Дадай [Алексей Венедиктович Кожевников] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
А. Кожевников Шпана: Из жизни беспризорных Дадай
Дадай Еремка, Чугунок и дедушка Агап шли по Тверской улице к Охотному ряду. Все были голодны и думали об одном — как бы достать еды. Чугунок, который зарабатывал пением на трамвайных остановках, рассказывал: — Я откашлялся, понатужился и запел. Хорошо по морозу, звонко. Не докончил, милиционер меня за рукав потянул и говорит: «Севодни нельзя на улицах петь, видишь в черных оборках флаги…». — Вижу, — говорю, — а я есть хочу и пою, а флаги сами по себе в оборках. «Нет, — говорит, — нельзя; девятое января сегодня, тра… тра… у…» — слово непонятное сказал. — Траур, — поправил Чугунка Еремка Дадай, — рабочих в этот день царь стрелял, давно уж, веселиться в этот день нельзя, потому убитых много было… понятно? — Так и сказал бы милиционер, а то траур да траур: я с утра не пою, со вчерашнего дня во рту, кроме воды, шиш один был, и ругаю милиционера, что жить мешает. — А мне милиция не мешает, даже лучше с милицией. Негде ночевать, — к ним в отделение, не выгонят, хоть в коридорчике да переночуешь; а не будь милиции — замерзай… Сегодня где спать будем? — У Дадая был свой взгляд на милицию. Каждый из троих зарабатывал и доставал хлеб по–своему. Чугунок пел. Дадай Еремка целыми днями дежурил около Гавриковских лесных и дровяных складов, собирал потерянные возчиками дрова, часто у зазевавшихся прямо из воза выдергивал поленья. В чайной–столовой «Нарпит» у знакомого дворника колол Дадай поленья и продавал мелкие полешки на Каланчовской площади. Дедушка Агап, которого прозвали дедушкой за длинные волосы, за кривые ноги и за горб на спине, заработка определенного не имел. Когда была поденная работа, от нее не отказывался, в дни голода воровством не брезговал. Нахален в воровстве не был, на хлеб только брал. — Дурак ты, Агапка. тянуть умеешь тонко, первый номер, а как следует, по–крупной, не стянешь… Не прогрыз твое брюхо сухой–то хлеб? — говорили вокзальные ребята. — Не прогрыз, — ухмылялся Агап. — Чего ухмыляешься? — Сам знаю, вы не знаете. Я на одном хлебе, а вы и колбасу, и табак, и самогон имеете, а кто лучше живет? Ну–ка, угадай! Молчали ребята, никогда не видали они Агапку злым или перепуганным. Всегда веселый, никого не боится, не прячется. — Кто лучше Агапки живет? — никого не находилось. — Вот Чугунок лучше моего: песни поет, веселье, а не жизнь у парня… Знали ребята, и Чугунок сам знал, что Агап это для утешения ему говорит, голод от Чугунка отогнать хочет. Каждый из троих по–своему себе хлеб добывал, а в свободное время и на ночевки вместе собирались. Чугунок песни хорошие и душевные пел, Еремка Дадай сказки рассказывал, а Агап больше молчал, а только молчал весело: в глазах у него смех, в широком лице нет страха. Вот и подошли ребята один к другому, как доски друг к дружке, фуганком приструганные; живут вместе, дружат… Ветер колыхал красные полотна в черных оборках; в окнах магазинов стояли портреты Ленина, Калинина, Маркса, отделанные в материю и в электрический свет. — Как живые… — говорит Чугунок. — Ленина я видел, — заявляет Дадай. — Итого самого? Похож? — Этого, — похож, точь–в–точь. В Петрограде, в семнадцатом году, власть когда брали. На фабрику он приезжал, я с мамкой на митинг ходил. Показал на меня Ленин и говорит: «Когда советская власть будет — все они в школу пойдут, всем хватит места»… — И взяли? — спросил Агап. — Взяли. Зиму целую учился; одежда, хлеб, — все готовое, и ребята, как я, — все фабричные… Потом голодно стало, нас всей школой в Самарскую губернию отправили. — И еще раз видел я Ленина. — Дадай начал с гордостью рассказывать о том, как Ленин говорил с балкона, а он стоял на улице и слушал… Со всей улицы стекались прохожие к витринам кооперативного магазина «Коммунар». И ребята туда же. — Ленин? — спросил Агап. — Он, — подтвердил Дадай Еремка. Все трое смотрели на ленинский портрет в траурном шелку. Народ тихо шептался. — Траур, почему? — Умер… — тихо, тихо говорили кругом; шелестел шопот, как листья древесные при тихом ветре. Люди только догадывались, а газетчики не кричали «Умер Ленин». Молчала вся улица. — Умер Ленин? — спросил Агап. — Не знаю, молчат, — отвечал Дадай. На балконе Моссовета расхаживали двое и руками размеряли белую стену между двух окон. На площади у Совета стояла длинная пожарная лестница. Стояли ребята, а мысль связывала портрет Ленина в витрине, двух людей на балконе Моссовета и лестницу в одно: «Умер Ленин». В Охотном ряду не торговали. — Не достать хлеба, до завтрева голодом, — сокрушался Чугунок. — Народ там, идем. Потянул Дадай к «Рабочей газете», где на улице собралась толпа. — Товарищи, чего это? — спросил Дадай. — Читай в окнах, — ответили ему, Дадай впереди, за ним Чугунок, а сзади Агап пробирались к окнам через живую заставу, работали- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Последние комментарии
6 часов 7 минут назад
6 часов 47 минут назад
6 часов 49 минут назад
8 часов 48 минут назад
14 часов 54 минут назад
15 часов 5 минут назад