Чудо - из чудес [Евгений Григорьевич Санин] (fb2) читать постранично

  Евгений Георгиевич Санин

  ЧУДО – ИЗ ЧУДЕС (Тайна рубинового креста – 5)

роман для юношества

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  Меч обоюдоострый

Глава первая

  СЛОВО И ДЕЛО

1

— И вам не жалко отдавать… это сокровище?! — только и смог пролепетать Стас.

            Стас Теплов смотрел на читавшего рукопись очередной начатой им книги Владимира Всеволодовича так, словно от ее оценки зависела вся его будущая жизнь.

            И дело было не в том, что он, студент одновременно — третьего курса очного филологического и второго — вечернего исторического факультетов, сдавал или пересдавал сейчас экзамен.

            Во-первых, он не стоял, а сидел перед известным своей справедливой строгостью академиком.

            Во-вторых, находился не в университете, а в его домашнем кабинете, больше напоминавшем исторический музей.

            И, наконец, на столе были не экзаменационные билеты, а две старинные (XVII век!) тончайшие фарфоровые чашки с чаем и блюдо (по преданию, из Царского сервиза) с нарезанными кусками торта.

            Заканчивая читать очередную страницу, Владимир Всеволодович съедал маленький кусочек торта, запивал его глотком чая и морщился все больше и больше.

            Стас, боявшийся поначалу даже пошелохнуться, на всякий случай попробовал и то и другое.

            Увы, так и есть!

            Чай, как всегда, у Владимира Всеволодовича был отменным. Торт удивительно вкусный, не магазинный, а, как говорят в деревне, — свойский! Значит, все дело снова было в его работе.

            И он не ошибся.

            Владимир Всеволодович уважительно, как он привык относиться к любой, кем бы то ни было проделанной работе, сложил листы, тщательно завязал тесемки папки. И, выполняя свое золотое правило сначала отметить то лучшее, что смог найти, а уж потом подвергнуть критике все остальное, начал с первого:

            — Знание того, о чем ты пишешь, превыше всяких похвал. Это я тебе как историк говорю. Цель книги, как всегда, тоже весьма важная и актуальная. Я бы даже сказал, благая. Главней которой нет и не может быть ничего. Смысл жизни! Но исполнение, Вячеслав… исполнение…

            Стас недовольно покосился на Владимира Всеволодовича и вздохнул. Даже в этом слове он был верен себе. Любой другой бы теперь сказал: «реализация»…

            А Владимир Всеволодович, как всегда, старался употреблять только родные, русские, порой даже древнерусские слова… И называл всегда Стаса исключительно так, как он именовался по церковным святцам.

            Исчерпав тем самым все положительное, что нашел в более чем двухстах опечатанных через один интервал страницах, он приступил ко второй части:

            — В отличие от стихотворений, которые ты пишешь уже вполне профессионально, и не побоюсь этого слова — талантливо, проза у тебя заметно хромает. Причем, прости, сразу на обе ноги! Слог местами то такой витиеватый, что приходится возвращаться к началу фразы, чтобы понять ее смысл. То, наоборот, вялый и скучный. Сухой, как пустыня. А где ясность мысли? Точное воплощение ее в слове? Мускулистость фразы? Новые свежие образы? Вместо них на каждой странице — неподъемные, как тяжеловесные кони, предложения, поросшие мхом словесные обороты…

            — Где? Какие конкретно? — принялся ревниво уточнять Стас.

            В душе он понимал, что академик прав, но авторское упрямство не позволяло ему так сразу сдаться, согласившись с этим.

            К счастью, Владимир Всеволодович был на редкость опытным и терпеливым педагогом.

            — Какие именно? — переспросил он и снова — так же неторопливо и тщательно — раскрыл папку. — Изволь! Вот: тут у тебя «земля уходит из-под ног», здесь «мир рушится», там — «солнце меркнет перед его потухшим взором»… Продолжать?

            — Не надо! — вздохнув, безнадежно махнул рукой Стас. — Я и сам понимаю, что все не то и не так. А сделать ничего не могу. Когда в уме проигрываю очередные главы, то все выходит так образно, складно, сочно! Не хуже, чем у классиков! А как сяду писать, то сразу словно исчезает куда-то…

            — Может, не о том думаешь? — предположил Владимир Всеволодович и подмигнул: — Или не о той? Все-таки — Елена у тебя такая красавица и так давно уже вдалеке…

            — Да нет! Думаю я как раз о том! — убежденно возразил Стас. — Ограждаю себя от всего, что только может помешать цельности мысли! А Ленка… — он даже улыбнулся наивности академика: — Она у меня крепка, как каменный век и надежна, как китайская стена!

            — Вот видишь, можешь ведь образно мыслить! Хотя в данном