Лицом к лицу [Александр Гервасьевич Лебеденко] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (234) »
Человеческое счастье заключается в том, чтобы суметь что-нибудь страстно полюбить и не бояться при случае пожертвовать для этого своей жизнью.Стендаль
Жизнь — это работа, ремесло, которому приходится тяжко учиться.Бальзак
Часть первая ДОМ НА КРЮКОВОМ КАНАЛЕ
Глава I АРЕСТ
Кудрявый парень развернул гармонь во всю ширь и замер. Из-за оборвавшегося звука, как из-за ширмы, вышли голоса усеянного людом перрона. — Идет! — оповестил мальчишеский альт, и головы, как флюгера по ветру, все повернулись в одну сторону. Бросая в морозный воздух тревожные, вместе с тем лихие, почти ликующие свистки, скорый вынырнул из-за рощи и в шарфе белого дыма уже подлетал к перрону. Мешки, сундучки, брезентовые ранцы взлетали на плечи. Проводники еще на ходу кричали что-то с подножек, но люди, чертыхаясь, теряя силы под грузом, всем перроном побежали вдоль вагонов, стараясь угадать места у входов. — Опять солдаты и на буферах, и на крышах… Откуда их столько? Как вшей из мотни, — волоча мешок по снегу, бурчал рябой крестьянин. — Как полагается… — равнодушно сплюнул, сторонясь, ефрейтор. Это был не его поезд. Солдаты, разбежавшись, плечом, как тараном, резали сбившуюся толпу, оттаскивали передних за полы шинелей и полушубков, поднимали над головами узлы и корзинки, роняли их на плечи соседей. Лязгнув буферами, поезд стал, и тогда начался неистовый штурм вагонов. И уже женщина с ребенком беспомощно села на сундучок. Ей было не пробиться, и на глазах у нее остановились тихие, не первые слезы… У выпускавшего пар локомотива какой-то купец, в поддевке и коротких сапогах, закинув голову назад, кричал что-то вверх машинисту. В позе величайшего равнодушия стояли за его спиной двое парней, уставив на попа тяжелые, оплетенные рогожами и толстой веревкой ящики. Машинист снисходительно кивнул головой, и ящики полезли один за другим на дрова, а купец тут же, на тендере, на куче угольной пыли, стелил брезентовый плащ военного образца. На нижней ступеньке самого последнего, низкорослого и укороченного вагона скрестили штыки двое часовых. — Проходи, проходи, товарищ. Штабной вагон. Проходи вперед. По акценту легко было угадать латышей. Задержавшиеся именно в расчете на последний вагон люди, остервенело бранясь, забрасывали на плечи мешки и спешили к толпе, наседавшей на соседний пульман. Но ударил второй звонок, и теряющие надежду солдаты опять рванулись к часовым: — Пусти хоть на крышу, товарищ. — Нет хода… — Пусти на буфер! — Пустой же вагон… — Офицерьев возют… — Проходи, проходи, товарищ. — А если нам ехать надо? Толпа у вагона росла. Второй звонок подействовал на нее, как удар хлыста. — Почему пустопорожний вагон идет, когда везде давка? — Пустите добром, товарищи. Солдат в папахе, с корзинкой в руке и ранцем за плечами, прыгнул на подножку между часовыми. Часовой приложил свисток к губам. В вагоне зашевелились люди. Трое латышей в аккуратных солдатских шинелях показались в проходе. — Пусти военных, товарищ, — поддержал солдата артиллерист с крепкими плечами. Из-под лихой фуражки пружиной выбивались непокорные кудри. — Почему это нам в штабном нельзя? — Сойди, товарищ, — спокойно сказал латыш в портупее. Из коридора глядели стволы винтовок. — А и что тут раскомаривать. Садись всем миром! — крикнул солдат с корзинкой и хотел стащить за руку одного из часовых. Но на подножке его встретил высокий командир. Он отвел руку солдата легко, как детский кулачок. Путаясь в длинной шинели, солдат спрыгнул на асфальт. — Вагон революционной власти. Никто не поедет, — негромко, но твердо сказал командир. — А мы кто — контрики? — запальчиво крикнул артиллерист. Теперь он один стоял на подножке. — Революционная власть… Надо понимать, товарищи. — Какой ты еще такой революционер? Просмотреть тебя надо. Охвицер переодетый. Машинист дал свисток. Последним усилием ринулась толпа в вагоны. Гармонь опять радостно взыграла на перроне. Пробежав три-четыре шага, неудачники остановились. Тяжелый груз связывал движения. Поезд уходил. И только артиллерист, потеряв брезентовую сумку, остался на подножке, крепко держась за поручни. — Арестую тебя, — резко сказал командир. — Проходи, ответишь по закону. Часовые отступили в коридор. — Вот испугал, — заявил, поднимаясь в вагон, артиллерист и уже совсем добродушно, довольным голосом добавил: — Мне лишь бы ехать. И сумку, черт, посеял… А там хлеб… Командир смотрел внимательно на артиллериста. — За действия против власти ты пострадаешь… Он был высок, худ, но крепок, этот командир.- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (234) »
Последние комментарии
7 часов 27 минут назад
10 часов 45 секунд назад
10 часов 29 минут назад
10 часов 35 минут назад
4 часов 51 минут назад
13 часов 38 минут назад