Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
Стиль написания хороший, но бардак у автора в голове на нечитаемо, когда он начинает сочинять за политику. Трояк ставлю, но читать дальше не буду. С чего Ленину, социалистам, эссерам любить монархию и терпеть черносотенцев,убивавших их и устраивающие погромы? Не надо путать с ворьём сейчас с декорациями государства и парламента, где мошенники на доверии изображают партии. Для ликбеза: Партии были придуманы ещё в древнем Риме для
подробнее ...
уничтожения демократии и захвата власти. Ну например очень трудно обмануть и подкупить 1000 независимых депутатов и заткнуть им право выступить перед парламентом и народом. Взяточники предлагают депутатам создать объедение под разным предлогом и открыто платить взятки депутатам в обмен на распоряжение их голосами лидером объедения, так и создались партии. Как развалить партию, не желающую продаваться и созданная специально под захват власти конкретным лидером партии? Для популярности партия набирает много разных людей и спонсоров. Как говорят украинцы, один украинец в лесу -партизан, два -партизанский отряд, три -партизанский отряд с предателем. Где делят деньги и власть всегда есть недовольные. "спонсоры" не довольные работой лидера партии, на ходят конкурента в партии и деньгами создают другой полюс силы и партию разрывает или идёт смена лидера. Всё просто, монархисты, монополисты и прочие узурпаторы власти ещё в древнем Риме придумали как из Республики сделать свою империю. Лохам хлеба и зрелищ, и врага для страха. Мошенникам на доверии плата за обман лохов. Вместо 1000 независимых депутатов узурпаторы власти договариваются с 2-5 лидерами крупнейших объединений депутатов. То есть рушится надёжность системы на два порядка. С точки зрения науки АСУ (автоматические системы управления) для контроля любого процесса должна быть обратная связь выхода с входом. То есть у каждого депутата должны быть конкретные избиратели, могущие отозвать свои именные голоса. Не именные бюллетени, не позволяют обманутому избирателю предъявить мошеннику претензии за обман. В нашей стране, как и во многих странах по сути нет рабочей демократической системы управления страной и нет вооруженной силы у народа для контроля власть держащих. По сути, у нас не больше прав, чем у крепостных и защитить себя мы не можем. Есть только воровской лохотрон "Честные выборы" и частные ЧВК бандитов типа "Царские волки", которые ненавидят реальных республиканцев и режут их в тихую по чёрному. А где их лучше резать, разумеется ДНР и ЛНР. Я думаю конфликт на Украине, как и прочие конфликты с 1991 года на всей территории бывшей СССР спланированы хозяевами МВФ, их международными институтами о России с цифровыми моделями нашей экономики и колониальной администрацией в кремле, за наши ресурсы и капиталы. Колониальная система МВФ в России, введённая Гайдаром в 1991 году вместо программы "500 дней" проста и функционально напоминает ведро с двумя большими дырками: Первая дыра - это запрет делать рубль средством накопления капитала и постоянным эквивалентом товара и снижать инфляцию в среднем менее 15% от ВВП в год для тотального вывоза капитала (перевод в фантики МВФ), постоянного грабежа всех рублевых средств граждан банками через валютные операции, скупка всего в России за фантики МВФ. Один только вывоз ресурсов за фантики без учёта вывоза капитала и взносов стабфонд МВФ при Путине с 2012 года превышает весь импорт в Россию на 199 млрд. дол. - то есть просто даром, при этом объём вывоза ресурсов бьёт новые рекорды. Весь залотой запас США тогда оценивался в 320 млрд. долларов. После моей критики на форум президента. С 2013 года Росстат стал скрывать реальные показатели Дефлятора ВВП, указывавший до этого реальную инфляцию в России. Для того, что бы быть реальным гражданином любой Республики, не надо иметь доброго хозяина, а надо иметь в шкафу комплект обмундирования и оружия сил местной самообороны граждан, и тогда любой чиновник подумает дважды, а стоит ли нарушать ваши законные права, а не как у нас - обобрать вас до нитки. Вторая дыра: Колониальная налоговая система, не дающая исполнять главную экономический задачу государства по предостовлению конкурентных преимуществ расширению и ввозу промышленности над импортом товаров. Например Китай поставил высокие заградительные налоги в виде НДС и т.д. на ввоз импорта, но может полностью освободить от налогов местное совместное предприятие частично или полностью, если прибыль вкладывается в расширение производства. Причем предприятия там делятся на 3 типа: государственные, общественные и частные. Самые низкие налоги у совместных государственных предприятий (гос более 50%). В Китай не выгодно вести товар, туда ввозят производства с соответствующими технологиями практически бесплатно. Посетив консульство Китая в 1992 году, я с удивлением узнал, что мониторы разных ведущих брендов Японии, Корей, Европы и США производят на одном заводе. И это Китаю досталось практически бесплатно, только благодаря налоговой системе. Наше правительство может неплохо жить при полном развале нашей экономики, торгуя только ресурсами. У колоний налогами облагают в первую очередь ресурсы, делая затраты максимальными, а фонд Заработной Платы минимальным, по этому наши предприятия не выдерживают конкуренции с теми странами, где налоги на ресурсы нет и даже датируются государством. Соответственно в этих странах в стоимости маленький расход на затраты и больший уровень на ЗП. При конкуренции гос система ещё будет получать прибыль, а наше колониальное уйдёт в минус- разорится. Гос и колониальной налоговой системы противоположные функции. Государство обеспечивает высокий уровень жизни своим гражданам. Колония имеет задачи увеличить вывоз ресурсов и снизить уровень потребления колонии в том числе и снижение численности населения до уровня необходимого для получения и вывоза ресурсов. То есть нас за наши добытые ресурсы физически уничтожают уже 33 года, скрывая убыль завозом жён с детьми (получением второго гражданства) таджиков и прочих не словянских соседних наций, ну и одновременно финансирую ультронационалистов для будущей гражданской войны между коренными и приезжими. Славянам получить гражданство у нас на порядок сложней. Это видят все, кто умеет пользоваться своими мозгами. Путину осталось повысить НДС до 28%, что бы получить 1992 год Гайдара. Гайдар, хоть и был мошенником, но всё же хоть на короткое время ввел квоты на вывоз нефтепродуктов, что сразу повысило их цену в 3 раза и только отмена квот спасла от дальнейшего повышения. Что бы повысить доходы от импорта нефти достаточно ввести квоты на вывоз, что бы вывоз ресурсов не превышал импорт товаров в Россию. Это тоже сломает колониальную систему. Если кто изучал АСУ, знает, что не стабильная система либо затухает, либо идёт в разнос. Поддерживать колониальную не стабильную систему 33 года в рабочем состоянии на порядок трудней, чем поддерживать стабильную. Её хозяева тратят кучу средств на постоянный контроль и стабилизацию от разрушения, да ещё требуется содержать целую армию охраны воров от бунта обворованных жителей колонии.
Оценку не ставлю. Обе книги я не смог читать более 20 минут каждую. Автор балдеет от официальной манерной речи царской дворни и видимо в этом смысл данных трудов. Да и там ГГ перерождается сам в себя для спасения своего поражения в Русско-Японскую. Согласитесь такой выбор ГГ для приключенческой фантастики уже скучноватый. Где я и где душонка царского дворового. Мне проще хлев у своей скотины вычистить, чем служить доверенным лицом царя
подробнее ...
по выносу его ночного горшка с пафосом и помпой. Потому как скотина своя. А их высокопарный флуд идёт только между дворни, других они уже за людей не считают. И им насрать как монарха зовут, лишь бы власть над нами получить. Стал с не той ноги, съездил по роже или послал в околоток выпороть и чувствуешь себя царьком, жизнь удалась? Мы из за войнами Сибирь с Дальним Востоком заселить не можем, экономически остаёмся колонией, а имперских феодальных амбиций у любого выше крыши. Всё кудато мечтают наши ресурсы сплавлять на сторону из общего кармана. Сами то почему освоить не можем? Я лично не понимаю стратегическую цель Русскоя-Японской войны. Зачем было встревать между Японией и Китаем? Это же их кротчайший торговый путь. Уж если охота было избежать поражение в историческом плане, то не связывались бы с постройкой Порт-Артура. Не потеряли бы пол Сахалина. Помогли бы аборигенам за их деньги построить ЖД, что бы и самим попользоваться, да и часть товаров пустить по ЖД через Россию.
Переписанная Википедия в области оружия, изредка перемежающаяся рассказами о том, как ГГ в одиночку, а потом вдвоем :) громил немецкие дивизии, попутно дирижируя случайно оказавшимися в кустах симфоническими оркестрами.
Уроки пения она давала в длинной комнате над музыкальным магазином. Ее ученики нередко побеждали в конкурсах, блистали на местных концертах, а порой и сами становились учителями. Ей тоже удалось одержать немало побед, и все твердили, какая она талантливая.
Каждое Рождество она мечтала о снеге. Снег празднично преображал их скучный городок. Приземистые, крытые черепицей лавки из бурого кирпича расправлялись, крыши домов у подножия холма весело поблескивали сахарной корочкой, и даже унылый клуб с тюлем на окнах, где местные джентльмены играли на бильярде или в вист за скудными порциями разбавленного виски, казался значительнее. Когда шел снег, можно было вообразить, что ты где-нибудь в Баварии, Вене или в горах и по безобразному холму со стороны газового завода, того и гляди, элегантно заскользят запряженные лошадьми сани, о которых она читала в туристских проспектах. Когда шел снег, можно было вообразить, что Ивенсфорд с его горбатыми улочками над рекой – это альпийский городок. Чего только не вообразишь, когда идет снег. Однако в сочельник почти всегда лил дождь, а по улице, похожей на мрачный темный канал, вереницами плыли к заводу плащи. И вместо того чтобы, радуясь снегу, петь Моцарта, она долгие часы простаивала за прилавком, продавая рабочим джазовые пластинки, а вечером скучала на приеме у Уильямсонов.
В прошлом году она спела у них несколько песен. Мужчины, разгоряченные джином и портвейном, невпопад ей похлопали, а Фредди Уильямсон прогудел: «Молодец, Кларочка!»
Она знала, что мужчинам больше нравится Эффи. Ее сестрица не пела, ни в каких конкурсах не побеждала, зато умела веселиться, и почему-то казалось, что любое дело ей по плечу. Натура у нее была хамелеонья, и за ней увивались мужчины. Она часто смеялась, звонко, заразительно, так что и окружающие начинали смеяться, и у нее были большие с фиалковым отливом глаза. Иногда она так много смеялась, что Кларе хотелось заплакать.
На это Рождество Клара твердо решила не ходить к Уиль-ямсонам. У них был кожевенный завод, очень прибыльный, и жили они у реки в большом доме эдвардианского стиля – с окнами фонарем, башенками по углам и цветными стеклами в ванных комнатах. Несколько раз в году Уильямсо-ны устраивали приемы. Туда сходилась вся городская элита – деловые люди, удостаивающие своим посещением разве что гольф-клубы. Они приходили с женами в облегающих платьях, под которыми фурункулами выступали крючки корсетов. К полуночи миссис Уильямсон начинала чудить и, бродя из комнаты в комнату, липла подряд ко всем мужчинам. Чудили и оба ее сына, Джордж и Фредди: они снимали пиджаки и показывали силу, одной рукой поднимая за ножку тяжелые стулья.
В четыре часа Клара пошла наверх, чтобы закрыть в музыкальном классе ставни, задернуть шторы и затопить камин. В тумане за окном сеялся мелкий дождь. Рождества даже не чувствовалось. Омытые ветви лип венозно краснели в густо-синей темноте.
Когда она выходила из комнаты, на лестнице появилась ее сестра.
– Вот ты где! Там молодой человек ищет какую-то песню, а название забыл.
– Опять, наверное, Денни Кея. Все только его и спрашивают.
– Да нет. Он говорит, песня рождественская.
– Сейчас спущусь, – сказала Клара, но на полпути остановилась, вспомнив, что собиралась сказать Эффи. – Кстати, на прием к Уильямсонам я сегодня не пойду.
– Но, Клара, ты же обещала. Ты ведь никогда их не пропускаешь.
– Ну и что? А сегодня устала и не хочется.
– С Уильямсонами это не пройдет, – сказала сестра. – Они тебя силой затащат.
– Пойду разберусь с покупателем. Какая, он говорит, песня?
– Говорит, рождественская. А с вечером у тебя ничего не выйдет. И не надейся.
Клара спустилась в магазин. Каждый день к ней подходили люди, забывшие какую-нибудь песню. «Она звучит примерно так» или «Поется это вот как» – объясняли они и пытались напеть мотив. Мелодия всегда была популярной, и Кларе без труда удавалось узнать ее.
У прилавка с пластинками стоял молодой человек в коричневом пальто, коричневой фетровой шляпе и с зонтиком в руке. Когда она подошла, он снял шляпу.
– Видите ли, мне нужна песня, но…
– Рождественский гимн? – спросила она.
– Нет, песня. Просто рождественская песенка.
Молодой человек очень смущался. Не поднимая на нее глаз, он облизывал губы и чертил кончиком зонта по линолеуму.
– Слов вы совсем не помните?
– К сожалению, нет.
– А мотив?
Молодой человек открыл рот, собираясь что-то пропеть или сказать, но запнулся и от смущения закусил губу.
– Мне бы хоть два-три слова, – сказала она. – Песня современная?
– Да как вам сказать. Кажется, она немецкая.
– Может быть, Шуберт?
– Ужасно глупо, но я просто не знаю, – сказал он. – Мы ее слышали всего один раз.
Он, казалось, уже собрался надеть шляпу. Кончик его зонта чуть ли не дырявил линолеум. Иногда застенчивые покупатели просто не решались напеть песню, за которой пришли, и неожиданно она предложила:
– Давайте поднимемся наверх. Может, там нам повезет больше.
Наверху, в музыкальном классе, Клара пропела ему начало нескольких песен Шуберта. Она сидела за роялем, а молодой человек почтительно стоял в сторонке, опершись на зонт и не смея ее перебивать. Потом она перешла на Брамса; его лицо засветилось надеждой. Она спросила, не узнал ли он мелодии, но он отрицательно покачал головой и после еще одной песни Шуберта вдруг выпалил:
– Понимаете, вообще-то она не рождественская. Вроде бы и рождественская – и нет. Скорее она как бы наводит на мысль о Рождестве…
– Она про любовь?
– Да.
Клара напела еще одну песню Шуберта, опять не угадала и в конце концов поднялась из-за рояля.
– На свете столько песен о любви, – сказала она.
– Я знаю, но эта совсем особенная.
– А свою подругу вы не могли бы привести? Вдруг она вспомнит.
– Нет, нет, – сказал он. – Мне бы хотелось обойтись без нее.
Они пошли вниз, и по дороге он несколько раз поблагодарил ее.
– Вы чудесно поете, – сказал он. – Вам бы эта песня понравилась.
– Приходите, если вспомните мелодию или слова, – сказала она. – Мне бы услышать хоть несколько тактов.
Он нервно затеребил зонт, поспешно надел шляпу, тут же снял и поблагодарил Клару. Потом снова надел шляпу и снова приподнял ее. Выйдя на улицу, он резко раскрыл зонт, налетел ветер, молодого человека крутануло на мокром асфальте и унесло в темноту.
Весь вечер моросил дождь, то и дело заходили покупатели и стряхивали мокрые шляпы на лакированные рояли. Клара обслуживала их, но все время думала о песне, которую не мог вспомнить молодой человек. В голове вертелись мелодии Шуберта, переплетаясь с мелодиями рождественских гимнов, доносившихся из кабинок для прослушивания, и, когда пришла пора закрывать магазин, она вздохнула с облегчением.
Эффи носилась по дому в одном белье, готовясь к вечеру.
– Ты что, всерьез решила не ходить? – спросила она Клару.
– Кому я там нужна? Да мне и самой у них скучно.
– Они к тебе хорошо относятся.
– Ничего не могу поделать. Я еще в прошлом году решила. Ни для них, ни для меня никакого удовольствия.
– Не выгорит. За тобой приедут, можешь не сомневаться.
В восемь вечера Эффи с отцом и матерью укатили на машине к Уильямсонам. Клара прошла через магазин, открыла дверь и выпустила их на улицу.
– Звезды высыпали, – сказала мать. – Похолодало.
Клара постояла на пороге, глядя на звезды, и решила, что в самом деле подмораживает.
– Ты все же давай собирайся, – крикнула из машины Эффи. – Сама знаешь Уильямсонов. – И она так звонко и заразительно рассмеялась, что отец с матерью тоже не смогли удержаться от смеха.
Когда машина тронулась, Клара закрыла дверь и отключила звонок. Потом поднялась наверх, переоделась в халат и снова задумалась о песне, которую пытался найти молодой человек. Сев за рояль, она тихонько напела несколько мелодий.
В девять часов послышался стук в окно со стороны переулка и голос Фредди Уильямсона.
– Это кто к кому не желает ехать? – гудел он. – А ну открой окно.
Она подошла, отдернула штору и посмотрела вниз.
На тротуаре стоял Фредди Уильямсон и целился в нее шоферской перчаткой.
– Одевайся! И поживей! – крикнул он.
Она открыла окно.
– Тихо, Фредди. Люди услышат.
– И пусть слышат. Кто к кому не желает ехать? Я и хочу, чтобы слышали. – Он запустил по окну перчаткой. – Все просто-напросто возмущены. Одевайся живей!
– Пожалуйста, уймись, – сказала она.
– Тогда впусти меня, – загудел он. – Надо поговорить.
– Сейчас.
Клара спустилась, отперла дверь и провела его через магазин в музыкальный класс. Он ежился, притоптывал огромными ножищами и все повторял, что на улице холодает.
– Надо было пальто надеть, – сказала она.
– Не ношу, – ответил он. – Терпеть не могу кутаться.
– Тогда не жалуйся, что замерз.
Массивный, розовый, с большими губами и блестящими, как у пуделя, глазками, Фредди грузно ходил из угла в угол, то и дело останавливаясь у камина потереть руки.
– Родительница приказала без тебя не являться, – сказал он. – И никаких разговоров.
– Не поеду, – сказала она.
– Поедешь как миленькая. А пока ты собираешься, я чего-нибудь выпью.
– Пожалуйста, если хочешь. Только я не поеду. Чего тебе налить?
– Джина, – сказал он. – Ну и занудой же ты бываешь, Кларочка.
Она молча налила ему выпивку, и Фредди Уильямсон поднял стакан.
– Извини, не хотел тебя обидеть, – сказал он. – С праздником, Кларочка!
– С праздником! – отозвалась она.
– Кларочка, лапушка, а не поцеловаться ли нам ради праздника? А? – Он неуклюже сгреб ее за плечи и чмокнул мясистыми, мокрыми, как у собаки, губами. – Голубушка моя, – гудел он. – Лапушка моя, Кларочка.
В голове у нее звучали мелодии песен, перебивая друг друга, уводя куда-то. Она грезила наяву, ей казалось, она пытается поймать что-то неуловимое, ускользающее от нее.
– Ты не заснула? – спросил Фредди Уильямсон. – Одевайся скорей и поехали.
– Нет, я сейчас упакую рождественские подарки и лягу спать.
– Да ты что, Кларочка? Живо собирайся. Тебя там ждет не дождется уйма парней.
Она отрешенно стояла посреди комнаты, думая о пылком и застенчивом молодом человеке, который не мог вспомнить песню.
– Вот сонная тетеря, – сказал Фредди Уильямсон. – Где ты витаешь? Очнись!
Неожиданно он по-мужски, грубо обхватил ее за талию, чуть не оторвав от пола, прижал к себе и влепился мокрыми губами в ее щеку.
– Давай, а? – бормотал он. – Ну сколько можно держать себя в узде? Когда-то ведь надо, а?
– Народу много собралось?
– Ну давай. Ну не жеманься.
– Как же я переоденусь, если ты не пускаешь?
– Все успеем, и то и другое, а?
– Нет, – сказала она.
– Тогда последний поцелуй. – И, сдавив ее, Фредди Уильямсон закрыл ей рот своими тяжелыми собачьими губами. – Кларочка, голубушка. Зачем держать себя в узде? Может, давай все-таки, а?
– Ну хватит, Фредди, хватит. Мне надо собраться. Налей себе еще и жди.
– Вот это разговор.
Пока она переодевалась, он пил джин и грузно топал по комнате. Она вышла к нему в черном жакете, с черно-красным шарфом на голове.
– Ух ты! – восхитился Фредди Уильямсон. – Вот это да! – И поцеловал ее еще раз, неуклюже и грубовато проведя руками по лицу, шее, волосам.
Когда они спускались вниз, кто-то тихонько постучал в стекло входной двери.
– Полиция, – сказал Фредди Уильямсон. – Видно, забыл включить сигнальные огни в машине или еще какая ерунда.
Но, открыв дверь, Клара увидела молодого человека, который не мог вспомнить песню. Он тут же приподнял шляпу.
– Извините, ради бога… Вы уходите?… Прошу прощения.
– Вспомнили? – спросила она.
– Кое-что, – ответил он. – Слова.
– Тогда заходите. Минутка у меня есть.
Он вошел в дом, и Клара прикрыла дверь. В магазине было темно, и ей показалось, что сейчас он робеет меньше.
– Начинается так, – сказал он. – Всего я, правда, не помню. Что-то в этом духе: Leise flehen meine Lieder. Liebchen, komm zu mir…
– Шуберт. – Она направилась в ту сторону, где стояли инструменты, и, сев за рояль, запела. «Эта, эта самая», – услышала она его слова и еще услышала, как Фредди Уильямсон нетерпеливо возится с замком входной двери.
– Чудесная песня, – сказал молодой человек. – Она, конечно, не рождественская, но есть в ней что-то такое…
Громко топая, Фредди Уильямсон вышел на улицу, и вскоре оттуда донесся шум мотора. Цепочка на открытой двери брякала о косяк, и в темный магазин задувал холодный воздух.
Клара замолчала, она не знала всех слов, только эти первые строчки: «Песнь моя летит с мольбою тихо в час ночной. В рощу легкою стопою ты приди, друг мой…» Дальше она не помнила.
– Извините, я дальше не помню, – сказала она.
– Огромное спасибо, – сказал он.
Дверь хлопала, действовала на нервы, и она встала закрыть ее. Снаружи нетерпеливо сигналил Фредди Уильямсон.
– Вам, видимо, нужна пластинка? – спросила она. – У нас есть отличная запись.
– Если вас не затруднит.
– Постараюсь найти, – сказала она. – Только зажгу свет.
Разыскивая пластинку, она еще раз пропела первые такты.
– Сколько в ней нежности, – заговорила она. – Какая-то удивительная нежность… – Вдруг ей показалось, что молодой человек смутился. Он принялся рыться в бумажнике, но она сказала: – Да ладно вам. Заплатите после Рождества, в любой день заплатите.
В ту же минуту дверь открылась, и показался Фредди Уильямсон.
– Что тут происходит? – спросил он. – Магазин давно закрыт. Клара, ну давай живей!
– Иду, – сказала она.
– До свидания, – попрощался молодой человек. – Я вам очень признателен. С праздником вас.
– И вас с праздником, – ответила она.
Ветер успел стихнуть, и звезды на небе были резкими, зелеными; улицу подсушивало, только кое-где еще темнели мокрые пятна.
– Вот хам! – бубнил Фредди Уильямсон. – Наглец чертов!
Он насупился, замолчал и быстро погнал машину к высокому берегу над рекой. Весь декабрь, не переставая, шли дожди, и когда машина выехала наверх, впереди простерлась широкая гладь зимнего паводка, разрезанная на квадраты притопленными живыми изгородями и поблескивающая отражениями зеленых и желтых огней на том берегу.
– Я бы его послал ко всем чертям! – сказал Фредди Уильямсон. – До чего наглый. Просто хам.
– Река разлилась, – сказала Клара. – Замерзнет, на коньках можно будет кататься.
– До чего же нахальные бывают люди, – сказал Фредди Уильямсон. – Черт знает что!
Он мрачно повернул на гравийную аллею, ведущую к большому эдвардианскому дому. От колес во все стороны взметнулись сухие, ломкие листья каштанов; по краям обширной лужайки серебрился иней.
– Еще разочек, пока мы одни, – сказал Фредди Уильямсон и с неуклюжей поспешностью, хотя она и пыталась отвернуться, поймал ее губы, как собака птицу. – Кларочка, голубушка. К черту узду! Рождество ведь.
– Поставь лучше машину, я тебя подожду, – сказала она.
– Твое слово – закон, моя голубушка. Хорошо, что ты приехала.
Она выбралась из автомобиля и немного постояла, глядя вниз, на пойму. Потом нагнулась и тронула ладонями траву. Трава была жесткая, хрусткая, а прихваченные морозцем ветки деревьев и напитанные влагой стебли увядших цветов ярко искрились. В огнях дома, льющихся с той стороны лужайки, искрился пар от ее дыхания. Казалось, что даже внизу, на широко разлившейся воде поблескивает иней, и она почти убедила себя, что река успела чудесно преобразиться, затянувшись сплошной гладью льда.
Так она и стояла, думая о робком и пылком молодом человеке, о его зонтике, о приподнятой шляпе. Песня, которую он не мог вспомнить, снова зазвенела у нее в голове… «Песнь моя летит с мольбою… Ты приди, друг мой…» Но тут, топая ножищами по гравию, подошел Фредди Уильямсон и опять вцепился в нее, словно изголодавшийся пес.
– Еще разочек, пока никого нет, – загудел он. – Разочек, Кларочка. Только один разик, лапушка. Вот так…
В доме вдруг раздались взрывы хохота, будто кто-то – скорее всего, ее сестрица – раздул искорки веселья, которые до этого лишь вырывались из окон.
– Помаленьку разогреваются, – сказал Фредди Уильямсон. – Весело будет.
Под ее ногой хрустнул ледок. Она цеплялась за что-то неуловимое, уплывающее от нее. «Leise flehen meine Lieder. Ты приди, друг мой»… как же там дальше?
Последние комментарии
1 час 12 минут назад
7 часов 34 минут назад
7 часов 42 минут назад
8 часов 10 минут назад
8 часов 14 минут назад
8 часов 15 минут назад