Сердца первое волнение (Повесть, рассказы) [Константин Александрович Махров] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (65) »
Константин Александрович Махров СЕРДЦА ПЕРВОЕ ВОЛНЕНИЕ
«Наклевывается что-то грандиозное…»
Класс бушевал… Подумать только: пятнадцать двоек! Ни разу за все десять — простите — девять лет такого не бывало. А их учил Геннадий Лукич, учитель с многолетним стажем, прекраснейший, добрейший человек. Он никогда не выставлял такого астрономического количества отрицательных отметок. И вдруг эта тихая, эта мило робеющая Маргарита Михайловна, вчерашняя студентка, заявляет: — Плохо. Вы как будто никогда не писали сочинений. Вы не умеете строить фразу. Класс замер. А минуту спустя вспыхнуло возмущение. Уж на что Надя Грудцева, влюбившаяся в новенькую учительницу с первого дня, с замиранием сердца слушавшая каждое ее слово, и та надула губы, и у той в синих глазах заметались сердитые искры. В ее сочинении о Сатине и Луке насчитывалось двенадцать стилистических ошибок, и под ними притаилась хвостатая зверюга в виде цифры 2. Надя была в смятении: у нее всегда за сочинения были четверки. Маргарита Михайловна потребовала, чтобы ребята дома проанализировали каждое подчеркнутое предложение, продумали, что в нем неправильно и как можно исправить. В этот момент класс и забушевал. — Не умеем! Не знаем! Нас этому не учили! — Как не учили? А Геннадий Лукич? — Ни разу! И все тридцать человек успевали. Больше всех негодовала златоволосая Лорианна Грацианская: — А почему у меня единица? «Духовный мир Насти устремлен к студенту с громадным револьвером Раулю»… Спрашивается: почему подчеркнули? Возмутительно! Одни подчеркушки! Геннадий Лукич никогда не подчеркивал. — Не шумите. Я настаиваю, чтобы вы выполнили мои требования. Не сумеете сами — я помогу. Проведем занятия по стилистике. — А! Дополнительные! Не останемся! Перед юной учительницей был не класс, а бушующее море. Она не знала, что предпринять, чтобы всех успокоить. — Так нельзя… Я требую… — пыталась она перекричать всех. — Завтра после уроков будем заниматься. То было вчера. А сегодня эта тихая, легко смущающаяся учительница, миниатюрная, стройная девушка с большими грустными глазами, освещающими милое задумчивое лицо, говорила с неведомо откуда взявшейся твердостью в голосе: — Начинаем занятие по стилистике. От этих занятий я никого не освобождаю. — Тише! — требовала она, хотя в классе и без того было тихо. — Да, анализируйте и переделывайте каждое отмеченное предложение. — Знаете, по-флоберовски: «Ухаживайте за фразой до тех пор, пока она вам не улыбнется»… — Совет полезный… — сыронизировал кто-то. — Учтем. — Со стилем у вас провал. Мы будем заниматься стилистикой систематически, упражняться и упражняться… — Чудесненько! Этого еще недоставало! Перегрузочку создавать! — все еще дула губки Лорианна Грацианская. — Да, — стояла на своем Маргарита Михайловна. — Будем. Скажите, есть среди вас занимающиеся спортом? — Есть. Вот Степа Холмогоров. Конькобежец. Первое место по городу держит. — Скажите, Степан, как вы стали хорошим конькобежцем? — Я? — Степан поднялся. — Не знаю. А… к чему этот вопрос? Кажется, в этот момент Маргарита Михайловна впервые рассмотрела его как следует. Это был юноша среднего роста, худощавый, с небольшим лицом, казавшимся то суровым, то насмешливым, на котором кое-где были рябинки — следы давно перенесенной болезни. Но не все лицо, а в первую очередь глаза его, темно-серые, глядевшие внимательно, прямо, несколько испытующе, поразили ее. — Вы много тренировались? — Да, много. — Благодарю вас; это я и хотела слышать; садитесь. А известно ли вам: чтобы овладеть скрипкой в совершенстве, Паганини — в детстве и в юношеские годы — упражнялся до изнеможения? Сам ставил перед собой задачи нечеловеческой трудности и преодолевал их? А как много работал над каждым предложением Горький! И вам, чтобы овладеть стилистикой, надо работать много и настойчиво. Мы будем анализировать язык художественных произведений, разбирать каждое написанное вами предложение. Приступайте к работе. Класс притих. Степан повернулся к Анатолию Черемисину и сказал, указывая на ребят: — Взгляни… Бояре понадули пузы… — Ничего не попишешь, придется поработать, — ответил Анатолий. — Наоборот, — возразила Надя, — не ничего не попишешь, а очевидно, много попишешь. Она сидела на второй парте среднего ряда, вместе с ближайшей подругой своей, Кларой Зондеевой, а Черемисин — по соседству, позади, у окна; Степан — за ним, тоже у окна. На самостоятельной работе разрешалось потихонечку, так сказать, в пределах рабочего шума, разговаривать и даже пересаживаться на другое место, каковым правом тотчас и- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (65) »
Последние комментарии
5 часов 28 минут назад
6 часов 8 минут назад
6 часов 10 минут назад
8 часов 9 минут назад
14 часов 15 минут назад
14 часов 26 минут назад