Кровь у всех красная [Астерискос Астерискос] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Кровь у всех красная
Наступала зима, и ночи похолодали. Она прижалась поближе к его тёплому телу – выпирающий животик мешал. Совсем скоро малыш появится на свет.
– Ой! – вскрикнула она и прижала его ладонь к своему боку. – Пинается!
Он улыбнулся и нежно погладил её живот.
– Наверно, ему там уже тесновато.
– Мне страшно… – прошептала она ему на ухо.
Его пальцы скользнули вверх и взъерошили её волосы.
– В первый раз всем мамам страшно. Всё будет хорошо, – прошептал он в ответ, целуя её в лоб.
– Нет, я не про это. Я не за себя боюсь, а за малыша… – Её голос задрожал, а в глазах набухли слёзы.
Он замер.
– Тебе нехорошо?
– Да нет же, дело не в этом. Я прекрасно себя чувствую. Просто мне снятся сны. Точнее, один и тот же сон повторяется каждую ночь. Когда он приснился мне в первый раз, я даже ещё не знала, что беременна. Потом он стал сниться мне время от времени. А теперь я вижу его каждую ночь…
Она заколебалась, переполненная суеверным ужасом, как будто рассказанный вслух сон обретёт реальность… Уткнувшись лицом в его тёплую грудь, она заговорила едва слышно, сквозь катившиеся по щекам слёзы.
– Мне снится, что я качаю его на руках. Это наш сын. Только он не младенец, а совсем взрослый. И он мёртв – невидящие глаза смотрят в небо, по лицу бьёт дождь…
Она тихонько зарыдала, и он подтянул её к себе, словно пытаясь укрыть в объятиях.
Теперь и ему стало не по себе. Они оба знали, что мир гораздо сложнее, чем нам кажется, и сны – это окно в подводные течения реальности, которые наше сознание обычно не замечает.
Он крепко прижал её к себе, гладя по щекам и утирая слёзы.
– Ну что ж заранее-то плакать, – ласково прошептал он. – Малыш ведь даже ещё не родился. И по крайней мере, мы знаем, что он вырастет и станет мужчиной. В конце концов, все люди смертны. Жёлудь должен умереть, чтобы родился дуб. К твоим снам наверняка нужно прислушаться, но мы не силах изменить течение Вселенной.
Она отчаянно прильнула к нему, задыхаясь от слёз.
– Я знаю. Я чувствую, что этот сон предвещает нашему сыну великое будущее. Но ведь я же мать. Разве я могу допустить, чтобы мой ребёнок умер?..
Четырнадцать лет спустя
– Садись, сын. – Отец кивает на скамью.
Я сажусь за наш большой обеденный стол.
Отец молча смотрит на меня, поглаживая ухоженную бороду.
Я знаю, зачем он позвал меня. Я знаю, о чём он хочет поговорить. И я знаю, что из этого ничего не выйдет.
Совсем ничего.
И дело вовсе не в моём упрямстве, я просто делаю то, что считаю нужным.
– Иешуа, ты снова учил тех мальчишек? – спрашивает отец, постукивая пальцами по гладкой столешнице. Пальцы у него довольно короткие и толстые, трудно поверить, насколько тонкую работу они могут делать. Я с самого детства видел, как отец работает с деревом, и знаю, что эти короткие пальцы удивительно искусны. Внешность бывает обманчива.
– Да, я учил и буду учить, – отвечаю я, помолчав.
Отец вздыхает.
– Зачем тебе это? Они ведь декхары, и к тому же рабы.
– Зачем? – Что за глупый вопрос! И я ненавижу слова «декхары» и «рабы». – Я учу их читать и писать, потому что каждый должен это уметь. Мы должны делиться нашими знаниями, а не держать их при себе. Разделённое знание, как посеянные семена, приносит богатый урожай. Скрытое знание начинает гнить.
Несколько мгновений отец смотрит на меня с грустью в глазах.
– Иешуа, ты должен осознать, что они неспособны понять высшие истины. Ты ведь уже хорошо знаешь, что люди бывают разные.
Вот теперь я и впрямь разозлился!
– Ничего другого от вас не услышишь! «Люди бывают разные», «мы – избранные» – меня уже тошнит от этого!
Вертикальная морщинка прорезает лоб отца, но голос остаётся ровным.
– Иешуа, в тринадцать лет пора бы научиться не орать, разговаривая со старшими. Ты даёшь слишком много воли эмоциям, и эмоции мешают тебе мыслить здраво. – Он замолчал, и я проглотил рвавшиеся на язык слова. Отец прав, я веду себя как идиот. Крик не прибавляет аргументам весомости.
– Люди действительно отличаются друг от друга, от фактов никуда не денешься, – спокойно продолжает отец. – В некотором смысле, они скорее животные, чем люди. Человек обладает способностью мыслить. А они не хотят мыслить, потому что не могут.
– Да неужели? А вы пробовали их научить? – Огромным усилием воли я сумел удержаться от крика.
– Пробовали, конечно, – кивает он. – Ни разу не получилось. Они не хотят думать своей головой, а предпочитают готовые ответы. Им не нужна наука, они требуют религию. – Он говорит размеренно и негромко.
Ненавижу это их спокойствие! Ненавижу их абсолютную уверенность в своей правоте. Старейшины
Последние комментарии
2 часов 16 минут назад
4 часов 47 минут назад
4 часов 55 минут назад
1 день 16 часов назад
1 день 20 часов назад
1 день 22 часов назад