Арина [Анатолий Андреевич Ким] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »
Анатолий Ким Арина
Роман-сказка для чтения вслух маленьким детям
Проснулась Арина, а мамы нет, где мама? Вместо мамы подходит какая-то немного знакомая старуха. Большая такая, руки большие, и глаза, и рот большой. Юбка — чёрная и длинная. Большой рукой своей старуха хотела погладить Арину, но она не далась, голову отклонила, а сама на коленях к стенке отодвинулась. Я тебя не боюсь, по тому что ты всё же немного знакомая, но чтобы гладить меня по голове — не хочу, ты не мама. А где мама? Чья кровать, на которой сижу? Комната незнакомая и некрасивая. В углу, наверху, висит икона и смотрит внимательными глазами. Большая старуха повернулась в сторону этого угла и сделала рукой так и эдак — перекрестилась. Арина хотела немедленно заплакать, но ещё не получалось. — Крепко спала? Небось, устала с дороги, — сказала старуха. — Почему нет мамы? Куда подевалась эта несносная девчонка? — строгим голосом спросила Арина. — Ох, те-те… — покачала головой старуха. — Да разве можно так-то про матерь свою говорить! — Можно, — ответила Арина. — Я ей наподдам как следует. Сейчас буду плакать. И Арина заплакала. Мама! Мама! Я боюсь. У этой большой старухи совсем незнакомые глаза. Она смотрит, и я смотрю. Я хочу на маму смотреть, и мама пусть смотрит на меня, а не эта чужая старуха. — Не плачь, Аринушка, — сказала она. — Не бойся, я ведь твоя родная бабушка. — Моя бабушка? А когда мы с тобой познакомились? — Вчера вечером познакомились, когда тебя мамка привезла. Ты была сонная, ус талая с дороги. Даже кушать не захотела. Мы тебя с мамкой раздели да в постельку уложили. Вот ничего и не помнишь. Стало быть, ишшо вечор с тобой познакомились. — А где мама? — Уехала мамка. Утрешним автобусом рано уехала. — Куда уехала? — Обратно домой. У неё, видишь ли, какие-то дела. Надо отправляться ей за границу, в Венгрию, в Будапешт. А чего она оставила там, в Будапешти-то? Сказала: Пускай Аринка у тебя поживёт. Мол, закончу дела и приеду за ней. Ладно, пускай отправляется по делам. А мы с тобой, внучка, будем теперь вместе жить. Ты только не плачь. Плакай не плакай, а горюшку этим не поможешь. Арина ещё немного поплакала, потом перестала. Умница, хорошая девочка, уже не плачу. Больше плакать не буду. Ну, вот и молодчина. У старухи на голове волосы под белый платок спрятаны. Глаза голубые, как то самое небо, на которое Арина недавно смотрела вместе с мамой. Она говорила: «Смотри, дочуля, как твои глаза. Голубые, аж синие». И Арина сказала: — Бабушка, у тебя глаза голубые. А у меня аж синие. Почему? — Потому что я твоя родная бабушка. Когда-то глаза мои тоже были синими. Теперь от старости они поголубели. Давно на белом свете живу. Всё смотрю и смотрю на него, вот они и выцвели. — Ладно, будем теперь вместе жить, — согласилась Арина. — А мама пусть едет в Будапешт. У неё глаза карие, она сама говорила. Почему? — Потому, что у её отца, твоего дедушки, они тоже были карие. — Мама потом вернётся и заберёт меня отсюда. А пока будем вместе с тобой жить. — Ну и славно. Договорились, — сказала бабушка. И она улыбнулась. Глаза её вместе с лицом сразу стали знакомыми, как голубое небо вверху, которое смотрело на Арину и её маму. Они тогда вместе шли домой из детского сада, держась за руки. В этом небе лежали белые, как вата, тоже давно знакомые облака. Они лежали животами вниз и сверху смотрели на Арину и её маму. — Теперь, Ариша, вставай и одевайся. Будем завтракать. Ты, небось, кушать хочешь. — Мама говорит: «Улыбочку! Быстренько поднимайся, дочуля». А «будем завтракать» не говорит. — Это почему же? — удивилась бабушка. — Потому что завтракать надо в садике. — А что там дают на завтрак? — Манную кашу на тарелке. Масло сверху плавает. — Ишь ты, вкусно, небось… — Я кашу не очень люблю, а Ноздрин Алёшка любит. Я ему кашу и масло в его тарелку ложкой передвигаю, чтобы нянечка не видела. А то заругает. — Чего же кашу не любить? — удивилась бабушка. — Потому что всё время манная каша да манная каша! Представляешь, какой кошмар? Я её Алёшке Ноздрину откидываю. А потом над откинутой тарелкой руку поднимаю, — рассказывала Арина. — Руку-то зачем подымать? — снова удивилась бабушка. — Тогда нянечка мою тарелку заберёт и принесёт мне самое первое какао. — А какаву-то любишь? — И кисель, и компот, и кофе с молоком. — Ишшо чего любишь покушать? — Ничего больше не люблю, бабушка. — И Арина вздохнула. — Только ещё борщ. И котлетки. И сок апельсиновый. И пирожные. И мороженое! А больше ничего-ничего не люблю. — Ну и то слава Богу! — сказала бабушка и засмеялась. И всё её лицо задвигалось. Лоб и брови бабушкины подпрыгнули вверх, щёки поехали в разные стороны, стали мягкими и затряслись. Рот открылся, и стало видно, что там розово и гладко, как у сливы, — совсем нет зубов. Но и такой — сливовый-беззубовый — рот бабушкин был симпатичным. Наверное, с таким- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »
Последние комментарии
9 часов 30 минут назад
17 часов 30 минут назад
1 день 8 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад