Меж колосьев и трав [Иван Ананьевич Гавриленко] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (46) »
Меж колосьев и трав
ВОЙНА КОНЧИЛАСЬ
К полям нашей деревни, расположенным на возвышенности, снизу идет дорога. По одну сторону ее видны уродливые ямы, из которых вынут на хозяйственное строительство камень, по другую — кладбище, окруженное полем ржи. Вечером над перепутанными колосьями ярко вспыхивает в небе звезда. С земли на нее смотрят железные, сделанные людьми. В восемнадцатом, отступая, белые зарубили на площади красноармейцев, там памятник — деревянная пирамидка. А одного бойца, самого молодого, расстреляли на кладбище, и теперь над его могилой из пересохшей травы смотрит на мир пятиконечный символ рабоче-крестьянской власти. Это — звезды моего детства. Они вошли в мою жизнь из сорок пятого, когда тяжелая година уже заканчивалась нашим одолением, но война еще не была сломлена до конца. Странным было оно, это время. Порастали травой — веселой гусиной травкой — улицы. Кренились набок и тоже зарастали травами глиняные крыши домов. За огородами буйно кустилась лопухами брошенная земля, а на бывших капустных грядках цвел табак, мешая свои тончайшие ароматы с грубым запахом конопли, обступившей огороды. По праздникам — бог весть, что это были за праздники — пиликали на посохших бабьих ртах немецкие губные гармоники; женщины, пугая гусей, били отчаянные «топотухи», отплясав, валились на плетни, чтобы, отревев свое, не утерев слез, снова кинуться в сипевшую не по-русски «барыню». Мы начинали ходить в школу. Ее заметало сугробами. Их вершины поднимались над крышей, и к крыльцу надо было идти специально отрытой в снегу траншеей. Сквозь бревенчатые стены здания — строили еще при царе Горохе — сочилась промозглая сырость. По ночам за рекой выли волки. Однажды сгорел детдом. Так и осталось в памяти: где-то далеко, за два километра, — ровное спокойное пламя, по багровым сугробам пляшут длинные черные тени, а за старым садом, в непроглядной тьме, — жуткий волчий вой. Летом за тем же садом, за речными кручами, под которыми щуки гоняли рыбью мелочь, за тальниками и цепкими ежевичниками, на раскаленной суглинистой почве бахчей, с падалицей проса на меже и редкими толстыми подсолнечниками по всему полю, вызревали арбузы. Караулил их больной неизлечимо мужик Степан Рагулин. Он был первым в деревне из тех, кто вернулся с фронта. К концу второй по его возвращении зимы ему поставили на кладбище высокий деревянный крест. За сараями, за черными бревнами, реденько зацветали вишни, загубленные морозом в одну из зим. Их жалкие веточки покрывались мелкими зелеными листочками, а на стволах застыла смола. Когда мы ее по-заячьи скусывали зубами вместе с волокнистой корой, во рту становилось прохладно и горько. Весной широко, до дальних синих горизонтов разливалась полая вода. Просыпаясь, мы видели в окно огромное, исходящее солнечными зайчиками море, в котором тяжело ворочались, распадаясь на хрупкие звонкие гвоздики, льдины. Мужики — тощий пастух Серафим Тешин и косорукий плотник Костя Ежов — спорили, унесет мост или не унесет. — Элик с Общего сырту ночью, вода прибудет, — убежденно говорил Костя Ежов, — то унесет… Они ставили заметки — тоненькие гибкие веточки тальника — и принимались снимать мост только тогда, когда вода начинала перехлестывать через прутья. С конюшни приводили косматых лошадей, и Ванька Князев бил ногами в худых валенках в лошадиные бока и кричал сипло, в подражание приезжему кузнецу: — Но, проклятая, царя возила!.. Некованые лошади скользили, цепь, охватывая лесины, звенела, и мост скоро превращался в груду мокрых бревен, кое-как сложенных на берегу. От прежней мирной жизни не осталось ничего — уже который год где-то там, за тридевять земель, грохотала война, и как-то подспудно создавалась привычка к ней, к тому, что все так и должно быть на белом свете. Однако привыкнуть к войне до конца, наверное, было все-таки невозможно. Когда в село приезжала кинопередвижка, мальчишки первыми узнавали об этом и со всех ног бежали домой. Я врывался в комнату и выхватывал из сундука квадратный ящичек из-под посылки, присланной кем-то до войны. В нем хранились очень важные для семьи вещи: документы, истертые квитанции, фотографии с обломанными уголками. В данный момент они мне казались хламом, я искал другого — денег, все равно, бумажками или монетами. Они мне были нужны не сами по себе, а как пропуск в удивительный земной рай, в котором люди сидели в ряд на стульях и смотрели на экран. Мне очень хотелось попасть в кино, но денег я так ни разу и не нашел. Похоже, так же чего-то постоянно не хватало и взрослым. Мне кажется, они в сотый, в тысячный раз пытались что-то отыскать в своей нынешней жизни и не находили. Разбивая серый, пропылившийся кусок сахара на крохотные дольки для детей, тетя Анюта, отцова сестра, вдруг произносила: — А вот до войны сахар никто и за гостинец не считал.- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (46) »
Последние комментарии
6 часов 58 минут назад
14 часов 57 минут назад
1 день 5 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад