КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 713840 томов
Объем библиотеки - 1408 Гб.
Всего авторов - 274872
Пользователей - 125129

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

Влад и мир про Романов: Игра по своим правилам (Альтернативная история)

Оценку не ставлю. Обе книги я не смог читать более 20 минут каждую. Автор балдеет от официальной манерной речи царской дворни и видимо в этом смысл данных трудов. Да и там ГГ перерождается сам в себя для спасения своего поражения в Русско-Японскую. Согласитесь такой выбор ГГ для приключенческой фантастики уже скучноватый. Где я и где душонка царского дворового. Мне проще хлев у своей скотины вычистить, чем служить доверенным лицом царя

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
kiyanyn про серию Вот это я попал!

Переписанная Википедия в области оружия, изредка перемежающаяся рассказами о том, как ГГ в одиночку, а потом вдвоем :) громил немецкие дивизии, попутно дирижируя случайно оказавшимися в кустах симфоническими оркестрами.

Нечитаемо...


Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).
Влад и мир про Семенов: Нежданно-негаданно... (Альтернативная история)

Автор несёт полную чушь. От его рассуждений уши вянут, логики ноль. Ленин был отличным экономистом и умел признавать свои ошибки. Его экономическим творчеством стал НЭП. Китайцы привязали НЭП к новым условиям - уничтожения свободного рынка на основе золота и серебра и существование спекулятивного на основе фантиков МВФ. И поимели все технологии мира в придачу к ввозу промышленности. Сталин частично разрушил Ленинский НЭП, добил его

  подробнее ...

Рейтинг: +5 ( 5 за, 0 против).
Влад и мир про Шенгальц: Черные ножи (Альтернативная история)

Читать не интересно. Стиль написания - тягомотина и небывальщина. Как вы представляете 16 летнего пацана за 180, худого, болезненного, с больным сердцем, недоедающего, работающего по 12 часов в цеху по сборке танков, при этом имеющий силы вставать пораньше и заниматься спортом и тренировкой. Тут и здоровый человек сдохнет. Как всегда автор пишет о чём не имеет представление. Я лично общался с рабочим на заводе Свердлова, производившего

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 2 за, 0 против).
Влад и мир про Владимиров: Ирландец 2 (Альтернативная история)

Написано хорошо. Но сама тема не моя. Становление мафиози! Не люблю ворьё. Вор на воре сидит и вором погоняет и о ворах книжки сочиняет! Любой вор всегда себя считает жертвой обстоятельств, мол не сам, а жизнь такая! А жизнь кругом такая, потому, что сам ты такой! С арифметикой у автора тоже всё печально, как и у ГГ. Простая задачка. Есть игроки, сдающие определённую сумму для участия в игре и получающие определённое количество фишек. Если в

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 2 за, 0 против).

Помни о Фамагусте [Александр Леонидович Гольдштейн] (fb2) читать постранично

Книга 178349 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Александр Гольдштейн Помни о Фамагусте

В 1974 году на острове Кипр была предпринята попытка государственного переворота, поддержанная хунтой в Афинах.

Афиняне делали ставку на энозис — присоединение Кипра к Греции.

Турция воспользовалась предлогом и, для защиты своих кипрских соплеменников и единоверцев, высадила на остров войска, захватившие более 40 процентов его территории.

В турецкое владение перешел также портовый и курортный город Фамагуста, гордость греков-островитян.

Но в языке появилось присловье «Помни о Фамагусте», призывающее не мириться с захватчиками и не делать вид, что после затишья, которое установилось в насильственно разделенной стране, оккупация перестала быть оккупацией.

Помни о Фамагусте — чрезвычайно важное понятие.

Оно необходимо в литературе.

Писатели, когда пишут, обычно не помнят о Фамагусте.

Им кажется, что если не называть какую-то вещь ее именем, она сама собой рассосется.

Неправильно. Сама по себе не рассасывается. Ее нужно называть и описывать лучше, чем она того заслуживает.

Тем более не помнят о Фамагусте критики.

Они страдают забвением.

Поэтому во множестве людей крепнет неприязнь к занятиям критиков.

Помни о Фамагусте — девиз повествования.

Рассказу что-то нужно, а человек не прислушивается.

И рассказ дергает за щеколду, звонит в колокольчик.

Это не вор ломится, не отбившаяся корова бредет.

Просто звуки похожи.

1.
В начале раздраженный возглас. Сердитое восклицание. Крик. Два крика с крохотным промежутком, в несколько медовых сот советской осени. Еще были живы пчелы империи. Жужжали с юга на запад, с востока на юг, с севера на запад, юг и восток. Но им недолго оставалось. Десять лет, всего ничего. Посчитайте, когда это было.

Я не хочу, не хочу писать критику, в тупиковой квартирке своей, моим не смущаясь присутствием, наоборот, нагреваясь от публики, даже в единственном ее жалчайшем числе, восклицал поэт-переводчик и по столу, покрытому домашней скатеркой, раз, другой, третий гремел кулаком, такое отрицание в человеке. Было это не в день показа мне его критики, частью напечатанной в толстом столичном, частью только еще и так далее. О нем что-то будет потом, далекого живого призову поминально. Падла, не возьму, шептал телефону Саша Сатуров, падла, не возьму, громче на втором звонке повторял, падла, не возьму, полногласно на пятом кричал и, пунцовея, волнуясь, тоже стучал по столу и не брал; не позволял и другим, кто был рядом. С энных пор, этим приблизительным оборотом означим стершуюся дату, Саша Сатуров, утконос круглоглазый, щекастый, из справочных подспорий редакции, чьи опусные опусы, он их так называл, о брусьях, батутах, шпагатах и пробьется ли «факел» в вышайшую лигу (он своим прямо так любил говорить — вышайшая, из иного какого-то славянского слога, так даже в заметках писал, дабы превосходная эта степень привилась русскому языку, консерватору par excellance, и вытеснила существующую, корректоры исправляли, однако) были не хуже прочих текстов редакции, где я извел год в сострадании сирым, тупым, без-участным, вроде меня самого, — Сатуров, добряк, компанейского нрава Сатуров с энных пор невинным числился психопатом. Кончил плохо: месяц в больнице для нервных, подлечился, считалось, но, обвыкшись опять на свободе, с заметками, не уступающими прежним, вдруг умчался по желобу в жадный раструб, сгинул, всосанный медициной. Случайно, раньше других сослуживных свидетелей, я застал Сашу на пике его правоты, молча лезущим в петлю из отрезанного шнура телефона, почти добравшимся уже до карниза, да трое мужчин, прибежавших на крик, вынесли ему другой приговор.

До меня доносится иногда, что фамилия Сатурова была Аствацатуров.

Наследственное, сын его тоже сошел с ума, еще прежде отца, проницательный наблюдатель мог догадаться, что ждет обоих, по эфирным тропкам фамильного запаха. Сатуров гордился сыном, в клеенчатых тетрадях юноши, приносимых отцом для прочтения в круге доверенных лиц, сверкнули два мотива, две темы — фофановский страх быть раздавленным атмосферным столбом (за 14–15 лет строение воздуха уплотнилось, позвоночник угрожает развалиться в любую секунду, поэтому спать надо на спине, хотя бы ночью ее охраняя матрацом, периной) и условные, из рук литературы, блуждания в затхлых замках Центрального Государства, изображенных с необязательным таксономическим педантизмом. Среди этого цветника незрелости залогом опрометчивых возмужаний лежали дневниковые записи, трогательные той мнимою рассудительностью, что встречается у абсолютно непрактичных людей. Мимолетные росчерки поймали стиль советского повседневья в провинции, как-то: распределенье мелких благ (перышко соглядатая зарисовало для потомков стандартный пасьянс талонов на пищу, один из них был даже в натуральную величину начертан), подсмотренную взятку жэковскому служке, розыск дефицитных книжек, не запрещенных, всего-то доставаемых из-под прилавка,