Фрау Шрам [Афанасий Исаакович Мамедов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (103) »
Афанасий Мамедов Фрау Шрам
НовогрудскимАнабазис (искусство собираться в дорогу) Открываю глаза (кажется, стучат). Вижу на столе початую бутылку лимонного ликера, немытые кофейные чашки, волнообразные размоченные вафли, набитую окурками пепельницу и снимаю первые три вопроса: Где я? Кто я? Что это за штабель стоит с коробочками у меня в комнате? Я нашел себя тепленьким в шумном вчерашнем вечере. Да. Стучат. Энергичный ритм напоминает увертюру к «Кармен». Просыпаюсь окончательно и понимаю, что лучше бы этого не делал, по крайней мере, еще часа два-три. — Илюша? Илья? — Людмила приоткрывает дверь. В комнату бесшумно входит Значительный. Людмила улыбается; она любуется своими фонариками в коробочках, изрисованных метрошно-туалетной «М», и говорит, что мне звонит мама. Наконец до моей соседки доходит, что, пока она стоит в дверях, я не могу встать и одеться. — Пошли, мой хороший, пошли-пошли… — говорит она пожилому, безнадежно меланхоличному коту. Влезаю в джинсы и лечу к телефону. Судя по голосу, у мамы хорошее настроение. — …на вокзале к тебе женщина подойдет… — …что за женщина?! — …Для Ираны документы передаст. Я сказала ей номер твоего вагона и места. Ты же знаешь Ирану?.. — ?! — Ну… с четвертого этажа. Хашима жена бывшая. Я только сказал: — Зачем?.. — (нет, я не так сказал, я сказал: зачем?!!), а мама уже обиделась. И в трубке слышен город — сигналы автомашин, голоса людей со знакомым волчьим подвывом. (Раз открывают окна, значит, там во всю бушует бакинская весна, а потолки у нас дома пятиметровые — акустика, как в филармонии…) Пришлось перезванивать. Не успел согласиться взять документы, как тут же посыпались вопросы: «Тебе на работе справку дали, что ты в отпуск едешь? Ну, что ты молчишь? Хочешь в Карабах загреметь?! А копию, копию дали? Курицу купи в дорогу. Купил? Не ври. Я же знаю, что ты врешь. Трусы не забудь запасные…» До носовых платков я терпел, но после… — Мам, почему я у тебя один?! — Отца спроси. — И отбой в ухо. Я упал в кресло и немедленно закурил. Еще можно было налить себе лимонного ликера, после вчерашней попойки моих проводов в отпуск — как раз оставалось на две-три рюмки, но было лень вставать, почему-то казалось, одной сигаретой обойдусь. Казалось… Два с половиной года назад эта самая Ирана приезжала в Москву оформлять визу. Как раз после январских событий в Баку. Остановилась она у каких-то своих знакомых в высотке на Баррикадной. Я подошел к дому со стороны американского посольства. Она передала мне посылку от мамы; скрученная бечевка больно врезалась в пальцы, и я оценил бескорыстную родительскую любовь. Было видно, что уходить сразу ей вроде как неудобно, хотя по наброшенной на плечи легкой курточке «поло» и голым ногам не стоило труда догадаться, что моя бакинская соседка, выходя на мороз, рассчитывала как можно скорее вернуться домой. Именно эта ее дальновидность меня и задела, и тут же почему-то проснулось давнее дворовое чувство ущемленности перед нашими богатыми соседями с четвертого этажа — надстройки советских времен. Ну, конечно, подумал я, она ведь не просто там какая-то соседка, она дочь бывшего замминистра торговли, она с четвертого этажа, то есть для всего нашего двора — «барышня СВЕРХУ». У меня появилось желание показать этой ладной брюнеточке СВЕРХУ, что теперь мы на равных: столицу мало интересует, на каком таком этаже в Баку проживает дочь старорежимного министра. Для начала я поинтересовался (это было бы совершенно невозможно в Баку, где люди СНИЗУ хорошо знают свое место), в какую именно из Швейцарий собирается моя соседка — Французскую, Итальянскую или же все-таки Немецкую, затем развил тему аж до первого Гетеанума[1], после чего уже, как человек не один год разлученный с малой родиной, стал давать Иране дельные советы, в основном сугубо психологического плана. Ирана, и в самом начале подозрительно во всем со мною согласная, теперь уже соглашалась всеми теми крохами тепла, которые пока еще оставались в ней, и, поглядывая мимо меня, она со звериной деликатностью почему-то избегала смотреть мне в глаза, все настойчивей притопывала ногами. Не обратить внимания на эти ее фольклорные притопы было бы верхом неприличия с моей стороны. И я обратил. Во все глаза. На ноги… Вздыбленные черные волоски бегут от худеньких коленок, сгущаясь к подъему стопы. А сама она маленькая, темнокожая уже даже не по-кавказски; под глазами порохового цвета круги, как у актрис немого кино, только там, видно, пленка виновата, мода, а тут, скорее всего, слабое сердце, развод с Хашимом… — Тебе надо идти, — говорю, — у тебя ноги голые. Замерзнешь. — Ничего, — она улыбнулась плотно сжатыми губами. Пожалуй, я слишком задержал свой взгляд на ее ногах, но ведь так соскучился здесь, в Москве, по таким вот ногам, неделю не бритым, с непременным
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (103) »
Последние комментарии
53 минут 25 секунд назад
1 час 28 минут назад
2 часов 21 минут назад
2 часов 26 минут назад
2 часов 37 минут назад
2 часов 50 минут назад