Телеграфист Надькин [Аркадий Тимофеевич Аверченко] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
Аркадий Аверченко Телеграфист Надькин
I
Солнце еще не припекало. Только грело. Его лучи еще не ласкали жгучими ласками, подобно жадным рукам любовницы; скорее нежная материнская ласка чувствовалась в теплых касаниях нагретого воздуха. На опушке чахлого леса, раскинувшись под кустом на пригорке, благодушествовали двое: бывший телеграфист Надькин и Неизвестный человек, профессия которого заключалась в продаже горожанам колоссальных миллионных лесных участков в Ленкорани, на границе Персии. Так как для реализации этого дела требовались сразу сотни тысяч, а у горожан были в карманах, банках и чулках лишь десятки и сотни рублей, то ни одна сделка до сих пор еще не была заключена, кроме взятых Неизвестным человеком двугривенных и полтинников заимообразно от лиц, ослепленных ленкоранскими миллионами. Поэтому Неизвестный человек всегда ходил в сапогах, подметки которых отваливались у носка, как челюсти старых развратников, а конец пояса, которым он перетягивал свой стан, облеченный в фантастический бешмет, — этот конец делался все длиннее и длиннее, хлопая даже по коленям подвижного Неизвестного человека. В противовес своему энергичному приятелю бывший телеграфист Надькин выказывал себя человеком ленивым, малоподвижным, с определенной склонностью к философским размышлениям. Может быть, если бы он учился, из него вышел бы приличный приват-доцент. А теперь хотя и он любил поговорить, но слов у него вообще не хватало, и он этот недостаток восполнял такой страшной жестикуляцией, что его жилистые, грязные кулаки, кое-как прикрепленные к двум вялым рукам-плетям, во время движения издавали даже свист, как камни, выпущенные из пращи. Грязная форменная тужурка, обтрепанная, с громадными вздутиями на тощих коленях, брюки и фуражка с полуоторванным козырьком - все это, как пожар Москве, служило украшением Надькину.II
Сегодня, в ясный пасхальный день, друзья наслаждались к полном объеме: солнце грело, бока нежила светлая, весенняя, немного примятая травка, а на разостланной газете были разложены и расставлены, не без уклона в сторону буржуазности, полдюжины крашеных яиц, жареная курица, с пол-аршина свернутой бубликом «малороссийской» колбасы, покривившийся от рахита кулич, увенчанный сахарным розаном, и бутылка водки. Ели и пили истово, как мастера этого дела. Спешить было некуда; отдаленный перезвон колоколов навевал на душу тихую задумчивость, и, кроме того, оба чувствовали себя по-праздничному, так как голову Неизвестного человека украшала новая барашковая шапка, выменянная у ошалевшего горожанина чуть ли не на сто десятин ленкоранского леса, а телеграфист Надькин украсил грудь букетом подснежников и, кроме того, еще с утра вымыл руки и лицо. Поэтому оба и были так умилительно-спокойны и неторопливы. Прекрасное должно быть величаво... Поели... Телеграфист Надькин перевернулся на спину, подставил солнечным лучам сразу сбежавшуюся в мелкие складки прищуренную физиономию и с негой в голосе простонал: - Хо-ро-шо! - Это что, — мотнул головой Неизвестный человек, шлепая ради забавы отклеившейся подметкой. — Разве так бывает хорошо? Вот когда я свои ленкоранские леса сплавлю, — вот жизнь пойдет. Оба, брат, из фрака не вылезем... На шампанское чихать будем. Впрочем, продавать не все нужно: я тебе оставлю весь участок, который на море, а себе возьму на большой дороге, которая на Тавриз. Ба-альшие дела накрутим! - Спасибо, брат, — разнеженно поблагодарил Надькин. — Я тебе тоже... гм!.. Хочешь папироску? - Дело. Але-гоп! Неизвестный поймал брошенную ему папироску, лег около Надькина, и синий дымок поплыл, сливаясь с синим небом...III
- Хо-ррро-шо! Верно? - Да. - А я, брат, так вот лежу и думаю: что будет, если я помру? - Что будет? — хладнокровно усмехнулся Неизвестный человек. — Землетрясение будет!.. Потоп! Скандал!.. Ничего не будет!! - Я тоже думаю, что ничего, — подтвердил Надькин. — Все тоже сейчас же должно исчезнуть: солнце, земной шар, пароходы разные - ничего не останется! Неизвестный человек поднялся на одном локте и тревожно спросил: - То есть... Как же это? - Да так. Пока я жив, все это для меня и нужно, а раз помру, на кой оно тогда черт! - Постой, брат, постой... Что это ты за такая важная птица, что раз помрешь, так ничего и не нужно? Со всем простодушием настоящего эгоиста Надькин повернул голову к другу и спросил: - А на что же оно тогда? - Да ведь другие-то останутся?! - Кто другие? - Ну, люди разные... Там, скажем, чиновники, женщины, министры, лошади... Ведь им жить надо? - А на что? - «На что, на что»! Плевать им на тебя, что ты умер. Будут себе жить, да и все. - Чудак! — усмехнулся телеграфист Надькин, нисколько не обидясь. — Да на что же им жить, раз меня уже нет? - Да что ж они, для тебя только и живут, что ли? — с горечью и обидой в голосе вскричал продавец ленкоранских лесов. - А то как же? Вот чудак - больше им жить для чего же? - Ты это... серьезно? Злоба,- 1
- 2
Последние комментарии
4 часов 15 минут назад
4 часов 27 минут назад
4 часов 29 минут назад
4 часов 35 минут назад
4 часов 35 минут назад
4 часов 39 минут назад