Великая игра. Птицы. Ледяной замок. Рассказы [Тарьей Весос] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (148) »
Тарьей Весос
ПТИЦЫ (роман)
Часть первая
1
Вечером Маттис оглядел небо. Туч не было. Тогда он сказал Хеге, своей сестре, чтобы подбодрить ее: — Ты как молния. Произнося это слово, он все-таки вздрогнул, хотя и не испугался — небо-то было чистое. — Это я про твои спицы, они сверкают как молния, — объяснил он. Хеге равнодушно кивнула, не переставая вязать. Спицы так и мелькали у нее в руках. Она вывязывала сложный цветок с восьмью лепестками, скоро он будет красоваться на спине у какого-нибудь парня. — Понятно, — только и сказала она. — Я ведь тебя хорошо знаю, Хеге. Он тихонько водил пальцем по колену, как всегда, когда о чем-нибудь размышлял. Туда-сюда, туда-сюда. Хеге уже давно перестала просить, чтобы он бросил эту дурную привычку. Маттис продолжал: — Ты не только вяжешь, ты все делаешь как молния. — Может быть, — отмахнулась она. Маттис, удовлетворенный, умолк. Он не мог удержаться от соблазна произнести слово «молния». Стоило ему произнести это слово, и мысли в голове начинали бежать в необычном направлении, так по крайней мере ему казалось. Самой-то молнии он боялся до смерти и летом в душную облачную погоду никогда не произносил этого слова. Но нынче вечер выдался тихий и ясный. Весной уже было две грозы с оглушительными раскатами грома. Обычно, когда грохотало особенно сильно, Маттис прятался в маленькой деревянной уборной — когда-то ему сказали, что в такие домики молния не ударяет. Касалось ли это правило всего мира, Маттис не знал, но в их краях, на его счастье, оно до сих пор действовало безотказно. — Да-а, как молния, — бормотал он, будто бы продолжая обращаться к Хеге, которая нынче не была расположена слушать его неожиданные похвалы. Но Маттис еще не выговорился. — Я хотел сказать, что и думаешь ты тоже как молния. Хеге быстро подняла глаза, точно опасаясь, что сейчас он коснется опасной темы. — Хватит уже на сегодня, — холодно и недружелюбно сказала она. — Что-нибудь случилось? — спросил он. — Ничего. Сиди спокойно. Хеге спрятала подальше то, что чуть не вырвалось наружу. Придурковатость брата особенно огорчала ее, когда он произносил слово «думать», тогда ей становилось больно и она падала духом. Маттис заметил это, но объяснил ее недовольство тем, что он не работает, как все люди, из-за чего, правда, его вечно грызла совесть. И он завел старую песню, к которой они оба уже давно привыкли: — Завтра ты должна придумать мне какую-нибудь работу. Так больше нельзя. — Хорошо, — сказала она в пространство. — Мне это надоело. Я не зарабатывал уже… — Да, ты уже очень давно ничего не зарабатывал, — вырвалось у нее невольно резче, чем следовало. Хеге тут же пожалела о своих словах, но было поздно: она задела больное место. Маттис не терпел таких замечаний, говорить об этом разрешалось только ему самому. — Ты не должна так со мной разговаривать, — сказал он, и лицо у него изменилось. Она покраснела и опустила голову. Маттис продолжал: — Ты должна разговаривать со мной как со всеми. — Да, да, правильно. Хеге сидела, опустив голову. Что делать, если все так безнадежно? Но порой она не выдерживала, в тогда ее слова больно ранили Маттиса.2
Брат и сестра сидели на крыльце своего ветхого домика. Был теплый июньский вечер, и старые бревна лениво благоухали после жаркого дня. Сперва Хеге и Маттис долго сидели молча, разговор про молнию и про работу зашел позже. Они сидели бок о бок. Маттис с застывшим лицом смотрел на вершины деревьев. Хеге привыкла видеть его в такой позе. Она знала, что запрещать ему это бесполезно, а то бы давно уже сделала замечание. Брат и сестра жили как бы особняком, других домов поблизости не было, но сразу за лесом проходила дорога и лежал большой поселок. Здесь же, по их сторону леса, искрилось озеро, и его противоположный берег казался бесконечно далеким. Озеро подступало к самому холму, на склоне которого стоял дом Маттиса и Хеге, там, на берегу, у них были мостки и лодка. Земля, расчищенная вокруг дома, была огорожена и принадлежала им, но за изгородью все было чужое. Маттис думал: а Хеге и не знает, на что я смотрю! Его так и подмывало рассказать ей об этом. Их же здесь четверо — два Маттиса и две Хеге! А она даже не подозревает об этом. Но он молчал. Сразу за изгородью, среди ельника, высились две сухие осины с голыми обломанными вершинами. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и люди звали их Маттис-и-Хеге — конечно, за спиной у брата и сестры. Как-то раз Маттис случайно узнал об этом. Произносилось это в одно слово: Маттис-и-Хеге. И наверняка было придумано уже давно. Две сухие осины высились бок о бок среди свежих зеленых вершин ельника. В Маттисе все кипело от возмущения, и он не мог оторвать- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (148) »
Последние комментарии
3 часов 22 минут назад
21 часов 15 минут назад
22 часов 44 минут назад
23 часов 40 минут назад
1 день 21 часов назад
1 день 22 часов назад