Встреча выпускников [Дороти Ли Сэйерс] (fb2) читать постранично

Дороти Л. Сэйерс Встреча выпускников

Университет — это рай. Там протекают реки знаний. Оттуда берут начала потоки искусств и наук. Столы Совета – это Horti conclusi, (как говорится в Писании^[1]) Запертые сады, окружённые стеной, и Fontes signati — Заключённые колодези, в которых сокрыты бесконечные глубины неисповедимой мудрости.

Джон Донн

Предисловие автора

Было бы глупо отрицать, что сам город Оксфорд и его университет (in aeternum floreant^[2]) действительно существуют и включают множество колледжей и других зданий, некоторые из которых прямо упоминаются в этой книге. Поэтому ещё более необходимо решительно подтвердить, что ни у одного из персонажей, которые я поместила на эту сцену, нет копий в реальной жизни. В частности, колледж Шрусбери, с его донами, студентками и скаутами,^[3]  полностью создан воображением; кроме того грустные события, описанные как происходившие в его стенах, не основаны на каких-либо событиях, которые когда-либо происходили где бы то ни было. Авторы детективных романов в силу своей малоприятной профессии обязаны придумывать пугающие и неприятные события и соответствующих людей, и (я предполагаю) имеют право вообразить, что могло бы произойти, если бы такие события и люди вторглись в жизнь невинного и упорядоченного сообщества. Однако, при всём при том, эти авторы вовсе не предполагают, что любые такие пертурбации когда-либо происходили или могли бы происходить в каком-либо сообществе в действительности.

Однако я обязана принести определенные извинения: во-первых, Оксфордскому университету — за то, что я подарила ему ректора и вице-ректора собственного изготовления и колледж со 150 студентками сверх предела, налагаемого уставом. Затем, с глубоким смирением, Баллиол-колледжу — не только за то, что обременила его столь своенравным выпускником, как Питер Уимзи, но также и за чудовищную дерзость, заключающуюся в том, что я разместила на его просторной и священной площадке для крикета колледж Шрусбери. Новому колледжу, колледжу Крайст-Чёрч и, особенно, Квин-колледжу я приношу извинения за безумие некоторых молодых джентльменов, Брасенос-колледжу за игривость субъектов средних лет, и колледжу Магдален — за стеснительную ситуацию, в которую я поставила заместителя проктора.^[4] С другой стороны, университетская свалка является, или являлась, непреложным фактом, и за неё никаких извинений от меня не последует.

Ректору и членам совета моего собственного Сомервилл-колледжа я приношу благодарность за великодушно предоставленную помощь в вопросах, касающихся правил надзора и общей дисциплины колледжа, хотя они не должны считать себя ответственными за некоторые детали распорядка в Шрусбери-колледже, многие из которых я изобрела для собственных целей.

Люди, интересующиеся хронологией, если захотят, смогут определить из того, что они уже знают о семье Уимзи, что действие книги происходит в 1935 году, но, если они это сделают, то не должны ворчливо придираться к тому, что не упомянут юбилей Короля, или к тому, что я выбрала погоду и изменения лунных фаз так, чтобы удовлетворить собственное воображение. Но, каким бы реалистичным ни был фон, единственная родная для писателя страна — это мир грёз, где действуют понарошку, отравляют понарошку — и нет преступлений в этом мире.

1

Ты — плод воображения больного,

Ты — добровольный омут для глупца,

Ты — плен для воли, солнце для слепого,

Паучья нить, которой нет конца.

Ты — всех безумий суть, всех зол основа,

Ты жжешь умы, уродуешь сердца,

Ты в тяжкий сон меня ввергаешь снова

И дразнишь обещанием венца.

Но не прельщусь твоим фальшивым светом,

В твоем коптящем не сгорю огне,

Мне добродетель помогла советом,

«Не смей желать! — она сказала мне, — 

И ты навек избавлен от страданья».

Но кто мне скажет, как убить желанье?

Филипп Сидни^[5]

Харриет Вейн сидела за письменным столом и глядела на Мекленбург-сквер. Последние тюльпаны красовались на клумбах, и квартет ранних теннисистов энергично выкрикивал счёт в изобилующей ошибками игре любителей, не часто берущих в руку ракетку. Но Харриет не видела ни тюльпанов, ни теннисистов. Перед нею на блокноте лежало письмо, но его изображение померкло перед другой картиной. Она видела каменный четырехугольник, выстроенный в современном архитектором стиле, ни новом и ни старом, но протягивающий примиряющие руки к прошлому и настоящему. Внутри этих стен сжался аккуратный участок травы с клумбами, расходящимися под углом, и окруженный широким каменным постаментом. Позади ровных крыш из котсуолдского сланца высились кирпичные дымовые трубы