощи Охарс и позвал меня за собой. Пропустил в тесное помещение перед собой и проследил, чтобы я улеглась на колючую лежанку из кучи веток, листвы и сена. Когда устроила голову на свернутой куртке, он, избегая встречаться со мной хмурым взглядом, накрыл меня покрывалом до самого подбородка и молча выбрался на улицу. Охарс остались освещать углы, маяча под неровным потолком. Я вытянула руку и погладила холодную, поникшую листву, повисшую на ветках. Мысли удавалось отводить от бессмысленных воспоминаний к сокровищнице и загадкам. Вскоре ноги засаднили так сильно, что, кроме раздражения, во мне не осталось места для других чувств.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Елрех показалась в проходе нескоро. Низко склонившись и прижимая к себе объемный сверток, вошла внутрь. Кейел следом подал ей дымящийся котелок и сразу же исчез.

– Ну что, Вестница, – с весельем в серых глазах обратилась подруга, – опять буду тебя от болячек избавлять.

Она устроилась на коленях рядом, собрала густые белые волосы и откинула их за спину. Осторожно переставила подальше котелок с кипятком и потянулась за свертком, оставленным ближе ко входу.

– Что с моими ногами? – спросила я, стараясь не двигать ими. Рваные обмотки и без того сползли, пока я выбиралась на улицу. – Почему они перевязаны?

– Откуда мне знать, человечка? Это не я связалась с темным духом. – Елрех замялась, прекращая расставлять немногочисленную посуду из свертка. На меня посмотрела уже без веселья и тихо попросила: – Извини, Асфирель.

Я вздохнула шумно и все же приподнялась на локтях. Разглядывая разнообразие трав, порошков и помельченных растений, произнесла:

– Не смей жалеть меня, Елрех. Я отдавала отчет всему, что делала.

– Ты поступила…

– Хвалить тем более не смей! – Злость завладела рассудком на секунду, но и этого хватило, чтобы высказывание прозвучало грубо.

Я отвела взгляд от округленных серых глаз и стала наблюдать украдкой. Елрех словно и не обиделась, а только кивнула и, продолжив возиться с травами, проговорила:

– Огромный корень выскочил из‑под земли так внезапно – я бы не успела отскочить. Но Роми заметил и оттолкнул меня. Так и подставился.

– Я помню, что рана была серьезная. Он уже поправился? – Я опять подняла голову.

Елрех повела плечами, будто старалась не думать об этом.

– Еще хромает, но все затянулось.

– И Кейел отправил хромого Вольного в деревню? Зачем? О нас там кто‑то узнал?

– Нет, просто Кейел…

Елрех нахмурилась замолкая. Зачерпнула деревянной миской горячей воды и влила ее в смесь порошков – судя по резкому запаху и виду, толченых грибов, древесного угля и кореньев торинки – растения, используемого в Фадрагосе для лучшего заживления ран. Хорошенько перемешав это все, оглянулась на выход и, наконец‑то, склонившись ко мне, полушепотом произнесла:

– Он принес тебя сюда. Ты отравила свою кровь, Асфи, и он беспокоился, что потеряет тебя. Мы все боялись, но только он опять был похож на раненного зверя.

– Опять?

Она покачала головой, осуждающе глядя мне в глаза, и заговорила еще тише:

– Ты не видишь, что с ним происходит, когда тебе что‑то угрожает. В нем мало что остается от человека. Вообще от разумного существа. Он сказал, что ты отдала хрупкую оболочку темному духу, а тот вышел драться с нежитью. В твоем теле не осталось ни жизни, ни силы вестницы. Думаешь, темному духу было дело до твоих босых ног? – В ее интонации прорезались нотки осуждения, и я отвернулась.

Я рисковала, и мне стыдно за это, но даже если я верну время именно на тот момент, то поступлю точно так же.

Елрех отставила целебную кашицу и, ухватившись за край покрывала, откинула его в сторону. Прохлада сразу же добралась до согретого тела, и я поежилась. Елрех пересела ближе к моим ногам и стала закатывать штанины. Я поморщилась, рассматривая кровавые круглые пятна на серой ткани.

– Ты изрезала ноги, а лужи там гнилью наполнены. Нехорошей гнилью, Асфирель. – Елрех разматывала ткань осторожно, но я все равно ощутила, как кожу потянуло следом. Сразу же за щекоткой и зудом, пришла легкая острая боль. – Мы неподалеку пруд отыскали. Повезло, что в нем было пиявок много. Одна за другой от твоей крови дохли, а тебя все лихорадило и лихорадило. Пришлось напоить тебя ядовитым соком дивоцвета. Он быстро всю дрянь в тебе убил, и с ранок опухоль ушла. Теперь чтобы его вывести из твоей крови, молоко нужно. А чтобы кровь быстрее восстановилась тебе отвары целебные нужны, мяса побольше и фруктов красных. Вот злой Вольный и отправил Роми и Ив в деревню. Украдут кувшин какой, да с грядок чего и обратно вернутся.

Елрех сняла первую повязку, и я рассмотрела рядом с тонким порезом следы пиявок. Судя по размерам отметин, пиявки в Фадрагосе гигантские. Я скривилась, набрала полную грудь воздуха, пропитанного резким горьковатым запахом, и откинулась на подобие подушки. Когда ранки защипало от теплой мази, я отвлекла себя следующим вопросом:

– Насколько сильно Кейел беспокоился?

Почему‑то его волнение не вызывало приятных чувств, наоборот, от этой мысли на душе кошки скребли. Лучше бы он ненавидел меня…

– Беспокоился, – протянула Елрех. Хохотнула и продолжила, добираясь до второй ноги: – Ты несколько рассветов в себя не приходила, а тело твое целых два рассвета холодным было. Прямо как у лягушки какой. Так Вольный обнимал тебя, согреть хотел. Отходил редко и ненадолго. Походит вокруг костра, разомнется, нас отругает за шум – и снова к тебе.

Она замолчала, что‑то рассматривая, а затем скомандовала:

– Снимай рубашку и спускай штаны. Тут все хорошо, чисто, а вот на теле не все укусы быстро затянулись.

Я села, почесала уколотую сеном поясницу и отдернула руку. Вдруг укус расчесываю? Их вообще можно расчесывать? Удачно же я проспала тот момент, когда противные слизни ползали по мне. Пока я сама снимала с себя тонкие повязки и рассматривала покусанный живот и предплечья, Елрех бросила несколько пучков трав в котелок. Призвала духов и опять подогрела воду, тихо рассказывая дальше:

– Вольный часто бредил какими‑то странными историями. Такого, о чем он тебе рассказывал, в жизни не бывает. Вечерами зачем‑то говорил тебе о злом мальчике, который любил смотреть, как Солнце умирает. А как Луна выглядывала, так мы прислушивались и пытались разобраться, что это за Кай и Герда такие. История у них красивая, но жалостливая больно. Когда я спросила у него, кто это, он просто ответил, что ошибся. С любовью смотрел на твое бело‑синее лицо и прямо так и сказал: «Я ошибся. Это не я Кай, а Аня. Просто история у нее другая». Ты знаешь, о чем он говорил?

Она снова подсела ближе и, разглядывая меня, зачерпнула пальцами темную мазь.

– Нет, – соврала я.

Елрех, дернув подбородком, сказала:

– Убери волосы, грудь посмотрим. – И опять к прошлой теме вернулась: – Выходит, совсем разум затуманился у Вольного. Ему бы немного отдохнуть, в себя прийти.

В который раз за вечер сердце заныло. Все же лучше отвлекать себя делами.

– А что с подсказкой? – спросила я.

Увидев, как Елрех подносит руку к животу, где укусов было больше всего, я закрыла глаза. Влажное прикосновение к коже почему‑то напомнило далекое детство. Тогда меня свалила с ног инфекция, и жаропонижающие не помогали, поэтому мама, по совету врачей, протирала меня мокрым полотенцем.

– Прочли ее, – ответила Елрех. – Ведет к Хищному хребту.

Хищный хребет? Там убили Вольную. Знакомую Кейела, сестру Айвин и дочь Кхангатора… Не будет ли на том месте каких‑нибудь виксартов, молящих Солнце о правильном перерождении души Вольной?

Я тряхнула головой. Кейел сказал, что в том месте безопасно, а ему я верю.

– А как она звучит?

Елрех задумалась ненадолго, а затем, обмазывая укусы возле шеи, тихо проговорила:

– На хребте жизнь завораживающая, да неживая. Любуешься ею, но лишний раз не приближаешься. И только глубже заглянув, ответ на свой вопрос отыщешь.

– Духи Фадрагоса…

– Мы разобрались в ней, – улыбнулась Елрех.

– Правда?

– Причудливый минерал возле Лавового озера запомнила?

– Прутья, которые ничто не берет?

Елрех кивнула и отставила миску, а я выдохнула, но ненадолго. Вскоре из свертка она вытащила еще серой ткани и, разматывая ее, заговорила:

– Хищный хребет – это небольшие отвесные скалы и горы. Там есть место, где чуждый минерал растет густо. Полнолуние странно действует на него. Многие предлагали назвать его лунным железом или ведьмовским указателем, но мудрецы запретили давать ему название.

– Что с ним происходит? – поинтересовалась я. Собрала руками волосы и подняла их, позволяя Елрех обмотать меня снова.

– Ночью он сияет. Будто это осколки Луны. А на Хищном хребте часть их отражается на озере и напоминает антилопу. Ветер подует, и вода рябит, и тогда антилопа оживает. Она бежит на одном месте, в центре этого озера, будто убегает от хищников, которые спрятались в тенях. Когда смотришь в такие ночи на нее с утеса, невольно чувствуешь себя одним из этих коварных хищников. Кажется, если подойдешь к берегу, то спугнешь антилопу, а она такая хрупкая, так завораживает своим вечным бегством…

Кейел

Я потрепал Тоджа, погладил мелкие радужные перья, покрывающие шею. Он прищурился и приоткрыл пасть, издавая тихое урчание. Когда я умру, мальчик останется под присмотром достойного человека. Горячая шея ящера задрожала под моей ладонью, и в ночной тишине раздалось воркование, наполненное удовольствием.

– Отдыхай, – произнес я.

С трудом отступил и замер. Сердце едва ли билось, а радость от пробуждения Ани то и дело сменялась злостью. И как с такими чувствами идти к ней? Как смотреть на нее?

Это просто нужно сделать.

Из узкого лаза в шалаш лился свет Охарс, доносились тихие голоса. Аня снова расспрашивала о делах, и до меня, наконец‑то, дошло – девочка пытается отвлечься. Я заглянул внутрь, и в лицо пахнуло резким, чуть сладковатым запахом. Аня поправляла рубашку, пряча под ней перевязанный живот. Елрех вытирала руки о грязную тряпку. Заметив меня, поспешила собрать немногочисленную утварь.

– Что‑то еще нужно? – спросил я. Голос – предатель – совсем сел, покарябал горло.

– От тебя нет, заботливый Вольный, – поднимаясь с колен, ответила Елрех. – Я приготовлю отвар, тогда и проследи, чтобы упрямая человечка выпила весь. Он будет горьким, но полезным.

Я кивнул, пропуская фангру наружу. Выпрямившись, взглянул на светлеющее небо, а затем услышал шепот:

– Она тревожится о тебе.

Елрех отвернулась до того, как я успел бы распознать в ее глазах мотивы. Она хочет, чтобы я не показывал слабость Ане? Или хочет просто успокоить. Меня?.. Аню? Кого из нас? Кто будет успокаивать девочку, когда меня не станет? Ее нельзя приучать к жалости.

В шалаше было немного теплее, чем на открытом воздухе. Аня забралась под покрывало, улеглась на бок и теперь внимательно смотрела на меня. Темные глаза в приглушенном свете казались бездной, к бледным губам и коже никак не возвращалась здоровая краснота, а спутанные волосы отливали старческим серебром. Глядя на выразительные костяшки пальцев руки, сильно сжимающей уголок покрывала, я присел на утоптанную траву.

– Что я натворила? – прямо спросила Аня; в ее голосе звучала сталь.

Елрех ошибается, если считает, что Ане нужно сочувствие. Я облизал губы, сцепил руки в замок и опустил голову. При мне лишь трижды связывались с великими духами смерти, и виксарты выжили только благодаря живучести расы. В этот раз дух будто щадил Аню.

– Что такого я натворила, что теперь ты не смотришь мне в глаза? У Феррари не было ни шанса! – прошипела она, приподнимаясь на локте. – И я не хочу, чтобы меня в очередной раз судили или оправдывали. Я сделала…

– Замолчи.

Повисла тишина. Хочет, чтобы я посмотрел ей в глаза? Выполню.

Гнев на уставшем лице вмиг сменился испугом, и Аня опустила голову, стала поправлять сено, будто оно, лежа чуть в стороне, могло доставить ей неудобство. Девочке стыдно. Не из‑за лиертахона. Если бы у зверя была возможность остаться в живых, Аня бы первая потащила его к священному кольцу. Нет, не этого она стыдится.

– Что ты пообещала духу?

– Ничего, – звонко отозвалась, вздергивая подбородок. Опять врет? Без сомнений.

Сердце стиснулось до боли, а желание встряхнуть бездумную девицу заставило сжать кулаки. Я вздохнул тяжело – Аня может утаивать от меня все, что угодно. Я сам подарил ей множество поводов скрывать от себя правду. Даже самую глупую – ту, чья серьезность ни стоит и гроша в Фадрагосе, и для нас может казаться чепухой.

Пусть бы только враньем не вредила сама себе…

Руки затряслись, горло перехватило, сердце забилось быстрее, и безумный порыв не удалось остановить – я резко подался вперед и ухватил руку Ани. Она испугалась, встрепенулась, чуть было не вскочила, но вырываться не стала. Замерла, опираясь на свободную руку и со страхом глядя мне в глаза. Ее дыхание звучало неровно, шумно, а ноздри заметно раздувались. Она сглотнула, а я прекратил внимательно рассматривать бледное лицо. Опустил взор на худые руки с многочисленными царапинами. Перед взором мгновенно поднялось свежее воспоминание, и я, как наяву, увидел кровь, покрывающую всю кожу и неровные борозды увечий. Елрех долго возилась с Аней…

– Кейел, – тихо позвала она.

Я крепче стиснул холодные пальцы, вдохнул глубже, но не смог ничего произнести. Странное чувство вызывало беспокойство, казалось выворачивало нутро. Хотелось сказать многое, но слов не находилось. И воспоминания… Нечисть не могла вытянуть жизнь из тела, потому что дух вытеснил ее всю. Тело без души, холодное, почти мертвое; закатившиеся глаза, покрасневший от напряжения белок; звериный оскал и нечленораздельное хрипение… Нужно ли Ане знать, что после нежити, до которой она успела добраться и уничтожить их силы, она едва удерживалась, чтобы не коснуться и меня?

Не она – дух. Она и не помнит…

– Я требовал с тебя не так много клятв, – прошептал и замолчал ненадолго, надеясь, что она остановит. Попроси сохранить свои тайны. – Твои недомолвки вынуждают меня потребовать очередную.

Молчание угнетало. Сердцебиение снова замедлилось, ноги холодели, а руки опять охватывала слабость.

Попроси же…

Я выдохнул.

– Поклянись духами, что…

Если она врет, они убьют ее.

Я поднял голову и разглядел растерянность в ее глазах. Изумление?

Останови меня, Аня. Если врешь, останови меня, уговори, обвини, соблазни. Сделай хоть что‑нибудь, чтобы я не убил тебя!

Она смотрела мне в глаза, не дыша, и молчала.

Сделай хоть что‑нибудь…

На ее лице появилась решительность. Аня приоткрыла рот и легонько кивнула – разорвала душу в клочья. По телу промчался жар, а следом прошиб озноб.

– О чем попросишь, – тихо произнесла она и слабо улыбнулась. – В чем я должна поклясться?

Оторопь не позволила ответить, и одновременно с ней же появилось приятное чувство. Надежда. Только надежда не опаляет изнутри, а согревает, будто наивное Солнце. Только надежда.

Мышцы лица задрожали, и я улыбнулся. Вдохнул полной грудью расслабляясь. Голова закружилась, и я, ослабевший, потянул Аню на себя. Поддавшись, она уютно упала в объятия. Тепло ее тела, живого, наполненного ее душой, словно проникло и в меня. Я снова вдохнул, зарываясь носом в спутанные волосы и закрывая глаза. Не врет, иначе не рискнула бы жизнью.

– Поклянись духами, что… – Язык отказался ворочаться, а сомнения притупили облегчение.

– Проси, – прошептала Аня на ухо, обхватывая за шею крепче и теснее прижимая голову к моей голове.

На одном дыхании я в который раз потребовал совсем не то, что пытался изначально:

– Я не хочу, чтобы ты больше обращалась к великим духам смерти.

Она отстранилась и с прежней улыбкой посмотрела мне в глаза. Опять кивнула и проговорила:

– Клянусь духами, Кейел, я больше не заключу с ним сделку.

Между нашими лицами засиял символ клятвы, а Аня поморщилась, прикладывая руку к груди. Заметив мою обеспокоенность, склонила голову к плечу и хохотнув добавила:

– Он явно недоволен.

Я растянул уголки губ шире, наслаждаясь ее близостью. Мне не хотелось двигаться, не хотелось убирать руки с тонкой талии, но Аню пошатывало.

– Тебе нужно лечь, – произнес я. – Ты долго ничего не пила, не ела…

– Не ходила, не разминала мышцы. – Поморщив нос, девочка усмехнулась. – И, – духи Фадрагоса! – не мылась.

– Не вижу в этом ничего смешного.

– Я тоже, – с хохотком заявила она, а через мгновение серьезно взглянула на меня. Обхватила ладонями мои щеки и склонилась близко. Ее дыхание коснулось моих губ; дрожь пальцев ощущалась кожей; в темных глазах появился огонек безумия. – То, что случилось в Холмах грез, останется со мной на всю жизнь. Кейел, я понимаю, что ничего из этого не забуду, но могу искать себе оправдание. И это неправильно.

– Почему? – Я накрыл ее руки своими. Сжал, чтобы унять нашу общую дрожь.

Аня повела плечами.

– Не знаю. Пока еще не знаю. Мне нужно найти какой‑то баланс между зверством и необходимостью, иначе…

– Ты не виновата.

– Но это не оправдание тому, что я смогла.

– Аня, твоя… – Необычное слово удалось вспомнить не сразу. – Человечность…

– Я убила ее. Я убила, понимаешь?

Она крепче обхватила мое лицо и пошатнулась вперед, будто все силы ослабевшего тела собрались в руках. Горячий лоб прислонился к моему, и я нахмурился. Встревожился.

– У тебя жар. Нужно позвать Елрех.

Аня забормотала, цепляясь за мою рубашку:

– Мне страшно, Кейел. Теперь я буду бояться себя? В какое чудовище я превращаюсь? Моя душа и без того полна черноты. А потом, когда ее скопится слишком много, лунный свет уничтожит человеческую оболочку. Что останется от меня, когда я стану монстром? Вестница не поможет…

Ее повело, и она упала на меня, продолжая бредить, но уже на незнакомом языке. От страха онемел язык, закружилась голова, но воспоминание о том, как я на закате нес ее, бессознательную, окровавленную, быстро вернул рассудок.

– Елрех!

От громкого оклика Аня вздрогнула и замолчала. Я чуть оттолкнул ее, чтобы видеть лицо. Смахнул седые пряди с него, вгляделся – сердце споткнулось. Аня выглядела так же, как после первого видения о смерти балкоров.

– Ты мог пострадать, – прохрипела она.

Поглаживая большим пальцем щеку, с черным знаком вины, я произнес:

– Я не пострадал.

– Что если Вестницы и Вольные – это проклятые души? Ты мог пострадать. Я опасна для тебя.

Я тяжело выдохнул, прислушиваясь к шороху наружи. Где же Елрех? Переубеждать Аню бессмысленно хотя бы потому, что она не слышит меня.

– Ил предрекала смерть Аклену, – уставившись вверх, продолжала бормотать девочка. Ее высказывания стали походить на бред. – Я опасна для тебя. Тебе нужно бежать от меня. Я опасна для всех вас. Для Фадрагоса. Кейел, послушай!

Она крепко ухватилась за воротник моей рубахи и с неожиданной силой притянула к себе, вынуждая склониться. Ее заколотило сильнее, а в глазах золото то плавилось, то заслонялось непроглядной тьмой. Меня затрясло вместе с Аней, а ее безумие заражало и пугало.

– Десиен!.. – Облизала губы, мечась взором по моему лицу. – Болезнь солнца. Он знает. Он видел. Видел так много… – Всхлипнула. – Я убила Феррари… Я не могу игнорировать это, понимаешь?! Скажи!

– Что сказать, Аня?

– Тебе нужно понять!

– Что понять?

– Я не могу отказаться от сердца, понимаешь?! Оно нужно мне…

– Аня, твое сердце никуда не денется. Ты сделала то, что было…

– Ты не понимаешь! – крикнула она. – Я опасна! Сердце…

– Что случилось? – Елрех появилась в низком проходе.

– У нее жар, и она бредит.

Елрех снова исчезла в темноте, бросив кратко, что скоро вернется.

Бормотание девочки перемешалось со всхлипами, стало вовсе невнятным. Она перечисляла все, что видела в чужих воспоминаниях, что слышала в легендах. Говорила о времени, видимо, запутавшись между своей жизнью, и тех, кто жил в прошлом. Казалось, путала нас с Акленом и Ил. Когда я уложил ее и старался разжать пальцы, стискивающие рубаху, Аня невидяще смотрела перед собой, снова и снова перечисляя имена:

– Тиналь, Фираэн, Елрех, Фаррд, Роми, Феррари, Ив, Кейел…

* * *

Елрех опоила Аню дурманом, и она, сжимая мою руку, уснула. Жар не отступал, мучил девочку; ее губы побелели, а на щеках выступил румянец, но он совсем не радовал. Яд дивоцвета медленно отравлял организм, отнимал силы и не позволял побороть слабость. Я сидел рядом, гладил ее расслабленные пальцы, убирал мокрые волосы с вспотевшего лица и просто ждал, когда она снова очнется.

Елрех заглянула в шалаш с котелком и тряпками. Присела у входа и тихо произнесла:

– Нужно протирать ее, так будет лучше. Для сильных зелий многого нет, извини. – Замолчала ненадолго, а когда я потянулся к котелку, добавила: – Я могу подменить тебя, Вольный.

Я покачал головой, опуская тряпку в холодную воду и позволяя ей намокнуть.

– Как думаешь, милая фангра, что это все‑таки такое – человечность?

Поерзав на земле, она пожала плечами. Убрала волосы за спину и, с состраданием глядя на Аню, сказала негромко:

– Что‑то очень ценное для необычной Асфи. Сначала я была уверена, что это правила, которые помогают им жить. Им – ее людям.

– А сейчас?

Я выжал тряпку и склонился над заострившимся лицом Ани. Осторожно протер мокрый лоб, снова прикипел взором к метке, вспоминая, что творилось с девушкой из другого мира, когда умирали дети. Они хотели убить ее, но она все равно остро отвергала их наказание.

Елрех ответила:

– А сейчас я не понимаю, как простые законы могут убивать. Ведь в их мире нет даже духов, чтобы контролировать эту человечность. А тут они не осуждают Аню за поступки, зато она сама сходит из‑за них с ума.

– Возможно, выбор, противоречащий правилам Земли, лишает ее разума. Она сильно беспокоится о морали, когда это не нужно, словно на ее разуме поставили барьер. Думаю, ей трудно смотреть за его пределы.

– Ты говоришь об этом так, как будто знаешь лично.

Я постарался не хмуриться. Так ли правильно поступают Вольные, слепо следуя своей миссии, навязанной духами?

До нас донеслись разговоры, и я не стал отвечать Елрех. Через несколько мгновений к нам заглянул Ромиар и молча показал тяжелый сверток.

– Не везде охранные духи соглашались меня пропустить. – Не дожидаясь ответа, бегло оценил обстановку и спросил: – Как она?

– Поправится, – заверила Елрех поднимаясь.

Поправится…

Выздоравливала Аня с трудом. Бред иногда возвращался, и тогда она бормотала о доме, просила прощения у родителей, у Егора, у меня… Бывало с ее губ срывались слова о ненависти к Фадрагосу и к Земле, а потом снова начиналось перечисления имен всех тех, кого она знала по видениям, тех, в смерти которых винила себя, и нас, кажется тех, кого считала близкими. Я старался следить за ней: смачивал тряпки молоком, отварами, питательными бульонами и по чуть‑чуть поил ее, протирал тело. Я не отходил от нее надолго, опасаясь, что ей станет хуже, а рядом никого не окажется. Лишь в те мгновения, когда ей становилось лучше, и она засыпала более спокойным сном, я вспоминал о себе. Сколько мне осталось? Как долго я еще пробуду рядом с ней? В таких вопросах прояснилась одна деталь: настоящий смысл в моей жизни появился только с Аней. Что в моей жизни есть, кроме нее?

Четвертым днем Аня очнулась снова и, вопреки моим опасениям, пошла на поправку. Первые дни она почти не могла есть, чувствуя от еды боль в животе, тошноту и усталость, но постепенно все наладилось. Вместе с едой возвращались силы, но, к сожалению, с ними появлялись очередные самоистязания. Она утаивала настоящие мысли и настроение за улыбками, но ее печаль то и дело просачивалась.

Ее любовь к воде… Сначала мне казалось, что я вижу то, что хочу видеть, но со временем сомнения рассеялись. Аня любовалась росой, часто с тоской смотрела на ясное небо, а когда я решил отвести ее к озеру, карие глаза засияли от счастья. Поспешные сборы, торопливость девочки и искренний энтузиазм создали в маленьком лагере оживление, которое напоминало целую ярмарку или любой другой праздник. И в этот миг прояснилась вторая деталь: не моя миссия сплотила всех нас, а энтузиазм Ани. Ее интерес ко всему новому, способность увидеть пользу и радость даже там, где их, казалось бы, невозможно отыскать. Найти свет во тьме?.. Наверное, для этого нужны силы и умения. И не только энтузиазм приманивал нас к ней.

Ее эмоциональность всегда была заразительной, но именно ее затяжная болезнь вместе с отрезанностью от остального мира показали это ярче. Мы почти не смеялись, а темы для разговора быстро исчерпались и ограничились только сокровищницей.

Во время первого купания Ани я влез в холодную воду следом. Мне было страшно, что она просто не сумеет удерживаться на плаву долго. Беспокойства оправдались. Ане хотелось быстрее окрепнуть, разжечь аппетит, но в итоге на берег она выбиралась, повиснув на моей руке. Но даже так она не сдалась – одеваясь, Аня потребовала возобновить тренировки с оружием:

– Я не хочу всех тормозить, – проговаривала, натягивая рубашку. – Не хочу быть обузой, когда должна быть сильнее всех вас. Это же у меня Единство! Духи Фадрагоса, такое могущество, а все равно только под ногами мешаюсь. Вот уж точно: сила в знаниях.

По глупой иронии именно она стала моим самым ценным наставником уже тогда, когда я в них не нуждался. Аня научила меня жизни и продолжала учить до сих пор.

Или я просто отдал ей конец цепи, а мой разум окончательно заполнился скверной…

* * *

Аня.

Диеты убивают. Чесслово, уж лучше бы у меня затягивалась серьезная рана, чем мне пришлось поправляться после истощения. Наверное, до анорексии я еще не исхудала, но вот это чувство, будто тело забили ватой, а гравитация вдруг стала в разы слабее, – неприятно. Еще и основательный повод для паники появился, ведь в бреду я могла слишком многого наговорить Кейелу. Теперь оставалось только гадать, появились ли у него сомнения, и не увидел ли он в моих словах истинную причину, по которой я ищу сокровищницу. С другой стороны, эти опасения здорово отвлекали от всего остального, что пугало не меньше. Например, как давно я стала обращаться к духам Фадрагоса, забывая «родных» чертей? Как давно волнения о будущем чужого мира вытеснили беспокойство о семье? В бреду я видела родителей и брата, и с нестерпимым стыдом смотрела им в глаза. Я не столько забыла их, сколько мои чувства к ним притупились. А ведь любовь к родителям – это что‑то вечное… Истинная любовь?

«Это всемирная ложь, Аня. Общественное заблуждение».

Похоже на привязанность и ответственность…

И как я ни пыталась представить свое возвращение домой, всегда ловила себя на мысли, что хочу остаться. Никто не мешает мне использовать артефакт и вернуться ровно до того мига, как я познакомилась с Кейелом. Или раньше? Наверное, надо чуть раньше, чтобы знакомство не отягощалось моим первым обманом. Или, наоборот? Что случится с нашими отношениями, если я буду вести себя по‑другому? И как быть с тем, что бывших Вольных не бывает – Кейел все равно умрет. Хотя, судя по признанию Роми, то и с этой загадкой Фадрагоса не все так просто. Но даже если я останусь, сумею ли разгадать ее и не потерять Кейела?

И родители… Жив ли еще папа? Если и пережил мое исчезновение, то, возможно, с осложнениями по здоровью.

Я тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. Устроившись удобнее на лежанке покрутила клык лиертахона, то стягивая тонкой веревкой запястье, то снова ослабляя. Как оказалось, я успела привыкнуть к Феррари, и теперь ее сильно не хватало. Иногда на меня накатывало чувство вины, но я отметала его: в конце концов, у Кейела с Тоджем было меньше шансов, а я делала все, что было в моих силах. Если я и виновата в смерти Феррари, то не больше, чем остальные.

Силуэт заслонил проход, через который в шалаш проникал полуденный свет. Я приподнялась на локтях и глубоко вдохнула, подготавливаясь к очередной внутренней борьбе. Общение с Кейелом давалось все труднее и труднее. Все чаще хотелось сознаться ему во всем, договориться, что я вернусь в прошлое, а затем со всеми знаниями помогу ему вновь отыскать сокровищницу и спасти Фадрагос. Вот только я пока сама себе не верила, что беспокойство о родителях не возьмет верх над Фадрагосом. И если я себе не доверяю, то могу ли что‑то обещать Кейелу? Не могу, потому что это может обернуться очередным враньем. Еще можно было быдоговориться с Кейелом, чтобы он использовал Сердце времени, а затем влюбил меня в себя заново. Вот только, позабыв обо всем, не натворю ли я новых глупостей? И опять же «бывшие Вольные» пугали и отворачивали от этой идеи. Но даже не она забивала последний гвоздь, а безоблачная ночь… Ночами холодно, а Луна не знает сострадания. Я не хочу превращать Кейела в Луну.

– Ты как? – Он забрался внутрь с кружкой, над которой взвивались тонкие нити пара, и кульком из большого листка, наполненного разными ягодами.

– Готова побегать, – с улыбкой преувеличила я. – Как Ив?

Кейел усмехнулся. Отдав мне мясной бульон, почесал изуродованную щеку и заправил волосы за ухо. Положил ягоды рядом и, подогнув одну ногу, уселся. Он выглядел как никогда бодро, а глаза искрились весельем.

– Все еще не верит, что ты была искренней, – ответил, разглаживая складки на штанине. – Но меня пугает не твое преображение в глазах твоих друзей, а то, что эльфийка жалуется мне.

– Это потому, что друзья внезапно стали и твоими тоже.

Подув на бульон и оценив кислую физиономию Вольного, я улыбнулась шире. Он оперся руками в землю и с хитринкой в глазах посоветовал:

– Больше не делай ей комплиментов.

Я пожала плечом.

– Я хотела быть хорошей и не ожидала, что высказывание о красивых глазах вызовет такой резонанс.

Я ведь и вправду просто сказала ей, что у нее самые красивые глаза из всех, что я видела во всех двух мирах. При этом об ушах я тактично умолчала. Кто мог подумать, что она не поверит в это и решит, что я издеваюсь?

– Роми тоже недоволен.

– А он почему? – Удивительно! Как только стараешься исправиться в лучшую сторону, тебе просто никто не верит и обижается. – Я же учла его расовый изъян, и к нему не навязывалась.

– Именно поэтому он и недоволен. Ты всех расхваливаешь, приободряешь и стараешься всем помочь, кроме него.

– И он тоже жалуется тебе?

Кейел негромко рассмеялся. Вскоре вдохнул глубже, развернул кулек и, откладывая в сторону более спелые ягоды, продолжил:

– Нет, но у него были порывы. Я не хочу видеть, как беловолосый шан’ниэрд, Вольный к тому же, да еще и влюбленный в мерзкую полукровку, – Кейел скривил губы, явно не соглашаясь с мнением фадрагосцев, – без веских причин вдруг желает получить внимание человечки. Нет, Аня, он жалуется Елрех, а она делится со мной.

В последнее время они с Елрех часто философствуют у костра, да так, что даже Ив не находит, что добавить.

– Вы с ней успели сдружиться.

Кейел покрутил шелковицу, пачкая пальцы в красном соке. Улыбка исчезла с его лица, а глаза, казалось, потухли. Хриплый голос обрел неприятное равнодушие. Я уже знала, что услышу от Вольного.

– У меня нет друзей, Аня.

– А Десиен? – поинтересовалась я. Отпила бульона, подержала его чуть во рту, ощущая пряный вкус. Не дождавшись от Кейела ответа, решила напомнить: – Твоя радость была искренней, когда ты встретился с ним. Я видела это, Кейел.

Он продолжал молча разглядывать ягоды, отбирать крупные, сочные – их я буду есть в первую очередь. В какой момент у Кейела вошло в привычку отдавать мне все самое лучшее? Он отрицает дружбу, когда не меньше моего стал проявлять заботу к ребятам. Он мог бы пригрозить мне духами и потребовать с меня правду, но не делал этого. Пытался не один раз, но всякий раз просил какую‑то ерунду… Когда‑то мы договорились, что он признается мне в любви, если будет уверен, что любит. Все еще не уверен?

Раздражение кипело в груди, мне хотелось ответов, но также страшно было получить их. Я продолжила говорить, разрушая тишину:

– К друзьям испытываешь симпатию, поэтому стараешься их поддерживать, помогать им, и это бескорыстно. Просто потому что тебе важно, чтобы у них была благополучная жизнь.

Он, не поднимая головы, посмотрел на меня, и во рту пересохло.

– Выходит, мы с тобой стали лучшими друзьями?

Настала моя очередь молчать. Несколько секунд я смотрела ему в глаза, проникаясь бессмысленным разговором. Несколько секунд – все, на что меня хватило.

Я приложилась к кружке, как к спасению.

– Я не идиот, Аня, я всего лишь не сразу понимаю свои чувства. – Кейел вытер руки о тряпку и, прежде чем подняться и уйти, добавил тише: – Я не идиот. Надеюсь…

* * *

Елрех быстро подняла меня на ноги, и уже к седьмому дню я не только тренировалась с Кейелом в рукопашном бою, уклоняясь от ударов и избегая захватов, но и могла переплыть немаленькое озеро. К десятому дню, когда я смело ела все подряд и снова вошла в привычный режим дня, мы отправились к озеру. До Хищного хребта было рукой подать, но мы остерегались дорог и открытой местности. Возможное столкновение с врагами давило, а приближение к последнему тайнику поднимало затаенные страхи, оголяло правду, которую я давно гнала от себя: несмотря на все случившееся, я не хочу терять настоящее. Каким бы оно ни было, мне жутко при мысли, что я лишусь его. Не так… Мне страшно, потому что я исчезну из памяти ребят. Для них я умру.

Солнце нависало над горами, ветер шелестел листвой и травами, разносил аромат душистых цветов. Лес превращался в бурелом, блуждать по нему никому из нас не хотелось, поэтому пришлось выйти на узкую дорогу, забросанную ветками, заваленную старыми деревьями и, кажется, почти не использованную. Впрочем, дороги в Фадрагосе ценились лишь внутри регионов, а так они почти все были без надобности.

В полном молчании мы двигались друг за другом к озеру, из‑за которого региону и дали такое устрашающее название. Суеверные фадрагосцы и тут навыдумывали легенд, почему антилопа убегает и от кого. А кто‑то просто боялся неизвестный минерал, который к тому же блекло светится каждую полночь, а в полнолуние и вовсе холодно сияет. С учетом того, как в Фадрагосе относятся к Луне, неудивительно, что на карту нанесли знак особой опасности. Хотя могли постараться и мудрецы…

– Кейел, – позвала Елрех, ловко взбегая на валуны, лежащие у дороги. Прикрыв рукой глаза от яркого солнца, произнесла громче: – могила видна.

Мы все уставились вдаль. В метрах трехстах дорога уходила влево и терялась за пологим подножием гор, поросшим высокими кустарниками и деревьями. Справа же открывался горизонт с ровной границей неба и зелени, но среди зелени виднелась темная возвышенность с ровной поверхностью. Кейел прищурившись долго смотрел в ту сторону, затем опустил голову, нащупал кинжал и, отступив на шаг, быстро отпустил рукоять и ухватился за лямку сумки. Сердце сжалось. В секундной растерянности Вольного угадывался страх. Перед чем? Перед неизбежной собственной смертью, или дело в другом? Он научился защищаться оружием, но опасность не всегда приходит снаружи.

Я приблизилась к Кейелу и тихо соврала:

– Мне страшно.

Вольный нахмурился. Кивнул ребятам, предлагая продолжить путь – если Елрех заметит кого‑то, то обязательно сообщит нам, – а затем перекинул сумку на другое плечо и приобнял меня.

– Что тебя пугает?

Многое, но точно не то, что годится для ответа.

– Кто‑то рычит. – Я тоже приобняла Кейела и указала в сторону гор.

– Ты серьезно? – он уточнил с весельем. – Аня, это даже не хищники, просто птица.

– Птица?

О которой когда‑то я уже слышала от Елрех, но, главное – отвлечь Кейела получилось. Он рассказывал мне о маленькой птичке, которая гнездится в траве и отпугивает маленьких хищников, имитируя голоса больших. Правда, занять его получилось только до могилы Вольной, а там он снова сменился в лице. Его сожаление тяготило всех нас. В такие моменты, когда он становился похож на провинившегося мальчишку, не понимающего, в чем его вина, моя ненависть к Фадрагосу обретала былую силу. Какой бы дух ни оказал влияние на Кейела, он был не первым и будет не последним. Неужели мир не справится без Вольных? Без жертв. Например, таких, как Вайли…

Возвышенность вблизи оказалась каменным алтарем, покрытым копотью. Мы столпились вокруг. Тодж, будто ощущал настроение хозяина, сторонился его, и потому жарко дышал в мой затылок. Ив, поежившись, посмотрела в сторону утеса. Я проследила за ее взглядом и тоже повела плечами – между алтарем и утесом была насыпь земли. В Фадрагосе не ставили кресты, эльфы просто обозначали могилы, выкладывая несколько камней с выбитыми на них символами. Но это эльфы… Елрех взяла Роми под локоть и кивнула на озеро, виднеющееся внизу. Ив, заметив их жесты, отступила от алтаря и возглавила спуск по крутому склону. Тодж последовал было за ними, но остановился у края.

– Зачем алтарь? – тихо спросила я, прижимаясь щекой к плечу Кейела.

Он ответил безжизненным голосом:

– Сначала ее зарыли в землю, а потом раскопали и сожгли.

Я нахмурилась, снова окидывая взглядом могилу и алтарь. Спросить, зачем это сделали, или не стоит? Лучше воздержаться.

– Мне жаль. – Ветер подхватил полушепот.

– Ты не знала ее.

– Мне жаль, – зачем‑то повторила я. Щеки обожгло от стыда. Лучше бы я молчала.

Кейел тяжело вздохнул и отстранился от меня.

– Она была достойна похоронного обряда викхартов, и ее тело должны были скормить Джоранмо, – пояснил он, направляясь к могилке.

Ноги словно приросли к земле, а обида на себя заполнила все мысли. Я до сих пор не понимаю Вольного настолько хорошо, чтобы стать ему надежной опорой и разделять все его горести. Остаться в Фадрагосе? Для чего? Лишь для того, чтобы снова отнять у Вольного все, чем он жил до меня.

Сжимая кулаки и стараясь почувствовать сердцебиение, я смотрела, как Кейел усаживается возле могилки Вольной. Кем она была ему? Он улыбнулся, зачерпывая рукой землю, и заговорил. Едва слышно, но ветер приносил оборванные фразы:

– Надеюсь, ты не слышишь меня. …быть свободна. Не так, как я. По‑другому. …за нас двоих.

Горький ком поднялся к горлу; стало прохладнее. Я отступила, все еще прислушиваясь к словам о свободе, о Вольных, об их целях. Надо было уйти с ребятами вместе, тут я лишняя. Даже Тодж топтался у обрыва, с любопытством поглядывая в сторону леса, раскинувшегося у гор, но к Кейелу не спешил. Я погладила ящера по морде, а затем стала спускаться к озеру.

Почва у крутого склона была твердой. Чтобы спуститься, приходилось цепляться за корни, за крепкие растения и редкую траву, находить трещины в земле, а где‑то просто съезжать на пятой точке. До ребят приходилось петлять между колючими кустарниками и постоянно отвлекаться, чтобы смотреть под ноги, когда хотелось смотреть вперед. Туда, где необычные прутья изгибались причудливо и возвышались на уровень самых высоких деревьев. Видимо, они находились так близко друг к другу и настолько далеко раскинулись под землей, что не позволяли лесу обхватить себя в кольцо.

От большого озера веяло прохладой и свежестью, разносились запах тины и сладкий аромат кувшинки. Плакучие ивы гладили свое отражение, пушистый рогоз рассыпал семена, рыба, ловя насекомых, оставляла круги на воде. Кваканье смешивалось с лесными звуками и пением голосистых пичуг. И всю эту идиллию славного местечка портили комары. Роми кривился и отмахивался от кровососов, наблюдая за моим приближением. Ив тоже танцевала на месте, общаясь с Елрех. Кровь фангры комаров прельщала гораздо меньше, поэтому сама Елрех выглядела на фоне остальных безмятежной.

– Ну и кого ждете? – спросила я, вклиниваясь в жаркую беседу.

Девушки замолчали, дружно посмотрели на утес, нависший от нас в стороне, но расспрашивать ни о чем не стали. Ив начала говорить:

– Роми проверил озеро…

– Хищников нет, опасности никакой, – прихлопнув комара на щеке, перебил ее Вольный. – Это все, что я могу сказать. Озеро слишком большое, чтобы отыскать на его дне сундук.

– Надо заглянуть в жизнь, – настойчиво произнесла Елрех, с укором глядя на Ив и скрещивая руки на груди.

– Вода и есть жизнь.

– А я говорю, упертая Ивеллин, что речь о сердце антилопы.

Роми фыркнул и скептически предложил:

– Или голове.

– Ты любишь сердцем, а не головой, – Елрех свела брови на переносице. – И сердце дарит тебе жизнь.

Я передернулась, и Роми, уловив движение, взмахнул хвостом резче.

– Только без твоих замечаний, человечка.

– Я просто вспомнила Холмы грез.

Елрех покачала головой.

– Я никогда не видела эту антилопу, – вдруг призналась Ив. – К тому же под описание подходит и сама вода.

– Спорить будем долго. – Я скинула сумку в траву и стала развязывать ремень. – Отвернись, рогатый. Елрех, а ты мне будешь кричать, где эта антилопа появляется.

– Вольный будет злиться, если я отпущу тебя, – запротестовала она.

– Меня Ив подстрахует.

– Я тоже, – отозвался Роми, стоя к нам спиной. – Духи помогут тебе с дыханием.

– И как долго я продержусь без воздуха?

– Не знаю.

Не испугал. Я стянула штаны, оставаясь только в рубашке, и дождалась, когда так же разденется Ив.

Вода была холодной, но мне она казалась просто прохладной. Ив пришлось оставить на берегу, но она была готова броситься за мной сразу же, как только почувствует что‑то неладное. Вскоре я доплыла до центра озера и оглянулась. Чтобы не поднимать лишнего шума, мы договорились, что Елрех будет просто указывать руками, куда двигаться дальше. Сколько себя помню, я любила плавать, и плавала хорошо. Сначала редкие поездки на море и летние выходные на речке, затем развлечение в аквапарках, а в итоге дошло до посещения бассейна по абонементу. При сильной нагрузке по учебе и на практике, или в любой стрессовой ситуации, я чаще спасалась плаванием, чем беседой с подругой за чашкой чая. Вода быстрее всего выматывала физически, и будто прочищала мысли от мусора.

Когда я в очередной раз оглянулась на берег и увидела Елрех с опущенными руками, то вдохнула глубоко и нырнула. Зеленоватая вода мгновенно заслонила взор, заполнила уши, зашумела. С каждым рывком света становилось меньше, а дно так и не появлялось. Непроглядный мрак, покрывающий его, рассеивался при приближении, но разглядеть что‑либо все равно удавалось с трудом. В первые разы я ныряла, чтобы просто рассмотреть водоросли. Безуспешно.

Ребята топтались на берегу, терпеливо выжидая. Солнце казалось никуда не спешило. Я тряхнула головой и убрала с лица налипшие волосы, снова собираясь нырять, но непуганая рыба отвлекла, проплыв слишком близко ко мне.

«Вода и есть жизнь».

Недолго думая, я закрыла глаза и отпустила духов, как это делала на севере, чтобы отслеживать погоню. Ив была права: наверное, самое большое скопление микроорганизмов находится в воде. Духи не показывали детали, но вода, казалось, сияла жизнью. Мальки основались у берегов, поближе к теплу, крупная живность не боялась холодной глубины. Сгнивающие ветки и коряги лежали под илом, и даже под камнями находилось пристанище каким‑то моллюскам. И лишь одно место духи огибали, словно темное пятно среди света. К нему я и направилась.

Водоросли пришлось убирать, осторожно обрывать их, чтобы не мутить воду почем зря. Вокруг сундука торчали те же прутья, которые пугали фадрагосцев, на них висели защитные амулеты, а сам сундук был покрыт чем‑то черным, блестящим. Смола? Быть может, или что‑то местное. Главное, чтобы это что‑то не было смертельно ядовитым. С трудом удалось разглядеть и ржавую цепь, намотанную на прутья, и достаточное пространство в их переплетении, чтобы протащить через него сундук. Воздуха становилось недостаточно, но нырять заново не хотелось. Я потратила еще времени, чтобы отмотать цепь, а затем, выпуская пузырьки, потянула сундук к себе. Осевший в иле больше чем на половину, он не поддался. Я потянула снова и едва не глотнула воды. В висках запульсировало, легкие сдавило сильнее. Я скривилась, отпустила цепь и оттолкнулась. Рисковать нельзя.

Вынырнув, я жадно глотнула воздуха – легкие обожгло. Отдышалась, отфыркалась, позволяя себе отдохнуть. Услышала плеск воды и повернула голову – Кейел спешил ко мне, и это безумно обрадовало. Подплыв, Вольный первым делом спросил:

– Все хорошо?

Я кивнула и еще раз потерла глаза.

– Я нашла сундук, но сил не хватает вытащить.

– Показывай.

С Кейелом мы справились быстро, и уже после первого ныряния извлекли сундук из сети прутьев. Совместно вытащили его на берег. Черное покрытие оказалось скользким и плотным, и спасало не только от воды, но и от огня Ксанджей. Однако Роми, не особо утруждаясь, взломал замок.

На светлой подушечке лежали, перевязанные вместе, клочок серой шерсти и длинное перо, фрагмент карты и последняя подсказка. Никто не спешил притрагиваться к вещам, никто не нарушал безмолвие. Кейел пришел в себя первым – покашлял в кулак, убрал волосы за уши, присел на корточки и, поджав губы, вытащил крохотный свиток. Глубоко вздохнув, развернул его, пробежал взглядом по строкам, а затем поднял глаза на меня.

– Что? – Я невольно отступила под его обреченным взором и прижала руки к груди. Сердце, казалось, остановилось.

Кейел выдохнул:

– Бред какой‑то…

– Что там? – Ив быстро приблизилась к нему и выхватила подсказку из рук, после чего вслух прочла: – Любовь наградила ее крыльями, а тайна крыльев сожгла сердце любимого. Без него солнце погибло, ветер разжигал пламя необъятного горя, вода стала для нее смертельными силками, а горы обратились острыми клыками. Она, ослепшая, с разбитым сердцем, оглушенная собственным плачем, рухнула во тьму.

– Ил? – изогнув брови, уточнила Елрех.

– Она и Аклен пожертвовали собой, ради сохранения тайны о драконах. – Кейел протянул ей фрагмент карты, где была и скала, с которой сбросилась Ил.

– Она убила его, а затем и себя, – недовольно поправил Роми, скрещивая руки на груди. – Никогда не понимал, почему ее жалеют.

И впрямь бред какой‑то. Если нам ничего дельного не покажут ключи и эти клочки бумаг в своих воспоминаниях, то…

– Круг замкнулся, – проговорила я.

Глава 25. Точка пересечения

Во всем Фадрагосе не найдется лучшего места для укрытия, чем Древний лес. Фадрагосцы не отмечали его смертельно опасным знаком, но при этом боялись углубляться в чащу и приближаться к реке Истины. Я же чувствовала себя возле нее невероятно прекрасно: возвращался здоровый аппетит, исчезали многие волнения, сон становился крепче, спокойнее, а энергии за пары часов отдыха на волшебном берегу скапливалось столько, что хватило бы еще на множество дней похода к северу. Я наслаждалась близостью с источником своих новых сил, пока ребята, наоборот, едва ли не страдали. Впрочем, уходить нам было особо некуда до тех пор, пока мы не разберемся, как разомкнуть круг загадок Энраилл.

Ив была уверена, что рано или поздно Дриэн устанет ждать меня, и тогда на мои поиски спустят всех псов. Получать новости нам было не от кого, поэтому приходилось лишь надеяться, что сейчас старому эльфу‑узурпатору не до нас. Ведь наверняка, кроме гильдии мудрецов, по всем регионам Фадрагоса найдутся высшие гильдии, которые будут стараться призвать население к рассудительности и ответственности. Да и многие ли отрекутся от духов, как это сделал разбойник, повстречавшийся нам на пути? Неприятно осознавать, но зародившийся конфликт играл мне на руку. Огорчала не только злоба и насилие, но и переживания ребят, не догадывающихся, что им не суждено будет увидеть войну, которая, вероятнее всего, без моего участия и не возникла бы…

– Асфи! – не осмеливаясь подходить совсем близко к берегу, окликнула Ив. – Ужин готов!

Я вытащила руку из теплой воды, и она жидким шелком стала стекать между пальцев. Звездное небо отражалось на сиреневой глади, и создавалось впечатление, будто на воду, усыпанную мельчайшими, еле уловимыми взору, блестками, бросили множество крупных алмазов. В безветренный поздний вечер, а может, раннюю ночь, раздавался лишь шелест реки и стрекот одинокого сверчка. Протоптанная мною тропа давно укрылась в глубоких тенях низкорослых деревьев. Я взобралась по склону, обошла кустарники и оказалась на поляне, освещенной светом костра и Охарс. Кейел, как и каждый вечер, склонился над подсказками и картами, перекручивая их, играя словами. Он надеялся, что настоящая подсказка спрятана в нескольких предложениях, нужно лишь упростить их, отыскав главное.

Ив обычно сидела отстраненно над своими записями, но сегодня, еще в обед, усадила рядом с собой Роми и мучила его, заставляя вспоминать обо всем, что он мог услышать, следуя за своей подопечной по пятам. Ей казалось, что в массе легенд, мифов и реальных историй обнаружится связь, которая обязательно объединит все подсказки и укажет на разгадку, а та в итоге приведет к сокровищнице.

Елрех иногда бормотала себе под нос легенды, то улыбаясь, то хмурясь, и попутно не позволяла нам умереть с голоду и от жажды. Тодж за пару дней даже привык к тому, что чаще носил ее за водой, чем Кейела. Я иногда помогала ей, но старалась пользоваться малейшим желанием поспать, чтобы еще раз заглянуть во все воспоминания предметов. Кажется, я успела выучить многие реплики мудрецов наизусть…

Ис’сиара Ил вызывала жалость и симпатию к Аклену – я знала, как он хотел, чтобы чудо вдруг произошло, пусть и прекрасно понимал, что Ил откажет. Его желания, его страхи и чувства поселили во мне любовь к Ил. Не всепоглощающую, не сводящую с ума – наверное, крохотных воспоминаний все же для сильных и долговечных чувств недостаточно, – но ее хватило, чтобы, думая о Вестнице, вдыхать глубже и сдерживать ласковую улыбку.

Как бы нелестно вслух я ни отзывалась об Эриэеле, этом излишне прагматичном и занудном эльфе, все равно уважала его. Думая о нем, о том, что Фадрагос лишился такого мудреца, я злилась. Отцовский перстень и яркое ядовитое перо показали мне, что эльф пошел на огромные жертвы ради спасения фадрагосцев. Он позволил отцу лечь на алтарь, взвалив на себя вину за бездействие, к тому же согласился жить с этой виной вечно…

Линсира запала в душу маленькой девчонкой: сначала – совсем крохотной глупышкой, в один миг потерявшей родителей, а позже – изумленным подростком, впервые столкнувшимся с линькой драконов. Первую чешую из своего зеленого друга, еще не успевшего обзавестись смертельным ядом, она стянула осторожным поглаживанием – и сильно испугалась, решив, что собственноручно навредила ему. Подняв чешую опрометью помчалась к брату, но споткнулась, упала, разбила колени и разодрала ладони. Небольшой ящер, прямо как бывает с Тоджем, взволнованно бегал вокруг и рычал, пока из приземистой избы не показался Линсар. Тогда его звали Ликвиром, и к сестре он обращался ласково – Ланка.

Ликвир нагонял на меня тоску. Я замечательно понимала его чувства, когда он, стоя перед сгоревшим поселением, поглядывал на младшую сестру. Наверное, мне было бы тоже страшно взвалить на себя ответственность, если бы вдруг отец умер в тот жаркий день в реанимации… Егор тогда уже проявил самостоятельность, сдержанность, повел себя как взрослый, но потом я много раз прокручивала в голове тот случай, и приходила к выводу, что мне нужно становиться крепче на ноги, чтобы в самой ужасной ситуации мама и младший брат могли на меня положиться. Видимо, именно после этого я стала еще более циничной и целеустремленной. И вот то, что взращивала в себе годами на Земле, сыграло против меня в Фадрагосе, точно так же, как это произошло с Ликвиром. Теперь он умер, чтобы прогнать меня, чтобы спасти сестру вновь.

У миролюбивого Рувена, которого так жестоко растерзали по приказу Кхангатора, была другая история. Он проникся жалостью к эльфиорке, страдающей от болезни солнца. Осиротевшая на войне, она жила у Нелтора, который как раз изучал этот недуг. Однажды девушка проснулась раньше обычного и, испугавшись незнакомого дома, тихо сбежала. Рувен с рассвета работал с оберегами и защитной магией в своем доме, находящемся на той же улице. Эльфиорка заметила его, когда он выходил на крыльцо и подставлял заколку, украшенную драгоценными камнями, под солнечный свет. Магию влить в заколку по каким‑то причинам никак не удавалось. Зато девушка засмотрелась на ее мерцание, и остановилась. Вскоре они познакомились, и сходу Рувен решил, что ее похитили и опоили. Спустя несколько часов он познакомился с Нелтором и узнал о болезни эльфиорки. В тот день он отдал ей заколку, а многими периодами позже он стискивал эту же заколку, вспоминая прошлое и наблюдая, как медленно умирает от безболезненного яда эльфиорка, и как Ил принимает ее облик. На голой руке рассата чернели первые руны, позволяющие его рассудку оставаться трезвым даже при участии в преступлении.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

У Нелтора история была менее трогательной и, скорее, подтверждающей мнение большинства фадрагосцев о людях. Сильнейший маг изучал многие болезни и близко сотрудничал с эльфиорами, грезящими об очищении мира от самого ужасного зла Фадрагоса – от балкоров. И мало кто знал, что этот же маг, помогший многим гильдии Очищения, укрывал Вольного‑балкора и его новую подружку той же расы. Даже лучший друг и коллега, благородный рассат, не знал, с кем ежедневно делится всеми подробностями своих открытий и кому жалуется на то, что медленно и неизбежно сходит с ума. После того, как спятившего рассата, обнаружили с разодранной грудью, Нелтор оставил себе на память клочок его шерсти и перо. Сжимая их в руке, он допустил мысль, что если бы рассказал правду о балкорах другу, то, возможно, несчастье обошло бы их стороной.

Глядя на все глазами Энраилл, принимая их мысли за свои, трудно было винить кого‑либо из них в выбранном пути. Как часто мы думаем: «а если бы»… Я уважала их уже за то, что они, допуская эту же мысль, не превращали ее в слабость.

– Все нормально? – поинтересовался Кейел, вырывая меня из раздумий.

Я кивнула. Присела рядом с ним на корточки и стала разглядывать его рваные символы на непонятном языке.

– Северный?

– Соггорский. – Он усмехнулся и, постучав афитакской палочкой по последней строчке, тяжело вздохнул.

– Совсем ничего? – нахмурившись, спросила я.

– Совсем.

– А у ребят?

Кейел покачал головой. Заметив, что Елрех только начинает раскладывать овощи по мискам, я уселась удобнее. Подобрала с земли первый фрагмент карты и покрутила его.

– Может, тут есть невидимый рисунок, – предположила тихо.

Кейел потер переносицу и снова покачал головой, а затем пробормотал устало:

– Елрех бы заметила.

– Что‑нибудь не волшебное, а скрытое без духов и магии. У нас разное для шифровки придумывали, но я всего не знаю. Помню, что что‑то нагревали, а что‑то лимонным соком проявляли.

– И что предлагаешь? Портить единственные подсказки, подбирая способ к неизвестному сокрытию символов?

Скривившись, я отложила старинную ценность и потянулась к обычной карте.

– Нет, портить их не будем.

Кейел улыбнулся и вернулся к своим записям. Я погладила пальцем первое место, где мы совместно отыскали тайник. «Куда бы я ни повернулся, Солнце везде умирало»… Эриэль наградил нас перстнем и пером, напоминающим павлинье и вызвавшим у меня странное чувство, похожее на дежавю. Я так и не разобралась в причинах его появления. В этом же тайнике Линсира указала, где спрятан ее тайник. Взгляд зацепился за отметку «АИ» – оттуда безумный круг взял свое начало. Место гибели Ил…

– Ил убила Аклена там же?

– Что? – отвлекся от листка Кейел.

– Где умер Аклен?

Кейел открыл рот, но не ответил. Склонился к карте и приманил к ней Охарс, нахмурившись, уставился на скалу. Долгое молчание и напряженное пыхтение Вольного пробудили совесть, и я тихо извинилась:

– Прости. Не отвлекайся на мои расспросы. Вечно всякой ерундой интересуюсь.

– Думаю, в нашем случае важна любая мелочь. – Кейел поднял на меня глаза и улыбнулся. – Как только Ив с Роми закончат копошиться в его памяти, спросим у нее, где умер Аклен.

Я кивнула и виновато улыбнулась ему в ответ. Как только он снова погрузился в «ребус», я вернулась к разглядыванию региона Ночной смерти, а от него плавно перешла к Холмам грез. Воркование Феррари мгновенно почудилось за спиной, и я зажмурилась, но так стало только хуже. Последние мгновения жизни девчонки встали перед глазами и вызвали дрожь в теле, подтолкнули комок к горлу.

Думай о сокровищнице!

Я открыла глаза, и взор сразу же упал на Утерянное святилище. И сердце на миг замерло.

Если Ликвир‑Линсар знал, как туда добраться, то мог пользоваться этим путем постоянно. Это ведь идеальное место для сокровищницы.

– Хватит ломать голову – последний ум растратите, – раздался голос Елрех от костра. – Давайте ужинать, безнадежные искатели сокровищ.

После ужина я отправилась в пещеру, где мы устроили лежанки, и попыталась уснуть. Сонными зельями злоупотреблять нельзя, поэтому Елрех сильно разбавляла их, но, кажется, я отоспалась на годы вперед, и теперь ничто не способно было отключить меня. Я лежала на боку в кромешной темноте и сжимала ис’сиару Ил, думая о сокровищнице. Безумный поиск успел стать моим образом жизни – иногда я забывала, зачем вообще ищу ее, а когда уединялась, как сейчас, осознание близости цели будоражили нутро. Я не хочу терять все, что обрела в этом мире. До слез не хочу… Когда я только оказалась в Обители гильдии, многое виделось диким, неправильным, но уже в тот момент Елрех вызывала приятные чувства. Уже тогда я понимала, к чему может привести моя задержка в другом мире, и даже говорила об этом новоиспеченной подруге. Я была уверена, что самое ужасное, что меня поджидает – выбор между двумя «родителями». Вот только ужаснее оказалось – остаться без выбора.

Ис’сиара заскрипела от той силы, с какой я ее сжала. Влажный воздух стал тяжелым и застрял в горле. Я не выдержала очередного наплыва сожалений, тоски, боли, стягивающей сердце до тугого комка, словно вместо него в груди лежал обычный камень. Я вскочила и поспешила к ребятам.

Непроглядные тени окружили лагерь, подступали к нему, но свет костра и Охарс отвоевывали территорию, отгоняя их. Ребята без устали ломали голову над загадками, но уже совместно: Кейел негромко зачитывал фразы, в которых, по его мнению, угадывался смысл, а остальные подтверждали или опровергали предположения.

– Куда бы я ни повернулся, Солнце везде умирало, – устало произнес он и потер переносицу.

Роми скривился и заметил:

– Это целая подсказка, а не фрагмент.

– Что же ты в ней углядел, отчаявшийся Вольный? – поинтересовалась Елрех, покосившись на меня.

Я подошла к Кейелу сзади, положила руки на сильные плечи и медленно опустилась на колени. Усевшись удобнее, прижалась щекой к теплой спине и закрыла глаза – еще немного насладиться бесценной близостью… Кейел замер ненадолго, будто мог услышать мое настроение через прикосновение. Затем накрыл мои руки своими и продолжил разговор с остальными:

– Энраилл оставляли подсказки не просто так, и не для себя. Если бы они хотели, чтобы сокровищницу никто не нашел, то просто бы спрятали ее – и все. – Он чуть запрокинул голову и стал поглаживать мои пальцы. – Но они оставляли подсказки – выходит, хотели, чтобы рано или поздно ее кто‑то отыскал. Нам повезло, что Дес догадался, откуда начать поиск. Или не повезло…

Высказывание вырвало меня из тревог, и я, выглянув из‑за плеча Кейела, окинула беглым взглядом напряженных ребят.

– Что ты имеешь ввиду? – Ив нахмурилась и, подавшись вперед, уперлась ладонями в землю. Пламя костра танцевало в ее глазах. – Хочешь сказать, что твой друг пытался запутать тебя?

Я хмыкнула – эльфийке только бы балкоров обвинить. Кейел, прислонившись виском к моей скуле, ответил:

– Нет, я не о том. Тайна Аклен’Ил не ведет к подсказкам, но некоторые из них ведут к ней. Допустим, «любовь наградила ее крыльями, а тайна крыльев сожгла сердце любимого»… О каких крыльях идет речь?

– Любовь окрыляет, – тихо вставила я.

Кейел, скептически изогнув бровь, повернул ко мне голову.

– Думаю, что крылья должны были натолкнуть на мысль о драконах.

– Слишком трудно, чтобы было похоже на правду, – фыркнул Роми и отклонился, налегая спиной на дерево.

А вот уши Ив дернулись, голосок зазвучал тоньше, со скрытым восторгом:

– …тайна сожгла сердце любимого. Без него солнце погибло. – И, задумчиво уставившись на ночное небо, протянула: – Куда бы я ни повернулся, Солнце везде умирало.

Я тоже подняла голову и мигом засмотрелась: мириады звезд потеснили черноту, окрасили небо в темно‑синие и лиловые оттенки. Некоторые мерцали ярче, казались ближе, и я высматривала в них знакомые созвездия. Уже совсем не чужие. Мысли о небосводе Земли снова сковали легкие, затрудняя дыхание.

Кейел продолжил говорить, но чуть громче и убедительнее, видимо, стараясь для Роми:

– Аня спросила, где умер Аклен.

– И мы сказали, что никто не знает точно, – напомнила Елрех.

– Ил убила его и сбросилась со скалы, – возразил Роми. – Значит, они были на скале вместе. К тому же там были спрятаны обе ис’сиары.

Кейел вздохнул тяжело и произнес интригуя:

– Вот только прятали их не Аклен и Ил. Мы слишком привыкли видеть эту пару неразлучной.

– Опять ты удивляешь, Вольный. – Елрех вытянула шею.

– Эльф писал подсказку от своего имени, – не позволяя перебить себя, быстро проговорил Кейел, – шан’ниэрдка писала так же, шан’ниэрд, рассат и человек указывали на место, а подсказку об Аклене и Ил писал кто‑то другой. Не они. Иначе было бы написано: «Любовь подарила мне крылья»…

Наконец он выдохнул, пока ребята молча переглядывались. Я растерялась в хаосе его мыслей. Надо бы разобраться, какую общую мысль он доносит до нас.

– Получается, ис’сиары в тайник мог спрятать, кто угодно из мудрецов, – подвела итог Ив, почесывая нос.

– Хочешь сказать, что сокровищница там, где умер Аклен? – поинтересовалась я.

– Не обязательно, но твой вопрос позволил мне увидеть общую связь всех подсказок – в каждой говорится о смерти. И я уверен, что говорится в ней о смерти Аклена.

– И как с ним связана смерть Солнца? – Роми вздернул подбородок и крутанул кинжал в руке.

– Так же, как и огненные слезы, – солнце обжигает, – быстро сообразила Ив.

– Видимо, я пропустила большую часть разговора, – громко сказала я, поднимая руки на уровень лица. – Теперь можно все сначала, но для недалеких, вроде меня.

– Не только ты его не понимаешь, – пожаловалась Елрех, заплетая тоненькую косу.

А вот Роми неожиданно кивнул и, уставившись в землю, сказал:

– Ты прав. Возможно, Десиен своей помощью помешал тебе, и тогда…

– О нас не забыли, Вольные?! – Я стиснула плечи Кейела и выжидающе посмотрела на него.

Кейел помолчал, глядя мне в глаза, будто что‑то рассмотрел в них, а после озвучил:

– У меня был балкор, а потом я заменил его тобой. Мне кажется, все должно было начаться с подсказки Нелтора. Ты увидела в его воспоминаниях рассата.

– Который спятил, помогая гильдии Очищения?

– Да. – Отвернулся и пробежался взором по хмурым лицам ребят. – Кто в Фадрагосе не слышал о нем?

– Только те, кому вообще не интересна история, – ответила Ив.

– Именно.

Я шумно выдохнула – даже мне довелось узнать о нем. Кажется, его историю рассказывал Волтуар, когда мы говорили о балкорах.

– С Аклена и Ил началось спасение Фадрагоса от затяжной войны, – тише продолжил Кейел, – и они оба были балкорами. А сейчас балкоры вымирают на севере, но есть надежда, что большая часть еще живет в замкнутой части, куда никто не может проникнуть.

– На сокровищницу смог бы выйти тот, кто изучал бы балкоров? Ты ведешь к этому? – Роми оплел хвостом ногу, и кончик ритмично застучал по сапогу.

– Думаю, да. Единственный, кто так подробно изучал их, – этот рассат. Я уверен, что в его трагической истории упоминается и лучший друг – Нелтор.

– И они оба были связаны с гильдией Очищения. – Кажется, я с трудом, но начинала вникать в запутанный клубок. – С эльфиорами, которые сейчас представляют мудрецов с названием Аклен’Ил.

Кейел кивнул.

– Думаю, где‑то в его работах обязательно будет упоминание об озере в Хищном хребте.

– Как бы невзначай… – протянула я. – Они могли написать, что там спрятана частичка спятившего ученого.

– И кроме его шерсти и пера, кто‑то с добрыми намерениями отыскал бы еще и странную записку с фрагментом карты, – влилась в рассуждение Елрех.

Роми воткнул кинжал в землю и поддержал:

– И записка – слишком простая подсказка, ведущая к скале, где умерла Ил. К тому же многие считают, что она была эльфиоркой. Это могло навести на мысли, что она тоже состояла в гильдии Очищения и ненавидела балкоров.

– И тайна Аклен’Ил снова стала бы одной из загадок, – мелодично произнесла Ив.

– И ты прав насчет того, что подсказку Нелтора слишком легко заполучить. – Роми подсел ближе к Елрех и, обняв ее, притянул к себе. Она с улыбкой положила голову ему на плечо.

Кейел хмыкнул.

– Будто проблемы с тайником Аклена и Ил были. Только на третьей подсказке все усложняется.

– Подождите! – Первая, третья… Скоро опять все их мысли растеряю! Я подползла к бумагам и свиткам, раскинутым рядом с Кейелом, и стала раскладывать подсказки в том порядке, в каком озвучили ребята. – Давайте разбираться постепенно.

«На хребте жизнь завораживающая, да неживая. Любуешься ею, но лишний раз не приближаешься. И только глубже заглянув, ответ на свой вопрос отыщешь» .

«Любовь наградила ее крыльями, а тайна крыльев сожгла сердце любимого. Без него солнце погибло, ветер разжигал пламя необъятного горя, вода стала для нее смертельными силками, а горы обратились острыми клыками. Она, ослепшая, с разбитым сердцем, оглушенная собственным плачем, рухнула во тьму» .

«Куда бы я ни повернулся, Солнце везде умирало»…

Поморщившись, я согласилась с ранним высказыванием Роми:

– Слишком сложно. Первую, может, и нашли бы в записях, вторая – прямо приглашение, которое нельзя игнорировать, но третью нереально просто взять и привязать к Своду Скверны.

– Если не знать мира, – наставительно парировала Ив. – Возле Лавового озера ты интересовалась лунным железом – так предлагали его назвать исследователи, но мудрецы запрещали. Говорили, что это ведьмовские метки, которые остались после войны, а ведьмы не заслуживают имен. Исследователи так же пробовали сжечь его, погнуть, распилить. Больше всего надежд возлагалось на самые крепкие кристаллы во всем Фадрагосе.

– На раутхут, – поняла я.

– А возле первого тайника его так много, что исследователь, который начал бы поиск правильно, точно рано или поздно подумал бы о раутхуте.

– И не будем забывать, что заботливые мудрецы помогали фрагментами карт. – Елрех с уважением посмотрела на Ив.

– Свод скверны не место для прогулок. – Кейел хмуро разглядывал подсказки передо мной. Кажется, мне удалось поселить в него сомнения. – Никакой исследователь не сунулся бы туда.

– Но я ведь пошла.

– Потому что с тобой были Вольные, – с насмешкой напомнил Роми.

По спине пробежался холодок, в мыслях всплыл давний разговор с Елрех – мое предположение о том, что я лишняя в Фадрагосе. Возможно, Ив и стала бы тем исследователем, которая из‑за ненависти к балкорам, стала бы изучать их, как только в регион Цветущего плато пришла бы весть от северян, что эта раса жива и готова помогать в поимке ведьмы. Я тряхнула головой и прочистила горло.

Кейел тяжело вздохнул и рассудил:

– В таком случае искателя должна вести острая необходимость. Как у нас.

Елрех хохотнула, снова прижимаясь щекой к плечу Роми.

– Многие храбрецы рискуют жизнью ради самой сокровищницы, но вот рисковать жизнью ради разгадки – это надо быть фанатиком.

– Не будем гадать о мотивах выдуманного искателя, – покачивая головой, сказал Кейел. – Допустим, он бы справился со всеми загадками, но в правильном порядке. С каждой подсказкой, ему становилось бы труднее и труднее, но зная легенды и истории, справился бы без особого риска.

– В регионе Ночной смерти искал бы тайник днем, – предположила Ив, – а на ночь уходил из региона.

– А на острове в Лавовом озере спрятано священное кольцо, – заметила я. – Наверняка о нем есть упоминания в каких‑то легендах. Их так много.

На Земле их точно не меньше…

Елрех, с сожалением глянув на меня, тихо произнесла:

– И только Холмы грез стали бы слишком серьезным испытанием для искателя.

– Последний шанс опомниться. – Кейел оторвал травинку и, прокручивая ее в пальцах, виновато опустил голову. – Сокровищницу охраняют бессмертные стражи. Встреча с ними – верная смерть.

Наступила гнетущая тишина, которую нарушал лишь треск костра. Я поежилась, стараясь не думать об этих стражах. Слишком рано бояться эту проблему, мы еще не отыскали саму сокровищницу.

– Все хорошо, но круг бы все равно замкнулся. – Мой голос прозвучал слишком звонко.

Ив вздрогнула, вырвавшись из глубокой мысли, а Елрех и Роми синхронно отстранились друг от друга. И только Кейел, оставаясь неподвижным, произнес:

– Или нет. Мы начали неправильно…

– И что теперь предлагаешь делать? – казалось, Ив возмутилась насупившись. – Начать изучать все снова и постепенно? Где нам взять записи о рассате, сошедшем с ума? Даже на севере мы изгои…

Не показалось…

– Нет! – Вскинув голову, прервал Кейел. – Я к тому и вел, что не нужно искать все подсказки, чтобы найти сокровищницу. Должно хватить двух! Одна из этого круга, – покосился на меня, – а вторая – тайна Аклен’Ил. Это связано со смертью Аклена! Мы упускаем что‑то на видном месте! Все остальное нужно только для поиска ключей.

Я зажмурилась и глубоко вдохнула – очередной вечер пройдет в жарком споре. И мы так ни к чему и не придем… Не желая больше участвовать в дебатах, я потянулась к карте. Никто из ребят не знал, как добраться к Утерянному святилищу, когда меня буквально захватила эта идея. Именно поэтому я в который раз хотела посмотреть все, что связано с Ил, и понять, как же Ликвир вытащил ее из‑за Смерти драконов.

Запястье что‑то пощекотало, и я, готовясь стряхнуть какое‑нибудь насекомое, глянула на него. Дешевые вещи от походного образа жизни быстро изнашивались – нитки торчали из манжета, касаясь кожи. Положив карту перед собой, я вытянула самую длинную, а затем осмотрела низ рубашки – та же ситуация. Ив снова повысила голос вспоре, доказывая, что искать надо не в подсказках, а за их пределами – то есть в истории мира, и я запрокинула голову, сдерживая стон. Мгновенно выцепила взглядом самое яркое созвездие, которое напоминало морского конька. Мысленно соединила звезды нитью, а в голове возникла новая идея. Мы всегда рассматривали фрагменты карт, как дополнение к подсказкам, а если все наоборот?

Вытягивая одну нитку из рубашки, я вспоминала порядок для поиска подсказок, который предложил Кейел. Пересела удобнее, призвала Охарс и растянула первую нитку от пометки Н к АИ, затем вторую нить к Э, следом к Лс, к Лб, и наконец – к Р.

– Ерунда, – пробормотала я. Мой голос утонул в гуле голосов ребят.

И если Кейел прав, то почему бы Энраилл и не назваться в том же порядке, в каком лучше искать тайники? Потому что не звучит?..

Энраилл… Они могли назваться иначе, но выбрали это звучание. Я снова затаила дыхание, но особой надежды к успеху не питала. Теперь я протянула нитки в порядке очередности заглавных букв общего имени. Сердце ухнуло, голова закружилась. Дрожащими руками я снова поправила ниточки, убеждая себя, что положила их ровно.

Выдохнула:

– Да ладно…

И только зрячий дракон видит тернистый путь, проложенный собственной смертью.

Упираясь кулаками в землю, я отстранилась от карты и часто заморгала. Может, совпадение? Единственная точка пересечения приходилась ровно на дракона. На ядовитого дракона, который много лет назад умер от пламени огненного собрата. Перо, напоминающее павлинье… У него на спине целое гнездо этих ядовитых птиц! Мы проходили мимо него несколько раз, и я каждый раз рассматривала этих пернатых!

– Кейел, – позвала я.

Хоть он и был увлечен беседой, но голову повернул ко мне сразу же. С волнением осмотрел меня и нахмурился. Я кивнула на карту.

– Пожалуйста, скажи, что мне не чудится.

Через несколько секунд вокруг стало слишком тесно. Я вжала голову в плечи и старалась не злиться на мудрецов. Почему‑то именно злость просыпалась от понимания, что все настолько просто.

– Сколько раз на день кто‑то проходит мимо него? – выцедила я сквозь зубы.

Елрех тихо проговорила:

– Куда бы он ни повернулся, Солнце для него везде умирало. Он умирал в огне.

– Он просто умирал, – твердо поправил Кейел, ерзая у меня за спиной. – Этого уже достаточно.

– Аклен и Ил превратились в драконов, и она пролила на него огненные слезы, а затем разбилась. – Ив поежилась и, отодвинувшись от карты, обняла себя. – И они оба оставили память о себе.

– Линсира звала Аклена братом, – добавил Кейел, обдавая дыханием мое ухо.

Роми фыркнул с насмешкой и, едва не ударив меня рогом, покачал головой.

– Осталось выяснить, в какую смерть нам предстоит погрузиться.

– Чертовы птицы у него на хребте! – никак не могла успокоиться я. – Почему в подсказке говорится, что они неживые?

Глава 26. Разбитое сердце. Эпизод первый

У меня отобрали семью и будущее, имя опорочили, гордость разбили. Я топталась на осколках, пока не привыкла к боли. Пока не отреклась от всего, что любила в себе. И потеряв все, обрела путь к вере. К самой сильной вере, какую только можно придумать. Мое прошлое отняли, но подарили тайну, а в ней – знания. Я несу ее в своем сердце. В нужное время я разобью его, чтобы освободить тайну и подарить знания достойному.

– Каменный булыжник! – полушепотом обозвала я ядовитого дракона и даже хотела пнуть по большой лапе, но удержалась.

Отвратительное поведение рождалось злостью. Вот только причина самой злости крылась не в хитрости мудрецов, не в Аклене, позволившем сжечь себя, и не в ребятах, с энтузиазмом набросившихся на след сокровищницы. Или все же в последнем… Я посмотрела на Кейела, и страх накатил с новой силой, разжигая безумный гнев на себя, на Фадрагос, на Землю – на всю жизнь. Кейел пристально разглядывал морду дракона, и я боялась, что он вот‑вот найдет очередной ключ к сокровищнице.

– Птицы ненастоящие, – оглушил меня Роми, приближаясь к Кейелу. – Воздух сквозь них проходит без труда. – И насмешливо протянул, размахивая хвостом: – На хребте жизнь завораживающая, да неживая…

– Любуешься ею, но лишний раз не приближаешься, – подхватил Кейел, убирая волосы за уши. – И только глубже заглянув, ответ на свой вопрос отыщешь. Надо осмотреть гнездо.

Сердце забилось чаще, а комок в горле стал горчить сильнее. Ну вот и еще один шаг в верном направлении…

– Что‑то нашла?

Я встрепенулась и, прижав руки к груди, быстро обернулась к Ив.

– Ты чего? – Она тоже вздрогнула и, округлив глаза, уставилась на меня.

– Нет, тут ничего нет. – Голос сел, а за грохотом в ушах я его и вовсе не услышала.

– С тобой все хорошо? – Ив склонила голову, внимательнее вглядываясь в мои глаза. – Ты в последние дни сама не своя. Боишься стражей?

Я покачала головой. Ив бросила мимолетный взор на Вольных, а потом приблизилась ко мне и прошептала:

– Елрех тоже растерянная. Как ты догадалась о том, где сокровищницу дальше искать, так вы обе сразу изменились. Я вспоминала все, что знаю о Вольных, и, Асфи, мне кажется, шанс есть. Бывших Вольных не бывает, но это не говорит о том, что они умирают, как достигнут миссии. – Она вцепилась в мой локоть и замолчала ненадолго. – Асфи, ты так много сделала для меня. В том поселении… Если бы я могла, то отдала бы все ценное, чтобы забыть и никогда больше не вспоминать о произошедшем. Но это невозможно, поэтому я буду стараться помнить и то, как ты мне помогла. Я в долгу перед тобой.

– Не нужно, Ив. – Я накрыла ее руку ладонью. – Это не то, что должно обязывать.

Она мягко улыбнулась и проговорила еще тише:

– Мы со всем справимся. И ты, и я, и Елрех, и Вольные. Все вместе. Я ненавижу ведьму и считаю ее своим главным врагом, поэтому Чаша обязательно укажет мне на нее. Как только мы справимся с ней, никто в Фадрагосе больше не обвинит тебя. С помощью артефактов Энраилл и Единства мы сумеем остепенить разбойников, а потом расскажем фадрагосцам, кем на самом деле были мудрецы. Расскажем все, что нам стало известно, чтобы у северян появился шанс вернуться к духам. А Вольные… Не будем отходить от них ни на шаг. Не растают же они прямо перед нами.

В синих глазах отражалась зелень окружающего леса, и плескалось сочувствие. Если бы она знала настоящие причины моих тревог, была бы тогда так добра ко мне? Я улыбнулась в ответ и с трудом поблагодарила:

– Спасибо.

– И только зрячий дракон! – крикнула Елрех с другой стороны огромного камня. – В глазницах какой‑то узор! Их нужно очистить от земли.

И сердце в который раз за день сжалось. Я не хочу расставаться так скоро…

Через несколько мгновений Ив, цепляясь за трещины, взбиралась по крыльям к другой глазнице. Роми в это время поднимался к гнезду. Кейел подошел ко мне, приобнял и, с нетерпением барабаня пальцами по моему плечу, продолжил следить за ребятами.

– А гнездо настоящее. – С трудом вытянув ветку, Роми швырнул ее на землю. – Кажется, дерево чем‑то обработали.

– Или древняя сила, – проговорил Кейел и отступил от меня. Приблизился к ветке, поднял ее и покрутил в руке. – Отдайся грезам…

– Мне кажется, это глаза.

Я опять задрала голову и прищурилась от ослепительного солнца, заглушающего светом силуэт. Роми выпрямившись в полный рост, держал перед собой янтарь размером с баскетбольный мяч. А может, больше. И янтарь ли?

– В гнезде двойное дно, – пояснил он, переместив «глаз» под мышку. Видимо, тяжелый. – Там еще один. Они мутные, но просматриваются сгустки, кровь и… Я не силен в таких подробностях, но он вроде бы настоящий.

– И только зрячий дракон! – снова прокричала Елрех, а уже через мгновение показалась на спине каменного ящера и, ступая осторожнее, направилась к Роми.

Я закусила губу, внутренне напрягаясь и прогоняя страхи. Когда в компанию сбиваются целеустремленные личности с общей целью – успех неизбежен. У меня нет шансов отсрочить свой судный день. Взглянув на задумчивого Кейела, я заставила себя втянуться в общее дело.

«Отдайся грезам»?..

– Гнездо – грезы? – спросила, подходя к Кейелу и наблюдая, как Елрех осматривает драконий глаз. И сохранился ведь… Да еще и в твердом состоянии.

Кейел повернулся ко мне, стуча палкой по ладони.

– Птицы – иллюзия. Смотри, Роми стоит на одной, а она даже не исчезает.

– Еще и поет, – заметила я, приглядываясь к длинному клюву и яркой голове, проглядывающей из сапога. Одно мгновение – птичка взлетела и юрко упорхнула в густую крону ближайшего дерева.

Никогда в жизни не подумаешь, что они неживые… Значит, все это время не находилось самоубийц, чтобы элементарно исследовать камень, на котором, как считалось, полно смертельного яда.

Кейел отбросил палку, похлопал руками, стряхивая мусор. Потянувшись к сумке, лежащей в густой траве, продолжил:

– Сейчас научились использовать иллюзии для отслеживания живых существ в реальном времени, но это слишком трудно и позволяет удерживать образы недолго. Для поимки преступников неэффективно, поэтому используют только ради зрелищ. – Он вытащил подсказки, переписанные на лист, и опустился на корточки. Я нахмурилась, вспоминая ужасный суд, которому подвергла Вольного. На нем тоже использовали такую силу. – А раньше иллюзиями пользовались только, как миражем. Иногда страшным, но для устрашения особой нужды не было. А вот для успокоения боли, рассказывают, когда существу нельзя было больше пить необходимые зелья, его погружали в иллюзию.

– В грезы… – Кивнула я, тоже присаживаясь.

– Именно. Звучит более подходяще. – Растрепанные волосы падали на лицо Кейела, прятали глаза, оттеняли шрамы.

– Отдайся иллюзии. Погрузись в смерть до самого дна, и пусть она вознаградит тебя, – наизусть процитировала я подсказку, заменяя слово.

Кейел, не выпуская листка, вскинул голову к Елрех и Роми, застывшим высоко над нами, и громко сказал:

– Второе дно – не последнее! Вороши гнездо, Вольный!

– И только зрячий дракон видит тернистый путь, проложенный собственной смертью, – выдохнула я, догадываясь о том, что будет дальше.

– Глаза выглядят тяжелыми, – нахмурился Кейел, воззрившись на меня. – Мы с Роми сами вставим их в глазницы. Надо еще раз примерить все подсказки на твою находку.

– Зачем?

– В Аклене будет полость, и…

– В драконе.

– Что? – Взор зелено‑карих глаз холодно вцепился в мое лицо.

Я пожала плечами и пояснила:

– Мне проще думать, что это дракон. То, что с ним сделали, чтобы внутри оказалась полость…

– Выпотрошили, – отрезал Кейел, чуть склоняя голову набок. – Аня, ты стала жестче. Пообещай, что не будешь отступать обратно к восприятию родного мира. Фадрагос – это не сказка. Подмена слов не спасет от жестокости, когда ты с ней столкнешься лично.

Я замялась, но набрала полную грудь воздуха и кивнула.

– В Аклене будет полость. Об этом писал Ликвир: «И пролились огненные слезы, оставив неприступный островок. Превратили его в черный камень, убили его, поселив в нем пустоту». Я уверен, что внутри нас ждет вход в сокровищницу.

Роми и Елрех спустились к нам, прижимая к груди находки. С янтарем я не прогадала, именно на него и были похожи драконьи глаза. Вот только если бы внутри застыли красные и черные нити, множество сосудов, мутные сгустки и… Я отвернулась, не желая рассматривать орган пристальней. Елрех передала ношу Кейелу и, наспех переплетая волосы в густую косу, проговорила:

– Помогу Ив. Там трудно землю отковыривать. Еще и шан’ниэрдские слезы густо растут.

Я невольно повела плечами, вспоминая, как Кейел дарил мне эти цветки и как радовался, когда я, услышав название, выбросила их. Кажется, прошла вечность с того дня, но эта вечность какая‑то мимолетная.

– Уверен, они там выросли не сами, – ухмыльнулся Роми, вглядываясь в глаз.

– Камень кинжалом не повредите? – обеспокоился Кейел.

– Нет. Он твердый, как раутхут, а вот узоры забились сильно. В них невидимый рисунок магией напитан. Я увижу, Ив – нет.

Елрех легонько погладила Роми по щеке, привлекая его внимание. Улыбнулась ему и поспешила к Ив. Кейел мгновенно позабыл о ней, обращаясь ко мне:

– Аня, перепроверь все в сумках. Подпорченное мясо и фрукты выбрось, посчитай, сколько у нас воды, пересмотри зелья…

– Я поняла, – перебила его. – Я соберу нас в долгий путь.

– Это на всякий случай.

– Я понимаю.

Он молча смотрел на меня, потом словно смутился – опустив голову, отвернулся и проговорил уже Роми:

– Мне нужно расседлать Тоджа. К тому времени, может, и девушки закончат.

Я быстро собрала подсказки и надолго пропала с провизией, распределяя долгохранящиеся продукты по сумкам равномерно. Затем перебирала зелья и настои, которые умудрилась приготовить Елрех за время моей болезни. Многие зелья на каждую расу действовали по‑разному, поэтому иногда приходилось отвлекать Елрех, чтобы убедиться, что я кладу очередной флакон в верную сумку. Все должно быть распределено с максимальной эффективностью, даже на тот случай, если мы вдруг разделимся и останемся поодиночке.

Пару раз Ив махала руками и шикала, указывая в сторону широкой тропы. Мы были скрыты от путников густой растительностью, но рисковать никому не хотелось, поэтому Вольные постоянно хватались за оружие. Не сомневаюсь, они не пощадили бы никого, кто бы заглянул к Ядовитому дракону. Будь то разбойник, алхимик, старик, женщина, даже ребенок… Слишком близка цель, слишком большие ставки.

Когда глазницы были вычищены, Кейел решил задержаться. Воды не хватало, и нужно было отправиться к ближайшему ручью. Отдав листок с подсказками Ив и Роми, он попросил так же еще раз все изучить дословно, прикидывая все на Аклена. Елрех дал указания набрать недоспевших плодов молочного дерева, чтобы даже в самом отвратительном исходе мы не умирали с голоду. Меня же он потащил к ручью с собой.

– Будет быстрее на Тодже, – очень тихо заметил Роми, но получил локтем в бок от Елрех.

Судя по мрачному выражению лица серокожего Вольного в этот момент, он и сам понимал, почему Кейел так себя ведет. Мое дыхание сбилось от мысли, что я могу оплошать и не использовать Сердце времени. Кейел достигнет цели и… умрет? Исчезнет без вести?

«Не будем отходить от них ни на шаг. Не растают же они прямо перед нами».

Крепко вцепившись в руку Кейела, я посмотрела на него и произнесла:

– Пойдем.

Он кивнул и опять обратился к ребятам:

– Все должно быть готово к нашему возвращению.

– А если вставим глаза в глазницы, и ничего не произойдет? – поинтересовался Роми, обнимая Елрех.

Кейел ответил незамедлительно:

– Тогда разобьем лагерь где‑то неподалеку. – И стиснул мою руку.

Птичья трель нагоняла тоску. На Земле придется выезжать за город, чтобы насладиться звуками природы. Я буду скучать по Фадрагосу. Уже скучаю.

– Ты в порядке? – спросил Кейел, продолжая идти и удерживать меня за руку. И сам же ответил на выдохе: – Ты в порядке. И зачем только спрашиваю, если жалуешься раз в период, будто тебя кто‑то осудит за слабость.

Я глотнула воздуха, собираясь ответить, но не подобрала оправданий. Солнечные лучи пробивались сквозь зелень крон и очерчивали лицо Вольного. Когда мы только познакомились, он выглядел гораздо моложе. Я вспомнила его улыбку, и сердце помедлило с ударом. Тогда он улыбался чаще и шире, чем сейчас. Теперь круги под глазами не сходили, острый, хмурый взор стал нормой, а морщинки на переносице, возле носа и уголков губ пролегли глубоко и, казалось, никогда не разглаживались. Наверное, старости еще добавляли шрамы на щеке и шее, а серьезности характеру – шрамы на сердце. Его тоже исполосовала я.

Я отвернулась, прогоняя мысли, которые могли бы вызвать слезы. Кейел, не дождавшись ответа, продолжил:

– А мне все понравилось. Понравилась наша дружба. – Остановился, но на меня так и не посмотрел. Даже не повернулся лицом. – Я долго не мог определиться, стоит ли обсуждать с тобой твое будущее.

Твое… Не наше.

– И милосерднее было бы промолчать, но, Аня, это опасно. Молчать – опасно.

Он все же повернулся ко мне, а я быстро опустила голову. По ногам промчалась дрожь, и почва под ними стала какой‑то вязкой. Стоять трудно. Кейел приблизился так, что теплом тронул меня. Перехватил мою руку удобнее, потянул вверх и вскоре прижался к ладони губами. И я посмотрела на него – комок подкатил к горлу, а глаза застелила легкая пелена. Кейел улыбался, но его глаза были наполнены печалью.

– Ты ведь понимаешь, что будет дальше? – тихо спросил он.

– Да, – выдавила из себя. Втянула воздух ртом, выпустила его так же и, шмыгнув носом, кивнула. – Я понимаю. Просто… – С мокрых ресниц сорвалась первая слеза, скользнула по щеке. – Может, проявишь милосердие?

Я вырвала руку из его руки и отвернулась, вытирая запястьями щеки. Духи Фадрагоса! За что мне все это?!

Хотелось завыть, но я стиснула зубы, вцепилась в волосы, до боли стягивая их. Пыталась отвлечься. Боялась повернуться к Кейелу, боялась услышать его голос, боялась, что он прикоснется ко мне. Я слишком люблю все это, чтобы позволить этому всему стать последним разом. Я слишком люблю Кейела, чтобы расставаться с ним. Сейчас, потом… Неважно!

На плечо легла тяжесть, и я наклонилась, стараясь увернуться. Вырвалась вперед, но Кейел удержал. За секунду притянув к себе, крепко обнял со спины.

– Отпусти! – Я дернулась, оттолкнулась, но Кейел не позволил нам упасть. Устоял.

Быстро проговорил на ухо:

– Аня, послушай меня. Постой, Анюта. Анечка…

– Не хочу!

Не хочу прощаться с ним! Не хочу слышать о том, что он собирается оставить меня, когда это на самом деле собираюсь сделать я!

– Прости меня, Аня, – произнес он, а я застонала и, вконец лишившись сил, повисла на сильных руках и зарыдала. – Прости меня за то, что я такая сволочь. Слышишь? Прости, пожалуйста.

Кейел повернул меня к себе и снова обнял, а я уткнулась носом в его рубашку и затряслась сильнее. В груди саднило, будто от раны; мир расплывался перед глазами. Я хватала воздух ртом, стараясь прекратить истерику, но, обнимая Кейела, чувствуя его дыхание на коже, ощущая любимый запах, теряла голову.

– Прости меня, Аня, – повторил Кейел, зарываясь рукой в мои волосы. Поцеловал в макушку и повторил: – Прости.

Хотелось выкрикнуть, что он идиот, но слова застревали в горле, резали его изнутри, обжигали сердце. И я ударила Кейела в плечо кулаком и, зажмурившись, просто прорычала:

– Ненавижу!

Ненавижу этот мир, ненавижу духов – они отобрали у меня ценности, но взамен подарили нечто бесценное. А сейчас я вынуждена отказаться от дара… Ненавижу.

– Прости, – в очередной раз попросил Кейел.

И я помотала головой, а затем призналась коротко, легко:

– Я люблю тебя. – И всхлипнула.

Кейел прижал к себе крепче и закачал из стороны в сторону.

– Я знаю. Поэтому прости. Аня, я не должен был. Елрех предупреждала, Волтуар… А я…

– Не смей! – оборвала, вскидывая голову и сталкиваясь с его взглядом, полным сожаления. – Не смей! Я виновата перед тобой не меньше.

– О чем ты? О вранье?

– Я запуталась. Люблю, не люблю. Мои капризы отняли у нас слишком много времени, а оно бесценное, Кейел. Ты прав, оно бесценное! – Вцепилась в рукава его рубахи и тряхнула. – А я тратила его на ерунду! А еще ты обещал, что больше не оставишь меня. На рассвете, помнишь? Ты обещал, а теперь собираешься прощаться.

– Аня, я…

– Это не справедливо! Я не хочу прощаться! Давай, не будем прощаться, Кейел. Пожалуйста, давай не будем… – Я съехала на скулеж, а после – на новые рыдания.

Я не помнила, когда мы уселись на мох: Кейел обнимал меня и целовал в голову, а я спрятала лицо в ладонях и плакала взахлеб. Как только истерика отступала, появлялись мысли, а вместе с ними находились новые воспоминания о нас. Их было так много… Частые разговоры в пути и дурачества, первые признания в симпатии и шаги навстречу, первая близость и казус на празднике Сальир. Сколько было ревности и злости, а сколько самопожертвования и поддержки? Сцепленные руки, протянутые через решетки, и уверенность в зелено‑карих глазах, никак не вязавшаяся с хриплым коротким признанием: «Я боюсь». И пропасть между нами – не та страшная, которая залегла после ритуала, а другая, попроще, – опять вытянутые руки над ней и словно танец, без смущений, без интимности и глубины.

– Я всегда буду любить тебя, – прошептала я и всхлипнула, но подавила очередной поток слез.

– Да, я… Аня, я не знаю, как скоро мы встретимся с Убийцей, но сокровищница рядом. Я чувствую, как и… Совсем скоро, Аня.

Может, дождаться его врага? Увижу эту тварь, а затем использую Сердце времени, но останусь в Фадрагосе. Возможно, если мне удастся самолично устранить его, то Кейел не исчезнет? Точно! Я смогу самостоятельно добраться к реке Истины, а затем испепелить кого угодно. Неужели духи не пощадят Вольного, если кто‑то выполнит работу за него гораздо быстрее?

Шальная мысль позволила несколько раз вдохнуть глубоко и даже взглянуть на Кейела. На родные глаза, блестящие от застывших слез, на побледневшую кожу и растрепанные волосы. Он смотрел на меня виновато, без тени улыбки и дышал тяжело.

– У меня осталось еще несколько тайников. Я хочу, чтобы ты забрала оттуда все. Это не так много, как принесет сокровищница, но что‑то будет полезным. Расскажу о них в последнюю очередь. – Разорвал объятия, отстраняясь, и сцепил руки в замок. Опустив взгляд на землю, продолжил: – Тоджа не балуй сильно. Он не любитель наглеть, но все же не позволяй сесть себе на шею.

Что мне стоит остаться? Если папа пережил мое исчезновение, то, вероятнее всего, они с мамой уже смирились с утратой. К тому же они желали бы дочери счастья! Если бы они только знали Кейела…

Подали бы на него в суд, а меня отобрали и одели бы в смирительную рубашку.

– Не плачь, Аня. Еще немного – и я сам разрыдаюсь. – Поднимая голову к небу, он выдохнул рвано.

– Я пытаюсь.

– У тебя всегда все получалось ужасно, – тихо рассмеялся, отворачиваясь и прижимая ладонь к глазу. Заправил пряди за уши и признался: – На самом деле ты молодец. Если бы я брал к себе учеников, то ты стала бы моей гордостью. Не сомневаюсь, что настанет тот день, когда ты покоришь Фадрагос.

– Он мне не нужен. Без тебя не нужен.

Как будто Земля нужна… Как я буду просыпаться без него, засыпать, дышать? Как?

Кейел несколько мгновений молчал, кусая губу, а затем сказал:

– Не знаю, как складывается жизнь у остальных Вольных, но я доволен своей. – Снова сцепил руки и вздохнул шумно. – Ты должна знать, что я… – Опять закусил губу, будто не решался признаться. Хочет сказать, что любит меня? Пусть скажет, я хочу это услышать, хочу запомнить и пронести его признание до самой смерти. – Я сволочь, Аня.

– Неправда.

Сердце не екнуло. Уже вошло в привычку, что Вольному трудно произнести три глупых слова. С требованиями клятв с меня дела у него обстоят еще хуже. Как он будет справляться без моей помощи в новой жизни? Наверное, меня заменит Этирс.

– Я слишком многое отобрал у тебя. И все это безумие вокруг Единства… Я виноват. Сильно виноват.

Долгие минуты мы сидели рядом. Птичье пение и жужжание насекомых заполняли тишину, но не могли наполнить какое‑то опустошение внутри. Затем я положила голову на плечо Кейела, а он нашел мою руку своей и переплел наши пальцы.

– Рано загадывать, Кейел, – негромко произнесла я. – Может, нас убьют бессмертные стражи.

– Не убьют. Я не позволю. – Он, склонившись, заглянул мне в лицо и слегка улыбнулся. – Слышишь меня? Я сделаю все, чтобы ты прожила свою долгую жизнь. Взамен я попрошу о малости.

– Какой? – Во мне все напряглось от ожидания.

– Не забывай меня. – Его губы дрогнули.

Я коснулась свободной рукой шрамов, провела по ним, погладила русые волосы и с облегчением прошептала:

– Никогда не забуду. – Разве смогу? Я никогда его не забуду.

Он улыбнулся шире, искренно, и, судорожно втянув воздух, склонил голову к груди. Духи Фадрагоса, неужели я пообещала что‑то бесценное для него?

– Теперь я расскажу о Кхангаторе и еще кое о ком, кого ты не знаешь.

– Хорошо. – Мне не нужна эта информация, но пусть рассказывает что угодно, пусть не замолкает. Я буду слушать, пока позволяет время. Наше с ним время.

– Когда меня не станет… – Замялся на миг, отводя взгляд, но вскоре снова посмотрел в мои глаза. И даже пересел ко мне лицом, и сжал обе мои руки в своих. – Ты должна знать, как выжить среди таких. Неизвестно, во что обернется нынешняя вражда, и я хочу, чтобы ты была готова ко всему. Ты здорово давала отпор на тренировках, и я уверен, что научилась убивать. Осталось за малым. Ты должна знать, как обойтись без конфликта с самыми злобными расами. Я расскажу все, что мне известно, и этого должно хватить для понимания.

Глаза резало; икота прошла не так давно, и дыхание все еще не выровнялось. Я шмыгала носом и обнимала себя, глядя на то, как Кейел с помощью кинжала проталкивает глаз в глазницу. С шорохом и тихим скрежетом, он протиснулся и ввалился внутрь. Ив и Елрех, стоящие в стороне от меня, оборвали болтовню и, вытянув головы, замерли. Роми, возвышающийся над гнездом, упер руки в бока. Кейел осторожно переступил на лапе дракона, зацепился рукой за впадину – видимо, ухо дракона, – и, повиснув, спросил у Роми:

– Ну что?

– Ничего.

На дне гнезда был обычный камень, но Елрех углядела в нем слабые отголоски сил, и мы предположили, что если замок и есть, то находится внутри. Значит, ошиблись…

Я опустила голову и поджала губы, вспоминая обратный путь с Кейелом к дракону. Тепло его руки на своей руке и силу, с которой он крепко сжимал ее, будто боялся, что меня у него могут отобрать раньше, чем жизнь. Почему теперь я не испытываю облегчения от того, что дверь в сокровищницу не отыскалась? Мне же так хотелось оттянуть время. Так почему теперь хочется, чтобы все быстрее закончилось?

Вечерний ветерок дохнул прохладой и ароматом хвои, громкий шорох тронул слух, отвлек от горестей. Кейел быстро спрыгнул с дракона и попятился.

– Роми, спускайся скорее! – встревожилась Елрех. Подалась вперед, но остановилась, завороженная зеленоватым маревом, возникшим вокруг каменной морды.

Роми сбежал по хвосту, быстро поравнялся с Елрех и, схватив ее за руку, оттащил к Ив поближе. В этот же миг Кейел оголил меч и, вцепившись в мой локоть, потянул меня назад. Я послушно поддалась, на ходу вытаскивая кинжал. В груди потеплело, словно я ощутила неясное родство к кому‑то… К чему‑то?.. Сердце затаилось, а печаль уступила место неизведанному предвкушению.

Тишина.

Шелестел ли ветер?

Прощальные лучи солнца стелились по густой траве, по темному мху, по шершавому камню. Боролись с густыми тенями, залегшими под травой и у корней деревьев, робко выглядывающими из‑за толстых стволов и пышной листвы. Звери нарушили короткую, неловкую тишину далеким тявканьем, и мы с Кейелом переглянулись. Изумрудное марево вокруг морды дракона точно было, но исчезло без следа.

– Он тает, – изумилась Ив.

Аклен и впрямь таял на глазах, а я испугалась сильнее. В висках запульсировало, а дыхание перехватило, будто я с разгона нырнула в ледяную воду. Вместо того, чтобы отступить дальше, я спрятала кинжал в ножны, порывисто прильнула к Кейелу и крепко обняла его. Он замешкался, но вскоре оценил, что угрозы от дракона не исходит, и, прижав меня к себе, на судорожном выдохе прошептал в макушку:

– Девочка моя, ну что же ты.

Я смотрела на закат, пробивающийся между деревьями, и прижимала ладонь к твердой груди Вольного, в котором билось мое сердце. Мое.

Прости меня.

Я смотрела на смерть Солнца, и точно знала, какая сила разлетелась по поляне над Акленом. Единство подсказывало мне не хуже глаз. Этот же дух заменил Кейелу родителей и привел его сюда. Стоит нам отойти чуть дальше и все иллюзии, оживающие вокруг нас, исчезнут. Иллюзии ли? Воспоминания… Наши страхи и проклятия.

Ив отскочила, когда за ней раздался незнакомый мелодичный голос:

– Активировал? – спросил светловолосый эльф. Еще пока полупрозрачный, но уже вполне живой.

Закат медленно исчезал, а лучи невидимого полуденного солнца начали медленно озарять легковесные, сотканные из цветного воздуха деревья, на котором вскоре снова будет лежать каменный хвост изумрудного дракона. Теперь же в центре между ними находился вход в сокровищницу – черный провал уводил под землю, а возле него виднелась плита, усеянная различными символами.

– Это непр‑р‑равильно, – пробормотал с рычащими нотками второй мужчина у меня за спиной.

Я нехотя отстранилась от Кейела и лениво оглянулась.

Рувен походил на льва, а грива была собрана в множество косичек. Рыжие крылья едва ли прятали прямую осанку, хвост с кисточкой висел безжизненно, а шерсть на пальцах и ладонях пропитала кровь. И горе мне его известно. Несмотря на все амулеты, защитные рисунки, спрятанные под шерстью, в рассате нельзя было искоренить милосердие и сострадание. И чувство вины… Он тешил себя лишь одной надеждой, что все будет сделано не напрасно.

– Ил виднее, – грубовато ответил рыжий Нелтор и, скривившись, потер глаза. – Она Вестница, и она сказала, что другого варианта нет.

Серая мантия на человеке была запачкана землей и зеленью, а вот руки были чистыми и ухоженными.

С другой стороны негромко охнула Елрех и, пробормотав ругательства, уткнулась носом в грудь Роми, и плечи ее затряслись. Сам Вольный выглядел изумленным; он приобнял супругу и стал гладить ее по спине. В полуметре от них стояли влюбленные: оба белые, как снег, желтоглазые и с виду хрупкие, словно их долго одолевала болезнь. Одежда на них свисала не по размеру – видимо, осталась от эльфиора и эльфиорки, чей облик они использовали. Босоногая Вестница улыбалась широко, но дышала тяжело, а ее щеки были мокрыми от слез. Аклен держал ее за плечи и что‑то проговаривал, чего не могли расслышать мы с Кейелом.

Кейел…

Я снова посмотрела на него, и сердце облилось кровью. Он пришибленно озирался, но при этом создавалось ощущение, что ничего перед собой на самом деле не видит. Удерживая крепко меня за плечо, поглаживал его большим пальцем.

Через Кейела внезапно прошла Линсира и быстро направилась к балкорам. Остановилась рядом и протянула Аклену флакон.

– Ты должен это выпить, иначе яд дракона убьет тебя быстрее, чем ты примешь его облик. – Вытащила из широкого и глубокого кармана красной туники еще один флакон и добавила: – И это. Иначе… расплавишься.

Бойкая шан’ниэрдка смутилась лишь на мгновение, а затем кивнула Ил и беглым взглядом отыскала брата. Линсар сидел над книгой и хмуро изучал какие‑то записи.

– Что‑то случилось? – звонко поинтересовалась она.

– Нет, – мгновенно отозвался он, тряхнув листами. – Просто еще раз проверяю, не забыли ли мы чего.

– Если и забыли, то уже поздно исправлять, – прогрохотал недовольно Нелтор. Взглянул на Аклена, и его широкие плечи мгновенно опустились, да и сам он заметно сгорбился и отвернулся.

Вольный же не отрывал взгляда от Ил. Словно прикованный к ней невидимой цепью, стоял рядом, смотрел только на нее, прикасался к ней и что‑то шептал. Что‑то, что заставило плакать Елрех, а Ив дергать ушами и то краснеть, то белеть. Возможно, в той стороне звучали признания и прощания…

Не хочу знать наверняка.

Мы с Кейелом обнимались, находясь одновременно и в прошлом, и в настоящем. Молча и беспристрастно наблюдали за тем, как развивались события. Не сдвинулись с места, когда тень первого дракона накрыла нас. Изумрудная чешуя переливалась под солнечным светом, огромные крылья хлопали, оставляя зеленоватое марево яда в воздухе. Не сдвинулись и тогда, когда Нелтор и Линсира ритуалом призвали к поляне плененного огненного дракона.

Ил все‑таки расплакалась…

Несколько ранее она, как и Аклен, тоже пила зелье, чтобы суметь притронуться к раскаленному дракону. О дальнейшем я бы предпочла забыть, о чем наверняка мечтали и ребята. К их счастью, я помогу им. С каждой секундой увиденного объятия Кейела слабели, Ив впервые на моей памяти стошнило, Елрех обомлела настолько, что прекратила рыдать, а у Роми, напротив, глаза стали подозрительно блестеть. А я… Я давно превратилась в чудовище. Поэтому отвлекалась происходящим от прощания с Кейелом. Искала утешение в чужом горе – и находила в нем силы для дальнейшего пути.

Линсира сделала все возможное, чтобы Аклен не чувствовал боли. Физической…

Два дракона издавали много шума, ломали деревья, жаром и ядом убивали растительность вокруг себя, тяжело дышали. Маги расходились дальше, но в какой‑то момент укрылись за бирюзовыми щитами. Две тонких фигуры, так похожие на человеческие, не сразу приняли чужие облики. Тоже спрятанные за целительной силой, припали к мертвой земле, позволяя изумрудному дракону уйти. Взлетая, он зацепил хвостом красного дракона, поранил его шипастую голову и нарушил рисунок пленения. Огненный ящер все еще пьяно последовал за врагом, но чуть позже он придет в себя и будет бой. У старого, измотанного зельями Линсиры, дракона, несмотря на пламенную силу, не будет шансов.

Не зная драконьего языка, я знала каждый символ… Не живя в то давнее время, я знала, что случится с каждым, кто находился на поляне. Я переводила взгляд от одного мудреца к другому и разделяла чувство любого из них, но сильнее всего сердце разрывали на части Аклен и Ил. Сила вестниц позволяла мне видеть многое, но не все. Я никак не могла понять балкоров. Ради чего?..

Они лежали на земле, смотрели друг на друга и держались за руки. Их тела безболезненно менялись: цвета, формы, размеры. Вскоре они пугали вытянутой головой, огромными зубами, раздирающими щеки, и когтями, вылезающими из распухших рук. Когда трансформация закончилась, Нелтор и Эриэль под руководством Линсиры надрезали ядовитые веки Аклена. Все это время Линсар и Рувен подпитывали магией щиты, бесконечно вливая в них силу.

Сколько могущества было в мудрецах? Гораздо больше, чем во мне… И от всего этого они отказались, лишь бы только завершить войну и спасти тех, кто уцелел. Они мечтали остановить кровопролитие, восстановить регионы и подарить фадрагосцам безбедное будущее. Они сражались за то, во что верили. Вольные тоже сражаются за свою веру…

Я крепко сжала руку Кейела, но он никак не отреагировал, неотрывно наблюдая за ожившими воспоминаниями. Да уж… Пришла очередь ребят понять хотя бы частично, через что я проходила каждый раз, засыпая с реликвией в кулаке. Однако теперь меня не особо трогала трагедия, которую я знала посекундно наперед, сколько сводил с ума один единственный вопрос: все ли Вестницы – эгоистичные чудовища?

Ил лежала на брюхе, отвернувшись, упершись мордой в землю и зажмурившись. Крылья практически укрывали ее, но были напряжены, будто она пыталась заткнуть ими уши. Она не хотела смотреть, как все еще живому Аклену вырезают глаза. Ему не было больно, но его рассудок был в прекрасном сознании.

Я вытерла мокрую щеку ладонью, провожая взглядом Ив. Она едва не оперлась на дерево‑иллюзию, но в последний миг разглядела обман – упала на колени, и ее стошнило. Роми не бросился следом, даже не оглянулся, словно всецело растворился в прошлом.

– Он верил духу, – прошептал Кейел, отступая и отпуская мою руку. Собирался сказать что‑то еще, но съежился, зажмурился и устало потер лоб.

Духу ли? Мы оба знаем, кому верил Аклен.

Я сжала пустой кулак, удерживая остатки тепла Вольного. Сердце заныло от тревожного предчувствия, но сила Вестниц не давала мне точных ответов. Была ли виновна Ил в смерти Аклена? Был ли у Аклена враг, как у Кейела? И наконец – ради чего балкоры пожертвовали собой? Все во имя веры? Если у всех Вестниц одна вера, то я не понимаю Ил. Я до сих пор ее не понимаю…

Мы стояли еще долго. Безмолвные, слушали тихие голоса мудрецов, убитых горем. Казалось, бодрее всех была Линсира, но так лишь казалось. Когда Ил оттолкнулась от земли, шан’ниэрдка вытянула одну руку, а второй накрыла рот. Удерживая крик, она отступала к настоящему брату. Укрывшись в его объятиях, она плакала, пока Ил извергала пламя на Аклена. Когда поток прекратился, на его месте остался лишь обгорелый дракон – черный безжизненный камень.

Пронзительный вой разнесся в небе, дрожью промчался от головы до ног, пронзил сердце, вывернул нутро, заставил скривиться от беспомощности и невероятной ничтожности. Ив горько разрыдалась, пряча лицо в ладонях. Кейел опустился на землю и обхватил голову руками. Я не спешила к нему, как не спешила и к растерянным Елрех и Роми.

Ил исчезла в небе внезапно, но я знала, в каком направлении она улетела.

– Надо было отговорить ее, – прохрипел Нелтор. – Ей не обязательно умирать.

– И как бы она жила с этим? – поинтересовался Эриэль, резко отворачиваясь от друзей и шумно выдыхая.

Рувен положил руку на его плечо и безжизненно проговорил:

– У них будет новая жизнь. Древо подарит ее им.

– Теперь пусть остынет, – громко произнесла Линсира, приближаясь к троице. Она снова выглядела самой собранной из всех.

Линсар следовал за сестрой, постоянно оглядываясь на горизонт. Подойдя ближе, он сглотнул и твердо спросил:

– Где перо? Мне нужно создать иллюзию.

– Как ты можешь оставаться таким спокойным?! – вспылил Эриэль, опять поворачиваясь ко всем. Его глаза были красными, а лицо бледным. – Они только что…

– Угомонись! – взревел Нелтор, шагнув вперед и сжав кулаки.

– Мы через столькое прошли… – поддержал Рувен.

– Они пожертвовали собой, – отрезал Линсар, окидывая всех хмурым взором. – Теперь уже поздно отступать. Никто из нас не имеет права сдаться.

Иллюзия развеялась в тот момент, когда мудрецы разбирали артефакты и обсуждали, как будут разбивать останки, чтобы освободить нутро и проложить путь ко входу сокровищницы. Иллюзия развеялась, а мы еще долго стояли, глядя себе под ноги, и молчали.

И только зрячий дракон увидит тернистый путь, проложенный собственной смертью.

– Скверна меня побери! – Первым отмер Роми и отшатнулся от всех нас. – Мы точно обязаны открывать ее?!

Он смотрел на Кейела осуждающе. Вскинув подбородок, сжимал кулаки, крепко сомкнул губы и нервно размахивал хвостом. Бледно‑серое лицо в лучах умирающего солнца блестело от пота, а желтые глаза переполнял ужас.

– Мы можем дождаться твоего врага тут. Встретим его у входа и не позволим ему войти!

– Роми, – мягко обратилась Елрех, по‑прежнему вытирая слезы, – не спеши.

– На это и был расчет мудрецов, – слабым голосом произнесла Ив. Она так и не поднялась с колен, лишь подползла ближе, и теперь, обнимая себя, дрожала. Подняла голову выше, окинула нас всех трезвеющим взглядом и продолжила: – Помните, мы предположили, что каждая подсказка – это проверка на то, как сильно кто‑то нуждается в помощи артефактов.

Кейел, не поднимаясь с земли и не отрывая от нее печального взора, покачал головой.

– Я не думаю, что нам необходимо тревожить покой Аклена и… – Рвано выдохнув, он стащил ленту с волос, а затем стянул их к затылку. – Пусть эта иллюзия и очередная проверка, исследовательница, но Энраилл были правы, показав это все. Посмотри, через что они прошли, чтобы спрятать артефакты. Какое зло они спрятали, если поступили так?

– А если твой враг окажется сильнее нас? – поинтересовалась Елрех, тоже усаживаясь на землю. – Мы можем воспользоваться Чашей. Нужно только взглянуть на него, узнать, кто он, а потом запутать и увести от сокровищницы.

Кейел облокотился на колени и, сцепив руки в замок, поднял голову. Его взор стал жестким, колючим и, казалось, наполнялся силой. Он смотрел на Елрех пристально; желваки играли на впалых щеках, а волосы чуть качались от ветерка. Признание прозвучало, как обещание. Или даже клятва.

– Я должен убить его, милая фангра. Не отвести от сокровищницы, а убить. Или я, или он.

Тугая веревка никак не отпускала шею, продолжая душить меня. Я постаралась проглотить острый комок, но только снова порезала горло. В груди давил груз, а мысли раскалывали голову, разрывали меня между человеческими желаниями и обещаниями, данными самой себе.

Я должна. Тиналь, Фираэн, Фаррд, Красная Осока, Стрекоза, Феррари… Возможно, список прямо сейчас пополняется и другими именами: Волтуар, Акеон, Когурун, другие правители и множество ни в чем неповинных фадрагосцев. Без меня этих жертв никогда не было бы.

Я подняла глаза к лиловому небу и стиснула кулаки. Ветерок очередным порывом дохнул прохладой в лицо, позволил набрать воздуха полной грудью, развеял мысли, разбил метания и принес облегчение, а следом ясность в голову. Она немного кружилась, но это и неудивительно после всего того, что случилось за один день. Или последние недели, месяцы… Годы? Сколько я уже в Фадрагосе? Мудрецы были архимагами – могущественней меня; они знали Фадрагос – они были сильнее меня. Их было много, а я… Я даже не всегда доверяю Елрех.

Я больше не вытяну. Не осилю. С меня достаточно.

– Мне пора, – одними губами прошептала, закрывая глаза. – Прощайте.

– Мы дождемся убийцу тут, – принял решение Кейел.

– А как же ведьма? – отчаянно прозвучал вопрос Ив.

– Отыщем ее другим способом, – настойчиво произнес Роми.

– Вы Вольные! – напомнила Елрех.

– Я никому не позволю открыть сокровищницу! – серокожий повысил голос.

Я восхищенно присвистнула и улыбнулась. В тело возвращалась бодрость, а мысли наконец начали складываться трезво, будто кто‑то щелкнул рубильник и отключил мои чувства, или просто покрутил тумблер на отметку ниже. Однако дрожь пробирала ноги и руки, а сердце колотилось быстро, как‑то испуганно.

– Ты насмехаешься надо мной? – Роми изумленно уставился на меня.

– Да. – Я кивнула.

Он растерялся сильнее. Елрех и Ив ошеломленно переглянулись.

К Кейелу поворачиваться не стоит. Не хочу видеть ни его осуждения, ни подозрения. Хватит. Осталось немного, и я пройду свой путь до конца.

– Я смеюсь над тобой шан’ниэрд, – голос мой прозвучал певуче, а кинжал в руке замельтешил играючи. Шагнув по невидимой окружности, я лениво пояснила: – Любовь шан’ниэрдов многих восхищает самопожертвованием. Но что происходит сейчас? Не буду спрашивать у Кейела, почему он вдруг забыл омоем будущем, которое, между прочим, неоднократно разрушал. Он человек, а ты – нет. – Остановилась напротив Роми и, глядя ему в глаза, спросила тверже, без насмешки: – Ты изменил расу, Вольный? Почему внезапно ты игнорируешь тот факт, что исчезнешь и оставишь Елрех, изгнанницу и предательницу гильдии Пламя Аспида, одну? Без защиты. А ведь там, – Указала клинком на окаменелости Аклена, – может хранится самая действенная защита для нас. Наше спасение.

Роми замялся. Облизал губы и, свесив голову, отвел взгляд в сторону.

– Асфи, вы сможете постоять за себя без артефактов, – неуверенно произнес он. – Мы придумаем план, чтобы никто из вас не пострадал.

– Не могу понять: вы, Вольные, бессердечные или нет, – гнула я свою линию. – Чужие жертвы вам важнее, чем угроза жизни любимым? Посмотри мне в глаза, Роми, и скажи, что любишь Елрех той самой любовью, какую ставят в пример для подражания низшим расам. Давай же.

Он молчал. Девушки почему‑то тоже виновато прятали глаза от меня, но заступаться за Вольного не спешили. В гнетущей тишине раздался хриплый голос, который все‑таки пошатнул мою уверенность и заставил сердце ухнуть:

– Мы тут все разворошили и разломали. Когда появлялась иллюзия, шорох слышался на спине Аклена. Там, где находилось гнездо. Надо проверить, и если вход отыскался, то мы все равно не сможем оставить все, как есть. Но уже поздно. Предлагаю дождаться рассвета, а только потом двигаться дальше. Будем придерживаться первоначального плана.

Роми качал головой, слушая Кейела, и старался не смотреть на Елрех, но не перечил.

– Войдем в сокровищницу, узнаем моего врага, затем ведьму, а потом решим, что из артефактов и богатств вам пригодится. После уйдем, и обдумаем, как снова ее закрыть. Либо перепрятать все, если закрыть не получится.

Глава 27. Разбитое сердце. Эпизод второй

Весь вечер мы сторонились друг друга. Даже Елрех заметно избегала меня, словно стыдилась того, что поддержала мою затею с Сердцем времени. Я не обижалась на нее. Несмотря на то, что мы с ней знали, чем все закончится, когда я доберусь до артефакта, мы заставляли ребят переживать. Они не хотели рисковать Фадрагосом, снова открывая все то, что могло не загасить искру войны, а разжечь самое настоящее пламя. Мы рисковали уже хотя бы потому, что камень сдвинулся.

«Погрузись в смерть до самого дна, и она вознаградит тебя».

Кейел не ошибся, услышав шорох от спины дракона – камень сдвинулся. Из чернеющего круглого проема веяло холодом и резким запахом лимона. Вольные предполагали, что если вытащить из глазниц глаза, то сокровищница снова закроется, но никто не был в этом уверен, а проверять не хотелось никому – затвердевшие глаза встали в полость так плотно, что не выходило просунуть между ними и камнем кончик самого тонкого ножа, который у нас нашелся. Елрех допустила мысль, что глаза можно уничтожить, и тогда связь символов нарушится – дверь закроется. И никогда больше не откроется…

Прохладную ночь я провела в объятиях Кейела, но мы не перекинулись и парой слов. А о чем можно говорить с человеком, которого вот‑вот потеряешь, если все разговоры вызывают жгучее чувство вины и невыносимое сожаление? Молчать было легче, но облегчение это казалось призрачным – вздохни чуть громче, и оно улетучится. Думать о сокровищнице и подстерегающих в ней опасностях – единственное, что хоть немного приободряло.

Я должна пройти путь до конца, даже ценой жизни тех, кто доверяет мне, иначе все будет напрасно. Абсолютно все.

Я должна.

* * *

Слабые лучи солнца едва пробивались на лесную поляну, а мы уже взобрались на окаменелости и смотрели в узкий лаз, уводящий внутрь дракона. Кейел вдохнул глубоко и, шумно выдохнув, произнес:

– Я первый.

Я сжала его пальцы крепче и сразу отпустила, позволяя оставить себя. Он отдал мне меч, избегая встречаться со мной взглядом, сумку – Роми, а затем вооружился кинжалом прежде, чем осторожно исчезнуть в густом мраке. Свет Охарс засиял мгновенно, но сразу пропал, а чуть позже в пугающей тишине раздался приглушенный голос:

– Спускайтесь все, места хватит.

Облегчение вскружило голову. Я аккуратно вложила меч в вытянутые вверх руки Кейела, а затем вытерла вспотевшие ладони о штаны.

– Я? – заметив внимание ребят на себе, уточнила на всякий случай. – Ладно, не возражаю. Это ведь у меня самая впечатлительная реакция, превосходное зрение и длинные уши. Во все беспросветное и фактически неизведанное меня можно отправлять смело первой. Ну ладно, второй.

– Сегодня опять разговорчивая? – Роми подал руку, помогая встать у края удобнее.

Я посмотрела в прищуренные глаза и поинтересовалась.

– А что, вчерашняя я понравилась больше?

Он насмешливо изогнул брови, а затем, не удержав настоящих эмоций, медленно скривился, как от кислятины. Кивнув на проем под ногами, поторопил:

– Быстрее, человечка. Как обычно ты затеваешь небывалую глупость, а потом ждем только тебя.

– Врун.

– Лгунья, – окрестил в отместку.

– Ну хоть сегодня не цапайтесь, – устало попросила Ив.

– Она не человек, – возмущенно оправдался Роми, чем удивил всех нас. И исправился: – Внутренне. Кто угодно, но не человек.

Хмыкнув оскорбленно, я вырвала руку из его руки и, горделиво глянув на девушек, сказала:

– А он выдумщик. Причем очень плохой выдумщик.

– Хватит, Асфи. – Елрех старательно прятала плохое настроение за обычным недосыпанием, но удавалось ей это с трудом. Наверное, если мы помедлим немного, она сама не подпустит меня к артефакту.

Через несколько секунд ноги коснулись твердой почвы, а взор выцепил в зеленоватом свете очертание каменных ступеней. Спускаясь по узкому, низкому коридорчику, я оценила чистоту: ни паутины, ни плесени, ни мха, казалось, даже ни пылинки. Резкий цитрусовый запах постепенно смешивался со сладостью и горечью. В Фадрагосе шоколада нет, но аромат напомнил именно его. Вскоре я смогла подняться в полный рост и, осматриваясь, размять шею. Пустая каменная комната располагалась не особо глубоко, возможно, мы даже не спустились полностью под землю, но дорога вниз на этом не заканчивалась. Пока Кейел изучал знакомую плиту в полу, а ребята спускались один за другим, я подошла к стене. Она напомнила мне пирамиды – все эти рисунки, выбитые на отшлифованных каменных блоках. Однако местные символы не имели ничего общего с изображениями фараонов и священных животных – лишь незнакомые символы, – и сами блоки были не такими огромными.

– Тут упоминают о жизни, – тихий голос Ив донесся до слуха.

Ребята присели вокруг плиты и обсуждали узоры на ней. Я подошла ближе и постаралась вникнуть. Кажется, упустила не так много. Кейел как бы невзначай отодвинулся от моих ног.

– У этой плиты разные силы, – полушепотом подсказала Елрех, поднимаясь в полный рост, и обводя пальцем в воздухе толстые ровные линии. – Они отделены друг от друга. Вот эти треугольники – каждая сила замкнута в них.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Да! – воскликнула Ив, размахивая рукой над одним из треугольников. – Кейел, доставай ключи. Упоминание о жизни и здоровье! – Оглянулась на меня; синие глаза переполнял фанатичный блеск. – Линсира была целительницей.

– С чего ты взяла, что там говорится о целителях? – скептически полюбопытствовал Роми.

Ив пожала плечами и указала на огромный символ по центру – полукруг на большой черте, от которого исходили небольшие, закрученные к центру спирали. Круги на кругах…

– Это на драконьем языке новорожденное Солнце.

– Да, но это не означает исцеление. Возможно, мудрецы указывают на Ил. Не забывай о подсказках. – Роми показал на второй треугольник. – Вот тоже Солнце, а рядом сразу несколько символов, говорящих о защите и спокойствии.

Кажется, или Роми просто мешается?

– Нужно сначала разложить все ключи за пределами замков, – пробормотала Елрех, пятясь от плиты и оценивая ее целиком, – а потом, когда будем уверены, переложим их на символы.

– А ты не видишь магию в самих ключах? – с надеждой обратилась я к ней, и тоже посмотрела на плиту, не приглядываясь к деталям. Похожа на пиццу, разрезанную на семь частей, и в каждой доли своя начинка. Елрех видит семицветик?

– Нет. Они будто совсем не имеют магии, или ее скрыли даже от таких прозорливых фангр, как я.

– Вы не понимаете! – настойчиво произнесла Ив, ударяя ладонями по полу и обращая на себя наше внимание. Указала на другую часть плиты и продолжила: – Там второй символ Солнца, но лучи не закручены, а завернуты в квадратную спираль. К тому же их концы заостренные, а тут нет. Они закругленные. Значит, имелось ввиду невинное Солнце. Доброе.

– Невинный рассвет, – как‑то потерянно произнес Кейел, склоняя голову ниже, будто прятал выражение лица за упавшими волосами. И не позволив никому вставить слова, проговорил: – Поступим, как предлагает милая фангра. Клади чешую дракона возле этого участка, а возле второго Солнца пока положим ис’сиару Ил. Когда точно определимся, какой замок открывается каким ключом, тогда и переложим на нужные места.

– Почему ис’сиару Ил ты хочешь положить сюда? – кажется, опять возмутился Роми, склоняя рогатую голову набок. Или просто поинтересовался? – Ей больше подходит тот символ.

Я подошла ближе, чтобы увидеть, на что он указывает.

– Похоже на каштан. Ну, такой… В толстой зеленой кожуре и мелкими шипами, – заметила я. Поймав на себе неодобрительный взгляд рогатого, скрестила руки на груди и поежилась. – Что? Да, возможно, я ошиблась с ассоциацией, и это больше похоже на ворох злобных беловолосых шан’ниэрдов. Умопомрачительного дара с небес им стало внезапно мало, и они снова сцепились за идею максимизировать прибыль. Я бы тоже нарисовала кружок и кучу рогов и хвостов торчком из него. Самое гениальное решение в изображении алчных, коварных расистов, которые только и мечтают…

– Роми говорит правду! – громко встряла Ив. И наставительно добавила, осуждающе глядя на меня снизу вверх: – Это символ огня, Асфи. От ожогов колкая боль по всей пострадавшей поверхности, поэтому его изобразили именно так.

Она встала на четвереньки и подалась ближе к рисунку, а Роми, хвостом методично сметая пылинки с пола, подсказал ей:

– Посмотри на предыдущий символ.

– Тонкая извилистая линия – долгий путь. – Длинные уши дернулись.

– И он не по горизонту, а нанесен вертикально. И снизу линия шире, а к вершине тончает.

Ив кивнула, рассуждая вслух дальше:

– Имелся ввиду жизненный путь от рождения до смерти, а не обычная дорога.

– А потом символ огня, как конец пути? – негромко спросил Кейел, вмешиваясь в разговор парочки умников. Он нервно убрал волосы за уши и поделился своим вариантом: – Тогда этот же замок может смело принадлежать Аклену. Он умер в огне, а путь Вольного не менее запутан и труден, чем у Вестницы.

Ну конечно… У нас несчастные, обиженные судьбой и всеми преданные бедняги – только Вольные, а все Вестницы – злобные палачи. Почему он не скажет мне об этом вслух? Может, рассказать ему на прощание о короткой любви богомолов? Наверняка он найдет много общего у них с любовью Аклена и Ил.

– Конечно. – Ив не заметила раздражения ни в голосе Кейела, ни в его резких движениях. Кажется, за собственным волнением этого никто не замечал, кроме меня. А ведь Кейел с самого утра такой. Или с вечера… – Только глянь еще на несколько символов снизу. Ровная линия и сверху полукруг, но не такой плавный, каким изображают Солнце, а похож на…

– Купол, – вставила я, хмурясь и почесывая кончик носа. Наверное, мудрецы использовали самый примитивный язык, чтобы народ, позабыв толкование символов, мог рано или поздно хотя бы примерно догадаться, какой из них что обозначает. При виде этого знака я вспомнила мультик «Красавица и чудовище». Внутри не хватало только волшебной розы с опадающими лепестками.

Тик‑так, Аня…

– Верно, – ответила Ив, глянув при этом на Кейела, неохотно ожидающего полного толкования от нее. – Это простейший символ защиты.

Я нетерпеливо выдохнула, снова разглядывая рисунки и стараясь отвлечься новой задачей, но гнев усиливался гораздо быстрее.

Скорее бы все закончилось.

– Вольные защищают Фадрагос, – по тону Роми опять трудно было понять, он просто поправляет Ив, не соглашается с ней или…

Или говорит, чтобы просто сказать.

Согнув руки в локтях, я вскинула их со словами:

– А у меня предложение! У кого есть хвост, тот прикусит его на несколько…

– Пусть сначала подготовленная Ив скажет все, что знает и как понимает! – одновременно со мной произнесла Елрех, но громче. – Роми, запоминай, с чем ты не согласен, и потом поправишь. Но будет лучше для всех нас, если опытная исследовательница, разбирающаяся в древних знаниях лучше любого из нас, выскажется первой, и ее никто не будет перебивать и поправлять.

В серых глазах Елрех застыла горечь и раздражение, а рука крепко сжимала рукоять костяного кинжала. И я, как и всегда, невольно отступила от разгневанной фангры подальше.

Видимо, все мы сейчас на взводе, просто злость у каждого проявляется по‑разному. Ив становится занудна в объяснениях, а еще требовательна ко всеобщему вниманию, будто без него сама не справится. Возможно, в этом ее основная беда, а там и повод для обид. Она трудится, из кожи вон лезет, чтобы стать всемирно значимой особой, а ее никто не замечает.

…она озлобилась – и теперь хочет уничтожить Фадрагос и неблагодарных жителей. И я ее даже не осуждаю, ведь фадрагосцы и впрямь поголовно моральные уроды. Вот только я убью ее, если она окажется врагом Кейела. И мне будет не жаль самых красивых глазок, которые я когда‑либо видела. Точно не жаль.

Или Роми…

Он вот злится, и поэтому утаивает внутреннюю бурю излишне – настолько, что в итоге трудно понять, чью сторону он принимает. Как можно быть таким? Таким… Духи Фадрагоса! Скрытный идиот с метелкой‑предательницей из задницы! Только хвост и выдает его настоящие чувства! Было бы с кем поспорить, я бы поставила на то, что именно он враг Кейела. Это же очевидно, потому что злодеи именно такими и бывают. Хамоватыми придурками, которые считают себя самыми умными. Рогатый гений‑ксенофоб! Я не встречала в жизни никого хуже и заносчивее.

А может, я ошиблась в Елрех? Сейчас она не способна улыбаться и успокаивать нас, как это часто случается, а немногословие использует только для предложений, скорее похожих на приказы. А ведь несдержанность, как и алкоголь, проявляет нашу истинную суть. Так вот какая она настоящая? Без всей этой доброй фангровской шелухи она сразу хватается за кинжал и не способна сдержать властность. А в супруге она увидела родственную душу… Они разок сыграли в унисон на одинаковых струнах ненависти ко всему чуждому и до безумия влюбились. Ага, в собственное беловолосое отражение, отыскавшееся друг в друге.

Успокойся, Аня. Ты сейчас ничем не лучше… Глянув на Кейела, я едва не поморщилась. Ну да… Все гениальное просто! Достаточно всего одного взгляда на этого парня, чтобы понять, что никого опаснее в этом мире не существует. Ему с таким характером и целеустремленностью никаких врагов не нужно. Сам себя в могилу загонит. Как же сильно он заморачивается о целостности замков, ключей, фрагментов – всего, что связано с его миссией, при этом забывая о чувствах ближних и их личностях. Будто думает, что все вокруг него Вольные, которые способны понимать его без слов.

Прекрати, Аня! Ты просто снова мечешься из крайности в крайность. Тебе уже не хочется, чтобы эту чертову дверь открыли! Поэтому же тебе чудится во всем заговор.

Я обхватила себя руками и стала медленно мерять комнатку шагами, чтобы хоть как‑то занять себя. Разнести бы к чертовой матери эту плиту и не тратить на идиотские головоломки драгоценное время! Но мудрецы были сильнее меня, а значит, мои Ксанджи не справятся с ней, и неосторожные действия могут привести к печальным последствиям. Я не имею права на импульсивность. Хватит и того, что сорвалась в Холмах грез. Елрех не может совместить ключи и замки по цвету, а Ив… Ну почему нельзя обойтись без подробных разъяснений каждого символа?! Кулаки сжались самопроизвольно, а зубы заныли от той силы, с какой я стиснула челюсть.

– Неужели тут нет какой‑нибудь очевидной разгадки, как было с картой? Быть может, мы опять тратим…

– Нетерпеливая Асфи, помолчи! – вспылила Елрех.

Я шумно выдохнула, стараясь удерживать себя в руках. Голос Ив колол слух, а в рисунках, которые она разбирала по кусочкам не было даже крохотной зацепки для какой‑нибудь очередной издевки над рогатым. Хоть какая‑то отрада напоследок…

Наконец‑то вместо мелодичного голоска Ив, зазвучал хриплый. Однако вместе с облегчением он принес чувство вины и стыда, что мгновенно вернуло злость на прежний уровень.

– Итак, у нас есть семь замков. Поправь меня, если я что‑то упущу. – Кейел уселся на каменном полу, вытянув ноги, упершись руками за спиной и запрокинув голову. Разглядывая потолок, подытожил с плохо скрытой насмешкой: – Невинный рассвет… описан, как дарующий жизнь, – это первый. Отдадим его целительнице. Второй – извилистый путь, оконченный огнем и необходимый для защиты каких‑то защитников. Хочешь отдать его Ил. – Ухмыльнувшись, промычал, несильно покачал головой и щелкнул возле виска пальцами. – Я взял эту неудачную идею на заметку, но не согласен с ней. Есть еще иллюзии и священные кольца на одном участке, и он принадлежит Линсару. Есть упоминании об уме, богатстве и влиянии.

Стараясь прогнать обиду от намеков Кейела, я пробубнила:

– Так себе магия.

Но мгновенно хмыкнула. Впрочем, не стоит недооценивать силу денег или, в данном случае, Единства.

– Это точно Эриэль с его влиятельным папашей. – В Роми взыграла зависть или обида? Еще пара таких нервных взмахов – и его хвост оторвется, отлетит в стену и устроит в комнатке обвал, а мы еще даже в сокровищницу не попали. Может, попросить его, чтобы он пободался с древней силой мудрецов?

– Еще один рассвет, но уже агрессивный, – продолжал Кейел. – И ты думаешь, что это о Нелторе, который изучал болезнь солнца.

– Да, – полушепотом подтвердила Ив, тоже усаживаясь на пятую точку. Потерлась щекой о плечо и, не оборачиваясь, указала большим пальцем в мою сторону. – Обычно этим занимались маги‑следопыты. Их особенно интересовало, как работала память.

– Допустим, – согласился Кейел, лениво поправляя клочок шерсти рядом с озвученным сектором. – Есть множество причин, по которым с этим выбором я соглашусь. Как и соглашусь с тем, что основной символ защиты и сердце в нем указывают на Рувена. Милосердная раса… Но с этим не согласны Роми и Елрех, считая, что защита и сердце стоит отдать Линсару, который оберегал младшую сестру. – Пристально посмотрел на напряженного Роми и вкрадчиво спросил: – Ответь честно, это личное?

– Какие же люди твари, – прошипел под нос Роми.

Я скривилась, разглядывая Вольных. Они это всерьез? А как же бесценное время?

– Не я убил свою семью.

– Грязную работу за тебя выполнила Аня. Ой! – Желтые глаза стали колодцем ехидства. – Извини, человечка, оговорился. Анья, Аня… Немного похоже. Хотя учтем твой характер и тягу к разрушению, тогда сходство очевидно.

Я шагнула вперед, сжимая кулаки, но ни ответить, ни разоблачить никого не успела.

– И мне не нравится, что символ яда и смерти ты относишь к Аклену, – повысив голос, произнес Кейел.

Ив еще какое‑то время металась взглядом от меня к Роми, а потом дернула ушами и снова уставилась на Кейела.

– Мне кажется, речь идет о яде дракона и его смерти.

– А как же символ предательства рядом? – он улыбнулся шире, а я зажмурилась, чтобы не видеть его лица.

Подыграть и напомнить ему, как он – Вольный, – неоднократно использовал меня для своих выгод? Чем не предательство? Да Вольных во всем мире презирают! Без причин ли?

Ив шумно вздохнула и внезапно согласилась перетасовать предметы, чем остро зацепила меня. Я едва не подавилась воздухом. Ее нагло обманывают, а она этого не замечает. Да и Елрех туда же…

– Ты неоднократно оказывался прав, – сказала Ив, поднимая ис’сиару Ил и занося руку с ней к сегменту, в котором говорится о смерти, яде и предательстве. – К тому же у Вольных миссия заключается в том, чтобы спасать мир. Защита подходит ему больше, как и огонь.

Я беспомощно посмотрела на Елрех, но она неотрывно следила за ребятами, и моей злости не разделяла. Кажется, она вообще была не с нами.

– Нет, нет, нет! – Закричала я, задирая подбородок и поднимая руку к потолку. – Положи ис’сиару Ил на место, фанатичная обожательница Вольных!

– Асфирель, – мигом очнувшись от глубоких мыслей, с упреком простонала Елрех.

– Умная‑глупая исследовательница уже договорила! – опередила я ее, защищаясь от очередных нотаций и затыканий рта. – Настало время высказаться несогласным. Или согласным! С данным сектором я согласна более чем! – И почти по слогам повторила: – Положи ис’сиару на место.

– Аня, Ил осквернила разум Аклена, – негромко и достаточно терпеливо влез Кейел, но его тон снова звучал с насмешкой. – Считай, что отравила. И это он умер в огне, а не…

– Духи Фадрагоса! – Я схватилась за голову и отшатнулась. Вдохнула глубоко, глядя то на одного Вольного, то на другого. – Богомолы?.. Глупость какая! Надо было сразу о черных вдовах вспоминать!

– О чем ты говоришь? – Елрех нахмурилась.

– О мерзких паучках. – Я поиграла пальцами в воздухе, изображая кистью руки насекомое. – Черное‑черное брюхо – наверное, та же расцветка, что и у моей души. Мне так братец Гар’хорта шепнул. – Хохотнула нервно и стала расхаживать по комнате. – А на брюхе коварных самок силуэт песочных часиков. Это такая штука, которой время измеряют. Ужасные пауки одним лишь существованием напоминают о ненавистном Повелителе Тавирде. Только представь, если хотя бы одна особь заведется в Фадрагосе… Это же вся безопасность мира шан’ниэрду под хвост! А какие они смертельные… Насколько я помню, от их укусов сердце колотится, дыхание перехватывает, тебя всего лихорадит и даже бывает помутнение рассудка. Ну чем не симптомы любви? – Развела руками, окидывая ребят беглым взглядом. – Но самое ужасное в самках то, что они съедают самца. Все во имя будущего потомства! А он бедный придурок доверился… – Остановилась возле Кейела и сцепила руки за спиной. Вольный снова не смотрел на меня, а вместо этого уставился в стену. – Это так похоже на Аклена и Ил. И так похоже на нас с тобой. Правда, Кейел?

Он тряхнул головой.

– Я не говорил, что…

– Но ты снова избегаешь меня! А сейчас из‑за глупых предубеждений намеренно собираешься совершить ошибку! Хочешь остаться белым и пушистым, но не пустить меня в сокровищницу?! – Помолчала немного, надеясь, что он все же найдет смелости посмотреть мне в глаза, но не дождалась. – Тогда одолжи шерсти у более честного подельника.

– Я ни о чем не договаривался с ним, – мгновенно оправдался Роми.

– Верю, – улыбнулась я. – Ведь не успели бы. Никакой помощи духов не хватит, чтобы обсудить детали на глазах у глазастой фангры. Вот только какие обиды у тебя могли возникнуть, когда тебя ткнули носом в смерть сестры? О каких детских травмах и личных тревогах из прошлого шла речь, если тебе плевать? И ему плевать. – Указала ладонью на Кейела. – Он и о родителях после их смерти не горевал. Вольные! Должны быть умными, а решили провести меня такой глупостью. Быть хитрее самого опытного лжеца…

Кейел все же вскинул голову, вот только вместо стыда в его глазах горела ярость. Заметив, что он собирается встать, я попятилась.

– Не смей подходить ко мне!

– То есть ты можешь и сговариваться против меня, и обманывать, а я этого права не имею? – поинтересовался он, медленно поднимаясь.

– Ты хотел уничтожить ключи, положив их на… на неверные места? – заикаясь спросила Ив.

Роми цокнул языком и пробормотал:

– Только дошло.

– Бесчестный человек, – протянула Елрех, вытягиваясь всем телом. – И чем символ предательства в судьбе Вольного не понравился тебе? А ты? – Она повернулась к Роми.

– Выйдем поговорить. – Кейел подошел ко мне и потянулся к моему локтю, но я замотала головой и отошла дальше.

– Не, не, не. Если мы выйдем отсюда, то ты со мной обратно не спустишься.

Он нахмурился.

– Почему?

– Потому что я тебя съем. – Я пожала плечами.

Почему не злюсь на него? Наверное, потому что он прав. Я разрешила ему манипулировать собой, когда стала поступать с ним так же.

– Аня…

– Ты самый настоящий идиот, Кейел, – тихо произнесла, позволяя взять себя за локоть, но Кейел не потянул меня к выходу, а застыл без движения. – Ты вот‑вот умрешь, или что еще там с тобой случится. И я не могу отделаться от этой мысли, а ты подозреваешь меня в своей будущей смерти. Я не твой враг, Кейел. Как ты понять не можешь, что я с ума схожу? Ты же исчезнешь из моей жизни!

Он шумно выдохнул и, притянув меня к себе, обнял. Я прижалась щекой к твердой груди и, ощутив его тепло, поняла, что мне было прохладно без него.

– Я боюсь доверять тебе, Аня. Ты не представляешь, как мне страшно и как сильно я запутался.

– Я тоже, – выдохнула я.

– И мне известно, как раскладывать ключи, – обреченно признался он и поцеловал меня в макушку.

– Мне тоже, – протянула его же интонацией.

Кейел попытался отстраниться, но я крепче вцепилась в сильные плечи и не позволила этого сделать.

– Сила вестниц? – предположил он.

– Знания Ив, легенд и прошлого ключей.

– Уверена, что не ошибаешься?

– Уверена. И узнала еще до того, как ты выставил себя упрямым дураком.

– Прости.

– И ты меня.

– За что?

– За то, что смирилась с тем, что потеряю тебя.

Нам понадобилось всего несколько минут на то, чтобы снизить амплитуду напряжения между Елрех и Роми, растерявшегося как несмышленый ребенок. Ив смотрела на нас с Кейелом с удивлением, когда мы прогнали всех от плиты и стали вместе раскладывать ключи, будто никакой ссоры и проверки на вшивость никогда не было. Видимо, мы оба с ним ненормальные…

– Аклен предал своего попечителя, или как там называли этих соггоров, – поясняла я, укладывая первую ис’сиару на сектор с ядом, смертью и предательством.

– Покровителями, – с улыбкой напомнил Кейел, уже подавая вторую ис’сиару.

– С этой пламенной любовницей все очевидно, – улыбнулась я в ответ. – Извилистая дорога Вестниц, а затем смерть в огненном облике. Поэтому‑то мудрецы на карту возле скалы, у которой разбилась Ил, не поленились нанести значок мертвого дракона.

– Хорошо, – похвалил Кейел, позволяя положить ключ к нужному замку.

– Клочок шерсти и перо спятившего рассата – в этом я всецело доверяю Ив. И Нелтор, и его дружок работали над болезнью солнца. И более того – рассат подарил знания Нелтору о переселении души из одного тела в другое. Этот рассвет изображен недобрым, а такими они бывают лишь в том случае, если Солнце запомнило прошлую жизнь.

Нежность сошла с лица Кейела, а я невольно взглянула на вход. Быть может, все же истинный хитрец и есть враг Кейела? Не войдет ли он прямо сейчас к нам, когда мы сделали всю работу за него?

– О переселении души догадался Дес, – прохрипел Кейел и прокашлялся в кулак. – Давай дальше.

– Защита и сердце. Я никогда не встречала более милосердных и справедливых существ, чем рассаты. Передай заколку.

– Согласен.

Вкладывая украшение в мою руку, Кейел ласково погладил пальцы и чуть сжал их на секунду. Я улыбнулась ему в ответ, но не позволила себе надолго отвлекаться от основной задачи.

– Линсира – целительница. Сам положи на Асфирель чешую, а мне дай перстень Эриэля.

– На тебя? – усмехнулся Кейел.

– Ты прекрасно понял, о чем я. Невинный рассвет… Надо же.

– Я тоже часто жалею, что наградила тебя таким именем, – отозвалась за моим плечом Елрех.

Перстень Эриэля я положила на сектор, где упоминалось влияние, а напоследок оставила ключ от родительского дома Линсара. Сжимая его в кулаке, я заговорила полушепотом, и Кейел склонился ко мне, чтобы расслышать. Его дыхание приятно согревало щеку, поэтому говорить хотелось, как можно дольше.

– Когда‑то я предположила, что он овладел силой телепортации. А о том, что он иллюзионист знала давно. И только сейчас мне кажется, что его легенда… О том, что он появился на ратуше, а с его плаща срывалось пламя… Драконы не нападали на город, Кейел.

Я подняла голову и встретилась с внимательным взглядом зелено‑карих глаз.

– Думаешь, он испробовал силу огромной иллюзии?

– Уверена, – еще тише ответила я. – Он хотел, чтобы те, кто посмотрит на смерть Аклена точно растерялись между настоящим и прошлым.

– А народ поверил в могущественного защитника.

– И так появился один единственный Энраилл. Настолько могущественный, что сумел укрыть щитом целый город и противостоять артефактом аж нескольким драконам. – Сердце сжалось от высказанного.

Кейел нахмурился, заметив мою взволнованность, и верно истолковал ее.

– Если артефакты и сокровища такая же выдумка… – Склонился еще ниже и договаривал уже мне в губы. – Такие жертвы не могли быть принесены не за что, Аня. Но если артефактов все‑таки не существует, я придумаю, как защитить тебя.

– Что? – Я сдержанно засмеялась, качая головой.

Кейел быстрым движением схватил меня за запястье, обрывая мой смех, и быстро прошептал:

– Я бы не позволил Ив неправильно разложить ключи.

– Хочешь сказать, что это был очередной экзамен? – Я изогнула бровь.

Чушь…

– Можешь не верить мне.

– Почему вы шепчетесь? – протянула Ив. – Я все равно все слышу.

Кейел проигнорировал ее и с силой удержал мою руку, когда я попыталась встать. В его глазах снова вспыхнула ярость, а шепот зазвучал со злостью:

– Аня, мне плевать, что ты думаешь обо мне! Но я сделаю все, чтобы защитить тебя. Я отдал тебе все, что у меня было! Все! – ненадолго замолчал, будто старался успокоить дыхание, а потом спросил устало: – Что еще тебе от меня нужно?

Прижал мою руку к своей груди, к сердцу, и, не позволив ответить, опять зашептал:

– Если бы я мог, я бы подарил тебе весь Фадрагос, но… Даже если бы я мог – он тебе не нужен! Я готов отдать тебе последнее, что у меня есть! Но проблема в том, что я Вольный. Всего лишь Вольный, у которого нет ничего, кроме навыков убийства!

Он резко поднялся и произнес громче:

– Сначала отойди от двери, а только потом клади ключ.

И вправду – что еще мне от него нужно? Что же еще?.. Наверное, именно то, что он не может мне отдать, а я не имею права принять, – он сам и эта жизнь. Я закрыла глаза, прогоняя лишние, бесполезные мысли. Если так продолжится, то мы все перебьем друг друга раньше, чем войдем в сокровищницу…

– Чем ближе мы к ней, тем дальше от нее, – словно прочитав мои мысли, протянул Роми. – Мы случайно не в очередной иллюзии? Отдайся грезам…

Я поднялась и оглянулась на его голос. Они с Елрех снова обнимались, и это согрело сердце.

– В добрый путь. – Выдавив из себя улыбку, я подкинула последний ключ к нужному замку.

Кейел снова оттащил меня, когда раздался шорох. Пульс участился, а эйфория от очередной маленькой победы боролась с диким желанием убраться от сокровищницы подальше. Какие же противоречия иногда переполняют нас…

Каменная плита разделилась на семь частей, и они скрылись под полом, предъявляя взору очередной вход вниз.

– До самого дна, – нервно хохотнула я.

Роми, проходя мимо, угрюмо дополнил фразу словами из этой же подсказки:

– В смерть.

Лишь бы все испортить негативом, будто его и без того недостаточно…

Длинная лестница уводила нас еще глубже под землю, откуда уже несло плесенью, сыростью и затхлостью. Коридор, к которому она нас привела, был шире и выше; до потолка не дотянулись бы и Вольные. Где‑то капала вода, раздавался шорох наших шагов, босые ступни почему‑то резко захотелось защитить сапогами, но я от них давно и самонадеянно отказалась. Мы продвигались в полном молчании и на боевой изготовке, вооружившись кинжалами и внимательно прислушиваясь. Вот только идти оказалось не так уж и далеко. И нескольких минут не прошло, как мы уперлись в очередную дверь, которая ошеломила всех нас. Простая деревянная, она висела на блестящих, нетронутых ржавчиной петлях, и выглядела совершенно новой. В нее был вбит огромный гвоздь, или им была прибита записка: «Одержимый, остерегайся огня, который ведет тебя. Пока он друг – он освещает тебе путь, питает силой, а через миг – погубит». На гвоздике так же висел длинный шнурок и ключ. Видимо, от этой же двери.

– Здорово, – прошептала я, скрещивая руки на груди и оборачиваясь к задумчивым ребятам. – И что? Этот ключ можно просто взять, а потом так же просто открыть эту самую простую на вид дверь? И нам ничего за это не прилетит?

Ребята молчали. Наша самая умная исследовательница, закусив губу, хмурилась. Елрех щурилась, разглядывая дверь так, будто забыла свои волшебные очки на поверхности. Вольные… Как и всегда решительные, и смотрят на все преграды перед собой, как на злейшего врага.

– Ни единой мысли? – не дождавшись ответа, полюбопытствовала я. – Ладно, тогда я, пожалуй, рискну.

– Стой! – Кейел перехватил мою руку, не позволяя притронуться к ключу. – Это может быть ловушкой.

– Я не вижу в ней даже слабой силы, – сказала Елрех.

– Но она выглядит так, будто столяр изготовил ее только что, – снова поддержал мою мысль Роми.

– У меня нет идей относительно написанного предупреждения, – чистосердечно созналась Ив.

– Духи Фадрагоса! – простонала я.

– Освещает тебе путь, – нахмурившись, еще раз прочла Ив.

– Это не дверь, – сказал Роми и протиснулся между мной и Кейелом. – Очередная иллюзия.

– Через нее можно пройти? – оживился Кейел, поворачивая голову к рогатому.

– Не стоит. Что‑то есть вот тут, – Роми указательным пальцем поводил чуть ниже массивной петли, – с обеих сторон. И еще снизу. И тут, – поморщился, – но будто в стене.

– Из‑за такой хорошей иллюзии ничего не видно, – пожаловалась Елрех и подперла мое плечо с другой стороны.

– Асфи, позови Ксанджей, – резким голосом попросила Ив, отчего я вздрогнула.

Без лишних вопросов я выполнила ее просьбу, и как только огненный свет потеснил зеленоватое сияние Охарс и упал на часть двери, она попросту исчезла. Ксанджи двигались по немому указанию, показывая не только чуть торчащие из дверных косяков тонкие раутхуты, насторожившие Роми, но и часть дальнейшего коридора. На его стенах висели небольшие каменные морды драконов, словно горькое напоминание о смерти Аклена и Ил. Кейел перехватил кинжал удобнее, выставил руку с ним перед собой на уровне груди и с опаской шагнул вперед. Второй рукой стянул сумку с плеча, но не спешил бросать ее на землю. Мы тоже молча обнажили оружие, переглянулись и последовали за ним через иллюзию. Я внимательно следила за Кейелом и успевала посматривать по сторонам, надеясь, что стены коридора не являются такой же иллюзией, как и дверь. Что если бессмертные стражи, которыми мудрецы так запугивали искателей, прямо сейчас следят за нами и готовятся к роковому прыжку? От усердности слух напрягся настолько, что, казалось, я слышала легковесные шаги Ив позади себя, чего быть, конечно же, не могло. Сердце замедлилось, а в трещинах и углах, заполненных густым мраком, чудилось движение. Насекомые, змеи, или шутит накаленный до предела разум?

Удар пришелся оттуда, откуда я не ждала.

Кейел отпрыгнул, задел меня плечом, крепко вцепился в локоть и повалил на землю, накрывая собой. Возле самого уха что‑то загудело, быстро нагрело правый бок. Лопатки кололо и обжигало от той силы, с какой я приложилась о камень. Хорошо, что успела отшвырнуть сумку и элементарно не упала на флаконы с зельями. Они могли разбиться и, скорее всего, было бы куда больнее.

Гул длился еще несколько секунд, которые я пролежала неподвижно с закрытыми глазами. Когда все затихло, осторожно разжала кинжал, который тоже успела отвести в сторону. Духи Фадрагоса, а если бы реакция была хуже?! Кейел напоролся бы на него!

– Вы в порядке, люди? – спросил Роми. – Лучше отползите оттуда.

Кейел приподнялся на локтях, и стало чуточку легче дышать.

– Ты тяжелый, – хрипло выдавила я из себя и, приподняв голову, попыталась откашляться. Получилось не очень. Я снова позволила затылку коснуться холодного пола и мысленно закончила фразу.

…но давай не будем вставать, а останемся прямо тут. Без движения, без целей, без лишних мыслей, разъедающих рассудок, как кислота. Вернись на место, мой ужасный Вольный.

– Извини, – произнес он, обдавая висок теплым дыханием и окончательно скатился с меня.

– Они извергают пламя, – констатировала очевидное Ив.

Я не спешила подниматься, а, лежа на спине, разглядывала шипастые головы драконов, ошибочно принятые за траурные декорации.

– Надо разобраться, как работают эти хитрые морды, – протянула Елрех.

Мне и видеть ее не нужно, чтобы знать, что она сейчас вытянулась всем телом, уперла руки в бока и с подозрением приглядывается к огненным ловушкам.

– Не разобраться в работе, а разгадать очередную головоломку, – поправил Роми. – Больше нельзя двигаться вперед, не проверяя каждый последующий шаг.

Кейел, кряхтя и потирая колено, поднялся и проговорил:

– Я был прав.

– Ты был прав, – согласился Роми.

Они дружно хмыкнули, шумно подышали в унисон и замолкли. Я с удовольствием полежала еще немного, ожидая объяснений, уточнений или хотя бы продолжения неясного диалога, но в итоге простонала, с трудом уселась и попросила:

– Поясните, пожалуйста, для отстающих.

– Я тоже ничего не поняла, – призналась Елрех.

– Они говорят о порядке подсказок, – удивила Ив; я даже попробовала обернуться к ней, но в спине мгновенно стрельнуло. – О том, что если бы мы искали их в нужном порядке, то сложность возрастала бы с каждой постепенно. Тут тот же принцип и с теми же подсказками.

Вольные продолжали молча разглядывать коридор, не поправляли, не язвили, а значит, она не ошиблась. И как устроены ее мозги? Почему в обычных отношениях она до ужаса наивна, а когда касается вот такой мудреной логики Вольных, то работает как вычислительная машина?

– И на какой подсказке мы сейчас застряли? – поморщилась я, с трудом поднимаясь. Кажется, отбила еще и пятую точку.

– Судя по раутхутам в стенах – Свод Скверны, – ответил Роми, налегая на стену и стараясь заглянуть за ближайшую голову ящера на противоположной стене.

– Погодите, – Елрех свела белые брови на переносице, – а как же печальная подсказка Ил?

Голос Ив за нашими спинами прозвучал не менее печально:

– А ее мы пропустили…

Мы дружно отвернулись от драконьих голов и уделили внимание стене, которую разглядывала Ив. Барельефы находились по обе стороны от двери‑иллюзии: два дракона смотрели на нас желтыми топазами, сложив крылья и раскинув передние лапы. У левого дракона в животе была ниша, а в ней – закрепленный факел, склянка с ярким красным зельем и ритуальный кинжал. Кажется, именно им вырезали глаза Аклену.

Аклен… Я посмотрела на второго дракона и задержала взгляд на рубиновом сердце, выпирающем из каменной груди. Картинка действий, которых необходимо выполнить, сложилась в голове мгновенно. Ладони вспотели, и отчего‑то проснулся невыносимый стыд.

– Не стоит этого делать, – произнесла Ив, тоже догадавшись, что необходимо.

Почему‑то ее реакция разозлила. Возможно, потому что в ней я увидела себя? Мы все по каким‑то причинам сомневались и боялись.

– Струсила? – с вызовом поинтересовалась я, выравнивая дыхание. Если ни у кого не поднимется рука изувечить камень, то я справлюсь сама. – Предлагаешь вернуться обратно?

– Вы не понимаете. – Ив бросила виноватый взгляд сначала на меня, а потом на Кейела. – Пока не поздно надо послушать Роми и уйти отсюда.

– Нет, хватит. – Со злостью произнес Роми и устремился к стене с Ил. – Ты слышала их еще вчера. Им нужна сокровищница.

Он ухватил кинжал, быстро приблизился ко второму дракону и за считанные секунды отковырял глаза. Драгоценные камни со звоном упали на каменный пол и затихли.

– Не делай этого, – полушепотом попросила Ив, почему‑то с надеждой оглядываясь на застывшую Елрех. – Мы не знаем, что будет.

– Ив успокойся, – с явным трудом сказала Елрех, свесив голову и отступая. Едва не осипла… Да что с ними не так? – Вот именно, мы не знаем, что будет.

– Надо сказать им!

– Замолчи, – рыкнул Роми, выливая на конец факела зелье.

Я скрестила руки на груди, посмотрела на хмурого и тоже растерянного Кейела и спросила:

– О чем вы говорите?

– Что происходит? – голос Кейела прозвучал требовательней.

– Мы сами приведем их на жертвенный алтарь!

– Нельзя изменить предначертанное, Ив, – выцедил сквозь зубы Роми, зажигая факел.

– Можно попробовать! Роми, не надо! Не убивай их!

Он поднес чадящий огонь к рубиновому сердцу, взглянул на Кейела сурово и застыл, тяжело дыша.

– При чем тут предначертанное? – спросил Кейел. Удобнее перехватил кинжал и произнес с угрозой: – Говори, Вольный.

– Поверь, тебе не станет от этого легче. Все равно другого выхода нет. Не для нас с тобой.

Осточертели все! Гребаные маньяки! Со жгучей ненавистью в груди я шагнула вперед, тряхнула руками, ощущая прилив сил, и потребовала:

– Выкладывайте все на чистоту, иначе, обещаю, живым отсюда никто не выберется. – И медленно повторила: – Никто.

На плечо легла тяжесть, и я оглянулась. Елрех смотрела на меня, сжимая плечо, и тихо выдохнула:

– Ил…

– Что опять с этой Вестницей не так?! – собственный голос прозвучал противно, резко.

Елрех сглотнула, кивнула Роми, а затем, глядя мне в глаза, сказала:

– Когда она прощалась с Акленом, то говорила, что пострадают не только они, – и снова замолчала, косясь на Роми и терзая мое плечо нервозным жестом; ее коготки кололи кожу, но хотя бы отвлекали от страха перед таинственным прощанием влюбленной пары.

Когда Роми разочарованно покачал головой и уже хотел было вернуться кначатому, не выдержала Ив. Вздрогнула и быстро процитировала:

– Все будет хорошо, Аклен. Наступит время и сюда придут другая Вестница и другой Вольный. Им тоже придется пожертвовать собой, чтобы у нас было будущее.

– Я предлагал остаться на поверхности, – тряхнув головой, выплюнул Роми. Белые волосы упали на серое лицо, – но вы меня не слушали.

– Почему не сказали сразу? – приглушенно спросил Кейел.

– Я запретил.

– Почему? – повторила я короткий вопрос, и даже от такого разболелось горло, а перед глазами все подернулось. Это не очередная иллюзия и не сон…

Вместо ответа Роми бросил беглый взгляд на Кейела и опустил голову. Я тоже посмотрела на Кейела, и воздух застрял в легких.

«Он верил духу».

Глупая. Кейел тогда не обмолвился, не имел никакого подтекста в брошенной фразе… У Вольных нет родителей, как таковых, но есть духи. Они верят им. Никому так не верят, как им. И что дух Аклена сделал с ним?

Овца на заклание…

– Бывших Вольных не бывает, – обреченно прошептала Елрех, а серые глаза заблестели от слез.

Ив шмыгнула носом и добавила еще тише:

– О Вестницах и вовсе никто ничего толком не знает. Наверное, мы все умрем, если пойдем дальше. Чтобы никто ничего не узнал, от свидетелей избавляются.

– Или умрем, потому что погибнет Фадрагос. – Роми скривился.

– Предначертанное можно изменить, – приглушенно произнес Кейел; его кадык заметно дернулся. – Более того – иногда за него приходится бороться.

Роми горько усмехнулся.

– Твой дух, – с легким кивком озвучил догадку, наверное, полностью понятную лишь Вольным. – До сих пор веришь ему?

– А ты усомнился в своем? – Кейел вздернул подбородок и поморщился с омерзением. Медленно убрал непослушную прядь за ухо и с понимающей ухмылкой протянул: – Отплатил ему за абсолютную свободу предательством. Быть на привязи тебе приятнее?

Привязь? Дух? За предначертанное приходится бороться?.. О чем они говорят? Дух Кейела как‑то связан с предначертанным?

– Я… – Роми выдохнул шумно и потер лицо ладонью. – Ты ведь знаешь, что я больше не чувствую его. Он либо оставил меня, либо…

– Либо ты выполнил миссию, и сам этого не подозреваешь, – прорычал Кейел. В краткий миг сократил расстояние между ними до полушага, вырвал факел из рук Роми и со злостью сказал ему в лицо: – Теперь уступи дорогу к жизни другим.

Ив судорожно втянула воздух через нос, обняла себя и, отступая от Вольных, спросила дрожащим голосом:

– Если ты думаешь, что бывших Вольных не бывает только потому, что они не могли исполнить свою миссию, то почему Фадрагос до сих пор цел?

– Я уже ничего не думаю, – бросил Кейел и ткнул факелом в импровизированное сердце Аклена.

Видимо, это был не рубин, потому что он зашипел и прямо на глазах стал превращаться в воду. В слезы?.. Пламя затанцевало, дым смешался с паром, а в стенах что‑то заскрежетало. Я едва не попятилась на онемевших ногах, но вспомнила, что за спиной головы драконов, изрыгающие столп огня. В руках у Елрех мелькнул кинжал, а Вольные отшатнулись от драконов. Секунда – раздался оглушительный скрежет, звон, а я закрыла уши ладонями, зажмурилась и передернулась от неприятной волны по телу. Это хуже, чем металлом по стеклу. Несколько мгновений я сжимала челюсть и съеживалась, пережидая неприятные чувства. Затем наступила спасительная тишина, в которой лишь огонь факела шелестел где‑то внизу.

– Нет, – полушепотом разрушила короткое спокойствие Ив. – Нет!

Я открыла глаза и увидела, как эльфийка бросилась к двери. На месте иллюзии теперь были раутхуты, плотно перекрывающие выход. Эльфийка ощупала острые грани, отражающие ее темный силуэт, и, резко повернувшись к Кейелу, крикнула:

– Мы могли уйти! А теперь… Что ты наделал?!

Она точно собиралась наброситься на него с кулаками, но Елрех встала между ними.

– Я не звал вас с собой, – огрызнулся Кейел, отшвыривая факел в стену; он глухо ударился, отскочил, чуть прокатился и продолжил хаотично гореть у ног сосредоточенного Роми. – С самого начала вы навязывались сами!

Отблески света выцепили валяющийся топаз, и я постаралась взять себя в руки, отвлекаясь на отстраненные мысли. Один факел, два топаза… Один топаз. Где второй? Пошарила взглядом по полу, стараясь уловить желтое мерцание – ничего. Еще раз осмотрела пол, но отвлекло болезненное высказывание.

– Ты не со всеми поступил честно, – мягко напомнила Елрех, выставляя руки перед ругающимися в успокаивающем жесте.

Кейел сразу же виновато посмотрел на меня и отвернулся.

Мысли снова путались. Так я в Фадрагосе не случайно? Мы жертвы? Чьи? Духов? А может, сумасшедшей Вестницы. Нет…

«Она говорила с Повелительницей»…

Заговор. Они – мудрецы, Повелители, духи – все в сговоре против меня и Кейела. Тогда кто может быть нашим врагом? Общим врагом.

«Кто‑то невероятно сильный»…

«Наступит время и сюда придут другая Вестница и другой Вольный. Им тоже придется пожертвовать собой, чтобы у нас было будущее».

«…чтобы у нас было будущее».

«…было будущее»…

Но я тоже хочу себе будущее, чокнутая Ил!

Почему‑то вспомнились какие‑то фильмы о вампирах, чьи названия давно позабылись… Там, где кровью молодых и ценой их жизни, пробуждают старых. Труху, черт побери! Мы ведь не станем теми, кто умрет, чтобы вернуть к жизни Аклена и Ил?

– Асфи, – Роми несильно подтолкнул меня в плечо, – не спи. Не самое подходящее место для этого.

Точно. В таком случае попрошу Роми незамедлительно отомстить за нас.

– Ты потрясающий убийца.

Он замер, так и не отняв руки от моего плеча. Хмуро вглядываясь в лицо, спросил:

– Время кошмарных комплиментов? – Чуть качнул головой и строго попросил: – Приди в себя и отойди в сторону.

Я и шага сделать не успела, а Елрех уже приобняла меня и отвела дальше от стены, на которую Роми мгновенно налег спиной.

– Асфи, мне жаль, – прошептала она.

И впрямь едва не плачет, но, видимо, все слезы исчерпались еще тогда, когда она услышала слова Ил. Хотелось бы обсудить с ней многие мысли, мелькающие в голове неудержимым хороводом, но мы застряли на крохотном участке, который едва ли мог уместить хоть толику наших тяжелых тайн, построенных на непростительном вранье. Оно распирало изнутри бестолковой ненавистью ко всему. В том числе к себе. В первую очередь к себе.

Мы с Кейелом жертвы. За предначертанное приходится бороться. Значит ли это, что Кейел всю свою жизнь борется за нашу с ним смерть? Или его «папаша» против этого? Как знать, возможно, духи обиделись на мудрецов за то, что они отобрали у фадрагосцев Единство, и теперь стараются вернуть его с помощью Вольных. Но Аклен тоже был Вольным. И, если память не подводит, то, вероятнее всего, был одним из первых.

…яд, смерть и предательство сошлись на его секторе. Имелось ввиду другое предательство?

«Ил осквернила разум Аклена»…

Он ради Ил предал своего духа. Как же сложно…

Я ненадолго закрыла глаза, прикладывая прохладную руку ко лбу, и постаралась отвлечься на ловушку – не получалось. Стала следить за Кейелом и Роми, пытаясь вслушиваться в их перешептывания, но судорожное дыхание Елрех повторялось часто и возвращало к горестным мыслям, а ее ноготки ритмично кололи плечо.

Я бездумно смотрела на Вольных, исследующих стены, до тех пор, пока Кейел не решил вытянуть руку насколько это возможно и потрогать блоки в непосредственной близости от драконьей головы. Пламя раздулось мгновенно – сердце екнуло. Огонь заполнил собой весь проход, загудел, ощутимо раскалил воздух. Я сбросила с себя руки Елрех и подскочила к Кейелу, едва успевшему отпрянуть. Прижалась к его боку, он без заминки обнял меня одной рукой и как‑то привычно, наспех, поцеловал в макушку.

Когда пламя затихло, я провела ладонью по твердому животу и проговорила еле слышно:

– Ты дрожишь.

– Мне страшно, – без стыда ответил Кейел. И продолжая смотреть перед собой, добавил: – И я злюсь.

– Раутхуты в стенах точно примут огонь, – едва не выкрикнул Роми, опасно выступая к драконьим головам и указывая рукой чуть дальше, – и выплюнут его… – Заломил руку за голову и уткнул ладонь в кончик рога; кисточка хвоста то и дело мельтешила над огнем позабытого всеми факела. – Выплюнут куда‑нибудь!

Кейел тяжело вздохнул, а Роми развернулся к нам всем на пятках и, раскинув руки, спросил:

– Кто‑нибудь поможет мне придумать, как нам выбраться отсюда?!

Ответа он так и не дождался. Тишина слишком затянулась, а бессмысленные переглядывания стали раздражать, возвращая мне внутреннюю собранность.

Я облизала пересохшие губы и предложила:

– Может, мне попробовать пройти этот участок с помощью Айссии? Если целительная сила справится с огнем, то я смогу потом провести всех через ловушки.

– Нет, – запретил Кейел и, кажется, неосознанно отстранился. Обиделся?

– Но это может сработать, – поддержала меня Ив, дергая ушами, и беспокойно полезла в сумку.

– Хитростью мы можем нарушить правила мудрецов и упустить что‑нибудь важное, – посеяла сомнения Елрех.

Двое против двоих… Остался один голос, в поддержке которого я не сомневаюсь.

– Я за то, чтобы она попробовала, – глядя на Кейела, твердо произнес Роми. – Хотя бы посмотрит, что там дальше.

Даже в такой ситуации я не смогла упустить возможность, поэтому, закатив глаза, пробормотала:

– Как всегда с радостью готов рискнуть мною.

На самом деле это вовсе не удивляло. Роми прощается с рациональностью только в тех случаях, которые напрямую касаются Елрех, и как бы я ни подтрунивала над ним, все равно была рада, что он находится рядом и большинство ситуаций оценивает трезво.

– Ты сама предложила. – Он пожал плечами, но от Кейела пристального взгляда не отвел.

И тот сдался:

– Ладно. Но если что‑то случится…

Он не договорил, а меня к себе прижал теснее и мою руку над локтем до боли стиснул.

Оттягивать смысла не имело, прощаться мы с Кейелом не любили, поэтому я дежурно чмокнула его в щетинистый подбородок, выкрутилась из крепких объятий и отошла к центру коридора. Призвала Айссию, дождалась, когда бирюзовое сияние окутает меня, появится бодрость и ощущение защищенности, и вдохнула глубоко перед тем, как медленно шагнуть вперед. Один шаг, второй… Чувства натянулись, как тетива перед выстрелом, короткий вдох оборвался, так и не наполнив легкие. Пальцы ноги едва коснулись сырого, холодного пола, а пламя уже ослепило. За короткий миг я не успела даже испугаться, но среагировала на смертельную опасность моментально – отскочила, прикрывая голову руками. На безопасном островке попятилась немного, вглядываясь в яркое пламя. В нем даже марева бирюзового не осталось. Ни намека. Прикосновение испугало, разнеслось зарядом тока по телу, но ударить Кейела я не смогла. Он уклонился, оттаскивая меня дальше, развернул и… только когда прижал к себе, я осознала, что едва не умерла.

– Лучше бы не пробуждали у нее Единство, – проворчал Роми, когда гул затих, – а оставили духов руководить силой реки Истины. Они бы точно выстроили прочный щит.

– Успокойся, – мягко попросила Елрех. – Потом Асфи было бы очень плохо.

– Тогда бы мы не нашли ни одной подсказки, – напомнила Ив.

Сердце колотилось, а в глазах плясали темные пятна. Я прижимала ладонь к груди Кейела, надеясь, что его сердцебиение успокоит меня, но оно было ничуть не лучше моего.

– Обыщем вход и стену с драконами, – громко произнес он, стискивая мой затылок и суетливо поглаживая спину. – Решение должно быть.

Я вдохнула глубже его терпкий запах, набралась силы и начала озвучивать новую идею:

– Я могу попробовать…

– Нет. Ты уже попробовала.

– Но не заглянуть в прошлое этого места.

– А если будет, как в лесу? – Он обхватил мое лицо и, приподняв, заставил посмотреть в глаза. Зрачки расширились настолько, что нельзя было рассмотреть теплый цвет. Беспросветная чернота. – Об этом ты подумала? Даже если мы свяжем тебя, тут слишком тесно для внезапных прогулок после сна. Достаточно прыгнуть вперед – и ты сгоришь.

Ив громко всхлипнула, а может, икнула, и все повернули к ней голову.

– Нет. – Она, раскрыв ладонь, помахала рукой. – Нет, ничего. Просто глупые мысли.

– Говори, – потребовал Кейел.

– Аклен сгорел, а вы сюда пришла, чтобы…

Опустила голову, а молчание продолжилось.

Действительно глупые мысли. Даже если она не ошибается, то Кейела я под огонь не пущу. А вот мне можно было бы испепелить головы, но не факт, что после этого огонь не станет поливать коридор бесконечно. Судя по тому, что сила великого духа жизни развеялась под пламенем, как воздух, это пламя волшебное.

– Надо снова вспомнить все подсказки, – пришел в себя Роми. Вытащил из крепления кожаного ремешка дротик, и тот мгновенно замельтешил в черных перчатках. – Мы лишили Аклена глаз и сожгли его сердце.

– Вход был на его спине, – устало отозвался Кейел, прижимаясь щекой к моей голове. – Но у этих драконов другая поза, спины не видно.

Погрузись в смерть до самого дна… Один топаз. Где второй?

Мысли закружились так же быстро, как я развернулась к Роми и приказала:

– Ищи иллюзию на полу!

Сама тоже стала осматривать пол, стараясь вспомнить, куда отскочили блестящие камешки. Приблизилась к стене с Акленом, присела на корточки и, от спешки не сообразив призвать Ксанджей, начала ощупывать пол. Пальцы сгребали песчинки; они немного царапали кожу, а камень холодил ее. За спиной раздались торопливые шаги, и голос Роми прозвучал громом:

– Правее.

Я послушалась – пальцы нащупали только пустоту, а рука погрузилась в камень. Огонь факела затрепетал рядом с головой, и я подняла ее.

– Молодец, – похвалил Кейел, опуская рыжий свет ниже.

Иллюзия исчезла, а в небольшом углублении обнаружились и пропавший камень, и медное гнездо для него. По телу прокатилась знакомая приятная дрожь, кровь хлынула в венах быстрее, а на затылке выступили мурашки. Я глубоко вдохнула, а затем хохотнула. Победа!

– Тут такой же тайник, – произнесла Ив со стороны Ил.

Трясущейся рукой я вставила первый камень на место – от символов, расположенных по углам тайника, пронеслось красное сияние. Крепление вокруг камня захлопнулось, гнездо провалилось ниже. Стена справа заскрежетала, зашуршала, и мы, дружно отпрянув, прижались к противоположной.

– Наверное, не надо было спешить, поспешная Асфи.

Хотелось бы ответить Елрех, но язык прилип к небу. За стеной точно что‑то сдвигалось, и я боялась за потолок. Вдруг обрушится. Из стены выступил каменный блок, и все затихло.

Роми с Кейелом не ждали приглашений, а сразу же направились изучать находку. Спустя несколько секунд обсуждений, они вынули тяжелый камень, открывая за ним нишу с железным рычагом, украшенным резными символами. Громкий шорох второй стены уже не пугал, а открытие не удивило – второй рычаг. И их мы, девушки, тоже уступили парням.

– Итак, – тряхнув волосами, деловито произнес Роми, – этот рычаг поворачивает головы драконов.

А второй, тот, что опустил Кейел, изменил положение раутхутов, и теперь они грозно выпирали из стен за головами драконов тремя абсолютно ровными гранями.

Я неосознанно трясла кистью руки, прокручивая в голове события, произошедшие в Своде Скверны, затем – изменения в коридоре прямо сейчас. Ошибаемся или нет? Все ли учли? Не открыли ли мы сейчас где‑нибудь клетку со злобными зеркальными тварями? И в Своде не было всепожирающего огня, как тут. Зато он был позже… Порядок подсказок тут не при чем? Если мы ошиблись, то где?

Нервы взяли верх над терпением, и я тряхнула рукой сильнее, заставляя себя успокоиться, но мгновенно разозлилась. В скверну все! Сжала кулаки и бросилась вперед.

– Куда ты, Асфи? – Елрех попыталась схватить меня за руку – не вышло.

Я юркнула рядом с Роми и, на всякий случай призвав Айссию, переступила безопасную границу. От напряжения гудело все тело, а мир сузился лишь до драконьих голов и раухутов между ними. Огонь вырвется, и, если полетит в меня – успею отпрыгнуть.

– Идиотка! – крикнул Кейел, захватывая меня за талию.

Гул утопил его ругательства – столп огня ударил в раутхут, а перед глазами все смазалось. Кейел оторвал меня от земли, стал оттаскивать подальше. Остановился и, продолжая приподнимать, громко отчитывал, но его слова с трудом можно было разобрать из‑за шума.

– …бежишь бестолково! – резанул строгий голос по ушам, когда наступила тишина.

Вот только продлилась она недолго. Сразу же огонь зашумел вновь, и мы, замерев, повернули головы. Роми стоял на моем месте, сжимая кулаки и размахивая хвостом. Не черный, а такой же серый, здоровый – живой.

Сработало!

Драконы выплевывали огонь, а раутхуты выбрасывали его в стену напротив. И с каждой секундой сила ловушки заметно затихала. Руки Кейела ослабли, а мои ноги, наконец, коснулись пола. Налегая спиной на твердую грудь распаленного Вольного, я наслаждалась постепенным угасанием мощного враждебного огня. Не люблю конкуренцию.

Наконец‑то тишина обрела торжествующий оттенок, а яркий свет окончательно потух, снова погружая длиннющий, как выяснилось, коридор во мрак. Только позабытый нами факел продолжал гореть на полу возле двери, да Охарс весело ютились над нашими головами. Роми так и не повернулся к взволнованной Елрех, словно знал, что увидит в ее глазах осуждение. Он медленно уходил в темноту; драконы бездействовали. Приблизился к месту, куда был направлен огонь, осмотрел его и произнес:

– Тут была иллюзия, а под ней… наверное, артефакт. Сейчас не разобраться, все расплавилось. Даже иллюзия исчезла.

Я улыбнулась шире и, закрыв глаза, положила затылок на крепкое плечо Кейела. Кем бы ни оказался наш враг и какие бы планы ни вынашивал, меня на жертвенном алтаре он не увидит, а значит, и Кейела тоже.

Нам понадобилось еще некоторое время, чтобы просто посидеть, прислонившись спинами к стенам, и поболтать на отстраненные темы. Хотелось сбросить напряжение и набраться моральных сил для дальнейшего пути. Елрех и Роми сидели напротив, взявшись за руки и играя пальцами. Ив расположилась рядом с ними и переплетала длинную черную косу. Кейел развалился полулежа возле меня, подложив под себя наши сумки и куртки, и в каком‑то только ему известном ритме тихонько постукивал острием кинжала по полу.

– Эй, глупая человечка, – с улыбкой обратился ко мне Роми. – Почему ты никому не рассказала, что я почти убил тебя?

– Ты пытался ее убить?! – Глаза Ив расширились, а Охарс шарахнулись от нее, будто испугались громкого голоса.

Елрех тяжело вздохнула и, удобнее устраивая голову на плече супруга, осуждающе пробормотала что‑то на непонятном языке.

– Когда такое было? – поинтересовался Кейел, устремляя хмурый взор на Роми и ударяя кинжалом сильнее, быстрее, звонче.

– Не переживай, неправильный человек, – склоняя голову набок, ответил рогатый. – Давно. Во время нашего с ней знакомства, и ту царапину ты увидел.

– А, – коротко отметился Кейел и снова потерял интерес к беседе.

Я хмыкнула и произнесла первую чушь, которая пришла в голову:

– Может, у меня нашелся бы поклонник, который захотел отомстить, а я подозревала, что мне понадобится кто‑то на замену младшему брату. Правда, не обессудь, он умнее тебя. – И раскачивая ногой из стороны сторону признала негромко. – Хоть ты и умница.

Через несколько минут я сдавала Елрех ее возлюбленного:

– Сначала он сравнил тебя с пауком, а потом меня с червями. – Почесала нос и добавила: – Или, наоборот: сначала меня, а потом тебя.

– И ты смеешь жаловаться ей на меня после того, как хотела ее опоить зельем щедрости? Там была доза, способная разорить самого жадного эльфа.

Кейел, продолжая смотреть на кинжал, расплылся в широкой улыбке, а потом хохотнул.

– А ты так и не отдал ничего из обещанного, – обиженно протянула Елрех, глядя на него.

Он и вовсе расхохотался, запрокидывая голову. Его задорный смех разнесся по всему коридору, и стал заражать меня, но Роми поддержал смех первым. Вскоре мы все вытирали слезы от необъяснимого хохота, который долго не могли остановить. Казалось, еще немного – и я разрыдаюсь из‑за него.

– Пора, – выдохнул Кейел с прежней улыбкой и стал подниматься.

Веселье как рукой сняло.

«Пора» – короткое слово, а внутри перевернуло все вверх дном.

– Пора, – тихо согласилась я, вкладывая руку в раскрытую ладонь Кейела и пряча от него глаза. – Пора.

Длинный коридор пугал, несмотря на то, что мы уже много раз убедились – ловушки уничтожены. Бесконечная вереница драконьих голов безмолвно взирала на нас, раскрыв пасти. В полумраке они казались настоящими, грозными и… немного печальными. Я следовала за Кейелом, с трудом сдерживая желания: хотелось обнять его, признаться во всем, извиниться, объясниться, принять решение обо всем совместно. Хотелось спасти его и остаться с ним.

Мы всего лишь чьи‑то жертвы. Мои родители не заслуживают смерти ребенка. Я не заслуживаю этой жизни.

Сама все испортила.

– Опять? – выдохнул Роми.

Перед нами выросла новая дверь, но уже железная и, как полагается, покрытая ржавчиной и паутиной. Замка на ней не было, а вот надпись была – выбитая прямо на двери. Только она и небольшой участок вокруг блестели, нетронутые временем.

Ив подошла к двери ближе, подозвала Охарс и медленно прочла:

– Отчаявшийся, очисти мысли. Огонь потухнет, свет погаснет, духи оставят тебя – и ты умрешь в бессмертии.

Я шумно вздохнула и прокомментировала:

– А тот, кто эти записки писал, умеет воодушевлять. Наверное, с этой задачей мудрецы дали полную свободу Эриэлю.

Кейел вытащил кинжал и потянулся к громоздкому кольцу, прикованному вместо ручки.

– Надо открывать осторожно, – напомнил Роми, вытаскивая ядовитый дротик и поспешно разворачивая тряпку, в которой бережно хранил его.

Я призвала Айссию, готовясь поддержать Кейела в любую секунду, и затаив дыхание следила за ним. Он прикоснулся к двери и замер – ничего не произошло. Подковырнув заржавевшее кольцо острием, с пронзительным скрипом отогнул его и потянул на себя – дверь заскрипела тягуче, низко, подалась туго; с петель посыпалась ржавчина. Роми молча приблизился к Кейелу и помог открыть ее. Из помещения струился тусклый, холодный свет, словно за высоким, каменным порогом стояла лунная ночь. Дохнуло холодом и чем‑то мерзким, но сильное отвращение вызвал не незнакомый горьковатый запах, а пугающе неестественная атмосфера внутри. А добила все знакомая потеря сил, будто мы ступали на мертвую землю.

– Ведьмовской камень? – предположила я, замечая, как мгновенно исчезают Охарс, едва касаясь невидимой границы.

– Он, – полушепотом ответила Ив, переступая порог вслед за мной.

Камень в таком свете походил на бугристую сталь, делая комнату еще холоднее и словно стерильнее. Если бы только из стен не выпирали искривленные ветки неизвестного минерала, я бы подумала, что оказалась в большом холодильнике. Видимо, тут он светился постоянно, но белый свет был настолько приглушенным, что казался серым.

Не останавливаясь, я оглянулась на Елрех и получила скверные подтверждения догадкам. Все это время она зачем‑то несла злосчастный факел, но стоило ей только переступить с ним порог, как пламя погасло, будто на него надели невидимый колпак.

На макушке шевельнулись волосы, и я вздрогнула, едва не вскрикивая. Отпрянула в сторону, вскинула голову и, приложив ладонь к груди, медленно выдохнула.

Всего лишь тонкий отросток минерала…

Сердце колотилось, а во рту пересохло. Жуткая комната. Или зал? Мы находились на освещенной территории широкой комнаты, вторая половина которой была поглощена непроглядной темнотой. Почему‑то она казалась живой – протяни руку, и она крепко схватится за нее, а затем утащит всю тебя.

– Наллеран, – проговорил Роми. – Без сомнений, это она.

Я посмотрела в его сторону. Они с Кейелом стояли у каменной плиты, с огромным полотном текста и какими‑то схемами.

– Что это? – спросила я, осмелившись говорить громче.

– Игра, – ответила Ив.

– Я слышала о ней лишь раз, – проговорила Елрех и поморщилась, пристальней разглядывая бесполезный факел. – Бабуля рассказывала скучную легенду о васовергах, и там говорилось, что наллеран изобрели рабы. Хотели хоть как‑то скрасить свободное время взаперти, а заодно выучить драконий язык.

– Почему именно его? – полюбопытствовала я, просматривая пол перед густой темнотой. – Могли бы выучить сразу общий.

– В то время он и был общим, – ответила Ив, читая текст на плите, – потом все поменялось. А игра была настолько скучной, что ее не стали развивать. Сейчас о ней только помнят, и то далеко не все.

На ровном полу тянулось длинное углубление, словно стартовая линия. Сразу за ним начинались квадратные плитки, размером полметра на полметра. Я прошлась вдоль, отмечая, что только на пяти плитках, разделенных между собой равным промежутком, есть узоры. Казалось, напротив, всего лишь в метре от них, в темноте что‑то зловеще поблескивало. И чем дольше я всматривалась в темноту, тем стремительней усиливалось это чувство. Холодок пробежался вдоль позвоночника, и я на негнущихся ногах отступила. Интуиция вопила об опасности, а исходящий холод от мрака пробирал до костей.

Я же Вестница. Даже на морозе мне достаточно было разуться, чтобы холод превращался в прохладу, а тут… Тут холод другой природы – ни живой, ни мертвый.

– Нам придется сыграть в нее. И судя по тому, что тут написано, нам нельзя ошибаться, – мрачно озвучил приговор Кейел, поглаживая ладонью древние тексты.

– Одна ошибка приведет к смерти, – голос Ив снова дрожал.

– К смерти всех пятерых. – Роми скривился, снова хватаясь за рога.

– Я не знаю драконьего языка, – со страхом призналась Елрех.

Жилка на шее забилась так сильно и часто, что началась одышка. Я поморгала много раз, сжала кулаки, растирая выступивший пот на ладонях. Затем повернулась к плитам и уделила внимание им. В глаза сразу бросились верхние, самые крупные символы, нанесенные на отдельные секторы: на первом – была луна, на втором – солнце. Третий сектор был пустым. Покачав головой, я облизала губы и сипло произнесла:

– Ребята, может быть, вы удивитесь, но я не знаю ни драконьего языка, ни этой игры.

И который час мы сидели на холодном полу, образуя тесный круг и обсуждая простейшие, по убеждению Ив, правила наллеран. Японский кроссворд, морской бой и минер – вот, что приходило на ум, когда я начала вникать в них. Игра была похожа на каждую из этих игр и одновременно – ни на одну из них. Само поле состояло из клеток, которое схематично набросала Ив на последних чистых листках. По моей просьбе, для наглядности и простоты она изобразила его с десятью клетками по вертикали и столькими же по горизонтали. В тусклом свете темные линии чернил просматривались плохо, и их приходилось утолщать, но мы не спешили. Каждый понимал, что в таком деле спешка ни к чему хорошему не приведет. Необходимо спокойствие, внимание и…

«Отчаявшийся, очисти мысли»…

…чистая голова.

– Скорее всего, клеткам будут присвоены цифры. – Ив сначала глянула на Елрех, а потом на меня. Свела брови вместе и неутешительно добавила: – Или символы какого‑нибудь другого языка. Не бойтесь, мы разберемся.

Если будут цифры, то мы будем искать рисунок… Ив сказала, что знает, стандартную нумерацию основных цветов; она издавна не менялась. Наверное, это будет проще, чем разгадывать какую‑нибудь фразу.

Наллеран… Вероятнее всего, игру приняли скучной те, кто хорошо знал языки и не обладал особой усидчивостью. Да и дух соперничества в ней не ощущался, как, например, в том же морском бое. Она подходила и для скрашивания одиночества, и для большой компании, и в ней все были заодно, стремясь к общей цели – как правило, ею мог быть спрятанный рисунок или зашифрованное послание от конкретного автора игры. Мы рассматривали правила для нашего случая – на пятерых. Видимо, мудрецы рассчитывали количество, ориентируясь на себя, живых.

– Энраилл – это те, кто спрятал что‑то на этом поле. – Ив постучала палочкой по схеме на листочке, которое назвала полем‑загадкой. – И так, как они решили, что для расшифровки послания нужны пятеро, то должны были подготовить пять отдельных схем, разделенных на равные части. Думаю, мы получим их, когда перейдем черту.

Углубление в полу перед клетками теперь казалось шире, темнее – зловещим.

На втором листке были все те же клетки, но уже пять штук: две в длину и десять в высоту. Это как взять шахматную доску и распилить ее на равные полосы. Пока все было понятно, как и в первый раз, когда объяснял Кейел.

– Есть начальные клетки, и они всегда как‑то отмечены.

Она зарисовала по одной клетке на разных полосках, а затем подтянула к себе первый листок с цельной таблицей и закрасила те же клетки на ней.

– Порядок, с какой стороны начинается игра всегда указан в правилах. В письменах, – Ив кивнула на плиты, – сказано, что слева направо. Но даже если это не так, у начинающего игрока на первой клетке всегда есть символ. Один символ, который открывает игру.

– Только у одного, – прошептала я.

– Да, – серьезно ответил Роми, даже не подумав съязвить о моем тугодумии. – И только один символ.

Мы все это уже слышали неоднократно, но все равно повторяли раз за разом, чтобы ничего не упустить. И о том, что передвигаться можно только на одну клетку прямо или по диагонали. И о том, что в клетках будет находиться по два символа: в верхнем левом углу – ведущий, в нижнем правом – посыльный. Еще обсудили, что игра бывает круговой, где пятый игрок контактирует с первым; и прямой – когда пятый игрок получает посыльный символ от четвертого игрока, делает ход, а затем отдает новый посыльный символ обратно четвертому.

– Мне все понятно, – тихо произнесла Елрех, склоняясь над листками. – А тебе, сообразительная Асфи?

Комплимент, чтобы приободрить? Я не против.

– Кажется, поняла. – Но плечами почему‑то пожала… Мы не знаем, какая из версий игры ждет нас впереди, и от этой неизвестности пересыхает во рту, а сердце стучит неспокойно.

– Надо закрепить еще раз, – настойчиво сказал Кейел, заправляя волосы за уши. Ухватился за кончик афитакской палочки, которую держала Ив, и ловко отобрал ее. Пересел к нам боком, вытянул ногу, и подтащил листы к себе. – Сейчас я набросаю несколько символов драконьего языка на координатном поле и общего – на поле‑загадке, а затем мы попробуем сделать ходы.

Никто не стал ему перечить, а уже через несколько секунд наблюдения за ним мы с Елрех переглянулись, кивнули и с облегчением улыбнулись. С первым шагом все было понятно еще до того, как Кейел попросил:

– Милая фангра, начнем с тебя. Ты открываешь игру, что будешь делать?

– Если я открываю, то остаюсь на месте, а белый кленовый лист, начальный символ, становится для меня посыльным, и я называю его Асфи. В это же время я записываю первый символ из поля‑загадки, который располагается в том же месте – «С».

Он посмотрел на меня и коротко произнес:

– Твоя очередь.

– Я принимаю эстафету, – глядя в его внимательные глаза, ответила я, – то есть посыльный символ. И он становится для меня ведущим. Нахожу его в радиусе одного шага в верхней позиции, – ткнула пальцем на подходящую клетку и продолжила пояснять действия: – и занимаю эту клетку. В ней вижу…

Духи Фадрагоса, что это? Я открыла рот, пытаясь обозвать символ под кленовым листом, но на ум абсолютно ничего не приходило. Кейел мягко опустил горячую ладонь на мое запястье, привлекая внимание к себе.

– Не бойся, – вкрадчиво попросил. – Мы не успеем выучить все символы, их слишком много, Аня. Даже те, кто изучал этот язык с детства, знали не все, поэтому тоже часто не брезговали наллеран. Просто опиши, что видишь.

Бактерии под микроскопом сбились в кучу? Будто их положили в крохотное блюдце… Духи Фадрагоса! Меня никто не поймет, и я буду виновата в нашей смерти.

Я вдохнула глубже, облизала губы и выдохнула:

– Это круг, состоящий из множества пятен, линий… В нем словно перевернули сову, или… – Снова замолчала, не зная, как описать этот круг.

Круг‑губка? Тоже не лучшее описание…

– Этого достаточно, Асфи, – вмешалась Ив. – Если описания будет мало, тогда тебя попросят уточнить.

– Ясно. – Я потерла лоб и быстрее проговорила: – Тогда так описываю посыльный символ, и не забываю отметить «П».

– Елрех, – обратился Кейел, – продолжи.

Она перекинула густые волосы за спину, уперлась двумя руками в пол и всмотрелась в центральную полосу.

– Если бы я была участником с третьей полосой координат, то перешла бы влево, а четвертому участнику сказала бы, что его символ – круг в круге. И мой первый символ для заметки: «А».

Я указательным пальцем протянула по той же логике до упора вправо и получила: «Спаси»…

– Хорошо, – похвалил Кейел, отрывая меня от головоломки. – И не забывайте: по правилам игры, мы не должны видеть чужие координаты. Скорее всего, мудрецы это учли.

– Поэтому Асфи и Елрех необходимо заключить между теми, кто хоть немного разбирается в древнем языке, – дельно предложил Роми.

Кейел взглянул на него с интересом и, кажется, легким уважением, а после сказал:

– Я знаю его лучше любого из вас.

– Мог бы не мучить меня с первой дверью… – хмыкнула Ив.

– Возьму третью полосу на себя, – не обратив на нее внимания, стал принимать решения Кейел, – а Елрех и Аня разберут между собой вторую и четвертую. Так я смогу подсказать обеим, если вдруг ни ты, ни Ив не поймете их описаний.

– Хорошая идея. – Ив дернула ушами.

Все подняли головы, безмолвно осознавая: мы готовы. Так же дружно посмотрели в темноту и замерли, едва дыша.

– Как вы думаете, что нас там ждет? – спросила Ив.

– Мало хорошего, – ответила Елрех.

– Может, постамент с пятью гранями и кнопками на нем, – отозвалась я, представляя себе огромную площадь, где у нас не будет возможности помогать друг другу. Под ложечкой снова засосало.

– Не надо гадать, – тряхнув головой, произнес Кейел. – Обычно реальность больно разбивает ожидания.

Он взглянул на меня украдкой, и я отвернулась. Только нравоучений от него сейчас не хватало. Желая перевести разговор и оттянуть время перед игрой, я напомнила:

– Мы так и не разобрались, почему Энраилл изобразили луну, солнце и… Что означает пустота?

– Смерть, – безжалостно припечатал Роми поднимаясь.

Я сглотнула, и глоток превратился в рыбью кость. Пока я морщилась и старалась взять эмоции под контроль, Ив полушепотом произнесла:

– Наверное, мы точно не узнаем, пока не вступим в игру.

Никто, кроме меня, судя по всему, не хотел оттягивать время, а я старалась не показывать настоящих чувств, поэтому почти сразу мы распределились по участкам и остановились перед линией. За ней лежала бездушная плитка, покрытая узорами, но почему‑то она пугала так, словно была наполнена жизнью. Словно именно она была моим ожившим кошмаром. По затылку прокатился липкий холод, приподнял волосы, остудил шею, покрывая ее потом. Добрался до спины и обратился в слабость, а она захватила колени и подкосила ноги. Они будто отнялись, но превратились в гипс, не позволяя упасть.

Животный страх. Дикий страх.

– Это всего лишь один шаг, – пробормотала я.

Что со мной? Возможно ли, что сила Вестницы предупреждает о чем‑то?

Усмешка против воли искривила рот, и мышцы лица задрожали. Вестницам доверия нет. Докатилась до того, что не могу верить самой себе. Впрочем, это случилось уже давно…

– Ну и чего стоим? – возмутился Роми с дальнего конца зала. Он выбрал первую полосу у левой стены.

Рядом с ним, напротив такой же плитки, переминалась с ноги на ногу обеспокоенная Елрех. Немного радовало, что Кейел стоял на третьей, центральной, позиции; его присутствие бок о бок со мной напоминало о многих передрягах, из которых мы с ним выбрались. Этот парень, если понадобится, зубами перегрызет глотку любому, лишь бы только выполнить миссию. Главное, чтобы цель этой миссии не заключалась в нашем жертвоприношении.

Можно ли верить Кейелу? Сердце сжалось, а дыхание сбилось.

– Идем, – громко скомандовал он.

– Асфи, тебе плохо? – донесся мелодичный голос Ив справа, и я посмотрела на нее. Она была растерянной. Быстро нахмурилась и пояснила: – На тебе лица нет.

Я покачала головой и, не дожидаясь, когда она сообщит о подозрениях остальным, перешагнула линию.

Холодный пол сменился ледяным. Озноб пронзил ступни, резкой болью промчался по телу, выбил воздух из легких, и я вскрикнула, прикладывая кулак к груди.

– Аня?!

До того, как Кейел сорвался бы ко мне, я выбросила руку в его сторону, останавливая жестом.

– Я в порядке!

Я в порядке, в порядке… Вдыхать глубоко через нос, выдыхать через рот. Все просто. Правильное дыхание угомонит сердце и пульс, а их спокойный ритм прогонит панику. Все в порядке.

– Что случилось? – в затянувшемся безмолвии спросил Роми.

Будто в прорубь нырнула.

– Единство! – выдавила я из себя. – Его будто отрезали.

И снова молчание, а взгляды ребят готовы прожечь дыру во мне. С каких пор они так беспокоятся обо мне? Или все дело в том, что сейчас мы столкнулись с дверью, которую могут открыть только пятеро? Какая ирония…

– Ты можешь идти дальше? – Кейел с силой сжимал рукоять кинжала.

С расстояния и при таком приглушенном свете было трудно рассмотреть лицо в шрамах. Небольшая ветка минерала свисала сразу над Вольным, и русые волосы на макушке и затылке превращались в седину, а глаза прятались в густой тени, но я точно знала – Вольный боится. Он привык бороться со страхами, которые вызывали у него враги, монстры, дорогие ему существа. Кейел всегда, когда боялся, сжимал кинжал, или что‑то напоминающее оружие, будто готовился к сражению. Даже если пробуждались монстры внутри нас.

– Я смогу, – заверила я, с трудом распрямляя плечи и вскидывая голову.

Пусть каждый заботится о своей загадке, а не беспокоится обо мне. Всего лишь совсем не чувствую духов – невелика потеря.

Последним линию переступил Кейел, занимая узорчатую плитку.

Тишина. Она настораживала и заставляла прислушиваться, приглядываться к холодному блеску, зависшему во тьме напротив.

Пол дрогнул, комок подкатил к горлу. Ив вскрикнула, а за спиной раздался истошный визг, а затем глухой стук.

Клетка захлопнулась.

И снова тишина, спокойствие…

Все еще стоя в полный рост и вытягивая раскрытую ладонь к полу, я медленно осмотрелась. Ребята стояли на своих местах – невредимые, испуганные. Плитки под нами чуть впали, а за спиной из углубления поднялась решетка. Тонкие прутья злосчастного минерала только начинали светиться, медленно предъявляя взору пространство впереди.

– Нас заперли, – дрожащим голосом констатировала Ив.

Закрыли на мертвой территории, отняли силы и простейший огонь, лишая естественного тепла и света. Есть ли на это причины?

У мудрецов они всегда найдутся.

– Все нормально! – заявил Кейел. – Идем дальше.

Нормального мало, но выбора у нас нет.

Судя по истеричному фырканью Ив, она разделяла мое мнение.

Несколько плиток впереди были испещрены все теми же узорами, а затем рисунок менялся. Луна находилась на первой плитке, Солнце все еще пряталось в полумраке на второй. Однако он быстро таял. Мы делали по одному шагу поочередно: Роми, Елрех, Кейел, я, Ив. Если игра и началась, то мы явно ошиблись с правилами и просто не понимали, что делаем. Просто двигались вперед и пока еще оставались целыми.

Света от решетки стало достаточно, чтобы увидеть третью плитку – пустую. И стену за ней…

– Что это? – всполошилась Ив. – Двери?

– Нас разделят! – разволновалась Елрех.

– Спокойно! – потребовал Кейел, ожидая, когда наступит его очередь шагнуть вперед. – Не обязательно. Это может быть проход в игровой зал.

До слуха донесся ласковый голос Роми, но слов разобрать было невозможно – видимо, он успокаивал Елрех.

Кейел ступил на плитку с луной и внимательно посмотрел на меня. Я сглотнула и заставила себя шагнуть. Плитка неприятно провалилась под моим весом – и очередь перешла к Ив. Короткое мгновение я потратила на то, чтобы рассмотреть стену с аркой, под которой таинственно блестел железный круг, украшенный символами. Такая была перед каждым. Она и впрямь походила на каменную дверь.

Что‑то в стене скрежетнуло, и я вздрогнула. Это точно дверь…

Каменная плита под аркой разделилась на две части и медленно разъезжалась в стороны, открывая вид на освещенный огнем коридор. Я вдохнула пару раз, осмысливая произошедшее. Ребята молчали, тоже с интересом заглядывая внутрь. В коридоре виднелись клетки, вмонтированные в прямо в каменную стену, а в них были закреплены факелы. Кажется, серебряные. Вылитые в какой‑то вычурной форме, напоминающей скульптуры.

Нас и вправду загоняют в коридоры по одному, словно скот на убой. Ценную живность. Кому нас хотят принести в жертву?

Дышать трудно.

– Аня, – привлек внимание Кейел и кивнул вперед.

Даже не заметила, как ребята стали переходить на плитку с солнцем.

Очень скоро мы добрались и до пустой плитки. Остался последний шаг до того, как мы не сможем видеть друг друга… Я посмотрела на Кейела и столкнулась с взволнованным взглядом. В его глазах мерцали отблески огня, бросаемые факелами. Губы были приоткрыты, будто он хотел сказать что‑то, но не знал, что именно. Я стиснула кулаки и легонько кивнула.

Мы не прощаемся. Еще пока – нет.

Кейел первым отвернулся и зашел под своды арки. Я ждала еще целых несколько секунд, глядя на пустое пространство, где только что стоял он. Видела его образ, ценно сохраненный памятью, и все никак не могла отпустить его. Вот он поправляет сумку, легонько ведет плечом и, привычно убирая непослушные волосы за уши, исчезает за дверью.

– Асфирель, – тихо напомнила о себе Ив, ожидающая очереди.

– Извини, я задумалась.

– Ничего, – понимающе ответила она.

Не глядя на нее, я перешла на следующую плитку. Буквально через мгновение дверь за спиной порывисто захлопнулась, будто ставни от шквалистого ветра. Я крепко зажмурилась,но не вздрогнула.

– Аня!

Хриплый голос распалил костер надежды в груди, и я встрепенулась, беспокойно осмотрелась. В каменных стенах были продолговатые окна, но такие крошечные, что правильней назвать их отверстиями. Кейел склонялся, чтобы увидеть меня через щель.

– Способ для общения есть! – Он улыбнулся. – Это хорошо! Слышишь меня? Скажи что‑нибудь, а то мне кажется, что ты не слышишь!

С той же стороны донесся голос Елрех, но такой приглушенный, что можно было даже не стараться что‑то понять.

– Я тебя слышу, – наконец ответила я дрогнувшим голосом. – Тебе кричать не обязательно, а вот Елрех может даже не стараться.

– Асфи! – позвала с другого боку Ив. – Скажи Кейелу, что это самый первый вид игры! Самый простой!

Я снова повернулась к нему; он хмурился прислушиваясь. Духи Фадрагоса, нам будет непросто…

Игра и впрямь отличалась от той, что мы разбирали на бумаге. Два поля так и остались – на полу и потолке, – но никакого зашифрованного послания искать не придется.

– Необходимо пройти лабиринт! – продолжала пояснять Ив.

Коридор состоял из пяти клеток в ширину и… Сколько в длину? Сейчас, стоя у самого начала, мне казалось, что впереди долгие годы трудного пути. Я покачала головой и прислушалась к ответу Кейела, который нужно передать Ив, а после услышала, как он уже обращается к Елрех и просит ее передать ответ на какой‑то вопрос Роми.

Мы сойдем с ума прежде, чем дойдем до финала. А он, к тому же, не радужный.

На противоположном пути длинного коридора была железная решетка. Судя по всему, она работала по тому же принципу, как и решетка из минерала, которая вылезла из углубления. Мы пройдем лабиринт без ошибок – и тогда она опустится, чтобы мы могли выйти. Сразу за ней виднелся островок безумно яркого света – что‑то жарко пылало высоко за решеткой, но рассмотреть это было невозможно.

– На двери написано, что если мы ошибемся, то все факелы до единого погаснут, – предупредила Ив. – Без света мы не увидим символов и не выйдем отсюда.

Значит, нас ждет смерть от голода…

Ожидая от Кейела каких‑то призывов к действию, я с интересом стала рассматривать стены коридора – то, чем изначально пренебрегла. Факелы мало того, что были заключены в решетку из крепкого минерала, через которую не пролезет рука, так еще и закрыты в стеклянной колбе. Впрочем, если мудрецы пытались защитить огонь от игроков, – не удивлюсь, что это вовсе не стекло, а что‑то гораздо крепче. Под самым потолком на стене тянулась полоса с луной, а сразу за ней участок с солнцем. Я прищурилась, чтобы разглядеть выбитые на стене рисунки. В отличие от луны, солнце изобразили на разных этапах: от восхода до заката. Словно напоминали о времени. Я еще раз мазнула взором по факелам – сердце екнуло.

– Кейел! – позвала я, склоняя голову, чтобы увидеть его. Дождалась, когда он тоже посмотрит на меня и сказала: – Нам нужно поторопиться. Посмотри на факелы. В колбе какая‑то зеленая вода, и она поднимается.

Жилка на шее колотилась, а внутри закипала бесполезная злость. Бесполезная в таком месте без Единства… Ив тоже меня услышала и выругалась, а потом начала что‑то лепетать, но в это же время Кейел ставил в известность о новой проблеме Елрех, чтобы она передала Роми. Сумасшествие! Я зажмурилась и постаралась унять раздражение, вызванное царящей неразберихой. Если начну отвечать Ив прямо сейчас, то, вероятнее всего, перебью Кейела.

– Аня, мы начинаем! Передай это Ив.

Наконец‑то…

Я ждала первого шага с нетерпением. Однотонные стены давили, а выбитые символы на потолке и полу сливались в безобразный, безвкусный набор рисунков. От всполохов огня мельтешило в глазах; сырой, застоявшийся воздух кислил на языке.

– Аня, – опять позвал Кейел, – твой знак – огонь. Ты его видела на первой двери. Ищи на потолке.

Огонь, который похож на каштан. Только один шаг – принимать в расчет только ближайшие к себе клетки.

Я задрала голову и стала разглядывать символы вокруг себя. Нужный отыскался быстро, и я шагнула вперед. Поправив сумку на плече, опустила голову. Под ногами был символ, который ждала от меня Ив.

Первый шаг – первая ошибка… Сначала надо рассматривать символ, а потом наступать на него.

Поочередно поднимая ноги, я сумела разобраться, что это.

– Ив! Это солнце с мечами вместо лучей.

– Поняла, – мгновенно отозвалась она.

Жидкость в колбах с факелами поднималась медленно, но с учетом того, что мы сделали только по одному шагу, можно было смело делать вывод: мы трупы.

– Твой символ – хвостатая бабочка! – очень скоро вернула мне право хода Ив.

Нужная клетка отыскалась слева, но прежде чем занять ее, я осмотрела пол. Запомнила, как выглядит символ, переступила и произнесла:

– Кейел, это какой‑то узор: изогнутое переплетение, а в центре – глаз. Кажется, глаз.

– Вижу, – откликнулся он и мгновенно стал объяснять Елрех, что ей искать.

Быть может, зря волнуюсь, и мы пройдем лабиринт бодро.

Один символ за другим оставались позади. За десятки ходов я успела переместиться от левой стены к правой дважды, несколько раз отступала назад, но в итоге все равно первой приблизилась к участку с солнцем.

– Ив, Кейел, – позвала я, разглядывая факелы на предстоящем отрезке.

– Что, Аня? – среагировал Кейел.

Я молчала, пытаясь понять, услышала ли меня Ив. Она все еще топталась почти в самом начале, хотя жидкость заполнила колбы уже больше, чем на половину, – и это жутко нервировало.

– Аня, что‑то случилось? – судя по голосу, Кейел запаниковал.

– Ничего страшного, – поспешила успокоить его. – Просто на участке с солнцем колбы пока еще пустые. Рано отчаиваться. Успокой Роми и Елрех.

Он помолчал немного, а затем ответил, резанув по сердцу:

– Спасибо.

Из глаз брызнули слезы, и я быстро вытерла их запястьем. Никому не хочется умирать. Тем более в нескольких метрах друг от друга и лишенными свободы. Никому не хочется. Даже Вольным. Или, быть может, им вот так умирать особенно не хочется.

– Ты что‑то говорила? – громко спросила Ив, и пришлось повторить обнадеживающую новость еще раз, но гораздо громче.

– Аня, – снова обратился Кейел, когда я замолчала, – это лиертахон.

Я подняла голову и стала разглядывать плитки над собой. Растерялась. Лиертахон?

Слева от меня была ящерица с раздутым капюшоном и длинным хвостом. Она сидела, как кошка, и была такой же утонченной. И впереди, по диагонали справа, тоже отыскалась ящерица, но у нее не было капюшона, либо он был прижат к голове, а вот крылья она раскинула – я будто смотрела на парящего в небе лиертахона.

– Уточни, пожалуйста, – попросила я и дрожащими руками вытерла мокрый лоб. Горячая капля пота скатилась по виску и впиталась волосами.

– Он парит, – без заминки добавил Кейел, и я с облегчением выдохнула.

Факелы отбрасывали неровные тени клеток, танцевали светом, разгоняя полумрак из щелей и углов. Зеленая вода достигла обмоток, наверное, пропитанных каким‑то древним красным маслом, и уже стала пожирать огонь, но не впитывалась, что радовало. Хотя с мыслями о перспективах – огорчало… Скорее всего, именно на это и был расчет мудрецов. Отбирать каждую секунду, каждую искорку. Разбирать надежду на спасение по крупицам, а потом уничтожать одну за другой.

Шаг за шагом мы двигались к участку с солнцем – Ив уже успела опередить меня, а Кейел, судя по голосу, – поравняться. Каждый новый шаг вызывал волну глупого страха и рождал одну единственную мысль: «а если я ошибаюсь?». Иногда я смотрела на символ, который подходил под описание, но не могла заставить себя сделать шаг. А если я ошибаюсь?..

Казалось бы, с чего это? Ведь нельзя назвать квадрат яблоком.

И тогда приходила другая мысль: «что, если ошибается Ив, или Кейел?».

Чем дальше мы проходили, тем труднее давался каждый шаг. Через силу.

– Елрех прошла на участок с солнцем, – сообщил Кейел радостную весть – она была последней из нас. – Твой знак – две половинки круга.

Я ступила на нужную плитку как раз в тот момент, когда свет за спиной окончательно погас. Факелы из участка солнца едва развеивали полумрак в первой половине участка луны, а дальше, в начале нашего пути, все погрузилось в непроглядную темноту. Я прищурилась, когда заметила, что клетки там стали светлеть. Ну да… Минерал, который хотели назвать ведьмовским указателем, а еще лунным железом, потому что в темноте он сиял так же.

Я отвернулась, теряя интерес к оставленному участку коридора, и громко произнесла:

– Ив, это дерево на холме.

– Хорошо, – отозвалась она, – а твой – жук.

Я подняла голову, но не смогла сосредоточиться на клетках. Неправильность происходящего оборвала все мысли о важной для нас игре и взбудоражила память, заставляя думать о другом…

«Все факелы до единого погаснут… Без света мы не увидим символов и не выйдем отсюда».

Но свет есть.

«Ночью он сияет, будто осколки луны. А на хищном хребте часть их отражается на озере и напоминает антилопу. Ветер подует, и вода рябит, и тогда антилопа оживает. Она бежит на одном месте, в центре этого озера, будто убегает от хищников, которые спрятались в тенях»…

– Аня, все хорошо, – ласково произнес Кейел. – Слышишь меня, девочка моя, все хорошо. Теперь я не брошу тебя. Как в тот раз не будет. Я с тобой, слышишь?

Шелест и шорох наполнили коридор. Будто со склонов посыпался песок и камешки…

Но тут нет склонов и песка.

– Духи Фадрагоса, Асфирель, поторопи всех! У меня тут…

– Аня, родная, назови мне символ.

Не в силах и пальцем пошевелить, я беззвучно протянула одними лишь губами:

– При лунном свете жизнь дается тем, кто способен ее отбирать.

Холод лунного охотника тронул спину, казалось, погладил затылок.

– Асфирель! Что происходит у остальных?!

Я крепко сжала шлейку сумки и заставила себя поднять голову. Нельзя смотреть на жидкость в колбах, нельзя поддаваться страху и воспоминаниям, нельзя медлить.

– Кейел! – крикнула я, передернула плечами и провела ладонью по затылку – всего лишь нервы. – Это похоже на колючки, но они переплетены так, что образуют форму цветка.

– Вижу. С тобой…

– Все в порядке! – моментально ответила я. Ив со своим острым слухом, наверняка, слышит нас. – Пока горят факелы, тьма не подступится.

Кейел без дальнейших разъяснений и вопросов, громко произнес:

– Елрех, это мсит.

Идем дальше… Это хорошо. Атмосфера, правда… Твари дышат в спину; их взгляды прожигают ее, а холод морозит кожу. Отвратительно.

Я тряхнула головой и вздохнула глубже. Могло быть хуже. У нас есть огонь, есть шанс, а это уже полдела. Мы выберемся.

Тени блуждали во тьме, иногда выступали из полумрака под свет, но быстро развеивались дымкой. И холод… Может, стены уже впитывали его? Скорее всего, сдают нервы.

– Аня, это птица.

Шаг вперед.

– Ив, росток в ромбе.

И обратно от нее:

– Две вертикальные линии, а между ними точка.

Шаг вправо.

– Кейел, это кубок.

– Елрех…

И утомительное ожидание очереди под немигающим взором ледяных глаз. Они колют затылок, звуки обволакивают мучительным страхом, но самое ужасное – возвращают в прошлое:

«– Ты в самом деле бросишь меня?

– Ты сделала свой выбор»

В какой момент я привязалась к Кейелу? Будто с самого начала…

Кто из нас посеял зерно недоверия? Я воспользовалась Кейелом первой, а он предал в ответ.

Бросил на растерзание. Жестокая месть. Несоразмерная.

– Аня, это рассат.

…раздирающий собственную грудь.

…змея, камень, перо, восходящее солнце, нож, клыки, узоры…

«Я ведь говорил, что разбираюсь в чувствах посторонних лучше, чем в своих».

Вперед. Влево. Правая диагональ вперед. И снова вперед…

«Ты никогда не доверяла мне. Думаешь, я не замечал этого? За идиота меня принимала, наивная Асфи?» «Рурмис говорил мне, что тебе не повезло связаться с Кейелом».

Мы уже прошли так много, и мне осталась последняя клетка до решетки, но словно топчемся на месте. Всего одна клетка.

Хоть бы решетка опустилась.

– Это дерево! – крикнула Ив.

Я вскинула голову; сердце замерло. И медленно, неохотно, словно через силу забилось снова. Пламя факелов трепетало, утопая в зеленой воде.

– Ты… ты уверена? – Хрипение, а не вопрос.

Ив, стоящая неподалеку, все же услышала.

– Да, это дерево.

Шаг назад?..

Сердце сжалось, дыхание перехватило, и я зажмурилась. Лишь на миг. Не позволяя себе тратить бесценное время, стиснула рукоять бесполезного кинжала и решительно отступила.

…и спустя утомительное ожидание очереди – еще на шаг.

Казалось, тьма касается кожи на шее, пропитывает ее могильным холодом, проникает в плоть. Она сгущалась, копилась по углам, будто хищницей переминалась с лапы на лапу, ожидая удачного момента для нападения. Вот‑вот погаснет факел – и шорох вслед за тьмой заполонит собой все пространство. В груди болело от напряжения.

Шею погладил холодок – неприятно, остро. Я не поворачивала голову, зная, что увижу. Охотник шелестел, тянул ко мне руку, пытался добраться до живого тепла, но таял едва, шевеля мои волосы. Однако царапины разжигались на коже, капли крови щекотно заскользили за шиворот. Я привстала на носочки, но удержалась от предательского желания броситься вперед. Один неверный ход – мы все умрем.

После нескольких отступлений назад первый шаг вперед прокатился по телу волной облегчения, а сердце на целых несколько секунд оттаяло, забилось быстрее.

Две клетки.

Голова кружилась, легкая тошнота не отступала, а во рту давно пересохло. Хотелось опереться хоть на что‑нибудь, но я боялась даже дотронуться до прутьев решетки, закрывающий путь к свободе, к жизни, – вдруг нельзя. Факелы гасли поочередно, строгие голоса ребят коротко звучали в шелесте песка и шорохе камней. Рубашка липла к спине от пота, но запах крови, ее металлический привкус на языке, пробуждал идиотские фантазии, пугал сердце. Оно билось в груди, эхо истерики стучало в горле и висках, мешало дышать.

– Аня, это птица! – возбужденно произнес Кейел.

Я только и ждала его обращения к себе, чтобы вскинуть голову. В первый миг даже не поверила глазам. Вперед? Вперед! Едва не прыгнула на последнюю клетку, но опомнилась – посмотрела под ноги.

– Ив! Ив, это росток! – И, нервно оглянувшись, переступила на месте.

Охотники внимательно следили. Коридор, погруженный в ночной полумрак, показался бездной. Пропастью под лунным небом. От клеток, с заключенными в них факелами, тусклый свет достигал потолка, но ниже тьма застелила все. Желтые вспышки умирающих огней, слабые, ненадежные, едва справлялись с тварями.

Ощутив прилив дикого страха и паники, я мгновенно отвернулась и всмотрелась за решетку – туда, где полыхал яркий свет. Почему Ив молчит? Почему решетка не опускается? Руки тянулись к железу, чувства торопили что‑нибудь сделать. Хоть что‑то. Закричать, позвать на помощь, но…

Ребята ведь не зря молчат?

Решетка скрежетнула неожиданно, и я чуть было не отпрянула. От рваного дыхания запершило в горле, а голова закружилась сильнее. Железные прутья зловеще блестели в подступающей темноте и не спешили исчезать.

Не смотри на факел. Не смотри на него. Почему так трудно удержаться?

Последний огонек неумолимо угасал, однако наблюдая за ним, я теряла собственные чувства. Все, даже страх.

Оказывается, порой терять надежду не страшнее, чем обретать ее. Так сколько же можно бояться смерти, Аня? Наверняка и она проще любой жизни.

Осторожное ледяное касание к плечу напомнило, что эта смерть не простая – она обрекает на муки жадности. Я скривилась, затряслась. Пронзительный крик железа уже не обрадовал – разозлил. Я прикрыла веки и выставила руки перед собой, отталкиваясь от пола ватными ногами. Выбегая к свету, к теплу. Убегая от худшего, что могло бы случиться. Упала на сырой камень, перевернулась на спину и стала отползать дальше от монстров. На некоторое время оцепенела под множеством пристальных взглядов, испугалась сильнее от нестабильных – то резких, то плавных – перемещений тьмы, а затем посмотрела по сторонам. Ив зажалась в освещенном углу, колотилась, обнимая себя, и глотала слезы; бледные щеки эльфийки блестели от них. Кейел, оголив кинжалы, стоял напротив своего коридора и внимательно смотрел на меня. Растрепанные волосы налипли на его лицо, от виска сочилась кровь, скапливалась в шрамах. Я не смогла ни кивнуть ему, ни сказать хоть что‑нибудь. Посмотрела за него и, не сразу заметив Елрех, напряглась. Сердце вновь замерзло, но оттаяло тотчас – Роми обнимал ее, заслоняя собой.

Ив всхлипнула громче, снова привлекая внимание, и я с трудом приподнялась. Каменная комната пошатнулась, искривилась, качнулась стремительной волной – я вновь припала на колени к земле. Дикий страх пройдет, мир сам по себе вернется в норму, со временем, но сейчас мы все нужны друг другу. То приподнимаясь, то переползая на четвереньках, я все же приблизилась к Ив. Обняла ее, казалось, невесомую, хрупкую, и она разрыдалась, обнимая меня в ответ.

– Мы справились, – прохрипела я, прижимаясь щекой к шелковым волосам Ив.

В ладонях стрельнуло, засаднило, тепло стало медленно расползаться под кожей. Боль возвращала к жизни.

Разбила руки. Такая ерунда.

Посмотрев на Кейела, я улыбнулась ему, а через мгновение тихо, но до боли в животе рассмеялась.

Глава 28. Разбитое сердце. Эпизод третий

– Трудно назвать это отдыхом. Мы будто между двух огней застряли, – пожаловалась я, вглядываясь в ближайший коридор, в котором без устали сновали темные души.

Теплые объятия потеснили раздражение. Кейел прижался грудью к моей спине, обхватил меня крепче, легонько стиснул предплечья и потерся щетиной о волосы, лохматя их.

– Мы не можем сразу пойти дальше, – в который раз тихо остепенил меня. Его дыхание приятно тронуло висок, успокоило сердце. – Посмотри на исследовательницу, она до сих пор не пришла в себя.

А дальше будет только хуже… Главное, не рассуждать об этом вслух, иначе хуже станет всем гораздо раньше.

Мы и впрямь застряли на островке безопасности, но при этом с постоянным напоминанием, что еще не все окончено. Наверное, так чувствуют себя люди в мегаполисе, никогда до этого не выезжающие за пределы крохотного села. Ты перешел первые полосы дороги, и светофор загорелся красным для тебя. Ты стоишь на узком островке безопасности, но при этом напряжен – впереди мчаться машины, и – позади. Это утомляет.

Так случилось и с нами.

Решетка спряталась в углублении пола, и никакие двери не захлопнулись за нашими спинами. В каждом коридоре толпились монстры и безуспешно боролись с ярким светом множества огней. Он горел в чашах, расставленных на колоннах, горел в углублениях стен, в канавках у лестницы… Из‑за такого огромного количества огня и козырька над выходами из коридоров эту лестницу невозможно было заметить сразу. Длинная, полукруглая, с очень высокими ступенями, она вела к огромным воротам с резными узорами и витыми колоннами по бокам. Если узоры и таили в себе какой‑то смысл, никто из нас не догадывался о нем. Всем, без исключения, они казались украшением перед входом во что‑то величественное. Но надпись мы все‑таки нашли…

«Нуждающийся, помни, за чем ты пришел» – словно мечущемуся сердцу было мало, и Энраилл решили порезать его по незаживающим, кровоточащим ранам.

Зайти в сокровищницу, найти Сердце времени и… исчезнуть из жизни ребят.

Я поморщилась, втянула голову в плечи и сильнее налегла на Кейела с надеждой, что он в ответ обнимет крепче. Хорошо, что мы с ним не любим прощаться. Я не смогу проститься.

– Надо идти дальше, – донесся суровый голос Роми. – Ни Елрех, ни Ив не могут расслабиться, пока охотники смотрят на них.

Кейел глубоко вдохнул, утыкаясь носом мне в шею, шумно выдохнул и с явной неохотой расцепил руки.

– Будем надеяться, что мы не прыгнем из огня в бурлящую лаву, – произнес он, поворачиваясь к Роми.

* * *

Кейел.

Из‑за тебя в этой жизни я возненавидел предательства. Я познал разочарование, душевную боль и отчаяние. Из‑за тебя я погиб еще при жизни. Все из‑за тебя. Молчишь? Исчезнуть и оставить меня одного в неведении о моем будущем – это твоя благодарность за доверие? Ты его не заслужил, Алурей. Ты не заслужил ничего, кроме ненависти. С самого начала я бездумно боролся со временем в поиске скорой смерти и перерождения, а теперь, когда обрел жизнь в настоящем, ты бросил меня. Неужели не оставишь мне ни шанса, Алурей?

– Может, лунные охотники и были теми самыми бессмертными стражами? – с надеждой спросила Аня, выдергивая меня из мыслей.

Тонкие пальцы тронули мою руку, и я хотел было стиснуть их в ответ, но вспомнил о том, что девочка сильно разбила ладони. И что‑то дрогнуло внутри от воспоминания окровавленных девичьих рук. Я сглотнул, но от горького привкуса и сухости на языке не избавился. Как можно осторожнее переплел наши пальцы, украдкой разглядывая измученное курносое лицо. В карих глазах полыхал янтарь, и на миг показалось, что он живой, настоящий, как и раньше, но это лишь отражался огонь, окружающий нас. Внутреннее пламя воительницы из чужого мира медленно угасало. Как давно?

«Ты изматываешь ее, бесчестный человек! Разве не видишь, как ей плохо рядом с тобой? Зачем мучаешь, если не любишь?»

И в этом тоже твоя вина, Алурей. Твои желания и расчеты растоптали жизнь Ани, твоими убеждениями я самолично уничтожал ее каждый день.

«Для чего крадешь ее сердце, если все равно скоро умрешь?»

Любил ли я тогда? Зато сейчас чувства очевидны. Если бы мог, я бы оставил ее в покое еще в тот день, когда она в первый раз обманула меня. Когда перехватила дыхание неосторожной близостью. Когда поцеловала так, как никто до этого не целовал, и распалила новые эмоции. Она заставляла сердце замирать, и я всякий раз неосознанно искал встречи с той, кто не привлекала взор, но медленно и неотступно завоевывала душу. Смог бы я отказаться от нее?

«Ты погибнешь, а она будет высматривать тебя в других мужчинах»

Смог бы.

Не ради тебя, Алурей. И не ради себя… Только ради нее даже ценой собственной жизни я спасу Фадрагос. Благодари ее за то, что я продолжу следовать твоей воле. Только ее.

– Не бойся, Аня, – склонившись к ней, прошептал я. – Я сделаю все, чтобы ты не пострадала.

Перехватил ее взволнованный взгляд, увидел родные глаза, мгновенно наполняющиеся слезами, и в груди заныло, злость сдавила горло, вытеснила воздух. Я погладил большим пальцем незаслуженную метку на бледной щеке, покрытую тремя полосками шрамов. Аня единственная, кому я так долго сопротивлялся, не позволяя себе верить в ее добродетель. Искал в ее непривычном Фадрагосу поведении подвох, а в наивных словах – скверну. А ведь она подставлялась не за себя – за других…

«Помоги! Уведи их отсюда, сделай хоть что‑нибудь!» «Мне страшно, Кейел. В какое чудовище я превращаюсь? Моя душа и без того полна черноты»

Я верил тебе, Алурей, и этой верой обижал ту, кто больше всех из нас заслуживает доверия. Ее лицо должна украшать не метка, а радостная улыбка. Вина же должна лежать на тебе.

– Зря мы пошли сюда, – пролепетала Аня, опуская голову и приподнимая плечи. – Дождались бы твоего врага у входа, победили его, а затем спасли бы тебя.

– А сокровища? – Невольно улыбнулся, наблюдая за ее смущением, обманчиво похожим на вину. Надо было каждый день радовать ее. Хоть чем‑нибудь.

– А они… – замолчала, но уже через мгновение резко прильнула ко мне и с силой обняла. Вновь остановила сердце.

Под ладонями затряслась хрупкая спина, раздался судорожный вздох, за ним последовало тихое бормотание, от которого потеплело под грудью, и дрожь промчалась слабостью по телу:

– Ты мое сокровище, Кейел. Ты мое сокровище. Мне больше ничего… Мне никто не нужен. Пусть другие умирают, пусть убивают, пусть… Это их выбор, их жизнь, их вина. Я не хочу расставаться с тобой. Не хочу терять тебя из‑за них. Пожалуйста, я так не хочу. Пожалуйста, Кейел… Не хочу… – Опять замолчала ненадолго, а затем ровнее произнесла: – Мы даже сбежать не можем. Я так хочу счастья, Кейел. Как раньше… Как же я хочу быть счастливой.

Я прижал ее к себе. С трудом заставил себя глотнуть воздуха и мотнуть головой, глядя на приближающегося Вольного. Еще несколько мгновений уделить ей. Еще немного.

Слышишь, Алурей? Ты воспитал монстра, и этот монстр лишает ее счастья. Разве Вестница заслуживает этой участи? Я спасу Фадрагос, Алурей, но только при одном условии – Аня должна жить, и должна жить счастлива. Ты слышишь меня. Я знаю, что слышишь, но молчишь. Аня должна быть счастливой – это единственная награда, которую я прошу у тебя. Мне больше ничего не нужно.

Аня.

Едва ли эти объятия можно назвать объятиями – Кейел словно держался за меня, опасаясь, что я исчезну, если он расслабит хватку. Его пальцы впивались в плечи через куртку, без устали мяли плотную ткань до скрипа. Он терся щекой о мои волосы, целовал в макушку, снова и снова прижимая меня к себе. Сердце билось о грудь, рвалось к его сердцу, такому же всполошенному.

Меня никогда никто так не любил, как он. И я никогда не стремилась ни к кому всей душой так, как стремлюсь к нему. Он все еще рядом, но мне мало этой близости. Я хочу быть рядом с ним не только в настоящем. Не только в прошлом, и даже мысли о призрачном совместном будущем не утихомиривают какое‑то незнакомое, жгучее чувство в груди. Я хочу быть с ним. Хочу быть с ним вне времени, вне обстоятельств. Просто быть с ним, жить для него и жить им. Но кто мы такие, чтобы бороться за собственные желания, когда на кону судьба всего мира? Кто мы?

Избранные или просто люди, которых не жаль пустить в расход? Низшая раса. Изгои. Преступники.

Весы – символ справедливости и правосудия. И на Земле, и в Фадрагосе ими взвешивают поступки, забывая, что они сформированы вереницей событий. Событий, зависящих от нас, и событий, начало которым могли дать окружающие. Почему же тогда судят последнего? Почему вину возлагают только на него? Почему ответственность не распределяют по справедливости на всю общественность? Нет моей вины, что я оказалась в Фадрагосе. Виновата ли я, что меня избрали Вестницей? И все трагичные события, все смерти, пачкают не только мои руки. Фадрагос захлебывается кровью, Земля – насилием; Фадрагос жесток прямолинейностью, Земля привыкла к молчаливым козням; Фадрагос оправдывается духами, Земля… Это не моя вина, что Фаррд вырос сволочью; Стрекоза не оставила выбора Кейелу; В Красной Осоке сельчане были нетерпимы друг к другу. Тиналь и Фираэн осознанно шли на риск и жертвовали собой ради спасения семьи. Я ли причастна к тем обстоятельствам, что усложнили им жизнь и вынудили их пойти на убийство? Даже Феррари стала жертвой самого мира еще в тот момент, когда крохотной малышкой попала в руки разумных существ. Мы все жертвы обстоятельств, и наше желание бороться с ними нормально. И лишь от внешней силы, давящей на нас, зависит насколько агрессивно будет проявляться наша защита.

Весы судеб обречены на поломку с самого начала их изобретения.

– Я хочу быть счастливой, – на выдохе повторила я, прильнув щекой к плечу Кейела. – Помоги мне обрести это счастье.

Он молчал, лишь крепче обнял меня, будто извинялся. У Вольного опустились руки? Нет, они тоже были связаны с самого начала. Что бы ни случилось с нами и как бы сильно он ни любил меня, все равно никогда не пойдет против своего духа. Это в его крови, это в его воспитании, полученном в жестоком мире. Не страшно. Я справлюсь сама. И о Сердце времени необходимо забыть. Раз и навсегда вычеркнуть его из планов. Получится ли?..

Мы зря пришли сюда.

– Надо идти дальше, – донесся тихий голос Роми за спиной.

Наверное, не получится.

Я выдохнула, все еще перебирая в голове бестолковые варианты, как можно выйти из опасного положения с минимальным ущербом. Тщетно.

Елрех и Ив потеряли гильдию, Кейел – расположение северян, а я, благодаря Десиену, пыталась отравить Волтуара. У кого искать поддержки? У жаждущего войны и отмщения Кхангатора? У расчетливого и жадного Дриэна?

Если не использовать Сердце времени – все мы будем обречены.

Я отступила от Кейела и повернулась к высоким ступеням, ярко освещаемых жарким огнем. Высоко подняла голову, разглядывая массивные ворота.

Пора.

Ноги все еще трусили при каждом шаге, колени подкашивались слишком ощутимо и, казалось, что я могу упасть. Но Кейел помогал мне подниматься и, несмотря на осторожное прикосновение к пальцам, держал свою руку напряженно, будто готовился в любой момент подхватить меня. Словно ему самому не нужна была в эти мгновения поддержка. А ведь он слышал о жертвах, даже о чем‑то размышлял… О предначертанном. Сумбурные фразы, неясные, но просить пояснить их четче, наверное, не время. Или самое оно. Однако я не готова больше ни к каким сюрпризам, пока мы не выберемся обратно на поверхность Фадрагоса.

Не слишком ли много выпало на нашу долю в последнее время? Когда в последний раз нам удавалось поспать полноценно, без очередных подъемов на караулы? Когда в последний раз мы могли отдохнуть под крышей добротного дома? По моим обманчивым внутренним ощущениям прошла уже вечность после тех далеких зимних дней. Надо отметить, не слишком гостеприимных.

Перед дверями Кейел все же отпустил мою руку, оставляя меня на краю большой площадки, освещенной яркими всполохами огня, и направился помочь Роми отворить следующую ловушку. Если, конечно, повезет, то там нас будет ждать награда.

– Мне кажется, мы уже заслужили, – пробормотала я, когда Елрех и Ив обступили меня.

Ив поежилась, потирая раскрасневшийся нос. Только сейчас я заметила, что куртка у нее на спине между лопатками была исполосована и зияла ровными краями дыр. Нам всем хоть немного, но досталось в чертовой игре. Впрочем, нас просто потрепали наши неуемные стремления.

Мы стояли и наблюдали, как парни переводят дыхание перед тем, как взяться за огромные, украшенные худыми, но гибкими тельцами драконов, кольца и потянуть за них. Прикосновение к локтю сначала почудилось легким сквозняком, но вскоре повторилось, и я повернула голову к Елрех. Она смотрела на меня чуть пронзительно, белые брови сошлись на голубой переносице, покрытой тонкими трещинками. И фангру не щадит время – она стареет, просто я привыкла видеть проявление старости в других признаках, вот и не замечала. Теперь же огонь четко осветил ее уставшее, грязное и влажное от пота лицо. На подбородке виднелись темно‑синие росчерки – видимо, ударилась, когда выскакивала из коридора, а может, как‑то расцарапала себя когтями, или и ей перепало от монстров. Приоткрыв рот, она вздохнула глубже, перевела взор серых глаз на Роми, на своего Вольного, и прошептала:

– Я думала, что потеряю его раньше. Духи проявляют ко мне милосердие, раз умная Ив еще нужна Фадрагосу.

Я виновато опустила голову, стараясь дышать спокойнее и просто отринуть все мысли. Все. Но не получалось.

Мы с ней заключали много сделок, и всякий раз по моей вине Елрех чего‑то да лишалась. Сколько обещаний я сдержала перед ней?

«Бывших Вольных не бывает»

А если Фадрагос отберет у нас и их? Выйдем из сокровищницы, и нам придется уничтожить драконьи глаза. Возможно, вход закроется навсегда…

– Если я так нужна Фадрагосу, – тихо поддержала беседу недогадливая Ив, нервно потирая плечи, – Роми сначала придется вытащить меня отсюда.

– Готовьте оружие, – громко обратился к нам Кейел, сам проверяя, насколько легко извлекается меч и кинжал из ножен.

Они с Роми ухватились за тяжелые кольца, повисшие на крепких дверях на уровне головы, а мы оголили кинжалы и на всякий случай разошлись в разные стороны от прохода. Я крепко сжимала рукоять, слушая мягкий скрежет массивных, тяжелых створок и готовилась к худшему. Зияющая чернота становилась шире и шире, и я на миг успела представить, как оттуда на нас вырвется поток очередного волшебного огня, или еще чего хуже – сила нечисти. Опасаясь фантазии, быстро отступила еще на пару шагов и заодно оттянула следом Ив.

Мы слушали тишину. Огонь шептался с нами, шипел недовольно, дышал нам в спины, но только он и шумел. Казалось, с открытием дверей замолчали даже монстры.

Из тьмы повеяло холодом.

– Как из склепа, – поддержала мою мысль Ив, перекидывая кинжал в другую руку.

На обратной стороне золоченных дверей висели два факела. Вольные перекинулись жестами; Елрех, стоящая напротив нас с Ив, нахмурилась сильнее и подобралась. Она внимательно следила за тем, как Роми рискует подойти к своему факелу первым, не позволяя Кейелу, возможной жертве, подставляться. Он постоянно всматривался в кромешный мрак, снимая факел с крюков. Вскоре бросил его Кейелу и направился ко второму.

Они подожгли их от огня из чаш, оставили сумки, обнажили оружие и направились в темноту. Мы молча и настороженно последовали за ними.

Сладковатый аромат, отдающий горечью цитрусов, напоминал тот же, который витал у первого входа в сокровищницу, а холод мигом пробрался под куртку и остудил кожу. Факелы, мгновение назад трепыхающиеся ярко, подернулись сразу за порогом, потускнели, укоротили свои тревожные языки, но не угасли. Я щурилась, стараясь разглядеть в непроницаемой темноте хоть какие‑то очертания. Роми понес крохотный источник света к центру, а за ним мелькнул отблеском силуэт Елрех. Кейел водил огоньком в воздухе неподалеку.

– Тут никого, – вполголоса произнесла Елрех. И сразу сориентировала: – В центре ящик какой‑то и что‑то громоздкое висит, а у стен знаки огня.

– Асфи, – тихо обратилась Ив, склоняясь ко мне, – выскочим за сумками?

Мне не хотелось далеко отходить от кого‑либо, тем более переступать за порог, но она была права – провизию бросать нельзя. Впрочем, идти мне никуда не пришлось. Роми сам сходил за вещами Вольных, а в это время Елрех со своим острым зрением разыскала масло у основания стен и подожгла его сразу же, как ее супруг вернулся. Огонь распространялся быстро, по часовой стрелке, очерчивая контуры круглого зала, разделяя стены на такие же плиты, какие были с правилами игры, но гораздо выше и шире. Каждая плита была расписана символами, часть из которых мы уже видели, проходя опасные коридоры Наллеран. Когда весь зал осветился, мы осмотрелись: потолок утопал в темноте, хотя не мог быть настолько высоким. Мы не так уж и глубоко спускались, или в сокровищнице действует древняя магия, меняющее пространство? Как бы она ни действовала, она точно тут была – в центре зала парила каменная карта Фадрагоса.

– Смотрите, тут свиток, – подозвала нас Ив, приближаясь к простенькому постаменту, стоящему под этой самой картой.

– Стоит ли прикасаться к нему? – Я потерла лоб морщась. Спрашиваю так, будто у нас есть выбор.

– Нам все равно придется, – произнес Кейел и отвел взгляд, словно за что‑то извинялся передо мной.

За отсутствие выбора? А при чем тут он в таком случае?

Я тряхнула головой и поспешила к столпившимся ребятам. Кейел перехватил свиток у Роми, развернул его и, пробегая взором по строкам, нахмурился.

– Что там, бесстрашный Вольный? – спросила Елрех, беспокойно переминаясь с ноги на ногу возле Роми.

Кейел вздохнул шумно, а затем медленно, иногда делая длинную паузу между словами, стал читать:

Здравствуй, кто бы ты ни был.

Раз ты нашел это место и добрался сюда, значит, тебе многое уже известно, но я заполню все твои упущения. Поверь мне, то, что я тебе расскажу, правда, как бы она ни звучала. Все началось с их милосердия.

Нет у них прошлого, и нет настоящего. Живут они вне времени, созданные нуждой и ненужностью, верой и безверием. Упрощая бытие, делят его своим существованием на тьму и свет. Служат указателями поступков и решений, определяющими каждого из нас, как личность, делающих нас разумными существами и отделяющих от бездумных зверей. Нет им имени до тех пор, пока дети их не наградят им за заслуги или проступки. Фадрагосцы, столкнувшись с ними воочию, прозвали их Повелителями. И только их тьма известна большинству из нас, потому как затмевает она свет, все еще горящий, и горящий ярко.

Мне довелось пройти часть своего пути бок о бок с Вестницей. Знала она тайны, предназначенные только определенным существам. Сегодня нас семеро посвященных, но к моменту прочтения моего послания останется лишь пять. Я, все еще не лишенный расовой благородности, спасаю свой разум мыслью, что выбор мой необходим. Я прибегаю к хитростям, ради сохранения рассудка. Я приношу себя в жертву осознанно. Приношу себя в жертву, чтобы пострадавшие по вине милосердия наших Родителей, обделенные пониманием со стороны братьев со всего мира, получили шанс на спасение. Я передаю тайну Вестницы тем, кто добрался сюда. И пусть тайна эта послужит в добрых руках оружием справедливым и милосердным. Пусть оно не знает крови и смертей. Пусть подарит надежду и шанс Фадрагосу обрести гармонию, как задумывалось с самого его рождения.

«Нет у них прошлого, и нет настоящего. Живут они вне времени, созданные нуждой и ненужностью, верой и безверием. Упрощая бытие, делят его своим существованием на тьму и свет…

…И только их тьма известна большинству из нас, потому как затмевает она свет, все еще горящий, и горящий ярко» – с этих же слов начиналось послание рассата из Энраилл, эти же слова прочел Кейел вновь, пробегая хмурым взором по строкам из символов, выбитых на стене. Мы, сбитые с толку, стояли под ней, слушая его монотонный полушепот…

«Рождение мира начинается с нужды тех, кто был никем, с их веры ни во что. История же его начинается гораздо позже. Уже после того, как в «ником» загорается родительская любовь, даруя им безымянную личность, возлагая на них ответственность; уже после того, как ответственность разделяет их видение о будущем и подход к воспитанию. Появление даже неопределенной личности несет за собой нечто новое, бесконтрольное, непреклонное ни перед кем – время. И у любой сильной стороны всегда есть обратная, удерживающая баланс мироздания и всего сущего, останавливающая силу от скорого разрушения. У времени это память – ключевая предпосылка для осознания.

Так пыль бытия под влиянием времени позволила новорожденному, еще пустому, в каком‑то смысле мертвому миру обрести память, а вместе с ней – историю. Время сдвинуло землю, дало течение воде, поток – воздуху, жар – огню… Мир сделал свой первый вздох.

Время двигалось, насыщая память событиями. С памятью воспитывались души: мира и его родителей; рождались желания, появлялись страхи, зависть, сожаления об ошибках, гордость за успехи, радость от первых несмелых шагов.

Фадрагос. Так назвали его первые существа, кто осознал себя и нашел способ развития разума – кто изобрел речь. Слова, еще примитивные, подарили им больше, чем личность, сформированную привычками и инстинктами. Общение стерло большую часть недопонимания, сузила даже огромную пропасть, лежащую между фадрагосцами и их создателями. Теперь маленькие жители сами стали творцами собственной истории и больше не нуждались в постоянной поддержке и знаках, исходящих от мироздания. Огромный толчок и прорыв последовали сразу после первых слов. Повелители же осмелились заговорить с фадрагосцами на их языке и в благодарность обрели бесценный дар – имя. У них появилась возможность иногда оглядываться на другие миры, чтобы почерпнуть полезное из них и немного порадовать фадргосцев, способных в любой беде позвать их на помощь по имени. Тогда Повелители и увидели существ в далеком мире, чья душа пленила их невероятным многообразием.

Люди – глубокое озеро, зачастую отражающее окружение, но имеющую невероятную глубину собственных переживаний, выплескивающих непредсказуемые мириады эмоциональных брызг и поступков. Скупой мир с одними существами казался насыщен жизнью сильнее Фадрагоса с его множеством рас. Люди порой любили так, как могли любить только шан’ниэрды; ненавидеть так, как умеют только викхарты; некоторые могли соперничать жестокостью с самыми свирепыми вассовергами; другие стремились к единению с природой, напоминая эльфов; или к полному превосходству, как беловолосые шан’ниэрды; предприимчивости одни из них могли бы поучить фангр; благородству – рассатов; мудрости – гелдовов; умению править без отречения от имени – соггоров; а способность подстраиваться к любым условиям, не перенимая чужие жизни, делала их невероятно живучими.

Повелители были очарованы созданиями настолько совершенными, насколько и пугающими. Они часто наблюдали за ними, мечтая привнести что‑то из их мира в Фадрагос, перенять многогранность характеров для фадрагосцев. Однако они помнили, что у любой стороны существует и обратная, и ее неизвестность пугала и удерживала от риска. Но лишь до поры…

Часть фадрагосцев только начинала несмелые шаги к цивилизованности, когда в мире людей случилось несчастье. Остров захлестнула вода, топила его, утаскивала в холодные глубины: множество бессмысленных смертей – огромная потеря совершенства. Повелители наспех принимали решение. Темная сторона, предпочитающая жестокие уроки, высказывалась против идеи Светлой, спасти гибнущих, тем самым позволить им создать в Фадрагосе что‑то новое и повлиять на других существ. Однако удивительная таинственность людей привлекала даже их, Повелителей разрушений, и тогда они уступили, выдвигая условие: если созидательная идея Светлой стороны повлечет разрушения и беды, дороги в Фадрагос будут для них закрыты. Никогда больше они не ступят в собственный мир и будут учиться влиять на него косвенно. И стороны заключили сделку.

Не желая навредить людям, спасающимся бегством и прячущимся под землей, Повелители переместили в Фадрагос кусок земли с ними – он упал мягко, но все же упал. Распластался глубоко на юго‑востоке Вечного леса. Там, где не ступала даже нога эльфов, там, где огромный пласт земли не мог навредить разумным существам. Вместе с землей пролилась вода, затопила часть леса, размыла почву; упали километры каменного города, разрушились тяжелые колонны и башни, обвалились стены, погребая под собой все живое, ломая деревья, продавливая почву. Не все люди выжили, не все людиотыскались в лесу полном нечисти, в лесу полуразрушенном. Никогда еще время для Повелителей не имело такой ценности, как в те дни. Они ждали последствий своего решения, они ждали. И, как это неизбежно при напряженном ожидании, дождались.

Повелители сосредоточились на людях, забывая о фадрагосцах: одна собравшаяся группа людей была слишком мала, чтобы не стать пропитанием хищников; вторая – слишком огромная, и местные болезни в короткие часы превращались в смертельные эпидемии; третьей повезло с дорогой – меньше хищников, меньше нечисти, меньше болезней, – но они двигались на восток и очень скоро вышли к Краю мира, где погибли у берегов Кровавой воды. И Повелители еще могли бы снизойти к людям, но их язык был недоступен им, а люди, в свою очередь, не знали имен и не могли, позвав Повелителей, истончить грань мира и безмирья. Все, на что были способны Повелители, – предупреждать природными знаками, но люди боялись того, к чему привыкли прислушиваться фадрагосцы.

Четвертой группе повезло больше, имея в проводниках нескольких опытных воинов. Они разбивались на мелкие группы, разведывали путь, продвигались дальше по лесу, направляясь на запад. Наученные опасностями, часто делали крюк, минуя встречу с нечистью. Но в одном месте ее было так много, что люди решили бороться. Они не догадывались, что уже тогда за ними наблюдали эльфы. Наши братья присматривались к вероятным будущим друзьям и пытались понять, что замышляют главные люди и почему медлят перед мелкой, не особо опасной нечистью. Тем временем воины людей ждали, проверяли ветер. И когда одним вечером ветер подул в западном направлении, они подожгли лес, а сами вернулись восточнее – туда, где огонь не навредил бы им.

До этого вечера эльфы не встречали врагов опаснее и хитрее, чем короткоухие существа. До этого никто не плевал на ценность эльфов так, как люди. Нельзя осквернять дом, нельзя бороться с врагом, уничтожая все на своем пути и рискуя теми, кто разделяет с вами жилье. Вечный лес, даже с его неизведанными уголками, был домом эльфов. Тех давних эльфов, на ком не успели отпечататься следы людского соседства.

Но не это наложило запрет на Повелителей созидания.

Поверхность Фадрагоса приняла удар, подземная дрожь прокатилась от эпицентра и, казалось, затихла. Даже чувствительные балкоры достаточно быстро вернулись к повседневным хлопотам: помолились Земле, попели песни в ее честь и забыли о ее раздражении. Если бы они только знали, какой гнев последует за ним, то, возможно, успели бы сменить покровительницу на небесные своды.

Несколько городов сплюснуло за короткие секунды, отрезая отдаленные поселения друг от друга. Земля задрожала, чуть посыпала песком белые головы балкоров, насторожила их, а уже через мгновение заскрипела натужно, застонала и, разворотив незаметные глазу трещины колонн и стен, взорвала опоры на крохи. Свод в одночасье рухнул. Земля опять ненадолго замолчала, но окраинные города и поселения уже били тревогу. Одни сломя голову бежали от встревоженных и разъяренных хищников, другие разбирали завалы, надеясь, что доберутся до центральных городов и узнают, почему коридоры засыпало. Нескоро до вторых дошло, что ответов им никто не даст, что спасать некого, а Земля только затаилась перед тем, как выплеснуть последние волны обиды и безудержного гнева.

Повелители созидания оплакивали потери, смирялись с запретом на прямое участие в расцвете мира, в котором им никогда не будет прощения. Много времени понадобилось им, чтобы прийти в себя и научиться воздействовать на Фадрагос другими способами. И не столько время помогло взять себя в руки и снова бороться за спасение мира, сколько память об ошибках и вина. Множество перипетий в жизни фадрагосцев грозило вскоре обернуться кровопролитной войной, возникновение которой уже нельзя было остановить».

Кейел прокашлялся и протянул мне факел, который, впрочем, никак не влиял на читаемость символов. Мы молча следили, как Вольный прищурился, по‑будничному неторопливо снял бурдюк с пояса, а затем стал лениво пить, продолжая окидывать подозрительным взором стены круглого зала. Мы прочли лишь одну из множества.

– История Фадрагоса, – восторженно прошептала Ив, нарушая смиренную тишину.

Вина. Иногда это чувство удивительно навязчиво: провинился кто‑то другой, кто мало связан с тобой, но стыдишься почему‑то ты. И вина давит на плечи, объединившись со стыдом. Я склонила голову, разглядывая пальцы ног; узоры рукоятки факела болезненно впивались в разбитую ладонь. Пот смешался с кровью, въелся в раны, щипал их, раздражал и дергал. Дергал и дергал, словно играл не столько на болевых ощущениях, сколько на нервах.

Роми тихо протянул:

– Люди… – И шумно выдохнул.

Дерг. Дерг. Дерг.

Нам не место в Фадрагосе…

– Тех давних эльфов, на ком не успели отпечататься следы людского соседства, – снова прочитала Ив, тоже снимая бурдюк со своего пояса. Вздохнула тяжело и угрюмо добавила: – В древних письменах вечно упоминалось, что эльфы были благороднее и терпимее.

Руку резануло болью, и вскоре горячие капли крови погладили холодное запястье. Кейел опять кашлянул, но несколько сильнее.

– Давай, – тихо произнес он, осторожно забирая факел из моей руки и делая вид, что не замечает крови. – Попьешь?

Я мотнула головой, хоть во рту и образовалась пустыня. Боюсь, сейчас даже вода окажется настолько горькой, что меня стошнит.

– Меня куда больше волнует, благородная эльфийка, как история Фадрагоса может стать оружием в руках тех, кто узнает все ее тайны? – Елрех крутила в руках кинжал, деловито разгуливая по залу и осматриваясь.

Она, как и я, в драконьем языке ничего не понимала, поэтому предпочла слушать и изучать карту, которая заметно изменилась с того времени, как ее тут повесили в воздухе. Как минимум на парочку регионов в Фадрагосе стало больше, а свободных земель меньше.

– Будем читать все? – хрипло спросил Кейел и вопросительно свел брови на переносице.

– Когда осипнешь, я могу тебя заменить, – предложила Ив, затягивая бурдюк.

– Нет, – поморщившись, отказался Кейел. – Думаю, твоих познаний древнего языка недостаточно, чтобы передать смысл точно.

Ив и не подумала обижаться; ее глаза горели любопытством и даже какой‑то благодарностью к Кейелу, что ей удается прикоснуться к истокам своего мира. А вот Роми за ее спиной хмурился, мял в руке стрелу и нервно махал хвостом. Я ждала от него колкостей, осуждения, но, казалось, его заботили какие‑то другие вопросы.

Он незамедлительно подтвердил мои мысли:

– Необходимо прочесть все и отыскать то, что может служить спасением Фадрагоса. Это важно, Вольный. – Вперил угрожающий взор в Кейела и пообещал: – Я не позволю тебе сойти с твоего пути.

Кейел изогнул бровь и скрестил руки на груди. Его кривая ухмылка растянула шрамы на щеке, неровный глоток дернул кадык, поиграл в рыжем свете ожогами на шее.

– Люди, – коротко напомнил Роми, кивая на стену. Сжал губы в тонкую светло‑серую полоску и повернул голову ко мне. Пристально глядя на меня, без капли привычной иронии повторил: – Люди. Я не позволю вам разрушить то, что осталось после вашего же вмешательства. Если от вас потребуется жертва – вы ее принесете.

Совсем недавно он оберегал Кейела, а чуть раньше злился и бесился, зная, какая роль уготована нам в сокровищнице. Как же быстро он меняет свое мнение и приоритеты.

Под тяжестью чужой вины я ссутулилась сильнее, отвела взгляд от желтых глаз и почесала зудящий, расцарапанный затылок. Кровь присохла в волосах, пряди слиплись, спутались. Слишком много крови, слишком много ран, и они никак не заживают. Только зудят и зудят, нервируя. Когда все это закончится?

– Следи за своей миссией, Вольный, – низко прохрипел Кейел. От его голоса спину мигом покрыла прохладная, липкая испарина. – Ты не знаешь моего духа, не знаешь его желаний. Я никогда не служил ни одному из мудрецов и ничего не собираюсь менять. Они придумали жертвы, но мой дух…

– Я не позволю тебе рисковать Фадрагосом из‑за нее, – прошипел Роми, вынуждая меня посмотреть на него. Он скривился в омерзении, прокручивая стрелу в пальцах, – будто я не видел, как ты ограждаешь ее от опасностей. Что бы ты ни задумал, но если ей придется умереть, я сам убью…

Кейел рванулся к Роми. Ив вскрикнула, вскидывая руки. Сердце ухнуло. Я непроизвольно заступила путь Вольному, обняла его, прижалась к нему и зажмурилась.

– Не надо, – попросила громко, а затем тише: – не надо, Кейел. Не надо.

Он сопел над ухом, сжимал меч в руке. И когда успел вытащить его? Все тело было напряжено и готово к схватке, но он не двигался и даже молчал. Молчали и остальные. Я медленно открыла глаза и увидела Елрех, тоже сжимающую свой кинжал. Если бы бой случился, на чьей стороне она оказалась бы?

– Не надо, – ласково повторила я и погладила вытянутую, как струна, спину Вольного. Потерлась щекой о его плечо, уткнулась носом в ямочку между ключиц. Ощутила стремительно бьющуюся жилку на шее и улыбнулась. Подняла голову и взглядом нашла теплые глаза. – Мне интересно, что написано дальше. Я многое слышала из вашей истории, немало видела и даже в чем‑то, можно сказать, поучаствовала. Но, как правило, историю пишут победители. Возможно, здесь написано что‑то, что позволит нам понять, куда исчезают Вольные. Быть может, нам с Елрех повезет спасти вас с Роми.

Я бросила быстрый взгляд на Елрех и заметила, что она прикусила губу и нахмурилась, а ее кинжал уже опущен. Раздумывает условия новой сделки? Сообщит ли о своем решении до того, как мы найдем артефакты? Найдем ли…

Надеюсь, нет.

Эгоистка… Ничего не меняется, Аня? Люди не меняются.

Шершавые губы Кейела коснулись щеки, и я мгновенно потянулась к нему навстречу. Несколько секунд нашего поцелуя никому не навредят, а затем продолжим поиск нашего спасения.

Кейел.

Ярость клокотала. В глазах темнело, воздух раскалился и его никак не хватало. О чем говорила Аня? Почти не разобрал слов из‑за стука в ушах, но сейчас все проходит. Напиться бы из мягких губ спокойствия до конца жизни.

Мысленно хмыкнул. Не так уж и много осталось, да, Алурей? Или нет.

Так о чем она просила? Ей что‑то было интересно…

Я заглушил неуместную тягу к теплу и ласке, отстранился от Ани и окинул ее быстрым взглядом: уставшая, потрепанная, куда‑то испарился привычный энтузиазм. Разбитая в сражении за чужой мир, так еще и не видит и капли благодарности от ублюдков, рожденных тут. Лучше отвернуться до того, как посмотрю ей в глаза. Почему‑то смотреть ей в глаза становится все неприятнее и неприятнее. До странного чувства в груди, будто в нем ковыряют ножом, а я выпил зелье притупляющее боль. И не больно, но без него определенно лучше.

Клинок меча с тихим скрежетом вошел в ножны, а беловолосый ублюдок вздернул подбородок. Опустил стрелу наконечником вниз, но руку не расслабил; на запыленных перчатках натянулись острые складки. В прищуре желтых глаз безошибочно читалась решимость и обещание. Больше и тверже – клятва.

Память выплюнула недавнюю угрозу шан’ниэрда – ярость забурлила снова, взбудоражила силы. Я отрублю тебе голову, выродок, до того, как ты сделаешь хотя бы шаг к нам с Аней.

Наверное, он прочел мысли на моем лице – на мгновение отвел взор, а уголки губ чуть опустились. Его смятение немного остудило мой пыл, но недостаточно. Аня благоразумно больше не прикасалась ко мне, словно стремилась, чтобы инцидент быстрее позабылся. Несмотря на все разочарование, которое она заставила меня испытать, все же мне с ней повезло. Хоть с кем‑то в паскудной жизни повезло.

Я заправил волосы за уши, посмотрел на ровные каменные плиты под ногами – даже пнуть нечего – и шаркнул по ним. Вздохнул тяжело, прикрывая веки на пару секунд. Не унялся. На всякий случай отошел дальше. Кровь в висках барабанила неугомонно, и сердце билось, словно разъяренный зверь. Наверное, стоило хотя бы пару клыков выбить этой скотине. Склонив голову и потерев переносицу, я снова посмотрел на Вольного и поморщился. Не время и не место. А выпадет ли шанс? Надеюсь.

Взгляд зацепился за эльфийку, спрятавшуюся за плечом дружка: глаза круглые от страха, губы бледные, сжатые, подбородок дрожит, морщиться. Совсем недавно на бескровных щеках горел румянец, а глаза блестели не от слез. А где же обвинения в сторону балкоров? Фанатичная. Фанатичная к открытиям настолько, что позабыла о древней ненависти, позабыла об усталости и истерике, охватившей ее после Наллеран.

Кто‑то сильный и фанатично преследующий свою цель, будет путаться под ногами…

Кто‑то невероятно сильный будет угрожать предначертанному и, если его не убить, приведет Фадрагос к гибели.

Я опять пригляделся к напряженному Ромиару. Алурей, а если Дес ведьма? Тогда они его враги. Эти двое. Эта эльфийка… Она ненавидит балкоров и, если Дес окажется ведьмой, она вцепится в него мертвой хваткой и не успокоится до тех пор, пока не уничтожит всех его собратьев. А что мы знаем о ведьмах? И главное – от кого? Людей вот, например, притащили в Фадрагос насильно. Люди Фадрагоса – ошибка. Чужая ошибка, из‑за которой я был рожден. Из‑за которой у меня отняли жизнь еще при жизни. Я сбился со счету, сколько раз мне отказывали в крове, в миске скудной похлебки, или оставляли при смерти, когда я нуждался в помощи. Под нелепыми, порой идиотскими предлогами мне отказывали в исцелении даже за высокую плату. Меня винили в гибели всех, кто случайно умирал рядом со мной, или пытался обмануть, потратив мое время впустую. Я уставал зарабатывать крохи там, где остальные могли обеспечить себя добротной жизнью на несколько периодов. Все потому, что я Вольный. Все потому, что я был рожден людьми, которые оказались здесь по чьему‑то глупому милосердию.

Шан’ниэрд сглотнул и, чуть склонив голову, сдержанно поинтересовался:

– Мне нужно попросить прощения, чтобы ты продолжил читать? Или, может, мы продолжим без тебя?

Я хмыкнул и улыбнулся – натянутая любезность сошла с его лица.

Успокоившееся было сердце ударилось о ребра сильнее, кулаки сжались крепче. Фангра задала правильный вопрос: как тайна Вестницы может послужить оружием?

– «Я приношу себя в жертву осознанно», – напомнил я о строках из письма, которые сразу же при прочтении вселили в меня надежду. – Рассат написал это письмо и после этого жил еще долго. Жертвы бывают разными, Вольный, а не только кровавыми. Чтобы пожертвовать собой, умирать необязательно. Никогда не спеши с выводами.

«Не повторяй моих ошибок» – пожалуй, этот совет лучше оставить при себе. С трудом мне удалось не повернуться к Ане. Я покачнулся на носочках и, пристальней всматриваясь в серое лицо, хотел добавить: «И не смей угрожать мне» – но и эти слова остались невысказанными. Лучше лишний раз услышать глупую угрозу, и она послужит предупреждением, чем внезапно понять, что уже умираешь.

Еще в письме звучали строки о балкорах: «пострадавшие по вине милосердия», «обделенные пониманием со стороны братьев со всего мира» – это точно о балкорах. Не о людях ведь… Даже темноволосая шан’ниэрдка из Энраилл называла Аклена братом, а он был балкором. Видимо, мудрецы, как и говорила Аня, в самом деле перемудрили. Они сделали все, чтобы ответить на вопрос Елрех: мы должны помочь Десу, пока он спасает оставшихся в живых балкоров. Вот только говорить об этом вслух теперь нельзя… Не при этой эльфийке.

Сказать, что Дес просто ищет ту самую ведьму, которую так презирает исследовательница? Как знать, возможно, это даже окажется правдой. Но ведь Ромиар не глупец, и стоит лишь подтолкнуть его мысли… Нельзя. Он последует за эльфийкой. Даже если он больше не чувствует своего духа, он все еще Вольный. К тому же…

Алурей, а если Дес и вправду ведьма, но действует он во благо? Тогда очевидно – эти двое и есть мои враги. И если это так, они не должны догадаться об этом раньше времени.

Я все же повернул голову к Ане, застывшей в ожидании, и протянул руку к ней. Пусть лучше будет рядом, так защитить проще, да и успокоюсь заодно.

– Иди сюда. – Духи Фадрагоса, как же грубо прозвучало…

Так всегда, когда беспокоюсь и не хочу ее пугать, получается все наоборот. Улыбнуться? Нет. Уверен, улыбка, когда на самом деле хочется убивать, выйдет так себе. Не удивлюсь, если девочка на всякий случай обнажит кинжал.

Я следил, как она ртом втянула воздуха побольше, облизнулась и несмело шагнула ко мне. Ну же! Еще на один шаг ближе ко мне и дальше от них. И еще на один… Как только достаточно приблизилась, сердце забилось чаще, меня охватил странный испуг – и я не удержался: рывком прижал ее к своему боку. Похлопав пару раз по хрупкому плечу, стараясь скрыть дрожь и слабость в теле, поцеловал Аню в голову и, запрокинув подбородок, вгляделся в символы на стене. Факел, отброшенный в порыве гнева, чадил в стороне, горел неровно, прямо как звучало мое дыхание. Идти за ним не хотелось, отходить от Ани – тем более. Да и какой прок от него, если света даст не больше, чем огонь по краям стен?

От Ани исходило приятное тепло, и это согревало. Как и та надежда, которая вспыхнула из письма. Надеяться снова – страшно. Но ведь можно? Главное, больше не сбиваться с пути. Не отвлекаться на ненадежные факелы, когда необычайно теплое сияние совсем рядом и постоянно следует за тобой по пятам. И все, что нужно этому сиянию, – счастье. Такая малость… Правда, упущенная. Ничего, вернем. Только бы повезло…

Аня.

Кейел долго не хотел отпускать меня от себя, а я не горела желанием отходить, но усталость взяла свое. Вся история Фадрагоса наверняка бы не поместилась на стены этого зала, но все же хронология была охвачена масштабно и, судя по услышанному, включала в себя основные события, которые вынудили Энраилл построить сокровищницу. Большую часть из них я уже слышала не один раз, но все же отыскалось, чему еще удивиться, кроме откровений возникновения этого мира.

Я сидела в центре помещения на твердом полу, прижимаясь спиной к постаменту, и старалась вникать в слова Кейела. В голове не укладывалось, что Повелители созидания не нашли ничего лучше, как только избрать себе «Орудие» и «Голос». Избранные, Вольные и Вестницы, не слишком‑то напоминали Чипа и Дейла или благородных рыцарей. Скорее, обратное…

Кто бы сомневался, что Фадрагос вовсе не плоский, но, если верить рассату, Древо жизни все же существует. И растет оно постоянно, борется с черной болезнью, питается нашей кровью. Просто… Мы не видим. Не видим собственных душ, но умудряемся требовать доказательства существования души мира.

Древо жизни, как оказалось, и есть душа Фадрагоса. Вольных и Вестниц отыскивают еще там, в его созревающих почках. Это души, чья чернота частично останется даже после перерождения, будет тяготить их виной или яростью – будет мешать жить, и поможет им только перевоспитание. Именно этот шанс и подарили существам Повелители созидания, избирая их для исполнения миссии, в случае Вольных, или передачи важных секретов кому‑либо, в случае Вестниц.

Упираясь локтем в колено, я прикрыла глаза рукой. Хриплый голос убаюкивал, внимание металось от него к собственным мыслям. Опять появлялись невольные обвинения. На Земле верят в ад и рай и, по справедливости, если мне и впрямь необходимо было перевоспитание, то оно должно было проходить в кипящем котле моего измерения. Моего. Но вот я Вестница. Тут, в Фадрагосе. Перевоспитываюсь чужими богами, вырвана из родной «колыбели» и поставлена на ненужную мне дорогу. Случайность? Чья‑то очередная ошибка? Или расчет.

Повелители как‑то связывались с Ил. Тогда почему, если я им понадобилась, до сих пор не связались со мной? Я ведь говорю на их языке и, как мне кажется, готова была выслушать любого из них еще во дворце Цветущего плато. Да и какие тайны я кому‑то могу поведать? Мне неизвестна формула пенициллина, и я понятия не имею о том, как изготовить даже простейшую бомбу. Все это только подтверждает мысли, что я тут оказалась случайно, а наша идея выдать меня за Вестницу в поселении фанатиков пришлась Повелителям по вкусу и подтолкнула на решение, как выпроводить нежеланную гостью. Меня уберут из мира, и его судьба пойдет своим чередом. Вот только что поделать, если я больше не хочу уходить? Объявить войну местным богам? Идиотизм.

Я прислушалась внимательней к новым подробностям и повела плечами. Получается, во время войны предков у балкоров, отрезанных горами, еще была возможность выбраться. Минерал вытягивающий жизненные силы был так глубоко под землей, что не мог навредить даже подземным жителям. Просто в какой‑то момент, когда военные действия переместились ближе к Утерянному святилищу, а балкоры как раз стали обосновываться там, Повелители разрушения вмешались. Они, спасая балкоров от драконов, вывернули горы и подняли смертоносный минерал ближе к поверхности. Не удивлюсь, если постаралась Анья…

Закрыв глаза и прислоняясь затылком к холодному камню, я продолжала внимательно слушать каждую подробность и надеялась, что услышу что‑нибудь еще о Вольных.

Наверное, прошло несколько часов, прежде чем Кейел откашлялся и прочел последние строки, наполненные извинением, что дошедшим сюда пришлось сильно рисковать. Я открыла глаза и окинула ребят взглядом. Руки дрожали, в груди тлела трусливая надежда, и в то же время колол стыд. Мы в тупике. Идти больше некуда. Вот и вся сокровищница, вот и все расхваленное могущество. Никаких артефактов не существует. Сердце времени – выдумка! Я остаюсь. Остаюсь…

Шмыгнула носом, вытерла лоб и под гулкое сердцебиение спросила:

– Ну что, пробуем вернуться обратно?

Никто меня не услышал. Ребята застыли: Кейел продолжал смотреть на стену, Ив хмурилась, уставившись во мрак над головой, Роми и Елрех угрожали взглядами носкам своих сапог.

– Столько открытий, – пролепетала Ив, – но они… Чувствую себя глупой.

Роми, покосившись на нее, презрительно фыркнул.

– И как, Вольный? – лениво обратился к нему Кейел. – Услышал о наших жертвах и спасении Фадрагоса?

– Не время скандалить, неугомонные мужики. – Елрех покачала головой, затягивая пояс на штанах потуже. – Что из истории должно было стать нашим милосердным оружием? Как по мне хитрые мудрецы схитрили. Все это, – Вздернула подбородок, – чепуха, какой отродясь в Фадрагосе не слышали.

При этом сама же она слушала эту чепуху с тревожным выражением лица. Тепло надежды стало угасать – Елрех не хочет отступать от намеченного плана. Но мы ведь в тупике… Дальше идти некуда. Даже если я захочу использовать артефакт, его попросту нет.

Роми распрямил плечи, открыл рот, но понурился, промолчал. Ив поморщилась, а Кейел постоял какое‑то время неподвижно, затем подошел к своей сумке и накинул ее на плечо.

– Высмотрела куда идти дальше? – спросил у Елрех.

– Там. – Она указала на меня, обрывая трепет в груди. – Рычаг с другой стороны.

Закрыв глаза, я обняла колени и опустила на них голову. Безнадежно.

Раздалось шорканье и твердые шаги. Все затихло. До волос приятно дотронулись, погладили; голос прозвучал заботливо:

– Устала? Можем отдохнуть тут.

– Нет. – Я вскинула голову и посмотрела снизу вверх на Кейела. Выдавила из себя улыбку и прижалась щекой к его руке, зависшей в воздухе возле лица. – Мне будет спокойнее, когда мы выберемся отсюда.

Вскоре мы морально готовились к неизвестной дороге, позволяя себе несколько минут безделья. Роми кисло перешептывался с Кейелом, встав возле постамента. Ив бродила по залу, рассматривая стены и тихо перечитывая фрагменты вслух. Я спиной навалилась на один из каменных выступов между стен, скрестила руки на груди и наблюдала за всеми. Думать не хотелось абсолютно ни о чем: ни о будущем, ни о прошлом, ни о душах, ни о жизнях, ни о назревающей войне в Фадрагосе, ни о возвращении домой. Вот только, как назло, Елрех загорелась желанием обсудить наши планы, напрямую касающиеся всех этих пунктов.

Осуждающий взор серых глаз прожигал дыру на моем лице, раздражал, мешал вдохнуть полной грудью. Прислонившись плечом к выступу, она склонилась ко мне еще ниже и шепнула:

– Я доверяла тебе.

Я сглотнула горечь, поежилась. Елрех добавила:

– Они умрут.

Вольные точно умрут, если мы не попробуем спасти их.

– Нас не примут. Ни одна гильдия.

Я крепче стиснула свою руку выше локтя; пальцы вонзились до боли. Никакая гильдия нам и не нужна, чтобы спасти наших Вольных. А без них гильдии тем более теряют всякий смысл, как и жизнь.

– Мы изгои.

Зубы противно скрежетнули. Изгои. И что с того? Это наверняка можно исправить.

Елрех продолжила отрывисто шептать, обдавая скулу теплым дыханием:

– Ты с меткой. Я полукровка. Дриэн не поможет. Он не простит. У нас только один вариант. И ты опять артачишься. Ты все разрушишь. Как было много раз. Это все твои стремления. Из‑за них…

– Хватит! – едва слышно осадила я, опрометчиво повернув голову.

В глазах Елрех не было осуждения, какого я себе надумала. А вот ее разочарование и страх мгновенно выбили воздух из легких. Я понимала ее. Меня тоже предавали, но хотя бы из необходимости для всего мира, или старались мне во благо. Она же убеждена, что я хочу предать ее только ради себя. Но это неправда! Да, без сомнения, мне в первую очередь хочется бросить вызов судьбе и остаться. Но не только это движет мною! Не только собственная выгода! Мы ведь смогли отыскать сокровищницу, которую никто до нас не мог найти. Мы столько прошли! Мы смогли! Неужели она настолько слаба, что и мысли допустить не способна, что мы сумеем победить еще раз?! Разве побороться за жизнь с любимыми, за их жизнь – это эгоизм?! Нет же!

Я оттолкнулась от стены и, сдерживая злость, прошептала в щеку фангры:

– Елрех, мне, правда, очень жаль, но я не готова попрощаться с этой жизнью. Ты многое сделала для меня, а сейчас я прошу тебя рискнуть и…

Она ухватила меня за запястье и вот теперь с угрозой прошипела, глядя в глаза:

– Неугомонная человечка, я расскажу Вольному, и он убьет тебя! Вот увидишь, убьет.

Что?

Словно ледяной водой окатили. Только не Елрех. Только не она. Весь мир разом ощетинился… Я сглотнула, постаралась избавиться от першения в горле и переждать головокружение. Просипела в ответ:

– А знаешь, Елрех, в вас, в фадрагосцах, стремления не меньше, чем в наших людях.

– Да, жестокая Асфи, ты права.

Вот как… Жестокая.

– Мы целеустремленные и неотступные, но не такие, как вы. Мы знаем цену чужим жизням. Мы не ломаем их по велению собственных капризов. И еще, Асфирель, ты должна знать, кое‑что важное. – Каждое ее слово, сказанное твердо, уверенно, резало по сердцу. Я пыталась высмотреть в знакомых глазах оттенки добра и беспечности, но и от них не осталось ни следа. Лишь горечь и блеск от выступивших слез. – До знакомства с тобой я и не думала наживаться на чужом горе. Это все ты. Ты, Асфирель. Поэтому ты выполнишь то…

– Отойди от нее! – Громкое требование раздалось так внезапно, что мы обе вздрогнули.

Кейел стоял возле постамента, сжимал рукоять кинжала и взволнованно рассматривал нас. За его плечом возвышался настороженный Роми, размахивая хвостом и поигрывая дротиком. Елрех медленно отпустила мою руку и отступила.

– Она показывала мне ладони, – соврала и поправила белые волосы на плече.

Кейел строго посмотрел на меня. Я вдохнула глубоко, но ничего ответить не успела.

– Отойди еще дальше, – потребовал он. Дождался, когда Елрех отступит и обратился к Ив: – Ты расслышала их разговор?

– Они говорили слишком тихо, я… – пунцовая эльфийка замолчала. Дернула ушами, закатала рукава куртки и с сожалением уставилась на Роми.

Он нахмурился, метнул обеспокоенный взгляд на Елрех и едва заметно кивнул. Получив его одобрение, Ив неуверенно произнесла первые слова – время для меня остановилось, воздух сгустился:

– Елрех угрожала, что, если Асфи не принесет себя в жертву, она прикажет Роми убить ее. – Обняла себя и еще тише добавила: – Кажется, так. Было еще что‑то о вине Асфи, но ничего конкретного. Это все.

Страх подкашивал ноги, холодил кровь, кружил комнату, и не будь мне так страшно, я бы точно не удержалась и истерично расхохоталась. Елрех шумно вздохнула, и почудилось мне, будто в этом вздохе она с трудом скрыла облегчение.

– А кого поддерживаешь ты, Ивеллин? – Судя по выражению лица, Кейел совсем отчаялся от того, что все вокруг только и жаждут нашей с ним смерти.

– Конечно, я не хочу, чтобы вы умирали! – Она вскинула руки и даже отпрянула, но сразу же виновато отвернулась и протянула тише: – Но, вы должны понять, что на кону судьба всего мира. К тому же ты Вольный…

Я скривилась, потирая плечи. Лучше бы она не пыталась оправдаться чужим предназначением.

Кейел потер глаза и, поманив меня рукой, произнес громко:

– Держитесь от нее подальше. Духи Фадрагоса, это для вашего же блага!

* * *

Полумрак нависал над нами. Теплый воздух кислил на языке, тяжело проталкивался в легкие, будто был пропитан влагой, как густой туман. Даже шаги звучали в нем приглушенно, вязко. Ноги гудели, но никто не заикался об отдыхе, и я тоже молчала. Мы с Кейелом шли впереди. Со всех сторон маячили Охарс, освещая неровные стены бесконечного туннеля. Айссия приятно ласкала тело, исцеляя последние синяки и ссадины. Все же духи – бесценные помощники в жизни. Как я обходилась раньше без них?

– Смотри, впереди что‑то есть, – проговорил Кейел, поправляя сумку на плече.

– Давно пора, – выдохнула я. – Мы идем уже вечность, и мне это не нравится.

– Устала, – сделав вывод, он тряхнул волосами.

– Нет, по другой причине.

Но и усталости хватает.

Кейел вопросительно промычал.

– Я не разбираюсь в подземном строительстве, – я пожала плечами, – но кажется мне, что чем здоровее комнату необходимо вырыть, тем дальше друг от друга они должны располагаться.

Он хмыкнул и, ничего не ответив, ускорился. Снова затянулось молчание, которое мучительно хотелось разрушить, но в голове вертелись только опасные темы для обсуждения. Однако Кейел сам заговорил:

– У нас тоже есть эти пауки.

– Что? – растерялась я.

– Ты говорила о пауках с меткой. Некоторые самки в самом деле пожирают самцов, но не всегда. К тому же их яд обладает целительном свойством.

– Неужели? – Я вскинула брови.

В теплых глазах мелькнула привычная хитринка. Он постарался беззаботно улыбнуться, но получилась невеселая усмешка.

– Иначе алхимики не добывали бы его и не продавали целителям. Ты не всему научилась, но я уверен, что у тебя все впереди.

Ты меня всему и научишь, неисправимый пессимист‑Вольный, потому что я не хочу другого наставника.

– На Земле их яд… – так и не закончив мысль, я замолчала. Какая разница, что было на Земле, если тут это не принесет никакой существенной пользы? Я тоже улыбнулась и протянула: – «Я пожертвовал собой осознанно»… Ты и вправду в это веришь?

Кейел опустил голову, позволяя непослушным волосам закрыть глаза, подтянул сумку и тихо ответил:

– Я не могу не верить. – Повел плечами и добавил: – Не получается.

Я тоже опустила голову и прибавила шагу, стараясь не думать о том, что могло крутиться в голове у Кейела. Обидно, если он испытывает облегчение от того, что от нас не ждут возложение жизней. Непростительно, если он радуется, что я останусь жить в Фадрагосе без него. Ведь как ни крути, он Вольный, и он не мог об этом забыть.

В арочный проход, объятый мягким желто‑зеленым сиянием, мы заглядывали с осторожностью. Массивные остроугольные колонны закрывали обзор по сторонам; их охватывал свет, льющийся изнутри явно немаленького помещения. Из‑за недоверия Кейела к остальным мне пришлось идти рядом с ним впереди всех. Я не противилась такому варианту, а, напротив, только чувствовала облегчение, что в секунды опасности буду рядом с ним и смогу прикрыть его.

Плечом к плечу, шаг в шаг мы прошли под высокие своды огромного зала. Серый неровный камень, лишенный каких‑либо украшений, нависал над нами. У толстых колонн неподвижно застыли чаши с полыхающим огнем; под потолком мелькали многочисленные Охарс, из него же протягивал скрюченные ветви лунный камень. Раутхуты, облепившие колонны, ловили разный свет, отражали его, умножали, заливая им все помещение. Каменный жертвенник стоял перед входом в шагах двадцати от нас. Однако мы застыли, безмолвные, напряженные. Испуганные.

– Молодые, – шепнул Кейел, чуть отводя меч и поворачивая ногу.

Я мельком посмотрела на свою ослабевшую руку, сжимающую кинжал. Трясется. Неудивительно. Меня всю колотит.

– Мы безоружны. – Мне необходимо было поделиться этой очевидной мыслью, а может, просто услышать собственный голос. Но он только добавил сомнений в себе, и я стиснула челюсть.

Не сговариваясь, мы чуть повернулись друг к другу спинами и отступили на пару шагов. Один из полупрозрачных зеленых драконов, лежащий в правом углу у дальней стены, лениво приоткрыл призрачное веко, взглянул на нас и снова закрыл глаз. Второй такой же дракон, но размером побольше, занимал левый угол. Их охватывало тусклое сияние смертельной магии, оно вырисовывало несуществующие чешуйки, изогнутые когти, гребень, растущий от хвоста по всей спине и переходящий на голове в тяжелые пластины. Мерцание на мускулистых телах переливалось так, словно драконы дышали, а мышцы то и дело мелко дрожали, и от этого казалось, будто мертвые в самом деле живут. Между ними прямо по центру виднелась крошечная дверь, в которую, видимо, нам и нужно попасть.

– Милосердные духи, сохраните наши непутевые жизни, – пробормотала Елрех позади нас. – Такой нежити я еще не видала.

Все обиды от встречи с новым врагом растворились бесследно, и мне хотелось ответить ей, но я не смогла расслабить челюсти.

– Бессмертные стражи, – пролепетала Ив. – Надо уходить отсюда.

Здравая мысль.

Однако мы продолжили стоять, сжимая бесполезное оружие и не сводя взглядов с нечисти. Сбившееся от страха дыхание успело восстановиться, мысли вновь неохотно текли от одной задачи к другой. От бездействия, тягостного ожидания и очередного непреодолимого препятствия медленно нарастало раздражение.

– Почему они не нападают? – тихо спросила я.

– Радуйся, глупая, – мгновенно прилетел совет из‑за плеча.

Роми, следя за врагами и зачем‑то натягивая стрелу, обошел меня и осторожно направился к жертвеннику.

– Что там? – несдержанно сорвался очередной вопрос с языка.

Кейел не ответил. Он, как и я, почти не дышал и наблюдал за смелым, или безрассудным, Вольным, все дальше углубляющимся в зал. Наконец рогатый остановился и, не опуская лука, склонил голову к плечу. Он читал что‑то на поверхности камня, и чем дольше читал, тем меньше отвлекался на драконов. В итоге – опустил лук и крикнул в полный голос, будоража всех в зале:

– Духи Фадрагоса! Иди сюда, человек! Прочти это и скажи, что я не ошибаюсь!

Драконы подняли головы, второй и вовсе привстал, потянулся. С их шей, будто настоящие, но беззвучные спадали золотистые цепи и тянулись к символам на полу, где и растворялись бесследно.

– Проклятие! – Кейел попятился от неожиданности.

Я пошатнулась, но не смогла быстро сдвинуться с места.

Несмотря на то, что нежить разбудили, она не напала. Драконы помотали головами, облизались, поерзали, затем один улегся, а второй продолжил сидеть, потираясь массивной призрачной челюстью по неосязаемому хвосту.

– Может, они сытые? – предположила я, рассматривая длинную шею ящера.

– Без плоти? – с сомнением произнесла Ив.

Кейел со звонким скрежетом убрал меч в ножны и поспешил к Роми. Мы без промедления последовали за ним.

На сером жертвеннике, украшенном драгоценными камнями, стояла округлая банка. Массивный железный ободок крепко сидел на суженном горлышке, в которое запросто провалилось бы яблоко. Плоская, тяжелая крышка блестела холодной сталью, а в ее кольце, выступающем по центру, была протянута толстая цепь. Она оплетала сосуд, свисая до поверхности жертвенника и переплетаясь с другими цепями, сковывающими его целиком, а затем снова поднималась к горлышку, где крупные звенья соединялись громоздким замком. Внутри банки неподвижно застыла мутная сиреневая вода. Без сомнения, вода из реки Истины… В ней что‑то находилось: вытянутое, темное.

Кейел снял перчатку и, глядя с благоговением, провел кончиками пальцев по выбитым строкам по краю жертвенника, в конце которых лежал большой ключ. Лежал без цепей, без веревок, без охранных амулетов и кругов. Хочешь – бери.

Елрех приблизилась к взбудораженному Роми, ухватила его под руку и, наблюдая за Кейелом, спросила:

– Что тут написано?

– У нас есть… – Ив прижала ладонь ко рту.

– Что? – Я подступила к углу жертвенника. – Что у нас есть?

Кейел кивнул, прежде чем ответить:

– Единство.

Несколько секунд тишины прервалось шипящим зевком дракона поменьше. Он потряс головой, привлекая к себе всеобщее внимание, а затем с удобством снова завалился в угол. Немного попыхтел, скрючиваясь на каменном полу и, по примеру своего друга, продолжил мирно спать.

– О чем вы говорите? – уточнила Елрех шепотом, будто остерегалась повторно потревожить сон нечисти.

– В воде проклятие. – Кейел посмотрел на банку.

– Обычная палка, – поддержал Роми. – Ветка. Если ее вытащить и разломать, вода Истины перестанет разъедать плоть тех, чьи предки участвовали в войне.

– Нашу плоть, – выдохнула Ив. Подступив к столу впритык, подняла ключик на уровень глаз и стала рассматривать его, покручивая в тонких пальцах.

– Это хорошо, – неуверенно протянула Елрех, почесывая коготком расцарапанный подбородок.

– Есть одна проблема, – нахмурившись, заявил Роми. – Откроем замок, снимем цепи – спадут оковы с драконов. А они не тронут только одного.

– Кого? – поинтересовалась я, склоняясь над столом и стараясь высмотреть палку с проклятием. «А в яйце – игла, – смерть Кощея»…

– Тут написано «своего», – недовольно ответил Кейел и, растратив все благоговение, стал резко натягивать перчатку обратно. – И я не знаю, что это может значить.

Своего? Два дракона – две нечисти. Один старше, другой младше… Своего… Балкора? Если кто‑то из ребят разделял мои мысли, что перед нами не кто иной, как Аклен и Ил – их души, или сила, или воспоминания, а быть может, просто очередная иллюзия для устрашения, – то не показал этого.

Ив кусала губу, сжимая ключ в кулаке, и задумчиво смотрела на драконов. Ее уши часто дергались. Вскоре она встретилась со мной решительным взором и произнесла:

– Мы должны разрушить проклятие.

– Нет, – хором отрезали Кейел и Роми, строго посмотрев на нее.

Я переглянулась с Елрех и поджала губы. Кажется, она, как и я, не определилась, кто прав сейчас. Единство – это то, что может принести пользу Фадрагосу, но оно опасно.

– Много периодов никто из нас и не думал, что… – начала Ив, но не договорила.

Кейел, ухватившись за ее запястье, перебил:

– Дар обратится оружием. – Нависая над ней, сжал руку сильнее. Ив ойкнула, раскрыла кулак – ключ со звоном упал на камень. Кейел договорил, глядя в широко распахнутые синие глаза: – Мир, жаждущий крови, не готов к нему.

– И мы не справимся с драконами, – опять поддержал его Роми. И беспечно полюбопытствовал: – Эти цепи на шее… Как думаешь, они нам помогут?

– Будем пробовать. – Кейел отпустил Ив и мгновенно потерял к ней интерес.

Она какое‑то время стояла неподвижно и с досадой смотрела на ключ, но в итоге резко отвернулась от жертвенника и направилась дальше. Мы с Елрех тоже сдвинулись с места.

Теперь я понимала всю необходимость Энраилл обеспечить сокровищнице и смертельно опасную славу, и такой кровавый путь. Могущество нельзя доверять тем, кто не знает цену жизни. Его нельзя доверять слабым и не понимающим собственных желаний. Елрех ошибается, если считает, что я не способна отдавать отчет собственным поступкам.

Однако сомнение кольнуло. Так ли я уверена в своих решениях?

Беззвучно ступая рядом с Кейелом, я не сводила взгляда с дракона. Нам не поможет оружие, если вдруг ящеры захотят убить нас. Мы не успеем убежать, не сможем отскочить и увернуться даже от хвоста. Всего лишь прикосновение этой магии – и мы сами превратимся в нечисть. Но совсем не это тревожило меня. И не холод, исходящий от нечисти и царапающий неприкрытую одеждой кожу. Сосущее чувство в груди не оставляло места даже страху. Я столько раз ошибалась, и эти ошибки приводили к трагедиям. Как бы я ни пыталась обвинить других в случившихся бедах, моего вклада это не уменьшало. Я оглянулась и мгновенно поймала на себе взгляд Елрех, потерянный, разбитый, разочарованный. Она насупилась и отвернулась. Несмотря на близость драконов, она словно тоже не могла думать ни о чем, кроме нашей сделки.

Я обещала Елрех. Убеждала, что верну все на свои места, если она поможет мне. Не она, а я уговаривала ее отыскать Сердце времени. И добродушная фангра приняла незнакомку под свою опеку, дала все, что могла, а затем отдала больше – доверилась человеку, а я разрушила ей жизнь.

Дракон поворчал многоголосьем, провожая нас заинтересованным взглядом. Пошевелился, поджал хвост и коротко вздохнул. Да и только. Его лапа, лежащая в нескольких метрах от меня и прикрытая крылом, достигала мне пояса. Я чувствовала себя маленькой, какой‑то игрушечной, вот только совсем не игрушечные сомнения роились в мыслях и тревожили меня. Как поступить дальше?

Мы прокрались до неряшливо приоткрытой двери, больше похожей на вход в каморку. Такая простота выглядела очередной насмешкой Энраилл. Если бы кто‑то рискнул избавить фадрагосцев от проклятия и снял замки с сосуда, то освободил бы драконов и наверняка погиб, а для эгоистичных трусов даже приоткрыли дверь к какой‑нибудь материальной чепухе. Пока Кейел спускался по трем ступенькам, я покосилась на напряженного Роми. Чем не жертвенность для фадрагосцев – отдать свою жизнь, чтобы вернуть Единство в мир? Как бы ни грозился рогатый принести нас в жертву ради мира, он все равно продолжает взвешивать каждый шаг и малейшее действие, как благоприятное и разрушительное. Наверное, это и есть в высшей степени забота Вольного о доме.

Дверца скрипнула – драконы приоткрыли глаза, но остались лежать на месте. Пригибаясь и отводя меч в сторону, Кейел протиснулся в низкий проход. Я последовала за ним.

Темнота сгустилась, сырость уступила место сухости и сладости воздуха. Жженный сахар?Нет, старая бумага. Древняя.

Остановившись недалеко от порога, я опустила кинжал и принялась осматриваться. По мере того, как взгляд выхватывал обстановку, грудь сдавливало, желудок сжимался до легкой тошноты, а тело слабело до дрожи. Ну вот и последняя остановка…

Книжные шкафы упирались в низкий потолок, в слабом освещении отбрасывали тусклые тени. Разбросанные бумаги создавали впечатление, будто еще пару минут назад тут кто‑то работал.

– Священное кольцо! – изумилась Ив справа от меня.

От ее возгласа я очнулась, встрепенулась; сердце ускорилось. В углублении помещения и вправду нашлось место для валунов с символами. Роми мгновенно направился ближе к ним. Елрех поспешила следом, на ходу спрашивая:

– Откуда сюда можно попасть?

Кейел, стоя передо мной, немного понаблюдал за троицей и молча продолжил путь. Туда, где за небольшим парапетом шкафы сменялись стойками, а на них в подставках стояли разные предметы. Артефакты.

– Откуда не знаю! Но отсюда можно прямиком к Обители гильдии!

Пока Роми и Ив вчитывались в знаки на камнях, Елрех повернулась ко мне и вперилась требовательным взглядом в лицо. Я втянула воздух носом. Сейчас или никогда.

Тошнота усилилась, а мысли улетучились. Все вокруг стало каким‑то зыбким, ненастоящим, раздражающим. Кейел задержался у стола, заваленным свитками и бумагами. Склонился над ним и заправил волосы за уши. Если ему нет веры, то никому тем более верить нельзя. Нужно признаться. Ему нужно признаться во всем, а потом мы вместе что‑нибудь придумаем! Пусть он использует Сердце времени!

Я сорвалась с места, сделала несколько быстрых шагов и споткнулась на ровном месте. Кейел заметил – подхватил под руку, прижал к себе. Обеспокоенно взглянул мне за спину, но, не увидев опасности, посмотрел в глаза.

– Тебе плохо?

Очень. Стук сердца оглушал. Горло першило от сухости, и дыхание царапало его.

Я смотрела в родные глаза и видела свое отражение. Обнимала Кейела и понимала, что не могу ничего рассказать ему. Моя правда не облегчит жизнь Вольному, а только усложнит ее. Я просто перекину обязательства на того, кем и так только и делала, что пользовалась. Он не может использовать Сердце времени ради меня и Елрех. Это напрасно. Я – та, прошлая я, – никогда не поверю ему, что любила его вот таким… А за что ему любить меня? Без моего прошлого, пережитого в Фадрагосе, я буду другой.

– Устала. И не верю, что мы это сделали. – Прильнула к его груди, пряча лицо.

– Да, сделали, – без особого восторга ответил он. Усмехнулся в макушку и признался: – Я тоже устал. Словно изнеженная девица набираюсь сил перед тем, как увидеть врага. Теперь вспоминаю безымянного наставника и… Аня, возможно, это Дес. Тогда мне придется вернуться на север, но прямо сейчас у меня такое чувство… – Наклонился ниже и зашептал на ухо, стискивая мою талию: – Возможно, мои враги всегда были рядом. Я верю тебе, Аня, и я знаю, как Елрех дорога тебе, но, пожалуйста, не отворачивайся от меня, если она выберет…

Он замолчал, все еще с силой вцепившись в меня. Я приподняла голову, но он мгновенно прижался колючей щекой к моему виску.

– Кейел…

– Прости. Я не имею никакого права просить у тебя выбрать мою сторону и предать друзей.

– О чем ты? Разве…

– Аня, мне жаль, что я привел тебя сюда. Прости, что снова так поступаю с тобой, но у меня нет другого выхода. Я не вижу его. Тебе придется решать самой, кто из нас прав, потому что я не знаю, действую ли во благо. Я больше не доверяю своему духу. Я вообще больше ничего не понимаю.

Он крепко прижался губами к моему лбу, постоял так несколько секунд и отступил. Развернулся и, не оглядываясь на меня, направился к артефактам. Я обернулась к ребятам, занятым изучением старых книг в дальнем углу. Елрех держала за руку супруга, а вторую руку положила на кинжал. Так я была права – Роми и Ив его враги? Тогда опасения Кейела не напрасны: если выбор встанет между Кейелом, мной и Роми, Елрех выберет любимого.

Невольно я осмотрелась, оценивая пространство, слабой рукой проверила, насколько легко вытаскивается кинжал из ножен. Прислушалась к себе, тревожа силу Ксанджей. Если будет бой, то я… Представила, как превращаются в пепел Роми, Ив, Елрех. Замерла, вглядываясь в затылок Кейела. Перед глазами возник образ Феррари: пузырящаяся кровь, песочные глаза, сиплое дыхание. Я буквально ощутила, как сопротивлялась ее плоть кинжалу, будто это произошло только что.

Не смогу. Не смогу жить, зная, что убила еще и их. Не перешагну через это, даже если просто не вмешаюсь.

Представила, как на моих глазах Роми убьет Кейела, а я и пальцем не пошевелю, и едва подавила всхлип, закусывая губу. Вдоль позвоночника заскользила холодная капля пота. Тело будто отнялось. Есть ли другой вариант для нас?

Легкое дуновение пошевелило волоски на виске, самые длинные прядки пощекотали щеку – Роми быстро прошел рядом со мной к Кейелу. За ним спешили Ив и Елрех. Не понимая, что делаю, я втиснулась между ними.

Это очередной дурацкий сон. Даже видения из прошлого куда более реалистичны. На ватных ногах преодолела две ступеньки и оказалась на небольшом пространстве среди артефактов. Взгляд выхватывал знакомые формы, завитушки, материалы, память подкидывала заученные описания. Но даже подсознание не помогало отвлечься от мерзких, пугающих мыслей.

– Вот она, – громом прозвучал хриплый голос.

Кейел повернулся, с беспечной улыбкой демонстрируя всем бронзовую чашу на толстой ножке. Я не смогла удержать внимание на ней. Окружение плыло, едва не плавилось.

– Как и договаривались, Кейел! – подхватила Ив, слишком близко стоя к нему. Маленькое расстояние между ними нервировало и мешало связывать даже самые примитивные мысли. – Сначала находим твоего врага, а потом ведьму.

Я посмотрела на напряженного Роми, привычно поигрывающего дротиком. Отравленным? Неважно. Я видела, что можно сделать даже арбалетным болтом вблизи. Заметила, как Кейел тоже обратил на руки Роми внимание. Меч на таком близком расстоянии и тесном помещении проиграет ловкости шан’ниэрда. Кинжал? Ножны Кейела на бедре оказались пустыми, но я, будто движима только угрозой, быстро заметила рукоять, выглядывающую из‑за стойки артефакта, прямо за спиной бесчестного Вольного. Клинок был небрежно прикрыт его перчатками. Он приготовился. Как только чаша покажет Ив или Роми, он пырнет Роми. В шею? Или под ребра. Ему нужно будет перехватить руку с дротиком. Значит, под ребра, но не в сердце. Нельзя рисковать, а кинжал может попасть в кость. Первый удар придется ниже.

Насупленная Елрех стояла чуть поодаль и украдкой наблюдала за мной. Она не простит очередного предательства. Она давно мечтает забыть обо всем, что происходило, чтобы не терять любимого болезненно. Елрех не простит, если Кейел убьет его на ее глазах.

Он выведет одного из строя, но останется еще Елрех и Ив. И я… «Выведет из строя»? Духи Фадрагоса, в кого я превратилась? О чем я думаю?!

«Я знаю, как Елрех дорога тебе. Но, пожалуйста, не отворачивайся от меня, если она выберет»…

Когда Кейел забормотал что‑то над чашей, Елрех наконец опустила голову, позволяя мне дышать спокойнее. В чаше заклубился дым, потянулся к рукам Вольного. Я отступила. И еще. Оглянулась, и быстро высмотрела Сердце времени, стоящее на серебряной подставке, больше похожей на оправу. Хрустальное, кристально чистое, оно опасно блестело множеством острых граней, и его было трудно не заметить. Шепот Кейела продолжался. Как долго он продлится? Нельзя медлить. Не хочу видеть, как дорогие мне существа убивают друг друга. Не выдержу.

Острые края цеплялись за кожу, отражали ее, царапали. Я осторожно подняла Сердце и постаралась вспомнить, как его использовать. Нахмурилась. В описании об этом ничего не было сказано. Может, нужно разбить его? Оно ведь склеится, когда время будет отматываться.

Я вздрогнула – Ив за моей спиной громко призвала к духам, в этот же миг несдержанный смех перекрыл ее слова.

Кейел.

Длинная просьба о раскрытии врага звучала равномерно, плавно. Нельзя выдать себя раньше времени, но это волнение… Алурей, ты не помогаешь безмолвным предупреждением, лишь мешаешь сосредоточиться.

Я снова бросил взгляд на Аню. Девочка отвернулась – в груди кольнуло. Она не хочет видеть, как я убью ее друзей, или как они убьют меня? Наверное, не стоило вываливать на нее всю правду, но я и без того многого лишил ее. Она заслуживает хотя бы немного справедливости. В любом случае скверно видеть, что она повернулась ко мне спиной. В который раз оставляет меня одного. Пусть. Это ее выбор, и она его заслужила.

Дым заструился из тяжелой чаши, теплом упал на руки, покраснел. Сгустился и вытянулся. Кинжал за спиной. Чашу швырнуть в фангру? Не имеет смысла, только подставлюсь для более быстрого Вольного. Ударить по голове? Рога могут защитить. Кину чашу ему в лицо и сразу… и…

Наблюдая за дымом, ползущим по блестящим краям чаши, вдохнул глубоко. Обычный план. Обычные существа передо мной. Такие же уроды, как и те, кого я убивал раньше. Почему не могу пойти мысленно дальше чем мгновение, когда нужно ударить Вольного кинжалом?

Алурей, я просто не хочу этого.

А вдруг ошибаюсь насчет них? Допустим, Дес нашел способ уйти с севера. Или кто‑то совершенно мне незнакомый увидел открытый вход в сокровищницу и идет по нашим следам, поэтому я и чувствую скорый конец миссии. Поэтому меня трясет, как после схватки, и эту дрожь невероятно трудно скрыть. Только следующих по нашему пути должно быть пятеро, чтобы они сумели пройти коридоры Наллеран…

Дым заклубился сильнее, забурлил, выплюнул белесое облачко над собой. Оно рассеялось тонким маревом, и все опасения отступили. Напряженность покинула тело вместе с силами. По голове прошелся озноб, скользнул за шиворот, сковал тело льдом, прервал дыхание. Я ошибся в просьбе к артефакту?

Дым красный. Ошибки быть не может.

В голове что‑то сузилось до резкой пульсирующей боли, а через миг взорвалось со звоном и чернотой, ослепившей на краткую секунду. Я зажмурился, а затем открыл глаза и увидел Ромиара. Он изогнул белые брови и расхохотался, закидывая руки за шею.

В красноватом мареве Аня резко повернулась и воровато прижала какой‑то артефакт к груди. Я держал тяжелую чашу, либо, правильнее сказать, держался за нее, стараясь не потерять связь с миром. Пытался разобраться в ошибке, но ее не было.

Я сам подарил девочке могущество, обучил ее тому, что знал. Сам привел ее сюда… Сам взрастил себе врага.

Алурей, так ли важно твое предначертанное с такими шутками?

Удивился собственной усмешке. Изумился себе, поддерживая веселье Вольного собственным смехом. Мне нужно убить ее? Сейчас? Духи Фадрагоса! О чем ты просишь, Алурей?!

Уголки губ растягивались все шире и шире, а внутри меня глухой мрак наползал все сильнее и сильнее. Какие чувства прячутся в нем? Какие эмоции таятся друг за другом?

Я медленно отставил чашу, опираясь на стойку с артефактами. Пробежался взором по поникшим лицам собравшихся – даже Вольный свесил нос, растеряв веселье, но кулаки сжимал крепко; он готов выполнить работу за меня. По телу промчалась очередная омерзительная дрожь, комната все еще шаталась. Что теперь делать?

Соберись. Возьми себя в руки. Ты даже не сможешь идти, не опираясь на стойку. Упадешь без поддержки. Слабак!

Соберись!

Я повернул голову к Ане, присмотрелся к ней – и все встало на свои места. Жар ненависти дохнул в лицо.

Сердце времени. Бесполезный артефакт в ряду с другими артефактами. Судьба переменчива. Какой смысл от этой блестяшки? Бесполезный. У Ани смысл был с самого начала… Вот только я, идиот, даже не подумал о тупой, никому ненужной ерунде. Не придал значения и чему‑то большему. Кому‑то.

Женя. Что же ты представляешь из себя, Женя? Каким надо быть, чтобы девушка прошла ради тебя такой путь?

Такая девушка – такой путь…

Зависть. Какая же она болезненная, едкая, прямо как вода Истины. И как точно выгрызает путь к злобе. Не отводя взгляда от своего коварного Убийцы, я прикоснулся к бугристым шрамам на щеке. Памятные. Память… Гнев отступил. Отхлынул, как вода в озере при ветреной погоде.

В какие моменты я ошибся с Аней? В какое мгновение мог влюбить ее в себя, переманить к себе, но не справился? Оттолкнул. Я столько раз отталкивал ее, что теперь вряд ли пойму, где оступился сильнее. Женя… Как можно сражаться с врагом, которого не знаешь? Как можно подарить счастье другому, если сам не знаешь, что это такое?

Достаточно. Больше нет сил участвовать в слепой борьбе.

Аня прижималась к углу стойки и неотрывно смотрела на меня. Приоткрывала рот и сразу закрывала, будто не знала, какое очередное вранье придумать. Ее губы дрожали, а руки, стискивающие артефакт, тряслись. Чего же она медлит? Не знает, как использовать?

Я оттолкнулся от стойки, Роми отступил, а Аня вздрогнула. Произнесла еле слышно:

– Кейел…

Я предусмотрительно покачал головой, и она замолчала. Бледная, растрепанная, лохматая; в темных широко открытых глазах застыли слезы. Боится, что убью? Теперь, без сомнения, есть чего бояться. Но до чего же она на самом деле смелая! Не зная ее безрассудной отваги, нельзя поверить, на что она способна.

Всего два шага разделяли нас; одно чувство, сокрытое тьмой, менялось другим – они кружили голову. Девочка привстала на носках, стараясь втиснуться в стойку. Вытянула длинную шею, упрямо подняла подбородок, решительно посмотрела мне в глаза, и они затянули в водоворот воспоминаний. Рот наполнился вкусом ее поцелуев, в воздухе почудилась хвоя.

Когда‑то из‑за нее я не мог смотреть в собственное отражение в реках и озерах. Потом из‑за нее возненавидел цветы и драгоценности. Из‑за этой хрупкой девчонки я сам плакал, как девчонка. Задерживал дыхание, слушая ее громкий смех. Как же долго мне не удавалось поверить в то, что она любит меня. Она. Именно она…

Нельзя было верить. Ей нельзя верить.

Я протянул руки к ее рукам. Погладил теплую кожу.

И ночи с ней… Ласковая, уступчивая, дурманящая, как сладкое вино. О такой девушке мне можно только мечтать. Какой же я идиот, если поверил, что она может быть моей. Я присмотрелся к приоткрытым губам, опустил взгляд на шею, где быстро билась жилка. Вспомнил счастье, с которым Аня меня познакомила. Это счастье билось так же.

Жизнь Ани – источник моего счастья. Жаль, что она никогда на самом деле не принадлежала мне. Доверчивый идиот. Да, Алурей?

И ты тоже, Алурей. Ты тоже.

Аня.

Чертово сердце никак не удавалось отпустить, а собственное колотилось, расшатывая тело. Я пыталась высмотреть Елрех за Кейелом, но взгляд прикипел к его лицу. Он то краснел, то бледнел, улыбался и хмурился, а затем снова улыбался. Его трясло, но он продолжал гладить мои руки. Взгляд зелено‑карих глаз все больше напоминал о мгновении, когда Вольный безжалостно сбросил меня в реку Истины. Он убьет меня. Теперь наверняка. Я его враг.

Я его враг? Повелители всемогущие вы там в конец рехнулись?!

– Мне жаль.

Показалось? Ослышалась? Я глотнула воздуха, собираясь объясниться с Кейелом. Я духами поклянусь, что не причиню вреда Фадрагосу. Мы со всем разберемся! Однако он заморгал чаще, а его глаза наполнились слезами. Хочет попрощаться?.. Он и вправду убьет меня.

Опустив голову, повторил отчетливей:

– Мне жаль, что я так много отнял у тебя. Ничего хорошего не осталось… – Снова поднял голову и в глаза посмотрел твердо. От страха свело ноги судорогой. – Я не хотел. Прости меня. За мертвые рассветы и…

Улыбнулся и, легонько кивнув, сдавил руки.

Грани Сердца времени впились в ладони, синяя вспышка ослепила на мгновение; я почувствовала, как Кейела отшвырнуло от меня. Руки задергало болью. Артефакт присосался к плоти, словно живой, и потянул из меня кровь. Она заполняла незаметную глазу полость внутри. Песочные часы? Они существуют и в Фадрагосе. Только вместо песка – кровь.

Я осмотрелась: по каменному полу, подобно лаве, растекался синий огонь, он же прятал меня под тесным куполом. Вне его предела творился хаос. Роми, удерживая Кейела за грудки, бил его по лицу. От очередного удара голова Кейела сильно дернулась, кровь залила губы, подбородок, но Кейел рассмеялся и плюнул в лицо Роми. Звуки не доносились до меня, но смотреть от этого было не легче. Я отвернулась и столкнулась со взором Ив – потерянным, обиженным. Она устало прислонилась спиной к стене и, сползая на пол, лениво уставилась на парней. Елрех стояла у парапета с ровной спиной и невозмутимым видом. По равнодушному лицу текли слезы, а в глазах чудилось сожаление. А понимала ли она свои желания?

Сердце времени укусило сильнее, и я опустила взгляд на него. В этот же миг синий огонь взметнулся по стенам купола и забушевал, полностью заслоняя обзор.

Мне нужно остаться в Фадрагосе, но остаться так, чтобы я не успела подставить Елрех. Плевать, полюбит ли меня Кейел без этого дворца и северной чепухи! Духи Фадрагоса, это такая мелочь! Я просто буду рядом с ним. Я даже не буду вмешиваться в его дела! Но хотя бы еще немного побуду рядом с ним. Всего лишь понаблюдаю со стороны! Неужели Повелители настолько ненавидят меня, что снова запишут ему во враги?!

С очередной вспышкой синего огня на поверхности стены появился образ – мы осторожно проходили мимо драконов‑нечисти. Вторая вспышка сменила образ на круглый зал с историей Энраилл.

Пожалуйста! Я научусь довольствоваться мелочами! Только не отнимайте у меня эту жизнь! Умоляю!

Меня колотило, зубы стучали, ударяясь друг о друга, а вокруг менялись образы прошлого. Я видела со стороны, как мы продвигались по сокровищнице. Закусила губу, заметив в огне себя и Кейела, сидящих в лесу. Тогда он рассказывал мне о своих тайниках. Справа вспыхнул очередной образ – Холмы грез. Уже?

Воспоминания в огне начали меняться быстрее. Я посмотрела на сердце. Моя кровь текла вниз, заполняя нижнюю полость. Нельзя упустить подходящего мгновения и нужно вовремя отнять руки от артефакта. А какое подходящее? Я вновь подняла голову и стала пристальней следить за собственной жизнью. Повернулась на месте и ужаснулась. Стена за моей спиной тоже исчезла. Исчезло все! Осталось только прошлое. Одно прошлое следовало за другим… Возвращение с севера и встреча с миловидной фангрой. Видение о балкорах. Волтуар среди великолепия зала. Волтуар в свете заката и мой молчаливый уход. Быстро. Слишком быстро!

Я снова повернулась. На другой стороне только‑только угасал ритуал – пробуждение Единства. А слева Кейел сбивал птицу, которая скоро упадет мне в ноги. Как уследить?! На каком фрагменте я должна остановить артефакт?!

Я закрутилась на месте. Растерялась во времени, растерялась в собственной жизни.

Справа Волтуар приближался ко мне на балконе, пока я набиралась сил прыгнуть в озеро. Впереди – Елрех паковала вещи перед поездкой во дворец. Наверное, пора действовать, но… слева. Трудно узнать отца без легкой седины и с такой подтянутой фигурой. В кухне родительской квартиры он смеялся, откидываясь на спинку стула и слушая незнакомую девушку, но очень похожую на меня. Понимание появлялось в голове, как само собой разумеющееся. Будто я не могла не знать о Кате – о дочери моих родителей. О той, кем заменили меня в моем же мире. Катя не стала мне сестрой, но была сестрой Егору. Она изменила судьбу моей семьи. И не худшую, и не в лучшую сторону, а просто изменила.

За что же я боролась?..

Это открытие опустошило и вырвало из реальности на долгие секунды. Важные секунды. Я взглянула в другую сторону – и всполошилась. Кейел в каком‑то подлеске мазал мне спину, пока я стыдливо отворачивалась от него. Когда это было? Духи Фадрагоса!

– Остановись! – крикнула я на артефакт. Время неумолимо отматывалось.

Я потрясла безжалостное сердце. Ничего.

Попыталась разжать пальцы, но они не слушались, намертво приклеившись к кровавому артефакту. Я еще раз осмотрелась в поисках подсказки, как отключить его. Ничего.

– Хватит!

Образы мельтешили, вспыхивая в разных сторонах.

– Хватит же!

Паника охватила скользким ознобом с головы до ног. Я вскинула руки над собой и, падая на колени, ударила сердцем о пламенный пол. Звона не было, но вспышка ослепила, а осколки пронзили тело. Они впились колючками в кожу, мгновенно свели мышцы, скрутили кости. Я стиснула челюсть, выгибаясь, и зажмурилась от сковывающей боли. Упала и словно провалилась в пропасть. Легкость сменялась тяжестью; тошнота накатывала и отступала, глаза резало от вспышек даже через сомкнутые веки. Меня вращало словно в колесе, и мне не за что было ухватиться. Казалось, мучительные качели никогда не остановятся, но в какой‑то миг все закончилось, будто ничего ужасного со мной только что не происходило.

Я сидела на чем‑то теплом. Сквозь сомкнутые веки продолжали пробиваться всполохи света. До слуха наконец донеслись звуки – громкие, неприятные. Кажется, кто‑то вопил. На каком языке? Режущий, резкий…

Глава 29. Вспомнить все

Я сглотнула тугой комок и, все еще крепко жмурясь, сцепила руки в замок. Сжала пальцы, стараясь унять дрожь. Нет, уже не просто дрожь. Слабое тело, неуклюжее, тяжелое – неудобное, оно едва слушалось, и для малейшего действия, казалось, необходимо было прилагать больше усилий. Его колотило, и с каждой секундой колотило все сильнее. Морщась и сдерживая слезы, я отвлекалась глупостью – искала сравнение для ощущения собственного тела. Знаю. Как после хорошей парилки. Та же слабость и вялость, но существенное отличие имеется – после парилки подобное состояние приятно, сейчас же мое сознание всадили в непривычное нечто.

Когда‑то я и в правду была такой?..

– Так че, Сорока, со мной поедешь? – женский голос едва перекричал ритмичные удары и странное пение, будто исполнитель пытался читать текст, но вместо этого жевал собственный язык.

Я медленно подняла веки, впуская в глаза светомузыку ночного клуба. Оттягивая время, чтобы верно осознать смысл обычного вопроса, вдохнула глубоко. Едкий сигаретный дым въелся в нос, осел горечью во рту и расцарапал горло. Я закашляла, приставив кулак к губам. Глаза заслезились не то от дыма, не то от кашля, но этого хватило. Кашель плавно перешел во всхлипывание. Блондинка с ярким макияжем налегла на стол и указала в мою сторону красным коготком.

– Что с ней?

Света. Это точно Света. Просто… Мелькающее освещение? Яркий макияж? А может, укладка…

Сколько времени прошло?

Я съежилась и прикусила указательный палец, надеясь, что эта боль притупит ноющую боль в груди. Наружу рвалось рычание и бессвязные вопли. Мысли носились кругом, скакали от одного к другому, и из‑за этого хотелось просто закричать. Завыть!

– Ань, что с тобой? Что‑то болит? – мужской голос рядом со мной прозвучал взволнованно.

Сквозь мутную пелену я увидела темноволосого парня. Взор зацепился за единственное отличие, которое не позволяло мне забыть того, кого я, как думала когда‑то, любила… Родинка возле губы. Женя? Идиотские мысли и с трудом контролируемые эмоции прорвались рычащим стоном. Голова закружилась, и мне захотелось ухватиться за столик, или за диван, или… но все вокруг стало невообразимо гадким, отвратным. Не отыскав ничего более подходящего, я вцепилась в волосы. От Земли тошнило, и я уставилась себе в ноги, чтобы не видеть ничего вокруг. На коленях поблескивал тонкий капрон, а бедра прикрывал красный подол короткого платья. В Фадрагосе такие, как я, одеваются практичнее…

– Ты ей что‑то подлил? – прокричал Женя и потянулся рукой ко мне.

Мое сердце замерло, время замедлилось. Кончики пальцев приворожили, как самый ужасный кошмар в моей жизни. Такого страха не вселял даже брат Гар’хорта, живущий в пещере.

Тук. Еще секунда – и он прикоснется к моему плечу.

– Ни хрена не подливал! – грубо отозвался мужчина с другой стороны стола. – Я че, дебил, по‑твоему?

Тук.

Еще полсекунды – и он уничтожит последнюю надежду на дурацкий мираж.

Я отшатнулась, но его это не остановило. Он тянулся ко мне! И это…

Это омерзительнее близости нечисти!

Собрав все силы, которые могли быть в чертовом слабом теле, я заставила ноги повиноваться – вскочила и, едва удержав равновесие, попятилась. Икры напрягались от каждого шага так, что их сводило легкой болью. Под пятками что‑то мешалось. Не отрывая взгляда от знакомых, но позабытых лиц, я отступила еще на шаг. Женя что‑то крикнул и быстро оттолкнулся вслед за мной. Опоры под пяткой не оказалось, и меня повело назад. Но падение на твердый пол оказалось не таким страшным, как стремление «прошлого» отобрать настоящее.

А где прошлое и где настоящее, Аня?

Я отползала по скользкой плитке, елозя длинными каблуками по полу, но Женя был быстрее. Он присел на корточки рядом и обхватил меня за плечи. Попытался обнять, обдавая запахом сигарет и чем‑то терпким, но замер, пристально вглядываясь в мое лицо. Отнял руки и нахмурился, демонстрируя мне их раскрытыми ладонями.

Поздно, Женя. Слишком поздно. И ты тут вовсе ни при чем.

Обнимая себя за голые плечи, я осмотрелась. Вокруг нас расступились посетители клуба и наблюдали, обсуждая и указывая пальцами. Какой‑то парень подошел к Жене и о чем‑то спросил, но гремящая музыка съела половину слов. Кажется, он предлагал помощь.

Меня затошнило. Наспех стянув бестолковую обувь, я попыталась подняться. Тело вновь повело назад, затем в сторону. В непослушных ногах каждая мышца натягивалась на полную, но будто по приказу сознания работала вхолостую. Пошатываясь и упираясь ладонями в пол, я все же встала и поспешила к выходу. Людей обходить не приходилось – они сами шарахались от меня, как от прокаженной.

С дверью я не ошиблась, и уже через несколько мгновений, миновав узкую серую лестницу и осилив небольшой подъем, вышла под ночное небо. Запрокинула голову, поглаживая зудящую кожу на макушке – кажется, я выдрала себе часть волос. Еще сильно дергало безымянный палец, и его кончик горел огнем – кажется, при падении я осталась без ногтя, или сломала его до мяса. Но волновало меня совсем другое. Где звезды? Где чертовы звезды на черном небе? Почему в этом мире ночное небо даже не черное и тем более не темно‑синее, а какое‑то грязное? Где Луна? Где Луна?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я закрутилась на месте, хватая шершавый, колючий воздух ртом. Луны не было. Глядя на крышу высокого здания, стала отступать, надеясь, что Луна прячется за ним.

Взрыв пьяного хохота за спиной вернул в реальность, обрушил ее на мою голову. Нет ничего общего, Аня. И никогда не было.

Пока веселая компания из нескольких парней проходила мимо и окидывала меня заинтересованным взглядом, из клуба выскочила Светка. Ловко семеня на высоких каблуках, она несла в руках кожаную куртку и звала меня.

– Сорока, куда ж ты убежала?! – Она слишком быстро приблизилась и как‑то по‑отечески накинула куртку на мои плечи. – Че те Женька сделал? Вот те раз! Никогда не ругались, нервы друг другу не трепали – прямо пара для подражания, а тут нате вам!

Шустро вытащив из лаковой сумочки сигареты, вытянула одну и, зажав ее в губах, подала приоткрытую пачку мне.

– Бушь? – хмуро спросила, второй рукой откидывая челку с глаз. Ресницы были такими длинными, что волосы цеплялись за них.

Я мотнула головой. Разве я когда‑то курила? Видимо, хочет, чтобы я успокоилась.

Моему отказу давняя подруга не расстроилась – щелкнув зажигалкой, раскурила тонкую сигарету и мельком оглянулась на вход в клуб. Значит, ждет остальных… Вышла сюда, чтобы за мной присмотреть, пока остальные собираются. А кто за столом был еще? Пара незнакомых девчонок и несколько парней. Кажется, один из них был Виктором, или я обозналась. Да и какая разница? Чем я забиваю голову?

А о чем тебе еще думать?..

Я посмотрела на ладонь – почти чистую и почти здоровую. С ногтя и впрямь текла кровь.

– Бляха‑муха! – охнула Светка, потянувшись к моей руке, но я отдернула ее и отступила. – Ты че, Анька? А я тебе че сделала?

Она смотрела на меня, округлив светлые глаза и втянув голову в плечи.

– Совсем спятила девка, – пробормотала и затянулась, снова оборачиваясь к клубу.

Наконец до меня дошло, что мне холодно. Асфальт скупо мерцал в свете фонарей, но мерцал не от влаги. Осколки битых бутылок валялись возле бордюра, урн и столбов. На низком, облезлом кустарнике ветерок шуршал белым пакетом. Сразу за кустами, в тени одинокого дерева, страстно целовалась пара. Я отвернулась, вспоминая адрес родителей и формируя в мыслях предложение на русском языке. Первое предложение за огромный период времени, которое мне предстояло сказать так, будто я все это время говорила только на нем.

– Дай телефон. – Дождалась, когда Света с подозрением посмотрит на меня и добавила: – Пожалуйста.

Она переступила с ноги на ногу, бросила взгляд на сумочку, но, стряхнув пепел, деловито спросила:

– Зачем?

Я шумно выдохнула, снова формируя мысль, затем повторяя ее. На удивление воспоминания приходили гораздо быстрее и незаметнее для меня, чем в первые минуты моего возвращения.

– Такси вызову. Хочу к р‑родителям. – Букву «р» пришлось искусственно вытягивать, хоть и хотелось привычно смешать его с хрипящим звуком.

– Сорока, я не знаю, че у вас с Жекой стряслось, но дождись его. Он тебя домой отвезет, а по дороге как раз обсудите…

– Дай телефон! – потребовала я, протягивая руку.

Света снова уставилась на кровь так, будто у меня не ноготь отломался, а палец откушен. Передернулась, выбросила окурок под ноги и полезла в сумочку, бормоча едва слышно:

– Тебе в больницу надо, а не к родителям переться. Если не палец обработать, то желудок промыть. Уж не знаю, чего ты нажраться успела, но мозги у тебя, конечно, здорово поплыли!

Наконец откопав смартфон, всунула его мне в руку и отдернула свою от крови, приподнимая костлявые плечи и кривя пухлые губы. А я посмотрела на собственное отражение в черном экране и поняла, что даже не помню, как снять блокировку… От обиды опять защипало глаза.

Разреветься из‑за простейшей глупости мне не позволил Женя. Я заметила двух высоких парней, взбегающих по ступенькам и что‑то живо обсуждающих, в тот момент, когда поняла, что, кроме блокировки, мне еще предстоит вспомнить номер какого‑нибудь такси. Да и набрать этот номер тоже нужно было…

Виктор, друг и партнер Жени, нес мои туфли. Сам Женя сжимал в кулаке сумочку – наверное, мою, – а во второй руке мельтешил ключами от машины. Я оглянулась и увидела у обочины знакомую черную мазду. Не успела прийти в себя и придумать, как отвертеться от ненужной заботы, а парни уже приблизились. И если моя «половинка» смотрела куда угодно, лишь бы не на меня, то его друг пытался шутить со мной:

– Ох и заставила ты меня завидовать, Анютка. Признавайся, у какого Красна забористой травки раздобыла?

– Мы поедем, – неловко перебил Женя.

– Ты там потом набери мне, ладно? – попросила его Светка, опять вытаскивая сигареты. И добавила на полтона тише: – Я ж теперь не засну.

– Можем ко мне поехать, – снова влез Витя. – Вместе не поспим.

И как бы они ни улыбались, спрятать обеспокоенные прощальные взгляды не сумели. Понимая причины их поведения, я не хотела чувствовать себя еще большей стервой хотя бы в этом мире при старых знакомых, поэтому отвернулась и побрела к машине. Женя поравнялся со мной и спросил:

– Обуешься?

Отвечать не хотелось настолько, что я поежилась и продолжила молча идти вперед. Да и что ответить ему? Короткий отказ прозвучит слишком грубо, а объяснять, что туфли на высоком каблуке, которые я свободно носила этим вечером, резко стали опасными для здоровья, показалось непосильной задачей. К тому же мысленно я тянулась к совершенно другим вопросам, и они вытесняли окружающую реальность. Что мы наделали? Что случилось с Кейелом? Он предал своего духа, и это уничтожило Фадрагос? А может, я была права: Повелители выпроводили меня, и теперь Кейел будет заново искать своего настоящего врага. Или… Эти «или», «может», «наверное» кружили голову, раздражали, мешали осознать самое важное – я все разрушила. Думаю, только благодаря этому, я не металась в истерике, а послушно села в машину, позволяя Жене закрыть за мной дверь.

В нос ударил сладкий запах ароматизатора, тепло окутало тело. Я невольно разглядывала салон так жадно, будто видела автомобиль впервые в жизни, и ничего не могла с собой поделать. Комфорт. Тот самый комфорт, которого мне так не хватало в самом начале моего пути в Фадрагосе… С учетом, что Светка уже записывала меня к категории спятивших, то для собственного благополучия необходимо было взять себя в руки и сделать вид, что я… Что? Не вернулась из будущего? Не вернулась из другого мира, в очередной раз уничтожив реальность и изменив судьбы тех, кто жил со мной бок о бок? Если даже заикнусь сейчас об этом, то меня точно отправят в больницу на обследование и, вполне возможно, когда воспоминания начнут притупляться, а с моей головой поработают специалисты, я сама поверю в то, что все выдумала. Но что бы меня ни ждало в будущем, о Кейеле нельзя забыть. Он не выдумка, черт возьми! Я прижала стиснутый кулак к груди, вспоминая, как билось его сердце. Оно билось под моей ладонью! Билось…

Дверь с водительской стороны открылась, и Женя протиснулся на сиденье. Пока он устраивался удобнее, я рассматривала его. Совсем не постороннего мне человека, в какой‑то степени очень даже родного. Вот он подносит руку к лицу, и я точно знаю, что последует дальше: большим пальцем он пару раз мазнул по кончику аккуратного носа и небрежно тряхнул рукой так, чтобы тихо звякнули часы на запястье. Привычка. Одна из множества привычек, к которым давно привыкла и я. Наверное, мне должно быть стыдно перед ним, но… В порядке ли Кейел? Что с ним сейчас происходит?

Женя, вставив ключ в замок зажигания, перехватил мой пристальный взгляд и замер.

– Что такое? – встревоженно спросил он.

– Поведешь выпившим? – быстро нашлась я с ответом и заняла себя ремнем безопасности. Надо вести себя естественно и непринужденно настолько, насколько это вообще возможно.

Женя молчал и не двигался, чем сильно нервировал. Спустя несколько секунд с шумным выдохом откинулся на спинку сиденья, потупил немного и наконец раздраженно завел авто. Разглядывая дорогу позади и медленно выезжая, принялся отвечать, но звучало это так, словно он отчитывал меня, а заодно отчитывался сам:

– Неделю ты жаловалась мне, что тебе все надоели. Хотела ничего не делать, но при этом не сидеть на месте. Весь вчерашний день мы выбирали занятие на сегодняшний вечер. И это была твоя идея проспать выходной, чтобы потом всю ночь кататься по городу. Я только вчера с самолета слез, Ань. Мне тоже хотелось расслабиться, отдохнуть, а вместо этого – безалкогольное пиво и компания твоих возможных будущих коллег! Прости меня, Ань, но, серьезно, их наглость бесит. Проще Светку вытерпеть. А тем временем послезавтра снова улетаю… Ты же знаешь, что эти чертовы бильярдные столы никто, кроме меня, не выберет! У нас с Витьком аврал, и мы не можем по любому поводу нанимать менеджеров и консультантов.

Я вцепилась в ремень безопасности и вжалась в сиденье, внимательно ловя каждое слово и стараясь разобраться, в какое время я вернулась и от чего во взаимоотношениях с окружающими могу отталкиваться. Важна любая мелочь.

Женя продолжал:

– Им лишь бы деньги тянуть, а толку ноль. Я быстрее сам во всех нюансах разберусь. – Остановился на светофоре и нетерпеливо забарабанил пальцами по рулю. – Я выматываюсь, а тут еще с тобой хрен пойми, что творится. То отцу что‑то доказать пытаешься, то в обмороки падаешь от переутомления. А сейчас это просто… – Сквозь зубы втянул воздух, явно сдерживая ругательства.

Я поерзала, разглядывая освещенную дорогу, и произнесла коротко:

– Извини, – получилось неуверенно.

Женя с подозрением покосился на меня, но загорелся зеленый свет. Ясно – извиняться надо как можно меньше.

– Я не обвиняю тебя, – теперь, кажется, извинялся он. – Но ты меня напугала. Не знаю, что и думать. Прокручиваю в голове раз за разом, и ни хрена не понимаю. Что там произошло, Ань? Ты сказала, что хочешь еще мохито, и пока я узнавал у остальных, надо ли что‑то, вы со Светой уже обсуждали какую‑то бабскую чепуху. Несколько секунд – и вот ты уже ревешь. Твою мать, да я до сих пор не знаю, что думать!

Он свернул к автобусной остановке, включил аварийку и, глубоко дыша, уставился на дорогу. Я замерла, ожидая развития событий. Как мне вести себя? То, что я устроила в клубе, и впрямь перепугало бы кого угодно, и я сомневаюсь, что могу сейчас придумать толковую отговорку.

– Признайся, это все Краснова? – тихо спросил он, стискивая руль до скрипа. Желваки под неоновым светом рекламного щита заиграли на худощавом лице.

Кто такая Краснова? Я нахмурилась и закусила губу, перебирая в мыслях фамилии одноклассников и сокурсников.

– Ань, я же просил тебя не связываться с ней. Говорил, что она пичкает народ лишь бы чем, и это не поможет тебе больше и продуктивнее работать. Откуда вообще эта дурацкая одержимость работой? – Повернулся ко мне и с грустью усмехнулся. – Ну да, точно… Папина дочка. Ань, он у тебя взрослый мужик, и сам способен понять, что Егору его бизнес не нужен. А тебе хоть иногда нужно думать о себе. Семья семьей, но у каждого из них есть своя голова на плечах. И Егор уже не маленький. Взрослый пацан, который должен взвешенно принимать решения, а не мечтать о безбедном будущем археолога. – Помолчал немного и спросил: – Ты меня вообще слушаешь?

Я кивнула и, поежившись, отвернулась.

Женю такой разговор со мной явно не успокоил, но, что радовало, он все‑таки вез меня к родителям. Какое‑то время еще пытался выяснить, что же произошло в клубе, но остановился на моем вялом согласии, что во всем виновата какая‑то Дарья Краснова – исходя из разговора, знакомая Витька и Женьки, с которой я не должна была связываться. Оказывается, в моей прошлой жизни меня окружало столько людей, что теперь я даже с уточнениями не могла вспомнить всех, с кем общалась. И это приводило к одной единственной мысли: пока я не разобралась в себе и не решила, что делать дальше, круг общения необходимо сократить до минимума.

И что же делать дальше? Есть ли возможность повторить судьбу и вернуться в Фадрагос тем же путем, каким я попала туда и в первый раз?

Знакомые улицы города вызывали трепет в груди, и даже, несмотря на пугающие мысли о Фадрагосе, о том, что, может быть, правильнее будет забыть о жестоком мире, меня радовала предстоящая встреча с родителями. И эти противоречивые чувства невыносимой утраты и бесценного приобретения разрывали сознание и ошеломляли. Я увижу их.

Однако, вполне возможно, я больше никогда не увижу Кейела.

* * *

Взбегая по лестнице сырого подъезда, я вдыхала полной грудью запах извести и дешевого табака. Не скривилась даже от вони мусоропровода и мигающей лампочки. Знакомая дверь усилила панику в душе. Я не видела родных так долго, что, кажется, готова была разрыдаться от простого предвкушения встречи. В то время, как они, наверняка, видели меня на днях, а может, и часами ранее. Руки задрожали сильнее от накатившей слабости, и пришлось приложить усилия, чтобы элементарно надавить на звонок. Женя внимательно наблюдал за мной, опираясь на перила и бряцая ключами. И как я ни пыталась вести себя естественно, но нетерпеливость и волнения выплескивались в громких вздохах, жадном рассматривании родного подъезда и покачивании с пятки на носок.

– Обулась бы все же, – тихо сказал Женя, склоняя голову к груди. – На бетоне стоишь.

Я не успела ответить – из‑за двери донесся шум, а через мгновение она отворилась. Папа… В темных растрепанных волосах блестела легкая седина; футболка, надетая наизнанку, демонстрировала швы; домашние шорты заканчивались над коленом, а на икре тянулась длинная полоса шрама – ожог от мотоцикла, полученный еще в молодости. Сердце замерло, а взгляд прикипел к этому шраму. Я невольно улыбнулась, вспоминая, как в детстве вечерами трогала его и пристально разглядывала.

Папа нахмурился, отступил и кивнул Жене. Явно хотел о чем‑то спросить, но молча присмотрелся ко мне, пока я пыталась контролировать мышцы лица. Не вышло. Скривилась перед тем, как заставила себя широко улыбнуться.

– Э‑эх, – вырвалось вместе с громким вздохом.

– Ань, ты что? – спросил папа, и, услышав его голос, я разрыдалась.

Он не спешил обнять или утешить – как всегда строгий и скупой на ласку. Сколько помню себя, постоянно твердил маме, что все эти нежности, страсти и красивые словечки меркнут, если мужчина не способен обеспечить семью всем необходимым. А когда мама сидела над тетрадками, готовил ужин, приносил ей чай, ругал нас с Егором за шум и никогда не позволял ей проспать ночь за столом. Утром варил кофе и причитал о ее неблагодарной работе, а потом сам же отвозил в школу и желал хорошего дня. Он всегда был таким… Ругал, но не запрещал, жалел нежности, но, не задумываясь, проявлял о нас заботу.

Прикрывая рот ладонью и всхлипывая, я шагнула к нему, погладила щеку и наконец обняла.

– Дмитрий Александрович, не смотрите так на меня, я сам не понимаю, что с ней.

– Как это не понимаешь? – спросил папа, притягивая меня к себе и поворачиваясь так, будто хотел отгородить от Жени. – Она с тобой была.

– Была.

Наверное, надо вмешаться. Точно надо. Но как же тепло и хорошо.

– Женька… Евгений, кто ее обидел? – Стиснул мои плечи и потребовал: – Говори!

– Дим, кто там?

– Па‑а‑ап?

Я втянула воздух сквозь зубы; комната завертелась, пол пошатнулся.

– Молодежь, вы чего так поздно в гости? – Мама, заворачиваясь в домашний халат, показалась в коридоре. За ее спиной в приоткрытую дверь выглядывал Егор – лохматый, взъерошенный и хмурый. – И почему на пороге застыли? Проходите.

Приветливая улыбка мамы медленно превращалась в гримасу растерянности. Я в очередной раз крепко обняла папу, а затем сорвалась к маме. Она пахла клубникой и кондиционером для белья. В отличие от папы сразу обхватила мое лицо и, как‑то мигом постарев из‑за испуга, воскликнула:

– Анечка! Доченька, что случилось? – Мягкий голос ласкал слух, поднимал горячую волну в груди. Я крепко взяла родные руки и,заливаясь слезами, поочередно целовала ладони. Только сейчас убедилась, что выросла, но изменилось не так много – я просто стала взрослым ребенком. – Господи, да что же ты молчишь?! Анюта, скажи, что стряслось?

Я покачала головой и бросилась к Егору. Он уже вышел из комнаты и теперь настороженно следил за происходящим. От меня отступил, но безропотно позволил обнять себя. Какой же он высокий. Тощий, но уже такой высокий.

– Ну ты чего, Анька? – как‑то скованно спросил он. Растерялся… Я отстранилась и глянула на него. Курносый, с глубоко посаженными темными глазами, разлет бровей отцовский, а вот губы мамины. Он неловко погладил меня по плечу и очень тихо упрекнул: – Ань, ты родителей пугаешь.

И я, наконец‑то, смогла с улыбкой выдавить из себя:

– Извини.

Он пожал плечами, ногу в колене подогнул и завел за вторую.

– Да ладно. Просто… – И снова растерялся; взгляд опустил, пряча собственное беспокойство.

Я повернулась и вытерла слезы со щек. Я дома…

– Господи, Анька! А с рукой что сделала?

– Евгений, выйдем поговорить.

– Пипец…

Я дома. Духи Фадрагоса, я дома!

Квартира наполнилась суетой. Мама выдала мне мою старую пижаму, заставила переодеться, помогла смыть косметику, будто с ранкой на одном пальце я лишилась сразу двух рук. Потом отвела на кухню и, пока Егор заваривал нам с Женей чай, хлопотала над моей рукой. Она причитала и причитала, но так ласково, что вызывала лишь улыбку. Позже на кухню пришли мужчины и хотели поговорить со мной, но мама настояла отложить все разговоры до утра, а сейчас оставить меня в покое. Женя к чаю не притронулся, а от предложения родителей остаться на ночь отказался. Часы на холодильнике показывали три часа, когда папа объявил, что пора спать.

Мама хотела постелить мне в зале, но я, осознавая, как это глупо звучит, попросилась к ней.

– Анечка, да что же случилось? Ты мне расскажешь утром?

Я пожала плечами, удерживая ее руки в своих. Она покачала головой, окинула взглядом разбросанную простынь и подушки на диване, а потом тихо призналась:

– Ты меня пугаешь, доченька.

– Извини.

В эту ночь – наполненную светом фонарей, проникающего с улицы, шумом машин, доносящегося от стоянки и дороги, тиканьем настенных часов и запахом бутербродов с сыром, разогретых в микроволновке, и стиральными средствами от постели, – я прижималась спиной к маме. Она, как в детстве, гладила меня по волосам и ждала, когда ко мне, уже взрослой доченьке, придет сон.

* * *

Я всегда считала, что в жизни главное – добиться хорошего будущего. А к нему ведут труд, усердие, правильное распределение сил, приоритетов, и только малость остается на удачу. Ко всему этому можно приучить себя, и такая привычка въедается в нутро, становится неотъемлемой частью тебя. И на Земле, и в Фадрагосе я жила одним непреложным правилом – что бы ни случилось, необходимо двигаться вперед. Вот только это правило вынуждало неотрывно смотреть на цель. Без оглядки. А это, в свою очередь, не позволяло усомниться в себе и собственных решениях. Теперь я понимаю: любой может ошибаться.

Моя ошибка в том, что в неоправданном стремлении к успешному будущему я забывала жить.

Через открытое окно в квартиру проникали детские вопли и смех. Солнце заливало комнату светом, и его лучи стелились по серому махровому ковру, обрываясь ровной полосой прямо у дивана. Я поерзала, устраивая одну руку удобнее под щекой, а второй дотягиваясь до тепла. В голове опять с трудом складывались самые примитивные мысли, а после долгих рыданий одолевало бессилие. К сожалению, когда‑то я говорила Елрех правду, но даже не задумывалась над масштабами озвучиваемой проблемы. Повышая собственную ценность в Фадрагосе, я обесценивалась на Земле. Хуже…

В первый же рассвет я едва проснулась, а уже громко пожелала родителям доброго утра, оценила ароматы завтрака и сказала папе, что надо провести день совместно. И ничего страшного в моем поведении не было бы, если бы только все это прозвучало на русском.

Оправдания или отговорки? У любой чуши есть предел… Однако мне повезло, потому что среди моих многочисленных знакомых, мама мгновенно отыскала виновницу. Я не сразу вспомнила Лизочку, практикующую гипноз, но ухватилась за ее увлечение, как утопающий за соломинку. Именно так! Именно Лизочка несколькими неделями ранее уговорила меня рискнуть и провести надо мной в дополнение к гипнозу какие‑то ритуалы. Высказав эту ерунду, я надеялась только, что никто не станет ни звонить этой Лизочке, ни искать ее.

С Женей пришлось еще раз встретиться, но благодаря строгости папы это произошло в родительской квартире. Мой парень в историю с Лизой не поверил, но на меня не наседал, а уже в понедельник с самого утра улетел из города. В понедельник же опустела и квартира: Егор уехал в запланированную летнюю поездку с классом, папа ушел на работу. Мама беспокоилась и хотела остаться со мной, но в школе потребовали ее присутствия.

Просидев полдня за телевизором, я отключила его и постаралась забыть о том, что видела. Люди – единственные разумные существа на Земле, господствующие существа в мире, но отчего‑то занимались публичным самоуничижением, так часто демонстрируя пороки и осуждая себе подобных, что редко упомянутые заслуги блекли и не задерживались в памяти надолго.

Новости на каналах напомнили о правителях Цветущего плато: о стремлении Волтуара решить любой вопрос без конфликта, о трезвомыслящем Акеоне, который готов был в любое мгновение задавить собственную гордость, переступить любые принципы и границы, лишь бы только положение его поданных не ухудшилось. Новости напомнили о Тиналь и Фираэн…

В Фадрагосе, несмотря на причисление людей к низшей расе, об их достижениях и преступлениях говорили так же, как могли говорить о представителях любой другой расы. Девочек казнили по прихоти шан'ниэрдки, связанной с влиятельной гильдией, но наказывали за проступок и угрозу обществу, которую они представляли, прельщаясь наживой и проявляя слабость перед шантажом, а не за то, кем они были.

В те долгие минуты я сидела на полу, сжимала пульт и смотрела на босые ноги. Невольно сравнивала два мира и твердо осознавала – у Фадрагоса гораздо меньше недостатков, чем я когда‑то ему приписывала. Как я могла не понимать всеобщего желания фадрагосцев отдавать обществу больше, чем оставлять себе? В их идеологии имелся лишь один недостаток – изгои. И если избавиться от него, общество этого мира вернется к гармонии, в которой жила до войны. Не об этой ли гармонии в своем письме говорил рассат из Энраилл?

После обеда такие мысли привели меня к осознанию потерь. Встреча с семьей потеряла восторженную радость и приобрела оттенки горечи. Ближе к вечеру я отыскала в своей сумке смартфон, разобралась в меню и увидела среди контактов номер такси. Там же отыскались паспорт, ключи, салфетки, косметичка, кошелек, тяжелая визитница и даже исписанный ежедневник. Пока ждала такси, пришлось повозиться с наличкой. Деньги вызывали легкое затруднение, но и его не хотелось показывать посторонним. Так и не дождавшись родителей, я уехала.

Когда‑то я была организованным человеком, что при нынешнем положении облегчало жизнь. Пока ехала в свою квартиру, наткнулась в смартфоне на онлайн‑органайзер, где было расписание на прошедшие недели и будущие месяцы с заметками, с перечислением имен и кучей ссылок на статьи и документы… Из него я узнала, что всего через три недели меня ждет собеседование, которое было отмечено как важное. Я смотрела на дату, а в нем видела лишь шанс. План созрел в голове, как само собой разумеющееся.

Быть может, раньше я бы тешила себя надеждами, что будет легко, но теперь многое изменилось. Осложнения в этом простом плане: дождаться нужной грозы и швырнуть кусок мяса в шаровую молнию, – появились с первыми днями моей новой‑старой жизни.

Два дня мне приходилось пить какие‑то успокоительные таблетки, найденные в аптечке собственной квартиры. Они не помогали избавиться от гнетущих воспоминаний, но позволяли держать себя в руках при маме, которая примчалась ко мне в тот же вечер, как я уехала от родителей. Она жила у меня эти два дня, пока не убедилась, что со мной все в порядке. И пока она была рядом, я не упускала шанса насладиться ее присутствием, смехом, заботой.

Всего несколько часов у меня ушло на то, чтобы изучить себя прошлую по перепискам в социальных сетях и фотографиям там же. И мне не нравилась та пустота и пренебрежение к окружению, которые я увидела.

Эта же переписка помогла мне в выстраивании общения с Женей. Он писал так часто, что иногда хотелось просто отключить телефон, но я не позволяла себе. Если у меня не получится вернуться в Фадрагос, придется привыкать к старой жизни. И в одном сомнений не возникало – рано или поздно я привыкну. Если человек хочет жить, он привыкает ко всему. А я в число суицидниц явно не входила.

Ночами было труднее всего, и моя ночь начиналась с закатом. Солнечный свет, напоминающий о пожаре, о войне, о Фадрагосе, учащал сердцебиение и разогревал гнев. Я злилась на Повелителей, переваривая в голове всю их историю, злилась на Кейела, сумевшего предать своего духа, злилась на себя… На закате сильнее всего чувствовалось собственное бессилие перед гневом и невозможность выплеснуть его на Земле. Нашлась лишь одна лазейка, как не позволить ему превратиться в неконтролируемую ярость – слезы. И я плакала… Вытаскивала на балкон стул, забиралась на него с ногами и, наблюдая за смертью Солнца, плакала.

И снова плакала, пока рождались первые звезды. Потом уставала – перебиралась в спальню и укладывалась на широкую кровать, позволяя сну мгновенно победить. Однако под утро подрывалась и высматривала в тенях неизвестной местности Кейела, пока не осознавала, что вокруг комната, а Кейел не обнимает меня не потому, что, почувствовав опасность, отошел проверить, а потому что его вовсе нет рядом. При удачном раскладе до рассвета мне еще удавалось подремать…

Вскоре с этой бессонницей и частыми кошмарами тоже нашелся метод борьбы – диван, подушки и свернутое в рулон покрывало. Я обкладывалась всем так, чтобы под утро возникало чувство, будто Кейел обнимает меня со спины, а рулон и вовсе клала поперек себя, будто это его рука. Метода хватило ненадолго…

И вот я снова злилась на самообман, на собственную жалость к себе, на нежелание борьбы с воспоминаниями. Это не могло продолжаться вечно. Возможно, с кем‑то другим, но не со мной.

Я потянулась на диване, потерла сухие глаза и посмотрела на часы. Еще несколько часов до записи в бассейне. Физические нагрузки лучше всего помогали облегчить существование на Земле и ускорить ожидание необходимой даты.

Умывшись, я заварила себе чай и вернулась в комнату. Мышцы ныли от вчерашних занятий на турниках школьного стадиона, и я, усевшись в кресло и поерзав, с трудом отыскала пятой точкой что‑то вроде удобства. На компьютерном столе высилась стопочка книг фэнтези о «попаданцах», которые я скупила в ближайшем книжном. Понятия не имею, что хотела в них найти, но закрывала каждую на середине, понимая, что эти истории не обо мне. Зато я вдохновилась смелостью героев и их широкими познаниями о родном мире. Например, сколько раз я жалела, что не училась на медика? А когда‑то еще ужасалась, что в Фадрагосе не придумали нижнего белья…

Невольно провела рукой по плечу, наслаждаясь отсутствием ужасной бретельки от бюстгальтера. Это было ошибкой – надеть это бесполезное пыточное устройство. Хорошо, что в шкафу нашлось несколько спортивных, их‑то я и предпочла.

В браузере была открыта куча вкладок с различными запросами, начиная с истории швейных фабрик, продолжая непростым устройством швейных машин и заканчивая простейшей выкройкой трусов. Еще думала узнать об оружии, но вспомнила беседу с эльфиорами Аклен’Ил и поняла, что фадрагосцы обойдутся тем, что у них есть. Пара вечеров у меня была спущена на все эти статьи, которые, как я думала, позволят мне принести в Фадрагос ценные знания.

Усмехнулась, закрывая одну вкладку за другой. Нельзя верить всему, что пишут. Я не гений и не машина – мои самые глубокие познания всегда будут ограничиваться моими интересами. И если даже я в общих чертах перескажу, как работает тот или иной механизм, меня могут не понять, это может быть бесполезно или еще хуже – Фадрагос пойдет по другому пути развития.

«У нас тоже есть эти пауки… Их яд обладает целительным свойством»

А тут?.. Даже не хочется смотреть соотношение, сколько усилий и средств вкладывается в разработку нового оружия и нового лекарства. Думаю, ответ мне не понравится.

К тому же я столько всего о Земле рассказала Аклен’Ил Цветущего плато – и о производстве, и о фабриках, больницах, школах, институтах, мобильной связи, интернете, компьютерах… Они не увидели в этом пользы, а вот опасение, вызванное нашим оружием, было высказано прямо. Эльфиоры назвали Землю Мертвым миром, потому что в нем нет духов, а если и есть, то мы утратили их имена и, соответственно, связь с ними. Почему тогда я так верила, что знания, принесенные с Земли, полезны в мире с абсолютно другими взглядами на жизнь? Почему‑то верила…

Почему‑то верила и вчерашним вечером, с трудом разбираясь в работе моталки и придумывая хоть какой‑нибудь способ выплавки иглодержателя в Фадрагосе. А перед сном, чувствуя, как горькие воспоминания вновь одолевают, я открыла клиническую анатомию… и расхохоталась.

Наверное, чтобы разбираться в медицине, надо было поступать в медицинский. Чтобы разбираться в работе швейных машинок – на механика или швею. Ну или прав был Ромиар, я не особо умная. Скажем проще, я тупая.

Но для Фадрагоса я все же могу стать кем‑то. Не гениальной Анькой Сорокиной, не великой Асфирель, а всего лишь еще одним ценным человеком. Что может дать этому миру новоиспеченный экономист, который иногда пробовал свои знания и силы на форексе? Кое‑что интересное все‑таки может, но лучше не загадывать. И уж если приносить в Фадрагос что‑то полезное, я должна быть уверена, что не сделаю хуже. Внедрять новое придется с хирургической осторожностью по схемам, которые, к сожалению, не будут проще схем швейных машин. Фадрагосу нельзя навредить.

Кейел, что бы ты посоветовал мне? Практичный, терпеливый, сдержанный и рассудительный… Какое теперь ненавязчивое наставление прозвучало бы от тебя?

От воспоминания его глаз сердце забилось чаще, согрело в груди; на лице растянулась улыбка. Я открыла гугл и на всякий случай оставила пустой поиск. Еще раз глянув на часы, взяла с ближайшей полки потрепанный учебник макроэкономики.

– Пожалуй, начнем с повторения азов. Чтобы построить что‑то крепкое, надо заложить крепкую основу. Ты бы точно со мной согласился…

* * *

Плавание быстро размяло болевшие мышцы и вызвало усталость во всем теле. К концу отведенного часа я выбиралась из бассейна с мыслью, что надо было немыслимо рискнуть, сев за руль новенькой мазды. Точной копии той, на какой ездил Женя. Мы и вправду невольно стремились создать образ парочки, у которой даже парные футболки имелись. Видимо, мы искренне верили в любовь.

Несколько сообщений во вконтакте от него напомнило, что, в отличие от меня, Женя до сих пор убежден в силе наших чувств. Я забросила телефон в спортивную сумку и вышла из раздевалки. На ресепшене задержалась, чтобы снова сверить записи посещений на неделю и поспешила к выходу. На крыльце остановилась ненадолго, разглядывая, как умирающее Солнце какого‑то пустого и чуждого мне мира цепляется за высокие постройки и одинокие деревья. Отчего‑то жалость к этому Солнцу не пробудилась.

– Это просто закат, – пробормотала я, поправляя сумку на плече и сбегая по ступеням.

Я проходила мимо остановки, когда к ней подъезжал автобус, идущий к моему дому. На мгновение опять мелькнула мысль, что слабому, уставшему телу можно немного уступить, но я тряхнула волосами, отворачиваясь от автобуса. У меня мало времени, чтобы подготовиться к возвращению в Фадрагос. Нарастить мышцы не успею, но хоть немного улучшу выносливость.

Через три квартала свернула к торговому центру за продуктами и чтобы просто занять время перед возвращением к ночному одиночеству. Улица расширилась, люди встречались чаще, клумбы радовали ухоженностью. По дороге разъезжали машины, молодые парни промчались мимо меня на скейтах и велосипедах. Возле магазина фирменной одежды смеялись красивые девчонки. В какой‑то момент самая высокая из них показалась мне эльфийкой, но короткие уши и густой макияж при ближайшем рассмотрении рассеяли мираж.

Крупное здание отсвечивало темными окнами в последних солнечных лучах. Я уже видела раздвижные двери, к которым направлялась, как в шуме машин и гаме услышала чей‑то неразборчивый плач. Остановившись у столба так, чтобы никому не мешать, оглянулась. В стороне от парковки, возле неприметной лавочки, старушка в грязном платье плакала, удерживая мужчину за рукав. Он что‑то сказал ей, пожал плечами, потом указал на торговый центр и поспешил к стоянке. Старушка долго смотрела на темное гигантское здание, переминалась с ноги на ногу, потирая правое бедро над коленом, а затем снова расплакалась.

Несколько проходящих мимо девчонок с любопытством поворачивали голову к ней, но не остановились. Однако, пройдя чуть вперед, блондинка все же вернулась. С широкой улыбкой дотронулась к острому плечу старушки, а та вздрогнула и с диким испугом на лице попятилась. Девчонка подрастеряла энтузиазм – молча протянула немного денег на раскрытой ладони, но, так и не достигнув понимания, ушла за подругами. Растерянная старушка поправила невидимку в седых волосах и, сгорбившись, заозиралась. Вскоре скривилась, снова потирая ногу.

Я налегла спиной на столб, опуская сумку на траву, и продолжила наблюдать.

Время шло – старушка плакала. Уходила от лавочки то к перекрестку, то к торговому центру, но ни перейти дорогу, ни переступить порог людного здания так и не осмелилась. Первые два раза я еще следовала за ней, наблюдая со стороны, но потом поняла, что это ни к чему – она все равно вернется к лавочке.

За это время я успела разобраться, что именно отпугивало людей от нее. Подол испачканного платья был разорван чуть ниже колена, на морщинистых ладонях запеклась кровь. Чумазое лицо давно не удивляло меня, а вот местных… Старушка плакала и вытирала щеки и глаза разбитыми, грязными руками. На втором разе, когда она пыталась зайти в торговый центр, я приблизилась достаточно, чтобы понять, почему парни, поморщившись, отошли дальше – от жалкой бабушки несло мочой.

В свете фонарей она стала выглядеть еще хуже, а я все еще пыталась разобраться, что с ней не так и вспомнить, чем в этом мире могу помочь бездомной. Да и разобраться, бездомная ли она, не мешало бы. В тот момент, когда я уже рискнула приблизиться к ней, мимо нее проходил парень. Старушка попыталась обратиться к нему, но так и осталась стоять с влажными глазами, протянутыми руками и приоткрытым ртом. Хитрец, заметив неладное, просто демонстративно надел наушники и ускорил шаг. Я проводила его взглядом, ощущая легкое разочарование.

– А я заткнул уши, и это помогло…

В то время, пока я рассматривала спину незнакомца, старушка впервые за полтора часа вытворила что‑то нетипичное. Сняла грязные галоши, стащила вязаные носки, а затем, поднимая подол стала стягивать с себя лосины. Когда освободилась от них, прижимая руку к пояснице, согнулась, подняла свои вещи и поковыляла к газону. Усевшись на нем, оголила колени – правое было сильно разбито.

Вздохнув тяжело, я уставилась на тусклые звезды. К счастью, мне удалось опять научиться разглядывать их даже на этом невыразительном небе.

Возможно, духи Фадрагоса и не видят этого, но, Елрех, мне бы хотелось, чтобы ты знала – я пытаюсь быть хорошей, при этом не вмешиваясь в чужую жизнь. Ты бы гордилась такой человечкой, занудная фангра?

Отыскав бутылку воды в сумке, я отправилась к странной старушке. Когда приблизилась, она перестала выковыривать из ранок камешки и немигающе уставилась на меня. Наблюдая, как я усаживаюсь в метре от нее, еле заметно отползла, а затем снова принялась очищать разбитое колено. Я сделала пару глотков и, подтянув ноги к себе, стала молча рассматривать вход торгового центра.

Наверное, прошло еще минут десять нашего необремененного ничем соседства: старушка, неровно дыша, ковыряла ранку, я потягивала воду, а потом, наконец‑то, она, привыкнув ко мне, тихо поинтересовалась:

– Деточка, где это мы?

В горле запершило, и я вынужденно выпила еще воды. После осмотрелась, вспоминая название улицы, и в итоге воззрилась на торговый центр – единственный броский указатель поблизости. Вспомнила, как мужчина уже показывал на него старушке, и решила действовать иначе. Глянула на нее и спросила:

– Болит? – Кивнула на колено и сразу продолжила, как будто говорила с хорошей знакомой: – Вам бы обработать колено, и к травматологу. Кости ведь хрупкие, нельзя так с собой.

– А, это… – Она опустила голову. – Старая уже, ноги не держат.

– Упали?

– Упала… – И ссутулилась. – Упала.

– А зовут вас как? Может, знаете номер телефона родных? Я бы позвонила.

Она встрепенулась, посмотрела на меня с надеждой, но в светлых влажных глазах эта надежда быстро растаяла.

– Не помню.

– Номера?

– И номера не помню…

Она отвернулась и, пока я искала логику в этих крупицах информации, попыталась подняться. Поморщилась и вскоре, ухватившись за колено, упала и расплакалась. Я сидела, словно прикованная к земле, и даже не пыталась сдвинуться с места. Память необходимо беречь. Это наш бесценный дар – ориентир по жизни, – и наше наказание, которое служит разрушением многих внутренних барьеров. Она может обратиться оружием даже против обладателя, а может служить его защитой.

Спрятав бутылку в сумку, я выдохнула:

– Я помогу вам.

Рувен, чертов благородный хитрец, в который раз я вспоминаю о тебе даже в своем доме. Тебе было так же жаль девушку с болезнью солнца, как и мне эту старушку со склерозом? Иначе почему без явной травмы головы она не помнит даже собственного имени?

Опасаясь поливать ранку водой из бутылки, из которой пила, я повела незнакомку в торговый центр. В туалете она не сразу, но все же умылась, пока я придерживала ее. Расфуфыренные девушки, заскочившие минутами позднее, скривились при виде нас, но я рискнула обратиться к ним, и, выслушав меня, они очень быстро и охотно согласились помочь. У одной из них, к всеобщему счастью, в охранниках работал знакомый. Пока старушка жалась в углу и со страхом смотрела на нас, мы с энтузиазмом организовали «спасение». А ведь не все потеряно в этом мире и не за каждой броской шелухой скрывается пустышка.

– Да! – воскликнула Юля, вскидывая сжатый кулак. Эффектно растрепав рыжую шевелюру, пояснила: – Короче, нашу Жанну Станис‑с‑славну уже как три дня по всему городу разыскивают.

– Жанна, – тихо пробормотала себе под нос старушка и, хмурясь, закивала.

Дверь приоткрылась, внутрь заглянул крепкий парень и пробасил:

– Что там у тебя, Насть?

Невысокая Настя пулей выскочила из туалета, на ходу объясняя, что у нас стряслось.

Юлия продолжила:

– В общем, Аня, болезнь Альцгеймера у нее. Тут целую группу оказывается создали. Вся семья Жанну нашу ищет, и полгорода присоединилось. Ну… – цокнула языком, пока я заглядывала ей через плечо в экран, стараясь не выпускать из виду свою «находку». – Прилично народу собралось, но, видимо, не так‑то это просто человека в городе найти.

– Напишешь родным?

– Конечно! Спрашиваешь еще. Я даже позвоню им.

– Эй, девчонки! – В туалет влетела Настя. – Костик может ее в комнату охраны провести, пока ее родные за ней не приедут.

– Оставлять не хочется, – возразила Юля, опережая меня и набирая номер. – Ты посмотри, как Жанна Станис‑с‑лавна боится всех. Все, тихо! Звоню родным.

За перепуганной и растерянной Жанной Станиславовной приехал сын, которого она сходу признала Лешенькой. Пока он разглядывал маму, обнимал ее и благодарил пунцовую Настю, Юля стояла рядом со мной и шепотом изумлялась:

– Ты глянь, он же плачет!

– Да нет, – сказала я, поправляя сумку на плече.

– Ага. А глаза чего так блестят? Точно плачет!

Алексей потер красные влажные глаза и повел маму к простенькой машине. Настя, подрастеряв образ высокомерной девицы, подошла к нам и поделилась:

– Блин, так неловко.

– Хорошо, – с улыбкой не согласилась Юля, распрямляя плечи.

– Кажется, мы сделали что‑то полезное, – поддержала я ее.

– Чувствую себя супергероем! Насть, погнали отметим. Анюта, ты как, в теме?

Я посмотрела на звездное небо и, пожав плечами, ответила:

– Пойдем.

Девушки оказались веселыми и, что особенно нравилось, они не знали меня типичную, поэтому мне не приходилось сильно притворяться. Просидев с ними пару часов в пабе, расположенном недалеко от торгового центра, и осушив стакан апельсинового сока, я подружилась с каждой во вконтакте, обменялась номером и отправилась домой.

По дороге думала о балкорах. Вспоминала трагедию, случившуюся под землей, и девушку, которую монстры заживо разрывали на куски. Столько свидетелей, столько парней вокруг… Старушка, выглядящая бездомной, воняющая мочой и не способная объяснить, что элементарно заблудилась, оказалась в похожей ситуации. Столько свидетелей, и все ждут друг от друга первого шага, от жертвы – понятного разъяснения проблемы или, может быть, спокойствия, а некоторые просто заняты собственной жизнью. Два разных мира, а у людей и балкоров, оказывается, все равно много общего. Кто‑то должен стать их лидером и показать пример. Ему не обязательно обладать силой, достаточно быть смелым для первого шага, а остальные помогут, желая приобщиться к хорошему и полезному.

Шумный перекресток остался позади, и на смену ему подоспел шелест листвы. Детская площадка опустела, в высокоэтажных домах через одно‑два горели окна. От дверей подъездов лился мягкий свет лампочек, теплый вечерний воздух поднимался по ногам от разогретого асфальта. Веселой компании из нескольких парней, облепивших броский дорогой автомобиль, я сначала не придала значения, направляясь прямиком мимо них к своему подъезду. Но потом, когда между нами осталось не больше трех метров, заметила их шутливые переглядывания и внимание к себе. Насторожилась.

Двое внешним видом тянули на атлетов, даже Вольные с их жилистыми телами показались бы скромными ребятами. Третий сидел на переднем сиденье, вытянув ноги на бордюр. Четвертый, самый худой и щуплый, будто эльф‑подросток, шутливо бил по животу пятого, с выбритыми висками, но с моим приближением друзья его остепенили. Я опустила голову и решила проскочить к своему дому как можно скорее, однако, видимо, привыкшая к опасностям и подвохам, внимательно наблюдала за каждым и была готова ко всему.

Первый атлет при моем приближении блеснул голливудской улыбкой и распрямил плечи, отчего белоснежная майка, кажется, на размер меньше, чем требовалась, сильнее облепила выразительные мышцы. Я убрала прядь волос за ухо, а второй рукой обшарила карман. Только ключи. Помогут ли? Если сжать их в кулаке, удар получится увесистей.

Я успела миновать троих, в том числе улыбающегося атлета, когда второй атлет в кожаной куртке резко отскочил от парня, сидящего на переднем сиденье. Все выглядело так, будто один приятель решил подурачиться и ударить в живот второго. И этот второй бросился мне под ноги.

Совершенно случайно, правда?

Я отшатнулась, быстро принимая устойчивое положение и задирая подбородок. Ключи впились в пальцы. За талию тотчас обняли – я резко повернулась, но не ударила.

Жди. Враг должен замахнуться.

– Малышка, аккуратнее надо быть, могла ведь упасть, – вкрадчиво произнес первый атлет, продолжая обнимать меня. На его груди тускло принимал свет тигровый глаз. Почти песочного цвета…

Малышка? Прости меня, моя девочка. Я была ужасной хозяйкой.

– Я не падала, – тихо ответила, одной рукой пытаясь сдвинуть с места его руку.

Парень напрягся, вытянул губы. Позади раздались тихие приободряющие шепотки. Наглец беспечно соврал:

– Ты точно падала, а я хотел помочь. Я же видел.

Он смотрел как‑то странно. Так смотрят пьяные, возбужденные, но было в этом всем что‑то неправдоподобное. Актер явно переигрывал роль горячего любовника и ждал от меня реакции.

Я кивнула.

– Спасибо. Я пойду?

– Таня? – не растерялся парень. – Тебя ведь Таня зовут?

– Нет.

Он нахмурился.

– А как тогда?

– Я не заинтересована в знакомстве, – процедила в ответ, сдерживая накатывающую злость и напоминая себе, что нахожусь на Земле, но было трудно: сердце билось быстро, разгоняло кровь и ярость. – Тебе стоит отпустить меня.

По‑хорошему.

Он вскинул брови; его друзья смеялись, но явно пытались скрыть веселье.

– Ва‑а‑ау, – протянул надоедливый поклонник, – холодная. Тебя можно звать Снежной королевой? Я могу растопить твой лед.

Мой лед? Что ты несешь, олух? Неужели думаешь, что такая тупость кого‑то способна завести? Я усмехнулась. Парень тоже улыбнулся шире, но показался выбитым из колеи.

– Побуду твоим Каем, – добавил он, нарушая затянувшееся молчание.

Кейелу бы твой юмор не понравился.

В груди горела злость, гнев рос и просился на волю. Тени вокруг оживали, предлагали укрытие и помощь; шелест листвы обещал спрятать шум шагов; легкий ветерок звал южнее, где принесенными запахами он расскажет мне о каждом враге и немного о местности. В кустах что‑то мелькнуло – быстрое, яркое, гибкое. Через мгновение оттуда донеслось воркование. Малышка? Дыхание перехватило, кровь прилила к щекам. Я попыталась вырваться из крепких рук, но, отвлекшись на реальность, упустила миг видения – Феррари исчезла.

Я на Земле…

– Понравилась идея? Хочешь подарю тебе замок? Это недалеко. Сможешь заморозить там все, что тебе захочется. – Он прижал ладонь крепче к моей пояснице, погладил ниже. – Потом вместе все растопим.

Я старалась дышать ровнее. Близость опасности пробудила прошлую жизнь, сделала ее образы ярче. Я гнала воспоминания балкоров, воспоминания всех Энраилл – все чужие воспоминания, наполненные кошмарами и страданием. За свои в этот миг я бы отдала собственную жизнь. Лишь бы только они прожили чуть дольше, чем короткие мгновения тишины, возникающие между отвратительным голосом неизвестного. Я посмотрела в его темные глаза и сказала, но уже догадываясь, что самостоятельно и без грубой силы, не вырвусь:

– Парень, давай не будем создавать друг другу проблемы. Отпусти, пожалуйста.

Он поморщился, продолжая улыбаться. Из машины донеслось приглушенное:

– Ты смотри, очередная неподкупная недотрога попалась.

В ответ прилетело тихо и уныло:

– Сейчас еще загнет, что девственница.

Снова нащупывая ключи в кармане, повторила:

– Я прошу тебя, убери руки.

– Нет, – отказался он. Его улыбка стала нервной. – Давай начнем заново. Можно узнать, как зовут шикарную девушку, от вида которой я сам чуть не упал?

Если тебя до слабости в ногах пугает мой вид, то почему ты не убегаешь, придурок?

В ушах застучало, в горле ощутимо забилась жилка. Тени снова стали мельтешить, подзывая в укрытие. Я посмотрела на голую шею противника, сразу выхватывая взглядом тонкую кожу. Если ударить ключами достаточно сильно – истечет кровью.

Вдали, выезжая из двора, машина мелькнула фарами, напоминая, что я не в Фадрагосе. Убивать нельзя. Я разжала ключи и снова нащупала напряженные запястья парня.

– Ну серьезно, я познакомиться пытаюсь.

– У меня есть парень, – коротко выдавила из себя.

Целых два: одного люблю, а второго не очень. Хорошо, что сейчас тебя тут нет, Кейел… Тебе бы не понравилось, что единственный мой вариант спастись от шумной компании – кричать. Четверо рослых парней и один щуплый эльфеныш… Неужели я буду надеется, что меня просто отпустят или кто‑то прибежит на помощь? Какие еще есть варианты на Земле для девчонок, попавших в беду?

– Не буду говорить, что он не стенка и подвинется, – беспечно отозвался любитель поболтать, – но дело такое, малышка: ты мне прямо в душу запала. Дай мне час, и ты поймешь, что иногда в жизни нужны перемены, нужны хорошие встряски.

А ты действительно о них что‑то знаешь?

Телефон в сумке, но сомневаюсь, что мне позволят кому‑то позвонить.

– Я так похожа на дуру?

– Нет! – Он даже голову отклонил и глаза округлил, а потом улыбнулся. – Лан, ты меня раскусила, но дело это не меняет. Ты угадала! Иногда я знакомлюсь с красивыми девушками, узнаю их и проверяю, так сказать, на вшивость. Бывало заходило немного дальше…. Ну, ты понимаешь. У меня есть секрет, который помогает. – Сделал многозначительную паузу, а после произнес так, будто это одна из тайн Энраилл: – Меня зовут Кристиан.

Судя по очередному молчанию и пристальному взгляду он опять от меня чего‑то ждал.

– Хорошо. Теперь я могу идти?

– Я серьезно! – Он кажется изумился, а затем затараторил, стараясь не терять очарования: – Сам не отсюда, переехал из Штатов подростком. Шаришь? Стоит девушке услышать мое имя, немного о прошлом и детку увидеть, – кивнул на машину, – и они сами вешаются. А ты не такая, как они. Ты видно, что из реально хороших, воспитанных. Представляешь, как я в дамах разочаровался? Теперь ну никак не могу тебя – нормальную девушку – упустить.

Духи, что у него в голове? Даже жестокие наемники Фадрагоса меньше раздражения вызывали. Их хотя бы можно было понять.

– Это в Штатах учат так по ушам ездить?

За спиной раздалось истеричное хихиканье. Ну хоть кому‑то сейчас весело. Меня вот тошнит – виксартский мед не настолько приторный и клейкий, как этот парень.

– Кристиан, давай разойдемся уже. Мне домой нужно. – Я в очередной раз попыталась вывернуться из объятий.

– Да подожди ты! – Он заставил меня отступить. Улыбку, как ни старался, не удержал. Покрывшись красными пятнами, уставился на меня со злостью и процедил сквозь зубы: – Хочешь правду? Ни хрена ты не особенная. Даже шкурой назвать трудно. Шваль! Едва на пятерку тянешь, но будем считать, что цену ты себе набила нехилую. Накину еще плюс два за слабоумие и показуху верной самочки. Так ломаться… Женишок из олигархов, что ли? Не тянешь ты на такую. Я разных откупоривал и таких, как ты, тоже. Вы, бля, течете, когда с вами, как с дерьмом обращаются. Потом сами названиваете и в трубку скулите, добавки просите, о личинусах умоляете. Чего вылупилась? – И к другу обратился: – Открывай тачку.

Я запрокинула голову, всмотрелась в темное небо. Краем глаза заметила нижние ветки деревьев – до зеленой листвы добивал теплый свет. Зелено‑карие, теплые…

«Замахнутся, схватят – убивай, не мешкая. Аня, ты поняла?»

Ты не выжил бы в моем мире, Вольный. Ты не захотел бы драться.

Парень потянул меня к себе, отступая к машине, а позади раздались шорохи. Пора действовать. Я обхватила его голову и дернула ногой – удар коленом ожидаемо был остановлен. Но ублюдок склонился ко мне…

Когда‑то Роми и Кейел учили меня многому и заставляли повторять приемы раз за разом. Удары головой не были исключением, но Вольные убеждали меня, что иногда безопаснее откусить часть плоти с лица врага, чем рисковать собственным лбом.

Сумка с влажной одеждой тянула назад и сковывала движения. К тому же враг был не один, поэтому пришлось рискнуть. Я отклонилась немного, а затем, притягивая голову врага, ударила. Казалось, хрустнуло у меня во лбу. Через миг я вывернулась из ослабевших рук. Второй атлет заслонил узкий проход, но был слишком неповоротлив. Подавшись вправо, я обманула его – поднырнула слева под вытянутую руку и, обернувшись, толкнула его в спину. Он пытался устоять на ногах, но влетел в друга, вытирающего окровавленное лицо. Они повалились оба.

– Чего уставился?! Лови охреневшую! – выкрикнул с выбритыми висками, спрыгивая с багажника, пока эльфеныш кружил вокруг атлетов.

Я успела сделать два‑три шага, прежде чем меня потянуло назад. Парень, сидевший на переднем сиденье, удерживал мою сумку, просовывая руку через окно открытой дверцы авто. Я крепко ухватилась за его напряженное запястье и возле локтя, приподняла и резко опустила, налегая всем весом. И еще раз. И еще…

Когда четвертый враг показался мне слишком близко, я расслышала хрип парня, чья рука ослабла:

– Твою мать, твою мать…

Я бросилась к дому, на бегу нащупывая ключи. Стараясь не отвлекаться на топот за спиной, приложила таблетку к домофону. Заскочив в подъезд, потянула дверь на себя. Мстительный ублюдок через пару секунд показался в крохотном окне, но опоздал. Подергал ручку и склонился к домофону.

«Здравствуйте, я живу на третьем этаже. Забыл ключи. Откроете?» – примерно этого достаточно, чтобы добродушный жилец дома отдал меня с потрохами.

Я поторопилась уйти. Нажав на кнопку лифта, обрадовалась – его не пришлось ждать. Пока ехала в лифте проверяла целостность сумки и снова радовалась, что в доме полно квартир. Под грохот в ушах ворвалась в квартиру, заперла за собой дверь и прислушалась. Спустя несколько секунд тишины включила свет, прошла на кухню, сбросила на пол сумку и ухватила со стола нож. Вернулась в прихожую, погасила свет и села у двери, прислоняясь к стене и прислушиваясь. Хотелось к Кейелу.

– Ты бы подсказал мне, как действовать в жестоком мире? – шепотом поинтересовалась я у темноты и, казалось, она слушала, обретя его душу. Это подтолкнуло спросить еще: – Ты простишь меня, когда я появлюсь в твоей жизни снова? И прости меня за то, что я осталась такой же эгоисткой. Я больше не знаю, как жить без тебя, поэтому… – Свесив голову на грудь, сжала рукоять крепче. – Ты нужен мне.

Речь на общем языке Фадрагоса успокаивала, навеянное уставшим разумом присутствие Кейела дарило чувство надежности, и я говорила с Вольным до тех пор, пока не задремала. В предрассветное время вздрогнула от боли в коленях. Придерживаясь за стену, с трудом поднялась. Ноги затекли, онемели, шея ныла. Я вошла в ванную, положила нож на полку и взглянула на себя в зеркало. Заправила прядь темных волос за ухо, дотронулась до щеки, чистой от шрамов и метки. Однако сердце болело от осколков сильнее прежнего.

Облизав губы, я призналась отражению, призналась тому, что осталось от Кейела во мне:

– Я виновата перед тобой. Я сильно виновата.

Глава 30. Хитрость самообороны – заставь врага плакать

– Спасибо, Анна, мы свяжемся с вами, когда будем готовы дать ответ. – Интервьюер, мужчина в безупречном костюме, постучал ручкой по моей анкете и многозначительно глянул на стеклянную дверь.

Огромный экран за его спиной, транслирующий видеосвязь с некоторыми директорами и другими работниками компании, погас. Кажется, мною остались не очень довольны, но не высказали об этом прямо. И на том спасибо.

Уже у двери в спину прилетело:

– Всего доброго.

Отвечать совершенно не хотелось, и не потому, что я завалила собеседование. Уровень моей социальной коммуникации на Земле даже я способна была оценить трезво – ничтожно мал. Опытный менеджер, как мне показалось, выяснил это после первой же просьбы рассказать о себе, но он должен был выжать из меня все для тех, кто наблюдал за нами с экрана. Наверное, сначала я должна была почувствовать себя бесполезным насекомым, которое, может быть, еще на что‑то годится, и доказать свою состоятельность. Но по мере того, как моя самопрезентация скатывалась в философию о человеке, мне дали ясно понять, кого увидели перед собой работодатели. Кусок мерзкой, жалкой грязи каким‑то немыслимым образом прилип к подошве их безупречного ботинка. И в этом куске грязи они до последнего рассчитывали найти крупицу золота. Ну а вдруг… Не могла же обычная глина с дороги попасть на их великолепную красную дорожку. Обычная ну никак не могла – это же очевидно!

Ничего, все бывает в первый раз. Думаю, тому, кто пригласил меня на собеседование и заставил потратить драгоценное время руководства, еще придется поволноваться. Или нет… Я спасу его своим окончательным уходом из жизни Земли. Теперь только бы успеть домой.

Я спешила.

Еще спускаясь в лифте в компании улыбчивой сопровождающей – или выпроваживающей, – я вызвала такси. Туфли на небольшой шпильке сняла сразу, как спустилась с крыльца угрюмой высокоэтажки. Пиджак хотелось затолкать в какой‑нибудь рюкзак, а юбку сменить на удобные брюки. На это собеседование не стоило ходить, но, взвесив все за и против, я все же отправилась. Прошлые недели выдались несладкими, и мне не хотелось усугублять жизнь еще сильнее. Как знать, не провалится ли моя затея…

В первые дни после ночного инцидента было вовсе трудно. Я боялась выйти из дома, опасаясь мести или возможной слежки. Было страшно, что кто‑нибудь из соседей по описанию узнает меня и покажет «моим приятелям», в какой квартире я живу. Однако все мои страхи оказались напрасными – мстить никто не приходил.

Зато приходила Света. Никогда не думала, что разговор со старыми подругами может настолько не клеится. Она сплетничала со мной о тех, кого я с трудом могла вспомнить. Она была убеждена, что меня волновала их жизнь. Зачем я тратила на этих людей свое время?.. Не больше часа прошло прежде, чем Света обиделась на меня. От нее не укрылось мое равнодушие к беседе, а во всем она обвинила мое стремление к карьере. Я не стала оправдываться и опровергать ошибочное мнение, и это обидело ее сильнее.

Приходил и Женя… Я надеялась, что сумею отвертеться от серьезных разговоров с ним, а тем более от близости. Когда‑то мне уже довелось растоптать свою гордость и переспать с малознакомым мужчиной, не скрывая от него собственной выгоды. Ради достижения цели я продалась Волтуару. Я о многом жалею в прошлом, но Волтуар не входит в число тех, кого мне бы хотелось вычеркнуть из воспоминаний. И Женя тоже. Мой бывший жених сделал многое для меня из того, что было важно мне в прошлой жизни. Однако в этот раз я даже не смогла обняться с ним. И причина не в гордости… Да, возможно, я застряну на Земле, и Женя удачная партия и… Нет. Это не оправдание. Не угроза потерять невосполнимое. Это даже для цели не годится.

Женя решил, что у меня появился любовник, поэтому хлопнул дверью, оставляя меня одну. Через несколько минут вернулся и попросил объяснить всепо‑человечески. И как бы я ни хотела помочь, ему пришлось уйти без ответов. В этот же вечер он и Света нагрянули ко мне вдвоем – я попросила оставить меня в покое хотя бы на время. Ничего лучше придумать не получилось.

Новости о моем странном поведении, молчании и возможном разрыве отношений с Женей не миновали и родителей. В итоге их осторожная забота постепенно превращалась в навязчивую опеку и чрезмерные нотации.

С одной стороны, все это отвлекало от неотступной тоски, с другой – все чаще подталкивало к наплевательскому отношению ко всему. Я исчезну из судьбы Земли так, будто меня никогда не рождалось. Вместо меня в семье Сорокиных будет Катя, которая наверняка сделает родных счастливее, чем нынешняя я.

Наверное, поэтому я перестала открывать дверь и отвечать на звонки. Только вчера позволила себе провести прощальный вечер с родителями, но и тот быстро вылился в очередные нравоучения от папы и заботливого причитания от мамы. А утром решила съездить на собеседование, чтобы, в случае неудачи в плане с возвращением, могла хоть что‑то сказать в свое оправдание.

В свободное время от утомительных разборок я продолжала работать над собой и повторять многое из того, что изучала в университете, попутно примеряя знания на социальную структуру Фадрагоса. И глядя сейчас на этот мир под другим углом, изучая его без предвзятости, предрассудков и лишних эмоций, я видела немало преимуществ.

Или ты так же предвзята, Аня, но просто сменила сторону? Не имеет значения.

Рассчитавшись с таксистом, я выскочила из машины и подняла голову к ясному голубому небу. Солнце палило нещадно, слабый ветерок еще напоминал о себе, но вскоре обещал затихнуть перед грозой. Может, в этом мире и изменилась моя судьба, но осталось множество прекрасных вещей, на которые я не влияю. Гроза будет, и она откроет мне дверь в новую жизнь. Желанную.

Сердце было неспокойным, а на лице то и дело расцветала бесконтрольная улыбка. Времени хватало, чтобы принять душ и собраться в дорогу. Кусок размороженного мяса ждал в холодильнике…

И нельзя забыть о том, что я порезала палец перед тем, как швырнула подношение в молнию, – возможно, моя кровь принципиально важна.

В этот раз времени было с запасом, поэтому я еще надеялась поговорить с мамой. Обсудить погоду, мое собеседование, ее здоровье, планы на следующий учебный год… Просто поговорить. А потом с папой. Жаль, что Егор уехал, но ему можно написать.

Разыскивая ключи в сумке, я ждала лифт. Как только он подъехал и двери открылись, бросилась вперед, но резко отпрянула. Двое полицейских выходили из него, негромко переговариваясь. Мазнули по мне рассеянным взором и направились дальше. Ключи, наконец‑то, отыскались, тронули прохладой руку – сбитое предвкушение вернулось, и мне снова потребовался глубокий вдох.

– Анна Сорокина? – раздался мужской голос, прежде чем я скрылась в кабине.

Я обернулась без задней мысли и застыла с приоткрытым ртом. Полицейский удерживал дверь подъезда, впуская в щель яркий дневной свет. Второй стоял ближе ко мне, открывая папку и переводя хмурый взор от того, что лежало в ней, на меня.

– Да, – просипела я. – Что‑то случилось?

Они переглянулись, и тот, что стоял у двери оглушил:

– Вам необходимо проехать с нами.

Я невольно подалась к лифту, но взяла себя в руки.

– Прямо сейчас? – Их непроницаемо строгие выражения лиц были лучшим ответом, но я не могла не спросить, будто сам вопрос мог меня спасти: – Это займет много времени?

– Нет, – мгновенно ответил второй полицейский, закрывая папку.

Значит, немного… Сердце все равно замерло. Заледенело.

* * *

Попытки договориться о беседе дома или о ее переносе не привели ни к чему, кроме того, что на меня стали смотреть с неприкрытым подозрением. Без какой‑либо угрозы жизни пришлось повиноваться, что не могло не разозлить. Немного смягчало гнев лишь то, что мои личные вещи остались при мне и никто не запретил пользоваться ими. Пока мы ехали в участок, я изучила карту и прикинула самый короткий маршрут до дома. Если бежать без остановок дворами, то понадобится не больше двадцати минут. Бежать… Я покачала стопой, опираясь на тонкую шпильку и разглядывая здания, окутанные летним зноем и мелькающие за окном.

В коридорах участка было прохладнее, чем на улице. Стук моих каблуков звонко отскакивал от серого пола и звучал где‑то под самым выбеленным потолком. Меня провели в душный кабинет, где умещалось несколько столов и два шкафа, забитые папками. Одно окно, возле которого молодой мужчина внимательно изучал какой‑то маленький предмет, было плотно зашторено. За столом, приставленным к его столу, лениво расположилась крепкая блондинка в форме и с игривой улыбкой что‑то читала. Глядя на ее лицо, я так и ждала высказывания вроде: «Прикинь, что эти болваны вытворили на этот раз». Еще двое мужчин постарше и с более суровым видом находились на освещенной половине. Дневной свет густо падал на их столы, заваленные бумагами и канцелярским хламом.

За моей спиной раздался голос:

– Вадим Николаевич, доставили вам неуловимую Сорокину!

– А‑а, – протянул мужчина в годах, сидящий ближе к двери, и почесал гладко выбритый подбородок. Окинул меня заинтересованным взглядом с ног до головы и указал на стул, приставленный к его столу. – Присаживайтесь, гражданка Сорокина. Спасибо…

Его обращение к парню, доставившему меня, утонуло в натужном скрипе принтера. Девушка чихнула и от души проматерилась, оглядываясь на принтер, как раз в тот момент, когда он, зажевав бумагу, заглох.

– Выкинь это чудовище, – обратилась она к коллеге, потирая нос.

– Ну да, придумала тоже, – ворчливо ответил он, вытаскивая застрявшую бумагу. – Этот монстр мне еще лет сто прослужит.

– Итак, Анна, наконец‑то, нам удалось повидаться с вами, – отвлек меня от перепалки мужчина, предложивший присесть. – Уже и не надеялись на встречу.

Я нахмурилась и подтянула ноги, немного пряча их под стулом. Свет, падающий из окна, слепил, а воздух в кабинете и вправду сильно пропитался чернилами.

– Уезжали куда‑то?

– Нет.

Пальцы заскользили по сумке, которую я держала на трясущихся коленях, и оставили на темной коже влажные следы. Сердце билось тяжело, глухо. Возьми себя в руки, Аня. Ты успеешь. Все будет в порядке.

– Ну‑ну, а мы к вам несколько раз приезжали, никто двери не открывал. Уже было решили, что вы спрятались от нас. – Он захлопал полками стола, высматривая что‑то в них. – Хотели в розыск объявлять.

Чепуха. Имя мое им известно. Так неужели не могли с родителями связаться и через них меня найти? Врет? Зачем? Или, судя по заваленному столу, дело, по которому меня сюда вызвали, не в приоритете…

– Зачем я вам понадобилась? – Стараясь унять дрожь в руках, стиснула сумочку. – Что‑то случилось?

Трусы! Пятеро сволочей испугались одну девчонку и наябедничали? Видимо, сижу тут, потому что не сделала этого первой.

– Сами мне об этом расскажите. Только сначала я сообщу вам о правилах. – Он прокашлялся, прикрывая рот кулаком, и неспешно разложил перед собой папку и листки. – И задам несколько вопросов. Можете обращаться ко мне Вадим Николаевич.

Он надел очки, взял ручку и занес ее над бланком, лежащим перед ним.

– Итак, ваше полное имя?

– Сорокина Анна Дмитриевна.

– Дата рождения…

Вопрос – ответ. Это длилось не так долго, и за эти короткие минуты за окном ничего не изменилось. Свет все еще слепил мои глаза. Потом Вадим Николаевич сообщил, что я подозреваемая, быстро зачитал мои права, спросил, будем ли ждать адвоката, а после попросил меня рассказать о той самой ночи, когда я избила потерпевших.

– Я защищалась, – поправила его, невольно выпрямляя спину.

Он кивнул, что‑то отметил на листке, а потом сказал:

– Одному вы сломали нос, второму – руку, третьему повезло – он отделался ссадинами и несерьезными ушибами. – Откинулся на стул и, вздохнув тяжело, добавил: – Кстати, Владиславу Еремину, парню, которому вы сломали руку, уже дважды делали операцию и пришлось ставить спицы.

Надеюсь, в проход, которым он думает, да поглубже. Может, это поспособствует его озарению, для чего человеку голова на плечах.

– Я защищалась, – повторила я.

От взгляда следователя по спине пробежал холодок. Я постаралась усмирить раздражение и приструнить нетерпеливость. Опустила голову и пообещала:

– Я вам все расскажу, но я и вправду защищалась.

– Анна, у нас есть запись с видеокамеры, установленной на вашем подъезде, – тон Вадима Николаевича смягчился. – Хорошо, что вы сразу сознаетесь в том, что это были вы. Мы не слепые, но должны разобраться в произошедшем. Я попрошу вас быть предельно откровенной.

– Хорошо, – согласилась я. Все, что угодно, лишь бы как можно скорее попасть домой.

– Хорошо? Тогда рассказывайте все с самого начала.

И я рассказывала, пока следователь записывал. Иногда он уточнял: откуда я возвращалась, что именно сказал Яковлев, по каким причинам я толкнула Горшкова и как так получилось, что я сломала руку Еремину? Я рассказала ему все, до того самого момента, когда заперлась в собственной квартире.

– Почему не вызвали полицию?

Я зависла. Нахмурилась, вдыхая глубоко и обдумывая, что ответить. Забыла, что так можно? Отвыкла?

– И что бы я сказала? – Пожала плечами. – Что меня хотели изнасиловать крепкие парни, но в итоге я их побила?

С темной стороны кабинета донеслось дуэтное фырканье.

– Ну‑ну, не спешите с обвинениями, Анна, – приструнил Вадим Николаевич, с весельем глядя на меня. – Или кто‑то вам угрожал изнасиловать? Тогда говорите, я внесу в протокол. Что‑то нужно исправить в ваших показаниях?

– Нет.

– Тогда и с обвинениями не спешите. Затолкать вас в машину хотели, это вы услышали от Яковлева. – Он пожевал губу, потирая подбородок, а потом спросил: – Ходили на секцию по борьбе?

– Нет.

– Нет? – Изогнул бровь и перекинулся удивленным взглядом с мужчиной, сидящим за соседним столом. – Тогда где так научились драться?

– Друг научил, – ответ соскочил с языка.

– Какой?

Вдоль позвоночника скользнул озноб. Имею ли я право подставить кого‑то прямо сейчас? А соврать, выдумав имя? И вообще…

– Это относится к делу? – спросила я. Заметив, как благодушие следователя исчезает, постаралась исправить ситуацию: – Извините, просто это было давно.

Он хмыкнул, снова пробежался взглядом по записанному на листке и во второй раз поинтересовался:

– Зачем так покалечили гражданина Еремина?

Я шумно выдохнула, почувствовала першение в горле и поискала взглядом графин с водой. Его нигде не было.

– Я испугалась и не думала в тот момент, чем это обернется, – ответила и с трудом сглотнула. Язык показался наждачной бумагой. – Я не хотела сломать ему руку.

– Вы понимаете, что вас могут обвинить?

– За что? – опешила я. – Это они угрожали затолкать меня в машину.

– А за превышение необходимой самообороны. – Вадим Николаевич сцепил руки в замок, навалился на стол и с важным видом уставился на меня.

Серьезно?

– Что я должна была делать?

Он улыбнулся снисходительно и опять на спинку стула откинулся.

– Анна, уважаемая, вы ни разу не закричали, не позвали никого на помощь. Не попытались убежать, а сразу ударили. Головой да в…

– Вадим Николаевич! – из двери, распахнувшейся без стука, донеслось зычное обращение. – Там вас вызывают.

Следователь еще какое‑то время сидел неподвижно и смотрел мне за спину, потом попросил меня подождать, выполз из‑за стола и вышел. Я осталась сидеть на месте с опущенной головой, поджимая ноги до напряжения и стискивая сумку. О каком превышении самообороны идет речь? Я ведь никого не убила, а вот меня могли изнасиловать. Не пойман – не вор. Как ты могла об этом забыть, Аня? Кто подтвердит чужие намерения, кроме тебя самой? На Земле нет духов, поэтому тут тебе никто не поможет.

– Не волнуйтесь, девушка, – вклинился женский голос в мои размышления.

– Рита! – глухо, но строго позвал мужчина, чуть заслоняющий мне своим профилем окно.

– А чего нет? – беззаботно отозвалась она.

– Вадим Николаевич знает, что делает. Не вмешивайся

– Да посмотри на нее! – Рита даже повернулась в нашу сторону и прикрыла папку с бумагами, которые читала. – Для чего так пугать? Сколько на этого Яковлева заявлений подавалось, а папаша все отмазывает сынка. При мне только две девочки заявления об изнасиловании на него подавали. И через сколько сами же забирали? Им давно пора все руки поломать, этому Яковлеву и шайке его. Поэтому правильно, Анна, вы их, – обратилась уже ко мне. – Вот только имейте ввиду: Вадим Николаевич зла вам не желает и прав, что до суда может дойти. У этого Яковлева руки длинные, поэтому я бы на вашем месте к адвокату обратилась. К хорошему адвокату.

– И меня будут судить за превышение самообороны? – Я скривилась, вжимаясь в спинку стула. – Это всего лишь переломы.

– Это легкие телесные повреждения, – пояснила Рита, снова раскрывая папку и забрасывая ногу на ногу. – А судить могут и по другим статьям. С этим Яковлевым вам лучше найти хорошего адвоката, или попробовать уладить все мирным путем.

– Но они угрожали мне.

Она подарила мне кривую улыбку, и я поняла, что ее советы закончились, поэтому тихо поблагодарила и снова опустила голову. Я думала, что закон должен защищать жертв, а не ограничивать их. Все же в Фадрагосе с чем‑то проще. Где же Вадим Николаевич? За окном свет стал приглушенным, обрел желтый оттенок; ветер раскачивал ветки лип, гнул их, срывал листья. Гроза вот‑вот начнется.

Следователь вернулся в тот момент, когда за окном раздался первый далекий гром. Я едва не подскочила на стуле, заслышав его, и мне с трудом удалось остановить себя от желания бросить все и помчаться домой. В какой‑то момент мелькнула мысль, что именно так и нужно поступить, ведь попав в Фадрагос, я полностью исчезну из памяти людей, с которыми когда‑либо встречалась. Как назло, Вадим Николаевич медлил, рассаживаясь на стуле, и попутно ругался на какой‑то ремонт и старые трубы. Видимо, допрос должен был состояться совершенно иначе, но это меня не интересовало. Хотелось попросить мужчину ускорить процесс, но я опасалась, что вызову лишние подозрения и это, наоборот, все затянет. Наконец следователь отдал мне протокол на подпись, а когда я уже выдохнула и приподнялась, внезапно поинтересовался:

– А с Дарьей Красновой вы давно дружите?

Гром сотряс окна, тяжелые капли ударили по стеклу. Я сглотнула, наблюдая, как за секунды улицу заволокла серая пелена ливня. Сердце сжалось, желудок скрутило до тошноты. Комок горечи поднялся к горлу. Потеряв дар речи, я перевела взгляд на следователя. Какая к черту Краснова? Духи Фадрагоса!

– Я знаю, что вы знакомы. Вам известно, чем она зарабатывает на жизнь, Анна?

Плевать я хотела!

Дождь стучал по нервам, отнимал воздух и в без того душном помещении.

– С Яковлевым все? – сипло спросила я, оттягивая рубашку от потного тела. – Я могу идти?

Следователь с недовольным видом откинулся на спинку стула и как‑то разочарованно произнес:

– Идите.

Я вскочила и поспешила к двери, но успела поймать на себе осуждающий взгляд Риты. Словно она, услышав, что я связана с некой Красновой, винила себя за то, что помогла мне советом против Яковлева.

Черт возьми, что не так с этим миром?!

По коридорам я старалась не бежать, но надолго удержать себя в руках не смогла. Вырвавшись на крыльцо, едва устояла от порыва ветра. Молния сверкнула совсем рядом, через несколько секунд грохот прокатился по небу, сотряс землю. Машина на стоянке разразилась сигнализацией. Прыгая с ноги на ногу, я разулась. Отбросила туфли и помчалась домой.

Асфальт сменялся протоптанными дорожками, а они – плиткой. На проезжей части беспрерывно сигналили автомобили. Огромные дворы высокоэтажек опустели, и мне приходилось лавировать только между лавками и деревьями. Я не оглядывалась, не смотрела по сторонам. Едва ли разбиралась, где нахожусь. Пробежав треть пути, вымокла до нитки. Дождь заливал глаза, заколка слетела и волосы растрепались, прилипли к шее и лицу. Блузка сковывала движения рук, сумка мешала, а юбка путалась на бедрах. Через десяток метров я остановилась, попыталась порвать ее от небольшого разреза, но не вышло. Я потянула еще раз, не отводя взора от дороги перед собой, но мокрая ткань не поддалась. В поисках острого предмета раскрыла сумку, но заметила на земле разбитое горлышко от бутылки. Пока разрывала юбку, почувствовала, как горят огнем стопы. Очередной гром поторопил, и я отбросила осколок и снова сорвалась с места.

И опять проезжие части, дома, лесопарки…

Голова кружилась, в боку кололо, легкие горели, но не это причиняло боль.

Солнце! Оно выглянуло из‑за туч. Последние капли дождя падали на лицо, мешаясь со стекающими слезами. Больно. Пора остановиться…

Не могу. Черт возьми, не могу!

Я проскочила в подъезд, когда из него выходила девушка с собачкой. Услышала вопль недовольства в спину и тявканье, нажала на кнопку лифта, но бросилась к лестнице. Оставляя позади пролет за пролетом, перепрыгивала через ступени. Почти добравшись до цели, споткнулась. Палец хрустнул от удара, вспышка боли пронзила ногу, промчалась по икре, подкосила колено, устремилась вдоль позвоночника, свела челюсти и отдалась короткой пульсацией в затылке. Я распласталась на лестнице, едва не разбив подбородок об острый каменный край. Сцепив зубы, оттолкнулась и помчалась дальше.

Подбегая к квартире, вытряхнула сумку. Ключи отлетели к соседской двери. Я дотянулась до них, подобрала. Разбитые руки тряслись, и я никак не могла попасть в замочную скважину. Зарычав, опустилась на колени. Вытерла слезы предплечьем. Вдохнула – выдохнула. Поддерживая руку второй рукой, вставила ключ и повернула его. Зубы неприятно застучали.

Ты опоздала, Аня. Остановись.

Злость обрушилась волной – короткий крик разодрал горло.

Распахнув дверь, я бросилась на кухню. Открыла окно. Выхватила из холодильника мясо, добралась до ножа и полоснула ладонь. Наконец повернулась к окну, залитому солнечным светом. Подошла к нему, чувствуя, как слабеют ноги, как накатывает усталость. Мысли превратились в сплошной хаос из воспоминаний, бестолковых планов и молитв. Я уперлась в подоконник ладонями, налегла на него животом и вытянулась на носочках к голубому небу. Тучи виднелись далеко на горизонте, сливаясь с серым городом. Я запрокинула голову, шевеля губами – охрипший голос не способен был даже на шепот: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста»…

По ногам промчалась дрожь, а следом за ней устремилась прохлада. Ногти поломались о подоконник, безуспешно заскользили по шершавой поверхности.

Я пыталась удержаться, устоять, но сползла на холодный пол. Осмотрелась. Тугой ком снова поднялся к горлу. Все вокруг вызывало омерзение, и я подобрала ноги под себя, вжалась в стену.

Подальше от этого… Пожалуйста, пожалуйста…

Слезы заволокли глаза, и боль изрезанных, побитых ног, разодранных и ушибленных ладоней воспользовалась этим мигом – просочилась в сознание. Вернула мысли к подобию порядка. Я сглотнула и скривилась от солоноватого вкуса крови – щеку изнутри неприятно дергало. Почему? Почему, испытывая всю эту чертову боль, я все еще не схлопотала сердечный приступ? Было бы здорово. Это было бы в самом деле здорово…

Я посмотрела на белую блузку, заляпанную кровью. Раскрыла ладонь с глубоким порезом и глянула на рукоять ножа, лежащего возле мяса на кухонной стойке. Напряглась, пытаясь приподняться, но, втянув сквозь сжатые зубы воздух, села обратно. Большой палец на ноге побагровел, распух; ноготь посинел у основания, а местами под ним виднелись кровавые сгустки. Я вдохнула глубже и, зацепившись рукой за подоконник, встала на побитые колени. Почти поднялась на ноги, когда услышала от входной двери голос мамы:

– Аня? – Она побледнела, увидев меня, и выронила торт. – Господи, Аня!

Я стиснула зубы, стараясь не завыть от злобы и бессилия. Ты заперта, Аня! Скована без цепей! Смирись, ничтожество.

* * *

Любое существование требует усилий, и иногда эти усилия неоправданно огромны. Я пыталась жить дальше, улыбаясь и все глубже погружаясь в бесконечную ложь. Однако врать долго не получалось. Ушибы, синяки, порезы – все это поныло, почесалось и исчезло, но другие раны… Другие раны заживать так просто не хотели.

Они вскрывались по ночам, терзали сердце и душу, вынуждали закусывать подушку, чтобы предупредить рвавшиеся крики стонами и скулежом. Под утро становилось легче, но лишь до рассвета.

Рассвет… Что может быть хуже, чем встречать рассвет, зная, что Кейел никогда не придет ко мне с первыми лучами? И больше никогда не пообещает, что не оставит меня, потому что я сделала это первой.

Я виновата. Виновата…

Иногда сил хватало, чтобы отвернуться от новорожденного Солнца и закрыть глаза. И тогда сон подступал. Подступал неохотно и осторожно, будто боялся моих кошмаров сильнее меня самой.

Обычно после обеда я просыпалась на мокрой от пота кровати. Просыпалась от снов, в которых вырезала сердца. Как правило, Тодж умудрялся сбежать, поэтому начинала я с ласковой Феррари, а хмурого Кейела всегда оставляла напоследок. Частенько эту привилегию хотелось отдать Роми из‑за его наглой усмешки и оскорблений, потому что во всей лжи, окружающей меня, его слова звучали правдиво и их приятно было слушать. Но все‑таки последним становился молчаливый Кейел. Он так обиделся на меня, что почти во всех снах не хотел говорить со мной. Вырезать его сердце оказывалось больнее всего. Оно было разбитым, и кровавые осколки отражали мое печальное лицо и бесстыжие глаза, а еще резали мне руки, пока я извлекала их. Все сердца я должна была спрятать в ящик и закопать глубоко в землю, чтобы они не видели моего позора и прекратили своим существованием стыдить меня.

Иногда кошмары были другими. Эти кошмары начинались приятно: я возвращалась к Кейелу. Или он приходил с рассветом ко мне… В этих кошмарах они объединялись с Роми и охотились за мной. Никакая мольба о прощении не помогала. В конце Кейел всегда обещал, что не проткнет мое сердце, и тогда обязательно перерезал горло. Или наоборот – давал слово, что не перережет глотку, и при этом страдало сердце.

Я просыпалась и мчалась в туалет. Меня рвало желчью, потому что в пустом желудке больше нечему было взяться. Когда и с ней стало туго, горло просто сводило спазмом и долго не отпускало. Приходилось дышать через силу. Через силу, которой почти не осталось даже для того, чтобы давиться ненавистным прокисшим воздухом запущенной квартиры.

Первое время от меня не уезжала мама, а папа уговаривал временно переехать к ним. Я не хотела ничего, но пыталась отшучиваться. В своих странных увечьях винила стресс, вызванный собеседованием и странным допросом. Участие Яковлева в моей непростой жизни пришлось кстати. Силы расходовались с каждым новым враньем, с каждой улыбкой и радушием. В итоге силы исчерпались. Я, пообещав, что ничего плохого не случится, попросила маму уехать и позволить мне побыть одной.

Спустя несколько дней скис суп, который я не убрала в холодильник. В самом холодильнике к концу недели испортилась колбаса, распухла пачка с молоком, а еще через пару дней стали подгнивать овощи, и сыр покрылся плесенью. Мусорное ведро источало вонь. Впрочем, как и туалет. Раковина забилась заваркой после того, как я не нашла чистого стакана, чтобы просто попить воды. Мойка на кухне была завалена посудой, и я выплеснула из какой‑то кружки тухлый чай в раковину в ванной. Этот бардак раздражал. Раздражал голод, спертый воздух, вонь и жирные мошки, ползающие по посуде. Раздражали сны, скомканное и провонявшее потом постельное белье. Раздражала грязь на немытом теле и липкие волосы. Раздражало отсутствие сил, чтобы справиться с тем, что меня раздражает.

Сколько прошло времени? Полторы недели или две? Я не помнила. Ночью плакала, днем спала. Все спуталось.

Потом мама подослала ко мне Егора. Он долго говорил со мной, но успеха не добился. Почти. Меня насторожила информация, которой он обмолвился – мама часто говорит обо мне по телефону со школьным психологом… Вдобавок брат начал убираться в моей квартире, невольно пробуждая стыд и раздражая. Пришлось собирать себя с кровати, вставать и помогать ему. Казалось, через пару часов я даже расходилась, прониклась, ожила. Вот только стоило Егору уехать, квартире оказаться чистой, а мне помытой, как цель жизни снова ускользнула.

Однако именно это и натолкнуло меня на мысль, что я снова начну жить, когда поставлю перед собой цель. Но цель никак не находилась, чтобы ее поставить.

Я целыми днями лежала на кровати, снова обрастала грязью и выдумывала цель.

Самой красивой целью стал собственный остров, но я быстро снизила его ценность до яхты. Потом представила у себя эту яхту и не поняла, зачем она мне. Вот был бы Кейел рядом, я бы показала ему достижения нашей цивилизации. Но Кейела рядом не было. А будь он рядом, и яхта была бы не нужна. С ним и без нее хорошо.

Тогда я решила, что большие цели сейчас не имеют для меня никакой ценности, потому что слишком далеки, а оттого эфемерны. Нужны не цели, а маленькие задачи. Вместе с задачами придумаются цели.

Первой задачей стало привести себя в порядок. Второй – подумать о будущей работе. Возможно, мне стоит поразмыслить о смене профессии?

Хотелось быть полезной обществу настолько, чтобы мой вклад был неоспорим. Поэтому я сразу же вспомнила о политиках, но так же быстро, как и вспомнила, отмахнулась от идеи – много слов, мало дела. Пришлось идти от обратного. Однако те, кто много делает, но мало говорит, как правило приносят больше пользы тем, кто много говорит. Пользу же хотелось приносить с умом и в основном тем, кто много делает. Варианты, конечно, отыскались, но идти по стопам мамы желания не возникало, да и не все там так просто, как кажется на первый взгляд. Вспомнив о клинической анатомии, приуныла… Медицина слишком трудна для меня.

Возникла необходимость проветрить голову.

Это была первая прогулка за долгое время. Теплый ветер кружил голову, солнце ослепляло, птичий щебет долетал до слуха сквозь беспрерывный шум двигателей машин. На крыльце продуктового магазина я увидела молодого парня в инвалидной коляске и по неясной причине ощутила укол вины, будто причастна к его скованной жизни. Парень крутился вокруг крутого пандуса и все никак не рисковал на него заехать. Однако ему помог добрый мужчина. В магазине я перекладывала купленные продукты из корзины в пакет. Краем глаза снова заметила парня в коляске, проследила за ним, и взгляд невольно зацепился за стеклянный ящик, прибитый на стене у выхода и забитый деньгами. Религия. Чем не польза? Верить в хорошее – всегда полезно. А полезно ли быть монахиней?

Обдумывая эту мысль, я вышла на улицу и увидела, как парню снова помогли съехать по крыльцу. Какой идиот организовывал этот пандус? Я запрокинула голову и заметила на фоне неба золотистый купол с крестом. Нахмурилась и оглянулась на магазин.

А что если установить рядом с церковными ящичками такие же, но для помощи инвалидам? Потом построить пандусы удобнее, а в трудных участках установить маленькие подъемники. Как много людей… Закусила губу, не озвучив мысль до конца даже в голове. Тебе ли не знать о конкуренции, Аня? Купала так же, как и пандусы, возводят не бесплатно. Да и ящички явно надо согласовывать с администрацией… магазина, района или города?

Заозиралась и постаралась дышать так, как если бы только что невидимые оковы не стали толще. Задача выбрать полезную профессию для общества, не утратив при этом саму себя и не ограничив собственные стремления, стала такой же эфемерной, как и личная яхта.

Но над яхтой еще можно подумать.

Бесполезная на первый взгляд прогулка все же помогла. Я хотя бы точно поняла, что не могу больше усидеть дома, что четыре стены давят на меня и угнетают. Жить все еще хотелось. И хотелось жить счастливо, даже если без Кейела.

Я позвонила в бассейн, но все дорожки, как назло, были расписаны на несколько дней вперед. Увидев в окне зеленую крону высокой березы, улыбнулась одними уголками губ. Через несколько мгновений онлайн‑карта открывала передо мной всю окрестность города. Спустя двадцать минут я изучала туристические форумы. Еще через десять минут переписывала маршрут до отдаленного леса, в котором спрятано небольшое озеро. Именно то, что нужно, чтобы хоть как‑то поубавить тоску.

Выходя из подъезда заметила, как к дому подъехала полицейская машина. Опять? Нет, ребят, я не в настроении, а от вас и впрямь иногда полезно прятаться.

Натянув капюшон плотной байки на голову, я повернула в другую сторону. Под палящим солнцем закрытая одежда быстро разогрелась, и хотелось раздеться хотя бы до майки. На углу универмага встала в густую тень и запихнула байку в большой рюкзак. В магазине прикупила сухарей и воды, после чего побрела к остановке. По дороге сбросила Егору сообщение о своих планах и координатах, где буду находиться. Родным и без того сильно досталось по моей вине, и волновать их лишний раз не хотелось.

Душная маршрутка вовремя доставила меня на железнодорожный вокзал. В полупустой электричке я заняла свободное место у окна и всю дорогу наслаждалась быстрым мельканием природного пейзажа. Он позволял мне легче вспоминать любимые зелено‑карие глаза. И в какой‑то момент показалось, что если я поверну голову, то увижу рядом с собой Кейела. Он усмехнется, убирая русую прядь за ухо. Потом возьмет меня за руку и хриплым голосом участливо поинтересуется: «Устала, Аня? Может, пить хочешь?».

Я улыбнулась, буквально чувствуя его присутствие возле себя. Ощутила прикосновение к плечу и дыхание на коже. Но поезд въехал под мост, и потемневшее стекло показало мне горькую правду. За спиной было пусто.

От одинокой остановки, походившей на сарай, я направилась южнее. Двигалась по обочине пока не приметила широкую колею, уводящую в лес. Свернула на нее, скрываясь от палящих лучей солнца. Приостановилась и, обернувшись к тихой дороге, втянула носом едва уловимый запах хвои и дорожной пыли. Над раскаленным асфальтом поднималось марево. Несколько ласточек промчались низко над ним и снова взмыли к небу. Я улыбнулась широко и прислушалась. Лес жил. Стучал, клекотал, заливался трелью и щебетом, жужжал и звенел.

Лес жил. И я оживала вместе с ним.

Несмотря на зной и полное отсутствие ветра, я натянула на себя байку, застегнула ее и накинула капюшон. Путь предстоял неблизкий и, как обещали ребята в своих рассказах на форуме, путь предстоял непростым – через овраги, заросли орешника, вброд через реку и дальше…

Путь оказался длинным и прекрасным. Я наслаждалась запахами лесных трав и цветов, видами малинников, орешников, грибных полян и звуками, неумолкающими, яркими и отчетливыми. Солнечный свет пробивался сквозь густую листву, прогревал мягкую почву, освещал холмики, покрытые сочной зеленью кислицы, а в других местах – подоспевшей земляникой. Где‑то встречались участки сырые, куда не могло добраться солнце, но и там, проваливаясь во влажный мох по щиколотку, я отдыхала душой. Немного портил атмосферу шум поезда, добирающейся так далеко от железной дороги. Еще часто ее нарушали просеки и ЛЭП, а последние к тому же гудели, чем очень нервировали.

Время подсказывало, что в лесу мне предстоит заночевать. Но я только обрадовалась таким мыслям, даже если ночевать придется на голой земле.

К озеру я вышла утомленная дорогой, но в приподнятом настроении. Разглядывая темную водную гладь, улыбалась. В отдалении за спиной вновь почудилось присутствие Кейела. Нет, Аня, нельзя верить обманчивым ощущениям. Но все‑таки Вольный – не выдумка. Не плод воображения. Что он делает сейчас? Вот прямо сейчас. Идет по тропе, обозначенной красными лентами? А может, разделывает дичь, пойманную Тоджем. Или выслеживает тех, кто был замечен в поиске сокровищницы…

Опустив рюкзак на землю, я сбросила капюшон и приблизилась к высокой сосне, покрытой мхом. Прислонилась к стволу, погладила шершавую поверхность. Закрыв глаза, прижалась щекой и вдохнула терпкий, горьковатый аромат древесины и хвои. Представила, как Кейел прямо сейчас осторожно ступает в лесу Фадрагоса, прикасается рукой в перчатке к стволу дерева, высматривая тропинку или Мивенталь, принявших облик какого‑нибудь зверя. В груди потеплело, а границы между мирами, казалось, истончались, стерлись.

С трепетной надеждой и верой в придуманную сказку я открыла глаза, но ничего вокруг не изменилось. Издали вновь донесся звук поезда, окончательно возвращая меня в твердую, непоколебимую реальность. Я отошла от дерева, стянула с себя байку. Вскоре разделась догола и надела самую длинную рубашку, которую только смогла найти в своем шкафу. Кажется, она принадлежала Жене. Но сейчас для меня не имело значения, чья она, лишь бы только не пахла чужим одеколоном. Кондиционер для белья не так раздражал, да и тина быстро отвоюет первенство в запахах.

У пологого берега вода была теплой и прозрачной, пока я не потревожила ил. Его чернота спрятала ноги и ближайшие водоросли. Я осторожнее шагнула по дну, надеясь, что до этого озера не добрались недобросовестные туристы, разбрасывающие битое стекло и мусор. Поранить ноги не хотелось бы. Дальше от берега вода холодела, перехватывала дыхание и студила пальцы. За тепло пришлось сражаться и плыть активнее. Вскоре я разогрелась и забылась, плескаясь и ныряя неглубоко. Забылась настолько, что воспоминания о жизни в Фадрагосе застилали реальность. Я брызгалась и, улыбаясь широко, беззвучно плакала. Когда‑то Кейел затянул меня в дело с Красной Осокой и на лесном озере затащил меня в воду. Безумный парень заигрывал со мной, резко переводя темы от убийства девчонок к симпатии ко мне. О чем он говорил?

Я засмеялась, внезапно вспомнив, как до этого они с Тоджем напугали меня. Потом были еще озера и реки, лесные тропы и бескрайние степи…

Воспоминания завлекли настолько, что я не заметила, как низкие тучи наползли со всех сторон. Почерневшее небо загремело над головой, раскатилось громким недовольством, обрывая лесные звуки и отнимая бесценные воспоминания. Держась на воде, я осмотрелась. Лес помрачнел, тени в нем сгустились. Видимо, ночевку придется отложить. Одно дело спать на сухой земле, совсем другое – вымокнуть и продрогнуть от холода без возможности нормально согреться. Костра может оказаться недостаточно.

Я отфыркалась и поплыла к берегу. Выбралась из воды, продолжая обдумывать варианты. Возможно, гроза быстро пройдет, а земля не успеет превратиться в болото… Наклонилась за штанами, брошенными на поваленное дерево. Потянула их, но ремень зацепился за мелкие сухие веточки. Я ухватилась за него и дернула. Влажная ладонь соскочила, пряжка звякнула, ударяя по пальцам. Я прыснула от неожиданности и выпрямилась. На подушечке большого пальца осталась дорожка ободранной кожи. Прямо по центру медленно проступила одна капля крови, и я поднесла палец ко рту, чтобы слизать ее. Ерунда.

Краем глаза заметила стремительное движение. Дернулась в сторону, пытаясь уклониться. Замахнулась рукой, опережая удар. И слишком поздно осознала, кто именно мой враг…

Резкая вспышка ослепила. Холод пробрал на мгновение, вытеснил воздух из легких. Я потеряла равновесие и упала на зад, ушибая его.

Отступивший было холод вернулся. Окутал мокрое тело, и мурашки покрыли кожу. Тишина настораживала. Только легкий треск и фырканье боролись с ней. Еле уловимые звуки, какие издают факелы или маленькие костры… Кто‑то тихо залепетал мелодичным голосом. На каком языке? Приятном, будоражащем… Почти родном.

Сидя на чем‑то твердом и холодном, я прислушивалась. Глаза открыть боялась. Боялась, что настолько яркая фантазия раскрошится о неуступную реальность. Затаившееся после испуга сердце набирало скорость, а его удары силу. Кровь разогревалась, разгонялась по венам. Подобно наркотику, разносила пьянящую радость.

– Ты не прав, илсейская паутина свяжет нас крепче, – отчетливо прошептала девушка. – И мы с тобой станем неразлучны на всю жизнь.

Илсейская паутина… Духи Фадрагоса, вы ласкаете мой слух, позволяя слышать эту речь!

Несмотря на то, что вокруг явно никто не сражался, а значит, меня занесло не на поле боя, я широко улыбнулась. Вдохнула глубоко и открыла глаза.

Стылый земляной пол подо мной был покрыт вязью древних символов. Они образовывали круг, а его кто‑то щедро окропил кровью. По краю расставил то, что использовали в Фадрагосе вместо свеч. На севере… Огоньки трепыхались со всех сторон, мерцали, дрожали, будто от холода. Голова закружилась, во рту пересохло. Ослабевшей рукой я потянулась к ближайшему огоньку. Поднесла к нему палец, и крохотное пламя вспыхнуло, дернулось испуганно. Через миг принюхалось, лизнуло теплом. Распробовало вкус. И наконец – набросилось, жадно кусая.

Я отдернула руку, радуясь боли. Стиснула зубы, сдерживая слезы и рвущийся смех. Продолжила молча и с восторгом изучать окружение. Надо разобраться, куда меня занесло.

Грубо отшлифованная стена блестела от влаги, а местами была покрыта изморозью. Несмотря на то, что по ней, подобно толстым венам, раскинулись крепкие корни, ее вдобавок укрепили толстыми балками. Между двумя такими поместился дощатый стол. Он удерживал на себе железный подсвечник, в котором танцевали три огонька. Их свет выхватывал бардак из разбросанных свитков, обработанной кожи с письмом на ней, сундучок, деревянный ящичек и нишу, выбитую в стене прямо над столом. В ее глубине блестели пузатые склянки, а на краю примостились две деревянные кружки.

Ножку стола запачкала кровь. Там же, возле нее, прямо на полу, были скинуты одна на одну две тушки зайцекрылов. Глотки зверьков были перерезаны и вывернуты. Рядом с ними небрежно лежала окровавленная миска, а чуть ближе к стене, в тени стола и сушенных трав, свисавших на веревке, стояла клетка с еще одним зайцекрылом. Он блестел черными глазками, дергал усами и ушами и тихо хрустел свеклой.

– Не смеши меня!

Я вздрогнула и резко повернулась на тихий голос. Сердце замерло на миг. Какая же она красивая… Эльфийка, не обращая на меня никакого внимания, едва слышно смеялась. Ее плечи двигались под черным меховым плащом, и платиновые волосы, лежащие на нем, переливались золотом огней. Молочная кожа, казалось, сияла, а на щеках розовел румянец. В изумительном разрезе глаз, под густыми ресницами пряталась глубокая синева. Девушка смотрела в пустоту перед собой, кокетливо опустив веки, и изящно двигала рукой, словно гладила кого‑то по лицу. На ее запястье виднелся свежий порез, перепачканный кровью.

Что же ты творишь, Десиен?

Сам балкор тоже находился в помещении. Он сидел в кресле, приставленном у противоположной стены: облокотился на деревянный подлокотник и, свесив голову, заслонял глаза ладонью. Белые волосы падали на лоб, покрытый едва заметными морщинками – городской защитник хмурился. Тонкие длинные пальцы дрожали не то от усталости, не то от нервов. Из приоткрытого рта с шумным выдохом вырвался еле заметный пар.

Знакомое лицо вызвало восторг, а понимание того, что натворил балкор – благодарность. Но я держала себя в руках. Глубоко вдохнула холодный воздух, облизала губы и беззвучно пересела на колени. Воротник мокрой рубашки коснулся шеи и ключиц, напомнил, в каком виде я нахожусь. На севере. С Десиеном. В землянке…

Древние символы, свечи, убитые звери, сумасшедшая эльфийка…

Эльфийское прощение, уникальная кровь, клятва балкоров…

Череда воспоминаний позволяла уловить одну единственную мысль – необходимо бежать от городского защитника.

Откуда‑то сверху донеслись голоса, привлекли внимание. Сердце ухнуло. Лестница тянулась вверх чуть дальше от кресла, в котором расположился Десиен. Протяжный скрип коснулся слуха, по ступеням застучали тяжелые подошвы. Из‑за угла еще никто не показался, но уже прозвучал громкий вопрос на общем языке, но с незабываемым акцентом, будто говорящий плюет и харкает словами:

– Ну что, получилось?

– Нет, – раздраженно отозвался Десиен и стал тереть закрытые глаза.

Его невеста заговорила с воображаемым любимым громче. Дес повысил тон:

– Я устал разбираться в этих символах. Замерз, проголодался и засыпаю. В скверну все! Надоело ошибаться! – Крепко зажмурившись, откинулся назад и прижался затылком к спинке кресла.

С последних ступенек спустился крупный васоверг. Чадящий факел, прикрепленный к стене, осветил обезображенное шрамами лицо, два длинных рога и еще два обрубка на самой макушке. Сальные лохмы, небрежно подхваченные на затылке, скрыли в тени глубоко посаженные глаза. Васоверг толстыми пальцами прошелся по большим петлям на тулупе, расстегивая его, и приподнял мясистый подбородок. Остановился возле Десиена и вперил в меня озабоченный взгляд.

За ним следом легким шагом вбежал растрепанный балкор. Он обнимал себя, трясся от холода, кутаясь в теплую куртку, и сутулился, отчего ростом едва достигал плеча громилы. Заметив меня, вздрогнул и отпрянул. Круглыми от удивления глазами пробежался по мне взглядом и обронил какое‑то слово на северном языке.

– Издеваешься? – зашипел Десиен, кривя бледное лицо и отрывая от него руку.

Его злой взгляд быстро переметнулся от собрата ко мне и превратился в такой же изумленный, как и у остальных.

– Правильно он говорит: ты надо мной издеваешься, любимый, – тут же подхватила эльфийка. – Я сильно скучаю по тебе, даже если тебя нет рядом всего миг. Мы должны быть привязаны друг к другу хотя бы илсейской паутиной.

Несмотря на опасность ситуации, моя душа хохотала, сердце ликовало, и мне с трудом удавалось удерживать улыбку. Чувства раскачивались по огромной амплитуде от дикого ужаса перед тремя мужчинами до бесстрашия и эйфории. Я в Фадрагосе!

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы выцепить взглядом кинжалы, засунутые за пояса неизвестного балкора и васоверга, и оценить уровень угрозы. Смертельная. Еще один кинжал, украшенный резными символами и запачканный кровью, лежал на свободном подлокотнике возле Десиена. Моток крепкой веревки висел за его спиной на крупном крюке. А возле лестницы громоздились ящики для овощей, лопаты и метла. Крупная сеть была наброшена поверх ящиков. Добежать до лестницы, опрокинуть эту утварь иумчаться наверх. На свободу.

Вот только добежать в таком тесном помещении, с таким врагом, как васоверг, не представляется реальным. По крайней мере, пока остальное пространство занимают еще два вооруженных балкора. Но… Спасибо Ив. Огромное спасибо! Сама о том не зная, ты прямо сейчас отплатила за все, что я сделала для тебя. Ты подарила мне шанс на спасение.

– Не пугайте ее, – с радушной улыбкой на лице отдал приказ Десиен, а потом, цедя сквозь зубы, добавил: – И, Инхар, умоляю тебя, не сверни ей шею раньше времени.

Васоверг, посмотрев на мои плечи, поморщился.

– Лем, – мягко позвал городской защитник, и балкор вздрогнул. – Не забудь про сеть.

Балкор безропотно шагнул в сторону, и Дес о чем‑то прошипел на северном. Его собрат замер, а потом улыбнулся мне, бросая невинные взгляды на ящики.

– Подозрительно спокойно ведет себя эта девица, – заметил насупленный васоверг. – Из какой дыры ты ее достал? Может, и сопротивляться не будет, раз сейчас такая покладистая.

– Не знаю, откуда, но точно не из Фадрагоса. Глянь на ее рубашку. У нас таких не видел даже у приходящих изгоев. Ну, действуем?

Васоверг ухмыльнулся и кивнул, кладя руку на кинжал. В какой‑то момент хотелось дать понять Десиену, что я знаю его и все прекрасно понимаю, но я отмела эту идею. Села удобнее, стараясь утаить напряжение и страх. А затем шепотом позвала маленьких союзников, настолько бесполезных, настолько слабых, что хватает и тех крох воды Истины в воздухе, чтобы призвать их даже на мертвой земле:

– Кханкалка, придите. – И набрав полную грудь воздуха, задержала дыхание.

Первые секунды ничего не происходило, и я нахмурилась. Противная дрожь паники прокатилась вдоль позвоночника, усилила холод. Но спустя миг позабытая всеми эльфийка уперлась в землю и опорожнила желудок. Мужчины, обратив внимание на нее, насупились и застыли.

Сердце замерло от ожидания их реакции.

Первым чихнул васоверг, изумляя меня. Потер крупный нос и сразу же чихнул снова. Да он же балкор! Вторым от души чихнул Десиен, пряча лицо в ладонях и налегая на колени. Третий балкор часто заморгал, прослезился, нервно хватая воздух ртом, а затем сдался и расчихался – коротко, часто и склоняясь все ниже и ниже к земле.

На какое‑то время я растерялась, наблюдая за тем, как мужчины чихают и вытирают слезы со щек. Они беспомощно оглядывались, будто выискивали источник вони или просто‑напросто позабыли, где выход. Их оглушительные, скромные и короткие, нервные чихи заполнили помещение, заглушили визг зайцекрыла, заметавшегося в клетке, и плач разнеженной эльфийки.

Разнеженной ли? В прошлый раз я в шутку призвала смрадных духов на открытой поляне, обдуваемой утренним ветерком, и их резкая вонь вызвала незабываемую суматоху в лагере, а затем еще долго преследовала всех нас.

На всякий случай, я зажала нос пальцами и прикрыла рот ладонью. Поднялась и быстро направилась к выходу. Когда проходила мимо Десиена, он протянул ко мне руку, ухватил за рубашку, но выпустил ее, в очередной раз чихая и сползая с кресла. Мужчины опомнились, взбудоражились, и я ускорилась. Промчалась к лестнице и все же задержалась. Без хорошего вдоха никак не удавалось опрокинуть тяжелые ящики и завалить ими проход к лестнице. Я ухватилась за метлу, с силой ткнула в живот близко подошедшего васоверга, и он согнулся. Снова оглушительно чихнул. Воспользовавшись моментом, я хлестнула метелкой его по лицу и глянула в сторону более слабого балкора. Тот, заливаясь слезами, отпрянул, зацепился ногой за какие‑то тряпки и завалился на спину. Чихать, впрочем, не прекратил даже падая.

Хотелось выдохнуть. Отчаянно хотелось выдохнуть, а потом вдохнуть полной грудью, но… Не зря я столько плавала и ныряла! Сжимая челюсти и губы, просунула крепкий черенок между ящиками и стенкой и воспользовалась им, как рычагом. Раздался грохот, разбилось какое‑то стекло, овощи рассыпались и покатились по полу. Я помчалась наверх, крепко сжимая кулаки. Черенок колол ладонь засохшим обломком ветки. В темноте я нащупала тяжелый люк, оббитый тряпками. Толкнула его плечами и шеей, он со скрипом поддался. Морозный воздух коснулся лица. Лунный свет стелился по лесной поляне, покрытой мерцающим снегом. За спиной послышался треск – видимо, балкор‑васоверг расчищал путь. Я не стала испытывать судьбу и вырвалась на зимний холод. Наконец вдохнула студеный воздух. Отвратительная гнилостная вонь все равно въелась в рот и нос. Желудок сжался, горло сдавило спазмом, и меня едва не стошнило. Я заглянула в узкий проход, увидела залитого слезами и перекошенным от злости лицом васоверга. Улыбнулась и захлопнула люк. Взглянула на метлу, хмыкнула и просунула черенок в железные ручки, блокируя выход.

Пусть помучаются. Хотя бы временно.

Не теряя ни секунды бросилась к высоким стенам города, виднеющимся из‑за густых макушек елей и сосен. Холод окутывал тело, щепал за лицо, плечи, шею, живот… В какой‑то миг я остановилась и подняла одну ногу, разглядывая ступню. Она не горела от мороза, не болела, а пальцы на ней, в отличие от пальцев на руках не ныли.

Я все еще Вестница? Но почему?

Оглянулась на оставленный позади лес. Не время для размышлений. Я посреди зимней студеной ночи в одной мокрой рубашке убегаю от уродов, которые хотят за счет моей жизни освободиться от клятвы.

Посмотрела на стены города и отступила. От Десиена за этими стенами не укрыться. Соггоры могут не поверить мне, а меня к ним могут не пустить просто так. Учитывая хитрость Десиена, нельзя полагаться на удачу. Он запросто выдаст меня за сумасшедшую южанку, и никто не позволит мне и слова вымолвить. Что мне делать, Кейел? Что бы ты посоветовал? Как обхитрить изворотливого лжеца?

Не усложнять то, что можно упростить – это первое. Разобраться с первостепенными проблемами – второе. Вступить в бой и… драться? Нет, только одно – убить.

Я посмотрела на пустые руки, прислушалась к себе – Единства не было. Без оружия не убью. Как уравнять силы? Добыть оружие я смогу только в том случае, если не замерзну раньше времени. Мокрая рубашка уже закоченела и даже не гнулась. Покрытая изморозью ткань царапала кожу, опасно липла к ней, и я не без труда стянула ее, оставаясь посреди снегов абсолютно нагой. Потерла плечи озираясь.

Вернуться в землянку и обобрать врагов? Выпишу себе приговор. Если бы не сила Вестницы и безветренная погода, я бы уже закоченела.

На высокую городскую стену легла огромная тень, сбила с мысли. Она мчалась, изредка лениво двигая крыльями. Я запрокинула голову и увидела в небе темный силуэт дракона. Спасибо, Кейел! Духи Фадрагоса, спасибо за знания, родной!

Ледяные драконы защищают Обитель севера, но грозных защитников необходимо держать сытыми…

Хриплый рык второго дракона послышался в стороне. Там виднелся холм. Именно оттуда, отталкиваясь крыльями, взлетал второй дракон. Я дождалась, когда он взмыл в небо и бросилась к кладбищу северян. Бежать было трудно. Холодный воздух раздирал горло, жег легкие, царапал лицо и резал глаза. Ноги проваливались по колено до тех пор, пока я не выскочила на колею от саней.

Даже на севере не все трупы промерзали, поэтому к едкому смраду Кханкалок добавилась отвратительная сладковатая вонь разложившейся плоти. Замерзшие пальцы липли к одежде, покрытой корочкой льда. Я с трудом расталкивала окоченевшие тела, отыскивая пригодную одежду. Мародерство – так бы назвали то, что я сейчас делаю, на Земле. Выживание – вот как воспринимают фадрагосцы то, что считают остро необходимым для живых и что уже бесполезно для мертвых.

В скором времени я перетаптывалась босыми ногами на снегу, оценивая ощущения. Плотные штаны были велики, но не смертельно – крепкий ремень спасал ситуацию. Шерстяной свитер кололся, зато горловина плотно закрывала шею до самого подбородка. Меховой плащ был тяжеловат для утраченных силы мышц, но в непростом походе я собиралась исправить отвратительную ситуацию. Традиция северян – отдавать на съедение драконам тела умерших в самых лучших нарядах, какие заслуживали их близкие, – помогли обзавестись оружием. Кинжал с ножнами приятно добавлял весу правой ноге, а во фляге, инкрустированной самоцветами, плескался, судя по запаху и вкусу, коньяк.

Накинув капюшон, я поспешила прочь от стен города. Углубившись в лес, нашла поляну и долго рассматривала звезды над головой, вспоминая, как ребята определяли по ним направление. Отыскав то, что они принимали за грифона, повернулась строго к его хвосту и продолжила путь. Шла так быстро, как только могла. Постоянно оглядывалась на город, ожидая услышать рано или поздно, как северяне затрубят в рог. Но до самого рассвета стояла тишина. Лишь в лесу ухали совы, тявкали лесные звери, которых не пугал холод.

С рождением Солнца, раскрашивающим небо в лилово‑розовые оттенки, я вышла на опушку леса. Стоя на высоком холме, разглядывала Ледяную долину. Обманчиво тихую, дружелюбную, открытую безветрием взору и принимающую ласковый свет зари. Она манила и обещала легкий путь.

– Не ври, – потребовала я, и облачко пара заклубилось перед лицом. – Я знакома с тобой, беспощадная убийца. – Потерла щеки руками, спрятанными в теплые, приятные на ощупь перчатки, стараясь немного согреть лицо. – Но я рада снова видеть тебя.

Она ответила незамедлительно пробуждением легкого ветерка. Он толкнулся в лицо, собрал снежную насыпь и закрутил ее на льду. Я отступила в тень леса, обдумывая дальнейший путь и вспоминая, сколько идти до оазисов тепла. Без еды и воды я точно умру. Придется немного задержаться в здешних местах, чтобы подготовиться к трудному переходу через долину.

Тотчас на юго‑востоке протяжно завыли волки. Следом разнесся предсмертный вопль их жертвы. Сердце сжалось, липкий страх сковал тело, оборвал дыхание. Но вопреки ему на лице расползлась ликующая улыбка, а через миг сердце заколотилось, кровь устремилась по венам быстрее, согревая и облегчая дыхание. Первые лучи солнца ослепили, и улыбка стала шире. Я иду, Кейел.

Прижав ладонь к стволу высокой ели, втянула густой аромат хвои и прошептала:

– Встретимся на рассвете, бессовестный Вольный.

По следам прошлого

Глава 1. Переход 

Небольшой костер трещал, плевался искрами и согревать не думал. Босые ноги не мерзли, но тело не отпускал легкий озноб, мороз щипал лицо и не щадил глаза. Кончик носа давно перестал гореть и только неприятно шелушился. Аромат жареного мяса, витающий над заснеженной поляной, кружил голову и пьянил, но мог быть опасен, привлекая изголодавшихся хищников. Я понимала, что рискую, но сильнее рисковала умереть от слабости и отсутствия горячей пищи.

С румяной тушки упитанного зайцекрыла стекал жир, капал на пылающие, черно‑алые с сизыми отметинами огня, поленья, шипел и пузырился на них. Сколько бы я ни сглатывала, слюна все равно забивала рот снова и снова. Когда желудок разболелся, а голод стал нестерпимым, я поднялась с места. Взвела болт в небольшом арбалете, проверила, легко ли вытаскивается кинжал из ножен, и, разглядывая кустарники, скрытые в ночной мгле, обошла небольшой периметр возле стоянки. Долго прислушивалась, озиралась, крепче сжимая арбалет, на расстоянии обходила толстые стволы высоких сосен, кедра и низкие разлапистые ели.

Ни души.

– И сегодня тебе везет, Асфи. Все еще не находишь это странным?

Горло побаливало, и голос немного хрипел, но мне и с этим везло – никакой температуры не наблюдалось. Только острая боль в горле. После всех дней и ночей, проведенных в снежно‑ледяном аду, мне казалось, я как минимум отморожу себе ноги и руки, но, видимо, силу Вестниц в прошлой жизни я сильно недооценивала.

Убедившись в собственной безопасности, я быстро вернулась к крохотному костру, забралась под густые лапы высокой ели, справа от себя воткнула кинжал в снег и там же положила арбалет. Стянула перчатки, потерла озябшие руки друг о друга и, сложив лодочкой, дохнула на них. Не особо помогло, но почему‑то подобный ритуал вошел в привычку. Не тратя больше ни секунды, сняла с рогатин удачно пойманного зверя.

– Скверна тебя побери! Духи Фадрагоса, горячо! – прохрипела, обжигая руки и пытаясь оторвать ножку.

Мясо до конца не прожарилось, но я не способна была терпеть дольше. Руки тряслись от голода, а слюной я могла бы захлебнуться. Чтобы справиться с ужином, пришлось повалять его в снегу, стараясь не испачкать, и помочь себе охотничьим ножом. Когда‑то в бывшем доме я слышала, что человек чувствует самый яркий вкус еды только в первые минуты, а потом просто забивает желудок. Сейчас я бы с утверждающими не согласилась. Едва не проглотив собственный язык с куском горячего мяса, скривилась из‑за рези в горле. Только от второго куска, кое‑как прожеванного, во рту осталась легкая, но такая божественно нежная сладость. За сладостью последовала горечь крохотной обугленной корочки. Я глотала ужин, нетерпеливостью жгла горло и язык, а когда повредила рецепторы окончательно, просто давилась мясом. Никакого вкуса не ощущала.

Головокружение и слабость тоже не отступали. А так хотелось верить в чудо… Впрочем, чудес на мою долю выпало и без того немало. Столько не отсыпалось даже тем «попаданцам», о которых я успела прочесть во время короткого возвращения в бывший дом. Конечно, первые дни моего скитания в ужасных, холодных лесах напоминали предсмертные муки, и я даже всерьез приготовилась распрощаться с жизнью, но мне улыбнулась удача. От голодной смерти меня спасла другая смерть…

Я назвала этого эльфа Стойким. Мне необходимо было дать ему хоть какое‑то имя, чтобы попросить у него прощение, отбирая вещи. Да и о разговоре я мечтала неописуемо сильно. Вот только беседа с покойником угнетала и расстраивала. Зато с именем Стойкий казался не таким уж мертвым, а мой монолог стал походить на диалог.

Судя по холщовым тряпкам, в которые Стойкий обматывался, и не особо утепленной одежде, он пришел с юга. И ведь почти добрался до города. Ему оставалось не так много, но у него давно закончилась вода и, наверное, он не знал, где отыскать родник. К сожалению, пить только талый снег – не самая лучшая идея. Некогда Кейел научил нас с ребятами многому, рассказывая о жизни на севере, и если бы не это, меня бы ждала та же участь, что и Стойкого. Дойдя до края ледяной пустыни, этот упрямый эльф подарил мне шанс на выживание. Я нашла у него сумку, веревки, пригодные для силков и ловли рыбы, арбалет и несколько болтов к нему, охотничий нож, огниво, котелок, пустой бурдюк и сушеные травы.

Первые расставленные силки не приносили особой пользы. К тому же я опасалась оставаться на одном месте надолго, ни на миг не забывая, что Десиен мог отправить за мной прихвостней. Несколько раз, возвращаясь к силкам, я обнаруживала только кровь, клочья меховой шкурки или перья. Мою добычу сжирали голодные волки, или другие хищники. Разве важно кто именно?

Каждый раз я ругала преследующую неудачу, но, откровенно говоря, радовалась. Могло быть и хуже.

Бывало и хуже…

Каким‑то образом, несмотря на соседство с волками, мы долгое время не пересекались. Они съедали мою добычу, выли громко, рыскали поблизости, но никогда не охотились на меня. И это удивляло. Тогда я думала, что сила Вестниц может действовать и на зверей. Как‑то околдовывать их. Но не могла до конца принять это, потому что голодала.

Наверное, в те дни я сама походила на волчицу и, охваченная безумством, готова была завыть. Как правило, истощенный человек молит о легкой смерти, но меня будто питала ненависть, а ее в свою очередь держала в тонусе мысль о собственной слабости. Замкнутый круг сводил с ума, заставлял думать о выживании круглосуточно и действовать. Неужели я столько вынесла, чтобы просто вернуться в Фадрагос и подохнуть, словно зверь, всю жизнь проживший в зоопарке, а потом внезапно выброшенный на желанную свободу и не сумевший с нею справиться? Нет, я боролась за жизнь, как только умела.

Зимние ягоды и грибы не насыщали организм, а только распаляли голод, но они же помогали мне сориентироваться на местности и служили указателями охоты. Я расставляла силки на разную дичь, какую только меня учили ловить. И пока скиталась от одной ловушки к другой, надеялась отыскать озеро или реку, в которой водилась бы рыба. Один из незамерзающих ключей уводил западнее, где растекался в речушку, но почему‑то крупной живности в ней не было. Первой пищей спустя долгие дни голода стала белка, пойманная в силки. Никогда не забуду, как увидела крохотного зверька, и перед глазами заплясала чернота, а тошнота усилилась настолько, что я едва не скрутилась, падая над добычей на колени. Правильно обрабатывать живую пищу, чтобы убить в ней паразитов и… не отдаляться от человечности? Да, наверняка, с тушек хотя бы надо сдирать шкуру. Однако в тот момент мне не удалось растормошить мораль и человечность. Белка цапнула меня за руку, и я попыталась свернуть ей шею, но силы справиться с юрким зверьком не хватило. Опасаясь, что он убежит, я перерезала ему горло. Горячая кровь хлынула по замерзшим рукам, и я слизала ее, а затем слезы против воли потекли по щекам. Я плакала, но продолжала ножом кромсать белку и отрывать зубами сырое мясо. Мне хотелось остановиться. Духи Фадрагоса, как же мне хотелось остановиться! Я мысленно кричала себе: «Опомнись, дура!», – но, не пережевывая, глотала мясо, слизывала кровь и отплевывалась от меха.

Затем последовала серия разочарований, вызванная тем самым опозданием, когда волки успевали добраться к улову первыми. Переставляя силки, обследуя территорию на признаки погони, я продвигалась дальше на запад, где надеялась найти пристанище и набраться в нем и сил, и пищи для перехода. Понимаю, что уже тогда следовало поспешить, но риски останавливали. Я училась тому, чего мне никогда не хватало в предыдущей жизни – терпению и осторожности. Я познавала себя: смирение – очаг моей злости, усидчивость – не моя черта, одиночество – моя медленная гибель. Я умирала ежедневно, не позволяя себе броситься на юг, понадеявшись лишь на удачу. Ночами сходила с ума, воображая Кейела. Он сидел напротив в полумраке костра, уставший и печальный. Мы говорили: я – шепотом, он – беззвучно. Мы советовались: я спрашивала прямо, он отвечал уклончиво. Мы спорили: я настаивала на привычном и человечном, он уговаривал поступать практично. Я безоговорочно верила ему, и каждый день мы мало‑помалу разбивали во мне оковы, которые с рождения росли вместе с моей личностью. Оковы лжи – так я назвала эти внутренние ограничители и бесконечные оправдания трусости перед встречей с собственной сутью.

Ночи выдавались спокойными и холодными, дни – изматывающими и разочаровывающими. Снова голод, слабость и ярость, которую не на кого было выплеснуть. А затем мне, наконец‑то, повезло, хотя на первый взгляд показалось, что за мной снова пришла смерть.

Перебиваясь мелкой дичью, я вышла к замерзшему озеру. Но там же, пройдя овраг, наткнулась на стаю. Волки грызлись между собой, обнюхивали берег, барахтались в снегу. У меня не было шансов остаться незамеченной. Проваливаясь по колено в снег, я добежала до раскидистого дерева и, гонимая рациональным страхом, успешно вскарабкалась на нижнюю ветку, не растеряв при этом скромную утварь.

Волки рычали, прыгали, скулили, опираясь на ствол, поднимались на задние лапы. Их было больше, чем арбалетных болтов, и они казались сильнее. Шумели, не замолкая, кружили внизу и ни на секунду не успокаивались. На закате происходящее напомнило мне о второй встрече с Кейелом, а понимание, что в этот раз он не появится, поселило в мысли отчаяние. Вот только Солнце не успело умереть, как грузовик удачи выехал на всей скорости, врезался в дерево, на котором я сидела, и перевернулся.

Крупная раненная лосиха ослабла настолько, что наверняка даже не поняла, как, убегая от одной стаи, столкнула ее с другой. Волки же, увлеченные мною, не услышали ни ее, ни стаю, нарушившую территорию. И пока лосиха заваливалась умирать прямо под злосчастное дерево, хищники рычали, скалились и кружили, присматриваясь друг к другу, а я… Я улыбалась подвернувшейся удаче и взводила арбалет. Схватка не на жизнь, а на смерть длилась лишь несколько минут. Возможно, она закончилась бы быстрее, но я, с трудом разбираясь кто за кого, следила за побеждающими и отстреливала одного‑двух волков, даря преимущество противникам. И так до тех пор, пока число живых значительно не уменьшилось по сравнению с убитыми. Поверженная стая убегала, а вторая надеялась забрать добычу, но ей пришлось признать меня и принять поражение.

На окровавленную поляну я спустилась ранними сумерками, оттащила подальше загрызенных волков, оставляя их на растерзание собратьям, набрала хвороста, разожгла костер. Ночь провозилась с тушей, наготове держа оружие. Забивать желудок до состояния сонливости себе не позволила. С рассветом затащила на дерево крупные куски мяса, предварительно обмотав их шкурой, и кучей вывалила потроха чуть в стороне, чтобы птицы не прельстились на мое. Обследовав округу, к обеду набрела на пещеру и перетащила в нее добытое. До глубокой ночи обустраивала лагерь и отгораживала его ветками так, чтобы никто не мог подкрасться бесшумно. Только потом, забравшись на высокий валун, плотно поужинала и забылась крепким сном почти на сутки.

Пещера оказалась пригодной для жизни настолько, что меня перестало пугать даже соседство с выжившей стаей. Впрочем, за пару недель, освоившись на благоприятной местности, я позволяла себе подкармливать зверей. Рыба в озере, казалось, только и ждала, когда ей проковыряют дырку во льду, чтобы буквально выпрыгивать из нее. Излишки я бросала на открытые участки, куда слетались крупные птицы, – волки пировали вместе со мной. Эта же стая не один раз предупреждала меня об опасности громким воем и рычанием, а однажды нам даже пришлось объединиться против одного врага.

Никогда не думала, что близко познакомлюсь с грифонами. Именно их гнездовья, протянувшиеся от Крова грифонов по горам и частично по редколесью, мешали мне пройти на юг, минуя Ледяную долину. Как правило, они предпочитали охотиться на проплешинах предгорья, куда я благоразумно не заходила, но иногда опасные хищники залетали и сюда. Мирно продалбливали лед на озере, утоляли жажду и насыщались рыбой. Один из таких грифонов с недвусмысленным намерением приблизился к скалам, облюбованным волками. Возможно, его привлекла непривычно малая численность стаи, но пернатый наглец не взял в расчет меня. Его редкие визиты не принесли бы мне никакой пользы, чего нельзя было наверняка сказать о моих постоянных соседях, охраняющих нашу территорию. К сожалению, на него пришлось потратить несколько болтов, которые я так и не смогла вернуть, да и попробовать его мяса мне тоже никто не позволил. Все же сказка о Маугли – всего лишь сказка. Однако мое несказанное везение нельзя было не отметить.

В пещере я прожила очень долго, чего никак не планировала. Сначала задерживали слабость и отсутствие запасов перед тяжелым переходом, затем – неутихающая вьюга. Было трудно сидеть в тесном пространстве, фактически взаперти, экономя набранные дрова, пищу и еду. Только и оставалось, как спать и плевать в потолок, который даже не всегда удавалось разглядеть. Выходила на открытое пространство только тогда, когда ветер немного затихал, а сквозь серо‑белую взвесь просматривалось тусклое солнце. Так себе комфортные условия… Однако со временем такое напряженное одиночество превратилось в силу: воспитало внимательность к окружению, научило всегда оглядываться и надеяться только на себя. Развитая сдержанность стала приносить наслаждение, а терпение, предусмотрительность и осторожность вызывали гордость. Я росла в собственных глазах и все чаще просыпалась с мыслью, что мир лежит у моих ног. Прямо как раньше, но с существенным отличием. Я понимала: мир не принадлежит мне, но открыт для меня, позволяя жить в себе и взять у него все необходимое для этой самой жизни. Он был рад мне, а я хотела ежедневно платить ему за тепло и добродушие.

После долгих недель, а может, месяцев, бушующей непогоды, когда часто невозможно было определить время суток и покинуть безопасное укрытие, на изнуренную землю внезапно опустилось затишье. В первые секунды, как прекратилось завывание, перестал стонать лес, и упала мрачная пелена, мне показалось, что я оглохла и прозрела. Птицы еще долго молчали, а волки высунулись из нор, спрятанных в скалах, спустя несколько минут. Голодные, они поглядывали на меня, а я стояла у пещеры, смотрела на них и крепко сжимала арбалет с последними уцелевшими болтами. Мохнатые соседи долго мялись, но все же не стали рисковать – немного порезвились в снегу и отправились на охоту. Я же вернулась к своему выживанию.

Снег сходил с холмов, нехотя плавился под теплым солнцем, знаменующем весну. На севере природу будто торопили невидимые силы, поэтому казалось, что травы, несмотря на холод, росли ежечасно. Лед на озере еще не успел расколоться, а возле него уже пахло ранними цветами. На моем пути все чаще встречалось мелкое зверье, и в лесу все громче посвистывали птицы. Я достаточно окрепла, отдохнула, раздобыла мехов для сна вместо одеял, пусть и дырявых, обработанных неумело. Насушила рыбы – жаль, без соли, – грибов, ягод и набрала мяса. Даже минимальная плюсовая температура могла испортить припасы, да и задерживаться больше не хотелось. И без того припозднилась.

Суровая Ледяная долина оставалась безучастна к весне. Переход предполагался тяжелым, но я до последнего надеялась на свое везение. И оно не отказывало, позволяя самые страшные вьюги пережидать в оазисах тепла. Помня путь и хорошо осознавая собственные силы, после последнего такого оазиса я ушла западнее, к самой кромке леса. Понимала опасность, вызванную близостью грифонов, прекрасно представляла их огромные охотничьи угодья, даже несколько раз пряталась от них, заползая под причудливые валуны, удачно попавшиеся на пути. Иногда приходилось лежать на студеной земле весь день, проедая запасы и экономя воду. Постепенно изменился режим: днем я отсыпалась, надежно спрятавшись, а ночью продвигалась на юг. Думала, что весной голодных хищников уменьшиться, но они будто стали активнее, поэтому вскоре ночи тоже пугали наземными охотниками.

Рядом с долиной всегда веяло холодом, и снег таял медленней. Ночной мороз контрастировал с дневным теплом, обжигая, разомлевшую под солнечными лучами, кожу. Наверное, поэтому я умудрилась заболеть, что сказалось на горле. Припасов, взятых с собой, не хватило до конца пути, но они помогли перенести самые трудные дни перехода, а значит, с задачей справились. Вода закончилась раньше, развести костер было страшно – я ела снег и слабела с каждым днем. Но несмотря на все невзгоды, преодолела изнуряющий переход, и это не могло не радовать. К тому же горячий ужин… Да, упитанный зайцекрыл, пожаренный на костре, оказался равносилен празднику, ожидаемому весь год.

Еще на рассвете я пересекла черту – отчетливый стык льда и земли. Я валилась с ног, тряслась от голода и боролась с ознобом и головокружением, но, глядя на лиловое небо и простирающуюся впереди зеленую степь, не могла избавиться от чувства, охватившего сознание: теплое, необъятное и немыслимым образом поместившееся в крохотном сердце – любовь. Я улыбалась, вытирая слезы с глаз. Опираясь на палку и вслух благодаря духов Фадрагоса, опускалась на колени. Ощущая их незримое присутствие, расчищала землю от снега, а затем целовала ее и прижималась к ней щекой. Мое головокружительное сумасшествие отпустило гораздо позже и заставило еще раз задуматься о прошлом.

С каких пор я ощущаю духов так, будто рождена в Фадрагосе?

О прошлом во время своих скитаний я думала часто…

Десиен хотел получить уникальную кровь, поэтому переместил дитя чужого мира в Фадрагос. Это было сейчас, это же было в прошлый раз. Без сомнений. Просто тогда он ошибся, а я влетела в… шаровую молнию? В дверь, открытую им, но ведущую не к нему. Но почему сила Вестницы вернулась ко мне? Может ли быть такое, что Повелители, не успев вздохнуть спокойно, снова встретили меня на пороге и теперь поведут тем же путем на выход? В таком случае, им проще было бы помочь Десиену, чтобы он прекратил звать нежеланную гостью. Хотя есть вероятность, что они не могут этого сделать. И вот я снова в Фадрагосе… Меня опять запишут во враги Кейелу, и нам останется только наблюдать, как он постепенно узнает правду, а потом убивает меня.

Может, так и планировалось с самого начала?

Ил сказала Аклену, что придут другие Вольный и Вестница, и они пожертвуют собой. Кейел же, как дурак, влюбился чуточку сильнее необходимого и предал своего духа, ломая планы местных Богов. В итоге я жива, а судьба Кейела вернулась к жизни без меня. И теперь Повелители, вовсе не выпроваживающие меня, а ведущие на жертвенный алтарь, вернули все, как было. Наша песня хороша, начинай сначала…

Мне ждать смерти от руки Вольного? Того гложущего чувства скорой собственной кончины, к которому я даже когда‑то привыкла, теперь не было. Конечно, скорее всего, это всего лишь вопрос времени, но хотелось надеяться на лучшее.

Немного фантазируя о лучшем, я забегала вперед…

Представим на секундочку, что Повелители еще в прошлый раз смирились с моим присутствием в их доме, но наказать за потрепанные нервы очень хотели, а заодно странным образом просили определиться с местом жительства, потому и довели все до конца. И вот теперь я в Фадрагосе, не являюсь никакой жертвой и даже, оправдывая подаренную силу, знаю врага Кейела. Как убедить упрямого, недоверчивого Вольного, что друг его юности использует силы ведьмы?

Отламывая очередную ногу зайцекрыла, я смотрела в сторону знакомого хутора, к которому планировала отправиться на рассвете. Вблизи Ледяной долины лес до сих пор частично покрывали пласты снега, а он порядком осточертел. Тем более я никогда особо не любила зиму. Пошевелив пальцами на ногах, я подсунула стопы ближе к костру. Завтра начнется мой путь проторенными дорожками. Завтра наступит странный день, в котором я возьму след собственного прошлого и буду огибать его опасные участки.

Первостепенная задача – найти Кейела. Убедить его в том, что я Вестница, помогут мои ноги и его секреты. Я готова поддержать этого безжалостного парня в желании спасти Фадрагос, что бы за этой формулировкой ни стояло. Но как помочь ему с тем, кто он есть? Я ведь так и не разгадала главную тайну: куда исчезают Вольные?

Глава 2. Зов 

Солнце ласкало лицо. Неугомонный ветер гнул травы, выбивал тепло из‑под плаща, вырывал из рук маленький сверток. Растрепанные волосы после каждого порыва приходилось выплевывать и убирать с глаз. Охарс, призванные без надобности, но радующие присутствием, танцевали у лица. Опираясь на палку, все еще ощущая дрожь в коленях и слабость в руках, я поднялась на вершину холма, отозвала духов и прищурилась. Деревянные дома с соломенными крышами и аккуратными двориками, огороженными низким частоколом, разложились на степной равнине как на ладони. Небольшой фруктовый сад клонился к земле за домами и словно в страхе перед стихией тряс мелкой листвой. Неподалеку от поселения змеей извернулась полноводная река и ослепительно мерцала, мешая рассмотреть тех, кто находился на причале.

Одинокую путницу жители хутора заметили первыми. Сначала разномастная детвора мчалась в мою сторону, но затем отбежала к оврагу, поросшему густым ежевичником, позволяя встречать гостью взрослой девушке. Я помнила эту улыбчивую фангру слишком хорошо. Когда она приблизилась, с озорством щурясь на один глаз и придерживая подол коричневого платья, память вовсе разошлась. Разбушевалась, наполнила сердце необъятным трепетом, каким‑то робким наслаждением, и я невольно смутилась. Опустила голову и сглотнула, забывая все приветствия, которые сочиняла по пути сюда.

– Пусть духи будут милостивы к вам, – наконец нарушила тишину фангра.

– Пусть духи оберегают ваше поселение, – прохрипела я в ответ и закашлялась.

Когда подняла глаза, застала фангру со склоненной головой. Ее взгляд выражал озабоченность, прикушенная губа натянулась и посветлела. Легким движением девушка смахнула челку с синего лба, обнажая взору трещинки и застывшие на переносице морщинки глубокой задумчивости. Она откинула косу и, отступив в сторону, пригласила бодро:

– Идем. – Руку с раскрытой ладонью к свертку протянула. – Узелок давай мне, помогу донести.

– Мне не трудно.

– Давай, давай. – И подбородок вскинула, значимость собственную подчеркивая. Пришлось отдать. А как отправились к поселению неспешным шагом, так залепетала без скромности и утайки: – Многое мне интересно, неизвестная страдалица, но только дурак не заметит недуги твои. О подробностях расспрошу, как отдохнешь после дороги трудной, но обращаться мне к тебе как‑то надобно. Как звать тебя?

– Асфи.

Она хмыкнула, на ходу вперед подаваясь и в глаза беззастенчиво заглядывая.

– Асфи… И все?

Я пожала плечами. Невинность мне как минимум не к лицу, с этим Елрех точно ошиблась.

– Рассвет разным бывает, но таким слабым видеть его мне не доводилось. – Девушка выпрямилась, сверток мой удобнее перехватила, к животу прижимая, и продолжила говорить: – Проклятая земля из кого угодно силы жизненные выпьет, а ты еще и без сапог. Как только выжила, Асфи? И ведь имя наше… Кто дал тебе его? Какая добрая фангра человеческое дитя на воспитание к себе забрала? Это на севере к тому же… Она изгой, или там фангры язык наш помнят? Впервые слышу о таком… Кто она?

– Фангра? – глупо переспросила я, растерявшись от обилия внимания. Долгое одиночество явно испортило мою сообразительность.

– Не отвечай, если трудно, – беспечно отозвалась девушка. – Остановишься у меня, жить будешь, сколько понадобится. Меня Малькой зови. Да не стесняйся, когда потребуется что. Нравишься ты мне, чувства теплые вызываешь, будто знакомы мы с тобой, но я тебя позабыла. Видать, духи добрым знаком тебя помечают, просят угодить.

– Я надолго не задержусь…

– Сколько понадобиться оставайся! Обувку тебе подберем. Столько путников после Проклятой земли силы не восстановило, а вещи выкинуть жалко. Там и на тебя чего найдем.

В первый же вечер Малька старосту упросила баню растопить – одну на весь хутор. Меня пустили не сразу, а самой последней.

– Пусть камни прогреются, колкую сухость отдадут, а потом подостынут, – поясняла Малька, хлопоча по дому и собирая нам вещи в парилку. – И торопить никто не будет, и жар не прогонит. Вставай с перины, Асфи, белье поменяем. Удовольствие же одно намыться, разомлеть, а потом в прохладную кровать забраться. Вот увидишь, сон сладкий тотчас одолеет. Крепко спать будем сегодня. Ты не храпишь?

Я улыбнулась, прислоняясь лопатками к высокому подоконнику, и вдохнула запах трав и томящегося в казане ужина.

– Нет. Только хрюкаю.

Она замерла, зажимая в кулаке простынь и на меня уставившись.

– Хрюкаешь?

– Ага, когда смеюсь. – И улыбнулась шире.

Малька рассмеялась задорно, а потом снова лепетать продолжила.

В бане мы долго не пробыли. Несмотря на убеждения Мальки, что жар спал и температура самая комфортная, я, не пробыв внутри и получаса, едва не потеряла сознание. В себя пришла на улице, повиснув на крепких руках приютившей фангры. Но лечь разгоряченной в прохладную, чистую кровать и вправду показалось высшим благом. Так же, как и очнуться поутру под одеялом, в тишине, тепле, покое.

Малька болтала без умолку, но щебет ее не раздражал, а наоборот после суровой жизни успокаивал и разнеживал. В доме ее, приземистом, с высокими порожками, низким потолком и маленькими окнами, тепло и уют будто навечно поселились. Кормила она меня осторожно: супами, жидкими кашами, мясом только варенным и баловала ягодами. Худобу отмечала постоянно, будто жалела судьбу мою, о которой так ничего и не узнала. С расспросами, как она грозилась при встрече, не лезла, хоть и смотрела с любопытством. Работать не заставляла, хоть сама с зари носилась то к крохотному сараю, то к реке, то к полю за садом. Пожалуй, ее радушие могло без пут удерживать надолго, но я, ощутив близость недавней прошлой жизни, рвалась вернуть все, что потеряла. Тоска росла, сердце просилось к Кейелу, хотело вернуться к тому, в чьих ладонях ему уютнее. Поэтому я пробыла в гостеприимном хуторе два дня, за которые тело окрепло окончательно, а силы чудесным образом, а может, отварами Мальки и ее светлыми пожеланиями, восстановились.

На закате второго дня я вышла во двор. Увидела Мальку, рвущую сорняки на грядке с пряными травами, подошла к ней и сообщила:

– На рассвете уйду.

– Так скоро? – Она сидела на коленях, подложив под себя доску, и смотрела на меня снизу вверх. – Еще оставайся, Асфи. Вижу, что духи милостивы к тебе, и поправляешься ты неслыханно быстро, но оставайся, сил наберись.

Я поджала губы, себя обняла и покачала головой.

– Спасибо тебе, Малька, но мне нужно дальше.

– Упрямица, – выдохнула она. Опустила голову, и челка скрыла добрые глаза. – Сразу догадалась я, что непростая ты. Не знаю, какая сила ведет тебя, но пусть у тебя все получится. Духи любят тебя, они помогут.

– Обязательно помогут.

После заката молодая хозяйка убежала к соседям, взять молока мне в дорогу. Я стояла на крыльце, куталась в шерстяной платок и рассматривала звездное небо. И как язык поворачивался называть его чужим?

Во дворе дома напротив почудилось движение, и я замерла, приглядываясь. Нет, не почудилось… Женщина гелдов, укрытая тенью раскидистой вишни, наклонялась у скамьи и что‑то собирала. Вспоминая ее, я направилась на помощь. Перешла колею, разделяющую хутор, словно главная дорога, положила руку на низкую калитку и спросила громко:

– Можно?

Как же ее имя?

Каменная женщина выпрямилась и растянула толстые губы в приветливой улыбке. Посчитав это за согласие, я вошла и приблизилась. Хотела призвать Охарс, но заметила слабое мерцание на земле – редкий гриб тускло светился в темноте голубым сиянием. Присев на корточки, стала ловко хватать рассыпанные куски и закидывать в ведро. Воспоминания внезапно нахлынули лавиной, будто нашли крохотную трещину и наконец прорвались, превращаясь в безудержный поток.

Сердце сжалось, горло сдавило. Обида ли? Было бы на что обижаться… Сама спрашивала и получала честные ответы, а теперь… Что толку обижаться, будто маленький ребенок из‑за несчастного каприза? С одной стороны, это не проблема. Больше – это даже не смешная детская проблема, а с другой – не каждый взрослый сумеет разделить всю печаль открытия безумной правды, от которой горчит на языке, и горечь эта превращается в надрыв под сердцем. «Деда Мороза не существует» – и смешно, и горько одновременно…

– Я думала, умные и мудрые – это одно и то же, – не поднимая взора на Шалгу, произнесла я. – На деле же оказывается, что умные черпают знание о мире вокруг себя, а мудрые слепо блуждают в себе. – Повела плечами, прогоняя вспыхнувшую тревогу. К сожалению, мне не стать прежней, так стоит ли оплакивать потерю? – Лучше быть умным, им живется легче. Ни в чем не сомневаешься и не боишься того, что каждый шаг, открывающий в тебе мир, о котором ты никогда не догадывался, делает тебя глупее и мельче.

Шалга улыбалась, поднимая полное ведро. Поставила его на скамью, а затем развела руки, демонстративно осматриваясь. В ночном полумраке заблестели ее зубы, а на щеках залегли глубокие ямочки.

И чего завелась, Асфи? Потеря‑то невелика…

– Шалга говорит, что мир необъятный! – громко пояснила Малька, приближаясь с кувшином. Шалга в этот момент положила ладонь на сердце и устремила взгляд на меня. – Говорит, что тебе полюбить его надо. – И плавный жест каменной рукой, будто смахивает с себя крошки, – Малька перевела: – Тогда легче будет.

Полюбить себя? Я уже через это проходила, и ничем хорошим это не закончилось. С другой стороны, знала ли я себя настолько хорошо, как знаю сейчас? Нет. Кого же я тогда любила?

На рассвете я надела отобранную Малькой одежду. Удивилась, обнаружив среди нее, знакомую «счастливую» косынку.

– Малька, а это зачем?

Она выглянула из кухоньки, отделенной от комнаты цветастой занавеской.

– А это… Брата моего. Она счастье приносит.

– Счастье, значит… Спасибо.

– Носи на счастье! – Малька с улыбкой снова скрылась за занавеской и ножом застучала по дощечке.

– Слушай, а много путников через вас проходит?

– Много. Очень много. Особенно, когда Солнце после забытья снова вспоминает, почему север не любит. Алхимики, знахари, торговцы. На сам север не стремятся, но тут в округе ходят. Иногда везет, и редкие семена с севера сюда ветром приносит.

– И многих ты знаешь и помнишь?

– Всех.

– Прямо всех?

Загремела посуда, заплескалась вода, покачнулась занавесь. Малька повозилась еще немного и, вытирая руки о передник, вышла ко мне. Прислонилась плечом к деревянному столбу, обвитому веревочками и увешенному под потолком травами.

– А тебе зачем? – спросила.

– Ищу кое‑кого. Кейела знаешь? Вольный. Он сначала на север ребенком…

– Асфи, – нахмурившись, перебила меня Малька. – Через нас разве что правители не проходят, а так разных хватает: от исследователей до головорезов. Мы со всеми путниками обходимся доброжелательно, и уважаем их тайны. Многие из них воюют между собой, или одни ловят, а другие убегают. – Покачала головой. – Никогда не ставь друзей в такое положение, как только что поставила меня. Уважай нас, и наш кров всегда будет рад тебе.

Даже объяснять не стоит, что мы с Кейелом не враги друг другу, – кто в здравом уме поверит путнице на слово? Поклясться духами? Тем самым лишусь обычного доверия, а затем раз за разом буду связывать себя клятвами, как вечная врунишка. Проще жить по правилам нового дома.

– Извини, – пробормотала я, не смея больше поднимать тему о Вольном.

Не желая привлекать ненужное внимание, я все же обула удобные сапоги. Накинула легкий плащ с капюшоном и, заменив палку и сверток на увесистую заплечную сумку, отправилась к священному кольцу региона Цветущего плато.

* * *

Очередной путь через леса и луга казался прогулкой, немного утомительной, совсем чуточку опасной, но необходимой и нисколько не трудной. Дни сплелись в вереницу однообразных событий: подъем до рассвета, часовой привал во время солнцепека,обустройство ночлега на закате, ранний ужин и сразу отбой. Урвать лишние несколько минут я старалась перед отдыхом, а не с началом нового дня. Это казалось правильным. От такого режима больше пользы.

Степные луга остались далеко позади, а меня окружал лес, заполненный пестрыми ароматными цветами, журчащими ручьями на каждом шагу и еще более шумящими водопадами, потоки которых искрились под солнцем, словно бриллианты. До священного кольца, если меня не подводила память, оставалось не больше дня пути. Я вышла из тени высоких деревьев, осторожно подступилась к краю обрыва и окинула взглядом пейзаж. Зеленые кроны вдали упирались в знакомые очертания плато, но я знала, что это лишь игра пространства и горизонта. Между лесом еще лежит цветочный луг, а за ним – роща. Немного в стороне, за каменными уступами, в озеро падает вода. Именно у того рокочущего водопада во время праздников проводят различные ритуалы.

Я улыбнулась, собираясь продолжить путь сразу к священному кольцу, но сердце… С ним происходило что‑то необычное – оно стучало быстро, но осторожно, будто трепетало, ожидая от Цветущего плато какого‑то чуда. Прикушенная губа отозвалась болью, и я облизала ее, сглотнула, но пересохшее горло не смягчилось. Обитель звала меня, и этому сладкому зову невозможно было противостоять.

С приближением к плато, будто подгоняемая невидимой силой, я ускорялась. В итоге с первыми звездами стояла у подъема, жадно дышала и старалась не сорваться на бег. Вспоминая Волтуара и беспокоясь за наше с ним будущее, повязала на лицо серую косынку и накинула капюшон. Благо под вечер регион охватила легкая прохлада, и плащ не казался нелепым. Надеюсь. Еще надеюсь, что сила не потащит прямиком во дворец, чтобы указать мне, какой идеальный мужчина способен меня полюбить.

Поднимаясь на плато, я боролась с сердцебиением, пыталась успокоить его дыханием и светлыми мыслями. Вот только от глубоких вдохов и выдохов закружилась голова, а цветочный аромат, казалось, осел плотным осадком на языке и носу и теперь его не соскрести. Мысли тоже нельзя было назвать светлыми. Я останавливалась несколько раз, разворачивалась, немного спускалась и готова была разрыдаться от бессилия, когда опять поднималась. Ничего страшного не случится. Необходимо просто дойти до манящего источника, а потом… Что потом, Асфи? Что так манит тебя в этом городе, Вестница?

Вдруг там Кейел, и я чувствую его… В такую сказку хотелось верить. Такая сказка подгоняла лучше всякого нездорового сердца.

А если зов все‑таки приведет к Волтуару?

Я снова остановилась, схватившись за горло и тяжело дыша. Передо мной расстилались широкие ступени – последний подъем на плато, а потом дорога до развилки: влево – в город; вправо – во дворец. Куда я приду?

До развилки шла, сгорбившись и глядя под ноги. Прислушивалась к себе, ждала развития событий, как приговора. Жалась к обочине, едва удерживаясь, чтобы не сбежать в густые заросли азалии. Шарахалась встречных путников, но им вроде и дела до меня никакого не было. Да и откуда ему взяться?

Завидев развилку, долго топталась на месте. Серп луны успел завоевать небо холодным светом, ветерок заиграть листвой и тенью под кустами, а я все никак не решалась продолжить путь. Сердце по‑прежнему неспокойно билось, согревало в груди, будто я и впрямь стола перед Кейелом. Вот только вместо него передо мной застыла неизвестность. Руки тряслись, потели, отчего прели в перчатках; спазм никак не отпускал горло, а в нем жилка стучала неугомонно, резко, сильно.

Успокойся, Асфи. Не позволяй физиологии влиять на ум. Соберись! Если желание потащит ко дворцу – развернись и сбеги, а если в город… Вдруг там в самом деле Вольный, и духи ведут тебя к нему? При этой мысли, словно от правильной догадки, жар вспыхнул в груди, придал силы и немного уверенности. И это наверняка на меня влияли извне – подталкивали, вели, тянули за ручку. К моему Вольному…

На развилке сильнее закружилась голова, по ногам прокатилась слабость, а затем обратилась твердым стержнем, который выпрямил колени и заставил шагнуть налево. До города мчалась так, будто за мной гналась смерть.

– Повезло вам! – сообщил у небольшой двери эльф. – Последнюю ночь двери открытыми держим, а с рассвета к старому режиму возвращаемся. Впускать будем только до смерти Солнца.

– С чего вдруг так широко гостям двери распахиваете? – поинтересовалась я, стягивая повязку с лица и улыбаясь. И ведь даже не попросили гильдейский знак предъявить, только в сумку заглянули.

– Так Анья два села навестила… – Стражник голову опустил, насупился и, молча сумку мне протянув, махнул на дверь. – Пусть духи будут милосердны к вам. Не создавайте проблем в городе.

– Не буду.

Через главную улицу, по узким закоулкам, по брусчатке и щебню – я мчалась к таверне, не столько ориентируясь по памяти, сколько по зову. Он точно исходил оттуда, из той таверны. Не оглядываясь на оклики и смешки наемников, я проскочила широкую дорогу и остановилась перед знакомым двором. Скисший запах тутовой ягоды забрался в нос, сильнее возбуждая и пробуждая память. Сердце загрохотало в ушах, казалось, кровь обожгла вены.

Этот район города принадлежал наемникам и отбросам. Именно в этой таверне мы с Кейелом остановились перед побегом. Если не он ждет меня внутри, то кто?

Тропинка была усыпана переспевшей ягодой, отчего ноги скользили. На крыльце шаги отдавались неприятным скрипом и пугающим эхом, звучащим где‑то внутри меня. Мужики сидели за столом и играли резными костяшками. Когда деревянная ручка обожгла руку сквозь перчатку, рядом взорвался хохот. Я вздрогнула, едва не отскочила. Игроки отвешивали шутливые оплеухи проигравшему и требовали выполнять условия спора. Меня это никак не касалось, но атмосфера вокруг настолько размылась и отдалилась, что ко всему происходящему приходилось с усилием присматриваться и прислушиваться. Однако даже так уловить почти ничего не удавалось, все внимание оттягивал на себя зов. Он щекотал нутро, бодрил, пугал и сводил с ума. Я знала, что источник за дверью. От входа направо и до самой стены.

Не желая мучить себя неизвестностью, я рывком открыла дверь. Переступила порог шумного заведения, поморщилась от спертого воздуха, вони пота, браги, подгоревшего ужина и неумолкающего гула. Шагнула вглубь, рассматривая колоритных посетителей. Дверь захлопнулась за спиной, мужики покосились на меня с любопытством, но с шуточками по каким‑то причинам не лезли и глаза отводили, избегая прямого взгляда. Может, зря капюшон сняла? Кажется, я пугаю своим видом даже васовергов. Хотя нет, эта парочка, сидящая у входа, страх не выражала, просто оценила беглыми взглядами и потеряла ко мне интерес.

Между мной и источником осталась пара метров. Я остановилась, разглядывая собравшихся за столом. Эльф со шрамами на лице и сальными волосами держал кружку двумя руками и не отрывал пустого взгляда от грязной столешницы. Рядом с ним улыбался человек, демонстрируя дырку вместо переднего зуба. Напротив него, прямо возле меня, развалился темноволосый шан’ниэрд – эти рогатые разумные даже в ужасных условиях выглядят превосходно. Последние двое неотрывно смотрели на рыжеволосую девицу. Она упиралась руками на край стола, смеялась громко и, судя по тону голоса, заигрывала сразу с двумя. Обтягивающие брюки, заправленные в высокие сапоги, как нельзя кстати подчеркивали округлые изгибы пятой точки и сильные ноги, а короткая зеленая куртка демонстрировала тонкую талию, но при этом с отчетливо прорисованными мышцами.

От эльфийки ждешь изящества, утонченности и… хоть немного загадочности в поведении? Если только она не дочь виксарта и чокнутой мамочки, готовой экспериментировать на собственных детях.

Я повела плечами, чувствуя, как слабеет зов. Наконец‑то, можно вздохнуть спокойно. Можно ли? Что, духи Фадрагоса, происходит? Какого черта творится?

Снова прислушалась к ощущениям и под громкий хохот Вайли поежилась. Ошибки быть не может – передо мной моя Вольная.

Глава 3. Бывших Вольных не бывает 

– Вайли, – громко позвала я, врезаясь в разгар кокетливой беседы.

Девчонка бойко взглянула на меня, оценила, хмурясь едва заметно, волосы поправила. И вот была серьезность на лице – а вот ее уже нет. Будто привиделась. Полуулыбка и легкая заинтересованность цвели на нем, словно это не эмоции, а самый настоящий образ жизни.

– Уделишь мне внимание? – склоняя голову к плечу, спросила я.

– А может, тебе и вечер подарить? – Насмешка в мелодичном голосе отвесила пощечину.

Встряхнуть бы тебя за грудки, идиотку! Будто этот разговор мне нужен, а не тебе! Ради кого рискую, показываясь в этом регионе?! Стараясь не сжимать кулаки и удержаться на месте, я с трудом загасила вспышку гнева.

– Можно и вечер. – Выдавила из себя улыбку и подмигнула, добавляя игривее: – Не откажусь.

За столом послышались басовитые хохотки, а Вайли округлила глаза.

– Третьим возьмете? – полюбопытствовал шан’ниэрд.

– И я б не отказался, – поддержал его дружок. – В таком деле много не бывает.

Вайли тряхнула волосами и с усмешкой спросила:

– Кто ты?

– Какая разница, кто я? – огрызнулась с удовольствием. – Важно, кто ты. Нам нужно поговорить. Наедине.

У притихших мужчин сползли предвкушающие ухмылки. Вайли выпрямилась, скрестила руки на груди и с прищуром осмотрела меня с ног до головы. В янтарных глазах плескалась неприкрытая настороженность. Однако через мгновение Вольная скривила пухлые губы, выгнула бровь и выдвинула условие:

– Угостишь меня ужином.

Мышцы лица задрожали, но мне удалось не скривиться, а улыбнуться. Ни гроша в кармане, а найденные в дороге вещи продать не успела.

– Хорошо, – согласилась, изображая беспечность, – идем.

Прав был Кейел: не Вольная, а наказание.

По пути к свободному столику несколько раз оборачивалась, убеждаясь, что наглая эльфийка следует за мной. В такие мгновения она перехватывала мой взгляд и улыбалась шире. Когда уселись друг напротив друга, я склонилась над столом и поманила Вайли к себе. Чего ждать от нее не представляла, поэтому приходилось обдумывать каждое слово.

– У меня есть для тебя мм… информация.

Вот только я не поняла еще, какая… Но что‑то же привело меня к тебе, притащило буквально.

– Информацией сыт не будешь. – Она откинулась на спинку скамьи, скрестила руки на груди и, лениво озираясь, сделала вид, что ей скучно.

Зубы неприятно скрипнули, и звук отдался раздражением в голове, пульсацией в висках. Спустив руки под стол, я сжала кулаки. Хотелось вытереть выступивший пот со лба, но я не позволила себе демонстрировать слабость.

– Вайли, – снова подозвала, и она нехотя облокотилась на стол, – налички у меня нет, но если поможешь кое‑что продать, заработаешь не только ужин.

Наконец ее удалось заинтересовать. Она нависла над столом ниже и вытянула шею, вглядываясь в сумку, которую я приоткрыла.

– Интересный кинжальчик. Где таким обзавелась?

– Там, где его уже нет. Если бы могла, то вернула бы обратно, но мне бы сегодня на ночлег тут остановиться, самой поужинать и тебя покормить. Нужда иногда диктует совести заткнуться.

И зачем оправдываюсь? А главное – перед кем.

Вайли продемонстрировала мне два ряда безупречных зубов. Пожалуй, к маленькому изъяну можно отнести лишь удлиненные клыки, доставшиеся от папаши.

Сцепив руки в замок, она сделала заманчивое предложение:

– Отдашь его мне, и я оплачу тебе ночь в таверне и нам ужин.

Кинжал, найденный в драконьей кормушке, наверняка стоит безумно дорого. Уж не знаю, чей труп я обчистила, но, можно сказать, в каком‑то роде мне повезло. Опустошив флягу, я сразу обмотала ее тряпками и решила продать в Обители гильдий, а вот кинжал сначала сильно недооценила. Только позже, когда немного отогрелась у первого костра, сумела рассмотреть и высококачественные ножны, и изящную рукоятку, и вкрапления в металле. Они очень напоминали кость – гладкие, белесые, с еле заметными полосами текстуры. Позабыть кинжал Елрех, который не один раз спасал нам жизнь, было бы стыдно. Наверняка можно продать его дороже, чем флягу, но проблем с ним точно выйдет не меньше.

– Ладно, – выдохнула я, закрывая сумку и придвигая ее ближе к себе. – Договорились. Но сначала ты выполнишь свою часть сделки.

Долго эльфийку уговаривать не пришлось. Уже через миг она поднялась и вызывающей походкой продефилировала к стойке. Поговорила с одноглазым эльфиором, получила от него ключи и, разворачиваясь обратно, поманила за собой разносчицу. Довольный вид темноволосой девушки кольнул ревностью – это ее Кейел обхаживал на лестнице прямо на моих глазах. И это она была счастлива получить от него кошель и приглашение в комнату на углу. Однако ту ночь он провел со мной…

Ревность схлынула. Я облегченно выдохнула, но сразу же нахмурилась. Кейел… Я нашла Вольную, с которой ощущаю необъяснимую связь. Надеюсь, мне не придется волочиться повсюду за Вайли, потому что в мои планы это никак не вписывается.

Вайли плюхнулась за столик, бросила мне ключи, без заминки надиктовала молодой разносчице немаленький заказ и не забыла распорядиться, чтобы мне в комнату принесли горячей воды. Это было щедро. Это было настолько щедро, что я невольно пожалела о сделке. Насколько же я продешевила с кинжалом?

– Вынуждена тебя предупредить, – произнесла Вайли, как только мы остались вдвоем, – девушки меня не возбуждают. Тем более с таким взглядом.

– А парни?

– Они тоже.

Неудивительно, с учетом, что она ведет себя, как нахальный подросток. Наверное, нужно было изумиться откровенности и прямолинейности, но усталость от дороги и неисчезающих загадок не позволила.

– Тогда зачем наперед забегаешь? Но это и не важно, я не за этим тебя позвала.

– Вот как, а мне показалось…

– У тебя ведь духов нет, – перебила я, стараясь прощупать почву для более серьезного и необходимого разговора. Забарабанила пальцами по столу и отвела взгляд.

Вестницы знают тайны, которые берегут для кого‑то определенного. Сколько раз я видела во снах, как Ил осаживала Аклена, напоминая, что какая‑то тайна ему не предназначена. Вполне возможно, что прямо сейчас я должна рассказать Вайли то, что предназначено ей. Но что именно? Где же та сила, которая сковывала горло и давила из меня пугающие слова, напоминающие предречения?

Вайли тем временем нахмурилась и уже откровенно смотрела на меня с враждебностью.

– Откуда ты знаешь? – спросила она, положив кулак на стол. – Кто ты?

– Ужин несут, – кивнув ей за плечо, предупредила я.

Вовремя. Я так и не разобралась, права ли в своем предположении, потому что отвлекают мысли о Кейеле. Мало того, что он вовсе не мой Вольный, так еще и я самая что ни на есть Вестница. А помогая сейчас Вайли, не превращаюсь ли я автоматически во врага Кейела? И выходит, меня никто не собирался выпроваживать из Фадрагоса? Мать вашу, да что тут опять творится?!

На стол в напряженном молчании опускались заваленные яствами тарелки и миски. Блестящие лепешки, овощная нарезка, плов из местных злаков, запеченное мясо под свежей зеленью и кольцами лука, яичница с колбасой, драники из местного овоща, напоминающего тыкву, чебуреки, куски пирогов с разной начинкой, холодные закуски, даже большие мидии под каким‑то рыжим соусом, сметана. Кувшин с вином, две кружки пива и бутылку с компотом принес одноглазый эльфиор. Он с трудом уместил еще и пустые кружки рядом с кувшинами, окончательно заставляя стол, а я в очередной раз пожурила себя. Сильно же продешевила. От собственной глупости, нетерпеливости и вопиющей несправедливости даже аппетит пропал.

– Что не так с моим взглядом? – спросила, стягивая перчатки и заталкивая их в сумку. Капризы организма не должны повлиять на здоровое питание. Выносливость мне необходима, как воздух.

– А? – растерялась Вайли, явно не ожидая такой резкой смены темы. – А, это. Ты давно на себя в зеркало смотрела?

– Не особо. Помню, что сердце от испуга не останавливалось. Насколько все плохо?

На эльфийку я глаза не поднимала – перебирала блюда, приглядывалась то к румяным мидиям, то к плову. Самое настоящее пиршество, но, как оказалось, совершенно не прельщающее ни видом, ни ароматами. Миска с пловом стояла ближе, поэтому я стала накладывать в тарелку его.

– Я не знаю из какой ты гильдии, наемница, – тише произнесла Вайли, будто опасалась говорить мне правду. И этим все‑таки вынудила меня оторвать взор от пищи, а через мгновение я по настороженному лицу Вольной убедилась – она как минимум остерегается: следит за моими руками, следит за каждым движением. – Не знаю, кто твой верховный, но, видимо, он… очень грозный. Или у тебя своя гильдия?

Любопытный взгляд Вольной переместился на мою шею, обмотанную косынкой, мазнул по груди, но и там все было скрыто. Значит, гильдейский знак на воротах не просили, думая, что он просто спрятан под одеждой. Спрятан под одеждой грозной наемницы… Не хотели злить ту, кто и так был не в духе, а отделались лишь брошенной невзначай просьбой не создавать в городе проблем. Вот значит, как я теперь выгляжу со стороны.

– Я не наемница, Вайли.

– Да? – Она прищурилась. – Тогда, кто? Убийца? Ваши гильдии законны только в Васгоре и на землях виксартов. Если я укажу на тебя стражам…

– Я не убийца.

– Нет? – Она заметно расслабилась, выдохнула и снова завалила бестолковыми вопросами: – Тебя ко мне зачем‑то послал мой отец? Что ему понадобилось? Или он перешел твоей гильдии дорогу своей войной? Ты должна знать, что мои родители… малость необычные. Они палец о палец ради меня не ударят.

– Даже Кхангатор?

Она рассмеялась. Без сомнения, горько рассмеялась. Надо же, а я была уверена, что папаша из‑за ее смерти спалил пол‑обители. Или Кейел его не так понял?

– Вайли, я тут, чтобы помочь тебе. И с Кхангатором я никак не связана. Ни с ним, ни с твоей мамой. Я тут по другой указке.

– По чьей? – Она хмыкнула недоверчиво.

Лучше сказать правду и действовать дружелюбно – такая тактика приносит меньше вреда.

– Пусть мой ответ покажется тебе странным, но я толком ничего не знаю. Помоги разобраться. Мне кое‑что известно о тебе. О твоей крови…

Бум! Я прикрыла глаза и надавила пальцами на висок.

– О твоей маме…

Бум! Облизала пересохшие губы и постаралась дышать глубоко, спокойно.

Воспоминания раскрылись веером, превратились в колоду карт. Выбирай любую, фокусник, и строй мысли, как карточный домик. Только не забудь разрушить предыдущий, в котором ты видел настоящий крепкий особняк.

– Что? – Голос Вайли прорезался в сознание, заставил открыть глаза. Сама Вайли поежилась, но подалась вперед. – Почему у тебя такой вид, будто убить меня хочешь? Должна тебя предупредить, полоумная человечка, что я потрясающе владею любым оружием.

– Они хотели, чтобы мы помогли ему.

Она прищурилась и голову в плечи втянула.

– Кто? Кому помогли?

Я отодвинула тарелку, но свободного места все равно оказалось недостаточно. Мимо проходили пыльные, уставшие путники, и я предложила им нарезку и драники, мужики не отказались. Попытались напроситься в компанию к «добрым девам», чем разозлили. Кажется, что‑то и вправду произошло с моим взглядом, раз только от него шутливое настроение у наглецов развеялось. Они извинились, вежливо поблагодарили меня за угощения и отправились своей дорогой, чем мгновенно усмирили злость. Осталось лишь раздражение от понимания, что Повелители меня использовали.

Наконец на стол можно было облокотиться, и я с радостью воспользовалась этим. Склонилась над ним, поманила к себе Вольную и зашептала громко:

– Итак, Вайли, духов у тебя нет и, насколько помню, миссии тоже. Кивни, если все верно.

Она кивнула. Отлично. Можно тянуть следующую карту и аккуратно прислонять к первой. Если не рухнет от неосторожного выдоха, значит, крепкий клей сцепил края. Духи Фадрагоса, неужели в этот раз все пазлы сложатся? Сколько же мне пришлось вынести ради белобрысого урода?

– Я та, кто даст тебе миссию, Вольная. Только не смей перебивать меня, – выставив ладонь перед ее приоткрытыми губами, предупредила я. – Если спрошу, только тогда откроешь свой рот. Без обид, но мое время дорого стоит, и я не собираюсь с тобой нянчиться, ты поняла?

Она нахмурилась, окинула таверну быстрым взглядом, будто искала тех, кто, в случае опасности, поможет убить чокнутую девушку. Удовлетворившись видом крупных васовергов, вернула внимание мне и твердо кивнула.

– Слышала, что Повелители зачастили в Фадрагос?

– Слышала. – Короткий ответ – и сжатые губы.

А она не так глупа, как хочет казаться.

– Это дело рук твоего врага. Он живет на севере, родился изгоем. Он балкор.

На ее лице и мускул не дрогнул. Ну да, она же Вольная, воспитанная виксартами. Откуда в этой неправильной полуэльфийке взяться ненависти к балкорам?

– Его зовут Десиен, он занимает должность городского защитника и пользуется всеобщим уважением. Насколько я поняла, у него самого нет сил, чтобы истончить грань мира, но они нашлись у эльфийки. Он собирается взять ее в жены, а может, уже взял. Не представляю, пригодятся ли тебе знания о ней, но парой слов опишу ее. У нее нет крыши.

Вайли свела брови домиком, и я, облизав губы, перефразировала:

– Она сумасшедшая. Видит то, чего нет. Но, к сожалению, кроме недуга, у нее есть ведьмовские силы. И в руках Десиена эта бедная эльфийка превращается в безмозглый инструмент.

Карты все же склеиваются…

– Зачем он это делает? – Она приблизилась ко мне еще и шепотом уточнила: – Что значит, истончает грань мира?

– Позволяет Повелителям войти в Фадрагос проще.

Вайли поморщилась.

– Зачем ему Повелители?

– О, – ухмыльнулась я, чувствуя горечь, обволакивающую сердце, – эта часть из прошлой жизни балкоров самая интересная, но очень длинная. Я постараюсь обойтись без эмоций и кратко, но если будет время, обязательно поинтересуйся подробностями. Они очень… пронзительные, Вайли. Хотя ты Вольная. Вряд ли тебя так глубоко тронут чужие проблемы. Но если захочешь узнать сильные чувства, те, от которых… – Я повела плечами и посмотрела на вино – его еще надо наливать. А вот пиво налито. Отхлебнула немного, покатала на языке, подбирая слова тому, что переживала с балкорами в видениях. Духи Фадрагоса, разве можно описать их трагедию одним словом? Легче обойтись сухими фактами: – Помнишь из‑за чего эльфы возненавидели балкоров?

– Да. – Ее уши дрогнули, а она, будто потеряла интерес к моим словам, стала рассматривать посетителей за соседним столиком и мять лепешку в руках. Думает, что я несу ересь. Оно и понятно. Если бы раньше ко мне кто‑то пришел, и так же рассказал о том, что меня ждет в жизни, я бы вызвала горе‑предвестнику неотложку. Вайли бросила лепешку на край тарелки, тоже отпила пива и добавила с печалью в голосе: – Кажется, мама рассказывала мне эти легенды до того, как меня потянуло учиться бою и исчезли эмоции. Я помню эту историю, но думала, что балкоры давно остались в прошлом.

И все же я ошибаюсь в ней. Может, если кому‑то и суждено спасти Фадрагос, то именно такой девушке, как Вайли? Неправильная Вольная, лишенная всякой любви. У нее не было даже духов… А еще – рано в эльфов вкладывают ненависть к балкорам. Неудивительно, что потом они воспринимают ее за расовую.

– Балкоров немного, но они до сих пор живы. – Тряхнув головой, я отмела лишние воспоминания и продолжила: – Хорошо. А тебе рассказывали, как балкоры спаслись?

– По‑моему, принесли клятву соггорам.

– Верно. И именно эту клятву Десиен стремится разорвать. Ему нужно какое‑то эльфийское прощение и… – Духи Фадрагоса, как же хочется расхохотаться над собственной близорукостью! Но, пожалуй, хватит и усмешки, чтобы окончательно не вспугнуть недоверчивую Вольную. – И уникальная кровь.

Рвущийся хохот пришлось запивать пивом. Когда я снова взглянула на Вайли, она скалилась, уставившись на свое запястье и поглаживая его.

– Десиен не знает, что ему нужна ты, Вайли, – протянула, водя подушечкой пальца по кромке кружки. – Отчаянный балкор даже не догадывается о твоем существовании.

И это тоже безумно смешило. Он вызвал меня в этот мир, думая, что я его жертва. Он едва не убил в той чертовой землянке Вестницу, которая теперь услужливо отправляет к нему истинную жертву! Он убьет Вайли, выпустит ей кровь! Пустит девчонку на ритуалы, как мелких зверьков, которых убивал, чтобы призвать меня! И что я делаю?.. Я – та девушка, которая несколько лет назад… Несколько лет назад? Я даже не понимаю, когда умерла и переродилась совершенно другой. Другой, потому что Аня Сорокина ни за что не отправила бы на жертвенный алтарь, по сути, сироту, толком не пожившую, не испытавшую чувства первой любви, возможно, настоящего счастья. Что же я делаю сейчас, отдавая жизнь Вольной в руки ублюдка, к которому никогда не питала симпатии?

Напиваюсь.

Кислое пиво, которое толком не пенилось, растекалось прохладой по горлу, кружило голову и туманило рассудок.

– И что он будет делать с моей кровью?

Я отняла кружку от губ, вытерла их ладонью.

– Не знаю. – Пожала плечами, стараясь удерживать на лице маску равнодушия. И все же рассматривая пусть и не самую красивую, но в чем‑то приятную эльфийку, добавила немного правды – это все, чем я могу помочь себе и ей: – Но не удивлюсь, если твоей крови понадобиться так много, что от тебя останется только труха. И, скорее всего, для Десиена нет никакого значения, где она прольется, иначе он был бы осторожен с Повелителями.

– Что ты хочешь сказать? Что он уничтожает целые поселения в надежде убить меня?

Вообще‑то, сначала все делалось ради того, чтобы призвать меня, а теперь – чтобы убить… тоже меня. Но…

– Ему нужна ты, Вайли. Мертвой. Именно ты.

В этом нет никаких сомнений, иначе почему наша с ней связь слабеет с каждым моим оброненным словом? Или действует пиво.

– Ты говоришь так, будто отправляешь меня не убивать его, а позволить ему прирезать себя. – Вайли скривилась, словно я разом обратилась в гниль и порчу ей аппетит своим присутствием. Впрочем, не так ли это?

Злость в этот раз вскипала медленно. На себя. На Десиена. На его желания, которые невозможно осуждать. На упрямую Вайли – ведь я попросила ее только отвечать на вопросы, а не задавать их. Как чувствовала! Ее чертовы вопросы вызывают ненужное сочувствие! Хватит! Я уже мирилась с ужасным чувством вины и не собираюсь проходить через это заново!

– А я и не отправляю тебя убивать его, – призналась.

– Что? – Вольную перекосило.

В груди все же заныло неприятно. Как оправдать собственную жестокость по отношению к девчонке, сидящей напротив? А почему меня вообще должна заботить ее судьба? Может быть, это и моя Вольная, вот только я ни разу не Ил. Да и та сумела спалить своего возлюбленного. Своего Вольного. Вольный… Я пережила множество кошмаров, чем сполна отплатила за право жить в Фадрагосе. Теперь пришел черед Вайли, чтобы мне было, где жить. Чтобы фадрагосцы не лишились своего мира. Чтобы у Кейела было небо над головой.

– Я не твоя мамочка и не твоя сестричка, Вайли. Я не буду подтирать тебе сопли. Загляни в прошлое и найди способ проникнуться горем балкоров, а потом…

Потом… Янтарные глаза прищурены, но могли бы смотреть на мир с восторгом; полные губы созданы, чтобы улыбаться, как улыбаются все, кому выпало счастье быть живым; на щеках, немного тронутых загаром, вполне мог бы вспыхнуть румянец застенчивости – Вольная сама недавно призналась мне, что ни разу не испытывала тяги ни к женщинам, ни к мужчинам. Кейел по‑своему любил ее…

Я снова приложилась к пиву; руки дрожали, и кружку приходилось стискивать, чтобы она не выпала.

– Что потом? – едко вклинился в мое пьянство вопрос.

Я отставила потерявшую вес кружку и выбрала себе бутерброд из холодных закусок. Принюхиваясь к неизвестному мясу на нем, произнесла незаинтересованно:

– Выберешь: убить, или быть убитой.

– А может, я не хочу умирать! – прошипела Вайли, обдавая теплом мое лицо.

Я взглянула на нее. Наконец‑то, хмель подействовал, и теперь, несмотря на близость, черты лица будущей жертвы расплывались.

– С чего ты взяла, что мне не все равно? Он уничтожит Фадрагос, пока ты упрямишься. И смею напомнить тебе, кто ты есть, Вольная.

Она помедлила с ответом, позволяя в тишине откусить бутерброд и попытаться ощутить его вкус.

– У меня даже нет покровителей, – растерянно прозвучал голос.

– Но что‑то же у тебя есть, – с набитым ртом отмахнулась я. – По какой причине духи избрали тебя, Вайли? Может, им понравилась твоя кровь, как думаешь?

Связь растаяла, будто никогда ее и не было. Я даже не смогла бы вспомнить чувства, которые вызывал у меня зов. Прямо отлегло от сердца. И над столом в кои‑то веки нависла приятная тишина, позволяющая мне нормально поесть, а еще подумать над своей судьбой. Карточный домик внезапно превратился в крепкий особняк. Вот только обустраивать его – не моя задача. Десиен – враг Вайли, пусть она с ним и разбирается, а мне необходимо понять, кто теперь враг Кейела. Духи Фадрагоса, что опять учудили светлые Повелители? Но чего бы они ни придумали, кажется, в этой жизни мне тоже не позволят заскучать.

– Слушай, Вайли, – обратилась я к эльфийке. Она без аппетита ковырялась ложкой в полупустой тарелке, – а как мне найти Кейела?

– Кого? – недовольно поинтересовалась, даже бровью не шевельнув.

Нет уж, девочка, я тебе твою судьбинушку на тарелочке преподнесла – хоть ты этому и не рада, – и благодарность в виде небольшой награды все‑таки заслужила.

– Ке‑йе‑ла. Вас с ним вместе Кхангатор обучал. Он человек и тоже Вольный.

– Ха! – выпалила Вайли, растягивая улыбку. И откидываясь на спинку скамьи, швырнула ложку на стол и спросила с заметным облегчением: – Так ты и про северного защитника наплела? Какая же ты спятившая мразь! Или про меня сплетен наслушалась, накурилась чего и сюда приперлась? А я‑то поверила уже, думала, что все – добегалась. Вот он знак свыше, да только не тот, который…

Сердце ухнуло. Глаза заслонила красная пелена. Во рту пересохло. Кровь забарабанила в висках. Пронзительный звон оглушил.

Не будем отходить от них ни на шаг. Не растают же они прямо перед нами.

К горлу подступила тошнота. Тело пробрала дрожь. Влажное тепло пощекотало под носом, дотекло до губы, привкусом соли и железа потеснило кислятину пива.

Главное, сердце ему не дари.

Слабость промчалась по ногам. Ледяной озноб охватил тело, сковал легкие, оборвал дыхание.

Бывших Вольных…

Злость – моя сила.

Жар вспыхнул внутри. Я вскочила на ноги. Сквозь настойчивый звон в ушах пробился грохот разлетевшихся тарелок. Пальцы нащупали крепкую ткань воротника чужой куртки. В плечах и животе напряглись мышцы, натренированные на севере, и ощутили вес чужого тела. В глазах, наконец‑то, проступили очертания окружающей реальности. Сердце колотилось. Я не справилась с оскалом и рыком, меньше всего напоминающим выдох. Испуг в широко открытых глазах Вайли удовлетворил – в ближайшие секунды, пока девчонка растеряна, она не посмеет мне врать.

Пусть только попробует…

Слова, греющую душу, заструились сами собой:

– Он Вольный, удерживающий в страхе других Вольных. Он тот, за кем тянутся дурная слава, река из крови и смерть. Тот, кого все презирают из‑за расы и происхождения. В нем нет чести. Его воспитывал твой папаша и презираемые вами северяне. Ке‑йел. Повторяй за мной! – потребовала, глядя в янтарные озера дикого ужаса. – Ке‑йел.

Воротник заскрипел в кулаках, швы затрещали. Ноющая боль появилась у позвоночника, но не заставила меня отпустить Вольную. Никто не заставит! Буду держать навесу лживую эльфийку столько, сколько понадобится. Если потребуется, не оставлю живого места на ней, но выбью правду.

– Повтори! – Я тряхнула ее.

– Ке‑йел, – прохрипела она, вытягивая голову.

Завязка рубашки впивалась в тонкую шею, мешая ей вдохнуть. Это только мне на руку.

– Умница, – прошептала я в бледные губы. Полная тишина, накрывшая таверну, не оставляла шансов никакому длинноухому притвориться глухим. Показалось, что кто‑то прокрался к двери и выскочил на улицу. Но меня интересовали не трусы и слабаки, а лишь один человек. – Где мне найти Кейела, Вайли?

Она затряслась, сглотнула и потянула мои запястья. Сколько бы силы в этой полукровке ни было, но мою ярость не сдвинуть так просто. Я поддалась, позволяя ей вдохнуть, и она, зажмурившись крепко, выпалила:

– Духами клянусь, наемница, я слышу о нем впервые.

Глава 4. Аспиды 

Перемещения между священными кольцами позволяли набраться сил, чтобы преодолеть небольшой путь от тех, которые не вели к нужному пункту. Почти, как метрополитен, если разобраться. Стена Обители гильдий ощетинилась передо мной неприступным частоколом поздней ночью, когда звезды сияли ярко и неустанно. Ворота были наглухо закрыты, а стоило приблизиться к ним больше чем на два метра, как предостерегающе вспыхивали охранные духи. В поселении, раскинувшемся перед городом, стояла сонная тишина, и только из рощи неподалеку доносились бодрые тявканья, уханье и стрекот. В нее я и направилась, чтобы дождаться рождения Солнца.

Конечно, можно было бы потревожить стражу, пойдя наперекор духам, но лишнее внимание мне точно не на руку. Ночной визит может встревожить, да и куда я пойду посреди ночи? Нужно быть осторожнее и выглядеть дружелюбнее. Пусть Вайли и не знакома с Кейелом, но это не значит, что его совсем никто не знает в главном городе Фадрагоса. Как говорил безымянный наставник? Если я использую Сердце времени, то изменится судьба лишь тех, с кем тесно переплеталась моя. Как‑то так, кажется. В любом случае спешка не даст мне ровным счетом ничего, а только, вполне возможно, распугает тех, кто хоть что‑то знает о моем Вольном.

В той жизни Кейел появился на моей дороге хотя бы потому, что должен был познакомить меня с Вайли. Или с ее сестрой… Именно Айвин рассказала мне об экспериментах их мамы над собственной дочерью, рожденной от страшного, но выносливого виксарта. Я должна была узнать, что Вайли носитель уникальной крови. И должна была услышать ее откровение о том, что она ждет знака свыше, ведь у нее никогда не было никаких духов, которые указали бы ей путь и дали миссию. Теперь же я, Вестница, рассказала тайны, которые были необходимы Вольной. Невидимая связь, обострившаяся на подходе к Цветущему плато, исчезла, вот только это не все. Босые ступни до сих пор не чувствуют разницы между острыми камнями и ласковым травяным ковром. Значит ли это, что тайны рассказаны не все и не всем? Хотелось надеяться.

Как только заря тронула небо и разогнала туманную дымку над городом, я вскочила на ноги с прохладной земли и поспешила к воротам. Мне хватило нескольких дней странствий, чтобы осмыслить пугающие слова Вайли, взять себя в руки и найти новые задачи. Хватило времени и на то, чтобы составить их решения, в итоге теперь оставалось только действовать и получить результат. Мало найти Кейела – необходимо встретиться с ним готовой ко всему.

Голубые духи невесомо оплетали ноги и руки, будто пробовали меня на вкус. Не ластились, но и не прогоняли – всего лишь проверка.

– Кто идет? – гаркнули с крохотного окна, расположенного на уровне второго этажа.

Я свернула левее, чтобы рассмотреть в темноте проема лицо стражника, но не увидела его.

– Меня зовут Асфи! – громко сообщила, скидывая капюшон и вздергивая подбородок. Пусть рассмотрят получше и поймут, что мне некого бояться и нечего скрывать. – Я пришла с добрыми намерениями! Осиротела и теперь хочу в гильдию, вдруг семью обрету!

С той стороны стояло нервирующее безмолвие. Однако вскоре застучали засовы, и в огромных воротах открылась небольшая дверь. В проеме показался лохматый фангр с темно‑синими мешками под глазами.

– Проходи, чего встала? – буркнул он, поднимая воротник куртки. – И что так рано? Дождаться не могла пару шагов Солнца? Иль ночь всю тут просидела…

Под басистое бормотание я проскользнула внутрь и, узнавая улицу, хотела помчаться дальше, но стражник задержал. По его требованию пришлось выкладывать скромный запас еды и вещей на деревянную стойку у стены.

– А это откуда? – заинтересовался он флягой.

Врать нельзя. Попросит еще поклясться перед духами в том, что говорю правду, и это ничем хорошим не закончится. Он ждал ответа, внимательно рассматривая меня, и, казалось, сон с каждым мигом исчезал с его лица.

– Забрала у мертвеца, ему уже было ни к чему.

– Кто его убил?

Я зацепилась взглядом за свое отражение в глазах без белка и, зябко обняв себя, застыла.

– Не знаю, – хрипло ответила. – Быть может, болезнь. Кажется, он не был слишком стар, или я просто не рассмотрела его в темноте.

Фанрг нахмурился, флягу сжал и в когтистой руке еще раз ее крутанул. Драгоценные камни поиграли в свете восходящего солнца кровавым блеском.

– Значит, не ты убила его?

– Не я.

– Обворовывать нехорошо, человечка, даже если это мертвец.

– Я… – Переступила с ноги на ногу, отвернулась, шумно выдыхая. Закачалась с пятки на носок и продолжила: – У меня совсем ничего не осталось. Моей семьи больше нет рядом, у меня больше нет дома. Я посчитала, что смогу остановиться в таверне и какое‑то время, пока меня не примут в гильдию, питаться на выручку от продажи этой вещи. – И повернув голову к стражнику, воззрилась на него. – Если бы не желание выжить, я бы не взяла чужого.

Он молчал. Долго молчал, а потом положил руку на мое плечо и потрепал, словно пытался утешить хорошего знакомого.

– Ладно. Но ты должна рассказать защитнику, где нашла мертвеца. Если умершего не отправили к Древу жизни, как это подобает его расе, то на это должны быть причины. Мы должны помочь ему. Ты ведь запомнила место, где видела его тело?

– Да.

– Хорошо. – И прежде, чем я отступила, опять стиснул плечо. – У тебя совсем никого не осталось, кто мог бы помочь? Ну хоть кто‑то же должен быть.

С какой целью он спрашивает? Желает добра, или ждать подвоха? Это же фангр… В его ясных глазах читались одновременно сочувствие и сострадание.

– Есть. – Я улыбнулась и накрыла ладонью его руку. Он не убрал, не смутился и даже позволил сжать теплые пальцы. – В обители раньше жила моя старая подруга. Но я не уверена, что она меня вспомнит.

– Хорошие друзья не забывают тех, кто им дорог.

– Да. Я тоже на это надеюсь.

– Ступай, Асфи, но если беда продолжит тебя преследовать, возвращайся к нам. Мы, – Он кивнул в сторону сторожевого домика, – отведем тебя в нашу гильдию. Хотя бы ненадолго, но приютим, а там, может, решишь остаться у нас.

– Благодарю, – тихо произнесла я. В горле запершило.

– Ступай. И не забудь найти защитника, который смог бы помочь с мертвецом. Душу должно забрать Солнце, но облегчить ей дорогу к Древу можем лишь мы. Удачи с поиском гильдии, и пусть духи будут благосклонны к тебе!

Я отступала, не отрывая взгляда от незнакомого существа. Он не назвал мне свое имя. Не сказал: «приходи ко мне», а говорил от лица всей гильдии: «Возвращайся к нам». И он даже не сомневался, что кто‑то из согильдийцев будет против приютить меня. Что это, если не вера в каждого члена своей семьи?

Блеклый свет стелился по уютным улочкам, ложился на длинные дома, возвышающиеся в один‑два этажа. Я шла по краю теней, ведомая дурманящей тягой, озиралась по сторонам и не могла остановиться. На центральной улице едва встречались прохожие, но стоило пересечь ее и вывернуть на широкую отдаленную дорогу, исчезающую в стороне рынка, как гомон вырвал из забытья. Мситы, так похожие на коров, но совсем низкие, с кожей бегемота и на крепких толстых ногах, тащили груженые телеги. Колеса скрипели, подкованные копыта стучали, рыли утоптанную землю. Отовсюду лились густой шелест, беспрерывное шуршание, веселые приветствия, пересвист и раздавалось ритмичное подбадривание хлыстами.

Я должна была идти другой дорогой. Должна была и собиралась, но растерянная чужим радушием брела по наитию, поэтому опомнилась лишь тут. Застыла, рассматривая фадрагосцев, с желанием улыбаться каждому, узнать у них последние новости и познакомиться хоть с кем‑нибудь, но напряженно молчала. Тень низкого козырька укрывала меня, грохот сердца оглушал, а руки била мелкая дрожь. Я глядела на простой народ, и меня впервые взволновал вопрос, которым я обязана была озаботиться еще в тот момент, когда приняла фадрагосцев целиком со всей их культурой: а примут ли они меня?

Отступила к стене. Звуки нарастали, сердце забилось чаще. Стало душно, во рту – сухо. Я не готова показаться им. Не готова.

Отступила еще на шаг, пяткой уперлась во что‑то твердое, неустойчивое – раздался звон. Я вздрогнула. Громкие возгласы зазвучали на крыльце в паре метров от меня. Тощий эльф ругался на мелодичном языке, указывая на упавшие ведра. Человек, совсем подросток, бросился поднимать их.

– Простите, – выдавила из себя. Почему‑то шепотом.

Голова закружилась, мир покрылся темной рябью. На слабых ногах я понеслась прочь, но уже у следующего крыльца сжала кулаки и выровняла боязливую походку.

Я дома, а дома не боятся, иначе это не он.

Захлебываясь эмоциями и повинуясь чувствам, спешила знакомым путем. Сбивала подошвы сапог о булыжники и иссохшую почву, обходила грязь по обочине, прыгала и перебегала по доскам, брошенным на особо размытых участках. Рассматривала кляксы луж под ногами, но не видела в них грязи – мутное пятно воды отражало ясное небо. И я ускорялась – стремилась к той, в ком нуждалась всю жизнь, даже не догадываясь о своей нужде. К той, кого звали Пятном, но в ком я находила отражение целого мира.

Елрех. Меня словно ледяной водой окатило, когда солнечный свет выхватил ее крепкую фигуру на безлюдной дороге. В темном костюме, с кинжалом за поясом, она шла уверенной походкой, не оглядываясь по сторонам и не опуская головы. Сердце колотилось о грудную клетку, билось в горле, разгоняло кровь по венам, а вместе с ней разносило страх. Я еще не успела вновь приобрести старую подругу, но уже боялась ее потерять. Наши с ней последние часы рядом нельзя назвать светлыми. Наверное, хорошо, что она их не помнит.

Я простояла в нерешительности несколькодлинных секунд, а затем свернула к раскидистому дереву. Прислонилась к стволу и для вида полезла в сумку, но поняла, что отхлебнуть воды и впрямь не помешает. Затаила дыхание, когда гордая полукровка проходила мимо, совершенно не замечая меня. Белые густые волосы, с трудом собранные кожаным лоскутом, тяжелой копной качались за ее спиной. Елрех то ли хмурилась, то ли щурилась, от чего казалась обозленной и суровой. Гильдейский знак блестел на ее груди – знак ее семьи и моя личная память о ее самопожертвовании. Чтобы помочь мне, она предала семью. Пламя Аспида были нашей семьей. К ним мне и нужно.

Я присмотрелась к Елрех, отметила, что сумки у нее при себе нет, а значит, из обители она не уходит. Несмотря на безумное желание обнять полукровку, вдохнуть стойкий запах трав от ее волос, окунуться в знакомое тепло, исходящее от ее тела, почувствовать тяжесть крепких руки на своих плечах и получить необходимую поддержку, я дождалась, когда знойное марево поглотит высокий силуэт, и продолжила свой путь. Он прекратился возле приземистого дома с беседкой во дворе. Дом Елрех, мой приют, утопал в зелени, блестел небольшими окнами и навевал трепетные воспоминания.

Духи Фадрагоса, для знакомства с Елрех еще слишком рано, но без нее я не протяну долго.

* * *

Через приоткрытое окно в кабинет проникал свежий воздух, играл с легкой занавеской и приносил утреннюю прохладу. В стеклянный графин с водой упал жук и безуспешно греб лапками, суетясь на одном месте, прямо на границе солнечного света и тени этажерки. Попадая под свет, он загорался изумрудом, а, прячась в тени, становился обычной букашкой. Все, как с нами в жизни.

Задумчивое хмыканье донеслось от письменного стола, отвлекая от созерцания безумной борьбы за жизнь и, возможно, обреченности. На столе царил рабочий беспорядок. Старый эльф с видом довольного кота склонился над свитком и заскрипел по нему афитакской палочкой, испачканной в чернилах. Стоя у порога в затянувшемся ожидании, я еще раз присмотрелась к Дриэну. После всего, что в прошлой жизни я узнала о своем верховном, больше не могла относиться к нему с былой насмешкой. Никакие длинные волосы, переливающиеся золотом, никакие длинные уши не выглядели жеманно или комично. Я знала, на что способно это существо – умное, коварное, жадное до власти. Дриэн вызывал у меня восхищение, уважение и здравую настороженность.

Он будто прочел мои мысли. Наконец поднял голову, отрываясь от своих несомненно важных дел, и растянул тонкие губы в улыбке. Такую улыбку трудно назвать гостеприимной и даже вежливой. Скорее, эльф сейчас напоминал преподавателя, к которому нерадивая студентка пришла сдавать госэкзамен.

– Проходи, раз пожаловала к нам. Или тебе удобнее стоять в дверях?

– Вы не предлагали сесть, – пояснила, направляясь к свободному креслу. – И я не думала, что меня сразу приведут к верховному.

Дриэн изогнул бровь и, облокотившись на стол, улыбнулся снисходительнее. Ну да, с чего я взяла, что знакома с порядками приема в гильдию? В прошлый раз меня сюда протащила Елрех, а в этот раз я – незнакомка с улицы, – заявилась сама.

– Мне сказали, что ты сирота и пришла к нам… Не подскажешь, с каких краев ты пришла?

Поерзав на мягкой сидушке, я устроилась с удобством и закусила губу. Прямо в лоб сказать, что я с севера? Боюсь, Дриэн не захочет пятнать репутацию гильдии из‑за северянки. Хотя Елрех он к себе взял… Потому что бабушка здорово научила ее разбираться в травах? Я могла бы рассказать такую же историю, но только о подруге, и духи не смогли бы опровергнуть мою правоту. Но если Дриэн спросит о подруге, что тогда сказать?

«Где твоя подруга?» «Умерла»

«Как?» «Ее убили»

«Кто?» «Я»…

– Может, позже.

– Позже? – переспросил он, склоняя голову к груди и едва заметно изумляясь.

Я налегла на спинку, приподняла подбородок и примостив руки на деревянные подлокотники стала гладить их. Подушечки пальцев заскользили по отполированной поверхности, и прикосновения, отдаваясь в запястье, отвлекли от волнения. Дыхание не сбилось, а множества оправданий, которые успели промелькнуть в мыслях, так и не сорвались с языка.

– Позже, – твердо повторила я.

Дриэн чуть заметнее вздохнул и произнес:

– Не создавай вокруг себя таинственности, Асфи. Она не поможет тебе примкнуть к Аспидам. Я предпочитаю брать в свое гнездо только тех змей, о которых знаю все.

– Понимаю. Дриэн, я слышала о вас много хорошего. Ваша гильдия первая, куда я сразу же направилась…

– Это бы льстило, имей ты хоть какую‑то славу, а так я ничуть не удивлен, неизвестная, обездоленная сирота.

– …но вполне возможно, – продолжила я, не обращая внимание на его замечание, – что она будет не последней. И у меня нет ни малейшего желания рассказывать всем подряд свою слезливую историю. Она не делает меня сильнее.

Дриэн усмехнулся и дернул ухом.

– Наша сила не в истории.

– Лично знала одного эльфа, кто – голову даю на отсечение – с вами бы поспорил.

– Знала. И что с ним стало, человечка? – Дриэн склонил голову к плечу. – История не спасла его от смерти?

– Нет. Уверенна, он жив и здоров.

– Странно, такой исход был бы очевидным, – пробормотал он.

Я не сбивалась с мысли:

– Просто мы с ним столько периодов… – Духи Фадрагоса, как же мне теперь ориентироваться во времени? Как отделять и воспринимать прошлое настоящего и прошлое прошлого? – Кажется, мы с ним были знакомы… в прошлой жизни.

– Ну‑у, – протянул Дриэн, тоже откидываясь на спинку кресла, – если жизнь полна ярких событий, то охотно поверю, что новые знакомые быстро становятся старыми. Повезет, если мы не забываем их так же быстро.

И случилось чудо – он с добротой улыбнулся мне.

– Ты права, Асфи, мы судим по историям. Слезливые слушаем, рассказчику сочувствуем, затем выпроваживаем его и стараемся забыть всю горечь беседы. И все наоборот с теми, кто держит в руках успех. Таких, как правило, я ищу сам, затем веду в лучшие трактиры и стараюсь впечатлить собственными успехами. Хочешь попасть в гильдию без этой предвзятости, – он махнул рукой, – валяй! Не рассказывай мне о своих подвигах, но убеди, что я должен дать тебе шанс. Должен предупредить тебя, что твоя вероятность попасть к нам низка. Мне нравится, когда алхимии учатся у нас еще с детства, тогда получается привить характер будущим Аспидам. Со взрослыми другая ситуация – нас уже не перевоспитать, не искалечив.

Знал бы он, как мне это знакомо. Я пожала плечами и ответила:

– Понимаю. Чтобы построить новое, необходимо разрушить старое.

– Хорошо сказано, Асфи. Мне нравится.

– Это высказывание принадлежит не мне, – я улыбнулась, – можете цитировать.

Он тихо рассмеялся, а я, не дожидаясь окончания его веселья, предложила:

– Возможно, мы найдем мою пользу для гильдии в знаниях.

Дриэн снова взмахнул рукой, жестом разрешая говорить.

Несколько минут я перечисляла названия самых редких и ценных зелий, которые точно способна приготовить. Дриэн все это время молчал, глядя в окно, но я откуда‑то знала, что, несмотря на внешнюю отстраненность и безучастие к моему монологу, он слушает каждое слово. Еще через несколько минут, когда я перечисляла травы и упоминала примерное место, где их можно отыскать, пересохло во рту. Прочистив горло легким покашливанием, я переключилась на минералы, затем на живность, после на нечисть. Когда пришел черед рассказать, как охотиться на эту нечисть, Дриэн строго уставился на меня, но вопросов не задавал. Казалось, он, как самая настоящая змея, замер, глядя на мышь. Лишь моргал изредка.

– Паутину тлетворного паука можно растворить в желчи сумрачного барсука и для сохранения ценных свойств смешать с настоем сноявицы. Простите, Дриэн, но мне не выгодно говорить вам о дозировках, – подыграла я, будто мне неизвестно о секретах Аспидов. – Полученная смесь мгновенно раскупается целителями для изготовления снадобий, и платят они совсем не гроши. Если добыча паутины у опытных наемников и алхимиков не вызовет труда, то сумрачного барсука необходимо еще найти, поймать и… убить, не позволив укусить себя.

– И ты знаешь, как это сделать?

– В теории, – призналась я. – Мне даже не доводилось видеть эту нечисть.

– Да, ты не одинока, – выдохнул Дриэн. Окинул задумчивым взглядом стол, ударил пальцем по загнутому уголку свитка и сказал: – Пламя Аспида – не просто алхимики. Это слышал каждый, но не каждый желторотый юнец представляет себе, какими рисками мы ежедневно прокладываем свой путь к успеху. Польза Фадрагосу дается каждому из нас большой ценой, Асфи. – Посмотрел на меня исподлобья. – И именно эта цена позволяет многим из нас забыть о своей славе или позоре. Я не люблю хвастунов так же, как не люблю нытиков. Аспиды либо рискуют и делают, и я прощаю им возможные ошибки, либо проваливают и никогда больше не попадаются мне на глаза. – Выдохнул шумно, почесал возле уха и продолжил тише: – Мы отбираем стойких еще с малых периодов, всех остальных убеждаем искать другую гильдию. Передо мной, – указал в мою сторону, – прямо на этом стуле, сидело бесчисленное количество желающих примкнуть к нам. Так же, как и ты, они хотели стать Аспидом и старались изо всех сил, чтобы впечатлить меня, но каждый начинал рассказ со своей истории. Попадались и те, кто подкупал знаниями. Попадались уверенные в себе, но зачастую они отводили взгляд, когда я смотрел им в глаза. Угадаешь, какое большинство из них сейчас в Аспидах?

Он так намекает, что мне нужно отвести взгляд и вести себя скромнее? Я промычала, оттягивая время перед ответом, а потом спросила:

– Уверенные?

Дриэн усмехнулся, и вопреки привычной мне старости тонкая кожа на его лице разгладилась еще сильнее.

– Те, чьи причины выбора моей гильдии меня устраивали. Я понимаю, что сейчас задам бестактный вопрос. Наверняка, он тебя обидит, Асфи. Но тогда у нас точно разные дороги. Скажи мне, зачем ты пришла?

Показалось, что золотые глаза приобрели стальные оттенки. Черт возьми, о какой уверенности он заявляет, если так запросто отбирает ее? Что он хочет услышать?

– Хочу попасть в гильдию, – произнесла очевидное.

Он покачал головой. Бестактный вопрос?.. Духи Фадрагоса, тут не любят целеустремленных! Все ставят перед собой цели, все к чему‑то стремятся, но это не принято обсуждать.

– Вы спрашиваете меня о дальнейших целях? Перспективы, которые меня интересуют.

– Извини, – скривился он, но как‑то дежурно.

– Все нормально. – Я подалась вперед и закинула ногу на ногу. – Но я не забегала настолько далеко, поэтому не размышляла об этом серьезно. У меня есть цели, Дриэн, но они не связаны с алхимией.

– Тогда с чем?

– Мне необходимо отыскать кое‑кого, но обещаю – это ни в коем разе не отразится на репутации Аспидов. Если вдруг я захочу подвергнуть вас риску, я приду узнать ваше мнение лично.

Разглядывая меня, он побарабанил пальцами по подлокотнику. Помолчал несколько секунд, а затем признался:

– И все же, Асфи, меня смущает твоя уверенность. Повторюсь, тут, – кивнул на кресло, – я видел всяких. Но явного лидера вижу впервые.

Я невольно хохотнула, но мгновенно взяла эмоции под контроль. Вот только теплое чувство, внезапно вспыхнувшее в груди, не отступило и продолжало разливаться по телу. Лидер? Никогда не рассматривала себя с этого ракурса.

– Я пришла к вам просителем и умоляю вас взять меня к себе, а вы говорите мне о лидерстве.

Судя по кислой физиономии эльфа, он не разделял со мной радости от собственного же комплимента.

– Лидерство, Асфи, – редкое качество. Не посчитай за бахвальство, но верховные ежедневно кого‑то да высматривают, и мы привыкли зреть вглубь. – Посмотрел мне прямо в глаза так, что при всем желании я бы не смогла разорвать зрительный контакт. – И другого верховного, пусть даже еще зеленого, я не просто увижу, а учую наверняка.

– Дриэн, вы ошибаетесь. Я не мечу на ваше место. Все, что мне нужно это…

– Тихо! – Он вскинул руку, и я вздрогнула. Дал себе пару секунд, а затем продолжил прежним тоном: – Теперь молчи, Асфи, пока я не договорю. Я запрещаю тебе открывать рот, и на то есть причины. Ты отказалась отвечать на мои вопросы. Заметь – прямые вопросы. При этом я и сам не понял, как согласился с тем, что ты имеешь на это полное право. После чего ты сама создала себе те условия, в которых чувствовала себя, как я заметил, благоприятнее меня самого. – Он постучал пальцем по краю стола, разглядывая мое лицо. – Прославленные или опозоренные. Сиди передо мной хоть сам изгой, я никогда не позволю обмануть себя и обмануться себе. Тут я верховный. Я управляю. Остальные подчиняются. Или проваливают.

Он замолчал. Все еще пристально смотрел на меня, но молчал. Солнце размытым лучом касалось стены за креслом Дриэна, привнося в строгий образ немного тепла. Мысленно успокаивая себя, я смиренно ждала продолжения или разрешения говорить. Если понадобится, я приду к Дриэну завтра снова. Я буду приходить до тех пор, пока он не поймет, что я не враг ни ему, ни Аспидам.

Он молчал. Смотрел и молчал.

– Вы отказываете мне? – глухо спросила я и зажмурилась, проклиная себя за несдержанность.

Грудь давила на сердце, ноги охватил холод.

– Я беру тебя.

Я открыла глаза, мгновенно находя взглядом губы Дриэна. Это точно он сказал?

– Но с определенными условиями, Асфи. – Зашевелил он губами, и на меня мгновенно накатила слабость и облегчение. – Если когда‑нибудь ты захочешь отделиться, никто из Аспидов не последует за тобой. Какую бы ты ни приносила в будущем пользу, я не хочу, чтобы твое восхождение было достигнуто разрушением Пламени Аспидов.

– Хорошо. – Разве есть другой ответ?

– На первое время, – он стал оглядываться, будто что‑то искал, – пока не освоишься, я пристрою к тебе существо, которому доверяю. Думаю, только она справится с твоим нравом. Кто бы тебя ни воспитывал, но я не поверю, что они были из низшего сословия. Но об этом мы с тобой еще обязательно поговорим. А теперь о твоем будущем попечителе. Она полукровка, Асфи.

Я ушам своим не поверила. Елрех? Неужели мне в кои‑то веки повезет?

– Очень постыдная полукровка, но, духи Фадрагоса, не смей тыкать ее в это. От нее одной польза больше, чем от всех Аспидов Рубиновой сладости. – Он выдвинул ящик из стола, вытащил камень призыва и несколько раз сдавил в руке. Отбросил и, захлопнув ящик, продолжил: – Аспиды ее ценят, но к себе не подпускают. Я выделил ей дом. Хороший и просторный дом, но никто не соглашается с ней жить. Тебе же придется. Если она будет довольна твоим обществом в течение периода, считай – ты полноценный Аспид.

Дверь за спиной скрипнула и послышался мужской голос:

– Звали, верховный?

– Я видел утром Елрех во дворе, она еще здесь?

– Ушла.

– Куда?

– Она не говорила, но, кажется, собиралась к Ясной Лани за амулетами.

– Найди ее и направь ко мне. Будешь уходить, попроси Найлину выдать гильдейский знак новой девушке. Скажи, что скоро Асфи зайдет за ним. Иди. А тебе, – обратился уже ко мне, – придется подождать Елрех. Можешь посидеть в зале на первом этаже или во дворе, но ни шагу дальше. Пока я не услышу вердикт от Елрех, тебе запрещается без моего или ее ведома изучать территорию Аспидов.

– Я поняла, верховный.

– Найлин найдешь там же, на первом этаже, за стойкой. И помни о нашем уговоре. Настанет момент – и я попрошу тебя принести мне клятву, Асфи. Откажешься – потеряешь доверие Аспидов навсегда. Все, свободна!

Ликующую улыбку невозможно было удержать. Я бодро поднялась на ноги, хотела было поблагодарить Дриэна, но он всячески своим поведением показывал, что ему больше некогда отвлекаться на меня – стал разбирать свитки, что‑то искать на столе, в полках. Проходя мимо тумбы с графином, я задержалась – мизинцем зацепила жука и, вытащив, позволила сползти на лист фикуса. Иногда и мы имеем возможность стать чьими‑то Повелителями. Созидания или разрушения – зависит от ситуации. Теперь вот Дриэн стал моим спасителем, позволяя выйти из тени под свет Пламени Аспида.

У двери я обернулась и пообещала:

– Вы не пожалеете, что приняли меня, верховный.

Дриэн все‑таки отвлекся от дел и с полуулыбкой кивнул.

Глава 5. Знакомыми тропами 

Светловолосая девушка моей расы с дружелюбной улыбкой и наставлениями отдала мне знак Аспидов. Я ненадолго сжала в ладони железное кольцо из змеи, наслаждаясь его тяжестью и прохладой, а потом нацепила на шею и позволила себе неспешно осмотреться. Главный дом гильдии мне удалось изучить и в прошлой жизни, но сейчас каждая деталь отпечатывалась в сердце, словно первая влюбленность. Деревянные потолки нависали низко у стен, а в центре зала, прямо над квадратной стойкой, они резко поднимались до самого скоса крыши двухэтажного здания. С массивных потолочных перекладин свисали веники сушенных трав, а на самих перекладинах стояли и сидели чучела нечисти и зверей. На редких полках, закрепленных аккурат там, куда просачивались сквозь узкие окна солнечные лучи, были выставлены фигурные флаконы с разноцветными зельями. Они блестели пузатыми боками, привлекая внимание к косточкам, зубам и когтям, раскиданным между ними. В темных углах большого помещения мостились шкафы с утварью, а возле них едва прорисовывались рельефы неприметных дверей. Каждая отрезала коридоры, ведущие в флигели, где располагались мастерские, библиотеки, склады и даже несколько жилых комнатушек. Воздух хотелось глотать. Душистый, пряный, он немного перчил на языке, жег горло и легкие и оставлял долгоиграющее сладкое послевкусие во рту. Я с шумом втянула его через нос и отступила к лавочке с резными ножками и высокими подлокотниками. Удобнее уложила плоскую подушку и расположилась так, чтобы видеть главный вход.

Двери почти никогда не закрывались. Существа разных рас заходили, распахивая их настежь, с порога здоровались с улыбчивой Найлиной, приносили новости, перекидывались несколькими шутками, попутно оставляя часть добычи, а затем спешили по другим делам. Из одной неприметной двери к другой сновали задумчивые подростки – юные ученики гильдии. Некоторых из них я узнавала; помнила, как они с опаской поглядывали в мою сторону, когда я добиралась до Кеши. Помнила и тех, кто прибегал познакомиться, разузнать обо мне какие‑нибудь подробности, а потом кивали при встречах. Теперь они не замечали меня или мазали по мне мало заинтересованными взглядами.

Широкий проем в очередной раз залился светом, и в нем вырос до боли узнаваемый силуэт. Елрех переступила порог, дверь за ней захлопнулась – я съежилась в волнующем ожидании. Пару секунд фангра стояла неподвижно, затем вцепилась в меня пристальным взором, изучила с головы до ног и, ничего не выразив, направилась к лестнице.

– Дриэн у себя? – зычно спросила у Нейлины.

– Должен быть. Он не выходил, – отчиталась девушка, сортируя очередную добычу по мешочкам и корзинкам.

Я проследила за беловолосой подругой до тех пор, пока она не исчезла из поля зрения. Слушая удаляющиеся скрипы ступеней под ее шагами, сжала гильдейский знак в кулаке. Острые грани пройдохи аспида ужалили ладонь, вырвали из клокотания пульса и водоворота неосознанных страхов. Как бы ни хотелось рассказать Елрех всю правду, нужно набраться терпения и убедиться, что эта самая правда не испортит наши с ней отношения.

Ожидание нервировало и злило, но, к радости, не оказалось длительным. Когда знакомые сапоги мелькнули на верхних ступенях, я вскочила на ноги. Елрех бодро спустилась, остановилась в шаге от меня, еще раз окинула изучающим взглядом, а затем протянула мне когтистую руку.

– Елрех.

– Асфи. – Я крепко схватила ее за руку и едва не затрясла, но вовремя вспомнила, что жест знакомства у фангр все же отличается от земного.

– Я слышала. Это имя принадлежит моей расе. Кто дал его тебе?

Серые глаза приковывали внимание, путали мысли, сеяли хаос в чувства. Дрожь пробегала по телу, пробирая ознобом и приподнимая волоски на затылке. К смыслу слов приходилось не просто прислушиваться, а вникать, повторяя целое предложение в уме. Вот и шанс на новое знакомство…

– Подруга, – ответила я, еле заметно хватая воздух ртом. Голова чуть кружилась от волнения.

Елрех изогнула белую бровь и спустя мгновение, не опуская подбородка, взглянула ниже.

– Не могла бы ты отпустить мою руку, странная человечка?

– Извини. – Отдернув руки, я мигом спрятала их за спиной.

– Дриэн сказал, что ты сирота, – зашагав к выходу, проговорила Елрех, – но это все, что мы о тебе знаем, потому я запуталась. Теперь помоги мне разобраться. Твое имя носит символичный характер и у него должно быть продолжение. Оно дано тебе с рождения? – Покосилась на меня.

Я старалась не отставать от нее.

– В какой‑то степени.

– В какой? – Повернулась ко мне, останавливаясь и вынуждая остановиться меня. – Асфи, мне важно знать, с кем я вынуждена разделить кров. Расскажи о себе сама, если такие простые вопросы вводят тебя в растерянность.

Я медленно выдохнула, обдумывая ответ. Все, что я скажу из правды, вызовет ненужные вопросы, а любая ложь – угроза добрым отношениям.

– Знаешь, впервые мне настолько трудно о себе рассказывать.

– Это еще почему?

Я жадно разглядывала ее, сжимая кулаки и лихорадочно обдумывая дальнейшие слова. Елрех же присмотрелась ко мне, а через миг оскалилась, чем мгновенно вызвала панику.

– Я не выбирала, кем родиться, грубая человечка! – прошипела она, вздергивая подбородок. – Но мы все выбираем, какими нам быть! Мне тоже не нравятся вонючие васоверги, не нравятся заносчивые эльфы и я терпеть не могу лицемерных людей. Если тебе нужна наша гильдия, то лучше прямо сейчас отправляйся к Дриэну и попроси его приставить к тебе такого же человека, как и ты сама.

Выплюнув гневную тираду, она сорвалась с места, а я тупо смотрела перед собой, переваривая услышанное. Что ее разозлило?

– Елрех, подожди! – крикнула ей вслед. Дверь за ней закрылась, и я поспешила на улицу. Выскочив на залитое солнцем крыльцо, мгновенно выпалила: – Я не хотела тебя обидеть! Да подожди же ты, сварливая баба!

Она резко развернулась ко мне. Схватилась за рукоять кинжала, вынуждая затормозить на безопасном расстоянии. На всякий случай я вскинула руки в примирительном жесте.

– Да ладно тебе, Елрех. – Поморщившись, тихо протянула: – Ну же, успокойся. Я и впрямь не хотела тебя обидеть.

Она смотрела на меня с прищуром и идти навстречу в устранении конфликта явно не собиралась.

– Дело не в тебе, полукровка, – выдавила я из себя теперь уже неприятное слово, чтобы подчеркнуть, что понимаю суть ее надуманной проблемы. – В моем прошлом много горечи и ошибок. Я обязательно расскажу тебе все о себе, но в более подходящей обстановке.

Ветерок коснулся щеки, скользнул по лбу, щекоча кожу волосами и охлаждая выступивший пот. Черты лица Елрех смягчились, но хмурость никуда не делась. Не проронив ни слова, она отпустила кинжал и отправилась дальше. Я постояла еще немного, ожидая, что фангра запретит мне следовать за ней, но запрет так и не прозвучал.

Наша прогулка по улице напомнила первый день нашего предыдущего знакомства. Тогда я тоже брела позади гордой воительницы на почтительном расстоянии и многого опасалась – например, остаться одной в незнакомом лесу, или стать жертвой той, на чью помощь надеялась. Кажется, что почти ничего не поменялось, однако знания изменили мое отношение ко всему.

Наконец, когда мы вошли в уютный дворик нашего дома, Елрех дождалась меня и миролюбиво сказала:

– У меня есть определенные правила в быту, и на первое время жить будешь по ним. Позже разберешься в их порядке, а я привыкну к тебе, тогда и не буду тебя сковывать.

– Я понимаю, – кивнула я, стараясь не смотреть в ее сторону, чтобы лишний раз не спровоцировать скандал или не вызвать ненужных подозрений. – Пока ничего не знаю – я просто гостья, а не хозяйка. Заведовать буду потом.

– Да, сообразительная человечка. И прости за то, что я о тебе плохо подумала и за мое недоверие тоже. Я не привыкла к обществу. Мне, как и тебе, придется учиться соседствовать с незнакомым существом.

Я открыла рот, но никакой ответ из себя выдавить так и не смогла. В горле плотным камнем застрял ком. Незнакомка – вот, кто я для той, кто для меня является олицетворением нового дома. И хочется обидеться, да как‑то невообразимо глупо обижаться на правду. Правду ли? Где теперь искать эту правду, если у каждого она своя?

Мы промыли сапоги от грязи и оставили их просыхать за порогом – это правило я помнила. Затем Елрех показала мне дом, в котором я и без того хорошо ориентировалась. Она выделила мне ту же комнату, в которой селила меня в прошлый раз. В отношении личного пространства ничего не изменилось, но на кухне Елрех возвела четкую границу, разделив посуду, полки под нее и освободив мне в холодной кладовой шкафчик под продукты. После быстрой экскурсии она дала немного наличности с условием, что я все отработаю, а потом сослалась на важные дела и оставила меня одну. Я боялась наседать на нее, поэтому спрятавшись за занавеской, смиренно смотрела, как она отдаляется от дома.

После вороха испытанных эмоций, открытие, что солнце с рассвета сделало лишь пару шагов, вызвало удивление. Казалось, что мне необходим отдых после долгого изнурительного дня, но весь день еще только маячил впереди. Я отпрянула от окна и, наконец, осознанно осмотрела комнату, в которой придется жить. Жить ли? В какой‑то степени так, но лишь в той, что привычна Фадрагосу, а не Земле. Ведь не для спокойного проживания отведенного мне времени я пришла в Обитель гильдий и уж тем более не для этого примкнула к Пламени Аспида.

* * *

Непривычный ранний зной усиливался, и марево густело над пыльной дорогой. Видимо, скоро обитель накроет гроза, и все жители вновь будут мрачными, принимая погодные условия себе в вину. Я держалась тени, продвигаясь широкими улицами к нужному району, который принадлежал низшим и отверженным. Пересекая сквер с полумертвой растительностью, замешкалась. Разбитые сорняком дорожки были засыпаны сухими листьями, ветки иссохших деревьев кривыми ветками‑руками тянулись то к земле, то к небу, скручивались и изворачивались так, словно сбились с пути, потерялись в пространстве и дальше пробирались на ощупь до тех пор, пока не погибли. Я долго смотрела на них, почему‑то вспоминая вечер, когда мы с Кейелом танцевали под звездами. Наверное, тогда я тоже не понимала, к чему на самом деле стоит тянуться.

Место, где Роми порезал меня ядовитым дротиком и едва не убил, нашлось не сразу. Но оно и не вызвало никаких эмоций ровно до того момента, пока я не вспомнила о метке, которой наградил нас Кейел. Пусть я была всего лишь инструментом Вольного, но он оберегал меня. Оберегал так же, как оберегал любое средство достижения своей цели. Меркантильно, цинично, практично – ничего романтичного и возвышенного, ничего общего с тем отношением, о котором могут мечтать девушки. Однако именно так возник наш союз, затем рос и креп на личных интересах и наконец – обрел что‑то неподдельно важное, что‑то жизненно необходимое нам обоим. Мы больше, чем партнеры, и изначально были больше, чем просто любовники.

Глядя на серую землю под ногами, я сжала кулаки. Втянула душный воздух, набирая его полную грудь и ощущая созревающую решительность. Кейела необходимо отыскать как можно скорее. Вольному нужно помочь достигнуть его цель, но прежде придется разобраться, куда же эти самые Вольные исчезают. Я не отдам его никому. По крайней мере – без борьбы.

На крыльце харчевни, где когда‑то мой Вольный едва не устроил стриптиз, толпился сброд головорезов. Не желая портить репутацию гильдии, я еще на подходе убрала знак под рубаху, а помня предыдущий опыт общения с Вайли, намеренно приподняла подбородок и положила руку на кинжал. Раз уж я почему‑то стала напоминать наемницу и убийцу, то надо этим пользоваться. Мужики при моем приближении притихли, но разговор не прекратили. Бросая оценивающие взгляды, расступились. Шутку с пошлым оттенком позволил себе лишь один громила, человек, да и то удовлетворился моим ответным молчанием и преследовать не стал. В самой харчевне днем стоял полумрак, густились духота и вонь, гул голосов походил на жужжание шмелей. Посетителей было не так уж и много, и все выглядели сонными. Впрочем, скорее всего, так и есть. Не думаю, что наемники придерживаются дневного графика работы.

Я подошла к стойке и ко мне мгновенно подскочила фангра. А вечерами она с привлекательным эльфом поет тут песни…

– Что будешь? – спросила она, перекидывая темную косу за спину и сверкая из‑под густых ресниц голубыми глазами.

– Поесть бы, – ответила я, опираясь ладонью на стойку и замечая, как крепкая эльфиорка за ближайшим столом вяло ковыряет тусклые овощи в тарелке. – Я не привередлива, но от скисших помоев откажусь.

Фангра проследила за моим взглядом и фыркнула. Не позволяя навешать лапши мне на уши, я продолжила:

– Я давно сюда не заходила, но с кухней вашей знакома. Не надейся на мне нажиться, – наклонила голову вперед. В светлых глазах фангры появилось понимание: – Я не завтракала и толком не ужинала, поэтому буду рада любому, что будет свежим, горячим и очень быстро появится передо мной.

– Сейчас распоряжусь, – бросила она, отталкиваясь от стойки и направляясь на кухню.

Всего дважды мы с Ив приходили сюда пораньше, и именно в первую половину дня тут любили подавать старую стряпню, посыпав ее свежей зеленью или полив ароматным соусом.

Вскоре со стороны низкой двери донеслись громкие указания. Я забралась на высокий табурет, стряхнула крошки со стойки и облокотилась на нее. Фангра вернулась, с грохотом водрузила передо мной кружку с чем‑то темным.

– Квас, – пояснила бойко. – Разбавлен водой, поэтому за счет заведения.

– Помнится, раньше были орешки.

Она подмигнула мне и улыбнулась, показывая клыки.

– А ты действительно бывала у нас раньше. Орешки закончились, бери то, что предлагают.

– Спасибо. – Я улыбнулась ей в ответ и отхлебнула кислого напитка. – Слушай, а верховный Бесстрашных Зверей все еще приходит к вам?

– Как и раньше, каждый вечер, – мгновенно сказала она, хватая связку сушеных яблок. – Ты прямо заняла его место.

Я кивнула и без заискивания подвела ближе к теме:

– Я слышала, что он работает с Вольными.

Она поморщилась и пожала плечами.

– Может, и работает, но я такого не помню. Будешь? – Предложила пару сморщенных ломтиков.

– За счет заведения? – с усмешкой уточнила я, а она хохотнула. – Давай. Так, хорошо, если ты не помнишь, работает ли он с Вольными, у кого я могу узнать об этом прямо сейчас? Или просто подскажешь мне, где найти этого верховного, чтобы не ждать вечера?

Фангра прекратила срывать ароматные кусочки с веревки и поджала синие губы. Несколько секунд посверлила меня задумчивым взглядом, а затем произнесла:

– Знаешь, я бы не удержалась со Злобными лисицами, если бы не моя память, внимательность и голос. Пока я пою, усадив зад на эту высокую стойку, успеваю рассмотреть всех, кто сюда приходит или хотя бы раз приходил. Я прекрасно помню: каких посетителей к нам пускать нельзя, кому не наливать покрепче, кто с кем враждует, а кто с кем дружбу водит. Но вот ты сидишь передо мной, говоришь, что уже бывала тут, а я тебя будто впервые вижу. Потому врать не буду. Возможно, не помню я, но уже долгие периоды не находилось таких Вольных, которых в Зверях прикармливали бы. Им своих ртов хватает.

– Ладно. – Я глубоко вдохнула и шумно выдохнула. – А многих Вольных знаешь вообще?

– А чего их знать‑то? Если Вольные появляются, слава о них на весь Фадрагос разносится быстро. Спрашивай прямо – кто тебя интересует? – Широко улыбнулась и добавила: – И накинуть несколько монет потом не забудь.

Я сразу же потянулась к кошелю.

– Мне нужен Кейел. Слышала о таком?

– Не приходилось.

Ноги онемели, сердце ухнуло – и словно падение в бездну, все вокруг размылось, утратило всякую ценность. Не приходилось…

– Ладно, – выдавила с трудом из пересохшего горла, стараясь держать себя в руках. – А о Ромиаре? Это беловолосый шан’ниэрд.

– Да ну! – Фангра широко глаза раскрыла и выдохнула: – Ты, что ль, такого знаешь?

Я отхлебнула кваса; кружка стала совсем тяжелой, почти неподъемной. Прямо как эти скверные новости.

– Допустим.

Она склонилась ко мне и тише поинтересовалась:

– У кого он учится?

– Учится? – тупо переспросила я, часто моргая. В висках барабанила кровь, струйка холодного пота потекла от волос к уху.

Ромиар учится? Это он меня многому учил.

– Ну, они ж все сначала по наставникам шляются, – заговорщицки проговорила фангра; ее голос едва пробивался сквозь грохочущий стук крови и поток хаотичных мыслей. Где Кейел и Роми? Куда исчезают Вольные? Неужели я больше никогда не увижу их? Кейел выполнил миссию. Он справился. – Как только видения их отпускают, так они сразу из дома уходят. Мой тебе совет – избегай детей с пустыми глазами. – И налегла полной грудью на стойку, тише любопытствуя: – Так что с этим Вольным? Представляю, какой удар семья получила. У них же каждый ребенок на счету, раса‑то вымирающая. Там, наверное…

– Погоди! – перебила ее, вскидывая руку и мотая головой – от раздражающе‑пугающих мыслей она не освободилась. – А Вайли знаешь? Тоже Вольная.

Фангра поморщилась и выпрямилась сразу.

– Слышала о ней.

Твою мать!

– Говорят, – продолжила фангра, не замечая, как я хватаюсь за стойку, чтобы просто не повалиться, – в Обители гильдий эта полукровка редко появляется, все чаще в Васгоре и у виксартов на земле находится. Так ты мне об этом‑то Вольном расскажешь, иль нет? Это ж надо, беловолосый шан’ниэрд – и Вольный.

* * *

Домой я брела на ватных ногах. Мысли едва собирались по крохотным, ускользающим кусочкам. Бывших Вольных не бывает… Предполагать, что ни Роми, ни Кейела вовсе не существует в Фадрагосе, я отказывалась.

Весь день провела взаперти как на иголках, ожидая Елрех. Когда прошел шок, идеи возникали одна за другой – только успевай хватать. Из идей формировались цели и задачи, и мне приходилось расставлять приоритеты. Казалось, еще немного – и я полезу на стены. Хотелось выплеснуть эмоции, искромсать мебель, разбить кулаки о что‑нибудь. Но я вела себя смиренно, просто блуждая по комнате и разглядывая тени в щелях и углах. Иногда в них мерещились образы прошлого, будоража сожалением, виной, пристыжая едким, болезненным стыдом.

Елрех вернулась на закате. Я заметила ее в окне, когда она только подходила к калитке. Хотелось броситься к ней навстречу, обнять крепко и попросить успокоить меня. Попросить о помощи. Но я сдерживалась.

Она зашла в дом, позвала меня, и только тогда я медленно направилась к ней.

– Ты ела? – спросила фангра с порога. В ее руках был тяжелый мешок.

– Выбиралась в харчевню, – ответила я, перетаптываясь с ноги на ногу под скрип половиц. – Но это было еще утром.

– Если хочешь, человечка, можем приготовить ужин вместе. – Елрех явно пыталась улыбнуться, но лишь дернула уголком губ, как снова нахмурилась.

– Хочу.

– Тогда пойдем. Заодно расскажешь, как провела день.

Я засеменила за ней следом, перехватила мешок с продуктами и стала помогать выкладывать их на стол. Елрех молчала, но ее слабая задумчивая улыбка с каждой секундой все больше походила на настоящую.

– Ты пытаешься подружиться, – тихо заметила я.

Она хмыкнула и покосилась на меня.

– Будто тебя это удивляет. Не думала, что я всегда дружелюбная?

Я покачала головой, попутно размышляя, с чего же начать трудный разговор.

– Без обид, Елрех, но в эту чушь я не поверю. Возможно, в тебе многое от фангр, но не меньше досталось и от твоих беловолосых, рогатых собратьев.

Молочный фрукт в ее руке треснул, и я поспешила продолжить:

– Я же сказала: без обид! И мне нужно с тобой серьезно поговорить.

– Я голодна, человечка, – холодно произнесла она, потянувшись к миске. – У меня выдался напряженный день. Вот‑вот умрет Солнце, а я даже зернышка не съела. Готова мсита целиком проглотить.

Я тяжело вздохнула и кивнула. В груди жгло нетерпеливое желание быстрее открыться ей, а затем попросить о помощи. Куда исчезли Вольные? Как вернуть их? А главное – терпит ли время?

За готовкой мы не обмолвились ни словом, а Елрех будто и не замечала того, как я подхватываю любое ее занятие, с точностью предугадывая, что она собирается готовить. Погруженная в какие‑то глубокие мысли, она не придавала никакого значения тому, что мы способны работать слажено, будто делали так всегда. И ведь делали – в прошлой жизни.

Небольшая кухня быстро наполнилась вкусными запахами, но аппетит не приходил. Под маленьким котелком, размещенным на подставке, танцевали духи, над бурлящим соусом в нем поднимался пар, а в это время Елрех выкладывала из жестяной коробочки‑духовки румяные лепешки. Я разлила по кружкам морс, уселась на табурет и постаралась отвлечься. Разглядывала Елрех и уговаривала себя немного потерпеть. Пока она с аппетитом наворачивала тушенные овощи с мясом, я размазывала свою порцию по тарелке.

– И о чем ты созрела поговорить? – наконец произнесла Елрех, потянувшись к кружке.

– Ты хотела, чтобы я рассказала о своем прошлом.

– Хотела, но, насколько помню, утром ты этого не хотела. Уже придумала историю, которой обманешь меня?

Обману? Я стиснула зубы. Нельзя грубить Елрех, пусть она сейчас и не права – ведь сама же не любит, когда судят по расе.

– Знаешь, Елрех, я тебе клятву принесу.

– Не нужна мне твоя клятва, – запросто отмахнулась она, – и секреты оставь при себе, раз они тебе так важны.

Уверенность в успехе грядущего разговора таяла с каждой секундой, но следом пустота заполнялась неявным страхом, раскаляющим гнев.

– Важны, но…

– Я передумала, – перебила Елрех, а я сжала кулаки, скрывая дрожь в руках. – Утром ты сказала, что прошлое у тебя горечи полно, а Дриэн сообщил, что ты сирота. Посмотри, глупая человечка, какой вечер хороший. Не нужно его портить дурными воспоминаниями.

Духи Фадрагоса!

– Елрех! – Я хлопнула по столу; мышцы лица дернулись от напряжения. Когда Елрех подняла на меня изумленные глаза, я на миг разозлилась еще сильнее, но тут же этой злости смутилась. Провела ладонью по скатерти, разглаживая складку, и спокойнее произнесла: – Мне нужна твоя помощь.

Замолчала, ожидая вопросов, но их не последовало. Несколькими глотками морса прогнала першение и сухость в горле, медля вытерла губы и снова в серые глаза посмотрела – как в прорубь нырнула. Незримый лед остудил окончательно. Елрех не знает меня, видит незнакомку перед собой. Что она сейчас думает обо мне?

– Извини, я… – И ведь детально распланировала с чего начать исповедь, почти заучила, а сейчас все позабылось. Поэтому выдохнула правду: – Сволочь я.

Елрех распрямила плечи, на стену спиной налегла и, кружку отставив, деловито руки на груди скрестила. Я сглотнула и решила говорить так, как с языка слетает и в мыслях складывается.

– Не так давно, или все же давно… Иногда время трудно измерить и обозначить. Я была сволочью, Елрех. Хоть и жила по строгим принципам и правилам, но все равно была сволочью. А сейчас я, наверное, меньшая сволочь, но совсем недавно отправила девчонку на смерть.

Елрех грозно свела брови вместе, плечи приподняла и негромко уточнила:

– Что ты сделала с ней?

– Ничего. Почти ничего. – Сердце заколотилось быстрее, мысли в голове заметались, и я вцепилась в кружку обеими руками. Нужно переходить ближе к делу, а я все кружу вокруг да около. – Мы с ней просто поговорили, и я ей кое‑что рассказала об одном негодяе. Балкоре. Теперь она должна отправиться к нему, чтобы он ее убил. Вот и все.

– Балкоре? – с недоумением протянула Елрех. – Я не понимаю.

Я бы тоже ни черта не поняла.

– Я тоже, Елрех, – несмело улыбнулась, озвучивая мысль. – Раньше я никому смерти не желала, и выбирать не приходилось. Вокруг меня всегда все стремились жизнь оберегать, а потом… мир поменялся. – Несдержанно хохотнула, опуская глаза. – Буквально. Я так злилась, что Вольной рассказала обо всем, думала, там же на месте и рехнусь. По‑хорошему, это ей бы ему кинжал в сердце вогнать, но на самом деле это будет по‑плохому. Она ни в чем не виновата, а он виновен во многих убийствах, и в итоге – ей собой жертвовать, а ему, наверное, почет и благодарность принимать.

Елрех молчала, а я с каждым мгновением тишины понимала, какой несвязный бред, должно быть, несу. Истеричные крохи веселья улетучились, скованные напряжением губы расслабились и от этого даже заныли скулы и щеки. Я хмыкнула и продолжила подступать к непростой правде:

– Не перебиваешь, не уточняешь. Думаешь, наверное, что я бред какой‑то несу. Извини. Это очень трудно вот так просто взять и сказать, что мы с тобой давно знакомы, просто ты умерла. – Тряхнула волосами, отгоняя воспоминания последнего взгляда Елрех, направленного на меня, там, в сокровищнице, перед тем, как по моей вине все сгорело в синем пламене. – Или я умерла…

– Ты пугаешь меня, странная Асфи. – Елрех снова подалась вперед, облокачиваясь на стол; под ее весом он со скрипом пошатнулся. – О чем ты говоришь?

И вновь одолела нервозность. Зачесалась шея, сбилось дыхание и захотелось сбежать от всего. Я со смешком в голосе и слезами на глазах призналась:

– Представляешь, когда‑то давно сам правитель региона Цветущего плато рассказывал мне историю Фадрагоса.

Елрех вытаращилась на меня, как на безумную, а я продолжила:

– Говорил, что раньше мудрецы и исследователи поднимали вопрос о том, считать ли больных болезнью солнца умершими? И с Вольными так же. А потом сказал, что эти же мудрецы, – я подавила очередной смешок – он щекотал горло. Хитрые лжецы, эти Энраилл, – что они предполагали, может ли появиться в Фадрагосе тот, кто будет считаться умершим, но при этом не утратит рассудок и память. И вот я… Елрех, прости меня. Ты и представить не можешь, что я натворила. Прости.

Всхлип сорвался с губ, и я накрыла их ладонью. Съежилась и зажмурилась. Дыши, дыши, дыши! Духи Фадрагоса, возьми себя в руки, тряпка! Ты вернулась в Фадрагос, радуйся уже этому!

– Прощаю, – вклинился осторожный голос в мысленныеприказы. – Видимо.

Неуверенность Елрех немного рассмешила и прибавила душевных сил. Лишь на капельку осмелев, я сразу заставила себя посмотреть на подругу и говорить дальше:

– А еще ты об имени спрашивала! Ты мне его и дала. Асфирель – так ты меня назвала после того, как мы с тобой убили лиертахона. – Я коснулась пустого запястья, потерла его. Жаль, что клыка больше нет. – Асфирель. Мне не подходит это имя. Елрех, на мне лежат большая вина и тяжелое бремя. Мы с тобой познакомились давно. Это случилось рано утром в Вечном лесу…

Она не перебивала – смотрела неотрывно, изумленно, с неприкрытой жалостью, а я давила из себя слово за словом. Зачастую бессмысленно прыгали предложения, иногда они лишь путали, иногда пугали, что я не смогу вернуть утраченное – а его так много и оно все важное, – иногда доводили до слез и изредка, когда выражение лица Елрех менялось на серьезное и озадаченное, вселяли надежду. Я заставляла себя признаваться в том, кто я, откуда и какой груз прошлого тянется за мной.

Елрех поверила. Поверила не сразу, что было логично, но я смогла убедить ее.

– О бабуле своей ты многим рассказывала? Как проститься с ней не успела, или как она алхимии тебя учила? И мама твоя… Мне жаль, что она так играла с тобой. – В ладонь билось неспокойное сердце, разрывая грудную клетку изнутри. Я несильно похлопала себя по груди и, не отнимая руки, добавила полушепотом: – И я сочувствую, что при вашем прощании, когда ты уходила из ее дома, она не сумела скрыть облегчения. Мне больно, что с тобой так обошлись. Тем более больно и стыдно, что я поступила не лучше.

Елрех дышала медленно, тяжело. Глаза ее блестели, но слез видно не было; на переносице застыла глубокая морщина, выглядя на побледневшей коже темно‑синим росчерком.

– Ты и вправду использовала Сердце времени? – аккуратно переставляя посуду на столе, будто отвлекалась бесполезным занятием, спросила Елрех.

Я кивнула.

– Использовала. Говорю же, в свой мир рвалась.

– Почему там не осталась?

Наши голоса в полумраке опустившихся на Фадрагос сумерек звучали размеренно, устало. Охарс никто из нас не призвал.

– А это… – протянула я. Переживания отпустили, оставляя слабость. – Кейела, Вольного, который нами руководил, найти его хочу. Он мир спасал, Елрех. От меня спасал. В чаше‑артефакте, которая врагов показывает, я была.

– Выходит, мир он не спас.

– Наоборот.

– Как это? Вот же ты… – На меня исподлобья взглянула. Без обиды и осуждения, но угрюмо.

Я вздохнула тяжело. Отодвинула от себя тарелку и, руки на нем сложив, налегла на них щекой. Ответила, всматриваясь в темноту, собравшуюся в углу, – она больше не пугала, как в той жизни.

– Говорю же, Елрех, спас он мир. Сам того не понимая, спас. До последнего думал, что ради меня всем миром жертвует. Даже простился. Идиот. – Я улыбнулась, чувствуя овладевшую мною нежность при воспоминании о нем, и пояснила: – Не в нашей с ним привычке было прощаться. А тут прощения просил.

– За что? – продолжала интересоваться Елрех, словно все еще старалась найти зацепку и опровергнуть мое признание.

– Он использовал меня. Тебя. Всех. При любой возможности использовал любого.

– Только плохие всех используют. Зачем же он тебе?

– Думаешь, я лучше? – Голову приподняла, укладывая на предплечья подбородок, чтобы Елрех видеть. – Да и не в этом суть. Я сегодня узнала, что нет его. Бывших Вольных ведь не бывает… – Неприятный ком вновь поднялся к горлу. Я шепотом попросила: – Помоги мне найти Кейела, Елрех.

Она жалостливо брови вместе свела и так же тихо поинтересовалась:

– Как же мы найдем его? Сама говоришь, что нет такого Вольного больше.

– Не знаю, – протянула я. – Надо разобраться, куда они исчезают. Надо выяснить.

– И как ты собираешься это делать, наивная человечка?

Я усмехнулась, выпрямилась и предложила одно из соображений:

– Сначала выясним об их семье. С нами был второй Вольный – светловолосый шан’ниэрд. Как я понимаю, их не так много.

– О таком Вольном точно знали бы все, – согласилась она, кивая головой.

– Значит, семей этой расы тоже не так много. Я хочу отыскать семью этого Вольного. Так мы хотя бы узнаем, рождались ли эти парни в нынешней моей жизни.

– Что значит – в нынешней моей жизни? – хмыкнула Елрех.

– Я не знаю, как еще обозначать время. – Я пожала плечами. – Мне всегда казалось, что оно лежит в плоскости, а выяснилось, что это тот еще пространственный бред. И бред этот личный, потому как без памяти, какой обладаю я, ты можешь видеть только одну временную шкалу.

Мы с ней просидели до поздней ночи. Она спрашивала обо всем, а я без утаивания рассказывала абсолютно все. Если в этой жизни Елрех предаст меня, поутру побежав с доносом к Дриэну, значит, я вернулась в другой мир – снова чужой. Значит, и остальных искать без толку.

Охарс парили над нами, когда за окном сверкнула молния. Спустя миг раскат грома сотряс стекла, испугал духов, и они взметнулись к потолку, разлетелись в разные стороны: кто дальше от окна, кто к нам с Елрех за плечи. Она словно только сейчас очнулась и обратила внимание на окружение. Хмуро посмотрела на черное окно, скривилась от стука первых капель и тихо призналась:

– Теперь ты нравишься мне, Асфи. Не от того, что ты мне рассказала, а от того, как вела себя этим вечером. С тобой… – повела плечами, – уютно как‑то, привычно.

Я улыбнулась, но сближаться с подругой все еще не рисковала. А она продолжала:

– То, что ты рассказала, вызывает много вопросов и сомнений, но я почему‑то верю тебе. Мне не хочется тебе верить, но я верю. Ты говоришь, что твой Вольный спас Фадрагос тем, что подарил тебе знания?

– Наши Вольные спасли.

Елрех никак не могла принять тот факт, что в прошлой жизни ее любил беловолосый шан’ниэрд. Вот и сейчас она скривилась, поежилась и сказала:

– Пусть так. – На меня посмотрела. – Только ты не говорила, как второй Вольный помог тебе.

– Он оберегал Ив, исследовательницу, а я удачно спасла ее. И за это спасение она наградила меня тайной, которая помогла мне выжить в этой жизни. Извини, саму тайну я рассказывать тебе не буду.

– Как скажешь, – не возражала Елрех. Постучала коготком по каемке тарелки и предположила: – Получается Фадрагос еще не в безопасности? Повелители и впрямь зачастили. – Покачала головой. – Наверное, потому несколько рассветов назад в самом деле в обитель прибыли правители регионов.

Сердце екнуло; кровь отхлынула от лица. Я прохрипела, потянувшись к морсу:

– Мне нельзя пересекаться с Волтуаром.

– Это он тебя полюбил?

Я кивнула.

– Как знать, человечка. Ты ведь жаловалась, что была другой, а теперь, по твоим словам, не то поумнела, не то справедливее стала.

– В реалиях Фадрагоса.

– Неважно. Ты изменилась. Если бы ты не сказала мне, что из другого мира, я бы ни в жизнь иномирянку в тебе не разглядела. А он, если тебе верить, полюбил как раз потому, что ты диковатой казалась.

– Я не буду рисковать, – решительно произнесла я.

– Я и не заставляю. Так, – она пожала плечами, – размышляю. А с Фадрагосом что будет? Теперь тебе его спасать?

Я вытерла губы ладонью и ответила:

– Нет, Елрех. Я только Вестница, о чем распространяться нельзя. Мне лишнее внимание ни к чему, да и тайны, которые мне известны, смертельно опасные. Спасать Фадрагос – задача Вольной.

– Той самой, которую ты на смерть отправила.

– Да. Это уже ей Десиена останавливать, а я, наверное, свободна. Понять точно не могу. Меня никуда не тянет, ни с кем поговорить больше не хочу. Только бы Кейела найти. – Голову опустила, глаза прикрывая. В груди потеплело, а волосы на затылке приподнялись, будто Вольный поцеловал незримо. – Но это другие чувства. С силой Вестницы все совсем иначе. Искусственно, что ли.

Елрех промычала. Новый раскат грома заглушил наши вздохи, а когда затих, Елрех напомнила о сне. Я не перечила. Помогла убрать со стола, и уже на выходе из кухни удержала подругу за руку. Она остановилась и на меня посмотрела вопросительно.

– Когда‑то ты сказала мне, что мы живы там, где живет наша история, – произнесла я и пересохшие губы облизала. – Помоги мне ожить, Елрех. Я не хочу быть мертвой при жизни.

В ее глазах не было насмешки, только серьезность и, показалось, мелькнуло уважение.

– Если все, что ты рассказала мне, правда, то мы сумеем поладить. – Она накрыла мою руку ладонью. Сдавила крепче. – Будет тебе новая история, человечка. Вот только теперь отдохнуть мне от тебя надо, разобраться в узнанном. Во все услышанное мне еще нужно поверить.

Глава 6. Пятно из голубой крови 

Первое время после непростого разговора с Елрех, я ждала от нее проявления бурных реакций, но с каждым новым закатом это ожидание исчезало. Со стороны любому, кто был малознаком с беловолосой фангрой, могло показаться, что она осталась безучастна к открытиям. Как преданный и ответственный алхимик, она большую часть дня предпочитала тратить на зелья. Только в этот раз ей пришлось убедиться, что мне, как новичку, совсем ни к чему просиживать по несколько часов в мастерской гильдии. Оценив мои знания, Елрех пригласила меня в домашнюю лабораторию – обычную комнатушку, обустроенную с удобствами для алхимика. Изготавливая зелья, улучшая их свойства методом проб и ошибок и пробуя изобрести новые, нам не оставалось ни одной свободной минутки для разговоров на личные темы. Однако они появлялись ближе к вечеру. Вот только и в эти периоды отдыха Елрех предпочитала говорить о работе – зельях, травах, благодарных целителях, успехах Аспидов, – обо всем, что меня беспокоило в последнюю очередь.

Иногда, особенно когда меня мучила бессонница, хотелось растормошить Елрех и снова поднять вопрос о нас и нашем прошлом. Почему‑то до жути хотелось обсудить это, попытаться объяснить, какую важность это для меня имеет, хоть и прекрасно осознавала, что нет смысла мусолить одну и ту же тему даже всего лишь во второй раз. Сколько бы мы ни говорили о наболевшем, Елрех не сумеет увидеть целостность картины, да и проблему пустой треп не решит. В эти моменты приходилось бороться с собой, напоминать себе, что в собственном одиночестве я виновата сама. Труднее всего было сдерживать себя от спешки в поисках Вольных и требовании этого от Елрех. Она просила дать ей время, а Вольные… Возможно, мне уже и торопиться не к кому.

На восьмом рассвете все, наконец‑то, изменилось.

– Поднимайся, Асфи, – тихо произнесла Елрех.

Я открыла глаза и осмотрелась. Комната все еще была погружена в утренние сумерки, холодное, какое‑то мутно‑серое небо за окном только‑только озарялось теплыми красками. Елрех, одетая в костюм, стояла в дверном проеме и вытирала руки полотенцем.

– Встаю, – спросонок промямлила я. Вдохнула прохладного воздуха побольше, поежилась намеренно, прогоняя сон, и приподнялась на локтях. – Что‑то случилось?

– Нет. – Елрех смотрела на меня пристально, с прищуром. И, быть может, я бы насторожилась от такого внимания, если бы не угадывалось умиление в серых глазах. – Ничего не случилось, милая человечка. Просто мы отправляемся по делам.

Просочившаяся ласка в ее голосе развеяла все сомнения в том, что она следила за мной без злого умысла. Видимо, пыталась разглядеть во мне прошлое, и, скорее всего, у нее получилось.

Она ушла почти сразу, оставляя меня одеваться. С кухни долетали сладковатые ароматы завтрака, слышались шорохи и легкое постукивание. Дом выпустил меня с коротким скрипом дверных петель, улица встретила зябкой прохладой, плотным туманом и ясным небом. Редкие пичуги голосили над сонной обителью, перекрикиваясь с разных сторон. Я умылась ледяной водой и, постояв немного на свежем воздухе, взбодрилась окончательно.

После улицы тепло дома окутало приятным жаром, запах каши с ягодами, фруктами и медом обрел неповторимое богатство оттенков. Я вошла на кухню и улыбнулась. Елрех уже накрыла на стол, но завтракать без меня не села. Разрезая пирог, она пригласила:

– Садись, Асфи. У меня для тебя новости. Думаю, они тебя порадуют, но не обещаю.

После этих слов желудок словно перевернулся, а сердце забилось чаще. Я поспешила занять место и стала терпеливо ждать, когда Елрех продолжит. Однако могла бы и привыкнуть, что подруга предпочитает сначала утолять голод. Когда с кисло‑сладкой кашей было покончено, мы разделили пирог, разлили молоко по кружкам, и только тогда Елрех обрадовала меня:

– Тебе я не говорила, беспокойная человечка, – не хотела лишний раз волновать, – но нашли нам беловолосого шан’ниэрда по имени Ромиар.

– Кто? – приглушенный вопрос вырвался против воли. Один единственный вопрос, хоть в голове их возникло множество: где Роми, кто его нашел, как далеко он, могу ли я увидеть его сегодня, как мы будем действовать дальше?

– Гильдий, благодарных Аспидам, хватает. У целителей Золотой Лани лучшие в своем деле специалисты. К ним обращаются даже верховные мудрецы. Поэтому я решила, что если и живет этот Вольный… Кхм… – Она приглушила неловкость тихим кашлем, отняла кулак от губ и продолжила с поправкой: – бывший Вольный в нашей обители, то обслуживается именно в Золотой Лани. Он же шан’ниэрд. Аспиды тоже сотрудничают с ними, мы продаем им большую часть южных трав и настоев. Они хорошо платят, но все же цену мы им знатно снижаем.

– Ясно, – нетерпеливо оборвала я.

Елрех понятливо улыбнулась мне.

– Беловолосый шан’ниэрд по имени Ромиар состоит в гильдии исследователей, – облокотившись на стол, стала выкладывать она. – Обращается этот молодой мужчина к целителям редко, а за его здоровьем присматривает темноволосый шан’ниэрд. Они не самые умелые в вопросе здоровья, у эльфов с этим дела обстоят куда лучше, но этот беловолосый шан’ниэрд, твой Ромиар, и близко не подпускает к себе другие расы. Его целитель пожаловался мне: когда Ромиар заболевает, или когда приходит время обычной проверки всего духа, наступают самые худшие рассветы в его жизни. Но Ромиар уважаемый шан’ниэрд из уважаемой семьи, поэтому ему никто не отказывает и с ним всегда вежливы. Не знаю даже, радоваться ли тебе.

– Конечно! – Я едва ли не подскочила на стуле.

Елрех скептически изогнула бровь, и у меня язык зачесался пояснить такую простую истину:

– Даже если этот хвостатый расист будет ненавидеть меня, как прежде, или сильнее, главное, что он вообще будет ко мне хоть что‑то испытывать! К его ненависти я, кстати, привыкла. И во всем этом есть кое‑что безумно радостное! Если есть Ромиар, значит, где‑то есть и Кейел. Понимаешь?

– Понимаю. – Она на миг поджала губы, а потом склонила голову к плечу и спросила с участием: – Неужели твое сердце полностью отдано этому человеку? Может, было бы лучше…

– Никаких «может», Елрех! – перебила я. – Он нужен мне!

– А если…

– Что?

– Прости меня, восторженная человечка, но что, если ты ему не нужна?

Чего? Смысл вопроса не сразу уложился у меня в голове, а когда все‑таки уложился, то в ней оказалось пугающе тесно для него. Мысль разрастись до масштабов «у него другая жизнь: без Тоджа, с семьей, с гильдией…» не успела. Под оглушительный грохот сердца я отвлеклась ближайшими приятными перспективами:

– Давай навестим Роми.

– Давай попробуем, – кивнула Елрех, хватая пирог с тарелки. – Но не настраивайся на то, что нас к нему пустят.

– Как это?

Нет уж! Поймать птицу за хвост и узнать, что это ящерица, – не самое приятное, но это не значит, что я позволю ей удрать, оставив мне лишь бесполезный трофей.

– Он почти не выходит из дома, Асфи, – с улыбкой сказала Елрех. – Это беловолосый шан’ниэрд.

– А как же гильдия исследователей? Он ведь в ней состоит.

– Состоит, – подтвердила она и добавила: – Хорошему исследователю не обязательно тягаться по всему миру, ему могут все приносить домой. Ты ведь знаешь, что сердце беловолосого шан’ниэрда будет подарено одной единственной, и для них это вопрос жизни и смерти.

Поблагодарив Елрех и за новости, и за ее неожиданную помощь, о которой я даже не догадывалась, я заставила себя доесть кусок пирога и опустошить кружку с молоком. Неизвестно, сколько еще до возможности увидеть старого друга, но не хотелось бы оттягивать эту встречу, отвлекаясь на какой‑то там голод.

* * *

Солнце грело переполненные существами улицы обители. На главной площади, под самой картой Фадрагоса, парящей в воздухе, собралась шумная толпа.

– Надо было идти в обход, – громко посетовала Елрех, оттягивая меня за локоть из‑под тяжелой телеги.

Двигался мсит в таком тесном потоке медленно, но скрип и стук колес заглушал гомон.

– Почему все собрались тут? – громко спросила я, привставая на носочках.

– Я уже говорила тебе. – Елрех прочистила ухо пальцем. – Не нужно кричать, голосистая человечка, у меня все хорошо со слухом. А народ пришел посмотреть на правителей и мудрецов. Шесть деревень уничтожено Повелителями разрушения всего за полпериода. Слишком много для совпадения! И нам интересно знать, что происходит.

– Думаешь, мудрецы и правители знают? – Я скривилась от таких глупых догадок.

Да, конечно, мудрецы наворотили дел за столько столетий, но о Десиене они, скорее всего, не догадывались даже в той жизни. Могли ли они знать, что события, которые, по сути, затеяла Ил, начали проявляться частыми визитами Повелителей? Думаю, что в таком случае, они бы балкору не мешали, а всячески помогали. То есть на мнимую ведьму в моем лице охоту не устраивали бы, а даже наоборот – поднесли бы любезно меня балкору на блюдце с голубой каемкой.

Мы с Елрех продвигались через толпу, огибая площадь по краю. Видимо, помня мои опасения, фангра вела меня по противоположной стороне от главного дома гильдии мудрецов. Если правители собрались сейчас там, то, скорее всего, Волтуар будет среди них. Толпа почти осталась позади, когда многоголосый шум, как по мановению волшебной палочки, затих. Слышалось лишь шиканье, наблюдались тычки в бок тем, кто все еще продолжал разговоры. Мы обернулись к карте, над которой раскинулась огромная желто‑зеленая сеть. Она напоминала паутину, но при этом с едва заметным свечением, какое обычно исходит от духов.

– Это духи иллюзий, – прошептала Елрех, склоняясь ко мне. И кивнула на сеть. – Ты не видела еще такого?

Я покачала головой, замечая и самих духов. Их множество – мелкое, едва уловимое, – проделывало дуги над картой, оставляя после себя следы. Эти следы и формировали паутину.

– Скоро иллюзионисты покажут нам то, что происходит в главном зале дома мудрецов.

Не успела Елрех закончить, как зеленое сияние уступило первенство желтому, а сети сформировали трехмерную картинку. Постепенно она обретала четкие очертания силуэтов, появлялись другие цвета, передавая точные краски нарядов мудрецов. Я узнала эту пятерку еще в тот момент, когда черты лиц были не явными. Но даже не мудрецы, парящие выше карты, на полупрозрачном полу, приковали внимание.

– Это Ив! – громким шепотом оповестила я Елрех, указывая на эмоционально жестикулирующую эльфийку. – А это… Волтуар.

Духи Фадрагоса, что не так в этой жизни? Почему они уже знакомы?

Не отрывая взгляда от них, я вытерла потные ладони о штаны и сглотнула. Судя по всему, парочка стояла в углу зала, в отдалении от всех. Ив была разодета, как при нашем знакомстве, в костюм с лоском, какой присущ шелку, обута в высокие сапоги с затейливой вышивкой. Волтуар был неизменно в черном костюме, а на плечах тяжело висел меховой плащ. Слушая Ив, правитель склонялся к ней и периодически мотал головой, освобождая от челки глаза. Никому и дела до них не было, кроме меня и Елрех, заметивший их только потому, что я на них указала.

– О чем они могут так бурно шептаться? – поинтересовалась Елрех.

Я оглянулась и убедилась, что все вокруг слушают Нелтора, нагло врущего о черных душах простолюдинов и их грехах, разрушающий любимый Фадрагос. На всякий случай, вцепившись в плечо Елрех, привстала на носочки и прошептала ей на самое ухо:

– Если ничего не изменилось, то Аклен’Ил региона Цветущего плато ведут переписку с северянами. Не удивлюсь, если, не отвлекаясь на Роми в этой жизни, как на Вольного, Ив сделала себе имя, или как это правильно в Фадрагосе называется? Неважно. Думаю, что ее пригласили к расследованию о ведьме сразу же. Ты не представляешь, на что эта фанатичная к работе эльфийка способна.

– Насколько помню, ты хотела подружиться и с ней.

Хотела, но…

– Передумала, – коротко ответила я и потащила ее подальше от бесполезного зрелища.

Пребывая в восторге от того, что Ромиар все‑таки существует, я совершенно пропустила тот факт, что он состоит в гильдии исследователей. Насколько помню, эта гильдия в Фадрагосе на уровне наших государственных учреждений. То есть одна на весь мир, просто в каждом городе есть свои… филиалы? Наверное, да, так звучит правильно. Значит, в этой жизни Роми и Ив могли бы быть знакомы, пусть не лично, но по деловым перепискам. Либо, что меня, в связи с последними новостями, устроило бы больше, они работают в разных областях одной сферы и никогда не пересекались. Я была бы рада подружиться с Ив, пусть мы с ней и не всегда сходились во мнении, но прямо сейчас, пока я во всем не разобралась, она может быть мне только врагом. Десиен должен прийти к тому, к чему идет. Как бы я его не любила, каким бы отвратительным он мне ни казался, нельзя отрицать, что спасение вымирающей расы – благородное дело. Всегда ли оно должно совершаться только такими же благородными поступками и решениями? Об этом уже судить не мне.

– Куда дальше? – спросила я, вырвавшись из толпы на перекресток.

Елрех без слов перехватила инициативу и продолжила путь, заставляя меня следовать за ней. В эту часть города мне наведываться не приходилось. Даже роскошный дом Ив на фоне этих особняков, которые тянулись по ухоженной улице, вспоминался скромным домиком. Зеленая ограда цвела и была такой насыщенной, будто ее поливали ежедневно. Впрочем, учитывая духов, эта догадка могла быть истинной. На дороге, мощенной брусчаткой, не было ни одного опавшего листочка, а если такие и встречались, то словно были брошены намеренно, дабы придать вид легкой небрежности.

– Он живет тут. – Елрех подошла к высоким кованым воротам и, остановившись, невольно погладила кинжал.

Волнуется? Видимо, она все же приняла тот факт, что в прошлой жизни была с Ромиаром. Каково ей сейчас? Я подошла ближе и положила руку ей на плечо.

– Как мне его позвать? Давай я поговорю с ним сама, а ты…

– Ты что это, смешная человечка? – С весельем взглянув на меня, она хохотнула. – Думаешь, меня таким напугать можно? Я просто тебе помочь хочу. Уж больно любишь ты своего человека и к этому шан’ниэрду отчего‑то тоже сильно рвешься.

– Они…

Хорошие? Добрые? Ни капельки. Духи Фадрагоса, в них мало и первого, и второго, скорее, больше злости и подлости, но вопреки их недостаткам, коих много, я нуждаюсь в обществе каждого парня. Пожав плечами, я выдавила из себя извиняющуюся улыбку, а Елрех, немного постояв на месте, усмехнулась и смело шагнула к воротам. После того, как сторожевые духи обследовали нас, вплоть до карманов и пазух, из больших дверей особняка показался эльф в белоснежном костюме и черных сапогах. Вышагивая бодро, он приблизился к воротам и звонко спросил:

– Вы к кому?

– К Ромиару. – Елрех поморщилась, разглядывая эльфа.

– Из какой гильдии и по какому делу? – Все еще не открыв нам, он протянул руку, будто ждал, что в нее что‑нибудь вложат.

Елрех вскинула подбородок и, поправив знак на груди, с гордостью сказала правду:

– Я алхимик из Пламени Аспида, но к вашему господину пришла по личному делу.

Тонкие брови эльфа высоко поднялись, а сам он быстро хватанул воздуха ртом и оглянулся на крыльцо дома. Нахмурившись, облизал губы, дернул ушами и снова не совладал с бровями – они взмыли почти на середину лба, выдавая высшую степень растерянности. Пока он старался взять себя в руки, я уловила движение в доме. Кто‑то прятался в окне второго этажа за шторой. Ровно в ту секунду, как я заметила наблюдателя, появился зов силы. Не такой очевидный и мощный, какой был с Вайли, но он был.

– Туда смотри, – показала я Елрех, подступая ближе к воротам.

Она мгновенно уставилась на указанное окно и почему‑то насупилась.

– Там Роми, да?

– Наверное, он. – Елрех безразлично пожала плечами, но подбородок вздернула выше. – Молодой шан’ниэрд. Он старается не смотреть на нас, но ему трудно. Перед ним ведь стоит позор его расы.

– Э‑э… но… а… – нечленораздельно поддержал беседу эльф, оглядываясь на окно. И с благоговейным ужасом прошептал: – Его не должно там быть.

– Мы сможем побеседовать с ним? – поинтересовалась я.

– Но к Ромиару не пускают женщин! – на последнем слове он взвизгнул и сам, нервно вздрогнув от своего же голоса, вытянулся по стойке смирно. Видимо, с настолько нелепыми просьбами в этот дом еще ни разу не приходили. Однако через секунду резким, уверенным движением эльф одернул сюртук, заправил волосы за уши, а в зеленых глазах загорелся знакомый фанатичный огонек. – Пусть духи будут милостивы к вам и вашей гильдии, но, при всем уважении, пустить вас к Ромиару я не имею права.

Мы с Елрех переглянулись: я с разочарованием, а она с сочувствием. Эльф же продолжил заученно чеканить:

– Вы можете передать ему послание. Предпочтительно в письменном виде, так каждое ваше слово сохранит вложенные в него вес и значимость. Однако я должен предупредить, что мне придется обезличить ваше письмо, чтобы оно не имело ничего общего с вашим характером.

– Даже так? – изумилась я.

Эльф уперся в меня осуждающим взором, сложил руки на животе и строго обозначил:

– Уважаемому Ромиару не дозволено рисковать собой.

– Мы не можем говорить через вас или кого‑либо еще, – стальной интонацией Елрех не уступила эльфу. – Только лично.

Не узнать ее решительность и веру в благородное стремление было невозможно. Расовая предприимчивость фангр ради помощи нуждающимся хорошо научила меня, что иногда она работает добродушной расе в ущерб. Сердце сжалось от плохого предчувствия.

– Но…

– Посмотрите на меня, – потребовала она, не позволяя эльфу ответить. Тряхнула густыми волосами и сжала кулаки. – Посмотрите внимательно! Посмотрели?

– Да, уважаемая. – Эльф, хоть и стоял за оградой, все равно попятился.

– Тогда ответьте: какой беловолосый шан’ниэрд влюбится в пятно на безупречной репутации своей расы?

На голубых щеках проступили синие пятна, а висок заблестел от пота. Елрех резко опустила голову и воровато вытерла скулу, будто думала, что там слеза. И хоть слез не было, смотреть на нее было больно. Я против воли отступила.

– Елрех, пойдем отсюда.

– Нет.

Я приоткрыла рот, но не нашла, что сказать – ответ прозвучал слишком категорично и неожиданно. Ноги стали ватными, а чувства запутанными. Елрех, продолжая сжимать кулаки, повернулась ко мне, окинула суровым взглядом с ног до головы и тихо проговорила:

– С рождения меня чураются и фангры, и шан’ниэрды. Эльфы, – вскинув руку в сторону, указала на пунцового слугу, – не знают, как относиться ко мне. Всезнающая Асфи, будь я просто фангрой, он бы сразу прогнал нас. А он… Погляди на него. Погляди, какой он важный! Ты видишь? Видишь же. Он прислуживает беловолосым шан’ниэрдам, и уже гордится этим. А меня повстречал и растерял все свою важность.

Она разошлась не на шутку. У меня возникало чувство, что еще немного – и из ближайших домов начнут выходить жильцы, чтобы посмотреть представление поближе и разобраться подробнее в его причинах. Елрех и в той жизни тихоней не была, но, судя по всему, мне просто не доводилось видеть ее в непосредственной близости к светлой половине сородичей. Но как же она тогда терпела Роми? Быть может, в той жизни он был ближе к народу и характером совсем не напоминал их. Не имеет значения. То, что творится с ней сейчас, бьет по сердцу и не оставляет воздуха в легких, а в голове дельных мыслей, кроме одной – увести бы ее отсюда.

Эльф побледнел и сглотнул, снова оглядываясь на дом, и в этот момент на крыльцо выскочила беловолосая шан’ниэрдка. Приподнимая подол платья молочного цвета, она сбежала по ступеням и быстро засеменила по дорожке к нам. Я мазнула по ней взглядом и с облегчением вздохнула, но через миг вновь посмотрела. Уже жадно, внимательно. Ровный разлет аккуратных бровей, мягкие и тонкие черты лица, а в хитром прищуре глаз сияет цветочный мед. Серая мерцающая кожа чуть розовела на щеках, белые волосы были собраны в высокую прическу, обнажая тонкую шею и цепляясь за рога. У них даже рога одинаковые…

– Что случилось? – А в голосе звенит его высокомерие.

Слуга с облегчением подскочил к младшей сестре Роми, пригладил волосы, словно Елрех успела его потрепать, а затем быстро доложил о нас. И доклад этот мало чем отличался от ябедничества. Выслушав его, шан’ниэрдка сцепила руки в замок, распрямила плечи и выступила вперед.

– По какому праву вы требуете от нас немыслимое? – Посверлила гневным взором сначала меня, потом Елрех. И снова на меня уставилась: – Сердце моего брата свободно. И он точно одной из вас его дарить не намерен!

Елрех шумно вдохнула и с презрением оскалилась. Положив руку на ее напряженное плечо, я тихо попросила еще раз:

– Давай уйдем, Елрех. В самом деле, не будем рисковать жизнью Ромиара. Наша с ним дружба того не стоила.

Он хмыкнула. Проигнорировав мою просьбу, отступила в сторону и громко произнесла:

– Ты слышала, низшая человечка? Он рискует полюбить одну из нас, но мы для них настолько омерзительны, что любить они нас не могут!

– Да как тебя любить? – встряла сестра Роми, выбивая твердую почву из‑под ног. Она пристально рассматривала Елрех и морщилась. – Мы все знаем тебя, полукровка. Слышали о тебе. Ты…

Ее передернуло, хвост обвил ногу, собирая платье в складки, а через мгновение она прикрыла рот ладонью и сгорбилась. Ее что, тошнит?

– И кто из вас врет, Асфи? – спокойнее поинтересовалась Елрех. Приблизилась ко мне вплотную, склонилась и перешла на шепот: – Ты говоришь, он любил меня. Но как же он тогда не сбредил? Видишь, что с ней происходит, человечка?

В серых глазах застыло требование, а я, наблюдая за плохим самочувствием девицы, не знала, что отвечать. Ситуация обернулась совсем по‑идиотски печально. Сестру Роми перекосило в очередной раз, и она отступила, плотно зажимая рот. Потом вдохнула глубоко, опустив руки, сжала кулаки и потребовала:

– Убирайтесь! Родителей нет дома, а мы не будем вам помогать. И не пытайтесь вломиться! Наши духи вам не по зубам. Приди к нам хоть сам правитель, без разрешения нашей семьи он не войдет. А ваша гильдия… Аспиды, – вцепилась взглядом в гильдейский знак на груди Елрех. – Я пожалуюсь твоему верховному на тебя, полукровка. Убирайся отсюда прочь и никогда больше не приближайся! – Вскинула руку, указывая в сторону площади, и прокричала: – Вон!

Ее колотило. Хвост елозил по ногам, собираясь в кольца, серые щеки алели, губы кривились, а глаза слезились. Казалось, будто она в короткий промежуток времени умудрилась заболеть чем‑то серьезным. И в другое время я наверняка пожалела бы ее, но сейчас сосредоточилась лишь на ее словах. А девчонка‑то права… Ограда высокая, но никаких острых наконечников не имеет. Да и крепкие растения позволят запросто на нее вскарабкаться.

– Пойдем, Елрех. – Я потянула самую восхитительную женщину в Фадрагосе подальше от чудовищ и громко добавила: – Эта невоспитанная истеричка не достойна твоего общества.

Шан’ниэрдка отпрянула, прижимая руки к груди. Рассматривая меня круглыми глазами, выдохнула удивленно:

– Ты многое себе позволяешь, человечка. Такие, как вы, слишком многое себе позволяете. Вы не должны быть тут. А подруге твоей должно быть стыдно дышать с нами одним воздухом. – Она приподняла брови, будто ее осенило. – Ну, конечно. Ей всего‑то нужно переродиться. Полукровке нужно…

– Закрой рот! – Я ринулась в ее сторону, но остановилась в трех шагах от ворот.

Высокомерная тварь побледнела и медленно провела рукой от груди к шее. Я смотрела на ее пальцы, обхватывающие тонкое горло и в какой‑то миг поймала себя на мысли, что не прочь посмотреть, как они вопьются глубже. Представляя окровавленные коготки, подняла глаза на девицу и, наслаждаясь ее ужасом, договорила:

– Закрой свой рот, иначе придет время, и я все тебе припомню. И память, к сожалению, у меня не самая плохая.

Эльф суетился, пытаясь придержать шан’ниэрдку за локоть, но при этом опасался прикасаться к ней. Косился на меня угрюмо, обиженно сопел, кусал губы, хватался за уши и, кажется, терял терпение. Наверное, вскоре он покинет убежище и собственноручно отведет нас как можно дальше от брезгливой госпожи. Но зачем доводить ситуацию до большего абсурда?

Покачивая головой, я отступила. Пару шагов пятилась, запоминая дом и ограду, а затем развернулась и поспешила догнать Елрех. Думала, что разговор уже закончен, но в спину прилетел оглушающий совет:

– Полукровка, тебе лучше утопиться! Утопись! Так будет лучше для всех!

Грудную клетку сдавило, воздух застрял в горле. Елрех встала посреди дороги, через мгновение оглянулась с мертвенно бледным лицом и с вызовом ответила:

– Уже пробовала! У меня… не вышло. – На последнем слове ее голос сорвался, превращая ответ в оправдание.

– Значит, ты плохо старалась!

Я зажмурилась, стискивая челюсть. В висках барабанила кровь, кипела в венах, заставляла сердце работать на полную силу. Я сдерживала злость, крепко ухватившись за рукоять кинжала и мысленно обращаясь к Кейелу. Как тебе удавалось терпеть все насмешки? Откуда у тебя брались силы и желания спасать мир, когда многие вокруг не давали тебе и капли добра? Не слыша о человечности, как тебе удавалось выносить все это? Кем же ты был, Вольный? Как стать хоть немного похожей на тебя?

Мы не отправились сразу домой. То ли неосознанно, то ли намеренно Елрех повела нас в трактир, где завсегдатаями были в основном Аспиды. По мере приближения к заведению отчетливей раздавались голоса с площади и громче тяготило наше молчание. Зал практически пустовал, поэтому с выбором столика проблем не возникло. С малочисленными посетителями, с виду весьма уставшими, Елрех обменялась кивками и побрела к темному углу. Как только мы расселись, к нам подбежала разносчица. Даже она удивленно переспросила о настойке из травы забытья.

– Не хочу показаться занудой, но не рано ли для такой выпивки? – полюбопытствовала я, разглядывая помещение, погруженное в полумрак.

Елрех пожала плечами, поправила волосы, а затем прямо спросила:

– Неприятное было зрелище, да, добрая Асфи?

– Добрая? – повторила я, налегая руками на стол. – Что‑то в этом слове я не услышала искренности.

– А она от тебя зависит, человечка.

Елрех откинулась на спинку скамьи и скрестила руки на груди. Духи Фадрагоса, да она обижается! События последнего часа пронеслись перед глазами, наталкивая на догадку. Я опешила и на короткие секунды растеряла все мысли. Помолчав немного, поинтересовалась:

– Так ты повела меня туда целенаправленно? Хотела показать, чего мы с тобой стоим в этом мире? – Вдохнула глубоко, потерла глаза и напомнила: – Я не просила тебя идти со мной и не просила…

– Ты нашла меня намеренно, – прорычала она, прижимая кулак к столешнице. – Я устала постоянно быть одной, но свыклась с такой жизнью. Свыклась и с мыслью, что единственная моя семья – это моя гильдия. А тут приходишь ты и несешь с умным видом свои небылицы. Как же по‑твоему сам беловолосый шан’ниэрд любил меня? Как прикасался ко мне? Да их от одного моего вида тошнит!

Трудно отрицать правду. Очередная правда нынешней жизни, которую я не могу опровергнуть.

– Я не знаю, – призналась ей.

Облокотилась на стол и положила подбородок на сцепленные в замок руки. К такой беседе я не настроена, а после всего случившегося мне даже просто говорить не хочется.

– Ты не знаешь. – Елрех укоризненно закачала головой. – А кто знает? Ты Вестницей себя назвала. Как тебе удается так складно болтать, а на такие вопросы ответы не знать?

– Елрех, он был Вольным, – буркнула я. – Может, причина в этом.

Пока нам накрывали на стол, пока мы накладывали еду, я никак не могла оправдаться перед ней даже в собственных мыслях. Вина в том, что я появилась на пороге ее жизни, вспыхнула и никак не хотела гаснуть. Вся та дрянь, которую выкрикивала сестра Роми нам в спину, звенела в ушах, пробуждая сожаление и какой‑то невыносимый стыд. Я злилась на себя и на шан’ниэрдов. Даже тогда, когда Елрех успокоилась, и мы выпили не первую чашечку приторно горькой настойки, злость никуда не исчезла. Однако алкоголь все же расслабил и позволил мыслям течь плавно.

Наблюдая за расслабленной Елрех, я заговорила о волнующей теме:

– Знаешь, какая идея у меня возникла, когда глупая девчонка оскорблять тебя начала? А не пробраться ли нам к ним домой?

– О чем ты говоришь, человечка? – в очередной раз разливая по чашечкам пойло, спросила она. – Это ж кто еще из вас глупее. Где ты такое видела, чтобы сторожевые духи не задержали чужака и не сообщили хозяевам о нем?

– В прошлой жизни и видела.

Она нахмурилась и на меня блестящими глазами исподлобья глянула.

– Однажды к тебе в дом приходил Кейел, – подкидывая закуску в ее тарелку, вспоминала я. – Мы с ним тогда только познакомились, и я даже представить боялась, чего от него ждать можно. А духи твои мало того, что пропустили его гостеприимно, так и нас о нем не предупредили. Они даже ластились к нему. Елрех, ты понимаешь, о чем я толкую? Он был Вольным.

– И тебе духи так же радуются? – Она склонилась над столом.

– Лучше, Елрех. Лучше. – Я растянула улыбку и втянула носом воздух. Настроение поднималось, и ароматы становились аппетитнее. – Вестницы следуют за духами, но не служат им. А вот духи делают нам тропы мягкими…

Саму идею мы долго не обсуждали. Очень скоро зал стал заполняться взволнованными существами. Они бурно делились полученными новостями от мудрецов, занимали столы, стойку, грели воздух беседами, смехом и шутками. Мы пили, но горечь настойки теперь не была такой ощутимой, а закуска казалась вкуснее. Когда исчерпалась очередная тема между мной и Елрех, над столом затянулась тишина. Веселье улетучивалось. Отхлебнув овощной сок и любуясь танцующей парой в центре зала, я спросила:

– Это правда? То, что ты пыталась утопиться.

Елрех с ответом не спешила. Собрала себе бутерброд из лепешки, вяленого мяса и зелени. Откусила прилично, прожевала и только потом непринужденно сказала:

– Правда.

С подробностями к ней лезть не хотелось, хоть пьяное любопытство удерживалось с трудом. Когда человек, молодой мужчина, в танце поцеловал темноволосую фангру, Елрех отвернулась от них и сама продолжила делиться:

– Я тогда к бабуле вернулась, а дальше ты знаешь. Мне соседка рассказала, как она умирала. Да так рассказала, что я опять пожалела о своем рождении. Тогда сразу и пошла на реку. – Рукой смахнула крошки со стола себе на ладонь и добавила: – Страшно было дурехе, плавать‑то не умела.

– И что в итоге? – Я нахмурилась и на миг взгляд на кружку с соком опустила. Но долго не смотреть на Елрех не могла. – Смелости не хватило?

– Нет, милая Асфи. – Она горько усмехнулась, выбрасывая крошки в пустую тарелку. – На такие поступки не смелость толкает, а безрассудство. Его у каждого из нас с запасом отыщется, надо лишь растолкать. Вот и я в воду полезла: зашла по грудь, уговаривала себя каждый шаг делать, а там глубина. Я под воду и ушла с головой.

Она замолчала, склоняясь и за чашку хватаясь; белые волосы упали на щеки. Я поспешно напомнила о себе:

– А дальше? Ты ведь плавать не умела. – В лицо ей заглянула и увидела клыкастую улыбку.

– Научилась, – со смехом ответила Елрех. – Вот тогда и научилась. До сих пор хорошо плаваю.

* * *

После обеда, пока Елрех отсыпалась в своей комнате, я умылась ледяной водой, а затем позвала Айссию. В этой жизни ни они, ни Ксанджи не отказывали мне и даже не артачились, будто время, разделяющее мои жизни, не имело для них никакого значения. И если брать мою теорию о временных шкалах, как базу, то духи не были привязаны к одной конкретной шкале. Как там было написано на стенах сокровищницы о Повелителях? Нет у них прошлого, и нет настоящего, живут они вне времени и созданы нуждой и верой? Что‑то вроде того… Видимо, с духами дела обстояли так же, но в Фадрагос они попадали не просто одной верой, а с водой Истины.

Рассуждать о духах теперь, когда мне столько всего было известно, оказалось интересным занятием, но подходящего собеседника рядом не находилось. Поэтому я и шепталась с Айссией, спрашивая их о таинствах:

– Планеты находятся в космосе. – Позволяя духу ластиться к руке и лицу, я закрывала глаза. Опьянение с теплым прикосновением исчезало, а в теле появлялась сила. – Но не думаю, что Повелители живут в нем. Вы ведь обитаете с ними в одном измерении? Или у вас никаких измерений вовсе нет? Логично, раз живете вы вне времени, то и с другими ограничивающими рамками все, по идее, обстоит так же. Еще виски чуть побаливают, снимите, пожалуйста. Во‑о‑от, – с облегчением протянула я, – огромное спасибо, великие духи.

Они, понятное дело, не отвечали. К счастью, никаких больше поводков при их призыве я не ощущала. И, к глубочайшему сожалению, я их вовсе не ощущала. Они были оторваны от меня, были отдельными существами, поэтому любую просьбу приходилось озвучивать вслух, учитывая их характер. Оскорблять духов не хотелось, поэтому на каждый зов о помощи тратилась самая ценная разменная единица в нашей смертной жизни – время. Ведь необходимо было давать себе отчет, о чем просишь и в их ли силах выполнить просьбу.

До заката я изучила все кустарники во дворе, которые находились в непосредственной близи соседских территорий. Мне довелось насмотреться и на дыры в деревянных заборчиках, и на заросли сорняков, и на кротовые норы и даже, кажется, на кроличьи подкопы. К закату я подружилась со всеми охранными духами, к которым смогла подойти незаметно от чужих глаз. Поэтому со смертью Солнца вошла в дом, на скорую руку приготовила ужин, призвала Айссию и с ними отправилась будить Елрех.

При свете луны, ежась в ночной прохладе, мы ужестояли под роскошным забором рогато‑хвостатой семьи. Ночные цветы на нем раскрыли бутоны, запахли насыщенно и замерцали синевой, освещая нас в темноте. Нужно было торопиться, чтобы никто нас не заметил, но Елрех медлила, постоянно отворачивалась и строила страдальческое выражение лица. Эта фангра, какой бы скандальной и обидчивой ни казалась, не умела долго держать зла. В отличие от меня. Ее пришлось силком тащить с собой, и сдалась она только при озвученной не радужной перспективе: Ромиар может влюбиться в меня, а я точно не отвечу ему взаимностью. И что тогда будет с беловолосым шан’ниэрдом? Ни любви, ни ума, ни счастья под конец короткой жизни… Впрочем, о его уме я приукрасила, терять там особо нечего. Но, главное, что на Елрех это подействовало.

– Мы поступаем неправильно, жестокая Асфи, – она опять завела порядком надоевшую песню и схватила меня за локоть, останавливая в метре от цели.

Я посмотрела на забор перед собой, тяжело вздохнула и напомнила:

– Елрех, это важно для всей его расы. И пусть сила Вестницы не тащит меня к нему, как тащила к Вайли, но это важно, – последнее слово хотелось повторить для убедительности еще раз, но я удержалась. Позволила сове ухнуть дважды и продолжила: – Есть какая‑то разница между простым беловолосым шан’ниэрдом и Вольным. Не тошнило его от тебя, понимаешь? Он от всех нас кривился, всех нас чмырил, как… как… – Развела руками, подбирая слова, но плюнула на поиск сравнения. – Глупцами нас всех считал, но тебя полюбил. Полюбил сильно. И я не видела у него никаких признаков сумасшествия, кроме того, что он был чванливым тупицей. Но тупил этот высокомерный идиот и до влюбленности.

Елрех будто меня не услышала, только руку крепче сжала.

– Я не могу понять, чего ты добиваешься, настырная человечка. Я его совсем не знаю и против, чтобы меня с ним сводили.

– Разве я что‑то подобное обещала? Еще не факт, что он тебя в этой жизни полюбит. Да и… – Так ли нужна им любовь? Об этом лучше вслух не спрашивать. – Послушай, Елрех, дело не только в проклятой любви. На ней мир клином не сошелся, и без нее жить можно.

– И это ты говоришь?

Ее неподдельное удивление оскорбило и пристыдило.

– Если понадобится, я и без Кейела до конца своего срока проживу, – заявила я. От брошенных слов сердце ушло в пятки. Я заозиралась, вглядываясь в тени, будто Вольный мог услышать меня, но улица, окутанная ночной мглой, пустовала. – Просто… Есть эльфийская ненависть к балкорам, а тут ненависть ко всему, что на них не похоже. Роми исследователь, понимаешь? Ему чертовски полезно будет вспомнить, кем он был.

– И как ты собираешься ему напомнить?

Перекатившись с пятки на носок, я пожала плечами. Идея у меня, конечно, имелась, но Елрех она точно не понравится. Она и в той жизни о сокровищнице слышать не хотела, ей для этого безумства не хватало. Да и опять же пришлось бы ее убеждать, что любовь Роми не сделает их несчастнее, чем есть на самом деле сейчас. Через такую толщу высокомерия и самоуверенности, как у них, и без тесного контакта невозможно рассмотреть тревоги этих двоих.

– Елрех, ты нужна сегодня только как прикрытие, – попробовала успокоить ее. – Может, он вообще ни в кого из нас не влюбится, и тогда все для всех закончится замечательно. А если и влюбится с первого взгляда, то лучше уж в тебя. Теперь лезем, пока духи не передумали с благожелательным отношением к нам.

– Ты же сказала, что они пропустят нас, – прошипела она, наконец отпуская меня.

– Конечно. Но я сейчас язык не сдержу и случайно не тех ласковыми словами награжу, духи обидятся, а потом ты опять… Духи Фадрагоса, неважно! Просто лезем.

Через несколько минут мы уже перебегали по большой территории двора от одной клумбы к другой. Сторожевые духи суетились вокруг, но никакого вторжения в нашем визите не видели. Для того, чтобы подружиться с ними, мне понадобилось всего лишь дружелюбно представиться, а потом сказать, что я Вестница и хочу помочь обитателям этого дома. Духи после этого даже ворота нам открыли, но я же их быстро и закрыла, после чего вжалась в кусты колючих роз и здешних цветов. Слишком уж открытым был для обзора участок у ворот, чтобы не перепугаться. И только простояв некоторое время в ночной тишине, мы с Елрех убедились, что никто нас никому не сдал.

Декоративно выступающие камни в стене дома позволили вскарабкаться на второй этаж. Сначала я пропускала зоркую Елрех – она заглядывала в темные окна, спускалась обратно, молча мотала головой, и мы двигались дальше. И так до тех пор, пока не нашли спальню Роми. За домом следили с особым рвением – окно открылось легко, петли не издали ни звука. Я осторожно забралась коленями на подоконник и бесшумно спустилась в комнату. Лунный свет стелился у кровати лишь внизу, но силуэт спящего шан’ниэрда отчетливо угадывался даже в полумраке. Он лежал на боку, одной рукой упираясь в матрас, а второй прижимая подушку к щеке. Наверное, по привычке, чтобы рога за нее во сне не цеплялись. Но именно его рука под подушкой напрягла сильнее всего.

Он больше не Вольный, Аня. Успокойся, не дрейфь.

Мышцы проступали под серой кожей на руках и груди, но не были такими же крепкими, как прежде. Белые волосы, собранные в косу, успели растрепаться во сне, а длинная челка падала на лицо, прикрывая веки. Тонкие ноздри раздувались при каждом вдохе. Я посмотрела на босые ступни, торчащие из‑под одеяла – на щиколотках темные штанины собрались в складки. На них виднелась светлая кисточка хвоста. Что радовало – неподвижная. Не сумев отогнать воспоминания той жизни, я тихо вытащила кинжал из ножен. С тем Роми и его реакцией никакое оружие ближнего боя мне не помогло бы, но так все равно было бы спокойнее.

Следом в комнату беззвучно запрыгнула Елрех. Наблюдая за мной, тоже обнажила кинжал и застыла. Прислушиваясь к сонному дому, я осмотрелась: просторная спальня с одним окном, широкой кроватью, маленьким столиком и всего одним креслом. Видимо, хозяин покоев не слишком гостеприимный, а к работе относится серьезно, разделяя ее и отдых. На кабинет нынешнего Ромиара мне было любопытно взглянуть, он бы помог больше узнать о парне перед знакомством, но это являлось недоступной роскошью. Под ногой скрипнула половица, и я замерла, затаила дыхание. Роми вздохнул шумно, почесал пальцами одной ноги пятку другой, чем еще больше скинул с себя одеяло, и снова затих.

Я позволила себе двигаться дальше. Медленно приближаясь, отметила, что Елрех слишком пристально присматривается к шан’ниэрду – склоняет голову то к одному плечу, то к другому, ворочает кинжалом, будто не знает, как удобнее его перехватить. К тому же подходила она к изголовью кровати, да так осторожно, что сомнений в моей догадке оставалось все меньше и меньше. Меня и Роми разделял жалкий метр, когда я спросила в полный голос:

– Ты не спишь, да?

Он вскочил на ноги. Сердце ухнуло, кровь взбурлила. В его ладони блеснул камень, и я не стала испытывать удачу.

– Ксанджи, уничтожьте амулет! – опасаясь перебудить весь дом, приказ я прошипела. Оставалось надеяться, что со смыслом не ошиблась.

Роми отдернул руку от вспыхнувшего огня, выпуская из ладони пепел. Отскочил и застыл с поднятыми руками. Только белая кисточка хвоста резко мелькала возле их с Елрех ног.

– Не вздумай кричать, – тихо рыкнула она и прижала клинок к горлу плотнее.

– Две девушки в спальне свободного шан’ниэрда, – язвительно протянул Роми, – ну просто моя смертельная мечта.

Услышав его голос, я с трудом справилась с нахлынувшими чувствами. Хотелось рассмеяться, броситься к нему в объятия и признаться, что безумно рада его видеть. Хотелось. Но не всегда желания нужно исполнять – в непростых ситуациях их необходимо контролировать, а эмоции всячески подавлять.

– Мы пришли не за твоим сердцем, шан’ниэрд, – в полтона произнесла я. – Хотя из него наверняка выйдет могущественное любовное зелье, как думаешь, Елрех?

Кисточка его хвоста хлестанула по ее сапогу, и Роми выгнулся сильнее, стараясь отдалиться от нее, насколько это возможно.

– Что вам нужно?

– Просто выслушай нас.

Он фыркнул, вознося руки к потолку.

– Искренне надеюсь, что в ваших безмозглых головах живут мысли, стоящие всего этого риска.

– А ты ничуть не изменился, – заметила я.

Роми молчал, но даже молчал как‑то слишком выразительно, отчего казалось, что ночной полумрак пропитывался насмешливым изумлением. А может быть, все дело в его глазах. Они горели в темноте, выдавая недоверчивый прищур.

Стиснув кинжал крепче, я сказала прямо в лоб:

– Ты был Вольным, Ромиар. – Зов, зудящий в груди, с этим признанием стал затихать.

– В твоих кошмарах, сквернословная человечка? – кажется, он шипел сквозь зубы. – Не знаю, чего стоило вам пробраться сюда, но мне смешно, если все усилия были лишь для моего унижения.

– Унижения? – Я шагнула ближе к нему, чтобы не ошибаться в словах, но постаралась оставаться в тени. – Ну да, я поняла: ты считаешь Вольных отбросами.

– Я изучаю их, – с нажимом заявил Роми. – Они бесчувственные твари, не различающие элементарных ценностей. У них нет уважения ни к нам, ни к нашим предкам. Ты знала, что они пренебрежительны даже к духам? – Замолчал, но я бы даже слово вставить не успела, как он уже продолжил: – У них есть только дух‑покровитель и дух‑помощник, которых они почитают. Остальные – всего лишь инструменты, ступеньки для восхождения к награде, или… Чтобы тебе было проще уяснить – мы для них вещи. – Несмотря на острие у горла, он деловито скрестил руки на груди. – Не сравнивай меня с этими неблагодарными существами без принципов.

Я чуть не хрюкнула, сдерживая смех. То ли еще будет, Роми…

– Ты был Вольным, – пропела я, не отказывая себе в широкой улыбке. – Я помню тебя Вольным. Ты не видел разницы между тем, кого убить, а кого пощадить. У тебя была только одна задача – защищать ту, что должна была спасти Фадрагос. Кстати, она была всего лишь эльфийкой.

Он резко подался вперед, сжимая кулаки, и Елрех, судя по тону, выругалась на своем языке, но кинжал удержала, не порезав Роми.

– Твой рот надо очистить огнем, – тихо сказал обиженный; желтые глаза, казалось, загорелись ярче, – а тебя саму отдать под суд духам.

– А я духами и клянусь, что говорю о тебе правду.

Прежде, чем в комнате засиял многоцветьем знак, я успела надеть платок до самого носа, а капюшон спустить ниже. К тому моменту лицо шан’ниэрда тронул свет, и оно уже вытягивалось.

– Отпусти его, Елрех, – попросила я, оценивая состояние парня. Она мгновенно послушалась и стала боком отступать ближе ко мне. – Ромиар, если дернешься, Ксанджи от тебя мокрого следа не оставят.

Конечно, я врала, но припугнуть парня все‑таки нужно было. Однако, как выяснилось, он кричать не собирался. Не замечая нас, Роми медленно шагнул к знаку клятвы и осторожно прикоснулся к нему.

– Этого не может быть, – растерянно произнес, водя пальцами сквозь духов. – Это какое‑то представление.

Пока он впечатлялся правдой, я украдкой посмотрела на Елрех. Она была изумлена не меньше, переводя взгляд от знака на Роми – и обратно.

– Выходит, все, что ты говорила правда.

Можно было бы напомнить ей, что я с самого начала предлагала подтвердить все клятвой, но не видела в этом никакого смысла.

– Ты был Вольным, – наблюдая, как духи опадают тающими лепестками на пол, повторила я. – И раз уж ты исследователь, да еще изучаешь Вольных, тебе вдвойне будет интересно мое предложение.

– Какое? – Роми мгновенно вскинул голову.

Я же не собиралась облегчать ему задачу и раньше времени нервировать Елрех.

– Раздобудь перечень артефактов Энраилл. Среди них будет один очень любопытный для тебя. И раз уж ты заговорил о своем свободном сердце. В прошлой жизни ты любил девушку низшей расы, и тебя это… – Я пожала плечами, пряча кинжал в ножны, – вроде как немного смущало. Иногда. А теперь мы пойдем, не будем мешать твоему сну. Как будешь готов, разыщи нас.

Пока мы шустро выбирались на улицу тем же путем, каким пришли, Роми так и стоял посреди комнаты: полуголый, растерянный, с рукой, повисшей в воздухе, где парил знак клятвы. Только когда я уже перевалилась через подоконник, цепляясь за него рукой и проклиная плотный ужин, из‑за которого лежать на животе было, мягко говоря, не комфортно, из комнаты раздался вопрос:

– И я не сходил с ума?

Я хохотнула, отчего едва не сорвалась. Уцепившись носком сапога за выступ и обломав парочку ногтей, прокряхтела предельно честно:

– Мы все были не в себе, Рогатый. Все.

Глава 7. Сотрудничество 

Ожидание бывает разным. В прошлой жизни я бы не старалась различать его оттенки и не наслаждалась богатым вкусом. А сейчас с затаенной радостью впитывала в себя даже горечь и печаль. Многое изменилось. В прошлой жизни я вовсе не умела ждать. Я просто не знала, что любое ожидание обязательно окупается.

– И он спрашивал обо мне? – Елрех хмурилась, а в ее глазах застыл ужас.

Зато Дриэн никакого страха не испытывал, как и недовольства. Он важно развалился в кресле, после того как собственноручно разлил нам по стаканам грушевую наливку. Так и спиться недолго… Впрочем, как и Дриэн, мне хотелось отметить успех затеянной мною кампании. Он по своим причинам, я – по своим.

– Спрашивал. И что, змейки трудолюбивые, вы такого натворить успели?

– А он не рассказал? – вмешалась я в разговор, раз уж и меня любовно упомянули змейкой.

– Нет. Нашлись другие, кто рассказал, не вдаваясь в подробности. – И потрясая указательным пальцем, вцепился в подлокотник. – Но я догадался, что затейница ты. Елрех никогда бы не позволила себе такую дерзость! Сказать по правде, я бы тоже тебе запретил. И к слову, напомню: ты обещала, что о подобных вещах будешь спрашивать мое разрешение.

Елрех потерла ладонями лицо, прижала одну ко лбу и выдохнула:

– Я все еще не понимаю, верховный. Для чего мы понадобились такому важному шан’ниэрду?

Я давилась смехом, суматошно разглядывая кабинет Дриэна. Конечно же, Елрех с первого раза все прекрасно расслышала и поняла, но поверить даже мне было сложно. Немыслимо! Роми, Роми… И в той жизни эта хитрюга умела плести интриги и не гнушалась никаких методов, а в этой он сходу меня удивлять стал. Какой же ты теперь, рогатый изворотливый червь?

– Он сказал, что вы сами подкинули ему идею, как продвинуться в важном исследовании. Но он не признался, в каком именно. – Дриэн требовательно уставился на меня, и я мгновенно занялась грязью под ногтями. Надо же, как запустила руки…

– Не волнуйся так, милая моя, – с счастьем в глазах продолжил он, обращаясь к Елрех. Вдохнул глубоко, глядя в окно, и произнес: – Ах! Чудесная погода на улице! Чудесные новости, чудесная погода… – И на нас посмотрел: – чудесные вы! Духи Фадрагоса с вашими затеями! Вы возвысите Аспидов! Но для начала спрячете знак.

– Мне это не поможет, – буркнула Елрех.

– Попытайся. – Он хлопнул по столу. – Ты не можешь отказаться от его предложения, потому что я уже согласился на него. Это такой шанс для Аспидов!

Я не сдержала широченной улыбки. Чертов Роми переплюнул все мои ожидания, и они обернулись ликованием и эйфорией. Не знаю, к каким выводам хвостатый пришел в своей рогатой голове, но принял верное решение. Одно меня не устраивало – он додумался превратить нас с Елрех в своих подчиненных.

– Это, – В тонких эльфийских пальцах появился лист бумаги, – жалоба на вас обеих.

– Его сестра, – мы с Елрех сказали это хором. Она ведь обещала, что нажалуется на нас.

Дриэн беззвучно зашевелил губами, и духи обожгли угол письменной жалобы. Пламя взялось охотно, взвилось и стало жадно расползаться. Спустя миг пепел был подхвачен духами воздуха и вынесен из окна. Я с головокружительной радостью следила за разворачивающимися событиями.

– Знаки спрятать! – приказал Дриэн, поднимаясь с кресла. – Пользоваться ими только при острой необходимости. Шан’ниэрда слушаться во всем! Отныне и до конца выполнения его таинственных исследований вами распоряжается он.

– Но ограничения же есть? Хоть какие‑то? – Во рту пересохло, и я вспомнила про стакан с настойкой.

Веселье сошло с лица Дриэна; длинные пальцы забарабанили по краю стола.

– Ограничения есть, – заговорил верховный. – Асфи, я забочусь о каждом Аспиде так, как хотел бы, чтобы заботились обо мне. Как только вы поймете, что исследования несут угрозу вашей жизни – уходите. И вы не прислужницы, а гордые алхимики. На кого бы вы ни работали, не забывайте, что работаете вы по моему приказу. Вы – алхимики. Аспиды. Всегда помните об этом, и не позволяйте другим забыть. Личные прихоти исследователя вы не выполняете, рискуете жизнью и здоровьем лишь по собственному усмотрению. Только в рамках его исследования, не касаясь этих ограничений, вы безукоризненно выполняете все, что ему потребуется. Как только он отпустит вас – возвращаетесь ко мне и отчитываетесь о своем состоянии.

– Что он пообещал Аспидам? – Елрех мяла пальцы.

– Выплаты. Хорошие выплаты и не только. Пока вы работаете с ним, у Аспидов есть допуск к исследованиям трав и зелий последних трехсот периодов, а также… – он замолчал, вытягивая губы, словно раздумывал то ли извиниться, то ли вовсе ничего не говорить, – знакомства. После успешного окончания вашего задания он лично представит меня правителям региона Рубиновой сладости. Елрех.

Она выдохнула, распрямляя плечи, и с готовностью в глазах пообещала:

– Мы не подведем, верховный.

– Тогда выпьем на дорогу, славные змейки. Пусть духи будут милостивы к вам.

На сборы ушло меньше времени, чем на встречу с верховным. Елрех, услышав выгоды, сулящие от сделки, превратилась в пример для подражания любому наемнику. Без каких‑либо обсуждений и вопросов, она быстро завершила все домашние дела, вооружилась и, закинув походную сумку на плечо, встала на пороге моей комнаты. Я поморщилась и заметила:

– Думаю, ты торопишь события.

– К пятнадцатому шагу солнца он будет ждать нас в таверне, которая находится на пересечении дорог от самого крупного рынка и выезда из обители. Таверна недешевая, но другого от беловолосого шан’ниэрда ждать и не стоило. Но он выбрал ее, а не назначил встречу в своем доме или любом другом, который смог бы запросто снять. Так поступают только в том случае, если им скучно, или…

– Хотят узнать последние новости в округе, чтобы распланировать безопасный маршрут, – договорила я вместо Елрех, скручивая куртку. – Значит, ты уверена, что он потащит нас в поход.

– Это ты подстроила.

– Это комплимент? – Я изогнула бровь.

Елрех насупилась, а затем спросила:

– Что такого в перечне артефактов он нашел, что могло бы его заинтересовать? Только не говори мне, что мы отправимся в сокровищницу.

Я открыла рот и молча развела руками.

– Ты сказала мне, что мы много раз едва не погибли по дороге к ней.

– И в ней, – добавила я. – Однако времена меняются Елрех. Тогда мы рисковали, а теперь…

– Твоих знаний достаточно, чтобы мы добрались до нее без риска?

Я свела брови и покачала ладонями, импровизируя взвешивание. Ни один из ответов ей не понравится.

– Елрех, – Закидывая сумку на плечо, я направилась к выходу, – он попросит отвести меня туда. Я знала это еще тогда, когда решила, что он должен вспомнить, кем был.

Она шагнула в сторону, освобождая проход, но прежде чем продолжить путь, я задержалась, признаваясь:

– Это будет непросто. А как ты хотела? С сокровищницей ведь никогда просто не бывало. Но я знаю. – Облизала губы и перешла на шепот: – Елрех, я знаю, как поступить дальше. Остальное – мелочи.

– Асфирель.

Уже за порогом, я обернулась к ней.

– Почему я назвала тебя так?

Вопрос не удивил и не обескуражил, но тем не менее я только пожала плечами.

– Может быть, когда ты выслушаешь нас с Роми, то сама захочешь вспомнить.

– И какой‑то артефакт поможет в этом? Ты могла бы предложить это и мне, как предложила ему.

– Не могла.

– Почему?

– Потому что точно так же я могла найти тебя – и нашла. В итоге ты осталась недовольна и обвинила меня.

Она опустила голову, а я сглотнула тугой ком и сказала:

– Сами определяйтесь, чего хотите. Я не собираюсь никого уговаривать.

* * *

Роми в зале первого этажа мы не нашли, да, наверное, и не сумели бы. Однако, как только одна из разносчиц разглядела Елрех, сразу же подскочила к нам.

– Вы пришли! – с затаенным облегчением произнесла эльфийка и шустро всучила поднос мимо проходящей девчушке. – Следуйте за мной. Я отведу вас к нему.

Мне довелось побывать во многих подобных заведениях Фадрагоса, но столько народа под крышей одной таверны я видела впервые. К лестнице через шумный зал приходилось буквально проталкиваться и протискиваться. На жилых этажах постоянно хлопали двери, из комнат доносились голоса, стуки и другой прочий шум. В такой суматохе продумывать, как пройдет встреча с Роми всего‑то через несколько минут, было невозможно. Я двумя руками прижимала к себе сумку и радовалась, что предусмотрительно упрятала кошель за пазуху.

По приставленным к дверям темным шан’ниэрдам у самой отдаленной комнаты становилось понятно, где находится Роми. Почему‑то даже сомнений не возникло, что его не просто охранять намерены, а будут нянчиться с ним. Ничего. С учетом того, как в той жизни он носился с Ив, парень заслужил и к себе немного бережного отношения. В конце концов, Вольный мир спасал. Даже пусть ему никто и не поверит…

Вот только охрана возле Роми в мои планы не входила… По крайней мере, не одобренная лично мной. Да и нужны лишь пятеро.

В комнату нашу компанию любезно пропустили. Эльфийка, сопровождающая нас, губы искусала, и они раскраснелись, а ту улыбку, какую она растянула на лице, переступая порог, можно было бы смело отправлять в рейтинг лучших голливудских. Уверена, что в первую пятерку девчонка точно бы проскочила. Однако Роми встретил нас спиной – он опирался ладонями на подоконник и любовался городским видом из окна. Охранник бесцеремонно положил эльфийке руку на плечо и с требовательным взглядом склонился к ней. Она посмотрела на темноволосого шан’ниэрда, съежилась и, промямлив, поинтересовалась, не угодно ли господину что‑то еще. Роми молча покачал головой, но так и не повернулся.

Дверь за девушкой тихо закрылась. Охранник остался. Скрестив руки на груди, нагло разглядывал меня и Елрех.

– Я не буду говорить при нем, – сказала я озираясь.

– Ты подчиняешься мне, – напомнил Роми.

Елрех нахмурилась, тоже скрестила руки на груди и с вызовом уставилась на охранника в ответ. Я молча подошла к пустующей тумбе и, скинув сумку на пол, уселась на нее.

В коридоре что‑то грохнулось, послышались возгласы, топот. Вскоре все затихло, а потом снова поднялась шумиха – разговоры, смех, хлопанье дверьми. Суматоха…

– Выйди, – наконец произнес Роми.

– Вы приказали мне не оставлять вас наедине…

– А сейчас приказываю выйти!

Он развернулся еще до того, как охранник убрался в коридор. Дождался, когда щелкнет дверь, и поставил в известность:

– Зелье будет действовать до заката, а на рассвете мне придется полагаться только на амулеты. Но хотя бы тошнить от вас не будет. Если я влюблюсь в кого‑то из вас двоих, значит, в скором времени у меня останется одно спасение – смерть.

– Ты пошел на этот риск добровольно. – Елрех скривилась.

Он зацепился за нее взглядом, пошарил по лицу и поежился. Отвернув голову, обратился ко мне:

– Асфи, кто ты?

Я усмехнулась, приподнимая ладони к потолку, но съязвить не успела.

– Не нужно ехидства, – попросил он и сжал челюсти.

От его вида стало как‑то не до смеха. Опущенная голова, синяки под глазами, а серая кожа казалась бледной. Белые пряди выбивались из длинной косы и падали на угрюмое лицо.

– Ладно, Роми, обойдемся без шуточек. Но и откровенничать с тобой я так просто не собираюсь.

– И что ты предлагаешь?

Он присел на краешке кровати, облокотился на колени и, сцепив руки в замок, поднес их к губам. На нас глаза не поднимал, смотрел в стену перед собой, будто видел в тонких трещинах деревянной стены настоящее искусство произведения.

Я под чувством вины сгорбилась, но ответила, как и планировала:

– Сначала ты. Выкладывай все, что успел узнать и надумать.

Роми понимающе закивал головой, а потом заговорил:

– Два рассвета я потратил на поиски иллюзии клятвы духов, но такой не отыскал. – Белая кисточка хвоста мазнула по голенищу начищенного сапога. – Потом решил, что вы меня одурманили. Долго злился. Узнавал о вас все, что только могли раздобыть мне наемники. Ничего нового по одной, – Покосился на Елрех, после – на меня, – ничего дельного по второй. Тогда последовал твоему совету. Многие артефакты и так на слуху, но Энраилл был способным архимагом и один трудился за нескольких.

Усмешку пришлось замаскировать легким кашлем. Роми на меня внимания не обратил, а вот Елрех вопросительный взгляд бросила.

– Полный перечень оказалось нелегко раздобыть, – продолжал Роми. – Мудрецы дали огромное количество легенд, а короткий перечень, как выяснилось, нельзя получить даже мне. Пришлось обратиться к знакомому правителю. Только у него разыскались свитки, где описывался каждый артефакт. И уже тогда я задался вопросом: кто же ты такая, если знала, что этот перечень существует вовсе? Наемница?

Я изумилась такому предположению:

– По твоей логике, выходит, что у высшего света Фадрагоса таких перечней нет, а у каких‑то жалких наемников – есть?

– Есть разные фанатики, которые могли собрать и целый перечень по крупице найденной информации. – Он пожал плечами. Грубости или чванливости в его поведении совершенно не наблюдалось. Он такой приятный из‑за зелья, притупляющее эмоции? – Человечка, в высшем свете о сокровищнице даже говорить не принято. Если только беседа не несет исследовательского интереса. Артефакты – это сила, а силу ищут только слабые и нуждающиеся.

Я развела руками.

– Ладно. Духи с тобой, Роми. Я признаюсь тебе, что между мной и наемниками нет ничего общего.

– Но ты интересовалась одним из них.

– Ого! – удивилась я. – Ты даже об этом узнал.

– Я узнавал все, что мог. И чем больше узнавал, тем больше путался. Ты интересовалась верховным Бесстрашных зверей, и не работает ли он с Вольными. Там же проболталась о беловолосом шан’ниэрде, который стал Вольным. Я искал его, но так никого не нашел.

Он тяжело вздохнул.

– Ты потратил много времени на ерунду, – укорила я. – В какой‑то момент я даже подумала, что ты так и не свяжешься со мной.

– Я искал доказательства своим предположениям.

– А ты и их успевал строить?

– Много. Но многие отметал. Почти все. Скажем так, Асфи, я больше старался опровергнуть твои слова обо мне, чем подтвердить их. Ты искала Вольного моей расы, после чего полукровка искала меня, а потом вы заявились ко мне посреди ночи, и ты сообщила, что я был Вольным. Ты знала меня Вольным – так ты мне и сказала. Человечка, после своего визита ты оставила очень много вопросов. Слишком много. «Когда она могла знать меня, если я за всю жизнь из женщин видел только мать и сестру?» – этот вопрос имел только один ответ. В прошлой жизни.

– Я говорила тебе об этом.

– Говорила, – нахмурившись, кивнул он. – Да, ты бросила мне это невзначай. Именно поэтому появилась первая нестыковка. Мы не перерождаемся точными копиями себя самих. Внешность и характер – все отличается. И если ты знала меня в прошлой жизни, это совсем не означает, что ты узнала бы меня в этой. Мы все другие. Мы стараемся проводить дух умершего так, чтобы он возродился той же расы, но существо умирает. С этим ничего нельзя поделать. Оно умирает, и мы смиренно принимаем этот факт и отпускаем его. А ты в свою очередь знала меня так, будто в прошлой жизни я был в точь‑точь таким же, какой есть сейчас. Я нашел артефакт, на который ты намекала. Я абсолютно уверен, что ты хочешь отыскать для меня Слезу Луны. И я готов рискнуть собственным рассудком и жизнью, но сначала ты ответишь мне хотя бы на один и самый главный вопрос.

Я улыбнулась ему, мысленно отдавая должное. Как бы плохо я о нем ни отзывалась, он и в той жизни не был идиотом. Но сейчас… Теперь даже интересно, какой Роми опаснее?

– Что ты хочешь узнать?

Он посмотрел мне прямо в глаза и сумел изумить еще сильнее:

– Почему ты использовала Сердце времени?

Глава 8. Поиски 

Когда я найду его, то обниму и признаюсь, что люблю. Люблю так сильно, что…

Что?

Может, сказать, что от невозможности подобрать слова для признания у меня каждое утро портится настроение? Глупость какая… Как отреагирует мужчина, если незнакомая девица повиснет на его шее и будет поэтично заверять его в любви? Да и какой он сейчас? этот мужчина…

* * *

Мы искали Кейела, прибегая к всевозможным хитростям и используя все связи, которые только имелись у Роми. Тщетно. С трудом, не без зелий и местного гипноза ведуньи, живущей у болота, да еще и вблизи дождливой местности, я все же догадалась, куда двигаться дальше. Елрех тогда, в сырой хижине – пока я поджимала ноги, сидя на низком табурете, пила вяжущий отвар и пристально следила за старухой с крючковатым носом, – посмеивалась надо мною, шепотом называя Великой Вестницей. Фадрагоская Баба‑яга общалась с духами памяти, не самыми полезными, но сильными. Например, вернуть память прошлой жизни Роми и Елрех они не смогли бы, а вот показать мне сон из моей – сохранившейся – памяти сумели.

Помню, как очнулась после, а перед глазами продолжало стоять перекошенное лицо русоволосого мужчины. Его угрозы зарубить нас с Кейелом тоже потом долго звучали в голове. Отец ненавидел сына просто за то, что тот принял не ту судьбу, которую родители ему желали. Будто Кейел мог выбирать… Однако сильнее всего раздражала себя я – та, прошлая. Почему мямлила? Перед кем пыталась оправдать Кейела? Только наше время зря тратила.

Ведунья не помогла так, как планировалось – ни отец Кейела за короткую встречу, ни сам Кейел ни разу не упоминали деревню, откуда они уехали, из‑за проклятия, павшего на сына, – но натолкнула на кое‑какой след. Погружаясь все глубже в раздумья о судьбе Вольных, я вдруг решила составить маршрут Кейела, который был мне урывками известен. И то, что я помнила, привело меня к южным землям. Кейел и Вайли были совсем детьми, когда их обучал Кхангатор, а Вольные, как правило, не любят усложнять. Поэтому я сделала вывод, что Кейел родом из южных земель. Он родился в деревне, в семье плотника или столяра, затем его избрали духи, обработали, а после отпустили искать наставника. Зачем безэмоциональному мальчику пользоваться священными кольцами и выискивать самое лучшее? Для того, чтобы выбрать лучшее, надо иметь этот выбор. Абсолютно ничего не умеющий ребенок просто направился куда поближе, но, подходя с умом, предпочел агрессивную расу.

К тому времени, как до меня дошла эта мысль, подручные Роми уже обыскали окраины многих регионов, но следов Вольного или парня, подходящего под мое описание, не нашли. Роми, ежедневно получая отчеты, злился на меня и все чаще подолгу находился рядом с нами, будто боялся, что мы в любой момент улизнем – теперь‑то он знал, что в прошлой жизни я и Елрех оказались способны отречься от гильдии. И ему это не понравилось. Ему вообще не понравилось, что я сразу же не побежала выполнять его требования и не рассказала сходу все, что знаю о сокровищнице. Основным моим условием сделки стал Кейел. Мы находим его, затем подбираем пятого спутника и только тогда отправляемся за ключами.

Вот только Кейела до сих пор мы так и не нашли…

– Сколько осталось, ты сказал? – Елрех сидела на подоконнике и разрезала яблоко.

Роми, устроившийся на кровати, закинул ногу на ногу, сцепил руки в замок и ответил:

– Пять.

Пять… Пять деревень в глуши Вечного леса, граничащие с Землями Викхартов. Шесть стопок отчетов, что никакого Кейела в деревнях не найдено… Духи Фадрагоса, как не потерять надежду?

Роми раздраженно спросил:

– И что мы будем делать, если твой человек не найдется?

Рука дрогнула – сок расплескался мимо кружки по тумбе. Опустив кувшин на угол, я застыла. Медленно вздохнула, сглотнула, немного прогоняя сухость во рту, взглянула на стену и сразу глаза опустила. Стены кружились, расплывались, до тошноты мотали сознание, а вместе с ним и мысли.

Что я буду делать?

И ведь убеждала Елрех, что смогу прожить без него. Вот и проверю, смогу ли.

– Асфи, независимо от результата, тебе придется выполнить свою часть сделки.

Напоминание требовательным тоном оскорбило. Я стиснула глиняную ручку и постаралась унять злость, засевшую во мне занозой. С каждым днем безуспешных поисков, которые я сидела взаперти таверны, она копилась, зрела и саднила. Под сердцем ли? С каждой смертью солнца, подытоживая результаты дня, я сомневалась, что во мне все еще билось сердце, а не образовался на его месте обугленный камень. А у кого бы не было этой чертовой злобы?! Я не зверь – человек! Живой человек! Да даже зверя вырви из привычной среды обитания и забрось приспосабливаться во враждебную – он придет в бешенство! А если бросать туда и обратно, при этом отбирая все, что стало ему необходимым? Дорогим и бесценным! Духи Фадрагоса! Повелители! Плевать кто – отдайте мне Кейела! Верните его! Дайте хотя бы шанс вернусь все, от чего я в растерянности и по незнанию бежала!

– Я отведу тебя туда, – глянув на Роми, ответила я. Голос звучал резко, дыхание дрожало, но я не могла больше держать себя в руках.

– Поклянешься? – упрямо спросил он. И спросил не в первый раз…

– Не в этом.

– Что мешает? Вдруг ты замышляешь опять нас обмануть?

– Будь вежлив, недоверчивый шан’ниэрд, – взъелась на него Елрех. – Асфи многие слова подтвердила клятвой, и была не обязана. Погляди на нее! Погляди, как дрожат ее руки! А какая бледная в последние рассветы? Она не спит от смерти Солнца и до самого его рождения. Погляди внимательно! Этот человек, Кейел – залог ее спокойствия. Неужели не понимаешь, что, не отыскав его, она может заболеть и не выполнить того, в чем поклянется? Что тогда с ней сделают духи?

– А я? – Роми вскочил и в два шага приблизился к Елрех. В лицо ей проговорил раздраженно: – Обо мне вы не забыли? Я буду сходить с ума до тех пор, пока не увижу один единственный выход из разрушенной жизни! В бреду! Всем моим братьям, кто полюбил девушку низшей расы, предначертано умереть в бреду!

– А что, – Елрех насупилась, – ты уже кого‑то из нас полюбил?

Он отшатнулся от нее и скривился.

– Нет! – И тише дополнил: – Меня воротит от вас обеих, амулеты едва ли справляются, и их очень скоро придется заменить.

Роми направился к выходу, а меня саму стало подташнивать от сомнений, рожденных навязчивой мыслью об очередной ошибке. Елрех и Роми скандалили и спорили ежедневно, будто после моего рассказа об их совместном счастье они намеренно отталкивали друг друга. Словно боялись, что теперь с этим же счастьем не справятся, или доказывали самим себе, что не опускались до нежных чувств к друг другу. На удивление, это не злило, но сильно огорчало. Все же надо было пожалеть их – соврать…

До того, как Роми успел открыть дверь, я тихо заговорила:

– Знаешь, может, ты прав.

Он остановился, обернулся – хмурый и злой. Несмотря на вставший в горле ком, я продолжила давить из себя слова:

– Я не хочу клясться по многим причинам. Елрех озвучила только одну из них. Вторая существенней: я не могу знать наверняка, что все в мире останется таким же, и никто не доберется до ключей раньше нас. К тому же я смотрю на тебя, без обид, – приподняла руки, – реакции у тебя отменные, но ты не тот боец, каким был. Я не знаю, как мы будем справляться. У меня, конечно, есть задумки, но если тебе или Елрех с высокой вероятностью они будут угрожать смертью, я лучше отступлю.

– Ты не отступишь, – грозно протянул Роми, хвостом захлестал по сапогам. – Тогда ведь не отступила.

– Ты до конца не понимаешь!

Жгучая злость отыскала трещину в камне. В глазах потемнело, в висках забилась кровь. Я постаралась вдохнуть глубоко и удержать себя в руках, но как же хотелось разбить чертов кувшин, швырнуть его в рогатого идиота! Быть может, он отключил бы хоть на миг свои мысли и послушал мои! Как же хотелось встряхнуть весь мир, всех существ, все вокруг! Мне удалось только обойтись без грубости и не ломать ничего, но голос опустить с высоких нот оказалось не по силам:

– Меня же эгоизм толкает! Он привел меня к Елрех снова! Он привел меня к тебе! И сейчас, – Рубашка треснула в плечах от силы, с которой я ее в груди потянула; грубая застежка расцарапала пальцы, но из‑за охватившего напряжения я не могла их разжать, – приходят вести о Кейеле, а я разрываюсь между желаниями найти его и нет! Я желаю ему счастья, но вдруг он уже счастлив без меня! И вы! – Резко перешла на шепот: – Я с облегчением вздыхаю, когда во мне пробуждается сила Вестницы. С облегчением, потому что она снимает с меня ответственность за выбор. Я рассказала тебе все, что нужно было – и сила перестала толкать меня. – Шагнула к нему и тихо поинтересовалась: – Так ли тебе нужна сокровищница для успеха? Я вот смотрю на тебя нынешнего и все больше убеждаюсь, что прошлый ты себе не понравишься. Думаю, тебе будет невероятно трудно принять себя.

Он повел головой и твердо спросил:

– К чему ты ведешь?

Камень в груди увеличился, потяжелел, потеснил легкие. Я постаралась не думать о Елрех, сидящий позади меня.

– Может, тебе лучше забыть о нас? – Страх мигом вспыхнул, и я поспешила добавить: – Но не сейчас! Дай мне шанс!

Он перестал хмуриться, но из глаз его угроза не исчезла. Прислонился спиной к двери, руки скрестил на груди и опустил подбородок.

– Так я не ошибся, ты хочешь нас кинуть?

– Не совсем так.

– Тогда как, бессовестная человечка? – Елрех соскочила с подоконника, по скрипучему полу направилась к Роми, но остановилась на полпути и, сжав кулаки, тоже на меня уставилась.

– Елрех, он пока никого не полюбил, и все может обойтись.

Оправдания собственной нерешительности давались тяжело. В последние дни я настолько запуталась в себе, что уже ни в чем не была уверена. Казалось, Аня из прошлого до сих пор боролась с Асфирель из прошлого, а сейчас еще и я… Настоящая. Мне хотелось прожить свою жизнь с учетом прошлых ошибок, но чем дальше я шла, тем четче видела, что сама осознанно иду на грабли и при этом веду за собой ребят.

Сердце колотилось, спина и лоб покрылись липкой испариной, горло сдавило. Не чувствуя ног, я отодвинула кувшин и присела на тумбу. Стараясь не повышать голос, продолжила говорить:

– Роми в опасности рядом с нами, но если все делать быстро – быстрее, чем сейчас, – то он не привыкнет ни к кому из нас. Тебе нужна сокровищница? Нет. И ему не нужна. Он исследователь. – Указала на молчаливого шан’ниэрда. – Пусть изучает Вольных дальше: их воспитание, отношение к жизни. Думаю, этого хватит, чтобы ответить на вопрос о восприятии всех разумных существ, а не только беловолосых шан’ниэрдов. Елрех, однажды я уже видела, как вы рискуете, страдаете, умираете, и… – Руки бессознательно прижала к груди, и лишь потом заметила это. – Я не могу… Не хочу проходить через это снова.

– Но ты готова рискнуть своим человеком? – Роми выгнул бровь. Усмехнулся и ударил по нервам: – Тогда ты не любишь его.

«Я хочу, чтобы ты была счастлива только со мной. Не знаю, что это, но точно не любовь» – что это? Откуда слова в голове? Ах, да… Кейел. Он ведь не мог признаться обычно, по‑человечески.

Злость погасла.

– Что с тобой происходит, человечка? – Елрех с подозрением присматривалась ко мне. – Тебе так страшно встретиться со своим человеком?

По ногам прокатился холод, слабость овладела телом сильнее. Я судорожно выдохнула. О чем она спрашивает? Я им только что все объяснила, а она… Что я скажу ему, когда увижу? А если у него уже своя семья?..

– Больше не проси меня бросить эту затею, – с угрюмым выражением лица произнес Роми, отвлекая и прогоняя охватившую меня панику. – Выпей сонных зелий и выспись наконец. Приведи себя в порядок, избавься от ереси в голове. Елрех, а ты проконтролируй моих сопровождающих, пусть соберут нас в путь.

– И куда мы пойдем? – удивилась она.

– В оставшиеся деревни. Сами все проверим.

– Сами? – Елрех смерила его насмешливым взглядом с ног до головы. – Непостоянный шан’ниэрд, ты же сказал, что только к сокровищнице и никуда дальше.

– Сами! Если она тут, сидя на месте, не спятит, то я с ее метаниями и без всякой любви рехнусь!

* * *

Выспаться и вправду не помешало. Я проспала почти сутки, а проснувшись посреди ночи, ясно поняла, что последние несколько дней смешались в один. Более того – как ни старалась, я не могла вспомнить ни одной отчетливой мысли. Зато теперь, кажется, готова была проанализировать свою внутреннюю борьбу и придумать решение, как ее избегать. Злость из‑за неудач нельзя копить – наверное, так и формируются маньяки. Надо обязательно придумать, куда ее выплескивать.

Роми и Елрех за время моего сна организовали сборы. Они единогласно приняли решение, что в Вечный лес лучше идти с сопровождением и одной охраной важного исследователя не обходиться. Поэтому уже к позднему вечеру подчиненные Роми выяснили, что в одну из нужных нам деревень отправляется торговец и сразу следом за ним выходит целый караван из молодой гильдии плотников.

– Они скупают в Изгорье древесину, – ставил меня в курс дела Роми, разложив карту на столике и склонившись над ней. Полуденное солнце светом стелилось по крепкой бумаге, желтило участок леса, куда указывал Роми – деревню туда не нанесли. – И если мы к тому времени не отыщем твоего человека, то в Изгорье с ними ненадолго разойдемся. Они останутся в этой деревне еще на треть периода, поэтому мы успеем с торговцем пройти в Золотые холмы, поискать Кейела там и вернуться как раз к их отбытию.

– И с торговцем обратно вернемся? Или без него? – нахмурилась я, глядя на расположение Золотых холмов. – Мы же не планировали заходить на земли викхартов. Разве это не опасно? для тебя…

Роми губы поджал, хвостом метнул пол, а затем на меня укоризненно посмотрел, но в желтых глазах и сострадание почудилось.

– Утебя был жар, пока ты спала. Даже не помнишь, как Елрех поила тебя из ложечки зельем. Я думал, Вестницы, если и существуют, то, как и Вольные, от болезней защищены, но до сих пор склоняюсь, что это именно обычная болезнь и была.

– А Елрех, значит, спорит?

– Переубеждает. – Он поморщился. – И к тебе уважения требует и хоть немного жалости. Я решил уступить. И себе заодно выгоду заметил, поэтому на свой счет сильно не обольщайся. Сляжешь еще без этого человека, как мне потом самому во всем разбираться? Да и обязан я тебе буду, если все твои теории верны и помогут шан’ниэрдам. А я в долгу быть не люблю. Поэтому сделаю все, чтобы Кейела твоего найти, и если ничего не выйдет, – Пожал плечами, – извини.

Открытое окно дышало жаром. Я посмотрела на ясное небо и кивнула. Откровенность Роми безмерно радовала.

– Спасибо, – сказала тихо. И сразу попросила: – Рассказывай дальше, что по планам.

* * *

В день отправления поднимались затемно. В таверне, которая на приличное время стала нам домом, уже хлопотали работники. Молодые девчонки разбежались по нашим комнатам, убирали, проверяли услужливо, не забыли ли мы чего. Кухарки тихо звякали посудой на кухне; из нее в обеденный зал долетали приятные ароматы и слабое тепло. Мы сели поближе к ней и, пока ждали горячий завтрак, ежились и еще раз обсуждали ближайшие планы. В зале, кроме нас, находился тот самый торговец – худой, высокий человек с проседью в коротких волосах, – со своими помощниками и охраной. И больше никого.

После плотного завтрака хозяин лично отчитался перед нами за провизию и передал ее подчиненным Роми. Сам Роми в это время писал письмо в гильдию казначеев с требованием выплатить указанную сумму этой таверне. Письмо заверил клятвой духов – она упала ржавой кляксой в угол листа, расползлась на три части, искривилась: в знак гильдии исследователей, семейный знак Роми и наконец – в его имя. Другие духи подсветили разок лист зеленым сиянием, и хозяин таверны широко улыбнулся, принимая местный вексель, стал прощаться и звать нас погостить в любое время.

В предрассветных сумерках вышли на крыльцо, там же ближе познакомились с торговцем и дружно отправились к месту сбора. Двигались медленно – спешить было некуда, да и нагруженные телеги позади скрипели натужно; крепкие мситы тяжело вздыхали, всхрапывали и норовили свернуть к обочинам, скупо покрытым травой.

– Поговаривают, совсем приперло ее, – делился торговец с Роми новостями, – так она у сатиров что‑то ценное выкрала да к деревне их привела. И пока они, обозленные, на местных отвлеклись, с добычей удрала. Сволочь. Сколько же народу загубила, дура жестокая!

– Как есть сволочь, – громко поддержал Роми, с гордой осанкой вышагивая рядом.

Мы с Елрех плелись чуть позади и голоса старались не подавать. Только молчком многозначительно переглядывались, если что‑то интересное звучало. Вот сейчас сплетня казалась до безумия знакома, но разговор начался в тот момент, когда я отвлеклась, помогая подростку отнять у животины подол потертого плаща. Он пропах сладким сеном, и она с остервенением принялась его жевать. Прослушав, о ком речь, я теперь пыталась вникнуть в суть и заодно разобраться, откуда взялось чувство дежавю.

– Я потому к каравану этому и прибился, – нервно потрясая зеленой косынкой, проговорил торговец. – А как разбойники и на меня нападут, иль того хуже – натравят нечисть какую. Во дошло! Уже в мирных регионах жить опасно стало! Что уж говорить о свободных землях? А Вечный лес, а? Это ж близость какая к разбойникам.

И на шепот перейдя, к Роми придвинулся. Тот было шарахнулся, хвост дугой поднял, но в кулаке новый амулет крепче стиснул – и снова расслабился. Торговец ничего не заметил.

– А так бы ни в жизнь с этой гильдии не связался, – донесся громкий шепот. – Кто ж так низко опускается, чтобы древесину в свободных землях закупать, а? Пользы‑то нашим больше, если тут будут брать. – И деловито добавил: – Пусть и дороже.

– Насколько помню, ты сам из Белых долин, – Роми пренебрежение в голосе не скрывал, – а торговать едешь к виксартам.

– Духи Фадрагоса! – вскинулся эмоциональный мужчина. – Пусть помилуют меня, скверной запачканного! Да как же, господин? Где еще меда виксарских пчел раздобыть?! А он так нужен! Всюду и всем нужен! Да я едва на ящик склянок в два периода сторговался и вынужден с тех пор…

Не желая дальше слушать оправдания и пустой треп, я подняла голову к светлеющему небу. Рассвет…

* * *

Рассветы угнетали, луна пугала. Я шла вперед, заставляя себя делать каждый шаг.

Вереница телег двигалась медленно, и путь, который мы могли бы преодолеть за день, растягивался на два дня, а то и на три. Непредвиденные остановки, вроде поломки колес, раздражали сильнее всего – в них я стремилась углядеть знак повернуть назад. Возможно, Елрех верно указала на то, что я просто боюсь отыскать Кейела и не добиться его в этой жизни. Видимо, мой страх обрел новую форму – злобу.

Из‑за отсутствия нормальных дорог и близкой опасности крупные караваны отказывались от перемещения сразу в регион Каменных великанов. Приходилось делать крюк через регион Шелкопрядов, где давно обосновался город именно для путников. Он располагался ровно между священным кольцом и границей, позволял починить возы, пополнить провизию, наконец – отдохнуть и продолжить путь обновленными. Затем пришлось считаться с планами торговца, который уговорил‑таки караван‑вожатого зайти в Заводь Ал’лирта.

В знакомом мне городе мы пробыли несколько дней, за которые Роми и носа не показал из самой дальней комнаты таверны, а я несколько раз приходила к разрушенной половине города и, разглядывая руины, долго стояла на уцелевшей лестнице. И в этой жизни дорога Аньи повторялась неизменно… Почти. В этот раз жители Красной осоки будут разбираться со своими проблемами без нас, а значит, наверняка вся деревня не пострадает. Возможно, убьют северянина и на том разойдутся. В этой жизни мы с Кейелом не спустимся по лестнице, не дойдем до логова Стрекозы, не попадем в западню, и я не пострадаю. Не услышу, что Вольный тоже умеет бояться…

За две недели пути многие свыклись с присутствием безрассудного беловолосого шан’ниэрда, ушедшего так далеко от дома, да еще и в компании двух девушек. Сам Роми с каждым днем заметно уставал от общества и старался держаться в стороне ото всех, что еще сильнее сближало его со мной и Елрех. Гордый шан’ниэрд к концу похода стал похож на поджавшего хвост пса, который теперь мечтал лишь спрятаться ото всех. Смущало меня в его поведении не только это. Если в первые дни он с былым задором и пылом спорил с Елрех, а в мою сторону и не смотрел, то в последние – пытался разговорить меня, всячески избегая Елрех. Мне же, напротив, говорить хотелось все меньше и меньше, а разбираться в причинах такого поведения друзей не оставалось ни сил, ни желания. Приближение к деревням, в которые вложено столько надежды, угнетало, пугало, тянуло все силы. Что если Кейела и там нет? А если есть?..

– Опять думаешь о своем человеке? – спросил Роми поздним вечером, сидя рядом со мной.

Костер трещал в метре от нас, разгонял сумрак вокруг, обдавал жаром лицо. Возле соседнего костра затянули песню на эльфийском языке, сильные голоса заглушили шум листвы.

– А ты опять хочешь вытянуть из меня клятву? – в ответ поинтересовалась я, бросая взгляд на уставшего шан’ниэрда и стискивая в руке обугленную ветку, которой поправляла горящие поленья.

Роми поморщился и голову на грудь свесил. Может, пока я глубже закапывалась в себя, они с Елрех успели поссориться?

– Не нужны мне твои клятвы, – произнес он, приподнимая кружку с отваром на уровень глаз. – Если понадобится, я сам найду на тебя управу.

– О‑ого, – равнодушно протянула я, хоть и пыталась вложить эмоции. С трудом выдавила из себя улыбку и заметила: – А теперь ты похож на себя прошлого. Угрозы, обещания… Насмешек только не хватает.

– Я так смешон в твоих глазах? – Он вскинул брови и ко мне голову повернул; кончик хвоста ритмично ударял по носу грязного сапога. – Не забыла, что и мы с Елрех не давали тебе клятву о том, что ничего о тебе никому не расскажем, Вестница?

Последнее выплюнутое слово едва не стерло улыбку с лица, но я удержала ее. Ветерок охладил лицо, упростил вдох. Мне удалось сказать твердо:

– Хочешь рассказать всем мои тайны – вперед. Знаешь, Роми, что я тогда потеряю?

Желтые глаза превратились в щелки, а серые впалые щеки напряглись сильнее.

– Ну? – не вытерпел шан’ниэрд.

– Надежду, – прошептала я. – Ты лишишь меня всего. И нет ничего хуже, чем разумное существо, лишенное всякой надежды. Давай, – Веткой повела в воздухе, указывая на множество костров вокруг, – иди и расскажи им все. Подари мне волю, которую утратил сам.

Роми хмурился и поджимал губы, разглядывая меня. Хотел было ответить, но заметил приближающуюся Елрех с разделанной тушкой в руках. Поморщился и стал подниматься.

– Ты куда? – полюбопытствовала я.

– К главному. Уточню к какому шагу солнца мы дойдем до первой деревни.

– А это так важно? – с насмешкой подхватила Елрех.

Роми ей не ответил. Только вперился горящим взглядом на пару секунд в ее лицо, передернул плечами, хлестанул хвостом траву и сорвался с места.

Тревога сковала дыхание. Я спросила:

– Влюбляется?

– Ненавидит, – беспечно отозвалась Елрех и принялась возиться с поздним ужином.

* * *

К деревне, огороженной тыном, прибыли только к вечеру. Широкая, расчищенная колея вела к высоким воротам. Если бы не ухоженность леса в округе, то я непременно сумела бы вообразить, что встречать нас выйдет Вяз, фанатичный защитник тайн Энраилл. Однако встречали нас приветливые незнакомцы. Суетились, стараясь угодить, после долгой разлуки хлопали приятелей по плечам, интересовались делами и жизнью, с настороженным интересом присматривались к беловолосому шан’ниэрду. Роми только раз поправил гильдейский знак на груди и важно потребовал личной беседы со старостой. Отвели нас к нему сразу же. В двухэтажном доме из сруба я пробыла недолго – услышала, что ни о каком Кейеле мужчина знать не знает, и ушла. На то, чтобы обойти всю деревню, понадобилось не больше часа, но одного обхода для душевного спокойствия оказалось недостаточно.

Обычно деревни в регионах вели более вольный образ жизни и не так сильно зависели от гильдий, но на свободных землях жизнь отличалась. Тут жители сами походили на гильдию, занимаясь одним общим делом. Конечно же, тоже возделывали поля и огороды; женщины занимались домом, белье стирали в реке, протекающей прямо по огороженному участку; в отдалении и ферма мситов отыскалась, и вольеры с хищниками примостились. С последними крепкие мужики работали громко и упорно, натаскивали обучаемое зверье на охрану территории. Духов в деревнях Фадрагоса хоть и любовно почитали, но только на них одних не полагались.

Обхаживая территорию повторно, я столкнулась с группой разнокожих мальчишек, тащивших на спине сети, сачки и удочки. Помня, как многих в нашем районе знал Егорка, я с надеждой спросила у них о Кейеле – те переглянулись, плечами пожали и продолжили путь к воротам, ссылаясь на то, что до рыбного места еще пару шагов Солнца ходу и нужно бы поспешить. Уступив им дорогу, я подставила лицо солнцу и постояла еще немного на месте с закрытыми глазами. Мысли о Кейеле пугали, и думать о нем не хотелось, но и не думать не могла.

Ориентируясь на громкие стуки и шорохи, направилась к скоплению сараев. Свернув за угол постройки, вдохнула плотный запах древесины. Слой опилок под ногами смягчил шаг, но несколько мужчин меня все равно заметили и как‑то неохотно от дел отвлеклись. Услышали, что я ищу плотника или столяра по имени Кейел, или отца его, утратили интерес и разошлись обедать. Лишь один улыбчивый молодой фангр остался – сначала меня пристально рассматривал, а потом уставился на светло‑синий палец, словно там заноса засела.

– Нет у нас никакого Кейела, – задумчиво ответил он; при этих словах я изо всех сил удерживала улыбку. – В Медвежьей колыбели тоже такого не припоминаю.

– Медвежья колыбель? – сглотнув комок, переспросила. – Это что, соседнее село?

Фангр на меня быстрый взгляд бросил, кивнул и охотно дополнил:

– Там деревья валят, а оттуда к нам по реке сплавляют. Чуть дальше от нас находится. Мы туда иногда по вечерам ходим. Народу больше, интереснее жизнь, нескольким девушкам духи музыки благоволят, поэтому они хорошо на дудках и барабанах играют. Вот танцы на всю ночь и устраиваем. – Улыбнулся и тише добавил: – Этой луной тоже собираемся. Если приглашу, пойдешь?

Я рот открыла, но ни слова из себя выдавить не смогла. Настолько о Кейеле мечтала, что, получив приглашение от незнакомца, растерялась.

– У нее других забот хватает, – донесся резкий голос со стороны.

Роми стоял у колодки и с отвращением рассматривал рабочий двор. Я нахмурилась, руки на груди скрестила и звонко согласилась:

– С радостью пойду!

Фангр, успевший миг назад заметно расстроиться, снова приободрился – плечи распрямил, улыбнулся и с блеском в голубых глазах переводил взгляд с меня на Роми. Рогатый отвернулся беспристрастно, но кулаки все‑таки сжимал и хвостом нервно дергал, выдавая раздражение.

– Тогда вечером свидимся, – с надеждой сказал фангр, чье имя я даже не запомнила. – Где ты остановилась?

Я пожала плечами и покосилась на Роми – он подсказывать не спешил. Я спросила:

– Вы собираетесь возле ворот?

– Да! Но только не возле тех, через которые вы пришли. Там другие есть. – Фангр указал южнее. – Такие же большие, ты их точно найдешь. Со смертью Солнца все к ним сходимся. Если будешь опаздывать, все равно приходи. Я подожду!

– Обязательно приду, – заверила я и еле заметно повела плечами. На такое рвение парня в ответ вспыхнуло чувство вины.

Коротко распрощавшись с ним, поспешила к недовольному Роми. Едва мы поравнялись, он с места сорвался чуть ли не на бег. Я не отставала, а попутно с опаской полюбопытствовала:

– Что это там было? Ты, случаем, не ревнуешь?

Роми с шага сбился, побледнел, а через мгновение передернулся. Красноречивое отвращение на его лице стерло сомнения – шан’ниэрда тошнит от одной лишь мысли, что я могу быть его возлюбленной. И это хорошо. Без сомнения, хорошо. От сердца отлегло…

– Перед тем, как отправиться разгуливать по деревне, ты должна была меня предупредить.

Я выгнула бровь.

– Может, еще разрешения у тебя спрашивать?

Он скривился и, ничего не ответив, ускорился.

Поселили нас раздельно. Роми выделили комнату в доме старосты, и такую, где окна выходили на глухую территорию, а женщин на время даже ограничили в свободном перемещении по деревне. Нам с Елрех повезло больше – приютила нас старая вдова, человечка. Сильно не донимала, все время нянчилась с детворой, ростом едва достающей мне по пояс. Пока взрослые расходились по делам, старушка собирала всю энергичную ораву ребятишек у себя во дворе и рассказывала им сказки и легенды. Рассказчицей она была превосходной; мы с Елрех после плотного обеда уселись неподалеку и, сами не заметив, заслушались. Так время и пролетело.

В отличие от Роми, Елрех мою идею, сходить вечером в соседнее село, поддержала. И самим не помешало бы развеяться, и подробнее местных расспросить о Кейеле. Как знать, а может, и деревня тут найдется, о которой никто еще толком не знает. Как правило, поселения образуются часто. Наемники с нечистью борются ежедневно, и как только она сходит с насиженного места, то смышленые существа пытаются первыми занять нетронутый никем участок.

Темнело в лесу рано. Солнце начало тонуть в частых стволах, коснулось кромкой густых орешников. Деревня, укрытая прохладной тенью, загудела; возвращались мальчишки с богатым уловом, с дальних полей воротилась толпа уставших взрослых. Парни постарше и мужчины, работающие в пределах территории, потянулись к каморкам складывать инструменты. Близился закат. Мы с Елрех отправились ужинать.

Смерть Солнца жители деревни обозначили зажженным костром на вышке. Затрубили в рог. У ворот столпилась шумная молодежь. Завидев меня, улыбчивый фангр отделился от нее и бросился ко мне. Присутствие Елрех вызвало у него короткую оторопь и хмурость, но он быстро с собой совладал. Поправил смоляные пряди, собранные в длинный, низкий хвост и, предлагая мне руку, поторопил:

– Ворота сейчас закроют, нужно поспешить.

– Ты же сказал: не страшно, если опоздаю. Я вот вовремя пришла. – Я показательно губы надула. – Солнце только умирает. А если бы опоздала?

Он улыбнулся шире. Получив мою руку, стиснул в горячей ладони и потащил к веренице молодых существ, теснящихся в воротах. На ходу ответил:

– Стражники ведь все местные, знаем друг друга. Уговорил бы, выпустили бы нас. Другое дело, что здешние охранные духи на меня бы оскорбились. Мы им со Смертью Солнца волю большую даем, ночью силой своей питаем. Не любят они, если кто‑то после вечернего ритуала деревню покидает. Сейчас все желающие выйдут, и их позовут. Пойдем скорее!

До соседней деревни путь оказался неблизким, но шумным. Галдящая толпа молодых существ бурно обсуждала прошедший день, делилась впечатлениями, сплетничала о знакомых, интересовалась мной, с недовольством косилась на Елрех. Казалось, ее это ничуть не трогало; ее занимал лес. Даже в сгустившихся сумерках она то и дело сходила с колеи к деревьям и растениям, ощупывала, принюхивалась, изучала… Только в этой жизни, в непосредственной близи с самыми обычными фадрагосцами и из‑за отсутствия рядом Вольных, я сумела рассмотреть эту резкую отстраненность позорной полукровки. И разница эта как‑то делала Елрех старше, серьезнее. Ее ровесники тем временем смеялись, вываливая на меня все милые случаи, которые бывали с моим кавалером. Шайд, тот самый фангр, перебивал друзей на самых неприличных моментах и просил меня их не слушать.

Серп луны навис над верхушкой сосны, как новогоднее украшение. Охарс суетились в ногах и у кустарников, освещая последние крохи пути до деревни. Медвежья колыбель и впрямь была больше, и это бросалось в глаза даже ночью, даже среди деревьев. Я озиралась, расспрашивая и слушая: слева, в полушаге Солнца, лесоповал; там же полноводная, бурная река, которая разветвляется ниже по течению. Тут рубят деревья, обтесывают бревна, сортируют их и укладывают, а потом спускают ниже по течению в двух направлениях.

– Есть и вторая деревня, куда бревна спускают? – воодушевилась я.

Зачастую мне стремились отвечать хором, но обычно говорила самая громкоголосая эльфийка.

– Да! Их даже больше, но там совсем мало народа, потому им много и не отдашь. Есть еще одна – большая, в трех рассветах пути. Там тоже лес валят, но рядом с ней озеро, а не река. Она южнее. Говорят, виксарты там часто бывают – гостят! А еще дальше племя обосновалось. И всех, кого поймают, в жертву темным духам приносят. Мы поэтому с той деревней не дружим.

Частокол острыми зубьями возвышался в ночи. За ним слышалась музыка, смех, искры взметались ввысь и тухли. Огромные ворота встречали нараспашку. Мы с Елрех молча сблизились перед тем, как войти.

– В деревню саму не пойдем, – приобняв меня, сказал Шайд.

Я тоже его за талию ухватила и, оглядываясь по сторонам, спросила:

– Почему?

– Там в ночь отдыхают, а мы тут шумим. Погляди, как мы выстроили забор.

Я проследила за его рукой, которой он взмахнул перед собой. И вправду население умудрилось возвести целую крепостную защиту, не хватало только рва. Мы стояли в замкнутом пространстве – перед нами забор вокруг деревни и за спиной такой же, а по всему свободному участку разбрелись те, кому хотелось развлечений.

– И все только ради ночных танцев?

Фангр на мой вопрос задорно рассмеялся, отчего прижал к себе плотнее.

– Ты так говоришь, будто радость жизни ничего не стоит, – пояснил он. И повел дальше от ворот. – Пойдем, познакомлю тебя с друзьями. Ты любишь наливку или настойки?

– Пока не решила.

Елрех следовала за нами молча, и взгляды, которые были направлены в ее сторону, заставляли меня пожалеть, что я предложила ей пойти со мной.

– Ворота открыты. А если нечисть войдет? – впервые заговорила она, обращаясь к Шайду.

Он на секунду глаза округлил, отвернулся мимолетно, но все же ответил неохотно:

– У нас в округе безопасно. К тому же деревня закрыта, а мы за себя постоять сумеем.

– Неужто? – Елрех насмешливо вздернула бровь и, руку на кинжал положив, с вызовом осмотрелась.

Шайд клыки стиснул, но, как только я отстранилась, улыбку растянул и, будто ничего не было, стал рассказывать об окружающих. Многочисленные расы и имена проходили мимо меня. Я жадно всматривалась в лица молодых людей, хваталась взором за русые волосы, позолоченные пламенем костров, и вслушивалась в голоса.

– Мы пришли рано, – выхватила из монолога Шайда, – скоро сюда из всей округи придут, и даже одного места у костра не найдем. Поищем сейчас хорошее? Я знаком с одной веселой компанией, они тут, как бы сказать… настроение задают.

– Заводилы, – подсказала я.

– А это выражение из какого региона?

– Из Обители гильдии, – поддержала меня Елрех с гордыми интонациями.

Я вздрогнула и резко остановилась, не смея вдохнуть. Передо мной словно неприступная стена из воздуха вылезла. По ногам прошла легкая дрожь, в груди заледенело. Сила Вестницы очнулась, но не тянула вперед, а гнала прочь. Опасностью веяло со стороны ворот, откуда мы пришли. Поддавшись панике, я оглянулась, отступила, стала нащупывать гильдейский знак под курткой и рукоять кинжала.

– Что‑то потеряла? – спохватился Шайд.

Елрех молча свой кинжал крепче стиснула, но из‑за пояса не доставала.

Вокруг суетился народ, танцевали под звездами пары, песни звучали многоголосьем, стучали кружки, поднимались вверх вместе с бурдюками. У бочек толпились парни, с ковшей стекал местный алкоголь, на помятой траве стелились покрывала и куртки. Неподалеку с визгом и смехом пробежала эльфийка, следом за ней – разрумяненный молодой человек. У ворот быстро собиралась толпа, народ там явно начинал волноваться.

– Что там? – мигом позабыв обо мне, Шайд заинтересовался суматохой. И рассмотрев, кто всполошил выпивших, протянул удивленно: – Погляди, шан’ниэрды. Наряды у них богатые…

– Только разодранные, – подхватила Елрех.

– Кажется, из высших, – продолжал фангр. – И похожи, будто брат и сестра.

Елрех нахмурилась.

– Безопасно у вас, говоришь? А напал на них кто?

В нашу сторону бросился еще один фангр.

– Диррейк! Диррейк! – кричал он, на бегу подтягивая сползавшие штаны. – Еда нужна! Вода!

Музыка прекращалась, веселье затихало, а моя сила с каждой секундой все крепче охватывала страхом.

Глава 9. Тени прошлого 

– Кто такой Диррейк? – спросила я у Елрех, стараясь сморгнуть головокружение.

– Это мой друг, – вместо нее ответил Шайд. – Я тебя вел познакомить с его компанией.

Значит, не название нечисти…

Пока Шайд был озабочен, разузнавая у пробегавших мимо подробности о незнакомой паре, Елрех ко мне приблизилась и тихо спросила:

– Что с тобой, Асфи?

– Сила, – коротко сказала я. Рывком оттянула ворот, душивший меня, но вдохнуть полной грудью все равно не получилось. – Тут опасно.

Она нахмурилась сильнее, голову склонив к груди, пристально всмотрелась в шан’ниэрдов.

– Они не сильно пострадали. Оборваны только да грязны.

Я головой покачала, сглотнула колючий ком и, не сумев ни слова выдавить, на них кивнула. Елрех поняла, но удивленно уточнила:

– Они опасны? – Прищурилась, хмыкнула и произнесла: – Я пригляжу за ними, а ты скорее узнавай о Кейеле.

Сказать проще, чем выполнить. За то время, пока все возились с новоприбывшими, я даже сумела утихомирить силу вспыхнувшей злобой. Меня раздражало ее неповиновение, бесило, что она руководила мною, мешая планам. И в какой‑то момент моя злость достигла того пика, когда страх отодвинулся на задний план. Он все еще оставался, но лишь держал в тонусе, не позволяя ни на миг расслабиться.

Шан’ниэрдке лили воду на руки, и она смывала легкую копоть и грязь с румяного лица. Ее темные волосы, как и мои, в свете костра отливали медью; сложная, растрепанная коса ложилась на землю всякий раз, как девушка склонялась в поясе. Ее брат, статный, но немного растерянный, стоял рядом и вытирал шею влажной тряпкой. Диррейк – что удивительно, широкоплечий парень моей расы, – тихо расспрашивал его. Когда умывания закончились, пару повели к самому яркому костру, усадили на самые высокие бревна, выдали по миске похлебки, наспех стащенной в каком‑то доме на окраине деревни, по куску хлеба и позволили им молча поесть.

Шайд позабыл обо мне напрочь, но я о себе напомнила сама. Ухватила его за локоть и пожаловалась, что мне страшно. Он проникся моментально, стал шутить и отыскал для меня место рядом с собой, как раз в компании Диррейка. Елрех место не уступили, но она упрямо встала за моей спиной, обзавелась кружкой с выпивкой, к которой недовольно принюхивалась, и косилась на темноволосых сородичей. Те тряслись и жадно ели. Все вокруг ждали…

– Пусть духи не забывают вашей доброты, – заговорил шан’ниэрд, отставляя в траву пустую миску. – Меня зовут Ликвир, а это моя сестра Ланкеала.

Ноги налились свинцом, лоб покрылся испариной, в висках застучало. Я стиснула кружку с ягодным вином в руках, стараясь не расплескать его и чувствуя, как холодеют щеки. Против воли одними губами повторила их имена, вглядываясь во взрослые, безумно красивые лица сидящих неподалеку шан’ниэрдов.

Это не они… Совпадение? Ни в жизни не поверю…

Ликвир и Ланкеала – разве можно забыть этих детей? Нельзя забыть всю боль от потери тех, кого любил. И я помнила их боль, потому что разделила ее с ними. Потому что она стала моей собственной. Руки дрожали, а в ладони почудился ключ от дома. Искры обратились ягодами в лукошке, пробудили словно свежую ненависть к ним. Из‑за дурацких ягод Ликвир поругался с родителями в свой день рождения и сбежал в лес. Ланкеала, маленькая, еще безрогая шан’ниэрдка, увязалась следом за братом, и он не стал прогонять ее. Только это спасло их от пламени дракона, испепелившего деревню.

– Там все сгорело, – всхлипывая рассказывала шан’ниэрдка, прижимая кулак к груди. Вытянула его вперед, раскрыла, демонстрируя большой ключ. Ее губы скривились и задрожали, голос стал тоньше. – Вот! Только он и остался, как память о родных.

– Далеко это? – спохватился эльф воинственной наружности.

– Да прямо возле Долины драконов, – сказал лже‑Ликвир и, за рога руками схватившись, голову свесил.

– Драконы только у этих уродов, викс‑с‑сартов и остались! – дразнясь воскликнул малорослый фангр, пританцовывая за спиной хмурого Диррейка.

– А насылают на мелкие деревни зачем? – громко спросила девушка. – Войну, что ль, затеять хотят?

Брат с сестрой заметно плечи опустили и виновато потупили взгляд. Толпа, собравшаяся вокруг костра, ловила каждое слово, поэтому молчала и даже старалась не двигаться. Тишина накрыла все вокруг. Ее разбавлял стрекот сверчков и клич ночной птицы.

– Мы виноваты, – наконец, произнес шан’ниэрд. – Хотели пошутить над одной виксарткой, завели ее на скалы, а потом…

– Мы не хотели, чтобы так все вышло! – Названная Ланкеалой, пряча лицо в ладонях, расплакалась с новой силой.

Я наблюдала за представлением с отвращением. Что за вздор происходит? Кто эти шан’ниэрды? По их нарядам из дорогой ткани с серебристой вышивкой по канту можно было бы предположить, что они и сейчас решили подшутить над местными. Отпрыски высокопоставленных шан’ниэрдов отыскали где‑то настоящую историю двух мудрецов, двух шан’ниэрдов из Энраилл, изучили ее и решили примерить их роль. Но откуда им знать ее? Даже у Волтуара нигде не было этих воспоминаний. Да и сила Вестницы билась неумолкающим ключом внутри, журчала, уговаривая уйти подальше. Кто они?

– Мы только узнать хотели, правда ли, что их кровь способна любой яд выдержать, – продолжала сквозь слезы делиться девушка. – Мы ее спрашивали, а она грубила в ответ, кинжалом размахивала. А ведь младше нас…

– Где вы ее встретили? – строго спросил Диррейк, почесывая рыжие кудри на макушке.

– В лесу, – твердо ответил Ликвир, взглянув главарю молодежи прямо в глаза. – Наверное, она заблудилась. Ходила вокруг деревни пару рассветов. Мы рискнули подойти, но она сразу за кинжал схватилась.

Он быстро повернулся к сестре, без скромности плащ с нее скинул и, несмотря на ее изумление, подол платья высоко задрал. И пока все уставились на покрытый струпьями порез, растянувшийся от колена высоко по бедру, брат беззастенчиво расшнуровал лиф и стащил платье с плеч. Второй заживающий порез был серьезнее, лежал прямо на груди, исчезая где‑то под платьем в глубокой ложбинке. Полуголая шан’ниэрдка раскраснелась, голову скромно опустила, себя беззащитно обнимала, дышала медленно, шумно, пересохшие губы то и дело облизывала, но молча позволяла всем свои увечья рассматривать.

Я вздрогнула, ощутив прикосновение к колену. Шайд, не сводящий возбужденного взгляда с девчонки, положил мне ладонь на ногу, сжал легонько и, отхлебнув из кружки, стал меня поглаживать. Я тоже смочила губы вином и продолжила наблюдать за происходящим. Догадка, растущая в голове насчет брата и сестры, ошеломляла и казалась совершенно невероятной.

– И что… – Диррейку пришлось прочистить горло, чтобы говорить дальше. Он отнял напряженный кулак от губ, куртку с земли поднял, положил на ноги, накрывая пах, а затем громко спросил: – И что дальше произошло?

Лже‑Ликвир ответил не сразу, ухватившись за подбородок сестры, заставил ее поднять голову. Растрепанная коса, упала с тонкой шеи, прядка темных волос прилипла к влажным губам, и старший брат заботливо убрал ее. Не с первого раза… Тихо о чем‑то спросил сестру и, слушая ответ, вытирал остатки слез с ее щек. За это время напряжение вокруг наросло: девушки с колкими взглядами шептались, сбиваясь рядышком, а парни, напротив, старались отделиться, выйти ближе к нашему костру. Шайд меня совсем по‑хозяйски обнял и даже чмокнул в висок, будто мы с ним всю жизнь душа в душу прожили.

На плечо легла тяжелая рука, я оглянулась – Елрех смотрела на всех с беспокойством и, кажется, готова была выхватить меня из хмельной толпы в любую секунду.

Лже‑Ликвир наконец отпустил сестру, позволяя ей одеться, и ответил:

– Мы всего лишь хотели припугнуть ее. Нам сильный дух иллюзий благоволит… благоволил, – поправился он, – пока мы эту ошибку не совершили.

– От вас отвернулся дух?!

По толпе пробежал ропот. Шан’ниэрды стыдливо спрятали глаза, но Диррейк поднял руку, не позволяя гомону войти в полную силу.

– Что случилось? – нетерпеливо спросил он.

Шан’ниэрд, сцепив руки в замок, ответил сразу:

– Мы иллюзию лиертахона создали и испугом виксартку к скалам привели. Там было много гнезд пройдохи аспида… Мы не хотели, чтобы все так закончилось.

– Ее укусил аспид? – послышалось из толпы.

– Нет, – лже‑Ликвир понуро качнул головой, – она от страха спрыгнула с утеса и разбилась.

– И вы разбили сердце дракону? – я не удержалась от язвительной усмешки, но мигом подавила ее.

– Мы не хотели! – Глядя на меня, шан’ниэрдка прижала руки к груди. – Мы не хотели, чтобы все так вышло.

– Видимо, дракон ее племени учуял ее кровь, – шан’ниэрд хмурился, не сводя с меня глаз, – а там взял след нашей магии. Вы ведь знаете, добрая человечка, как это бывает?

Спину охватил озноб, и даже нервное веселье ушло бесследно. На собственном опыте помню, как это бывает… Выходит, догадки верны. И как же ваши имена, Повелители разрушения? А если ошибаюсь? Вдруг этим двоим просто благоволят сильные духи памяти? Но тогда зачем они нарываются?

И словно в подтверждение моим мыслям, шан’ниэрд проявил простодушие и совершил немыслимую глупость. Он вытащил из кармана бархатный мешочек кровавого цвета, хотел было открыть его, но не стал – сжал его двумя руками и произнес:

– У нас есть кое‑что… – помялся, стискивая мешочек, и продолжил: – Приютите нас хотя бы на два дня, позвольте нам отдохнуть, а потом мы уйдем дальше. По нашей вине сгорели все, кто нам был дорог, и мы лишились дома, от нас отвернулись духи, но – пожалуйста! – разве вы не видели?!

И он мешочек на пояс нацепил и снова суетливо лиф с сестры стал сдергивать – тонкая ткань треснула, разошлись швы, грудь оголилась больше необходимого. Шан’ниэрдка с опозданием спрятала ее, кое‑как натягивая ткань, но старший брат, охваченный идеей всем доказать, что это они жертвы, напротив, спускал лиф, мешая сестре нормально прикрыться.

– Ну кто бы не захотел проучить виксартку за такое? – Он вскочил, указывая на порез. – Я тогда испугался! Все ведь кровью залито было! Думал, что Ланка умирает. А тут еще и нога… Вы ведь видели!..

– Хватит! – Его ухватила за руки полноватая фангра прежде, чем он снова продемонстрировал бы всем стройные ноги сестры. – Верим мы тебе, видели все.

Он на нее уставился брезгливо, руку из ее рук вытащил и, будто не понимает, как оскорбительно все выглядит, вытер запястье плащом. Проговорил при этом:

– Проявите доброту, а мы расплатимся. Там, в мешочке у нас… – на миг замолчав, губу закусил, – вам потом хватит, чтобы еще такую же деревню построить. А может, даже обитель возвести.

Толпа молчала. Все переглядывались, словно не могли разобраться в услышанном. Диррейк как‑то быстро принял решение и озвучил его:

– Мы будем рады принять вас! Вам не помешает отдохнуть с дороги и хотя бы пару рассветов пожить в тепле и с крышей над головой!

Народ нехотя расходился, будто еще ожидал развития событий. Друзья Диррейка же стали всячески отводить толпу, направляя проверить выпивку, закрыть ворота, принести еще поленьев для костров и выполнить многие другие никому не нужные поручения. Спустя несколько стаканов выпитого и пару спетых песен народ почти забылся весельем, танцами и поиском романтики. Почти…

Я отходила по нужде, когда услышала приглушенные мужские голоса, исходящие из тени раскидистого дерева:

– Слышали, как он время отмеряет?

– Да, запрещено так говорить. Беды накликает, невежда.

– Я слыхал, что так северяне все еще говорят.

– Эти выродки? Так, может, он изгой? Придумал все, разбойник, а потом нам уши греет враньем.

– А сестрица у него какова? – самый высокий из компании цокнул языком. – Красавица.

– Да‑а, – дружно протянули остальные, затем один что‑то шепнул, видимо, пошлое, и все дружно заржали.

От другого собрания парней слышалось иное:

– Зачем Диррейк разрешил им остаться?! – спрашивал человек. – Совсем сдурел!

– Во‑во! – поддержал фангр. – Я тоже говорю, что раз по их следу дракон к тому поселению добрался, то и до нашего доберется.

– И духи не уберегут, – проворчал второй фангр, сжимая кулаки. – От них духи сильные отвернулись, и если будем их поддерживать, то и от нас все духи отвернутся. Гнать их надо отсюда!

У небольшого костра в отдалении и вовсе уши захотелось заткнуть, а пьяных парней развести по домам и насильно уложить спать.

– Видал, под юбкой‑то у нее ничего нет! – захихикал кто‑то щуплый; в тени кустарника, где он сидел, я даже расу разобрать не сумела.

– Да ну!

– Я видел! Своими глазами и видел!

– Богато разодета эта шлюха, – ворчал сутулый человек, пьяно шатаясь и вороша поленья в костре. – Мы для таких, как она, тряпка. И смотрят такие на нас, как на дерьмо.

– Таких воспитывать надо! – поддержал эльф, а, может, и эльфиор, натягивая капюшон на голову.

– Слушайте, слушайте, – зашушукал первый из тени, – а ведь действительно, духи‑то от них отвернулись.

– И? – заинтересовался сидящий рядом с ним парень.

– Вот дуралей! Кто за них заступится, если мы того с ней… с ними… Ну это…

– Грабануть ты их, что ли, хочешь? – уточнил еще один участник беседы.

Я пригнулась, радуясь, что малинник скрыл меня от глаз скользких типов, и замедлилась. Беседа увлекала.

– И грабануть тоже!

– Нельзя так! – возмутился кто‑то басовитый.

– А убивать виксарток можно, что ль?

– Вот! Хоть кто‑то здраво рассуждает! Они убили виксартку – это еще ладно, вина маленькая. Но ведь потом дракон деревню спалил. Значит, виксартку столкнули…

– Столкнули? Так вроде ж сама сиганула!

– Сама?! Да так они тебе во всем и признаются?! Они ж и клятвой духов теперь наверняка заручиться не могут!

– Тс‑с‑с…

– Давайте послушаем Харка! Дело же говорит, ну!

Деревья шумели над головой. Прежний заискивающий голос продолжал говорить различимым шелестом:

– Из‑за них деревню спалили, за ними ведь дракон следует. Он ищет их, а значит, и к нам прилетит. Эти двое не думают о других.

– И то правда…

– И что теперь делать? У меня четыре сестры! Матушка, отец, два старика, да и возлюбленная! Следующей полной луной сердца связать хотим.

И разошелся хор:

– Прогнать их надо.

– И как это поможет?

– Дракон прилетит. Точно прилетит!

– Виксартов задобрить надо.

– Как?

– Убьем эти двоих.

– Да ну? Не дело это, мужики.

– Да чем же ты слушаешь, простак?! Тебе же сказано было, что сами они виноваты!

– Так не нам же судить! Пусть гильдия Справедливости разбирается!

И снова Харк:

– Вот дурак! Туда пока весть дойдет, пока наше прошение рассмотрят… Ты что это, деревню нашу сжечь хочешь? Сядь! Сядь, говорю! Мы вот что сделаем: шан’ниэрд опасен – ловкие они больно, – мы его убьем, а девчонку оглушим и живой оставим – она не так опасна. Девчонка же.

– Верно толкуешь.

– И? – кто‑то вкладывал недовольство в тон.

– Сами к виксартам отправимся, заранее, так сказать. Девчонку к ним отведем, тут рассветов двенадцать пути. Недалеко.

– Я с тобой пойду.

– И я хочу!

– А ты зачем? Даже меч в руках не удержишь.

– А я готовить буду! Вот ты…

– Да тихо вы! Заладили, скверна вас побери! Говори, Харк.

Несколько мгновений стояла тишина, а затем заводила с насмешкой продолжил:

– Вместе пойдем. Такую шан’ниэрдку лучше дружно охранять. И про мешочек не забудьте. Что там этот убийца говорил? Что‑то про то, что город построить можно за спрятанную вещицу. Мешочек Диррейку отдадим, пусть продаст – все польза деревне будет. Глядишь, виксарты еще и щедро медом своим отблагодарят или золотом черным. Решено?

– Решено.

– Я за!

– Дело ведь говоришь, дружище! Конечно, поддержать нужно!

– А когда?

– А вот пусть напьются сильнее, там и отведем старшего в сторонку. На разговор позовем…

– До рождения Солнца бы успеть, – протянул тот, кто изначально единственный был против всей затеи.

Идиоты…

По возвращению к костру нашелся повод и для радости. Толпа девчонок жарила сало на прутиках, удерживая их над костром. Неподалеку стояли бочки с выпивкой, куда я и завернула, когда заметила, что глаза многих девиц из компании направлены именно на пару шан’ниэрдов.

– Надо отговорить Диррейка, – сказала та самая фангра, к кому выразил брезгливость лже‑Ликвир. – Нельзя так с существами поступать.

– А как по мне, так поделом им, – заявила эльфийка, перекидывая косу с плеча за спину.

– Ная! – Человечка с широким лбом вцепилась в расшитый подол сарафана, сжимая кулак.

– Что Ная? Ты глянь, какой он высокомерный?! Будь у него хотя бы волосы белые, а кожа серая! А так что?

– Какая разница какой это шан’ниэрд? – возмутилась светловолосая человечка. – Мне вот темные больше нравятся.

– Да не в этом же дело, девочки! Нельзя прогонять их! Тем более отнимать у них то, что им принадлежит!

– А я слышала, что они изгои с севера! – округлила глаза третья человечка, кудрявая, как одуванчик. – Что, и с ними тоже так нельзя?

Хмурая эльфиорка поежилась и протянула:

– Чушь…

– Северяне – звери! – воскликнула Ная.

– Правда, правда! – заверила высокая фангра тоненьким голосом. – Я тоже слышала, что они… они… Кажется, у них говор северный!

– Ничего это не меняет! – закричала полная фангра.

Все замолчали и на нее глянули.

– Даже если северяне, – настаивала она. – Не нам их судить! Напишем в гильдию Справедливости.

– А что до этого? – возмутилась кудрявая. – Пусть у нас живут? Прогнать их!

– Не прогнать! – в один голос закричали те, кто взывал к гуманности.

– А что тогда?

– Попросим их уйти, объясним им, что нам своя деревня дороже. Пусть обижаются, но за нами вины не будет. И отбирать у них ничего не будем. Пусть с рассветом уходят – и все.

Голова шла кругом. Я вспоминала север и тот период абсолютной тишины и спокойствия, которые он мне подарил. Холод, вьюги, крепкий мороз и одиночество – теперь казалось, что это, должно быть, награда. Иногда любое общество, независимо от мира, становится невыносимым.

Я возвращалась к самому яркому костру, расположенному на небольшом пригорке, с мыслями о шан’ниэрдах и Повелителях разрушения. Как звали ту Повелительницу коварства, которая помогла парню, но тем самым обрекла целую деревню на медленную и неминуемую смерть? Волтуару пришлось всех казнить на рассвете… И сколько их, этих Повелителей? Наверное, Анья не самая плохая из них.

Елрех стояла в компании, но при этом совершенно одна. Изредка на нее бросали неодобрительные взгляды, но все внимание сегодня брали на себя другие персоны. Я остановилась возле подруги, подала ей вишневую наливку и шепотом поинтересовалась:

– Ну что тут, все нормально?

– Да как тебе сказать, ошибающаяся человечка… Тут точно назревает что‑то нехорошее, но это нехорошее, вопреки твоим опасениям, не от шан’ниэрдов исходит.

Сами шан’ниэрды будто позабыли о своих горестях. Сестрица с громким смехом плясала между двумя парнями: то жалась к симпатичному эльфиору, то замедляла шаг перед рослым человеком, затем пьяно хохотала ему в лицо и, быстро кружась, возвращалась к эльфиору. Старший брат пил вино из рога и хвастался перед Диррейком и его друзьями золотым кулоном, который ему подарил отец – староста деревни.

– Так вы не бедные были, – не замечая, что я вернулась, с завистью в глазах протянул Шайд и отхлебнулкрепленной настойки. – Как же так вышло, что мы о вас не слышали?

– А мы развиваться не хотели, – запросто отвечал шан’ниэрд и снова прервался, чтобы сделать три больших глотка вина; оно потекло по подбородку, окрасило воротник рубашки кровью. Лже‑Ликвир отнял кубок от губ и, махнув хвостом, протянул его сидящему рядом верзиле и жестом попросил добавки. А сам продолжил: – Нам хватало для жизни. И жили хорошо! Если деревня большая – всех не прокормишь. К нам приходили, просились многие, но мы только молодых и здоровых принимали.

– Как так? – удивился Диррейк. – Разве можно так?

– А кто нам указ? Духи за такое не наказывают.

– Но и не одобряют.

Шан’ниэрд расхохотался, отклоняясь назад. Не заметив, что ему рог вином наполнили и протянули обратно, он его рукой задел и на верзилу опрокинул. Вместо того, чтобы извиниться, смех оборвал и нахмурился.

– Смотри, что делаешь! – прикрикнул на изумленного верзилу и беспечно к Диррейку обратился. – Ты посмотри, из‑за какой ерунды от нас с сестрой дух отвернулся. Потакай им, не потакай – они все характер свой демонстрируют. А вот старики деревне не нужны. И дети – не всякие…

– Глупый шан’ниэрд, – тихо протянула Елрех. – Он же это не всерьез?

– Да как бы тебе сказать, фангра, слишком уж верующая в добро, – вернула я ей высказывание.

Время шло. Поднялся холодный ветер, донес от рек легкую сырость, заслонил тонкими облаками звезды и месяц. Сидящие прямо у костров вздохнули легче, а те, что дальше маялись, стали ежиться, присоединялись к танцующим, чтобы кровь разгорячить и разогреться. Веселье не убывало, а, напротив, с выпитым только возрастало. Отовсюду доносились музыка, песни, визг, смех… Молодые и сильные существа собирались сидеть до утра, решили лично поздравить Солнце с рождением, а затем идти отсыпаться в свой единственный за десять рассветов выходной. Я ждала.

Все время, что мне пришлось ждать удачного случая, я старалась смотреть по сторонам. Даже сейчас, чувствуя назревающую беду, желание отыскать Кейела не ослабевало, а, возможно, даже возрастало. Что бы он подсказал мне? Как бы поступил, столкнувшись с этой интересной парой лоб в лоб?

В какой‑то миг за костром осталось мало существ: рассудительный Диррейк с дружками отлучился, Шайд отвлекся на закуску, несколько парней куда‑то повели шатающуюся шан’ниэрдку. Я мимолетно погладила Елрех по плечу и бросилась к одинокому шан’ниэрду, застывшему у костра с кружкой в руках и насмешливо‑задумчивым взглядом. Моей смелости хватило на три шага, а затем словно к земле застолбило. Ноги налились свинцом, дыхание сперло. Ветер колко саданул по глазам, швырнул волосы в лицо, ударил в плечи, отгоняя и бросая на меня искры с костра. Следующий порыв повторился незамедлительно – рванул больше пламени, пригнул травы, загудел между стволами в лесу, заскрипел ветками, зашептался листвой кустарников, густо росших на огороженной территории. Музыка сбилась, наступила короткое затишье – беспечные существа прислушивались к погоде.

Под необъяснимый грохот сердца я стиснула кулаки; ногти впились во вспотевшие ладони. Страх отступил перед желанием защитить Кейела, если он тут все же есть. А если и нет… Как поживает тот однорукий гелдов, потерявший от визита Аньи всю семью? Искалеченные существа, с искалеченной душой и разбитой жизнью. Никто не заслуживает этого.

Ветер утихомирился, вернулся к легким порывам, охладил горячее лицо и шею. Музыка зазвучала снова. Обогнув лежащее бревно, притащенное для сидения, я с трудом преодолела еще несколько шагов, оглянулась на озадаченную, наблюдающую за мной Елрех, а затем позвала негромкого:

– Ликвир!

Он улыбнулся. Стоял, как и прежде, глядя в костер и удерживая кружку в когтистых руках, но улыбнулся. В его светлых глазах растеклось пламя, плясали существа, кружились цветастые наряды – бурлила жизнь. Темные волосы лоснились позолотой; ветер едва заметно играл ими, а чуть пухлые губы блестели от вина.

– Ликвир, – позвала я повторно, и голос дрогнул. Шан’ниэрд посмотрел на меня, будто пронзил взором. Сердце ухнуло, мигом позже заколотилось в диком страхе, поднимая тошноту. Я едва не отступила, но лишь пошатнулась. Сглотнула, пытаясь избавиться от сухости во рту, и как‑то робко спросила:

– Отойдем?

Лже‑Ликвир мгновенно скривился, что меня взбодрило. Пока он хоть немного похож на обычное разумное существо, его проще воспринимать.

– Люди не в моем вкусе, – произнес он. Повел кружкой перед лицом, указывая на веселящихся, и добавил: – Впрочем, тут никого нет, кто мог бы быть в моем вкусе.

– Будто ты в этом хоть что‑то понимаешь. – Я немного осмелела.

Он резко голову склонил и снова уставился на меня взглядом, от которого пробрал озноб.

– Грубить нехорошо, – протянул с угрозой. И сразу сменил гнев на милость. – Ты интересная, дитя двух миров.

Улыбнулся широко и шагнул в сторону. У меня мир перед глазами опрокинулся, на миг исчез. Куда он уходит? Двигался Лже‑Ликвир в сторону густого малинника и гибких ив, танцующих тонкими ветками под лаской ветра. Двигался быстро и с каждым шагом ускорялся. Я бросилась следом, но меня рывком остановили.

– Не ходи за ним, глупая человечка! – Елрех с воинственным выражением лица смотрела ему в спину, а рука ее лежала на рукояти кинжала. – Ты права была, когда от них опасность почувствовала. Не знаю, кто он, но он не прост. На нечисть похож.

– Он не нечисть, – отрезала я, но губу закусила. А вдруг и вправду нечисть? Будто я так хорошо ее всю изучила. – Я не знаю.

– Не ходи за ним. Я позову остальных, чтобы они его…

– Нет!

В груди от ее слов кольнуло, а страх возрос. Многие легенды замельтешили в памяти, подсказывая, что сначала надо лично во всем удостовериться, а только потом позволять остальным вершить суд. Хотелось Елрех объяснить это, напомнить о многом из прошлого, рассказать подробнее, но я отделалась коротким:

– Мне нужно. – Заглянула в серые недовольные глаза, сжала крепкую руку и попросила: – Дождись меня тут.

Шан’ниэрдка сидела на коленях у какого‑то громилы и смеялась, принимая еще выпивку. Но когда я проходила мимо, взгляд, которым она меня проводила, не показался мне хоть сколько‑нибудь пьяным.

Колючие ветки цеплялись за куртку и волосы, под сапогами в низине зачавкала земля. На всякий случай я вытащила из ножен кинжал и вышла к силуэту. Шан’ниэрд стоял на окраине поляны, смотрел перед собой, будто в кустах происходило что‑то интересное. Его затылок щетинился острыми рогами, воротник рубашки серебрился под тусклым светом, хвост повис бездвижно.

– Все еще ненавидишь Фадрагос? – спросил он безразличным голосом.

Я прошла чуть дальше и замерла, оглушенная нахлынувшими эмоциями. На миг показалось, будто спиной ко мне стоит Волтуар. Вот он опустил руку, и сейчас с нее потечет кровь… «Кто из нас двоих насильник, Асфирель?»

Я мотнула головой и нахмурилась, прогоняя образ прошлого. Это какая‑то магия? Шан’ниэрд передо мной как‑то влияет на меня?

– Ты позвала меня помолчать, Вестница?

Дыхание перехватило. Он знает и это? Лже‑Ликвир повернулся ко мне и, не позволяя ответить, сказал:

– Ты мне мешаешь. – Бросил кружку в кусты. Заправил прядь волос за уши – до боли знакомый жест – и посмотрел на меня высокомерно. – Разве не чувствуешь, как мои братья Созидатели прогоняют тебя? Они даже мне надоели своим нытьем.

Я выцепила лишь главное и, скривившись, не смогла не спросить:

– Ты пришел убить всю эту деревню?

Он не ответил, и все так же позволял себя разглядывать.

– Зачем тебе это нужно?

Лже‑Ликвир выгнул брови и сцепил руки в замок.

– Грань мира истончилась тут, и я смог сюда прийти. Мне бы, конечно, хотелось поближе к Обители гильдий, – протянул он и поморщился, – но там у фадрагосцев все еще стремление к Созиданию выше. Ты же читала нашу историю. Разве наши герои плохо все объяснили в сокровищнице? Столько бедняга Ил, – На меня указал, поясняя: – одна из твоих предшественниц, трудилась над этой историей, чтобы даже ребенок все понял, а вы вот… Возможно, все дело в твоем воспитании.

Воспоминания об Аклен и Ил напомнили о страдании Кейела, о моих переживаниях – злость взметнулась. В висках запульсировала кровь.

– Так это, значит, меры воспитания? Профилактика? – я усмехнулась, шагнув по кругу. Шан’ниэрд с полуулыбкой следил за мной. – Вы приходите и разрушаете все то, что строят фадрагосцы. Вы отбираете их жизнь, насылаете беды, мешаете развитию.

– Мы? – удивленно спросил он. Развел руками. – Разве это мы разрушаем? Асфирель, мы любим Фадрагос и не хотим, чтобы его жители его же уничтожили.

Громкий крик ударил по слуху. Я резко бросилась к узкой дорожке между кустами, по которой пришла, но, услышав следом за криком знакомый смех, остановилась и сжала кулаки. По телу прошлась волна омерзения, из‑за нее хотелось ежиться или даже помыться, как от грязи. Я вдохнула ароматный воздух полной грудью и потребовала от Повелителя:

– Отзови сестру! Я знаю ваши методы! Вы провоцируете существ на преступления, а затем наказываете за то, что они не смогли устоять.

Он хмурился с непонимающим взглядом и выставленными перед взором пустыми ладонями. Я повторила:

– Отзови сестру!

– Асфирель, – обратился он с ласковой улыбкой, – у меня нет сестры.

– Что?

Несмотря на его признания, через кусты к нам продиралась шан’ниэрдка.

– Так ты меня не узнала? – спросила она, ступив на поляну.

Я, зажатая между двумя Повелителями, отошла подальше от них. Нахмурилась, обдумывая ее вопрос.

– Анья? – предположила я.

Они оба рассмеялись, словно забавной шутке. Я почувствовала, как в промокшие сапоги просочилась ледяная вода, но из лужи не вышла, остерегаясь приближаться к опасным… божествам или тварям?

Первой отсмеялась разговорчивая шан’ниэрдка. С довольным видом поправила кое‑как подвязанный лиф платья, а затем принялась разглаживать длинную косу, поясняя при этом:

– Анья считает себя слишком благородной для вас. Она не тратит себя на разговоры со смертными и давно считает, что большую часть из фадрагосцев нужно просто уничтожить, чтобы вернуть гармонию в мир. И почему ты так плохо читала историю мира, который успела полюбить? Или ты до сих пор ненавидишь его?

Верхняя губа неприятно напряглась, задрожала; на лбу выступила испарина, но я удержалась от желания, вытереть его.

Заговорил второй Повелитель:

– Мы были против того, чтобы спасать чужих существ и тащить их в свой дом. – Заложив руки за спину, стал расхаживать по поляне, напрягая меня; на кинжал в моей руке Повелитель посматривал снисходительно и насмешливо. – Братья Созидатели настаивали на вашем спасении и благополучном исходе. Результат тебе известен. Как после такого можно доверять им воспитание фадрагосцев? Но и ограничить мы их не можем. – Остановился и на меня исподлобья посмотрел, пока его компаньонка в другой стороне мельтешила, прибавляя эмоционального напряжения. – И чтобы ты знала, Асфирель, мы не можем прийти, если в мире не возникает нужда в нас. Просто сейчас…

– Просто сейчас полоумный сын Фадрагоса приглашает вас, – перебила я и все же вытерла тыльной стороной ладони лоб. Каждая мышца в теле была натянута. Мне казалось, что Повелителям в любой момент надоест говорить со мной, а когда надоест, они быстро убьют меня, после чего примутся за деревню. Как их пронать? – Вы могли бы не приходить.

Лже‑Ликвир поджал губы и склонил голову к плечу.

– Ты одна, – сказал негромко, – а как при этом трудно тебя одну перевоспитать. И ведь мы ни разу тебе не угрожали. Мы даже братьям не мешали с тобой возиться. И не перечили, когда они сказали, что ты поможешь. Ты одна…

– …а тогда таких, как ты, было много, – подхватила шан’ниэрдка, приподняв подол платья и направившись к «братцу». – Они не понимали нашего языка, боялись нас, а когда боялись, становились опасными. Как викхартка, которую я придумал. Мы с братьями Разрушения будем меньше наведываться и вмешиваться в жизнь Фадрагоса, когда наконец‑то отгремят последствия героического поступка моих братьев Созидания. Их светлейшие методы не всегда приводят к светлому исходу. А помыслы и стремления у нас у всех одинаковые. Теперь ты меня узнаешь?

Всего мгновение, незаметное взгляду, – и на месте двух шан’ниэрдов стоял старик. Его глаза блестели бельмом, седые волосы были грязны и пыльны. Он горбился под лохмотьями тряпок, надетых вместо плаща и платья, опирался на кривую, с ободранной корой палку.

Я убрала кинжал в ножны и прошептала:

– Тавирд… Слепой безумный старик.

– Тавирд, – кривляясь прокряхтел он. – Каких только имен мне не давали, но это привязалось особенно сильно. Этот идиот, – воскликнул с какой‑то изумленной интонацией, – спрятался в пещере и все строчил, и строчил. Дурень! Грань там вновь стала плотной, и я никак не мог до него добраться. А он еще взялся прощения у всех за грехи молить! Тьфу! Я уж думал, что упустил эту черную душу. Но горе дракона было сильнее, чем раскаяние этого… – Дряблое лицо сильнее покрылось морщинами; слабые руки затряслись, да и сам старик натурально, по‑старчески, затрясся. – Этого…

– Человека, – подсказала я.

– Человека… Умным он был, хитрым. Это его и погубило. И ты такая же. – Он на меня глаза поднял, и я невольно отшатнулась. Слепые глаза двигались так, будто читали что‑то на моей груди. В моей груди, внутри.

– Ты все еще чужая Фадрагосу, и вряд ли, даже со стараниями моих братьев, когда‑нибудь станешь своей. Десиен, этот милый, отчаявшийся балкор, ищет свою жертву. Ты бы ему не подошла, но ему знать об этом не обязательно. У него впереди еще длинная дорога, и тебе придется ему помочь. А теперь забирай свою подругу и уходи, скоро сюда придет лишний народ, и мне бы хотелось успеть закончить до их прихода. Светлые души хоть обречены на страдания не будут, но и перерождаться им рано.

Растерянность завладела сознанием. Я смотрела на низкорослого старичка, немного вредного, очень слабого и с виду побитого жизнью, и никак не могла увидеть в нем Повелителя. Ни в голосе, ни во внешности, ни в поведении не было ничего общего между братом и сестрой, пришедшими сюда несколько часов назад.

– Уходи! – скрипучим голосом потребовал старик и даже нервно палкой о землю стукнул.

Я отступила от такого неожиданного напора и головой неуверенно помотала – вода сильнее в сапог натекла. Отказ прозвучал тихо:

– Нет.

Тавирд сморщился, будто обиженный ребенок, который вот‑вот расплачется из‑за глупого каприза. Я продвинулась на пару шагов вперед и тверже произнесла:

– Не уйду.

– Душевные раны долго лечить будешь. – Склонил голову к плечу. – Умрет твоя подруга.

– Оставь поселение в покое!

– Не могу, – он свел кустистые брови на переносице.

– Не можешь? – Я вздернула подбородок. Угроза Елрех из его уст только раззадорила меня – не отступлю.

– Не хочу, – недовольно признался он. – Они жадные.

– Они жадные? – я повысила голос и вскинула подбородок. – Да ты, Повелитель, ничего о мировой жадности не знаешь.

Он меня слепыми глазами оценивающе осмотрел. Подумал немного и выдал:

– И жестокие.

– Жестокие?

Страх исчез полностью. Короткое времяпровождение на Земле напомнило мне обо всех прелестях выживания дома, и у меня хватило времени, чтобы обдумать все, взвесить и сравнить. Чувствуя, как наливаются свинцом ноги, я подступила близко к Тавирду. Глядя на него сверху вниз, руки на груди скрестила и напомнила.

– Ты ведь знаешь, из какого я мира.

Он скривил рот, выдавая недовольное согласие.

– У нас жадности синоним придумали и экономическое обоснование. Смелые идут по головам добрых и уступчивых. Вторых больше, но о них никто не знает, потому что чужая жадность убивает их незаметно и законно. У вас этого нет, Тавирд. За что же ты наказываешь свой народ?

– За помыслы, дитя. – Он сгорбился, будто хотел от меня что‑то спрятать, отступил и стал отворачиваться. – Я не хочу, чтобы Фадрагос стал таким, как твой дом.

– Убивать не обязательно.

Я поддалась любопытству и склонилась к старику, чтобы разглядеть, что он пытается заслонить от меня, но он только спину горбатую подставлял, вороном кружась на месте, и отвечал скрипуче:

– Тогда они рано или поздно начнут сами уничтожать себе подобных. Разве не об этом ты только что сказала? И ради чего? Не ради благ… Из жадности. Синоним ей придумают…

– До капитализма вам еще очень далеко.

– Не дальше, чем ты думаешь. Зачем ты защищаешь тех, кто не в состоянии удержать себя перед искушением? Думаешь, они безобидны, если их не провоцировать? Вопрос лишь… – он закашлял, склоняясь ниже к земле и безобразно прикрывая смех.

– Времени, – вместо него завершила я, отступая. – Между прочим, это не смешно. Ты Повелитель, а ведешь сейчас себя, как вредный старик, и разговор превращаешь в фарс. А тем самым время идет, и не нужно мне о нем напоминать.

Он на меня украдкой глаза скосил, и в бельме под светом луны я разглядела темные точки, словно черви белое яблоко проели.

– Вы смертные цените время, но недооцениваете его. Оно глубже, чем просто… как это называется в твоем доме? Стрелки на часах? Глупцы. Не я убиваю вас – вы сами себя пороками убиваете. – И голосом звонким, чистым спросил: – Хочешь напомню, как это бывает?

Я оцепенела; волосы на затылке приподнялись, сердце замерло. Седовласый старик выпрямился молодой, но измученной девушкой. Пыльная походная одежда сидела ей не по размеру. Она поправила полуседые волосы, закатила темные глаза и повела плечами.

– Если я расскажу Кейелу правду, то буду счастлива, – принялась рассуждать «я». – Правда, потом он умрет, и я снова останусь одна. Ты, кстати, не знаешь, куда исчезают Вольные? – Курносый нос вздернула выше, почесала шрамы на щеке. – Все никак не могу определиться: мне важно сиюминутное счастье с ним, или неразрушенный мир в перспективе. О, Духи Фадрагоса! О чем я вообще думаю? Я ведь все равно предам его и уничтожу весь мир. Как ни крути, а в Фадрагосе мне ловить нечего!

– Прекрати.

– Почему? – изумленно спросила «я», но темноволосая. От ее наивности и веры в чудеса, написанных на лице, зачесалось в горле.

– Мне не нравятся кривляния, – чистосердечно призналась я. Ну не угрожать же Повелителю!

– Тебе много чего не нравится, – прозвучал хриплый голос.

Мир закружился, с губ слетел выдох‑стон, на глаза мигом навернулись слезы. Я отступила на ватных ногах, теряясь в собственных желаниях и утонув в смятении.

Он  заправил волосы за уши, стал устало рассматривать поляну, будто решал, оставаться нам тут на ночлег или поискать место лучше. С его  губ слетали привычные претензии, а шрамы, оставленные мною, то заливались холодным лунным светом, то исчезали в непроглядной ночной тьме.

– Ты многим недовольна, разве я против? Постоянно что‑то утаиваешь, шушукаешься со своими дружками у меня за спиной. Аня, я устал. – Развел руками, поднимая на меня глаза, блестящие от слез, и сглотнул. – Я хочу хоть кому‑то доверять. Я хочу доверять тебе.

– Прекрати, – прошептала я.

Он  услышал. Кивнул и покладисто замолчал, снова изучая поляну. Его волосы стали короче, шрам исчез, морщины утратили резкую глубину. Я вспомнила, как он молчал всю дорогу до леса после того, как обманом оставил нас наедине и вынудил меня следовать за ним. Тогда он был моложе и… счастливее.

– Прекрати! – громче потребовала я, сжимая кулаки.

Он  посмотрел на меня, покачал головой и произнес, раздирая сердце:

– Аня, я не понимаю тебя.

Я бросилась на него с кулаками, опустила их на его грудь. Прошла насквозь и упала на влажную траву. Стоя на коленях обернулась – вместо Кейела стоял недовольный Волтуар.

– Асфирель, я не могу тебе навредить. Как бы ни старался, у меня ничего не получится. И ты не сможешь. Мои братья постарались уберечь тебя от нашего гнева.

Мышцы лица заныли, а язык словно распух и никак не складывал звуки в слова. Я сжимала грязные руки и мычала, пытаясь оторвать кончик языка от неба и произнести короткое «Прекрати», но мысли смешивались, а язык прирос к небу.

Он не прекратит… опять высмеет, примет облик Кейела. Полюбуюсь… Или обманусь? Это плохо или хорошо? «Что такое хорошо, а что такое плохо?» Мне плохо. Сейчас мне плохо. И тогда было. А время глубже, чем просто стрелки на часах…

Оттягивая куртку от груди двумя руками, я стиснула крепче челюсть и заглушила рвущийся наружу стон. С трудом взяла себя в руки и прошептала:

– Пожалуйста, прекрати это. Ты мучаешь меня.

Взглянула на Волтуара, а через миг там уже стоял тот шан’ниэрд, что в поселение наведался и Ликвиром представился.

– Ты сама себя мучаешь, Вестница. Просто уйди. Я не могу прикоснуться к тебе, а ты ко мне, но душевные раны могут быть опаснее. Ты ведь знаешь, как это бывает.

Тавирд нахмурился и недовольно оглянулся на шум, словно через заросли кустарников мог разглядеть все, что там творилось. Кто‑то смеялся заливисто, кто‑то выкрикнул признание в любви и послышались хлопки, одобрительные свисты. Я опустилась без сил на холодную землю, себя руками обняла и головой покачала.

– Вы спорите там, – повела плечами от зябкой сырости, принесенной ветром, и предположила безразлично: – на небе, в космосе… Неважно. Вы спорите о чужой жизни, а сами ею не живете. Думаешь, они без твоего вмешательства из жизни уроков не извлекут?

Он на меня смотрел молча, с каким‑то недовольным сожалением. Тряхнул рогатой головой, мотнул хвостом и строго ответил:

– Будь по‑твоему. Но если услышишь затем, что души темные процветают, знай: ты причастна. Твоя вина не будет велика, но будет.

– Я отработаю, – с затаенным облегчением заверила я, приподнимаясь с земли. – Тут не все такие, Тавирд.

– Такие? – Он усмехнулся. – Плохие, злые – какие, Асфирель?

Я сглотнула ком, застрявший в горле, но он снова мигом поднялся, мешая вдохнуть и говорить свободно.

– Не все души темные. – Позабывшись от волнения, хотела взять Повелителя за руки, но они словно превратились в пустоту при прикосновении. Тавирд улыбнулся и понимающе кивнул. – Некоторые просто не хотели помогать, но были против того, чтобы обидеть вас… Тебя. Их не смутило, что от брата и сестры духи отвернулись.

– Но помочь им не хотели, – укорил он.

– А надо было? – Не зная, куда деть руки, я их на животе сложила, пошатнулась на ватных ногах.

– Не надо было. Духи отворачиваются неспроста. – Он потянулся к листьям куста, подцепил один пальцами, погладил. И, ухмыльнувшись, лист оборвал, смял и выкинул. – Но и обижать беззащитных нельзя. Я ценю тех, у кого хватает сознательности для такого выбора. У нас с тобой одна цель, Вестница, но разные пути. Ступай своим и больше не мешай ни мне, ни моим братьям. Ты слишком недальновидна, чтобы учить меня, как надо воспитывать и учить!

Я приоткрыла рот, но все вопросы и возражения остались не озвученными. Поляну заливал тусклый лунный свет, смятая трава дергалась – травинки разгибались, поддавались ветру. Тавирд исчез.

Напряженную тишину разрушил гомон продолжающегося веселья, и я бросилась на эти звуки. Последнее высказывание Тавирда было угрожающим, по нему мне не удалось понять, он уходит или будет провоцировать жителей деревень на преступление дальше?

Народ веселился, плясал. Казалось, что полночи уже минуло и все желающие давно пришли, но, пока я беседовала с Тавирдом, на огромной поляне стало оживленнее и теснее. Среди мельтешения незнакомых лиц я вовсе запаниковала. Остановилась между несколькими компаниями, разбившихся на отдельные группки. Отскочила, едва не попав под ноги танцующей паре. И сразу снова, спасаясь от столкновения с другой. Налетела спиной на кого‑то, услышала басовитый голос и ощутила руки на талии:

– Ну ты чего, девица? Перебрала, что ль?

Незнакомый эльфиор проявил интерес к моему лицу, но очень скоро остался им недоволен, чего не смог скрыть. Он извиняющееся улыбнулся и, дождавшись от меня ответа, что все в порядке, вернулся к беседе с товарищами. За локоть крепко ухватили. Я резко обернулась, но выдохнула облегченно. Елрех взволнованно смотрела на меня.

– Где ты была, беспечная человечка? Я тут каждый куст изучила, а тебя никак найти не могла!

– Потом расскажу. Не тут.

– Нам лучше уйти. Мне не нравится Медвежья колыбель и ее жители.

– А шан’ниэрд? Елрех, мы не можем оставить его тут, но и прогнать не можем. Нужно подождать и не позволить народу растерзать его и младшую сестру.

– Они ушли, Асфи. Я видела, как некоторые существа последовали за ними, но тебя там не заметила, поэтому и обошла тут каждый куст.

– Я не понимаю…

– Понимать и нечего. – Она через толпу потянула меня к воротам. – Я тут не намерена дольше оставаться. Поищем твоего человека в других деревнях, а в эту зайдем только если нигде его больше не встретим!

Кейел… От одного его упоминания в голове что‑то взрывается, и она начинает кружиться.

Как назло, в стороне почудился знакомый силуэт. Я встала на месте, но Елрех настойчиво потянула меня дальше. Через множество голов и плеч удалось рассмотреть, что происходило у одного из крайних костров. Несколько парней окружали «Кейела». Елрех отпустила мою руку, словно швырнула и, руки в бока уперев, уставилась на меня. Я скривилась.

– Он не ушел.

– Кто? – Елрех нахмурилась и проследила за моим взглядом. – Это тот же шан’ниэрд? Он меняет облики?

Отвечать не хотелось. Злая обида превратила сердце в раскаленный камень. Он выжигал душу, разогревал насмешку к себе и воспитанной во мне человечности. В Фадрагосе она всегда играла со мной злую шутку, и теперь я понимала, кто за всем этим стоял.

Тем временем лже‑Кейел поднимался с травы и что‑то угрюмо проговаривал высокому эльфу, провоцируя того на драку. Я оттягивала время перед тем, как вмешаться, обдумывая, нужно ли мне заступаться за этих существ, или Тавирд накажет сильнее. А наказать он может не меня… Слезы и усталость застилали взор, и все плыло. Я видела лишь, как блеснул нож в руках у второго обидчика моего «возлюбленного». Толпа расступилась, отхлынула. Эльфиор толкнул Тавирда на крепкого фангра, а тот перекинул его на высокого человека. Они бросались им, словно перебрасывали мяч, злились, угрожали, плевались в него и пинали. Никто не заступался – лишь охали и подзуживали. Парень с ножом переступил с ноги на ногу, заходя Тавирду за спину, и стал приглядываться, выбирая нужный момент для удара. Эльфиор, указывая на этого парня, крикнул фангру:

– На него толкай выродка!

Синее пламя застелило взор, вызвало тошноту. На миг показалось, будто над Кейелом нависает Роми и бьет его по лицу. Омерзение к себе взорвалось иглами в висках. Я задрожала.

– Асфи! – Елрех затрясла меня за плечо. – У тебя кровь носом пошла!

Гул голосов ворвался оглушительным всплеском, обратился белой вспышкой в глазах. Я выкрутилась из захвата Елрех и сорвалась в гущу разборок, вытаскивая на ходу кинжал. Протиснулась между толпящимися, едва не упав, вывалилась на свободное пространство и вытерла рукавом кровь с лица. Направила руку с кинжалом в сторону зачинщика и главаря – как мне показалось, это был эльфиор, – но никак не могла отдышаться и найти подходящие слова. «Прекрати это» – даже в мыслях звучало смешно. Я так и представляла, как Тавирд зайдется хохотом, когда услышит это глупое, обреченное на провал требование. Хуже всего, что смеяться этот урод будет в личине Кейела. И убивать на моих глазах тоже будут не старика…

– Чего тебе надо, девка? – обратился ко мне человек. – Уйди и не мешайся.

Да пошел ты… Сейчас только головная боль утихнет, тошнота пройдет, и я заговорю.

– Он сам напросился! – крикнул эльфиор, хмуря густые брови.

– Уйди тебе говорят! – гаркнули за спиной. Дохнули жаром на ухо.

Я развернулась, перехватывая кинжал удобнее, и полоснула противника. Он отступил, изумленно разглядывая окровавленные пальцы, а через мгновение стал прощупывать порез, растянувшийся от уха до подбородка по квадратному, обветренному лицу.

– Духами клянусь! – громко произнесла я, стараясь перекричать гул и улюлюканье толпы. – Я убью любого, кто ко мне приблизиться!

Знак клятвы вспыхнул перед лицом, немного угомонил толпу. Неужели они всерьез планировали отдать на растерзание незнакомца, но испугались серьезных намерений в ответ?

– Ты не знаешь, за кого заступаешься! – тонким голосом заверещал парень с ножом. У него под глазом, на худом лице, застыл синяк. – Он сам виноват! Пусть вернет то, что украл!

Я посмотрела на Тавирда и неодобрительно покачала головой. Он стоял в метре от меня и улыбался со снисходительной грустью. Урод.

Перед глазами замельтешили черные точки, виски вновь разболелись, и, кажется, кровь потекла по губам и подбородку с новой силой. В этом облике Тавирд что‑то мимолетно изменил. Короче волосы? Возможно, но не это бесило. Взгляд? Зачем нужно было делать его добрее и глупее? А эта улыбка, будто Кейела огорчает несправедливость мира… Для чего Тавирд исказил мою память? Проучивает меня.

– Что ты уставилась на него, тупая баба? – послышалось со спины. – Проваливай и не мешай!

Толпа загудела одобрительно. Послышались отовсюду возгласы и требования, чтобы я ушла. В первом ряду зрителей стоял Шайд и презрительно разглядывал меня. А может, Тавирд прав?

Уйти и не мешаться… Духи и Повелители сами разберутся во всем. Я отступила, но взглядом мазнула и по другому лицу. Полноватая фангра прыгала за спинами парней, пыталась прорваться к драке, но ее удерживали. Я обернулась и отыскала в толпе белую макушку Елрех. Она смотрела на меня с состраданием и беспокойством. Я вдохнула полной грудью. Убрала кинжал и резко шагнула к Кейелу, заметив, как он, плюнул в ноги эльфиору.

– Хватит! – собственный крик резанул по ушам. Ярость взбурлила, и я толкнула Кейела – он отступил на несколько шагов, насупившись. – Хватит провоцировать их! В них не может быть только одно зло!

Боль в висках заставила замолчать. Я прикрыла глаза ладонью, а затем отступила. И впрямь хватит. Качая головой, стала пятиться к Елрех и продолжала говорить:

– Оставь их в покое! И вы! Вы тоже присмотритесь к себе и спросите у себя, уверены ли вы, что завтра духи не откажутся защищать вас и ваших близких!

Как только я оказалась рядом с Елрех, она обхватила мои плечи и потащила прочь. Толпа расходилась перед нами, расступалась.

– У тебя снова жар, человечка. Мне даже не нужно лоб твой трогать, чтобы это понять, – приговаривала презренная полукровка, прижимая меня к себе и с упреждением во взгляде озираясь по сторонам. – И зачем ты ввязалась в эти разборки? Видишь же, что глупым, ни разу жизнью не рисковавшим, показать ее ценность нельзя. А тебя целителям показать надо. Не нравится мне болезнь твоя, странная она.

Мы вышли на лесную колею, погрузились в ночной полумрак и прохладу. Елрех о чем‑то успокаивающе говорила и, так и не выпустив меня из объятий, поглаживала по плечу, придерживала. Я слушала ее вполуха – в голове крутился весь утомительный вечер и возникали вопросы о дальнейшем поиске Кейела. Кейел… Сегодня мне хотя бы удалось увидеть его, пусть не настоящего. Хотя бы увидеть. Жаль, что не было возможности прикоснуться. А если бы была, то все равно это был бы не он…

Я замерла. На меня словно ушат ледяной воды вылили.

– Что опять с тобой, беспокойная человечка?

Я хватанула воздух ртом, затопталась на месте. Вглядываясь в лицо Елрех, выставила перед собой дрожащие руки и спросила:

– Я ведь толкнула его?

– Кого? – Она склонилась ко мне, на плечо руку положила.

– Парня! – Я указала в сторону деревни, облизала губы и подробнее сказала: – Того, которого убить хотели! Я ведь его толкнула?

– Толкнула, – растерянно подтвердила Елрех.

Я подалась к ней. Уточнила еще раз:

– Толкнула? Он прямо отлетел от меня?!

– Не тряси меня… Не тряси! Хорошую рубаху порвешь!

– Елрех!

– Не отлетел! – в ответ прикрикнула она, отпихнув меня от себя. Ее рубаха и впрямь треснула. Я хотела было извиниться, но услышала: – Он устоял, просто на пару шагов отступил. Куда ж тебе его, такого дылду, толкать, чтобы он отлетал?

Я всхлипнула, за горло схватившись.

– Да что с тобой, ненормальная человечка?

Я покачала головой и отступила, споткнулась пяткой о кочку и едва не завалилась. Удержалась на ногах, вглядываясь в темную колею. Где‑то вдали виднелось легкое зарево от костров.

– Они убьют его…

– Кого? Парня этого? Ты куда? Асфи, куда ты?!

Глава 10. Две жизни 

– И ты не выяснила, откуда он? – спросил Роми, заложив руки за спиной и расхаживая по комнатке. Три размашистых шага к одной стене, три шага к другой…

Я сидела на большом сундуке, в котором хозяева дома хранили вещи. Макушкой упиралась в скошенный потолок. Рассеянный утренний свет таял у моих ног, полностью исчезал в углах комнаты. Хмурая Елрех, опираясь на узкий стол, нависала над роскошным букетом роз и каких‑то высоких лесных цветочков, поставленных в вазу.

– Не выяснила, – ответила я и уткнулась лицом в ладони.

Глаза болели, их резало и щипало, словно песка насыпали; ноги ныли, гудели. В голове стелился туман, аппетита не было, меня даже подташнивало, но под ложечкой сосало беспрерывно, будто от голода. Вина меня не тяготила, но страх, что с Кейелом случилось этой ночью страшное, навевал ощущение, что мои страдания еще впереди, и винить в них я буду только себя.

– И эта фангра даже не догадывается, кто к ним приходил? И ее братец… Им безразлично, кто приходит в их дом? Безразлично, если на их глазах кто‑то хочет убить кого‑то?

Тяжелые шаги резко оборвались, скрипнули подошвы. Я потерла глаза, подавила зевок, чуть потерпела заложенность в ушах и наконец посмотрела на Роми. Он возвышался напротив меня и, зацепив пальцы за пояс, раздраженно махал хвостом. Волоски из белой растрепанной косы подсвечивались восходящим солнцем, как и мелькающая за ногами кисточка хвоста. Роми ждал ответа, хоть он тут и не требовался.

Я кивнула и скрестила руки на груди.

– Хорошо выходит, – кривясь протянул он и быстро обернулся к Елрех. Она в это время ощипывала слабые, увядшие листочки с роз. – И тебе все равно?

Она брови вскинула изумленно. Роми ответить не позволил, сам продолжил отчитывать непонятно кого – то ли нас, то ли фадрагосцев из селян:

– Мы голову ломаем в высших гильдиях. Работаем, чтобы жизнь им улучшить, чтобы защитить и обезопасить, а они играючи жизнь друг у друга отнимают. А другие еще и потакают! Тебе надо было уйти, как только Тавирд попросил об этом.

У Елрех брови поползли еще выше. Я в сундук руками уперлась и, к Роми подавшись, уточнила:

– То есть ты методы его одобряешь?

– А кого там спасать? – взвился он и к узкой кровати направился.

– Там не все мыслят, как разбойники.

– Как васоверги! – с нажимом произнес Роми, усаживаясь на кровать. – Только эти о поживе помышляют и тем живут.

– Там полно и хороших, вредный ты шан’ниэрд, – вступилась Елрех.

– И кто же? Девица, которая неспособна общий язык с братом найти, лишь потому, что у них матери разные? И что же это за поселение, где одни на других управу ищут уговорами?

– Не всем жить, как в Обители, – настаивала Елрех. – У них нравы другие, гильдию деревней заменили. Живут на свободной земле, где им никто не указ, и никто их тут не защищает. Вы там, в высших своих гильдиях, заботу не о них проявляете, а о тех, кто на землях под вашим покровительством живет и вам прежде всего пользу приносит.

– А мы их никуда не прогоняли. Хотят рисковать тут – пусть рискуют! Но мне обидно: сколько у нас за здоровье и жизнь молодых сражаются и целители, и защитники, а тут они жизнью раскидываются.

Елрех губы поджала, спиной на дверь налегла и молча голову опустила. Я понимала переживания Роми, но на данный момент заботил меня совсем другой вопрос.

– Когда мы выходим? – тихо спросила я. – Нужно найти Кейела.

В ответ стояла тишина. Роми сцепленные в замок пальцы к губам приставил и на меня уставился, а Елрех продолжала растерянным взглядом сверлить дощатый пол. И только жук бился о мутное, хоть и чисто вымытое стекло в крошечном окне, не позволяя совсем уж отрешиться от реальности. Я понимала, что по возвращению, пока я смывала с лица кровь и приводила себя в порядок, Елрех успела не только разбудить Роми, но и предупредить его о моем состоянии. Мое состояние… его я помнила словно бредовый кошмарный сон.

Помнила, как по стопам ударяли подошвы сапог, а ветки и кочки норовили повалить меня с ног, цеплялись и мешали. Совершенно не помню, когда разулась, и с того момента не запомнила дорогу вовсе. Очнулась только тогда, когда влетела в огороженный участок перед Медвежьей колыбелью. И музыка играла веселая, а может, она такой казалась из‑за частого смеха. Это помню. До сих пор не понимаю, как среди всей толпы мне так быстро удалось отыскать полную фангру, но в тот момент я верила, что она единственная, кто проникнется и поможет. Я не ошиблась и ошиблась одновременно – она прониклась, но не помогла.

Фангра оказалась единокровной сестрой Диррейка, потому‑то ее голос обладал в этом сборище хоть каким‑то весом. Она успокоила меня, сказав, что сумела остановить драку, но и обеспокоила – парни, устроившие разборки, ушли сразу за мной, но другой дорогой. В эту ночь решено было позвать в Медвежью колыбель существ даже из самых отдаленных поселений, поэтому многих фангра видела впервые. Так случилось и с Кейелом, и с компанией, которая набросилась на него. Или он на них…

«Они пришли первые, и их сразу к Диррейку повели, – рассказывала она мне тогда, – у нас так принято. Чтобы он знал всех и понимал, кого в следующий раз можно пропускать, а кого лучше гнать подальше. А этот парень один влетел за ними. Его даже на входе не расспросили, кто он, – не успели. Он как вбежал, так сразу на тощего набросился, ударил пару раз. Ты пойми, Асфи, он первый начал драку. Замахнулся – значит, они право имели ответить. Я не люблю смотреть, как кто‑то умирает. Это меня пугает и злит, я потому их и прогнала. Даже если по закону хотят кровь пролить, пусть проливают где‑то подальше от моего дома. У меня папа староста, он тоже порядок ценит»

Она милостиво показала мне, какой дорогой ушла разъяренная толпа. Мы с Елрех в потемках прошли по ней, наверное, около часа, а затем остановились на развилке. Куда идти дальше, никто не знал. Жив ли Кейел? Неизвестно.

Роми с тяжелым вздохом поднялся и направился к скамье, на которой были свалены его вещи. Отыскал карту и вернулся к кровати. На коленях развернул желтый свиток и несколько мгновений разглядывал его, а только потом твердо сказал:

– Сейчас ты идешь спать. Я в это время соберу вещи, а мои люди разузнают об этой дороге подробнее. Заодно разузнаем, что там за деревни и безопасно ли в такие наведываться без сопровождения.

Я нахмурилась и мотнула головой, и Роми, заметив это, карту откинул с восклицанием:

– Хоть сейчас не спорь! – На серых щеках заиграли желваки, выступил легкий румянец, а в желтых глазах разгорелись огоньки злости. Он вскочил на ноги и стал снова шагами комнату мерять. – Ты достаточно себя проявила, Асфи. Дай отдохнуть и себе, и Елрех. Если твоего человека убили, то мы уже ничем ему не поможем. А если он жив, то мы найдем его в тех деревнях. – Остановился напротив и назидательно добавил: – Хуже будет, если по дороге на нас нападут хищники, и мы отбиться не сумеем. Тогда твоего человека некому будет искать. Я даю вам обеим время до обеда, затем разбужу и сразу отправимся. Перекусите уже в дороге.

Как и обещал, Роми поднял нас, когда солнце стояло высоко. Еще перед тем, как улечься, я была уверена, что не смогу заснуть, но стоило лишь голове коснуться подушки, как сон увлек. Пробуждение было трудным – все еще болели глаза, а голова казалась неподъемной. Давили виски, ломил затылок. Несмотря на состояние, я поднялась, обулась и сразу направилась во двор, где уже ждал Роми и его охрана. Я успела умыться, поблагодарить старушку за гостеприимство и принять от нее теплый кусок пирога и полный кувшин с молоком. На узком горлышке тянулась тонкая трещина.

– Как допьете, ополосните в реке и, если не нужен, оставьте там же, на бережке, на самом виду, – сказала она, прикрывая ладонью от солнца глаза. – Вдруг кому‑то да пригодится.

– В лесу? – удивился один из шан’ниэрдов, охраняющих Роми.

– В лесу! – враждебным тоном ответила Елрех.

Забросила заплечную сумку на спину и направилась по колее к воротам. Роми проводил ее недовольным взглядом, но заступаться за охранника не стал.

Дорога по лесу в резко уменьшившейся компании, как по мне, доставляла меньше хлопот. Мы не останавливались каждый час, а сами остановки не длились больше пятнадцати минут. Шли до самого заката, а для сна хватило крохотной поляны, щедро прогретой солнцем за день. Елрех, не обращая внимания на приказы Роми, отдалялась от нас, но неизменно возвращалась то с травами, то с дичью. Она‑то и добыла нам на ужин целого поросенка. Разделала его самолично, а затем еще и отвар мне приготовила, со словами: «Успокаивает хорошо и здоровье крепче делает».

Роми перестал нам приказывать, понял, видимо, что это бессмысленно, – ни я, ни Елрех не собирались плясать под чужую дудочку. Она слишком своенравная, а я… Объяснить свое упрямство было невозможно. Мне это просто не нравилось.

Вечером дружно разлеглись вокруг костра, но четверо темноволосых шан’ниэрдов поочередно каждые полчаса минимум вставали и прохаживались по округе. Одному из них запросто помогали Мивенталь, но не так услужливо, как приходили на выручку Кейелу. В одном он был уверен, если серьезная опасность будет приближаться – завоют волки. Другие шан’ниэрды обладали прочей силой: одному духи «шептали» об окружении, второго к воде вели, а третий ядовитых насекомых отпугивал. И при этом все, как один, умело владели оружием. Этакие ниндзя‑черепашки, только вместо панциря рога, хвост и хорошее зрение в темноте. Впрочем, о темноте рядом с Елрех переживать не приходилось. Несколько раз она без объяснения уводила нас с дороги, а потом сообщала, что видела следы нечисти или заговоры местных племен.

Фанатиков в Вечном лесу было огромное скопление, и поселения их поописанию, кроме, как племенем, никак не назовешь. Поклонялись они разному, но обычно тому, что в густо населенных землях было под запретом. Фадрагос давно жил, но только по второму моему приходу в него он для меня по‑настоящему оживал.

– Вкусно, – протянул самый улыбчивый шан’ниэрд, облизывая жирные пальцы. – Руками его, что ли, ловила?

Елрех отвечать не спешила и медленно пережевывала сочный кусок. Мясо и впрямь было нежным, а с солью и пряностями, зажаренное над огнем, превращалось в какой‑то особенный деликатес. Даже я, постоянно рвущаяся вперед и всю дорогу с опаской выглядывающая труп Кейела, расслабилась. Вкусный ужин на свежем воздухе, отдых уставшим ногам, лесные ароматы прохладной ночи, треск костра и тихие рассказы мужчин об охране других важных персон – блаженство. Нервировали лишь комары, мошки и постоянная мысль, что я упустила Кейела навсегда. И в последнем даже винить было некого.

– Я приманила его зельями и ими же усыпила, – неохотно ответила Елрех.

– Знал я одну девицу из уважаемых, – отбрасывая в костер кость, заговорил шан’ниэрд с кошачьими глазами. – Так она плакала над любым животным. Неважно было, курицу зарубили или хищника при защите убили – горько оплакивала смерть любого. И мы ее всем дворцом уважали за эту неподдельную доброту и сострадание всему живому. Восхищались ею. Наверное, именно поэтому правитель выбрал ее себе в любовницы. И вот потом эта защитница себя проявила…

– У какого правителя? – заинтересовался Роми; даже пересел так, чтобы лучше видеть разлегшегося вдоль костра шан’ниэрда, откровенного и немного нахального.

– В регионе Черного хрусталя, – ухмыльнулся парень, выставляя напоказ клыки. Хвостом ногу свою обмотал и застучал кисточкой по колену. – Вы же знаете, уважаемый, они там все немного не в себе.

– Регион полезный, – насупившись кивнул Роми и за бурдюком потянулся.

– Полезный, богатый, вот и позволяют себе творить безрассудство. Неудивительно, что там что ни период, то правители сменяются. Духи не любят такого.

– Так что случилось‑то? – нетерпеливо потребовал продолжения другой охранник, который собирался по нужде отойти, но из‑за начала рассказа остановился у дерева и ждал.

– Да вот девица эта милосердная с придурью в голове оказалась. Ну, может, не мне судить, но такой уж у меня взгляд. Она зверей защищала, благоустройством их занималась, а затем узнала, как служанка змею убила во дворе. Любовницы правителей крик подняли, метались по этому дворику. Узкому такому, ну, знаете, с фонтаном по центру. А змея, как потом выяснилось, в клумбе кладку сделала, поэтому и бросалась на всех. И эльфийка молодая, выросшая в какой‑то деревне, не испугалась, схватила лопату и змее голову отсекла. Так любовница эта, защитница, прибежала на крики, все узнала, расплакалась. Чуть позже и кладку нашла. – Шан’ниэрд приподнялся и сплюнул в мох. Скривился и договорил: – К вечеру эльфийке голову отсекли. Змею закопали в землю, проводили ее по эльфийским обычаям, а эльфийку гнить в поле выбросили, как зверье какое. Я после этого ушел оттуда.

– Неужели правда? – изумлялся шан’ниэрд, застывший у дерева.

– Правда, – с неприкрытым отвращением подтвердил Роми. – Не так много времени после этого прошло. Нам доносили, но особо не распространялись.

– И к чему это? – недовольно спросил третий шан’ниэрд, с сожалением глядя на недоеденный кусок мяса в своей руке.

Рассказчик многозначительно на Елрех посмотрел, и остальные за его взглядом проследили. Елрех, заметив внимание к себе, от ужина отстала и нахмурилась. Я невольно напряглась и руки друг о друга потерла, жир растирая.

– Чего нужно? – с угрозой спросила Елрех. – Я с твоей историей никак не связана.

– Речь не об этом, полукровка, – произнес наглый шан’ниэрд; Елрех едва заметно оскалилась. – Я после того случая на мир иначе взглянул. Вот сейчас наблюдаю за вами – за тобой и человечкой, – и наслаждаюсь знанием, что есть такие женщины.

Я хмыкнула. В груди шевельнулась вина за прошлое, горечь отравила вечер, напомнила о постыдном вранье любимым, о корысти и многочисленных ошибках. Такими восхищаться нельзя, в нас настоящего мало – все хорошее вокруг мы превращаем в оправдание своей жестокости.

– Вы себе отчет за поступки отдаете, – продолжал охранник, – за других не страдаете, потому что своими проблемами живете. А своих проблем у вас много, потому что на чужие плечи их не перекладываете. С такими и на войну смело идти можно.

– Ты доел, болтливый шан'ниэрд? – громко спросила Елрех, подбородок высоко поднимая и спину сильно выпрямляя.

– Доел.

– Тогда иди и котелок помой, хоть какая‑то от тебя польза будет.

Над поляной нависла тишина. Елрех единственная, кто с места сдвинулся – нервными движениями начала кости собирать, чтобы потом сложить на какой‑нибудь пенек кучкой. Все внимательно за ней наблюдали, наверное, поэтому признание шан’ниэрда прозвучало как гром среди ясного неба:

– Ты мне сильно нравишься, полукровка. Сначала ничего, кроме брезгливости, не вызывала, а потом наблюдать за тобой стало в удовольствие. Ты к груди моей руку прямо сейчас приложи – поймешь, о чем говорю. Голову ты мне кружишь, Елрех.

Она замерла, так и не дотянувшись до моего листа, на который я объедки складывала. Побледнела, а на лбу морщинок больше залегло. И вроде бы признание любое, а особенно от шан’ниэрда, радовать должно, но в вечернем воздухе ощущалось всеобщее напряжение. Я перевела взгляд на Роми, тот угрюмо смотрел в костер. Влюбился или не влюбился? А Елрех в него?

– Почему же ты молчишь, Елрех? – не отставал шан’ниэрд. Склонил голову к плечу и напомнил: – Ты же знаешь, что мы однолюбы, а у меня все к этому делу движется. Если полюблю вдруг, что делать с тобой будем? Мне ведь уже плевать, кто родители твои, потому что…

– Тебя попросили вымыть котелок, – перебила я. Во рту сухость мешала говорить – язык превратился в наждачку.

Шан’ниэрд вздохнул тяжело, пожал плечами и легко поднялся, но с Елрех при этом насмешливого взгляда не сводил. Она, его игнорируя, продолжила своими делами заниматься. Роми, сцепив руки в замок и облокотившись на сумку и сверток покрывала, вытянул ноги. Я думала недолго, а решение приняла быстро и слишком легко – шан’ниэрду его высказала:

– А с рассветом ты уйдешь.

Я слышала, как за моим плечом шаги затихли, но оборачиваться не стала. Вместо этого поймала строгий взор Ромиара и в желтые глаза в ответ смотреть стала.

– Мы отдадим тебе часть провизии, шан’ниэрд. Вернешься тем же путем, как мы сюда шли, а в Обители расчет заберешь за хорошую службу.

– Не ты тут главная, человечка, – прорычал охранник.

– Не я, – согласилась я, не прерывая зрительного контакта с Роми, – но приказываю тебе с одобрения твоего нанимателя.

Роми долго не двигался и молчал. Мне чудилось сомнение в выражении серого лица, но свет костра слизывал его бесследно, не позволяя убедиться, что оно и вправду было. После томительного ожидания Ромиар медленно кивнул, снова в костер уставился и тихо проговорил:

– Займись тем, о чем тебя попросили. И поблагодари Асфи за ее заботу о тебе.

Шан’ниэрд уходил к ручью с явной обидой, Елрех почти сразу отправилась спать, а Роми допоздна потягивал что‑то из бурдюка, крутил в когтистой руке амулет и задумчиво вглядывался в костер, будто искал там ответы на многочисленные вопросы. Я волновалась о грядущем дне.

Поутру, когда небо только‑только тронула розовая дымка, мы распрощались с двумя шан’ниэрдами. Оба друга не высказывали недовольство, но виновник разрыва нашего контракта еще раз попытался поговорить с Елрех, расспросить ее подробнее о возможном романе. В этот раз Елрех не растерялась и просто вежливо отказала, не объясняя причин. Роми в это мгновение что‑то суматошно писал в дневнике, словно боялся упустить осенившие его мысли.

С первыми лучами двинулись дальше. Колея сужалась, а вскоре и вовсе превратилась в едва заметную тропу. Мы шли по ней, собирая штанами росу, снимая собой паутину и отмахиваясь от кровососов. За долгие часы пути не встретилось ни одной поляны, чтобы присесть и отдохнуть. Несколько раз останавливались, сверялись с картой и обсуждали наши пометки на ней, где, как нам сообщили, мы найдем отдаленные поселения. До них обычно сплавляются по реке, но нам бы пришлось ждать лодку, идущую туда, целых двенадцать рассветов.

– Склон! – донесся крик Елрех из‑за зарослей густого орешника. – Вижу деревню!

Мы направились на ее голос, вышли к солнцу. Оно, застыв в зените, слепило нас и согревало лучами холмы, стелящиеся снизу. Крутой обрыв косой уходил вдаль, не позволял спуститься к поселению прямиком, а сердце стучало быстро и громко. Домики, словно игрушечные, рассыпались на глади зеленого моря из трав и цветов. Отбрасывали блики окна, желтыми пятнами торчали крыши, и забор возвышался зубами вокруг. Широкая колея вела к полноводной реке, на обрывистом берегу которой трудились существа – строили большой причал.

– Наконец‑то, – басовито произнес охранник, разминая плечо; грязная сумка валялась у него в ногах.

– Подумаешь, – фыркнул его напарник, срывая красный мак, – всего ничего в пути, а уже ноешь.

Роми, стоя в метре от края, перехватил удобнее сумку и повернулся к подчиненным. Поставил в известность:

– Если не найдем тут того, кого ищем, то сразу же отправимся в путь.

– Как? Даже не отдохнем?

– Пообедаем, тогда и отдохнешь, – ответил он и пошел вдоль обрыва.

– Чего это с ним? – раздался тихий вопрос позади.

Я повернулась к Елрех, плечами пожала и снова посмотрела на осанистую спину Роми. И важно ли, что с ним?

– Может, искренне хочет мне помочь, – предположила я.

– Помочь он тебе и раньше хотел, но так сильно не спешил. Идем за ним, а то, как утром, злиться будет, что медлим.

Солнце уже стало клониться к горизонту, когда мы подошли к спуску. Небольшая тропа уводила вниз, а там виляла вдоль реки и упиралась к маленькому причалу. У него же стояли вышка и небольшой домик, из которого к нам навстречу выскочил молодой эльфиор. Встретил нас настороженно, но как разглядел Роми и его знак на груди, так сразу и просиял.

– А я сюда недавно прибился, – запросто отвечал он на прямые вопросы. – Мама заболела, в Обители нам помочь не смогли, а знакомые сюда отправили. Знахарка сильная тут живет, из‑за нее мы семьей сюда и перебрались. Вот рассветов пять назад, как пришли, поэтому всех еще не узнал. Если Кейел тут и живет, то я с ним еще не успел познакомиться. Вы пройдите внутрь, в деревню прямо! Там дом старосты первый стоит, с деревянным драконом во дворе. Вы не пропустите. Только на воротах никого не зовите и духов охранных не опасайтесь, добрые они тут.

– А почему не звать никого? – Елрех выступила немного вперед.

– Так деревня небольшая! Вы не смотрите, что она с холма выглядит большой, не так это. Место хорошее, как видите, вокруг простор какой, да и лес поблизости хороший. Хищников мало, а те, что есть, всегда сытые. Дичи много, рыбы еще больше. Но вот добраться сюда только рекой можно, но там пороги опасные, приходится лодки по берегу тащить. По лесу только молодые пробираются, а как кто постарше – уже остерегаются, чтобы ноги не поломать. Вот существ и мало тут живет, и в основном старшие. Они все сейчас за деревней причал новый строят, кто‑то в деревне трудится, потому ворота открыты, сторожить некому.

Распрощавшись с эльфиором, направились к деревне. До нее было рукой подать, поэтому шли на втором дыхании. Я вдыхала воздух полной грудью, гнала пугающие мысли прочь, кусала губу и мяла ремень сумки. На ровном месте спотыкалась. Елрех шла рядом и, украдкой поглядывая в мою сторону, лоб жалостливо морщила. Речной запах смешался с ароматами луговых трав, свежесть холодила лицо. Я волосы со лба убрала и, когда пустые ворота миновали, стала озираться.

Дом старосты сложно было бы пропустить. Вслед за остальными я подошла вплотную к низкому частоколу, рукой ухватилась за штакетину и заморгала часто, непрошенные слезы убирая. От вида вырезанного из цельного бревна дракона сердце застучало быстрее. Он выглядывал из травы и с игривым взглядом добычу высматривал. По длинной спине тянулся гребень, и чешуя на ней виднелась четче, а вот на морде трещина немного портила вид, рассекая нос ровно по центру.

– Хозяин! – охранник вошел во двор к старосте и бодро зашагал к крыльцу; светло‑зеленые духи вертелись вокруг него. – Хозяин! Есть кто дома?

Остальные тоже стали входить во двор. Шан’ниэрд заколотил в двери, но звучный голос послышался из‑за дома.

– Иду, иду! – Высокий эльф, руки вытирая о темный фартук, показался на дорожке.

В это же время в другой стороне раздался иной стук. Топор стучит по дереву?

Сердце замерло. Я отступила от забора и на новый зов побрела. Ладони потели, с каждым шагом слабели ноги. Стучали во дворе, где стоял высокий дом с резными ставнями и козырьками. Забор был низкий, но работника заслоняла яблоня, ветки которой под множеством плодов чуть ли не до земли клонились. По утоптанной дороге шаг пружинился, пыль поднимал, и я смотрела на нее, не смея взгляда оторвать. Расстроюсь ведь, когда опять увижу, что надежда не оправдалась. Так хоть пожить волшебным ожиданием чуть дольше.

На пути яблоко возникло. Настолько спелое, что треснуло и ароматной кашей начало подгнивать в пыли. Пчелы кружили вокруг, ползали по нему. Левее ромашки любовались в крохотной луже своим отражением. Муха присела на белый лепесток, но с теплым дуновением ветра сразу же слетела. А стучать не прекращали…

Я, наконец‑то, глаза подняла – и сразу опустила. Носом шмыгнула, дрожащей рукой выступившие слезы вытерла, а затем и руками тряхнула, будто это могло помочь успокоиться.

Кейел меня не видел – занят был. Рубаха его висела на заборе, а загорелая спина блестела под солнцем. Очередным крепким ударом он разрубил полено, топор вогнал в колоду и, выпрямившись, мокрые от пота волосы за уши убрал. Вытер лоб и оглянулся на кувшин, стоявший на табурете у забора. Меня заметив, вздрогнул – наверное, от неожиданности. Через секунду улыбнулся; зелено‑карие глаза теплом наполнились. Родной голос погладил сердце:

– А, это ты. Не думал, что снова свидимся. Какие духи привели тебя сюда?

Он подошел ближе, дразня собой. Ухватил кувшин и губами приник к нему. Большими глотками жадно пил, а я не в силах взгляд оторвать смотрела. Ответить что‑то надо. Но что? О духах говорить? Спросить о чем‑нибудь в ответ? Можно сказать, что с друзьями пришла сюда. Уточню, что с беловолосым шан’ниэрдом, пусть удивится, так разговор и завяжется. Ага, конечно… А когда спросит, зачем пришли, что говорить? В любви признаться?!

– Я что‑то плохое тебе сделал? – вопрос вырвал из задумчивости и мысли путанные окончательно распугал.

Кейел с беспокойством следил за мной. Кувшин мне протянул.

– Будешь?

Слезы снова подступили, в горле защекотало.

– Кейел… – только имя произнести и смогла. О его сосредоточенный взор споткнулась и растерялась. Сумку поправляя, плечами повела.

– Я тебя не знаю, – тихо сказал он, ставя кувшин на место. – Если я вдруг тебя обидел ночью той, так знай – я не хотел.

Я головой замотала.

– Не обидел.

– А плачешь сейчас почему?

Всхлип ладонью удержать не удалось, но кривящиеся губы скрыла. Хотелось отвернуться, спрятать слезы, но боялась. Отвернусь – из виду потеряю. А вдруг сон все? Еще кошмаром обратиться…

– Извини, – попросила я, щеки вытирая и улыбку выдавливая.

– Ничего. – Кейел успел стащить с веревки полотенце и мне протягивал. – Возьми. И все‑таки – воды налить?

– Давай, – кивнула я.

Он снял деревянную кружку с забора, наполнил ее. Протянул мне, а я смелости не нашла, чтобы руки поднять. Дотронусь ведь до его пальцев… На них виднелись заусенцы, а кое‑где на коротких ногтях трещины тянулись.

– Почему не берешь? – еще тише спросил он. – Не отравлена.

Я усмехнулась и посмотрела ему в глаза. Сердце пустилось вскачь, дыхание перехватило, слова сорвались с губ:

– Ты не представляешь, как я рада, что нашла тебя! Так боялась, что тебя убили.

Шагнув к забору, вцепилась в него. На носочки привстала, вглядываясь в знакомое лицо и незнакомое одновременно. Он казался проще в этой жизни, какой‑то открытый и словно простодушный. Несмотря на то, что вместо меча топором махал, телосложением крепче был, а вот лицом – моложе.

– Не знаю, что там между тобой и этими парнями, но… – Зажмурилась на миг, а когда глаза открыла, он уже свои округлил; его лицо вытянулось. – Кейел, мне так жаль, что я тебя толкнула. Ты меня прости, ладно? И если нагрубила – я не помню совсем, – если нагрубила, то тоже прости, пожалуйста.

– Ты из‑за этого так переживаешь? – Он улыбнулся широко и буквально мне кружку впихнул, а затем еще и своими ладонями руки мои сжал, даже не представляя, что землю из‑под ног выбивает прикосновениями. – Держи крепче!

И рассмеялся так, что дух захватило. Хрипло, негромко, по‑доброму…

– Правду в легендах говорят, что люди самые непредсказуемые существа. Я тебя точно не знаю, запомнил бы! – И с виноватым видом отвел взгляд, добавляя: – Наверное. Но ты в любом случае зря волновалась! Не нашла бы меня – подумаешь. Многих же не находят.

– Не говори так.

– Я‑я‑а… А как к тебе обращаться? – Он на забор оперся и ко мне склонился.

– Ан… Асфи!

– Асфи! – повторил выразительно и громко. – Имя у тебя красивое, Асфи. И глаза.

– Спасибо.

Он фыркнул беспечно, не прекращая улыбаться. Его легкость в поведении завораживала и заражала – я тоже улыбалась до боли в скулах.

– Асфи, не для слез твои глаза предназначены. Им куда больше блеск тот воинственный идет, которым ты ночью всех напугала. Поэтому плакать больше не вздумай. Тем более о незнакомцах вроде меня. Я ведь сам тогда драку затеял, знал, на что шел.

– Зачем?

– Да так. – Он забавно поморщился, на землю взгляд опуская. Улыбка его на мгновение дрогнула, а голос стал печальнее. – Мое это дело, Асфи. Да и где тебя учили, чтобы девушки за парней заступались? Но поблагодарить мне тебя есть за что. Если бы не ты, убили бы меня. Дурость свое взяла, вот и полез. Спасибо, что… Если бы ты не влезла тогда – по пьяни или перепутав меня с кем‑то, – меня бы следующим рассветом родные оплакивали. Спасибо!

Ответить я ничего не успела. На крыльце его дома белокурая девушка появилась. Окликнула, сбегая по деревянным ступеням:

– Кейел! Матушка просит ведро воды!

– Сейчас? – Он на меня виноватый взгляд бросил.

– Не обязательно, – ответила, ко мне присматриваясь и складки на цветастом платье на ходу разглаживая, – но скоро понадобится. Хотим морса сделать. А вы кто?

– Асфи, – представилась я и, не зная, что еще добавить, молчала.

Решила было, что Кейел ни разу мне о сестре не рассказывал, но холод сердце тронул – девушка подошла к нам, Кейела обняла за талию и прижалась щекой к его груди.

– Фу ты! – отшатнулась изумленно. – Вспотел весь.

Кейел рассмеялся.

– Где ты видела, чтобы работали и не потели? Асфи, это Лери, – с горящим взглядом представил он, – моя суженная.

Низкорослая, немного полная, но фигуристая, она смотрела на меня светло‑голубыми глазами с любопытством. Волосы на солнце лоснились, концы кольцами из толстой косы свисали. Пухлые губы в улыбке растягиваться не спешили, а брови вразлет сошлись на переносице.

– А вы зачем к нам пришли? – деловито спросила она, опять к Кейелу прижимаясь.

– Лери, – укоризненно шепнул Кейел, и щеки ее вспыхнули румянцем.

Сколько ей лет? Восемнадцать, девятнадцать? Выглядит совсем молодо, но… Чертова Этирс все равно была красивее! Откуда она взялась? Что он в ней нашел?

Я коротко пожала плечами, стараясь скрыть дрожь, охватившую все тело.

– Мы с друзьями искали кое‑кого.

– И кого же? – Она от Кейела отстранилась и прямо высказалась. – Я в окно смотрела. Вижу, как вы на него смотрите. Не знаю, откуда вы пришли, но уходите!

Меня холодом прошибло.

– Лери! – шикнул Кейел, за руку ее хватая.

– Что?! Рубаху надень! – Она руки в бока уперла. – А он сказал вам, что счастье у нас? Я сына ему рожу. А может, дочь. – По животу себя погладила. – Уже больше периода жизнь во мне.

Кейел ее за щеки схватил и на себя заставил посмотреть. Заговорил тихо, но я каждое слово слышала. А земля тем временем под ногами медленно раскачивалась.

– Лери, я ее второй раз в жизни вижу. Не закатывай скандал, не ревнуй ко всем подряд.

– Кто она? – злобно спросила девчонка.

Мир шатался, кривился, свет бил по глазам, резал их. Хотелось схватиться за голову, но я удерживала себя. Вспоминала Кейела. Он стоял передо мной, а я его вспоминала…

«Будто хотели добраться до сердца» «Хотели» «А ты не отдал… жадина» «Тебе отдам. Заберешь?»

– На позапрошлом закате… – Кейел тяжело вздохнул. – Ты мне как все рассказала, так я голову потерял. Пошел к Тигару, но не застал его дома.

– Как? – Лери ахнула, отпрянула от Кейела. – Зачем ты к нему пошел?! Я же просила тебя!

– Я с собой не совладал, – оправдался он, за руки ее удерживая и с сожалением на нее глядя.

«…чтобы быть монстром, не обязательно обладать устрашающей внешностью. Достаточно жить, как ты, сея разрушения и смерть»

– А он что? Где был?

– В Медвежью Колыбель пошел на танцы. И остальные с ним.

– И ты следом?

Кейел виновато голову опустил. Я отступила. «…слабые… Сильным нужна пища. Аня, прошу тебя, стань сильнее»

– Прости, – тихо попросил он и мотнул головой. – Я хотел ему все высказать. Просто высказать. А догнать их никак не мог, шел полночи, едва ли не бежал. Там только его увидел и не удержался – ударил. И Асфи вмешалась. Так меня убили бы.

Она дышала глубоко, смотрела на него глазами полными слез; подбородок округлый морщился.

– А обо мне ты подумал? – спросила она. – А о ребенке нашем?! Я попросила тебя оставить все это!

– Я оставил! Больше не пойду к ним. В скверну их. Обещаю тебе, что больше не пойду.

Лери вырвала руки из его рук и бросилась к калитке. Заливаясь слезами, выскочила из двора и побежала к деревенским воротам.

– Лери, постой! – Кейел задержался лишь для того, чтобы рубаху с забора сорвать.

При всем желании ничего сказать ему я бы не смогла – воздуха дико не хватало, поэтому молча заступила путь, но он меня легко обошел. Проскользнул в миллиметре, теплом обдавая, коснулся мимолетно локтем моей руки. В глазах на миг потемнело, я покачнулась, но, за забор ухватившись, устояла на ногах. Кейел оглянулся и, так ничего мне не сказав, просто махнул на меня рукой. И не обращая внимания даже на беловолосого шан’ниэрда с постыдной полукровкой, идущих по дороге, бросился вслед за невестой.

«Я буду ждать на рассвете» «Я вернусь»

Роми посмотрел на меня, глубоко вдохнул и будто дыхание задержал. Жалость от него? Сострадание? Это худший кошмар! Оба бывших Вольных изменились настолько, что ничего от прошлых в них не осталось. Это ли Вольные? Они мир спасали?! Я хохотнула. Смех рос изнутри, расцветал и я захлебывалась им еще заранее. С брезгливостью отдернула руки от деревянного забора, вытерла ладони о штаны и стала отступать. Только бы не видеть больше этого уютного и ухоженного дворика вместе с домом. Только бы не вспоминать эту белокурую девицу.

– Асфи, – протянула Елрех, приближаясь ко мне.

Роми не отставал от нее. Он и вправду смотрел на меня с состраданием, будто я вот‑вот умру.

– Я ударю тебя! – пригрозила я ему.

Шан’ниэрды за его спиной напряглись, ускорились, но он руки вытянул в стороны и, глядя на них, головой покачал. Елрех застыла с изумлением на лице.

– Это был твой человек? – поинтересовался Роми, сводя белые брови на переносице. – За кем он побежал, Асфи? За своей возлюбленной?

Он приближался, ладони мне демонстрируя и взгляд смягчая улыбкой сожаления.

Меня будто в грязь опрокинули, вязкую, противную, вонючую. И сколько бы я ни оглядывалась, не видела ничего, за что бы уцепиться и выбраться. В груди что‑то надорвалось, треснуло, я скривилась и сжала кулаки. Зачем мне позволили вернуться в мир, где не осталось ничего моего? Ни Вольного, ни возлюбленного. Для чего мне жить тут? И эта жалость от того, кто всегда смеялся надо мной… Как же раздражает.

– Тебе нужно отдохнуть, Асфи, – с участием проговорил Роми, сокращая расстояние между нами еще на два шага и позволяя разглядеть искренность в глазах. Подошел совсем близко и продолжил: – Я тебе сочувствую, но человеческая любовь – это не любовь шан’ниэрдов…

Я ударила. Удар ощутимым эхом отразился в плече, пальцы кольнуло, в локте заныло, но желаемого облегчения это не принесло. Роми отшатнулся и с изумлением глаза округлил. Я изнутри горела, и пламя рвалось наружу, но выхода не находило. Снова сжала кулаки и зажмурилась. Ответный удар стал неожиданностью и тем самым на мгновение отключил все эмоции, словно выбил их. Меня снесло в сторону, челюсть с легким хрустом сдвинулась, в ухе резануло. Я на ногах устояла, замерла, прислушиваясь к ощущениям. В глазах плясали темные точки, медленно набирая темп, в ушах тихо звенело, а челюсть боязно было проверять. Не сломана ли? Языком по зубам осторожно поводив, убедилась, что они на месте.

– Вы что устроили, дурные существа? – выкрикнула Елрех, отталкивая от меня разъерянного Роми.

Я расхохоталась, сильнее прижимая тыльную сторону ладони к ноющей щеке. Челюсть не сломана, а нелепую ситуацию за эти мгновения удалось увидеть со стороны. Она‑то смех и вызвала. Но чем громче звучал мой смех, тем сильнее хотелось плакать.

– Ну хватит! – произнесла Елрех, и зачем‑то обнимать меня полезла. – Хватит, Асфи.

Оттолкнуть ее не получилось. Одна попытка, вторая – без толку. Я хохотала ей в плечо, пока она меня удерживала и по волосам гладила. А темные точки в глазах плясали все быстрее и быстрее, и мир беспощадно кружился. А затем я поняла, что плачу. Ухватилась за Елрех, повисла на ней и все никак не осмеливалась вслух признаться, что только она у меня и осталась.

Вскоре мы втроем сидели под деревом, смотрели на дом Кейела. Я продолжала жаться к Елрех, а она меня обнимала и гладила по плечу. Роми тоже рядом со мной устроился, крутил в руках амулет и иногда трогал разбитую губу. Охранники, стоя неподалеку, молча переглядывались.

– Назад придется в возвышенность идти, – сказал Роми и стал подниматься. – Дорога будет тяжелой. Пойду договорюсь о ночлеге.

Глава 11. Распутье 

Нард сплюнул под ноги, рогатой головой тряхнул и с улыбкой снова стал кружить по полю. В небе крикнул сокол, ветер кожу погладил, жар унес. Я, насколько могла, вдохнула глубоко и, наблюдая за противником, шагнула против часовой стрелки. В боку кололо, а легкие жгло. Хорошо!

– Свирепая, – хрипло произнес Нард. Судя по блеску в волчьих глазах, он мне щедрый комплимент отвесил. – Не скажешь, кто бою тебя учил?

Я головой мотнула, стопой щупая почву, укрытую высокой травой. Под ласковым солнцем она не выгорала, а силой напитывалась, зеленела сочно. Вдали, ближе к реке, стадо мситов паслось, и я усмехнулась, когда их за плечом шан’ниэрда увидела.

– Что смешного? – Нард нахмурился.

– Хвосты у шан’ниэрдов забавные, да и рога.

– Нравятся? – Он самодовольно голову вскинул.

Беспечный…

Я набросилась. Кулаком в твердый живот ударила, из быстрого захвата выскользнула. Прыжком за спину мужчины ушла и, на колено упав, ударила в поясницу. Нард уже разворачивался, и я подножку поставила.

– Духи Фадрагоса, женщина! – взревел он, в траве развалившись. Покряхтел немного, поерзал и уселся. – Удар у тебя крепкий. Больно, скверна тебя дери!

Я усмехнулась, глаза потерла, черную пелену прогоняя, и руку охраннику подала. Он ухватился, и мне пришлось поднапрячься, чтобы этого тяжеловеса старого поддержать.

– Устала, – заметил он.

– Вот только не говори, что ты не устал.

Вообще, в путь с Роми отправились неплохие шан’ниэрды. Веселые, общительные и при этом совершенно ненавязчивые. Свое дело они знали – не наседали опекой круглосуточной и всегда настороже были. Даже жаль, что пришлось двоих от себя отправить, и мы толком не познакомились. Но, как сказал Нард, все поправимо. Отделаюсь от Роми, а затем присмотрюсь к гильдии этих уважаемых наемников внимательнее. Уверена, что ни Елрех, ни Дриэн не обидятся, если я вдруг захочу изменить свой род занятия.

– Так что, девчонка, кто учил тебя бою? – Нард меня в плечо толкнул, и я с колеи сошла.

Улыбаясь широко, плечо потерла и правду ответила:

– Вольные.

– Неужто?

– Правду говорю.

Солнце заставляло щуриться. Мы медленно тащились к деревне, куда возвращаться совсем не хотелось. Опять четыре стены в доме, пропахшем травами и старостью.

– И не один?

– Два.

– И когда они тебя учили, ты же соплячка.

– На себя посмотри, старик! – засмеялась я, глядя на гладкую кожу лица. У него она лишь обветрена чуть‑чуть. – И это тебе четыреста периодов исполняется?

Духи, это же почти сто лет!

– Я шан’ниэрд, мне положено так выглядеть. Вот к четыреста пятидесяти уже стареть начну, а там с благословения духов проживу еще сотню и к Древу жизни с незапятнанной душой отойду.

– И ты всю жизнь так?

– Как?

– В наемниках проходил?

– Нет. Я начинал с бумажной работы, хотел при дворце устроиться, но надоело быстро. Как понял, что жизнь не в удовольствие, по гильдиям пошел. Сначала по высшим – Справедливости, Мудрецов, несколько целительских, а затем до Защитников дошел. Но вот в высшей у Защитников мне не понравилось, я поэтому попробовал в уважаемой гильдии прижиться. И, как видишь, прижился.

Болтая о ерунде, мы миновали дом Кейела, дошли до дома старой знахарки – вредной, вонючей и жадной. Впервые мне приходилось так близко и долго контактировать с викхарткой. Зато, как только мы с Елрех ее увидели, сразу поняли, почему выдающаяся знахарка в такой глуши обитает. В деревне же ее любили, уважали и помогали, чем могли. Впрочем, я тоже душой кривлю, думая о ней только плохо. Старая, выглядела она ужасно, словно труп – кожа дряблая, морщинистая, с частыми пигментами и темная, будто толстым слоем грязи покрытая, висела на костях. Даже лицо было таким впалым, что, казалось, потяни за отвисшую кожу под подбородком и снимешь маску с голого черепа. Клыки ее желтые выпирали особенно, трещинами пестрили, а концы сточились. И на всем этом безобразии ни одного волоска не осталось, лишь пара коротких ресниц над выпученными глазами нависала. Неприятен один только вид, что уж говорить о запахе тонком, сладковатом, который уж больно трупную вонь напоминал. Вот только за этим внешним ужасом и за грубостью языка скрывалось безграничное желание помогать всем нуждающимся. Да и сплетни викхартка до удивления не любила – ни о ком не рассказывала, и сама мало о чем спрашивала.

Каждый вечер старуха ругала меня на незнакомых языках – я по тону понимала, что ругает, – но при этом переносицу чем‑то едким натирала, а после еще руки свои мазала какой‑то дрянью жгучей и голову мне долго массировала. Сначала жгло сильно, прямо не усидеть на месте, а затем ничего – отпускало медленно и даже ощущения приятные появлялись, на сон клонило. Я просыпалась с рассветами, и викхартка нехотя вставала со мной, шла в тесную кухню, разбавляла мне горькие настои с другими настоями. Еще более горькими… Старуха знала, что пить эту гадость я дико не любила, поэтому внимательно следила, чтобы я все до последней мерзкой капли выпивала, а только потом поесть разрешала, да и то не все, что хочу. Диета мне ее не нравилась, скудная, не жирная и часто на меду все. От меда уже тошнило.

Так и жила я последние двенадцать дней в деревне с милейшим названием Солнечная. Вечерами терпела издевательства телесные, по утрам терпел желудок, а только потом вырывалась на улицу, где не скрипел бесконечно голос старухи и не приходилось дышать через раз. Сначала опрометчиво к старосте шла, где поселились и Елрех, и Роми, и двое охранников, но быстро ощутила близость Кейела и одновременно его недосягаемость. Смешно, наверное, но он стал моей Луной, в понимании фадрагосцев. Я знаю, что он постоянно где‑то рядом, что можно взять и дотронуться, заговорить с ним, но даже если просто коснуться его – значит, себя осквернить.

Спасением стали вылазки подальше от деревни. Я ближе познакомилась с Нардом; только он и согласился запросто руками по утрам и вечерам махать. Так и жили на первый взгляд беззаботно, но Роми… Рогатый нервничал и меня тем самым нервировал. Я лишь раз попыталась отговорить его от идеи с сокровищницей, но он перебил, приказав мне заняться своим здоровьем, и сразу ушел. Последующие попытки я считала заранее обреченными и бессмысленными.

И вот, наконец, я поняла полноценно, во что ввязалась и во что втянула Елрех и Роми. Нас было трое из тех, кто мог пойти в сокровищницу. Рассчитывать на охранников, преданных своей гильдии, не хотелось. Слишком рискованно, когда речь заходит о сокровищнице Энраилл. Один человек из гильдии – вся гильдия… И даже если мне удастся спровоцировать такого шан’ниэрда, как Нард, на предательство гильдии, как было в той жизни с Елрех, то как быть с той информацией, что у него есть возлюбленная и целых шестеро детей? У него и без того непростая работа, но скитание по лесу и защита местных вельмож в лесах, где Елрех и в одиночку неплохо справляется, не одно и то же, как прогулка, например, в Свод скверны за ключом. Нет, шан’ниэрд слишком стар для этого, а я слишком хорошо знаю, что такое груз вины. Я не готова брать на себя ответственность за таких, как Нард. В таком случае, если я не отговорю Ромиара, то где взять подходящих людей, которые способны будут справиться бок о бок со всеми трудностями?

– Знахарка сказала, что через пару рассветов, выставит меня на улицу, – пожаловалась я, хватаясь за калитку.

– Что ты такого сделала, суровая человечка?

– Выздоровела.

Кейел  

В доме пахло сладкими пирогами. Матушка ютилась на кухне, гремела посудой и что‑то напевала нежным голосом. Лери не было видно ни в сенях, ни в доме.

– Ма, я принес овощи. Куда поставить?

– Сюда неси, – мгновенно отозвалась она и стала расчищать лавку под окном.

В светлой косе матушки застряла сережка ивы, и я, как только руки освободил, вытащил ее и губами к виску с едва заметной проседью прижался. Отстранился почти сразу и, направившись в кладовую, спросил:

– Лери еще не приходила?

– Нет. Не сидеть же ей у нас безвылазно; и дома наверняка забот хватает.

В полумраке на верхних полках блестели склянки с морсами и компотами. Я вытащил первую попавшуюся и поспешил обратно на кухню.

– Вы с ней помирились? – поинтересовалась мать, руки о передник вытирая.

– Помирились.

В который раз.

– А эти, – она кивнула на окно, – когда собираются уходить?

– А мне откуда знать? – нахмурился я, откупоривая компот. Опять с Лери о чужаках болтали… Что неймется этим женщинам?

– Ишь ты, – она плечами острыми передернула; в зеленых глазах недовольство зажглось, – поселились тут.

Я понимал, что смотрю на нее слишком строго, что потом она опять на меня Лери пожалуется, а та в ответ меня за неуважение к матушке пилить будет… Понимал, но отвернуться не мог. Хрупкая такая, ниже Лери будет, с виду нежная, а как лучше узнаешь, так поймешь: злобы в ней за всех мужиков в семье хватит. Даже дед глубокой старостью от нее ушел в другой дом жить, там и помер, вдали от семьи. И ведь сама не ругает никого, но на одного другим жалуется, на другого – третьим – и так по кругу.

– И чем они тебе мешают, ма?

– А вот тем! – распознав в вопросе укор, моментально вспыхнула она. Морщинки на худом лице стали глубже, сложились едва заметными трещинками над губами и на лбу. Она тряпку, которой стол протирала, на скамью отшвырнула и с преувеличенной досадой за шею руками ухватилась. – Лери ребенка твоего носит под сердцем, а эта!.. Эта!

– Асфи, – подсказал я, тяжело вздыхая и рукой на угол стола опираясь.

Она, глаза округлив, от меня отшатнулась, за сердце схватилась, побледнела.

– Ты и имя ее запомнил, – прошептала и губы стала тереть, будто запрещая себе повторять имя девушки. – Ох, скверну она в тебя поселит, сынок.

– Да что вы заладили? – я невольно в потолок взгляд устремил.

– Помяни мои слова! Она, знаешь, как на меня смотрит?! Как ни проходит мимо, глазами своими страшными клещом цепляется в меня и все смотрит, и смотрит. Я уже боюсь к дому знахарки подходить! И Лери волнуется, а ей волноваться нельзя. Ой, нельзя!..

Я головой тряхнул, волосы поправил и, избегая скандала, женских слез и прочих прелестей, под причитания матушки на улицу устремился. И, едва не забыв, сообщил:

– Под навесом уток скинул! Ощипать их надо.

– …и какие ж глазюки у нее страшные! С такими – мужа она только среди дурачков искать и будет. Вроде тебя! Доверчивых таких вот! А потом матушку его к Древу спроваживать начнет, чтоб не мешалась руководить и ездить на…

Дверь со скрипом закрылась, отрезая от слуха несправедливые слова. Ну какие же глаза у Асфи страшные? Напротив, красивые очень, в такие засмотреться запросто можно и забыться. В них словно закат растворился, и Солнце не умирает – все помнит, живет вечно. Наверное, Лери оттого на чужачку и взъелась. Поговорить бы серьезнее, обозначить опять, что мне никто, кроме дурехи этой, не нужен, так ведь опять разволнуется и подозревать неладное начнет. Вот же бабы!

А может, неспроста волнуется. Скорее бы ушли чужаки.

Фыркнув, я сбежал по крыльцу и по узкой тропе направился к сараю. Солнце с рассвета сделало только три с лишним шага, а, значит, до заката еще многое успею. Скоро в плохом регионе Шиллиар плакать начнет, а там горы, и с них слезы к нам потекут. Так всегда после затяжной жары и южного ветра. А как Шиллиар там землю от гнева Солнца спасает, так Живительная сразу из берегов выходит. Опасно. Нужно до того порог в сарае отремонтировать да забор подбить, а затем к мужикам на подмогу идти. Новый причал выше будет и длиннее, а значит, слезы Шиллиар не будут сильно торговле мешать – польза большая.

От дома старосты донесся громкий смех. Женский… Я ходу прибавил, узнавая его, но через пару шагов все‑таки застыл и оглянулся. Прислушался. Сад шелестел, шептался, листвой потряхивая и все заслоняя. Отсюда ни дороги толком нельзя было разглядеть, ни уж тем более двор старосты, но отчего‑то хотелось. Как же Асфи на матушку смотрит? Лери тоже в последний раз скандалила, говоря, что взгляд у Асфи в сторону моих родителей такой, будто она на них глубокую обиду затаила. А саму Лери и меня Асфи избегала… Странная она, чужачка эта. Да и вообще чужаки вместе непростые собрались, зачем‑то сюда пришли. Может, больна Асфи, не зря ведь у знахарки поселилась. И перепады настроения ее заметны, и к существам отношения я не мог не заметить: одних резко любит и над ними печется, а других, напротив, резко презирает.

Ветер снова принес заливистый и громкий смех, а я улыбнулся. На душе теплее стало. Красиво смеется, как‑то невинно, что ли?

Я улыбнулся шире, представляя очередное собрание во дворе старосты, которое наблюдал иногда украдкой. Асфи выходила с друзьями по утрам и вечерам в поле: то мечами помахать, то кинжалами, то просто кулаками. В последние рассветы приобщила даже беловолосого шан’ниэрда, хоть исследователь и казался далеким от воинского дела. А после таких боев они дружно шли обедать к старосте, рассаживались на топчане под виноградником и могли просидеть целый шаг Солнца.

В сарае сырость застоялась, плесень порог разъела. Все пока не так страшно. Животина все равно всю жизнь Солнца на пастбище, а дышит дрянью только при Луне. В этот раз порог опять заменю, а там с отцом поговорю, чтоб сарай новый построить, с высокими полами. Может, под скос, чтобы вода стекала? В стене слив устроить, и пусть в землю уходит. А если отец сошлется на другие заботы – сам займусь.

Я постучал по дверному косяку, прислушиваясь и присматриваясь – сверху дерево хорошее, еще не прогнило, и термиты не завелись. В соседней пристройке не нашел нужного инструмента, поэтому воротился к дому, и почти дошел, но посреди двора остановился и невольно сжал кулаки. Беловолосый шан’ниэрд, на забор облокотившись, что‑то у нас высматривал.

– Вам чего, уважаемый? – спросил я.

– С тобой поговорить хотел, – он улыбнулся, клыки показывая.

Я нахмурился, злость в себе несправедливую ощутил, но решил потерпеть и уступить. Подходя к нему, не знал, чем руки занять, а хотелось, поэтому ладонями потирать и бить стал, словно от грязи отряхивая. Остановился в метре от калитки и, большие пальцы за пояс зацепив, поинтересовался еще раз:

– Ну, чего вам?

Он внимательно рассматривал меня волчьими глазами, голову медленно к плечу склонял, точно оценивая. Пу гало во мне увидел?

– Не надоело тут? – махнув хвостом и прищурившись, спросил он.

– Где – тут?

– В деревне. В город не тянет?

Мне даже отвечать на этот вопрос не хотелось. Вечно такие, как он, приедут с больших обителей с видом знатоков истинной жизни… А жизнь она тут, рядом. За ней идти никуда не надо.

Не дождавшись ответа, шан’ниэрд продолжил еще более дружелюбно:

– Я Ромиар. Прости, руку пожимать не стану. – И ладонь раскрыв, камень синий на веревочке показал. – Амулеты, притупляющие чувства, на исходе.

Я устыдился своей строгости к нему. Ему неприятно с людьми общаться, а он вот… и зачем, спрашивается?

– Кейел, – кивнул я. – Так о чем поговорить хотели?

– О скуке и хотел. – Он обвел насмешливым взором двор и часть улицы, затем пояснил: – Не знаю, чем себя занять. Как‑то не видел у вас никого, с кем можно было бы весело вечер провести.

– Вы слишком смело ходите, – заметил я. – Влюбиться не боитесь?

– Боюсь, – признался он, амулет крутанув на пальце. – Но в четырех стенах усидеть не могу. Да и девушки ваши… Я к ним приглядывался, пока амулет новый был – что‑то у вас с девушками туго.

– Немного, – согласился я и взгляд ненадолго отвел. Девчонки наши не заслужили, чтобы их вот так за глазами оценивали.

– Фангру заметил, – шан’ниэрд скривился, – безглазую и со шрамом на пол‑лица. Это кто ее так?

– Нечисть в лес увела. – Яруки на груди скрестил и подбородок приподнял. Не нравится мне этот разговор. – Давно было.

– Ясно. Нечисть – это проблема всех фадрагосцев. А эльфийка? Мне показалось, что она полукровка.

Я покачал головой.

– В ней только четверть эльфийской крови, а остальное разбавлено человеческой и эльфиорской.

– Смесок, в общем.

И ухмыляется чужак нехорошо…

– Вы бы на нее не засматривались, – предупредил я.

– Из‑за дружков ее?

Я скривился. О дураках высокомерных вспоминать не хотелось еще сильнее, чем этот разговор поддерживать. Надо бы сослаться на дела и уйти… Но я отчего‑то глянул на дорогу, в сторону дома старосты, и беседу продолжил:

– Не друзья они ей. Есть у нас тут один эльф, родом не местный…

– Из обители?

– Да. – Чуть не скривился сильнее, а внутри все омерзение охватило, дрожью противной по телу прошлось. Старые синяки разболелись, будто не прошли за долгие десятки периодов. – Мнит себя главным, порывается других ребят своего возраста учить, как жить. Онкайла с ним давно, но они то сходятся, то расходятся.

– Чего ж мирно не живут?

Я фыркнул и с усмешкой сказал:

– Так она же смесок.

– Брезгует, выходит? – Шан’ниэрд белые брови высоко поднял и, удерживаясь за забор, назад отклонился.

– Он отрицает, говорит, что это просто у нее характер невыносимый.

– Скандальная?

– Есть немного.

– Но собой неплоха, да? – он мне подмигнул.

Я плечами пожал, улыбаться перестал. Онкайла хоть и высокомерная, как и вся эта компания, но никогда ничего плохого мне не делала.

– Я за ней не слежу, мне Лери хватает.

– Любишь ее? – серьезно спросил Ромиар.

– Люблю.

– И как давно?

Как давно? Что за вопросы? Смешной он. Мы с ней еще с детства то у нее во дворе, то у меня играли. Чуть подросли и к речке выбираться стали, и в лес вместе, и повсюду, пока урод этот в деревне не поселился.

Моя хмурость Ромиара не смутила, и он, не дождавшись ответа, полюбопытствовал с полуулыбкой:

– А она тебя?

– А вам зачем?

– Интересно, – беспечно ответил он и стал когтем забор царапать. – Тут только изувеченная фангра, гордая деревенщина‑полуэльфийка и твоя Лери…

И на меня, не поднимая головы, желтыми глазами сверкнул.

Пальцы хрустнули от силы, с которой я кулаки сжал. Во рту сухо стало, а сердце застучало словно глубже. И Лери, смеющаяся громко, как назло, привиделась в объятиях этого шан’ниэрда. Будто нам с ней мало испытаний выпало. А затем зажмуриться пришлось и жгучую злость перетерпеть – зачем она с уродами связалась? Ничего… Опомнилась, ко мне пришла вовремя и теперь хорошо все будет. Наконец‑то.

– От нее держись подальше, – открыв глаза, твердо произнес я. И пусть он уважаемый, но Лери обидеть не позволю. – Я люблю ее.

– Любишь… – протянул шан’ниэрд, с грустной задумчивостью в ноги мне уставившись.

– Я пойду.

– Постой, Кейел, – тихо окликнул он, когда я уже развернулся. – Поговорить нам надо.

С почтением смотрит? С чего вдруг?

– Мы уже все обсудили, уважаемый. Мне больше нечего вам сказать.

– На «ты», раз уж начал, – поправил он мягко. Спину выпрямил, руки за спину заложил и серьезно добавил: – Это важно, Кейел. Я расскажу тебе кое‑что о твоей прошлой жизни. Уверен, тебе будет очень любопытно послушать о себе. Ведь я знаю, – улыбнулся одним уголком губ и покосился в сторону ворот, – что тут произошло с тобой и Лери.

Глава 12. Две тропы  Аня  

Конечно, хотелось его увидеть напоследок. Очень сильно хотелось.

– Что‑то ты сегодня слишком веселая, – заметил Нард, подпирая ногами походный мешок.

Я набросила заплечную сумку на спину и рассмеялась, чувствуя при этом собственную нервозность на грани истерики. А может, не поправилась я вовсе? Но знахарка говорила, что мои душевные силы восстановились, хоть прежними никогда уже не станут.

– Наконец‑то уходим из этой дыры! Какой же еще мне быть?

Роми, проходя мимо меня, показательно хмыкнул и с насмешкой покосился в мою сторону. Меня передернуло. Вот уж точно нервы – натянутые струны, и каждый с легкого прикосновения играет на них, как хочет.

Конечно, хотелось еще разок его увидеть…

– Елрех, ну скоро ты? – крикнула я, нетерпеливо перетаптываясь у крыльца и заглядывая в открытый дверной проем.

Раскаленные угли жгли камень в груди, кололи стопы, подгибали колени, ворошили мысли. Кейела видеть нельзя – хуже будет. Необходимо уйти быстрее и забыть сюда дорогу раз и навсегда.

– Елрех!

– Иду я, нетерпеливая человечка!

Она выскочила на крыльцо, бросила на меня недовольный взор, а затем прямо на крыльце стала подвязывать тесьмой очередной мешок.

– А это что? – Я нахмурилась.

– Грибы полезные, – не отвлекаясь от занятия, проговорила она. – Таких обычно не сыщешь, а тут целыми полянами растут. Доберемся до Заводи – нашим передам.

Я тяжело выдохнула в небо, но торопить ее не стала. Бежать отсюда надо. Как можно скорее бежать, пока предлог не нашелся к нему  зайти на прощание.

Ке‑йел. В этот раз обязательно получится забыть твое имя. Когда‑то же должно получиться, правда?

Деревня оживала с зари, а может быть, и раньше. Местные жаловались, что место хоть и хорошее – урожайное, спокойное, дичью насыщенное, – но полноводная горная река часто устраивает стихийное бедствие. Поэтому тут не было отдельного участка под сараи, или даже лучше сказать фермы, какие я часто в других деревнях наблюдала, не было и огромных огородов на территории поселения. Видимо, деревни в Фадрагосе всегда строили и жизнь в них налаживали по месту – где и как придется. В Солнечной одно огромное поле под огороды находилось на относительной возвышенности, примерно, в километре от нее. Хлева стояли прямо в широких дворах, поэтому петухи пели на заре, а то и раньше. Еще в густом тумане и сумерках жители выводили мситов, коз, овец, каких‑то ни то ослов, ни то мелких безрогих коров на дорогу, а пастухи гнали дальше в поле.

Деревня оживала рано.

Наверное, поэтому с утра мне удалось увидеть тех, кто ночами на окраине устраивал настоящие, по земным меркам, вечеринки – местную молодежь. Парни – девушек среди них, почему‑то никогда не наблюдалось, будто они в деревне вели затворнический образ жизни, – стояли у ворот, дурачились, зевали, ждали кого‑то, чтобы, видимо, уйти на работу. Кто и где из них работал, я не представляла и не хотела представлять. Несмотря на то, что из дюжины, а то и больше парней и мальчишек, не все были обидчиками Кейела, кого я прекрасно запомнила с той ужасной ночи, невзлюбила я их всех. Они казались мне болванами и малообразованными мужланами. Мне не нравились и их заискивающие взгляды в мою сторону, и шуточки, которые они себе позволяли, если заставали меня одной во дворе у знахарки, не нравились оскорбления и плевки в спину равнодушной Елрех, а особенно не нравились слухи, которые дошли до меня – они сделали из Кейела своеобразного дурачка и неудачника, типичного изгоя из высшего общества. Однажды мне удалось расспросить об этом милую старушку, проживающую по соседству с Кейелом, и она рассказала, что в детстве парень не выходил от знахарки, залечивая синяки, ссадины, ожоги, а то и жуткие ушибы и переломы. Взрослые не находили времени и управы на активных и с виду милых детишек. Я успела возненавидеть всех их.

– Сколько тебе, Асфи? – спросил вдруг Нард, когда мы прошли мимо отвратительного сборища.

«В периодах?» – чуть глупо не уточнила я. Кажется, моему телу 23 года…

– Девяноста два периода, – перевела я.

– Так ты ровесница многим из них, – протянул он, через плечо оглядываясь.

– И что?

От сравнения с этими отбросами дурно сделалось. Я лямку сжала с силой, а затем полезла проверять, легко ли кинжал из ножен достается.

Нард плечами пожал, мешок удобнее перебросил и ответил:

– Так не скажешь ведь.

– Так и не говори.

Я ускорилась, слушая что‑то о непостоянстве бабского настроения. Злая я, всегда злая, и незачем это усложнять, выискивая во мне доброе расположение духа. Догнала Елрех, молча выхватила у нее из рук один из мешков, которыми она обвесилась, и пояснила:

– Я помогу, а то у тебя ноги спотыкаются. В гору как собираешься подниматься, трудоголик?

– Кто? – нахмурившись, уточнила она.

Я не ответила, не смогла собрать все силы, чтобы сосредоточиться на переводе и пояснении. Бежать и не оборачиваться…

Елрех головой покачала, но сразу взгляд грустный в сторону отвела. И правильно. Если и заметила, что я себя насильно вперед нестись заставляю, то пусть лучше молча сочувствует. Теперь главное – не оборачиваться. Хватит, хватит уже оглядываться. Хватит.

Так и шли тесной компанией из пятерых существ до первой деревни, где оставили караван. Дорога в подъем ощутимо сказывалась на пройденном пути за день – он заметно сократился, а останавливаться на отдых приходилось чаще. Однако ужаснее всего было уходить от своих надежд, ставить крест на них и стараться не задаваться вопросами о будущем.

Кейел  

Я ударил его сразу же, как только он заявил мне, что в прошлой жизни я был Вольным. А кто бы не ударил? Кто стерпел бы такое унижение и обвинение? Все еще мышцы сводит и неприятная дрожь по телу пробегает, как только представлю, что я мог быть Вольным. Нет. Нет, не мог я им быть. Они ведь нелюди, звери без жалости и сострадания. Говорят, что если видишь Вольного издали, то лучше свернуть с его пути, пока он не увидел в тебе способ достижения его миссии. Ни в коем случае нельзя привлекать внимания этих животных.

И все‑таки я ударил уважаемого… Не вернется ли отмстить? Духи‑то не заступятся. И хорошо, что он предусмотрительно попросил уединиться, и мы во время разговора находились в лесу, без свидетелей. Было бы только хуже, если бы в деревне опять увидели, что я проявляю несдержанность.

– О чем пригорюнился? – спросила Лери, на костяную иглу ягоды сухие насаживая.

– Да так, – отозвался я, к ней ближе подсаживаясь, – чепуха.

Она растянула пеструю нить в руках и произнесла:

– Погляди, красота какая получается.

– Красиво, – согласился я, заправляя ее золотые пряди за маленькое ухо.

Лери фыркнула и, плечами играя, голову отвела.

– Щекотно, Кейел! – И засмеялась тихо, но звонко.

Я улыбнулся ей, разглядывая в последних лучах солнца голубые глаза и губы, красными ягодами помазанные. Ветер подул, разнес от нее запах яблок и пирогов – домашний такой, уютный. Сколько помню, Лери всегда пахла цветами, а теперь с моей матушкой на кухне засиживается. Жаль, что так поздно повзрослела, а я ведь ждал. Долго ее ждал. Всю свою жизнь? И то правда, мы ведь родились в одно время – разница лишь в семь рассветов. Почти и нет ее. Но Лери всегда выглядела моложе своих периодов.

– Чего так смотришь на меня? – с блеском в глазах спросила она, будто причины не понимала.

– Любуюсь. – Я улыбнулся шире и чмокнул ее в румяную щеку.

И кожа у нее с детства на ощупь не изменилась – волосков много, но все мелкие, едва рассмотришь, светлые, а оттого по коже не гладишь, а скользишь, как по дорогим тканям, что к нам из главной Обители привозили однажды.

– Да ты никак съесть меня хочешь, ненастный? – в ее вопросе призывная игривость прозвучала.

И хотелось ответить, но кровь в голову ударила, вскружила. В чистом поле – кто нас увидит? К губам ее своими прижался, и жар тело наполнил.

– Не хочу. – Лери отвернулась, в мою грудь ладонью упираясь.

Я сглотнул. Ладонь мягкую в руке сжимая, приоткрыл рот, воздуха схватил им, думал уговорить Лери, зная, что она не откажет, если настоять, но не стал. В последнее время от таких уговоров на душе мерзко, как будто меня застали за воровством черешни, как было однажды в детстве. Уселся удобнее, руками упираясь в землю, пальцы в примятой траве запутал и, голову назад откинув, лиловое небо стал рассматривать. Совсем скоро замерцает оно холодными духами, а Солнце утонет за Краем Фадрагоса. А сегодня оно злее обычного, вон – небо какое раскаленное. Неужто никто не понимает, как неправильно мы живем? Сколько размышляю над этим, ничего не меняется…

Дыхание все еще дрожало, когда Лери, не отвлекаясь от плетения бус, сказала вдруг:

– Хорошо, что эти  ушли.

Эти…  Чужаки, видимо. Мама их тоже недобрым словом поминает. Разве можно так?

– Лери, за что ты так их невзлюбила?

Она плечами повела, голову к земле ниже склоняя, и губы надула.

– Да хотя бы из‑за полукровки! – выпалила наконец, хоть причина была совсем не в фангре. – Зачем они ее с собой таскают? Кто вообще с такими водится?

– Полукровка и полукровка, – нахмурившись, произнес я, но тон постарался смягчить. – Ты же знаешь, что часто низшая кровь верх берет над кровью высших. И чем кровь чище, тем она слабее. Будь иначе, эта фангра родилась бы беловолосой шан’ниэрдкой, и мы бы все тут ей прислуживали. Как знать, может, беловолосый – ее брат по одному родителю, а почему так вышло, что в семье появилась дочь с грязной кровью, нам никто не скажет.

– Знаю, – вздохнула Лери. – Но вот у Онкайлы в роду эльфы с сильной кровью были. И видишь, красивая она какая. Кровь эльфийская, несмотря на прочую кровь, расу высшую в ее роду подчеркивает.

– Она исключение, – согласился я. Однако сразу вспомнил, как легко Ромиар в ней кровь разную разглядел. – Да и знающие все равно в ней полукровку рассмотрят. Думаешь, почему она в обитель сходила, а вскоре обратно вернулась?

– Думаешь, не принимали ее там? – удивилась Лери, глаза ясные округлив. – Что дурного в помеси эльфов и людей?

Я хмыкнул, задумавшись ненадолго, и не стал скрывать другую мысль:

– А что дурного в помеси беловолосого шан’ниэрда и фангры?

– Ну ты даешь! – воскликнула Лери, бусы роняя. Быстро подняла их, пока они в траве не затерялись, и, прижав к груди, сказала: – Они же сами такую связь осуждают! Грязная она.

– И нам теперь за ними повторять? А сами думать когда научимся? – невольно вырвалось грубое рассуждение. Замечая, как розовеет белое лицо Лери, я попробовал тему вернуть: – А Онкайла гордячка. Присматривалась к чужакам? Они только и говорят о работе, думают о гильдиях, в которых живут, да о Фадрагосе. Где ж Онкайле, с ее самолюбием, прижиться с теми, кто в ней не кровь прежде всего, а пользу от дел оценивать будет?

Лери, щеки надув, нитки стала связывать. Разговор поддержала неохотно:

– Да, все так. Жена старосты о чужаках много рассказывала, когда мы по грибы ходили. Говорила, что полукровка только об алхимии и здоровье злюки этой пеклась. – Она затянула узел слишком туго, и нитка тонкая порвалась. – Скверна вымри!

Выругавшись, она долго молчать не стала. На меня колко взглянула и проговорила быстро:

– И шан’ниэрд беловолосый туда же! И что они в ней нашли?!

– А ты? – осторожно спросил я, сердце дыханием успокаивая. Неужто глубоко в память въелась кареглазка? Да нет, ерунда это все. Просто Лери злится, а ей волноваться нельзя.

Я к ее руке потянулся, но накрыть не успел – она ее из‑под моей ладони выдернула и выкрикнула:

– А я что?! Мне она, наоборот, противна была!

– Противна была, потому что ты в ней что‑то нашла.

Лери фыркнула, нос к небу устремляя. А глаза от обиды наполнились слезами, заблестели.

Горечь в груди разлилась, на плечи тяжестью надавила. Опять испортил все.

– Она мужик в платье!

– Лери, – тихо позвал я, пытаясь обнять ее, но она оттолкнула.

На ноги вскочила и на полшага от меня отступила. Сверху вниз осуждающим взглядом к земле пригвоздила и отчитывать принялась:

– Видела я, как ты встречи с ней искал! И матушка твоя видела! Дай духи ей здоровья, потому что только она меня тут и понимает! Только она любит и поддерживает.

– И я люблю.

– Не любишь!

И встречи с Асфи не искал, наоборот, избегал, как мог. Но об этом говорить не стоит, иначе Лери и это признание против меня обернет. Придумает, что встречи не искал, чтобы себя не искушать.

– Люблю, – настоял я, усаживаясь удобнее, чтобы не смотреть на Лери.

Когда она злится, все красивое в ней портится и исчезает. От вида ее и от голоса противно на душе становится, уйти хочется подальше и так, чтобы не возвращаться. Пусть потом жалеет, что ушел.

– Врешь! – Ветер резкое обвинение в сторону унес, приглушая его. – Не любишь! Я тебя сколько раз просила не думать так, а ты продолжаешь за свое!

– Как не думать? – И все же в глаза ей посмотрел, придавливая кулаками траву к земле.

– Так как ты думаешь! – Лери руки в бока уперла; губы на пунцовом лице кривились и дрожали. – Дурно думаешь! Из‑за этого тебя любой убить может, – тише заговорила, на деревню опасливые взгляды бросая. – Мысли у тебя скверные, так ты еще и высказываешь их! Это у меня терпение есть их слушать, а у матушки твоей любовь к тебе сильная. Да и то не всегда и у нас с ней желания хватает за тебя заступаться.

– Вот как, – усмехнулся я; сердце с болью заколотилось, – у матушки – любовь, а у тебя – терпение?

– Именно. – Гордячка подбородок вскинула, презрением на меня плеснула и не заметила даже, в чем призналась.

– Только терпение – и все?

Лери замялась, руки к груди прижала и несколько мгновений на меня испуганно смотрела. Я ждал, что обнимать начнет, переубеждать, а она, как бывало почти всегда… обиделась.

– Вот, значит, какого ты обо мне мнения? – изумилась. – Не веришь мне, получается? А еще говоришь, что любишь… Как же любишь, если в моей любви сомневаешься? А мне хоть веришь? Ой!

Она за живот – пока еще маленький, незаметный, – схватилась и сгорбилась. Холод промчался по жилам, дыхание оборвал, волосами на затылке зашевелил.

– Лери, – позвал я и бросился к ней. На коленях стоя, к животу ее прижался, поцеловал в шершавое платье и попросил: – Прости меня. Прости.

– Ничего, – Лери всхлипнула, руками голову мою к себе прижимая. – Прощаю, Кейел. Несильно болит.

Мысли на короткое время напрочь исчезли, а когда вспыхнули, все осуждали и осуждали. Я насколько мог, старался отвлечься. Прижимая ухо к мягкому животу, слушал и думал, каким будет наш ребенок. У Лери эльфийской крови в роду даже больше, чем у Онкайлы. Вдруг повезет – тогда ребенок наш будет, как Лери, красивым. Или дураком, как я?

– Прости меня, – повторил я, не зная, как вину загладить. Голову запрокинув, взглядом лицо ее бледное отыскал и спросил: – Что мне сделать, чтобы ты никогда не волновалась?

Она и не думала над ответом.

– Не заговаривай больше ни с кем, – обхватив мое лицо и склонившись ко мне, попросила. – Думай не только о себе, но и о нас. Если тебя убьют, кому я буду нужна? А ребенок твой? Хоть немного о нас думай.

Я вздохнул тяжело, все мысли спорные отгоняя. Кивнул, снова к животу щекой прижимаясь. А Лери продолжила:

– Тебя и без того не трогают только потому, что я с тобой. Меня жалеют, Кейел. Не тебя желают, а меня. Это все отец твой виноват, что в тебе скверна эта сидит, но он хотя бы научился молчать. Он умнее тебя, а ты глуп. Не умеешь думать, как все, так молчи – не раздражай других. У тебя хоть силы в руках есть, но постоять‑то ты за себя не умеешь. Ни за себя, ни за меня. Обещаешь, что говорить о том, что думаешь, не будешь? Обещаешь?

– Обещаю, – выдохнул я.

– А духами поклянешься? – внезапно спросила она.

Дыхание перехватило; я отшатнулся. Поверить не получалось в то, что она об этом попросила. И будто лес за ее спиной стал мрачнее, выше, а лучи Солнца краснее и длиннее. Так недолго и до того, что они дотянутся до меня.

Лери же смотрела на меня просветлевшими глазами твердо и уверенно.

– Лери, а если я потом случайно что скажу? – Слова горло сухое царапали, как будто я опилок наглотался. – Или выпью настойку, и язык развяжется? Меня деревенские пощадят, скорее всего, а духи убьют.

У нее губы затряслись, подбородок морщинами покрылся. Я рот приоткрыл, чтобы дальше отговаривать от клятвы, но Лери с места сорвалась, легко из рук выпорхнула, тепло свое отнимая, и побежала к деревне. Звать ее смысла не имело – не вернется и даже не обернется.

Я сел на траву, локти на колени поставил и голову тяжелую руками подпер. Прислушался к себе и огорчился – вина за все мои мысли, озвученные когда‑либо вслух, не пробудилась, а стыдно было лишь за то, что вина молчала. Неужели я и впрямь не найду ни одного существа, кто понял бы меня и мое отношение к миру? Может, в самом деле духи наказали меня скверным разумом?

Аня‑Асфи  

Роми если сам с ума не сходил, то меня своими капризами раздражал ежечасно. То, он слишком уставал, чтобы продолжать путь, и поэтому мы делали долгие остановки зачастую в самых опасных промежутках дороги – там, где Елрех отмечала следы пребывания нечисти, виксартов или васовергов. То, он гнал нас дальше в путь, когда мы добирались до более или менее приемлемых поселений, где могли бы набраться сил. При этом я всегда напоминала ему, что у меня все еще нет четкого плана, по которому мы будем следовать к цели, что я никак не могу с ним определиться. Роми не смущало ни это, ни то, что мы все в пути выматывались от постоянного проживания под открытым небом, на голой земле и под постоянным давлением близкой опасности. И я бы поверила, что беловолосый шан’ниэрд, проживший свое детство и юность, почти как Рапунцель, в заточении, добрался до острых ощущений, но, с учетом его возрастающего недовольства всем и всеми, верилось с трудом.

Так мы миновали все поселения, которые пересекли по пути к Солнечной. Так оставили позади караван торговцев, окончательно распрощавшись с ним. Так то плелись, то неслись неизвестно куда – без плана, с шаткой целью, с моими сомнениями и страхами, которые с каждым капризом Роми лишь росли и крепли. Этим составом мы никогда не доберемся до сокровищницы… Мы погибнем даже не в Своде скверны, даже не в пустыне и не в регионе Ночной смерти, мы погибнем элементарно в дороге от разбойников, от нечисти или от бессмысленных и бесцельных блужданий. Так продолжаться просто не могло, но и определенного решения для нашей ситуации я не видела.

Заводь Ал’лирта была такой же, какой я ее запомнила. Мы пришли в нее с последними лучами солнца, уставшие, голодные, злые. В таверне, где останавливались в прошлый раз, по каким‑то причинам не нашлось места даже для такого уважаемого шан’ниэрда, как Роми, поэтому нам пришлось помотаться еще до ночи. Свободные комнаты обнаружились в постоялом дворе на окраине города. Скупая обстановка, маленький выбор горячей еды, вонь из квартала кожевников, расположенного по соседству, заполонившая собой все здание – злили еще сильнее. Первым делом, когда хозяин спросил о наших пожеланиях, я приказала натаскать мне в комнату воду и бросила на стол все последние свои сбережения. Поймала на себе хмурый взгляд Роми, но сделала вид, что ничего не заметила. От его щедрого содержания нас с Елрех во время этого странствия отказались мы обе. Перепады настроения нашего «руководителя» обижали и меня, и ее. Мы не стали терпеть и, как могли, охладили отношения с ним.

– А поужинать? – спросила Елрех, когда я отправилась от стойки сразу к лестнице.

– Ужинайте без меня, – бросила я, поведя плечами. – Тут тошно.

От мерзкого запаха, витавшего в этой части города, сохранять аппетит оказалось невозможно. На купания в реках и озерах при тех условиях пути, которые создал Роми, не хватало ни времени, ни сил, ни желания, поэтому теперь создавалось ощущение, будто на коже толстый слой жира, на который налипла вся дорожная пыль и грязь. А в первый момент, когда вонь этого квартала, пощекотала нос, я даже порадовалась, что она перебила мою собственную вонь. Пот пропитал одежду, дождливые регионы, естественно, мы максимально избегали, и вскоре я была убеждена, что одежда на мне просто‑напросто прокисла. Наверное, даже брезгливого проберет.

Я отыскала дверь, с нужным мне нацарапанным знаком, и отворила ее. Через крохотное окно стелился лунный свет, падал на дощатый пол и едва выхватывал даже метр помещения. Призвав Охарс, я осмотрелась и хмыкнула – могло быть и хуже. Узкая кровать, больше напоминающая лавку, стояла у стены. На ней лежал серый тюфяк: мягкий на ощупь, но колючий, кажется, набитый сеном или соломой. Подушка была такая же. В изножье лежало чистое, но истертое от частого использования белье и одеяло.

– Самообслуживание приветствуется, – пробормотала я, сбрасывая тяжелую сумку с плеч.

У противоположной стены стояла длинная лавка с ведром, маленькой лоханью, черпаком и кружкой. Все это уместилось на одной ее трети, а остальная часть почти пустовала, если не считать крохотное полотенце. И это все. Вся мебель в сырой и мрачной комнате. Тоскливо.

– Можно войти? – воскликнул девичий голос за дверью.

Я молча открыла дверь и впустила крепких ребят. Они внесли широкую бочку в комнату и вылили в нее два ведра воды. Молодая белокурая девчонка мышкой проскользнула мимо меня и поставила у бочки табуретку. Шепотом отправила молодцов еще за водой, велела им заполнить больше половины, а затем повернулась ко мне и о чем‑то заговорила громче. Она не была красивой – жиденькие волосы, почти невидимые брови и ресницы, тонкие губы резкой формы, а ровный нос и щеки укрыты густым слоем веснушек. Щербинка между зубами портила еще и неловкую улыбку.

Она не была красивой, но заставляла меня завидовать себе. Я внезапно почувствовала себя «недодевушкой», недочеловеком в Фадрагосе. Потерянное в жизни существо, не нашедшее свое место и обреченное на безнадежность. Раз моргнув, на месте служанки я увидела невесту Кейела. Она улыбалась, а ее живот стал быстро расти. По пухлым губам я прочла: «Он не твой».

Схватив воздух ртом, я сморгнула видение.

– Госпожа, вам не здоровится? – спросила девушка.

За спиной послышались громкие шаги молодцев, вернувшихся с очередными полными ведрами.

– Повторите все, что вы сказали, – попросила я, развязывая тесемки смердящей рубашки. Свежего воздуха до жжения в легких не хватало.

Растерянная служанка уверенным движением худой руки заправила пряди, выбившиеся из косы, за ухо и промямлила:

– Хозяин просил передать извинения за убранство наших комнат. Мы не привыкли встречать таких важных гостей. Я буду лично следить за вашей комнатой и выполнять ваши поручения. Меня зовут…

– Тебя приставили служить нам? – повысив голос, перебила я.

Я слышала ее через пробку в ушах. Светловолосая, она, пусть и мало напоминала Лери, но все‑таки напоминала. И вот я перед ней – грязная, лохматая, искусанная кровососами, раздражительная, – словно в очередной раз унижаюсь.

– Нет, только к вам. Остальным других девочек подобра…

– Поменяйся с кем‑то, – сказала я, быстро стягивая с себя куртку.

– Я вас расстроила, госпожа? Видят духи я не хотела вас…

– Духи Фадрагоса!

Девчонка от моего крика испуганно ойкнула и отскочила; парни, выливая воду в бочку, с угрозой посмотрели на меня. Я с трудом вытащила руки из рукавов и, швырнув куртку на пол, пару раз вдохнула глубоко. Стараясь сдержать раздражение и выбросить воспоминания из головы, взглянула на девчонку еще раз.

Светловолосая, но не Лери. Смотри же, Аня, она не Лери. И парни позади – не он .

Его больше никогда не будет рядом – он  будет с другой. Или нет? Он теперь тоже другой.

Ты сама во всем виновата, ты убила его . Уничтожила. Стерла с лица Земли?.. И Земли у тебя не осталось, а Фадрагос теперь пустой, ненужный. Впрочем, как и Земля. Бессмысленная жизнь – вот, что тебя ждет.

А она – не Лери.

– Просто не люблю светловолосых девушек, – спокойно произнесла я, чем удивила присутствующих.

Их изумленные переглядывания разозлили. Может, они еще осуждать меня начнут за то, что я из любезности решила перед ними оправдаться?

Я грубее добавила:

– Пусть мне прислуживает темноволосая и более сообразительная.

– Простите, – покраснев, пискнула девчонка.

– Живее!

Она пулей выскочила за порог, а я вспомнила темноволосую Этирс, и сердце сжалось в испуге. Зычный приказ в спину служанке долетел прежде, чем соображение включилось:

– И не человечку! Кого угодно веди, но не человечку!

В наступившей тишине раздалось покашливание. Парни, тоже оба человека, осуждающе смотрели на меня, поэтому я сумку подняла и принялась возиться с вещами. В какой‑то миг стало стыдно, но нестерпимая ревность и горечь осознания, что ревновать даже некого, что ревную я не Кейела, а воспоминания о нем, разозлили и, что хуже всего, слезы очнулись – к горлу комок подкатился, в носу защипало и появилось невыносимое желание, излить кому‑нибудь душу, хоть той же служанке, которую прогнала – пусть бы пожалела. Это отрезвляло и заставляло взять себя в руки. Лучше пусть остается все так, как получилось, чем буду срываться на девчонку каждый раз. И лучше пусть обвиняют в расизме, чем сейчас я стала бы искать еще несовершенства в ней, оправдывая ими свое решение.

– Вам бы повежливее быть, госпожа, – начал было один из парней, опустошая последнее ведро, – вы ведь тоже, как и мы…

Я резко повернулась к нему, и под моим взглядом он замолчал. Небрежно ведро от бочки оторвал, воду на пол разливая, и добавил:

– Хватит вам воды.

С гордым видом парни вышли из комнаты и даже двери не закрыли. Бочка и на половину не была наполнена.

* * *

Кое‑как помывшись, я надела чистую рубашку, которую берегла для такого случая, когда смогу смыть с себя дорожную грязь, с неохотой натянула штаны и накинула куртку. Наспех рассортировала вещи, отложила сверток с тем, что нужно отдать алхимикам, что к целителям отнести, а что на свои нужды оставить, после чего нацепила оружие и покинула временное пристанище. В шумном зале смешались запахи еды, грязи, отходов; голоса превращались в гул, стучала и звенела посуда. Из своих я заметила лишь Нарда, засидевшегося в большой компании, видимо, знакомых. Несмотря на кружку с выпивкой в руке, шан’ниэрд среди толпы быстро увидел меня, и мне пришлось кивнуть ему.

Улица встретила прохладой и шумом ночного города. Где‑то кто‑то коротко вскрикнул, в другой стороне послышался топот, а за спиной, из приоткрытой двери, раздался дружный гогот. Забитый слив, тянувшийся вдоль дороги, блестел под лунным светом жирными отходами. Он отразил скрипучую телегу запоздавшего работника. Мужик вел мсита под уздцы и бормотал ругательства под нос. Охарс суетились у крыльца, освещая потертые ступеньки. Я постояла несколько долгих секунд, вспоминая дорогу от постоялого двора хотя бы к центру города. Повернуть назад – и в мыслях не было.

Как и в прошлые визиты в Заводь Ал’лирта, меня тянуло туда, где хранилось мое бесценное сокровище. И я не могла устоять, чтобы не воспользоваться моментом и не пережить заново все чувства, какие оно рождало во мне.

Неспешным шагом я дошла до развалин, которые оставила после себя Анья и удивилась. Через каждые сто‑двести метров на нетронутой территории стояли палатки, горели костры, находились существа. Возле одной палатки я остановилась, прислушалась, но собравшиеся говорили на незнакомом мне языке.

– А ты кто будешь? – спросил на общем языке эльф, болтыхая чем‑то в бурдюке и сидя на небольшом возе, заваленном сеном, шкурами и разным тряпьем.

– Я так… Не из ваших точно, – решила не врать. Приближаясь к костру, заговорила громче: – Я тут не так давно была, но никого здесь не видела. Что‑то опять произошло?

Крупная эльфиорка недовольно хмыкнула и за ухом почесала. Сидящий рядом с ней фангр произнес:

– Вот уже сколько случается, а все до сих пор вопросы такие слышу. Случилось и случается, а объяснить никто не может. Все эти похождения Повелителей в Фадрагос…

– Зачастили же они, – протянул тощий человек, кутаясь в плащ и не отрывая взгляда от костра.

– Снова сюда приходили? – насторожилась я.

– Язык свой завяжи, – обозлилась на меня эльфиорка.

– Полегче, – осадил ее эльф. Он же и понятней пояснил: – Никто сюда больше не приходил. Да и кому надо это? Земля ж мертвая, а Повелителям жизнь нужна. Это нас сюда высшие гильдии направили.

– Зачем?

– Да много поселений уничтожено, размещать выживших где‑то надо. И чтобы от нечисти защитить, то в крупных городах и деревнях селят. А тут, глянь, какая территория пустует. Мало, конечно, постояла, кровь плохо впиталась, но что поделать? Мы расчищать все будем, а потом сюда строителей пришлют. Пусть земля и мертвая, да дома построить в городе – пойдет. А тебе чего нужно‑то?

– Да так… У меня тут… – Я поежилась, обдумывая слова и вспоминая, что связывает меня с этим местом. – Прихожу сюда близкого человека вспомнить.

– Пусть Солнце будет ласковым с ним, – с жалостью произнесла эльфиорка.

– Солнце? – взбудоражился тощий. – Так тут же Анья прошлась, она ж и души… Ай!

Эльфиорка заткнула его увесистым тычком в бок и тихо проговорила, но я все равно услышала:

– Дурень ты! Кто ж тебя за язык‑то тянул?

– Так правду же… Ай!

– А можно я туда пойду? – спросила я у эльфа, как у того, кто первый ко мне обратился. – Мне там… даже не знаю, как сказать, лучше, наверное.

– Иди, иди! – замахал он рукой в нужном направлении. – Иди, пока есть, где вспоминать. Иди. И это…. Постой, девица! – Остановил меня окликом и тихо повторил за эльфиоркой: – Пусть Солнце будет ласковым с душой твоего человека.

Я не знала, нужно ли благодарить за такое сочувствие и как, поэтому просто кивнула и отправилась к уцелевшей лестнице. Вскоре углубилась в молчаливую тьму ночи, укрывшую разрушения. Добрела до места, где мы столкнулись со Стрекозой и ее людьми. Вспоминая, как Кейел прикрыл меня собой, посидела на обломках каменной стены, а после пошла к подвалу.

В густую темноту спускалась фактически на ощупь, скользя пальцами по нагретому за день камню, скидывая носами сапог камешки с лестницы. Там, где лунный свет вовсе исчез, позвала Ксанджей и, удивительно, они явились даже на мертвую землю. Стремительно и резко закружились вокруг меня, ожидая приказов. Свет пламени затанцевал на каменных стенах, низком потолке и земляном полу. Разглядывая знакомое помещение, я подняла руку – Ксанджи мгновенно слетелись к ней и замерли.

– Сегодня жечь никого не будем, – прошептала я, с замиранием сердца делая первый шаг в прошлое.

По углам громоздились обломки ящиков, у стены на бочках стоял пустой сундук с откинутой крышкой, но главное – две большие клетки были тут. Возможно, до разрушения в подвале дома содержали зверей. Важно ли, что тут было до нас ? Никаких следов пребывания Стрекозы я не видела, но сходства с той обстановкой было достаточно, чтобы мое сокровище забилось, как начинает биться сердце после короткой остановки. Воспоминания оживали.

Сперва я зашла в его клетку, коснулась прутьев и прикрыла глаза. Тут он стоял и видел меня своими глазами. Какую? Запуганную, слабую, наверное, такую девушку, на какую нельзя положиться.

– Прости меня, – прошептала я, открывая глаза и отстраняясь от прутьев.

Захлебнувшись стыдом, резко развернулась и ухватилась за плечо. Сжала крепко и попятилась. Ему было больно, а арбалетный болт все выскальзывал… Из‑за крови его никак не удавалось удержать. А тамон  убил Стрекозу. Что я тогда подумала о нем? Я как‑то осуждала его или благодарила за смелость? Кажется, я только и способна была бояться.

Снова обернулась и постаралась представить себя, зажатую в углу второй клетки. Это оказалось трудно. В фигуре с размытым пятном вместо лица виделось безумие, рожденное страхом. Воспоминания раскрылись лучше, напомнили о том, что должно было вот‑вот произойти. Я кричала? Он отдал мне болт и просил метить врагу в горло. А тут шел шан’ниэрд, желающий мести.

Я вышла из клетки, хотела продолжить путь шан’ниэрда, но ошеломленная, глядя на землю под ногами, застыла. Подняла голову – в памяти вспыхнул образ шан’ниэрда, и я стала разглядывать его с головы до ног. Затем перевела взгляд в другую сторону, всего на полметра – тут я стояла на коленях, выставив руки и умоляя не убивать меня.

Вздрогнула, поежилась, оцарапала неосторожным глотком сухое горло. Язык превратился в наждачку. Нутро противилось моим намерениям, но я заставила себя занять свое место. Медленно опускаясь на колени, оскалилась. Дыхание потяжелело. Ксанджи с новой силой заметались над головой, закружились в нетерпении. Колени коснулись твердой земли; выставленные перед лицом руки задрожали. «Пожалуйста» – даже с ненавистью, не удалось выдавить из себя. Слезы встали в глазах, ярость закипала. За прутьями клетки привиделся Кейел, он ждал с интересом наблюдая за мной. Я приоткрыла губы с очередной попыткой выдавить мерзкое «Пожалуйста», чтобы окунуться в воспоминания как можно глубже, но лишь скрипнула зубами. Сжав руку в кулак, отмахнулась. Вскочила на ноги и попятилась от места своего позора.

Не тратя время на размышления, заскочила во вторую клетку. Остановившись почти в самом углу, ухватилась за прутья и прижалась к ним лбом; железо охладило распаленную кожу, немного остудило злость. Усмирив ненависть к себе прошлой, улыбнулась. Ради этих воспоминаний, ради таких сильных эмоций я сюда и пришла. Вспомнить, пережить заново, заполнить образовавшуюся пустоту. Тут я едва не умерла, тут Кейел впервые признался, что ему тоже бывает страшно. Ему и страшно – звучит немыслимо. Если бы я только умела тогда взывать к таким духам, как Ксанджи…

Я усмехнулась смелости собственных мыслей. Даже под страхом смерти в тот день я не смогла бы убить ни Стрекозу, никого другого. Человечность – не просто свод законов, а границы, растущие с младенчества. Не так уж и легко вырасти над ними, еще сложнее перешагнуть их. И тогда я, вчерашняя девушка Земли, точно не смогла бы.

А сейчас?

Протянутую руку через прутья в этот раз никто не сжал в ответ, и я позволила ей повиснуть. Сейчас я наверняка знаю, что способна не только на убийства. Барьеры стерты.

– Все, как ты хотел.

Только легче не стало.

– Я все так же беспомощна, Кейел.

Стать бы такой же сильной, как он. Стать бы им.

Ночная тишина приняла мое насмешливое фырканье, а сердце наполнилось теплом. Губы дрожали, но упорно растягивались в улыбку. Идея, сказанная невзначай, понравилась мне. А что еще остается, если забывать его никак не хочется? Без него я не справляюсь.

– И как бы ты поступил сейчас, Вольный? – свесив голову, тихо заговорила я. – Ты знаешь Роми, а он ведь почти не изменился. Другой, конечно, но упрямства ему не занимать. Видел бы ты, с каким жаром в глазах он требует от меня привести его к сокровищнице. Отговаривать бессмысленно.

Тишина отвечала мне, но я прислушивалась внимательно. По углам зрели тени; сгущались они – сгущались мысли. Улыбка сошла с лица, на смену ей просилась хмурость. Я потерла пальцы о пальцы руки, тонувшей в темноте клетки напротив.

– Нард хороший шан’ниэрд, не уговаривай меня обманывать его. Знаю, ты бы плюнул и на его детей, и на его жену. Положился бы на удачу? Нельзя никого вести туда, не говоря об этом. Ты ведь помнишь: дорога туда состоит совсем не из удачи, а только из знаний.

Я замолчала, взвешивая все еще раз, вспоминая. Вскоре выдохнула шумно, голову запрокидывая и прикрывая глаза.

– Ты использовал меня, о чем потом много раз говорил, что пожалел. Я жалеть не хочу, Кейел. Устала винить себя, устала сожалеть. Ты ведь потом сам хотел пожить нормально, вот и я хочу. Слышишь, я тоже хочу пожить нормально. Поэтому Нарда я за собой не потащу. Предложи что‑нибудь другое, что‑нибудь, чтобы потом я не сожалела.

На улице послышались шелест и глухое хлопанье. Я взглянула на проход, а свободной рукой кинжал нащупала. Через мгновенье карканье разлетелось в тишине, затем затихло вместе с хлопаньем. На лестнице стелился ледяной свет луны. Взор как зацепился за него, так и приклеил внимание намертво, напоминая обо всем произошедшем тут и смешивая с тем, что происходит сейчас.

– А сейчас я бы смогла… Ты смог – и я смогу. Ты ее не пожалел, и я не буду.

Взглянув на свою руку в той клетке, я стиснула кулак и, наконец‑то, с облегчением в душе, сказала:

– Я тебя никогда не забуду. Кейел, я не забуду тебя.

* * *

Через час я поднималась по скрипучей лестнице постоялого дома. Без труда разыскала дверь с нужным знаком и, стуча в нее, лишь надеялась, что служанка не перепутала комнаты. С той стороны донеслись тихие шаги, легкое царапанье; дверь отворилась.

– Ты где была, загульная человечка? – рассматривая меня хмуро, поинтересовалась Елрех.

– Пропустишь?

Она посторонилась, но сразу полюбопытствовала:

– Так поздно… Что случилось?

– Разговор есть. Двери закрой.

Она послушалась. Насадив крючок на петлю, подошла к окну и поманила к себе.

– Ну, говори уже, – прошептала, склоняясь ко мне.

Я, скрестив руки, облокотилась на стену и приступила к делу.

– Сумки я тебе подготовила, скоро принесу. Как ты и просила, что‑то нашим подготовила, что‑то целителям на продажу. Займись, пожалуйста, – нам деньги не помешают. У меня совсем по нулям, и я бы кое‑что продала из запасов, но опять не успеваю.

– О чем ты говоришь?

– О фляге. Забудь, потом о ней. – Я взяла Елрех за руку, сжала ее пальцы и начала поглаживать черный коготок. Она не растерялась и даже, показалось, значения не придала, отчего мне особенно приятно стало. – Я у тебя немного наличности возьму и кое‑что ценное заберу из того, что мы собрали в пути. Мне нужно, Елрех.

– Как скажешь, человечка. Там твоих вложений немало. Но ты так говоришь, будто собралась куда.

– Собралась.

– Куда?

– В Васгор.

Елрех серые глаза округлила.

– Зачем тебе туда?

Я не сразу ответила. Еще раз прокрутила в голове все планы, взвесила, что Елрех сказать можно, чтобы она, даже клятву Роми принеся, не знала лишнего. А Роми пока все знать нельзя, пусть сначала от посторонних избавится.

– Послушай, Елрех, нас всего трое, а для доступа к тому, что мы ищем пятеро нужны. Охранники не в счет.

– Почему?

– Что будет, если им рассказать, куда мы идем?

Она закусила губу, взгляд бросила на окно и понимающе кивнула.

– Гильдии выше контрактов, – с улыбкой произнесла я. – А Нард любит свою гильдию.

– Он верховному отчитается – это понятно, Асфи. Непонятно мне, что ты делать собралась.

– Хочу найти кое‑кого.

– И за ним в Васгор надо идти? – она посмотрела с укороммне в глаза. Второй рукой мою руку накрыла и в ответ на ласку погладила тыльную сторону ладони. – Там не место таким, как мы. Это не обитель и даже не город, а огромное… – Повела плечами. – Там зверства больше, чем у нечисти.

Я усмехнулась, склоняя голову набок.

– Я знаю. Была там разок, но запомнила хорошо. Мне и вправду нужно, Елрех. Вот ради тебя и нужно. И ради этого рогатого.

Она покачала головой, косясь на дверь.

– Роми всегда был таким… необычным, – поняв ее взгляды, пояснила я. – Ради вас не то, что в Васгор, в пекло можно полезть. Туда нам, кстати, тоже как‑то добраться придется.

– Куда? – всполошилась Елрех.

– В пекло, – тихо рассмеялась я. Настроение пришло вместе с решением задачи, а теперь росло вместе с уверенностью в себе. – Но о нем мы тоже потом поговорим. От тебя мне вот что нужно: на рассвете иди к Роми, расскажи, что я ушла искать существ для нашего похода. Передай, что обещание я перед ним сдержу, пусть не переживает так сильно. А то на беднягу в последние периоды тошно смотреть. Теперь хоть расслабится немного, что дело сдвинулось с мертвой точки. Но это не все. Скажи ему, что я потребовала отослать охранников. Чем скорее, тем лучше. В остальном сидите тихо, старайтесь особо не привлекать к себе внимания. Я постараюсь вернуться как можно скорее.

– Асфи, – она подалась ко мне еще ближе и прошептала, – тебе в Васгор нельзя.

– Почему?

– Ты девушка, а они васоверги. У них женщин своих нет, понимаешь это?

Я понимала, но отказаться от единственной идеи не могла.

– Нам нужен информатор, – я осеклась. – Нужно найти разбойников.

– Ты что задумала? – Елрех оскалилась. – Мы пойдем вместе…

– Елрех, это не прогулка по Вечному лесу! Мне нужны люди… существа, которые так же, как и я, ради цели и собственной выгоды в пекло сунуться. Неужели ты думаешь, что мы среди благородных таких найдем? Не забывай, что нам нужны те, кто не заинтересован делиться с гильдией.

Она нехотя кивнула, но так просто уйти не позволила.

– Я с тобой пойду.

– Что? – от ее уверенности я опешила.

– Роми пусть тут остается, – деловито заговорила она. – Ему наверняка к васовергам нельзя. Белый шан’ниэрд для таких мест не рожден, но я полукровка. Мне там никто не удивится.

– Но будешь там…

«Белым пятном» – я проглотила. Впрочем, Елрех и без слов все поняла.

– К тому же, Роми запаникует, что я его кинуть хочу. Останься, чтобы у него не возникало сомнений в том, что я вернусь.

Уже у двери я услышала тихое высказывание:

– Ты бы хоть поспала.

Вспомнив о комнатке, я вспомнила и вечернюю сцену в ней…

– Нет. – Я с улыбкой оглянулась. – Мне тут обслуга не нравится.

Кейел  

Комната куталась в полумрак. Лери укрылась одеялом с головой и отвернулась к стене. Она точно не спала – еще несколькими мгновениями раньше у нее ютились Охарс. Она точно знала, что я пришел – у ее отца громкий голос, и он, как это часто бывало, встретил меня упреками за испорченную мною дочь. Я не нравился ему, еще сильнее не нравился ее матушке. И только недавно, узнав о том, что Лери носит моего ребенка, они смирились с тем, что мы хотим связать сердца. Упреки не прекратились, но меня хотя бы стали пускать на порог дома, а позже – когда матушка Лери наплакалась над горькой судьбой дочери, – и терпеть под одной крышей.

Половицы заскрипели под ногами, но Лери не шевельнулась. Она не сдвинулась с места и тогда, когда я сел на край кровати.

– Лери, три заката минуло, а ты со мной не говоришь.

– И не буду. – Она скинула мою руку с плеча.

Упрямая.

За окном завыл ветер, застучал ставнями. Через мутное стекло показался лунный свет и снова исчез за плотной завесой облаков. Наверное, в горах уже расплакалась Шиллиар. И как проводить ритуал сердец через девять рассветов, если вдруг Шиллиар продолжит землю укрывать даже от Луны? Кто‑то проливает слишком много крови…

– Лери, я уже давно ни с кем не говорил. Я обещание держу. Даже мыслить стараюсь правильно.

Она вскочила на кровати и с обвинением набросилась:

– И все равно ты слабый! – Снизив тон, продолжила выговаривать: – В обед приходил Тамнор. Сначала сватался, потом опять насмехался, а в конце грозился тебе обо мне наврать! Сказал: способ знает, как обмануть духов клятвой. – Схватила меня за руки – ладони холодные, мокрые – и перешла на шепот: – Обещал наплести тебе обо мне гадости и духами поклясться, что все правда.

Я сжал девичьи руки. Снова волнуется, а волноваться ей нельзя. Успокоить бы.

– Вздор это, – с улыбкой проговорил я. – Духи никогда не обидят невинных, а виновных…

– А если он правду говорит, что знает? – гневно перебила Лери.

Я нахмурился. Где она такое слышала, чтобы кто‑то мог подтвердить вранье клятвой духов и при этом остаться безнаказанным? Но убедительно произнес:

– Лери, я не поверю ему.

– И я ему так сказала! А он сказал, что они убьют тебя, если мы с тобой сердца свяжем.

– Тоже вздор, – отмахнулся я, но дыхание сбилось. А убить они могут… В последний раз едва отпустили. Я улыбнулся и продолжил убеждать: – Они ведь часто грозились, что убьют, но сдерживались. Лери, они первыми на меня руку подняли. Если они меня убьют, то духи…

– Да кто за тебя вступится?! – громким шепотом спросила Лери, привставая на кровати. Ухватила меня за щеки и заставила голову приподнять; в темноте я угадывал черты ее лица. – Кто в Обитель пойдет вину выяснять?! Вы давно друг друга колотите, на вас уже все рукой махнули! Тут только один способ есть.

Она склонилась ко мне, дыханием губы обдала.

– Давай убьем его.

– Убьем? – переспросил я.

Ослышался. Точно ослышался.

– Да, их всех убьем, – вопреки мыслям повторила Лери, щекоча губами за ухом. – Не будем ждать, когда они к нам придут мешать нашей жизни, сами их Солнцу отдадим.

И в голове мутнело от ее близости, и одновременно во рту пересохло. Страшные мысли не позволяли расслабиться.

Я нащупал в темноте тонкие руки и отстранился.

– Лери, я не могу.

– Кейел, – она снова за шею обхватила, щекой прижалась к моей щеке; голос ее ласкал, мягкое тело в такой близи с ума сводило, – они тебя всегда дураком называли. Хоть раз послушай меня и поступи разумно. Тамнор пришел и угрожал убить тебя. В этот раз он был настроен решительно. Ты их знаешь…

– Он не осмелится… Лери…

Она отпрянула. Я вздрогнул. В плечо стукнулся кулак – не больно, но отрезвляюще, – заставил отшатнуться. Я высматривал линии ее лица, глаз, губ, хотел понять настроение, но темнота все съедала. Я молчал, а Лери, руки на колени уронив, сидела на кровати, дышала шумно и не двигалась.

– Они давно хотели тебя убить, – прошептала едва слышно. – И все‑таки имеют право. Пусть духи и не простят их, но в деревне тоже никто не осудит. И твоих родителей в Обитель гильдий не пустят. Они не смогут пожаловаться. Смотри, Кейел, как бы их следом не убили. – Тихий всхлип душу наизнанку вывернул. Лери голос повысила: – А мне потом что делать? Хочешь, чтобы я за вашу семью вступилась?

Я мигом к ней подался. Обнял, к себе прижал, ощутил кожей слезы. Она дрожала в моих руках, а я не знал, что делать.

– Да я так… следом душу Солнцу отдам… и свою, и не рожденную еще, – сквозь плач сказала, приникая ко мне всем телом. Неосознанно защиту ищет… – Говорю тебе… надо избавиться от них, пока они тебя не убили… Тебя духи не осудят, Кейел. Они даже вину твою не покажут.

– Не говори глупостей, Лери. – Я коснулся губами ее лба – холодный. Вздохнул спокойнее. – Деревенские мне не простят.

– А никто не узнает. Даже не догадаются. – Она вытянулась и поцеловала меня в шею. Сначала осторожно, а затем так… сладко. – Мы их к нечисти отведем. Озеро помнишь, где Дева желаний поселилась?

Холодок скользнул по спине, прогнал тепло, пробужденное лаской, разлился по телу и в ногах колким льдом осел. А Лери продолжала чередовать поцелуи в мокрую от слез шею и слова, слетающие с ее губ легко, будто уже все решено.

– Ты пойдешь к ним и скажешь… что Дева ни с того ни с сего ушла с насиженного места. У меня есть гребень… с черным хрусталем; от бабки достался… Я тебе его дам, а ты его им покажешь… Скажешь, что там нашел… В ее вещах. – Губами к подбородку прильнув, надолго замолчала, затем поцеловала в губы и мое лицо обхватила. – Скажи, что там целый комод сокровищ стоит. Что ты за телегой вернулся, чтобы его в деревню привезти. Скажешь, что гребень с собой взял, чтобы мужикам показать. Как доказательство, чтобы те согласились помочь. Понял, Кейел? – Ладони надавили на щеки сильнее. – Скажешь все, как я говорю. Они жадные до богатств, им девок на танцах привлекать хочется. Но в помощники они тебе не вызовутся. Сами туда, к Деве, первыми побегут, захотят лучшее из сокровищ по карманам растолкать.

– Они мне не поверят, Лери, – прохрипел я. Кажется, будто я в кошмаре застрял. И никак не очнуться…

Комната вертелась перед глазами, ком колол горло, мешал вдохнуть. Она хоть понимает, о чем меня просит?

– Поверят, – уверенно произнесла. – Ты им, как дурак, всегда правду говорил. Они и не подумают, что ты можешь им соврать. Они тебя, скорее всего, к Валту отправят. У него телега самая крепкая и в лесу проедет, не застрянет. А они сами пойдут вперед всех. Точно пойдут. И поверят, и пойдут. И поделом им.

Я зажмурился, не зная, как ее переубедить. Нельзя делать то, что она хочет.

– Они нам жизни не дадут, Кейел.

– Уедем, – зацепился я за крохотную нить к спасению. – Давай в другое место уедем. В Обитель хочешь?

– Вот еще! – фыркнула Лери и, отстранившись, стала подушку поправлять. – Как мы жить там будем с твоими мыслями? А если и там врагов наживешь? Нет, Кейел, тут останемся. И родные близко, и жить хорошо. А вот от Танмора и остальных избавимся. Только это надо сделать вовремя.

– Вовремя? – Неужели это все взаправду происходит?

– Да, – Она пересела удобнее и взяла меня за руку, – перед Медовым днем. Они на танцы уйдут, а там еще и полнолуние скоро. Я все подготовлю к тому, чтобы ты их одних встретил. Соберу твоих обидчиков вместе и так, чтобы ты мог просто мимо проходить. – Второй рукой ко мне потянулась, щеку погладила. – Нам с тобой нужно до полнолуния успеть, чтобы никто не помешал связать наши сердца.

Тонкие пальцы надавили на затылок, и я поддался им: склонился к Лери, но не мог сосредоточиться на ней. Нужно отговорить ее от этой затеи. Жестокость ни к чему, можно найти другой выход.

– Мы с тобой так давно этого хотели, – произнесла она. – И откладывать я больше не хочу. В это полнолуние ритуал проведем. Осталось совсем немного подождать.

– Лери, одумайся. Убивать их…

– Хватит, Кейел. Это ты одумайся. Они нам жизни не дадут. Так нужно сделать, и мы сделаем. А теперь ложись рядом. – Она потянула меня к себе. – Давай. Вот так. И обними меня. Крепче обними.

Прижимаясь грудью к ее спине, я оставался мыслями в разговоре. Была ли возможность отказаться? Может, не поздно еще? Поздно… Если Лери что‑то вбила себе в голову, то отговорить ее невозможно. И надумала же… Видимо, ребенок потянул силы, скоро быстрее расти начнет, вот она и обезумела.

Но Танмор приходил…

А вдруг и впрямь решился убить? Если один придет, я сам запросто его убью. Но он один не ходит… Наверное, Лери права: он жизни нам не даст, и я перед духами душу не оскверню – именно он первым руку на меня поднял, теперь должен удар держать. Вот только деревенские не простят. Неужели только хитростью и придется со всеми справляться? Убивать… Виновные пострадают, но и невинные могут пострадать. Случится всякое может.

«И все равно ты слабый»…

И разум у меня скверный – убивать не хочу, духов не так почитаю. Есть ли выход?..

Я обнимал Лери. Слушал тихое дыхание, держал маленькую руку в своей руке и понимал, что не достоин ее. Другой бы давно за нее убил, раз право имеет, а я не могу. И в этот раз боюсь, не хочу кровь проливать. Делать‑то что?

Решиться нужно.

И я решился. В сумерках тихо выскользнул на порог ее дома, закутался плотнее в куртку. Взглянул на черное небо над головой.

– Низкое, – удивляясь безумию Шиллиар, проговорил я, но сырой ветер хлестнул по лицу, снес слова. – Неужто над нами плакать собралось? Духи Фадрагоса, за все простите.

Никогда еще в Солнечной не было так холодно. Никогда еще в Солнечной Шиллиар не плакало, не предупреждало рокотом и не слепило бликами. Я спешил к своему дому, не оглядываясь и отметая сомнения. Все, теперь все решено. Главное – успеть до полнолуния.

Глава 13. Васгор  Аня‑Асфи  

До Васгора от Заводи Ал’лирта ушло четыре дня пути, с учетом, что мне приходилось уходить от разъезженной и протоптанной дороги и идти в тенях частых скал. Прятаться меня заставляло отнюдь не Солнце и дневная жара. Я сняла сапоги сразу, как только достаточно отошла от населенных пунктов и наслаждалась комфортом, подаренным Вестницам. Однако то и дело на горизонте возникали черные точки, или существа появлялись из‑за скал, густых кустарников, возвышенностей и низин, от них‑то я и пряталась. И пусть как таковой границы между свободными землями и землей васовергов под ногами начерчено не было, и тут еще, недалеко от Заводи, встречались и вполне миролюбивые путники вроде тех же торговцев, алхимиков, целителей, но напороться раньше времени на разбойников совершенно не хотелось.

Многое ли я помнила из рассказов о животных законах васовергов, или точнее сказать – об их отсутствии вовсе? Многое. К тому же Елрех не отпустила меня в дорогу с пустыми руками и без наставлений. У меня сложилось стойкое впечатление, что фангра отправляла меня на самую настоящую войну. Так, например, раскладывая по сверткам долгохранящуюся еду, она проговаривала:

– Будут буравить тебя взглядом, тоже смотри им в глаза. С вызовом смотри. Не смей показывать слабость, смелая человечка. Заметят хоть каплю страха в тебе, и их уже ничего не остановит. Будешь духов благодарить, если только над телом надругаются.

А провожая глубокой ночью до городских ворот, за руку удержала и, глядя в глаза, буквально потребовала:

– Не позволяй им себя унизить. Убивай любого, кто даже просто насмехаться над тобой вздумает.

– Убивать? – изумилась я.

Елрех кивнула. В свете луны белые волосы серебрились, глаза холодом блестели.

– Там только оружием и насилием выживают. Духов они презирают, но ты сама помощи их не чурайся. – И руку мою не отпуская, дальше к воротам повела. – Ты не их расы – тебе такую слабость простят. Главное, не смей показывать, что ты покорной можешь быть.

Я нахмурилась.

– То есть на помощь Ксанджей звать могу?

– Ксанджей? – Елрех на меня взгляд строгий бросила, но вскоре подбородок вздернула и заявила: – Да, их обязательно зови, хоть для угроз пустых. Виксарты этих духов почитают и тех, кому они подчиняются, уважают. А виксартов в Васгоре не меньше самих васовергов. Ксанджей зови в любой стычке. Ты меня услышала, человечка? Обязательно их зови.

– Услышала, Елрех, услышала.

– Хоть весь их паразитник спали, но себя в обиду не дай.

– Паразитник? Это ты про их город? – я рассмеялась.

Тогда смеялась, после улыбалась, а чем глубже уходила на земли васовергов, тем меньше оставалось от хорошего настроения. Снова одолевала тоска по Вольному, опять крутились воспоминания о нас с ним. Хотелось оживить надежду, что есть шанс все вернуть, как было, но я отчетливо понимала, как это глупо – мучить себя неосуществимыми мечтами.

С каждым пройденным днем почва под ногами скудела, сила солнца росла, а ветер усерднее швырял в глаза песок. Я повязала на лицо косынку «на счастье», которую подарила мне фангра, живущая вблизи севера, – так дышать было проще, – а голову капюшоном укрыла. Вскоре и обуться пришлось. Твердая, иссохшая земля часто сменялась раскаленным песком, на котором, кажется, можно было яичницу пожарить, но стопы это бы стерпели. Зато оголенные ноги не щадило солнце. То, что они у меня от щиколотки до колена, как штанины закатаны были, обгорели я поняла поздно, лишь к закату ближе, когда кожу печь стало. Помню прошлый мой визит с Кейелом в этот регион: местами было даже сыро, а теперь климат напоминал Свод скверны – днем жара, ночью холод. И что бы я без силы Вестницы делала?

Впереди раскинулась истрескавшаяся равнина, когда, наконец, в разгар очередного дня сквозь густое марево зноя выросли стены Васгора. Я вздохнула с облегчением и устроила себе привал в скупой тени одинокого дерева с толстой остроконечной листвой. Доела припасы, допила воду, отдохнула, проверила кинжал и направилась в город. Было страшно. Скрывать от самой себя этот факт было бы глупо, но и оставлять без внимания я его не стала. Эту трусость перекрывала мыслью с одним слово «надо». Надобность, потребность, нужда – я шла выполнять задачу, как поступил бы Вольный. Он тоже шел вперед, несмотря ни на что, просто потому что выполнял свою миссию. Так надо.

У города пришлось обходить огромные обломки. В разбитом камне, отвалившемся от стены, можно было рассмотреть торчащую траву, небрежно намешанную глину, какое‑то тряпье – и по ним судить о низких строительных умениях васовергов. Возле ворот, вечно открытых и всеми забытых, зияла огромная дыра, громоздились куски стены побольше. Даже представлять не хотелось, чем могли ее разворотить. Возникало ощущение, будто снарядом из катапульты стреляли – сверху все разрушено, а ближе к земле много уцелевшего. На той стороне уже виднелись одинокие лачуги и отвратительные площади с огромными костями. От них хотелось держаться подальше. Я помнила, как на обточенные ребра насаживали измученных до полусмерти пленников и оставляли их там истекать кровью, а после трупы – гнить. Такой резонанс между процветающими регионами и свободными землями, где бушевала война, сводил все в груди холодом.

В самом городе ничего не изменилось – скудно, однообразно серо и грязно. Повсюду сновали компании из нескольких васовергов и виксартов. Частенько встречались люди, эльфы, фангры и даже шан’ниэрды, но держались они как‑то особняком от главенствующих тут рас, будто избегали лишний раз конфликтов. Я шла по главной улице, скрываясь под капюшоном и удерживая спину прямой. Спешила к закоулкам, которые, к сожалению, или счастью, запомнила слишком хорошо. На полном ходу завернула в нужный и сразу же попятилась – на той стороне несколько существ измывалось над одним. Васоверг держал в руке тесак, угрожая избитому, виксарт – нож, двое выход перекрывали, а еще один васоверг на меня с гордо поднятой головой смотрел. Я немедля развернулась и отправилась искать путь безопаснее.

В следующем закоулке с двух сторон меня теснили высокие дома, сапоги по щиколотку тонули в ржавой жиже, в лицо лезли мухи, в ушах стоял комариный писк, а лохмотья паутины вынуждали склоняться. Зловонье вызывало тошноту, грызня крыс нервировала. Прижав руку к носу, прикрытому косынкой, я боком продвигалась к нужной улице. Молилась: лишь бы не ошиблась с направлением… Ногой пнула что‑то в грязи и задержалась, разглядывая чьи‑то кости. От вида влажных зелено‑желтых стен, по которым ползали насекомые: мокрицы, тараканы и не то клопы, не то клещи, – поежилась. В самом деле, паразитник. Лучше и не скажешь.

На залитой солнцем территории вдохнула полной грудью. Горячий ветер лицо обласкал, но песком глаза резанул. От дверей ближайшего дома послышались голоса; незнакомая речь напоминала карканье или даже харканье вперемежку с ругательством – еще одна проблема, с которой мне придется разобраться. Насколько я помнила, Фаррд не говорил на общем языке, а понимал его совсем немного. Успокаивало лишь то, что Кейел рассказывал о виксартах, когда думал, что сам умрет, а мне придется без него выживать. Он говорил, что среди виксартов на самом деле много спокойных и терпеливых, с васовергами они дружны из‑за выгод. Часто именно виксарты становились тенью успешного рогатого друга, чтобы помогать ему в том, в чем он сам не был силен – например, в языках. И я помнила, что при Фаррде в злосчастный вечер был виксарт, к которому льнула шан’ниэрдка. Он ушел, но быть может, ушел, потому что Кейел и сам прекрасно владел языком васовергов.

Приземистая таверна сильно выделялась на фоне других построек. Из белого камня, с соломенной крышей при нынешней жаре она смотрелась нелепо. Впрочем, у васовергов и впрямь была огромная проблема со вкусом в архитектуре. Скрип двери едва был слышан в шуме. Как и тогда, сегодня тут тоже бурно пили прямо посреди дня. Факелы опасно полыхали под потолком, коптили каменные стены. Под ногами солома смешалась с песком, то тут, то там были брошены объедки, валялись кружки и осколки битой и разломанной посуды. До меня и дела никому не было.

Не снимая капюшона, я прошла к прожженной, словно от сигарет, стойке. Осторожно втиснулась между лысым виксартом, флегматично рассматривающим глиняную посуду, и миниатюрной эльфиоркой с лицом, исполосованным шрамами, и зыркающей по сторонам. Странный эльф – слишком грузный фигурой, – не обращая на новоприбывшую клиентку никакого внимания, ввинчивал в железную кружку поломанную ручку. Виксарт зашуршал на стойке какими‑то травами. В большой подсохший лист насыпал измельченного табака, потом скрутил крепко, пробормотал имена духов и, прикурив с их помощью, затянулся клыкастой пастью. Повеяло сладковатым дымом. Стараясь не морщится, я стала высматривать Фаррда. В прошлый раз Кейел шел сюда так целеустремленно, что и сомнений не возникало – Фаррд тут постоянный посетитель и искать его надо именно тут, или начинать поиски отсюда.

На поясе внезапно что‑то защекотало, будто на талии смялась рубашка и легонько коснулась кожи. Я резко обернулась и, не успев толком сообразить, что произошло, ухватила тонкое запястье эльфиорки. Воровка за считанные секунды и полу моего плаща отвела, и кошель нащупала, но срезать маленьким ножом не успела. Поняв, что ее поймали с поличным, глаза широко раскрыла и явно к побегу приготовилась. Я медлить не стала и, воспользовавшись сложившейся ситуацией, прошептала быстро:

– Ксанджи!

Духи испепеления вспыхнули мгновенно, но эльфиорка так ловко извернулась, что даже будь у меня желание, я бы ее не удержала. Еще доли секунды – и она в дверь выскакивала, что радовало – без добычи. В харчевне ни на секунду гул голосов не смолкал. Наоборот, загалдели активнее, кто быстро разобрался в произошедшем, уже смеялись и вслед воровке улюлюкали, свистели, каркали что‑то на своем языке. Несколько васовергов, стоявших у разных столов многозначительно переглянулись, а затем дружно направились вслед за ней. Я даже кошель на всякий случай перепроверила, потом и сумку – все было на месте. Выходит, у рогатых свой интерес к эльфиорке имелся.

Нахмурившись, я стянула косынку с лица и скинула капюшон с головы – васоверги на меня реагировали, как и прежде: с любопытством приглядывались, но никто приставать был не намерен. Повернувшись к стойке, удивилась – виксарт, куривший самокрутку, крючковатым пальцем играл с одним из моих духов. Будто ласкал его желтым когтем по пламенному боку, а тот и рад был ластиться.

– На ритуал Ярос‑сти прис‑с‑шла? – спросил виксарт, выпученные глаза на меня скосив.

– Нет, по делу. Фаррда ищу, знаешь такого?

И он знал. Тонкую шею вытягивая, на один из столов долгий взгляд бросил. Я проследила. Фаррда сразу узнала – щека со шрамом и прорехами, пустая, ничем не прикрытая глазница, светло‑серые волосы, едва видневшиеся из‑под четырех рогов. Он наблюдал за мной, прищурив целый глаз и ковыряя в зубах какой‑то спицей. С ним за столом сидело еще двое васовергов, эльф и виксарт. Склонившись над столом, они что‑то с интересом обсуждали. Изучающий взор Фаррда я выдержала, затем кивнула виксарту в благодарность, а он со страшной улыбкой тихо пожелал:

– Удачи‑с‑с…

Отозвав Ксанджей, я направилась к Фаррду. Во время короткого пути взгляды на себе ловила, но презрения или насмешки в них не чувствовала. Радовалась, что еще после севера изменения в себе не только ощутила, но и убедилась в них по осторожному поведению окружающих со мной. И сейчас только на руку играло, что во мне сходу какую‑нибудь наемницу видели, но никак не безобидную девушку.

Фаррд, следящий за мной, ногой пнул одного из васовергов. За столом мигом беседа оборвалась, а потревоженный мужчина – самый плечистый, но самый же короткорогий – поднялся мне навстречу и путь загородил. Вырос, как скала, едва ли потолок рогами не подпирая.

– Дагракх харга, – выплюнул он.

В глаза ему смотреть было сложно – надбровные дуги, будто плавленые, сползли на них, пряча в густой тени. Пока я медлила с ответом, васоверг руки на груди скрестил, подбородок высоко задрал и продемонстрировал желтые клыки и широкие передние зубы.

– Я вашего языка не понимаю, – громко произнесла я, стараясь заглянуть ему за спину.

Виксарт к Фаррду склонился, но за широким телом васоверга я не видела его лица. Уставившись на воина‑скалу, громче произнесла:

– Мне нужна информация. Я знаю, что Фаррд может мне помочь.

Прошло еще несколько утомительных секунд прежде, чем раздалось шипящее приглашение:

– Прис‑с‑аж‑живайс‑ся. Ранхор радак. – Последние два слова заставили громилу сдвинуться с места.

Глядя на него снизу вверх, я пролезла к столу. Усевшись на табурет оценила собравшихся, но сразу же себя в руки взяла. Как говорила Елрех: главное – страх им не показывать. Но страх при виде головорезов – рациональное чувство, которое стыдиться мне не хотелось. Впрочем, надо.

– С тобой говорить могу? – спросила я, глядя на виксарта.

Он кивнул.

– Я ищу кое‑кого, но не знаю, могу ли говорить при посторонних.

Виксарт снова к Фаррду склонился и что‑то прошептал. Фаррд на своем произнес что‑то эльфу, а тот – ему. Пришлось ждать, когда они, судя по интонациям, улыбкам и кивкам, на дело сговорятся, а только потом наслаждаться уходом ушастого.

– Впервые к вас‑с…сверкам приш‑шла? – с трудом проговаривая и даже коверкая слова из‑за шипящих, спросил виксарт.

Я сцепила руки в замок и, на стол облокотившись, кивнула.

– Тут дела ведут иначе. С‑сначала о с… с‑с… – он замолчал ненадолго, кривясь и клыки скаля, затем его кадык заметно дернулся, и он закончил: – О себе рас‑скажи.

Глубокий вдох не расслабил, а под взорами нелюдей никак не удавалось собраться. Только одна мысль колотилась в голове: «не показывай им страх».

– Даже и не знаю, с чего начать, – нахмурившись, ровным тоном произнесла я.

Ближайший васоверг, не тот громила, а помельче фигурой, придвинул мне свою кружку. Я на него уставилась, как надеялась, пытливо, и он вскоре что‑то виксарту сказал. Тот перевел:

– Пей. Напряж‑шенно выклядиш‑шь.

После него пить?..

Задержав взгляд на бурых губах, с рваным шрамом в уголке, я взялась за тяжелую кружку. Не позволяя себе опомниться, прогоняя образ желтых зубов рогатых существ, отхлебнула пойла. Приторная сладость заполнила рот, плотно обволокла язык, напоминая ликер. Однако схожесть развеялась быстро – запекло во рту, закололо в носу, как от ядреного хрена, а горькое послевкусие перебило сладость. Слезы выступили на глаза, на миг прояснилось в голове, но через мгновение затуманилось легкой дымкой. Позволяя жару в груди остыть, я прочистила горло кашлем и с благодарностью протянула напиток обратно васовергу. Он выставил руку в отказном жесте, затем махнул пятерней и подозвал к себе разносчицу. Кажется, заказать новую порцию.

– Я натворила много бед, – наконец‑то, подыскав первые слова, произнесла я.

Виксарт тут же начал переводить Фаррду; последний стал почесывать целую щеку, не сводя с меня пристального взгляда.

Я продолжила смелее:

– В Фадрагосе не осталось никого, кто бы помнил мое настоящее имя, поэтому зовите меня, как все тут: Асфи. Пришла я… – выдохнула шумно, запрокидывая голову, – с севера, наверное, и пришла. До этого весь Фадрагос обошла, где только не побывала.

– Ис‑згнанница? – спросил виксарт.

– Нет. Я дом свой потеряла еще, кажется, в прошлой жизни. И как‑то так вышло, что на севере очутилась, а оттуда – сюда. Дело у меня есть, которое поможет друзей вернуть.

– Куда? – Он склонил лысую голову к костлявому плечу и, словно догадавшись о чем‑то, добавил: – К ж‑жизни?

– Ну… – слова полуправды складывались гладко, но вопросы вводили в ступор. – Нет, наверное. Живы они, но ценить им меня пока не за что. И кое‑кто может помочь мне.

– Кто?

Я склонилась над столом и тише сказала:

– Стрекоза.

Виксарт равнодушно озвучил Фаррду, а тот удивленно хмыкнул. Что‑то отвечал долго, после чего виксарт ко мне обратился:

– Вс‑стречу твою с‑ш‑с ней ус‑строить мош‑ш‑но. Но с‑што взамен?

– Я заплачу. – К этому вопросу я была готова и, почти не оставив Елрех налички, денег взяла с собой прилично. – Назовите стоимость.

– Ты в первый раз‑с к нам обратилас‑с, – не задумываясь, произнес виксарт. Откинулся на спинку лавки и поскреб желтым ногтем столешницу. Выковырял из‑под него мигом забившуюся грязь, стряхнул на пол и добавил: – Мы ничего о тебе не знаем.

Разумно и осторожно… Я скрестила руки на груди и, на манер собравшихся, тоже постаралась расслабиться.

– И что вы хотите?

– Имена.

– Чьи? – Я вскинула брови.

– Твоих друзей.

Что? Первое мгновение я еще не понимала, о чем меня просят и для чего, но постепенно суть стала доходить. В лице холодело, а в животе все тугим узлом стягивалось. Не нужно спрашивать, зачем головорезам знать тех, ради кого я сунулась в Васгор. И так все ясно.

– Или тайну, – снисходительно улыбнувшись, виксарт предоставил выбор.

– Какую тайну?

С этим словом мои ассоциации заиграли опасными красками. По спине пробежал озноб, и я едва не поежилась.

– О с‑себе тайну, которую мы проверить с‑смож‑шем.

От сердца отлегло. Им ведь неоткуда знать, что мне известно о тайне Энраилл, или о трагедии Аклен и Ил… Стараясь скрыть облегченный выдох и за короткие секунды взять себя в руки, я промочила губы резким напитком и спросила:

– Информация стоит так дорого? – не позволяя им ответить, отставила кружку и решила надавить. Чем черт не шутит, может, сумею урвать лидерство в этой сделке и выторгую себе более безопасные условия. – Встречу устраивать не обязательно, просто скажите, где я могу найти Стрекозу, и я сама ее найду.

– Нет, – покачал головой виксарт, – информация – дес‑шевле. Д’такмар. – Указательным пальцем почесал нахмуренный лоб. – С‑с‑сотруднич‑ше‑с‑с‑с…

Резко махнул головой и скривился.

– Я поняла.

Не продолжая бессмысленные торги, полезла в сумку. Сыграю девочку‑дурочку. Покажу им флягу, добытую на севере, скажу, что там ее с трупа забрала. Она недешевая, точно недешевая, должна заинтересовать, а откровения, откуда добыта, послужат нашим маленьким секретом. Хоть бы прокатило…

Пока я в сумке ковырялась, меня накрыла плотная тень и стремительно двинулась дальше. Край столешницы пролетел у носа, обдавая кожу сквозняком и заставляя отпрянуть. Звон и треск перекрыли гам громкого пьянства соседних столов. Залаял пес. Раздался мягкий стук – и пес, взвизгнув, заскулил, рыжим размазанным пятном заметался по залу, а после, забившись где‑то в углу, продолжил истерично скулить. Я бросила сумку, схватила кинжал и, подобравшись всем телом, попыталась разобраться в случившемся всего за секунду‑две.

Васоверг, угостивший меня выпивкой, лежал под перевернутым столом и пытался сбросить его с себя. Длинные рога оказались под его спиной и явно мешали, заставляя сильно выгибать спину и опасно выпячивать грудь с животом. Другой васоверг, незнакомый мне, ударил его ногой так, что у лежачего, казалось, должна была отлететь голова. И хоть били не меня, но от громкого хруста мою челюсть свело резкой болью. В стороне пара васовергов теснила громилу, второго охранника Фаррда. Виксарт, раскинувшийся на земле, перепачканный едой и закуской, с трудом поднимался. К нему‑то и подошел затейщик драки.

Крупный васоверг, с хрустом размяв широкую шею, отшвырнул пыльным носом сапога ботву, валяющуюся перед ним. Занес кружку над врагом и медленно наклонил. Темно‑зеленое густое пойло тонкой струйкой потекло вниз, зашлепало по лысой голове, перепачкало лицо, залило лупатые глаза. Тихо зазвучала насмешливая речь, которую я, к сожалению, разобрать не могла. Однако Фаррд, слушая ее, оживился. Хватаясь за столб, в который, видимо, его швырнули, поднялся и вытер кровь с разбитого лба. Одним глазом буравил недруга, на миг бросил требовательный взгляд на громилу, но тот отступал перед численным преимуществом.

Если я сейчас помогу Фаррду, потом смогу рассчитывать на постоянную помощь? Вот и главарь чужой банды повернут ко мне спиной. Кинжалом бок проткнуть – и отскочить. Только медлить больше нельзя. Я подобралась, но предпринять ничего не успела.

Фаррд сплюнул под ноги и, шатаясь, с ревом оттолкнулся от опоры в сторону врага. Враг тоже не медлил. Растеряв веселье и надменное добродушие, скривился и кружку впечатал в голову виксарта – железо звонко отозвалось, а виксарт рухнул на пол. Фаррда васоверг встретил еще на подходе, ударяя кулаком в живот. Ухватив за плечо второй рукой, приподнял над землей и опрокинул на спину. Вдогонку с размахом опустил тяжелую подошву на выпяченную грудь. От четкого звука ломаемых ребер и короткого болезненного стона, хотелось зажмуриться. Васоверг, не позволив Фаррду схватить себя за ногу, сразу же пнул его в бок. Все то время, что я медленно вставала с табурета, уцелевшего посреди развала, удары сыпаться не прекращались. На негнущихся ногах, я отступила в сторону, чтобы лучше рассмотреть Фаррда и попытаться узнать в нем его. Каша, или лицо? Руки с пальцами, или обломанные ветки? И из‑за крови темной, смешавшейся с грязью, ничего толком не было видно.

Сердце сжималось при каждом вдохе, который приходилось чуть ли не отвоевывать. Грудная клетка отказывалась разжиматься, а мышцы – расслабляться. Когда безумный васоверг с удовлетворенным выдохом закончил избивать нужного и важного мне информатора, у того из вмятого носа пузырилась кровь. Страх охватывал все сильнее. Так умирала Феррари… Ее внутренности были выдраны, организм не мог функционировать дальше. То же будет с Фаррдом? Он вроде бы дышит… Но и малышка тоже кое‑как дышала. Выживет ли? О Ксанджах забыла… Успела бы Фаррда с их помощью спасти? И что делать теперь? На помощь Айссию звать? Только сначала необходимо как‑то оттащить Фаррда от свидетелей, а потом надеяться, что он меня простит за то, что вылечила. Васоверги ведь презирают лечение.

– Дарок, тикранг хамор дар, – донесся низкий голос васоверга, одним ударом вырубившего того, что меня угощал.

Я заметила краем глаза, что он указывает на меня безумному главарю, и сама на главаря уставилась. Губы разомкнула и, воздуха глотнув, приготовилась звать духов испепеления. Однако главарь медлил: внимательным взором изучал меня с ног до головы, бегло зацепил сумку, упавшую на пол, и не оставил без насмешливого внимания кинжал в моей руке. За эти долгие секунды я тоже успела рассмотреть мужчину: на лице шрамов было мало, один лишь, самый большой, пересекал широкие губы; светлые глаза в тени бровей блестели сталью; светлые, какие‑то грязно‑серые волосы прятались под рогами, падали на широкие плечи; сами рога, все четыре, были на месте, целые и, судя по металлическому окрасу, окрепшие – выходит, васоверг немолодой. Он уступал ростом громиле Фаррда, но все равно, стоя под потолочной балкой, склонял голову. Скривив рот в презрительной усмешке, что‑то спросил – голос звучал мягко, бархатисто, но в тишине харчевни разборчиво.

– Я не понимаю, – ответила я, быстро оценивая положение его приятелей.

Холодные капли пота покатились по лбу, выступили над губами, пропитали рубашку. Я стиснула кинжал крепче.

– Чего высматриваешь? – почти без акцента спросил васоверг.

В этот момент Фаррд застонал и, кажется, попытался приподнять голову, но длинные рога, зажатые его же телом, не позволяли ему даже пошевелиться. Он сильно закашлял. Через рваную щеку кровь плеснула фонтаном, а затем обильно потекла.

– Мать твою… – глядя на чужие мучения, протянула я.

Васоверг расхохотался.

– Чтоб я знал эту шлюху, – сквозь смех произнес он, – сам бы ее живьем закопал.

Что? О чем он говорит?

Прокручивая в голове наш короткий диалог, я смогла‑таки отвлечься от Фаррда. Васоверг, все еще смеющейся над моей «шуткой», ухватил с соседнего стола тряпку и принялся вытирать руки. Кивнув на Фаррда, улыбнулся мне.

– Не знаю, какие дела у тебя с ним, девица, но связываться с этим куриным дерьмом я тебе не советую. Я давно говорил, что тварь до последнего из союзников выжимает выгоду, а потом отправляет их умирать. Одним других продает, других – третьим, а когда и те платить больше не могут, и их продает. Как оклемается, передашь ему, чтоб ни он, ни его сладкоголосые яйцелизки рядом со мной не показывались. – Бросил тряпку на лицо Фаррду, будто обозначал последний штрих своей небрежности к нему, и тремя шагами подошел ко мне вплотную. Склонился, обдавая жаром и кислой вонью, вынуждая отстраняться, и добавил: – В следующий раз я его уже убью. Так и передай, поняла?

Я, стараясь и в глаза ему смотреть, и голову сильно не задирать, кивнула.

– Вот и умница.

Мазнув по моему плечу тяжелой ладонью, он направился к выходу, а я так и стояла посреди развала под взглядами множества отребья, по какой‑то причине не смеющего вступиться за избитых и осторожно опускающего глаза перед этим главарем. Окровавленный Фаррд не подавал признаков жизни, но почему‑то я верила, что он выкарабкается. Рядом с ним валялся без сознания виксарт, чуть дальше под столом распластался охранник этой компании. Громила, совершенно невредимый, неспешно подошел к нему и, упираясь носком сапога в его щеку, пару раз покачал голову. Раздался тихий скрип‑хруст – кажется, поломался рог. Громила что‑то недовольно пробормотал и, руки в бока уперев, сплюнул на пол.

Внимательно наблюдая за ним, я отступила. У табурета медленно склонилась, быстро схватила сумку и, стискивая ее, бесшумно прокралась к выходу. Стоя на пороге, в последний раз окинула беглым взглядом притихших посетителей, разгром, побитого пса, залезшего под лавку… И выскочила на улицу.

Глава 14. Свобода. Первые впечатления  Кейел  

«У нее нет границ, Кеша. Лети же, бестолковая птица!»

Ветерок резвился, лохматя волосы и бросая их на лицо. Я снова отвернулся, убрал пряди за уши и попробовал откусить лепешку. В этот раз получилось. Только я отнес ее от лица, как порыв ветра вновь завертелся и опять швырнул волосы в лицо. Стоя на пригорке и пережевывая завтрак, я запрокинул голову и улыбнулся. Кроны деревьев темнели на фоне ясного неба так высоко, что от их вида закружилась голова. Мир завертелся! Яркий, насыщенный, неизведанный… Листва шумела, скрипели ветки и стволы, а птицы подпевали им. Густой и тяжелый аромат хвои распространялся от редких сосен, обволакивал все вокруг, теснил прелый запах листвы, оседал терпкой горечью на языке. И я наслаждался им. Он словно разделял мои чувства – такие же тяжелые и густые, но при этом – странно – приятные, ни на что не похожие. Кажется, я влюблялся в него, в этот запах.

Запив лепешку водой, набранной рассветом ранее в ручье, я присел на корточки и принялся засовывать бутыль в сумку. Проверил скудные запасы и шумно вздохнул. Выйти бы к закату на дорогу или колею, все было бы проще… Ноги ломило от усталости, натертые стопы жгло, а мозоли на пальцах дергало. Разуваться не хотелось. Незачем лишний раз портить себе настроение.

Мелкая пичуга вспорхнула из зарослей папоротника, уселась на нижнюю ветку дерева и зашлась трелью. Ей отозвались со всех сторон. Я улыбнулся.

Не стоит переживать о том, что уже не исправить. Надо двигаться дальше.

Путь, судя по редким прогалинам, предстоял непростой. Солнце уже заливало лес, пробираясь под ветки, разгоняя мрак и борясь с сыростью. Я не стал больше медлить – вдохнув глубоко, резко поднялся и, не обращая внимания на боль в ногах, стал спускаться с пригорка. Как бы ни хотелось забыть и забыться, все вокруг невольно напоминало о прошлых рассветах и закатах. Пробуждался стыд, кормил страх сомнениями.

Густой орешник никак нельзя было обойти. Задетые листья сбросили на меня росу, окропили голову, холодом коснулись шеи; капли затекли за шиворот, заставили поежиться, напомнили о слезах Шиллиар…

Непроглядный мрак укрывал Солнечную, когда я выходил из родного дома. Ветер стучал ставнями, скрипел калитками, расшатывал заборы. Я крался по двору, словно вор. Хотел было вернуть взятую еду и дедовскую одежду, но Шиллиар прогрохотало так, что затряслись окна в доме, а затем расплакалось прямо надо мной. Я ловил первые капли ладонями, не веря, что оно плачет над Солнечной, но растирая их на ладони, стирал и иллюзии. Когда рыдания стали сильнее, я пытался держать плечи прямыми, но у меня не получалось. Слезы быстро пропитали одежду, вымочили сумку, утяжелили дорогу, будто я тоже был виновен в зверствах.

В окнах сторожевого домика кружилась пара Охарс, самого сторожа не было видно. Я опасался, что охранные духи выдадут меня, но они даже не показались рядом. Ворота были крепко закрыты, но я знал лазы в заборах, которыми пользовался еще мальчишкой. Дерево намокло и стало скользким, и я без труда пролез через узкое отверстие. Оказавшись за забором, на миг обрадовался, но сразу же опомнился. Что подумают обо мне, когда не найдут в деревне? Поймут ли? Дождется ли Лери?..

Долго топтался на месте, не решаясь двигаться ни назад, ни вперед. Насквозь промок под слезами Шиллиар, продрог, ощутил голод и, вспоминая домашнее тепло и сухость, хотел вернуться. «Ты слабый», «у тебя скверный разум», «ты не защитишь нас» – лучше любого ремня и кнута подстегнули двигаться вперед.

Луна не пробивалась сквозь покрывало Шиллиар, а его слезы еще и застилали глаза. Склон быстро размыло, и я в полной темноте, словно слепой, поднимался по нему несколько раз. Падал, съезжал и снова поднимался. С вершины потекли ручьи грязи, скользили между пальцев, пачкали руки, штаны, полы плаща. Добравшись до небольшого выступа, я зашвырнул сумку наверх, а затем, цепляясь за кусты, уже налегке забирался сам.Потом много времени потратил, чтобы отыскать сумку в густой траве, примятой ливнем. А Шиллиар не прекращала тяготить…

Я поскользнулся на сыром пеньке и, проехав по нему пяткой, едва не упал. Зашипел от боли в ногах и зажмурился, пережидая, когда она затихнет. Воспоминания о трудной ночи развеялись.

Вокруг лес дышал жизнью, капли росы ослепительно блестели на листве. Я сжимал лямку сумки и всячески отгонял мысли о возвращении домой. Там хорошо… Матушка каждое утро печет блины, а отец рассказывает обо всем, что происходило на строительстве причала – о том, что не успел или забыл рассказать еще за ужином. Потом работа до обеда, а после, пока Солнце в силе, можно и с Лери повидаться. И со смертью Солнца – еще раз…

Надеюсь, она не плачет… Пусть бы не плакала, пусть бы догадалась, что я вернусь. Я ведь обязательно вернусь к ней.

Долго пришлось слоняться по оврагам. Казалось, я плутал на одном и том же месте, но своих же отметин на деревьях не встречал, потому не позволял себе волноваться. Лишнее беспокойство в лесу только вредит. Я остановился у дерева, примостил сумку рядом, стянул тяжелый плащ с плеч. Дохнув на ладони, похлопал ими и, подпрыгнув, уцепился за нижнюю ветку. Ноги ошпарило, в глазах замерцали яркие пятна. Перетерпев боль, я полез выше. Забрался настолько высоко, насколько позволяли силы. Встав на крепкую ветку в полный рост, обнял ствол и огляделся. Колеи видно не было, но среди гущи кустарников белел просвет. К нему и направлюсь. Как правило, существа перемещаются в лесу от прогалин до прогалин, от поляны до поляны, так и появляются тропы.

Вскоре оправдались предположения, накатило чувство радости.

Узкий ручей петлял среди камней, уводил к пологой местности и в конце впадал в небольшую реку. Она шумела, колотясь волнами о каменное дно, пенилась и искрилась; водяная взвесь рождала радугу.

Вдоль реки я прошел всего ничего – пару шагов Солнца, – как наткнулся на тропу, наверняка оставленную разумными существами. Впервые за все рассветы мне удалось посидеть на прогретом и сухом камне, а заодно спокойно пообедать все той же черствой лепешкой и ледяной водой с реки.

Плохо, что пришлось сходить с дороги, но лучше заплутать, чем не заметить следы нечисти и попасть в ловушку. Бывало такое, что и деревенские не возвращались из лесу, который с детства знали, как родной дом. А потом их находили совсем недалеко, исхудавшими, обессиленными настолько, что они не могли ходить и кричать. Лес безжалостен к малейшим ошибкам, к любой невнимательности. Однако лес до последнего оставляет шансы на выживание, а нечисть заставляет умирать в муках и без надежды на спасение.

По тропе от реки я быстро вышел к колее и сориентировался по местности. До ночи топтал грязь, а лес все не кончался. Духи мерцали над головой, когда я в последний раз подумал развести костер, но устало брел дальше.

Ночью ветер казался ледяным – пробирался под сырую одежду, пронизывал до костей, сводил их ломотой. Однако временами становилось жарко и хотелось распахнуть плащ. Сухие глаза начали слипаться лишь под утро, когда Охарс были уже не нужны. Я зевал, растирал щеки – гнал сон. Шел вперед, спотыкаясь на каждой кочке, но не позволял себе останавливаться. Мне нужно в город.

С полнолунием они уйдут…

Лес кончался. Темная и яркая зелень листвы сменилась мягкой желтизной тростниковых полей. Поля шумели, кружа голову и оглушая, и я не сразу услышал голоса. Земля ходила ходуном, мешая разглядеть приближающихся.

– Ты куда это пошел? Тебе же сказали: стоять!

Их было трое. Четверо, шестеро…

Я потер глаза, мотнул головой – немного стряхнул сон.

Трое мужиков в кое‑как залатанных плащах, штанах, в грязных рубахах и растоптанных сапогах обступили меня. У каждого кинжал за поясом имелся, а у лысого и бородатого верзилы еще и топорик маленький.

– Три раза повторил, – оправдывался кудрявый человек перед лысым. – А он все идет и идет!

Я молчал, разглядывая их, а они хмуро рассматривали меня. В жизни разбойников не встречал, но сразу понял – они.

– Деньги давай, – подтвердил мои мысли лысый и потеребил пушистую бороду.

Вздох вышел обреченным. Я развел руками, но они так потяжелели, что едва не упал.

– У меня их нет.

– Что, совсем? – опешил тощий фангр, но присмотревшись ко мне внимательно, все же поверил.

– Тогда отдавай, что есть, – не растерялся кудрявый и за сумкой потянулся.

Я попытался удержать ее, но шлейка легко из руки выскользнула. И так хорошо стало… Давно надо было бросить ее где‑нибудь.

– И что это? – донимал все тот же тип, рыская в моих вещах, словно там было, что рассматривать. – Это все, что есть?

Я кивнул. Они не поверили – сумку вытряхнули. Краюха лепешки упала в подсыхающую грязь, бутыль скатилась в ямку. Маленький кусок сыра мужики даже не заметили, и лысый растоптал его. Продолжая стоять по середине дороги в тесном кругу, они держали мою сумку и переглядывались. Я просто ждал. Быстрее бы хоть как‑то все это закончилось.

Вдруг синяя рука фангра показалась из его плаща – вышла наружу через прореху. Пощупала воздух и снова исчезла. Кудрявый поднял ногу, задрал носок, подошва повисла, будто рот разинула. Лысый хмыкнул.

Мужиков осенило.

– Ну, – протянул лысый, бросая сумку на землю. – Сапоги хоть давай.

– Сапоги? – голос тоже едва звучал и, кажется, болело горло.

– Сапоги, сапоги, – закивал фангр.

Я вспомнил о мозолях и понял, что привык к постоянной жгучей боли, даже замечать ее перестал.

– А, да, это с радостью.

Неподалеку лежал валун; метелки тростника поглаживали его поверхность. Я указал на него, спрашивая:

– Я присяду?

Лысый плечами пожал и рукой махнул.

Троица плелась за мной, ни на шаг не отставала. Фангр дышал в затылок. Будто опасаясь позабыть о главном, произнес на ухо:

– И плащ. Плащ не забудь.

– Забирай, – согласился я, с нетерпением развязывая тесемки на груди.

Пальцы путались в них, затягивали узлы, но вскоре непосильную тяжесть с плеч удалось скинуть. Потеплевший к обеду ветерок коснулся разгоряченной кожи, охладил ее. Я присел на камень и, вытянув ноги, закрыл глаза. Хорошо… Вдохнул полной грудью, дрожащей рукой вытер пот со лба и поморщился – ноги разобрала пульсирующая боль.

Мужики опять столпились надо мной. Морщили лбы, смотрели с нескрываемым подозрением. Ждали, когда сапоги отдам. И я стянул. Осторожно, стараясь кожу вместе с ними не снять. Местами она давно спарилась и облезла, местами струпья все же содрались, и следом сразу защипало, запекло. Некоторые мозоли нехорошо вскрылись; кровь пошла грязная. Я поочередно подкинул сапоги разбойникам, вытянул босые ноги и, закрыв глаза, блаженно застонал.

Молчание затянулось, а мужики явно не спешили его нарушать. Я приоткрыл один глаз. Любопытно же, чего не уходят? А они все так же толпились, только теперь не сводили окаменевшего взора с моих ног. И показалось, будто даже погрузились в глубокие мысли. Вспомнили чего?

– Ну, это, – заговорил кудрявый, любовно прижимая сапоги к груди. – Мы пойдем.

Я улыбнулся, как мог, но, кажется, только хуже сделал. Кудрявый понуро голову опустил и побрел к лесу. Фангр и лысый прощаться не стали – молча поплелись вслед за приятелем. А я поморщился… Совсем забыл!

– Погодите! – вытянулся вперед, стараясь ногами не двигать.

Мужики мгновенно остановились и развернулись; у всех троих надежда в глазах застыла.

– А до Заводи далеко? – спросил я.

– Не! – хором отозвались. И лысый первенство взял: – Меньше полушага Солнца!

– Вон, погляди, – подхватил фангр, указывая на горизонт, – пригорок видишь? Вот сразу с него Заводь видна.

– Спасибо!

Они улыбнулись широко и дорогу продолжили гораздо бодрее. Будь силы, я бы посмеялся от души, а так только усмехнулся, стараясь на ноги не смотреть.

Немного отдохнув, поднялся и без спешки захромал дальше. Хотелось пить, но вернуться за бутылью даже в мыслях не мог. Просто дойти до города, а там что‑нибудь придумаю.

– Мужик! Мужик! – кричали позади.

Я оглянулся и прикрыл ладонью глаза. От леса ко мне бежал кудрявый и махал рукой.

– Стой, мужик!

Невольно взгляд опустился на босые ноги, на душе стало сквернее. Неужели догола разденут?

– Стой мужик, – сорвавшимся голосом повторил разбойник.

– Стою! – успокоил я. Будто убежать в состоянии…

Он догнал меня, запыхавшийся, но счастливый. Отдышался, а затем ладонь раскрыл и протянул. На ней лежало четыре медяка и даже поломанная серебрушка.

– На, держи, – с довольной улыбкой прохрипел кудрявый, – последнее наскребли. Купи себе чего‑нибудь поесть в Заводи. И это… извини…

– Да ничего, – я потер лоб, удерживая смех, – бывает.

* * *

Шум и тычки в плечо – первое мгновение, когда я понял, что вижу перед собой город. Каменные стены уходили куда‑то вверх, куда я был не в силах посмотреть. Я поднимал голову, старался разглядеть, где заканчивается высокая стена, но яркое солнце слепило, стена сливалась с небом, а затем все темнело. Тычок повторился, и я повернул голову.

– Слышишь меня? – спросил эльф, вцепившись в плечо.

Его рука весит слишком много…

– Я тебя спрашиваю: с какой целью ты в Заводь Ал’лирты пришел? Эй, парень. Падать не вздумай. Стой, тебе говорю. Ливаль!

Крик резанул по ушам, и я скривился, попробовал отступить, но эльф удержал меня. Кажется, охранник города.

– Пришел и стоял тут, как пьяный, – говорил он подошедшему фангру.

– Так, может, набрался где?

– Нет. Хмелем не несет, а вот больной он – это точно. Зови знахарку, наверное. На целителя у него денег не найдется. На ноги вон глянь.

– Я к Ромиару, – прохрипел я, пытаясь прийти в себя.

– Чего? – эльф склонился ко мне. – Вот дела! Что говорит? Даже я не слышу!

Я нашел в себе силы на то, чтобы вцепиться в ворот его рубахи и повиснуть на нем. Он пошатнулся со мной вместе, но удержал нас обоих на ногах. Я прорычал ему прямо в ухо:

– Р‑ромиар‑р! Шан’ниэрд. Беловолосый. Он исследователь. Найдите и скажите, что Кейел пришел.

– Беловолосый, говоришь?

– До полнолуния найдите…

Хоть бы успеть…

Вскоре меня усадили на лавку, установленную сразу за городской стеной. Рядом сновали охранники, менялись сменой, сплетничали, шутили, смеялись. Я вцепился в лавку двумя руками и боялся двигаться. Грязь на ногах смешалась с кровью, перепачкала все. По земле ползали муравьи, букашки, мухи летали низко, садились на ранки, на содранную кожу. И те, и другие ползали по мне – неприятно. Хотелось согнать их, но я не шевелился. Движение вправо, движение влево, вперед‑назад – просто рухну без сознания. И холодно. Никогда еще мне не было так холодно.

Не зря существа прячутся от слез Шиллиар…

Не знаю, сколько я так просидел, но, кажется, вновь задремал. Вздрогнул от прикосновения. Незнакомый охранник, гелдов, принес воды. И я с радостью отцепился от лавки и взялся за кружку. Руки тряслись, вода едва не расплескалась, но гелдов помог. Напившись, я поежился и поблагодарил огромного охранника.

Гелдова я видел второй раз в жизни…

И снова на неизвестное время дремота околдовала сном, затмила реальность, оставляя разум лишь частично подвластным. Кости ломило, голову словно зажало в камнях, а каждый шорох резал слух. Но сон был сильнее… Казалось, ничего не способно было вырвать меня из него.

– Где он? – я услышал знакомый голос и взбудоражился.

Сон исчез бесследно. Надеясь, что не мерещится, голову поднял.

Она…

– Ты? – удивилась полукровка.

Белые волосы сияли под солнцем, и я щурился болезненно. Она подошла, склоняться и не думала. Спросила громче:

– Что тут делаешь?

– Вас ищу, – просипел я. Откашлялся в кулак и уточнил: – Ромиара, тебя… Наверное…

– А с ногами что сотворил? – Полукровка быстро на корточки опустилась, отчего голова закружилась и затошнило. Холодными пальцами надавила на вспухшую рану. – Болит?

Я едва не прыснул от жгучей боли, но, зубы стиснув, сдержался.

– Терпимо.

– Заразу занес, гной нехороший, – ровным тоном проговорила и встала. – За мной иди, тут до Аспидов недалеко, а там помогут.

Она, не оглядываясь, зашагала прочь, а я сидел, собираясь с силами. После ее прикосновений, ногу дергало, и будто даже колено подгибалось. Набрав полную грудь воздуха, я поднялся. Опираясь на стену, устоял. И стараясь девушку из виду не упустить, осторожно захромал следом. Как ее имя? И почему не запомнил?

Охранники у ворот толпились, до прибывающих в город им и дела не было. Видимо, только к совсем подозрительным подходили. Беловолосая фангра остановилась на обочине широкой дороги и, зацепив пальцы за пояс, стала ждать меня.

А я плелся медленно. Быстрее бы идти, но не могу.

Глянул под ноги. И вправду о городах рассказывали – улицы камнями застилают… И дома высокие. Крыши добротные.

– Идти‑то хоть можешь? – спросила полукровка, когда мы поравнялись.

– Ну ведь иду же, – устало вздохнул я и улыбнулся.

Она бровь вскинула.

– Сумасшедший человек, ты с такими ногами еще шутишь? Весельчак?

– Нет, – я перестал улыбаться. В висках быстро забилась жилка, тошнотворный ком поднялся к горлу. – Просто учусь быть сильнее.

Жар вспыхнул где‑то внизу, в животе, поднялся быстрой лавиной. Мигом пробрала дрожь, в голове щелкнуло. Огонь охватил мир, а затем все потухло.

Глава 15. Дарок  Аня  

Яркое солнце ослепило. Я, щурясь и прикладывая руку козырьком ко лбу, высмотрела на дороге агрессивную компанию. Она очень быстро удалялась в неизвестный мне район, и чтобы не упустить их, нужно было поспешить. Закинув сумку на плечо, я бросилась следом. Безлюдная улица упиралась в двухэтажный каменный дом и расходилась в две стороны; компания свернула вправо. Узкая улочка в конце темнела под выросшими навесами и досками, будто мостики, закрепленными между окнами домов на втором этаже. Знакомые силуэты терялись в этом полумраке и, к моему огорчению, снова сворачивали.

В этой части города было сырее, душнее, темнее и оживленнее, чем на площадях, неприкрытых от солнца. Однако под ногами не было той грязи, по которой я добиралась к харчевне. Правда, ступать все равно приходилось по настилу из подгнивших досок, а зловоние душило и подгоняло выбраться на проветриваемую часть Васгора.

Компания юных васовергов привлекла меня еще издали. Они сидели на узком крыльце и что‑то тихо обсуждали. Все худые, полуголые – на ногах лишь обмотки тряпья, – но жилистые. Грязные волосы либо собраны в косы, либо обрезаны кое‑как под рогами. Чумазые лица еще не испорчены шрамами, без печати жестокости, но взгляды… Даже от взглядов взрослых васовергов не веяло такой опасностью. В их молодых глазах не было угрозы, не было пошлых намеков – лишь интерес: холодный, расчетливый, оценивающий. Молодняк видел не меня, а то, что у меня можно отобрать. Натянув капюшон сильнее, я плавно прибавила скорости. Дощатый настил пружинил шаги, но выравнивал дыхание.

Я прошла мимо подростков, словно по тонкому канату над пропастью, и даже не удивилась, когда обернувшись, заметила преследование. Они не скрывали того, что идут за мной. Подростки, дети… Даже если они ровесники Егора, то ростом явно пошли в своих отцов. Мне приходилось идти уверенно, но спешить, часто оборачиваться и при этом не упускать впереди идущих васовергов. Я понимала: если побегу – я добыча.

За очередным поворотом едва не вскрикнула, но лишь молча отскочила, обнажая кинжал. Компания поджидала меня прямо за углом, подпирая стены и перекрывая дальнейший путь.

– Чего пристала? – спросил васоверг, избивший Фаррда.

Я растерялась на миг, а один из рогатых с ухмылкой направился ко мне. Зубы скрежетнули, но имя слетело верное – Ксанджи отозвались быстро, заставили мужчину выдержать дистанцию. Позади меня послышались шаги, показался молодняк. Быстро оценив обстановку, мальчишки сделали вид, что прогуливались, и продолжили путь.

– Духами своими меня не пугай, – тихо проговорил главарь и шагнул ко мне ближе.

И от вида его грозного, и от вони хотелось отступить. Попятиться.

– Ты лишил меня информатора, – сказала я, не двигаясь с места.

– Я сам сгорю, но шею твою цыплячью свернуть успею, – проигнорировав мои слова, произнес угрозу.

– Ты знаешь общий язык, – упрямо продолжала говорить я, глядя ему в серые глаза.

Он навис надо мной, сжимая кулаки до скрипа и не отрывая от меня гневного взора, но молчал.

– Ты избил Фаррда на глазах у других васовергов, и никто не вступился за него. Это ваши порядки, или тебя боятся?

– Сейчас интерес твой приглушу. – Двинулся на меня.

– Помоги мне! – потребовала я, стараясь держаться с гордостью.

Мелкая дрожь одолевала ноги, и мне казалось, что еще мгновение – и я просто упаду на колени.

Васоверг остановился с приподнятой рукой для увесистого удара и долго разглядывал мое лицо. Хмурился, поджимал губы, будто хотел сплюнуть. Затем поморщился, фыркнул и отступил. Молча развернулся, руку расслабляя, и отправился по улице дальше. Его подчиненные и слова не сказали, даже косого взора на меня не бросили, просто последовали за ним, словно и не встречали никого на своем пути.

И как расценивать это молчание?

Позади послышался шорох, и я оглянулась. Один из подростков сидел на корточках на перекладине, протянутой между окнами второго этажа. Свесил длинные руки с отростками плетей и немигающим взглядом смотрел мне прямо в глаза – без улыбки, без тени веселья или даже злости. Из‑за угла показался еще один; увидел, что взрослые васоверги уходят и кого‑то подозвал. Духи Фадрагоса, им плевать, что я вижу их! Плевать, что понимаю намерения. Эти не пощадят, не попросят раздеться и добровольно отдать все вещи. Наверняка, они молча, без особой жестокости убьют и сами все заберут. Мне об этом никто никогда не рассказывал, но откуда‑то я это знаю наверняка. Чувствую, что с ними так и будет.

Немедля и не опасаясь показать свой страх перед ними, я побежала вслед за взрослыми васовергами. Уж лучше быть рядом с теми, с кем хоть попытаться договориться можно.

Рогатый главарь не оглядывался. Петлял по улочкам то сужающимся до метра в ширину, то расширяющимися до приличной дороги. Рельеф уходил вниз, и вскоре от резких скатов спасали каменные лестницы. И тут хватало разбросанных и затоптанных костей, крыс, каких‑то муравейников… Детворы становилось больше, и некоторые мальчишки вызывали ужас. Это были совсем дети. Мальчишка лет семи, с короткими рогами, безумно худой, но с круглым животом осторожно следил за мной, укрываясь в тени небольшого помоста. В руках он держал какие‑то объедки: серые, рваные, будто требуха. Съедобные ли?

Следом я увидела второго, третьего… Чумазые, грязные, не по годам хмурые, они с любопытством выглядывали из полуразрушенных домов. Старательно держались тени и постоянно озирались по сторонам, а стоило только раздаться шуму неподалеку, или мне и взрослым восовергам, повернуть к ним голову и прямо взглянуть на них, как они сразу прятались в глубь своих убежищ.

В более тесном закоулке толпились ребята постарше и покрепче. Они обступили сплетенные из колючих веток клетки и что‑то бурно обсуждали, заглушая визг пойманных зверей. Дети увлеклись настолько, что не сразу заметили нас. И стоило только одному из васовергов заговорить громче, что‑то обсуждая с главарем, как они притихли. Насторожились и долго провожали нас напряженными взглядами, медленно отступая к стенам переулка. За их спинами так же медленно открывалась картина, перечеркивающая всю жалость к ним.

В клетке метались не то окровавленные крысы, не то местные звери, которые лишь были похожи на крыс. Сцепившись в клубок, грызли друг друга, затем отпрыгивали в стороны, но зажатые в тесноте, снова вынуждены были вонзать зубы во врага. Несколько пустых клеток валялось дальше, прямо по центру переулка – на единственном свободном пространстве от гниющих трупов различных животных. И не только животных.

Позади раздался звонкий голос, еще не сломленный переходным возрастом, и дети, стоявшие в переулке, бросились врассыпную. Я оглянулась. Подростки – на фоне последней детворы почти молодые мужчины, – приставшие ко мне еще в начале этого района, до сих пор следовали за нами. За мной…

Чувствуя нарастающую панику, я перестала рассматривать закоулки и оглядываться.

Васоверг пришел к широкой улице, протянувшейся ровной полосой между районами. Трущобы остались позади, а впереди виднелось подобие особняков, огороженных высокими заборами. Каменные дома терялись в мареве зноя, но даже так можно было понять, что их хозяева не гнались за красотой, а стремились к практичности. Почти во всем…

Пока мы шли вдоль домов, я видела огромные дворы. Вместо цветов заборы оплетали колючие растения, вместо лужаек повсюду были воткнуты палки, а на них насажаны черепа. Рогатые, безрогие, похожие на человеческие и звериные – казалось, тут их было собрано все множество, доступное в этом мире. Местами виднелись ямы и что‑то похожее на капканы. Ловушки для незваных гостей?

С такими детишками под боком я бы тоже озаботилась любой защитой.

Возле одного из таких домов компания и остановилась. Я догоняла их медленно, не представляя, на что подписалась, и отгоняя любые мрачные фантазии. К тому же путь отступления был отрезан – подростки и не думали оставлять меня в покое. Они брели через дорогу, как я поняла, по своей территории, иногда нарушая тишину заливистым смехом и громкими перекличками. Они забавлялись не надо мной, а просто жили своей жизнью, но, как стервятники, ждали, когда добыча станет доступной.

Главарь, снимая замок и звеня массивной цепью, открывал ворота. Трое васовергов стояли рядом и все со смешливым любопытством наблюдали, как я приближаюсь. Самый низкий грыз ногти и переглядывался со жгучим брюнетом, а последний, трехрогий, зацепив пальцы за пояс, барабанил ими по себе. Сердце колотилось. Я взяла себя в руки и, нахмурившись, остановилась рядом с ними так, будто мы всю жизнь были знакомы и в моем поведении нет ничего необычного.

Петли ворот скрипнули; главарь покосился на меня, хмыкнул и вошел внутрь. Двое последовали за ним, а третий васоверг, проговорив что‑то мне, поторопил приглашающим жестом. Войдя во двор, я обернулась. Смотрела, как продеваются дужки замка в толстые петли ворот. Звон цепей перебивал стук сердца. На что я подписалась?

С другой стороны дороги снова донесся звонкий хохот…

На шею легла тяжесть, и я едва не вздрогнула. Горячие пальцы крепко впились в нее, но не причинили боли.

– Ты домой ко мне пришла, – произнес главарь. – Духов тут позовешь – убью. Кинжал без разрешения в руках увижу – убью. Шуметь начнешь – убью. И если хоть один мой трофей от рук твоих пострадает, знаешь, что с тобой сделаю?

– Убьешь, – предположила я.

– Убью, – подтвердил он.

И наконец отпустив меня, направился к дому. Всю дорогу осматривал черепа, насаженные на палки, будто проверял их целостность. Это и есть его трофеи?

Ветер поднял пыль с твердой земли и понес вихрями к широкому крыльцу. Под тяжелым каменным навесом стояла тень, но от жары не спасала. С каждой минутой все сильнее хотелось пить. На двери, громоздкой, двустворчатой, обитой железом, висело целых три замка. Пришлось скромно подпирать стену, ожидая, пока главарь откроет все. В полумрак дома я входила последней и, проявив вежливость, осталась у порога.

– Чего встала там? – остановившись в центре круглого зала, спросил васоверг. – За мной иди.

Дом оказался большой, но весьма темный, а воздух в нем сухой, хоть и прохладный. Отшлифованные стены не блестели, но выглядели гладкими и ровными. Мебели почти не было, зато повсюду лежали и висели шкуры зверей, черепа облепили стены, а из костей то тут, то там были сложены причудливые горки. Что тревожило – звериных черепов в доме было мало.

Васоверг привел всех в просторную комнату и, раздавая указания подчиненным, принялся стягивать с себя пыльную куртку. С его размахом плеч, казалось, что она вот‑вот треснет по швам. И я ни слова не понимала на языке васовергов, могла лишь наблюдать за их действиями. Брюнет стал снимать плотные шкуры с узких окон, позволяя солнечному свету проникнуть внутрь. Трехрогий ненадолго вышел из комнаты, а вернулся уже с бочонком под мышкой и кружками. Низкорослый раскидывал шкуры вокруг круглого камня с ровной поверхностью. Кажется, камень импровизировал стол.

Главарь сбросил куртку у камина и направился к двери. Проходя мимо меня, произнес:

– За мной иди. И вещи оставь.

Я не мешкала. Примостила сумку в углу и прикрыла плащом, надеясь, что васоверги не полезут в нее. По однотипным залам шли недолго, вскоре спустились в погреб, где главарь нагрузил меня чем‑то съедобным. Кажется… Кажется, по запаху, это что‑то бурое, почти черное и темно‑красное были вяленым мясом и сушеной рыбой. Без разговоров вернулись обратно, а там уселись на шкуры вокруг скудно накрытого стола. Передо мной поставили железную кружку, наполненную до краев. Я присмотрелась к непроглядной жидкости цвета угля и решила не принюхиваться. Только у главаря поинтересовалась тихо:

– Обычной воды нет?

Он сидел напротив и, будто не услышав, продолжил нарезать себе мясо. Разломал серый хлеб – если это клейкое тесто вообще можно назвать хлебом – и только потом поднял на меня глаза.

– Хорошая вода дорого стоит, – дружелюбно заявил он, – а та, что тут бесплатная убьет тебя до следующей смерти Солнца. Даже васоверги стараются ее не пить. Да и на вкус она дрянь дрянью. Пей окрах’кнан, он лучше того пойла, что в Фаррдовском отстойнике подают.

– Это его харчевня? – удивилась я.

Разговорчивость васоверга тоже удивляла, но больше настораживало его гостеприимство. Сначала вытерпят проявленную наглость, домой приведут, накормят, а потом потребуют отработать. Так это, наверное, и случается, когда девушки случайно попадают в рабство.

– Он тут многое к рукам прибрал, – ответил главарь. – До всего дотянуться не может, ему не хватает силы и уважения яростных васовергов. Он ведь как таракан: серьезно навредить не может, но и легко от него не избавишься – хоть пополам разруби, он еще долго по отдельности жить будет. И смотри, чтобы потом не выжил, а на тебя остальных тараканов не натравил. – Поморщился, отчего шрам, пересекающий губу, потемнел, и бросил кусок мяса посветлее мне на медное блюдо. – На, это ешь. У вас, у людей, желудок слабый, не переварит все подряд.

Поблагодарить я не успела – он, как отрезал разговор, переключился на беседу с васовергами на своем языке.

Пока за столом звучали непонятные слова, я постаралась запихнуть в себя еду. Хоть и не была голодна, неизвестность собственной судьбы в ближайшее время заставляла предполагать любые непредвиденные ситуации. Нельзя отказываться от еды, когда в сумке не осталось ни одного съестного продукта. Окна были узкие и расположены высоко, но я понимала, что при необходимости пролезу в одно, под которым стоял еще один каменный блок – не то столик, не то стульчик. Побег я бы не рассматривала, если бы не бесстрашие васоверга перед Ксанджами, проявленное еще на улице. Однако даже при этих расчетах хотелось надеяться, что мне удастся договориться с главарем мирно.

Мясо я жевала лениво, к сладко‑соленому вкусу лишь сначала привыкала, а потом ничего, даже понравился. Напиток и впрямь оказался лучше того пойла в харчевне: напоминал квас, немного скрипел на зубах, зато охлаждал, утолял жажду и совершенно не пьянил. Пока щупала липкий мякиш, украдкой наблюдала за васовергами и пыталась понять, о чем они говорят, над чем посмеиваются. Поняла лишь, что они хорошие приятели. Возможно, боевые товарищи. Однако главарь даже в непринужденной атмосфере оставался главарем или… отцом семейства? На него смотрели, слегка склоняя голову, и не смели повышать голоса, а он тем временем хватал крупные куски мяса с общего блюда и почему‑то лучшие раздавал нам, в том числе и мне, худшие же бросал в свое блюдо.

– Ну, – неожиданно он обратился ко мне, – говори, что хочешь от меня.

Я едва не поперхнулась. Кое‑как проглотила кислый хлеб, запила его и, вытерев ладонью губы, в спешке заговорила:

– Я пришла в Васгор за информацией о воровке.

Главарь усмехнулся – шрам на губе вновь потемнел.

– Хотела узнать у Фаррда о ней, но, думаю, что в ближайшие… эм… рассветы он не сможет мне помочь, – предельно честно выложила все, что могла и растерялась. Не сказала ли чего лишнего? И как раз в задумчивости ляпнула лишнее: – А я бы хотела убраться из Васгора поскорее. То есть… Ты не подумай ничего плохого. Не то, чтобы Васгор мне не нравился, но меня ждут… там.

Черт! Духи Фадрагоса! Возьми себя в руки!

Казалось, главарь едва сдерживал хохот, но он взял тряпку, вытер жирные руки и серьезным голосом спросил:

– И почему я должен тебе помогать?

Этот вопрос я ждала с самого начала. Облизав губы, сцепила руки в замок, вдохнула, как перед прыжком в ледяную воду, и сказала:

– Ты не обязан, поэтому я заплачу. Не прими за наглость, просто рассуди сам: у меня был единственный информатор, о котором я слышала, но ты избил его. К тому же ты первый васоверг, от которого я слышу знакомую речь.

– Могла бы выучить наш язык. Он совсем не трудный.

Я поморщилась. Помню, как некоторые знакомые на Земле ругали немецкий язык. Если бы они услышали язык васовергов, то всерьез решили бы, что кто‑то не может отхаркнуть.

– Сейчас разговор не об этом. Раз ты так разочаровался в Фаррде, может, познакомишь меня с хорошим информатором?

– Ты всерьез полагаешь, что я знаю кого‑то еще? – Он изогнул густую бровь и будто скопировал мою позу: сцепив руки в замок, облокотился на стол.

Я вдруг поняла, почему мебель мало того, что каменная, так еще и без ножек. С таким весом ему пришлось бы часто делать ремонт дома.

– Вероятнее всего, – ответила я, с трудом выдавливая из себя улыбку. – Если бы не знал, то ценил бы единственного и, соответственно, не стал бы избивать его до полусмерти.

Главарь потянулся к черной спице, воткнутой в бурую губку. Осторожно вытащил ее и стал ковырять в зубах. Остальные васоверги с интересом прислушивались к нам, словно понимали все дословно.

– Смекалка у людей часто встречается, – звонко причмокнув, наконец‑то, заговорил главарь и принялся легонько царапать спицей по столу; шорох разбавил чавканье, стоявшее в комнате. – Это хорошее качество. А вот различить ваши бесстрашие и безумство – это надо исхитриться. Не хмурься, девица. Я не назвал тебя безумной, но то, что ты сунулась следом за мной в кандар’рхор, заставило меня присмотреться к тебе получше.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. – Я покачала головой. – Что такое кандар… Как ты сказал?

– Не знаешь? – он удивился.

– Не знаю.

– Ну и хорошо. Значит, ты не безумна. С другой стороны, плохо, – протянул он, откидывая спицу, как надоевшую игрушку. Она покатилась по столу, но черноволосый васоверг придавил ее пальцем. – Ты ведь не знала, куда шла. Выходит, и бесстрашие твое от незнания исходит.

Бесстрашие от незнания исходит?.. Обдумывая, почему это плохо, я потерла подбородок и, закусив губу, прямо на него посмотрела. Он считает меня слабой и боязливой. Мало того, что это и по глазам его видно, и слышно по снисходительному тону, так он еще и прямо это озвучивает. И ведь недалеко от истины ушел… Вот только мне такое отношение от васовергов совсем ни к чему.

– Послушай, мне не нужны проблемы, – я подняла руки. – Я пришла сюда, чтобы найти воровку. Стрекозу. Я уверена, что ты о ней слышал.

Слышал. Точно слышал. Серые глаза стали такими же стальными, какими были в харчевне после избиения Фаррда.

– Я много слышал о ней, – почесывая массивную шею, сказал он. – Что тебя с ней связывает?

Я сглотнула и глаза опустила. И что меня связывает с ней, о чем ему можно сообщить? Явно нельзя признаваться, что ее сообщник кромсал меня кинжалом, как перьевую подушку. О сокровищнице Энраилл даже вспоминать опасно, не то, чтобы о ней вслух упоминать.

Васоверг по‑своему растолковал затянувшееся молчание.

– Говорить не хочешь? – он склонился над столом ниже, заглядывая мне в лицо.

– У меня предложение к ней.

– Мне предложи, – не растерялся он.

Я громко вздохнула, беспомощно разводя руками. Соврать, что у нас намечается девичник? Чувствую, что васовергов это не смутит и они с радостью попросятся поучаствовать.

– Ладно. – Он прищурился на один глаз. – Хотя бы скажи, что у вас с ней за отношения. Трудно не заметить, как губы кривишь, когда о ней разговор заходит.

Ясно, стоит поработать над контролем мимики…

– Мы не друзья, – я не стала лукавить и даже позволила себе поддаться импульсивности – оттолкнула от себя блюдо с мясом и сразу сжала кулак. – Мы далеко не друзья, но мне нужна ее помощь. Наверное, тебе не знакомо такое чувство, – постаралась вложить во взгляд уважение перед тем, как окинуть им главаря. – Это не безысходность, но… лучшая партия из всех, что имеется в выборе.

Васоверг хмыкнул. И еще раз. А затем вдруг заметно преобразился: распрямил широкие плечи, приподнял тяжелый подбородок и без насмешки, которая еще мгновение назад плескалась в серых глазах, кивнул.

– Понимаю. Партия, – он протянул это слово, будто смаковал что‑то особенное. – Хорошо звучит. Гораздо лучше, чем «сложные интриги», «подлые игры» и «серия из нескольких ходов». Партия, – повторил и снова хмыкнул. – И с кем же ты воюешь?

Я вновь растерянно молчала и готова была развести руками. А что отвечать? С собой? С результатами своих выборов и поступков? С прошлым, в конце концов? Это не похоже на войну, это исправление собственных ошибок.

Он усмехнулся и сам избавил меня от ответа, безмерно удивляя:

– Я готов тебе помочь.

Вот так быстро? В чем подвох?

– Но не бесплатно, – сказала я. Это даже была не догадка – стопроцентная уверенность.

Тихий грудной смех подтвердил мои слова. Я опустила голову, не смея даже смотреть в сторону сумки. Сердце не стучало, скрежетало, вновь превращаясь в камень. Только наивная дурочка поверит, что именно в таких торгах цена назначается покупателем. Если бы главарь с самого начала поинтересовался, что я могу ему предложить, фляга, украшенная драгоценными камнями, могла бы его удовлетворить, но сейчас… Что он задумал? Что попросит у меня? И как далеко я готова зайти в этот раз, когда цель не имеет с моими желаниями равного веса? Ради капризов Роми, ради его и Елрех памяти обо мне, об их памяти друг о друге – не ради себя… На что я соглашусь?

Вспомнился Фаррд – не этот, валяющийся в крови информатор, а тот урод из прошлой жизни: с дырявой щекой, скользким взглядом и отвратительной ухмылкой, желающий провести со мной ночь. Хуже всего в васовергах даже не их внешность, а то, что они – васоверги. Иными словами – не люди.

Главарь перестал смеяться и, словно прекрасно зная, о чем я думаю, смотрел на меня с лукавым блеском в глазах и кривой улыбкой. Остальные васоверги тоже ухмылялись, а брюнет даже налег на стол и, подперев кулаком подбородок, вопросительно изогнул бровь. Значит, уроды ни слова не говорят на общем, но хорошо его понимают. Возможно, «папаша» учил их.

Чем дольше я разглядывала омерзительные морды нелюдей, вдыхала противную вонь помещения, тем быстрее подступала решимость. Вспомнила Кейела и Айвин – а ведь он тоже сошелся с ней только ради того, чтобы раздобыть кровь мудрецов. Но Айвин хотя бы красива, а Кейел… парень? Это ли оправдание?

Я скривилась от непонятно откуда взявшейся горечи на языке.

– Что ты потребуешь от меня? – спросила, оглядываясь по сторонам.

Взялась за кружку и посмотрела в нее – напитка было больше половины. Дико хотелось сплюнуть горечь хоть куда‑нибудь, в любую пустую посудину. Не на пол же.

– Ты красива. – Слова главаря вызвали тошноту. – В моем вкусе. Но нужно мне от тебя совсем другое, поэтому не вздумай в моем доме опорожнить желудок.

Облегчение от прозвучавшего заверения не наступало, и мелкая дрожь продолжала пробирать пальцы, а затылок противно сводило.

– Не томи, – выдавила я сквозь зубы, ослабляя ворот рубахи.

– Не торопи меня, девица, – ответил он и что‑то произнес трехрогому. Тот поднялся и куда‑то поспешил, остальные снова прислушивались к беседе. Главарь шумно вздохнул, отодвигая от себя свое блюдо и холодно предупредил: – Сейчас от твоего решения будет зависеть, подружимся мы или нет.

– Хорошо, – глухо ответила я и прочистила горло кашлем.

Мне понадобилось несколько секунд и пара глубоких вдохов, чтобы заглушить все чувства и сосредоточиться на разговоре. И когда трехрогий внес бутылку с выпивкой я снова была готова торговаться. В конце концов, что я теряю? Все, что могла, уже потеряла, и теперь пришла пора любой ценой возвращать хотя бы часть потерянного.

На столе появились железные кубки, а бутылка, разлитая на пятерых, опустела до дна. Однако никто к выпивке прикасаться не спешил. Главарь опять скреб спицей по столу, разбавляя тишину раздражающим звуком.

– Ты спросила, почему за Фаррда никто не вступился, – наконец‑то произнес васоверг, мгновенно заинтересовывая меня затронутой темой. – Я отвечу.

Склонился над столом еще ниже.

– Потому что уже все знают, как мало мне осталось до победы в войне. Долина Драконов вот‑вот станет моей, и тогда, – поморщился, сгибая спицу в кулаке, будто соломинку, – я убью этих трусов, претендующих на священное место вождя. И вождя убью. Он слишком долго оскверняет Солнце своей трусостью. Никого не оставлю. Я сниму с них кожу, срежу мясо, доберусь до их черепов и выброшу на площадь Жатвы. Только там им и место. Этим трусам!

Я вздрогнула от громкого крика, сильнее втягивая голову в плечи.

– Всего лишь жалкие трусы и слабаки. И своей жизнью среди нас они оскверняют нашу расу.

Он замолчал, и тишина зазвенела в доме. Ни шелеста сквозняка, ни шороха… Я слышала свое дыхание и опасалась, что он тоже его слышит. Оно было неровным, пугливым, наверное, присущим таким же слабакам, которых он, без сомнения, ненавидил. Каждый мускул в теле дрожал от напряжения. Язык невольно изгибался в пересохшем рту, в любую секунду позволяя произнести первую букву имени духов испепеления. Я боялась, но знала, что Ксанджи успеют превратить в пепел хотя бы одного‑двух васовергов прежде, чем они доберутся до меня.

Затянувшуюся паузу хотелось заполнить вопросами, уточнениями, но под царапающим взглядом стальных глаз чувство самосохранения вопило о том, что следует молчать. Украдкой наблюдая за остальными васовергами, я непроизвольно стремилась повторить их покаянную позу: опустить ладони на стол и свесить голову. Но злость, очнувшаяся вместе с криком главаря, ворчала, грела грудь изнутри, будто в ней непрестанно ворошили угли, и мешала покориться страху всецело.

К сожалению, ни откровения, ни подробности, на которые я втайне рассчитывала, не прозвучали. Зато мне выдвинули еще более загадочное условие:

– Вероятно, мы можем помочь друг другу в наших войнах, – спокойным тоном произнес васоверг, и я осмелилась уставиться на него. Он и впрямь выглядел абсолютно спокойным, хоть и кривился, будто обдумывал маленькую неприятность. – Но мне нельзя осквернять свою ярость, связываясь с кем попало. Как тебя звать?

– Асфи, – коротко представилась я, снова откладывая все вопросы на потом и просто ожидая продолжения неясного монолога.

– Твое имя мне ни о чем не говорит. Ты чем‑нибудь известна, Асфи?

– Нет.

– Как я и думал, – нахмурившись, кивнул он.

Остальные, расслышав мягкость в его голосе, подняли головы и расслабились. Я тоже постаралась незаметно поводить плечами, сбрасывая напряжение и оцепенение.

– С моей стороны будет глупо доверять тебе, Асфи. Ты согласна?

Я кивнула. Он продолжил:

– И это мешает нам с тобой. Я даже не могу назначить цену за мою помощь тебе. При этом если ты не соврала мне о ваших со Стрекозой отношениях, то эта цена покажется тебе смехотворной. Но для меня твоя услуга, при удачном раскладе, может оказаться бесценной. И я буду еще глупее, если не воспользуюсь подвернувшейся удачей. Ты ведь понимаешь меня, Асфи? Я же вижу, что у тебя есть опыт в таких делах.

– Я понимаю тебя, – негромко заверила я, не выпуская из внимания ни единого его слова.

– Поэтому мы подойдем к нашему сотрудничеству издали. Обезопасим его для обеих сторон. Решай сама, как мы с тобой поступим, Асфи, – он облокотился на одну руку и посмотрел в мое лицо пристально, строго. – Ты вправе сейчас встать и без вопросов уйти из моего дома. Архаг, – глянул на насмешливого брюнета, – откроет тебе замки и двери. Потом делай, что хочешь: сама пробирайся в центр Васгора через кандар’рхор, ищи нового информатора, выпытывай у него подробности о Стрекозе… Сама разбирайся со своими делами. Либо, – провел толстым пальцем по оставшимся от спицы царапинам, – ты остаешься тут, со мной, до ритуала Ярости и участвуешь в нем. Я дам тебе свое дозволение пройти на священное плато и подскажу, кого тебе вызвать на бой. У нас много слабых воинов, которых даже ты убьешь без особого труда, и тогда никто не посмеет до следующего ритуала считать тебя всего лишь жалким человеком. Никакой уважающий себя васоверг не обманет тебя и не потребует с тебя унизительную плату. Ты же знаешь: Солнце напитает нас яростью, которую нельзя осквернять неуважением.

Я не знала, но остерегалась показать эту неосведомленность явно важным ритуалом. Мне придется убить? Может, есть шанс схитрить. Везде есть лазейки, но для этого надо знать правила и законы. Пока я пыталась осознать условия и взвесить их, попутно абстрагируясь от привычной морали и нравственности, главарь поднял кубок. Васоверги незамедлительно последовали его примеру.

– Меня зовут Дарок, Асфи, – представился он. И тем же тоном приказал: – Подними свой кубок.

Железо тронуло пальцы холодом; кубок оказался настолько тяжелым, что рука затряслась. Ну не от нервов же она дрожит. Сколько можно бороться с собой? Рано или поздно человек ко всему привыкает. Когда же к Фадрагосу привыкну я?

– И за что мы пьем, Асфи? – Дарок растянул широкие губы в улыбке и изогнул брови. – За короткую приятную встречу или за начало нашего союза?

Глава 16. Рождение дружбы.Защита стереотипов  Кейел  

– И вы изучаете весь мир? – переспросил я.

– И не только по деревенским легендам, – дополнил Ромиар, шутливо хвастаясь.

Он улыбнулся, подошел ближе и присел на край стола. Высокая тень упала на карту, которую я разглядывал. Весь Фадрагос на квадрате бумаги.

Я видел карты и до этого, но не такие плотные, не такие разборчивые и без причудливого обрамления по краям. Не только карта, но и все тут было другим, непривычным. Деревянная мебель, отшлифованная до блеска и покрытая тонким слоем красноватой смолы – такую мы делать еще не научились. Мягкий матрас на широкой кровати и вовсе вызвал в первые две ночи проблемы со сном. Прозрачная посуда, красиво мерцающая, когда на нее падал свет – из нее было совестно есть. Странные картины, мозаика на полу у входа, разрисованные цветными красками потолки и стены, обтянутые темной тканью с серебряными узорами… Выходит, так выглядит богатство. Потрясающее воображение, броское в первые рассветы и почему‑то быстро блекнущее.

– Я могу научить тебя читать, – предложил Ромиар. – Только попроси об этом.

Я отдернул руку от витиеватых символов. Расположение местности на карте подсказывало, что это должно быть какое‑то название на виксартских землях.

– Зачем? – я развалился в кресле, поглаживая пальцами подлокотники и задевая приятную на ощупь ткань. Ромиар сказал, что она называется бархатом. Бархат… Запомнить бы, а перед возвращением домой раздобыть рулон такой ткани. Порадовать своих женщин, хоть как‑то сгладить перед ними вину. – В Солнечной умеют читать только староста и переселенцы из городов. Остальные обходятся и без этого умения. К тому же у нас нет ни свитков, ни книг.

– Мы собираемся в долгое путешествие, – Ромиар улыбался дружелюбно. – Ты мог бы многое узнать о мире из разных записей. У меня есть доступ к огромной библиотеке.

Его предложение подкупало и звучало великолепно, но… Почему согласиться так трудно? Словно признаться в очередной неполноценности. Хотя в поведении Ромиара по отношению ко мне не было унижающей насмешки. Он даже никак не упрекнул меня за то, что я без стука вошел в его комнату и без разрешения сел в его кресло. Да и за все время, что я жил в его доме, он всегда относился ко мне с нескрываемым уважением, едва ли не с почтением. Сначала я думал, что он именно так и выказывает пренебрежение к деревенщине, но Елрех никак не одергивала шан'ниэрда, а, наоборот, поддерживала. Елрех же я верил; она оставляла о себе только хорошие впечатления.

– Почему ты так милостиво настроен ко мне? – прямо спросил я. Бровь задергалась, вынуждая приложить к ней пальцы.

Шан'ниэрд нахмурился. Он молчал несколько мгновений, буравя меня тяжелым взглядом, а затем скрестил руки на груди, застучал хвостом по штанине и поинтересовался:

– Тебя ведь еще в детстве окрестили дураком?

Меня словно в кипяток окунули.

– Какая тебе разница? – Я уперся в подлокотники, быстро вставая.

– Ну, ну, не уходи. – Он поднялся и вмиг оказался у кресла, возвышаясь надо мной, но и не подходя слишком близко. – Погоди, человек. Давай просто обсудим этот феномен. Я любопытный исследователь, оторванный от своего дома и занятия. И все из‑за обещаний глупой человечки, которая бросила нас в отвратительном городе в неизвестном, утомительном ожидании. Я скажу тебе прямо: она меня раздражает, а вот ты, несмотря на расу, восхищаешь.

– Если она тебе не нравится, скажи ей об этом так же прямо. – Я все‑таки попытался встать еще раз, но Ромиар выставил перед собой руки, показывая раскрытые ладони – никакого амулета в них не было. Почему‑то это подкупило.

– Послушай, – мотнув рогатой головой, сказал он требовательней, – в твоей проблеме может скрываться решение моей.

О чем он говорит?

– У меня нет проблем, кроме тех, которые возникли из‑за твоих обещаний. Эта не Асфи обещала мне силу, а ты. И вот скоро полнолуние, а мы до сих пор сидим на месте и чего‑то ждем.

– Я говорю о другом, – он беззаботно отмахнулся. – О том, что тебя считают дураком.

– Зря я сюда пришел, – выдохнул я; во мне нарастала злость. – Пойду разыщу Елрех, она не считает нужным макать меня в гниль, которая живет во мне.

– Нет, сядь! – приказал Ромиар. – Сядь, духи Фадрагоса! Дай мне возможность нормально изъясниться. Уж прости, что я не имел опыта дружить с низшими расами и мне трудно не опуститься до заискиваний! Тебя ведь они обидели?

– Я не обижен.

– Хорошо, уязвлен. – Он потер губы и жестом попросил подождать. – Я не хотел, Кейел. Помоги мне подружиться с тобой.

Я поддался уговорам. Он без промедления ухватил ближайший стул и поставил его напротив. Сел на него так, что мне стало неуютно в кресле. Есть существа, созданные роскошью, те, которые даже в деревне, в грязи, будут нести с собой роскошь. Нести ее в себе. Я из других, я никогда не стану ровней ни Ромиару, ни Тигарду.

Ромиар сцепил руки в замок, закинул ногу на ногу и, обмотав хвостом одну, по привычке застучал по ней белой кисточкой. Вздохнув пару раз шумно, опустил голову и заговорил:

– Не люблю ходить вокруг да около. Знаешь ли, привык приказывать. Послушай меня, Кейел, я наблюдал за тобой еще в деревне, и никак не мог понять, почему тебя считают дураком. Не злись, – мгновенно попросил и, обводя пальцами свои щеки, пояснил: – Когда ты злишься, у тебя сильно напрягаются скулы.

Я попытался расслабиться и отстраниться от его слов, словно они касались не меня – это всегда немного помогало. Он наверняка не хотел упускать возможности, поэтому продолжал говорить в спешке:

– Еще собирал сплетни. Я ведь благодаря им многое понял о тебе, но еще больше о жителях Солнечной. У тебя никогда не возникало мысли, что это не ты дурак, а все вокруг тебя дураки?

Я сглотнул, глядя на него. Воспоминания обид, вызванных непониманием и оставшихся далеко позади, испортили настроение. Тогда я был ребенком и все обходилось обычной поркой, иногда запиранием на несколько рассветов в холодной кладовой. Да, такие мысли и стали постепенно разрушать мою жизнь и жизнь моей семьи. И эти мысли, и многие другие… Скверные мысли.

– Ты можешь рассказать, с чего все начали считать тебя… – Он не закончил вопрос – хмыкнул и поморщился. – У меня едва язык поворачивается называть тебя дураком.

Во мне от его слов рождалась надежда, но вспоминать все равно ничего не хотелось. Я долго забывал, учился не присматриваться к миру, и это давалось трудно, а теперь… Вот – сидит передо мной исследователь, беловолосый шан’ниэрд, и хочет услышать от меня ту чепуху, которой в детстве была забита моя голова. Я взрослел, а избавляться от скверных мыслей становилось лишь сложнее. Ими хотелось делиться, их хотелось отстаивать, но я понимал, что за этим последует.

– И чем тебе это поможет? – тихо спросил я и гораздо громче добавил: – Знания о моем позоре и скверном разуме, чем они тебе помогут?

Он хлопнул себя по лбу и широко улыбнулся.

– Да, это верно, – смеясь, произнес он. – Прошу тебя откровенничать со мной, но даже не объяснил, почему для меня это так важно.

Я против воли улыбнулся – так не шел ему этот образ простака. Умирающее Солнце проникало в комнату и подсвечивало белые волосы, делало серую кожу теплее. И в этот же миг я будто смутно узнал в нем кого‑то другого. Такое чувство иногда возникало, будто я уже проживал этот миг. И вот сейчас передо мной сидел кто‑то, кто был важен мне и у кого я многому научился. Я откуда‑то точно знал это. И теплое чувство… Могут ли быть воспоминания о ком‑то так сильны, чтобы переноситься из жизни в жизнь? Но миг ушел, и передо мной остался только беловолосый шан'ниэрд.

Я выдохнул разочарованно и, устроившись в кресле удобнее, заметил:

– Ты переигрываешь.

– Я не хотел, – он мгновенно перестал улыбаться.

– Я не упрекаю, – успокоил я, – а подсказываю. Ты попросил о помощи, сказал, что хочешь подружиться. И я помогаю.

Он некоторое время сидел с серьезным видом, а затем снова улыбнулся, но куда более естественно. Постучав пальцем по серому лбу, сказал:

– Видишь, я уже забыл об этом, а ты запомнил, да еще и подстерег момент, чтобы припомнить. Я не говорю, что только это и есть показатель твоего ума… – Снова хмыкнул. – Опять отхожу от темы. На самом деле, боюсь, что ты сбежишь. Ты вспыльчивый. Кулаками, как я понял, размахиваешься не всегда, но от разговоров убегаешь часто.

– Не люблю выслушивать оскорбления.

– Наверное, я не смогу тебя понять. За всю мою жизнь меня оскорбляли только две девушки, – он усмехнулся. – Чувствую, мне еще предстоит проникнуться этой несправедливостью.

Только две девушки… Он постоянно сидел взаперти, в доме, где богатство приедается и за пару рассветов.

– Это сложно? – полюбопытствовал я. – Жить взаперти.

– Я думаю, ты и сам знаешь, каково это.

Его вопрос застал врасплох. Еще не осознав его, я понял, что он странно отзывается во мне. Я опустил голову.

– Кейел, твой случай не удивительный для Фадрагоса, – голос исследователя звучал так, словно он извинялся, – но так сложились обстоятельства, что я разглядел его только в Солнечной. На твоем примере. Я стал сторонним наблюдателем за вами и скажу тебе опять же прямо: для меня вы там все идиоты.

Он сложил руки лодочкой и поднес к губам. Ненадолго закрыл желтые глаза, а после сказал мягко:

– Я не принижаю деревенских. Это говорит не мое высокомерие, а моя обида. Ты ведь уже расспрашивал, чем я занимаюсь в гильдии. Ты, как пришел в себя после болезни, каждый рассвет интересуешься исследованиями, будто у тебя имеется масса вопросов ко мне, но ты никак не наберешься смелости задать их. И я сомневаюсь, что тебе мешает страх. Думаю, в нас с тобой корни проблем сидят гораздо глубже. Они где‑то там, – нахмурившись, постучал по лбу. – Тебе с детства говорили, что ты глупый и у тебя… скверные мысли? Это ведь не твои слова. Кто так назвал твои мысли?

– Мне не нравится этот разговор, – вместо ответа признался я.

– Никому не нравится, когда кто‑то расковыривает нарыв. И мне тоже не нравится, Кейел. Они, – Ромиар склонился и вдруг, указав на дверь, перешел на громкий шепот, – свалились мне на голову, когда Луна была в самой силе. Приставили кинжал к горлу и толком ничего не объяснили. Асфи… Эта человечка не стала сразу говорить мне о своих планах, а лишь создала вокруг рой вопросов. Она ушла, а я остался один на один осознавать, насколько это может быть правдой: я – и Вольный. Ты видишь меня? – Выпрямился, вскидывая рогатую голову. – Разве я похож на Вольного?

Я усмехнулся. Мне не удавалось представить себя Вольным, а его и подавно.

Аня  

Это все с самого начало было лишь в моих фантазиях.

Замок из песка стоял у лазурного берега моря. Волны накатывали, освежали, умиротворяли, удерживая огонь внутри – стремление к свободе, тягу к выходу за рамки. И замок этот был выше меня, больше, крепче. Мой замок. Волны не могли навредить такой громадине; они лишь питали его влагой, склеивали песчинки. Я жила в этом замке: из одних окон любовалась морем, на котором люди – такие как я, но лучше, – сияли счастьем. Глядя же в другие окна, выходящие на острые скалы, замыкалась в себе и быстро отворачивалась, стремилась забыть, что видела. Кого видела… С детства училась не замечать их. И каждый раз, как кто‑то подводил меня к этому окну и заставлял смотреть на давящую размером и чернотой скалу, злилась, ругала прозревшего и уходила, виня его в нарушении моего спокойствия, придумывая ему ругательства.

Я жила в грезах.

Иногда резалась о подсохшие песчинки, начинала озираться пугливо и задаваться вопросом: какой смысл жизни в этом замке? Ходила по нему, придумывая способ открыть тяжелую дверь, ведущую к морю. Там – на берегу, залитом солнцем, – веселились те, у кого хватило сил и ума открыть дверь своего замка. Они смогли, а я нет.

И тогда я шла посмотреть на другую сторону – взглянуть мельком и быстро‑быстро отвернуться. У острых скал от тяжелого труда гибли другие. Они сами виноваты, что разрушили свой замок вместо того, чтобы аккуратно открывать дверь. О них даже думать не хотелось. Я просто знала, что никогда не стану такой, как они.

А потом мой замок выбросило в пустыню… Он высох. Ветер срывал песчинку одну за другой и смешивал с колким песком под ногами. Как теперь собрать замок и именно из своего песка? Как уберечь стены и склеить их снова? Слез для этого не хватало, а ветер был неумолим. И в этой пустыне все было иначе – ни моря, ни скал… Не осталось и стен.

Однако Фадрагос не просто уничтожил мою уютную фантазию – он мешал создать новую.

– Что же в этом плохого? – спросила я.

Остановилась, выпуская из рук ногу мертвого мсита. Запрокинула голову к ясному небу. Ну и пекло! Вытерла пот, стекающий прямо на глаза, и потрясла воротником рубашки, хоть как‑то охлаждаясь. Дарок не стал ругать за заминку и позволил отдохнуть. Выпрямился во весь рост, красуясь полуголым атлетическим телом, и зацепился пальцами за пояс.

– Мышцы болят? – спросил он, замечая, как я мну плечо и руку до локтя.

Болели не только руки, а все тело. И даже не из‑за тренировок, которые для существа с любой подготовкой не проходили бы легко – васоверги тренировались на износ. Но все сражения мы прекратили еще несколько дней назад, а их заменили тяжелый труд и диета, постепенно подошедшая к полному голоданию.

– Немного, – призналась я.

– Надо будет размять перед ритуалом, – добил меня рогатый изверг. И ответил на мой основной вопрос: – А духи… что в них хорошего, Асфи? Они изнеживают и защищают слабых.

– Они уравнивают, – осторожно заметила, стараясь не разозлить Дарока неосторожными словами. – Это справедливость.

– Какая‑то дерьмовая справедливость у тебя. Уравнивают, – протянул он с ухмылкой и сплюнул на землю. – Слабаков с сильными. Путают они, Асфи. Сила – это же не о размахивании кулачищами. Она у нас внутри, – застучал по груди. – Эта сила позволяет нам править, и это правильно. Вот как было хорошо тогда, когда никто духов не знал? Я тебе рассказывал, как было! И правильно это было! Соггоры мудро правили, и с нами они считались. Никогда нас за дураков не держали.

В эту секунду из‑за дома показались остальные васоверги. Архаг нес на плечах тушу барана, Норкор и Гахсод волокли огромного мсита. Дарок заметил, что я отвлеклась на них. Поморщился, не находя во мне явной поддержки, снова сплюнул и, кивнув на нашу тушу, произнес:

– Потащили дальше. Солнце умирает, а мы еще и половины не перенесли.

Я повела плечами, улыбнулась в ответ на ленивую улыбку Архага и снова ухватилась за толстую ногу мсита.

За прошедшие дни, которые я прожила под одной крышей с «интеллигенцией» васовергов, мне удалось узнать о низшей расе больше, чем за все время скитаний по Фадрагосу. Все эти предубеждения по отношению к ним рушились, прямо как замок из песка, высохший без воды и оказавшийся под сильным ветром.

Они были… простыми? Нет, они оказались сложнее многих других рас, с которыми мне доводилось общаться. При этом с ними было просто, как ни с кем другим. Они были злыми, но добрыми; они были грубыми, но мягкими; их желания были понятными, но сложными для принятия. Эти парадоксы возникали в жизни с ними на каждом шагу. И в итоге быстро утомили… Пришлось признаться самой себе, что я легко поддаюсь предубеждениям и так же, как и остальные, боюсь, когда мой замок, созданный стереотипами, рушится. Как бы мы ни стремились к свободе – когда оказываемся предоставлены сами себе, боимся жизни без рамок. Быть может, еще – ответственности. Или Дарок прав: даже сильные боятся собственных слабостей. И чем слабее существо, тем громче он защищает свой замок.

Васоверги уже не удивляли меня. Но я внимательно впитывала их знания, старалась проникнуться их волнениями, чтобы обрубить в себе желания навязать им правила своей жизни. Эта их жизнь, культура, дом – их замок. И они без чьего‑либо вмешательства сами раз за разом разрушали его до основания. Они жили свободными, не позволяя пепелищу под ногами остывать.

Война васовергов оказалась не так проста, как виделась фадрагосцам, не вникающим в ее суть. Мародеры вновь убивали друг друга – что необычного? Однако услышанные причины войны стали неожиданностью для меня. Васоверги разделились между собой на несколько сторон: одни хотели впустить в свою жизнь духов; вторые, под предводительством Дарока, отвергали эту идею; старый вождь прятался за своими воинами, не мог прекратить вражду, но и не хотел уступать свое место сильнейшему; остальные – мелкие группы, вроде тех, что образовывал Фаррд, просто наживались на междоусобице.

– Он точно прилетит до того, как все это стухнет? – прокряхтела я, дотаскивая тушу к нескольким другим. – И было бы проще убивать скотину прямо тут, а не волочь ее по всему двору.

На мою подсказку Дарок фыркнул, как самый настоящий конь – протяжно, да еще и заржал в конце.

– Видела же, как приходится удерживать мсита, пока не сдохнет. – Он без моей помощи подтянул тушу еще ближе к куче и наконец бросил. – А теперь представь, что его придется отпустить, потому что Хайко вдруг прилетит. А если недобитая скотина к дому попрет? Мне дом еще нужен.

Я извиняющееся свела брови вместе, вспоминая разрушенную стену возле городских ворот. Именно молодой дракон Дарока, ядовитый Хайко, и пробил ее. Как восторженно рассказывали васоверги – у Хайко был первый полет и первое приземление. Бедняга просто еще не знал, как тормозить и воспользовался постройкой, которая удачно под него подвернулась. Кстати, остальные васоверги тоже говорили на общем языке, но очень плохо и неохотно. По крайней мере до того момента, пока окончательно не привыкли к моему обществу и не убедились, что я не струсила перед их загадочным риуталом. Мне сказали, что я должна буду поговорить с Солнцем, простить себя и очиститься от слабости. А когда уйдет слабость, Солнце заполнит освободившееся во мне место своей яростью.

Кейел  

Солнце почти умерло, когда мы разговорились. Комнату затопил красный свет, тени то серели, то темнели, расползаясь из углов.

– Я сразу и не понял, почему она за меня заступилась. – С улыбкой вспоминал я. Ухватился за подлокотники и вытянул удобно ноги. – Как раз отвлекся и увидел кинжал в руках Тамнора.

– Это тот, что к Лери сватается? – перебил Ромиар.

Он уже пересел на диван, который слуги по первому же приказу перенесли к столу ближе. В руках шан’ниэрда мерцал хрустальный бокал с красным вином. Свой бокал я поставил на край стола.

– Да, тот самый.

Захотелось запить гнев, опустошив бокал залпом, но я постарался отойти от неприятной темы, вернуться к той, что вызывала добрые чувства.

– Асфи угрожала всем и сказала что‑то такое… Что‑то о совести. Да, наверное, о совести, потому что я тоже устыдился и опомнился. Потом нас прогнали, и парни оставили меня в покое. Решили, что я сам не доберусь до Солнечной.

– Почему? – Белые брови сошлись на серой переносице. – Ты вообще никогда не уходил из деревни?

– С дедом только. Когда был совсем мелким. Он по молодости состоял в гильдии лесников и многому учил меня, пока не отрекся от всей нашей семьи.

Колючий ком встал в горле, и я все‑таки запил его большим глотком вина – не особо сладким, но с приятным пряным послевкусием. Вино расслабляло и, как это бывало часто, развязывало язык. Наверное, стоит сдержаться от пьяной болтовни… Или пусть. Пусть стану выглядеть в глазах очередного существа дураком и… Пусть узнает о моих многочисленных сценах позора, выслушает скверные мысли, раз ему интересно, а потом отворачивается при встрече. Как бы он сейчас меня ни расхваливал, его отношение переменится сразу же, как только он узнает меня лучше. Никто не оставался прежним.

– Он из‑за тебя отрекся? – без подсказок догадался Ромиар. Он продолжал хмуриться – без злости, просто от непонимания.

Я кивнул, опуская взгляд на вино и наклоняя бокал в разные стороны. Хрупкую тонкую ножку, оплетенную серебряными листочками сломать не хотелось, но пальцы сжимались все крепче и крепче. Скулы сводило. Я понял, что собственную злость прятать уже бесполезно. Да и надо ли? Пусть уважаемый видит меня во всей красе.

– Он до последнего за меня заступался. – Горло сдавило; голос и без того неприятный, грубый, охрип сильнее и при каждом слове царапал изнутри. – До того момента, пока меня перед всей деревней не заставили признаться, что я дурак, что мне просто нравится всех злить. После моих слов он впервые сам назвал меня дураком и ушел из нашего дома. Больше он ни с кем из нас не заговаривал.

Ромиар хмыкнул, укладывая на спинку дивана затылок. Задумчиво смотрел на потолок, освещенный Охарс, а затем произнес:

– Я не слышал о твоем деде. Никто в Солнечной мне о нем не говорил.

– О нем не любят говорить. – Я быстро отставил бокал, пока не расплескал остатки вина в дрожащей от злости руке.

– Почему? – взглянув на меня, полюбопытствовал Ромиар.

Я пожал плечами. Ответ, который напрашивался сам собой, выдавить из себя не получалось – во рту мигом пересыхало, а челюсть становилась чугунной.

– Его уважали? – Ромиар потянулся за бутылкой. Долил себе вина и молча предложил мне.

– Уважали. – Я подставил бокал и наблюдал, как он быстро наполняется до краев. Отпив половину, отставил вино.

– Значит, его дураком не считали. Умный человек не считал дурака дураком… Понятно, почему о нем не вспоминают. А ты, Кейел, понимаешь?

Я зажмурился. Даже кивнуть было тяжело. Они не могли признать его правоту тогда, а сейчас не хотели лишний раз давать себе для этого повод.

– Понимаешь, – протянул Ромиар утвердительно, будто мог заглянуть в мою голову. – Не представляю, какую силу воли надо иметь, чтобы насильно заставлять себя глупеть. – Усмехнулся, разглядывая кончик своей косы. – И ты спрашиваешь у меня, каково живется взаперти? Думаешь, мне было расти хуже, чем тебе?

– Я не считаю, что насильно делал себя глупее. Ты просто… – Я облокотился на колени. Разглядывая беловолосого шан’ниэрда – уважаемое существо, – не знал, какие лучше мысли рассказать ему, а о каких промолчать, чтобы он лично не отдал приказ убить меня этой же Луной.

– Что просто, Кейел? – он склонил голову к плечу; белый кончик хвоста изогнулся и застучал по колену.

– Я могу создавать радугу, – выдохнул я. Пусть смеется.

И он усмехнулся, хоть и пытался скрыть веселье. Уголок губы так и остался приподнят. Желание что‑либо доказывать ему быстро пропадало, снова росло внутреннее бессилие.

– Многие знают, как приманивать духов радуги, Кейел, – мягким тоном произнес он. – Пусть мы так и не узнали их имен, но и они не несут никакой пользы в жизни. Развлечение для детишек – и только.

– Это не духи! – Обида взяла свое; я вскочил с кресла.

Он назвал меня ребенком! По сути – дураком. А если он прав? Какой же я идиот, что выбрал эту мысль первой. Нет. Нет, ему нельзя ничего рассказывать. Никому нельзя, чтобы не опозорить семью на весь Фадрагос. Не подставить родителей и Лери с нашим ребенком. Нельзя позорить Солнечную. Я сжал кулаки и направился к двери, но, видимо, вино ударило в голову, вынудило остановиться. Однако опоздал – Солнце погибает…

Горькая ухмылка рвалась наружу, скверный разум боролся, портил мысли, и устоять перед ним не получалось.

Погибает ли?.. Или оно тоже живо лишь в наших головах?

– Я хочу увидеть, как ты создаешь радугу, – вдруг произнес Ромиар, напоминая о себе. – Как ты ее делал?

Он подобрался на диване, выпрямил спину и, высоко подняв подбородок, рассматривал мое лицо. Былой насмешки в нем почему‑то не осталось. Сердце билось быстро, горячило кровь, поддерживало злость, а вместе с ней и скверну. Я вернулся к креслу, но не смог сесть. Успокаивал себя шагом: от стола до стены – и обратно.

– Был праздник, – начал я, прижимая кулак ко лбу; в глазах темнело, голова кружилась. – С полей собрали богатый урожай, в короткий срок удачно повалили лес, в целых семнадцати домах скотина дала приплод, а из города вслед за уважаемой семьей пришло множество горожан. Но затянулся зной, и все жители Солнечной, давно знающие причуды гор, с опаской поглядывали на них. Все собранное могла отнять река. Тогда мой отец встал у костра и высказал подозрения, что в горах могут прятаться изгои или фанатики, ведь Шиллиар плачет там так часто, как должно плакать только над острогами. Он всех перепугал.

Я остановился и взглянул на Ромиара. Он, сцепив руки в замок и подавшись вперед, слушал внимательно. Пусть слушает, пусть рассудит. Возобновив шаг, я продолжил:

– Тогда меня считали обычным ребенком, а на мои слова мало кто обращал внимания. Часто просто смеялись и объясняли, почему я не прав. Но деду мои детские вопросы нравились. Он много ходил по Вечному лесу и повидал многое. Нам с ним нравилось фантазировать на… – сглотнул, обдумывая, стоит ли уточнять. Стоит. – На скверные темы. Мы размышляли: «а что если мир не такой, как мы привыкли видеть?» Он говорил, что слишком долго смотрел на все общим зрением, а я могу развить другое.

– Ересь, – не то сказал, не то поинтересовался Ромиар. – Безумство? Прости. Кем был твой дед?

– Думаешь, фанатиком? – я криво улыбнулся, замедляя шаг. – Нет, уважаемый, он состоял в уважаемой гильдии лесников, пока не влюбился. С моей бабкой они ушли в лес еще молодыми, жили отшельниками, а потом прибились к Солнечной и нашли там свое место. Там родился мой отец, а моя мать пришла туда из другой деревни. Они подарили мне, неблагодарному скверномыслящему сыну, жизнь.

Лишнее… Об этом рассказывать не стоит, это причиняет боль.

Я потер шею и заставил себя сесть в кресло. Посмотрел на сосредоточенного шан’ниэрда и вернулся к основной теме:

– Тем праздником перепугалась вся Солнечная. Зная прошлое моего деда, они доверили ему дело: выяснить, кто прячется в горах. Он дождался, когда сильнейший гнев Солнца пройдет, потому что… – я замолчал, когда снова отошел от темы к скверным мыслям. Однако глотнув вина, договорил: – Это уже странно.

– Что странно? – Ромиар прищурил желтые глаза.

– Все повторялось. Гнев Солнца и слезы Шиллиар. В этих горах есть огромная местность, где все повторяется. Но обсуждать это не обязательно. В деревне мне на этот вопрос давно дали ответ. Они объяснили мне, почему все повторяется – жара, дождь, прохлада, жара, дождь, прохлада…

Спина заныла, хоть и давно зажила. Остались только рубцы.

– И почему у вас там все повторяется, Кейел? – Ромиар развалился на диване.

– Из‑за жертвоприношения фанатиков. Они ловят существ и с каждым рассветом все сильнее истязают их, а в конце убивают. Тогда‑то Шиллиар и льет слезы, чтобы Солнце не сожгло наши земли.

Ромиар задумчиво промычал, пригубил вина и спросил:

– А ты что думаешь?

– Я думаю так же.

Я думаю так же, я думаю так же… Они все смеялись надо мной, потому что я дурак. Тогда я думал иначе, а сейчас избавился от инакомыслия. Оно ушло с кровью и болью. Я думаю так же…

Злость вновь вскипела. Рубцы на спине запекли так, будто там рваная кожа. Они все смеялись, они все кричали, они все смотрели…

– Прикажи слугам принести воду, кружку и пустую тарелку. – Я опять вскочил на ноги; злость не давала посидеть спокойно.

Амулет призыва лежал на диване. Ромиар без лишних разговоров поднял его и сдавил. Мы, не сговариваясь, молча ждали, пока придет слуга и выслушает поручения. Как только снова остались вдвоем, я более собрано принялся рассказывать о радуге.

– Тогда дед взял меня с собой в горы. Матушка с отцом были против, но я уговаривал деда, а он сумел настоять. Он был силен, один мог повалить здорового вепря, а уж внука на плечах пронести, если устану, и подавно. Мы не поднимались на саму гору, а шли именно туда, где Шиллиар чаще всего лило слезы. По пути нам стали попадаться странные камни. Блестящие, гладкие, похожие на стекло. Но они были разных цветов: черные, рыжие, как от песка или земли, а один и вовсе был прозрачный.

– Что это были за камни?

– Я не знаю.

– Где вы их нашли? – допытывался Ромиар, будто прослушал начало рассказа.

– Там, где сильнее всего рыдает Шиллиар, – повторил я и уточнил: – Они были в земле. Дед опасался к ним прикасаться, но один мы откапывали палками. Копали так глубоко, насколько могли. Этот камень был тонкий, вытянутый и искривленный. Уходил далеко вниз. Мы остались ночевать неподалеку от прозрачного, и ночью, когда дед заснул, я тихо отошел. Сумел отломать себе маленький кусочек и спрятал в свой узелок. Потом мы еще несколько рассветов походили в горах, но так никого и не нашли. Наверное, плохо смотрели.

Вина надавила на плечи, но обида мешала ей захватить меня целиком.

– А вы плохо смотрели? – Ромиар вскинул брови.

Удивительно наблюдательный шан’ниэрд…

Я подошел к окну и стал вглядываться в сумерки – они отражали меня. Высокого, взрослого идиота, вдруг решившего, что раз Ромиар пообещал мне силу, то обязательно отдаст ее мигом же. Теперь только время трачу, ожидая незнакомую девушку, которая заявила двум существам, что знала их в прошлой жизни. Асфи отправилась в Васгор и уже долго не возвращалась. Наверное, она уже не вернется. Тогда к чему мы тут сидим? Может, стоит взять в долг денег у исследователя, купить подарков и с рассветом пойти домой? И разговор изматывающий закончить бы.

Однако что‑то внутри заставляло продолжать беседу:

– Нет. Мы каждый булыжник осматривали. Там никого не было. Ромиар, может, я был совсем мелким, но не видел там никого. Когда мы вернулись в Солнечную, деда сразу же выслушали, но не поверили. Жители решили, что у деда ухудшается зрение, и он попросту не разглядел следы. Со временем все забыли о нашем походе, а я не мог. Думал не о фанатиках, а об этих камнях, уходящих вглубь земли. Я часто разглядывал прозрачный камень…

Радуга – развлечение для детишек? Я любовался радужным переливом всегда, как только выдавалась возможность. В моей жизни было много хорошего, но лучшие чувства рождали рассветы и радужные переливы. Глядя на них, я мог позабыть обо всем вокруг.

– Позже я заболел красной хворью.

– Что за хворь? – поинтересовался Ромиар, облокачиваясь на спинку дивана и глядя мне в спину – я видел его в отражении сумерек, застывших за окном.

– Пятна на теле. Если кто‑то заболевает ею, то его прячут от Солнца.

Ромиар покачал головой.

– Не слышал о такой. Я не изучаю недуги, и у меня с детства были лучшие целители.

– Неважно, – отмахнулся я, отмечая очередную пропасть между нами. Скорее всего, Елрех бы сразу поняла, о какой хвори речь. Она попроще. – Я тогда сидел дома с закрытыми ставнями. Через них бил тонкий солнечный луч. Я стал подсовывать под него камень и разглядывать. – Повернулся к исследователю, скрестил руки на груди и прислонился поясницей к подоконнику. – Ромиар, если сделать так же с твоими бокалами, радуга появится на стене.

Он мгновенно бросил взгляд на стену.

– На стене? – по интонации вопроса было сложно понять, какое настроение он в себе несет.

– Да, на стене, – подтвердил я. – А у нас все считают, что духи, вызывающие радугу, появляются только там, где льется вода.

Ромиар пытался не поморщится, но у него ничего не вышло. Я с усмешкой фыркнул и позволил себе широко улыбнуться. Бессилие и усталость медленно отбирали силы…

– Вот и они мне не поверили. Взрослые. Обвинили деда, что он недосмотрел, когда я поднимал какое‑то проклятое стекло. Камень отобрали и унесли от деревни подальше. А я решил всем доказать, что они не правы.

– И как? Смог?

– Смог, – коротко ответил я, но свесил голову и признался: – Наверное, не смог…

Наступила короткая тишина, и стало страшно, что исследователь больше никогда не станет слушать меня. А вдруг есть шанс, что хоть кто‑то поверит мне?

– Это случилось гораздо позже, – вскинув голову, я продолжил говорить. – Я был уже взрослым и никому ничего не показал. Только Лери. Остальные точно убили бы меня.

Что‑то изменилось в его лице; оно стало угрожающим.

– Ты ей доверяешь? – отстраненно спросил он и отвел взгляд.

– Лери многое обо мне знает, но до сих пор никому ничего не рассказала.

– И ты показал ей, что можешь создавать радугу?

– Показал. Это может любой. У нас был стеклянный кувшин, который матушка выставляла только для гостей и на семейные праздники. Мы выменяли его на деревянные фигурки у приезжих торговцев и набирали в него самые вкусные морсы. После такого праздника он сушился на столе, а мне нужно было срочно зачерпнуть воды из лохани. Я набрал в него воды и поставил на стол. И все.

– Как – все? – удивился Ромиар.

Я развел руками, направляясь к креслу. Мне нравилось, что это наблюдение вызвало у исследователя такую реакцию.

– Солнце светило на стеклянный кувшин с водой, – проговорил я, усаживаясь, – а в тени, на столе, была радуга.

– И ты показал это Лери? – он точно заинтересовался. – Что она сказала?

На сердце вновь появилась тяжесть.

– Она разбила кувшин. Сказала, что либо он из проклятого стекла, либо я научился пленять духов радуги. Она запретила мне забавляться этим, пригрозила, что расскажет остальным о моем непочтении к духам.

Ромиар вновь налег спиной на спинку дивана и нахмурился. Некоторое время сидел молча, а потом неуверенно заговорил:

– Может, Лери права: духи как‑то попадают в плен, или мы…

– Может, – перебил я, подаваясь вперед. – Но тогда объясни мне многое другое, раз взялся допытывать меня. Я пытаюсь думать правильно. Всегда прилагаю все усилия, чтобы думать о духах так, как думают все. Чтобы верить, что Шиллиар… – сбившись с дыхания, потер глаза. Договорил на выдохе: – Что мы не живем в собственных выдумках, и невинные не гибнут по нашей вине как раз из‑за этих выдумок.

И опять комнату заполнила глухая тишина. Где‑то снизу раздался громкий голос Елрех – она всегда ближе к слугам, чем Ромиар.

– Ладно, – наконец сказал он. – Ты мог провернуть это… создание радуги на глазах у родных, а не только у Лери. Твои родители не убили бы тебя и сельчанам не рассказали. Возможно, они бы даже перестали звать тебя дураком.

– Не перестали бы, – фыркнул я, взглянув на добродушного беловолосого шан’ниэрда. Он ведь понимает, как его подбадривание глупо звучит. Лучше б уж не пытался… Но я пояснил: – Лери не перестала. Она испугалась, разбила графин и запретила пленять духов радуги. С ними было бы так же, или даже хуже.

Роми резко вытянулся, приложил к губам указательный палец, подсказывая, что нужно молчать, и принялся приглаживать волосы. Вскоре заглянули слуги, предупредили, что вот‑вот подадут ужин в столовой. Старый эльф поставил на стол кружку с водой и блюдце. Сердце замедлилось, а дыхание перехватило. Я сжал кулаки, усмиряя внутреннее беспокойство. Все будет как обычно. Мы каждый день видим это, но не хотим замечать или просто никто не замечает. А Ромиар… Что он скажет на то, что можно вызвать гнев Шиллиар без убийств? Если исследователь и в этот раз назовет меня дураком, тогда мне точно остается только окончательно поверить в это.

Аня  

Дракон, как и предсказывал Дарок, прилетел сегодня же. Солнце медленно погружалось в пески. Мы проверяли барахливший капкан, один из многих, которые тут и впрямь раскидывали для детей… от детей? Ими защищали территорию и дом от любых непрошенных гостей: часть из них показательно оставляли наверху, но большую часть присыпали песком. Сидя на корточках, я наблюдала, как Дарок удерживает ловушку раскрытой, а Гахсод, склоняя трехрогую голову, ковыряется в несложном механизме. Огромная тень Хайко накрыла нас так внезапно, что я вскрикнула, вскочила и вытащила кинжал. Дракон промчался высоко над нами, но поднял пыль и взлохматил волосы ветром.

– Спрячь, – недовольно приказал Дарок. – Сказал же, чтоб без моего разрешения кинжал в твоих руках не видел.

Я не смогла подчиниться. Под быстрое сердцебиение провожала взглядом пролетевшего ящера и вспоминала, как стояла в пламени его старшего сородича.

– Спрячь, – повторил Дарок.

Дыхание сбилось, руки тряслись, и мне с трудом удалось засунуть чертов кинжал в ножны.

– Я не ожидала, – признаваясь, потерла лицо. – Он меня врасплох застал.

– Не бояться драконов – значит, быть безумцем, – спокойнее произнес Дарок, поднимаясь в полный рост. Отряхивая руки, признался: – Я его тоже боюсь. С молодняком особенно опасно. Они ж прям как васоверги: детьми опаснее всего, а мудреют только с возрастом.

Я подавила нервный смешок. Васоверги любили льстить себе.

– Они рождаются без дара. Знала же? – спросил Дарок, с гордостью глядя на лиловое небо – дракона и след простыл.

– Я мало интересовалась историей, а драконы – это же почти история.

– Ты не перестаешь меня удивлять. Знаешь редкие мудрости, но при том совсем не знаешь пустяков.

– Так меня воспитывали родители, – оправдалась я, окончательно успокоившись. – Жаль, что мне пришлось от них уйти.

– Да, – протянул Дарок, щуря серые глаза, – родители… Драконов воспитывают так же, как нас. Они вылупляются беззащитными. Их приходится оберегать, и тогда появляется огромный риск, что он привыкнет к ласке от рук того, кто о нем заботится. Это опасно, Асфи, ведь потом в них пробуждается сила. Она сжигает их изнутри.

– Огненные – наполняются огнем, – предположила я, – ядовитые – ядом…

И не прогадала.

– Верно, – кивнул Дарок, глядя, как Гахсод устанавливает починенный капкан. – Хуже всего, что для самих драконов эти изменения остаются незаметными. Многие, кто растил их, в итоге сгорал или травился. Пока драконы молодые, выжить можно и с отравлением, и с ожогами. Я сам видел, как огненный дракон захотел поластиться к руке своего друга. Когда виксарт, воспитывавший его, прикрылся от него рукой, дракон принял это лишь за приглашение и ткнулся мордой в ладонь. У моего знакомого остались сильные ожоги, но не отдерни он руку мгновенно, не осталось бы вообще ничего. У него было видно кости, и они были черно‑желтыми.

– Обугленными? – я скривилась.

– Да, Асфи. Думаю, его руку можно было жрать, как плохо прожаренное мясо. Драконов надо воспитывать в жестких рамках, но при этом осторожно, чтобы не вырастить вместо друга врага.

– Прям как наших сынов, – с сильным акцентом напомнил Гахсод. – Готово, Дарок.

– Пойдемте в дом, – одобрительно кивнув, позвал тот. И обратился ко мне: – Норкор разомнет тебе мышцы.

– Массаж? – удивилась я.

Дарок промычал, потирая подбородок.

– Кажется так. Массаж… Боль, удовольствие и отдых. Мы должны отдохнуть Асфи. Почти до самого рассвета будем только отдыхать, но поднимемся еще при Луне. Ритуал начнется с рождением Солнца и закончится с его новым рождением. Нам понадобится много сил: и тех, что у нас внутри, – он приложил руку к груди, – и тех, что у нас снаружи, в мышцах. Уже с рассветом ты поймешь все величие ритуала Ярости.

Первые мои опасения были, что у всех мужиков одно на уме – особенно у таких безмозглых бугаев, вроде васовергов – и рано или поздно они начнут приставать. Нет чести, нет чувства собственного достоинства… Но я ошиблась. Возможно, мне повезло повстречать именно Дарока с его уникальным отношением к миру, потому что с каждым днем все больше казалось, что никакой особой выгоды он от меня и не ждет, а помогает, чтобы просто помочь.

Помню, как промучилась первую ночь под одной крышей с рогатыми. Несмотря на обилие комнат, они все спали в одной. Принесли кучу сухих веток и колючек, запихнули в камин и разожгли. Очаг согревал только вблизи, а ночь с холодным воздухом быстро студила камень. Мне накидали шкур у огня так, чтобы не доставали искры и другим оставался доступ к камину для поддержания огня. Сами мужчины потеснились, милосердно предоставили мне пространство, но в итоге зажали плотным полукольцом. Сон долго не приходил. Я вздрагивала от каждого шороха за спиной. Укрываясь своим покрывалом, не выпускала из кулака рукоять кинжала и ждала, что вот‑вот договор будет нарушен. Я ждала беды до утренних сумерек, а затем организм устал, меня начало клонить в сон.

Дарок разбудил меня затемно, и я подскочила, суматошно нащупывая кинжал на шкурах. Тогда васоверг с понимающей ухмылкой продемонстрировал его в своей руке. В то утро он разрешил мне спать дальше, предупредил, что ему нужно по делам. Оставив меня одну с запасом еды и воды, запер на все замки и ушел. В тот день они вернулись лишь после обеда, когда я устала считать черепа в доме и от скуки легонько барабанила чьими‑то костями друг о друга, вспоминая земные мотивы песен.

Вторая ночь грозила повториться бессонницей и вечным ожиданием беды. Если бы только Дарок не заговорил… Я уверена, что он знал о причинах моего беспокойства, поэтому рассказал то, что не было ни для кого в Васгоре секретом. Тогда я лежала, подперев рукой щеку и смотрела на огонь. Васоверги еще не спали – я и настораживалась по ночам только тогда, когда чей‑то громкий храп резко замолкал.

– Моя мать хотела помочь мне, – сказал Дарок.

Я нахмурилась и опять сжала кинжал. Убеждала себя в мыслях, что в этот раз не выпущу его из рук, что в этот раз я не потеряю оружие.

– Она была из благородных эльфиек. Уважаемая девица.

– Кому ты это рассказываешь? – спросила я, переворачиваясь и приподнимаясь на локте.

Свет от огня плясал на каменных стенах, желтил васовергов с грязными оттенками кожи, показывал их причудливый способ сна: невидимые духи воздуха – единственные духи, кого признавали васоверги, – держали их туловища в воздухе. Длинные рога почти касались пола, и казалось, что стоит кому‑то мотнуть головой, раздастся скрежет, но духи служили надежно и предано. Дарок, скрестив руки на груди, полусидел и смотрел на огонь за моим плечом. Остальные тоже оживились, почему‑то с осторожностью поглядывали на меня.

– Тебе, – ответил Дарок.

Могла бы и не спрашивать… Однако остальные тоже слушали с любопытством, будто в первый раз.

– Моя мать – безгрешная душа, добродетельная женщина – хотела мне помочь, – повторил он. Серые глаза наполнились танцем огня, губы едва заметно двигались. – У Норкора тоже мать была добродетельной – она хотела его убить перед тем, как его бы выбросили в кандар’рхор, но отец зашел проведать сына. Он девицу и прирезал, а Норкора тем же вечером выбросил на улицу, взрослеть.

Низкорослый васоверг, о ком шла речь, тожескрестил руки на груди и равнодушно уставился в потолок.

– У Гахсода мать была пленницей. Отцов у него много, а мать откупилась появлением его жизни на свет и ушла. Нам всем не повезло, кроме Архага. – Черноволосый васоверг самодовольно улыбнулся и стал почесывать волосатую грудь. Дарок, ни на кого не отвлекаясь, продолжал делиться подробностями их семейных драм: – Его мать шлюха. Давать не любит, а рожает легко. Вот и берет деньги не за ночи, а за сыновей. Выкармливает их молоком, растит, пока не окрепнут, а потом сама же относит в кандар’рхор. Пусть будет здорова она. Счастливые у нее сыновья, да, Архаг?

Черноволосый ответил незамедлительно, но на их языке. Спросить у Дарока, зачем мне эти знания, я не решилась. В итоге дождалась логичного окончания:

– А мою отец взял силой. Он возвращался в Васгор со своими воинами, увидел две повозки и охрану. Наемников убил, а девку увидал, и – духам ясно, – яйца у него зачесались. Стал торговаться: девку забирает, остальных отпускает. Мог бы и сам ее забрать, но хотелось старому вояке, чтобы она добровольно отдалась. А она гордая, плюнула ему в лицо. Он ее там же и поимел перед всеми, а потом остальных перед ней выставил и убил.

Я голову опустила, пряча отвращение.

– Потом она меня родила. Полюбила и додумалась, дура, – скрежетнул зубами, – со мной сбежать. Спряталась в деревне у Края мира, куда никто не приходит. Думала, что васоверги ее не найдут. А им и дела до нее уже не было, им важно было меня вернуть.

– Разве твой отец не полюбил ее с первого взгляда? – Я изогнула бровь; эти слова дались с трудом. Об их методах воспитания и говорить не хотелось.

– Не обманывайся, мы все любим красоту или заботу. Заботы он от нее никогда не видел, а от красоты ее что тут осталось?

Резонно. В грязном городе крови больше, чем воды, даже помыться негде. Естественно, вслух я этого не сказала.

– Она сбежала – и скверна с ней. Но она меня забрала. Когда и до той глуши слухи дошли, что васоверги уже на подходе к деревне, что ищейки взяли след беглянки, она отдала меня старику и старухе. Доверила людям, а сама ушла, след увела. Я тогда только лепетать мог да сиську материнскую сосать. Это мне потом дед со старухой правду рассказали, когда я чуть было не убил двух парней немногим старше себя.

– За что?

– А они со мной дружить не хотели, – он ухмыльнулся. – И смеялись надо мной, вечно пальцем тыкали. Я и знать не знал, в чем провинился. Да, рога, да, плети из рук растут, да, не так красив, как другие, и да, мать бросила. Да разве ж это преступление? О себе я знал только то, что мне позволяли знать. Но кровь наша, васовергская, она другая, Асфи. Она землей этой, – он постучал ладонью по полу, – долгими периодами взращивалась и напитывалась. Я был сильнее, я мог многое, что и взрослые мужики не могли. А надо мной смеялись, меня сторонились. Не будь у меня этой силы, – до скрипа сжал кулак, – неизвестно, чем бы обернулась моя жизнь. А так я терпеть не стал. Но из деревни меня попросили уйти.

– И ты ушел? – теперь я слушала внимательно.

– Ушел не сразу. Своих родителей – тех, кто меня кормил и воспитывал, – бросать не хотел. Мне было больно с ними расставаться. Но они поступили честно, пусть и сильно опоздали: они рассказали мне всю правду. Они плакали, ковыляя со мной до самого леса и обнимая напоследок. Мы знали, что больше никогда не свидимся. И я – васоверг – тоже плакал, оставляя стариков одних. Я ведь с каждом рассветом, пока у них жил, вставал и шел проверять, не померли ли. И как дожили‑то до таких периодов? Потом мне без них пришлось несладко. Гахсод подтвердит. Подтвердишь ведь?

– Он, как ты, язык один знал, – мгновенно подхватил трехрогий, с паузой подбирая слова. – Я учил его.

– Он доброту проявил! – отметил Дарок.

– Редкое везение – такой васоверг на пути в беду, – проговорил Архаг.

– Он был младше, когда я наконец нашел кандор’рхор. Это наша среда взросления, Асфи. Васовергу нельзя без нее. Она учит нас выживать, укрепляет и позволяет понять, кто мы есть на самом деле. А вы живете с дурью в голове, себя не зная и только оглядываясь на других. Моя мать хотела как лучше, а в итоге едва не обрекла мою жизнь на страдания. А теперь засыпай, Асфи, и не смей просыпаться до тех пор, пока я не подниму тебя. Знай, что если б мы хотели навредить тебе, то сделали бы это сразу. Я принял тебя в своем доме, кормлю тебя, терплю тебя, а тебе и этого мало, чтобы доверять мне.

Те опасения исчезли той же ночью. Нет, я не выпустила кинжал из руки, не перестала просыпаться от каждого шороха. Однако почему‑то эти откровения позволили увидеть в головорезах разумных существ. Наверное, поэтому спустя несколько дней я запросто входила в их дом, ночевала с ними под одной крышей и спрашивала обо всем, что меня интересовало. Если васоверги могли ответить – они всегда отвечали, в ином случае прямо говорили, что я сую нос не в свое дело.

Поздним вечером я сидела у камина, прижимая к груди рубаху, пока мозолистые руки Норкора царапали спину и плечи. Сначала от силы, с которой он мял мышцы, было больно, приходилось стискивать зубы, но вскоре боль уступила место жару, а позже и вовсе захотелось разлечься удобнее и стонать от удовольствия. В это время Гахсод стучал склянками, что‑то разводил в них, разливал. Дарок и Архаг, сидя за столом, пили горький отвар и о чем‑то говорили на васовергском.

– Следующей Луной поешь, – внезапно прокаркал Норкор. И ущипнув над лопаткой, добавил: – Быстро теряешь плоть.

– Вес, – поправила я. – Теряют вес, худеют.

– Худеют, – повторил он. – Следующей Луной перестанешь худеют.

Я усмехнулась, но исправлять не стала. Он, подпортив настроение, внес условие:

– Только выживи.

– Я не чувствую голода, – я поспешно перевела тему от риска и возможной смерти. Как выяснилось, нельзя обойти законы там, где их практически нет. Придется выбрать противника. – Желудок перестал болеть, и теперь я ощущаю сытость просто от питья.

– Скоро нельзя будет пить.

– Помню.

И все ради того, чтобы ничего лишнего не занимало тело во время ритуала. Звучало красиво – солнце напитает яростью все, что свободно. Но я понимала, что все куда банальнее: мне не приспичит по нужде в ответственный момент.

Из двора донесся шум, отвлек от болтовни. Дарок с улыбкой что‑то громко произнес, а потом перешел на общий:

– Хочешь посмотреть на Хайко, Асфи?

Меня едва не передернуло, но ради приличия я не отказалась. Отвернувшись от мужчин к камину, натянула на себя рубашку. Облегченно вздохнула, когда узнала, что во двор к ящеру выходить не будем, а понаблюдаем за ним из окна. Дарок пропустил меня первой, но предупредил, чтобы не заслоняла его.

– Нас он знает и узнает даже в темноте, а ты ему не знакома. Пусть видит меня рядом с тобой и чует наши с тобой запахи.

Тяжелая ладонь лежала у меня на пояснице, согревала через рубашку, нервировала. Прежде чем всмотреться в ночную мглу улицы, я повернула голову и, глядя в ласковые глаза Дарока, прямо сказала:

– Не хочу показаться тебе грубой, но твоя рука на моей спине меня смущает. Я не знаю, что этим жестом ты проявляешь.

– Хочешь наполнить мой жест смыслом? – он улыбнулся шире. – Каким?

Сердце мигом обратилось в твердый уголь. Я провела пальцами по подоконнику, собирая ими каменную крошку и обдумывая, как отшить главаря.

– Эта могла бы быть забота о подопечной или подруге, – медленно произнесла, наблюдая за ночной трапезой дракона. – Такая же забота, как ты проявляешь к своим васовергам. Но ты ведь не кладешь на их поясницы руки?

– Не кладу, – он шумно вздохнул через нос, чуть сводя пальцы, но оставил все, как и было.

Вокруг дракона – тонкого, изящного и гибкого – светилось зеленое облако яда. Он вел концом хвоста – и в воздухе оставался едва заметный след. Хайко и дела не было до того, что творилось в доме. Разместившись на просторном заднем дворе‑пустыре, он прижимал лапой туши, с громкими чавканьем и хрустами отрывал от них куски и жрал. Изумрудные глаза иногда сверкали ярче яда и каких‑то вкраплений на туловище и сложенных крыльях.

– Думаю, – продолжила я более твердым тоном, вспоминая, как мы с Кейелом стояли под пламенем дракона, – ты не проявляешь заботу о своих васовергах через прикосновения, потому что уважаешь их. Я тоже хочу твоего уважения, Дарок. – Повернула голову, снова находя серые глаза. – Позволь мне его заслужить.

Он не смутился. На лице, изуродованном шрамом, не дрогнул ни один мускул. Однако рука перестала греть кожу.

– Как тебе мой Хайко, Асфи? – спросил Дарок так, словно не пытался только что со мной заигрывать.

– Теперь я понимаю, откуда в твоем голосе гордость, когда ты говоришь о нем, – я тоже стала щедрее на похвалу, а улыбка растянулась самая настоящая, искренняя. – Только ему еще расти и расти.

– Вырастет. Я все для этого сделаю.

Кейел  

В первое мгновение я не поверил Ромиару. Он выглядел озадаченным, пока стряхивал капли с тарелки. Хмурился, насухо вытирая ее. Сам попросил Итъял подогреть воду, которая даже не успела остыть, и опять накрыл кружку. Ждал, не отрывая от нее пристального взора и барабаня когтями по столу. Увидев, как тарелка дрогнула, отозвал духов и зажмурился. Он не спешил, позволяя воде остыть. Затем присел перед столом на корточки и двумя руками осторожно поднял тарелку – капли воды собирались на дне, тяжелели и падали.

– Сколько раз я это видел? – задал он вопрос, на который ответ не требовался.

Вера в успех пришла только тогда, когда он попросил меня сесть и поделиться с ним мыслями. Как он выразился, рассказать свою теорию. И я рассказывал. Начал с того же похода в горы с дедом. Объяснил, что замечал повторение жары, холода и даже ветра. Не заметил, как разоткровенничался, позволяя себе без остановки фантазировать о том, что такое Шиллиар. И Ромиар тер виски, когда я говорил, что над нами может быть такой же стеклянный купол. Что земля везде пропитана влагой по‑разному. Возле Солнечной есть и озера, и реки, а ветер почему‑то часто дует в горы. Он кивал, соглашаясь, что, возможно, там поднявшаяся к небу вода собирается в большем количестве и остывает.

– Об этом нельзя никому говорить, – строго произнес он, сидя напротив и глядя на пол.

Мне об этом можно было не сообщать. Я узнал это правило еще в детстве. Многие мысли, озвученные вслух, приносили только наказание. Когда‑то, когда я умел считать только до двадцати, я рискнул подсказать отцу, что можно вести подсчеты слез Шиллиар, сберегая засевы полей от воды. Тогда он выбил мне два зуба. На их месте выросли новые, но я знал, что эти последние – больше не вырастут.

Нас дважды звали ужинать, но Ромиар прогонял слуг и полушепотом допытывал меня обо всем. Я мог в любой момент встать и уйти, но вместо этого сидел и надеялся, что этому шан’ниэрду удастся вытянуть из меня по зернышку абсолютно все, что я с трудом забывал.

– Кейел, я тебе не враг, – громким шепотом заверял он. – Твои односельчане тебя не жалели: они мне многое рассказывали из того, о чем ты сейчас молчишь. Они, видимо, думали, что я сам решу сдать тебя гильдии Справедливости и буду судить за ересь. Теперь я хочу разобраться, где правда, а где сплетни старых идиотов. В одном они только правы: о таких вещах нельзя говорить во всеуслышание. Твои теории могут разделить существ, а это приведет к войне.

– Тогда как быть? – Я нахмурился.

– Идти с ними к мудрецам, – предложил Ромиар, подняв на меня желтые глаза. – Они найдут способ, как повлиять на существ, чтобы те ничего не заметили. Нельзя ничего открыто навязывать, нужно сделать так, чтобы существа были уверены, что они и сами всегда так думали, и их мысли всего лишь подтвердились.

– Но ты можешь выслушать и даже поверить. Неужели остальным так трудно?

– Я исследователь. – Уголок серой губы приподнялся. – Но должен признать, что даже среди нас большая часть любит жить предрассудками, считая при этом себя умнее других. Просто есть верховные и их приближенные. Я, – он воровато оглянулся на дверь, – состою в этой маленькой части. Как тайная гильдия в гильдии. Туда приглашают только тех, кто способен принимать на веру абсолютно все, а потом исследовать и проверять. Нам с тобой повезло, что Асфи привела меня к тебе.

Наступила неловкая тишина. Впервые в жизни я слышал, что кому‑то мои наблюдения важны. Облокотившись на колени, я заправил пряди за уши и свесил голову. Разглядывая узор шерстяного ковра под ногами, набирался силы провалиться в прошлое. Сердце замирало, дыхание перехватывало.

– Когда‑то мой отец решил помириться со мной. Накануне ссоры я как раз хотел рассказать ему о Шиллиар. А он и слушать не стал – сразу отвел в кладовую и запер. Я, как обычно, ждал, что с Луной мне принесут поесть, попить и ведро. Но про меня забыли. Я слышал за толстыми дверями шум и смех родителей, все ждал, что они вспомнят обо мне. Он вспомнил только спустя два рассвета. Думаю, что на самом деле обо мне вспомнила матушка, у моего отца из‑за тяжелой работы всегда было плохо с памятью, – зачем‑то соврал я, оправдывая его. Для Ромиара или все еще для себя? – Ему было стыдно, поэтому он пообещал, что выслушает меня внимательно и, если это снова скверные мысли скверного мальчишки, никому не расскажет.

– Он не сдержал обещание, – выдохнул догадливый Ромиар.

– Не вини его. Я осквернил величие Шиллиар и обесценил его щедрость. Отец бы сдержал слово, если бы не такой грех.

– Это был тот закат, да? – спросил Ромиар, и я внутренне вздрогнул. – Мне говорила старая эльфиорка, что в тот день из тебя наконец удалось выбить скверные мысли.

Я сглотнул и, не смея поднимать головы, кивнул. Пряный запах цветущих яблонь, колея под лунным светом, лай собак, множество Охарс у дверей домов, острые камешки под босыми ногами…

– Он волок меня за волосы и созывал всех из домов. По его указанию на берегу реки развели костер и вбили два столба. Матушка плакала, стыдила меня и спрашивала, доволен ли я теперь своим длинным языком. Они собрали всех, отец принес пенек и велел встать на него, а затем просил повторить, что я говорил ему.

– Они секли тебя.

– Не только. Я умолял его остановиться, но старики говорили, что скверна должна выйти с кровью.

Глава 17. Ритуал Ярости. Внутренние оковы  Аня  

Пробуждались васоверги всегда затемно и как заведенные шли на улицу встречать рассвет. Удовлетворяя собственное любопытство, я иногда наблюдала за ними, но зрелище было мало интересным. Рогатые рассаживались на расстоянии друг от друга на землю, устраивались удобнее и молча встречали рассвет. Как только кромка огненного диска отрывалась от горизонта, мужчины на своем языке благодарили солнце и расходились по делам.

Это утро наступило гораздо раньше…

Меня подняли ночью – за окном еще ярко мерцали звезды – и сразу всунули в руки что‑то холодное и мокрое. В камине тлели угли, на стенах чадили факелы. Под скудным светом удалось разглядеть на ладони ни то разваренный бобовый стручок, ни то жирного богомола. Под скользкой кожицей виднелись и вроде бы шарики бобов, и странная консистенция зеленого цвета. Рыбья икра? Зеленая?

– Ешь, – приказал Дарок, стоя неподалеку и вооружаясь. – Оно горькое и противное, но ты должна проглотить.

Я окинула всех присутствующих в комнате внимательным взглядом. В это мгновение Архаг как раз вытаскивал из склянки такую же ерундовину. Стараясь не уронить, уложил на ладонь и быстро опрокинул в рот. Зажмурился, сжал кулаки и передернулся, как зверь от воды.

Недолго думая, я повторила его подвиг. Горло свело, словно в него засыпали ментола, рот онемел, меня пробрал озноб.

– Это поможет, – с улыбкой сообщил Дарок, пока я старательно дышала через нос – даже легкие разболелись, наполняясь ледяным воздухом. – Солнце не будет вредить тебе, но сможет проникнуть в тебя.

Я перевела для себя – неизвестная ерундовина должна защитить от солнечного удара.

Пока пережидала тошнотворные ощущения, Дарок ухватил со стола миску и подошел ко мне.

– Мое разрешение, – произнес он, пачкая толстые пальцы в алой жиже. – Не забыла?

Я подставила ему лоб, смахнула запыленные, немытые сосульки прядей. О знаке меня предупреждали: кровь васоверга, дающего свое покровительство представителю чужой расы, смешивали с соком местного кактуса, превращая ее в стойкую краску, а затем рисовали символ – герб войска, к которому васоверг принадлежал. На смоченной коже быстро появилось вяжущее ощущение, по которому угадывался треугольник. Закончив, Дарок отбросил миску на стол. Вытер руку о тряпку и кивнул на меховой сверток, перетянутый кожаным шнурком и белеющий на моей лежанке из шкур.

– Надень, – сказал он и направился за остальными на выход.

В меховой шкуре лежали легкие тряпичные брюки, короткая майка и вязанная, кажется, шерстяная туника сеткой. Мелькнули опасения, что такой подарок принимать не следует, но я тряхнула волосами, а уже через несколько секунд стягивала кожаные штаны, не стиранные духи знает сколько. С сожалением о том, что сама не имею возможности элементарно окунуться в озеро или реку, надела новую одежду и улыбнулась. Когда в последний раз у меня был повод порадоваться? Вот уже и просто парочка вещичек вызывает благодарность и восторг.

Взглянув через окно на улицу, в очередной раз задумалась, стоит ли брать с собой куртку. Дарок предупредил, что во время ритуала нельзя отвлекаться на жару, снимать вещи, говорить, пить, елозить. Днем будет жарко, после обеда поднимется зной, к вечеру станет легче, но прогретая земля не позволит остыть. А ночь… Архаг хлопал меня по плечам и говорил, что ночью мне некогда будет мерзнуть – будут бои, будет праздник. Куртка не нужна…

На задней стороне дома вход вел на другую его половину, где находились сараи. Обычно они простаивали, но иногда туда сводили купленную и раздобытую грабежом скотину на недлительный срок. Потом, подсчитывая дни прилетов и отлетов Хайко, ее убивали и складывали для него на большом свободном участке. Для сегодняшнего ритуала в сарае тоже сберегли зайцев и животных с трудновыговариваемым названием. Больше всего они напоминали мне крохотных викуний: ростом всего лишь мне по пояс – и это с головой, тонконогие, большеглазые, с забавной мордочкой. Именно их тащили на ритуал, потому что они не издавали ни звука: ни блеяний, ни лая, ни хрюканья, ни фырканья – ничего, кроме редких тихих вздохов. Когда васоверги рассказывали для чего они, я искренне порадовалась, что никогда не питала особой слабости к зверям. Васоверги выводили их, удерживая за цепь метра полтора‑два в длину – железный ошейник на тонкой шее врезался в светлый мех, а на другом конце свисал острый кол. Норкор отдал мне одну цепь, наставляя свою жертву вести самой. Я приложила кол к руке – он лег от пальцев до локтя, а тяжелый был, словно целый меч держала.

– Ничего не забыла? – спросил Дарок, одной рукой подтягивая к ногам животину, а второй – отдавая мне оглушенного, еле живого и крепко связанного зайца.

– Пиала, кинжал, – перечислила я, перехватывая зверька за задние лапы. – Остальное ты брать запретил.

Дарок кивнул и тяжелой поступью направился вдоль трофеев к воротам.

Ночь не отступала. Звезда, которую тут называли, душой Щедрого Таррила ярко горела на востоке. Как только она начнет меркнуть, можно считать про себя минуты – солнце начнет вставать спустя двадцать. Ветерок подул сухой прохладой, мазнул волосами по шее и щекам, скользнул по животу и пробрался под короткую майку, заканчивающуюся на ребрах. Кожа покрылась мурашками. Сквозь темную сеть шерстяной туники рука не пролезала, но запросто провалилось бы куриное яйцо. Наверное, после дня под палящим солнцем в таком виде у меня будет загар в решеточку. Я безразлично зевнула, поежилась и ускорилась, проскакивая в ворота вслед за васовергами.

Пока лязг замков тревожил тишину, я прислушивалась к звукам из района, соседствующего через дорогу. Кандар’рхор – ужасное место, которому мне никак не удалось подобрать земной аналог. Взрослеющие в этом районе дети, маленькие васоверги, теснились под крышами обветшалых домов. Они сызмала знали правила, установленные взрослыми. Им разрешено выходить за пределы своих владений, разрешено воровать, убивать, насиловать, грабить, лишь при двух условиях: первое – никто из них не должен быть пойман, второе – если одного поймали, например, рядом со свежим трупом, он ни за что не должен сдать остальных. Из‑за одного умрут все. Открытые убийства собратьев – прерогатива яростных васовергов; ярость появляется только после ритуала, а ее количество и наличие доказывает побежденный враг.

На дороге молча выросла колонна воинов. Каждый шаг отдельного васоверга бряцал оружием и железными пиалами, закрепленными на поясе. Звенели цепи, «викуньи» цоколи копытцами по твердой, не знающей влаги, земле. Мы примкнули к толпе и продолжили путь бок о бок с безмолвными участниками грядущего ритуала. Спустились до самой городской стены, там свернули в кандар’рхор на широкую улицу, полностью покрытую дощатым настилом. Многочисленный топот зазвучал громче, привлек зевак.

Юные васоверги пользовались неспешно уходящими покровами ночи, прятались в тенях, жались к стенам, вытягиваясь на носочках. Другие осторожно выглядывали с крыш; их глаза хищно блестели. Но никто из парней не осмеливался подойти близко.

В верхнем Васгоре – территория города, где без разрешения могли жить и гостить другие расы, – к нам с каждой улочки потянулись бесчисленные вереницы желающих заполучить ярость Солнца. Среди них изредка встречались эльфы, фангры, шан’ниэрды, люди. Остальные выглядывали из окон домов, выходили к дверям. Все хранили нерушимое молчание.

В пустыне, раскинувшейся за городом, коротко провыли шакалы и замолкли. Редкие деревья с толстой остроконечной листвой стояли неподвижно, отбрасывая причудливые тени – в них мерещились монстры с растопыренными пальцами. Ветер шелестел, катая песок, выше вздымал пыль, поднятую неисчислимыми парами ног. Темной лавиной мы двигались на восток, где острыми клыками ощетинились горы. Издали они казались невысокими и стоящими неподалеку, но мы двигались и двигались, а черные пики лишь росли, словно собирались пронзить ясное небо и нацепить на себя звезды. Тем временем звезды отказывались гаснуть.

Предрассветный сумрак немного сгустился, когда мы поднялись на предгорье и вошли в ущелье. Через метров триста оно резко закончилось – горы с обеих сторон сменились бездонными обрывами. Плавно‑извилистая дорога, шириной в десяток метров, уводила выше. От края веяло опасностью и неминуемой смертью. Ветер уже не шелестел – посвистывал прямо у обрыва, похлопывал штанинами и выл за спиной в горах. На каменном плато в первые секунды полегчало, спало внутреннее напряжение. В последующие – навалилась тяжесть на плечи, одолело чувство собственной ничтожности. Абсолютная пустошь тянулась бесконечно вперед: лишь редкие трещины под ногами и сколы небольших ямок. Казалось, твердую почву тысячелетиями обтачивал ветер, следил на ней вихрями, рисовал зигзагообразные узоры, снова и снова, каждый день безостановочно шлифовал ее.

Осторожный тычок в плечо привел в себя. Архаг кивком указал поспешить за Дароком, исчезающим за множеством крепких мужчин, и с улыбкой похлопал по спине.

Вскоре под ногами стали просматриваться большие круги; они чернели через каждые несколько метров. Пока васоверги молча входили в них и устраивались, мы шли дальше. Дарок уводил нас к самому обрыву.

Душа Щедрого Таррила стала терять яркость; небо принарядилось лиловой дымкой. Ветер немного усилился. Следующим прикосновением к плечу и выразительным взглядом Архаг обозначил, какой круг мне занять. До обрыва осталось совсем немного. Некоторые васоверги проходили дальше, оставляя нас за спиной. Дарок опускался на колени в кругу прямо передо мной. Рядом с ним устроился Гахсод, а Норкор и Архаг разместились по сторонам от меня. И хоть Дарок рассказал буквально все, что мне нужно делать, я все равно наблюдала за васовергами и повторяла их действия, стараясь не ошибиться в порядке.

По кайме круга неаккуратными росчерками были нанесены символы на драконьем языке. Днями ранее Дарок рисовал мне каждый на песке и заставлял запоминать. Солнце с лохматыми завитушками чернело на земле передо мной – прямо на востоке. На него я уложила связанного зайца. От этого солнца тянулись тонкие желобки, связывались с другими символами, а от них сходились к центру. Слева – там, где на часах была бы двойка, – был начертан символ источника. Зажав под мышкой кол с цепью и послушной животиной, я отвязала пиалу с пояса и поставила на него. На символ оружия положила кинжал. Оглянувшись, мигом отыскала символ жертвы, с давно оставленным и затвердевшим углублением от многочисленных колов. Расчистив ладонью символ от пыли, воткнула в него свой кол. «Викунья» с тихим звоном потащила цепь за круг, направилась изучать территорию, обнюхивать голый камень.

Я села в центре на колени и, наблюдая за окружающими, стала ждать. Васоверги недалеко впереди еще только занимали места, готовились к ритуалу, остальные сидели смиренно и смотрели на угасающую звезду на востоке. Колени упирались в твердый камень, медленно немели, мелкие камешки превращались в острые иглы. Я поерзала – пятки неприятно впились в ягодицы, носки придавило, большой палец хрустнул. Нервный вздох удержать не вышло. Посмотрев на обездвиженного зайца, на черный глаз‑пуговку, отражающий предрассветное время, я прогнала недовольство. Мне еще не так паршиво, как зверю.

Время тянулось.

Моя «викунья», прогулявшись в доступном ей пространстве, поплелась навстречу «викунье» Норкора. Сумев сблизиться настолько, насколько позволяли цепи, они стали облизывать друг другу мордочки и шеи. В больших глазах не было страха, не было даже понимания происходящего, но отражался мир. На душе сделалось паршивее. Хотя казалось: куда уж больше?

Небо розовело и теплело, горизонт рыжел. Тупые «викуньи» вылизывали шерстку друг друга. Вспомнилась моя Вольная…

Почему она?

Вспыхнули вина, стыд и – хуже всего – сострадание. Оно внезапно одолело. Сидя в огромной толпе васовергов, я ощутила себя одной в целом мире. Желание вскочить и броситься к кому‑нибудь поближе, заговорить с кем‑то, стало невыносимым.

Сегодня мне придется убить… Не впервые. Я уже видела смерти, убивала сама, отправляла Вольную на смерть, в конце концов, сама умирала. Но вот сегодня снова… И снова дурно, как в первый раз. Под ложечкой сосет. Быть может, от трехдневного голода? Наверное. И голод терпеть мне приходится не в первый раз, но на севере он был сложнее.

Луч мигнул на горизонте и на мгновение исчез, а вскоре засветил беспрерывно, заставляя прищуриваться и опускать голову. Сальные пряди тяжело свисли, налипли на щеки; грязная шея и затылок зачесались, но прикасаться к себе не хотелось. Да вроде бы уже и нельзя.

Солнце медленно всходило. Васоверги тянули к нему шеи, подставляли лица теплым лучам, смотрели с хмурым прищуром и сжимали кулаки, лежащие на крепких ногах. Я пыталась прочесть по лицу Архага, о чем он думает: казалось, ему было больно, и он просил прощение.

Солнце оторвалось от горизонта, и васоверги зашевелились. Я последовала их примеру. Кинжал обжег ладонь холодом. Мех зайца согрел ладонь второй руки; крошечное сердце заколотилось в большой палец, вмиг заразило бешеным ритмом и мое, стряхнуло с него каменную крошку. Пульс в запястье отдался в локте и в плече, жилка в шее оглушила гулким эхом в ушах. А что если ритуал Ярости что‑то большее, чем просто причуды фадрагосцев? Почему я не задумалась об этом раньше?

«Викуньи» любовно терлись мордочками. Сколько невинной крови прольется сегодня?

Нахлынувшие чувства вмиг оборвались равнодушной к страданиям нуждой. Она напомнила: я не могу обмануть ожидания Елрех и Роми.

Заяц дернулся из последних сил, пересилив зелья, смог коротко взвизгнуть и издать сип. Зафыркал с кровью; глаз‑пуговка открылся шире, запечатлел в себе рассвет. Вот и встретились смерть и рождение. Ручеек чужой, уходящей жизни растекся по нарисованному солнцу, впал в желобки и стал лениво пробираться дальше.

Я оглянулась, словно в вязком сне, – васоверги умывались.

Затаив глупую надежду, я испачкала руки – они запросто окрасились кровью. Предали меня.

Я смотрела на них долгие секунды, изучая редкие чистые участки. Когда‑то так я сидела над фантомом Кейела и старалась разглядеть кровь на чистых руках… Глупые вопросы вскружили голову. Как же так все изменилось? Когда? Зачем я это делаю? В кого я превращаюсь? Что бы сказал Кейел, увидев меня?

«Ты любишь все усложнять»… Люблю. И тебя, безумно непростого человека, люблю.

Я выдохнула, избавляясь от земных оков, в очередной раз выросших призраком далекого прошлого.

Кровь смочила щеки и губы, запах железа пощекотал нос, сладковатым привкусом осел на языке. Подул ветер, освежая. Я чуть опустила веки и, запрокинув голову, подставила ему лицо. Кожу начало медленно стягивать. Перед глазами застыли неподвижные крепкие фигуры воинов, сидящих на коленях. У многих из них рога едва ли не доставали до земли, у некоторых плети не были намотаны на руки – валялись длинными веревками на земле, блестели острыми бритвами на концах. Впервые появившись в Фадрагосе, я спутала васоверга с человеком. Впервые появившись тут… Сколько же времени прошло с тех пор?

Солнце размыло силуэты, обняло их лучами, ослепило меня до слез. С ним нужно говорить. Как? Кто в здравом уме начнет говорить с солнцем? Дарок сказал, что это доступно любому существу – Солнце не разделяет нас по внешности и крови, ему важно, какая у нас душа.

Нельзя усложнять. Хватит.

Поговорим, Солнце? О чем мы с тобой могли бы поговорить? Может, мне пожаловаться тебе на свои несчастья? Или рассказать тебе о своих планах?

Кулаки непроизвольно сжались – отросшие ногти впились в плоть, я поморщилась и, фыркнув, усмехнулась. Посплетничаем о Повелителях? Я расскажу тебе, какие моральные уроды правят Фадрагосом и какую хрень они наворотили в моей жизни. Надеюсь, они подслушивают мысли. Надеюсь, им не понравится.

Кейел  

Солнечный свет медленно застилал просторный двор перед особняком. Ветерок гнул травинки, приносил цветочные ароматы с клумб. Листва высокой липы перешептывалась над моей головой, укрывала меня от посторонних глаз. Я сидел на земле и, перебирая травинки, любовался рассветом. Должен был радоваться ему, как любой фадрагосец, но не мог. Солнце рождалось – великое и красивое событие, важное для каждого живого существа. Тогда почему вместе с искренней любовью к этому явлению всегда одолевает скорбь? Рассвет – это не потеря – приобретение. Я наверняка люблю рассветы: и сердце бьется медленней, и с каждым стуком разносит тепло и приумножает его. Но не любовь поглощает меня, уносит глубоко в раздумья и чувства, не она отрезает меня от реальности. Скорбь, печаль, тоска – тягучая дыра внутри, которая создает без причин болезненную безнадежность, и почему‑то я всякий раз стараюсь ощутить ее снова.

– Опять тут?

Я встрепенулся и растер лицо, стараясь вырваться из волшебства рассвета. Елрех остановилась на дорожке неподалеку и, прикрыв рукой глаза, повернулась к востоку.

– Не могу спать долго, – сказал я, вставая и вылезая из укрытия.

– Это хорошо, добрый человек. Работа легче дается с рождением Солнца, а с Луной быстрее приходит крепкий сон. Поможешь мне?

Елрех посмотрела на меня, и я с готовностью кивнул. При взгляде на ее мрачное лицо и в особенности глаза, сердце дрогнуло, охватил страх.

– Думаешь, Асфи не вернется? – полушепотом спросил. Как я вернусь в деревню ни с чем? Как объяснюсь с родителями и Лери?

– Не говори чепухи. – Белые брови сошлись на переносице, на голубом лбу проступили синие морщины; в серых глазах появился воинственный блеск. – Я уверена, что эта странная девица укоротит рога всем васовергам. Видел бы ты, как она ударила уважаемого Ромиара.

– Как ударила? – представив эту картину, я опешил. Не желая выглядеть дураком, стал суматошно отряхивать штаны от налипших травинок.

– А вот так, – усмехнулась Елрех, тоже отводя свои штанины и изучая их, словно сидела вместе со мной, – сказала ему, что ударит, и ударила.

– Что он натворил?

– Ничего.

Я все‑таки замер и позволил эмоциям проявиться. Елрех рассмеялась. Тряхнула белыми волосами и с широкой улыбкой произнесла:

– Ты мне не поверишь, хороший человек, но когда я узнала ее получше, поняла, что она считает людей многим выше других рас.

Ноги потяжелели, руки, наоборот, полегчали. Меня охватило удивление такой силы, что я не мог сдвинуться с места и даже просто что‑нибудь сказать. Да и что можно сказать на это? Вспомнились деревенские девчонки, вспомнился Тигар – высокий, золотоволосый эльф. Лери так часто восхищалась цветом его глаз. «Как будто Шиллиар застыло в чистом ручье. Ты когда‑нибудь видел такие глаза, Кейел?»

– Это ведь беловолосый шан’ниэрд. Даже не эльф, – произнес я, отступая в листву липы.

Сережки и листья погладили выбритую щеку, одаривая бескорыстной лаской. Новорожденное Солнце засияло ярче, краем задевая косые крыши домов. Еще полшага – и оно спрячется за соседний дом, уйдет из узкого просвета, но потом быстро поднимется над городом.

– Я не вправе рассказывать о ней, – скрестив руки на груди и тоже наблюдая за Солнцем, гордо произнесла Елрех. – И Ромиар поступил дурно, наплевав на ее пожелания, утаить от тебя ее слова о твоем прошлом, но это на его совести. Когда Асфи вернется, сам и полюбопытствуешь у нее, откуда у нее нетерпимость к другим расам.

– Тебя и Ромиара она любит, – заметил я, вспоминая, как и сам много раз украдкой видел отношения чужаков между собой, и о чем сплетничали Лери и матушка.

– Любит, – с улыбкой согласилась фангра. – Но, как я поняла из бесед с ней, мы ее любовь заслужили. – Рассмеялась низко. – Представляешь, простейший человек Кейел, подобная тебе человечка милостиво приняла нашу любовь.

– Чудачка, – прошептал я, опасаясь, что кто‑нибудь услышит в голосе восхищение.

Аня  

Вестница тоже живое существо! Слышите, черствые вы нелюди?!

Я не отрицаю, что была слепой. Слепой!? Кто придумал эту идиотская формулировку?! Мне просто нужно было зарабатывать, как все! Ну может, чуть больше… На Земле это важно, там счастье проще измерить в деньгах, а на прочее просто не остается времени. Духи Фадрагоса…

Я закрыла глаза рукой. До сих пор не прозрела?.. А как прозреть с чувствами внутри? Я ведь не Вольная, чтобы опустить этот рубильник.

И уж давай начистоту, Солнце: было бы проще лишить меня чувств, а затем измываться. И мне проще для принятия происходящего, и им проще. Или Повелители побольнее сделать хотели? Чему я должна была научиться? Только ли увидеть, чем могут обернуться некоторые поступки и куда приведут отдельные дороги? Не верю! Вот просто не верю! Отказываюсь верить!

Солнце, поднимаясь все выше и выше над горизонтом, оставалось безучастном. Но оно было тут единственным объектом, который казался живым. Может, еще «викуньи», но на них смотреть не хотелось. Только извращенец будет привыкать к своей жертве, чтобы в конце концов убить ее.

Я опустила голову. Поднесла руки к лицу; они затряслись сильнее. Сквозь пелену слез размывались грязные пальцы; кровь засохла и спрятала тонкие линии. Кажется, по ним в другом мире гадали. Для чего? Чтобы узнать о завтрашнем дне или о далеком будущем – спешили глупо прожить жизнь. Тогда я понимала жителей того мира, теперь не понимаю никого. Твои Повелители, Солнце, все отняли, даже понимания не оставили.

«У меня отобрали семью и будущее, имя опорочили, гордость разбили. Я топталась на осколках, пока не привыкла к боли. Пока не отреклась от всего, что любила в себе»…

Я усмехнулась, растирая одинокую слезинку между пальцев. Теперь мне есть за что себя любить, но это и вправду не мое. Он  подарил мне больше, чем рассчитывал. И в итоге…

«…потеряв все, я обрела путь к вере. К самой сильной вере, какую только можно придумать».

Мне не за что благодарить Повелителей, Солнце. Если я кому‑то что‑то и должна, то только Кейелу и себе.

Кейел  

Я громко чихнул, прикрывая нос. Пыль в подсобке стояла такая, что казалось помутнело в самих глазах.

– Кейел! – раздался голос Ромиара от дверей. – Елрех, ты решила пристрастить парня к алхимии? Донесу до твоего сведения, что у меня на него другие планы.

– А ты у него об этих планах интересовался? – спросила Елрех, просыпая через сито толченные грибы.

Ромиар стоял на пороге и морщился, прикрывая воротом шелковой рубахи нос. Я закрутился на месте: все – стол, лавки у стен, полка под крошечным окном, кадки, ведра, ковши – абсолютно все покрылось бело‑лиловой пылью. Поднял голову и убедился: даже веники сушенных трав, привязанных к потолку, придется отряхивать.

– Да, – громко прогнусавил Ромиар, – и ему все нравится. Духи Фадрагоса! Эта пыльца еще и жжется! Мои глаза, моя кожа – все начинает гореть! Это нормально, я не покроюсь волдырями?

– Где ты слышал, чтобы раздражение от гриба аутукко было нормальным явлением? – удивилась Елрех и отступила от стола, давая мне подступ к наполненному ушату. – Он вызывает опухлость всего, с чем соприкасается и сушит глаза до такой степени, что их потом можно смело вытаскивать из глазниц и использовать, как амулеты. Никогда не видел таких, уважаемый?

На стремительно бледнеющего Ромиара стало жалко смотреть, а Елрех, напротив, посинела, явно сдерживая хохот. Я покачал головой, но решил не вмешиваться – не убьет же полукровка беловолосого шан’ниэрда в его же доме. Поднял тяжелый ушат и понес к нескольким мешкам, прислоненным к стене у выхода. Ромиар шарахнулся от меня подальше, а фангра все‑таки расхохоталась.

– Что смешного? – оскорбления точно рвались из напуганного Ромиара, но он вовремя сомкнул губы и стиснул их до побеления.

– Не бойся, напыщенный шан’ниэрд! Лучше подойди ко мне, – позвала Елрех, зазвенев склянками у подоконника, – да побыстрее. Пока твои глаза еще способны видеть.

Он вопросительно посмотрел на меня, сжимая кулаки и размахивая хвостом.

– Иди, – тихо подсказал я, с улыбкой кивая в сторону Елрех.

Ромиар мгновенно заскочил внутрь, подошел к ней и остановился рядом, нетерпеливо следя, как она ищет нужное зелье. Я отвлекся ненадолго, пересыпая грибную муку в мешок. Хотел было сказать Елрех, что наполнен четвертый, но застыл.

Елрех внимательно капала зелье из флакона в ложечку. Так осторожна и сосредоточена, что наверняка ничего не увидит… Ромиар, словно позабыв о смертельной опасности, медленно поднес руку к густым волосам фангры, лежащих на ее спине. Почти прикоснулся к ним, но, украдкой бросив на меня взгляд, отдернул руку. Еще раз посмотрел на меня как‑то стыдливо и уже не прятался. Я улыбнулся ему, стараясь не придавать значения случившемуся.

– Сейчас выпей это, – Елрех протянула ему ложку, – а на дальнейшее запомни: я не зря ухожу так далеко работать от жилых комнат. Прежде чем входить, стучись.

– Я уже в собственном доме не хозяин, – фыркнул Ромиар. Принимая зелье, резко взмахнул хвостом. – Кислятина какая!

– Жизнь у тебя больно сладкая, – хохотнула Елрех, – если не насолю, так хоть кислотой разбавлю.

Она привычно тряхнула волосами, но совсем непривычно опустила веки и отвернулась. Неужели кокетничает?

– Четвертый мешок до краев заполнился? – заметив меня в углу, спросила она. Дождавшись кивка, удовлетворенно выдохнула: – Такой запас… Аспиды рады будут, а с тобой я выручкой поделюсь, трудолюбивый Кейел.

– Не откажусь, добрая фангра.

– Ты можешь просто попросить у меня, сколько тебе нужно, – вмешался Ромиар, поправляя воротник рубашки. – Или присоединись к исследователям, и забудь, что такое финансы. Тебе будут рады в любой лавке.

– Я еще не решил. – После долгих уговоров, которые мне пришлось выслушать от него, расстраивать его категоричным отказом не хотелось. Служить исследователем и одновременно жить в Солнечной не получится, а Лери вряд ли согласится уезжать в Обитель. В любом случае сначала нужно обсудить этот вопрос с ней.

– У тебя полно времени на раздумья, – мягко сказал он. И добавил громче: – Но у вас двоих совсем не осталось времени на работу. Подали обед, я жду вас. Но сначала вымойтесь, не травите моих слуг.

Ромиар быстро направился к выходу. Когда дверь скрыла его от Елрех, он поднес указательный палец к губам и посмотрел на меня с обреченностью, от которой сделалось страшно. Я кивнул ему с пониманием, и на его лице растянулась усталая улыбка.

В Фадрагосе никому нет покоя.

Аня  

В голову припекало, и немного хотелось пить. Даже представить страшно, что бы со мной случилось, если бы васоверги не накормили меня странным стручком. К тому же, казалось, что чем жарче грело Солнце, тем сильнее охлаждалась туника. Надо будет поблагодарить Дарока после ритуала. Когда же наступит конец этой пытки?

Солнце перевалилось за зенит и неспешно клонилось к горизонту. Поворачивать к нему голову не хотелось, разбираться в таинствах непостижимого для меня ритуала – тем более. К черту все. Только вымоталась душевно, вновь и вновь переваривая все, что меня волновало. Просто осталась наедине со своими загонами и даже отвлечься не могу. О чем еще не успела подумать? О сокровищнице? Там и думать нечего… Нахожу Стрекозу, предлагаю ей найти сокровищницу вместе, выдвигаю условия – только она и самое близкое ей существо. Она согласится. Должна согласиться, если я хоть немного разобралась в фадрагосцах. Затем возвращаюсь к Елрех и Роми в Заводь, подготавливаю их к не самой приятной компании и увожу на место встречи. Кстати, место лучше выбрать мне самой и… Есть ли разница: обидится Стрекоза или нет, если я потребую с нее клятву, что она будет молчать и о сокровищнице, и о месте встречи? Надо бы разузнать о приличиях среди разбойников.

И вот впятером мы двинемся за первой подсказкой. А когда соберем все, направимся в сокровищницу. Наверное, надо будет тащить разбойников до скованных душ Аклена и Ил. Пока они будут разглядывать драконов, их можно будет убить. Их можно. Они ведь никого не щадят: ни детей, ни стариков – никого.

«Викунья» лежала на горячей земле, быстро дыша, вывалила язык и шаталась. Мои веки потяжелели; через закрытые глаза просочился солнечный свет, застилая глаза краснотой. Думая о сокровищнице, я невольно вспоминала прощание с Кейелом. Воспоминания уводили дальше, кружили голову. Духи Фадрагоса, как же он перепугался, когда я проходила другой ритуал. Он плакал. Жестокий парень плакал, уговаривая меня вернуться к нему.

«Аня, прошу тебя, стань сильнее»…  Стану, Кейел, обязательно стану.

Привиделись холмы долины, с двух сторон зажатые горами, а на них силуэт. Перепуганный ящер с радужным оперением и Кейел весь в крови… Васоверги хотели мести. Единственные разумные существа в Фадрагосе, кто не боялся разозлить духа‑покровителя Вольного. И вот я среди них. Среди твоих обидчиков, Кейел. Духи Фадрагоса, каким же ты вернулся после встречи с ними… Шея в высохшей крови, рваная, липкая куртка, избитое лицо, измученная улыбка и нежный блеск в глазах… И руки берегут воспоминания о прикосновениях к тебе, а они, эти воспоминания, согревают изнутри. Как и в первый раз, я боялась причинить тебе боль, трогая раны и кровоподтеки. А помнишь, первый раз? Этот ужасный коготь. До того дня я не видела увечий страшнее. И кровь. Столько крови на крохотную подсобку – слишком много, Кейел. Слишком много страданий на тебя одного. А им все было мало… Повелители решили наказать тебя еще и мною. Я сожалею, родной. Мне так жаль.

Прости меня.

Кейел  

После плотного обеда хотелось лечь и не вставать, но Елрех предложила пойти с ней в город, и я с радостью согласился. Во‑первых, мне нравилось гулять по улицам шумного города, рассматривать его жителей, заглядывать в торговые лавки. Во‑вторых, я не привык видеть, чтобы женщины работали столько, сколько работала Елрех. И в этот раз она, не попросив ни у кого помощи, нагрузила двухколесную повозку мешками с мукой и собиралась сама катить ее до лавки алхимиков. Каждый раз, когда невежливые вопросы рвались наружу, я прикусывал язык, напоминая себе, что эта девушка позорная полукровка. Наверное, ей уже давно в привычку все делать самой.

Торговец гильдии Пламени Аспидов в этом городе был безумно приятный человек, и я с удовольствием задержался у него вместе с Елрех, рассыпая муку по склянкам и мешочкам. От монет тоже не отказался – сразу запрятал пухлый кошель за пазуху. Надо было придумать, с кем передать их в Солнечную. Это была задача практически невыполнимая. К сожалению, через пару шагов Солнца задача решилась сама собой – кошель совсем исхудал. Елрех потащила меня на рынок, где заставила купить по паре крепких штанов и рубах, хорошие сапоги, куртку и даже новый плащ. Возражать настойчивой фангре оказалось невозможно; она убеждала, что поход предстоит долгим, а в пути ей некогда будет поправлять мое здоровье. И можно было отказаться, напомнить, что Асфи уже больше пятнадцати рассветов не возвращается, но глядя на улыбчивую девушку, я видел отчаянную мольбу в серых глазах. Убить надежду в полукровке мне оказалось не под силу, и я подыгрывал ей в подготовке к походу.

С другой стороны, ее слепая вера в человечку обнадеживала. А вдруг и впрямь Асфи вернется? Хотелось бы, чтобы вернулась. И пусть влюбляющегося Ромиара она уже не спасет, но нам с Елрех не помешало бы, чтобы она выполнила все обещания. Плохо лишь становилось от мысли, что меня Асфи никуда не звала и лично мне ничего не обещала. А если прогонит прочь, что делать?

Незаметно прошло время – Солнце постарело и медленно умирало. Мы вернулись домой, разошлись: я – в комнату, Елрех – с новыми зельями в кладовую. Я поднимался по лестнице, когда наткнулся на Ромиара; он стоял, опираясь на перила, и провожал фангру внимательным взором.

– Как прогулялись? – поинтересовался он.

– Хорошо.

– Хорошо, – выдохнул, потирая переносицу. – Если ты не устал, то я бы не отказался от твоей компании.

Я кивнул.

– Только переоденусь. – Миновав его, уточнил: – Хочешь поговорить о чем‑то конкретном?

Он покачал рогатой головой и последовал за мной.

– О чем угодно, лишь бы… – Покрутил пальцем в воздухе, указывая в потолок. – С каждым рассветом труднее. Думаю, ты понимаешь, о чем я.

– Понимаю, заметил.

И только после этих слов я вдруг действительно понял, что с ним происходит. Сердце упало в пятки, за спиной вместо Ромиара почудился мертвец. Посочувствовать ему? Сказать, что сожалею? Нет. Лучше и не спрашивать, сколько он еще будет в порядке, и не напоминать о том, какая участь его ждет. Зачем он вообще покинул дом? Только ради похода?

Духи Фадрагоса, пусть Асфи вернется.

Аня  

Ты верил мне, верил своим духам, верил в свою миссию, а теперь… Посмотри, что стало. Посмотри, чем наградили тебя Повелители. Тебя просто не стало. Поэтому‑то я права – нельзя никому верить. Ни в кого верить нельзя сильнее, чем в себя и свои силы. Я.  С самого начала и до самого конца есть только я. И вот если я с чем‑то не справляюсь, то мне никто ничем не поможет. В этом мне импонируют взгляды васовергов, вроде Дарока. Слабым нужна поддержка, а сильные справятся и без какой‑либо магии.

Моя тень росла, дотягиваясь до кинжала, лежащего на символе оружия. Колени ныли, ноги затекли и онемели, а в душе царила пустота. Так я не уставала морально даже на севере, где пробыла сама с собой гораздо дольше. Возможно, это из‑за того, что там я могла отвлекаться от раздумий на дела: на поиски пропитания и тепла, да даже просто на хождение в пещере из угла в угол. А тут приходится сидеть на месте и смотреть в одну сторону.

От внезапного хора голосов я вздрогнула. Васоверги волной подхватывали, незнакомые слова песни. Дарок говорил, что петь не обязательно, да и вряд ли я бы сумела так издеваться над горлом и языком. В душе росло волнение. Утомительно долгий день наконец‑то заканчивался. Пока продолжалось песнопение, я быстро прокручивала в голове все, о чем успела сегодня надумать. И приходила к выводу, что в чем‑то васоверги действительно оказались правы – я снова злилась. Не от голода и перегрева я до боли сжимала челюсть, не из‑за усталости тряслись руки и колотилось сердце – из‑за злости. Она взорвалась с первым голосом, прозвучавшем над плато и росла, росла, росла… Вскипала с каждым горьким воспоминанием, распирала изнутри с каждым подведенным выводом. Одни потери, одна боль, один траур. С каждым шагом пути я могла приобрести ценность, но обязательно теряла что‑то взамен. Феррари, Тиналь, Фираэн, Бавиль… Множество потерь. И одна утрата должна была стать наградой – Кейел. Разве я не заслужила? Разве я недостаточно разбила сердец?!

Я запрокинула голову, адресуя ненависть к Повелителям. И хохотнула, понимая, что им плевать. Ненависть заслуживаю только я – овца на заклание. Мои тупость и упрямство разрушили все. Я все усложняла.

Дарок впервые, как уселся на колени, зашевелился. За ним следом задвигались и другие васоверги. Все подтягивали к себе обессиливших от солнцепека «викуний». Я нащупала горячую цепь, тоже дернула и удивилась, сколько силы во мне осталось. Животное не сопротивлялось: кое‑как перебирая копытцами, позволило подвести себя к закоченевшей тушке зайца и рухнуло рядом. Кинжал согрел руку, «викунья» не сопротивлялась, под давлением второй руки послушно укладывая голову. Острый клинок чиркнул, отнимая очередную жизнь.

В этот раз крови было больше. Она брызнула, пачкая светлый мех, растеклась, заполняя желобки, промочила мои штаны на коленях. Пока «викунья» успокаивалась, рвано дыша, я гладила ее и шикала. Вскоре подставила чашу, наполняя почти до краев и вспоминая, как когда‑то на севере Кейел заставлял меня пить кровь овцебыка. Наша тогдашняя ссора уже не вызывала слезы, но добавляла злости.

Наполнив чашу, я поднесла ее к губам. Сделала большой глоток и поморщилась – от металлического привкуса свело зубы, от соленого – затошнило. Умывшись остатками, облегченно выдохнула. Можно вставать. Черт возьми, можно вставать…

Полминуты пришлось двигать ступнями, чтобы ощутить их. Как только ноги пронзила сотня невидимых иголок, я встала на одно колено. Дарок предупреждал, что вставать быстро нельзя – это опасно даже для васовергов; они часто ломали ноги, просто поднимаясь резко после ритуала Ярости.

Ушло еще не меньше пяти минут, прежде чем первый васоверг впереди осмелился встать в полный рост. Он хорошенько потянулся и повернулся лицом к западу. Я последовала его примеру, окинула беглым взглядом собравшихся существ и вдруг поняла – я не боюсь. Совсем.

Раздражение, злость, затаенная радость, что Солнце наконец‑то умерло, и желание побыстрее все закончить – все это перемешивалось, чередовалось, завися от внешних факторов: освежающего ветерка, зноя, исходящего от земли, мокрых штанин на коленях.

Внезапный хлопок по плечу. Тяжелый. Я оскалилась, мгновенно оборачиваясь. Архаг рассмеялся.

– Чувствует, – с довольной улыбкой произнес Гахсод, глядя на меня.

– Много Ярости впитала во время смерти? – спросил Архаг. И указал на красное пятно, размазанное по горизонту. – Еще можно впитать. Впитывай.

С другой стороны подступил Дарок. Склонился, обдавая кислым зловонием, и прошептал:

– Я укажу тебе на воина слабее. Убей его. – И посмотрел на меня, кривясь от злости. Крепко ухватил за подбородок, потянул вверх, вынуждая подниматься на носочки. – Убьешь, воинственная человечка, или подведешь?

Рывком отвернувшись, я вырвалась. Под оглушительное сердцебиение выплюнула:

– Убью!

Помяла челюсть, избавляясь от тянувшей боли. Дарок вновь шагнул ко мне, а я отступила, но наткнулась спиной на Норкора. Загнанная в угол, задышала чаще. Хотелось вдохнуть свежего воздуха, избавиться от крови, опять очутиться совершенно одной и жить воспоминаниями. Снова и снова дышать ими.

– Не опозорь меня, – вполголоса произнес Дарок, глядя мне в глаза. – Если сдохнешь, я сброшу тебя с утеса и выставлю вокруг твоего тела своих воинов, чтобы ты гнила, как можно дольше. Чтобы птицы Солнца не смели освобождать твою душу. Ты поняла меня? Я позволил тебе ступить на великую землю, на самую священную землю в Фадрагосе. Я открыл тебе эти земли.

Я нахмурилась, вслушиваясь в его речь. И с каждым словом давила в себе желание, вытащить кинжал и перерезать ему глотку. Как он смеет?

А Дарок продолжал:

– За последние рассветы я многому научил тебя, и все васоверги на священном плато знают об этом. Не опозорь меня. Я привел тебя домой, теперь не смей мешать мое имя с грязью.

– Не ты. – Я подалась вперед. Он насупился, и захотелось многое объяснить ему, рассказать, кто стал моим ключом от нового дома, кто научил меня всему, но он был не достоин этих знаний. – Не ты, Дарок. Не ты.

Я отступила, выбралась из тесного капкана тел и подошла к своей жертве. Сняла ошейник, вытащила кол и, не оглядываясь на приведших меня васовергов, направилась к сгущающемуся столпотворению в центре. Оттуда уже доносился шум, споры. Видимо, сильнейшие мужчины рвались в бой первыми.

Цепь на плече прилипала к коже, ошейник ритмично ударялся о лопатку. Каждый шаг сопровождался растущей внутренней силой – мне нужно, я должна. Справлюсь, деваться некуда. Слова Дарока набатом отдавались в голове и обижали. Его забыли в этом мире, о нем  никто не помнит. Ни о жестоком Вольном, ни о ведьме, проклятой и преследуемой всем миром. О нас забыли, Кейел, когда ты просил не забывать. И я не забуду. Тем более не оскверню твое имя.

Не усложнять и быть хитрее самого опытного лжеца – что может быть проще?

* * *

За первыми сражениями я наблюдала из‑за множества плеч и украдкой следила за недовольной физиономией Дарока. Впрочем, Солнце и впрямь напитало его яростью, и теперь он злился по поводу и без. А может, дело было в том, что он, глядя то на одного противника, то на другого, никак не мог определиться, кого выбрать. Пока двое самым натуральным образом избивали друг друга до смерти и кружили в большом пространстве по центру, Дарок уделил‑таки мне внимание.

– Видишь васоверга с двумя рогами и отрезанным ухом?

Я высмотрела нескольких, подходящих под это описание, поэтому еще и проследила за взором Дарока.

– Он молодой и, судя по его состоянию, слабый. Должно быть, это его первый ритуал. Гахсод, – он оглянулся, – ты помнишь этого сына?

– Он тут впервые, – громко произнес Гахсод, пересиливая шум возбужденной толпы и драки. – Точно тут сдохнет.

– Как только он выйдет в круг, – опять обратился ко мне Дарок, – постарайся встать в первом ряду. Слабаки тоже будут искать слабых. Женщина, человек – мимо такой мало кто пройдет. И еще старик, – кивнул на седого васоверга с длинной косой волос на плече. – Не смотри на стальные рога. Недавно ему отбили внутренности, а несколько периодов назад пытались порезать сухожилия на левой ноге. Он хромает и неповоротлив.

Они тут все неповоротливы – я наблюдала за каждым боем очень внимательно. До ловкости Ромиара, когда он был Вольным, ни один из них и близко не дотягивал. А Ромиар, надо признать, успешно и долго учил меня и во дворце Цветущего плато, гоняя ночами по полям и болотам, и после – во время похода. И какой бы яростью ни кичились четырехрогие, она не давала им абсолютно никакого преимущества; злоба буквально лишала их рассудка.

Васоверг крупнее, уклоняясь от плети противника, упал на толпу и его оттолкнули внутрь. Он даже не остановился, бросаясь вперед и склоняясь к земле. Ухватил за ноги врага и опрокинул себе за спину. Все звуки утонули в ликующих возгласах; шея упавшего неестественно вывернулась. Он попытался подняться, но под посыпавшимися ударами ног вскоре перестал двигаться вовсе.

– Что если кому‑то в конце не достанется противника? – спросила я у Архага, замечая, что взбудораженный Дарок занят беседой с хмурым Гахсодом.

– Ему придется ждать до следующего ритуала. Лучше идти среди первых – это больше ценится среди нас.

– Почему же вы не идете?

Он с усмешкой пожал плечами – вот уж кому что ярость, что радость – все весело. Приобняв за плечи, он подтянул меня к себе ближе и с жаром дохнул в ухо:

– У нас игры вождей. Мы ждем нужных врагов. Убьем их – получим преимущество в войне.

– Дарок поэтому и недоволен, что они тянут?

Он покачал головой, пугая опасной близостью своих рогов.

– Пришел еще один претендент на место главного вождя. Мы воюем с ним.

– А он не должен был прийти?

– Ни он, ни сам вождь. Этот требует, чтобы такие бои проходили с благословения и помощи духов. Дарок всегда всем говорил, что он трус, потому и не проверяет силы на ритуале Ярости. Если сейчас Гор победит без духов, то заслужит больше благосклонности воинов.

– И что, Дарок боится не справиться с ним?

Архаг округлил глаза, а затем гордо вскинул квадратный подбородок.

– Дарок никого не боится. Но мы все заранее определились с противниками. Если Гор сам вызовет Дарока, тогда смерть троих врагов от наших рук никак не повредит старому вождю. А если Дарок первый войдет в священный круг и вызовет нужного врага, то ему останется только надеяться, что Гор подохнет в бою.

Духи Фадрагоса, сплошные интриги… Я высмотрела парня, на которого указывал мне Дарок; возле того уже крутился низкорослый васоверг, толкотней и смехом в лицо провоцируя слабого воина выбрать в бой его.

Внезапно Норкор протолкнулся к Дароку и эмоционально заговорил с ним на васовергском. В центр вышел тот самый Гор, и с первым его возгласом толпа стала стихать.

– Что происходит? – я опять обратилась к Архагу.

Несколько долгих секунд он слушал речь широкоплечего васоверга, шагающего в центре и снимающего с себя куртку, затем так же, как и Норкор, обогнул меня и громким шепотом влез в разговор с остальными. Дарок жестом приказал ему заткнуться и отогнал от себя. Со свистом выдыхая воздух через нос, Архаг вернулся ко мне и, кажется, выругался.

Ухватив его за запястье и краем уха слушая отвратительную речь на васовергском языке, я повторила вопрос. Наконец‑то, Архаг ответил:

– Норкор хочет выйти против Гора.

– Без вызова?

– Он гораздо слабее, ему можно. Если Гор примет вызов и победит, то, пожелав, сможет вызвать второго противника. Если победит Норкор Гора, тоже получит право закрепить такой успех.

Я потерла лоб; кожа под краской зудела. Неприятное осознание дошло с приличным запозданием: васоверги, кто отнесся ко мне с дружелюбием, пусть и продиктованным выгодой, сегодня могут погибнуть.

– А этот чего разорался? – занимая свое время ожидания, я решила отвлечь от волнений и Архага.

– Обещает процветание, – выплюнул он, ударяя несколько раз кулаком в ладонь, – и говорит, что принес доказательства того, что не является предателем традиций. Заверяет, что, несмотря на почтение к духам, самолично обезглавил троих Вольных.

Я нахмурилась. Что?

Холод и тяжесть сначала появились в ногах, а затем стали волнами накатывать к голове. Волосы на затылке приподнялись, пошевелились за ухом. Почудилось на миг, что Кейел мимолетно коснулся губами шеи и усмехнулся. «Мы с трудом себя понимаем, но чувства других видим наверняка»

Важному Гору вынесли грязный мешок и, почтенно склоняя голову, подали двумя руками. Я поморщилась, отговаривая себя от высокого риска. Это неоправданная и безумная идея – мстить за незнакомых Вольных. Конечно, зная их подробности воспитания и жизни, трудно остаться безучастной, еще труднее поверить, что васоверг единолично, как он похвастался, справлялся с каждым, но нельзя лезть на рожон.

Выкрикивая неизвестные мне слова, Гор вытряхнул содержимое. В сумраке мелькнула длинноухая рыжая голова и прокатилась к краю, где исчезла за множеством ног.

Сердце ухнуло, во рту пересохло. Я осторожно шагнула вперед, надеясь не увидеть бездарную эльфийку.

Присмотреться не успела – кто‑то пнул рыжую голову, словно мяч, и она скрылась от глаз в другой стороне. Меня затрясло. Вайли, Вайли, Вайли… Девочка, которую Кейел уже когда‑то оплакивал над ее небрежной могилкой. Вайли, из‑за которой развязалась самая настоящая война. Вайли – моя Вольная. Она должна умереть иначе, не тут, не так. Фадрагос погибнет без нее. Мы все погибнем.

Ноги понесли меня вперед, взгляд цеплялся за все мало‑мальски рыжее – сапоги, медные застежки, бронзовые наколенники, наручи, бляхи… Васоверги толкались, не пропуская. Кто‑то позади попытался задержать, но я увидела рыжие волосы и без труда выскользнула из захвата.

– Асфи! – окликнул Дарок.

Я хотела обернуться, но заметила, как здоровый васоверг заносит ногу, собираясь размозжить эльфийскую голову. Два быстрых шага в полуприседе и рывок позволили проскочить через толпу, вывалиться в круг и успеть толкнуть громилу в твердый живот. Он лишь немного пошатнулся, опустил ногу и с изумлением на квадратной морде застыл. Не теряя времени, пока все были в замешательстве, я упала на колени и стала осторожно освобождать лицо от волос. Присматриваться к шее не было ни малейшего желания, но даже поверхностный вид вызывал тошноту.

На опухшем грязном лице пестрели синяки. Из приоткрытого рта виднелся почерневший язык, цвет широко раскрытых глаз невозможно было разобрать, но одно было ясно – это не Вайли. Рыдание и смех рвались наружу, но я дышала глубоко, сдерживая охватившие эмоции. Хотелось одновременно обнять кого‑нибудь, объявить ему о своем счастье и в то же время избить кого‑нибудь, уничтожить, спалить. Подростку отрубили голову ради каких‑то игр вождей. Единица… Никому ненужная единица, за которую скорее всего не вступились бы даже те, кто желает Фадрагосу процветания. Кому нужны Вольные? Интересно, к нему хотя бы успели вернуться чувства, или он так и умер куклой? Наверное, хорошо, если даже не понял, чего лишился.

Над головой приглушенно гудели голоса, и я вскочила. На меня было направлено внимание толпы, Гор молча улыбался – не мне. Судя по всему, меня пытался остановить Архаг, а когда у него не получилось, следом за мной бросился Дарок. Именно он застыл во втором ряду, сжимая кулаки. Стоявшие перед ним мужчины расступились, образовывая клин и предъявляя его многочисленным взорам. Смысл произошедшего дошел до меня, как само собой разумеющееся: я слабее, я на территории круга – я бросила вызов находящемуся внутри васовергу. И быть может, Гор бы посмеялся надо мной и прогнал, но, увидев реакцию Дарока и знак на моем лбу, точно не собирался отказывать слабенькой девчонке в поединке.

И плевать.

Я стащила цепь с плеча и швырнула ему под ноги. Звон отозвался приятным теплом в груди; злость трепетала в предвкушении возможности выплеснуться. Я убью урода!

Гор кивнул, развел руками – толпа возликовала; живой круг сделался теснее, забурлил, поддерживая всеобщее возбуждение. Я тряхнула волосами, невольно потрогала шею, взглядом поочередно выцепив три доказательства преданности претендента на местный трон из костей. Так хочет стать вождем? Пусть помечтает.

Васоверг воздел руки к темному небу, ловко перехватывая свои плети. В глубине души родились сомнения и опасения, привкус чужой крови, так и не исчезнувший с окончания ритуала, напомнил, что я тоже состою из плоти и крови – погибнуть могу и я. Склонив голову и наблюдая за уверенной походкой врага, я понимала – риск смерти у меня гораздо выше. Но пусть даже так – вонючему васовергу для этого придется обломать об меня рога и клыки.

Гор двинулся по часовой стрелке – я шагнула против. Достала кинжал, мельком пожалела, что так и не приобрела себе меч – он бы тут справился лучше. Следила за противником: пружинистая походка, странно вывернутый большой палец на руке, рога отливают сталью, на каждом мускуле выпирают вены. Широкие плечи, сильные руки и ноги, узкий торс – стандартный набор для васоверга.

Он атаковал первым. Плеть просвистела рядом, вынуждая уйти вправо, – бритва второй плети ошпарила руку. Теплая пульсация перебила все ощущения в теле, кровь тонкими струйками потекла к локтю. Я накрыла порез, но сразу отняла грязную ладонь, опасаясь занести инфекцию. Хохотнула, осознавая глупость собственных мыслей.

Сначала надо выжить.

Толпа превратилась в сплошную ограду из живой плоти; возгласы, крики, хлопки, свисты смешались в неразборчивый гул. Сумрак, застеливший плато, скрыл детали, позволяя сосредоточиться только на Горе. Васоверг потер лысину между рогов, пальцем вывел треугольник у себя на лбу, а затем прижал к нему кулак. После улыбнулся – опять не мне. Взбесил.

Его переговоры с Дароком унижали меня. Он даже не понимал этого, и впрямь верил в то, что я пустое место. Будто насекомое, от которого он легко отмахивался на потеху публике, собираясь одним ударом прихлопнуть позже и раздавить до мокрого пятна.

Я шагнула к нему в тот момент, когда он изображал треугольник на паху. Противная ухмылка исчезла с его лица только на миг, когда он заметил движение. Хлестнул плетью, не позволяя ни на сантиметр приблизиться. А уже через секунду снова заулыбался, вытянул ко мне голову и стал клацать челюстью. Подразнил и опять обратился вниманием к толпе, забывая о сопернице.

Васоверги бурно торжествовали, заранее определив победителя. Их герой… не человек.

Я опустила руки, склонила голову, позволяя волосам налипнуть на щеки. Бой превратился в посмешище, даже не начавшись, и я не представляла, как это прекратить, как заставить толпу заткнуться. Более того – этого уже было недостаточно, мне захотелось ужаснуть их.

Васоверги из первого ряда стали дотягиваться ко мне и толкать в плечи, в спину, в затылок. Чей‑то плевок достал до щеки; слюна капнула на плечо, потекла по шее. Мышцы лица задрожали, губы тряслись так, что невозможно было сжать их.

…«будь хитрее», «будь хитрее»… «сильнее»

Я вдохнула глубоко, дважды качнулась на носках. И побежала к врагу. Не тратила время на анализ происходящего, не замешкалась, когда бритва полоснула по спине, обожгла позвонок. Отрешилась от звуков. Только добраться до врага – уже маленький шаг вперед. Мне нужен лишь один удачный подступ. Лишь один.

Необдуманный замах кинжалом предсказуемо не дал никаких результатов. Гор увернулся, пропуская меня в толпу. Множество рук оттолкнуло обратно, незнакомые лица, искаженные бурей эмоций, мелькнули перед глазами и сразу исчезли. Я с трудом удержалась на ногах, упираясь рукой в землю. Прикосновение к талии взорвало изнутри: не разбираясь, я попыталась ударить врага кинжалом, но едва не поранила себя.

Земля перед глазами стремительно сменилась небом. Я замахала руками и ногами, но не могла извернуться. Гор поднял меня высоко над собой, словно детскую игрушку, и снова веселил публику. Имя Ксанджей едва не сорвалось с губ, но я зарычала, лишь бы не поддаться слабости. Миг – и желудок будто подскочил к горлу. Удар о твердую почву выбил воздух из легких; в затылке хрустнуло, челюсть заныла. С сипом я пыталась вдохнуть, но в груди невыносимо кололо.

Перед помутневшим взором вырос высокий силуэт, почернел на фоне темного неба, отклонился, занося ногу… Иного сценария для человека ждать не стоило.

Я резко дернулась в сторону – между лопаток прошило болью, словно я напоролась на острый камень. В глазах заплясали черные точки, стон прозвучал жалко, но его никто не услышал, кроме меня. Тяжелая нога с глухим ударом опустилась рядом с лицом всего лишь секундой позже.

Не дожидаясь пинка в живот, я откатилась снова. Быстро поднялась, сглотнула желчь, не позволяя рвоте ослабить себя. Сплюнула горечь и вытерла губы предплечьем. Краем глаза заметила Гора – он с хозяйской уверенностью направлялся ко мне. Растопырив медвежью пятерню, с замахом потянулся к моему затылку. Я нырнула вперед, уклоняясь, но за волосы рванули – из глаз посыпались искры. Голова замоталась от рывков крепкой руки – мир зашатался, ноги подогнулись, одна зацепилась за другую. Гор швырнул меня в центр круга, с треском вырывая клок с затылка.

Не теряй оружие. Нельзя терять оружие. Пальцы заледенели на рукояти кинжала.

Костяшки хрустнули, когда я упала на руку, но оружие не выпустила, лишь стиснула кулак крепче. Второй удар пришелся по голове – от него на пару секунд мир спрятался в кромешной темноте. С сияющими вспышками и нарастающим звоном в ушах зрение медленно восстановилось. Разодранные запястья, ладонь и локоть казались мелочью на фоне рассеченного лба. Теплая кровь потекла безостановочно и обильно, заливая глаз и мешая обзору. Сердце колотилось о грудь, билось в горле, мешало вдохнуть полноценно. Дрожь пробирала мышцы во всем теле невыносимой слабостью.

Страха не было.

Я зажмурилась и оттолкнулась, поднимаясь на ноги. Окружение поплыло, нос заложило, кровь опять залила глаз. Враг приблизился, замахнулся, и в этот раз я уклонилась удачно. Пока присматривалась к васовергу, в глазах посветлело, толпа исчезла – на Холмах грез застыла нечисть, медведь шел на меня.

И снова сумрак.

Гор – наконец‑то, разъяренный, – с ревом направился ко мне. Расстояние в четыре шага. Один, второй – рано. Я быстро вытерла кровь с глаза – третий. И упала на колени. Прыгнула в сторону, вслепую вогнала кинжал – он мягко погрузился в толстое бедро. Я навалилась на него грудью и, перехватив рукоять, оттолкнулась, освобождая оружие. Гор по инерции прошел еще полметра. Я поднялась у него за спиной и, повернув клинок, всадила между ребер. Воин мгновенно потянулся за ним, но мускулистые руки ожидаемо не доставали.

Немедля я бросилась за цепью. Подобрала ее, подскочила к васовергу и поддела под длинные рога. Разок обмотав, закинула цепь на плечо и, развернувшись, рванула вперед. Нестерпимая боль в груди и руке обожгла – и я закричала. Но, крепко удерживая цепь, навалилась всем весом и потащила дальше.

Наконец меня дернуло назад, звенья ошпарили ладонь, выкрутили фаланги – цепь вырвалась из руки. Я упала и, стиснув зубы, кинулась обратно. Сил в ногах не осталось, тратить время на безуспешные вставания было опасно, поэтому я как могла быстро поползла к васовергу на карачках.

Гор пытался подняться, одновременно ощупывая острие кинжала, прошившее его насквозь. Увидев меня, стал оглядываться, видимо, в поисках выхода из опасного положения. Дернулся, замахиваясь плетью, но я вовремя припала к земле. Пальцы жгло, все тело дрожало, и пробудились опасения, что я больше не поднимусь, но коротким воспоминанием о Вольном я прогнала скверные мысли.

Доползла до васоверга и поднялась на колени, нависая над ним. Порывистым движением он обхватил мое горло, пальцы впились так сильно, что казалось, дырявили плоть. Не поддаваясь панике, я дотянулась до лежащей плети и всадила бритву в плечо Гора. Он зашипел и мгновенно выпустил меня. Снова суматошно задергался, большими пальцами цепляясь за бритву. Чувствуя чрезмерную усталость, я нащупала кол, обхватила его двумя руками и воздела так высоко, насколько это позволяла цепь, намотанная на рога. Гор замер, оскаливаясь. Я выдохнула – «меть в горло»  – и, собрав последние силы, стремительно опустила кол.

Кейел  

– Я против любого убийства.

– Вот так категорично? – Ромиар нахмурился.

Вечер был спокойный и, как обычно в компании дружелюбного шан’ниэрда, уютный. Правда, этим закатом он выбрал другой сорт вина. Необычайно густое и очень темное, оно напоминало кровь и рождало волнение на сердце.

Я шумно выдохнул и отвел взгляд, запросто выкладывая самые скверные мысли, которые когда‑либо посещали меня:

– Сколько я ни думал над этим, никак не мог найти оправдание убийствам.

– Мы и не должны искать, – улыбнулся Ромиар, – за нас судят духи.

– В этом‑то и проблема. Мы не духи, а духи не живут нашей жизнью.

Он хмыкнул. Пристально глядя на меня, постучал когтем по бокалу и попросил:

– Объясни.

– Хорошо, – согласился я. Поерзав в кресле, подался вперед и сцепил руки в замок. – Возьму пример из своей жизни. Я был ребенком, когда меня впервые обидела целая толпа ровесников. Ведь каждый из них лично ударил, чтобы закрепить между собой связь злодеяния. Там были и наши девушки – Онкайла и Лери. Думаешь, если бы парни не настаивали, они бы сами ударили?

– Нет, – Ромиар ответил без заминки.

– Я в этом уверен. Они никогда никому не хотели зла и выросли хорошими, но, выходит, я до сих пор могу убить любую из них. И если потом меня будут судить за это, то духи не покажут моей вины, потому что помнят об их детских проступках.

– Да… – с тяжелым вздохом протянул Ромиар. Пригубил вино и замотал головой. – Но, Кейел, они все же виноваты.

– Глупость. – Я откинулся на спинку кресла. Почему никто не хочет признаваться, что мы поступаем жестоко со всеми, слепо повинуясь законам духов? Чужим законам. – Они были маленькими девочками, а я спустя столько периодов мог вырасти злым и жестоким. Я могу бесконечно требовать с них что угодно, угрожая убить, если не подчинятся. Кто меня накажет, когда духи на моей стороне?

– Но ты ведь не будешь, – Роми фыркнул насмешливо. – Ты не такой.

– Я не буду. Но кто‑нибудь другой будет. Что ему мешает?

Глава 18. Попутчики  Аня  

Своих сил я все‑таки не рассчитала, поэтому обратная дорога затянулась. Надо было послушаться Дарока и задержаться чуть на дольше. Будто день, или два, после такого громадного срока отсутствия что‑то мог решить для Елрех и Роми. Если они меня и похоронили живьем, то наверняка сделали это гораздо раньше. Но я рванула к ним сразу, как только сумела, а точнее – уже следующим вечером после ритуала.

О ритуале вспоминать не хотелось, но забыть его никак не удавалось. Он отложился в голове, будто сон, который перевернул во мне отношение ко всему: Фадрагос, Земля – не имеет значения… Возможно, за день абсолютного спокойствия я переварила все, что меня волновало, а затем разложила по полочкам, взвесив, что важно, а что не стоит ничьих нервов. Если кому‑то не повезло родиться васовергом, он не ныл по этому поводу и не заламывал сам себе руки, а превращал недостаток в достоинство. Думаю, относительно Земли можно найти свои примеры. А мне – простому человеку – повезло поучаствовать в ритуале Ярости, благодаря которому я урвала гораздо больше, чем планировала. Я вдруг поняла, что могу все, что не выходит за грань человеческих сил и законов того места, где я оказалась. Я могу. А если нет, то… Пусть меня остановят.

Ступая по обочине широкой колеи, обрамленной полями, я улыбнулась. Прикоснулась к царапине на лбу и сощурилась на один глаз. Солнце сияло высоко, а Заводь Ал’лирта серым маревом уже виднелась с пригорка. Осталось совсем немного, и я увижу ребят. К ним тянуло на уровне подсознания, будто я спешила домой после долгого путешествия, хоть моего дома в этом городе не было. Я немного огорчалась, представляя себе, как они будут выслушивать новости. Елрех не понравится, что мне придется уйти из Аспидов, толком и не пробыв в их составе, но свое решение я не поменяю. Сегодня ритуал у васовергов, завтра жертвоприношение у виксартов… К тому же игра Дарока может втянуть меня в местные политические интриги низших рас. Тогда моя слава может оказаться не совсем светлой, и рисковать благополучием отличной гильдии не хотелось.

Остальные новости должны порадовать, если не вдаваться в подробности, как я все провернула всего лишь за одну ночь. Но как не уточнять все детали, когда их от меня потребуют – а ведь оба потребуют – я не представляла.

Я здорово проявила свою Ярость после ритуала, и потом васоверги готовы были притащить мне кого угодно?

Я убила яростного воина, и за это сразу выросла в глазах воинственной расы?

Я…

Все не годится.

Елрех, не злись. Я в очередной раз едва не умерла, и выжила только благодаря васовергу, который был воспитан чуткими людьми, поэтому знает, когда можно тихонько нарушить традиции и сжульничать. Как так вышло? Я и сама не понимаю. Просто я выполняю условия сделки с Ромиаром и тобой.

– Духи Фадрагоса, – я тряхнула тяжелыми от воды волосами и ускорилась.

С пригорка, заросшим зеленью, было приятно спускаться. Ветерок дул, охлаждая мокрую одежду; с сапог, которые я несла в руках, только недавно перестало капать. После жара васовергских земель свежесть местного воздуха и шелест листвы многочисленных кустарников и лесов приносили наслаждение. Через пару глубоких вздохов я снова успокоилась и расслабилась.

Видимо, ритуал Ярости изменил меня гораздо сильнее, чем я думала, и в итоге разучил меня оправдываться. Любые мысли о том, что мне придется перед кем‑то отчитываться за каждое решение и защищаться, безумно злили.

– Я так решила, – твердо заявила я. И присвистнула. Вскинув брови, закрепила успех: – Так будет лучше для всех.

Или…

– Я не собираюсь, как школьница, отвечать на все вопросы: мы либо делаем, как я говорю, либо не делаем вообще.

С первого раза прозвучало искренно, даже тренироваться не пришлось. И лаконично. Зачем каждый раз долго объясняться, чтобы потом еще и отстаивать то, что они могут не понять. Я знаю, что делаю, и могу ручаться за то, что все риски учтены. Но в этих знаниях куча деталей, о которых ребята просто не помнят. Неужели надо буквально описывать им каждый шаг? Так мы вовсе с места не тронемся.

Может, только стоит предупредить их насчет Стрекозы. Эльфийка подозрительно быстро согласилась на предложение присоединиться к походу в сокровищницу Энраилл. Хотя, скорее всего, только дурак бы отказался. К тому же надо учитывать, сколько пьяных васовергов бросилось на поиски воровки посреди праздничной ночи, как на славное приключение, и в каком состоянии ее ко мне приволокли. Думаю, я бы тоже после такой доставки соглашалась на все, лишь бы сбежать подальше и элементарно прийти в себя.

Однако доверять ей нельзя. Стоит ли объяснять, почему? Дарок ничего не сказал насчет сохранения его тайн между нами, но я бы не хотела на себе испытывать его доверие. Тогда как объяснить Елрех и Роми, что, возможно, эльфийка не просто ради обогащения ищет сокровищницу? Будь у нас еще одно место в составе, я бы предпочла пригласить с нами Архага или Гахсода, чтобы они сами выводили воровку на чистую воду.

Черт…

– Елрех, Ромиар, – забубнила я под нос, приближаясь к городским стенам, – не в ее интересах сдавать нас, но… Не доверяйте ей, следите за ней. Почему?.. – шумно выдохнула и одними губами ответила единственное, что приходило на ум: – Потому что так надо.

– Эй ты! – командным тоном обратился ко мне высокий эльф и стал сбегать по ступеням охранной башни. – А ну стой!

Я остановилась под аркой ворот, наслаждаясь тенечком, и с улыбкой ждала, когда охранник приблизится. Он шустро подошел, остановился на почтенном расстоянии и внимательно осмотрел с ног до головы.

– С какой целью ты пришла в Заводь Ал’лирта?

Его важность веселила.

– Меня тут ждут друзья.

– Почему мокрая? – удовлетворившись одним ответом, сразу задал новый вопрос.

– Мылась.

– Вся? – пристально уставился на сумку.

Я поправила ее, подтягивая на плечо повыше. Да, после проживания в Васгоре я дважды стирала в реках одежду, а себя мыла травой, выдернутой с корнями. Прямо землей и песком сдирала верхний слой кожи. И вот еще разок провела такую же чистку, чтобы даже намека на вонь не осталось. Насколько я помню, Елрех очень не любила именно немытых васовергов, а мне бы очень хотелось крепко обнять ее при встрече, и чтобы она обняла меня в ответ.

– Люблю чистоту. С этим есть какие‑то проблемы?

– Нет. – Уши эльфа дернулись, а сам он нахмурился, теперь уже разглядывая саму меня. – А увечья откуда?

– Ветки в лесу.

Его вопросительный взор, направленный на мою шею, заставил растянуть широкую улыбку.

– Некоторые ветки могут оплетать. Вам не о чем беспокоиться, – поспешно заверила я, предостерегая следующие вопросы. – Я не доставлю городу никаких хлопот.

– Хорошо. Но я вынужден узнать, к кому вы идете. Я запишу. Если не будет хлопот, запись так и останется просто записью.

– Я Асфи, – с легкостью сообщила, – пришла к исследователю по имени Ромиар и алхимику по имени Елрех. Они…

– Я знаю их, – перебил он. Его плечи опустились, а вся важность резко сдулась. – Мог бы по вашему виду догадаться, к кому пришли.

– Простите? – я изогнула бровь.

– За что? – удивился он.

– Ни за что. Это просто форма приличия. – Поморщилась, отмахнулась и сразу спросила: – У моих друзей проблемы?

Мне показалось, он хотел кивнуть и сказать: «да», – но вытянулся стрункой и покачал головой. Явно выслуживаясь, приобрел официальную вежливость.

– У вашего друга не может быть проблем. Он уважаемый шан’ниэрд, и если вдруг у него возникнут трудности, мы будем рады помочь ему. А этой ночью, как мы и обещали, выставим у его дома больше охраны.

Я едва не закатила глаза. Какой дом? Просила же: не высовываться!

– А ко мне у вас какие вопросы? – выдохнула я.

– Извините, – эльф поклонился. – Я сразу не разглядел, что вы странно выглядите. То есть… увечья. Увечья не разглядел! – Резко выпрямился и, приложив руку к груди, в глаза посмотрел с серьезностью. – Асфи, прошу прощения. Могу подать лист и перо – напишите на меня жалобу. Но поймите меня: я должен останавливать всех, кто выглядит странно, и узнавать о них, как можно больше. Иначе я не понимаю, в чем суть моей работы.

– Я понимаю, – поддержала его тоном, но ни черта не понимала.

– Спасибо. И на самом деле останавливать приходится не так часто. Тем более редко приходят раненные, болезные и изувеченные – а таких я останавливаю всегда. Теперь, пока уважаемый Ромиар не покинет наш город… то есть свой дом! Пока он не уедет в другой свой дом, я постараюсь сразу видеть изувеченных издали и пропускать в город без каких‑либо расспросов. Если нужно, готов выделить охранника, кто будет провожать таких сразу к дому уважаемого Ромиара. Будьте добры, передайте это ему по случаю.

Он его достал… Ромиар точно достал ушастого беднягу. Что тут произошло, пока меня не было? Опасаясь довести любопытством до нервного срыва и без того пунцового от злости эльфа, я просто поинтересовалась:

– А для меня провожатый найдется?

– Без проблем, уважаемая! – И развернувшись на пятках, заорал: – Ливаль!

Снова повернулся ко мне и быстро проговорил:

– Но думаю, что вы бы и сами легко нашли его дом. Вокруг него молодые девушки разбили самый настоящий военный лагерь. Уверен, что даже васоверги могли бы поучиться у них тактикам осады. – Заметив приближающегося фангра, указал на него. – Этот мужчина сопроводит вас.

После Васгора идти по мощенной камнем главной улице было одно удовольствие. Ароматы топленого молока и жженого сахара напоминали о том, что я завтракала только голубикой. Дружелюбные голоса, смех детей, пробегающих по улице с корзинками и пухлыми, но очевидно легкими мешками, вызывали улыбку. Как же тут хорошо.

По главной улице мы добрались до центральной площади с фонтаном и лавочками, где и свернули. Долго двигались вдоль оживленных рядов лавок, затем снова свернули, и продолжили путь. Вышли к большим особнякам, окольцовывающих парк. Именно в этом парке, как я заметила, собрались «охотницы» на сердце беловолосого шан’ниэрда. Мы пересекли зеленый массив по запутанным дорожкам, и, если бы я не высматривала девиц целенаправленно, то ни за что не догадалась бы, что они тут не ради прогулки. Смутило лишь то, что среди гуляющих в основном были шан’ниэрдки, которые на городских улицах встречались крайне редко и обычно с сопровождением. И иногда их разбавляли безумно красивые эльфийки.

Двухэтажный белый дом с мансардой утопал в зелени. Скопление девиц напротив него, якобы прохлаждающихся в парке на скамейках, не позволяло ошибиться адресом. Но фангр, положив руку на эфес меча, проводил меня к самым воротам. Охранные духи появились сразу же и без заминки соприкоснулись со мной. В воротах уже через секунду тихо скрежетнул встроенный замок. Я застыла, сдерживая улыбку и проникаясь приятным ощущением – меня ждали. Именно меня тут ждали.

Войдя внутрь, осторожно прикрыла за собой ворота. Какой‑то эльф, видимо, садовник, увидел меня и ненадолго прекратил стричь кусты. Я сделала вид, что не заметила его. Если Роми каким‑то образом настроил духов на мою ауру, открывая для меня все двери, то наверняка предупредил и слуг, что я могу прийти и имею права на добрую встречу. Предположение подтвердилось, когда второй эльф выскочил наширокое крыльцо дома и с улыбкой произнес:

– Пусть духи будут благосклонны к вам, Асфи. Мы рады вашему возвращению. – И сразу распахнул передо мной дверь. – Если вам угодно, я заберу ваши вещи.

Я с полуулыбкой остановилась на нижних ступенях и все еще переваривала происходящее. Это какой‑то сюрреализм, опасно граничащий с карикатурой. Или так кажется после Васгора?

Старый эльф не торопил меня и, если смущался, делал какие‑то мысленные заметки насчет моей адекватности, то вообще ничем этого не выдал. У него даже губы кривились в настолько естественной радости, что я и впрямь чувствовала себя самой желанной гостьей дома. Гостьей ли? Любимой хозяйкой! Надо же…

Скрип за углом привлек внимание. И вскоре из‑за цветущих кустарников по дорожке выскочил Кейел. Увидев меня, резко замер и сглотнул.

Куда я попала?

А сердце превращалось в лед. От него растекался холод, боролся с вспыхнувшим в груди теплом. Я смотрела на любимое лицо и через силу глубоко дышала. Сомкнутые губы, вкус поцелуев которых трудно забыть. Этот вкус нельзя описать привычными эпитетами – этот вкус взрывался в голове, а послевкусием сохранялся в груди, животе, слабостью – в ногах. Впалые щеки, на которых спустя два дня похода, уже ощущалась щетина, но не колкая – мягкая. Позже Кейел согласился убирать волосы соком травы, которым пользовалась и я. Этих мер ему хватало на дольше. Чуть длинный нос, иногда мешающий поцелуям, но в который можно было игриво чмокать Вольного, а затем любоваться осторожной улыбкой, будто тогда он, прямо как я сейчас, тоже находился в реалистичном сне, угрожающим отобрать твердую реальность и понятные установки на будущее, но который давал от этой реальности необходимую передышку. Хищный разлет бровей, делающий взгляд опаснее даже теперь, когда в теплых, зелено‑карих глазах почему‑то таится тревога. И эти волосы, собранные в хвост… И жест, ранящий даже камень, в который превратилось сердце.

Чуть склонив голову, он заправил выбившиеся пряди за уши, и сглотнул, отчего дернулся выпирающий кадык. На миг поджал губы и тихо поздоровался:

– Пусть духи будут благосклонны к тебе, Асфи.

От хриплого голоса на коже выступили мурашки, нежная щекотка пробрала за ушами и на затылке. Духи Фадрагоса, как же хорошо… Лишь бы не замурлыкать.

– Я рад, что ты вернулась. Надеюсь, твои раны, – он указал на свой лоб и, слегка насупившись, глянул на мою шею, – несерьезны.

Я с наслаждением втянула полную грудь воздуха и стиснула шлейку сумки на плече, как бы удерживая сон. Наверное, надо ответить. Но как все не испортить?

Он замялся от долгого молчания и, точно смутившись, взволнованно переступил с ноги на ногу. Отвернулся и стал блуждать взглядом по двору. В деревне он был другим…

– Я в порядке, – заставив себя, проговорила.

Кейел посмотрел на меня и с облегчением улыбнулся – наконец‑то, зацепился хоть за какую‑то протянутую ему нить для разговора и решительно ею воспользовался.

– Ты только вернулась, – произнес и шагнул ближе. Я едва не отступила, но устояла на месте. – И, наверное, хочешь отдохнуть. Я понимаю, но потом я бы… Мне, наверное, нужно поговорить с тобой.

– Потом, – отрезала я. Моя улыбка дрожала, я это чувствовала, но не могла удержать – ни ее, ни гнев. – Потом поговорим. Обещаю.

Он кивнул, сжал губы и, опуская взгляд на землю, еле заметно втянул щеки. Даже злится так же… Напряженным взором обшаривая землю, опять заправил волосы за уши, и я дернулась. Словно громкий хлопок в тишине. Опасности нет, а сердце колотится, адреналин бурлит в крови, и закипаешь – хочется накричать на виновника нарушения спокойствия. Вот только как тут виновника остановить? Запретить использовать те же привычки, что были с ним в другой жизни? Заставить исчезнуть? Что делать?!

– Отведите меня к Ромиару, – обратилась я к такому же радушному слуге, ни на миг не изменившимся за все время ожидания, пока мы тут с парнем болтали.

– Как прикажете, но сначала я должен показать вам покои и узнать у него…

– Духи Фадрагоса!

Я взбежала по ступеням, проскочила мимо слуги и влетела в просторный холл. Крутанулась, высматривая пути, которые могли бы вести к рогатой скотине. Увидела лишь лестницу, ведущую на второй этаж. Арки на первом этаже, в разных сторонах, не говорили мне вообще ни о чем.

Указывая на лестницу, обернулась к застывшему на пороге старому эльфу и спросила:

– Он там?

– Да, госпожа, – покорно ответил он. – Вторая дверь по правой стороне.

Прежде чем сорваться к подлому шан’ниэрду, отступила, выглядывая кусок дорожки за плечом слуги. Мой кошмар стоял там же и не думал исчезать: закрыв глаза и опустив руки, тер большими пальцами другие пальцы – так делают, когда молятся за кого‑то, не имея привычки расшибать лоб.

Чертов Ромиар! Он или бестолочь, который не понимает, что натворил, или эгоистичный урод, которому плевать на всех, кроме себя!

Я быстро отыскала нужную дверь и рванула на себя. Вбежав внутрь, мгновенно отыскала взглядом Ромиара. Он сидел за столом, расположенном в центре роскошной комнаты, и рассматривал какие‑то крохотные свитки. Медленно поднял голову; белые пряди упали на серые щеки, темные губы превратились в тонкую нить, а желтые глаза – в щели, переполненные злобой.

Он молчал и не двигался; я стискивала кулаки и подбирала в мыслях самые приличные слова, которые могла бы использовать в этом разговоре. Тишину нарушил щелчок двери, закрывшейся за спиной, – будто сорвал последние капли терпения.

– Подонок! – выкрикнула я и бросилась к столу.

Ладони обожгло от удара о столешницу. Подставки и статуэтки задрожали, зазвенели, что‑то укатилось на край и упало. Ромиар откинулся на высокую спинку кресла и виновато развел руками. И может быть, я бы поумерила гнев, но рогатый ублюдок вдобавок улыбнулся.

Тварь! Со взрывом в висках я швырнула в стену какой‑то яркий цилиндр, попавшийся под руку.

– Не порть вещи! – прикрикнул Роми, упираясь в подлокотники. – Я тщательно отбирал каждую, терпел купцов в своем доме не для того, чтобы…

– Вот чем ты занимался, пока я там едва не подохла! – Горло резануло; комната расплылась, покрываясь мраком. Я стянула волосы и, запрокинув голову, зажмурилась.

– А что я должен был делать? Ты ушла Луной. Исчезла! Я должен был поверить, что ты вернешься, потому что обещала? От васовергов живой вернуться, руководствуясь одним обещанием?!

– И я вернулась! – уставившись в бесстыжие глаза, указала на себя. Ткнув на него пальцем, заговорила тише: – А ты все развалил. Все, что я там пережила у них, пошло тебе под хвост. Идиот недоверчивый! Думаешь, я не обратила внимание на твои выверты, которые приходилось терпеть всю дорогу сюда? Ты ждал его! – громко прошептала, бросая взгляд на окно. – Ждал, что он догонит нас. Останавливался там, где опаснее, и гнал дальше, когда можно было отдохнуть. Я все это видела, просто причины понять не могла.

И, едва не выплюнув очередное оскорбление, рассмеялась. Он ли идиот, если при всей моей наблюдательности все равно провел меня?

– Он с нами не пойдет. – Я скрестила руки на груди.

Улыбка со смазливого личика Ромиара сползла мигом. Он поерзал в кресле и заявил:

– Пойдет.

– У нас нет мест.

– И ты отправишь его обратно? – Он вскинул бровь и усмехнулся.

– Что в этом такого? – Я пожала плечами и, завидев полки с бокалами и напитками, направилась к ним. – Хоть кто‑то же из нас двоих должен подумать о простом деревенском парне, наверняка не умеющем даже меч в руках держать. Хоть у кого‑то из нас должны быть и трезвый ум, и совесть, и ответственность, и, в конце концов, элементарная жалость. Ты ведь даже не сообразил о том, что у него вся жизнь впереди. Свадьба на носу… То есть ритуал связи сердец. Между прочим, к твоему сведению, если ты вдруг упустил, – вдохнула глубоко и выпалила: – с любимой девушкой они ждут ребенка. Ты не знал? Наверное, не знал, иначе бы он не появился сегодня тут. Ведь после рождения малыша начнутся бытовые хлопоты. У меня, знаешь, бабушка до самой старости в деревне жила. Это ведь совсем не город, где у тебя… – Мотнула головой, возвращаясь к основной мысли. – Ты совсем не подумал о нем? О них.

Наступило молчание. Бокал охладил ладонь. Графины с винами, наливками и настойками, украшенные разными причудливыми узорами, затрудняли выбор. Откупоривая то один, то другой, я принюхивалась к содержимому.

Ромиар так и не ответил, будто ему в самом деле было стыдно за свой поступок. Странно. Я была уверена, что он только и ждет возможность для того, чтобы оборвать мой выговор и выставить меня во всем виноватой.

– Роми, тебе прекрасно известно, куда мы собираемся. Я даже не могу гарантировать, что мы справимся и тем составом, который у нас собрался. Но этот сброд… Мне плевать, что случится с любым из нас, кроме тебя и Елрех. И еще обидно, Роми, что ты настолько мне не доверяешь, что решил подстраховаться несчастным парнем. Не знаю, что ты ему наговорил, что пообещал и чем вообще соблазнил на эту безумную авантюру, но, увы, тебе придется пойти к нему и объясниться. Я тоже извинюсь перед ним, но попрощаешься с ним именно ты.

– Я не могу, – тихо произнес Роми.

От интонации его голоса плечи и ноги мгновенно налились свинцом. Под ложечкой засосало. Я отмахнулась от плохих предчувствий, и сама предложила простой вариант:

– Скажи ему, что у нас нет мест. Их у нас и вправду нет.

Со звоном закрыла последний графин и отодвинула вино. Вспомнилась расслабленность, которую дарит алкоголь, и пить его расхотелось. Приятнее всегда контролировать себя. Заметив графин с водой на тумбе, шагнула к нему.

– Я не могу отправить его домой, – твердо сказал Роми.

Мельком взглянув на него, я так и не сумела отвернуться. Самоуверенный шан’ниэрд вдруг стушевался, а губы выражали даже не упрямство – обиду. Серая кожа была бледнее обычного, а на скулах выступил темный румянец. Кажется, он по моему виду понял, что я не готова задавать пугающие меня вопросы, поэтому взял инициативу:

– Ты права, Асфи: я подонок. И это не самое худшее ругательство, которое приходило мне в голову, когда я сам себя ругал.

Я хмыкнула, приоткрыла рот, но он поднял руки и опередил с просьбой.

– Не перебивай и выслушай меня. Присядь, налей себе чего хочешь, если голодна, попросим слуг, чтобы накрыли тебе тут. Разговор предстоит долгий. Потом… – Вздохнул шумно, потирая губы. Внезапно отдернул от них пальцы и закончил: – Потом, когда все услышишь, сама иди к Кейелу и отправляй его на смерть.

– Не смерть? – Я склонила голову к плечу. Эта сволочь пытается и дальше манипулировать мною? – Роми, я не доверяю тебе.

– Я и не жду от тебя доверия. – Поежился и скривился, как от лимона. – Сначала выслушай, а затем сходишь к Кейелу за подтверждением и сделаешь выводы. Но я уверен, что родители Кейела убьют его, как только у них появится внук и выпадет удачный случай. Я редко ошибаюсь, Асфи.

Камень в груди разросся, потяжелел и раскалился.

Родители Кейела еще в той жизни раздражали меня, но я думала, что в этой они, наконец‑то, получили того ребенка, о котором мечтали. Он ведь уже не Вольный. Однако в деревне меня не раз настораживали слухи. Как можно позволять обижать любимого сына? Едва ли не калечить его… Егора тоже в начальных классах пытались задирать – так ерунда: поломанный карандаш, обидные слова и спрятанные тетрадки. От моей опеки брат отмахивался, и его стыд я понимала. Именно поэтому в школу сразу после первой шишки на лбу Егорки, поставленной якобы случайно дверью, заявился папа и устроил там грандиозный скандал.

– Рассказывай, – потребовала я.

И все‑таки сдвинулась с места, налила себе в бокал воду и подошла к окну, выглядывая Кейела. Камень стал легче и в кои‑то веки застучал. Но во дворе парня не оказалось, и булыжник снова притворился мертвым. Куда подевался этот простак? Где он? Где?

– В Солнечной я кое‑что разузнал о Кейеле, – произнес Роми, шурша за моей спиной свитками и хлопая полками, – пока ты от него шарахалась. Он был любопытен мне не только, как рычаг давления на тебя, но и с исследовательской точки зрения, поэтому моя идея нравилась мне со всех сторон. Вот только я надеялся, что он увяжется раньше, чем мы уйдем из Заводи. А потом одним рассветом я проснулся – тебя нет. Немного позже, другим рассветом, мне принесли Кейела. Он был без сознания, весь горел и бредил. Елрех водила к нему каких‑то алхимиков и целителей, поэтому оклемался он скоро. Я не мог выставить его за порог сразу же, да и не планировал, ведь не знал, дождусь тебя или нет. И с Кейелом хоть не скучно. А потом я разговорил его, и от того, что он рассказывал мне, у меня до сих пор хвост сжимается и твердеет.

Вскинув брови, я обернулась к Роми. Он постучал стопкой бумаг по столу, выравнивая ее, затем положил в полку стола и приглашающим жестом указал на диван. Я не стала отказываться.

– Так ты голодна? – проявил вежливую заботу.

– Нет, переходи к сути.

О голоде, который давал о себе знать на улицах города, я позабыла при встрече с Кейелом. При встрече с ним многое вылетело из головы. Например, я даже не поинтересовалась, как дела Елрех.

Погладив бархатную обивку дивана кремового цвета, глотнула воды и закрыла глаза. Кто говорил, что вода безвкусная? Катая ее на языке и наслаждаясь вкусом, я слушала вкрадчивый голос Роми.

– В деревне нам только и говорили о скверных мыслях Кейела. Думаю, что жители Солнечной всем об этом рассказывают, чтобы хоть кто‑то избавил их от позорного парня.

– Не думала, что он им чем‑то мешает, – призналась я, открывая глаза. – В моем мире сильные дети тоже обижают слабых детей. Не научи их хорошим манерам и дай им дурака, они слетятся в стаю и начнут его лупить. Да и взрослые вмешиваются не всегда.

Ромиар облокотился на стол и с хмурым взором покачал головой.

– Асфи, все намного сложнее, чем опасные игры детей, в которых нас тогда убеждали. Все настолько сложно, что даже Кейелу проще заслониться от ненависти самообманом и жить в иллюзиях о том, что он нужен хоть кому‑то.

Это он о ком? О Лери?

Окончательно заинтересовавшись, я кивнула и стала внутренне собирать силы. Если бы только знала, сколько их понадобится, то предварительно озаботилась бы успокаивающим зельем.

Ромиар рассказывал все, чем поделился с ним Кейел. И чем больше я слушала, тем невыносимее становилось молчание. Шок гасил злость, но ненависть возрождала ее – и так по кругу. Мне казалось, я уже повидала многое. Что еще может не уложиться в моей голове?

Для современной Земли мысли Кейела показались бы смешными, нелепыми. Для жителей деревни Солнечная они стали ударом по восприятию мира. В итоге наступил момент, когда они все‑таки рискнули вместе ударить пугающего мальчика в ответ.

– Запомни вот что, – попросил Роми, царапая коготком основание рога, – родители всегда запирали его в кладовой за провинность, но никогда не забывали покормить и дать воды. А в тот раз забыли. – Прикрыл желтые глаза. Я отставила бокал, опасаясь разбить его при очередной волне злости. Духи отдали им сына на воспитание, я самолично вернула его им, а неблагодарные люди не приняли наш общий дар. Обманули. – Асфи, позже он узнал причину – в его матери зародилась новая жизнь, и они с отцом извинились. Так и сказали, что позабылись от счастья. Но это случилось несколькими периодами позже, чем он пережил весь этот кошмар. И судя по его рассказам, он, если и связывал эти события, старался от них отстраниться. Ему нужно хоть кому‑то доверять, хоть кому‑то быть нужным, иначе…

…иначе смерть становится привлекательнее жизни. Это ясно любому живому существу. Это понятно мне теперь, как никогда прежде, несмотря на то, что Елрех, да и кажется, Роми, приняли меня. Даже взрослому тяжело жить ненужным, так каково же было ребенку?

Как выяснилось, отец наказывал Кейела и до этого – выбивал зубы, разбивал лицо, швырял ребенка, и тот расшибал колени, руки. Он устал от сына, которого было невозможно перевоспитать, и лупил его. По любому случаю мальчика запирали в холодной кладовой, чтобы он сам подумал и понял, за что его наказывают. Это была обычная практика привычного воспитания. Однако в очередной вечер произошел немыслимый перегиб даже по меркам цивилизованных фадрагосцев. Ребенок всего лишь предположил, что Шиллиар, небо – не то, чем его считают. Отцу хватило короткой фразы, чтобы собрать всех односельчан на берегу реки. Кейела публично осудили и, привязав к столбам, стали хлестать.

– Я не представляю, что было с его спиной, – уронив голову на ладони, безжизненным голосом бубнил Роми. – Кейел сказал, что перестал ощущать боль, когда обмочился. Ты представляешь, как надо бить и сколько, чтобы жертва перестала контролировать естественные желания? А перестать чувствовать боль? – Посмотрев на меня, скривился в отвращении. – Как их не ненавидеть? Как не бояться таких? И нас, беловолосых шан'ниэрдов, потом обвиняют в нетерпимости. А они сами? Увидели, что ребенок перестал сопротивляться и плакать, что он сходил под себя, и решили – мало! Будто они уже не могли остановиться!

Не могли… Толпа с ее мышлением, как Титаник: если разгоняется, тяжело остановить. Я опустошила бокал и посмотрела на графин; сухой язык царапал небо. А Ромиар продолжал терзать сердце, ожившее не к месту.

– Часть скверны вышла! – возмутился он. – Они обрадовались, но даже не сговариваясь, поняли, что остальное выйдет только с болью. Они требовали от мальчика раскаяния! Но разве кто‑то слушал его? Ни один! – хлопнул по столу. – Ни одна паскуда!

…и вместо плети отец взял палку. Он заботился о любимом сыне, спасал его от скверны. Он плакал и бил, плакал и бил, плакал и снова бил. До тех пор, пока сын не потерял сознание.

– Говорил, что проснулся из‑за голосов вокруг, – прижимая к губам дрожащие руки, сложенные замком, тихо произносил Роми. Его, беловолосого шан'ниэрда, стремящегося всегда к лучшему, трясло от пересказывания чужой истории вслух. – Говорил: в первое мгновение понять не мог, что происходит…

Светило солнце, над головой пели птицы, шумели рогоз и камыш, а в лесу, раскинувшимся неподалеку, тявкало зверье. Кейел очнулся от боли, мокрый, продрогший и обессиленный. Его расталкивали и раскачивали, надавливая то тут, то там на ноющее, горящее огнем тело. Знакомые голоса сначала обрадовали, потом испугали, а затем снова обрадовали – деревенские дети нашли его на берегу реки. В нем затаилась надежда, что из него вывели скверну, что он прощен, и теперь жизнь изменится. Но он устал настолько, что не мог поделиться своим счастьем, не мог толком открыть глаза. Только мычал и с трудом дышал. И когда был перевернут на спину, услышал слова, из которых понял, что его кошмар только начинается. «Они сказали, что скверна должна выходить с кровью! – повторяли рассуждения вчерашние приятели, перебивая и перекрикивая друг друга. – Надо чтоб больно было подольше! Нет, черное нутро надо освободить! Да, так говорили!»

Он слышал шорох, беготню. Почувствовал запах костра, а затем жжение то в руке, то в ноге. Боль и шипение… К запаху костра добавилась вонь жженной плоти и волос. «Он стонет! Хватит! Ему уже больно!» – останавливала всех Лери. Но остальные были убеждены, что стонет глухо, а значит, ему не больно.

«У кузнеца красное железо видели?! Оно в огне лежит и потом долго красное! Такое надо брать!» «Возьмем у него то, что он выкидывает в конце двора, а потом обратно вернем» «Он не заметит» «Точно!» «Хватит! Ему же уже больно!» «Не хватит! Он даже не двигается!» «Вспомни, как ночью вопил! Так даже девчонки не вопят» «К кузнецу! К кузнецу! Давайте, кто первый!» «Освободим черное нутро!»

Он надеялся, что они не вернутся. Надеялся, что силы восстановятся раньше, чем они вернутся, чтобы успеть спрятаться. Но время шло, а он так и не смог пошевелиться. Не мог отогнать от себя даже мух. Особенно запомнил, как самая наглая заползала в рот, перебирала лапками, цепляясь за передние зубы. Он терпел.

Терпел до тех пор, пока в ногу не всадили раскаленный железный штырь. После небольшого отдыха он взвился змеей и завопил так, что ему заткнули рот и шикнули на него. «Скверный Кейел! – поочередно дразнили дети. – Скверный мальчишка! Очистись!»

Исцеление штырем пришлось детям по душе, потому что он еще и легко разрезал кожу. И когда они прожгли насквозь живот Кейела, Лери все‑таки не выдержала. Еще до приезда высокомерного эльфеныша из главной обители, – которого мне надо было лично придушить, пока я была в Солнечной, – она крепко дружила с Кейелом. Ей было с ним весело и интересно, а остальные дети не стыдили за игры с ним и частенько сами тянулись к нему. Никто из них толком и не понимал, за какие такие скверные мысли наказывают их приятеля.

Они не понимали и тогда, когда по примеру взрослых изгоняли из него скверну. Все ждали чуда…

Из‑за нелюбви к виксартке дети всегда держали ее под присмотром, поэтому Лери отметила отсутствие знахарки на вечернем собрании у костра. Потянув еще день и поучаствовав в очередной дневной вылазке, посвященной «исцелению» Кейела от скверны, она все‑таки рискнула пойти в мрачный дом страшной знахарки. И виксартка потребовала от нее все детали: куда течение выбросило мальчика, как далеко от деревни и сколько рассветов они занимаются «исцелением» друга.

– Понимаешь, откуда у него доверие к Лери? Она ему тогда жизнь спасла. Будь она трусливее, то не рассказала бы знахарке, где мальчишка умирает и какую участь ему запланировала детвора.

Отвечать не хотелось. Не хотелось даже двигаться.

Страшно. Страшно, что такое может случиться с каждым. Что просить помощи в такой ситуации не у кого. Что даже дети, впитав пример жестокости взрослых, могут бездумно пойти на такое.

В тот же день виксартка отправилась за рогозом, а к закату приволокла к себе полумертвого Кейела. Как оказалось, с ним поступили почти так же, как поступали в средние века земляне с «ведьмами», только, к счастью, обошлись без камня на шее: «если скверна вся вышла, то духи смогут удержать очищенного мальчика на воде» – рассуждали старики. А затем бессознательного мальчика за руки и за ноги выбросили в реку. Родной отец… Из‑за непочтения к Шиллиар?

Я зажмурилась и потерла виски. Ромиар не собирался щадить меня:

– Не знаю, какие духи ей благоволят, но она душу в его тело вернула.

Позже Кейел день за днем, вместо доброго утра и доброй ночи, слушал от виксартки и о том злополучном вечере, и том, с каким трудом она возвращала в него жизнь. Я лично знаю, какой может быть надоедливой эта клыкастая старуха. От нее даже мне не удавалось спрятаться и отмахнуться.

Знахарка без конца и края упрекала его и за бестолковый ум, и за то, что он не умеет держать скверный язык за зубами, но при этом буквально оживляла его. И он, будучи шокированным ребенком, неосознанно улавливал намеки. А позже, исцеляясь у нее, учился молчать и держаться от всего в стороне.

Сам Кейел о том вечере помнил мало – лишь начало, – но после него долго мучился кошмарами. Еще дольше не мог ходить, а после еды и лекарств терпел острую боль в животе. Знахарка часто спускала ему кровь, поила его ядами и странными отварами, мыла в них же, и он терпел все. Он держался за жизнь так, словно ничего больше у него не осталось. Только сама жизнь.

И Лери… О Лери он спрашивал часто. Волновался, не узнал ли кто из детей, что это она направила знахарку к нему, и ждал ее. Она не приходила, но, пробегая с другими детьми мимо старого дома, всегда громко смеялась и что‑нибудь выкрикивала друзьям, таким нехитрым образом сообщая другу, что с ней все хорошо. О том, что творилось все это время вне дома, Кейел не знал. Неразговорчивая знахарка всякий раз обрывала его вопросы, строго повторяя: что с таким скверным умом ему надо подчиняться, а не спрашивать. И он слушал ее. У нее он научился выживать с помощью молчания. И успел как раз вовремя.

В один из бесконечных солнечных дней входные двери затряслись от ударов. Но в дом единственной знахарки, творящей настоящие чудеса, жители вломиться дальше порога не посмели.

Кейел от страха забился под мешки с опилками и слушал скандал. Его мать потеряла жизнь в себе. В Солнечной все были убеждены, что это из‑за скверного мальчика. Что он проклят, и это он стал настоящей напастью для несчастной семьи и всей деревни. Знахарка ругалась, угрожала духами, а затем долго убеждала всех, что проблема не в ребенке, а в настоях, которые пила беременная. Она точно припоминала всякий раз, когда предупреждала нерадивую мать о том, что только умеренные дозы укрепляют, а большие – разрушают. И жителям пришлось поверить и отступить.

– А потом они потребовали его обратно. – Ромиар улыбался, но в его улыбке не было ничего хорошего. – Виксартка уже не носила его на руках, не подмывала его и не убирала за ним кровать, но ходил он плохо. Пользовался веревками, которые она ему протянула по всему дому и двору. Он держался за них и так учился заново ходить. И соседи знахарки стали замечать, что мальчик изменился: молчаливый, вежливый, хороший – прямо не узнать. Все обрадовались – мол, скверна из него вышла. Со временем, правда, выяснилось, что не вся, но причуды были редкими, да и проявлялись по мелочам.

– Например? – спросила я, укладывая тяжелый затылок на мягкую обивку.

Ромиар фыркнул.

– Не поверишь: он избегал своих спасителей! И даже на простые вопросы мог не знать ответов. Другими словами, стал дураком.

– Мм… – протянула я, растягивая улыбку.

Может, устроить Хайко несколько торжественных ужинов на берегу полноводной реки?

– Ты меня хотя бы слышала? – Роми налег на стол, стиснул кулаки и нахмурился.

Лучше бы не слышала… Я потерла глаза и покачала головой. Его злость меня не тронула; и без нее паршиво было.

– От меня ты теперь что хочешь?

– От тебя? – удивленно переспросил он. – Ты говоришь, чтобы я отправил его обратно. Ты понимаешь, как он опозорил семью?

Он – их?..

– Думаешь, – продолжал Роми, – они живут с ним и не видят, что он не изменился, а всего лишь научился помалкивать? Да они теперь эту Лери…

Бум! Бум! Бум!

– …со всех сторон облизывать будут. А когда появится внук, думаешь они позволят…

– Заткнись! – Я вскочила с дивана.

Сердце заходилось в ударах; жар доводил до тошноты, а чертова пульсация в висках не позволяла расслабиться. Я прошлась взад‑вперед по комнате, позволяя себе несколько секунд тишины и повторила спокойнее:

– Заткнись. – Остановилась и согнула руки в локтях. – Я все поняла. Они мечтают о ребенке. О хорошем ребенке. О правильном. О таком, чтобы все соседи завидовали, а они гордились! Ублюдки. Я поняла.

– Они не позволят скверному мальчику портить чистую душу.

– Я поняла! – Поднесся тыльную сторону ладони к носу, втянула воздух. Ромиар хмурился и ждал моего вердикта. – Ладно. А теперь я спрошу еще раз: что ты хочешь от меня?

– Позволь ему пойти с нами, – кажется, впервые он мягко просил, а не требовал или приказывал. Поднялся из‑за стола и предъявил моему взору серые ладони. – Асфи, Кейел должен увидеть другую жизнь! Должен понять, что существуют другие города, где есть гильдии. У него масса интересных идей, о которых нельзя распространяться, но они могут быть полезны нам, исследователям, и мудрецам. Его оторвали от большей части Фадрагоса, и я хочу, чтобы он приобщился. Пусть идет с нами. Еще в Солнечной я сказал ему о том, что он был Вольным и что он может об этом вспомнить. Его волнует благополучие семьи – Лери и ребенка, – только поэтому он тут. Асфи, я виноват. Мне не известно, как тебе удалось вернуться из Васгора живой и без рабского клейма, не знаю, на что тебе пришлось пойти, но Кейел… Давай придумаем что‑то, чтобы ему нашлось место среди нас. Позволь ему пойти с нами!

Я сдалась – будто у меня был выбор!

– Ладно. – Кивнула и вслед за болью, охватившей голову, сжала переносицу. – Пусть идет. Пусть идет, но он обойдется без артефакта. Ты знаешь, что я любила его прошлым. И поверь мне, он любил меня. Теперь все изменилось. Он будет…

…как балкор, которому пришлось занять чужую жизнь. Ему нельзя вспоминать о нас. Если вспомнит о том, какая в прошлом была его жизнь, то станет еще несчастнее.

– Это ужасно, – прошептала я.

– Да, Асфи, это все ужасно. Общество должно быть лучше, и мне обидно, что существа так недальновидны, – почему‑то оправдывался передо мной Роми. – Представь себе, сколько по всему Фадрагосу может быть таких Кейелов.

Он снова опустился в кресло и замолчал, продолжая виновато смотреть на меня. Стало неловко.

– Пойду найду его, – отчиталась я. – Я обещала ему, что поговорю с ним.

– Не гони его, Асфи.

– Не буду. Обещаю.

Ромиар кивнул.

Я остановилась только на пороге, чтобы предупредить:

– После разговора с ним надо собраться вместе и обсудить дальнейшие планы.

Ромиар снова безучастно кивнул, так же глядя виновато, но уже на стол.

Слуги любезно подсказали мне, что Кейела надо искать в мастерской, организованной Елрех. Она выбрала самую дальнюю постройку на территории двора, приземистую, сделанную из камня, с узкими, но частыми оконцами, расположенными высоко. Под косой крышей свили гнезда птички, и птенцы щебетали без остановки. Крепкая деревянная дверь отворилась от легкого толчка и даже не скрипнула. В нос сразу проникли запахи знакомых трав, грибов, корений и зелий. В небольшом коридоре было начисто выметено, у входа громоздились мешки, дальше стояла различная утварь. Открыв следующую дверь, я вошла в саму мастерскую.

Кейел, стоя у длинного стола, мгновенно обернулся. Посмотрел на пыльные руки и мигом потянулся к полотенцу.

– Надо было позвать меня. Тут грязно, – сообщил он. И не поднимая на меня глаз, продолжил говорить, кажется, даже не задумываясь над словами: – Елрех скоро вернется от алхимиков. Я помогаю ей. Она упрямая, хватается за тяжелые мешки и ящики, перемалывает коренья на маленькой мельнице – и все сама.

– Спасибо.

– За что? – он наконец‑то посмотрел на меня.

Я оглянулась. На потолках сушились цветы и травы, на стенах повсюду стояли флаконы и склянки. Видимо, Елрех успела за короткий срок организовать целую фабрику по производству зелий и ингредиентов.

Проходя вперед и продолжая озираться, я заметила:

– У вас тут уютно. – У стола развернулась, уперлась в столешницу руками и прижалась к ней поясницей. Перед Кейелом были свалены мешочек, миски, лежали молоток, нож и дощечка: в одной миске горсть очищенного афитакского ореха, в другой – пустая скорлупа, на дощечке – только что расколотый орех. – За это и спасибо. Помню, как резалась скорлупой этой дряни, а потом согласилась расчленять трупы лягушек, лишь бы не прикасаться к этим орехам. Они же как камень, невозможно расколоть. Елрех же, заядлая трудяга, за все хватается.

– На самом деле не трудно, – Кейел улыбнулся, и от его улыбки дух перехватило. – Если бить не по ореху, а по ножу. Видишь, – показал мне на выемку, – главное, не спешить.

– Вижу.

Подушечки пальцев цеплялись за шершавую поверхность стола, и то сближались с рукой Кейела, то отдалялись. Мне не хотелось дразнить себя, но сложно было устоять, чтобы не прикоснуться. До отчаяния сложно…

– И все же порезался, – заметила я, разглядывая тонкую, розовую полоску на указательном пальце.

От его присутствия рядом внутри все переворачивалось, все важное забывалось. Это не он, Аня. Это не он. Опомнись.

– Ерунда, – отмахнулся парень. Тоже повернулся к столу спиной и, прислонившись к нему, скрестил руки на груди. – Асфи, я ведь поговорить с тобой хотел. Мне неудобно, что я тут… так…

Склонил голову к груди, сжимая челюсть. Желваки заиграли на щеках. Я вдруг вспомнила, как встретила его впервые в этой жизни; слова Роми зазвучали вереницей в голове. Духи Фадрагоса… Нужен ли он Лери так, как нужен мне?

– Мне Ромиар сказал, что ты… – Опять прервался и сглотнул. И пока хмуро смотрел в пол, я любовалась им, мяла край столешницы, удерживая себя – лишь бы не коснуться. – У меня к тебе много вопросов, но я даже не имею права спрашивать. Я пойму, если ты попросишь меня уйти, но мне необходимо пойти с вами. – Поднял на меня глаза и решительно добавил: – Я сделаю все, что угодно. Я буду полезным.

Какие же у него теплые глаза и ясный взгляд. Как же от него кружится голова. А его голос…

– Асфи, я не хочу жаловаться тебе.

«Жалуйся» – едва не слетело с губ, и я вовремя поджала их. Он заметил – виновато свесил голову. Растолковал по‑своему:

– Прости, что без твоего приглашения. Я понимаю твою злость. Даже не подумал, что ты не знала о моем разговоре с Ромиаром.

Это ты меня прости. Я виновата перед тобой. Сцены, представленные при рассказе Ромиара вспыхивали в голове, а перед глазами стоял Кейел. Живой, рядом. Мой. Духи Фадрагоса, за что так с ним? За что я бросила его? Предала…

– Это ты меня прости, – тихо выпалила я.

И сама не заметила, как оказалась перед ним. Как, привстав на носочки, обняла. Приникла губами к любимым губам, языком слизала вкус малины. Гладя волосы и шею, склоняла к себе. Всего на миг опомнилась, когда Кейел попытался оттолкнуть меня, но заново сошла с ума, когда он же крепко обнял и прижал к себе. Сердце быстро стучало, гоняя кровь, оглушая, позволяя миру вместе с нами начать падение в пропасть. Под ладонью, в твердой груди, билось другое сердце – тоже мое. Кейел отдал его мне. Оно мое. Мое!

Стон прозвучал коротко, но сорвал следующие оковы. Не с меня…

Кейел развернул нас, прижал меня к столу. Скомкал рубашку, задирая ее. Горячими руками согрел спину, стиснул талию. Дыша шумно, нависал надо мной и с напором отвечал на поцелуй. Я забылась, забылся и он.

Вдруг замер. Дыханием тронул губы, охмелевшими глазами посмотрел в мои глаза – вынул душу. Поглаживанием пальца по подбородку распалял надежду. Духи Фадрагоса, пусть это длится вечно.

Вновь сократил расстояние и отобрал последнюю силу у ног. Опьянил легким поцелуем в щеку, сразу следующим – ниже, и еще одним – в подбородок. Прижал ладонь к моему затылку и, погладив меня, спустил ее, позволяя запрокинуть голову. Мимолетно касаясь губами, ласкал шею, дарил нежность. Второй рукой бережно придерживал за талию. И я улыбалась, чувствуя трепет в груди, а в объятиях – его. Надышаться бы им, насладиться жизнью. Мой ключ от Фадрагоса…

– Я люблю тебя. – Сердце ухнуло от собственного голоса. Сказка лопнула, как мыльный пузырь.

Поцелуи прекратились; мы не двигались. А за окном щебетали вечно голодные птенцы.

Я шарахнулась от Кейела – толкнула собой стол, посуда на нем задребезжала. Узкие склянки, стоявшие на углу, ударились друг о друга, и крайняя упала. Разбилась оглушительно. С жаром в щеках и холодом в ногах я бросилась к осколкам и принялась собирать их. Дрожащими руками подняла и не понимала, что делать с ними дальше.

– Асфи! – голос Елрех, прозвучавший с порога, взбудоражил сильнее. Я вытянулась и напряглась, словно меня застукали на месте преступления. – Не успела вернуться, а уже все разбиваешь и ломаешь!

Как всегда… Хотелось скривиться и рассмеяться. Я позволила себе только последнее.

– Как же я рада тебя видеть, Елрех!

– Зальешь все кровью от радости! – Она бросилась к столу, схватила полотенце и подбежала ко мне.

Я наконец увидела, что сдавила собранные осколки.

– Руку разожми, странная человечка! – Елрех тряхнула моей рукой, но расслабиться не получалось. Она прижала тыльную сторону ладони к моему лбу, причитая: – Ты никак не в себе. Неужто и тебя исцелять от жара придется?

Хохот вырвался из горла, крупные куски склянки наконец посыпались на пол. Я повисла на подруге, крепко обнимая ее и проговаривая все, что приходило на ум:

– Я такая неуклюжая Елрех. Прости меня, я все уберу. Мне так тебя не хватало!

– Я вижу, безумная Асфи, – ласково ответила она, обнимая меня в ответ.

Я потерлась щекой о густые, белые волосы и украдкой глянула на Кейела. Кажется, он за все это время не сдвинулся с места. Упираясь запястьем в край стола, крутил в руке отколотую половинку ореха и смотрел на меня пристально. Даже заметив мой взгляд, свой – не смягчил. Напротив, нахмурился и стиснул челюсти так, что на щеках обозначились желваки.

Злится… Духи Фадрагоса, что я натворила?

Елрех быстро увела меня из мастерской в свою комнату, не переставая корить из‑за порезанной руки. Однако уже на лестнице, ведущей на второй этаж дома, разглядела синяки на шее и замолчала. В покоях не хуже Ромиаровских провела меня в каменную комнатку, обставленную под ванную. Там усадила на лавку, налила воду в лохань и позвала духов воды и света. Вскоре стала смывать кровь с моей ладони и, внимательно вглядываясь в нее, вытаскивать мелкие осколки.

Я разрывалась в желаниях: хотела закрыть глаза и вспоминать поцелуи, с другой стороны – гнала провоцирующие образы. Нельзя срываться, нельзя сближаться с чужим мужчиной, к тому же будущим отцом.

– Рассказывай, Елрех, – попросила, отвлекаясь от лишних мыслей. – Говори: как твои дела, что успел учудить Ромиар, кроме покупки этого дома и сбора всех уважаемых девиц этого города в парке напротив. Не молчи, пожалуйста.

– О себе он наверняка расскажет сам. – Она улыбнулась и взглянула мне в глаза. – Он оказывается любитель поговорить.

– Правда?

– Иногда мне некуда было от него деться. Теперь я знаю, почему беловолосые шан’ниэрды так разборчивы в искусстве – им просто хочется чесать языком постоянно, а искусство – это мысли разных существ, которые выражают их разными способами. И мало кто способен своими глазами точно увидеть эти мысли глазами создателя, потому спорить об искусстве можно бесконечно. И дом он купил, – она хохотнула, – тебе назло. Как я передала просьбу о том, что ты просила не привлекать внимания, так он и раскапризничался.

Бережно обрабатывая мою руку, Елрех рассказывала мне обо всех новостях. И вроде бы ничего особенно важного не прозвучало, но каждая весть имела для меня большую ценность, чем те, что принесла я.

Слушать о Кейеле вновь было больно. Еще свежи были в памяти рассказы Роми, да и прикоснуться к губам, закрыть глаза и погрузиться в шквал чувств хотелось дико. А тут к тому же шла речь о его болезни, о его волнении из‑за побега, о его четком разделении своих вещей и вещей родителей. Он переоделся в одежду деда просто потому, что не мог позволить себе забрать лишнего у отца и матери. В итоге сапоги оказались не впору; Кейел не просто намозолил ноги, а содрал кожу до мяса, куда и попала местная инфекция. Да еще и иммунитет подорвался после того, как парень проходил пару дней под непрекращающимся дождем. Больше всего бесило, что он все равно беспокоился о родителях. Разве они этого заслуживали?

О Ромиаре было слушать веселее. В Заводи Ал’лирта вредный шан’ниэрд успел достать не только охранника, задержавшего у ворот Кейела, но и многих руководителей свободного города. Он цеплялся ко всему, до чего добирался. А добрался он до многого… Ему не понравилось, что для покупки дома пришлось тратить полдня. Что гильдия исследователей не получает тут тех привилегий, какие имеет во многих других регионах, подконтрольных правителям. Рогатый черт успевал везде – лично ходил повсюду, припугивал гильдии чем‑то весомым и устраивал проверки. Как я поняла со слов Елрех: вел себя тут словно мэр. И ему везде уступали, а, памятуя слова охранника, я понимала – местные еще и мечтали, чтобы Ромиар как можно скорее убрался восвояси.

– Теперь не только в Обители гильдии при его имени будут кривиться целители, – проговорила Елрех, насухо вытирая мою ладонь. – Да и не только целители.

– Он умеет взбесить, – согласилась я. – Все, Елрех, спасибо, дальше я сама.

Она уперла руки в бока, когда увидела Айссию, стягивающую порез, убирающую синяки, царапины, сглаживающую шрамы. Не дожидаясь осуждения, я объяснилась:

– Хотела получить хоть немного твоей заботы. Я заслужила.

– Ладно порез, а старое почему раньше не вывела?

– Не хотела напрягать духов. – Я повела плечами, вспоминая ночь после ритуала. – Подробнее расскажу при всех остальных, чтобы не повторяться, но, поверь, духам пришлось вложить в меня немало силы. Они потом долго не отзывались. Я даже решила, что обиделись, но все‑таки пришли гораздо позже, вот только эффекта от их исцеления фактически не было. У меня есть теория насчет этого, но сейчас бы разобраться с главными вопросами, а уже потом разбираться в силе духов.

– Еще одна любительница теорий, – добродушно усмехнулась Елрех. Поправила мои волосы и вновь оживила камень в груди: – У вас с Кейелом будет много тем для бесед. Слышала бы ты ту чепуху, какую он несет. А Ромиар его еще и распаляет, будто в самом деле ему верит.

Вскоре мы собрались в комнате у Ромиара, где он вызвал слуг, а затем стал нагружать их бесчисленными распоряжениями, словно предостерегался от подслушиваний. И я понимала его – у эльфов острый слух. И я краснела, вспоминая, когда именно сказал мне об этом Кейел. Тогда, еще будучи Вольным, он тоже злился на меня и смотрел так же пристально, как и сейчас. Кажется, этот взгляд заметили все, но не стали вслух проявлять любопытство.

Елрех сидела рядом со мной на диване, отвлекаясь на энциклопедию по растениям и ожидая, когда Ромиар отпустит слуг. Сам Ромиар так и не вылез из кресла, все еще одновременно и раздавая поручения, и разгребая завал из бумаг, свитков и книг. Я облокотилась на подлокотник изящного диванчика и наблюдала за всеми, кроме Кейела. Он развалился на стуле, сцепил руки в замок и, склонив голову, неотрывно смотрел на меня. Это было не просто демонстрирование интереса ко мне, а, судя по выражению лица, открытым вызовом. Будь он Вольным, я бы такое смелое поведение поняла, но сейчас не могла объяснить. Ладно, я его поцеловала – соблазнила фактически на предательство любимой девушке. Это, конечно, повод для ненависти, но ненавидеть при этом логично самого себя, а не меня. К тому же мне показалось, что иногда он всех нас одаривал этим гневным взором, будто подозревал в подлом заговоре.

Когда дверь за прислугой закрылась, Ромиар снова зашумел выдвижными ящиками, затем застучал амулетами, а после быстрым шагом направился к двери. Молча положил крохотный камешек на узорчатый карниз над дверью. Темно‑коричневый амулет растворился без следа на таком же элементе декора.

– Чтобы наверняка нас не услышали, – пояснил Роми и вернулся к своему месту за столом. – Ну что, думаю можно начинать.

– Хорошо, – с облегчением выдохнула я.

Во мне теплилась надежда, что уверенность в себе, данная с прозрением Вестницы, а также укрепившаяся в Васгоре, вернется сразу же, как я погружусь в воспоминания о всех пройденных испытаниях. Мне хотелось хоть как‑то защититься от незнакомого Кейела, чье прикованное внимание игнорировало любую каменную шкуру и мешало собраться. Несмотря на все знания о нем, о том, какая он со всех сторон беспомощная жертва, я ни на миг не забывала, что зубы у этой жертвы все‑таки имеются. Иначе он бы не появился в Медвежьей колыбели с отчаянной попыткой отомстить за что‑то обидчикам своей ненаглядной Лери. Черт возьми, неужели в его глазах я теперь тоже стала угрозой для нее?

Выпрямив спину и улыбнувшись всем, я приготовилась начать заготовленную речь. Но…

– Я не иду с вами, – вдруг заявил Кейел и, наконец‑то, отвернувшись от меня, уставился на Роми.

– Что случилось? – насупился тот и покосился в мою сторону.

Я округлила глаза и пожала плечами.

– Не хочу мешать вашим планам.

– Ты вовсе не мешаешь, – мягко заверил Роми. – Правда, Асфи?

При чем тут я? Поинтересоваться об этом не успела – меня опередил Кейел:

– Зачем я тебе?

– Кейел, – чутко произнес опешивший Роми, – что случилось с…

– Я не настолько дурак, чтобы отдать себя на растерзание – вот, что случилось!

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – растерялась я.

Кейел посмотрел на Елрех.

– Ты тоже?

– И я тебя не понимаю, добрый человек, – ответила она, откладывая энциклопедию. Прищурилась и обратилась к нам двоим: – Что произошло между вами в мастерской?

– Ничего!

– Асфи призналась в любви, – одновременно со мной произнес Кейел и улыбнулся.

– Зачем ты это сделала? – мгновенно возмутился Роми.

Я беспомощно развела руками. События развивались явно быстрее, чем я соображала.

– Даже если и сделала, что в этом такого? – От глупого оправдания захотелось выругаться. Лучше бы я промолчала!

– Если я вам нужен, то хочу знать все, что происходит. Я не хочу, чтобы меня… – Кейел нахмурился и опустил голову; волосы упали на щеки, скрывая суровый взгляд. – Не хочу, чтобы со мной…

– Все в порядке, Кейел, – произнес Роми. – Асфи все знает, я рассказал ей.

– О чем ты ей рассказал? – удивилась Елрех.

– Так ты, уважаемый, по части языком трепать? – Кейел разозлился сильнее: вскинул голову и посмотрел на Роми так, что я невольно нащупала рукоять кинжала.

И опомнилась, отпуская оружие. Не буду же я снова уничтожать дорогих мне существ!

– Погодите! – поднявшись, призвала к спокойствию. – Не надо скатываться к ругани. Кейел, скажи нам, что тебя не устраивает и к чему конкретно у тебя претензии.

Через миг пожалела, что позволила себе взглянуть ему в глаза. В них плескалась насмешка надо мной.

– Я ведь поверил, что вы хотите мне добра. – Взмахнул рукой в сторону Роми. – Он рассказал мне о том, что я был Вольным. О том, что он был Вольным. Не скрывал, что ты пришла из прошлого и сообщила об этом. Еще пообещал, что память, которую ты вернешь нам, сделает меня сильнее.

– Тебе и вправду надо завязать язык узлом, – прошипела я, повернувшись к хвостатому засранцу и сжимая кулаки.

Ромиар скорчил рожицу в ответ.

– Я просто раскрыл ему правду. Асфи, разве это хуже твоего признания?

– Замолчите, бесстыжие существа! – не выдержав, грубо вмешалась Елрех. – Дайте сказать Кейелу.

Кейел мгновенно кивнул ей в благодарность и, расслабив напряженные плечи, спокойно проговорил:

– Я решил, что это хороший вариант, чтобы урегулировать мою слабость. Вольные – бесчувственные звери, но сильные, а я слабый и… Впадаю в ступор, если кто‑то убивает другое существо. Вот только из‑за тех проблем, которые вынудили меня принять приглашение Роми, я совсем не задумывался, почему вы вовсе меня позвали. Ты вела себя мягко с Елрех и, хоть пыталась скрыть, но проявляла заботу о Роми. И при нашем знакомстве… Я решил, что мы все были друзьями.

– Духи Фадрагоса, – выдохнула я, пряча лицо в ладонях.

– И вот в мастерской ты призналась ему в любви, – упрекнул Кейел.

– Ему? – переспросил Роми.

– Там был кто‑то еще? – уточнила Елрех.

Я мгновенно оценила глупость их вопросов и с силой втянула воздух через зубы. Духи, дайте мне терпения.

– Ему – Вольному, – пояснил он. Дождался, когда я отниму руки от лица и посмотрю на него, затем растянул полуулыбку и добавил: – Не мне ведь.

– И тебе обидно, ранимый человек?

– Мне обидно, что от меня утаили эту информацию, – снова нахмурился, подаваясь вперед. – Для вас это может быть мелочью, а для меня? Я отправился за вами, чтобы вернуть чужую память. Но ведь вместе с памятью Вольного ко мне вернутся и его чувства. И у меня возникли вопросы ко всем вам. Роми, ты хотел, чтобы Асфи из‑за меня рвалась к артефакту, возвращающему память, сильнее и быстрее? Асфи, ты любила зверя, а он любил тебя? Для меня это очень важно. И, Елрех, ты знала об этом всем? И если знала, то как могла так душевно относиться ко мне? В конце концов, как после этого всем вам верить?

Последнее самообладание отступало перед нарастающим стыдом. Осознать претензии Кейела мне труда не составляло, но остальные даже не представляли, как это быть в чьей‑то шкуре. Видимо, они даже не задумывались об этом. Я же помнила ту кроху видений и эмоций, которые открывали реликвии, – они до сих пор жили во мне, как собственные. Удивительно, что сам Кейел так заботился о себе, что сходу понял, какой кошмар ему уготовлен. Его чувству самосохранения можно лишь позавидовать. Или он заботился не о себе? Кольнувшая ревность придала сил – я медленно выдохнула и заговорила с уверенностью:

– Идти с нами или нет – твой выбор. То, что было между мной и Вольным, тебя никак не касается, ровно как меня не волнуешь ты с Лери. Не будем лезть в жизнь друг друга и обойдемся без сложностей.

Он согласно кивнул, а я немного переждала неприятную дрожь. Вновь села на диван и постаралась расслабиться. Роми, видимо, решил отмалчиваться, полностью отдавая бразды правления мне. Вот так: рвалась к командованию и организации и получила желаемое в тот момент, когда собрался ком недовольств. Разбирайся в одиночку, Асфи. Как же мой Кейел со всеми нами управлялся?

– Память мы тебе не возвращаем, независимо хочешь ты этого или нет, – поставила в известность этого Кейела. Он недовольно хмыкнул, но я, запрокинув голову на спинку дивана и уставившись в потолок, проигнорировала парня. – Решение примешь до заката. Если не останешься, я возьму с тебя те клятвы, которые посчитаю нужными. Если останешься, то вот какой план я предлагаю.

Облизала губы, прислушиваясь к окружению. Со стороны Роми доносился размеренный шорох – наверное, снова метет пол хвостом. Елрех сидела беззвучно. Под Кейелом едва уловимо скрипел стул. Нервничает и поэтому никак не может усесться? Да, и вздыхает шумно…

– Я отыскала Стрекозу. Она идет с нами и берет с собой доверенного шан’ниэрда.

Шорох у стола прекратился. Елрех поерзала. Вопросы не последовали. Славно!

– И вот нас пятеро. Но с Кейелом – шесть. Поэтому по пути к виксартским землям я снова загляну в Васгор и прихвачу с собой приятелей. Они отличные воины, и уверена, что заинтересуются кое‑каким моим предложением.

– Я не ослышался, она сказала: Стрекоза? – спросил у кого‑то Роми.

– Какие еще воины из Васгора? – тихо поинтересовалась Елрех.

– К какому племени виксартов ты хочешь пойти?

Ну хоть кто‑то действительно заинтересован в сотрудничестве!

– Названия не вспомню. – Я пересела так, чтобы видеть Кейела. Он и впрямь с серьезным видом смотрел на меня. – Вождя зовут Кхангатор. У него еще огненный дракон.

– Рухмар’тиар.

Я вскинула брови.

– Так это племя называет себя, – пояснил Кейел. – Наша знахарка из него. Я был совсем мелким, когда она пришла к нам и рассказывала всей деревне о себе, чтобы ее приняли. Мы наслышаны о Кхангаторе.

Интересно. Выходит, знахарка была в той жизни Кейела и повлияла на его путь.

– Я расскажу тебе все, что услышал от нее, и все, что знаю о ней самой, – предложил он. – Если тебе это будет полезно.

– Тебе нужно время для заката? – Сердце замерло…

– Нет. Я иду с вами.

…и мгновенно забилась чаще. Хоть бы у меня хватило терпения.

– Мы не будем связываться с разбойницей. – Роми вскинул подбородок.

– Будем, – настойчиво сказала я и не позволила дальше развивать эту тему. – Еще мне нужны мастера, кто делает гарпуны. Они должны построить такой, который сумеет точно выстрелить на большое расстояние, при этом никакая веревка на нем не должна внести погрешность в траекторию полета. Роми, ты оплатишь разработку и строительство.

Он рассмеялся от моей наглости, но обошелся без комментариев.

– Елрех. – При взгляде на нее становилось ясно, что она уже смирилась с васовергами. С ней будет проще договориться. – У виксартов мы должны взять какую‑то сумочку – растение, которое позволяет дышать отравленным или задымленным воздухом.

– Я поняла, о чем ты говоришь, Асфи.

– Тогда подумай, что мы можем предложить виксартам взамен. Итак, – хлопнув в ладоши, сцепила руки и громче объявила: – Нас будет десять чел… существ. Нам придется терпеть разбойников и васовергов, нам придется терпеть друг друга. Воспринимайте все проще: мы не сбиваемся в тесную семью, не стремимся подружиться, у нас даже нет общей цели. Мы просто попутчики. Прошвырнемся по Фадрагосу, соберем ключи от сокровищницы Энраилл…

Кейел встрепенулся; его брови медленно поползли на лоб. Кажется, Роми не все сообщил ему и как минимум утаил, где именно хранится наш артефакт. От всеобщего смятения уголки моих губ невольно поднимались.

– …затем спустимся в нее. И там дойдем до последней комнаты. В ней находится ваша цель, – окинула взглядом Роми и Елрех. – Вы воспользуетесь артефактом. Ты, – повернула голову к Кейелу, – по пути не отходишь от Роми. Он научит тебя всему, что знает сам.

– Он может взять сокровища в…

– Они не для нас, – перебила я Роми.

– Как это? – изумилась Елрех. – Тогда для кого?

– Мы возьмем там только то, что нам нужно. А затем уйдем, ничего больше не трогая.

– Ты не ответила на вопросы Елрех. – Роми насупился и, облокотившись на стол, склонился над ним.

– Главное сокровище в ней – для балкора, – призналась я. Понимание пришло в голову внезапно и словно подняло меня над историей Фадрагоса еще выше, позволяя проследить все ее истоки и устья. Зов Вестницы взбудоражил, перехватил дыхание, из‑за его силы вспотели ладони, подогнулись колени, но я тряхнула головой, напоминая себе, где нахожусь, и добавила: – После сокровищницы мне нужно будет к мудрецам.

– Это разумно, – согласился Роми, ничуть не осознавая серьезность моих слов. – Но ты понимаешь, в какую сокровищницу ведешь разбойников и мародеров?

– Понимаю, конечно. Поэтому разбойников мы убьем, а мародеров… Если придется – тоже.

Или наведаться к мудрецам раньше? А если ошибаюсь? Тогда подставлю всех нас.

Глава 19. Сила огня, крепость камня  Кейел  

Я ходил по комнате, поглядывая на широкую кровать со сбившемся постельным бельем. Вновь приблизился к окну. Луна давно истончилась, о возвращении домой я даже не думал. До полнолуния у меня были шансы, а теперь туда нельзя возвращаться без весомых ценностей. От окна шагнул в сторону кровати, но миновал ее и приложил ухо к стене – в соседней комнате было тихо. Как Асфи может спать? Как она спокойно переживает случившееся? Я ведь видел, какое безумие охватило ее от любви к Вольному. Как она вообще воспринимает меня, опираясь на свое прошлое? Да и какое оно было, это прошлое?

Провел пальцами по стене, обтянутой скользкой тканью, и отдернул руку, отступил. Сердце часто забилось, жар наполнил тело. В который раз за короткое время? Веки невольно опустились, девичий стон, въевшийся в память, казалось, прозвучал рядом. Я облизал пересохшие губы, ладонью грубо стер с них другие воспоминания и резко выдохнул. Тряхнул волосами, стянул пятернями их на затылке и вновь направился умываться. Сомнений не оставалось – до рассвета я уже не усну.

Почему такого не было с Лери? Наверное, потому что она никогда не обнимала меня так и не целовала. Целовала… Я вновь вытер губы и склонился над лоханью с холодной водой. В темноте нельзя было разглядеть своего отражения, но блеск глаз все равно был заметен. Как унять возбуждение? Как забыть о поцелуе, ядом уводящий мысли к подлому пути? Я не слышал и не видел, чтобы кто‑то так целовался. Мерзко, что хотелось еще. На душе становилось хуже от того, что Лери никак в голове не вязалась с таким поведением. В фантазиях, вспыхивающих в забывчивости, и во сне появлялась только Асфи. Смотрела на меня безумными глазами, в которых плавилось Солнце. И я, не меньший безумец, наслаждался его смертью, хотел обречь его на нескончаемые страдания.

– Духи, смилостивитесь… – начал просить я, но остановился.

Духи тут ни при чем. Виноват лишь я и мой скверный разум. Для чего я иду в этот смертельный поход? Я не получу сокровищ, как и не получу память Вольного. Затаил дыхание. Вольный любил Асфи. Она целовала его, а не меня, но целовала так, будто он мог быть лучше любого другого существа. Как она могла полюбить зверя? Чем он завоевал эту девушку?

Не отыскав ответа на свой вопрос, я задержал дыхание и окунул голову в воду. Несколько мгновений не двигался, а после поднялся и, нависая над лоханью, стал жадно глотать воздух. Струи потекли с намокших волос, капли стали собираться на лице, падать на темную гладь и звонко разбивались, оставляя круги. Ледяная вода пробрала тело ознобом, отрезвила. Нельзя забывать о Лери, о нашем с ней счастье – оно ничуть не хуже того, что я испытал, оказавшись на месте другого мужчины, на месте безжалостного зверя. Оно чище и праведней. Деревенские мужья нередко изменяют женам, а жены нередко бегают к чужим мужьям, но у нас с Лери все иначе. Она никогда не простит меня. Повезло, что она вовсе вернулась ко мне.

Нельзя думать об Асфи.

– Духи, спасите меня от грязных помыслов, – пробормотал я, стараясь избавиться от очередной скверной мысли, запрятанной глубоко в сознании, что в таких вопросах духи сами беспомощны. Они никогда не помогают. Но, желая поверить в обратное, продолжил молиться: – Избавьте от плотского желания и отравляющей зависти к зверю. Милосердием своим оградите от низменных проступков…

* * *

Рассвет утратил былую власть над разумом. Теперь, глядя на него, я думал о скверном. Эта скверна распространялась и укоренялась с небывалой скоростью и силой. Она селила в душе одновременно страх и сладость. Страх был перед самим собой, перед невозможностью отгонять короткое воспоминание, дарящее ту самую сладость во всем теле, и думать, думать, думать… Раз за разом представлять Асфи, испуганно отпрянувшую и утратившую разум. Осколки в напряженной руке, кровь, пролитую на пол, – полную отрешенность Асфи от боли. Но, как всегда, мои чувства поменялись: страх остался, а горечь уничтожила сладость – меня так любить не будут. Выходит, я хуже Вольного. Выходит, деревенские никогда не врали мне, но зачем‑то врет Роми.

Солнце разгоралось на горизонте тонкого проема, образованного несколькими домами. Прохладная трава, колеблясь под ветерком, ластилась к рукам. Над головой безмятежно шумела липа, вдали заголосила ранняя пичуга. Краем глаза я уловил движение у дома. Разглядев Асфи, сбегающую по ступеням, ощутил прилив тепла. Дыхание перехватило; я смял траву руками. Девушка зябко ежилась, быстро потирая плечи, сминая пальцами длинные рукава рубахи. Остановилась напротив, не замечая меня. Прикрыв рот, зевнула, затем подняла руки к небу и хорошенько потянулась. Гибкое тело приковало взор, и я сумел отвернуться только на миг. Асфи завела руки за голову и на носочках повернулась. Наконец увидев меня, отпрянула и обняла себя.

– Привет, – поздоровалась она и резко отвернулась. Вздернула курносый нос. – Ты почему здесь? Не спится?

– Привык рано вставать.

– Раньше Елрех? – Карие глаза стали совсем широкими. Быстро оглянувшись на дом, девушка с удивлением призналась: – Не думала, что такое может быть. Она ведь встает до рассвета.

Я закусил с силой щеки, но улыбка все равно вырвалась. Было бы глупо дальше корчить из себя недовольного. В горле билась жилка, пьянящая легкость наполнила тело, согрела ноги.

– Я встаю затемно. Люблю встречать рассветы. А ты зачем поднялась так рано? Отдохнула бы после дороги.

Показалось, будто она вздрогнула перед тем, как уставиться на горизонт. Отступила на два шага, сходя с дорожки, и мотнула головой. Темные пряди упали на румяные скулы.

– Сначала дела – потом отдых. Сейчас умоюсь, разомнусь, потом пойду будить рогатого тирана.

До меня не сразу дошло, о ком она говорит, но догадки подтверждались с каждым дальнейшим словом – иногда с непонятными словами. Откуда она? Никогда не слышал даже похожего произношения.

– Елрех сказала, что он устроил в городе ревизию. Черт бескопытный. Теперь хоть бы нам козни не устроили перед отходом. А ведь тут предстоит приобрести кучу вещей в дорогу. – И, поежившись, пробубнила: – Его бы в налоговую инспекцию отправить, он бы и среди бюрократов шороху навел, и остальным жизни не дал. Наверное, и в коллектив вписался бы идеально.

Замолчав, посмотрела на меня извиняющееся, словно пожалела о сказанном. И произнесла:

– Не обращай внимания. Настроение по утрам редко бывает хорошим, а тут еще и сборы на носу.

– Ничего, понимаю.

– Ну, – пожала плечами, – я тогда пойду. А то, боюсь, поклонницы Роми нехорошо отнесутся к девице, делающей зарядку у него во дворе. – Посмотрела прямо в глаза, взглядом отбирая глоток воздуха, и попятилась. Заморгала часто, точно пробовала отвернуться, но не могла. – Буду за домом.

От короткой фразы ее черты лица на мгновение дрогнули, скривились, но быстро превратились в неловкую улыбку. Продолжая отступать, Асфи провела рукой по волосам, убирая их с лица и обронила лишнее – я ведь и так все понял. С первого раза понял…

– Это для Елрех. Вдруг она потеряет, искать будет. Скажешь ей, ладно? – И быстро отвернувшись, едва слышно выдохнула: – Идиотка…

Ветер принес ругательство, и я тихо рассмеялся. Смотрел вслед забавной девушке, отмечая красивую походку. Шаг за шагом – по одной линии. Улыбка исчезла, настроение мгновенно испортилось. Я стиснул рубаху на груди и, не замечая рассвета, уставился на горизонт. Чему радуюсь дурак? Она видит не меня. А мне и замечать ее нельзя.

* * *

В городе мы надолго не задержались. Уже через два рассвета покинули его и отправились в знакомом мне направлении, но с каждым шагом Солнца все дальше отклонялись от пути, который мог бы привести меня домой. Я брел позади тройки существ, стараясь не привлекать к себе внимания. С возвращением Асфи в дом Ромиара не было ни шага Солнца, чтобы я не подумал о ней. Она оказалась не такой, как я успел себе вообразить. Жесткость в ней быстро таяла, будто не была ей свойственна. А когда она забывалась в кругу друзей, то и вовсе вела себя добродушно и открыто. Впрочем, иногда в ней находились недостатки, и тогда она вызывала противоречивые чувства. И чем лучше я узнавал их, тем больше понимал, почему они с Вольным сошлись.

– И что ты сделала с ним? – спросила Елрех, огибая заросли лопуха.

– Повалила и заколола. – Асфи гордо подняла голову, будто говорила о чем‑то несущественном и даже приятном. Легко перескочила рытвину и отвела пряди, выбившиеся из косы, обнажая взору шею.

Я отвернулся, удержал желание облизать губы; они помнили мягкость и вкус светлой кожи, и им было плевать на черноту в сердце девушки. А есть ли у нее сердце? Ромиар перехватил мой взгляд и подмигнул. Пытается приободрить из‑за рассказа Асфи, или заметил, как она будоражит меня?

– Он бросил их головы на растерзание дружкам, – не замолкал звонкий голос. – Мне все равно пришлось бы кого‑то убить, а тут тем более так вышло, что…

– Не оправдывайся, человечка, – с насмешкой крикнул ей в спину Роми. – Мы все знаем о твоем безжалостном нраве.

– Чего? – протянула она, резко оборачиваясь и останавливаясь. Окинула друга презрительным взглядом и сказала: – Себя давно видел? Да твой хвост за твоим нравом не поспевает!

Елрех помотала белыми волосами, гремя вплетенными в них амулетами, и в который раз подивилась:

– Как человечка может так не любить шан’ниэрда?

– А ты прямо его любишь? Было бы за что!

– Нет, конечно, – хохотнула Елрех. – Но ты когда‑то сама сказала мне, что я тоже наполовину беловолосая шан’ниэрдка. Их кровь вызывает во мне нетерпение ко многим, кто мне хоть малость не нравится. В тебе‑то этой крови нет.

Ромиар после ее слов сник. Скривил губы и полез в сумку за дневником; белая кисточка хвоста дергалась над пыльной дорогой из стороны в сторону. Когда он признается всем, что влюбился в полукровку?

Я поравнялся с парнем и, кивнув на дневник, спросил:

– Будешь писать прямо на ходу?

– Наверное, не смогу, – не стал отрицать глупость. – Если только ты подержишь чернильницу и меня под руку. А, нет! Не смей меня трогать!

Отступил к густой траве, кривя лицо. За его плечами раскинулись можжевеловые заросли, дальше виднелась макушка Вечного леса. Надо было плюнуть и вернуться домой. Меня давно никто не бил, кроме компании Тигара, наверное, я бы смог оправдаться. Ромиар хоть понимает, что своим секретом рискует не только собой, а всеми нами?

– Ты набрал амулетов в дорогу? – спросил я.

– Набрал, но они действуют все слабее.

Звучит неутешительно.

– Тебе стоит рассказать им.

– Нет. – Он посмотрел на меня с угрозой. – И ты не скажешь.

– Ты меня не жалел, – напомнил я. – Почему я должен?

Он захлопнул дневник и исподлобья глянул в спину полукровке.

– Посмотри, какая она мерзкая. Даже люди не такие страшные. Иногда она уходит из моей комнаты, а мне страшно касаться того, что она трогала. Но в тот же момент, знаешь… хочется. И хочется все сильнее. Раньше я сразу вызывал слуг, и они вычищали каждый уголок, где могла лечь ее тень, а теперь стараюсь никого не впускать и не открывать двери, чтобы дольше дышать запахом, который остается после нее. С ней я становлюсь извращенцем. Это как тянуться к собственным…

Он не договорил – его передернуло; серое лицо побледнело.

– Забудь. Я уже схожу с ума. Амулеты всего лишь замедляют этот процесс, делают его не настолько невыносимым. Будет только хуже, если Елрех начнет насмехаться надо мной или, что более вероятно с ее характером, жалеть меня.

Я промолчал. Холодный ветер немного отвлек, заставил крепче запахнуть полы новой куртки. И вроде солнце сияет высоко, но этим рассветом все равно холодно. Взгляд опустился на низкую девушку. И снова ее походка приковывала, одурманила. При каждом шаге обозначались изгибы тела, напоминали о его тепле, о гладкой коже на спине, о дрожи напряженного живота под моей ладонью. Я тряхнул головой, избавляясь от наваждения. Наверное, отчасти я понимаю шан’ниэрда. Дурно от того, что меня тянет к ней.

– После ритуала, – продолжала делиться она с Елрех тем, о чем умолчала дома, – они скидывают трупы с края плато. Если кто‑то выжил во время боя и просто потерял сознание, то шансов у него не остается. Им плевать, кто перед ними лежит: друг, отец, дед, вчерашний собутыльник. Традиции управляют ими. Буквально диктуют, что делать!

Неужели она этим недовольна? Был уверен, что она рассказывает о них с восторгом.

– Но они даже сами не осознают, что борются с ними. Не знаю, что повредил во мне этот недовождь. Мне казалось, что во мне живого места не осталось. Никогда не думала, что организм – это настолько хрупкая система. В итоге помню только, как меня Дарок вытащил из круга. И пока нес на руках я ему жаловалась, как больно. Рискнула еще, а может, просто не думая, сказала, что если не позову Айссию, то вот прямо сейчас и сдохну.

– И он не запретил? – Елрех понизила голос и вытянула шею.

– Шикнул. Приказал рот закрыть. Отнес в сторону, а затем уложил на землю. Я уж думала, что плюнул на наши условия и оставил умирать. С кем он в поединке сошелся, кого убил – без понятия. Но, завершив свое испытание, вся эта четверка меня обступила. Они же широкоплечие амбалы, вот и заслонили собой. Я тогда очень удивилась, что Дарок тряхнул меня и сказал: «Зови своих духов, женщина». Он ведь немыслимо рисковал, не я ж себя на священное плато пустила. Но раз сам попросил, то я и позвала.

– Васоверги не любят духов, – с сомнением протянула полукровка, сближаясь с Асфи.

Колея в этом месте сузилась, заросла бурьяном. Лес, напротив, расходился; под кедрами редел орешник. Но отмечая эти изменения, я все равно не мог отделаться от нового вопроса, злившего меня по многим противоречивым причинам – какой из себя этот Дарок?

– Даже не в этом дело, – перебегая затопленный участок по поваленному дереву, бодро говорила Асфи. – Он же вождем стать хочет. Как раз таким, кто за традиции выступает и воюет с теми, кто хочет внедрить в их быт духов.

– И что ему не нравится в этой идее? – изумилась Елрех, осторожнее шустрой девчонки продвигаясь по скользкому стволу.

Я хмурился. Ромиар учил меня читать на общем языке, взял для меня несколько книг в поход, но обычно все слова в них были мне знакомы. К тому же я неплохо понимал нашу знахарку, когда она говорила на своем родном языке, хорошо знал эльфийский и отличал от него эльфиорский, знал несколько слов из шан'ниэрдского и бегло объяснялся на фангровском. В Солнечной хватало разных пришлых, а еще многие торговцы обсуждали торги между собой на своем родном, надеясь на необразованность деревенских. У меня была возможность поучиться языкам. Однако Асфи удивляла. Неужели она росла среди рассатов? Но благородные кошки предпочитают компанию гелдовов и шан'ниэрдов, изредка эльфов и эльфиоров, а вот люди… Наверное, должна быть весомая причина для такого сближения. Но это единственное, что приходило на ум. В незнакомых словах, которые иногда звучали от Асфи, преобладало рычание. Выразительное «р». И вот опять «внедрить».

Успокаивало лишь то, что не я один напрягался от незнакомых слов. Роми всякий раз щурился, а Елрех хмурилась. Но никто и не просил девушку уточнить, смысл сказанного все равно был ясен.

– А не нравится Дароку то, что за бытовой помощью скрывается большее. Они же воины, а значит, рано или поздно прибегнут к силе духов в бою, а дальше клятвы и законы духов. Он не хочет, чтобы их мужчины перестали полагаться на собственные понятия о чести и отрекались от истинной, как он выражается, чистой, ярости. Дарок считает, что жить по законам духов – это несправедливо.

Ромиар присвистнул.

– Что не так? – резко обернулась Асфи и сразу надула обиженно щеки.

– Все хорошо. Кейел, – позвал меня парень, – я не замечал, что у тебя много общего с мародерами.

– При чем тут мародеры и Кейел? – пятясь, возмутилась человечка. – Мы говорим о духах и вашей глупости. Я о тех, кто и впрямь сильно послушен духам. Например, всяким разным шан'ниэрдам. Думаю, вам надо с рождения рога удалять, чтобы мозг до нормальных размеров вырастал. Роми, у вас и вправду хватает пробелов в законах из‑за того, что вы сильно опираетесь на духов.

– Слышал, Кейел? – спросил он, игнорируя оскорбления. – Мне кажется, я попал в сборище скверномыслителей.

Асфи взглянула на меня с интересом, а затем приковалась взглядом к… моему подбородку?

К губам…

Наткнулась пяткой на кочку, ойкнула и взмахнула руками. Сердце ухнуло, меня прошиб озноб. Я вмиг оказался в шаге от нее, но не успел. Елрех удерживала подругу за локоть, позволяя ей обрести устойчивость на твердой земле и проговаривая:

– Неуклюжая Асфи, как же ты целого вождя победила, если валишься на добротной колее?

– Это в каком месте она добротная?

Ромиар рассмеялся, а Асфи натянуто улыбнулась. Держалась за горло и все норовила отвернуться. Прятала от меня виноватый взгляд. И во мне росло желание встряхнуть ее, потребовать, чтобы прекратила мучить. Но ведь глупо… Она ничего не делает по отношению ко мне такого, за что ее можно было бы осудить. Тогда что мне требовать?

Со смертью Солнца мы развели костер, ждали, когда в котелке сварится каша с мясом. Пока доходил ужин, пили отвар и беседовали. Елрех продолжала допытывать Асфи, а та все так же стыдливо отводила взгляд от моих глаз. И я злился на нее ни за что, понимая это, но не зная, как избавиться от этой злости.

– После боя мы вернулись в Васгор, – сказала она.

Костер сильнее разжигал пламя в ее глазах, придавал приятному лицу таинственность. Тонкие пальцы мяли железную кружку, над которой поднимался пар. Я следил за ним, видел, как он растворяется в прохладном воздухе на уровне приоткрытых губ. Отвлечься уже не пытался – пропущу скверные желания через себя, и они пройдут. Наверняка пройдут.

Очередной мимолетный взгляд с ее стороны ошпарил изнутри. Она повела плечами, склонила голову, снова спрятавшись за волосами. Хотелось бы обвинить, что дразнит намеренно, но я понимал, какое это безумие. Стоит ли попросить у нее прощение и объясниться? Но Елрех и Роми будто не замечают моего внимания к ней, может, и она не замечала бы, если бы сама так часто не смотрела на меня?

– В Васгоре нас встречали у ворот, – Асфи с полуулыбкой продолжила рассказ. – Много женщин разных рас. Была жидкая еда, видимо, чтобы после голодовки не утяжелять желудок. С другой стороны, там было столько выпивки, что ею точно при желании можно было бы напиться до смерти. Я только делала вид, что пью. Боялась. Излечиваться полностью не рискнула же, чтобы другие васоверги ничего не заподозрили, поэтому страшно было, что настойки элементарно кровь разгонят.

Небрежным взмахом руки она убрала челку, упавшую на лицо. Тонкая прядь прилипла к влажным губам, попала в рот, и Асфи, водя пальцами по щеке, стала осторожно выталкивать волосы языком. Я вдохнул глубоко, пережидая взрыв в голове. Погрузившись в созерцание костра, вновь обратился к духам с молитвой.

Голос, сладким стоном застрявший в памяти, опять зазвучал над стоянкой:

– Празднуют они до рассвета. Как я поняла, напиваются и хватают первую попавшуюся девушку, чтобы быстро рухнувшую демографию исправить. Ну, Роми, наверное, знает, что это такое. За один ритуал они половину смелых васовергов убивают, а потом спешат эту половину восстановить.

– И тебя не трогали? – Роми изогнул бровь, подтягивая к себе походную сумку.

Я затаив дыхание мысленно ругался на себя. Мне‑то какое дело спала она той Луной с васовергами или нет? Асфи хмыкнула с отчетливой грубостью.

– Вот еще! Я хоть и переживала за свое здоровье, но так злилась, что готова была еще нескольких васовергов завалить. Нет, в самом деле. Может, солнце в голову напекло; может, голод дал о себе знать; может, пережитый стресс – или все вместе взятое. Елрех, ты не представляешь, как там мучаешься даже просто от долгого сидения на месте. И в голову лезет все – что нужно и не нужно, а отвлечься – ну вот вообще никак! – Она развела руками; ее кружка блеснула выгнутым боком, отражая огонь. – В итоге потом ходишь и на всех рычишь, чтобы даже со спины не подходили. Но вот знакомились часто. Это связано с желанием запомнить всех, кто на ритуале проявил свою Ярость. У них существуют привилегии, которые выделяют яростных васовергов среди тех, кто на этот ритуал даже не суется. Якобы: опасаешься за свою жизнь, значит, пресмыкайся.

– Сколько еще до Васгора? – поинтересовался Ромиар, раскатывая карту перед собой.

– Если будем идти таким же темпом, то пара‑тройка дней.

Дней?..

– Ты с севера? – Я осмелился вновь посмотреть на нее.

Она ответила не сразу. Несколько мгновений хмурилась, а затем резко повернулась ко мне. Злости на милом лице не было, только сочувствие.

– Пожалуйста, не будь как все фадрагосцы: не считай изгоев преступниками с рождения, – попросила она мягко, неожиданно приятно удивляя. – Они не виноваты, что родились в другом месте. А я нет, не с севера. Из другого мира.

Я усмехнулся, хоть шутка, сказанная, чтобы скрыть родное место, и не была смешной. Скорее, отдавала излишним самолюбием.

– Смотри, – округлила глаза, обращаясь неизвестно к кому, – думает, что я шучу. Нет, Кейел, это чистая правда. И рассказываю я тебе об этом, только потому что ты захотел знать обо всем. Справедливое желание, я его уважаю. И не вздумай брать пример с Роми – держи язык за зубами, цени тайны, которые тебе доверяют.

Роми фыркнул, а Асфи выплеснула остатки отвара в костер и стала вытряхивать из кружки последние капли.

– Елрех, наверное, каша уже готова. Есть хочу. И спать. Завтра…

– На рассвете, – поправила Елрех, потянувшись за мисками и ложкой. – Не дуйся, смелая человечка. Кейел прав: с твоей речью надо что‑то делать, иначе тебя будут принимать за изгнанницу.

– Хорошо. На рассвете я отведу вас к горе. Роми, ты как раз поставил на нее палец. Ага, к этой самой. Там разобьете лагерь и будете ждать, когда я вернусь из Васгора.

– Опять сунешься к ним одна? – с упреком узнавала полукровка.

Асфи в ответ повела плечами. Взяв посуду у Елрех, заглянула в котелок. Промычала, облизывая губы, и закусила язык, оставляя кончик снаружи. И я по очередному жару внутри себя и дрожи в руках понял: одна она не пойдет. Я должен вырваться из омута соблазнов, пока не влюбился, как Роми. Поэтому мне необходимо пойти с Асфи и поговорить с ней наедине.

* * *

Как и предполагалось, без сопротивления не обошлось.

– Куда пойдешь? – изумилась Асфи, поднимая с земли сумку.

– С тобой, – с готовностью повторил я, поправляя свою сумку на плече.

Девушка заглянула мне за спину и поинтересовалась:

– Ты ничего в обед не подсыпала?

– Нет, сумасшедшая человечка!

– Тогда – подливала?

– Асфи, мне нужно пойти с тобой! – твердо сказал я и шагнул к ней. Она мгновенно отступила и с недоумением уставилась мне в глаза. – По твоему, зачем я пошел с вами?

– Ну…

– Чтобы стать сильнее. – Я улыбнулся, щурясь от яркого солнца. – И чтобы ты понимала: духовно и физически. Васгор, судя по твоим рассказам, прекрасное место для начала.

– Не. – Она покачала головой.

Я несколько раз кивнул.

– Какой ты настырный, Кейел. – Ромиар остановился в метре от меня, положил руку на живот, второй – облокотился на первую и обхватил подбородок. Стал переводить задумчивый взгляд с меня на Асфи. – Соглашайся, человечка, он ведь прав.

– Не, – упрямилась она. Повернулась к нему и скрестила руки на груди. – Ты говорил, что будешь за ним…

– Я способен сам за собой присматривать, – не дослушивая оскорбления к себе, перебил я ее.

Она залилась румянцем. Сглотнула, сложив губы трубочкой, медленно выдохнула и решила попытаться снова:

– Кейел, послушай…

– Я иду с тобой, – настоял я и направился прямо на нее.

Асфи мигом отскочила в сторону, и я затылком ощутил ее молчаливое общение жестами с другими. Либо надумал… Без разницы – главное, меня больше никто не задерживал.

Девушка не ошиблась с расчетами. К горе мы пришли третьим рассветом к половине пути Солнца. Местность нагоняла тоску и желание двигаться без остановки, чтобы скорее миновать ее. Степи, выжженные палящим гневом Солнца, сменялись желтым камнем, от которого поднимался зной. Но больше всего не по душе были промежутки с рыжими барханами. Горячий ветер срывал с их вершин песок, и он летел в лицо, глаза, скрипел на зубах и прощупывался в волосах. Я слышал, что земля викхартов сплошь такая, только песок там бурый.

Когда жара плавно вытеснила мягкое тепло соседнего региона, я удивлялся, почему Асфи размотала плащ, аккуратно свернутый в рулон и прицепленный под сумку, и накинула на себя, но потом понял – Солнце не любило землю васовергов. Под плащом в самый зной становилось невыносимо, но пот, льющийся струями с волос, по шее, спине, ногам, пропитывал одежду, а она, влажная, хоть немного остывала даже под горячим ветром. Без плаща никто из нас долго не продержался. Однако никакие неудобства не останавливали меня от любования Асфи, поэтому в своем решение я не передумал.

Мы молча двигались по твердой земле. Асфи насупилась, в мою сторону даже быстрых взглядов не бросала. Иногда лишь поднимала глаза к Солнцу, а затем озиралась, прекрасно ориентируясь по местности, но иногда все‑таки сбиваясь. Я не поправлял, просто шел следом и ждал, когда она прекратит дуться.

Солнце сделало шаг с половиной, когда Асфи указала вдаль – на дерево со скудной тенью под ним.

– Нужен привал. – Предплечьем вытерла пот со лба и протянула: – Тут невыносимая жара…

И ее, наконец‑то, прорвало.

– Когда я сюда в первый раз пришла, еще в той жизни, было мрачно, но как‑то сыро. Видимо, небывало повезло. А сейчас просто невыносимо находиться, пекло похуже чем под Сводом скверны. Хотя нет, там все‑таки хуже. С другой стороны, некоторые переулки в Васгоре под солнцепек попадают и сохнут. Вони меньше. Ты, кстати, все же зря в Васгор со мной отправился, не для первого раза местечко… Противное и ужасное. Может, тебя стоит даже о нем просветить, ну, чтобы…

– Асфи, – с улыбкой позвал я, и она, склонив голову и замолчав, искоса посмотрела на меня. – Ты любишь поговорить.

Темные брови сошлись на переносице, губы выдали сомнение. Я засмеялся и покачал головой; капюшон чуть съехал от движения, и я снова спустил его на лоб.

– Роми любит слушать, размышлять, уточнять, спорить. Елрех говорит в основном по делу – не привыкла, наверное, – но послушать тоже любит, а вот твой голос звучит всю дорогу. Я от тебя столько всего о Фадрагосе узнал, сколько от торговцев за всю жизнь не слышал.

– Хочешь сказать, я болтливая? – она растерялась.

Неужели ей никто об этом никогда не говорил?

– Извини, – вдруг произнесла, опуская голову. – Если соскучился по тишине, просто одерни меня. Обещаю, я помолчу.

Нет, только что прошли целый шаг с половиной Солнца без ее болтовни, и путь показался долгим. Пусть не замолкает.

– Наоборот, Асфи, мне нравится тебя слушать. Но я бы хотел поговорить с тобой.

– Не удивлена. Ты ведь за этим здесь? Извини, я просто гадала: наедине остаться хочешь или действительно ради глупой закалки со мной навязался.

Мы выбрали самое темное место под деревом. Остроконечная листва пропускала свет, как решето. Под таким особо не расслабишься, но отдохнуть немного можно. Асфи опустилась на землю первая, прижала ладонь к ней и вскоре отдернула, втягивая воздух сквозь зубы. Я вздохнул тяжело, вытащил маленькое полотенце из сумки и вытер мокрый лоб, шею. Затем нехотя уселся рядом с Асфи, как можно лучше запихивая плащ под себя. От земли мгновенно дохнуло жаром в лицо, но ноги пробрала приятная колкость, и они словно загудели. Несмотря на зной, захотелось вытянуть их и дать им отдых. Глядя, как Асфи, пьет воду, я потянулся к своему бурдюку.

– Оставь хоть немного, – через несколько мгновений услышал я и отнял бурдюк ото рта. Асфи, вытирая губы манжетой рубахи, предупредила: – В Васгоре воду днем с огнем не сыщешь. Я бы ее рекомендовала вообще запрятать в сумку, как и деньги. В городе смотри в оба, воровство – дело обычное.

Кинула бурдюк на сумку и, прислонившись затылком к стволу дерева, блаженно застонала. Я последовал ее примеру и, прикрыв глаза, с трудом удержался от такого же стона. Еще бы ветер прохладнее…

– Так о чем поговорить хотел?

– О нас, – ответил прямо.

Она наверняка поймет. Возможно, Елрех и Роми не поняли бы, наверняка не поняли бы родители и Лери, но, насколько я успел узнать Асфи, она готова выслушать любую откровенность.

– М‑м… – протянула лениво. – Мы же уже договорились.

– Договорились, – согласился я. – Но усложнять ничего не хочу.

– Это правильно.

– Ничего утаивать, надумывать лишнего.

– И это правильно.

– Лучше ведь для всех, если обойдемся без секретов. Ты, как я понял, как раз из тех, кто ценит правду.

– Ценю. А ты я смотрю, приглядывался. Не слишком ли увлекся?

– Слишком. – Признание осело тяжестью в груди.

– Понятно. – Она тяжело вздохнула.

– А ты?

Ответь, что тоже, Асфи…

– Старалась не присматриваться.

Уклончиво. Нечестно. Одним словом – девушки. Но эта…

И опять голова пошла кругом от воспоминаний. Я упрекнул на выдохе:

– Асфи, нельзя ведь так парней целовать. – Подождал ответа, но его не последовало. – Мне понравилось. Теперь не могу перестать думать о тебе. Не слышал, чтобы у нас кто‑то так целовался.

– А у вас так и не целуются, – очень тихо сказала. Если бы ветер не успокоился, я бы не разобрал слов.

– У вас? А где так целуются, Асфи?

– В моем мире.

Я отнял затылок от дерева и посмотрел на девушку. Она будто почувствовала мой взгляд, приоткрыла один глаз и скосилась на меня.

– А ты не поверил? Я же сказала: я из другого мира.

– Да ну?

– Честно, Кейел. Могу рассказать о нем. Хочешь?

– Быть не может… – Неужели она говорит это всерьез? Другой мир – что? – Хочу. И многое расскажешь?

– Я же болтливая. А о своем мире к тому же говорить могу постоянно. Это вообще моя излюбленная тема, нашелся бы только слушатель.

– Поверить не могу.

Асфи рассмеялась, выгибая шею, – и я позабыл сразу о двух мирах. Ощутив привычное волнение, наблюдал за ней.

– Асфи, что мне делать? – вопросом мгновенно оборвал красивый смех. Она плотно сомкнула губы, на влажном лбу залегли морщинки. Отвернулась. – Я постоянно думаю о тебе. Пытался не думать, но не получается.

Она вцепилась в плащ у горла, запахнула плотнее, будто опять пряталась от меня. И мне нравилось… Нравилась ее реакция, нравились напряженные пальцы и блеск в карих глазах. Нравилось сорвавшееся дыхание и румянец на щеках.

– Я злюсь на нас, Асфи. На себя, потому что ничего не могу с собой поделать. На тебя. Тот поцелуй… – Зажмурился, обхватил лоб рукой, потер виски. Договорились ведь быть честными, значит, надо сознаваться во всем, в чем себя уличил. – С первой встречи глаза запомнил. Еще в Медвежьей колыбели. Потом в Солнечной от смеха твоего замирал. Другое дело, что значения, дурак, не придавал. И этот поцелуй окончательно укрепил интерес к тебе. Мне ведь нельзя тобой увлекаться, Асфи.

– Думаешь, мне легче? – спросилатоскливо.

Я присмотрелся к ней внимательно, но и с беглого взгляда все становилось ясно.

– Не легче, – озвучил увиденное, трогая горячую землю возле стройной ноги. Поддаваясь скверне, я склонился к Асфи, заглянул в лицо, и девушка, как обычно, стушевалась сильнее. – Я не слепой. Ты постоянно смотришь на меня и стараешься избегать. Ты… Если бы я мог, то поцеловал бы тебя снова и не остановился бы. Вот такие плохие желания. Порок. Ты ведь ощущаешь то же.

Асфи, втянув голову в плечи, молчала и всячески избегала смотреть мне в глаза.

– Но тебя тянет к нему. К тому, кого ты видишь вместо меня, а я… Я и так уже предал Лери: оставил ее одну. Ушел, не сообщая, куда и зачем. Мне остается только надеяться, что я успею вернуться до того, как она подарит жизнь нашему ребенку. Я хочу быть хорошим отцом и мужем.

Я отодвинулся, чувствуя стыд. Асфи слабо кивнула. Подтянула ноги к себе, обняла колени и прилегла на них щекой. Устремила пустой взор на песок.

– Ты любишь ее? – поинтересовалась и шмыгнула носом, едва сдерживая слезы.

– Люблю, – тихо ответил я.

– Вот и я его люблю. До сих пор люблю.

Девичьи руки сжались; костяшки побелели. Ревности, наконец‑то, не было, но любопытство осталось и победило.

– Неужели Вольный был хорошим?

– Хорошим? – Асфи, все так же глядя на землю, приподняла бровь. – Потом был. Сначала – нет. Даже убить пытался. И потом долго нет. Я даже и не помню, когда хорошим стал.

– И ты все равно полюбила? – Я пересел удобнее: подтянул одну ногу к себе и обхватив ее, сцепил пальцы в замок.

– Значит, нашла за что. Не суди его. У него судьба была…

Девчонка – невероятно ранимая, хрупкая, беззащитная, – осторожно выдохнула. Сильно сомкнула губы, и сама вся сжалась в комочек. Слеза покатилась к ее носу, смешалась с каплями пота. Сердце замерло, руки ослабли, меня охватил страх. Пришлось сдержать себя, чтобы не обнять ее, не начать бестолково спрашивать, чем я могу помочь. Ну чем я могу помочь ей?

– Опять плачу. Столько не плакала, держалась, и вот – снова. Каждый день скучаю по нему, вспоминаю. Представляю, как было бы, а если бы, а вдруг… – Опять шмыгнула носом. – Я когда появилась в Фадрагосе, порядков не знала. Людей видела реже, чем эльфов. А тут человек, парень, может, чуть старше меня. И красив, зараза. Смотришь на него – и дух захватывает. Хочется, чтобы… – Встрепенулась, побледнела. На меня круглые глаза подняла и, губы пальцами накрывая, прошептала: – Прости.

Улыбка была неуместна, но я не удержался. Не смог. Отпустил себя; неправильная радость перебила все плохое. Будто прямо на чужом горе выросло счастье.

– Это ты меня прости, – попросил. Закрыл глаза, сдавил рукой щеки, стирая улыбку, сводящую скулы. Объяснился: – Никогда не слышал о себе ничего подобного. У нас ведь с ним единственное общее – это внешность. Приятно. И что, даже эльфы не затмевают?

– Сдались тебе эти эльфы? – фыркнула она, тоже повеселев. Выпрямилась и вытерла щеки. – И общего у вас чуть больше – в той жизни тоже все меня к эльфам отправлял. Красивые, красивые…

– Видимо, у меня во всех жизнях эльфы вызывают предвзятость.

– Ты сейчас говоришь про этого? – Асфи нахмурилась. – Который у вас в деревне главным себя возомнил.

– Не будем о нем. – Дернул рукой, желая накрыть ее рот, но вовремя опомнился. Сжал кулак, заводя за поясницу.

– Как скажешь, – запросто согласилась. – Он мне тоже не понравился, видела эльфов и получше. А насчет твоего разговора. Делать что?.. – Опустила плечи, почесала курносый нос и сдалась: – Не знаю я, что нам делать, Кейел. Но, знаешь, спасибо тебе, что ты вот так честно обо всем заявил. Не знаю, как тебе, но мне полегчало.

Полегчало? Наверное.

– Давай попробуем подружиться и впредь всегда друг друга одергивать. Вот так открыто говорить, где перегиб, где забываемся. Будем учиться держать дистанцию и всегда помнить. Я буду помнить, что ты – не он, а ты о том, что тебя дома ждет любимая невеста, которая скоро сделает тебя счастливее. Увидим, что кто‑то из нас… ну, скажем, попутал берега, сразу же будем бить тревогу. Мне кажется, у нас получится отличная взаимопомощь. Как думаешь?

– Получится, – уверенно сказал я, действительно ощущая облегчение и даже прилив сил. Она права, бороться вместе проще, чем в одиночку.

– Идем дальше? – спросила, поднимаясь с земли.

– Идем.

– Сейчас расскажу тебе об основных порядках в Васгоре, – хватая бурдюк и сумку с земли, начала она, – но, по сути, порядков как таковых нет. Ты главное, держись рядом со мной. Не встревай в разговоры, игнорируй любые провокации. Помни, что если завяжешь конфликт, то пострадаем мы оба. Поэтому я буду тебе благодарна, если ты нас не подставишь. И не обижайся, что тоже тебе так прямо об этом говорю. Это не потому что я считаю тебя, как жители твоей деревни, дураком, а потому что лучше заранее…

Я расхохотался, и она, растерянно взглянув на меня, замолчала. Духи Фадрагоса, замечательная девушка! Еще ни с кем не было так легко. Вставая следом за ней, сквозь смех успокоил:

– Асфи, я не обижаюсь. – Положил руку на ее плечо и с благодарностью заверил: – Я не вижу ничего плохого в предостережениях. Больше не волнуйся об этом.

Дальнейший путь пролетел незаметно. Асфи изредка замолкала, да и то интересуясь у меня, все ли я верно понял. Рассказы о разных ситуациях с васовергами лились из ее уст нескончаемым потоком. Большую часть я знал с детства из чужих слов, но девушку не останавливал, чтобы не сбивалась.

Когда на горизонте показался Васгор, полупрозрачный, объятый маревом, Асфи изменилась. Незаметно исчезла осанка, походка утратила женственную красоту, а правая рука, почти всегда сжимающая лямку сумки, перелегла на рукоять кинжала. По мере того, как стены города росли перед нами, на лице девушки разглаживались морщинки улыбки и веселья, а вместо них появлялся отпечаток опыта, пожалуй, больше подходящий бывалому воину. Вмиг почудилось, что она старше, чем выглядит, а потом я вспомнил – не чудится…

Оказавшись в самом городе, я согласился с Асфи, что хуже места еще не видел. Для первого раза это хоть и не было слишком, но смотреть на казненных существ, нанизанных на кости драконов, не хотелось. Во мне росла злость, рождались вопросы, мысли, требования… Опять глупые требования, которые некому предъявлять. Нельзя отбирать чужие жизни, для этого нет никакого оправдания. Ни Солнце, ни Древо жизни, ничего нет, что может оправдать отнятую жизнь.

Некоторые васоверги встречали Асфи крепкими хлопками по спине и обрывками слов на языке, звучащем грубо. Другие молча сходили к обочине и провожали нас внимательными взглядами. Девицы… В Заводи я видел множество девушек, и часто любой можно было любоваться. Не так, как я любуюсь Асфи – без желания, но с приятным ощущением. Однако тут девицы вызывали отвращение. Одни: лохматые, грязные, часто с выбитыми зубами и синяками на лицах; такие смотрели хмуро, шипели вслед проклятия. Другие: хоть и с сальным блеском на волосах, но ухоженные, одетые броско, откровенно; горящими взглядами и манящими жестами подзывали к себе, а затем, когда я отворачивался, смеялись дружно. Третьи: их я заметил не сразу, да и то после того, как васоверг швырнул темноволосую человечку прямо нам с Асфи под ноги. Из‑за пазухи дырявой куртки вывалились флаконы и мешочки, из разорванного ворота в грязь упали монеты.

– Воровка, – бросила Асфи, толкая меня в локоть. – Обойдем.

И мы обходили по грязным, вонючим переулкам. Под сапогами хрустели кости, под завалами мусора пищали крысы, растаскивая объедки из вылитых помоев. Иногда среди всего бытового безобразия просматривались останки существ.

– Ромиар не прав, – произнес я; омерзительная дрожь в груди нарастала. Асфи хмуро глянула в мою сторону, и я добавил: – У меня нет ничего общего с васовергами.

– У меня тоже, – ответила она ободряющим тоном. – Но им об этом знать не обязательно.

В таверне – с закопченными стенами, затхлым кислым воздухом и забитой пьяными васовергами – Асфи отыскала мужика, который согласился отправиться в дом Дарока. В этой же таверне мы сели за узкий стол, взяли какой‑то несъедобной дряни, но не ели. Сидели друг напротив друга и вяло переворачивали пыльными пальцами бледно‑желтые с зелеными разводами куски. О том, что нам принесли, даже гадать не хотелось.

Когда я уже был готов рискнуть и попробовать темно‑зеленую выпивку, за нами наконец‑то пришли. Два васоверга от души похлопали Асфи по спине, а затем без лишних расспросов пригласили идти за собой. О месте, где я видел молодых парней, а затем полуголых, голодных детей, хотелось забыть. Я шел за Асфи, едва ли вслушиваясь в ее беседу с васовергами, и понимал, что мне еще повезло с детством.

Сам Дарок, как и его дом, уже не впечатляли. По мне этот васоверг с серыми лохмами под стальными рогами мазнул взглядом и словно забыл. Видимо, тоже не впечатлился. Поглядывая на Асфи, преобразившуюся в какую‑то осторожную, таинственную наемницу, пытался понять – она изменилась только внешне, или внутренне тоже? Заметив, что она, не думая, отправляет еду со своего блюда в рот, я и себе позволил выпить и поесть. Говорили присутствующие на общем языке, и иногда информация из звучавшей беседы цепляла, но я молчал, мысленно откладывая вопросы на потом.

– Я, как услышал, что ты вернулась и меня ищешь, успел обрадоваться, – проговорил Дарок, раскидывая по нашим блюдам крупные куски мяса. – А ты снова с просьбами.

– Оставь эти намеки, – беззлобно попросила Асфи. Но при этом в ней не осталось ничего хрупкого и ранимого, что я видел в пустыне. – Я не ищу отношений, тем более не спешу стать мамой.

Дарок довольно ухмылялся. Его шрам, рассекающий губу, то темнел, то светлел.

– Зачем ты вернулась, Асфи? Скажи, что Стрекоза посмела обмануть тебя, и весь Васгор бросится на ее поиски. За оскорбление яростных полагается особая казнь.

– Не обманула. – Она покачала головой. – Пока еще нет.

– Но ты этого ждешь. – Большие пальцы Дарока превратили крохотный кусок мяса в блин.

– Просто не исключаю никаких ситуаций. Однако я тут по другому вопросу.

– Говори. – Мясной блин полетел к отходам.

Все васоверги выжидающе уставились на Асфи. Я не чувствовал опасности, но заметил топорик на стене. Управляться топорами я умел.

Асфи цыкнула и повернулась ко мне. Я посмотрел на нее в ответ. Что?

– Я не знаю, могу ли говорить при Кейеле, – выпалила она и снова уставилась на Дарока.

Тот помрачнел. Склонился над столом.

– Ты привела ко мне в дом человека, которому не доверяешь?

– Нет! Я ему верю. Как себе верю. Просто… Откуда мне знать, могу ли я кому‑то рассказывать твои секреты? – прозвучало это упреком.

Я напрягся, снова бросая взгляд на топор, но Дарок ухмыльнулся.

– Похвально, – произнес он. И поднял свою кружку. – Говори, раз ему доверяешь.

– Ты сказал, что разведчики видели Стрекозу рядом со старым вождем, – незамедлительно произнесла Асфи, постукивая пальчиками по столешнице. – А вождь ищет любое могущество, которое сделает его сильнее. Ради этого ты согласился мне помочь и попросил разузнать о ней все, что смогу.

– Все верно, – согласился он и сделал несколько больших глотков.

– Дарок, я тебе об одном не сообщила. Я сама предложила ей найти такое могущество. За этим я сюда изначально и пришла.

Васоверги напряглись. Дарок отнял кружку ото рта, а вскоре сдавил ее – железные бока жалобно скрежетнули и прогнулись.

– Не злись, договорить дай, – казалось, бесстрашно потребовала Асфи, но я заметил, как напряглись ее ноги. Зато в карих глазах плескался гнев. – Я уверена, что со старым вождем они ищут сокровищницу Энраилл. Ни какой‑то там отдельный артефакт, брошенный непонятно где, а целую кладовую артефактов, способных покорить весь Фадрагос.

– Эта сокровищница – выдумка. – Дарок фыркнул, остальные васоверги расслабились, заулыбались. – Им никогда не найти ее, как и тебе, потому что это жалкая сказка.

– Ошибаешься. Я знаю, где она, и веду Стрекозу в нее. Но собираюсь убить разбойницу сразу, как только она станет мне ненужной.

Милость Дарока мигом сменилась гневом. Он резко подался вперед. Сердце замерло. Я подумал, что он схватит безумную девушку и ударит. И сам не сообразил, как навалился животом на край стола, со своей стороны подаваясь навстречу Дароку. Тот застыл с стиснутыми кулаками, лежащими на столе, взглянул на мои кулаки – точно такие же, напряженные, как и его. По спине пробежал озноб. И что я сделаю этому мужику?

Он вдруг ухмыльнулся, кивнул мне и снова уселся расслабленно. Я постарался вспомнить самые интересные скверные мысли, чтобы отвлечься от страха, накатившего с опозданием.

– Если все это правда, то мне проще убить тебя, – заявил Дарок, пока его дружки проделывали во мне дыру тяжелыми взглядами. – Ты рискуешь. Что заставляет тебя говорить нам все это?

На Асфи я не смотрел, но услышал в ее голосе звонкие нотки веселья, либо удовольствия. Гордость? Прикосновение к плечу привлекло внимание, и я обернулся. Девушка стиснула мое плечо, но обращалась по‑прежнему к васовергу.

– Вера в то, что ты ч… васоверг слова. У меня появилась нужда еще в четверых существах. Вас как раз четверо. Пойдем со мной, Дарок.

Он, не раздумывая, спросил:

– Когда?

Аня  

Волнение мешало создать картину будущего из прошлого. Но я гадала. Почти каждую минуту, когда мне удавалось отвлечься от ближайших планов нашего похода, от нынешнего Кейела и воспоминания о прошлом, от опасений перед Стрекозой и Дароком, я гадала о будущем Фадрагоса. До недавнего времени у меня и мысли не возникало, что я буду так часто размышлять о Десиене.

Мерзкий балкор, не умеющий даже ударить… И вдруг спаситель? Он?

Не смешно.

Часто хотелось выбросить эти мысли из головы, забыть о них, перестать сопоставлять, но не получалось. Иногда возникало желание удалиться подальше от ребят и позвать Тавирда, или Анью, или еще кого‑то из Повелителей, чтобы просто расспросить их подробнее о планах и правдивости собственных догадок. Надежда тлела, что они ответят: подтвердят или опровергнут – этого более чем достаточно. Ведь это важно для всех нас. В том числе и для Повелителей. Хотелось позвать, но я опасалась, что если мое приглашение сработает, то Разрушители не преминут попутно заглянуть в ближайшие поселения.

Оставалось лишь верить, что сценарий будущего, складывающийся из известного прошлого, – не бред моей больной фантазии. Фадрагос вот‑вот приобретет гармонию, которую утратил с появлением людей. И добьется этой гармонии Десиен – жалкий балкор, едва не умерший от меланхолии.

Или я несправедлива?

Будущий мир Фадрагоса – заслуга многих: погибших, забытых, застрявших во времени, утративших чувства и, в конце концов, утративших все. Как я или Вольные.

– Асфи, – позвал Кейел.

Порыв ветра швырнул темный, с красным отливом песок в глаза, и я отвернулась, натягивая серую косынку на нос. Парень, догоняющий меня, опустил голову ниже, удерживая капюшон на голове. Елрех и Роми тоже отвернулись от ветра. Наверное, стоило пожалеть ребят и разбить лагерь, переждать ветряную погоду в низком шатре, за тонкими покрывалами. Однако затягивать поход не хотелось настолько, что я гнала всех в путь с зари и до самого заката.

Как только ветер опустил взвесь песка к нашим коленам, Кейел взглянул на меня и улыбнулся. На эту улыбку я не могла не ответить улыбкой – еще ни разу не получилось не отвечать.

– Ты далеко ушла, – поравнявшись со мной, сказал он. – Тебе не тяжело? Я могу поднести твою сумку.

– Все хорошо.

Он предлагает это каждый день. В первые дни, как мы покинули Васгор, он даже стягивал с меня сумку насильно, напоминая то мне, то Елрех, что мы девушки. Он заставлял и Роми тащить котелок и палки, которые Кейел предусмотрительно отыскал и взял с собой, – в пустыне с их помощью мы и выстраивали низкую и очень тесную палатку из одеял, спасаясь в ней от песчаных бурь. Кейел многое знал об этой пустыне от сварливой знахарки и этими знаниями спешил поделиться с нами, уберечь нас.

Иногда мне казалось, что между этим добродушным парнем и Вольным много общего, но я моментально выбрасывала из головы все вспыхивающие сравнения. Все‑таки у нас возник уговор, благодаря которому было легче находиться рядом. И как друг, как приятель, этот парень доставлял мне удовольствие своим обществом. С Вольным было гораздо сложнее.

Сердце сжалось от очередного лишнего сравнения. Я уничтожила того, кого любила. Стерла малейшие воспоминания о нем. А сейчас… Как я могу улыбаться тому, кто занимает его тело?

Вина надавила на плечи, стыд кольнул в груди.

– Ты что‑то хотел? – поинтересовалась, с трудом шагая по зыбкому песку.

– Рассветом ранее ты рассказала о небе и дожде. Это было очень интересно. – Теплые глаза сияли, глядя на безоблачную синеву над головой. – Расскажи что‑нибудь еще.

Я порадовалась, что мою усмешку скрывает косынка. Нет, я не считала себя выше этого парня. Как не считала себя умнее Роми или Елрех. Может быть, раньше… Раньше я была уверена, что банальные знания о мире дают право на превосходство, что они делают существ цивилизованней. Однако в последние дни мне приходилось многое рассказывать Кейелу о Земле, и я всякий раз ловила себя на мысли, что Фадрагос вызывает у меня больше симпатии. Существа тут, конечно, хитрые, но при этом честнее и зачастую мудрее. Например, они меньше врут сами себе.

Усмешку на моем лице рождали приятные чувства. Мне нравилось, как Кейел тянулся к знаниям, словно ребенок. Но при этом на фоне фадрагосцев он за счет этой тяги выглядел в разы взрослее.

– Я не знаю, что тебе рассказывать, – призналась я. – У нас многое по‑другому, Кейел. Раньше я была уверена, что у нас прогрессивное общество, а теперь не уверена. Несмотря на все технологии в моем мире, самые ценные знания я приобрела в вашем.

Он нахмурился и произнес:

– Вы многое знаете, чего не знаем мы. У вас есть наука, а она помогает жить даже без духов. Что ты могла узнать ценного в Фадрагосе?

– Что бездумное развитие неизбежно ведет к разрушению, – не задумываясь, ответила я. – Что всегда нужен баланс между первым и вторым. Или то, что стремление к лучшему существует лишь в наших головах.

Я могла перечислять бесконечно, но сомневалась, что он понял бы. Единственные, кто мог меня понять – мудрецы и Повелители. Или это я научилась их понимать?

– Хочешь я расскажу тебе о наших религиях?

– Рассказывай, – охотно согласился он.

– Я не все знаю. Их у нас много. Начну с самой распространенной в моей стране.

– Что такое страна?

* * *

День за днем мы продвигались глубже на земли виксартов. Я сверялась с картой, но все чаще терялась на местности. Благо, что со мной была Елрех. Да и Роми с Кейелом явно ориентировались в пустынной местности, где никогда не бывали, лучше меня.

Скучать приходилось все меньше. Кейел прилип ко мне с расспросами как банный лист, а мои развернутые ответы собирали вокруг и Елрех с Роми. Те тоже слушали с удовольствием, часто возмущались, уточняли, с трудом принимали научные теории, но спорили редко. Иногда я забывалась, что рядом со мной существа с другим прошлым. Грань двух дорог, расположенных в разной временной шкале, для меня стиралась. Однако призраки, выращенные такой иллюзией, быстро разбивались, причиняя острыми осколками боль.

Так случилось и очередным вечером.

В пустыне, наконец‑то, воцарилось безветрие. Собранные в пути перекати‑поле, колючие ветки и поленья пересохшего дерева трещали в костре. Рыжий свет плясал на песке, разгоняя опасных животных. Но нет‑нет и пробегали в непосредственной близости пауки, блестели черными панцирями скорпионы, а змеи ворошили и приподнимали тонкими линиями песок. К нам они целенаправленно не стремились, но заставляли нервничать, а поутру осторожно пересматривать вещи и хорошо вытряхивать покрывала.

От серой громады скал, застывшей миражом вдали, донеслась шакалья песня. Я поморщилась от безобразных надрывных криков, повторяющихся почти каждую ночь. На сытый желудок хотелось покоя и даже веселья, а приходилось прислушиваться и на всякий случай озираться.

Кейел, сидящий чуть в стороне от меня, бережно закрыл очередную книгу. Всего их было пять, и он прочел уже каждую, а теперь соломками делал закладки, видимо, на интересных моментах. Я тоже иногда брала книги, удивляясь, что хоть и научилась тут читать гораздо раньше этого Кейела, но осилить эти толстенные талмуды так быстро не могла. И ведь было не скучно, а для меня и полезно. Две книги рассказывали о множестве духов, еще две – повествовали общую историю Фадрагоса, а последняя содержала в себе подробное описание всех рас и советы, как обустроить жизнь в городах и поселениях, в зависимости от того, какая раса в них преобладает в числе. Очень важные темы, которые мне хотелось освоить, но от рун в свете костра, или Охарс, рябить в глазах начинало уже в течение часа.

– Асфи, – обратился Кейел, как раз удерживая последнюю книгу, – ты сказала, что ваши люди тоже разделены на расы. А среди наших людей ты видела это разделение?

Роми мигом оторвался от своего дневника, вытягивая шею. Помнится, Ив каждый удобный момент вела наблюдения, а сейчас эта привычка имелась у Роми. Наверное, в таких записях заключается основная задача исследователей: конспектировать все наблюдения, а затем из них формировать теории. Елрех на миг оторвалась от разделки пойманной змеи, из которой еще на закате выцедила весь яд. Ее не зря приняли в алхимики. Уверена, что она даже из булыжника умудриться извлечь пользу для зелий или амулетов. Не пропадет ни грамма!

– Нет, Кейел, – ответила я, стараясь хорошо вспомнить всех местных людей, которых встречала. – У вас есть удивительно красивые люди и, честно признаюсь, очень страшные. Возможно, дело в примеси крови других рас. Но вот конкретного разделения между вами сделать трудно – не настолько и броские различия. Зато вы все высокие. Даже девушки. Я уже привыкла, и отмечаю среди них низкорослых, но посмотри на меня – зачастую ваши низкорослые девчонки заставляют меня смущаться.

В последнем я преувеличивала. Настолько броскими выглядели для меня другие разумные существа, что мне и дела особо не было до внешности местных людей.

– Но ведь ты такая, как и мы. – Кейел нахмурился, откладывая книгу и усаживаясь удобнее. Облокотился на сумку, вытянул ногу и сцепил руки в замок. Внимательно посмотрел на меня. – Кровь красная, два глаза, один рот, нет рогов… С первого взгляда видно, что человек. И дышишь ты нашим воздухом, ешь нашу еду, безбоязненно глотаешь наши зелья.

– Тебе жалко? – пошутила я, стараясь сбросить напряжение от цепкого взгляда.

Вот только вышло хуже… Кейел хрипло рассмеялся и закачал головой. Роми и Елрех тоже поддержали веселье. Я выдавила из себя улыбку – сердце заходилось в сильных ударах. Оторвав взгляд от улыбчивого лица Кейела, подкинула поленьев в костер.

– Мне хочется узнать другое, – продолжил говорить он. – Ты сама сказала, что у вас доказали – форма жизни надиктована условиями и возникает под… Факторами? Какими‑то факторами. Извини, то, что ты говорила, – сложно, и я не повторю, но смысл помню. И мне теперь кажется странным, что в нашем мире, если он такой же, как ваш, нет других людских рас. Или, что еще страннее, что у вас нет никого больше, кроме людей.

Я тяжело вздохнула, с растерянной улыбкой рассматривая любознательного парня. Он с отблеском огня в глазах и с неприкрытым интересом ждал ответов. Наверное, скоро я не смогу ему дать их, потому что вопросы так же быстро усложнялись, как он впитывал знания о мирах.

– Во‑первых, у меня несколько теорий, – подобрала я слова. Почесывая нос, взвесила все еще раз и бодрее произнесла: – Ваш климат не так сильно зависит от расположения… Духи Фадрагоса! Кейел, у вас весь мир расположили на карту, а вот широты и высоты не придумали.

– Какие еще высоты и широты? – нахмурившись, уточнила Елрех.

– Они помогают ориентироваться и по местности, и по климату, и…

– И так все понятно, – буркнул Роми, уже вертя карту в руках.

– Почему это важно? – спросил Кейел. – Как это связано с моим вопросом?

– Все связано. В нашем мире все было связано с климатом, а он – основа тех самых факторов, которые влияют на формирование людей и их жизни. Но у вас есть река Истины.

– А она тут при чем? – изумился Роми.

Три тяжелых взора пригвоздили меня к месту, заставили поежиться. Я взъерошила волосы, прислушалась к вою шакалов, а затем сдалась:

– Ладно, будет вам сразу вторая теория. Она будет проще для вашего понимания, а стену сокровищницы с ее письменами вы все равно увидите.

– Какую такую стену, умная человечка?

– История о том, откуда в Фадрагосе взялись люди. Нас не должно быть здесь, Елрех. И именно мы стали причиной многих ваших бед. – Убедившись, что меня не собираются перебивать, я скрестила ноги по‑турецки, облизала губы, обняла себя, плотнее кутаясь в куртку, и начала рассказ: – В нашем мире тоже есть места, вокруг которых все еще полно загадок. Они давно обросли легендами и мифами, и в них, как в реально‑существующие, мало кто верит. Прямо как с сокровищницей Энраилл, только еще больше скептицизма. Одним из таких является остров, когда‑то, очень‑очень давно, ушедший под воду из‑за землетрясения. Существование Атлантиды пытаются доказать и сейчас…

Мой голос звучал над стоянкой негромко, сопровождаясь потрескиванием костра и ночной песнью шакалов. Иногда нарушался тихими сомнениями Елрех и бормотаниями Роми. Только Кейел слушал молча, внимательно и ни на что не отвлекался. Я рассказывала обо всем, что знала и про исчезнувший остров, и о том, как Повелители спасли людей, нарушив тем самым гармонию жизни Фадрагоса. Рассказывать пришлось и про балкоров. Да и про самих Повелителей – разрушения и созидания. О Вестницах и Вольных, об истинном сокровище, спрятанном в подземелье – о проклятии Единства. Что‑то Роми и Елрех уже слышали, а от чего‑то округляли глаза и стремились расспросить подробнее.

Когда мой голос охрип, я подвела итог:

– Так, как фадрагосские люди произошли от несколько сотен наших людей, вырванных из одного места Земли, то у вас и нет таких сильных различий между собой, как у нас. И сформироваться они еще не успели. Или, может быть, никогда не сформируются, потому что Фадрагос на самом деле – не весь ваш мир, а только один континент. Один гигантский остров, понимаешь? Да и на нем климат зависит не столько от погоды, сколько от духов, которые создают вам комфорт, где угодно.

– А духи привязаны к реке Истины, – задумчиво произнес Кейел и тряхнул головой. Непослушные пряди выпали из‑за ушей и прикрыли впалые щеки. – Выходит, чем ближе к поверхности земли ее воды и чем их больше, тем выше скопление духов. Не поэтому ли мы издавна селились там, где дождей меньше? – Кольнул меня взглядом, будто хотел потребовать ответ. Я пожала плечами, удивляясь, как ловко он связывает знания Земли с местными. – Ведь дожди не будут выпадать часто там, где духи разгоняют тучи и сами увлажняют почву.

– Поясни, – попросил Роми.

– Думаю, что изначально существа не боялись дождей, а просто тянулись туда, где был лучше климат. Благоприятнее. Это потом были придуманы пугающие легенды и о Шиллиар, и о Солнце…

– Хватит, дурной человек, – полушепотом осадила Елрех и оглянулась опасливо. – Если даже ты веришь в такую чепуху, то не нужно разносить ее повсюду.

– Извини, – мгновенно попросил Кейел, но, убрав волосы за уши, заговорщицки улыбнулся мне.

Я привстала, хотела подойти и… Опомнилась.

Зажмурилась ненадолго, а затем скомандовала:

– Пора спать. Завтра мы дойдем до племени викхартов, и нам нужно быть собранными. Нельзя никого оскорбить. Мне нужна их помощь, а поэтому надо набраться терпения и завоевать их доверие.

– Это невозможно, – усмехнулся Ромиар. – Они никогда и никому не доверяют.

– Но помощь они нам окажут, – заверила Елрех, стуча склянками в сумке. – Мы несем им бесценные дары. Мало, кто хочет сотрудничать с этими подлыми существами. Да и те, кто хочет, не всегда может преодолеть этот путь. Мы сильно рискуем, Асфи, двигаясь по этим землям. И меня удивляет наша везучесть.

– Это точно, – выдохнул Ромиар, укладываясь на своем покрывале.

– Еще ни разу не встретили хищников и нечисть, – поддержал Кейел, заваливаясь на спину и устремляя мечтательный взгляд на звездное небо. – И разбойников будто от нас отводят.

– Я это заслужила, – прошептала я, готовясь первой сторожить сон ребят.

* * *

Честное слово, я ожидала шатры или хижины из глины, или неотесанные кривые постройки, но никак не целый город из камня, да еще и с высокими пальмами. Завидев первые колонны, оплетенные густой зеленью, даже оглянулась. Вдруг и вершину пирамиды найду.

Пирамид не было, но был дракон. Огромный, угольный, с огненными прожилками на сложенных крыльях и наростами шипов вдоль позвоночника. Джоранмо, окутанный рыжим маревом жара, отдыхал недалеко от города – разлегся под солнцепеком, свесив хвост со скалы и вытянув длинную, мощную шею. Если он нас заметил, то виду не подал – продолжал притворяться мертвым.

Зато в городе нас заметили издали. Викхарты, сверкая белыми тканевыми обмотками на бедрах, стояли прямо на колоннах, окольцевавших город, и несли караул. Никакого оружия у них не было, но стоило нам подойти ближе, как существа воздели длинные руки к небу и хором что‑то пропели – вокруг нас сгустился воздух. Я не отшатнулась только потому, что была готова к недоброй встрече. Легкие на миг до боли сковало, но вскоре начало отпускать, позволяя дышать – медленно, с трудом, а вот сдвинуться с места стало невозможно. Тяжелый воздух окутал тела, вдавил нас в красный песок. Хорошо, что при очередном порыве ветра хотя бы удалось опустить веки.

Из‑за колонн показались воины с луками во все тело и, натянув тетиву, замерли. За их спинами выросли очередные мужчины, но уже с тонкими мечами. Они обошли соратников и быстро сбежали по массивным каменным ступеням. Ощетинившись клинками и злобно оскаливая клыки, направились к нам. Не убили при входе – уже здорово!

– Рархот га! – крикнул викхарт с грубой тиарой из черного металла.

Давление на горло и лицо убавилось, и я мгновенно сглотнула. Попыталась взглянуть на ребят, но повернуть голову по‑прежнему не могла.

– Гир ракха тун? – спросил тот же воин – видимо, командующий стражниками.

Я закусила губу, волнуясь, но полагаясь на ребят. Елрех говорила, что немного понимает викхартов, а мне бы просто попасть к Кхангатору. Вольный предупреждал меня, чтобы не смела оскорблять вождя на общем языке, если решу искать у него защиту, потому что тот может элементарно прикинуться, что языка не знает.

– Ир ракха таоран, – внезапно прозвучал хриплый голос за моей спиной. – Ир ракха дан Кхангатор ток таоран.

– Тур таоран? – викхарт прищурил выпученные глаза янтарного цвета.

– Ир лакх ан Кхангатор.

Воин клацнул клыками и зашипел. Кейел повторил громче:

– Ир лакх ан Кхангатор. Ир агна ток таоран!

Воин поморщился, но, быстро обернувшись, махнул стражам на колоннах. Те снова пропели имя духов и приказы – воздушное давление упало. Однако лучники не расслабили тетиву, а мечники окружили нас.

– Что ты им сказал? – бросила я Кейелу и послушно засеменила туда, куда нас повели.

– Что у нас важное дело к Кхангатору.

– А ты не мог бы попросить, чтобы они не резали одежду мечами? – донесся голос Роми.

Вместо Кейела на незнакомом языке что‑то произнесла Елрех. Кейел мигом ее поддержал и кольцо острых клинков расширилось. Воины явно уступали нехотя, но, наверное, заинтересовались нашими делами к их вождю.

Раскаленные плиты под ногами дышали жаром. Ветер гулял между высокими домами, не разгоняя зноя. Окна были без ставен и стекла, но, как в Васгоре, завешены плотными тканями и шкурами. На дверях тоже висели длинные полотна. Их отводили жители города, выглядывая и удивляясь нам. В основном любопытство проявляли женщины, но иногда встречались и старики. Детворы тут хватало – тоже тощая и пока еще с мелкими клыками. Мальчишки и девчонки бегали босые по полосам тени, а солнечные места ловко перепрыгивали. Кажется, маленьких викхартов никто не закалял трудностями жизни, как у васовергов, а, напротив, баловали вседозволенностью.

По крайней мере, ни один стражник не запретил высокой, но заметно юной девчонке прямо‑таки влезть в кольцо мечей и потрогать волосы Елрех. Другой парень без зазрения совести потянулся к топору Кейела, висящему на поясе. Однако Кейел, в отличие от Елрех, терпеть молча не стал и что‑то грозно произнес. Стражники оскалились, и один что‑то сказал расстроенному парнишке – топор остался на своем месте.

Чем больше мы углублялись в город, тем сильнее он зеленел. Пальмы, кусты, высокая трава, цветы – большие озелененные участки встречались гораздо чаще. С ветки на ветку перелетали яркие птички, на камнях разлеживались длинные ящерицы. Постройки становились приземистыми, широкими, над дверными проемами появлялись козырьки. По фасадам зданий тянулись барельефы, превращая несколько домов, кварталов и даже целые улицы в коридор со спектаклем. Кажется, в них рассказывались истории викхартов‑героев. Как я заметила, часто они начинались с рисунков младенца, а заканчивались взрослым мужчиной, добившегося важного дела. На одном я разглядела викхарта, пишущего в книге; над его головой сияли символы, у ног стояли чаши с едой и кувшины. А викхартка, которую он заприметил двумя домами ранее, обнимала его со спины. У следующего дома началась история воина, сумевшего уже через дом победить страшного монстра, а потом его поход с монстрами продолжался еще домов на пятнадцать и сворачивал за угол, куда нас, к сожалению, не повели.

Сам город окружали только колонны, и мы изначально просто подошли к ближайшей его границе. Но, судя по широкой дороге, до которой нас довели, один вход тут точно имелся. Дорога уводила к очередным колоннам, но не похожим на те, что мы видели. Эти были гораздо выше, толще, а на их вершинах сидели каменные драконы – изящные, тонкие, узнаваемые. Словно ими обозначали условные ворота.

Вдоль дороги, прямо в камне, были выбиты углубления, в которых, сверкая, текла вода. На дне просматривались неровности, камешки и поросль мха. На поверхности плавали листочки, насекомые, дрожали редкие пузыри. Раскидистые пальмы укрывали большую часть дороги тенью; с ветвей то и дело шлепались маленькие рыжие плоды со сладким медовым ароматом. Они были похожи на персики, но в расколотых половинках я вместо косточки увидела мелкую черную россыпь.

На главной улице точно было оживленнее. Местные сидели кружком под пальмами, распивали напитки, а, завидев нас, поднимались. Вскоре за нами собралась целая толпа, гомонящая на непонятном мне языке. Кейел пару раз что‑то отвечал мужчинам, и те смеялись. Даже злой стражник.

Роми размахивал хвостом, теснился к нам и бормотал:

– Кейел, я не понял, что сказал этот лысый. Кажется, я ему не нравлюсь, и он назвал меня высокородной женщиной. Их язык не самый трудный, но самый бесполезный. Даже если бы знал, что сюда придется идти, все равно усерднее бы не учил. Елрех, посмотри на их клыки! Они не следят за ними. Разве им неизвестны хотя бы простейшие отвары для ополаскивания рта? А ведь повсюду написано, что эта раса самая живучая. Как можно жить долго, не следя за собой и своим здоровьем? Ну хоть бы калирной клыки почистили раз! Асфи, Асфи! Взгляни вон тот мужчина смотрит на тебя и кривится. Тут многие кривятся, глядя на тебя. Ты им, как и я, тоже не нравишься…

Одно успокаивало – он предусмотрительно напялил на себя два амулета, а третий прямо сейчас крепко стискивал в кулаке. Настолько крепко, что я заметила кровь на рубахе после того, как он, не разжимая кулака, потер этой рукой грудь.

От Елрех тоже не укрылось волнение Роми. И она старалась задвинуть парня в центр между всеми нами, незаметно заступая его всякий раз, как приближались любопытные жители.

Вскоре Кейел окончательно разговорился с местными, Роми снизил бормотание до шепота, а Елрех улыбалась девушкам и женщинам. На мое удивление, встречались среди викхарок очень привлекательные особы, несмотря на клыки, на сероватый оттенок кожи, выпуклые глаза и непривычно длинные конечности.

У гигантской площади, залитой полуденным солнцем, какой‑то юнец и вовсе протянул Кейелу самый настоящий каравай. И пока они о чем‑то переговаривались, девчушка, возможно, младшая сестра юнца, прибежала с кувшином.

– Роми, они из‑за тебя, – с улыбкой сообщил Кейел. С интересом на нас поглядывали даже стражники. – Отсюда не выходили многие викхарты, но иногда видели и фангр, и людей, но вот беловолосого шан’ниэрда увидеть не надеялись.

– Им нравится? – спросила я. – Мы все. Мы им нравимся?

– Да, я сказал им, что мы желаем благополучия их дому. Они верят.

– Еще бы не поверили, – выцедил Роми, но отломанный от каравая кусок принял. – Какой идиот сунется к викс‑с… хартам! – громче исправился, окидывая всех дружелюбным взором, и тише закончил: – с недобрыми намерениями.

Толпа от его улыбки зажужжала активнее. Мужик толкнул парня, указывая на каравай и обозначая размеры, – кажется, он обвинил, что принесли такой мелкий. Девушки и женщины бросились собирать плоды под пальмами, стражники, оскалившись, зашипели – не на нас, на местных.

– Почему их считают агрессивными? – удивилась я.

– Потому что их гостеприимство настолько же радушное, насколько жестокой может быть месть за обиду, – ответила Елрех и тоже принялась жевать каравай.

Я с удовольствием втянула аромат настоящего пшеничного хлеба, который в Фадрагосе и не надеялась увидеть, но при этом на языке ощутила горечь. Вспомнила выжженную часть Обители гильдии, рассказ о казни мудрецов и сведения об осаде обители Цветочного плато. Сколько тогда понадобилось Кхангатору времени и решительности, чтобы развязать очередную мировую войну?

Нас провели вдоль площади, укрытой тенью высоких зарослей различных деревьев. Сразу за ней широкие ступени позволяли спуститься к берегу озера, края которого терялись в мареве и блеске. Обступившие чужаков местные трещали с Кейелом, перекрикивая друг друга, а тот ловил моменты, чтобы поделиться обрывками информации с нами.

В пустыне протекала полноводная река, и в этом месте русло резко сворачивалось кольцом. Земля давно просела, вымылась – в образовавшейся глубокой котловине залегло озеро. Разные племена долгое время воевали между собой ради этого оазиса, но осесть в нем не успевали. При затяжной засухе озеро мельчало, а от реки оставался только след истрескавшейся почвы. Но и тут иногда наступали периоды долгих слез Шиллиар. Многодневный, или многонедельный, – в этом я не смогла разобраться – ливень оживлял реку, наполнял озеро в ней, и часто вода выходила из берегов. Все, что было построено, уничтожалось. Племя уходило, а в это время к оазису подтягивались другие племена, чтобы воспользоваться удачным временем и отвоевать хлебный участок.

Прапрадед Кхангатора изменил жизнь викхартов, когда вместо глиняных жилищ потребовал возвести высокий каменный настил. Фундамент поселка уберег труды жителей от наводнения, а поселок вскоре разросся до размеров города. Другие племена признавали мудрость, или, как сказал Кейел, хитрость чужого вождя, поэтому уходили от своих вождей к нему. Город рос, и мог расти до бесконечности. Он и сейчас был таких размеров, что от одного его конца к другому приходилось идти почти весь день. Править такой громадиной трудно, поэтому уже дед Кхангатора возвел колонны и запретил расширять границы владений этого племени.

Жители с удовольствием хвастались, что эта линия вождей – все до одного – обладали необычайным умом.

– Хитрейшие из вождей, – с улыбкой протянул Кейел, с блеском любопытства рассматривая окружение. – Соберись, Ромиар, тебе нужно все это запомнить. Как давно исследователи были тут?

– Тут никто не был, – сквозь зубы выцедил Роми, отыскивая в сумке новый амулет. – Сюда даже разбойники не дойдут. Это нам удивительно повезло.

– Слушай, что говорит эта болтливая женщина, Кейел! Они в пустыне сделали поля!

Я с полуулыбкой слушала восторги ребят и изумлялась тому, что викхартов считают низшей расой. Поля они возделывали на побережье реки, а отец Кхангатора вместе с самим же юным Кхангатором придумали, как уберечь реку от засухи.

– Перехитрили Солнце, и не побоялись его гнева…

Викхартам запросто подчинялись великие духи разрушения, чувствуя их спящую ярость. И эти духи с удовольствием прорываются куда угодно, лишь бы их накормили ненавистью. Ксанджи – огненные духи, духи испепеления, – ценились у викхартов издавна, а вот Илатиал – водные духи, смывающие все на пути, – особой популярностью не пользовались. Пить воду гневных духов в чистом виде было опасно, к тому же песок быстро впитывал ее. Но вождь и его наследник приказали отыскать всех, кому подчиняются эти духи, и выдать им лучшие дома в поселении. Взамен они просили об услуге: раз в период каждый такой викхарт должен глушить одну рыбу в озере или брошенный в него предмет.

Опасная вода духов смешивалась с обычной водой, испарялась с ней же, да еще и очищалась песком. В засушливый период это не помогало уберечь всю реку, но часть реки и маленькое озеро доживали до сезона дождей, а этого хватало, чтобы выживали посевы. Так через разрушение хитрая раса научилась созиданию и сохранению.

– Быть хитрее самого опытного лжеца, – прошептала я, разглядывая двух каменных драконов, охраняющих ступени в простейший с виду дом.

Если бы не эти драконы, я бы и не подумала, что в нем живет вождь. Разве что – дом находился в непосредственной близости к озеру и прямо‑таки утопал в зелени.

У крыльца толпился народ до тех пор, пока из арки входа не вышел вождь. Его приветствовали радостными криками – кажется, пожеланиями доброго дня. Кхангатор раскинул длинные руки в приветственном жесте, а затем подозвал к себе прыгающего от нетерпения главу стражи. Быстро переговорив с ним, Кхангатор жестом отпустил стражу, но их место мигом заняла личная охрана. Воины с проницательными взглядами, с множеством рисунков на тощих телах и ленивыми движениями. Эти словно не боялись нитопоров, ни кинжалов, ни голых рук врага. Возможно, им подчиняются духи, способные в считанные секунды оставить от угрозы клочья.

Кхангатора я рассматривала с особым интересом, пропуская богатое убранство дома. Заметила лишь, что золотом и цветами пестрит каждый угол. Так не было даже во дворце Волтуара. Сам вождь на добрых полголовы был выше Кейела. Длинную руку он держал на изогнутом кинжале с широким лезвием. Пояс со вставками кольчуги плотно сжимал серые шаровары. Коготки на босых ногах при каждом шаге царапали отшлифованный до блеска камень. Позвонки и ребра на серой спине выпирали, натягивая кожу, а проступающие золотистые вены создавали эффект полупрозрачности. Выбритые виски подчеркивали заостренность ушей, а подбритый затылок удлинял шею. Остальные волосы, черные, будто смола, были собраны в пучок.

Кхангатор остановился посреди террасы и резко обернулся. В рассеянном дневном свете блеснул кровью клык с рубиновым навершием, закрепленным на обломок зуба золотым кольцом. Янтарные глаза выцепили Кейела, а через миг раздался низкий голос. Я не вслушивалась, жадно разглядывая того, кто вложил в моего Вольного самую основу отношений между существами. Услышав короткий ответ, Кхангатор поморщил нос, похожий на клюв ворона, и стиснул клыки. Через миг янтарные глаза изучали меня, а черные, кустистые брови сошлись на переносице.

– На общ‑щем языке говорить не люблю, – произнес Кхангатор. – Но мне сказ‑зали, что вы пришли с‑с добром. Может, заблуждение, но за помыслы уже плачу гос‑степриимс‑с‑с…

Скривился. Но из всех викхартов, кого мне удавалось слушать, он справлялся с шипящими лучше других. Да и выглядел, наверное, для этой расы симпатично. Или я просто пытаюсь отыскать в нем то, что полюбила в своем Вольном, а это уже подкупает.

Нас усадили вокруг небольшого стола. Почти как в Васгоре, но каменную мебель тут украшали резными узорами и делали подпилы снизу для удобства. На стол водрузили железный тазик с водой и даже белую тряпку. Первый протер лицо и вымыл руки Кхангатор, затем он передал тряпку мне, а после внимательно следил, кому я ее протяну. Словно это отмечало нашу иерархию. Как только я это заметила, даже неожиданно для самой себя, отдала полотенце бледному и измотанному Роми. Он, не глядя, кинул полотенце Кейелу, но Елрех будто и не расстроилась. Либо не заметила, что Кхангатор наблюдает, либо, что вероятнее всего, ей было плевать, что о ней думают.

Очень быстро местные девицы убрали воду, оставив только промоченное полотенце, затем расставили золотую посуду, а юноши принесли тяжелые подносы с различной едой. Почти вся пища была жирной, пахла медом и была украшена фруктами. Ложками ели только суп и каши, а остальное – руками. От еды никто из нас не отказывался. Много дней пришлось вытягивать на сухих продуктах, а воду всячески беречь, поэтому сейчас набросились на угощения будто век крошку в рот не брали. Сам Кхангатор лишь перекусил, а на мой извиняющийся взгляд усмехнулся.

– Шаг С‑солнца назад у меня был накрыт с‑стол.

– Благодарю за радушие, – прожевав, в очередной раз произнесла я и поспешила еще зачерпнуть ложкой вкуснейший рис, который когда‑либо ела.

Набив желудок досыта, я отломала кусочек золотистой лепешки и, вдохнув несравнимый и незабываемый аромат, вытерла им губы и подбородок от жира. Когда кусочек оказался во рту, зажмурилась, наслаждаясь вкусом. Фадрагосский хлеб, тот, который был на территориях регионов, делался из муки неизвестных мне зерновых. Возможно, какой‑то и был вкуснее и пышнее, но все же родные вкусы всегда приправлены душевной сладостью.

Под разомлевшим взглядом возобновилась суета слуг: опустевшие блюда с горячим уносились, на их местах появлялись вазочки со сладостями, пиалы с разным медом, подносы с фруктами. Кубки с соком сменились горячим отваром. Пытаясь разобраться, чай ли это, я пила мелкими глотками. От меда вежливо отказалась, а сладости брала лишь самые мелкие.

– По какому делу тут? – выслушав от нас очередные благодарности, спросил Кхангатор.

Даже Роми заметно разрумянился и успокоился. А может, сказывалось то, что в доме толпы не было: слуги держались на уважительном расстоянии, а охрана застыла у стен.

Я скосилась на Елрех, опасаясь, что она передумает. Но эта идея родилась у нее из моей идеи, и она уверяла, что Дриэн после такого назовет в мою честь целую линию лучших зелий. Убедившись, что алхимик не передумала, я посмотрела в глаза Кхангатора и произнесла:

– У меня к тебе торговое предложение.

– Из‑с какой ты гильдии? – мигом поинтересовался, но при этом украдкой глянул на Елрех.

Следит, гадает, ничего не упускает из вида и никому не доверяет. А еще Вольный говорил, что вождь не любит гильдии.

– Не из какой.

Кустистая бровь изогнулась.

– Вступила в Аспиды, но не пробыла там долго. – Я пожала плечами, поглаживая грань разукрашенной пиалы. – Гильдии меня ограничивают, а этого я не люблю. Мне нравится, когда у меня развязаны руки.

– Тогда от кого ты? – Острые плечи выпрямились, тонкие пальцы с желтыми когтями очертили край стола.

– Я от Дарока, – призналась прямо, и нечеловеческие глаза на краткий миг округлились, сузились, а затем вернулись в обычное состояние. Я кивнула на Елрех, – а она из алхимиков, гильдия Пламя Аспида.

– Слыш‑шал, – протянул он, но Елрех много внимания не уделил. Уставился на меня, продолжая поглаживать край стола. Молчание затягивалось, но не я разорвала его – Кхангатор спросил: – Как поживает Дарок?

– Хорошо, – с готовностью ответила. – Но не спеши огорчаться, великий вождь, иногда враги могут стать друзьями.

– Иногда, – с выдохом согласился он. Повел головой, вытягивая тонкую шею; кадык выпер, кожа сложилась в тонкие морщинки и натянулась. Хрустя позвонками, Кхангатор проговорил: – Он присвоил час‑сть долины и не уберег вс‑с‑сю драконью кладку. Его прямой враг не пощадил детеныш‑шей великих сущес‑с‑тв. Ес‑сли бы я заполучил эту землю, то оградил бы драконов от такой утраты.

– Но один дракон выжил, – склонив голову набок, напомнила я. – Великий вождь, Хайко молод, но быстро растет и уже прекрасен. Я видела его. Дарок даже бросил войска на поле боя, чтобы лично вырастить дракона, а теперь регулярно наведывается к себе домой, чтобы самому отбирать скотину для корма.

– Кормуш‑шка дома? – Темные брови поднялись, локти легли на стол.

– Дарок любит Хайко и защищает его.

Викхарт задумался, расслабляя челюсть. Поводил ею, тихо стуча клыками, но потом все равно недовольно поджал губы.

– Этого мало. Ты с‑смелая, раз пришла пос‑сланницей этого кровожадного воина ко мне. И уже за эту с‑с… смелость я отпущу тебя живой.

– Я пришла не от него, а от себя, – повысив тон, сказала. И вскинув подбородок, заявила: – Я не разбойница, не изгнанница, не преступница. Но я ненавистна этому миру уже за то, что меня ведет личная выгода.

Ромиар фыркнул и с усмешкой глотнул отвар. Ожил! Елрех насупилась, тоже недобро глянув на шан'ниэрда. Кейел же словно был прикован вниманием ко мне и вождю. Кажется, он вцепился в пиалу просто для вида и даже не заметил короткой заминки, которую прервал вопросом Кхангатор:

– Чего ты хочешь?

Вернуть память этому парню…

Мотнула головой и улыбнулась хмурому викхарту.

– Я слышала, что пламя Джоранмо способно превратить землю в лаву всего за один пролет. Я видела его. Твой дракон нежится под солнцем недалеко от твоей обители.

Лесть ему нравилась. Он расплылся в ответной улыбке и с заметным наслаждением поправил:

– Он прохлаждается. Жар Джоранмо сильнее жара С‑с… Тари, – видимо, назвал солнце на викхартском.

– Прости. – Я потупилась.

– Продолжай, – благосклонно разрешил вождь.

– Признаюсь честно, я не ожидала увидеть такую роскошь вместо скромного поселения, и теперь волнуюсь, как бы мое предложение не вызвало у тебя смех. Но осмелюсь: алхимики Пламени Аспида с удовольствием начнут сотрудничество с тобой. Им нужен ваш мед, интересны ваши редкие травы, и они будут рады черному золоту, которое вы добываете в горах.

– Ас‑с‑спиды, – протянул Кхангатор, намеренно растягивая шипящую. – Я уважаю их. Помню былого верховного – хитрый был фангр, но новый верховный хитрее. У эльфов хватка меньше, но наглос‑сти больш‑ше. О них много говорят. – Посмотрел на Елрех. – Передай ему, что я с‑слышал. – И опять повернул голову ко мне. – Что нужно, чтобы с‑с‑сотруднич‑т… наладить торговлю?

– Новый путь. – Я улыбнулась победе. – Всего лишь новый путь. В последнее время мне пришлось много ходить по Фадрагосу, и от караванщиков я слышала, что они бы с удовольствием пользовались регионом Каменных Великанов, но проблема заключается в самих великанах. Они не трогают птиц, но звери чуть крупнее лисицы уже не пройдут. Зверей нельзя заткнуть, и они тревожат сон великанов.

Кхангатор поскреб выбритый висок, сморщил нос.

– Жар Джоранмо не навредит каменной коже.

– Жар – нет, – охотно поддержала я. И сразу подсказала: – Но твой дракон велик, и он бы мог… отбросить их.

– Куда? – Янтарные глаза блеснули.

– Можно было бы в соседние регионы, но, наверное, Гиблый лес не убьет великанов. Они могут вернуться злыми. А за ним обитают гарпии. Можно, конечно, бросить великанов к ним, – с сомнением произнесла я и, почесав кончик носа, покачала головой. – Нет. Так ты вызовешь недовольство многих гильдий. Только на промысле когтей и перьев гарпий зарабатывают наемники и охотники. Слушай, Джоранмо ведь дотащит великана до Холмов Грез? Он вообще поднимет целого каменного великана?

– Джоранмо может унести гору, – похвастался Кхангатор, продолжая задумчиво чесать висок.

– Отлично! Тогда Холмы грез – идеальный вариант, – навалившись на стол запястьями, заверила я. Услышала покашливание со стороны Кейела, быстро перехватила его предупредительный взор и осадила себя. Переигрывать нельзя. Пригубила отвар и менее эмоционально сказала: – Я уверена, что если ты приструнишь крупную нечисть в опасном регионе, тебе лишь выразят благодарность. Если уж пламя драконов не способно пробить каменную шкуру этих древних существ, то куда нежити тягаться с ними.

Кхангатор нехорошо прищурился и прекратил чесать висок, будто заподозрил в моем плане коварство. Но ведь это не так, ему ничего не грозит, кроме выгоды. Просто мне ее достанется чуть больше, чем он знает. Внезапно в разговор подключился Роми.

– Я исследователь, уважаемый Кхангатор. – Белая кисточка взметнулась за спиной рогатого и тихо забарабанила по полу. – В регионе Каменных великанов полно ценных трав, древесины и есть вероятность, что имеются ценные залежи в горах Гиблого леса, куда мы не можем добраться. Не столько мешает сам лес, сколько мы не можем из‑за великанов изучить местность и возможные подступы к горам.

– Тогда выгода для меня мала. – Кхангатор выше поднял голову и распрямил спину. – Джоранмо придетс‑ся тратить с‑силы и больше нескольких периодов, чтобы перекинуть великанов в Холмы грез.

– Твоя выгода огромна, если ты предъявишь права на регион Каменных великанов, – настойчиво проговорил Роми, тоже гордо разворачивая плечи. – Кто оспорит это право, с учетом твоего вложения в освобождение этого региона? – И сам же ответил: – Никто не посмеет.

– Ты сможешь возвести в нем еще одну восхитительную обитель, разумнейший вождь, – не удержалась от похвалы и Елрех. – Разве это плохо?

– И, если захочешь, я запросто выступлю посредником в вашей сделке, – предложение слетело с языка прежде, чем я его прикусила. На кой черт мне дополнительные выгоды от этого предприятия? Но с жадностью не справилась и заверила: – Даю голову на отсечение, что ты больше выиграешь, чем потеряешь!

Кхангатор думал. Глядел на меня, чесал висок желтым когтем и думал. Давай же, Кхангатор, соглашайся!

– Великий вождь, что ты потеряешь от этой попытки, кроме времени?

– Ус‑силия. – Он сложил руки на столе. – Почему я должен тебя с‑слуш‑шать?

– А почему нет? Разве мы враги?

Он хмыкнул.

– Но и не друзья.

– Подружимся. Делов на пару… шагов Солнца, – я хохотнула, показывая ему ладони.

– Почему ты такая с‑смелая?

Вопрос словно обухом ударил, но улыбку я удержала.

– Меня отчаяние толкает. Да и ритуал Ярости многое дал.

Кхангатор, вспомнив о васовергах, растерял доброе расположение и опять нахмурился.

– Друг Дарока никогда не с‑станет мне другом.

– Прости, Кхангатор, но ты сказал неправду, – тихо сказала я. Это второе предложение, которое ему придется выслушать и на которое он должен согласиться. Мне это нужно. Нам всем это нужно. Я чувствую, и даже Вестница во мне чувствует эту нужду. Сцепив руки в замок, я перестала улыбаться и вежливым тоном заговорила: – Ты мог давно уничтожить Дарока, когда он еще был слабее, но не сделал этого. И я знаю, что это твой ум останавливает тебя.

Темные брови сошлись на переносице теснее, однако Кхангатор молчал, давая мне слово.

– Васоверги давно потеряли своих драконов, и в войне остались лишь ваши драконы. И насколько мне известно старый вождь васовергов в союзе с другим племенем викхартов. С твоим врагом. Он пользуется его защитой и оружием. Взрослый ядовитый дракон уступает огню, но против пехоты… Ужасная смерть. Дарок сказал, что заклинателей, способных призывать великих оберегающих и исцеляющих духов вырезают во сне даже в мирных регионах. Любой их интерес к войне и к предложениям помочь в ней способен вызывать подозрение, а потом лазутчики убивают их. Поэтому жители регионов все меньше лезут в ваши дела, а цены на их услуги так быстро растут. Против драконов у войска фактически нет защиты. Драконы – ваша основная сила. – И я улыбнулась, спрашивая: – Кто сравнится по силе с Джоранмо?

– Никто, – твердо ответил Кхангатор и на секунду напряг пальцы.

– Тогда почему ты не уничтожил войско Дарока? – Я вскинула брови и напомнила. – Если верить его словам, то у тебя была масса возможностей.

– Он хитрый воин, – с уважением в глазах оправдался викхарт.

– Не хитрее тебя. – Я растянула улыбку шире.

Казалось, ребята не дышали. Замерли, не двигаясь. Ветер шелестел занавесками и листвой, гонял песок по камню; в желобах журчала вода. Птица молча вспорхнула из‑за колонны, на миг отвлекая от лица Кхангатора.

– Умееш‑шь врать? – короткий вопрос вождя нарушил тишину.

– Конечно нет! – не задумываясь возмутилась я, округляя глаза.

Вновь нас накрыла звонкая тишина, но губы Кхангатора дрогнули, уголки выразительно тянулись в стороны. И я поняла: хитрость без вранья – никуда!

Мы рассмеялись с ним вместе. Ребята выдохнули и разом поднесли пиалы к губам. И я продолжила гораздо бодрее:

– Тебе выгодны старые традиции, великий вождь. Вашу расу причисляют к разрушительным, но вы – не васоверги. Вы не хотите жить одной лишь войной, а просто отрезаны от регионов и вынуждены защищаться как можете. Джоранмо старый, но проживет еще поколение‑другое. Твое, быть может, твоих детей. А что потом? – Мой вопрос не требовал ответа, а Кхангатор совсем по‑человечески кивал каждому слову, будто отыскал доверительного собеседника. – Дарок растит Хайко, у твоего врага ядовитый дракон только вошел в силу. Несколько старых драконов едва успели отложить кладку, как ее уничтожили в очередной битве за нее же. Васоверги предпочитают убить, но не отдать врагу. И, кстати, до Дарока дошли сведения о древней кладке, спрятанной где‑то в глубинах скал. Это в Долине драконов, которая рядом с Васгором.

– Когда? – неприкрыто заинтересовался викхарт, налегая на стол.

– Посланец принес вести за два рассвета до ритуала Ярости. Я сама слышала новости.

– Ты выдаеш‑ш‑шь тайны Дарока? – Прищурился на один глаз.

– С его разрешения, – мигом оправдалась я. И это действительно было правдой. – Он хочет твоей поддержки и готов разделить кладку.

– Он не ценит духов, – пробормотал вождь, но сопротивлялся совсем неубедительно.

– Не артачься, – мягко попросила я. – Вам это выгодно. Что станет с миром, если васоверги примут духов разрушения? По дороге к тебе местные рассказали нам, что вы питаете с их помощью озеро. Будут ли васоверги использовать духов с такими же целями? Или они направят все силы, чтобы только отбирать? Ведь так было и раньше. При Гархорте.

– Великий вождь, – сразу отметил Кхангатор, сжимая кулаки. – Он держал в с‑страхе многие регионы.

– И тогда еще в Фадрагосе не было духов, – используя удачный момент, напомнила я. – Была другая сила. Недоступная васовергам.

– Древние знания говорят, что о пробуждении этой с‑силы знали лишь с‑с‑соггоры.

– Они были справедливыми правителями. – Короткое подмечание и интерес к сладости из орехов в меду. Чертов мед тоже напоминал о прошлом: не только о Волтуаре, но и о его сопернике…

Кейел, ты бы мною гордился. Ты бы точно мною гордился!

– Они и теперь с‑ш‑справедливые правители. Некоторые викхарты ходили за Ледяную долину, а потом возвращ‑щались, чтобы с‑с‑сказ… скас… Говорили, что там хорошо.

– Если бы согоры вернулись в регионы, ты был бы рад? – глянула на довольного Кхангатора украдкой, попутно выбирая другую сладость.

– Это невозможно. – Видимо, занятый в мыслях моими предложениями, он даже не придал значения вопросу, а вот ребята посмотрели на меня многозначительно.

– Можно помечтать, – предложила я, игнорируя к себе интерес друзей.

– Говорить не о чем. При с‑согорах мы не терпели вечные войны. Они не с‑с‑стояли в с‑с‑с… Они тоже воевали. Теперь правители боятс‑ся вмеш‑шиваться. Твои темные братья, – обратился к Роми, скалясь, – не правители. Трус‑с‑ы. Не правление то, что они делают.

– Согласен, но нас не допускают, – запросто нашелся с ответом беловолосый шан'ниэрд, с досадой разводя руками.

– Согоры справлялись со всеми регионами разом, – чуть громче напомнила я, снова акцентируя внимание на истинных правителях.

– Один правитель с помош‑щниками, – поддержал меня Кхангатор. И, не зная того, даже приободрил: – Хоть кто‑то понимает. Толковая у тебя голова. Назови имя, чтобы я знал, как тебя звать.

– Оно тебе не понравится, – с улыбкой ответила я. – Асфи.

Он поморщился и, отвернувшись, решил:

– Тогда будешь Девкой.

– Без проблем, я не обижусь.

* * *

Местные закатили в нашу честь настоящий праздничный вечер. Для них гости из регионов – не опасные разбойники свободных земель – оказались чудом. Но у нас с Елрех закралось стойкое впечатление, что викхартам процветающей обители просто нужно мало повода для веселья. Судя по тому, что мы увидели и услышали, устроились тут существа вполне хорошо и сами справлялись со всеми своими заботами, несмотря на постоянное участие в войне за Долину драконов. Может, и был в чем‑то дефицит, но знали о нем не все, а только те, кто думал об улучшении жизни и сравнивал эти самые разные жизни в разных регионах. Например, Кхангатор, который все же заинтересовался союзом с Дароком, а также в ближайшее время обещал заняться каменными великанами. От нас требовалась уже мелочь – заглянуть к Дриэну и обрадовать его небывалой выгодой, а заодно огорчить моим дезертирством. Прямой путь через регион Каменных великанов открывал дорогу и к дальним свободным поселениям, образовавшимся в Вечном лесу. А им, судя по детству Кейела, точно не помешает частый контроль гильдии Справедливости или вождя викхартов.

Стоило подумать о Кейеле, как он оказался за спиной и, пересилив местную музыку, громко проговорил:

– Не могу уследить одновременно за всеми вами.

– А нужно? – удивилась я.

На площади, которую мы проходили днем, разожгли высокие костры. Самые яркие горели на песчаном берегу озера, куда меня и отвели смеющиеся викхартки. Вместо венка на голову на мою шею надели ожерелье из ярких перьев, цветов и крупных чешуек. Нагретый за день камень остывал неохотно, поэтому я с удовольствием воспользовалась предлогом тепла и оставила сапоги в доме, половину которого нам любезно выделили на две ночи.

Воздух пропах дымом, пропитался дурманом, который тут курил каждый второй взрослый, аромат ночных цветов осел у земли тяжелой возбуждающей сладостью. Мерцающее небо нависло так низко, что хотелось привстать на носочки и сорвать самую крупную звезду. И я почти верила, что смогу это. Настроение от очередной победы и приятных открытий вселяло ощущение всемогущества. Оно гнало меня танцевать с девушками, которые так и норовили поучить улыбчивую человечку диковатым движениям.

– Роми с Кхангатором, дожимает последние амулеты, но продолжает расспрашивать его, а Елрех только что была у знахарки и пробовала местные зелья, – отчитывался Кейел, будто не услышал моего вопроса. Но все‑таки склонился к уху ниже и пояснил: – Я волнуюсь за вас.

– Они не маленькие, Кейел! – музыка усилилась, и мне пришлось чуть ли не кричать, приблизившись к нему вплотную. Эта близость и его глаза, губы совсем рядом сводили с ума. – Лучше сам повеселись. Ты же лучше всех понимаешь местных, так пользуйся их гостеприимством!

Я отступила, но в этот миг толпа молодежи, прыгающая в безумном танце, промчалась за спиной Кейела. Он, оглянувшись, шагнул на меня и врезался. Я едва не упала от столкновения, но была поймана за талию. И застыла на цыпочках, с занесенными руками над плечами, спрятанными под белой тканью рубахи. Всего несколько сантиметров – и я обниму его.

Стоило отойти, отступить, уйти, но я стояла, глядя на ключицу, улавливая краем глаза быстрое биение жилки в смуглой шее. Сердце стучало тихо, согревало изнутри и удерживало на месте. Голова не кружилась, но мир то и дело размывался, а в голове будто ударял колокол. Отойди, отойди…

Подавшись вперед, повела носом возле теплой кожи. Ощутила, как сжались пальцы на пояснице. Приподняла голову, покусывая губы и безуспешно заставляя себя отступить. Даже мысли о том, что это совершенно другой парень, не помогали. Ладони легли на напряженные плечи, и при затихшей музыке я выдавила короткое:

– Прости.

Прижалась щекой к плечу, обняла крепче и вдохнула полной грудью. Кейел не обнимал, не двигался, но и не отталкивал. Одной рукой по‑прежнему придерживал меня за талию, а вторая неподвижно повисла. На его лицо я старалась не смотреть, а чтобы улыбки умиления девушек не отвлекали, вовсе закрыла глаза.

Мое сердце расшатывало нас, необычная музыка снова звучала громче. Я обнимала его, а он позволял обнимать. Еще секунду. Еще мгновение.

Еще…

– Асфи, мы говорили об этом, – произнес он, когда музыка вновь начала стихать. – Ты…

– Перегибаю? – Я резко подняла голову, сокращая расстояние между нашими губами.

Может, поцелует…

Но жалость в зелено‑карих глазах отрезвила, а хриплый голос охладил похлеще ледяной воды:

– Да, верно. Ты перегибаешь. Мне тоже многое хочется, – он улыбнулся, – но мы ведь договорились. Извини меня.

Я покачала головой, отступая и выдавливая улыбку. В глазах вспыхивал образ его и Лери. Из них получится прекрасная пара. Усмехнулась с болью под сердцем. О чем это я? Уже получилась! Они прекрасная пара!

– И ты лишняя, – прошептала в ладонь. Громче и с весельем добавила: – Ты отвлек меня от вечеринки! Не переживай за нас, Кейел! На таких мероприятиях нужно отрываться!

– Отрываться? – с широкой улыбкой спросил он и отшатнулся, когда пара, приплясывая, промчалась между нами.

– Так выражаются на Земле! Иди и оторвись!

Сама быстро отвернулась, чтобы не видеть его. Не сегодня. Сегодня я праздную очередную свою победу! Сегодня я только победительница!

Клыкастые девушки, вскинув тонкие руки к небу, кружились друг перед дружкой. Их юбки раскидывались бутонами цветов вокруг ног, темные косы волос хлестали жаркий воздух. Янтарные глаза впитывали огонь костров и отражали его медью и бронзой. Мое приближение девушки отметили улыбками, смехом и радушно протянутыми ладонями. Никто из них не показывал на Кейела и не пытался жестами узнать о нас, вместо этого они легко потащили меня танцевать.

Мужчины стояли на постаментах и ритмично били железом по камням, а те звенели. Поющие камни я видела впервые, но больше восхищалась другим музыкальным инструментом. В плотную шкуру, пропитанную маслами, оборачивали груз. Ее привязывали к веревке и поджигали. Масла не позволяли шкуре ни сгореть, ни потухнуть. Викхарты забирались на широкие колонны и раскручивали веревку высокого над головами танцующих. Пламя ухало, веревка гудела, и множество музыкантов, синхронизируя движения, создавали мелодию. На фоне необычных инструментов ни погремушки из костей, ни барабаны с подвязанными к ним колокольчиками не удивляли.

Я танцевала.

Сначала в паре с высокой девушкой, затем, когда поняла движения, – одна. Пальцами ног черпала песок на берегу, кланялась костру, тянулась к земле и, в одночасье, раскидывая руки и запрокидывая голову, стремилась грудью к звездам. Жадно вдыхая ароматный воздух ночи, кружилась на носочках, смазывала мир перед глазами и тогда видела его . Костры плевали искрами, лизали поленья и землю, обнимали теплом. Девушки и парни водили меня от одного огня к другому, а я и без пламени сгорала.

Я победительница!

Радуйся… Давай же, Аня, радуйся!

И я кружилась снова. Опять выгибала спину злобной кошкой и кланялась земле, а затем птицей стремилась к небу. И кружение… Будто подбитая стрелой, падаю и падаю. Вот‑вот рухну, достигну земли, разобьюсь, сама рассыплюсь на последние осколки и мучения закончатся. Но я танцую. Танцую пока есть силы в ногах. Пока есть душевные силы – живу.

С ноющей болью на сердце поддержала заливистый смех. Под очередные незнакомые слова направилась к столам. Приняла из девичьих рук кубок и с жадностью залила сухость во рту, обжигающей сладостью смыла горечь на языке. Небо защипало, в носу закололо, но я допила все до дна и рукавом вытерла губы. Девушки, танцующие вместе со мной, пили из той же бочки, и опасения исчезли. Не отравлюсь.

Стоило мне протянуть опустошенный кубок, как мне опять заполнили его до краев. И я пригубила сладко‑кислый напиток, унимающий боль в груди. Насладилась облегчением и залпом опрокинула содержимое кубка в себя. Уж лучше бы в клетке из ребер вместо сердца крепко спал обугленный камень.

Зачем я нашла этого парня? Зачем он пришел следом?..

В голове помутнело, боль затихла, а мир показался прохладной колыбелью. Закачался, убаюкивая. Хорошо…

Теплая ладонь накрыла мою руку, викхартка с каштановой копной волос потащила плясать дальше. Ноги расслабились, но послушно ступали по песку.

И я в который раз танцевала. В танце исчезало время этого мира, и оживало другое. Оставленное мною, брошенное, ошибочно принятое невероятно тяжелым. И я улыбалась призраку Кейела, стоящему в тени пальмы и улыбающемуся мне. Подойти боялась – ведь исчезнет. Растворится в другом времени, в том, что уничтожало надежду, заставляло думать о смерти. Но я боролась и жила. Не на зло ему, не на зло другим, просто потому что хотела жить. Потому что хватало сил.

Я победительница!

Лишь бы не было больно…

Но боль медленно возвращалась, острым холодом вплеталась в хмель, селила чувство ужаса и обреченности. Боль неумолимо возвращалась.

Кейел  

Я смотрел на Асфи. Собирался уйти, но не смог ее оставить.

Сначала отошел в сторону, хотел понаблюдать, убедиться, что не обидел, что она не натворит глупостей, а потом пойти и проверить остальных безумцев. Они все безумцы! Елрех исколола себе руку кинжалом, сделанным из кости нечисти, только ради того, чтобы испробовать все исцеляющие зелья и мази викхартов, которые ей показали. Роми изводил себя близостью с существами, присутствие которых с трудом переносил, но узнавал о них, спрашивал и вносил записи в дневник. Я ждал, что ему скоро станет плохо и его придется уводить подальше от викхартов, а Елрех… Вдруг какое‑то зелье подействует на нее неправильно?

Искренне полагал, что Асфи поможет остепенить ее друзей, но она лишь отмахнулась и отправилась… отрываться?

Я с улыбкой покачал головой. Наблюдая за ее весельем в кругу молодых девушек, уже направился в сторону помоста, возведенного для Кхангатора, но остановился. Асфи, держа за руку высокую викхартку, училась их танцу. Ломано и некрасиво повторяла поклон и, когда местные смеялись над ней, тоже смеялась. Движимый неясным интересом, я встал в тени пальмы и продолжил следить за ней.

Девушка закружилась, оступилась, но, устояв на ногах, тряхнула густыми волосами и снова неумело затопталась на месте, повела руками. Однако с третьей попытки ее движения вызвали одобрительные улыбки наблюдающих, а она перестала смотреть на других, отвлекаться на изучение и затанцевала отрешенно.

Плавно выгибаясь, выбросила руки к костру. Темные волосы легли на песок, а через миг взметнулись к небу. Поясница изящно прогнулась, ноги оттолкнули невесомое тело.

Сердце ушло в пятки. Упадет!

Я сорвался к ней, но через два шага с облегчением замер – девушка ловко перескочила с ноги на ногу и стремительно закружилась. Местные разошлись, уступая ей место и воодушевленно переговариваясь. Она и не замечала, как от других костров к ней устремились, чтобы затянуть в свой танцующий круг. А я прислонился плечом к волокнистому стволу и, скрестив руки на груди, с плохим предчувствием продолжил наблюдать.

Предчувствие скоро оправдалось. Натанцевавшись, Асфи приняла крепкое вино и большими глотками выпила сразу все, что ей подали. Когда выпила второй кубок, я понял, что оставлять ее ни в коем случае нельзя. С тяжелым выдохом оглянулся, но подходящего свободного места, где можно было бы присесть, не отыскал.

Асфи снова танцевала. Вино добавило движениям раскованности, и теперь девушка будто летала, но – спасибо духам – от облюбованного костра оттащить себя не позволяла. Ее запястья всякий раз ловко выскальзывали из множества рук, а после она всегда бросала взгляд в мою сторону. Улыбалась мне, а я улыбался ей. Пусть, если хочет, веселится хоть до потери разума и будет спокойна. Если упадет без сил, я буду рядом: увижу, помогу встать и отведу домой. Вот только не натворили бы в это время глупостей остальные…

Ветерок, вея с реки, освежал, но воздух все равно был пропитан дымом и сладким дурманом. От него першило в горле, а во рту пересохло. Я глянул на Асфи, убеждаясь, что она, изучив второй танец, как и прежде, пляшет. Позволил себе ненадолго отвлечься – отойти, отыскать морса, холодного отвара или вина, разбавленного соком. Не прошел и двух метров, как в ладонь вцепились теплые руки и потянули обратно.

– Асфи? – удивился я. Почему она такая бледная? Я ведь только отвернулся, что могло случиться?

– Пойдем потанцуем! – звенящим от напряжения голосом попросила она.

– Я не умею танцевать.

В Солнечной меня на танцы не звали, а когда пришел сам – прогнали. И Лери потом отчитывала за то, что рисковал собой, довел ее друзей и испортил вечер. А по большим праздникам, когда к кострам приходили все, родители просили меня сидеть, не высовываясь. Танцевать я не умел.

Асфи рассмеялась горько. Крепче стиснула мою руку, закусила губу; ее глаза заблестели. Плачет?

– Ты все забыл. А я учила.

«Не меня» – вовремя проглотил. Понял, что сделаю ей больнее. По‑дружески обхватил свободной рукой ее плечо и мягко произнес:

– Асфи, нам лучше уйти.

– Хочу танец, – пролепетала она. И глянув в глаза горящими глазами, повторила громче: – Хочу танцевать с тобой!

– Я не умею.

– Я научу снова!

Рванула меня на себя с такой силой, что я не устоял и шагнул следом. Поддавшись немного, не смог отказать вовсе. Она привела меня к костру, и викхарты, с любопытством наблюдая, расступились. Ее поведение раздражало. Пьяная, капризная и… Разве не понимает, что я не Вольный? Горячие ладони легли на плечи, тонкие пальцы смяли рубашку, погладили приятно. Асфи уткнулась носом мне в шею, дохнула теплом; волосы, помытые хвойным отваром, пощекотали щеку и разбавили удушливый запах еще более дурманящей терпкостью.

Кого она обнимает сейчас? Меня или его? Его.

Захотелось оттолкнуть, но я сглотнул и продолжил терпеть. Что за глупый танец? Мы топчемся на месте, медленно кружимся и даже не попадаем в быструю музыку. Этому она учила Вольного? Интересно, сколько времени ему понадобилось, чтобы научиться?

Дыхание перехватило, когда Асфи прильнула ко мне всем телом. Влажно коснулась шеи. Мокрыми губами? Языком? В голове лопнуло стекло, что‑то беззвучно громыхнуло, и голова слегка закружилась. А ведь я не пил ничего хмельного. Шумный вдох безумной девчонки отозвался слабостью в ногах.

– Это не танец, Асфи, – прохрипел я.

Она не услышала. Втянула в рот кожу на шее, прикусила, вызывая во мне дрожь и горячую тяжесть в паху. Что она делает? Забралась рукой под рубашку, погладила поясницу и прижала ладонь между лопаток. Мы замерли – больше не танцевали, не топтались на месте, не кружились.

– Обманщица, – выдохнул я ей в висок и вдохнул аромат хвои.

Это с самого начала не было танцем…

Подушечки пальцев ощутили нежную кожу, нащупали жилку на шее. Темные волосы прятали девичье лицо, но я отыскал аккуратный подбородок и потянул вверх. Пряди стали падать со щек, предъявляли взору прекрасные глаза и мокрые, чуть опухшие губы. Я склонился к ним, ощутил винное дыхание и… Опомнился. Что мы творим?

На нас смотрели изумленные викхарты. Даже те, кто наигрывал мелодию, продолжая стучать, греметь, звенеть, смотрели на нас. Я виновато улыбнулся гостеприимным существам, попробовал осторожно оторвать от себя Асфи, но она и не заметила. Потянула вверх мою рубаху, отыскала хмельным взором мои глаза, приоткрыла губы и пробормотала что‑то неразборчивое.

Опасаясь, что она может зайти слишком далеко, просто вывернулся из объятий и моментально подхватил ее под колени и спину. Не тяжелая, донесу до конца площади, а там спокойнее, существ меньше.

– Я люблю тебя, – повиснув на мне, выдохнула девчонка. – Слышишь меня, Кейел? Я люблю тебя.

– Ты пьяна. У них сильный хмель. Асфи…

Она не слушала – вновь принялась целовать. Стянула ленту с моих волос и с улыбкой целовала в щеку, висок и снова в шею.

– Асфи, не надо, иначе я брошу тебя тут. Уйду без тебя.

Расслабленное тело вмиг окаменело. Ласки прекратились, а в темных глазах вспыхнул гнев; они снова заблестели. Обиделась? До слез обиделась. Духи Фадрагоса, естественно, я не брошу ее! Но она безумна и заражает безумием. Как ее остановить?

– Я люблю тебя.

Не меня!

– Я слышал.

– А ты так и не признался мне в любви! – От удара кулаком в грудь я отшатнулся вместе с девушкой на руках. Ошалело посмотрел на нее, оценивая ее злость. Асфи оскалилась не хуже викхартов и закричала: – И ты попрощался! Как посмел только?!

Я быстро спустил ее на землю и оглянулся. Музыка заглушила крик, но на всякий случай я накрыл ладонью раскрасневшиеся губы.

– Тихо, тихо. – Лбом прижался к ее лбу, и она послушалась.

Шмыгнула носом и едва слышно прохныкала:

– Мы никогда не прощались!

Сгорбилась, пряча лицо в руках. Плечи затряслись, и я потянулся приобнять девчонку. Если бы мог поселить душу Вольного в другое тело, то обязательно сделал бы это, чтобы избить дурака.

– Асфи, мне жаль…

Она крутанулась в моих объятиях и точно собиралась сбежать, но я схватил тонкую руку. Асфи вздрогнула. И, словно очнулась, прекратила плакать и изумленно смотрела на сцепленные руки. Ее, мою.

Не очнулась… Переплела наши пальцы и молча продолжила глазеть на них, как на чудо. Что творится в ее пьяной голове?

– Пойдем, – тихо позвал я, больше не пытаясь оттолкнуть и сопротивляться.

Побуду ее Кейелом, пока не доведу до дома. И даже не удивился, когда она смиренно поплелась следом. Неужели готова идти с ним куда угодно? И Вольный готов был отказаться от этого всего, ради миссии? Какой же дурак.

На невысокое крыльцо дома помогал Асфи подняться, придерживая за локоть. Убрал тяжелую штору в сторону, пропуская девушку в ночной полумрак. По тесному коридору вел медленно, опасаясь разбудить хозяев, если вдруг они не пошли на праздник или вернулись раньше. В комнату, отведенную Асфи, вошел тоже. Призвал Охарс, но они на пустынной земле едва ли освещали метр под ногами. Отыскал лучину и поджег факел у окна.

Асфи все это время стояла посреди комнаты и озиралась. Увидев широкий тюфяк, разложенный на полу, довольно улыбнулась, сняла праздничное ожерелье и потянула тесемки рубахи. Прежде, чем она стала бы раздеваться при мне, я направился к двери и услышал едва разборчивый испуганный вопрос:

– Ты уходишь?

– Асфи, – выдохнул я, хватаясь за голову.

Ее язык заплетался, а глаза, наполненные ужасом, опять блестели от слез.

Она прошла ритуал Ярости! Заколола васоверга – почти вождя! Она запросто вела дела с воинствующими расами, влезала в их конфликты, говорила о драконах не как о могущественных существах, а словно размышляла о своем кинжале, закрепленном на поясе. Она смело говорила о сокровищнице Энраилл. Она была в ней! В конце концов, она полюбила зверя! И она… расплакалась, как обычная девчонка, и бросилась мне на шею.

– Не уходи! Пожалуйста, не оставляй меня больше! Я не смогу. Я больше не смогу!

– Асфи…

– Ты обещал! Ты обещал мне! Обещал!

Затрясла меня, а после разревелась. Задыхалась, прижимаясь ко мне, и выла, будто ее Вольный умер только что.

Я старался не слушать и не поддаваться своим чувствам, но они толкали обнять, успокоить, пожалеть. В ее рыданиях и всхлипах иногда звучали обвинения.

– Обещал… оставил… бросил… Ты.

Не я.

С трудом удалось подвести ее к тюфяку и усадить. Когда она поняла, что я не собираюсь уходить, успокоилась, но в себя не пришла. Повиснув на шее, упрекала из‑за какой‑то целительницы, потом припомнила разносчицу… И стоны в дешевой таверне, за тонкой стеной, принадлежащие какой‑то мрази Этирс, взбесили даже меня. С другой стороны, что она хотела от Вольного?

– И к Вол… туру гнал, – заплетающимся языком, проговорила. – Как ненужную. А до этого птицу мне сбил. Помнишь? Помнишь же?

– Помню, – соврал. Лишь бы не плакала.

– Сегодня кру… жилась и падала. Ты сбил. В сердце… стрелой.

Рубашка на плече и груди вымокла от слез, прилипала к коже. А еще ее волосы… Тоже липли, но к тому же щекотали шею, подбородок, нос и лезли в рот. Я терпел. Как и хмельное дыхание, и неудобную позу – Асфи забралась мне на ноги и скрутилась калачиком, отдавливая все, что можно. И выговор лился на меня, словно на виновника, и я терпел.

– А потом избавил… ся. Ты сжал сердце. Я не хотела сжимать.

О чем она бормочет? Ей пить нельзя. Нельзя.

– Дома думала… убью себя. Не успела… И кровь на ногах… Побила пальцы… Нож ис… правил бы. Но мама… Там думала – все. Тут думала… – Всхлипнула, ощутимо сжимаясь. – Не успела…

– Т‑ш‑ш…

Я прижал лохматую голову к своему плечу, обнял девушку и закачал.

– Все хорошо, я рядом. Не плачь.

Но она плакала. Тихо, почти беззвучно. Позволяла укачивать себя и плакала.

Духи Фадрагоса, Вольный, что ты скотина наделал? Ты же знал, что бывших Вольных не бывает. Знал, что подохнешь! Знал! Не верю, что все об этом в мире знают, а ты не слышал. Какой тварью надо быть, чтобы позволить девушке, ничего не знающей о нашем мире, влюбиться в себя?

Безжалостные звери!

Успокоившаяся девушка в моих руках вдруг встрепенулась. Прошептала, обдавая ключицу теплым дыханием:

– Я засыпаю.

– Спи. – Я погладил ее по голове и, запустив пальцы в волосы, помял затылок.

Она кивнула и устало добавила, будто с чем‑то смирилась:

– Я увижу тебя на рассвете. Ты обещал.

Я тяжело вздохнул, еще сильнее путаясь в чужих отношениях. О своих уже задумываться не хотелось.

Глава 20. Сбор  Аня  

Голова гудела. Щебет птиц откликался дерганьем в висках и затылке. Желтый каменный потолок расплывался, а стену на пару секунд перекосило. Когда очередной пик боли отступил, я заморгала. Глаза резало так, словно в них песка насыпали. Может, так и было?

Комната узнавалась медленно, но это узнавание приносило ни с чем несравнимое облегчение. На всякий случай я ощупала себя и, приподнявшись на локтях, оглядела одежду на себе. Крови не было, следов побоев тоже. Значит, вечер прошел благополучно. Тошноты тоже не было, будто и не пила вовсе, но все‑таки голова раскалывалась, а часть вечера напрочь была выдрана из памяти. Помню второй кубок напитка…

И все.

За окном только начало светать, что безумно радовало. Мы не планировали задерживаться у викхартов надолго, поэтому, несмотря на праздники, отдыхать и отлеживаться некогда. Хорошенько зевнув и потянувшись, я вышла из комнаты. Крадучись пересекла узкий коридор, заваленный сетками с продуктами и различными вещами, откинула темную занавеску на дверном проеме и переступила порог соседней комнаты.

У Елрех было прохладнее, но заметно теснее. Ее матрас лежал по центру. Сама Елрех, натянув легкую простыню до подбородка, спала на боку. Белые пряди, спутавшись с защитными амулетами, свисали на лбу, пересекали ровный нос. Синие губы были приоткрыты, и едва слышное сопение шевелило несколько тонких волосков. Присев на корточки, я легонько коснулась плеча, на котором собралась в многочисленные складки рубаха. Видимо, Елрех так устала ночью, что даже не разделась, к тому же непривычно долго спала.

– Асфи? – разлепив серые глаза, промямлила она. Приподнялась на локтях и глянула в сторону окна с приоткрытой шторой. – Уже рассвет?

– Ты, видимо, загулялась допоздна.

Она нахмурилась, кивнула. Села и принялась приглаживать волосы перебинтованной рукой.

– А это что? – поинтересовалась я.

Елрех удивленно вскинула брови, но сразу же закатала рукав мятой рубахи повыше и стала снимать бинт. Под ним оказалось четыре царапины.

– Смотри, как хорошо все зажило, – проговорила она, одновременно зевая. Провела коготком рядом с самой заметной царапиной. – Даже слабейшее зелье, приготовленное с кровью викхартов, за ночь затягивает глубокий порез. Глянь, а от других и следов не осталось.

– Кровь викхартов? – изумилась я, склоняясь над синей царапиной ниже. – А это безопасно?

– А что может быть опасного в их крови?

– Болезни, например, – предположила я.

Тихий смех разнессяпо комнате. В глазах Елрех образовалась убойная доза умиления.

– Поднимай остальных, Асфи, – с улыбкой сказала, – а я соберу нас в дорогу. Знахарка говорила, что за травами надо идти с Луной.

– Значит, с гор мы должны спуститься до вечера.

– Желательно до полпути Солнца.

Не медля ни секунды, я поднялась и отправилась в комнату Кейела.

В помещении, больше похожем на подсобку, гулял легкий сквозняк. Каменные этажерки были завалены старой утварью. В углу стояла метелка и железное ведро – местные даже в костры старались бросать меньше древесины, пуская в расход высушенный навоз и непригодные в быту коряги, зато с камнем и металлом никакой нехватки не испытывали. Через прорехи в шкуре, висящей на окне, просачивался утренний свет и тонким лучом падал аккурат в изножье матраса. Серая простыня сползла с Кейела и сбилась на полу; рубаха была брошена чуть дальше. Вот же, а совсем недавно он сетовал, что пустыня не пощадит такую хорошую вещь.

Я не удержалась – подняла рубаху. Отряхнула, а потом, глянув воровато на спящего, уткнулась лицом в мягкую ткань и закрыла глаза. Его запах… Казалось, даже головная боль притихла.

Позволив себе короткое отвлечение от реальности, я все‑таки заставила себя вернуться к делам. Сложила вещь и оставила на табурете. Присев на корточки у матраса, залюбовалась. Кейел, опрокинув голову на согнутые руки, спал на животе. Русые волосы разметались по сторонам, оголили шею. Загар, приобретенный под палящим солнцем, отливал золотом. Полоса – переход к коже без загара – была с трудом заметна в тусклом свете помещения. Руки сами потянулись к спине, к проступающим позвонкам. Сердце замедлилось, а вот дыхание зашумело, и я сдерживала его, чтобы не разбудить парня раньше.

Знахарка в Солнечной была и вправду потрясающей, потому что от детских травм почти не осталось следов. Тонкие рубцы тянулись такими незаметными ниточками, что пришлось постараться, чтобы увидеть их. Труд прожитых в деревне лет отложился в мышцах. Хотелось прикоснуться к ямочкам, образовавшимся на лопатках из‑за поднятых рук. Еще сильнее хотелось лечь рядом и попросить обнять.

– Кейел, – осторожно позвала я и позволила себе накрыть ладонью плечо, – просыпайся.

Он никак не отреагировал, поэтому я сжала пальцы и позвала громче – в ответ ничего. Склонилась к нему и с удовольствием погладила по плечу.

– Кейел.

Он отозвался тихим стоном. Я скользнула ладонью к шее, все собираясь похлопать по‑дружески, но никак не могла прекратить просто гладить.

– Нам пора выходить, а мы еще не собраны. Завтракать придется в дороге.

– Уже встаю, – прохрипел он.

Вытянул одну руку и повернув голову, упал на щеку. Злость на саму себя выдавила шумный выдох, но остановиться мне оказалось не под силу. Пальцы легко подцепили русые волосы, а те с привычным движением послушно заправились за ухо.

– Духи Фадрагоса, – протянула, наблюдая темные круги под зелено‑карими глазами и в целом помятый вид, – ты ночь не спал?

Кейел странно улыбнулся, будто сомневался в чем‑то. Несколько секунд молчал, разглядывая меня, а затем тихо произнес:

– Не отпускали. – Его сонный голос звучал еле слышно, словно мурлыканье, и сводил с ума. – Я пытался уйти несколько раз, но меня крепко держали.

– Что‑то серьезное? – я внутренне напряглась.

– Серьезное.

– Тебя обижали?

– Что? – Кейел свел брови над переносицей и изогнул их. – А, нет! Нет, Асфи, меня не обижали, но и не отпускали.

– Не удивительно, – усмехнулась я, – ты понравился местным.

– Да, – выдохнул, не сводя с меня таинственно веселого взгляда.

Неужели меня с местными обсуждал? Вполне возможно, потому что Кхангатор не скрывал, кто у нас выступил за главного.

Кейел ничего не говорил о моей руке на своей спине, а ладонь между тем согревалась его теплом. А если… Может, сонным и не заметит. С той же дружеской улыбкой возобновила поглаживание, но Кейел сразу заметил. Вот только вместо того, чтобы одернуть меня, растянул улыбку шире, зажмурился и с наслаждением промычал. По ногам прошлась дрожь, в груди залегло волнение. Я мигом смилостивилась:

– Знаешь, я думаю, что ты можешь остаться. Мы с Елрех и сами справимся, а Роми навязался только из‑за исследовательского интереса. Тебе идти совсем не обязательно.

– Я пойду, – ответил он и перелег. Уперся кулаками в матрас под шеей, уткнулся лбом в него и выгнул спину, подставляясь мне под ласку.

Духи Фадрагоса! Его кожа покрылась мурашками, а сам он блаженно простонал. Я едва не рассмеялась, чувствуя прилив радости или даже самого настоящего счастья.

– Болит спина? – поинтересовалась сиплым голосом и сразу прочистила горло легким кашлем.

– Нет, просто хорошо.

И плевать, что не болит!

Я с решимостью присела рядом и принялась массажировать ему спину, а чтобы отвлечься от глупого чувства стыда, спросила:

– Хорошо повеселился?

Он не ответил, лишь фыркнул громко. Вздохнул шумно и полюбопытствовал:

– Елрех не убила себя?

– Только изрезала руку. С ней все хорошо, ты зря беспокоился.

– А Роми как? – Он снова простонал. – Его уже разбудили?

– Пока нет, я только собиралась.

– Я сам, – коротко вызвался. И тут же попросил: – Давай задержимся еще на полчетверти шага Солнца.

Десять‑пятнадцать минут мы могли себе позволить, раз все равно проспали. К проводнику посыльный от нас должен был прийти еще до зари, но нас предупреждали, что после праздника опоздание возможно не только с нашей стороны.

– Зачем? – уточнила я.

– Хорошо так, – произнес он, отбирая глоток воздуха. – Не сдавливай кожу, Асфи, просто погладь, как гладила до этого. Духи, каждое утро бы так.

С замиранием сердца я смотрела на свои руки, на его спину, затылок. Наслаждалась кожей, покрытой мурашками, с удовольствием прикасаясь к ней снова и снова. Хотелось продлить наше общее наслаждение как можно дольше, но вскоре заглянула Елрех. Глянув на меня, с жалостью покачала головой, а после позвала нас обоих. Пришлось идти.

Роми выглядел ничуть не лучше Кейела, даже менее довольным. На сером лице залегли фиолетовые тени, желтые глаза часто были прикрыты веками, а белая кисточка хвоста свисала мертвой мышью – слабо болталась в ногах и вызывала чувство жалости. В какой‑то момент даже пришлось сдерживать себя, чтобы не подойти, не приподнять ее двумя пальцами, затем встряхнуть и спросить: «Жива, милая?» Опасалась, что после этого Роми точно оторвет мне руки.

Позавтракать мы все же успели. Сынишка хозяев вернулся от проводника с новостью, что тот сам опоздает. Викхартка в годах напекла нам пышек и пожарила яичницу, а после, пользуясь неплохим знанием общего языка, развлекала рассказом о своем времяпровождении на празднике. Я жевала и пыталась вспомнить хоть что‑то, что происходило после второй порции крепкого напитка. Все же зря я так залпом осушала эти пол‑литровые, или даже литровые, кубки. В голове образовалась самая настоящая дыра, в которой то и дело вспыхивали костры и танцы, танцы и костры. Кажется, кто‑то плакал. Кто?

– Я все. – Кейел отодвинул опустевшую миску и поднялся из‑за каменного стола. – Пойду наберу нам воды в путь.

– Хорошая идея, – пробормотал Роми, одновременно жуя и перечитывая ночные записи в дневнике.

– Подожди, милый человек, я с тобой.

Елрех залпом допила бодрящий отвар, встала и начала заправлять штанины в сапоги. Я, грея в руках кружку, смотрела на нее, все еще пытаясь вспомнить, чем закончился у меня праздник. Иногда возникали пугающие воспоминания. Я знаю, что давно рехнулась, наверное, еще во дворце Цветущего плато, после казни девочек. Поэтому ничего странного нет в том, что вообразить Вольного для меня не составляет труда, а уж по пьяни…

Скосила взгляд на Кейела, стоявшего со сложенными руками на груди в дверном проеме, и удивилась, когда он, дернувшись, резко отвернулся. Так бывает, когда невольно ловишь на себе взор того, кто не хочет быть застуканным. Сердце замерло и словно ждало подтверждения, чтобы затрепетать. Он смотрел на меня? Допустим. И улыбнулся бы, как это происходило обычно…

И сердце все‑таки затрепетало…

Он осторожно поднял на меня глаза и снова быстро опустил. Тряхнул волосами, позволяя непослушным прядям упасть на щеки, и стал поправлять пояс. Чего он смущается? Утренней нежности? Так вроде бы и сам просил, и после никак не отмечал. Значит, дружеский жест… Натянутый, конечно, но пойдет. Тогда чего смущается?

Щеки разгорелись, а воздуха стало мало. Надежду, что Кейел влюбился в меня, пришлось всеми внутренними силами гасить. На нее я не имею права. Я предала его в той жизни, а теперь он с другой. Лери, в отличие от меня, спасала его, вытягивала из передряг и оберегала. Лери, в отличие от меня, не побежала делать себя бесплодной и просто обрывать беременность от него, как сделала я в той жизни все в том же проклятом дворце Цветущего плато.

Однако надежда не гасла, а, вопреки всей логике, под мысленными запретами только распалялась сильнее и хотела жить. Она стремилась поселиться в чертовом сердце, не желающем больше превращаться в обугленный камень. Простое желание переспать с девушкой, как правило, смущение не пробуждает. Для этого должна быть другая причина.

Духи… Я пропала.

Тряхнула головой, отгоняя глупые мысли. Должна быть другая причина. Может, стыд. За что?

После ухода ребят мы с Роми тоже долго не засиживались. Он по диагонали прочел записи, пофыркал, похмыкал, чем‑то со мной поделился, что я пропустила мимо ушей, а затем поторопил.

Улица с самого утра была залита солнцем. Кейел и Елрех сидели на крыльце и тихо беседовали о местных знахарях, а, услышав нас, с улыбками обернулись. Высокий подросток выбежал вслед за нами и, кое‑как высказываясь на общем языке, повел нас по адресу: дом, на котором Тогир сковал первый меч.

Две улицы вскоре остались позади, а на третьей отыскался сквер с большой каменной чашей, заполненной водой. В ней плавали рыбки, росли водные цветы, рядом спряталась лягушка и изредка подавала противный голос. На одном из фасадов домов, расположенных напротив, и вправду стоял возле кузницы викхарт и любовался тонким мечом. Парнишка что‑то бодро проговорил, получил от Елрех монету и сбежал, а мы отошли в тень раскидистой пальмы. Может, и в горы надо было выходить ночью? Такой зной с самого утра…

– И вот за это он нас ругал, – долетел отголосок беседы Роми с Кейелом.

На Кейела я всю дорогу старалась не смотреть, но получалось, мягко говоря, плохо. Вот и сейчас я отвернулась, опустила голову, но всякий раз бросала на парня взгляды. Кейел зевнул. Потер бледное лицо, часто заморгал. При хорошем освещении его недосып приобретал новые оттенки – лиловые и оливковые – они залегли в тенях под глазами. Наконец‑то, его состояние заметила не только я.

– А ты где провел праздник? – с подозрением присматриваясь к нему, спросил Роми. – Ко мне ты подходил в последний раз, когда Кхангатор рассказывал о жертвоприношениях в Вечном лесу. Потом я тебя не видел.

– Меня перехватили, – отмахнулся Кейел и снова зевнул.

Елрех присела на валун возле клумбы. Кивком указала мне на второй, но я покачала головой и прижалась спиной к столбу, на вершине которого стояла чаша – ночами в них насыпали горящую смесь и поджигали.

– Ты вообще спал? – привязался Роми, и я пользовалась его настырностью, с интересом прислушиваясь.

– Спал. – Кейел с вялой улыбкой кивнул.

– Я вернулся, когда голосила ранняя птица и на улицах почти никого не оставалось, – с сомнением потирая подбородок, сказал Роми. – Заходил к тебе, но тебя не было.

Вот как? Я вскинула брови. И опять поймала на себе быстрый взгляд Кейела. Любопытно.

– Я был… – Кейел тяжело вздохнул и опять посмотрел на меня, но теперь я отчетливо заметила не стыд и смущение, а вину. – Меня увели с праздника и почти до рассвета не отпускали.

– Надо было уйти. – Роми нахмурился.

– Я пытался. Несколько раз пытался. Но меня держали.

– Как держали? – изумилась Елрех, вытягивая шею.

Кейел развел руками.

– Крепко. Вцепились в одежду. Как только я двигался, просто удерживали крепче.

Елрех округлила глаза и нащупала рукоять кинжала. Роми нахмурился сильнее, показал клыки, а его хвост впервые за утро метнул каменную дорогу. Я сглотнула. Какая‑то навязчивая идея пыталась возникнуть в голове, чем отвлекала от серьезных проблем. Я поморщилась. Если Кейела и впрямь всю ночь где‑то насильно удерживали, то почему он не рассказал об этом утром? Злость Роми наводила меня лишь на одну мысль: Кейел не привык жаловаться. От этого становилось мерзко. Но хуже всего, что мое воображение, расспаленное странными взглядами Кейела, рисовало ужасные ночные фантазии, будто мы могли провести ее вместе. А ведь надо в первую очередь думать о том, как, если что, выйти из конфликтной ситуации, не позволяя викхартам измываться над нами, но при этом не разжигая ненависть между ними и нами. Может, Кейел поэтому и молчал? Привычно принес себя в жертву, ради спокойствия окружающих.

– Дикари, – тихо рыкнула Елрех, поднимаясь. – Так и знала, что доверять им нельзя!

– Что с тобой делали, человек? – Роми шагнул к нему.

Кейел тем временем примирительно поднял руки и попятился.

– Ничего такого!

Роми потребовал ответ более настойчивым тоном:

– Что делали, Кейел?!

– Любили! – выпалил Кейел.

Что?..

– Любили? – переспросила Елрех, высоко поднимая брови.

– Ну… Вроде того.

– Вроде? – все еще не верил Роми. – Или ты просто не хочешь говорить?

Кейел с шумом выдул воздух через рот и беспомощно опустил руки.

– Роми, большую часть праздника я провел с девушкой.

– С какой? – не унимался рогатый, пока я пыталась сглотнуть и найти силу в ногах.

Голова пошла кругом.

– Очаровательной. – Кейел рассмеялся. – Неужели я под строгим надзором, и должен отчитываться за каждый шаг? Я был с девушкой почти до самого рассвета! И мне понравилось! Я не жалею. Не выспался – и всего‑то! Зато меня… – Пожал плечами, – любили.

Он изменил Лери? Ничего ведь страшного не случилось. Даже если с викхарткой, а не со мной. Я едва подавила нервный смешок, но вот глупый вопрос сорвался с языка.

– Как?

Кейел посмотрел на меня с изумлением. И с кривой улыбкой сжал кулаки. Ну да, только что он прямо заявил, что немаленький и отчитываться ни перед кем не собирается. А я вот лезу.

– Кажется, до смерти, – ответил он. – Так, как меня никогда раньше не любили.

– Не понимаю, – пробормотала Елрех.

– Наконец‑то! – обрадовался Кейел, глядя в конец улицы. И сорвался с места, сбегая от допроса: – Смотрите, проводник идет. Нам пора.

В горы мы направлялись скорее из чистого интереса, чем по надобности. Кхангатор, решившись на сделку, предложил нам изучить местный быт, познакомиться с карьерами и травяными долинами. Роми не мог упустить этой возможности, а у Елрех так засияли глаза, что я не смогла отказать.

Когда‑то давно, в моей прошлой, или позапрошлой, жизни, я не особо интересовалась географией и биологией. Сначала любила песни, а затем прикипела к цифрам. Подсчет рисков и взвешивание выгоды быстро вошел в обиход, а со всем остальным я знакомилась лишь поверхностно и с любопытством, принесет ли это знание хоть какую‑то практическую пользу. Но у меня был младший брат. Егорка, казалось, всегда был моей противоположностью – ненавидел деньги, бунтовал против обогащения и заступался за всех несчастных. А еще он обожал географию с первых классов, как начал ее изучать. Отец всегда переживал, что «его пацан» заделается каким‑нибудь геологом, потом не найдет работу и вынужден будет пойти по стопам мамы, а учитель, известно, – профессия неблагодарная. В этих горах Егорка, наверное, бы поселился…

Идти к ним пришлось несколько часов без остановок и быстрым шагом, но уже к полудню они появились перед нами, окутанные дымкой марева. Невысокие. В Фадрагосе я видела горы и выше. На них не было красивых снежных шапок, да и приземистая растительность издали терялась на желто‑бурой почве. Еще на подходе я была больше занята разглядыванием затылка Кейела и попыткой разобраться с фантазиями. Они все сильнее обретали черты памяти, и даже крохотная зацепка тянула один за другим фрагменты ночи. Когда мы подошли к расщелине в горах, я и вовсе была убеждена – Кейел провел ночь со мной. С одной стороны, это принесло огромное облегчение, но с другой – безумный вопрос. Что между нами было?

Однако вскоре горы и шепелявая речь проводника сумели отвлечь. Я бы сравнила эти горы с короной и, быть может, даже назвала королевскими. Дело в том, что горная цепь создавала собой кольцо, оставляя котловину в центре.

– Таких нес‑с‑сколько, – шипел высокий викхарт, снимая с головы капюшон.

Оставив расщелину позади, мы вошли в настоящий рай. Буйная зелень и множество цветов облепили тенистые участки. Шатры стояли через каждые несколько метров. Викхарты, рабочие, расхаживали с инструментами, тягали ведра, мешки, носилки с камнями, стучали кирками и молотками, пилили и сколачивали подпорки. Обжитая территория была вытоптана, а тропы уводили к темнеющим у изножья гор пещерам. Птица, выпорхнув из раскидистого куста, испугала меня и с шелестом крыльев взмыла вверх. Я подняла голову и залюбовалась небом, виднеющимся в огромнейшем круге, окаймленном зубами скалистых выступов.

– Черное золото добывать трудно, – продолжал викхарт, уводя нас к одной из пещер. – Внутри воздух другой. Иногда он убивает.

Зато, как рассказывала Елрех, какая‑то черная смола, которую называли золотом, при правильном смешении с другими целебными травами давала быстрый исцеляющий эффект даже при самых серьезных ранах. Я остановилась возле шатра, вдохнула запах наваристого супа, кипящего в подвешенном котелке, и снова подняла голову к ясному синему небу. Это место нравилось мне, как многие другие в Фадрагосе, и в нем хотелось задержаться. Тем не менее мы спешили.

Спешка не позволила нам спускаться глубоко в пещеры и по ним же подниматься по коридорам шахт на опасные отвесы, где, кроме камня, еще встречались редкие растения. Эта же спешка постоянно напоминала, что нельзя расходовать силы, потому что сразу по возвращению в город необходимо идти со знахаркой в зеленую долину, сокрытую в других горах. Там, в вечном безветрии, если верить рассказам, по ночам сгущался туман, а утром оседал на землю росой. И долины цвели независимо от погодных условий.

Из‑за спешки я часто думала о предстоящем переходе через пустыню обратно к Заводи Ал’лирта. Не хотелось забыть что‑то важное, а потом возвращаться к викхартам. С другой стороны, глядя на Кейела, я боролась с возникшим желанием продлить все наше путешествие. Что будет потом, когда он выйдет из сокровищницы Энраилл? Деревенский паренек научился читать и уже тратит свободные вечера выводя буквы везде, где только можно – на песке, царапинами на камнях, иногда на испорченной Ромиаром бумаге. Он глотает знания, как голодный, добравшийся до пищи. Скорее всего, Роми оказался прав, и свое будущее Кейел найдет в гильдии исследователей. То есть получит влияние и защиту гильдии, после чего заберет из своей деревни Лери, наконец‑то, пройдет с ней ритуал связи сердец, и заживет со своей семьей в Обители гильдий. С моей стороны будет глупо потом искать с ним встречи. Но сейчас…

– Надо поговорить, – буркнула я, одергивая Кейела за локоть у входа в пещеру.

– О чем? – включил он дурака.

И даже не обернулся ко мне…

Темные своды поглощали дневной свет, но, кроме тусклых Охарс, в пещере чадили факелы. Воздух наполнился дымом и потяжелел. Шорканье шагов утопало в громкой работе викхартов, голос Елрех неразборчивым эхом доносился до меня, но быстро глушился многотонными пластами камня. Я опять сократила расстояние между собой и Кейелом и тихо сказала:

– Я вспомнила ночь.

Кейел мигом остановился и посмотрел на меня. Его капюшон был снят, на лицо падал свет факела, подчеркивал остроту носа, впалость щек и предъявлял взору сведенные на переносице брови в извиняющейся мимике.

– Я не хотел говорить при остальных о твоем… – опустил голову, заправляя пряди за уши, – поведении. Не был уверен, что тебе бы это понравилось.

Улыбка вырвалась против воли, а вот на слова благодарности не хватило глотка воздуха. Кейел, так и не подняв головы, ожидающе смотрел мне в глаза. Сжимал губы и мял в руке шлейку заплечной сумки. Казалось, еще немного – и он начнет просить у меня прощение ни за что. Или за что‑то…

Я отступила. Вжалась спиной в неровную стену коридора, прячась за толстой подпоркой. Кейел мельком глянул в сторону увлеченных ребят и нашего гида, с каждой секундой отдаляющихся от нас, а затем решительно шагнул ко мне.

– Между нами что‑то было? – в лоб спросила я.

– Ничего такого, о чем тебе стоило бы волноваться, – с готовностью ответил Кейел.

– Тогда о чем ты говорил утром? Кейел, это ведь я тебя не отпускала. Когда утром я спросила было ли что‑то серьезное, ты подтвердил. Что между нами произошло?

Он потер переносицу. В пещере что‑то заскрежетало, участились удары железа о камень, громче зазвучала перекличка рабочих. Кейел вынужденно склонился ко мне, удерживаясь за балку, и дыханием тронул щеку, своим теплом окутал грудь и шею. Шепотом спросил:

– Что ты помнишь?

Хитрый. Помнила я, наверное, мало. Отрывки позволяли составить скупой сценарий. Я выпила больше, чем следовало, а от местного напитка напрочь снесло голову. Затем помнила, как с Кейелом шли к дому, где остановились. Помнила, как плакала, за что было особенно стыдно. А потом – как мы сидели в обнимку и о чем‑то говорили. Как кружилась голова, как плыла комната. А перед глазами светлая рубаха, на которой плясал отсветами огонь и застыла моя тень… Выбритые скулы и подбородок, к которым хотелось прикасаться руками, но страшно было отпустить парня из объятий. И еще – губами, но пьяному телу не хватало сил, чтобы даже просто держать голову прямо.

Я сглотнула призрак хмельного пойла, повела языком по небу, рассасывая горько‑сладкий привкус воспоминаний. Он только сильнее растворился в теле и подразнил эгоистичные желания. И мне понадобилось собрать все внутренние силы, чтобы голос прозвучал ровно:

– Не думаю, что сейчас время для пересказа. Мне важно понять, что серьезного произошло ночью.

– Ты рассказывала мне о своих отношениях с Вольным. Мне кажется, для тебя это было серьезно. Выговориться. – Кейел тоже говорил непринужденно, но всякий раз делал заминку, подбирая слова. При этом не отводил внимательного взора от моих глаз. Пощекотав очередным выдохом щеку и подбородок, тише добавил: – Ты обвиняла меня.

– Нет! – Сердце ухнуло. Я подалась вперед, сжимая кулаки, но мгновенно отпрянула обратно. Картинка ночи вспыхнула новыми деталями, и щеки запылали. Духи Фадрагоса, как он вытерпел меня?! – Нет, Кейел, конечно же, не тебя. Извини! Надо было оставить меня, а не выслушивать пьяную истеричку.

– Я не мог. – Он покачал головой, нахмурился. Отвернувшись, поморщился. – Сначала боялся оставлять тебя одну, а потом, когда ты уснула, пытался. Но ты постоянно просыпалась и держала. То за рубашку хваталась, то обнимала и бормотала всякое…

– Всякое? – зацепилась я за последнее не столько из интереса, сколько из желания понять его настроение. Показалось, что оно вдруг испортилось.

Он, к сожалению, так ко мне и не повернулся. Освещенный факелом, стоял совсем рядом – стоило лишь немного податься вперед, чтобы прильнуть к нему, – удерживался за балку и молча смотрел в сторону. В хмуром взоре теперь только слепой не разглядел бы разочарование, или грусть.

– Всякое, – не двигаясь, повторил Кейел. – Просила не оставлять тебя, в любви признавалась. Ты так любишь… – Закусил губу, точно не договорив фразу. Наконец‑то повернулся ко мне с широкой улыбкой, похлопал по балке и, отступая, весело позвал: – Пойдем, Асфи, иначе скоро нас потеряют.

Вот только веселья в зелено‑карих глазах не было.

Прежде, чем я смогла даже рот приоткрыть, Кейел направился дальше по коридору пещеры, а я сдержала вопрос. Глупый вопрос о том, как я могла обвинить именно его? Как Кейел это себе представляет? И этот вопрос застрял тянущей болью в горле и мешал вдохнуть полной грудью. Сердце билось быстро‑быстро, а с осознанием смысла возникшего вопроса безумно хотелось просить прощения у Вольного… В конце концов, передо мной другой парень, с которым у нас нет ничего общего, или тот же, просто забывший, кем мы были?

Неужели Кейел тоже задумался над этим? Наверное, это плохо и мне должно быть стыдно.

* * *

Ветер шелестел густой листвой подлеска, уносил искры костра к кусочку звездного неба, раскинувшегося над поляной. Я куталась в куртку и с улыбкой отмахивалась от редких комаров. Знойная пустыня два дня назад осталась позади, а мы выбрали замечательное место на окраине леса для стоянки – спокойное, тихое, с узкой речушкой неподалеку.

– И как же тебя поймали, шебутной шан’ниэрд? – Елрех расчесывала влажные волосы небольшим гребнем.

– Много ты видела детей беловолосых шан’ниэрдов на улицах? – поинтересовался Роми. Он развалился на покрывале и с довольным видом мял кисточку своего хвоста. Пустыня сильно сказалась на Роми, он словно обессилил в ней, выглядел точно уставшим и все меньше задирал меня. – Я заблудиться не успел, а обо мне уже говорила вся обитель.

– Я когда была маленькой, тоже сбегала из дома, – вспомнила я.

– Тебе тоже казалось, что от тебя за воротами что‑то скрывают?

– Ну нет. Не настолько же у людей затворнический образ жизни, как у вашей расы.

– Даже в твоем мире? – спросил Кейел.

Он сидел, прислоняясь к огромному стволу дерева, и срезал тонкую стружку с небольшого полена, которое подобрал под ногами день назад. Кажется, оно постепенно обретало форму.

– В моем – тем более. Наверное. – Я пожала плечами, стараясь отвести взгляд от блеска в зелено‑карих глазах. Но Кейел терпеливо ждал ответа, пытливо глядя прямо в мои глаза, чем завораживал. – Я мало видела жизнь простых горожан в Фадрагосе, поэтому сравнивать мне трудно. Просто у нас не принято прятать детей в четырех стенах, в этом нет никакой необходимости. Наоборот, очень рано…

В чаще громко хрустнула ветка, и я мгновенно позабыла о беседе. Сжав рукоять кинжала, стала всматриваться в темноту. Луна освещала нас, как и костер, но ее лучи не могли пробраться под густые заросли леса. Ромиар сел и тоже схватил свой кинжал. Кейел выпрямился и, глядя в тени, нащупал топорик. Елрех молча хмурилась и медленно поднималась. Ее выражение лица не понравилось мне. Что она увидела там своим зрением? Кого?

Не дожидаясь, когда она поставит меня в курс дела, я бесшумно вскочила на ноги и сама зашла в тень. Оглянувшись разок на ребят, поняла, что они даже не заметили моего ухода. Лишь бы не всполошились напрасно.

Ветки норовили зацепиться за одежду, то и дело попадали под ноги, но я успевала исправить шаг, избегая шума. Паутина липла к лицу, а шелест листвы заглушал возможную опасность. Среди стволов деревьев появился просвет, в котором мелькнула тень. Что‑то большое двигалось в сторону костра.

Я насторожилась, но вытаскивать кинжал из ножен не спешила. В конце концов, мы ждали компаньонов. Ночь в лесу звучала шумно, но легко принесла мне с ветром неизвестные слова, сказанные знакомым голосом.

– Дарок! – обратилась я в темноту, отпуская кинжал и распрямляя плечи. – Ты не мог предупредить нас о приближении?

– Для чего? – отозвалась темнота его голосом. – Ты и без того услышала меня!

Четверка васовергов показалась из‑за кустов. Архаг, раскинув руки в стороны, шел впереди. Будь я его восторженной фанаткой, бросилась бы в объятия, но так лишь улыбнулась приветливо, показательно отступила в сторону и просто дождалась, когда крупные мужчины встанут рядом.

– Я ждала вас этим рассветом.

– Упрекаешь? – удивился Архаг.

– Мы не на войну шли. Не получилось прийти в оговоренный срок, мы и не пришли, – бесстыдно ответил Дарок, словно напоминал мне мое никчемное место человечки. Кто я и кто он…

– Не вы одни опаздываете, – проигнорировав его безответственность передо мной, недовольно произнесла я очередной факт пренебрежения к себе. – Стрекоза до сих пор не появилась. Надеюсь, она не передумала.

– Не посметь она, – заверил Норкор и, поправив крупную бляху пояса, сплюнул на землю. – Ты проходишь ритуал Ярости, а она просто раздобыть имя. Она не посметь.

– Побоится улизнуть, – лукаво улыбнулся Архаг и, с любопытством склоняя четырехрогую голову набок, направился к костру.

– Накормишь нас? – спросил Дарок и тоже растянул дружелюбную улыбку. Вот только в ночном сумраке его шрам сильнее исказил дружелюбие, превращая в ужасный оскал.

Гахсод выступил вперед и приподнял одной рукой тушу молодого вепря.

– Сейчас? – уточнила я, изумляясь командному тону.

Он ведь не заставит меня свежевать тушу под луной? Может, обойдется нашим остатком ужина? Конечно, мясо дикой утки не такое жирное и его не так много, но достаточно для… Мысль оборвалась. Четверо здоровых васовергов… Прокормить таких будет нелегко.

Не ответив мне, мужчины по‑хозяйски прошагали к костру. Я тяжело вздохнула, хлопнула себя по ногам и обреченно проследовала за ними. Что там говорил мне Дриэн про лидерство? Видимо, старый эльф ошибся во мне, либо Дарок не тот, кому я смогу приказывать.

У костра образовалась малоприятная картина. Ненависть Елрех к васовергам я недооценила и теперь в полной мере могла осознать ее. Непривычное выражение мерзости искривило приятное лицо Елрех, а сама она втянула голову в плечи и стискивала кулак, а второй рукой сжимала рукоять кинжала.

– Какие интересные у тебя друзья, – отметил Дарок, останавливаясь в двух метрах от лагеря. Важно заправив руки за пояс, стал рассматривать всех. – Ты не упоминала эту деталь, Асфи.

– Воняет вкусно, но на вид как мое дерьмо, – заглянув в отставленный котелок, резюмировал Архаг.

– Воняешь тут ты! – Елрех высоко подняла подбородок и выпятила грудь.

Архаг, так и не распрямившись, вскинул голову и хмыкнул. Низкорослый Норкор насупился. Гахсод швырнул тушу в ноги Ромиару и сказал:

– Займись делом, шан’ниэрдка.

– Он шан'ниэрд, – хмурясь, деликатно поправил Кейел.

– Такие шан’ниэрды сидят по домам, – заметил Дарок. – Яйца свои берегут. Разнеживают настолько, что от девки потом этих бледных слизняков не отличишь.

Ромиар прищурился; желтые глаза сверкнули гневом.

– Хватит! – Поднимая руки в успокоительном жесте, я приблизилась к васовергам. Посмотрев в нахальную морду Дарока, спросила: – Ты не забыл, зачем мы тут?

– Не забыл. И понимаю, зачем они тут.

– Они тут, потому что я их за собой потащила. Никто из них не стремится найти могущество в артефактах.

– Твои друзья слабаки, Асфи, – спокойно сказал Дарок и шагнул ко мне. Я мигом отступила, удерживая между нами дистанцию. – Я пришел сюда, потому что ты меня позвала. Но это не значит, что я буду терпеть их на равных с собой.

– Тебе придется! – как я ни старалась удержать в себе рычащие нотки, но не вышло. Еще и верхняя губа задрожала, покрываясь потом.

– Ты заставишь? – спросил он. Несколько секунд молчал, давая мне осознать, что сделать я этого не могу. По крайней мере, силой. – Так заставь, Асфи.

Он прошел к свободному месту у костра, сел на мое покрывало и протянул руки к огню. Гахсод, не сводя требовательного взора с Роми, пнул тушу грязным сапогом и потребовал еще раз:

– Займись делом.

Будет трудно…

– Я займусь, – выдохнула я.

– Нет, – громко произнес Дарок и махнул рукой, указывая на место рядом с собой. – Садись, Асфи. Расскажи мне, о чем ты договорилась с Кхангатором.

Елрех подошла ко мне, коснулась локтя и с теплым выдохом шепнула:

– Не волнуйся, храбрая человечка, я все сделаю. – Кивнула мне и добавила еще тише: – Лучше присмотри тут за порядком. Не пускай бесчинство на самотек и усмири вонючих васовергов, а я приготовлю нам второй ужин.

Я бы кивнула ей, с удовольствием пожала руку или элементарно поблагодарила, но под насмешливыми взорами васовергов воздержалась от всякого проявления мягкости. Даже не уделила внимания глазам Елрех, но вскользь заметила, что прежней бури ненависти в них не было. Уж не знаю, в чем Елрех нашла силу для ее усмирения, но меня пробирала мелкая дрожь. И эта дрожь точно не была связана со страхом.

Я потерла большими пальцами о другие пальцы, не смея сжимать кулаки, и направилась к месту, где сидела до прихода наших компаньонов. Каждый шаг старалась не обращать внимания на раздражение и злобу, а вспоминала, чем Дарок помог мне и что я сама пригласила его. Я нуждаюсь в нем, поэтому мне придется терпеть все его выходки. Показывать агрессию к нему – тоже не выход из напряженных отношений.

За пару секунд до того, как подошла я, Архаг развалился неподалеку от Дарока, оставляя мне лишь полметра пространства. Сводничество? Только этого не хватало… Краем глаза я выцепила остальных васовергов – они не казались заинтересованными в глупой затее, которая пришла мне на ум. Норкор разбирал единственный мешок, который был у четверки. Гахсод, увидев, что Елрех подбирает тушу, решительно сел рядом с Роми, будто выбрал себе жертву для травли. Удивительно, но Роми так и не сказал ни слова в ответ на все оскорбления, а просто открыл свои записи и с недовольным видом отвлекся от унизительного знакомства на привычную работу.

– Почему стоишь, Асфи? – с улыбкой и понимающим взглядом обратился ко мне Дарок.

– Асфи, садись, – прозвучал хриплый голос за спиной. – Твой отвар остыл.

Я нахмурилась и обернулась. Кейел даже не смотрел на нас – сидел на прежнем месте и продолжал как ни в чем не бывало стругать ножом свое полено. Возле его вещей лежали моя куртка и сумка, две кружки – моя и его – стояли на ровной, обтесанной топором деревяшке. Когда он успел все переставить?

Стараясь не показать удивленного вида и отгоняя один вопрос за другим, я просто прошла к Кейелу и опустилась рядом с ним. Он отвлекся от своего занятия, взглянул на меня и спросил:

– Разогреть тебе отвар?

Я вскинула брови, но ответить ничего не успела.

– Мне разогрей, – едва ли не смеясь, произнес Дарок. Повел тяжелой головой, указывая на поляну. – Нам. Моим братьям.

– Я буду просить духов. – Кейел беззастенчиво посмотрел в глаза Дароку – без страха, без ненависти. – Только так и грею.

Оцепенение пробрало все тело, на затылке пошевелились волосы. Веселье Дарока смело подчистую, будто и не было его. Предложение о том, что можно заварить травы в котелке над костром, чуть не сорвалось с губ, но я быстро взяла себя в руки. Уголком губ улыбнулась неожиданному союзнику, уселась удобнее, сцепила руки в замок и, добавив приказных интонаций в голос, разрешила:

– Подогрей мой отвар. И долей воды. – Не позволив Дароку зацепиться на этой почве, обратилась к нему: – У меня для тебя хорошие вести, Дарок. Великий вождь принял мое предложение. Ему понравилось сотрудничество со мной. Он увидел во мне, – вдохнула глубже, позволяя прозвучавшим отсылкам именно к своим заслугам немного повисеть в тишине, – надежного союзника. Он принял некоторые мои предложения. Тебя они не касаются, поэтому, если тебе будет интересно, – улыбнулась, надеюсь, мило, – я расскажу о них потом. А после мы обсудили твое послание, и он принял и твое предложение.

Дароку надо отдать должное – веселье в его стальных глазах лишь возобновилось и приросло, но больше за вечер не было попыток показать мне, что я всего лишь никчемная человечка. Ставя его в курс наших дел, я наблюдала за ним, ждала подвоха, но претендент на место вождя быстро втянулся в дела и отставил в сторону никому ненужные игры. Либо я сама увлеклась важным обсуждением настолько, что перестала их замечать.

И если напряженная ночная встреча плавно перетекла в спокойное деловое русло, а глубокой ночью еще и в тяжелый ужин перед сном, то сумасшедшее утро ударило по мне едва ли не до сердечного приступа.

Первым делом, услышав шум и голоса, я постаралась разобрать смысл звучавших слов. Голова гудела, как после пьянки, а глаза щипало. Судя по розовой дымке, которую я увидела сквозь приподнятые ресницы, мы не поспали и трех часов. Светать начало совсем недавно.

– Убери от нее руки! – рявкнул кто‑то незнакомый.

Я хотела вскочить, но услышала предупреждение Роми:

– Лежи, Асфи!

Открыла глаза пошире, поморгала несколько раз, позволяя пелене сойти. Увидев происходящее, захотела снова закрыть глаза и попросить разобраться без меня. Вот только что‑то холодное надавило на шею сильнее, не позволяя даже сглотнуть. Стрекоза сидела надо мной на корточках и руку, протянутую ко мне, убирать явно не собиралась. Впрочем, на ее месте я бы тоже не спешила отказываться от страховки…

Роми стоял за спиной эльфийки и, намотав на кулак ее светлые волосы, удерживал кинжал возле тонкой шеи. Под бледной, натянутой кожей колотилась жилка. Глаз Стрекозы я не видела – Роми не щадил разбойницу, заставляя ее смотреть в небо.

Сбоку опять прозвучал незнакомый голос:

– Если ты не уберешь…

– Она уберет кинжал первой! – потребовал Роми.

Я скосила глаза, и дыхание мигом оборвалось. Ну вот… А я считала, что всегда почувствую своего несостоявшегося убийцу за версту. Темноволосый шан’ниэрд хмурился, тоже угрожая кинжалом Елрех. Она морщилась, а под ее подбородком размазалась синяя кровь. Страх во мне снесло волной огня.

– Роми, не порежь Стрекозу, – попросила я, стараясь не двигаться. И прошептала одними губами. – Ксанджи, обожгите кожу на руках эльфийке и темноволосому шан’ниэрду.

Успела лишь порадоваться, что тут такие были только в одном экземпляре. Стрекоза ахнула, взвилась и закричала. Шан’ниэрд уронил кинжал и вскоре тоже завопил, сгибаясь пополам. Ксанджи дословно выполнили просьбу и закружились огнями в воздухе, будто надеялись, что я попрошу о продолжении расправы. Но беда с великими духами все‑таки имелась – от кожи на запекшемся мясе не осталось и следа. Оба разбойника корчились от боли на земле, и я вскочила абсолютно растерянная. Все же у любой жестокости есть предел.

Сердце колотилось, голова кружилась. Я водила глазами из стороны в сторону, пока стоянка вертелась, а события скручивались в голове каким‑то немыслимым ворохом.

– Ты в порядке? – Кейел развернул меня к себе за плечо и, надавив рукой на подбородок, заставил вскинуть голову.

Я непроизвольно отшатнулась, обхватывая ладонью горло. Споткнулась о мягкую преграду – преграда голосом Стрекозы взвыла громче. Васовергская речь дошла до сознания откуда‑то сбоку и внесла большую суету в утро. Глянув на чистую ладонь, я вспомнила о Елрех. Мысли в секунду упорядочились, и все лишнее из них исчезло.

– Как ты? – Я бросилась к хмурой подруге.

Она прикрывала небольшой порез рукой, кровь била тоненькой струей между пальцами. В серых глазах читались мысли, но такие же суматошные, как были у меня несколькими секундами ранее.

– Можно залечить зельем, – проговорила я, даже не стараясь перекричать стоны и вой разбойников, взяла окровавленную руку Елрех и осторожно потянула на себя, – но будем долго обрабатывать рану, а потом горло еще опухнет и неизвестно сколько будет заживать. Елрех, – позвала, но она смотрела на меня с непониманием, поэтому я дождалась осмысленности в ее глазах. – Елрех, я позову Айссию. Они все быстро исправят. Ты мне веришь?

Елрех, наконец‑то, затряслась и кивнула. А потом кивнула еще раз, будто сама была не уверена, что ее жесты заметны.

– Отлично. – Я улыбнулась, облизала пересохшие губы и постаралась подавить заразные зачатки паники. – Ты не представляешь, какую сложную операцию мы с этими духами когда‑то провернули. А тут маленький порез на поверхности…

Айссия отозвались еще быстрее, чем Ксанджи, а с порезом и вправду справились быстро. Уже через несколько минут от него даже крохотной царапины не осталось. Кейел, понимающий без слов и указаний, что может понадобиться в таких обстоятельствах, подал мне смоченную в воде тряпку. Сам он держал в руке миску, наполненную водой.

– Если нужно, я сам смою кровь и проверю, все ли затянулось, – предложил он, склоняясь ко мне и оглядываясь на поляну. – Там ты нужнее.

– Иди, Асфи, – тихо поддержала его Елрех. – Видишь, я даже говорю без затруднения. Я хорошо себя чувствую. Мы справимся сами.

Я постаралась разглядеть беспокойство в глазах этих двоих, но увидела лишь собранность и скрытое недовольство. Кивнула им, отступила всего на шаг и будто пересекла границу между покоем и безумием. Вдохнула полной грудью и сразу поморщилась от привкуса горелой плоти. Постаралась разобраться, что творилось на поляне, пока я занималась Елрех, но сходу не вышло.

– Никто не будет ее калечить! Ни ее, ни его! – выкрикнул Роми, поднимая высоко подбородок. Его хвост хлестал траву и ломал тонкие стебли. Кинжал в ловких руках исследователя мелькал, будто находился в руках Вольного. – Они нужны нам целыми.

– Эльф и без ушей прожить! – произнес на ломанном языке Норкор. Перехватив удобнее плеть, выпущенную из рукава, шагнул к Стрекозе. – Она заслужить!

– Не позволю! – Ромиар шагнул ему навстречу и оскалил клыки.

– Уйди, щенок! – Дарок сплюнул под ноги. Мотнул рогатой головой – лохмы волос качнулись и упали на щеки беспорядочно. Удерживая бритву своей плети, указал на напарника Стрекозы, стоящего на коленях и вытянувшего обгоревшие руки перед собой. – Гахсод, Архаг, займитесь им.

– Не надо! – голос эльфийки сквозь всхлипы я едва узнала. Она взмолилась громче: – Не трогайте нас!

Попыталась встать с бока, но как только оперлась на руки, вновь закричала, упала, зарыдала и в приступе боли забила ногами по земле. Ее напарник бросился к ней, но был сбит ударом сапога в грудь. Архаг от этого пинка и сам едва не завалился на спину. Шан’ниэрд после гулкого стука отлетел, зацепился рогами за землю, и его шея на миг неестественно выгнулась. Сердце ухнуло, ноги налились свинцом.

Пока я осознавала, что напарник Стрекозы оказался крепче и шевелится, пытаясь подняться с земли, между Стрекозой и Дароком встал Роми. Гахсод направился выполнять приказ до конца. Я поморщилась, видя отчетливый след от грязного сапога нагруди многострадального шан’ниэрда, и позвала так громко, чтобы услышали все присутствующие:

– Ксанджи! – крик резанул горло, и я потерла шею.

Зато с удовольствием прислушалась к лесной тишине. Ксанджи увеличились в размере и стремительно летали над головами присутствующих, пока те молчали. Замолчала даже Стрекоза, до крови закусив губу и зажмурившись. Я прошла к остывшему кострищу, оттягивая время и позволяя обдумать следующие слова, но чем больше планировала, тем сильнее терялась, поэтому плюнула и просто заявила:

– Я тут главная, Дарок. – На него не смотрела, а, скрестив руки на груди, уставилась на пепел под ногами. Нахмурилась, на секунду проваливаясь в воспоминания – первое знакомство с лиертахоном, зарождение дружбы с Елрех… Давно же это было. Подковырнула ногой обугленное полено, посмотрела на пальцы, перемазанные синей кровью, отметила с досадой, что запачкала ею свежую рубаху. Выдохнула шумно. – Не знаю, за кого ты меня держишь, но я не позволю тебе помыкать мною. Тем более не позволю тебе решать за меня, кого и за что нужно наказывать. Напомню тебе, что без меня у тебя вовсе ничего не будет. И я очень надеюсь, что мы с тобой не будем устраивать междоусобицу в моем походе.

Наконец глянула на него. Он недовольно щурился, поджимал нижнюю губу, смотрел на меня свысока, но молчал. Мне было, что сказать ему еще – о том, что их враждебный уклад жизни только усугубит походные условия, что их отношение провоцирует ответную агрессию, но решила, что нравоучения от человечки могут ударить по его самолюбию, а подрывать авторитет Дарока при посторонних до сих пор не захотелось. Вдруг ему и впрямь потом править. И дело даже не в том, что он может потерять уважение среди присутствующих – у некоторых он его и заслужить‑то не успел, – а в том, что от свидетелей подобных унижений и оскорблений важные люди, или существа, как правило, при вступлении в должность такого масштаба избавляются.

– Что тут произошло? – спросила я, не обращаясь ни к кому конкретному и поворачиваясь так, чтобы видеть всех.

– Я услышал, как она подкрадывалась. – Роми скривился, глядя на Стрекозу.

Только сейчас я заметила, что он растрепанный после короткого сна и выглядит чуть лучше трупа. Он вытер тыльной стороной ладони разбитую губу, прикрыл глаза устало.

– Дождался, когда она подойдет к тебе. Мне было интересно, что она будет делать.

– Интересно ему было, – протянул Дарок с презрением. – А если бы она убила Асфи?

Роми снова оскалился, скосив глаза, полные злобы, в сторону Дарока.

– Как только она приставила кинжал к горлу Асфи, я сам поднялся и подкрался к ней. В это время проснулась Елрех и, видимо, со сна не заметила, как к ней подбегал шан’ниэрд. А я предупредить не успел.

– Черт‑те что! – прошептала я и направилась к Стрекозе.

Подошла к ней, присела на корточки и всмотрелась в бледное лицо эльфийки. Только на ее скулах пылали пятна румянца. Сама она тряслась, удерживая руки на весу и опасаясь ими шевелить. Я поморщилась, чувствуя себя скотиной, но чувство стыда быстро прошло, когда Стрекоза скривилась и выкрикнула:

– Мы так не договаривались! Ты не предупреждала о васовергах! Не… – И закусив губу, снова завыла от боли.

Я выдохнула, поднялась и встретилась с Елрех взглядом.

– Я исцелю и их, но не уверена, что духи согласятся нарастить несколько слоев кожи. Даже не представляю, получится ли.

Елрех кивнула и повернула голову к сумке, где в запасах лежали сильнейшие зелья. Кейел сразу что‑то спросил у нее, и я поняла по зазвучавшим указаниям, что он предложил помощь. Посмотрев на остальных существ, оставшихся без дела, я поняла второе – если не найти им занятие прямо сейчас, они снова создадут проблемы. Надо что‑то придумать… Зеленая трава теперь вдруг подсказала очевидный ответ на вопрос, который мучил нас с Женькой и Витьком еще на Земле: почему в армии, по слухам, заставляют красить траву в зеленый цвет? К сожалению, с моим окружением такой номер не пройдет…

Воззрившись на плачущую эльфийку, которая, по сути, с такими руками мне и не нужна, я задалась очередным вопросом: почему она просто не поприветствовала нас с утра и не спросила меня о переменах? Глупая. Для чего все усложняла?

Усложняла… Вспомнила свое начало сотрудничества с Вольным и лишь тяжело вздохнула.

* * *

– Дриэн всегда говорил в таких случаях, что из всякого кошмара можно вынести свою пользу.

– Он прав.

– И что же ты вынесла, мудрейшая человечка?

Я с удивлением посмотрела на Елрех, шагающую рядом. Мудрейшая? Это шутка, или мы уже дожили?

– То, что место встречи лучше назначать в людном месте. То есть… существенном?

Елрех жалостливо свела брови на лбу. Я махнула рукой.

– В каком‑нибудь трактире до такого не дошло бы. С другой стороны, васовергам, как я понимаю, только повод дай для драки.

– Для жестокости. У них это в грязной крови.

– Не в крови. Просто с детства привито.

Елрех спорить не стала, а лишь качнула головой. Ветер резко поднял дорожную пыль и швырнул в нас сбоку. Мы, не сговариваясь, отвернулись и выждали несколько секунд до кратковременного затишья. Как только оно наступило, так же молча ускорились. До Обители гильдий осталось совсем немного.

Кейел  

– Тебе надо было навязаться с ними, – сказал Роми, удобнее разваливаясь в своем кресле и покручивая в руке очередной полный бокал вина, – посмотрел бы на главную Обитель.

– Еще успею, – ответил я, сползая на диване. Голова упала с подлокотника на мягкий матрас.

Мы находились в Заводи Ал’лирта полрассвета, отдыхая в доме Роми, но ноги все равно гудели так, будто мы только‑только сошли с дороги.

– И мне надо было тоже, – проговорил Роми, словно не услышал меня. Его язык начинал заплетаться. Напиваться после долгого пути в привычке у всех беловолосых шан’ниэрдов? – Торчим тут, ждем, бессмысленно тратим время…

– Нам обещали, что гарпун будет готов уже к закату. Не так много времени и ушло. К тому же ты сам говорил, что заказ не из простых. Мастера и без того уложились…

– Не зуди, – тихо, но тверже прозвучал голос Роми.

Я скосил на него глаза и выхватил силуэт из дневного полумрака. Наверное, солнечный свет надоел шан’ниэрду, потому он плотно закрыл тяжелые занавеси. Либо он соскучился по жизни в замкнутом пространстве. Они с Асфи и Елрех давно в странствии, а он до того сидел под крышей безвылазно.

– Тебе из‑за Елрех хуже? – спросил я, вновь поднимая взор на потолок.

Ответа не последовало. В тишине послышался шелест выливаемого в бокал вина. Если исследователь напьется, то с закатом мне одному никто не отдаст гарпун. А нам еще нужно нанять кого‑то, кто помог бы вывезти его из Заводи и оттащить подальше от городских стен. Васоверги должны ждать нас в оговоренном месте, Асфи тоже обещала, что прибудет раньше. Ей не хотелось оставлять нас наедине с воинствующей расой. Опасается остаться без нужного числа существ или заботится о нас?

– Как думаешь, куда Асфи отправила Стрекозу? – снова задал я вопрос.

Может, хоть в беседу его втяну, чтобы не пил так быстро бокал за бокалом.

– Не знаю. Мне не дано понять эту девицу.

– Ты видел когда‑нибудь таких, как она? – Я приподнялся на локтях и тряхнул головой, освобождая лицо от волос. – Одинаково легко призывает и Ксанджей, и Айссию. Многим даже бытовые духи нередко отказывают, а она вот…

Ромиар не донес бокал до рта. Поджал губы, глядя в стену, поставил бокал обратно на стол и опрокинулся на спинку кресла.

– Слышал о таких, но все написанное о них было в старых свитках, – задумчиво произнес он. – Духи ненависти и духи жизни не сочетаются между собой. И в целом непонятно, почему ей вдруг подчиняются великие духи.

– Ты не думал, что она нам не все рассказала о себе?

Ромиар ровным взмахом повернул ко мне голову и уставился на меня. Желтые глаза были затянуты хмелем и светились тусклее. Наверное, хвост мягко застучал по ножке кресла – этого я не видел, мог лишь гадать по тихому стуку.

– Не много ли ты хочешь узнать о ней? – полюбопытствовал Роми и как‑то запоздало свел брови на переносице. – Заинтересовался ею? Не стоит. Чем больше ее узнаю, тем сильнее убеждаюсь, что никакому мужчине с такой связываться не посоветую. Для дел – запросто, но не для жизни. Кейел, точно тебе говорю, Асфи не для семьи.

Я сглотнул невольно и стал медлить с ответом. Наверное, в самом деле много интересуюсь ею. И ведь чем больше узнаю, тем еще больше хочу узнать. Может, сказать ему прямо, что теперь я чаще думаю об Асфи, чем о Лери? Вдохнул неглубоко и… почему‑то не смог вообще заговорить о ней и просто перевел тему:

– А ты о Елрех и вовсе не узнаешь.

– Зачем мне о ней узнавать? – Ромиар скривился, снова отвернулся и потянулся за бокалом.

– Вы с ней были вместе, – напомнил я. – В прошлой жизни.

– И что? – спросил Роми и приложился к бокалу, выливая в себя все содержимое до последней капли.

– Роми, вы все вспомните. – Я уселся на диване и скрестил руки на груди. Раздражение росло медленно, но неотвратимо. – Ты не думал об этом?

Он тяжело выдохнул и свесил рогатую голову на грудь. Выходит, думал. И что он ответит?

– Может, Кейел, это единственное, что меня спасет, – проговорил едва слышно. Потер лоб и так же тихо продолжил: – Ты видел ее? Смотрю на нее иногда и воротит только от вида. И не прекрасная шан’ниердка, и не ужасная фангра. Никакой ясности. А если долго не смотрю, то паршиво становится. Как будто я в чудовище что‑то прекрасное разглядел.

– Она симпатичная, – попытался убедить я. Она ведь в самом деле симпатичная девушка, просто с непривычной внешностью.

– Тебе и Асфи такая же, а я в них обеих вижу уродство. – Роми поднял палец за миг до того, как я открыл рот. – Но знаешь, я чуть не убил Асфи.

Сердце споткнулось, а сам я, казалось, пошатнулся. Либо это комната качнулась в глазах, вызывая легкую тошноту.

– Что ты имеешь ввиду? – вопрос царапнул вмиг пересохшее горло.

Исследователь, как назло, опять принялся наполнять бокал. Пролив вино на стол, начал оглядываться в поисках полотенца и, не увидев, попросту потянулся за бокалом. Испачкал манжету дорогой рубашки, но и не заметил, а я сидел и ждал его ответа, будто готов был помчаться прямо сейчас выручать кареглазую девчонку. От осознания смысла и признания Роми, и собственных чувств, вызванных этим признанием, становилось нехорошо.

– А то! – Ромиар с грохотом поставил бокал прямо в лужицу, разбрызгивая вино. – Нет, не не убил, а… Асфи или Елрех? – Схватился за голову. – Забыл.

– Тебе хватит пить, Роми.

Настроение испортилось окончательно. Я поднялся на слабых ногах и застыл на месте. Почему мне так везет на выслушивание пьяного бреда? Ромиар опять проигнорировал меня и продолжил вываливать пьяные мысли:

– Урод этот приказал отпустить Стрекозу, и я чуть было не отпустил. Он ведь порезал ее. Елрех. Он порезал ее! – Посмотрел в мою сторону со злостью. – А я стоял, держал сволочь эту и готов был отпустить. Думал в тот миг, что все брошу, всех отдам, сам убью, лишь бы не тронул! Лишь бы только не тронул. А как ее можно тронуть? Она всегда всех понимает, всем помогает, всех поддерживает! Ее и обидеть боишься, а он порезал. Угрожал!

– Ромиар, – стиснув кулаки, громко позвал я.

Однако шан’ниэрд не обратил на меня никакого внимания.

– А потом! Потом я вдруг осознал, что это со мной! Знаешь, как мерзко стало?! Не знаешь, – протянул, потрясая пальцем, будто уличил меня в этом незнании. – Я! Беловолосый шан’ниэрд! И я люблю чудовище. Люблю грязную полукровку.

Он рассмеялся, запрокидывая голову и накрывая глаза ладонью. Лери, наконец‑то, четко привиделась в воспоминаниях, а не смазанными пятнами. Сколько я пытался ярко представить ее? Вот только и эти образы не обрадовали. В них мы обсуждали грязную полукровку, которую Лери незаслуженно ругала. Теперь я был уверен, что тогда был абсолютно прав.

– Ее неоправданно так называют.

– У нее грязная кровь! – Роми хлопнул по столу и уставился на меня.

Желваки заиграли на серых щеках, поверх выступил бордовый румянец. Стук из‑под стола зазвучал громче и чаще.

– Это у нас у всех неправильное воспитание, а Елрех здоровая и душой чище многих других.

Настояв на своем, я быстро направился к двери. Руки била мелкая дрожь, но природу ее я толком не распознал. Злюсь на Ромиара, на Лери, на себя? Либо на Асфи? Нет. К ней в последнее время лишь благодарность испытываю. Если бы не она, я бы до сих пор о многом не узнал и на многое не решился.

А Ромиар тем временем не замолкал:

– Пусть так! Не имеет значения! Но я назло решил, что не уступлю этому выродку. Решил, что надо добить все это одним махом! Представляешь, на безопасности Елрех себя испытывал! Назло ей! Мерзко! – рявкнул он и гневно спросил: – Куда ты?!

Взявшись за ручку, я открыл дверь и обернулся.

– Искать твоих высокомерных слуг, чтобы они сделали что‑нибудь, от чего ты протрезвеешь.

– Не смей, человек! Ты в моем доме! – Пьяный шан’ниэрд попытался подняться, но завалился в кресло. Положив ладонь на разлитое вино, попробовал встать снова, но легко сдался и, слепо глядя перед собой, забормотал: – А она… Она… Где она сейчас, Кейел? Как думаешь, они уже добрались до Обители? Надо было хоть кому‑то из нас пойти с ними. – Потер ладонями лицо, словно избавлялся от видения с призраками. Запястьем вымазал белоснежный воротник, оставляя бледные, красные пятна. – Надо было хоть кому‑то из нас пойти. Нельзя оставлять ее одну, Кейел. Ее нужно оберегать. Запереть бы где‑нибудь…

Я больше не вынес нахождения рядом с ним и вышел из комнаты. Найдя первого попавшегося слугу, распорядился собрать всю выпивку и выставить во дворе, а уважаемого Ромиара уложить спать. Сам же помчался в город. Неужто нельзя сделать для беловолосого шан’ниэрда амулеты посильнее? Видимо, все – эти больше не помогают.

Асфи  

– Змейки мои, – протянул Дриэн и замолчал, обводя пальцами контур открытого рта.

Понять, был ли он рад новостям, или расстроен, оказалось невозможно.

В кабинет заглядывало полуденное солнце. Попадая на графин с водой, свет преломлялся и оставлял радужные разводы на стене. Зеленые веточки фикуса рядом с этими разводами напоминали насыщенный пластик. Елрех стояла рядом со мной, высоко задрав голову и неотрывно глядя в стену поверх старого эльфа. Ее спина была прямой, как палка, а дыхание ровное, словно происходило под строгим контролем. Я же отчего‑то напряжения совсем не чувствовала.

– Вы недовольны? – спросила я и опустила глаза на стул.

Присесть нам не предложили, да и стул был всего один. Можно было бы нагло сесть, но становилось обидно за Елрех. Поэтому я нашла другой вариант. Шагнула к стулу и с наслаждением навалилась локтями на высокую спинку. Уставшим ногам стало немного полегче.

– Твоим решением недоволен. – Дриэн поднял голову и уставился на меня. Забарабанил ноготками по краю стола, заваленного бумагами. – До сих пор не понял, зачем тебе от нас уходить? Тебе с нами плохо?

– Это прежде всего уважение и беспокойство о репутации замечательной гильдии.

Верховный скривил тонкие губы, подергал длинным ухом.

– Асфи, в твоих словах есть правда. Не без нее, естественно. Вот только командует у вас уважаемый Ромиар из всем известной гильдии Исследователей. И это он допустил тебя к васовергам, это по его вине ты подвергалась смертельной опасности в зверском ритуале. Именно его безответственность послужила тому, что ты убила одного васоверга и связалась с другими.

– Это сотрудничество необходимо нам, – мягко сказала я, отворачивая голову к окну. Почесала висок, незаметно освобождая волосы у виска. Они упали на глаза и, надеюсь, скрыли неуместную вину. Врать Дриэну не хотелось, но иного выхода я не видела.

– Все еще не понимаю, для чего. – От требовательных интонаций мелодичного голоса мне стало грустно.

Я и не надеялась, что будет легко, но хотелось верить, что будет не настолько трудно. Снова посмотрела на него и столкнулась с легким прищуром, выдающим нехорошее подозрение. Набрав побольше воздуха в грудь, напомнила:

– Верховный, мы не можем разглашать эту информацию.

– Да, да, – цыкнув, протянул он. – Как ты там выразилась? В целях безопасности нашей гильдии. Ты не забываешь ли, молодой Аспид, что прежде всего сама состоишь в этой гильдии? Ваша с Елрех безопасность меня волнует не меньше. Почему это ты должна покидать нас, если ответственность и вина за ваше таинственное мероприятие лежит в первую очередь на исследователе?

– Потому что отправиться к васовергам – целиком и полностью моя идея.

Дриэн выгнул одну бровь, отчего тонкая кожа на лбу и щеке будто утончилась еще сильнее.

– Вот оно что. – Длинные пальцы обеих рук ритмичнее забарабанили по столу. Следующий вопрос адресовался Елрех: – Оно хотя бы того стоит?

– Стоит, верховный, – с готовностью ответила она. Но вот ее напряженность и хмурость могли только насторожить и напугать. – Но Асфи права, мы не можем рассказать вам о деталях важных исследований.

И снова вопрос ко мне:

– А ты, значит, боишься, что тебе придется позориться? – Дриэн, к моему счастью, прекратил стучать, облокотился на стол, изящно переплел пальцы в замок и положил на них острый подбородок.

– Боюсь, что мне придется нарушать законы Фадрагоса. Духи могут и не отвернуться, но я рискую запятнать свое имя, а вместе с ним и всю гильдию.

– Тогда как быть с именем Елрех? И что по этому поводу думает сам Ромиар? Как он это все допустил?

– Он… – Тяжелый выдох не удалось удержать. – Верховный, на кону стоит слишком многое. Уважаемый Ромиар верит, что мы преследуем огромную пользу для Фадрагоса. А с Елрех… Ответственность за все дальнейшие решения в этом походе будет лежать только на мне и Ромиаре. Нам это нужно, верховный.

– Ладно, – произнес Дриэн, откидываясь на спинку кресла. Помолчал немного, а затем широченно улыбнулся и похвалил: – Умницы! Виксартский мед, черное золото, алльерсский минерал и множество ценных трав! Конечно, сотрудничать нужно. Будем ждать, когда Кхангатор пришлет своих виксартов к нам

– Викхартов, верховный, – поправила я. – Они обидчивые и мстительные.

– Конечно, Асфи. Викхартов, а как же. – И он застучал выдвижными ящиками стола, зашелестел бумагой, возвращаясь в привычный рабочий процесс. – Кхангатор не сообщил, когда займется регионом Каменных великанов?

– Обещал начать в ближайшие периоды, – я с радостью принялась отчитываться перед ним. – Пока об этом деле знаете только вы и исследователи. Ромиар хотел отправить весточку им и, наверняка, уже это сделал, но пока она дойдет… А мы с Елрех уже тут. Разрешите дать совет.

– Разрешаю. – Дриэн даже прекратил бумаги перебирать и выжидающе посмотрел на меня.

– Действуйте прямо сейчас, первыми, и урвите от этого сотрудничества кусок побольше. Не ждите, когда раскачаются исследователи и свяжут вас с викхартами. Сами станьте связующим звеном.

Судя по блеску в золотистых глазах, он уловил смысл, а может, и сам пришел к этим планам, но мои слова послужили ему поддержкой. Застучав толстой стопкой по столу, он довольно произнес:

– Я горжусь вами.

К сожалению, от Дриэна мы вышли позже, чем я рассчитывала. Пришлось задержаться из‑за моего ухода из гильдии. Хоть я и не успела полноценно вступить в ряды Пламени Аспида – подписать договор, закрепленный клятвой перед духами, – но знала слишком много, чтобы так просто меня отпустить. Поэтому мне принесли договор, в котором в основном были прописаны условия о неразглашении всего того, что я успела узнать. И как выяснилось, узнала я достаточно и о самой гильдии, и о некоторых злачных местах, используемых Елрех для сбора трав. Многое приходилось вписывать вручную, чтобы духи в дальнейшем трактовали каждую мою оплошность правильно и наказывали без усердий.

Багровое небо полыхало над городом. Солнце закатилось за дома и подсвечивало кромкой темные крыши. Ветер продолжал бушевать, словно обещал пригнать непогоду. Срывал листья с деревьев, поднимал высоко пыль и закручивал ее в вихри, дергал наши куртки, хлопал штанами. Я встала на крыльце гильдейского дома Аспидов, наскоро заплетала косу и обдумывала ближайшие планы.

– Ты хотела пойти к мудрецам, – напомнила Елрех, отворачиваясь от ветра и туже затягивая узел одного из амулетов, вплетенных в длинные белые волосы.

– Не успеваем.

– Думаешь, проворные парни справятся раньше?

– Даже если задержатся, оставлять их одних с Дароком и его братьями нельзя ни на минуту. Мудрецы подождут.

Ждали же веками, потерпят и еще немного.

Петляя улицами, мы забежали в лавку за провиантом, чудом успели на рынок, где уже собирали с прилавков товар запоздавшие торговцы. Добавив пару одеял, сумок и несколько больших рубах к ноше за спиной, озаботились еще точильным камнем, новым котелком, ножами, кружками и прочей утварью. К сожалению, на рынке многое уже не нашли, но торговец, знакомый Елрех, жил неподалеку. Поэтому пришлось мчаться еще и к нему.

Все эти мелочи могли купить и Роми с Кейелом, но я не стала нагружать их. Пусть направят все внимание на гарпун. Он важнее.

К городским воротам добрались с первыми яркими звездами. Упрямства нам с Елрех было не занимать, потому что у нас даже вопрос не поднимался, не остаться ли на ночь под крышей ее дома. Знакомый фангр сидел на лавке у сторожевого дома и общался со вторым стражником, провожая ленивым взором поздних путников. Я замедлила шаг, присматриваясь к фигуре, охваченной светом Охарс, к чертам синекожего лица, и улыбнулась. Подойти к мужчине, который когда‑то предлагал мне помощь, конечно, хотелось, но я не рискнула.

Фляга, украшенная драгоценными камнями, которую я обещала отнести к защитникам, осталась у Кхангатора. А как еще дополнительно задобрить того, у кого весь дом в золотом убранстве? Подарок ему понравился. Еще сильнее Кхангатору понравилась весть о том, что я встречалась с его дочерью в таверне. Соврала немного, что она согласилась выручить меня и по доброте душевной накормила ужином, когда при мне не было ни гроша. Упоминание о том, что я в ответ на доброту подарила Вайли кинжал из набора с этой флягой, окончательно растрогало клыкастого мужика. Интересно, Вольная уже на севере?

Сердце ухнуло от неожиданного осознания. Улыбка сползла с лица, а я, стискивая шлейку тяжелой сумки, ускорилась. Миновав ворота, пнула камешек и спросила:

– Елрех, как думаешь, Кхангатор объявит войну северу, если узнает, что его дочь умерла там?

Кейел  

Солнце в этот закат умирало особенно ярко. Небо окрасилось его пылающей кровью и измазало растянутые облака. Ветер, бушующий в первую половину рассвета, к закату умчался бесследно. Птицы перекликались неохотно, будто с опаской. Я стоял под липой, скрестив руки на груди, и мял в пальцах зеленый листик.

В стороне садовник понуро следил за тем, как двое слуг носят ведра и сливают всю выпивку в выкопанную яму. В метре от меня еще двое слуг откупоривали бутылки, открывали графины и содержимое сливали в опустошенные ведра. Ромиар крепко спал в своей комнате. Телегу с разобранным гарпуном я завел во двор.

До сих пор не понял, каким чудом мне удалось убедить мастеров, что Ромиар не накажет их, если они отдадут заказ человеку. Существ, согласных помочь с вывозом гарпуна и сопровождением до указанного места, я нашел среди наемников. Вот только Ромиар так и не протрезвел, чтобы мы могли отправиться в путь. Он разлил все зелья и отвары, которые к нему носили, бросался в слуг всем, что попадало под руку, и гнал всех из дома, напоминая, что тут он хозяин. Кричал о своей расе, о своем всемогуществе. Самый крепкий эльф, который в итоге и уложил господина в кровать, теперь, ставя пустое ведро на землю, каждый раз трогал подбитый глаз и с волнением смотрел на окна второго этажа. Наверное, гадал, не вышвырнут ли его из гильдии, услугами которой пользовался капризный беловолосый шан’ниэрд.

Я злился. Как Асфи справляется с нами?

* * *

С самого рассвета Ромиар принялся ругаться.

– Это мой дом! – расхаживая в подштанниках по комнате, отчитывал он меня. – Мои слуги и моя выпивка!

Я оглянулся на двух сгорбившихся эльфов, оттирающих от пола присохшую лужу рвоты. При них лучше не говорить, что Роми злится из‑за влюбленности. Кипа свитков, любовно перевязанных ароматными лентами и шнурками, подсказывали, что мать и сестра Ромиара пекутся о нем, несмотря на произошедшую между ними ссору. Наверное, женщины найдут способ, как узнавать о жизни их близкого существа. И, наверное, лучший способ – спросить у слуг.

– Ты не имел право командовать ими! Ты…

– Тебе нужно оплатить наемникам их ожидание.

Ромиар застыл. Очертил хвостом размашистую дугу, щурясь в мою сторону.

– Ты можешь ругать меня хоть полрассвета, но это не вернет тебе твое вино. И твои растраты только увеличатся, потому что наемники продолжают ждать.

– Кого я подобрал, – сквозь зубы процедил он, но направился в комнату, где его ждала лохань с водой, чистая одежда, отвар, снимающий похмелье и новые амулеты. Темно‑синие, с разводами, как на бирюзе, и символом, похожим на глаз.

Целительница обещала мне, что они помогут унять чувства шан’ниэрда – неважно, ненависть или любовь. Но и сообщила о том, что потом другие амулеты станут фактически бесполезны. Я сомневался, необходимо ли тратить на них все свои монеты, которые отдала Елрех, честно оценив мою помощь ей. Сомневался долго.

Дверь за Ромиаром захлопнулась. Я постоял несколько мгновений, слушая шорох тряпок по полу, плеск воды. Затем подошел к столу и еще раз взглянул на амулеты, давно истратившие силу. Слуга, пострадавший от Ромиара, любезно рассказал мне, что мешочек с амулетами вывалился из‑за пазухи господина, когда тот размахивал кулаками. Пять одинаковых камней были собраны и закинуты в маленькую вазочку – темно‑синие, с разводами, как на бирюзе, и символом, похожим на глаз.

Асфи  

Дарок сидел на пригорке и ковырял кинжалом между зубов. Архаг и Норкор исчезли в лесу после их ритуального утреннего приветствия солнца и обещали не возвращаться без приличной добычи. Елрех забралась на дерево, откуда сообщала нам все, что видит на длинной колее, исчезающей за холмами, и грызла дикие груши. Очередной крохотный огрызок пролетел прямо у лица Гахсода и упал в траву возле его сапога. Васоверг нахмурился и поднял голову, недобрым взглядом обозначая беловолосой полукровке свое отношение к ней.

Я отстранилась от ствола. Стряхнула с плеча налипший мох, отмахнулась от мухи и спросила:

– Уже видно, кто это?

– Вижу белое пятно на голове у высокого, – громко ответила Елрех. – Двое монстров оказались мситами, они тянут телегу. Что на ней лежит, я не вижу. Она накрыта чем‑то плотным. Позади к ней кто‑то привязан. Покрупнее мситов. Четверо осанистых мужчин едут верхом на лошадях. Еще один идет пешком. Если я верно узнаю, то походка нашего доброго Кейела. Ну и высокий мужчина с белым пятном, должно быть, уважаемый Ромиар. Только у шан’ниэрдов волосы будут так ярко отсвечивать от солнца.

Я с облегчением выдохнула и постаралась удержать улыбку. Дарок с интересом оглянулся на меня и следил. Теперь он вел себя излишне послушно, будто прощупывал мое справедливое и грамотное правление или ждал, когда оступлюсь. Позволить ему поглумиться над собой не то, чтобы не хотелось, а элементарно вызывало опаску. Нельзя васовергу предоставить даже короткую возможность возглавлять поход. Только не в том случае, когда от этого зависят жизни дорогих мне существ.

Небольшой отряд остановился на холме, когда даже я способна была отличить двуногие силуэты от четырехногих. Вот только оставалось загадкой, что они собирались делать. Приходилось томиться в ожидании, сидя в укрытии кустарников, как самые настоящие разбойники. Вскоре от отряда отделилась четверка сопровождающих и направилась обратной дорогой. Двое остальных продолжили путь.

Кейел вел мситов под уздцы. Ромиар, размахивая хвостом, бесстрашно шагал немного впереди. На миг захотелось устроить нападение, чтобы вытряхнуть из исследователя беспечность, но от идеи я отказалась из‑за Кейела. Пугать парня я не намерена. Но ситуация, конечно, разозлила. Мы договорились встретиться у развилки дороги, где лежал большой валун‑указатель с расписанными на нем направлениями. Сошлись на том, что лучше нам не светиться прямо на дороге, а дождаться их неподалеку в лесу. Вот только учитывать любые риски необходимо всем нам. А если бы нас убили или схватили? Мало ли, кто мог ждать их так же, как и мы.

– Твои друзья в сборе, Асфи. – Дарок стал подниматься с земли. Выпрямился в полный рост, похрустел массивной шеей, снял с рога паутину. – Разбойницу мы тоже будем ждать, прячась в лесах?

– Не будем, – заверила я, не обращая внимания на насмешку в его голосе.

О Стрекозе он спрашивал не в первый раз, и я всячески перекрывала эту тему другими вопросами. Только Елрех знала, что я не давала разбойнице никакого тайного задания, как сообщила всем. На самом деле Ксанджи выполнили мою просьбу дословно. Руки у Стрекозы и ее напарника были обожжены ровно до плеч. Рукава пришлось осторожно срезать и отделять от плоти. Айссия смогли лишь снять боль и заживить все до тонкой пленки. При малейшем прикосновении пленка лопалась, из‑под нее сразу вытекала прозрачная жидкость. Елрех выдала укрепляющие организм зелья и заживляющие мази, которые необходимо было наносить несколько раз на день. У нас просто не было времени, чтобы заниматься уходом за пострадавшими. Опять же я не могла отправить разбойницу открыто в город с Роми и Кейелом, а оставлять с васовергами ту, которая посмела угрожать существу, прошедшему ритуал Ярости, казалось равносильно, что запереть в загоне антилопу с крокодилами.

Не дожидаясь, когда парни дойдут до развилки, я сама направилась к дороге. Остановившись у валуна, заложила руки за спину и стала раскачиваться с пятки на носок. Кейел был в одной рубахе, его куртка и плащ висели на бортике повозки. Русые волосы за время путешествия отрасли, но я заметила это лишь сейчас. Длинные пряди выпутались из хвоста, собранного на затылке, и падали на обветренное лицо. Хмурые морщинки залегли между бровями. Взгляд зелено‑карих глаз показался суровым. Кейел блуждал им по моему телу. Что высматривает?

Я невольно опустила голову: мои штаны были заправлены в высокие сапоги. На колене налипла сосновая иголка. На поясе висели кошель с мелочью, бурдюк. Поверх серой рубашки закреплены крепкие ремни ножен, а в них лежит простенький, но удобный кинжал. Короткая куртка на плечах – вполне приличная, хоть уже и запачкана зелеными разводами от сока травы. Плащ остался на месте нашей стоянки. Но Кейел смотрел на меня так, будто что‑то со мной все же было не в порядке.

– Рада вас видеть! – сообщила и шагнула к ним.

Глянула на Ромиара – как обычно, недовольный, немного исхудавший, но вроде бы в порядке. А Кейел… Снова уставилась на него. Опять прошлась взором по хмурым морщинкам, зацепилась за синяки под глазами от недосыпа или усталости, за обветренные губы, за руку, удерживающую вожжи. Опять не надел перчатки. Сколько можно напоминать, что в местах, где мы будем проходить, могут встречаться твари, оставляющие ядовитый след после себя?

– И мы тебя, – совсем безрадостно, как‑то скованно произнес он.

И сильнее нахмурившись, повернул голову к лесу. Там, на пригорок, вышел под солнечный свет Дарок. Обогнул Елрех, заслоняя ее собой, важно выпятил широкую грудь и сложил на ней руки. На Кейела он даже внимания не обратил, а сразу заинтересовался грузом. Я тоже вспомнила о гарпуне. Наверняка, это он в телеге под тканью, напоминающей что‑то между целлофаном и брезентом. Позади за телегой плелись привязанные животины, которых до этого мига я никогда не видела. Вроде бы рыжие быки, но какие‑то безрогие, с высокими, тонкими ногами и с небольшим горбом на холке.

– Все обошлось без проблем? – полюбопытствовала я на всякий случай у Роми.

Ромиар отвечать не спешил – стоял смотрел в сторону Дарока и едва заметно кривился. Я изогнула бровь. Кажется, не в таком уж и порядке вредный шан’ниэрд был. Исхудал сильно, щеки ввалились, под глазами обозначились вены, подбородок стал острее. Он, что, ничего не ел в пути? Спал ли хоть?

– Роми, ты мне ответишь?

– Чего ты хочешь от меня? – Он тряхнул головой, белая коса свалилась с плеча за спину.

– Проблем не было, – вклинился Кейел. Растянул улыбку и отчитался: – Мы забрали заказ и проверили его. Выполнен хорошо: дерево и железо обработаны, каждая заклепка вбита крепко и оплавлена так, чтобы не вылетела, но можно было заменить. Тросы в порядке, длина веревки именно та, которую мы указали. Наконечник тоже сделан по нашим пожеланиям. Запасные тоже есть. Установка для закрепления…

– Я поняла, все в порядке.

– Да, Асфи, все в полном порядке.

– А наемники? Они не интересовались, зачем нам это все? – кивнула на телегу.

– Интересовались. Мы говорили, что для исследований, – снова ответил Кейел. – Ромиар еще и часто пресекал все расспросы.

Упомянутый опять пялился на Дарока, проявляя полное безразличие к нашему делу. Он вообще с нами? И на Дарока ли смотрит? За плечом васоверга стояла Елрех и выбирала из кулька собранных груш самую сочную.

Я снова повернулась к нему, чтобы убедиться в подозрениях, но шан’ниэрд уже возился с застежками своей куртки, собираясь ее снять. День и вправду выдался знойным. Ветер побушевал накануне, погонял облака и исчез. Солнце палило жарко, на небе не было ни одного облачка. Птицы прятались в лесу, щебетали тихо и лениво. Из высокой колосящейся травы доносился громкий стрекот кузнечиков, заглушая слабые песни пернатых.

– Ладно, даем парням время на отдых, а затем отправляемся в путь! – объявила я и двинулась в сторону лагеря за вещами.

Мы быстро собрались, оставляя на месте стоянки лишь кострище и примятую траву. Я сразу взяла направление к Лавовому озеру. В этот раз мне были известны все опасности в дороге, поэтому я легко приняла решение, в каком порядке добывать ключи. Начать хотелось бы с простейшего – например, с региона Ночной смерти, а там и до пещеры, где разбилась Ил недалеко. Но таскать с собой здоровенный гарпун – то еще удобство. Поэтому я все‑таки составила план, в котором первым числилось Лавовое озеро.

К сожалению, в этот раз Феррари с нами не было, да и не сказать, что мне хотелось плестись в поселение фанатиков. Уверена, так же просто втереться к ним в доверие, как было в прошлый раз, не получилось бы. В конце концов, большая доля доброго отношения к нам была заслуга Вольного, представившегося местным лесничим.

Из‑за телеги приходилось идти ровненько по колее и надеяться, что нам никто не попадется. Путь лежал до священного кольца в регионе Каменных великанов, а оттуда мы без труда переместимся в регион Больших мостов, откуда и потащимся в горы. Васоверги уступили мне в требовании и шли вдоль дороги по лесу. Если кто‑то и нападет на нас, то они услышат и успеют помочь, а если нам встретятся купцы, то те и не заметят в нашем отряде никого подозрительного. Разве что, Елрех и Роми сами по себе броские личности. Но к счастью, торговцы редко пользовались этим путем. Только самые рискованные.

Как я и предполагала: чем дальше мы уходили этой дорогой от городов, тем меньше замечали признаков жизни разумных существ. К обеду колея превратилась в заросшее бурьяном бездорожье. Деревянные колеса часто застревали в ямах, и Дароку с Гахсодом приходилось вылезать из леса, чтобы просто помочь вытолкнуть тяжелую телегу. В конце концов, даже я плюнула на меры предосторожности и попросила крепких мужчин находится рядом постоянно.

Когда солнце склонилось к горизонту, нас отыскали Норкор и Архаг. Мало того, что они шагали бодро, будто и не охотились, так еще и были нагружены под завязку убитыми зверями. Связка из диких птиц висела у каждого на груди. Архаг навалил на плечи мертвую косулю, а Норкор тащил за спиной трех жирных зайекрылов.

– Сто‑ой! – окликнул нас Архаг и с широкой улыбкой сбежал по холму.

Вся его одежда была в пыли, местами на ней виднелись бурые пятна подсохшей крови. Низкорослый Норкор хмурился, как и всегда, и за активным другом не спешил.

– Разбиваем стоянку! – весело произнес Архаг. – Посмотри, Асфи, сколько всего. Я же говорил, что устрою тебе пир!

Я скривилась от такого рвения. Зачем столько мяса? Мы съесть не успеем, пропадет только.

– Я не уверен, – сказал Кейел, приближаясь ко мне, – но мне кажется, что тут не лучшее место для лагеря.

Лес тянулся от нас по правую сторону, по левую – виднелась роща, позади остался просвет, а впереди стелилась бескрайняя степь. С нашего места все хорошо просматривалось, но Кейел прав – точно так же и мы, должно быть, отлично просматриваемся с любой точки.

Я взглянула на парня, остановившегося в шаге от меня и настороженным взором исследующего местность. Хотелось, как раньше, подождать, когда он закончит свою мысль каким‑то четким решением, но с каждой секундой молчания становилось понятно, что это от меня ждут приказов. Произнесла негромко:

– Найди пологий подъем в лес и присмотри пространство для выезда. Завези груз и прикрой со стороны дороги ветками, кустами, хоть чем‑то.

– Что делать с мситами?

Я нахмурилась и растерялась, глядя в глаза, отражающие полную готовность выполнять распоряжения. А что не так с мситами? Низкие, но сильные животины стояли, впряженными в телегу, и пользовались остановкой – склонив массивные шеи к земле, щипали широкой пастью густую траву. В первую половину дня мы обходили по кромке болотистую местность и делали несколько остановок у широких луж, из которых скотина долго пила воду.

– Их распрячь? – снова спросил Кейел и свел брови на переносице.

– Распряги. – Я пожала плечами.

– А если придется быстро убегать? В этих местах почти никто не живет, вокруг наверняка полно нечисти.

Гарпун – это важнейшее, что у нас на сегодня есть. Его нельзя ни в коем случае потерять. Кейел смотрел на меня внимательно, и мне казалось, что я заметила признаки веселья на его лице. По крайней мере, как объяснить то, что уголок губ дрогнул, и сразу после этого парень закусил нижнюю, словно удерживал улыбку.

– Значит, не распрягай.

– Тогда они не отдохнут. – Опустив веки, прикрыл глаза длинными ресницами и убрал волосы за ухо.

– И что тогда с этой скотиной делать? – возмутилась я. Животины же, оставшиеся без двуногих существ рядом, медленно куда‑то покатили наш гарпун. – Они сейчас его увезут!

Кейел перехватил меня за руку, не позволяя броситься к мситам. Его ладонь будто прожгла куртку и прикоснулась сразу к коже запястья, и мои щеки обдало жаром, а сердце ушло в пятки.

– Побежишь на них и испугаешь, – спокойно произнес он, опережая меня, – тогда точно понесут. Они просто пасутся, Асфи. Тут полно сочной травы, но они все равно ищут получше, вот и не стоят на месте.

Он отпустил руку и неспешно направился к мситам, то и дело поворачивая голову в сторону Ромиара. Тот стоял, заложив руки за спину, и с гордо поднятым подбородком смотрел, как в просвете между хвойным лесом и лиственной рощей медленно стареет Солнце. Белая кисточка хвоста лениво качалась у голенища черного сапога. Возникло подозрение, что именно ответственному исследователю было поручено подержать вожжи. Да нет, он бы точно справился с таким пустяковым заданием. Если только не влюбился и не стал сходить с ума. И как же тогда сходят с ума от любви к представительнице низшей расы беловолосые шан’ниэрды?

Я тряхнула головой, откинула косу за спину и постаралась не думать об этом. Возможно, «тепличный цветочек» просто устал от пребывания под открытым небом. В любом случае надо будет просто выбрать момент, отвести его в сторону и прямо расспросить обо всем.

Вскоре мы отыскали просторную поляну недалеко от дороги, а в нескольких минутах ходьбы наткнулись на кристально чистый ручей. Ледяные ключи били из земли в нескольких местах у каменной насыпи. Васоверги в этот раз не досаждали ни Роми, ни Елрех, а сами занялись разделкой многочисленной добычи. Кейел и Роми без меня определились со скотиной, распрягли ее, напоили и, привязав веревками, оставили щипать лесную траву возле лагеря. Обустраивать ночную стоянку тоже взялись они. Елрех, спросив у меня разрешения, отправилась в глубину леса искать полезные травы, ягоды и местные лесные фрукты. Я набрала хвороста, развела костер, повесила котелок с водой и принялась готовить кашу, с расчетом, что позже место котелка займет вертел с дичью.

Васоверги разделывали мясо у ручья и, как я успела разузнать, туши давно остыли, поэтому ждала я их нескоро. Роми и Кейел ходили от скотины к лагерю и обратно, последний появлялся на глазах реже. Его топор стучал тихо неподалеку. Наверное, трудолюбивый парень озаботился прикрытием телеги со стороны дороги или дровами на ночь. В любом случае его присутствие я отмечала для себя не только приятным созерцанием внешности любимого человека, а также убежденностью, что мои указания, озвученные при нем, будут исполнены, но и ежедневным облегчением рутинной работы. Он просто брал ее на себя, и его даже не нужно было об этом просить.

Сумерки начинали окутывать лес рано. Солнце терялось в кустарниках, путалось последними лучами в листве. Лесная прохлада пробиралась под одежду сыростью, проникала в текстуру ткани, скапливалась и оседала тяжестью. Быстро становилось зябко. Я сдула громадного комара с носа – их в фадрагосских лесах было полно, и, кажется, к ним я успела привыкнуть настолько, что даже укусы после них чесались редко, – сжимая в руке тряпку, подступилась к костру и собиралась снять немаленький котелок с железного крюка.

– Давай я, – раздалось за спиной.

Я подпрыгнула на месте от неожиданности. Кейел отобрал у меня тряпку, используемую вместо варежки, и бесстрашно полез к костру.

– Не рано? – спросил, не оборачиваясь ко мне, и поставил котелок на составленные в круг камни.

– Хочу еще успеть сделать отвар. Васоверги пить не будут, если заварим травы просто в кружках с помощью духов.

Кейел весело хмыкнул.

– Они в самом деле считают, что это делает их слабее? – Судя по блеску в зелено‑карих глазах, настроение унего было гораздо лучше, чем при утренней встрече.

– Ты, фадрагосец, спрашиваешь об этом у меня? – с улыбкой поинтересовалась я и направилась ко второму котелку, с набранной водой и прикрытым от жучков, мух и лесного мусора тоненьким полотенчиком.

Не успела и руку протянуть к посудине, как ощутила чужое тепло у плеча. Кейел и тут подоспел на помощь. Я только улыбнулась шире, выпрямляясь в полный рост, и стала наблюдать за парнем. Он ловко нацепил котелок на крюк, затем присмотрелся к толстым рогатинам, вбитым в почву по обе стороны от костра.

– Помнишь, ты рассказывала мне, что миры круглые? – Похлопал, будто сбивая с ладоней пыль. И уселся на бревно, которое сам же где‑то высвободил из‑под веток и приволок сразу, как сбросил все вещи к месту стоянки.

– Помню.

Пока вода нагревалась, я стала искать травы в холщовом мешке. Присела возле вещей на корточки, открыла его – в нос ударили душистые ароматы. Множество мелких мешочков шуршали подсушенным содержимым, на тонких белых подвязках чернилами были выведены символы – названия трав. Я без раздумий вытянула мелиссу, ненадолго замешкалась с ясновкой. Она нагоняет сон или прогоняет? И даже название не подсказало верный ответ. Оно могло означать и ясность разума, и ясность сна, а могло вообще не нести никакого обозначения в себе. Лучше не рисковать и не пить, раз не помню. Дождусь Елрех, спрошу у нее.

– Ты сказала, что они двигаются в темноте, – продолжал говорить Кейел, сидя у костра и наблюдая за мной. Он облокотился на колени и свесил между ними руки, сцепленные в замок. Свет огня стелился на гладкой щеке, золотил русые волосы. – И что это Фадрагос вращается вокруг Солнца. В этой темноте…

– В космосе.

– В космосе, – легко исправился он, но, проговорив, ненадолго замолчал и еще раз повторил «в космосе» одними губами. Я покачала головой, сетуя на собственную забывчивость. Это ведь для него даже язык незнакомый, не то, чтобы понятие… – В темном космосе нет верха и низа, поэтому миры не падают. Но они ведь двигаются и при этом никогда не сталкиваются. Почему Солнце ежедневно умирает… – Нахмурился и почесал морщинку между бровями. – Почему оно не улетает? Или почему Фадрагос всегда следует за ним?

Я старалась не рассмеяться, но удавалось это тяжело. Не только Кейел, но и Роми с Елрех, касаясь этих тем, превращались в любопытных взрослых детей.

– Я в чем‑то запутался? – смутился Кейел. Сглотнул и отвернулся от меня к костру. – Не правильно представил себе все, что ты рассказывала?

– Правильно, – успокоила я. Выбрав травы, присела рядом с Кейелом. Отложила мешочки и уставилась на котелок, над которым появлялись первые едва заметные облачка пара. – Ты представил даже больше, чем я рассказала. А не улетают миры друг от друга из‑за магнетизма.

Заметила краем глаза, что Кейел вновь шевелит губами и хмурится. Дважды повторив тихо незнакомое слово, спросил:

– Что это?

Я задумалась, вытягивая губы и медленно выдувая из себя воздух. Как объяснить?

– Знаешь, когда две половинки тянет друг к другу? – спросила и, уловив для себя скрытый смысл, мгновенно прикусила язык. Но быстро нашлась, как выкрутиться и заставить свое сердце биться в нормально темпе: – Или отталкивает?

Хмурость на красивом лице усилилась. Взгляд изменился до полной растерянности.

– Ну или молекулы… элементы, частички, осколки…

– Что делать с осколками, которые нельзя склеить?

– Выбросить.

– Он ошибся, как и я недавно. Думаю, их нужно беречь. Все осколки до единого.

Я отвела взгляд от любимых глаз, тоже сцепила руки в замок и постаралась отстраниться от вспыхнувших воспоминаний. Духи Фадрагоса, почему так трудно? Когда станет легче?

– Слушай, – выдохнула я, спасая ситуацию. – О нет! Смотри! Сейчас!

Возникшая идея мигом вернула настроение и отогнала печаль. Все ведь очевидно!

Я быстро отыскала рядом с собой сумку, а в ней железную ложку, которой мы с Елрех перемешивали некоторые зелья. Продемонстрировала сосредоточенному Кейелу и стала тереть о волосы. Когда ощутила, как они зашевелились, медленно потянула руку вверх.

– Видишь?

– Прилипли, – изумленно произнес Кейел.

Из‑за его вытянутого лица во мне разгорелся азарт. Я осмотрелась, и в глаза бросились вещи Ромиара. Он успел выбрать себе самое сухое и ровное место для ночлега. Расстелил на нем покрывало и даже вытащил частично вещи из сумки. Крохотный клочок афитакской бумаги с какими‑то записями виднелся из приоткрытой сумки, лежащей на краю покрывала. И очень близко ко мне! Стоило лишь руку протянуть. Это я и сделала, еще раз хорошенько потерев ложечкой о волосы. Бумажка легко прилипла.

– Смотри. – Я продемонстрировала физику обомлевшему Кейелу. Увидев круглые глаза, усмехнулась и залюбовалась. Севшим голосом пояснила: – Если намагничить две вещи, то они будут отталкиваться друг от друга. Я не физик, да и в школе ее не любила, поэтому извини, но большего объяснить тебе не смогу. Даже в этом объяснении не уверена.

Внезапно поднялся легкий ветерок. И к нему, привыкнув за день к безветрию, я оказалась не готова. Бумага отлипла и полетела к костру.

– Лови! – выкрикнул Кейел.

Я бросилась за листом, успела поймать его, и жар костра опалил лицо, пламя лизнуло одежду, но меня снесло в сторону. Кейел придавил меня собой к земле, нависая сверху.

– Поймала?!

Вместо ответа я потрясла листом, стиснутом в запрокинутой к небу руке, и рассмеялась. Кейел тоже рассмеялся, опуская голову к моей ключице. Лбом налег на плечо, дыханием согрел сердце, и оно вспыхнуло, заколотилось эхом в ушах. Я вдруг поняла, чьи руки на моей талии, кто почти лежит на мне.

Ну вот, снова голову вскружил…

Кейел тоже отсмеялся, вздохнул тяжело и затих.

Шелест листвы и треск костра разбавили тишину, переполненную громкими мыслями обид. Не знаю, как Кейел, а я смотрела в огрызок лилового неба с первыми бледными точками звезд и снова винила жестоких Повелителей. Сердце стряхивало каменную крошку, распаляло остывший уголь, росло в груди, мешая дышать. Отталкивать от себя того, кого я видела каждую ночь во снах, от кого мечтала услышать признания в любви, не было сил. Напротив, силы были нужны, чтобы заставить себя просто не двигаться – не обнимать его, не попросить обнять меня.

Он согревал. Не только сердце. Я чувствовала его руки жарким отпечатком на талии. Ожидая, когда он сам слезет с меня, начнет глупо оправдываться и сводить все в какой‑нибудь пустой треп, наслаждалась телесной близостью. Вот только он не спешил. Щекотал дыханием ключицу, волосами – подбородок, щекой давил на грудь.

Пришлось считать про себя, опустив руки на землю над головой и сжимая кулаки. Мысль о том, что я ногтем большого пальца разорвала несчастную бумажку с записями Роми, отвлекла не сильно.

Когда Кейел шевельнулся, я замерла, задержала дыхание и не могла отвести взгляда от клочка сумрачного неба, обрамленного ветвями высоких деревьев. Кажется, я была мыслями там. Затерялась в клетке этих ветвей. Вздрогнула пугливо, когда небо от глаз закрыла тень, а родные глаза заслонили весь мир. Сердце перестало биться, но и не превратилось обратно в камень. Сжималось в ожидании чего‑то бесценного.

Рваный глоток воздуха удалось сделать ровно за секунду, как сухие губы коснулись моих губ. Я опустила веки и приоткрыла рот, но не спешила с остальным. Кейел прильнул к губам крепче и острожно, словно пробуя, провел языком. Зацепил зубы и потянулся им глубже. И я ответила своим. Кейел отодвинулся. По лицу скользнул поднявшийся ветерок, снес резко полегчавшее в весе сердце, испугал. Я открыла глаза, и испугалась сильнее.

Кейел и не собирался вставать и уходить, а смотрел с той же утренней хмуростью на меня. Не говоря ни слова и не позволяя мне опомниться, склонился быстрее и вновь прижался губами к моим губам. Надавил ими, заставляя приоткрыть рот шире и возобновил ласку языком. Ласку ли?

Кажется, он и тут нашел почву для изучения. И я попросту позволяла ему медленно пробовать на вкус новый вид поцелуев. Без страсти, без спешки, с полной осознанностью и анализом каждого испробованного миллиметра и столкновения.

Кейел  

Она сжималась в моих руках, будто напуганный, растерянный зайчонок. Она‑то? Та, что еще несколько мгновений назад усмехалась над моим незнанием мудрости чужого мира. Та, что весь рассвет командным тоном подзывала к себе васовергов и указывала им на колесо телеги, увязшее в топкой грязи. Низкая, едва достающая им до плеч, смотрела на них снизу вверх, но так, будто это они ниже. Сильная, бойкая, умная – и в моих руках вдруг теряется и превращается в застенчивую девицу. Не в первый раз…

От этих поцелуев быстро заканчивался воздух, но останавливаться, чтобы глотнуть его, не хотелось. Сладко ею дышать. В груди и животе сладко. И голову кружит, как от вина, а на душе тепло настолько, что тянет раздеться. Или это согревает жар ее тела?

Рукой скользнул под рубашку Асфи, тронул плоский живот, и ладонью ощутил дрожь девчонки. Наконец‑то, и она обняла меня. Обхватила плечи, погладила и, надавив на затылок, заставила крепче прижаться губами. Начала спешить с поцелуем, но этим не отобрала сладость, а лишь опьянила сильнее. Руки ослабли, ноги потяжелели.

– Мы зашли далеко, – выдохнула она, но сама же выгнулась подо мной и качнула ногой, согнутой в колене.

В голове будто пламя ухнуло, в глазах потемнело, и представилось живо, как мы могли бы лежать так у костра, лишь она и я. Наш жар согрел бы под светом холодной Луны. Нагие, переплетенные тесно, с этими поцелуями, с ее стонами и шумными выдохами. А еще ее мелкая дрожь… Я бы сделал все, чтобы она не замерзла подо мной, но дрожала. И сам не заметил, как признался шепотом:

– Я постоянно думаю о тебе.

Горло свело, воздух сухим комом застрял в нем, а страх ознобом прокатился по спине. Асфи замерла. Посмотреть в ее глаза было боязно, но я заставил себя. В них тлело золото, разливалось медовое море. Теплые ладони легли на мои щеки, сдавили, не позволили загладить оплошность продолжением поцелуев. Асфи свела тонкие брови на переносице и спросила:

– А Лери?

Лери? Новый удар в голове не принес наслаждения. Лери…

Моя Лери и знать не знает, где я. Наверняка злится за то, что бросил. И ведь ничего не сообщил ей. Стыд быстро въелся в меня. Но Асфи… Глядя на нее, дышать становилось легче.

Я потянулся губами к нахмуренным бровям и прижался к одной.

– А Лери, Кейел? – настойчиво переспросила Асфи, но не оттолкнула.

И я поцеловал еще. И еще. Целовал всякий раз, как понимал, что мне нечего ответить.

Что Лери? Что с ней? Я и сам не знал. Даже не мог полностью составить вопрос о нас. Один ли вопрос?

– Помоги мне Асфи, – попросил я. – Мне стыдно. Что мне делать?

Аня  

А что делать мне? Как я ни старалась унять дрожь, но меня не переставало трясти. Он ничего не помнит о нас, но тянется ко мне. Что в этот раз привлекло его?

– У меня есть?.. – он не озвучил вопрос до конца.

Догадки, наполненные надеждой, вспыхнули в мыслях и прекрасно завершали вопрос и без Кейела. Я с трудом растянула улыбку на лице, снова заставила посмотреть Кейела на себя и уточнила:

– Что? О чем ты спрашиваешь?

– Асфи, я… – Тонкие губы искривил оскал омерзения. – Ты любишь его, а он был Вольным.

Опять о том же… Он или ты?

– К чему ты клонишь? – несмотря на горечь в сердце, спросила дружелюбно.

– Я не хочу становиться им. – Кейел смотрел на меня с твердой решимостью.

Будто я заставляю или уговариваю. Смирилась же с его решением. Более того – взяла его с нами, помогаю в начинаниях, поддерживаю и при этом прекрасно понимаю, что после всей моей благотворительности, он умчится к другой. Перед глазами даже привиделось, как он со счастливым смехом подбрасывает на руках крепкого малыша, а рядом с ним мнется довольная Лери.

– Кейел, ты спрашиваешь у меня есть ли у тебя шанс быть со мной? – стараясь не скривиться, поинтересовалась прямо. – А Лери?

Кейел мотнул головой, высвобождая щеки из моих рук, и недовольно воззрился в одну точку над моим плечом. Обиделся? Неужели он это серьезно? Он бросит Лери с ребенком ради меня? Бросит?! И я позволю?

Почему‑то думать об этом совершенно не хотелось. Не сейчас. Не в этот момент, когда меня колотит только от осознания возможности, что я могу снова быть с ним. Обнимать его, просыпаться рядом с ним и спрашивать, что он видел во сне. Могу жаловаться ему на трудности пути, интересоваться здоровьем, не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Духи Фадрагоса, я снова смогу держать его за руку, когда мне понадобится поддержка.

Прогоняя все мысли о собственной бесстыдности, о несчастной Лери и еще не родившемся ребенке, которого могу лишить отца, тихо выдавила из себя:

– Ты совсем меня не знаешь, но я буду рада…

– Забудь.

…попробовать. И для этого тебе не обязательно вспоминать о нас, прошлых, если так этого не хочешь.

– Прости меня, Асфи, – хриплый голос звучал тихо, с сожалением. Кейел по‑прежнему не смотрел на меня. – Не знаю, что на меня нашло. Я понимаю, что никогда не стану тем, кого ты любила. Да я и сам голову потерял. Прости. Лери наверняка ждет меня.

Он уперся рукой в землю возле моего плеча и резко оттолкнулся. Быстро сел, схватился за голову, но покосился на меня виновато и словно смутился. Стянул шнурок с волос и стал заново собирать их в хвост.

– Я виноват перед ней, – проговорил отрывисто. – Уже виноват.

Меня сковало оцепенение, ногти впились в ладони, зубы скрежетнули. Небо над головой за время наших поцелуев успело потемнеть до синевы; звезды рассыпались на них, как осколки моей надежды. Не долго она прожила…

– Вырезаю ей фигурку. Может, хоть чем‑то порадую. Скажу, что думал о ней, пока работал с деревом. Асфи, – Кейел замолчал, и я насладилась короткой тишиной. Дикое желание заткнуть его пылало во мне. – Я не хочу врать ей.

– Я не помогу тебе с этим.

Я перекатилась на бок и тоже села. Стала стряхивать с куртки прицепившиеся травинки, мох, листики, лепестки…

– Кажется, я влюбился в тебя.

Духи Фадрагоса! Я крепко зажмурилась. В груди жглось сердце.

– Но это ничего не значит. Я тебя ни к чему не призываю. Просто объясни мне, прав ли я. Влюбленность – это ведь что‑то непонятное, запутанное. Чувства кружат голову, а потом часто проходят бесследно. А с тобой все чуть‑чуть усложнилось.

– Я усложнила? – мой голос звенел от обиды. В горле щекотало.

– Нет, не ты… – тихо заверил Кейел.

Я взглянула на него искоса. Он уставился в костер и мял руки, будто от холода.

– Да, – выдохнул. И пожав плечами, опустил голову. – Немного. Мне хочется, чтобы Лери любила меня так же, как ты любишь своего Вольного.

– М‑м, – коротко выдала я.

В этом и состоит моя вина? Ему хочется, а виновата я? Глаза защипало от рвущихся слез, губы и подбородок затряслись.

– Но этого никогда не будет, – полушепотом сказал он.

От его обреченного вида душевная горечь пробрала сильнее. Я поежилась и спросила, чтобы просто разбавить его голос своим:

– Почему?

– Потому что вы разные люди. – Он даже не задумывался над ответом. Не удивлюсь, если размышлял над этим не в первый раз. – И потому что мы с Вольным тоже разные. Разные ведь?

– Разные.

– Совсем ничем не похожи? – Повернулся ко мне.

Я мигом отвела от него взгляд и, крепче стискивая руки в замке, пробубнила:

– Совсем.

– Только внешностью?

– Только внешностью.

– Я расстроил тебя.

Какой наблюдательный.

– Нет.

– Но ты плачешь. Прости меня.

Я шмыгнула носом. И прицепился ведь… Прогнать бы, накричать на него, чтобы отстал с расспросами, оставил меня в покое! Просто прогнать хоть на время. Но как представлю, что он спокойно кивнет, встанет и действительно уйдет, оставляя меня одну вариться во всем этом безобразии, становится невыносимо страшно. Поэтому пусть сидит рядом и наблюдает за моей обидой. Пусть знает, что довел меня, пусть… Пожалуйста, духи Фадрагоса, пусть он неожиданно поймет, что ему важно мое счастье так же, как мне его!

– Асфи, – прошептал Кейел и стал озираться.

Я шмыгнула носом, закусила губу и хотела опустить голову, но он не позволил. Подхватил пальцами подбородок и заставил посмотреть в его сторону. Натянул рукав своей рубахи на запястье, подсел ближе и, глядя на меня, стал вытирать мне щеки. Шершавая ткань царапала кожу. Неприятно. Но как хорошо чувствовать его заботу к себе…

– Я просто завидую Вольному, – тихо заявил Кейел.

Я прикусила губу сильнее, чтобы не сказать, что завидую Лери. Что ему мешает бросить ее, если не любит? А может, он и вправду просто хочет, чтобы именно она любила его так, как я люблю? Нервный смешок вырвался мгновенно. Я убрала руки чужого мужчины от своего лица, и сама вытерла последние слезы. В груди не утихала ноющая боль.

«Мне больно» – прозвучит жалко. Какое ему дело до моей боли, когда у него голова забита мыслями о своей будущей семье? Совестно ему, стыдно… Мы и впрямь разные. Он не тот, кого я любила. Не тот.

– А я завидую тебе, Кейел, – не выдержав, огрызнулась я. – Ты отлично устроился!

Распрямила плечи, вскинула повыше голову и выгнула бровь. Вытерла мокрый нос и с удовольствием отметила смятение на красивом лице парня. Почему‑то оно принесло наслаждение.

– Дома ждет невеста. Она любит тебя, ждет от тебя ребенка, а значит, дождется. Тут ты насладишься моим обществом, наберешься знаний у Роми, заручишься его поддержкой, поучаствуешь в грандиозном походе в самую желанную сокровищницу в Фадрагосе. – Снизила голос: – Потом вступишь в уважаемую гильдию Исследователей, вернешься домой, похвастаешься перед сельчанами заслугами и почетом. Что потом? Ты думал только обо мне, или еще и о том, как вернешься к привычной жизни? К семье. У тебя есть Лери, а у нее есть ты. А когда‑то ты был у меня, а теперь осталось… – Растерявшись, замолчала. Убрала спутавшиеся волосы с плеч и посмотрела на давно закипевшую воду в котелке. Густой пар смешивался с дымом, и они плотной стеной закрывали все, что находилось за огнем. Примерно так я вижу все то, что у меня сейчас осталось. – Что у меня осталось, Кейел?

Кейел тоже отвернулся и тихо произнес:

– Асфи, мне жаль, что ты не можешь вернуть любимого.

Разве я об этом спросила? Что же у меня осталось? Отобрали семью, отобрали прошлое…

– Свобода? – предположила я.

– Что? – переспросил Кейел.

– Я свободна, Кейел. В отличие от тебя, я полностью свободна. Но я завидую тебе. Вижу золотую клетку, в которой ты сидишь, и завидую, что она у тебя есть.

Услышав в зарослях голоса васовергов, нащупала мешочки с травами и занялась вечернем чаем.

Глава 21. Лавовое озеро  Кейел  

Красные всполохи, оранжевые разводы, а когда чуть приоткроешь веки – слепнешь от яркого света. Желтый ли он, или белый? Так и не разобрался.

Я открыл глаза, позволяя солнечному свету затопить мир. Глаза заболели, намокли от выступивших слез, ресницы задрожали. Густой, толстый мох подо мной смягчал почву, и лежать, вытянув ноги, было одно удовольствие. Вокруг шумел лес, пахло хвоей. В душе росла знакомая тревога.

– Так как твое имя, Стрекоза? – раздался голос Асфи с другой стороны поляны, и сердце замедлилось при его звучании.

Что она сейчас делает? Как и недавно ест с кинжала ломтики айвы? Посмотрю – она снова насупится и отвернется. Знал бы к чему приведут мои неосторожные слова, ни за что не открывал бы рот тем закатом. С тех пор Асфи избегает меня, и это одновременно злит, пугает и раздражает. Чем дольше она держится от меня на расстоянии, тем сильнее тянет к ней.

– Я же сказала, что его знать никому не обязательно, – ответила разбойница.

Светловолосую эльфийку и ее темноволосого шан’ниэрда мы встретили недалеко от священного кольца в регионе Больших мостов. Удивительное место. И от перемещения с помощью духов Предков в памяти остались приятные ощущения. Плохо, что не удалось хоть немного взглянуть на Обитель гильдий. Хотя бы издали.

Асфи не позволила…

После того вечера и моего признания она изменилась – отстранилась ото всех, стала неразговорчивой, постоянно уходила вперед, а ждала нас только для того, чтобы дать указания. За эти рассветы, наверное, все привыкли к тому, что она сторожила стоянку каждую Луну хотя бы пару ее шагов, а только затем будила кого‑то из нас. Отчего‑то мне чудилось, что так она не столько позволяет нам отдохнуть, сколько за что‑то истязает себя. Даже васоверги, обычно не упускающие возможности подтрунить над нею, перестали ее задевать. Мрачная, недружелюбная и часто грубая в ответах – я злился на себя, видя ее такой.

А если в самом деле наказывает себя, то за что? За то, что потеряла Вольного? Но разве она виновата? Он бы и без того исчез. Они все исчезают или умирают.

– Девица боится, что ее семейку отыщут, – с уверенностью заявил хвастливый васоверг.

Он, этот Архаг, не нравился мне. Не нравился тем, как изредка смотрел на Асфи. Так смотрят только мужчины, заинтересованные женщиной на пару встреч. С похотливым блеском в глазах оценивают фигуру, ухмыляются и глазеют, если вдруг удается заметить, как она переодевается или наклоняется. Разок я даже поймал его на подглядывании, пока Асфи мылась в реке.

И я понимал причину, по которой ни Архаг, ни другие васоверги, не переходят черту. Возможно, уважение к тем, кто прошел ритуал Ярости, и имело силу, чтобы остановить их животные повадки, но этих васовергов прежде всего останавливал их предводитель.

– Буду я еще за кого‑то бояться, – фыркнула эльфийка. – Они мертвы, и скверна с ними!

– Тогда к чему такая строгая тайна с именем? – изумилась Елрех.

– Да какое вам дело до ее имени? – вступился друг Стрекозы.

Я скосил глаза на довольного Дарока. Он сидел на пеньке и, подтачивая лениво свои бритвы, разглядывал Асфи. Его мечтательную улыбку будто только я и замечал. Неужели никто больше не видит, что он пытается очаровать Асфи? А она сама не замечала, что Дарок всегда старается быть рядом? Раньше он не мог этого делать, не мог чуть что помогать ей, потому что я всегда успевал первым. А теперь… Я стиснул мох в кулак, оторвал мягкую поросль. Теперь Асфи всячески прогоняет меня, находя работу подальше от себя.

Этим рассветом, прямо после двух шагов Солнца, они вдвоем ушли вперед и о чем‑то с улыбками и смехом говорили. О чем? Чем он рассмешил ее?

– Ладно, – смилостивилась Асфи, – не хочешь говорить, не говори. Все, народ, привал окончен!

– Мы только остановились, грозная правительница, – опять произнес Архаг. – Я даже прилечь не успел.

– На закате ляжешь раньше.

Асфи поднялась, со скрежетом спрятала кинжал в ножны, водрузила на хрупкие плечи тяжелую сумку и молча отправилась в путь дальше, не оставляя никому возможности отмахнуться от требований. Я быстро поднялся с земли, отряхнул куртку, на которой лежал, и быстро надел ее на себя. Схватил свою сумку и поспешил следом за Асфи к телеге, оставленной неподалеку в роще. Не успел и догнать девушку, как она, словно почувствовав меня, резко обернулась и остановилась. От ее гневного взгляда хотелось отвернуться, или лучше ударить кого‑нибудь. Дарока, например, или Архага. На них она так не смотрит, будто они ведут себя с ней лучше, чем я!

– У нас заканчивается вода, – сказала, сама постоянно стремясь отвести взор от меня. И заметно ведь, что ей тоже трудно делать вид, что нас ничего не связывает. Костяшки ее пальцев на руке, которой она стиснула где‑то оторванную веточку, побелели. – Возьми с собой Елрех и Роми, заберите все ведра и котлы, наполните все. Скоро пойдем в гору, а там вода встречается не часто.

– Асфи, – тихо обратился я, подавляя в себе злость, и приблизился к ней на расстояние вытянутой руки.

Она высоко подняла подбородок и скрестила руки на груди, продолжая медленно ломать большим пальцем веточку. В ее глазах Солнце не умирало – бушевало, плавило все, что попадало в их отражение. Меня, например.

– Что? – спросила, будто сдержанно выкрикнула, и поджала губы.

Действительно, что? И сердце колотится, и ладони вспотели, а дышать приходится глубже. Хуже всего, что мне нечего предложить ей. Я столько раз обдумывал, что могу предложить и почему… Все ведь правильно, всем могло бы быть хоть недолго, но хорошо. Но как вижу Асфи, вся ценность моих доводов рассыпается в голове как труха. Хочется, чтобы хорошо было долго.

Заметив паутинку на темных волосах и крохотного паучка, обрадовался поводу еще сократить расстояние. Шагнул к Асфи, но она мигом отскочила. Широко раскрыла глаза, развела руками и тихо прошипела:

– Что тебе от меня нужно? – Отшвырнула веточку и сжала кулаки. – С каких пор ты решил, что можешь трогать меня, как подружку? Думаешь, если у тебя имя и внешность его, то… Не смей этим пользоваться, как разрешением для такого отношения ко мне! Убери от меня руки и никогда не смей прикасаться!

Ноги ослабли, во рту пересохло. Я привык, что меня ненавидят, привык, что прогоняют. Просто в новой обстановке и окружении отвык от такой прямолинейности. И привычная усмешка, выработанная многими периодами, сама растянула губы. И голос вернулся к той интонации, которую приходилось выдерживать дома, в Солнечной:

– Я хотел помочь, Асфи. – Указал на ее голову, глупо оправдываясь. – У тебя в волосах паутина.

Она несколько раз провела пятерней по волосам и, даже не посмотрев на пальцы, просто тряхнула рукой. Все так же глядя на меня, приказала:

– У нас мало времени. Наберите воды и быстро возвращайтесь.

Я кивнул и отступил. Наконец‑то, холод в груди уступал место теплу, немного тошнотворному, мерзкому. Стыд. Он заставляет гореть щеки, прятать глаза, смеяться бестолково, отшучиваясь от обидного отношения к себе. Но я заслужил. Когда успел придумать себе, что могу быть лучше тех же васовергов? Они воины, пусть и мародеры, а я дурак из деревни, которую даже на карту не наносят. И Вольный действительно был лучше меня. Она только что это обозначила. Ему было можно, мне нельзя. А наши с ним различия лишь в характере. И я как бы ни старался, в отличие него, не достоин внимания таких особ, как Асфи.

Обогнать обозлившуюся на меня девчонку ничего не стоило. С каждым шагом распалялся гнев. На себя, на Асфи, на родителей, на Лери, на Роми… Кажется, на весь Фадрагос. Я оставил сумку возле телеги, откинул полог с задней части, куда мы составляли утварь. Подхватив котелки и два ведра, направился обратно в гущу леса. Асфи в это время только вышла из‑под тени густых сосен и, скривившись, рассматривала узкую прогалину впереди, по которой предстояло провести мситов. В мою сторону она даже беглого взгляда не бросила.

Стараясь отвлечься легендами, которыми делился со мной Ромиар, быстро взбежал по холму. Но все равно не удержался и оглянулся на Асфи.

– Хуже зверя, – шепотом напомнил себе, кто я для нее.

И врезался в кого‑то, зацепил плечом.

– Ты смотреть, на кого идешь, вошь? – Низкий васоверг с приплюснутым носом оскалил клыки.

В спину несильно пихнули, и я отступил, чтобы видеть всех четверых васовергов. Злость никуда не исчезла, а лишь копилась. Этим воинам я ничего серьезного не сделаю, а духов они учитывают редко. В случае чего, можно бить первым, чтобы знали, что за себя постоять могу. Насмешки меня не оскорбляли, но и допускать того, что было в Солнечной желания не было.

– Обвесился посудой, как мамка, – засмеялся Архаг, проходя мимо.

– Асфи его крепко под кулак посадила, – поддержал беседу Дарок так, словно я не стою рядом. И для него пустое место. – Что ни скажет, все выполняет послушно.

– Ей и говорить не надо, – пробасил четвертый из них. Самый высокий, самый молчаливый и самый спокойный.

– Ты надеяться, что она ноги перед тобой раздвинуть? – склонившись ко мне, спросил низкий.

Из его пасти дохнуло зловонием. Поежившись, я уткнулся носом в плечо. Архаг воскликнул:

– Ты глянь, Дарок! А человечек неженка какой! Да если Асфи с нами период‑другой поживет, он сам от нее шарахаться начнет. Будет умолять, чтобы ноги сдвинутыми держала.

Дружный гогот смешался со звоном в ушах. Как она их терпела в Васгоре? Как терпит теперь?

Дождавшись, когда смех за спиной отдалится, поспешил дальше. Ромиара перехватил через десяток метров, и он выглядел взволнованным. Выскочил из‑за густого можжевельника и, кривясь, смотрел вслед вонючему отродью.

– Они опять к тебе цеплялись?

– Они цепляются к каждому из нас. – Я сунул ему в руки ведро, дождался, когда он обхватит его и устремился к озеру, оставшемуся неподалеку от поляны. – Где Елрех?

– Мне откуда знать, где она? Опять траву какую‑нибудь высмотрела. Будто, духи, я за ней слежу. А эти выродки достали, но к тебе они цепляются чаще и серьезнее, чем к другим. К тому же ты не слепой. Заметил, что цепляются тогда, когда Асфи не видит? Может, пора рассказать ей, что они тебе прохода не дают?

Железная ручка котелка скрипнула в ладони. По телу прошлась дрожь, застряла в горле, и меня передернуло.

– Я не буду ей жаловаться на них.

– Кейел, я понимаю, что ты привык у себя…

– Я не буду ей жаловаться! – Резко повернулся к нему и уставился в желтые глаза.

Ромиар тяжело вздохнул и отвернулся. Луч солнца упал ему на исхудавшее лицо, подчеркнул провалы вокруг глаз, морщины возле губ, подсветил виднеющуюся проплешину в волосах. Он пытался скрыть ее замысловатым плетением косы, но ветер дул и приоткрывал, а свет предъявлял даже невнимательному взору разодранную до крови голову.

– А ты сам? – спросил я. – Когда ты расскажешь всем, почему худеешь и почему тебя поражает эта страшная болезнь? Скоро от тебя начнет вонять гнилью и разложением.

– Не понимаю тебя. – Он прищурился с широкой улыбкой и покачал головой.

– Сколько ты уже не снимаешь куртку? Даже когда жарко, ее ворот наглухо поднят и застегнут.

– И что?

– Ромиар, я видел струпья на твоей шее, а основания твоих рогов начинают желтеть, как старая бумага.

Он грозно сдвинул брови и попятился от меня. Тронул воротник, засунул за него палец и поскреб когтем.

– Никому не говори, – попросил тихо.

– Сколько ты еще протянешь?

– Пока тяну, видишь.

Я хмыкнул, стараясь разглядеть в его лице другие признаки неизвестной мне болезни. О сумасшествии влюбленных беловолосых шан'ниэрдов в Фадрагосе не слышали издавна. Осторожная раса научилась избегать смертельной участи, просто не подпуская к не влюбившимся шан'ниэрдам представителей низших рас.

– Вижу, что едва ли справляешься, – проговорил я и отправился дальше к озеру.

– Тебе волноваться не о чем, – прилетело заверение в спину. – Я написал верховным в свою гильдию о тебе. Даже если я отправлюсь к Древу жизни, они ждут тебя в любое время.

Облегчение я все‑таки испытал, хоть и небольшое. После того, как я сбежал из дома, меня спасет только какое‑то могущество. Поступив на службу в гильдию Исследователей, я сразу же получу статус уважаемого и соответствующую защиту. Да и у родителей появится повод, чтобы гордиться нерадивым сыном. Но при этом вместе с утешительной вестью и слабым облегчением под сердцем засела тоска. Ромиар в этом мире единственный, кто первый разглядел во мне ценное существо. Я успел привязаться к нему.

– Почему бы тебе не сказать Елрех? – полюбопытствовал я.

Без сомнения, она сильный алхимик и душевная фангра. Неужто она не начнет искать способ, как спасти того, кто умирает из‑за любви к ней?

– А чем это поможет? Дело ведь не в ней, а во мне, – сказал Роми и фыркнул, будто лошадь. – Духи Фадрагоса, меня стошнит, если продолжим говорить о ней и о том, что я чувствую к ней.

– А мне поможешь? – Я остановился и дождался, когда шан'ниэрд поравняется со мной.

Сердце вновь замедлилось. О чем я думаю? На что рассчитываю, идиот?

– С васовергами? – Ромиар выгнул бровь. – Тут только снова к Асфи идти. Они над ней смеются за глаза, прямо в лицо подсмеиваются над ее важностью, но все равно прислушиваются. Признают, сволочи, что без нее они многое потеряют.

Я тяжело вздохнул. Ветер выпутал волосы, бросил на щеку, но руки были заняты, чтобы убрать их за уши. Хоть Ромиара проси, но его наверняка сейчас вырвет от прикосновения к любому из низшей расы. Я опустил веки и тряхнул головой. Представилось вдруг, будто Асфи касается щеки, трогая мои волосы, поправляя. Дыхание перехватило при воспоминании о том, какой бывает ее забота.

– Я не об этом, – уверенно сказал я. – Хочу посоветоваться с тобой об Асфи.

– Рассказывай. – Он мгновенно стал серьезнее.

– Тебе будет неприятно, потому что я хочу поговорить о тебе и, возможно, о Елрех. О вас обоих.

Роми поморщился, а через миг согнулся, сгорбился, сильно прижимая кулак ко рту. Серая кожа побледнела, а желтые глаза заблестели от слез и потускнели. Вскоре он задышал глубже, размеренно и смог выпрямиться. Проговорил с кривой улыбкой:

– Я еле запихнул в себя обед, а ты хочешь, чтобы я и от него избавился.

– Прости, – попросил я и, отступив, поплелся к озеру.

Стоит обратиться к Елрех. Думаю, она тоже согласиться дать мне совет. И пусть ее история отличается от нашей с Роми, но все‑таки переплетается тесно.

– Кейел, – позвал Роми, вынуждая снова дожидаться его. Ноги проваливались в густой мох по щиколотку, зной проникал даже в темные заросли леса. Хотелось скорее добраться к озеру и умыться, а затем быстрее вернуться к Асфи. Она осталась одна с разбойниками и мародерами. Вдруг что‑то случится. Ромиар же, видимо, выкладывал все силы, чтобы просто идти с нами в одном темпе и не выдать собственную слабость. Когда он, с трудом переступая ветки и кочки, догнал меня, произнес запыхавшись: – Хорошо, давай попробуем поговорить. Я хочу помочь тебе, человек.

– Тебе сложно.

– Я вытерплю. Говори немедленно, что у тебя произошло с заносчивой девицей.

Я покачал головой. Он снова ведет не к тому.

– Как ты смирился с тем, что был Вольным? – спросил я.

– Никак. – Роми пожал плечами. – С таким нельзя смириться.

– Но ты согласился вернуть его память. Тебе не страшно, что он завладеет твоим рассудком?

– Два сознания в одном теле, – задумчиво протянул он, перешагивая очередные кочки так, будто переступает через низкий частокол. – Кейел, я все равно сильнее. Как бы не обернулось объединение воспоминаний и двух разных м‑м… личностей, я все равно сильнее. Поэтому уверен, что останусь самим собой. Но я признаюсь тебе, что тоже вначале много переживал по этому поводу.

– И как решился на такое? Из‑за Елрех?

– Нет. – Он снова скорчил гримасу отвращения. – Она тогда и не запомнилась толком. Кейел, я исследователь, и мне вдруг выпадает шанс узнать, как духи обучают Вольных. Я ведь изучал нескольких. Выведать у них знания об их духах, обучении и остальных подробностях невозможно. Они говорят ровно столько, сколько мы знаем с самого начала их появления в Фадрагосе. А тут я просто сам взгляну глазами Вольного на мир. И еще Асфи сказала, что я любил Елрех. Настолько сильно любил, что прошел с ней ритуал связи сердец. Представляешь? И говорит, что я с ума не сходил. Ни разу не сказала, что я дурно себя чувствовал. А сейчас взгляни на меня. – Обогнал меня, встал в шаге передом мной, вынуждая остановиться, и оттянул высокий воротник. Серо‑бурая шея была в синяках и болячках, многие из которых кровоточили и гноились. – Я болен. Из‑за любви болен.

– Я не хочу, чтобы ты умирал. – Это мой голос? Я прочистил горло кашлем и потер носом о плечо. Проблемы с Асфи незаметно потеряли силу.

Ромиар закивал, растягивая неестественную улыбку.

– Я тоже не хочу умирать. Но что теперь, уже плакать будем? Живьем оплакивать себя не собираюсь, а ты потом навести моих родных, скажи, что я ни о чем не жалел. Кейел, я понял, что люблю лучшую женщину во всем Фадрагосе. Единственное, о чем сожалею, это то, что я не достоин ее. У нас расовая слабость. О последнем родным не передавай. Ну, а у тебя что?

– Тоже самое, но только слабость в другом, – выдохнул я.

Долго смотреть ему в глаза не получилось. В голове будто медленно рассеивался туман, а за ним таилась правда, о которой я знал давно, но увидел ее во всей красе только что.

– Вы однолюбы, Роми, а мы люди, – тряхнув головой, я постарался вернуться к своей жизни. – Мы несовершенны. Наверное, я тоже с ума схожу из‑за Асфи. Не так, как ты, но…

– И в прошлом ты был с ней, – перебив меня, мигом подхватил он, будто сам вцепился в чужую проблему, чтобы отвлечься от собственной неизбежности.

– Я ли? – спросил я и обогнул его.

– Не знаю.

– Вот и я не знаю. Да и какой смысл знать? – сквозь зубы выцедил. – Чувствую себя таким же уродом, каких ненавидел в Солнечной. Я с детства добивался Лери, и она мне поверила, пришла. А я смотрю теперь на другую и обо всем важном забываю. А Лери нашу общую жизнь носит под сердцем. Ребенок – это ведь не пустое слово. – Повернулся к другу, чувствуя необходимость в поддержке, пока гнев не разъел изнутри. Глянув во внимательные желтые глаза, произнес четко: – Это мой ребенок.

– Все так серьезно с Асфи? – с сочувствием поинтересовался Роми.

– Не серьезно, если только временно. Знаешь, я ведь не шан’ниэрд. У нас вашей верности нет. Что изменится, если я позволю себе побыть с другой девушкой? Какое‑то время. А затем мы разойдемся разными путями и забудем друг о друге. Это ведь не трудно? Многие сходились, наслаждались близостью друг друга, а потом расходились. Влюбленность ведь не навсегда, если ты человек, а не шан'ниэрд?

От собственных вопросов стало дурно, но я сумел озвучить их. Обратил мысли в слова.

– А Лери? – тихий вопрос оглушил яростью Шил'лиар.

Я пошатнулся, красная пелена застелила глаза. Волна злости опять поднялась и затопила изнутри.

– А что Лери? – Котелки хотелось отшвырнуть подальше, но я помнил о просьбе Асфи. Важно, чтобы у нас был запас воды, а портить посуду в начале такого похода нельзя. – Она ведь пробовала с другими. До меня пробовала. Ты сам замечал, что у нас в Солнечной девушек мало, а любить и быть любимыми всем хочется! Она была с другими, а я нет!

– Получается, ты просто хочешь нагуляться? – хмыкнул Ромиар и с умным видом потер подбородок. – Кейел, ты понимаешь, что это всего лишь оправдание?

Его насмешка вывела из себя.

– Меня тянет к ней! – Я поднял руку с котелком, указывая в сторону, где нас ждали. – До безумия тянет! А тебе смешно?!

– Тогда оправдывайся. – Он пожал плечами и спокойно пояснил: – Перед собой, перед другими… Оправдайся и иди к Асфи.

– И ты не осудишь? – Я опешил. – Не попробуешь остановить человека от скверны?

– Я только поддержу тебя. – Он грустно усмехнулся, подергал воротник куртки, открывая шею, и стал с усердием расчесывать когтями то, что с трудом заживало. – Кейел, я умру. Может, еще несколько периодов продержусь на всех этих зельях, что набрал с собой и вливаю в себя тайно ото всех, а потом умру. Хорошо бы мне до сокровищницы дойти. – Простонал от удовольствия, а по его шее потекла темная кровь. – Глупый человек, не отправляй себя к Древу жизни заживо. Живи полноценно. Тянет к Асфи, иди к Асфи. А Лери все равно ты не любишь. Так зачем приносишь себя в жертву ради нее?

– В каком смысле не люблю? – спросил я, но не мог отвести взгляда от того, что наблюдал.

Куртка расстегнулась шире, полы разъехались, а рубашка и не была толком застегнута. На серой груди и ключицах виднелись мелкие язвы, похожие на те, какие лечила мне знахарка в детстве. Они появлялись всего лишь от того, что я долго не мог ходить и лежал.

– Не бери в голову, – отмахнулся Роми, отковыривая корочку большой болячки. – Когда‑нибудь сам поймешь. А от Асфи, если так к ней тянет, не отказывайся.

– Да, не буду, – пробормотал я, думая о том, скрывать ли дальше тайну Роми от нее. – Только теперь она меня отгоняет. Я сглупил. И не знаю, как все исправить.

Асфи  

Я не знала, что твориться в его голове. Иногда смотрела на него, пытаясь представить и разобраться, но лишь сильнее путалась в самой себе. Разве можно настолько заблудиться в трех соснах? Вроде бы все ясно и просто, но так сложно одновременно.

Он забыл меня, забыл о нас, чуть изменился, но в нем все равно прослеживаются прежние черты характера. Может, именно в них я и влюбилась? Упрямый до крайности. Во всем упрямый. И до зависти целеустремленный. Просто непрошибаемый какой‑то. Вот только цели у нас и в этот раз совершенно разные. Но при этом я четко определилась для самой себя, это он. Мой Кейел.

И все‑таки чужой. В конце концов, существ роднят общие воспоминания. Ты их либо строишь заново, связываешься крепко, как происходит сейчас со мной и Елрех, либо разрушаешь все доброе, что могло бы быть. А последнее как раз о нас с ним.

Кейел, слышишь меня? В этот раз я не стану монстром, который будет оставлять после себя одни лишь разрушения и смерть. Не стану. Живи той жизнью, о которой мечтал всю свою прошлую жизнь, как только тебе вернули способность мечтать.

– Асфи, нужно остановиться! – позвал он.

Я подтянула сумку на плечах и повернулась. Серая пустошь, обдуваемая со всех сторон ветрами, стелилась вокруг. Внизу, в нескольких километрах позади, зеленела полоска леса. Повозку тащили два тамарга – длинноногие звери, которые до этого просто плелись на привязи. Мситов пришлось оставить у подножья горы, отпустить на волю с надеждой, что они не повстречают хищников. Коротконогие, хоть и выносливые, звери не смогли долго подниматься по скользкой каменистой почве. Эти же животные ловко поднимались даже на сильный откос. Но резкий подъем все равно приходилось избегать. Оглобли телеги жутко скрипели и становились неповоротливыми при возрастающей на них нагрузке. Вскоре ее вовсе пришлось максимально облегчить.

Теперь мотки веревок волокли на себе Елрех и Роми, подпорки – Кейел. Васоверги спустя долгие, утомительные и унизительные уговоры согласились взять на себя гарпуны и частями механизм взведения и спуска гарпунника, или, как они поправили меня, стреломета. Подобной участи избежали лишь Стрекоза и Лиар – как самых быстрых и ловких, я отправляла этих двоих на разведывании пути, а заодно ловлю дичи. А на телеге мы оставили лишь основу под оружие, крепко закрепленное веревками, провизию и утварь.

Кейел подкинул подпорки на плечах,удобнее перехватывая их, и поспешил по пологому склону ко мне. Я смотрела на его пыльные сапоги, уже истоптанные из‑за трудной дороги, исцарапанные, и сосредоточенно гасила желание поинтересоваться у него, как он. Уверена, что давно устал тащить такую тяжесть на плечах. Если сейчас попросит о привале, то правильнее будет отказать ему. Сердце сжалось, но необходимость двигаться дальше спасала от излишней мягкости к этому человеку.

– Колесо расшаталось, – пояснил, останавливаясь в паре метров от меня ниже по склону и поднимая голову. Тряхнул волосами, но ветер снова бросил непослушные пряди на глаза. Кейел выгнул шею, попробовал убрать их с лица, потирая лбом о кулак, в котором сжимал связанные подпорки, – успеха это не принесло. Он с досадой поморщился и с заметной неохотой повел плечами. – Надо подбить, иначе слетит.

– Недавно только подбивали, – напомнила я, не поддаваясь другому желанию – отпустить свою сумку на землю и убрать ему волосы за уши.

– Асфи, тут нет дороги, – нахмурившись, сообщил очевидное. – Если не смотреть за телегой, то вскоре основу придется волочь по этим камням, – Потопал ногой по твердой земле, – на веревках. Но мы ведь не для того столько платили мастерам, чтобы угробить все чары по дороге.

Нужно было сказать хоть что‑то, но все силы уходили, чтобы удержать улыбку в себе. Все такой же рассудительный, не боится спорить со мной, доказывать. Я и без него все прекрасно понимаю, но мне нравилось общаться с ним, говорить хоть о чем‑то. И мне удалось найти единственный вариант для бесед, не показывая при этом слабость к нему, вот в таких пустых обсуждениях очевидных проблем.

– Ладно, – сделала вид, что смилостивилась и опустила на землю нелегкую сумку, с ценными зельями, мазями и амулетами, которые из‑за хрупкости боязно было класть с прочими вещами. – Только давай быстро.

Он кивнул, а затем осторожно, но с заметным трудом перекинул руки вперед. Чтобы опустить подпорки под ноги, ему пришлось согнуться. А когда снова выпрямился, стал мять плечи. И представить не могу, какого ему тащить это все на себе. Хотя и Елрех с Роми тоже быстро уставали нести мотки веревок, и даже сейчас Елрех, ведущая за вожжи тамаргов, моментально скинула с плеча свою ношу и уселась на валун. Я отыскала взглядом Роми – он в последнее время отставал и все чаще предпочитал проводить время в одиночестве. Возможно, рогатого бесили другие рогатые, а может, как я догадывалась, дело было в Елрех.

Ромиар, заметив нашу возню, сбросил веревку с себя и стал поправлять причудливую прическу. В последнее время он увлекся своими волосами и этим не оставил мне смысла бороться с тупыми шутками васовергов, приравнивающих его к девушке. Возможно, именно так и начинает проявляться сумасшествие из‑за любви. Для парня, конечно, это глупый способ привлечения внимания любимой. Но может, я чего‑то не понимаю, потому что кажется, Елрех начала избегать его, а это точно что‑то значило.

Пока Кейел чинил колесо, я решила провести время с пользой.

Елрех встретила мое приближение клыкастой улыбкой. В серых глазах отражалось высокое солнце. Ветер играл белоснежными прядями, прикрывал ими маленькие вплетенные амулеты.

– О чем ты хочешь спросить, суровая Асфи? – полюбопытствовала она, глядя на меня снизу вверх и сжимая в руке открытый бурдюк.

Я не могла не улыбнуться ей в ответ. Опустилась рядом на теплую землю и стала наблюдать, как Кейел орудует своим топором. Что он делал с колесом, я даже не интересовалась, полностью доверяя вопрос поддержания нашего инвентаря ему. За то время, что мы пробирались по лесистой и болотистой местности, он множество раз сооружал на скорую руку одноразовые мосты, настилы, выдумывая, как протащить груз, не объезжая небольшие овраги или бурьян. Я даже не уверена, что без него мы бы вообще смогли так далеко закатить телегу.

– Вы с Роми поругались? – поинтересовалась я и посмотрела на подругу.

– С чего ты так решила? – Елрех изумленно вскинула белые брови.

– Мне показалось, что ты его избегаешь.

– Это ты избегаешь доброго человека и слишком строга с ним, – вернула она мне.

Я втянула щеки и уставилась на голубое, ясное небо. От Елрех я правды не скрывала, но и смысла жаловаться и мусолить неприятную тему не видела.

– Так нужно.

– Вот и мне так нужно, любопытная человечка.

– Ты, что, влюбилась в него? – догадалась я. Ведь я именно по этому же поводу избегаю Кейела.

Елрех хохотнула, а затем рассмеялась. В это время васоверги собрались в кружок и, следя за работой Кейела, тоже над чем‑то расхохотались.

– Нет, Асфи, я не влюбилась в уважаемого Ромиара, но и не буду отнекиваться. Мне он нравится. – Елрех нацепила бурдюк на пояс, облокотилась на колени и, склонив беловолосую голову к плечу, с веселым прищуром уставилась в сторону Роми. Рогатый так далеко шел от нас, что я даже не могла рассмотреть его хвост. – Глянь, какой он добрый, и вспомни, какой важный в обществе шан’ниэрд. Все, что он ни делает, все для пользы Фадрагоса. Разве такой может не нравится?

Я хмыкнула, но не нашла ничего для опровержения ее слов. Ветер поднял пыль и песок, потрепал плащ, заставил зажмуриться и быстро затих. В небе подняла клич большая птица, и Роми, вытянув длинные ноги, запрокинул голову.

Елрех продолжила:

– И именно потому, что он мне нравится, я держусь от него подальше, – удивила она, снова привлекая к себе внимание. Ее улыбка ничуть не изменилась. – Из уважения позволяю ему дышать спокойнее.

– А он при тебе дышит неспокойно? – я зацепилась за новую нить информации.

– И не только с дыхания сбивается, – с жалостью усмехнулась она, – но и прямо‑таки меняется в лице.

– Елрех, может, он влюбился?

– Нет, Асфи. Так на любимых женщин не смотрят, как он смотрит на меня. Ему трудно среди нас. Таких существ из низших рас и разбойников ему, должно быть, тяжело терпеть. Вот он, наверное, натерпелся. И на меня больше терпения не хватает. Ты наверняка и не замечала, как он каждый раз, видя меня, хватается за горло и кривится. Я ему противна и надоела давно.

Беспокойство и горечь омрачили затаенную радость. От всплеска волнения пришлось занять руки кинжалом. Я опустила голову, стиснула рукоять кинжала покрепче и стала портить оружие. Темно‑серая каменистая почва с трудом поддавалась, но я и не стремилась оставлять заметные царапины. Все равно никто, кроме меня, не прочтет имя Кейела, выведенное родной кириллицей.

– Елрех, он и в той жизни говорил мне, что в самом начале ему было противно тебя любить.

Когда‑то я уже говорила ей об этом, но, судя по всему, Елрех просто не хочет нормально услышать о себе и Роми. В коротком затишье ветра раздался шумный вздох, а затем тихий вопрос:

– И что же ты предлагаешь мне делать?

– Не знаю. – Я пожала плечами. – Не избегай его. Хотя бы на обеде не уходи есть со скотом, а останься с нами.

– Нет, милая человечка, – она повысила голос, – и не проси. Я прекратила есть с вами не из‑за Ромиара, а из‑за зловония.

– Васоверги, – выдохнула. Руки сами собой повисли безвольно.

– Они рыгают, плюются там же, где едят, могут испражниться за ближайшими кустами, – с ненавистью проговорила Елрех, пробуждая во мне вину. – И я убеждена, что если бы этот грязный Дарок не положил на тебя глаз и не старался заинтересовать, то они гадили бы в открытую. Поэтому я не могу проглотить даже вкуснейшую пищу рядом с ними.

– Прости, что я позвала их, – закрыв глаза, понуро попросила я.

– Не извиняйся. – На плечо легла тяжесть, и я сразу поняла, что это рука Елрех. – Гляди на нас. Мы все сидим, кроме сильных васовергов и приученного к тяжелому труду Кейела. Он вон, сколько прошел с железом на шее, а топор держит крепко. И эти стоят, смеются. Они и не думают ношу свою на землю ставить, будто усталости не чувствуют. Такие, если понадобится, сами воз на гору без животины занесут. Поэтому не извиняйся. Ты поступила рассудительно, и у тебя одной из нас всех хватает силы терпеть отвратительную расу. В твоем мире живут удивительные люди, Асфи.

Как бы мы ни старались отыскать пологие участки, но уже к обеду уперлись в то, что поднимать телегу даже на несколько метров, означало потратить больше времени на объезд. И речь Елрех приобрела пророческий характер. Плотный материал, которым накрывался гарпунник, мы использовали, как носилки. Самые огромные запчасти уложили в них и доверили их судьбу в руки васовергов. Скотину распрягли и, что смогли, навьючили на нее, а остальное перераспределили между собой. Даже вернувшуюся Стрекозу с ее дружком нагрузили и оставили при себе.

Без колес подъем пошел быстрее.

Несколько теплых озер все, кроме васовергов, оставляли позади с сожалением. Мне тоже хотелось смыть с себя пыль, отмокнуть хорошенько, вымыть песок из волос, но я задвигала свои желания подальше и торопила остальных. Чем выше мы забирались, тем отчетливей я вспоминала местность и меньше заглядывала в карту. А завидев издали скрюченные прутья, поднимающиеся из земли, вовсе перестала обращать на что‑либо еще внимание.

– Ведьмовской указатель! – воскликнул Лиар, друг Стрекозы.

– Клыки стисни! – прикрикнул на него Роми, из‑за местности вынужденный приблизиться к нам. – Мудрецы запрещают давать этому минералу такое название.

– Мудрецов тут нет, – коротко отчеканила эльфийка и, несмотря на перекинутый через плечо моток веревок, проворно взбежала по склону вслед за своим другом.

Камешки из‑под ее ног покатились ко мне, и один, когда я хваталась за выступ, отскакивая высоко, едва не угодил в лицо. Вовремя отвернувшись, получила легонько по уху.

– Будешь бегать, не глядя, кто за тобой идет, я тебе ноги вырву! – пригрозил Дарок, замечая инцидент. Васоверги бесстрашно тащили свою ношу по этим скалам чуть в стороне от нас.

Благодарить за непрошенное заступничество я не стала. Только слепой не заметит, как он клеится ко мне. И ведь уже приходилось напоминать ему о нашем сотрудничестве, об уважении, о дистанции и даже откровенничать о моих вкусах относительно других рас – все без толку. Он лишь в шутку переводит или легко заводит тему о делах.

– Смотри, Стрекоза! – донесся голос из‑под свода, созданного переплетением крепких прутьев. Лиар, если не вспоминать наше с ним трагичное прошлое, оказался жизнерадостным, лихим и даже приятным существом. – Будто специально выступ укрепляли ведьмовскими указателями.

За спиной тихо выругался Роми.

– Тебе помочь, добрый человек? – раздался и голос Елрех; я едва не обернулась, чувствуя мигом вспыхнувшее волнение о Кейеле.

– Может быть, нам поможешь, полукровка? – с ухмылкой отозвался Архаг. Этот быстро истосковался по женщинам и теперь к каждой лип с непристойными намеками.

Склонившись, я нырнула под переплетения прутьев, прошла под аркой и вскоре оказалась на уступе. Стрекоза стояла на самом краю и глазела на огромное озеро лавы. Ощутив мою руку на плече, вздрогнула и чуть не юркнула вперед. Я стиснула пальцы и удержала пугливую воровку.

– Не сорвись!

– А ты не подкрадывайся! – рявкнула она, широко открыв зеленые глаза и сжимая кулаки. На бледном, худом лице разрумянились щеки; уши дергались нервно.

Темноволосый шан’ниэрд хмуро следил за мной из‑за ее плеча, тоже зеленоглазый и со змеиным зрачком.

– Я не хотела тебя напугать. Привыкла, что у эльфов острый слух.

Стрекоза заметно смутилась, но быстро вытянула тонкую шею и снова уставилась на открывающийся вид.

– Залюбовалась, – внезапно призналась она с искренним восторгом. – Красиво! У меня, человечка, дух захватило! – И снова встала на самый край. – А у кого не захватит?!

– У меня, – скрежетнул голос Норкора позади.

Васоверг и впрямь разглядывал окружение со скучающим видом, прислоняясь спиной к скале и скрестив руки на груди. Возле него столпились остальные собратья. Дарок верно оценил мое искривленное лицо, раз решил оправдаться:

– Ты так восторгаешься этими черными и огненными просторами лишь потому, что не была с нами на поле битвы. Заглянула бы к нам. Разрешаю прихватить и твоего друга вождя, встряхнул бы своими дряхлыми костями. Я лично помогу ему с этим.

Стрекоза мигом открыла рот, вытянулась, как струна, и скользнула к шан’ниэрду. Хоть она и была воровкой, но врать не умела. Да и Лиар потянулся к кинжалу и хмурился, сразу же выдавая и себя, и возлюбленную с потрохами. Они и вправду сразу же доложили о сокровищнице Энраилл старому вождю васовергов?

– Чушь собачья, Дарок! – прошипела она, положив руку на свой кинжал. – Кто тебе наплел об этой дружбе? Я ему лично кишки выпущу!

Вместо ответа Дарок молча растянул кривую улыбку; шрам изуродовал его лицо. Гахсод, не сводя тяжелого взора с эльфийки, сплюнул на землю. Архаг высоко задрал голову и открыл рот, но я не позволила накалить обстановку – мне их война не интересна.

– Господа, мы на месте! – громко крикнула, стараясь, чтобы в голосе не было писклявых интонаций.

Заложив руки за спину, шагнула вдоль края. Заметила в просвете за плечами светлую макушку то ли Елрех, то Роми – васоверги заступили проход, просто не позволяя пройти остальным. Сколько это будет продолжаться?

Позволила себе глубокий вдох и выдох, облизала губы и сообщила:

– У нас есть время до заката, чтобы собрать гарпун. – Взглянула на васовергов и специально для них уточнила, раз им это так важно: – Стреломета. Он зачарован, но все равно будьте аккуратны при сборе и не повредите его. Без него не будет возможности попасть на остров. – Кивнула в сторону темно‑серого участка суши. – Кейел и Ромиар возьмут руководство над сборкой, мы с Елрех займемся подготовкой для посещения острова. Приступайте к работе прямо сейчас.

– И как мы туда попадем? – Архаг, приложив руку козырьком ко лбу, посмотрел на остров. – На гарпуне? Да он мне сгодится лишь в зубах поковыряться.

Я направилась на васовергов, и они вынужденно расступились, открывая проход. Не замедляясь, бросила:

– Вы на острове долго не проживете. На него отправлюсь я одна.

И сразу же в тесном проеме под сводом столкнулась с Кейелом. Он, услышав мои слова, нахмурился. Быстро заправил волосы за уши и, подловив момент, полушепотом бесспокойно спросил:

– Одна?

– Поспешите! Солнце давно начало стареть, – проигнорировав его, поторопила я.

Елрех тоже хмурилась, но вопросов не задавала. Когда мы выскочили из‑под свода на открытый участок, за спиной раздался голос Роми. Шан’ниэрд требовал от васовергов внести основу гарпунника на выступ.

Спокойные животные стояли ровно там, где их бросили. В отличие от прожорливых мситов, тамарги могли долго питаться одним лишь воздухом. А их небольшой горб, по моим предположениям, играл ту же роль в выживании, как и у земных верблюдов. Я отыскала взглядом свою сумку, оставленную у небольшого валуна, и сразу направилась к ней.

– Почему они там долго не проживут? – тихо поинтересовалась Елрех, не отставая от меня.

– Ляпнула первое, что в голову пришло, – призналась я. – Мне не хочется, чтобы они видели священное кольцо. Не знаю почему, но не хочу.

– Предчувствие?

Я села на корточки, открыла сумку и стала искать мазь из сумочки дыхания, раздобытой в одной из долин Кхангатора. Многочисленные склянки зазвенели, заблестели круглыми боками. Прежде чем ответить Елрех, я обернулась, убеждаясь, что никто за нами не последовал:

– Похоже на силу Вестницы. У нее свое ощущение, скованность, зов… Как внутренний зуд. Ты внезапно точно знаешь, куда идти, или что говорить нельзя, а что нужно. И если начинаешь сопротивляться, то мысли путаются, а зуд только растет.

Переработанная сумочка дыхания по запаху напоминала «Звездочку». Была у бабушки такая мазь на все случаи жизни, которую, впрочем, сначала предстояло открыть – та еще задача. Но вот с виду не было ничего общего даже с мазью.

Траву со свернутыми листочками, словно крохотные мешочки, завязанные на узелок, Елрех сначала сушила, затем измельчала в порошок, после варила его с водой несколько вечеров. В итоге из десятка веников получился густой отвар, уместившийся в пол‑литровую склянку. Последние ночи Елрех смешивала его с другими порошками и снова варила. В конце концов темно‑фиолетовый, почти черный, гель мы с трудом соскребли ложками со стен котелка и затолкали в крохотный флакон. В нем даже ста грамм не было!

– Мазать надо перед самым уходом. – Елрех присела рядом и отобрала у меня ценную мазь. – Как только почувствуешь, что в носу свербит, а на языке горчит, сразу нанесешь ее снова.

– Но нос и на лоб, – проговорила я, повторяя то, чему учила Елрех.

– Именно, умная Асфи. А теперь займемся тобой.

Особых приготовлений вылазка за первым ключом не предусматривала, но Елрех знала, что мне предстоит, и стремилась максимально уменьшить число отвлекающих мелочей. Поэтому прическа, которую она мне сделала, могла поспорить со многими сложными плетениями. Трогая мелкие косички, я беспокоилась, что потом ни за что не расплету их, и даже мысленно смирилась с тем, что попросту побрею голову. Зато через час‑полтора мучений не осталось ни одного волоска, который мог бы пощекотать лицо или шею. Все мелкие косички Елрех собрала в крепкую гульку на затылке.

На одежду мы потратили меньше времени, но все равно убедились, что ничего не помешает. Рукава рубашки и перчатки плотно обмотали мягкой тканью. То же самое проделали со штанинами.

От плотной еды я отказалась, как и от большого количества питья, но на закате перекусила. К тому времени стук и ругань на выступе прекратились, а вокруг лагеря, организованного мною и Елрех наспех, поднялся аромат каши с мясом. По идее, в сборке гарпунника не было ничего сложного, кроме тяжелого веса частей. Все, что требовало заклепок и крепкого сцепления, мастера соединили еще в городе, но целиком тащить оружие было бы в разы труднее, поэтому то, что мы могли собрать сами, нам оставили разъединенными.

С первыми звездами мужчины позвали нас на оценку работы. Гарпунник стоял на выступе, как родной – такой же темный и заостренный со всех сторон, как и скалы вокруг. Занимал большую часть площади, но передвигаться по сторонам мы могли по двое, не беспокоясь, что упадем. Лебедка для взвода показалась маленькой, однако я быстро вспомнила, сколько Ромиар заплатил за то, чтобы уменьшить все, что можно, компенсируя размер чарами самых сильных духов. За эти деньги, как проговаривал задумчиво исследователь, он мог купить небольшой замок в регионе Рубиновой сладости или Черного хрусталя, а это, надо отметить, самые зажиточные регионы Фадрагоса. Высотой гарпунник оказался ровно со мной, и я порадовалась, что Елрех выше меня. Именно ей предстояло своим фангровским зрением смотреть в прицел‑рогатину и руководить мужчинами, подсказывая куда направлять оружие.

– Отлично, – похвалила я, погладив обработанную зачарованной смолой древесину. – Пойдемте ужинать. Необходимо дождаться, когда луна войдет в силу.

– Что произойдет с Луной? – полюбопытствовала Стрекоза, стоя в тени свода.

– Мы увидим на острове кольцо из ведьмовского указателя.

Ромиар стоял впереди меня, упирая руки в бока. В этот раз он лишь скривился при упоминании запрещенного в Фадрагосе названия и с внимательным прищуром уставился в сторону острова. Кисточка белого хвоста мелькала возле земли, выдавая нервозность.

Когда я дошла до разведенного костра и уже позабыла о гарпуннике, сосредоточившись на воспоминаниях прошлой жизни, рогатый окликнул меня:

– Асфи, нужно перепроверить крепления твоих ремней.

Я насупилась, разглядывая его. Высоко поднятая голова, деловой вид, несмотря на пыльную одежду и растрепанные ветром волосы. Желтые глаза смотрели с уверенностью.

– Гарпун мы заказывали у лучших мастеров, – произнес он, опуская голову, и пошаркал подошвой по земле, катая камешки, – и сделан он на высшем уровне. Но у меня нет того же доверия к кожевнику, который делал ремни. – Снова посмотрел на меня. – Я хочу убедиться, что они в порядке.

Беспокойство от его слов усилилось. О чем он говорит?

С другой стороны костра выступил Кейел и, согнув руки в локтях, стал успокаивать:

– Я проверял ремни. Они выполнены качественно. Только я был уверен, что это для какого‑то груза и… – Остановился возле меня и повернулся ко мне. Спросил осторожно: – Ты полезешь на остров одна?

Взор зелено‑карих глаз вцепился тяжестью и укором, расшевелил неприятно сердце. Высокий силуэт был подсвечен в вечерней темноте костром, и за широкими плечами ветер подбрасывал искры к небу. Смущение нахлынуло быстрой волной, и я не ожидала, что мой ответ прозвучит, как оправдание:

– Кейел, нам ни к чему лезть туда всем вместе. К тому же…

– У тебя есть секреты от нас? – За спиной Кейела вырос силуэт повыше и шире. Лицо Дарока осталось в тени, но я не сомневалась, что васоверг хмурит кустистые брови. – Почему ты отказываешься брать с собой кого‑то еще? Стрекоза и без ремней спуститься туда.

Эльфийка, гуляющая изящной походкой возле наших сумок, услышав его слова, быстро юркнула за ближайший валун, будто и не было рядом. Только в тени неподалеку светились зеленые глаза ее друга, внимательно следящего за нами.

– У нас мало мази из сумочки дыхания, – скрестив руки на груди, уверенным тоном ответила я. Если стараться не замечать Кейела перед собой, то взять себя в руки получается за считанные секунды.

– Достаточно, – настаивал Дарок, склоняя четырехрогую голову к плечу.

– Мало, – вмешалась Елрех, выручая меня. Она единственная, кто занималась делом – сидела у костра и накладывала в миски кашу. – Не смотри на количество, опытный васоверг. В этот раз твои глаза обманули тебя. Чтобы не выварить все свойства ценной травы, мне пришлось разбавлять ее другими зельями.

Вранье! Мазь вышла настолько хорошая, что ее хватит на сотни раз. Еще и Дриэну принесем. Обожаю Елрех.

– Я одного не понимаю, – поежившись и нахмурившись, я вернулась к более волнующему вопросу. – Кейел, ты  проверял ремни, которые мы с Роми заказывали?

Парни переглянулись, словно уличенные. Роми свесил голову, сжал пальцами переносицу, а его хвост замелькал в ногах быстрее и резче. Кейел, не получив от рогатого друга поддержки, развел руками и кивнул с обреченным выдохом.

– А гарпун проверял тоже ты?

Кейел промычал задумчиво, глядя мне в глаза. Разомкнул губы, но стиснул зубы и с шумом втянул через них воздух.

– Выходит, только ты? – уточнила я, обнимая себя. Злость медленно смешивалась с обидой. – А что делал наш уважаемый Ромиар?

– Прости меня, человечка, – донесся виноватый голос уважаемого. – Мне не здоровилось.

– Здорово. – Я со смешком хмыкнула.

Он единственный, с кем я консультировалась по каждому вопросу, касающегося этого мероприятия. Да от этого заказа жизнь моя зависит! А если Кейелу выдали что‑то иное?! А если его предупредили о замене чар, или пропитки той же веревки, а он и не понял, что замена не подходит?! А если заменили без предупреждения? Важно все!

Ромиар поднял голову и попросил более вкрадчиво:

– Прости.

– Проехали. – Я попыталась тряхнуть волосами, но крепко собранные косички не шевельнулись. Заметив, что Роми шагнул ко мне и приоткрыл рот, отступила и опередила просьбой: – Не надо, Роми. Не надо просить прощения, этим ничего не исправить. Я просто хочу понимать, на кого могу полагаться, а кто может подвести. Ты подвел. Даже если ремни не сорвутся, а веревка будет скользить, как надо, знай, что ты рискнул важным делом! На пустом месте рискнул.

– Асфи, я ведь все проверил, – громко прошептал Кейел.

– Пустить шан’ниэрдку вместо себя, – посоветовал Норкор, поднимая с покрывала миску с горячей кашей.

Гахсод и Архаг на расставленную еду внимания не обратили. Сидя на земле перед костром, внимательно наблюдали за происходящим.

– Дельный совет, – с кивком поддержал предложение Дарок. – Тебе не стоит рисковать собой, когда вокруг столько…

– Нет! – перебила я, нащупывая рукоять кинжала. – И это не обсуждается.

– Так ты из добрейших и всепрощающих девиц? – пропела Стрекоза, выходя из‑за валуна и направляясь к мискам. – Люблю отходчивых, с вами приятно работать.

Она позабыла, как рыдала из‑за обожженных рук? Следом, неотстающей тенью, показался из темноты Лиар.

Я сглотнула, кивнула мрачному Ромиару, надеясь, что нам с ним еще удастся обсудить его прокол. Ему нужно ответственней подходить к нашей затее. А на кого мне рассчитывать, если только не на него и Елрех? Кейел – не самый лучший вариант, с учетом наших отношений. Дружить с ним трудно, проще держать на расстоянии. Однако обратиться к нему придется…

– Ужинаем, отдыхаем, а потом занимаемся делом, – сказала я, обозначая не столько приказ и планы, сколько конец разговора.

Дарок хмыкнул, но я не разобралась, с недовольством или весельем. Одно ясно – руководить мне не нравится. Или не нравится руководить именно такими существами, которые не поддаются контролю, не имеют чести или относятся к делам несерьезно. Это изматывает постоянным подрывом самооценки.

Пока все ужинали, я отдыхала, набираясь сил. Когда над нами нависло чернильное небо и показалась половинка луны, мы, будто по негласной команде, поднялись. Ветер дул несильно, что радовало. В небе кружила птица, иногда с писком проносились летучие мыши.

Все из нашей команды, кроме одного исключения, с нетерпеливым интересом направились на выступ. Многим хотелось поглазеть и на выстрел из гарпунника, и, наверное, позже на меня. Но вот Кейел… С угрюмым видом он сидел на корточках и копошился в своих немногочисленных вещах. Перекладывал рубашки, ворошил портянки, всячески делал вид занятого человека. Ну хоть в этот раз не сидит просто с отрешенным видом.

Я подошла к нему со спины и подавила жгучее желание, обнять, поцеловать в шею, прижаться щекой к его щеке и прошептать, что все будет в порядке… Вместо этого сглотнула, набрала побольше воздуха в грудь и поинтересовалась бодро:

– Кейел, ты не мог бы дать мне свой топор?

Он замер, явно не ожидая, что я первая обращусь к нему, да еще и с такой просьбой. Не вставая, резко обернулся, вскинул голову и посмотрел на меня напряженно. Показалось, что вот‑вот вскочит, вцепиться в мои плечи и запретит лезть на остров одной. Из‑за устойчивого опасения я даже отступила на два шага и несмело улыбнулась.

– Топор? Дам. Бери. – Он нахмурился сильнее и тише спросил: – А зачем он тебе?

– Мне нужно будет разломать замок на сундуке, – не стала утаивать я. И попыталась свести все в глупую шутку: – Надеюсь, я не затуплю тебе лезвие.

– Ничего страшного. – Он замотал головой и поднялся в полный рост. Шагнул ко мне, снимая топорик с пояса, и протянул его. – Это нужно для дела.

В руку легло топорище, перемотанное кожаными лоскутами, и я отступила на полшага.

– Спасибо.

– Асфи, а если я полезу вместо тебя? – глядя в глаза, спросил и заправил пряди за уши.

Свет, падающий от костра, на миг сыграл нехорошо – лег на впалую щеку неровными штрихами, и тени показались шрамами ожогов. Я схватила воздух ртом, отвернулась и часто заморгала. Благо, голос не подвел – зазвучал ровно и твердо:

– Мы рассчитывали все ремни на мой вес, на мой рост, обхват талии. Они подойдут только мне. И, Кейел, это надежная страховка.

– Я не знал, – интонация подсказала укор с его стороны.

Я криво улыбнулась, одновременно радуясь такому волнению, но и раздражаясь от этой самой радости.

– Мы с Роми и не отчитывались ни тебе, ни Елрех. И, Кейел, давай позаботимся о том, чтобы твой ребенок дождался невредимого отца, а Лери – жениха. Идет?

Он молчал. Я не смотрела на него, но чувствовала на себе тяжесть пристального взора. Не дожидаясь ответа, направилась на выступ.

Под светом неполной луны скрюченный минерал, так похожий на железные лианы, превращался в тусклые светильники. Он излучал бледное сияние, превращая проход под собой в подобие подземного перехода с улиц городов Земли. Наверное, в полнолуние эти естественные светильники создавали бы иллюзию белой палаты.

– Правее, сильные васоверги, правее, – донесся до меня командный голос Елрех еще до того, как я ступила под открытое небо.

Сразу за проходом стоял Роми, наваливаясь спиной на скалистую стену. Веки с тяжелыми ресницами прикрывали желтые глаза, руки скрещены, а черный коготок царапал рукав добротной куртки. Хвост бездвижно повис до самой земли.

– Кольцо из ведьмовского указателя видно хорошо? – спросила я, продвигаясь к краю так, чтобы не мешать остальным.

– Сама смотри, человечка! – отозвалась Стрекоза за спиной.

Я обернулась и удивилась. Они с другом умудрились вскарабкаться на эти самые железные лианы, с удобством расселись на них, свесив ноги, и, разве что, не плевались на нас скорлупой от семечек.

– Видно хорошо, – ответила Елрех, возвращая мое внимание к делу. – Даже дымка жаркого озера не заслоняет его.

– Ты уверена, что мы попадем в него с такого расстояния? – спросил у меня Дарок, стоя с высоко поднятой головой позади трудящихся васовергов.

Архаг сидел на корточках перед гарпуном, а Норкор и Гахсод, вцепившись в длинные рукояти, ворочали тяжелое орудие, выбирая точное направление для выстрела. Я подошла ближе к краю, легко рассмотрела в серо‑синей дымке ночи сияющий бледно круг. Возможно, казалось, но кольцо будто сияло сильнее остальных ростков ведьмовских указателей.

Не дождавшись от меня ответа, Дарок продолжил размышлять равнодушным тоном:

– На гарпун повлияет даже слабый ветер. Не сильно, – признал будто вынужденно. – Но к нему привязана веревка. Сколько в этом мотке метров? Больше, чем настоящее расстояние от выступа до кольца?

Я тяжело вздохнула и заложила руки за спину. Поворачиваться к Дароку, как и отчитываться перед ним за наши с Роми расчеты, совершенно не хотелось.

– Нельзя полагаться только на карту, когда планируешь что‑то подобное, – сам ответил он. – Веревки много. С виду намотана на катушку ровно, в толщину с мой палец. Но это все равно тонкая. Мудро – облегчить вес, уменьшая толщину, но ты должна понимать, что это не спасет. Она будет разматываться…

– Да, Дарок, – не сдержавшись, вмешалась я. Положения не сменила, лишь расправила плечи и выше подняла голову. – Люфт катушки неизбежен. Веревку на ветру будет мотать, а гарпун встретит сопротивление воздуха. Поверь мне, я знаю об этом не меньше, чем ты. И Ромиар знает. Он хороший исследователь и умный, поэтому подобрал множество чар самых сильных духов и для веревки, и для гарпуна, и даже для катушки. У нас все получится.

Дарок хмыкнул.

– Твой исследователь только что признался…

– У нас все получится! – отрезала я, оборачиваясь к нему.

Он стоял, вытянувшись во весь рост, и хмурился. Неужели действительно волнуется обо мне? Сдалась я ему…

Роми тоже волновался. Под светом ведьмовских указателей его желваки ходили даже заметнее, чем при дневном. Если Кейел хоть в каком‑то перечне использованных чар и вложенном количестве ошибся, то вина за сорванную операцию ляжет на плечи Роми. Он не меньше моего понимает это. И никому не станет хуже или лучше, если мы начнем постоянно твердить ему о проявленной им халатности.

– Стойте, васоверги! – приказала Елрех.

Она потянулась носом к рогатине, через которую присматривалась к тусклому кольцу вдали. Затем отклонилась назад, упираясь ладонями в поясницу, и прищурилась. Через пару секунд сообщила:

– Все, Асфи, со своей нетрудной задачей я управилась.

– Фиксируйте, – сказал Роми. Голос его, несмотря на некрасивое происшествие с ним, звучал бодро и уверенно.

Я отступила к стене, позволяя хвостатому другу завершить весь остальной процесс. Может, организаторская деятельность немного загасит его чувство вины. Мне ли не знать, каким приставучим и въедливым оно бывает.

Над головой тускло светился ведьмовской указатель, ничуть не затмевая звезды на ночном небе – будто кто‑то сыпанул блестки в разлитые чернила. Озеро дышало жаром. Особенно сильно температура ощущалась в ночной прохладе. Тут, на выступе, не приходилось обнимать себя и потирать руки, а, напротив, легкий ветер уносил тепло с трудом и лишь чуточку охлаждал разогретую кожу. Тонкие струи дыма исходили от серой насыпи пепла внизу. Создавалась иллюзия огромного покрывала, по которому запросто можно пройти, но кое‑где оно истончалось, превращалось в сизую гладь с черно‑красными проплешинами жидкого огня. Именно оттуда и тянулись ввысь завитки дыма. При дуновении ветерка завитки исчезали, превращались в невидимую массу, которая частично рассеивалась, а частично оседала в щелях камней, между скалами, в трещинах, окутывая темный остров легкой серой мглой.

Я стояла на краю выступа, смотрела на пятна и царапины из огня. Прислушивалась к пустому трепу Стрекозы и Лиара, к указаниям Роми, к хмыканью Дарока, редким спорам о высоте, возникающие между всеми мужчинами, к перестукиванию амулетов в волосах Елрех. Сама она остановилась рядом со мной, скрестила руки на груди и не спешила затевать разговор. Кейел на выступе не появился.

– Отпускай! – скомандовал Роми, вытягиваясь в полный рост.

И я вздрогнула вместе с хлопком рычага. Зажмурилась, не справляясь с нахлынувшими переживаниями. Долетит? Попадет ли? Сгорит… Упадет в озеро и сгорит. И даже не невнимательность и незнания Кейела этому послужат, и не халатность Роми, а наши с ним расчеты. Приблизительные масштабы, погрешности карты, неверно подсчитанный вес снаряда и веревки… Что угодно.

Катушка стучала, отматывая бесшумную веревку. Должна ли она свистеть? Мне всегда казалось, что да. Но я слышала лишь стук, все те же голоса Стрекозы и Лиара, а еще тихий голос Елрех. Она едва слышно стала напевать песню на незнакомом языке.

– Все, лететь вниз, – прокаркал Норкор.

Я не выдержала. Открыла глаза, выдохнула неровно, вцепилась в рукоять кинжала, будто он мог мне помочь. Бросила взгляд на запасную веревку и гарпун – у нас будет еще одна попытка. И снова посмотрела в дымку над озером, где исчезала тонкой нитью веревка. О том, что гарпун начал падать, становилось понятно лишь по тому, как замедлился стук катушки.

– Тяни, – прохрипел Дарок, не отрывая хмурого взора от острова.

Гахсод потянулся к рукояти катушки.

– Рано! – подняв руку, запретил Роми.

– Потом не успеешь. – Дарок оскалил клыки.

Роми промолчал, по‑прежнему вытягиваясь по‑военному. Кисточка изогнутого хвоста дергалась резко, иногда зависала на пару секунд, а затем снова срывалась в другую сторону. Роми выжидал. Возможно, отсчитывал про себя метры, возможно, полагался на интуицию.

Серая рука опустилась, напряженный голос дал разрешение:

– Сматывай.

Гахсод перехватил вращающуюся перед ним рукоять и без труда рванул в противоположную сторону. Веревка легонько простонала, ослабла и потянулась вниз. Я вытерла одеревеневшей рукой пот над губой, с висков и шагнула к краю. Постаралась увидеть центр веревки, понять, коснулась ли моя тонкая дорога лавы, но даже сфокусироваться удавалось с трудом. Одно было ясно: если центр веревки погрузится в озеро, то очень скоро ее огрызок будет свисать с выступа, но пока она прогибается над огнем дугой, можно надеяться на удачу.

К моему счастью, с быстрым стуком катушки дуга медленно уменьшалась – веревка натягивалась.

– Хороший признак, – отозвался на изменения Дарок. – Но гарпун мог зацепиться за камни. Асфи, опасно лезть по веревке.

– Он вошел ровно в кольцо, недоверчивый будущий вождь, – успокоила меня Елрех.

Прошло еще несколько десятков секунд прежде, чем мы закрутились с другой задачей. Веревку крепко‑накрепко перевязали на толстый прут ведьмовского указателя. Прицепили к ней ремень, опоясывающий меня, и, не тратя лишнего времени, я смазала себе переносицу и лоб мазью из сумочки дыхания. Заметила лишь краем глаза, как Елрех шагнула ко мне, как упер кулаки в бока Дарок, а Архаг с полуулыбкой приоткрыл рот, но я мигом дала им понять, что на прощания не настроена. Убрала флакон под рубашку, молча и не глядя на окружающих, вцепилась в тонкую веревку, забросила на нее ноги и поползла вниз.

Первые секунды никак не могла отделаться от мысли, что Кейел даже не показался на выступе. Затем хотелось запрокинуть голову, оглянуться и убедиться, что он не сидит там, прислоняясь спиной к скалистой стене. С упрямо сжатыми губами, хмурым взором и растрепанным хвостом волос. Что вместо малознакомых существ, стоит взволнованная Ив, а вместо вонючей мази ядовитый воздух очищают духи, подвластные Роми. Хотелось до кома в горле и рвущихся изнутри слез – еще не выступивших на глаза, но интуитивно ощутимых. Я ползла вниз, запрещая себе видеть прошлое за спиной.

Казалось, столько дорог было пройдено, что ноги давно привыкли к нагрузке. Я запросто залезала на деревья, взбиралась на скалы, при этом могла тащить что‑то на плечах. Однако не оставила и десятой части пути, как веревка вместе со мной закачалась от легкого ветерка и моих движений, и мышцы в теле напряглись до ноющей боли. Голова потяжелела, шею заломило. Снизу обдало духотой – испарина выступила на всем теле. Я попыталась сложить губы так, чтобы обдуть лицо, но это слабо помогло. Мысли о Кейеле и прошлом отпали сами по себе.

Насколько близко остров располагался к выступу, когда я стояла на твердой земле, настолько же далеко он находился теперь. Озеро вдруг пугающе задышало в спину, будто живое. Будто очнулось, превратилось целиком в раззявленную пасть, готовую поймать неосторожную добычу. Сердце забилось быстрее, в висках учащался пульс. Во рту пересохло, а на язык словно песка насыпали. Испарина собиралась в капли пота, и они стекали, щекоча, заливали глаза, щипали их. Приходилось останавливаться и, полагаясь на ремни, быстро вытирать лицо предплечьем. Веревка врезалась в ладони через перчатки. Штаны медленно вылезали из обмоток, собирались в складки. Но больше волновал топорик, привязанный к поясу и шатающийся при каждом движении. Крепко ли привязала?

Огненный монстр каждую секунду все сильнее изматывал меня едким дымом и горячим дыханием. Глаза резало уже не от пота, а от воздуха. Пепел летал вокруг, а небо исчезло за серой пеленой. Ветер словно сговорился с этим местом – раскачивал меня, шептал из ущелий: «смерть, смерть, смерть»…

Я несу смерть? Или она обещана мне?

А топорик тяжелел. Шатался сильнее, будто норовил выскользнуть.

Красивый… Почему я раньше этого не замечала? С узорами по отполированному топорищу, с крепко намотанной кожей. Лезвие наточено до блеска, ухожено так, будто топором не пользуются ежедневно, а вывешивают для антуража дома.

«Прочь, про‑о‑очь» – провыл ветер.

Я остановилась. Запрокинула одну руку, повисая ею на веревке сгибом локтя, и вытерла мокрое лицо. Слизала соленый пот с губ и скривилась. Попыталась дотянуться до флакона под рубашкой, обновить мазь, но руки задрожали, сапог соскользнул со второго сапога, нога сорвалась. Я вцепилась обеими руками в веревку, удержалась с трудом.

«Сме‑ерть, сме‑ерть, сме‑ерть» – обещал ветер, не переставая раскачивать меня.

Веревка тряслась, ходила ходуном, несмотря на все чары, вложенные в нее. Подтянувшись на ней, я до скрипа сжала ее в кулаках и закрыла глаза. На сморщенном лбу защипала царапина. И откуда только взялась?

Позволив себе несколько секунд бездействия, я удобнее перехватила веревку ногами и поползла дальше. Сравнивать пройденный путь и предстоящий не хотелось, ведь все равно пришлось бы двигаться вперед. Ради Елрех ли с Роми? Возможно, ради себя. Ради собственной жизни в Фадрагосе, ради эгоистичного желания уничтожить чувство одиночества. Знать столько тайн и не иметь возможности поделиться ими – то еще испытание. Но глупее всего и навязчивее была обида, что даже если меня выслушают и услышат, все равно не сумеют всецело разделить прожитые эмоции. Например, даже Елрех не поймет, как мне не хочется возвращать Кейелу его топор. До такой степени не хочется, что возникают образы перед глазами, как я перерезаю чертову веревку кинжалом. Прямо сейчас.

Не перережу. И топор верну.

Остров незаметно вырос в черную громадину с острыми скалами вдали. Когда‑то мы с Феррари осторожно облетали их, а затем девочка мягко опустилась со мной на твердую, ровную почву. Теперь же я упустила границу лавы и камня. Пепел стелился подо мной ворохом, кружил вокруг, лез в глаза, прилипал к ресницам и лицу. Трещины внизу алели огнем и чернели углем. Голова болела и кружилась, в носу свербело, кашель душил, глаза застилали слезы. Хотелось вдохнуть полной грудью, но приходилось лишь прятать нос в тонкую косынку. Вот только я не была уверена, что она хоть сколько‑нибудь помогала. Руки болели. Штанины сбились в складки и при каждом движении щипали кожу.

Надо было разуться. Наверное, глупо настолько бояться, что в походе кто‑то узнает, что я Вестница. Глупо настолько бояться, чтобы усложнять себе путь и рисковать собой.

Сквозь пелену слез пробился свет ведьмовского указателя. Прыгать вниз, не видя под собой ничего, я не рискнула. Добралась до купола над священным кольцом, открепила ремни, и ухватилась за него. Задержав дыхание, стала аккуратно спускаться. Как только ступила на твердую почву, откупорила флакон и щедро вывалила мазь на пальцы в перчатках. Спустя несколько секунд начала отступать головная боль, а дышать стало гораздо легче.

Не тратя времени, я вытерла слезы, юркнула под купол и разглядела горку из камней. Встав на колено, быстро разгребла ее и без труда выкопала из сухой почвы сундучок. Ксанджи по шепоту отозвались незамедлительно, раскалили замок, и топор расколол его с первого удара. Замок отскочил и затерялся в серой насыпи. Не рассматривая содержимое сундука, я вытащила подушечку. Разорвала и вытряхнула, превращая в сумочку. Все, как в прошлый раз.

Кроме спуска и подъема…

С подъемом оказалось труднее. Мышцы за короткие минуты перерыва успели расслабиться, заныли, загудели. Я старалась стискивать сияющий минерал крепко, но пальцы словно не слушались и отказывались сжиматься. Слабость в руках пугала. Забравшись на самый верх, я попыталась рассмотреть уступ, на котором остались ребята, но сияние кольца, дым и пепел превращали все в паре метров от меня в непроглядную тьму. Я переползла на веревку и, повиснув на ней, закрыла глаза. Вдохнула глубже, пока позволяла мазь, ипоползла вверх.

Ветер вновь доносил угрозы из ущелий. Перевязанный топорик давил на живот и грудь, а возле сердца натирал мешочек с ключом. Стоил он таких усилий? Все затеянное имело смысл ровно до того момента, пока Кейел не оказался чужим человеком, а сейчас все движется по глупой инерции и из‑за обещаний исследователю.

Я открыла глаза лишь тогда, когда услышала приободряющие выкрики и свисты. Разобрать в гомоне все голоса не представлялось возможным, но громче всех орали Архаг и Норкор. Я сомкнула губы крепче и, вглядываясь в звездное небо, не обращая внимания на стекающие по лицу и шее капли пота, ускорилась. Веревка шаталась, скрипели перчатки, сапоги стали давить, мир вокруг увяз в каком‑то жидком тумане. Вскоре голоса зазвучали громче, в плечи вцепились крепко и потянули. Воротник рубахи надавил на шею, куртка затрещала, но под ногами через миг оказался камень. Я мазнула взглядом по радостным лицам, но с трудом узнавала каждого. Когда глянула на серое покрывало далеко внизу, нащупала слабой ладонью ключ за пазухой, стиснула топорище, крепко примотанное к телу, едва устояла на ногах. Ими овладела мелкая дрожь, все тело пробрал озноб.

– Справилась и все так же хмурится, – слух тронули первые осознаваемые мною слова. Архаг хлопнул меня по плечу и спросил тише: – Ты не нашла того, что искала?

В голове вспышкой пронеслись мысли об Энраилл, и я резко повернулась к болтливому васовергу.

– Нашла.

Сухое горло мешало говорить громко и много, поэтому я молча протиснулась через толпу подальше от уступа с одним лишь желанием. С желанием, которого не осознавала до последнего, пока не выдохнула с облегчением. Кейел никуда не исчез. Сидел хмурый, навалившись спиной на камень, и что‑то держал в руках. Первые секунды я не могла сфокусировать не только мысли, но и взгляд. Одна нога вытянута, вторая – согнута в колене, плечи двигаются, хмурое лицо опущено, непослушные пряди качаются из‑за движения и ветра, заслоняя глаза. Живой, целый, не исчез… За недолгое мое отсутствие с ним ничего не случилось. А сколько же меня не было? Вроде бы вечность качалась на веревке, но вечность вместилась в одну секунду прошлого.

Глаза рассмотрели‑таки в руках Кейела кусочек светлого дерева уже с заметным силуэтом пока еще неразборчивой фигурки. Сердце мигом сжалось, один раз стукнулось о ребра и затвердело.

– Я рада, что ты цела, смелая человечка, – тихо произнесла на ухо Елрех, возвращая меня в другую реальность, в которой помещалось гораздо больше существ, чем я и мои воспоминания. Но в этой реальности никак не хватало места для нас с Кейелом вместе.

Глава 22. Откровения состоявшегося монстра 

Спать сразу же после вылазки лечь не удалось. Во‑первых, безумно хотелось остыть, во‑вторых, откат после рискованного мероприятия приходил постепенно и волнами накапливал адреналин, а в‑третьих, остальные взбудоражились сильнее меня. И взбудоражили их конкретно подсказка и ключ, раздобытые на острове, словно только теперь, благодаря им, все вокруг меня впервые по‑настоящему поверили в существование сокровищницы Энраилл. Между тем, лишь Кейел выглядел все таким же угрюмым и никак не расставался с деревяшкой – будущим подарком Лери.

– С завтрашнего дня начнем разучивать Наллеран, – оповестила я всех, заглушая разговор и глядя в костер.

– Наллеран? – уставившись на меня, переспросила Стрекоза и дернула ухом. Ветер уносил в ее сторону искры и играл с золотыми волосами. – Что это?

– Игра, дрянь ты глупо! – Норкор глянул злобно на нее из‑под кустистых бровей и с бо льшим ожесточением вонзился широкими зубами в прожаренное бедро гуся.

Дарок тоже осудил ее покачиванием головы.

– Ты долго живешь у нас, а о таком не знаешь. – Архаг поцокал языком.

– Игры?! Мне нет дела до игр! – прорычала она, поддаваясь телом к костру и кривя красиво лицо, будто вот‑вот покажет васовергам язык.

– Зачем нам учить Наллеран? – поинтересовался Гахсод, при этом не переставая наблюдать за Ромиаром, который в свою очередь весь вечер что‑то записывал в ежедневник, держа перед собой подсказку и ключ.

Елрех коснулась плеча Кейела, дождалась, когда он поднимет голову, и кивнула в мою сторону. Он, наконец‑то, вынырнул из глубокой задумчивости и перестал стругать деревяшку.

– Одно из испытаний в сокровищнице требует знаний Наллеран, – произнесла я, когда все, кроме Роми, были готовы слушать. – Нам придется проходить участок по пять существ. Ошибка одного будет стоить жизни всех пятерых.

Стрекоза отодвинулась и втянула голову в плечи. Лиар, сидевший позади нее, положил руку на хрупкое плечо, и Стрекоза быстрым взмахом сбросила ее. Лиар шумно вздохнул и понуро свесил рогатую голову. Значит, темноволосый шан’ниэрд влюблен в воровку, мне это не показалось. Если вспомнить любовь Волтуара ко мне, сразу пропадает всякое удивление той жестокости, с какой этот шан’ниэрд старался расправиться со мной в той жизни.

– Наллеран трудная игра, – заключил Дарок, подкидывая полено в костер. Он смотрел на меня сквозь пламя, отчего серые глаза полыхали, добавляя взору суровости и гнева. Впрочем, после моего возвращения с острова, кроме злости, я от Дарока ничего не замечала. – И как ты планируешь разбить нас, Асфи? В какой отряд кто входит?

– У тебя есть опасения? – догадалась я по интонации вопроса.

– Есть. – Улыбка раскрыла шрам, уродуя и без того некрасивое лицо. – Мы плохо тебя знаем.

– Ты знаешь ее хорошо, обиженный васоверг, – вступилась Елрех. И приоткрыла новые знания: – Но, судя по твоему недавнему беспокойству за ее жизнь, недостаточно веришь в нее. Боишься, что окажешься в пятерке с этой смелой человечкой? – Вскинула высокого голову. – Тогда твое место с радостью займу я.

– У тебя резкий язык, полукровка. – Дарок прищурился и опасно склонился к костру. Серые лохмы волос упали на плечи, прикрытые грязной кожаной курткой, рога блеснули рыжей сталью, отражая огонь. Низкий голос зазвучал глубже, с угрозой: – Твоя мамаша‑фангра не воспитала в тебе прилежности?

Меня обдало изнутри тошнотворным жаром. Мамаша‑фанга… Я тряхнула головой, незамедлительно проговаривая:

– Не смей, Дарок. – Стиснула кулаки, не до конца представляя, о чем конкретно должна требовать. – Не смей трогать семью Елрех.

Он лишь с насмешливым видом хмыкнул и, выпрямив спину, сцепил руки в замок. Я решила в очередной раз игнорировать уничижительное отношение будущего вождя.

– Елрех, ты в любом случае идешь по коридору Наллеран со мной. Как и Ромиар с Кейелом. Пятый… – Я осмотрела поочередно напряженные лица, вдохнула глубже и призналась: – Скажу откровенно: мне все равно, кто пойдет пятым. Как и то, выживет ли вторая пятерка. Только от вас зависит, насколько вы серьезно отнесетесь к этому походу.

Треск костра и уханье кружащей над нами птицы длились в тишине несколько секунд, после чего прозвучал неуверенный голос Стрекозы:

– Я пойду с тобой.

– Я, – заявил Дарок, отметая несмелую попытку эльфийки и не сводя с меня пристального взгляда. – И мы все выйдем оттуда живыми.

Я шумно вздохнула и кивнула. Опустив голову, позволила себе короткую передышку. Возможно, сейчас удачное время, чтобы поставить всех в известность о многих других подробностях нашего пути.

– Асфи, – вновь заговорил Дарок, но гораздо тише, – поклянись в этом своим духам. Прямо сейчас.

– Духам? – с удивлением переспросил Норкор. Кажется, сами васоверги не ожидали такого от своего вождя.

Дарок продолжил требовать:

– Поклянись духам, Асфи, что мы все выйдем оттуда живыми.

Поднимать головы не хотелось, чтобы не показывать растерянность.

– Это глупое требование, безумный вождь.

– Мы все можем умереть и в походе, – впервые за вечер подал голос Кейел.

– Именно, – согласился с ним Дарок. – И что тогда мы будем делать? Вы слышали: Налеран могут пройти только пятеро. Что же она будет делать, если в походе кто‑то умрет? Эта женщина хочет командовать мной и моими братьями, но не может гарантировать нам успех.

– Что ты будешь делать, если кто‑то один умрет? – звонко спросила у меня Стрекоза.

– Тогда в сокровищницу войдут лишь пятеро. – Я взглянула на приободрившуюся воровку. Видимо, она смелеет лишь за счет слабости окружающих.

– Кто? – Роми, заложив палец между страниц, прикрыл ежедневник.

Вопрос не поставил в тупик, хоть о нем я ни разу не задумывалась.

– Стрекоза, Дарок, Ромиар, Елрех и я. Если кто‑то из перечисленных умрет, мы заменим его одной из заинтересованных сторон. Умрет Стрекоза – вместо нее пойдет Лиар, умрет Дарок, пойдет кто‑то из васовергов.

– А если ты? – Дарок спросил спокойно, но при этом поерзал и пошевелил губами, словно прятал кривизну эмоций.

Я уверена, что не могу умереть так просто. Сила Вестницы в Фадрагосе необходима.

– Ромиар и Елрех знают все подробности нашего похода, – ответила я.

– Все? – Дарок потер подбородок.

Гахсод скрестил руки на груди, остальные молча уставились на меня. В их глазах читалось недоверие. Приехали…

– Не все, – выдохнула я.

– Почему? – едва слышно спросила Елрех.

Ромиар фыркнул, отвернулся и забарабанил коготками по кожаной обложке. Я налегла локтем на колено, отыскала взглядом серые глаза Елрех, полные изумления, и ответила:

– Потому что я не хочу, чтобы вас пытали до смерти, требуя информацию. Хочу, чтобы вы могли поклясться духами и заявить, что ничего сверх не знаете. Если кто‑то сильно и пострадает в поисках сокровищницы, то это буду только я.

Дарок усмехнулся, и я резко повернулась к нему. Он улыбался, ворочая во мне огромный пласт злобы и ненависти. Казалось, эти чувства напрочь выжгли и вытеснили все человечное во мне, но движение сбоку отвлекло, а сердце на миг испуганно сжалось. Кейел вскочил на ноги, бросил деревяшку в ворох вещей и, отряхивая помятые штаны, произнес:

– Не думал, что самолично увижу, как васоверги прибегнут к помощи духов. Да и страннее все тем, яростный воин, что боишься ты человеческую женщину.

Дарок изменился в лице. Норкор опешил на секунду, а как пришел в себя хотел подорваться, но Архаг, положив руку на его плечо, удержал буйного брата.

– Асфи умная женщина, смелая воительница, но никудышный вождь, – на удивление, стал оправдываться Дарок, однако скаля клыки и с силой потирая рука об руку. – Она затыкает мне рот. Она желает нашего подчинения, но для защиты собственной власти использует только знания о сокровищнице. Я могу выбить их из нее. Вот взять и выбить. Но не делаю этого. Теперь же я хочу быть уверенным, что она не ведет нас на смерть.

Морщина между бровей зачесалась, руки тянулись ее разгладить. Жара не было, стыд тоже молчал, а вот холод, несмотря на близость костра, пробрал до кончиков пальцев. Нельзя доверять сброду из варваров и воров, даже если они этого требуют.

Дарок злился, неотрывно глядя на Кейела, пока он, все такой же, без настроения, поправлял пояс на рубахе. Елрех сидела поникшая, задумчивая и теребила завязки мешочка с травами. Ромиар, закрыв глаза, гладил высокий ворот куртки. Остальные настороженно наблюдали, почти не двигаясь и не издавая звуков.

– Ты согласился идти с ней. – Кейел, наконец‑то, поднял голову, предъявляя недовольное лицо нашим взорам. Уперев руки в пояс, шаркнул ногой по земле. – Согласился при меньших условиях и уже тогда знал, куда мы отправляемся. Теперь‑то чего порядок рушишь и нас всех путаешь?

– В походе нужен сильный предводитель, а не женщина, защищающаяся одними только знаниями.

– Недавно она проявила храбрость, несправедливый вождь. – Елрех откинула тяжелую копну волос за спину.

– Безрассудство! Человек сказал ей, что ее шан’ниэрд не выполнял возложенные на него обязанности. А она не послушала! Она рискнула собой!

– Духи Фадрагоса, – пробормотал Роми, погладив рог.

– Ты пошел за ней, – настаивал Кейел. – Я был свидетелем твоего согласия, Дарок. Неужто ты согласился идти сам и вести за собой братьев за слабым предводителем?

– Все не так. – Дарок засопел и выпятил нижнюю губу. – Я же признал, что Асфи умная женщина и смелая.

– Она прошла ритуал Ярости. – Кейел указал на меня. – Разве это не показатель вашей силы?

– Показатель.

– Тогда о чем мы спорим? – Устало поинтересовался Ромиар, сжимая горло и с болезненным видом разминая шею. – О ее силе или моей ошибке? Я извиниться готов, – повернулся к Дароку, – если потребуешь, но прекрати зудеть. И без тебя тошно.

– Тебе нездоровится, добрый шан’ниэрд? – с участием спросила Елрех.

Ромиар вместо ответа втянул голову в плечи. Поджав губы, пристально посмотрел на Кейела и через миг стал тереть глаза. Кейел неловко улыбнулся Елрех, потоптался на месте и отправился в сторону низких скал. Дарок сплюнул под ноги, глядя ему вслед, а Елрех при этом подобралась и нащупала кинжал у себя на поясе. Стрекоза прищурилась и о чем‑то быстро обмолвилась с другом. Норкор бурно и со злостью зашептался с Архагом. Я поежилась от дуновения ветерка и мерзкого головокружения. Что, черт возьми, творится у меня перед носом?

Поднимаясь с места, я не контролировала себя. Ловила на себе хмурые взоры, слышала недовольное хмыканье, но все равно не остановилась. Силуэт Кейела на короткое время растворился на фоне серых камней, но ветер прогнал густые облака, луна осветила камень, выхватила светлую рубаху. Заметив меня, Кейел остановился за валуном. Прислонился спиной к нему и, скрестив руки на груди, принялся ждать.

– Спасибо, – сказала я, остановившись напротив него.

В полумраке глаза Кейела виднелись слабо, под бровями образовались темные провалы. Сомкнутые губы растянулись в улыбке, и это позволило мне понять его настроение. И только я расслабилась, как прозвучал хриплый голос – напряженный, сдержанный:

– Он раздавит тебя.

– Кто?

– Этот васоверг. Дарок. Ты пользуешься его помощью, а он ждет от тебя гораздо большего, чем вы договорились.

Значит, и Кейел заметил перебор с вниманием со стороны васоверга ко мне. Ревнует?

– Он просто мужчина, – попыталась отмахнуться я.

– И я просто мужчина. – Кейел оттолкнулся от камня и навис надо мной. Тепло его тела ненадолго согрело меня, но ветер сдул его, словно и не было никогда. А вот глаза с такого близкого расстояния, как и блеск неподдельного интереса в них, были видны отлично. – Тебе он нравится?

Почему спрашивает шепотом? Я вздрогнула и обняла себя.

– Нет. – Ветер унес тихий ответ, вызывая сомнение, что я вообще хоть что‑то произносила наяву. Поэтому я произнесла громче: – Ты прекрасно знаешь, что я испытываю к Вольному. У меня нет никакого намерения строить романы с кем‑либо в этом походе.

– Но они были, – заявил, будто осуждал, и добавил, безумно раздражая: – Ты искала меня.

– Не тебя! – Я тяжело вздохнула и, отвернувшись, попросила: – Хватит об этом, Кейел.

Он снова налег спиной на камень и вытянул шею, вглядываясь в хмурое небо. Ветер не утихал. Сгонял тучи, сбивал их в непроглядные, тяжелые комья, а они ни то съедали Луну, ни то прятали нас от нее. Кричать ни о чем больше не хотелось. Наоборот. Наверное, так и приходит усталость. Именно в такой форме она и приходит: когда хочется молчать, но чтобы это молчание было переполнено высказываниями, которые было бы с кем разделить в полной тишине.

К сожалению, у меня не осталось никого, кто понял бы меня…

– Зачем ты пошла за мной? – спросил этот Кейел.

Этот Кейел не сможет разделить со мной мое молчание.

– Поблагодарить и предупредить. – Незачем скрывать элементарную правду. – Ты рискуешь, поддерживая меня так открыто. Не нужно, я справлюсь сама.

– Не справишься. У Дарока планы на тебя, и он раздавит тебя.

– Какие планы могут быть у васоверга, с которым мы едва ли знакомы? – фыркнула я и стала покачиваться с пятки на носок. – Не выдумывай. Он просто злится на то, что я пытаюсь командовать.

И ведь трудно не согласиться, что я никчемный руководитель. Прямо у меня перед глазами творится бардак, а я в нем никак не могу разобраться. Как заставить всех слушаться? Речь уже не идет о каком‑нибудь минимальном уважении, хоть бы послушания и дисциплины добиться.

– Когда вы все затихли на уступе, – вкрадчиво заговорил Кейел, – я бросился туда. Даже увидел, как ты забралась на веревку и… хотел снять.

Ком застрял в горле. Мелкая дрожь овладела всем телом, а ветер вдруг успокоился, будто тоже прислушался к хриплому голосу. Спросить бы у Кейела прямо, что он нашел во мне, но без толку. Более того – опасно. Нельзя.

– Дарок вытолкнул меня. Сказал, чтобы я на тебя не зарился.

Мрачный скалистый пейзаж перед глазами обрел четкость. Ком в горле превратился в щекотный смешок и вырвался. Я повернулась к Кейелу, едва удерживая улыбку. Зачем он это выдумывает? Дарок ведь не будет конкурировать всерьез с человеком из‑за женщины. Ведь не будет же?

– Не смейся, Асфи. – А вот Кейел веселым не выглядел. Заправив волосы за уши, проворчал убежденно: – Он сделает тебя своей.

И отвернулся, предъявляя моему взгляду безупречный профиль. Бледный лунный свет упал на пригорок, осветил хмурость парня и зло поджатые губы.

– Не сделает. – Я замотала головой.

– Он в этом уверен. – Впился в меня осуждающим взором. – Он видит в тебе прежде всего женщину.

Прежде всего женщину… Отсюда непослушание? Руки сами стиснулись в кулаки, а язык прижался к небу.

– А ты? – поинтересовалась я. Рукоять кинжала согрела ладонь, вернула утраченную на миг уверенность в себе.

– Ты сильная и умная, – Кейел повторил слова Дарока.

– Но женщина, а не вождь, – закончила я вместо него.

Перед глазами промчались образы пережитого. Дароку наверняка и не снилось всего того, через что мне пришлось пройти. Я разделяла чужую боль. Я полюбила чужих существ, как собственных родных. Я теряла их… По‑настоящему теряла. Это может выглядеть, как сон, но я теряла их всех взаправду. Я умирала, выживала, боролась, терпела, унижалась, убивала… И они перечеркивают все это лишь потому, что я физически слабее?

Как заставить собранных существ уважать себя? Возможно ли это? Стрекозе, кажется, удалось… Как?

И ответ вертится в голове, но даже в мыслях его невозможно озвучить, не ломая себя в очередной раз.

– У нас нет правительниц и никогда не было, – Кейел беспечно пожал плечами, продолжая разговор. – Наверное, все дело в этом.

– У нас, – едва слышно повторила я.

В Фадрагосе.

Склонила голову, разглядывая каменистую землю под ногами. Наверное, жизнь тут застряла на стадии нашего средневековья. Простой народ ценит физическую силу прежде всего остального. Или духов… Все ценят, кроме васовергов, а они у меня – основная проблема. У меня нет ни армии, ни силы, чтобы крушить кулаками камни в крошку. Что же делать? Бить себя в грудь, рассказывая всем о своем прошлом?.. Но прошлое – это былые заслуги, а все, заботясь о себе, ждут поступков лишь в настоящем.

– Асфи, не стоит расстраиваться, – по‑своему растолковал мою заминку Кейел. – Даже Ромиар уважает тебя. Просто Дарок другой. Будь внимательной, не позволь ему обмануть себя. – Ненадолго замолчал, катая подошвой камешки по земле, а после тихо добавил: – Если, конечно, ты сама не хочешь этого.

– Он не нравится мне, – повторила я сдержанно, хоть и хотелось прокричать ему об этом в лицо. Руки теперь тряслись, но не от бестолковых волнений, а от такой же бестолковой и бесполезной злости. – Я уже говорила.

Не дожидаясь ответа, отступила и направилась прочь и от Кейела, и от костра, где вновь шумело сборище неконтролируемых существ. Хотелось уйти как можно дальше от всех. Хотелось уйти подальше от Кейела и забыть, что он, живой и невредимый, только что стоял в полуметре от меня. На севере, там, далеко за Ледяной пустошью, я помнила и отчетливо видела перед собой другого Кейела, и он вселял в меня уверенность в каждом шаге и дарил силы. А этот… все‑таки они разные люди.

И Дарок… Что с ним делать?

Кейел  

Она спускалась по склону, отрешенная, задумчивая, печальная. И печаль ее беспокоила меня сильнее всего остального. Совсем недавно я видел горькую печаль Роми – его усмешку и молчаливую просьбу сохранить нашу с ним тайну. Я видел разочарованность и растерянность Елрех от того, что Асфи доверила нам не все знания. Я видел злобную тревогу Дарока, бывалого воина и бесспорно смелого существа. Он тревожился об Асфи, как тревожился о дорогом ему существе. Способны ли мародеры на добрые чувства к людям? Не знаю, добро ли движет им, но я все еще помню смрадное дыхание и твердую руку на своей шее. До сих пор помню тиски, давившие на кадык и затылок. И слова… «Не вертись возле нее, волчонок. Увижу рядом с ней – сверну тебе шею» Елрех тоже слышала их, наверное, поэтому весь вечер держится рядом со мной. Даже подвижная эльфийка с хитрыми глазами часто печалится и тревожится. У нас у всех свои тревоги, но Асфи хранит свои глубже, раз зачастую просто принимает отрешенный вид.

Я ждал, что она обернется и улыбнется мне, как сегодня улыбалась неоднократно. Пусть натянуто, но улыбнется так, что сердце в груди застучит быстрее. Она же спускалась, петляя между камней, и не смотрела даже по сторонам. О том, куда она направляется, я и не пробовал узнать – все равно не ответит. Среди всех собранных существ, только Елрех и Роми отвечали мне, да и то, потому что я им нравился. Тут никто не привык отвечать таким, как я.

У костра меня встретили теми недружелюбными взглядами, какими и провожали. Несмотря на глубокую ночь, спать будто никто и не собирался. Стрекоза о чем‑то шушукалась с Лиаром, а он незаметно для нее теребил ее волосы. Что могло свести этих двух разных существ вместе?

Стрекоза мне не нравилась. Не только из‑за слухов, ходивших вокруг нее, но и из‑за ее отношения к миру. Она даже не стыдилась его, а будто бы гордилась тем, что думала только о себе и своей выгоде. С Лиаром же мне удалось поговорить недолго. Сначала он был насторожен, когда я попросил у него воды, сославшись на свой опустевший бурдюк, а затем развязалась беседа о непуганой дичи у подножия гор, окаймляющих Лавовое озеро. Темноволосый шан’ниэрд не был похож на горделивого горожанина. Тем более, он не вызывал впечатления, что способен на жестокость ради наживы. Он улыбался, был вежливым и радушным ровно до того, как из‑за орешника не показалась Стрекоза. Как только она вышла к нам, Лиар перестал улыбаться и, не проронив больше ни слова, поспешил к воровке.

Я уселся удобнее, отодвинулся немного от полыхающего костра, чтобы не чувствовать сильный жар от него. Отыскал в вещах будущую фигурку Лери и оценил выпирающий шар живота. Может, следовало делать ее образ сразу с малышом рядом, а не с малышом в ней? И сразу вспомнил, почему отказался от этой идеи. В деревне высмеют мальчишку в платье, а девочку в штанах и рубахе. Если не угадаю с тем, кто у нас будет, то потом Лери не сможет хвастаться моим подарком, а будет прятать его.

Небольшой нож, который я одолжил у Ромиара, запросто снимал тонкий слой дерева. Но под тяжелыми взорами васовергов даже дышать было трудно. Я поддел кусок у плеча деревянной Лери и замер. Слишком глубоко вонзил лезвие… И руки скованные, как само это дерево, не позволят легко исправить оплошность. Неужели испортил всю работу?

Чего васоверги так смотрят на меня? Не я пошел за Асфи, а она последовала за мной. Неужто и за это бить будут? Нашли, чем меня пугать. Не столько Асфи нужна, как просто не отвык от того, что все мне угрожают и хотят побить.

– Стрекоза, – обратился я, нарушая всеобщее безмолвие и отвлекаясь от неприятной атмосферы. – Как вы познакомились с Лиаром?

Эльфийка с удивлением посмотрела на меня и спросила:

– А тебе какая разница?

Лиар, сидящий за ее спиной, нахмурился, разглядывая меня так, словно я совершил что‑то постыдное.

– В самом деле, наглая воровка, расскажи, как это тебе удалось переманить на разбойничий путь хорошего и доброго шан’ниэрда, – поддержала мой интерес Елрех, откладывая крохотные веточки сухих полевых цветов, с которых общипывала листья.

Стрекоза фыркнула, задирая голову и переплетая пальцы в замке. В это же время за нее вступился Лиар:

– Не хами, фангра! Ты ничего о ней не знаешь! Не понимаешь, как это тяжело…

Стрекоза ловко развернулась и толкнула его в грудь, выразительным взглядом заставляя замолчать.

– Так расскажи, – с насмешкой ввязался в разговор Дарок, забывая о недавней злобе, – нам тут всем любопытно.

– Лучше молчи, Лиар, – не отрываясь от записей, посоветовал Ромиар. – Они не поймут тебя.

– Намекаешь на шан’ниэрдскую любовь, девка? – Гахсод громко рассмеялся.

– Что смешного в нашей любви? – Лиар вскочил, сжимая кулаки.

– Сядь! – приказала Стрекоза.

И он отпрянул от нее. Долго и со злостью смотрел на нее сверху вниз, но все равно сдался, послушался, чем вызвал дружный хохот всех васовергов. Ромиар упрямо не отрывал взора от записей и гладил шею. Казалось, что он вот‑вот опустит высокий воротник куртки и будет до крови чесать шею. Елрех же будто намеренно не смотрела в его сторону, чтобы просто не замечать. Обижается, что он перестал говорить с ней? Догадывается ли она, что с ним происходит?

– Лиар единственный, кто у меня есть в Фадрагосе! – звонко крикнула Стрекоза, выпрямляя спину и с ненавистью глядя на веселящихся мужиков. Посмотрела на Ромиара и скривилась. Повернулась в нашу с Елрех сторону, мазнула по мне взглядом и ответила фангре: – Тебе повезло, что ты уродка! А я чистокровная эльфийка. Тебе не понять, какой это приговор.

Она резко замолчала, уставившись поверх наших голов, и я обернулся. Асфи, угрюмая, остановилась у валуна, за которым мы спрятались от ветра, и прислонилась к нему плечом. Скрестив руки на груди, осмотрела всех задумчиво, сомкнула губы крепко и опустила взгляд на землю.

Стрекоза фыркнула, повела плечами, сбрасывая руку Лиара, и тихо, но отчетливо сказала ему:

– Не трогай меня. – Снова повернулась ко всем нам, понимая, что привлекла внимание всех и поселила в нас любопытство. Почти всех… Кажется, Асфи не было дела до нас. – Моих родителей убила нечисть. Я попала к тетке и дяде. Вот они не были чистокровными эльфами, у них от людей не только крови больше было, но и мерзости, и коварства, и!.. Все в них было ужасно!

– Так ты от них понабралась? – едва сдерживая смех, спросил Архаг.

Низкорослый Норкор не стал сдерживаться: схватившись за живот, повалился на спину и захохотал.

– Они были тварями! – Громче вскрикнула Стрекоза с таким выражением боли на лице, что во мне проснулся стыд и сковал все тело. Не нужно было лезть с расспросами, не зря Лиар разозлился на меня. Он снова попытался утихомирить воровку, из‑за чего она вспылила сильнее. Вскочила на ноги и бросила ему: – Убери руки от меня! А вам смешно?! Я убила их! Я! Убила! Их! Я!

– Так хвастаешься, будто убила опасных монстров, – ухмыльнулся Гахсод.

– Они были опаснее монстров! И что ты, бесчувственная верзила, знаешь об убийстве тех, кого любишь?!

Улыбки дрогнули. Елрех нахмурилась, а Лиар опустил голову и плечи, только его хвост заметался чаще. Даже Ромиар прекратил гладить шею и с неподдельной заинтересованностью поднял глаза на Стрекозу. А она разошлась и перестала следить за языком, выплескивая все на четверку воинов:

– Я до сих пор поверить не могу, что они были одновременно такими добрыми и заботливыми, и такими лживыми тварями. Они работать не хотели!

– Как и ты, – влез с улыбкой Норкор, но мигом получил тычок в бок от Архага.

– Я может, и хочу, но не могу! Они меня приютили, они меня кормили и баловали, а затем… Затем. – Она скривилась, сплюнула и губы с силой ладонью потерла. – Грудь у меня вылезла. Я ее тряпками обмотаю, платье сверху натяну, а ее все равно видно. И наемники… Шастали они там. В лесок, возле деревни нашей, ходили часто. У нас нечисть развелась, так они ходили, по одному чудовищу убивали, а потом не приходили, позволяя дальше ей множиться, чтобы был у них заработок. И вот через нас ходили! И грудь мою заметили! Знал бы ты, рогатый олух, как это тошно, когда над тобой немытый мужлан пыхтит, а ты должна радость изображать. Вам ведь нужно палку свою пихать в счастливых баб! Хотя разные твари среди вас есть…

Я онемел, рассматривая хрупкую с виду разбойницу совершенно иначе. Ее постоянное дерганье и неумение сидеть на месте приобрели другой вид. Ей неспокойно среди нас? Боится нас?

– Сама легла, – тихо заметил Дарок.

Стрекоза покраснела до кончиков ушей, и на меня отчего‑то нахлынул страх. Пробрал настолько, что смотреть на девчонку не смог. Стал разглядывать песок и скудную траву, прорастающую в выемках камней, заполненных лежалой пылью.

– Думаешь, вождь, просто так согласилась? – голос эльфийки звучал тихо, но с угрозой. Тень ее танцевала на земле, повторяя пляски огня. – Думаешь, все в мире просто происходит?

Она шагнула в мою сторону, и я с трудом удержался, чтобы не отпрянуть. Ветер подул, разнося искры и склоняя пламя к земле. Стрекозе никто не отвечал, и она продолжила рассказывать о своем прошлом:

– Духи воды от нас отвернулись. По глупости дяди отвернулись. И весь урожай завял. А работать в гильдию ни дядя, ни тетя идти не хотели. Это дом бросать, это гильдию искать. – Стала заламывать тонкие пальцы. Затем махнула рукой, отбросила за спину светлые волосы и хмыкнула. – Думали переждать, когда духи смилостивятся и простят. Молили их, обращались к ним, а те не отзывались. Позвали меня к себе дядя с тетей, отдали последние куски мяса и хлеба, вырученные за остатки овощей, и спросили, хочу ли я им помочь. И, конечно, я сказала, что хочу. И перед духами послушно поклялась, что слова мои искренние, – засмеялась горько, руки к груди прикладывая. – Что помогать буду до тех пор, пока дядя с тетей в помощи моей нуждаются. И долго… Долго я им помогала. А потом устала.

Руки опустила, погладила по серой куртке и одернула полы. Голову выше подняла и шагнула в сторону Роми.

– Когда уже новый дом с моей помощью построили, когда мне здоровье и мечты о своей семье отварами и грязными руками знахарок загубили. Когда я стала забывать и путаться в именах наемников, которые в лесок наш ходили нечисть убивать. И когда нечисть эта чаще стала появляться и как‑то хитрее себя вести, – нервно посмеялась и оборвала смех коротким рыком. – Хитрая нечисть завелась в последние периоды у нас. Прямо никому в руки не давалась! И наемники эти несчастные чуть ли ни каждый рассвет к нам в лесок, через наш дом, без толку ходили. И когда отмечать все стали, что я с возрастом становлюсь лишь краше, а моя помощь – ценнее. Вот тогда я и убила дядю с тетей!

Всплеснула руками и широко улыбнулась. Обвела нас всех взглядом, и я вновь с трусостью не справился, отвел глаза. В лице холодно стало, а в голове пусто как никогда раньше.

– Как убила их, так и помощь моя им стала больше не нужна. Все, клятва распалась! Что не смеешься, увалень?! – обратилась к Норкору, сжимая кулаки. – Не смешно тебе? Вот и мне не смешно было, когда на меня всем Фадрагосом охоту объявили. И кто? Наемники. Те самые, что на мне ерзали и пыхтели. А больше никто к нам в дом не захаживал! Они наябедничали!

Я смотрел на нее украдкой, видел безумную улыбку. Видел сухие глаза, блестящие не от слез, а от едва скрытой ярости. Мы столько слышали о ней плохого и ничего не слышали о том, что плохого происходило с ней.

– Если бы не Лиар, – не оглядываясь на него, произнесла она, – отдали бы меня под суд защитникам. К нему я забралась в дом. Спряталась в сараях, а он наткнулся и спрятал от всех. Пока прятал, влюбился. А потом бежать нам с ним пришлось. Когда родители его меня нашли, тогда и пришлось бежать нам. Теперь вот ходит за мной следом, хоть вины за ним никакой нет. Я грабила и убивала, а он чист перед духами. Разве что, родителям обо мне врал.

– Прости, – прохрипел я. – Зря я спросил.

Она услышала, но отреагировала не так, как я ждал. Подскочила быстро и пнула меня по ноге. Больно не было, но от неожиданности я вскочил и уставился в прищуренные глаза эльфийки.

– За собой следи, слабак! У тебя‑то уж точно в прошлом что‑то интереснее моего кроется. Иначе что ты среди нас забыл?

Я ощутил на себе взгляды всех и вернулся в вечер с костром. С костром гораздо выше того, что горел теперь. С костром на берегу реки…

– Роми, остаешься караулить.

От голоса Асфи, резко нарушившего тишину, я вздрогнул. Сердце сорвалось с цепи, в грудь ринулся воздух, и я едва не захлебнулся им. Стрекоза уже давно потеряла ко мне интерес и с ненавистью рассматривала остальных.

– Все равно спать не ляжешь, пока не допишешь свои заметки, – продолжала говорить Асфи. Кажется, тень смятения легла даже на лица васовергов, а она вела себя так, словно не слышала историю Стрекозы. Подошла к своим вещам, отряхнула одеяло и стала укладываться. – Я поднимусь до рассвета и разбужу всех. Нам нужно до заката спуститься в лес.

– До рассвета?! – изумилась Стрекоза. – Ты обезумела, человечка! Луна уже давно прошла больше половины своего пути!

– Как хочешь. – Усевшись и удерживая над собой одеяло, Асфи пожала плечами. – Я проснусь до рассвета, соберу свои вещи, один раз позову вас, а затем уйду. Кто захочет, пойдет со мной. Остальным я покажу место на карте, где у нас будет остановка. Как потом будете меня искать, мне неинтересно.

Поерзала на твердом камне, вздохнула шумно, кажется, ругаясь себе под нос, и улеглась спиной к нам.

* * *

Только я закрыл глаза, устраиваясь на твердом камне удобнее, как уже вскочил от громко голоса:

– Подъем!

Сердце колотилось в груди, голова кружилась. Вокруг стелился полумрак, а прохлада мигом воспользовалась тем, что одеяло съехало, и пробралась под одежду. Я потер глаза и, щурясь, старался осмотреться. Неподалеку от меня кто‑то шевелился. Над серым горизонтом все еще темнело звездное небо; сторона, где рождалось Солнце была скрыта за камнем. Два силуэта возвышались неподалеку: один высокий – кажется, Ромиар, а второй… Асфи? Точно, ее голос.

– Просыпаемся, быстро завтракаем, собираемся и начинаем спуск! – продолжала кричать она, упирая руки в бока.

Со стороны васовергов послышались громкие зевки, и вскоре воины ловко поднялись на ноги и стали трясти рогатыми головами, словно звери. Елрех уселась, сонно оглянулась и принялась поправлять волосы. Я решил последовать примеру остальных и постараться сбросить сон быстрее.

Вскоре небо озарилось розовой дымкой, костер затрещал с новой силой, а над ним забурлила вода в котелке. Хоть Асфи и настаивала на скором уходе, васоверги ее не послушались – отошли на высокий уступ молиться Солнцу. В это время мы с Елрех разделили остатки ужина на равные десять порций, разлили по всем бурдюкам воды из одного ведра, а остальным запасом напоили скотину. Что с ней делать дальше, Асфи так и не сказала. Гарпун ведь уже довезли до нужного места, а теперь воз спускать по скалам – только тормозить себя. Может, Асфи забыла об этом?

Елрех осталась с завтраком возле скотины, выбирая их общество вместо общества васовергов, а я отправился обратно к костру. Возле него обнаружил сонную Стрекозу, зябко натягивающую на себя плащ Лиара. Рядом с ней сидел и сам Лиар, попивал травяной отвар и смотрел на холодный кусок мяса в миске. Ромиар, видимо, завтракал до зари, вместе с Асфи, либо просто ничего не ел. Он сидел у костра и вновь крутил в руках странную подсказку. А вот Асфи в лагере не было. Короткий вопрос Ромиару позволил получить от него кивок в сторону уступа.

Я прошел под переплетением ведьмовского указателя, но под открытое небо выходить не спешил. Стоя в тени, разглядывал темноволосую девушку. Она повисла на гарпуне, прижимаясь к нему щекой, и смотрела на стену. Что она увидела? Задумалась… Огонь потух в карих глазах, а уголки губ опустились, снова отражая грусть.

– Асфи, – тихо позвал я, выходя к ней.

Она посмотрела на меня лениво, но вскоре, словно пришла в себя, нахмурилась. Выпрямила спину, отстранилась от гарпунника и постучала по нему ладонью.

– Что? – спросила строго.

– Что делать со скотиной? Тащим воз обратно?

Асфи посмотрела вдаль лишь на мгновение, после чего поинтересовалась:

– Как обстоят дела с едой?

– Хочешь их заколоть? – я не был настолько дураком, чтобы не понять, к чему она клонит.

Асфи повела острыми плечами, тонкими пальцами надавила на морщинку между бровей, будто хотела ее разгладить, но безуспешно.

– Незачем добру пропадать, если нам нужнее, – пояснила и повернулась лицом к острову. Вытянулась на носочках, закладывая руки за спину, и добавила: – Реши сам, отпустить животных или вести с нами вниз. В лесу найдем приличное место для стоянки, где сможете разделать их и я позволю вам всем дольше отдохнуть. Воз… Воз. – Опустила голову, разглядывая края уступа, и хмыкнула. – Гарпунник, веревки и все остальное, что сюда волокли, – все скинуть в озеро. Пусть тебе с этим помогут васоверги. Или нет, – цыкнула недовольно и покачала головой, касаясь большим пальцем надутых губ. – Я отправлю их сюда сама, а ты держись в это время от них подальше.

Волнуется обо мне? Вместе с затаенной радостью возмутилась колкая обида. Унизительно ли, что она таким образом оберегает меня?

Асфи развернулась и направилась мимо меня к лагерю, на ходу распоряжаясь:

– Как они закончат, проверь, чтобы тут ничего не осталось после нас. Сруби все веревки, выбрось щепки, сравняй камни. – С каждым шагом она ускорялась быстрее и быстрее. – Сделай так, чтобы от нашего пребывания не осталось ни следа.

– А воз? – растерялся я, не отставая от нее. От кого мы прячем наши следы? Зачем?

– Воз? – резко остановилась и обернулась ко мне с изумлением в темных глазах. И поморщилась, потирая лицо. – А, воз. Воз попробуй затащить на уступ и тоже выбрось. Если не получится, я дам тебе время для того, чтобы ты его разобрал. Кейел, – вдруг обратилась с полной серьезностью. И хоть смотрела на меня снизу вверх, но чувствовал я себя уязвимей, – дальше мы пойдем налегке. Никаких повозок, никаких плетущихся животных рядом. Тем более они могут неосознанно выдать нас блеянием, если вдруг нам понадобиться вести себя тихо. Ты понимаешь, от чего нам нужно избавиться, а что должно остаться, чтобы мы могли двигаться дальше без нужды?

– Да, – ответил я. Наверное, я ее понимал. – Думаю, тогда нам нужно выбросить еще и…

– Я доверяю тебе, – перебила она, глядя в глаза. И напряжение во мне возросло, будто она только что наградила меня чем‑то, чего я не заслуживал. – Разберись по части провизии и нашего скромного хозяйства, а я займусь остальным. Пойдем, поторопим приятелей с молитвами и завтраками.

Не только я один задался вопросом, для чего уничтожать гарпунник, на который было потрачено столько средств и усилий. О причинах попытался разузнать Роми, о них долго допытывались васоверги, любопытствовала и Стрекоза. Асфи оставалась непоколебима в нежелании отвечать.

С возом я управился самостоятельно, но всем пришлось меня ждать. Асфи в это время собрала всех вокруг себя и начала учить их странной игре Наллеран. Она чертила какие‑то символы и клетки на земле, объясняя правила. Я втайне радовался, что позже она обещала лично повторить мне их. Только к четвертому шагу Солнца мы покинули мрачные скалы.

Васоверги ко мне не приближались, но шутливо выли, глядя в мою сторону. Когда я обращал внимание, переходили с воя на скулеж и дружно хохотали. Почему они прозвали меня «волчонком», оставалось загадкой. Но я не обижался на это прозвище, оно все‑таки было получше, чем «девка», как они называли Ромиара.

Стрекоза с Лиаром плелись в стороне от нас, держась ниже, а вот Елрех часто задерживалась и отставала, поднимаясь на скалы и рассматривая местность. Наверное, ее зрение позволяло нам избежать встречи с хищниками и нечистью. Иначе как объяснить такой беззаботный путь по таким нехоженым местам?

Асфи с Роми шли впереди и иногда оглядывались. Я плелся за ними, отставая всего шагов на тридцать‑сорок. Хотелось бы догнать, но тамарг, которого я вел за собой на привязи, кое‑где не мог просто спрыгнуть. Из‑за него резкие спуски приходилось обходить. Второй тамарг бежал за нами сам, без привязи. Стадные животные едва слышно блеяли, боясь разделяться, но я не опасался, что шум от них накличет на нас беду. В конце концов, мы поднимались по открытой местности с ними, шли по лесу, а значит, пока не направимся в какие‑то новые регионы, живность может идти с нами. Убивать их не хотелось – в лесу и реках полно пропитания. Оставить их посреди скал не сумел – поддался жалости. Асфи упоминала в маршруте и известные дороги, и священное кольцо, поэтому я надеялся оставить зверей где‑то там. Возможно их подберут купцы или другие путники. Пусть живут.

Опушка леса со скал казалась низким порогом. Как только мы сумели ее разглядеть, Асфи впервые за время пути позволила сделать короткий привал. Елрех воспользовалась этим, быстро вытащила заготовки – сухую еду, разделенную по кулькам, – и раздала каждому его долю. Ели уже на ходу, запивая остатками воды, нагретой за день. Солнце припекало, ветер стих. Зной нарастал.

Роми в пик жары отстал от Асфи, дождался меня и молча продолжил путь рядом со мной. Я без слов повел скотину более пологими склонами, уходя от остальных как можно дальше в сторону. Оказавшись на достаточном расстоянии, посмотрел на уставшего исследователя, задумчиво бредущего вперед, и подсказал:

– Встань за тамарга и расстегни куртку.

Роми глянул на меня косо, вяло махнул хвостом, а после вздохнул шумно и последовал совету. Чтобы увидеть, что у него с шеей, пришлось вытягиваться на носках. Под черным воротом серая кожа желтела и темнела. Бурые царапины расчесов пересекали волдыри и язвы. Куртка с внутренней стороны была перепачкана гноем.

– Я думал, от тебя будет нести гнилью, – признался я.

– Воняет, – равнодушно подтвердил догадки Ромиар, вытягивая шею и подставляя ее солнечному свету. – Но не забывай, что я шан’ниэрд. Помню, наняли мы фангра в услужение. В сарае смотреть за скотиной. Так он приходил рассветами на собрание и, если вечером не помылся, то от него на всю комнату несло. Мы его лишь период вынесли, а потом нашли на его место эльфа. От них тоже вонь бывает, но не такая сильная, как от других.

– Среди нас совсем плохо?

– Было плохо, но каквасоверги к нам присоединились, понял, что было вполне терпимо.

Я фыкрнул, сдерживая смех, но когда Ромиар сам рассмеялся, я не устоял.

Опушка леса росла, превращаясь из порога в высокую, шумящую стену. Шумело приятно. Листва замерла в безветрии, травы застыли. Птичий щебет звенел живо, радостно, многоголосно. Стрекот и жужжание поднимались от земли вместе с медовыми и пряными запахами разнотравья. Я вдыхал полной грудью кружащие голову ароматы, забывая о том, куда иду и во что ввязался. Мертвая, серая земля осталась позади. Огонь, жар и пепел исчезли, их заменила тенистая прохлада и свежесть.

Послышался неразборчивый, короткий клич. Асфи стояла на валуне, возвышающимся над зеленью, и складывала ладони у рта. Поворочала головой, убеждаясь, что остановились все, а затем махнула рукой, подзывая нас. Ромиар застегнул куртку, погладил воротник, будто проверял, что шея спрятана от чужих взоров, а затем ускорился. Я потянул за собой тамарга, то и дело срывающего зубами колосящиеся стебли.

Асфи с камня не спрыгнула. Стояла на нем, щупая кинжал на поясе, и вглядывалась в белоснежные облака, нависшие низко над верхушками деревьев.

– Дальше идем рядом, – не меняя положения, произнесла она. – Как только находим подходящую поляну, останавливаемся.

Лес густел с каждым шагом. Деревья трещали, словно лопались изнутри, как спелая тыква. Встречались необъятные стволы, пропитанные влагой до черноты. На них тарелками росли трутовики, а на низких ветках торчали мелкие опята. Старый бурелом сгнивал, образуя трухлявые, поросшие густым мхом горки. Ноги вязли в них не по щиколотку – по колено. Кругом выглядывали шапки грибов, которые Елрех охотно собирала. Глядя на нее, не выдержал и я, отдал поводья Ромиару, развернул один из опустевших мешков и побрел неподалеку от остальных. Один гриб за другим – они вывели меня на крохотную поляну, залитую слепящим солнцем и усыпанную земляникой. Я, опасаясь отстать, набрал для Асфи лишь пригоршню.

Нагнал всех на пологом берегу озерца. Черная вода впитывала в себя краски старого леса и ясного Шиллиар. Она впитала в себя и яркое сияние Солнца. От озера веяло холодком. Я улыбнулся, прислоняясь к толстому стволу плечом и слушая невозмутимый к смешкам и непослушанию голос Асфи.

– Солнце через шага два‑три сядет, – произнесла, осторожно подступая по мокрому бревнышку к берегу, и присела на корточки. Запустив пальцы в воду, поводила в ней, словно пробовала температуру. – Поляна неподалеку, вода рядом. Место хорошее.

Поднялась и с тихим всплеском перепрыгнула с бревна на сухую землю. Тряхнула рукой и растерла оставшуюся влагу ладонью.

– Займемся лагерем, затем мыться. Первыми девушки, пока не стемнело, потом мужчины.

Норкор, скривившись, отступил от озера. Дарок лениво цокнул языком, заинтересованно переводя взор с Асфи на озеро. Думает, если помоется, то понравится ей больше? Она удивительная, раз даже к шан’ниэрдам спокойна.

– Нам это не нужно. – Архаг махнул рукой на озеро. Хлопнул Норкора по плечу и поставил в известность: – Мы за мясом.

И на меня с прищуром посмотрел. Я зубы стиснул и качнул головой. Он усмехнулся, но друга потащил в другую сторону от скотины. Асфи пожала плечами и снова к озеру повернулась. Я выгадал момент, когда все разойдутся, подошел к ней. Она посмотрела на меня вопросительно.

– Руки протяни. – Улыбнулся ей.

– Ух ты! – тихо восхитилась, когда красные ягодки на ее ладонь посыпались.

– Вторую подставляй.

Она послушалась. Склонила голову над нашими руками и носом шумно воздух втянула.

– Спелая, – довольно сказала. – Пахнет вкусно.

– Спелая, – согласился я. – В руках быстро слежалась. Теперь весь липкий.

– Стой! – скомандовала она громко. И в глаза мне с возмущением посмотрела. От ее взгляда сердце ухнуло. – Мне все не надо. Пополам разделим.

И сыпанула ягод мне обратно. Опять повернулась к озеру и поделилась:

– Хорошо тут. Суеверия ваши, с одной стороны, глупость, а с другой… Посмотри, как красиво. Дождей боитесь, селитесь в таких местах редко. Не удивлюсь, если даже просто стараетесь не заходить по дороге.

– У нас в Солнечной точно не ходили туда, где Шиллиар часто плакало. А тут видно, что часто плачет.

Пока Асфи разглядывала озеро, я разглядывал ее. Умиротворенная, с расплавленным золотом в глазах и с затаенным блеском радости в них. Красивая. Отчего‑то сейчас она стала настолько красивой, что трудно глаза отвести. Почему раньше было по‑другому? Ведь кажется, она внешне никак не изменилась.

Асфи забросила пару ягод в рот, губы пальцем вытерла, и меня желание пробрало. Обнять бы, поцеловать, разделить с ней земляничный вкус, смешать со своим. Или просто коснуться. Да, хотя бы просто коснуться ее. Даже от этого крохотного, безобидного желания внутри все замирает и дышать становится невозможно.

Она вдруг улыбнулась так легко, как никогда раньше еще не улыбалась. Повернулась ко мне, выбивая землю из‑под ног одной лишь этой улыбкой и беззаботным взглядом. Я отступил невольно от нее на ослабевших ногах.

– Пойдем, Кейел. Хватит нам халтурить. – И с тем же выражением удовлетворенности на лице направилась к выбранной поляне, на ходу забрасывая по несколько ягодок в рот. Обернулась ненадолго и сказала: – И за землянику спасибо! Очень вкусная!

Я пытался шагнуть за ней, но прирос к земле. По телу бежала приятная дрожь, ласкала трепетными чувствами. Хорошо, когда Асфи такая… влюбленная? Посмотрел на озеро, каких в Фадрагосе много, если уходить далеко от поселений. И хоть озеро выглядело обычным, но вмиг стало особенным, пропитанным чем‑то таинственным. Асфи влюбилась в это озеро, и я, кажется, за это тоже его полюбил.

Солнце в этот закат умирало необычайно ярко. Горел лес, пронизанный последними лучами. Птицы беспокойно шумели, лисицы тявкали неподалеку, чуть дальше кричали еноты. Запах поджаренной на огне косули витал над лагерем, приманивал мелких хищников. Зверьки мелькали за листвой из тени в тень, шуршали лежалой листвой, мяукали и мурлыкали, кружили вокруг, но держались от нас на почтительном расстоянии. К закату сырость словно усилилась, пробиралась под одежду, заползала в рот, оставляя почему‑то привкус земли и немного плесени. Аромат мяса смешивался с ним, и на языке образовывалась горечь. Я запивал ее подслащенным медом отваром из листьев лесных ягод и молодой вербы. Несмотря на неприятную компанию, все во мне вызывало дурманящее тепло в душе. Каждое мгновение, каждое действие окружающих было пронизано чем‑то, что хотелось запомнить на всю жизнь.

Стрекоза пела. Ее голос журчал, вливаясь тихонько в лесной шум, не перекрывая его, но и не теряясь в нем. Она прикрывала веки, глядя в костер и вытягивала шею для более густого и чистого звучания голоса. Вытянутое лицо горело рыжим отсветом огня, золотые локоны сияли. Тонкие руки лежали на притащенном и очищенном от мха бревне. Рядом с одной, едва ли не касаясь ее мизинца, Лиар положил свою руку и неотрывно следил за эльфийкой. Я наблюдал за ними, думая об Асфи.

Ее с нами не было. Стоило только всем доделать свою часть работы, рассесться после трудного дня, как она повторно отправилась к озеру, прося не беспокоиться о ней. Каждый раз, как Лиар подтягивал руку еще ближе к руке Стрекозы, я хотел отправиться к озеру. Хотел и убедиться, что с Асфи все в порядке, хотел и увидеть ее, заговорить с ней. Но всякий раз смотрел на васовергов, блаженно улыбающихся, приветливо покачивающихся под мелодичную эльфийскую песню, и запрещал себе портить эту необычную для нас атмосферу. Даже Ромиар, уставший за день, не открывал своих записей. Лежал на еловых лапах, закинув руку под голову и закрыв глаза, и слушал.

Мне удалось, не вызывая подозрений, выпросить у Елрех мази от царапин и принести к озеру. Мы хорошо промыли язвы Роми, распространившееся по всему телу, а особенно на ногах, и после нанесли мазь. Наверное, за многие рассветы и закаты, он просто наслаждался отсутствием боли.

На то, что я принес Елрех почти пустую склянку, она ничего не сказала. Лишь сообщила, что если ветка поцарапала меня серьезно, то она может дать что‑нибудь сильнее. Теперь добрейшая фангра сидела, навалившись спиной на одного тамарга, улегшегося неподалеку от поляны, и чистила собранные грибы. Иногда она с улыбкой и тихим смехом отмахивалась от второго тамарга, лежащего рядом и норовящего облизать ее или попробовать на вкус ее волосы.

Стрекоза замолкла, но песня продолжала звучать в голове. Лиар тихо спросил ее на шан’ниэрдском:

– Ты не устала?

Она с улыбкой качнула головой, но при этом вытянула вдоль костра длинные ноги.

Устали все мы. Устали даже васоверги, которые обычно в свободное время старались не отдыхать, а оттачивать мастерство боя или поднимать над собой что‑то тяжелое, вроде бревен. В этот закат и они поспешили усесться и словно избегали нарушать спокойную обстановку. Дарок лениво подкидывал поленья, нарубленные мною, в костер и улыбался. Иногда он громко зевал, но спать не спешил.

– Спой еще, – попросил Архаг и, подозвав маленьких духов воздуха, уселся на еловых лапах. – Хорошо поешь.

Стрекоза помедлила немного, а затем затянула балладу веселее. Я понимал не все слова, но смысл улавливал, потому улыбался все шире и шире, слушая злоключения неудачливого разбойника. Баллада оказалась длинной, но с разным настроением и ритмом, а потому никак не могла наскучить. Эльфийка то рычала низко, хватаясь за кинжал, то пела тоненько и высоко, закрывая глаза и превращаясь с виду в невинную девицу. Понимали ее и все остальные, поэтому часто раздавался дружный смех.

На поляну, сквозь черные кроны, заглянула Луна. Сильнее насытила атмосферу таинством, будто принесла с собой все прошлое, что помнила, и пыталась стереть границу между ним и нашим временем. Глянув на нее, я укололся этим прошлым. Вспомнил вдруг о Лере, об отце и матушке, о своем бесстыжем предательстве. Дрожь пробрала тело, и я поежился, прогоняя ее. Вновь посмотрел на Стрекозу, стараясь вернуть доброе настроение и отпугнуть охвативший страх. Мне придется вернуться в Солнечную, придется вымаливать прощение и доказывать всем, что я стал сильнее. А стал ли? Стану ли? Оценят ли высоко мои родные то, что я вступлю в гильдию Исследователей? Матушка может и расстроиться…

И вновь перед глазами разгорелся костер из детства. Ожил запах собственной крови и моей же горелой плоти. Вернулась та, незабытая, боль, резанула спину, пронзила живот, отозвалась в ногах, разбудила обиду. Почему я после всего должен просить прощения? Или Стрекоза… Почему она, обманутая взрослыми и связанная клятвами духов, должна теперь нести наказание за то, что не нашла другого пути к свободе? Неужто она должна была и дальше выносить весь тот кошмар, о котором рассказала той Луной?

Хрупкая девушка затягивала очередной куплет о разбойнике, который, как и все разбойники, рано или поздно находят свою смерть в подлости союзников, в собственной жадности, в охватившем отчаянии их последнего боя… Этому по словам баллады повезло меньше: он попал в руки защитников и предстал перед судом. Его вину показали духи, и мудрецы с защитниками решили отправить его в Острог оскверненных душ. Но на последних словах приговора вышла старушка из толпы и предъявила всем череп ее убитого сына. Она призвала толпу к высшей справедливости и попросила положить череп на Алтарь Возмездия. И уже в следующем куплете разбойник стоял перед ледяным алтарем, безумными глазами смотрел на череп, но до последнего надеялся.

Он надеялся и в тот миг, когда два дракона – синий и красный – взвились под неровный потолок пещеры и закружили над виновником. Он стоял прикованный к ледяному полу и не терял надежды даже в то мгновение, когда к нему устремился красный дракон. И растворяясь в красном свете, разбойник все еще не верил, что этот кошмар мог произойти именно с ним.

Стрекоза закончила песню. Над поляной, окутанной задумчивой тишиной, с писком пролетели маленькие, мохнатые кровопийцы. За ними следом, громче хлопая крыльями, промчалась сова. Я смотрел на поджаренный бок косули, с которого капал жир, и не чувствовал голода. Отхлебнув остывшего отвара, промочил рот и горло, а затем тихо спросил:

– Справедливо ли это, запирать чью‑то душу навсегда даже за убийство?

Стрекоза вопросительно хмыкнула, покосившись в мою сторону.

– О чем это ты говоришь? – дружелюбно поинтересовался Дарок.

– О том, что суд этот может быть несправедливым. Вдруг разбойник убил сына старушки, защищаясь?

– Он хотел убить и убил, – возразил Лиар, сведя на переносице ровные черные брови.

Ромиар приоткрыл желтые глаза и недовольно глянул на меня. Опять не соглашается со мной? Но ведь уже признавал нехотя мою правоту суждений.

– Он мог хотеть убить, – взялся объяснять я простую, казалось бы, вещь, но отчего‑то многими упускаемую, – если бы защищал себя. Разве, испугавшись чего‑то, мы не думаем о том, чтобы одолеть это что‑то?

– Думаем, – легко согласилась Стрекоза и скривилась, выпрямляя спину и откланиваясь назад. Ее волосы, все еще распущенные, влажные, а оттого тяжелые, утонули в темноте. – Поэтому виноваты. При грязных мыслях наша душа порождает черноту, но эта чернота еще способна отступить, если злодеяния так и остаются только в помыслах.

Я покачал головой.

– Солнце выше всяких этих духов и справедливее, – произнес Дарок, морщась и бросая осторожные взгляды на воровку. – Ты можешь жить при наших законах Стрекоза и не бояться гнева духов. Никто среди нас не призовет их. А черноту позволяй выжечь Солнцу. Если не хочешь просить его об этом каждый рассвет, то сделай, как сделала Асфи, – пройди ритуал Ярости. И проходи его каждый раз, как наступает время для него.

Эльфийка с опаской уставилась на него и медленно втянула голову в плечи. Дернула дважды ушами и ответила резче:

– А я не боюсь своей черноты, и на духов не в обиде. Вся моя душа – сплошная чернота. И если после смерти по милости духов я останусь призраком в этом мире, то буду только рада, что не отравлю собой Древо жизни.

– Вот как… – с блеском любопытства в глазах протянул Дарок. – Поэтому ты дальше преступления творишь?

Эльфийка воровато коснулась лица тыльной стороной ладони и быстро плечи распрямила.

– Ты слишком хорошо обо мне думаешь, будущий вождь. Не облагораживай меня. Плевать я хотела на многое, но у меня уже полно друзей среди разбойников. И если Древо жизни вдруг заболеет и не сможет удерживать Фадрагос, то пострадают и они. И вы, кстати, тоже.

Он кивнул. А я не смог дальше слушать этого, не смог остановить себя, возвращаясь мыслями ко всей несправедливости, какую и я, и Стрекоза, пережили. Заговорил тише:

– Нет ничего плохого в том, чтобы стремиться к доброму. Даже в твоем стремлении защитить Древо жизни от своей черноты, накапливая ее больше. Только я думаю, что мы сами себя обманываем.

– И чем же это? – спросила она и закачала из стороны в сторону вытянутой ногой.

– Навязанными правилами духов. Мы слишком верим им.

Она нахмурилась, Лиар изогнул брови. Васоверги все, как один, прислушались и вытянули головы. А Ромиар, стиснув пальцами переносицу, покачал головой, чем сильнее подстегнул меня к разговору.

– В том, что с тобой случилось, Стрекоза, ты не виновата.

– Не виновата? – с изумлением переспросила она. – Как это не виновата?

– Ты была неразумным и добрым ребенком, который и подумать не мог, как обернут против него слова его клятвы. Тобой воспользовались.

– Да, это так, – с нервной улыбкой согласилась она.

– И духи позволили этому случиться.

Нервная улыбка застыла на ее лице, а глаза расширились и заблестели нехорошо. Я уже встречался с этим осуждением и непониманием. Помнил, как на меня смотрели родители, как смотрела вся деревня. Но Стрекоза… Почему она смотрит так же? Разве она не пострадала от несправедливости духов? Разве мы с ней не смотрим на их прямоту правил с одной стороны?

– И сейчас духи, если будет суд над тобой, не учтут того, что ты, убивая, защищала себя. Они бы и тогда не позволили никому помочь тебе. Даже защитники, узнав обо всем, не смогли бы ничего поделать с твоими дядей и тетей, ведь духи были бы на их стороне. Разве ты не считаешь это неправильным?

Дарок с усмешкой кивнул.

– Ты что это, червь, несешь? – покраснев сильно, с тихой яростью прохрипела Стрекоза.

Я вздохнул тяжело, опуская голову. Почему она не понимает всей этой бессмыслицы? Вот и васоверги со своей верой в очищение через Солнце понимают, а она не понимает.

– Будь все иначе, Стрекоза, – поставив кружку под ноги и сцепив руки в замок, произнес я, – тебе не пришлось бы творить еще больше зла. Если бы тебя судили не духи, а простые существа, то тебя бы поняли и простили.

– Хочешь сказать: духи неправы? – Она вскочила на ноги и, не сводя с меня злого взгляда, стиснула кулаки. Ее рот скривился в оскале, губы дергались, подбородок трясся.

– Успокойся, воровка, – вмешался Роми. – Он перегрелся в пути.

Я нахмурился, пытаясь заглушить собственную злость. Почему Ромиар не хочет поддержать меня и начать переубеждать фадрагосцев? Начать хотя бы с этой девушки, которая губит свою душу из‑за глупых заблуждений? Или я в который раз обманут, мои мысли в самом деле скверные, а я безумный?

– Успокойся?! – закричала она, топнув ногой. – Успокойся?!

Ромиар скривился, а я зажмурился, сжимая вспотевшие руки сильнее. Меня бросило в жар стыда, обиды и злости на себя. Испортил досуг. Опять своим грязным языком разношу скверну.

– Ты всерьез веришь в это, человек?!

– Он перегрелся! – разозлился и Ромиар.

– Не кричите, бестолковые существа! Всю живность в округе перебудите. Посмотрите, как перепугали бедную скотину.

– Поклянись духами, человек, что ты не веришь в ту ересь, что только что нес! – потребовала эльфийка.

Я стиснул челюсть. Шипение костра донеслось до слуха, пробудило детские страхи. Почудились громкие стуки в дверь, показалось, что за мной к знахарке пришли разъяренные сельчане.

– Оставь его в покое! – потребовал Роми.

– Поклянешься ты или нет?!

Щеку ошпарило, в челюсти щелкнуло, в закрытых глазах ярко засияло от внезапной боли. Я открыл их и посмотрел на эльфийку с занесенной рукой. Она держала кинжал. Лезвие было чистым, без крови, но я потрогал щеку. Нащупал две глубоких царапины от ногтей; пальцы порозовели от выступивший крови. Сердце стучало быстро, с силой, и этот стук раздавался громко в ушах. Но я услышал, когда эльфийка медленно потребовала:

– Говори!

Что ей сказать? Я разжал руки, набирая полную грудь воздуха, тоже стиснул кулаки, пока еще не представляя, как буду останавливать девушку. Смогу ли ударить ее? Парней усмирять легче.

Краем глаза уловил движение. Ромиар поднимался с места и собирался что‑то сказать, но раздался другой голос из темноты:

– А если не скажет?

Эльфийка мигом повернула голову на звук. Пригляделась во мрак, прищуриваясь, и вскоре оттуда вышла Асфи. Выжимая мокрые волосы, она прошла к Елрех. Улыбнувшись, склонилась и потрепала по холке настороженного тамарга.

– Испугался, дружище? Не бойся. Мерзкая эльфийка совсем не страшная. Она такая трусливая, что и тебя в ночи испугается. Такие, как она, боятся даже собственной тени. Слышал о таких? Нет? А я и знакома с такими была. Близко знакома… – И снова выпрямилась. Переступив его хвост, подошла к дереву. Прислонившись к стволу плечом, скрестила руки на груди, снова посмотрела с неподдельным интересом на Стрекозу и спросила: – Так что же ты сделаешь, если он откажется клясться? Расскажи мне, милая эльфийка.

Стрекоза молчала, лишь выше подняла подбородок. Я переводил взор от нее на Асфи, не узнавая последнюю. Что‑то было в ней незнакомое, отталкивающее, пугающее.

– Ну же, смелее. – Ее губы растянулись в ласковой улыбке, но эта улыбка отличалась от той, которой я обычно не мог наглядеться. Она вызывала оторопь, озноб и недоброе предчувствие. – У тебя такой приятный голос, что я готова слушать его снова и снова. А ты молчишь…

Асфи  

Эльфийка стояла передо мной, нагло демонстрируя уверенность. Смотрела с вызовом и с готовностью держала кинжал. Кинжал…

Что же она собиралась сделать с Кейелом?

Я старалась не замечать его , не касаться даже беглым взглядом. Опасалась, что если увижу порез… Духи Фадрагоса… Об этом даже думать было опасно. В глазах сразу темнело, к горлу подступала тошнота, и колючий страх пробирал все тело.

Она угрожалаему  кинжалом? Зачем ей кинжал в ссоре с ним ?

Я, маскируя усмешкой волнение, медленно выдохнула. Постаралась взять себя в руки, но в ушах до сих пор стояли пронзительные крики безумной эльфийки. Чем бы все тут закончилось, если бы я не появилась?

– Ты проглотила язык, Стрекоза?

– Он оскорблял духов! – наконец‑то, заговорила она. И опасно шагнула к нему, заставляя меня внутренне напрячься. – Он перекладывал на них смертные грехи!

Ее передернуло. Она перехватила кинжал удобнее. Меня затрясло. От страха? От злости? Не знаю…

– Я покажу ему, как духи велики, когда он начнет молить их о спасении, – тише произнесла она.

Огонь плясал за ее спиной. В диком танце из стройного силуэта родились тени, пробежались по стволам и листве, над головами застывших у костра существ. В этих тенях я увидела монстра на четырех лапах, бегущего за человеком. А затем они оба упали и скатились во тьму земли…

Листва надо мной зашумела так громко, что перекрыла все звуки и у меня заложило уши. Вынудила поднять голову. Каменное сердце, охваченное внезапным холодом, превратилось в лед, а через миг он с легкой болью треснул и рассыпался ледяной крошкой. Осколки упали под ноги, заключая меня в кольцо. В ловушку… Я поморщилась от непонимания. Разве меня можно напугать болью?

Луна безучастно наблюдала за мной. За нами. За происходящим.

Зачем тебе это?

На мой немой вопрос она не ответила, но ответ возник в мыслях сам по себе… Я вздрогнула.

Слепо нащупала рукоять кинжала, хоть и понимала всю его бесполезность против Вечного Свидетеля. Прищурившись и схватив воздух ртом, я потерялась во всем: во времени, в реальностях, в событиях. За спиной, в самой гуще тьмы, померещилось движение и жуткий, знакомый шелест. Лунный свет вдруг застал врасплох, и я отступила, стараясь уйти в тень. Ожившие монстры, зашумевшие в округе, не пугали так, как блеклый ночной взор Луны.

Казалось, все это видение захватило на несколько секунд, но, кажется, прошла лишь секунда. Стрекоза вновь привлекла внимание целенаправленным шагом к Кейелу. Последним шагом, разделяющим их. Он даже не пытался встать. А я искала взглядом окровавленный арбалетный болт. Где он? Потерялся во мхе и траве?

Его нет. Нет в этой жизни.

– Отступи! – я не узнала своего голоса. Гортанного, тяжелого, плотного. Всю глотку свело тем же колючим холодом, как и тело. Язык едва ворочался, зубы не удалось разжать.

Шелест ночных охотников усилился за спиной и, вытащив кинжал, я обернулась. Тьма застыла густой стеной. Казалось, если войдешь в нее, то увязнешь и не сможешь двинуться. Но ночных охотников не было… Всего лишь очнулась память.

– Он не умрет, – с трудом добрались до слуха слова Стрекозы, будто прошли эхом через сотни километров, залитых водой. – Но он должен быть наказан за свои слова, человечка! Либо пусть отрекается от них!

– Отойди от него, – убедившись, что за спиной никого нет, я посмотрела на непослушную воровку.

Она помотала головой и спросила:

– Или что? А что ты мне сделаешь?

Что я ей сделаю?

– Я нужна тебе. Ты сама сказала, что мы все нужны тебе! Что ты сделаешь мне? Призовешь духов, которых он оскорбляет, чтобы сжечь мне кожу?! Но потом сама же залечишь! – И расхохоталась. – С помощью духов!

Духи… Странное состояние медленно стало спадать, хоть и ощущение, что мы окружены взорами со всех сторон никуда не исчезло. Стал отступать страх. Появилась уверенность, в голове сами по себе сложились в одну единую связь множество событий.

Если со Стрекозой ничего не сделать, то она рано или поздно со своей безумной верой доберется до Кейела. И после этого я точно убью ее… Зато сейчас я могу воспользоваться шансом. Я бегло оглядела существ у костра и мигом выцепила Архага.

– Последнее предупреждение Стрекоза: отойди от человека.

Она рассмеялась, оборачиваясь к васовергам и запрокидывая голову:

– Вы слышали? Она меня предупреждает! Будто мы не успели рассмотреть под слоем ее напускной грубости и гнева доброту. Или ты думаешь, человечка, что я смерти боюсь? Я ни ее не боюсь, ни тебя!

Ее смех звучал омерзительным скрипом железа внутри, сводя скулы и вызывая желание заткнуть уши. Или заткнуть ее…

– К сожалению, твой язык нам еще пригодится.

– Что? – с широкой улыбкой переспросила она, не расслышав меня. И через секунду потеряла ко мне последний интерес, вновь возвращаясь вниманием к Кейелу. – Ты будешь отрекаться от своих слов, еретик?!

Он ответил не сразу, но ответ был для меня очевиден и не вызывал ничего, кроме уважения:

– Не буду! Посмотри на себя, эльфийка, ты и теперь готова сильнее очернить себя, ради духов.

Факт того, что обо мне снова все забыли, что меня снова ни во что не ставят, не огорчал, а всего лишь убеждал в правильности решения.

Я опять посмотрела на Луну и прошептала:

– Я не боюсь тебя.

Луна предсказуемо молчала. Она, как и духи, не выбирала наш путь за нас, а всего лишь принимала его.

– Архаг, – обратилась я и показала жестом руки, чтобы он поднялся.

Кейел со Стрекозой уже стояли друг напротив друга. Она с кинжалом, он с кулаками. На что он рассчитывает с таким раскладом? Его безграничная доброта не приведет его ни к чему хорошему.

Слепая доброта, слепая вера, слепая жадность… У каждого найдется своя слепота.

– Поднимайся, – пояснила я непонятливому васовергу. – И подержи воровку.

Стрекоза опять отвлеклась от Кейела и вскинула брови. Бесстрашно оглянулась на поднимающегося Архага, фыркнула насмешливо и пожала плечами. Видимо, ее разобрало любопытство, как далеко я зайду.

– Я много раз видела таких существ, как ты, Асфи, – елейно заговорила она. – Ты не сделаешь ничего такого, чего не сможешь потом себе простить.

Это была моя вечная ошибка… Пора исправлять ее.

Архаг подошел к девице, и я одобрительно кивнула ему. Темноволосый васоверг легко и осторожно взял худые локти и завел их ей за спину. Она не сопротивлялась, лишь поморщилась, обозначая, что мужские прикосновения ей неприятны.

– Ты веришь, что если он изнасилует меня на глазах у всех, я буду разбита и стану послушной?

Я удивилась ее вопросу. Надо же…

Подошла к ней вплотную и немного приподняла голову, чтобы видеть зеленые, как свежая трава, глаза. Ответила предельно честно:

– У меня не настолько испорчена фантазия.

Она недоверчиво нахмурилась.

– Архаг, держи ее крепче. И подойди ближе к костру. Тут лучше видно. Не хочу случайно убить ее. Потом придется тратить время на поиски нового союзника.

– Что ты собралась делать? – наконец‑то, мелодичный голос прозвучал с опаской.

– Я просила тебя по‑хорошему, – напомнила я, стягивая с худых плеч девушки куртку. – Быть может, я добрая, но у меня есть терпение. На тебе оно закончилось.

Острое лезвие легко разрезало тесемки рубашки, беззвучно распороло ткань. Грудная клетка эльфийки застыла на миг, а затем заходила в частом дыхании.

– Что ты делаешь, человечка? – в какой‑то необычной тишине, когда не слышалось ни шороха, спросила Стрекоза.

– Выбираю место на твоем теле, где буду срезать кожу. Лоскут за лоскутом, – призналась я, отводя угол рубашки от ключицы. Ткань пришлось еще немного подрезать, чтобы она не мешала. – Я никогда этого не делала, но постараюсь быть предельно аккуратной. Ты права, незачем впутывать духов в то, в чем я могу разобраться собственноручно.

Одновременно с последними словами я быстро поднесла клинок к ключице и надавила. Острое лезвие легко проткнуло нежную кожу.

Эльфийка дернулась, и я быстро отступила.

– Держи ее крепче! – приказала Архагу.

По его виду создавалось впечатление, что он до сих пор не понимает, что происходит. Но надо отдать ему должное, он, как я и предполагала, лучше всех готов беспрекословно подчиняться.

Я попыталась снова подступиться к воровке, но она дергалась, ругалась и пиналась. Возле костра мелькнула огромная тень, взметнула искры над костром, промчавшись прямо сквозь него. А уже через миг с другой стороны раздался громкий стук. Я обернулась: Дарок возвышался на поляне и смотрел на лежащего под деревом темноволосого шан’ниэрда. Друг Стрекозы, видимо, пытавшийся помешать мне, лежал без сознания или мертвый. Почему‑то это не вызывало во мне абсолютно ничего, кроме благодарности к будущему вождю.

Следом за Дароком мне на помощь подоспел и Норкор. Поймав ноги Стрекозы, он крепко сжал их и уселся на коленях.

– Не трогай меня! – надрывая голос, вопила воровка. – Не трогай меня!

Я вспомнила о своей просьбе, которую она проигнорировала. И теперь уже беспрепятственно подошла к ней.

Она смеялась мне в лицо. Угрожала ему  и смеялась мне в лицо.

Ненависть вспыхнула к ней, к васовергам, ко всем, кто проявлял непонятную, глупую агрессию. Именно их непослушание вынуждает меня действовать настолько жестоко. Будь они покладистыми, наши отношения сложились бы иначе. Теперь же другого пути не осталось.

Схватиться пальцами за надрезанную кожу оказалось непросто. Эльфийка, продолжая ругаться, дергалась. Но в итоге мне все равно удалось. С первым же нажатием клинка на плоть, слова ругательств переросли в один оглушительный крик. Я поморщилась.

Но не остановилась.

В душе образовался небывалый штиль. А в голове звучало лишь обращение к постоянной свидетельнице. «Смотри, раз тебе так нравятся чужие страдания. Наслаждайся»

Она касалась поляны холодным светом, проникала под одежду, но не могла вытеснить из меня внутренний жар. Я стискивала челюсть до зубного скрежета. Рот наполнился слюной с привкусом железа. Аромат крови забился в нос. И я вспоминала Ледяную пустошь и единственную кружку с густой, свежей кровью, которую мы передавали из рук в руки. Мы выживали.

Необходимость двигала мною и сейчас, вытесняя малейшую слабость и гася еще при зарождении мысли о том, что надо быть добрее, что можно и отступить. Ведь может быть насилия уже достаточно.

Нельзя. Пока я слышу лишь неразборчивые крики, всего этого наказания недостаточно.

На молочной, идеальной коже эльфийки, под самой ключицей образовалось кровавое пятно размером в мою ладонь. Кровь выступала из неровных надрезов и красных волокон мяса. Стрекоза захлебывалась криком, но я до сих пор не слышала от нее ничего, что могло убедить меня в том, что она больше не вздумает пойти против меня.

Покажи же мне хоть какое‑то раскаяние!

Жилка в тонкой шее билась так, что, казалось, может пробить горло изнутри. Зеленые глаза выпучились и закатывались, а белки залились кровью. Я посмотрела на багровую рубашку, на кусок плоти, оставшийся без кожи, и приняла решение, что тут не стоит ничего больше трогать. Все‑таки эльфийка нужна мне живой. Если, конечно, ее друг выжил… В ином случае наверняка замену придется искать обоим.

Стрекоза больше не дергалась. Сползла в крепких объятиях непоколебимого Архага, дышала с хрипами, сипами и бормотала что‑то неразборчивое. Вся она блестела от пота, а по бескровным щекам текли слезы. Я налегла коленом на спину Норкора и легко достала длинное ухо.

– Не надо, – вдруг отчетливо произнесла девица.

– Да, думаю, что оно тебе не надо, – согласилась я с ней, осторожно отводя его и поднося к нему лезвие. – В походе ты справишься и с одним.

Хрящик заскрежетал точно так же, как при разделке они хрустят у любых животных.

– Не надо! – громче взмолилась эльфийка и с новой силой завертела головой. Кинжал с хрустом вошел глубже. – Я сделаю все, что ты хочешь, но не надо! Пожалуйста, Асфи! Духами клянусь, я сделаю все, что ты хочешь!

Перед моим лицом вспыхнуло многоцветье принятой клятвы. От неожиданности я вскинула брови. И сразу крикнула:

– Не дергайся!

Стрекоза поняла приказ иначе и взвыла не своим голосом. Пришлось повторить громче:

– Не дергайся! Дай мне вытащить кинжал!

Она застыла не сразу, но застыла. Вся тряслась, вынуждая стискивать зубы и действовать аккуратнее, что замедляло процесс. Когда я справилась, склонилась к растрепанной эльфийке и поинтересовалась:

– А что ты скажешь мне о человеке, неверующем в справедливость духов?

– Я не трону его! – стуча зубами заверила она. – Не трону никого, кто тебе важен! Клянусь духами, Асфи, я не пойду против твоей воли!

Духи сложились между нами в очередной символ, принимая новую клятву.

– Отпустите ее.

Норкор отпрянул первым, поднося поочередно руки к носу. Поморщился и принялся ожесточенно вытирать их о мох под собой. Архаг отпихнул от себя девицу, брезгливо морщась. Она не устояла на ногах и мешком повалилась на землю. Ее штаны были мокрыми.

Сквозь несмолкающую ругань Норкора я услышала тихие уговоры Елрех. Она сидела над шан’ниэрдом и трясла его за плечо. Сразу за мной находился Гахсод. Как оказалось, он заступал путь Кейелу и Роми. Мелькнула глупая мысль, что они пытались остановить меня. Но я мигом отмела ее. Еще не настолько я сошла с ума, чтобы поверить, что они заступятся за ту, кто угрожал Кейелу расправой.

Что‑то мешало шевелить пальцем свободно, и я посмотрела на него. Лоскут чужой кожи прилип к нему. Я тряхнула рукой, но из‑за густого слоя крови, он даже не пошевелился. Пришлось пачкать и руку, в которой был зажат кинжал. Я поморщилась. Нужно снова идти к озеру и отмываться.

Раздался слабый голос дружка Стрекозы:

– Тиэлин. – Он приподнялся на локтях. На его шее темнели синяки. Глаза расширялись по мере того, как он разглядывал эльфийку, лежащую на боку, дрожащую и беззвучно плачущую. Длинное ухо держалось на месте, но именно оттуда ручьем текла кровь по виску на лицо. Заливала глаза, белка в которых нельзя было разглядеть. – Тиэлин!

Тиэлин…

Я повторила это имя про себя, и оно напомнило мне другое. Тиналь.

Что‑то резко изменилось в моем настроении. Вновь подорвалась уверенность, вспыхнула злость, но не к эльфийке. Я не смогла разобраться, что конкретно меня злит. Отступила, хмурясь и рассматривая молчаливых существ. Они все чего‑то ждали, глядя на меня. Чего?

Единственные, кто был занят не мной – Елрех, уже копошащаяся в сумках, Стрекоза, не видящая никого вокруг, и шан’ниэрд. Он, продолжая говорить на мелодичном языке, быстро пополз к возлюбленной. Приподнял ее с земли и прижал к себе спиной, опасаясь трогать рану под ключицей. На меня он не смотрел. Но я помнила… Помнила его ярость, его способность убивать.

Я растерла большим пальцем на ладони кровь, густеющую с каждой секундой, и услышала собственный голос в голове: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста»… Пережитое унижение и страх в прошлом теперь вызвали недоумение и отвращение. Вот этот шан’ниэрд, перед которым я опускалась на колени, теперь сам ползает на четвереньках и рыдает. Кого я боялась?

Не понимая, что хотят мужчины, пронизывающие меня различными взглядами, я развернулась и ушла. С ними и их ожиданиями разберусь позже.

Возле берега пахнуло тиной, сыростью и свежестью. Прохлада остудила лицо. Озеро серебрилось и мерцало мелкой рябью. Звезды тонули в нем. Близость воды успокаивала. Я прошла по бревну чуть дальше от берега и присела на корточки. Быстро смыла кровь с рук и решила умыться. С первой пригоршней воды, накатило наслаждение, но оно легко прерывалось обдумыванием завтрашнего пути. Подвернувшейся ситуацией хотелось воспользоваться максимально эффективно, поэтому решение по реорганизации нашей компании нужно было принять в ближайшее время.

Желудок заурчал, напоминая, что я еще не ужинала. Да и не спала толком. И все это раздражало и подгоняло быстрее все обдумать.

Потянувшись за следующей пригоршней воды, я замерла. В темной глади озера отражалась я, но другая. Луна посеребрила волосы, а рябь исказила черты лица, делая меня какой‑то напуганной и нерешительной. Я вдруг вспомнила, что когда я действительно была такой, и именно это все в основном и привело к тому, что сегодня у меня не осталось ничего. Улыбка растянулась сама по себе, захотелось посмеяться над собой. Я склонилась ниже к отражению и, желая сбросить хоть немного злости в воздух, с ненавистью прошептала:

– Ты все уничтожила.

На берегу раздался хруст. Я мигом встала и всмотрелась в темноту. Кое‑как вытертый кинжал покоился в ножнах, но я не собиралась в ближайшее время пользоваться им. При настоящей опасности лучше призвать Ксанджей, а показательных порок на сегодня больше не планировалось.

Вскоре на тропинку вышел Кейел. Белая рубаха отсвечивала серебром, знакомая походка была резкой, даже несколько неуклюжей. Что еще случилось? Я ведь только отошла…

Перепрыгнув с бревна на берег, я спросила:

– Все хорошо?

– Хорошо? – тихо переспросил Кейел и замолчал.

Луна осветила изумленное лицо, но очень скоро изумление исказилось гневом.

– Зачем ты это сделала?

Я нахмурилась, чувствуя охватившую меня растерянность.

– Что сделала?

– Это! – прошипел, кивнув в сторону лагеря. Волосы выбились из‑за ушей, и он быстрым жестом заправил их обратно.

Я молчала, глядя на него, и не зная, что отвечать. Было столько причин, и все они были такими очевидными и логичными. Разве он сам этого не понимает?

Кажется, он не выдержал моего молчания. Указал в сторону лагеря и выплюнул:

– Ты изувечила ее! Мучила ее! Ты…

– Остепенила ее, – подсказала я.

Он резко замер. Даже дышать перестал. Я смотрела ему в глаза и отчетливо видела непонимание. Почему?

Я не ошиблась! Не сейчас! Сейчас я не ошиблась!

Глубоко вдохнула и попыталась донести до него простую истину:

– Кейел, она угрожала тебе. Мне нужно было как‑то повлиять…

– Поговори с ней! – перебил он. – Тебе нужно было просто поговорить с ней!

Как он себе это представляет? В который раз мне нужно было предупреждать ее, если она не поняла ни одного предупреждения? Кажется, он и сам понимал, что говорит глупость, иначе почему схватился за голову?

– Чудовище, – едва слышно произнес он, и я застыла с едва зародившейся улыбкой на лице. – Какое же она чудовище.

О ком он говорит? Я потерла лоб, стараясь разобраться, но единственная связь, которая возникала, никак не укладывалась в голове. Я защищала его, защищала себя, защищала всех нас от агрессии разбойницы… Может, он все же называет чудовищем Стрекозу? Это было бы логично, если бы только он не пришел с претензиями ко мне.

Смешок слетел с губ прежде, чем я успела накрыть их ладонью. И Кейел услышал. Он стоял в полутора метрах от меня и разглядывал одновременно с жалостью и неверием.

– Прав был Роми, – громче сказал он. – Ты не для семьи. Ты даже не для любви!

Махнул на меня рукой, будто показывал кому‑то невидимому, а я пыталась справиться с шоком. Меня будто ледяной водой окатили. Что? Как это – не для семьи?

– Там, со Стрекозой, ты показала себя! Теперь мне ясно, почему зверь любил тебя! Ты такое же кровожадное животное, какими являются все Вольные.

Я прислонила кулак к губам, и втянула воздух сквозь зубы. Как это – я не для семьи? Вольный – животное?

Оба вопроса вызвали очередной порыв смеха, и я с силой прикусила нижнюю губу, чтобы удержать его. Но вот от улыбки избавиться не могла. Я шагнула к Кейелу и посмотрела в его искаженные отвращением глаза. Посмотрев на меня ближе, он скривился и отступил. Я все‑таки тихо рассмеялась, прокручивая раз за разом в голове все его безумные претензии и не могла никак найти им объяснения.

И особенно занозой глубоко застряло высказывание о том, что я не для семьи. Тогда для чего? Как это один для нее подходит, а второй – нет? Кто это определяет? Ромиар?

Это недоразумение удерживало смешливое настроение и улыбку на лице всю короткую дорогу, расплывающуюся и шатающуюся перед глазами, до самого лагеря. Я бесшумно вышла под освещение костра, и слух уловил изменения. Отвлеклась от мыслей, чтобы понять, что именно изменилось. И это удалось мне легко. Все замолчали.

Все обсуждения прекратились вестись даже шепотом. Васоверги усердно высматривали что‑то в своем куске мяса. Только Дарок в открытую смотрел на меня, но в его взгляде не было ничего необычного. Может, лишь немного восхищения. Я прошла к бревну, смахнула с него возможный мусор и уселась. Глянула в сторону Стрекозы, и она, хоть и не смотрела на меня, вздрогнула и крепче сжала одной рукой кончики пальцев второй руки.

– Не дергайся, несчастная эльфийка, – негромко попросила Елрех, сидя перед ней и обрабатывая чем‑то рану на груди. – Потерпи немного, и боль спадет, а потом займемся твоим ухом. Оно у тебя мигом прирастет, вот увидишь…

Дружок Стрекозы сидел рядом с ней и затравлено смотрел на меня исподлобья. Когда я улыбнулась ему, он покорно опустил глаза в землю.

И чем Кейел недоволен? Наконец‑то наступившим порядком? Перед сном я стребую с этих двоих еще парочку клятв, и они никогда не смогут навредить ни мне, ни Кейелу, ни Роми, ни Елрех. Разве это плохо?

Я столкнулась взглядом с желтыми глазами Роми. Он тоже отчего‑то смотрел на меня осуждающе. Еще один праведник…

Под ложечкой засосало, и это не было каким‑то неприятным чувством. Забытая всеми косуля хорошенько подгорела, но аппетит проснулся такой, что запах, пусть и с гарью, кружил голову.

– Подайте мне кусок, – попросила я васовергов, к кому ужин был ближе.

Архаг с Норкором спохватились одновременно, будто от того, как быстро они исполнят мою просьбу, зависела жизнь каждого. Норкор не успел дотянуться до мяса, как Архаг ударил его по рукам и что‑то прокаркал на васовергском языке. Норкор уставился на свои руки, потом понюхал их повторно, но и Архаг не стал пачкать мясо своими руками – им на помощь подоспел Гахсод. Пока он выбирал мне кусок, проверяя ножом черную корочку, к костру пришел Кейел. Не глядя ни на кого, он сразу улегся на лежанку из еловых веток и повернулся к нам всем спиной.

Гахсод подал мне, наверное, лучший кусок, и я сразу же откусила от него. Несмотря на аппетит, вкус исчез,все казалось пресным. Как и сегодняшняя победа… Судя по поведению окружающих, я добилась послушания, но одновременно с тем будто отдалилась ото всех. Ни на шаг, ни на километр, а как‑то иначе. И снова звучали слова, въедающиеся глубоко в память: «Ты не для семьи»

Это правда, Кейел?

Во тьме, за языками пламени, прямо за плечом Дарока, сидел он . Бесшумный, ни для кого, кроме меня, невидимый. В этот раз улыбчивый и, судя по взгляду, гордый мной. Вольный, улыбнувшись шире, покачал головой, словно просил меня не брать в голову чужую бестолковость. И я улыбнулась ему.

– Нравится? – по‑своему растолковал улыбку Дарок.

– Вкусно, – слукавила я.

Другой Кейел, тот которого я не могла понять, резко натянул на себя одеяло и снова замер.

Глава 23. Огонь и вода  Кейел  

Я не мог уснуть. Стоило только закрыть глаза, и, словно наяву, передо мной возникали Асфи, Архаг и Стрекоза. И крики. Крики въелись в память и продолжали звучать отовсюду еще долго. Слышались во всем: в скрипе деревьев, в блеянии тамаргов, даже в слабом ветерке, добирающемся в этот глухой лес.

Асфи стояла посреди поляны, освещенная огнем, и словно сливалась с ним. Будто выходила из него. Ее руки и кинжал – орудие пытки – были измазаны кровью. Я видел ее лицо и не узнавал – бездушное.

Когда сон охватывал сильнее, вместо Стрекозы я видел себя. Со стороны наблюдал, как Асфи, не мешкая, наказывает меня. И тогда мои крики – давние, детские – звучали в ушах.

Выходит, она ничем не лучше остальных.

Я открывал глаза – и все растворялось в лунном свете.

Смотреть на темноту тоже приходилось с осторожностью. И она пробуждала память о недавно увиденном. Но хуже всего дела обстояли с голосом Асфи.

Допоздна она сидела за костром, ждала, когда Елрех отпустит бедную эльфийку. Негромко переговаривалась с Дароком так беспечно, будто ничего не случилось. А затем требовала отвратительные клятвы и с Лиара, и со Стрекозы. Ими она буквально пленила этих двоих, лишая их малейшей свободы и, наверняка, превращаясь для эльфийки в жадных дядю с тетей в одном лице.

Удивило и насторожило ее решение опять разделиться. Она отправляла Стрекозу, Лиара и троих васовергов в регион Хищного хребта. Долго рассказывала, где найти озеро и на его дне ларец со вторым ключом.

Удивились таким переменам в планах все, но поинтересовался об этом только Дарок. Возможно, потому, что Асфи оставляла с нами Гахсода, а не его. В любом случае ответа ни он, ни остальные не получили.

– Так нужно, – строго заявила Асфи и вернулась к беседе со Стрекозой, требуя от нее повторить все услышанное.

Все то время, что она говорила, я вспоминал ее другой девушкой – решительной, но нежной; плачущей, но бойкой; веселой, но всегда готовой к трудностям. Она нравилась мне такой все больше и больше. И тут… Было невыносимо горько видеть все то, что она творила своими руками, без чьей‑либо указки. Я пытался найти причины для всей этой жестокости, но никак не мог. Неужели не было другого пути примирения? Мы бы с ней смогли. Смогли бы склонить всех к дружелюбию со временем, с помощью внешних обстоятельств, каких‑то наглядных жизненных примеров. Мы с ней многое смогли бы. А так… Так все превратилось в ощущение, будто это она держала розги в ту дальнюю Луну, и я был привязан к столбам перед ней. Именно она своими руками раздирала мне спину до крови, до мяса. Исполосовывала веру в добрых существ. Именно она заставила меня – меня, а не Стрекозу! – понести наказание через страдание и позор.

Неужели со мной не было возможности договориться? Неужели нельзя доказать свою правоту, не прибегая к жестокости?

Я убежден, что правду можно доказать одними лишь словами.

Над лесом занималась заря, а я так и не смог уснуть. Лежал на спине, заложив руку под голову, и смотрел на серое небо, подернутое розоватой дымкой. Макушки деревьев чернели, пятная его, а блеклые звезды мерцали, исчезая, но до последнего украшая.

Все в лагере спали, уставшие после трудного спуска с черных гор. Заснула даже Стрекоза, наверняка измученная и страхом, и болью. Норкор, оставленный следить за лагерем, и тот сидел на бревне, выронив свою плеть из рук и свесив голову на грудь. Иногда он похрапывал слишком громко и будил сам себя, после чего вздрагивал, хмурился и спешно оглядывался. Не видя никаких лазутчиков и врагов поблизости, засыпал снова.

Я сдвинул руку, нащупал мох. Влажный от первой взвеси будущей росы, мягкий и живой. Захотелось остаться тут. Просто остаться вдали от разумных существ, от которых постоянно приходится ждать удара.

Через мгновение поддался душевному порыву и тихо поднялся. Думал уйти, не оглядываясь. Особенно хотелось уйти, не глядя на Асфи и не вспоминая о ней.

Не смог.

Проходя мимо костра, обернулся. Отыскал взглядом и не поверил глазам. Нежная, беззащитная, маленькая.

Я бесшумно подкрался к ней, присел на корточках. Заметил две морщинки на лбу. Они создавали впечатление, что Асфи хмурится даже во сне. Она дышала размеренно, спокойно. Веки дергались, ресницы дрожали, а кулаки то сильнее стискивали одеяло у груди, то расслаблялись.

Испытывая необъяснимое желание разбудить девушку, порадовать чем‑то, лишь напомнил себе, какой она была совсем недавно. Однако ярость утратила силу и приобрела тягучий оттенок горечи. Так было и с родителями, когда они, потеряв не рожденное дитя, снова забрали меня к себе от знахарки.

На просторном берегу озера света было больше. Небо из лилово‑серых оттенков резко становилось белесым. От воды веяло свежестью, приятным холодком и бодростью. Туман уже таял у берегов, лишь призрачная дымка вздымалась ближе к центру. Ничего, кроме легкого, едва ощутимого кожей ветерка не трогало темную гладь. Я присел у берега, не решаясь умыться. Боялся первым нарушить спокойствие, опасался, что вслед за моим первым действием вновь последует череда разрушений. Поэтому ждал, когда природа очнется, когда рядом заголосит первая пичуга. Они пели, но пели где‑то за тем берегом, где уже разгоралось небо.

Солнце рождалось медленно, и глаза успевали привыкнуть к сиянию его пламени. Однако с каждым его крохотным шагом, они болели все сильнее и сильнее. Болели до слез.

Я смотрел. Смотрел и не понимал своей любви к рассвету. Раньше я считал его рождением чего‑то важного, считал, что с каждым рассветом наступает новая пора для жизни. Теперь же мне казалось, что из этого яркого огня проступает знакомый девичий силуэт.

Чем выше поднималось Солнце, чем ярче сиял рассвет, тем больше он проникал в озеро, которое я по ошибке успел полюбить. В воде любой огонь должен гаснуть, но сейчас он лишь засиял ярче, заполонил собой все вокруг. Огонь на небе и огонь в отражении. Он с новой силой разжег во мне недавнюю боль, словно от предательства. Словно он и Асфи предали меня.

Асфи  

Утро начиналось с огорчений и очередных волнений. Мало того, что я не выспалась и вставала на чистом упрямстве, так и остальные старались пролежать под одеялами как можно дольше. Лишь Стрекоза вскочила по первому же моему требованию, а за ней подорвался и Лиар, с опаской поглядывая на меня. А вот Ромиар, на которого я – доверчивая идиотка – возлагала огромные надежды в нашем походе, валялся с потерянным видом до последнего момента, пока я не выдержала и не обратилась к нему самолично.

Больше всего беспокойства, конечно же, доставило отсутствие Кейела. Норкор, по идее, карауливший покой и безопасность лагеря, каким‑то чудом проспал исчезновение человека. И я разрывалась между желанием, как девочка, броситься искать непутевого соратника или спокойно дождаться его возвращения, как поступил бы любой адекватный взрослый. Наверное, поступил бы…

Тайно я ждала, что поиском Кейела озаботиться кто‑нибудь другой и тем самым разрешит мою дилемму. С одной стороны, я в ответе за каждого в этой группе, с другой – сомневаюсь, что организовала бы оперативные поиски Дарока, не обнаружив того на месте поутру. Но Ромиар выглядел совсем потерянным, а Елрех сходу занялась готовкой завтрака. Остальным и дела не было до исчезновения одного из нас.

К счастью, очень скоро я наткнулась на Кейела у озера, где он сидел без движения и неотрывно смотрел в воду. Стоило ему только услышать мои шаги, увидеть меня, как он подорвался, нахмурился и ушел к лагерю. Молча. Без единого слова приветствия или проклятия.

Но хуже стало из‑за собственной реакции на его обиду. Я глянула на озеро с глупой мыслью: «Ему станет легче, если я утоплюсь?»

За завтраком я вновь штудировала со второй группой их путь и задачи. Разойтись необходимо было до обеда. Лучик надежды на небольшую передышку в непростой жизни трепетал и подгонял. Вот только надежда жила ровно до нашего отхода.

Вторая группа оставалась коротать еще одну ночь на этой поляне, а мы собрали свои вещи и определились с направлением. В этот же момент вместо Гахсода поднялся Дарок. Коротко распорядился о том, чтобы Гахсоду подчинялись, и последовал за нами. Я молча приняла его очередное самоуправство, не желая показывать, как в действительности сильно раздосадована.

Дальнейший путь лежал к священному кольцу в регионе Больших мостов, а оттуда – в регион Ночной смерти. Я не видела никаких проблем в том, чтобы мы управились впятером. А достать сундучок со дна озера в Хищном хребте – и вовсе плевое дело, с которым вторая пятерка должна справиться. Благо, я уверена, что друг друга они не поубивают. Теперь уже точно. Все‑таки у Гахсода нрав спокойнее, чем у Дарока. Но если бы Дарок вдруг избавился от Стрекозы и Лиара, то у меня был бы предлог не тащить остальных васовергов в сокровищницу. Чего уж юлить, такая рокировка сил была даже привлекательнее, потому что теперь убийство Тинаэль собственными руками в сокровищнице вдруг виделось гораздо сложнее, чем раньше.

Надо же… Тинаэль. Наверное, имя напоминает ей о покойных родителях. Или о бессердечных родственничках, на чьем попечении она, к несчастью, осталась.

Сырость и влага в густом лесу давила со всех сторон, мешала вдохнуть полной грудью и вызывала противную испарину по всему телу. Я шла немного впереди, хотя была уверена, что выбираю направление не лучше той же Елрех или Кейела. Тем не менее даже Дарок отстранился и шел позади. Иногда мне для спокойствия хватало хруста веток и негромких голосов за спиной, но чаще все равно приходилось оглядываться, считать каждого. Всего пятеро… Уследить за таким количеством существ в лесистой местности гораздо проще, да и руководить, как я надеялась, тоже.

На небольшой и такой редкой для этого леса прогалине меня догнала Елрех. Она улыбалась радушно, разглядывая залитый и прогретый солнцем участок.

– Хочешь сделать привал? – предположила я, снимая с плеча налипшую паутину.

– Зачем? – склонив голову набок, поинтересовалась Елрех. – Мы не так давно вышли в путь, и я уверена, что мужчины не успели проголодаться. Да и сколько нам еще идти? Три‑четыре шага Солнца, и все равно придется искать место под лагерь.

– Найдем его засветло.

Она изумленно взглянула на меня. В серых глазах отражалось солнце, и они сияли теплом сильнее обычного.

– Ты не злишься на меня? – осторожно спросила я.

– С чего вдруг мне злиться на тебя?

Я повела плечами. Сумка сползла и чуть прищемила кожу. Да, именно так щемило у меня на душе все то время, пока я пыталась уснуть этой ночью. Мне никак не удавалось смириться с тем, что правильные действия отдалили меня от тех, в чьей близости я как раз нуждалась.

– Да так… – отмахнулась я. – Показалось.

Елрех хмыкнула и продолжила затронутую тему:

– Этой Луной ты проявила жесткость, строгая человечка.

– Жесткость? – Я вскинула брови. – Не жестокость?

Она покачала головой, амулеты, вплетенные в густые волосы, застучали по‑летнему приятно: деревяшки ударялись друг о друга глухо, привязанные костяшки – звонко. Почти музыка ветров. Удивительно, когда возникала необходимость, от Елрех не исходило ни звука.

– Я не могу говорить за всех, сильная Асфи, – останавливаясь перед оврагом, произнесла Елрех, – но я не осуждаю твой поступок.

Мы постояли на краю, посмотрели на крутой склон, заросший крапивой и лопухами, а затем, не сговариваясь, пошли вдоль. Я мысленно отметила легкое недовольство, что приходится задерживаться, разыскивая обходной путь, но в душе порадовалась, что могу поговорить с Елрех чуть дольше.

– Мне показалось, что на меня разозлился даже Роми, – с неимоверным облегчением поделилась я.

– Он разозлился, потому что ты не подумала о Кейеле.

– Что? – Я усмехнулась с горечью.

– Я знаю, что ты заступалась за него, – с сочувствием сказала Елрех. Даже дотянулась до моего плеча и легонько сжала его. – Наверное, ты перепугалась за него сильнее, чем он за себя. Но, упрямая Асфи, разве не понимаешь, как ему трудно наблюдать за истязаниями, когда он на себе испытывал подобное?

Я споткнулась о густую поросль травы и едва не упала. Ухватившись за подставленную руку Елрех, устояла. Взглянула на нее, сведя брови на переносице, и приоткрыла рот. Целых несколько секунд не знала, что сказать. Конечно, я помнила об этом горьком детстве Кейела. Да и том… Ему досталось в обеих жизнях. Я помнила о нем все, что знала, но при этом мне и в голову не приходило сравнивать его и Стрекозу.

– У меня не было выбора, – тихо выговорила я слова, которые дались с трудом. Вдохнула глубоко, теряясь из‑за них сильнее, и теперь намеренно взяла подругу за руку. – Елрех, она бы не остановилась. А следом за ним, они бы добрались и до Роми, и до тебя. Как бы я потом на них всех влияла? Что бы я потом делала, если бы они…

– Я понимаю, мудрая Асфи, понимаю, – перебила она меня, стискивая мою ладонь в ответ. – Тебе нелегко с нами. Отсюда и жесткость, и резкость. Тебе не следует беспокоиться, что за это я буду тебя осуждать. Я буду помогать тебе, чем смогу, пока ты мне не запрещаешь. Строй порядок как тебе нравится, а я буду залечивать последствия.

Мне хотелось плескаться в той искренности, которую выражали ее глаза, бесконечно долго. Она говорит это всерьез. Говорит, что готова поддерживать даже такие мои меры.

– Вроде пришивания ушей эльфийкам? – с улыбкой полюбопытствовала я, с чувством неловкости отпуская ее руку и отступая.

– Вроде того. – Она шагнула за мной следом и на ходу сорвала ярко‑красную травинку незнакомого мне растения.

– Знаешь, Елрех, ты и в той жизни была такой же. Вечно, как ни гляну, а ты шла с ним рядом. Вы всегда о чем‑то беседовали, каким бы жестоким он ни был накануне, что бы он ни вытворил. И, наверное, ты была единственной, кого он упоминал с улыбкой и… любовью. Да, пожалуй, он даже не думал или, вероятнее всего, не знал, что любит тебя.

– Любит? Ты говоришь о своем Вольном? И без ревности?

Я кивнула и улыбнулась шире.

– Я люблю тебя той же любовью. А теперь еще и знаю, что вы могли обсуждать. – Прищурилась, прислушиваясь к себе, и добавила: – И почему после разговоров с тобой ему становилось легче.

Она задумалась, почесывая коготком висок. Вскоре украдкой оглянулась и перевела тему:

– Почему ты не настояла на том, чтобы с нами отправлялся вежливый Гахсод?

Я немного помедлила с ответом, пытаясь разобраться в природе ее интереса. В итоге спросила:

– Ты догадалась, почему я хотела, чтобы с нами шел именно он?

– Потому что тебе надоел настырный Дарок?

От ее предположения я прыснула в кулак. Тихо отсмеялась и ответила:

– Если бы я избавлялась ото всех, кто мне надоел, со мной в сокровищницу отправилась бы только ты. Нет, Елрех. Гахсод – правая рука Дарока. Что‑то вроде самого доверенного исполнителя. Норкор и Архаг уже готовы подчиняться мне, но не Гахсод. Он проявляет уважение. Всего лишь.

– Чего же ты хочешь от него?

– Уже ничего. Но я планировала ему понравиться.

– Как девушка? – Серые глаза округлились, а через миг легкий ветерок прикрыл их белоснежными прядями.

– Нет! Конечно же, нет. Думала, что завоюю его доверие, подружусь. Тогда была бы вероятность, что в случае очередной дележки власти между мной и Дароком, Гахсод отказался бы принимать чью‑либо сторону.

Морщинки залегли между белыми бровями. Елрех откинула волосы за спину и совершенно точно озвучила вывод:

– Тогда это было бы поражением Дарока. Мы и так поддерживаем тебя, Стрекозу этой Луной ты связала клятвами. Остались только васоверги, которые идут за своим вождем.

– Именно.

– Думаешь, что Дарок догадался о твоих намерениях?

– Не знаю. Не все ли равно? Не получилось подмять под себя всех, значит, будут довольствоваться маленьким преимуществом в количестве. На моей стороне все равно большинство. Если это принесет порядок в наши ряды, этого будет уже достаточно.

Овраг закончился, земля выровнялась, даже кочки уменьшились и встречались реже. Лес тоже поредел. Все вокруг стало напоминать заброшенный давным‑давно сад. Тут и яблони встречались, и груши, и даже черешня росла, но, к сожалению, без ягодок на ветках. Темно‑зеленый пружинистый мох сменился сочной, сладко пахнущей травой. Мы с Елрех беседовали всю дорогу. Впервые за многие дни я отвлеклась на болтовню о погоде, травах, даже просто погрузилась в спор о готовке каши. Только заметив блеск реки между деревьями, я поняла, что, несмотря на все душевные тяготы, налегке прошла путь от оврага.

Остановившись в метрах пятнадцати от берега, объявила привал и обрадовала, как я считала, всех, что ляжем пораньше, а завтра будем спать до тех пор, пока ото сна не разболится голова. Но Елрех была единственной, кто улыбался, слушая мои планы. Кейел на меня даже не смотрел, Роми сверлил тупым взором, будто ему было все равно, с ним разговариваю я или дерево. Он же и ушел с Кейелом, как только тот ухватился за топорик и позвал рогатого нелюдя с собой. Благодарностей я не дождалась. И в течении нескольких секунд разбрелись почти все. Остался только Дарок, снимающий с себя куртку. Васоверги всегда старались охотиться полуголыми, видимо, жалея вещи.

Зная, что Елрех отправилась к берегу за водой, я решила вытащить остатки круп и подготовить все к готовке раннего ужина. Я присела возле сумок, но не успела даже сообразить, в какую мы переложили съестные припасы, как за спиной раздался голос Дарока.

– Асфи, нам бы поговорить.

– Конечно, – с тяжелым вздохом, но наигранно легко отозвалась я, бросая поиски и вставая в полный рост. Дарок стоял совсем рядом, зацепив пальцы за кожаный пояс. – Что ты хочешь обсудить?

Он скрестил руки на обнаженной груди, выше поднял голову, улыбнулся и предельно кратко заявил:

– Нас с тобой.

Ну, конечно… Я развела руками и с полуулыбкой поджала губы, молча приглашая к разговору. Но он говорить не спешил. Приблизился в два шага, и мне пришлось поднять голову, чтобы видеть его лицо. Удерживать эмоции дружелюбия стало труднее, а чтобы как‑то отгородить себя от васоверга, я тоже скрестила руки на груди. От него несло потом, а темная кожа была покрыта крохотными капельками.

– Ты сильная женщина, Асфи. Настоящий воин! – вдохновенно произнес Дарок и даже руками взмахнул, а затем быстро зацепился пальцами за пояс и огорченно, словно недовольный отец, добавил: – И мне не нравится, как ты рискуешь собой.

– Я это заметила, – не мешкая, ответила я.

– Правда?

К чему все это? Выглядит как ужасная пьеса в театре.

– Извини, Дарок, у нас еще полно времени, но, может, все же перейдем ближе к делу?

Он улыбнулся шире, но из этой улыбки хотя бы исчезла напускная патетичность, которая сильно ему не шла.

– И ты разумная, – продолжил зачем‑то расхваливать меня. – Поэтому, Асфи, я хочу, чтобы ты родила мне сыновей.

Я присмотрелась к нему внимательнее. Вытянула губы, медленно выдыхая и опять прокручивая в голове его слова.

Сыновей. Родила. Кому? Ему?

Прокрутила еще раз. Сыновей? Каких сыновей?

И еще раз… Сыновья. Васоверги? И я.

Какие роды?

Чего он хочет?!

– Родила? – растерянно спросила я.

– Понимаю. – В серых глазах, сидевших глубоко под густыми белесыми бровями, промелькнула жалость. Сочувствие? – Роды изматывают женщин, но человечки почти так же выносливы в этом деле, как и шан’ниэрдки.

– Мм, – протянула тихо. – То есть ты хочешь, чтобы я просто взяла и родила?

– Да, мне нужны сильные и верные воины.

Чужая рука легла на плечо горячим камнем, и колени едва ли не подогнулись под этой тяжестью. Я покосилась на мужскую нечеловеческую руку, затем снова всмотрелась в нечеловеческие глаза. Серые. Почти такие же серые, как и у Елрех, но оттенок темнее. Под светом солнца они становились ярче и блестели. В темных зрачках отражалась я. Низкая, какая‑то слишком маленькая… Я глядела вверх, но видела себя внизу.

Верные и сильные воины… Воины?

– А‑а, – постепенно приходя в себя, наконец, протянула я, – ты хочешь вырастить воинов из собственных сыновей? Но как же отдельное воспитание в этой… – Почесала висок, потерла переносицу и призналась: – Все время забываю название.

– Кандар’рхор.

– Да, да! Именно.

– Извини, им придется прожить в нем. Без жизни там они не станут достаточно сильными воинами.

Я прикрыла глаза и вдохнула глубже.

– Жаль.

– Ты слишком жалостлива. Не стоит беспокоиться о васовергах, даже если они твои сыновья. Если кто‑то умирает в кандар’рхоре, значит, он бы не прожил долго и после него.

Ни о каких родах я не думала и думать не хотела. А уж тем более рожать от Дарока. Наверное, поэтому вся его… просьба? Вся эта дурь в голове не укладывалась! Мысли могли сосредоточиться на чем угодно, кроме серьезного обдумывания всей этой беседы. Я потерла губы, удерживая улыбку и чувствуя, как истеричный смех назревает внутри.

– Родишь мне шестерых, и будешь свободна, – продолжил размеренно говорить Дарок. – Если даже половина умрет в кандар’рхоре, у меня останется трое. Не волнуйся об их судьбе, я приближу их к себе сразу же, как они почувствуют себя достаточно сильными для выхода к мужчинам.

– Шестеро? – повторила я, недоумевая от его серьезного тона. Он действительно не шутит! А вот меня от злости разрывало. Я цокнула языком и поинтересовалась: – Не мало?

Кажется, мое сомнение порадовало Дарока. Он коснулся моей щеки и, ласково глядя на меня, погладил от уха до подбородка. Дикое желание отрезать ему пальцы подавить вышло с трудом.

– Я пожалел тебя. После восьмерых женщины часто лишаются красоты и сил. – Второй рукой подхватил меня под ягодицы и придвинул ближе к себе. Выдохнул смрадом прямо в лицо: – А ты сильная и красивая.

Железом по стеклу – это было бы меньшей пыткой. Однако я все‑таки улыбнулась.

– И что же ты предложишь мне в ответ на мое… мою…

Роль? Материнство? Как это назвать правильно? Инкубаторство! Вот только этот нелюдь не поймет, о чем я говорю.

Рядом из‑за кустов кто‑то вышел, и мы с Дароком повернулись. Кейел остановился, как вкопанный, прижимая к себе одной рукой охапку дров, а во второй удерживая топор. Он смотрел то на меня, то на Дарока. Он был настолько изумлен, что показалось, будто все вокруг посвящены в подробности нашей беседы. Хотелось рассмеяться идиотскому предложению, и я все же прыснула от смеха, склоняя голову вперед. Макушкой уперлась в твердую грудь, и веселье, как отрезало.

Хорошо, что этот верзила не знает о моей силе Вестницы. Сыновья от сильной женщины… Как бы он заговорил, вспоминая, что самый прославленный вождь васовергов, Гар'хорт, добился многого именно из‑за Вестницы, ставшей его тенью?

– Иди, куда шел, – приказал Дарок, и я вздрогнула.

Наверное, Кейел решит, что я обнимаюсь с васовергом… С другой стороны, какая нам с этим парнем к черту разница, с кем и кто из нас обнимается?

Краем глаза заметила, как Кейел и вправду молча прошел к центру поляны. Послышался звук падающих дров, а затем шаги в другую сторону. Все это время мы с Дароком стояли, не двигаясь, не промолвив ни слова. Он, высокий, видимо, сгорбился, раз дышал мне в макушку, щекоча волосы и грея кожу. Тяжелые руки тоже жгли пятую точку. Изнутри меня поднималось другое пламя, рожденное усталостью, ненавистью, злобой. Я облизала губы, позволила себе на короткую секунду легкий оскал, а затем подняла голову. Нашла взглядом серые, внимательные глаза и, положив руки на мокрую, липкую от пота грудь, спросила:

– Так что же ты мне предложишь?

Он с довольной ухмылкой выдохнул шумно.

– Женщина, у меня третье по величине войско в Васгоре. И оно приносит мне добычу. В моем тайнике множество сундуков, и все они ломятся от украшений, драгоценностей и тканей. Вы любите такое. Разные цепочки, перстни, браслеты. За крепких сыновей я отдам тебе все это богатство!

– С чего ты решил, что мне нужны драгоценности? – я изогнула бровь и вытянулась, приближаясь своим лицом к его. Хотелось ближе видеть наглые глаза.

– Все женщины любят их. – Он подался навстречу, кажется, посчитав, что сумел‑таки подкупить меня.

– Ошибаешься, – прошептала я. – Я уже отказалась от таких богатств.

– Кто предлагал тебе их?

– Другой мужчина, считающий, видимо, что драгоценности могут удержать любую женщину рядом.

Дарок хмыкнул, но не отступил.

– Тогда я отдам тебе дом. Ты будешь жить в нем, пока будешь вынашивать моих сыновей. Он огромный, Асфи, – с восхищением произнес, будто говорил о своем ядовитом драконе. – Больше чем тот, в котором ты бывала. Стоит на северной вершине Васгора, где часто дуют прохладные ветра. Окна выходят на восток, и из них можно наблюдать каждое рождение Солнца.

– Зачем мне дом в Васгоре?

– Не нужен? – Кустистые брови приподнялись.

– Фадрагос – мой дом, – само собой сорвалось с губ.

– Фадрагос не укроет тебя от напастей с Шиллиар. Каждому разумному существу нужна хоть какая‑то крыша над головой, а я предлагаю тебе один из лучших домов Васгора.

– Я способна самостоятельно найти для себя клетку. Какой бы огромный дом ты мне ни предлагал, знай, не так давно я отказалась от самого большого дома. Он был настолько огромным, что ты не получишь такого, даже соединив все свои дома.

Дарок прищурился, прижал меня к себе теснее, вынуждая отклоняться.

– Кто ты, Асфи?

– Какая разница?

– Ты бывшая любовница одного из правителей?

– Может быть.

– Не смейся надо мной, – сказал с угрозой в голосе. – Шан’ниэрды не берут в любовницы человечек.

Я исключение… Волтуар был совсем не таким, как этот увалень. От Дарока исходил не только смрад – помесь пота, нестиранной одежды, немытой плоти, – но и жар, как от печки. Это все раздражало. Его настырность, смрад, жар, сила… Все!

Не дождавшись от меня ответа, он спросил:

– Почему ты от всего отказалась?

Я повела плечами.

– Есть вещи поважнее.

– Какие?

– Любовь. – Ком поднялся к горлу, а невидимая сила вновь скрутила грудь.

Дарок нахмурился сильнее. Клык показался из‑под мясистой губы.

– Разочарован? – догадалась я. И заодно порадовалась. Может, разглядит во мне слабость?

– Удивлен.

– Почему? Я… не для этого? – повторить вслух слова, сказанные Кейелом, запросто не получалось. Они царапали горло, кололи сердце. – Не для любви?

– Не знаю, женщина. Я в ней не разбираюсь, – без воодушевления ответил Дарок и даже ослабил объятия. Но быстро спохватился и серьезным тоном проговорил: – Я любил своих стариков, люблю своих братьев и обещаю, что полюблю наших сыновей, если они станут сильными и присоединятся ко мне.

Ах, да… Улыбка расползлась на моем лице против воли. И я уже не скрывала ни ехидства, ни насмешки.

– Возможно, полюбишь. Но я так и не услышала, что получу взамен.

– Я отдам тебе и дом, и драгоценности. – Судя по его кривой гримасе, он распознал мое настроение, но продолжал надеяться на лучшее. – А еще я дам тебе свою силу. Я буду защищать тебя, Асфи. К моему войску не может примкнуть женщина, но я буду следить за тобой так, как слежу за своими братьями.

– Предлагаешь защиту мне? – Искренне полагала, что в этой беседе меня уже ничего не удивит. – Разве она нужна мне?

– Она нужна всем женщинам. – Он снова прижал меня к себе и низко проговорил: – Не забывайся, Асфи. Я неспроста не боюсь твоих духов. И я голыми руками мог оторвать тебе голову, когда ты увязалась за нами. Мог взять тебя у себя дома, когда впервые почувствовал влечение к тебе. Я мог отказаться помогать тебе, когда ты пришла ко мне снова и притащила своего кобеля следом.

– Он не мой кобель.

– Не ври мне, женщина! Ты говорила, что веришь ему, как себе. Ты готова порезать каждого из нас на лоскуты из‑за него. Почему вы не вместе?

– У него есть невеста, – ответ слетел с языка легко, будто всегда был заготовлен для этого вопроса. И я с досадой закусила губу.

– Одна баба, вторая… Он не шан’ниэрд.

– Они ждут ребенка.

– Вот пусть и бежит к ней, как только мы выйдем из сокровищницы. – Дарок склонился ниже ко мне, и я отвернулась.

– Это ему решать.

– Не правда, Асфи. Решать мне и тебе. Мы знаем это. Волчонок смотрит на тебя щенячьими глазенками. Но я ему сказал, чтобы он не смел трогать тебя.

– А если посмеет? – поинтересовалась я, с откровенной злобой.

– Я не Стрекоза, женщина. – Дарок оскалился. Я вблизи увидела его клыки, почти звериные, желтоватые у корней, и острые на концах. Увидела темно‑серую небу с черными вкраплениями. А он продолжал говорить с этим же оскалом: – И я не так туп, как ты думаешь. Тебе не удалось бы настроить Гахсода против меня. Мы с ним братья, а ты будущая мать. Вы должны рожать, Асфи, а мужчины сражаться. Слабые васоверги будут признавать тебя равной лишь до того, пока ты не пропустишь ритуал Ярости. Сильные васоверги, – коснулся шершавыми губами моей щеки, – будут признавать тебя на равных, пока я уважаю тебя. Поэтому никогда не пытайся запугать меня. И не будь большей дурой, – Огромные ладони легонько сжались на ягодицах, и я поморщилась, посмотрела в серые глаза. В них стояла прежняя угроза, – соглашайся на те условия, что я предлагаю. Лучше не будет. Я отдаю тебе все, что мы собрали в нашем хранилище. Все эти золотые безделушки, все это барахло. Отдаю свой дом и даю обещание, что буду защищать тебя до тех пор, пока Солнце не заберет тебя. А ты родишь мне шестерых сыновей. С нашей кровью они впитают ярость, а с твоим молоком – твою внутреннюю силу. Ты будешь воспитывать их до тех пор, пока они не пойдут самостоятельно. Затем мы выбросим их в кандар’рхор и будем наблюдать.

– За их смертью? – фыркнула я, сильнее упираясь в его грудь и пытаясь отодвинуться.

– За их взрослением и превращением в мужчин! – Дарок тряхнул меня, и я по инерции потянулась к кинжалу, но вовремя остановила себя. – Я уверен, что они унаследуют твой упрямый характер и необъяснимое бесстрашие. – Притронулся к моему виску, а через миг стер пальцем пот над моей губой. – Твой разум не позволит им умереть с голоду, а моя сила позволит им стать самыми грозными детьми в кандар’рхоре.

– Мне не интересно твое предложение. У тебя полно прислужников…

– Не будь дурой! – Схватил меня за шею, стиснул затылок, и я втянула голову в плечи, приготовилась назвать имя Ксанджей. Неважно, что он их не боится. Если возникнет нужда, я позову их на помощь. Он продолжил: – Сильные сыновья позволят мне добиться расположения у старых васовергов. Это добавит мне уважения среди огромной части Васгора.

Я поерзала, и Дарок ослабил хватку, позволяя мне выкрутиться из его рук и даже из объятий. Оказавшись на свободе, я отступила от него, потерла шею, лицо и сдержалась, чтобы не сплюнуть. Резкая кислая вонь, исходившая от васоверга, казалось, осела налетом на языке.

– Знаешь, в чем твоя проблема, Дарок? – Снова приблизилась к нему, чтобы не повышать голоса, но теперь держала ладонь на рукояти кинжала. – Тебе нечего мне предложить.

Он округлил глаза; они наполнились яростью.

– Я предлагаю тебе больше… – медленно протянул он, почти рыча. И взмахнул кулаком в воздухе, распуская плеть. Бритва упала в высокую траву и затерялась в ней. – Гораздо больше! в разы больше! чем берет самая дорогостоящая женщина в Васгоре!

Я отступила и шепотом назвала имя Ксанджей. Огненные духи мигом отозвались и закружились над нами.

– Обратись к ним, – предложила я. Во рту пересохло, но голос звучал ровно, спокойно: – Обратись к этим женщинам, Дарок.

– Твоя сила, Асфи, – глянув мельком на духов, произнес Дарок. И обвел рукой, указывая на них. – Не эта. Твоя настоящая сила. Такая встречается у женщин редко. Ты видела воровку этой Луной. Все видели, насколько она слабая и беззащитная. А я этой Луной увидел тебя. И видел до этого. – Сжал кулак и поднял его к рогу. Тише сказал: – Твоя сила не напускная. Настоящая.

Отступив еще, я наткнулась пяткой на сумку и шагнула в сторону, чтобы под ногами ничего не путалось. Если прямо сейчас надо будет отстоять себя, то мне сразу сжечь Дарока или попытаться оставить его в живых в бою без духов?

– Именно поэтому мне не нужна твоя защита, – ответила я, осторожно обходя васоверга боком.

Он провожал меня суровым взором, поворачивая за мной рогатую голову и перехватывая удобнее плети в кулаки.

– Хватит играть со мной, Асфи. Я будущий вождь! – Высоко поднял подбородок; длинные рога сверкнули под светом темной сталью. – А ты не первая красавица в обителях. Всего лишь человечка. Да и куда делся твой гильдейский знак? Кто заступиться за тебя, если я возьму тебя силой? Ну? – Топнув, резко повернулся, вынуждая отпрянуть дальше. Застыл, уставившись на меня не мигая. – Я не хочу этого делать. Когда мы были в моем доме, ты попросила об уважении. И теперь я проявляю его, а ты в ответ унижаешь меня.

Коротким напоминанием, он вернул меня к другим нашим делам и союзам. Я хмыкнула, потерев большим пальцем губу и бегло пропуская в мыслях многие факты, которые успела упустить из‑за неожиданного предложения.

– Силой взять меня? – усмехнулась я. Подошла к приземистой дикой яблоне и налегла спиной на нее. – Ты кое о чем забыл, Дарок, но я напомню. У Кхангатора сделка со мной. Не только по твоему делу. То, что предложила ему я, гораздо весомее твоего предложения. Возьмешь меня силой, и я разрушу ваши с ним договоренности! – Смахнула налипшие волосы со лба, удовлетворилась тем, как тяжело Дарок повел головой, склоняя ее и кривясь. – И ты действительно согласился уважать меня. Мы договаривались о деловых отношениях. Разве нет? Любви ты мне тоже предложить не можешь. Забудь меня. И к тому же мы в походе, в котором, как мне кажется, ты должен извлекать свою выгоду. Займись своим делом, пока есть время.

– Эльфийка у тебя на привязи, – сходу сообразил он, о ком речь. – И ты разговоришь ее для меня, как только она вернется с остальными.

– Разговорю, – согласилась я, цепляясь за удачную возможность немного понизить градус вражды между нами, – если ты оставишь меня в покое.

Он покивал головой, и с меня спала большая часть напряжения. В конце концов, он единственный тут, кого я действительно остерегаюсь.

– Оставлю. На время этого похода оставлю. Материнство требует нахождения дома и обеспечения всем необходимым для спокойной жизни.

– Ты не понял. – Нервный смех вновь назрел, злость кипела, вызывая дрожь по телу. Я все‑таки не выдержала: шагнула к нему и выкрикнула: – Я не буду рожать тебе детей!

Он тоже шагнул мне навстречу. Заслонил собой солнце, развел немного в стороны крепкие руки, став резко похож на гигантского коршуна, и с нескрываемым презрением проговорил:

– Это ты не поняла, женщина. За такое предложение, такие женщины, как ты, – без крова, без гильдии, без сильных заступников, – должны благодарить будущего вождя, а не отказывать ему. Теперь я позволю тебе править мной и своими братьями. Любезно стерплю многое, но затем, когда Кхангатор вместе со мной заполучит кладку, мы с ним отпразднуем эту победу, побеседуем… Как разумные вожди. Это случится скоро после нашего возвращения. Поверь мне, я потороплюсь. А потом я найду тебя. Где бы ты ни находилась, Асфи, я найду тебя и приду за тобой. А теперь иди, – махнул головой на сумки, – копайся в своих крупах. Мне нужно раздобыть нам мяса к ужину.

После разговора с местным дикарем – иначе я его никак назвать не могла! – мне хотелось смыть его вонь с себя. Хотелось догнать и вогнать кинжал ему в сердце, или перерезать толстую шею, или… Даже хотелось просто сжечь что‑нибудь!

По дороге к речке мне встретился старый дуб, но я не испепелила его, заметив дупло и пышный рыжий хвост, торчащий из него. Попадался и пенек с давно поваленным деревом, но под пеньком виднелась чья‑то нора, а на поваленном дереве щебетали две милые птички. Ради безопасности окружающих, Ксанджей пришлось отозвать и запретить себе называть их имя.

Однако мне немного полегчало, когда я призвала Айссию и помогла маленькому чахлому ростку сосны подрасти и подняться чуть выше травы, заглушающей его.

Быстротечная речушка шумела весело и мерцала ярко. Она подмывала берег, прорубала бурным потоком себе путь и отвоевывала у земли территорию. Густые травы, прибрежные кустарники и деревья противостояли ей, удерживая крепкими, узловатыми корнями рыжую почву. Из‑за их длительного противоборства берег получился резким, с небольшим отвесом над темно‑рыжей водой. Более или менее безопасный подступ к воде подсказала Елрех, подозвав меня.

В земле отыскалась трещина, засыпанная влажными комьями. Эта трещина и послужила короткой, пологой тропой. Спустившись вниз, я сразу вступила сапогами в воду.

– Осторожно, шустрая человечка! – предупредила Елрех, стоя с котелком в руках на узкой кромке желто‑бурого песка. – Видишь, там уже вода темная. Глубоко, видать. Не провались. Как бы с головой не ушла.

– Холодная, – заметила я, опуская руку в воду.

– Застояться реке негде, чтобы прогрелась. Зато такая чистая будет. Вон, глянь, ни одной травинки вдоль не растет, ничего удержаться не может.

Обмолвившись еще несколькими фразами с Елрех, я поняла, что наши с Дароком крики она не слышала. Не удивительно – вода шелестела, журчала, бурлила. Весь берег под отвесом из травы был утыкан крохотными норками. От них то и дело отлетали ласточки. Стоял густой щебет птенцов.

Я помогла Елрех донести котелок в лагерь, где Ромиар уже разводил костер. Возле него лежала огромная охапка хвороста, небольшая кучка веток, видимо, от сухостоя, еще немного нарубленных тонких поленьев и отдельно высилась стопка толстых дров. Зачем нам столько?

– А где Кейел? – спросила я.

Ромиар отвлекся от будущего костра, в который подкидывал щепки и траву, поднял на меня слезящиеся от солнца глаза. Рядом с серой рукой парили крохотные духи огня, кусая щепки еще на подлете.

– Рубит, – коротко ответил, как отрезал от разговора, и вернулся к своему занятию.

Показалось, будто желтые глаза чересчур полны слез. Разве от солнечного света так бывает? Но подул ветерок, тонкая струйка дыма заволокла Роми, и тот закашлялся, потер глаза. Причина стала ясна без слов.

– Ты бы пересел, – посоветовала я и с разрешения Елрех отправилась мыться.

В холодной воде, даже после душного пути через сырой лес, этого делать не особо хотелось. Но Дарок однозначно решил для меня вопрос сегодняшней чистоплотности. После его же слов я не рискнула снимать с себя рубаху. Стянула лишь сапоги, штаны, куртку, распустила косу, срезала кинжалом пучок травы и спустилась по трещине‑тропе к берегу.

Стоило лишь шаг ступить с песка, как провалилась по бедра. Хватанула воздух ртом – легкие словно от студеного мороза свело, – и опустилась в воду по шею. Сидела недолго, к температуре привыкла быстро. Сила Вестницы и не думала оставлять меня, пробуждая свои свойства всякий раз, как босые ступни касались поверхности чего‑либо.

Вода гладила меня, обтекала ласково. Рубашка местами липла к телу, местами набухала, пучилась от набранного под тканью воздуха. Зубы стучали, скорее, по инерции работы организма, не успевшего перестроиться к теплу. Челюсть, как и грудь, легонько стягивало, но вскоре жар изнутри усилился, согрел, и я поднялась.

Ветерок немного студил дуновениями. Я шагнула вперед – сразу погрузилась в воду почти по грудь. Выпрямилась и стала тереть травой щеки, шею, руки. Хотелось использовать местное мыло‑шампунь, заглушить вонь, которая будто въелась под кожу и теперь преследовала повсюду, но я только вчера израсходовала последнее. Новое мы с Елрех сварить не успели.

Рядом плюхнулась рыба, утаскивая упавшего в воду жука. Солнце светило с ясного неба, согревало все кругом. Ласточки кружили над головой, взмывали круто вверх и исчезали черными точками в небесной лазури. Зеленое море разнотравья виднелось на пологом берегу с другой стороны реки и растворялось в серой дымке горизонта. При спокойном ветерке степь дремала.

Я загляделась на нее. Не заметила приближения незваного визитера…

– Как вода?

Хриплый голос вынудил резко обернуться. Кейел стоял на высоком берегу и мял в руке веточку люпина. Темно‑фиолетовые цветочки выделялись на фоне белой рубашки, моментально привлекая к себе внимание.

– Хорошая.

Я опустилась в воду, задерживая дыхание и смывая с себя травяной сок. Вынырнула, тряхнула мокрыми волосами и фыркнула пару раз. Вытерла глаза.

– Асфи, мы можем поговорить?

Сердце замерло. Я нахмурилась. Сегодня мне уже доводилось слышать подобную фразу, и ничем хорошим моя отзывчивость не закончилась.

– Я думала, что ты со мной не разговариваешь!

Провела руками под водой, ощущая приятное прикосновение и видя собственные искаженные рябью пальцы. Теплилась надежда, что Кейел не уйдет. Не посмеет уйти! И это будило злость на себя. Как я могу до сих пор испытывать к нему симпатию?

Он не уходил. Я радовалась и злилась.

Не удержалась и начала украдкой наблюдать за ним. И, как случалось со мной всякий раз, не смогла больше отвести глаз. Он стоял, прищурившись, и задумчиво рассматривал степь. Высокий, широкоплечий – красивый… Я, как сегодня, помнила те чувства, которые охватили меня при первой нашей встрече. Второй… При первой – его лицо было покрыто слоем грязи, а при второй он чуть ли воздух из меня не вышиб. Не смазлив, не женственен, не такой, как Женька. За ним со школы толпой девчонки бегали, и потому что красив безумно, и потому что успешен был. А тут черты другие. Резкие, не тонкие, но острые.

Он должен был достаться мне…

Внутри всесжалось, затрепетало, замерло и, превратившись в воздушное нечто, стало подниматься. В душе ли, в теле?.. Где хранятся наши чувства?

Ладно… Духи с ним!

– Говори уже, – смилостивилась я, поворачивая к нему голову. – О чем хотел спросить?

Кейел взглянул на меня своим цепким, но теплым взглядом.

– Кричать? – уточнил и стал озираться.

Я собирала все упрямство в себе, чтобы твердо кивнуть, но на его пике выдохнула и с чувством полнейшей обреченности поплелась к берегу.

Вода тормозила меня. Течение с каждым шагом толкало дальше от Кейела. И чем больше меня относило от него, тем сильнее и быстрее я направлялась к нему. Когда подошла к берегу, задумалась, выходить ли. Местные рубашки длинные, просторные, но она все равно липнет к телу, а тут еще и ноги голые. Смущать его не хотелось, соблазнять – тем более.

Но Кейел, как назло, сам присел и подал руку. Спросил тихо:

– Берег крутой. Не вымажешься?

Рядом тропинка…

– Постараюсь, – слукавила, умолчав о пологом пути, и положила руку на его ладонь.

Блаженство…Теплая, немного колючая и твердая от мозолей. Держать бы его за руку вечно!

Я нащупала стопой выступ и стала высматривать второй. Кейел резко отпустил руку, но я и охнуть не успела, как он перехватил меня под мышки и легко поднял к себе. Что‑то темное полетело вниз. Мягкая трава коснулась ног, защекотала голени. Как оказалась на свободе, я опустила взор, высматривая, что упало. Веточка люпина, оборванная от листочков, лежала на самом краю темного песка. Вода слизывала ее, и я была уверена, что максимум через полминуты ее подхватит поток и унесет далеко‑далеко.

Порыв спуститься за помятым, неряшливым цветком вынудил шагнуть к краю невысокого обрыва. Цветок показался таким дорогим – бесценным! – будто Кейел сорвал его не просто так, руки занять, а для меня. Будто хотел подарить мне. Ветерок подул, небольшие волны вышли на бережок. Тяжелые соцветья погрузились в воду, и прямо на моих глазах люпин поплыл…

Я стиснула кулаки, сжала челюсть и повернулась к стоящему в стороне Кейелу.

– Чего тебе?

Он смутился, но, судя по всему, не от моего вида, а от тона вопроса. Прикусил губу, нахмурился и склонил голову. Выдыхая шумно, скрестил руки на груди и спросил:

– Ты соврала мне, потому что тебе меня жалко?

– О чем соврала? – не поняла я.

– О том, что Дарок тебе не нравится, – отводя от меня глаза, пояснил.

– Я не соврала. Он мне не нравится.

Не поверил. Более того – разозлился. Черты лица заострились, поджатые губы побелели, а на длинных пальцах, сжавших локти, выделились костяшки. Несмотря на вспыхнувший гнев, мне захотелось успокоить Кейела.

– Я ведь тебе говорила. Мне не нравится Дарок, и я люблю Вольного.

– Тогда ты изменяешь ему?

С ума сошел?! Как это я изменяю ему? С кем?! И резко камень в груди разросся, надавил изнутри на ребра.

– Он мертв! Хватит об этом! – И медленно, почти по слогам повторила: – Он мертв!

– Тогда почему васоверг, а не я? – Кейел поднял голову и впился требовательным взором мне в глаза. – Потому что он вождь? Потому что сильнее? Потому что я хуже?

Каждое слово кусало, каждый вопрос жалил. Ответов не было. Я не выбирала Дарока. Я даже не сравнивала их. Да разве ж можно? С Волтуаром сравнить могу. Но не с Кейелом.

– Асфи, не злись, пожалуйста, – попросил, убирая волосы за уши. – Я просто хочу разобраться, почему ты предпочла его? Я думал, что ты отличаешься от наших девушек, и не видишь во мне сквернодумца, еретика… – Сглотнул заметно и добавил тише: – Дурака. Тебе просто нравятся такие? Такие, как он.

Темные круги под глазами, как следы его усталости, вызывали во мне вину. Я гнала всех, торопила. Он не выспался. Из‑за меня не выспался. Из‑за меня теперь думает о себе черт‑те что! Как он может сравнивать себя с этим вонючим мужланом? И зачем? Ответ я знала… Помнила. Каждый день вспоминала, и не могла забыть. Он снова рядом, но между нами пропасть. Как тогда, когда меня едва не уронила Феррари. Тогда между нами лежала пропасть, и Кейел подыгрывал мне в танце, которого не знал и не мог знать. Потому что я его выдумала. Он готов был вести. И теперь тоже… Что с ним делать? Духи Фадрагоса, что мне с ним делать?

– Какая тебе разница, кто мне нравится? – спросила дрожащим голосом. Тронула уголок глаза, убеждаясь, что слезы не текут. Не выступили и даже не созревают. Словно высохла изнутри. – Что у нас с тобой может быть?

Кейел не растерялся. Взгляд стал твердым, упрямым, голос, в отличие от моего, прозвучал четко:

– А что у тебя может быть с Вольным или васовергом? Все знают, что Вольные умирают. И васоверги… – Скривился и проговорил едва слышно, на одном дыхании: – Только девушки, которым некуда деться и которые хотят легко получить монет, соглашаются быть с ними.

Денег хочу? Так значит, я опять в его глазах продажная девка?!

– Это не твое дело, чего я хочу!

– Не мое? – Опустив руки и сжимая кулаки, шагнул ближе. – Ты пришла ко мне! Пришла и разворошила все! Поцеловала, признавалась в любви, рассказывала о том, как любишь меня! А прошлой Луной ты изрезала девушку! Этим рассветом ты с васовергом! И во мне все… – Встряхнул руками у лица, морщась. – Я злюсь!

Восхищение им, его настоящими эмоциями и чувствами затопило все внутри, смешалось с кружащим голову гневом. Он жег изнутри, рвался наружу. Я упивалась этой круговертью!

– О, старая песня о главном! – с неясной для себя улыбкой протянула я. – Хочешь сказать, что тебе больно, потому что я вдруг не такая лапочка, как тебе показалась в самом начале? – Усмехнулась с удовольствием и горечью. – Тебе вдруг не понравилось, что я не такая, как тебе хочется?

– Я говорю о другом! – выдохнул он. – До тебя я жил другой жизнью! Я был убежден, что люблю Лери!

Я рассмеялась. И смех быстро вырос в хохот. Болезненный, разрывающий на части. Кейел рядом! Явно ревнует, явно тянется ко мне! Влюблен! Точно влюблен… Но как я могу отнять у него ту жизнь, о которой он мечтал? Он сам сказал, что я не для семьи. Что я могу предложить ему? Семью? А если он прав? Если Роми не ошибается? Сколько он протянет со мной прежде, чем вернется к Лери и ребенку? Как потом будет смотреть им в глаза? Как его, и без того изгоя, примут в деревне?!

А он смотрел на меня. Опять смотрел с жалостью и непониманием. Мой смех ему опять не нравился. Почему он тянется ко мне, если я ему вся не подхожу и не нравлюсь? Пусть бы исчез прямо сейчас! Ушел обратно и не возвращался. Пусть бы ушел к своей Лери!

– Ле‑ери! – пропела я, не сумев перебороть едкую ревность, а он скривился. – Что? – Сорвала травинку и бросила в него. Он вместо того, чтобы отмахнуться от нее и обнять меня, как мне того хотелось, отступил. Разозлил. Накопившиеся обиды выплеснулись: – Думаешь мне не было обидно, когда я увидела вас вместе?! Когда поняла, что ты… Ты не дождался меня! Я спешила! Я пересекла Ледяную пустошь! Не позволяла себе отдохнуть лишний раз и с ума сходила! Люди Роми перерыли каждую деревню в Фадрагосе! Одну за другой! Я искала тебя. Искала. И кого нашла?

Обхватила шею и стала тереть ее, мять. Он наблюдал и уходить не собирался. Приподняв верхнюю губу, спросил отрывисто:

– Кого?

– Кого?! – Я захлебнулась от злости, задохнулась от невозможности подобрать короткий ответ. – Да ты плюнул мне в лицо! Нет! В душу плюнул! Улыбался, будто заигрывал! А потом вышла она. Твоя чертова Лери. А я кто? – Ладонь к груди прижала и к нему подалась. – Незнакомка, подруга, девочка‑всезнайка и твоя персональная утешалка! Вот кто я! Да ты издеваешься надо мной?! Какие из нас с тобой могут быть друзья?! Какие откровения между нами? Я устала смотреть на тебя и удерживаться, чтобы не трогать! Устала, понимаешь? Я ведь ждала! Искала! И вот… Нашла!

Кейел переменился в лице – смягчился, хоть хмурость никуда не исчезла. Расслабил руки.

– Асфи, я…

– Я ненавижу тебя! – перебила, опасаясь, что он опять причинит боль словами и потому что не могла замолчать. – Ненавижу, потому что ты не дождался меня! Ненавижу за то, что у тебя есть подруга детства, невеста, будущая мать твоего ребенка! И это не я! Ненавижу вас с ней за это! Понимаешь ты или нет? Я‑не‑могу‑вас‑разделить! Нельзя выковырять ни ее, ни вашего ребенка из твоей жизни! Что я могу сделать с этим, Кейел?! Давай же, ответь мне! Что?!

Его беспомощный вид напротив и возросшее сожаление в глазах только раззадорили. Я растормошила мокрые волосы и решила закончить разговор, о котором уже жалела, высказав все мысли до конца.

– Да лучше бы ты убил меня там. В сокровищнице, – произнесла спокойнее. Горло саднило, пальцы щипало – на них остались тонкие порезы от травы, которую я в порыве ссоры выдернула. – Самопожертвование от Вольного… К черту его! Как же я тебя ненавижу, Кейел. Слышишь?

Он слышал. Точно слышал каждое слово. Стоял бледный, растерянный, вновь пробуждая жалость. За что я с ним так? И в той жизни, и в этой… Монстр, а не человек. Куда и к кому ни приду, везде оставляю после себя разрушения. Не Аня, а Анья во плоти.

Посмотрела ему в глаза и срубила последнюю нить, строящегося моста между нами.

– Ненавижу тебя.

Развернулась и направилась к лагерю прямо, в чем была. Но и пары шагов не сделала. Кейел ухватил меня за плечо и дернул к себе. Через мгновение я стояла к нему лицом и видела, что он хочет что‑то сказать. Зачем? Для чего? Хватит! Нет между нами ничего и не будет! Я же сказала, что ненавижу его! Сказала!

Оттолкнула его …и он полетел.

Оступился, сорвался с берега, взмахнул руками и исчез с глаз. Послышался всплеск.

Земля пошла кругом, сердце перестало биться. С небывалым холодом в теле я бросилась к берегу. Увидела руки из воды, пенистую воду, и не смогла ни о чем думать. Забыла, умеет ли Кейел плавать!

И Ромиар разозлился на меня, потому что я его не пожалела! Он ведь пережил все это. Его измучили, а потом бросили, как ненужного, в быстротечную реку.

Все разрушаю!

Трава, песок, вода… Вода забралась в нос, закрыла мутной пеленой глаза, попала в легкие и мешала вдохнуть. Я нащупала руки Кейела, потянула, помогая встать. Не помню, умеет ли плавать! Глубоко ли тут?

Проехала по скользкому дну, едва сама не повалившись, зато хотя бы поняла, что вода мне достает до бедер. Не глубоко…

Кейел стоял возле меня в полный рост и пытался вытереть себе лицо, а я мешала. Вцепилась в его запястья и не могла разжать пальцы. До сих пор не верила, что не утонет. Он попытался стряхнуть мои руки, уже вытирая глаза кое‑как о плечи. А я тряслась и не могла разжать пальцы, не могла ничего сказать. Он поморгал несколько раз, глядя поверх моего плеча, а затем его взор застыл на мне. Злой и одновременно разочарованный.

Пальцы против воли сомкнулись на его запястьях сильнее, а сама я отступила. Но Кейел потянул руки на себя, вынуждая опять приблизиться. Быстро склонился ко мне и поцеловал в щеку, в подбородок. Ткнулся носом в него и сразу добрался губами к шее.

Я ослабла. Он мигом выпутался из моих рук и обнял меня. Продолжая целовать крепко и быстро, все повторял:

– Прости.

И его «прости» нашло отражение моей вины перед ним. Мое «прости» тоже созрело на языке, но страх за его жизнь, переросший в другой страх, что я не управлюсь с собой, сковал. Он был настолько сильным, что я просто не могла ничего сказать. Даже простонать в ответ, выдавить хоть какой‑то звук из себя – ничего не могла.

– Прости, что не дождался тебя. Прости меня. Я не знал, что ты такая есть. Не знал, что ты существуешь. Прости, что даже не догадывался. Прости…

Я пришла в себя так же за короткий миг, как и испугалась. Обхватила Кейела за шею и поцеловала. Сердце стучало быстро, сильно, громко. Воздуха не хватало, но я готова была и вовсе отказаться от последнего глотка, лишь бы целовать Кейела. Обнимать его, прижиматься к нему, чувствовать его крепкие объятия. И слышать мысленное эхо прозвучавших признаний.

Он не знал. Он сожалеет.

Любит ли? Услышать бы что любит? А если услышу, что делать с Лери? Лери – заноза на сердце, черная пропасть, отделяющая меня от счастливой жизни. От него. Он – мое счастье. Моя жизнь в нем. Бьется в нем. Бьется так сильно под моей ладонью, что заглушает мое собственное сердце. Мое сердце. Он подарил его мне. Ведь мне! Не ей…

– Асфи!

Я отпрянула, как застуканная за чем‑то постыдным. Быстро вытерла губы, ощутила, как кровь прилила к щекам.

– Асфи! Асфи! – раздавался женский крик с берега.

А я смотрела на Кейела, на родное лицо, на зелено‑карие глаза. В них тоже застыли испуг и беспокойство.

– Асфи, идем скорее! Помоги мне!

Елрех?

Я повернулась к берегу, меня вновь обдало холодом. Что за день? Что на этот раз случилось?

Даже стоя в метрах двух‑трех от нее было заметно, что светло‑голубая кожа превратилась в какую‑то серую. Да и сама Елрех… Я никогда не видела ее настолько взволнованной. Бледная. Как смерть бледная! Огромные от страха глаза, посиневшие губы, искривленный в истерике рот. Что с ней? Что могло случиться у нее? Она ведь первая, кто всегда готова к трудностям и предлагает не волноваться, будто наперед знает, что любую проблему можно решить, или знает, как с ней смириться.

– Там Роми! – проговорила она, прижимая одну руку к груди, а вторую ко рту.

Меня парализовало. Это что, слезы у нее на глазах?

– Он обидел тебя? – прохрипела я.

Как такое может быть?

Она покачала головой, сбрасывая камень с моей души.

– Ему плохо! Ему очень‑очень плохо! Я не знаю, как ему помочь! Он не подпускает меня к себе!

Не дослушав, я пулей выскочила из воды. За секунду вскарабкалась на берег и бросилась к лагерю. Опомнилась и свернула к дереву, где раздевалась. Ухватила штаны и стала натягивать на мокрые ноги. В это же время Кейел пробежал мимо, словно лично знал, как помочь шан’ниэрду.

Елрех потопталась рядом со мной мгновение и сорвалась вслед за ним. Я поторопила себя. От рывка треснула штанина, но штаны налезли быстро. Ухватившись за сапоги и подбирая кинжал, я застыла. На траве лежал огромный букет из ромашек, фиолетового люпина и белых цветов, напоминающих огромные нарциссы. Чувствуя яркий аромат от них, я отступила. Попятилась, не сводя взгляда. Через силу заставила себя развернуться и бросилась к лагерю.

Глава 24. Тени прошлого 

На просторной поляне, выбранной для стоянки, с прибрежной стороны росли тени деревьев. Солнце медленно клонилось к горизонту. В безветренной тишине слышны были уговоры Кейела.

– Я хочу, чтобы ты сел. Ты можешь? Тебе больно?

Одним прыжком я преодолела узкий, протоптанный нами участок, быстро обогнула раскидистые ветви яблони и остановилась. Кейел поднимал Роми с земли за плечи, а тот, как немощный, иссохший старик, толком не двигался. Длинные серые пальцы с черными коготками скрючились и стали похожи на птичьи ножки – вывернутые болезнью, неподвижные, закостенелые.

Отравился? Что мы ели? Елрех вчера собирала грибы, Кейел ей помогал. Разве мы уже готовили их?

– Что он ел? – громко спросила, приближаясь к троице.

Они на меня внимания не обратили. Елрех топталась неподалеку от парней, мялась, как испуганная девочка, и тихо оправдывалась в воздух:

– …упал. Я его поднять пыталась, костер ведь рядом горит. Куда же он? А если бы сам вспыхнул? Хотела оттащить, а его рвать стало. Трясти.

– Совсем ничего не весишь, – продолжал разговаривать Кейел с Роми, стараясь то ли усадить того, то ли переложить к себе на колени. – Вконец извел себя, исследователь.

Мимолетно брошенный взгляд на кострище подтверждал слова раскаяния Елрех. Угольки даже не тлели. Все было залито водой, остатки поленьев лежали сырыми деревяшками с черными, обгорелыми боками. Рядом валялся пустой котел, в который мы набирали воду.

– Что он ел? – рявкнула я, надрывая себе глотку.

Елрех и в этот раз не среагировала. Смотрела стеклянными глазами на парней, на Роми, и все хваталась за шею, за щеки, часто прикрывала рот ладонями. Кейел посмотрел на меня, но не ответил, быстро теряя ко мне интерес. Он с трудом уложил Роми к себе на колени и стал расстегивать куртку. У меня глаза на лоб полезли, когда увидела шею. Кроваво‑гнойное месиво. Елрех ахнула и запричитала срывающимся голосом:

– Вода из него розовая была! Наверное, с кровью. Он перед тем, как упасть, просил меня уйти, просил не приближаться. Что это, Асфи?

– Его рвало кровью?

Я разрывалась, не зная, к кому бежать: к Елрех, чтобы допрашивать ее, или к сипящему и хрипящему Ромиару, кажется, умирающему на руках у Кейела.

– Да где же мне было разобраться, милая Асфи? – спросила она, словно оправдывалась. – Я только дотронулась, а его вырвало и сразу трясти начало. Он руками отмахиваться стал, и я костер потушила и к тебе. Его от меня и без того мутило, а теперь я только хуже сделала.

Ее рот снова искривился, у нее потекли слезы. Она мотнула волосами и быстро вытерла щеки предплечьем, да так, словно хотела скрыть это. Я все‑таки подошла к ней, вцепилась в плечи и, встряхнув, заставила сфокусироваться на мне.

– Мы разберемся, Елрех. Ты ни в чем не виновата. Не смей себя ни в чем винить. Поняла?

Она точно не поверила, не приняла мои слова всерьез, но, с силой сомкнув губы, кивнула. Несмотря на все желание поддержать ее, убедить в невиновности, мне пришлось поспешить к Роми. Его дыхание ухудшалось.

Я опустилась на колени возле парней. Штанины мигом намокли, впитывая разлитую воду, лужей собравшуюся в траве. Кейел осторожно расстегивал куртку Роми, пытался, видимо, рассмотреть болезненное тело подробнее.

– Под рубахой еще язвы, – подсказал мне уверенно, когда заметил сияние Айссии.

Никакого раскаяния в голосе не слышалось, но в голове пришлось отложить этот вопрос на потом. Он знал, что Роми болен, но не сказал мне, – это первое. Второе – у Роми были язвы раньше, значит, он не отравился, и никакая нечисть не успела пробраться к нему незамеченной. Причина в другом. В чем?

– Разрежь рубаху. – Я протянула Кейелу кинжал. – Мне нужно видеть, на что указывать духам.

– До этого его никогда не рвало кровью, – Кейел не переставал вываливать на меня информацию.

– А чем рвало?

– Почти всем, что съедал. – Нож легко вспорол ткань. Кейел раскинул ее в обе стороны, обнажая Роми до пояса. – Посмотри.

– Мать твою…

Дистрофия? Возможно, самое ее начало, но в голову приходило именно это жуткое название болезни. Как такую худобу можно настолько ловко скрывать под одеждой?

Когда Кейел приподнял осторожно Роми, тот попытался вырваться, задергался, и мне было страшно, что мы попросту поломаем его. В голове четко всплывал другой образ этого же шан’ниэрда – того сильного парня, который притворялся спящим в кровати в ночь, когда мы с Елрех забрались к нему. До чего я довела его своим походом?

Спустя несколько минут аккуратного переворачивания этого безумно легкого, какого‑то сухого тела, нам с Кейелом удалось снять куртку и разрезанную рубашку. Серая кожа обтягивала мышцы, под ней выступали сине‑красные вены. Ребра можно было издали сосчитать, а живот, казалось, склеивался с позвоночником.

Будь передо мной незнакомец, я бы решила, что это полукровка шан’ниэрда и викхарта. Однако такую радужную фантазию портили язвы, покрывающие все тело. Кожа была изъедена гноящимися воронками, будто от паразитов. Края темнели, гнили, все ранки покрывались едва заметной бело‑желтой слизью. Я боялась притрагиваться к ним, чтобы не потревожить Роми, который то и дело терял сознание, но стоило лишь коснуться его, как он приходил в себя: дергался, мычал, слабо отмахивался от нас, втягивал воздух с пугающими сипами. Однако я пересилила себя и жалость к этому фактически незнакомому существу – а мне был неизвестен такой слабый, обессиленный Ромиар. Я провела легонько по мокрой от испарины и невероятно горячей коже. Растерев слизь, собранную у ранки, пальцами, поднесла их к носу. Она источала слабую сладость, обманчиво приятную, даже чуточку карамельную.

Не оттягивая больше времени, я приманила парящих вокруг Айссию и принялась просить их исцелить язвы, на которые показывала. Хуже и медленнее всего удавалось справиться с ранами на шее, они были разодраны, кровоточили и, при каждом тяжелом вдохе Роми, расходились снова.

Когда с язвами на теле было покончено, я положила руки на серую грудь и попыталась направить духов внутрь. Они сияли, маялись вокруг, но бездействовали. Все было тщетно. Я не целительница, не медик – просто не знала, откуда взялись недуги Роми и что творится у него внутри. Не зная об этом, мне никак не удавалось четко сформулировать просьбу. В который раз отчетливо осознавалась польза Единства, когда можно видеть и чувствовать духами, когда можно управлять ими мыслями, полунамеками, простыми желаниями исцелить.

– Не могу, – призналась я, посмотрев в глаза Кейелу, кажется, ожидающему от меня чудес. – Себя приходилось исцелять, но я чувствовала приблизительно, где болит, и понимала, что просить. А с Роми не могу.

– Надо понять, отчего у него появились язвы, – прозвучал неуверенный голос Елрех.

Кажется, она приходила в себя, и это радовало.

– Он исхудал. – Я пожала плечами. – Если его тошнило постоянно, и все, что он съедал, быстро уходило из организма, то он мог попросту лишиться витамин… – Поджала губы, подбирая более удачное слово для Фадрагоса. – Микроорганизмов, элементов…

У моей сокурсницы, неудачно севшей на диету, стремительно развился авитаминоз, и она вся ходила в пятнах, с шелушащейся кожей. Но родственники быстро исправили результат ее самодурства, насильно затащив девушку к врачам. Могло ли случится то же с Роми?

– Почему он не ел? – вопрос прозвучал против воли строго.

Кейел нахмурился, но ответил быстро:

– Не мог есть при Елрех.

Я оглянулась. Елрех насупилась, шагнула к нам ближе и, видимо, по привычке взялась за рукоять кинжала. Она все еще была бледной, волосы липли к мокрым щекам, но в остальном сильная фангра выглядела более собранной, чем минутами ранее.

– Он влюбился, – продолжал выкладывать начистоту Кейел, осторожно ощупывая руки Роми от плеча к локтю. – Съедал все, что мог, при вас, а потом старался не смотреть на Елрех. Но получалось редко. Я приносил ему поесть отдельно, но он, наверное, вспоминал, почему вынужден питаться вдали, и его снова тошнило.

– Почему мне не сказали?

– Он обещал мне, что справится. Говорил, что мы не поймем, и что это не наше дело.

Злость сегодня не унималась. Что значит, не наше дело? А мне в поход кого тащить? Мертвеца?! Однако пришлось взять себя в руки. В конце концов, радовало, что Кейел умел уважать чужие желания и секреты. Если уж и отчитывать кого‑то, то не его, а самого Роми за то, что проявлял такое недоверие к нам всем. Он снова рисковал не только собой, а всеми нами разом.

– Елрех, – обратилась я к алхимику, надеясь привлечь ее к решению важной проблемы, – я не целительница, но если его рвало кровью, то, скорее всего, у него язвы и внутри.

Елрех какое‑то время стояла, с жалостью сводя брови на переносице, а затем словно в голове у нее прояснилось. Она обвела поляну беглым взором и кивнула мне, но при этом переступала неловко с ноги на ногу.

– Да, думаю, что ты права, умная человечка.

И снова тишина от нее. Она же алхимик! Из лучшей гильдии Фадрагоса! А алхимики в Аспидах по знаниям, насколько я помню, целителей обставить могут.

– Я не смогу вылечить то, чего не вижу, – произнесла я, щупая горячий лоб Роми. Жар можно сбить, обтирая тело водой, но как быть с остальным? – Боюсь, что могу только навредить. Не прощу себе, если приращу его кишечник к чему‑нибудь. К печени, например. Я от страха все забываю! Даже вспомнить не могу, касается ли одно другого. Поэтому давай, Елрех, приходи в себя, и подсказывай, как нужно действовать дальше.

Елрех лишь со страданием и еще большим испугом уставилась на меня. Затем покосилась на Роми и снова побледнела. Время было не до разбирательства ее чувств, но я допустила мысль, что она не так давно не до конца отдавала отчета своим чувствам. Роми ей не просто нравился…

– Сходи умойся, – посоветовала я, не теряя надежды, что она все‑таки поможет. – Ты нужна мне.

Она послушно попятилась. Вскоре повернулась и через миг исчезла за густой травой и ветками.

Ждали ее в гнетущей тишине. Злиться на Кейела не получалось, на Роми злости было больше, но вся она перемешалась с состраданием и желанием спасти его. Мелькали и мысли о сокровищнице, о количестве кратном пяти. Но вслед за этой мыслью, сразу приходила следующая. Зачем нам сокровищница без Роми? Без него все это теряло всякий смысл. Хуже – перспективы будущего сразу окрашивались в темные, траурные оттенки. Елрех, увидев его при смерти, и сейчас едва ли с ума не сошла. Что с ней будет, если ей вернуть прошлую память, но не сберечь его самого? Даже если она в этой жизни успела полюбить надменного шан’ниэрда, то к этим чувствам хотя бы не прибавляется память прошлого.

С охоты воротился Дарок, благо молча. Тащил на себе кабанчика и парочку упитанных гусей. Глядя на нас сурово, бросил добычу неподалеку от меня. Затем, вытирая рука об руку, спросил:

– Что это с ним? Помер?

– Почти, – не стала лгать я, сжимая одеревенелую руку бессознательного Роми. И огрызнулась: – Любовь у него случилась.

Дарок хмыкнул задумчиво.

– Вот тебе и пример любви, – проговорил, видимо, обращаясь ко мне. – Лучше в ней не разбираться.

Я стиснула зубы, заставляя себя не разводить скандал. Сейчас все негативные эмоции следует отбросить и необходимо заниматься только Роми.

За спиной послышались шаги. Елрех вернулась гораздо живее; серые глаза полнились сосредоточенностью и решительностью. Присев на корточки в ногах Роми, она сцепила руки в замок, нахмурилась и заговорила уверенно, но вполголоса:

– Ты не ошибаешься, Асфи. У него наверняка язвы внутри. У нас есть зелья, которые мы брали еще у виксартов. Они помогут. Но если он долго ничего не ел, то живот его будет сам от еды и зелий отказываться. Но и с этим справимся. Я сделаю мазь, которая расслабит мышцы в шее. Вот тут. – Потрогала себя под подбородком. – И часть ее разбавлю водой. Придется как‑то самим смазывать внутри тоже. Пусть ест, а только потом смазывайте все. Запомни: сразу, как поест. Так он избавиться от пищи не сможет, она внутри застревать будет. В итоге, сама увидишь, пища и тело его насытит, и в желудок попадет. А я уйду, чтобы он меня не видел.

– Куда? – Сердце ухнуло. Как я обойдусь без нее?

Елрех нахмурилась сильнее и крепче сомкнула руки.

– В лес. Не бойся за меня, заботливая Асфи, к жизни в лесу я привычная. Да и идти буду рядом с вами, но так, чтобы на глаза вам не попадаться. – И на Роми кивнула. – Все ему легче будет.

Елрех ушла не сразу. На возню с зельями она потратила все время до заката. Кейел еще засветло натаскал еловых веток, соорудил из них высокую лежанку. Все это накрыли одеялом и плащами. И Кейел самолично перенес Роми на руках, будто тот ничего не весил. После чего приволок мне котелок воды и занялся разделкой дичи. Дарок радовал тем, что не отвлекал никого. Отошел к краю поляны, где занялся тренировками. Размахивал плетями, кувыркался, ломал невидимого врага, кидался в него огромным бревном, а затем лупил по этому бревну кулачищами так, что щепки летели во все стороны.

Роми спал беспробудным сном, не реагируя больше ни на прикосновения, ни на солнечный свет, ни на шум вокруг. Я постоянно находилась рядом. Смачивала порванную рубаху в холодной воде, обтирала его и каждую минуту ощупывала снова. Горячий или все‑таки температура отпустила? Ветерок обдувал, и накатывал страх, что ослабевшего шан’ниэрда продует, но Елрех настаивала на том, чтобы не укрывать его, пока жар не спадет.

Когда она готова была передать мне все лекарства, жар и вправду отпустил. Кейел мигом забрал котелок и направился мыть его в реке. Пока я слушала указания о дальнейшем лечении шан’ниэрда, Кейел успел вернуться, установить котелок над заново разведенным костром и принялся возиться около него.

Второй костер, находившийся немного в стороне от лагеря, я заметила не сразу. Даже пропустила то, что из‑за вкусного запаха, сглатываю слюну. Над вторым огнем уже доготавливалась пара румяных гусей. Одного из них, когда тот поостыл, Кейел свернул в листья лопуха и отдал Елрех. Он же провожал ее с малочисленными вещами.

Дыхание Роми вселяло надежду, что он быстро поправится. Грудь вздымалась высоко и легко, никаких сипов и хрипов больше не слышалось. Я приложила тыльную сторону ладони к серому лбу еще раз, убеждаясь, что температура спала, а затем накрыла шан’ниэрда.

Поляна наполовину погрузилась в прохладную вечернюю тень. На солнечной стороне макушки деревьев пылали в угасающих лучах. Из кустов, разросшихся в низине, доносилось ленивое кваканье. Оттуда же поднималась гудящая туча комарья и мошек. В котелке, висевшем прямо на линии тени и света, кипел бульон, источая головокружительный аромат. В блестящих кругах растопленного жира ворочались крупные куски мяса. Я осторожно подступила к костру и помешала содержимое котелка самодельным черпаком. Украдкой глянула на неутомимого васоверга, до сих пор рассекающего воздух. Острые бритвы сверкали то позади него, то впереди и со свистом косили траву. От них иногда страдали и деревья: стволы были исполосованы глубокими свежими надрезами, ветки то и дело разлетались в разные стороны. Дарок в своей обычной ежедневной тренировке был беспощаден. Страшно представить, каков из него воин в бою.

– Я помыл немного кореньев, – прозвучал за спиной голос Кейела, – надо забросить в суп.

– Каких кореньев? – спросила я, стараясь скрыть растерянность. Даже не заметила, как он вернулся.

Свернув рубаху на животе по принципу кармана, он и вправду насобирал каких‑то корнеплодов. Опустившись на колени, вывалил их. На светлой ткани остались темные разводы.

– Разных, – ответил, улыбаясь мне. – Все съедобные, не волнуйся. И Роми пойдут на пользу. Я смыл с них землю, а это, – оттянул от себя грязную рубаху, – осталось, еще пока с леса нес. Все равно стирать надо, раз уж промок.

Я прикусила губу виновато, мигом вспоминая, как столкнула его в реку. Сжимая черпак в кулаке, завела руки за спину и отступила. Хотела попросить прощения, но не смогла найти в себе силы. Вместо этого спросила тихо:

– Суп ты для Роми решил сварить?

Он улыбнулся шире, отчего возле глаз появились морщинки. Они сделали теплый взгляд еще теплее.

– Ему одному много будет. Да и нам пора бы чего‑то жидкого поесть. – Посмотрел на сваленные на траву коренья и спросил: – Сама справишься?

Я честно покачала головой.

– Могу испортить. Я не знаю, что это.

– Их почистить только, нарезать крупно и бросить в котелок. Но если не справишься, то дождись меня. Я быстро вещи постираю и приду.

«Дождусь» – застряло в горле, будто речь шла не об обычной готовке супа.

А Кейел уже подошел к сумкам. Отыскал среди них свои запасные вещи и поспешил к реке, но остановился, обернулся ко мне.

– Как он, Асфи? – заметно побледнев, поинтересовался и посмотрел на спящего Роми.

– В порядке.

– Хорошо, – тихо произнес, опуская голову, и пошел дальше.

Я не стала дожидаться его, услышав четкие указания того, что следует сделать, поэтому к его возвращению белые кругляши неизвестных корнеплодов варились вместе с мясом. Он развесил постиранную одежду на нижних ветках и приблизился к нам с Роми – я вновь проверяла температуру парня и его дыхание.

– Вижу, ты справилась, – Кейел говорил едва слышно, наверняка стараясь не потревожить сон друга.

– Это было нетрудно. – Я подняла к нему голову и с ответной улыбкой упрекнула: – Ты забыл букет на берегу.

Он изменился в лице, весь вытянулся. Сглотнув, чуть отклонился назад и глянул в сторону реки. Заправил мокрые волосы за уши – видимо, успел и сам освежиться, – и с извиняющимся видом проговорил:

– Он завял, Асфи. Долго пролежал под солнцем. – Скулы четче очертились, ноздри с глубоким вдохом втянулись, кулаки сжались. Взор, направленный на меня, стал острее. – Но это не беда. Чуть дальше река сужается, там брод и лес тянется на том берегу. Из него можно быстро выйти. А луг на той стороне ты сама видела. На нем полно цветов. Я нарву их тебе снова. Хочешь, прямо сейчас пойду?

Меня пробрала слабость, легким трепетом сковала все тело. Хотелось вскочить и броситься ему на шею, но вместо этого я сидела и гладила Роми, выпутывая осторожно светлые волосы из‑под серых рогов. Ответить тоже ничего не успела.

– Кухарка, может, ты и кабанчика нам поджаришь? – Дарок приближался, тяжело дыша и стирая пот со лба.

Кейел шумно выдохнул, не сводя с меня глаз.

– Поджарю, – удивляя, согласился он. – Сейчас все сделаю.

– Ты не обязан! – произнесла я. Любовный трепет улетучился, как и не было его. – Дарок, не хотел бы ты хоть немного помочь нам? Ты расходуешь силу и энергию напрасно…

– Асфи, не надо. – Кейел шагнул ко мне и стиснул мое плечо. Он хмурился, но при этом, казалось, состоял из сплошного спокойствия. – Мне приходилось хлопотать по кухне, когда матушка болела. Это не трудно, если не заниматься этим постоянно. – И перевел тему: – Ты помнишь, что Елрех говорила? На закате нужно напоить Роми успокоительным зельем. Всего пару капель на язык, чтобы не вызвать у него рвоту. А после заката его надо заставить проглотить хоть немного супа. Только жидкость.

И не позволяя ответить, ушел к валяющейся туше кабана.

Дарок отгрыз от травинки кончик и сплюнул под ноги. Постоял немного рядом, молча убивая Кейела взглядом, а затем отправился к костру, где уселся и принялся точить свои костяные бритвы.

На закате я выполнила ненавязчивые указания Кейела, приоткрыв рот Роми и капнув пару капель желтого, густого зелья ему на язык. Шан’ниэрд впервые за вечерний сон поморщился и простонал, затем даже поерзал, укладываясь удобнее. Я проверила сверток из куртки Кейела под шеей Роми, чтобы тот не растрепался и не позволил рогам запутаться в ветках. После отправилась доваривать суп. Особого моего вмешательства в этом деле не требовалось, а вот Дарок раздражал, хоть и пытался заговорить о чем‑то отстраненном – то о погоде, то о надоедливом комарье… Даже озаботился состоянием «рогатой девчонки». В его заботу, естественно, я не поверила. Но разговор поддержала ради того, чтобы убедиться в нашей договоренности:

– Ромиар сильный парень, – сказала я, забрасывая щепотку соли в котелок, – он выкарабкается. А как насчет тебя, Дарок?

Кустистые брови взлетели на широкий лоб. Бритвы, как и рога, отдающие сталью, перестали мелькать и скрежетать.

– Я не болен, Асфи. А если заболею, то тебе не придется носиться со мной. Мы не терпим этой вашей слезливой заботы и сюсюканья.

– Я не про болезнь говорю, а про твою силу. – Из мешочка с сушенными травами дохнуло укропом, петрушкой и базиликом. В отдельной склянке у нас был даже перец, но сыпать его я не рискнула, помня о состоянии Роми. Приправив суп, взглянула на внимательно слушающего Дарока и продолжила: – Насколько ты внутренне силен, чтобы сдерживать свои обещания?

Он скривился и сплюнул в сторону.

– Не раздражай меня, женщина. Все, что я сказал, правда. Как улажу дела с Кхангатором, я найду тебя, ты родишь мне сыновей. Тебе же лучше быстрее смириться с этой мыслью.

– Тебе еще предстоит меня заставить. – Я прикусила язык. Не планировала же опять ругаться, хотела лишь вынудить его твердо держать свои слова.

– Я помню, как ты убила Гора. Но я и сам запросто оторвал бы ему рога. Посмотри на меня, Асфи, и вспомни, кто я, а потом вспомни васовергов. Или, может, тебе напомнить Фаррда? Во что я превратил его. Задумайся над тем, какой силой и яростью надо обладать, чтобы заставить васовергов служить себе. Тебе самой же легче будет смириться с мыслью, что ты от меня никуда не денешься. А если попробуешь найти себе защитника, то я его на твоих глазах выпотрошу, чтобы ты поняла, что никого нет сильнее меня.

– Во время похода ты мне подчиняешься, а что будет после – увидим, разберемся. – Я отмахнулась от дыма и спросила: – Это твои слова?

– Мои.

– Тогда я хочу насладиться жизнью хотя бы до сокровищницы. Не мешай мне, Дарок. Раз уж ты не можешь дать мне любви, не мешай получать мне ее от другого.

В полной тишине я помешала еще раз наваристый суп и направилась к Кейелу. Он стоял спиной к нам и вытирал руки, которые обмывал из кружки. Посуды на две разделенные группы все‑таки не хватало. Перед ним лежал кабанчик, умело воздетый на крепкую палку. Под ногой хрустнул сучок, и Кейел резко обернулся. Я застыла на месте. Сердце сорвалось с медленного ритма, заколотилось быстро‑быстро.

Кейел с заметным напряжением опять отвернулся, видимо, решая не придавать значения моему приближению. А я пыталась вразумить себя, успокоиться. Не может же он читать мысли? Значит, не догадался и о намерениях. А если догадался, что меняется?

Шаг стал пружинистым, неровным. Постоянно хотелось отступить, свернуть или уговорить себя от ужасной идеи. В полной мере – отвратительной. Но я не позволяла, запрещала себе думать о чем‑либо, кроме того, что нужно дойти до цели.

И я дошла.

Рывком обняла Кейела со спины, прижалась к нему щекой и затряслась, застучала зубами. Ничего не могла поделать с этой крупной дрожью, откровенно выдающей мое волнение. Ощутив под ладонями его грудь, услышав биение его сердца, запаниковала и хотела отпрянуть, извиниться, придумать глупую отговорку. Он, словно почувствовав это, перехватил меня, переплел крепко наши пальцы, накрывая ладонями мои руки, и заставил вернуть все на место.

Стояли молча под треск костра, под ленивое кваканье одинокой лягушки и комариный писк. Стояли долго. Жар от огня успел пробраться под одежду и начал припекать кожу с правой стороны. Где‑то на затылке, в волосах, запутался комар, второй – нагло присосался к ноге. Но двигаться совсем не хотелось. Напряжение после первых десятков секунд объятий постепенно спадало, и вместо него накатывало спокойствие, какое‑то безмятежное благодушие. Оно заполняло каждый уголок тела, селило любовь даже к кровососам. Их не хотелось прихлопнуть, может, только смахнуть и отогнать. С другой стороны, им тоже надо питаться. С меня не убудет потерпеть, а им нужна лишь малость для жизни.

Я потерлась щекой между лопатками Кейела, и, кажется, он впервые за эту нашу близость выдохнул. Погладил большими пальцами мои руки и негромко произнес:

– Я в крови. Наверное, тебя измазал.

– Не страшно, – полушепотом ответила я.

На небе таяли остатки красной дымки, разгорались ярче звезды. Двигаться совершенно не хотелось, но более ответственный к делам Кейел пробуждал во мне совесть.

– Нужно повесить на рогатины кабана и попробовать напоить Роми. Его нельзя надолго оставлять. Можно я обниму тебя позже?

Я тихо рассмеялась и вдохнула его аромат. Он сжал мои руки.

– Если ты этого не сделаешь, Кейел, то я сама тебя обниму. Видишь, я все могу.

И отступила, отпуская его. Он с улыбкой повернулся ко мне.

– Ты и в самом деле все можешь.

Мы разобрались с делами только глубокой ночью. Луна сияла на ясном небе, освещая поляну не хуже костра. С трудом напоив Роми и супом, и зельями, мы совсем немного помазали ему горло тем средством, которое Елрех сделала, чтобы хуже работал рвотный рефлекс. Отпаивали его по чуть‑чуть, радуясь, что он пришел в сознание. Толком не понимал, что происходит, но самостоятельно все проглатывал и послушно терпел горечь некоторых зелий. Кейел запретил давать больше половины кружки супа, опасаясь, перегружать живот, а может, его успела проинструктировать Елрех.

Сами сели поесть, когда ночная прохлада вынуждала ежиться. Дарок недовольно смотрел на нас, но никак не отмечал вслух нашу заботу друг о друге. А я дорвалась… Упиваясь старой привычкой, заправляла непослушные пряди русых волос за уши, гладила впалые щеки, прислонялась лбом к сильному плечу, обнимала Кейела за талию всякий раз, как выпадал удачный момент. Он постоянно терялся в первые секунды, но потом удерживал рядом и продлевал малейшую близость.

Надо признаться, готовил он не хуже Елрех. А может, я давно не ела наваристого супа – лишь каша да мясо. Или сегодня был особенный день, особенный вечер, который все делал вкуснее, ярче, насыщеннее. Даже состояние Роми и отсутствие Елрех ничуть не омрачало чувства и ощущения.

После плотного ужина Дарок, весь вечер рассказывавший о подвигах многочисленных васовергов, расхваливавший недооцененные нравы и культуру своей расы, а также прелесть северной части Васгора, которую мне, по его словам, обязательно стоит увидеть, подозвал духов воздуха, скрестил руки на груди и мгновенно уснул.

Кейел, словно, как и я, пропускал слова Дарока мимо ушей. Он улыбался едва заметно, лишь одними уголками губ и с блеском в глазах смотрел на костер.

– Тебе тоже пора ложиться, – прошептала я, поднимаясь на колени и подползая к нему. Его снова хотелось трогать, обнимать и целовать. От него не хотелось ни на секунду отдаляться.

Он прикрыл глаза и шире улыбнулся, позволяя обхватить себя за плечи. Но помотал головой.

– Я посижу, а ты ложись. Только сварим мне крепкий отвар из бодрянки.

– Елрех ругает меня, если я ее так называю, – целуя его в шею, прошептала я. От него исходило приятное тепло. – Тебе не холодно?

– Хорошо, – ответил он, запрокидывая голову и гладя меня по рукам от пальцев почти до самых плеч. – А как она ее называет?

– Не помню. Мне проще тоже запомнить бодрянку бодрянкой. – Я рассмеялась, а он усмехнулся. – Варить не в чем.

– В кружке сварим.

Так и сделали. Я готова была согласиться с ним на что угодно. Даже не спорила, что первые полночи буду спать я, а только потом он. Мне и хотелось, чтобы он выспался, но желание угождать любой его прихоти побеждало.

Перед сном я еще раз проверила Роми, и его состояние внесло в радостное настроение свою немалую лепту. Он сам повернулся набок и натянул одеяло, которое отдал ему Кейел, до самого подбородка. Дыхание стало еще лучше, чем было. Жара не было. На мое осторожное прикосновение он вовсе поморщился и отмахнулся, как от надоедливой мухи.

Я легла на еловые ветви и заставила Кейела сесть рядом со мной. Он особо и не сопротивлялся, лишь задержался, отыскивая в траве свой плащ. Когда присаживался, накрыл меня, заверяя, что ему не холодно. Укладываясь удобнее, я взяла его за руку и поднесла к щеке.Сон накатывал, но вместе с ним никак не отпускало желание продлить наступившую и необходимую мне реальность. Он рядом, я могу его трогать, могу прижимать его руку к щеке. И к губам. Могу целовать ее, зная, что он задерживает дыхание, наслаждаясь моим проявлением ласки. Могу. Я все могу.

Кейел

Мир выглядел таким хрупким, будто чудился наяву. Дотронусь неосторожно – мигом все разрушу. И только лунный холод, пробирая до костей, трезвил меня.

Не чудится. Все происходит в самом деле…

Асфи, подложив руки лодочкой под голову, спала за моей спиной. Ее дыхание и невинный вид успокаивали меня, убаюкивали. А спать было нельзя… Лес купался в мрачной синеве. Звуки в нем то настораживали резкостью и близостью, то развлекали загадкой, кто воет и как далеко.

Думать об Асфи не хотелось, и я гнал любые мысли, которые рождались в голове от одиночества. А их было много, и они успевали даже мимолетным касанием разума взбудоражить чувства.

Жестокость со Стрекозой. Объятия с васовергом – словно очередное предательство.

«Он умер»… Почему это обидело сильнее всего?

И ее забота о Ромиаре… Удивила. Как в ней помещается столько всего? И любви, и ненависти.

И мы вместе. Но одновременно – нет… Что Лери? Лери из жизни не выковырять, тут Асфи права. Значит, мы вместе, пока наши пути лежат по одной дороге. А потом?..

Потом не было. Ни в мыслях, ни в фантазиях – нигде.

Об этом лучше не думать.

Асфи, свернувшись на боку, спала за спиной. Прижимаясь ко мне ногами, согревала мою поясницу, и дрожь от холода изредка отпускала даже от этого крошечного тепла. А крошечное ли оно? Я невольно сравнивал Асфи и Лери. Не хотел сравнивать, не хотел предавать ни одну девушку, ни вторую, но и от этих мыслей так легко отмахнуться не получалось. Казалось, Асфи дарит тепло постоянно и охотно. Закрадывалось подозрение, что так и должно быть, когда тебя в самом деле любят. Я гнал его, чтобы оно не множило мерзкое чувство обиды.

Дарок храпел, сидя возле костра. Пламя бросало на крупное лицо свет, показывало взору шрамы, рубцы, морщины. Во сне васоверг часто скалился и чесался, вызывая омерзение. Зачем ему Асфи?

Стоило вспомнить о девушке, как она вздрогнула. Я мигом склонился к ней. Асфи морщилась, как от боли. Мышцы на лице задрожали, а вся она съежилась и что‑то тихо пробормотала на выдохе.

– Тише, – прошептал я.

Поднес пальцы к бледной щеке и застыл, не смея коснуться. Вдруг задремал, и все это чудится? Сердце билось с силой, страх овладел до самого нутра. Пальцы свело от напряжения, и я сжал их в кулак. Девочка опять поморщилась, ресницы задрожали, и что‑то блеснуло в уголке глаза. Слеза?

– Асфи, – выдохнул я и, не думая, погладил по худенькому плечу. Растормошил.

Она всхлипнула едва слышно и произнесла мое имя. Или показалось?

В груди все сжалось, перевернулось, ноги ослабли, а Асфи затрясло сильнее. Я смелее тронул темные волосы, погладил, успокаивая ее. Склонился низко над ней, ощутил тепло ее тела, тонкий аромат трав и тины. Зашептал на ухо:

– Это все дурной сон, Асфи. Тебе все снится.

Она замерла – я перестал слышать ее дыхание. Насторожился.

– Кейел? – прозвучал сонный голосок.

– Я. Ты плачешь. Тебе приснился дурной сон?

– Кейел! – чуть громче выдохнула она, а через миг уже повисла на мне, крепко обнимая за шею.

Я не знал, что ответить. Не понимал, что делать. Поэтому поднялся вместе с ней, пересел удобнее и затащил ее к себе на ноги. Попытался укутать одеялом, пока тепло из‑под него не выветрилось, но Асфи вцепилась в меня, не позволяя ничего сделать.

Я обнимал. Слышал всхлипы, чувствовал, как ветер холодит мокрую от слез и поцелуев шею. А в голове эхом звучало мое имя ее голосом.

Асфи успокоилась не скоро, но, наверное, с самого начала не была до конца в сознании. Стоило мне начать целовать ее в ответ, с улыбкой заверять, что я рядом, и гладить по голове, как девчонка устроилась с удобством у меня на руках и быстро заснула.

Перекладывать Асфи не хотелось. Ее близость дурманила, пробуждало странное чувство… Словно я во всем Фадрагосе лишь один удостоился чего‑то бесценного.

Было страшно осознавать, что это нечто бесценное спит в моих объятиях.

Хорошо и необычайно легко.

И одновременно стыдно и трудно. А что Лери?..

Прогоняя всякие мысли – и приятные, и тяжелые, – я набросил на себя одеяло. Укутал нас с Асфи, прижался губами к девичьему лбу, а затем взглянул на нее внимательнее. Щеки успели высохнуть, но под густыми ресницами все еще блестели остатки слез. Их хотелось вытереть, но я не мог шевельнуться. Все смотрел и смотрел… Ее черты лица незаметно въедались в разум и пробуждали удивительное желание трогать. Снова и снова. Целовать, гладить, запоминать…

С трудом я отвел от нее взор и поднял его к небу. Теперь я не видел на нем звезды, о которых мне рассказала Асфи. Теперь оно было усыпано ее слезами.

Я обнял девушку крепче – потревожил сон. Но она, запустив руки мне под мышки, лишь обняла меня в ответ, потерлась щекой о ключицу и замерла. Я не дышал, пока ее дыхание не выровнялось.

Давно прошло время пересменки. Так Асфи это называет? Скоро Шиллиар начнет розоветь, и я уже должен был спать. Я улыбнулся, глянув на Асфи, и понял, что мне придется побыть без сна дольше. Я снова поцеловал ее в голову, ощущая от этих поцелуев неизвестный до этого мгновения прилив сил. Наверное, с такими силами я бы сумел победить даже васоверга.

– Не пора? – вдруг очнулась Асфи.

Стала часто моргать. Ощутив движение тонких рук, я прижал свои руки к телу, не позволяя ей разомкнуть объятия.

– Не пора, – соврал я. Соврал с небывалым удовольствием. – Не пора. Спи.

И она доверилась. Сладко зевнула и, снова прижавшись ко мне, заснула.

До самого рассвета я держал Асфи на руках, наслаждаясь близостью с ней и охватившим спокойствием. Грелся ее теплом, прислушивался к тихому дыханию. Улыбался, когда раздалась песня ранней пичуги. Заря вспыхнула над лесом. Сразу с ней проснулся васоверг. Потер глаза, зевнул и поднял лицо к небу. Убедившись, что не проспал рассвет, уставился в мою сторону. Заметив Асфи в моих руках, нахмурился. Медленно перевел взор на меня и ухмыльнулся недобро. Я прижал Асфи к себе крепче и плотно сомкнул губы. Для мародера я пустое место. Человек, который никогда не сможет постоять за себя. И это правда… Что я сделаю васовергу, если он захочет отобрать Асфи? Но пока она со мной. Не с ним…

Васоверг, как и всегда, не дождавшись от меня ответа, тяжело поднялся на ноги и потянулся до хруста в спине. Потоптался на месте, потер ладонями лицо и пошел к участку, где весь закат тренировался. Уселся там в примятую траву и уставился на небо. Теперь его было трудно чем‑либо потревожить.

Я снова посмотрел на Асфи в своих руках, и вопросы хлынули с новой силой, будто наконец‑то прорвался поток. И этот поток с каждым вопросом нес какое‑то болезненное понимание случившегося. Почему я не дождался ее? Откуда я мог знать, что кто‑то будет искать меня? А если бы не было Лери, чем бы все закончилось? Неужели Асфи не настаивала бы вернуть мне память Вольного? Зачем я ей без его памяти?

«Я люблю Вольного» «Он умер»…

А я? Кто я для нее? И если бы не Лери, смирилась бы она с тем, каков я есть?

– Кейел! – раздался слабый голос.

Я встрепенулся, в руках шевельнулась Асфи.

– Кейел! – Ромиар пытался подняться на локтях, но снова заваливался на спину. Под ним хрустнули еловые лапы.

Асфи вмиг забилась в руках, словно мотылек в паутине. Выпуталась, вскочила на слабых ногах и едва не повалилась, но я успел привстать следом и подхватить ее за талию. Удержал, а через миг почувствовал, как вместе с убегающей Асфи исчезает тепло. В это же мгновение по моим ногам пробежала неприятная дрожь, их охватила судорога, свело болью. Я рухнул на землю и поморщился, растирая затекшие голени, сдавливая онемевшие стопы. Пока размял их, пока доковылял до Роми, Асфи уже щупала его лоб.

Он вертел головой и отбивался от ее рук.

– Не трогай меня, человечка! – скалил клыки.

– А если снова жар? – Сидя на коленях перед его лежанкой, она уперла руки в бока и насупилась. – Дай проверю температуру, идиот рогатый!

Ромиар оскалился сильнее и зашипел на нее. Перевернулся на бок так ловко, будто и не умирал накануне. Желтые глаза сверкали раздражением. Кончик серого носа резко заострился, от крыльев носа залегли глубокие морщины; глаза превратились в горящие щели.

– Где она? – спросил он.

– Кто? – Асфи прищурилась в ответ.

Я подошел к ней ближе и убедился, что она злится. Но злость эта не та, которую она испытывала к той же Стрекозе, а другая. Эта ее злость не несла бед окружающим. Эта злость даже умиляла.

– Елрех, – ответил Роми очевидное, и умиление мигом исчезло.

– Из‑за тебя, идиота хвостатого, в лес ушла! – приподнимаясь выше и выше над исследователем, осуждающе произнесла Асфи.

– В лес? – Ромиар опешил. – Как это в лес?

– Вот так.

– И ты отпустила?! – Он вскочил, заставляя ее шарахнуться. Но она не опрокинулась на спину, а ловко переставила ноги и вытянулась в метре от него. Гибкая, тонкая, будто готовая к нападению. И взгляд ее, колкий, будто оценивал не друга, а противника. Ромиар и не обратил на это внимания, потребовал: – Верни ее.

– Еще чего! – Асфи тряхнула лохматыми волосами и стиснула кулаки.

– Сейчас же!

– Спятил?! – Шагнула к нему, склоняя голову ниже, и с вызовом полюбопытствовала: – А потом мы снова тебя откачивать будем?

Я невольно отступил дальше. Ее взволнованность и решительность будоражили чувства крепче дурмана. У меня не получалось оторвать от нее глаз всю Луну, не получалось и теперь.

– Верни ее! – настойчиво повторил Роми.

Попытался встать, но слабость все‑таки одолела. Он свалился в траву.

– Ты посмотри, что делает! – возмутилась строгая девица, указывая на него ладонью. – Кейел, помоги, уложим эту бестолочь обратно.

И я не смог ослушаться. Наконец‑то вспомнил и о Ромиаре, и о его горе – дурман любования слетел с меня, но то и дело охватывал снова. Помогая исследователю встать, укардкой глядел на Асфи. Руки тянулись тронуть ее пальцы, ощутить ее тепло, мягкость кожи. Неужели я пол‑Луны обнимал ее? Как поверить в то, что я могу прикасаться к ней?

– Асфи, когда она ушла? – укладываясь обратно на лежанку, допытывался Роми.

– На закате, – ответил я, поправляя свою куртку у него под шеей. И поспешил успокоить: – Я проводил ее к большому дереву неподалеку. Она говорила, что будет спать на его ветках. Она недалеко.

– Когда она вернется? – Он вцепился в рукав моей рубахи, заставил посмотреть в желтые глаза.

– Когда тебе станет лучше. – Я был не уверен в ответе, но решил, что другой может только навредить.

– А если хищники? Асфи, найди ее. – Он вцепился в ее запястье и, стиснув с силой, дернул. – Найди ее и убедись, что все хорошо. – И снова посмотрел на меня. Безумен! – Кейел!

– Я найду, – пообещал я, стараясь осторожно высвободить руку Асфи. Она морщилась и бормотала ругательства под нос, тоже стараясь вырваться, не причинив ему вреда. – Прямо сейчас и найду.

– Пусть покажется. Попроси ее, чтобы показалась. Попроси…

Как только я кивнул, он лег на спину и сложил руки на груди. Лицо его расслабилось, морщины разгладились. Лишь брови сошлись над переносицей, отражая внутреннее страдание. Взор прояснился, устремился в светлеющее небо. Глаза наполнились тоской и миролюбием.

Поправляя накинутое на него одеяло, я встал и направился той тропой, какой на закате провожал Елрех. За спиной послышались шаги, и я обернулся. В груди все сжалось – сладко, приятно. Асфи следовала за мной, потирая покрасневшее запястье.

– Прости его, – попросил я и, стараясь не думать об охватившем страхе, взял ее пальцы. На миг застыл, ожидая, что она оттолкнет или отнимет руку. Ничего… Стояла и внимательно наблюдала за мной из‑под густых ресниц. Я осторожно погладил нежную кожу. Надо же, как покраснела… И тихо напомнил: – Он сходит с ума. С беловолосыми шан'ниэрдами всегда так.

– Это пустяки, – опустив взор на наши руки, ответила она. – Мне главное, успеть дотащить его до сокровищницы. Когда он был Вольным, то не страдал так. Кейел, ты точно знаешь, где она?

Асфи шагнула ближе и, положив ладонь мне на щеку, выбила воздух из груди. Заглянула ласково, но одновременно требовательно в глаза. Я кивнул. Сглотнул пересохшим горлом и с трудом сказал:

– Я оставлял ее с вещами у дерева. Она при мне присматривала ветку пониже.

– Хорошо. – Отступила от меня, медленно, словно прощаясь, поглаживая по щеке. Улыбкой вызвала слабость в моих ногах. Продолжая пятиться с улыбкой, которая становилсь все шире и шире, уличила: – Кейел, ты не спал всю ночь.

– Луну, – поправил я и едва не шагнул следом за ней. Мне в другую сторону… Но я быстро вернусь. Быстро.

Асфи усмехнулась, взлохматила волосы сильнее и, приподнявшись на носочках, завела обе руки за голову. Солнце просветило ее фигуру и словно влило свой жар в меня. В висках застучало, в паху потяжелело, а в глазах медленно стал темнеть мир, сужая свет на Асфи.

– Скажи Елрех, что мы пробудем тут еще одну Луну. Тебе нужно отдохнуть.

Она круто развернулась и бодро направилась к лагерю. Я заморгал, потер глаза и постарался отвлечься на мысли о Роми и Елрех. Нужно найти Елрех и успокоить Роми. Сейчас важно лишь это.

Только успокоился и шагнул по тропе дальше, как вновь пьянящий голос тронул сердце:

– Кейел! – И мое имя из ее уст звучит иначе… Особенно.

Я обернулся, кусая губы и стараясь устоять от желания броситься к этой девушке прямо сейчас. Ее лицо тонуло в засветах восходящих лучей, но я хорошо запомнил каждую черту на нем. Я видел, как плавится Солнце в темных глазах, не глядя в них. Я помнил и, как наяву, видел…

– Спасибо, что дал выспаться! – поизнесла она с радостной интонацией, и я улыбнулся.

Закрыв лицо ладонями, едва не расхохотался, словно заразился безумием шан'ниэрда.

Асфи  

Не удивлюсь, если со стороны я казалась бесчувственной тварью. Да и сама постоянно одергивала себя, напоминая, что у Роми горе. Он сходит с ума. Это серьезно!

Но улыбка рвалась наружу. Хотелось наскоками‑перескоками ворваться в лагерь и закружиться со всеми в танце. Даже с Дароком. Плевать!

Хотелось плясать, петь, смеяться или побежать в поле через речку и, будто нет у меня никаких забот, нарвать самой себе огромный букетище цветов.

Однако я нашла в себе силы удержать шквал радости. На поляну выходила с высоко поднятой головой, с заправленными за пояс пальцами и спокойным шагом. Озираясь, прикинула объем работы на сегодня, прибавила к нему болеющего Роми и поняла, что справимся гораздо раньше.

Дарок развалился под солнцем, впитывал его лучи и молча разговаривал со своим божеством. Кого он сегодня собирался убивать, меня не волновало, потому что я была убеждена, что сегодня не умрет никто. Настроение‑то у меня хорошее, а значит, пострадать никто не посмеет.

Перво‑наперво я озаботилась завтраком. Елрех в этом деле очень не хватало, но, с другой стороны, мне и самой надо было развлечься. Вскоре к краю поляны подошла и сама Елрех. Целой и невредимой показалась в тени высокого дерева, дождалась, когда Кейел приблизится к Роми и укажет ему на его возлюбленную, и, напоследок кивнув мне, ушла.

Или точнее сказать, оставила нас наедине с новым проявлением безумия.

Душевные раны Роми вскрывались словно в отместку на заживление телесных. Стоило Елрех уйти, как он стал страдать о том, что выглядит глупцом в ее глазах. Смешно не было. Его состояние к полудню даже начало угнетать, но на глаза попадался Кейел – и на сердце легчало. Зов Вестницы не мог обмануть. Не мог ведь? Он привел меня к Роми. Он отпустил, когда я сообщила исследователю о знаниях Вольного и их расовом недуге. Значит, до сокровищницы мы доберемся, а там Ромиар получит сполна свою награду за путь Вольного. И Кейел… Будучи Вольным он отыскал семью, он едва не разорвал меня на кусочки из‑за того, что я хотела лишить себя возможности материнства. Да и Этирс он хотел посадить дома, чтобы она дождалась его в безопасности, а затем стала ему женой. Чем Лери не Этирс в новом обличии? Будучи Вольным, Кейел всегда мечтал о своей семье и доме. Значит, в этой жизни он уже получил свою награду. А я…

Я, кажется, прозрела.

После сокровищницы мне нужно к мудрецам. Мысли о них пробуждают зов Вестницы, и он противно зудит в груди.

Что будет после – неизвестно. Одно ясно: если Повелители позволят, как‑то жизнь проживу.

Пересматривая наши вещи на целостность, я покосилась на отдыхающего Дарока. Он полусидел с помощью духов воздуха и чистил свои лезвия. Еды у нас хватало впрок, время тренировок еще не наступило, а больше этот мужчина занятий не знал. Предстоит ли мне сразиться с ним, или удастся уйти так далеко, чтобы он меня не нашел?

Уйду. Не найдет.

Дарок заметил мой взгляд, ухмыльнулся криво, и я отвернулась. Передернула плечами.

…а если найдет – убью.

Кейел, в отличие от васоверга, радовал. Он и о будущем не заговаривал, и о своем прошлом. Может, сам не хотел ничего между нами портить? В любом случае смекалистый.

И работящий… Увидев, как страдаем от нехватки посуды, отправился к поваленному дереву. Каким‑то чудом вырубил из него крепкий кусок, оставив непугаными птиц и нетронутым их гнездовье. На мое удивление отмахнулся скромно – дерево похвалил: сохранилось – не сгнило и не приглянулось вредителям.

Когда роса высохла, жужжание шмелей потонуло в птичьем гомоне, Кейел ушел к реке и пропал. Беспокойство одолело. Я бросила починку сумок, исцарапанных лесистой дорогой, и последовала за ним. Кейел отыскался у самой воды. Разулся, засучил рукава, подвернул штанины и сидел у реки. Камнем тер выемку в дереве, а в выемке с громким шуршанием песок катался. Я постояла там немного и так же молча, как пришла, вернулась в лагерь.

К полудню на поляне стояло выструганное и отшлифованное корыто с водой. Возле Роми лежал посох. С него Кейел при мне снимал кору, срезал ножом острые веточки, а после оставил просыхать под солнцем. Он же поймал три рыбины, двух попросил меня выпотрошить и почистить от чешуи, а третью, самую крупную, отнес Елрех. Я только наблюдала за ним и молча завидовала его прыти.

Пока он с охотой занимался хозяйством, я развесила все вещи просыхать и села начищать оружие: кинжалы – Роми и свой, все подряд ножи. После, воспользовавшись тем, что Кейел отвлекся на Роми, добралась и до его топора.

Мы шли в регион Ночной смерти. И если пещеру и ее обитателя я уже почему‑то не боялась, то вот к скале, у которой разбилась Ил, идти хотелось во всеоружии. Мне там быть еще не доводилось…

Когда из котелка поднимался густой пар, а над лагерем густо запахло ухой, Дароку надоело валяться и наблюдать за нами. Он поднялся и вновь принялся крушить бревно, деревья и срезать траву. Его тренировки злили особенно. Нужно ли мне столько же вкладывать усилий в ежедневные упражнения с оружием, чтобы однажды победить этого громилу?

Нет, просто спалю… Отдам его Ксанджам, и хватит с нас теплых отношений.

Между делами Кейел возился с ослабшим шан’ниэрдом – водил его к реке умыться, в лес по нужде, по строгому наставлению Елрех поил зельями, кормил чуть ли не с ложечки и смазывал горло. Между тем до меня долетали отголоски их негромких бесед, и они лишь прибавляли в моих глазах уважения этому Кейелу и сочувствия. В конце концов, душевные метания Ромиара с трудом понимала даже я. Его очень тянуло к Елрех, но при этом рвало от ее вида. Он хотел знать, что с ней все хорошо. Хотел, чтобы она знала о его заботе, но при этом очень переживал, что она увидит в его желании слабость. Ему хотелось быть для нее героем, но при этом его до тошноты изводило это стремление.

Полукровка, грязь, позор его расы… Он словно замкнулся на этом и ни о чем другом говорить не мог.

К вечеру Кейел снова проведал Елрех. Пришел от нее с ее миской, налил ухи и под благодарным взглядом желтых глаз отправился обратно к ней. А я вдруг поняла, что за день соскучилась по нему. Мы смотрели друг на друга, перекидывались словечком‑другим, но все о делах и предстоящем пути. Мимолетные прикосновения можно было списать на дружеские, если бы не взгляды украдкой и улыбки полные нежности.

Он вернулся. Шагнул на поляну, отряхивая штаны от паутины. На негромкую шутку‑плевок Дарока отреагировал спокойной хмуростью. Жаль я не расслышала слов…

До захода солнца я успела перебрать вещи, провизию, сложить все снова по просохшим и залатанным сумкам. Кейел же разлил остатки ухи по мискам, поставил порцию перед каждым. Даже перед Дароком, снова заговорившим со мной о своем – теперь о долинах драконов, о самих ящерах, об их величии.

– Умел бы ты удар держать, человек, – взяв миску с примятой травы, внезапно обратился Дарок к спине Кейелу, – я бы тебя в войско к себе позвал.

Я против воли нахмурилась, ощутила тревогу под сердцем. Кейел промолчал. Прежде, чем самому сесть за ужин, озаботился состоянием Роми. Я, отложив осмотр ножен, тоже принялась за еду.

А Дарок продолжил говорить громче, чтобы все слышали:

– Мы слабых васовергов берем как раз в услужение. Жрать готовят, а вечерами они развлекают нас рассказами и песнями. Как бабы, да только за себя постоять могут. Научишься меч в руках держать – приходи. Я тебя к себе поближе пристрою. Речами о духах всех братьев моих забавлять будешь, а еда твоя вкусная. Не в каждой харчевне такая перепадет. Ценить тебя будут сильнее своих матерей.

Я стиснула ложку в руке и зажмурилась. Вкус ухи сладковат был, насыщенным, аппетит пробуждал, но Дарок умудрился все испортить. Кейел опять молчанием отвечал, хоть и заметно злился – хмурился, губы поджимал, а движения стали резче. Его хотелось как‑то поддержать, да так, чтобы не унизить.

После ужина Дарок с довольной физиономией отдал миску Кейелу в руки. Будто хвалил за то, что парень собрался мыть посуду за нами. Кейел собрал все в корыто, им же сделанное всего за полдня, и направился к реке. Я вскочила следом.

– А ты куда? – удивился он, останавливаясь. – Я сам справлюсь.

– Помогу. Я человек, – громко отметила, – женщина простая. Надо командовать – командую, а так и в обычных делах полезна буду. Идем.

В затылок будто тяжесть давила – Дарок с недовольством провожал нас взглядом. Но я только плечи распрямила и любовалась профилем Кейела. Хорош он собой. Во всем хорош.

У реки было прохладно. Журчание воды загасило капли вспыхнувшей злости. С посудой управились быстро. Кейел поднял корыто высоко, поставил на берег, стараясь не налегать грудью на песчаную землю. Сами выбрались пологой трещиной‑тропой и к лагерю возвращались в уютной тишине. По дороге он зевнул и тряхнул головой, стараясь скинуть волосы с глаз. Я заступила ему путь, с наслаждением заправила пряди за уши и привстала на носочках.

– Поцелуешь? – спросила тихо.

Он глубоко вдохнул, замер. Затем глянул на ношу растерянно, будто не знал, как быстро от нее избавиться. А я хохотнула и с улыбкой продолжила путь.

Однако в лагере стоило ему только руки освободить, сама к нему в объятия прыгнула и поцеловала. Сладко, до головокружения и слабости в ногах. Счастье в зелено‑карих глазах и заметное недовольство Дарока лишь подстегивали к дальнейшему проявлению ласки.

Кейел лег спать первым. Последние лучи еще не успели угаснуть, а он устроился на лежанке. Только я его поцеловала в уголок губы, растянутый улыбкой, а через миг Кейел уже спал. Утомился за бессонную ночь и день беготни.

Укутавшись в его плащ, я смотрела на костер. Стерегла его сон. Когда душа Щедрого Таррила засияла ярко, затмевая ближайшие звезды, пришла пора будить Кейела. Будить не хотелось, и меня вдруг осенило… Почему не попросим помощи у Мивенталь, как делали это в той жизни? Духи живут вне времени, значит, Кейела помнить должны.

Однако будить его все равно пришлось. Путь до священного кольца предстоял неблизкий, а Роми еще и мог тормозить нас. У меня не было никакого желания валиться с ног к закату.

А с зари путь продолжился… Шли лесом. И он то густел, то редел. Привалы из‑за Роми старалась делать каждые полчаса. Рогатый шагал молча, посохом щупал тропу, на него же налегал, когда необходимо было перешагнуть яму. Помощь принимал неохотно, и только от Кейела. Меня к себе не подпускал, а Дарок и предлагать ничего не думал. Четырехрогий воин и вовсе стремился отдалиться от меня с Кейелом, будто обиделся, что я позволила слабому человеку ухаживать за собой.

К полудню поднялся ветер. Гнул кроны до треска, гулял между стволов, унося сырость. Выглядывая Елрех в густых зарослях и стараясь заметить ее, я только увидела, что тамаргов с нами нет. Очухалась… Были, были рядом, а потом исчезли… Спросила о них у Кейела, постоянно идущего рядом со мной. Как выяснилось, в первый же день на поляне, Кейел перевел их вброд на другой берег и отпустил на волю. Он оттянул ветки от лица и поделился:

– Теперь волнуюсь, не поспешил ли. Если не одичают, не выживут.

– Жить захотят – выживут, – отмахнулась я. Прошла следом за широкой спиной парня и поймала лицом паутину. И снова забывчивость смело. Только что ведь он прошел передо мной, а паутина мне на лицо легла. Ему максимум на одежду липнет! – Кейел, а ты призвать Мивенталь не хочешь?

Он споткнулся, разворошил носом сапога мох. Настороженно оглянулся и спросил:

– Зачем?

– Не знаю, – пожала я плечами и подтянула сумку. Кейел тащил на себе и свои вещи, и Роми. – Пусть бы постерегли наш обеденный отдых.

– Смеешься надо мной? – кажется, Кейел обиделся. Отвернулся резко и будто согнулся, ссутулился. Продолжил путь, проговаривая: – Асфи, я духов не презираю. Я уважаю их и почитаю. Просто считаю, что за свои проступки мы сами отвечать должны.

Я попыталась его догнать, поравняться с ним, но деревья росли густо, местность была неровной – все в рытвинах и впадинах. Ложбины преграждали дорогу каждую сотню метров. Пришлось кричать ему в спину:

– А что плохого в том, чтобы попросить Мивенталь постеречь нас?

– Как ты себе это представляешь? – Кейел приостановился, потеснился, позволяя пойти плечом к плечу. – Их зовут, только если беда приключилась, или путь отыскать не можешь. У нас беды нет.

– Ты звал их когда‑нибудь? – нахмурилась я.

– Нет, – беспечно ответил он. – Не было нужды.

Меня это возмутило. Между ним и Мивенталь была такая дружба… Они угождали любым его прихотям.

– Сейчас позови, – потребовала я, опять снимая с лица паутину.

– Не буду, – он и глаза округлил и нахмурился одновременно. Тряхнул волосами и поморщился, когда пряди из‑за ушей выпали.

– Позови.

– У нас нет нужды тревожить духов! – Встал резко на холмике и с укором вонзил в меня строгий взор.

Я вскинула брови. Пробудилась давняя ревность. Как это он мне отказывает, защищая духов?

– Мивенталь! – Я закрутилась на месте. – Мивенталь!

– Асфи, что ты делаешь? – спросил Кейел и даже бросился ко мне, кидая сумки и, кажется, собираясь закрыть мне рот ладонью.

Но в ближайших кустах затрещало громко, и мы уставились на них в ожидании. Через миг из них вывалился Дарок. С плетями в обеих руках, со звериными оскалом и ищущим взглядом. Его глаза нашли меня, затем Кейела, и в них появилась подозрительность.

– Чего раскричалась, женщина?

– Зову лесных духов.

– Каких?

Я пожала плечами. Черт их знает, какие Мивенталь духи: великие или попроще…

– Мивенталь, – ответила я. И снова закричала: – Мивенталь! Где же вы, лесные духи?

На мой призыв никто не отреагировал. Я озиралась, ждала. Парировала улыбкой отвращение Дарока, написанное на лице и вызванное моей затеей. Виновато потупилась под осуждающим взором Кейела. А отчаявшись, выдохнула с горечью:

– Они злопамятные. Видимо, до сих пор меня не любят.

И шагнула к просвету между двумя шумящими тополями.

– Осторожно! – Кейел ухватил меня за шкирку и потащил назад.

В это же время передо мной выросла рука Дарока, будто в предостерегающем жесте. Я посмотрела на нее, а за ней… волк. Стоял как раз в просвете деревьев. Большой, черный, крайне недовольный. Сверкал на меня зелеными глазищами, прижимал уши к голове, к земле льнул и рычал.

– Отозвались‑таки? – я выкрутилась из рук Кейела и, вскинув высоко голову, крохотный полукруг по заросшей местности обогнула.

– Зачем духов потревожила? – проворчал позади Ромиар. – Совсем, человечка, без уважения.

Не правда… Уважение было, даже желание склониться до земли и от всего сердца попросить прощения у этих духов. Они словно почувствовали мое настроение. Волк спрятал клыки под усатой тонкой плотью, но следил за мной пристально.

– Так это ненастоящий волк? – догадался недогадливый васоверг, и я уж было уколоть его хотела, осудить ум, но он изумил: – А я думал, прибился одиночка.

– К кому прибился? – Я ногу для шага занесла, но так на землю и не поставила.

– К нам, – ответил так, будто очевидное озвучивал. И поправился, уточняя кивком на Кейела: – Наверное, к нему. Ходил следом. От нас по кустам прятался. Мелкое зверье отгонял от мальца, будто от волчонка своего.

– Я не видел. – Кейел стоял с круглыми глазами и головой мотал: от волка – на меня, от меня – на Дарока, и снова на волка.

– Само собой не видел, – хмыкнул Дарок, сматывая плети обратно. – Ты всю дорогу слюни на Асфи пускаешь. А волк с первых рассветов появился. Как в лес углубились, так он и прибился. Норкор первый заметил.

– Почему мне не сказали? – возмутилась я. А если бы это не Мивенталь были, а настоящий волк? Вдруг хотел бы Кейела загрызть!

Дарок глянул на меня исподлобья, словно вызов бросал, и протянул поучительным тоном:

– Ты или полезна будь, или командуй и за всеми в оба гляди.

Я губы поджала. Пыталась ответ подыскать, придумать, но только чувствовала, что вот‑вот покраснею от стыда, как двоечница перед учителем.

– Если бы я видел, Асфи, – добавил Дарок, распрямляя спину, – что зверь кому‑то из этого отряда зло причинить хочет, то придушил бы его голыми руками. Я помню, что тебе все мы нужны живыми.

Краска все же бросилась в лицо. Даже уши гореть стали. Я втянула щеки, закусила их изнутри и постаралась отвлечься на Кейела и духов.

Дарок прошел к камню, поросшему мхом с северной стороны, и уселся. Ромиар, опираясь на посох, подыскал себе поваленное дерево. Я подошла к нему, оставляя Кейела один на один с волком, и опустилась прямо в густой мох.

Как только я удалилась, волк рычать перестал. Недолго переминался с лапы на лапу, а затем, виляя хвостом, словно пес домашний, двинулся к замершему Кейелу. Обнюхал колено и, скривив морду, чихнул. Вдруг взвизгнул громко, так что я подскочила и за кинжал ухватилась, а Кейел отшатнулся, попятился и, зацепившись пяткой за сучья, упал. Я шагнула вперед, но Ромиар удержал меня за плащ. Кейел сначала прикрывался от волка руками, будто тоже боялся, что тот покусает, но вскоре заулыбался и руки развел. Волк лизал ему пальцы, тыкался носом в ладони, лапами от счастья мох разрывал и раскидывал. Вскоре запрыгнул на грудь Кейелу и принялся лицо лизать. Из‑под духов, явившихся в мохнатом воплощении, послышался хриплый смех.

Еще минуты через две Кейел сидел рядом с волком и забавлялся с ним, позволяя запрыгивать к себе на плечи. А я тосковала все сильнее. Мивенталь встречали его так, будто век не виделись. Радовались, идиоты, даже не понимая, что он не помнит их. Он нас не помнит…

С призывом Мивенталь дорога пошла как минимум веселее. Кейел сиял радостью… И повод действительно был. Волк меня сторонился, на Дарока рычал, к Роми относился терпимо, но трогать себя не позволял. А вот к Кейелу бежал всякий раз, как он подзывал. Если парень не обращал внимания на духов, то они неслышно отставали. Недолго трусили по кустам, а потом и вовсе исчезали. И не попадались на глаза ровно до тех пор, пока Кейел не пожелает видеть их опять.

Как из леса просвет показался, выводящий к желтой пустоши региона Больших мостов, Елрех пришлось сблизиться с нами. Дальше она не могла помогать Ромиару своим отсутствием. А на опушке леса Кейел прощался с волком, словно с сердечным другом. Обнимал его, трепал по холке, что‑то нашептывал. Никто не смел просить их прекратить нежности и торопить, опасаясь обидеть духов.

– Надо же! – восхищался он, отходя от леса и постоянно оборачиваясь. – У нас многие Мивенталь пробовали звать, когда в лесу на медведей натыкались, а они не приходили. Знал бы кто, что они мне так благоволят!

Я усмехнулась, разглядывая с удовольствием счастливое лицо Кейела.

– У вас в лесу медведи водились?

– Всякое жило. И медведи попадались, и рыси разрывали сбежавших коз. От волков пастухи несколько раз скот отбить пытались. Толку не было. Если хищник разводился, – разговорился Кейел, видимо, от переизбытка добрых эмоций, – то пропитания им не хватало. Они из леса выходили, а в лесу и на разумных существ напасть могли. Поговаривали, что Мивенталь редко к кому снисходили. В косулю обернутся, недалеко хищников уведут – и больше помощи ждать не приходилось. А тут, глянь, Асфи, Мивенталь волком оборачиваются и даже потрогать себя дают.

Его слова наводили на интересные мысли. Я спросила промежду прочим:

– А ты в лесу совсем никогда в беду не попадал?

– Никогда. – Он с озорной улыбкой посмотрел на меня. Гордится удачей? – Мне и деду моему всегда везло. Его потому долго как лесничего берегли. Куда с ним ни пойдем, всегда со зверем тропами разминались.

– А остальным, значит, не везло? – я едва не прыснула от ехидного веселья.

Кейел, прищурившись подозрительно, покосился на меня. Оглянулся, заметил отстающего Роми и попросил:

– Асфи, надо шаг замедлить, Ромиару тяжело.

Я кивнула, оценивая землю впереди. В регионе Больших мостов почва твердая была, почти каменная. Любая поступь, даже самая мягкая и осторожная, слышалась глухо и громко. Пожалуй, яблоко уронишь – разобьется, как сырое яйцо. Зато она радовала: и посох Ромиара стучал за версту, и ухабин почти не было – все ровно, гладко, ветром сглажено.

Мы сбавили шаг, и Дарок сразу вперед вырвался. Елрех в стороне держалась, но словно под нас издали подстраивалась.

Кейел с улыбкой вернулся к теме:

– Остальные часто с лесным зверем встречались. Что же это ты думаешь, что Мивенталь с детства меня берегли?

– Догадался? – я бровь изогнула.

Он шире улыбнулся, будто радости не мог сдержать. Значит, любовь духов льстит ему… Интересно, догадается ли, что любовь Мивенталь к нему послужила отражением их ненависти к его обидчикам?

Я задумалась, поэтому вздрогнула, когда он резко рассмеялся. Ускорился, меня опережая, и попятился передо мной. Счастливый… Таким в этой жизни я его еще не видела. Да и в той, наверное…

– В последние рассветы столько всего доброго произошло. Боюсь, как бы в самом деле разума не лишиться от таких жизненных подарков.

У меня ноги потяжелели, а счастье с колючим комом одновременно в горле засели. Духи Фадрагоса, пусть бы всегда таким был… Разве не заслужил он милости вашей и всего мира, который он спас?

Я тряхнула волосами и, спрятав от солнечного света глаза под ресницами, ладонь Кейелу подставила. Он посмотрел на нее вопросительно. Пустая ведь… Не привык еще.

– Возьми меня за руку, Кейел, – пояснила я, приблизившись в один шаг к нему, застывшему, – и даже в священном кольце не вздумай отпускать.

Он взял осторожно. Теплой ладонью пальцы мои сжал, а затем повернулся, расцепил наши руки лишь на секунду, чтобы сразу переплести удобнее и крепче. Рядом идти продолжил и, на меня глянув, пообещал:

– Не отпущу.

Наблюдая его счастье, я пропускала через себя тоску. Точно получил он в этой жизни все то, за чем гонялся в той. Тот Кейел жил разумом, а этот движим эмоциями.

* * *

Регион Ночной смерти грелся под жарким полуденным солнцем. Вытягивал к небу острые горы, напоминающие жало пчел. Ветер гонял между ними песок, тряс тонкими стеблями неприхотливых растений. Не пытался их выдернуть, а лишь угрожал им. Но что‑то мне подсказывало, что корни здешней растительности были крепкими и длинными. Таким любая непогода нипочем.

Воздух тут пах особенно. Горькие воспоминания окутывали сладостью, сердце захватывали в мягкий плен и уносили чувствами обратно. Туда, где жило наше с Кейелом первое предательство. И вроде бы я злиться на него должна, но нет… С любовью прокручивала в голове первый урок. Жестокий, равнодушный, со зверским сочувствием – то есть никаким.

А я ведь умереть могла…

Дарок шел впереди, широким шагом и уверенно распрямив плечи, но то и дело головой крутил, озираясь. Елрех сначала плелась позади, но Роми оглядывался на нее взволнованно, поэтому она ему облегчила присмотр – меня догнала. Теперь Роми сверлил ей спину виноватым взором, а Кейел держался рядом с ним и постоянно мял топорище, наверное, остерегаясь нападения. Хотя бояться в этом регионе было некого. Из‑за ночных охотников он спокойный. Только камни падают изредка с пустых склонов, с шуршанием скатываются под ноги. Голову запрокинешь, глянешь против солнца, прищуришься, но никого не увидишь.

– Внимание привлечь хотят, – сказала я Елрех, косясь на пригорок, с которого песок с шелестом посыпался. – Истосковались по живым.

Она вздохнула с сожалением. Плечи опустила, голову на грудь свесила и лямку сумки крепче стиснула.

– Тут у нас тайник, – полушепотом поделилась она. – Пользуемся лунными охотниками, как старожилами. В него пока никто не совался, все боятся мертвого региона. – И в полный голос продолжила: – Тоска тут и вправду сильная. На сердце горестно, сколько тут существ погибло, а души так и остались в мире живых.

– Хватит болтать, – обернулся к нам Дарок. Скривил толстые губы и снова глянул из‑под кустистых бровей на шелестящий склон. Какой нервный… – Тут только черные души остаются.

– А ты, что, боишься, вождь? – не без издевки полюбопытствовала я, растягивая полуулыбку.

Он сплюнул под ноги, открыл рот, намереваясь ответить. Я успела первой заговорить:

– Нет ничего постыдного в страхе перед мертвыми, застрявшими в мире живых. Неестественно это, когда жизнь со смертью рядом существуют. Всему свое место должно быть отведено.

– Много ты об этом знаешь, женщина? – хмыкнул он, но будто не нашелся, что еще сказать.

– Знаю, что они повсюду.

– Кто повсюду? – спросила Елрех, тоже поворачивая голову на очередной шелест песка.

– Лунные охотники. – Я положила ладонь на ее плечо, отвлекая от пугающих эмоций. Нечего волноваться попусту. – Это призраки с черными душами. Фадрагосское Солнце нигде их не забирает. Просто в этом регионе им подарена возможность физически воплощаться. А так скитаются они за нами повсюду и всегда. Где бы ни были живые, души неприкаянные всегда к ним тянутся.

– Глупости болтаешь, – проворчал Дарок и, отвернувшись, смелее зашагал.

Елрех только смотрела на меня, задумчиво сводя брови на голубой переносице. Я пожала плечами. Лямка сумки через куртку врезалась больно в плоть, заставила поморщиться. Пришлось остановиться, чтобы опустить ее на пыльную землю и отдохнуть. Темно‑серое одеяло, примотанное к ней бечевкой, мигом пожелтело от песка.

– Давай я понесу, – Кейел подоспел на помощь, умещая на одном плече две ноши и склоняясь за моей.

– Куда? – Я перехватила его за руку. – Просто плечо натерла, сейчас на другое подниму.

– Я понесу, – тихо сказал Роми. Опираясь на посох, согнулся медленно и аккуратно за лямку взялся. – У тебя сумка полегче моей будет. Что там у тебя: травы, склянки с зельями и мазями…

– Ага, и набор для чистки оружия. – Я растерялась от его предложения и даже не попыталась остановить. Неужели очухался?.. Верилось слабо. – Да и так… Все равно долго нести тяжело. Ты бы себя поберег.

Он не разогнулся толком, а глаза на Елрех устремил. В них опять виделось страдание. Так ему перед ней стыдно, что слабый такой? Болезненный… Длинный черный плащ сбился тяжелыми складками на плече, и будто даже от этого Роми клонило в сторону. Впервые видела, чтобы чистоплотный шан’ниэрд не заметил, как полы его плаща упали на землю и перепачкались. Да и волосы пыльные спутались под ветром, цеплялись белыми лохмами за рога. О хвосте с метелкой на конце я вовсе забыла, будто тот висел без движения.

Тяжелый вздох я подавила. Сама подняла с земли сумку, но протянула Роми так, будто он и вправду сильнее и бодрее меня.

– Держи. Как отдохну, заберу.

– Мне не трудно, человечка, – фыркнул он. Но сумку забрав, замер и серые губы поджал, видимо с духом собираясь, чтобы закинуть себе на спину. И как столько времени продержался в пути, строя из себя здорового?

Я сократила расстояние между нами, вызывая гримасу отвращения не его лице, и шепнула:

– Как только поймешь, что идти тяжело, попроси у меня воды, или еще чего. Дай знать, чтобы я сумку отобрала. И спасибо тебе. Мне и вправду отдых не помешает, совсем плечи ноют.

Он хмурил светлые брови, не мог утаить раздражение во взгляде, и вдруг поблагодарил:

– И тебе спасибо, упрямая человечка.

– За что? – опешила я.

– За все. – И обогнув меня, на посох опираясь, поспешил за удалившимся вперед Дароком.

До пещеры дошли к полудню. Вход ее чернел высокой, узкой щелью. Одна сторона прохода прогрелась под утренним солнцем. Желтый камень дохнул жаром, а другой в тени, скрытый под откосом, обдал затылок холодом. Внутри было сухо, пыль кружила в воздухе.

Как только я протиснулась глубже, темнота развеялась, обнажила печальное нутро. Здешний монстр был ненасытен, жаден. А существа глупые… Разве не сообщали им о монстре, кто на вторую ночь в камень утаскивает и в нем же оставляет? Я усмехнулась. Сила Вестницы мыслью навела на след работы другой Вестницы… А кому еще подсказывать существам о таких таинствах? Как уберечь их от смерти за углом, если не вестью? Тайну приоткроешь – и хватит. Дальше пусть исследуют, узнают, решают сами за себя, насколько им жизнь важна.

Протерев глаза, я избавилась от наваждения силы. Отогнала мысли. Из всех фигур, измученных перед смертью и превратившихся в камень, сразу отыскала фангру. И если этот секрет не знать, то кажется, что она к кому‑то тянулась, просила, чтобы спасли от смерти. А если тайна известна, сразу понимаешь – она руку помощи протянула. На каменномлице на секунду привиделась улыбка, но вмиг исчезла с игрой тени и света.

Я обернулась к застывшим путникам. Дарок пытался протиснуться в пещеру боком, но, видимо, рога цеплялись за стены. Он так и остался под солнцем у узкого лаза. Фигура Ромиара, высокая, тонкая, закутанная в черное, стояла дальше, излучала под ярким светом марево зноя. Роми отвернул голову и навалился на посох. О чем он беспокоился, гадать не приходилось. Волновало только, что он в своей влюбленности даже позабыл, кем является. Будто и не исследователь стоял возле пещеры, о которой ходило так много слухов, а умирающий старик, которого в этой жизни больше ничего не интересовало.

Елрех вошла под темные своды первой и стала разглядывать с сочувствием каменные изваяния. Кейел, ступив следом, тоже заозирался. Ко мне приближался медленно, спиной. Когда я тронула его плечо, он вздрогнул.

– Мне нужен топор.

Кейел без вопросов снял оружие с пояса и протянул.

– Все в порядке? – спросила я, глядя на хмурое лицо.

– Да. – Он кивнул, но нервно заправил волосы за уши и покосился на угол, заполненный густыми тенями. Казалось, они то и дело двигались. – Просто странное ощущение, словно за нами следят.

– Это лунные охотники. Они могут навредить лишь ночью, да и то, если останешься без света.

Я перехватила крепче топорище и с размаху разбила обухом протянутую руку фангры. Камень с гулким звоном разлетелся, за спиной воскликнула Елрех. Ей не понравилось, что я изувечила чье‑то окаменевшее тело. Следующий удар по стене неприятно отдался в плече, топор отскочил, а камень остался нетронутым. Меня остановили крепким захватом за локоть.

– Дай я. – Кейел по‑хозяйски отобрал топор и потеснил меня себе за спину. – Отойди, чтобы не задел тебя.

Взвесил топор в руке и ударил. Камень мигом треснул, в груди фангры обозначился раскол. Спустя два удара я и радовалась, и обнимала себя, чувствуя другой взгляд в затылок. И треск, и шелест едва слышно касались слуха, в основном они тонули в громком стуке железа о камень. Пришел, значит… Но не спешит выйти из стены и повидаться.

– Что у вас там? – гаркнул с улицы Дарок.

Елрех смекнула, что волнуется наверняка не он один, и мигом отправилась к выходу.

Кейел в это время отложил топор, вытащил из черной ниши сундучок. Поставил на землю и принялся тихонько сбивать замок.

– Встань под свет, – положив руку ему на плечо, попросила я.

– Зачем? – он поднял на меня изумленные глаза.

Волновать и пугать его не хотелось, поэтому я слукавила:

– Видно плохо. – И прищурилась, как будто мне очень важно, именно стоя в полный рост, разглядывать сундук.

Долго упрашивать не пришлось. Кейел в три шага гуськом переместился под густой солнечный луч и продолжил начатое дело.

Не прошло и десяти секунд, как повеяло леденящим холодом. Треск раздался в метре от нас. Кейел мигом оглянулся и замер, напряженно уставившись мне за спину. Я потерла лоб, стирая хмурость, и развернулась.

– Ну, здравствуй, – с улыбкой поприветствовала давнего знакомого.

Он стоял в тени, не смея нарушить ее границу. Высокий силуэт из густой тьмы, без лица, без глаз, без рта… Он вынуждал высоко поднимать голову, чтобы смотреть на его голову. Тьма исходила от него и рвалась лохмотьями. Наверное, треск раздавался при отрыве очередного куска. Каждую секунду от неосязаемого тела отделялась сотня, а может, тысяча кусочков.

– Ты же, как и духи, живешь вне времени? Помнишь меня?

Монстр помнил. В ответ на мой вопрос он вздыбился разъяренным медведем и бросился ко мне. И я бы устояла на месте, если бы Кейел не дернул меня к стене. Я быстро развернулась в его захвате и накрыла пальцами приоткрытые губы.

– Не кричи, – тихо попросила.

Кейел перевел испуганный взгляд с монстра на меня. Приподнял брови, но вскоре послушно кивнул. Я отняла руку от его лица, легко выпуталась из сильных рук и шагнула обратно. Наверное, монстр, по‑прежнему держась самой границы тени, скалился. В тьме, над подбородком, образовалась ямка. А может, он кричал на меня.

Но жестокий Тавирд не оставил ему голоса…

Монстр искривил форму беззубого рта – теперь казалось, что у него отвисла сломанная челюсть. Он медленно потянулся ко мне. Длинные пальцы‑кинжалы мгновенно растаяли под солнцем.

Сострадание кольнуло в груди. Я прошептала, глядя туда, где, по идее, должны быть глаза.

– Все имеют право на прощение. Укроти свою жадность и моли Тавирда о прощении. Моли всех Повелителей. Они слышат каждого.

Тьма на плечах монстра с треском вздыбилась и дрогнула. Кажется, монстр потерял ко мне интерес, и медленно повернул голову к Кейелу. Он помнит и его…

Тварь.

На глаза словно надавили изнутри – они разболелись, в них заплясали красные и черные пятна. Я моргнула дважды, вдохнула глубоко и, сдерживая глупое желание попросту ударить тьму, прошептала охрипшим голосом:

– Надеюсь, ты будешь гнить тут вечно. Захлебнись своей жадностью. – И не желая больше видеть безмозглое создание, посмотрела на Кейела. – Бери сундук и пойдем отсюда.

Просить дважды не понадобилось. Кейел поднял сундук и, постоянно оглядываясь то на меня, то на монстра, направился к узкому выходу. Я коротко произнесла:

– Никому ни слова о том, кого мы видели.

– Как скажешь, – отозвался он и, шумно вздохнув, не с первой попытки растянул улыбку. Немного глупую, но все лучше, чем закостенелое выражение страха.

На улице открыли сундук. Я на всякий случай проверила, чтобы подсказки и ключ соответствовали тому, что мы находили в прошлом, а затем отдала все Роми. Он бегло прочел подсказку, ведущую к Лавовому озеру, фыркнул и пробормотал:

– Мы только что оттуда.

Говорить ни с кем не хотелось, поэтому я молча кивнула и направилась к месту гибели Ил.

* * *

Солнце медленно клонилось к закату, когда на горизонте показалась высокая скала. Она возвышалась над вереницей других скал, как дерево посреди поля. Единственная упиралась вершиной в голубое небо. Шпилем, взмывающим резко вверх по косой, насаживала на себя пушистое облако и словно мешала ветру нести его дальше. Ветер поднимал песок у ног, дул на легкие облака‑перья в небе, и они запросто мчались, часто меняя форму и бросая на землю едва заметные тени. А большое облако застряло… Клубилось, мрачнело, бурлило пеной по краям, и никак не могло перекатиться через скалу.

Неужели Ил спрыгнула с этого шпиля? Нет, наверное, в форме дракона она поднялась над облаками и… Чтобы наверняка.

– Только к закату приблизимся, если дорога не перестанет вилять, – недовольно сообщил Дарок, вроде бы обращаясь ко всем сразу, но было ясно, что отвечать придется мне.

Отвечать не хотелось…

Жадность или ненависть очерняет души? Я была жадной, а потом меня настигла сила Вестницы. До нее мне хотелось всего и сразу. Успеть везде, забрать свое, а, по возможности, урвать и лишнее. Как так получилось, что теперь я готова отказаться от всего, что не мое? К примеру, взять Кейела. Сердцу больно, когда думаю о нем. Больно от того, что он теперь не мой, а больше привязан к другой жизни. И даже если малостью кому‑то еще принадлежит, то я не готова отобрать его себе. Ведь сердцу еще больнее при мысли, что счастливым я его не сделаю. Вдруг не справлюсь.

Я и не справлюсь?.. Что же со мной, если допускаю такие мысли? Сила Вестницы научила? Или научилась сама. А души чернеют от жадности и ненависти. Наверное, я больше не жадная, раз готова отказаться от Кейела ради него же. Теперь бы узнать, как побороть ненависть в себе. Потом – как душу от черноты очистить, спасти от отверженной участи.

– Лучше бы дождались рассвета у священного кольца, – не успокаивался Дарок. – С рассветом спокойно дошли бы до скалы.

Я взглянула на его спину. Темная куртка из добротной кожи крепко натягивалась на широких плечах при каждом движении. Тоже боится за свою душу громила? А как же вера в очищение души солнцем? Как же молитвы каждый рассвет, которые нередко задерживают нас? Мне с трудом удалось не скривиться. Внутренняя слабость, спрятанная даже от нас самих, хуже всякой другой слабости. С ней никакой враг не нужен, она сама все в жизни разрушит.

– До священного кольца отсюда рукой подать, – отозвалась я, опуская голову. Пыль превратила темно‑коричневые сапоги в светло‑рыжие. – И даже если не успеем, разведем костер.

– Из чего? – Дарок остановился и тряхнул серыми лохмами, спутанными под рогами. – Вокруг одни высохшие кусты.

– Мы можем набрать с собой сухостоя, – вмешался Кейел, догоняя нас бодро. – Он встречается часто.

– И насколько нам этого хватит? – Дарок направил злость в тон и адресовал вопрос Кейелу. – Он прогорит за шаг Луны. Что потом делать будешь?

– Призовем духов, – напомнила я, чувствуя, как закипает во мне ответная ярость. – Охарс отгоняют лунных охотников не хуже любого другого света.

Дарок взглянул на меня с отвращением. Так смотрел сосед по подъезду, который спьяну перепутал меня со своей дочерью и решил, что я вернулась с ночной гулянки. Тогда я, приехавшая домой поздно от родителей, совершенно одна, на каблуках, с сумочкой в руке и только что уехавшим лифтом, сильно перепугалась. Наверное, поэтому запомнила то выражение лица. Повезло, что на площадку вышел другой сосед и сразу смекнул, что мне нужна защита от буйного “папаши”.

Но это было тогда… На каблуках, с сумочкой… От родителей.

Я в два шага сократила расстояние между собой и васовергом и четко произнесла:

– Ты восхищаешься моей внутренней силой, Дарок, даже не задумываясь, что она отличается от твоей самой малостью. Когда вопрос касается выживания, я не брезгую ничем. – Повернулась к застывшим ребятам и сообщила громче: – К скале идем сейчас. Нужно поспешить. К закату вернемся к священному кольцу и оттуда перенесемся в регион Рубиновой сладости. Все, ускоряемся.

Дорога стелилась змеей. Скалы замыкали ее с двух сторон, но иногда их цепь прерывалась, образуя разветвления. Трудно было предположить, куда свернет и приведет очередное. У нас была лишь высокая скала, исчезающая в облаках, как маяк, на который мы держали путь в лабиринте. Однако за очередным поворотом дорога повела прямо к цели.

К огромным драконьим костям, заметенным наполовину плотным песком, добрались, когда солнце начало краснеть и разливало медное пламя по небу. Надо было быстро отыскать тайник и уходить.

Скала соединялась с одной стороны цепью мелких скал, а с другой заканчивалась резким отвесом. В нем же нашелся низкий вход в пещеру. Закатное солнце заглядывало в нее, частично освещало стену. Из пещеры несло затхлостью.

– Возможно, внутри есть вода, – сказала я, заметив под камнем одинокую травинку, напоминающую одуванчик.

Окинула взглядом решительных ребят, но быстро разглядела усталость Роми, затем вспомнила Лери и ее голос. Помнила смутно, размыто, но понимала отлично, что девушка существует.

И мы разделились. Как бы ни злился Кейел, как бы ни волновалась Елрех, как бы ни смотрел на меня и с виной, и с осуждением Роми, ни сплевывал и ругался Дарок, я настояла на этом. Помнила уговор с Дароком и Стрекозой, что если с кем‑то из нас что‑то случится, поход не остановится. Просто сформируется новая пятерка, где каждый будет представлять интересы разных сторон. В эту пятерку обязательно должны войти Елрех и Роми. Особенно Роми… И именно из‑за Роми я настояла на том, чтобы Кейел остался с парочкой снаружи. Да и ради безопасности самого Кейела.

Не зная, как далеко придется зайти, я сказала ребятам о том, куда надо отправиться, если мы не вернемся с последними лучами солнца. Взяла у них полный бурдюк воды, сухари и солонину. Привязала небольшой сверток с едой к поясу. Взглянув на Дарока, едва не скривилась. Чудно же будет застрять с ним в какой‑нибудь яме. Передернув плечами, прогнала мерзкие ощущения и быстро подошла к взволнованному Кейелу. Обхватив за шею, привстала на носочках и крепко поцеловала. Приятного воспоминания на губах хватит на ближайшие часы. И быстро развернулась. Кейел попытался удержать… Сердце ухнуло. Я вырвала свою руку из осторожного захвата и, опасаясь обернуться к парню, отправилась к черной пасти пещеры.

Прощание с ним отнимет слишком много сил.

Кейел  

Тепло ее рук и вкус губ – все, что она оставила мне напоследок. Ни мимолетного взгляда, ни короткого слова…

Я подался следом за Асфи, но остановился под жгучим чувством обиды. Эта обида была сильнее, чем какая‑либо другая, которую я ранее испытывал. Хотелось вцепиться в девичьи плечи, развернуть обидчицу к себе, встряхнуть и заставить посмотреть на меня. Мне безумно хотелось убедиться, что я ей нужен…

Она отмахнулась от моей помощи и вновь уязвила моей бесполезностью и другой жизнью: «Под землей ты будешь только мешать. Дарок – опытный воин, мне хватит его одного. А ты лучше позаботься о себе, чтобы мне потом не пришлось просить прощения у твоей семьи»

Асфи отказалась не только от моей помощи, но и от Елрех. Глаза фангри могли бы здорово подсобить в темноте. Но Асфи коротко ответила, что польза Елрех на поверхности. Полукровка не стала спорить, лишь понуро опустила плечи. Каждому было ясно, что дело в беловолосом шан’ниэрде, у которого разорвется сердце от ожидания и неведения того, что происходит с возлюбленной под толщей камня.

Наверное, странно, но… Что с моим сердцем?

Я стиснул крепче топорище, а второй рукой почесал грудь, хотя хотелось прижать ладонь и тереть с силой. Я смотрел, как отдаляется Асфи, и глаза застилала пелена, отнимая последние мгновения созерцания жестокой девушки. Видел, как Асфи пригнулась, пробираясь под темные своды, и исчезла. Обида захлестнула целиком. Горло сжалось, плотный комок надавил изнутри и поцарапал.

Наблюдая за васовергом, собирающимся последовать за Асфи, я дернулся к нему. Но сразу же остановился. Рука стала тяжелой, неуправляемой, словной чужой, и топорище выскользнуло из нее. Васоверг опытнее…

Повинуясь резкому порыву желания, я приоткрыл рот, но не успел попросить Дарока уберечь Асфи. Тот уже исчез вслед за ней в черноте.

Асфи  

Из‑за низкого потолка пришлось склоняться, а потом слушать громкие ругательства Дарока за спиной. Однако через полметра сводчатый потолок пошел ввысь. Я выпрямилась в полный рост, но могла запросто подпрыгнуть и дотронуться кончиками пальцев до камня. Дарок тоже расправил плечи и поднял голову, но еще сантиметров двадцать‑тридцать – и рога ударялись бы о потолок.

В каменной коробке было душно и темно. Я призвала Охарс и прикоснулась к сухой стене. На ней тонкими линиями застыли разводы. Видимо, когда‑то тут текла вода. Ближе ко входу ползали насекомые, летали крупные комары. На уровне ног полупрозрачными лохмотьями свисала паутина с многообразием крошечных гамаков. Пришлось порвать ее сапогом, а крупного паука, поднявшего две лапы в предупредительном жесте, раздавить подошвой. Не было никакого желания проверять, ядовит ли он. Откуда‑то из глубины доносился писк. Возможно, где‑то выше в скале летучие мыши устроили себе опочивальню. Любой неосторожный шаг приумножался эхом в стенах. Свет Охарс разгонял темноту в двух метрах от меня. Пытался забраться в бездонные трещины, но тени в них забивались плотно и держались неотступно. Шорохи в их глубине звучали беспрерывно.

Я замерла над одной из трещин в земле. Провалится ли в нее нога, если встать неудачно?

Теплый воздух тронул левую руку. Я отпрянула и быстро обнажила кинжал. Охарс разогнали тьму. В стене у самого пола скрывалась ниша. Она тянулась дальше, обрывая пол каменными зазубринами и срастаясь с черными трещинами. Углубляясь, разрасталась в ширину. Пожалуй, если бы я захотела дотянуться до ее стены в самой крайней точке, которая виднелась глазу, мне пришлось бы лечь пластом и нависать туловищем над провалом. Однако в самом начале ниши стену можно было с легкостью достать и пощупать. Я сглотнула и бегло посмотрела на руку. Секунд пять назад кто‑то дохнул на нее. Теперь же передо мной никого не было.

Дарок тяжелой поступью заглушил подземные шорохи.

– Что там? – Он остановился возле меня.

Едкий, кислый пот воина смешался с удушливой затхлостью пещеры. Вонь ударила в нос, вызвала тошноту, заставила мелко встряхнуться. Я убрала кинжал обратно в ножны и как бы невзначай потерла нос рукавом.

– Ничего, – ответила, но на всякий случай погладила стену, покатала ладонью крупицы песка.

Через несколько метров Охарс осветили разросшуюся нишу в стене. И как только зеленый свет тронул самый темный участок камня, камень вздрогнул.

Кейел  

Многому научила меня жизнь в Солнечной. Наверное, мое взросление шло мне на пользу и теперь. Пусть с трудом, но я успешно отвлекался от угнетающего беспокойства.

– Что скрывается под Сводом Скверны? – спросил, расстилая на песке плащ.

Елрех подавала хороший пример: любую возможность отдохнуть в пути необходимо использовать. Вот и она с уходом Асфи и васоверга собрала заплечные мешки в кучу, расстелила плащ и улеглась. Будь в этом регионе спокойнее, она наверняка заняла бы руки несложной работой.

– Монстры из раутхута. – Роми хмурился, разглядывая метательные дротики. Их было немного, и он брал их с собой по совету Асфи. Наверное, хотел научиться метать, но сейчас едва ли поднял бы посох над головой. Он сидел на небольшом камне и поражал сутулостью. В сторону Елрех даже на миг не поворачивался. – Асфи рассказала, как их убивать.

С одной его короткой фразой весь мой труд пошел насмарку. Я вжался телом в плащ, через него в спину впились камешки. Ржавое небо внезапно нависло так низко, что грудь отказалась подниматься даже ради крошечного вдоха. Да и воздух раскалился, загустел, стал осязаемым и плотным. Асфи рассказала, как убивать монстров под Сводом Скверны, чтобы в случае ее смерти, мы могли управиться сами.

А если она прямо сейчас умирает? Вдруг отчаянно зовет на помощь, а мы не слышим? Она может быть ранена и совсем одна. Обреченная…

Я вздрогнул.

Асфи  

Я не двигалась, глядя на каменную стену. Ждала секунду, две, три…

В спину опять уперся Дарок, но не торопил и не отвлекал от пристального созерцания. Я ждала. Сердце почти не билось. В голове роились мысли об этой подсказке. Как в той жизни разбойники добыли ее? С чем столкнулись? И столкнулись ли с опасностью вообще?

Камень точно дрожал. Тогда… И вот на миг снова ожил: подернулся поволокой, будто глаз затянуло тонкой пеленой. Я замахнулась кинжалом, но миг закончился – камень снова стал камнем.

Дарок осторожно потеснил меня, будто пытался заслонить от странной стены. Спуститься в нишу и посмотреть, что с ней? Можно просто обжечь ее Ксанджами. А если нельзя? Что может водиться в Фадрагосе? Я оттолкнула тяжелую руку Дарока и шагнула к участку, но вскоре вновь замерла. Из темного угла ниши донесся громкий шорох. Сердце остановилось. Я задержала дыхание и крепче стиснула кинжал. Давай! Кто бы ты ни был, я готова встретить тебя.

На бурой стене, семеня множеством лап, показалась огромная сколопендра. Быстро проползла по стене и исчезла в темноте, куда не добирался свет Охарс. Я коротко втянула воздух сквозь зубы. Хотелось выругаться.

– Идем, – позвала Дарока.

– Скверные насекомые. – Он сплюнул под ноги и ослабил плети. – Отродье Фадрагоса.

Проход ширился с каждым метром, а неровный потолок нависал ниже. Я склонилась под ним, вытянула руку над головой и не переставала трогать шершавую поверхность. Камень, обычный камень. Почему не отпускает ощущение, что он живой?

За спиной не то фыркнули, не то чихнули.

Дарок обернулся одновременно со мной. В углу клубком свернулась темнота. Охарс разогнали ее. Угол был пуст.

Кейел  

Лежать не получалось. Сиделось с трудом.

В ярости старого Солнца полыхало Шиллиар. Я поднимал голову к небу и стискивал руки в замке. Хотелось броситься под скалу и отыскать Асфи и Дарока. Убедиться, что она жива и невредима.

– К чему у тебя самый сильный интерес? – вызнавал Роми, до сих пор крутя в пальцах метательный нож. Тайну его внезапной влюбленности к этому оружию я разгадал, когда увидел в маленьком клинке крохотную копию Елрех. Наверное, ужасная сутулость шан’ниэрда – тоже не из‑за тяжести болезни и слабости тела, а попытка получше выбрать угол для ловли отражения. – Когда придешь в гильдию исследователей, тебе необходимо будет четко обозначить, чем ты займешься в ближайшие периоды.

– Я не вступлю в твою гильдию, – слова вырвались резко, и я взглянул на Роми с надеждой, что не увижу в желтых глазах обиду.

– Почему? – Ему было все равно. Весь его мир собрался в крошечном клинке, а мой словно растворился повсюду и нигде одновременно.

Где сейчас Асфи и Дарок? Когда вернутся? Почему так долго ищут тайник? Я тряхнул головой и попытался отвлечься на беседу. В конце концов, если не отвлекаться хоть на что‑то, ноги понесут меня под скалу сами.

– Мне не позволят этого сделать. Мы с тобой были глупцами, когда решили, что это возможно.

Асфи  

На теле давно выступила испарина, волоски на затылке вставали дыбом от каждого шороха. Когда чудилось, что они самым настоящим образом шевелятся, я чесала голову, и таким образом проверяла, что никто не заполз в волосы. Темнота сгущалась. Охарс внезапно показалось недостаточно. Возможно, сказывались собственные нервы. По проходу мы шли медленно: прислушивались к любым звукам, приглядывались к камню вокруг.

Стены дрожали издали. Подойдешь, тронешь – обычный камень. Все ровно, спокойно – безжизненно.

Расшатанные нервы пробудили страх и раздражение. Легче, когда знаешь наверняка, есть ли враг. Надуманные враги вызывают манию. Вот и мне с каждым метром углубления под скалу казалось, что камень следит за нами пристально. У него множество глаз и недобрый нрав.

К счастью, потолок пошел медленно ввысь. Лаз продолжал шириться и даже разветвлялся. Обычно новое ответвление напоминало вход в нору: низкое, нередко круглое, узкое.

Из очередной норы донесся свист, а следом шорох. Будто кто‑то чихнул и быстро заполз в нее. Нервы сдали. Меня передернуло, злость вспыхнула жаром в теле и противной дрожью. Я метнулась к норе, упала перед ней на колени и шлепнула ладонью по камню. Пусто.

– Никого, черт побери! – сжала в кулаке воздух.

Дарок молча опустился на корточки рядом со мной. Дышать опять стало нечем. Тряхнув рогатой головой, он отогнал от себя дружелюбного духа Охарс. Тот игриво отлетел, но вскоре вернулся. Дарок зарычал на приставучего помощника, и тот шарахнулся от клыков.

– Прояви терпение! – сказала я.

Васоверга хотелось ударить, но вместо этого я приманила духа, который от испуга сжался до размера горошины, и с улыбкой пощекотала кончиком пальца. Дух в ответ на ласку разросся до огромного яблока, а через миг от него отделилось еще несколько духов. Закружив вокруг меня, они бросили свет на черный лаз‑нору.

– Я проверю, что там, – сказала я Дароку и стала опускаться на живот. Поняв, насколько нора узкая, добавила: – Постучу три раза ногой, и тогда вытащишь меня. Вряд ли вылезу сама.

Дарок хмыкнул и, по‑прежнему сидя на корточках, навалился локтем на стену.

– Своими криками ты уже предупредила о себе того, кто спрятался там. Можешь просто позвать.

Я фыркнула, выдувая пыль из носа, и крепче стиснула зубы. Огрызаться на замечания – только новую пыль глотать. Охарс осветили мне зазубрины на краях лаза. Я ударила по самой большой, но камень был крепким и толстым. Крупная крошка песка впивалась в тело через тонкую ткань штанов и в неприкрытые ничем ладони. Голова без проблем влезла вслед за руками в отверстие, но плечи застревали. Пришлось елозить и, положив кинжал на землю, упираться в стены руками. Зазубрины царапали куртку, давили на тело со всех сторон. Самая крупная больно упиралась между лопатками. Стало легче только тогда, когда пролезла грудь. На локтях я пробралась как можно дальше, но бедра уперлись. Да и лезть дальше не было необходимости.

Клейкая паутина тонкой леской налипла на нос и губы. Я убрала ее и сразу же осмотрела все поблизости. Пауки были. Но не такие, как тот, напоминающий земного тарантула. Крохотные, абсолютно белые, они волнами разбегались от яркого света. Таких замучаешься давить. Я перестала обращать на них внимание и оглядела пространство перед собой. Раскол в скале уходил вперед. Я бы могла пройти по нему боком и, пожалуй, втягивая голову. Я бы могла, но не Дарок…

Минуту – не меньше – я пролежала в тишине. Не двигаясь и почти не дыша, следила за медленными Охарс. Видимо, духам самим было интересно изучить ответвление пещеры. Они то поднимались между стенами, то опускались до самого дна. Иногда быстро юркали в какую‑нибудь трещину, реагируя на движение без моей команды, а из чистого любопытства. И, как правило, в трещинах прятались насекомые.

Минуту – не меньше – я пролежала, внимательно разглядывая серо‑желтый камень. Просто камень.

Убедившись, что в лазе никого нет, постучала три раза носком сапога по земле. Ощутила, как мгновенно крепкие руки обхватили бедра и потащили. Оставалось лишь уберечь голову от острых зазубрин и перетерпеть отвратительное ощущение. Куртка и рубаха задрались, поэтому по животу словно нождачкой проводили. Я прищурилась и прыснула, когда поцарапала пупок. В этот же миг камень неподалеку вздрогнул и с нескольких сторон вздохнул.

Дарок вытащил меня.

Кейел  

Солнце умирало. Я сидел на расстеленном плаще и не мог оторвать глаз от алого Шиллиар. Разговоры больше не занимали. Ноги пробирала нервная дрожь, челюсти сводило от напряжения. Я кусал губы изнутри, втягивал до боли щеки, водя языком по небу, собирал слюну во рту. На ладони саднила содранная мозоль, а на мизинце кровоточил заусенец. Оторвать его не получилось.

– Ты зря разулся, добрый Кейел, – обратилась ко мне Елрех. Села на своем плаще и принялась распутывать белые волосы. – Нам скоро нужно будет продолжать путь.

Продолжать путь…

Я потер грудь, морщась и глядя на огромное Солнце. Его край вот‑вот коснется края Фадрагоса. Вместо того, чтобы обуться, я нетерпеливо стащил с себя куртку. Как можно уйти, не дождавшись Асфи и Дарока? Как можно уйти на всю Луну, чтобы только с новым рассветом вернуться?

Злость смешалась со скопившейся обидой. Я быстро пересел на колени, рывком подтянул к себе свою сумку и вытряхнул содержимое на землю. Принялся ворошить одежду, отделять от нее посуду, разную походную мелочь, вроде иголок и ниток. Я не знал, что ищу среди скупого набора. И понял поздно, что просто пытаюсь остановить смерть Солнца, оттягивая время. Будто от того, что я создам массу препятствий для скорого ухода от скалы, смогу обернуть время вспять – и Солнце помолодеет. Так капризничали дети в Солнечной у соседей, когда родители поздними закатами загоняли их в дом. Так никогда не капризничал я. Даже в детстве.

– Несчастный человек, – протянула Елрех без злости и, присев рядом со мной, стала собирать мои вещи обратно в сумку.

И я не мешал ей. Только смотрел на нее и задавался вопросом: почему она жалеет меня, когда я пытаюсь задержать нас?

Асфи  

– Что‑нибудь увидела? – спросил Дарок.

Я выругалась про себя, быстро поднимаясь. Одернула одежду, отряхнулась и закрутилась на месте, пытаясь определиться с направлением. Злость путала.

Руки чесались разнести все вокруг. В последний миг, как Дарок вытаскивал меня, Охарс дружно ринулись за мной следом. После такого сближения глаз со светом тьма превратилась в черную стену с кляксами разноцветных вспышек. Могло ли это создать марево на точке, в которую я смотрела? И я прищурилась. И шорох отовсюду – Дарок тащил меня по земле. Я что‑то видела и кого‑то слышала. Себя, мираж, камень? Кого?!

– Ничего, – раздраженно ответила я и поспешила дальше по широкому коридору.

Волосы на затылке все чаще изводили. И все реже я чесала его. Хлопала по нему, пыталась вытащить кого‑то. Поймать у себя на голове. Нервы достигли предела. Природный тоннель шел под уклоном и глубже уводил под землю. Воздух наполнился сыростью и новыми зловониями. Из‑за кислого першило в горле, а от вони тухлых яиц разболелась голова. Камень продолжал следить, но ни я, ни Дарок уже не обращали на это внимания.

– Женщина, мы точно идем к подсказке?

Вопрос усилил головную боль.

– Точно, – соврала я.

Мы не можем вернуться ни с чем. Если мы будем умирать под этой вонючей землей, я сделаю все, чтобы отыскать сундук и доставить хоть немного ближе к поверхности. Ребята вернутся днем и отыщут его. Роми знает о дальнейшем пути и справится без меня. Но я Вестница, и во мне все еще живет зов к мудрецам. Разве Повелители допустят мою смерть?

– Точно, – повторила я.

Мрак казался осязаемым полотном и нехотя расступался перед Охарс. Стоило вытянуть руку туда, где свет не доставал – и рука исчезала. Будто отрублена. Точно так же появлялись перед нами крохотные островки рыже‑серого камня в старых водяных разводах, трещинах и следах насекомых, а потом исчезали в черноте, где ничего не существовало: ни потолков, ни стен, ни полов, ни следов. Островки земли и хоть чего‑то, напоминающего о жизни, исчезали бесследно.

Мрак был удушливым и тошнотворным.

А еще он дышал.

И двигался, шуршал, бегал…

Бегал почти бесшумно, что раздражало сильнее. Вдруг просто нервы? А если не нервы?..

Иногда до нас гулким эхом доносился писк летучих мышей. Хлопки крыльев, шелест, царапанье стен коготками…

Собственная трусость победила. Я оглядывалась на Дарока, бегло выхватывала черты его лица, скупо освещенные зеленым светом Охарс. Слушала тяжелую поступь и думала, надеялась, строила самые разнообразные планы…

…если Дарок не пройдет в очередной лаз, мне придется лезть одной. Надеюсь, коридор будет таким же широким.

…А если застрянем или провалимся? Тогда попрошу его подсадить меня и попытаюсь вытащить из ямы. Но если не смогу…

…придется бросить его. Одна я пробегу по коридорам быстрее, а он будет лишь тормозить. Он слишком огромен и неповоротлив!

…надеюсь, коридор не разделит нас.

К моей радости, коридор рос и вширь, и в высоту. Обретал округлые, покатые бока и потолки с отростками сталактитов.

– Как будто в чужой желудок идем, – проворчал Дарок.

С его внезапно прозвучавшим голосом раздался громкий шорох. А затем стук…

Мы обернулись, я быстро прошептала имя Охарс и указала, куда светить. Каменные крошки скатывались с небольшого выступа на стене и исчезали в черных трещинах пола.

Дарок рыкнул. Я промолчала.

– Пусто, – произнесла спустя утомительные десятки секунд.

– Пусто, – недовольно вторил Дарок.

– Может, подземные колебания, – попыталась найти логичное объяснение. Хотелось отогнать раздражающую трусость. – Небольшие встряски. Мы их не чувствуем, а камень не лежит на месте.

– Или черные души, – Дарок кивнул.

Мы отступили одновременно и нехотя отворачивались от места, где ранее осыпался камень. Черные души в пещере у монстра молчали, но Дарок мог оказаться прав. Они повсюду. И вот‑вот наступит ночь. Может, в пещере, без лунного света, они нам не угрожают, но, быть может, обретают какую‑то силу. Если так, то похулиганят немного и угомонятся.

– Смотри, женщина. – Дарок положил мне на плечо тяжелую руку и оскалился, будто хищник перед прыжком на добычу. – Блестит.

Я проследила за его взглядом. Крохотный огонек Охарс отлетел на несколько метров вперед от нас и выцепил в темноте что‑то блестящее.

– Возможно, минералы в сталактите, – предположила, не позволяя себе радоваться раньше времени.

Убрала кинжал в ножны и, указав всем Охарс в нужную сторону, успела приманить рукой нескольких крупных. Оставаться в кромешной темноте казалось сродни обречения себя на верную смерть.

Охарс взмывали вверх, разлетались и снова слетались в кучу, освещая все подряд. Коридор превратился в просторный зал и напоминал открытую пасть. Сталактиты‑клыки нависали высоко над нами, укрывая юркие тени от зеленого света Охарс. Сталагмиты‑зубы торчали из земли. Местами камень дрожал, местами подергивался пеленой и часто дышал. Я устала присматриваться и разбираться, чудится ли в полумраке глазам то, чего нет. Вздохи же списывала на сквозняки.

Вот только воздух был спертым, удушливым, вонючим и горячим.

– Смотри! – Дарок сильнее надавил на плечо.

Я хотела сбросить неподъемную руку, но растерялась, уловив краем глаза, на что он указал. Охарс в танце опустились к земле, усыпанной костями, и одновременно добрались к сундуку. Он стоял на постаменте и блестел ровными гранями.

– Ключ, – выдохнула я.

И присела на корточки. Охарс разлетались, показывая множество останков. Они валялись и кучками, и в одиночестве. Черепа, фаланги пальцев, позвонки, пластины тазобедренных костей… Старые, серые, желтые, покрывшееся пылью и песком, оплетенные паутиной, целые, разломленные, раздробленные в крошку – разные.

Ближайший череп валялся в полуметре от меня. В ладонь он не поместился даже без нижней челюсти. На верхней, широкой, сохранились клыки. Большие, с мой мизинец. И четыре нароста торчали обломками вокруг темечка. Я показала череп Дароку, тот скривился с угрозой во взгляде, но промолчал. Кто бы тут ни убивал существ, он справлялся и с васовергом. Возможно, молодым, раз рога у него отломаны. Это обнадеживает.

У постамента виднелось несколько черепов, не все воинственной расы. Были и узкие, и со странными глазницами – чуть более вытянутыми. Я принялась жевать собственные губы и гадать, что тут спрятано. Или кто скрывается во тьме? Ядовитая или огненная ловушка? Такие не дробят кости.

Камень жил… Эта мысль не отпускала.

Я взвесила череп в руке и тихим свистом привлекла внимание Дарока. Тот по предупредительным жестам понял, что я собираюсь сделать, и подобрался. Череп полетел к постаменту – я приготовилась к побегу. С глухим стуком он отскочил от земли и со звоном колотушки ударился в горку костей. Кости развалились, немного разъехались, пошумели. И все затихло.

Каменная пасть не схлопнулась. Сталактиты не опустились нам на головы. И нам не пришлось бежать обратно в коридор‑кишку, оставленную в нескольких метрах за спиной.

Мы остались живы в каменном желудке.

А потом раздался вздох.

– Выходи, мразь! – вдруг рявкнул в полный голос Дарок, оборачиваясь вокруг себя. – Хватит прятаться!

Я шикнула:

– Не шуми!

– Он играет с нами! – Дарок сплюнул под ноги и развел руками. Кажется, у него сдали нервы. – Разве ты не чувствуешь?! Как вошли, он увязался за нами сразу!

Чувство было. Липкое, в какой‑то мере тошнотворное. Мы шли в ловушку.

Дароку отвечала тишина. И вздохи… Камень дышал то тут, то там.

Я снова покарябала затылок, расценивая расстояние между собой и постаментом. Вскочить, добежать до сундука, схватить его и унестись стремглав по коридору обратно. Мы шли сюда медленно, много времени тратили на окружение. Если просто двигаться – путь займет не больше двух‑трех минут.

Ноги налились свинцом, пальцы в ногах согнулись до хруста и легкой колкости. Я уперлась руками в пол, не спуская глаз с сундука. Добежать, схватить – и обратно.

По ногам прошла волна жара и дрожи. Руки онемели, во рту пересохло. Добежать и схватить. Добежать и…

Под ноги Дароку упали камешки. И стало тихо. Совсем тихо.

Я прислушалась к камню.

– Не дышит.

Желудок комком подкатил к горлу. Где‑то за изгибом каменной кишки завыл ветер. Ветер ли?

Шепотом я отправила Охарс к потолку. Они осветили пустоту.

Камень, камень, камень… Со всех сторон не было ничего, кроме камня. Но появилось в звуках что‑то новое. Я медленно повернула голову на неизвестное. Звук был настолько слабый, что его поглощало даже собственное дыхание. И я вдохнула, но не выдохнула. Звук повторился.

– Фр, фр, фр…

Такой слабый, такой приглушенный… Словно не звук, а вибрация. Я пошевелила губами, повторяя его, скорее, по памяти.

– Чего ты там бормочешь, женщина? – шепотом поинтересовался Дарок, поднимая рогатую голову к потолку и под чувством страха отступая. Под его ногой хрустнула кость. Я повторила громче:

– Тофр, тофр, тофр…

Кейел  

– Шелестят создания скверны, – ругался Роми, оглядываясь на тени скал.

Я выхватывал взглядом туманные силуэты, но не мог задержать на них внимания. Пока еще они прятались от багрового света. Солнце погружалось медленно, но мне было недостаточно. Я безумно желал остановить его. Это желание схватывало горло, скапливалось в груди и распирало изнутри. Хотелось броситься к Солнцу и звать его, кричать, просить, чтобы остановилось.

Или броситься в пещеру… Я косился на черный проем, застывший над землей. Солнечные лучи давно перестали согревать его. Ожидание команды от Елрех, что нам пора уходить смешивалось с чувством страха. Я не понимал, чего боюсь больше: того, что у меня не хватит мужества броситься в пещеру, убегая от Роми с Елрех, или… У меня останется сын. Каким он будет? У меня наверняка будет сын, а не дочь.

Сердце билось в горле вместе с желанием умолять Солнце остановиться.

Асфи  

Тофр, тофр, тофр…

Я плохая мать.

Первая тварь свалилась на Дарока с потолка. Почернела, обретая форму. Беззвучно раскрыла зубастую пасть и, раздирая плечи и спину васоверга, быстро завертелась на рогатой голове.

Ручка Шании в крови. А мой сын? Где мой сын?

Ты не для семьи…

Ярость вспыхнула с воспоминаниями.

Колебание воздуха подсказало в последнюю секунду, куда отскочить и как ударить. Я встретила прыгнувшую на меня тварь выставленным кинжалом. Лезвие распороло плоть с тихим скрежетом. Раздался визг. Тонкий и острый для ушей. Виски сдавило болью.

Молодняк грызся с визгом. Он с остервенением делил между собой маленькую добычу. Они учились охотиться и выживать.

Простите меня. Я не для семьи…

Меня повалили крепким ударом в грудь. Камень больно впился в лопатки и затылок. Челюсть защелкала перед самым лицом, обдавая измученное обоняние новым зловонием. Не таким резким, как воздух в пещере, а сладковатым и едва уловимым. Из пасти тофров будто несло призраком будущей смерти.

Тофр, тофр, тофр…

– А ты? Мама, а ты?

– Я догоню, маленькая…

…догоню.

Кинжал вошел в плоть с чавканьем. Тварь слетела с меня, позволяя мне вскочить на ноги. Попыталась цапнуть, но я ударила ее кулаком по морде. Охарс осветили мелкие блестящие зубы в черной пасти.

Они убили моих детей. Эти твари убили моих детей!

Дикое чувство беспомощности охватило лишь на секунду, но до слуха добрались голос Дарока и звуки драки. Чужие чувства, давно ставшие собственными, немного притупились.

Дарок, бросив плети, ругался и крутился. Тофры облепили его, как самого грозного противника. Мелкая тварь ловко цеплялась за длинные рога и вертелась на голове васоверга. Когти задних лап царапали кожу. Волосы налипли на лоб Дарока, кровь залила брови и глаза.

Мой враг очухался и бросился на меня, но я прыгнула в сторону и ударила на опережение. Зацепила его – кинжал едва не вылетел из руки. Тофр промчался вперед, ударился головой в стену. Забился в угол и принялся раздирать камень, будто тот внезапно превратится в землю, и вместо борозд быстро образуется нора.

Пользуясь победой, я вновь посмотрела на Дарока.

Тварь крупнее – размером с огромную собаку – встала на задние лапы, упиралась на рога у лопаток и кусала Дароку руки. Он пытался сорвать с головы мелкую и попутно отбивался локтями от второй. Еще одна тварь атаковала спереди, но Дарок крутился на месте, заставляя всех тварей перемещаться за ним и выжидать, когда он устанет.

Возле стен кружили еще тени. Шипели, подступали ближе. Перепуганные Охарс едва ли освещали их. Крупная особь отделилась. Стремительным прыжком налетела на Дарока, и он едва устоял на ногах. Тварь впилась ему в шею, и Дарок не то зарычал, не то закричал. Вслепую перехватил нового врага, крепко обнял его и сам с дикой яростью вгрызся в толстую глотку. Враг задергался в его руках, но не мог вырваться из крепкого захвата. Оглушительный визг распугал остальных тофров. У меня от него потемнело в глазах и зазвенело в голове. Казалось, вокруг все исказилось.

«Ксанджи! – позвала я, ощутив теплую струйку крови из носа. Собственного голоса услышать не удавалось, он звучал лишь в голове. – Сжечь всех, кроме Дарока и твари рядом со мной!»

На ощупь я поспешила к раненому тофру. Чувство беспомощной злости оживало сильнее с приходом темноты. Они убили моих детей…

Ксанджи разогнали мрак, но чувство беспомощной злости не прошло. Своды зала наполнились дымом и запахом гари. Я запоздало задалась вопросом, не можем ли мы взорваться? От зловония горчило на языке. Ксанджи метались из угла в угол, пугая даже Охарс. Моя ненависть питала их…

Тофр, тофр, тофр…

– Мам, мама…

– Беги же! Я догоню!

…догоню.

Тофр жался к стене. Тонкий, скользкий. Возможно, от крови. Задняя лапа была вытянута, а под телом петлял темный след.

Догоню. Я отмахнулась от искр и, опустившись в чужую кровь на колени, попыталась вытянуть тварь из угла. Хотелось видеть ее глаза. Понять, что она не разумная. Или наоборот?

– Сундук у меня! – Дарок отвлек криком.

Вокруг пылали тела монстров. Более живучие особи визжали и, охваченные огнем, разбегались по норам. Ксанджи преследовали их. Очередной вдох вызвал боль в переносице и лбу. Я закашлялась.

– Уходим! – прижимая к груди сундук, Дарок потянул меня за плечо.

Я дернулась и оскалилась на него. Он оскалился в ответ. На окровавленном лице воина белели лишь глаза, даже клыки были измазаны кровью. Приступ кашля повторился, и я вскочила на ноги, прикрывая рукавом нос. В глазах вновь потемнело, и твари ожили перед глазами. Молодняк. Плечо сжали сильнее, потянули…

– Теперь можно кричать.

– Нельзя.

Я стиснула зубы, отмахнулась от тяжелой руки и бросилась к полудохлому тофру. Нащупала его, ухватила за задние лапы и потащила. Тофр с новой силой задергался, передними лапами оставил в полу борозды.

– Зачем тебе он? – орали на ухо.

Будь увоина свободные обе руки, он бы вытянул меня из пылающей пещеры насильно, а так я запросто отбивалась и тащила свою добычу. Перед глазами мелькали образы, в груди все на части рвали чувства. Окровавленная рука. Я больше не смогу держать детей за руки. Не смогу смотреть им в глаза и любоваться их улыбками. Тофры отняли у меня все. Они сожрали и меня.

Не меня…

Но часть чьей‑то жизни, стала моей собственной. И я разрывалась изнутри от агонии. Хотелось кричать, вопить и биться обо все вокруг – что‑то удерживало рассудок на поверхности. Он то нырял в темные воды чужой жизни, то всплывал на поверхность моей.

Темнота и свет менялись местами. Они качались, крутились, переворачивались вверх дном. Потом снова становились на свои места. Моя жизнь под огненным светом и чужая во мраке.

Раньше я бы определенно сошла с ума, опустила руки и позволила тофрам безнаказанно расправиться со мной. Но мгновение помутнения в голове и страшные фантазии, как тофры пожирают меня, прошли. Во мне откуда‑то появилась устойчивость, которая вынуждала задерживать дыхание и волочь убийцу моих детей туда, где можно дышать.

Кейел  

– Ты идешь, человек? – позвала Елрех.

Я поднялся на железных ногах и застыл. Вещи были собраны, куртка лежала рядом с сапогами. Оставалось только подойти и взять. Солнце наполовину погибло. Тени толпились под камнями и, чуя нас, рвались к нам. Шелест стоял такой же плотный, какой бывает в теплый рассвет от жужжания жуков на цветущей поляне. Ни шелест, ни тени меня не пугали.

Как мы оставим ее? Она жива. Наверняка жива, но, кто знает, вдруг умирает прямо сейчас. Как ее оставить?

Я с трудом поднял ногу с плаща, но опять опустил на то же место.

Духи Фадрагоса, пожалуйста, помогите.

– Нам пора идти, Кейел. – Ромиар, опираясь на посох, поднялся с камня и направился к моим вещам. Он понуро свесил рогатую голову. Теперь он не смотрел и в мою сторону, и это злило. Почему он стыдливо прячет от меня глаза? – На рассвете вернемся сюда и постараемся отыскать тайник сами.

На рассвете. Разве можно ждать до рассвета? Кого мы боимся? Теней? Я заозирался и сжал кулаки. Еще при свете Солнца они меня пугали, но теперь… другой страх вытеснил все чувства.

Духи Фадрагоса! Я снова попытался шагнуть, но прирос к земле. Тронул губы, вспомнил последние ночи, девичью ласку и игривый шепот. Призывный взгляд карих глаз… У кого просить помощи? Чье‑то имя суматошно вертелось на языке. Чье‑то имя хотелось произнести в мыслях. Кто‑то мог управиться со временем. Остановит ли этот кто‑то Солнце? Кто? Я не помнил.

– Кейел! – Ромиар прикрикнул на меня, выпрямляясь в полный рост.

Елрех ждала в стороне. Угрюмая, с блеском слез на серых глазах. Это раздражает беловолосого шан’ниэрда? Слезы возлюбленной?!

Я посмотрел на пещеру и стиснул топорище. Кого молить о том, чтобы Асфи вернулась? Я знал лишь одно существо во всем Фадрагосе.

Асфи, пожалуйста, вернись.

По телу прошла неприятная дрожь, вывернула душу наизнанку. Солнце почти погибло. Ромиар швырнул мне в ноги куртку и подбросил сапоги. Поторопил:

– Быстрее! Иначе мы уйдем без тебя.

«Уходите» – этого произнести не удалось. У меня скоро будет сын.

Я сошел с плаща на теплую землю, потянулся за сапогом и сердце замерло. Когда из входа в пещеру кто‑то показался, я пошатнулся. Сердце забилось в горле.

– Они вернулись! – крикнул я и бросился ко входу.

Из‑под низкого камня на коленях выполз Дарок. Попытался подняться на ноги, но рухнул снова. Весь в крови, в лохмотьях оборванной куртки, он держал в руках сундук.

– Где Асфи?! – спросил я, глядя на него. Он тяжело дышал и кашлял. Мне захотелось вцепиться ему в грудки и выбить ответ. – Где она?!

Он махнул рукой на пещеру. Жива ли, умерла? Что означает его жест? Он кашлял. Ветер донес от него запах дыма, жареного мяса и чего‑то еще прогорклого. Я оттолкнул Елрех, вставшую у прохода в пещеру. Удерживаясь за камень, склонился и собирался войти под темные своды, но оттуда показалась сама Асфи. Живая! Духи Фадрагоса, живая!

Я выдохнул с облегчением и удивился, когда в носу защипало. Тряхнул волосами, прогоняя слабость. Асфи что‑то волокла. Я попытался помочь ей, но девушка прошипела что‑то на неизвестном языке и оттолкнула меня. Через несколько мгновений она вытянула черную зверюгу под последние лучи Солнца, и озноб сковал меня.

Дарок весь в крови. Зверюга была тонкой, но с виду сильной, гибкой. Асфи… Она могла умереть.

Асфи  

Вскоре огонь стал ярче. Потолок перестал задевать голову. Силуэты других балкоров расплывались перед глазами. Где они были раньше?

Камень встретил колени острой болью, ладони уперлись в теплый бок тофра. Я пыталась увидеть его глаза, понять, осознавал ли хищник, что делает. Но глаза были закрыты. Я хотела срезать ему веки, но почему‑то смогла лишь ударить острием в плоть. Хотела срезать кожу лоскут за лоскутом, будто знала, как это делать, но вместо этого била и била клинком. Никак не могла остановиться.

Сородичи толпились рядом, что‑то говорили, кричали. Зачем‑то попытались оттащить меня от твари. Зачем пытаются защитить убийцу моих детей? Зачем?! Я отмахнулась кинжалом и кого‑то зацепила. Не позволю отобрать у меня право на месть!

Поволока сошла с глаз. Местность проступила четкими очертаниями под закатным солнцем – темнота и свет перепутались. Где свое, где чужое?.. Опять заблудилась в воспоминаниях. А может, давно все срослось и склеилось. Горькая тоска пронзила умирающее сердце. Ее детям уже не помочь. И ей тоже. Мне не помочь.

Темнота снова потянула на свою сторону, и я ухватилась за единственное, что разум распознал во всех временах. Кейел…

Он стоял в нескольких шагах от меня. Родной и уютный. Почему смотрит так жалостливо? И откуда пятно крови на его рубашке?

В голове ясным воспоминанием промчалось, как совсем недавно я отмахнулась кинжалом. Едва не убила? Кинжал выпал из ослабевших рук. Я бросилась к Кейелу и сквозь звон в ушах услышала хриплый голос:

– Это пустяки, Асфи. – Он перехватил мои пальцы. И я, увидев их, не смогла отвести от них взгляда. Они в его крови? В его! Я нанесла удар! – И не такие царапины переживал. Заживет. Вот увидишь.

Улыбается? Я подняла голову и пристально посмотрела на его губы. Они и вправду были растянуты. Взглянуть ему в глаза было страшно.

– Асфи, – выдохнул он. Я чувствовала его взгляд на себе и невероятное тепло, вложенное в него. За что испытывать такую благодарность ко мне? Я ведь едва не убила его. – Я в порядке.

Он погладил мои руки от пальцев до запястьев – и обратно. И крепко сжал их. Насмешка природы или защита? Близость острой смерти – неважно чьей – рождает стремление к жизни. И это стремление так же остро прошибает, как пробирает горькими чувствами смерть.

Лицо вспыхнуло от невинной ласки. Я обхватила Кейела за шею, склонила к себе и поцеловала. Голова кружилась. Во мне росла необходимость чувствовать крепкие объятия еще сильнее. Чувствовать Кейела еще ближе. Я цеплялась за его волосы, сжимала плечи, гладила спину и, как только казалось, что объятия слабеют, подавалась к нему снова и снова.

Добыча подсказки и ключа, которую пришлось недавно пережить, превратилась в ночной кошмар. Образы смерти легко исчезали из головы. Рядом с Кейелом все кошмары оставались в прошлом. Рядом с ним я не боялась воспоминаний.

– Хватит пожирать друг друга! – рявкнул Дарок. – Ключ у нас! Солнце гибнет. Пора уходить.

Я оторвалась от мокрых губ Кейела, но объятия не разжала. Спросила шепотом:

– Останешься со мной тут?

Услышала собственный вопрос, утонувший в нарастающем шелесте, и поняла, какой глупостью интересуюсь. Ноги ослабли. Эйфория помутнела. От нахлынувшей тоски заложило уши. Я покосилась на тофра и опять стала теряться между тьмой и светом. Другими… Не имеющими ничего общего со временем. Если Кейел уйдет – сяду и разрыдаюсь, как того велит сердце. Это тьма. А останется… в его объятиях забуду любое горе. Он мой свет.

Кейел обхватил мое лицо и заставил посмотреть на себя. Сердце ухнуло, ком подкатил к горлу. Я представила, как останусь одна рядом с монстром и буду рыдать всю ночь. Буду переживать в одиночестве приступ тьмы.

В теплых глазах сияло счастье. Откуда? Что произошло, пока меня не было?

– Останусь, – произнес Кейел.

Я забыла выдохнуть. Голова закружилась с новой силой, сердце забилось быстрее. Я дернулась к застывшей неподалеку троице, но ноги подкосились. Кейел придержал меня.

– Уходите! – приказ получился негромким. Неубедительным.

Роми ткнул посохом в мертвого тофра, рассматривая его с отвращением. Елрех не отрывала от нас с Кейелом перепуганных глаз, а Дарок осматривал и ощупывал собственные раны. Я помнила, во что он превратил Фаррда, и помнила его слова о том, что Фаррд выкарабкается. Дарок выглядел гораздо живее информатора.

– Уходите! – повторила я, и бросилась к ближайшей сумке, чтобы швырнуть ее в руки Дароку. Пусть проваливают! Пусть оставят нас, позволят забыть нам… мне! о моей грядущей тьме без Кейела.

Он когда‑нибудь неизбежно оставит меня.

Когда‑нибудь… Не сегодня.

Я ждала, пока они осознают, что я без шуток и на последних каплях терпения жду их ухода. Слезы накатывали, от них уже свербило в носу, и я кривилась, сжимая кулаки и кусая губу. Хотелось гнать лишних с кулаками.

Наверное, Елрех поняла. Она всегда была понятливой. Именно она принялась звать и изумленного Дарока, и хмурого Ромиара. И без лишних вопросов они ушли в течении нескольких секунд.

Они ушли и забрали с собой сундук. В нем хранились ис’сиары – символы любви в Фадрагосе. Вольный сплел их для Вестницы и для себя, зная, что им не суждено быть вместе. Мой же Вольный всегда напоминал мне, что его когда‑нибудь не станет. Он хотел, чтобы я научилась жить без него. У него, в отличие от Аклена, никогда не было для меня ис’сиары. И он был прав. Кейел никогда не ошибался.

Кейел…

Он доверился мне, остался со мной на ночь там, куда даже васоверги днем заглядывали с опаской. И я с каждой секундой сильнее погружалась в чувство благодарности. Снимала с Кейела одежду и позволяла раздевать себя. Последние лучи солнца умирали на его ресницах, таяли на зацелованных мною губах. Отовсюду росли шорохи, но Ксанджи, вылетевшие вслед за мной из пещеры, акулами кружили над нами и не позволяли никому приблизиться.

– Не бойся их, – попросила я и мазнула губами по ключице Кейела.

Нам предстоит испытание куда хуже внешних монстров. Откуда знал Дес, каково это – убегать от собственной тени? От внутреннего монстра… Неподалеку лежало тело тофра, напоминая о ветвистом прошлом. Тофра я подожгу, когда Кейел избавит меня от ненависти.

– Не буду, – прошептал он и, закрыв глаза, принялся целовать мое лицо.

Я подняла голову, подставляясь ему. Каждый поцелуй – глоток прохладной воды в пылающей пустыне.

Мы обнажились. Я откинула штаны ногой, выпутала ступни из них и подалась к Кейелу. Он отступал к плащу, лежащему неподалеку. На ходу принял меня в нежные объятия. Я хотела видеть его глаза. Теплые, ласкающие взглядом, хмельные от возбуждения. Хотела видеть их каждую секунду. Вот так – на расстоянии нескольких сантиметров от своих. Именно так…

Острая необходимость чувствовать его губы своими губами лишала глотка воздуха. Из‑за нужды в его руках мы едва не повалились, и Кейелу пришлось разжать объятия и разорвать поцелуй. Он уселся на плащ, хотел подвинуться и посмотрел на свернутое одеяло. У меня не хватило терпения и на долю секунды. Я опустилась на колени возле Кейела, обхватила его голову руками и поцеловала. Разве можно тратить время на что‑то еще? Он опустился на спину, а я, нависнув над ним, продолжала целовать его. От поцелуев с ним было хорошо: горячо, сладко.

Кейел погладил ладонями бедра, надавил, подтолкнул – и через миг я забралась на него. Но целовать перестала лишь тогда, когда разболелись губы. Я с улыбкой отстранилась от его лица. Заглянула в темные от возбуждения глаза, убрала русые пряди с лица и прислушалась к ощущениям. Кейел дышал неровно – с мелкой дрожью, да и напряженное тело тряслось, но руки при этом едва ли ложились мне на поясницу. Он будто опасался требовать ласки с меня, будто не хотел проявить нетерпение и причинить боль. Мне‑то?..

– Я хочу тебя, Кейел, – склонившись к нему, шепнула на ухо.

Сильные руки, наконец‑то, крепче легли на спину и даже сжались. Но я не стала ждать его. Сама взяла того, кто давно подарил мне себя, но кто никогда не станет моим. С удовольствием поймала первый стон Кейела губами и, закрыв глаза, уперлась лбом в его щеку. Собственное дыхание сорвалось следом за его дыханием. Я двигалась плавно, стараясь проникнуться ощущением близости сполна. Погладила грудь Кейела, хотела прощупать сердцебиение – задела свежий порез. Кейел дернулся, втянул воздух через зубы и, поймав мою руку, быстро прижал пальцы к своим губам.

Мы застыли, глядя друг другу в глаза. Он смотрел внимательно и в тоже время возбужденно. Одновременно строго и с непонятным интересом. Я вспоминала о шрамах на его груди. Теперь шрам нанесла я. Не первый… Но всякий раз больно.

– Прости, – попросила.

Он молча поцеловал мои пальцы.

– Они в твоей крови, – напомнила я. И от слов стало не по себе.

Слезы опять подступили, тоска затопила скверную душу. Кейела хотелось оставить себе. И его хотелось спасти от себя.

Кейел только крепче прижал мои пальцы к губам, а затем изменился в лице. Подорвался, усаживаясь и обхватывая меня.

– Осторожно! Охарс!

Ксанджи без моей ненависти теряли подпитку, но все‑таки лениво кружили над нами. Черные души набирались сил и бездумно тянулись к теплу. Как мотыльки на свет… Наверное, и мы с Кейлом в каждой жизни так же шли друг к другу, зная, что обречены сгореть.

Свет Охарс растворил несколько силуэтов совсем рядом с нами. Но я улыбалась и качалась на волнах трепетной радости. Теплая ладонь с мозолями лежала на моей лопатке, а вторая прикрывала голову. Объятиями Кейел попытался защитить меня, уберечь. Сидя подо мной, он повернул ко мне хмурое лицо. Я хохотнула и чмокнула его в морщину над переносицей.

Хмурость испарилась. В теплых глазах вновь появились искорки.

– Ты безумная. – Кейел пропустил прядь моих волос между пальцами. Кончиками зацепил скулу, провел нежно по коже к губам. Видимо, пытался восстановить утраченное мигом возбуждение. – Ты могла умереть в этот рассвет. Ты могла умереть дважды. – Мимолетно глянув мне за плечо, исправился: – Трижды.

В прошлой жизни ты рисковал собой чаще… Я обняла его за шею крепче и, устраиваясь на нем удобнее, улыбнулась шире.

– Меня не так просто убить. Я верю в это.

– Почему? – Он приподнял голову, стараясь не отводить взгляда от моих глаз.

– У меня есть секрет.

Призвав Айссию, я поманила духов к свежему порезу. Кровь размазалась на груди Кейела и запеклась.

– Расскажешь?

Я приоткрыла рот, но горло слегка похолодело. Эта тайна никому не навредит, но и не принесет пользы. Пожав плечами, я проследила за тем, чтобы Айссия начали исцелять Кейела. Улучив секунду, отвлеклась на испарившихся Ксанджей. Они отозвались неохотно, но послушно ужалили мертвого тофра. Взявшийся за него огонь отогнал тени, сгущающиеся поблизости.

– Они шепчутся. – Кейел опять нахмурился.

Жадные души обступили нас плотным черным кругом. Сквозь их дымчатые тела не было видно ничего. Кейел, обняв меня одной рукой, потянулся за одеялом. Я изогнула бровь и быстро опустила голову, пряча легкую насмешку. Что плохого для умерших в плотской любви? Но раз Кейела смущает их присутствие, то пусть прикроет нашу наготу. Или ему холодно?.. Я пошевелила пальцами босых ступней. Может, и холодно.

Как только я вспомнила о силе Вестницы, так сразу в голове появились знания о причудах призраков. Кейел укрыл ноги, мои ягодицы, поднял одеяло мне на поясницу и, хмурясь, пытался уложить уголки одеяла на мои колени тоже. Я окинула взглядом процесс исцеления и быстро подалась к Кейелу, лизнула его губы. Он мигом обратил на меня бесценное внимание. Я, отпрянув быстро, принялась собирать его волосы у лба и стягивать на затылке.

– Души мертвых следят за нами повсюду, – заговорила так, чтобы голос не утопал в шелесте. – Где бы мы ни были: дома, в глухом лесу, под сводами пещер… Они наблюдают днем и ночью.

– Откуда знаешь? – заинтересовался Кейел.

Его любознательность всегда меня удивляла, а сейчас даже возмутила.

– Что с тобой, смертный? – Я округлила глаза, обняв его за плечи. Склонила голову набок. – На тебе сидит голая девушка, а ты интересуешься призраками?

– Асфи, прости. – Он мигом изменился в лице: острые черты приобрели мягкость. Хриплый голос прозвучал едва слышно: – Я не хотел…

Я с широкой улыбкой поцеловала его, крепко прижимаясь к нему. Ненадолго. Почти сразу отстранилась и продолжила делиться тайной:

– Днем им хватает солнца, чтобы согреться, и живые мало их интересуют.

Кейел успел потянуться следом за моими губами, но замер и снова нахмурился:

– Кто? Кого?

– Призраки, – прошептала, накрывая влажные от поцелуя губы указательным пальцем. – Тс‑с.

И многозначительно покосилась на лунных охотников.

– Мы ведь говорили о призраках.

– Ты, – выдохнул он, сжимая руки на моей пояснице. Я чувствовала, как в нем зреет возбуждение, и моя игра с ним лишь усилила его. – Асфи, тебе весело забавляться надо мной?

Я попыталась опрокинуть Кейела на спину, но он успел упереться рукой в землю. Второй – рывком подтянул меня выше на своем животе. В зелено‑карих глазах вспыхнули искры азарта. Разве были они у него в этой жизни? На меня он так смотрел впервые.

– И что дальше, девушка, знающая все на свете?

В груди разгоралось пламя, и питалось оно отнюдь не ненавистью и злостью. Я облизала губы; в голосе против воли появились кокетливые нотки:

– А ночью им холодно под лунным светом, и они ищут тепло. Скитаются за живыми повсюду, но тронуть их не могут. Согреться тоже. – Провела рукой по запекшейся крови на груди – Айссии не оставили и следа от шрама. – Поэтому они прячутся от лунного света в тенях листвы и гор. Пытаются забраться в норы диких зверей. Но звери давно научились делать лазы узкими, а норы глубокими. – Склонилась к Кейелу за глотком его дыхания. Он, несмотря на страшную тайну и жутких наблюдателей, лишь сильнее возбуждался. – Ночью звери заползают на самое дно, жмутся к земляным стенам и рычат на призраков. Они не видят их, но чуют отлично. Знаешь, кто страдает сильнее всего?

Кейел вопросительно промычал мне в губы и поддел кончиком носа мой нос.

– Собаки, – тихо сказала, прогибаясь в пояснице и прижимаясь грудью к Кейелу. – Призраки забираются в их будки или под навесы, где заботливые хозяева кидают псам солому. И собаки мнутся на привязи или, если гуляют по двору свободно, бегут к порогу дома. Жмутся к двери и скулят. Чуют смерть рядом. И ведь понимают прекрасно, что привело ее к ним, чьего холода она боится.

Кейел изучал мою грудь хмельным взглядом и ладонью. Приятно… Однако стоило мне замолчать, как он снова превратился во внимательного слушателя. Заручившись его интересом, я договорила:

– Собаки запрокидывают голову и воют на луну так тоскливо, что хозяева ругают их и хватаются за сердце. – Я взяла руку Кейела и положила обратно на сердце, откуда он ее недавно убрал…чуть выше. И одобрила: – Да, тут. И прижимают крепче. Им ведь из‑за воя страшно. А псы всего лишь молят о спасении.

Кейел многозначительно хмыкнул, шумно выдохнул и прижал меня к себе. Я вытянула шею, подставляя ее горячим губам. Поцелуи Кейела смелели с каждой секундой. Кажется, ему было плевать на мой рассказ, плевать на черные души – на все вокруг.

– Тебе не страшно? – спросила, закрывая глаза. Кейел погладил мою спину и дотянулся губами до моего подбородка.

– Нет, – прерываясь, ответил он. – Пусть смотрят.

Мы вздрогнули одновременно, когда затухающие Айссии взмыли бирюзовой вспышкой в небо. Разрослись над нами огромным пузырем, заставляя прищуриться от яркого света, и лопнули. Множеством светлячков разлетелись в разные стороны и завертелись в танце, отгоняя смерть. Я спрятала глаза от света, уткнувшись в плечо Кейела, и рассмеялась.

– Что с ними? – спросил он, пытаясь спрятать лицо в моих волосах.

– Их питает жизнь! И…

Кейел резко обхватил мою голову, заставил поднять ее и возобновил поцелуй.

…любовь.

Не заметила, когда он окончательно осмелел. Не заметила, как с поцелуями избавился от страха. Как сам подался ко мне, обнимая за талию, приподнимая и подталкивая к возобновлению близости. Жар охватил, желание напитало силой. И вскоре я упивалась шумными вздохами Кейела. Губы к губам, вдох в размен на выдох, тихие стоны – моя сладкая награда. Сколько длился праздник тел и сокровенное касание наших согретых взаимностью душ? Десятки минут или часы… Важно ли? Мы жили вне времени. Оно нам было нипочем.

Глубокой ночью я лежала рядом с Кейелом: голова на его груди, нога на его ногах. Мы смотрели на небо – единственный кусок пространства над нами, который не заняли черные души. Айссии пылали так же ярко, но по моей просьбе легко спустились ниже к земле – так они не затмевали звезды. Кейел рассказывал мне о них. Хриплый голос звучал тихо, устало. Бывало, когда шелест черных душ нарастал в какой‑то стороне, Кейел ругался. Приподнимался на локтях, нащупывал поблизости камешки и швырял в черноту. Черноту такая агрессия не пугала, но шелест почему‑то стихал.

Луна смотрела на нас, но я не боялась. Пусть смотрит. Пусть следит за мной, выжидает и, если ей надо, судит. Я знаю всю свою вину. И не одну. Все могу признать, за каждую готова ответить. Мне не страшно. Перед своей совестью я чиста.

– Асфи, ты слушаешь меня? – тихо спросил Кейел, поглаживая мою поясницу.

– Конечно.

– И как имя той звезды, которую я тебе только что показал?

– М‑м, – коротко обозначила я раздумье. И легко во всем созналась: – Я немного отвлеклась. Как имя этой звезды?

Кейел молчал, а поглаживание становилось интенсивнее. Шелест вновь звучал громче.

– Асфи, я снова хочу тебя.

Сердце сжалось. Я погладила твердый живот и, привстав на локте, поцеловала в плечо. Однако Кейел опрокинул меня на спину и навис сверху. Одеяло съехало, сбилось комками, и он оттолкнул его, чтобы не мешало. Будто обрел былое бесстрашие. Широкой спиной скрыл меня от взгляда Луны, а сильными руками заслонил от моих глаз черные души. Ото всех уберег меня. Единственное, что оставил мне для созерцания, – свое лицо. Опять сосредоточил весь мир на себе.

Глава 25. Свод Скверны 

Регион Рубиновой сладости произвел на меня впечатление во второй раз такое же сильное, как и в первый. Болота с пестрыми цветами и деревьями, увешанными бахромой, тянулись почти до самого священного кольца, где плавно переходили в жаркую степь. Глубокое синее небо с легкими хлопьями облаков. И жизнь. Она была тут повсюду.

В круг камней, отдохнувшая и наполненная силой духов, я ступила первая. Втянула жадно горячий воздух степи, насыщенный пряными ароматами трав. Он вскружил голову, опьянил, одурманил счастьем.

– Никогда тут не был! – Кейел опустился на землю за моей спиной.

– Ты нигде не был, – усмехнулась я, поправляя ножны.

Он навалился мне на плечи, стиснул до хруста.

– Не правда! – Рассмеялся, продолжая не обнимать, а именно стискивать! – Я бывал в таких местах, побывав в которых, любой фадрагосец может объявить себя храбрейшим героем!

Я расхохоталась следом и попыталась вырваться из крепких рук. Как только он поцеловал в шею, я и вовсе рванула вперед. Он не отпускал. Силы в нем хватало, чтобы удерживать меня часами.

– Я вся в пыли, Кейел! И от меня воняет.

– В месте, которое делает нас героями, тебя это не смущало. А у меня и тогда песок на зубах хрустел.

Я ахнула и попыталась хлопнуть его по плечу, но он только перехватил мои руки, скрестил их на моем животе и медленно пошел вперед, заставляя шагать и меня. Подбородком остро упирался мне в плечо, но я не жаловалась. Терлась щекой о самое красивое лицо во всех мирах. Настроение было чудесным.

– Карта осталась у ребят, – вспомнила, разглядывая желто‑зеленое море трав и рыжие горы за ним.

Потеряться бы в этой сказке…

– Я видел твою отметку, знаю куда идти.

Я тоскливо вздохнула. К ребятам нужно вернуться скорее, убедиться, что у них все хорошо. Пришли ли Стрекоза и Гахсод на место сбора? Надеюсь, их добыча досталась им без приключений.

– Нужно идти быстрее, – сказала, затылком ложась на плечо Кейела.

– Нужно, – выдохнул он.

Выпустил меня из кокона объятий, но сразу же нащупал мою руку.

В жизни определенно наступил период празднеств, и я собиралась пользоваться этим временем сполна.

К месту, о котором подсказала Стрекоза, мы дошли после полудня. Конечно, хотелось задержаться. Хотелось замедлить шаг, погрузиться в пустой треп, будто нет ничего серьезнее в мире. Хотелось проникнуться невинными прикосновениями и поцелуями. Жить только ими, словно именно в них заключался смысл всей жизни. Хотелось растянуть мгновения, наполненные всеми этими маленькими нужностями, до вечности, превратить секунды в пыль и плюнуть на будущее, растворить прошлое в настоящем без остатка. Хотелось… но мы остановились лишь ненадолго в обед. Разделили сухари и солонину, оставшиеся у меня после вылазки, запили несколькими глотками воды. Посидели пару минут в высокой траве напротив друга друга, обмениваясь молчаливыми улыбками, а затем Кейел поднялся и помог встать мне. О том, что Елрех волнуется о нас, а Роми нуждается в спешке, мы ни на секунду не забывали. Нам хотелось задержаться, но уже после полудня мы отыскали точку сбора.

Стрекоза была права, называя это место колыбелью.

После жаркой степи тень раскидистых деревьев служила прохладным пологом. Водопад грохотал в километре от нас, поднимая водную взвесь над деревьями, и в ней зависла вечная радуга. Возле нас вода текла широкой рекой. В ней выступало множество плоских валунов, по которым запросто можно было перейти на другой берег. На мелководье, прогретом солнцем, плавали пестрые рыбки, видом напоминающие яркие цветы, которые тут же качались на поверхности. В местах поглубже рыба крупнее то и дело мутила воду прыжками. Над нами летали птицы, и щебет стоял такой громкий, что в нем едва ли можно было разобрать стрекот кузнецов. Я держала Кейела за руку, во второй несла сапоги, и ощущала себя в раю.

Елрех заприметила нас в тот момент, когда Кейел рассматривал обломанную ветку и примятую траву – мы нашли тропу, но не были уверены, что она оставлена нашей троицей.

– Асфи! – Елрех вышла из‑за толстого ствола дерева, убирая кинжал за пояс. – Безрассудная человечка! Я поняла, где мы вас оставили слишком поздно! А когда свирепый васоверг рассказал, что произошло под скалой, я едва не поседела!

Елрех отчитывала меня, быстро подходя к нам. Очередное нежное чувство окатило волной. Я бросилась к фангре и обняла крепко. Аромат трав от белых волос был еще вкуснее того, что пропитал воздух в этом прелестном регионе. Чувствуя ответные крепкие объятия и легкую дрожь Елрех под ладонями, я смутилась. Совесть кольнула.

– Хочу увидеть тебя седой, – удерживая улыбку на лице, отстранилась и проговорила я. Обхватила щеки Елрех, ощутила необычную кожу под ладонями и вытерла большими пальцами мокрые дорожки. – Тебе наверняка пойдет.

Елрех шмыгнула носом, но проявляла гордость – упав в лужу, сделала вид, что хотела охладиться. Клыкасто улыбнулась, несмотря на льющиеся ручьем слезы, и произнесла радушно:

– Что же вы встали тут, бестолковые люди? Кейел, бессовестный ты человек, мы остались без хороших дров. Мне пришлось пару шагов Солнца собирать гнилье по лесу. А как видишь, лес тут не густой. Асфи, лентяйка! Тут полно ценных растений, а у меня всего две руки.

– Так и у меня всего две.

– Ну‑ну, – Она подтолкнула меня в поясницу, подсказывая дорогу к лагерю, – не отлынивай, когда причина – не причина. У меня две руки, у тебя две и у трудолюбивого человека две – считай, сколько уже помощников. Я одна не справляюсь. Мне пришлось усадить за переборку трав уважаемого Ромиара.

Я выгнула бровь.

– И как?

– От него проку больше, чем от тебя. А вот за что ты бросила на мои плечи бездельника, готового проглотить целиком мсита, я не понимаю. В чем я провинилась перед тобой? Добрый человек, может, ты знаешь причину? Чего это ты молчишь? Прячешь от меня что‑то во рту? Даже не поприветствовал при встрече.

– Здравствуй, Елрех, – мягко сказал Кейел, шагая с другого бока от нее.

Она обнимала меня за талию. И внезапно обняла его тоже.

– Так‑то уже лучше, бессовестные люди. Но поучить вас манерам еще стоит. И разуму поучить обязательно нужно. Вот придем в лагерь, я вас накормлю, а затем отхлестаю прутиком. Как раз под вас нашла…

Я слушала ее дрожащий голос, видела ласковую улыбку и непрекращающиеся слезы, и самой хотелось плакать.

– Прости меня, Елрех, – попросила тихо.

– За что это, хитрая человечка? – Она недоверчиво усмехнулась.

Но причину ее слез я знала прекрасно.

– Я заставила тебя волноваться. Я во всем виновата.

– Не ты одна. – Елрех повернула голову к Кейелу. – Ты рассказал ей, бессовестный человек, как собирался нарушить ее приказ?

– Что? – заинтересовалась я.

– Елрех! – возмутился Кейел; на впалых щеках проступил румянец.

Я засмотрелась. Он умеет краснеть?

– Ах, бесстыжий негодник! – вскинулась Елрех, поднимая высоко голову. – Ты гляди на него, рассудительная Асфи. Он еще и кричит на меня. Выходит, не сказал он тебе, как бунтовать вздумал! Ну ничего, ничего… Я сама Асфи про тебя все расскажу.

Кейел ссутулился и насупился.

– Не нужно. Мы разберемся сами.

– Еще чего! Раз ты сам до сих пор Асфи не рассказал, как тебя едва ли не пришлось одевать насильно, так я в подробностях расскажу.

Глядя на обреченный вид Кейела, я рассмеялась. Что же случилось наверху, пока я сжигала тварей под землей?

* * *

Никогда бы не подумала, что мечтать о счастливом будущем может быть невероятно больно. И эта боль лучше всего остального вынуждала забывать о времени и просто жить настоящим.

И мы снова с Кейелом смеялись. Хохотали истерично над малейшей глупостью, будто ничего смешнее никогда не видели. Мы обнимались каждую удобную секунду. Целовались… Поцелуи стали нашей второй пищей, глотком воды – острой необходимостью.

– Останемся на Луну снова здесь? – хрипло спросил Кейел и нежно поцеловал в щеку.

Я зажмурилась ненадолго и улыбнулась.

Широкая река журчала и мерцала под полуденным солнцем. Большой камень подо мной был теплым и гладким, будто много веков его шлифовала вода. Однако он, подставляя ровную поверхность свету, высился как раз на небольшом холме. Я сидела на нем, упираясь ладонями за спиной и рассматривала поверх плеча Кейела водную гладь. Кейел стоял рядом, обнимая и разглядывая меня, казалось, будто любовался мной. Хотелось верить, что именно любовался.

– Тут много комарья, – я притворно закапризничала.

Он свел брови на переносице и заслонил лицом обзор на реку. Я сразу же заправила русые волосы за уши и только потом, осознав уже собственную привычку, рассмеялась.

– Что? – Кейел тоже улыбнулся.

Я покачала головой. Он стиснул мои бедра и легонько боднул лбом в лоб. Потребовал:

– Признавайся. – В отместку моему усилившимуся смеху укусил меня за щеку. И спросил: – Что мне сделать, чтобы ты осталась со мной?

Сердце ушло в пятки, смех застрял в горле и не позволял сделать хотя бы крошечный глоток воздуха. Я обняла Кейела за шею и стала целовать его в висок, в лоб. Сердце, наконец‑то, застучало чаще, но одновременно с этим закружилась голова. В ней никак не укладывалась просьба Кейела и, кажется, сводила с ума.

– Я буду отгонять от тебя кровососов хоть до самого рассвета, – прошептал он, и я стиснула зубы, сдавила волосы на его затылке. Идиотка! – Пока Стрекоза не вернулась, мы можем уединяться, потом будет сложнее. Ты говорила у костра, что в Своде Скверны нельзя будет разделяться.

Я облизала пересохшие губы, подавила взметнувшуюся внутри горечь и заставила сердце успокоиться. Постаралась вернуться в привычное впитывание настоящего, отказываясь от мгновенно оживших мечтаний о будущем. Эти фантазии нужно хоронить сразу же, чтобы не успевали укрепиться. Они – моя слабость.

– Конечно же, я останусь с тобой, – приблизив свои глаза к его глазам, произнесла я.

Кейел не улыбался. Смотрел с задумчивостью и сжимал губы, будто хотел о чем‑то спросить, но не смел.

– Я хочу сделать что‑нибудь для тебя, – признался. Я приподняла бровь, подталкивая говорить дальше. Он взял меня за руку, поднес ее к губам и принялся целовать. Прерываясь от поцелуев, покупающих меня с потрохами, продолжил: – Мне очень хочется, сделать для тебя хоть что‑то. Что‑нибудь приятное, что‑нибудь… Не знаю, Асфи. Что мне сделать для тебя?

Я выдавливала из себя улыбку, хоть и захотелось ругаться на Повелителей. Хотелось одновременно остановить безумие, собственное мучение, но… Это пытка. Никогда не пробовала наркотиков, но, наверное, идиотская тяга к саморазрушению прямо сейчас была именно зависимостью.

– Покружи меня, – попросила я.

– Покружить? – удивился Кейел.

Я кивнула. Он прижал мою ладонь крепче к своей щеке и нахмурился.

– Асфи, я в самом деле хочу сделать для тебя хоть что‑нибудь. Ты не представляешь…

Он осекся, а я вцепилась в него и заставила посмотреть на меня.

– Что не представляю?

Кейел подтянул меня к себе ближе, надавил на затылок, лишая возможности видеть его лицо. Полушепотом произнес на ухо:

– Ты не представляешь, как многое ты мне даешь. Я будто только теперь начал понимать, какой может быть жизнь. Асфи, я не знаю, как тебя благодарить, но очень хочу. Мне это нужно. Нужно сделать тебя счастливой в ответ.

– Я ведь ничего не прошу. Ни в чем не нуждаюсь.

– И я чувствую себя подлецом. Я… и есть подлец. Дай мне возможность хотя бы с тобой быть немного лучше.

Противная дрожь прошлась по мне волной. Теперь он стыдит себя за то, что со мной изменил Лери? Все‑таки он был прав: я чудовище.

– Покружи меня, Кейел. – Я заставила себя улыбнуться и дунула ему на висок. – Я и вправду хочу, чтобы ты меня покружил. И еще. Больше никогда не заводи эту тему. Мне с тобой очень хорошо, и этого достаточно.

Он опять нахмурился и явно хотел спросить что‑то еще, но не решился. Легко подхватил меня на руки, в два широких шага отошел от камней и, крепко прижав к себе, закружил.

* * *

После обеда я помыла посуду и возвращалась от реки к лагерю. Елрех ушла собирать цветы, распускающиеся лишь в определенный момент времени ровно на час. Кейел отправился проводить ее и забрать какие‑то припрятанные ею неподалеку корнеплоды. Ромиар, устав от борьбы с тошнотой, улегся на лежанку и мигом заснул. Дарок отсиделся недолго в тени и принялся за единственное занятие, которое было ему доступно и которым он владел в совершенстве.

Я мельком оценила замах руки и внутренне сжалась, когда кулак опустился на дерево. От коры, изрезанной плетьми, отлетели куски, от ствола – щепки. Дарок не останавливаясь ни на секунду, развернулся, отпрянул, хлестнул плетью еще раз. На толстом стволе осталась новая зарубка.

Свободного времени хватало, а вот занятия мы себе искали сами. Поэтому, сгрузив посуду в лагере, я с интересом приблизилась к Дароку. Скрестила руки на груди и стала откровенно следить за ним, за его движениями, за силой тех или иных ударов. От удара сверху треснула низкая, толстая ветка. От прямого удара раскрошился верхний слой ствола. Бритвы плетей были менее острыми, чем у лиертахонов, поэтому они не оставляли глубокие и едва заметные порезы – не как нож по маслу. Бритвы васовергов врезались в дерево и раздирали его. Порез получался с рваными краями, неровным, грубым – наверняка, безумно болезненным. Между лопаток зачесалось. Я помнила слабые удары Гора по себе. Наверное, он бы недолго выстоял против Дарока, а со мной в первое время тот воин поигрывал. Следующей его ошибкой стало то, что он подпустил меня к себе близко, и не мог в полной мере сечь плетьми. Стоит ли рассчитывать на такую же глупость от Дарока?

– Что, женщина? – обратил на меня внимание Дарок.

Вытер предплечьем пот со лба, встряхнулся по‑звериному и улыбнулся. Я знала, какими чувствами он охвачен. Помнила и свои тренировки, и свои малочисленные бои – восторг, полученный при них дарит кипящую силу. На Земле сказали бы проще – выброс адреналина. Но в Фадрагосе мне казалось, что этого короткого описания недостаточно для выражения всей той дикости и сближения рассудка со звериным, которое сопровождало силу. Ярость? Пожалуй. Дикая, необузданная, вытесняющее все человеческое.

– Я помню, как ты одолела тварь под землей. На тебя напала всего одна, я бы отправил ее душу к Солнцу всего за один удар, а ты не справилась быстро. На тебя могла напасть свора и разорвать на куски.

– Мне бы помогли духи.

– Они не всегда успевают помочь. – Дарок ухмыльнулся, искажая шрам на лице. Отошел от дерева на середину поляны. – В этой вере в духов кроется основная ошибка воинов другой расы. Не думай, что я не прибегаю к помощи тех, кто может вызывать великих духов. На поле боя я тоже не брезгую ничем. Но в бою один на один, если тебе сломать челюсть, ты не сможешь позвать никого на помощь.

– Пытаешься учить меня?

– Даю советы толковому воину. Будет жалко, если другие васоверги оценят тебя скорее меня и доберуться до тебя раньше. И я вижу, как ты смотришь на меня. Я не враг тебе, Асфи, и никогда не стремился стать им.

– Ты обозначил свои намерения. Кем они делают нас, если не врагами?

Он с улыбкой склонил голову и принялся тереть сбитые костяшки на кулаке. на мой вопрос не ответил, предложил:

– Выйдешь против меня? Разомни мышцы, женщина.

Я думала недолго. Вышла. Хотя бы попробовать свои силы, понять, стоит ли рассчитывать на победу. Раны на Дароке после битвы в пещере все еще не прошли: укушенная шея была опухшей, на спине и животе краснели полосы от когтей, а местами чернели и желтели синяки, – но все на нем заживало как на собаке. И я не боялась ранить его даже серьезно.

Сощурилась от яркого света и повертела кинжалом в руке. Дарок заслонил собой солнце, поиграл мускулистыми плечами. Быстрым шагом смял траву и ударил. Без предупреждения, без оглашения о начале боя.

Я увернулась прежде, чем плеть срезала траву рядом. Бой не шуточный…

Рванула вперед, сокращая расстояние и ударила кинжалом, метя в бок. Острие не встретило препятствия, и меня повело по инерции вслед за ударом. Переставила ноги и ударила снова, но рука оказалась в крепких тисках. Дарок потянул за нее до хруста в плече. Я ахнула, в глазах вспыхнуло от боли. Резкий удар между лопаток снес меня вперед, но через два размашистых шага, я упала на колени, глотнула воздуха и быстро развернулась. Выставила кинжал перед собой и не успела среагировать на хлесткий удар‑пощечину в лицо. Он пришелся частично на висок и ухо – в голове зазвенело, меня повело в сторону. Упасть не успела.

Дарок поднял меня за воротник рубахи и швырнул в сторону. При падении я наткнулась ребрами на камень и упала возле него. В глазах мельтешила трава: то исчезала в темноте, то растворялась в белизне, то просто расплывалась. Я тряхнула головой, пытаясь прийти в себя. Это бой насмерть?

С чужой помощью я взмыла вверх, пояс штанов впился в живот и треснул. Кинжал выпал из горящей болью руки.

– Не шипи, Асфи, – донесся грубый голос сквозь звон. – Я не собираюсь тебя насиловать. Но мог бы.

Кожа на ладонях содралась о поверхность валуна. Голову придавила неподъемная рука, впечатывая щекой в жаркий камень. В нос, кроме запаха трав и крови, ударила вонь едкого пота. Пальцы с острыми ногтями оторвали щеку от камня и впились по обе стороны от губ, надавили до боли, и я под этой силой открыла рот и не смогла сомкнуть. Попыталась подняться, но натолкнулась спиной на грудь Дарока. Он мигом налег на меня, придавливая к камню всем телом.

– Видишь, как запросто с тобой расправиться? Ты хороший воин, Асфи, но недостаточно хороший, чтобы противостоять мне. И ты женщина, хоть и ведешь себя, как мужчина. Природа наградила тебя даром рождения, а ты отказываешься его использовать. Я предлагаю тебе все, а ты отказываешься. Я иду тебе навстречу в условиях нашего договора даже после твоего отказа, а ты смотришь на меня, как на главного врага. Думаешь, – дохнул он мне гнильем изо рта в губы, – ты первая женщина, которую я буду брать силой? Ошибаешься.

Дарок резко отстранился и дернул меня за шиворот. Швырнул в сторону, и я полетела, путаясь в собственных ногах. Ветки поваленного дерева встретили недружелюбно: ободрали бок, ударили между ребер и в поясницу. Выбили стон. Я зажмурилась. Мыслей не было, в голове только настойчиво крутились слова Дарока и нравоучения Кейела – в этом мире драться нельзя, нужно лишь убивать.

– С тебя достаточно, Асфи. – Шаги затихли возле головы. – Иди к реке, смой кровь с себя. Или задержись ненадолго и выслушай мое новое предложение. Оно тебе понравится.

Я с острой колкостью в груди вдохнула глубоко через рот и приподняла веки. Нос заливала кровь, попадала в глотку и ее хотелось сплюнуть. Руку от плеча до локтя жгло невыносимо и хотелось засунуть ее в холодильник, обложить льдом, или хотя бы нырнуть в ледяную воду. В нескольких местах на теле саднило, но боль в плече перекрывала все.

Дарок возвышался надо мной высокой скалой – гора мышц. Только гора эта была подвижной, быстрой и готовой к опасностям в любое мгновение. Эту гору мышц я недооценила. Когда попыталась приподняться, руку и живот пронзила острая боль. Дарок хмыкнул. Мигом вздернул меня на ноги и, вцепившись в плечо, рванул до очередного хруста. Я вскрикнула, ноги подогнулись. Едва не упала, но Дарок придержал за плечо.

– Готова выслушать меня, гордая женщина?

Я слизала кровь с разбитой губы. Что‑то не хотелось представлять, сколько всего на самом деле васоверг успел разбить мне за короткую минуту. Даже организм не смог так быстро распознать и прочувствовать все раны и ссадины.

– Говори, – сказала и,покачнувшись, оперлась на него.

– Не знаю, что ты нашла в этом человеке, – Дарок сплюнул, – но скверна с тобой, если тебе нравятся существа со слабой внутренней силой. Тебя ведь тянет к нему серьезно?

Рука, которой я держалась за васоверга, непроизвольно сжалась в кулак. Губы приподнялись в оскале. Но Дарок, глядя на меня, лишь ухмыльнулся и легонько встряхнул меня. Вывернутое плечо, только‑только вставшее не без помощи Дарока на место, отозвалось жгучей болью.

– Я не собираюсь его трогать, – сказал воин.

Я не поверила. Подсказала продолжение мысли.

– Не собираешься трогать, пока я…

– Не зли меня, женщина, – голос прозвучал грубее. – Я сказал тебе, что не хочу вражды с тобой. Ты нравишься мне, как союзница.

Он хмурился, вглядываясь мне в глаза, будто искал в них проблески доверия. Мимолетно оскалился, хрустнул опухшей шеей и произнес:

– Волчонок тоже схлебывает слюну рядом с тобой. А у него есть обрюхатенная девка.

– Есть, – короткое подтверждение поцарапало горло. – К чему ты ведешь?

– Чего испугалась? Я же сказал, что не буду его трогать. Вот, что я могу предложить тебе, раз ты такая неподкупная. Наши сыновья вынашиваются быстро. Ты и на несколько морщин состариться не успеешь, а уже шестеро подрастут и будут отправлены в кандар’рхор. На этом, как и договаривались, мы разойдемся. И я в ответ могу оказать тебе услугу.

Дарок замолчал ненадолго. Свободной рукой почесал ссадину на лбу, языком выковырял остатки еды, застрявшей между клыками. Сплюнул и озвучил:

– Твой малец из Солнечной. Я не бывал в этой деревушке, но когда‑то добирался к соседним. Это не так далеко от Васгора, и я могу отправиться туда в любое свободное время.

– Зачем? – спросила я. Сердце перестало биться, меня сковала оторопь.

– Опишешь мне эту его девку. Если она хороша собой и плодовита, то я оставлю ее себе. Пусть рожает васовергов, нам всегда нужны воины. А если страшна или надоедлива, то отдам ее кому‑нибудь. Впрочем, – прищурился задумчиво, – Архаг давно себе девицу присматривает. Не нравится ему менять их от похода в поход. Вот его и награжу ею. Правда, если она человеческое дитя родит прежде, чем мы до нее доберемся, то не злись. Его бросим в этой деревне. Пусть твой человек своего сына и воспитывает.

– Да, звучит многообещающе. – Я скривилась. Рассеченная губа напомнила о себе покалыванием.

– Опять недовольна? – догадался Дарок. – Что ж ты за женщина такая? Я не трону ни его, ни кого‑то другого из Солнечной. Просто заберу его девку и тем самым решу ваши проблемы. А то как он, со своей слабой волей, от нее избавится? А тут я выручу. Можем, даже ему не говорить ни о чем, если тебя это волнует. Потом, как родишь мне, пойдешь к нему. Я уверен, что он тебя с радостью встретит. И будете дальше тереться друг о друга хоть до смерти. Ну, что скажешь?

Я закусила разбитую губу, удерживая смех. Кинжал валялся где‑то в траве, и меня это радовало. Никому бы не понравилось, что у нас внезапно поубавилось в команде на одного васоверга. В груди кипела злоба, напоминала о Ксанджах, но Дарок будто прочел мысли по моему лицу и с готовностью призвал:

– Убить меня хочешь, Асфи? Так убивай. Вот прямо сейчас и убивай, в благодарность на все мои уступки тебе. Думаешь, умру я, если ты душу мою Солнцу отдашь?

На мой заинтересованный взгляд, Дарок мигом пояснил:

– У меня столько воинов, что будь я жестокой мразью, то захватил бы Васгор силой. Догадываешься, что будет, если ты убьешь меня? – похлопал по плечу, и я увернулась, втягивая воздух сквозь зубы. Пошатываясь, отступила от васоверга, а он только усмехнулся криво и склонил рогатую голову к груди. – Чтобы занять мое место, желающим надо будет сразиться между собой. Но до этого всем моим братьям нужно будет отомстить за мою смерть. Тебе придется сразиться с каждым желающим возглавить мое войско. Но ты женщина. Они не захотят видеть тебя во главе, даже слабак постарается убить тебя. И долго ты выстоишь против многотысячной армии?

Дарок шагнул ко мне, снова убирая дистанцию между нами, и произнес с угрозой:

– Никакие духи не помогут тебе, Асфи. Я умру, но ты не проживешь дольше нескольких периодов. Первым делом тебе выбьют зубы и вырвут язык, чтобы ты не смела звать духов. А затем первый же васоверг отрежет тебе голову и насадит ее на площади Жатвы на драконью кость. И только тогда мои братья возьмуться делить мое место между собой. Сначала они достанут тебя хоть из желудка пещерного монстра.

Я отступила, морщась и вытирая ладонями кровь с лица. Отлично, вот и уступки от дикаря. Почему мне всегда было смешно, когда фадрагосцы даже говорили с омерзением о васовергах? Насмешливо слушала о них, что они мародеры и животные. Выдохнула шумно и кивнула. Сплюнула кровь и снова кивнула. Щедрое предложение Дарока кружило голову и делало мысли о будущем совсем невеселыми. Я покачала головой, не соглашаясь с такой помощью, и снова кивнула, осознавая, что зря связалась с этой расой. Не доросла тягаться с ними…

– Я тебя услышала, – произнесла, отступая медленно. На улыбку больше не осталось сил. – Услышала, Дарок. Спасибо. Правда, огромное спасибо! Но давай остановимся на первоначальном варианте. Разберемся друг с другом после похода. Не нужно приплетать в это кого‑то еще. Только ты и я. Найдешь меня и… – Махнула рукой. – Кто‑то кого‑то убьет.

Развернулась и, спотыкаясь, поплелась к реке. В голове от тяжелой пощечины все еще периодически темнело, а мир расплывался.

– Ты плохо услышала меня, женщина! – прилетело уже в спину, но я не стала оглядываться. – Я не убью тебя, а возьму себе. Тебе проще смириться и согласиться. Почему ты так упрямишься?! Даже бывшая любовница правителя самого богатого региона поняла бы, что проще согласиться, а после жить дальше, как захочется!

Привкус крови стал каким‑то привычным, как и смирение с будущим. Дарок просто не понимает, что я убью себя, если окажусь в неволе. Он может связать мне руки, отрезать язык, выбить зубы, вырвать ногти, посадить в комнату с мягкой обивкой без острых углов, но в итоге я удавлюсь единственным глотком воды, который он подаст мне, когда мой организм перестанет справляться с истощением.

Немного полегчало только в реке. Одежда осталась лежать кучкой в невысокой траве. Ветер гнал маленькой рябью воду к низкому берегу; сама же вода мчалась с успокаивающим журчанием между камней разных размеров. Непуганая рыба плавала совсем рядом со мной. Я смотрела в чистую воду и видела дно, усыпанное галькой. Айссия принялись за меня изнутри – щекотали что‑то возле ребра. Кровь с носа капала в воду и мигом растворялась в нитях разводов.

Так растворялись бесследно очередные логические нити моих мыслей. Куда следует прятаться от Дарока после похода? А если вступить в гильдию мудрецов? Можно попробовать договориться с Энраилл. Неужели не защитят Вестницу? Неужели Дарок настолько помешается на идее сильных сыновей от меня, что будет готов объявить войну Обители гильдий? Воспоминания о Кхангаторе напомнили, как хрупка иллюзия мира во всем мире… Спрятаться на севере? Примет ли меня Десиен под свое крыло? В конце концов, я нашла ему жертву.

– Как вода? – вопрос заставил вздрогнуть и, прикрыв грудь, резко повернуть голову к берегу.

Кейел с довольной улыбкой прыгал на берегу, стягивая наспех сапоги. Пошатнувшись на одной ноге, хотел что‑то спросить, но впился в меня взглядом и замер. Улыбка медленно сползала с его лица. Я отвернулась, прижимая тыльную сторону ладони к разбитой губе. А уже через миг всплеснула вода. Кейел быстро добрался ко мне и остановился напротив.

– Зачем намочил одежду? – недовольно поинтересовалась я, глядя на мокрые штаны и рубашку, промокшую по грудь от быстрых шагов и высоких брызг.

Кейел молча сжимал кулаки. Воды мне было по пояс, и она, казалось, обмывала напряженные костяшки мужских рук.

– Смотри, вода из‑за тебя помутнела.

И на это замечание он не ответил. Только сильнее кулаки сжал и выдохнул с шумом. А затем потянулся к моему лицу пальцами. Я уже не вздрагивала, только поежилась и глаза закрыла. Мозолистый палец мягко тронул подбородок, губы невесомо приласкали поцелуем ссадину на щеке.

– Что случилось, Асфи? – хриплый голос прозвучал тихо. С нежностью, способной мигом растопить любое затвердевшее сердце.

– Ветка. Тут полно веток.

Кейел отстранился и прикоснулся к покрасневшей коже на ребрах. Провел осторожно подушечкой пальца под моей рукой – завел за спину, где я себя осмотреть не могла.

– М‑м, – протянула я, открывая глаза и сталкиваясь с пугающей злостью в зелено‑карих глазах. И отговорка оборвалась недосказанной: – А потом камень, их тут тоже…

Злость была не та, какой он смотрел на меня в ночь разборок со Стрекозой. И не та, когда он ворвался в деревню Медвежья колыбель в поисках обидчиков Лери. Я сглотнула и едва не отшатнулась. Вольный?.. Страх покрыл тело ледяной корочкой; кожа покрылась мурашками. Я обхватила горло, стараясь вдохнуть и прогнать ужас. Отвела взгляд. Передо мной другой Кейел. Просто…

– Дарок нужен мне живым, – произнесла я, все же не сумев отогнать ощущение, что передо мной Вольный. – Слышишь, Кейел, не смей его трогать. К тому же его убийство доставит больше хлопот, чем пользы.

– Он не оставит тебя в покое, – выдохнул Кейел, обнимая меня.

Выходит, вариант с убийством он все‑таки обдумывал? Я прижалась к его груди и закрыла глаза. Мысли о Дароке мигом вытеснила одна единственная: у нас с Кейелом остается все меньше и меньше времени побыть друг с другом.

– Хочешь проведем ночь на берегу? – спросила я.

Кейел долго молчал, а затем шумно выдохнул мне в макушку и ответил:

– Хочу.

Допоздна мы пробыли у реки. С трудом выдавленные первые вопросы о пустяках быстро переросли в трепотню. И уже вскоре я смеялась над шутками Кейела, отвечала на школьные вопросы о разных природных явлениях, которые в Фадрагосе объяснялись наличием духов. Айссия милостиво залечили ссадины, затянули царапины – и о недавней стычке с Дароком я вспомнила лишь тогда, когда мы с Кейелом вернулись к лагерю. И если в этот раз Дарок не трогал Кейела, то Кейел вдруг остановился перед сидящим васовергом и беззастенчиво спросил:

– Каким ядом можно отравить васоверга?

Дарок медленно перестал жевать мясо и поднял голову. Кейел скрестил руки на груди, шире распрямил плечи и нахмурился. Я замерла в трех шагах от мужчин; страх вызвал оцепенение.

Дарок проглотил мясо, отбросил недоеденную ножку зайцекрыла в кусты и поинтересовался:

– Убить меня хочешь, малец?

– Нет. Я просто любопытный. Елрех, может, ты знаешь? Я видел неподалеку куст рубиновой сладости. Мне любопытно, выживет ли васоверг, если съест ягоды без листка.

Бледность Елрех была заметна даже при свете костра. И Ромиар, помешанный на ней, отвлекся от подглядывания и прямо, с настороженностью посмотрел на Кейела. Я быстро нагнулась за миской, подошла к котелку и произнесла:

– Мы просто слышали, что у васовергов крепкие организмы. Викхартов ведь не один яд не берет, а как обстоят с этим дела у васовергов, мы не знаем, – пожав плечами, стала накладывать кашу.

– Я слышала, – заговорила Елрех, возвращаясь к еде, – что…

– Если хочешь убить меня за женщину, на которую претендуешь, то сделай это открыто, – перебил Дарок, обращаясь к Кейелу и скалясь. – Или у тебя девичьи методы?

– Он не это имел ввиду, – настояла я на своем. Приблизившись к Кейелу, всучила ему в руки первую миску и сразу же вернулась наполнять вторую. И застыла в еще большем страхе, когда услышала хриплый голос.

– Я хочу убить тебя, но не знаю, как это сделать. – Кейел стоял так же перед Дароком гордо, хоть и удерживал в руке миску с кашей. – За тебя будут мстить, будущий вождь, а я всего лишь человек.

– Признаешь свою слабость и смеешь стоять передо мной? – Дарок стал подниматься.

Я мигом наполнила миску, подошла к Кейелу и, заслоняя собой, заняла вторую его руку.

– Держи. Сейчас возьму одеяла и плащи. – Повернулась к костру и сообщила всем, стараясь игнорировать напряжение: – Мы проведем… пробудем всю Луну на берегу. Кейел призовет Мивенталь и попросит присматривать и тут и там.

Дарок, поморщившись и глядя Кейелу в глаза, сплюнул и снова уселся. Я несильно толкнула хмурого и упрямого парня, дождалась, когда он перестанет сверлить Дарока злобным взглядом и посмотрит на меня. Кивнула в сторону берега – только спустя несколько секунд Кейел все же отступил и нехотя направился к реке. Подхватив вещи, я последовала за ним.

Свет костра остался далеко позади. Луна разгоняла сумерки. От реки веяло прохладой, сыростью; высокая трава ластилась к ногам. Я догнала Кейела, идущего по тропе.

– Что это было?

Он молча ускорился. Я не отстала:

– Кейел, он мог убить тебя! И может! Ты хотя бы думал…

– А что я должен делать?! – резко развернувшись, громко спросил он. Я затормозила и отступила. Кейел, напротив, подошел еще ближе и склонился ко мне. Тяжелое дыхание слышалось в ночной тишине, глаза блестели из‑под бровей. Наверное, если бы его руки не были заняты мисками, он бы вцепился в меня или сжал кулаки. Процедил мне в лицо: – Он зверь, Асфи. Хуже зверя! Васоверги все такие, но…

Замолчал и вскоре покачал головой, закрывая глаза.

– Что – но? Они и вправду живут по звериным законам. Зачем же ты тогда ждешь от Дарока чуда? Для чего угрожаешь ему?

– Асфи, ты была вся в крови, – шагнув на меня, прорычал Кейел. Я вынужденно попятилась. Кейел судорожно вздохнул и тряхнул головой. Что‑то пробормотал под нос, а потом опустил плечи и тише сказал: – Прости меня. Я не понимаю, как это вышло. Увидел тебя с этим… – Мазнул плечом по щеке, но так и не смог произнести о синяке или ссадине. – А он там сидит и даже не думает о том, что сделал. А я… Прости, Асфи, я не сдержался. Просто не сдержался.

Качая головой сам попятился, а вскоре развернулся и продолжил путь. Я поспешила следом. Чувства разделились надвое, если не натрое… Страх за жизнь Кейела, злость на него, вызванная этим страхом, и безумная нежность в ответ за его беспокойство обо мне. Насколько же я ему небезразлична?

Несмотря на ночь, ветерок был теплым. Он отгонял комаров, ласкал нас и качал травы. Их шелест успокаивал, смешивался с журчанием воды в реке и несмолкающим далеким рокотом водопада, и вместе они убаюкивали. Каша из местной крупы, похожей на чечевицу, оставляла пряный привкус. Кусочки запеченного мяса попадались в ней и буквально таяли на языке, будто нежнейший паштет. Я сидела возле Кейела, наслаждаясь ужином и видом. Луна сияла среди звезд и в небе, и в реке, рассыпаясь в ряби на множество блестящих осколков. Этот свет бросал блики на камни, затмевал искры звезд на водной глади. Падал на лицо Кейела. Все еще хмурое и задумчивое, но гораздо более умиротворенное, чем при разговоре с Дароком.

Поев, мы сполоснули миски и стали раскладывать плащи и одеяла на берегу. Мы шли чуть выше по течению, зная, что Роми и Елрех облюбовали для хозяйственных нужд подступ к реке пониже, в метрах ста от этого места. Убежденные, что нас никто не потревожит, а Мивенталь, появляющиеся и в этой роще, обязательно предупредят о малейшей опасности, позволяли себе расслабиться. Улечься Кейел не позволил – стал раздевать, а потом увел к реке. В ночь вода была парной. И чем позднее становилось на улице, тем отчетливее виднелся пар над рекой.

Мы купались. Резвились, смеялись, плескались. Иногда кто‑то из нас вмиг успокаивался и очередное дурачество обращалось во внезапное объятие и поцелуи. Мне нравилось целовать Кейела не меньше, чем когда он целовал меня. Нравилось видеть, как он глубоко вдыхает и закрывает глаза. Нравилось гладить его кожу, на которой от моей ласки проступали мурашки. Голова кружилась, когда он стискивал волосы на моем затылке и прижимал меня к себе плотнее, запрокидывая голову и позволяя целовать в шею. И ноги слабели, когда он срывался на ответную нежность.

– Идем, – оторвавшись от моих губ, позвал он.

И потянул за руку. Вода шелком нежила живот, легонько подбивала ослабевшие ноги. Стопы наступали на круглую гальку, водоросли провожали осторожным касанием к голени. Я все дальше отходила от реальности и терялась в волшебстве ночи. Крепче сжимала горячую ладонь Кейела, и радовалась ответному крепкому стискиванию, как ребенок чуду. Уже за это проявление его взаимности ускорялась, догоняла и, цепляясь за предплечье, останавливала Кейела и лезла к нему с поцелуями. Он отвечал, но упрямо вел к середине реки. А она не углублялась, не сбивала с ног, не гнала прочь.

Кейел усадил меня на огромный валун и забрался следом. Ровная твердь под спиной вдруг показалась мягкой периной. Вода стекала по телу с волос, щекотала кожу, дразнила… И я слизала блестящие капли с груди Кейела, промочила губы каплями с его живота. Он быстро подхватил и эту новую игру, как поддерживал все предыдущие. И вскоре ночь наполнилась шумными вздохами, осторожными стонами и шепотом, наполняющим это место нашими именами. Звезды кружились с Луной, сверкающее небо то отдалялось, то рушилось на нас. Воздух иногда пылал в груди, а порой студил разгоряченные тела. Плотно переплетенные, нуждающиеся друг в друге и словно желающие слиться. И эта необъяснимая нужда, тяга, необходимость – желание быть с Кейелом заставляло постоянно выгибаться и двигаться к нему навстречу. Так часто и долго, что мышцы в ногах и руках загудели, а речную воду на теле сменил пот. Но награда за усталость всякий раз заставляла звезды кружиться и рушить небо. Воздух вновь и вновь раскалялся и согревал до жара грудь, живот, ударял приятно в виски и вспыхивал ярко в глазах.

Некоторые звезды сияли ярче других, подсказывая о четвертом шаге Луны. Кейел дрожал, удерживаясь на локтях, и едва ли не наваливался на меня. Дыханием трогал шею, медленно восстанавливая его. Я смотрела поверх его плеча на небо и улыбалась. Истома добавила рукам неподъемный вес. Хотелось еще раз обнять Кейела, погладить его спину, но, казалось, что даже малейшее движение – это невозможная задача.

Кейел откатился в сторону, улегся рядом на валуне, прижимаясь ко мне. В лунном свете блестели его глаза и сияла улыбка. Притянув меня к себе, он заложил руку под голову и протянул:

– Хорошо.

Я усмехнулась разлившемуся теплу в груди. Устроила голову удобнее на твердой груди и стала гладить пальцами место, где когда‑то давно были шрамы от чьих‑то когтей. Говорить не хотелось, будто вновь для понимания нашего настроения и чувств слова были не нужны. Кейел запустил руку мне в волосы и стал играть с прядями, приятно лаская. Продолжая улыбаться, я закрыла глаза. Под щекой стучало родное сердце, любимый человек обнимал и гладил. Волшебная ночь отчетливо показала мне третий мир, в котором не существовало ничего, кроме меня и Кейела.

* * *

Мы так и уснули на огромном камне, стоявшем прямо посреди реки. Проснулись поздно, но, судя по тому, что Мивенталь не разбудили Кейела, нас даже никто не искал.

Вторая группа, наконец‑то, появилась к обеду, что безумно обрадовало. Волнение о пятерке преследовало каждое утро, но я напоминала себе, из кого она состоит. И не прогадала. Мало того, что они принесли содержимое сундука, добытого со дна озера, так еще и припасы. Стрекоза проявила инициативу и настойчивость, убедив всех зайти в заводь Ал’лирта. В город отправили только Лиара, который мало кого интересовал в Фадрагосе и, соответственно, не вызвал бы подозрений. Остальные дожидались в подлеске неподалеку от города. Откуда компания взяла наличные, я уточнять не стала. Пока они рассказывали наперебой о своем пути, уловила несколько слов из их короткого спора и поняла, что без каких‑то других разбойников, орудовавших на той дороге и решивших ограбить Стрекозу с Лиаром, не обошлось. Только Кейел влез с вопросами, уточняющими внешность грабителей, а, услышав, поник. Он тоже не стал интересоваться судьбой несчастных, не знающих, что вдоль дороги по лесу шли васоверги.

Сразу в Свод скверны мы не отправились. Даже васоверги, как выяснилось, могут быть подвержены психологическим травмам. И если Стрекоза с Лиаром, путешествуя от одного священного кольца к другому, отдыхали, отчего проявляли радушие, то васоверги выглядели подавленными и злыми. Они не отрицали, что духи Предков существенно ускоряли и облегчали дорогу, но сам факт того, что им приходилось пользоваться их помощью, угнетал воинов. И я решила дать им время прийти в себя.

К тому же весь остаток дня я посвятила подробному рассказу о том, что нас ждет в Своде Скверны и игре Наллеран, которую мы подробно разбирали сначала черчением палкой по земле, а потом, забрав последние листы у Роми, тратили их и играли, не подглядывая в клетки друг друга. Сначала мне казалось, что идея взять за шифровку русский язык – хорошая, но затем я ее отмела. Попросила кислого Роми помочь, и он споро накидал шифровку именно на драконьем языке. Так практика была более логичной. С чем столкнемся, то и изучаем. И многие символы уже к закату обрели между нами – десятью разными существами, устроившихся кругом у костра, – четкие названия. Я была уверена, что, играя каждый вечер и используя разные символы, мы вскоре будем пользоваться одними лишь названиями, не тратя драгоценное время на подробные описания.

На закате пришлось оставить в покое уставших существ. Васоверги сразу же под предлогом охоты отправились вглубь леса, но я была уверена, что Дарок будет допрашивать троицу о Стрекозе. К слову, эльфийка никак не выдавала обиду на меня. Рана на ее груди не заросла и требовала ежедневной обработки. Но даже, промачивая ее зельем прямо при мне, Стрекоза с улыбкой рассказывала мне о том, как васоверги морщились подходя к озеру. Что Архагу даже пришлось влезть в воду, потому что Стрекоза из‑за раны, не смогла доплыть до берега, и Лиар бросил сундук, помогая ей. Вот за сундуком Архаг и полез.

– Ходил потом грязь по себе размазывал и чесался, – хохотала Стрекоза, мешая Елрех осмотреть порез на заживающем ухе. – Видела бы ты его, человечка, решила бы, что не воина себе в отряд взяла, а облезлую, побитую кошку. Ему в тот миг только бы ушки прицепить и к голове прижать!

И несмотря на грубое поведение девушки и совсем уж не женственный хохот, голос все равно завораживал.

В отличие от Стрекозы, Лиар смотрел на меня волком. Постоянно казалось, что как только повернусь к нему спиной, он всадит нож мне между лопаток. Я даже ощущала ту боль. Именно этот парень и показал мне, какая она бывает от клинка. Лиар немного нервировал, но я не позволяла опасениям проявиться эмоционально.

Ужин получился поздним. Васоверги вернулись после заката, когда уже доходило над костром несколько крупных рыбин, пойманных Кейелом. Но от мяса молодого кабана отказываться никто не думал. Возвращению второй группы, казалось, радовался даже Роми. По крайней мере, он пытался участвовать в беседе за ужином и улыбаться. А может, ему просто надоело спать каждое свободное время.

– Почему вы тащились в Заводь? – спросил он, опираясь спиной на валун. И с несвойственным ему в последнее время аппетитом продолжил есть наваристую кашу с куском поджаристой кабанины.

– А куда нам надо было? – удивилась Стрекоза с набитым ртом и запила все быстро ягодным морсом.

Ягоды собирали мы с Кейелом после позднего завтрака… Я улыбнулась, поерзав на поваленном дереве и отвлекаясь от еды. Кейел сидел на траве, налегая плечом на мое колено. Никто из новоприбывших почему‑то не удивился внезапным отношениям, только васоверги скалились изредка, наблюдая за нашей взаимной заботой друг о друге.

– В Обитель, – ответил Роми, поглаживая кисточкой хвоста ногу. – Она ведь ближе была.

– Еще чего удумал? – возмутилась эльфийка. Лиар, разместившийся на плаще рядом с ней, что‑то забормотал и замахал черным хвостом активнее. – Может, Лиара и плохо знают в лицо, но рисковать нельзя! Стража в Обители гораздо бдительнее, чем в Заводи. К тому же Заводь мы знаем лучше, да и некоторых стражников можно подкупить. Выставь сегодня нас под суд духов, мы за собой многих на этот суд потащим! Не все такие невинные, как хотят казаться.

– В Обители точно нельзя подкупить уважаемую стражу, – донесся голос Елрех из полутени. Как только в нашей компании прибавилось васовергов, она сразу же вернулась к старой практике – есть чуть вдали ото всех. – Каждый в гильдиях защитников старается честной жизнью доказать свою ценность.

Стрекоза фыркнула, но отрицать не стала. В лагере вдруг наступило безмолвие. Потрескивал костер, стучали ложки, чавкали васоверги. Наевшийся Норкор рыгнул и, вздохнув тяжело, потянулся за кружкой. Я вновь увлеклась Кейелом: накрутила русую прядь волос, собранных в низкий хвост, на палец и легонько потянула. Он мигом отклонился и обернулся с вопросительным взглядом. Улыбнулся мне и плечом толкнул колени.

– Елрех, – обратился Роми.

Дружный стук ложек мигом зазвучал тише. Я напряглась, Кейел нахмурился и повернул голову к шан’ниэрду.

– Что тебе, уважаемый исследователь?

Последние дни между этими двумя были весьма теплые отношения, но всегда официального тона и характера. Роми и вправду готов был помогать Елрех с чем угодно: от сортировки трав до уборки в лагере или чистки рыбы от чешуи. Они вели себя вежливо друг с другом, где‑то порой тянулись поговорить на общие темы, но скованность в поведении присутствовала у обоих.

– Ты не могла бы поужинать с нами? – выдавил из себя Роми, хмурясь.

Поежился, поморщился и замер. На сером лице появилось ошеломление, желтые глаза медленно открывались все шире и шире. Роми сглотнул и побледнел. Понял, что в очередной раз показал влюбленность к полукровке перед всеми? Устыдился?

Зелье не спасло от рвоты. Миска с остатками каши опрокинулась в траву. Сам Роми быстро оказался на коленях и опорожнял желудок. Я кое‑как дожевала и проглотила то, что успела набрать в рот, и посмотрела на кашу уже без аппетита. Мысленно сделала зарубку, что доесть порцию обязательно надо, но можно и позже.

Как только Роми поднялся с трудом и побрел в сторону реки, Кейел спохватился следом. Положив руку ему на плечо, я остановила его.

– Я сама, – пояснила, отставляя миску.

За Роми не спешила, давая ему время привести себя в порядок. Нашла его на берегу. Он сидел под раскидистым деревом, прислонившись к стволу, и мял травинку. На мое приближение никак не отреагировал. Я устроилась на валуне, тоже сорвала травинку и стала крутить в пальцах. Вода журчала и, мерцая, отражала осколки луны. Ветер спал.

– В той жизни ты убил свою семью, – сказала я. В душе расползалась горечь. У меня было мало опыта в сочувствии мужчинам, но я точно знала, что даже этот Роми – не Вольный – не простит мне жалость. Однако выразить поддержку необходимо. Нужно, чтобы он знал, что мы понимаем его, а если и не понимаем, то принимаем таким, какой он есть – никто не способен быть совершенным во всем. Я сглотнула и продолжила равнодушно рассказывать: – Сестру уже во взрослом возрасте. Она хотела отомстить за родителей.

Роми разглядывал реку и продолжал мять травинку. Хвост неподвижно лежал на земле.

– В нашу первую встречу тебе почти удалось убить и меня.

– Я был Вольным, – тихо ответил он.

– К тебе вернется память. – Я опустила голову и уставилась на носы сапог. – Вернутся и все чувства с ней.

– Думаешь, у Вольных они сильнее?

Я не ответила. Думаю, что на этот вопрос Ромиар сам найдет ответ. И он принялся размышлять, будто нашел за что зацепиться и отвлечься:

– Их всегда считали бесчувственными. Многие знают, что способность чувствовать к ним возвращается, но мало кто верит, что они способны на полноценность.

– Звери?

– Звери. – Откинул травинку. – Звери, животные, бесчувственные твари. Ты говорила, – покосился на меня, – что я не сходил с ума. Предполагаю, что я либо любил сильнее, чем способен любить сейчас. Когда я не Вольный. Либо я, наоборот, был подвержен чувствам меньше.

Половинка луны выглядывала из‑за тонкого облачка. Хотелось напомнить Роми, что он обручился с Елрех. Их ритуал Связи сердец я запомнила хорошо. Однако был риск, что это только усилит его недуг.

– И как ты думаешь: какая вероятность больше?

– Вторая, – неуверенно ответил Роми. – Раз я убил семью и потом жил с этим – вторая.

Тогда, возможно, и Кейел не любил меня сильнее в той жизни, чем теперь просто испытывал влечение. Я почесала морщинку между бровей.

– Благодаря зельям я еще держусь, – произнес Роми. – Пытаюсь бороться со своими мыслями, но ничего не могу поделать. Елрех не заслуживает такого отношения к себе. Меня тошнит от ее вида. Я смотрю на нее и представляю, как ее зачали… Наверное, ее отец тоже сошел с ума из‑за фангры.

Я качнула головой, но тайну Елрех не выдала. Это ее право, делиться с Роми или нет.

– Мне хочется узнать, как она взрослела. Ведь она добрая. Я никогда еще не встречал существ великодушнее. И при этом меня тошнит, когда я представляю беловолосую фангру подростка. Мне жаль ее, и я хочу помочь ей. Наверное, Елрех пришлось терпеть гонения отовсюду до тех пор, пока ее не приняли в Пламя Аспида. И ты не представляешь, как я хочу показать ей, что существа не плохие. Что она, несмотря на цвет волос, кожи и просто происхождение, прекрасна во всем. Но это… Это безумие. Меня воротит. Иногда я представляю, как мы могли бы… – Его передернуло. – Отвратительно.

– Как будто переспать с животным, – подсказала я и поморщилась.

Роми кивнул и, нахмурившись, посмотрел на меня. Я повела плечом, сбрасывая прикосновения, ожившие воспоминанием.

– Я ведь была любовницей темноволосого шан’ниэрда. Понимаю, о чем ты говоришь. Передо мной было разумное существо, а я почти всегда содрогалась, прежде всего видя рога и хвост. Легко было представить вместо его головы голову буйвола. Или когда он говорил о влюбленности ко мне, трудно было отвести глаза от нечеловеческих клыков или глаз. Из‑за них складывалось впечатление, что и язык у него раздвоенный, а на ужин он поедает мышей и ящериц. Противно. Трудно было избавиться от наваждений: представленных образов, привкусов. Они даже не осознавались, но всегда были во мне.

– Как ты справлялась?

Голова вжалась в плечи непроизвольно, а в горле запершило от воспоминаний.

– Видимо, было достаточно любовного зелья из рубиновой сладости. Ну и знаешь… – Речная вода с отражением луны напомнила о глубоком озере, о прыжке, о бесконечных самообманах. – Пришлось поработать над собой.

Роми вздернул бровь.

– Не заметил, что у тебя хорошая сила контроля.

– Зато я целеустремленная, – я усмехнулась. – Что, не самый лучший повод для гордости?

Он улыбнулся тоже. Застучал легонько хвостом по земле. Взбодрился.

– Я боюсь, Асфи, что даже если ты приведешь меня к артефакту, то будет уже поздно. Наверное, к тому времени Елрех успеет возненавидеть меня за мое отношение к ней.

Хотелось опровергнуть его опасения, но вновь появлялись риски навредить ему. Разговором бы вселить в него надежду на лучшее, но при этом без упоминания о Елрех. Роми сам подсказал вариант:

– Я подробно описываю все, что чувствую и что со мной происходит. Все в моем дневнике. Когда я сойду с ума, ты или Кейел должны отдать его моей гильдии. Только сразу отдавайте кому‑то из моей гильдии, а не моим родным. Им нельзя давать возможность скрыть позор, которым моя история покроет всю семью. Они воспользуются любой малостью, чтобы утаить мою влюбленность в грязную полукровку.

– Ты торопишь события.

– Я знаю, от чего предостерегаю, – нахмурившись, произнес резче и потер губы. – Мы можем успеть вернуть мне память Вольного, но она может не уберечь от сумасшествия, которое уже убивает меня. Ты ведь видишь: я не могу есть, и от этого слабеет мое здоровье – я немощен, моя кожа зудит, и от ее разрушения спасают только мази, у меня часто болит живот; я растерян и не могу сосредоточиться на чем‑либо. Я привык наблюдать и обдумывать увиденное, но теперь ничего не замечаю перед собственным носом, кроме нее. А от того, что вижу ее постоянно у меня пропадает желание жить. Я погиб, человечка. У меня был один единственный шанс на долгую и счастливую жизнь, а я упустил его. При этом я обрек себя на худший из всех возможных вариантов. Я разглядел в грязной полукровке, позоре своей расе, самую прекрасную женщину во всем Фадрагосе.

Вода журчала в метре от нас, Луна – свидетельница его откровений – слушала и следила. Помнит ли она ту клятву, которую он и Елрех приносили друг другу перед ее взором?

* * *

В теплых объятиях Кейела сон был крепче и слаще, но пробуждение ничуть не огорчило. От осторожных поцелуев и ласковых уговоров открыть глаза я бы не отказалась просыпаться каждый день.

Завтракали быстро, в путь выдвинулись затемно. В ущелье Свода Скверны хотелось прийти как можно раньше. Я морально готовилась к зною, к пыли и к врагу. Была уверена, что рано или поздно мне придется удерживать себя от соблазна разуться. Однако меня успокаивали мимолетные взгляды на Дарока. Вид крепкого васоверга предостерегал от глупых соблазнов лучше любой другой угрозы. Как я объясню ему, что буду расхаживать босой, когда кажется, что раскаленный песок жется даже через подошву сапог?

Поговорив накануне с Роми, я не могла унять желание поговорить и с Елрех тоже. Она неоднократно признавалась, что Ромиар нравится ей, как добродетель. Но нравится ли, как мужчина? Возможно, он прав: пока мы дойдем до сокровищницы, Елрех будет воспринимать его только лишь с ненавистью или жалостью. Вдруг потом артефакт не поможет ей избавиться от этих новых чувств. Пользуясь тем, что все мы разбились по группам и растянулись, я составила ей компанию. Благо убегать трудолюбивому алхимику на этой территории было некуда – рыжая степь уперлась в желтые скалы, а они оставили нам только небольшую дорогу, где трудно разминуться.

– Из опасного похода вернулись только трое, – рассказывала Елрех про своих согильдийцев, шагая рядом со мной. – Тлетворные пауки забрали у нас двух друзей, а еще четверо остались с озерными русалками.

– Большие потери, – отметила я. И тише добавила: – Мне жаль, Елрех.

Она кивнула, но грусть в серых глазах пробыла недолго – уже через миг Елрех с добротой покосилась на меня.

– С тех пор Дриэн требует от нас особой осторожности. Он усложнил занятия для учащихся у нас алхимиков, а старичков, вроде меня, время от времени приглашает попить отваров. Во время бесед начинает допрашивать о нечисти, чтобы мы не вздумали расслабляться. У нас очень непростая работа, Асфи. Аспиды не боятся заходить туда, куда не все наемники смеют соваться.

– Я это поняла еще в прошлой жизни, – улыбнулась ей.

На всякий случай оглянулась и проверила, что Роми с Кейелом далеко и подслушать не могут. Сразу за ними, по всему проходу ущелья, растянулась четверка васовергов. Активный Архаг подошел к скалистой стене и стал выглядывать пару, идущую впереди всех, – Стрекозу с Лиаром. Я нахмурилась, памятуя, что связывает разбойников с васовергами. Нехорошее предчувствие обдало сердце холодком.

Ветер дул в лицо, донося тихие обрывки беседы между эльфийкой и ее другом. Я повела плечами, зашагала бодрее и, убедившись, что нас не услышат, сразу коснулась интересующей меня темы:

– С тобой все в порядке? – спросила и мгновенно получила в ответ забитый взгляд в свою сторону. Елрех стиснула лямку сумки и, свесив голову, мотнула ею. Вплетенные в волосы амулеты легонько стукнули друг о друга. – Елрех, вам с ним нужно лишь дотерпеть до сокровищницы.

– Я помню, милая человечка.

– Прости меня. – Я до боли закусила губу, стыд теплом коснулся щек, но решительность за долю секунды смела это тепло. – Я затянула с дорогой. За собственными желаниями перестала верно взвешивать чужие риски.

– Не вини себя, – с полуулыбкой сказала Елрех и подняла голову. – Мне приятно наблюдать за вами. За тобой. Когда потом ты еще сумеешь побыть со своим возлюбленным?

Мысли об одиноком будущем я сразу же отмела. Сейчас речь не обо мне. Вытерла со лба капли пота, выступившие из‑за поднимающегося зноя, и продолжила:

– Я не могу гарантировать вам счастье и взаимность после возвращения памяти. Роми вчера предположил, что он обижает тебя сейчас, и в итоге ты его возненавидишь. Память вернется, но нынешняя тоже никуда не исчезнет. Елрех, мне важно, чтобы ты понимала, что он не хочет тебя обижать.

– Он не обижает меня, добрейшая Асфи, – Елрех хохотнула. Ее голос зазвучал бодрее: – Само собой, мне неприятно видеть, как его воротит от меня, но я с детства знаю, каково отношение других существ ко мне. Тебе не стоит волноваться о моих чувствах к уважаемому Роми. Он хороший, хоть и кажется заносчивым, он добрый, заботливый и верный. Это только ты имеешь удивительную способность ненавидеть даже таких существ.

Беседу прервал нарастающий со спины топот. Мы резко обернулись и встали спина к спине, бросая сумки и обнажая кинжалы. Увидев бегущих васовергов, не оторопела и не удивилась, – лишь зубы скрипнули неприятно. Стрекоза с Лиаром тоже услышали шум. Не подозревая ничего, мирно остановились и повернулись к нам лицами. Когда на них на полном ходу налетели Архаг и Норкор, стали громко спрашивать, что происходит. Этот же вопрос повторила возмущенно Елрех. Я только вздохнула шумно и поспешила к эпицентру развивающихся событий.

– Рот закрой, грязная девка! – рыкнул Дарок.

– Пусть твой выродок не трогает меня! – крикнула Стрекоза, вырываясь из кокона рук Архага, пока он с похабной улыбкой дышал ей в ухо. Клацнул клыками возле ее щеки, и получил затылком в подбородок. Эльфийка явно метила в нос, но из‑за роста не дотянулась – Архаг возвышался над ней больше чем на голову. Однако от неожиданности выругался и на секунду потерял контроль. Стрекоза извернулась, попыталась выскочить из крепких рук, но смогла лишь отстраниться. И тут же получила тяжелую пощечину от Гахсода. Ее голова качнулась, в тонкой шее что‑то хрустнуло – девчонка заскулила.

Я сократила расстояние до двух метров и, уловив невидимую границу по предостерегающему взору Дарока, остановилась. «Не смей лезть в мои дела» – говорили внимательные серые глаза. От злобы, вызванной беспомощностью, пришлось сжать кулаки, а страдания Стрекозы вынудили зажмуриться. Мне лично довелось узнать, насколько тяжелые пощечины у васовергов. Когда донеслись новые звуки ударов, я все‑таки решила напомнить о себе:

– Не забывайте, что они нужны мне здоровыми!

– Если что, с тобой и твоими друзьями пойдет Дарок, а мы дождемся вас, – обронил Архаг, заламывая руки Стрекозы и заставляя ее опуститься на колени.

Выходит, они все обсудили и решили без моего ведома? Удивляться нечему.

Норкор повалил Лиара на живот. Судя по тому, как тот пытался откашляться и подогнуть ноги, последние звуки ударов исходили от этих двоих.

– Дарок, мне хотелось бы, чтобы никто в этом походе не пострадал, – сдержанно произнесла я, игнорируя высказывание Архага. – В конце концов оба они клялись мне в безотказности перед духами. Хочешь что‑то узнать у них – просто спроси через меня.

При упоминании о духах Дарок скривился и тяжелой поступью шагнул ближе к плачущей эльфийке.

– Что опять мы сделали не так?! – шмыгая носом, из которого текла кровь, спросила она. Дернув заведенными за спину локтями, зарычала, подалась вперед и плюнула в Дарока. Кровавый плевок не долетел – упал возле пыльного сапога. – Что ты хочешь от нас?!

– Правду, – ответил Дарок и скривил в отвращении мясистые губы.

Норкор опустил колено на спину Лиара и придавил того к земле. Что‑то тихо проговорил с ломаным акцентом, и шан’ниэрд перестал шипеть и вырываться. Гахсод скрестил руки на груди и невозмутимо смотрел сверху вниз на Стрекозу. Она окидывала его и Дарока поочередно презрительным взглядом. Словно затравленный, дикий зверек вертела головой и вся превратилась в сгусток напряжения, готового при первой же возможности броситься на угрозу и, возможно, в последнем бою отстоять себя. Золотые волосы растрепались, на скуле заалел будущий синяк, кровь успела под жарким солнцем запечься на щеке возле носа, губах и подбородке.

– Что задумал старый вождь? – втирая подошвой в землю красную слюну Стрекозы, спросил Дарок.

Стрекоза мигом побледнела и, забывшись на долю секунды, отклонилась к Архагу. Он хмыкнул насмешливо над ее головой – она отстранилась резко. Поморщилась и чуть повела плечами, стараясь удобнее устроить заломанные руки.

– Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь, будущий вождь.

В этой фразе голос прошелестел непривычно елейно, чем эльфийка и выдала себя – она все прекрасно понимает. Дарок покачал головой и угрюмо вздохнул. Выдох по звучанию напомнил тихое, недовольное рычание тигра – не укусит на первый раз, но раздражать его не стоит.

Воздух раскалялся с каждой минутой, солнце поднималось выше – тени уменьшались и редели. На выступах скал, растопырив плащом крылья, сидели грифы. Допрос перетек на васовергский язык сразу же, как только зазвучали первые имена приближенных старого вождя.

Уловить из внутренней борьбы этой расы удалось меньше, чем за время жизни в доме Дарока. Единственное, что полезное я выяснила для себя – Стрекоза донесла до старого вождя наши планы. Логика подсказывала, что у нас с Дароком образовался общий враг, однако сила Вестницы молчала, да и тревога совершенно не трогала меня. Стоит ли бояться старого вождя васовергов? Что такого в сокровищнице Энраилл сможет раздобыть ему Стрекоза, чтобы сделать его опасным для всего Фадрагоса? Много чего… В сокровищнице полно разных артефактов, каких‑то карт, свитков – знаний. В умелых руках все это превратиться в могущество. И нрав васовергов никак не обещает добрых целей использования этой силы.

В какой‑то момент Архаг отпустил руки Стрекозы и отошел. Так же поступил Норкор с Лиаром, и последний не поспешил утешать подругу. С хмурым видом уселся на месте и, глядя озлобленно на Дарока, принялся вытирать лицо от песка. Стрекоза с растерянным видом продолжала «каркать» на незнакомом языке.

Ромиар не выдержал первым – тоже устроился на земле и отхлебнул воды из бурдюка. Вскоре Елрех последовала его примеру, усаживаясь чуть поодаль. Я переступила с ноги на ногу. Кейел стоял рядом со мной и хмуро следил за происходящим. В беседе Дарока и Стрекозы прозвучало мое имя, и эльфийка посмотрела на меня исподлобья.

– Да, я готоваповторить все по требованию Асфи, – тихо произнесла она.

Дарок мимолетно оглянулся на меня. Что‑то сказал Стрекозе, и она оскалилась.

– Теперь он убьет меня!

– Я убью его первым, – заявил Дарок, высоко вскидывая рогатую голову.

– А если нет? – она с вызовом уставилась на него, продолжая сидеть на коленях. Хлопнула по земле и приподнялась. – Ну?! А если не убьешь его, куда мне податься?!

Архаг вновь шагнул к ней и положил руку на девичье плечо. Стрекоза сбросила ее и натуральным образом зашипела на него.

– Не трогай ее, Архаг, – внезапно потребовал Дарок. – Ты рассказала мне много полезного.

– Но ты все равно не можешь пообещать мне, что защитишь от него! Весь Васгор кишит его васовергами! Куда мне теперь деться, пока ты не разберешься с ним и его воинами?!

– Это уже не мои заботы.

Стрекоза дернула ухом и отвернулась.

– Ты можешь укрыться у викхартов, – осторожным тоном посоветовал Кейел. – Если жить по их законам…

Она ошпарила его взглядом.

– Ты меня еще на север отправь, человек! – ее крик разлетелся звонким эхом по ущелью.

Я поморщилась и повела головой.

– Не забывайся, – предупредила ее.

– Прости, Асфи. – Стрекоза мигом втянула голову в плечи и завела руки за спину.

– Ты услышал то, что хотел? – я обратилась к Дароку.

Он сплюнул под ноги и кивнул.

– Даже больше, чем планировал.

– Тогда надо идти дальше.

Со мной никто не спорил. Васоверги двинулись с места первыми, а Стрекоза с Лиаром еще какое‑то время сидели на земле, но потом последовали за нами.

По внутренним ощущениям не прошло и часа пути, как вновь было нарушено устоявшееся спокойствие.

– Рычание! – крикнула Стрекоза далеко за спиной, привлекая внимание всех.

Васоверги обернулись и застыли четырьмя бесстрашными скалами. Я оборвала болтовню с Кейелом, хватаясь за кинжал и прислушиваясь. Высоко на утесах сидели стервятники и иногда сбрасывали на нас камешки. Шумел ветер, катал песок по скалистой почве, заставлял трястись колючие ветки кустарников. Ромиар, крутя головой с интересом, стукнул посохом о землю.

– Все нормально, – бросила я взбудораженной эльфийке. Окинула всех настороженных существ взглядом и пояснила: – Это не монстр, а вода. Но путь становится небезопасным. Будет шумно. Наверное, мы не будем слышать друг друга, поэтому я пойду первой. Если разгляжу монстра, подам вам знак. Стрекоза, береги слух.

Направившись дальше, я протиснулась между васовергами и услышала раздраженное бормотание за спиной. Удивилась, но удивление почти сразу отпало – васоверги, как обычно, оскорбляли Кейела. Он не отставал от меня ни на шаг.

– Тебе сражаться нельзя, – напомнила я, как только поравнялся со мной.

– Твой запрет оскорбляет. – Кейел нахмурился и стиснул топорище в кулаке.

– Это наш с тобой уговор. И ты сам согласился со мной, что тебе нужно вернуться из похода живым.

Не ответил. Только отвернулся и, шагая рядом, стал раздраженно дергать лоскут кожи из обмотки топорища.

Первые раутхуты, выросшие на пути, вызвали у ребят интерес. Даже васоверги не могли устоять, чтобы не подойти и не потрогать зеркальную поверхность. Их восхитили не столько минералы, сколько их количество. Я же внутренне подобралась, стараясь всматриваться в окружение внимательнее. В памяти прекрасно отложилось место, где прятался монстр, едва не убивший Кейела, но никто не гарантировал, что он будет там же.

Солнце начало скатываться с зенита. Рокот рос – разговоры смолкали. Периодический грохот бил по ушам. Полуденный зной вынуждал расходовать воду, но зато совершенно отбивал аппетит. Шаги поднимали пыль, она оседала на одежду, прилипала к потной коже.

Вдали показалась скала, рассекающая ущелье на две части и тянущаяся высоко к небу. Я подняла руку и остановилась. Вокруг меня столпились остальные, начали приглядываться к раутхутам. Кинжал, разгоряченный под знойным солнцем, передал тепло ладони. Перехватив удобнее сумку, я осторожно шагнула к скале. Кейел – упрямец, – сняв с пояса топор, последовал за мной. Я нахмурилась, попыталась перехватить его внимательный взор, но, кажется, парень целенаправленно не смотрел на меня.

Зеркальная скала с каждым сокращенным метром росла все выше. Отражения впитывали солнечный свет, приумножали его, бросали на землю и рыжие скалы причудливые блики. Мы подошли слишком близко, и я уже начала сомневаться, что мы встретим тварь тут. Однако среди множества раутхутов некоторые пришли в движение. Дарок, идущий в двух метрах от меня, увидев зеркальную громадину, отступил. Кейел высоко запрокинул голову, пытаясь разглядеть тупорылую морду с маленькими черными глазами. В зеркальном теле, мы разбивались на мозаику и казались совсем крошечными.

Я облизала пересохшие губы и охнула. Тварь не медлила. Прыгнула.

Я только и успела, как оттолкнуть Кейела в нишу между камней и заскочить за ним следом. Пыль от веса твари поднялась гигантским облаком. Я закашлялась, ощупывая Кейела.

– Не смей лезть! – крикнула ему на ухо и выскочила из укрытия.

Рассмотреть что‑либо в пыли не представлялось возможным. А тварь, как назло, в этот раз вела себя слишком подвижно.

Собственное отражение, показавшееся в пыли, предупредило об опасности. Я отпрянула, позволяя тяжелой лапе беспрепятственно пронестись рядом. Упав на колено, быстро натянула на лицо косынку и, щурясь, всмотрелась в непроглядную стену пыли. Из‑за нее казалось, будто стремительно наступил вечер. Дрожь земли сообщила, что монстр продолжает на кого‑то охотиться. Не будет ли у нас потерь?

К сожалению, перед тем, как тварь предъявила себя нашим глазам, я не успела заметить, где находились многие из нас.

В затишьи между грохотом раздался громкий мужской крик. Я подняла голову, стараясь каким‑то чудом отыскать источник голоса. Начала вставать, но теплый поток воздуха склонил к земле, заставил зажмуриться и опустить голову. Через миг ветер, дующий сверху вниз, стих. Пыль прибилась к земле. Тварь расхаживала в двух десятках метров от меня, выглядывая что‑то среди наростов раутхутов.

Ромиар, опираясь на посох, стоял вдали от нас на насыпи валунов и с беспокойством смотрел на тварь. Он вновь крикнул что‑то, и воздух хлестнул по твари порывом ветра, но не отпугнул ее. Среди раутхутов мелькнула беловолосая голова. Там Елрех… Тварь охотится за Елрех.

Мигом я оценила позиции и состояние остальных. Васоверги рассредоточились вокруг твари и, потирая глаза, видимо, пострадавшие от пыли, присматривались к происходящему. Все они были абсолютно невредимыми. Лиар со Стрекозой незаметно перебегали к нескольким кристаллам раутхутов, росшим за спиной твари. Я тоже обернулась. Мне повезло больше. Рядом со мной в раутхуте отражение рябило, словно лужа от дождя, и я быстро вскочила. Преодолела расстояние в несколько шагов и ударила по отражению кинжалом. Первый звон бьющегося стекла порадовал слух, но мгновенно утонул в грохоте.

Кусок плоти оголился у нашего врага высоко на спине. Однако васовергам было этого достаточно. Гахсод подпрыгнул ближе и хлестнул плетью. Тварь взревела. Разворачиваясь, она бросилась просто перед собой и врезалась ровно в укрытие, где стоял Кейел. Я замерла на долгую секунду, а потом на ватных ногах сорвалась следом за громадиной. Проскочила в карман, снова забитый пылью, и стала звать Кейела. Грохот не позволял расслышать собственного голоса. Руки скользили по шершавой поверхности камня, натыкались на обломки. Земля дрогнула. И еще раз. Видимо, тварь поднимается. Где Кейел?

Хлынувший сверху воздушный поток опять прибил пыль к земле, позволяя разглядеть пространство. Часть скалы была разбита, и насыпь перекрывала мне путь, однако за ней имелся лаз, залитый солнцем. Сквозной проход!

Я выскочила из расщелины и, позабыв обо всем, стала осматриваться. Облегчение унесло холод, охвативший все тело. Кейел показался из‑за скал впереди. Пыльный с ног до головы, крепко сжимающий топор, но целый.

Духи Фадрагоса!

Он впился в меня обеспокоенным взглядом и бросился ко мне.

Удар в спину пришелся рядом с позвонком. Пронзил болью, будто в меня вогнали кол. Я отлетела в сторону и, упав, мигом перевернулась на спину. Глотая воздух, крепче сжала рукоять кинжала. Рядом со мной Стрекоза приподнялась на локтях. Там, где я стояла только что, просела земля под весом передних лап твари.

– Жива, человечка? – прочитала я по губам Стрекозы.

И кивнула ей. Эльфийка кивнула мне в ответ. Посмотрела на тварь и улыбнулась, стискивая зубы. Ловко вскочила на ноги и метнулась в сторону раутхутов. Тварь в эту секунду разбавила шум рычанием. С другой стороны от нас Лиар разбивал увесистым продолговатым булыжником одну зеркальную поверхность за другой. По морде твари сыпались осколки.

Тень накрыла меня, и я встрепенулась, перехватывая кинжал удобнее.

Кейел…

Он присел рядом со мной и, схватив под локоть, стал тянуть в сторону. Я послушно поднялась и засеменила подальше. Пробегая между раутхутами, и я, и он, били по отражению, если замечали малейшую рябь. Несколько раз мне мерещилось, и я, ударяя по кристаллам, не добивалась ровным счетом ничего. Крепкие раутхуты, в таких случаях, даже не царапались.

Кейел взобрался на валун и подал мне руку. Я спрятала кинжал, ухватилась за кисть и ощутила крепкую хватку. Кейел буквально затащил меня наверх и через несколько секунд подвел за талию к валуну повыше. Перед тем, как подсадить, крикнул мне на ухо: «Ксанджи!». Я вскарабкалась на поверхность, раскаленную солнцем, выпрямилась в полный рост и осмотрелась. Тварь истекала кровью, но металась от врага к врагу с таким остервенением, что грозила вымотать даже васовергов. Они прыгали в разные стороны, убегали, уклонялись и всякий раз хлестали по незащищенным участкам, вырывая бритвами из плоти куски. Стрекоза с Лиаром продолжали искать новые подвижные отражения в раутхутах. Елрех тоже разбивала отражения и все чаще рисковала собой, стараясь взять больше внимания твари на себя, а затем пряталась между крепкими минералами.

Ксанджи отозвались на мой призыв мгновенно. Всего лишь просьба, лишенная, казалось бы, и крох ненависти, позволила им промчаться к твари. Пылающие огни один за другим исчезли в прорехах брони, въелись в плоть, заставили тварь вопить и дергаться. Васоверги благоразумно разбежались, Елрех выпрыгнула из укрытия и бросилась к Роми. Не удивлюсь, если не задумываясь. И он точно так же, не тратя ни секунды на сомнения, отбросил посох и, опустившись на четвереньки, протянул ей руку. Стрекоза подбежала к Лиару, схватила его за шкирку, отвлекая от поиска подвижных отражений и потянула прочь.

Всего лишь несколько секунд прошло, как великие духи испепеления получили приглашение уничтожить живое… И тварь уже дымилась. Все еще живая она извивалась на земле, поднимая пыль, сбрасывая пламя снаружи, разрывая лапами собственную плоть, но не имея возможности избавиться от духов разрушения. Они убивали ее изнутри.

Меньше минуты – и иссушенная гора останков тлела посреди расщелины. Ветер ворочал пепел, размазывал сажу по песку. Во время затишья ветерка дым поднимался из‑под оставшихся кусков раутхутовой брони.

Васоверги часто плевались, наверное, наглотавшись песка и пыли. Елрех сидела на валуне, свесив одну ногу и попивая воду из бурдюка Роми. Сам рогатый парень стоял за ней, устало разглядывая место первого столкновения. Стрекоза с Лиаром о чем‑то перекрикивались друг с другом, и эльфийка нередко толкала шан’ниэрда в бок локтем и смеялась. Кажется, ей понравился бой. Я присмотрелась к золотоволосой внимательно. Поняла ли она, что спасла мне жизнь? Задумывалась ли над этим хотя бы на мгновение?

Кейел, стоя на нижнем валуне, похлопал по моему камню, привлекая внимание. Заправил пряди за уши, поморщился, стряхивая со щеки песок, а затем, улыбнувшись мне, подставил руки и поманил, подсказывая, что готов помочь мне слезть.

Кейел  

Несколько рассветов мы шли по скалистому ущелью, встречаясь с чудовищами, покрытыми крепкой раутхутовой броней. Асфи больше не настаивала на том, чтобы я держался подальше. И я рад был помогать всем, чем мог. Тем более требовалось от меня не так и много. Я не рисковал, как васоверги, принимая ярость чудовищ на себя, а, как и Стрекоза с Лиаром, всего лишь отыскивал рябь в отражениях. Как только в броне удавалось создать прореху, Асфи призывала Ксанджей.

Все были в бою при деле. И Ромиар, измученный шан’ниэрд и ответственный исследователь тоже. После того, как мы увидели радушность Мивенталь ко мне, Ромиар стал перебирать на бумаге имена сильных духов воздуха. Из‑за недуга, вызванной влюбленностью, работать было сложно, но, видимо, он сумел понять, какие духи легко отзовутся ему. Либо он просто звал во время боя разных духов до тех пор, пока кто‑то из них не ответил. Мне хотелось расспросить его, но постоянный шум, наполняющий ущелье, не позволял этого сделать.

Шум не умолкал, а, наоборот, лишь звучал громче. Асфи успокаивала меня, что так грохочет вода. Рассказывала о каком‑то поломанном колесе, которое должно было направлять воду в город. Она выкрикивала мне это на ухо коротко, неясно, стараясь успеть до того, как новый грохот поглотит в себе беспрерывный шум. Я не мог разобраться о чем, она говорит, пока не увидел все своими глазами.

На подходе к мосту, зависшему над ущельем, нас встречали гигантские каменные шан’ниэрды. Они удерживали его и словно обозначали собой, кому принадлежит это дивное место. Причудливые выемки в земле и на стенах, широкие ступени и величественный проход, ведущий в черноту скалы. Перед тем, как войти внутрь, Асфи предостерегающе показала Стрекозе на уши – эльфийка затыкала их чем только могла, но все равно с каждым рассветом выглядела более уставшей; шум не позволял ей отдохнуть. А потом Асфи повела нас внутрь. Шла медленно, будто давала время осмотреть вырезанные в камне рисунки, и мы рассматривали. Даже васоверги – вечно хмурые и раздраженные тем, что чудовищ убивают не они, а духи, – позабыли о ярости и с приоткрытыми ртами глазели по сторонам, ощупывали чей‑то великий труд, запечатленный узорчатыми углублениями на стенах.

Внутри веяло приятной прохладой и пугал непроглядный мрак. Казалось, что Асфи поведет нас прямо в него, но она остановилась возле зеркала, закрепленного в ржавых кольцах. Они стояли на длинных ножках и выглядели недвижимыми, однако Асфи быстро это опровергла. Отдала мне сумку, подошла к ним и с силой потянула. Кольца неохотно дернулись, чуть повернулись и застыли. Асфи, закусив губу от усердия, налегла всем весом, но конструкция не поддалась. Я поспешил на помощь, но через несколько шагов передо мной вырос Дарок. Опередив меня, он оттеснил Асфи и потянул за кольца – они мигом сдвинулись. Вскоре с немыми подсказками Асфи васоверг поймал зеркалом луч света и направил его в угол, где пряталось другое зеркало. Дневной свет развеял мрак, и на несколько часов Солнца я позабыл обо всем…

Дивный город таился в скале. По нему можно было прочесть историю не хуже, чем в тех книгах, что взял в поход для меня Ромиар. И я читал с замиранием сердца… О путниках, которые после долгой дороги под палящим взором Солнца с удовольствием попадали в тень и прохладу. Тут же видели харчевни, где могли утолить жажду и хорошенько поесть. Чуть дальше им позволяли смыть с себя пыль, постричь волосы и сбрить бороды. Догадываюсь, что Ромиар скажет, что этот город жил пользой именно для путников. Куда они держали дорогу? К краю мира? Возможно, тут лежал кратчайший путь к южной части леса Темных духов.

Асфи не торопила нас, да и сама с любопытством в глазах заходила в приглянувшиеся ей двери. Мы рассматривали вещи, сохраненные под крепкими сводами города. Несмотря на толстый слой пыли на вещах, чудилось, что совсем недавно тут была жизнь. Комнатушки застыли в таверне во времени с широкими кроватями, этажерками, столами, стульями и комодом. Крохотные балконы когда‑то давно позволяли разглядывать прохожих на улицах. Во многих комнатах были раскинуты деревянные доски, видимо для письма, стояли статуэтки в виде зверей, уцелели даже тряпичные куклы. И Асфи не позволила к ним прикоснуться, наверное, опасаясь, что их оберегают духи. А я никак не мог отделаться от вопроса: почему это место назвали Сводом скверны?

Ответ отыскался в глубине города…

Голубой водопад разбрасывал искры и создавал шум, который мы слышали далеко‑далеко отсюда. Он тянулся широким полукольцом, исчезая в коридорах, высеченных в скале. Кое‑где через дыры в природном потолке на воду падали узкие лучи солнца, и воздух проникал в город сквозняком. Колеса, о которых рассказывала Асфи, я разглядывал лишь до того момента, пока не заполнились корыта, прикрепленные к нему. Колесо прокрутилось на три шага Солнца, вода вылилась – грохот оглушил, открывая тайну рычания «монстра». В остальное время я рассматривал статуи существ. Передо мной несомненно стояли соггоры. И судя по тому, как брезгливо морщились васоверги, они были высечены из редкого Олруона. Заезжие купцы иногда поговаривали, что крохотного камешка этого минерала хватило бы, чтобы надолго обеспечить Солнечную защитой против дракона. Он вытягивает природные силы из существ, обладающих ими.

Стоило Дароку увидеть изгнанных истинных правителей, как ненависть исказило его лицо. Он окинул своды города, тонущие далеко в полумраке совсем другим взором. Скверна – вот, что он думал об этом месте. Не нужно было обладать теми знаниями и умом, каким владеет Ромиар, чтобы понять это. Пока тут хранится такое количество Олруона, многие существа не смогут приблизиться к нему.

А потом снова было лишь ущелье. Пыльное, узкое, наполненное монстрами с раутхутовой броней.

Радовали закаты, хоть я и стыдился своей радости. Но с угасающей жизнью Солнца мы всегда готовились к отдыху. Иногда удавалось собрать сухостоя по дороге и разжечь костер. Воду берегли, несмотря на то, что пополнили запасы в городе‑пещере, потому ели вяленое мясо и сухари. Их вкус быстро приелся, а дорожная пыль, за время пути смешавшись с потом, ощущалась на всем теле. Хотелось отмыться и вдохнуть прохладу, наполненную ароматами трав либо хвои. Но при всех раздражающих вещах закаты все равно радовали…

Асфи садилась рядом, обнимала меня и прятала лицо, утыкаясь носом мне в грудь либо в шею. Казалось, что ее совсем ничего не смущало. Ни наша грязь, ни хмурые взгляды васовергов и насмешливые Стрекозы. После заката она прекращала замечать всех, кроме меня. Ее отношение ко мне, словно хмель, кружило голову и разгоняло кровь по венам. Я обнимал хрупкую девушку, которая при жизни Солнца казалась грозной воительницей, и не хотел ни на миг отпускать от себя. Иногда я прослеживал взор карих глаз и удивлялся той задумчивости, с которой Асфи смотрела на Стрекозу и Лиара. О чем она размышляла в эти мгновения, долгое время оставалось лишь гадать.

Спустя несколько рассветов шум стал стихать, отступила жара. На скалах появился мох, и ветер дул странный… Одновременно освежающий, но тяжелый. Мы подходили к Краю мира, и, наверное, ветер доносил запахи Кровавой воды. Ближе к смерти Солнца и вовсе вышли на зеленые предгорья, заросшие туями и можжевельником. Частые насыпи камней затрудняли путь, но после зноя он все равно был бодрее.

– Никто не оглох? – Асфи разорвала долгие рассветы безмолвия вопросом.

Я догнал девушку, идущую впереди, и взял за руку. Она не удивилась – лишь мигом, будто по привычке прильнула щекой к моему плечу и улыбнулась. Подтянула сумку, запрокинутую за спину, и переспросила:

– Почему молчите?

– Отвыкли говорить, – отозвалась в стороне Стрекоза, обходя валуны.

– Ну хотя бы слышишь меня – уже хорошо.

– Этот город, – заговорил Дарок, поравнявшись с нами и морщась, – его построили истинные правители?

– Не уверена, – ответила Асфи, нежно пожимая мои пальцы, – скорее всего, шан’ниэрды.

– Темноволосые, – брезгливо уточнил Ромиар за спиной.

Его брезгливость вселяла надежду, что ему стало легче переносить влюбленность. По крайней мере, он теперь мог прямо любоваться Елрех, даже зная, что это видят все, и его не рвало.

– Великий город! – восхитился Лиар, вырывая на ходу из черной кисточки хвоста колючки.

– Беловолосые шан’ниэрды не прятали свой город под землю, – зацепился Ромиар. – Они не боялись выстроить его на предгорье.

– Это тот, что сожрало Лавовое озеро? – усмехнулась Стрекоза, оборачиваясь.

За беседой Асфи привела нас к пещере из раутхутов, где мы без труда раскопали сундук с ключом. Не отходя, разбили лагерь.

– Не вижу смысла делать круг через пустыню, – сказала Асфи перед тем, как отправиться заняться ужином. – Пойдем обратно тем же путем. Никто уже не будет нас тормозить, поэтому дорога должна быть полегче.

Первые духи показались на небе, когда я нарубил хорошую связку дров. От Кровавой воды, мерцающей под Луной, повеяло свежестью, донесся шум волн, совсем не похожий ни на грохот водопадов, ни на речные всплески. Ноги утопали в густом мху и, наконец‑то, вокруг чувствовался аромат хвои.

Горка дров, сложенных в центре поляны, вспыхнула с помощью духов. Васоверги, увлеченные разговорами, и не заметили. Стрекоза с восторгом разглядывала кольцо с огромным желтым камнем, появившееся у нее после визита в заброшенный город. Лиар улыбался, сидя рядом и наблюдая за ней. Ромиар активно записывал наблюдения о прожитом рассвете. Елрех пристраивала на плоский камень, положенный в костер, котелок с небольшим количеством воды и трав. На сооруженном вертеле висели два ощипанных гуся. Асфи сидела на плаще и протирала мокрой тряпкой лицо и шею – приводила себя в порядок. Ее голос тихо встрял в пересказ Архага о сражении с первой тварью из Свода скверны и очень быстро зазвучал в тишине:

– Тинаэль, ты когда‑нибудь мечтала забыть обо всем и начать жизнь сначала? Скажем так, с чистого листа.

Стрекоза, услышав свое имя, вздрогнула и быстро спрятала кольцо в сапог. Я внутренне насторожился. Отряхивая руки от крошек коры, устроился рядом с Асфи и присмотрелся к ней. Что она задумала? Беспокойство дремало. За последние рассветы Асфи казалась настроенной благодушно ко всем нам и от нее не хотелось ждать жестокости. В темных глазах плясал огонь, но лицо как никогда излучало спокойствие. Движения рук были медленными и осторожными. В какой‑то миг я засмотрелся, хотел помочь стереть грязь на щеке, которую она не стерла.

– Глупый вопрос, – произнесла разбойница, обнимая колени. – Кто бы не хотел, окажись он на моем месте? О преступлениях забуду, о предательстве, о многом… И духи не осудят, раз помнить ничего не буду. Одному знакомому даже повезло так. Уродом был тем еще. Ему в голову поленом попали, он все и забыл. Сейчас где‑то в Обители живет. Хорошо ему. А почему ты спрашиваешь?

– Точно хочешь? – вместо ответа уточнила Асфи. Стиснув тряпку в кулаке, опустила руку. Склонила голову к плечу, прищуриваясь с хитрецой. – Я ведь серьезно интересуюсь.

– Нельзя стереть память всего лишь при желании, – с сомнением проговорила Стрекоза. – А по голове бить себя не дам.

– В сокровищнице есть артефакт, который вызывает болезнь Солнца, – сказал Роми, не отрываясь от своей работы; белая кисточка хвоста ритмично стучала по сапогу.

– Болезнь Солнца? – изумленно пробормотала Стрекоза.

Асфи, распустив волосы, стала расчесывать их пятерней и устремила взгляд, наполненный удовольствием, на костер. Дарок хмыкнул. Провел языком по клыкам, посматривая с нетерпением на гусей. Похоже тема разговора его не заинтересовала.

– Куда ты поведешь нас дальше? – спросил он у Асфи, потирая рука об руку.

– В Холмы грез.

Сердце екнуло. Мысли о Стрекозе, ее возможной беспечной жизни и великодушии Асфи выветрились мигом.

– Куда?! – хором переспросили Норкор и Архаг.

Глава 26. Любовь к Вестнице  Асфи  

И в мыслях не было рассказывать о местонахождении подсказок заранее. Васоверги даже при всех договоренностях вызывали опасения, а к Стрекозе отсутствовали и крохи доверия. Теперь, конечно, ее привязала ко мне клятва. И, как предупредил меня осторожно Роми, болезнь Солнца избавит воровку не только от памяти о кошмарном прошлом и вины, но и от всех клятв. Я не огорчилась, наоборот – порадовалась. Всю жизнь держать на привязи строптивую девицу не было никакого желания.

В итоге обернулись мои недомолвки скандалом и обидами. И кто оказался слабым? Не трусливая ушастая и не ослабевший Роми, не выпускающий из рук посох, а прославленные яростью Солнца васоверги! Четверка рослых мужиков едва ли не объявила бойкот, отказываясь идти в регион Холмы грез. А сказать им, что на самом деле я не собираюсь никого тащить с собой, тоже не могла. Лишние вопросы и без того возникнут, но пусть лучше возникнут потом, когда я точно смогу что‑то придумать, проигнорировать, в конце концов, и просто сбежать, ни с кем не прощаясь. Потом…

Сейчас же задача стояла в обратном – убеждать всех, что мы сильные. Настолько сильные, что даже нежить нам нипочем. Мне не верили.

Васоверги не верили и злились. Стрекоза с Лиаром не верили и смотрели на меня, как на безумную, постоянно шушукаясь между собой, но ослушаться моих приказов не могли. Ромиар не верил, но смирился со своей смертью, кажется, давно. Лишь украдкой поинтересовался, можем ли отправить Елрех в город, пока сами пойдем за последней подсказкой? Елрех хотя бы хотела верить, зная о моей силе Вестницы, но всякий раз стыдливо опускала глаза. И только Кейел удивлял. Он единственный, кто верил мне. Я сказала, что мы справимся, и он, не долго думая, кивнул. Видимо, слепая вера в меня даже не позволяла ему взвесить все риски и еще раз обмозговать, куда я якобы всех тащила.

С неимоверными усилиями мне удалось сдвинуть с места четверку здоровых громил. Всю дорогу, что васоверги могли говорить – до священного кольца, – они явно ругали меня на своем языке. Дарок сверлил тяжелым взглядом затылок и после долгих споров прекратил попытки достучаться до моего разума. Когда опустились в регионе Ящеров, он со мной и словечком не обмолвился, лишь смотрел пристально, со злобой и подозрительностью. Не удивлюсь, если решил, что хочу избавиться от него в Холмах грез.

И вот я возглавляла колонну далеко впереди, словно в гордом изгнании из группы недоверчивых существ, а Кейел не отставал ни на шаг. Как и не прекращал расспросы. Правда, теперь уже не о мире вокруг…

– И ты хотела остаться с ним на всю жизнь? – он хмурился задумчиво, разглядывая траву под ногами.

Трава была высокая, густая и покрытая утренней росой. Штанины выше колена впитали в себя влагу и теперь неприятно холодили кожу. Солнце в этом регионе согревало, но не способно было быстро высушить одежду, как в Своде Скверны. Я вела всех в знакомую с прошлого раза рощицу.

– Наверное, хотела, – с улыбкой призналась я. Пожав плечами, пояснила: – Тогда я была уверена, что люблю его. Я ведь знакома была с ним с детства. И у нас все как‑то само собой получилось.

– Как будто говоришь обо мне и Лери. – Он поднял подбородок и направил недовольный взгляд на серую полоску виднеющейся рощицы.

– Нет.

Стоило ли опровергать?.. Да, Асфи, он не принадлежит тебе, и ему с тобой явно не по пути.

Я невольно ускорила шаг.

– Почему? – посмотрев на меня снова, поинтересовался Кейел.

– Ты же ревновал ее, – напомнила я. Из‑за нее ведь он примчался в Медвежью колыбель и полез с кулаками один на четверых.

– Ревновал, – согласился. И виновато опустил голову.

– Ну вот! А я Женьку никогда не ревновала. Ему девушки и смс томные писали… Это такие… письма короткие. Мы нередко вместе их читали, и я, кроме жалости, к Женьке ничего больше не испытывала. Мне было жутко представлять, что кто‑то мог бы также преследовать и меня. – Я оглянулась; фигура васоверга в рассветных лучах казалась немного меньше. – Ужасное чувство!

– И ты его совсем не ревновала? – изумился Кейел.

– Нет. Я же говорю: мы росли вместе. Потом повзрослели и стали жить вместе, то он у меня, то я у него. Когда как и кому было удобнее. Потом и о свадьбе речь зашла. Ну, о ритуале связи сердец. И у меня никогда не возникало сомнений в правильности наших отношений.

– А потом ты встретила Вольного, – верно догадался Кейел. И хоть он улыбался, голос его прозвучал тише, а в зелено‑карих глазах погасли искры интереса.

– Да, встретила, – ответ у меня тоже получился глухим, вялым.

Видимо, разговор закончился…

Впереди стелилось поле душистого разнотравья. Под нашими ногами трава с шумом мялась и клонилась к земле. Еще не жужжали жуки, не прыгали кузнечики. Только голубые и белые бабочки беззвучно порхали от цветка к цветку. Безветренная погода сулила дневное тепло. Я покосилась на Кейела осторожно, чтобы не заметил. После перемещения священным кольцом он выглядел бодрым. Загорелое лицо покрывал слой пыли, она собралась грязью в морщинках, на висках у волос и на шее. Русые волосы слиплись и лоснились жиром. Одежду тоже не помешало бы хорошенько простирнуть. Глядя на него, невольно хотелось спрятаться от его глаз, потому что я точно была не лучше. Из‑за упрямости васовергов страшно было задерживаться в регионе Рубиновой сладости, чтобы потешить себя и остальных рекой.

Но как бы Кейел ни был испачкан, им хотелось любоваться. Я точно знала, что и у Кейела‑Вольного, и у этого Кейела‑простака в сумке полный порядок. Что он бережный, трудолюбивый, заботливый…

– Последней Луной ты не хныкала, – прервал он мои размышления и снова улыбнулся.

Но этот Кейел, в отличие от Вольного, не умеет долго злиться. Вопрос лишь в том, забывает ли обиды? Этого я пока не знала. Вольный точно помнил обидчиков и моменты обид долго… Если не сказать, что запоминал, наверное, на всю жизнь.

– Я по ночам хнычу? – удивилась я, осознавая смысл фразы. И подтянула сумку выше. Она вечно бьет по пояснице и мешает. Ее лучше будет оставить.

– Лунами, – с улыбкой поправил Кейел и оглянулся, будто убеждался, что мы слишком далеко, и слов не разберет даже эльфийка. – И очень тихо. Не думаю, что кто‑то слышит.

– Ты слышал, – не согласилась я.

Кейел вдруг замялся. Отвернулся, будто выигрывал себе секунду, а потом признался:

– Я прислушивался. – Заправил прядь за ухо и спросил: – Асфи, что ты видишь во снах? Что заставляет тебя плакать?

– Много чего, – уклончиво ответила я, перебирая в голове последние сны, которые посещали меня несколько раз. Дыхание перехватило, сердце сжалось, и я проявила откровенность: – Родители, душная квартирка, иногда Вольный…

Повернулась, будто хотела перепроверить, идут ли за нами другие существа, не отстают ли, и прищурилась словно от солнца. Зажмурилась, потерла прослезившиеся глаза и продолжила путь.

После мимолетного взгляда на яркие лучи в глазах в самом деле заплясали красные и желтые пятна. Разглядеть Кейела мне не удавалось, а он тем временем поддержал меня за локоть, позволяя идти уверенней.

– Это ведь он заставляет тебя плакать? Я думал… Асфи, а он любил тебя?

– Любил. – В этом у меня не возникало никаких сомнений. Чертов Вольный ради меня мир уничтожил, который обязался спасать. Знал бы он, чем все закончится… – Конечно, любил! Но в какой‑то период, пока наши отношения не зашли слишком далеко, он бы запросто убил бы меня. В реку бы, например, кислотную сбросил или… Не знаю. Ему пришлось учиться милосердию, да и то, скорее всего, до конца он так и не понял, что это и зачем это нужно. В общем, я очень долго боялась его. А теперь воспоминания приходят в кошмарах.

Кейел крепче стиснул мой локоть. В глазах, наконец‑то, прояснилось окончательно, и я сумела рассмотреть грусть в глазах парня. Заметив мой взгляд, он отвел свой, а потом снял с моего плеча сумку – ловко, быстро, я и не поняла, как пальцы разжались, – забросил себе на второе плечо и проговорил:

– Мне тоже иногда снятся кошмары из прошлого.

– Из детства?

Отбирать сумку обратно не спешила. Плечо ныло и зудело.

– Да. Наверное, из детства – это самый страшный кошмар. – Мельком глянул на грязную рубаху, будто убеждался, что по ней не растекается кровь из живота. В этом я его понимала… После того, что сделал в той жизни со мной Лиар, привычка проверять живот долго меня не отпускала. – А у тебя Асфи, какой самый страшный?

Я хмыкнула, задумываясь. Но и секунды не прошло, как меня передернуло. Накатила тошнота. И, судя по холоду в щеках и тому, как Кейел обеспокоенно стал разглядывать мое лицо, я сильно побледнела.

– Синее пламя, Кейел, – хрипло ответила. Ненависть к себе мигом вернула силы, прогнала тошноту и холод. – Мы все сгораем в синем пламене.

Кейел  

Не думал, что бывает так: тепло в груди просто от разговоров. И горечь, когда речь заходит о других мужчинах, которые были рядом с ней. Кто она мне? Девушка, которая любит не меня, но проводит со мной время так, словно любит. И кто я ей? Парень, который позволяет близость с собой, или тот, кто пользуется ее чувствами – слабостью, – чтобы после оставить? Почему она терпит меня? И почему с каждым рассветом хочется все сильнее, чтобы она не терпела, а любила.

Солнце золотило темные волосы Асфи, просачивалось сквозь ресницы и попадало в карие глаза. Они блестели сильнее обычного, но сама девушка при этом была задумчиво хмурой.

Мы разбили лагерь недалеко у ручья. Первую половину рассвета осматривались, стирали вещи, мылись. На обед васоверги поймали взрослого оленя, а Елрех успела собрать и кореньев, и ягод, и разных плодов дичек. Кушаний получилось так много, будто мы праздновали пробуждение Сальира. Вокруг костра не хватало лишь бочек с хмельным медом и столов с пирогами, как бывало в Солнечной.

Васоверги успели‑таки на рассвете помолиться Солнцу. Расселись прямо в поле, не дойдя до рощи совсем немного, и Асфи не стала торопить их, а в тени деревьев заставила ждать всех остальных окончания ритуала. Видимо, это задобрило воинов. А от славной охоты они вовсе повеселели, и теперь отлеживались после плотного обеда под раскидистым деревом в нескольких метрах от костра, лениво беседуя и готовясь в скором времени к тренировочному бою между собой.

Стрекоза с Лиаром, как обычно, уединились. В последние рассветы им было о чем поговорить. Сначала эльфийка не воспринимала слова Асфи всерьез, потом отказалась от предложения, однако в итоге согласилась с тем, что болезнь Солнца подарит ей новую жизнь без старых шрамов. Лиар упрямился дольше. Он не хотел терять ту Тинаэль, которую знал, но любовь шан’ниэрда переборола эгоизм. Лиар тоже взглянул на предложение взвешенно, и ему понравилось, что Ромиар напишет о Стрекозе и ее болезни Солнца в своих записях. Записи я обязался передать в гильдию исследователей, если с самим исследователем что‑то случится. Ради изучения болезни за Стрекозой присмотрят и ее жизнь наладят так, чтобы она ни в чем не нуждалась. Сам Лиар перед духами совестью был чист, и как бы он ни помогал воровке, никто не посмеет его осуждать, когда он начнет приносить пользу под покровительством исследователей. К тому же стены Обители гильдий наверняка укроют их обоих от старого вождя васовергов до тех пор, пока Дарок не убьет его. И окончательно удалось уговорить шан’ниэрда наедине, без васовергов и девушек рядом, когда Ромиар прямо сказал ему, что забыв о прошлых прикосновениях мужчин, Стрекоза позволит себе новые. Теперь Лиар смотрел на подругу с надеждой, часто в их беседах можно было уловить обрывки, которые касались именно пользы от болезни Солнца.

В такие моменты Ромиар особенно понуро свешивал голову. Я беспокоился о нем, но верил Асфи, что мы успеем к сокровищнице, и другой артефакт – слеза Луны, – вернет моему другу память. О том, что мы теперь друзья, я не сомневался. То, что Ромиар доверял мне в беседах, доверить наверняка не смог бы я никому.

Ромиар уводил меня подальше, когда ему нужно было выговориться и когда он боялся, что потом не сможет сам вернуться к остальным. Все подумали, что ему стало легче в ущелье, где им с Елрех некуда было особенно разойтись. Но все лишь усугубилось…

«Я трогаю камни, которые она ощупывала, когда выискивала в них ценные минералы, – делился Ромиар со мной, сидя на коленях и привалившись плечом к валуну, за которым нас никто не видел. Все полагали, что мы отошли по нужде. Наверное, так и было… Ромиара опять рвало. – Я давал ей свой бурдюк, потом полшага Солнца не мог пить, а после смерти Солнца не мог оторвать губ от него. Меня холодный пот прошибает, когда вижу Елрех, и бросает в жар, когда она мне снится. Знаешь, какой она снится мне, человек? Голой. Совсем голой. И мы с ней вдвоем, и я могу ее трогать. Мне хочется сказать ей, как она красива, но я умом понимаю, что полукровка красивой быть не может. Она уродлива. Настолько уродлива, что меня сейчас опять стошнит… – И его тошнило. Недолго, но я успевал в это время подумать о себе и о Асфи, о том, что она всегда казалась мне необычайно красивой. Наверное, из‑за ее глаз. А потом он вытирал губы грязным платком и продолжал откровенничать: – Мне стыдно, что я принижаю ее достоинства. Ты в курсе, человек, что достоинства есть у всех? Даже у людей. Кем бы вы были без нас, беловолосых шан’ниэрдов? Это мои предки затеяли борьбу вокруг того ужаса, который устроили вам васоверги. Васоверги… Даже у этих мародеров есть достоинства, которые мы вынуждены признавать. Они сильные воины. Им для побед на поле боя духи не нужны. Многие этим могут похвастаться? Не отвечай, я знаю точно, что никто. А они могут. У них есть достоинства. Так почему тогда достоинств нет у Елрех? Грязная полукровка! Позор. Такой позор! Какое у нее достоинство, Кейел? Ну! Какое?! – Видя, что я готовлюсь ответить, он скалился и опережал с ответом: – Нужно такое достоинство, чтобы сразу ясно становилось! Не нужно мне говорить, что она добрая и мудрая. Для этого ее еще узнать надо. А если начинаешь существом гордиться и уважать его только тогда, когда узнаешь его лучше, значит, это не свойственно всей расе. Значит, достоинство приобретенное. А если любить существ только за приобретенные достоинства, то и любить тогда можно всякого. И гордиться всяким. Но это неправильно. Звериное в нас все равно побеждает, оно с рождения – выше приобретенного. Просто его узнать надо лучше, раскопать достоинства. В тебе, например, заведомо ясно было, что надо искать клад. Ты – человек. От вас людей никогда ничего ждать нельзя, кроме удивления. Не зря вы самые таинственные существа. А она… Она… Хочу, чтобы она была счастлива. Чтобы ее любили не за расовые достоинства, как правильно, а за ее личные. Представляешь, чего хочу? И хочу сказать ей об этом, да только смысла нет. Какой в этом смысл, человек, если я ее никогда счастливой не сделаю? Она всегда будет смотреть на меня с пониманием, что она мне отвратительна до тошноты. Елрех убивает меня»…

Во время таких уединений Ромиар мог говорить много. Часто я не понимал его рассуждений, но иногда вспоминал то, что вычитал в книгах, и тогда все становилось на свои места. Все эти приобретенные достоинства и данные от рождения, все расовые отличия и порядок в мире, который мечтали построить многие беловолосые шан’ниэрды, опираясь на эти отличия, – все вставало в какую‑то отчетливую схему – в процветающий мир. И полукровки беловолосых шан’ниэрдов никогда и нигде в таких записях не упоминались.

После обеда Ромиар, уединившись на пригорке, решил отвлечься подсказками и ключами, которые мы успели собрать. Елрех, словно чувствуя обострение его недуга, несмотря на внешнюю бодрость, сдержанность и вежливость шан’ниэрда, предпочитала уходить. Возможно, это не было связано с Ромиаром. Она трудолюбивый алхимик, да и не переносила близость васовергов.

В этот раз, как и во многие другие, у костра мы с Асфи остались вдвоем, что мне нравилось. Находиться рядом с ней было приятно и в молчании. Начищенный до блеска клинок блеснул в тонких руках. Она оценила свою работу презрительным взглядом, а затем стала перебирать флаконы с зельями. Удивительная девушка старалась держать оружие в порядке, хоть чаще и просила помощи у духов. Даже воровка, всякий раз орудующая кинжалом, не уделяла ему столько времени. Устыдившись и собственного разгильдяйства, я украдкой глянул на топор – чист, наточен. Вздохнул шумно и тоже принялся пересматривать вещи в сумке. Вытряхнул из нее все на траву и замер, когда деревянная фигурка Лери, выпав, откатилась к ноге Асфи и ударилась о сапог.

Сердце ухнуло. Почему возникло чувство, будто я совершил что‑то чудовищное?

Асфи отвлеклась от зелий и посмотрела на фигурку спокойно. Во мне словно тетиву отпустили: я вздрогнул, сердце заколотилось, по телу прошел озноб – захотелось быстро спрятать то, чем не так давно я мог хвастаться и гордиться. Потянулся было за фигуркой, но Асфи опередила. Неспешно подняла ее, посмотрела на нее с улыбкой. Вдруг погладила по голове, снимая налипшие травинки, и потерла большим пальцем круглый живот.

– Соскучился? – протянув мне фигурку, спросила с добротой в голосе. И попыталась приободрить: – Потерпи, немного осталось. Скоро вернешься к ней.

Деревяшка легла в раскрытую ладонь, и мне с трудом удалось ее удержать. Она словно превратилась в гадюку – ее хотелось отшвырнуть, пока не ужалила.

– Соскучился? – повторил я, пряча фигурку обратно в сумку. Когда в последний раз я думал о Лери? Все ли с ней хорошо? Представил, что все плохо, и испугался собственной бесчувственности. Мне хотелось, чтобы у нее все было хорошо, но почему‑то сильной тревоги не испытывал. Признался вслух сам себе: – Не соскучился. Меня лишь волнует, как меня примут назад. Я должен был стать сильнее, но только и делаю все время, что читаю книги.

– Сила в знаниях, – хмыкнула Асфи, возвращаясь к сортировке вещей. – Это даже в моем мире признавали.

– Это так, но думаю, в моем случае знания не помогут.

– Почему? В гильдию исследователей не могут набирать с улицы всех подряд всего лишь потому, что они умеют рассуждать. Роми дал тебе базу… ну, основу. Она поможет тебе освоиться. Я уверена, что наш хвостатый друг не мог ошибиться, приглашая тебя к своим. Вот и тебе не стоит в себе сомневаться.

– Я говорю о другом, Асфи.

– О чем? – Она взглянула на меня внимательно, и ее глаза на несколько мгновений приворожили. Мы так спокойно говорим о моем возвращении… О нашем расставании. Из‑за этого спокойствия холодеют пальцы.

– Меня не отпустят кисследователям, – голос прозвучал хрипло. Руки едва удерживали вещи, а те никак не хотели укладываться в сумку.

– Кто? – Асфи не то удивилась, не то пыталась утаить злость.

Я пожал плечами, называя первое существо из длинного списка:

– Да та же матушка.

Видела бы она сколько я потратил монет на вещи, которые явно не переживут этот поход, точно пожаловалась бы отцу.

– Кейел, это тебе решать, а не ей.

Я усмехнулся. Если бы все было так просто…

– Асфи, ты или Роми… Я – не вы. У меня будет сын. Я верю, что у меня будет сын. И я не хочу, чтобы он был похож на меня. Его должен воспитывать мой отец.

– Спятил? То есть… – Она поиграла плечами и мотнула головой. – Кейел, это не лучшая идея.

– Ты просто не знаешь всего. – Я спрятал за улыбкой смесь грусти и обиды, оставшиеся от давнего прошлого.

Асфи отложила все вещи. Скрестив ноги, уселась удобнее и сцепила руки в замок. Нахмурившись, склонила голову набок и произнесла твердо:

– Так расскажи.

Я смотрел на нее, замерев, и внутренне терялся. Глядя на эту девушку, совсем не хотелось касаться скверных тем и снова упоминать себя дураком. Кончик ее курносого носа покраснел и шелушился – отметилось злостью Солнце. Щеки тоже обгорели, и теперь алели. Асфи никогда не будет смуглой. Выходит, в других регионах, которых не касается гнев Солнца, краснота с кожи сойдет. У Асфи кожа не была такой бледной, как у Лери, и на ощупь не настолько бархатная, однако ее все равно хотелось гладить, трогать, ощущать. Даже теперь…

– И почему ты думаешь, что будет сын?

Я смял в кулаке плащ, на котором сидел, удерживая желания. Беседа не располагала к нежностям.

– Не знаю, но я уверен, что Лери подарит мне сына, – мягко пояснил я, стараясь не задеть Асфи. Но ее равнодушие в этом разговоре вызывало обиду и злость. Почему она так спокойно слушает о Лери и говорит о ней? Неужто совсем ничего для нее не значу? Узнала получше, сравнила с Вольным и поняла окончательно, что не я ей нужен. И другого избранника не любила, но была с ним. Она его совсем не ревновала, именно поэтому и поняла, что не любила. И меня совсем не ревнует… Я тоже сел удобнее, упираясь руками в землю, и тверже добавил: – Я хочу сына, Асфи, и у меня будет сын.

Прямого взгляда она не выдержала – отвернулась. Потерла шею и, снова сцепив руки в замок, продолжила злить:

– Тогда отдавать его твоему отцу на воспитание тем более нельзя, – сказав тихо, улыбнулась неловко.

– Я не смогу воспитать в нем мужчину.

Она вскинула брови высоко. Чему удивляется?

– Лери винит во многом моего отца, – пояснил я. – В том, как ко мне относятся в деревне. Считает, что ему нельзя было так часто позволять деду со мной общаться. Дурное воспитание от него… Винит и за то, что именно отец рассказывал всем о скверне, живущей в моей голове. Если бы он не выносил это из дому, то сельчане бы ничего не знали, а меня можно было бы избавить от скверны тихо.

– Каким же образом? – Асфи, поморщившись, резким взмахом руки отбросила за спину волосы.

– Разговорами, убеждением в моей неправоте, перевоспитанием. Асфи, Лери не любит, когда кому‑то делают больно. И отца моего она поэтому и винит, что его слова поселили ненависть ко мне в окружающих.

– И теперь ты боишься повторения истории? – Взгляд карих глаз уколол, а в голосе послышалось ехидство. – Поэтому хочешь, чтобы воспитанием с рождения занимался кто‑то, у кого не будет поддержки скверным мыслям?

Почудилось, будто она перевела тему. Или не почудилось?

От мысли, что она все‑таки не хочет обсуждать Лери, на душе становилось легче. Все же человек я плохой. При возлюбленной, которая носит нашу жизнь в себе, желать ревности другой девушки… Дурно это. И дурно то, что я послушал Роми, что нашел себе оправдания, и сблизился с Асфи. Мерзко.

Я молча кивнул.

– Тогда отдай парня в гильдию. Знаешь, я стараюсь не давать тебе советов, потому что… Бед от меня больше, чем пользы, куда уж мне советовать кому‑то как жить? Но в этот раз удержаться невозможно. Кейел, не доверяй своему отцу. Это не тот человек, которому можно доверить самое ценное, что есть в жизни. Извини, но я бы ему и ботинки свои почистить не доверила. Черт… – Тряхнув волосами, шепнула недовольно. И, насупившись, взглянула на меня виновато: – Прости, пожалуйста. Зря я так.

– Отдать в гильдию – замечательная идея, – улыбнувшись, ответил я.

Стало очень хорошо – я ей точно не безразличен. Стало непростительно хорошо. Тепло разлилось по груди, передало силу рукам, вызвало желание улыбаться как можно шире. Опять захотелось обнять Асфи, прижать ее голову к плечу, вдохнуть аромат хвои, впитавшийся в ее волосы из мыла, ощутить девичью хрупкость в своих руках и, крепко удерживая, вспоминать, какая сила таится за обманчивой внешностью.

– Вот и поступи так.

– Мне не отдадут сына. – Мысли о предстоящих проблемах потеснили чувства к Асфи. – Я много раз ругал духов, Асфи.

Она оскалилась едва заметно и отвернулась, позволяя любоваться профилем.

– Ты же сам выступаешь против этой чуши.

– Именно это и не позволит мне ни забрать сына, ни вступить в гильдию исследователей. Если я попытаюсь забрать Лери с ребенком из Солнечной насильно, то мои же родители пожалуются в гильдию Справедливости.

– Они били тебя! – прошипела Асфи, вперившись в меня яростным взглядом. – Духи заступятся за тебя.

– Нет. – Я покачал головой и облизал пересохшие губы. С каждым проговоренным словом невидимая тяжесть наваливалась на меня сильнее. – Ты права: духи заступятся за меня, но только за то, что меня ударили первыми. И моих родителей, соседей, возможно, даже Лери накажут. Лишь духам будет известно, какое наказание их ждет. Я не смогу наказать одних и защитить других. Потребую наказания – оно затронет всех. И другая причина – меня тоже могут потребовать к ответу. Ведь моя скверна спровоцировала существ на ненависть.

Асфи округлила глаза и приоткрыла рот. Теперь она была похожа на маленькую девочку, которая впервые увидела какое‑нибудь чудо, которое творят духи.

– Безумие, – ее голос потерялся в шелесте трав.

– Асфи, если меня заставят клятвой подтвердить мои рассуждения о законах духов, о послушании им… О многом, о чем я говорил, тогда меня наверняка выгонят из регионов. Я стану изгоем.

– Ромиар сказал, что гильдия исследователей…

– Ромиар – беловолосый шан’ниэрд. Слышала бы ты, как он рассуждает о спасении таких, как я. Они… как это правильно сказать? Возносятся в собственных глазах, когда помогают немощным.

– Самоутверждаются, решая чужие проблемы, – поняла она. – Не думаю, что это так. Он искренен. И это говорю я – та, кто готова чихвостить его за любой его небрежный взмах хвоста. – Асфи усмехнулась, явно пытаясь развеять обстановку шутливым высказыванием.

Я не мог не улыбнуться ей. И продолжил говорить с улыбкой, хоть в душе назревало осознание, что в моей жизни близится огромная беда. Как я справлюсь с ней?

– Асфи, я не буду рисковать Лери и сыном, полагаясь на поддержку исследователей. Я не такой дурак, чтобы понимать, что они не пойдут против всего Фадрагоса, защищая жалкого человека. И изгоем быть не хочу. О севере и северянах мне доводилось слышать жуткие вещи.

Жалостливое выражение лица Асфи навело на мысль, что и в этом вопросе все неоднозначно, но расспрашивать в этот миг о севере не хотелось.

– Я сам себе противен, – признался, и словно камень с души рухнул. – Я очень хочу, чтобы существа в жизни полагались только на себя, а сам от духов отказаться не могу. Я не обладаю той силой, какой обладают васоверги. И я не такой, как ты, Асфи. Я слабый человек. Душой слабый. Мне страшно, что если я отрекусь от духов, то за меня больше некому будет заступиться.

Разговор прервали васоверги громким хохотом. Они дружно поднялись и отошли в сторону, где поляна позволяла размахивать плетьми. Асфи, наблюдая за ними, хмурилась и кусала губу. О чем думает? Я проследил за ее взглядом, и увидел Дарока, по‑хозяйски оценивающего пространство вокруг себя.

Возникающие в голове вопросы застревали в горле уже на первых словах. Желание продолжать беседу исчезли. Одолела ревность… Ревность к той, кто не ревнует меня. Ревность к свободной девушке. А Лери?..

И в мыслях мигом образовалась пустота. Пропасть. О Лери и думать не хотелось.

Наверное, с Асфи пора прекращать все, пока не зашло слишком далеко. Пока увлеченность и удовлетворение плотских желаний не переросли в сильные чувства.

Решение, как надо действовать, возникло в голове мгновенно, но мигом принесло боль и страх. Преодолевая их, я вытащил деревянную фигурку, отыскал маленький нож и принялся обтачивать формы. Уже к закату закончу.

Асфи, наконец‑то, оторвала взгляд от васоверга – будущего вождя, важного существа в Фадрагосе, – и обратила внимание на меня. Тепло, словно мотылек, вспыхнуло в груди мимолетно, пронеслось по крови, принося легкость. Но ледяная тяжесть задушило и размазало это тепло с особой жестокостью, когда Асфи равнодушно отвернулась и как ни в чем не бывало продолжила возиться с вещами.

И верно. Мне давно пора насытиться свободой и остановиться. Почему бы не теперь? Пока еще не поздно.

Асфи  

До вечера я разгребала дела. Вот казалось бы, откуда им взяться? В походе, в жизни без прошлого и будущего, по сути, в пустоте. А они брались. Рождались в желании учесть все риски и застраховать жизнь каждого, кто мне доверился.

Пришлось снова перебрать зелья, чтобы в них запросто могла разобраться Елрех, когда это может понадобиться экстренно. Мало ли что произойдет тут, пока меня не будет рядом.

Насчет еды я не беспокоилась – никто из взрослых существ, окружающих меня, с голоду точно умирать не собирался. Только если Роми, но его не кинет Кейел, да и Елрех…

Роми я написала огромное письмо. Дождалась, когда Кейел – отчего‑то злой и расстроенный, возможно, разговором, – отойдет, а сам рогатый исследователь задремлет, и осторожно стащила у него несколько листов афитакской бумаги, чернила и палочку для письма. Спрятала все за пазуху и под предлогом прогулки и желании побыть одной удалилась как можно дальше от лагеря.

Долго думала, что написать…

Крутила, вертела листы, макала кончик палочки в чернильницу и застывала над чистой поверхностью, не решаясь марать ее.

Что писать‑то?

Хотелось многое, но требовалось только нужное. А что нужное?..

Я вернусь?

Или… В случае, если не вернусь?..

И снова – или…

Голова разболелась. Ветер гнул листы, которые я прижимала к неровному камню. Чернила на кончике высыхали быстро, и приходилось макать палочку в них снова и снова. В какой‑то момент слова сложились в предложения порывисто, будто меня, наконец‑то, осенило и прорвало.

Написанные записи высохли. Я сложила их, спрятала обратно за пазуху и поспешила в лагерь.

– Нагулялась? – поинтересовался Дарок, когда я вышла к костру.

В вопросе слышалось что‑то странное… Будто он содержал подкол. Ехидство? Вот уж не думала, что только из‑за Холмов грез между нами пробежит огромная черная кошка.

– Прекрасные места, – отмахнулась я, отыскивая взглядом остальных.

Все были невредимыми, здоровы – большего и не нужно. То, что Елрех опять с закатом сидит дальше ото всех, прячась в тени кустарников, раздражало, но понимание такой необходимости успокаивало. Ромиар разворотил сумку, видимо, разыскивая украденное.

– Что‑то потерял? – спросила я, подходя к котелку с кашей и посуде. Стоит ли поесть?

– Потерял, – с досадой ответил шан’ниэрд и откинул беловолосую косу за спину. – Чернильницу и афитакскую палочку. Видимо, забыл на прошлой стоянке, или выпали по пути.

– Больше не осталось? – изобразила я изумление.

Поесть бы надо, вот только аппетита совсем нет. Вдруг мои предположения и надежды ошибочны? Тогда и Роми умрет, а Кейел…

Стиснула на секунду кулаки, прогоняя ужасные сомнения. Они не спасут и не помогут. Нужно действовать, как запланировала. Будто у меня есть другой вариант. На‑до. Все!

– Запасные есть, – отозвался Роми.

Тогда зачем усердно разыскивает украденные? Еще бы скандал тут закатил… Взял бы запасные, раз так не терпится что‑то записать.

– Удивительно, что ты раньше все не растерял, – влезла с издевкой Стрекоза.

Васоверги широко заулыбались. Лиар, судя по всему, прекрасно понимающий Роми, свесил голову на грудь и интенсивнее стал вычищать когтями грязь из‑под когтей. Кейел не отвлекся от книги ни на секунду. Конкретно эту он перечитывал уже в третий раз. Что в ней особенного?

Под разгар новой беседы я решительно отошла от еды и направилась к своей лежанке. Взглянула на широкую кучу веток и замерла с плохим предчувствием. Ветки частично укрывал мой плащ, а часть была пуста. Я украдкой оглянулась и только теперь заметила, что Кейел соорудил себе отдельную лежанку.

Горло сдавило, во рту пересохло. Я попыталась усесться, словно ничего не случилось, но не смогла сдвинуться с места. Пользуясь тем, что костер освещает мне спину, а лицо укрыто в полумраке сумерков, зажмурилась и сильно сжала губы. Только бы не разреветься глупо.

В голове прокрутился дневной разговор о Лери, об их ребенке, о планах Кейела… Руки задрожали.

Пару раз глубоко вдохнув, я сумела взять себя в руки. Быстро устроилась на лежанке, отвернулась от костра и укрылась. В конце концов, у меня есть вопросы серьезнее моего предстоящего одиночества. Нужно раздобыть последний ключ и провести всех через ловушки в сокровищницу. Никто не должен погибнуть.

Беспокоили слова Кейела о том, что его попросту не отпустят в город и в гильдию. В первое мгновение я даже всерьез задумалась о предложении Дарока с воровством Лери, но быстро сообразила, что это ничем не поможет. Надежда была только на Роми. Рогатый должен что‑то придумать, чтобы вытащить и Кейела, и Лери из чертовой деревни. Поэтому я решила сначала вернуть Роми память о прошлой жизни, а потом обдумать с ним варианты, чем помочь Кейелу. Его необходимо защитить.

– Рано ложишься спать, Асфи, – протянул Дарок. – Следующим рассветом ведь еще отдыхаем тут. Ты сказала, что надо набраться сил.

– Да, надо. – Я натянула одеяло до подбородка. – Но я хочу спать.

Спать не хотелось. Тем более тоска толком не проходила. Значит, Кейел поставил точку. Немного раньше, чем я планировала. В итоге я оказалась не готова.

Я крепче закрыла глаза и попыталась уснуть.

Кейел  

Трудно вслушиваться в слова разговора, когда все мысли об Асфи. И невозможно читать – текст попросту расплывается перед глазами. Но я крепко держал книгу и пытался дочитать хотя бы одно предложение. Их смысл все время ускользал.

Перевернув страницу, я задумался о Лери. Попробовал вспомнить ее смех. Кажется, сумел. Попытался вспомнить поцелуи – и зашевелил языком во рту, невольно вспоминая поцелуи Асфи. Пришлось постараться, чтобы снова представить перед глазами Лери. В голове образом возникла наша последняя беседа. Будет ли Лери опять требовать меня убить уродов?

Хоть бы простила…

Представил, что простила. И вот живем вместе, в доме моих родителей, как я всегда хотел. Я могу обнимать ее перед сном и называть ласково любимой… Целовать ее на рассвете, смешить и любоваться.

Я ждал, прислушиваясь к себе. Но ничего не происходило. Былая радость от таких мечтаний не охватывала, как происходило раньше.

Совсем скоро я вернусь к Лери. Так сказала Асфи. Немного осталось… Потерпи немного.

Сердце сжалось, уши заложило. Я закрыл книгу, бережно обернул ее в кожу и засунул в сумку. На миг задержался на лежанке, которую подготовил для себя, пытаясь остановиться и поступать правильно, но поднялся. Одновременно с приливом затаенной радости ощутил тревогу. А вдруг Асфи сейчас оттолкнет? Она ведь не глупая, все поняла. Просто ей все равно.

От последней мысли накатила досада.

Я лег позади Асфи, пробрался под одеяло и обнял ее за талию. Затаил дыхание, когда она быстро перевернулась ко мне лицом. От испуга пробрал озноб. Но Асфи лишь обняла, уткнувшись носом мне в грудь. И меня отпустило. Я запустил пальцы в ее волосы, прижал крепче голову к себе и поцеловав в лоб, прошептал:

– Пусть духи уберегут твой сон от кошмаров, Асфи.

– И тебе добрых снов, Кейел, – тихо ответила она и дотянулась губами к моему подбородку. Нежно поцеловала и шепнула: – С тобой теплее.

Воздух стал слаще.

***

– Ты куда? – прошептал я, чувствуя, как Асфи осторожно вылезает из‑под моей руки.

– Тише, спи. Я по нужде. Приспичило.

Я приоткрыл глаза, прикидывая время. На небе вовсю сияли духи, Луна единолично владела Фадрагосом.

Асфи чмокнула меня в щеку, в губы. Хотелось ответить, но глаза слипались, клонило дальше в сон.

– Давай скорее. И возвращайся, – поторопил я девчонку и зевнул.

Она угукнула и погладила меня по голове, окончательно усыпляя.

* * *

Холод пробрался под одеяло, тронул шею, пощекотал грудь под рубахой. Я зябко поежился и попытался прижаться к Асфи ближе. Куда она отлегла?

Грудь ни во что не уперлась, рука прощупала под плащом остывшие ветки. Я нахмурился, вспоминая, что Асфи разбудила меня и отошла. Как давно это было?

Приоткрыл глаза. Сизое небо едва загорелось лиловой дымкой. Духи погасли, Луна исчезла из виду в ожидании рождения Солнца, вокруг стояла тишина. Недоброе чувство кольнуло сердце.

Я быстро сел и осмотрелся.

Васоверги спали, но вот‑вот должны были проснуться; они никогда не пропускали ритуал на рассвете. Остальные кутались в одеяла, наверняка собираясь проспать чуть ли не до пятого шага Солнца. В кострище тлели угли, отдавая последнее тепло. Асфи нигде не было.

Лес отдыхал. Молчали птицы, ветер будто тоже дремал. Молочный туман поднимался в низинах, копился в кустарниках. Тишина казалась незыблемой. Я ждал, что хрустнет ветка, и вскоре откуда‑нибудь появится Асфи, но ничего не происходило. Мивенталь бесшумно скользнули в виде волка между деревьев; этой Луной никто не беспокоил нас. Сообщили бы мне духи, если бы с Асфи что‑то случилось?

Тревога нарастала. Но чем дольше я осматривался, тем сильнее она сходила на нет. Сумка Асфи была на месте, плащ мялся на лежанке. Выходит, она где‑то поблизости. Я поднялся и отправился осматривать окрестности.

В высокой траве прятались сгнившие ветки и упавшие плоды дикой груши. Первые хрустели под ногами, мешая слушать лес, вторые трескались, превращаясь в скользкую кашу. В низинах уплотнялся туман, холодил густой влагой неприкрытую одеждой кожу. Ветки деревьев осторожно прикасались к плечам, листья шептались над головой. Я обошел лагерь, но Асфи не заметил. Вернулся на поляну с надеждой, что мы попросту разминулись, и она уже вернулась. Но наша лежанка пустовала.

Пришлось вернуться в лес и потревожить Мивенталь. Волк при первом же тихом обращении выбежал из кустов и потрусил ко мне.

– Приведите меня, пожалуйста, к Асфи, – почесывая духов за ухом, попросил я.

Зеленые глаза взглянули с укором. Волк отступил и, мотнув головой, прильнул к земле. Фыркнул недовольно и направился в сторону. Я с облегчением поспешил за ним.

Вскоре волк привел меня к опушке леса и сел. В растерянности я обошел каждый куст. Отступившая совсем недавно тревога обратилась в ледяной страх, сковывающий сердце и мешающий вдохнуть. Несмотря на понимание, что я разбужу всех в лагере, все‑таки сложил ладони лодочкой вокруг рта и крикнул:

– Асфи!

Эхо не заставило ждать. В разных сторонах одна за другой вспорхнули птицы. И все…

Стоя в полной тишине, я видел, как макушки деревьев, подсвеченные сизой дымкой, медленно пришли в движение и вскоре закружились. Птицы черными точками пересекали светлеющее небо. Через миг их стало так много, что показалось, будто без рассвета Солнца наступило время Луны. Незримая тяжесть заставила пошатнуться и отняла силы, но я устоял. Закрыл глаза и стиснул кулаки.

Асфи исчезла.

Асфи  

Все же духи Предков замечательные. Ночью я проснулась на чистом упрямстве, а ведь безумно хотелось спать. Потом боялась сильнее потревожить Кейела, поэтому даже плаща не прихватила. Долго шла в ночном холоде в кожаной куртке, обнимая себя за плечи и стуча зубами. Кляла мысленно всех духов и несносный Фадрагос. Только когда отошла на безопасное расстояние от рощицы и убедилась, что слежки нет, что Мивенталь не завыли, сдавая мое бегство, – что все прошло хорошо, – я разулась. Тогда дорога пошла проще: я перестала спотыкаться, быстро согрелась и, естественно, повеселела. Однако все равно зевала и хотела спать. И вот духи Предков, пока духи ветра переносили меня от одного священного кольца к другому, насытили меня бодростью, да и голод утолили. Даже очнулось идиотское любопытство: если буду умирать с голоду, такие перемещения спасут организм от истощения?

Крадучись убегала еще в ночь, а уже с рассветом разглядела в пожухлой траве и грязи серые камни священного кольца отвратительного региона. Исшафи несли меня, бестелесную, прямо к ним.

Кейел  

– Чего раскричался, беспокойный человек? – Елрех встречала меня на подходе к лагерю. С прогалины виднелась поляна с вещами и костром. Полукровка маячила передо мной, настойчиво перехватывая мой взгляд и мешая узнать, не вернулась ли Асфи. – Куда подевалась наша человечка? Что с ней произошло?

Коротким сильным выдохом я опустошил легкие. Зажмурился от острой боли в висках. Не вернулась…

– Говори же, нерасторопный человек! – Елрех впервые за время нашего знакомства схватила меня за запястья и стиснула так крепко, что прищемила в складках одежды кожу. В серых глазах нарастал страх. – Куда подевалась Асфи? Ты ее обидел?!

– Не знаю! – Я отшвырнул ее руки и услышал тихий рык – Ромиар, прислоняясь к дереву, наблюдал за нами и скалил клыки. Его неуместное осуждение и реакция на то, как я повел себя с Елрех, лишь разозлили. И такую злость я никогда не знал прежде, пока не повстречал Асфи. Эта злость приходила ко мне дважды: когда грязный васоверг избил Асфи и теперь. Эта злость клокотала в горле, жгла руки, заставляла суматошно оглядываться в поисках, на кого ее можно выплеснуть. Порывисто склонился к Елрех и проговорил, не узнавая собственного голоса: – Я никогда не обижу ее, полукровка.

Елрех раскрыла широко глаза и попятилась. Ромиар, пошатываясь без посоха, быстро преодолел расстояние от дерева к Елрех и встал перед ней. Неужто от меня защищает?

И хоть в груди образовалось пекло, я бы никогда не причинил вреда Елрех.

– Духи с тобой, разъяренный человек! – воскликнула она, топчась за спиной Ромиара. – Я, как и ты, волнуюсь. Только и всего. Ты на весь регион кличешь Асфи, а ее и тут нет. Мне, как и тебе, важно разобраться, куда она подевалась!

– Я не знаю. – Злость не удавалось унять. Тем более подоспели и васоверги.

Я воззрился в глаза цвета стали, спрятанные глубоко под кустистыми бровями. А вдруг этот урод убил ее? В последние рассветы Дарок смотрел на нее как на заклятого врага. Мог ли он убить ее? Была ли цель? Могла быть.

Могла…

– Тварь, – процедил я сквозь зубы. Челюсть свело от напряжения.

Васоверг вскинул подбородок и нахмурился сильнее. Большие рога зацепили ветки орешника, и те треснули. Елрех и Роми стали смотреть на него с растерянностью.

Как они не понимают?..

– Трус, – не сдержал я следующего ругательства, и Дарок склонился, будто готовился к прыжку. Из‑под мясистых, изуродованных шрамом губ, показались клыки.

– Попридержи язык, деревенщина, пока я не свернул твою шею.

– Ты убил ее.

Елрех ахнула. Хвост Роми задел мое колено. Троица приспешников будущего вождя обступили его, готовясь дать отпор.

– Зачем же ты ее убил? – тихо обратилась к нему Елрех.

– Я не трогал ее.

– Вранье! – Не удержав себя, я шагнул к нему. Из рукавов курток тихо выпали плети. Благоразумие заставило остановиться. Хотелось кричать, но я всячески снижал интонацию, и от того хриплый голос не звучал, а резал воздух: – Ты трусил идти в Холмы грез! Все это заметили. Ты готов был отказаться от всего, чтобы только избежать смерти. Признавайся: ты убил ее, чтобы прекратить этот поход? Ты убил ее, чтобы у старого вождя не осталось и призрачного шанса найти того, кто знал бы, где сокровищница Энраилл. Ты убил ее, потому что она отказывала тебе. Говори!

– Он не убивал ее! Угомонись, человек! – Стрекоза кошкой выскользнула в центр нашего собрания, потрясая в воздухе листом. И с елейной улыбкой сообщила: – Вот ее послание. Исследователь, она тебе писала. И даже не задумалась о тебе, человек.

Злорадный смешок не оскорбил. Сердце заколотилось, воздух поцарапал горло. Я сорвался с места и вырвал послание из рук эльфийки. Буквы какое‑то время расплывались кляксами.

– Где ты его нашла, удивительная эльфийка? – воодушевленно поинтересовалась Елрех. – Когда?

– В вещах исследователя. Только что.

– Ты копалась в моих вещах?

Я тряхнул головой, сморгнул пелену и, наконец‑то, прочел:

«Нас слишком много. Вы будете шуметь и мешать. Верь мне, Роми, я знаю, что делаю. Ни в коем случае не следуйте за мной. Пустишь остальных в Холмы грез – убьешь меня. Встретимся у Ядовитого дракона, который лежит окаменелостями в Древнем лесу. Я приду. Обязательно приду.

Но если все же вы меня не дождетесь, то отправь в Холмы грез Стрекозу и Лиара. Они быстрые и очень осмотрительные. На прямом маршруте от Колодца к священному кольцу будет ключ. Я сделаю все, чтобы доставить его как можно ближе. Но я уверена, что вернусь.

Верь мне. Я вернусь»

Дочитав, хотел перечитать еще раз, хоть и с первого раза все послание отпечаталось в памяти и облегчением, и обидой, и желанием верить Асфи.

– Дай сюда! – Дарок отобрал письмо и, морщась, стал рассматривать.

Кажется, руны общего языка он понимал плохо, но все‑таки понимал. Смял лист в кулаке и сразу разжал руку. Послание упало в траву. Охватило дикое желание поднять его, распрямить и спрятать за пазуху, пока кто‑то другой не отобрал его снова. Однако Дарок, бросившись к лагерю, растоптал бумагу.

– Стрекоза, остаешься! – на ходу приказал он, исчезая за деревцами и вынуждая всех следовать за собой. – Соберешь все вещи, которые останутся тут.

Резко остановился и ухватил за воротник эльфийку. Та от неожиданности пискнула и вытянулась стрункой. Прикипела испуганными глазами к его глазам.

– И только попробуй, дрянь лесная, что‑нибудь стащить. Я тебя в землю живьем зарою.

– Не трону! – полушепотом пообещала воровка. – Ничего не трону!

Дарок оттолкнул ее и, возобновив шаг, продолжил распоряжаться:

– Ты остаешься за главную. Шан’ниэрдка, ты тоже остаешься тут, – произнес, глядя перед собой, но все поняли, что обратился он к Ромиару. – Только тормозить нас будешь. Глазастая с нами! И ты, – рыкнул, оборачиваясь ко мне. Я выдержал несколько мгновений его суровый взор, и готов был выдерживать еще долго, но он произнес: – Пойдешь с нами и будешь звать беспутную девку так же громко, как звал недавно. Чтобы она поджала свою безрассудную смелость и примчалась к тебе сразу, как только услышит.

Харкнул мне под ноги, распаляя едва притихший гнев, и тронулся с места. Я ждал, пока злость уймется. Вспоминал строки, что оставила нам Асфи. Вспоминал ее вранье… Она говорила так легко о предстоящем отдыхе, что никто не догадался об обмане. Никто не предполагал, что она оставит нас, а сама уйдет, как уходят воры.

Она целовала меня спросонок и врала…

Отчего так больно? Наверное, от того, что я верил ей. Верил всему, что она мне говорила. Даже не задумывался над тем, как доверял. И вдруг просыпаюсь, а ее нет. Ушла в тот регион, которым взрослые пугают друг друга россказнями у костров.

Наконец пришло осознание, что Дарок собрался в Холмы грез.

Я бросился в лагерь вслед за ним. Выскочил на поляну. Стрекоза с Лиаром сидели над вещами васовергов и о чем‑то тихо переговаривались. Ромиар хмурился, собирая свои вещи. Дарок был уже далеко. Его силуэт быстро таял, как и силуэты остальных, подсказывая, что они не идут, а бегут.

– Роми! – Я метнулся к исследователю. Желтые глаза посмотрели на меня с усталостью. – Асфи написала, что мы убьем ее, если пойдем следом за ней!

Он задумался. Мое сердцебиение расшатывало меня.

– Так и написала? – выгнул белые брови. Я кивнул. Возвращаясь к сбору вещей, Роми безразлично произнес: – Значит, убьем.

Ноги понесли меня за Дароком прежде, чем я задумался, стоит ли и в этот раз верить Асфи. Но в голове всплыла беседа с Кхангатором… Он обещал Асфи выполнить многое в ближайшее же время, как только они заключили сделку. В Холмах грез ни в коем случае нельзя шуметь.

Асфи  

Отвратительный регион.

Воздух будто был пропитан запахом крови. Босые ноги вязли в бурой грязи, но ступали мягко, почти беззвучно. Туман обступал плотно, при каждом вдохе утяжелял легкие влагой. Изморозь садилась на лицо, склеивала ресницы. Затянутое небо казалось безоблачным, но между тем за серой мглой не просматривалось и намека на солнце.

Вдали показались очертания знакомых холмов, и я оцепенела. Глаза остекленели, и их невозможно было ни закрыть, ни отвести в сторону. Тут умирала малышка. Моя бедная девочка, считающая меня чуть ли не божеством. Кем я была для нее? И когда отпустит вина за то, что она была для меня всего лишь средством достижения цели. Любила ли я ее? Жестокая хозяйка, которая отмахивалась и раздражалась всякий раз, когда девчонка искренне пыталась добиться моего расположения. Одно радует – у меня хватило силы убить ее быстро.

Оцепенение спало. Оковы, сжимающие сердце, либо разбились, либо сердце снова окаменело, и ему уже ничего не было страшно. Дышать стало легче.

Впереди ждала суровая дорога. Надеюсь, Кхангатор успел перекинуть сюда каменных великанов. Если их не брал даже огонь драконов, то наверняка им не страшна и магия нечисти. Под крепкую шкуру не проберется ничего. Пусть бы оказалось так. Тогда огромные создания, не терпящие ни малейшего шума и существ поблизости чуть больше птиц, станут моими союзниками. А если Кхангатор не смог перекинуть их сюда, или магия нечисти сумела пробраться под каменную кожу, то…

Тряхнула волосами и улыбнулась. Видя, торчащую из земли кость перед собой, намеренно шагнула на нее – стопа встала на ровную поверхность.

Как бы ни был тернист путь, все получится.

Кейел  

Догнать их удалось почти у самого священного кольца. Перехватив покрепче топор, я заступил им путь.

– Ты убьешь ее!

– Эта баба сама подохнет скорее! – выплюнул Дарок, собираясь обойти меня.

– Ты читал послание! – не позволял я ему пройти, мысленно готовясь к удару. Что стоит такому воину отмахнуться от человека? – Она написала, что мы убьем ее, если последуем за ней!

– Брехня! – Дарок внезапно остановился; его лицо перекосило от злости. – Ты веришь ей, человек? Ты до сих пор веришь этой девке?!

– Она просила Кхангатора драконом освободить регион Каменных великанов от этих самых каменных великанов, – удивленно проговорила Елрех, стоя в стороне от нас.

Дарок нахмурился и посмотрел на нее.

– Я только вспомнила об этом. Хитрая человечка! – восхитилась фангра, повернувшись к священному кольцу лицом. – Я тогда и подумать не могла, что она указывает регион Холмов грез, чтобы намеренно облегчить нам задачу. Говорила, что это единственное место, где великаны мешать никому не будут, и что за такое решение великого вождя все только поблагодарят.

Дарок фыркнул и поморщился сильнее. Норкор с тупым взглядом поскреб грязную щеку. Архаг и Гахсод переглянулись.

– Получается, ты нам там не нужен, – заявил Дарок. Смрадное дыхание заставило отвернуть голову. – Побереги голос. Будешь надрывать его тут, когда я верну безмозглую женщину. Тебе придется ругать ее и рассказывать, как ты едва от страха за нее не обделался. Может, хоть это ее образумит.

– Ты не пройдешь.

Пришлось распрямить плечи, вставая перед ним. Глупость собственного поступка изумляла меня. Да и не только меня. За широченной спиной своего вождя изумленно переглядывались васоверги. Дарок снова шагнул ко мне ближе, и почудилось, будто земля под этим шагом ощутимо просела. Когда его лицо приблизилось к моему, я приложил все усилия, чтобы ни единый мускул не дрогнул. В руке скрипнуло топорище.

– Ты хорошо ее знаешь, человек? Достаточно хорошо, чтобы доверять всему сказанному ею? Или, может, она сказала тебе, кто она? М? Сказала? – тихо спросил васоверг, будто не хотел, чтобы услышали остальные. Помолчал, словно давал мне время на размышления, а затем резко отступил и громко пообещал: – Будь по твоему, слюнтяй! Но если с дурной женщиной что‑то случится, я наведаюсь в Солнечную и вырежу всю твою деревеньку.

Сплюнул под ноги и зашагал обратно к лагерю.

Асфи  

Удивляло, как в таком омерзительном месте, умудрялись вырастать кустарники и трава. Да, чахлые, пожухлые, будто в Фадрагосе существовала осень. Именно здесь. Но ведь как‑то все это росло. И на ветвях высоких кустарников то и дело сидели птицы. Ни живые и ни мертвые. Нежить. Только тут я поняла истинный смысл такого глупого слова. На Земле о нем и задумываться не приходилось.

Бесшумную поступь пришлось прервать. Первая встреча с крупным представителем нежити представилась как нельзя вовремя. Сила Вестницы привлекала удачу. Я как раз добралась до каменного доказательства того, что Кхангатор умеет держать свое слово.

Существо, явно претендующее на образ разумного, состояло из блекло‑зеленых волокон силы. А еще отчасти из пожелтевших ребер, на которых то и дело виднелась грязь и с которых свисала трава. У него была нижняя челюсть с несколькими уцелевшими зубами и напрочь отсутствовала остальная часть черепа. Подгнивший глаз – кажется, крупного животного, – был зацеплен за большой зуб.

Я скривилась. Нагнулась, зачерпнула пригоршню отвратной грязи, слепила комок плотнее и бросила в зачаток нежити. Комок угодил в ребра. Стоя на одной лишь безумной силе магии, нежить покачнулась. Позвонки шеи треснули по челюсти, и та покосилась, но не упала. Многоголосый рев раздался незамедлительно. Ужасное нечто поковыляло ко мне.

По земле прошлась дрожь, передалась через босые ступни мне. Гигантский камень открыл глаз. Поводил им из стороны в сторону, заметил того, кто посмел потревожить сон. Вскоре поднялся лениво, и мое сердце ушло в пятки. Как бы ни помнила я размер этих существ, все же восхитилась и ужаснулась им снова. Огромная нога сбила нежить, будто пластмассовую игрушку. Челюсть упала‑таки рядом, и великан с силой топнул по ней. Зеленые сгустки силы развеялись от ноги в разные стороны и впитались в землю. Великан осмотрелся уже двумя глазами.

Я не дышала, не двигалась – сама превратилась в камень.

И десяти секунд не прошло, как гигант, сотрясая землю, выбрал себе новое место для сна. Присел на корточки, принял странную позу, заламывая себе руку за головой, а вторую поджимая коленями, а через миг закрыл глаза. Теперь в нем трудно было разглядеть хоть что‑то, кроме обычного огромного валуна.

Улыбнувшись, я возобновила бесшумный шаг.

Кейел  

В одиночестве было легче и сложнее одновременно. Елрех какое‑то время пробыла со мной, попыталась приободрить какими‑то словами, но я не мог вслушиваться. Понял о добром намерении полукровки только по интонации. А затем ушла и она.

Я добрел до священного кольца, удерживая топор в руке. Размышляя над словами Дарока. О чем Асфи не сказала мне? Кто она? И почему она сказала об этом ему, а мне нет? Чем я заслужил ее недоверие ко мне? Всегда казалось, что я выказывал ей все, чтобы она понимала, что может полагаться на меня во всем и всегда. Тогда почему Дарок знает о ней что‑то большее, чем я?

Хотел войти в священное кольцо и отправиться в Холмы грез. Но застыл, вспоминая наставление на листе. Можно ли верить тому, что написала Асфи? Этот вопрос заставал врасплох и разрывал душу на части.

Оставшись на внешней стороне границ кольца, я подступил к высокому камню и, навалившись на него спиной, сполз. Усевшись, обхватил топорище двумя руками, уперся им в землю. С оружием в руках спокойнее не становилось. Душа болела так, как не болела даже в детстве, когда я понял, что родители пытались убить меня, зная, что вскоре у них появится другое дитя. Наверное, они не хотели, чтобы я воздействовал на него своей скверной. Я понял это еще тогда, когда не мог ходить без помощи знахарки. Понял и даже мог принять, уложить в голове, как дрова. Одна весть на другую, колко, с занозами, но в порядок, который держался плотностью и тяжестью этих вестей. Тогда с тягостным чувством удалось принять то, что меня хотели заменить другим дитем – лучшим, чем я.

А в этот раз не получалось. В голове ничего не укладывалось. Вольный, Дарок, ее бывший жених из другого мира, я… Кто ей важнее? Почему она говорит одно, делает другое, а чувства проявляет не подходящие ни словам, ни делам? Кто она?

Не погибнет ли в Холмах грез?..

Глупец. Зачем отговорил васоверга идти за ней?

Асфи  

О времени в этом регионе можно было забыть. Светлый сумрак владел оскверненными местами, путая раннее утро с поздним вечером. Всю дорогу приходилось развлекать себя воспоминаниями. Несложно догадаться, о ком я думала, желая отвлечься от омерзительных пейзажей. Как там Кейел? Надеюсь, не волнуется обо мне.

Немного поедала грусть, когда я вспоминала Лери. Капризная и взбалмошная девчонка – это то, что я запомнила о ней. Только один раз мы беседовали, а потом виделись издали несколько раз, и никто не стремился встретиться. Избегали друг друга. Причины, я уверена, были для нас открыты на уровне подсознания.

Теперь же мне хотелось встретиться с ней в располагающей обстановке. Может, на кухне у Елрех. Заварить чаю, разрезать горячий пирог с начинкой из молочных фруктов – вечно забываю их заковыристое название, – и пусть бы сладковатый аромат наполнил тесное помещение. Хотелось поговорить с Лери по душам, убедиться, что эта девочка, когда‑то давно спасшая Кейелу жизнь, не даст его в обиду. Тогда ей хватило смелости и сил, наверняка хватит их снова. Хотелось ощутить любовь Лери, которую она испытывает к Кейелу, а потом попросить ее, чтобы она никогда не смела разлюбить его. Хотелось вверить в ее хрупкие ручки самое дорогое, что когда‑либо дарил мне Фадрагос, а потом отнял. Мне было важно, чтобы сердце и душа Кейела больше никогда не страдали.

Думая об этом, я дошла до огромной ямы. И не останавливаясь ни на секунду, ступила на древнюю лестницу, уводящую полукольцом вглубь колодца. Толстые ветви стелились и в земляных стенах, и под ногами, но ни один мой шаг не потревожил их покой.

Спустившись в самый низ, прошла к центру. Отсюда Роми‑Вольный раскопал и вытащил воздухом сундук. Тут и надо копать.

Села на колени и ладонью расплескала ржавую, вонючую лужу из ямки. Корни заскрипели, заворочались.

– Ксанджи, – позвала я. – Тут ваше все, что найдете.

И прежде, чем гигантский корень со всего размаху пришиб бы меня по голове, огненные духи расправились с ним. На щеку мягко опустился пепел. Со всех сторон забурлила земля.

– Айссия, уберегите меня, – тихо попросила я. Незамедлительно духи укрыли меня бирюзовым сиянием.

Неподалеку раздался зловещий вой. Видимо, Ксанджи, обрадованные вседозволенностью, разлетелись в поиске добычи. Вслед за воем встряхнуло землю. Ксанджи вряд ли будут жалить то, что им не пробить. Наверное, каменные великаны теперь перебьют нежить, которая посмеет слишком громко вести себя.

Хмыкнув, я села удобнее и стала неспешно раскапывать влажную землю руками. Надеюсь, сундук закопан не слишком глубоко.

Кейел  

Все давно ушли. Проходили мимо меня прямо в кольцо, и почти никто не обратился ко мне. Васоверги сделали вид, что я пустое место. Не привыкать… Ромиар бросил полушепотом, успокаивая:

– Мы не в Холмы грез. Ты убедил всех, что это не лучшая идея.

Елрех стиснула плечо на мгновение и поспешила за остальными.

Это случилось еще до первой половины жизни Солнца. Теперь же оно не оживало и не крепло, а медленно умирало. Асфи не было.

Прислонив топор к ноге, я потер лицо и посмотрел на небо. Нет там купола. Ничего нет. Асфи сказала, что это путь в бесконечность. Где‑то там висят в пустоте звезды и планеты. Другие миры… Она явилась к нам с одного из них. Это она сказала Дароку? Разве не скрывала об этом ото всех, кроме нас – меня, Ромиара и Елрех? Да и что меняет такое знание о ней? Почему Дарок решил показательно хвастаться этим в такое время?

Миры в пустоте… Асфи называла ее невесомостью, хоть миры и висят в ней. Миры в темноте, хоть и сияют так ярко, что мы способны их увидеть. Асфи говорила, что они, очень тяжелые, неподъемные, легко крутятся вокруг друг друга.

«Как в танце?» – спросил я. И она засмеялась: «Как в танце, Кейел. Как в танце… А может, и впрямь вытанцовывают друг перед другом?»

Она задумывается по‑разному… Когда думает над глупым предположением, закусывает губу, сдерживая улыбку. Думая о серьезном, хмурится и обязательно один раз вздыхает глубоко. Когда обдумывает, как что‑то объяснить мне, что касается мироустройства, поднимает голову, подставляя взору тонкую шею, и поворачивает голову в сторону. Я прижал пальцы к губам, надеясь запомнить особенные поцелуи. Повторятся ли они еще? Услышу ли я еще раз от Асфи, как ей нравятся мои глаза? Смогу ли сжать ее руку?

Ощутив прилив ужаса, отпрянул от камня и едва не вскочил. Застыв на корточках, упираясь ладонью в священный камень, опомнился. Нельзя следовать за ней. Она ведь написала об этом в письме. Нельзя… Все, что остается мне, – ждать.

Опустился на землю обратно. Поднял упавший топор и опять прислонил к ноге так, чтобы в любой момент запросто дотянуться до него. Затылком вжался в прохладный камень и закрыл глаза. Я дождусь ее.

Асфи

Как бы я ни спешила, но добраться к региону Ящеров удалось только к закату. Роща горела в алом горизонте. Ветер поцеловал в лицо и потрепал волосы сразу же, как только Исшафи и Итъял бесшумно отпустили меня из своих объятий в центр священного кольца. Я улыбнулась. Не спеша обуваться, стиснула в руке сапоги и направилась в сторону лагеря. Если ребята меня послушали, то там уже никого не найду, и можно будет отправляться в Древний лес.

Вздрогнула, когда краем глаза разглядела странный выступ у камня. Очень неестественный. В секунду выпустила сапоги из руки и обнажила кинжал. Набрала полную грудь воздуха, в любой момент готовясь позвать Ксанджей, но рассмотрела наконец, что это был за выступ.

Кейел, услышав, падение сапог, тоже встрепенулся и схватился за топор. Поднял на меня глаза и застыл. Ветер обдувал суровое лицо, играл русыми прядями, выпавшими из хвоста. Взор зелено‑карих глаз настораживал. Откуда столько обиды и ненависти?

Нахлынул страх. Я бросила взгляд в сторону лагеря и едва не задохнулась.

– Что случилось? На вас кто‑то напал? Кто? – Стоять на месте удавалось с трудом, а Кейел как назло молчал. – Кейел, где остальные?! Что случилось?

Хриплый смех пришиб к земле. Ноги налились свинцом, всю меня охватила оторопь. Что смешного?

А Кейел продолжал смеяться. Хохотал хоть и негромко, но все равно походил на безумца. Навалился на камень спиной, налег на него затылком и смеялся. Вот только глаза оставались холодными, колкими. И холод по‑прежнему отдавал то ли ненавистью, то ли обидой.

Кейел оборвал смех так же внезапно, как и начал его. Выдохнул шумно и опустил плечи будто под тонной усталости. Опять посмотрел на меня, не особо поворачивая ко мне головы. Словно искоса оценивал.

– Кейел, все в порядке?

Он кивнул. Наконец‑то… Хоть что‑то подающее признаки разума.

Бросив топор, поднялся. Через два шага обнял меня и, словно обессилев в ногах, сполз вниз. Стоя на коленях, прижался щекой к моему животу и крепче обнял за талию. Я сглотнула колючий комок. В носу защипало, к глазам подступили слезы. Руки сами потянулись к его голове. Лоскут ткани, которым Кейел подвязывал волосы, легко слетел. И я с удовольствием распустила хвост, запутала пальцы в волосах. Затянувшееся молчание резало по сердцу.

– Кейел, пожалуйста, скажи что‑нибудь.

Он продлил муки несколько секунд, а потом сказал глухо:

– Я ждал тебя.

Глава 27. Сокровищница тайн  Кейел  

В регионе Ящеров мы задержались. Асфи каким‑то образом умудрилась вымазать ноги в грязи. Да и руки… Пока раскапывала сундук с ключом и куском карты. Из‑за ее рук пришлось еще раз мыться и мне – вся шея и волосы после этой грязи воняли падалью. Но я лишь радовался заминке. Мы пробыли у ручья до самой Луны, после отошли от прохладной низины подальше. А к священному кольцу отправились вовсе с рассветом.

Пожалуй, лучшее время жизни, которое у меня случалось, я проводил с ней. С этой девушкой из чужого мира.

В Древнем лесу до назначенного места шли, держась за руки. Я рассказывал ей о том, как фадрагосцы пугают друг друга Холмами грез. Из‑за чего‑то Асфи громко смеялась, сгибаясь пополам, а из‑за чего‑то с печалью кивала, подтверждая, что это не выдумки.

Встречали нас с изумлением и облегчением одновременно. Кажется, никто не верил, что Асфи вернется. Неужто никто, кроме меня, не готов был ждать ее до конца? Иначе почему лагерь был разбит скупо? Так, будто существа готовы были вскоре разойтись, не прощаясь.

Всю первую половину рассвета Асфи заставляла нас играть в Наллеран. Соглашался даже Дарок, который так и слова не сказал Асфи по поводу ее ухода. Она при этом поглядывала на него украдкой. Неудивительно… Ведь я спросил у нее прямо, что она рассказывала о себе Дароку такого, чего не рассказала мне? И Асфи искренне опешила. Долго уточняла у меня обо всех событиях, которые произошли без нее, в самом деле желая разобраться, что имел в виду васоверг. Видимо, теперь, как и я, гадала, зачем он соврал мне.

У меня находился только один ответ: васоверг хотел меня уязвить. Просто выбрал самый неудачный момент. Либо удачный… Когда бы еще подобные слова поселили бы во мне такое сомнение?

А после того, как Солнце стало стремительно падать, начались подготовки к походу в саму сокровищницу. Васоверги отправились на охоту. Елрех под надзором Асфи складывала вещи. Ромиар спал, набираясь сил. Стрекоза с Лиаром удалились от лагеря и бездельничали. Я наталкивался на них, когда выискивал сухостой для костра.

Разобравшись с дровами, окинул взглядом полупустой лагерь. Ромиар спал, отвернувшись от костра. И я воспользовался относительным уединением.

Немедля вытащил из сумки деревянную фигурку, подошел костру и выбросил ее в огонь. Хотел стыдливо отвернуться, но набрался сил и заставил себя смотреть, как сгорает деревяшка. Сначала огонь пожирал ее нехотя. Лизал руки, голову, подол платья, пока те не почернели. Затем загорелась голова и плечи. Вскоре огонь охватил всю фигурку, и ее уже трудно было отличить от других поленьев.

Во мне жило спокойствие.

В лесу раздался женский смех, и спокойствие разрушилось, как хрупкое стекло. Сердце загрохотало, во рту пересохло. Что рассмешило Асфи?

Обрадуется ли она, услышав то, что я ей скажу?

И грохот оборвался. Сердце ушло в пятки.

Асфи  

Впервые за столько недель удалось рассмешить Елрех!

Для этого пришлось увести фангру подальше ото всех. Убедиться особенно, что никакой ушастой заразы рядом не ютится! Затем выбрать удачное место для посиделок. Прекрасная земляничная поляна была тут как тут. Мы уселись под высоким деревом с толстым стволом, обросшим со всех сторон мхом, и я стала полушепотом делиться с Елрех предстоящей дорогой. Рассказывать о ловушках в лабиринтах старалась осторожно, чтобы не вызвать подозрения, что весь этот разговор неспроста. Никогда не было ясно, когда удача Вестницы отвернется от меня… Нужно, чтобы Елрех знала, как дойти до сокровищницы. Тем более осталось сделать последний рывок. Будет обидно, если все усилия окажутся бессмысленными.

Озвучив все планы пошагово, мне внезапно захотелось попрощаться с Елрех. Это настроение… Предчувствие собственной смерти?.. Оно казалось именно таким.

Это настроение вызывало щемящую грусть, одновременно облегчение и еще желание оставить после себя хорошие воспоминания. И в воспоминания мы с ней и нырнули, обсуждая знакомство с Роми.

– Безумная была ночка! – прыснула я в кулак.

– Никогда не думала, что услышу от беловолосого шан’ниэрда, как он мечтал увидеть в своей комнате двух девиц, – посинев, сдерживая смех, протянула Елрех.

– Он такое говорил?! – Я склонилась к ней, округляя глаза и не веря собственным ушам.

– Его смертельная мечта! – чуть ли не хрюкая, выдавила Елрех и стиснула клыки покрепче.

Спустя секунду превратилась ярко‑синее нечто и все же расхохоталась. Я расхохоталась тоже.

Услышав треск ветки, оборвала смех и положила руку на плечо Елрех. Мы уставились на деревья, из‑за которых донесся шум. Оттуда неспешно вышел Кейел.

– Не помешаю? – с вежливой улыбкой спросил он и заправил русую прядь за ухо.

Я широко улыбнулась. Нежность захлестнуло сердце. Духи Фадрагоса… Повелители, спасибо за то, что позволили мне знать этого человека!

– Пойду приготовлю те зелья, что ты просила, – проговорила Елрех, поднимаясь с места.

– Я не хотел мешать. – Кейел нахмурился и отступил к деревьям.

Елрех мотнула головой, бодро направляясь к разбитой стоянке.

– У меня полно дел. Мне некогда отдыхать, любезный человек!

Он проводил ее теплым взглядом, а затем приблизился ко мне. Как только опустился рядом, я мигом обняла его за шею. Он прижал меня к себе за талию.

– Хочешь земляники? Тут ее полно. Целая поляна!

– А ты покормишь? – спросил, не растерявшись. Хриплый голос ласкал слух, убаюкивал душу.

Отпустив его из объятий, потянулась за несколькими ягодками, которые мы с Елрех не успели слопать за разговором. Под солнечным светом они блестели красной росой. Дотянуться до лакомства не сумела. Кейел не позволил. Перехватил за локоть свободной рукой и снова прижал к себе, поцеловал внезапно.

Обычно вел себя сдержанней, поэтому напором застал врасплох. Втянув голову в плечи, я отвечала на поцелуй. Сумев вдохнуть, погладила его шею. Он разорвал поцелуй на долю секунды, произнося коротко прямо в губы:

– Асфи…

Я промычала в ответ. Головокружение приходило медленно, принося с собой сладкую слабость. Кейел опять отстранился, лбом прижался к моему лбу, стал мять губы большим пальцем, будто хотел дальше целовать, но его что‑то останавливало.

– Что нам мешает быть вместе? – шепотом спросил он.

– Что? – переспросила, находя взглядом его глаза.

Думала, что увижу их опьяненными, но в них застыла трезвая решимость.

– Ты ведь ни к чему не привязана. Так что нам мешает быть вместе?

Его слова насторожили. Я обдумала вопрос еще раз, освобождаясь от сладкого плена нежности.

– У тебя будет сын, – произнесла ему одну из самых очевидных причин.

Может, и не сын будет, а дочь. Но он же сам не так давно твердил об этом.

– Будет. Обязательно будет. И мои родители будут любить его.

От услышанного я вытянула шею, попыталась отодвинуться, но Кейел обхватил мое лицо и продолжил выговаривать в губы полушепотом:

– Асфи, я все равно буду плохим отцом. Слышишь меня? Пожалуйста, Асфи, я не готов расстаться с тобой.

Я все же выкрутилась из его рук и отпрянула. Он смотрел на меня упрямо. То есть он это всерьез?

– Так не пойдет, Кейел, – сдержанно произнесла я, хоть мир вокруг отдалился и казался нереальным.

– Тебя не держат никакие обязательства.

Мне с трудом удалось удержать крик. Просто крик. Бессловесный, подталкиваемый желанием унять бурю эмоций. Из‑за них заложило уши. Что мешает согласиться?.. Многое!

Черт возьми…

У него будет сын, будет семья, о которой он всегда мечтал. Любящая жена, сын… Духи Фадрагоса, пусть у него будет сын! Я сжала траву в кулаках и, нахмурившись, опустила голову. Уставилась на крепкие корни. Они лежали поверх земли, удерживая древнее дерево. Дерево они спасали, позволяя ему жить, а мои корни… Не корни – путы.

Тебя снова сковали, Асфи.

– Кейел, нам придется расстаться.

Мельком покосившись на него, я отвела взгляд. Кейел так побледнел, будто ожидал от меня совершенно других слов. Видимо, рассчитывал на радость и согласие…

– Асфи… – попытался ладонью накрыть мою руку, но я успела быстро вытянуть ее из‑под его руки. Глаза упорно не поднимала.

– Жизнь – штука сложная. Особенно семейная, – голос не подводил – звучал ровно, но при этом связки будто передавило. – У нас будут ссоры. Они есть в каждой семье. И знаешь, что ждет при наших ссорах? Ты будешь припоминать мне, как отказался от сына и другой женщины, ради такой нехорошей меня. Помнишь, – заставила себя посмотреть ему в глаза, и едва не лишилась самоконтроля. В его глазах росло безумие: пустой взгляд сверлил меня, или что‑то за мной. Лицо Кейела побледнело, будто в нем не осталось ни капли крови, и окаменело, отражая небывалую растерянность. Я с трудом договорила: – ты сам говорил, что я не для семьи.

– Я сказал со зла, – он едва шевелил губами. Хриплый голос еле‑еле заглушал шелест листьев. – Хотел причинить тебе боль. Прости меня, Асфи.

Он закрыл глаза и опустил голову. Сердце разрывалось на куски. Я рвала его на части. В который раз…

А Дарок не отстанет. И убьет Кейела, как обещал убить любого, кто окажется рядом со мной, когда тот найдет меня. Сумеем ли мы прятаться всю жизнь вдвоем?

Он всегда хотел нормальную семью и нормальную жизнь…

Пришлось вонзить ногти в ладони и вдохнуть глубоко. Благо такой вдох легко замаскировать под раздражение.

– Прекрати, Кейел. Я не понимаю, на что ты рассчитывал. Мы же изначально договаривались, что это обоюдное удовольствие. – Было ли такое? Судя по его лицу, даже если не было, он поверил жестоким словам. – После этого похода у меня будет полно дел, и на тебя не останется времени. Извини, но я точно не сделаю тебя счастливым. Не умею. К тому же… – Чего еще наговорить, чтобы отрезать все мосты между нами? Пожала плечами, несмотря на то, что он так и не открыл глаз. – Я поняла, наконец‑то, что ничего не знаю о Фадрагосе. И до того, как не узнаю этот мир полностью, не хочу снова загонять себя в золотую клетку.

Достаточно. Думаю, что теперь достаточно.

Кейел кивнул и посмотрел на меня. В висках забарабанило. Ладони вспотели.

– Я понял тебя, – произнес он спокойно. И почему‑то казалось, что это спокойствие такое же напускное, как вся моя бравада. Взгляд любимых глаз потеплел, улыбка украсила восхитительное лицо. – Я могу еще этой Луной…

Вдруг усмехнулся и фыркнул. Тряхнул волосами и произнес эту фразу иначе:

– Я могу до конца этого дня и эту ночь еще провести с тобой? – Склонил голову к плечу. – Как прежде. Ты разрешаешь?

Просьба вывернула душу. Нервную дрожь в руках, да и во всем теле, пришлось скрывать, резко поднимаясь.

– Да, конечно. Но сейчас пора заняться делами.

Не знаю, как выглядел мой побег с поляны со стороны, но я старалась идти к лагерю ровной походкой. До самой поляны не дошла, свернула в сторону озерца, которое обнаружили ребята и где мы набирали воду. Направилась быстрым шагом к нему. Скрывшись за густыми зарослями кустарника, позволила себе постоянно оглядываться. Обнаружив с облегчением, что Кейел не последовал за мной, бросилась по лесу бегом. Бежала до тех пор, пока не закололо в боку. Не позволяя себе разрыдаться, вцепилась в кору дерева ногтями. Вонзила их до боли и налегла всем весом, повисая на стволе. Стиснула зубы и замычала, сдерживая рвущийся вопль.

Нельзя плакать. Никаких опухших глаз быть не должно. В этой жизни никто рядом со мной не умрет! Тем более Кейел.

* * *

Ужином давилась. Стрекозу с ее песнями хотелось придушить или спалить. Запах запеченного над костром мяса напоминал, что предыдущие столкновения Ксанджей с союзниками оборачивались для меня не совсем хорошо.

Ночь превратилась в ад.

Объятия Кейела никогда не обжигали до такой степени. Я будто сама оказалась во власти Ксанджей. Из этих объятий хотелось вырваться и сбежать. Плюнуть на все обещания, плюнуть на все… Но что потом?

Приходилось терпеть.

Утром, пока все с ошарашенными лицами смотрели представление полупрозрачных Энраилл, я грела руку в ладони Кейела. Именно грела.

За время мучительной ночи пришла усталость. Она охладила одни чувства и принесла за собой другие. Мы расстаемся… Теперь уже навсегда?

Наверняка нет.

Уверена, что я не смогу жить в одном с ним мире, не подглядывая иногда за его жизнью. Буду узнавать о нем, терзая себя. Что поделать?

Перебирая его пальцы своими, наслаждалась последними часами рядом с ним. После сокровищницы предстоит много дел. Стрекозу, потерявшую память, вместе с Лиаром нужно доставить в Обитель гильдий. А еще неизвестно, чем обернется возвращение памяти к Елрех и Роми. Я морально готовилась к нервотрепке.

Я сжала Сердце времени, и все покрылось синим пламенем. Ребята корчились от боли. Не случится ли у них болевого шока, как только последние фрагменты памяти о прошлой жизни вернутся к ним?

К счастью, все эти опасения и мысли о предстоящих заботах сильно отвлекали, не позволяя мыслям о нас с Кейелом завладеть рассудком полностью.

Под моим руководством Елрех очистила глазницы дракона. Васоверги достали из лже‑гнезда спрятанный драконий глаз и вставили на место. Сдвинулась дверь на спине дракона – на поляне возник мираж.

Пока длилось представление, я обнимала Кейела, а он обнимал меня в ответ. Удивляла его отстраненность от происходящего. Пока Стрекоза испуганно разглядывала величайших магов и дергала ушами, Лиар с восхищением глазел на Ликвира, читающего свои записи. Елрех побледнела и расплакалась, накрывая рот ладонью и слушая перешептывания Аклена и Ил. Ромиар хмурился и тяжело вздыхал; его хвост повис безжизненно. Даже васоверги морщились наблюдая, как вырезают живому лже‑дракону глаза. Как потом второй лже‑дракон пламенем до камня сжигает первого.

Никто не остался равнодушным к происходящему, кроме Кейела.

– Тебе все равно? – шепотом поинтересовалась я почти в самом конце обрывка чужой жизни. – Такая трагедия…

Кейел повернул ко мне голову и уставился на меня. Я проглотила все слова. Ему не было все равно, но думал он явно не над тем, что транслировала иллюзия прямо перед его носом…

– Кто были все эти существа? Вестница среди них?! – задала очень плохой вопрос Стрекоза, когда образы прошлого развеялись. – Разве эта сокровищница не архимага Энраилла?

– Это его сокровищница, – воодушевленно ответил Лиар, круглыми глазами разглядывая опустевшую поляну и размахивая черным хвостом. Эти хвосты… хотелось оторвать! – Он был среди всех этих существ!

– Ты знаешь личность Энраилла? – изумился Гахсод, подходя со скрещенными на груди руками к голове дракона.

– Об этом знает любой темноволосый шан’ниэрд! – спесиво отозвался Лиар. Ромиар, несмотря на истощение, простонал и закатил глаза. Надеюсь, никто из присутствующих, кроме исследователя, не знает клятву Аклен’Ил и не сможет связать нынешних мудрецов с легендами и подсказками. Все же мудрецы постарались на славу, пряча собственные следы. Лиар стал просвещать: – Он был темноволосым шан’ниэрдом…

– Хватит болтать! – приказал Дарок раздраженно и вышел в центр поляны. Я мысленно поблагодарила его. – Что дальше, Асфи?

– Можно идти внутрь. Проход открыт!

– Тогда чего стоим? – Дарок высоко задрал голову.

Лишь бы с рогами васовергов нам хватило места внутри…

Кейел  

Мельтешение каких‑то существ и их проблемы интересовали мало. Пока Асфи хмуро разглядывала наших союзников, я присматривался к ней. Кто она?

Этот вопрос не давал покоя с самого начала, когда мы встретились. И позже. Помнится, я задавал его Ромиару, но ему уже было не до нее и ее тайн. Теперь вот Дарок… Просто девушка из чужого мира? Как ей удалось выжить в Холмах грез?

Я рассказывал ей о тех местах, и она не высмеивала лишь самые жуткие рассказы. Там все кишит нежитью. Нежить жадная, и чувствует тепло чужой жизни за много километров от себя. Прикосновение нежити убивает живую плоть, вытягивая все силы и тепло из мест прикосновения. Мелкая нежить – пугливая, и сама не лезет.

«Не нарывается» – сказала Асфи с усмешкой, развеивая россказни, что даже насекомые опасны.

Нежить крупнее опасна. С ней без толку бороться.

Асфи сказала, что каменные великаны растаптывали ее, пока Асфи молча стояла рядом.

Столько смелости… Всего лишь этого хватило, чтобы выжить столько времени в страшнейшем регионе Фадрагоса? Можно ли верить в это?

Можно ли верить в то, что я не нужен Асфи?

Пока она отмахивалась от меня словами, костяшки на ее кулаках белели от напряжения. И эту Луну она не спала. Я знаю. Потому что тоже не мог уснуть.

Асфи  

Что меня особенно порадовало – долго не мялись. Васоверги первыми стали забираться на спину Аклена, туда, где открылась дверь. Стрекоза дважды оглянулась на лес прежде, чем последовать за ними, словно в последний раз обдумывала, стоит ли терять прежнюю жизнь, а может, прощалась. Я помнила свои чувства в тот день, когда сама топталась на этом месте, зная, что вот‑вот предстоит расставание с теми, к кому привыкла и кого успела полюбить. Эти воспоминания навязчиво лезли снова, но я отгоняла их.

В нутро дракона я спускалась последней. Елрех поджидала на нижних ступенях и, заглядывая с сочувствием в глаза, сжала мою руку.

– Девица сказала, что придут другие Вольный и Вестница и пожертвуют собой ради будущего, – едва уловимо слуху прошептала она; Вольный и Вестница вовсе были названы одними только губами. – Выходит, милая человечка, вы пожертвовали собой?

Смотреть в серые глаза, полные слез сострадания, стало невыносимо больно. Будто в груди поселился червь, питающийся каменными сердцами.

– Освободите круг! – приказала я, оставляя Елрех без ответа. Он даже в мыслях ранил сильнее кинжала.

Дождалась, когда толпа существ разойдется по темным углам, и вытащила ключи. Разложив их по местам, отступила. Закрыв глаза, принялась разминать шею и прокручивать в голове все, что нас ожидало под сырыми сводами земли. Шорох прозвучал в раздражающей тишине, оповещая об открытии прохода.

– Будто следуем предсказаниям, – тихо произнес Лиар из дальнего угла.

– Каким еще предсказаниям? – оскалившись недовольно, спросил Норкор.

– Тем, что были спрятаны с этими вещами, – Лиар кивнул на проход, где недавно я раскладывала ключи. – Многое было написано о том…

– Не время болтать. – Я передернула плечами, подтянула сумку на плече и поспешила к спуску. – Все идут за мной и ничего не трогают.

На миг обернулась и отыскала взглядом Кейела. Мне нужно было успокоить червя в камне, убедившись, что с парнем все в порядке. Однако едва не остановилась на ступени, когда увидела его глаза. Он стоял, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, и смотрел на меня. Без восхищения, без прежних искр, выдающих в нем желание угодить любому моему капризу. Смотрел трезво, с живым интересом и подозрением. Я что‑то упустила? Что произошло между нами, что так переменило его отношение ко мне?

Вчерашнее предложение, прозвучавшее из уст Кейела, с одной стороны безумно радовало, пробуждая надежду. С другой стороны… С другой стороны, оставалось слишком много рисков, что рядом со мной Кейел и в этой жизни пострадает.

Дарок шел по пятам. Его тяжелый взгляд тоже буравил мне спину и стал уже привычным. Наконец‑то, мне удалось разгадать его характер – оскорбленный. Поводов, чем я могла оскорбить будущего вождя васовергов, хватало. Иногда я начинала перебирать их в мыслях, но быстро уставала считать одну причину за другой, которая сеяла бы между нами раздор.

– Откуда тебе все известно, человечка? – голос Стрекозы прозвучал глухим эхом. Каменные своды коридора были тесными и узкими.

Спешка не спасала от расспросов…

– Я была у старухи. Она способна навевать видения, – соврала я, говоря полуправду. У старухи мы были с Елрех, и та позволила мне вспомнить о Кейеле и его отце.

– И ты узрела весь этот сложный путь до сокровищницы? – вцепился клещом интереса в меня Лиар.

– С моими знаниями мы догадались о многом, – пришел на выручку Роми.

Каждый его шаг обозначался стуком посоха. Очень медленный, очень уставший… Но я была спокойна за рогатого друга: Елрех приготовила ему снадобья, способные придать силы на небольшой срок. Их он выпьет перед коридором с наллеран.

– Хочешь сказать, что мы идем по вашим догадкам? – недовольно полюбопытствовал Дарок, и я скривилась. – Чего они стоят? Ты, беловолосая девка, уже однажды подвел нас со стрелометом. Кто обещает, что не подведешь снова?

– Ты знал, куда отправляешься. – Ощупывая рукоять кинжала, я успокаивала злость и не позволяла себе оглянуться. Почему Дарок пытается задеть снова и снова? Зачем провоцировал Кейела на глупую ревность? Что с ним творится? Ни за что не поверю, что он влюбился. – Я не скрывала от тебя конечную точку нашего маршрута с самого начала, поэтому не смей ставить это мне в упрек.

Дарок хмыкнул. Лиар вновь о чем‑то расспрашивал, но уже не меня, а Гахсода. Звук шагов поглотил большую часть слов, и разобрать отдаленный несколькими метрами диалог не получалось. Остальные молчали.

У двери‑иллюзии не останавливались. Я сходу призвала Ксанджей и прошла сквозь узкий проем со спрятанными по сторонам зубами раутхутов. Васоверги пригибались и прижимали локти к животу, протискиваясь в него. Елрех хмурилась, разглядывая торчащие острые грани. Стрекоза проскользнула быстро‑быстро, видимо, опасаясь, что они сомкнутся именно на ней. С Кейелом я старалась не встречаться взглядом. Только с облегчением дождалась, когда он ступит на безопасный пятачок последним и отойдет к стене. О каменных украшениях на стене в виде драконьих голов, извергающих пламя, я предупредила всех заранее, как и о многом другом.

Чтобы не толкаться лишний раз среди десяти тел, замкнутых на крохотном участке, я громко командовала, кому и что делать. Архаг с извращенным удовольствием отковырял янтарный глаз дракону, затем перебросил с улыбкой ритуальный кинжал Гахсоду, стоявшему у второго дракона. Кейел с равнодушием сжег факелом рубиновое сердце. Раутхуты защелкнулись, отрезая путь для отступления. Стрекоза неосознанно прижалась плечом к груди Лиара, и у парня потемнели зеленые глаза.

– Ниши в полу, – продолжала говорить я, стоя в непосредственной близости от опасной драконьей головы. – В них пазы, куда надо вставить глаза драконов.

Васоверги слушались с энтузиазмом. Дарок не мешал ни им, ни мне, наблюдая за происходящим с любопытством и будто затаенной радостью. И эта радость мне не нравилась. Не стоит ли убить васовергов прямо тут? Ушел куда‑то важный васоверг, будущий вождь, и не вернулся… Неужели у меня из‑за этого нарисуется многотысячная армия врагов?

Я тряхнула головой и вернулась вниманием к коридору.

Добравшись до рычагов, мы обезвредили ловушки и направились к самому неприятному участку. Жадные черные души уже не пугали меня, как прежде, но пугало многое другое. Например, безучастный ко всему, кроме Елрех, Роми. Он выпьет зелье, а Елрех я приставлю к нему поближе – в соседний коридор, – это даст надежду, что он будет заинтересован пройти игру, как можно скорее. Не позволит же он Елрех умереть от рук чудовищ. Тем более мы превратимся в таких же жадных чудовищ и будем навеки заточены в сокровищнице.

Вопросов ко мне больше ни от кого не звучало. Все были заняты разглядыванием каменных стен, дверей, символов… Лиар оказался знатоком истории Фадрагоса, либо у него были отличные наставники. Будь мне интересно, я бы поинтересовалась, в какую гильдию он собирался вступить до того, как в его жизни появилась Стрекоза. Может быть, он и вовсе был в числе тех, кто и без гильдии имел вес в Фадрагосе. Но меня этот шан’ниэрд интересовал мало. Вспоминая, как он когда‑то стоял надо мной с окровавленным кинжалом и безумным взглядом, вовсе хотелось либо убить его первой, либо оказаться как можно подальше от него.

– У меня появиться гнусное ощущение, – пробормотал Норкор, когда мы вошли в комнату, освещенную ведьмовским камнем. – Будто у меня что‑то кто‑то украсть.

Я на пятках развернулась лицом к растерянным существам.

– Я не чувствую присутствие духов, – пролепетала одновременно с васовергом Стрекоза, пятясь к порогу. Ее бледное лицо в белом свете минерала казалось болезненным, почти мертвым.

Елрех, идущая вслед за ней, положила руку ей на плечо и ободряюще произнесла:

– Духов и вправду нет, чуткая эльфийка. Но нужно верить Асфи. Разве ты позабыла, сколько мы всего преодолели под ее руководством?

Наверное, в другой обстановке такие слова польстили бы. Я закусила губу, мельком покосившись на Дарока, с недовольством изучающего помещение. Было бы здорово отправить его во второй пятерке… Какая вероятность того, что они вовсе смогут пройти за нами следом? Возможно, игра открывает проход единожды для пятерых, запирая остальных неудачников в ловушке.

– Все помнят условия игры? – с бодрой улыбкой спросила я, шагнув в центр зала.

– До тошноты, – отозвался Роми, стоя у камня‑указателя. – Ты нам всем надоела с ней.

– Асфи заботилась о нас, – беззлобно заметил Кейел, подперев плечом дверной косяк, и посмотрел мне в глаза.

Тепло его взгляда окутало меня целиком и моментально. Мигом в ушах зазвучали слова вчерашнего предложения, вызывая трепет в груди. Однако Дарок резким движением смел нахлынувшие чувства. Он быстро повернулся к нам и, хмуря брови цвета стали, спросил:

– Долго будем топтаться тут? – Потер ладонью широкую грудь, царапая когтями кожаную куртку. – Норкор прав – место омерзительное.

Я пожала плечами и предложила:

– Ну пойдем. – Шагнула к центральной плите и напомнила: – Роми, пей зелья. Ты пойдешь в первом коридоре. Елрех, ты во втором.

– Как скажешь, мудрая человечка. – Она в ту же секунду отступила от Стрекозы и направилась к указанному месту.

– Кейел, ты пойдешь в четвертом. Дарок, ты в пятом.

Несмотря на мои указания, Дарок встал рядом, напротив четвертой плиты. Я уставилась в его упрямые серые глаза, стискивая кинжал. Появилось едва преодолимое желание как минимум накричать на васоверга. Артачиться в это время, на этом промежутке!.. Чертов васоверг!

Краем глаза уловила, как ко мне подходит Кейел, и сдержалась. Договор, который возник сам собой на поляне, что мы последнюю ночь проводим парой, улетучился так же сам собой. Поэтому, ощутив теплое дыхание Кейела у себя на виске и осторожное прикосновение губ, только прижалась к нему. Приобняв за талию, он прошептал мне на ухо:

– Не злись из‑за пустяков, Асфи. Теперь не время ссориться. – И, отстраняясь, добавил громче: – Я пойду по пятому коридору. Дарок, я запомнил все руны драконьего языка, но в некоторых могу путаться, поэтому буду уточнять их описаниями.

Дарок вынужден был принять навязанное дружелюбие, хотя по его лицу было видно, как ему трудно это дается. Шрам пересекающий толстые губы почернел от тени.

– Тогда проси пояснений таких рун и от меня.

Его ответ отмел желание напомнить еще раз, что ошибка одного в этой игре будет стоить жизни всем. Дарок точно не был самоубийцей.

Напоследок перед тем, как разделиться, Кейел сжал мою руку и пожелал удачи.

Удача в последнее время была на моей стороне практически всегда, когда вопрос касался моего выживания. Я не сомневалась, что она не откажет мне и теперь. Однако волнение о Кейеле, Елрех и Роми вышибли из меня реальность происходящего, как только за спиной закрылась каменная дверь.

Символы под ногами и над головой поплыли перед глазами. Огонь факелов, укрытых в колбе, замельтешил и будто обжег нутро. Я встряхнула руками, вытерла вспотевшую ладонь о штанину, второй рукой крепче стиснула лямку сумки и постаралась вернуть себе самоконтроль.

Голос Елрех, звучащий слева, успокаивал; ответы Дарока раздражали. Не он должен был идти рядом…

Не замечая, собственных шагов, я думала о грядущем будущем и приходила в ужас. Мы все тяжело расстались. О чем‑то ссорились… О чем? Все вертелось вокруг моего предательства.

– Асфирель! – обратилась Елрех, и я встрепенулась, едва не сойдя с плиты.

Через долгую секунду до меня дошло, что это не имя – символ, руна. Отыскала рассветное солнце над головой и вступила под него, называя Дароку его символ.

Шаг за шагом, метр за метром. Факелы потухли, в силу вошло сияние ведьмовского камня. Шелест и тени наполнили длинный коридор. Через толщи стен доносился хриплый голос. Настолько глухо он звучал, что ни слов, ни слогов нельзя было разобрать, но я продолжала упрямо прислушиваться. Как я буду жить без Кейела? Что делать, когда все получат то, чего хотят?

Куда девать себя?

Одно я знала точно: ждать, когда Дарок придет за мной, я не намерена.

Стиснув зубы, повернула голову к ночному охотнику. Силуэт тьмы дрожал от колыхания природного огня. Монстр потянулся ко мне длинной рукой, но достать не сумел – факелы все еще были сильны. Я оскалилась, как если бы пыталась выразить существу всю свою ненависть. Она, конечно же, не была вызвана только им и только тем, что мы оказались снова заперты в сокровищнице, но я вкладывала в оскал всю ее. Ненависть бурлила во мне, жгла руки и ноги, подталкивала к желаниям бить, бежать, кричать – не бездействовать. Однако было во мне и другое… Это другое еще в прошлой жизни было совершенно несвойственно мне. Оно гасило все эти желания, заставляло думать прежде, чем делать. Усталость. Усталость от всего была такой сильной, изматывающей, что любую необходимость хотелось совершить быстрее, но так, чтобы не приходилось ничего переделывать.

Перестав скалиться, я наступила на плиту с символом, который назвала Елрех, и произнесла ровным голосом символ Дароку.

Из коридоров наллеран мы вышли невредимыми и даже до того, как зеленая жидкость погасила факелы. Первым делом я высмотрела Кейела. Он стоял напротив своего входа целый и невредимый. Крови не было видно ни на лице, ни на шее. Вся его поза выдавала, что ранений он не получил. Он тоже осматривал меня хмуро. Я хотела улыбнуться ему, но, видя Дарока, плюнувшего под ноги и озлобленного близостью ночных охотников, отвернулась от Кейела, стараясь придать выражению лица безразличие.

– С вами все в порядке? – поинтересовалась у взбудораженной Елрех и удивительно бодрого после зелий Роми.

Шан’ниэрд стоял с прямой спиной, оскорбленным взглядом и высоко поднятым подбородком. Все его недовольство было направлено также на монстров, пытающихся преодолеть силу света и добраться до нас.

– Все в порядке, милая человечка, – ответила Елрех, откидывая копну белых волос за спину и оглядывая Роми.

– Тогда зови следующих.

Елрех кивнула. Вложила два пальца в рот и громко свистнула. С той стороны донесся свист пичуги – заливаться трелью могла только Стрекоза. Наступил момент, когда все могло разрешиться далеко не радужно для всех. Отвернувшись от Дарока так, чтобы он не видел моего оружия, я стиснула кинжал. Все уставились в сторону коридора с любопытством. Если тревога у кого‑то и присутствовала, то только у Дарока, но он в большинстве случаев выглядел хмурым.

Тишина давила неприятно на уши. Шелест монстров уже воспринимался, как фоновый шум. Поэтому как только в колбах с ближайшими к выходу факелами громко булькнуло, а затем стремительно стал падать уровень зеленой воды, отлегло от сердца.

Колбы опустели, медленно погасли ведьмовские камни. Коридоры погрузились во тьму. В потолке над нами раздался короткий скрежет, заставляя вскинуть головы. Сразу за этим раздался гул и шорох – каменные двери на той стороне коридора стали открываться. Напротив меня в тусклом белом свете стоял Архаг. Он улыбался мне плутовской улыбкой, и, складывалось впечатление, что этот васоверг вышел на приятную прогулку.

Я хмыкнула, маскируя выдох облегчения и выпуская из ладони рукоять кинжала. Теперь жизни второй пятерки зависели только от них самих. В случае их смерти, Дарок не посмеет обвинить меня в том, что я не держу своих слов.

Со стороны наблюдать за метанием черных душ добраться до живой плоти было занимательно. Либо просто Архаг не умел иначе встречать врагов, как только скалить им улыбочки и показывать неприличные жесты. Его расслабленность и веселость никак не способствовали появлению беспокойству о нем. В остальных коридорах атмосфера была несколько иная.

Я проходилась от стены к стене, разглядывая каждого участника наллеран и игнорируя взгляды Кейела. Его желание остаться со мной с каждой минутой только сильнее ранило душу. В какой‑то момент моих блужданий он осторожно перехватил меня за руку, и это было приятно и больно одновременно. Мне больше не удастся ощутить его прикосновения.

– Все в порядке? – спросила я, глядя на него.

Кейел, сомкнув плотно губы и рассматривая мои глаза, кивнул.

– Тогда не время. – Я отняла свою руку и вернулась вниманием к Стрекозе, идущей неровным шагом по плитам и дергающей ушами.

Кейел, отступая к стене, шумно вздохнул.

Спустя несколько минут, когда было видно, как коридоры игры подводят всю пятерку к выходу, я подошла вплотную к решеткам. За ними стояла Стрекоза, трясущаяся, как зайчик. За ее плечом шелестел темный силуэт. То таял под тускнеющим светом факела, то восстанавливался… И настойчиво тянулся к затылку разбойницы. Остальные толпились по углам, не смелея так, как первый. Настырный…

Лиар, идущий по соседнему коридору, выкрикнул символ. Стрекоза, секундами ранее прикипевшая ко мне взглядом, мигом отвлеклась и быстро отыскала нужную плиту. Установка с решетками щелкнула где‑то в полу – решетки со скрежетом стремительно опустились. Я мгновенно схватила Стрекозу за воротник куртки и дернула на себя, выхватывая ее буквально из когтистых рук тьмы. Она же в это время бросилась на меня со всей силы, будто знала, что хочу ее уберечь. В итоге – обе едва не повалились на пол.

– Ты чего?! – возмутилась я, отталкивая ушастую трусиху. Не удивительно, что с таким чувством самосохранения она выжила даже в Васгоре. – Осторожнее! Ты наступила мне на ногу.

Эльфийка оглянулась боязливо, вытягиваясь стрункой, и тотчас же пришла в себя. Выдохнула, гордо задрала нос и фыркнула язвительно.

– Это ты меня на себя потянула. Вот я и не устояла.

Покачав головой, я осмотрела остальных. Почти никому от темных душ не досталось, кроме коренастого Норкора. Но причина, почему его руки все исполосованы и в крови, стала ясна в первые же секунды. Васоверг, выбежав из коридора, бросился к нему обратно и с неудержимой злостью пытался вытащить черные души голыми руками. В момент, когда из его порванных рукавов выпали плети, Гахсод ударил друга кулаком в лицо. Норкок отлетел к стене, тряхнул головой и, покосился злобно на коридор, сплюнул. Потер скулу с покрасневшим пятном и гордо распрямив сутулые плечи направился к Дароку.

– Что за дверью? – спросил Дарок, отводя раздраженный взгляд от собрата на меня.

Я посмотрела на массивную дверь вверху широких ступеней, заставленных чашами с огнем. Ее изучала троица: Кейел, Елрех и Роми. Ощупывали, разгадывали витиеватые узоры, видимо, решили, что в них запрятано послание. Придется их разочаровать.

– Самое страшное позади, – бросила, направившись к первой ступени.

У двери в зал с историей обезопасила нас, громко повторив для всех:

– Что бы ни стояло перед вами дальше, ни в коем случае не трогайте ничего.

Увидев понимание в глазах абсолютно всех, отобрала у Роми факел и попросила Архага открыть дверь. Как только мы вошли внутрь, посыпались уточнения о том, что именно нельзя трогать.

– Артефакты, – ответила я, освещая перед собой во мраке клочки пути. Разжигать масло по краям стен, исписанных историей Фадрагоса, не хотелось, и я пыталась отыскать проход дальше, размахивая скупым огнем. – Пройдем по коридору, попадем в зал. В нем алтарь. Руки отрублю, если хоть кто‑то посмеет что‑нибудь тронуть.

Стоило произнести угрозу, и Стрекоза, крадущаяся в свете моего факела, исчезла из поля зрения. Ей не раз приходилось испытывать мое терпение и проверять, как далеко я готова зайти, выполняя обещания.

– Тут какой‑то свиток, – произнесла в темноте Елрех. Мне бы ее зрение…

Я шагнула на голос и вскоре отыскала рычаг. Небольшая каменная дверь отъехала как раз возле Кейела. Свет его факела предъявил взору чернеющий проем. Я подсказала:

– За порогом можно призвать Охарс.

Повторять Кейелу дважды не пришлось, и уже через несколько мгновений существа один за одним проходили в освещенный подземный коридор. Я стояла у постамента со свитком, опираясь на камень рукой, и прогоняла эмоции. Кромешная темнота раз за разом подползала ко мне, старалась уничтожить островок света. Под сводами сокровищницы будто жили самые свежие воспоминания, и они нагоняли дикую тоску. Под ее тяжестью одолевало желание затеряться во мраке, забиться в угол и расплакаться.

Не было ни малейшего желания разбираться в причинах, вызывающих такую тоску. Благо, сил хватало сосредотачиваться на сиюминутных проблемах.

Позволив себе короткую слабость, я задержалась и не заметила, как в круглом зале, укрытом темнотой, осталась одна. Или не одна?..

Высокий, широкоплечий силуэт отделился от тьмы. Стальные рога поймали свет факела и блеснули угрозой. Дарок смотрел на меня свысока и, жуя губы, о чем‑то размышлял. Приняв решение, хмыкнул и шагнул ближе. Я не шелохнулась, выражая твердость и безбоязненность перед воином.

– Я знаю, кто ты.

От короткой фразы бросило в пот. Сердце ухнуло.

– О чем ты? – я растянула улыбку, стараясь сделать все, чтобы она не дрогнула.

Дарок улыбнулся в ответ, походя на сытого кота. Поднес руку к моему лицу и, подцепив прядь волос, выбившуюся из косы, накрутил ее на палец.

– Гархорт тоже ничего не мог дать своей Вестнице, – протянул он.

Я попыталась рассмеяться, но смех застрял в горле. Ноги налились свинцом и, чтобы хоть немного почувствовать в них силу, я поменяла позу. Повернулась к постаменту спиной и налегла на него локтями, придавая телу показную расслабленность. Выдавить из себя смех так и не удалось. Пришлось выгнуть бровь и коротко произнести:

– Смешно.

– Смеешься надо мной, Асфи? – Дарок потянул за прядь, но боли не причинил. Заставил только посмотреть в глаза цвета стали. Толстые губы, исполосованные шрамом, приблизились к лицу. – Долго смеяться не позволю…

Обещание повисло в воздухе напряжением. Напомнило о нашем уговоре. Как мне избавиться от его преследования, не вызывая подозрения всей своры? Несчастный случай?

Дарок усмехнулся, словно поймал меня с поличным, и принялся рассуждать:

– Откуда тебе известно столько о сокровищнице? Откуда эти знания?

– От старухи, – упрямилась я.

– Женщина, ты не идешь вперед, – проигнорировал он меня, – ты разносишь вести. Предупреждаешь, оберегаешь, даруешь каждому то, что он заслужил. – Погладил пальцем щеку, и я поморщилась беззастенчиво – противно. Дарока это ничуть не смутило. – За этим вы и являетесь в Фадрагос. Вестницы… И уходите от нас, так никому и не сказав, кто вы. Поэтому о вас почти ничего неизвестно.

– Я не Вестница, Дарок. Ты бредишь!

Я попыталась уйти, но Дарок сразу шагнул навстречу, заставляя отпрянуть обратно к камню.

– А я тебе не верю. – Гнилостное дыхание добралась до носа, вынуждая отвернуться. От доброго настроения Дарока не осталось и следа. Он прорычал мне в лицо, едва не стискивая клыки. – Ты не забыла, что я пообещал тебе, Асфи?

– Такое забудешь!

Я толкнула его в грудь, и, на мое счастье, он от неожиданности отпора с моей стороны, отступил. Радовало и то, что не бросился преследовать. Охарс маячили у порога, указывая путь к выходу.

– Условия переменились, женщина!

Гнев нахлынул еще большей волной, бросился в щеки, зазвенел в ушах. Я порывисто обернулась и уставилась на громилу, сжимая кулаки.

Дарок поднял факел, оставленный мною у постамента, и сказал:

– Я найду тебя, приведу в Васгор к своим воинам и проведу по осколкам костей или по углям. И если твои ноги не пострадают, то пойму и я, и мои воины, что ты соврала мне. Тогда я посажу тебя на цепи. На те цепи, которые не позволят тебе взывать к духам. И хочешь ты того или нет, но ты станешь матерью моих сыновей. А со временем ты научишься любить меня, как когда‑то первая Вестница любилаГархорта. Я стану таким же вождем, каким был он. Твои знания позволят мне стать самым мудрым и уважаемым вождем.

Языки огня плясали рядом с его лицом, танцуя в жестоких глазах. Выколоть бы их и скормить птицам!

Глубоко вздохнув, взяла себя в руки. Терпение было на грани. Казалось, что если дам малейшую слабину, то эмоции хлынут через трещину и снесут все на своем пути. Голова кружилась. Я невольно потрогала себя под носом, опасаясь, что повысилось давление и у меня опять пошла кровь. Крови не было. Она лишь бушевала в сердце, заставляя его работать на полную мощь.

Думала, что разговор окончен, но стоило мне отвернуться, как ненавистный голос опять разнесся в зале:

– И этот волчонок. Он, или другой, третий… Даже если ты вступишь в гильдию, то я выпотрошу твоего верховного. Не ищи себе заступников, Асфи, если не хочешь видеть их с переломанным хребтом.

Я зажмурилась, чувствуя, как мир вокруг раскачивается, будто превратился в маятник. Вправо, влево, вправо, влево… И амплитуда становится все шире и шире. Ни одна мысль не могла надолго задержаться в голове, поэтому и не нашлось слов для ответа. И я ушла молча.

Кейел  

Асфи слегка вздрогнула, заметив меня, и сразу же нахмурилась. Поняла, что я все слышал. От стены за спиной веяло сыростью, неровный камень давил выступом в плечо, но я за то время, что стоял за каменной дверью, ни разу не сдвинулся.

Вестница?..

Предположения Дарока многое объясняли. Очень многое. Как и его угрозы…

В глазах Асфи тлели огоньки. В последние рассветы Солнце исчезло из них, будто умерло окончательно, оставив после себя лишь искры своего призрака.

– Почему не пошел с остальными? – поинтересовалась Асфи, закидывая сумку на плечо.

– Волновался за тебя.

Она дернула головой и нахмурилась сильнее. Взгляд, устремленный на скалистый пол, напротив, смягчился – опечалился.

– Ты не спасешь меня от него, – едва слышно произнесла она.

– Прости. – Я тоже опустил глаза в пол.

Не спасу… Глупо это отрицать, жестоко – дарить надежды, наверняка зная, что ты ничто перед ее врагом.

– Не стыдись. – Асфи положила руку мне на сгиб локтя. – Если он использует амулеты, запрещающие духам появляться, то, боюсь, и я себе ничем не помогу. Никто не поможет.

Я взял ее за руку, оттолкнулся от стены и шагнул ближе. Прислонившись лбом к ее лбу, закрыл глаза и позволил себе еще немного обмануться нашей близостью. Хотелось представлять, как мы с ней будем рядом каждый рассвет и каждую Луну. Вспомнил ласку, которую она мне дарила, и ласку, на которую была способна Лери. Такая бездна разделяет их… Нет ничего общего.

Наконец в зале раздались шаги. Не прошло и нескольких мгновений, как из прохода вышел Дарок. Асфи не отпрянула, как я того ожидал, а наоборот. Услышав Дарока, зажмурилась крепче, обняла меня. Уткнувшись носом в ключицу, втянула воздух шумно и замерла.

Я поднял голову и прищурился. Перехватил взор Дарока, и злость, клокотавшая во мне, не позволила отвернуться. Мы уставились друг другу в глаза. Не знаю, что он высмотрел в моих, но я видел отвращение, будто перед ним стоит мерзкая букашка. Однако васоверг поморщился первым и, тряхнув рогатой головой, отправился вслед за остальными.

Гладя Асфи по голове, я провожал взглядом того, кто стал причиной нашего с ней раздора. Выходит, чтобы Асфи жила спокойно, васоверга необходимо убить. Но как это сделать?

В Солнечной поговаривали, что не каждый зверь справится с мародерами. Не каждый…

Выходит, мне нужен зверь посильнее.

Асфи  

До зала с призрачными драконами и проклятием Единства шли, держась за руки. Присутствие Кейела рядом успокаивало, будто лишая злости. Я перебирала его пальцы своими, надеясь запомнить их. Длинные. Мозолистая ладонь, шершавые подушечки, короткие ногти, срезанные ножом едва ли не под корень.

У него крепкая хватка. А от руки исходит тепло, которое способно размягчить даже каменное сердце.

Я прислушивалась к его размеренным шагам и хриплому голосу, звучащему в сводах тесного коридора глухо. Кейел рассказывал мне о какой‑то ерунде… Ему самому интересно сейчас обсуждать зверей Фадрагоса?

Но он обсуждал, глядя перед собой стеклянными глазами, которые вызывали во мне беспокойство. Не споткнется ли?

Обсуждал в основном хищников, сравнивая их, пересказывая чужие байки о самых свирепых. Упоминания о кровожадных, способных убить даже васовергов, заставляли поднимать глаза на Дарока. Он оторвался от нас, и его громоздкая фигура угадывалась чертами в полумраке. В эти мгновения я будто понимала, о чем размышляет Кейел, и видела связь между этой пустой болтовней и случайными смертями вонючих уродов.

Я бы тоже хотела, чтобы откуда ни возьмись появился свирепый зверь и разодрал Дарока на мелкие кусочки. Желательно на глазах множества свидетелей. Ведь нельзя навлечь гнев всей его армии. Может, Кейел намекает на вмешательство Мивенталь? Сомневаюсь… Он бы не стал вмешивать духов в такое грязное дело.

Я стиснула его руку крепче и сразу же почувствовала взаимное пожатие.

В зале с драконами творилась суматоха. Васоверги стояли наготове к бою. Их плети лежали бритвами на каменном полу, подошвы сапог скрипели под весом носков. На кулаках от напряжения выступили костяшки. Не лопнут ли в них их же плети?

Я хмыкнула.

Стрекоза, заслышав меня, быстро обернулась, поднимая кинжал выше. Увидев меня, спросила полушепотом:

– Ты знала, что тут бессмертные стражи?!

Вслед за ней на меня воззрился темноволосый шан’ниэрд. Елрех, не спуская глаз с драконов, отступила к жертвеннику и покосилась на него. Роми, опираясь на посох, прикрыл лицо рукавом, будто чесал нос. С моей стороны было видно, как он морщится от близости Елрех. Заострившиеся черты лица на секунду выдали душевные муки, а затем вновь предъявили присутствующим усталость гордеца.

Ромиар был единственный из всех, кого меньше заинтересовали драконы, чем банка с водой истины и утопленной в ней веткой. Желтые глаза бегали из стороны в сторону, читая руны на жертвеннике.

Выпустив руку Кейела, я протиснулась между всеми и спокойным шагом устремилась к деревянной двери. Она, приоткрытая, будто приглашала войти.

Тревожить отдых заключенных душ Аклена и Ил не хотелось, поэтому у двери повернулась к застывшим спутникам и поманила их рукой. Васоверги, приподняв бритвы над полом, крадучись последовали за мной. За ними засеменила Стрекоза. Тихо застучал посох Роми…

За дверью пахнуло стариной, которую я волей‑неволей набрала в себя полной грудью с наслаждением. Исчезла сырость, немного потеплело, и я, спустившись с последней скрипнувшей ступени, дохнула на озябшую руку. Вторая – до сих пор хранила тепло Кейела.

Заметив блеск граней знакомого артефакта, неосознанно потянулась за перчатками, но осадила себя. Не время возвращаться в прошлое… Уберечь бы Елрех и Роми.

Внутрь спустились остальные, и за спиной стало тесно.

– Священное кольцо? – удивленно и резко спросил Гахсод.

Ему, как и Дароку, приходилось склонять рогатую голову, чтобы не задевать дощатый потолок. Но над валунами священного кольца потолок резко уходил ввысь, позволяя васовергам выпрямиться в полный рост. Оставшись там, они стали разглядывать издали полки и шкафы с многочисленными сокровищами – артефактами, свитками, книгами…

Я подошла к одному из столов, на котором в открытых футлярах и на подставках лежала крохотная часть артефактов. Прикипела взглядом к хрустальному сердцу с острыми гранями и едва сумела отвести глаза. Мое сердце в это время будто сжалось болезненно до размера горошины. Поморщившись и потерев ладонью грудь, посмотрела на артефакт, ради которого я рискнула многим уже в этой жизни. Овальная бляха была железной и выглядела тяжелой; по ее краям виднелись выемки для больших пальцев, а в центре вились черные узоры символов. Чем они были нанесены, можно было лишь догадываться. Однако происхождение вкраплений, выступающих кое‑где в этих узорах, не вызывало вопросов – ведьмовской камень сиял тускло, холодно, напоминая о луне или о далеких, едва заметных глазу звездах.

Третий артефакт бросился в глаза сам. Привлек внимание в тот момент, когда я уже собралась подозвать к себе Роми.

Бронзовый шар с редкими мелкими колючками, наверняка способными проткнуть кожу до крови, лежал в креплениях причудливой подставки. Тонкие металлические диски окольцовывали крепления до самого основания, расходящегося книзу и крепко привинченному к столешнице. Таких дисков было три, и от самого верхнего под углом ввысь тянулись кривые прутья, напоминая солнечные лучи. Смерть Солнца…

Стрекоза вытягивалась на носочках в углу у шкафа, рассматривая банки с законсервированными то ли существами, то ли растениями. Лиар, стоя у нее за спиной с тревожной физиономией, заметил мой взгляд и осторожно тронул эльфийку за плечо. Та быстро оглянулась и проследила, куда он указывает ей. Никаких дополнительных объяснений никому не понадобилось. Стрекоза дернула ушами, заметно сглотнула и, в последний раз посмотрев на Лиара, неспешно направилась ко мне.

Тихие переговоры между васовергами оборвались. Елрех отвлеклась от изучения рисунков, листы с которыми лежали на одном из столов. Роми, повиснув на посохе, подался вперед и впился прищуром желтых глаз в эльфийку. Кейел, с ленивым интересом разглядывающий столы с причудливым, наверное, ритуальным оружием, остановился и тоже стал наблюдать за нами.

– Какой? – тихо пискнула побледневшая эльфийка.

– Этот. – Я указала пальцем. – Возьми его сама. Не думаю, что кому‑то его можно трогать.

Артефакт стоял на краю стола, поэтому сильно тянуться к нему ей не пришлось. Кольца позволяли свободно запустить в них две руки. Стрекоза облизала губы, выдохнула и приблизила ладони к шару еще. Посмотрела на меня, не поднимая головы. В зеленых глазах бился страх.

– Не бросай меня потом, человечка, – с отрывистым дыханием прошептала она. Над губой выступили бисеринки пота.

Я шагнула к ней и сжала плечо.

– Ромиар пообещал, что не оставит ни тебя, ни Лиара в беде. К тому же Елрех, поверь мне, уже привыкла к тебе. А кто в Фадрагосе не знает, как фангры окружают заботой тех, к кому прикипели душой? Все будет в порядке, Тинаэль. Ты приняла верное решение.

Она с облегчением выдохнула и кивнула. Аккуратно обхватив шар, стала вытаскивать его, но ойкнула почти сразу и подпрыгнула на месте. Я на всякий случай отпрянула от нее. Лиар бросился к нам, но по моему приказу, отданному жестом выставленной руки, остановился, не смея трогать свою подругу. Стрекоза в это время запрокинула высоко голову и приоткрыла рот. Зеленые глаза закатились под широко открытые веки. Все тело было напряжено, будто через него пропускали электрический ток. Разве что, ни судорог, ни дрожи не было.

Спустя несколько секунд жуткого оцепенения, руки Стрекозы разжались – колючий шар, пролетев всего несколько миллиметров, упал обратно ровно в пазы креплений. Эльфийка мешком повалилась на пол, расцарапав запястья о «солнечные лучи». Лиара больше ничего не способно было удержать, и я благоразумно отскочила с его пути. Рухнув на колени рядом с возлюбленной, он стал суматошно ощупывать ее.

– Тинаэль! – крикнул, взрывая тишину.

Развернул ее ладони к свету – они были в крови. Я глянула на артефакт, отмечая, что он чист. Под ненавистным взором Лиара, напоминающим о моем давнем знакомстве с ним, села с другой стороны от эльфийки и ощупала ее запястье. Пульс бился ровно.

– Она жива, – успокоила шан’ниэрда, и он с силой нажал на второе запястье, повторяя за мной прощупывание пульса. – А вот ты скоро проткнешь ей вены своим когтем.

– Когда она придет в себя?! – Лиар ревностно прижал Стрекозу к себе.

Я поднялась, отряхнула колени, разглядывая чистые штанины. Видимо, сокровищницу оберегают чары от грязи и пыли.

– Не знаю, – пожала плечами. – Но я уверена, что артефакт сработал верно. И то, что твоя подружка потеряла сознание, спасло ее от заготовленного для нее зелья. Мне не пришлось усыплять ее до того, как она бы начала впитывать обновленным сознанием окружающую нас обстановку.

Лиар свел на переносице темные брови и еще крепче прижал к себе тонкую эльфийку. Не переломал бы он ей ребра…

– Ты принес мне клятву, Лиар, что никогда не пойдешь против меня, – напомнила я ему. – И ты не расскажешь никому о сокровищнице, если желаешь Тинаэль лучшего. Ты понимаешь, о чем я?

Он весь вспыхнул; щеки заалели. Верхняя губа задрожала, а хвост заметался за спиной размашисто.

– Мы с ней всего лишь хотим жить достойно! Ты… – Не договорил, оставляя загадкой, хотел ли оскорбить, или собирался угрожать. Закрыл глаза, опуская рогатую голову. – Твой друг обещал нам…

– И Ромиар сдержит обещание.

Я посмотрела требовательно на упомянутого. Его прищур никуда не делся.

– Убери ее отсюда, – приказал Роми, срываясь с места, и в несколько шагов, стуча посохом, доковылял до нас. – Пока она не очнулась. Меня дождетесь в Обители гильдии. Послание, которое я написал, у тебя?

Лиар задрал подбородок и кивнул.

– Имена тех, кто поможет, если не смогу я? – уточнял Роми назидательным тоном.

Лиар кивнул повторно.

– Тогда иди, мой темный брат. Отдашь необходимые письма страже на воротах и увидишь, как быстро все разрешиться. Никто не посмеет осудить тебя и никто не тронет твою возлюбленную.

Лиар, позабывший о злости, стал бережно перекладывать Стрекозу, чтобы поднять ее на руки. Мы с Роми расступились, давая ему проход.

– С ними будет так же? – спросил за плечом Дарок, вынуждая повернуться к нему. Я не слышала его поступи, не заметила, когда он подошел. Склоняя голову под потолком, он продолжил с отвращением интересоваться: – С твоими дружками. Зачем ты привела их сюда, Асфи?

– Чтобы исцелить Роми, – не стала врать, скрещивая руки на груди и глядя в серые глаза. – Не знаю, будет ли так же, но нам предстоит еще повозиться.

– Так вы затеяли этот поход из‑за влюбленности шан’ниэрдки? – Дарок вовсе скривился.

– Это вопрос моей жизни и смерти! – оскалился Роми. Зелье бодрости придало ему сил с лихвой, раз хватало на злость.

– Я не заметил, чтобы ты был влюблен в полукровку в начале похода, – засомневался Дарок.

– Мы не спешили об этом распространяться, – поддержала несложный обман я.

Дарок глянул на меня с недоверием. Хмыкнул и склонился ко мне. Я с трудом устояла на месте; пальцами впилась себе в руки.

– И что в этой вонючей дыре может помочь этой девке?

– Артефакт, – с готовностью ответила. И осуждающе покачала головой. – Дарок, у некоторых есть доступ к перечню артефактов, которые создал Энраилл. Ты забыл, что у меня был богатый любовник? А я же тебе говорила. Говорила, что он задаривал меня украшениями. Ты придумываешь себе глупости обо мне, и я, слыша их, даже не представляю, как подобную чушь разбивать. Против нее ни одного здравого довода не придумаешь!

– У тебя их нет, – он снизил тон.

Почему? Неужели, собратьям о своих догадках не говорил?

– Ты получил от Стрекозы то, что хотел? – перевела тему.

– Она поведала мне много интересного. – По толстым губам скользнула довольная улыбка. Дарок поскреб шею. – Придется немного дольше повозиться, чтобы скинуть старую тварь с насиженного места, но я точно сделаю это.

– Значит, я свою часть сделки выполнила, – я тоже улыбнулась, вскидывая подбородок.

– И я провел тебя, смелая женщина, как и уговаривались. Поэтому не собираюсь дольше торчать в комнате полной скверны. Тем более хочу проведать Хайко перед тем, как отправиться к Кхангатору. – Приблизил свои губы к моему уху и прошептал: – А потом я приду за тобой, Асфи. Ты не прождешь меня и периода. И не полагайся на силу, сокрытую в этих скверных вещах. Какое бы могущество ты ни обрела, оно не помешает мне.

Улыбку удалось удержать. К тому же успешное завершение миссии и уход лишних свидетелей не могли не радовать.

– Надеюсь, ты умрешь, – сказала ему на прощание, – пока будешь возиться с очередной кладкой дракона.

Дарок, отстранившись, вскинул брови. Хмыкнул, оценивая меня насмешливым взглядом, и зашагал прочь.

Васоверги вошли в священное кольцо, окружив Лиара с его драгоценной ношей, положили ему руки на плечи, и тот обратился к духам. Маленькие полупрозрачные светлячки безотказно явились, обозначая, что кольцо и вправду работает, и, значит, мы сможем выбраться из сокровищницы. А могут ли священные кольца вовсе не работать?

От вопроса отвлек тихий голос Ромиара.

– Духи Фадрагоса, наконец‑то!

Я успела подумать, что он разделяет мою радость от ухода васовергов, но краем глаза заметила, как он буквально бросился к Слезе Луны. Отбросил посох, и тот громко ударился о пол.

В сокровищнице остались лишь мы четверо. Воцарилась оглушительная тишина. Поглаживая края железной бляхи, Роми никак не решался положить пальцы на предназначенное для них место. Кончик хвоста подрагивал у самого пола; язык то и дело облизывал потрескавшиеся серые губы. Желтые глаза сияли, неотрывно разглядывая узоры на артефакте.

– Все будет в порядке, Роми, – проговорила я, догадываясь о причинах промедления и нерешительности.

– Ты врешь мне, человечка, – не меняя положения, едва слышно, сказал он. – Ты ведь понятия не имеешь, как будет, верно?

Не дожидаясь ответа, впрочем, которого у меня не было заготовлено, Роми быстро оглянулся, проверяя, не приблизилась ли к нам Елрех и не слушает ли.

– Но я спокоен. Хуже уже быть не может. Даже если я умру – это будет даром для меня. Такое облегчение – перестать думать о ней…

И он решительно накрыл выемки пальцами. Облизал серые губы еще раз, пока вкрапления ведьмовского камня постепенно разгорались ярче. Его лицо тронула нервная полуулыбка, а затем Роми коротко и порывисто вдохнул, широко открыл глаза, резко выпрямляясь, и замер.

Я затаив дыхание следила за ним. Ладони вспотели, сердце покрылось льдом и – без того тяжелое – потяжелело еще сильнее.

В тишине скрипнула половица, едва слышно стукнулись амулеты, вплетенные в волосы Елрех. Она медленно и осторожно, не отрывая обеспокоенных глаз от Роми, подошла к нам. Остановившись по другой бок от него, заглянула ему в лицо и закусила побледневшие губы. Через миг покачала головой, сцепила руки в замок и прижала к груди. Светло‑синие губы зашевелились наверняка в беззвучной молитве.

Я глубоко вздохнула и ощутила дикое желание отступить, отвернуться, зажмуриться… В голове роились разные мысли, сменяя друг друга невыносимыми кадрами. Не навредила ли я Роми? Не перепутали ли мы артефакт?

Он горел в синем пламени… А до этого угрожал мне.

Мы столько раз ругались…

Я отступила и спиной наткнулась на что‑то мягкое. Кейел успокаивающе сжал мои плечи и прильнул щекой к виску. Теплое дыхание поиграло волосками, пощекотало кожу.

Присутствие Кейела приободрило, напоминая, что как бы ни сложились наши судьбы, мы все равно спасли Фадрагос. Мы все его спасли. Наверное… По крайней мере, даже своим эгоизмом мы вложили в его спасение все то, что от нас ждали. Дальше дело не за нами.

Шагнув к неподвижному Роми обратно, я потянулась к его лицу. Хотела поводить рукой перед глазами, но он среагировал быстрее. Вдруг посмотрел на меня и медленно поднес указательный палец к губам, требуя тишины. Осторожно положил артефакт на стол, будто боялся, что от его малейшего прикосновения к твердой поверхности раздастся оглушительный стук. Свел белые брови на переносице, и лицо приобрело жалостливое выражение, такое непривычное для заносчивого шан’ниэрда.

Он, сцепив руки за спиной, отступил от стола одним размашистым шагом и посмотрел на Елрех. Тонкие ноздри раздулись от резкого выдоха. Раздался тихий голос:

– Твоя очередь, Елрех.

Я ощутила облегчение уже от того, что Роми не упал замертво. Решила сразу поинтересоваться:

– Роми, ты…

– А ты помолчи, – приказал он мне, прочертив быструю полудугу хвостом.

Заметив, как на долю секунды сжались серые губы, я поняла: он все вспомнил. Зубы скрипнули неприятно. Такое ли я планировала возвращение тех, кого стремилась вернуть? Нет. Я вовсе ничего не планировала. Даже не представляла и не воображала, как это будет. Может, и к лучшему.

Кивнула, опуская голову и сжимая рукоять кинжала скользкой от пота ладонью. Сердце дрожало в груди, будто, попав в паутину, внезапно обратилось в мотылька. Поглаживания Кейела по плечам больше не успокаивали.

На пол, в точку, куда я уставилась, упала тень. Она принадлежала Елрех. Тень подняла руки, искаженные метаниями неугомонных Охарс, и сжала в руках плоский предмет. Тишина из оглушительной превратилась в предсмертную.

Меня не простят.

Как я могла позабыть обо всем, что натворила? Как позволила собственному эгоизму обратно взять верх над рассудительностью? Боялась одиночества – получу отверженность всеми.

Но разве Елрех не любила Роми? Любила. Настолько, что страдала, зная, что бывших Вольных не бывает. Что они куда‑то исчезают. Умирают.

Теперь я вернула ей Роми, и он не Вольный. Ведь не Вольный же?

Неужели она меня не простит?

Раздался стук, и я вздрогнула. По шее покатились струйки пота, впитались в воротник рубахи. Во рту образовалась пустыня.

– Мы…

Задумчивое «мы», сказанное Елрех, повисло в воздухе недосказанностью и породило тысячу разных вариаций для продолжения. Кого касалось это мы? Нас всех или только ее и Роми? Она хотела припомнить обиды, или… «Или» сеяло хаос в голове. Он за мгновение разросся до таких масштабов, что проще было отказаться от любых догадок. Тем более даже самые первые успели вскружить голову, вызывая слабость в ногах и тошнотворный комок, подкативший к горлу.

Тень сдвинулась с места, разгоняя суетливое скопище духов. Тень подняла руку к другой тени, и та попятилась.

– Мне нужно время, – прохрипел Роми.

Меня пробрал озноб, приморозил к полу, потек жидким льдом по крови.

Первая тень молча шагнула в другом направлении, падая мне на ноги, накрывая меня.

Сейчас все решится…

Веки, опустившись, закрыли от меня внешние источники страхов, но будто открыли винтик внутренних на полную мощь.

Руки Кейела все еще лежали на плечах, но я едва ли их чувствовала. Зато другое прикосновение опалило. Елрех легонько стиснула мне локоть и дружеским движением погладила. Таким мимолетным, что в обычной жизни, возможно, осталось бы незамеченным – будничным. Но в данную секунду оно подарило надежду на будущее. Ресницы впитали выступившие слезы, а Елрех ушла дальше.

Я осмелела. Открыла глаза, посмотрела на Роми, наблюдающего за Елрех. Он стоял в паре метров от нас, скрестив руки на груди и хмурясь. Он не выглядел злым, скорее – уставшим, утомленным. Однако не было и заметно такого безумия и отвращения, к которому привыкли. Наверное, именно его отсутствие бросалось в глаза так ярко, выдавая внутренние изменения в шан’ниэрде.

Хотелось сказать ему что‑нибудь, но приказ, чтобы я молчала, останавливал.

– Это так… – тихо протянула за спиной Елрех, – тяжело.

Я повернулась к ней, выкручиваясь из объятий Кейела. Фангра сидела у стены и крутила в руках свой кинжал так, словно не узнавала его.

– Я одолела им лиертахона. Это было вместе с тобой, безрассудная человечка, – задумчиво продолжила делиться она. В больших серых глазах застыла растерянность. – И в ту же ночь перерезала им силки. В них угодила крохотная косуля. Ей еще жить да жить…

Мы с Роми шагнули к Елрех одновременно, и я, чувствуя укол в сердце, остановилась, уступила ему первенство. Но как только он опустился на корточки перед Елрех, все же не выдержала и подошла к ним. Присела с другой стороны и решительно взяла Елрех за руку. Если не простила, то отшвырнет. Зато сколько мучений сразу же оборвется внутри меня, вызванные множеством вопросов, на которые я пока не получила четких ответов.

Елрех схватила меня крепко‑крепко в ответ, будто падала куда‑то и пыталась удержаться. Хотя внешне она проявляла несоответствующее спокойствие.

Роми задышал шумнее, тяжелее, а затем потянулся пальцами к щеке Елрех. Едва притронувшись, отдернул руку. Елрех подняла голову, посмотрев на него тем же растерянным взглядом.

– Прости, – произнес он.

– Не заставляй себя, если тебе плохо, – с пониманием ответила Елрех. – Я не обижусь…

И закусила губу. Повернула ко мне голову, потом снова к Роми. Поинтересовалась вежливо:

– Как мне обращаться к тебе?

По мне прошла дрожь. Я и представить не могла, что сейчас твориться в их головах. Все ли прошло хорошо с этими артефактами?..

Скулы Роми резко очертились, губы превратились в тонкую полоску. Он склонил голову к плечу и уверенно, в полный голос произнес:

– Я люблю тебя, Елрех. – Взметнул хвостом, на скорости стукнув им о пол. – Меня не прекратило тошнить от твоего вида, но ты самая красивая женщина, которую я когда‑либо видел. Эта раздвоенность восприятия мешает, и мне нужно время, чтобы справиться с ней.

– Я спросила не об этом. – Елрех втянула голову в плечи и сильнее стиснула мою руку.

Ромиар прикрыл глаза ладонью и, снизив тон, сказал, словно размышляя вслух:

– Ты моя избранница сердца. Мы прошли ритуал сердец, пусть мир этого и не помнит. – Сжал кулаки; под серыми губами блеснули клыки. – Мы напомним.

– Роми. – Елрех хотела тронуть его второй рукой, но сжала в ладони воздух. И проговорила с полуулыбкой: – Ты уважаемый исследователь, мне это нравится. Если ты не против, уважаемый исследователь, я буду звать тебя так.

На лице Роми расползлась улыбка. Она по‑прежнему отражала усталость, но была…

Я понимала, что лишняя. Чувствовала это с самого начала, но не могла уйти. Кроме этого чувства во мне проснулось и другое. Неприкаянная… Я не знала, куда идти дальше, что делать. Предстояло так много, но все предстоящее казалось совершенно ненужным.

Несколько мгновений Елрех и Роми любовались друг другом, как после долгой разлуки или при первой влюбленности, а затем глазастая фангра отвлеклась и переменилась в лице. Ее серые глаза превратились в блюдца, а бледность едва не превратила голубую кожу в серо‑белую

– Что ты делаешь, добрый человек? – спросила она, глядя в сторону артефактов.

Волосы на затылке встали дыбом, зашевелились.

Мы с Роми опять обернулись разом, не поднимаясь в полный рост. Кейел, позабытый на короткий срок всеми нами, стоял перед столом и держал в руках Слезу Луны. На его лице боролись чувства: неуверенность, сомнения, сожаления…

– Тебе это не нужно, Кейел, – произнес Роми, вставая на ноги.

Кейел только склонил голову ниже, рассматривая артефакт. Русые волосы непослушно выпали из‑за ушей, повисли вдоль напряженных щек. Длинный нос бросал тень на губы, глаза ввалились под хищные брови и блестели из темноты. Но Охарс перелетели суетливо, закружили, выравнивая свет и смягчая острые черты лица.

– Нужно, – упрямо ответил Кейел.

– Зачем? – не отставал Роми, обыскивая взглядом комнату.

Я стиснула кулаки. От мысли, что Роми собирается обидеть Кейела, лишь бы тот не применил артефакт, становилось дурно. Зло просыпалось в груди, распылялось, сбивало с убеждения, что Кейелу нельзя вспоминать прошлую жизнь. Тем более из‑за меня…

– Роми прав, Кейел, – взяв себя в руки, мягко проговорила я, тоже поднимаясь в полный рост.

– Почему? – спросил он и уставился на меня. – Почему ты отговариваешь меня?

– Потому что она впервые проявляет благоразумие, – процедил Роми, сжимая кулаки. Его хвост заметался из стороны в сторону.

Радовало лишь то, что, несмотря на зелье бодрости, он был истощен. В нем недостаточно силы, чтобы даже просто хорошенько приложить человека. Наверное, сейчас с ним справился бы и ребенок.

– Ты боишься его? – изумился Кейел, сильнее повернув голову к Роми, чем напомнил коршуна.

– Что?

– Ты выглядишь так, словно боишься, что я верну память Вольного. Вы все боитесь. Почему?

– Я желаю тебе счастья, Кейел, – выпалила я, шагнув к нему и прижимая руки к груди. В ней исстрадалось сердце, а легкие не справлялись с кислородом.

– Отказываясь от меня? – он хмыкнул.

Я закусила губу.

– Милый человек, – заговорила Елрех. – Ты… Тебе будет больнее всех нас.

Ее слова ударили острее кинжала. В ушах зазвенело.

– Он был страшным человеком? – Сквозь мутную пелену в глазах, удалось увидеть, что Кейел обращается к Роми.

– Он не был человеком. Зверь! – выплюнул Роми. – Из‑за таких, как он, всех Вольных презирают! Из‑за него их!.. нас. Нас ненавидят из‑за таких, как он. Он убивал, использовал, плевал на всех. Даже на других Вольных, несмотря на то, что они тоже избранники духов. Якшался с виксартами и вел дела с этими… Он не брезговал даже васовергами, пользуясь их услугами. Кейел, тебе не нужна эта память, чтобы защититься от сельчан. Я помогу тебе, и мы…

Он застонал, как от резкой боли. У меня в голове будто щелкнул курок, и я вздрогнула. Кейел сделал свой выбор.

Откуда у меня эта паника? До оцепенения… Разве не я мечтала, чтобы мой Вольный вернулся?

Вспомнились последние ночи с Кейелом, и накатила тоска. Я даже не обняла его напоследок, не сказал ему, какой он замечательный. Только грубила… Позволит ли обнять теперь?

На плечо легла рука Елрех. Я подняла голову, вгляделась в широко раскрытые и неподвижные глаза, хранившие в себе вечное тепло позднего лета и ранней осени. Почему мне всегда казалось, будто само собой разумеющееся, что Вольный, вернувшись, выберет меня, а не покладистую Лери?

Кейел  

Когда я понял, что полюбил этот аромат? Вязкий и обволакивающий, словно смола, которая манит насекомых в обманчиво солнечные объятия. И они гибнут в ней… Медленно тонут в смертельной западне, стараясь вырваться, но лишь липнут сильнее и сильнее. Проникая в нее глубже.

Опасный аромат… И горький.

Не приторно горький, не резкий. Он раскрывается постепенно, словно боль от затянутых ран, оставшихся после славного боя. Когда давно отпустили плохие эмоции, когда воспоминания растворили глубоко в себе все самое скверное и отполировали до блеска секунды собственной славы.

Эта горечь проникает через ноздри, дразнит терпкостью, дарит наслаждение и чувства бодрости, свежести… А затем раскрывается во рту вязкостью. И ее хочется раскатывать на языке, продлевая мучительные и одновременно приятные ощущения.

Когда же я полюбил запах хвои? Когда связал его с запахом свободы и свежести в затхлой жизни на задворках мира, или когда угодил в плен янтарных брызг, притворяющихся умирающим Солнцем в бездне темных глаз?

Угодил в приманку, словно ничтожное насекомое. Дважды…

Глупец.

Несколько секунд я пытался осмыслить происходящее… или произошедшее.

Запутался. Бросил идиотскую затею.

Посмотрел на артефакт в руках и с трудом удержался, чтобы не разломить на две части. Железный… И не смог бы. Прав Дарок: вся эта комната полна скверны. Слышишь, Алурей? Вы, Великие духи, и те, кто решил использовать нас, – источники скверны в Фадрагосе. Вся ваша сила, ваши желания, даже направленные на созидание, ведут к разрушению. И порождают никому не нужных зверей.

Одиноких, бестолковых, потерянных…

Не желая смотреть на источник моих переосмыслений в обеих жизнях, я положил артефакт на место и сразу направился к священному кольцу. Слабость прокатилась по ногам, разлетелась темной волной в голове, застилая взор чернотой. Пришлось остановиться уже через шаг.

Все‑таки использование артефакта отнимало силы и вызывало потребность посидеть хоть немного, либо попросту стоять неподвижно. Я взглянул в желтые глаза и усмехнулся.

– Ты был хорошим человеком, – произнес с искренней досадой Ромиар.

«Подаришь живому мертвецу погребальный венок, какие вы, шан’ниэрды, носите друг другу в гробницы?» – этот вопрос вслух не озвучил. Улыбнулся шире, но смех сдержал. Провоцировать слабого шан’ниэрда на продолжение драки не было ни малейшего желания. Да и лицо прекрасно помнило боль, оставленную сильными ударами. Тронул щеку тыльной стороной ладони, убеждаясь, что крови нет. Кажется, Роми сломал мне челюсть, раздробил нос и точно выбил несколько зубов. Он собирался избить меня до смерти.

Не дождавшись ответа, он добавил:

– Теперь ты пробудил в себе монстра.

Я фыркнул, вскидывая брови.

Ошибаешься, Ромиар… Ошибаешься, если думаешь, что ты не такой же зверь, как и я. Просто высокомерие шан’ниэрдов, ваше желание видеть себя в лучшем свете, вынуждает тебя сдерживаться. Но и приглядываться не нужно, чтобы видеть, что ты такой же. Такой же, как и я. Такой же, как и все в этой в этой комнате. Как во всем мире. Мы все звери, заключенные в двуногие тела.

Уловил движение в полумраке и, испугавшись непоправимого, резко посмотрел в глаза своей слабости. Она застыла на месте, будто пойманная с поличным. Прикусила губу, с силой сдавливая и заламывая пальцы. Переминаясь с ноги на ногу, шарила горящим взором по комнате, будто пыталась найти в нем опору для пошатнувшейся силы. Ее неуверенность раздражала. И в то же время радовала… Решившись, безумная набрала воздух в грудь и приоткрыла рот. Успела поднять на меня глаза, прежде чем совершить свою последнюю ошибку.

Увидев, как я покачал головой, рот закрыла и благоразумно отступила в тень.

Правильно.

Неправильно то, что мне отвратно видеть ее боль, отраженную на привлекательном личике. Ее боль быстро проникала в меня, и я разделял ее, словно свою. Безвольный…

Фангра поднялась молча и направилась к кольцу. Заметив ее движение, Ромиар потерял ко мне интерес и, взволнованный, последовал за ней. Я воспользовался освободившимся местом. Неспешно подошел к стене и, привалившись к ней спиной, сполз. Уселся, вытянув ноги, закрыл глаза и расположил затылок на прохладной поверхности.

Услышав тихие шаги, напрягся вновь. Ярость затопила нутро, вытеснила покой. Попытался нащупать кинжал, но успокоился и топору. Вспомнил, как сидел так же под священным кольцом совсем недавно и ждал ее . Только чувства растратил попусту. Знал бы сразу, что не нужен ей… Она отвергла меня, когда я дважды отдал ей все, что у меня было в жизни. Выложил все связи, назвал места тайников, поделился всеми тайнами о выживании в самых суровых местах Фадрагоса… И еще: отказался ради нее от будущей жены и ребенка – семьи. И она все отвергла.

Ради моей безопасности? Не верю.

Усмехнулся и ощутил, как девчонка пугливо встрепенулась. Пусть боится… И все же от этого горько. Хочется обнять, успокоить.

Нельзя.

А ведь даже Дароку похвасталась Волтуаром. Надо же. Кто‑нибудь сумеет удовлетворить все ее прихоти?

Ревность мигом уничтожила последние крупицы желания дать ей еще один шанс.

Алурей, ты с самого начала знал, кто она? Знал, что она – мой враг? Наверняка. Ей нельзя доверять.

Приоткрыл глаза, покосился на нее, и она шустро отвернулась. Покраснела. Побледнела… Покусала немного нижнюю губу и решилась на глупость снова – потянулась к моей руке. По телу пробежал жар, напоминая холодное пламя – не сжигающее, а разрывающее плоть на мелкие кусочки, на песчинки… Страх охватил мгновенно, и я стиснул топорище до скрипа. Девчонка заметила и замерла с занесенной рукой. Ее губы дрогнули, подбородок задрожал, брови выгнулись, как будто она вот‑вот заплачет.

Духи, сколько личин она носит?

Перехватив мой взгляд, она поняла, что я не шучу. Если придется защититься от нее, то я воспользуюсь топором. Или… Глупость. Но пусть верит в нее.

Зачем она вернулась? Зачем пришла за мной в Солнечную?

Она кротко сложила руки на коленях. Посидела молча несколько мгновений, колко рассматривая помещение, будто искала в нем последние крупицы пользы, пока я украдкой разглядывал ее. Затем разгладила складки на темных штанах и, упираясь ладонью в стену, поднялась. Решительно прошла мимо меня, снова пробуждая необузданный страх во мне.

Я дернулся вслед за ней, хотел удержать, но вовремя опомнился. Попытался найти хотя бы одну причину простить ее, пожалеть или… Нужны ли причины, чтобы полюбить?

Какая глупость…

И с Дароком пусть справляется сама. Пусть теперь сравнит всех мужчин, что у нее были. Она бросила правителя, бросила богатого жениха в своем мире, бросила меня… Вольного без крова, без будущего, с одной лишь единственной целью в жизни – спасти мир. И ту она отняла, обманув меня. И я ведь после этого подарил ей то, чего она хотела. Вернул ее в счастье, к которому она стремилась. Уничтожил мир ради нее. А она вернулась, и снова бросила меня. Зачем только искала?

Чтобы опять врать… Только это она и умеет.

Она удалялась, путая мысли, чувства, опустошая изнутри. Будто уходом отнимала что‑то необходимое, бесценное. Края пустоты стремительно обрастали колючей болью, и хотелось до безумия закончить мучения как можно скорее. Я облизал губы и позвал ее.

Асфи  

– Асфирель.

Я вздрогнула, ощутив тупой удар в груди. Будто выстрелили в упор.

Не Аня, не Асфи. Асфирель…

Сглотнув с трудом, заставила себя вдохнуть и повернуться к Кейелу. Он сидел, ссутулившись и глядя на сбитые носы своих ботинок. Выглядел так, будто раздумывал чистить обувь или выбросить в ближайшую мусорку. На его лице ни один мускул не дрогнул, когда он перевел этот же безразличный взгляд на меня и добавил:

– Прощай.

Пожалуй, умереть под тяжелым прессом было бы не так… больно? Нет. Тут гремучая смесь и боли, и досады, и унижения, и усталости… Чего только не найдется в этом пласте, который вот‑вот раздавит меня прямо в этом хранилище, прямо на этом полу.

Кейел отвернулся и принялся снова крутить носом сапога, рассматривая его.

Ну конечно… Идиотка! Он был Вольным, убежденным, что любит меня. Потом я вернулась и попалась на глаза парнишке, которому не хватало эмоциональной уравновешенности. Не хватало чувства собственного достоинства или… Черт его знает, что ему не хватало! Но он точно разбирался в чувствах. Теперь Вольный вернулся, а с ним осталось понимание собственных чувств. И он попросту разобрался, что никогда и не любил меня. Может, путал бедняга симпатию и страсть с любовью. Да, наверняка, так все и есть!

И разом полегчало – схлынули чувства, сомнения, будто их смело невидимой рукой. Вот только сдвинуться с места не удавалось, как и отвернуться. Я стояла и наблюдала за тем, кто был близко – в трех метрах от меня, – но представлялся кем‑то далеким.

Я хмыкнула. Мы будто из разных сказок. Он гадкий утенок, превратившийся в прекрасного лебедя. А я… Русалочка?

Духи Фадрагоса! К черту сказки…

Тряхнула волосами и продолжила короткий путь. За камнями священного кольца что‑то тихо обсуждали Роми и Елрех. Заметив меня, фангра резко обернулась. В сочувствии, отраженном в серых глазах, можно было утопиться.

– Ты куда? – дернув уголком губ, спросил рогатый.

– Заканчивать дела.

– А потом? – он нахмурился.

Елрех проводила меня взглядом в центр священного кольца.

– Не знаю. – Я пожала плечами, всерьез задумываясь над «потом». Видимо, понимание пришло с тем облегчением, которое подарил Кейел напоследок. Своим прощанием он поставил жирную точку в листе, где жизнь, расписанная в строках, была вся перечеркнута и заляпана черными чернилами. Я тихо сообщила друзьям о планах: – Жить хочу.

И забормотала обращение к духам.

– Погоди, Асфи, – произнес Роми, поднимая руку. – Мне нужно извиниться…

Но ждать я не собиралась. Ни ждать, ни задерживаться, ни оставаться в прошлом больше ни на секунду. Хватит. Давно пора двигаться вперед.

С последними быстро сказанными словами духи обратили меня в бестелесное нечто и подхватили, как пушинку.

Глава 28. Вести из прошлого 

Вся та легкость и силы, которые пришли ко мне с последними словами Кейела, очень скоро исчезли без следа. Наверное, будь я в теле, на земле, то плюнула бы на все и помчалась обратно к нему. Понадобилось бы – бросилась бы на его топор самолично. Лишь бы избавиться от невыносимой боли потери. Может быть, я бы ползала перед ним на коленях, вымаливая прощение и заверяя, что никогда больше не предам его. Я готова была на все.

Но духи предков и ветра уносили меня дальше и дальше от сокровищницы. Они же пленили рассудок, напитывая его силой и позволяя только думать, думать, думать… Ничего другого не оставалось. Как на ритуале Ярости, только без телесных мук.

Вина перед Кейелом пролегла дорожкой от самого нашего знакомства и через всю нашу совместную историю. За несколько часов размышлений, летя высоко над землей и разглядывая лесную местность, мне удалось увидеть ее как никогда отчетливо. Словно художник легкой рукой рисовал ее густыми чернилами прямо под нашими ногами, когда мы шли в очередном походе. И у меня возникал вопрос, который никак не отпускал: а я бы простила себя на месте Кейела?

С одной стороны, он тоже обманывал меня, использовал, когда это было ему нужно. С другой стороны, используя и обманывая, он потом не отнекивался и никогда не отрицал, что способен на подобное. Конечно, это не оправдывало его, но это будто обрывало дорожку его обмана. В его вине передо мной было множество светлых пробелов, и всегда находилось что‑то положительное. Скинул в реку Истины – подарил силу. Использовал, чтобы узнать тайну Аклена и Ил – так ведь был уверен, что и мне жить в Фадрагосе, которому грозила опасность. Как ни крути, а цель у Кейела всегда лежала в полюсе защиты всего мира и каждого существа, живущего в нем.

И в конце нашего похода… того, давнего, оставленного мною в прошлой жизни. В конце всех передряг, через которые мы прошли, Кейел прощался со мной совсем иначе. Теперь я точно знала причины, почему он тогда смягчился, почему не замечал обмана перед самым носом, а на грубости мог ответить лаской. Он стремился оставить после себя хорошие воспоминания. В глубине души, прощаясь с жизнью, Вольный задумывался о моем будущем – защищенном, обеспеченном, благополучном.

Я не могла похвастаться перед ним тем же. Пока он размышлял, как отдать мне все самое лучшее, мне приходилось думать над враньем, которое должно было обречь Фадрагос. Обречь Вольного на новый тернистый путь. А с учетом того, что он увидел меня в Чаше, показывающей смертельных врагов, то в его глазах я и вовсе уничтожала его мир безвозвратно.Почему я не понимала этого тогда, мучаясь выбором: сжимать Сердце времени или нет?

Убивать или нет – вот уж выбор. И за такое простить?

В священное кольцо в регионе Больших мостов я опустилась ночью и тревожить охрану, закрывшую ворота Обители гильдий совсем недавно, не хотела. Как не хотела встречаться случайно и с Кейелом.

Ночь прошла больно.

Я подошла ближе к городу и укрылась в знакомой рощице. Разулась, опасаясь замерзнуть. Плаща с собой не было. В сокровищнице я позабыла и сумку, о чем вспомнила только в шелесте деревьев, стягивая с ног обувь. Гуляла по роще, разговаривая с деревьями и зная точно, что они ничего не помнят. Мои слова висели в ночной тишине, не находя ушей собеседника.

– А помните, мы сидели с ним тут, под звездами…

Никто не помнил.

Кейел  

Проститься с небывалой парой – беловолосого шан’ниэрда и представительницей позора всей его расы – не было ни сил, ни желания. Как только духи выпустили нас в регионе Больших мостов, я сжал лямку сумки крепче и направился к Обители гильдии.

– Может, заберешь? – прилетел в спину вопрос, вынуждающий оглянуться.

Ромиар приподнял повыше чужую сумку. Зачем она мне?

Не отвечая на идиотское предложение, жалящее сердце осами, продолжил путь молча. От священного кольца донеслись тихие ругательства. Елрех стала успокаивать разозленного шан’ниэрда.

Спутники отстали, и одиночество лишь обрадовало. Хотелось отгородиться от прошлого хотя бы на короткое время. А еще не думать о нем. Ни в коем случае не думать.

По дороге Асфирель не встретилась. Возможно, она и не направлялась в Обитель гильдии. Куда же тогда?

За спиной остались подвесные мосты, мимо проплывали домики с уютными дворами. Цветочный запах вытеснил навязчивый аромат хвои, но не сумел уничтожить воспоминания о нем. Стоило лишь расслабиться, дать больше свободы собственным мыслям и памяти, как в голове всплывал образ темноволосой девушки. Ладони будто сразу ощущали мягкие волосы и тепло напряженной поясницы, а ноздри щекотал любимый запах. Наверное, я извращенец, раз так быстро полюбил боль, которую он пробуждал во мне.

Я тряхнул головой, убрал волосы за уши и ускорился.

Городские стены выросли за старыми дубами и тонкими осинами. Духи попробовали мои намерения, пролетая сквозь руки, и юркнули к страже. Недовольный человек отворил мне двери в воротах и, ругая шляющихся путников в такое время, пропустил внутрь.

Знакомые улочки кишели народом, виляя между домами. Я брел, видя безликую толпу и не замечая ее одновременно. В какой‑то миг прирос к обочине, внимательно разглядывая освещенное крыльцо. На нем стояла гибкая темноволосая девушка, о чем‑то переговариваясь с высоким эльфом. Сердце колотилось в груди, спину пробрал озноб.

Небрежным взмахом руки девушка отбросила копну волос за спину и повернула голову. Свет обрисовал нос с горбинкой, ровную бровь и пухлые губы; в ухе блеснула длинная серьга.

Озноб отпустил, а я потерял интерес к крыльцу неизвестного заведения.

И что бы я сделал, будь там Асфирель? Почему так хочется повстречать ее, несмотря на душевную боль, которая возникает даже просто при воспоминании о ней?

В таверне удалось найти свободный стол на двоих. Полная подавальщица, знакомая мне, но не помнящая меня, извинилась и позвала напарницу.

– Алийка! Быстро иди сюда! Обслужи господина!

Она умчалась к столу, за которым голосили пьяные наемники. Заведение не славилось спокойствием и уютом, зато могло похвастаться хорошей выпивкой, вкусной едой и приемлемыми ценами. Стуча пальцами по краю исцарапанного стола, я ждал нерасторопную девицу. И сглотнул невольно, когда она с перепуганными глазами протиснулась через нескольких спорящих между собой верзил.

Хорошенькая. Темные волосы отливали в свете декоративных факелов медью. Огонь горел в карих глазах. Невысокая… Она уронила полотенце и, ойкнув, присела у моих ног.

– Простите, господин! – высокий голос утонул в оскорблении одного из верзил, решившегося ударить. Девушка, испугавшись драки, вскрикнула и подалась вперед, неосознанно навалившись мягкой грудью мне на ноги и прильнув лицом к моему животу. Подняла на меня круглые глаза и еще раз пискнула: – Простите!

Я придержал ее, положив руку на напряженную спину. Мужики продолжали махать кулаками в двух метрах от нас и могли задеть подавальщицу. Схватил ее за шкирку и одним рывком затащил к себе на лавку. Усадил рядом и приобнял за плечи, наблюдая за пьяными, разгневанными мужиками.

Подоспели вышибалы. Ловкий эльфиор прыгнул между столами, быстро подобравшись к дальнему мужику. Он как раз пытался отломать от лавки спинку, чтобы вооружиться. Второго на себя взял широкоплечий человек. Всего несколькими ударами, под надзором охранных духов, они осадили мужчин и, заломав руки, вывели на улицу.

Юная Алийка сопела мне в шею, не смея высовывать носа. Обеими руками она крепко обнимала меня за талию. Взор выхватывал макушку ее темных волос, вызывая легкий дурман. Я невольно прижался к ним лицом и шумно вдохнул. В ароматах еды, пропитавших волосы, немного ощущалась горечь. Пришлось втянуть воздух еще раз, чтобы прислушаться к своим ощущениям. Горечь была другой… Такая бывает у кисло‑сладких фруктов, растущих в очень теплых регионах.

Раскрасневшаяся Алийка отстранилась и потупилась. Не сводя взгляда прекрасных глаз от моей груди и не убирая горячих рук с талии, повторила:

– Простите, господин.

– Новенькая? – поинтересовался я, теряя к девушке интерес.

– Третий рассвет работаю, – кивнула она. – Вам чего?

Наконец отпустила меня, выскочила из‑за стола, деловито отряхнула полотенце и действительно приступила к работе.

Запеченное мясо выглядело аппетитно и было вкусным, но застревало в горле. Я запивал каждый кусок несколькими большими глотками вина. Вот пойло оказалось дрянным. Сладкое, вязкое… Мне принесли на пробу сидр. От него сводило зубы.

– Принеси чего покрепче, – приказал я старой знакомой подавальщице.

Мясо осталось почти нетронутым. Горькая настойка выжигала в груди боль. Ненадолго.

Приходилось пить часто. Но с каждым выпитым глотком, умирала надежда, как умирает на закате Солнце, что боль исчезнет. Скверна пустила корни глубоко. Я слеп от выпивки, но прозревал внутрь себя. Образы воспоминаний становились отчетливей.

С каждым глотком.

Еще один и закрыть глаза – она  улыбается, сидя напротив, и учит дурацкой игре. Выставляет передо мной кулаки и дергает ими заранее, опасаясь, что вот прямо в этот миг я стукну ее поверх своими кулаками. А потом наоборот. Хмурится и возмущается забавно, когда я ловко дурю ее. И выглядит счастливее всех на свете, когда поддаюсь ей так, что она не замечает поддавка.

– Вам принести чего‑нибудь еще, господин? – врывается в четкий образ чужой голос.

Чужая девушка из чужого мира…

Я смотрю на нее и вижу в темных глазах огонь. Почему‑то сейчас он кажется отражением факелов. Наверное, стоит посмотреть поближе, разглядеть в них умирающее Солнце. Девушка склоняется по первому же подзывающему жесту. Она всегда была слишком доверчивой…

Огни расплываются перед глазами, а ее губы блестят после того, как она облизала их от волнения. И я целую их.

– Господин! – Подавальщица отскочила, снова уронив полотенце. Как ее имя?

– Извини, – сказал я, приходя в себя.

Потер лицо и отодвинул стакан с выпивкой. Попросил комнату и воду.

В тесной комнате стояли кровать, комод и лавка с утварью для умывания. На крохотном оконце висели белые занавески в горошек. Крепкие парни внесли огромную бочку, наполнили ее водой, уточнили, можно ли забрать на рассвете, и оставили меня в одиночестве. Духи нагрели воду, позволяя понежиться и отмокнуть.

Сидя в бочке, закрывал глаза и запрокидывал голову. Хотелось ее прикосновений, голоса, поцелуев. Безумие…

Стук в дверь сначала будто почудился, но затем повторился громче. Возможно, я задремал. Вода остыла, звуки в таверне затихли. Хмель до конца не отпустил, и тело показалось чужим, слабым. Держась за спинку кровати, я стянул покрывало и обмотал им бедра. Отыскав топор, прислонил его у двери так, чтобы можно было легко поднять. Отворил дверь и нахмурился.

Подавальщица стояла за порогом и мяла подол длинного платья. Темные волосы выбились из толстой косы, придавая виду девушки небрежность. Карие глаза замельтешили, длинные ресницы задрожали. Она изучала меня взглядом.

– Я что‑то забыл в зале? – на всякий случай спросил, догадываясь о других причинах ее визита.

Подавальщица покраснела и мотнула головой.

– Мне показалось, что я… что ты… – Посмотрела чернотой своих глаз в мои глаза и спросила, нервно гладя ямочку между ключицами. – Я нравлюсь тебе?

Наверное, мне пойдет на пользу… Сколько я еще протяну со своим безумием наедине?

Я отошел в сторону, открывая дверь шире. Проследил, как нерешительно девушка переступает порог. В темноте комнаты видел, как фигурка подпрыгнула на месте, когда дверь за ней закрылась.

В темноте желание пробудилось мгновенно. Темнота позволяла обмануться. Недавние воспоминания легко заменялись другими. Темноволосая, темноглазая…

– Господин…

– Кейел, – подсказал я, прижимая девушку к двери и поднимая подол платья.

Она поцеловала в щеку, в уголок губы, в подбородок… И я сам отыскал ее губы своими. Обхватив ее лицо, заставил приоткрыть рот. Ощутив мой язык, девушка попробовала оттолкнуть меня и отвернуться. Задергалась. Но через несколько секунд неравной борьбы простонала от удовольствия и с легкостью поддержала новую игру, позволяя мне погрузиться в воспоминания глубже.

Тесемки платья легко развязались, и я, закрыв глаза, стал целовать дрожащие плечи. Анюта… Ее хотелось зацеловать всю.

– Кейел, – голос прозвучал хрипло, на грани стона.

Возбуждение ударило в голову, отбирая последние крохи свободы. Я ее пленник. Узник. Опускаясь перед ней на колени, стягивал платье и целовал освобождающиеся от одежды сантиметры кожи. Впитывал в себя девичьи стоны и выдохи, растворял их отличия от необходимых в оживающих воспоминаниях.

Платье упало в ноги, а я замер, стоя на коленях. Сколько раз такое было? И так глупо закончилось…

– Ах! – Девушка дернулась в моих руках, и я расслабил хватку.

Погладил бедра, на которых останутся синяки после моих пальцев. Стараясь взять воспоминания под контроль, прижался губами к мягкому животу. Ощутил девичьи руки в волосах. И забылся…

Иногда приходил в себя, когда не узнавал Аню. Приходилось закрывать глаза, вспоминать терпкость любимого запаха и звучание звонкого голоса. И стоны порой казались безобразными, резали по ушам, и я заглушал их поцелуями.

Но в забытье таилась боль.

Она перемешивалась со сладостью ночи, вызывала глухую ненависть, и я физически ощущал оковы на сердце. И словно пленник рвался сорвать тяжелые кандалы, разорвать цепи, созданные ложью. Избавиться от них раз и навсегда!

Тогда стоны прерывались вскриками, а хрупкое тело подо мной сжималось, словно от страха. Приходилось избавляться от болезненных и затягивающих воспоминаний. Приходилось шептать девчонке, как она красива.

– Правда? – выдохнула она мне в щеку.

Я переплел наши пальцы, поднял ее руки выше и вжал в твердый матрас. Она выгнулась со стоном. Лунный свет упал на лицо отчетливее, выдавая внешнюю схожесть с той, кого хотелось видеть вместо нее.

– Правда, Алийка. – Имя вспомнил не сразу, а произносил тогда, когда нужно было разбить ожившие образы в голове. С очередным движением, вызвавшим ее стон, мазнул губами по виску девчонки. – С первого взгляда на тебя во рту пересохло.

Ей нравилось слышать этот полуобман, а мне ничего ни стоило потрепаться немного. Зато после него она быстро забывала о том, что моя нежность и ласка легко меняется силой и жестокостью.

Тело трясло от слабости и бессилия, когда за окном собрался туман. Я сел, спустил ноги на холодный пол. Посмотрел за окно. На улице стояла глубокая ночь, до рассвета было далеко. Тумана тоже не было, просто от нашего дыхания запотело окно. Клонило в сон, но хотелось пить.

Чужая рука погладила поясницу, и ее хотелось сбросить. Скрипнула кровать.

– Я тебя раньше тут не видела, – перевернувшись на бок, довольным голосом протянула Алийка.

– Ты работаешь тут три рассвета, – напомнил я.

Она замялась. То ли ей ответ не понравился, то ли его тон.

– Кейел, а ты наемник, да?

– Уйди.

Она уходила громко. Так же громко, как получала удовольствие, ерзая подо мной. Видимо, обиделась. Рывком скинула с себя одеяло, соскочила с кровати, обдавая меня сквозняком. Отыскала платье и, хлюпая носом, громко топала, неловко натягивая на себя яркую тряпку.

Хлопнула дверь, в коридоре послышались быстрые шаги, и наконец все затихло. Я облокотился на колени и спрятал лицо в ладонях. Что теперь делать? Как жить дальше?

Асфи  

Лес просыпался. Птицы перелетали с ветку на ветку, щебетали, заливали ранними песнями всю округу. Будили сонных зверьков, осторожно высовывающих носы из нор. Мох бережно обнимал босые ноги, омывая их утренней росой. Солнце проникало лучами под лиственные кроны и согревало почву. Впрочем мне вся эта забота была ни к чему.

Я оглядывалась, пытаясь понять, как далеко забралась в глушь. Сначала бродила на опушке леса, ожидая утра и проговаривая все, что могла вспомнить. Рассуждая вслух, как бы могла поступить, если бы была умнее. И потом… Боль стала невыносимой, и я попыталась сбежать от нее. Бежала легко. Ни веточки, ни кочки, ни камни, ни скользкие скаты, ни крутые подъемы – ничего не могло помешать Вестнице на ее пути. И я бежала до тех пор, пока не забыла причины, которые гнали меня.

Предрассветный туман, проникнувший в густые заросли леса, умыл меня и привел в чувства. Теперь предстоял обратный путь к Обители, а ночь показалась глупостью. Впрочем, эта глупость до сих пор тяготила и пугала.

Высокая трава укрыла гнездовье в низине. Я ощутила поглаживание щиколотки и только тогда пригнула траву. Клубки зеленых змей с щетинистым хребтом лежали по стороном от меня. Чудом, дарованным Вестницам, стопа встала в крохотный свободный островок. Пройдохи аспида – одна из самых опасных змей Фадрагоса – расползались от меня неохотно, но и без шипения и выставленных зубов. Словно не чувствовали от меня никакой тревоги.

Солнце поднималось все выше и выше, а я шла без устали.

Зов в груди усилился, зазвучал громче, как прекрасная мелодия, и я поняла откуда‑то, что Обитель близко. Конкретно этот зов отличался от предыдущих. Он окрылял, придавал сил и разливал сладость в душе. И я улыбалась ему, забывая все невзгоды.

Ворота встречали радушно распахнутыми створками. Охранные духи поцеловали меня теплом и провели мимо стражи в город. Знакомый фангр, когда‑то встречавший меня на этих же воротах, стоял ко мне лицом, облокотившись на забор загона с вьючными животными. Рядом потягивался напарник, дергая длинными ушами. Судя по их кислым выражениям лиц, им было скучно. Но несмотря на это, они не обратили на меня никакого внимания. Что прошла мимо них босоногая девушка в рубахе, порванной на плече, что не прошла – все равно. Где я потеряла куртку, понятия не имела. Не помнила. Утром лишь увидела, что колючие ветки не пощадили ни рубаху, ни штаны, оставляя на них зацепки и прорехи.

Стоило вслед за мной к воротам подойти другому путнику, как стражники прервали беседу на полуслове и подобрались.

Я углубилась в город, осторожно обходя прохожих. Зов усиливался и дарил безмятежность. Иногда меня все‑таки замечали горожане.

– С вами все в порядке? – подошла ко мне синеокая эльфийка, едва достающая мне до плеча. Совсем еще ребенок… – Вам помочь?

Я положила руку на острое плечо, и девочка испуганно оглянулась на дом. На крыльце стояла точная копия ее, но взрослая, и с опаской наблюдала за нами.

– Все в порядке, – громко ответила я, обращаясь прежде всего к маме девочке. – Пусть духи будут благосклонны к вашей доброте!

Склонив голову, услышала похожее пожелание в ответ.

За тихой улочкой раскинулась громкая и суетливая площадь. Огромная карта Фадрагоса висела в воздухе, будто подвешенная на невидимые нити. Дом мудрецов возвышался перед ней, как белый храм с витражными окнами. Его помпезность незримо давила на плечи и голову, будто находящиеся в нем сходу хотели показать горожанам, что они выше, значимее и важнее. Этот трюк работал, как надо. Но не на меня.

Улыбаясь и чувствуя присутствие великой силы, я взбежала по ступеням. Вошла в большой зал, укрытый полумраком и свернула в коридор с арочным входом. Мне навстречу шла фангра, шурша одеяниями мудрецов, но, несмотря на зоркие глаза, даже не покосилась в мою сторону. Не увидела.

Зов возрос, вселяя ощущение всемогущества и вел меня вперед беспрепятственно. Ступени широкой лестницы, еще один коридор и поворот… Темно‑синие ковровые дорожки, тени витражей на белых мраморных стенах, синие гобелены, темная мебель, отшлифованная до блеска…

Двери. Темные, высокие, двустворчатые. За ними огромное пространство, а в нем те, к кому меня манило. Я потерла языком о небо, чувствуя, как хочется говорить, рассказывать, делиться тайнами. Мудрецов ждут хорошие вести. Они обрадуются. А еще в воздухе ощущается их облегчение.

Я решительно толкнула дверь, и охранные духи не остановили меня. Смазанные петли позволили створке бесшумно и легко поддаться, но внутри сразу же заметили мой приход.

Зал был большой, светлый, с высоким куполообразным потолком. Воспоминания ударили мгновенно острием кинжала. Я прижала руку к груди, вторую – виновато спрятала за спиной и опустила голову, мысленно прося прощение у Кейела. В этом зале я рассказала мудрецам, как он сбросил меня в реку Истины. Сказала, что он убил Этирс, не зная, что та осталась жива и невредима. Именно тут я решилась на месть – ритуал, пробудивший двух призрачных драконов: красного и синего.

Меня тронули за плечо, и я подняла голову, растерянно рассматривая шан’ниэрдку. Ее бело‑синее одеяние из тяжелой ткани напомнило о мудрецах и о зове, который на миг исчез под натиском других переживаний, более острых и тяжелых.

– Что вам? – побледнев, спросила темноволосая, рогатая женщина. Ланкеала, какой же ты стала… Красивая, взрослая, с другими чертами лица. – У нас важное собрание. Тут нельзя находиться посторонним.

Ее голос дрожал, выдавая сильное волнение. Из‑за собрания?

Я окинула беглым взглядом зал. Внутри в основном находились темноволосые шан’ниэрды в богатых одеяниях. Правители… Повернув голову, ощутила очередную волну чувств: страх, трепет, благодарность, тепло. Хотелось улыбнуться, но было нельзя. Конечно же, нельзя. Волтуар сидел на скамье в ближнем ряду и смотрел на меня с подозрением и холодным интересом. Голубые глаза со змеиным зрачком иногда щурились с вызовом. И все‑таки ему идет черный цвет.

– Я с вестями, – прошептала, поворачиваясь снова к Ланкеале.

– Какими? – спросила она полушепотом и, будто боясь увидеть кошмар, посмотрела на мои ноги. – Откуда?

Я улыбнулась.

– Из прошлого.

Ее рука на моем плече сжалась; когти вонзились через ткань, пробили кожу. Я ничем не выдала ее волнения, немного поцарапавшего меня.

– У нас собрание, – просипела шан’ниэрдка, повторяя, как загипнотизированная. – Важное. Здесь нельзя… Нельзя здесь.

– Я не тороплю. Скажите мне, где я могу подождать вас.

– Благодарю! – чуть громче сказала она. В ее глазах обозначилась собранность. – Пойдемте. Я сама проведу вас.

Коротко кивнув, остальным мудрецам, все еще остающимся в неведении, растерянности и выглядящим возмущенными тем, что оборванная человечка посмела заявиться на важное собрание правителей, шан’ниэрдка вывела меня. По дороге до следующего помещения она извинялась.

– Если вам угодно, мы не заставим вас ждать.

– Мне некуда спешить.

– Простите нас. Просто это собрание…

– Оно действительно важно. Разумные существа умирают, это нужно прекратить.

– Да, да… Простите, что заставляем вас ждать. Я потороплю остальных верховных мудрецов.

Мы вошли в просторный кабинет с овальным столом – простой и уютный. Ланкеала предложила воды, дернула шторы, будто хотела их самолично раскрыть и впустить больше света в кабинет, но опомнилась. Шторы и так были раздвинуты. Потоптавшись у порога, она нахмурилась и посмотрела на меня решительно.

– Вестница? – спросила уверенным голосом.

– Да. – Я вскинула лицо повыше и улыбнулась, позволяя ей рассматривать себя столько, сколько необходимо.

Она снова побледнела, схватилась за дверной косяк, задышала чаще.

– Мы поспешим, – пообещала и исчезла за дверью.

За окнами, расположенными высоко, сновали горожане, катились повозки на деревянных колесах с запряженными в них мситами или ослами, обычными лошадьми и теми, что могли щелкнуть перед носом любопытных зевак длинными клыками. Звуки едва проникали в кабинет. В отличие от солнца… Оно заливало улицу светом, лучами трогало подоконники, согревало часть ковра и стола и слепило меня, вынуждая щуриться. Я отошла вглубь кабинета. Выбрала стул в углу. Разглядывая помещение, улыбалась.

Когда‑то в этом кабинете я получила от мудрецов первые важные знания о Фадрагосе, которые впоследствие стали моей основной целью. Теперь я вернулась сюда же, чтобы вернуть другие знания мудрецам.

Прижала руку к груди; улыбка сошла с лица. Жаль, что сердце пришлось разбить…

Беззвучно отворилась дверь, и в комнату один за другим влетели мудрецы. Четверка мужчин расположилась у стола, повторяя его полукруг. Ланкеала осторожно прикрыла дверь, вытащила из шкафчика амулеты и положила с двух сторон от двери у самого порога. Повернулась ко мне с вежливой улыбкой и сложила руки на животе.

Воцарилось молчание. Мы лицезрели друг друга: мудрецы меня с недоверием и неуемным любопытством, а я… Я вспоминала каждого из них другими. Разделяла боль утраты светловолосого эльфа. Никому не пожелаешь увидеть на жертвенном алтаре собственного отца. Сочувствовала и сиротам помладше. Ланка и Ликвир были и сейчас похожи между собой, как брат и сестра. Оба статные, привлекательные темноволосые шан’ниэрды. Я посмотрела на Рувена. Солнце подсвечивало волоски его гривы и перышки роскошных рыжих крыльев. Несмотря на кошачью морду, в медовых глазах читалась доброта и милосердие. Он сжимал спинку кресла, приставленного к столу, когтистыми руками и то и дело нервно дергал усами.

– Помнишь, эльфиорку, которая страдала болезнью Солнца и которую вам пришлось убить? – спросила я у него. Его расширившиеся глаза подсказали, что помнит, но не верит. Я склонила голову к плечу. – Ей нравилась заколка с синими драгоценными камнями. Рувен, вы все сделали правильно. Тебе не за что себя винить.

– Быть не может. – Нелтор одним движением отодвинул стул и упал в него. Погладил коричневую бородку двумя пальцами, посмотрел на стол темными глазами и повторил: – Быть не может. Неужели…

– Дождались, – с облегчением выдохнул Эриэль. Занял соседний с человеком стул и опустил голову на руки.

– Мы ждали тебя, Вестница, – с улыбкой и почтением произнесла Ланкеала.

Ликвир прижал ладонь к груди, словно признавал меня, и чинно склонил голову.

– Ил предупреждала? – догадалась я.

– Ах, наша маленькая Ил… – Глаза рассата заблестели; когти вонзились в обивку кресла, дырявя ее.

– Она, – с улыбкой кивнула шан’ниэрдка, разглаживая складки на синем подоле одеяния. – Велела нам ждать. Предупреждала, что будет долго и нелегко.

– Забыла предупредить, что пройдет суровая вечность, – буркнул в бороду Нелтор.

Я улыбнулась ему, ловя на себе добрый взгляд темных глаз.

– Мне многое нужно вам рассказать.

– Вы голодны? – учтиво поинтересовался Ликвир, осторожно глядя на меня исподлобья. Из‑под его одеяний доносился легкий шелест, выдавая движения хвоста.

– Благодарю, – отказалась я, качая головой. – Я попрошу у вас лишь малость. Потом. Сначала новости…

И произошедшие события полились складно как никогда прежде. Рассказ походил на движение маятника – размеренное, ровное, плавное. От моего прихода к мудрецам до их сокровищницы…

– Мы вскрыли ее. Наверное, теперь она привлечет к себе ненужных визитеров. Это опасно.

– Не должна, – ответила Ланкеала, сидя на стуле ближе всех ко мне.

Теперь она просила звать ее новым именем, Линсирой, чтобы никто ничего не заподозрил.

– Раутхуты замкнулись за вами? – спросил Нелтор, накручивая бороду на палец.

Я кивнула.

– Значит, окаменелости закрылись, Вестница, – мелодичным голосом протянул Эриэль, помассировав мочку длинного уха. – Тебе не о чем тревожиться.

Линсар вскинул рогатую голову и завел руки за спину, принимая воинственный вид.

– Я отправлюсь этой Луной ко входу и на всякий случай проверю.

– Я уверена, что там все в порядке, – мягко заверила брата Линсира, оглядываясь на него через плечо.

– Вижу по Вестнице: ей так будет спокойнее.

– Ты очень прозорлив, Линсар, – сказала я. – Мне и вправду будет спокойнее, если в сокровищницу никто не сможет проникнуть, кроме… Там священное кольцо. Возможно, васоверги захотят перебрать священные кольца и… Они смогут догадаться, как попросить духов переместить их туда?

Мудрецы разом отвергли мои опасения. Нелтор покачал головой. Рувен произнес, частенько порыкивая:

– Дор‑рога туда доступна лишь из одного кольца. Но о его местонахождении знала только Ил. Она говор‑рила, что оно спрятано на виду, но путь к нему никто не ищет. Что место мер‑ртво. И дор‑рога к кольцу тоже мер‑ртвая.

Священное кольцо, покрытое пеплом на острове в Лавовом озере?

Передернув плечами, я продолжила рассказ:

– Мы прошли ваши ловушки. Историю мира я им не показывала, этот зал миновали в полумраке…

От моего прихода к мудрецам до их сокровищницы, а потом в обратном направлении…

– Они использовали Слезу Луны. Это моя и их награда за наш путь и наши жертвы.

– Как и говорила Ил… – покачал гривой Рувен. – Вестнице пришлось жертвовать собой. Нехор‑рошо.

– А кто из них был Вольным? – спросил Нелтор. – Разве были Вольные?

– Они оба. Жертвы… Я прошла свой путь, и мне нужно было разбить наши сердца. Они оба были Вольными, верховные мудрецы.

Линсира, прикрывая губы ладонью, высказала сомнения:

– Бывших Вольных не бывает…

– Они были Вольными, – настаивала я, вытирая вспотевшие ладони о штаны. – Я разбила наши сердца, воспользовавшись Сердцем времени…

Маятник рассказа начал падение в другую сторону: от сокровищницы до моего появления в этом кабинете… В той далекой жизни. Моей, но другой. Важной, нужной. Они обе были мне нужны. Они позволили мне прозреть и обрести веру. Самую сильную веру, которую кто‑либо когда‑либо мог придумать. Теперь я знала, что могут существовать боги, повелители, мудрецы – кто угодно, но вся сила живет только во мне. Лишь верой в себя я могу многое. Хоть мир уничтожить, хоть его спасти.

Солнце за окном исчезло, перекатившись на другой край Фадрагоса. Теперь комната остыла и показалась немного сырой. Я обняла себя и потерла плечи. Рассказ моей истории и истории целого мира подходил к концу. Все чаще слышались уточняющие вопросы, звучали размышления. Неоднократно я смачивала горло несколькими глотками воды.

– Десиен, – протягивая с любовью, повторил имя Эриэль. И забарабанил тонкими пальцами по столу. – Как же вы вовремя, Вестница. Только этим рассветом думали, как выманить ведьму.

– Теперь предстоит думать, как ему помочь. – Линсар, сидя в кресле, закинул ногу на ногу.

– Обязательно, – поддержала его сестра, хмуря тонкие темные брови.

– Значит, вы не против того, что соггоры вернутся в регионы? – полюбопытствовала я, поджимая пальцы на ногах.

– Совсем не против! – Нелтор широко улыбнулся, сцепив руки в замок и наваливаясь всем весом на стол.

– Только этого и ждем. – Линсар устало потер глаза.

– Тяжело упр‑равляться всем. По три правителя в р‑регионах, а без наших советов ни шагу ступить не могут.

– Иногда едва успеваем их облагоразумить и остановить от дрязг, – пожаловалась Линсира, пропуская прядь волос через пальцы.

– При правлении соггоров всем было лучше, – подвел итог Нелтор. – Но фадрагосцы запомнили их, как виновников всего случившегося.

– Не их вина в том конфликте, – тихо произнесла я.

Меня поддержали дружным молчанием. Все прекрасно помнили причины самой кровопролитной войны и ее последствия.

– Балкоры вымирают. Если честно, я не понимаю, откуда у Десиена силы для того, чтобы спасать десяток‑другой выживших.

– Но у вас же нашлись силы на ваш тернистый путь, – проговорил Эриэль.

– Нашлись. Но без Единства я бы не справилась. Да и многое другое помогло.

– Не планир‑руете вернуть его?

– Единство? – я вскинула бровь.

Рассат кивнул, расхаживая по кабинету. С его крыльями сидеть в кресле было мучительнее, чем часами стоять.

– Не планирую.

– Вы дитя другого мира, – ласково произнесла Линсира, сцепляя руки на коленях. – Вас не тронет проклятие.

– Не хочу. – Я вжалась в спинку стула, стараясь оторвать ноги от прохладного пола. От этого вопроса вдруг стало совсем зябко. – Не хочу видеть, как умирают другие, когда ты только начинаешь стареть. Или… Я даже не представляю, когда с Единством начинают стареть. Вольные… Этот тот же принцип, да? Духи делают их тела крепче. Сколько бы они жили, если бы не стремились выполнить свои миссии необдуманно?

– Вольные, – Линсира свела брови на переносице, – мотыльки‑однодневки нашего мира. Вы правы. Нет ничего хорошего в бесконечной жизни.

– Вечная память – наше проклятие, – протянул Эриэль, опуская голову.

– Вы как Луна?

– Мы не холодны, Вестница, – опроверг предположение Нелтор. – В нас еще теплится доброта и милосердие. Но чувств, конечно, ощущаем гораздо меньше, чем раньше. Раньше жизнь была лучше…

– Небо ярче, трава зеленее, – я усмехнулась.

– Не смейтесь, – Линсар впервые за все время улыбнулся, доказывая в очередной раз, что шан’ниэрды чертовски хороши собой. – Эмоции выгорают и мир действительно кажется тусклее.

– Нам давно пора переродиться, – проговорил тихо Рувен, продолжая расхаживать от окна к шкафу.

Наблюдая за ним, я прислушалась к себе. Зов давно затих, очнулся голод и обычные житейские потребности. Пора было завершать беседу, или как минимум сделать перерыв. Но один вопрос мучил меня, не позволяя уйти сразу:

– Вы не будете преследовать меня?

– Зачем нам это? – удивился Нелтор.

– В той жизни… Я ведь уже рассказывала, что мы не поладили. Да и я Вестница. Мало ли кому расскажу. Фадрагосцы пойдут за мной, отвергнут ваше правление. Ну, знаете… – Повела плечами, опуская глаза. – Я устала бежать от врагов, а в вашем мире людям не доверяют. Впрочем, в нашем тоже… – Снова подняла голову и обвела всех решительным взглядом. – Но мне хочется убедиться, что вы не убьете меня. Не избавитесь, как от ненужного свидетеля.

Нелтор улыбнулся шире и вдруг с озорным блеском в темных глазах посмотрел на мои ноги.

– У нас поговаривают, что Вестницы могут ходить по углям, по осколкам, по ядовитым колючкам и на их стопах не останется ни царапинки. А у вас вон губы посинели от холода. Вы бы пересели поближе. Туда, где ковер лежит. Все ногам теплее будет.

Дыхание перехватило. Я постаралась разжать онемевшие пальцы на ногах. И вправду замерзли… Резко опустила обе стопы на холодный каменный пол. Шмыгнула носом и вцепилась пальцами в сидушку стула. Еще раз обвела взглядом присутствующих – они все смотрели на меня с отеческой насмешкой.

– Вы принесли нам прекрасные вести, – произнес Нелтор, поднимаясь со стула. – Но не сказали своего имени.

– Асфирель.

– Мы предоставим вам комнату для отдыха. Пищу, кров, чистую одежду – все необходимое.

– Деньги? – Линсира склонила голову к плечу.

– Не нужно. Я умею зарабатывать.

– Вы можете остаться у нас столько, сколько захотите, – оставался учтивым Эриэль.

– Спасибо. – Я тоже поднялась и подошла к столу. – Мне бы привести себя в порядок, поесть, и я уйду. И одежду… раз уж предлагаете. – Спохватилась, добавляя поспешно: – Не обязательно дорогую. Добротную бы и практичную. Пойдет и с чужого плеча.

– Куда планир‑руете отправиться? – Рувен остановился.

Я попятилась, сжимая кулаки.

– Не скажете? – удивился эльф.

– Чем хотите заниматься, Асфирель? – попытался разузнать Линсар.

– Жить.

Мудрецы переглянулись и с пониманием закивали. Рассказывать о своих планах не хотелось никому. Просить у них защиты от Дарока тоже. Сила Вестницы покинула меня с последней вестью, сказанной адресатам. Теперь им предстоит как‑то помочь Десиену и подготовить население к переменам. И я помню с прошлой жизни, что мудрецы не бессмертны. Кхангатор сумел убить их, значит, с ними тем более расправится Дарок. Но теперь у меня хотя бы появился шанс, что если он и поймает меня, то не сумеет убедиться, что я Вестница.

Меня отвели в купальню, расположенную в подвалах дома мудрецов, где позволили и отмокнуть вдоволь, и просохнуть в тепле. На скамье меня ждали новенькие и хорошие сапоги, штаны, рубаха, куртка и даже плащ. Я оделась, удивляясь, что все село так, будто шили на меня. Нацепила ножны с кинжалом. Срезала лоскут ткани со старой рубахи и, собрав подсохшие волосы в косу, перевязала ее.

В огромной столовой было пусто, пахло вкусно сдобой. За длинным столом одно место было заставлено тарелками с едой. Грибной суп, тушеное мясо, вареные яйца, каша, пироги, булочки, кувшин с молоком, полные соусницы… Я переводила взгляд от одного к другому, усаживаясь на скамью и не зная, за что хвататься. Но как бы ни ощущался голод, съев тарелку супа и одно яйцо, я наелась.

В дорогу мне предложили собрать еду, и я не отказалась. Забрав маленький сверток, покинула дом мудрецов. Сбежала по широким ступеням, разглядывая небо. До заката оставалась пара шагов Солнце. Я подошла к карте Фадрагоса и стала прикидывать маршрут.

Кейел  

В городе с самого утра везде чудилась она . В каждой темноволосой девушке, в каждом быстром движении, которое я ловил краем глаза. Куда бы я ни отправился, везде высматривал тонкую фигурку в толпе. Поэтому из Обители гильдий хотелось убраться как можно скорее. Поэтому радовало и злило одновременно, что у Лери светлые волосы, а в Солнечной вовсе нет девушек, которые могли бы напомнить о той, кого стоит забыть раз и навсегда.

Елрех проговаривала перед тем, как мы вошли в священное кольцо, укрытое в сокровищнице, что по возвращению навестит дом своей гильдии. Сказала мимолетно, чтобы я подошел к нему к середине пути Солнца и забрал свою долю. Тогда я подумал, что перебьюсь. Был слишком зол после пережитого, да и в голове с трудом укладывались две жизни.

Вольный я или простак‑деревенщина? Я задавал себе этот вопрос перед рассветом, когда проснулся от внезапного кошмара. Снилась смесь ереси. На берегу реки горел большой костер, а вокруг столпились сельчане. Отец расхаживал с Сердцем времени в руках и радовал присутствующих громкими речами. Среди них была и она . В конце, когда Сердце времени было выброшено в костер, и его пламя загорелось синим, именно ей  доверили главную роль ритуала очищения от скверны. Темные глаза выворачивали душу, глядя в мои глаза, а руки, умеющие ласкать, как никакие другие не могут, толкнули меня в костер.

Кошмар не понравился. От него бросало в холодный пот, отчего вымокла подушка и простынь. Он же и напомнил, почему я боялся использовать Слезу Луны. Стал ли я хуже после того, как вспомнил все? Изменился ли?

В предрассветном сумраке я вытягивал перед собой руку и рассматривал ее. Я это я. Какой был, таким и остался. Изменений я в себе не замечал, будто не способен был увидеть, ведь они наверняка должны были быть.

Утром за завтраком, считая монеты, оставшиеся в похудевшем кошеле, понял, что отказываться от предложения милой фангры глупо.

Завтрак приносила Алийка. Поставила тарелку небрежно и кружкой о стол грохнула так, что разлила отвар. Я попросил у нее прощения. Она покраснела, фыркнула, обозвала тварью бессердечной и ушла, едва не рыдая.

К обеду я о ней забыл. Не смог бы запомнить, видя в каждой темноволосой девчонке ту, от которой ныло сердце. К обеду я изрядно устал от манящих миражей и постарался не обращать на них внимания. Да и дел хватало.

Я прошелся по знакомым злачным местам, сравнивая собственные знания с реальностью. Видел тех, кого не прочь был бы убить, ведь у каждого из них зуб на меня. Приходилось одергивать себя. Они меня не помнят. Старые обиды и недопонимания остались в прошлом.

В каком прошлом?

Две реальности сходились в голове вместе. Радовало то, что в одной жизни я не успел много где побывать, а в другой – напротив. Но почти не был там, где был в первой. Не представляю, какой бардак образовался бы при других обстоятельствах.

Отличия встречались, но нечасто. Контрактов на нечисть для свободных от гильдий наемников на досках с объявлениями висело больше. Оплату за них обещали выше. Выходит, я неплохо срезал заработок на нечисти.

Иногда я встречал оживших мертвецов. Сам убивал их. Помнил, как и при каких обстоятельствах приходилось. Но вот они шли навстречу и проходили мимо, не замечая меня.

Встретил прекрасную Айвин. Не случайно. Успел заскочить в Цветочный квартал, где она каждый день за пару часов до обеда приходила в уютное заведение и пила травяной чай. Думал разузнать у нее как‑нибудь о Вайли, все‑таки сестрички часто общались, а тревога о бездарной Вольной не отпускала. Надо же… жива. Пока что.

Но Айвин пришла не одна, а в компании темноволосого шан’ниэрда. Он вился вокруг нее змеем и волчьими глазами косился на любого мужчину поблизости. Пришлось отказаться от затеи.

К обеду подоспел в дом гильдии Пламени Аспидов. Вошел в главное здание, спросил у девицы за стойкой, где найти Елрех.

– А вы Кейел, да? Елрех ушла, попросила передать вам вот это. – Тяжелый кошель опустился на стойку. Туда же легли несколько писем. – Она не смогла вас дождаться. Ее вызвали в гильдию Справедливости.

– Зачем?

Девица пожала плечами, возвращаясь к сортировке трав, наваленных в несколько корзин.

– Вроде бы беловолосый шан’ниэрд из гильдии Исследователей организовал какой‑то поход… Ходят слухи, что они искали рецепт создания эликсира могущества. Но вместо него выяснили способ, как беловолосые могут влюбляться в низшие расы, не сходя при этом с ума. Елрех повезло… Такого красавца в себя влюбила. Он с ней приходил. Правда, раздраженный был, жуть.

– И как с этим связана гильдия Справедливости? – не понял я.

– А, это… – Девица сняла опустевшую корзинку со стойки и водрузила другую. – Семья этого шан’ниэрда в ярости. Хотят призвать Елрех к ответственности.

– Получится?

Я убрал кошель поглубже в сумку.

– Не думаю. – Девица выглядела непроницаемой, хоть и кривила губы. – Дриэн отправился с Елрех. Он за нее до смерти стоять будет! Да и Елрех меня заверила, что ее вины в случившемся нет. А Елрех… Не знаю, кем ты ей приходишься, парень, но знай, что пусть она и грязная полукровка, но достоинства ей не занимать. Раз она сказала, что вины за ней нет, значит, точно так и есть. Хоть пусть рога свои и клыки обломают, но ничего не добьются.

На крыльце дома гильдии задержался невольно. Несколько долгих секунд мялся, глядя то в сторону квартала Кожевников, то в сторону парка, за которым находился дом Справедливости. Вспоминая Ромиара и Елрех, выдохнул с облегчением и направился к кварталу Кожевников.

Побродил среди вони и стоков от дома к дому, от мастера к мастеру, от торговца к торговцу. Узнал расценки услуг каждого и направился в другую окраину города. Дорогу к кварталу Кузнецов срезал через главную площадь. Остановился перед домом мудрецов и долго разглядывал высокое белое здание с колоннами и разноцветными витражами. Энраилл… Они пробуждали глухую злость, хоть я и понимал, что не они первопричина всех наших бед. Сжимая и разжимая кулаки, постоял немного перед ступенями, а затем продолжил путь. Хотелось успеть все до заката, и уйти из города.

В квартале Кузнецов ориентировался лучше. Знал хорошо торговцев и их уловки. Знал, кто промышляет оружием мертвецов. Стоит лишь назвать им секретные фразы, и они вели в подвалы, сокрытые от духов и защитников амулетами. Несколько фраз прошли мимо ушей торговцев. Видимо, изменения коснулись и таких мелочей. Но одна все‑таки сработала. И за удивительно низкую цену я обзавелся прекрасным мечом. К нему сразу же шли ножны, позволяя сэкономить немного на кожевниках. Вот приглянувшийся кинжал, тоже принадлежавший убитому, продавался без ножен. Но пройти мимо я не мог.

– Надо же… Из кости горной утопленницы.

Я погладил клинок. Его легко было принять за стальной, но не было блеска. Будто отшлифован плохо, да еще и с царапинами.

– А у вас глаз наметан, – похвалил кузнец, вместе со мной любуясь оружием.

– Сколько хочешь за него?

Мужик назвал цену, и я не стал торговаться. Как и не сказал ему, что он сильно продешевил. Судя по структуре волокон клинка, утопленница была в расцвете сил и успела высосать немало крови из крепких ребят. Прикупив еще кое‑чего по мелочам, я поспешил обратно в квартал Кожевников. Солнце клонилось к горизонту.

Остановился перед картой Фадрагоса. До Заводи Ал’лирта доберусь легко. А потом возвращаться одному по дороге, где промышляют разбоем все, кому не лень. Может, стоит все‑таки поискать караван и прибиться к нему? Тело у меня крепкое, мечом управляться умею, если понадобится – и топором зарублю, но вот вина перед духами… Я пока еще чист. Стоит ли искать проблемы или лучше избегать их?

За широким постаментом, возвышающимся по пояс, привиделась она . Опять… Стояла чуть вдали, подняв высоко голову, и прикрывала глаза от заходящего солнца рукой. Смотрела на карту. Прохожие сновали взад‑вперед, то и дело пряча от меня темноволосую девицу. Гибкую, тонкую… В груди снова очнулось что‑то неясное, звериное, приносящее и боль, и сладость. Очередной горожанин заслонил девушку собой, и я в эту секунду попытался отвести взгляд. Не смог. Девчонка открыласьвзору снова. И я присмотрелся внимательнее. Одета с иголочки. На ней вчера были поношенные вещи. И Елрех точно ей не помогала, иначе сейчас эти девицы находились бы рядом. Девушка приложила ко лбу вторую руку, сгущая тень на лице. По брусчатке покатился воз, с привязанным шкафом, и вскоре фигурка потерялась за ним.

Я убрал волосы за уши, подбил маленький камень ногой. Поправил ремни ножен на груди, пока еще непривычных телу, и поспешил обратно к кожевнику. Новый кинжал требовал особых ножен.

* * *

До Солнечной добирался в одиночку, но на опушке любого леса меня встречал черный волк. Он и довел до деревни тропами получше. Новенький эльфиор, переселившийся к нам незадолго до моего побега, завидев меня, выскочил из речного домика.

– О! А я помню тебя! – Он высоко задрал острый подбородок, глядя, как я спускаюсь по крутому склону. – Это тебя искала та странная компания. Теперь о тебе вся деревня говорит. Ну ты даешь!

– Похоронить успели? – приподнял я бровь, ступив на пологий скат.

Парень хмыкнул, не разделяя шутку. Семеня за мной следом, с сомнением протянул:

– Скорее, проклясть недоеденный труп… Твоя‑то красавица Фадрагосу новую жизнь подарила! А тут отца вдруг не стало.

– Уже?

Сколько периодов прошло с тех пор, как я ушел?

– Ага! Здоровый мальчуган родился. Говорят, в маму пошел.

– А ты сам видел?

– Не, – закачал головой. И ссутулился. – У вас тут обычай южный: детей до двух периодов не показывают никому, кроме родных и знахарки, помогавшей ему на свет появится.

– У вас такого не было?

– У нас многое было…

– Напомни, откуда ты?

Раньше я никогда не интересовался переселенцами, зная наверняка, что Тигар и его ублюдки сходу настраивают всех против меня. А этот, видимо, им не приглянулся, раз беседует со мной. За трепом мы приблизились к закрытым воротам. Эльфиор сиял от радости.

– Мне к речному пора. У вас тут лодки редко, а переправу просят еще реже, но староста у вас требовательный.

– У нас, – поправил я, хлопнув вихрастого по плечу.

– Да, у нас. Все никак не привыкну. А, да, меня Окрином звать.

– Кейел. – И я в лоб спросил: – Тигар не принял тебя?

Эльфиор ссутулился, цепляясь пальцами за пояс, и с шумом выдохнул.

– Слухи ходят, что тебя тут не любят, – заговорил он, глядя на носки сапог. – А ты вот мне по слухам и понравился. Вроде бы ты один с Тигаром и не дружишь. Да и не Тигар он никакой! Имя выдуманное. Выгнали их с позором из Обители. Судили его родителей за обман какой‑то. Отец вынюхивал что‑то во дворце у одного правителя и пересылал другому. Но ты это… не болтай почем зря. А то он меня убьет.

На воротах дежурил сын кузнеца – у юнца только борода расти начала и голос стал ломаться, а характер уже был испорчен. Увидев меня с вышки, он присвистнул:

– Гляньте‑ка, кто вернулся! – Перегнулся через частокол и с ухмылкой на веснушчатой роже потребовал: – А ну‑ка порежь себя и крови отведай.

– Открой дверь.

– Не открою. Вдруг ты упырь!

Видел бы ты упыря, всю жизнь бы заикался, трус бесхребетный.

– Порежь себя, кому сказал! Кровь свою покажи!

– Зачем? – запрокинув голову повыше, я склонил ее к плечу и прищурился.

– Чтоб сдох ты, паршивец сквернодумный! Режь себя, а то не пущу! Арбалет заряжу огненной стрелой и выстрелю. Спалю тебя, понял?! – Поднял арбалет, показывая серьезность. – У нас тут нечисть повадилась с леса ходить. Теперь, ви‑шь, ворота даже рассветами запираем. А тебя тем более не пущу внутрь, пока кровь человечью не покажешь!

Я, услышав причины, хмыкнул. Стянул перчатку с руки, вытащил кинжал из ножен и порезал ладонь.

– Давно нечисть гуляет? – спросил, предъявляя ему красную ладонь.

Он задумался, отрывая завистливый взгляд от кинжала.

– Да вот, небось, ты пропал, и объявилась.

Я глянул в сторону леса. Мивенталь, спасибо вам за всю заботу обо мне. За ту любовь, о которой надолго позабыл.

Вскоре открылась дверь в воротах. Я прошел.

– А вещички‑то такие где раздобыл? Ишь, как разоделся! – не отставая от меня, проговаривал молодой дурак. – Отвечать будешь или нет? Вот дрянь, а не человек. Думаешь, вырядился и можешь теперь гордо расхаживать? Я Тигару все расскажу! И этот меч мне достанется, понял?

Он плюнул мне в спину, но я не обернулся.

Уже родила. Сколько периодов меня не было? В маму пошел. На нее похож, или она пытается по крови схожесть оправдать? Лери врать не умеет. Она не Аня…

– Ах ты, паскуда! – Отец колол дрова.

Увидев меня, вытер пот с лица рубахой, откинул топор и высмотрел полено покрепче.

– Живой вернулся. – Поднял полено из кучи. Взвесил в руке. – Посмел явиться.

Я вошел во двор и направился по дорожке к дому. В спину прилетел ворох ругательств, пробуждая тихую злобу. Слушая быструю и тяжелую поступь, ждал, когда она оборвется.

Оборвалась.

Выждав секунду, легко увернулся от размашистого удара, который пришелся бы ровно по затылку. Перехватил крепкую руку и вывернул до хруста. Полено упало на землю, укатилось в траву. Мужик – не отец – взвыв, попытался дотянуться до моего лица. Я перехватил его за затылок и швырнул на крыльцо.

Тяжелый. Он не долетел до деревянных ступеней. Упал на живот рядом. Перевернулся на спину, пока я снимал с пояса топор, и, увидев, как иду к нему, стал отползать. Дверь дома заскрипела. Из нее выскочила бледная матушка.

– Да что ж ты это! Да что ж ты это! – всплеснула руками, хватаясь за подпорный столб, и зашаталась, будто боялась заслонить собой избранника сердца. – Ты что удумал, а? Родного отца!

Подбросив топор в руке, я замахнулся. Видя смертельную бледность обоих, ощутил приятное чувство, которого они лишали меня всю жизнь. Признание. Признание меня, как существа, способного на что‑то в этой жизни. Признание меня человеком.

– Пощади, сынок! – прикрываясь руками, воскликнул мужик.

Топор выбил щепки из ступени у самой головы и крепко засел в доске. Я нащупал воротник его рубахи и, стиснув в кулаке, потребовал.

– В глаза смотри.

Он смотрел и не смотрел одновременно. Не было в них осмысленности. Только страх.

– Сынок? – я усмехнулся.

Нет, у меня отца, чтобы зваться его сыном. Разве это не так, Алурей?

Матушка сползла по столбу, приложив руку к груди. Ее глаза заблестели от слез. Теперь она будет стыдиться случившегося и жаловаться соседям. Я только вернулся в дом во всеоружии. И эта женщина не спросит у меня, все ли со мной хорошо. Не ранен ли я. Не порадуется моим успехам. Скорее, обвинит во всех бедах и поставит в укор мое отсутствие, даже если беды совсем не касались нашей семьи. Будь я дома, она бы обвинила во всех бедах меня, упрекая, что лишь одним присутствием в деревне я навлекаю беды. Ведь все наши беды от моих скверных мыслей. Проходя мимо нее, я склонился и прильнул губами к ее виску.

– Здравствуй, матушка. – Она зажмурилась, будто ожил ее ночной кошмар. Ей не понравилось, что я до сих пор жив? Или тон приветствия? – Лери у нас?

Она кивнула и обратилась тихой молитвой к духам.

Духи Фадрагоса, видите, какого неугодного сына вы воспитали этим людям?

В доме пахло пирогами. У моих родителей не было недостатков, кроме незначительной малости. Их сын родился и вырос со скверными мыслями в голове. Моих родителей можно было показывать беловолосым шан’ниэрдам, как пример тех людей, которые могут стать совершенством. Прекрасный мужчина, хозяин с золотыми руками, способный сам построить дом и обеспечить семью достатком даже в глухой деревне. И замечательная во всем женщина, у которой дома пахнет пирогами, кладовые ломятся от еды, в комнатах всегда убрано, и даже в самом дальнем углу чердака или подвала никто не найдет ни паутинки, ни пылинки. Таким бы людям да такого же совершенного сына… Но не повезло. Дважды.

Я вошел в свою комнату и не ошибся. Лери сидела у окна с пяльцами и вышивала на белой тряпке красные цветы. Увидев меня, выронила все из рук. Круглыми глазами стала осматривать меня с головы до ног.

– Где колыбель? – спросил, разглядывая комнату.

В ней появилось немного больше мебели. Скамья у окна, комод, полки на стенах, табурет у двери и кровать. Раньше была только кровать. И та – соломенный тюфяк. Сквернодумцу на пользу спать на твердом… Еще сквернодумцу когда‑то запретили смотреть перед сном на Луну. Такое созерцание пробуждало скверные мысли. Поэтому окно было заколочено снаружи. Оно выходило в сад, но доски все равно выглядели, как узорчатые ставни, чтобы никто вдруг не усомнился в совершенстве заботливых родителей.

Злость росла с каждой секундой, проведенной под крышей родного дома.

– В комнате твоей матушки. – Наконец‑то, заговорила Лери, выдыхая и заливаясь румянцем гнева. – Мы думали, что тебя нечисть в лес утащила. Где ты пропадал?

Она сжала кулаки и медленно поднялась со стула.

– Ты просила меня стать сильнее. Хотела, чтобы я мог защитить нас. Я искал силу.

Я закрыл за собой дверь и задвинул тяжелый засов. Хмыкнул. До моего ухода засов был только снаружи. Выглядел, как украшение, и был хорошо замаскирован под дверные узоры.

– Я думала, что тебя съела нечисть!

В спину что‑то ударилось. Я повернулся и проследил за тем, как пяльцы закатываются под кровать. Голубые глаза Лери заблестели. Она с силой стиснула зубы и кулаки. На бледном лице румянец заалел двумя яркими пятнами. Я отстегнул ножны, поставил меч у двери и медленно шагнул к подруге детства. Она затряслась и скривилась, словно от боли.

– Тише, – прошептал, остановившись рядом.

Погладил большим пальцем напряженную скулу, повторяя след слезы. Она блеснула, стекая к подбородку. Грусть вынудила меня улыбнуться. Надо же… Раньше бы я принял эту встречу и реакцию за любовь. Как все‑таки сильно изменилось восприятие.

– Я больше не оставлю тебя. Больше не уйду.

Обнял Лери, а она ударила меня в грудь. И снова, снова, снова… Я поднимал голову повыше и морщился, когда кулаки попадали по подбородку. Лери отталкивала меня – я обнимал крепче. С силой прижал ее к себе, надеясь, что она не додумается вцепиться зубами мне в шею.

– Ты не любишь меня! Не любишь!

Правда. Теперь люблю другую. Только ты уверена, что я люблю тебя.

– Не любишь! – кричала, пытаясь ударить коленом. – Пусти меня! Пусти!

– Лери, тише. Я рядом.

– Уйди! Ты бросил меня! Я не нужна тебе!

– Нужна.

– Врешь!

Полуправда – не вранье.

Когда ей надоело кричать, когда устала биться в истерике, я уложил ее на кровать и стал целовать. Она всхлипывала громче.

– Я соскучился по тебе, Лери.

Перехватил яблочное дыхание и коснулся губами ее губ.

– Нет! – Она отвернулась, выворачивая шею и упираясь кулаками мне в грудь.

– Почему? Разве ты не рада моему возвращению? Я скучал. Вернулся к тебе. Принес подарки для тебя, для сына, для родителей. Лери…

– Не хочу! Отпусти меня! Дурак! Я не просила тебя уходить! А ты ушел! Теперь отпусти! Я не хочу тебя!

– А я хочу. – Запустил руку под подол сарафана, собрав его в складки и погладив бархатную кожу. – Ты моя избранница, Лери. Ты подарила мне сына. Мы любим друг друга. А близость у нас была лишь три раза. И сейчас я хочу повторить наш первый. Помнишь его?

Она захрипела, набирая побольше воздуха в грудь. И с новой силой принялась бить по лицу и груди, царапая и отталкивая.

– Отпусти меня, немедля! Скверна в тебе! Выпусти, говорю! Матушка! – завопила во все горло, оглушая левое ухо. – Батюшка! Спасите!

Я перехватил ее руки, завел высоко над головой, и, тряхнув хорошенько, спросил громко:

– Чей это сын, Лери?!

Она хватанула еще раз воздуха, но, осмыслив вопрос, кричать перестала. Замолкла, уставившись на меня. Округлила голубые глаза. Розовые губы затряслись, будто от обиды.

– Что это ты такое спрашиваешь, дурак?

Я склонился к ней ниже и проговорил:

– Он родился рано. Не прошло трех периодов с той Луны, когда ты впервые отдалась мне.

– Не доносила, – она всхлипнула. Голос зазвучал тонко, мягко. – Но он крепкий. В тебя пошел. У тебя пусть ума нет, но крепкий, глянь, какой. А скверна у тебя в голове только ухудшилась. Кто так дурно на тебя повлиял? В чем меня обвинить пытаешься? И потом говоришь мне, что любишь…

Светлые волосы на висках впитали слезы, прилипли к нежной коже. Пробудилась жалость к ней и благодарность за прошлое. Она спасла мне жизнь…

Теперь до слез жалеет об этом.

Я приник губами к белой щеке, попробовал на вкус горько‑соленые капли. Жаль, что все так сложилось между нами.

Я поцеловал ее еще раз, и она задышала глубже. Когда отыскал ее губы своими губами, она позволила задержать прикосновение на несколько секунд. Поерзала подо мной призывно, отметая последние сомнения. Я прижал ее крепче, навис над ней снова. Дождался, когда она откроет глаза и перехватит мой взгляд. Готовясь к новой истерике, попросил:

– Поклянись духами, Лери, что ты подарила жизнь моему сыну.

Она не сдержалась. Фыркнула со злобой. Руки дернулись в моих ладонях. Но безуспешно. И она плюнула мне в лицо. Я дернулся, но с такого расстояние, какое разделяло наши лица, попал бы и ребенок. Пришлось вытереть слюну плечом. Кожаная куртка неприятно поскребла скулу швом.

– Лери, договоримся по‑хорошему…

– Ты не любишь меня! Скверна в твоей голове убивает все хорошее в тебе!..

Истерика была. Лери кричала, пока не сорвала голос. Хохоча, обвиняла меня в тугодумии. Иногда звала на помощь моих родителей, не догадываясь, что отцу требуется время прийти в себя и хотя бы сменить штаны на чистые. Что мать будет ходить под дверями, сотрясая воздух причитаниями и жалобами, но никогда не заступится. А когда все прекратится, пойдет как ни в чем не бывало заниматься домашними делами.

Когда Лери, наконец‑то, затихла и обмякла подо мною, я склонился к ее уху и принялся тихо напоминать:

– Когда‑то дети на берегу реки били меня, протыкали насквозь раскаленным прутом. – Ткнулся носом в светлые волосы. Дыхание Лери участилось. – Теперь духи разрешают мне в ответ делать с этими выросшими детьми что угодно. И я хочу тебя, Лери. И я возьму тебя. Никто не осудит, никто не заступится. Я устал ждать от тебя ласки и подачек. Я научился сам брать все, что мне нужно. И я буду брать тебя каждую Луну, каждый рассвет. Если придется, я буду связывать тебя…

Она закричала, дернувшись резко и с силой. Клацнула зубами возле моего уха, но я успел отпрянуть, крепче сжимая ее запястья. Бледное, круглое лицо, покрылось красными пятнами. Лери затрясло, будто судорога пробрала все тело.

– Я не твоя, выродок скверны! И сын не твой! Ненавижу тебя!

Добившись признания, я выпустил ее. Злость смешалась с облегчением, и эта смесь отняла силы. Я с трудом сел на краю кровати, спуская ноги на пол. Уперся руками в мягкий матрас, чувствуя пальцами внутри него что‑то матерчатое, воздушное. Те, благодаря кому я появился в Фадрагосе, приняли Лери, как желанную и родную. Она села у меня за спиной и спрятала лицо в ладонях. Комната опять наполнилась рыданиями.

– Чей он? – спросил я.

Лери закашлялась. Вытирая щеки, губы, нос, хватала ртом воздух, смотрела в окно и продолжала плакать.

– Лери, чей он?

– Я не зна‑а‑аю.

Девичьи плечи затряслись. Голубые глаза вдруг раскрылись шире и посмотрели на меня испуганно.

– Кейел! – Лери бросилась на меня со спины. Обняла за плечи и крепко сцепила руки в замок, будто чувствовала, что хочу оттолкнуть. Мокрые губы стали целовать то шею, то щеку, то снова шею. Неосознанно попытался отвернуться, убраться от ненужной ласки подальше. Лери заворковала: – Прости меня! Прости, душа моя! Я ведь не со зла, я ведь… Кейел, не бросай меня!

Я скривился.

– Кто отец, Лери? – повторил вопрос, уклоняясь от поцелуя в губы. – И не ври. Почую вранье – выставлю с позором!

– Кейел, да как же…

Она что‑то пробормотала. Сквозь всхлипы было не разобрать. Я молча терпел поцелуи и мокрую от раздражающих слез кожу.

– Я не знаю. Духами клянусь, Кейел, я не знаю!

Духи тут же засияли перед нами, подтверждая правдивость признания. Лери продолжила плакать навзрыд мне в шею. Потом закачалась вместе со мной и зашептала о горькой судьбе. Я дал ей время, затем поинтересовался:

– Как так получилось, Лери? – Накрыл ее руку своей. Дрожит. – Расскажи мне.

Она всхлипнула, вздохнула тяжело и сдалась. Прижимаясь щекой к моему виску, заговорила тихо, сбивчиво:

– Тигар с Онкайлой опять расстались. Она как раз в Обитель уехала. И он… – Шмыгнула носом, обнимая крепче. – Он в любви мне признавался, а я ведь только его всегда и любила. Я так обрадовалась. Себя не помнила от счастья! И все было у нас хорошо. Он мне обещал, что теперь уж они точно‑точно расстались. Навсегда‑навсегда! И я с ним была. И рассветы, и Луны… Только злилась я, что он прятался ото всех. Я все спрашивала его, почему прячемся? А он, мол, чтобы нашему счастью никто не завидовал. И я верила…

Захныкала, полной грудью налегая мне на спину.

– А потом Онкайла вернулась, и он к ней вернулся… – Снова едва не сорвалась на рыдания, но лишь дважды шумно вдохнула. – И он ей о нас все рассказал. Я слышала! Он со мной был ей назло‑о‑о… И ему со мной стыдно было перед всеми… Но, но… между одноглазой и… толстухо‑ой…

Лери не была толстой. Круглые бедра, полная грудь, крепкие ноги и руки. В деревнях таких любили, но Тигар не был деревенским. Ближе к Обители гильдий предпочитали высоких и худых. Желательно эльфиек. Исключением являлись только широкобедрые, фигуристые шан’ниэрдки.

– Я разозлилась. Мне так обидно стало! Он мне так сладко в уши пел, и я поверила. И потом, дура, верила! Думала, он ей врал, а не мне! Поэтому захотела ему так же больно сделать, как он мне. И я к Танмору пошла. А его дома не было. Но брат был. А Эпит страшный, но в душе добрый. – Лери то сипела, то повышала голос на гласных. И часто качала нас из стороны в сторону, неотрывно глядя на дверь. – И я с ним решила… Ну… Только он же страшный. Поэтому я выпила настойку, что их матушка делает. Много выпила. И потом Танмор пришел. А мы с Эпитом… А Танмор же всегда меня любил. Как и ты, но сильнее. Они чуть не поубивали друг друга. И Танмор свое потребовал. И я с Танмором еще…

В этот раз рыдания напомнили скулеж.

– Зачем соглашалась? – прервал я отвратительное завывание. – Могла бы просто уйти.

– Не могла‑а‑а… Танмор сказал, что всем расскажет. Всем‑всем в Солнечной! И я не могла. Потом дальнее поле убирали, помнишь?

Припоминал. Хорошая земля находилась в нескольких километрах вниз по течению. Чернозем смешался с песком – почва получилась рыхлая и мягкая. Плодородная. Туда раз в период отправляли собирать урожай.

– Туда же многих парней послали. И кормить их надо было. Меня послали еду отнести. И Танмору захотелось там… А там низкие кусты только. Нас увидели, и я…

Под очередные рыдания выдохнул, опуская голову. Убрал волосы за уши, ощущая пальцами мокрые пряди с правой стороны. Лери, увидев руку перед носом, принялась покрывать ее поцелуями. Я отдернул руку, а Лери обняла с силой, и заговорила быстро, будто боялась, что не позволю ей договорить.

– Кейел, я не знаю, кто отец! Я ушла от них всех, когда грязная кровь из меня долго не выходила. Поняла, что чистая жизнь грязную кровь во мне уничтожила. И я… Прости меня. Я знала, что ты любишь меня. А они… Парни всегда тебя боялись! Они у костров Лунами часто говорили, что от скверного подальше держаться надо. Что если ты мстить будешь, то духи тебя не осудят. И я… – Принялась целовать меня снова: шею, щеку, голову. Перемежала поцелуи со словами: – Кейел, не гони меня, пожалуйста! Кейел, милый мой! Душа моя! Я отдаваться тебе буду. И любить тебя буду. Я полюблю тебя. Только не гони меня! Кейел, пожалуйста, давай попробуем… Давай? Ты ведь любишь меня! Всегда любил! Кейел!

В память врезалась последняя ночь, когда Лери уснула в моих объятиях. Она подстрекала убить всех. Теперь мотивы становились ясны. Я вздохнул, сжимая ее руку крепче и проговорил:

– Попробуем, Лери, попробуем.

Глава 29. Разбитые жизни 

Солнечный свет падал на стол с завтраком. К еде я был непривередлив, но именно молочные каши, как выяснилось, ненавидел больше всего. Ковыряя ложкой с краю, смотрел в окно и слушал Лери.

– И мымра эта на тебя засматриваться стала. Ты ее к себе не подпускай. Еще опоит чем, а мне потом бегай, отваживай вас друг от друга. – Поставив последнюю помытую тарелку в шкаф, она уперла руки в бока и повернулась ко мне. – Кейел! Ты слушаешь, что я тебе говорю?

Я молча кивнул, не отрывая взгляда от картинки за окном. Отец расхаживал по двору, собирая инструменты. Часть мужиков уходила на несколько недель в лес на валку сухостоя и посадку новых саженцев.

– Неужто слушаешь? – взъелась Лери. – А ну! О ком я тебя предупреждала?

– Об Онкайле, – без интереса ответил я. Снова ковырнул ложкой серо‑белую жижу и решил не доедать. Взяв кружку с отваром, повторил кратко: – Она послушала Окрина о том, как я убивал деву желаний. Теперь смотрит на меня.

Лери все равно обиделась.

– Тебе плевать на меня, да? Ты в мою сторону и не смотришь.

Я вздохнул тяжело и повернул к ней голову. Она свела на переносице светлые брови и сжала губы. Цветастый сарафан спадал до самого пола, красный, широкий пояс пережимал талию, делая полную грудь более выразительной и тяжелой. Поймав мой взгляд на себе, Лери смягчилась. Шагнула ближе, поглаживая косу и проговорила:

– А тобой теперь взаправду многие восхищаются. Все никак не нарадуются, что скверна из твоей головы вышла навсегда и не возвращается. Что ты в лес ходить не боишься и нас от нечисти оберегаешь. А девки‑то, девки… – Обняла за шею, продолжая ворковать довольно: – Онкайла давно мне завидует, но только теперь надумала тебя у меня увести. И новенькая переселенка тоже с тебя глаз влюбленных не сводит. Но с ней я уже переговорила за деревней. Сказала, что косы повыдираю, если удумает чего. Да и видел бы ты, как на меня за костром смотрели, когда сказала всем, что сундук девы желаний ты мне весь отдал, а там и ожерелья, и заколки, и платья такие, каких никто никогда у нас не видал! Обещала, что этой Луной в одно из них наряжусь. – Прижалась мягкой щекой к моей щеке и попросила: – Давай хоть разок со мной к костру сходишь. Вот уж никто не ожидает.

– Ты ведь знаешь, не пойду.

– Ну разок, милый.

Я покачал головой, отпивая отвар. Лери не особо расстроилась.

– Тебя никто не обижает? – поинтересовался, зная ответ наверняка.

После того, как Танмор провалялся у знахарки месяц и остался на всю жизнь хромым, никто не смел в открытую оскорблять меня и моих близких.

– Нет. – Она поцеловала в висок. – Как ты всем сказал, чтобы меня не трогали, так меня после того не трогают. Ходят все вежливые и только доброе говорят. За глаза лишь Онкайла смеет дурно обсуждать. Но ты с ней не говори! И подходить к ней не вздумай. И не верь ей, Кейел. Не верь! Она языкастая, болтать всякое любит.

– Не буду.

И дело не в том, что Онкайла – первая красавица из всех четырех молодых девушек деревни, которая вдруг заинтересовалась мной, а в том, что Лери снова загуляла. Вечерами она оставляла сына с моей матушкой, уходила к деревенскому костру и задерживалась, думая, что в это время я уже сплю и не слышу, во сколько она возвращается. От костра они с Тигаром часто отходили по одному. Долго пропадали за околицей и возвращались так же – по одному. Об этом мне рассказал наблюдательный Окрин. Думаю, если Онкайла и ищет встречи со мной, то только для того, чтобы сообщить, кто в очередной раз разлучил ее с Тигаром.

Я набрал воздуха в грудь, собираясь обсудить этот вопрос с Лери и пресечь рождение второго эльфеныша под крышей моего родного дома, но вспомнил последние месяцы и молча погладил Лери по руке. Теперь она чувствовала себя самой важной в деревне. Все ее слушались, повиновались ее прихотям и стремились дружить с ней. Позабылись старые ошибки, позор и стыд. Наконец‑то в доме никто, кроме мальчугана, набивающего шишки на каждом углу, не рыдал взахлеб. Никто не закатывал ежедневные истерики о разбитой жизни. И самое простое – я мог выспаться.

Лери, как и моей матушке, было важно мнение других. Но если матушку заботило мнение о ней, как о женщине, то Лери волновало больше мнение о ее сарафанах, бусах, длинной косе. Она так и не полюбила меня, как обещала, но смогла полюбить то, что стали говорить обо мне деревенские. Старики оценили, что я перебил всю разгулявшуюся нечисть в первый же месяц. Им спокойнее зажилось при негласном лесничем. Мой отец все чаще отзывался обо мне перед сельчанами в добром свете, но при этом боялся пересекаться со мной в доме один на один. И ничто так не грело самолюбие Лери, как симпатия других девиц ко мне, возросшая в связи с моими вылазками в лес. Новенькая переселенка, девица из соседней деревни, в самом деле несколько раз пыталась перехватить меня в сумерках и манила на разговор в заросли жасмина. Ее, как и многих других, девиц, не смущало наличие избранника, с кем они обменялись ис’сиарами перед ликом Луны. Девицам в деревнях скучно…

Первое время Лери, после того, как убедилась, что я не собираюсь выдворять ее, выдавать кому‑либо тайну о ее сыне, и, послушала, что говорят обо мне сельчане, стала требовать внимания как никогда прежде. Красовалась передо мной, как только умела, не подозревая, что за пределом маленькой Солнечной, есть девушки, способные увлечь мужчин без прихорашиваний и ярких сарафанов. Лери тот мир был неизвестен. И я не винил ее. Только устал притворяться, что хочу. И не желая портить дома спокойную обстановку, либо уходил в лес на несколько дней, либо ложился спать раньше. Возвращаясь, я точно знал, чего ждать от ночей. И вздохнул с облегчением, когда пыл Лери затих. Позже стали ясны причины, и я не спешил от них избавляться. Пока Тигар таскает ее по оврагам и кустам, она не будит меня ночами.

– А‑а‑а… – ласково протянула Лери мне на ухо. – Гляньте, духи Фадрагоса, кто выглядывает из‑за угла!

За дверным косяком показалась светлая макушка. Голубые глаза внимательно смотрели на меня. Я старался не двигаться, улавливая движение боковым зрением, внутренне напрягаясь и предчувствуя, чем все опять обернется. Предчувствие пробуждало злость.

– Поздоровайся с отцом, Таллаен! – Лери выпрямилась в полный рост, выпуская меня из объятий, и дернула за плечо. – Кейел, посмотри на него! Ну посмотри же! Сын пришел поздороваться с отцом!

Я стиснул кружку, стараясь унять злобу. Услышав очередную глупую просьбу Лери, повернул голову к остроухому мальчику. Он мигом юркнул за угол. Раздался топот быстрых шагов, затем прозвучал грохот, и наступила пара секунд молчания. Тишина разлетелась на осколки громким ревом.

Лери подскочила к шкафу, схватила полотенце, которым протирала помытую посуду, и швырнула мне в лицо. Я не уклонялся. Снял полотенце с головы и положил на край стола.

– Это все ты виноват! – Белое лицо покрылось красными пятнами; мальчик в комнате разорался громче. – Он боится тебя! Совсем ребенка запугал отрешенностью своей! Неужто трудно хоть раз поговорить с ним? У тебя язык, что ли, отвалится, а?! За все время его жизни ни разу на руки его не взял! Ни разу с ним не поговорил! Таллаен растет, отца не зная!

– Я тоже его не знаю, – произнес тихо, намазывая варенье на краюху хлеба.

В доме стало невыносимо шумно, но Лери все равно услышала. Замолчала, сжимая кулаки и глядя на меня с ненавистью. Приблизилась быстро, когда я подносил хлеб ко рту, одним ударом выбила его из руки и, зарыдав, побежала к своему сыну. Я посмотрел на кусок хлеба с вареньем с сожалением. Хотелось есть, но не эту молочную дрянь. И было бы хорошо прервать раздражающие рыдания обоих существ в этом доме.

Стук в дверь прозвучал спасением от дурных мыслей. Я поднялся, переступил босыми ногами растекшееся по полу варенье и кусок хлеба, подошел к двери. Отворить не успел, как услышал топот за спиной. Лери прибежала посмотреть, кого принесло в такую рань. Сына она держала на руках. Увидев меня, мальчик, как всегда, стал вырываться и пытаться убежать подальше.

За порогом топтался незнакомый дед – голубокожий фангр. Растерянно глядел то на меня, то мне за спину. Что‑то сказал робко, но рыдание мальчика не позволили услышать.

– Вы кто такой?! – шмыгая носом, крикнула Лери.

– Я издали, девица. Я…

Дед замолк, поправляя пояс грязной туники и понимая, что не может перекричать детский плач. Я оглянулся на мальчика. Белокурый, поймав мой взгляд на себе, дернулся из рук Лери с силой. Грохнулся коленями на пол, раздирая их до крови, и под охи своей матери бросился прочь. Лери за ним не побежала. Прижимая руку к сердцу, второй – вытирая покрасневшие глаза, дышала надсадно и смотрела с отвращением на меня и деда. Ее сын заплакал в дальней комнате, и плач не мешал разговору.

– Меня добрый мужчина пропустил к вам, когда я сказал, что ищу Кейела, что с любой нечистью управится, – проговорил дед, щупая рукой воздух, будто хотел за что‑нибудь ухватиться.

– Зачем он тебе? – в голосе Лери появились воинственные интонации.

– Да вот беда у нас в деревне… – Дед ссутулился, становясь еще ниже чем был, а он едва ли доставал мне до плеча. Волосы когда‑то были черными, но с возрастом посерели и торчали из тоненькой косы. – Девочки наши… Спаси их, парень добрый.

– Что с ними? – я нахмурился, предчувствуя тревогу. Видел ее на старческом лице, испещренном множеством фангровских трещинок.

– Откуда ты?! – громко спросила Лери, кидаясь грудью на дверной косяк, разделяющий комнату от сеней.

– Из Заболоти, – поглядывая на меня осторожно, отчитался перед ней старик.

Остальные его вещи темным ворохом лежали на крыльце. И как он донес все? По нему видно, что слишком стар даже для таких нош, как плащ и небольшая котомка.

– Это ж в нескольких рассветах от нас! – изумилась Лери, округлив голубые глаза. О своей истерике позабыла. Сын ее тоже прекратил плакать.

– Путь неблизкий. – Дед склонил голову. – Я‑то думал не дойду. Но вот…

– Что стряслось? – Я скрестил руки на груди и прислонился плечом к открытой двери.

– Девоньки наши пропадают. Деревня и так маленькая, а тут еще горе такое… – Он промокнул светлые глаза посеревшим от грязи платком. – Внучка моя тоже… Уйти не успел. А первой мать ее, доченьку мою, уволок…

– Кто?

– А! – Махнул рукой. – Подозреваем, что линарь приблудился.

Я кивнул. И услышал за спиной:

– Нет. Не пойдешь. Слышишь меня, Кейел? Я не пускаю.

– Я соберусь, – обратился я к перепуганному деду, – и выйду. Подожди меня во дворе.

– В Заболоть пойдешь?! – Лери отскочила от двери; накрашенные свеклой губы скривились на белом лице. – Зачем она тебе? Да на кого пойдешь?! Ты слышал его?! Там линарь!

Я не хотел слушать. Отодвинул Лери в сторону и направился в комнату за одеждой. Переступил порог. Зубы заскрежетали. Сын Лери как‑то пододвинул табурет к моему комоду и поднял тяжелую крышку. Добрался до оружия. Хныча бесшумно пытался засунуть кинжал обратно в ножны. Порезав руки, измазал все в крови. Увидев нас в дверях, уронил кинжал и упал вместе со стулом.

Лери ахнула, бросаясь к мальчику.

– Когда же это прекратится, а?! Посмотри, что ты наделал! Я просила тебя хранить свои железки в сарае! Все в крови! Все в крови!

Она зарыдала. Следом зарыдал и перепуганный эльфенок. Его острые уши мы с Лери перед сельчанами оправдывали, напоминая, что у нее прапрадед был чистокровным эльфом. Изредка могло повезти любому, когда слабая кровь высших существ могла победить сильную кровь низших. Нам верили. Но мне от этого легче не было.

Я подошел к комоду, забрал оружие в охапку и направился к выходу, оглядываясь по сторонам. Одеваться лучше на улице.

Когда вернулся за походной одеждой, Лери обняла зареванного мальчика крепче и, позабыв недавнюю ссору, опять запричитала:

– Сын тебя не видит! Все пропадаешь в своем лесу и пропадаешь! Ладно в нашем… Но в Заболотье‑то тебе зачем?! Кого мы там знаем? А нас?! Тебе дело до них какое? А умрешь если?! Сына без отца оставишь! Хоть раз о нас подумай…

Сколько бы я ни делал для нее, ей всегда казалось мало.

Я хлопнул входной дверью, отрезая крики за спиной. Дед застенчиво топтался рядом и прятал от меня виноватые глаза. Он слышал слова Лери и детский плач, но отказываться от моей помощи не спешил.

Первым делом я выяснил у него, может ли он прямо сейчас идти обратно. Он ответил с готовностью.

– А как же, сынок, – крепко обхватив посох, произнес мягко. И не подозревал старый, как сердце тронул за живое всего одним словом. Я отвернулся, разглядывая знакомые дома и стараясь спрятать от старых глаз бледность. – Боюсь, как бы кровопийца всю мою деревню не убил, пока я тут хромаю.

– Почему не отправили кого‑то помоложе?

– Да кого ж это отправлять прикажешь? – он покачал головой, сутулясь сильнее. – Парни наши охраняют девок и Луной и Солнцем. А я староста к тому же. Я в ответе.

И, пригорюнившись, совсем замолк.

У речного домика я попросил деда подождать немного. Решил проведать Окрина. Эльфиор сидел, свесив ноги с дощатого настила, и смотрел на себя в воду. Оперевшись рукой на столб, я спросил:

– Как ты?

Окрин и не вздрогнул. Как знахарка ни пыталась спасти его матушку от тяжелого недуга, недуг одолел. Несколько рассветов назад Окрин с отцом хоронили ее в земле, где‑то в глубине леса.

– Получше. – Он выдавил из себя улыбку, поднимая на меня ясные глаза. – С отцом думаем обратно в Обитель вернуться. У вас тут существа с виду добрые, а как ковырнуть – гнилье внутри. Ты извини меня, что я так прямо тебе о том говорю.

– Ничего. – Я с улыбкой стукнул ребром кулака по столбу. – Когда уходите?

– Пока не решили. А ты снова охотиться?

– Позвали.

– Дед дошел?

Я кивнул. Улыбка Окрина стала естественней.

– Я ему спускаться помогал. Думал, что убьется или по дороге помрет, но к Солнечной не дойдет. Но смотри, что любовь с существами делает. Ради любимых сельчан такой путь старик проделал, – присвистнул слабо, но с искренним восхищением. – Я рад, что ты ему не отказал. Удачи тебе, Кейел.

– Духи будут добры к нам – еще вернусь до твоего ухода.

– Поспеши! – донеслось в спину. – Хоть попрощаемся!

* * *

Запел глухарь. Птица осторожная, но наш шум ее не перепугал. Линарь не из крикливой нечисти…

Сгущались сумерки, умирало Солнце, цепляясь последними красно‑рыжими отсветами за листву и темные, покрытые мхами стволы. Проходя мимо поваленного бревна, я склонился за сумкой. Голова закружилась, меня повело в сторону, и, падая, я успел ухватиться за крепкий сук. Стоял, повиснув на нем, и пережидал слабость. Пальцы второй руки сильнее сжимались на толстых хрящах.

Линарь не из крикливой нечисти. Он двигается бесшумно; в ночи можно услышать лишь хлопанье огромных кожистых крыльев. У линаря белки глаз без радужки и зрачка – он слеп на глаза от природы, но мир видит. И видит прекрасно. Все его органы, каждый сантиметр серо‑белой кожи улавливают кровотоки живых существ. Чуть слабее он чувствует потоки воздуха и тепло от неживых поверхностей. Мало обладать сноровкой, чтобы убить линаря в одиночку. И безумие идти на него в одиночку…

Но я был не один, а в запасе снадобий, зелий и амулетов мне мог позавидовать бывалый наемник. Елрех регулярно присылала с торговцами посылку, а Роми контролировал, нанимая знакомых шан’ниэрдов, чтобы все было доставлено в отдаленную Солнечную в целости и сохранности.

Мысленно благодаря Алурея, я побрел от места сражения дальше. Некоторые зелья Елрех помогли усмирить кровоток, а амулеты заглушили до конца так, что я стал восприниматься мертвым. Но эти условия лишь помогли отследить логово твари. В остальном полагался на себя и на духов. Мивенталь и сейчас следовали рядом, косясь на меня зелеными волчьими глазами. Им какое‑то время удавалось сбить кровожадную тварь с толку, но он все же понял, что вся угроза исходит от меня. И когда он занялся лишь мной, я думал, что не выживу. Если бы не милость Алурея…

– Давно ты не дарил мне плоть во времени, – пробормотал я, с трудом выбираясь из оврага.

Мивенталь прижимали волчьи уши к голове и терпеливо вели меня дальше.

Линарь вцепился в мой мираж остатками зубов, которые я первым делом, как добрался до него, переломал и выбил. И сделал несколько глотков крови, которая быстро растворилась в настоящем и исчезла, как и моя иллюзия. Только подставился монстр, позволяя мне срубить одним ударом голову.

Духи распалили костер по первой просьбе, когда я еще не дошел до своей стоянки. Кровь текла из нескольких располосованных когтями мест, несмотря на замедленный кровоток. К тому же из‑за этого влияния зельев на кровь немного ослабло тело и клонило в сон.

Я поставил голову линаря на бугор у костра так, чтобы он смотрел на меня белыми, с красными прожилками глазами. Сам, привалившись к дереву, уселся рядом. Дотянулся до сумки, вытащил перевязочную ветошь и бутыль с очищающим травяным настоем. Первым делом стянул с себя куртку, рубаху и занялся раной на животе. Новые шрамы грозились остаться рядом с толстым кривым швом. Он тянулся от ребер к ногам, напоминая о последней ссоре со старой викхарткой.

Знахарка прозвала меня такиром. Дословный перевод с викхарсткого – тот, кто ищет смерти. Вредная старуха ругала меня после каждого возвращения, латая старые и новые раны. Последнее мое состояние ей особенно не понравилось. Возможно, не понравился мой хохот и песни, разбудившие глубокой ночью всю деревню. В тот момент, когда мне удалось добраться к ней, я ничего не соображал. Мешало оживленное ядовитыми грибами воображение.

Грибами отравился намеренно. Дева желаний знала, кто к ней пришел и была готова к встрече. Едва не утащила вслед за собой к Древу жизни. Исполосовала всего, но значительным оказался ее последний удар тонкими, длинными когтями. После него живот пришлось зажимать, чтобы не потерять содержимое. В сундуке с богатствами отыскал булавки, ими сцепил края. Мивенталь буквально тащили на себе из глубины леса, пока мне на глаза не попалась поляна, усеянная сизыми шляпками с белыми крапинками. Гриб последнего веселья знали даже дети. Он вызывал видения, смех, давал прилив сил, а потом, если не принять снадобья, убивал.

Я рвал грибы и толкал в рот. Кривился от горечи и кислятины, промахивался мимо пазухи, но рвал и засовывал, куда только мог. Запомнил ясно, как пальцем впихивал в голенище сапога. В очередной раз цеплялся за жизнь, не понимая только, зачем она нужна.

Гриб придал сил. Хлынул такой их прилив, что Мивенталь с трудом оттащили от реки и повели к деревне. На воротах пел песни, пугая выставленных на ночь сторожей. У знахарки смеялся, видя, как расходятся края разорванного живота и в нем блестят внутренности. Рассказывал о тех, кого убил. Она не верила. Смотрела с жалостью, ругала и просила не двигаться, чтобы она могла зашить меня. Грибы выпадали из каждой складки одежды, подсказывая, что мне нужно снадобье. Знахарка и им напоила, и потом продержала у себя несколько недель, не позволяя ни вставать, ни ворочаться. Каждый рассвет меняла перевязку и мазала живот. А когда все затянулось, выставила за дверь и запретила приходить к ней.

Линарь оставил отметины, но с этими ранами я мог справиться сам.

Промокнув покрасневшую ветошь в настое, вытер кровь с груди. Нахмурился, разглядывая три следа от когтей. Голос прозвучал словно над самым ухом: «Будто хотели добраться до сердца»

Ветошь выпала из рук; я резко оглянулся. Лес погрузился в темноту, растворив без следа солнце. Звуки тоже изменились, но не пропали: уханье, тявканье, грызня, редкий визг… Все далеко. И только голос, который, как мне казалось, я успешно позабыл, звучал в голове отчетливо, словно мы общались с его обладательницей вчера.

«Жадина»

Я вытер испарину с лица и, не обращая внимание на быстрый стук сердца, продолжил промывать раны.

Справившись со всем, с трудом обмотал сам себя. Надел дырявую рубаху и поморщился, когда мокрая от крови ткань прилипла к коже. Надо было захватить что‑то на смену, но в последние минуты в доме было невыносимо. Отметая сожаления, вытащил из сумки бурдюк с водой и, приподняв его повыше, выказал молчаливое уважение отрубленной голове. Несколькими глотками смочил пересохшее горло. Закутавшись в куртку плотнее, откинул голову на сырой ствол дерева и закрыл глаза.

Сон сморил мгновенно.

Проснулся на заре. Промозглый туман стелился в низинах и скатывался с холмов воздушным покрывалом. Кострище лежало передо мной кучкой остывшего пепла. Я поежился от холода и сырости. Зевнул, собираясь с силами.

За ночь тонкие, неглубокие раны склеились мазью, но было ясно с первого взгляда, что сильной нагрузки в ближайшее время лучше избегать.

В котомке, которую собрали мне жители Заболотья, лежали лепешки с прослойкой меда и орехов, яблоки, солонина, вареные овощи и бутылка морса. Этого хватило бы и на завтрак, и на ужин. Но я был уверен, что добрые жители приютят на несколько дней, пока не восстановлюсь. Отказываться не намеревался. При воспоминаниях о доме невольно передергивало.

Позавтракав в тишине, поднялся. Собрал вещи, прикрыл ветками и мхом кострище, нацепил на себя оружие. И не забыл отрубленную голову.

Солнце показалось между высокими стволами, прогнало сумрачную серость. Туман истончился на холмах, осел на листву мерцающими каплями росы. Уловив краем глаза блеск на высоком листе папоротника, я остановился. Искристые капли напоминали что‑то, от чего сердце замирало.

Две капли лежали на зелени и отражали лес. Чистые, будто воплощение невинности… В них проник рассвет. Забрезжил осторожными лучами, тронул душу, пробуждая давние воспоминания. И девушка из чужого мира ожила перед глазами, словно живая. Озерная вода стекала по ее волосам, коже, застывала искристыми каплями на губах. Их хотелось целовать, а глаза… Я делал все, чтобы менять в них эмоции почаще.

Стук сердца разнесся в ушах. По рукам прошлась дрожь, вынуждая стиснуть мясистое ухо линаря крепче.

В тот день мы тоже искали линаря, но в Красной осоке убивал не он.

Кинжал оказался в руке быстрее, чем волна злости успела обернуться испугом. Острие срезало лист папоротника с застывшими на нем искристыми каплями. И они внезапно засверкали повсюду, в мгновение превращаясь в девичьи слезы. Одна из них упала за шиворот,уколола ледяным осколком. Я отступил, разглядывая лес, в один миг ставший мне врагом.

Вдохнул глубже, стараясь прогнать оживающие один за другим образы прошлого. Сжимая кинжал крепче, сорвался с места и, несмотря на дерганье в ранах, поспешил прочь. Лишь бы выбраться из леса быстрее.

* * *

В Солнечной устроили отдых. Раз в период деревенские не выходили работать ни в поля, ни к реке. Мастерили огромный «шалаш» из крепких бревен на самой большой площади. Мужики стаскивали к нему скамьи и столы. Женщины пекли пироги и печенья, выносили из общего склада вина.

Проходя в распахнутые ворота, я посмотрел на небо. Солнце достигло самого пика жизни и нависло как раз над «шалашом». Его запалят на закате, когда погаснет последний луч. Зазвучит музыка, голосистые затянут песни, молодые пойдут ближе к костру и будут танцевать. Веселье продлится всю Луну, а потом наступят несколько дней тихого отдыха – без песен, без костров.

Длинный кол бросился в глаза сразу за воротами. Возможно, им на ночь подпирали главные двери. В последнее время они стали расшатываться от ветра, громко стучали, чем пугали сторожей.

Острый конец крепкой палки без труда проткнул землю. Голова линаря насела на второй конец не сразу, пришлось повозиться. Чувствуя тонкий гнилостный запах, я порадовался, что линари из‑за живучести своей природы разлагаются гораздо медленней остальных существ. Гам поблизости затих – меня заметили.

Лери стояла на пути к дому, жалась к обочине колеи; за ее ногами прятался ее сын. Заметив, что я иду к ним, мальчик попятился, наткнулся пяткой на ногу Онкайлы, испугался и бросился убегать между всеми. Лери окликнула его, собираясь за ним, но успокоилась, когда его поймал мой отец. Стиснула кулаки, покраснела от злости и, когда я молча поравнялся с ней, последовала за мной.

– Опять гадость с собой притащил! – укорила за трофей. – Зачем ты головами красуешься? Запугиваешь остальных? Не тронут тебя. Никто не тронет. А на мерзость эту смотреть тошно. Да и сына пугаешь. Он и так тебя боится, а тут еще видит, как ты головы отрубленные домой приносишь.

Надо бы похвалить Лери – в этот раз ее голос звучал сдержанно. Но отчего‑то мягкость встречи только разозлила. Сворачивая к калитке, уколол намеренно:

– Он не мой сын.

Лери едва не споткнулась на дорожке, которой ходила по многу раз на день. Надув щеки, заозиралась виновато. За мной последовала молча, понуро.

Запах овощного пирога пощекотал ноздри и вызвал тошноту. Я остановился в комнате, рассматривая знакомую обстановку и перебирая воспоминания. Высокий порог, отделяющий отцовскую комнату, напомнил, как больно прикладываться о него носом и как унизительно запоминать границу территории, которую нельзя пересекать. При взгляде на крепкий стол и табуреты в ушах зазвучали скрипы, а ягодицы будто ошпарили от кипятка. Отец порол меня с силой, и при каждом хлестком ударе чудилось, что ножки стола или табуретов – смотря, на что меня бросили, – вот‑вот сломаются. В полумраке отдаленного коридора спряталась дверь кладовой. С обратной стороны я изучил ее на ощупь всю. Было время… Много времени в кромешной темноте и холоде. Вызывать духов я боялся. Если бы отец распахнул дверь внезапно и увидел, что я обратился к духам, то…

– Что ты, Кейел? – Лери ласково погладила плечо, топчась скромно за моей спиной. Не заметив, сняла с грязного плаща липкую паутину и отдернула руку. – Фу! Гадость…

Меня тоже передернуло. Не от паутины…

Направился в нашу комнату, на ходу играя застежкой ножен. Ноготь цеплялся за холодное железо, щелкал почти беззвучно. Отсчитывал время. Я чувствовал растущую волну внутри себя и понимал, что больше не смогу сопротивляться. Не смогу остановить ее. Она крепла с каждым моим шагом, с каждым взглядом, с каждым воспоминанием. Зрела, чтобы взорваться и разрушить оковы лжи. Она подкупала окрыляющим ощущением.

За порогом комнаты замер, уставившись на кровать. Мы с Лери помещались на ней вдвоем, но мне всегда было тесно. Была ли хоть одна ночь, проведенная тут с удовольствием? В последнее время мне было легче сражаться в лесу против нечисти.

– А я тут поняла… – прижавшись к моему локтю, робко сказала Лери, – что только тебя одного люблю. Мне так повезло с тобой, Кейел. Так…

– Снова поругались с Тигаром?

Я повернул к ней голову. Лери вскинула подбородок, округлила голубые глаза. Светлый локон съехал с румяной щеки, повис вдоль белой шеи, бросая на нее тонкую тень и обращая внимание на осторожный глоток.

– Тебе опять обо мне что‑то наплели? Я говорила тебе, как у нас много завистников объявилось…

Я накрыл упругие губы пальцем, запрещая врать больше. Подбородок Лери задрожал, брови выгнулись дугой, предвещая слезы.

– Кейел, я правду говорю. Я теперь точно поняла, что люблю тебя. Ты у меня хороший такой. Совсем не такой, как…

Запнулась, понимая, что оговорилась. Я разглядывал ее, не двигаясь. Когда‑то давно я плел ис’сиары и мечтал, что именно эта девушка примет мое подношение. Обезумел от счастья, когда она сама пришла ко мне, отказавшись от ухаживаний других. Долго не понимал, почему Танмор стал звать меня вором и требовал от Тигара заставить меня вернуть им то, что я посмел украсть. Я многого не знал. Что‑то мне рассказывали, но я не верил. Не хотел верить. Лери была заветной мечтой. Была…

Кто виноват в том, что все изменилось?

Упругие губы прогнулись под давлением пальца. Сердце молчало. Оно всегда оставалось безучастным, пока я не вспоминал его владелицу…

Волна достигла пика. Еще стремительней пронеслась по телу, на краткую секунду даря приятное ощущение – и схлынула. Оставила после себя облегчение. Будто я, наконец‑то, скинул неподъемную ношу.

– Что ты, Кейел? – сцепив руки в замок и прижимая их к подбородку, спросила Лери.

Я подошел к комоду. Раскрыл сумку и стал бросать в нее вещи. Для склянок с зельями отыскал в углу комода походный мешок, в котором в последний раз Роми с Елрех передали посылку.

– Куда это ты снова собрался, Кейел? – голос Лери прозвучал непривычно испуганно. – Что это ты, милый? Только ведь вернулся. Ты, может, голоден? Так ты скажи, я на стол накрою. Кейел…

Словно предчувствуя расставание, она бросилась мне на шею со спины с нежными поцелуями. Уклоняясь от губ, вызывающих раздражение, продолжил складывать последние вещи в сумку. Хорошо, что вещей у меня не много.

Затянув завязки туго, поднялся во весь рост.

– Не пущу! – Лери крепко обхватила меня за плечи. – Не пущу!

Захныкала. Я без проблем разорвал ее объятия, повернулся к ней лицом. Удивился. Надо же… Впервые на моей памяти, она плакала почти беззвучно. Впервые не спешила обвинять меня во всем. Впервые вела себя искренне…

– Смотри на меня, Лери. – Обхватил круглые щеки ладонями. Поймал глазами испуганный взгляд. – Кроме нас с тобой никто не знает правду о твоем сыне. Я тут с рождения был уродом, и как бы ни старался, так уродом и останусь. Поэтому живи с моими родителями. Они любят тебя, любят и твоего сына, как родного внука. Не вздумай признаваться им, иначе ты убьешь мою мать. Не доводи до этого. Держи язык за зубами.

– Что это ты, Кейел? – повторила вопрос, как зачарованная. – Прости меня, милый.

Я тряхнул ее за плечи.

– Соберись, Лери! – потребовал полушепотом, склоняясь к ней ниже и прислушиваясь к окружению. Дом молчал. – Я ни в чем тебя не виню. Но остальным знать правду о твоем сыне нельзя. Наши сельчане уже привыкли жить, обвиняя кого‑то в собственных бедах. Я уйду, и всем нужна будет новая жертва. Не становись ею. И тем более не позволь своему сыну стать ею. Никто не заслуживает этого. – Сжимая ее руки крепче, проговорил медленно: – И он не заслуживает такого детства. Ты права: ему нужен любящий отец. Дед его не заменит. Поэтому присмотрись к Танмору.

Лери ахнула, накрывая рот ладонью.

– Что это ты такое говоришь?

– Помолчи! – Я поморщился, с трудом удерживая мало интересующие меня мысли. – Танмор с детства любит тебя. Он примет тебя, хоть с ребенком, хоть без него.

– Ноги под ним опять раздвигать?! – Лери вспыхнула, как свекла.

– Какая разница, подо мной или под ним?

Удар пришелся по скуле неожиданно. Не больно, но обидно. Зачем продолжаю возиться с ней? Какое мне дело, как сложится ее дальнейшая жизнь?

Лери захныкала снова. Схватив меня за запястья, привстала на носочках и принялась целовать в щеку.

– Прости меня! – зазвучал тоненький голос между поцелуями. – Ты вправе злиться на меня. Вправе прибить, если захочешь того! И лучше ударь, чем вот так! Сердце будто надорвалось от твоих жестоких слов.

– Хватит, Лери.

Я оттолкнул ее осторожно, но она полезла ко мне снова.

– Кейел, не удержалась я. Опять Тигара послушала… Он эльф. Так складно о любви говорит… А ты… От тебя и словечка доброго не дождешься. Гонишь от себя, от объятий морщишься, будто от меня мситами воняет. Кейел, но я точно говорю, что полюбить тебя успела… Разглядела наконец в сравнении, что ты лучше всех. А как ушел за линарем, так с Луной поздней проснулась, села на кровати и страшно стало. Думала, не вернешься. А мне как без тебя теперь? Я и не представляю. Полюбила тебя крепко…

Мне удалось отцепить ее руки от своих. Одну сумку закинул на плечо, вторую поднял с пола, сжал в кулаке. Лери стояла посреди комнаты и хлопала ресницами.

– Куда ты, Кейел? – донеслось вслед.

Вопрос хороший… Знать бы ответ.

Лери догнала меня у калитки. Попыталась остановить. Быстро поняла, что легко не справится. Крепко стиснула двумя руками мое запястье и изо всех сил стала удерживать, упираясь ногами в землю. Я бросил сумку с зельями – склянки зазвенели от падения. Одним движением подтянул Лери к себе, вторым – легко выпутал руку из девичьих пальцев. Лери не растерялась – вцепилась в плащ.

– Кейел, не бросай меня! – Видимо, женское чутье подсказало ей о моих намерениях. – Как же я без тебя буду‑то, а?

Пришлось прибегнуть к крайним мерам. Я обхватил бледную шею ладонью. Глядя, как широко раскрываются голубые глаза, со светлыми, словно отмеченными любовью Солнца, ресницами, впился пальцами в плоть крепче. Приподнял руку, заставляя Лери привстать высоко на носочках. Слушая первый сиплый хрип, склонился к круглой щеке и произнес отчетливо:

– Останусь дома – убью всех. И выродка твоего не пожалею. С ним разделаюсь в последнюю очередь, чтобы успел посмотреть, как ты мучаешься.

Разжал руку – Лери рухнула на колени и закашлялась. Постоял немного рядом, убеждаясь, что не передавил ничего, и она может дышать самостоятельно. Хотел было подсказать, чтобы берегла драгоценности, отобранные у девы желаний, а затем продала торговцам, когда те доберутся в эту глушь. Собрала бы монет побольше и отправила сына в Обитель гильдий. Если мальчик хоть раз оступиться в рассуждениях, его прозовут сыном сквернодумца. Тогда участь его ждет незавидная. Жалость удалось одолеть напоминанием, что моя забота о ком угодно в Солнечной, тоже может выйти этому существу боком. Лери такая же, как и остальные в этой деревне. Возможно, лишь немного более доверчивая и милосердная.

– Не ругай сильно, – попросил тихо, отступая от нее.

Поднял сумку с земли и ускорился. Со стороны ворот доносился шум веселья. Жители Солнечной готовились к вечеру с энтузиазмом. Лери все‑таки заревела. Ее слова напомнили скулеж:

– Ой, дура я…

* * *

Лесное озеро стояло в безветрии. Плакучая ива склонилась над ним, будто любовалось собой в отражении черной глади. Берег зарос рогозой и кувшинками, собрал насекомых, создав им пристанище. Приютишь ли ты так же милостиво потерянного человека? Разве хуже я насекомого?

Неподалеку плюхнулась рыба, оставив после себя бегущие по воде круги.

– Красиво тут, – произнес едва слышно Окрин и сошел с покатого склона ближе к берегу.

– Красиво, – подтвердил я, чувствуя гордость за это место.

Тут пахло хвоей, а лесное озеро будто застыло во времени.

Я с улыбкой повернулся к вихрастому эльфиору.

– Ну что, поможешь мне?

– Помогу, добрый человек. – Окрин хмурился, ковыряя носом сапога влажную землю. – Но вдвоем не управимся. Видишь, земля тут сырая. Считай – мокрая. Настил надо строить высокий, дом поднимать как можно выше, а столбы вкапывать глубже. Да кому я это объясняю… Ты и сам в этом разбираешься получше моего. Только кто в это место сунется нам помогать?

Он махнул рукой, с опаской оглядываясь по сторонам.

– Ничего. – Я подтянул сумку на плече повыше. Моя уверенность в этом месте только крепла с каждым глотком здешнего воздуха. – У меня друг уважаемый исследователь. Я навещу его, попрошу, чтобы он за меня обратился к строителям. Ты только выбери, в какую гильдию будем обращаться.

Окрин скривил гримасу, но с готовностью кивнул. Он не стал мне таким другом, каким стал Ромиар, но тем не менее мы сильно сблизились. Особенно после совместного ухода из Солнечной, когда унесли каждый свои тайны о жителях деревни. Окрин многого не знал обо мне и не особенно стремился узнавать. Наверное, поэтому рядом с ним я отдыхал душой.

– Только, Кейел, – полушепотом обратился он ко мне, поднимая глаза на серое небо. Тяжелые тучи лениво клубились над нами, опускаясь все ниже. Ветра не было, чтобы разогнать их, – ты бы над местом еще раз подумал. Тут Шиллиар часто плачет.

– Пусть плачет.

Я посмотрел на себя в воду. Заправил прядь волос за ухо, втянул хвойный аромат полной грудью и улыбнулся, приветствуя знакомую сладость в сердце.

Пусть небо плачет. От слез можно укрыться, было бы с кем.

Глава 30. Тернистый путь 

В отличие от многих других регионов, беды всегда обходили Очаг мудрости стороной. Издавна повелось, что горные хребты в этой части Фадрагоса облюбовали миролюбивые гелдовы. С этими неповоротливыми громилами трудно было конфликтовать. Брось в них камень – они поднимут его, принесут тебе обратно и скажут, что ты его уронил.

Крохотная деревенька стояла на высоком холме, поросшим буйной травой, будто нарисованная. Несколько добротных домов раскинулись просторно вокруг главного амбара. Ниже по склону вытянулись в ряд сараи и хлева. Сразу за ними виднелись прямоугольники огородов. Не много, а только чтобы хватило всем всего по чуть‑чуть. Прям не деревня – община.

На нужный дом мне указал улыбчивый гелдов.

– Тот, – коротко произнес, глядя на меня сверху вниз, как на ребенка.

Я поблагодарил и направился к окраине деревни.

Не сказать, что место самое удобное для маршрута. Но если кто‑то ищет безопасный путь и отдых, то дойти до деревни труда не составляло.

Роскошь дома бросалась в глаза на подходе. Двухэтажный, с косой крышей с одной стороны и с огражденной площадкой с другой. Будто владельцы любили забраться повыше и полюбоваться видом холмов и гор. Большие окна, резные ставни, двухстворчатые двери. Каменная дорожка тянулась к крыльцу от низкого забора. Калитка, увитая девичьим виноградом, была радушно приоткрыта. Я остановился возле нее и присмотрелся к клумбе, разбитой в углу двора.

Беловолосая фангра выпалывала сорняки, сидя ко входу спиной. Сторожевые духи, тронув меня нежным теплом, сообщили хозяйке дома о госте. Удерживать их от этого я намеренно не стал, хоть и мог. Духи относились ко мне с былой памятью, как к Вольному, пусть я уже таким и не являлся. Наверное, если какой‑то глупец захочет обвинить меня в убийствах, которых в этом времени я не совершал, то духи подтвердят его вранье. С возвращением памяти много интересного открылось для размышлений.

Елрех, упираясь коленями в дощечку, которую подкладывала, чтобы не испачкаться в земле, оглянулась и присмотрелась. Белые брови медленно поползли вверх, а серые глаза округлились. Через мгновение она поднялась, прошлась к озерцу, благоустроенному прямо во дворе, помыла руки и, вытирая их полотенцем, направилась ко мне.

– Неожиданная встреча, добрый человек, – проговорила веселым голосом. – Не думала, что доживу до того, что вновь свидимся.

Я улыбнулся и склонил голову к плечу. Не смея без приглашения войти во двор, произнес с душевной теплотой:

– Ну, здравствуй, милая фангра.

Подул ветерок, со стороны клумбы повеяло запахом трав. Я усмехнулся, кивая на клумбу.

– Аспиды неисправимы? Что у тебя там?

Под синими губами блеснули клыки; серые глаза повеселели сильнее. Елрех оперлась рукой на приоткрытую калитку.

– Много чего. Зачем декоративные цветы, когда землю можно с пользой засаживать? Пройдешь в дом?

Отступила в сторону, открывая дорогу. В это же время на крыльцо вышел Роми. Ухмыляясь криво, встал перед лестницей и вытянулся на носках, видимо, не смея ступать босыми ногами на пыльную каменную дорожку.

– Эх, и сволочь же ты, человек! – выкрикнул, скрещивая руки на груди, и замахал хвостом, словно довольный пес. – Прекрасные места омрачил своим визитом. Мерзкая у тебя душа! Мер‑зка‑я!

Я тоже был рад встрече, но промолчал. Воспользовавшись гостеприимством Елрех, вошел.

В доме было просторно и тихо. Пахло травами: пряно, душисто, с горчинкой – приятно. В большой комнате, устланной ковром, стояла богатая мебель. Шкафы были завалены книгами в кожаных переплетах, свитками, перевязанными шнурками разных цветов, статуэтками, вещами, вызывающими больше вопросов об их предназначении, чем дающих ответов. Через окно, обрамленное бежевыми шторами, падал густой свет. Я сел за стол, продолжая разглядывать обстановку.

– Не бедствуете, – отметил вслух.

– Ты ждал чего‑то другого? – изумился шан’ниэрд, помогая Елрех накрыть на стол.

От плотного обеда я отказался. Ромиар расставил чашки. Елрех принесла графин и снова убежала на кухню. Я погладил полукруглый край отполированного стола.

– Слышал, что от тебя отреклась семья.

– Да, скверная история. – Ромиар поморщился.

– И вы перебрались в Очаг мудрости не потому, что тут вам больше нравится погода, как вы мне об этом писали, а потому что тут ваши окна не закидывают тухлыми яйцами.

– Ты был в Обители гильдии, – заключил Роми, кривясь сильнее и разливая отвар по чашкам. Хвост пролетел за прямой спиной резче. – Узнавал о нас перед тем, как заявиться к нам. Боялся навестить просто так. Что пытался выяснить, человек?

Я стиснул кулак под столом, удерживая внешнее равнодушие. Ромиар ударил проницательностью:

– Хотел убедиться, что ты не хуже нас? Боялся испортить нам славную жизнь, показавшись на пороге нашего дома?

Елрех внесла в комнату нарезанный пирог. С порога приструнила избранника сердца:

– Не успели повстречаться, как ты принялся отчитывать Кейела. Теперь мне ясна человеческая мудрость: он к нам так долго не шел, потому что знал, как ты будешь его ругать.

Ромиар мигом стушевался. Опустил графин на стол, улыбнулся, развел руками и сразу спохватился – отобрал у Елрех тяжелое блюдо с пирогом. Пока ставил между чашками в центр стола, Елрех расправила складки белой рубашки на его плече. Обхватив серое лицо руками, привстала на носочках и поцеловала в щеку. Серые губы расползлись в довольной улыбке.

– Что вы успели не поделить? – обратилась ко мне, усаживаясь за стол. – Ты ведь только пришел, милый человек, а уже ссоритесь.

– Мы не ссоримся, – в один голос прозвучало два ответа.

Ромиар посмотрел на меня с интересом и хмыкнул. Заметив, как зябко поежилась Елрех, размашистым шагом подошел к дивану, поднял с подлокотника теплый платок и накинул ей на плечи.

– Как продвигаются успехи в исследовании ваших отношений?

– Ив молодец, – похвалил Ромиар и опустился на стул. – В этом вопросе любую мелочь схватывает на лету. Думаю, что она всем докажет, что наше сумасшествие вызвано не кровью.

– Ты сам‑то в этом уверен?

– Уверен, человек. Мне с пеленок вбивали в голову, что мы уязвимы в любви перед низшими расами. Вместо эльфийских баллад мне рассказывали ужасные истории о сумасшедших сородичах. Я научился кривиться и морщиться при упоминании о низших расах раньше, чем говорить. Как думаешь, как это повлияло на меня?

– Но тебя тошнит не надуманно.

– Еще как тошнит. – Посмотрел на Елрех, мигом разволновавшуюся от его слов, и исправился: – Тошнило. Когда духи отобрали меня у семьи и… ты сам знаешь, что с нами происходило.

Знаю. Помню образы, которые Алурей вкладывал мне в голову вместе со словами: чужая смерть, первые раны, боль от них, как признак того, что тело нуждается в заботе и защите, и многое другое. Все слова, характеризующие событие, вкладывались в голову на общем языке, или на языке того народа, с кем я общался в последний раз чаще всего. Нас знакомили с окружающим миром и действительностью, как родители знакомят своих детей. С одним лишь отличием – у нас была трезвая голова. Когда Кхангатор на одной из тренировок намеренно опрокинул меня в кучу навоза, я не обиделся, только понял, что мне не нравится ни запах мситских отходов, ни ощущения, когда кожа соприкасается с ними. Я учел это на будущее и после этого ни в одной из тренировок никогда не забывал оценивать обстановку, чтобы понимать, куда сильный противник может меня отшвырнуть. Думаю, если бы мой отец макнул меня в навоз лицом, то эмоции не позволили бы мне сделать таких выводов.

Ромиар, временами попивая отвар небольшими глотками и кроша пирог в тарелку, продолжал говорить:

– Духи уничтожали то отвращение, которое в меня вкладывали родители. До конца не справились, но этого хватило, чтобы я не сошел с ума, когда полюбил Елрех. А Елрех ответила мне взаимностью, чем окончательно стерла все чувства. Тогда я еще не мог разобраться в них. Не знал, что именно меня так сильно раздражает, когда Елрех рядом. Думал, что это и есть начало того сумасшествия, о котором когда‑то слышал из россказней мамы.

– Теперь знаешь, что это было? – поинтересовался я, вдыхая пар, поднимающийся над кружкой. Мелисса…

Когда я шел путем Вольного, Асфирель предпочитала перед сном отвар именно этой травы.

– Догадался давно. – Ромиар устало навалился на высокую спинку стула. Застучал темным когтем по краю стола и скривился. – Кстати, подсказал твой дружок.

Мой дружок? Я нахмурился.

– Балкор, – пояснил Роми, склоняя голову к плечу; желтые глаза прищурились. – При встрече он сказал, что я боюсь всех, кто не похож на меня. Точных слов не вспомню, но тогда я долго думал над брошенными им фразами. Какой может быть страх у беловолосого шан’ниэрда? Тем более у Вольного. Его слова ударили по самолюбию и застряли в голове занозой. И потом до меня дошло, что он прав.

Он отпил отвара и на миг перехватил на себе добрый взгляд фангры. Затем снова посмотрел на меня.

– Сильный страх – корень нашего сумасшествия. Мы боимся до такой степени, что изводим сами себя.

– Объясни, – попросил я, не понимая его.

За окном промчалась темная тень, раздалось карканье. Елрех нахмурилась и пробормотала что‑то едва различимое о наглых воронах, клумбе и вложенном в нее труде.

Ромиар помолчал несколько секунд, прислушиваясь к шуму на улице. Заметив, как Елрех махнула рукой, продолжил беседу:

– Все в Фадрагосе знают, что беловолосый шан’ниэрд сойдет с ума из‑за любви к представительнице низшей расы. Высока вероятность такого же исхода для того, кто полюбит представительницу другой расы из высших. Например, эльфийку. Но есть и маленькая вероятность другого конца. Полюбишь ее – и у тебя есть шанс того, что ты все‑таки не спятишь. Многие искали связь в различии рас: высшие, низшие… А связь всегда лежала в степени страха.

Я хмыкнул. Его мысли, наконец‑то, обрели очертание смысла. Пока еще туманного, полупрозрачного, но с каждым мгновением проявляющегося все более четко.

– Вы набираете в прислугу эльфов, – пробормотал в уютной тишине комнаты.

– Эльфов и темноволосых шан’ниэрдов. – Ромиар кивнул с удовлетворением на высокомерном лице. Видимо, ему польстило, что кто‑то без долгих объяснений вник в суть его идеи. – Изредка берем фангр, но отправляем их в чернорабочие, подальше с глаз. Мы не даем себе шанса узнать их получше и развеять какую‑то часть страха, связанную с ними. Твой друг сказал, что на севере об этом страхе знают все. Я думаю, что у них сохранились знания о первых сумасшедших беловолосых шан’ниэрдах.

Он изогнул брови, молча интересуясь моим мнением. Я постарался вернуться в ту часть юности, которую практически провел без чувств. Десиен в самом деле стал моим другом настолько, насколько это возможно, когда лишь одна сторона способна на симпатию, а вторая попросту заинтересована в максимальном получении пользы от первой.

– Записи, – протянул я, вспоминая то время. Холодные своды старых замков; смотрители хранилищ, закладывающие в щели между камней амулеты, прогоняющие сырость; нескончаемый поток слов щуплого балкора, опасающегося малейшего сквозняка. Тогда я не мог оценить ни одной шутки, но Десиен рад был любым ушам и мог посмеяться над своим остроумием в одиночку. – Да, я встречал в библиотеках и такое. На севере есть архив личных переписок, дневников, листовок. Все собрано в разное время. Соггоры стараются сохранить абсолютно все, что попадает к ним.

В желтых глазах загорелся восторг и ликование, но Ромиар быстро прикрыл их густыми ресницами. На какое‑то время будто впал в полусонную задумчивость и старался удержать рвущуюся на губы улыбку. От меня не укрылась дрожь серых уголков.

– Я даже предполагаю, откуда пошло это сумасшествие среди наших мужчин. – Голос прозвучал с печалью и сожалением, но я угадывал за ним силу воли, способную сковать радостные эмоции. Теперь Ромиар будет стараться сблизить наши регионы с Севером? Возможно, у него появится новая цель в жизни – примирить обе стороны, чье сотрудничество может стать полезным как для одних, так и для других. Он тряхнул головой, отбрасывая свои мысли, но вместе с ним и я постарался вернуться к беседе. Тревога из интонации друга никуда не исчезла, а открывшиеся глаза подсказали, что раздражение в самом деле охватило Ромиара: – Женщины бывают крайне ревностными в любви к своим сыновьям. Думаю, они хотели, чтобы наследники рода женились только на лучших женщинах. В итоге простые страшилки, которыми запугивали мальчиков, превратились в страшные сказки. Из уста в уста они преобразовывались, обрастали жуткими подробностями, пока не стали правдоподобными. Мы стали воспринимать их, как пособие к выживанию.

– Думаешь, всего лишь такими россказнями можно развить страх, вызывающий сумасшествие?

– Если вколачивать их в головы так, как вколачивают нам? – Он выгнул бровь и запрокинул подбородок повыше. – Ты не представляешь себе, человек, как нас воспитывают в застенках родных домов. К нам никого не подпускают, кроме шан’ниэрдов, пока мы не заговорим. Потом только нам расширяют территории дома, где мы можем увидеть впервые прислугу. Знаешь, на что я обращал больше всего внимания, когда увидел эльфиоров и эльфов? В первую очередь я видел все отличия между нами, и они казались мне уродскими. До этого я знал лишь мать, отца, бабушку и дедушку. Самая красивая из них была мама. Самым страшным мне казался дед. Мне не нравился его широкий рот и морщинистый подбородок. Теперь представь, что я мог увидеть красивого в существах с розовой кожей?

– Ничего.

– Именно, человек. – Ромиар фыркнул, комкая тряпичную салфетку. – Когда я научился читать по слогам и хорошо рисовал, меня впервые повели осмотреть территорию двора. Мама хотела, чтобы я попробовал нарисовать скот. Тогда я увидел маленьких розовокожих поросят. Я спрашивал о них и слышал в ответ: мы кормим их, даем им кров, а они… Не могли же мне, ребенку, сказать, что мы их убиваем к столу на ужин. Поэтому мне сказали, что поросята служат нам в ответ добром. И я задал закономерный вопрос: тогда они такие же, как наши слуги? У эльфов и темноволосых шан’ниэрдов тот же цвет кожи. Мы так же кормим их в ответ за прислуживание, и иногда они спят у нас.

Я усмехнулся.

– Тебе смешно, – скривился Роми. – А моя мама не смеялась. Только попросила, чтобы говорил о таком тише. Сказала, что все так, но отличия все же есть: поросята не обижаются, когда им говорят неприятную правду.

Смех едва не вырвался наружу, но был бы не уместен. Мне было плевать, что думали о нас беловолосые шан’ниэрды, которые своим высокомерием и, соответственно, отстраненностью ото всех обрекали себя на ту же участь, которую теперь всячески пытался исправить для своей расы Десиен. Только последние не сами выбирали себе такую судьбу.

– От нашей разумности веет проблемами. Вам проще, когда мы необразованные идиоты, – подавив веселье, произнес вслух и постарался проникнуться чужим волнением. – Вы воспринимаете нас хуже скота.

– Именно так, человек. Но наша тяга к совершенству толкает нас к обратному – к неоправданному милосердию. Однако эта тема для другой дискуссии. Не будем отходить от сумасшествия из‑за любви. – Ромиар криво улыбнулся. Покосился на Елрех, закутавшуюся в платок и внимательно слушающую нас, и вздохнул глубже. – Наших женщин никто не запугивает тем, что они, полюбив представителя другой расы, сойдут с ума и умрут от этого. Женщин не ограничивают в общении со слугами, их не держат взаперти, поэтому у них и не развивается этот страх к другим. Они с детства привыкают к отличиям между расами, мы – нет.

– Твоя сестра не отличается терпимостью к другим, уважаемый, – проговорила Елрех и поправила густые волосы на плече. – Я много раз тебе говорила, что ее тошнило от моего вида.

– Но ее не тошнит от наших слуг, – ответил тише Ромиар и, приобняв Елрех, поцеловал ее в макушку головы. Погладив плечи, произнес так, словно извинился: – Грязные полукровки – самый страшный позор, которым только можно запачкать наши семьи.

Елрех накрыла его руку своей и с пониманием улыбнулась.

– Нашим женщинам вбивают то же отвращение к другим расам, какое вбивают с младенчества нам. – Ромиар повернул ко мне голову, свел на переносице белые брови. – Но им все равно проще. А мы, мужчины, в итоге так запуганы в сознательном возрасте, что стремление к жизни развивает тошноту к другим расам, как тошноту к падали, с которой не справится желудок. Наша общая подруга называла это стремление инстинктом самосохранения.

Во рту пересохло. Общая подруга… Отвар смочил язык, смягчил напряженное горло. Ромиар тоже воспользовался заминкой и отпил из чашки. Стал доливать нам всем отвара и продолжил делиться размышлениями:

– И если мы влюбились в представительницу низшей расы, то мы, испытывая эту тошноту, даже не пытаемся думать о лучшем и развеивать страх, вбитый с детства, а, наоборот, только думаем о том, что вот‑вот станет хуже. Мы загоняем сами себя. Это же и объясняет, почему у тех, кто влюбился в представительницу высшей расы, есть шанс на благополучный исход. У них есть надежда. И они тешат себя ею, тем самым ослабляя страх и позволяя себе привыкнуть к избраннице.

– Ты объяснил это Ивеллин? – полюбопытствовал я, с благодарностью наблюдая, как Елрех докладывает в мою тарелку кусок пирога побольше. – Как ты оправдал знания, которые приобрел в шкуре Вольного?

Тяжелый вздох шан’ниэрда отвлек от созерцания милой фангры. Ромиар откинул длинную косу за спину; за ней хвост заметался с новой силой.

– Все это исследование затягивается именно по этой причине. Я сам пишу о Вольных. С трудом. Так многое хочется поведать миру о нас, но не все можно объяснить, чтобы не выдать лишнего. Ивеллин тоже часто задает непростые вопросы, но я пока нахожу варианты, как отговориться.

– Не вини трудолюбивую эльфийку, добросердечный Роми. – Елрех прижалась щекой к его груди, и он мигом обнял избранницу. Елрех посмотрела на меня и пояснила: – Для нее это огромный шанс заслужить уважение всего мира. Как я узнала у нее: она помирилась с родителями, благодаря тому, что мы с Роми выбрали для исследования наших отношений именно ее. Она обязательно справится, милый человек. А вот ты…

Закусила синюю губу клыком, в серых глазах отразилось сострадание.

– Я?.. – удивляясь, подтолкнул к продолжению фразы.

– Ромиар упомянул об Асфи, и ты побледнел. Ты ведь неспроста именно теперь пришел к нам, так?

Ухмылка растянулась на лице неосознанно. Мышцы свело от напряжения, дыхание сбилось. Я готовился к этому разговору долгие дни, недели… Прошло больше месяца по северному подсчету времени. Прошло полпериода. Как ни отсчитывай, но я терял жизнь, которую мог провести совершенно иначе. Понимание этого злило. С другой стороны, возникало столько вопросов, когда я думал о том, как все исправить. Нужно ли исправлять?

– Тебе всегда удавалось раскусить меня, как никому другому, – шумно выдохнув, я постарался расслабиться. Откинулся на спинку стула, сцепил руки в замок, пряча их под столом. Задал единственный вопрос, из‑за которого сердце забилось быстрее: – Где она, Елрех?

Роми опустил взгляд на край столешницы. Елрех стиснула кулак на его груди, собирая белую рубашку в складки.

– Я отвечу тебе так же, милый человек, как отвечаю всем, кто о ней спрашивает. Мы не знаем, где она.

Виски будто ужалили осы.

– Но ты знаешь, – прохрипел я.

Посмотрел на чашку с отваром, но понял, что от напряжения не могу расцепить пальцы. Елрех, словно решила подпитать растущую ярость и страх, покачала головой. Роми посмотрел на меня исподлобья, произнося каждое слово отчетливо:

– Успокойся, человек. Мы не искали ее. В первом письме сумасбродная человечка сама попросила об этом. И мы исполняем ее волю.

Она писала письма… Дышать стало легче от понимания, что она где‑то в Фадрагосе. Тоже дышит, двигается – живет.

– Кто еще спрашивал о ней? – спросил полушепотом, разглядывая цветущие кусты за окном.

– А ты как думаешь? – с укором полюбопытствовала Елрех.

Я молча кивнул. Фангра отлипла от шан’ниэрда и поднялась. Завозилась с графином, подливая в него воды, досыпая сбор трав и призывая духов. Ромиар лениво потирая шею и наблюдая за движениями возлюбленной, перешел к волнующей меня теме:

– В последние периоды у Дарока пошла череда неудач. Виксарты, прислуживающие старому вождю, заклеймили какую‑то тварь и натравили на него. Сам он не особо распространяется, а слухи… Существа любят преувеличить и наболтать лишнего. Кто‑то говорит, что это была кугида, другие перечисляют все виды подземных монстров, кто‑то и вовсе болтает, что на него натравили линаря. Но суть в том, что тварь в самом деле была сильная. Она перекусила ему часть мышц на правой руке. Дарок стал менее поворотливым. Неуклюжесть не особо мешает ему в бою, но вредит его репутации. И у него прибавилось забот. Мы давно его не видели.

– До этого страшного события, – заговорила Елрех, разливая новую порцию отвара по чашкам, – будущий великий вождь приходил к нам часто. Хвастался успехами в войне против старого вождя и его сторонников. И он постоянно спрашивал нас об Асфи. Мы показывали ему ее письма и клялись духами, что не знаем, где она. В последний раз он отправил наемников по всему Фадрагосу, чтобы те заставляли девиц вставать на острые осколки. Велел привести ему тех, чьи ноги не пострадают.

Как в одной из глупых сказок, которые Асфирель рассказывала мне в пути, развлекая пустой болтовней… Те наемники наведались даже в Солнечную. Нашего старосту наградили за то, что не стал отнекиваться и запросто поклялся перед духами, что привел на проверку каждую девушку. Лери в тот день разозлилась, что кто‑то поверил в глупую легенду о Вестнице и заставляет из‑за этого проходить болезненные испытания. Я в тот день потерял рассудок и очнулся к ночи в дремучем лесу, где по слухам завелись древесные красавицы. Слухи оказались верны, и о наемниках пришлось быстро забыть, чтобы спасти собственную жизнь.

Пальцы хрустнули в замке, и я расцепил руки, свесил их со стула, запрокидывая голову.

– Как я понимаю, ему никого не привезли.

– Никого. – Ромиар скривился и вздернул подбородок, будто увидел в моих глазах вызов или приглашение к бою. В этот раз я не сомневался, что шан’ниэрд будет сражаться со мной бок о бок против моего врага. – Нам тоже было любопытно проверить свои догадки, где бы она могла спрятаться, поэтому мы интересовались, в каких деревнях устраивали проверки. Проверяли девиц даже там, где, как нам казалось, она могла бы быть.

– И что? – я изумился собственной догадке. Неужели Вестницы нигде не нашлось?

Елрех покачала головой.

– И там все девицы искололи ноги до крови.

Тревога сжала сердце.

– Но она пишет письма, – озвученной вслух мыслью прогнал тревогу.

Выходит, спряталась так хорошо, что не могут найти даже наемники, служащие Дароку. Я предполагал, что тем испытанием, которому подверг васоверг всех девиц, Вестницу смогут отыскать, но она сбежит. Или даст отпор. В одном я был убежден твердо: если Асфирель сама не сможет позаботиться о себе, то никто не сможет ей помочь. Она должна уметь выживать самостоятельно. И я не успел забыть, что она прекрасно умеет это делать в любых условиях. Тогда почему ее не нашли наемники? Они рыскали по самым глухим местам и угрожали отдаленным деревням пламенем дракона. Никакой староста не будет прятать пришлую девушку, рискуя остальными жителями. Пусть даже пришлая прожила с ними около двух лет.

– Пишет, – подтвердила Елрех, присаживаясь за стол. Облокотилась на край, складывая ладонь к ладони и прижимая руки к щеке. – Она жива, взволнованный человек, и здорова. Изучает лекарское дело, хвастается своими успехами. Пишет без уточнений, потому понять невозможно, где живет.

– Дарок даже искал ее на севере, – сказал Роми, устремляя задумчивый взор на полку со свитками. – Он отправлял туда своих разбойников. Они пожили под личиной изгоев какое‑то время, но о ней там ничего не выяснили.

Я покачал головой. На север она не сунется, но Дароку неизвестна предыстория ее знакомства с проклятыми регионами. Как неизвестно и многое другое…

– Сомневаюсь, что она будет помогать Вайли разбираться с Десом. Ведь так она самолично приведет Фадрагос к гибели. Снова. И наверняка она не станет помогать Десу приносить Вайли в жертву.

– Ты был близок с этой Вольной, – отметил с грустью Ромиар. – Я сожалею, Кейел.

– Не больше, чем с тобой, – отмахнулся я.

– Ты не искал ее?

– Искал. Но при первой же неудаче оставил эту затею. Не хочу ни видеть, ни знать, как она умрет снова. Это путь только Вайли.

Ромиар фыркнул, но с пониманием закивал. Елрех свесила голову на грудь, видимо, почувствовав себя лишней, когда прозвучали откровения Вольных.

– Мы получили свою награду, – тихо произнес шан’ниэрд. – Как знать, человек, может, и ее награда – не перерождение в ветвях Древа жизни.

– Мне не настолько это интересно, чтобы рисковать спокойствием.

– Было бы чем рисковать, бестолковый человек. – Елрех хмыкнула, больно задевая душу. – Чтобы что‑то потерять, нужно это что‑то обрести. Тебе ли, Вольному, этого не понимать?

– В самом деле – пока еще не обрел. – Я с трудом растянул на лице улыбку и спросил, глядя в серые глаза: – Покажешь мне ее письма?

– Покажу.

Она поднялась, расправляя складки на темных штанах. Закутавшись плотнее в теплый платок, отправилась в другую комнату. Не теряя времени зря, я обратился к Роми.

– Мне нужна твоя помощь. Надеюсь, ты не откажешь.

– В чем? – он удивился. Видимо, легкость моего вопроса, с какой я его задал, подсказывала ему, что просьба не составит для него труда.

– В строительстве дома. Регион дождливый, поэтому согласятся не все гильдии. Но, может, если попросит уважаемый исследователь, дело пойдет проще. Я расчистил территорию от деревьев, выкорчевал пни и укрепил землю песком и твердой почвой.

– Большая работа, – с изумлением оценил Ромиар. И, будто не поверил услышанному, уточнил: – Ты строишь себе дом?

– Я работаю не один. И прямо в эти мгновения, пока я распиваю с вами отвар, мой хороший друг продолжает трудиться в одиночку. – В груди шевельнулось недовольство собой, но причины, заставившие меня оставить Окрина одного, загасили его. – Мы с ним многое заготовили под строительство, и я бы хотел продолжить строить сам, своими руками, но придется заняться другими делами.

Ромиар прищурился, склоняя голову к плечу.

– Какими?

– Они тебе не понравятся, – ответил я. И посоветовал, вкладывая в голос угрозу: – Не лезь в это.

– Я могу предложить тебе и другую помощь. – Ромиар поморщился из‑за моего отказа. Но кое‑что из общения с ним и Елрех я уловил отчетливо: как бы они ни кривились от вони и грубости Дарока, все равно сблизились с ним. Ни Елрех, ни Ромиару не понравятся мои планы. Особенно, если провалится первый… Ромиар продолжал настаивать: – В конце концов, мы были Вольными. Тело вспомнило многое, и, видимо, эти навыки уже не забудутся.

Я покачал головой, отказываясь от настойчивого предложения. Оно было ценным, и услышать его – многое значило для меня. Ведь шан’ниэрд никогда не был идиотом, и теперь наверняка прекрасно связал и мой интерес к поискам Асфирель, и мое утаивание планов. Неужели он в самом деле готов пойти против Дарока и всей его армии, если я попрошу об этом? Его предложение в этом направлении звучит признанием, что он готов ринуться за мной куда угодно и пойти против тех, к кому питает добрые чувства.

– Лучше потрать все усилия на то, чтобы изменить отношение фадрагосцев к Вольным, – бесшумно стукнув ладонью о стол, произнес я. – Мы не заслуживаем того обращения, с которым сталкиваемся на своем пути.

– Вот все письма, добрый человек. – Елрех внесла в комнату тонкую связку. Отделила один лист и положила передо мной. – Это было самым первым.

Я хмыкнул, глядя на письма и не решаясь прикоснуться к ним. На спине выступила испарина, ноги потяжелели. Давно я не испытывал таких сильных чувств. Они отбирают способность дышать полной грудью, и из‑за этого вскоре начинает кружиться голова.

– Она пишет нечасто, – заметил тихо.

– Очень редко. – Елрех отставила чашку с отваром подальше от писем, словно опасаясь, что на них может пролиться жидкость. – Можно подумать, что зазнавшаяся человечка поздравляет нас только с великими праздниками. Просто немного заранее.

Я убрал волосы за уши, обдумывая слова Елрех. Чем не подсказка? Возможно, Дарок ее упустил, иначе не тратил бы столько усилий на поиск на севере и в больших городах.

– Но пишет регулярно? – уточнил с надеждой.

Надеждаоправдалась.

– Перед каждым великим праздником. – Ромиар криво улыбнулся. – В одном из писем поздравляла нас и с Медовым днем, и с тем, что мы повторно обменялись ис’сиарами. А перед Луной мы клялись друг другу за полпериода до Медового дня.

Я с пониманием кивнул, принимая от шан’ниэрда очередную подсказку, но ничего не уточняя вслух. Так они смогут оправдываться перед Дароком сколько угодно, что не знают, где находится Асфи. Ведь они не могут знать об этом наверняка. Такую правду духи примут за чистую и подтвердят их слова клятвой без вреда для Ромиара и Елрех.

Погладив уголок желтого листа, я выстроил очередное предположение. Выходит, до Асфирель доходят громкие новости, но живет она в отдалении от священного кольца. Перед великими праздниками из деревни кто‑то выбирается в город за большими покупками к столу, тогда она и отправляет письма. Если бы к кольцу выбирались чаще, то и она писала бы чаще.

Я взял в руки ее первое письмо и усмехнулся. Пояснил негромко:

– Она пишет руны, словно ребенок.

– И допускает много неточностей в завитках, – подсказала Елрех и потянулась за другим письмом. – Ты, безграмотный человек, как покинул Солнечную, быстрее научился письму. А с ней я устала бороться еще тогда, когда вы с Роми были Вольными. Она постоянно жаловалась, что некоторые наши руны похожи на символы ее родного языка, поэтому она невольно пишет их.

Зацепившись взглядом за первую строку, не смог оторваться от нее.

«Здравствуй, Елрех»

В голове возник образ темноволосой девушки, склонившейся над этим листком и выводящей эти первые слова.

«Здравствуй, Елрех»…

Думала ли она обо мне, когда писала письмо? Вспоминает до сих пор или давно позабыла?

Возможно, она вернулась к Волтуару и стала одной из многочисленных любовниц правителя. Их бы не смогли проверить наемники. Эти девушки в безопасности, этих девушек берегут, как бесценные сокровища.

Голова закружилась, руки ослабли, а грудь словно поросла железом и застыла, не имея возможности впустить в себя воздух. Зубы скрипнули, щеки разболелись, и я с трудом разжал челюсть. Отмахиваясь от образов, лишающих надежду, встряхнул письмо и заставил себя читать дальше. Но никак не отпускало понимание, что если Асфирель в самом деле вернулась к Волтуару, то я не посмею потревожить ее счастье снова.

Но тогда она бы писала Елрех не только по великим праздникам…

«Здравствуй, Елрех.

В некоторых местах у вас слишком дорогая бумага, а я испортила уже два листа. У меня дрожат руки, а в голове настоящий бардак. Не знаю, что тебе написать, но я точно не буду просить прощения. Мой уход от вас – подарок для всех. Не ищи меня. Надеюсь, ты не настолько глупая для такой затеи.

У меня все хорошо. Я учусь заново жить, и мне кажется, что у меня все получается. Иногда, конечно, грустно, но скучать не приходится. Все время занята исцелением зверей или расчленением мертвых. Изучаю по ним строение внутренностей. Это… занимательно. Знала бы ты, какая у меня сварливая наставница! Никогда не думала, что встречу кого‑то скандальнее тебя! Но обойдусь без подробностей. В другое время пробую улучшить свойства лечебных настоев и мазей.

В остальном порядок. Дом, огородик, заусенцы, мозоли, обычные хлопоты… Это доставляет удовольствие»

Наткнувшись на несколько строк, залитые чернилами, позволил себе краткий отдых и потер глаза. В груди все объяла вьюга, и выла так, как никогда не выла в Ледяной пустоши. Глотнув воздуха, облизал губы и нетерпеливо отыскал начало прерванного текста.

«Я очень скучаю по тебе. По всем. Порой безумно хочу всех обнять, но одергиваю себя до того, как срываюсь собирать вещи. Я точно устала жить прошлым. И мне очень надоело думать о будущем. Знаешь»…

Вьюга закружила ледяными осколками, вонзила в сердце, но вопреки россказням Ани, боль не уняла. Пронзила ею, будто распарывала острыми гранями душу. Листок под большими пальцами помялся. Буквы плыли перед глазами, заслоненные полупрозрачной пеленой. Тишина в комнате смутила, и я стиснул зубы до скрежета. Захотелось отложить письмо недочитанным, но жадность… Такой жадности я никогда прежде не испытывал. Казалось, я убью любого, кто посмеет отнять у меня этот хрупкий клочок дешевой афитакской бумаги. Убью даже самого себя, если отложу его прямо сейчас. Буду убивать долго, медленно и самым мучительным способом, как убивал все это время, когда попрощался с одним прошлым, выбирая другое – ненужное, но к которому всегда упрямо и самонадеянно стремился.

…«у меня появилось много времени подумать обо всем произошедшем с нами. Появилось время поразмышлять о жизни. Я… Наверное, не скажу тебе ничего нового, но мне важно поделиться этим открытием. Моим открытием. Наверное, я, наконец‑то, прозрела.

Пожалуйста, никогда не трать силы на прошлое. Его нельзя вернуть. Никак. И никогда не трать время на размышления о будущем, потому что это растраты бесценного ресурса впустую. Будущее неотвратимо. Оно в любом случае наступит, неважно думаешь ты о нем или нет. Настоящее – только это одно время важно. Как бы ни было трудно, старайся черпать счастье из настоящего. Только оно стоит усилий, все остальное дарит всего лишь пустышку. Но обманчивое счастье не принесет удовлетворения. Не обманывай себя добрыми воспоминаниями и не дари себе ложных надежд красочными мечтаниями.

Елрех, я люблю тебя. Мне о многом хочется рассказать тебе, но меня торопят. Я напишу еще. Потом.

Твоя…

Извини, что так много зачеркиваний.

Твоя душой, мыслями и сердцем. Береги всех»

Услышав тихий скрип, поднял голову. Ромиар шептался с Елрех и осторожно закрывал за собой дверь. Раздался щелчок, заставивший меня вздрогнуть. В комнате я остался один. Наедине с мучительными чувствами и тонкой стопкой листов.

Аня  

Солнце пробивалось лучиками сквозь густую крону старых деревьев. Проникало в тени, падало на мшистые толстые корни, на небольшие кочки. Согревало теплом сырую землю, позволяло вырасти грибам. И они росли на ясных проплешинах среди теней, как яркие крапинки на темно‑зеленом и сером покрывале – красные мухоморы, сизые грибы последнего веселья, белые поганки… Среди ядовитых и зачастую одновременно целебных грибов затесались и боровики. Вокруг них кружили мухи, ползали слизни. Туда же, привыкнув к моему присутствию и смелея, спускались пичуги с красочным оперением. Они верещали, общаясь между собой, и весь лес звенел от их голоса.

Сидя в центре полюбившейся полянки, я положила руки на колени скрещенных по‑турецки ног и закрыла глаза. Вдохнула поглубже лесной воздух, прогнала с сердца тревоги, связанные с последними рассветами. Конечно же, моментально ничего не ушло, но я старалась бороться с раздражением. А поэтому…

Зажмурилась покрепче, представила маму и папу, сидящих на кухне уютной квартиры…

Прислонилась поясницей к столешнице кухонной мебели, стиснула двумя ладонями стакан с вишневым компотом и улыбнулась маме. Она спросила о моих делах, и я, только ожидая этого вопроса, с готовностью ответила:

– Уже все хорошо. Представляешь, позапрошлым рассветом ко мне пришла молоденькая девушка, у которой из‑за обычной простуды выскочил герпес на губе. Тут его, по крайней мере, в простонародье, называют жабьей меткой. Считают, что недуг вызывают завистники любви. – С улыбкой покачала головой, удивляясь местному населению. – Разумные существа любят находить знаки даже там, где их быть не может. Даже совсем над старенькими подшучивают, если у них высыпает герпес, что они ударились в молодость и кто‑то завидует их любви. А те и рады… Сразу посматривают на всех соседских дедов или бабушек и гадают, кто именно на них запал по скуке.

Тряхнула волосами и вернулась к своим делам и наивной девушке:

– Так вот приходит она ко мне, а у нее герпес расползся по всему лицу. Плачет, едва ли не в припадке. Боится, что на всю жизнь теперь останется с жабьей меткой. Я вижу, что дела действительно плохи. И можно было бы вылечить кожу с помощью Айссии, но надо же обнаружить корень болезни. Кожа кожей, но залечить внешние признаки внутренней проблемы – не значит, избавиться от нее. И я начала расспрашивать, все ли мои наставления девушка выполняла. Она рыдает и кивает. Я прошу ее перечислить, и та без труда перечисляет. Все два настоя от простуды, одно укрепляющее зелье, мазь на герпес и само собой отдых в кровати. Все верно. Все, что я могла назначить. Конечно, очень плохо, что в поселении проблема с бумагой… На дощечках или коре все мелочи фиксировать трудно, – пожаловалась родителям, и получив в ответ несколько ободряющих фраз от папы, обняла себя. Продолжила делиться одной из самых ярких причин раздражения последних рассветов: – Снова осмотрев девушку, поняла, что одна не справлюсь. Что явно простуда оказалась не совсем ею. И я сходила за Раильей.

Упоминание наставницы, заставило поежиться, но в тот же миг вызвало улыбку. Какой бы стервой старая эльфийка ни была в общении, но за каждую жизнь она боролась с тем же жгучим остервенением. А ум, скрывающийся в седой голове, поражал ясностью соображений.

– Раилья пришла, осмотрела девицу, переспросила все то, что спрашивала и я. А потом елейно, как только эта старуха безжалостная умеет, спросила, не исцелялась ли девка чем‑нибудь еще. Та отнекивалась, но как‑то неубедительно. И я насела на нее вместе с Раильей. Представляете, что выяснилось? – Я скрестила руки на груди, чувствуя то острое раздражение, которое испытывала в последние дни при встрече со всеми болеющими. – Она смачивала на всю Луну герпес настоем из дубовой коры. Ее так подружка научила! А на рассвете протирала обезболивающей мазью и стирала размокшую болячку с губы. При этом и впрямь все мои наставления выполняла строго по шагам Солнца!

Хохотнула, опуская голову и подперев лоб ладонью. Мама мягким тоном попросила набраться побольше терпения – я тяжело вздохнула.

– Если бы Данея, та самая девчушка, была такая одна. Но ведь каждый, мама! Буквально каждый что‑нибудь да учудит! Зла на всех не хватает.

Раздался шум из прихожей. Я представила, что это вернулся со школы Егорка, но шелест и топот отличался по атмосфере. Был менее хрупким и нес меньше уюта и спокойствия для души.

Я открыла глаза, возвращаясь из приятной и необходимой мне фантазии в реальность. Желто‑зеленое пятно молниеносно приблизилось и сбило меня. Горячий, шершавый язык стал вылизывать лицо, вынуждая плотно смыкать губы и зажмуриваться. Кое‑как удалось отвернуться, отгораживаясь руками.

– Фер‑рари! – прорычала я.

Изловчившись, обхватила шею девочки, запустила руки под капюшон и стала почесывать за ним. Лиертахон мигом задрожал всем телом, на выдохе проворковал тоненько и развалился на мне.

– Феррари, ты тяжелая. А еще я видела, как ты сожрала крота по дороге сюда. Раскопала беднягу. Прямо из‑под земли достала! И слопала грязного! И теперь облизываешь мне лицо…

Наглой девахе было плевать на мои обвинения. Она сопела с удовольствием, не смея двигаться, пока я почесываю ее в чувствительном месте. И мне было бы нетрудно и дальше дарить ей ласку, если бы не температура тела ящера. Печка! К такой можно прижиматься ночами и не мерзнуть. Но сейчас на нас грело солнце, и дул теплый ветерок.

– Я вижу, твой необычный отдых прервали, – раздался мелодичный голос из тени деревьев. – Тогда я не помешаю?

– Раз ты ждал, значит, ничего серьезного не случилось? – предположила я, продолжая лежать на земле и поворачивая голову к Крисвету. – Давно ты тут?

– Нет. Пришел совсем недавно.

Широкоплечий эльф приблизился к нам и с насмешливым укором посмотрел на Феррари. В поселении привыкли, что мой лиертахон непростительно многое себе позволяет в отношении меня. Сначала пытались учить меня, чтобы я проявляла силу, запрещала Феррари вольности в играх и забавах, но потом смирились с моей чрезмерной добротой к ней. Привыкли и к тому, что иногда я приходила на эту живописную полянку, усаживалась в центре нее, закрывала глаза и могла сидеть так, в полном безмолвии, до пары шагов Солнца. Никто не смел тревожить трудолюбивую, молодую ученицу знахарки, если не вынуждало что‑нибудь серьезное.

– Зачем ты искал меня? – с трудом столкнув с себя Феррари, спросила я.

Села и стала стряхивать с туники налипшие травинки, листочки и еловые иголки.

– Справились с делами рано, – ответил он, протягивая мне руку. – Я не знал, к кому еще пойти за советом.

Он крепко сжал мою руку, стоило вложить ее в его ладонь, и помог подняться. В глазах темноволосого эльфа плескалась решимость, и это меня насторожило.

Прогулочным шагом мы направились к поселению по широкой тропе. Довольная Феррари носилась из кустов в кусты, гоняя то птиц, то огромных бабочек, но от нас не отставала.

– Какого совета ты ищешь? – поинтересовалась я, нарушая затянувшуюся тишину между мной и Крисветом.

С сыном старосты мы сблизились не сразу, и я никогда не искала с ним этой близости, как и не видела смысла избегать ее. Но вот уже два периода прошло с тех пор, когда Крисвет стал просить у меня советов по всяким мелочам. Чаще я отказывала ему, чем что‑то дельное отвечала, но редкие советы всегда приносили ему пользу.

– Мы с Шаиной опять повздорили, – произнес он, выше поднимая подбородок и расправляя плечи. – Мне надоела ее взбалмошность.

– И что ты хочешь от меня? – я вскинула бровь.

Переступая с кочки на кочку, заметила красноцвет‑траву и без раздумий свернула осмотреть ее и место, где она выросла. Какая редкость! Присела на корточки перед алыми гроздями крошечных колосков, по форме похожими на петушиный хвост.

– Рель, ты давно живешь с нами, – издали подступил к тягостному вопросу Крисвет, и я поджала губы, радуясь, что он не видит моего лица. – И я много раз говорил тебе, как восхищаюсь тобой.

– Как и я тебе много раз объясняла, почему это восхищение должно оставаться дружеским.

Сорвав пару созревших колосьев, чтобы получить из них семена, вскочила на ноги и крутанулась на месте. Перехватив глазами настойчивый взгляд Крисвета, улыбнулась широко. Шагнула дальше, вынуждая парня продолжить дорогу.

– Шаина любит тебя. Дай ей шанс.

– Она красива, но глупа. – Он нахмурился, на ходу срывая с низкой ветви зеленый листок, чтобы занять им руки. – Ей не хватает твоего ума и терпения.

– Она молода, как и ты. – Я склонила голову к плечу. Твердая земля под ногами сменилась дощатым настилом деревянного мостика. Бурный ручей сверкал под солнцем. Остановившись по центру мостика, я прислонилась спиной к перилам, зная наверняка, что в поселении много ушей и обсуждать личные вопросы лучше не доходя до первых жилых домов. – Я много раз тебе говорила, чтобы ты не смотрел на мою внешность. Как бы молодо я ни выглядела, но я на несколько периодов старше тебя. А Шаина и вовсе моложе нас обоих.

Крисвета обижало это напоминание. Но он всегда был чрезмерно спокойным парнем. Пожалуй, при других чувствах, при других обстоятельствах, я бы не задумываясь согласилась на предложение быть с ним.

Эльф встал напротив меня, повторяя мою позу. Разве что, я бережно держала колосья в руке, а он крутил в своей листок.

– Я думал над твоими словами. Помнишь, когда в последний раз я пробовал уговорить тебя быть со мной. Ты сказала, что я не люблю тебя, иначе не метался бы между чувствами к тебе и Шаине. Но, Рель, разве это не говорит и об обратном? – Он изогнул изящно бровь и улыбнулся обольстительно. – Я не люблю тебя ровно так же, как не люблю Шаину.

На плечо приземлился рогатый жук, и я подула на него, заставляя улететь. С улыбкой ответила:

– Есть разница между мной и Шаиной. Она любит тебя, Крисвет, как бы ни юлила перед тобой, а я… – Грусть все же тронула сердце, и резкий выдох вырвался сам по себе. – А я давно отдала сердце другому.

– Но вы не вместе. – С красивого лица эльфа сошло веселье. – И твоего возлюбленного нет с тобой, Рель.

– Он отверг меня, – ответ прозвучал резче. Сердце екнуло. Я растянула улыбку шире, тряхнула волосами и медленно зашагала к поселению. – Такое случается.

– Он жив? – поинтересовался Крисвет, следуя за мной.

– Искренне надеюсь на это.

– Ты искренне надеешься на то, что он жив, несмотря на то, что он отверг тебя? – в мелодичном голосе прозвучало удивление.

Я повела плечами, прогоняя тоску.

– Он предпочел другую девушку, Крисвет, вот и все. И это неудивительно. Я его сильно обидела, потеряла последние крохи его доверия. Знаешь, он очень пострадал из‑за меня.

– Тогда он, может, тоже любит тебя, и ты зря не пытаешься добиться его.

Кровь отхлынула от щек. Пугающие мысли о том, что это может быть правдой, вцепились клещом в голову. Я прижала кулак к груди, сглотнула и поняла, что этот разговор надо заканчивать. Остановившись перед колеей, повернула голову к эльфу и нахмурилась.

– Я очень сильно надеюсь, Крисвет, что он счастлив. Никто в нашем мире не заслуживает счастья больше, чем он.

На скулах Крисвета выступил румянец. Парень стыдливо отвел глаза и стал поправлять рукава рубахи. Но ему – за что он мне и нравился, – хватило смелости извиниться.

– Прости, Рель. Мне не стоило лезть с такими вопросами к тебе.

Я отмахнулась и продолжила путь. Крисвет, не отставая от меня, заговорил деловым тоном:

– Не знаю, почему ты уперлась в возраст, и не буду узнавать. Однако, Рель, мне бы хотелось, чтобы ты присмотрелась ко мне внимательнее. Я давно не маленький мальчик и не подросток. В моем возрасте принято определяться с избранницей сердца и думать о своем доме. Шаина очень ветреная девушка, чем часто огорчает меня. А ты не даешь мне возможности ни узнать тебя получше… Как девушку, а не подругу. Ни показать тебе себя так же, как парня, а не друга.

Он заступил мне путь, вынуждая посмотреть на него. За его спиной виднелся тайный вход в поселение, укрытый от глаз непрошенных гостей духами иллюзии. Феррари, не дожидаясь нас, промчалась вперед и исчезла в проходе.

– Мужики начинают подшучивать надо мной. Шаина проводит Луны то со мной, то с другими. А я сын старосты и, наверняка, когда придет время, приму его дело. Мне нужно уважение моих сельчан, а не насмешки. И уж тем более мне будут мешать сравнения моих любовных успехов под светом Луны с успехами других мужей.

Такая проблема и впрямь у Крисвета была. С его характером ему будет непросто заслужить уважение простых сельчан и, откровенно говоря, хамоватого сборища бандитов. А женщины… В этом поселение они удивляли меня, хотя иногда мне казалось, что я их понимаю. Женщины тут ценили в мужчинах силу и умение держать все и всех под твердым кулаком. И чем невыносимее мужлан мне казался, тем больше чужих жен бегало к нему, пока не видели мужья. Впрочем, когда в выделенном мне доме просела крыша, пришлось потрудиться, чтобы уговорить мужиков починить ее. Сама я, как ни старалась, не справилась. Каждый мужлан в те дни стремился затащить меня в постель или к себе в дом, чтобы держала его в порядке, готовила и рожала… Наверное, я не прогадала, когда пришла сюда, как начинающая знахарка. Именно то, что я лечила многих наравне с Раильей, открывало мне больше привилегий. Но и тогда пришлось воздействовать на мужиков через старосту, и многие из них обиделись, что я так ни с кем не закрутила романа. Думаю, женщины тут вынужденно выбирали прежде всего кормильца в дом и хозяина, а уже потом тешили изменами сердце.

Крисвет был слишком мягок для такой жизни.

– У вас… – Я закусила губу, коря себя за оговорку. Сколько живу в Фадрагосе, а временами все равно в словах просачиваются сравнения с родным домом. – В отдаленных поселениях приняты свободные нравы. Поверь мне, целительнице, я знаю, о чем говорю.

– Кто ж не знает, целительница? – Он усмехнулся задорно, подмигивая мне. – Да и свободные нравы приняты не только в отдаленных от регионов поселениях. Это ты у нас… необычная. Мужики, да и не только они, и над тобой подшучивают, что ты никого к себе не подпускаешь и со всеми держишься холодно. Такая любовь, как у тебя, присуща чаще шан’ниэрдам или уважаемым.

Хотелось сказать, что он многого обо мне не знает, но удалось вовремя прикусить язык. Выстраивать вокруг себя недомолвками образ честной девушки, желающей тихой жизни знахарки, удавалось непросто. Но ко мне привыкли и в душу лезли редко. В основном только наглецы или семья старосты.

– Мне пора перейти к серьезной жизни, – уверенно произнес Крисвет. Ветерок подул чуть сильнее, и эльф прищурился. – Наверное, ты права, что я не люблю тебя. Но тогда и я прав, что не люблю Шаину. Просто она доступнее, поэтому мы с ней ближе, чем с тобой. И я точно не вызываю у тебя отвращение. По тебе видно, когда тебе кто‑то не по нраву. Может, сердце свое ты и отдала другому, но твоя душа, тело и разум тут. Рель, подумай о нас. Я бы стал тебе хорошим мужем. А если тебе важно, чтобы отношения с тобой походили на отношения шан’ниэрдов, то поклянусь тебе в верности. Поклянусь, что буду близок телом только с тобой.

– Крисвет, в поселении полно свободных девушек, – собрав все спокойствие в себе, произнесла я. – Тебе лучше поискать другую.

– Лучше не будет, – упорствовал он. – Пусть над твоей недоступностью и подшучивают, но мужики за это и уважают тебя, как готовы уважать не каждого воина. Просто пообещай мне, что подумаешь над моим предложением. К следующей полной Луне я принесу тебе ис’сиару. В этот раз это не просто слова, а твердое решение. Ты обещаешь?

Я невольно оглянулась на тропу, ведущую к уютной полянке. Потерла шею и кивнула.

– Хорошо, Крисвет. Я обещаю, что всерьез подумаю над твоим предложением и, когда ты принесешь мне ис’сиару, приму взвешенное решение.

Кейел  

После вонючих переулков першило в горле и появлялось желание смочить его. Усевшись за угловой стол, я подал знак подавальщице. Оценивающие взгляды будущих собеседников не смущали и не пугали. Я точно знал, чего стоит Фаррд и его прихлебатели.

Пока добирался до Васгора опасался, что тут все могло измениться, как изменилось в некоторых торговых кварталах Обители гильдий. Но стоило войти в это заведение и присмотреться к Фаррду, как все опасения отступили. Правда, узнать Фаррда удалось не с первого взгляда, да и не со второго…

– Мне описывали тебя другим, – соврал я на васовергском языке, склоняясь над столом и обводя указательным пальцем свое лицо. – Кто это сделал?

Сплюснутый нос смотрел в сторону, передний зуб был сломан, вмятины усеяли лоб. Мне нравилось.

– Тебе какое дело? – влез другой васоверг.

Здоровая детина склонилась ко мне и осклабилась. Я приблизил свое лицо к его пасти и поморщился.

Фаррд, оценив мою реакцию, похлопал ублюдка по плечу и молча приказал не встревать.

– Я не угодил работой Дароку, – ответил он, облокачиваясь на стол. – Слыхал о таком, человек?

Удивление охватило на несколько секунд. Настолько сильное, что я не сдержал ухмылку. Духи Фадрагоса, надо же, какие совпадения бывают!

– Чего смешного? – спросил с сильным акцентом на васовергском викхарт.

– Я пришел к Фаррду за помощью, – ответил ему на чистом викхартском, изумляя его. Улыбнулся и, снизив тон, пояснил: – Из‑за Дарока. Мне нужно разобраться с ним.

Викхарт почесал длинным пальцем шрам, тянущийся от ямки на лысой голове, как трещина на разбитом яйце. Кивнул, посмотрел на Фаррда, но промолчал. Молодая викхартка принесла выпивку. Отвратное пойло болотного цвета подавали только в харчевне Фаррда, но оно было лучшим из того, что тут могли предложить. Это же касалось и самого информатора. Он был мразью, но свою работу выполнял лучше любого в этом городе.

Как только подавальщица отошла от стола, викхарт зашептал что‑то на ухо Фаррду. Я глотнул пойла, переждал острую боль в носу и лбу и откинулся на спинку скамьи. На всякий случай осмотрелся. Ближайшие столы от нас пустовали и стояли чуть поодаль, за другими – васоверги напивались до беспамятства.

– Ты знаешь, кто я, – обратился ко мне Фаррд, наваливаясь предплечьями на столешницу. Кожаная куртка натянулась на его плечах до скрипа. – Значит, порядок работы со мной тебе тоже известен?

Уголок губы дернулся, и я потер нос, пряча эмоции за рукой. Информация взамен на услугу и наоборот. Имеется только одно отличие между просителями и Фаррдом. Просители попадают в крепкую паутину, а последний торгует их секретами, завлекая в опасную сеть все больше и больше существ. И чем сильнее дергаешься в дальнейшем, пытаясь вырваться, тем крепче влипаешь.

Единственный целый глаз Фаррда блестел, как черное брюшко муравья, в тени густой брови. Васоверг ждал от меня ответа и оплату вперед. Я кивнул. Раскинул руки на спинке широкой скамьи и застучал по ней пальцами. Заранее подготовленная речь полилась из меня без запинки:

– Меня зовут Кейел. Я не разбойник, не вор. Никогда не состоял в гильдиях, долгое время жил в отдалении от регионов. Примерно десять периодов назад жизнь свела меня с Дароком.

Фаррд прищурился, его прихлебатели навострили уши сильнее. Я продолжил выкладывать информацию о себе, постоянно украдкой следя, не приближается ли кто‑то.

– Мы были в походе. И не сошлись с ним кое в каком вопросе. Вопрос касается девушки.

Фаррд не скрыл заинтересованности во взгляде, и я не стал юлить.

– Мы не знаем, где она сейчас, но мне известно, что он продолжает искать ее.

– Да, – кивнул Фаррд, небрежным движением отодвинув кружку. – Я знаю, какую девку он ищет. Говорил с ней лично. Но мне неведомы причины.

Пытливость тона вызвали вспышку злости, но я справился с ней. Улыбаясь широко, выдал правду:

– Она сильный воин. И Дарок считает, что она Вестница. Он хочет повторить успех правления Гархорта.

Ублюдки за столом приобрели каменные лица и стали переглядываться. Фаррд подался было вперед, хотел уточнений, но отпрянул. Быстро опустил плечи, отхлебнул побольше пойла, сплюнул в сторону и поморщился.

– Вестница… – протянул равнодушным тоном, но глаза его горели и выдавали жадное нутро с потрохами. Приковывая тяжелым взором то заинтересованного викхарта, то всполошенного васоверга, сказал: – Появись она в Фадрагосе, никто бы не узнал о ней.

Однако падаль, сидящая передо мной, теперь точно сопоставила и пожелания Дарока исколоть стопы девицам, и неумное желание будущего вождя найти именно эту девушку. Будто васовергам так важно, кто будет кричать от боли под ними и кого пара лет беспрерывного вынашивания их ублюдков истощит до полусмерти.

– Видимо, у него есть все основания верить в то, что эта девушка несет в своем уме тайные вести. – Я ухмыльнулся, склоняя голову к груди и добавляя огня полушепотом: – И у меня тоже.

Теперь не только я с осторожностью посматривал по сторонам. Фаррд свистнул громилу, скучающую у входа, и попросил пересадить ближайшую компанию подальше. Приказал расчистить пространство вокруг нас и никого не подпускать.

– Ты уверен, что она Вестница? – спросил Фаррд, сгорбившись над столом и подзывая меня пальцем.

Я тоже склонился над столом и кивнул. Заговорил первым, навязывая свои условия:

– И я понимаю, что Дароку нельзя завладеть ею. Как можно принять вождя, который был воспитан старыми, слабыми людьми? Большая часть васовергов ведь именно поэтому до сих пор сомневается и не встает под его правление.

Фаррд кивнул, открыл рот, явно желая уточнить, но я умел включать дурака. В моей обычной жизни это стало моей основой выживания, а жизнь Вольного научила скорости и наглости.

– Если он завладеет Вестницей, то вся власть перейдет только к нему. Он знает это. Знает, что может стать вторым Гархортом в глазах ваших собратьев. Вам нельзя этого допустить! – И снова, не позволяя Фаррду вставить ни слова, проговорил едва слышно: – Я знаю, как избавиться от Дарока раз и навсегда. Я убью его, но мне нужна твоя помощь!

Напряженные лица собеседников медленно вытянулись.

– Ты? – протянул викхарт.

– Он слаб на правую руку, – скалясь и глядя в ржавые глаза викхарта, произнес я. – А я ловок и быстр. Я плотник – с детства машу топором и владею ножами. Не недооценивай меня, викхарт.

Я отпил побольше резкого пойла и переждал колкую боль. В глазах мутнело, но зелья, выпитые заранее, хорошо справлялись с опьянением. Каким бы хмельным ни казался мой взор, рассудок оставался трезвым.

Верзила растянул снисходительную улыбку и покачал трехрогой головой. Викхарт хмыкнул насмешливо и, подняв свою кружку тонкой рукой, выразил мне почтение. Фаррд скривился, рассматривая меня. Однако мои слова направили разговор в нужное русло.

– Какая у тебя идея? – спросил Фаррд.

Я смочил горло еще одним глотком. После длительного общения на васовергском оно начинало першить.

– Скоро ритуал Ярости, – произнес, опуская железную кружку на стол, но не выпуская ее из руки. – Сведи меня с тем, кто сможет провести меня на священную землю. Я хочу пройти ритуал и убить на нем Дарока.

– Ты подохнешь. Не успеешь и шагу к нему ступить.

Я склонил голову к плечу и прищурился.

– Вот и посмотрим.

Фаррд с сомнением почесал толстую шею. Вопросительно глянул на советника. Прежде, чем викхарт выразил свое мнение, я проговорил:

– Ты все равно ничего не теряешь. Если он убьет меня, то ты всего лишь упустишь удачу. А если я убью его, то все, кто уважал Дарока, перейдут под руководство того, чья метка будет на моем лбу.

– В таком случае, если ты подохнешь, Дарок живьем скормит своему дракону того, чья метка будет на твоем лбу, – огрызнулся верзила.

Но его мнение меня не интересовало. Викхарт думал, поскребывая грязным, потрескавшимся когтем тонкую губу. Фаррд подпер подбородок кулаком и, буравя меня тяжелым взором, размеренно стучал косточкой по ободку тарелки с остывшим куском мяса.

– Ладно, – принял он самостоятельное решение. – Я помогу тебе, человек. Но Дарок не настолько мешает мне, как ты думаешь. Поэтому сделка пока все еще односторонняя. Я не вижу ни одной выгоды для себя.

Он лукавил. Я только что преподнес ему, как он думает, по людской глупости, щедрый дар, от которого нельзя отказаться, кем бы ты ни был. Ему остается только отыскать самого несчастного васоверга, увязшего в его паутине, чтобы тот поставил свою метку на моем лбу. И как только я возведу этого васоверга до статуса вождя, Фаррд без зазрения совести избавится от меня. Что ему еще нужно? Новый вождь, вместо старого, который растерял и уважение большинства, и давно утратил молодость, и имел немало самостоятельных рычагов влияния. Фаррд порой тратил немало усилий, чтобы облагоразумить старика. Да и появится Вестница на привязи, владеющая тайнами целого мира…

Давай, спроси о ней, жадный идиот!

– Расскажи мне, что тебя связывает с Вестницей.

Возросшее во время молчания напряжение отпустило. Я выдохнул с улыбкой, выкладывая правду без утайки:

– Я люблю ее.

– Ты понимаешь, человек, почему я вынужден расспросить тебя о ней?

– Это твоя форма работы, – кивая, произнес я. Покачал головой из стороны в сторону, будто взвешивал дальнейшие слова. – Мне рассказывала об этом Стрекоза. Она была с нами в походе. Жаль, что она лишилась памяти.

– Стрекоза, – прогнусавил Фаррд с искренней досадой. – В самом деле, жаль. Она принесла мне немало пользы, а теперь, говорят, похожа на обычную девицу. Шьет какие‑то тряпки, сочиняет отвратительные баллады и живет в роскоши. И много она тебе обо мне наболтала?

– Нет. Но от нее я узнал, как ты работаешь. Тебе нужна уверенность, что проситель не подставит тебя, поэтому ты узнаешь все о тех, кого он любит. Этот подход мне не нравится, но я понимаю его. В твоем деле трудно обезопасить себя.

На буром лице, полном прорех и отметин отвязной жизни, растянулась покровительственная улыбка. Фаррд махнул приглашающе рукой, и я заговорил, рассказывая все о Вестнице, что знал на сегодняшний день.

* * *

Давно мне не приходилось жить в условиях хуже: тесно, крохотное окно под закопченным потолком, камень вместо тюфяка с наброшенной поверх шкурой, еще один камень в углу заменял стол. В комнате было душно, но хозяин таверны предостерегал проветривать. Смрад сточной улицы проникал внутрь даже сквозь закрытое окно. Да и насекомые, смертельные для человека, могли заползти через малейшую щель. Хорошо, что стены были плотно замазаны глиной.

Прошло пять рассветов с того момента, как мы с Фаррдом заключили договор. Я ждал. И готов был прождать хоть целую вечность. Но дверь загрохотала. Прихвостень Фаррда, наконец‑то, пришел за мной. Мне понадобилось несколько минут на сборы.

Город пересекали в молчании. Шли долго, много петляли, пока не уперлись в скалу. Часть дома виднелась прямо на уступе, остальная – пряталась в самой скале. Крутые ступени вынуждали подняться метров на семь над землей. У массивных дверей высились два постамента с драконьими черепами. Выходит, меня привели к важному васовергу. Не всякий мог похвастаться родовым домом.

Незнакомец открыл и, разглядев моего провожатого, молча пропустил нас. Пока стоял неподвижно, свесив рогатую голову, позволил рассмотреть себя. Молодой. Возраст был виден и по светлому оттенку длинных рогов и по лицу, не отмеченному боями. Он прятался в тени и вел себя тихо. Словно пленник.

– Дальше разбирайтесь сами, – сплюнув прямо на порог, произнес провожатый.

Подтянул ремень на поясе, хмыкнул и ушел.

– Следуй за мной, – пробасил понурый васоверг.

Скупую обстановку разбавляли драконьи символы на стенах. Они подсказывали, что дом принадлежал приближенному вождя. Такое положение мог занимать только сильный васоверг, неоднократно проявивший себя на ритуале Ярости и в многочисленных сражениях. Тот, кто вел меня по мрачным коридорам, не дотягивал до положения и обычного наемника.

– Как тебя зовут, сын Ярости? – поинтересовался я любезно.

– Закрой пасть, – огрызнулся он.

Выходит, легко подружиться не удастся. Однако, что бы он ни думал – придется.

Васоверг поселил меня в дальней комнате. Из окон можно было увидеть все дома яростных. Ворота Дарока темной тенью стояли вдали, и все последующие дни я смотрел на них после пробуждения и перед сном. Собирал душевные силы перед неизбежной встречей. Они понадобятся мне ради терпения. Как бы ни жгла ненависть сердце, требуя мести, а кулаки ни сжимались против воли при мысли о Дароке, убивать его в мои планы не входило.

Молодой васоверг, принявший меня под крышей своего дома, не спешил знакомиться. Даже имени своего не назвал. Ни о каких беседах по душам речи идти не могло, поэтому я решил не наседать.

Мы просыпались до рассвета: он выходил на порог и молился Солнцу; я забирался выше, где находился просторный уступ и оттачивал навык убийства на невидимом противнике. После молитвы васоверг звал меня завтракать, затем мы снова расходились: он – в свои комнаты; я продолжал бой до солнцепека. Спустя четыре дня васоверг стал присматриваться к моей тренировке с порога, но надолго не задерживался. Еще через два дня моя отстраненность, показывающая уважение к пожеланиям пленника обстоятельств – а васоверг явно был им, – дала плоды…

В главном зале не было окон, и факелы коптили стены. Мы сидели за каменным столом. Неокрепшие рога принимали на себя рыжий свет и едва окрашивались. Темные волосы пыльным множеством косичек свисали до самой поясницы. Васоверг явно не был бойцом.

– Ешь больше, человек, – пробасил он. – Скоро нам привезут кабанье мясо.

– Кто‑то проявляет заботу о человеке? – спросил я и впился зубами в твердое мясо ящера.

После пищи васовергов в животе долго сохранялась тяжесть. Но непривередливые воины редко позволяли себе что‑то получше. Слишком много затрат на поимку зверей в отдаленных лесах и доставку их в Васгор. К тому же они предпочтут скормить лучшее драконам.

Васоверг впервые посмотрел на меня с открытым упреком. Под его взглядом я перестал жевать и усмехнулся. Когда молчать надоело, тихо произнес:

– У нас с Фаррдом договор.

– Я знаю. – Он прижал костяшки кулака к столу. По темным глазам было видно, что хотел спросить о многом, но в последний момент коротко выдохнул и сказал: – Дарок убьет тебя.

– Думаешь? – я вложил в голос учтивость.

Васоверг кивнул.

– Великий вождь убьет тебя, а потом придет за мной.

– Он пока еще не вождь.

Васоверг резко выдохнул носом. Насупился.

Подходящее время настало… Я отодвинул тарелку с едой, вытер тряпкой рот и, стиснув ее в пальцах, заговорил прямо:

– Я хорошо знаю Фаррда. Обратишься к нему однажды, и уже не слезешь с его крючка. Мало кому это удавалось. – Склонился над столом и спросил у удивленного васоверга полушепотом: – Я могу помочь тебе?

Толстая бровь поднялась выше. Несколько мгновений парень буравил меня насмешливым взглядом, а затем разговорился как никогда за все время, что мы жили под одной крышей:

– Фаррд был великодушен ко мне. – Улыбка расползлась на квадратном лице шире, но я видел по темным глазам, что не ошибся в предположениях: Фаррд нажил много врагов. – Я выжил в кандар’рхоре. Но лишь милостью Солнца. К тому рассвету, когда я осмелился выйти оттуда, меня окружали подростки. Я сильно задержался, прячась в нашей колыбели.

Он распрямил руку, лежавшую на столе, и бесшумно постучал ладонью по каменной столешнице.

– Мне пришлось уходить оттуда одному. Тебе известно, человек, что означает уйти из кхандар’рхора одиночкой?

Я равнодушно выдержал тяжелый взгляд на себе. Живой смертник, сидящий передо мной, отвернулся первым и с усмешкой обреченного продолжил говорить:

– За пределами кандар’рхора все не так. Никто не приносит в лабиринты живой скот или маловажных пленников. Мне нужно было что‑то есть и пить. Все ближайшие дороги и богатые охотничьи угодья поделены между братствами. Они хорошо сторожат свои владения и не пускают к себе чужаков. – На миг стиснул клыки до еле уловимого скрежета. – Я умирал. Пытался к кому‑то прибиться, но меня отовсюду гнали с позором. Я недостаточно силен и ловок, чтобы даже просто дотронуться до противника. Ни плетью, ни кулаком.

Сжав огромный кулак, поднес к лицу и посмотрел на него с отвращением.

– Я не знал, куда идти.

– Тебя направили к Фаррду?

Васоверг кивнул. Знакомо… Меня привели к нему слухи, что у этого васоверга можно раздобыть любые сведения.

– Викхартка. Работает в его харчевне. Она пожалела меня. Содержать меня у нее бы не получилось, но она слышала, что Фаррд способен творить чудеса. И по ее совету я пошел к нему.

Я погасил в себе зарождающееся сострадание. Жалость к слабости неуместна. Удивительно, что этот парень дожил до своих периодов.

– У тебя было, что ему предложить? – поинтересовался я, догадываясь, как дальше сложились обстоятельства.

Васоверг чуть слышно рассмеялся. И оборвав смех, посмотрел на меня пристально.

– Ничего.

В наступившей тишине взял пустую кружку и сплюнул в нее. Посидел немного молча, а после проговорил в сторону:

– Ты тоже работаешь с ним, значит, знаешь, что он просит в оплату. – Вздохнул тяжело и проговорил: – У меня для него ничего не было.

Я вонзил нож в кусок мяса.

– Ты попросту отсрочил свою смерть.

Васоверг с насмешливой грустью посмотрел на мою тарелку. Нож крепко засел в прожаренной до корочки вырезке.

– Фаррд пристроил меня в братство. От радости я даже не задумался, как ему это удалось. Братство‑то оказалось не простым. Небольшое, но важное. Существовало под покровительством старого вождя. Мы занимали земли вблизи нескольких деревень к югу от Заводи, разведывали там дороги, перехватывали добычу у другого братства, которому покровительствует Дарок. Да и так… работали по мелочам. Однажды Фаррд пригласил меня к себе. – Он пожал плечами и потянулся к ножу. Поднял его вместе с куском мяса и стал разглядывать, крутя им перед самым носом. – Говорили, как давние друзья. Я устал благодарить его за щедрый дар. Наш главный закрывал глаза на мою слабость. Иногда даже покрывал ее, оправдывал меня. Потом Фаррд спросил о двух наших братьях. Расспрашивал об их дружбе, об их разговорах. Я было поинтересовался, зачем ему они. А он в ответ напомнил, что я не заплатил ему за услугу.

Обхватив жирное мясо рукой, снял кусок с лезвия и быстро метнул нож в сторону. Я моментально нащупал рукоять кинжала и проследил за полетом ножа. Он ударился в каменную стену и со звоном упал. Тощая крыса соскочила с декоративного выступа и стремительно удрала в другую комнату. Васоверг раздраженно выругался. Видимо, на свое неумение метать ножи и плохую меткость.

– Фаррд попросил о пустяке. Мне так показалось. – Он кинул кусок мяса обратно мне в тарелку и взял тряпку со стола. – Он рассказал мне историю о каком‑то украденном послании. Ее нужно было рассказать в братстве, когда все будут рядом и смогут услышать меня. Что‑то в ней было. В этой истории.

– Почему ты так думаешь? – Я склонил голову к плечу, отпуская рукоять кинжала.

– После того, как я повторил ее слово в слово перед братьями, наступили скверные времена. Те, о ком Фаррд спрашивал, подрались на рассвете. И один зарезал другого. Глава потребовал объяснений. И когда начались разбирательства, возник раздор вокруг давнего дела. Я о нем знать не знал. И до сих пор причины для меня скрыты. В тот же рассвет из одиннадцати братьев в живых осталось трое. И это вместе со мной.

Васоверг буравил гневным взором стену, на которой плясал свет огня. Клыки выпирали в оскале.

– После этого о нас узнал старый вождь. Он лично отправил за нами и пригласил к себе. Оказалось, что раскрылся заговор. Что часть братьев были против старого вождя. Он благодарил нас. Потом мы пытались возродить братство, добрать новеньких из кандар’хора, но ничего не вышло. Все разбрелись по новым братствам, и только я опять не смог ни к кому примкнуть.

– И ты снова пошел к Фаррду? – догадался я.

– Пошел. – Васоверг скривил губы в сожалении. – А он и ждал меня. Так и заявил мне это при встрече. Теперь, сказал, у тебя есть множество секретов о тех, кто остался жив из бывшего братства.

Я покачал головой, стараясь взглядом выразить сочувствие. Васоверг растолковал верно.

– Вот и я тогда понял, человек, что связал себя с грязью. Хотел было рассказать всем, к чему этот васоверг принуждает меня, но он перечислил мне, как много васовергов пострадает. Сказал, что это случится из‑за меня. Тем рассказом об украденном послании я будто поставил клеткувокруг каждого. Я, может, и умру. Все равно подохнуть должен был еще давно. Но другие братья, как оказалось, сами не ведая, влезли в жуткую западню и втянули других. Но они – не ведая, а я – уже от Фаррда знал и знаю. У меня нет выхода, человек, как только молча делать все то, что он говорит, и ждать, либо своей смерти, либо когда кто‑то убьет его. Но я тебе так скажу: умирать я не хочу.

– Понимаю, – кивнул я. Мне уже доводилось видеть такую тягу к жизни. Но это была женщина, человек, слабая с виду. Невинная… Как рассвет. Этот васоверг тоже может погубить всех. Я тряхнул головой, заправил волосы за уши и проговорил: – С Фаррдом легко сотрудничать и легко вестись у него на поводу. Кажется, что он не спрашивает ничего дурного, а потом выходит, что сказанными пустяками он убивает и развязывает междоусобицы. И обвинить его нельзя напрямую, ведь все сказанное сказано было не им.

– Точно.

– Ты у него под сапогом.

– Как есть. И поверь мне, человек, никто не поможет мне. – Он вытащил иглу щетинистого кота из подушечки и стал выковыривать остатки пищи между зубов. При этом, что радовало, продолжил беседу: – Он подарил мне этот дом за все секреты, которые я принес ему. Он приблизил меня к старому вождю, и я обрел имя яростного васоверга, хотя никогда не участвовал в ритуале Ярости. Я хорошо жил с такой никчемной силой. И хотел бы жить дальше. Но теперь ему понадобилось мое имя на твоем лбу.

Замолчав, он стиснул кулак и осмотрел меня оценивающе‑презрительно.

– Я видел, как ты готовишься к ритуалу. Ты ловкий и быстрый, но что ты против Дарока?

– У него повреждена рука, – напомнил я.

– Ему не нужна рука против тебя. Поговаривают, он перегрызает противникам глотки собственными клыками, а после умывается их кровью. Весь его двор заставлен трофеями поверженных врагов. А на самый высокий холм во дворе, который хорошо просматривается с дороги, он поставил череп лучшего воина старого вождя и показательно справляет на него нужду.

Я шумно вздохнул, потирая переносицу. Духи Фадрагоса, надоело слышать это все…

– Тебе интересно, как я помогу тебе с Фаррдом, или нет? – спросил у него прямо.

Он несколько мгновений смотрел на меня, а потом махнул, приглашая продолжать. И я не заставил долго ждать.

– Не ставь мне метку. Подготовь меня. Обозначь штрих белой краской. Так у вас делали в древности, позволяя сильнейшему из чужой расы без покровительства пройти на священную землю.

– Фаррд не одобрит.

– А ты не говори ему. Пусть узнает потом. Если я проиграю с безымянной меткой, он найдет тебе применение и позволит еще пожить. Если я проиграю с твоей меткой, Дарок поставит твой череп на самый высокий холм в своем дворе уже к рассвету.

Его продолжительный выдох походил на утробное рычание. Однако он быстро сдался.

– Зачем ты ищешь смерти? – спросил он, будто пытался убедиться в твердости моих намерений.

– Я не ищу ее, – с готовностью заявил я. – Я не проиграю этот бой.

– И что ты сделаешь, когда победишь? Ты получишь себе в услужении многотысячное войско. Какое‑то время васоверги будут подчиняться тебе, но потом яростные начнут бросать тебе вызовы один за другим.

Ему бы такую предусмотрительность в молодости. Возможно, теперь не пришлось прислуживать Фаррду ради роскоши в Васгоре при ленивой жизни.

– Не заглядывай так далеко. – Я улыбнулся, понимая, что не готов сделать этого васоверга полноценным союзником. Ему всего знать нельзя. – Для начала я выйду победителем из круга.

* * *

Последующие дни пошли веселее. У нового знакомого появились азарт и кроха веры в меня. Видимо, ему хотелось впечатлить Фаррда и обзавестись в будущем влиятельным знакомым, если вдруг я одержу победу. И мысль собственной безнаказанности приободрила его. Именно он насел на Фаррда и вынудил того отыскать мне пару крепких воинов. Они приходили после утренней молитвы, поднимались на уступ и боролись со мной. Сначала посмеивались, оскорбляли, заигрывали, будто перед ними девчонка. Потом наглотались крови с пылью.

Спустя четыря дня мы ушли из Васгора далеко в пустошь. Выживали день и ночь. Боролись между собой до усталости, а рассветами молились.

Новые приятели помогли отточить ловкость, позволяющую в одно мгновение оказаться вблизи менее проворных противников и так же быстро уйти. Подскок – удар – уход.

У новых приятелей тоже имелся зуб на Фаррда… И в отличие от молодого васоверга, оставшегося в родовом доме на скале, эти воины уважали себя. Поэтому я посвятил их в свои планы полностью.

– Сюда дави! – рявкнул громила Хар, лежа подо мной и сжимая до хруста мой кулак в своем. – Сюда! Сильнее!

Рукоять кинжала давила в грязную шею: навершие – выше кадыка, основание – ниже, костяшки пальцев упирались прямо в кадык. Хар требовал, но сам кривился от боли.

– Еще, человек! – подтрунил Ронм, наблюдающий за нами со стороны.

Тени в ямке на шее сгустились, серое лицо Хара приобрело красный оттенок, из горла вырвался хрип. Я стал выжидать и наблюдать. Через несколько секунд Хар выпустил мой кулак и сразу ухватился за запястье. Попытался отвести мою руку, но столкнулся с сопротивлением. Длинные рога, прижатые к земле тяжелыми телами, сковали воина целиком. Он не мог пошевелить головой. Попытался дернуть ногами, но рога сильнее впились в спину и опасно заскрипели – одно неловкое движение могло сломать их. Свободной рукой Хар похлопал меня по плечу.

– Я хочу знать, как долго он пролежит в таком состоянии и все ли из сказанного поймет.

Хар ответил мне сипением. Ронм высморкался на землю, прошелся вокруг нас. Произнес лениво:

– Он крепче многих братьев. То, что убьет Хара в несколько мгновений, Дарок выдержит без труда.

Я убрал руку. Васоверг жадно схватил воздух ртом и положил ладонь на свою шею. По его вискам бежал пот, белки глаз покраснели. Стараясь не причинить ему вреда, я слез с него и поднялся.

Пустыня вокруг оазиса пылала знойным маревом. Песок и каменная крошка скрипели на зубах, кололись под одеждой.

– Вы обещали показать, что делать с его руками.

– Покажем, – сказал Ронм, пока Хар приходил в себя. – Плети – наше оружие, наша врожденная сила. И наша же слабость. Прием недостойный, подлый, поэтому васоверги им не пользуются, но ты человек и…

– Я не брезгую подлостью.

* * *

В Васгор мы вернулись к началу всеобщей подготовки к ритуалу. В этот период васоверги изменяли рацион: снижали объем твердой пищи, но в тот же момент ели то, что придавало как можно больше сил. Тренировки, напротив, ожесточились и усилились. Все понимали, что путь к почету стелется через множество смертей. Каждый понимал это и не хотел оказаться в числе убитых.

От васоверга, чья крыша дома стала нашим пристанищем, мы скрывали детали дела. Все обсуждения моего плана остались сказанными далеко в пустыне. В Васгоре, для тесного круга знакомых, я всего лишь гордый смертник, возомнивший, что смогу убить Дарока.

Накануне ритуала Ронм и Хар тихо наставляли меня, повторяя хитрости, которые я уяснил и с первого раза. Оба васоверга совсем не волновались о себе, но, разглядев во мне способность убивать и отвоевывать свое, приняли меня за собрата. Им не хотелось видеть мою смерть в ритуальном круге.

В свете Луны я подошел к окну и высмотрел вдали черные ворота. Долгие мгновения следил за еле уловимой игрой рыжего света в крохотных окнах. Мне чудились тени то Архага, то Норкора, то Гахсода, то Дарока.

После заката Дарок убьет меня, и тогда Ронм и Хар выслужатся перед ним – сообщат, кто провел меня на священную землю. Это планировал сделать сам я, прямо в бою, но пусть внезапные союзники получат свою награду. В любом случае Дарок не оставит Фаррда после этого в живых. Либо…

Либо я сумею сторговаться с Дароком.

– Эта тварь должна заплатить за все, – приблизившись ко мне со спины, едва слышно произнес Хар.

Я сжал кулаки и сказал то, в чем был убежден:

– Утихомирь ярость, брат. Судьба Фаррда уже решена.

* * *

Впервые о ритуале я услышал от Кхангатора. Викхарт живописно рассказывал мне и Вайли, какое таинство заключает в себе все от начала голодания до пролитой крови в ритуальном кругу. Трудно после долгих дней голода и изнурительных тренировок просидеть от рассвета до заката под палящим солнцем. Видеть воинов перед собой, помня, что один из них с наступлением темноты попытается убить тебя и, если ты не достаточно соберешься с силами, наверняка убьет. И раз ты оказался на священном плато васовергов, значит, твоя жизнь неоднократно толкала тебя в скверну. А память… Память пробуждает самое темное, стоит тебе только остаться наедине с собой.

Голод, страх за жизнь, убийство невинного животного, кровь, снова жертва – снова кровь. Ярость не может дальше спать после того, как Солнце весь день прожигало тебя насквозь. Жар дня, проведенного в заточении худшего из всех острогов – в заточении с самим собой, внутри себя и в темных закоулках памяти, – разожжет пламя злобы, даст силу к бою насмерть и к желанию убивать. Естественно, если есть чему разгораться.

Кхангатор рассказывал, что нередко люди, фангры и эльфы не дожидались боя. Не дожидались даже ночи. Поднимались со своих мест засветло и под беспощадным надзором Солнца прыгали со скалы.

Я слышал о ритуале от Кхангатора многое и был готов к нему.

Затемно, после несложных процедур, я, Хар и Ронм взяли своих жертв, обмолвились несколькими словами и направились к дороге. Васоверги многочисленной толпой шли по ней, не смея нарушить остаток спокойной ночи голосами. Для половины из нас эта ночь была последней.

Вереница событий потянулась, как и эта толпа к священной земле, – тихо, с обыденным хладнокровием, но с чувством назревающей бури и скорого конца. Я постоянно высматривал Дарока в толпе. Надеялся, что все пойдет по плану, и запрещал себе беспокоится, что замысел провалится. Беспокойство больше касалось Ани. Я рассказал о ней Фаррду, и он сделает все, чтобы разыскать ее. Но я верил, что Вестница станет его слабостью, пробудит в нем жадность, и та погубит его. Он будет медлить с поиском, будет заинтересован в том, чтобы как можно меньше существ знали о Вестнице. И для начала он устранит опасного конкурента – Дарока. А Аня… Она должна уметь сама постоять за себя. Если ее не нашли до сих пор, значит, за нее можно лишь порадоваться. Она жива, она нашла себе интересное дело, она…

Разъедает сердце тоской.

Я тряхнул головой, прогоняя воспоминания о ней. Иногда мысль, что меня могут убить, пугала меньше, чем мысль о нашей встрече. Что мы скажем друг другу? Как она посмотрит на меня? Вдруг у нее уже кто‑то есть.

Дарока я увидел при подъеме на плато, но намеренно на глаза ему не показывался. Обменявшись последними взглядами со спутниками, выбрал себе место поодаль от будущего соперника. Дарок вошел в круг, снял с себя куртку: правая рука с виду выглядела здоровой. Архаг заслонил собой Дарока, готовясь к ритуалу, и я последовал его примеру. Понимая, какой зной будет в полдень, снял с себя куртку. Утренняя прохлада мигом пробралась под рубаху, легкий озноб тронул кожу. Усаживался я долго – расчищал ладонями камень под собой от песка и крошек. Двигаться потом никто не запрещал, но васоверги посчитают смену позы за слабость. На ритуале выдержка должна проявляться во всем и при всех невзгодах.

Устроившись удобнее, разложил ритуальные предметы по местам. Окинул двух жертв взглядом и прижал зайца к земле крепче. Вот‑вот Солнце озарит Шиллиар – и все начнется.

Архаг уселся, и за ним стал виден Дарок. Как только луч света забрезжил на Краю мира, предвещая рождение Солнца, Дарок взял ритуальный кинжал и поднес его к зайцу. Правая рука издали не вызывала вопросов, если бы не странная поза. Чтобы согнуть руку, Дарок едва заметно приподнимал ее в плече и отводил от себя в сторону. Не глядя на свою жертву, я поднес клинок к ней. Лишь окинул беглым взглядом, чтобы убить быстро и безболезненно, и снова стал следить за Дароком.

Кровь пролилась.

Дарок сразу опустил руку, быстрым движением укладывая кинжал плашмя и прижимая его ладонью к земле. Он старался скрывать, но я видел, как ему трудно владеть рукой. Она слушалась его, но недолго.

Я отвернулся. Свежая кровь заблестела в лучах рассветного Солнца. Я подставил ладонь, набрал горсть и провел по лицу. Набрал еще горсть – выпил. Взглянув на Солнце, не смог обратиться к нему. Память подсунула заветы, которые на деле оказались пророчеством. Я прищурился. Яркий свет ударил в глаза, и на них выступили слезы.

И живут они слепо…

Сглотнул, вспоминая с самого детства вбитые в голову духами слова об истинной свободе – свободе от привязанностей и эмоций. Истинная свобода – дар и проклятие. Духи объясняли, что…

…свобода рождается с существом.

Дарует ее чистота разума и зрения. И истинная суть мира является свободному существу открыто. Но чистые, не защищенные духами, они впускают в себя чувства окружающих, перенимают их. И с первыми чувствами чужая скверна пачкает им глаза, крадет способность зреть. Чужие взгляды ослепляют их, как Солнце. И живут они слепо…

И я ослеп, когда впервые впустил ее чувства в себя. Тогда она плакала у священного кольца, потому что я обманом разлучил нас с ее друзьями и отправил их в опасный регион. Обида Ани была так сильна, что я искренне обиделся в ответ. Бестолково, бездумно. Просто впитал ее чувство и отразил, как гладь озерной воды отражает солнце в ясный полдень. А потом медленно приходило понимание ее обиды. И ее надежда и вера, которые она возлагала на меня, вызвали приятные чувства. Будоражащие, терпкие, пьянящие, как вино. Разве мог кто‑то так слепо доверять Вольному? Она смогла.

Тогда я боролся с ростками этих чувств. Помнил заветы, понимал, чем все закончится. Но хотел еще… Как те бедняги, кто привыкает к опию. Их словно мучает жажда и голод, мешающие думать о чем‑либо другом. Но сколько бы они ни пытались утолить голод, он лишь усиливается и не проходит. Вечный голод…

Вечный голод истощает их, но не видят они, оттого бессильны. Точит он радость, освобождая место тоске. Тоска отравляет разум, и он, заболевший, толкает на вероломство.

Я хотел ее ревности, но не хотел слепнуть. Не хотел вникать в ее чувства, но вникал. Повторял про себя заветы всякий раз, как наблюдал за ней. Живой, доверчивой, наивной – ослепленной чувствами. Ненавидел ее за это, но не мог осуждать. Наверное, все было бы иначе, если бы она, как и другие, видела во мне только Вольного. Но она губила меня, пока я позволял, упиваясь пьянящей сладостью чувств.

Эмоции губительны усладой своей. И нет от них убежища и спасения. И лишившись защиты духов, с первым вздохом, обречен Вольный, как обречены безвольные. И бесстрашие будет даровано Вольному, сумевшему погубить проникшие в разум споры эмоций.

Не сумел. И боялся за нее, как никогда ни за кого не боялся. До знакомства с ней, я не думал, что существует страх, отбирающий способность мыслить.

И обретет силу Вольный, не поддавшись тайным желаниям тела.

Я хотел ее. Ревновал, любил, ненавидел, желал, желал, желал…

И велика награда Вольному, прошедшему путь, не ослепнув и не позволив ростку жадности пустить корни, ибо с ней приходит вечный голод.

Он не прошел до сих пор…

Я сбрасывал Аню в реку Истины, думая, что люблю ее. Со страхом, что, возможно, никогда больше не увижу. А когда увидел, что она вылезла из воды невредимой, хотел обнять. Но не мог. Вода разъела бы мне плоть и, скорее всего, убила бы. И я разозлился… Разозлился, не зная, как объясниться с ней. Как сказать ей, что рискнул ею, ради дара, которого не увидел. Думал, он очнется сразу. Он не очнулся, а я не объяснился. И снова ее обида, разочарование во мне, недоверие, боль… Я впитал их. Впитал и отразил. И осознав, сбежал.

А потом тосковал по ней. Спасался лишь мыслями о Фадрагосе и постоянными делами. Ведь…

…голод этот неутолим. Растет он с эмоциями и растит тоску по ним. И лишь одно спасение от него – время.

Время Вольного бесценно.

Я отдавал его ей. Отдавал больше времени, чем мог себе позволить. Ничего не мог с собой поделать. Постоянно хотелось ее чувств! Всех чувств: ревности, злости, разочарования, страха, желания, любви, нежности, жалости – всего. Я упивался ими до головокружения, но мне было мало. Я… полюбил ее.

Нельзя было любоваться закатом в ее глазах.

Пылает Солнце, бросает отблески, отогревает эмоции. И побеждают они Вольного, уводят с истинного пути: плодят сомнения, отравляют разум и селят скверну в сердце.

Я ослаб, очаровавшись ею.

И руки перестают подчиняться ему.

Сдался перед ее лаской и нежностью. Позволил потоку ее чувств хлынуть в меня. Разделил с ней все: ее радость, ее боль… Я горевал вместе с ней, я веселился ее счастьем, я любил и ненавидел мир ее сердцем.

Мои ладони обратились в решето, и время посыпалось через них, как песчинки. Я почти не следил за ним, тратя все его на нее. Я добровольно стал безвольным еще до того, как спас Фадрагос.

Прости меня, Солнце, за это. Я жил со скверной в разуме и шел на поводу безвольной. Я выполнял миссию вопреки свободе и лишь с помощью ее чувств. Нет, не ее. Наших общих.

И ярость во мне не пробудить. Не старайся. Мною движет не она.

Я сжал кулаки, опуская ниже голову. Ничего. И в этот раз справлюсь лишь желанием спасти и защитить. Прости меня, я убью под взором Луны и после твоей смерти, но тебе придется проводить душу к корням Древа жизни.

Я думал, будет сложнее. Думал, что буду терять разум во время зноя. Был уверен, что мысли об Ане и произошедшем с нами будут причинять невыносимую душевную муку. Наверное, я боялся этого. Но к середине жизни Солнца я снова вздохнул с облегчением. Второй раз за долгие периоды.

В первый раз облегчение пришло, когда я принял решение уйти из отчего дома. Теперь… Когда подумал, что Аня может не принять меня. Какие у нее могут быть для этого причины? Она позабыла обо мне и разлюбила – тогда у меня будет возможность напомнить о себе и добиться ее. Либо другая жизнь, другой мужчина, семья… Возможно, она сумела отойти от скверной жизни, выйти из западни воспоминаний. Строки ее письма ясно дают это понять. Жить, не оглядываясь… Она сумела достичь этого. И если так, то я оставлю ее раз и навсегда.

К закату накатила легкая усталость. Хотелось быстрее все закончить, выяснить и, наконец‑то, понять, как придется жить дальше.

С последними лучами Солнца над священной землей разнеслась песня. Песня о последнем пути во тьму, о славном перерождении и чистоте Ярости. Я тихо поддержал сложное пение на втором куплете, вместе с остальными провожая Солнце к корням Древа жизни. Рассудок очищался от раздумий о жизни, разделенной на две схожие дороги. Из мыслей легко уходило все, кроме Ани. О ней я думал намеренно. Да и не мог иначе.

Бедное животное, измученное дневной жарой, не сопротивлялось. Завалилось на бок у моих ног, вывалив язык и задыхаясь. В темных глазах, обрамленных длинными ресницами, умирало Солнце… И я оборвал жизненные мучения быстро. Кровь наполнила желобки, потянулась по ним, как нити. Я умылся ею, глотнул и сразу сплюнул остатки. Выцепил взглядом Дарока и постарался больше не выпускать его из виду.

Прежде, чем встать, приходилось разминать ноги. Сумерки стремительно завладели окружением, и в них замелькали огромные тела. Лишь красное марево на горизонте позволяло разглядеть камни и множество тел зверей, принесенных в жертву.

Ронм подошел ко мне, оттесняя верзил широкими плечами и наматывая плеть на руку.

– Я закрою тебя собой.

– Где Хар? – поинтересовался я.

– Внесет смуту в толпу. Скажет, многим что у Дарока на примете особый противник.

Я кивнул, стараясь следить за толпой. Она сгущалась вокруг круга, выделенного под сражения. Мы с Ронмом потянулись следом за всеми.

Фаррд сказал мне, что Дарок на этом ритуале хочет убить очередного претендента на место вождя. Сказал, в обмен на секреты о Ронме и Харе, которых подослал ко мне и тоже привязал к себе чужими секретами.

На самом деле желающие занять место вождя менялись от ритуала к ритуалу. Менялись по желанию Фаррда и с его помощью. Будучи Вольным я пришел к нему с готовностью продать любую информацию, если взамен получу весомую помощь. Ради миссии я рассказал о Кхангаторе все, что знал. И Кхангатор не заставил ждать себя. Его викхарты отыскали меня, привели к мудрому вождю, и тот рассказал мне, что потребовал от него Фаррд и что он представляет из себя.

Это был лучший информатор во всем Фадрагосе. Для меня, как для Вольного, тогда его ценность лишь выросла. Для спасения Фадрагоса мне нужны были такие, как он. Но теперь… Теперь я хотел уберечь более ценную особу. Не будь ее в Фадрагосе, я бы позволил ему захлебнуться в крови.

В этот раз молодой воин, подосланный Фаррдом, покусился на святое – стал самим преемником старого вождя. Этого Дарок никому спустить не мог. Знал бы он, что к следующему ритуалу Фаррд займет его кем‑нибудь новым… Он сделает все, лишь бы распри, являющиеся способом заработка и жизни информатора, продолжались. Тем более ритуал Ярости давно стал чем‑то большим, чем просто доказательство силы и прореживание рядов воинов от слабых и никчемных. Теперь это еще и поединок, где решался вопрос власти.

Вонь васовергов перебила мою вонь. С ней я уже свыкся, как свыкся со многим. С невозможностью глотнуть чистой воды, с жизнью на камнях и в пыли. С жизнью без Ани. Но последняя привычка превратила меня в живого смертника. Без нее моя ценность жизни стала призраком. Все последние периоды, как и писала Аня в своем письме, я грелся воспоминаниями и тешил себя ложными надеждами, что все само собой наладится. Вот только так не бывает. Если чего‑то хочешь, надо это завоевывать.

Ронм прятал меня от алчных глаз васовергов, ищущих кого послабее. В тесном круге одна пара противников сменялась другой. Последние падали, поскальзываясь на крови. Глаза привыкли сначала к сумеркам, потом – к темноте. Луна смотрела на нас свысока. Холодная, неприступная, познавшая высшее таинство, дарующее свободу – равнодушие. Но и у Вольной Луны была своя слабость. И пока ее слабость жила, Луна пряталась в ее тепле и свете.

И мне тоже необходимо мое Солнце.

Оперевшись рукой на плечо Ронма, я привстал на носках, когда знакомый силуэт вошел в круг. Присматривался внимательнее, боясь ошибиться.

– Это он, – подтвердил Ронм мои догадки и оскалился. – Тебе пора, человек. Пусть ярость Солнца даст тебе сил и позволит твоей задумке свершиться!

Скинув мою руку с себя, он от души хлопнул меня по плечу. Я не тратил время на прощание. Опасаясь опоздать, активно проталкивался через воинов. Помедлил, когда приветственный свист затих окончательно. Без сомнения – большая часть присутствующих, даже из числа врагов, считались с Дароком. Он не спешил выбирать врага, как и преемник старого вождя не баловал его уважительной поспешностью. Они смотрели друг на друга, задрав головы. Дарок – стоя по центру круга, залитого кровью; преемник старого вождя – в первом кольце воинов.

Дарок стал приподнимать правую руку, с явным намерением указать на выбранного им противника. Я стремительно вошел в круг и на всякий случай сразу отошел к толпе. Очерчивая внутреннюю границу круга шагами, решил еще раз присмотреться к Дароку. Не мешало вблизи оценить его способность владеть рукой и двигаться. Первые удивленные возгласы донеслись отовсюду, но не сбили с пути. В мыслях был привычный холод Вольного: передо мной стояла ясная цель, ради которой я готов отдать все, что у меня есть.

Дарок так и не поднял руку до конца, лишь приподнял немного. И стиснул кулак. Смотрел на меня удивленно и брезгливо, словно не верил собственным глазам.

– Волчонок, – прочел я по толстым губам.

И снова уставился на руку. Ровно в этот миг ее охватила дрожь. Не больше десяти секунд прошло, как одолела слабость. Под ногами скользко от луж крови. И васоверг тяжелее меня. Менее ловкий и поворотливый…

– Здравствуй, Дарок, – поприветствовал на общем языке, медленно заходя ему за спину и вытаскивая кинжал из ножен.

Он стоял неподвижно. Рога мешали сильно ворочать головой, но они же защищали спину от режущих ударов.

Толпа загудела, требуя Дарока убить человека. Они хотели избавиться от меня быстро, как от мухи. Кричали об этом на языке васовергов. Сначала неуверенно, боязливо, будто сами опасались вызвать на себя гнев будущего вождя, но постепенно смелели.

Я завершил круг и снова мог видеть лицо Дарока. Глаза цвета стали, шрам рассекающий лицо… В груди чувствами шевельнулись отголоски ожившей памяти. Как мог я допустить все то, что было между ним и Аней? Ее кровь, синяки, побои. Как забыть?

Просто нужно помнить, что сама Аня важнее мести.

Я тряхнул волосами и сразу же свободной рукой заправил прядь за ухо. Склонил голову к груди, готовясь к бою. Медленно занял выгодную позицию. Дарок и не заметил. Морщился, глядя на меня. Его плети лежали на земле, пачкались в крови, местами утопая в ней полностью.

– Я не откажу тебе в быстрой смерти, безумец, – первое, что произнес Дарок на общем языке. Произнес негромко, будто не хотел, чтобы его слышали за пределами круга. Затем фыркнул и обратился уже ко всем. Обратился с насмешкой, высокомерно: – На лбу человека белый росчерк! Какой‑то слабак посмел спрятаться за ним! Вы понимаете, братья мои, что это значит?

Толпа загудела; я нахмурился. Дарок раскинул руки.

– Это означает, что среди нас завелась жалкая падаль! Он пользуется чужими руками, чтобы избавиться от меня! Он боится меня! И чьими руками он хочет убить меня?! Человеческими! Посмотрите на этого глупого малыша! Наверное, он даже не понимает, к чему его принуждают! Скажи мне, добрый человек, чем тебе угрожали, раз ты вытерпел сложнейший ритуал и вышел против меня! Расскажи нам, кто поставил тебе безымянную метку?

Я скривился, слушая громкую речь. В ней звучало оправдание. Возможно, еще извинения. Он пытался отмазать меня, облагоразумить. Подсказывал, что я могу обвинить того, кто привел меня сюда, включить простака и идиота, и тогда, возможно, уйти отсюда живым. А если не удастся вывести меня со священной земли живым, то он заранее просил прощение тем, что сделал все, что в его силах. Он пытался спасти мне жизнь. Выходит, поход, несмотря на наши разногласия, сблизил нас. Мне приятно – глупо это отрицать. Но я пришел не за этим.

– Заткнись, великий будущий вождь! – вскинув голову, крикнул на васовергском языке, чтобы понял абсолютно каждый. Дождался мертвенной тишины, посмотрел в ошалелые глаза Дарока и с улыбкой добавил: – Или ты не такой свирепый и бесстрашный, как о тебе ходит молва? Струсил перед человеком? Это ты правильно. – Играюче подбросил в руке кинжал. – О таком, как я, вы еще не слышали!

Дарок медленно побледнел и стиснул клыки. Он склонил голову в вежливом приветствии и тихо произнес на общем:

– Как хочешь. – Сплюнул и добавил: – Дур‑рачье!

Я не смутился. Покачал головой, внутренне напрягаясь и готовясь к тому, что из жалости ко мне Дарок решит избавиться от меня быстро.

– Ты просто не знаешь, кто перед тобой, великий вождь! – продолжал я спасать его репутацию. – Поэтому не испытываешь страха передо мной! Но я…

Плеть подняла брызги крови. Рубиновые капли засверкали в свете Луны. Я вложил кинжал в ножны и отпрыгнул в сторону.

Холодные капли упали на щеку и шею. Колено погрузилось в лужу, штаны мигом впитали липкую влагу. Дарок припал на правую ногу, дернул левой рукой. Толпа волной отхлынула от круга. Бритва плети блеснула неровной гранью, и я подставился намеренно. Ладонь обожгло болью, но я сжал бритву. Второй рукой перехватил плеть и дернул быстро, резко, немного вниз – как учили Ронм с Харом. Большая часть толпы наверняка даже не успела увидеть произошедшее, но если и видела, то не пристыдит человека. Мы раса непредсказуемая, подлая, слабая. От нас можно ждать всего. И надо помнить об этом, выходя в бой против людей.

Дарок ссутулился, хватаясь за локоть. Васоверги говорили, что от такого рывка ощущение, будто по локтю ударили молотом. Сводит спину, ноги подкашиваются и слабеют.

В два шага я приблизился к Дароку, схватил вторую плеть и дернул так же. Не останавливаясь, зашел за спину и пнул в поясницу. У него не было шансов. Он лишил себя их еще тогда, когда подумал, что перед ним стоит тот простак из далекой Солнечной, забытой всеми на Краю Фадрагоса.

Спустя миг я сидел на Дароке и, удерживая в кулаке рукоять кинжала, давил на горло. Навершие рукояти упиралось под подбородком, вынуждая запрокидывать голову, основание – в ямку, лишая воздуха, костяшки пальцев опасно нажимали на кадык – уязвимое место для всех живых. В жизни Вольного Кхангатор в бою ударил меня по нему – не достаточно сильно, чтобы убить, но достаточно, чтобы научить раз и навсегда защищать горло от ударов. После той травмы я лишился голоса на несколько недель, а когда он появился, то был сиплый, как у старика. В жизни деревенского паренька мужик, подаривший мне рождение, швырнул меня на кучу поленьев. И я упал горлом на выступ. Едва не потерял сознание, а потом так же не мог говорить несколько недель. Когда сумел, голос подростка был хриплым, надломленным, как у взрослого мужчины, болеющего недугом.

Молчание вокруг звенело. Чудилось, будто его можно было пощупать, вдохнуть. Но я не позволял себе расслабиться. Дарок трогал мои плечи, шею, лицо… Пытался дотянуться до глаз, наверняка надавить на них, но руки были ослаблены подлым приемом. У меня было время, чтобы донести до него свое главное требование. Уклонившись от его руки, перепачканной в чужой крови, я склонился над ним и проговорил резко и отчетливо:

– Не ищи ее!

Отвернулся вовремя – мокрая пятерня мазнула по щеке. Влажный след охладил кожу. Тряхнув головой, я проговорил:

– Я пришел не убивать тебя! Выслушай меня!

Дарок оскалился, но дергаться перестал. Из его груди вырывалось хриплое дыхание; крепкие рога скрежетали по мокрому камню. Наверняка, больно давили в лопатки. Я осмелился сбавить давление на горло. Дарок опустил правую руку в лужу, левой вцепился мне в плечо. Я стиснул зубы, но не стал вырываться – понял, что васоверг лишь хочет показать воинам, что просто так не сдался.

Стальные глаза ловили холодный свет Луны, волосы серебрились на висках и между рогами, остальные, впитав в себя кровь, потемнели. Дарок пытался посмотреть на меня, но не мог изменить положения головы.

Я тихо повторил:

– Не ищи ее.

Он поморщился. Кадык под моим кулаком пришел в движение.

– Все из‑за девки? – донесся до слуха еле уловимый хрип.

– Все ради нее.

Дарок коротко глотнул воздуха. С трудом, совсем кроху. Я расценил его бездействие, как смирение и принятие главного требования. Сказал, вкладывая в тон просьбу:

– Доверься мне, Дарок, и я сделаю тебя вождем. Поверь мне, как Гар’хорт поверил когда‑то человеку. И пусть тот человек, остался позабыт вождем и всем миром, поверь мне, он сделал многое, чтобы Гар’хорт вознесся. Я вознесу тебя. Я дам тебе то, что ты желаешь. Только доверься мне. Позволь человеку удивить тебя. Духи Фадрагоса, просто доверься мне! – Я не знал, какими уговорами убедить его. Облизав пересохшие губы, добавил: – Доверься, как доверилась бы мне Асфи.

Быстро слез с Дарока. Он мигом перекатился на бок и попытался встать, но застыл на корачках. Ему не хватало воздуха. Я пользовался этим промедлением и проявлением слабости. С гордо поднятой головой прошелся вдоль толпы, с любопытством рассматривая воинов. Многие из них выглядели растерянными, а кто‑то – довольным. Еще бы… Как мог прославленный воин, претендующий на место вождя, проиграть какому‑то человеку? И если теперь Дарок убьет меня, то все будут помнить обстоятельства его победы. Ведь я смотрел на всех, словно победитель, расхаживая по участку, залитому кровью, а Дарок в это время горбился, упираясь руками в землю.

Замечая краем глаза, как он поднимается, я развернулся. Быстро подошел к нему и под напряженными взорами его приспешников сел на землю. Беспечно. Будто присел отдохнуть на поляне. Когда Дарок выпрямился и хмуро посмотрел на меня, я вежливо склонил голову и протянул ему кинжал.

По толпе пробежал ропот.

– Ты недооценил противника, великий воин! – произнес я. – Уверен, если бы ты отнесся к моим предостережениям и ко мне с серьезностью, то я бы проиграл тебе! Я пришел сюда, чтобы впечатлить тебя и попросить твоего покровительства!

Воины вокруг загомонили с новой силой. Я чувствовал взоры на себе. Разные: жадные, брезгливые, недоуменные, цепкие…

– У тебя нет выбора! – в этот раз я подобрал слова на драконьем языке.

Возможно, ошибся в трактовании, но многие руны должны были передать смысл.

Дарок прищурился, разглядывая меня с подозрением. Набычился словно мсит и произнес тоже на драконьем:

– Ты другой. Что девка подарила тебе?

Я долго молчал, размышляя верно ли перевел вопрос. Потом медлил, потому что никак не мог подобрать верных слов. Мои познания древнего языка заканчивались на рунах, произношение было совсем слабым. Ответил на общем:

– Она сказала мне, кто я. – Стер улыбку с лица и поторопил с решением, подталкивая к верному действию: – Мой лоб остался без имени, великий Дарок! Я принимаю твою силу и прошу твоего покровительства. Поставь мне метку своего дома, если принимаешь меня, и укажи на того, кого считаешь достойным зваться твоим врагом! Сделай то, что требуют ваши давние традиции. Позволь мне доказать тебе свою силу, а другим показать, что моя сила – продолжение твоей! Мои руки – продолжение твоих рук. Убей своего врага моим оружием!

Дарок медлил. Сталь свирепо блестела в глазах, глубоко посаженных под бровями. Шрам рассек лицо сильнее, толстые губы кривились. Наконец, кулаки разжались. С моей ладони исчезла тяжесть кинжала. Дарок одним росчерком порезал себе пальцы и подождал, когда на них выступит кровь. Через несколько секунд она потекла по руке, а спустя мгновение я закрыл глаза, чувствуя мокрые прикосновения ко лбу.

– Я принимаю твою силу, дитя Ярости и Солнца! – Дарок указал на преемника старого вождя и произнес. – Вот твой враг!

Склонился ко мне, возвращая кинжал, и добавил тише:

– Сдохнешь – я насажу твой труп на площади Жатвы на самое видное место. Всю Луну будем терзать его и резать на лоскуты.

Я нахмурился. Дождался, когда он отойдет, и поднялся. Выбранный васоверг, как и многие другие, выглядел изумленным. Но изумление быстро сменилось готовностью принять бой. На отвратительном лице даже виднелось предвкушение легкой победы. Я догадывался, какими путями заплутал его разум. Наверное, он услышал мои слова, что Дарок попросту недооценил меня, и считал, что не допустит этой же ошибки.

Наивный.

Когда‑то Аня просила научить ее драться. Я отказывал ей, понимая, что дерусь плохо. Несравненно лучше я убиваю. А драки… Драки для дураков, у кого есть время махать кулаками бесцельно.

Я шагнул в сторону, занимая позицию против нового противника. Сжал кинжал крепче и, придавая взору беспечности, старался следить за малейшим движением воина. Он двигался осторожно и тоже наблюдал за мной. Пытался предугадать нападение или выбрать лучший миг для него. Я не двигался. В отличие от прошлого поединка, в этом от меня не требовалось ничего сложного, кроме терпения. Убивать я научился раньше, чем нормально говорить.

Васоверг сделал пробный взмах, и я легко уклонился от него, просто отступив в сторону. Когда‑то мне приходилось бороться за жизнь против нескольких противников, в числе которых были и сильные викхарты, кому подчинялись великие духи разрушения. Теперь передо мной был васоверг, не предполагающий, что перед ним может стоять Вольный.

Он ударил снова, метя рассекающим ударом в шею. Я пригнулся, пропуская бритву над головой, и бросился вперед. Васоверг, оценил опасность верно – склоняясь мне навстречу, быстро прикрыл предплечьем живот, грудь и шею.

Оставил открытыми глаза…

Я полоснул по ним сверху вниз, не сомневаясь в остроте клинка. Два стремительных движения – меньше секунды. И я отпрянул обратно ближе к гомонящей толпе. Несколько секунд обреченный васоверг еще не понимал произошедшее. По его лицу потекла кровь, заливая порезанные глаза, и он моргал, стискивая плети в ладонях крепче. Было ощущение, будто он пытался сморгнуть паутину с глаз. Я не знал, бывает ли боль при таких ранах, не знал, что он почувствует, но предполагал, что ему вот‑вот станет невыносимо страшно. Я ждал этого.

Васоверги вокруг загомонили громче, заулюлюкали, засвистели. И раненый воин потерялся в пространстве полностью. Беспомощно выставив руку перед собой, стал щупать лицо, брови, скулы – трогал все, кроме глаз. Словно боялся, что кошмарная догадка оправдается.

Когда стиснул клыки и согнулся, закрывая лицо руками, я опять приблизился к нему. Это был тот самый момент, которым нужно было пользоваться. Помедлю немного – опоздаю. Наверняка воин начнет мстить, беспорядочно размахивая плетями и разъяренно защищая свою жизнь. Все еще растерянный, обескураженный, он был уязвим, как несмышленый ребенок. Мне ничего не стоило просунуть кинжал под толстую шею и порезать ее. Кровь хлынула на сапоги васоверга. Он стал зажимать рану одной рукой, а второй, опомнившись, слепо рыскать вокруг себя. Я только отдалялся от него, не смея отворачиваться до того, пока он не упадет замертво. Врагов нельзя недооценивать, даже если те смертельно ранены.

Постояв несколько долгих секунд, согнувшись пополам, васоверг повалился в лужу крови. Воодушевленные смертью васоверги приветствовали меня свистами и поздравляли Дарока. Другие, кому не терпелось продолжить испытание, подхватили мертвеца и потащили к краю плато. Вскоре тело будет лежать далеко внизу.

Я остановился возле Дарока и, глядя ему в глаза, проговорил:

– Фаррд провел меня сюда.

– У него нет на это права, – усомнился в моем признании Дарок. – Он сам ни разу не проходил ритуал Ярости.

Гахсод выступил из‑за его плеча. Его цепкий взор следил за каждым моим движением.

– Хочешь сказать, что эта тварь обманула всех нас?

– Разве до этого он никогда никого не обманывал? – поинтересовался я, озираясь.

Из круга доносились новые выкрики, а мы незаметно оказались оттесненными подальше. Меня обступили Дарок, Гахсод, Архаг и Норкок. За головой последнего васоверга мелькнуло лицо Ронма.

Норкор сплюнул под ноги, сжимая кулаки, и требовательно произнес, обращаясь на своем языке к Дароку:

– Пора покончить с ним! Он позорит нашу расу.

– Он хотел, чтобы я убил тебя, – сказал я Дароку. Дождался, когда он посмотрит на меня заинтересованно, и продолжил: – Поэтому он провел меня сюда. Я бы не хотел обсуждать все это в толпе, но я обещал тебе, что вознесу тебя.

– И ты можешь это сделать? – Серебристые брови приподнялись.

– А ты думал, что я болтал попусту? – Я поморщился. Поманил Дарока к себе, и тот склонился ко мне, позволяя говорить себе на ухо. Вокруг стоял гул голосов, вынуждая повышать голос. – За старым вождем нет никого, кроме Фаррда! Я убежден в этом. Многие связаны с Фаррдом и делают то, что он просит. Взамен он дает им положение. Лживое положение – иллюзию! Старый вождь слаб! И вся его власть – это огромная иллюзия.

– Ты говоришь ересь!

– Проверь это! – Я хлопнул Дарока по плечу. – Если Фаррда убью я, сколько мне придется пережить вызовов на бой? Ну! Массу! Сотню! Тысячу! Его место для многих васовергов – лакомый кусок! Поэтому я не убиваю его. Мне дорога моя жизнь. Точно так же думают другие васоверги! И все терпят Фаррда и ждут, когда кто‑то подставится вместо них!

Вцепившись в рукав его куртки, я потянул его на себя, привлекая больше внимания.

– Если Фаррда убьешь ты, кто осмелится бросить вызов тебе и оспорить его место с тобой?

Дарок фыркнул изумленно.

– Пусть найдется такой дурак! Я хочу посмотреть на него!

– В этом все и дело. Убей его собственными руками! Казни этой же Луной! Может, ты и не поверишь мне, но срубив лишь ему голову, ты обезглавишь многоголового монстра засевшего в Васгоре! Многие васоверги разбегутся кто куда. Многие сразу же перейдут на твою сторону! Другие этой же Луной притащат тебе старого вождя живьем!

Дарок думал недолго. Хмурясь и стискивая клыки, посмотрел на Гахсода, слушающего нас внимательно, и кивнул ему.

* * *

Эта ночь была неспокойной. Яростные васоверги омывали улицы города кровью слабых. В доме на скале стояла гнетущая тишина.

Его владелец встретил меня воодушевленно и удивился, когда вслед за мной внутрь ворвались Архаг и Норкор. Мне пришлось ждать на плато, пока они не прошли свое испытание боем, а затем вести их к первой нити заговора. Страшное преступление – ставить даже безымянную метку на лоб кому‑либо, когда сам не достоин зваться яростным. Наверное, этой ночью он еще сумеет спасти свою жизнь, рассказывая на площади перед воинами обо всех предательствах и подлостях, к которым принуждал его Фаррд. Жалкую жизнь пощадят, если парень как следует покается.

Теперь же в доме было пусто.

Снаружи доносились звуки. Громкие возгласы, предсмертные крики, глухие удары, свист плетей… Агония иллюзорного монстра.

Дарок велел мне не высовываться. В такой суматохе его же воины могли случайно убить меня. Празднование ритуала не состоялось. Вместо этого яростные васоверги устроили очищение дома от скверны и слабости.

Я стоял у окна и наблюдал за мраком улицы. Ждал, когда новый вождь вызовет меня к себе. Ближе к рассвету над городом бесшумно промчались огромные тени. Они исчезли по направлению той части, где выстроил себе крепость старый вождь. Я понял, что ждать придется дольше.

С восходом ветер принес запах гари. Не удивлюсь, если дракон Кхангатора оставил свой след в этой битве. Еще через полчаса дым заполз в дом и быстро заволок комнаты. Я собрал вещи и покинул пристанище.

Сбежал по крыльцу, глядя на ранние тени и свет солнца, создающие собой причудливые фигуры. В одной тени, залегшей в укромном месте скалы, почудились обнимающиеся парень и девушка. Дым, поднимающийся вдали, тоже падал тенью у их ног, будто хотел прикрыть бесстыдство. Я отвернулся.

Но от рассвета спрятаться не мог.

На верхней ступени лестницы остановился. В этот раз чувствовал себя при встрече с васовергамиспокойнее – я был вооружен полностью: за спиной меч, на одном боку кинжал, на другом – топор, в мыслях имя Алурея, в душе вера в свои силы.

Два васоверга, измазанные кровью, бодро поднимались ко мне. Дым щекотал ноздри, заставлял морщиться и щуриться. С каждым мигом от него все сильнее щипало глаза.

– Он чуять, что мы идти за ним!

Ломаный общий говор Норкора позволил мне узнать утренних гостей. Настороженность не прошла до конца, но волнение, что придется снова убивать, отпустило.

– Мы за тобой, волчонок! – На грязном лице Архага блеснули белизной клыки.

Я ответил на их улыбки молчаливым кивком.

По городу носились воины, разбитые по тройкам и четверкам. В домах, где жило обычное население, были закрыты ставни и двери. Через каждые несколько метров можно было разглядеть брызги крови. Запах смерти заполонил собой каждую улочку. Мы быстро двигались в сторону крепости старого вождя. В нескольких местах за высокими стенами клубился черный дым, в другой части все было объято зеленовато‑желтой дымкой.

Архаг оглянулся на меня в тот момент, когда я разглядывал ядовитые испарения дракона.

– Это склад амулетов, – пояснил васоверг, удовлетворяя мой интерес. – Ну… До нас доходили слухи, что там вождь разместил скверну, позорящую истинную силу васовергов. Дарок предлагал его прислужникам сдаться и доказать свою силу в поединках. И он предупреждал, что если кто‑то решит зайти в склад и прибегнуть к скверне в бою, то Хайко плюнет на них. Они не слушали его! Ринулись на склад скопом.

Этот васоверг болтал всю оставшуюся дорогу. Изредка Норкор поправлял его на ломанном общем языке, словно они забыли, что на ритуале я говорил на васовергском. Либо решили, что за небольшой срок я не мог выучить его достаточно хорошо.

На территорию крепости вошли через дыру в стене.

– Хайко так и не научиться нормально приземляться, когда волноваться, – сообщил Норкор. – А бой и дракону волнительно.

– Старый вождь никогда не выходил из крепости? – спросил я, обходя обгоревшую груду досок.

– А зачем ему выходить? – Архаг махнул рукой, ускоряясь и сворачивая к тесным улочкам. – Ему все приносили. Жил, как правитель слабых регионов. Ничего, Дарок напомнит всем, что мы смелые воины, а не изнеженные девицы. Нам сюда. На центральной улице от жара пламени обвалилась земля и дома.

Сама крепость не попала под дым. Ветер относил его в сторону. Толпа васовергов воодушевленно переговаривалась, стоя возле сгруженых в кучу трупов. Они заметили нас и дружно смолкли. С уважением кивнули Архагу и расступились. Мы взбежали по широким ступеням и вошли в арку дверей. Их створки валялись внутри вместе со щепками.

– Ты был прав, человек, за старую мразь почти никто не заступился. Лишь горстка идиотов. Пока часть их кинулась к складу с амулетами, другая – решила дать бой своими руками. Но больше половины собратьев, находящихся внутри, стоило им дослушать речь Дарока, выбросили плети против упрямых союзников. Им не хотелось прислуживать куче старых костей с дряхлой плотью. И многие находились тут совсем по другим причинам. Теперь будем разбираться с каждым!

Лучи рассветного солнца проникали внутрь через бойницы и разгоняли полумрак. На стенах виднелись черепа драконов, головы огромных медведей, волков и пустынных котов. Столы лежали перевернутыми прямо напротив входа, будто ими выстраивали баррикады. Скорее всего, так и было. Архаг и Норкор исчезли за поворотом, и я поспешил за ними.

Лестница привела нас в просторное помещение. Большие зарешеченные окна тянулись во всю стену и открывали вид на весь Васгор. Отсюда казалось, что он горит от Солнца. Яркий свет растворял в себе даже клубы дыма, вьющиеся в нескольких местах. Дарок стоял на небольшой возвышенности в центре зала с кружкой в руке и любовался своим городом. Несомненно, огромная обитель всей его расы теперь принадлежала лишь ему одному. Кожаная куртка, изодранная со всех сторон едва ли не в клочья, лежала в ногах. Если на полуобнаженном теле воина и была его кровь, то давно смешалась с кровью врагов. Порезы виднелись и на мускулистых плечах, и на толстой шее; штаны были с прорехами, и края слиплись от крови. Она же спеклась сгустками и превратила лохмы волос в пакли. Из‑за нее почти нельзя было разобрать черты лица. Лишь глаза сияли на темной маске из смеси красно‑бурой грязи.

Норкор встал ровно за мной, будто опасался, что я могу выкинуть что‑нибудь дурное, и на этот случай собирался быть поближе. Новый вождь склонил голову и покосился в нашу сторону. Архаг выступил впереди меня и отчитался:

– Всех, кто пытался сбежать поймали. Их собирают на площади Жатвы. Мы ждем, когда ты казнишь их! Те, кто сдался добровольно, ждут сортировки. Слабых будут судить воины. Это наше к тебе требование! Твоих воинов. Сильных оставляют для суда тебе. Но суд должен быть публичным!

– Это тоже ваше требование?

Архаг подтвердил. Дарок оскалил в улыбке клыки и повел кружкой в воздухе, поглаживая грудь.

– Пусть будет так! Мои воины заслужили несколько рассветов и Лун празднования! Скрасим его судом. Что с перебежчиками?

– Они приняли твои условия и готовы пройти поединки и доказать тебе свою Ярость! Никто не смеет оспаривать твое положение. – Архаг склонил голову к груди. – Ты вождь, Дарок!

Я не удержал улыбку, глядя на неприкрытое удовольствие васоверга. Серые глаза были наполнены мечтательностью.

– Разыщите Гахсода. Он должен проверять пострадавшие стены крепости. Скажите, чтобы отправил воинов в дома тех, кто сдался и ждет суда. Пока приговор не вынесен, охраняйте владения каждого. Кто‑то из наших собратьев будет оправдан и вернется к себе. Они должны быть приняты нами с должным уважением. Понимаешь, для чего, Архаг?

– Чтобы укрепить союз, а не посеять зерно раздора между нами.

– Я уверен, что когда‑нибудь именно ты одолеешь меня, уже никчемного старика, и станешь вождем. В тебе достаточно для этого ума. – Замолчал ненадолго, с любопытством наблюдая за Архагом. Тот стиснул кулаки, слушая похвалу. – Выберите тех воинов, кто по вашему и по мнению большинства был лучшим в этом сражении. Дома беглецов, этих никчемных слабаков, отныне ваши! Все, что в них, – забирайте и делите между собой разумно.

– Женщины? – уточнил Архаг. – Привести их тебе?

– Не нужно. Разбирайте. У старого вождя их оказалось даже больше, чем я осилю. Видимо, все могущество старика уходило в меч, который не смог защитить его от нас.

Норкор захрюкал со смеху, одобряя пошлую шутку. Я попытался перехватить взор Дарока, чтобы понять, не задумал ли он и дальше требовать Аню себе. Но васоверг упрямо не смотрел на меня. Злил.

– Я выберу себе с десяток его баб. Остальные скрасят праздник. Можешь обрадовать этой вестью тех воинов, кому не достанется наград после этой Луны. Идите.

Архаг оглянулся на меня, но перечить вождю не посмел. И спустя несколько секунд мы с Дароком остались одни. Он не церемонясь отбросил кружку в угол и поморщился, наблюдая, как растекается красная лужа по пыльному полу.

– Сладкое пойло – худшее, что может позволить себе васоверг, – осудил, сходя с возвышенности и направляясь к каменному креслу у окна. Форма спинки предусматривала даже вырез для рогов. Дарок пнул скомканную зеленую штору с золотой каймой, брошенную на пол, и прошел дальше. – Устроил тут девчачьи залы. Совсем ополоумел старик.

Я терпеливо стоял у порога в ожидании более интересного разговора. Дарок поднялся по ступеням, растянутым вдоль всей стены к окну, еще раз окинул взором свои пылающие владения и, наконец‑то, развалился в кресле. Уделять мне время не спешил. Возможно, проверял мою выдержку. Лениво расплел плеть сначала с одной руки, перебросил ее через подлокотник на пол, затем добрался до второй. Закончив, налег спиной на каменные жерди спинки.

– Ну, человек, – тихо обратился, буравя меня тяжелым взором, – чем еще ты меня удивишь?

Мне не хотелось стоять у входа и проявлять полное смирение. Я подошел к длинному столу, останавливаясь напротив Дарока, погладил отполированную каменную столешницу и посмотрел на него. Коротко произнес:

– Достаточно.

Он молчал. Солнце росло за его спиной и мешало разглядеть даже положение головы. Выгодная позиция. Пришлось додумывать реакцию за него и предугадывать вопрос и мысли.

– Я дал тебе все, что мог. Тебе мало?

Дарок хмыкнул.

– Я не ожидал. Так что она сделала с тобой?

Теперь настала моя очередь молчать. Думаю, на этот вопрос я ему ответил после ритуала. Ответ был исчерпывающим.

Поняв, что говорить я не намерен, он промычал. И заговорил сам:

– Фаррд был лжецом, каких мне не доводилось никогда встречать. Я был убежден, что умнее этой изворотливой твари. Даже пару раз ловил его на том, что он продавал обо мне секреты, а однажды он хотел вынудить меня платить за информацию, которую я из него выбил. – Потер подбородок. – Теперь вот думаю, может, он намеренно попадался на ерунде. Отводил от себя подозрения в более серьезных вещах. Я‑то считал его жадным глупцом, готовым ради сытого желудка и постоянного наличия пойла в его заведении на все. А ты что думаешь?

– Думаю, что ты мог бы спросить об этом у него. – Я сложил руки за спиной, внутренне набираясь побольше терпения.

– Я скормил его тело своему дракону, – недовольно отозвался Дарок, – а голову выбросил детворе. Они обещали принести его череп уже к этому закату.

– Ты знаешь, за чем я пришел к тебе, – сказал я, удерживая тяжелый вздох. Дарок намеренно кружил вокруг одного и того же, будто оттягивал принятие решения по волнующему меня делу. – Знаешь, но продолжаешь тратить мое время на бессмысленную болтовню.

Он подался вперед. Облокотился на колено. Солнце упало на грязное лицо, подсветило лохмы рыжим, показало мне его прищур.

– Ты другой, – задумчиво протянул и дернул губой. – Не тот, что был. Я узнаю твою отвагу, она мне понравилась еще в том дурацком походе. И ты все такой же упертый баран. – Поморщился до резких морщин. – И все‑таки ты другой. Кто научил тебя за эти периоды владеть мечом? Ты только и мог держать топор в руке. И кинжал… Ловко ты им управлялся на ритуале. Я слышал, что ты не отходил далеко от своей деревеньки, но и там творил чудеса.

Выходит, следил за мной. Ждал когда начну искать Аню, или надеялся, что она решит навестить меня?

– Фаррд оказался отменным лжецом, – вернулся он к тому же, с чего начал разговор. Опять развалился в кресле, прячась в тени спинки. – Он все время водил меня за нос. Да и не только меня. Половина Васгора была должна ему хоть что‑то. И ты – такой глупый волчонок – вдруг обхитрил его. Ты что же это весь поход притворялся идиотом? Или там, под землей, – Постучал по подлокотнику указательным пальцем, – Асфи что‑то дала тебе?

Выдержка закончилась. Не скрывая эмоций, я покачал головой и потер переносицу. Он мог устраивать этот допрос еще долго, а голова зудела от грязи. Я провонял Васгором и накануне тоже повалялся в крови. Хотелось либо подохнуть скорее, либо уйти отсюда подальше. Убивать он меня точно не будет. Теперь уже нет. Выходит, что мне просто нужно получить его согласие на сделку. Он не из тех, кто будет нарушать слово. Тем более слово, данное тому, кто может потягаться с ним по силе. Об этом я и решил напомнить. Распрямив плечи, посмотрел на Дарока и твердо сказал:

– На ритуале я победил тебя честно.

– Подло.

– Людям можно использовать подлые приемы ради…

– Я не об этом! – он отмахнулся, перебивая меня. Помолчал, стуча по подлокотнику, и спросил: – Почему ты просто не попытался договориться со мной?

Снова проверка на отличие между тем, каким он меня запомнил, и тем, кто стоял перед ним. Видел бы мой лучший наставник, Кхангатор, какое терпение в данный миг я проявляю, гордился бы мною, как никогда никем не гордился.

– Потому что ты догадался бы, что я стану ее искать, – не стал юлить я. – И следил бы за мной. Или убил бы. Давай, великий вождь, скажи, что это не так. Я бы пришел к тебе с просьбой, тихо, без свидетелей и попросил не трогать нас с ней. Что бы ты сделал? Взял и согласился?

Он выдохнул шумно, словно недовольный дракон.

– Я тоже уверен, что закончилось бы все совсем иначе. Поэтому я пришел громко и обезопасил себя.

– Поэтому теперь я не могу убить тебя, а ты – меня, – проговорил едва слышно.

– Можем. Но если я убью тебя, то устану уже в течение периода. Мне придется сражаться за свою жизнь, доказывая васовергам, что человек может управлять ими. И что‑то мне подсказывает, что я окажусь не прав. Для васовергов это будет слишком унизительно – выполнять приказы человека. После твоей смерти я едва ли доживу первый период.

– А если я убью тебя теперь, мои воины разочаруются во мне, – с грустью сказал он. И я кивнул. – Я чуть не умер на ритуале Ярости от твоих рук, принял тебя к нам на священном плато, и мои самые верные братья слышали, что это ты всего за одну Луну подарил мне то, что я пытался завоевать десятками периодов. Я сражался за власть в других местах. На долинах драконов, на дорогах вблизи Васгора, сражался за викхартское расположение – и каждый раз недоумевал, почему судьба рушит мои планы и отодвигает победу. Если я убью тебя, то потеряю доверие моих воинов раз и навсегда.

– Не нужно обманывать ни меня, ни себя, – усмехнулся я, склоняя голову к плечу. – Если бы ты хотел убить меня, ты бы сделал это.

– Ты другой, – на этот раз он произнес это с затаенным восхищением. Оно льстило мне. – Что ты планируешь делать дальше?

Я повел плечами.

– Зависит от тебя.

Дарок рассмеялся тихо, но гулко, будто смех был направлен внутрь. Повеселившись собственным мыслям, он проговорил:

– Пусть ты изменился! Но ты как был человеком, так им и остался. Человек, без духов, на ритуале Ярости! Заявился сам. Использовал наши традиции себе во благо, а мою силу обернул в свою защиту. Фаррд успел перед смертью рассказать мне, зачем ты приходил к нему. Ты обхитрил всех нас. И гляди, стоишь после всего этого передо мной, смеешь мне, вождю, отказывать в правде и откровении. Далеко не у каждого васоверга такие яйца, как у тебя. – Вытянул ноги перед собой, скрещивая их. – Асфи тоже в своем бесстрашии напоминала безумную. Вы стоите друг друга. Будь по твоему, славный Кейел, сын Ярости, я не стану вам мешать. И Вестница мне не нужна! Так и передай этой женщине! Справлюсь сам. Докажу и тебе, и ей, и всему миру, что не хуже вас! – выплюнув все с легкой обидой в тоне, спросил спокойнее: – Ты уже знаешь, где она?

– Нет, – с улыбкой ответил ему. Я не получил от него никаких обещаний, что он не обманет. Но и кроме доверия к нему, ничего другого не оставалось. Я сделал все, что мог. – Но у меня есть несколько догадок.

– Тогда чего ждешь? С празднованием мы справимся и без тебя. И помни, что ты теперь в моем войске. Не планирую тебя тревожить из‑за пустяков, но знай, что могу заглянуть к тебе и попросить помощи. Твоя хитрость теперь и моя хитрость.

Я кивнул ему, принимая такие условия без труда. Тем более дружба в перспективе может послужить нам лучше, чем скрытая вражда и соперничество. На пороге зала я остановился и на всякий случай спросил:

– А если она не примет меня?

Дарок промычал, будто за короткое время успел погрузиться в свои раздумья и теперь возвращался к нашей теме разговора. Почесал грудь и ответил:

– Думаю, тогда она будет полной дурой. Впрочем, мне эта женщина отказала, – рассмеялся, качая ступнями. И произнес без веселья: – Иди, человек. А если не найдешь своего места в мире, возвращайся. Я всегда рад пополнению в войске.

Глава 31. Сердце дома. Перепутье  Аня  

На лесной поляне голосили птицы. Я давно перестала представлять себе родных и делиться с ними своими успехами и разочарованиями и теперь просто отдыхала, наблюдая за лесом. Иногда я всерьез верила, что они могут услышать мои беседы. Могут, увидеть мои фантазии во снах. Может быть, поутру позабудут сон, или спутают меня с той дочерью, которая в новой их жизни занимает мое место. Мне все равно хотелось верить, что мы до сих пор связаны и близки.

Феррари набегалась и уставшая лежала под деревом. Глаза песочного цвета закрывала полупрозрачная дымка. Но стоило только неподалеку зашелестеть траве и листве, как девочка раскрыла капюшон и тихо проворковала, прислушиваясь к окружению.

Между деревьями показался Крисвет. Снимая с рукава темной туники колючку лопуха, вышел под лучи закатного солнца. Я улыбнулась, ерзая по земле затекшей пятой точкой.

– Несу тебе хорошие вести, – сказал он.

Я вскинула бровь.

– Есть успехи с третьим выводком лиертахонов, – произнес с широкой улыбкой.

– Лезут к рукам? – Я вскочила и приблизилась к эльфу.

Вскинув голову, посмотрела ему в глаза и убрала руки за спину. Стиснула кулаки.

– Ты молодец, Рель, – похвалил, развеивая опасение, что новость – шутка. – Они все ручные. Никого не нужно будет бить и опаивать зельями.

Я с облегчением выдохнула и рассмеялась. Мне потребовалось вложить немало усердия, чтобы разобраться во влиянии зелья на лиертахонов во время приручения, приходилось изучать их жизнь и особенно детенышей, а потом еще и убеждать старосту раздобыть яйца и создать условия для вылупления прямо в поселении. Затея провалилась на этапе добычи яиц – риск был неоправданно высоким. Поэтому вскоре я стала наседать на то, что лиертахоны могут размножаться и у нас. Но пришлось разбираться в условиях, при которых в ящерах пробуждались нужные инстинкты.

– Сегодня мы рискнули подойти к молодняку, – продолжал Крисвет. – Рель, они облизывали нам руки.

– Признали кормильцев.

– Наверное, – он рассмеялся. – Теперь предстоит немало труда, чтобы вырастить их послушными. Шаина хочет помогать в этом деле.

Его взгляд потеплел при упоминании о новоиспеченной супруге. На меня за отказ Крисвет не обижался, лишь недоумевал, почему я готова прожить жизнь одинокой девой.

– Отец допустит ее, но под моим надзором. А…

– Рель! – девичий крик вспугнул птиц и прервал разговор. – Рель!

Я бросилась навстречу голосу. Феррари желтым пятном промчалась вперед, Крисвет последовал за мной.

Молодая фангра, подросток, выскочила из‑за дерева и, натолкнувшись на меня, вскинула руки.

– Что стряслось?

– Там Тайен! – Она указала в сторону поселения. – Сын кожника! Он упал с дерева! Ходить не может. А нога распухает.

Услышав о происшествии, я немного успокоилась, но медлить не стала. У нас со знахаркой возникло разделение: я большей частью занимаюсь травмами и чем‑то попроще, а она берет на себя недуги сложнее.

С парнем провозилась недолго, но за это время солнце успело сесть. Покидала дом кожника с первыми звездами. На дороге изредка встречались существа и, продолжая путь, желали мне доброй Луны.

В моем доме было тихо и прохладно. Феррари я внутрь не пускала, но девочка с удовольствием растягивалась и на сене в сарае. Он у меня пустовал, хоть мысль о том, чтобы завести или кроликов, или птицу посещали нередко. Однако с едой в кладовой у знахарок был полный порядок, поэтому и вопрос о разведении дичи отпадал сам собой.

Подогрев ужин, поставила миску на стол. Не успела и присесть, как в дверь забарабанили. Я с досадой взглянула на нетронутое рагу и отложила ложку.

– Рель!

– Иду!

Входная дверь подалась неохотно, петли скрипнули. В ночной темноте улицы высокий мужчина топтал деревянное крыльцо. Крутанулся ко мне резко и хлопнул себя по бокам.

– Моя‑то все! – оповестил, позволяя по голосу узнать его. – Рожает!

– А Раилья где? – поинтересовалась, одергивая тунику. – С родами не ко мне!

– Так она к тебе послала!

– Как ко мне? – изумилась я.

Может, ей понадобилась помощь?

– К тебе! – Черные кудри подскочили от быстрого кивка головы. Детина подался на меня, разводя ручищами в стороны и вынуждая пятиться. – Она сама чихает и сморкается! Говорит, что роженицу ей трогать нельзя. Сказала, чтоб к тебе шел.

Я вконец опешила. Спятили? Никогда одна роды не принимала…

– Ну, чего встала? – прикрикнул на меня кудрявый. – Идешь ты, иль нет?

Духи Фадрагоса!

– Иду!

Я метнулась в комнату. Вывалила из первого попавшегося мешка содержимое на стол и стала бросать в него все, что могло пригодиться. Уже через несколько секунд мчалась вслед за мужиком.

Из некоторых домов доносился хохот, из других – звуки ссор, третьи провожали нас темными окнами и неживым безмолвием. Феррари следовала за мной вдоль обочины, иногда с любопытством заглядывая в чужие дворы. Казалось, ночь только началась, но суета, в сумерках бушевавшая на улице, уже незаметно перекочевала под крыши.

В доме, где нас ждала девушка, не многим старше меня, Охарс суетливо метались под потолком. Гурьба детей сбилась стаей в сенях и прислушивалась к стонам из комнаты. Стоило мне войти, как они дружно отпрянули к стенке и уставились на меня с интересом. Самый старший мальчик проговорил отцу:

– Ей больнее!

Он был младше матери в два раза. Голос еще звенел по‑детски, но ростом парень уже достигал моего носа и смотрел на меня хоть и с уважением, но будто сверху вниз. Его отец шикнул на него и потряс кулаком.

– А вы ма патете? – донесся писк вслед.

Я почти переступила порог, но оглянулась. Зареванная девочка сидела на коленях одного из братьев. Черные кудри прилипли к мокрым щекам. На бледно‑сером лице, освещенном частично светом Охарс и частично луной, краснел распухший нос. Девчонка была не самой младшей, но, наверное, только совсем недавно начала говорить. Черные глаза всех детей разом – а их было в семье девять, – уставились на меня с предупредительным укором. Или мне так показалось.

– Плакса спрашивает, спасете ли вы маму? – перевела девчонка постарше.

– Я не пакса, я усалка! – крикнула девочка и, уткнувшись в плечо брату, зарыдала с новой силой. – Ма кичит! Ма бойно!

– Спасу! – заявила я твердо, подгоняемая отцом семейства в спину.

Пришлось соврать. На самом деле уверенности не было абсолютно. Раилья в начале беременности напоминала семейству, что при последних родах едва спасла их младенца. К тому же времени после них прошло мало. Однако у любвеобильного главы семейства предупреждения не вызвали беспокойства. Зачастую путаясь в именах собственных детей, он решительно приказал рожать еще одного. Приказал – и ушел хвастаться своей прытью перед другими поселенцами.

Красивую девушку тогда под надзором Раильи осматривала я. И жалела. Чуть старше меня, а выглядит так, словно жизнь ее на каждом шагу била. Грусть в огромных глазах такая невыносимая, что смотреть в них было тоже невыносимо. Она улыбалась той улыбкой, какой улыбаются старушки, наблюдая за горестями молодых. Тоскливо. И я жалела девушку, отгоняя от нее шумных детей, чтобы она хотя бы во время короткого осмотра могла отдохнуть недолго. Как выяснилось, жалеть не стоило…

Супруга настолько любила избранника сердца, что прощала ему даже вечные загулы и множество его детей в чужих семьях. На это мне потом указала знахарка, и я стала присматриваться к детворе по соседству. И вправду, похожих на него ребятишек бегало по поселению уж очень много.

Высокий, широкоплечий, черноглазый – в общем, яркий. К тому же лучший охотник и боец среди всех. Этот фадрагосский Аполлон привлекал к себе много внимания противоположного пола, а он и рад был скрасить немного жизнь в поселении, оторванном от всего мира. Как только до мужиков доходило, что их ребенок – не совсем их, они колотили жен, а потом шли к настоящему отцу. Правда, его побить не могли. И духов побаивались озлобить, и самого мужика.

– Мне вода нужна. – Я подошла к кровати и пощупала влажный лоб девушки. Она стиснула мою руку, хватая воздух ртом, будто рыба без воды, и хрипло застонала. Я стиснула мокрую ладонь в ответ, обозначая свое присутствие и участие. – И простыни.

Надо отдать должное мужику. Несмотря на некоторую безалаберность, ждать он не заставил. Вытащил из комода несколько светлых полотен, бросил их мне и отправился за водой.

– И соседку позови! – крикнула ему в спину.

– Какую?

– Да хоть какую! Мне помощь нужна!

Не тратя времени, призвала Айссию, попросила снять боль. Пощупала живот. Потом снова, потом еще раз… Руки затряслись, и мне пришлось постараться, чтобы унять дрожь. Поглаживая по волосам девушку, успокоившуюся после помощи Айссии, думала, как быть, и ругала Раилью. Повитуха из меня никудышная. Я лишь мельком изучила это дело, чтобы просто иногда помогать и фиксировать для Раильи состояние будущих мам. Всем этим заведовала она. Как старая знахарка допустила меня до этого?

Дверь хлопнула. Роженица вздрогнула и слабо застонала.

– Ну, что? – деловито спросил чернявый и водрузил ведра с водой на дубовый стол.

– Лохань давай! Корыто! Хоть что‑нибудь! – Я подбежала к ведрам, призвала духов. Закрутилась на месте, разглядывая дом. Утвари нигде видно не было. – Где соседка?

– Одевается!

– За Раильей иди.

– Зачем это? – Мужик застыл с приподнятым люком подвала, спрятанного прямо в углу комнаты. – Она ж сказала, что никуда не пойдет.

– Ребенок не так лежит! – от отчаяния, победившего на миг, крик дошел до неприятного визга.

Я сомкнула губы плотно и обхватила шею. Жилка билась в унисон пульсу – оба оглушали и долбили по нервам быстро‑быстро. Подозрительная тишина заставила напрячься, и я вспомнила о детях в сенях. О маленькой русалочке, о ее огромных черных глазах. Сердце покрылось ледяной коркой, и меня вслед за сердцем бросило в холодный пот.

Быстро сократив расстояние между отцом семейства, явно туго соображающим над моими словами, и собой, призналась тише:

– Я сама не справлюсь.

Он, вопреки грузной внешности, потупился, словно ребенок.

– Так она сказала, что ей нельзя сюда. Что она недуг дурной сюда принесет.

Я стиснула кулаки и зажмурилась.

– Так что делать, Рель? Давать тебе корыто?

События завертелись, как в тумане. Стены дома качались перед глазами, а Айссия перестарались с обезболиванием, и я хваталась за руку девушки, распластавшейся на кровати, прощупывая пульс. Роженица изредка приходила в себя, и тогда кричала от боли, рыдала и пыталась перевернуться на бок. Я боялась поить ее сонным зельем, как и боялась, что Айссия только навредят, снимая боль. Великие духи исцеления в этой ситуации были фактически бесполезны. Хотя казалось бы…

Вместе с соседкой в дом ворвалась болтовня. Дородная женщина лепетала о своем хозяйстве, о бестолковом муже, о детях – обо всем. Впрочем, болтовня никак не мешала ей споро разбираться с делами. Она помогала, приободряла и меня, и отца, успевала шугануть детей, сующих в комнату любопытный нос, да и успокоить приходящую в себя роженицу.

Осмотрев девушку еще раз детальнее, я отправила главу семейства снова к Раилье. Даже пустым надеждам свойственно жить вопреки самым худшим прогнозам. Я была уверена, что старая знахарка изначально без весомой причины не бросила бы роды на мои плечи. К сожалению, обстоятельства сложились не в мою пользу. Плод требовалось перевернуть, иначе умрут оба. Однажды Раилья рассказывала, как она когда‑то спасла мать с ребенком в подобной ситуации, но о подробностях мы тогда говорили мало. Она только жаловалась на то, как ей было трудно.

Я действовала осторожно, не позволяя себе спешить. Иногда оставляла попытки и позволяла себе передышку. Оттягивала принятие осознания, которое пришло еще тогда, когда я впервые ощупывала живот девушки. Какими бы сильными мы ни казались себе или другим, нам дано осилить далеко не все. Я не справлюсь.

Ближе к утру поймала на себе взгляд влажных глаз помощницы. Она убрала руки от бессознательной роженицы и подала мне ветошь. Молча.

Вытерев руки, я отправилась за отцом семейства.

В сенях было прохладнее. Дети спали, сидя кто на скамейке, кто на мешках с овощами; жались друг к другу, как цыплята. Отец сидел на полу, смотрел на спящую дочку и гладил ее по голове. Заметив меня на пороге, подорвался бесшумно, заскочил внутрь и прикрыл за нами дверь.

Я глотком царапнула пересохшее горло, набрала воздуха побольше. Готовилась к трудным объяснениям, но выпалила на одном выдохе:

– Если не спасти вашу избранницу – умрут оба.

Стыд бурлил в груди, обжигал щеки. Смотреть в черные глаза мужчины стало буквально больно, и я отвернулась.

– Ее спаси, знахарка, – прозвучал голос твердо. – Как это я без нее? Не, я без нее никак. Ее спасай.

И ушел обратно в сени.

Плечи опустились против воли. Заболела шея и затылок. Вернулось давнее чувство неподъемной вины, о котором, мне казалось, я успела благополучно позабыть. Но что делать?

Надо, Рель… Просто надо.

Закончила к утру. Вместе с соседкой отмыли измученную девушку от крови. Опасаясь трогать ее лишний раз, осторожно постелили под нее чистую простыню, второй накрыли сверху. На пороге я в последний раз оглянулась. Не на спящую девушку. На нее посмотреть не могла – сил не хватило… Глянула на стол, убедилась, что не забыла оставить нужные зелья, нарисовать углем на дощечке разные флаконы и написать напротив дозировку палочками. Читать в этой семье не умели – только считать немного. Оба бежали откуда‑то с Края мира. О причинах побега знал лишь староста, но я догадывалась. Сколько было этим подросткам, когда она впервые забеременела от него? К сожалению, не всякие родители потерпят подобное.

В сени выходила под несмолкающий гул в голове. В глазах все покрылось дымкой, дрожь вновь пробрала руки, слабость охватила ноги. От легкого касания к бедру едва не пошатнулась. Опустила голову. Маленькая черноглазая русалка терла один глаз и держала второй рукой край моей туники.

– Ма? – пролепетала девчушка и едва не упала, путаясь в собственных ногах. Старший брат поддержал ее. Тоже проснулся и тоже смотрел на меня неотрывно. Требовательно. – Ма патите.

Я вздрогнула всем телом от слабого голоска. Будто вдруг оказалась в центре позорного круга и готовилась выслушать обвинения, и любой громкий возглас мог обратить на происходящее со мной больше внимания и интереса прохожих. Собрав внутренние силы, я присела на корточки, посмотрела на круглое личико и заправила кудрявый локон за маленькое ушко.

– Твоя мама поправится. Она просто спит.

– С ней все будет хорошо? – спросил мальчуган, отталкиваясь от стены и поднимаясь на ноги.

Пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Да. Ей нужно будет отдохнуть несколько рассветов и выполнять все мои наказы. Я передала их вашей соседке. Она обещала, что поможет.

– Спасибо тебе, Рель.

В углу заворочалась куча побольше – отец семейства поднимался, разбудив попутно двух дочерей. Они соскочили с его колен, заскакали с ноги на ногу на холодном полу, словно козочки, и ежились от утренней прохлады. Я тоже стремительно поднялась и попятилась к двери. Глядя в глаза мужчине, приоткрыла рот, но так ничего ответить на благодарность не смогла. А глаза горели в полумраке чернотой. Как черные крылья, которые эта ночь будто раскинула надо мной. Хотелось попасть быстрее под солнечные лучи. Хотелось увидеть рассвет. Быть может, он развеет мрачный, холодный полог.

– Я пойду.

Кивнув напоследок, выскочила за порог дома.

Кейел  

Тропа вывела к разъезженной колее, по которой в поселение доставляли муку. Мельница стояла обособленно, пряталась в предгорье, где многочисленные речные пороги заканчивались, а река расширялась и углублялась.

Деревья шумели над головой, ветер дул слабый, но прохладный. Пробирал до дрожи. Рассветное солнце пробивалось на остывшую за ночь землю, падало на лицо и слепило. Я щурился, разглядывая сонное поселение.

– Ты кто такой? – В щели высокого частокола показался нос.

– Новый лесничий!

Я разглядел в тени на вышках блеск железа и замер, не дойдя до ворот несколько метров. Поднял руки.

– А что со старым?

– Ничего! Я просто новенький!

Медленно засунул руку за воротник куртки и вытащил гильдейский знак. Раздобыть его решил еще с того дня, как понял, что построю дом у озера. Леса находятся недалеко друг от друга, и я вполне могу следить за всеми. Мивенталь все равно помогут мне обезопасить местность, в которой я буду жить.

– И Адерион отправил тебя к нам? – проявлял недоверие вопрошающий.

Один из сторожей высунул арбалет из тени.

– Отправил! И рассказал, кто живет в этом поселении. Я клянусь духами, как поклялся и ему, что никому не расскажу о вас!

Духи сложились в знаке принятой клятвы. Арбалеты опустились, за дверями застучал засов. Встретил меня долговязый эльф. Смотрел с любопытством и грозной настороженностью. Я не стал медлить с расспросами со своей стороны. Оказавшись за частоколом, признался:

– Я не только с новостями из мира, но и по другим причинам.

– И что привело тебя?

– Ищу девушку. У меня для нее послание и предложение. Ее зовут Асфирель.

Парень почесал затылок.

– У нас таких нет! – произнес верзила, облокачиваясь на перила башни и глядя на нас с высоты.

Я не терял надежды. В Фадрагосе хватало деревень и поселений, где Аня могла укрыться, но я был уверен, что она захочет вернуть лиертахона. Да и это место было единственным, кроме севера, о котором она знала, как об укрытии от преследований. В ином случае, придется пройтись по окраинным деревням и узнавать о тех, что спрятаны в глуши.

– Она знахарка, – стал уточнять, разглядывая лица сонных стражников. Видимо, не успели смениться до рассвета. Сторожевые духи в этом поселении были не особенно настроены защищать поселенцев, и местным приходилось справляться самим. – Темноволосая, кареглазая, невысокая…

– Рель! – вскрикнул долговязый и ударил себя по лбу. Обернулся к стражнику на вышке и повторил: – Это ж Рель! Не Асфирель, а Рель! Кто‑то назвал тебе ее имя неверно!

Рель? Усмешка тронула губы против воли. Сердце забилось быстрее, в груди словно полегчало.

– Жди, лесничий! – Долговязый ухватил меня за рукав и спросил: – Звать‑то тебя как, новенький?

– Кейел.

– Кейел, – повторил он. И крикнул: – Вяз! Позовите его кто! Дождемся с тобой главного нашего. Познакомимся, посмотрим на тебя, чтобы знать тебя в лицо. К старосте рано идти. Но к нему и не обязательно. Ты спешишь?

– Не знаю. Все зависит от Рель. Если нужно будет ей, то задержусь, а если нет – уйду сразу.

– Понял. Тогда проведут тебя к ней, покажут дом ее, а там посмотрим.

На знакомство со сторожами, с кем я был знаком, но кто меня не помнил, ушло не меньше четверти шага Солнца. Я пытался сосредоточиться на разговоре, но не мог. Тянуло к ней. Проверить, она ли это. Рель… Надежда сияла, застилая взор, и пылала в груди, мешая чувствовать землю под ногами. Эту надежду я гасил. Боялся, что не оправдается. Но вопреки всем стараниям она продолжала пылать.

Солнце путалось в макушках сосен. Мужики приветствовали меня, принимая, словно старого друга. Отдаленным и закрытым от мира, им и обычное знакомство было в праздник.

– Отведешь его к Рель, – сжав мое плечо, Вяз отдал распоряжение молодому фангру.

Человек, стоявший рядом, нахмурился и засомневался.

– Не рано? Она, может, спит.

– Не спит! Только домой пошла! – сбежав по крыльцу сторожевого домика, отозвался эльфиор, при мне сменивший приятеля. – Всю Луну пробыла у Фарека. Помогала Вае подарить жизнь Фадрагосу. Ваю уберегла, а душа младенца с закатом уйдет к Древу жизни.

Мужики разом понурились. Со всех сторон зазвучало бормотание с просьбой к Солнцу скорее забрать чистую душу. Фангр хлопнул меня по второму плечу и позвал за собой. Вслед мне донеслись прощания и пожелания удачи.

Широкая дорога повела вглубь поселения. Фангр о чем‑то рассказывал, радушно развлекая гостя, но я не вслушивался. Не мог. В голову настойчиво лезли воспоминания. Почему‑то не самые добрые. Вина мешалась со страхом, стыдила за все, что было между мной и Аней, и боролась с надеждой. Та билась в груди теплом, будто металась, запертая внутри. Хотела вырваться и избегала ударов вины – либо жизнь, либо смерть. Надежда хотела жить. Ничего нового. При таком выборе мы все хотим одного и того же. Я знаю это, проходил этот путь.

Крохотные камни пружинили шаг, малейшая кочка превращалась для ног в высокую гору. Я ловил птиц взором, стараясь отвлечься от мыслей, но глаза предавали, не позволяя сосредоточиться ни на чем. На затылок легла неподъемная тяжесть, склоняя голову все ниже и ниже.

– Вон там!

От коротких слов фангра сердце ухнуло, а затем заколотилось. И я задрожал вслед за ним. Поиграв плечами, скрыл дрожь от чужого взора. Но фангр не смотрел на меня – указывал куда‑то и прятал за ладонью зевок.

– Ха‑а‑ата, – мотнув головой, протянул. – Видишь?

Покосившаяся крыша дома выглядывала из крон слив и черешен. Низкий забор кое‑где зиял дырами, но калитка была целой и казалась сколоченной недавно. С другой стороны дома высился частокол, ограждающий поселение. Не самый лучший дом на отшибе наводил на подозрения и вынуждал поинтересоваться:

– Вы ей не доверяете?

Фангр округлил глаза, глядя то на дом, то на меня. Сообразив о причинах вопроса, почесал за ухом и покатал подошвой камешек.

– Теперь уж доверяем. Но знахарка сама отказалась сменить хату. Мы ж предлагали ей что получше. Но сказала так – и попривыкла к этой, и крышу залатали. Зря, что ль? Сказала, что ей хватит.

Я кивнул. Похоже на нее.

Вначале знакомства девчонке для бесконечных жалоб и нытья нужен был лишь повод, но со временем она закалилась. Иногда казалось, что она не замечала никаких неудобств и довольствовалась водой поблизости, сносной едой и более или менее безопасным местом для сна.

Нам с ней пришлось пройти через многие неудобства…

Распрощавшись с фангром, я направился к дому. В одиночку шаги давались сложнее, каждый из них становился тяжеловеснее предыдущего. Взгляд цеплялся за листву молодой сливы; лучи солнца пронзали сочную зелень, а та трепетала в их пламени под песню ветра. И я воспоминаниями возвращался в те ночи, где мы с Аней танцевали, окутанные светом огня. Музыка викхартов смешивалась с эльфийским голосом, а ночь скрывала окружающих, оставляя только нас двоих. Время путалось, соприкасалось, соединялось… Таяло. Мир исчезал вместе с ним, и заново, совершенно иначе и острее, раскрывался в объятиях Ани. Это было… Давно это было.

Я убрал волосы за уши, вдохнул глубже. Следующие два шага дались легче, а потом…

Нельзя измерить ценность того, чего нет. А рядом с этой девушкой время часто ускользало или вовсе исчезало.

Глядя на горделивую фигурку, застывшую в задумчивой позе, я пытался сдвинуться с места, но не мог. Не мог насладиться ее видом: прямой осанкой, вытянутой шеей и высоко поднятым подбородком. Аня сидела на верхней ступени крыльца, уперевшись запястьем в колено и сжимая кулак. Напряженная, натянутая – снова переполненная ненавистью. К кому на этот раз? Опять не угодил Фадрагос?

Под растекающийся жар в теле я рассматривал ее и не верил, что вижу снова. Солнце добавляло темным волосам отсвета меди, уплотняло тень под густыми ресницами. Я любовался и сведенными на переносице бровями, и легкими росчерками морщин, спускающимися от курносого носа, и поджатыми в презрении губами. Казалось, Аня вот‑вот оскалится и…

Я кивнул собственным мыслям, вспоминая минуты страшного безумия Ани. Она способна рычать не хуже зверя, обламывая до крови ногти о землю и вселяя уверенность, что загрызет, если осмелишься встать у нее на пути. Она умеет кричать и рыдать так, что рыдания превращаются в вой, трогающий сердце не слабее волчьей песни. В отчаянной ярости она лишается малейшего страха и без раздумий отдает тело темным духам. Она сама становится источником страха, безумия и смерти. Она…

Я потер грудь, стараясь унять жжение. Сердце билось не быстро, но сильно. Будто хотело сломать кости и пробить грудь. Будто рвалось преодолеть последние несколько метров и оказаться в руках той, кому принадлежало уже давно. Руки запрели в перчатках, и я снял их, заткнул за пояс. Мокрая от пота ладонь скользила по рукояти кинжала, а пальцы превратились в чужие – слабые, неповоротливые, холодные. Во рту пересохло, и у меня не получалось сглотнуть колючий ком.

Пора.

Следующий шаг прервался пронзившим осознанием – не простит.

Высказанные упреки зазвучали в голове приговором. И я пошатнулся, не выдержав их веса.

Рель…

Зачем я пришел сюда? Помешать ей в новой жизни? Обрадовать тем, что Дарок не будет искать ее? У нее нет причин верить ему на слово, как нет причин верить и мне. И мои клятвы для нее тоже ничего не стоят. Я сам показал ей их ничтожную цену. Я много раз обещал ей, что не оставлю одну, но постоянно оставлял. Я хотел помогать ей, поддерживать, но жестокими уроками учил самостоятельности. И даже выполнив ее желание ценой всего мира, не простил и попрощался, будто вина лежит целиком на ней. Но это был и мой выбор. Выбор, продиктованный злостью, обидой и пониманием, что мне – безвольному, неразрушимо прикованному к ней, – не нужен мир без нее. Весь Фадрагос вместился в нее, и, уходя, она забирала с собой смысл моей жизни.

Я прикрыл глаза и улыбнулся. Силы вернулись, пальцы крепко сомкнулись на рукояти кинжала. Все правильно, и ничего не изменилось: Фадрагос и она по‑прежнему для меня не имеют различий. Не простит – не страшно: значит, будет счастливо жить и без меня. Пожалуй, будет больнее, если она меня попросту не узнает.

Тень листвы дрожала у самых ее ног, будто тянулась и привлекала внимание. Но Аня не замечала ни ее, ничего вокруг. Смотрела с ненавистью в пустоту перед собой и сжимала кулак.

Отвоевывая у страха спокойствие и добиваясь равнодушия, я приблизился к калитке и тронул деревянную перекладину. Духи Фадрагоса, помогите мне.

– Можно? – спросил громко и испугался собственного голоса. В растерянности подчеркнуто добавил: – Знахарка.

Взгляд карих глаз обжег привычной злостью, но мне хватило сил ответить на него вежливой улыбкой. Аня долго смотрела на меня без узнавания, затем нахмурилась сильнее, кивнула и отвернулась.

Сердце перестало биться, холод в одно мгновение влился в тело. Улыбку не удалось удержать на лице, и я тайно порадовался, что Аня отвернулась. И пусть я ожидал и такую встречу, но не предполагал ее тяжести.

Рукоять кинжала скрипнула в ладони, и я шагнул вперед. Назаддороги нет. Мне придется принять любой исход, любое ее решение. Знакомые черты лица вблизи вскружили голову. Голос точно дрогнул бы, если бы близость не позволила говорить тише:

– Я присяду?

И вновь кивок.

Она не хочет смотреть на меня, потому что не простила? Или потому, что успела охладеть ко мне настолько, что теперь не рада нашей встрече? Она привлекательна, молода. Наверное, времени прошло достаточно, чтобы начать новую жизнь. Я ведь предполагал этот вариант.

Деревянная ступень скрипнула под моим весом. Я сцепил руки в замок и свесил между коленями, уставился бестолково на землю. С пустой головой наблюдал, как ветерок легонько колышет траву. И чувствовал… От Ани исходило тепло, и оно пробиралось под одежду, согревало, дурманило. К девичьему боку хотелось прижаться, а ее обнять. Но кто я для нее теперь? Какое право я имею согреваться ее теплом?

Я вдыхал все глубже и глубже. От нее пахло травами и целебными настоями. Горечь ароматов оседала на языке, и мне хотелось раскатывать во рту их терпкость вечно. Возможно, это и не хвоя, но память подсовывала смолистый привкус. Повернуть голову и посмотреть на Аню было страшно. Не так, как бывает порой в бою, и не так, как было страшно за несколько минут до этой встречи. Этот страх был отрезвляющим, и мыслями, что я уйду из поселения без Ани, что мы расстанемся с ней чужими друг для друга людьми, селил на сердце равнодушие. Как мороз в Ледяной пустоши, убивал все чувства, делающие меня живым. Как осколок льда в сердце. Он словно опять превращал меня в Вольного.

Однако я посмотрел на нее. Столько храбрости понадобилось набраться, чтобы просто скосить глаза… Столько храбрости и мужественности исчезли за один лишь миг. Бледная. Какая же она бледная. И ее тревогу, отражающуюся на лице, хотелось стереть, разгладить пальцами. Посмотреть в испуганные глаза прямо, а не исподтишка, обхватить ладонями щеки, разогреть их своим теплом, которое во мне еще осталось, и пообещать, что вместе мы обязательно со всем справимся. Но охватившее волнение не позволяло даже вдохнуть.

Эта ночь была для нее сложной. Видимо, я пришел не вовремя. Мне хотелось видеть радость в ее глазах, улыбку на лице. Хотелось многого. Но вышло все совсем иначе.

Молчание угнетало, и я не мог его победить. Украдкой любовался девичьим лицом и ругал себя. Я окончательно стал безвольным, когда потерял смысл жизни и отказался его искать. Попрощался с Аней, вернулся туда, где мне никто не был рад, и закрыл глаза на время. Я потратил непростительно много времени впустую. На глупые обиды, на удовлетворение ненужных капризов, навязанных чужими идеалами жизни. На переосмысление.

– Я думала… – голос прозвучал неожиданным свистом кнута. – Я думала, что никогда больше никого не убью.

Аня поджала губы, нахмурилась и побледнела сильнее.

– Думала: изучу целительство и стану знахаркой. Буду всех спасать. Ну, знаешь, как бывает во всех красивых историях об отважных целителях, которым все кругом благодарны, а они после многих рассветов или шагов Солнца исцеления приходят домой с осознанием, что спасли чью‑то жизнь. И на душе светло, и на сердце легко, и любая благодарность дарит крылья и возносит. Как же… – хмыкнула, до хруста сжимая кулак. Сглотнула, свесила голову ниже и тише произнесла: – Я не задумывалась, что иногда придется делать выбор. И что руки будут снова в крови, да еще…

Замолчала и отвернулась, пряча от меня лицо.

– У всех бывают неудачи, – выпалил первую чушь, пришедшую в голову, едва не потянувшись рукой к девичьему подбородку. Хотелось видеть карие глаза, видеть эмоции. Стиснул мокрыми ладонями колени, с трудом останавливая себя от бездумных порывов. Облизал сухую корочку, покрывшую губы, и мысленно стал подыскивать более достойные слова утешения.

Аня тряхнула волосами; вновь подарила возможность любоваться своим лицом.

– Это не было неудачей, – со злобой произнесла и поморщилась. С силой потерла большим пальцем костяшку указательного. – Это было незнание. На Земле сказали бы о низкой квалификации, но у нас даже слова такого нет. Наверное, поэтому меня никто не осуждает.

Скривилась и, не позволив и слова вставить, выплюнула со жгучей ненавистью:

– Знахаркам тут заглядывают в рот. Имели бы традицию кланяться из уважения, так лбы бы перед нами порасшибали! Они мне благодарны! Уважают уже за то, что мне покровительствуют Айссия! Раздражают!

Передернула плечами и, по‑прежнему глядя перед собой, ухмыльнулась. Я проследил за ее взглядом, и постарался понять, кого она видит там. Опять себя?

– Ты был прав, когда осуждал слепую веру фадрагосцев в духов. Какой толк от Айссии, если я не знаю, как бороться с проблемой?

Я выдохнул шумно. Она подняла руку и растопырила пальцы.

– Нерожденного ребенка надо было перевернуть прямо в животе матери. И я не знала как. – Снова сжала в кулак. – Все казалось таким хрупким, нежным! Потянешь – оторвешь, надавишь – проломишь! Я столько времени пыталась… В какой‑то момент подумала, что уже своими попытками замучила до смерти обоих. А потом состояние матери стало очень плохим, и я поняла, что сколько бы еще времени ни потратила, сделаю только хуже. И о принятом решении я не жалею ничуть. Выбора особо и не было: или ее, или никого. А у нее целая гурьба детей и длинная жизнь впереди. Об этом я не жалею.

Жалеешь, иначе не проговаривала бы вслух. Выходит, так и продолжает врать себе? Все грешат самообманом, но я был уверен, что она осознала цену этой самой страшной лжи и, научившись горьким опытом, будет избегать ее.

– Тогда о чем жалеешь? – поинтересовался.

Бодрость в собственном голосе не почудилась. В груди осторожно, словно боясь вспугнуть удачу, расцветала надежда, а вместе с ней очнулся стыд. Аня злится – ей больно, а я радуюсь, что она утешается в беседе со мной. Она делится со мной своими переживаниями. Разве это не хороший знак?

Вся ее выправка вдруг обмякла. Спина ссутулилась, плечи опустились, а она обняла себя и склонилась грудью над коленями. Злость и решительность на лице сменились неуверенностью и глубокой печалью.

– Я не принимаю роды, – робко призналась она. Речь зазвучала тихо, будто журчал крохотный ручеек. – Так… Помогаю порой по мелочи – принеси‑подай, подержи‑убери. В общем, девочка на побегушках у старшей знахарки.

Теперь к словам приходилось прислушиваться, и я старался не упустить ни одного и не потерять общий смысл. Мне стало крайне важно разобраться в причинах ее тревог.

– В этот раз старшая знахарка занемогла. – Потерла плечи, словно замерзла. – Она сказала, что заразит роженицу, и отправила за мной, и я, как послушная овца, сразу согласилась и побежала. Боялась же, что не справлюсь, знала, что ничего толком в родах не смыслю. – Замолчав ненадолго, обвела двор пристыженным взглядом. Добавила едва слышно: – И все равно согласилась.

– А если бы отказалась? – я удивился ее рассуждениям. – Все закончилось бы еще хуже.

– Надо было сходить к знахарке и попробовать исцелить ее. Может, Айссия справились бы с ее простудой. Или чем там она заболела.

Я хмыкнул.

– Об этом я не подумал.

– И я не подумала.

Молчание опять встало между нами, но теперь не разделяло, а будто, наоборот, склеивало. Несильно – слабо. Настолько слабо, что надежда боялась расти и обманывать меня. Я устал от ее ошибочных ожиданий.

– Я во двор вошла. Дошла до крыльца, и тут вот, прямо на этом месте, осенило.

Я покачал головой. Наконец, оторопь отпустила, позволяя выдохнуть расслабленно и отвести взгляд от лица, будоражащего все внутри. Усмехнулся про себя, окончательно узнавая ту, по ком сердце изнывало тоской все последние периоды.

– Почему ты винишь только себя? – спросил, потирая ладонями. И указал на проблему в ее рассуждении: – Твоя знахарка тоже не подумала обратиться к тебе. Если винишь себя, вини и ее. Всех вини, кто знал о происходящем и об Айссии.

– Да, но…

– И вдруг бы Айссия не исцелили знахарку? – перебил сомнения Ани вторым вопросом. – Ты бы потратила на нее время и силы впустую. Вполне возможно, что роженица не выдержала бы ожиданий и умерла в твое отсутствие. Или на твоих руках. Догадываешься, что тогда было бы?

Посмотрев украдкой на нее, поймал на себе заинтересованный взгляд. Она быстро отвернулась; щеки покраснели на несколько секунд, а затем лицо снова стало белым, как мука.

– Ты бы винила себя за то, что потратила время на знахарку. Потратила время на женщину, которая в тебе не нуждалась, вместо того, чтобы вовремя успеть к той, кому ты была нужна совсем недавно.

Собственные слова отозвались в душе нестерпимой горечью, и я опустил голову. Не углубляясь в размышления о собственных ошибках, спросил твердо:

– Ты сделала все, что могла?

Аня поежилась и потупилась. В широко раскрытых глазах появились проблески понимания, будто девчонка наконец готова была принять безвыходность ситуации и собственную слабость. Она часто забывала, что имеет право на поражение.

– Я же говорю: не, все, что могла, – до последнего сопротивлялась она, – а все, что знала.

Упрямая. Тебе ведь самой станет легче.

– Я так и сказал.

Она приоткрыла рот, но так и не выдавила из себя ни звука. Опустила голову и шумно выдохнула.

Дрожащие ресницы спрятали от меня глаза, в которых плавилось Солнце. Я снова любовался девушкой, ловя взглядом малейшие движения: дрожь ресниц, поджимание влажных и искусанных губ; тонкие пальцы собирали грубую ткань туники в складки выше локтя. Аня часто сглатывала слюну, будто никак не могла проглотить комок. И я сглатывал вслед за ней.

Собирался с духом.

С каких слов начать разговор, ради которого я искал ее? Я подготавливал первые слова, набирал воздух полной грудью – и ничего не мог сказать. Мял руки в замке и все сильнее злился на себя за неуместную робость. Я готов был перевернуть мир вверх дном, чтобы найти ее, но не способен заговорить с ней. Я – Вольный. По крайней мере, был им. Я убивал, запугивал, отбирал, обманывал, льстил, хитрил, зарабатывал деньги промыслом, на который отваживался не всякий – и вот я тут…

Что я должен сказать ей? Понятное дело – правду. Но столько времени прошло, столько событий, связывающих нас, остались в прошлом, и неизвестно сколько событий разделяет нас теперь. Неужели можно просто взять и признаться ей в самых обычных вещах? Так и сказать: Аня, я скучал по тебе?

Наверное, можно признаться в помешательстве. Аня, я видел тебя повсюду: в отражении росы, в течении реки, в омуте лесных озер, чувствовал в аромате хвои и мелиссы. Мечтал вернуть все, от чего отказался, будучи ослепленным злобой. Начал строить дом у лесного озера, зная, что ты плаваешь в них не хуже русалок. Сделал все, чтобы Дароку не выгодно было воевать со мной или избавляться от меня. Обезопасил нас от него на случай, если вдруг привел бы его к тебе. Я отыскал тебя. Пришел за тобой и теперь должен спросить – ты…

– …пойдешь со мной?

Услышав собственный голос сквозь звон в ушах, прикрыл глаза и едва не выругался. Но до слуха донесся другой голос – еще тише, еще слабее:

– Пойду.

И даже не спросила куда…

Вдруг вскинула голову и уставилась на меня круглыми глазами. По спине прошел озноб, ноги потяжелели. Первые слова Ани утонули в собственных мыслях и страхе. Наверное, в задумчивости она и не поняла, на что согласилась. Опомнилась, спохватилась. Будет извиняться?

– Прости, – подтвердила худшие опасения, с досадой кривя лицо. – Но я не могу их оставить.

Кого?..

– Тут добрые поселенцы, – объясняла она.

Я все прослушал…

– Надо вернуть. Если просто уйду, будет нехорошо с моей стороны. Ты ведь подождешь?

Я нахмурился, а она вытянула шею. Через миг привстала, опираясь на крыльцо рукой и глядя на меня так, будто собиралась о чем‑то упрашивать. Принялась убеждать:

– Я быстро! Постараюсь быстро. Там всего‑то посуда и всякая мелочь по хозяйству. Ведра, корзины, белье…

Бормоча о какой‑то ерунде, взбежала по крыльцу и отворила дверь. Та поддалась с натужным скрипом. Исчезнув в доме, Аня не замолчала, но я больше не мог разобрать ни слова. Сидел на крыльце, оглушенный происходящим. Чего‑то ждал.

– Ты заходи! – раздалось громкое приглашение с порога, и я обернулся. Едва успел заметить фигурку в светлой тунике, прежде чем она вновь исчезла в темном проеме. – Я быстро!

Суетится…

Улыбка лезла на лицо, но вместе с ней росла боль во всем теле, будто до этого мига каждая мышца была в напряжении. Я с силой потер лицо и поднялся на слабых ногах. Легкая боль в теле стала не единственной проблемой – чувства тоже сорвались с цепей. Я видел мир вокруг, но он оброс незримым туманом. Я слышал звуки суеты в доме и голос, который часто снился мне, слышал птичий щебет, шелест листьев и трав – но улавливал только отдельные куски из мешанины. Я словно заснул на ходу и шел почти на ощупь.

Низкий дверной проем. Теплота и легкая духота. Запах сушеных трав. Полумрак, а в нем скупая обстановка. Букет полевых цветов в банке на подоконнике. На васильке – пчела. Тихое жужжание. И стук дверцей из кухни. Под пальцами шершавая сырая древесина. Дому много периодов.

В сенях было две двери. В одной виднелась часть стены, обвешанная полками с несколькими статуэтками. Я свернул к другому проему. Зацепившись штаниной за скамью, едва не опрокинул ее и не упал сам. Тихо ругнулся. В ведре, стоявшем на ней, заходила вода. Ковш, лежавший рядом, перевернулся и чуть было не слетел на пол, но я успел подхватить.

– Проходи! – Аня выскочила на порог кухни, прижимая к груди казанок. – И не разувайся! Я тут, – духи знают сколько! – не подметала!

И скрылась за стеной.

Я все‑таки улыбнулся. Только из ее уст можно услышать странные выражения. Духи и вправду знают, сколько она не обращалась к ним с просьбой убрать пыль. Или она не обращается к ним? Освоилась ли она в Фадрагосе окончательно?

Я заглянул на небольшую кухню, останавливаясь на пороге. Аня сидела на корточках возле открытого комода и перебирала мешки с крупой. Оглядела меня с головы до ног и уставилась на сапоги. Спросила:

– Есть будешь? У меня рагу.

– Я поел, – соврал и прикусил щеку, удерживая улыбку.

Думать о еде не хотелось. Думать ни о чем не хотелось. В голове, в унисон сердцу, билось осознание – она не отказала мне и готова пойти со мной, куда угодно. Выходит, простила, либо просто не держит зла. Она не забыла меня – нас.

Прислонившись плечом к стене, скрестил руки на груди и принялся наблюдать за ней. Резкие движения и излишняя суета выдавали спешку и волнение. Боится, что уйду без нее. А какие еще могут быть причины?

– Вот эта миска тоже Раильи, – снимая посуду с полки, проговаривала она. – Но, наверное, я могу отнести ей все вещи. Она честная и ей доверяют, смогут у нее все разобрать. И рагу…

Повернулась к столу, на котором стояли полная тарелка и казанок.

– Не должно было испортиться, – пробормотала. Понюхала, ковырнула ложечкой, попробовала и спросила: – Мы можем зайти кое‑куда?

– На самом деле времени полно, – успокоил я. – Куда тебе надо, туда и зайдем.

– Спасибо! – подскочила от радости и опять заметалась по кухне. – Там полный дом детей! Не думаю, что их отец способен даже себе что‑то сготовить, а у меня целая кастрюля остается…

Она болтала без умолку. Казалось, я должен был улыбаться, отражая радость души, но на улыбку порой не хватало сил. Я слушал ее голос. Старался вникнуть в жизнь ее соседей из пары брошенных о них фраз, узнавал о характере Феррари. Хмурился, когда Аня говорила, что должна лично попрощаться со старостой. В конце концов заметил, что она в который раз заглядывает то в вычищенный шкаф, то на полки, то пугливо рассматривает порог, на котором… стою я.

Догадка о ее пустых метаниях осенила, и я сделал вид будто разглядываю стены. Освободил проход, дошел до окна в сенях, выглянул на крыльцо… Аня промчалась у меня за спиной и юркнула в комнату.

Сердце забилось чаще.

Я старался больше не стеснять ее своей близостью и остался дожидаться во дворе. Без моего присутствия под одной крышей она собралась быстро. Я не мог понять умом, какое очередное чувство мешает нам приближаться друг к другу, но ощущал его влияние. Мне казалось, что теперь я могу распознавать их все, ведь мне дано было прожить две жизни, но я ошибался. Что‑то удерживало нас на расстоянии. Что‑то хрупкое, но сильное одновременно. Оно волновало, пугало. Его хотелось преодолеть и так же сильно сохранить. Возможно, это всего лишь очередная форма страха. Сколько же всего существует чувств? Без Ани я бы не узнал и половины.

К старосте шли под ее несмолкающую болтовню. Она рассказывала мне обо всем, что видела вокруг. О том, как и от чего повалился забор у какой‑то семьи, чей дом мы проходили. О том, как размывает колею после редкого ливня. Много рассказывала о Феррари, пока та с опаской принюхивалась ко мне, бегая рядом. Часто Аню окликали местные, и та с широкой улыбкой отвечала им. С некоторыми мы ненадолго останавливались, и они слушали ее наставления по исцелению их недугов. Узнавая, что она собирается уйти из поселения, сильнее интересовались мною и не стеснялись расстраиваться.

По дороге она забежала и к старшей знахарке. Старая эльфийка встретила нас с недовольством на болезненном лице – тонкий нос припух и покраснел, глаза слезились, а голос был хриплым, как у васовергов. Близко к себе она нас не пустила, а вещи я оставил в беседке во дворе. Пока складывал их с осторожностью, с какой к ним отнеслась Аня, та уговорила знахарку обратиться к Айссии. И в тот миг, когда она разочаровалась тем, что духи не исцелили эльфийку, я испытал сильнейшее облегчение. Какой глупой была, такой и осталась… Если бы духи помогли знахарке, Аня никогда бы не простила себе прошедшую ночь. Она совсем себя не бережет.

Узнав, что Аня, Рель, уходит из поселения, знахарка заметно изменилась. Надменность в поведении исчезла, появилась ласка и нежность. Мы уходили дальше, а эльфийка, кутаясь в теплый платок, еще долго стояла у забора и смотрела нам вслед.

В очередном дворе нас встретили радостные дети. Казанок, полный рагу, Аня отдала пареньку, оставшемуся дома за старшего. Узнала о самочувствии их матери, спросила, заходила ли соседка наведывать ее. Видимо, успокоившись подробными ответами, она наказала не шуметь под окнами дома, заботиться о маме и попрощалась.

Оставляя этот дом позади, крутила тесьму наброшенного на плечи плаща, словно хотела спрятаться под капюшоном. Все же о случившемся этой ночью нам предстоит еще поговорить. Возможно, и не один раз.

У старосты задержались дольше…

Как и при прошлом знакомстве, этот эльф смотрел на меня с недоверием. Пришлось прибегнуть к клятве духов повторно, затем рассказать о себе, о Солнечной, об умении справляться с нечистью. Упомянул и о друзьях в гильдии Исследователей, намекнул, что о ручных лиертахонах можно было бы и рассказать и на этом получить выгоды. Почему бы и не сделать фанатичное поселение, полное защитников тайн Энраилл, узаконенным? Жизнь тут значительно облегчилось бы для всех. А тайнам мудрецов и вправду не помешает дополнительная защита.

– Часто будешь к нам заглядывать? – после знакомства спросил он, облокотившись на стол.

– Когда остальные лесничие не смогут. – Я был предельно честен с ним и готовился к долгому сотрудничеству. – В основном буду следить за лесом восточнее, но всякое бывает. Если возникнет надобность, я приду и сюда.

– Это хорошо. Мы всегда рады новым друзьям. – Итенсиль улыбнулся и посмотрел на Аню. – Рель, а у тебя что?

Она все время, как вошла, молчала. Я оставлял ей место в центре кабинета, но она все равно держала расстояние между нами, поэтому теснилась к стене. Сжимая лямку сумки, полную разных зелий, выступила вперед и посмотрела в глаза старосте.

– Я ухожу, – заявила прямо.

– Куда? – эльф с изумлением опрокинулся на спинку кресла.

Аня открыла рот и застыла. Растерянно взглянула на меня и заметно стушевалась.

– Со мной, – пришел я на выручку, усмехаясь одним уголком губ. Заткнул большой палец за ремень, поправил сумку на плече и сказал: – Ей нужно повидаться с друзьями. У некоторых есть для нее предложение. Возможно, интересное для нее. Я пришел в том числе и за ней. Не волнуйтесь, если ей не понравится, она всегда вольна вернуться сюда.

Он присмотрелся ко мне внимательнее, после вопросительно взглянул на Аню. И она втянула голову в плечи, залилась румянцем. Она рассказывала ему обо мне? Интересно…

– Наверное, тебе стоит попрощаться с Крисветом перед уходом, – многозначительно произнес Итенсиль, разглядывая разбросанные по столу свитки. – Заодно познакомишь его с нашим новым лесничим. Они с Шаиной с рассвета у лиертахонов. Твоя идея оказалась замечательной.

Крисвет. Вот оно что… Я невольно отступил и заметил, как Аня встрепенулась и чуть подалась ко мне. Будто даже хотела взять за локоть, но остановилась.

– В таком прощании нет нужды, я уверена, что загляну к вам. – Посмотрела на меня и твердо произнесла, будто ставила мне условие: – И очень скоро.

– Незавершенные дела? – полюбопытствовал эльф.

Аня кивнула.

– Я беспокоюсь о Вае. Этой Луной… Вам ведь уже наверняка обо всем рассказали.

– Да. Ты огромная молодец. Ты спасла ее.

– Я… Да, спасла. Но я беспокоюсь, что могла… что… Мне повезло, что на помощь мне пришла Палания. Она не в первый раз помогала при родах, и при… – Вновь глянула на меня, будто просила о помощи. О какой? Истерично хохотнула. – Забыла это слово. Знаете, бывает, крутится на языке, а вспомнить не можешь.

Итенсиль понимающе улыбнулся.

– С тобой это не редкость.

– В общем, если бы не она, то я бы многое сделала неправильно и довела бы не до конца. Благодаря ей, все должно быть хорошо. Но все‑таки я беспокоюсь. И это я несу ответственность за ее здоровье и жизнь. Поэтому обязательно в скором времени вернусь проведать ее.

– Ты замечательная знахарка, Рель. И еще более прекрасный человек. Уверен, мы все будем рады тебе в любое время. И насколько я знаю, Фарек хотел отблагодарить тебя подарком за то, что ты спасла Ваю. Он очень хвалил тебя. Ты не представляешь, как он любит свою избранницу сердца.

Аня судорожно вздохнула и поджала губы. Кажется, она не согласна со старостой.

– Ему нужно беречь ее, – сказала глухо, будто с упреком. – Иначе он потеряет ее навсегда.

Сердце ушло в пятки. Кому предназначен этот упрек: этому Фареку или мне? В висках застучала кровь, щеки потеплели. Я уставился в пол. Какая разница, о ком она говорит, если это касается каждого? Надеюсь, теперь у меня получится беречь ее лучше. Пусть бы получилось.

Украдкой взглянул на нее, заправил прядь за ухо и поймал себя на коротком воспоминании… Когда у меня были заняты руки, Аня убирала мне волосы с лица. Когда у меня будет получаться что‑то хуже, она поможет сделать лучше. Я больше не один. Мы впредь не по одиночке.

* * *

Мы так и не поговорили о нас. Неизвестное чувство, вызывающее трепет при сближении, слабело медленно. Мы шли в нескольких шагах друг от друга и болтали о всякой ерунде. Сколько бы я ни пытался поймать взгляд Ани на себе, мне этого не удавалась. Она будто совсем не смотрела на меня.

– Я думал, ты не сможешь общаться с Вязом, – заметил, вспоминая, как утром Аня тепло распрощалась со сторожами.

– Просто держалась от него подальше. Знаешь, вежливая отстраненность помогает избегать вражды с теми, кого недолюбливаешь.

Феррари то и дело перебивала беседу, выскакивая из кустов. Подбегала к Ане, игриво бодала ее, получала порцию ласки и вновь терялась среди старых деревьев.

– Ты сказал старосте, что мне нужно повидаться с друзьями, – в свою очередь поинтересовалась она. – Елрех и вправду меня ищет?

Ищет? Не сказать…

– Она соскучилась, – ответил правду.

– Значит, ты был у нее? – Карие глаза забегали с любопытством. Аня рассматривала землю под ногами, пенек, кустарники, тяжелые ветви сосен. Мяла лямку сумки и жевала губы. – Как они?

– Хорошо. Устроились замечательно. И они получили твои письма. Не знаю, все ли, но у них была тонкая стопка.

Она нахмурилась и кивнула.

– Отсюда трудно кому‑то писать. Вести получать легче. Лесничие обычно заходят к нам уже после того, как побывают в городе.

– Елрех с Роми будут рады повидаться с тобой.

Она улыбнулась и взглянула на меня искрящимися радостью глазами. Мне понравилось. Я стал рассказывать о них все, что узнал сам. И дорога пошла бодрее.

Ближе к полудню из оврага, вдоль которого мы проходили, выползла Феррари. Вся в крови, в налипших на нее листве, травинках, паутине… Сверкая желтыми глазами и тряся капюшоном, преградила Ане дорогу. Выплюнула из пасти убитого ежа. Вряд ли кровь на морде принадлежала ему. Аня остановилась перед ней и устало развела руками.

– Ты большая умница, малышка, но я это есть не буду, понимаешь?

Малышка не понимала. Язык мелькнул из пасти, глаза смотрели с искренней услужливостью и недоумением. Быстрым движением головы зверь толкнул ежа ближе к ногам Ани. Аня присела на корточки и погладила окровавленную морду. Я прислонился к стволу, скрестил руки на груди и принялся с интересом наблюдать за происходящим.

– Феррари, спасибо тебе, – поблагодарила, почесывая зверя. И тут же стала гладить ежа. – Я такое не ем, малышка. Ты зря убила его. Понимаешь это?

Лиертахон вытянулся на передних ногах и принялся с удивлением разглядывать руку Ани, ласкающую убитого зверька. Я тоже немало удивился. Сцена представления продолжилась. Аня вытерла щеку тыльной стороной ладони, будто от слез, и шмыгнула сухим носом. Лиертахон плотно прижал капюшон к шее и отодвинулся назад. Проворковав коротко, резко ударил передними ногами возле ежа, разрывая мох когтями. Аня прикрыла ежа, защищая. Феррари заворковала громче и, прижавшись к земле животом, подползла ближе. Аня тут же перестала заслонять ежа и погладила лиертахона.

– Я так и не научилась воспитывать ее, – видимо, поддерживая игру перед зверем, проговорила жалобным тоном. – А после того, что сделала с ней, даже не могу повышать на нее голос. Внутри барьер.

– Ты проявила к ней милосердие, – произнес я. Если бы Тодж умирал так же, как тогда умирала Феррари, я бы сделал для него тоже, что сделала Аня. Это был самый правильный поступок.

Видя, как раскаяние проникает в хищницу, усмехнулся. Зверь смотрел испуганными глазами на Аню, облизывал руку, которой она гладила то самого зверя, то мертвого ежа, а вскоре и вовсе принялся вылизывать ежа, несмотря на колючки.

И все‑таки она воспитывает зверя. Лаской и через жалость. Как когда‑то пыталась воспитывать меня.

– В этот раз я чуть не опоздала. Пришла, когда ее хотели убить. Слишком подвижная и непоседливая малышка, да? – Потрепала расстроенного лиертахона по голове. – Она создавала кучу проблем в питомнике. Какое‑то время я тянула. Боялась выдать себя перед поселенцами, что знаю о лиертахонах. Потом сдружилась с Крисветом и, скажем, случайно заплутала среди отдаленных построек. Пришла к Крисвету с расспросами, и он с легкостью устроил мне экскурсию. Так я и узнала, что Феррари хотят усыпить зельями. Тут же изобразила влюбленность в нее с первого взгляда и сделала все, чтобы она досталась мне. Снова пришлось проходить через тот кошмар с ее избиением, опьянением и прочей гадостью. Еще в прошлый раз думала, что больше никогда не справлюсь ни с чем подобным, но видишь – пришлось.

Она подняла на меня глаза. Взгляды пересеклись – я оторопел. Считал секунды, пока Аня стушуется, отвернется… Досчитал до пяти – и отвернулся сам. Не выдержал внутренного напряжения. Сердце клокотало в горле, голова кружилась. Вопрос вертелся на языке, вытесняя все прочее: что теперь между нами? Кто мы отныне друг для друга? Но страх услышать в ответ что‑то невразумительное заставлял молчать.

Прочистив горло, поделился приятной вестью:

– Роми с Елрех видели Тоджа.

– Правда? – изумилась Аня. – Духи Фадрагоса, почему молчал об этом?! Выкладывай скорее!

Переложив ежа в сторону, поднялась. Вытерла руки о ветошь, заткнутую за пояс и продолжила путь. Лиертахон с виноватым видом смотрел на жертву, но уже то и дело оборачивался вслед Ане. Я же не терялся в сомнениях и времени – сразу поравнялся с ней шаг в шаг. С трепетом в груди принялся пересказывать все, что услышал от Елрех.

– Они видели его в своем регионе, когда Елрех изучала горы и леса южнее.

– Дай угадаю! – Аня игриво перепрыгнула рытвину и рассмеялась. – Елрех знает каждую травинку в округе!

Я тоже рассмеялся, чувствуя прилив сил и подъем от звона счастливого голоса. На секунду замер, пропуская через себя приятные ощущения, и поспешил догнать ее.

– Как они смогли узнать Тоджа? – с широкой улыбкой спрашивала Аня. Она, не замечая того, ускорилась – помчалась вперед, будто не петляла между деревьями и шагала по кочкам старого леса, а шла по ровному, мшистому ковру. Обернулась ко мне на миг; девичья коса взлетела в воздухе, в глазах, сверкая, отразилось солнце. – Или радужные ящеры все отличаются друг от друга?

– Тодж особенный! – Я спешил за ней, то следуя по пятам, то равняясь, когда позволяла тропа. Аня волновала меня: иногда утопая в солнечных лучах, словно ускользала, и я боялся потерять ее из виду. – У ящеров желтые глаза, у него – красные. Их слишком мало, чтобы не узнать в красноглазом радужном ящере Тоджа.

– Как он?

И я рассказал ей, как Елрех с Роми придумали ему защиту и подарили беспечную жизнь, не отнимая у него свободу. О том, что они наткнулись на опустевшее логово василисков, где от опасных существ остались лишь обглоданные кости, а несколько застывших каменных сородичей Тоджа являли взору историю борьбы за владычество над местностью. Теперь вдоль реки, протекающей в Вечном лесу, вблизи размытой границы региона Очаг мудрости и до самой восточной части региона Ящеров была территория, где верховными хищниками стала стая Тоджа. Их следы – останки жертв, радужные перья и прочие свидетельства жизни – встречали у берегов часто.

Елрех и Роми присматривали за ними, убедились, что Тодж там, и рассказали обо всем в двух регионах. Убедили всех, что стая радужных ящеров – лучшая защита от более жестоких хищников, живущих в глубине Вечного леса, и признак его здоровья. Там, где главенствуют живые звери, отсутствует нечисть. И пока ящеры сильны, они не позволят никакой нечисти прийти в их дом и расплодиться. Верховные двух регионов согласились с уважаемыми и решили со своей стороны всячески оберегать стаю, не вмешиваясь при этом в их естественный образ жизни. Лишь когда стае будет грозить голод или другая опасность, им приведут пищу или защитят.

Мы много говорили обо всем, кроме нас самих, словно изучали друг друга заново, присматривались друг к другу издали, через окружение. Аня ни разу не спросила ничего, что могло бы обострить общение: ни о Солнечной, ни о Лере, ни о нашем последнем расставании. Будто ничего этого никогда не было. И я не уточнял деталей их отношений с Крисветом, не спрашивал был ли у нее кто‑то и не вспоминает ли Волтуара. Никак не отпускала уверенность, что эти темы омрачат счастливое время и дадут трещину в хрупких мостах между нами, которые нам предстояло отремонтировать или построить заново.

К закату мы разбили стоянку. Поляна встретилась прекрасная – чуть тесновата, зато с большим ручьем неподалеку. Пока Аня готовила ужин, я очистил два поваленных бревна, найденных неподалеку, и притащил к костру. Разложили вещи, раскинули у огня просушиваться плащи. Могли бы попросить духов, но Аня… Это была ее идея, а я не стал ей напоминать, что у нас все проще. Мне не хотелось задевать ее такими мелочами. Она сделала для Фадрагоса больше, чем мог бы сделать фадрагосец. Она не чужая нашему миру, так стоит ли заострять внимание на ее привычках.

С сумерками сели ужинать. Нас разделяло пламя и множество невысказанных вопросов. Они постепенно начинали раздражать, но я не смел давить на Аню. Утоляя голод, обсуждали вкус каши и мяса в ней. Будто говорить больше было не о чем… Темнота скрывала черты лица, которым я любовался под дневным светом. Огонь освещал их, но и заслонял одновременно. И невозможность видеть Аню добавляло раздражения. Звуки ночного леса отвлекали от ее голоса, и их хотелось заглушить. Или пересадить Аню ближе к себе… И зачем я притащил два бревна? Хотел сделать удобнее ей, лучше для нее. Обошлись бы и одним.

– У тебя сын или дочь? – внезапно прозвучал вопрос.

Аня точно наелась и теперь без удовольствия ковырялась в каше.

– Никого. – Я запил горечь отваром. Выходит, она тоже почувствовала, что настало время поговорить серьезнее. – Ребенок от другого.

Аня нахмурилась, поджала губы. Языки пламени спрятали ее.

– Лери сама не знает от кого, – решил выкладывать все начистоту. Нам придется многое обсудить. Зачем оттягивать неизбежное? – Я не стал об этом никому рассказывать. В любой деревне за блудную любовь осудят.

– И что теперь она будет делать?

Я пожал плечами. Набрал полную ложку каши и проглотил, вспоминая прощание с Лери.

– Я сделал для нее все, что мог. Бросил, не раскрывая ее тайны. И ей сказал, чтобы никому не говорила.

– И что? – тихо спросила Аня. – В Солнечной думают, что ты, отец, бросил ее с ребенком? Из‑за…

Из‑за… Скажешь, из‑за чего или кого, Аня?

Она молчала. Тогда проглотив через силу очередную ложку каши, уточнил я:

– Тебя это смущает?

– Что? – Она будто встрепенулась. – Что смущает?

– Что меня теперь будут осуждать в Солнечной. А если оттуда кто‑то придет в крупные города, или увидятся с языкастыми торговцами, то весть поползет дальше. О Кейеле из Солнечной, способном защищать поселения от изголодавшихся волков, чудовищ, нежити, пойдет и другая слава. Нехорошая. Порочащая мое имя. Обо мне будут говорить как о том, кто бросил сына и бедную девушку, поверившую ему, выживать на окраине Фадрагоса, кто ни разу за все время не поинтересовался судьбой мальчика. И все ради…

– Мне все равно! – отрезала Аня и поежилась, будто от вечернего холода. Тем временем от костра исходил сильный жар.

Я кивнул и объяснил свое решение:

– Лери придется трудно. Но пока я плохой, а она хорошая, у нее есть шансы, что кто‑то проявит к ней и ее сыну милосердие. Возьмет ее в дом, воспитает из парня мужчину. А я справлюсь с ненавистью к себе, как справлялся и раньше.

– Да, хороший вариант, – согласилась Аня, бестолково перемешивая кашу в миске. – А ненависть окружающих не помеха тем, кто привык в жизни полагаться только на свои силы. На Земле таких называли самодостаточными. Я тоже считаю себя самодостаточной, – сказала и втянула голову в плечи. – Ты…

Замолчала, будто задумалась, а я улыбнулся. Что это только что прозвучало? Согласие разделить со мной ношу в виде ненависти окружающих за Лери?

– Ты не учел одного! – нашлась Аня с продолжением мысли, или придумала не высказанному замену. – Мальчик вырастет и может захотеть отомстить тебе. Все‑таки не думаю, что Лери скажет ему правду.

– Мы с ним справимся, – проговорил, испытывая особое удовольствие от фразы.

– И какими методами? – усилила удовольствие Аня, легко воспринимая мое «мы».

– Не знаю. Все зависит от него. Но я уверен, что обойдется правдой и клятвой духов.

– Нельзя! – не согласилась она, распрямляя спину и пронзив меня острым взглядом; в глазах плескался огонь. – Представь, каково ему будет узнать правду. Всю жизнь расти обманутым матерью и с ненавистью к невиновному! Ты как минимум сильно изменишь его отношение ко всем женщинам. Он ведь направит всю эту ненависть на нас! Вот так и получаются маньяки, убивающие девушек с особой изощренностью.

– Разве это должно меня заботить? – Я не донес кашу до рта. Несмотря на миролюбивую сторону моего прошлого, сказанное Аней все равно не укладывалось в голове. – Не я виноват в том, что с ним случилось. И при этом я проявил заботу о нем и его матери, жертвуя своей репутацией.

– Знаешь, стоит проявлять милосердие там, где мы можем пресечь появление зла. Думаю, таким подходом к жизни можно сделать мир лучше.

Добро и зло всегда будут уравновешивать друг друга, кто и как ни старался бы влиять на чаши этих весов. Но Ане я ответил другое:

– Хорошо. Я учту.

Она, вглядываясь в огонь, деловито кивнула и произнесла:

– А насчет случившегося с Лери и тобой сочувствую.

– Сочувствуешь? – Я вскинул брови и усмехнулся. – В самом деле?

Аня услышала. Точно услышала! Замялась на долю секунды, сглотнула, но, как ни в чем не бывало, продолжила:

– В деревнях и не такое случается. Я могу рассказать, что творилась в нашем поселении. Конечно, если захочешь. Такого не в каждой гильдии сочинителей придумают. Даже взять Фарека и Ваю. Это у которых я…

– Я пришел за тобой! – не в силах слушать ее, перебил я. – Пришел, не потому, что ребенок оказался не от меня. Я пришел за тобой.

Чувствуя, как края миски врезаются в пальцы, а каша встает тошнотворным комом в горле, отставил еду подальше. Глядя на Аню, крепко сцепил руки в замок и вдыхал глубже. Одолевала злость и нежность, желание встряхнуть девчонку… Нет. Женщину. Я видел перед собой женщину, о возрасте которой можно спорить. Передо мной сидела любимая женщина, которую хотелось встряхнуть, лишь бы она услышала, что нужна мне. И ее хотелось оберегать даже от самого себя.

– Я совсем забыла о Дароке, – свесив голову на грудь, едва слышно произнесла она.

– Я способен убить любого васоверга, – ответил я. Подавшись вперед, спросил: – Веришь мне?

Тени ресниц прятали ее глаза. Она молчала – я злился сильнее. Понимание, что не всех в Фадрагосе можно убить и тем самым обеспечить спокойствие Ане, бесило. Мог ли я убить Дарока, избегая в дальнейшем боев с васовергами? Возможно, надо было не спешить и найти такой вариант. Но я не нашел. И теперь вынужден говорить ей, что в каком‑то роде служу Дароку. Что мужчина, которого она боится сильнее меня, стоит выше меня! Она думает о нем, сидя после долгой разлуки рядом со мной! Волтуар, Дарок… Я сжал кулаки, зажмурился. Тошно!

– Верю.

Клетка в груди раскрылась, выпуская кипящую лаву. Я выдохнул, чувствуя сильнейшее облегчение. Потер виски и сказал:

– Но я не стану этого делать. Догадаешься почему?

Она покачала головой.

– Потому что я верю, что ты и сама можешь убить любого васоверга.

– М‑м… Могу.

Ветер покачал темные пряди, пощекотал ими девичью щеку, и Аня резким движением вытерла ее тыльной стороной запястья. Резко взглянула на меня – пламя усилилось в глазах, жадно впитывая отблески костра.

– А ты будешь просто смотреть?

– А тебе нужно мое вмешательство? – хотел спросить с тем же вызовом, с каким спросила она, но вовремя удержался и вложил в тон учтивость.

– Нет. – Она моргнула; плечи опустились, спина выпрямилась. – Нет, не нужно. Я просто… – Оставив ложку в каше, почесала щеку. – Я давно не направляла кинжал против кого‑то. О Ксанджах тоже не вспоминала.

Я пожал плечами.

– Ничего. Я готов напомнить все, что ты забыла. Да и я научился кое‑чему новому против васовергов.

– Против них есть что‑то действенное? – удивилась она.

– Подлый прием, – я улыбнулся. – Говорят, стыдно его использовать.

– Пусть стыдят кого‑нибудь другого! – Она фыркнула и закатила глаза. – У них ни совести, ни жалости! Как угрожать на цепь посадить и заставлять рожать, как скотину, – так это не стыдно. А как…

Я рассмеялся. Решил сказать ей, что уладил вопрос с Дароком и что горжусь ею.

– Аня, – обратился и, продолжая улыбаться, замолк…

Замолкла и она.

Несколько мгновений сидели в тишине неподвижно. Я слушал отголоски ее имени в голове и вспоминал минуты нашего расставания в сокровищнице. Тогда я знал, как сделать ей больнее. И сделал.

Аня посмотрела на меня, и я стушевался под чувством вины. Стоит попросить прощения? И что изменят слова? Глядя в ее глаза, видел, как они наполняются слезами. Я всегда знал, как сделать ей больнее. Почему всякий раз не знаю, как унять ее боль? У Волтуара бы получилось, а я ни на что не годен.

– Аня, я…

Она выронила миску. Ахнула и бросилась на корточки. Попыталась собрать кашу с земли, и даже собрала, зачерпывая ее с землей и лесным мусором. Нахмурилась, глядя внутрь миски, будто не осознавала, почему там грязь. Медленно опустила ее в траву и поднялась. Отошла от костра, оглядывая поляну. Быстро повернулась ко мне спиной, словно прятала что‑то. И показательно сцепив руки за спиной, только подчеркнула, что ей есть что скрывать.

Я ждал, не двигаясь, молча. Вскоре она шмыгнула носом, и сердце в груди сжалось сильнее. Ненависть к себе возросла.

– Прости! – пискнула Аня, наконец сдаваясь перед слабостью. Не поворачиваясь ко мне, расцепила руки и принялась вытирать щеки. – Я так давно не плакала! Ты тут ни при чем, чесслово! Просто… Ух! Ты мне столько вестей принес! Вот они и зацепили за душу.

Рассмеялась тихо. И тут же всхлипнула. Я зажмурился крепко, понимая, что устал ждать. Устал беречь ее, не прикасаясь к ней. Привстав, взял ее за руку и потянул к себе. Она дернулась, собираясь отскочить, но я крепче стиснул ладонь. Понимал ее чувства, разделял их, как и понимал, что кто‑то из нас должен переступить барьеры в виде многочисленных сомнений и страхов. Я больше не мог ждать, когда она справится самостоятельно. И у меня больше не было сил преодолевать барьеры между нами в одиночку. Я тихо попросил:

– Хватит, Аня. Хватит.

Она смотрела на наши сцепленные руки так же, как смотрела когда‑то давно в обители викхартов. Тогда она была пьяна. Теперь пьяны мы были оба. Прикосновение к ней дарили тепло, и оно разливалось по всему телу, принося с собой умиротворение. Все правильно. Все так, как должно быть. Я притянул ее к себе, и она послушно преодолела разделяющие нас шаги. Словно чужая, села мне на колени и уставилась на грудь. Чувствуя дрожь во всем теле, погладил ее по волосам. Мягкие, гладкие. Прижался подбородком к виску с распухшей венкой и вдохнул аромат трав. Скривился, когда Аня прижалась ко мне и разрыдалась. Слушая всхлипы и плач, стал качаться с ней на руках и тихо повторял ее имя:

– Аня, Анютка, Анечка…

Ее лиертахон метался по поляне, пытаясь разобраться в случившемся. Устав бегать вокруг нас, лег напротив на живот и с тихим воркованием внимательно следил за нами. Я продолжал гладить Аню и после того, как онаперестала плакать. Перебирал ее волосы, слушая дыхание и обдумывая, что сказать ей, чтобы не ранить. В какой‑то миг ощутил, как она выпустила воротник моей куртки, который сжимала до скрипа. Ее рука сползла по моей груди и ослабла. Я тихо позвал:

– Аня.

Она не шелохнулась. Осторожно отстранил ее от себя и увидел закрытые глаза, безмятежное лицо и блестящие от слез подбородок и губы. Аня спала… Стараясь не потревожить ее сон, пересел вместе с ней на плащ. Дотянулся до ее плаща, накрыл нас и устроился удобнее. Удерживая ее в объятиях – беззащитную, всецело доверяющую мне, – понял, что всегда желал именно этого. Этой возможности чувствовать ее в своих руках. Чувствовать своей.

Аня  

В жизни я повидала немало снов. Бывали добрые, бывали злые. Иногда кошмары мучили даже наяву. Это когда бегаешь по лесу, не различая ничего вокруг и портя свою одежду и нервы друзьям. Наверное, пришло время посмотреть добрые сны, которые способны мучить наяву не хуже злых. «Когнитивный диссонанс!» – дружно закричали бы всезнайки на Земле. «Любовь» – с сочувствующей улыбкой сказала бы Елрех. И с ней не поспоришь. С любовью вообще спорить бессмысленно. Я пробовала, и, даже побеждая, чувствовала себя проигравшей.

Вероятнее всего, я пришла на рассвете домой и после всех переживаний забылась крепким сном. Настолько крепким, что он показался реальностью. Кейел снился мне часто. Обычно мучил – к этому я привыкла. И к тому, что Вольный в поисках мести мог жестоко убить, и к тому, что устраивал назидательную порку, и к Лери в его объятиях, и к знакомству с его сыном. Но к его утешениям привыкать не приходилось. Удивляло и предложение пойти с ним. В поход ли, в очередную ли сокровищницу, в пекло… Есть ли разница? Куда бы мы ни пошли, отовсюду выберемся.

В какой‑то миг я даже поверила, что не сплю. Очень рано поверила… Так все было реально: ветер, запахи, вкусы, голоса – жизнь вокруг. Потом этот дурацкий разговор после заката! Стоило портить сон глупыми расспросами? Вдруг больше такой не приснится.

Но какие же теплые и реальные были объятия!

И, пожалуй, они были последними самыми яркими и реалистичными в этом длинном прекрасном сновидении. Потом я послушалась Кейела и прекратила плакать. И мы долго говорили о нас: о том, как взаимно скучали, как вечерами вспоминали что‑то из совместной жизни. И Кейел признался мне в любви… «Аня, я люблю тебя. Очень сильно люблю» – произнес он. И я поняла – это сон. Самый прекрасный кошмар, который я когда‑либо видела. И ужасное в нем даже не ненатуральность Кейела, ведь он бы никогда не признался в любви легко и непринужденно. И не то, что на мое тихое: «Ты врешь. Ты существуешь только в моем сне», – он кивнул и сказал, что сожалеет. Самое ужасное, что я чувствовала что совсем скоро проснусь. Рассвет окрашивал лесную поляну розовым цветом, а в груди Кейела, где должно быть мое сердце, набирал силу белый свет. Он рос, даря тепло и отбирая сказку. Кейел улыбался мне с нежностью, с которой никогда не улыбался наяву. А я поджимала губы, чувствуя обиду от невозможности спасти сон. Свет рос и рос, поглощая его.

Обидно…

Я сжала куртку Кейела напоследок, вкладывая как можно больше силы. И сон на миг обрел былую реальность – послышался скрип кожи. Но сами пальцы словно ослабли, и я решила не продлевать собственные мучения и открыть глаза до того, как сон исчезнет.

Рассвет и вправду наступил. А я смотрела на куртку, которую сжимала во сне, и ничего не понимала. Только то, что рассвет наступил.

Боясь пошевелиться, оглянулась украдкой. Сердце перестало биться – лесная поляна, костер, наши плащи, сумки, зевающая Феррари, подсматривающая за нами песочным глазом. Сон или не сон?

В безумном разуме одно сошлось с другим…

Подняла глаза на Кейела – сердце провалилось в пятки, желудок, напротив, подступил к горлу.

Кейел прислонившись спиной к бревну, свесил голову на грудь и обнимал меня. Русые пряди падали на впалые щеки, глаза прикрыты, будто он и не спал. Однако дыхание выдавало здоровый сон. Не доверяя реальности, я осторожно поднесла руку к его лицу – тепло. Впрочем, как и от тела. Хотела заправить волосы за ухо, но от легкого касания Кейел вздрогнул и в упор посмотрел на меня. Отпечаток сна все еще лежал на его лице.

Чувства взвились, и я едва не задохнулась.

Застыв телом, прижала пальцы к ладони и постаралась выразить вину. Кейел прочел мое сожаление – переводил взгляд зелено‑карих глаз с моего лица на руку возле своих волос. Закусил губу и со странной усталостью выдохнул. Нахмурившись, покачал головой. Взял мою руку, прижал ее к колючей щеке и закрыл глаза. Поцеловал ладонь, задерживая на ней губы.

Слезы подступили, и я поняла, что за множество периодов, за которые я не пролила ни единой слезинки, готова в короткий перерыв расплакаться еще раз. Зачем он пришел? Как скоро опять уйдет? Неужели снова мир в опасности и никто, кроме нас, не справится?

– Аня, не плачь, – глянув на меня, попросил тихо. – Не нужно плакать. Хватит, Анюта.

Обнял, позволяя прижаться к твердой груди и вдохнуть его запах. Голос ото сна хрипел сильнее обычного.

– Мне было трудно без тебя, – внезапно для самой себя призналась. – Очень трудно.

Поддалась душевному порыву: обхватила его щеки и, склонив к себе, принялась целовать лицо. Он, накрыв мои руки своими, будто позволял мне делать с собой что угодно.

– Не оставляй меня больше. – В перерывах между поцелуев попросила я.

Соленый привкус во рту напоминал мне, какой сильной приходится быть, когда Кейела нет рядом.

– Не оставлю, – проговорил он, крепче стискивая мои руки. – Хочешь поклянусь духами?

– Смухлюешь. Ты умеешь.

Отстранившись от моих губ, посмотрел в глаза. Произнес с серьезностью:

– Не обману. Будешь следить издалека. – Прислонился лбом к моему лбу, переворачивая все во мне. – Алурей. Это имя моего духа‑покровителя. Сходим в Обитель гильдии, в библиотеке мудрецов о нем есть немного информации. В общем перечне духов. Я проверял. Утолял любопытство. Найдешь его имя, прочитаешь о его силе, убедишься, что на расстоянии, я не смогу тебя обмануть. Никого не смогу. Договорились, Аня?

Он говорил так, будто пытался загладить вину передо мной. Наверное, поэтому острое чувство вины очнулось у меня. Стыд залил щеки кровью и мешал ответить. Кейел словно разволновался из‑за моего молчания и требовательно повторил:

– Аня, мы договорились?

– Я верю, – наконец отыскав нужные слова, прошептала я. – Верю тебе.

Его дыхание коснулось моих губ, и я закрыла глаза.

Бывают пугающие сны. Но они быстро забываются в счастливой реальности.

* * *

Эльфиор, встретившийся нам у озера, спустя четверть шага Солнца отошел от сильнейшего испуга. Икота его отпустила, а Феррари мы все‑таки убедили держаться от него подальше. Он чуть в обморок не валился, когда малышка пыталась его обнюхать. Вскоре ей надоело сидеть смирно, и она, тщательно облизав мои руки – как делала всякий раз, когда уходила надолго, – убежала в лес. Теперь эльфиор с неприкрытым любопытством смотрел на меня все время, пока я расхаживала по территории, где вовсю шла стройка. Правда, без строителей…

– Я всех мужиков на отдых отпустил. Несколько рассветов погуляют, зато с новыми силами вернутся. Что случится? Столько уж рассветов без продыху работали! – говорил он Кейелу, опираясь на строительные козлы. Махнул на высокий деревянный дом, сказочно застывший посреди темных сосен и елей. – Глянь! И пол постелили, и крышу закончили, и стекла в окна вставили! Стекла я такие, кстати, никогда не видал. Чистые, как девичья слеза! Твой друг, небось, много за них отдал.

– Не обеднеет, – ответил Кейел, налегая спиной на сложенные высокой стопкой доски и скрестив руки на груди. – А сам почему остался?

– Так кто‑то ж сторожить должен. Лес хоть и глухой, и места здешние многие стороной обходят, да только всякое случается.

Слушая парней краем уха, я приблизилась к дому. Втянула густой аромат свежей древесины, погладила желтые бревна. Теплые… Небольшая часть в лесу, прямо у самого дома, была изрыта и без единого деревца. То тут то там кучками лежали опилки. Солнце заливало расчищенную от деревьев территорию, подсушивало землю, согревало стены дома.

Пройдя чуть дальше, замешкалась у порога. Парни заметили, и Окрин крикнул:

– Можешь зайти! Поглядеть на свой дом!

Я обернулась к приветливому эльфиору и улыбнулась. Окрин… Мы встретились с ним у озера, и я не сразу вспомнила, откуда он мне знаком. Кейел представил его своим другом и сказал, что они вместе ушли из Солнечной. Я сильно удивилась и сразу прониклась к парню. Друг… У Кейела.

Не теряя больше времени, я взбежала по высоким ступеням и с восторгом оценила площадь крыльца. Да на нем можно лавку поставить, и еще место останется, чтобы ноги вытянуть!

– А козырек будет? – указывая над своей головой, громко спросила я.

Пару секунд парни молчали. Затем о чем‑то тихо перебросились, и Кейел ответил:

– Будет! Конечно же, будет!

Я крутанулась на месте от радости и поспешила в дом. Переступив порог, очутилась в светлой прихожей. Отыскала узкое помещение с одной лишь лавкой и столом, и быстро поняла, что это будет кухня. На лавке стояла посуда рабочих – Окрин предупредил нас, что они нередко прятались от ливней в доме. И вещи тоже убрали внутрь, опасаясь дождей. Слезы Шиллиар пугали их так же, как нечисть.

В доме было еще несколько комнат. Одна большая, остальные поменьше. Что‑то сгодится под кладовые, что‑то – под мастерские. Я бродила по дому, не веря собственному счастью. Повсюду встречались следы стройки: густая пыль на полу, деревянная стружка, опилки, брусья. В углу были сложены молотки пилы, стоял ящик с деревянными гвоздями. Мне хотелось рассмотреть и их. Все в этом доме!

Услышала шаги и подбежала к двери комнаты. Выглянула из нее, глядя на входную дверь. Кейел встал на пороге и с интересом осмотрелся. Заметив меня, уперся предплечьями в косяки и широко улыбнулся.

– Ну как тебе?

– Здорово!

– Не скромно? Все‑таки не дворец из мрамора…

– Шутишь?! – Я рассмеялась.

Он вторил моему смеху. Выдохнув шумно, предупредил:

– Сегодня придется спать на полу. Если захочешь, поспим на улице. А завтра я сколочу нам кровать. Окрин сказал, что занавески, матрас, подушки, скатерти… В общем, я просил Елрех, чтобы она выбрала что‑то для нас на первое время. Потом сама заменишь то, что тебе не понравится.

– И где все? – Я вытянулась на цыпочках. Елрех выбирала…

– Сложили в пристройке.

– Где? – голос прозвучал звонче.

– За домом.

Я бросилась туда, но не смогла выйти. Кейел перехватил меня за живот, не пропуская. Зелено‑карие глаза сияли, привораживали. Улыбка на его лице пробуждала во мне небывалый восторг, ликование и готовность сделать что угодно, лишь бы она никогда не уступала место хмурости.

– Теперь я устраиваю тебя? – спросил довольным тоном. И сразу хмыкнув, опередил мои действия: – Не смей смеяться.

– Не буду, – с сомнением заверила я. Но все же сумела взять себя в руки. – Для тебя это так важно?

Кейел кивнул. Кивнула и я.

– Я не помню, когда была так счастлива.

– Выходит, у меня, наконец‑то, все получилось.

Эпилог  Аня  

– Аня, – прошептал Кейел.

Я промычала, ненадолго выходя из сна, но снова отключилась.

– А‑аня, – простонал он спустя неизвестное время.

Я опять промычала и с трудом разлепила глаза. Вокруг стояла непроглядная темнота. Лунный свет самую малость проникал в комнату, найдя лазейку в виде узкой щели между занавесками. Где‑то в лесу ухала сова. Или филин. Сколько бы Кейел ни пытался объяснить мне разницу, я ее быстро забывала. В его руках было тепло, а чувство сказки в последние периоды ни разу не покидало меня. Бывали трудности с обустройством на новом месте, где поблизости нет никого, кроме нас, но все выглядело пустяковыми проблемами. Одно лишь не давало нам покоя – его кошмары.

– А‑аня, – простонал громче, едва не переходя на рык и убеждая меня, что мне не послышалось.

Рука на моем животе резко дернулась перед тем, как притянуть меня к себе крепче. Я успела перевернуться на спину и приложила ладонь к щеке Кейела. Он с силой стискивал зубы, разжимая немного, только когда звал меня. Мое имя искажалось и становилось пугающим для этого мира. Наверное, поэтому одни из первых их с Лери скандалов случились на этой почве. Она перепугалась, когда услышала, как парень, обиженный на всю Солнечную, зовет к ним Анью. Кейел рассказал мне об этом, когда его кошмары стали повторяться уже при мне. Скорее всего, притупленные временем чувства обрели новую силу.

Он вздрогнул всем телом, и я не стала больше тянуть с бесполезными поглаживаниями. Не мне ли знать, какими силами обладают сны. Их ложь не перехитришь, потому что в нее искренне веришь.

– Кейел. – Я осторожно растормошила его. – Я тут. Это дурной сон.

Он подскочил, приподнимаясь на локте. Осмотрелся, щупая подушку в темноте. Сжал мое плечо, потрогал волосы, щеку. Выдохнул.

– Духи Фадрагоса…

Упал обратно на подушку. Обхватив мою голову, притянул меня ближе. Уткнулся носом в волосы и крепко уснул. Я слушала его дыхание – спокойное, ровное – и успокаивалась сама. Пожалуй, кошмары, доводящие его по ночам до криков, можно считать небольшим осложнением после всего, что с нами случилось. Отделались малой кровью. К тому же кошмары с ним случались нечасто. И почти всегда повторялись: либо я жестоко убивала его, либо лишала сил и заставляла наблюдать за гибелью Фадрагоса, а затем бросала одного, либо между ним и другими выбирала других.

Я зевнула. Полежала немного, размышляя и вспоминая, в какой момент мы стали отражением друг друга, но быстро вернулся сон. Я прильнула к груди, где билось мое сердце, и уснула.

Кейел  

Солнце заливало двор ярким светом. Макушки сосен качались под порывами ветра. Лес шумел птицами и зверьем. В этом месте все полнилось жизнью и силой, и порой мне казалось, что эта энергия наполняла и нас с Аней.

Я закончил сколачивать лестницу для нее – всего три ступени. Именно то, чего ей не хватало, чтобы снимать утварь с верхних полок на кухне. Вышел из мастерской, отыскал Аню взглядом. Она пожелала разбить немного грядок у дома, и теперь изо дня в день боролась с сорняками ради мелкого урожая. Сначала я хотел объяснить ей, что здешняя почва – не лучший выбор для выращивания овощей, никакие духи не насытят ее и не сделают плодородной. Но короткое восторженное «Хочу!» отбило все здравомыслие и у меня.

Теперь я просто наблюдал, надолго ли хватит Аню заниматься землей. Если быстро надоест, продолжим выбираться раз в два периода в город. Как я и планировал, купим мсита или вола, а амбар защитим амулетами от вредителей и сырости. Можно даже раскошелиться и зачаровать его, чтобы мешки с продуктами хранились в нем как можно дольше. А если она вырастит урожая два‑три, то обращусь к земельной гильдии – пусть изучат землю, подскажут, чем ее разбавить. Потом наймем ту же гильдию, что помогала строить дом, пусть привезут земли с других регионов. Это все сразу обойдется дороже покупки мсита, но со временем, наоборот, окупится.

Аня заметила меня. Рассмотрев лестницу в моих руках, подняла сжатый кулак вверх и оттопырила большой палец. Этот знак из чужого мира означал ее одобрение. Улыбнувшись, я направился к дому.

Жизнь текла в нашем островке размеренно и спокойно, словно время для нас остановилось. Мы были предоставлены сами себе и пользовались этим сполна. Купание в озере, вылазка в лес за травами, грибами и ягодами, которые Елрех с радостью забирала у нас и отдавала в гильдию – на этом же мы и зарабатывали. Иногда я вырезал фигурки из дерева, но продавать их без гильдии было сложнее. Просить Ромиара поискать знакомых среди гильдий плотников или купцов не хотели ни я, ни Аня. Остальное я получал от гильдии лесников. Платили немного – безопасность лесов, где плачет Шиллиар и мало, кто тут появляется, почти никого не интересовала. Много ли пользы от меня тут? Но меня это совсем не трогало, пока устраивало Аню. А она… Казалось, будто бывшую Вестницу устраивала самая малость, а больше и не требовалось. Был бы дом, где можно было бы прятаться от дождя…

В этом же доме вкусно пахло едой и ягодным отваром. Я поставил лестницу на кухне и залез на чердак. Под крышей были натянуты веревки, увешанные лесными травами. Маленькое окно открылось без скрипа – сквозняк незамедлительно проник внутрь, и травы закачались, зашелестели.

На крыльце остановился. Прислонившись плечом к опорочному столбу, залюбовался Аней и задумался, надо ли что‑то еще от меня этим рассветом. Необходимости не было… Но будет неплохо наловить рыбы. Сильный ветер может разогнать облака к вечеру, и тогда во дворе можно будет развести костер, постелить покрывала. Аня любит такие вечера – жаренная на костре еда, звездное небо над головой и бесконечные разговоры на самые разные темы.

Либо ветер пригонит больше туч, и пойдет дождь. Тогда рыбу можно потушить, призвать поменьше Охарс, разлить вино. Такие вечера Аня тоже любила и в шутку называла их «ужином при свечах». Она щурилась, с удовольствием слушая, как капли стучат по окну или гремит гром. Весь вечер рассказывала о своей доброй бабушке, ее домике в деревне, черешне во дворе… И я любовался ею, испытывая больше удовольствия, чем от созерцания звезд.

Аня расхохоталась, вырывая меня из задумчивости.

– Что случилось? – поинтересовался я.

– Ты во мне дырку просверлишь!

Она поднялась, отряхнула передник от земли и направилась к умывальнику. Феррари, лежавшая рядом и занявшая дорожку во дворе длинным хвостом, лениво приоткрыла глаз. Прошлым рассветом она приволокла нам оленя. И от этого дара мы не отказались. Теперь хищница вела себя с нами снисходительно. Такого поведения зверю хватало на несколько дней, а потом она забудет о добыче и будет снова игривой и ласковой, пока опять не притащит нам то, что нас устроит.

Пока Аня снимала с себя передник и мыла руки, я сел на крыльце и щурился от ослепительного солнца. Склонил голову к плечу, любуясь походкой своей избранницы сердца. Простое белое платье шло ей. Невинный рассвет… Иногда за этим обликом молодой любящей женщины, хозяйки дома и моего самого близкого друга, я не мог разглядеть пламени Ярости. Но обмануться себе не позволял. Каждую минуту помнил, что огонь ненависти – это ее суть, ее сила и основа к движению. Сколько бы дорог она ни оставила позади, ничто не потушит его в ней. Она создана из него, и он умрет только вместе с ней.

– Бездельничаешь? – с шутливым укором спросила она и толкнула меня в грудь пальцем. – Я тоже хочу.

Забралась на меня. Возбуждение не заставило себя ждать. Поцелуй оставил горьковатый вкус ромашкового чая, который Аня иногда пила по утрам. А вечерами у нас по‑прежнему мелисса… Надавила ладонями на плечи, вынуждая развалиться на крыльце. Я скользнул рукой под подол ее платья, погладил шелковую кожу, но Аня быстро перехватила мои руки и завела мне их над головой. Взглянула на меня с любопытством.

– Это мой прием, – напомнил я, указывая подбородком на наши руки.

– Я тут подумала, – пропуская мои слова мимо ушей, сказала она. – Что мы уже давно тут сидим. Скоро мхом обрастем, как все в этом лесу.

Я хмыкнул, приглядываясь к ней внимательнее. В карих глазах затаилась лукавство.

– И что ты предлагаешь? – Я изогнул бровь.

– Да так, ничего особенного. Просто немного проветриться.

Стоит насторожиться…

– Слушай, ты столькому меня учил! – то ли восхитилась она, то ли похвалила меня. Льстится женщина – задумала хитрость. – Мы с тобой почти каждое утро то деремся, то часовые зарядки устраиваем. Знаешь, у нас в армии парней так не тренируют, как ты меня гоняешь.

Я хмыкнул громче, услышав переход к обвинениям. Стоит готовиться к требованиям и условиям?

– Армия – это такое место…

– Я помню. Там бедные парни красят траву и роют ямы, чтобы потом их закопать. Аня, что ты хочешь?

Она набрала побольше воздуха в грудь, и, нависая надо мной, посмотрела в глаза. Выпалила:

– Пойдем на нежить поохотимся! Чесслово, я буду осторожной! Договоримся с какой‑нибудь гильдией охотников, чтобы они нам контракты уступили, которые попроще и за которые мелочевку платят. – Прищурилась на один глаз. – Думаешь, им жалко будет? Ну, или как ты ходил по глухим местам, откуда людям эти контракты…

– Существам.

– Существам эти контракты сложно и долго размещать. Мы ни у кого труд не отберем и денег заработаем!

Я смотрел на курносое лицо, вглядывался в самые красивые глаза, которые когда‑либо видел, и все еще чувствовал вкус самых нежных губ на своих губах. Ну какая она женщина?.. Девчонка. Или все‑таки…

– Кейел, пожалуйста. Ты замечательный, и жизнь тут прекрасная, но, кажется, я засиделась. Хочется Фадрагос посмотреть! Ты мне столько про него понарассказывал, что я поняла, что ничегошеньки в нем не видела! И прямо обидно стало, что Повелители меня сюда затащили, экскурсию устроили, но самое прекрасное…

– Иди собирайся, – сдался, чувствуя как ликует душа.

– …спрятали. – Она округлила глаза, будто ослышалась. – Правда?

– Правда, Аня, правда. – Я подтолкнул ее в ногу, но она продолжала смотреть на меня, словно не верила, что так легко соглашусь. И почему сомневалась? Я тоже с удовольствием подержу меч в руках, иначе с такой жизнью скоро все забуду. Я поторопил: – Если хочешь уйти сегодня на закате, то собираться надо уже сейчас. Надо пересмотреть вещи, убрать продукты, спрятать ценности на всякий случай. Мало ли, какое ушлое существо будет мимо проходить. Сторожевые духи отпугнут, но бывают и Вольные. Ты ведь помнишь, что их духи пропустят в дом. А те без зазрения совести вынесут все, что можно выгодно продать.

Аня сидела на мне еще несколько секунд. Вскоре расплылась в улыбке и, резко склонившись, крепко поцеловала меня. Не успело дыхание восстановиться, как она коротким признанием отобрала его снова:

– Духи Фадрагоса, как же я люблю тебя, Кейел!

И, вскочив резво, бросилась в дом.

Ветер разогнал тучи. Порывами он быстро пробирался под одежду, а запястья продолжали хранить тепло ее рук, и я завел их под голову, стараясь сохранить его подольше. Выдохнул с облегчением, решая один из вопросов, о котором долго размышлял. Быть просто хорошим или очень хорошим? Теперь выбор Аня сделала сама – никакого ей огорода.

– Кейел, мне нужно купить сапоги. Эти расползилсь, – донесся голос из дома. – И я буду чистить свой кинжал! Тебе принести твой меч?

Глядя на ослепительное Солнце и чистое небо Фадрагоса, я рассмеялся.

Очаг мудрости 

В Фадрагосе не найдется никого, кто мог бы поспорить с остротой зрения фангр. Поэтому Елрех увидела двух путников на горизонте задолго до того, как они дошли до их маленького поселения, где любые гости были в редкость.

Сделав обход по своему саду, в котором росли ценнейшие травы, она вернулась к низкому забору и снова посмотрела на горизонт. Теперь она была уверена, что к ним идут незнакомцы. Поглаживая круглый, тяжелый живот и чувствуя в нем осторожные движения, она взвешивала, стоит ли беспокоить Роми. Вскоре желание обезопасить себя и семью победили.

Роми сидел в кабинете, изучая свитки, которые ему доставили от Кхангатора этим рассветом. Викхарт передавал ему множество отчетов из бывшего региона Каменных великанов. Глядя на вдохновенное лицо возлюбленного, Елрех поняла, что в свитках добрые вести.

– К нам идут неизвестные существа, – произнесла она.

Ромиар поднял на нее желтые глаза.

– Когда ты вошла? – обеспокоился, судя по всему не расслышав ее слов. Окинул взглядом с ног до головы, отбросил свитки и вскочил. – Тебя что‑то беспокоит?

– Что ты, заботливый Ромиар, разве может меня что‑то беспокоить в такой замечательный рассвет?

– Этот рассвет замечательный? – переспросил, бросая взгляд на стол. Ему требовалось время, чтобы перенести внимание от работы к беседе.

– Очень. – Елрех кивнула, клыкасто улыбаясь. – Ты заперся в своем кабинете, потому не слышишь, как красиво поет ветер.

– Мы можем прогуляться, – охотно предложил он. И тут же спохватился: – Естественно, если тебе не тяжело.

– Не тяжело, но и гулять не хочу. Выпью отвара с медом и сяду за написание книг. Дриэн рад будет, что я готова передать знания молодым алхимикам.

– Я заварю тебе травы.

Она усмехнулась, умолчав, что все давно готово и ждет на кухне.

– Тогда завари и для нежданных гостей, – попросила его.

– Гостей? – Он нахмурился. – Каких гостей? Кто к нам идет?

Она пожала плечами.

– Не спеши с расспросами, на которые у меня нет ответов. Совсем скоро увидим. Может, они и не к нам, а к милым соседям. Или вовсе заплутали.

Накинув на избранницу сердца шерстяной платок, Роми отправил ее вперед. Сам задержался – прихватил со стола нож для резки бумаги и спрятал за пояс. Осторожность Вольного и недоверие ко всем, кроме Елрех, вернулась к нему с памятью о другой жизни. Все‑таки бывших Вольных не бывает. Даже встречая несколько периодов назад Кейела и Асфи в доме, он за считанные секунды успел вооружиться до зубов. Естественно, скрывая это от возлюбленной, чтобы лишний раз не волновать ее. Полагаться только на своего духа‑покровителя и Великих духов ветра Роми себе не позволял. Будь он один, мог бы, но рядом была единственная, кого он любил и способен был любить. А теперь осторожность бдительного шан’ниэрда усилилась многократно – Елрех носила под сердцем их ребенка.

Роми выскочил из дома вовремя. Острое зрение не обмануло Елрех – двое путников поднимались на холм и, разглядывая поселение, двигались по колее, которая как раз пролегала возле их калитки. Светловолосая эльфийка сразу, как только расстояние позволяло разглядеть черты лица, показалась ему смутно знакомой. Высокий чистокровный фангр вызывал странное ощущение. Роми попытался понять, что его смущает, но чутье лишь подсказывало о подвохе, не давая подробностей.

Когда путники приблизились, Роми не выдержал. Приобняв Елрех, задвинул ее за спину. Оперся на забор и улыбнулся, излучая обманчивую доброжелательность.

– Пусть духи будут благосклонны к вам, уставшие путники! – поприветствовала Елрех.

– Пусть духи оберегают ваш дом! – ответил фангр, останавливаясь на противоположной стороне колеи.

Роми присмотрелся к ним: уставшие… Елрех, как часто бывало, точно подобрала им описание. Эти двое едва переставляли ноги. Цвет сапог с трудом был различим под слоем дорожной пыли; грязные штаны – измятые, с прорехами и прицепившимся репеем, а под куртками, выгоревшими под солнцем, виднелись рубахи – то ли болотного окраса, то ли перепачканные в чем‑то. Однако волосы, собранные в хвосты, открывали чистые лица.

– Что привело вас в этот далекий регион? – спросила Елрех, ступив обратно ближе к забору. – Да еще и в самую его глушь! Дальше только опасный лес, куда мало кто отваживается забредать.

Роми недовольно проследил за Елрех и хотел было приобнять ее, а потом незаметно завести себе за спину, но, наученный реагировать на малейшие изменения, уставился на ноги фангра. Тот, ровно в тот же миг, как Елрех шагнула вперед, попятился.

– Мы сбились с пути! – Эльфийка вздернула подбородок.

Она посмотрела на Роми ясными голубыми глазами. Беззастенчиво, с холодным равнодушием – так смотрят охотники на сытого зверя. Помнят, что перед ними опасный зверь, но не ждут от него опасности. Роми отметил, что эльфийка к тому же выдерживала расстояние между ними, позволяющее ей в любой миг наброситься на них или отразить удар, но при этом не заходя за ту грань, которая начинает нервировать любого незнакомца, а особенно хозяев дома. Порывистый ветер заиграл светлыми, как белое золото, волосами красавицы эльфийки, и остудил мысли Роми. Сердце его почти не билось, а все тело было напряжено и готово к прыжку. Но стоило справедливо отметить, что для такой настороженности причин не было. Перед ним стояла всего лишь гордая, возможно, самовлюбленная и очень хрупкая эльфийка. Подумаешь, встала так, будто заняла удобную позицию перед боем. И фангр… Он был высоким, сильным, но казался очень уставшим. Наверное, и попятился всего‑то от сильного порыва ветра.

Роми растянул радушную улыбку сильнее и постарался взять себя в руки. Это все из‑за Елрех и жизни в ней.

Вся эта оценка и мысли в его голове промелькнули за пару мгновений, а Елрех между тем предложила путникам:

– Вы едва стоите на ногах. Видно, устали в непростой дороге. Не зайдете ли к нам? Я накрою вам на стол, мой избранник, – Положила руку на плечо Роми, – покажет, где можно отмыться. У нас есть целая комната для гостей, где вы сможете отдохнуть столько, сколько вам потребуется. А как наберетесь сил, отправитесь в путь дальше.

– Ты очень добра к нам сестрица, – с широкой улыбкой ответил фангр, – но мы не хотим нигде задерживаться.

Между парами возникло неловкое молчание. Елрех смотрела спокойно, с той же добротой, но затруднялась продолжить беседу. Роми не стал прятать эмоции: нахмурился, упер руки в бока, чтобы легче было вытащить нож из‑за пояса, и уставился на подозрительного фангра. Темноволосый, чистокровный, он назвал грязную полукровку сестрицей…

Под пристальным взглядом Роми фангр отступил и едва заметно поежился. Улыбнулся неловко и собирался что‑то сказать, но эльфийка успела первой:

– Мы устали так сильно, что зачастую не понимаем, что происходит. – Тряхнула волосами и тоже подбоченилась. Выдохнула с силой, приняла отрешенный вид, но Роми казалось, будто, даже не глядя на него, она не упускала его из виду. – Мы направлялись к священному кольцу в регионе Молочных мситов. Но потеряли карту в пути, а потом, видимо, свернули на развилке не туда. Мы очень спешим, добрая фангра, и не можем принять твое предложение. Но будет прекрасно, если ты подскажешь нам дорогу.

– Вежливый Роми, – с нажимом на первое слово, обратилась Елрех. Погладила его от плеча к локтю. Попросила: – Расскажи бедным путникам, как быстрее пройти к нужному кольцу, а я соберу еды и дам им одну из наших карт. У нас их все равно много.

Роми кивнул ей и несколько мгновений провожал ее взглядом. Ему хотелось совсем не такого разговора с этими двумя подозрительными существами. Если бы не Елрех с ее требованием проявить вежливость, он бы быстро управился с эльфийкой, а затем вытряс ответы из трусливого фангра. Эти двое явно что‑то скрывали… И их тайна зудела у Роми в груди, вызывая раздражение. Размахивая хвостом, он стиснул клыки, вдохнул глубже и доверился решению Елрех.

Эльфийка с фангром слушали его наставления о пути внимательно, будто и вправду в какой‑то момент заблудились. Пока он указывал направление и рассказывал, какие овраги и рощицы лучше обойти стороной, Елрех возвратилась. Большую сумку она тянула одной рукой, а в другой держала свернутую трубочкой карту.

Роми бросился к ней, сдерживая ругательства за то, что она не позвала его на помощь. Перехватил тяжелую сумку и поинтересовался, все ли в порядке. В это короткое мгновение он позабыл о злосчастных путниках напрочь, а улыбка Елрех и нежность в серых глазах фангры растопила его сердце, как огонь масло.

– Возьмите, несчастные существа, – с легкой насмешкой произнесла Елрех и протянула карту эльфийке.

– Ох, спасибо тебе огромное, фангра! – Эльфийка быстро сократила расстояние и забрала подарок. – Никогда этого не забуду!

Роми хотел было вынести за калитку сумку, но заметил за поясом эльфийки нож и снова напрягся. Не отходя от Елрех, поднял тяжелую ношу над низким забором. Пока эльфийка заталкивала карту за пояс, фангр продолжал переминаться с ноги на ногу вдали.

– Берешь? – спросил у него Роми.

– О! – воскликнула эльфийка и, не успев освободить руки от карты, шагнула к Роми. – Погоди, уважаемый!

Роми убрал от ее рук сумку и с раздражением глянул на фангра.

– Она тяжелая, – пояснил. – Точно не для девичьих плеч.

– Ой, мне не привыкать!

Несмотря на попытку хрупкой эльфийки забрать сумку, Роми не поддался. Теперь нежелание фангра приблизиться стало ключом к разгадке тайны, которую эти подозрительные существа хранили. Роми в этом не сомневался.

Фангр какое‑то время изображал растерянного простака и пытался не обращать внимание на слова и поведение Роми, но в итоге нервно хохотнул и произнес:

– Уф! Я в последние рассветы сам не свой! Простите мне мою медлительность и тугодумие.

Он улыбался, но серые глаза выдавали крайнюю степень раздражения. Сорвавшись с места, он в стремительно приблизился и ухватился за лямку сумки. В один миг с прищуром посмотрел на Елрех, будто видел перед собой пройдоху Аспида, а потом переменился в лице снова. Как ни в чем не бывало излучал добродушие, закидывая сумку себе на плечо.

– Вы слишком беспокоитесь о нас, – говорил с благодарностью. – Мы не заслужили такой заботы.

– Ну что вы, застенчивый брат мой, – с усмешкой произнесла Елрех. И голубая кожа фангра побледнела. – С первого взгляда видно, как вы устали в пути. И у вас пустые руки. Много ли поймаешь дичи в пути, когда дорога торопит вперед. Мы могли помочь, поэтому помогли, чем могли.

– А вы сами откуда? – поинтересовался Роми, прекрасно уловив что‑то между Елрех и фангром.

– Из деревушки, что на Краю Фадрагоса, – поспешила ответить эльфийка. – О ней почти никто не слышал. Мы ушли оттуда потому, что там остались последними. Все молодые ушли в обители искать лучшей жизни и принести больше пользы миру, а старики все до последнего отправились к корням Древа жизни.

– И где эта деревушка? – не удовлетворился ответом Роми.

– Далеко, – отрезала эльфийка. – Мы спешим. Спасибо вам за все. Вы добрые существа, и пусть духи оценят вашу доброту и отблагодарят за нее.

Сказав все на одном дыхании, она махнула рукой и поспешила прочь. Фангр, улыбнувшись, молча кивнул им, обменялся взглядами с Елрех, поправил сумку на плече и засеменил за эльфийкой следом.

Когда они отошли достаточно далеко, чтобы острый слух эльфийки точно не мог услышать ни слова, Роми поделился:

– Что‑то с ними не так.

– И что же, наблюдательный Ромиар? – веселилась Елрех.

Он посмотрел на нее с легким укором. Что‑то было между ней и фангром, что‑то безмолвное, но многозначительное.

– Эльфийка показалась мне знакомой, – начал он издалека, надеясь, что Елрех расскажет ему обо всем. – Не могу вспомнить, где видел ее, но…

– Такую редкую красоту трудно забыть, пусть даже видел ее мельком и один разок, – произнесла Елрех, поглаживая себя по животу. – Ни грязная одежда, ни усталый вид – ничего не может укрыть ее от посторонних глаз.

– Ты знаешь ее? – Роми активнее замахал хвостом; когти вонзились в рейку забора.

– И ты знаешь, забывчивый Вольный. – Глаза Елрех, устремленные на него блестели радостью.

– А он? – кивнул в сторону ушедших. – Этого фангра я вижу впервые. И его поведение… Он вел себя странно.

Елрех улыбнулась шире.

– Это потому, что он – не он.

Что это значит?

Не дав ответа Ромиару, она хохотнула и поспешила в дом. Он незамедлительно последовал за ней.

– От Дриэна недавно пришли вести, – проговаривала Елрех, поднимаясь по крыльцу и поглаживая живот. – Наши друзья приходили к нему. Представляешь, милый Роми, они поймали сумрачного барсука! Он не смог отказаться от него. Впервые на моей памяти он нарушил одно из главных правил гильдий: не работать с теми, кто не состоит в гильдии.

Ромиар, внимательно слушая каждое слово, открыл перед ней дверь.

– Надо написать ему. Будь я несколько легче, сама отправилась бы разыскивать их, а так придется просить о помощи Аспидов.

– Зачем тебе люди?

Елрех остановилась на пороге и с нежностью посмотрела на Роми. Погладила его по щеке, поправила белую прядь, цепляя ее за рог.

– Им нужно знать, – заговорила тихо, будто боялась, что игривый ветер разнесет ее слова по миру, – что в Фадрагосе грядут долгожданные для всех перемены. Вот увидишь, Асфирель с Кейелом будут радоваться больше других.

– Перемены? – переспросил Роми. – Эти незнакомцы несут их?

Елрех кивнула.

– И ты уверена, что они идут с добротой? Мне так не показалось.

– Роми! – с укором сказала Елрех. Положила ладонь ему на сердце и проговорила с серьезностью. – Посмотри на существ, кто нас окружает своим вниманием. Среди них есть и хитрые викхарты, и свирепые васоверги, но даже они не способны помыслить о вреде Фадрагосу. Что бы нас ни отличало друг от друга, мы все желаем Фадрагосу лучшего. Ты еще вспомнишь мои слова, уважаемый исследователь: нет никакой важности в именах существ, главное, что эти существа несут в наш дом. А эти двое точно несут Фадрагосу мир и благоденствие.

Конец четвертой части...  

Оглавление

Глава 1. Дезертирство не бойца

Глава 2. Чуть больше шага

Глава 3. Встреча у Больших мостов

Глава 4. Обитель гильдий

Глава 5. Не напролом, так в обход

Глава 6. Вольный наемник и скромный алхимик

Глава 7. Я, ты и кто-нибудь еще

Глава 8. Союзник

Глава 9. Щедрость Вольного. Эпизод первый

Глава 10. Щедрость Вольного. Эпизод второй

Глава 11. Соприкосновение

Глава 12. Контракт

Глава 13. Дружеская помощь. Любовное задание

Глава 14. Васгор

Глава 15. Расплата за интерес

Глава 16. Жизнь взахлеб

Глава 17. Пятая стихия Фадрагоса

Глава 18. Ксенофобия. Эпизод первый

Глава 19. Ксенофобия. Эпизод второй

Глава 20. Сила желаний. Эпизод первый

Глава 21. Сила желаний. Эпизод второй

Глава 22. Безнаказанность

Глава 23. Крайность Вольного

Глава 24. Падение

Глава 25. Рогатая проблема

Глава 26. Точка невозврата

Эпилог

На осколках гордости

Глава 1. Отражение глубины

Глава 2. На перепутье

Глава 3. Золотая клетка

Глава 4. Жизнь любовницы

Глава 5. Признания и шаги навстречу

Глава 6. Самопожертвование или целеустремленность… Эпизод первый

Глава 7. Самопожертвование или целеустремленность… Эпизод второй

Глава 8. Перечень

Глава 9. Клейменный

Глава 10. Жгучая ясность

Глава 11. Эльфийское сумасшествие

Глава 12. Заточенная принцесса, или библиотечные посиделки

Глава 13. Ревнивая лихорадка

Глава 14. На осколках гордости

Глава 15. Дежа вю

Глава 16. В тихом омуте…

Глава 17. Новые открытия

Глава 18. Правитель. Эпизод первый

Глава 19. Правитель. Эпизод второй

Глава 20. Виновницы. Эпизод первый

Глава 21. Виновницы. Эпизод второй

Глава 22. Виновницы. Эпизод третий

Глава 23. Отверженные

Глава 24. Отверженные. Эпизод второй

Эпилог

Тайны Энраилл

Глава 1. Тактика Вольного

Глава 2. Шестое чувство

Глава 3. Поток

Глава 4. Вестница духов

Глава 5. Кнут и пряник

Глава 6. В пламени

Глава 7. Развилки судеб

Глава 8. На рассвете

Глава 9. Сказки для Вольного

Глава 10. Вьюга

Глава 11. Откровения начинающего монстра

Глава 12. Север

Глава 13. Различие восприятий. Эпизод первый

Глава 14. Различие восприятий. Эпизод второй

Глава 15. Замок

Глава 16. Без вины виновные

Глава 17. Обманутые

Глава 18. Смерть

Глава 19. Свод Скверны

Глава 20. Л.Л

Глава 21. Лавовое озеро

Глава 22. Отшельники

Глава 23. Холмы грез

Глава 24. Хищный хребет

Глава 25. Точка пересечения

Глава 26. Разбитое сердце. Эпизод первый

Глава 27. Разбитое сердце. Эпизод второй

Глава 28. Разбитое сердце. Эпизод третий

Глава 29. Вспомнить все

Глава 30. Хитрость самообороны – заставь врага плакать

По следам прошлого

Глава 1. Переход 

Глава 2. Зов 

Глава 3. Бывших Вольных не бывает 

Глава 4. Аспиды 

Глава 5. Знакомыми тропами 

Глава 6. Пятно из голубой крови 

Глава 7. Сотрудничество 

Глава 8. Поиски 

Глава 9. Тени прошлого 

Глава 10. Две жизни 

Глава 11. Распутье 

Глава 12. Две тропы  Аня  

Глава 13. Васгор  Аня‑Асфи  

Глава 14. Свобода. Первые впечатления  Кейел  

Глава 15. Дарок  Аня  

Глава 16. Рождение дружбы. Защита стереотипов  Кейел  

Глава 17. Ритуал Ярости. Внутренние оковы  Аня  

Глава 18. Попутчики  Аня  

href=#t104> Глава 19. Сила огня, крепость камня  Кейел  

Глава 20. Сбор  Аня  

Глава 21. Лавовое озеро  Кейел  

Глава 22. Откровения состоявшегося монстра 

Глава 23. Огонь и вода  Кейел  

Глава 24. Тени прошлого 

Глава 25. Свод Скверны 

Глава 26. Любовь к Вестнице  Асфи  

Глава 27. Сокровищница тайн  Кейел  

Глава 28. Вести из прошлого 

Глава 29. Разбитые жизни 

Глава 30. Тернистый путь 

Глава 31. Сердце дома. Перепутье  Аня  

Эпилог  Аня