Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
На четыре лиры, которые Педуцци заработал, копая землю в саду отеля, он напился. Он увидел американца проходившего по аллее, и с таинственным видом заговорил с ним. Американец ответил, что он еще не завтракал, но охотно пойдет с ним, как только завтрак кончится. Минут через сорок, через час.
В кантине[1] у моста Педуцци дали в долг еще три стакана граппы[2]: ведь он так уверенно и так многозначительно говорил о своем предстоящем заработке. Было ветрено, и солнце показывалось из-за туч, а потом опять пряталось, и накрапывал дождь. Чудесный день для ловли форели.
Американец вышел из отеля и спросил Педуцци, как быть с удочками. Надо ли, чтобы жена с удочками шла отдельно?
– Да, – ответил Педуцци, – пусть синьора идет отдельно.
Американец вернулся в отель и поговорил с женой. Он и Педуцци вышли на дорогу. У американца через плечо висела сумка. Педуцци увидел американку в альпийских ботинках и синем берете. На вид она была так же молода, как и муж. Она пошла за ними, неся в руках разобранные удочки. Педуцци не нравилось, что она идет так далеко позади.
– Синьорина, подойдите к нам, – сказал он, подмигивая молодому человеку, – пойдемте все вместе. Синьора, подойдите сюда. Давайте пойдем вместе.
Педуцци хотелось, чтобы они все вместе прошли по улицам Кортино.
Американка шла позади с недовольным видом.
– Синьорина, – нежно позвал ее Педуцци, – подите сюда, к нам.
Муж оглянулся и что-то крикнул ей. Она прибавила шагу и поравнялась с ними.
Со всеми прохожими, попадавшимися им на главной улице городка, Педуцци усердно раскланивался, снимая шляпу.
– Buon'di, Arturo![3]
Банковский служащий уставился на него из дверей кафе. Кучка людей, стоявших около магазинов, глазела на троих проходивших. Рабочие с постройки нового отеля в блузах, измазанных известкой, разглядывали их. Никто не заговаривал с ними и не кланялся, кроме нищего, худого старика с заплеванной бородой, который приподнял шляпу, когда они поравнялись с ним.
Педуцци остановился около магазина, где в окне стояло много бутылок, и достал из бокового кармана своей старой военной шинели пустую бутылку из-под граппы.
– Чуточку винца, немного марсалы для синьоры, самую малость винца.
Он размахивал бутылкой. Вот выдался денек!
– Марсала. Вы любите марсалу, синьорина? Немного марсалы.
У американки был недовольный вид.
– Очень нужно было тебе с ним связываться, – сказала она мужу. – Я не понимаю ни одного слова. Он же пьян.
Молодой человек делал вид, что не слышит Педуцци, а в то же время думал: какого черта далась ему эта марсала? Это ведь любимое вино Манси Бирболи.
– Geld[4], – произнес в конце концов Педуцци, хватая американца за рукав.
Он улыбнулся, не смея быть настойчивым, но желая заставить американца действовать.
Молодой человек вынул бумажник из кармана и протянул ему десять лир. Педуцци поднялся по ступенькам в лавку, где на вывеске было написано: «Продажа местных и заграничных вин». Лавка была заперта.
– Закрыта до двух часов, – неодобрительно сказал какой-то прохожий.
Педуцци спустился по ступенькам.
– Не беда, – сказал он. – Достанем в «Конкордии».
Они все рядом пошли по дороге, направляясь к «Конкордии». На крыльце «Конкордии», где были свалены заржавленные санки-бобслей, молодой человек спросил у него:
– Was wollen sie?[5]
Педуцци протянул ему бумажку в десять лир, сложенную в несколько раз.
– Ничего, – сказал он. – Так, что-нибудь.
Он растерялся.
– Может, марсалу. Я не знаю. Марсалы бы…
Дверь «Конкордии» захлопнулась за американцем и его женой.
– Три рюмочки марсалы, – сказал американец продавщице, стоявшей за стойкой.
– Две, хотите вы сказать? – спросила девушка.
– Нет, – ответил американец, – три: одну для vecchio[6].
– О, – сказала она, – для vecchio? – и засмеялась, доставая бутылку. Потом налила мутную жидкость в три рюмки.
Американка сидела у стены, на которой висели газеты. Муж поставил перед ней рюмку.
– Выпей немножко. Может быть, тебе будет лучше.
Она молча смотрела на рюмку. Американец вышел из комнаты с рюмкой для Педуцци, но не нашел его.
– Не знаю, где он, – сказал он, входя обратно в комнату и держа рюмку в руке.
– Ему бы четверть, – сказала жена.
– А сколько стоит четверть литра? – спросил американец продавщицу.
– Белого? Лира.
– Нет, марсалы. И это туда же, – сказал он, протягивая ей рюмку, которая предназначалась для Педуцци, и свою.
Девушка стала лить вино через воронку.
– А теперь нужно бутылку, чтобы захватить вино с собой, – сказал американец.
Продавщица пошла искать бутылку. Все это ее очень забавляло.
– Мне очень жаль, что у тебя испортилось настроение, Тайни, – сказал американец. – Очень жалею, что поднял этот
Последние комментарии
34 минут 51 секунд назад
54 минут 52 секунд назад
1 час 20 минут назад
1 час 24 минут назад
10 часов 54 минут назад
10 часов 58 минут назад