Зола [Алексей Борисович Биргер] (fb2) читать постранично

Алексей Биргер ЗОЛА

1

Труба дымила. Дым поднимался так высоко, что порой казалось, будто его плотный столб тянется выше небес, становясь канатом между землей и небом канатом на удивление непрочным и ненадежным, несмотря на его неимоверную толщину, канатом, подняться по которому способны лишь те, кто уже не чувствует веса своего тела. Или для них это было не канатом, а башней, с различимыми и для земного глаза винтовыми лестницами в полупрозрачных стенах?

А там, внизу, в здании, из которого тянулась труба, два мужика распахнули дверцу печи и задвинули в неё очередной гроб.

В столбе дыма наметилось темное пятно, поднимающееся все выше и выше. На мгновение из-за туч выглянуло солнце, низкое зимнее солнце, столб дыма порозовел, и темное пятно сделалось густо розовым, с черными крапинками и штришками. Потом оно погасло и исчезло, вместе с опять перекрытом облаками солнечным лучом.

В стену крематория замуровывали очередную урну, устанавливали скорбную табличку. А на той части кладбища, где умершие становятся не ветром и пеплом, а возвращают прах праху, где могилы, кресты, памятники и ограды, бродил человек. В руках он держал букетик цветов и, вроде бы, искал какой-то участок. Кружил он в основном вокруг того квадрата, где могильщики рыли яму, готовясь к новым похоронам. Наконец, он «нашел» «свою» могилу неподалеку от работавших могильщиков, могилу не очень ухоженную, но и не запущенную, снял сумку с плеча, достал «чекушку» и пластмассовый стаканчик, устроился на утлой скамеечке, и стал потихоньку выпивать на помин души.

Между стопочками, он умудрился сделать несколько быстрых фотоснимков: и участка, на котором работали могильщики, и нескольких прилегающих участков, и нового высотного дома за пустырем, глядевшего одной стороной на кладбище.

Особенно его заинтересовал небольшой бачок от мусора неподалеку от могильщиков. Он сделал два или три снимка этого бачка. Приложив ладонь козырьком к глазам, поглядел на новостройку, окна которой отсверкивали на солнце, что-то прикинул. Перевел взгляд на могильщиков, мысленно отметил заснеженный участок рядом. При этом он не забывал периодически выпивать, сохраняя на лице скорбное и постное выражение.

Свои называли этого мужика Жихарь. Сейчас у него было ответственное задание: предстояло устранить одного крупного человека, который был почти неприступен, но на грядущих похоронах должен был появиться наверняка. И если бы вместе с этим человеком удалось отправить на тот свет пару-тройку его приближенных, было бы совсем хорошо.

Допив «чекушку», Жихарь взял её за горлышко, вышел на аллею и опустил в мусорный бачок, так привлекший его внимание. Никто — ни могильщики, ни случайная старушка — даже не оглянулся. Значит, не заметят, если он кинет в бачок и что-нибудь другое — мусор, завернутый в газету, например.

Он задержался у участка на котором работали могильщики.

— Трудитесь, ребята? — спросил он. — Да, в такой морозец не разленишься.

Могильщики, притормозив со своей работой, увидели нормального поддатенького мужичка.

— Тут вообще не разленишься, — сказал один из них, опираясь на лопату и переводя дух. — Знаешь, кого хоронят? Лучше и говорить не буду. И не буду говорить, сколько нам обещано за работу — ну, чтобы все, значит, было тип-топ. За такие деньги поневоле запрыгаешь.

— Ага… — Жихарь глуповато ухмыльнулся. — Какого-то бандюгу сюда положат? Или банкира?

— И то, и другое, — ответил второй могильщик. — Сам знаешь, сейчас одного от другого зачастую не отличишь.

— В общем, хрен его разберет, как его называть. Его ж по имени знали, а не по профессии, — добавил третий могильщик. — Главное, что деньги платят.

— Это верно, — кивнул Жихарь. — Пусть хоть их смерть на пользу людям пойдет. Так?

— Так, — охотно согласились могильщики.

— Ну, бывайте, ребята, — Жихарь пошел дальше, и могильщики мгновенно забыли о нем.

2

…Девушка выскочила из квартиры, метнулась к лифту, протянула руку к кнопке вызова, потом, передумав, помчалась вниз пешком, по лестницам. В её ушах стоял нарастающий гул, в этот гул надтреснутыми металлическими ударами вплетались людские крики, и она не могла понять, мерещится ей это или эти звуки поднимаются извне, закипающим прибоем смятения и страха. То ли она сходила с ума, то ли мир, вокруг нее.

За окнами лестничных клеток стояла тьма. Еще было не так поздно, но ведь зимой темнеет рано. И, по контрасту с освещенным подъездом, сумерки на улице — густые, но ещё не непроглядные — казались глухой ночью.

На площадке между первым и вторым этажами она остановилась, отдышалась, поглядела вниз.

Даже сейчас, когда черты её лица были перекошены страхом, можно было разглядеть, что девушка красива — красива той грубоватой чувственной красотой, которую можно было бы даже назвать чуть не по возрасту чувственной, и поэтому, наверно, среди сверстников особым успехом