Маска [Юрий Вячеславович Сотник] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Юрий Вячеславович Сотник МАСКА
Мы были в красном уголке. Сеня Ласточкин и Антошка Дудкин играли в пинг-понг, Аглая листала старые журналы, а я просто так околачивался, без всякого дела. Вдруг Аглая спросила: — Сень! Что такое маска? — А ты чего, не знаешь? — Я знаю маски, которые на маскараде, а тут написано: «Маска с лица Пушкина». Сеня поймал шарик, подошел к Аглае и взглянул на страницу растрепанного журнала. Мы с Дудкиным тоже подошли и посмотрели. — Маска как маска. С лица покойника. — Сень… А для чего их делают? — Ну, для памяти, «для чего»! Для музеев всяких. — А трудно их делать? — Ерунда: налил гипса на лицо, снял форму, а по форме отлил маску. — А с живого человека можно? — спросил Дудкин. Сеня только плечами пожал: — Ничего сложного: вставил трубочки в нос, чтобы дышать, и отливай! Все мы очень уважали Сеню, и не только потому, что он был старше нас: он все решительно знал. Если мы говорили о том, что хорошо бы научиться управлять автомобилем, Сеня даже зевал от скуки. — Тоже мне премудрость! Включил зажигание, выжал сцепление, потом — носком на стартер, а пяткой — на газ. Заходила речь о рыбной ловле, и Сеня нам целую лекцию прочитывал: щуку можно ловить на донную удочку, на дорожку, на кружки, а жерех днем ловится внахлест и впроводку, а ночью со дна… Управление машиной да рыбная ловля — дела все-таки обычные. Но отливка масок с живых людей… Мы до сих пор даже не подозревали, что такое занятие вообще существует. Узнав, что Ласточкин и в этом деле «собаку съел», мы только молча переглянулись между собой: вот, мол, человек! — Пошли! — сказал Сеня и направился обратно к столу для пинг-понга. Дудкии пошел было за ним, как вдруг Аглая вскрикнула: — Ой! Антон! Для выставки маску сделаем! Антошка сразу забыл про игру. — В-во! — сказал он и оглядел всех нас, подняв большой палец. Каждый год к первому сентября в нашей школе советом дружины устраивался смотр юных умельцев. Ребята приносили на выставку самодельные приборы, модели, рисунки, вышивки. Специальное жюри оценивало эти работы, и лучшие из них оставались навеки в школьном музее. Аглая с Дудкиным все лето мечтали сделать что-нибудь такое удивительное, чтобы их творение обязательно попало в музей. Это было не так-то просто: на выставку ежегодно представлялось больше сотни вещей, а в музей попадали две-три. — В-во! — повторил Дудкин. — А гипс в «Стройматериалах» продается. Я сам видел. Сень! Покажешь нам, как отлить? — Ага, Сень… — подхватила Аглая. — Ты только руководи. Мы все сами будем делать, ты только руководи. Сеня у нас никогда не отказывался руководить. В свое время он был старостой нашего драмкружка (это когда ко мне в квартиру притащили живого козла), руководил оборудованием красного уголка (тогда еще Дудкин перебил зубилом внутреннюю электропроводку). Теперь он тоже согласился: — Ладно уж. Только быстрее давайте: мне в кино идти на пять тридцать. Стали думать, с кого отлить маску. Ласточкин сказал, что хорошо бы найти какого-нибудь знаменитого человека: тогда уж маску наверняка примут в музей. Дудкин вспомнил было, что в нашем доме живет профессор Грабов, лауреат Ленинской премии, но тут же сам добавил, что профессор едва ли позволит лить себе на лицо гипс. И вдруг меня осенило. — Гога Люкин! — сказал я. Аглая с Дудкиным сразу повеселели. Гога Люкин жил в нашем доме. Он учился во втором классе, но его знала вся школа. Дело в том, что он был замечательный музыкант. Во всех концертах школьной самодеятельности он играл нам произведения Шуберта, Моцарта и других великих композиторов. Он был курчавый, большеглазый и очень щупленький, с большой головой на тонкой шее. Когда мы слушали его, нас всегда удивляло, как это он, такой крохотуля, может выбивать из рояля такие звуки. Но еще больше нас удивляло, что он в свои восемь лет сам сочиняет вальсы и польки и они получаются у него совсем как настоящие. Я сам слышал, как педагоги называли его «удивительно одаренным ребенком», и все мы были уверены, что Гога станет композитором. — У него башка варит, — сказал Дудкин, кивнув на меня. — «Варит»! — вскричала Аглая. — Да нам с тобой такого в жизни не придумать! Когда Гошка станет знаменитым, маску не то что в школьном — в настоящем музее с руками оторвут. Мы надели плащи (на улице шел дождь) и побежали искать композитора. На ловца, как говорится, и зверь бежит: мы встретили Гошку во дворе. Он был в зеленом дождевике из пластика, доходившем ему до пят, в таком же капюшоне, спускавшемся почти до носа. Мы окружили Гошу. Аглая, Дудкин и я, перебивая друг друга, объяснили, зачем он нам нужен. Нам не терпелось, мы хотели заняться отливкой маски немедленно. Композитор выслушал нас и остался совершенно равнодушным. — Я сейчас не могу, — сказал он из-под капюшона. Мы заговорили о том, что он своего счастья не понимает, что это большая честь для него, если его маска будет- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Последние комментарии
7 минут 22 секунд назад
35 минут 36 секунд назад
39 минут 28 секунд назад
39 минут 56 секунд назад
47 минут 34 секунд назад
49 минут 15 секунд назад