Бурыга [Леонид Максимович Леонов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (8) »
Леонид Леонов БУРЫГА Хрестоматия
В. Д. Фалилееву
I
В Испании испанский граф жил. И были у него два сына: Рудольф и Ваня. Рудольфу десять, а Ване еще меньше. В средних еще годах профершпилил граф все свое состояние на одной комедиантке заезжей, а к старости остался у него лишь пиджак да дом старый, который даже и починить не на что было. Тогда же жена графова от огорченья и померла. …Вот живет граф в нижнем этаже, там еще хоть мебель осталась, а в парадных залах, наверху, живому не житье: крыша протекает, зимой топить нечем, — там графовы дедушки на портретах помещаются, им-то все равно. Сам граф на почте главным служил, ребята его испанскую грамоту учили, кухарка суп варила; так и жили. Да пришел к ним в одном студеном декабре случай непредвиденный: пошла ихняя кухарка на реку белье полоскать, нашла детеныша-н ос-хоботом. Вышла она к реке, глядит и видит — сидит в сугробе этакой мохнатенький, замерзает, видимо. Из-под рубашонки копытца торчат, а нос предлинный, нечеловечий нос, — ручонками он его трет. Жалостлива кухарка была, руками всплеснула, головой замотала: — Экой ты! Ведь замерзнешь!.. А тот поглядел на нее исподлобья да басом на нее: — Ну-к што ж… обойдется! Разволновалась баба, схватила детеныша в охапку, запихала под белье, домой пустилась опрометью… Всю дорогу детеныш из корзины трубел: — Ни к чему все это, пустяки одни! Зря это ты, баба…II
Принесла домой, отрезала ему хлебца с фунт, шубейкой накрыла, стала насупротив, удивляется: — Откудова ты, экое дитятко? И не обезьяна и на дитенка не похож… Урчит детеныш с набитым ртом: — Мы не тутошние! А сам ухватился за краюху, жрет, — только хвостик из-под шубейки вздрагивает. Был у него хвостик так себе, висюлькой, а рожки конфетками. Тут вышел на кухню сам испанский граф самовар поставить, увидел детеныша, отскочил даже сперва, а потом на кухарку наступать начал: — Этта что такое?.. Где такое диво выискала? Зачем он тут? Стала кухарка сказывать: — Как вышла я этто к реке, вижу, — сидит в снежке, ножонки поджал, замерзывает… Гмыкнул граф, поближе подошел: — Н-да! И нос у него, действительно. Задумался сперва, а потом взял детеныша за нос, дернул слегка. Заворочался детеныш, взъерошился, буркнул прямо в упор графу: — Дурак ты, паря, чего привязался? Дал ему граф за такие слова затрещину, но потом погладил ласково, спросил: — Так вон оно как, даже разговаривать можешь… Тебя зовут-то как? Протянул деловито: — Буры-ыга! И как вымолвил это детеныш, обрадовался граф, захохотал, как из бочки, посуда на полках запрыгала, канарейка спросонья с жердочки свалилась, заслонка у печки грохнулась. И откуда глотка такая: сам никудышный, сквозь пиджак ребра видны. Хохотал-хохотал, да вдруг взугрюмился, боясь кухаркино уваженье потерять, показал бабе на Бурыгу, прикрикнул и настрого приказанье дал: — Ты его мылом карболовым да с нафталинцем протри опосля мытья. Мы его в лакеи приспособим! И ушел граф спать, про самовар забыл. Весь вечер ел Бурыга кухарке в диковину, а Рудольф с Ваней весь вечер проспорили: настоящий это детеныш или так, только нарочно. И уж под самую ночь, когда все спали, а Бурыга лежа дожевывал четвертый фунт, притащили графовы ребята сигару детенышу, у отца стащили. Бурыга взял сигару, молча съел, причмокнул и сказал: — Ну-к што ж, ничево! Приходите, когда не сплю, — расскажу кой-што там, бывалое… Но тут замотал головой, втянул носом воздух, как насосом, и пронзительно чихнул. Ваня вздрогнул и вылетел из кухни стрелой, другой за ним. А Бурыга чихнул им вдогонку еще раз, зевнул и стал засыпать. В кухне пахло щами, тараканами и карболкой. И уже спросонья мечталось Бурыге так: «Э-эх, бруснички ба!..»III
Хорошо жилось Бурыге в зеленом приволье леса. Там по утрам солнце ласково встает: оно не жжет затылка, не сует тебе клубка горячей шерсти в глотку, оно свое там, знакомое. Там затянет по утрам разноголосая птичья тварь на все лады развеселые херувимские стихеры, там побегут к болотному озерку неведомые, неслыханные лесные зверюги… Ранними утрами поет там лес песню, а над ним идут, идут, идут алые облака, клубятся, сталкиваются: то не ледоход небесный — то земные радости плывут. Выходит из своего логова детеныш Бурыга, — он летом в норке мшистой живет. Он спросонья на пни натыкается, зеленый, в зеленом крадется кустарнике, он похрамывает по кисельным зыбунам, шустро сигает через мертвые пни, кубарем катится, вьюнцом идет… Вот он сядет на прогалинке, он хихикает и морщится, он сидит-прискакивает, греет спинку, сушит шерстку под солнышком, а солнышко теплой лапкой его гладит, — жмурится и щурится, мурлыкает незатейную песенку, язык мухоморам кажет… А те нарядились, как к обедне, выстроились толстые и тонкие в ряд… Шесть их по счету, и- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (8) »
Последние комментарии
2 часов 39 минут назад
6 часов 21 минут назад
6 часов 41 минут назад
7 часов 36 минут назад
10 часов 34 минут назад
10 часов 35 минут назад