КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 712670 томов
Объем библиотеки - 1401 Гб.
Всего авторов - 274518
Пользователей - 125063

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

Влад и мир про Шенгальц: Черные ножи (Альтернативная история)

Читать не интересно. Стиль написания - тягомотина и небывальщина. Как вы представляете 16 летнего пацана за 180, худого, болезненного, с больным сердцем, недоедающего, работающего по 12 часов в цеху по сборке танков, при этом имеющий силы вставать пораньше и заниматься спортом и тренировкой. Тут и здоровый человек сдохнет. Как всегда автор пишет о чём не имеет представление. Я лично общался с рабочим на заводе Свердлова, производившего

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Влад и мир про Владимиров: Ирландец 2 (Альтернативная история)

Написано хорошо. Но сама тема не моя. Становление мафиози! Не люблю ворьё. Вор на воре сидит и вором погоняет и о ворах книжки сочиняет! Любой вор всегда себя считает жертвой обстоятельств, мол не сам, а жизнь такая! А жизнь кругом такая, потому, что сам ты такой! С арифметикой у автора тоже всё печально, как и у ГГ. Простая задачка. Есть игроки, сдающие определённую сумму для участия в игре и получающие определённое количество фишек. Если в

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
DXBCKT про Дамиров: Курсант: Назад в СССР (Детективная фантастика)

Месяца 3-4 назад прочел (а вернее прослушал в аудиоверсии) данную книгу - а руки (прокомментировать ее) все никак не доходили)) Ну а вот на выходных, появилось время - за сим, я наконец-таки сподобился это сделать))

С одной стороны - казалось бы вполне «знакомая и местами изьезженная» тема (чуть не сказал - пластинка)) С другой же, именно нюансы порой позволяют отличить очередной «шаблон», от действительно интересной вещи...

В начале

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Стариков: Геополитика: Как это делается (Политика и дипломатия)

Вообще-то если честно, то я даже не собирался брать эту книгу... Однако - отсутствие иного выбора и низкая цена (после 3 или 4-го захода в книжный) все таки "сделали свое черное дело" и книга была куплена))

Не собирался же ее брать изначально поскольку (давным давно до этого) после прочтения одной "явно неудавшейся" книги автора, навсегда зарекся это делать... Но потом до меня все-таки дошло что (это все же) не "очередная злободневная" (читай

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Москаленко: Малой. Книга 3 (Боевая фантастика)

Третья часть делает еще более явный уклон в экзотерику и несмотря на все стсндартные шаблоны Eve-вселенной (базы знаний, нейросети и прочие девайсы) все сводится к очередной "ступени самосознания" и общения "в Астралях")) А уж почти каждодневные "глюки-подключения-беседы" с "проснувшейся планетой" (в виде галлюцинации - в образе симпатичной девчонки) так и вообще...))

В общем герою (лишь формально вникающему в разные железки и нейросети)

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Зерно огня [Владимир Александрович Трефилов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

КАЛЛАГИЯ

Диалог

А. З.

Приходит в мир эпоха Шамбалы.
Смотри, мой сын, вверху, под облаками,
На остром пике голубой скалы
Трепещет в небе огненное знамя.
Готов ли ты в День Облака и Мглы
Зажечь Огонь и твердыми руками
В подвалы Духа, что черней смолы,
Внести всеочищающее пламя?
О да, Учитель Света, я готов!
Я сбросил цепь привычной тирании
Отживших истин, символов и слов,
Очнулся от духовной летаргии.
Я слышу, как звучит священный зов
Из глубины пространства: "Каллагия!"

ПОЛЁТ

Полёт

Венок сонетов
Моей жене Татьяне

I
Клубились облака на небосклоне,
Лежал в долине голубой туман,
Сверкал поток на каменистом склоне,
Ревущий в горном храме, как орган.
Подобный мощной храмовой колонне,
Сын Неба, одинокий великан,
Последний, уцелевший в древнем клоне,
Стоял багряно золотой платан.
Ползла к нему под визг стальной пилы
Бригада лесорубов, как химера:
"Какая древесина на полы!
Какая первосортная фанера!"
А он стремился в небо, полный веры.
Парили в небе грифы и орлы.
II
Парили в небе грифы и орлы,
И в нем проснулась дерзкая отвага,
Но корни уходили в глубь скалы,
Прикованные на краю оврага.
И он сказал: "О, символ кабалы,
О, корни, свет теперь нужней, чем влага,
Расправьте ваши твердые узлы
Для первого, решающего шага!"
И камни расступились в гулком стоне,
И на скале возник глубокий ров,
И он, расправив крылья в мощной кроне,
Взлетел, освобожденный от оков.
А над планетой в пене облаков
Вставало солнце в золотой короне.
III
Вставало солнце в золотой короне,
И миллионы лет тому назад
В далёком фантастическом эоне
Огромный, добродушный древний гад,
Завидя первый луч на небосклоне,
На сушу вылезал, и был он рад
Погреть бока на каменистом склоне
Или подставить солнцу мощный зад.
Лишь нежить жалась в темные углы,
Но все, что двигалось, дышало, жило, –
От динозавра до морской иглы
Приветствовало древнее светило.
Оно давало жизнь, оно светило,
Рассеивая клочья древней мглы.
IV
Рассеивая клочья древней мглы,
На колеснице золотого цвета,
Лучи вонзая в темные углы,
Летел Бог Солнца в ореоле света.
И билась тьма на острие стрелы,
И пробуждалась спящая планета,
И юный жрец на выступе скалы
Благословлял мистерию рассвета.
Он думал в этот час о Фаэтоне,
Мечтал о крыльях, стоя на скале,
Упругий ветер ощутив в ладонях,
Как птица воздух, бьющийся в крыле.
Лишь ноги прочно приросли к земле,
Увязнув в косном и слепом законе.
V
Увязнув в косном и слепом законе,
Был человек в мечте своей крылат,
Но крылья он обрел не на иконе,
Не как чернец и старый пустосвят.
Утратив право крыльев в эмбрионе,
Парящей в небе птицы старший брат,
Зажав топор в умелые ладони,
Выстругивал крылатый аппарат.
Схватив веревкой русые патлы,
"Чудак опасный, вольнодумец праздный",
Он прыгал вниз, крылатый, со скалы
И полз по склону раненый и грязный,
В крови и гравитации увязнув,
Как в капле застывающей смолы.
VI
Как в капле застывающей смолы –
Древнейшей из ловушек мирозданья,
Увязнув, бьются крылышки пчелы,
И каждое усилие – страданье, –
Так человек не мог из древней мглы
Взлететь на крыльях радости и знанья:
Его держали тела кандалы,
Но было вечным дерзкое желанье.
И был прыжок. И след на небосклоне.
И сломанные крылья. И борьба.
Миф об Икаре. Миф о Фаэтоне.
А в новом веке – новая глава
О крыльях. Это светлые слова
О чайке Джонатане Ливингстоне.
VII
О чайке Джонатане Ливингстоне
Я размышлял среди отвесных скал.
Он был разумным "Я" в крылатом клоне,
Прошедшим путь, который я искал.
В борьбе с пространством, в вихре и циклоне
Он понял суть космических начал.
Как молния, сверкнув на небосклоне,
Он мне свои прозренья прокричал.
Я знал, как в облаках парят орлы,
Я знал закон движения ракеты,
Луча и камня, пули и стрелы,
Лишь для себя я не нашел ответа.
Застыв в предощущении рассвета,
Я тосковал на кривизне скалы.
VIII
Я тосковал на кривизне скалы
О тонком теле для межзвездных странствий,
Способном, словно острие стрелы,
Пронзить фундамент времени-пространства.
Тянулись к свету веточки ветлы
В извечном и привычном постоянстве,
Жужжали крылья золотой пчелы,
Кружились мотыльки в воздушном танце.
Взлетал повыше каждый, как умел,
Чтоб встретить солнце в древнем горном храме,
И не было важней и выше дел.
Лишь я прирос к скале, как косный камень,
И вдруг взмахнул бескрылыми руками,
И проклял человеческий удел.
IX
Я проклял человеческий удел
И древнюю привычку со смиреньем
Носить тяжелые оковы тел,
Придавленных всемирным тяготеньем.
В привычке этой Дух отяжелел
И называл полетом лишь движенье
В пространстве косном столь же косных тел,
И изощрялся в их перемещеньи.
Он создал самолет, затем ракету,
Забыв о том, что он и сам крылат.
И, оторвавшись телом от планеты,
Он был в гордыне бесконечно рад,
Что стал подобный клетке аппарат
Носить Космическую Птицу Света.
X
Носить Космическую Птицу Света
И перед тьмой в поклоне спину гнуть,
Встречать прекрасным гимном час рассвета,
А в сердце прятать злобу, грязь и муть.
Отвергнуть знанье Древнего Завета
И утверждать, что мы познали суть.
Стать плесенью на теле у планеты –
Вот избранный людьми порочный путь.
За суетою ежедневных дел
Подтачивает дух процесс распада.
Огонь, что изначально в нас горел, –
Теперь источник копоти и чада.
Забыла Древний Звездный Путь монада
Внутри тяжелых и бескрылых тел.
XI
Внутри тяжелых и бескрылых тел
Становится бескрылым каждый атом.
И Дух, забыв о крыльях, оскудел,
В гордыне сделав знание догматом.
За суетою споров, слов и дел
Нам невдомек, что грозный и крылатый
Архангел протрубил и улетел,
Что время тает, что близка расплата.
О чем кричала Чайка над планетой?
О теле из иного вещества?
Или о крыльях, сотканных из света?
Меня, как луч, как пламя, жгли слова,
Звенела и кружилась голова,
Но вдруг я понял тайный смысл Завета.
XII
Но вдруг я понял тайный смысл Завета,
Который, крылья Духа опаля,
Пытались на бескрылую планету
Сквозь космос пронести Учителя:
Не надо для полета ни ракеты,
Ни реактивной тяги, ни руля,
Впитав энергию огня и света,
Континуум пронзят биополя.
Быстрее, чем крылатая комета,
Мы к звездам полетим без корабля.
И я раскинул руки над рассветом
И ощутил, как тело окрыля,
В меня вошла энергия бурля.
И сделал шаг над утренней планетой.
XIII
Я сделал шаг над утренней планетой,
Как ствол в предощущении пилы,
Как юный жрец в предчувствии рассвета,
Вознесший солнцу гимны и хвалы,
Как тот искатель знания и света,
Который в век костров, свечей и мглы
Отбросил прочь догматы и запреты
И прыгнул вниз, крылатый, со скалы
Я, как они, желанием горел
Взлететь и встретить день под облаками,
Внутри летящих к солнцу легких тел.
И я взмахнул крылатыми руками,
И оттолкнул ногой замшелый камень,
И крылья ощутил, и полетел.
XIV
Я крылья ощутил и полетел,
И растворился в океане света,
И песню для людей Земли запел,
Паря в огромном небе над планетой:
"На час, на миг опомнитесь от дел!
Примите слово моего завета;
О, братья, перейдите свой предел!
Бросаю вам венок моих сонетов…"
И люди поднимали вверх ладони,
И вырастали крылья за спиной.
Я пел им о Космическом Законе –
И люди улетали вслед за мной,
Туда, где над сверкающей страной
Клубились облака на небосклоне.
XV
Клубились облака на небосклоне,
Парили в небе грифы и орлы,
Вставало солнце в золотой короне,
Рассеивая клочья древней мглы.
Увязнув в косном и слепом законе,
Как в капле застывающей смолы,
О чайке Джонатане Ливингстоне
Я тосковал на кривизне скалы.
И проклял человеческий удел –
Носить Космическую Птицу Света
Внутри тяжелых и бескрылых тел.
Но вдруг я понял тайный смысл Завета,
И сделал шаг над утренней планетой,
И крылья ощутил. И полетел.
Июль – август 1982

БЕЛЫЙ ОБЕЛИСК

***
Любимая, как рано Ты ушла
В мир запредельный, вечный и прекрасный,
Ты не смогла принять душою ясной
Смешенья в бытии добра и зла.
Скорбят цветы. Звенят колокола.
Рыданья бесполезны и напрасны,
Но пусть помедлят на закате красном
У кромки ночи два Твоих крыла.
Пусть хоть на миг. Но я спрессую в миг
Века любви, и нежности, и света,
Твой муж, Твой друг, Твой спутник и двойник,
Твоя летящая сквозь мрак комета.
И пусть потом река забвенья Лета
Поглотит наш победный гордый крик.
12 октября 1987

***
Прекрасная пришла в мою судьбу,
Моя душа, мое второе я.
Мы окунулись в счастье и борьбу,
В волшебные мгновенья бытия.
Все было общим – песни и цветы,
Рассветы и серебряный туман,
И был полет сквозь пламя пустоты,
И бесконечный звездный океан.
Все те же. розы на ее столе,
Все те же песни льются под луной,
И стелются туманы по земле,
И я лечу над звездною страной.
Но капли крови на моем крыле.
Лечу один. И нет ее со мной.
Апрель 1987

***
Золотая, юная моя,
Ты приходишь в мой волшебный сон.
Над планетой пенье соловья
И цикады тихий, светлый звон.
Мы вдвоем у Огненной Реки
Смотрим на сверкающий закат,
Легкий трепет тоненькой руки…
Юных губ дыханье… нежный взгляд…
О, любовь моя, Твои слова
Вечно в сердце любящем поют.
Ты жива, жива, жива, жива!..
Золотые очи солнце льют.
Кружится от счастья голова,
И до смерти миллион минут.
Апрель 1987

***
Вхожу во сне в огромный гулкий храм
Моей души, воздвигнутый в пустыне.
Когда-то здесь струился фимиам
Перед иконой молодой богини.
В гордыне я любовь ее отверг,
Отбросил знаки предопределенья,
Я жаждал синих солнц и черных верб,
Я ждал иной, девятый день творенья.
В моем пустынном и забытом храме
Гнездится ветер и грохочет крик,
И пустота зияет странно в раме,
Где был богини осиянный лик.
О, возвратись назад, волшебный миг,
Когда звучали здесь "Люблю" и "Amen"!
1982

Сонет о раздвоенной ветке

Она цвела, дышала и жила,
В глазах плескался звездный океан,
К родной Земле из дальних звездных стран
Ее несли два огненных крыла.
Она ушла… Звенят колокола,
И в мире разливает скорбь орган.
Ее унес могучий ураган.
Любовь и жизнь не победили зла.
Любовь моя, в дороге мне свети,
Тебя несу, как факел, как звезду,
С тобой найду забытые пути
И за любимой в мир теней сойду.
Раздвоенною веткою цвести
Мы будем в солнцем залитом саду.
1982

Скала смерти

На самом дне слоистого пространства
Есть древняя и скорбная скала.
Сюда ведут дороги многих странствий,
Здесь сходятся пути Добра и Зла.
Познавшие надмирный Горний Свет
Великие поэты и пророки:
Орфей, Ауробиндо, Риши Вед –
Нашли в Большой Скале свои дороги.
Я слово направлял, как лук – стрелу,
Я знал пути и Библии и Гиты,
Сквозь бездну подсознания и мглу
Я вниз принес Большой Огонь Зенита,
Но тщетно я бродил у монолита,
Пытаясь песней отворить скалу.
7 марта 1988

Белый обелиск

Венок сонетов
И поставил он в год Дракона

Обелиск Ушедшей, и высек слова

любви и скорби на цоколе

и гранях его.

Надпись на цоколе
Оставив чахлый злак, что тронут гнилью,
Великий Жнец срезает Красоту.
Сложив живые, огненные крылья,
Ты умерла, как птица, – на лету.
Твой обелиск сквозь искры звездной пыли
Стремится в беспредельность, в высоту,
А рядом я в печали и бессилья
Молитвой наполняю пустоту:
Любимая, я здесь, Твой муж, Твой друг,
В тоске я удалился с поля брани,
Иссяк мой стих, смертелен мой недуг,
Петля беды вокруг моей гортани.
О, исцели стоящего у грани
Прикосновеньем тонких, нежных рук.
Надписи на гранях

I
Оставив чахлый злак, что тронут гнилью
И стать не может хлебом для даров
Под серым слоем ядовитой пыли
В одном из погибающих миров,
Жнец срезал Розу в красоте и силе
Для золотого алтаря богов,
И слезы скорби лица оросили
Ее любимых и ее врагов.
Но тщетно устремлялись в высоту
В мольбе и муке голоса и взгляды,
И жрец бросал упреки в пустоту
И рвал узор священного наряда –
Жнецу не надо тлена и распада,
Великий Жнец срезает Красоту.
II
"Великий Жнец срезает Красоту" –
Так называл я сон, больной и странный,
Сон, порождавший стон и дурноту,
Как скрытая под пленкой гноя рана…
Его сменял похожий на мечту
Волшебный сон – источник сил и праны,
Он уносил на крыльях в высоту,
В гармонию Вселенского Органа:
Забыв о смерти, не считая мили,
Вне времени, пространства и числа,
В мирах духовных солнц мы гордо плыли,
Слив вместе наши тонкие тела,
Или летели в бездну – два орла, –
Сложив живые огненные крылья.
III
Сложив живые огненные крылья,
Мы падали к сверкающей звезде,
В укачивавшем Дух магнитном штиле,
В вибрирующей огненной среде.
И мы, счастливые, совсем забыли
В любви, в победе, в радостном труде
О стерегущей смертных грозной силе,
О ночи, и разлуке, и беде.
Но выплеснуло небо черноту,
И потускнели звезды и планеты,
Я погрузился в ночь и немоту,
А Ты, сверкнув в пространстве, как комета,
Жизнь превратила в квант тепла и света
И умерла, как птица, – на лету.
IV
Ты умерла, как птица, – на лету,
Без стона, и обиды, и упрека,
Вошла, как в воду, в ночь и пустоту
Задолго до отмеренного срока.
Ты перешла Великую Черту,
Порвав силки паучьей пряжи Рока,
Оставив мне орленка-сироту
И ощущенье ужаса и шока.
Мой опустевший мир снега покрыли.
И стаяли. И год уходит прочь.
Болят обрубки срезанных раскрылий,
И эту боль ничем не превозмочь.
Стареет день, и уплывает в ночь
Твой Обелиск сквозь искры звездной пыли.
V
Твой Обелиск сквозь искры звездной пыли
Восходит к той сверкающей звезде,
Где нет распада, плесени, и гнили,
И раздвоенья. В то пространство, где
Теряют смысл мгновения и мили,
Где дух свободный может быть везде,
Где массу вещества пронзают крылья,
Подобно легкой облачной гряде.
В тот мир, куда, покинув суету,
Уходит Дух для запредельных странствий,
Когда носить тела невмоготу
Или когда на крыльях сна и транса
Он из земного косного пространства
Стремится в беспредельность, в высоту.
VI
Стремится в беспредельность, в высоту
Квант воплощенного в телах сознанья,
Познавший суету и красоту,
Прошедший путь борьбы и созреванья.
Не удержать Летящего в Мечту
Ни зову, ни запрету, ни рыданью,
Ни жертве, ни молитве, ни посту,
Ни знанью скрытых тайн существованья.
И Ты ушла. И отзвенели крылья.
Смотрю вокруг: на небе плоский диск,
И плоская Земля под слоем пыли,
И лишь трехмерный Белый Обелиск
Над плоскою Землей взметнулся ввысь,
А рядом я в печали и бессильи.
VII
А рядом я в печали и бессильи,
В циклоне ночи, в холоде гробниц,
Как скорбный жрец на Ганге или Ниле,
Пою мои стихи, склонившись ниц.
Благословляю все, что мы любили:
Твой нежный, хрупкий мир цветов и птиц,
Благословляю наш полет и крылья
И взмах Твоих магических ресниц.
Благословляю Жизнь и Красоту
И погружаюсь в Поле Сновиденья,
И голос мой летит сквозь черноту
Из мира увядания и тленья,
И строит мост иное измеренье,
Молитвой наполняя пустоту.
VIII
Молитвой наполняя пустоту –
Вибрирующим трансцендентным звуком,
Он, как стрела, пронзает темноту,
Направленный сознанья крепким луком.
Тропою мантры перейдя Черту,
Я поднимаю трепетную руку
И мощную гранитную плиту
Тревожу тихим, осторожным стуком.
Под сгустком вещества таится люк
К космическому Черному Туннелю,
Куда Твоя Душа, свершив свой круг,
Вошла для очистительной купели.
И я стучу. Я, наконец, у цели,
Любимая, я здесь, Твой муж, Твой друг.
IX
Любимая, я здесь, Твой муж, Твой друг.
Я, как Орфей, достиг пространств Аида.
Звучит под сводами мой тихий стук:
В нем боль разлуки, нежность и обида.
Зовет мой стих – в нем сила и недуг,
В нем новизна и диссонанс гибрида
Сверхновых, точных и сухих наук
И древней, тайной мудрости друида.
Я Музе сшил хитон из темной ткани
И ввел ее в текучий, тонкий мир,
Где хмель вина меня не одурманит
И не заманит грозный звон секир, –
Пусть без меня идут и бой, и пир,
В тоске я удалился с поля брани.
X
В тоске я удалился с поля брани,
Ушел от суеты, забот и дел,
Шафрановую рясу недеянья
И полного молчания надел.
Но я хочу, чтоб в этот час прощанья
Мой голос так же плакал и звенел,
Как в час любви и первого свиданья,
И дал мне силы перейти Предел.
Орфей, Учитель, – это я, твой внук.
Там, на Земле, мой стих целил и ранил,
Но тщетно повторяю тайный звук –
Неколебим, недвижен тяжкий камень,
Бессильно падает созвучье "Amen"…
Иссяк мой стих… Смертелен мой недуг…
XI
Иссяк мой стих. Смертелен мой недуг.
Немеет тело. Угасает поле.
Оно уже, как бледный лунный круг,
Как крылья серой яблоневой моли.
Чужие мысли – злой клубок гадюк –
Терзают мозг безумной пляской боли,
Из окон мрака пальцы жадных рук
Протягивают упыри и. тролли.
Качается над пропастью сознанье,
И уплывает из-под ног земля,
Чуть теплится огонь любви и знанья,
Что дали мне мои учителя,
Но туже, туже черная петля,
Петля беды вокруг моей гортани.
XII
Петля беды вокруг моей гортани –
И губы, прежде певшие, немы,
И дух подобен воспаленной ране,
И мир подобен камере тюрьмы.
Мое эзотерическое знанье
Поток страданья захлестнул и смыл,
И радости прошу, как подаянья,
Но нет ни медяка на дне сумы.
О, вспомни,как в безмерном океане
Среди духовных солнц парили мы,
Как потеряли крылья в урагане,
И хоть на миг сойди в подвалы тьмы,
В пространство вечной ночи и зимы,
О, исцели стоящего у грани!
XIII
"О, исцели стоящего у грани!" –
Сказал я, и прозрачный столп огня
Проник в мой склеп из центра мирозданья,
Слои пространств на миг соединя.
И милый ангел в славе и сияньи,
И свете нескончаемого дня
Вошел в мое угасшее сознанье,
И чистый голос разбудил меня:
"Любимый мой, мой муж, мой верный друг,
Пусть вновь звенит под солнцем твоя лира
И будит спящих, и целит недуг!"
И выйдя из сверкавшего эфира,
Ты мне вернула свет и радость мира
Прикосновеньем тонких, нежных рук.
XIV
Прикосновеньем тонких, нежных рук
Она меня сегодня разбудила,
Год Смерти завершил свой скорбный круг
Венком сонетов над ее могилой.
Смотрю вокруг: цветет зеленый луг,
И поле злаков набирает силу,
И жаждет взлета мой оживший дух
В зенит, к иным, сверкающим светилам.
И вырастают срезанные крылья,
И вновь певец я, а не скорбный жрец,
Склонившийся в печали и бессильи,
И жду, что жизнь ответит, наконец,
Какую цель имел Великий Жнец,
Оставив чахлый злак, что тронут гнилью.
13 марта – 24 июля 1988

***
Стихи Тебя, увы, не воскресят –
Здесь нужен опыт более глубокий,
Которого не знают даже боги,
Что в храмах человеческих гостят.
Стихи Тебя, увы, не воскресят –
Здесь нужен ритм забытых мантр Орфея,
А Рифма – только маленькая фея,
Ее миры – закат и старый сад.
Но я слагаю мантры – не стихи,
В них нет закатов и цветущих вишен,
В них грозный,темный, тайный Ритм Стихий
Вибрирует, пульсирует и дышит.
И я за скорлупой сонета слышу
Шаги Твои, что были так легки.
21 июня 1989

***
К планете юной, дальней и желанной,
Сквозь ветер смерти, трудною тропой
Он шел по звездам дерзкою стопой,
Его следы в пространстве осиянны.
Под детский смех безумного шамана
Он был растерзан глупою толпой,
Горящей верой, косной и тупой,
И брошен у подножья истукана.
К зеленоватой призрачной луне
Тянулись черные единороги.
Планета пребывала в детском сне,
Не ведая ни скорби, ни тревоги.
Лишь юный жрец на храмовой стене
Кричал и плакал об убитом боге.
1982

***
Сын Неба, он принес Добро и Свет,
Но был обманут звездным тяготеньем.
Он проиграл последнее сраженье,
Оставив в черной бездне яркий след.
Жрецы прекрасных молодых планет
Следили с башен за его паденьем.
Прервав свое полуночное бденье,
Они сказали: "Бога больше нет!"
Зачем он шел скозь звездные поля
И рассекал структуры мирозданья?
Его любила и ждала Земля,
А он избрал путь скорби и страданья.
Он падал в бездну, крылья опаля,
Как факел смерти… Нет! Как луч познанья!
1982

Однокрылая птица

Однокрылая птица, стою на краю океана,
Дует солнечный ветер, и звезды к полету зовут.
Только холод внутри и пугающий шрам урагана,
И не радуют звезды, и песни, и труд.
Мы летели в пространстве сквозь волны и кванты прибоя,
Вещество рассекали, как облако, наши тела.
"Пролетим сквозь звезду, победим и откроем", –
Мы сказали друг другу и раскрыли крыла.
Был полет наш отмечен сверканием белым и алым,
Был полет наш прочерчен по кромке магнитной дуги…
Однокрылая птица, я пару свою потеряла,
И с тоскою слежу за счастливым полетом других.
Что мне ждать в этом мире?.. Стою на краю океана…
О полет мой, о жизнь, ты уходишь… прощай же…
Осанна…
1988

Предсуществование

Я растворен в воде, траве, лесах,
Но близок звездный час соединенья.
В небытии мне скучно, как в гостях,
Предощущаю новый день творенья.
Во всех моих рассеянных частях
Бурлит и созревает пробужденье.
В моих предсуществующих часах
Гнездится времени предощущенье.
Предощущаю тихий плеск реки,
Паденье лепестков цветущих вишен,
Касанье нежной девичьей руки,
Слова любви, которые услышу.
Предощущаю солнце, как ростки,
Пронзить готовясь ледяную крышу.
7 июля 1985

ЦЕЛЕВОЙ СИНДРОМ

***
В пространство сна стеклянные следы
Уходят. Намагничен тишиною
Огромный мир. В предчувствии беды
Весь тварный космос льнет ко мне, как к Ною.
В том странном, фантастическом саду,
Где рвал плоды наш первородный предок,
Я вызвал Бога в откровенья бреда
И заклинал остановить беду:
"Отец, внемли! Грядет кончина света.
По неразумию и по вине
Отравленная корчится планета,
Звезда Полынь повисла в вышине!"
И я услышал глас его ответа:
"Самоубийц я отдал Сатане".
1982

Мене, текел, фарес

(исчислено, взвешено, разделено)
Предощущаю в снах приход беды:
Врастаю телом в темную долину,
И проступают на груди следы
От тысяч ног, месивших кровь и глину…
В пещеры и ущелья черных гор
Текло через меня людское стадо.
И протекло. И скрылось в недрах нор
В агонии предсмертного распада.
В покинутых селеньях воют псы
О смерти, о возмездии и каре,
Щекочет ноздри горький запах гари,
И ночь встает. И грозно бьют часы.
И каплями отравленной росы
Сверкает надпись: "Мене, текел, фарес".
1982

***
В лихую пору, в тяжкую годину
Немым богам возносишь ты мольбы,
Или клянешь проклятую судьбину,
Иль прибегаешь к помощи волшбы.
Напрасный труд. Ищи в себе причину
Своих падений на пути борьбы.
Сбрось перед внутренним судьей личину,
Не может быть слепым удар судьбы –
Ты выбрал скользкий и опасный путь,
Ведущий к раздвоенью и распаду.
Ты в море жизни поднял грязь и муть,
Посеял в мире семена разлада.
Ты вздумал Правду Жизни обмануть –
Чего ж ты молишь у судьбы пощады?
27 ноября 1985

Сонет о трудившемся для себя

В трудах великих я построил дом,
Красивый, прочный, светлый и просторный,
Но то, что за год создал я трудом,
Разрушено за час обвалом горным.
Я посадил в долине пышный сад
И ждал плодов, чтобы насытить жажду,
Но ветер севера пришел однажды,
И уничтожил сад мороз и град.
Я поднял к небу руки и спросил,
За что оно меня карает слепо,
Ведь я трудился, не жалея сил,
А результаты – жалки и нелепы?
А ветер выл, труды мои губя:
"Но ты трудился только для себя".
1983

Сонет о боли

Как косточка созревшего плода
Должна в предсмертных муках разломиться,
Чтобы под солнцем новому родиться, –
Так боль и радость – спутники всегда.
Они сосуществуют – свет и тень,
Они порождены одной причиной,
Они в едином целом – половины,
Как холод и тепло, как ночь и день.
И если бы ты мог держать свой ум
И сердце в постоянном удивленьи,
То боль свою встречал бы не в смятеньи
И не сгибался бы от горьких дум.
Не посыпай же раны сердца солью,
Склонись же в удивленьи перед болью.
1983

***
Игрою Рока, волею судеб
Мы двинулись на будущее строем,
И в ненависти сеем горький хлеб,
И в озлобленьи казематы строим.
Лишенный Света, наш народ ослеп,
И палачей своих возвел в герои,
И на костях стоящий мрачный склеп
Назвал "гуманным социальным строем".
Абсурдное собранье косных догм
Нас привело к трагическому краху,
Тот храм, что предки создали трудом,
Мы с песней превратили в груду праха.
Растоптана Россия – отчий дом,
И дух наш скован архетипом страха.
1 декабря 1989

Притча о посеявшем камни

Веселый смех не молкнет до утра,
Идут по полю косари и жницы,
Взлетают песни и сияют лица
Людей, взрастивших семена добра.
Земля была обильна и щедра
И воздала за тяжкий труд сторицей –
Высокой, спелой, золотой пшеницей.
Собрать мои плоды и мне пора.
Глотаю воздух жадною гортанью,
Не находя того, чего искал.
Здесь я когда-то с посвистом и бранью
Широким взмахом камни разбросал.
И вот плоды недоброго деянья –
Стою один среди бесплодных скал.
1981

Исповедь преступившего

Я жил в гордыне, презирая всех,
Я жаждал славы, власти и богатства,
Я ради цели был готов на грех
Предательства, убийства, святотатства.
И растоптал я Заповеди Дня,
И цель, как крепость, мне сдалась на милость,
Но в миг удачи звон потряс меня –
Как зеркало, душа моя разбилась.
Как месть и как трагический итог
На грудь и плечи сыпались награды,
Но мир души лежал в пыли у ног,
В агонии предсмертного распада.
О, Боже! Боже!.. И ответил Бог:
"Осколки сплавишь лишь в горниле ада".
1982

Порвавший нить

Уходит ночь. Светлеет небосклон.
Сто двойников моих, забившись в норы,
Спокойно спят, как семена, как споры,
И снится им один и тот же сон.
И только я – разбитый эталон –
Кричу в ночи и в мозг вонзаю шпоры,
Я перестал быть частью диаспоры,
Внедренной в мир людей, чье имя – Клон.
Смешные куклы, жалкие лгуны,
Не видящие судорог веревки
Над плоской декорацией луны.
Вас извлекут из сна, как из коробки,
Чтобы покорно, радостно и робко
Плясали вы под кистью Сатаны.
1983

Притча о воздушном змее

Воздушный змей взлетел и ощутил
Себя свободной птицею пространства,
Вершиной бытия и постоянства
В круговороте судеб и светил.
Лишь грубая, навязчивая нить
Его теперь соединяла с прошлым,
Все прошлое ему казалось пошлым,
Прервать ее! – И даже память смыть!
Хруст нити – словно музыка для слуха…
Свобода!.. И удар о твердь Земли.
Куском бумаги он лежал в пыли
И с завистью следил теперь за мухой.
Пытаясь воспарить к вершинам духа,
Не оборви живую нить Земли.
1982

Глухие

Печальные глаза иных миров
Из глубины пространства неотступно
Следят, как бестолково и преступно
Мы разрушаем наш непрочный кров.
Над бледным пеплом ядерных костров,
Над призрачным свеченьем пятен трупных
Звучит, зовет, рыдает голос трубный,
Тревожный голос из иных миров.
Но мы не слышим громкий грозный зов
Сквозь грохот боевого барабана,
Сквозь треск речей шута-политикана,
Рассыпавшего трели лживых слов.
И зачарованно взирают страны,
Как в дудочку играет Крысолов.
22 мая 1985

Звезда героя

Сгорело море, освещая бой
И путь сменило солнце цвета меди,
Но я пришел сквозь скрежет, визг и вой
К сверкающей звезде. К моей Победе!
У ног моих – осколки гордых стран
И древних храмов серые руины,
И ветер гонит газовый туман
По дну песчаной, неживой долины.
Рука сжимает бластера приклад,
Но стали тяжки латы из титана…
Звезда моя, как грустен твой закат
Над черным, бесконечным океаном!..
Звезда моя… Любовь моя… Осанна…
Да будет проклят твой последний взгляд!
31 декабря 1988

***
Дрожит в канаве солнце, как желток,
Под свежим ветром морщится водица,
И чистит муха черный хоботок,
И зеленеет нежная кислица.
На берегу – космический цветок.
Он превращается ночами в птицу
И удивленно-долго смотрит в лица,
Войдя в чужое время, как в поток.
Куда стремится этот странный мир,
Многообразный в формах и монадах,
Проросший кроною в живой эфир
Живой росток космического сада?
Он превратился в полигон и тир,
Несется к пропасти большое стадо.
1982

Целевой синдром

А. Ш. и Г. Ш.

Стремление к цели связывает гораздо больше,

чем её осуществление.

Будда Гаутама
I
Как точит плод червяк, безглаз и глух,
Проделав ход в его округлом теле,
Так древняя болезнь – стремленье к цели –
Тысячелетья точит гордый дух.
Для глаз людских Мир Огненный потух,
Все вещи, кроме цели, потускнели.
Настроенный на цель от колыбели,
Глух ко всему, что не о цели, слух.
Слабеет разум, гаснет день за днем,
Увязнув в суете и напряженьи,
Ему уже не вспыхнуть озареньем,
Не запылать Космическим Огнем.
Съедает жизнь мгновенье за мгновеньем
Болезнь планеты – целевой синдром.
II
Приходит ночь за суетливым днем.
Не сделали… Не стали… Не успели…
Неправильно и не туда идем, –
Мы не живем, а лишь стремимся к цели.
Стремленье к цели хлещет, словно бич,
По нашим спинам, а у многих с детства
В ушах звенит жестокий древний клич:
"Все можно, цель оправдывает средства!"
Стремленье к цели искажает мир:
Когда маячит цель, как на прицеле,
Мир постепенно превратится в тир,
Где ничего не значит, кроме цели.
Не в достиженьи цели Смысл и Суть,
Гораздо больше цели значит Путь!
III
Блуждая в подсознаньи, как в туннеле,
Боясь свечу горящую задуть,
Я много лет разыскивал свой путь,
Свободный от стремленья к личной цели.
Дожди стучали и мели метели.
В грязи по пояс и в снегу по грудь
Я шел и шел. И все не мог шагнуть.
И нервы в напряжении гудели.
Я изощрил наукой дерзкий ум,
Провел в трудах и аскетизме годы,
Но не избавился от горьких дум
И не познал закон своей природы.
Я все блуждал, печален и угрюм,
И видел вместо звезд глухие своды.
IV
Однажды я спросил у мудреца
В полночном разговоре откровенном
О самом главном, самом сокровенном,
О том, чего не ведал до конца:
"Скажи, Учитель, как найти свой путь
В великом хаосе существованья?
Как истину познать, проникнуть в суть
Процессов и явлений мирозданья?"
И он сказал: "Путей познанья много,
Но проторенных и готовых нет.
Наука, труд, поэзия и йога
По-разному идут и ищут свет.
Какая же из них твоя дорога? –
Спроси у сердца – и найдешь ответ".
V
В молчании, покое, тишине
Я в сердце устремил свое вниманье,
Остановил мгновенье, и во мне
Засохли корни страха и желанья.
И я увидел дверь в глухой стене.
И отворил. И тайны мирозданья
Раскрылись, как цветы, в моей стране.
И устремилось вверх мое сознанье.
И я вошел в космический эфир
И здесь познал в раскрытых ощущеньях,
Как вихревая точка становленья
Плывет сквозь разрушающийся мир.
И рухнуло, как золотой кумир
На глиняных ногах, мое стремленье.
30 декабря 1985

УЧИТЕЛЬ

Сонет об истинном Учителе

Богата древней мудростью Земля,
Различны и пестры пути познанья,
Которыми в храм подлинного знанья
Ведут идущих их учителя:
Один искусно учит простоте,
Другой – искусству следовать примеру,
А третий превозносит только веру,
Уподобляя разум суете.
Но настоящий, истинный учитель
Совсем иными тропами ведет,
И ученик в храм мудрости войдет
Не как проситель или праздный зритель.
Но где же тот мудрец, который нам
Войти поможет в собственный наш храм?
1981

Рерих

Венок сонетов
С. Н. Р.

I
Потоки знания из многих стран,
Как реки, наполняют ноосферу.
Их волны – люди: негр, индус, цыган,
Консьержки, счетоводы и курьеры.
Пульсирует Великий Океан,
Живое Поле, Мыслящая Сфера:
Творит художник, в бубен бьет шаман –
Рождаются шедевры и химеры.
Но есть в живом эфире звезды света,
Чья миссия – незримый ток замкнуть:
Мыслители, пророки и поэты,
Познавшие яснее прочих суть,
Определившие духовный путь
Руси, Европы, Индии, Тибета.
II
Руси, Европы, Индии, Тибета
Культуры зрели многие века.
Сменял поэт убитого поэта,
Сменял царек умершего царька.
Автомобиль уже теснил карету,
И человек стремился в облака
Навстречу солнцу, истине и свету
С упорством юного ученика.
В те годы встал в России великан
И устремился по пути познанья.
Идеи и культуры многих стран,
Легенды, мифы, древние преданья,
И вновь открытые потоки знанья
Влились в его сознанье-океан.
III
Влились в его сознанье-океан
Космической энергии потоки,
Которую Познавший Путь брахман
Вдохнул в свои сверкающие строки,
Сказанья скандинавов и славян
И письмена, что древние пророки
Вписали в Гиту, Библию, Коран
И предрекли события и сроки.
Искали путники дороги света,
Глубины духа – смелого пловца,
Учителя – преемника завета,
Тропинки гор – отважного гонца,
А красота – пророка итворца,
Мыслителя, художника, поэта.
IV
Мыслителя, художника, поэта,
Пророка обрела в нем красота,
Хранителя огня – Держава Света,
Проводника – любовь и доброта,
Противника – пустой снобизм эстета,
Невежество, корысть и темнота,
Судью – усыпанная пустоцветом,
Растущая во мраке суета.
Он опрокинул наземь истукан,
Зовущий дух в ущелья и подвалы,
Он смог пройти сквозь бурю, снег, туман,
Лавины, камнепады и обвалы,
В награду чистым, светлым, – небывалым
С вершины мир увидел великан.
V
С вершины мир увидел великан
Совсем иным, чем в суете салонов
И чопорных гостиных дряхлых стран
Его изображали пустозвоны.
В нем был простор, и половецкий стан,
И звуки суздальского перезвона,
Закат над степью, и седой курган,
И паруса, и русские знамена,
Фигура отрешенного аскета,
Парящая над гладью озерка,
Прорезавшая небосклон комета,
Несущая к вершинам свет рука,
И вздыбленные в битве облака
В сверкании космического света.
VI
В сверкании космического света
Его картин трепещет каждый квант:
Особый звук у горного рассвета –
Холодного, как синий бриллиант,
У разорвавшей темноту кометы,
У облаков из дальних диких стран,
У светлого, как пламя, силуэта,
У кораблей варягов и славян.
В его полотнах – рог и барабан,
Свирель, ситар, зурна, труба и лира,
Звенящий в отдалении тимпан –
Все ноты живописного клавира.
В оркестре образов и красок мира
Звучит его искусство, как орган.
VII
Звучит его искусство, как орган,
И у людей рождает ощущенье
Условности границ различных стран
И светлое стремленье к единенью:
Един живой, могучий океан,
Где каждая волна несет движенье,
Един наш клон и наш разумный клан
В великом Галактическом теченьи.
Космические ночи и рассветы
Уже встречают наши корабли,
Пронзают синий небосвод ракеты,
Следы людей в космической пыли.
И из пространства на восход Земли
Его глазами смотрит вся планета.
VIII
Его глазами смотрит вся планета
На пики синих, вечно юных гор,
Надевших в алом зареве рассвета
Величественный облачный убор,
На странные обряды и приметы,
Хранимые в народе с давних пор,
На предсказанья битвы тьмы и света,
В которых спесь и глупость видят вздор.
Он спрашивал и находил ответ,
И отдавал сокровища познанья,
Как на его холсте седой аскет,
Склонившийся над жемчугом исканья.
На заповедных тропах мирозданья
Он был одним из зажигавших свет.
IX
Он был одним из зажигавших свет
На тайных и крутых путях познанья,
Которые века хранил Тибет
В легендах, ритуалах и преданьях.
Вскрывая смысл обрядов и примет,
Он находил утраченное знанье,
Отбрасывая ложь и пустоцвет,
Растущие на дереве познанья.
Сломав скелет отжившего канона,
Цвет космоса он смог Земле вернуть.
Преодолев преграды и препоны,
Пройдя великий трудный горный путь,
Он выразил в своих картинах суть
Преобразующего мир закона.
X
Преобразующего мир закона,
Закона возрастанья красоты
Он нес огонь по каменистым склонам
В бездонные ущелья темноты.
Свет этот ждали в мире миллионы,
Уставшие от зла и суеты,
От древней власти Черного Дракона,
От отчуждения и пустоты.
И засверкал в ущельях горний свет,
И воплотилось на полотнах знанье,
Приблизившее радость и рассвет,
И для идущих тропами познанья
Глубинных сокровенных тайн сознанья
Горит его светильник много лет.
XI
Горит его светильник много лет,
Трепещет в чистом гулком горном храме
И направляет всех, кто ищет свет
В ментальной суете, грязи и хламе.
С вершин виднее, что пришел рассвет,
Что солнца не закроешь облаками,
Что проскакал через седой хребет
Конь Счастья, на спине несущий пламя.
И вот, оставив дачи и салоны,
Мешающие нам, как скорлупа,
Мы начинаем путь по горным склонам,
Но в пропасть обрывается стопа,
А узкая, как лезвие, тропа
Теряется за гранью небосклона.
XII
Теряется за гранью небосклона
В окутавшей вершины синей мгле
Опасный путь по краешку каньона,
Ведущий к сердцу мира – Шамбале.
Пришельцы с голубого Ориона,
Спасая жизнь, хрипящую в петле,
Воздвигли крепость Звездного Закона
На потерявшей Звездный Путь Земле.
В закрытую незримым полем Зону
Дороги нет несущим зло и мрак,
И падают иуды и шпионы,
Но чистым сердцем светит, как маяк,
Зовущий в путь к вершинам звездный знак,
Оставленный Учителем на склонах.
XIII
Оставленный Учителем на склонах,
Сверкает знак, чье имя – Красота.
Он проникает в души миллионов
Из глубины бессмертного холста.
И умолкают жалобы и стоны,
И запевают светлый гимн уста,
И движутся не толпы – легионы,
И исчезают страх и темнота.
Да будет Красота на много лет
Великой целью нашего сраженья!
Ее живой и яркий звездный свет
Пусть освещает новым поколеньям
В их бесконечно трудном восхожденьи
Ведущий к огненной вершине след.
XIV
Ведущий к огненной вершине след
Запечатлен и отражен в ученьи,
Как линза, сконцентрировавшем свет
И опыт, обретенный в восхожденьи.
Живет эзотерический завет
И направляет мощное движенье,
Чья цель непреходящая – расцвет,
Чей путь, идущий вверх, – преображенье.
Его принес с седых вершин титан,
Перешагнувший горные отроги,
Великий сын варягов и славян.
Слились в Ученьи Света – Агни-Йоге
К единой цели разные дороги,
Потоки знания из многих стран.
XV
Потоки знания из многих стран:
Родной России, Индии, Тибета –
Влились в его сознанье-океан
Мыслителя, художника, поэта.
С вершины мир увидел великан
В сверкании космического света,
Звучит его искусство, как орган,
Его глазами смотрит вся планета.
Он был одним из зажигавших свет
Преобразующего мир закона,
Горит его светильник много лет,
Теряется за гранью небосклона
Оставленный Учителем на склонах,
Ведущий к огненной вершине след.
4-12 июля 1986

Сталкер

I
Он шел в потоке древней темноты.
В толпе кричали: "Мы в потоке света!
Мы на пути Добра и Красоты!
Наш путь сверкает, словно шлейф кометы!"
Но небо становилось все мрачней,
И под ногами хлюпало болото,
Трещали корни в грязь ушедших дней
И лживые слова искариотов.
И был ему противен скользкий след,
Протоптанный шутами балагана,
Которым шел он много горьких лет.
И сбросил он тяжелый сон обмана,
И сделал шаг, и вышел из тумана,
И, наконец, увидел звездный свет.
II
Но шла толпа. И он, запомнив небо,
Вернулся в серый и слепой поток,
И жестом сделал камни мягким хлебом,
И словом выжег кривду и порок.
И он сказал идущим по дороге:
"О братья, вы избрали ложный путь!
Фальшивы ваши догмы, лживы боги,
И гордость вам мешает повернуть!"
Он твердо ставил дерзкие стопы,
И вот однажды, прочь изгнав ведущих,
Он встал, как Сталкер, во главе толпы,
И задрожали ноги мрак несущих,
И зацвела надежда в сердце ждущих
Иного неба и иной тропы.
III
И он запел о дальних звездных странах,
О витязях Рассвета и Огня,
Которые, снося плевки и раны,
Живут среди людей, Огонь храня.
О крыльях света, что имеет каждый,
Прикованных и скрытых до поры.
О крыльях, что раскроются однажды
И унесут нас в звездные миры.
Живой огонь несли слова поэта,
Над ним пульсировал, как пламя, нимб,
За ним сверкало зарево рассвета,
И люди, подхватив крылатый гимн,
Все выше поднимались вслед за ним
На крыльях Истины, Любви и Света.
5-7 сентября 1985

Конец проповеди

Умолк потрясший проповедью мир.
Слова посеяны и в душах всходят.
Но люди ждут, молчат и не уходят,
И прорастают вверх, в живой эфир.
На новых лицах – новые черты.
И нет в сердцах их злобы и порока.
И каждый, улыбаясь, шлет
Пророку Энергию Любви и Доброты.
И старый жрец его благодарил:
"Пророк от Бога, дух твой мудр и светел!.."
Пророк же улыбнулся и ответил:
"Но разве я все это говорил?
Я лишь читал в своей и в ваших душах.
Я, как и вы, и вместе с вами слушал".
1983

ЗЕРНО ОГНЯ

Дерево

Я стою на вершине тропы моих дней,
И плывут облака, и уходят года,
А на склонах – останки обугленных пней,
Здесь гремели бои и стонала беда.
Свои мощные корни вонзил я в скалу
И под криком ветров не склоняюсь, не гнусь.
И как старый солдат на веселом балу,
Неказист и смешон, нелюбим… Ну и пусть.
Но когда затрубят над страною ветра
И взметнутся костры из зеленых ветвей,
Будет в памяти вашей маячить гора
С опаленным стволом на вершине своей.
Потому и стою, одинок и суров.
Потому и не гнусь я под криком ветров.
1971

Сонет о суете

Л. Г.

"Всё суета и суета сует", –
Сказал пророк потомкам в назиданье,
И эхо загремело в мирозданье
И отдается много тысяч лет.
Глупец, мудрец, прагматик и поэт
В пылу борьбы, в покое недеянья
По-разному приходят к осознанью:
"Всё суета и суета сует".
"Но есть ли вечное в существованьи
На самой суетливой из планет?" –
Спросил я. И возник из подсознанья
Единственный и правильный ответ:
"Твори добро, посей любовь и знанье,
Всё остальное – суета сует".
1981

Зерно Огня

Венок сонетов
П. К. И.

I
Для вечного цветенья и горенья
Несли сквозь время Огненный Цветок
Космических скитальцев поколенья,
И гнал корабль их ветер мысли – Брок.
Прошли века борьбы, труда, терпенья,
И кончен путь, и завершен виток,
И найдено пространство воплощенья –
Живой спиральный огненный поток.
Подняв к светилу осиянный лик,
Неся в ладонях Огненное Семя,
Великий Сеятель Огня проник
В чужое, косное пространство-время –
Так Разум вторгся в обезьянье племя,
Посажен Лотос был в земной цветник.
II
Посажен Лотос был в земной цветник,
В иной – чужой несовершенный космос,
Где с гор скользил медлительный ледник,
Круша строенья и ломая сосны,
А из долин катился злобный крик,
И стадо обезьян смотрело косо,
Как мастерил рубило их двойник,
А женщина расчесывала косы.
Века веков шло на Земле сраженье –
Враждебный мир противился и мстил.
Он разрушал убогие селенья,
А разум возрождал их, полный сил.
Но вот однажды вполз, точнее – вгнил
В Зерно Огня безглазый червь гниенья.
III
В Зерно Огня безглазый червь гниенья
Вонзил отравленное остриё,
И на Земле послышалось хрипенье:
"Моё? Моё… Моё! Моё!! Моё!!!"
Ползло по миру медленное тленье:
Мой дом, моя жена, мое копьё…
К универсальной истине стремленье,
Не чье-нибудь, а именно мое!
"Я" разбухало, как большой гнойник,
Росло, как исполинская химера:
"Я – центр Вселенной, каждый мой должник".
"Я" просочилось даже в Символ веры.
Так демон эгоизма в ноосферу
На грешной и нагой Земле проник.
IV
На грешной и нагой Земле проник
В сознанье яд космического гада,
И выплеснула в космос боль и крик
Отравленная дьяволом монада.
Не в силах озарить природы лик
Сознанье тихо тлеет, как лампада,
Не свет рождает, а холодный блик,
Едва заметный под покровом чада.
Не созиданье, а уничтоженье
Сознанье сеет на больной Земле,
Где миллиарды корчатся в мученьях,
Планету облепив, подобно тле.
Танцуют пляску смерти на золе,
Не выполнив свое предназначенье.
V
Не выполнив свое предназначенье –
Зажечь в Галактике Высокий Свет,
Планета спит и видит сновиденья,
Огонь под пеплом тлеет много лет.
Разумный Космос смотрит с сожаленьем,
Как по одной из избранных планет
Проходят, словно тени, поколенья,
А ночь безбрежна и далек рассвет.
Слепых ведет незрячий проводник,
Петляет путь, заветы позабыты,
Земля летит в неведомый тупик,
Учителя распяты и разбиты.
Под властью косной и слепой элиты
Дух захирел и, цвет набрав, поник.
VI
Дух захирел и, цвет набрав, поник,
Как увядает нежный южный лотос,
Перенесенный в северный цветник,
Холодный, как туманное болото.
К светилу устремляя бледный лик,
Он выбросил пустой и хилый колос.
И встал под солнцем мыслящий тростник,
Но породил он шелест, а не Логос.
Продукт мутации и вырожденья,
Он в тайне сердца знает Звездный Путь.
Предощущая вечное цветенье,
Он гонит из сознанья грязь и муть.
Семь тысяч лет упорно ищет суть
На берегах космических течений.
VII
На берегах космических течений
Есть поле древних голубых планет,
Где вырван серый стебель отчужденья
И раздвоенья и страданья нет.
Где Дух ведет великое сраженье
За изменяющий пространство свет,
И Хаосу наносит пораженье,
И приближает золотой рассвет.
А мы, пустив энергию в тупик,
Из вещества воздвигли казематы,
В которых властвуют распад и крик.
Прислушиваясь к ядерным раскатам,
Любуясь лихорадочным закатом,
Гниет и чахнет мыслящий тростник.
VIII
Гниет и чахнет мыслящий тростник
За мишурой блестящего фасада.
Скрывает серый маленький тупик
Сверкающая камнем колоннада.
"Недостижим великий горный пик,
Опасен путь и высока преграда,
Забудем о горах, опустим лик
На мостовые, черные от чада!" –
Выкрикивает речи пустослов,
И слышатся хвалебные рулады.
На дудочке играет крысолов
И к пропасти ведет большое стадо.
Змеится под ногами автострада –
Великий Путь Сознанья не таков.
IX
Великий Путь Сознанья не таков,
Каким его лжемудрецы рисуют,
Пытаясь дух сковать словами всуе
И изощряясь в красоте оков.
Семь тысяч лет ученый клан ослов
Твердит народу небылицу злую.
Да здравствует! – сменило аллилуйя,
А богослова – новый суеслов.
И в этом мире скорби и страданья,
Где действие разит, как бумеранг,
Мудрец оделся в рясу недеянья,
Чтоб избежать страдания и ран.
Ему грохочет сердца барабан:
"Проснись и встань на путь самопознанья!"
Х
Проснись и встань на путь самопознанья,
Лишь он выводит дух из древней мглы,
И, собирая по крупицам знанье,
Трудись с упорством золотой пчелы.
Но это путь великого блужданья,
А не полёт стремительной стрелы,
Пронзающей структуры мирозданья.
И каждый шаг скуют, как кандалы,
Ехидные насмешки дураков,
Фальшивая мораль, законы, мода,
Семья, среда, традиции веков,
Ошибки генетического кода.
Скует твой дух животная природа –
Освободи свой разум от оков.
XI
Освободи свой разум от оков
И устремись вперед к победе смело.
Ни боль, ни страх, ни седина висков
Не остановят начатого дела.
Сверкает Древний Звездный Путь Богов,
Не знающий границы и предела,
Звучит над миром вечно юный зов –
Иди и подчинись ему всецело.
Отбрось сомненья, страх и колебанья,
Стремленье отсидеться и свернуть,
Сумей освободиться от желаний,
О легких ложных целях позабудь –
Тогда ты сможешь проложить свой путь
И в бесконечно сложном мирозданьи.
XII
И в бесконечно сложном мирозданьи,
И в вечном времени пойдет Земля
Сверкающим путем любви и знанья,
Которым шли ее учителя.
Создав для новой кармы основанье,
Не кланяясь богам и не моля
О призрачном загробном воздаяньи,
Мы сами твердо встанем у руля.
От жалкого слепого прозябанья,
Которым тешатся червяк и тля,
Мы перейдем к исканью и дерзанью,
Энергией свой разум окрыля.
И вековую жажду утоля,
Раскроется, как лотос, квант сознанья.
ХIII
Раскроется, как лотос, квант сознанья,
Прервав оцепененье и распад,
И устремится по пути познанья,
Где ждет Познавший Поле старший брат.
Без разрушенья и завоеванья,
Без бластеров и пластиковых лат
Пересечем структуры мирозданья
И космос превратим в цветущий сад.
Осуществится Звездный Путь Богов,
Дремавший в генах австралопитека,
Позвавший дикаря из тьмы веков,
Будивший дух индуса и ацтека,
Раскроется сознанье человека
Соцветьем с миллионом лепестков.
XIV
Соцветьем с миллионом лепестков
Хотел я сделать чахлый колос скорби,
Страдающий от множества оков,
Согнувших стебель и сковавших корни.
Не чувствуя ударов и плевков,
Я в сердце плавил мысль, как в жарком горне,
Чтоб выразить словами древний зов,
Звучавший мне все громче и упорней.
И вспыхнуло однажды озаренье,
И спала с глаз слепая пелена,
И отлилось в слова мое прозренье.
Запомни их мелодию, она
Поможет спящих разбудить от сна
Для вечного цветенья и горенья.
XV
Для вечного цветенья и горенья
Посажен Лотос был в земной цветник.
В Зерно Огня безглазый червь гниенья
На грешной и нагой Земле проник.
Не выполнив свое предназначенье,
Дух захирел и, цвет набрав, поник.
На берегах космических течений
Гниет и чахнет мыслящий тростник.
Великий Путь Сознанья не таков –
Проснись и встань на путь самопознанья,
Освободи свой разум от оков,
И в бесконечно сложном мирозданьи
Раскроется, как лотос, квант сознанья
Соцветьем с миллионом лепестков.
9-19 июля 1985

ПУТЬ К ОКЕАНУ

Путь к Океану

Поэма

I
Однажды я очнулся в облаках
Сверкающего молниями неба
И в час дождя упал на поле хлеба,
И мой полет благословил феллах.
Я тек к иссохшим, жаждущим корням,
Чтоб сделать злак тяжелым и могучим,
Но ветер солнца высушил меня,
И я распался и вознесся к тучам.
Я только начал свой тернистый путь,
Я не наполнил влагою стакана,
Не пропитал собой земную грудь,
Не отдал жаждущему злаку прану,
Но в миг распада я познал, что суть
В соединеньи с Вечным Океаном.
II
И мысль о Нем, вошедшая в меня,
Как мантра и космическая сила,
Внесла в мой дух энергию огня
И, как стрелу, к мишени устремила.
В сырых болотах, в пекле жарких стран,
В снегах покоя, в эпицентре битвы
Я помнил, что отец мой – Океан,
И повторял, как гимн и как молитву:
"О Океан! О древний мой отец!
Мой дух воскрес и жаждет единенья!
Теку к тебе., тоскующий пловец,
Чтобы в Тебе достичь освобожденья.
О, дай мне сил для быстрого движенья,
Мой Океан – начало и конец!"
III
Я снова выпал с градом на поля,
И мой удар сломал незрелый колос,
И проклял мой полет охрипший голос,
Но приняла иссохшая земля.
И я ушел во мрак и глубину,
Которая совсем не помнит света,
В ту темную и тесную страну,
Что под живой корой таит планета.
Я тек среди других подземных вод,
И нес в себе космическую прану,
И впитывал металлы, соль и йод,
И терпкие молекулы метана,
Но я пробил в гранитной толще ход
И снова устремился к Океану.
IV
Но бурный путь строптивейшей из рек
Остановила злая мощь плотины,
И мы прервали свой свободный бег
И стали гнить среди болотной тины.
В построенной по чертежам стране
Безжизненной искусственной запруды
Я спал, и видел Океан во сне,
И ждал, что, наконец, свершится чудо,
Что лозунги на топких берегах
Вдруг обретут живительную силу,
А наши волны – радость и размах,
И наше дно очистится от ила.
Но омут наш был тихим, как могила,
И в наши души вполз холодный страх.
V
Мы напрягали силы, чтоб стряхнуть,
Разбить,разрушить, уничтожить стену
И устремиться в наш великий путь,
Взбив на волнах ликующую пену.
То тут, то там мы бились в берега
С отчаянными всплесками и стоном,
Но сторожа, как злейшего врага,
Все выше окружали нас бетоном.
Мы различались формой и числом
Молекул и энергией движенья,
Текучестью, проделанным трудом,
Способностью к любви и растворенью,
Но здесь я понял: мир – наш общий дом
И наша сила – только в единеньи.
VI
И вот однажды импульс общих сил
Сломал замок бетонного капкана,
И сторожей на красных вышках смыл,
И снова устремил нас к Океану.
И думал я, что бегством из тюрьмы
Я завершил круг тяжких испытаний
И не узнаю больше зла и тьмы,
И новых воплощений, и страданий.
Но из свободной голубой реки,
Катившей валуны по дну ущелья,
По мановенью чьей-то злой руки
Меня всосали трубы Подземелья.
И были они узки и горьки,
И сообщались с Темною Купелью.
VII
И я потек через открытый кран,
Но сохранял покой, любовь и веру:
Ведь я однажды вот в таких пещерах
Спасал от смерти первых христиан.
Но в тайном подземельи на стене
Бетонной не был высечен Распятый,
Здесь люди в белых, словно снег, халатах
Усердно поклонялись Сатане.
Бурлили над котлами пузыри,
И в нас дрожал от жара каждый атом,
Но был я чист и легок изнутри.
И вдруг я ощутил себя крылатым
И в свете угасающей зари
Вознесся в тучу снега над закатом.
VIII
А те, кто был нечист или тяжел,
И те из нас, кто в свой полет не верил,
Наполнили купель – точней котел,
Для апокалиптического Зверя.
Их отделяет толстая броня
От жаждущих корней и ждущих пашен,
Они – поленья Темного Огня,
Их жребий жалок и конец их страшен.
Они утратили свободный дух,
Они заключены в утробе бомбы,
Их день есть ночь, их бытие – недуг,
Внутри бетоном крытой катакомбы
Для новой всепланетной гекатомбы
Хранит их Темный Повелитель Мух.
IX
Снежинкой я упал на плечи гор,
Мечтая отдохнуть от долгих странствий.
Во мне сверкал магический узор
Иного, многомерного пространства.
В моих кристаллах раздавался свет
И медленно пульсировала прана,
И грязи мира не было ни грана,
Как в ледниках блуждающих комет.
Но постепенно нами овладело
Желанье вечной снежной чистоты.
И мы отвергли труд, борьбу и дело,
Как путь, ведущий в омут суеты.
И тут на наших гранях снежно-белых,
Как сыпь, возникли пятна темноты.
X
Играя фантастическим узором,
Лежали мы без меры и числа,
Покрыв холодным белым слоем горы,
И наша тяжесть общая росла.
Мы нависали грозно над аулом,
Чьи жители не ведали беды,
И вот однажды с низким мощным гулом
Мы погребли жилища и сады.
В тот страшный миг, когда меня несло
Разрушить чьи-то судьбы, чьи-то жизни,
Я перестал делить добро и зло,
Я отошел от плахи дуализма
И осознал спокойно и светло
Космический закон детерминизма.
XI
С тех пор куда б ни бросила меня
Капризная, изменчивая карма –
В зловонный омут или в зев огня,
В больничный шприц или пустую чарку –
Меня не пачкали ни кровь, ни яд,
Я оставался чистым и текучим,
Я воплощался много раз подряд,
И падал вниз, и возносился к тучам,
И часто пел: "О древний мой отец!
О символ чистоты и постоянства!
О Океан – начало и конец,
Ты ждешь, когда в итоге многих странствий
Твой блудный сын, Твой странник, наконец,
Войдет в Твоё первичное пространство".
XII
И вновь поплыл я по большой реке,
Минуя села, города и страны,
И слышал крики чаек вдалеке
О скором приближеньи Океана.
А мимо шли большие корабли,
И вот один увез меня в цистерне
В пределы незнакомой мне земли,
В огромный город, полный грез и скверны.
И я был втянут в новый круг мытарств:
В бетонных скалах, в пластиковых норах,
Среди чудес, затмивших Книги Царств,
И свалок синтетического сора,
Среди вибраций славы и позора
Я тек меж капель ядов и лекарств.
XIII
Смывая грязь в страданьи и борьбе
С полов больниц, борделей, ресторанов,
С рук жуликов, убийц и наркоманов,
Стекая в темный омут по трубе,
Я не завидовал ничьей судьбе, –
Я знал, что я – частица Океана,
Что даже путь по донышку стакана
В конечном счете приведет к Тебе.
И вновь я пел: "О древний мой отец!
Уставший дух мой жаждет единенья!
Теку к Тебе, тоскующий пловец,
Чтобы в Тебе достичь освобожденья.
О, дай мне сил для быстрого теченья,
Мой Океан – начало и конец!"
XIV
Я над весеннею землей блуждал,
Как облачко светящихся молекул,
Мой дух томился и чего-то ждал,
Чего-то, что дано лишь человеку.
Вставало солнце из-за синих гор,
И розовела кромка небосклона,
И просыпались звери в недрах нор,
И расцветали юные бутоны.
Вдруг красоты и аромата шквал
Пронзил меня, как шпага, как заноза,
И я увидел чудо – и упал,
Как капелька росы на листья розы.
Такой причудливой метаморфозы,
Пловец пространства, я не ожидал.
XV
Бестрепетно блуждавший в темных трубах,
Я на груди любимой трепетал
И лепестков раскрывшиеся губы
Космическою праной напитал.
Прекрасная, она меня любила
И отдавала мне свой аромат,
И я забыл зловонный запах ила
И почву отравляющий нитрат,
И вновь запел свой гимн: "О Океан!
Источник жизни, радости и света!
Ты даришь мне тоску любовных ран
И фантастический восторг ответа.
Любовь есть то, пред чем бессильна Лета,
И смерть, и смерч, и тлен, и ураган".
XVI
Но в сад пришел хромой седой старик,
Забывший вкус любовного наркоза,
И равнодушным взмахом срезал Розу
И не расслышал ни мольбу, ни крик.
Но я любимую не покидал,
Я с нею был в хрустальной мертвой вазе,
И пел ей о любви, а не рыдал,
И не упал в отчаянии наземь.
Я вместе с ней страдал, и увядал,
И обрывал свои земные связи.
Но горький путь разлуки дан нам не был,
И лишь коснулся нас печальный тлен,
Мы устремились в утреннее небо,
Покинув навсегда хрустальный плен.
XVII
И вот я завершил последний круг
И исчерпал начертанную карму,
Свою судьбу, свою награду-кару,
Спираль падений,взлетов и разлук.
Свободный от желаний и от мук,
Я по привычке вспомнил опыт старый
И вновь хотел начать полет Икара
К летучим тучам неба. Только вдруг
Исчезло поле древнего экрана,
И я увидел мир совсем иным,
Земное – вечным, вечное – земным,
И все, что было – было Океаном,
Пульсирующим Разумом, Брахманом,
И я, пловец, всегда был в Нём и с Ним.
XVIII
О древний, вечно юный Океан!
Мой дух познал в десятках воплощений
Пути Богов, Песчинок, Капель, Стран,
И радость взлетов, и печаль падений.
Я вижу сквозь мерцающий туман
Мгновенных форм, событий и явлений
Игру Твоих вселенских превращений:
Ты – Вещество, Ты – Поле, Ты – Брахман.
О Океан – начало и конец!
О символ вечности и постоянства!
Твой верный сын, Твой странник, наконец,
Пройдя дороги бесконечных странствий,
Вошел в Твое первичное пространство.
Прими меня, любимый мой Отец!
19 февраля – 18 марта 1989

ПТИЦЫ ПРОСТРАНСТВА

Диалог под звёздами

– Любимая, взгляни на небосвод,
Вон там горит звезда, где я родился.
– Любимый, посмотри, вот область Нодд,
Где мой народ с врагами насмерть бился.
– Любимая, послушай Гимн Огня,
Что создали крылатые поэты.
– Любимый, я спою тебе куплеты,
В них ночи темный ритм и злоба дня.
– Любимая, в моей родной стране
У Птиц Пространства не такие гнезда,
И радость не нуждается в вине,
И нет мелодий тягостных и грозных.
Любимая, пойдем, дай руку мне,
Я научу тебя смотреть на звезды.
23 апреля 1989

Диалог на склоне горы

I
– Учитель, как прекрасен Твой Полет…
А у меня – обрубки, а не крылья,
И я влачу их ночи напролет
На плоских площадях, покрытых пылью.
– Учитель, где летал Ты столько дней,
В каких мирах, событьях и пространствах?
А я по склону полз, как муравей,
Забыв Святые Мантры звездных странствий…
– Учитель, как узнал Ты наш мирок?
Он без Тебя стал темным и кровавым.
В нем карма превратилась в злобный рок,
И Дух Земли сдавили три удава,
Чьи имена – Богатство, Власть и Слава,
И стал бескрылым бывший Твой пророк.
II
– О сын мой, я блуждал в слоях пространств,
Ведомый добрым и печальным духом.
В слоях, где птицы из беззвездных стран
Подобны по стеклу ползущим мухам.
Их плоские двумерные миры
Так далеки от Поля Абсолюта,
Что я не верил в темные минуты
В существованье Крыльев и Горы.
Они не знают, как найти туннель
В трехмерный мир. В апатии и лени
Они ползут по кругу – вот их цель,
И мудрость их наук подобна пене.
Я жил в их тусклом мире, мире тени,
Рукою Бога брошенный на мель.
III
Их книжники, стратеги и жрецы,
Что чертят по двумерному эфиру
Узоры лжи для Города и Мира,
Как и в трехмерном мире – гордецы.
И так же тупы города отцы,
И так же постоянны командиры
В стремленьи мир перечеркнуть пунктиром,
И так же процветают подлецы.
И есть у них понятье "красота",
И знаки "Абсолют", "любовь" и "время",
И даже символ Вечного Креста
Вместить способно было это племя.
Но давит плоский мир на них, как бремя,
И не было в нем знака "Высота".
IV
Но я, пришедший из иных миров,
Носил в своей душе печать Полета,
И слышал Высоты священный зов,
И складки крыльев расправлял до пота.
Я разбудить мечтал их плоский сон
Волшебным мифом об иных планетах,
Я говорил им о сияньи солнц,
О радости парить в пространствах света.
За мною шли к Вершине простецы,
Мечтавшие взлететь хоть на мгновенье,
Но книжники, тюремщики, жрецы,
Меня подвергли пыткам и гоненьям.
И предали меня уничтоженью
Спесивые и сытые глупцы.
V
И был в их мире свой Искариот,
И свой Пилат, свой Петр, и свой Варавва,
И так же улюлюкала орава,
Когда меня влекли на эшафот.
Распластанный по плоскости креста,
Я повторял молитву раз за разом:
"О Вертикаль, войди в их плоский разум,
Тебя зовет Твой сын, о Высота!.."
Когда страданья перешли предел,
В меня вошло, как мантра, это слово,
И каждый атом в теле вдруг запел
Вибрацией Космического Зова.
И я взорвал двумерные оковы,
И в новое пространство улетел.
VI
Но взлет мой превратили в ритуал.
И фарисеи плоского пространства
С заученным по текстам постоянством
На плоскости мне чертят пьедестал.
А символ Высоты, что я родил
В страданиях, борьбе и крестных муках,
Стал украшать отнюдь не их науку,
А серые надгробья их могил.
Их мир ползет. И пятна темноты
Рождают в общем мировом эфире
Распад, и ночь, и эхо пустоты.
И плоский мир становится все шире.
Но счастлив я, что высек в этом мире,
Как искру, миф о Сыне Высоты.
VII
– Учитель, плоский мир давно у нас:
Он разрушает наше мирозданье,
Из года в год сужается сознанье,
И Твой Огонь почти совсем погас.
Взгляни на поколенья, что пришли, –
Жестокие, как воины Аттилы,
Они бросают разум свой и силы
На оскверненье Матери – Земли:
Покрылся грязной пленкой океан,
Отравлен воздух, исчезают птицы,
Сработал генетический капкан,
И не вмещают всех больных больницы.
Природа чахнет от смертельных ран,
И тень беды лежит на наших лицах.
VIII
В абсурдном мире ямы и стены
Ни злым, ни добрым не найти пощады.
Темны и жутки даже наши сны –
Сгущенные пары земного ада.
Абсурдна наша жизнь, как клоунада,
А мы – марионетки Сатаны.
Наш танец оставляет грязный след.
Ведь он – не песня тела, не горенье,
И даже не движенье, а гниенье,
Как будто проскакал по нам Конь Блед.
А музыка – агония и бред:
В лохмотьях ритма, в лязге и гуденьи
Она вползает в мозг двумерной тенью,
Она несет с собой распад и вред.
IX
Любовь? – Лишенный смысла древний знак.
Мы называем этим вечным словом
Тяжелые взаимные оковы,
Которые приносит людям брак.
Мы называем этим словом секс –
Соитие двух чувственных животных,
Тождественных телам, нагих и потных.
Мы принимаем за любовь рефлекс.
Не находя своих первичных пар,
Которые Космический Гончар
Соединял до века в общем теле,
Из века в век мы бродим по Земле,
Плодимся и живем, подобно тле,
Не ведая Любви, не зная Цели.
X
Живя в абсурдном мире внешних форм,
Мы строим и лелеем только тело,
Мы в культ возводим стадион и корт,
Едим и пьем без меры и предела,
А наша бесконечная Душа,
Как нищенка, блуждает под ветрами.
Мы редко видим звездный блеск Ковша
И лишь случайно слышим гимны в храме.
Привык к словесной жвачке внешний ум,
Его ментальный, постоянный шум
Накрыл и заслонил в нас Песню Духа.
И вечно вычисляя и спеша,
Не слышим мы, что говорит Душа,
Без слов, на грани внутреннего слуха.
XI
– Мой Сын любимый, посмотри вокруг:
Ваш мир накрыт иллюзией, как сеткой,
И кандалы сковали крылья рук,
И радость – гость нечаянный и редкий.
Мой Сын любимый, вспомни Вечный Гимн,
Который Дух Твой пел в ином пространстве,
И спой его, как Ты умел, другим,
И снова пробудись для звездных странствий.
В одном из чистых древних воплощений
Ты был – Апостол Света и Пророк.
Иди, наполни музыкой прозренья
Столбцы горящих, небывалых строк,
Провозвести Последнее Сраженье,
В котором рухнут кривда и порок.
XII
Прощай, мой сын. Темнеет небосклон,
И чертят небо искры звездопада,
И птицы засыпают в поле крон,
И в храмах зажигаются лампады.
Твой Путь лежит сквозь мрак и сквозь циклон,
Сквозь волны раздвоенья и распада.
Пусть приведет к Вершине этот Склон,
И прорастут ступенями преграды.
Прощай, мой сын. Еще трепещет Пламя,
Которое стремитесь вы задуть.
В пространстве под иными облаками
Я должен на мгновение заснуть
И быть рожденным и распятым вами,
И дать вам новый небывалый Путь.
27 июня – 1 декабря 1989

Диалог перед полётом

I
Учитель! Я всего лишь человек.
Молю Тебя, коленопреклоненный,
Тобою для полета окрыленный:
Позволь мне на Земле прожить свой век.
Я все отверг: и желтого тельца,
И власть венца, и славу песнопений,
Я шел Твоей тропою до конца
С энергией, упорством и терпеньем.
И вот, когда окончен тяжкий труд
И пройден путь десятков воплощений,
Мой дух увяз в печали и смущеньи,
И крылья за спиной меня гнетут.
Отступнику, я знаю, нет прощенья,
Но я молю: позволь остаться тут.
II
В гордыне непомерной я считал,
Что отрешился от желаний тела,
И Галактическою Птицей стал,
И все познал, и все отверг для дела.
С вершины башни я смотрел на мир,
Как существо иного измеренья,
Меня не трогали ни бой, ни пир,
Не наполняли страсти и сомненья.
Я полагал, что выпил жизнь до дна
И переплавил карму, словно в горне,
Что цель Земли ничтожна ибедна,
Что это – зона суеты и скорби.
Глупец, я возомнил, что вырвал корни
И вот взлечу. Но вот пришла Она…
III
Она сказала: "Я лечу с тобой!"
И собралась в Полет, как на прогулку,
Она купила шоколад и булку,
А впереди – Большой Туннель и Бой.
Она в расцвете красоты и сил,
И нет нежней и пламеннее взгляда.
И кажется, что абрис крыльев скрыл
Покров ее блестящего наряда.
Она несет букет цветов в руках,
И стан ее так гибок и так тонок,
Но в Запредельных Сферах и Мирах
Она, столь совершенная, – ребенок,
Не знающий, куда идти спросонок.
Там вся земная мудрость – жалкий прах.
IV
Мой сын любимый, укрепи свой Дух
И знай, что в вечном поле Ноосферы
Полет всегда готовился для Двух,
Нашедших Древний Путь Любви и Веры.
Теперь Любовь пронзила вас до дна.
Она – Рычаг Большого Поворота.
Она – Огонь. И лишь она одна
Способна дать вам крылья для Полета.
В Пространстве есть слои, где правит зло,
Где Птиц Вселенной ожидает вьюга
И где лететь безмерно тяжело
Сквозь вихри ночи, смерти и недуга.
У каждого из вас – одно крыло,
Вам не взлететь, о сын мой, друг без друга.
23 апреля – 2 мая 1989

СЛОВО О СЛОВЕ

Сонет о слове

Хотел творить я словом, словно Бог,
Миры и звезды на дорогах млечных,
Создать Эдем в грядущем Междуречье
И Человека – символ и итог.
Я перестал глотать словесный смог
Индустриальных пригородов речи,
Но и в вигвамах варварских наречий
Я это слово обрести не смог.
Текли лучи полуденного света
От радостного слова "красота",
Но рядом с ним, как мелкая монета,
Звенело медью слово "суета".
Тогда вошел я в храм больших поэтов
И поклонился слову "простота".
1982

***
Ты говоришь, что я придумал мир,
Сверкающий огнем в венке сонетов,
Что мир реальный – бред, бедлам и тир
И нет в нем истины, любви и света,
Что не сумеют хрупкие слова
Воздвигнуть замок из ментальной грязи,
Что не создать им новых светлых связей…
Я прерываю: "Нет, ты не права.
В полночный час, когда душа тиха,
Приходит время странствий и наитий,
С привычных слов слетает шелуха,
И я ловлю концы надмирной нити,
И знаю – в измерении стиха
Венок сонетов есть венок событий".
28 июля 1989


Оглавление

  • Диалог
  • ПОЛЁТ
  • Полёт
  • БЕЛЫЙ ОБЕЛИСК
  • Сонет о раздвоенной ветке
  • Скала смерти
  • Белый обелиск
  • Однокрылая птица
  • Предсуществование
  • ЦЕЛЕВОЙ СИНДРОМ
  • Мене, текел, фарес
  • Сонет о трудившемся для себя
  • Сонет о боли
  • Притча о посеявшем камни
  • Исповедь преступившего
  • Порвавший нить
  • Притча о воздушном змее
  • Глухие
  • Звезда героя
  • Целевой синдром
  • УЧИТЕЛЬ
  • Сонет об истинном Учителе
  • Рерих
  • Сталкер
  • Конец проповеди
  • ЗЕРНО ОГНЯ
  • Дерево
  • Сонет о суете
  • Зерно Огня
  • ПУТЬ К ОКЕАНУ
  • Путь к Океану
  • ПТИЦЫ ПРОСТРАНСТВА
  • Диалог под звёздами
  • Диалог на склоне горы
  • Диалог перед полётом
  • СЛОВО О СЛОВЕ
  • Сонет о слове