Долгий путь к счастью [Виктория Холт] (fb2) читать постранично

Виктория Холт Долгий путь к счастью

Часть 1. В ЛОНДОНЕ

ПРЕДЛОЖЕНИЕ

В ночь накануне первого бала Эсмеральды тот сон вновь явился мне. Уже не в первый раз. За девятнадцать лет жизни он время от времени тревожил мой ночной покой. И было в этой повторяемости что-то неуловимо тревожное, казалось, сновидения эти наполнены неясным пока смыслом, От таких снов я пробуждалась, сотрясаемая дрожью, но никогда не могла осознать причин своего ужаса. Не кошмарные видения пугали меня, а безотчетное ощущение неотвратимости близкого конца.

Я в комнате. Комната эта знакома уже до мелочей, ведь столько раз я ее видела во сне. Самая обычная комната. Каменная кладка камина, выложенные из кирпичей «теплые» места по обе стороны очага, красный ковер и тяжелые красные занавеси. Над камином — картина, изображающая шторм на море. Передо мной — несколько стульев, раздвижной стол с откидной столешницей. Доносятся чьи-то голоса. А я не могу избавиться от чувства, что позади меня прячется… что-то. И от этого меня пронизывает страшное предчувствие гибели, и я в ужасе просыпаюсь. Вот, собственно, и все. Иногда видение это не появлялось год, а то и больше, так что я успевала даже позабыть о нем, но потом возвращалось вновь и вновь. Со временем мне удалось заметить в той комнате кое-какие новые подробности, например, красные шторы были перехвачены тяжелым шнуром, в углу стояло кресло-качалка; но все эти свежие детали только обостряли почти физическое чувство крадущегося ужаса.

Всякий раз, очнувшись и лежа в кровати, я мучила себя, пытаясь истолковать тяжелый сон. Почему эта комната стала просто неотъемлемой частью моего подсознания? И почему я всегда вижу одну и ту же комнату? Почему мне суждено переживать этот вползающий в душу ужас? Комната эта, конечно, плод моего воображения, но зачем из года в год мне выпадает видеть ее в снах? Ни с кем я не делилась своими переживаниями. К тому же днем все это казалось сущим вздором, да и любые, самые яркие и реальные сны кажутся такими только их хозяину, все остальные находят их скучными. Тем не менее в глубине души я была уверена, что сон этот что-то значит, возможно, неведомые, непостижимые уму силы предупреждают меня о какой-то грозящей опасности, с которой в реальной жизни я еще не встречалась.

Я никогда не предавалась безудержным фантазиям. Моя жизнь была слишком суровой и невеселой для этого. А уж с тех пор, как я попала «в милость» к кузине Агате, свое место мне пришлось твердо запомнить. И то, что я сидела за одним столом с ее Дочерью Эсмеральдой, и то, что пользовалась услугами ее же гувернантки, и то, что мне позволялось гулять в парке под присмотром господских нянек, — все это должно было поддерживать меня в состоянии вечной и неописуемой благодарности. Мне ни на секунду не давали забыть о том, что я самое презренное создание на земле, бедная родственница и что единственным оправданием моего пребывания на «чистой» половине дома может быть только моя кровная принадлежность к семейному клану. Кровные узы эти нельзя было назвать тесными, ведь кузина Агата приходилась моей матери лишь троюродной сестрой, а я уж вообще оказалась седьмая вода на киселе.

Кузина Агата была женщиной невиданных габаритов, все в ней было чрезмерным — и ее формы, и ее голос, и ее нрав. Именно она верховодила в семье, состоявшей из ее маленького мужа — впрочем, возможно, он только казался таким в сравнении с супругой — и дочери Эсмеральды. Кузен Уильям, как я его называла, был преуспевающим бизнесменом, чьи интересы простирались довольно широко. И многое было подвластно ему, однако только за порогом своего дома; в родных же стенах он верой и правдой служил жене. Характером он был очень спокоен, а столкнувшись со мной в доме, всегда рассеянно улыбался, будто затруднялся вспомнить, кто же я такая и откуда взялась в его доме. Я думаю, что он был бы неплохим человеком, если бы хватало у него силы воли иногда противостоять своей благоверной. Она же была просто знаменита своими добродетелями. В ее праведной деятельности определенные дни недели посвящались делам попечительской комиссии. Тогда в гостиной собирались знатные дамы, совсем на кузину Агату непохожие, и часто мне приходилось подавать чай с пирожными. Кузина на таких приемах почти ценила мое присутствие.

— Эллен, дочь моей троюродной сестры, — говорила она проникновенно, — такая, знаете ли, трагедия. Нам пришлось взять это дитя в свой дом.

Иногда за чаем мне помогала хлопотать Эсмеральда. Бедная Эсмеральда! Никто не принимал ее за хозяйскую дочку. В ее руках чай из чашек обычно проливался, а однажды она буквально окатила чаем одну из дам-активисток благотворительного общества.

Кузина Агата страшно раздражалась, когда кто-то осмеливался принять Эсмеральду за ту самую бедную родственницу, а меня — за дочку госпожи. И вообще, я думаю, что удел Эсмеральды был ненамного слаще, чем мой. Постоянно слышалось: «Выпрями