На куличках [Евгений Иванович Замятин] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (28) »
Евгений Замятин
НА КУЛИЧКАХ
Повесть
1. Божий зевок
Есть у всякого человека такое, в чем он весь, сразу, чем из тысячи его отличишь. И так же у Андрея Иваныча — лоб: ширь и размах степной. А рядом нос — русская курнофеечка, белобрысые усики, пехотные погоны. Творил его Господь Бог, размахнулся: лоб. А потом зевнул, чего-то скушно стало — и кой-как, тяп-ляп, кончил: сойдет. Так и пошел Андрей Иваныч с Божьим зевком жить. Вздумал прошлым летом Андрей Иваныч — в академию готовиться. Шутка ли сказать: на семьдесят рублей одних книг накупил. Просидел над книгами все лето — и случилось в августе на Гофманский концерт попасть. Господи Боже мой: сила какая. Куда уж там академией заниматься: ясное дело — быть Андрею Иванычу Гофманом. Недаром же все в полку говорили: так Андрей Иваныч играет Шопеновский похоронный марш — без слез слушать нельзя. Под диван все книги академические, взял учительницу, засел Андрей Иваныч за рояль: весной в консерваторию поедет. А учительница — светловолосая, и какие-то у ней особенные духи. Вышло: вовсе не музыкой занимался с ней Андрей Иваныч всю зиму. И пошла консерватория прахом. Что же, так теперь и прокисать Андрею Иванычу субалтерном в Тамбове каком-то? Ну, уж это шалишь: кто-кто, а Андрей Иваныч не сдастся. Главное — все сначала начать, все старое — к чорту, закатиться куда-нибудь на край света. И тогда — любовь самая настоящая, и какую-то книгу написать — и одолеть весь мир… Так вот и попал Андрей Иваныч служить — на край света, к чертям на кулички. Лежит теперь на диване — и чертыхается. Да как же, ей Богу: третий день приехал — и третий день от тумана не продыхнуть. Да ведь какой туман-то: оторопь забирает. Густой, лохматый, как хмельная дрема — муть в голове — притчится какая-то несуразная нелюдь — и заснуть страшно: закружит нелюдь. Хоть какого-нибудь человечьего голоса захотелось — навождение свалить. Кликнул Андрей Иваныч денщика. — Эй, Непротошнов, на минутку! Как угорелый, влетел денщик и влип в притолку. — Скушно у вас, Непротошнов: туман-то, а? — Н-не могу знать, ваше-бродие… «Фу ты, Господи: какие глаза рыбьи. Но можно же его чем-нибудь»… — Ну что, Непротошнов, через год домой, а? — Так тошно, ваше-бродие. — Жена-то есть у тебя? — Так тошно, ваше-бродие. — Небось, по ней соскучился? Соскучился, говорю, а? Что-то тускло мигнуло в Непротошнове. — Как оная, есть конкурент моей жизни, жена-то… то я… и потух, спохватился, вытянулся Непротошнов еще больше. — Да что: разлюбил, что ли? Ну? — Н-не могу знать, ваше-бродие… «О, ч-чорт… Ведь вот: был, наверно, в деревне — первый гармонист, а теперь — рыбьи глаза. Нет, надо будет от него отвязаться»… — Ладно. Иди к себе, Непротошнов. Отвалился Андрей Иваныч к подушке. В окно полз туман лохматый, ватный: ну просто не продыхнуть. Перемогся — и хоть с храпом — а продыхнул Андрей Иваныч, и сам же услышал свой храп: заснул. «Батюшки, что же это я — среди бела дня сплю…» Но запутал туман паутиной — и уж не шевельнуть ни рукой, ни ногой.
2. Картофельный Рафаэль
— Их преосходительства господина коменданта нету дома. — Да ты, братец, узнай хорошенько. Скажи, мол, поручик Половец. Половец, Андрей Иваныч. — Полове-ец? У денщика генеральского — не лицо, а начищенный самовар медный: до того круглое, до того лоснится. И был себе самовар заглохший, а тут вдруг начал пузыриться, закипать: — Полове-ец? Ах-и-батюшки, позабыл я, дома они. Половец — ну как же: — дома, пожалте. Только заняты малость. Денщик отворил из сеней дверь налево. Андрей Иваныч нагнулся, вошел. «Да нет… да может, не туда?» Дым коромыслом, чад, суета, шипит что-то, луком жареным пахнет… — Кто та-ам? Поближе, поближе, не слы-ы-шу! Андрей Иваныч шагнул поближе: — Честь имею явиться вашему превосходительству… Да чорт-те возьми: да уж он ли это, генерал ли? Передник кухарский и беременное пузо, подпертое коротышками-ножками. Голая, пучеглазая, лягушачья голова. И весь разлатый, растопыренный, лягва огромадная, — может под платьем-то и пузо даже пестрое, бело-зелеными пятнами. — Явиться? Гм, хорошее дело, хорошее дело… офицеров у меня мало. Запивох — это сколько угодно, — буркнул генерал. И опять занялся своим делом: тонкими на диво ломтиками кромсал крупичатый белый картофель. Нарезал, вытер фартуком руки, сигнул бочком к Андрею Иванычу, уставился, обглядел и закричал сердито, снизу откуда-то, как водяной из бучила: — Ну, что за нелегкая сюда занесла? Майн-Ридов начитался, а? Сидел бы себе, голубеночек, в России, у мамаши под подолом, чего бы лучше. Ну что, ну зачем? Возись тут потом с вами!.. Андрей Иваныч оробел даже: уж очень сразу наскочил генерал. — Я, ваше превосходительство… Я в Тамбове… А тут, думаю, море… Китайцы тут… — Ту-ут! Едут сюда, думают тут… Но не кончил генерал: зашипело что-то на плите
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (28) »
Последние комментарии
13 часов 43 минут назад
13 часов 44 минут назад
19 часов 2 минут назад
22 часов 44 минут назад
23 часов 5 минут назад
23 часов 59 минут назад