Лоли (СИ) [Shmebyulok] (fb2) читать постранично

========== Часть 1 ==========

Лоли…

Ло-ли.

Он проник в меня. Под мою грубую, наглухо запечатанную одеждой кожу, минуя гладкие костяные спицы грудной клетки, проскользнув внутрь мягкой алой плоти до самого обнаженного, оголенного, раскрытого органа — сердца.

Когда я впервые увидел его, такого по-детски невинного, тёплого, со слипшимися после сна ресницами и отпечатком накрахмаленного уголка подушки на белом лице, с пышной шапкой светло-рыжих кудрей, россыпью золотистых веснушек на мягких щеках и зелёными, черт меня дери, такими зелёными глазами.

Я задыхался.

Задыхался, как обреченный утопающий, захлебываясь собственными, задавленными ещё в сухом горле, пылкими вздохами, и умирал…

Пока грузная толстощекая нянечка не потянула меня в сторону винтовой, видавшей не одно десятилетие деревянной лестнице на второй этаж в старом здании детского дома.

Я с большой неохотой оторвал взгляд от оранжевой лохматой макушки, медленно передвигавшейся среди кучки сонных подростков, которые спускались из своих комнат в столовую на завтрак, и побрел вслед за миссис Берт, волоча за собой чемодан с моими вещами.

— Вот твоя койка, — ткнула она пухлым пальцем с облезлым лаком на ногтях, указывая на нижний отдел двухъярусной кровати. Я молча кивнул и придвинул свой чемодан, от которого на ладони уже проступили красные пятна, к самому краю койки. — Если поторопишься, успеешь на завтрак. Столовая в другом крыле, — она кивнула в сторону окна, которое выходило на второй корпус здания детдома. — Вход в неё через улицу. Найдёшь сам, у меня дел невпроворот, — пробурчала толстушка, и мне ничего не оставалось, как снова кивнуть, расплывчатым взором рассматривая неотстиравшееся пятно на моей простыне. Когда она скрылась за дверью, скрипнув напоследок расшатанными петлями, я плюхнулся на жесткий матрас, тупо уставившись в зелень окна. Комната была довольно просторная и светлая. Я насчитал двенадцать двухъярусных кроватей и три обыкновенных, что в совокупности мне дало количество людей, с которыми я буду делить комнату. Двадцать семь. Двадцать семь таких же сирот, каким стал я. И это ещё не все, на втором этаже было ещё три комнаты и парочка на первом. Я, правда, понятия не имел, сколько в каждой обитало брошенных детей, но даже примерная цифра повергла меня в шок.

Я ужаснулся. Тот, который привык иметь собственное место в доме, который не терпел вмешательства в его личное пространство, теперь был вынужден делить комнату, душевую, столовую с совершенно незнакомыми людьми.

Я пожевал сухую обветренную губу, переводя взгляд с окна на тумбочку возле моей кровати. На ней лежали ржавого цвета огрызок от зеленого яблока и покусанная ручка с потрепанным блокнотом. Я протянул руку, беря толстенький блокнот приятного оттенка сочной зелени, и открыл его. К моему сожалению страницы оказались девственно чисты, как только что выпавший, ещё не запятнанный грязными ботинками белый-белый снег. Что странно — блокнот был далеко не новым, это было заметно по облезлым уголкам корешка и облупившейся и треснувшей краске на обложке. Видимо, владелец намеренно выдирал листы с надписями.

Я вернул чужую вещь на место, наконец поднимаясь с кровати и подходя к уже облюбованному мною ранее окну. Дети все ещё тянулись стайкой усталых дельфинов в здание столовой, и я решил, что поесть мне очень не помешает, да и осмотреться нужно было, хотя желания не было абсолютно.

Вдруг в памяти всплыл тот большеглазый мальчишка. Это воспоминание отдалось в области затылка нежно-персиковой колющей болью. Я прикрыл глаза, чтобы на внутренней темной стороне век воссоздать его прехорошенький образ. И замер, впитывая в себя переливы его золотистых волос.

— Ты все ещё здесь? — крикнула ворчливая нянечка, грубо вторгаясь в мои мечтания. — А ну марш завтракать! — она притопнула ногой для пущей убедительности, а я про себя сравнил ее с курицей.

Затем скривился незаметно для нее и отправился на улицу, запихнув ладони в тугие карманы джинсов и неприлично зашаркав ногами. Я все ещё слышал надоедливый бубнеж миссис Берт, и он стих только когда я захлопнул тяжелую железную дверь главного входа, ступая изношенными кедами в ещё влажную от утренней росы траву. Сырой воздух заполнял высохшие легкие, словно вкусный подземный ледяной ключ, освежая. Я вдохнул глубже и двинулся в сторону второго крыла здания. Чем ближе я к нему подходил, тем отчетливее был слышен беззаботный гам детдомовских детишек, доносившийся из настежь распахнутых окон, которые располагались вдоль всего первого этажа столовой. Я повернул голову, надеясь уловить через стекло царившую там атмосферу, но кроме своего угрюмого лица в отражении ничего не увидел.

Эрика, моя покойная мачеха, поначалу говорила, что я смотрю на неё со злостью, хотя на