Сергей Дурылин: Самостояние [Виктория Николаевна Торопова] (fb2) читать постранично

В. Н. Торопова Сергей Дурылин: Самостояние

Светлой памяти Ирины Алексеевны Комиссаровой-Дурылиной посвящаю

ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ

Трудная задача стояла передо мной при составлении жизнеописания Сергея Николаевича Дурылина. Яркий представитель Серебряного века русской культуры, он до недавнего времени оставался в тени известных его современников: А. Белого, В. Брюсова, Н. Бердяева, Вяч. Иванова и других писателей и философов. Даже когда открылись имена людей из близкого окружения (священника Павла Флоренского, В. В. Розанова), его имя в статьях исследователей упоминалось вскользь. Труды на религиозные темы и художественные произведения Дурылина пролежали под спудом многие десятилетия. Духовный пастырь, наставник, воспитатель и педагог не одного десятка учеников, большинство из которых внесли заметный вклад в отечественную культуру (например, народный артист СССР Игорь Ильинский), он оказался забыт. Ученики оставили свои благодарные воспоминания о Сергее Николаевиче Дурылине, но они до сих пор лежат в его архиве в рукописном виде.

Дурылин был в гуще интеллектуальной жизни Серебряного века. Круг его общения составляли выдающиеся писатели, поэты, философы, религиозные деятели, художники, композиторы, артисты… Он принадлежал к тому поколению, о котором Александр Блок написал: «Мы дети страшных лет России». По их судьбам и душам прокатилось тяжёлое колесо истории, они пережили кровавые ужасы трёх войн и двух революций, крушение привычного уклада жизни, ломку мировоззрения. В жизни, судьбе Дурылина отразилась эта эпоха, он разделил духовные искания и заблуждения русской интеллигенции начала XX века. А поскольку Дурылин был личностью талантливой, незаурядной, многогранной, это проявилось в его жизнедеятельности особенно ярко. Искусствовед Алексей Алексеевич Сидоров^[1], знавший Дурылина с юности, вспоминал, каким необычайно живым, остроумным, «блещущим всеми решительно талантами, какие только можно иметь», был Дурылин. «И как поэт Сергей Николаевич пользовался любовью, лаской и признанием старших товарищей, и над ним сияла если не любовь, то дружба Брюсова и скептическая слава В. Иванова»^[2].

Многогранность талантов Дурылина поистине изумляет. Крупный учёный — литературовед, театровед и историк театра, этнограф и археолог; поэт и прозаик, религиозный мыслитель и писатель, талантливый педагог. Митрополит Вениамин (Федченков) — выдающийся иерарх Русской православной церкви, чьё богатейшее духовно-литературное наследие переживает в наши дни второе рождение, назвал Дурылина «одним из самых образованных людей, каких я видел на своём веку»^[3].

Куда бы судьба ни забрасывала С. Н. Дурылина, какие бы внешние события ни захлёстывали, в какие бы передряги он ни попадал, главным для него было оставаться самим собой, «блюсти своё духовное устроение». «Ты сам свой высший суд»^[4], — часто повторял он. Ни в какие литературные группировки он не входил, у него была «партия самого себя».

«Его жизнь — постоянное становление, постоянная динамика исканий сокровенной „сути“ бытия <…> и места <…> на земле» — эти слова Марии Аркадьевны Рашковской о Борисе Пастернаке^[5] в равной мере относятся и к Дурылину. Так же как и стихи самого поэта:

Странник в мире духа, Дурылин пережил несколько крушений и поворотов судьбы, большей частью от него не зависящих, когда надо было всё в жизни начинать сначала. И не сломался. Выстоял. Сохранил нравственную чистоту, свою индивидуальность, интерес к жизни, любовь к людям и духовные силы для поддержки других. Б. Пастернак называет жизнь Дурылина «истончённой и одухотворённой до хрупкости»^[6].

Из второй, самой тяжёлой для него томской ссылки он пишет поэтессе Вере Клавдиевне Звягинцевой: «И чувствую я себя сейчас м. б. временами и одиноким, и безместным в жизни, но свободным — свободным и перед лицом прошлого, свободным и перед лицом настоящего». Быть свободным перед лицом современности, пишет он, гораздо труднее, но «тут-то и обнаруживается истинная свобода» ^[7].

Личность и деятельность Сергея Николаевича Дурылина так многогранны, перипетии судьбы так сложны, что трудно рассказать обо всём. Но дело не только в этом. Архив ещё не полностью раскрыт. Многие документы находятся в частных коллекциях, и часто неизвестно, где именно. Некоторые сведения о нём противоречивы, иногда запутанны. Всё ещё немало белых пятен в его биографии. Многое в советские времена скрывалось (особенно то, что