КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706104 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124641

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Тень за троном (Альтернативная история)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

Сразу скажу — я

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Азъ есмь Софья. Государыня (Героическая фантастика)

Данная книга была «крайней» (из данного цикла), которую я купил на бумаге... И хотя (как и в прошлые разы) несмотря на наличие «цифрового варианта» я специально заказывал их (и ждал доставки не один день), все же некое «послевкусие» (по итогу чтения) оставило некоторый... осадок))

С одной стороны — о покупке данной части я все же не пожалел (ибо фактически) - это как раз была последняя часть, где «помимо всей пьесы А.И» раскрыта тема именно

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

В плену твоих желаний [Сабрина Джеффрис] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Сабрина Джеффрис В плену твоих желаний

Пролог

Лондон

Май 1822 года


Дорогая Шарлотта!

Я слышал, что ваша бывшая воспитанница, леди Венеция, снова отказала весьма достойному претенденту на ее руку. Как незаинтересованный наблюдатель, могу предположить, что эта леди слишком буквально восприняла ваши наставления и правила поведения девушек из благородных семей. Если она не перестроится, то в конечном счете добьется только одного – пополнит ряды старых дев.

Ваш кузен Майкл.


«Дочери – какая-то кара небесная, посылаемая Господом на головы мужчин», – с грустью думал о своей участи Квентин Кемпбелл, граф Дунканнон. Его двадцатичетырехлетняя дочь постоянно доводила отца до белого каления. Он надеялся, что пребывание в Пансионе благородных девиц миссис Шарлотты Харрис пойдет Венеции на пользу и она будет более покорной и сдержанной, но вместо этого девушка стала еще более дерзкой. Видно, она унаследовала от своей матери не только красивую внешность, но и ее упрямый характер. А он уже сыт этим по горло.

Граф застал дочь на кухне их лондонского особняка за приготовлением мерзкого лечебного зелья, которое предназначалось только ему. Венеция очень верила в целебные свойства этого напитка.

– Как ты посмела отказать виконту, после того как я дал согласие на помолвку? – грозно ревел он.

Спокойная, словно высокогорное озеро, Венеция продолжала растирать высушенный багровый цветок в порошок.

– Если бы ты прежде посоветовался со мной…

– Советоваться с тобой?! Чтобы ты отвергла еще одного отличного парня? – Граф еле сдерживался. – Что не устроило тебя на сей раз? Его изысканные манеры? Открытое лицо и широкая улыбка? Его элегантная внешность?

– Он мне вообще не нравится, – спокойно ответила Венеция со своей обычной, сводившей его с ума полуулыбкой.

– Он ей не нравится! Элегантный, красивый, с большими деньгами…

– В точности как мой ридикюль. – Девушка высыпала багровый порошок в стакан с водой. – К сожалению, он какой-то безликий – ни рыба ни мясо. Да и умом не блещет.

Беда в том, что его дочь слишком умна и поэтому отталкивает мужчин.

– Милорд? – Это был голос дворецкого.

Граф недовольно взглянул на него, переминавшегося у порога:

– В чем дело?

– Мистер Сайкстон и еще несколько джентльменов просят вас принять их.

Дунканнон напрягся. Сайкстон и его люди здесь, в Лондоне? Должно быть, случилось нечто ужасное.

– Проводите их в мой кабинет.

Когда дворецкий удалился, Квентин сердито посмотрел на дочь:

– Тебе повезло, милочка. Мы продолжим наш разговор позже, за обедом.

В ее глазах отразилось беспокойство.

– Эти люди появились здесь из-за Шотландского Мстителя, папа? Ты ведь помнишь, что сказал врач, – тебе нельзя волноваться.

– Ха! Врачи! Все они сплошь дураки. Много они знают!

– Они знают достаточно. – Венеция протянула отцу стакан с целебным напитком: – Ты должен принять лекарство, прежде чем отправишься на встречу.

– Не желаю пить это зелье, будь оно проклято!

Она всегда нянчится с ним, словно с больным! Надо бы быть с ней построже, хотя по отношению к ее покойной матери он никогда этого себе не позволял. Но в такие дни, как сегодня, когда она так напомнила ему Сюзанну, это было чертовски трудно.

– Я сам разберусь с этими людьми, хорошо? И не забивай всякой ерундой свою юную головку.

Девушка заупрямилась:

– Дай я хотя бы помогу тебе подняться по лестнице.

Она попыталась взять отца под руку, но он грубо оттолкнул ее, испытывая ужас при одной мысли о том, что его красавица дочь приблизится к ожидавшим его головорезам.

– Это совершенно не твое дело, так что не суйся, когда не просят!

Его яростная вспышка заставила изумленную девушку издрогнуть.

– Прекрасно, поступай как знаешь.

Он начал было извиняться, но тут же спохватился и замолчал. Все слишком серьезно. Нельзя допускать, чтобы она совала нос в его дела.

Останавливаясь каждые две ступеньки, чтобы отдышаться, граф начал медленно подниматься по лестнице. Будь проклят чертов Лахлан Росс и его притязания! Почему этот дьявол никак не оставит его в покое?

Ему следовало понять, что он попал в беду, как только Росс объявился в Лондоне. Тогда молодой баронет потребовал вернуть ему то, что, по его мнению, принадлежало его семье и клану Россов. Но Квентин без всяких объяснений отверг притязания лэрда, твердо решив для себя, что никогда не откроет тайну своего прошлого ни Россу, ни кому-либо другому.

И граф дорого заплатил за свое молчание. Лахлан Росс начал ему мстить и своими дерзкими выходками всячески пытался спровоцировать Квентина на ответные действия. Он, Лахлан Росс, был главой клана, но, ступив на тропу войны, превратился в Шотландского Мстителя, настоящего разбойника. Например, мог грабить друзей графа, которым случалось оказаться в Шотландии, а для компенсации нанесенного ущерба посоветовать обратиться к лорду, Дунканнону. И хотя граф всегда возмещал пострадавшим их потери, объяснить, почему этот человек ограбил их, он не мог. Потому что тогда возникли бы вопросы, на которые он не желал отвечать.

Такая мука продолжалась целых пять лет, и Квентин надеялся, что Россу в конце концов надоест эта игра. Но мстительный лэрд не унимался и нагло ограбил управляющего Квентина, когда тот отвозил в банк собранную в шотландском поместье арендную плату. Силы небесные, эти деньги составляли половину дохода графа! При таких темпах разбойник мог полностью разорить его. Вот тогда-то он и решил нанять Сайкстона, о чем, правда, впоследствии горько пожалел.

Войдя и кабинет, Квентин с раздражением оглядел мрачные лица собравшихся там мужчин:

– Я ведь просил вас никогда не появляться в моем доме!

– У нас не было выбора, – пояснил Сайкстон. – Мы рисковали жизнью и хотели где-то укрыться.

Графа поразили эти слова.

– От кого?

– От представителей клана сэра Лахлана. Они преследовали нас с той минуты, как мы покинули Росскрейг.

Поместье Росса. Дьявольщина!

– Предполагалось, что вы схватите его на месте преступления и по-мужски объясните, что пора образумиться и прекратить это безобразие. А вы устроили засаду в его собственном поместье.

– Мы пытались, черт побери! – воскликнул Сайкстон. – Но он не клюнул на наживку, хотя мы изрядно потратились и сменили немало гостиниц. При этом везде рассказывали, что мы ваши друзья и приехали отдохнуть.

– Мы думаем, у него есть сообщник в Лондоне, – вмешался другой, – который знает ваших друзей и сообщает ему, когда и на кого следует нападать.

– Или же он достаточно умен, чтобы не клюнуть на наживку придурков, пытающихся притворяться джентльменами, – раздраженно огрызнулся Квентин.

Ему следовало нанять более опытных и сообразительных людей, но где же их найти? И этих-то с трудом удалось отыскать.

– В Росскрейге нам тоже пришлось нелегко. Люди его клана, видимо, понятия не имеют, что их предводитель и есть тот самый Шотландский Мститель, – заметил. Сайкстон. – Он постоянно в окружении своих людей… Они боготворят этого человека и готовы за него жизнь отдать. Нам не удалось узнать, где он проводит ночи, хотя точно не в поместье. Он словно призрак – внезапно появляется и незаметно исчезает.

– Поэтому-то я и не обращаюсь к властям. Его клан всегда будет защищать его интересы.

Не важно, насколько Квентин убежден в том, что Шотландский Мститель и есть Росс, доказать это будет очень нелегко. Поскольку Росс и Дунканнон соседи, власти сочтут, что причина конфликта – имущественные споры. Но если кто-нибудь предпримет расследование и откроется правда…

Граф содрогнулся.

– Значит, вам так и не удалось его заманить.

– Мы старались, – вмешался Сайкстон. – С помощью подкупа у одного из местных выведали, где его искать. Но как только нам удалось его догнать, все покатилось к черту.

Квентин гневно посмотрел на Сайкстона:

– Он что, натравил на вас свой клан?

– Нет. Мы задали ему хорошую трепку, так что вы нам не зря заплатили. – Сайкстон как-то нервно переглянулся со своими людьми. – Но… хм… но…

– Ну говори же, – рявкнул Квентин.

– Мы убили его, милорд. Сэр Лахлан Росс мертв.

Потребовалась минута, чтобы смысл этих слов дошел до графа. Затем он почувствовал, как все вокруг него закружилось. Должно быть, он что-то не так понял.

– Вы его убили?!

– Это получилось случайно, – вмешался другой человек. – Мы его настигли на мосту, у него был кинжал. И если бы Джонни не огрел его дубиной по голове…

– Дубиной! – Квентин возмущенно повернулся к Сайкстону: – Я хотел, чтобы вы только припугнули его!

Сайкстон сердито посмотрел на графа:

– Конечно, мы пытались действовать именно так, милорд, но вас-то там не было. Росс был силен как бык и дрался отчаянно. К тому же, как выяснилось, раньше он был гвардейцем, о чем вы забыли упомянуть, когда нас нанимали.

Квентин действительно боялся, что они откажут ему, если он им об этом скажет. С трудом сдержав проклятие, он обратился к Сайкстону:

– Значит, вы его прикончили, не так ли?

– После того как мы ударили его дубиной, он упал в озеро. – Уголки губ Сайкстона уныло опустились. – И утонул.

Холодок пробежал по спине графа.

– А его тело?

– Люди из его клана были поблизости, поэтому нам пришлось быстро исчезнуть. Но он не мог выжить. Ведь он был без сознания, когда упал в воду.

Квентин без сил опустился в кресло. Он был потрясен. Его необдуманные действия привели к ужасным последствиям. Мерзавцы совершили убийство. В угоду ему. Боже милостивый, у Росса осталась мать, которая от него зависела, и клан, который в нем нуждался…

– Я думаю, что его люди сразу поняли, что именно вы убили их лэрда, – хрипло произнес он. – И теперь вы привели их прямо ко мне.

– Нет, милорд. Мы позаботились о том, чтобы нас не выследили. Но нам нужно как можно скорее покинуть Лондон. Поэтому мы рассчитывали сразу получить то, что вы нам обещали.

Квентин нахмурился. Ему совсем не хотелось платить негодяям, совершившим убийство, но у него не было выбора. Стоит лишь намекнуть людям из клана Росса о том, кто стоит за убийством их лэрда, и ему конец.

Но утешает то, что изнурительная вражда наконец закончилась. Квентину удалось скрыть свою семейную тайну, а все, что знал Росс, он унес с собой в могилу. Так что теперь Шотландский Мститель его больше не побеспокоит.

Глава 1

Эдинбург

20 августа 1822 года


Дорогой кузен!

Я очень встревожена предстоящей поездкой Венеции в Шотландию. Правда, газеты писали, будто Шотландский Мститель был убит три месяца назад в схватке с сэром Лахланом Россом. В результате он тоже не выжил, так что они оба погибли. И все же, учитывая таинственность причины, по которой Мститель преследовал графа, мне было бы значительно легче, если бы тело злодея было найдено.

Ваша беспокойная родственница Шарлотта.


– Маме бы здесь понравилось, – задумчиво сказала Венеция тетушке Мэгги Дуглас, с которой они прибыли на бал-маскарад, организованный Обществом шотландских кельтов. Уже достаточно хорошо были слышны звуки волынки, доносившиеся из бального зала эдинбургской Ассамблеи. – Ну разве тебя не восхищают эти тартаны,[1] великолепные мелодии и танцы, эти роскошные костюмы, эти…

– …переполненные улицы, убогая пища и ужасные гостиницы без удобств? – Тетушка Мэгги подняла к небу свои прекрасные зеленые глаза. – Ничуточки. В отличие от тебя и моей сестры я предпочитаю Лондон. С тех пор как мы сюда приехали, я почти не сомкнула глаз.

– Значит, храп, который я слышу каждую ночь, доносится из нашего багажа? – съязвила Венеция.

– Попридержи язычок, а то будешь спать на продавленном матрасе.

Венеция рассмеялась:

– Прости меня. Я благодарна тебе за то, что ты согласилась терпеть неудобства.

Их комната действительно была ужасной, но им еще повезло. Все жилые помещения, чердаки и подвалы были заполнены приезжими, нахлынувшими в Эдинбург, чтобы присутствовать при первом за последние двести лет королевском визите в Шотландию.

Но Венеция совсем не расстраивалась из-за того, что им пришлось ютиться в жалкой каморке. Поездки в Шотландию она ждала шестнадцать лет, и никакая тощая подушка или продавленный матрас не смогут испортить ей удовольствие!

– Ты представить себе не можешь, как я признательна тебе за то, что ты согласилась меня сопровождать. Иначе мне ни за что не удалось бы уговорить папу отпустить меня сюда.

– Я сама удивлена, что он разрешил тебе поехать. Как это тебе удалось?

– О, с папой очень легко управиться, Я всего лишь пообещала ему кое-какой пустячок.

– И что же это?

Девушка лукаво улыбнулась:

– Выйти замуж в следующем году.

– Но это вовсе не пустячок, моя дорогая! Кто же этот счастливчик?

– Лорд, которого я пока не знаю. Надеюсь, что мне повезет и это будет достойный человек. Но папа считает, что я слишком придирчива и что я никогда не выйду замуж.

И кто сумеет пройти придирчивую проверку со стороны миссис Шарлотты Харрис и ее таинственного кузена Майкла, который регулярно снабжал школьную наставницу Венеции сведениями обо всех мужчинах из высшего общества?

– У такой благовоспитанной девушки никогда не будет недостатка в предложениях, – заявила тетушка и сделала успокаивающий жест рукой, украшенной многочисленными кольцами.

– Его беспокоит вовсе не недостаток претендентов, а то, что мне никто не нравится.

Венеция обещала своей матери, что никогда не выйдет замуж за нелюбимого мужчину. Она догадывалась, что просьба матери продиктована ее сложными отношениями с отцом, и Венеция часто задумывалась над этим…

– Но ты имеешь в виду какого-то определенного мужчину? – прервала ее размышления тетушка.

Девушка вздохнула:

– Нет, мне просто хочется найти кого-нибудь здесь, в Шотландии, подальше от охотников за приданым и этих тупоумных английских лордов. Мне хотелось бы выйти за лэрда из древнего шотландского почтенного рода. Того, кто постоянно живет в Шотландии и искренне любит ее…

– Ты мечтаешь о герое романтических баллад. И это понятно, ведь ты собираешь баллады.

Презрительное отношение тетушки к подобным персонажам было очевидным.

– А почему бы и нет? – обиженно огрызнулась Венеция. – Почему я не могу встретить Дункана Грэма или какого-нибудь другого доблестного шотландского горца, который увезет меня в свой замок и сделает по-настоящему счастливой?

– Да из тебя такая же шотландка, как из королевы Англии, моя дорогая.

– Неправда!

– Ты слишком хорошо воспитана и привыкла к английскому укладу жизни. Тебе будет непросто жить в стране, где лучшее вечернее развлечение – ссора за бутылкой виски. Ты не выдержала бы и одного дня в обществе такого «шотландского героя», не пожелав огреть его кружкой по голове.

Возможно и так, но в Англии Венеция почему-то не чувствовала себя уютно. Когда она теряла терпение и выходила из себя, ее называли «шотландской ведьмой», а если проявляла сдержанность и отмалчивалась – «высокомерной шотландкой». А когда отец вдруг начинал изъясняться с сильным гэльским акцентом, ей приходилось «переводить» его слова остальным. Словно они какие-нибудь иностранцы, прости Господи!

А это надменно-пренебрежительное отношение англичан к шотландцам, как к «младшим братьям», которое усвоила даже тетя Мэгги, прожив много лет с мужем-англичанином! Венеция сердито взглянула на тетушку, но та даже не заметила этого.

– Ты выбрала удачный костюм, чтобы завлечь в мужья своего романтического героя. – Тетушка Мэгги приподняла белую шелковую маску и насмешливо оглядела простое шерстяное платье Венеции. – Прямо-таки настоящая Флора Макдоналд, которую так боготворят шотландцы.

– И правильно делают. Она ведь спасла Красавчика принца Чарли.[2]

– Да, верно, но только жаль, что одевалась она, как фермерская дочка.

– Она и была дочерью фермера. – Венеция поправила на лице шелковую маску. – Мне стоило большого труда достать подходящее платье, так что оставь свои шуточки.

У нее, как и у Флоры, волосы были черные, а кожа необыкновенно светлая, поэтому Венеция на самом деле была похожа на нее.

– Да, цвет платья ты выбрала удачно. В бордовом ты великолепна.

– Как и ты. – Венеция еле сдержала улыбку. – А кого ты изображаешь?

– Не дерзи. Радуйся, что я хотя бы маску надела. Если бы не этот старый дурак полковник, меня бы вообще здесь не было.

Полковник Хью Ситон, один из распорядителей бала, был, если Венеция не ошибалась, совершенно очарован тетушкой Мэгги. Он перехватил их в гостинице, как только они сюда прибыли.

– Он очень настойчивый человек, не правда ли?

– Настойчивый? – Тетушка насмешливо хмыкнула. – Да он сумасшедший. Зачем только Общество шотландских кельтов решило привлечь бравого кавалерийского офицера к организации бала? Одному Господу известно, какой праздник дурного вкуса нас ожидает. Я не удивлюсь, если он приказал взгромоздить конские седла на стулья. – При этих словах Венеция от души рассмеялась. – Что, позволь узнать, тебя так развеселило?

– Ты! – с трудом выговорила хохочущая Венеция. – Я-то думала, он тебе понравился, ведь вы так мило вчера беседовали о моем бывшем пансионе. Ты говорила, что его дочь просто обворожительна.

– Так и есть, но это вовсе не его заслуга, а исключительно Шарлотты Харрис. – Тетушка Мэгги укоризненно покачала головой. – Подумать только, когда мы уходили, этот нахал и мужлан позволил себе шлепнуть меня по мягкому месту! – Однако румянец на ее щеках свидетельствовал о том, что она вовсе не так уж оскорблена. – Теперь, я надеюсь, ты понимаешь, кого я имею в виду, говоря о «шотландских парнях». Бесстыжий дьявол, разрази его гром, ведет себя так, словно ему столько же лет, сколько его дочери…

Тетушка осеклась, когда они подошли к дверям, ведущим в зал. Понизив голос, она сообщила лакею, объявлявшему вновь прибывших, что их следует представить как Леди в маске и Флора Макдоналд.

В переполненном зале на них не обратили особого внимания, лишь один высокий человек, стоявший возле дверей, обернулся и внимательно посмотрел на женщин, как только объявили их «имена».

Вскользь взглянув на тетушку Мэгги, он окинул оценивающим, волнующим взглядом Венецию. Затем отсалютовал ей, приветственно подняв свой бокал.

Благородное «английское воспитание» Венеции требовало немедленно осадить и поставить на место дерзкого незнакомца. Но он показался девушке очень привлекательным, и потом она же была в маске. Кроме того, его тартан расцветки Стюартов показывал, что он скорее всего изображал Красавчика принца Чарли и искал свою пару – Флору.

Поэтому Венеция ответила на его приветствие легким кивком… и принялась тоже его рассматривать. Несмотря на мощный торс и грубоватое лицо с неровным шрамом, пересекавшим высокий лоб, держался незнакомец по-королевски. Он с величием и невозмутимостью; истинного монарха терпел на своей голове белый напудренный парик и блистал великолепной осанкой.

Но сквозь прорези черной шелковой маски на нее смотрели лучистые карие глаза. И в них было что-то очень знакомое.

Прежде чем она успела задуматься над этим, тетушка Мэгги торопливо увлекла ее в зал, к группе встречающих и полковнику Ситону.

– Ах, наконец-то вы пришли! – воскликнул полковник, схватив Венецию за руку. Очевидно, он узнал их даже в масках.

Вдовец выглядел в тартане Роберта Брюса настоящим удальцом. С густыми, слегка посеребренными волосами, сверкающими голубыми глазами и военной выправкой он смотрелся просто великолепно, хотя это был уже далеко не молодой человек.

– Очень рад видеть вас здесь, леди Венеция. Безмерно счастлив, – произнес полковник своим характерным рокочущим голосом.

– Тш-ш, полковник, вам не следовало открывать, кто я на самом деле, пока не будут сняты маски.

– Да, верно, прошу меня простить. Ужасная оплошность с моей стороны, неправда ли? Больше это не повторится, Флора.

Венеция рассмеялась:

– Думаю, это не имеет особого значения. Вероятно, я здесь не одна в образе Флоры Макдоналд, да и Красавчиков принцев Чарли, наверное, предостаточно.

– Нет, ничего подобного. Принцы, правда, встречаются, но Флора всего одна. Это вы. – Он склонился к ней с видом заговорщика. – Остальные леди предпочли более роскошные наряды. – Бросив взгляд на тетушку Мэгги, полковник радостно улыбнулся. – Вот такие великолепные, как на вашей тетушке. И кого же она изображает?

– Королеву, – солгала Венеция.

– Которую из них? – попытался уточнить полковник.

– Ну, полно вам, сэр, – холодно сказала тетушка. – Совершенно очевидно, что я…

– Тетушка очень рада, что она здесь, – поспешно вмешалась Венеция. – Мы обе рады.

– Прекрасно! – Полковник довольно потер ладони. – Вы спрашивали ее насчет завтрашнего дня? Насчет прогулки в Холируд-парк?

– Да, и она сказала, что рада будет пойти.

– «Рада» не совсем то слово, что я сказала, – проворчала тетушка Мэгги.

– Что? – переспросил полковник Ситон, склоняясь ниже, чтобы лучше расслышать в окружающем их шуме.

– Да, сэр. Она благодарна вам за внимание и заботу.

Когда тетушка насмешливо фыркнула, Венеция поспешно добавила:

– Наверняка завтра в городе будет скучно без короля, поэтому мы очень признательны вам за предложение развлечься.

– Отлично! А вы не хотите посетить Рослинскую капеллу?

– Нет, это абсолютно исключено, – вмешалась тетушка Мэгги. – Я обещала отцу Венеции, что мы не будем выезжать из Эдинбурга.

Девушка вздохнула. Они прибыли сюда на корабле, и ей почти не удалось увидеть страну. Призрак Мстителя все еще преследовал отца, и он принял меры к тому, чтобы оградить ее от «шотландских бандитов».

– Значит, отправляемся в Холируд-парк, – весело сказал полковник. – После пикника мы поднимемся на Трон Артура. Оттуда совершенно захватывающий вид, хотя подъем будет не из легких. – Он взял за руку тетушку Мэгги. – Клянусь, что буду во всем помогать вам.

– Я не нуждаюсь в вашей помощи, сэр! – Покраснев, тетушка Мэгги довольно резко отдернула руку. – И я не давала вам повода так фамильярно обращаться со мной!

Веселый смех полковника показал, что он ничуть не испугался.

– Конечно, вы не давали мне повода, ваше величество. – Он шутливо толкнул Венецию локтем. – Надеюсь, вы не прикажете казнить меня за мою дерзость.

– Не стоит меня искушать. – Презрительно фыркнув, Мэгги обратилась к Венеции: – Пойдем, дорогая.

Посмеиваясь, Венеция последовала за тетушкой. Как только они отошли подальше, она сказала:

– Ты действительно его покорила.

– Да поможет мне Бог! – проворчала тетушка Мэгги, но ее глаза при этом ярко сверкнули.

– О, он вовсе не так плох!

Когда они обошли зал, Венеция сделала жест в сторону танцующих гостей, пытаясь обратить внимание тетушки на пестрый вихрь разноцветных тартанов и роскошных платьев.

– Видишь, вопреки твоим опасениям бал просто великолепен – очень праздничный и истинно шотландский – никакой безвкусицы.

– Очевидно, остальные члены комитета обладают неплохим вкусом и провалили все предложения полковника. – Венеция и Мэгги остановились возле колонны. – Надеюсь, что здесь есть дамская комната, мне как раз туда нужно. А как ты?

– Я в порядке. Подожду тебя здесь.

– Хорошо. Я быстро вернусь. – Тетушка лукаво взглянула на племянницу. – Может быть, пока меня нет, тебе встретится один из твоих романтических героев.

Венеция проводила тетушку грустным взглядом. «Встретится, как же!»

– Определенно танцы не так уж плохи в отличие от всего остального, – услышала она вдруг хриплый мужской голос.

Венеция обернулась и увидела рядом с собой Красавчика принца Чарли, которого они встретили при входе. Ну вот и романтический герой…

Она попыталась не смотреть на него в упор, но вблизи он показался ей еще более внушительным и был явно крупнее своего невысокого исторического персонажа – худощавого принца Чарли.

– Прошу прощения, сэр, вы обращаетесь ко мне?

– Да. Вы хмурились, и я подумал, может быть, вам не нравятся танцы?

– Вовсе нет, – ответила она с легкой улыбкой. – Я восхищаюсь шотландскими танцами.

– А вас не шокирует избыток тартана? Слишком много килтов и тому подобного.

– Конечно же, нет. Килт мне нравится больше всего. Каждый мужчина должен его носить.

Незнакомец недоверчиво взглянул на нее.

– Каждый мужчина? – И кивком указал на тучного танцующего джентльмена, слишком высоко вскидывавшего свои волосатые ноги: – Даже он?

Девушка с трудом подавила смешок.

– Ну хорошо, я признаю, что ошиблась. Наверное, не каждый.

– Пожалуй, следует попросить этого парня и его величество короля не носить подобную одежду.

– О, я слышала о килте короля! Вы, должно быть, присутствовали на утреннем приеме для мужчин? Неужели наряд его величества и вправду был настолько ужасен? Ведь все только об этом говорят.

Взгляд его стал отчужденным.

– Не знаю, меня не было в городе до вчерашнего вечера, так что я лишь читая об этом в газетах.

Венеция с сожалением вздохнула.

– Но говорят, что под килтом на короле были телесного цвета панталоны.

Его глаза сверкнули сквозь прорези маски.

– А вы, значит, предпочитаете, чтобы обходились без них, не так ли?

Как он посмел такое сказать! Хотя ей, пожалуй, понравилась его дерзость. Она почувствовала, что может вести себя раскованно, на что она никогда не отважилась бы в обществе английских лордов.

– Только не его величество. Откровенно говоря, я думаю, что ему нужно навсегда забыть о килте. – Она взглянула на крепкие обнаженные колени своего собеседника, видневшиеся из-под килта. – Но остальные джентльмены, конечно же, могут придерживаться древних свободных традиций.

Он рассмеялся.

– Рад, что заслужил ваше одобрение, – чуть хрипло произнес он с сильным гэльским акцентом, отчего ее вдруг бросило в жар, и слегка понизил голос: – Теперь я, кажется, могу предположить, что заставило вас так хмуриться всего несколько минут назад. Вы пытались понять, кто из джентльменов придерживается старых обычаев.

Разрываясь между желанием рассмеяться и возмутиться, она возразила:

– Ну конечно же, нет!

– Значит, вы пытались представить себе короля в его светлых панталонах?

– Нет, ничего подобного! Если хотите знать, я пыталась… – она огляделась, подыскивая подходящий предлог, – уловить мотив, который играют волынщики. Я очень люблю шотландские баллады – собираю их. – А затем с легким вызовом добавила: – Надеюсь, что когда-нибудь моя коллекция увидит свет.

Он продолжал разглядывать танцевальный зал.

– Высокие порывы.

– Вы меня осуждаете? Большинство людей считают, что благородной леди не пристало заниматься такими делами.

– Я не имею права вас осуждать. – Он искоса взглянул на нее. – И зачем? Неужели у вас из-за этого неприятности с мужем?

– Я не замужем, сэр, – ответила она с легкой улыбкой.

– Ах, значит, ваши родители осуждают вас.

– Папа действительно считает, что это глупо, но терпит. – Она принялась энергично обмахиваться веером. – Вам кажется, что он доставляет мне огорчения?

– Вовсе нет. Просто я считаю, что молодым леди следует предоставлять больше свободы.

– Вы в самом деле так думаете?

Миссис Харрис постоянно предостерегала ее и советовала опасаться мужчин, поддерживающих идею свободы для женщин, потому что зачастую это могло означать лишь одно – свободные нравы в обращении с ними. Незнакомец вовсе не походил на охотника за приданым. К тому же он не знал, кто она такая, так что вряд ли у него к ней был корыстный интерес.

Венеция недоверчиво улыбнулась:

– И вы готовы предоставлять свободу вашей жене?

– Ни в коем случае, – он понизил голос до шепота, – если мне посчастливится жениться.

Легкая дрожь пробежала по спине девушки. Но что происходит? Ее так волнует совершенно незнакомый мужчина. Конечно, всему виной его сногсшибательный костюм, вот и все. В своем великолепном килте он выглядел «лихим шотландским парнем» – героем баллады «Шотландский горец».

Но дело не только в этом. Его карие, с золотистыми крапинками глаза все же кого-то ей напоминали…

– Мы с вами когда-нибудь встречались, сэр?

– А разве вы не помните, Флора? Вы же помогли мне скрыться от англичан после Куллодена. – Слова его звучали шутливо, хотя лицо сохраняло серьезность, что как-то совсем уж не вязалось со смеющейся и кружащейся вокруг них толпой.

– Я имею в виду другое. Встречались ли мы когда-нибудь в реальной жизни?

– Понятия не имею, ну откуда же мне знать? – Тут он наклонился и прошептал: – Но если вы поведаете мне, кто на самом деле скрывается под этой маской…

– Сначала вы, – твердо заявила она.

– О, ни за что. – Он рассмеялся. – Я не хочу рисковать. Вдруг вы откажетесь разговаривать со мной, сославшись на то, что нас не представили друг другу, как полагается.

Ох, ну и ловкач же он!

– А что заставило вас думать, будто я из тех, кто строго соблюдает условности? – спросила она с лукавой улыбкой.

– То, как вы держитесь. Ваша речь и благородные манеры. – Его взгляд скользнул по ее губам, и что-то промелькнуло в его глазах, отчего по коже побежали мурашки. – И разговор с таким человеком, как я, заставляет вас так сильно нервничать. Вы не сможете успокоиться, пока не узнаете, кто я на самом деле.

– Это просто нелепо – Она не желала признавать истинность его слов. – Раз полковник вас пригласил, значит, вы его друг, а я сомневаюсь, что у него могут быть неподходящие друзья.

– А что, если меня пригласило Общество шотландских кельтов? Этой компании вы тоже доверяете?

– Абсолютно. Я посещала лекции, организованные этим обществом в Лондоне, так что вполне уверена в его респектабельности! – Она прищурилась. – Возможно, я могла видеть вас на одной из лекций.

– Очень может быть. – Но его веселая усмешка подсказывала ей, что она далека от истины.

– Или… – Она слегка отступила и внимательно посмотрела на него.

Его хорошие манеры свидетельствовали о том, что он не простой шотландец. Значит, он аристократ или офицер или то и другое. У него была военная выправка, не говоря о шраме…

– Может, вы служили в шотландской гвардии?

– Нет, – возразил он с такой поспешностью, что она поняла, что попала в точку.

– Это могло бы объяснить, где я вас видела, – продолжала настаивать девушка. – Ведь офицеры гвардейского полка посещают светские приемы в Лондоне.

Его костюм, судя по всему, тоже был переделан из военной формы. Во всяком случае, крепкая кожаная сумка и прочные перекрещенные ремни не имели ничего общего с тем, что мог бы носить настоящий Красавчик принц Чарли.

– Нет, – возразил он уже более твердо, – прекрасное предположение, но это не так.

– А вот и я, – вмешалась тетушка Мэгги, внезапно вынырнувшая из толпы. Окинув Красавчика принца Чарли беглым оценивающим взглядом, она произнесла: – Простите, сэр, мы уже встречались? Готова поклясться, что да.

– Я сказала ему то же самое! – с торжеством воскликнула Венеция. – Он мне точно кого-то напоминает.

– Сэр Аласдэр Росс! – вдруг осенило тетушку. – Припоминаешь, дорогая? Тот баронет, что жил по соседству с вашей семьей. Те же глаза, тот же массивный подбородок. Тот человек много лет назад умер, но, возможно, это родственник.

– Так оно и есть. – Ее романтический герой напряженно улыбнулся. – Он мой дальний родственник.

– Держу пари, не очень дальний, потому что вы так похожи на него, словно вы его сын. – Тетушка Мэгги окинула собеседника критическим взглядом. – Ведь у него и в самом деле был сын. Ты не помнишь его, Венеция? Я знаю, тебе было всего восемь, но…

– Я никогда не забуду Лахлана Росса!

Так вот в чем дело! Вот кого напомнил ей незнакомец! Мальчишку, который прозвал ее Принцессой Гордячкой.

Она часто думала о нем все эти годы. Последний раз она видела наследника баронета, когда ему было шестнадцать. Как все юноши в этом возрасте, он был бунтарем, протестующим против всех и вся, и ему совсем не хотелось обращать внимание на какую-то там девчонку. Поэтому она, пряча свою гордость, притворялась, что он ее совсем не волнует, и отпускала всякие язвительные замечания по поводу его небрежной одежды и деревенских манер.

Но тайно она боготворила его. Она обожала его высокое стройное тело и густые длинные волосы цвета жженого сахара, восхищалась его диким нравом. Хотя из-за этого нрава он скорее всего и был убит.

– Он тоже умер, тетя Мэгги. Об этом писали газеты. Его убил ужасный Шотландский Мститель.

И тут тетушка горестно запричитала:

– Какая жалость, умереть таким молодым! Полагаю, сэр, вы слышали….

– Да, – ответил он. – Ну, так как вам, леди, понравился Эдин…

– Не знаю, о чем только мальчик думал, связываясь с этим Шотландским Мстителем, – продолжала тетушка. – Тело преступника так и не нашли?

Их собеседник криво улыбнулся, показывая, что не желает обсуждать с дамами столь неприятную тему.

– Полагаю, после схватки течением его тело вынесло в море. Сомневаюсь, что когда-нибудь его удастся найти. – Он оглядел танцевальный зал. – Прошу прощения, мадам, но я надеялся потанцевать с вашей племянницей…

– О! – воскликнула тетушка. – А я-то разболталась, как старая дура! – Она внимательно оглядела собеседника и, видимо, осталась довольна, потому что сказала: – Думаю, все будет в порядке, но надеюсь, что позже, без масок, вас представят, как полагается.

– Конечно.

Он предложил Венеции руку, и в его глазах снова вспыхнул огонь.

– Окажите мне честь…

Странная дрожь охватила ее, когда она коснулась его руки.

– С удовольствием.

– Желаю повеселиться, – взмахнув им вслед рукой, сказала тетушка.

Когда они отошли на такое расстояние, что тетушка Мэгги уже не могла их услышать, он сказал:

– Должен предупредить вас, что очень давно не танцевал. Боюсь, что танцор из меня никудышный.

Венеция взглянула на него с удивлением:

– Тогда зачем же вы меня пригласили?

– Потому что мне нравятся всякого рода испытания, красавица. – Он опалил ее потемневшим взглядом, который пронзил ее, словно звук волынки. – И я думаю, что знакомство с вами из того же ряда. Это для меня, безусловно, испытание, и я готов к нему.

После такого интригующего замечания он ввел ее в круг танцующих.

Глава 2

Дорогая Шарлотта!

Не беспокойтесь о леди Венеции. Власти уверены, что Шотландский Мститель погиб. Богатые друзья лорда Дунканнона побывали в Шотландии месяц назад и не обнаружили никаких следов его пребывания там. Так что ваша подопечная будет в Шотландии в полной безопасности.

Ваш кузен и друг Майкл.


Сэр Лахлан Росс хотел бы дать девушке более вразумительный ответ, но не мог же он признаться, что на самом деле повел ее танцевать, чтобы прекратить тот дурацкий разговор. К несчастью, теперь ему предстояло выстрадать и выдержать продолжительный танец.

Грянула музыка, и он заставил себя двигаться, несмотря на болезненные ощущения в еще не заживших ребрах и сильнейшую боль в сломанном бедре. Хотя движения и причиняли ему страдания, но все равно это было лучше, чем выслушивать разглагольствования леди Керр о его семье. Ведь любым неосторожным словом он мог разоблачить себя. И как только удалось виконтессе уловить его сходство с отцом? И как Венеция заметила это? Он специально надел парик и маску, черт бы их взял! Не говоря уже о том, что одна и другая не видели его много лет.

Никто не должен узнать его, иначе все закончится, еще не начавшись. Его мать и люди их клана хорошо потрудились, чтобы скрыть, что он выжил, устроив ему фальшивые похороны. Он не мог позволить себе разрушить всего, восстав из пепла ради того, чтобы станцевать рил с леди Венецией Кемпбелл.

До чего же она хороша, леди Венеция Кемпбелл! Помоги ему Бог, ведь он этого никак не ожидал.

Когда они виделись последний раз, он был неуклюжим долговязым парнем, а она белолицей избалованной девчонкой. Наряженная в атлас и кружева, она всегда задирала нос, высокомерно осуждая его за то, что он ведет себя не так, как подобает «будущему лэрду клана Россов». Он мстил ей, всем своим видом стараясь показать, что ему до нее нет никакого дела.

Но теперь, черт возьми, он уже не мог не обратить на нее внимания. Даже в образе крестьянки она своей чувственной красотой могла бы соблазнить и святого. А у такого грешника, как он, кровь закипала в жилах, когда на ее губах вспыхивала соблазнительная улыбка. Или когда она увлеченно танцевала рил, кружась, подпевая и…

Господь всемогущий, да он ударился в поэзию! Видно, слишком давно у него не было женщины. Нельзя сказать, что ему когда-нибудь приходилось делить постель с такой красивой девушкой. Его уделом в основном были следовавшие за полком женщины или продажные девки. И это, судя по всему, будет продолжаться до тех пор, пока он не обзаведется женой.

Но сначала ему необходимо уладить дела с Дунканноном.

Танцуя, он неудачно ступил на больную ногу, и острая боль пронзила его от колена до бедра. Он заметил, что Венеция пристально наблюдает за ним, пытаясь понять, почему он так скован в движениях.

Господи, да она не только красива, но еще и дьявольски умна. Причем у нее проницательный ум и очень внимательный испытующий взгляд. Она даже предположила, что он служит в гвардейском полку! Чудо, что ей не удалось сразу разоблачить его заговор.

Лахлан очень надеялся, что его приход на бал-маскарад не будет ошибкой. Но его замысел не сможет увенчаться успехом, если Венеция в его присутствии не будет чувствовать себя непринужденно.

Его план был очень прост: явиться на бал вечером и подружиться с повзрослевшей Принцессой Гордячкой, превратившейся, как он полагал, в пустоголовую надменную куклу. Он считал, что, возбудив ее интерес к себе, он скорее справится с ее похищением, намеченным на следующий день. Но мало того, она оказалась совсем не пустоголовой и не надменной. Единственное, что ему удалось пробудить в ней, так это воспоминания о себе самом. Да жгучее любопытство в придачу.

И какого дьявола она оказалась такой красавицей? В свете свечей ее волосы сияют как черный шелк, а нежные губы изогнуты, словно маленький лук, искушая мужчину и вызывая желание пробежаться по их контуру кончиком языка…

Он выругался про себя, сбился с ритма, затем чуть не потерял равновесие, подвернув больную ногу. Весьма своевременное, хотя и болезненное напоминание о том, зачем он здесь.

Девушка не имела никакого отношения к войне Росса с ее отцом. Она для Лахлана была всего лишь средством достижения цели. Ему нельзя забывать об этом. Потому что завтра, когда он сбросит маску, она набросится на него, как загнанная в угол дикая кошка. Между ним и семьей Дунканнона не может быть и речи о примирении.

К счастью, танец вскоре закончился, и ему не пришлось выставлять себя дураком. Когда они покидали площадку, он поискал взглядом ее тетушку. Ах! Она стояла рядом с полковником Ситоном. Хорошо бы он подольше за ней поухаживал.

Лахлан замедлил шаг.

– Вы из Эдинбурга? – спросил он.

– Из Лондона, но когда-то я жила в Шотландии.

– Почему же уехали?

Интересно, много ли правды сообщил ей отец.

– Моя мама умерла, и отец не мог оставаться в Шотландии без нее.

Значит, Дунканнон ничего не сказал ей о проклятом деле. Это его не удивило. Негодяй слишком хитер, чтобы позволить единственной дочери узнать, что он пренебрег своими обязательствами.

– Значит, сейчас отец не приехал с вами в Шотландию? – задумчиво спросил он, хотя прекрасно знал ответ.

– Нет. Он поклялся, что никогда сюда не вернется, и не хочет нарушать клятву даже ради такого случая. Мне пришлось нелегко, я с трудом уговорила его отпустить меня. Вот почему я должна возвратиться в Англию, как только закончится визит короля. – Со вздохом она рукой обвела танцевальный зал: – Здесь впервые за эту поездку я почувствовала себя в настоящей Шотландии.

– В настоящей Шотландии? – Лахлан не смог удержаться и насмешливо хмыкнул. – Это такая же настоящая Шотландия, как я настоящий принц Чарли. Вальтер Скотт придумал эту дурацкую нелепость, представление для королевского визита – с шотландцами в национальных костюмах и изгнанием из Эдинбурга половины горцев – на всякий случай, из-за их буйного нрава.

Он оглядел танцевальный зал, и его сердце сжалось от тоски. Вид лэрдов, наряженных в килты и беззаботно отплясывающих под звуки волынки, вызывал у него приступ тошноты. Народ толпами бежал в Америку, чтобы спастись от голодной смерти, а вожди кланов не нашли ничего лучшего, чем танцевать. Когда он заговорил, слова его были пронизаны горечью.

– Боже упаси напугать английского короля видом оружия. Или встревожить лондонских шотландцев, желающих всего лишь развлечься, окунувшись в атмосферу древней страны.

Венеция рассердилась.

– Послушайте, сэр, вы ничего не знаете о «лондонских шотландцах». Будь моя воля, я бы прямо сейчас осталась жить в горах Шотландии. – В ее голосе зазвучали язвительные нотки. – Но в то время как вы, мужчины, можете делать все, что вам заблагорассудится, женщинам даже нельзя просто поехать туда, куда им хочется. Во всяком случае, пока они не замужем.

– Конечно, все так.

Силы небесные, он совершенно не умеет добиваться расположения благородных леди.

– Простите меня за неуместное высказывание. Иногда моя любовь к родному краю подавляет здравый смысл.

Слава Богу, девушка приняла его извинения, но тут же все испортила, снова переведя разговор на него.

– Значит, вы из Шотландского нагорья?

Проклятие! Но поскольку она уже предположила это…

– Да. Рожден и вскормлен в шотландских горах. – Он поспешил сменить тему, пока она не спросила, в каком именно месте. – Посмотрите, как ваша тетушка спорит с полковником Ситоном.

Венеция проследила за его взглядом:

– Я должна ее спасти. Она говорит, что недолюбливает его.

– И вы ей верите?

– Думаю, проблема в том, что он ей слишком нравится.

Прекрасно. Это все упрощает.

– Тогда следует дать им время выяснить, что к чему.

О том, чтобы станцевать еще один танец, не могло быть и речи. Он еле продержался в первый раз.

– Если хотите, я могу показать вам, как убирают помещение для бала пэров, намеченного на четверг. – Он жестом указал на занавес с потолка до пола неподалеку от них. – За ним скрывается дверь, ведущая в другой бальный зал, который не использовали сегодня. Хотите взглянуть?

Хорошо воспитанная девушка должна твердо знать, что не следует идти с ним, но по ее сомнениям он понял, что ей этого очень хочется. Если она пойдет, завтра его ждет удача.

Может быть, стоит ее немного «подтолкнуть»?

– Я пойму, если правила приличия помешают вам откликнуться на мое предложение. Такая благовоспитанная леди…

– Вовсе нет, – ответила она, слегка задохнувшись после короткойзаминки, отчего у него бешено забилось сердце. Девушка протянула ему руку: – Ведите меня, доблестный рыцарь.

Минуту спустя они уже оказались в соседнем зале, наблюдая, как слуги драпируют тартаном канделябры и размещают обитые златотканым дамастом диваны на невысоком помосте, сооруженном вдоль всех стен зала, чтобы тучный король имел возможность отдохнуть между танцами.

– Какое великолепное зрелище! – Зеленые глаза девушки сверкали в прорезях маски. – Как любезно с вашей стороны. Спасибо, что привели меня сюда и позволили мне увидеть все это.

Она одарила его ослепительной улыбкой, способной осветить пустую хижину фермера, и он с силой втянул в себя воздух, отчего почувствовал болезненную пульсацию в ребрах.

– Безмерно рад, что этот бальный зал успешно выдержал вашу проверку, – ответил он, превозмогая боль.

Его сухой отрывистый тон мгновенно погасил ее радостную улыбку.

– Не могу дождаться, я так хочу увидеть все это при полном освещении в пятницу. – Венеция принялась играть веером. – Полагаю, в пятницу вы будете на балу?

– Нет, – ответил он резко. «Впрочем, как и ты, дорогуша».

Симпатия в ее голосе заставила его пожалеть о допущенной грубости. Теперь она считает, что он недостаточно высокого происхождения, чтобы быть приглашенным, потому что только пэры и особы, имеющие титулованных родственников, удостоились приглашения. Как главу клана, его бы тоже пригласили, если бы он был в числе живых, а не мертвых.

Его уязвленная гордость взяла верх.

– Я должен вернуться на север.

– Куда именно? – спросила она, насторожившись.

– Вы не знаете тех мест.

Необходимо срочно отвлечь ее от этой опасной темы! Глаза его скользнули к сводчатому проходу.

– Посмотрите, они заменили арочные окна на двери, чтобы гости могли выходить во внутренний двор. Не желаете взглянуть, что там соорудили?

В глазах ее вспыхнул огонь.

– Это было бы восхитительно, благодарю вас.

Его сердце опять лихорадочно забилось. «Спокойно, парень, держи себя в узде. Нельзя ее спугнуть».

Стараясь не реагировать на тепло ее ладони в своей руке, Лахлан вывел девушку в темноту внутреннего двора, где разрисованные деревянные столбы поддерживали шатер из розового и белого муслина. Скользнув внутрь, они очутились в небольшом уединенном пространстве.

– У владельца театра имеется целый комплект декораций, на которых изображены пейзажи Шотландского нагорья. – Лахлан указал на одну из стен. – По мере необходимости они могут менять их.

Он поймал ее изучающий взгляд на своем лице.

– Похоже, вы много знаете о предстоящей церемонии. Вы друг владельца театра?

– Я знаю достаточно людей в Эдинбурге, – уклончиво ответил он.

– Полагаю, у вас много друзей в армии, – с лукавой усмешкой сказала она.

Он напрягся.

– Я уже говорил, что никогда не служил в армии.

– Чепуха! – Она уперлась кулаками в бока. – Готова поклясться, что ваш костюм переделан из офицерской формы гвардейского полка.

Черт бы побрал эту девчонку!

– Я позаимствовал ее у своего друга-военного.

– Понятно. – Она насмешливо фыркнула. – Именно поэтому она сидит на вас как влитая. А военную выправку вы тоже позаимствовали у друга? И вашу склонность приправлять свою речь упоминаниями о схватках и проверках?

Вот дьявольщина! Он даже не представлял, до какой степени выдал себя. Нужно срочно переходить в наступление, пока она не вычислила, кто он такой.

– Я понимаю, почему вам так хочется произвести меня в офицеры. – Он подошел к ней поближе. – Вы не можете превратить меня в пэра, а только офицер или лорд может составить компанию леди из благородной семьи.

Она гордо вздернула подбородок:

– А кто вам сказал, что я высокого происхождения? Из того, что вам известно, я вполне могу оказаться модисткой.

– Как скажете, – с легкой усмешкой заговорил он, передразнивая ее. – Именно поэтому вы держитесь как королева и собираете баллады? Конечно, обычное дело для модисток.

Венеция рассмеялась:

– Вы поймали меня, сэр. Я не модистка. Но ведь я могла бы оказаться благовоспитанной дамой со скромными средствами и недалекими перспективами.

– По этой причине вас и пригласили на бал пэров? – Он улыбнулся. – Ну, полно. Почему бы просто не признать, что вы леди из высшего общества?

– Не раньше, чем вы признаетесь, что служили в армии, – упрямо сказала она. Затем, затаив дыхание, выпалила: – Вот почему вы напоминаете мне Лахлана Росса! Он уехал, чтобы тоже вступить на службу в полк. Я всегда представляла его себе в форме…

Тут он поцеловал ее. На миг слегка коснулся губами ее губ, чтобы просто заткнуть ей рот. Что еще ему оставалось делать? Ему было необходимо как-то отвлечь ее.

Когда он отстранился, ее дыхание участилось.

– Я… я… Что это вы… делаете, сэр?

– Проверяю, верно ли, что вы леди из высшего общества. – Он обнял ее за талию и притянул к себе. – Потому что благородная леди никогда не позволила бы мне… кое-какие вольности.

– Откуда вам знать, что может себе позволить леди? – Ее язвительный тон возбуждал его. – Некоторые из них становятся безрассудными, когда попадают в руки опытного воина…

Он снова поцеловал ее, на этот раз по-настоящему, крепко прижавшись ртом к ее губам, упиваясь ее горячим дыханием, наслаждаясь тем, как трепещет ее тело, тесно прильнувшее к нему.

Лахлану весь вечер ужасно хотелось это сделать. Не потому, что она была дочерью Дунканнона, и не потому, что в ее руках был ключ к будущему его клана, и даже не потому, что она выросла такой красавицей.

А потому, что она оделась Флорой Макдоналд, хотя это означало, что ее платье гораздо проще и беднее, чем у других дам. Потому что она – подумать только! – собирала шотландские баллады. И еще потому, что она имела дерзость намекнуть на то, что у джентльменов под килтом ничего нет – попросту голый зад. Перед такой женщиной невозможно было устоять.

Особенно если помнить о том, что однажды она узнает, что он ее враг, и тогда будет смотреть на него с гневом и ненавистью. Так что перед тем, как это случится, ему просто необходимо прикоснуться к ней… ощутить ее вкус… Понять, как далеко он сумеет зайти, соблазняя ее.

Даже если впоследствии это заставит его страдать.

Глава 3

Дорогой кузен, уверена, что вы совершенно правы насчет того, что леди Венеция в безопасности. Леди Керр очень ответственная дама, так что я, по-видимому, напрасно тревожусь. Надеюсь, что ваши заверения помогут мне обрести покой.

Ваш благодарный друг Шарлотта.


За время пребывания на ярмарке невест Венеции случалось целоваться. Но ничего похожего она не испытывала никогда.

Силы небесные, так вот, значит, что имела в виду мама, говоря о «пробуждении чувств». Шквал ощущений обрушился на нее со всех сторон… Легкое трение шершавой от щетины щеки о се кожу… Пьянящий запах вереска… Удивительно мягкие и нежные губы, обжигающие, исследующие, ненасытные, заставляющие ее почувствовать, что она может умереть, если он не остановится…

Но он остановился, и ей на самом деле захотелось умереть.

– Ах, до чего же приятно, – прошептал он возле ее губ, пробудив в ней неистовое желание – чувство, никогда прежде ею не испытанное.

Вероятно, поэтому, когда он снова завладел ее губами, она позволила ему делать немыслимое. Позволила его языку захватить ее рот, подобно разбойнику из баллады, охотившемуся за золотом. И – ох! – до чего же это было восхитительно! Гораздо лучше того, что описывали ее замужние подруги. Еще ни один мужчина не осмеливался вести себя с ней так свободно и раскованно. А если бы осмелился, она живо поставила бы его на место.

Но с этим мужчиной все было иначе, и ей хотелось продолжать и продолжать… Эти дерзкие вторжения его языка, шелковые прикосновения, вынуждающие ее сердце бешено колотиться. Она ощущала опьяняющий вкус шампанского на его губах, ей казалось, будто она пьет с ним вино из одного бокала, и теперь ее голова кружилась от неумеренных возлияний. О, какое восхитительное безумие!

Где-то в дальнем уголке ее сознания робко прошелестели предостережения миссис Харрис: никогда не целуйтесь с незнакомыми мужчинами; остерегайтесь охотников за приданым; никогда не теряйте головы в темноте. Она проигнорировала все, посчитав, что маска надежно защищает ее.

Ей хотелось чувствовать себя героиней баллады, незаметно ускользнувшей, чтобы встретиться со своим возлюбленным, дать волю чувствам, которые так долго таились в ее груди, что она уже изнемогала от желания выплеснуть их наружу. Поэтому она позволяла его языку проникать все глубже, сплетаться с ее языком, и так снова и снова.

Потом он начал гладить ее, скользя по ее телу руками вверх и вниз, причем как-то уж очень по-собственнически. Какое захватывающее чувство! Но это так опасно! О, потом она наверняка пожалеет об этом, но сейчас…

Колени у нее подогнулись, поэтому она обвила руками его шею и изогнулась, теснее прильнув к нему – исключительно для того, чтобы не упасть. Вот и все. Правда, только для этого.

Но он-то отлично понимал, что к чему.

– Поостерегись, дорогая, а то вынудишь меня действовать совсем безрассудно.

Еще более безрассудно? Ей очень хотелось понять, что бы это могло означать. Хотелось точно знать, чего она до сих пор была лишена.

«Распутница!» – сердито подумала она, крепче сжимая руки, обвивавшие его шею, и прошептала:

– Я думала, офицеры слишком дисциплинированны, чтобы действовать безрассудно.

Он покрыл жаркими поцелуями ее лицо и двинулся дальше, вниз по ее шее.

– Все пытаетесь вычислить, кто я такой, верно? – Он коснулся языком впадинки между ключицами. – Никак не можете успокоиться.

Пусть даже не надеется.

– Я скажу вам, кто я, если вы скажете, кто вы такой.

– Я и так уже знаю о вас больше, чем вы сами.

– Неужели? – Девушка резко отстранилась. Значит, она и вправду встречала его прежде! Она твердо знает, что не ошиблась!

– Да. – Глаза его блеснули в прорезях маски. – Вы практичная молодая особа, которую никогда не целовали достаточно умело или настолько часто, чтобы удержать от попыток искать неприятности на свою голову. Вот кто вы такая.

Его явное намерение уйти от ответа заставило ее вспылить.

– Я совсем не то имела в виду, и вы это отлично знаете. Вы просто наглый самодовольный хлыщ.

Она резко развернулась, но он ухватил ее за талию и со смехом притянул к себе, прижав к крепкому, мускулистому телу.

– Мне казалось, вы решили, что я был военным, миледи.

– Большинство военных – наглые хлыщи, – надменно произнесла она, стараясь не замечать, как жар его тела передается ее спине. – И вы продолжаете думать, что имеете дело с леди из высшего общества, хотя я не подтвердила и не опровергла это предположение.

Он усмехнулся прямо над ее ухом.

– Да неужели? Гордый уход в порыве гнева – именно так поступают знатные леди, когда не могут добиться своего.

Он считает ее избалованной аристократкой! Венеция разозлилась.

– Не думайте, что узнали, кто я такая, только потому, что я позволила вам меня целовать.

Чуткая мужская рука ласкала ее шею, а губы щекотали ухо, согревая его дыханием.

– Я знаю достаточно много о вас. Вам нравится испытывать судьбу. – Он повернул ее лицом к себе. – Мне тоже.

На этот раз он поцеловал ее с яростной страстью, и она ответила ему тем же. Господи, что с ней случилось? Какой-то неизвестный горец набросился на нее с поцелуями, и она с готовностью отвечает ему, словно портовая шлюха. Ей необходимо вернуться в зал. Нельзя позволять повесе делать с ней все, что вздумается.

Но ей очень хотелось, чтобы он продолжал. Этот волшебный муслиновый шатер так отличался от реального мира, что, казалось, один раз можно себе это позволить. Один-единственный раз дать себе волю. И на краткий миг разрешить ему владеть ее ртом.

– Леди Венеция? – послышался пронзительный голос со стороны зала. – Вы там?

Она охнула и отскочила от горца. Господи, помилуй! Кто-то обнаружил их. Может быть, лучше хранить молчание? Но вряд ли это спасет. Она задыхалась, судорожно хватая ртом воздух, а сердце гулко стучало в груди, подобно литаврам.

Девушка все еще колебалась, когда Красавчик принц Чарли отступил и опустил руки. И вовремя, надо сказать, потому что человек, окликнувший ее, откинул муслиновую завесу и заглянул внутрь. Затем он поднял вверх свечу, и его лицо осветилось.

О, все не так страшно, это полковник Ситон. По крайней мере он не видел, как они обнимались.

Полковник сердито взглянул на ее спутника, затем строго посмотрел на нее:

– Леди Керр повсюду вас ищет.

– Красавчик принц Чарли показывал мне, как украшают зал к предстоящему балу пэров, – поспешно ответила она.

– Вам лучше вернуться к тетушке, – сказал полковник Ситрн приказным тоном, несколько обескуражившим ее. – Мне нужно сказать парочку слов этому джентльмену.

О Господи, она не собиралась доставлять неприятности своему горцу.

– Он ничего плохого не сделал. Все было совершенно невинно, не правда ли, сэр? – Она умоляюще взглянула на горца, и это оказалось ошибкой, потому что от его пристального взгляда у нее подкосились ноги.

– Да, совершенно невинно. – Но в его устах «невинно» прозвучало скорее как «непристойно».

Силы небесные, теперь он повел себя странно.

– Идите, миледи, – распорядился полковник. – Я не хочу, чтобы ваша тетушка волновалась.

– Хорошо. – Она улыбнулась горцу: – Благодарю вас за танец, сэр.

– Мне это доставило удовольствие. – Он понизил голос. – Огромное удовольствие.

И под аккомпанемент этих восхитительных слов, произнесенных с сильным гэльским акцентом, музыкой звучавших в ее ушах, она направилась в зал.

Лахлан молча наблюдал, как она скрылась за аркой. Кровь бешено пульсировала в жилах, а мужская плоть затвердела и отяжелела под килтом. Видно, он совсем утратил разум, когда начал так целовать девушку. Но видит Бог, она умела заставить мужчину желать ее…

Он грубо обругал себя вполголоса.

– Полностью с тобой согласен. – Ситон оглянулся, чтобы удостовериться, что Венеция не может их слышать. – Разве это умно с твоей стороны?

– Можешь не беспокоиться. Я свое дело знаю.

Слава Богу, что он не видел, как они целовались, а то бы понял, что Лахлан лжет. Последний поцелуй едва не лишил его самообладания. Ни одна женщина не действовала на него так, даже его прежняя невеста Полли, которая бросила его ради богатого мужчины.

– От твоих выходок у меня скоро случится разрыв сердца, – сказал Ситон. – Когда ты исчез из зала с дочерью Дунканнона и так долго отсутствовал, я подумал, что ты решил ее похитить уже сегодня.

– Когда в соседнем зале с полдюжины членов городского совета, а город набит военными и констеблями? – Лахлан насмешливо хмыкнул. – Не сходи с ума, дружище. Я благополучно проделаю это в полумиле от города. Завтра военные отправятся в Портобелло готовиться к параду. Вот тогда-то мы и примемся за дело.

Ситон вздохнул:

– Я не могу не рассуждать как офицер: бей, пока враг рядом. Я забыл, что Мстителю следует соблюдать осторожность…

– Придержи язык, – прошипел Лахлан. – Мститель мертв, ты помнишь? И он должен остаться мертвым для всех, кроме Дунканнона и его семьи.

– Кстати, о его семье. Чего ты хотел добиться, встревожив тетку девчонки? – спросил Ситон. – Ты заставил леди Керр насторожиться.

– И дал возможность тебе разыграть перед ней героя. Так что, когда ее племянница исчезнет, дама будет прислушиваться к твоим советам. – Лахлан направился к выходу из муслинового шатра. – В любом случае я облегчил твое положение на завтра.

Он хотел пройти мимо Ситона, но тот схватил его за руку.

– Надеюсь, что ты прав. Один неверный шаг, и нас обоих вздернут на виселице.

Лахлан мрачно посмотрел на него:

– Если у тебя появились сомнения, так и скажи. Повторяю тебе, ты не обязан в этом участвовать.

– Нет у меня никаких сомнений. – Ситон гордо выпрямился, как подобает старому солдату. – В отличие от Дунканнона я держу свои обещания.

– Ты отплатил мне уже в тысячу раз больше…

– За то, что ты помешал проклятому ублюдку перерезать мне глотку в Эйвиморе? Разве за это можно когда-нибудь расплатиться?

– Если завтра ты сделаешь все, что обещал, мы с тобой будем в расчете. – Лахлан заглянул в бальный зал. – У тебя все готово? Никто не сможет связать тебя со мной?

– Не беспокойся. – Ситон важно выпятил грудь. – Об этом я позаботился. Давно пора понять, что ты можешь мне доверять…

– Я доверяю тебе, клянусь. Но одно дело выпытывать у своей дочери, когда друзья Дунканнона собираются отправиться в Шотландию, чтобы потом передать эти сведения мне, и совсем другое – помогать в похищении девушки. Ради блага дочери нельзя допустить, чтобы открылась твоя связь с Шотландским Мстителем.

– Не волнуйся за меня и Люси, – проворчал Ситон. – Лучше побеспокойся о себе. Как только Дунканнон поймет, что ты не умер, немедленно кинется к властям.

– И поставит под угрозу жизнь своей дочери? Он ни за что этого не сделает. Кроме того, он знает, что сам виноват, поэтому никогда не обращался к властям прежде. Он хотел справиться самостоятельно и послал наемников убить меня. Но теперь я заставлю его признаться в своих преступлениях.

– Я по-прежнему считаю, что тебе следует выступить в прессе с заявлением…

– Чтобы он мог все отрицать? Ты же знаешь, у меня нет доказательств. Он должен во всем признаться перед свидетелями, чтобы я мог вернуть себе то, что принадлежит мне и моему клану. Не важно, что придется для этого сделать.

Но Ситону совсем не обязательно знать, как далеко он способен зайти, чтобы добиться своего.

– Если ты решишь, что это слишком рискованно, я не стану тебя винить. Я смогу обойтись и без тебя.

– Я не собираюсь отступать. – Ситон похлопал друга по плечу. – Только пришли мне немного того превосходного виски, который готовят у тебя в клане, и я буду полностью удовлетворен. – Он направился во внутренний двор. – Ну, мне пора вернуться к гостям, пока они не отправились меня искать. А тебе самое время скрыться.

– Что ты собираешься сказать леди Керр и леди Венеции о моем исчезновении до того, как все снимут маски? – спросил Лахлан.

– Скажу, что выгнал тебя за то, что ты проник сюда без приглашения.

Лахлан насмешливо хмыкнул:

– Ты думаешь, что сумеешь убедить их в этом? Ты не слишком хороший актер, знаешь ли.

– Я ведь убедил леди Керр, что безумно ее хочу, разве не так?

– Только потому, что ты и вправду ее хочешь, – сухо возразил Лахлан. – Насколько я заметил, твои ухаживания раздражают леди. Тебе следует действовать поделикатнее, если хочешь, чтобы она стала ручной.

– Я не хочу, чтобы она стала ручной, я хочу… – Он осекся и сердито посмотрел на Лахлана. – Да ладно, хватит болтать чепуху, хитрец ты этакий. Не стоит так волноваться насчет меня и леди Керр. Лучше побеспокойся насчет себя и малышки.

– Что ты имеешь в виду?

– Она хороша, как картинка, эта дочка Дунканнона. – Ситон устремил на Лахлана проницательный «офицерский» взгляд: – Что вы там делали вдвоем в темноте?

– Ничего такого, о чем тебе нужно беспокоиться, – солгал Лахлан.

И чего он, конечно же, не должен допускать впредь. Потому что поцелуи с Венецией могут легко превратиться в опасную привычку. А в его жизни и без того опасностей хоть отбавляй.

Глава 4

Дорогая Шарлотта, я прекрасно понимаю ваше беспокойство. Мысль о двух благородных леди, путешествующих в сопровождении одних слуг, безусловно, тревожит вас, потому что вы никогда не поступили бы так безрассудно и не отправились в путь, не обеспечив себе надежную охрану и защиту.

Ваш кузен Майкл.


На следующее утро после бала Венеция, расположившись в гостиничном номере, аккуратно переписывала в тетрадь баллады из свежей газеты, когда в дверь осторожно постучали. Тетушка Мэгги тотчас же бросилась открывать дверь. Венеция даже не расслышала этот стук из-за страшного грохота, доносившегося с улицы. Под окнами под барабанный бой маршем проходили войска, покидавшие город для подготовки к параду.

Переговорив со слугой, тетушка подошла к Венеции:

– Ты готова идти? Полковник Ситон уже пришел, чтобы сопровождать нас на прогулку.

– Можно, я перепишу до конца последнюю балладу?

– Ну конечно. Я пока выйду, чтобы составить ему компанию. – Тетушка Мэгги направилась к выходу, но вдруг задержалась. – Ты уверена, что вчера вечером ничего не произошло между тобой и этим парнем, Красавчиком принцем Чарли? Я пришла в ужас, когда полковник сказал, что он проник на бал без приглашения. Какая наглость!

Венеция заставила себя улыбнуться.

– Что ты, ничего не случилось. – Ей бы очень хотелось обсудить с тетушкой тайную встречу с горцем, но ведь она наверняка не одобрит ее страстные поцелуи с незнакомым мужчиной.

Довольно дерзким мужчиной, если верить полковнику, хотя тот заявил, что не знает этого человека. Как странно. Она бы могла поклясться, что знает…

– Я спросила об этом только потому, что ты выглядишь опечаленной.

– Мне приснился Брейдмур, вот и все. – Девушка вздохнула. – Я скучаю. Мне очень хочется хоть ненадолго заехать туда.

Она уже много лет не была в родном поместье. Тетушка с сочувствием сдвинула брови.

– Я знаю, дорогая. Поверь мне, когда-нибудь ты непременно сможешь это сделать, но только не в этот раз. – Она поправила свое голубое муслиновое платье. – Ну что ж, я спущусь к полковнику. Долго не задерживайся.

Когда тетушка вышла, Венеция бросила взгляд на свою тетрадь с балладами. Ей действительно приснился Брейдмур. Но что более важно, и Лахлан Росс.

В этом сне ее родители ссорились, их голоса звучали так громко, что она испугалась и кинулась искать Лахлана. В холодном узком ущелье возле Росскрейга протекал ручей, в котором он любил ловить рыбу. Она нашла его там, но он очень изменился – стал выше, старше, солиднее… В точности как ее горец с бала-маскарада.

Она совсем забыла, что горец оказался дальним родственником Росса. Пожалуй, этот факт да еще его удивительное сходство с Лахланом – вот и все, что было общего между ними. Лахлан всегда ненавидел Шотландское нагорье и никогда не назвал бы его «своим домом». И ничего удивительного, если они оба служили в армии. Так поступали многие шотландские горцы, потому что это был единственный способ сохранить старые традиции, которые многие годы в Шотландии были вне закона. Даже такая невинная, как ношение национальной одежды.

Хотя… Лахлан никогда не проявлял интереса к национальной одежде. Особенно он презирал килт, называя его «дурацкой нелепостью», придуманной…

«Вальтер Скотт придумал эту дурацкую нелепость». Сердце Венеции замерло. Именно эти слова произнес горец вчерашней ночью. Что, если произошло чудо и он действительно Лахлан? А вдруг газеты ошиблись? Может быть, поэтому горец показался ей таким знакомым и она увидела его во сне.

Девушка горестно покачала головой. Просто ей хочется, чтобы это был Лахлан. Невозможно поверить в то, что он мертв. Они с тетушкой Мэгги и горцем даже обсуждали его гибель. Если бы этот человек был Лахланом, он непременно сказал бы им об этом.

Так что ее горец скорее всего простой неимущий солдат, который только и умеет что целоваться. Охотник за приданым. Возможно, если бы она встретила его днем, то вообще не обратила на него никакого внимания. Поэтому лучше всего как можно скорее выбросить все это из головы.

Когда Венеция спустилась вниз и они с тетушкой отправились в парк в роскошном небольшом ландо полковника, ей сразу стало легче. Как можно думать об охотниках за приданым в такой прекрасный летний день?

Парк Солсбери-Крэгс был залит солнцем, и со всех сторон открывались великолепные пейзажи. Под дуновением легкого теплого ветерка все тревоги девушки ушли на второй план. И Венеция с нетерпением ожидала предстоящее восхождение на холм.

Когда они остановились на пикник на берегу озера Даддингстон-Лох, красота окружающей природы заставила сердце Венеции радостно забиться. Трон Артура гордо высился над ними – крошечный кусочек Шотландского нагорья здесь, в самом центре Эдинбурга. И так близко от родного дома.

Они перекусили копченым лососем с черным хлебом и сливочным сыром, посмеивались над полковником Ситоном, слушая его рассказы о приключениях за границей. Венеция заметила, что тетушка Мэгги не осталась равнодушной к заигрываниям полковника, что весьма обнадеживало. Девушке очень хотелось, чтобы тетушка обзавелась достойным мужем.

Когда тетушка Мэгги поднялась, чтобы достать из кареты свою прогулочную трость, полковник проводил ее нежным взглядом. Венеция еле сдержала радостную улыбку.

– Ваша тетушка – прекраснейшая из женщин, – заметил он.

– В самом деле? – Венеция изо всех сил старалась казаться невозмутимой.

– Как вы думаете, она примет ухаживания старого солдата? Для меня это очень важно. – Он действовал как настоящий стратег.

Венеция с трудом удержалась от улыбки.

– Да, у вас, безусловно, есть шанс. Но вам следует быть терпеливым. Тетушка с трудом сходится с людьми.

– Вы мне поможете? Мы, грубые парни, не очень-то умеем вести себя с благородными дамами. Вот если бы мне удалось остаться с ней наедине…

– Ну конечно, я помогу вам. Сделаю все, что в моих силах.

– Превосходно, – сказал полковник, глядя вверх на гору. – Просто подыграйте мне.

– Что вы имеете в виду?

Он похлопал ее по руке:

– Не беспокойтесь, я не собираюсь ее пугать. Но очень трудно ухаживать за женщиной, когда она цепляется за юбку своей племянницы.

Венеция рассмеялась:

– Да, конечно; я вас хорошо понимаю.

Подкрепившись, они начали восхождение. Легко прошли через заросли березняка, окружавшие озеро, но когда начался подъем, их продвижение замедлилось. Слава Богу, Венеция выбрала самую подходящую одежду – плотную шерстяную накидку, прочные лимерикские перчатки и кожаные полусапожки, – ведь в юности им часто приходилось карабкаться вверх по камням. Соломенная шляпка с широкими полями тоже была весьма кстати и отлично защищала от солнца.

Они уже преодолели последний подъем перед вершиной холма, когда полковник вдруг резко остановился:

– Проклятие!

– Что случилось? – спросила Венеция с искренней тревогой, увидев, с каким трудом он опускался на землю.

Полковник снял сапог и осмотрел свою ногу.

– Старая рана дает о себе знать. – Он потер стопу и поморщился от боли. – Мне следовало бы крепко подумать, прежде чем решиться на такой подъем, но мне очень хотелось, чтобы вы увидели это впечатляющее зрелище.

– Как это похоже на мужчину – браться за то, что ему не следует делать, – проворчала тетушка Мэгги, подходя к полковнику. – Позвольте мне взглянуть.

– Не нужно, уже все в порядке. – Бодро улыбнувшись, полковник надел сапог и встал. Но тут же, вскрикнув, снова шлепнулся на землю.

– Прекратите сейчас же, упрямец вы этакий, – рассердилась тетушка Мэгги. – Вы не должны идти дальше. Сидите здесь, а мы с Венецией сходим за коляской.

Полковник вздохнул.

– Коляска сюда не проедет. Вам придется распрячь лошадь и привести ее сюда. Хотя, если вы будете поддерживать меня с двух сторон, мне наверняка удастся как-нибудь спуститься…

– Нет, что вы, в самом деле, – поспешно вмешалась Венеция, подыгрывая ему. – Я сама сбегаю вниз за лошадью. Это займет не так много времени.

– Я пойду с тобой, – сказала тетя.

– Нет, мы не сможем вдвоем сесть на лошадь. Я сама ее приведу. А ты оставайся здесь и составь бедняге полковнику компанию.

Тетушка Мэгги заколебалась, но все же сдалась.

– Ну хорошо, дорогая. Только будь осторожна, обещаешь?

– Ну конечно, – ответила племянница с притворной серьезностью.

Венеция быстро побежала вниз по тропинке, но как только убедилась в том, что ее уже не видно, замедлила шаг. Нужно было, дать полковнику время.

Оглянувшись, девушка поняла, что эта часть парка сейчас совершенно безлюдна. И хуже того, мужчина явно направлялся к ней. Потом она заметила его несколько скованную прихрамывающую походку, и ее сердце замерло.

Неизвестный был высок ростом, с массивным, резко очерченным подбородком. Когда он снял перед ней свою широкополую шляпу, она увидела неровный шрам, пересекавший высокий лоб. Девушка почувствовала облегчение. Это был горец.

– Добрый день. Не знаю, узнали ли вы меня без костюма…

– Ну конечно, узнала.

Но подумала она не о маскараде. В сиянии солнечного дня, без маски, он еще больше походил на…

У нее перехватило дыхание. Цвет глаз, форма бровей, черты лица были те же. О Господи! Хотя волосы теперь были короче, только до плеч, их особый рыжевато-каштановый оттенок был в точности таким же, как у…

– Лахлан?

Ошеломленное выражение его лица подсказало девушке, что она не ошиблась.

– Лахлан Росс! – снова воскликнула Венеция. – Так вы на самом деле живы?

Глава 5

Дорогой кузен, вы снова приписываете мне идеи, которые даже не приходили мне в голову. Почему бы двум дамам не отправиться в путешествие в сопровождении одних слуг? Англия уже не та, что во времена вашего детства. Разбойники в наши дни встречаются крайне редко. Осмелюсь заметить, что дамам следует больше опасаться лондонских воришек, чем добрых провинциальных шотландцев.

Ваша раздосадованная родственница Шарлотта.


Черт бы ее побрал! Он надеялся, что девчонка не сумеет так быстро сообразить, что к чему. Он собирался представиться под чужим именем, пока ему не удастся заманить ее в карету. Теперь все пошло прахом.

– Да, я жив. – Он снова нахлобучил шляпу на голову и огляделся, делая вид, что опасается врагов. – Вы не могли бы говорить тише? Никто не должен об этом знать.

Подобная секретность, должно быть, заинтриговала девушку, потому что она тут же стала говорить шепотом:

– Но почему? И как вы могли остаться в живых, когда газеты писали…

– Я знаю, милая, знаю. – Он с опаской посмотрел на проходившую мимо группу. – Не могли бы мы поговорить об этом где-нибудь в менее людном месте? Давайте пройдемся вой до той рощи.

– О, я совсем забыла! Простите меня, но мне нужно спешить к экипажу полковника Ситона.

Венеция двинулась по тропинке дальше, в сторону березняка, Лахлан последовал за ней. Похоже, она направлялась туда, куда нужно.

– Ваши друзья ждут вас там? – спросил он с невинным видом.

– Нет, я должна вернуться на холм с лошадью к полковнику. Мы поднимались к вершине, когда он вдруг как-то странно повредил ногу, и теперь, чтобы спуститься, ему понадобится лошадь.

– Вы говорите «Как-то странно…». Его травма вызывает у вас сомнения?

Венеция рассмеялась:

– Я подозреваю, что он просто притворился, чтобы остаться с тетушкой наедине. Поскольку я от всего сердца ему сочувствую, то должна поддержать его невинный обман и подняться к ним верхом на лошади.

Росс покачал головой:

– Вы одеты совсем не для верховой езды, да и чтобы распрячь лошадь потребуется немало времени. Позвольте мне отвезти вас наверх в моей карете.

– Карета не сможет преодолеть такой крутой подъем, сэр.

– С этой стороны холма – да. Но на другой стороне есть удобная дорога к вершине, – солгал он.

– Вы уверены?

Лахлан улыбнулся:

– Большинство людей об этом не знают. Мой экипаж тут недалеко, остался как раз за деревьями. Позвольте мне отвезти вас наверх. Полковнику, чтобы подняться в карету, может понадобиться моя помощь. – И он предложил девушке руку.

– Сильно в этом сомневаюсь, – со смехом заметила Венеция, но все равно оперлась на его руку. – Однако полагаю, что для его блага нам следует поддерживать видимость.

– Да. – Он осторожно накрыл ее затянутую в перчатку ладонь своей рукой. – Кроме того, у нас будет возможность побыть наедине, хотя и совсем недолго.

Ее лицо радостно вспыхнуло.

– О, Лахлан, я так рада, что вы живы!

Острое чувство вины пронзило его. Недолго бедняжке осталось этому радоваться!

– Но вы должны рассказать мне, как… – начала она.

– Не сейчас, дорогая, подождите, пока мы будем одни.

Скорее бы это случилось. Его тело еще ломило после поездки на прошлой неделе. У него больше не было сил притворяться, даже если она станет презирать его.

Несмотря на пульсирующую боль в бедре, Лахлан ускорил шаг, не обращая внимания на взгляды, которые она бросала на него украдкой. Он был слишком занят и следил за тем, чтобы вблизи никого не было. Их отъезд должен пройти спокойно.

– И все же, как вы узнали об этой дороге к вершине? – спросила Венеция.

– Я же учился в Эдинбурге.

– Я забыла об этом, – сказала она и задиристо добавила: – Возможно, потому, что вы там мало чему научились и вернулись в Росскрейг таким же необузданным, каким были до отъезда.

Слово «необузданный» больно задело его. В юности он десятки раз в день слышал его от отца.

– Вряд ли вы можете помнить, каким я был, когда меня отправляли в школу. Ведь тогда вы были еще совсем крошкой.

– Верно, но я слышала разговоры. И я помню, каким вы вернулись.

– Да. – Он нахмурился. – Вы называли меня «грязным дикарем».

К его удивлению, она рассмеялась:

– Только потому, что вы отвратительно ко мне относились. Говорили, что у вас есть дела поинтереснее, чем нянчиться с «глупой девчонкой».

– Вы хотите сказать, что не считали меня «грязным дикарем»?

Нежный румянец, окрасивший ее щеки, вызвал у него большое волнение.

– Я находила вас восхитительным, неотразимым.

Стараясь скрыть свои чувства, он заметил с иронией:

– Ах, ну да, вы же тогда были девочкой. Девочкам часто приходят в голову забавные мысли.

Такой тон был явно некстати, потому что ее рука, покоившаяся на его локте, напряглась.

– Лахлан? – спросила она с тревогой в голосе.

– Что, милая?

– Как случилось, что вы оказались сегодня здесь, рядом с нами?

Проклятие! Она начинала осознавать странность происходящего. Слава Богу, карета была уже видна. Ускорив шаг, он стал рассказывать историю, которую придумал на этот случай.

– Когда полковник вышвырнул меня с бала прошлой ночью, я отыскал гостиницу, в которой вы остановились. Сегодня утром я надеялся встретиться и поговорить с вами, но потом появился Ситон, и я решил, что лучше… попытаться увидеть вас, когда вы будете одна.

Они подошли к карете, и Росс вздохнул с облегчением.

– Вот и мой экипаж, – сказал он и крикнул парню на козлах: – Поспеши, Джейми! Мы отправляемся!

Его давний партнер кивнул и натянул вожжи, а Лахлан помог Венеции подняться в карету и ловко запрыгнул следом.

Экипаж рванул с места так резко, что девушку отбросило назад, на подушки. Росс воспользовался этим, чтобы задернуть шторки на окнах.

– Лахлан, – укоризненно сказала она, – может, вы не так часто бывали в свете, но наверняка понимаете, что я не могу оставаться с вами в карете при занавешенных окнах.

Она потянулась, чтобы раздвинуть шторки, но он перехватил ее руку:

– Не надо.

Она удивленно взглянула на него:

– Я не могу…

– Сможете. По крайней мере до тех пор, пока мы не выедем из парка.

– Что вы имеете в виду? – настороженно спросила она. – Мы должны подняться на Трон Артура.

Отпустив ее руку, Лахлан слегка приоткрыл шторку и выглянул наружу.

– Делайте, как вам говорят, и все будет хорошо.

Девушка уставилась на него так, словно он ее ударил, но у него не было времени нянчиться с нею. Они уже приближались к воротам. Раньше там прохаживались караульные – возможно, из-за того, что дорога проходила мимо королевского дворца. По счастью, короля там сегодня не было, и Лахлан надеялся, что ленивые стражи пропустят его и с закрытыми шторками. Но если нет…

– Лахлан! Я требую, чтобы вы сию же минуту остановили карету!

Он оглянулся и увидел, что она сердито смотрит на него. У него мелькнула мысль: может, сказать, что он похитил ее ради того, чтобы жениться, – но на такой чудовищный обман он не был способен. Пора кончать с притворством.

– Простите, но я не могу.

При этих словах Венеции стало дурно. Ей следовало насторожиться еще тогда, когда он только появился в парке. Но она как последняя дура слишком обрадовалась, что он оказался жив.

– Почему же?

Он отодвинул шторку и снова выглянул наружу.

– Я удивлен, что вы до сих пор не догадались, в чем дело.

Сердце ее на мгновение замерло, а затем лихорадочно забилось.

– Да, наверное, стоило бы объяснить, как случилось, что вас объявили мертвым, – с трудом вымолвила она. – В газетах писали, что вы погибли в схватке с Шотландским Мстителем.

– Это ложь, которую по моей просьбе распространили люди из моего клана. На самом деле мне пришлось драться с наемниками вашего отца. Это они пытались утопить меня в озере.

– Моего отца? – переспросила она в полном смятении. – Но зачем людям моего отца нападать на вас? Вы никогда не делали ничего…

– Подумайте как следует, Венеция. – Он пронзил ее ледяным взглядом, и дрожь пробрала ее до самых костей. – Вы далеко не так глупы. Кто был тот единственный шотландец, которого ваш отец так хотел убить? – Голос его сделался твердым как сталь. – Единственный, кто осмелился похитить его дочь?

При слове «похитить» кровь застыла в ее жилах. Она едва не потеряла сознание. Лахлан всегда был безрассудным, но не мог же он в самом деле…

– Вы и есть тот самый Шотландский Мститель?

Он слегка приподнял шляпу:

– К вашим услугам, миледи!

Господи помилуй! Все это время, когда отец ее жаловался на Мстителя, он имел в виду Лахлана. Это Лахлан обкрадывал его, досаждал их друзьям, обманывал всех, как ее сегодня, так что ему удалось…

– Бесстыжий негодяй! – воскликнула она. – Как вы посмели?!

Она метнулась к дверям, но он перехватил ее, жестко посадил к себе на колени и, крепко обняв рукой за талию, зажал ее ноги между колен.

– На вашем месте я бы не стал этого делать, – сказал он ей тихо на ухо. – Если вы выпрыгнете из кареты на такой скорости, то разобьетесь насмерть.

– Вы все равно собираетесь убить меня, разве не так? – сердито огрызнулась она, пытаясь вырваться из его рук, при этом у них обоих слетели с голов шляпы.

– Не сходите с ума. И прекратите дурачиться, иначе мне придется связать вас.

Венеция сразу же перестала вырываться. Она не хотела быть связанной. Но быть похищенной ей тоже не хотелось.

Как же могло такое случиться?! Какой дурой она была, когда решила, что необузданный Лахлан из ее детства мог стать кем-то, кроме отпетого негодяя. И она без всякой борьбы отдалась ему в руки!

– Папа обязательно найдет вас. Он выследит вас и убьет…

– В какую же кровожадную особу вы превратились! – насмешливо сказал он. – Но не стоит забивать дурными мыслями вашу очаровательную головку. Ему не придется выслеживать меня, потому что я приглашу его приехать в Шотландию. Вот тогда мы и сможем уладить это дело.

– Какое дело? За что вы его так ненавидите?

Шторка над их головами слегка отодвинулась.

– Мы приближаемся к одному из гвардейцев его величества, сэр, – сказал человек по имени Джейми. – Что мне теперь делать?

Венеция напряглась. Это как раз тот случай. Стоит ей закричать…

– Даже не думайте, – резко вмешайся Лахлан, словно прочитав ее мысли.

Внезапно девушка ощутила, как нечто холодное и твердое упирается ей в ребра. И в ту же секунду увидела ствол пистолета, угрожающе выглядывавший из-под ее руки.

О Господи! Он еще и вооружен. Теперь ей конец.

Лахлан обернулся к кучеру.

– Останавливайся только в том случае, если караульный потребует. Тогда подпусти его с правой стороны кареты и… – Он помедлил, потом крепче прижал Венецию к себе. – Скажи, что у твоего хозяина медовый месяц и дела короля его не интересуют.

Когда шторка задвинулась, Лахлан повернул девушку спиной к правой дверце кареты и приставил пистолет к ее животу.

Ужас охватил ее.

– Вы не осмелитесь выстрелить в меня, – прошептала она. – Вам не будет никакой пользы от моей смерти.

– Верно. – Он сунул пистолет ей под мышку, целясь в окно. – Но если вы попытаетесь привлечь внимание караульного и произнесете хоть слово, я его застрелю. Вам этого хочется?

Сердце ее сжалось. Лахлан прижимал одну ее руку к спинке сиденья, но та, что прикрывала пистолет, была свободна. Можно было бы схватить его за руку, но он был слишком силен. Вряд ли ей удалось бы выиграть схватку. А если пистолет нечаянно выстрелит…

– Вы не станете убивать ни в чем не повинного солдата, – сказала она, стараясь больше убедить себя, чем его.

Карета замедлила ход, и тут караульный окликнул кучера.

– Желаете рискнуть жизнью этого человека? – прошептал Лахлан.

Пока Венеция медлила, вглядываясь в жесткое лицо мужчины, которого на самом деле совсем не знала, она услышала, как конный страж подъехал к окну кареты.

Лахлан пробормотал проклятие. И прежде чем она сообразила, что он собирается делать, Росс быстро поднял шторку на окне с этой стороны, обхватил ее шею рукой и властно завладел ее ртом.

Это невозможно было описать. Конечно, это никак нельзя было назвать «поцелуем», потому что губы его оставались твердыми и неподвижными как скала. Но на тех, кто был снаружи, они с Лахланом производили впечатление влюбленной парочки, застывшей в объятиях.

От бессилия и безысходности девушка готова была разрыдаться. В особенности когда он вытащил шпильки из ее волос и они свободно рассыпались по спине, создавая впечатление, что они занимаются… что он занимается.

– Ни звука, понятно? – прошептал он возле ее губ. – Или, клянусь вам, караульный умрет! – Он прижал пистолет к ее ребрам там, где из-за ее руки его не было видно. – Если не я убью его, это сделает Джейми.

Какое-то время они сидели неподвижно. Лахлан держал пистолет у нее под мышкой, а губами просто зажимал ей рот – это насилие совсем не было похоже на страстные поцелуи, которыми он одарил ее прошлой ночью. Поцелуи, которые для него ничего не значили. Поцелуи, которыми он осыпал ее только для того, чтобы усыпить бдительность и сегодня так подло выкрасть. Будь он проклят, мерзавец!

Лошадь всхрапнула прямо возле кареты, и караульный заглянул в окошко, буравя взглядом спину девушки. Внезапно солдат рассмеялся и что-то крикнул сообщнику Лахлана. Карета тронулась, и надежды на побег развеялись в потоках встречного ветра.

Для Венеции это было уже слишком. Она со всей силы вцепилась зубами Лахлану в губы.

– Господи помилуй! – сердито воскликнул он, отшатнувшись от нее. – Какого черта?..

– Отпустите меня! – закричала она, не обращая внимания на пистолет. Ударив его локтем под ребра, она начала энергично вырываться. – Подлый негодяй!

Разразившись потоком шотландских ругательств, Лахлан сбросил девушку с колен, практически швырнув через всю коляску. Оказавшись на другом сиденье, она со злостью смотрела на него. К ее удивлению, он был страшно бледен, только яркая алая струйка крови вытекала из нижней губы. Когда он с проклятиями вытирал рот, Венеция не чувствовала себявиноватой.

Лахлану следует подготовиться к сюрпризам. Он напрасно думает, что она безропотно подчинится этому безумию. Так, значит, он намеревается погубить ее отца? Прекрасно. Она заставит его горько пожалеть о том, что он ее похитил. Он будет помнить об этом каждую минуту.

Прошлой ночью она совершила огромную ошибку, отступив от правил, которым следовала всю жизнь. Это и привело ее сюда, так что хватит. Как любила повторять миссис Харрис, «оружие леди не из стали, но все равно может больно ранить». Настало время им воспользоваться. Пустить в ход весь арсенал, который у нее имеется, потому что никто не смеет безнаказанно использовать леди Венецию Кемпбелл. Никто, даже Шотландский Мститель.

Глава 6

Дорогая Шарлотта, я снова оказался в неловком положении и готов извиниться за обиду, которую невольно вам нанес. Кажется, последнее время вы стали более обидчивой. Все ли благополучно в вашем пансионе? Один ли я докучаю вам?

Ваш обеспокоенный друг Майкл.


Лахлан смотрел на свою пленницу, не зная, восхищаться ею или придушить на месте. У Принцессы Гордячки оказался неукротимый нрав. Кто бы мог подумать?

Черт возьми, она здорово его укусила. И это перед тем, как ударить его локтем под ребра, отчего у него в глазах потемнело.

– Вы превратились в настоящую мегеру, Венеция.

– Да, но я не превратилась в похитителя! Я не набрасываюсь на бедных беззащитных женщин…

– Беззащитных? Да вы едва не откусили мне губу!

Она сердито посмотрела на него:

– Если вы еще раз попытаетесь поцеловать меня насильно, Лахлан Росс, я непременно доведу это дело до конца.

Поцеловать насильно… Эта женщина определенно испытывала его терпение.

– Не беспокойтесь, – прорычал он, пряча пистолет в специальный карман сюртука. – Этот поцелуй был только для виду. – Его бесило, что она могла подумать, будто он способен воспользоваться ею. Или что ему самому это нужно. – Я могу заполучить в Россшире любую женщину. И чтобы получить удовольствие, мне не нужно тратить время на таких, как дочь Дунканнона.

У девушки задрожал подбородок.

– А прошлой ночью? Это была просто игра?

«Нет, скорее огромная ошибка», – подумал он. И ответил:

– Это была часть моего плана, вот и все.

Он не позволит неустрашимой девице догадаться, насколько сильно его желание. И прекрасно понимает, какую часть его тела она постарается повредить, если узнает об этом, маленькая ведьма.

– Я не могу в это поверить, – горестно качая головой, сказала она. – Я представить себе не могла, что Мститель – это вы. И что вы вообще способны на такое предательство.

– Я только хочу вернуть себе то, что принадлежит мне и моему клану, – возразил он. – А если вы хотите обвинить кого-то в предательстве, то имейте в виду, что прежде всего это ваш отец.

– Что же такого ужасного он совершил?

– Помимо того, что пытался меня убить? Ведь он приказал своим людям расправиться со мной… – Он спохватился и замолчал.

– Как? Каким способом?

Можно сообщать ей только голые факты.

– Утопить меня.

Венеция оцепенела.

– Даже если это правда, в чем я сильно сомневаюсь, вы вряд ли вправе винить его, если учесть что вы без всякой на то причины грабили всех его друзей.

– Ах, без причины! – Лахлан насмешливо фыркнул. Ее уверенность в собственной правоте помогла ему вспомнить, что она для него – лишь средство достижения цели, и ничего больше.

Теперь настал момент, чтобы девчонка узнала почему.

– Я назову вам причину, Принцесса Гордячка. Ваш отец бессовестный вор и лжец. Из-за него, пока я не вернулся с войны, мой клан жил в постоянной борьбе.

– Что вы имеете в виду?

– Ваш отец когда-нибудь рассказывал вам про вашего деда, якобита Уайли Уилла Кемпбелла, третьего графа Дунканнона? Одного из тех немногих Кемпбеллов, которые не участвовали в сражении с англичанами при Куллодене? – Когда она кивнула, он с удовлетворенным видом откинулся на спинку сиденья. – Так вот, после событий 1745 года Уайли Уилл был лишен титула, а его земли конфисковали в пользу короны, потому что он поддерживал Красавчика принца Чарлй.

– Я знаю. – Венеция скрестила руки на груди… на соблазнительно пышной груди, по счастью, надежно скрытой от его глаз пурпурным платьем. – Назад отец получил Брейдмур в 1784 году, когда всем благородным семействам начали возвращать земли и титулы.

– Не совсем так. Сначала надо было внести определенную сумму в качестве выкупа за собственность.

Девушка пожала плечами:

– Значит, отцу пришлось выплатить эту сумму. Какое это имеет значение?

– Имеет значение сколько. Сорок тысяч фунтов.

Кровь мгновенно отхлынула от ее лица.

Лахлан не удивился. Дунканнон скрывал правду от всех. И его дочь не была исключением.

Он продолжил рассказ сухим холодным тоном:

– Ваш отец был молод и не имел сорока тысяч. Поэтому он их занял у моего отца, своего ближайшего друга. Наша семья не принимала участия в тех беспорядках и поэтому сохранила обширные земли и имела приличное состояние.

Девушка смущенно принялась теребить ткань рукава.

– Однажды папа заговорил об этом, когда я была совсем маленькая… Сказал, что мне следует быть полюбезнее с вами, потому что мы перед вашим отцом в огромном долгу. Но я тогда не поняла, что речь идет о долге в буквальном смысле.

– Однако так оно и было. – Его тон стал совсем ледяным. – А после того как ваша мать умерла, он покинул Шотландию. И остался должен тридцать тысяч двести девяносто шесть фунтов!

Узнав о сумме долга, Венеция недоверчиво затрясла головой:

– Я готова признать многие папины недостатки, но он не мог пренебречь своими долговыми обязательствами. Он человек чести и всегда придерживается строгих моральных принципов.

О да, конечно, Лахлан еще много лет назад имел возможность на своей шкуре испытать эти «моральные принципы».

– Однако пренебрег. Мама рассказала мне об этом, когда я вернулся. Она убеждала отца действовать более жестко, надавить на графа, но он не стал этого делать. – Он в упор посмотрел на девушку. – Тогда у нас еще было достаточно денег, много скота, мы получали хорошие урожаи, да и арендаторы приносили немалый доход. И потом, когда отец узнал, как тяжело переживает Дунканнон смерть жены, он пожалел его и немного отсрочил выплату долга. – Лахлан сжал кулаки. – Он сказал, что следует проявить милосердие к страдающему человеку. Он надеялся, что граф заплатит, как только оправится от своего горя. Но потом отец умер, закончилась война, а скот…

– Я знаю, слышала, что после Ватерлоо цены на скот катастрофически упали.

Он мрачно кивнул.

– Я вернулся домой и нашел Росскрейг в полной разрухе. Ваш отец пустил свои земли под овцеводство, поэтому мог благополучно сидеть в Лондоне, но мы с матерью не стали так поступать с нашими арендаторами. – И прежде чем она успела спросить, что он имеет в виду, Лахлан продолжил: – Нам нужны были деньги, которые занял у нас ваш отец, но он не отдал ни гроша. Я писал ему письма. Он их игнорировал. Я поехал в Лондон, чтобы встретиться с ним…

– В самом деле? – с сомнением спросила она.

– Вы тогда были в пансионе.

– Но отец никогда не говорил мне об этом.

– Разве вв не расслышали, что я сказал? Ваш отец негодяй. Зачем ему вам рассказывать о том, как он выбросил меня из своего дома, когда я потребовал вернуть долг.

– Я вам не верю. Папа – честный человек. Он никогда бы так не поступил.

Ее слова вызвали у Лахлана приступ ярости.

– Спросите его об этом сами.

– Отпустите меня домой, и я непременно это сделаю, – выпалила она в ответ.

– Ну нет, – отрезал он. – Вы никуда не поедете, пока ваш отец не вернет мне долг. В свое время он воспользовался дружбой моего отца, а теперь ссылается на отсутствие документов…

Он осекся, но было уже поздно. Прекрасные зеленые глаза Венеции снова засверкали гневом.

– Каких документов?

Он промолчал.

– Значит, нет никаких доказательств существования этого долга, не правда ли? Если бы они были, вы могли обратиться в суд. Ваша отчаявшаяся мать выдумала эту историю…

– Нет, мои слова – чистая правда, черт вас возьми! Ваш отец признался в этом, когда я приезжал в Лондон.

– Да? И что же он сказал?

Лахлан помрачнел еще больше.

– Что мой отец простил ему долг.

– Ну вот видите!

– А когда я потребовал доказательства, он приказал вышвырнуть меня на улицу. Потому что он солгал.

– Или не захотел иметь дело с безрассудным болваном, требовавшим денег.

– Полно, не будьте дурой. Неужели вы думаете, что мой отец и в самом деле мог простить долг в тридцать тысяч фунтов только потому, что ваш отец очень горевал после того, как не стало вашей матери?

Венеция нервно сглотнула. Понятное дело, даже Принцесса Гордячка не могла не признать, что это маловероятно.

– Но все-таки у вас нет доказательств.

– У меня есть слово моей матери. Может, отец и не сказал ей, куда он спрятал бумаги, но это не означает, что их вообще не существует. Вы никогда не слышали, как умер мой отец?

Широко раскрыв потемневшие глаза, она покачала головой.

– Он помогал одному из арендаторов вывести быка с пожарища, и бык проткнул его рогами. Он умер в считанные секунды. – Лахлан стиснул зубы. – Он ничего не успел сообщить матери.

– Но Лахлан…

– Если ваш отец не виновен в этом предательстве, то почему он ни разу не заявил властям, что я подкарауливаю и обираю его друзей? Он должен был знать, что именно я занимаюсь этим, пытаясь заставить его вернуть долг. Мне точно известно, что знал – поэтому-то и послал головорезов убить меня.

– Даже если я поверю в эту историю с долгом, я никогда не смогу допустить, что папа способен организовать убийство. Зачем ему это, если он знал, кто вы такой? Почему он не добивался вашего ареста?

– Потому что он знал, какое совершил преступление, будь он проклят! – Лахлана охватила ярость. – Я клянусь, он действительно послал людей убить меня. Почему, вы думаете, я не могу…

Он осекся, прежде чем успел признаться в своих физических затруднениях. Вот дьявольщина, она, словно священник, вытягивала из него больше, чем он хотел сказать.

– Не можете что? – спросила она.

– Ничего. Это между нами – вашим отцом и мной.

Ее взгляд стал холодным.

– Очевидно, не только между вами и им, иначе бы меня здесь не было.

– Виноват в этом только он. Если бы вы были моей дочерью, я бы и шагу не позволил вам ступить без охраны.

У девушки задрожали губы.

– Он думал, что Шотландский Мститель мертв.

– Ну теперь он узнает, что я жив.

Венеция отвернулась и уставилась в окно.

– Полагаю, вы пошлете письмо, чтобы вызвать его в Шотландию.

– Да. Он получит его через несколько дней. И для вашей тети мы тоже оставили записку в карете Ситона.

– Тетушка! – Девушка снова посмотрела на Лахлана: – О нет! Она ведь застряла на горе с полковником! Они будут ждать меня с лошадью, а я…

– Они в любом случае спустятся вниз. Если они не вернутся, кучер Ситона отправится их искать.

Венеция замолчала. Видно, в ее голове шла напряженная работа.

– Полковник Ситон тоже в этом участвует?

Силы небесные! Она не в меру проницательна.

– Вы с ума сошли? Я был бы круглым дураком, если бы связался с солдатом короля.

– Но вы сами тоже служили в королевской гвардии. – Венеция прищурила глаза. – Я уверена, что именно там вы и познакомились с полковником.

– Я с девяносто третьим полком был в Новом Орлеане, а он с семьдесят третьим сражался на Пиренеях. Так каким же образом, черт побери, мы могли встретиться?

Конечно, когда война закончилась, все полки вернулись в Шотландию. Но Лахлан не собирался упоминать об этом.

– Кроме того, – продолжал он, – такой человек, как полковник, серьезно относится к своему служебному долгу и предан королю. А я всего лишь хотел сбежать из Шотландии. Вступление в гвардейский полк – наилучший способ.

Устав от распутства, азартных игр и прочих сомнительных удовольствий, которым он предавался в свободное от сражений или военных учений время, Лахлан поклялся, что теперь будет вести размеренную и спокойную жизнь. Истосковавшись по Шотландии, по ее узким горным долинам и вересковым пустошам, он твердо решил вернуться на родину и помириться с отцом.

Но из этого ничего не вышло. Отец погиб, прежде чем Лахлан добрался до дома. А его намерению жить спокойной жизнью не удалось осуществиться из-за всяких несчастий, обрушившихся на его голову после смерти отца.

– Полковник Ситон не имеет никакого отношения к случившемуся, – повторил он, стараясь убедить девушку. – Он вполне добропорядочный человек.

– Значит, вас ничуть не волнует, что он отправит в погоню за вами целую армию?

– Он может посылать кого угодно. Им нас не отыскать.

– Тогда мой отец пошлет…

– Не пошлет, пока вы в моих руках. – Он небрежно развалился на сиденье. – А если и пошлет, меня не так-то легко убить. Видит Бог, наемники вашего отца очень старались сделать это. Помните об этом, когда в следующий раз захотите вонзить в меня зубы. Война и наемники вашего отца сделали свое черное дело, на мне не осталось уязвимых мест. Я груб, как нетесаное бревно, а моя голова тверда как камень. Только попробуйте еще раз ранить меня, и вы об этом очень пожалеете.

Девушка побледнела, но не сдалась.

– О, не стоит беспокоиться, сэр, – сказала она с издевкой. – Вы ясно дали понять, что благородного мужчины Лахлана Росса, которого я знала когда-то, больше нет. Шотландский Мститель убил его и занял его место. А этот негодяй способен на любую подлость.

– Да, – холодно произнес он. – Я способен на все, миледи. Как только вы осознаете это, мы прекрасно поладим. – Он наклонился вперед и пронзил ее яростным взглядом. – Так что вы отправитесь домой лишь после того, как я приму решение отпустить вас. А этого не случится до тех пор, пока ваш отец не приедет в Шотландию.

– Говорю же вам, случилось что-то ужасное, – сказала Мэгги, нервно расхаживая по тропинке возле полковника, восседавшего на небольшом валуне.

– Послушайте, миледи… – начал он, вытирая вспотевший лоб носовым платком.

– Не пытайтесь снова отрицать это. Венеция давно уже должна была вернуться.

Хмурое выражение лица джентльмена свидетельствовало о том, что он готов согласиться. Да и пора уже – солнце клонилось к закату, а они все еще торчали на проклятом холме.

Сначала дама не беспокоилась. Когда Венеция ушла, полковник повел себя на удивление скромно, без своей обычной развязности. Он даже почти перестал заигрывать с Мэгги, а поскольку он постоянно обхаживал ее с того самого дня, когда она впервые увидела его и Люсинду в пансионе миссис Харрис, его сдержанность сейчас была ей даже приятна.

Хотя она все же испытывала некоторую досаду.

Единственное объяснение, почему он в этой ситуации повел себя как джентльмен, – его травмированная нога.

Мэгги искоса поглядывала на побледневшее лицо полковника. Должно быть, он сильно страдал. Он позволил ей осмотреть его ступню, и женщина ужаснулась, увидев уродливый шрам. Полковник сказал, что пуля раздробила ему пятку и ранение дает о себе знать, когда он слишком натрудит ногу. Да что там, чудом казалось, что он вообще мог ходить.

Мэгги вздохнула. Как она жалела, что они отправились на этот пикник! Ее совсем не волновали страдания полковника; они заставляли ее испытывать к нему еще большую неприязнь.

А теперь еще и Венеция исчезла.

– Думаете, она могла заблудиться?

– Здесь только одна тропинка. Нужно быть полной дурой, чтобы сбиться с пути.

Мэгги направилась к вершине холма и снова взглянула вниз, но не обнаружила никаких следов племянницы.

– Мне не следовало отпускать ее одну, – сказала она, возвратившись к полковнику. – Если стемнеет, она не сможет отыскать нас без фонаря.

Полковник тяжело вздохнул и поднялся.

– Если вас это так беспокоит, давайте попытаемся спуститься.

– Вам незачем идти со мной. Я спущусь одна.

– Нет, ни в коем случае! – Он сделал шаг и с трудом удержал равновесие. – Если вы позволите мне слегка опереться на вас, я смогу доковылять вниз. Я уже отдохнул, так что, надеюсь, все будет в порядке.

Тетушка Мэгги заколебалась, но ей действительно не хотелось спускаться одной.

– Ну, хорошо. – Поспешив к полковнику, она позволила ему положить руки на ее плечи.

Уже давно мужчины не обнимали Мэгги за плечи, и удовольствие, которое она испытала от соприкосновения с его крепким телом, ее очень удивило и встревожило. Силы небесные, да она смягчается по отношению к старому дурню, а этого совсем не следует делать. Она не собирается менять свою спокойную жизнь вдовствующей графини и связываться со стареющим солдатом.

Словно прочитав ее мысли, полковник заметил:

– Вы очень добры. Спасибо, что остались со мной. Простите, что не смог вас как-то развлечь.

– Чепуха. В этом нет необходимости. Я уже, слава Богу, достаточно взрослая женщина.

Они спускались в напряженном молчании почти целый час, пока навстречу им не вышел кучер полковника. Он был один, и от этого у Мэгги болезненно сжалось сердце.

Еще хуже ей стало, когда парень приблизился к ним и при виде хромающего хозяина испуганно вскрикнул:

– Господи помилуй! Сэр, что с вами случилось?

– Разве вы не видели мою племянницу? – спросила Мэгги, чувствуя, как сердце уходит в пятки. – Она должна была нам привести лошадь – полковник повредил ногу.

Кучер отрицательно покачал головой.

– Я, правда, задремал на козлах, но наверняка проснулся бы, если бы она взяла лошадь. Когда я начал беспокоиться и пошел посмотреть, на месте ли прогулочная трость леди Керр, я вот на что наткнулся. Возможно, это письмо от девушки. Оно адресовано леди Керр.

Полковник протянул руку, но Мэгги первая выхватила письмо и поспешно вскрыла его. От того, что она прочла, кровь застыла в жилах.

Опасаясь кучера, она потянула полковника в сторону.

– Шотландский Мститель похитил Венецию, – прошептала она. – Или некто, назвавшийся его именем. Ведь официально он считается мертвым.

– Да, я читал об этом в газетах, но ведь газеты иногда ошибаются.

У Мэгги защемило в груди.

– Мне следовало бы догадаться, что такого дьявола нельзя убить.

– Что там еще в письме?

Дама протянула ему письмо.

Полковник быстро пробежался по тексту, затем внимательно посмотрел на нее:

– Он не причинит ей вреда, если вы не обратитесь к властям и не броситесь в погоню. Он заявляет, что хочет лишь получить долг от Дунканнона.

– И вы ему поверили?

– Даже такой мерзавец, как он, не станет убивать леди.

– Ему не нужно убивать Венецию. Если о похищении станет известно, ее репутация будет загублена и она никогда не сможет выйти замуж.

– Значит, никто не должен об этом знать?

Как он мог оставаться таким спокойным и рассудительным, когда ее племянница оказалась в смертельной опасности? Кто знает, каким ужасным испытаниям подвергается Венеция?

– Вы должны послать вслед за ними людей, – с горячностью воскликнула Мэгги. – Я не верю, что Шотландский Мститель не причинит ей вреда. Мы должны немедленно мчаться в Эдинбург и собрать солдат…

Полковник схватил ее за плечи.

– Успокойтесь, дорогая, и подумайте. Говорят, у разбойника глаза и уши по всей Шотландии. Посылать вслед за ним целую армию – значит рисковать жизнью девочки. И безусловно, ее репутацией. – Он нахмурился. – Благодаря несчастью, приключившемуся со мной на холме, он имеет значительное преимущество. Пока мы доберемся до города и соберем солдат, он уйдет далеко на север.

– На север? Почему вы думаете, что он двигается туда?

– Поговаривают, что он родом из Шотландского нагорья.

– Лишь потому, что жители равнины считают, будто все грабители – горцы, – огрызнулась Мэгги и сама удивилась, почему защищает страну своего детства. – Вы и вправду думаете, что он увез ее туда?

– Проклятие, женщина, откуда мне знать? В любом случае это не имеет значения. Преследование приведет лишь к тому, что ее убьют, а я уверен, что вы этого не хотите. Если он хочет получить выкуп, то надо быть полным болваном, чтобы причинить ей вред. Он написал, что послал письмо Дунканнону в Лондон. Значит, нам надо дождаться прибытия графа в Шотландию.

Мэгги посмотрела на него с удивлением. Ее душу раздирали противоречия. Частично его аргументы ее убеждали, но смущало, что он предлагал пока ничего не предпринимать.

– А я-то считала вас отважным. Какой настоящий мужчина откажется действовать, когда похищают женщину?

Его ледяной взгляд пронзил ее, как стальной клинок.

– Разумный и осмотрительный. – Увидев выражение ее лица, он довольно грубо выругался. – Ну ладно. Если вы хотите, чтобы я попытался вернуть ее, я найму людей, которые тайно ее выследят. Я сам подберу этих людей, и они не будут знать, кто она. – Полковник сжал ее руку. – Вы доверяете это дело мне, миледи?

Разве у нее есть выбор? Полковник прав, когда говорит о риске. Ведь убил же Мститель Лахлана Росса, так что может помешать ему убить Венецию? Но у полковника гораздо больше возможностей, и, кажется, ему очень хочется угодить ей.

– Да, – еле слышно прошептала она. – Я буду вам очень признательна.

– Прекрасно. Я немедленно все организую. Вы поезжайте назад в Лондон и…

– Я не двинусь из Эдинбурга, пока не удостоверюсь, что моя племянница в безопасности.

– В Лондоне вам будет легче защитить ее репутацию. Скажете, что оставили ее в поместье отца.

– Нет. Я сообщу, что она заболела. Этого вполне достаточно. Никто в Эдинбурге не обратит внимания на отсутствие одной-единственной женщины, если учесть, что там сейчас творится.

– Но послушайте, дорогая…

– Ни слова больше! Я остаюсь здесь, и никаких возражений. Вам придется смириться с моим присутствием и привыкать к тому, что я всегда буду рядом.

Глава 7

Дорогой Майкл!

Леди Венеция, присылавшая мне ежедневные отчеты о королевском визите, внезапно перестала писать. Я знаю, что скорее всего она просто очень занята, но все же такая небрежность ей совершенно не свойственна. Боюсь, она познакомилась с каким-то неподходящим шотландским парнем, о котором не хочет мне говорить, и это меня беспокоит и удивляет.

Ваша не в меру ворчливая подруга Шарлотта.


Последние несколько часов Венеция провела в полном молчании. Она надеялась, что мерное покачивание кареты убаюкает ее спутника, он заснет и у нее появится шанс убежать.

Не тут-то было. Лахлан сидел, как солдат на посту, неподвижно и настороженно, внимательно высматривая что-то за окном. Что он там выискивал, она не могла понять. Врагов за каждым кустом? Бог свидетель, с него, пожалуй, станется.

А его рассказ о невыплаченном долге! Папа, конечно, груб и высокомерен, но он честный и благородный человек. Он никогда бы не нарушил своих обязательств. И уж конечно, не допустил бы, чтобы Шотландский Мститель донимал его друзей.

Венеция сердито посмотрела на Лахлана. Подумать только, она действительно плакала, узнав о его смерти! Лживый дьявол. Он всегда выбирал самый безрассудный и безответственный путь. Сбежал, чтобы поступить в гвардейский полк, когда был еще совсем юным – только начал бриться. Разбойничал на дорогах, а вот теперь докатился до похищения. Он совсем не думает о последствиях. Неужели он и в самом деле верит в эту чушь о невыплаченном долге? Или его просто злит, что отцу удалось сделать свое поместье прибыльным, в то время как клан Россов прозябает?

Ей нужно обязательно убежать от него. Но как?

Когда они останавливались, чтобы сменить лошадей, он, как и прежде, заставлял ее сидеть спокойно, нацелив пистолет на открытое окошко. Угроза всегда была одна: если она поднимет тревогу, кто-нибудь обязательно умрет.

Ей хотелось верить, что это пустая угроза, но она не осмеливалась рисковать. Каким-то образом ей нужно завладеть его оружием. Вот если бы он заснул…

На следующей остановке Венеции уже хотелось кричать от отчаяния. Как только они покинули постоялый двор, она с проклятиями бросилась к противоположному сиденью.

– До каких пор вы намереваетесь продолжать это безумие? – Она не видела, где сейчас солнце, потому что на окошке, выходящем на запад, опущена шторка, но, похоже, уже вечер, около восьми пополудни. – Вы хотите, чтобы мы ехали всю ночь?

– Да.

Это короткое «да» прозвучало похоронным звоном. Если он будет заезжать на постоялый двор только для смены лошадей, то ей точно не удастся сбежать.

А если так…

При мысли о последствиях, ожидающих ее в этом случае, у нее перехватило дыхание. Если она проведет с ним наедине больше суток, ее репутация будет загублена. Никто в высшем обществе не станет считаться с тем, что ее похитили. Он – мужчина, она не замужем. Этого вполне достаточно.

– Это означает конец моей репутации, – с горечью прошептала она.

Впервые за все это время он действительно посмотрел на нее.

– Нет, если ваш отец и тетушка прислушаются к моим советам и сохранят все в секрете. Они достаточно изобретательны, чтобы сочинить какую-нибудь историю о вашем отсутствии. А как только я улажу дело с вашим отцом…

– Каким образом вы собираетесь это сделать?

Лицо его снова стало непроницаемым.

– Пусть это вас не волнует.

– Вы собираетесь убить его?

Он снова перевел взгляд на окно.

– Я так не сказал.

Но и не стал этого отрицать. Венеция вытерла вспотевшие ладони о юбку.

– Если вы его убьете, вас повесят. Ведь станет известно, что вы и есть Шотландский Мститель.

– Все считают, что Шотландский Мститель мертв, пусть так и остается. Вот почему я посоветовал вашему отцу и тетушке не утверждать обратное и не подвергать риску вашу жизнь.

– А если папа откажется участвовать в вашей игре? Вы уверены в том, что он отдаст вам тридцать тысяч фунтов без борьбы?

– Ему следует сделать это, если он хочет вернуть свою дочь.

– А если он откажется?

Его пылающий взгляд пробежался по ее телу.

– Тогда я оставлю вас у себя, – произнес он слегка охрипшим голосом.

Почему у нее внезапно пересохло во рту и в горле? Неожиданно задрожали руки? А когда его взгляд вдруг остановился на ее губах, сердце лихорадочно забилось, а по коже побежали мурашки…

Будь он проклят за это!

– Удерживать меня в плену – не выход.

При этих словах он очнулся и поспешно перевел взгляд на окно.

– Ваш отец непременно явится за вами. На этот счет можете не беспокоиться.

Венеция ощутила тревожные спазмы в желудке. Упаси ее Господь, теперь у нее появился новый повод для беспокойства. Лахлан, безусловно, презирает ее как дочь ненавистного графа, но он ее хочет как женщину, она волнует его, и с этим страстным желанием ему будет непросто справиться.

Ей уже приходилось видеть это жаждущее выражение в разгоряченных взглядах мужчин, когда они с ней танцевали, но прежде это ее не волновало. К несчастью, трудно оставаться спокойной, когда речь идет о мужчине, имеющем над ней абсолютную власть.

Теперь-то она не позволит ему целовать себя. Ни в коем случае! Если он попытается, она непременно исполнит свою угрозу и укусит его.

Лахлан раздвинул шторки на окне и нахмурился.

– Если у вас сохранилась хоть капля здравого смысла, вы попытаетесь поспать. Нам предстоит дальний путь.

Ей надо сбежать! Она должна выйти из кареты, когда они остановятся в следующий раз. Внезапно ей пришла в голову удачная мысль. Ей необходимо справить нужду. Он просто обязан выполнить ее требование.

– Мне действительно кое-что требуется.

Услышав ее слова, произнесенные резким тоном, он насмешливо приподнял бровь.

– У нас с собой достаточно еды…

– Я вовсе не голодна, будьте вы прокляты! – Хотя она просто умирала с голоду. Прошло уже много времени с тех пор, как она ела в последний раз.

Как бы поделикатнее объяснить это мужчине?

– Мне нужно, чтобы вы остановили карету.

Он рассмеялся:

– Черта с два!

– Мне очень нужно… Иногда женщинам… или любому человеку… необходимо…

– Выпить? Вам нужно воды?

– Нет! – Как можно быть таким тупым?! – Меньше всего мне сейчас нужна вода!

– Ах, вам нужно помочиться! Почему же вы об этом не сказали?

– Потому что я не так груба и вульгарна, как вы!

– Да уж, вы слишком возвышенны, справлять нужду ниже нашего достоинства. – Губы его скривила язвительная усмешка. – Я даже могу сочинить об этом балладу для вашей коллекции, если пожелаете:

Принцесса Гордячка не любит мочиться,
Это слишком вульгарно, для нее сущий ад.
И когда ей случается облегчиться,
Нужно, чтоб кто-нибудь вытер ей…
– Прекратите! – Щеки Венеции запылали румянцем. – Это даже отдаленно не напоминает балладу. Это пошлятина.

Лахлан пожал плечами.

– Как вам угодно. – Он отодвинул шторку над своей головой. – Джейми, нужно остановиться. Девушке приспичило выйти по нужде.

– Да, сэр, – откликнулся молодой возница, и карета сразу же замедлила ход.

– Не здесь! – запротестовала Венеция. – На остановке, где мы будем менять лошадей!

Лахлан насмешливо приподнял густую бровь.

– Вы же сказали, что не можете терпеть.

– Я могу подождать, пока мы не остановимся там, где имеются…

– Уборная? – Он оглядел ее с холодным спокойствием. – Если вы считаете, что я позволю вам разгуливать по гостинице, то этого не будет, советую хорошенько подумать. Или здесь, или нигде.

О, как бы ей хотелось стереть пощечиной это самодовольное выражение его лица, а затем сильным пинком вышвырнуть его из кареты! Как там говорила тетушка Мэгги? «Ты не выдержала бы и одного дня в обществе такого «шотландского парня», не пожелав огреть его кружкой по голове». Как печально, что это оказалось правдой.

Когда карета остановилась. Венеция выглянула в окно. Ни деревца, ни кустика на многие мили вокруг – абсолютно открытое место.

– Я не могу… поймите… Не здесь, ради всего святого! Кто-нибудь может меня увидеть!

– Здесь никого нет. Решайте наконец! Нужно вам помочиться или нет?

Взглянув на него с возмущением, Венеция взялась за ручку дверцы.

– Может, вы прекратите употреблять это вульгарное слово?

Он насмешливо ухмыльнулся:

– Забавно наблюдать, как вы выходите из себя.

– Вы и в самом деле негодяй, – огрызнулась она, вылезая из кареты. – Видно, вы слишком долго разъезжали по дорогам с бандитами, если забыли, как подобает вести себя джентльмену.

К ее ужасу, он вылез вслед за ней и схватил ее за руку. Она резко вырвалась.

– Не собираетесь же вы меня сопровождать!

– Не только собираюсь, но так и сделаю. Вы достаточно безумны, чтобы попытаться убежать, а я не в том настроении, чтобы гоняться за вами по холмам.

– Лахлан, пожалуйста, позвольте мне уединиться…

– Мы не будем на вас смотреть, обещаю. Но я не позволю вам отойти от меня больше, чем на несколько футов, так что вам следует к этому привыкать.

Со вздохом она распростилась с надеждой убежать от него сейчас. Отчаяние охватило ее, когда они удалялись от кареты. Почему ему во всем удается взять верх?

Наглец остановился возле неглубокого овражка.

– Внизу вас невозможно будет увидеть с дороги. Я повернусь к вам спиной, но вы должны все время разговаривать со мной. Если вы замолчите хотя бы на мгновение, я обернусь. Понятно?

Стиснув зубы, она кивнула. Затем спустилась на несколько ярдов вниз, на самое дно оврага.

Едва она отыскала место, чтобы присесть, как он грубо окликнул ее:

– Говорите же со мной!

Она громко выругалась. Он рассмеялся:

– Вот и прекрасно, продолжайте в том же духе.

Подняв юбки, она с трудом пыталась сообразить, что бы такое сказать.

– Мы направляемся в Росскрейг?

– В местечко неподалеку. Туда, где я жил после того, как наш отец подослал своих людей убить меня.

– Может быть, кто-то и попытался вас убить, но только не папа. У человека, подобного вам, должно быть, и без того много врагов.

– Ни одного, кто стал бы кричать о своих связях с вашим отцом, перед тем как… – Внезапно он замолчал.

– Перед тем как что?

– Ничего, – отрезал он. – Делайте, что собирались, Принцесса Гордячка, и поспешите назад.

– Я буду вам очень признательна, если вы перестанете называть меня этим прозвищем. – Она с облегчением поднялась. – Мы уже давно не дети.

– Это чертовски верно, – пробормотал он, больше для себя самого.

Венеция начала подниматься по склону.

– Вот и все. И я очень вам благодарна… – Она резко осеклась, выбравшись из оврага. – О Господи!

Лахлан удивленно взглянул на нее:

– Что?

Солнце низко висело над простирающимися до самого горизонта горами, с их сверкающими вершинами, утопающими в дымке багрово-фиолетовых теней. Бледно-фиолетовые тона переходили в розовые, а те, в свою очередь, сменялись яркими вспышками трепещущих солнечных лучей, сверкавших так, что было больно глазам.

– Я так давно не была в родных краях, – прошептала Венеция, протягивая к горам руку.

Лахлан посмотрел в направлении ее руки, и лицо его смягчилось.

– Эта высокая гора – Бен-Лоэрс.

Венеция вздохнула:

– Я чувствую себя словно во сне. В давнем сне, постоянно преследовавшем меня с тех самых пор, как я уехала в Лондон. Все это так прекрасно!

– Да, это так.

Взглянув на Лахлана, девушка с удивлением отметила, что он просто светится от удовольствия.

– Вы всегда утверждали, что ненавидите Шотландское нагорье. Дождаться не могли, когда сможете уехать.

– Я был болваном, слишком занятым собой, чтобы понимать, что в жизни действительно важно.

– И что же это?

Лицо его снова стало суровым, и он действительно напоминал бесстрашного воина-горца из народных преданий.

– Отчий дом. Семья. Родные. То, откуда я вышел и что никогда не изменится. – Затем он нетерпеливо схватил ее за руку: – Пора в карету, миледи, поторопитесь.

Венеция молча шла рядом. Что такого она сказала, что могло его так расстроить? В детстве он был смешливым. Этот угрюмый Лахлан был ей совсем не знаком.

Когда они вернулись в карету и она уселась на место, Лахлан приказал Джейми трогаться. Девушка потянулась, чтобы раздвинуть шторки, но горец перехватил ее руку:

– Пусть будут закрыты.

– Но почему? – Венеция попыталась вырваться. – Мы уже бог знает где, никто нас не увидит.

Он с силой сжал ее руку:

– Оставьте шторки в покое, или мне придется вас связать.

Она перестала сопротивляться. Если он ее свяжет, ей ни за что не удастся сбежать.

Когда Лахлан понял, что одержал верх, он отпустил ее. Откинувшись на спинку сиденья, Венеция пыталась взять себя в руки.

Как только она почувствовала, что способна говорить спокойно, она сказала:

– Я всего лишь хотела видеть горы. Наверное, это не так уж…

– Думаете, я не знаю, к чему вы клоните? Вы, с вашими красивыми словами о Шотландском нагорье… Вы просто пытаетесь смягчить и разжалобить меня, чтобы я отпустил вас. – Скрестив руки на могучей груди, он сердито уставился на нее. – Любезное обращение действует на меня так же, как желание кусаться.

Расправив плечи, девушка приняла высокомерную позу, которую в совершенстве усвоила в пансионе миссис Харрис.

– Поскольку вежливое обращение вас раздражает, а о том, чтобы кусаться, не может быть и речи, что мне еще остается? Оскорбления? Учтивые разговоры? Слезы? Что мне дозволяется делать, чтобы не сердить вас?

На его застывшем суровом лице можно было колоть лед.

– Заткнуться и помолчать будет в самый раз.

– Ну нет, на это даже не рассчитывай, парень, – выпалила она в ответ, копируя его гэльский выговор, и одарила его приторно-сладкой улыбкой. – Скорее всего я стану петь. У меня неплохой репертуар, включая баллады. А в них, между прочим, говорится, что музыка способна укротить даже дикого зверя.

– Ну уж нет! Я помню, как вы когда-то пели. Не хотелось бы снова это услышать.

О, опять незаслуженное оскорбление!

– Мне было всего шесть лет, когда я спела ту глупую песенку, которую вы вспомнили. Уверяю вас, что с тех пор я значительно преуспела в искусстве вокала.

– Желаете поразвлечься? – Вытащив из-под сиденья ранец, Лахлан порылся в нем и швырнул Венеции какой-то пакет: – Поешьте немного. По крайней мере хотя бы на несколько минут оставите меня в покое.

Девушка отбросила обернутый бумагой сверток ему назад.

– Нет уж, благодарю. – Пусть даже не надеется, что ему удастся наслаждаться покоем.

Лахлан сердито прищурился:

– Я понимаю, что это не бог весть какое лакомство, но даже такая утонченная леди, как вы, не должна воротить нос от сандвичей с ростбифом.

В животе у нее заурчало, но она не обратила на это внимания.

– Если вы хотите, чтобы я поела, то остановите карету и дайте настоящей еды.

– Ах, надменной упрямице леди захотелось настоящей еды, всего-то? – Лахлан откинулся на спинку сиденья, развернул пакет, вытащил из него очень аппетитный сандвич и протянул ей. – Мы не станем останавливаться, чтобы поесть в пути, так что выбросите эту блажь из головы. И если вы будете морить себя голодом, то все равно не избавитесь от меня. Поэтому вам лучше перекусить.

– Я не буду есть, пока вы не вернете меня в Эдинбург. – Венеция скрестила на груди руки. – И вам не удастся меня заставить.

Лахлан пристально посмотрел на нее, затем с удовольствием принялся за сандвич.

– Как вам угодно, миледи.

На короткое время в карете воцарилась тишина. Венеция изо всех сил старалась не замечать соблазнительного запаха жареного мяса. Неужели к нему примешивался тонкий аромат горчицы?

– Наверное, мне действительно не следует вас кормить, – в конце концов сказал похититель.

Девушка промолчала.

– Чем больше вы ослабеете от голода, тем меньше доставите мне хлопот.

Она пронзила его испепеляющим взглядом.

– Когда вы станете слишком слабой; чтобы убежать или бороться, я смогу…

– Дайте мне сандвич, черт вас возьми! – Пусть такая скотина, как он, назовет ее обманщицей. Она должна есть, чтобы добиться своей цели.

С торжеством во взгляде Лахлан протянул ей второй сверток, затем снова порылся в ранце.

– Здесь еще есть и яблоки!

Девушка сняла перчатки, развернула сверток, затем постелила на колени бумагу, используя ее вместо тарелки. Лахлан перестал копаться в ранце и с удивлением наблюдал, как методично она разрывает сандвич на маленькие кусочки.

– Что вы делаете?

– Ем сандвич.

– Нет, ничего подобного. Вы его препарируете.

Венеция сунула кусочек себе в рот, долго жевала и лишь затем проглотила.

– Вот каким образом я обычно ем сандвич, сэр.

– Но почему?

Привычка. В детстве мама учила ее есть таким способом, потому что она всегда с жадностью набрасывалась на еду. Но зачем сообщать ему такие подробности, если есть возможность просто позлить его?

– Так принято есть у цивилизованных людей. Но таким, как вы, этого не понять.

Ей пришлось подавить усмешку, когда он сердито нахмурился.

– Если вы не заметили, вас увозят насильно. Так что не стоит беспокоиться об условностях.

– Хорошие манеры всегда уместны. Истинное суждение о леди можно составить по ее поведению в наиболее трудные моменты жизни. – Когда он насмешливо фыркнул, девушка добавила: – Полагаю, в армии вас учили чему-то подобному, например, подчиняться дисциплине. Хотя вы явно пренебрегали этими правилами в последние годы.

– Ах да, дисциплина, – сказал он с заметным сарказмом. – Английское слово для обозначения «стой и погибни, если мы так прикажем».

Она посмотрела на него с неодобрением:

– Разве не так поступают все солдаты?

– Солдаты сражаются. Но когда уже нет возможности сражаться, а ваш командир… – Лахлан выругался. – Вам этого не понять.

– Я могу попытаться, – возразила она.

Он откинулся назад и сменил тему разговора.

– Значит, этому вас учили в вашем распрекрасном пансионе, не так ли? – Он указал на ее самодельную тарелку. – Как благонравной английской леди подобает есть сандвич?

Вздохнув, она взяла следующий кусочек.

– Да, как и многим другим вещам.

– Например?

– Как нужно петь, как обращаться к старшим, как правильно ходить, как говорить по-французски….

– Как заиметь мужа.

Венеция насмешливо изогнула бровь.

– Как заиметь достойного мужа. Миссис Харрис старалась научить нас отличать негодяя от джентльмена. – В ее голосе звучала горечь. – Но видно, я не очень хорошо усвоила этот урок.

Лахлан пристально посмотрел на нее. Что-то вроде чувства вины промелькнуло в его глазах. Девушка почувствовала себя неловко и отвела взгляд, а он снова принялся искать что-то в своем ранце. Как только она закончила есть сандвич, он положил на ее импровизированную тарелку яблоко. Но когда Венеция потянулась за ним, Лахлан схватил ее за руку.

– Вы не сделали ничего плохого, правда. Ваш отец должен был предупредить вас обо мне. Это не ваша вина.

– Теперь вы пытаетесь меня растрогать? Ничего не получится. Для этого я слишком упрямая «благонравная леди». – От приступа гнева у Венеции перехватило дыхание. – Обычно я не позволяю лести и нежным словам сбить меня с пути, который считаю правильным.

– Именно это я и имел в виду, – сказал он уже более твердо, крепко сжимая ее ладонь в своей. – Вы не сделали ничего дурного, ни прошлой ночью, ни сегодня.

Она тяжело вздохнула.

– Мне не следовало настаивать на поездке в Шотландию. Папа говорил, что это опасно, но я его не слушала.

– Это не имеет значения. – Лахлан посмотрел на ее руку и как бы невзначай погладил ее большой палец. – Я все равно похитил бы вас, даже если бы для этого мне пришлось отправиться в Лондон. Подослав людей убить меня, ваш отец начал войну. Ваш приезд сюда только несколько облегчил задачу.

Неожиданная нежность в его голосе показалась ей невыносимой. Всякий раз, когда ей хотелось его ненавидеть, он умудрялся напомнить ей того мужчину, каким он был когда-то. Будь он трижды проклят!

Выдернув руку, она отпрянула и отважно взглянула ему в глаза:

– Значит, мне следует постараться, чтобы все остальное не оказалось для вас таким уж легким, верно?

Глава 8

Дорогая Шарлотта, я уже говорил это прежде, но не мешает и повторить. Ваш муж, может, и был глупцом, но это не означает, что все мужчины дураки. Нищий вполне может влюбиться в принцессу бескорыстно и при этом вовсе не думать о ее приданом.

Ваш кузен Майкл.


Прошло три часа. За это время Лахлан чуть было не лишился рассудка. Девица то повторяла вслух наставления миссис Харрис, то громко распевала песни. Все, что знала. Если бы у нее оказался плохой голос, ему было бы легче, но она пела как соловей, вынуждая мужчину желать, чего не следует, и испытывать недопустимые чувства.

Но это еще не самое худшее. Больше всего настроение его портилось от того, о чем она пела. Это не были разудалые застольные песни или героические баллады. Нет, она пела о соблазненных и покинутых женщинах, о тех, кого силой выдали замуж за нелюбимого, и тех, с кем жестоко обращались мужья.

Своим пением и вздохами о родном доме в горах она терзала душу. Сегодня вечером, когда она наблюдалазакат… он готов был схватить ее в объятия и расцеловать просто за то, что она тосковала по Шотландскому нагорью.

Наконец в карете стало тихо. Лахлан молился, чтобы девушка сорвала голос… охрипла или осипла в конце концов.

– Лахлан? – опять послышалось из темноты. Он еле сдержал проклятие.

– Вам необходимо поспать.

– Вы же не спите, так почему я должна? – дерзко возразила она.

– Я не нуждаюсь в отдыхе. – Он сегодня спал долго, до самого полудня, так что свободно мог ночью не спать.

– О, что за чушь! Даже такой негодяй, как вы, нуждается в сне. – Она помолчала. – Хотя, наверное, чувство вины за ваши многочисленные грехи не дает вам заснуть.

Похоже, она никогда не угомонится.

– Скорее, дело в той отвратительной дисциплине, которой, как вы считаете, мне недостает. Солдаты на марше целыми днями в пути, спят только урывками. Мне долгое время приходилось вести такую жизнь.

Правда, тогда он был моложе. А теперь он был сначала зверски избит, покалечен, а потом долго, с трудом приходил в себя после лихорадки, которая его чуть не убила.

Благословенная тишина. Жаль, что продлилась она всего лишь несколько мгновений.

– Вашей матери известно, что вы решили меня похитить?

Господь всемогущий, она точно знает, какими вопросами его уязвить.

– Нет.

– А ей известно, что вы и есть Мститель?

– Она ничего об этом не знает, – огрызнулся он. – А что?

– Ведь она наверняка замечала появление дополнительных средств, обращала внимание на ваши частые отлучки…

– Женщины клана рано учатся не придавать значения подобным вещам. Многие горцы вынуждены заниматься опасными или незаконными делами – такими, как грабежи или производство спиртного. Если женщины умные, они принимают все, что им приносят, и помалкивают.

– А если они не так умны?

– Тогда мужчинам приходится зашивать им рты, – насмешливо сказал он. – У вас, случайно, не завалялся в кармане швейный набор?

– Очень смешно. – Венеция помолчала. – В ваших устах «горцы» звучит почти как «воры», но я не разделяю ваших взглядов. Я считаю, что не все горцы такие. Да и ваша семья определенно не была такой. Ведь вы, в конце концов, баронет.

– Но много ли пользы принес мне этот титул? Или моей матери?

Голос Венеции смягчился.

– Я хорошо ее помню. Она всегда много работала, была практичной, очень открытой и искренней. Представить не могу, чтобы она смолчала. А последние несколько месяцев она вообще должна была притворяться и скрывать от всех, что вы живы. Наверняка вы должны были ей все рассказать.

Лахлан решил, что не имеет смысла врать. Возможно, если он откровенно ответит, Венеция на какое-то время перестанет его мучить и уснет.

– Я сказал ей, что люди Шотландского Мстителя напали на меня из засады, после того как я убил их предводителя. И поскольку их было много, мне пришлось сделать вид, что я утонул, потому что иначе они бы меня точно убили.

Все это он и рассказал матери, когда окончательно пришел в себя и был в состоянии говорить, а на это ушло немало дней.

– Затем я объяснил ей, что поскольку видел злодеев в лицо, придется скрываться до тех пор, пока не удастся их выследить.

Ему нужно выздороветь и окрепнуть, чтобы нанести ответный удар.

Венеция ненадолго задумалась.

– Почему же вы просто не сказали ей правду? – и добавила с иронией: – Она как никто другой должна понимать, что ваше дело правое.

– Я не хочу вмешивать ее в эти дела. И не хочу, чтобы ее в чем-то обвиняли, если вдруг схватят меня. Уже достаточно того, что после нападения мне пришлось посвятить в эти дела кое-кого из людей моего клана. Прежде я никогда себе этого не позволял. Я всегда считал, что не имею права рисковать чужой жизнью.

– А как же жизнь Джейми или жизни тех, кого вы грабили?

– Я никогда не причинял вреда никому из них, и вам это отлично известно, – заявил он, – а лишь отбирал малую долю того, что ваш отец задолжал моей семье.

– А как насчет Джейми?

– Джейми и еще двое – мои бывшие однополчане. Они вернулись в Шотландию, где у них уже не было ни дома, ни родни, ни работы. И тогда я предложил им «работу» и делился с ними всем, что удавалось добыть. О том, какая это была «работа», вы знаете. – Он хмуро уставился в темноту. – К несчастью, Шона и Робби одолела жадность, и они решили самостоятельно заняться грабежами. Кончили они плохо. Их убил один торговец, у которого при себе оказался мушкет. Но у Джейми достаточно здравого смысла. – В его голосе зазвучали стальные нотки. – Он всегда был мне верен, с тех самых пор, как еще мальчишкой стал в нашем полку барабанщиком. Так что не тратьте напрасно силы, пытаясь убедить его помочь вам бежать.

– Отличная идея, – воскликнула она. – Он выглядит слишком юным, чтобы быть достаточно опытным в любви. Держу пари, если бы я улыбнулась и…

– Я так и думал, – рявкнул он. – Оставьте парня в покое!

– Или что, вы зашьете мне рот?

– Нет, но могу заткнуть его своим шейным платком.

– Для этого вам понадобится крепко скрутить меня и подмять под себя, Лахлан Росс, – нагло заявила она. – И можете мне поверить, вам пришлось бы несладко.

Дьявольский порыв толкнул его на дерзость.

– О, это еще как сказать. В данный момент я бы многое отдал, чтобы вы оказались подо мной. – Услышав, как она тихо ахнула, он добавил: – Так что постарайтесь не злить меня своей болтовней или заигрыванием с Джейми, иначе все закончится потасовкой.

Эти слова заставили ее замолчать. Наконец-то!

Карету резко тряхнуло, его безумные мечты мгновенно рассеялись. Лахлан выглянул в окошко и обнаружил, что они остановились.

– Вот дьявольщина! – пробормотал он и приоткрыл верхнюю шторку.

Джейми испуганно выпрямился на козлах.

– Простите, сэр, я случайно заснул.

Лахлан спрыгнул на дорогу.

– Я сменю тебя. Забирайся в карету и немного поспи.

– А как быть с леди? – спросил Джейми, спускаясь с козел.

– Да, что насчет леди? – эхом отозвалась Венеция, высовываясь в открытую дверь. В мягком свете луны отчетливо вырисовывался ее вздернутый подбородок.

– Если леди сохранила хоть каплю здравого смысла, она тоже будет спать. – Лахлан распахнул сюртук и угрожающе положил руку на пистолет. – Но если она его утратила, то не должна забывать, что у меня кое-что имеется. – Он сердито посмотрел на девушку: – Вы слышите меня? Если вы посмеете хотя бы пикнуть на постоялом дворе, то кто-нибудь непременно умрет, и уж точно не я.

Каждый раз, произнося эти слова, он ожидал, что девушки возразит, скажет, что он не способен на такую жестокость.

Конечно, она ведь считает его худшим из людей, что бы он ни говорил.

– Если она своими глупостями станет мешать тебе спать, Джейми, – продолжал Лахлан, – я свяжу ее и заткну кляпом рот, – Он насмешливо взглянул на Венецию. – И сделаю это с огромным удовольствием.

– Не сомневаюсь, – огрызнулась она, презрительно фыркнув. – Вы прямо-таки одержимы идеей связывать женщин. – Девушка вернулась на свое место и развалилась на сиденье, Джейми забрался в карету и закрыл за собой дверцу.

– Не всех женщин мне хочется связывать, – пробормотал Лахлан, взгромоздившись на козлы, – а только тебя. Одну лишь тебя.

Чего только не делала Венеция, чтобы разозлить Лахлана и вывести его из себя. Но он оставался невозмутимым, сидел прямо, бесстрастно уставившись в окошко, словно высеченное из гранита изваяние. И только редкое судорожное вздрагивание мышц выдавало в нем живого человека.

Девушка просто не знала, что ей думать. Когда она читала в газетах о Мстителе, то представляла себе ленивого ожесточившегося арендатора, свернувшего на преступный путь. Ее подруга Амелия описывала сообщников Мстителя как отпетых мерзавцев, готовых убить ее мужа. И скорее всего так оно и было. Лахлан о них говорил.

Но Джейми не подходил под это описание. На ее взгляд, ему было около девятнадцати. И судя по тому, как он испуганно забился в угол, парень чувствовал себя не очень уютно. Он даже подпрыгнул, когда невзначай задел ногой ее юбки.

– Я тебя не укушу, не бойся, – сказала она тихо.

– Да, миледи. – Пошарив рукой под сиденьем, Джейми вытащил свернутое одеяло и протянул ей: – Становится холодно. Может, оно вам понадобится.

Он вытащил второе одеяло, закутался в него, откинул голову назад и закрыл глаза.

– Послушай, Джейми, ты ведь не такой, как твой лэрд. Ты ведь понимаешь, что он совершил дурной поступок, правда?

Паренек приоткрыл один глаз.

– Лахлан Росс за всю свою жизнь не сделал ничего дурного. Это самый лучший и благороднейший человек из всех, кого я знал. Так что не говорите о нем плохо, я не буду вас слушать. И не стану помогать вам бежать.

Произнеся эту прочувствованную речь, парень закрыл глаз, откинул голову назад и сразу захрапел.

Ну что ж, она не вправе сказать, что Лахлан ее не предупреждал.

Пока Джейми спал, Венеция обдумывала другие варианты побега. Ближайшая к ней дверца запиралась на простую задвижку. Ее несложно открыть, если представится случай. Но вряд ли такое возможно. И даже если бы ей удалось бежать…

Девушка отодвинула шторку и стала смотреть в окно. За дорогой тянулись поросшие вереском холмы, в теплом свете луны отливавшие серебром. И на многие мили вокруг никого. Ни одной убогой хижины. Венеция тяжело вздохнула… и под мерный топот лошадиных копыт провалилась в глубокий сон.

Через какое-то время она проснулась и обнаружила, что щекой прижимается к подушке сиденья, колени ее накрыты одеялом… а карета стоит. Перед тем как открыть глаза, она услышала звук отодвигаемой шторки со стороны возницы.

Притворившись спящей, Венеция продолжала спокойно и глубоко дышать, даже когда свет от фонаря осветил ее лицо. Только когда шторка опять закрылась, девушка отважилась осмотреть все вокруг. На противоположном сиденье мирно похрапывал Джейми, а за окошком уже начинало светать.

И тут карета накренилась – видно, Лахлан спускался с козел. Собирался ли он поменяться местами с Джейми? Наверное, нет, иначе бы он разбудил парня. Затаив дыхание, девушка наблюдала, чуть приоткрыв глаза, как Лахлан задержался у окошка и заглянул внутрь – похоже, хотел убедиться в том, что они оба по-прежнему спят.

Когда он скрылся из виду, Венеция вскочила и выглянула наружу. Она увидела, что Лахлан остановился у обочины. Когда он распахнул сюртук и слегка отклонился назад, до нее дошло, что он делает. Охнув, она поспешно перевела взгляд к другому окошку.

Они остановились на краю соснового бора, окутанного пеленой предрассветного тумана. Сердце Венеции бешено забилось. Вот он, долгожданный счастливый случай! В лесу, в тумане ей нетрудно будет найти какое-нибудь укрытие и спрятаться, пока не отыщет хижину какого-нибудь арендатора.

Но до возвращения Лахлана оставались считанные минуты. Не спуская глаз с Джейми, девушка отложила в сторону одеяло и, осторожно отворив дверцу, выходившую в противоположную от Лахлана сторону, выпрыгнула наружу.

Она больно ударилась ногой, но, подобрав юбки, что было сил кинулась к лесу. Ей пришлось продираться сквозь папоротники и заросли березняка, ветки упорно цеплялись за рукава ее яркой накидки.

О, и зачем только прошлым утром ее угораздило нарядиться в пурпур? Когда солнце взойдет, ее накидка среди сплошной зелени сразу засверкает, как маяк. Надо успеть отбежать как можно дальше…

– Черт побери, Венеция!

Этот возглас подстегнул ее, словно удар хлыста. В безумном отчаянии девушка принялась петлять между стволами, которые к этому времени стали уже легко различимыми. Лесок оказался не слишком широким. Добравшись до края, Венеция увидела перед собой озеро, над которым сгустился туман. Сменив направление, она побежала вдоль берега, моля Бога, чтобы лес не кончался. К несчастью, деревья вскоре сменились узкой полосой папоротников, за которой виднелась гигантская, до самой воды, гранитная плита. Она услышала, как позади нее Лахлан шумно продирается через кусты. Он схватит ее с минуты на минуту, если ей не удастся найти какое-нибудь укрытие.

Быстро обогнув скалистое место, она направилась прочь от озера, но идти становилось все труднее, тропинка пошла круто вверх, так что приходилось карабкаться между двух огромных валунов. Теперь ей предстояло сделать выбор – продолжать двигаться вверх или вернуться, но в этом случае она столкнется с Лахланом.

Но может быть, гигантские валуны заслоняют ее и снизу ее не видно. Хорошо бы найти пещеру и на время спрятаться.

Внезапно нечто рыжее и свирепое метнулось на тропинку впереди нее, ощерив зубы. Венеция едва не вскрикнула от испуга… пока не разглядела, кто это.

Всего лишь обыкновенная кошка, слава Всевышнему. Довольно крупная кошка, надо сказать, но тем не менее… Бормоча успокаивающие слова, девушка стала приближаться к ворчащей твари – вероятно, одной из одичавших кошек, которых она помнила со времен своего детства.

– Оставайтесь на месте, девушка, – раздался тихий голос Лахлана.

Сердце ее ушло в пятки, когда, оглянувшись, она увидела, что он приближается к ней с пистолетом в руке.

Не желая сдаваться, Венеция начала осторожно продвигаться вперед, ближе к кошке.

– Я ни за что не вернусь в вашу карету!

Кошка зарычала, и девушка остановилась, пытаясь сообразить, сумеет ли она проскочить мимо животного, прежде чем Лахлан ее настигнет.

Как ни странно, Лахлан совсем не обращал на нее внимания. Его взгляд был прикован к кошке, и он очень осторожно продвигался вперед.

– Отойдите в сторону, чтобы я мог прицелиться в эту зверюгу.

– В какую еще зверюгу! Не смейте стрелять в эту одичавшую кошку…

– Это не одичавшая кошка, – угрюмо возразил он. – Это дикая лесная кошка, очень опасное животное. Они встречаются именно в этой части Шотландского нагорья.

От испуга у девушки перехватило дыхание. Ей приходилось слышать о диких шотландских кошках, но она их еще ни разу не видела.

Должно быть, Лахлан знал об этом.

– Это не дикая кошка. Только взгляните на бедняжку…

– Откройте глаза пошире, черт вас возьми, и скажите мне, где вы видели кошку таких размеров? И такую свирепую?

Венеция заглянула в желтые прищуренные глаза животного. Они казались слишком большими для домашней кошки, и когда девушка неуверенно шагнула в ее сторону, та зашипела, как змея.

И тут Венеция поняла почему. В скале, возвышавшейся впереди, виднелась пещера, а возле нее – двое котят. Довольно крупные котята, только не такие свирепые, как их мамаша. Один из них сжимал в зубах небольшого зайца.

Венеция тихо ахнула и отступила. Лахлан сразу же притянул ее к себе. Но когда он поднял пистолет, она взмолилась:

– Нет, Лахлан, прошу вас! Она защищает своих малышей. Вы же не оставите их без матери!

– Малышей? – переспросил он и тоже заметил котят. Напряжение его спало. – Ну тогда это все объясняет. Обычно дикие кошки не нападают на людей.

Держа пистолет наготове, Лахлан обхватил свободной рукой талию Венеции.

– Я постараюсь сохранить зверюге жизнь. – Он начал медленно отступать назад, увлекая девушку за собой. – Никаких резких движений, ясно? Нельзя, чтобы кошка подумала, будто мы хотим причинить ей вред. Она не захочет оставить котят, так что скорее всего не будет нас преследовать.

Они осторожно пятились назад, слева от них был обрыв, а справа – отвесная скала. И только когда они отошли на такое расстояние, что кошка уже не могла их видеть, Лахлан повернулся и, убрав пистолет в карман, быстро зашагал вперед, увлекая девушку за собой.

Теперь опасность миновала, Венеция вдруг спохватилась, что упустила свой шанс убежать.

– Отпустите меня, сэр! – потребовала она, стараясь вырваться из его рук. – Вы добились, чего хотели, но это не означает…

– Добился, чего хотел! – Он рывком повернул ее лицом к себе, глаза его пылали от ярости. – Вы думаете, мне хотелось пережить этот ужас?

– Не думаю, что риск был так уж велик, – возразила Венеция, хотя выражение тревоги на его лице сильно ее озадачило. – Я бы и сама догадалась, что это дикая кошка.

– Да, после того как она бы вас покалечила. – Он грязно выругался. – И что же вы собирались делать, если бы побег удался?

Венеция гордо выпрямилась:

– Я бы отыскала хижину какого-нибудь арендатора…

– Здесь нет никаких арендаторов. Только леса и озера. Ближайшая деревня в двадцати милях отсюда. Вы блуждали бы здесь среди холмов, пока не умерли с голоду.

Девушка взглянула на него с подозрением:

– Я бы нашла какую-нибудь пищу.

– Да? Вы умеете удить рыбу? Или охотиться? Когда в последний раз вам довелось убить белку, ободрать и выпотрошить ее, а затем поджарить на костре, который вы сами развели? – Он с отвращением поморщился, насмешливо фыркнув. – Готов спорить, что вы даже не знаете, какие из ягод съедобны.

Лахлан был совершенно прав, и это ее разозлило.

– Тогда бы я просто шла и шла, пока не добралась до ближайшей деревни. – Круто повернувшись, она зашагала вниз по тропинке в сторону леса. – Я смогла бы пройти двадцать миль, уверяю вас. Что бы вы обо мне ни думали, я вовсе не какая-то там слабосильная, изнеженная барышня.

– Да, в этом-то и беда, – проворчал он, ускоряя шаг, чтобы не отставать от нее. – Вы слишком уж самоуверенны, поэтому и позволяете себе выходки, которые запросто могут привести вас к гибели.

– Должна же я была попытаться.

– Вы что, совсем ничего не соображаете, черт бы вас побрал? – Он схватил ее за руку и рывком отбросил к скале. Когда она в ярости набросилась на него с кулаками, он выругался и, сжав ее запястья, пригвоздил к камню. – Постойте спокойно хотя бы минуту и послушайте, что я вам скажу. Хорошо?

Венеция перестала вырываться, буравя его ледяным взглядом. Лахлан отпустил ее руки.

– Не только дикие кошки и голодная смерть угрожали вам. Благодаря так называемым «совершенствованиям», проведенным лэрдом в здешних местах, в деревнях остались только голодные, отчаявшиеся люди. При виде вашего нарядного платья и отличных сапожек они скорее всего захотели бы ограбить вас, а не помочь.

– Я вам не верю, – решительно заявила она. – Шотландцы всегда славились великодушием и гостеприимством.

– Где? В Эдинбурге? В горах Шотландии народ с подозрением относится к утонченным леди, которые выглядят, разговаривают и ведут себя как англичанки. И здесь много мужчин, которые… – Он оглядел ее с головы до ног. – Вы очень красивая, соблазнительная и невинная. Как раз из тех нежных цветочков, которые озлобленные, отчаянные мужчины готовы с удовольствием растоптать.

– Пусть бы только попробовали! – прошипела Венеция. Лахлан снова взглянул ей в лицо.

– Верно, я забыл, – произнес он с горьким сарказмом. – Вы бы наповал сразили их своим острым умом.

Его снисходительный тон привел девушку в ярость, и она что было силы пнула его ногой, обутой в крепкий дорожный сапог.

Вскрикнув от боли, он отшатнулся назад, а Венеция кинулась бежать через полоску папоротников к лесу. Но ей не удалось уйти далеко. Лахлан сразу же настиг ее и кинулся на беглянку, словно дикий зверь. Спустя мгновение она оказалась на спине, а он навалился на нее сверху.

Его побледневшее лицо исказилось от ярости, и он, крепко сжав ее ладони, пригвоздил их к земле над головой.

– Так вы собираетесь бороться с ними, не так ли? – прорычал он. – Если какой-нибудь негодяй попытается изнасиловать вас, вы от него отобьетесь?

Венеция попробовала поднять колено, чтобы ударить его между ног, как учила миссис Харрис на случай, если какой-нибудь наглый мужчина попытается напасть, но Лахлан предусмотрел это и придавил ее ноги к земле мощным, крепким бедром, не давая возможности даже пошевелиться.

Захватив оба запястья одной рукой, он продолжал удерживать их у нее над головой, в то время как вторая его рука, пробежавшись по шее, спустилась к груди.

– Вот и хорошо, Принцесса Гордячка, – насмешливо произнес он. – Боритесь! Покажите мне, как легко вы справитесь с грубым дикарем, который захочет овладеть вами!

Венеция как безумная бешено корчилась и извивалась под ним, но ее словно пригвоздили к земле, и как она ни старалась, все было безуспешно. Под тяжестью его тела она едва могла дышать…

Мрачно глядя в ее пылающие гневом глаза, Лахлан расстегнул застежку ее накидки, обнажив верхнюю часть пышных грудей, видневшихся в вырезе платья.

– Остановите же меня, черт вас возьми! Ну же, действуйте! Раз вы не в меру отчаянная и все такое!

Он скользнул ладонью в вырез ее платья, и девушка задохнулась.

– Видите? – Он остановился. Его шершавая ладонь лежала на ее груди, длинные пальцы слегка касались нежной плоти. – Всего пара мгновений, и вы лишились бы девственности. Вам этого хочется? Ну так как? – Его пальцы проникли глубже и развязали тесемки корсета. – Вам этого хочется?

– Нет! – Когда его рука прекратила движение, Венеция повторила, перейдя на шепот: – Нет, Лахлан.

Но он так и не убрал руку. На мгновение она испугалась, что не сможет остановить его. Бедро его тесно прижималось к ее ногам, своей тяжестью напоминая о том, с какой легкостью ему удалось ее подчинить. Хотя ткань корсета и рубашки все еще отделяла его горячую ладонь от ее кожи, Венецию бросало в дрожь от ощущения его пальцев под корсажем платья, всего в нескольких дюймах от вершинки ее груди. Все, что ему остается…

– Пожалуйста, очень прошу вас, – прошептала она. – Не надо, отпустите меня.

Он удивленно моргнул, затем с проклятием вытащил руку и перекатился на спину, улегшись рядом с ней на зеленой подстилке из папоротников.

Сначала тишину нарушало только их шумное учащенное дыхание, да еще крик козодоя. Затем Лахлан выругался и приподнялся на локте, чтобы взглянуть ей в лицо.

– Я бы никогда не причинил вам зла, вы же знаете. Никогда.

Хотелось бы этому верить. И Венеция верила. Но она понимала, какой уязвимой выглядит перед ним, лежа здесь с растрепанными волосами, в расстегнутом платье…

– Это лишь потому, что вам от меня не будет никакой пользы. Если вы причините мне зло, отец вам ничего не заплатит.

Лахлан вздрогнул, словно она хлестнула его по лицу, и взглянул на нее с мукой в глазах.

– Совсем не поэтому, – с усилием выдавил он. Затем выражение его лица смягчилось, и он уже меньше стал похож на сурового воина-горца, а напомнил ей того отчаянного юношу, которого она когда-то боготворила. – Совсем не поэтому, – повторил он чуть хриплым голосом, от которого у нее перехватило дыхание. – И вы это знаете.

Затем он опустил голову и склонился к ее губам.

Венеция поклялась, что никогда не позволит ему снова целовать себя, и случись это несколькими минутами раньше, она сумела бы устоять. Но до того он жестоко обращался с нею. А теперь…

Теперь он стал совсем другим. Его жестокость объяснялась искренним беспокойством и страхом за нее, которые теперь обернулись чем-то большим. Она видела это по теплому взгляду его медно-карих глаз. Слышала это в его взволнованном дыхании, когда губы его замерли всего в дюйме от ее губ, предоставляя ей возможность остановить его. Она этого не сделала.

И он не остановился… Да поможет ей Бог!

Глава 9

Дорогой кузен.

Что вы можете знать об охотниках за приданым? Вы ни в чем не знали нужды – вам никогда не приходилось сталкиваться с кредиторами, с ужасом задаваясь вопросом, не отнимут ли они у вас все, чем вы владеете. Вам никогда не случалось оказаться во власти непостоянного, ненадежного человека.

Ваша вспыльчивая родственница Шарлотта.


Лахлан не понимал, какое безумие им овладело. Ему просто необходимо было доказать Венеции и себе самому, что он вовсе не такое чудовище, каким, вероятно, казался всего считанные минуты назад. Что он не способен насильно заставлять женщину терпеть его порочные прикосновения. Вот почему он предоставил возможность Венеции отвергнуть его поцелуй.

Но всего лишь возможность. Потому что в тот момент, когда Лахлан наклонился так близко, что ощутил лавандовый запах ее волос и увидел, как глаза ее теплеют, он уже не был способен отказаться от поцелуя. Просто ничего не мог с собой поделать.

И она ему позволила. И слава Богу, иначе он сам не знал, чем бы это могло кончиться. Он был как в тумане из-за недосыпания, сердце его все еще тревожно колотилось от опасной встречи с дикой лесной кошкой, и ему понадобилось все его самообладание, чтобы поцелуй оказался легким. В особенности когда она ответила ему, призывно приоткрыв губы.

После этого уже трудно было сдержаться. Он просто должен был осторожно просунуть язык между губами. Не важно, что нога его зверски болела, а ребра ломило там, куда она его била. Не важно, что она могла снова ударить его за то, что он так бесцеремонно завладел ее ртом.

Его это не волновало. Он готов был рискнуть. Он целовал ее жадно, страстно, желая получить все, что эта дикая кошечка готова была ему позволить. И она многое позволяла ему. Она страстно отвечала на его поцелуи, втягивая его язык в рот, сплетаясь с ним своим языком.

Затем ее рука обвила его шею, и он мог думать только о том, как хороша она на вкус и как приятны шелковистые прикосновения ее языка, сплетающегося с его собственным. Теперь им руководило желание, горячее и неукротимое, побуждавшее его обхватить ее руками, ласкать и исследовать это прекрасное тело, чтобы утолить терзавшую жажду, прежде чем он сойдет с ума.

В лихорадочном возбуждении он развязал остававшиеся тесемки ее платья и расстегнул пояс, обхватывающий талию. Это позволило ему просунуть руку под платье и ласкать затянутый корсетом живот. Но и этого было недостаточно, и ладонь его принялась блуждать вверх и вниз по ее телу длинными поглаживающими движениями. Но когда его пальцы задели набухшую вершинку одной из ее грудей, она оторвалась от его губ и прошептала:

– Что вы делаете?

– Не знаю. – Он коснулся губами ее шеи, отчетливо ощутив лихорадочное биение пульса. – Скорее всего что-то, чего не должен был делать.

– Если бы кто-нибудь увидел…

– Я уже сказал, здесь никого нет. – Он не мог не заметить, что ее больше беспокоило, как бы их кто не увидел, а не то, что он делал. – А Джейми я приказал оставаться при лошадях.

– И все же это очень предосудительно. – Но она сказала это, констатируя факт, а не предостерегая.

– Да, весьма предосудительно. – Кровь в его жилах бешено билась. Лахлан распахнул ее платье и открыл взгляду корсет от груди до бедер. – Я отношусь к разряду порочных мужчин и подозреваю, что вы не настолько благонравны, как пытаетесь казаться. – Он осторожно ослабил завязки, поддерживавшие чашечки корсета.

Венеция судорожно сглотнула.

– Почему вы так говорите?

– Потому что хорошо помню, как вы вели себя на балу, – ответил он, тщательно подбирая слова. Ему не хотелось ее спугнуть. – Вы рискнули пойти за мной в темноту, причем из чистого любопытства. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку, затем прикусил зубами мочку уха. – Признайтесь, дорогая, под вашей благопристойностью скрывается страстная женщина, мечтающая натянуть нос английским условностям, связывающим ее так, что она не может дышать.

– Эт…то неправда. – Венеция задохнулась, когда он коснулся языком ее уха, а затем куснул мочку. – Я… всегда следую правилам… мне это нравится.

– Поэтому вы позволили той ночью мне, первому встречному, целовать вас? – Он принялся развязывать тесемки ее рубашки. – Поэтому вы пели так много песен о коварных лордах и лихих разбойниках – ведь те и другие нарушают установленные правила?

Девушка отпрянула назад и посмотрела на него. Рука ее по-прежнему обнимала его.

– Я пела эти баллады, чтобы объяснить вам, как вы не правы.

– А теперь? И почему в первую очередь вы выучили именно эти песни? Готовились к встрече с каким-нибудь разбойником? Нет, вы запомнили их потому, что они отвечают вашим порочным наклонностям. – Он весело улыбнулся. – Вы поете их потому, что унаследовали от своего мятежного деда-якобита гораздо больше, чем сами осознаете.

Он стянул вниз одну за другой чашечки ее корсета, открыв рубашку. Но когда он взялся за рубашку, она ухватила его за руку.

– Я все же не настолько порочна, Лахлан.

Вторая ее рука была зажата под боком. В противном случае она скорее всего не ограничилась бы только тем, что остановила его ладонь. Но он не собирался допустить, чтобы ее застенчивость встала у него на пути. Только не теперь, когда он видел ее едва прикрытые груди, возвышавшиеся с двух сторон над корсетом. Силы небесные, они были пышными и прекрасными, розовые соски под его взглядом затвердели и заметно выделялись под тонким полотном рубашки.

– Небольшая доля порочности телу не повредит, – хрипло произнес он, наклонив голову, чтобы поцеловать нежную выпуклость груди, видневшейся в вырезе рубашки.

Ее дыхание участилось.

– Вы говорите, как очень опытный соблазнитель. Меня предостерегали.

– Да, но ведь вам нравятся и соблазнители, разве не так? Видит Бог, вы спели достаточно песен о них.

– Это не означает… Я не…

– Во всяком случае, они нравятся вашему телу. – Он погладил ее сосок через рубашку. – Вот почему этот маленький бутон поднялся ради меня.

Она судорожно вздохнула, и Лахлан поцеловал ее долгим глубоким поцелуем, поцелуем соблазнителя, пока не почувствовал, как ее рука скользнула по его рукаву к плечу.

Только тогда он потянул вниз ее рубашку, обнажив одну из полных грудей. Он накрыл нежную плоть ладонью, наслаждаясь ее пышностью и тем, как она трепетала под его рукой.

Венеция впилась пальцами ему в плечо, всецело отдаваясь его ласкам и отвечая на поцелуй, становившийся все более страстным. Теперь уже Лахлан мог думать только о том, как сильно он ее хочет, как тесно в узких брюках его мужскому естеству, жаждущему соединиться с ней.

Наконец-то он получил то, что так долго рисовал в своих мечтах, и на этот раз она вела себя совсем не так, как следовало бы дочери ее отца. На этот раз они были только вдвоем, и она не пыталась с ним бороться. Красотке повезло, что он не задрал ей юбки и не овладел ею прямо здесь и сейчас.

Но не такой уж он дурак, чтобы пойти на это. Немного ласки, несколько поцелуев – вполне достаточно, чтобы он мог сдержать себя до тех пор, пока они не прибудут в Россшир, где он сможет запереть девушку под замок и спокойно дожидаться ее отца.

По крайней мере ему хотелось убедить себя в этом.

Он просунул бедро между ее ног, стараясь прижаться теснее, остро нуждаясь в этой близости. Она со стоном оторвалась от его губ.

– О, Лахлан, вы меня погубите!

– Нет, клянусь вам, – произнес он, опасаясь, что лжет, хотя очень надеялся, что говорит правду.

– Погубите. Потому что… потому что я…

– Получаете от этого удовольствие? – хрипло спросил он. – Вам нравится чувствовать мои руки на своем теле?

– О Боже, да!

Другого приглашения ему не требовалось, и он приник губами к ее груди, покусывая затвердевший бутон зубами, втягивая его в рот, упиваясь нежной женской плотью, распростершейся под ним. Сдернув вниз вторую сторону рубашки, он обхватил ладонью вторую грудь, продолжая ласкать первую языком.

– Лахлан, – задыхаясь пробормотала девушка. – Вы… это…

Венеция понимала, что бормочет, словно безмозглая дура, но в такую он и превращал ее, с его завораживающими губами и дерзкими пальцами, позволяя себе дикие бесстыдные вольности. Она не должна была разрешать ему это! Почему же позволила?

– Ты представить себе не можешь, что ты со мной делаешь, девочка! – прошептал он возле ее губ. – Не можешь даже представить.

– Я представляю, что вы… делаете со мной… – хрипло пробормотала она, когда он зубами потянул ее сосок, вызвав чувственный отклик во всем ее теле.

Вот почему она позволила ему это. Потому что он пробуждал в ней чувства, которых она до сих пор не испытывала. И потому что на этот раз он не рычал на нее, не оскорблял ее отца и не вел себя грубо. На этот раз он был тем Лахланом, которого она обожала в детстве.

Поэтому когда его бедро задвигалось между ее ног, вызывая к жизни незнакомые чувства внизу живота, девушка без колебаний выгнулась ему навстречу. Ощущать его близость было так приятно, так восхитительно…

Разве она могла предположить, что совращение дарит такое волшебное наслаждение?

– Черт вас возьми, Лахлан, зачем вы это делаете? Зачем заставляете меня испытывать такие чувства?

Он поднял голову и окинул девушку таким пылким, жаждущим взглядом, что буквально обжег ее.

– Я хотел вас с первого же мгновения, как только увидел. – Он уткнулся носом ей в грудь, щетина на подбородке приятно царапала нежную кожу. – Вы вошли в бальный зал, словно королева, одетая в платье крестьянки, и я был сражен.

Казалось, это случилось давным-давно. Она была так счастлива, что находится среди шотландцев, танцующих страспен, и любовалась тартанами, которые они с гордостью носили. А он в это время замышлял ее похитить.

Эта мысль тут же погасила всякую страсть. Вот для чего он целовал ее тогда. И скорее всего поэтому ласкает сейчас. Господи, и она разрешает ему делать то, что поклялась впредь никогда не позволять.

С замирающим сердцем Венеция опустила руку и отбросила его ладонь, ласкавшую ее между ног.

– Вы не хотели меня, – заявила она обвиняющим тоном. Ну какая же она дура! – Вы хотели похитить дочь Дунканнона!

Внезапное смущение, мелькнувшее в его глазах, подтвердило ей, что она права.

– Я хотел то и другое. И все еще хочу.

С трудом сдерживая слезы, девушка ощутила комок в горле. В том-то и беда. Он хотел обладать ею… но лишь для того, чтобы нанести удар ее отцу.

Затем он передвинулся, приподняв бедро, покоившееся между ее ног, и Венеция ощутила, как твердая выпуклость на его брюках впечаталась в нее, словно железная гиря.

Ну что ж, возможно, настало время воспользоваться его желанием в своих интересах.

Заставив себя улыбнуться, Венеция взяла его ладонь и положила туда, где она была прежде.

– Так вы действительно хотите меня, правда?

Он затаил дыхание.

– Да. И. вы отлично знаете это.

– Вы хотите меня. А я хочу вернуться домой. – Девушка судорожно сглотнула. – Может быть, я смогу заслужить освобождение, если позволю вам… некоторые вещи.

Например, видеть ее обнаженной или ласкать и целовать ее. Когда неистовое возбуждение исказило его черты, она поспешно добавила:

– Я не собираюсь отдаваться вам, вы же понимаете. Только позволю… некоторые вольности.

Какое-то время он просто смотрел на нее, как бы не в состоянии поверить тому, что услышал. Затем, к ее удивлению, он выругался, отнял свою ладонь и оперся о землю возле ее плеча.

Его темно-карие глаза опалили ее гневом, когда он низко склонился к ее лицу.

– Так, значит, вот как обстояли дела.

– Чт-то вы имеете в виду?

– Все эти ваши томные вздохи и поцелуи, то, как вы позволили мне ласкать вас, – процедил он сквозь стиснутые зубы, грозно нависая над ней. – Господи, какой же я осел!

Что-то пошло не так в ее планах, но что?

– Вы сердитесь?

– Еще бы мне не сердиться! Я думал, что вы… – Он осекся и грубо выругался, затем поднялся на ноги. – Не важно, что я думал. Должно быть, я сошел с ума. Если бы я пошевелил мозгами, то сразу бы понял, что вы просто затеяли очередную хитрость, чтобы сбежать от меня. – Лицо его пылало яростью, когда он принялся расхаживать возле нее. – Потому что благородные леди, подобные вам, никогда не станут кувыркаться в траве с шотландскими разбойниками вроде меня, если им ничего от них не нужно, не так ли?

Раз он не согласен пойти с ней на сделку и отпустить ее в обмен на определенные вольности, пусть лучше думает, что совсем ее не привлекает. Потому что если он догадается, как действует на нее…

Этого никогда не должно случиться. Иначе он соблазнит ее, чтобы превратить в орудие против отца, и тогда у нее ничего не останется, даже гордости.

– Как вы уже сказали, Лахлан, я леди. – Она поспешно поднялась и стала приводить в порядок одежду. – А леди никогда не… допускают подобных вольностей, если только они… не отчаялись.

– Отчаялись?! – Он раздраженно повернулся к ней. – Отчаялись спасти шкуру своего лживого отца?

– Спасти свою собственную шкуру, – огрызнулась она.

– Я с самого начала говорил вам, что ничего с вами не случится; если ваши родственники будут соблюдать инструкции.

Ей потребовалась вся ее воля, чтобы держать себя в руках.

– Я знаю, что вы сказали, но все это полная чушь. – Она подтянула вверх и зашнуровала свой корсет. – Со временем какая-нибудь служанка в гостинице заметит, что меня в номере нет. Она скажет об этом другой, та еще кому-нибудь, и слухи расползутся повсюду, пока весь Эдинбург об этом не узнает. Что бы вы там ни говорили, но мое будущее безвозвратно потеряно.

Он насмешливо взглянул на нее с высоты своего роста:

– Поэтому вы решили торговать собой?

– Нет! Я просто подумала, может, вы захотите…

– Помучить себя созерцанием ваших прелестей? Как же мало вы знаете о мужчинах! – Он продолжал ходить туда-сюда, сжав кулаки. – Лицезрение ваших достоинств только заставляет меня желать большего.

– Ну и что, все равно вам этого не видать, – огрызнулась она.

– Я это знаю, будьте вы прокляты! Об этом я и говорю! Вы сильно рисковали, искушая меня подобным образом…

– Я искушала вас? Это вы все начали!

– Только потому, что подумал, что вам это тоже нравится! – Он остановился в нескольких футах от нее и добавил язвительно: – Я не уверен, что вы только притворялись.

Венеция завязала шелковые шнуры своей накидки.

– Но я в самом деле притворялась, – солгала она. – Я подумала, что это может несколько… смягчить вас.

Желваки заходили у него по скулам.

– Глупая чертовка. В следующий раз лучше пойте, так будет безопаснее.

– Вы говорили, что вам не нравится мое пение, – обиженно возразила она.

– Это гораздо приятнее, чем видеть вас под собой, делающей вид, что вам нравятся мои ласки… – Странное выражение промелькнуло у него на лице. Затем он посмотрел на свою ладонь, потирая пальцы.

Когда девушка в следующий раз встретилась с ним взглядом, глаза его горели так, словно видели ее насквозь.

– Значит, вы не испытывали никакого удовольствия от наших поцелуев и ласк, так что ли?

– Абсолютно никакого, – сказала она ледяным тоном, какой сумела изобразить. Нужно постараться, чтобы он ей поверил. – С чего бы?

– И вам ничуть не понравилось, когда я ласкал ваше заветное местечко…

– Конечно же, нет! – воскликнула она, покраснев до корней волос. Как он посмел так открыто говорить об этом? – Я не настолько испорчена, как вы думаете.

Лахлан подошел к ней, прищурившись.

– Значит, вы только пытались смягчить меня, когда побуждали подарить вам облегчение? В этом вы хотите меня убедить?

Встревоженная его странным напором, Венеция потупила взгляд, сосредоточенно застегивая накидку дрожащими руками.

– Именно в этом. Ведь я, в конце концов, Принцесса Гордячка.

– Да. – Лахлан взял ее за подбородок и заставил взглянуть ему в лицо. – Вы Принцесса, согласен. – Он погладил пальцем ее нижнюю губу, и ее охватила дрожь, хотя она пыталась изо всех сил сдержаться.

Неожиданная веселость осветила его лицо.

– Только я совсем не уверен насчет Гордячки. Вам больше подходит Принцесса Макиавелли.

Девушка удивленно уставилась на него:

– А кто она такая? Какая-то итальянская леди?

Он рассмеялся:

– Макиавелли был выдающимся мужчиной, написавшим одну замечательную книгу. Насчет того, как быть мудрым и практичным. Как добиваться того, чего хочешь.

Венеция не знала, как реагировать, – обрадоваться или насторожиться.

– В любом случае я Принцесса, не так ли? – Она старалась говорить высокомерно. – Мое высокое положение требует, чтобы со мной не обращались грубо, словно со шлюхой, швыряя на землю и давая волю рукам.

– Если только на это нет веских причин, – напомнил он.

– Да, совершенно верно.

Все еще удерживая ее подбородок, Лахлан склонился ниже, коснувшись губами уха.

– Всего одна неувязка с этим вашим заявлением.

Сердце ее забилось чаще. Он стоял слишком близко, чтобы она могла его игнорировать, будь он проклят.

– И что же это?

– Возбуждение женщины, может, и глубоко скрыто, но все же очевидно для любого мужчины, который знает, какого места касаться. – Его горячее прерывистое дыхание согревало ухо. – Ты стала влажной для меня, Принцесса. А это верный признак того, что ты меня хотела.

Влажной для него? Что…

О-ох! Она совсем забыла о влаге, которая появлялась под ее пальцами те пару раз, когда она себя ласкала. Ей и в голову не пришло, что он мог… что он почувствовал…

– Вы ошибаетесь, – прошептала она.

Его дьявольский смех наполнил ее тревогой.

– Мужчина в таких делах не ошибается. Но вы можете попытаться уверить меня в обратном. – Бесстыдный, словно сам сатана, он куснул мочку ее уха. – Мы можем вернуться к нашему прежнему занятию и посмотрим, что будет. Я был бы счастлив оценить степень вашего возбуждения…

– Вы настоящее чудовище, – прошипела она, отпрянув и сердито глядя на него.

С величайшей наглостью он оглядел ее всю, с головы до ног, от растрепанных волос до измятых юбок. Когда он снова посмотрел ей в глаза, в его взгляде была необъяснимая уверенность, от которой у нее замерло сердце.

– Может, ты и не хочешь признаться в этом, но ты меня… желаешь.

Ей очень хотелось бы отрицать это, но Лахлан все равно знал, что она лжет. Но ей лучше умереть, чем позволить ему извлечь из этого пользу!

Гордо расправив плечи, Венеция смерила его уничтожающим взглядом:

– Это не имеет никакого значения…

– В этом вы правы. Сколько угодно выставляйте напоказ ваше прекрасное тело – это не поможет вам избавиться от меня. – Застав ее врасплох, он обхватил ее за талию и прижал к себе. – Но это не означает, что впредь я буду отказываться от ваших сомнительных предложений.

Опаляя ее горящим взглядом, он склонился к ее лицу, задержавшись всего лишь в дюйме от ее губ.

– Так что если хотите уберечь свою добродетель от такой подлой скотины, как я, не стоит дразнить меня своими прелестями. Я далеко не каменный, да будет вам известно. – Глаза его сверкнули. – Впрочем, как и вы, принцесса.

Мгновение они молча стояли рядом, затем тишину нарушило осторожное покашливание.

– Сэр Лахлан.

Джейми. Силы небесные!

Венеция покраснела и попыталась отстраниться, но Лахлан удержал ее.

– Ну как, мы поняли друг друга?

Никогда она ему не простит, что он так и продолжал ее обнимать!

– Вполне, – процедила она сквозь зубы. – А теперь не соизволите ли вы отпустить меня…

– Как скажете, миледи, – произнес он с легкой насмешкой, разжимая руки. Затем он обернулся лицом к лесу, и в голосе его зазвучал лед. – Джейми, ведь ты должен присматривать за лошадьми.

Проглотив обиду, Венеция оглянулась и увидела Джейми, взиравшего на хозяина с выражением упрямого несогласия и непокорности.

– Да, сэр. Но вас не было так долго, что я подумал, может быть, вам не удалось найти девушку. Поэтому я пришелпомочь.

– Как видишь, твоей помощи не потребовалось.

Джейми упрямо промолчал.

– Но раз уж ты здесь, то проводи леди назад к карете.

– А вы не пойдете? – спросил Джейми.

– Я приду через минуту. Сначала мне нужно кое-что сделать.

– Хорошо. – Джейми протянул девушке руку: – Пойдемте, леди Венеция.

Джейми уже взял ее за руку и повел через лес, когда Лахлан его окликнул.

– И не спускай с нее глаз, слышишь, парень? Я не намерен еще раз гоняться за ней по лесу.

– Да, сэр. – Джейми понизил голос и проворчал: – Видите, что вы наделали, миледи. Я проспал ваш побег, и теперь мне придется все это выслушивать до скончания века.

– Ты должен был помочь мне, когда я тебя попросила, – сказала Венеция, ничуть не раскаиваясь.

Джейми укоризненно покачал головой:

– Вы и вправду слишком горячая, верно? Я этого не ожидал. Думал, дочь Дунканнона будет…

– Я хочу, чтобы вы оба перестали называть меня «дочь Дунканнона». У меня есть имя, понятно?

– Да, миледи, простите меня.

Некоторое время они шли молча, потом Джейми опять заговорил:

– Вы гораздо красивее, чем мы ожидали. Обычно лэрд не притрагивался к леди, которых мы грабили. Но с вами, видно, совсем другое дело…

– Ты его не одобряешь.

Внезапный проблеск надежды забрезжил в ее душе. Судя по всему, на Джейми сильно подействовало, что Лахлан обнимал ее. Возможно, удастся этим воспользоваться.

– Не мое дело одобрять или не одобрять. Я просто говорю… Ну… если лэрд сделает что-то не так, вам следует… то есть… Если вы скажете мне, тогда я…

– Защитишь меня от него? – спросила она кокетливым тоном.

– Если будет необходимость. – Смущенно опустив глаза, он помог ей перебраться через поваленный ствол.

Венеция задержала ладонь в его руке.

– И как же ты это сделаешь?

Хотя Джейми и покраснел как рак, но взгляд его был полон решимости. Лучшего она и желать не могла.

– Я бы поговорил с ним, напомнил ему, что вы благородная леди и все такое.

Много ли ей пользы от этого? Лахлан обещал заткнуть ей рот, если узнает, что она пытается настроить против него Джейми.

– Нет, пожалуйста, не надо. Я всего лишь хочу вернуться домой. – Взяв Джейми под руку, Венеция нежно улыбнулась ему. – Разве ты не можешь этого понять, скажи мне?

Паренек растерянно заморгал, и на какой-то миг она подумала, что сумела его убедить. Затем лицо его омрачилось.

– Да, миледи, я понимаю, но ничем не могу вам помочь. Вы – дочь Дунканнона и нужны лэрду, чтобы получить деньги…

– От моего отца. Да, я знаю. – Раздосадованная, она отдернула руку от Джейми и торопливо пошла вперед.

Он поспешил за ней.

– Но я с удовольствием поговорю с ним от вашего имени.

– Большое спасибо, не надо, Джейми. В этом нет необходимости.

Они подошли к тому месту, где на обочине стояла карета. Лошади благополучно щипали траву.

– Вы уверены? Сэр Лахлан не позволил себе ничего предосудительного? Скажите, миледи.

– Он ничего такого не сделал, – солгала девушка. «Всего лишь показал мне, до какой степени я на самом деле не леди». Она едва не отдалась ему, подумать только! Если бы она вовремя не спохватилась…

Они подошли к карете, и когда Джейми нагнулся, чтобы опустить лесенку, Венеция положила ему руку на плечо:

– Ты можешь кое-что для меня сделать.

Джейми выпрямился и недоверчиво посмотрел на нее:

– И что же, миледи?

– Оставайся теперь со мной в карете вместо лэрда.

Возмущение вспыхнуло на лице Джейми.

– Значит, он все же позволял себе вольности! Я так и знал! Мне придется поговорить с ним.

– Нет, пожалуйста, не говори ему ничего. Он вел себя как истинный джентльмен, и я не хочу, чтобы он считал меня неблагодарной. – Венеция заставила себя лучезарно улыбнуться. – Я просто предпочитаю твое общество, вот и все. – «Потому что ты не пробуждаешь во мне желания бросить невинность к твоим ногам».

Некоторое время Джейми изучающе смотрел на нее, потом согласно кивнул:

– Я понимаю, миледи. Просто предоставьте все мне.

Глава 10

Дорогая Шарлотта!

Вы ничего не знаете о моей жизни. Если бы знали, то поняли, что не только мужчины рассматривают женщин с точки зрения того, какую выгоду они могут от них получить. Женщины поступают точно так же. Я уже очень давно осознал, что в свете полно людей, бесстыдно использующих друг друга в своих корыстных целях. Вопрос в том, когда вы согласитесь принять это.

Несмотря ни на что, ваш друг Майкл.


– Убирайся из кареты, Джейми! Теперь твоя очередь править.

От внимания Лахлана не ускользнул умоляющий взгляд, который Венеция метнула на парня, как и то, что тот в ответ обнадеживающе похлопал ее по руке, перед тем как покинуть карету и, упрямо распрямив плечи, предстать перед хозяином.

– Я бы хотел еще немного прокатиться внутри, если вы не возражаете, сэр.

– Возражаю. Я уже почти сутки не спал.

– Я думала, что вы не нуждаетесь в сне, – съязвила Венеция. – Мне помнится, вы говорили, что солдаты привыкли…

– Это было до того, как мне пришлось гнаться за вами целых полмили.

До того как она отдубасила его по ребрам, а потом оказалась под ним. Лахлан сурово взглянул на Джейми.

– Кроме того, мальчишка, девушка сбежала у тебя из-под носа, а не у меня. Теперь я должен позаботиться, чтобы этого больше не случилось.

Оскорбленный тем, что его назвали «мальчишкой», Джейми вызывающе скрестил руки на груди.

– А я намерен позаботиться о том, чтобы вы не позволяли себе недостойного поведения по отношению к молодой леди.

– О Господи! – пробормотала Венеция и поспешно забилась в угол кареты.

Лахлан пришел в ярость. Что могла эта коварная девица наплести парню?

– Ты мне угрожаешь, мальчишка? – спросил он, на этот раз умышленно обращаясь к нему именно так. Он шагнул вперед, вынуждая Джейми отступить и прижаться к карете. – На твоем месте я бы крепко подумал, прежде чем решиться на это. Я все еще способен одной рукой отколошматить тебя как следует, и даже не думай, что меня что-нибудь остановит.

Джейми продолжат сердито смотреть на него:

– Можете меня отколотить, если вам хочется, сэр, но я не отступлю.

Ох, ну и дела! Парень, видно, здорово запал на девчонку. Вот уж некстати. Лахлан повернул голову к дверце кареты:

– Это тебе леди сказала, что я позволял себе «недостойное поведение»?

– Она ничего мне не говорила! – решительно заявил Джейми. – Я сам видел, как вы ее обнимали. А накидка ее со спины вся сплошь была в прутиках и листьях.

– Да, потому что она как безумная продиралась через лес и едва не угодила в лапы дикой кошки. И все потому, что ты проспал остановку.

Джейми побледнел, но Лахлан продолжал, давая выход своему раздражению:

– «Недостойное поведение», как же! Ты не додумался бы до таких слов, даже если бы тебе ошпарили твою волосатую шотландскую задницу. Это только она могла сказать, и тебе должно быть стыдно слушать ее, раз она уже ухитрилась улизнуть от тебя…

– Хватит! – крикнула Венеция приказным тоном. Лахлан поднял голову и увидел, что она сердито смотрит на него сквозь открытую дверцу кареты. – Нечего винить Джейми напрасно. Я убежала потому, что вы ушли в кусты помочиться.

У Джейми отвисла челюсть. Лахлан тоже слегка опешил.

– Вы сказали «помочиться»?

Венеция покраснела.

– Похоже, это единственный язык, который вам доступен, неотесанный вы чурбан!

Сдавленный звук послышался со стороны Джейми, и Лахлан, оглянувшись, увидел, что парень изо всех сил пытается сдержать смех.

– Ну что ж, сэр, – продолжала Венеция, – если вы настаиваете на том, чтобы ехать в карете, пожалуйста, сделайте одолжение. Меня это совершенно не волнует.

– Нет, миледи, – запротестовал Джейми. – Я обещал, что позабочусь о вас, и я сделаю это.

– Молчи, парень, – рявкнул Лахлан. – Она не будет устанавливать здесь правила. И ты тоже. Я поеду в карете, так что всем спорам конец.

– Но…

– Вот и прекрасно, – твердо сказала Венеция. – Терпела же я до сих пор этого неотесанного мужлана. Могу потерпеть и еще немножко, мальчик.

Джейми всего передернуло, когда он услышал такое к себе обращение, и Лахлан даже пожалел молодого дурака. Девушка понятия не имела, что одним этим словом напрочь может испортить свои отношения с Джейми.

Затем Джейми выпрямился.

– Ну что ж, хорошо. Я сяду на козлы. – И, обиженно взглянув на Лахлана, добавил: – Но буду держать шторку открытой.

Как только карета тронулась, Лахлан сунул руку под сиденье и достал моток веревки, которая до сих пор валялась без дела. Венеция широко раскрыла глаза.

– Послушайте, Лахлан, я не подбивала Джейми пререкаться с вами. Он сам так решил. Поэтому вы не можете меня наказывать…

– Дело совсем не в этом. – Он наклонился и принялся связывать ей лодыжки. – Мне нужно поспать, а я не усну, если вы сможете свободно передвигаться. – Связав ей ноги, он выпрямился. – Теперь дайте мне руки.

– Пожалуйста, Лахлан, – попросила она, пряча ладони под юбку. – Я обещаю вам, что не буду пытаться бежать.

– Не считайте меня дураком. Вы отлично знаете, что стоит мне повернуться спиной, как вы снова сбежите в лес. – Он ухитрился улыбнуться. – Это ненадолго и не принесет вам вреда. Но мне необходимо отдохнуть, а с вами это невозможно. Так что давайте мне руки.

Поскольку она продолжала упрямо сидеть, вызывающе глядя на него, Лахлан повысил голос:

– Понятно. Значит, готовимся к новой схватке? Отлично.

Венеция поспешно протянула вперед руки, хотя глаза ее пылали огнем.

– Если вы посмеете прикоснуться ко мне неподобающим образом, пока я связана, клянусь Богом…

– Знаю, принцесса, знаю. – Он осторожно связал ей запястья – так, чтобы не причинить боли. Затем откинулся на спинку сиденья. – Ну, так могу я рассчитывать, что вы не будете раскрывать рта? Или нужен еще и кляп?

Девушка судорожно сглотнула.

– Я буду молчать.

– Думайте, прежде чем что-нибудь сделать. – Он приподнял бровь. – Вы ведь не хотите дать повод заткнуть вам рот?

Щеки Венеции вспыхнули румянцем, пробудив бурю в его груди. Не стоило ему говорить подобные вещи. Это только напоминало им обоим о том, чего им не следовало делать.

Лахлан взял одно одеяло.

– Если вы приляжете здесь в уголке, я вас укрою, и вы сможете хорошо выспаться.

Если одеяло скроет ее от его глаз, у него не будет соблазна все время пялиться на ее тело, сгорая от вожделения.

Девушка последовала его совету, но на лице ее появилось то самое задумчивое выражение, которое наводило на мысль, что она что-то замышляет.

Но теперь Лахлан уже достаточно хорошо ее изучил.

– Я передам пистолет Джейми на время, пока буду спать, – сказал он, – потому что не хочу, чтобы вы пытались завладеть им.

У девушки вытянулось лицо.

– Но мы оба знаем, что он никогда не решится кого-нибудь убить.

Лахлан взял тартан и накрыл им Венецию, затем присел рядом.

– Хочу напомнить вам кое-что, прежде чем мы оба попытаемся уснуть, – сказал он тихо. – Стоит вам закричать, я тотчас же проснусь и заткну вам рот. В этом случае мне придется использовать кляп. Не думаю, что вам этого хочется.

Он взял в ладони ее лицо и повернул к себе. Венеция молча смотрела на него.

– Но если вам удастся привлечь к себе внимание до того, как я успею заставить вас замолчать, произойдет схватка. Может, вам посчастливится освободиться, а может быть, нет, но в одном можете не сомневаться – если меня и Джейми схватят и вы скажете, кто мы такие, нас повесят.

Откинув волосы с ее лба, Лахлан взглянул ей в глаза.

– Мы не причинили вам вреда, ни один из нас, и клянусь, вам не стоит опасаться, что это может случиться в будущем. Так неужели вам хочется иметь на совести нашу смерть? И все из-за каких-то денег и спора с вашим отцом?

Он искал возможность довериться ей, вместо того чтобы затыкать рот кляпом. И, судя по встревоженному выражению ее лица, его слова дошли до нее.

– Теперь я собираюсь поспать. И вам тоже лучше потратить это время на сон, а не на то, чтобы придумывать разные способы побега.

Лахлан откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, но прошло немало времени, прежде чем ему удалось расслабиться и погрузиться в сон.

Глава 11

Дорогой кузен!

Как я могу хоть когда-нибудь «принять» то светское общество, которое вы описали в своем последнем послании? Лучшее, что я могу сделать, это научить своих девочек хорошо ориентироваться в обществе, чтобы быть уверенной, что они окружат себя людьми, менее циничными, чем вы.

Ваша родственница Шарлотта.


Невнятный рокот, напоминающий отдаленный раскат грома, разбудил Венецию. Она попыталась поуютнее свернуться в постели, но обнаружила, что постелью ей служит живая плоть, которая разговаривает с кем-то низким приглушенным голосом.

Девушка резко открыла глаза и обнаружила, что находится на руках у Лахлана. Голова ее покоится у него на плече, сидит она на его раздвинутых коленях, а ее связанные ладони упираются в его бедро.

Покраснев, она отдернула руки.

– Все в порядке, – прошептал Лахлан. – Правда, у меня совсем затекли ноги.

Откинув голову назад, чтобы взглянуть ему в лицо, Венеция язвительно сказала:

– Это вам в наказание за то, что вы меня связали.

– Нет, за то, что позволил вам ползать по мне, пока вы спали.

Венеция покраснела еще сильнее. Упершись руками в его грудь, она поспешно передвинулась с его колен на сиденье.

– Вы могли спихнуть меня, если вам было так неудобно, – сказала она, злясь на себя за то, что говорит извиняющимся тоном.

– Мне было удобно, – ответил Лахлан, хотя по его тону можно было предположить, что он явно слукавил.

Гримаса боли исказила его черты, когда он попытался распрямить ноги. «Это оттого, что у него медленно восстанавливается кровообращение», – заметила про себя Венеция. Вот ему возмездие за то, что похитил ее, – пусть теперь мучается.

Лахлан наклонился и достал из-под сиденья ранец, в котором держал пищу. Порывшись в нем, он вытащил большой охотничий нож в ножнах.

Венеция настороженно выпрямилась:

– Он все время был там?

– Да. Какая жалость, что вы упустили шанс убить меня, пока я спал.

– Не думаю, что такое возможно. Джейми непременно пристрелил бы меня, если бы я попыталась это сделать.

– Вижу, вы начинаете улавливать суть вещей. – Сверкнув глазами, Лахлан молниеносным движением перерезал ее путы.

Девушка принялась растирать затекшие запястья. Лахлан вложил нож в ножны и сунул его в карман.

– Только давайте без глупостей. Не думаю, что вы сумеете вытащить нож и у вас хватит духу убить меня.

– Верно. Но не в пример вам, я не считаю это качество изъяном характера.

Взгляд его помрачнел.

– Это крупный недостаток, если вы сражаетесь за свою жизнь. И я молю Господа, чтобы вам никогда не пришлось оказаться в таком положении. – Затем он поднял голову к открытому оконцу и окликнул Джейми: – Сколько еще осталось до Кингьюсси?

– Самое большее – миля, сэр. Вы все еще собираетесь там остановиться?

– Да. Нашим желудкам требуется что-нибудь посущественней сандвичей.

– Не стану этого отрицать. Но вы не опасаетесь, что придется вступать в объяснения?

– Все будет в порядке. Я позабочусь об этом. – Когда Джейми пожал плечами, Лахлан пробормотал себе под нос: – Тем более что ничего другого не остается, парнишка. Ничего не поделаешь.

Лахлан принялся приводить карету в порядок. Когда Венеция увидела, как он складывает одеяла и убирает вещи в ранец, в груди ее вспыхнула надежда.

– Мы останемся ночевать в Кингьюсси?

– Стал бы я тратить большую часть дня на сон, если бы собирался там ночевать?

– Наверное, нет, но… – В растерянности она наблюдала, как он тщательно упаковывает ранец. – Наверняка вам осточертела эта карета. Мне тоже. Я бы отдала все на свете, чтобы хоть на несколько часов выбраться отсюда.

– Ну что ж, это желание я охотно выполню, – загадочно произнес он. Отряхнув обе шляпы, он протянул Венеции ее головной убор: – Вам это понадобится.

Совсем сбитая с толку, девушка надела шляпу. Лахлан приоткрыл шторку и выглянул наружу:

– Вот дьявольщина! Похоже, собирается дождь.

– Бедный Джейми!

Лахлан мрачно взглянул на нее:

– Не «бедный Джейми», Принцесса. Бедные мы!

Прежде чем Венеция успела спросить, что он имеет в виду, карета остановилась возле просторного глинобитного дома, распугав по пути цыплят, разбежавшихся в разные стороны. Молочная корова, щипавшая траву поблизости на заброшенном поле, лениво подняла голову, а из небольшой пристройки раздался отрывистый собачий лай. На шум из дома поспешно выскочила крепкая дородная женщина с сединой в волосах, на ходу вытирая руки о передник.

Когда Джейми, спрыгнув с козел, заключил хозяйку в крепкие объятия, Лахлан склонился к Венеции:

– Послушайте меня. Если вы скажете вдове Маккейн, что я вас похитил, это не принесет вам избавления. Она вам все равно не поверит. А если поверит, то не станет из-за этого переживать. Единственное, чего вы добьетесь в этом случае, – обречете на провал любые попытки вашей семьи спасти вашу репутацию. – Лахлан выглянул в окошко. – И не советую даже упоминать имя вашего отца при нашей хозяйке, это будет грубейшая ошибка.

– Почему? – язвительно спросила она. – Потому что вы меня за это пристрелите?

– Я – нет, – ответил он, снова обернувшись к ней. – Но за хозяйку не поручусь.

Венеция удивленно заморгала.

– Видите ли, Принцесса Макиавелли, единственный человек, который ненавидит вашего отца сильнее, чем я, это вдова Маккейн. Так что, если вы достаточно мудры, предоставьте все разговоры мне.

Девушка упрямо скрестила руки на груди.

– И как же вы объясните ей мое появление здесь вместе с вами и Джейми?

– Никаких объяснений не потребуется. Мы задержимся здесь ненадолго, а Энни достаточно умна, чтобы не совать нос в чужие дела. Я скажу ей, что это ее не касается.

– Но тогда она подумает, что я ваша…

Слово «любовница» потонуло в звучном восклицании хозяйки:

– Кто это там с тобой, Джейми? – Женщина отпустила его и повернулась к карете.

Расправив плечи, словно ринувшись в бой, Лахлан выбрался наружу. Стоило вдове Маккейн его увидеть, как она буквально застыла на месте. Смертельная бледность покрыла ее лицо, окинув приезжего взглядом с головы до ног и обратно, она прошептала:

– Лахлан Росс, провалиться мне на этом месте… Но тебя считали… Я думала, что ты…

– Мертв? – Лахлан грустно улыбнулся. – Не стоит слепо верить тому, что пишут в газетах, Энни. – С виноватым видом он, прихрамывая, подошел к ней и широко раскинул руки.

Но вдова отнюдь не разделяла его чувств. Она сдернула широкополую шляпу у него с головы и принялась хлестать его по голове и плечам.

– Как ты посмел допустить, чтобы я считала тебя мертвым, ты, бесстыжий мужлан!

– Энни, перестань, слышишь? – закричал он, увертываясь от ее ударов. – Понимаешь, это вышло нечаянно. Ну, полно, хватит, ты истреплешь мою лучшую шляпу!

– Ах, истреплю! Да, конечно, устрою тебе трепку, тупоголовый чурбан! – Она швырнула ему шляпу, затем оглядела двор: – Где моя метла? Или лучше охотничье ружье… Ты у меня еще пожалеешь, что не остался в мертвецах!

– Да успокойся ты, черт тебя возьми! – рявкнул Лахлан, обхватив ее сзади за талию. – Ты же знаешь, что я непременно сообщил бы тебе, если бы мог. И моя жизнь теперь зависит от того, насколько хорошо ты сумеешь хранить этот секрет, понимаешь? – Он подождал, пока она перестала вырываться, потом прошептал несколько слов на гэльском, отчего лицо ее смягчилось.

В этот момент Венеция готова была отдать все на свете, чтобы понимать по-гэльски.

– Тебе повезло, что я не спустила на тебя собак, – проворчала женщина.

– Я знаю, знаю, – ответил он таким ласковым голосом, которого Венеция от него никогда еще не слышала. – Можно теперь тебя отпустить?

Вдова согласно кивнула, но когда он разжал руки, она обернулась к нему и отвесила такую звонкую оплеуху, что Венеции было слышно в карете.

– Я рыдала целую неделю, когда узнала, что ты погиб, – задыхаясь, сказала вдова, и слезы потоком хлынули у нее из глаз. – Я ничего не имею против этого обмана, но было жестоко с твоей стороны заставлять своих друзей думать, что ты мертв. Очень жестоко.

К большому удивлению Венеции, раскаяние отразилось на лице Лахлана, и он заключил Энни в объятия.

– Ну, полно, не плачь. Ведь я уже здесь.

Пока Лахлан успокаивал вдову, Джейми подошел к карете, чтобы помочь Венеции выйти.

– Вдова была няней Лахлана, когда он был маленьким, – объяснил Джейми. – И до сих пор так или иначе приглядывает за ним. Она ему вроде второй матери.

Сердце Венеции замерло. Теперь ясно, почему Лахлан так уверен, что эта женщина не станет слушать ее мольбы о помощи.

– Лахлан сказал, что она недолюбливает моего отца.

– Да, она была замужем за его…

– О чем это ты болтаешь, Джейми? – Энни отошла от Лахлана, вытирая передником глаза. – Не знаю, что на тебя нашло… – Она осеклась, заметив Венецию. – И кого же это вы привезли?

Забавно было видеть Лахлана в растерянности.

– Ну, Энни, я… хм… видишь ли…

Венеция насмешливо фыркнула. Пусть попробует сказать своей любимой нянюшке, что «это ее не касается». Мужчина становится таким дураком, когда дело касается женщины.

– Ну, объясните же ей наконец, – небрежно сказала Венеция. – Нам всем хочется это услышать.

– Это слишком сложно, – огрызнулся Лахлан, награждая Венецию сердитым взглядом. – Она путешествует вместе с нами, вот и все дела.

Это было вполне в духе властного, самоуверенного Лахлана. Но очевидно, Энни явно осталась недовольна.

– Это твоя любовница? – Лицо Энни омрачилось, когда она оглядела Венецию и заметила ее мятые юбки и бесстыдно растрепанные волосы. – Должно быть, ты решил, что я по-другому отнесусь к этому, раз ты восстал из мертвых и все такое?

При этих словах Венеция возмутилась:

– Прошу прощения. Я вовсе не любовница.

Энни прищурилась:

– Ох, какие мы важные! Ты думаешь, раз ты англичанка, то слишком хороша для таких достойных и порядочных…

– Во-первых, я шотландка. Во-вторых, я ему не любовница. – Не задумываясь, она выпалила единственную ложь, которая ей показалась разумной. – Я его жена.

Глава 12

Дорогая Шарлотта!

Уж кому как не вам знать, что цинизм просто необходим. В противном случае вашим молодым леди пришлось бы каждый сезон отправляться в свет, подобно агнцам на заклание… как это случилось с вами столько лет назад.

Ваш бесспорно циничный друг Майкл.


– Силы небесные! – еле слышно пробормотал Лахлан. Теперь ему конец. Пока Энни, разинув рот, смотрела на девушку, этот бездельник Джейми изо всех сил старался удержаться от смеха.

И как только угораздило Венецию ляпнуть такое? Жена – это ведь навсегда, ее исчезновение нельзя будет объяснить, когда все закончится, и девушка прекрасно это знала.

Внезапно его осенило. Так вот в чем дело! Принцесса Макиавелли нашла еще один способ доставить ему неприятности, черт бы ее побрал.

Венеция протянула изумленной Энни руку:

– Добрый день, мадам. Я леди Росс. Я рада познакомиться с вами.

Бедная Энни помешкала, затем пожала протянутую руку. И ее поведение сразу изменилось.

– Рада познакомиться с вами, миледи. – Она слегка присела. – Простите мне мою ошибку.

– Ничего, – сказала Венеция. – Мы слишком долгое время не покидали кареты, поэтому не сомневаюсь, что я похожа на пугало. – Она с победным видом улыбнулась Лахлану. – Кроме того, мужу следовало с самого начала представить меня должным образом.

– Ну конечно, он обязан был это сделать! – Энни сердито посмотрела на Лахлана, явно довольная тем, что может отчитать его, после того как он так долго скрывал от нее правду. – Так вот чем, выходит, ты занимался, в то время как все мы горько оплакивали тебя? Ты уехал, чтобы найти себе невесту?

Венеция даже не пыталась скрыть торжествующую ухмылку. Лахлан в ярости стиснул зубы. Если он назовет Венецию лгуньей, то ему придется объяснять, почему она лжет. Но у него не было твердой уверенности, что Энни одобрит его действия.

Плутовка не оставила ему выбора, будь она неладна.

Вздохнув, он обвил рукой талию Венеции.

– Я не собирался жениться, Энни. – Это было еще слабо сказано. – Мы встретились в Лондоне и… хм… решили пожениться вопреки желанию ее родни. Вот почему мы вынуждены были бежать. Все произошло внезапно.

– Да, совершенно неожиданно, – прощебетала Венеция. – И теперь…

– И теперь, – вмешался Лахлан, крепче прижимая ее к себе, – мы спешим на север и потому не можем задержаться. Я хочу познакомить жену с мамой, прежде чем новость распространится. Не могу допустить, чтобы мама узнала об этом от кого-то другого, а не от меня.

Лахлан поздравил себя с тем, что ему удалось найти удачный предлог, чтобы удержать Энни от распространения этой маленькой лжи, но тут Венеция с наигранным вздохом внезапно обмякла в его руках.

– Я света белого не вижу, с тех пор как мы уехали, – пожаловалась она. – Я так надеялась, что вы уговорите мужа хоть немного отдохнуть здесь.

Силы небесные! Так вот она что задумала: добиться приглашения и как-нибудь изловчиться сбежать. Черта с два!

– Мы не будем останавливаться.

Обратив к нему свое прекрасное лицо, Венеция одарила его приторной улыбкой:

– О, дорогой, я просто не знаю, сколько еще смогу выдержать в этой карете.

Лахлан насмешливо фыркнул. Да она затеяла целое представление для бедняжки Энни, вот ловкачка!

– Ты же не захочешь, Принцесса, – сказал он предостерегающим тоном, – ранить чувства моей матери. А это непременно произойдет, если она узнает о моей женитьбе до нашего приезда.

Но его властный тон, заставлявший трепетать других людей, совершенно не действовал на Венецию. Уголки ее губ опустились.

– Значит, чувства твоей матери для тебя важнее моих? – сказала она капризным тоном.

– Я уверена, что он так не думает. – Вдова взяла Венецию за руку и оттащила ее от Лахлана. – Не обращай на него внимания, дорогая. Мужчины иногда ничего не соображают.

– Энни… – рявкнул Лахлан.

– Ты что, не видишь, что бедная женщина совершенно измучена? – возмутилась вдова. – Ты не можешь гнать ее без передышки через всю страну, словно одну из твоих лошадей!

– Да, дорогой, я не одна из твоих лошадей, – проворковала Венеция, бросив на него ликующий взгляд, когда сердобольная Энни повела ее к дому.

Лахлан шагнул вслед за ними, и страшная боль пронзила его сломанную ногу. Черт бы побрал эту коварную интриганку! Мало того что у него ужасно разболелась нога из-за того, что она несколько часов лежала у него на коленях, теперь она придумала еще и это. О, он заставит ее горько пожалеть о своей выходке, когда они останутся наедине. Будь он проклят, если ей не отплатит!

– Кроме того, Лахлан, – продолжала говорить Энни, – твоя мать не из тех женщин, чьи чувства так уж легко ранить. Она будет в восторге от того, что ты нашел себе жену, и не станет обращать внимания на то, каким образом она об этом узнала. Бедняжка совсем потеряла надежду, после того как тебя бросила эта глупая гусыня Полли.

Венеция взглянула на Лахлана с любопытством:

– Полли? Он никогда не рассказывал мне о Полли.

– Она была дочерью торговца из Дингуолла, – объяснила Энни. – Они начали встречаться, когда он вернулся с войны, но…

– Мы не подходили друг другу, – вмешался Лахлан. Когда Энни подвела Венецию к дверям, он ухватил вдову за руку: – Теперь послушай. Мы с женой не можем остаться.

– Не смеши меня. – Энни высвободила руку и втолкнула Венецию в дом. – Леди нуждается в хорошем ночном отдыхе, прежде чем вы снова отправитесь в путь.

Скрипя зубами, Лахлан последовал за женщинами в уютный маленький холл с аккуратной лестницей и дорогим турецким ковром. Ничего удивительного, что Венеция рот открыла от изумления при виде всего этого. Можно себе представить, чего она ожидала, увидев цыплят во дворе.

– Нам нужна только горячая пища и пара лошадей, – коротко сказал Лахлан, топчась у порога вместе с Джейми.

– Вы имеете в виду смену лошадей, правда? – вмешался Джейми.

– Нет. – Лахлан бросил на Джейми предостерегающий взгляд. – Лошади для меня и моей жены. Остаток пути мы проделаем верхом, одни.

Как еще он мог избавиться от Джейми?

– Чтобы вам пусто было! – воскликнул Джейми. Ясно, что Лахлан задумал это не сию минуту. – Вы не можете тащить бедную девушку по горам подобным образом!

– Конечно, не может, – сказала Энни, упрямо вздернув подбородок. – Не сходи с ума, Лахлан. – Она указала через открытую дверь наружу, где уже начинал накрапывать дождь: – Нельзя вынуждать ее ехать в такую погоду. Оставайтесь здесь на ночь, а завтра утром вы втроем сможете отправиться в карете.

– Джейми с каретой требуется совсем в другом месте – для разгрузки товара в Абердине, – сказал Лахлан, предвидя, что Джейми начнет возражать.

Джейми прищурился:

– Груз прибывает только на следующей неделе!

– А я хочу, чтобы ты был на месте, на тот случай, если он прибудет раньше. Нам позарез нужен ячмень, а мы с женой можем управиться самостоятельно. – Лахлан решил, что вполне уместно использовать ложь Венеции в своих интересах. – У нас сейчас медовый месяц. Ты же не станешь возражать, чтобы мы с ней остались вдвоем?

Он злорадно посмотрел на Венецию, с торжеством наблюдая, как она явно запаниковала от одной мысли о том, что останется с ним наедине. Так ей и надо за то, что состряпала эту историю, чтобы осложнить ему жизнь.

– Не беспокойся, Джейми. – Она ближе придвинулась к Энни, своей новой союзнице. – Со мной все будет в порядке.

Прежде чем Лахлан успел вмешаться, дождь хлынул как из ведра, так что пришлось затворить дверь.

– Вы не выйдете из дому в такую погоду. Ни под каким видом, – заявила Энни. – Вы сейчас пообедаете. Потом Джейми пойдет спать в амбар, а на рассвете отправится в путь.

– Джейми пообедает и отправится сегодня ночью, – возразил Лахлан. – А прямо сейчас он пойдет и займется лошадьми. Не так ли, Джейми?

Молодой человек пронзил его гневным взглядом и пробормотал:

– Да, сэр. – И вышел из дома под дождь. Неодобрительно поцокав языком, Энни отвела Лахлана с Венецией в гостиную и зажгла свечи.

– Вы можете посидеть здесь, пока я найду прислугу, чтобы приготовить нам чай. Потом мы посмотрим, чем вас можно накормить. Я понимаю, что вам хочется пораньше лечь…

– Черт побери, Энни, мы не останемся ночевать! – сердито воскликнул Лахлан.

– Не стоит так выражаться при твоей жене-леди, неотесанный ты мужлан, – упрекнула вдова, усаживая Венецию в удобное кресло перед камином в своей маленькой гостиной. – Не этому я тебя учила.

– Ты меня совсем не слушаешь, черт возьми!

– Утром вы сможете нанять двуколку и лошадей на постоялом дворе в Кингьюсси. Экипаж защитит вас от непогоды.

– Энни, клянусь Богом, я не…

– Ты явно в меньшинстве, мальчик мой, соглашайся, – осадила она его, с вызовом глядя в глаза. – Вы останетесь здесь ночевать, и дело с концом. А если ты откажешься, я отправлю с курьером письмо твоей матери с вестью о твоей молодой жене. Я уверена, что оно попадет к ней раньше, чем вы. Тебе ведь не хочется этого, не так ли?

Лахлан тихо выругался. Мать ничего не должна знать о Венеции. Он собирался прятать девушку в заброшенной хижине в горах. Он часто ею пользовался как Мститель. Если Энни расскажет матери о Венеции, та вмешается в его схватку с Дунканноном, а это ему совсем не нужно.

Он перевел взгляд с Энни на Венецию.

– Вы вдвоем решили навалиться на меня, так, что ли? – Он сердито смотрел на Венецию, которая стояла с вызывающим видом, очень довольная собой. – Ну что ж, прекрасно, мы остаемся.

На лице девушки появилось выражение откровенного торжества, но, Бог свидетель, недолго осталось ей радоваться. Так, значит, она решила изображать его жену? Подпортить ему жизнь?

Отлично. Придется ей играть эту роль до конца. Лахлан повернулся к Энни:

– У тебя еще сохранилась та маленькая спальня для гостей наверху?

– Конечно.

Лахлан посмотрел на Венецию с сочувственной улыбкой:

– Насколько мне помнится, кровать там не слишком большая?

Он с удовлетворением наблюдал, как победоносное выражение на лице девушки сменилось тревогой. Ага, похоже, что она не все продумала. Здесь вам не Англия или величественный замок шотландского аристократа, где леди может рассчитывать на отдельную от мужа спальню. Это Шотландское нагорье, где муж и жена спят вместе, в полном супружеском согласии.

– Она достаточно широка для молодоженов, – лукаво подмигнув, ответила Энни.

Теперь глаза Венеции широко распахнулись, и Лахлан пережил несколько чертовски приятных мгновений, наблюдая, как девушка наконец осознала свою ошибку.

– О, ну конечно же, ты права. – Он улыбнулся Венеции. – Мы с женой как-нибудь выкрутимся.

Венеция встрепенулась и рванулась к дверям.

– Знаете, миссис Маккейн, Лахлан прав. Наверное, нам лучше уехать.

– Это просто смешно, – сказала Энни. – Дождь льет как из ведра. И не стоит позволять мужу помыкать собой. Иногда женщины должны проявлять твердость и не уступать этим олухам.

Лахлану едва удалось сдержать смех. «Проявить твердость, говоришь? Как же ты, Энни, мало знаешь!».

– Ну ладно, посидите пока с мужем здесь, а я принесу чай. Я всего на минутку. – Энни вышла, оставив Венецию наедине со злорадно улыбающимся Лахланом.

– Присядьте, устраивайтесь поудобнее, Принцесса, – язвительно сказал Лахлан. – Этот раунд вы выиграли.

– Лахлан, мы не сможем ночевать в одной комнате…

– Прекрасно сможем. – Он медленно подошел к ней, щадя правую ногу. – Но не волнуйтесь, дорогая. Поскольку я проспал полдня, спать мне совсем не хочется. – Он одарил ее плотоядной улыбкой.

Венеция застонала и торопливо направилась к дверям.

– Я скажу ей, что я вам не жена и мы не можем…

Лахлан загородил ей дорогу.

– Вы этого не сделаете. Вы заварили эту кашу, вам ее и расхлебывать. Кроме того, ночной сон нам обоим совсем не повредит. И нанять двуколку – отличная идея. Неужели вы не можете на один вечер притвориться, будто любите меня? – «При условии, что я смогу притвориться на одну ночь, будто совсем тебя не желаю». – Но в кои-то веки послушайтесь моего совета, – продолжал он. – Предоставьте говорить мне. Нельзя, чтобы Энни узнала, что вы дочь графа Дунканнона, иначе она обрушится на вас с метлой.

– Хорошо. – Венеция повернулась и взглянула на него. – Но почему вы отослали Джейми?

Лахлан поколебался, но все же предпочел ответить честно.

– Потому что вы ему очень нравитесь. – Он изучающе посмотрел ей в глаза и насмешливо приподнял бровь. – И прекрасно знаете это. Я не хочу, чтобы вы воспользовались его чувствами и устроили побег.

– Не говорите глупости, – сказала она с горечью. – Этот парень, может быть, и проникся ко мне сочувствием, но он по-прежнему верен вам. Он никогда не стал бы помогать мне и нарушать ваши планы.

– Вы и представить себе не можете, Принцесса, на что способен мужчина ради женщины, которая ему нравится.

Лахлан сразу же пожалел, что произнес эти слова, потому что ее зеленые глаза потемнели и стали глубокими, как озера. Он внезапно осознал, как она близко от него, как прекрасна… и как неотразима. Его голова склонилась к ней, словно по своей собственной воле, а взгляд устремился к ее нежным, чувственным губам…

Дверь неожиданно распахнулась, и в комнату вошла Энни. Когда они резко отпрянули друг от друга, вдова остановилась, затем коротко рассмеялась.

– Повремените-ка пока. – Женщина многозначительно пошевелила бровями. – У вас будет достаточно времени впереди.

Этого-то он и боялся. Всемилостивый Господь, похоже, ему предстояла мучительно долгая ночь.

Лахлан не знал, кого больше ему хочется придушить – Энни за ее материнскую заботу или Венецию за ее проклятую привлекательность. Ему пришлось даже больно прикусить язык, чтобы отключиться от мучительного желания, сжигавшего его изнутри.

Следуя за женщинами в кухню, Лахлан старался не замечать пульсирующей боли в ноге. Ему следовало бы радоваться ночной передышке, но, сказать по правде, он бы предпочел пытку путешествием необходимости оставаться в темной комнате наедине с Венецией. Будет настоящим чудом, если ему удастся выдержать это испытание.

Слава Богу, Энни очень хотелось послушать последние новости из Россшира. Иначе Лахлану пришлось бы проститься с жизнью еще за чаем. Во время обеда, когда к ним присоединился Джейми и Энни выставила на стол пироги с мясом и грибами, холодный окорок, селедку в соусе и луковый суп с курицей, он уже был в состоянии управлять разговором, потчуя хозяйку красочными подробностями жизни клана Россов. Так что не в меру любопытная женщина не имела возможности выяснить, что она принимала на своей кухне дочку ненавистного Дунканнона.

Следовало только воздерживаться называть Венецию по имени. Лахлан не хотел рисковать. Энни вполне могла ее вспомнить.

Но все же Лахлан был рад, что они остались. Сидя на уютной кухне Энни, в мягком свете фонаря, он отчетливо осознал, до чего же измотан. И насколько голоден. Он жадно поглощал все, что ему подавали. Как и Венеция, хотя за столом она все еще придерживалась своих забавных «пристойных манер».

Когда обед подошел к концу, Энни протянула Лахлану блюдо:

– Доешь последний пирожок, Лахлан?

– Откармливаешь меня на убой? – пошутил он, взяв пирог. – Если так дело пойдет, ты совсем меня раскормишь.

Нахмурившись, Энни отнесла блюдо к мойке.

– Хотелось бы, чтобы это мне удалось. Ты не слишком-то хорошо выглядишь, парень.

Заметив, что Венецию сильно удивило последнее замечание, Энни сказала ей, как бы по секрету:

– Нельзя сказать, что он совсем зачах. Заметь, у него все те же широкие плечи и крепкая фигура, но он сильно исхудал и побледнел. И никогда прежде не был так скован в движениях.

– Без сомнения, война для него явилась тяжелым испытанием, – откликнулась Венеция.

– Война! – Энни презрительно фыркнула. – Вовсе не война довела его до этого, миледи. Я видела его меньше года назад, и он был здоровым и крепким…

– Джейми, мальчик мой, что ты тут канителишься? – вмешался Лахлан. – Тебе пора отправляться, дождь перестал.

– Да, сэр. – Кивнув в знак согласия, Джейми поднялся из-за стола. – Ты не соберешь мне с собой еды, Энни?

Мельком взглянув на Лахлана, Энни неохотно перенесла свое внимание на Джейми:

– Я заверну тебе с собой все, что захочешь.

Молодой человек довольно погладил живот.

– Ну что ж, я бы взял твоих овсяных лепешек. Никогда не могу ими наесться.

– Я уж вижу, – ответила Энни, многозначительно взглянув на тарелку, которую Джейми подчищал последней лепешкой. – Не беспокойся… У меня их еще много. Ты пока принеси багаж лэрда из кареты, а я тем временем соберу тебе корзинку.

Джейми вышел, а Энни засуетилась по кухне. Когда он вернулся только с ранцем Лахлана, вдова посмотрела на него с удивлением:

– А где остальное?

– Это все, – пояснил Лахлан. – Мы с женой бежали, забыла? У нее не было времени захватить вещи, а я по дороге нигде не собирался останавливаться, потому что хотел поскорее приехать домой.

Протягивая Джейми корзинку с едой, Энни пылала от возмущения.

– Выходит, ты заставил бедную женщину несколько дней носить одно и то же платье? Это крайне жестоко, в особенности для такой красивой леди, как она.

– Вы даже представить себе не можете, – пробормотала Венеция себе под нос.

– Ну что ж, тогда придется сегодня выстирать ее одежду и к утру высушить. – Энни подошла к дверям и кликнула Салли, затем поспешила к черному ходу и втащила в кухню большой котел с дождевой водой. – А пока, я думаю, у Салли найдется рубашка, чтобы леди оделась на ночь.

Щеки Венеции заполыхали тысячью оттенков красного. Она поспешно вскочила на ноги.

– Ну что вы, не стоит так беспокоиться…

– Пустяки, дорогая, – ответила Энни, махнув рукой. Подносив котел на массивный крюк над жарко пылающим огнем, она снова подошла к дверям, ведущим в холл. – Салли! Салли? Куда могла запропаститься эта девчонка?

– Может, я поищу ее? – предложила Венеция.

Лахлан усмехнулся при такой явной попытке улизнуть из комнаты.

– Сиди, дорогая. Скоро она появится.

Венеция снова уселась в кресло. Она боялась смотреть Лахлану в глаза. Как будто бы он не знал, о чем она теперь думает… Уж лучше бы ей скакать через всю Шотландию в полной экипировке, чем целую ночь провести с ним в одной комнате, да еще и полуобнаженной.

Но ему не в чем ее винить – мысль о том, что ему придется делить комнату с этой девушкой, одетой в одну лишь рубашку, заставляла его кровь бешено биться в жилах.

– А как насчет тебя, Джейми? – спросила Энни. – Тебе есть во что переодеться?

– Он в порядке, – отрезал Лахлан. Слава Богу, Джейми не слышал, что им с Венецией предстоит делить комнату. Но если парнишка еще немного задержится, он это и сам сообразит, и тогда уж от него не избавиться. – Пора тебе ехать, парень.

– Да, сэр. – Джейми бросил на Венецию беспомощный взгляд. – Скоро увидимся в Росскрейге. И если вам что-нибудь нужно, миледи, до того как я уеду…

– Ей ничего не нужно, – перебил Лахлан. – Хватит уже болтать, поезжай! – «Пока ты не упал перед девчонкой на одно колено и не предложил стать ее странствующим рыцарем, чтобы… спасти от меня».

Хотя это было бы весьма уместным, если Энни не умерит свой пыл и решит раздеть их обоих.

Вдова быстро проводила паренька на улицу, затем вернулась к столу. И когда Лахлан уже поздравлял себя с тем, что избавился от неприятностей, успешно отослав Джейми прочь, она с хмурым видом уселась напротив него.

– Тебе тоже нужно сменить одежду, парень.

– Мне ничего не нужно.

– Мой покойный муж был примерно той же комплекции. – Она скрестила на груди руки. – Ты мне так и не рассказал, почему так паршиво выглядишь.

Лахлан застонал. Ему следовало предвидеть, что Энни ни за что не отстанет.

– Думаю, я могу сама догадаться. Это из-за той схватки с Мстителем, верно? – горестно прищелкивая языком, вдова неодобрительно посмотрела на него. – Ты не должен был с ним связываться. Все говорили, что он довольно свирепый молодчик.

Лахлан еле сдержал улыбку.

– Как видишь, я выжил в этой схватке, а он – нет. Так кто в конце концов оказался сильнее?

Энни покачала головой:

– Сильный ты или нет, но все это было ужасно глупо. Какой бес вселился в тебя? И почему ты выступил против врага Дунканнона? Ты ведь ненавидишь графа не меньше, чем я. Тебе следовало оставить Мстителя в покое. Он никому не вредил.

– Что? – воскликнула Венеция, не обращая внимания на Лахлана, хотя он усиленно толкал ее ногой под столом. – Этот человек грабил невинных путешественников! Как это он никому не вредил?

– Это не были невинные путешественники, – возразила Энни. – Они были друзьями Дунканнона, и вполне вероятно, что каждый из них, подобно графу,пустил свои земли под овец, выставив с насиженных мест арендаторов.

Венеция удивленно заморгала:

– Что вы имеете в виду? Как они могли выгнать арендаторов? Разве не был заключен договор об аренде?

– Да, но он составлялся всего на один год, каждый раз его требовалось обновлять. Как только время договора истекло, Дунканнон вышвырнул арендаторов из их домов, чтобы использовать земли под пастбища для овец.

Лахлан молча наблюдал, как Венеция отнесется к услышанному. Он полагал, что ей известна тактика ее отца. Но возможно, это было поспешное предположение.

Девушка явно была подавлена.

– Но в Лондоне говорят, что овцы спасут Шотландию. Что усовершенствование хозяйства сможет…

– Усовершенствование! – Энни презрительно фыркнула. – Вот красивое название для выселения и изгнания, миледи. – Вдова обернулась к Лахлану: – Разве ты не объяснил ей, что происходит здесь, на севере? Как лэрды могут удвоить свои капиталы, занимаясь овцами? Так что теперь им больше не нужны арендаторы. Как земля, которая раньше кормила двадцать человек, теперь кормит сотню овец и одного пастуха? Как народ бежит из Шотландского нагорья в Америку на грузовых судах?

– Мне кажется, ты достаточно хорошо все объясняешь, – тихо сказал Лахлан.

Венеция перевела взгляд с Лахлана на Энни. Девушка была бледна как смерть.

– Я… я не знала. Мне никогда не говорили, что происходит с арендаторами. Я просто думала…

– Что они находят работу где-то еще? – Энни презрительно скривила губы. – Да так и есть. В Америке, в Канаде. Им оставалось одно из двух – или уехать, или умереть с голоду. Нам с мужем повезло, что мы остались в Шотландии после того, как граф его уволил. – Горестно нахмурившись, она откинулась на спинку кресла. – Но я продолжаю утверждать – его убило вовсе не то, что он потерял работу и не хотел эмигрировать.

– Муж Энни был управляющим графа, – объяснил Лахлан. – Несколько лет они жили возле Брейдмура. До тех пор пока ее муж не высказался против огораживаний и вытеснения арендаторов. Вот тогда-то граф и приказал своему поверенному уволить его, а на его место взять этого дьявола Маккинли.

– Это ужасно, – прошептала Венеция.

Она действительно так считала? Или снова просто старалась смягчить его, делая вид, что сочувствует его друзьям?

– Мой бедный муженек пытался браться то за одно, то за другое, – продолжала Энни, – но так и не смог найти ничего подходящего. Однажды вечером он выпил лишнего, упал с лошади и сломал себе шею, вот так-то. – Вдова печально покачала головой. – Если бы не мой дядя, оставивший мне этот уютный домик и немного денег, мне бы самой пришлось бежать в Америку. Для женщины вроде меня в Шотландском нагорье уже не осталось места.

– Не сходи с ума, дорогая, – сказал Лахлан, дружески похлопав ее по руке. – Для тебя всегда найдется место в Шотландском нагорье. Я позабочусь об этом.

– Да ладно тебе! – отмахнулась она, но глаза ее увлажнились. Она сердито вытерла их ладонью. – Ну вот, посмотрите, что вы наделали, позволив мне болтать тут об огораживаниях и выселениях. Все это только разозлило меня, ведь с этим все равно ничего нельзя поделать.

Энни поднялась и пошла проверить воду, затем позвала служанку.

– Я вскипятила воду, Салли! Пора отнести ее наверх, чтобы приготовить нашим гостям ванну.

Силы небесные! А он-то думал, что она кипятит воду для стирки.

Когда Венеция кинула на него панический взгляд, Лахлан застонал. Он мысленно представил себе обнаженную Венецию… вода стекает по ее стройным ногам, розовые груди раскраснелись от пара…

Лахлан выругался себе под нос и поднялся.

– Не надо втаскивать наверх ванну. Право, не стоит беспокоиться, Энни, – сказал он, хотя был бы несказанно рад смыть с себя дорожную грязь и пот.

– Это совсем нас не затруднит, правда, Салли? – обратилась Энни к служанке, как раз вошедшей в комнату.

– О нет, мадам, конечно же, нет. – Салли улыбнулась, продемонстрировав отсутствие одного зуба. – Ванну уже отнесли в гостевую комнату и принесли несколько полотенец и мыло. А я нарвала в саду свежей лаванды и розмарина, чтобы положить в воду. – Она робко взглянула на Венецию. – Для леди.

Лахлан с силой сжал кулаки. Превосходно! Венеция будет не только обнаженной и чистой, но еще и благоухающей. Как будто он и без того не испытывает трудностей, стараясь держаться от нее подальше.

– Вы не против помыться в одной и той же воде? – спросила Энни, наливая две бадейки для Салли, которая тут же потащила их по лестнице наверх.

Венеция тоже поднялась и умоляюще смотрела на Лахлана, в надежде, что он найдет выход из затруднительного положения.

– Нет, конечно же, нет, – сказал он. – Но… хм… Я быстро съезжу в город и распоряжусь насчет двуколки, так что моя жена сможет вдоволь понежиться в ванне. Я помоюсь, когда вернусь. Мне сойдет и холодная вода. – В данный момент холодная вода пришлась бы ему как нельзя кстати.

– Да, это удачная мысль, – весело откликнулась Венеция. Что-то слишком уж весело. Боже милостивый, о чем он только думает? Нельзя оставлять ее одну. Она украдет лошадь и отправится в Лондон, прежде чем он успеет проехать полмили. Лахлан уже начал забывать, что она его пленница, а не жена.

– Я съезжу в город и найму двуколку, – на его счастье, заявила Энни. – Вы оба устали и нуждаетесь в горячей ванне и спокойном сне.

Салли вернулась в кухню, и Энни добавила:

– Почему бы тебе не проводить леди Росс наверх и не помочь ей раздеться, пока Лахлан натаскает мне воды для стирки?

– Да, мэм, – сказала Салли и направилась к дверям. Венеция последовала за ней.

Только когда они ушли, Лахлан осознал свою ошибку. Он позволил Венеции выйти одной вместе с Салли. Сыпля проклятиями, он бросился к лестнице.

– Мне нужно кое-что спросить у жены, – пробормотал он. – Я сразу же вернусь и помогу тебе с водой, Энни.

Но сначала он должен убедиться, что его «жена» не переманила еще одного союзника на свою сторону.

Глава 13

Дорогой кузен, обучать молодых леди мудрости вовсе не означает прививать им цинизм. Разве цинично пытаться выяснить истинные намерения мужчины, удостовериться, что он не просто охотится за тем, что может получить от женщины? Думаю, нет. Вот если бы я учила молодых наследниц не доверять мужчинам вообще, то тогда вы с полным правом могли бы назвать меня циничной. Но в наши трудные времена женщина должна научиться защищать себя от повес и проходимцев.

Ваша возмущенная родственница Шарлотта.


Венеция оглядела комнату для гостей, в которую ее отвела Салли. Спальня оказалась не слишком большой и довольно темной, потому что располагалась под самой крышей. В стене находился небольшой угольный камин. Помимо жестяной ванны, загромождавшей комнату, там имелись еще столик для умывальных принадлежностей, крепкое кресло орехового дерева и узкая деревянная кровать, едва ли достаточно просторная для одного человека, не говоря уже о двоих.

Хуже того, в спальне имелось только одно маленькое окошко. Даже если бы она сумела протиснуться сквозь него, ей вряд ли удалось бы выжить после падения на землю. У Венеции оставался только один выход – заручиться помощью служанки. Потому что она не собиралась провести ночь с Лахланом на этой убогой кровати.

«Она достаточно широка для молодоженов».

Нет, она не должна провести здесь ночь с ним наедине. Уж лучше попытать счастья с дикими кошками на обратном пути через горы в Эдинбург, чем решиться на это.

– Ты хорошо знаешь лэрда? – спросила Венеция. Если Салли разделяет нежную привязанность Энни к Лахлану, помощи от нее не дождешься.

От неожиданного вопроса служанка испуганно заморгала.

– Я в первый раз его вижу, миледи. Но должна сказать, он очень красивый джентльмен, в самом деле очень красивый.

– Этот красивый джентльмен совсем не тот, за кого себя выдает. Вчера… – начала свой рассказ Венеция.

– …мы так долго находились в пути и ехали так быстро, что у нас не было времени даже подумать, не то чтобы помыться, – закончил Лахлан, резко распахнув дверь. Его неровный шрам отчетливо выделялся на побледневшем лбу, но потемневшие глаза, сверкавшие гневом, были также суровы и холодны, как иссеченные ветром скалы возле Брейдмура. – Так что мы горячо благодарим тебя за все хлопоты и заботу о нас, Салли.

Венеция ощутила тревожные спазмы в животе. Пусть Лахлан ломает голову, гадая, что она собиралась сделать.

– Мне было совсем не трудно. Ванна для вас уже готова, вода еще горячая. – Салли приветливо улыбнулась Венеции: – Если вы снимете платье, я помогу вам расшнуровать корсет.

Венеция хмуро посмотрела на расплывшегося в улыбке Лахлана, наблюдавшего за ней с тонко завуалированной насмешкой, и поняла, что у нее нет ни малейшего шанса заставить его покинуть комнату. Однако ему хватило деликатности повернуться к ней спиной и отойти к окну, чтобы она смогла раздеться.

Девушка поспешно сбросила платье, гадая, собирается ли он провести в комнате всю ночь. Она предпочла бы и дальше оставаться грязной, только бы не сидеть обнаженной в ванне в его присутствии. И все же ей очень хотелось выкупаться. Она с удовольствием наблюдала, как клубится над водой пар, и от предвкушения ее кожу слегка начало покалывать.

– Эта комната запирается, Салли? – спросил Лахлан и, отодвинув в сторону занавеску, выглянул наружу.

– Да, сэр. – Салли в недоумении взглянула на Венецию и забрала ее платье.

– Моя жена имеет слабость ходить во сне. – Дурацкая ложь с легкостью слетела с его языка. – Так что, если ты принесешь ключ, я буду тебе крайне признателен. Нельзя допустить, чтобы она упала с лестницы в темноте, верно?

Черт бы побрал этого нахала. Он все предусмотрел.

– Конечно, нельзя, сэр.

Когда Салли помедлила, глядя на Венецию, Лахлан повернулся к ней, упрямо стиснув зубы.

– Спасибо, Салли, можешь идти. И подыщи какую-нибудь ночную рубашку для моей жены. Я сам помогу ей управиться с корсетом.

Поспешно закивав, Салли выскользнула из комнаты. В два широких шага Лахлан очутился позади Венеции.

– Лахлан…

– Тише! – Он начал развязывать тесемки с такой быстротой и ловкостью, что девушка опешила. Похоже, этот мужчина оказывал подобные услуги и другим женщинам, будь он проклят!

– Вот что мы будем делать, – продолжал Лахлан. – Когда Салли принесет ключ, я извинюсь и отошлю ее прочь. Потом выйду за дверь, вы протянете мне остальную одежду, и я отнесу ее вниз, Энни, так что вы сможете спокойно принять ванну.

Венеция повернула голову и с подозрением посмотрела на него:

– Одна?

– Одна. Но я запру дверь, понятно?

– Прекрасно. – Венеция подавила разочарование. По крайней мере она сможет как следует помыться.

Ее корсет соскользнул вниз, но Лахлан подхватил его и протянул Венеции. Но когда она взялась за один край простеганной ткани, он продолжал крепко удерживать второй край в руке.

– Вы должны пообещать мне, что не попытаетесь сбежать через окошко. Даже если вам посчастливится в него пролезть, внизу нет ничего, что могло бы смягчить падение, так что вы просто сломаете себе шею.

– Я уже и сама пришла к такому выводу, большое вам спасибо.

– Хорошо, что у вас еще сохраняется доля здравого смысла.

Да, здравый смысл у нее еще оставался, чего нельзя было сказать об одежде. По счастью, Лахлан не отрывал взгляда от ее лица. Такое проявление джентльменской предупредительности вселяло надежду.

– Даю вам час, чтобы помыться, а я тем временем помогу Энни, – продолжал он. – Это не вызовет подозрений. – Он отпустил корсет. – Но к тому времени, как я вернусь, вы должны уже покинуть ванну и одеться, понятно?

Прижимая корсет к своей груди, девушка поспешно кивнула.

– Потом вы сможете повернуться лицом к стене, когда я буду раздеваться и мыться.

Боже милостивый, он тоже собирается мыться? Какая соблазнительная картина сразу же возникла в ее воображении: обнаженный Лахлан погружается в горячую ванну, намыливает упругие мускулы.

– Конечно, если вы не возражаете, – добавил он. Теперь он смотрел на нее как-то странно, и Венеция вдруг осознала, что с бесстыдной откровенностью рассматривает его тело.

– Нет… Я не возражаю… Если вы хотите помыться… – Заметив всепонимающее выражение на его лице, она опомнилась и перестала мямлить. – Я просто задумалась… – «Как об этом спросить?» – Нам ведь на самом деле не придется спать на одной кровати, не правда ли?

В тот же миг глаза его потемнели и приобрели этот чувственный шоколадный оттенок. Венеция поняла, что не стоило об этом спрашивать.

– Мне бы следовало заставить вас делить со мной постель, Принцесса, потому что вы представились моей женой. – Мягкий звук его слов, произносимых с местным акцентом, вызывал странный отклик у нее в животе, в особенности когда он добавил: – Может, доведем этот обман до его логического завершения? Что вы на это скажете?

Венеция судорожно сглотнула. Одна эта мысль вызвала дрожь по всему телу.

– Вы отлично знаете, что я не имела в виду…

– Не волнуйтесь, – перебил он. – Я не такой дурак, чтобы лечь с вами рядом, когда вы одеты подобным образом. Я буду спать на полу.

– Тогда все прекрасно, – сказала девушка с облегчением. Или она пыталась себя в этом уверить. – Благодарю вас.

– Пока рано меня благодарить, – проворчал он. – Ночь только начинается, и я все еще намерен заставить вас заплатить за то, что вы нарушили все мои планы.

Понимая, что он просто грозится, чтобы сохранить свою гордость, Венеция поддразнила:

– И как же вы это сделаете, позвольте спросить?

– Возможно, я воспользуюсь вашей тетрадью и на ночь что-нибудь вам спою. – Он взглянул на нее с шутливой угрозой. – Тогда узнаете.

– Я бы не возражала послушать ваше пение, – сказала она. Это, видимо, расстроило его, потому что он отвел в сторону взгляд и нахмурился.

– Вы говорите это сейчас, но, услышав мой голос, завоют все собаки в округе, и вы по-другому заговорите.

В этот момент вернулась Салли со свежей рубашкой и ключом от комнаты. Верный своему слову, Лахлан под каким-то предлогом отправил служанку назад, а сам вышел за дверь. Венеция до конца разделась и передала ему одежду, обернувшись полотняным покрывалом. Только после того как он запер дверь на ключ и спустился по лестнице. Венеция сбросила покрывало и забралась в ванну.

Венеция намылила волосы и тело, от знакомого запаха лаванды и щелока на глаза навернулись слезы. Сколько еще пройдет времени, прежде чем она снова увидит свой дом? И вообще, удастся ли ей это когда-нибудь? Она не могла себе представить, что Лахлан вернет ее отцу, не получив взамен того, что ему нужно. Как не могла себе представить, что отец отдаст Лахлану то, что он от него требует.

Вся эта история не могла кончиться хорошо.

Как только Венеция вымылась, она вытерлась полотенцем и надела рубашку Салли, которая оказалась несколько тесна ей в груди. Затем она забралась в постель, закуталась до подбородка в покрывало, закрыла глаза и повернулась лицом к стене. Если она сумеет заснуть до того, как Лахлан вернется, с ним не придется разговаривать, и тогда, может быть, у него не возникнет соблазна что-нибудь предпринять.

Взбив повыше подушку, девушка постаралась не думать о вечернем разговоре. Но слова Лахлана упорно звучали в ее ушах.

«Муж Энни высказался против вытеснения арендаторов… И тогда граф приказал своему поверенному уволить его»

Раздался тихий стук в дверь.

– Я вхожу, дорогая, – произнес Лахлан.

Он вернулся, чтобы помыться. Боже милостивый!

Притворяясь, что спит, Венеция продолжала лежать лицом к стене, когда он вошел. Она услышала, как звякнул ключ, когда он запер дверь, шуршание одежды, когда он раздевался. Должно быть, она притворялась убедительно, раз он не заговорил с ней.

Перевернувшись на живот, Венеция повернула голову так, чтобы видеть ванну, стоявшую перпендикулярно кровати. К счастью, Лахлан сидел к ней спиной.

Он окунулся с головой в воду, и когда вынырнул, волосы его каштановыми ручейками струились по шее. Неожиданно для Венеции он уперся ладонями в края ванны и поднялся во весь рост, открыв ее взору белокожие ягодицы. Мускулистые, крепкие, великолепно очерченные ягодицы.

Так вот как выглядит обнаженный мужчина – мышцы взбугрились на его бедрах, когда он нагнулся, чтобы взять полотенце, упругие жгуты мускулов перекатывались по плечам, когда он вытирался. Затем он слегка повернулся боком и открыл взгляду… уродливый рваный шрам, пересекавший ногу от колена до середины бедра. Венеция тихо ахнула. Шрам был совсем свежим, потому что все еще оставался опасно красным, воспаленным, должно быть, разбух от воды.

– О Господи! – прошептала девушка.

Лахлан напрягся. Слишком поздно она поняла, что произнесла эти слова вслух. Прежде чем она успела отвернуться, он посмотрел на нее, и их взгляды встретились.

– В чем дело?

Ей следовало бы пробормотать извинения и отвернуться, но раз уж она увидела шрам, ей необходимо было все выяснить. Венеция указала на его ногу:

– Кто сделал это с вами?

Желваки заиграли у него на щеках. Все еще оставаясь в ванне, он обвязал полотенце вокруг талии и повернулся к девушке лицом, сердито глядя на нее, словно суровый воин-горец в белом килте.

– Наемники вашего отца.

Венеция судорожно вздохнула. Нет, такого ответа она не ждала.

И он понял это, потому что в его взгляде появилась агрессивность, вызвавшая у нее желание все опровергнуть. Теперь она заметила небольшие розовые шрамы, усеявшие ребра, и глубокую, едва зажившую рану на руке, подобную той, что пересекала бедро.

– Что они с вами сделали, откуда такая ужасная рана? – прошептала Венеция.

Лицо его застыло, будто было высечено из камня.

– Когда им удалось выбить из моей руки нож, двое держали меня, а третий избивал дубиной. Они сломали мне бедро, так что кость вышла наружу, разорвав мышцы и связки.

Потянувшись к креслу, стоявшему возле ванны, Лахлан оперся на его спинку, чтобы перенести ногу через край.

Венеция видела, каких усилий стоило ему это движение, и когда он снова заговорил, то слегка задыхался.

– Маме удалось привести ногу в порядок, но поскольку мы объявили, что я умер от ран, нельзя было рисковать и пригласить врача из города, чтобы он контролировал лечение. Так что нога заживала долго.

– Понимаю. – Охваченная ужасом, девушка поднялась с постели. – Что еще они повредили вам? Какие еще кости сломали?

Он хрипло рассмеялся:

– Я не подсчитывал свои болячки. Зато теперь вы знаете, куда меня больнее ударить, когда задумаете в следующий раз бежать, Принцесса.

– Я бы никогда… Я бы не смогла…

Но она ведь колотила его, разве нет? Не слишком сильно, конечно, но, возможно, достаточно, чтобы причинить боль. Сердце замерло у нее в груди.

– Так, значит, поэтому вы мне ничего не сказали? Чтобы я не могла воспользоваться этими сведениями вам во вред? – Когда он не развеял ее подозрения, а просто пожал плечами, девушку захлестнуло раскаяние. – Простите меня. Мне так жаль…

– Пустяки. Во время войны бывало и хуже. Я не слишком пострадал.

– Черта с два, не слишком. – Она оглядела его опытным взглядом, натренированным за годы добровольной работы в госпитале, где вместе с подругой, леди Дрейкер, они ухаживали за ранеными. Плотный комок подкатил к горлу при виде его многочисленных шрамов. – Скажите, что еще они повредили нам? Клянусь, я не использую вам во вред то, что вы скажете.

Взгляд его скользнул по ее лицу, как бы оценивая степень искренности. Потом он тяжело вздохнул:

– Это не имеет значения, дорогая.

– Для меня имеет. – Венеция огляделась и заметила ключ на полу, куда он положил его, перед тем как помыться. Прежде чем он успел среагировать, она схватила ключ и, зажав в кулаке, спрятала за спину.

– Скажите, где еще у вас раны, или вам придется отнимать его силой.

Лахлан крепко выругался.

– Или скорее всего, – продолжала Венеция, пятясь к дверям, – я просто отопру дверь и убегу. Можете тогда гнаться за мной в своем полотенце…

– Ребра, – коротко ответил он.

Девушка остановилась, вопросительно приподняв бровь.

– Они сломали мне пять ребер, два с одной стороны и три с другой.

Сколько же раз она ударила его локтем по ребрам? О Господи!

– А шрам на лбу? – прошептала она. – Это тоже они?

Лахлан вздохнул:

– Да, это когда мы боролись за нож.

– Вам повезло, что вы не потеряли глаз. – Еле сдерживая слезы, Венеция взглянула на шрам, изуродовавший его предплечье. – Руку вам сломали тоже они?

– Нет, это случилось позже. После того как они огрели меня дубиной по голове, я упал с моста и сломал руку. – Лахлан мрачно улыбнулся. – К счастью, у меня очень прочный череп. Дубина только оглушила меня, и я успел сообразить, что следующего удара уже не пережить. Тогда я притворился, что потерял сознание, и скатился с моста.

Венеция смотрела на него с изумлением:

– С какой же высоты вы упали?

– Футов двадцать или что-то около того. Я ударился о выступ скалы и сломал руку, но, вероятно, это спасло меня, потому что отбросило в сторону и я упал в воду, а не на камни. По счастью мне хватило ума оставаться под водой, пока течение не отнесло меня достаточно далеко. Потом я ухватился здоровой рукой за тростник, выполз на берег и укрылся в папоротнике. Поскольку уже стемнело, мерзавцам не удалось меня найти.

Сломанные рука, нога… ребра… ножевая рана… чудовищный удар по голове. Чудо, что он вообще выжил.

Слезы жгли Венеции глаза. Вот еще одно, что он скрыл от нее, хотя мог попытаться пробудить в ней сочувствие, рассказав обо всем.

Вместо этого он молча сносил ее удары. Сколько раз она толкала и пинала его, даже била, а он только ругался, охал и стонал? Наверное, ему было очень больно!

Но теперь она сумеет возместить ему причиненное зло и облегчить его страдания. Уж это-то по крайней мере она может для него сделать.

Глава 14

Дорогая Шарлотта!

Проходимцев и негодяев вовсе не так много. Большинство мужчин хотят найти себе кого-то, кто будет выслушивать их речи, время от времени бросать на них восхищенные взгляды и обнимать долгими унылыми ночами. Я подозреваю, что большая часть женщин ищут то же самое.

Всегда к вашим услугам Майкл.


Лахлана тронуло выражение сочувствия на лице Венеции. Затем она бросилась к дверям, доказав, что это была всего лишь хитрая уловка. Силы небесные! Она усыпила его бдительность, и теперь собиралась сбежать!

Он поспешил за ней, насколько позволяли мокрые босые ступни и больная нога, но она успела отпереть и распахнуть дверь, прежде чем он настиг ее.

– Салли, Салли! – закричала она через дверь. – Ты очень нужна мне!

Остановившись, Лахлан удивленно смотрел на девушку. Было слышно, как служанка бежит по коридору. Комната Салли тоже располагалась здесь, наверху.

– Черт возьми, что ты делаешь? – прошипел Лахлан. Тут появилась Салли и спросила:

– Что случилось, миледи?

– У моего мужа очень разболелись раны, – спокойно ответила Венеция служанке. – Но у меня нет подходящих снадобий, чтобы помочь ему. Может, у вас есть какой-нибудь конский бальзам?

Какого дьявола!..

– Да, мисс. Я сейчас принесу.

– И еще миску и чистую ткань для перевязки, пожалуйста. Ах да, и еще… если у вас есть в огороде корень окопника…

– У хозяйки есть немного, внизу. Я сейчас же вернусь, миледи.

Когда Салли убежала, Лахлан затворил дверь. От волнения у него сжалось сердце. Оказалось, сочувствие Венеции вовсе не было притворным.

– Конский бальзам? – спросил он тихо. – Что вы еще задумали?

– Я помогала ухаживать за ранеными в госпитале. Тамошний врач клялся, что нет лучше средства для заживления поврежденных мускулов, чем конский бальзам. – Печальная улыбка тронула ее прекрасные губы. – Он ведь помогает лошадям, не так ли?

– Я не лошадь.

– Вы уверены? В такой переделке, которую вам довелось пережить, обычный человек ни за что бы не выжил.

– Но я уже вам говорил, что меня нелегко убить.

Опустив глаза, она коснулась пальцем шрама на его предплечье и произнесла с болью в голосе:

– Не могу поверить в то, что отец мог одобрить что-нибудь в этом роде.

Лахлан ощетинился:

– Сайкстон ясно сказал, что это «послание» от вашего отца. Он приказал им образумить меня, Шотландского Мстителя, чтобы я прекратил грабежи. И требовал, чтобы они сделали это как можно жестче.

– Сайкстон? – Кровь отхлынула от ее лица.

– Так звали главного. Один из них окликнул его по имени.

Девушка, словно в оцепенении, отошла от дверей.

– В чем дело, Венеция? – спросил Лахлан.

– Ничего, просто… – Она озабоченно нахмурила лоб.

– Вы что-то знаете, – раздраженно произнес он.

– Я не уверена.

– Черт побери, скажите мне, что вам известно…

– Я принесла то, что вы просили, – сообщила Салли. Венеция все взяла у нее и отпустила спать.

Как только Салли ушла, Лахлан нетерпеливо спросил:

– Что вам известно о людях вашего отца?

Ее прекрасные глаза смотрели хмуро, с тревогой.

– Они не его люди. Я так не думаю. Нет, в самом деле. – Венеция подошла к умывальному столику и поставила на него миску, которую принесла Салли. – Но трое мужчин встречались с отцом несколько месяцев назад.

Трое мужчин. Неужели те, что напали на него?

– Папа не подпустил меня к ним, – продолжала девушка. – Но я поняла, что это не те люди… то есть… какие-то чужие, не нашего круга.

– Что они убийцы.

– Нет! – Венеция принялась с ожесточением донышком бутылки с бальзамом растирать в миске корень окопника. – Я не знаю. Однако я не встречала их прежде и никогда ничего о них не слышала. Не думаю, что это кто-то из друзей моего отца или люди из поместья.

Так речь идет о людях, которые напали на него, или нет, черт побери?

Избегая его взгляда, Венеция отставила бутылку.

– Я спросила отца, пришли ли они из-за Мстителя, а он ответил, что это не мое дело.

– Так почему же вы вспомнили о них? – нетерпеливо спросил Лахлан.

Девушка повернулась к нему, лицо ее исказила боль.

– Через неделю после их появления я прочла в газетах сообщение о вашей предполагаемой смерти. И… – Венеция помедлила, как бы не решаясь открыть нечто, что могло бы уличить отца в неблаговидных поступках.

– И… – поторопил ее Лахлан.

– Их главаря звали мистер Сайкстон.

Лахлан с облегчением перевел дух – он затаил дыхание, ожидая ответа. Он всегда был уверен, что головорезов послал Дунканнон, но эта уверенность основывалась только на его собственных воспоминаниях.

– Вы сознаете, что только что предоставили мне доказательство причастности вашего отца к покушению на мою жизнь?

Щеки девушки запылали румянцем.

– Нет, я только сообщила вам, что отец разговаривал с людьми, которые напали на вас.

– Не будьте дурой. Какие еще дела могли быть у Сайкстона с вашим отцом сразу же после нападения на меня в Шотландии?

По ее лицу он видел, что она понимает – он прав. Понимает, но не хочет признать.

– Вы забываете, они ведь сами сказали мне, что прибыли с посланием от вашего отца. А потом они отправились прямо к нему. Вероятно, чтобы получить плату за то, что меня убили.

– Если они собирались убить вас, зачем передавали вам послание?

Логичность этого замечания разозлила его.

– Они ударили меня дубиной по голове, черт побери!

– Я знаю, знаю. – В глазах ее застыло страдание, когда она направилась к нему с бутылкой конского бальзама в одной руке и полоской ткани в другой. – Вряд ли имеет значение, что они собирались сделать. То, что они сделали, – преступление.

– Раньше вы говорили совсем другое, – язвительно сказал он. – Что я все это заслужил, потому что обкрадывал людей.

Венеция покраснела, но не стала выкручиваться.

– Я ошибалась. Никого нельзя так калечить. – Она подтащила кресло к окну, через которое еще проникал свет.

– Садитесь. Позвольте мне попытаться облегчить ваши страдания.

– Зачем? – спросил он, хотя сочувствие на ее лице давало достаточно ясный ответ.

– Мне очень неприятно то, что с вами сделали. Тем более если к этому имеет отношение мой отец.

– Вы не сделали ничего такого, о чем нужно жалеть. Не в ваших силах было этому помешать.

– Но это не означает… – Она тяжело вздохнула. – Рассматривайте мое участие как любезность… как добрые отношения между соседями.

Соседями, не «друзьями». Но разве смогут они когда-нибудь стать друзьями? Он не был в этом уверен. Однако что плохого в том, что он позволит ей лечить его? Тем более если у нее возникло такое желание.

Лахлан уселся в кресло, и Венеция, взглянув на него, залилась густым румянцем.

– Хм, вы не могли бы прикрыться получше?

Он проследил за ее взглядом и увидел, что полотенце на нем распахнулось, выставив на обозрение те части тела, которые не стоило бы демонстрировать незамужним девушкам.

Лахлан еле сдержал смех.

– Простите, дорогая. – Он запахнул полотенце. – Но поскольку у вас имеется опыт ухода за больными, вы должны иметь хотя бы поверхностное представление о том, как устроен мужчина.

С пылающими от смущения щеками Венеция осмотрела его руку.

– В госпитале всегда строго следили за тем, чтобы дамы не занимались обнаженными мужчинами.

– Ах, – пробормотал он, – какая жалость. Тем хуже для обнаженных мужчин.

Венеция не обратила внимания на его замечание и, взяв его руку, повернула ее к свету, чтобы лучше рассмотреть шрам.

– Рана еще болит?

– Немножко.

Девушка слегка нажала пальцем на то место, где сломанная кость повредила мышцы, и постоянно ноющую руку пронзила такая острая боль, что Лахлан разразился проклятиями.

– Если это немножко, – холодно сказала Венеция, – то тогда что вы называете настоящей болью? – Она смочила целебным бальзамом ткань. – Сначала будет немного жечь, но потом наступит облегчение.

– Жечь? – переспросил Лахлан. Девушка намазала его руку бальзамом, и ему показалось, будто рану охватил огонь. – Господь всемогущий! Вы что, решили убить меня?

Он попытался схватить бутылку со снадобьем, но Венеция проворно отскочила назад.

– Прекратите! – Стоя там, где он не мог до нее дотянуться, она еще больше смочила ткань. – Если бы я хотела убить вас, то ударила бы по голове бутылкой. – Осуждающе взглянув на него, она добавила: – Ведите себя хорошо, а то я так и сделаю.

О, бессердечная девица! Однако Лахлан вынужден был признать, что как только прекратилось жжение, пришло ощущение приятной теплоты, которая почти сняла боль, терзавшую его руку. Только это и удержало его от возражений, когда Венеция попросила его поднять руки, чтобы она могла обработать ребра.

Теперь Лахлан был обречен терпеть страшнейшую из пыток. Мало того что самая соблазнительная красавица растирала его израненную обнаженную кожу, так она и одета-то в одну лишь тонкую рубашку, которая почти ничего не скрывала.

Когда она наклонилась над ним, его мужская плоть немилосердно взбунтовалась. Даже сильное жжение, опалившее его ребра, не смогло умерить его возбуждения, потому что глубокий вырез ее рубашки позволял ему полностью лицезреть пышные округлости ее грудей.

Больше того, ведь его прикрывало только чертово полотенце, и теперь оно вздыбилось, словно походная палатка. О, он готов был остаться здесь навсегда, опьяненный запахами бальзама и лаванды, и любоваться водопадом ее шелковистых волос, щекочущих ему грудь.

– Боюсь, эта последняя рана действительно начала воспаляться, – сказала Венеция. – И я… хм… вынуждена немного приподнять полотенце.

Она протянула руку, но Лахлан перехватил ее.

– Позвольте мне самому это сделать. – Он не был уверен, что сможет сдержаться, если ее пальцы коснутся его возбужденной плоти.

Каким-то образом ему удалось подтянуть полотенце повыше, чтобы обнажить шрам на бедре, не открывая при этом ничего лишнего. Ему следовало бы попросить ее закончить свое врачевание, оставив все как есть. Но он уже успел оценить благотворное успокаивающее действие бальзама. И сказать по правде, нога причиняла ему невыносимые страдания.

Но когда девушка приложила лечебный бальзам к его самой серьезной ране, у Лахлана перехватило дыхание и он сильно сжал ее руку, пытаясь отдышаться. Это продолжалось несколько мгновений. Затем он снова смог говорить.

– Все в порядке. Можете продолжать. Я уже готов.

Согласно кивнув, Венеция продолжила обработку, но плечи ее вздрагивали, и Лахлан почувствовал, как капля влаги упала ему на бедро. Затем еще одна, и еще. Слезы. Силы небесные! Девчонка проливала над ним слезы.

– Послушайте, – мягко сказал он. – Из-за чего вы плачете? Ведь все не так уж плохо, разве нет?

– Это ужасно, – всхлипывая, ответила она. – Как вы, должно быть, страдали…

За то время, что Лахлан провел с ней, Венеция ни разу не плакала. Ни из-за похищения, ни из-за его грубого обращения, ни по какому-либо другому поводу. И вот, пожалуйста, она рыдает, сопереживая ему. Он не мог этого вынести.

– Тш-ш, дорогая, – прошептал Лахлан, обняв девушку за талию и усадив ее на колено здоровой ноги. – Бывало и хуже, можете мне поверить.

– Я… я знаю, – сквозь слезы пробормотала она, – но мне невыносимо думать, что вас…

Девушка разразилась рыданиями, и Лахлан крепко обнял ее, безмерно тронутый ее сочувствием.

Помоги ему Бог, но девчонка действительно плакала навзрыд. Уткнувшись лицом в его плечо, она захлебывалась в рыданиях, а он гладил ее по спине, не зная, как облегчить ее боль и успокоить это нежное сердце.

– Все в порядке, Принцесса, клянусь, все хорошо. Я уже несколько недель на ногах и даже танцевал.

Упоминание о танцах вызвало новый взрыв рыданий.

– Я… я заставила вас т-танцевать с вашей б-больной ногой…

– Нет, вовсе не вы. – Он обнял ее еще крепче и уткнулся носом ей в волосы. – Нет, во всем виновата ваша тетушка. Это она завела разговор о моей смерти, и я испугался, что вы меня узнаете.

Венеция тихо всхлипнула.

– Это она, правда?

– Да. – Приподняв ее лицо за подбородок, Лахлан большим пальцем вытер девушке слезы. – А я не мог позволить ей воскресить меня из могилы, прежде чем я сам буду к этому готов, понимаете? От мертвеца ведь нельзя ожидать, что он станет расхаживать по балам, нарядившись в килт.

Девушка улыбнулась сквозь слезы.

– Вы ни капельки не походили на мертвеца, – с трудом выговорила она.

– Я и вправду не чувствовал себя мертвецом. – Взяв из ее руки кусок ткани, Лахлан краешком осторожно вытер ей глаза, потом заставил ее высморкаться и бросил тряпицу на пол. – В особенности тогда, когда мы остались одни.

Теперь Венеция пристально смотрела на него. Ее прекрасные зеленые глаза огромными озерами сверкали на раскрасневшемся лице. Все было, как той ночью на балу. Только теперь она знала, кто он такой и чего хочет. Однако вместо того чтобы ополчиться на него, она смотрела на него так, словно видела впервые, то есть не как на злодея, а как на человека, оказавшегося в сложном положении.

– Я понимаю, что в этом нет никакого толку, – прошептала Венеция, – но я очень сожалею о том, что я била и пинала вас, когда забралась на вашу больную ногу, пока вы спали…

– Не нужно вспоминать об этом, – прервал он ее, не в силах выносить эту словесную пытку. Особенно насчет того, как она лежала у него на коленях. – Вы ничего не знали. И тут нет никакой вашей вины.

Видеть, как она смотрит на него влажными глазами, такая чистая и свежая, сидит у него на колене, было слишком сильным искушением, чтобы Лахлан мог это выдержать.

Он подумал, что нужно поскорее отстранить ее от себя, убрать. Он даже обхватил ладонями ее талию. Но тут Венеция обвила руками его шею, и Лахлан понял, что попал в беду.

– Позвольте мне как-то возместить вам это, – прошептала она, и его решимость растаяла как дым. – Позвольте мне доказать вам, что я не такая, как мой отец. – Она потянулась и поцеловала шрам у него на лбу, и что-то перевернулось в его душе.

– Я знаю… вы не такая… как ваш отец, – хрипло произнес он. – Вы пахнете значительно лучше, прежде всего. – Он подумал, что шутка удержит его от какого-либо безумного поступка, но грудной смех девушки произвел обратный эффект. Так же подействовали и легкие поцелуи, которыми она осыпала его ключицы. Никогда Лахлан не испытывал ничего подобного, это было так приятно. И все же он продолжал, стараясь не обращать внимания на катастрофически быстро твердеющую плоть: – И выглядите вы в платье чертовски лучше, чем он.

– Сейчас на мне нет платья, – заметила она.

При этом совершенно излишнем напоминании Лахлан наполовину лишился разума. Оставшуюся половину он утратил, когда Венеция проложила цепочку поцелуев по его груди и ее губы на мгновение замешкались, лаская сосок.

– Силы небесные, вы должны немедленно прекратить это, – с усилием выдавил он.

Венеция отшатнулась.

– Я сделала вам больно? Я не хотела…

– Вы заставляете меня терять разум, вот что вы делаете.

От ее манящей улыбки жар разлился у него в паху.

– Я уже говорила вам, что хочу помочь вам забыть все обиды. – Ее руки скользнули вверх по его груди.

Лахлан застонал.

– И как вы собираетесь это сделать? Искушая меня обесчестить вас?

Улыбка Венеции померкла, но она не отступилась.

– Неужели нет никакого способа доставить вам удовольствие, не погубив при этом меня?

Эти слова рождали в его мозгу невозможно дерзкие мысли. Но им не следовало давать волю. Поэтому он, конечно же, немедленно ответил:

– Разумеется, есть.

Ее лицо просияло, и он застонал.

– Но вам не пристало заниматься такими вещами, можете мне поверить, – поспешно добавил он, пытаясь пойти на попятную после столь опасного признания. – Это неблагоразумно. И приведет к неприятностям.

– А лежать всю ночь в одной комнате врозь, когда нас так влечет друг к другу? Разве это не приведет к неприятностям? Покажите мне, как доставить вам удовольствие, не погубив себя, и я клянусь, что сделаю это. Будьте уверены.

– Силы небесные! – пробормотал он себе под нос и понял, что пропал.

– Вам больше нравятся поцелуи? – прошептала Венеция, прижимаясь губами, своими восхитительными губами к его шее. – Следует ли мне целовать вас сюда? – Она осыпала поцелуями его подбородок. – Или сюда? – Она коснулась кончиком языка уголка его губ.

Всего-то и потребовалось несколько грешных поцелуев ее маленького соблазнительного рта – и его выдержки как не бывало. Прорычав проклятие, Лахлан обхватил ладонями ее лицо и поцеловал в губы жадным страстным поцелуем, глубоко проникая внутрь языком. Ее теплый рот с готовностью принял его, мягкие губы раздвинулись под настойчивым напором его требовательного языка, впуская его и отвечая ему тем же.

Упиваясь прикосновениями ее нежного язычка, ласково сплетавшегося с его языком, Лахлан обхватил ладонями ее шею и ощутил бешеное биение пульса с обеих сторон над ключицами. Затем его ладони двинулись дальше, к тесемкам ее рубашки, одним резким движением развязали их и спустили рубашку с плеч, так что он смог забрать в ладони ее полные обнаженные груди.

– Подожди, Лахлан, – прошептала она, отрываясь от его губ. – Я имела в виду… доставить тебе удовольствие.

– Я получаю огромное удовольствие, прикасаясь к тебе, – хрипло произнес он, лаская пальцами ее соски, пока она не задохнулась. – Я получаю удовольствие от того, что дарю наслаждение тебе.

– Но… я хочу…

– Вот, – сказал он, стиснув ее ладонь и поднеся ее к своей возбужденной плоти. – Если хочешь доставить мне удовольствие, погладь меня здесь.

Ее кокетливая улыбка, когда она сжала в руке его окаменевшую плоть, едва не лишила Лахлана самообладания. Ситуация быстро становилась крайне опасной с этой его любопытной маленькой девственницей, бог знает с какой целью испытывающей на нем свои уловки.

– Подожди! – Лахлан схватил ее руку и задержал, и Венеция взглянула на него с удивлением. – Раз уж мы решили заняться этим, то должны действовать по правилам, понимаешь?

– По правилам? – прошептала она. – Но зачем?

– Без правил мы наверняка кончим тем, что начнем кувыркаться прямо на этой кровати, а я знаю, что тебе бы этого не хотелось.

Он и сам этого не хотел. Потому что если он обесчестит дочь графа Дунканнона, все его планы потерпят крах.

Глава 15

Дорогой кузен, неужели вы настолько хорошо знаете женщин, что можете открыто заявлять о том, чего они хотят? У меня создалось впечатление, что вы предпочитаете затворнический образ жизни и выходы в свет вам не по душе. Или я ошибаюсь?

Ваша любознательная подруга Шарлотта.


– Нам не нужны никакие правила. – Венеция зарылась пальцами во влажные кудри Лахлана на затылке. – Я и так уже сыта ими по горло.

Его тревожный взгляд обжег ее.

– Это ты говоришь сейчас в порыве страсти, но завтра утром будешь жалеть о том, что пренебрегла ими. И возненавидишь меня.

Венеция понимала, что Лахлан скорее всего прав, и это им явно мешало. Ну почему он не может просто поцеловать ее и заставить забыть, кто он такой и как сильно ненавидит ее семью? Почему не может просто отдаться чувствам и раствориться в ее объятиях?

Несмотря на то, что Лахлан удерживал ее вторую руку, Венеция чувствовала, как его мужская плоть увеличилась. Без сомнения, он хотел ее. Так что же случилось с необузданным Лахланом, привыкшим бездумно и стремительно брать все, что ему захочется?

Венеция дерзко потянулась к его рту, легонько прикусила зубами нижнюю губу, потом успокаивающе погладила ее языком. Хотя Лахлан по-прежнему крепко сжимал ее запястье, он не сумел сдержать чувственный стон, затем приоткрыл губы и впился в ее рот страстным поцелуем. Их языки снова сплелись, губы жарко пылали, и девушка почувствовала, что уносится туда, где существовали только они двое, и больше ничего.

Но когда она попыталась освободить руку из его захвата, Лахлан отстранился и пристально посмотрел на нее.

– Но все же установим одно правило, – хрипло произнес он. – Только одно. Которое поможет нам не заходить слишком далеко.

Венеция наградила его сердитым взглядом:

– И что же это за правило?

– Ты не будешь покидать моего колена. Пока ты находишься там, я не имею возможности лишить тебя невинности. Но мы сможем использовать свои губы и руки, чтобы получить удовольствие. – Обхватив рукой ее спину, он наклонил девушку назад, так что ее обнаженные груди предстали перед его пылающим взглядом. – Мы все же можем доставить друг другу наслаждение. Так, например…

Склонив голову, он прильнул к ее груди, лаская и теребя сосок языком, пока она не застонала.

– Лахлан, о Боже мой…

– Ты согласна принять мое правило? – спросил он, на мгновение оторвав от ее груди свой умелый рот.

Желание разлилось по ее лону. Она готова была согласиться на все, лишь бы только он продолжал.

– Да, да, клянусь тебе. – Венеция поцеловала его в голову. – Теперь позволь мне… коснуться тебя тоже.

Удовлетворенно заворчав, Лахлан отпустил ее запястье, но толькодля того, чтобы обвить ее ладонью свою возбужденную плоть. Опустив взгляд, Венеция увидела, что ее пальцы почти утонули в густых темных завитках. Это зрелище ее сильно поразило.

– Я даже не представляла, что у мужчины там волосы.

Сжимая ее ладонь и вынуждая ее двигаться вдоль его орудия, Лахлан удивленно ахнул:

– Неужели?

– Откуда мне было знать? – Венеция отбросила его руку прочь, продолжая двигать ладонью сама. – Все мои знания об обнаженных мужчинах получены при рассматривании античных статуй, а у них там все гладко и спокойно.

– Статуи и баллады, – простонал он, в то время как она ласкала его. – Неужели в твоей жизни не было мужчин, от которых ты могла бы кое-чему научиться? Каких-нибудь лезущих с поцелуями кузенов? Или братьев твоих школьных подруг, с которыми бы вы развлекались в лесу? – Он потянул ее за сосок, ухватив его зубами, и по ее телу разлились доселе неизведанные ощущения.

– Ничего такого, что позволило бы мне узнать что-либо неподобающее. – Или восхитительное. Венеция уже дышала с трудом. – Правда, была одна книжонка…

Из горла Лахлана вырвался сдавленный смех.

– Ну конечно. Наряду с обнаженными статуями. Что же что за пансион для девочек в таком случае?

– Превосходный пансион, – заносчиво сказала она. – Обнаженные статуи – это высокое искусство, к твоему сведению!

– А книжонка? Это тоже искусство?

– Вряд ли. Она была из гаремной жизни, но в ней отсутствовали подробности насчет… ну… чего-либо подобного. Поэтому я не знаю… то есть… – Она осторожно и неуверенно подвигала рукой: – Я это делаю так, как надо?

– Тебе вообще не следовало бы этого делать.

– Я имею в виду, делаю ли я это правильно? Тебе это приятно?

– Мне просто жутко приятно. – Он выгнулся навстречу ее руке. – Но если бы ты крепче сомкнула пальцы и сжала их чуть сильнее…

Она сделала, что он сказал, восхищаясь шелковистостью его кожи и твердостью плоти под ней.

После нескольких ее энергичных движений Лахлан закрыл глаза и с трудом выдохнул сквозь зубы:

– Для женщины… почерпнувшей свои знания из баллад и разглядывания статуй… ты превосходно умеешь… ублажить мужчину. Ты способна заласкать меня до смерти.

– В этом и состоит мой план. Если ты умрешь от удовольствия, я смогу убежать.

– Отличный план, – задыхаясь, пробормотал он. – Жаль, что ты не подумала об этом раньше.

– Я тоже об этом жалею.

Он усмехнулся и снова завладел ее ртом, исследуя его влажную глубину языком, в то время как рука ее продолжала трудиться над его плотью. Но ему недостаточно было только целовать ее, о нет! Этот распутник задрал ей рубашку и, сунув руку в панталоны, принялся ласкать ее между ног, сначала осторожно, а потом все более решительно.

Ей это понравилось. Очень. Гораздо больше, чем она ожидала. И это доказывало, что Лахлан был прав, когда обвинял ее в том, что в глубине души она порочна. Казалось, что каждым своим прикосновением он как бы сдирает с нее тот внешний великосветский лоск, которого с таким усердием добивалась миссис Харрис. Привить его своим ученицам стоило этой даме огромных трудов.

Истерический смех вырвался из горла девушки, заставив Лахлана отшатнуться и сердито нахмуриться:

– И что же тебя так развеселило?

– Я подумала… миссис Харрис следует добавить… в свой учебный план это, – ухитрилась сквозь смех произнести она, хотя от его действий мысли путались в голове. – В ее пансионе… значительно прибавится… учениц.

Лахлан вопросительно поднял бровь:

– Значит, тебе это нравится?

– Оч-чень… да… да, – запинаясь, пробормотала она, приподнимая бедра навстречу его искусной руке.

С загадочным блеском в глазах Лахлан скользнул пальцем внутрь.

– Лахлан! – вскрикнула Венеция, ошеломленная подобной вольностью. – Ты не можешь этого делать!

– А вот и могу. Пока ты остаешься на моем колене, все будет в порядке. – С понимающей улыбкой он проник глубже в ее плоть. – Лучше, чем в порядке.

Его рука определенно могла много чего добавить на этот счет. Она с дьявольским коварством ласкала ее сокровенное место, проявляя невероятное мастерство, вынуждая девушку выгибать спину и жаждать большего.

Внезапно он коснулся пальцем особенно чувствительного места, и Венеция подпрыгнула, едва не слетев с его колен.

– Спаси меня, Господи!

– Уже слишком поздно, дорогуша. – Он продолжал ласкать ее, заставляя корчиться и извиваться от удовольствия на его колене. – Никто теперь не спасет тебя от меня. Я собираюсь подарить тебе блаженство.

– Блаженство… – Она взглянула в его обрамленные густыми ресницами глаза, что-то смутно припоминая. – Так вот что это значит!

Лахлан удивленно заморгал, но не прервал свои ласки.

– Что?

– О-одна сомнительная баллада, которую я читала. Там упоминалось о… блаженстве. Я прежде никак не могла понять… В ней говорилось, что Дарби хотел овладеть замком… расположенным у Уны среди густых завитков между двух алых губ…

Хриплый смех вырвался из горла Лахлана.

– Я знаю эту балладу. А вы. Принцесса, должно быть, еще порочнее, чем я мог вообразить, раз коллекционируете сочинения подобного рода.

Венеция попыталась рассердиться, но как она могла, когда он так чудесно ласкал ее?

– Это просто… из чисто теоретического интереса, – сказала она, но тут же опровергла свои слова, бесстыдно схватив его за руку и направляя его движения, когда он проник внутрь ее еще и вторым пальцем. – О Боже… это так…

– Да, – сказал он низким, чуть хриплым голосом. – Может быть, ты согласишься… разделить этот чисто теоретический интерес со мной?

Его пальцы вторгались в ее лоно в бешеном ритме, захватившем ее подобно звукам цыганского бубна, заглушая всякие связные мысли.

– Что?

– Вы не выполняете свою часть работы, Принцесса, – напомнил он ей.

Только тогда Венеция осознала, что прекратила свои ласки, слишком поглощенная тем, что он делал с ней.

– Ох, правда… прошу прощения…

Она принялась снова ласкать его, и Лахлан облегченно вздохнул, а вскоре дыхание его участилось и сделалось прерывистым.

– Ах, дорогая… да… вот так… продолжай… пока я не скажу остановиться… теперь резче… скорее… да, вот так… Помоги мне, Боже…

Больше они не произнесли ни слова, потому что были полностью поглощены друг другом, изо всех сил стараясь доставить друг другу наслаждение. Их руки согласованно двигались в общем ритме, лаская разгоряченную кожу и гладкую плоть, их жажда освобождения нарастала все быстрее и быстрее, пока на вершине не вылилась в стоны, а затем в пронзительный крик.

Ее громкий крик, когда острое наслаждение пронзило ее, неописуемо сладостное, унесшее ее на вершину блаженства. Лахлан впитал этот крик горячим алчущим ртом, в то время как тело его напряглось, а плоть судорожно запульсировала под ее пальцами.

Когда Венецию подхватил вихрь неизведанных доселе ощущений, Лахлан вытащил руку, которой ласкал ее, и, схватив полотенце, плотно обмотал им ее ладонь, сжимавшую его плоть. И в тот же миг струя горячей жидкости хлынула наружу, оросив ее пальцы и ткань.

Оторвавшись от ее губ, Лахлан прошептал:

– Силы небесные! Пресвятая Матерь Божья…

Сердце ее пело в унисон с его словами. Боже, какие ощущения! Что же такое он с ней сделал?

Что бы это ни было, похоже, он чувствовал, то же самое, потому что крепко прижал ее к себе, зарывшись лицом в ее волосы, и тяжело дышал, согревая дыханием ее шею и содрогаясь всем телом.

Потребовалось некоторое время, чтобы возбуждение внутри ее утихло, а его тело расслабилось и размякло, словно бы опустошилось.

Затем Лахлан пробормотал:

– Это было… чертовски лучше, чем… в теории.

– Да, – отозвалась Венеция со смехом. – Гораздо лучше.

Они оба тяжело дышали, подобно волынщикам, только что окончившим играть рил. Только назойливый стук дождя в окно да шипение и потрескивание фонаря нарушали тишину спальни, помимо их учащенного дыхания. Постепенно холод нетопленной комнаты дал о себе знать, и Венеция почувствовала, что мерзнет.

И все же ей очень не хотелось покидать колено Лахлана. Она склонила к нему голову и прошептала:

– Значит, вот почему Уна сказала, что «готова расстаться с жизнью ради такого удовольствия».

– Такое удовольствие – большая редкость, Принцесса. – Лахлан потерся носом о ее щеку, потом об ухо, потом уткнулся в волосы. – Почти исключение. И поэтому его следует ценить и беречь.

– Нужно наслаждаться редкостными удовольствиями как можно чаще, тебе так не кажется? – Пробежавшись ладонями по его мускулистым рукам, она бросила на него игривый взгляд. – Ночь только началась и…

– О, нет. – Улыбка на его лице увяла. – Редкостные удовольствия следует вкушать редко.

У Венеции пересохло во рту.

– Так не должно быть.

– Именно так. – Его величественный, как у орла, взгляд мрачно устремился на нее, и он вытер ей полотенцем руку. – Теперь тебе нужно вернуться в постель. Одной. Прежде чем я уступлю искушению исполнить ту часть баллады, которую мы пропустили.

Венеция обвила его шею руками.

– И что же это за часть?

Взгляд Лахлана скользнул к ее обнаженной груди, и он с шумом втянул в себя воздух.

– Ты отлично ее знаешь. Где Дарби овладел Уной и они вместе «смазали ее замок» в «потоках блаженства». Вот эта часть.

– Это звучит интригующе, – прошептала Венеция, потянувшись, чтобы поцеловать его в губы.

Но он остановил ее, прежде чем ей это удалось.

– Нет. Я не собираюсь губить тебя.

Раньше это ее порадовало бы, но не теперь.

– Разве так уж ужасно, если это произойдет?

– Да. Тогда я буду обязан жениться на тебе, а я не могу.

«Я не могу». Ничто не способно так помешать обольщению, как голая правда.

Но она не позволит ему так легко от нее отделаться.

– Почему же? – прошептала Венеция, пытаясь не принимать его слова близко к сердцу.

Опустив глаза, он принялся сосредоточенно подтягивав вверх ее рубашку, чтобы прикрыть груди.

– Даже если твой отец согласится на это, – сказал он, – и даже если нам с ним удастся благополучно уладить наше дело, ты не сможешь быть счастлива в Росскрейге.

– Откуда вам знать?

Его холодный взгляд пронзил ей сердце.

– Потому что ты слишком утонченная леди.

– Слишком утонченная леди? – Она поднялась и дрожащими пальцами завязала тесемки рубашки. – Кажется, вы только что могли убедиться, что я далеко не такая уж утонченная и благонравная леди.

– Я говорю совсем не об этом. – Лахлан встал, прикрывавшее его полотенце свалилось, но Венеция только мельком увидела его обнаженным, потому что он сразу же повернулся к ней спиной, чтобы натянуть панталоны. – Даже самых утонченных леди обуревают желания. Но это не отменяет того, что они рождены совсем для другой жизни. И как только пыл страсти угасает, приходится жить в реальных домах и преодолевать реальные трудности. Страсть не стоит таких мучений…

«Для такой женщины, как ты». Не следовало ему говорить эти слова.

Венеция в отчаянии наблюдала, как его великолепные ягодицы скрылись под тканью панталон. Он, видно, считал, что это последний раз, когда они были близки, разве нет? Он позволил себе это, потому что она сама навязалась ему, но в дальнейшем он этого не допустит.

– Давайте разберемся, правильно ли я вас поняла. То, что меня влечет к вам, не имеет значения. А также и то, что мне правится ваше общество…

– Нравится мое общество? – С горькой усмешкой Лахлан повернулся к ней лицом. – Последние два дня вы только и делали, что обзывали меня «грубияном» и «мерзавцем». С тех пор ничего не изменилось.

– Все изменилось, – прошептала она. – Вы сами знаете, что это так.

– Ничего подобного я не знаю. – Он вздернул подбородок и расправил плечи с гордостью воинственного горца. – Вы почувствовали жалость ко мне, ощутили ответственность за раны, нанесенные мне людьми вашего отца. И нас… слегка занесло. Но это не означает, что мы сможем жить вместе. Вы не настолько глупы, чтобы не понимать этого.

До этой минуты Венеция никогда не стыдилась своего отца или себя. И тот факт, что Лахлан заставил ее стыдиться, ужасно разозлил ее.

– Вы в самом деле так сильно ненавидите моего отца?

– К нему это не имеет никакого отношения. – Но он не рискнул встретиться с ней взглядом, а вместо этого отвернулся и принялся собирать свою одежду.

– Да неужели? А если бы я не была его дочерью, вы бы с тем же презрением отвергли меня?

– Отверг вас! – Лахлан повернулся к ней лицом. – Это вы с презрением отвергнете меня, когда ваш отец явится за вами и я буду вынужден…

Когда он с проклятием прервался, сердце девушки замерло.

– Вынуждены что?

Он не ответил, а просто вышел в коридор, чтобы передать Салли вещи для стирки, потом вернулся и захлопнул дверь, перед тем как взять с кровати подушку.

– Ответьте мне, Лахлан. – Полная дурных предчувствий, Венеция последовала за ним туда, где он бросил на пол подушку. – Я уже спрашивала вас прежде, что вы сделаете, если папа не отдаст вам деньги, но вы уклонились от ответа. Я спрашиваю вас снова, и на этот раз я хочу услышать правду. Что вы собираетесь сделать?

– Не суйтесь в это дело, – рявкнул он. – Вас это совершенно не касается.

– Если бы это было так, меня бы здесь не было. Скажите мне, что вы собираетесь делать. Я не оставлю вас в покое, пока вы не скажете.

– Прекрасно! – Он повернулся к ней, глаза его пылали гневом. – Вы видели, что люди вашего отца сделали со мной только за то, что я ограбил Маккинли. А теперь я похитил его дочь. Если он явится сюда без денег, значит, ему нужна моя голова. Тогда вопрос встанет так – или он, или я, разве вы не понимаете? С этим надо кончать так или иначе, и будь я проклят, если допущу, чтобы подлое предательство сошло ему с рук.

Она все еще не понимала.

– Значит, если он откажется вернуть вам деньги, которые должен…

– Я вызову его на дуэль. И если мы с вами поженимся, вы станете либо вдовой, либо женой убийцы. – Непреклонно выпятив челюсть, Лахлан скрестил руки на обнаженной груди. – Дьявольский выбор, вам так не кажется?

Глава 16

Дорогая Шарлотта!

Зачем вы задаете вопросы, на которые, как вам хорошо известно, я не могу ответить? Вот что я вам скажу: хоть я и не испытываю восторга, бывая в обществе, но я не сижу взаперти. А если бы я никуда не выходил, то как бы я добывал конфиденциальные сведения, которые нужны вам, чтобы помочь вашим девочкам? Осторожно, друг мой, если вы не перестанете донимать меня вопросами относительно моей личности, я могу прекратить передавать вам свои секреты.

Решительно настроенный остаться в роли инкогнито, друг Майкл.


Лахлан осадил Венецию, потому что в одной рубашке она по-прежнему выглядела очень соблазнительно. И он хотел, чтобы ее недавние возгласы удовольствия наконец перестали звучать в его ушах. Выражение ужасного разочарования и недоверия на ее лице превратило всю его прежнюю радость в прах.

– Вот поэтому-то мы и не можем пожениться, – резко отрубил он. – Война между вашим отцом и мной – не игра для благородных леди. Это тяжелая и жестокая схватка, и она не окончится к вашему удовольствию, уж в этом-то можете быть уверены.

– Но это потому, что вы оба дьявольски упрямы, – сказала она глухо.

– Да, я упрямый, но я добиваюсь справедливости, черт побери! А справедливость требует, чтобы графу не сошло с рук все, что он натворил.

– Вы вызовете его на дуэль? Разве это справедливо? Он уже старик и не был в армии. Мы оба знаем, что победите вы. Это будет просто убийство, самое настоящее убийство.

– Настоящее убийство едва не случилось, когда он подослал своих людей, но я что-то не заметил, чтобы вы возмущались по поводу бесчестности этого поступка, – огрызнулся он.

– Меня это возмущает, – тихо сказала она. – Правда.

И снова на ее лице появилось выражение теплого сочувствия, отчего сердце его наполнилось непонятным томлением и тоской.

Черт бы ее побрал! В его планах не было места эмоциям и томлению.

– Дело в том, – резко заявил он, – что наш брак не решит проблемы. Вы лишь окажетесь в ужасном положении. А это нелепое предположение, что вы сможете быть счастливы со мной здесь, в Шотландском нагорье, весьма сомнительно.

– Конечно, – надменно сказала она, – раз вы хотите убить моего отца.

– Нет, я только хочу получить то, что он мне должен. – Лахлан с силой втянул в себя воздух. – Но если он откажется платить, я его уничтожу, понятно?

Откровенная злоба в его голосе заставила Венецию отшатнуться.

Лахлан попытался убедить себя, что ему это безразлично.

– Мне нужны деньги. Если он не заплатит, я должен быть уверен в том, что он не подошлет опять кого-нибудь, чтобы убить меня, а такой уверенности у меня не будет, пока он жив.

– Вы хотите сказать, что не сможете чувствовать себя в безопасности, даже если он отдаст вам долг?

– Нет, зачем ему тогда убивать меня? Он же не сможет вернуть свои деньги назад. Но пока это дело не улажено, я не могу появиться в обществе. Я не желаю скрываться всю жизнь. Так или иначе, все это кончится, когда он приедет в Шотландию.

– А что, если вы женитесь на мне? – Выражение безысходности исказило ее черты. – Тогда все устроится. Наверняка он не станет разоблачать вас, раз вы станете моим мужем. А мое приданое составляет примерно ту же сумму, что и его долг. Вы сможете забыть о давней ссуде.

– Вы что, с ума сошли? – Лахлан открыл ранец и достал тартановый плед, который использовал в пути, когда останавливался с ночевкой в горах. Он расстелил его на полу, в том углу, куда кинул подушку. – Вы разве забыли, кто распоряжается вашим приданым?

Венеция побледнела.

– Если мы поженимся до прибытия вашего отца, вы потеряете свое состояние, а я утрачу возможность вернуть деньги, в которых так остро нуждается мой клан. Кроме того, мысль убить меня покажется ему еще более привлекательной, потому что это будет единственный способ вырвать вас из моих преступных лап.

– Отец вовсе не такое чудовище, каким вы пытаетесь его изобразить. Если я смогу поговорить с ним, объяснить, что сама захотела выйти за вас замуж, что я счастлива…

– Он запрыгает от восторга и все простит, так, что ли? Отдаст нам ваше приданое, заплатит мне долг и с радостью примет меня в лоно семьи? Я думаю, что все это нереально.

– Но позвольте мне попытаться.

– Нет! Скорее всего, в этом случае он лишит вас наследства и оставит меня без средств. А мой клан нуждается в этих деньгах, вы можете это понять?

Венеция обхватила себя руками и опустилась на кровать. Лахлан крепко выругался. Жизнь несправедлива. Ему давно пора к этому привыкнуть.

– Теперь вы понимаете меня, Принцесса, не так ли?

Она молча кивнула, съежилась, подогнула под себя ноги. У нее был вид раненой лани. Боже праведный, как же больно ему смотреть на все это!

– Я несу ответственность перед людьми моего клана и арендаторами. Я не могу так просто пренебречь ими только потому, что мне пришла блажь поцеловаться с прекрасной дочерью Дунканнона.

– Перестаньте называть меня так, черт вас возьми! – Глаза Венеции вспыхнули гневом. – Вы ясно дали понять, что не желаете допустить меня в свою жизнь. Зачем же без конца твердить одно и то же?

– Ну что ж. – Лахлан попытался говорить как можно более безразлично. – Теперь нам лучше всего поспать.

Венеция мгновенно вскочила на ноги.

– Ложитесь на кровать. Вам не стоит лежать на полу, пока ваши раны еще не совсем зажили.

Оттого, что она продолжала заботиться о нем, у Лахлана комок подкатил к горлу.

– Я спал на земле по пути в Эдинбург, – сказал он. – Так что какая разница. По крайней мере на этот раз у меня есть подушка.

– Лахлан…

– Нет, я не позволю вам спать на полу. Ложитесь на кровать, и дело с концом.

Когда он направился в угол, где лежали его подушка и плед. Венеция поспешила к умывальному столику, где она оставила свою миску.

– Хотя бы позвольте мне закончить перевязку ваших ран. Я еще не приложила к ним окопник.

– Мне не нужно…

– Я не принимаю отказа. – Венеция взяла миску, добавила в нее воды, затем размяла содержимое пальцами. – Измельченный корень окопника – самая важная часть. Он быстро заживляет раны. Нужно обязательно приложить его.

Силы небесные, неужели эта ночь мучительных искушений так никогда и не закончится?

– Хорошо, – проворчал он, хотя не был уверен, сможет ли выдержать еще раз ее ласковые прикосновения. – Но только поспешите с этим.

Девушка не только поторопилась, она действовала как бесчувственная кукла. С окаменевшим лицом она нанесла толстый слой полученной мази на его самые тяжелые раны и перевязала их полосками полотна. Затем невозмутимо, как настоящий опытный лекарь, она вымыла руки и удалилась на кровать, а Лахлан только смотрел ей вслед.

Значит, так теперь будет, да? Никаких ему ласковых улыбок! Она решила навсегда с этим покончить. Отлично. Ему на это плевать.

Лахлан растянулся на твердом полу на спине, изо всех сил стараясь сдержать стоны, чтобы, упаси Бог, не услышала Венеция. Ему вовсе не нужно, чтобы она нянчилась с ним. Он уже достаточно долго прекрасно обходился без этого.

Не важно, что ему приятно, когда она суетится над ним. Но он уже не мальчик, которому нужны нежности и все такое. Он сам может позаботиться о себе.

Все это он повторял про себя, как молитву, пока наконец не заснул.

Вечером следующего дня после похищения Венеции Мэгги обедала с полковником Ситоном в общей столовой своей гостиницы в Эдинбурге, чувствуя себя так, словно все на нее смотрят. Наверняка всем хотелось знать, куда девалась ее подопечная. Никто не станет долго верить в выдуманную ими басню о том, что ее племянница вдруг заболела. С чего бы это, если всего два вечера назад Венеция выглядела здоровой и цветущей?

Квентин никогда ей этого не простит. Она и сама никогда не простит себе. Неизвестно, какие муки Венеции, возможно, приходится терпеть…

Виконтесса громко застонала.

– Все будет в порядке, клянусь вам. – Полковник сочувственно сжал ее руку, удержав ее несколько дольше, чем было необходимо. И хотя Мэгги знала, что неправильно с ее стороны поощрять подобное поведение, она ему это позволила. Она была сильно встревожена, а он так хорошо понимал ее, застенчивый, милый человек.

Хотя внешне это выглядело шокирующе – сидели вот так, вдвоем, сняв перчатки, держась за руки.

– Значит, вы до сих пор так и не получили от посланных вами людей никаких известий? – спросила Мэгги, стараясь не замечать, что от его крепкого пожатия ее бросает в дрожь, словно какую-то школьницу.

– Еще нет. – Он сплел ее пальцы со своими, внимательно посмотрел на нее своими сияющими голубыми глазами, но тут же перевел взгляд на ее руку. – Вы ведь знаете, какая дикость царит в Шотландском нагорье. Можно проехать десятки миль и не встретить по пути ни одной деревни. И прошел-то всего только один день…

– Уже полтора дня, – поправила его Мэгги.

– Да, полтора, – снисходительно улыбаясь, согласился он.

– Но люди отправились той же ночью?

Улыбка его погасла.

– Я же сказал вам, что это так.

– Мне было бы легче, если бы я сама сначала с ними поговорила.

– И как бы это помогло сохранить имя вашей племянницы в секрете?

Это обстоятельство она упустила из виду. Однако…

– Скажите мне хотя бы, кого вы наняли. Тогда, как только мой зять приедет сюда, я смогу сообщить ему об этом.

Взглянув в лицо полковнику Ситону, Мэгга в замешательстве остановилась. Когда он закашлялся и начал задыхаться, а щеки его приобрели багровый цвет, она воскликнула:

– Полковник Ситон! Полковник? С вами все в порядке?

– Воды, – прошептал он. – Пожалуйста… воды…

Виконтесса налила воды из кувшина, затем поднесла стакан к его губам. Но он так сильно кашлял, что сумел сделать лишь несколько глотков.

Встревоженная дама окликнула слугу.

– У моего друга случился внезапный приступ кашля. Не найдется ли у вас отдельный кабинет, где бы он мог немного отдохнуть?

– Да, миледи, вот здесь, – сказал слуга. Придерживая полковника за талию, Мэгги помогла ему доковылять до кабинета. Сердце ее сжималось. Она сидела рядом с ним на диване, поглаживая по спине, но он все продолжал кашлять. Странно, что она так быстро начала заботиться об этом человеке.

Спустя некоторое время кашель начал стихать.

– Вам лучше? – спросила она.

– Гораздо лучше, – задыхаясь, произнес он. Взяв ее руку, он прижал ее к груди. – Иногда у меня случаются приступы кашля. Слабые легкие, знаете ли. – Он одарил ее лучезарной улыбкой. – Благодарю вас, что помогли мне справиться.

– По правде сказать, я ничего не сделала, – сказала она, еле сдерживая волнение.

– О, вы сделали очень много, дорогая. Очень много. – Он поднес ее руку к губам и поцеловал тыльную сторону ладони, потом по очереди каждый суставчик, а затем, повернув ладонь вверх, поцеловал запястье.

– Полковник, – сказала она, слегка задыхаясь, – наверное, вам не следовало… то есть…

– Называйте меня Хью. – Его прекрасные глаза пробежались по ее лицу. – И может быть, вы позволите мне называть вас Мэгги?

– Да, – ответила она, вряд ли сознавая, что говорит.

– Милая, прелестная Мэгги. – Он наклонился к ней, словно желая поцеловать.

Дверь отворилась, и в комнату торопливо вошел хозяин гостиницы.

– Вы в порядке, полковник? Мой слуга сказал, что вам стало плохо.

Полковник тяжело вздохнул.

– Да, могло бы быть лучше, – пробормотал он себе под нос, устремив взгляд на губы Мэгги.

Сердце дамы заколотилось с опасной скоростью, и она перевела взгляд с полковника на хозяина гостиницы.

– Да, с ним все в порядке. Но думаю, он почувствует себя лучше, когда вернется домой. – Она взглянула на Хью: – В конце концов, час уже поздний, сэр.

Полковник нахмурился, но кивнул:

– Полагаю, вы правы. Мне пора уходить.

– Подождите, вы обещали сказать мне, что за людей вы наняли, – сказала Мэгги.

С опаской оглянувшись на хозяина, полковник прошептал:

– Я принесу вам список завтра утром, хорошо? Мы сможем позавтракать вместе.

– Да, благодарю вас. Это будет замечательно.

После того как он ушел, виконтесса долго не могла заснуть, сожалея, что он не остался. Поэтому первым чувством, которое она испытала, когда на следующее утро полковник не явился к завтраку, было глубокое разочарование, быстро сменившееся тревогой, потому что запиской он известил, что все еще неважно себя чувствует. Мэгги надеялась, что Хью по меньшей мере пришлет ей список, но в записке об этом не было ни слова. Он, правда, обещал присоединиться к ней за обедом.

Однако перед самым обедом он прислал ей свои извинения и обещание прийти к завтраку на следующее утро. И по-прежнему никакого списка. Вот тогда-то у нее и зародились подозрения.

Для бравого солдата, выглядевшего здоровяком, у полковника Ситона наблюдалось подозрительно много проблем со здоровьем, что вызывало опасения и настораживало. Сначала больная нога, потом слабые легкие. В самом деле, разве не странно, что человек с больными легкими начинает взбираться на высокую гору, как это сделал он, когда пригласил ее с Венецией на прогулку?

И почему проблемы со здоровьем возникают у него всегда в самый неподходящий момент? В тот день в горах и теперь, когда она попыталась выяснить поподробнее, что он предпринял, чтобы помочь ее племяннице… Возможно, это ничего не значит, но все же…

Наверное, настало время ей самой постараться как можно больше узнать о полковнике.

Глава 17

Дорогой кузен, вам тоже не мешает поостеречься, а то я назову вас обманщиком. Согласитесь, я никогда не прилагала особых усилий, чтобы установить вашу личность, потому что это оговорено нашим соглашением. Но чтобы вас успокоить, обещаю на время воздержаться от раздражающих вас расспросов. Мне не хотелось бы потерять такого ценного друга по столь несущественной причине.

По-прежнему ваша родственница Шарлотта.


Едва начало светать, как Венеция уже проснулась. Трудно спать, когда твое сердце разбито.

Венеция сжала кулаки под покрывалом, стараясь не думать о том, как Лахлан стонал во сне в начале ночи, когда пытался повернуться. Каждый его стон отзывался в ней уколом совести. Как мог отец приказать, чтобы человека так зверски избили? Что же он за чудовище?

Нет, это наемники папы чудовища. Наверняка он не приказывал им ничего такого бесчеловечного. Ведь папа джентльмен, слава Богу! Джентльмен не мог так поступить с другим джентльменом, пусть даже с джентльменом-грабителем. Или мог?

Не в силах больше выносить эти мысли, Венеция села в постели. Бесполезно пытаться снова заснуть. Стоило закрыть глаза, и ей начинали мерещиться ужасные видения: папа сражается с Лахланом, Лахлана настигает пуля или папа истекает кровью…

Нет, этого ни за что не должно случиться! Она обязана это остановить. Она вернется и от имени Лахлана убедит папу выплатить долг. Потому что если папа столкнется с Лахланом лично, дело непременно кончится кровопролитием. Когда мужчины настолько горды и упрямы, ни один из них не захочет уступить.

Бесшумно выбравшись из кровати, девушка схватила свой корсет, полусапожки и начала осторожно пробираться к дверям. Ключ все еще торчал в скважине. Прошлым вечером они с Лахланом совершенно о нем забыли. И правда, до этой минуты Венеция даже не представляла, как легко можно отсюда убежать.

Девушка посмотрела на своего похитителя, на его забинтованные руку и ногу, и острая жалость пронзила ее. Кто поменяет ему повязки? Кто растолчет корень окопника и нанесет на поврежденные ткани? Что, если его раны снова воспалятся?

Венеция тяжело вздохнула, потом решительно тряхнула головой, отбросив прядь волос с лица. Пусть лучше будет страдать от ран, чем погибнет.

Осторожно, чтобы не разбудить Лахлана, девушка повернула ключ в замке. Выскользнув за дверь, она заперла ее снаружи.

Ступая бесшумно, как кошка, она босиком спустилась с лестницы. Прежде всего следовало отыскать свою одежду. Венеция молила Бога, чтобы платье уже высохло. Одевшись, она отправится в город. Энни, должно быть, уже распорядилась насчет двуколки. Нужно будет просто сказать, что она хочет ее доставить.

Прокручивая эти планы в голове, Венеция крадучись вошла в кухню… и застыла на месте. Энни на кухонном столе месила тесто для хлеба. Девушка готова была разрыдаться. Ее вещи были развешаны на стульях возле огня, как раз позади стола. Но с тем же успехом они могли находиться в Китае.

Что ей теперь делать? Попросить Энни помочь ей уехать? Или поискать в доме какую-нибудь другую одежду?

Вопрос был решен, когда вдова обернулась и увидела ее.

– Ах, моя дорогая, что-то ты рано поднялась. – Она поманила Венецию рукой: – Входи же, входи!

Когда Венеция" вошла в кухню, Энни заметила, что та босиком.

– Силы небесные, должно быть, ты совсем замерзла! Садись-ка у огня, погрейся.

– Я пришла за одеждой, – сказала Венеция, лихорадочно размышляя над тем, как бы уговорить Энни помочь ей вернуться в Лондон.

– Ах, да. Она уже, должно быть, высохла.

– Если вы поможете мне надеть корсет, – сказала Венеция, понимая, что времени у нее в обрез, – я буду вам очень признательна.

Энни искоса взглянула на нее, но подошла помочь.

– Я так полагаю, ты хочешь одеться до того, как проснется твой муж.

Это замечание ошеломило Венецию. Неужели Энни догадалась?..

– Я знаю, как это бывает у новобрачных, – продолжала Энни. – Иногда мужчины по утрам ведут себя совсем как похотливые скоты, не заботясь о том, как трудно это с непривычки для молодой неискушенной женщины.

Венеция вздрогнула. Энни думает… она предположила… Но тогда нужно этим воспользоваться в своих интересах.

– Вот именно, – заявила Венеция, не краснея. – Мне бы не хотелось, чтобы он нашел меня в одной рубашке, когда проснется.

Когда Энни подошла помочь ей с корсетом, девушка тяжело вздохнула.

– Но это не единственная причина. По правде сказать, я думаю, что смогла бы… ну… Понимаете, я очень беспокоюсь насчет своих родных. Мы с Лахланом убежали так внезапно, и сейчас, судя по всему, отец бросился за нами в погоню.

– О, но теперь ведь вы с лэрдом женаты, так что твой отец ничего не сможет с этим поделать. – Энни зашнуровала корсет и пошла за остальной одеждой.

– Он может убить Лахлана. – «Или Лахлан может убить его, что гораздо более вероятно». – Он был против нашего брака. Поэтому мне кажется, что я должна вернуться и уговорить его.

Вот это было уже намного ближе к истине.

– От этого не будет никакого толку, дорогая. – Энни сочувственно поцокала языком, помогая Венеции надеть нижнюю юбку. – Если ты оставишь своего мужа, это только убедит твоего отца в том, что ты несчастлива с ним. – Она испытующе посмотрела на Венецию: – А ведь это не так, или я ошибаюсь?

– Ну конечно! – поспешно ответила девушка. – Но боюсь, если отец нас настигнет, я останусь вдовой. Понимаете, они оба такие упрямые. Я просто хочу успокоить отца, уверить его, что счастлива.

– Ты и вправду хочешь только этого? – Энни недоверчиво взглянула на Венецию и сунула хлеб в голландскую печь. – Тогда я не советую тебе возвращаться. Лахлану это очень не понравится. Его молодая жена сбежала так скоро после свадьбы.

Венеция с трудом заставила себя улыбнуться:

– Но я вовсе не сбегаю…

– У тебя ведь нет денег, нет экипажа.

Натягивая платье, Венеция попыталась взять себя в руки.

– А как насчет двуколки, которую вы наняли?

– Ее не отдадут тебе без моего распоряжения. Поэтому если ты не собираешься возвращаться пешком…

– Я сделаю, что должна, – огрызнулась Венеция.

– Не будь дурой, – рассердилась Энни. – Тебе не удастся отойти и на милю от Кингьюсси, твой муж перехватит тебя. Это совершенно безумная затея.

В отчаянии Венеция нетерпеливо воскликнула:

– Безумная или нет, но мне действительно нужно идти, как вы не понимаете? Вы должны мне помочь уехать, прежде чем Лахлан проснется. – А затем продолжила умоляющим тоном: – Я бы не стала просить, если бы это не было так важно.

Уперев руки в бока, Энни смерила Венецию изучающим взглядом:

– Дело не в том, чтобы успокоить отца, верно? Просто ты несчастлива с Лахланом. Я знаю, он зачастую бывает грубым, но ты должна дать ему шанс…

– Я ничего не должна, черт побери! – взорвалась Венеция. Затем она медленно втянула в себя воздух, стараясь взять себя в руки. В балладах женам всегда легко удавалось сбежать от мужа. Они просто уходили с бродячими торговцами. Жаль, что в жизни все происходит совсем не так, как в балладах.

– Вы не понимаете.

– О, очень хорошо понимаю, – холодно сказала Энни. – Я-то думала, что ты больше подходишь ему, чем эта вертихвостка Полли. Но ты точно такая же, как она, даже еще хуже.

Эти слова больно задели Венецию, хоть это и было ужасно глупо. Ведь Лахлан даже не хотел на ней жениться. Помилуйте. Какое ей дело до того, что Энни считает ее скверной женой?

Но теперь, когда вдова упомянула прежнюю невесту Лахлана, Венеция не успокоится, пока не узнает о ней все.

– А что на самом деле сделала эта Полли?

– Бросила его, вот что, и по причине, немногим отличающейся от твоей. – Энни задумчиво посмотрела на девушку: – Ты просто не представляешь себе, что ему пришлось пережить из-за нее.

Венеция вздохнула, чувствуя, что ее шансы на побег тают на глазах.

Энни подвинула ей стул:

– Садись и позволь мне рассказать тебе о твоем муже. Если ты, выслушав меня, все равно захочешь оставить его, я тебе помогу. По мне, так лучше, если ты сразу разобьешь ему сердце, а не будешь откалывать по кусочку, как делала Полли.

Упоминание о Полли слишком ее заинтриговало, чтобы Венеция могла устоять. Кроме того, похоже, у нее не было выбора. Энни была права – без посторонней помощи ей не уйти далеко, Лахлан ее быстро настигнет.

– Хорошо. – Венеция уселась.

Нахмурившись, Энни подошла к камину и придвинула одежду Лахлана ближе к огню.

– Они встретились сразу после того, как он вернулся с войны. Она была дочерью торговца и задумала как можно скорее женить его на себе. Ей очень льстил его титул – он стал баронетом. Уж очень хотелось стать леди Росс. – Энни покачала головой. – Лахлан не видел ее хитрости и притворства. Мужчины редко это замечают. Такая красавица, как она, легко могла ослепить любого измученного солдата, уставшего от войны и крови. И они довольно быстро обручились – тогда он как раз вступил во владение собственностью своего отца. Но тут упали цены на скот, поместье не стало приносить большого дохода, и ему пришлось отложить свадьбу.

У Венеции перехватило дыхание. Какую душевную боль, должно быть, испытал Лахлан, когда осознал, что рухнули все его планы на спокойную жизнь.

– Даже такая дура, как Полли, начала понимать, что ей не светит беззаботная жизнь жены баронета. – Энни нахмурилась. – А когда он вернулся после поездки в Лондон и сказал своим людям, что придется потуже затянуть пояса, его невеста совершенно к нему охладела. Это совсем не входило в ее планы.

Венеция вздрогнула. Очевидно, это случилось тогда, когда он попытался заставить папу выплатить долг. Хмурый взгляд Энни буквально буравил ее.

– Лахлан находил для нее оправдания, но на сердце его уже тогда появились рубцы. Он начал часто исчезать из поместья, подолгу не возвращался и Бог знает где скитался по ночам. Полли не получила того, на что рассчитывала. Поэтому однажды она взяла да и сбежала с каким-то наглым сынком придворного вельможи с кучей денег. Окончательно разбила Лахлану сердце, вот что она сделала. Поэтому, если ты сбежишь сейчас…

– Я не хочу сбежать. – Венеция уставилась в окошко на петуха, важно расхаживавшего среди кур. – Я просто не могу… Мне невыносима мысль, что папа причинит ему вред.

– В конце концов им придется договориться друг с другом, девочка, – сказала Энни, и голос ее смягчился. – Чем раньше, тем лучше, поверь мне. Я не хочу, тем не менее, чтобы ты думала, будто у него нет никаких перспектив, – продолжала Энни. – Виски продается успешно, и Джейми сказал, что они начинают выращивать собственный ячмень…

– Виски?

– Да. Так твоему мужу удается обеспечить работой своих арендаторов – с помощью производства виски. – В глазах Энни промелькнула тревога: – А ты что, об этом не знала?

– О да, я просто забыла, – поспешно сказала Венеция. – Но я думала, что производство виски в Шотландии по большей части незаконно?

– Так оно и есть, но ведь человек должен каким-то образом зарабатывать себе на пропитание, и здесь тысячи гонят спиртное. Пока Англия не прекратит драть огромные деньги за законную лицензию, таких производителей будет все больше. Так что хотя лзрд может о тебе позаботиться, это не будет…

Страшный рев и грохот с верхнего этажа заставили их обеих вздрогнуть.

– Какого дьявола? – воскликнула Энни.

– Думаю, мой муж проснулся, – сказала Венеция. – Дело в том, что я его заперла.

– А-а-а. – Энни собрала одежду Лахлана и подошла к Венеции. – Ты все еще хочешь покинуть его?..

– Нет. – Венеция поднялась, приняв непростое решение. Может быть, это безумие, но она не может уехать – только не сейчас. Лахлан прошел через тяжелые испытания и заслуживает того, чтобы ему улыбнулась удача.

Грустно улыбнувшись Энни, Венеция забрала у нее одежду Лахлана.

– Лучше мне выпустить его, пока он не вышиб дверь. – Она уже собралась уходить, но остановилась и оглянулась: – Спасибо вам. Сам бы он никогда не рассказал мне эту историю.

– Я знаю. Парень упрям, как сам дьявол.

В том-то и беда. Девушка бегом поднялась по лестнице. Из-за его упрямства кто-то из двух – он сам или ее отец – может быть убит. Но что лучше для нее? Вернуться домой? Но тогда папа может запереть ее и отправиться на север, чтобы убить Лахлана. Или остаться и приложить все усилия, чтобы покончить с этой враждой?

Да, она должна остаться здесь до конца и присутствовать при их схватке. Только так можно быть уверенной в том, что ничего ужасного не произойдет.

Остановившись перед дверью, Венеция задумалась, не совершает ли она огромную ошибку. Дверь сотрясалась под тяжестью мощных ударов, и девушке стало страшно при мысли о том, насколько разгневан Лахлан.

Но ведь на самом деле у нее не было выбора. Отложив в сторону его одежду, Венеция дрожащими руками отперла дверь и отскочила назад. В то же мгновение дверь с грохотом распахнулась, и из нее вылетел Лахлан – в одних панталонах, разъяренный, словно сам дьявол.

И тут он увидел ее. Хмурое выражение сразу исчезло с его лица.

– Вы здесь, – недоверчиво произнес он, тяжело и прерывисто дыша. – Вы не сбежали.

– Я рассматривала такую возможность, – ответила Венеция с лукавой улыбкой. – Ведь мне не особенно нравится, что меня тащат через всю страну со связанными руками. – Она указала на его забинтованную руку: – Но кто сделает вам перевязку? Кто будет терзать вас час за часом пением баллад? И кто…

Рывком притянув девушку к себе, Лахлан впился в ее губы жадным страстным поцелуем, от которого ее предательское сердце бешено забилось. Затем он отступил, сразу же раскаявшись.

– Простите меня. Я не имел права…

– Ничего, – сказала Венеция, пытаясь отдышаться после столь пылкой демонстрации страсти, хотя понимала, что его порыв вызван исключительно облегчением. – Мне понятны ваши чувства.

Она наклонилась и подняла с пола его одежду. Затем протянула ему:

– Вам нужно одеться. Повязки оставьте до вечера. Потом я снова перевяжу вам раны.

Когда она повернулась к лестнице, Лахлан спросил:

– Куда вы направляетесь?

– Помочь Энни с завтраком.

– Попросите ее также собрать для нас продуктов в дорогу. Я ей заплачу. Или, если хотите, мы можем остановиться в гостинице и пообедать.

Стараясь не показывать своего удивления, Венеция сказала:

– Чего мне хочется больше всего, так это не справлять нужду на обочине.

– Хорошо, – голос его смягчился, – впредь мы будем останавливаться в любой момент, когда вам только понадобится, причем везде, где захотите.

– Буду очень признательна вам за это. – Венеция обернулась к Лахлану с улыбкой. – Взамен я обещаю больше не распевать во все горло.

Глаза его потеплели.

– Я не имею ничего против пения. – Затем, видимо, осознав, что проявил излишнюю любезность, угрюмо добавил: – Только разве обязательно петь о повешениях и брошенных женщинах?

Венеция невольно рассмеялась:

– А вы что предпочитаете, сэр? Баллады о неустрашимых горцах?

– Скорее, о бесстрашных девушках с гор. – Лахлан схватил Венецию за руку и внимательно посмотрел на нее. – Почему вы не сбежали? – Он погладил большим пальцем ее ладонь, отчего девушку окатила теплая волна. – Назовите настоящую причину, бросьте ваши шуточки.

– Я хочу сама во всем разобраться и выяснить для себя правду: про папу, про долг, про то, что происходит с Шотландским нагорьем. Если бы я вернулась в Англию, то никогда бы этого не узнала.

Она не сможет спокойно жить дальше, пока не узнает истинную причину того,почему Лахлан и папа так ненавидят и презирают друг друга. Раз Лахлан не желает видеть ее своей женой, она должна выяснить, насколько серьезны его основания.

– Значит, теперь вы добровольно поедете со мной? Будете со мной до конца, что бы ни случилось?

– Что бы ни случилось, – эхом отозвалась она. Оставалось только молить Господа, чтобы то, что случится, не разбило ей сердце.

Лахлан правил двуколкой, уставившись невидящим взглядом вперед. Венеция молча сидела рядом. Она осталась. Имела возможность убежать, но осталась.

Он не понимал, почему она так поступила. И почему она вдруг стала такой покладистой?

Ему непросто было устоять перед ней, когда она с ним воевала. Теперь, когда она настроена мирно, ему придется еще хуже.

– Я бы все равно вас нашел, будьте уверены. Вам бы одной ни за что не добраться до Лондона.

– Я знаю.

– Я в течение часа перехватил бы вас по дороге, мы все равно вернулись бы сюда и продолжили наш путь на север.

– Я это понимаю.

Неужели красотка действительно отказалась от побега, потому что поняла, что ей это не по силам? Нет, на бесстрашную Венецию это не похоже. В конце концов Лахлан начал задумываться, не сможет ли она и вправду приспособиться к жизни в Шотландском нагорье?

Проклятие, о чем он только думает? Она привыкла к шелкам и атласам, мраморным полам и прекрасным картинам.

– Вы больше ничего не слышали о Полли? – спросила Венеция. – Что потом случилось с ней и ее мужем?

– Полли? – Лахлан обернулся и увидел, что девушка наблюдает за ним со скрытым сочувствием. Проклятие. – Значит, Энни рассказала вам о ней, верно?

– Да. Я хотела об этом узнать.

– Вы что-то чересчур любопытны, – проворчал он. – Но чтобы вы не изводили меня вопросами, скажу: я слышал, что у нее двое детей и муж, который не пропускает ни одной юбки. Хотя я думаю, что это ее мало волнует, потому что он богат и способен оплатить любые роскошные платья.

– Я сильно сомневаюсь, что роскошные платья могут помочь пережить измены мужа.

– Судя по тому, что я слышал о лондонских дамах, роскошные платья могут очень многое… – пробормотал он, испытывая некоторую неловкость от этого разговора.

Внезапно, когда они миновали поворот, путь им преградило стадо овец. Лахлан резко осадил лошадей.

– Пошли прочь, чертовы отродья! Теперь вы заполонили и проезжие дороги тоже. – Он встал в коляске и захлопал в ладоши. – Убирайтесь прочь, будьте вы прокляты!

Пастух, совсем еще мальчик, бегом спустился с холма.

– Я сейчас же прогоню их с вашего пути, сэр! Простите меня, сэр!

– Давно пора, – проворчал Лахлан, но, увидев ребенка, на которого возложили столь тяжкую ответственность, немного успокоился. – Скажи-ка, паренек, кому принадлежат эти овцы?

– Макдонеллу из Кеппока, сэр.

Лахлан стиснул зубы.

– И скольким же людям он вручил судебные предписания о выселении, чтобы получить свое пастбище, а?

Мальчик растерянно заморгал:

– Я… н-не знаю, сэр.

– Уверен, что знаешь. Это ни для кого не секрет. Людям вручают предписания, силой выбрасывают из собственных домов, невзирая на мольбы о пощаде, и сразу же у них на глазах сжигают их жилища…

– Лахлан, – понизив голос, сказала Венеция, когда пастушок побледнел. – Он всего лишь мальчик, оставьте его в покое.

Когда она потянула Лахлана за руку, он напрягся, но сел на место и натянул вожжи.

– Ну ладно, отгони этих чертовых тварей с дороги, сможешь? – рявкнул он. – Мы не собираемся торчать тут весь день.

Пока маленький пастушок расчищал дорогу, Лахлан чувствовал, что Венеция не спускает с него глаз. Когда овцы наконец спустились ниже по склону, девушка спросила:

– Неужели дома людей и в самом деле сжигают?

Лахлан дернул поводья, и лошади пустились вскачь.

– Почему бы вам не спросить об этом своего отца?

Когда она застонала, как раненая лань, он пожалел, что так грубо ответил, но понимал, что, по сути, он прав. Даже если ее отец и не прибегал к столь крайним мерам, очень многие лэрды поступали именно так.

Некоторое время они молчали. Потом Венеция подняла голову и расправила плечи.

– Я хочу это видеть.

– Видеть что?

– То, о чем вы с Энни говорили. – Девушка чинно сидела с ним рядом, строго выпрямившись, сложив руки на коленях, хотя удержаться в такой позе было непросто. – Брошенные дома арендаторов. Овец, заполонивших земли. Все это.

Лахлан мрачно смотрел вперед:

– Мне не составит труда показать это вам. Так обстоят дела повсюду.

И доказательств не пришлось долго ждать. Дорога проходила мимо множества поместий, наводненных шевиотовыми овцами, этими проклятыми животными, пожиравшими траву. Они давали жир, мясо и густую шерсть. И этого было достаточно, чтобы землевладельцы сгоняли своих арендаторов с насиженных земель. Лахлан показывал Венеции одну заброшенную хижину за другой. Многие из этих домишек были уже без крыши, а то и совсем развалились.

На каждой стоянке настроение девушки все больше портилось. Через какое-то время Лахлану уже было невыносимо смотреть на нее, и их разговор делался все более напряженным. После того как они проехали Инвернесс, Венеция спросила:

– И сколько времени все это продолжается?

– Начиналось это давно, – ответил Лахлан. – Многие арендаторы уехали еще до того, как мы с вами родились. Остальных выживают ежедневно, целыми сотнями. Они уезжают, потому что у них уже ничего не осталось. Лэрды уговаривают их перебираться в Канаду, где, мол, дела пойдут наверняка лучше. – Он с силой держал вожжи. – Но не всем удается пережить это долгое путешествие. Корабль, отплывший в Америку в прошлом году, доставил на место на сорок человек меньше.

При каждом слове Лахлан чувствовал, как углубляется разделяющая их пропасть. Когда последний раз Венеция задремала, то опустила голову на стенку двуколки, а не ему на плечо.

Возможно, это к лучшему. Иначе все это время ему пришлось бы напрасно изнывать по ней.

Было еще светло, когда они достигли той части Россшира, где его могли узнать, поэтому Лахлану пришлось пробираться окольными путями. К тому времени как они добрались до той хижины в его поместье, где он собирался держать девушку, солнце почти зашло.

– Ну вот мы и на месте.

Звук его голоса разбудил Венецию. Она подняла голову, повернув к нему заспанное лицо.

– Что? – Наклонившись вперед, она огляделась вокруг: – Но это не Росскрейг.

– Да. Я уже говорил, что не хочу впутывать маму. Она не знает об этом месте. Так что пока ваш отец не приедет, мы остаемся здесь.

– Вместе? – спросила она с явной тревогой в голосе.

– Здесь две спальни.

По ее виду было заметно, что он ее не очень убедил.

– Я буду занят делами поместья, – поспешно добавил Лахлан. – Так что не буду особенно докучать вам своим присутствием.

Не будет. Если сумеет себя заставить. Еще немного времени в ее обществе, и он начнет задумываться над тем, как достичь невозможного.

– Если вам захочется что-нибудь почитать, я распоряжусь принести вам книги. И отправлю парней в Дингуолл купить вам швейные принадлежности и вообще все, что вам нужно для того, чтобы не скучать.

Оглядев пространство перед хижиной, Венеция ворчливо сказала:

– Я никогда особенно не дружила с иголкой, должна признаться. Но книги – это чудесно. А еще мне понадобятся кое-какие травы и перевязочные материалы. – Она взглянула на Лахлана с укоризной: – Уж если вы с папой непременно должны стреляться, то мне необходимо подготовиться, чтобы иметь возможность оказать вам помощь.

Лахлан проигнорировал ее обвиняющий тон и укол совести при мысли о том, что она собирается позаботиться о нем – после всего, что он с ней сотворил.

– Я посмотрю, что смогу для вас сделать.

Спрыгнув с повозки, он обошел экипаж вокруг, чтобы помочь девушке выбраться. В ту минуту, когда его руки обхватили ее талию, она судорожно вздохнула, и этот еле слышный звук что-то перевернул у него внутри. Потом была вспышка тревоги в ее глазах, нежное сияние ее лица в лучах заходящего солнца, легкий трепет ее тела под его ладонями…

Он осторожно поставил ее на землю и поспешно разжал руки, прежде чем сделать что-нибудь, о чем мог впоследствии пожалеть. Например, снова ее поцеловать. Или уложить прямо здесь, под деревьями, и медленно овладеть ею…

Позади хлопнула дверь, Лахлан отступил назад. Но когда он обернулся, чтобы встретить незваного гостя, его ожидал сюрприз.

Перед ним стояла его мать.

Глава 18

Дорогая Шарлотта, простите, если мое письмо показалось вам резким. Я несколько озабочен домашними неприятностями. Мне вполне понятно ваше любопытство. Но я бы просил вас пока не давать ему воли и не зацикливаться на этом.

Всегда ваш покорный слуга Майкл.


Хотя Венеция все еще пыталась справиться со своими чувствами, распаленными жадным взглядом Лахлана, она все же взглянула, кто вышел к ним навстречу.

И сразу же, узнав жесткие золотисто-каштановые локоны, бархатистые карие глаза и волевой подбородок матери Лахлана, поняла, что перед ней сама леди Марджори Росс, наблюдавшая за ней настороженным взглядом. Затем дама гневно воззрилась на Лахлана.

– Значит, ты все-таки сделал это, – сердито сказала она. – Ты похитил дочь Дунканнона.

Снова «дочь Дунканнона»! Хоть кто-нибудь в Шотландии называет людей по именам?

– Тебе не следовало приходить сюда, мама, – решительно заявил Лахлан с видом истинного предводителя горцев, хотя напряженные мускулы на шее выдавали его смущение. Он указал на хижину: – Как ты вообще узнала…

– Об этом укрытии? Видишь ли, я совсем не такая уж дура.

– Я никогда не считал тебя дурой, – сказал Лахлан умиротворяющим тоном.

– Нет? – В голосе женщины прозвучала боль. – Тебя приволокли из папоротников полумертвым, измолоченным в кровавое месиво. А ты сочинил басню насчет Шотландского Мстителя, рассчитывая успокоить меня, словно какую-то слюнявую идиотку. – Она похлопала себя по груди. – Я не настаивала. Ни тогда, когда боролась за твою жизнь во время этой ужасной лихорадки, ни потом. Я думала, что, после того как ты едва не умер, ты наконец покончишь с этим.

Лахлан настороженно посмотрел на мать:

– Покончу с чем?

– Разбойничать на дорогах. Обкрадывать друзей Дунканнона.

У Лахлана был такой вид, будто его внезапно огрели кувшином виски по голове. Значит, мать Лахлана знала о его подвигах. Девушку это не удивило.

Худощавое лицо леди Росс пылало гневом.

– Последние несколько лет мне часто приходило в голову, что Шотландский Мститель скорее всего и есть ты. Но я старалась убедить себя, что мой сын на такое не способен. До тех пор пока тебя не избили. – Голос ее стал жестким. – Мне вообще не следовало говорить тебе об этом долге. Я сделала глупость. – Она упрямо вздернула подбородок. – Я хотела, чтобы ты поговорил с этим человеком, пристыдил его. Я даже не могла представить себе, что ты станешь рисковать жизнью. – Марджори перевела взгляд на Венецию: – А теперь еще это. Похищение леди. В жизни не могла подумать, что мой сын способен на такой поступок.

– Это не похищение, – сказала Венеция, сама не понимая, почему решила его защищать. – Я приехала добровольно.

– Молчи, Венеция. Ведь мама сказала, что она вовсе не дура. – Голос Лахлана дрогнул. – Без сомнения, кто-то из моих людей проболтался.

– Да, – язвительно заметила леди Росс. – Джейми мне все рассказал.

– Черт бы побрал этого наглого щенка! Он должен был отправиться в Абердин.

Леди Росс презрительно фыркнула.

– Он подумал, что мне следует быть в курсе твоих дел. И позаботиться о репутации леди. – Она подошла к Венеции. – Вот почему я теперь ее забираю.

– Только через мой труп. – Лахлана охватила дикая ярость, почти осязаемо распространявшаяся от него волнами. – Леди и ее репутация – моя забота. Я не позволю тебе вмешиваться.

– А я не позволю тебе опозорить ее, – решительно заявила Марджори. – Если бы я могла, то отправила бы ее назад к отцу. – Она предостерегающе подняла руку, когда Лахлан попытался возразить. – Но поскольку он скорее всего уже на пути сюда, лучше дождаться его приезда. А тем временем мы должны позаботиться о ее репутации. Нехорошо, что вы уже два дня путешествовали вдвоем. Больше ты не останешься с ней один на один. Она будет жить в Росскрейге. А ты по-прежнему здесь, в хижине.

– Черта с два я останусь! – крикнул Лахлан. – Я не собираюсь выпускать ее из виду.

Его сопротивление удивило Венецию.

– Но почему? Вы ведь наверняка не боитесь, что я убегу. Раз уж я не оставила вас сегодня утром, то уж точно не сбегу теперь.

Девушка чувствовала на себе изучающий взгляд леди Росс, но от жаркого и яростного взгляда Лахлана сердце ее лихорадочно колотилось, и удары его грохотом отдавались в ушах.

– Вы сказали, что беспокоитесь только о возвращении денег, в которых нуждается ваш клан. Я с этим согласна, уверяю вас.

В особенности после того, как убедилась в бедственном положении арендаторов. В отличие от других лэрдов Лахлан отказался от жестоких мер по отношению к своим арендаторам.

– Но вы также сказали, что не собираетесь губить мою репутацию, – продолжала она. – А если мы останемся с вами одни, это уж точно случится.

Кто знает, что могло произойти за те короткие часы, что они будут наедине? Венеция не рискнула бы проверять. Если он уложит ее в постель, то почувствует себя обязанным жениться на ней во имя чести. А он ясно дал понять, как к этому относится.

– Что бы ты ни думал, сын, – вмешалась леди Росс, – люди всегда замечали все твои появления и отлучки. Я не единственная, кто осведомлен об этой хижине. Кое-кто из клана знает, а еще Джейми и…

– Я изобью их до полусмерти, если только откроют рот, – рявкнул Лахлан.

Когда мать сердито нахмурилась, Венеция успокаивающе накрыла ладонью руку Лахлана.

– Будьте благоразумны. Нет никаких причин, по которым я не могла бы остановиться в Росскрейге, тем более, если ваша мама сама это предложила.

Может быть, Лахлану не хочется с ней расставаться, потому что она действительно его волнует?

Мышцы его руки напряглись под ее ладонью.

– Ваш отец попытается подослать своих людей в Росскрейг, чтобы выкрасть вас, – мрачно заявил он.

Леди Росс насмешливо фыркнула:

– Как может кто-нибудь туда проникнуть? Твои люди патрулируют все дороги, высматривая акцизных чиновников. Когда появится Дунканнон, ты сразу об этом узнаешь.

– Я буду чувствовать себя увереннее, оставаясь в имении, – проворчал он.

– Ты считаешься мертвым, не забыл? Пока надо поддерживать эту легенду. Если пойдут слухи, что ты жив и здоров, да еще держишь в своем имении пленную девушку, тебе придется иметь дело не с одним только Дунканноном.

– Проклятие! Мама…

– Мы все сделаем правильно, поверь мне. – Леди Росс гордо расправила плечи. – Ты останешься в хижине, как и прежде, а леди Венеция остановится в Росскрейге как моя гостья. Я скажу людям, что она родственница твоего отца из Лондона.

Нахмурившись, Лахлан задумчиво почесал затылок.

– Черт бы взял вас обеих, – пробормотал он себе под нос. Его сердитый взгляд остановился на Венеции. – Так, значит, вы этого хотите? Быть подальше от меня?

– Я просто хочу сохранить свою репутацию.

Теперь у него есть шанс высказаться. Если он испытывает к ней нечто большее, чем просто навязчивое желание, если рассматривает ее не только как средство получить от папы то, что ему нужно, пускай открыто скажет об этом.

– Прекрасно, – сквозь зубы процедил он. – Оставайтесь с моей матерью. Я не желаю терпеть вас рядом, выслушивая капризы и жалобы на плохие условия. Пусть этим занимается мама.

Это было несправедливо, и он знал об этом, но сам факт, что Лахлан незаслуженно обидел ее, несколько утешил и развеселил Венецию. Значит, он действительно не хотел с ней расставаться.

Изобразив на губах лучезарнейшую улыбку, Венеция приблизилась к матери Лахлана по всем правилам поведения в высшем обществе, которым ее обучили, и произнесла, растягивая слова:

– Я уверена, что мне будет очень удобно в Росскрейге. Насколько я помню, это очень красивый уютный дом. Я с нетерпением жду, когда мы туда прибудем. – Предоставив Лахлану хмуриться, она обернулась к леди Росс: – Пойдемте? Я очень устала и с удовольствием попью чай перед камином.

– Это я вам обещаю. И хорошую еду тоже, – сказала Марджори.

Когда они немного отошли, Лахлан ее окликнул:

– Венеция?

Надежда вспыхнула в сердце девушки, и она оглянулась:

– Да?

У Лахлана был такой вид, словно он хотел сказать ей что-то крайне важное. Затем лицо его застыло, а голос прозвучал отстраненно:

– Если вам что-нибудь понадобится…

– Я уверена, что ваша мама обо мне позаботится, – ответила Венеция, стараясь скрыть разочарование. Вот упрямый чурбан, черт бы его побрал!

Ну что ж, у нее тоже есть гордость. И она не собирается пренебрегать ею из-за его туманных высказываний и жаждущих испепеляющих взглядов.

Хозяйка подвела девушку к повозке, ожидавшей их неподалеку от хижины. И только после того как они отъехали, леди Росс снова заговорила:

– Мой сын не… обидел вас чем-нибудь за последние несколько дней?

– Нет, он вел себя как истинный джентльмен. – Это утверждение было не так далеко от истины. Венеция винила себя не меньше, чем его, за то, что произошло во время их интимной встречи прошлой ночью. И хотя после того он больно ранил ее сердце и пытался растоптать ее гордость, она сумеет с этим справиться. Правда, теперь у нее затеплилась надежда, что ей не придется этого делать.

– Он просто упрямый тупоголовый чурбан, вот кто. Мне и в голову не могло прийти, что он зайдет так далеко в войне с вашим отцом. – Марджори похлопала Венецию по руке. – Ну ладно, больше не волнуйтесь насчет Лахлана. Я позабочусь, чтобы он не побеспокоил вас до приезда вашего отца.

– Вам не следует этого делать, – сказала Венеция. – Он не доставляет мне хлопот.

– Он должен усвоить, что нельзя просто так похищать невинных девушек. Если ему нужны неприятности, он может поискать их где-нибудь в другом месте. Я не позволю ему даже приблизиться к дому, обещаю.

– Право же, леди Росс, не стоит…

– Ты намерена заарканить этого парня или нет? – внезапно спросила леди Росс, щелкнув вожжами.

Столь неожиданный вопрос застиг Венецию врасплох.

– Я… не понимаю, что вы имеете в виду.

– Я видела, как вы смотрите друг на друга. И ты бросилась защищать его даже после всего, что он тебе причинил. Кроме того, Джейми рассказал мне… – Марджори внимательно посмотрела на Венецию. – Тебе нравится мой сын, не правда ли? И должна сказать, похоже, что он тоже очарован тобой. Лахлан в жизни не смотрел ни на одну женщину так, как на тебя. Даже на Полли.

Хотя эти слова и согрели душу, они не могли ничего изменить.

– Да, Лахлан мне очень нравится. Но он ясно дал понять, что не хочет на мне жениться.

– Да. Это если учесть, как обстоят дела сейчас. – Леди Росс задумалась, направляя повозку по грязной разъезженной дороге. – Он позволяет своей гордости управлять им. Он никогда не пойдет, сняв шляпу, просить у графа твоей руки, а твой отец иначе не даст своего разрешения, если вообще его даст. А коли вы поженитесь без отцовского благословения…

– Лахлан не получит тех денег, которые вам так нужны. Я знаю.

– Деньги? Тьфу! Мы и без них как-нибудь управимся. Но я хочу внуков. Я хочу, чтобы кто-то позаботился о моем сыне. – Голос Марджори задрожал. – Я хочу, чтобы Лахлан перестал совершать поступки, которые могут привести его к смерти. Мы с тобой обязаны найти способ покончить с этим безобразием без кровопролития.

Холодная дрожь охватила Венецию.

– Вы знаете, что планирует Лахлан?

– Я знаю своего сына. Его ничто не остановит, пока долг не будет выплачен. – Марджори окинула Венецию обеспокоенным взглядом. – Твоего отца я тоже знаю. Он не удовлетворится ничем, кроме головы Шотландского Мстителя.

– Я этому не верю. И я не могу понять, почему вы оба так о нем думаете.

– Ты забываешь, что мы с Аласдзром и твои родители когда-то были близкими друзьями. Я прежде очень хорошо знала Квентина, вот почему я не могу понять, отчего он отказывается признать свой долг. Но он сильно изменился за тот последний год перед смертью твоей матери. Он даже приказал, чтобы Лахлана… – Она осеклась. – Это не важно. Вопрос в том, что ты должна убедить мужчин мирно уладить все дела. Это легче будет сделать, если вы с Лахланом поженитесь.

– Лахлан решительно возражает против этой идеи, – холодно сказала Венеция. – И не думайте, что вам удастся заставить его жениться на мне.

– Ты удивишься, когда узнаешь, на что способна решительная мать, когда речь идет о том, чтобы сын обзавелся достойной женой.

Венеция задумчиво посмотрела на свою спутницу:

– Что заставляет вас думать, что я буду ему хорошей женой, если он сам убедил себя в обратном? Вы не видели меня с тех пор, как я была ребенком. Может, я стала ведьмой или вертихвосткой…

– Вертихвостка не проявила бы столько смекалки, пытаясь сбежать от своих похитителей. – Когда Венеция удивленно раскрыла глаза, леди Росс улыбнулась: – Джейми рассказал мне, как ты воевала с Лахланом в пути.

Марджори направила лошадь к широкой дороге, ведущей, как припомнилось Венеции, к Росскрейгу.

– Любая другая юная леди, если бы ее привезли сюда, стала бы вопить от возмущения и жаловаться на моего сына за дурное обращение. Ты же готова защищать его и хочешь все уладить. Этого вполне достаточно, чтобы убедить меня в том, что ты ему подходишь.

Венеция тяжело вздохнула:

– Жаль только, что он думает иначе.

– Он тоже это поймет. – Леди Росс остановила повозку возле дома. – К тому времени как мы с ним разберемся, он поймет.

– Что вы имеете в виду?

– У меня есть план. Но сначала ты должна убедиться, что действительно его хочешь. – С грустью она указала на ветхое здание: – Потому что, выйдя за моего сына, ты получишь вот это.

С тревожно бьющимся сердцем смотрела Венеция на Росскрейг. Сохранившееся в памяти девушки нарядное здание, выстроенное в виде буквы «Г» и всегда свежевыбеленное, раньше представляло собой символ шотландского благополучия, но теперь от него почти ничего не осталось. В трубе недоставало кирпичей, черепица на крыше местами раскололась, а невысокое каменное ограждение, окаймлявшее галерею, с одного конца полностью разрушилось.

Когда дамы вылезли из повозки и вошли в дом, Венеция увидела, что внутри дела обстоят еще хуже. Толстый слой сажи покрывал высокие потолки, а с проржавевших карнизов свисали обрывки прекрасных дамастовых штор. Потертые ковры нуждались в замене, а стены в каждой комнате требовали свежей покраски.

– Лахлан успешно справлялся с крупным ремонтом, пока его не избили. – Леди Росс нахмурилась. – Теперь все работы прекратились, и нам не под силу содержать работников. Все люди заняты лишь тем, что гонят, прячут и перевозят виски, только чтобы обеспечить клан самым необходимым – пищей, одеждой и углем. Я делаю все, что могу, чтобы поддерживать дом в порядке, но кое в чем без мужчины не обойтись. – Она виновато опустила голову. – И я всегда лучше управлялась с разделочным ножом, чем с метелкой и бельем. Знаешь, ведь мой отец был мясником.

– Понимаю. – Венеция заставила себя улыбнуться, хотя состояние некогда блистательного Росскрейга разбило ей сердце, – Вы бы посмотрели на мое рукоделие – у меня все пальцы левые, когда нужно сделать стежок.

– Прости меня за прямоту, но если ты поселишься здесь в качестве жены лэрда, у тебя не будет времени на рукоделие. Как и на многое другое.

Леди Росс выжидающе смотрела на девушку, и Венеция поняла, что это испытание – гораздо более серьезное, чем любое из тех, с которыми мог наброситься на нее Лахлан.

Но эта женщина не знала, что всю свою сознательную жизнь Венеция мечтала о том, как она вернется в Шотландское нагорье и поселится в своем собственном доме. И нескольким разбитым кирпичам и порванным шторам ее не запугать.

Лахлан представлял собой более серьезное препятствие. Способен ли он увидеть в ней кого-то, кроме «дочери Дунканнона»? Да и хочет ли он этого? А если хочет, способен ли он положить конец войне с ее отцом, чтобы соединить свою жизнь с Венецией?

Существовал только один способ выяснить это. Пришло время показать Лахлану Россу, с какой женщиной он имеет дело.

– Ну? – спросила леди Росс. – Что ты об этом думаешь?

– Я думаю, – сказала Венеция, – что нам предстоит большая работа. Итак, что там насчет вашего плана?..

Глава 19

Дорогой кузен, мне жаль, что у вас неприятности. Вы же знаете, я готова помочь, чем только смогу. Я даже обещаю не расспрашивать о подробностях, помимо тех, что вы захотите мне открыть.

Ваш друг Шарлотта.


– Что значит завтрака нет?

Лахлан сердито смотрел на беднягу Росса, дальнего родственника, которого его мать, судя по всему, назначила дворецким в Росскрейге. Лахлан целые сутки сдерживал себя, прежде чем решился прискакать сюда из хижины, чтобы посмотреть, как обстоят дела у Венеции. И вот, полюбуйтесь, какой прием он встретил!

Что случилось с их экономкой? И зачем мать завела дворецкого? Еще один лишний голодный рот. Очевидно, он и съел весь завтрак.

– Кухарка всегда выставляет завтрак на стол к семи, а сейчас только четверть восьмого.

Мужчина пожал плечами:

– Леди поднялись с рассветом и сегодня, и прошлым утром, сэр, и закончили завтракать к шести. Обе работают как одержимые, без отдыха.

Лахлан рассчитывал увидеть Венецию изнывающей от тоски и скуки, но, уж во всяком случае, не за работой.

– Что они делают?

– Точно не знаю. Они только посылают меня время от времени принести им то одно, то другое.

Это звучало крайне подозрительно.

– И где они теперь? – Лахлан снял шляпу и попробовал вручить ее мужчине.

Но дворецкий ее не взял.

– Простите меня, сэр, но они приказали, чтобы их никто не беспокоил, даже вы.

Страшно разозлившись, Лахлан собственноручно повесил шляпу на вешалку.

– Это мой дом, черт бы вас всех побрал! – С перекошенным от злобы лицом он угрожающе навис над своим родственником. – Так что я, черт возьми, вправе беспокоить любого, кого мне захочется! Ну, так где же они?

– В большой гостиной, сэр, – пропищал его новый дворецкий.

Старательно игнорируя громкое урчание в желудке, Лахлан бросился к лестнице. Ему стало гораздо легче двигаться с тех пор, как он начал растираться конским бальзамом. За это он должен поблагодарить Венецию.

Но уж за то, что случилось сегодня, он не станет ее благодарить. Черт побери, он так спешил сюда, предвкушая горячий завтрак в имении – кровяную колбасу с картофельными оладьями и поджаренные ломтики бекона – что-то отличное от смертельно надоевших овсяных лепешек. Но вместо этого он обнаруживает пустой стол, и к тому же какой-то дворецкий пытается не пустить его в собственный дом! Что за дьявольщина здесь творится?

Должно быть, Венеция создает маме крупные неприятности. Это ему в наказание за то, что отошел в сторону, чтобы избежать искушения. «Скинув девчонку на мать, – говорил он себе, – ты приобрел только лишнюю мороку. Похоже, все срочные дела приостановились».

Лахлан раздраженно фыркнул. Дела и без того шли неважно. Потому что чем бы он ни занимался – проверял ли ячмень в солодовне или нарезал торф для сушильной печи, – Венеция не шла у него из головы. Запах проросшего ячменя напоминал ему запах окопника, который девушка прикладывала к его ранам, и вызывал воспоминания о том, с какой нежностью и заботой она его лечила. А когда он со своими парнями пробирался через лес к торфяному болоту, то думал о том, как уложил ее в папоротниках, сжимая в объятиях ее роскошное тело…

С проклятием Лахлан ускорил шага. Венеция занимает его мысли лишь потому, что он беспокоится, как они с его матерью ладят между собой. Как только он удовлетворит свое любопытство, тут же и думать забудет о девчонке.

Из большой гостиной послышался звук глухого удара, затем женский смех и низкий мужской голос, который Лахлан не смог узнать. Он нахмурился. Не дай Бог, это бродячий торговец, которого мать пригласила по просьбе Венеции. Что, если Венеция вбила себе в голову превратить его усадьбу в роскошный дворец, который он не в состоянии оплатить?

Лахлан пошел еще быстрее. Мать не из тех, кто покупает в кредит, но он оставил дам одних на целый день, и девушка скорее всего что-нибудь выдумала, чтобы только ему досадить. Проклятие, проклятие!

– Что тут происходит? – воскликнул он, врываясь в гостиную.

Несколько пар глаз одновременно уставились на него. Здесь были немногочисленные служанки Росскрейга, экономка. Но Лахлана волновала Венеция. Он сразу поймал ее взгляд, но не заметил ни малейших признаков скуки.

Девушка уже и выглядела далеко не так, как подобает лондонской леди. В чужом сером платье с потрепанными обшлагами она ничем не отличалась от служанок. Пышный локон ее восхитительных волос свисал на лоб, прикрывая один глаз, щека была испачкана сажей. Но все это ничуть не уменьшало ее привлекательности.

– Лахлан? – Его мать появилась из-за спин девушек, холодно глядя на сына. – Сейчас же уходи, ради Бога!

Подобные слова от родной матери, которая всегда просила его составить ей компанию, повергли Лахлана в изумление.

– Отправляйся, займись чем-нибудь… – продолжала Марджори. – Ты не должен этого видеть, пока мы все не закончим.

– Раз я оплачиваю все это, то должен участвовать и в обсуждении того, что делается! – рявкнул Лахлан и тут заметил Джейми. Забравшись на приставную лестницу, парнишка вешал занавески, которых Лахлан до сих пор не видел.

– Платишь за это? – сказала его мать. – О чем это ты говоришь?

– Новые занавески. – Он махнул рукой в сторону дивана: – Этот новый диванчик. И что там еще вы накупили в кредит?

– Не говори глупости. Это наш старый диван. Мы просто заново обтянули его, вырезав целые участки из наших старых штор. А «новые занавески» – это наши старые балдахины с кроватей. – Марджори гордо улыбнулась Венеции, наблюдавшей за Лахланом своими загадочными зелеными глазами, которые никогда его не щадили. – Балдахины укрыты от солнечного света, они ничуть не выцвели, и ткань выглядит совсем новой. Поэтому наша гостья предложила сделать из них занавески, а столбики для балдахинов убрать. В любом случае балдахины совершенно не нужны.

– Нам повезло, что цвета подходят, – вмешалась Венеция. – Мы даже ухитрились использовать большие куски старых штор – они прекрасно смотрятся на диване.

«Мы», очевидно, включало в себя и женщин клана, которые весело занимались уборкой – отскребали полы, выбивали ковры и делали бог знает что еще.

– Получилось красиво, разве нет? – радостно воскликнул Джейми с верхней ступеньки лестницы. – Комната выглядит гораздо наряднее. Вам нужно взглянуть, что леди сделали со столовой, сэр. Все там починили и расставили вещи должным образом. Вчера весь день этим занимались. Даже почистили потолки специальной смесью, которую изобрела мисс Росс.

Мисс Росс? Ах да. Венеция ведь считается его лондонской кузиной. И судя по восторженной улыбке Джейми, парень уже забыл, что она слишком важная персона – не для таких, как он.

Лахлан с трудом подавил желание сдернуть парнишку с лестницы и стереть эту глупую улыбку с его лица.

– А разве ты не должен сейчас находиться в солодовне? Ведь процесс все еще идет.

– Да, сэр, – пробормотал Джейми и начал спускаться с лестницы.

– Не обращай внимания на Лахлана, – сказала леди Марджори парню. – Пусть себе ворчит. Он просто срывает зло, потому что с ним не посоветовались. Он прекрасно сможет некоторое время обойтись без тебя.

Лахлан, конечно же, мог. Но с какой стати Джейми будет торчать здесь, любуясь Венецией с ее раскрасневшимися щеками и горящими глазами, в то время как он должен париться на винокурне, томясь и изнывая по ней?

– Если вам в помощь нужен мужчина, я сам могу вам помочь, – сказал Лахлан, хотя прежде он скорее бы пробежался босиком по раскаленным углям, чем стал возиться с занавесками и прочими женскими глупостями. – Пусть Джейми отправляется на винокурню.

– Ну уж нет, – возразила его мать. – Если ты останешься здесь, есть риск, что тебя увидит какой-нибудь приезжий из города. – Она сердито сверкнула на него глазами. – И кроме того, не хватало еще, чтобы ты развешивал занавески, когда приедет граф. Ты должен выглядеть суровым и мужественным, разве не так?

Неужели она действительно произнесла это с сарказмом? Его собственная мать! Лахлан взглянул на Венецию, которая, похоже, прятала улыбку, подкрашивая черной краской железную дровницу возле камина.

– Дунканнон не появится еще несколько дней, – твердо заявил он. – А если кто и приедет, то твой новый дворецкий, которого ты наняла, не спросив меня, предупредит нас, так что я успею спрятаться.

Его мать воинственно уперла натруженные руки в тощие бока.

– У тебя есть дела поважнее, чем болтаться в доме. Бог свидетель, последние пять лет ты частенько говорил мне об этом. Мы и не думали тебя от них отрывать. – Она подошла к нему ближе. – Джейми вполне нас устраивает. А ты иди подобру-поздорову и не мешай нам работать.

Лахлан неохотно направился к дверям.

– Возможно, увидимся за обедом, – сказал он, выходя в коридор.

– Мы слишком заняты, чтобы регулярно питаться. – Его мать улыбнулась ему, стоя на пороге. – Я попрошу кухарку отнести тебе обед в хижину, хорошо?

– Но…

Но что? Лахлан заглянул через плечо матери, туда, где Венеция, не обращая на него никакого внимания, ставила в камин подставку для дров.

Ему не нужен был обед. Ему хотелось поговорить с Венецией, просто видеть ее, быть с ней рядом. Но он не мог об этом сказать. Потому что не имел на это права. Ведь ему придется всего через несколько дней вернуть ее отцу.

Если дело не кончится тем, что он убьет этого человека.

– Да, пришли мне обед, – пробормотал Лахлан и ушел. На следующее утро, проведя бессонную ночь в бесплодных мечтах о Венеции, Лахлан, обуздав свою гордость, явился к завтраку, на рассвете. Но то ли они увидели, как он подъезжает, то ли действительно уехали, как заявил дворецкий, к одному из арендаторов осмотреть больного ребенка, только дома никого не было.

Дворецкий не знал, к какому арендатору они отправились. И он не знал, когда они вернутся. Он не знал ничего, что могли бы хоть как-то умерить боль разочарования, от которой Лахлану хотелось выть.

Он сказал себе, что пора с этим кончать. Он им не нужен в усадьбе, а уж сам-то он точно в них не нуждается. Прежде ему часто приходилось подолгу отсутствовать, приглядывая за винокурней, потому что акцизные чиновники в любой момент могли накрыть его подпольное производство. Так что изменилось?

А то, что теперь здесь жила Венеция.

Вот нелепость. Прежде он никогда не жалел, что рядом нет женщины. Почему это должно волновать его сейчас? Ему совсем не нужно, чтобы Венеция изводила его пением, донимала его… нянчилась с ним. Нет, в самом деле. Он может и сам смазывать конским бальзамом свои раны.

Пора наконец выбросить ее из головы!

Но как это сделать, если последующие несколько дней он только и слышал, как все вокруг обсуждали изменения, происходящие в усадьбе, и как Венеция с его матерью отлично ладят друг с другом. Каждую минуту кто-нибудь да говорил: «Вы бы послушали, как ваша лондонская кузина поет "Цыганский паренек!"» Или: «Вы бы посмотрели, как эта девушка учит женщин чистить серебряные украшения – теперь они просто сверкают».

Видимо, его «лондонская кузина» может расхаживать повсюду, где ей нравится, в то время как он должен держаться подальше, чтобы никто посторонний не узнал, что он на самом деле жив. Дважды Лахлан пытался увидеться с девушкой, но только один раз ему удалось застать их с леди Росс дома. Да и то Венеция сразу же вышла, оставив его наедине с матерью, которая строго отчитала сына за неожиданный приезд.

Эти краткие мгновения общения с девушкой стали для Лахлана целительным бальзамом, словно глоток воды для истомившегося от жажды путника. Но этого ему было явно недостаточно.

Он мог потребовать свидания с ней, но тогда они обе – Венеция и его мать – узнали бы, что он по ней скучает. Это бы породило несбыточные надежды.

На третий день после их прибытия, когда дворецкий доложил ему, что дамы куда-то отправились гулять – возможно, в какую-то сказочную страну, Лахлан твердо решил, что на этот раз им от него не отделаться. Он укрылся в лесу, недалеко от усадьбы, откуда ему были видны оба выхода. Если они действительно гуляют, то непременно должны будут пройти мимо него, и тогда девушке нелегко будет ускользнуть.

Лахлан чувствовал себя последним дураком. Но в тот момент, когда он решил, что скорее всего конский бальзам ударил ему в голову, дверь кухни приоткрылась и во двор выскользнула Венеция. Значит, они действительно все это время были дома.

С сильно бьющимся сердцем Лахлан начал подкрадываться к девушке сквозь кустарник. Куда это она отправилась одна? Да еще так необычно одетая? Шотландский плед крестьянки, подчеркивая стройность ее фигуры, изящными складками ниспадал с ее плеч и был подпоясан по всем правилам.

Оглядевшись, Венеция набросила на голову край тартана наподобие капюшона и пошла прочь от дома. Она свернула на поле, отделявшее поместье Россов от владений Дунканнона. Лахлан угрожающе прищурил глаза. Ага, она направляется в дом отца! Чтобы найти убежище и попросить домашних помочь ей вернуться в Лондон? Нет, она могла бы и раньше это сделать.

Лахлан колебался, раздумывая, стоит ли ему идти за ней следом. Если люди Дунканнона его узнают, возникнут вопросы о его чудесном воскрешении. Затем непременно к ним в поместье потянутся люди, чтобы выяснить, что происходит. И тогда ему уж точно не удастся сохранить это дело в секрете.

И все же он не должен позволить ей одной идти в Брейдмур. Это опасно. Она может напороться на каких-нибудь мужланов, которые не знают, кто она такая. Только ему надо соблюдать осторожность, прячась за деревьями и избегая людных мест.

Так он размышлял, тайком пробираясь вслед за девушкой.

Не зная, что ее ждет, Венеция перешла мост над выжженной полосой земли, отделявшей поместье Лахлана от владений ее отца. Она просила леди Росс отвезти ее, но женщина опасалась, что кто-нибудь может узнать девушку.

Венеция считала, что это маловероятно, поскольку много лет здесь не появлялась. Но на всякий случай у одной из служанок она одолжила крестьянский наряд. Ей хотелось узнать, что произошло там за время ее отсутствия. В особенности после того, как Лахлан рассказал ей о сожжении домов.

Лахлан! Нет, ей не следует думать о нем. За эти три дня разлуки она слишком сильно по нему скучала… и поняла, что скорее всего «слишком много прочла» в его поцелуях и ласках. Он иногда заезжал в усадьбу, но ни разу не попросил о встрече. Он, правда, спрашивал о ней у дворецкого, но, не получив вразумительного ответа, воспринимал это спокойно, словно его расспросы были вызваны исключительно вежливостью.

Его мама сказала, что гордость не позволяет Лахлану показать, что он проявляет к ней интерес, Венеция хотела бы ей верить, но уже начала терять надежду. Теперь папа уже получил письмо Лахлана и едет в Шотландию. Если Лахлан так и не уступит…

Сердце сжалось в груди. Как может она осуждать Лахлана за то, что он не желает жениться на дочери человека, разорившего его соотечественников? Именно так люди в Росскрейге воспринимали ее отца. Считая ее кузиной Росса, они при ней свободно обсуждали то, как граф позволял своему управляющему Маккинли с неимоверной жестокостью сгонять людей с земли.

И теперь, вновь оказавшись на земле Брейдмура, Венеция увидела результаты проведенных преобразований: здесь не было сожженных домов, но они вполне могли быть здесь. Из двадцати двух домов арендаторов только четыре оказались заселенными. Видимо, овцеводами.

Что случилось с тем краснолицым фермером, выращивавшим картошку, который часто давал ей покататься на своей рабочей лошадке, когда она была ребенком. Где та беззубая старушка, которая каждый божий день сидела перед розовым домиком за прялкой?

Исчезли, сгинули без следа. Никого из них нет. Слезы ручьями катились по щекам Венеции. Только в соседнем поместье кипела жизнь. Члены клана Россов возделывали землю, мастерили винные бочки и обслуживали винокурни. Женщины занимались стиркой, пока их дети играли и собирали вереск. Лахлан боролся за то, чтобы удержать людей на земле, в своих домах, обеспечить их всем необходимым, даже если придется ради этого рисковать жизнью.

Теперь, когда она узнала, почему он совершил это дурацкое похищение, было невыносимо стыдно вспоминать, какими оскорблениями она его осыпала. В особенности после того, как увидела отцовские земли, покоившиеся в гробовой тишине, нарушаемой только блеянием овец.

Венеция вытерла слезы, застилавшие ей глаза. Шевиотовые овцы бродят повсюду, они заполонили все пастбища, топтались на каждом холме. Они паслись даже в узком, заросшем травой ущелье на границе их владений, где Лахлан любил ловить рыбу.

Неужели нужно у нее отнять даже этот крошечный кусочек детства? Ярость охватила девушку, и она принялась разгонять овец, пытаясь заставить их уйти из ущелья, но они только отбежали на несколько футов и снова уткнулись в траву.

– В этом нет никакого смысла, – услышала она позади себя чей-то низкий голос. – Даже если вы выгоните их из этого ущелья, они уйдут в другое. В любом случае это не их вина, верно?

Сердце в ее груди, сжалось, когда она, обернувшись, увидела Лахлана. Он наблюдал за ней, прислонясь к тому самому корявому дубу, который ему так нравился в детстве. Со взъерошенными волосами, в грязных рабочих брюках, он выглядел точно так, как шестнадцать лет назад. Венеции захотелось броситься в его объятия.

Она едва не расплакалась. Он больше не был восхитительно своенравным Лахланом времен ее детства.

– Да, овцы в этом не виноваты, – сказала она, полная мрачных предчувствий. – Но моей вины в этом тоже нет.

Лахлан оттолкнулся от дерева.

– Я не говорил, что обвиняю вас.

– Вам не следовало сюда приходить. Кто-нибудь может вас увидеть.

Он пожал плечами:

– Кто-нибудь мог увидеть и вас, но это не помешало вам бродить здесь.

– Вы все это время следили за мной?

– Да.

– Зачем?

Вопрос, похоже, смутил его.

– Просто так.

Венеции захотелось закричать во весь голос. Он преследовал ее и теперь не может сказать зачем?

– Прекрасно, – сказала она, поднимаясь на холм позади домов.

Он легко догнал ее.

– Вам не следует бродить одной.

– Я не одна. – Венеция подобрала юбки и ускорила шаг. – Мне составляют компанию овцы.

На вершине холма она остановилась и посмотрела на Лахлана.

– Почему вас волнует, что я делаю, раз это никак не влияет на ваши планы? – От внезапного подозрения ей стало не по себе. – Вы думаете, что ясобираюсь бежать?

– Не сходите с ума, – прорычал он, подходя к ней.

– Зачем же вы стали рисковать и отправились туда, где вас могут увидеть…

Он прервал ее речь поцелуем, крепким поцелуем, имеющим целью заставить ее замолчать. Это так ошеломило девушку, что в первый момент она не сопротивлялась. Но лишь до тех пор, пока не вспомнила, что это всегда начиналось так – он целовал ее, притворяясь, что между ними все может сложиться иначе, а после того напоминал ей, что они не могут быть вместе.

Она была уже по горло сыта этой игрой. Когда он попытался углубить поцелуй, она отстранилась.

– Не смейте! – воскликнула она и бросилась вниз по проходу между двумя домами, стараясь сдержать слезы.

– Это почему же? – Последовав за ней, он схватил ее, обняв за талию. – Я хочу всего лишь один поцелуй.

В том-то и беда. Он ищет мимолетного удовольствия.

– Два дня назад вы даже не побеспокоились спросить, как у меня дела. – Венеция сердито посмотрела на него. – А теперь вы хотите, чтобы я вас целовала?

По лицу Лахлана было заметно, что он расстроен.

– Я не… я хотел… Как вы поживаете?

– Прекрасно. А вы?

Ее отстраненный тон заставил его нахмуриться.

– Довольно скверно.

– Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне, – сказала она, строго поджав губы.

– Силы небесные, почему вы ведете себя так, будто мы никогда…

– Есть там кто-нибудь? – послышался окрик откуда-то сбоку.

Они застыли. Оглядевшись, Лахлан заметил боковую дверь в ближайшем домишке. Он быстро втолкнул Венецию внутрь и осторожно закрыл за собой дверь. Затаив дыхание, они прислушивались к тому, что происходит снаружи. Кто-то прошел мимо них, а потом, убедившись, что тут никого нет, удалился.

Лахлан потянулся к девушке, но она увернулась, прежде чем он успел к ней прикоснуться. Но тут Венеция споткнулась обо что-то и чуть не упала. Оглядевшись, она увидела массу миткалевых мешков, набитых чем-то мягким. Видимо, домик использовали для хранения овечьей шерсти.

Обогнув груду мешков, девушка направилась к другой двери. Если Лахлан решил, что может вот так заявиться сюда, чтобы просто развлечься с ней, то он сильно ошибается.

Но ей следовало догадаться, что самонадеянный нахал так легко не отступится. В два прыжка он настиг ее и снова крепко прижал к своему телу.

– Отпустите меня! – крикнула она, пытаясь вырваться.

– Сначала я хочу получить свой поцелуй, – хрипло произнес он.

Освободившись, она повернулась к нему лицом.

– Я уверена, что любая девушка из вашего клана будет счастлива поцеловать лэрда. – Голос ее задрожал, и она попятилась к выходу. – К тому же вы не испытываете ненависти к их отцам.

В тусклом свете, проникающем сквозь небольшие окошки, Лахлан казался даже выше ростом, он почти касался головой низкого потолка, когда вновь приблизился к ней.

– Мне не нужны их поцелуи.

– Вы забыли, что я дочь Дунканнона? – с насмешкой спросила Венеция. Она, слава Богу, уже почти добралась до двери.

– Меня совершенно не волнует, чья вы дочь, – раздраженно заметил он.

– А мне кажется, вас волнует только это. Похоже, что лично до меня вам нет никакого дела.

Венеция ухватилась за ручку двери и потянула, но Лахлан оказался рядом. Он уперся двумя руками в дверь с обеих сторон от нее, так что девушка оказалась в ловушке.

– Всего один поцелуй. – Глаза его ярко светились в полутьме. – Подари мне хотя бы это.

– Зачем? – Венеция уперлась руками в его мощную грудь, но не смогла сдвинуть его с места. Отчего он такой огромный, такой неодолимый… такой настойчивый? – Вы ведь уже сказали, что не хотите жениться на мне и что у нас нет будущего. Так зачем же вам целовать меня? – Она насмешливо приподняла бровь. – Может быть, вы решили совратить дочь Дунканнона, чтобы побольнее отомстить ему?

– Нет, черт вас возьми! – рявкнул Лахлан. – Я бы никогда…

– Ах, так вот для чего вы меня преследовали, – продолжала дразнить его Венеция, решив во что бы то ни стало вытянуть из него правду. – Чтобы обесчестить меня.

– Я просто хотел защитить вас! – возмущенно возразил он.

– От кого? От овец?

С проклятием Лахлан отвел глаза, явно не зная, что ей ответить. Венеция нырнула под его руку и бросилась к другой двери. Ей почти удалось ее открыть, когда он сказал:

– Я просто хотел увидеть вас.

Рука девушки застыла на ручке двери.

– Мне хотелось побыть с вами.

Когда Венеция обернулась, ошеломленная тем, что он сказал, Лахлан подошел ближе. Глаза его потеплели и стали темными, как шоколад.

– Поговорить с вами. – Он заключил ее в свои объятия. – Обнять вас. Я очень соскучился.

– Вы выбрали довольно странный способ показывать это, – язвительно сказала Венеция, хотя сердце ее колотилось так, что готово было выскочить из груди. Он волновался. Он скучал. Он признался в этом. – За последние несколько дней вы могли…

– Быть выставленным вон дворецким или матерью, в то время как вы благополучно ускользали окольными путями? – В его голосе ощущалась напряженность.

– Могли бы спросить разрешения поговорить со мной. Чего проще.

– Но ведь я сейчас здесь, разве нет? – Он уткнулся носом в ее голову. Его горячее дыхание обжигало кожу. – А вы не хотите даже поцеловать меня.

– Потому что я знаю, зачем вы пришли сюда. – Венеция еще не была готова уступить. Это прекрасно, что он скучал, но это не означает, что он хотел большего. – Вы подумали, что раз вашей матери нет рядом, вы можете свободно развлекаться со мной как вашей душе угодно. Ну что ж, если это все, чего вы хотели, можете благополучно отправляться назад…

– А что, если я собирался сказать, что хочу жениться на вас? – хрипло спросил он.

Венеция растерянно посмотрела на него. Она не могла поверить своим ушам.

Лахлан уверенно расправил плечи.

– Что, если я действительно намерен на вас жениться?

Надежда вспыхнула в душе Венеции, хотя она уговаривала себя не торопиться.

– Мне казалось, вы утверждали, что мы не можем пожениться из-за папы и этих денег.

– С этим мы как-нибудь разберемся. Только скажите, что вы согласны выйти за меня замуж.

Венеция пристально посмотрела на него. Подумать только, Лахлан изменил свои намерения. Слово «да» едва не сорвалось с ее губ, но она успела вовремя остановиться.

А как насчет тех ужасных вещей, что он ей наговорил? Она чуть ли не силой вынудила его признаться в том, что он по ней скучал. В заключение он упомянул о желании жениться и теперь, самонадеянный нахал, рассчитывает, что она упадет к его ногам? Ну что ж, ему придется немного помучиться. Венеция терзалась целых три дня, сомневаясь в его чувствах, и вовсе не собиралась так легко сдаваться.

– Я не уверена, что вообще хотела бы за вас выйти, – сказала она, презрительно фыркнув. – Думаю, вам лучше снова вернуться на винокурню, в свою холостяцкую хижину и…

На этот раз его поцелуй не оставил ей шансов. Его жадный рот выпытывал все ее секреты с такой настойчивостью, что у девушки перехватило дыхание… Ею овладела сладкая истома. В крови вспыхнуло непреодолимое желание.

– Может, вы все-таки пересмотрите свое решение? – с усмешкой спросил о».

Он был так чертовски уверен в себе! Похоже, он ничуть не сомневался в ее чувствах. И это никуда не годилось. Безжалостно подавив волнение и трепет, Венеция изобразила небрежную улыбку:

– Пересмотрю? С чего бы? По-моему, один поцелуй едва ли может что-нибудь изменить.

Самодовольное выражение исчезло с его лица.

– Значит, вы продолжаете упрямиться? – Лахлан двинулся вперед, увлекая ее за собой. – Хотите заставить меня увиваться за вами, подобно вашим франтоватым лондонским поклонникам? Хотите, чтобы я стал унижаться и умолять вас?

– Ничего подобного. Это вы сказали, что я слишком утонченная леди, чтобы прижиться в Шотландском нагорье. – Венеция гордо вздернула подбородок. – Наверное, вы правы. Скорее всего мне лучше уехать и поискать себе богатого и титулованного мужа в Англии.

В следующий момент Лахлан толкнул ее и повалил на мягкие мешки с шерстью. Венеция была так потрясена, что только изумленно смотрела, как он сбросил сначала сюртук, потом жилет, затем рубашку. Неужели он собирается… Не может же он…

– Значит, вы ищете мужа-англичанина, не так ли? – Янтарный свет заходящего солнца окрасил багрянцем его каштановые волосы и позолотил загорелую грудь. – Тогда я знаю, как мне следует поступить. – Лахлан сбросил сапоги и резким движением сдернул брюки.

Легкая дрожь пробежала по телу девушки, кровь прилила к голове. Спаси ее, Господи!

– Ч-что вы задумали? – прошептала Венеция, хотя отлично знала что.

У нее пересохло во рту, когда Лахлан растянулся на мешках рядом с ней, расстегнул на ней пояс, затем распахнул тартановый наряд, открыв взгляду старенькое платье служанки – ничего другого ей не смогли подобрать.

Лахлан, похоже, не обратил внимания ни на изношенную ткань, ни на разошедшиеся швы. Сдернув кружевную косынку, прикрывавшую глубокий вырез слишком тесного лифа, он окинул жарким, жаждущим взглядом пышные груди.

– Нельзя допустить, чтобы такая прекрасная шотландская леди попала в руки сакса. Я обязан спасти вас от этой горькой участи. – Он встретился с девушкой взглядом, и легкая усмешка умелого соблазнителя тронула его губы: – Отказываясь поступать разумно, вы не оставили мне выбора. Придется овладеть вами, тогда вы вынуждены будете выйти за меня замуж.

Глава 20

Дорогая Шарлотта!

Не стоит больше думать о моих неприятностях. Я слышал кое-какие новости о лорде Дунканноне, которые вас обеспокоят. По-видимому, он вчера неожиданно выехал в Шотландию. Похоже, никто не знает зачем. Но я опасаюсь, что это связано с вашей прежней воспитанницей, леди Венецией.

Ваш друг Майкл.


Лахлан совсем не удивился, когда Венеция, нахмурив брови, сердито посмотрела на него и сказала:

– Из всех самонадеянных, бесцеремонных…

Он впился ей в губы страстным поцелуем, обхватив ладонями голову, чтобы полностью овладеть ее ртом – так, как ей всегда нравилось. Лахлан не собирался упустить свой шанс только из-за того, что Венеция не одобряла его методов.

И хотя она впилась пальцами ему в плечи, как бы стараясь изо всех сил оттолкнуть его, губы ее раскрылись, и она тесно прижалась к нему.

Слава Богу! Направляясь сюда, Лахлан даже не думал делать Венеции предложение, как и не помышлял о том, чтобы лишить ее невинности. Но когда он увидел, как она бродит по этой земле, обливается слезами, вымещая свою боль и гнев на овцах…

Какой уважающий себя шотландец не захотел бы иметь такую жену? Такую, которая понимает, что земля предназначена для единственной цели – давать пропитание проживающим на ней семьям. Он явно ошибся, когда решил, будто Венеция никогда не приживется в Росскрейге. Она уже успела завоевать любовь и уважение половины клана.

Точно так же, как она покорила его сейчас своими щедрыми губами. Желая большего, чем только поцелуи, Лахлан накрыл ладонью ее грудь, стянутую платьем.

Венеция замерла, затем прервала поцелуй и возмущенно посмотрела на него.

– Я еще не сказала, что позволю вам овладеть мною, разве нет? – ворчливо сказала она, остановив его руку.

– О, непременно позволишь, не сомневайся, позволишь! – Лахлан оттолкнул ее руку и бесстыдно сжал ей грудь.

Дыхание девушки участилось, и он ощутил сквозь грубую шерсть, как затвердел под его ладонью ее сосок.

– Почему вы так в этом уверены? – спросила она чуть хриплым шепотом, от которого у Лахлана сжалось сердце.

– Потому что я знаю твой самый большой секрет.

Глаза ее настороженно сверкнули.

– И что же это такое?

С усмешкой он просунул руку ей под спину и принялся расстегивать пуговицы на платье. Потом он наклонился и прошептал возле самых ее губ:

– Ты не такая уж благовоспитанная леди, какую пытаешься изобразить.

Эти слова привели Венецию в ярость. Она оттолкнула его от себя, затем поднялась на ноги и смерила Лахлана надменным взглядом:

– Я и в самом деле слишком утонченная леди, чтобы кувыркаться здесь с вами на мешках с шерстью, Лахлан Росс.

– Неужели?

Со смехом он ухватил ее за платье, когда она попыталась уйти. Он ничего не имел против того, чтобы она поиграла в Принцессу Гордячку, потому что знал, что одним поцелуем может сорвать с нее эту маску.

Ну, может быть, не только поцелуем, потому что девушка попыталась выдернуть юбку из его рук.

– Послушай, – сказал он, ухватив ее свободной рукой за ногу. – Я в высшей степени восхищен и твоим хорошим образованием, и благородным происхождением, и утонченным лондонским акцентом – абсолютно все в тебе приводит меня в восторг.

Венеция презрительно фыркнула, но Лахлан, не обратив на это внимания, стянул с ее ноги туфлю и, отбросив в сторону, поднес к губам затянутую в чулок ступню.

– Я понимаю, что вряд ли достоин даже целовать твои ноги.

Однако он сделал это, даже дважды.

Когда он поднялся на колени, Венеция перестала вырываться и взглянула ему в лицо своими изумительными глазами. Их сочный зеленый цвет напоминал покрытое пышными всходами поле.

Становясь на колени, Лахлан вынужден был щадить больную ногу, но это не помешало ему скользнуть ладонью по обтянутой чулком икре девушки вверх с запретной лаской. Или проложить тропинку поцелуями по внутренней стороне ноги до колена и выше, до самой подвязки.

– Но иногда наступает такой момент, когда даже самой благонравной леди следует отбросить свои утонченные манеры, – сказал он хрипло. Медленно сдвигая вверх ее юбки вдоль стройных ног, он открыл взгляду две одинаковые полоски обнаженных белых бедер над шелковыми подвязками, и кровь бешено забилась в его жилах. – И позволить неотесанному горцу сделать то, в чем он особенно силен.

– И что же это, позвольте спросить? – с усилием произнесла Венеция низким, слегка охрипшим голосом.

Лахлан еще чуть-чуть приподнял ей юбки, так что открылся треугольник черных шелковистых завитков, потому что на девушке не было панталон.

– Заставить ее отпустить вожжи.

– Отпустить во… Вы позаимствовали строчку из моих баллад!

– Да. Я не слишком силен в словесных ухищрениях. – Лахлан усмехнулся. Затем он раздвинул шелковистые завитки, обнажив влажную плоть. – Но это я умею делать отлично. – И он накрыл ее заветное место ртом.

Венеция судорожно вздохнула и обхватила его голову руками – вроде бы для того, чтобы оттолкнуть. Но когда он принялся ласкать ее губами и языком, она вцепилась пальцами в его волосы и притянула его голову ближе.

– Лахлан… О Господи… Это… так грешно.

– Не могу удержаться, дорогая. – Он погружал язык в глубину ее влажной плоти, наслаждаясь пряным ароматом возбужденной женщины. Бедра ее дрожали, когда он обхватил их, чтобы удержать на месте под своей нескромной лаской. – У тебя вкус греха.

Изнемогая от желания, Лахлан продолжал ласкать ее губами и языком, яростно атакуя чувствительную жемчужину, пока совершенно не обезумел от желания. Лаская девушку, он получал такое головокружительное удовольствие после долгих дней воздержания, что разрядка могла случиться просто от ощущения ее вкуса.

Венеция уронила руки ему на плечи и крепко сжала их с глухим гортанным стоном. При всей своей благопристойности его лондонская красавица легко научилась получать удовольствие.

Он взглянул вверх на ее раскрасневшееся лицо и заметил, что девушка избегает встречаться с ним взглядом, хотя глаза ее открыты. Он усмехнулся, вдыхая аромат ее разгоряченной кожи. Видно, не так уж легко дается ей обучение.

– Скажи мне, дорогая, – прошептал он между быстрыми ласками, – так ли следует ублажать утонченную леди? Потому что если я не доставляю тебе удовольствия, то сразу могу остановиться.

Вместо ответа Венеция изогнулась ему навстречу, и Лахлан восторжествовал. Он погружал свой язык все глубже в теплоту ее шелковистой плоти, наслаждаясь ее требовательными судорожными вдохами, которыми она отвечала на его ласки. Кровь его закипала от возбуждения при виде того, как она получает удовольствие.

Вскоре он обхватил ее бедра и принялся двигать ее вперед и вверх до тех пор, пока пальцы ее не впились яростно в его плечи, а с губ не сорвался сдавленный крик. Венеция пошатнулась, от испытанного облегчения у нее подкосились ноги.

Лахлан еще чуть дольше смаковал ее вкус, сменив ласки на легкие поцелуи, которыми он осыпал ее нежные завитки. Но он не собирался дать ей опомниться. Он был слишком возбужден.

Он хотел овладеть ею, сделать ее своей, прежде чем она придет в себя и снова ему откажет. Так что пока девушка еще не пришла в себя, Лахлан склонился над ней, чтобы снять с нее одежду.

– Вам должно быть… стыдно… – прошептала Венеция, хотя и позволила ему расстегнуть ей платье и корсет.

– За что? – Лахлан отбросил в сторону ее вещи и повернул девушку лицом к себе.

– За то, что с таким мастерством совратили леди.

Голос ее прозвучал раздраженно, и Лахлан рассмеялся. Ему было не до смеха, когда он потянулся к завязкам ее рубашки, но девушка прикрыла их ладонью.

– На тебе еще слишком много одежды.

– Что, если кто-нибудь будет проходить мимо и увидит нас? – прошептала Венеция, с опаской взглянув на окно, выходившее в проулок.

– Солнце уже заходит, близится время ужина, – успокоил ее Лахлан. – Здесь никто не задержится, поверь мне.

– А если задержится?

– Если тебя не узнают, то спустят на меня собак и просто пошлют нас куда подальше. – Он одарил ее дразнящей улыбкой, когда ему удалось развязать ей рубашку. – Если, конечно, им не вздумается подглядывать.

– Лахлан! – Венеция страшно возмутилась. – Конечно, они никогда не станут…

– Дураками будут, если не станут. – Он стянул с нее рубашку, и у него перехватило дыхание. От девушки нельзя было оторвать глаз! – Любой мужчина в здравом уме, хоть раз увидев тебя обнаженной, захочет смотреть на тебя бесконечно.

Хотя щеки Венеции окрасились в багровый цвет осенних листьев, она стойко вынесла его взгляд, пока он рассматривал ее пышные груди с темными сосками, ее тонкую талию и крутые бедра.

– Ты просто чудо природы, дорогая, чудо природы!

Робкая улыбка тронула ее губы.

– Мой портной говорит, что у меня слишком большая грудь для современной моды.

– Твой портной круглый дурак. – Наслаждаясь созерцанием ее тела, он все же выкроил время, чтобы расстегнуть панталоны. – Ничего не могу сказать насчет моды, но не существует такого понятия, как слишком большая грудь, если речь идет о женщине. – Он сбросил панталоны и отпихнул их ногой подальше. – Я слышал, что некоторые женщины придерживаются того же мнения насчет мужских… хм… отличий.

Судя по тревожному выражению лица Венеции, увидевшей его восставшее орудие, девушка явно была не из их числа. Пока, по крайней мере.

– Ох, Лахлан, я ничего об этом не знаю.

Он притянул ее к себе. Слава Богу, она ему это позволила.

– О чем?

– Об этом! – Лежа с ним рядом и настороженно глядя на него, Венеция указала на его мужское естество. – Он слишком… а я не…

– Все будет в порядке, поверь мне, – сказал Лахлан, тихонько посмеиваясь.

– Ты обещаешь? – прошептала она, когда он бедром развел ее ноги. – Ты можешь поклясться?

– Обещаю.

Однако вопрос заставил его задуматься. Лахлану никогда не приходилось иметь дело с девственницей. Что, если он причинит ей серьезные повреждения? Нет, обычно такого не случается. Или все же бывает?

– Для этого потребуется подготовка, – сказал он. – Всегда требуется. Хоть ты и девственница, останешься целой и невредимой, клянусь тебе.

Венеция подозрительно прищурилась:

– Что значит «всегда требуется»? Скольких же женщин ты уложил в постель за свою жизнь, признайся?

Ох-ох-ох, не следовало ему упоминать об этом.

– Нескольких, – пробормотал Лахлан и завладел ее ртом, чтобы отвлечь от мыслей на эту тему.

Ему не терпелось продолжать. Девушка лежала под ним, открытая и жаждущая, его мужское естество затвердело до боли. Ее лавандовый аромат опьянял его сильнее, чем виски. Он мог бы всю жизнь упиваться сладостью ее нежных губ. Но сначала…

Лахлан передвинулся и лег между ее ног, не переставая ласкать рукой ее горячее лоно, пока девушка не расслабилась. Когда Венеция подняла руки и обняла его за шею, Лахлан понял, что она готова. Осторожно, чтобы не встревожить ее, он заменил пальцы своей истомившейся плотью и плавно вошел в нее, медленно продвигаясь вперед, изо всех сил сдерживая желание овладеть девушкой немедленно.

Но – Господь всемогущий! – для этого еще предстояло потрудиться. Она была влажной и тесной, такого наслаждения он не мог себе даже представить. И она принадлежала ему, только ему, наконец-то, его Принцесса… его будущая жена. От этой мысли плоть его еще больше набухла.

– О Боже, – прошептала Венеция. – Ты уверен…

Лахлан оторвался от ее губ и положил ладони ей на плечи.

– Уверен, – сказал он, хотя отдал бы все на свете, чтобы избавить ее от этого неприятного момента.

Она так храбро держалась, его отважная девочка, но напряженные губы выдавали, что ей это давалось нелегко.

– Я постараюсь, чтобы тебе было как можно легче, – прошептал он, осыпая поцелуями ее губы, щеки, лоб. – Но быть с тобой – величайшее наслаждение.

Неуверенная улыбка тронула ее губы.

– Это самые приятные слова, которые я когда-либо слышала от мужчины. – Венеция расслабилась, и Лахлан еще немного продвинулся вглубь.

Он тоже облегченно улыбнулся:

– С трудом могу поверить в это. Разве твои лондонские лорды не шептали тебе комплименты на балах… о твоих восхитительных волосах и сверкающих глазах, о твоих прекрасных губах…

– Иногда.

Лахлан сказал это, чтобы подразнить ее, но скорый ответ заставил его нахмуриться.

– Значит, шептали? А ты когда-нибудь позволяла им целовать эти прекрасные губы?

В глазах ее вспыхнули озорные искорки.

– Иногда.

В этот момент Лахлан как раз ощутил барьер ее девственности.

– Сколько раз?

Со смехом Венеция приникла к его груди и сказала, передразнивая его ответ:

– Несколько.

О, она полагает, что это сверхостроумно, не так ли?

– Ну что ж, больше они не будут этого делать, – заявил он. Затем, зажав ей рот своим, он глубоко проник в нее одним резким толчком.

Когда Венеция застонала, Лахлан молил Господа, чтобы худшее было уже позади. Он заставил себя оставаться неподвижным, хотя это потребовало огромного напряжения воли. Ее горячее лоно облегало его, словно тесная перчатка, возбуждая непреодолимое желание продолжать движение.

Но Лахлан терпел. Только продолжал целовать и обнимать ее и гладить везде, куда только мог дотянуться. Его глубоко тронуло, что она так доверчиво отдалась ему – он боялся разрушить очарование этого момента.

Спустя мгновение Лахлан почувствовал, что Венеция расслабилась, и он двинулся назад, прошептав:

– Все в порядке?

– Думаю, да. – Девушка слегка пошевелила бедрами. – Это… это было не слишком больно.

Лахлан застонал, когда она задвигалась, скручивая и сжимая его плоть.

– Если ты не перестанешь вертеться, будет хуже, – хрипло произнесен.

Венеция взглянула на него с удивлением:

– Почему?

– Потому что я хочу продолжать, но должен делать это осторожно и медленно, но я не смогу, если ты будешь сводить меня с ума подобным образом.

– Каким?

– Двигаясь, как сейчас.

Девушка снова пошевелила бедрами.

– Ты имеешь в виду вот так?

– Послушай, малышка…

– Я могу двигаться еще и так. – Сверкнув глазами, Венеция потерлась грудями о его грудь. – Или вот так. – Она повернула таз так, чтобы его плоть проникла глубже.

– Значит, ты твердо решила свести меня с ума? – хрипло пробормотал он, начиная двигаться. – Судя по всему, ты хочешь, чтобы я овладел тобой грубо и быстро.

Игривая улыбка коснулась ее прелестных губ.

– Не мог бы ты сделать именно так? Пожалуйста. Похоже, это было бы… бесподобно.

Даже то, как она произнесла это вполне пристойное «бесподобно», заставило его испытать такие чувства, которые до сих пор не могла возбудить ни одна женщина.

– Ты очень соблазнительная распутница, – проворчал он, яростно врезаясь в нее снова и снова, опьяненный ощущением ее жаркой тесноты. – Распутница с благонравной речью и поступью принцессы, с телом, созданным на небесах.

– В самом деле? – прошептала она.

Глаза ее были закрыты, а щеки горели румянцем. Он в жизни не видел более восхитительного… или более возбуждающего зрелища.

– Тебе это нравится, правда?

– Да, – выдохнула она. – Да… да…

– Силы небесные! – Лахлан слышал, что некоторые женщины от природы наделены склонностью к плотским утехам. Не приходится удивляться, что Венеция из их числа, учитывая, как хорошо она сумела доставить ему удовольствие в Кингьюсси.

Теперь же… Как бы ему не умереть от подобного наслаждения… Девушка изгибалась и извивалась под ним, словно цыганка в танце. Ее полная грудь трепетала под его ищущей рукой, а бедра двигались, приглашая его проникнуть глубже, плавно приподнимаясь в такт с его рывками, пока Лахлан полностью не утратил способность соображать, даже просто дышать, слышать хоть что-нибудь из-за пульсации бешено струившейся крови, грохотом отдававшейся в ушах.

Наконец-то Принцесса Гордячка принадлежала ему, только ему навсегда. Он будет обнимать ее, защищать… даже от Дунканнона.

Нет, не надо вспоминать сейчас об этом дьяволе. Только не сейчас, когда впереди его ждала желанная разрядка, и он мощными рывками стремительно приближался к ней, словно увлекаемый упряжкой обезумевших коней, несущихся вниз с крутого холма… Не сейчас, когда прекрасное девичье тело внезапно напряглось под ним, а ее сладостное лоно сжалось и судорожно пульсировало в порыве экстаза.

Только не сейчас, когда девушка, по которой он страдал несколько бессонных ночей, наконец-то отдалась ему.

– Спаси меня, Господи! – вскрикнула Венеция, достигнув вершины. – О Боже!

– Да… Принцесса… да… – Одним энергичным рывком Лахлан догнал ее. Сердце его бешено колотилось в груди. – Силы небесные!

Он крепко прижал девушку к себе, и семя его мощным потоком изверглось в ее жаркое лоно.

– Господи…

Это прозвучало как клятва, и это было прекрасно. Потому что теперь, когда он получил Венецию, он собирался ее удержать. Независимо от того, что произойдет между ним и Дунканноном.

Глава 21

Дорогой кузен, ваша новость насчет лорда Дунканнона действительно меня взволновала. Его дочь говорила, что он поклялся никогда не возвращаться на родину. Раз он решил нарушить эту клятву, должно быть, с Венецией произошло что-то ужасное. Не могли бы вы воспользоваться своими источниками и выяснить, что бы это могло быть?

Ваша встревоженная родственница Шарлотта.


Венеция, полностью удовлетворенная и довольная, лежала на мешках с шерстью в объятиях Лахлана. Голова ее покоилась на его груди. Его теплое дыхание ерошило ей волосы. Биение его сердца успокаивало ее. Он осыпал ее голову нежными поцелуями. Этот могучий горец стал ее любовником, и теперь никто не сможет этого у нее отнять.

Правда, он не сказал, что любит ее. Но ведь и она тоже не совсем уверена, что любит этого упрямого мужчину. И не отважится отдать ему свое сердце до тех пор, пока не узнает, как он собирается поступить с ее отцом.

Наверное, ей не следовало отдаваться ему, но его слова пробудили надежду. Раз он решился сделать ей предложение, то должен был изменить свои намерения и в отношении ее отца.

Шум шагов прорвался сквозь ее сладостное полузабытье. И хотя этот некто быстро прошел мимо, наступил момент отрезвления, и стало понятно, что валяться в обнимку с Лахланом в поместье отца – не самая лучшая идея, в особенности на закате солнца.

Венеция вздохнула:

– Твоя мать, наверное, ломает голову, куда я пропала. Нам пора возвращаться. Кроме того, уже смеркается, и нам будет трудно возвращаться назад в темноте.

– Тогда скорее всего нам лучше остаться здесь до утра, – сказал Лахлан довольным голосом.

Венеция рассмеялась:

– Ты совершенно бессовестный.

– Да, поэтому я тебе и нравлюсь. Я напоминаю тебе диких парней из твоих баллад – тех, что встречаются со своими возлюбленными в беседках, амбарах или в поле и получают удовольствие среди цветов или на сене. Ты должна радоваться возможности провести ночь здесь, среди тюков с овечьей шерстью, как одна из героинь твоих песен.

Как это ни прискорбно, ей действительно очень хотелось. Только она не могла.

– Не искушай меня. Мы ведь еще не женаты.

– О, уже женаты, дорогая.

Упершись подбородком в грудь Лахлана, Венеция удивленно уставилась на него:

– С чего ты это взял?

– Шотландский закон гласит: раз мы договорились между собой и заявили о «взаимном согласии» пожениться – значит, мы женаты, по крайней мере в глазах закона.

Венеция смотрела на него с недоверием:

– Наверняка при этом должен присутствовать священник.

Лахлан отрицательно покачал головой.

– А свидетели?

– Ничего подобного. Как ты думаешь, почему англичане, чтобы жениться, всегда везут женщин в Гретна-Грин? Потому что здесь это легко. Они заявляют о своем желании в присутствии свидетелей в том случае, если кто-то возражает против их брака. Но закон гласит, что этого не требуется. Достаточно взаимного согласия.

– Если не упоминать, что мы не заявляли о каком-либо согласии, – сказала Венеция.

– Верно. Вот здесь-то в законе и появляются кое-какие тонкости. Он предусматривает три разновидности гражданского брака, то есть брака, заключенного без соблюдения общепринятых норм. Можно жить в грехе, но брак будет считаться законным по «фактическому положению вещей и всеобщей известности». Можно заявить о взаимном согласии жениться или объявить о намерении жениться в будущем, а затем осуществить брак на деле. Мы только что сделали последнее.

– Какая глупость.

– Да, такова Шотландия. – Лахлан задумчиво намотал локон ее волос на ладонь. – Но по правде сказать, хотя гражданский брак и считается законным, большинство людей косо смотрят на тех, кто не обвенчался в церкви. Моя мать наверняка захочет, чтобы мы обвенчались. Думаю, твой отец тоже.

– Конечно, захочет. В особенности когда я еще не согласилась выйти за тебя. А это означает, что мы с тобой не женаты, хоть по шотландскому закону, хоть как. Потому что вступили в супружеские отношения прежде, чем обменялись обещаниями пожениться.

Лахлан нахмурился:

– Да неужели? Я мог бы поклясться, что ты сказала…

– Нет. – Венеция лукаво улыбнулась ему и пощекотала прядью шелковистых волос его соски. – Если припоминаешь, я сказала тебе, что я слишком утонченная леди, чтобы выйти за тебя.

Помрачнев, Лахлан схватил ее за руку.

– Ну что ж, нужно как-то исправить эту оплошность, ты так не считаешь? – Девушка промолчала, а он сказал: – Ты выйдешь за меня, красавица. Я ведь тебя обесчестил. Твой отец непременно этого потребует.

Хотя Венеции очень хотелось в этот момент забыться в объятиях Лахлана, она понимала, что настало время кое-что выяснить.

– Прежде всего мне нужно знать твои планы насчет отца.

Лицо Лахлана потемнело.

– Я хочу, чтобы он вернул мне деньги. Ничего не изменилось.

Венеция приподнялась и потянулась за рубашкой.

– Но если он… откажется и не уступит? Ты вызовешь его на поединок?

Лахлан молчал так долго, что сердце тревожно заколотилось в ее груди.

– Я не говорю, что он не заслуживает этого, заметь, но… ну…

– Он твой отец.

– Вот именно.

Лахлан выругался себе под нос.

– И могу предположить, что ты никогда не простишь мне, если я его убью.

– Никогда, – прошептала Венеция.

– Хорошо. – Лахлан тяжело вздохнул. – Я не стану его вызывать на дуэль.

Девушка вздохнула с облегчением.

Лахлан, нахмурив брови, смотрел, как она поднялась, отыскала свой корсет.

– Но это не означает, что я позволю ему уехать, не заплатив денег.

– Конечно, нет.

– А если он попытается убить меня…

– Он не станет, я обещаю, – поспешно сказала Венеция. Но что, если папа все же попытается убить Лахлана? Или вызовет его на дуэль? Даже если папа приедет с твердым намерением поступить разумно, их спор насчет денег может перейти в ссору, которая в любом случае может закончиться кровопролитием.

Лахлан поднялся и стал помогать Венеции шнуровать корсет.

– Теперь ты согласишься выйти за меня замуж? – прошептал он возле ее уха. Его горячее дыхание согревало ей шею.

Венеция вспомнила, что говорила леди Росс о том, как избежать кровопролития.

– Только если ты мне кое-что пообещаешь.

Его пальцы замерли на тесемках корсета.

– Я уже обещал тебе, что не стану его вызывать.

– Я знаю.

Но это не решало проблемы с ее отцом, потому что тот имел привычку орать как безумный в любой ситуации.

– Прежде чем ты увидишься с отцом, с ним должна встретиться я.

– Нет, – решительно заявил Лахлан.

Сердце сжалось в ее груди.

– Послушай меня. Я лучше знаю, как найти подход к папе. Если ты дашь мне возможность разумно объяснить ему…

– Нет, ни за что. – С яростно сверкающими глазами Лахлан натянул панталоны, затем брюки. – Я не позволю своей жене выполнять за меня грязную работу.

Венеция раздраженно вздохнула.

– Не нужно так смотреть на это. Представь себе, что ведешь переговоры через посредника. Я уверена, если ему все объяснить, он поведет себя правильно.

Нахмурившись, Лахлан надел рубашку и застегнул ее на все пуговицы.

– Ты сошла с ума, если думаешь, что я останусь в стороне и позволю тебе пообещать ему поблажки, на которые не согласен.

– Я этого не сделаю!

– Да, конечно, не сделаешь. Ты ему лишь сообщишь, что мы женаты и ты вышла за меня по доброй воле. Остальное мы с ним уладим между собой.

Если только до этого дойдет.

– Ты не понимаешь…

– Нет, я все отлично понимаю, дорогуша. – Глаза его потемнели и стали почти черными. – Тебе хочется уговорить отца дать за тобой приданое, вместо того чтобы признать его обязательства передо мной. Потом ты скажешь, что приданого достаточно и для тебя этот вопрос закрыт. Но для меня на этом дело не кончится, это совершенно невозможно.

– Какое имеет значение, каким образом ты получишь деньги?

– Огромное, черт побери! – Лахлан опустился на пол, чтобы натянуть сапоги, и крепко выругался, потому что неудачно приземлился на больную ногу. – Посмотри на меня, я все еще не в состоянии даже сесть без того, чтобы не оказаться в дурацком положении. И все это благодаря твоему отцу! Ты хочешь, чтобы ему все сошло с рук?

– Я этого не сказала!

– Но ты так думаешь. У меня о твоем отце сложилось собственное мнение. – Лахлан натянул сапоги. – Я не стану терпеть и не позволю ему снова поносить и запугивать меня и мою родню перед всем кланом.

Венеция удивилась:

– Мой отец опять недостойно обошелся с тобой?

Лахлан покраснел и опустил глаза.

– Об этом ты мне не говорил. Что еще произошло между тобой и папой?

– Ничего существенного, – сказал он, избегая ее взгляда. – Пустяк по сравнению с долгом.

Ну что ж, она непременно это выяснит.

– Ты забываешь, что я тоже хочу добиться того, чтобы ты получил деньги.

– Да, отстранив меня от участия в обсуждении. – Лахлан скрестил на груди руки. – Я этого не допущу, и дело с концом.

О, какой же он упрямец!

– Я только хочу избежать схватки между тобой и отцом. Почему ты не можешь этого понять, черт тебя возьми?

– Я же сказал, что не стану его вызывать на дуэль, этого вполне достаточно.

Венеция набросила на себя тартановую накидку и подпоясалась ремнем. Затем подошла к Лахлану и взяла его за руку.

– Ты можешь обещать, что ни в коем случае не станешь с ним драться, независимо от того, что он скажет или сделает?

Лицо Лахлана вспыхнуло гневом.

– Я не могу пообещать тебе подобную глупость, дорогая. Мне придется защищаться, если он нападет на меня.

Вот этого она и боялась.

– И результат будет таким же, как будто ты его вызвал. Вы начнете спорить, разгорячитесь, выйдете из себя, он вцепится тебе в горло, и прежде чем я узнаю об этом, ты изобьешь его до полусмерти.

– А ты бы предпочла, чтобы он избил меня до полусмерти?

– Нет! – Венеция заметила на лице Лахлана недоверие, и у нее болезненно сжалось сердце. – Как ты мог даже подумать такое? Я хочу, чтобы все обошлось без кровопролития.

– Слишком поздно, дорогая, кровь уже пролилась. – Лахлан кивнул в сторону мешков, запятнанных ее девичьей кровью, – И эта кровь связала тебя со мной, черт возьми, со мной. Так что уж позволь мне, твоему мужу, решать, как уладить это дело.

Венеция взглянула на его искаженное мукой лицо:

– А как насчет людей твоего клана? Их ты не спросишь? Они, конечно, нуждаются в деньгах, но еще больше они нуждаются в тебе. Что будет с ними, если тебя арестуют за убийство? Или, хуже того, если тебя убьют?

Лахлан потер ладонями лицо.

– Будут продолжать жить. Я уверен, со мной ничего не случится.

– Ты можешь пообещать это? – Когда он заколебался, девушка усилила натиск: – Я клянусь тебе, если ты позволишь мне первой поговорить с папой, то кровопролития не будет вовсе. – Если бы только удалось уговорить Лахлана!

На мгновение ей показалось, что призыв к его благородству и ответственности возымел действие и он готов проявить благоразумие.

Но затем Лахлан принял воинственный вид, взгляд его опять стал жестким.

– Ты слишком многого от меня хочешь.

Венеция потрясенно застыла, наблюдая за тем, как любимый мужчина на ее глазах снова превратился в непреклонного Шотландского Мстителя, несгибаемые принципы которого, без сомнения, вели его прямо к гибели.

– Значит, по сути, ничего не изменилось, – в отчаянии прошептала она. – И я для тебя по-прежнему дочь Дунканнона.

Лицо его вспыхнуло яростью.

– Я вовсе так не думаю, и ты прекрасно это знаешь.

– Да неужели? Ты, как прежде, уверен, что я приму сторону отца в любом споре. Ты все еще не можешь ради меня отказаться от своей мести.

– Я жажду не мести, а справедливости!

– Беда в том, что я хочу совсем другого. Я хочу мира и спокойствия для тебя и твоего клана. А какой может быть мир, если вы с отцом наброситесь друг на друга с обнаженными мечами?

– Тебе не просто мир нужен, – сказал он, гневно сверкая глазами. – Тебе нужен мир любой ценой. Иногда мир не стоит тех жертв, которыми приходится за него платить. Например, если такой мир означает, что человек не добьется справедливости. Но я твердо намерен бороться за справедливость. И поверь, буду стремиться к этому любой ценой!

– Тогда я не смогу выйти за тебя замуж. – Венеция повернулась к дверям, чтобы Лахлан не видел слез в ее глазах. – Боюсь, что из-за твоей бескомпромиссности я потеряю тебя.

– Ты не потеряешь меня. – Лахлан подошел к девушке и, взяв за руку, повернул лицом к себе. – Я не позволю тебе уйти, дорогая. Прежде чем появится твой отец, я собираюсь дать тебе свое имя.

– Зачем? Чтобы я осталась вдовой? Именно такой конец меня ожидает, если отец убьет тебя. Или если ты убьешь его… – Она разразилась рыданиями. – Благодарю покорно. Лучше мне смириться со своей участью и остаться опозоренной и одинокой.

– Венеция, – хрипло произнес Лахлан, пытаясь снова заключить ее в объятия.

– Оставь меня. – Она отстранилась от него, а когда он попытался проявить настойчивость, добавила: – Я сейчас закричу, клянусь, закричу! И буду кричать до тех пор, пока сюда не сбегутся люди моего отца, а тогда я скажу им, что сэр Лахлан Росс жив и здоров и посягает на отцовскую собственность.

Конечно, Венеция никогда не рискнула бы отдать его в руки людей своего отца, но было необходимо сделать что-то, чтобы заставить его уйти прямо сейчас. Потому что если он снова примется ее целовать, она не сможет долго сопротивляться.

Лахлан с проклятием отпустил ее. Но когда она подошла к дверям, он проворчал:

– Не думай, что я позволю тебе так легко от меня отделаться. Я понимаю, что тебе нужно время, чтобы во всем разобраться. Но я намерен добиваться тебя и… справедливости. Не сомневайся.

Его слова продолжали звучать в ее ушах, когда она, накинув на голову край тартана, выскочила за дверь.

Но не успела она уйти далеко, как наткнулась на двух шотландцев. Увидев ее, они очень удивились. Один из них спросил:

– Кто ты такая и что ты здесь делаешь?

– Простите, я заблудилась, – пробормотала Венеция, опасаясь, что Лахлан выскочит из домика и бросится ей на помощь. – Я уже ухожу.

Один из шотландцев направился к ней, но тут раздался грохот, причем такой сильный, что пасшиеся рядом животные бросились врассыпную. Оба шотландца ринулись в домик, посмотреть, в чем там дело, забыв о девушке. Венеция со всех ног бросилась бежать к мосту.

Но в какой-то момент она все же оглянулась и увидела, как Лахлан выскользнул из-за домика и исчез в лесу, прежде чем шотландцы вышли наружу и начали ее искать. К счастью, она была уже возле моста и в считанные секунды оказалась на земле Россов, в полной безопасности.

Но когда Венеция торопливо шагала по дороге к Росскрейгу, благодаря небо за удачный побег, ее не оставляла мысль, сможет ли она когда-нибудь снова почувствовать, что ей ничто не угрожает?

«Я намерен добиваться тебя и… справедливости». Именно этого она и боялась.

* * *
В Эдинбурге было далеко за полночь, когда Мэгги в нерешительности остановилась на ступеньках парадного крыльца городского особняка полковника. Ни одна леди не рискнула бы появиться одна возле дома джентльмена, да еще так поздно. Но если ее подозрения относительно Хью были справедливы, она не имела права оставаться в гостинице и сидеть, сложа руки. Ударив в дверь молоточком несколько раз, Мэгги с нетерпением ждала, когда слуга ей откроет. Но дверь отворил сам полковник, без сюртука, без жилета и без галстука, в расстегнутой, незаправленной рубашке. Его волосатая грудь и мужественный подбородок, не прикрытый воротником и галстуком, сильно взволновали женщину. Полураздетый Хью, от которого исходил слабый запах бренди, выглядел гораздо симпатичнее. Он был домашним, раскованным и весьма привлекательным. Ясные глаза полковника с удивлением смотрели на Мэгги.

– Какого черта вы здесь делаете в такой час? Я ведь сказал вам…

– Вы много чего наговорили, полковник Ситон, – резко перебила его она, протискиваясь мимо него в холл. – Насчет людей, отправленных вслед за моей племянницей, насчет ежедневных отчетов…

– Да, да, они еще не прибыли. Я уже объяснял – возможно, им не так-то легко разыскать почтальона. На это нужно время, знаете ли.

Мэгги обернулась и увидела, что он заправляет рубашку в брюки, стараясь принять подобающий вид. Такое «джентльменское» поведение еще больше разозлило женщину. Ведь она уже подумывала, что может и вправду влюбиться в этого мужчину… пока не обнаружила, что все его понимание и сочувствие – не больше, чем ловкая ложь.

Мэгги надменно выпрямилась.

– Да, такие дела требуют времени, в особенности когданикаких людей нет. Никаких всадников, никаких отчетов. Когда вся эта история состряпана из воздуха.

Он так быстро вскинул голову, что Мэгги поняла – попала в точку. А панический страх в его глазах свидетельствовал о том, что дела обстоят гораздо хуже и ее опасения не напрасны.

– Я так и думала, – сказала она, направляясь к выходу. Полковник схватил ее за руку и с силой удержал, одновременно захлопнув дверь.

– Ну полно, Мэгги, не сходите с ума лишь только потому, что вас осенила какая-то безумная идея…

– Не смейте называть меня Мэгги, коварный ублюдок! – прошипела виконтесса, стараясь вырваться. – Я позволяла вам это, когда считала вас джентльменом, но не потерплю этого теперь, когда знаю, кто вы есть на самом деле!

Взгляд его сине-серых глаз, подернутых влагой, несколько смутил ее.

– И кто же я?

– Лжец. Негодяй. Сообщник этого мерзавца, Шотландского Мстителя.

Полковник тихо выругался, затем снова схватил ее за руку.

– Вы не правы, леди Керр, и я готов убедить вас в этом. Но только не здесь, где нас могут услышать слуги.

Он увлек ее за собой по коридору с властностью офицера, привыкшего командовать, и не обращал никакого внимания на ее попытки освободиться.

Возможно, она слишком поторопилась, примчавшись сюда без сопровождения. Тревога дамы усилилась, когда Хью затащил ее в свой кабинет, а затем захлопнул и запер за собой дверь.

Сейчас Хью уже не был тем неуклюжим полковником, которого она знала. Этот мужчина привык командовать солдатами… и заставлять женщин делать все, что пожелает. Силы небесные!

Мэгги попятилась, лихорадочно оглядываясь в поисках оружия. Полковник быстро прошел мимо нее и зажег свечи на каминной полке. Две свечи уже горели на письменном столе, за которым он, очевидно, сидел, когда она постучалась в парадную дверь. Рядом лежал нож для вскрытия писем. Проку от него, конечно, немного, но все-таки лучше, чем ничего.

Не спуская глаз с полковника, виконтесса начала осторожно продвигаться в направлении стола.

– Должна предупредить, что я оставила распоряжение своему слуге, чтобы он обратился к властям, если я не вернусь в ближайшее время, – солгала она. – Я сообщила ему о своих подозрениях. Если меня долго не будет, он придет за мной к вам.

– Понимаю. – Полковник, сердито выпятив челюсть, вставлял свечи в подсвечники. – Значит, вы решили распускать обо мне грязные слухи, не так ли? – Когда он повернулся к ней, его взгляд сосредоточился на губах, а голос немного смягчился. – Как вы могли подумать, что я способен причинить вам вред, после того, что произошло с нами вчера?

А вчера вечером в гостиничном коридоре она по глупости разрешила ему поцеловать себя. Она объяснила себе, что делает это только лишь для того, чтобы усыпить его бдительность, но это была ложь. Хью умел заставить ее почувствовать себя молодой и полной энергии. Ей трудно было устоять после стольких лет одиночества. Действительно, они бесстыдно целовались до тех пор, пока кто-то поднимавшийся по лестнице не вынудил их расстаться.

Теперь ей было страшно даже подумать об этом. Почувствовав за спиной стол, Мэгги незаметно протянула руку и схватила перочинный ножик.

– Вчера вечером вы просто нашли способ задурить мне голову. Вам нужно было отвлечь меня от того, что вы на самом деле натворили.

– И что бы это могло быть?

– Помогали и всячески содействовали Шотландскому Мстителю в похищении моей племянницы.

– Ах да, конечно. Вы ведь решили, что я отпетый негодяй. – С вымученной улыбкой полковник подошел к ней. – Но если вы дадите мне возможность объясниться…

– Оставайтесь на месте, полковник Ситон! – воскликнула виконтесса, выставив перед собой ножик. – Иначе я выпотрошу вас, как рыбу!

Он отшатнулся и выругался. Затем обошел стол, выдвинул его нижний ящик, вытащил настоящий кинжал и, взяв его за лезвие, протянул над столом Мэгги:

– Если вам хочется выпотрошить меня, то воспользуйтесь настоящим оружием. Этим крошечным ножиком вам вряд ли удастся меня поранить.

Когда дама уставилась на него с изумлением, он сказал:

– Берите кинжал, черт вас возьми! Или положите эту «зубочистку» на место, чтобы мы могли обсудить все разумно.

Его суровый взгляд не дрогнул. Когда он предложил ей клинок, Мэгги успокоилась. Презрительно фыркнув, она положила на стол «зубочистку» и воинственно подбоченилась.

– И давно вы стали сообщником Шотландского Мстителя?

Ситон сунул кинжал назад в ящик.

– Что заставило вас так обо мне думать?

– Я послала слугу выяснить, кого вы послали в погоню за этим мерзавцем. – Она с трудом справилась с переполнявшим ее гневом. – Он обошел все полки, расквартированные поблизости, и сегодня вечером доложил мне, что ему удалось узнать. Вы никого никуда не отправляли, ни одного человека.

Ситон заметно напрягся.

– Люди, которых я послал, не служат в армии.

– Тогда назовите мне имена этих людей.

Зарывшись пальцами в седеющую шевелюру, полковник пробормотал проклятие.

– Вы молчите, потому что никого не посылали!

– Это не то, что вы думаете! – рявкнул он. – Я не хотел рисковать жизнью вашей племянницы и делать то, чего Шотландский Мститель приказал не делать.

– Придумайте другую отговорку, сэр! – Мэгги сердито смотрела на него. – Мой слуга разузнал, что вплоть до последних дней вас несколько раз видели в обществе двух горцев. А в тот день на холме вы сказали мне, что похитители отправились на север, в Шотландское нагорье.

– Ваши пустые мысли, ничего больше.

– У одного из мужчин, с которыми вас видели, был точно такой же шрам, как у того парня с бала-маскарада. Того самого, с которым вы якобы не знакомы. Он имел наглость танцевать с моей племянницей, прежде чем так таинственно исчез.

Полковник застонал.

– Так кто же он, этот бандит, который, может быть, сейчас совращает мою племянницу?

– Он не станет этого делать, – запротестовал Хью. – Он истинный джентльмен.

Мэгги изумленно уставилась на него, ошеломленная тем, что он явно признал свою вину.

– Если я все вам расскажу, вам придется заставить молчать вашего слугу, чтобы он своим поведением не натворил большего зла.

– Все зависит от того, что вы мне скажете, – заметила виконтесса, и сердце ее тревожно сжалось. Уже столько лет она успешно ограждала себя от всяких развязных невежд и хамов. Как же ее угораздило увлечься таким негодяем? – Я не допущу, чтобы какой-то мерзавец причинил вред Венеции! Кто он такой? Скажите мне, или, клянусь, я пойду прямо к…

– Довольно. – По его небритым щекам пробежала судорога. – Это сэр Лахлан Росс, глава клана Россов.

Ошеломленная виконтесса застыла.

– Сын Аласдэра Росса? Но ведь он погиб!

– Нет. Несмотря на старания Дунканнона.

Мэгги удивленно заморгала:

– Этого не может быть… Молодой Лахлан и есть Шотландский Мститель?

– Вы его знаете?

– Конечно! Его родители долгие годы были друзьями моего зятя. Я часто с ними виделась, когда бывала в гостях у своих родственников. – Дама покачала головой, она была не в состоянии переварить услышанное. – Лахлан всегда отличался сумасбродством, но чтобы он стал вором…

– Он только хотел вернуть то, что Дунканнон задолжал ему. Вот почему он нападал на друзей графа.

– Задолжал? – Виконтесса нахмурилась. – Я ничего не понимаю.

– В самом деле?

– Да. Я понятия не имею, о чем вы говорите.

Полковник посмотрел на нее с недоумением, явно сбитый с толку этим обстоятельством.

– Ну что ж, наверное, будет лучше, если мы вместе во всем разберемся. – Он кивнул ей на кресло: – Присядьте, дорогая.

Мэгги села. Сердце ее сжалось от мрачного предчувствия.

Расхаживая туда и сюда по кабинету, Ситон изложил ей всю историю об обманах и нарушенных обязательствах. Когда он закончил, пораженная виконтесса без сил откинулась на спинку кресла. Она никогда не слышала о долге Квентина Аласдэру, но это многое объясняло – и превращение Лахлана в Мстителя, и странный отказ Квентина преследовать этого человека.

Слава Богу, что Лахлан, судя по всему, не собирался причинять Венеции вред. Он ее знал и, кажется, даже был влюблен в нее, когда она была девочкой. Кроме того, если он намеревался вернуть долг, то должен был позаботиться о том, чтобы ни один волос не упал с ее головы.

Мэгги вопросительно посмотрела на Хью, стоявшего возле ее кресла:

– Вы уверены, что Лахлан не знает, почему Квентин не выплатил им долг?

– Уверен. По моему мнению, Дунканнон сам во всем виноват…

– Да. – Виконтесса горестно сжала ладони, чтобы подавить чувство надвигающейся беды. – Мне кажется, я знаю, почему Квентин не вернул долг.

– Почему?

Мэгги поднялась.

– Нет времени объяснять. Я должна попасть в Росскрейг раньше, чем туда явится Дунканнон.

– Послушайте меня, дорогая, я обещал Лахлану…

– Вы хотите, чтобы ваш друг погиб? Потому что этим все кончится, если мне не удастся остановить это безумие. Квентин ни за что не отдаст эти деньги сыну Аласдэра Росса. Он предпочтет убить Лахлана.

Полковник окинул ее оценивающим взглядом, затем кивнул.

– Хорошо. Но я отправляюсь вместе с вами. – Он поспешно обмотался шарфом, затем принялся искать жилет.

– Ради Бога, мы не можем отправиться в путь вместе! – Паника охватила виконтессу при одной мысли о том, что ей придется все время оставаться с Хью наедине. – Это неприлично.

Полковник криво улыбнулся, надевая жилет.

– Мы уже вышли за рамки приличий, вам не кажется? Возьмите с собой слугу, если того требуют правила. Но я не позволю вам в одиночестве ездить по Шотландии, да и вмешиваться вам в эту заваруху между Дунканноном и Россом тоже небезопасно.

– Можно подумать, вас это волнует, – тихо сказала она, направляясь к дверям.

Схватив ее за руку, Хью притянул Мэгги к себе.

– Это меня очень волнует. Мне было непросто скрывать от вас правду, понимаете? Я никак не ожидал, что мне будет так тяжело. Вы были так доверчивы, так встревожены, так…

– …глупы, – закончила Мэгги с горькой улыбкой. – Безмозглая старая дура, которая поверила, что мужчина может искренне желать ее, несмотря на солидный возраст и вздорный характер.

С тяжелым вздохом полковник наклонился к ней так, что она почувствовала на своих волосах его горячее дыхание.

– Единственное, чего вам недостает, Мэгги, так это здравого смысла. Разве я похож на мужчину, способного притворяться, что хочет женщину, если на самом деле это не так?

Она не смела на него взглянуть.

– Не знаю.

Он выругался, отпустил ее и натянул сюртук.

– У вас будет достаточно времени, чтобы во всем разобраться. Потому что вы не отправитесь на север без меня.

Глава 22

Дорогая Шарлотта, я сделаю все возможное, но добывать сведения о событиях в Шотландии, значительно сложнее, чем собирать сплетни и слухи о светской жизни. Для этого потребуется некоторое время. Но постарайтесь пока не волноваться, будьте благоразумны.

Ваш преданный слуга Майкл.


После великолепного свидания с Венецией, так внезапно и неудачно оборвавшегося, Лахлан провел долгую бессонную ночь, проклиная себя за то, что не сумел добиться ее согласия, хотя имел такую возможность. Нужно было сначала заставить ее дать обещание выйти за него замуж, а уж потом овладеть ею. Или каким-то образом заручиться ее согласием после того.

Но почему она упирается? Ведь он лишил ее невинности, черт побери! Одно это должно было заставить добропорядочную леди согласиться выйти за него.

Но нет, она все должна делать по-своему, в особенности в отношении своего отца. В мрачном настроении Лахлан поднялся с постели и умылся. Она просто сошла с ума, если думает, что из-за нее он откажется от всего, за что боролся. Подумать только, она собралась торговаться с Дунканноном, чтобы защитить интересы его клана!

Никогда, пока он способен дышать! Он сам встретится с ее отцом, вот и все. Она просто должна быть уверенной в том, что он сумеет держать себя в руках.

А что она имела в виду, сказав, что он не доверяет ей? Это она не доверяет ему, черт ее возьми!

«Ты похитил ее. И грозил застрелить людей, если она попытается бежать».

Но тогда еще между ними не было согласия. Наверняка теперь она уже не считает его таким неотесанным мужланом.

«Три дня назад ты сказал своей матери, что изобьешь до полусмерти любого, кто станет болтать о Венеции».

Лахлан содрогнулся. Конечно, он выставил себя не в лучшем свете. А как подло он соблазнил ее! И почему она должна ему доверять? Он вел себя как последний негодяй.

Отлично. Значит, теперь он должен показать себя джентльменом. Оставалось еще несколько дней до прибытия Дунканнона – он с пользой проведет это время и будет активно ухаживать за Венецией. Он не допустит, чтобы Венеция вернулась в Лондон обесчещенной и незамужней. Наплевать на то, что она вбила себе в голову какие-то дурацкие идеи.

Лахлан взглянул и увидел на столе блюдо черствых овсяных лепешек, которыми он питался последние два дня. Он начнет ухаживать за Венецией сегодня же. Они позавтракают вместе, по-семейному – он, его мать и Венеция.

Пора положить конец их бессовестному поведению. Сколько можно прибегать ко всяким уловкам, чтобы избегать встречи с ним? И он точно знает, как добиться этого. Он будет шантажировать девушку. Вначале Венеция, конечно, разозлится, но ведь он не сможет ухаживать за ней, если она его избегает. В общем, ясно, что нужно покончить с этим.

На этот раз Лахлан не стал входить в Росскрейг через парадную дверь. Он проскользнул в усадьбу через черный ход, досадуя на то, что в собственный дом приходится пробираться тайком. Но он был вознагражден, увидев потрясенные лица матери и Венеции, когда спокойно вошел в столовую и уселся за стол.

Служанка, подававшая завтрак, вздрогнула.

– Доброе утро, сэр. Мы не ожидали… – Она беспомощно взглянула на хозяйку.

– Подай лэрду что-нибудь, девочка, – сказала леди Росс, опомнившись. Она ласково улыбнулась сыну и поднялась. – Раз уж ты здесь, то можешь поесть. Но боюсь, у нас с мисс Росс много дел…

– Останься, мама. – Лахлан взглянул на Венецию, которая уже тоже встала. – И вы останьтесь. Если не хотите поговорить о превосходном качестве овечьей шерсти вашего отца.

Венеция побледнела.

– О шерсти? – спросила леди Росс, упорно оставаясь стоять.

Хотя Лахлан и почувствовал укол совести при виде встревоженного лица Венеции, он оставил это без внимания. Ведь он всего лишь продолжил игру, которую она сама затеяла прошлым вечером, когда пригрозила, что закричит и призовет на помощь людей своего отца.

Кроме того, если бы он предпочел действовать тайно, то мог рассказать своей матери о том, что между ними произошло, а потом спокойно наблюдать, как та станет давить на девушку и в конце концов наверняка уговорит ее выйти за него замуж. Но Лахлан не хотел получать Венецию в жены таким путем. Ему было нужно, чтобы она пошла за него по доброй воле.

– Ну так как, дорогая? Поговорим о шерсти? – Лахлан откинулся назад и, сунув большие пальцы рук за ремень брюк, насмешливо разглядывал Венецию. – Хотя я бы предпочел остаться здесь и посмотреть, что вам с мамой удалось сделать.

– Мы еще не закончили, – вмешалась мать. – Возвращайся через пару дней…

– Нет, думаю, нам следует все ему показать. – Оторвав взгляд от Лахлана, Венеция снова уселась за стол и смущенно улыбнулась его матери. ~ Мы сделали уже достаточно, чтобы он мог получить представление о том, как это будет выглядеть в готовом виде. К тому же мы можем обсудить с ним наши дальнейшие планы.

Внезапная покладистость Венеции заставила леди Росс взглянуть на сына с подозрением, но когда он слегка приподнял бровь, она тоже уселась на свое место.

– Значит, ты хочешь посмотреть, что нам удалось сделать? – обратилась она к Лахлану.

– Да.

– А разве ты не заметил, какие изменения произошли, например, в этой комнате?

Увы, нет. Он слишком спешил. Но с милой улыбкой, не моргнув глазом, солгал:

– Конечно, заметил.

Мать прищурилась:

– И что ты об этом думаешь?

Лахлан огляделся, как бы пытаясь сформулировать свое мнение. Дубовые панели на стенах были заново вычищены и отполированы. Старую скатерть, безобразно заляпанную чайными пятнами, выкрасили в приятный зеленый цвет, так что теперь пятен почти не заметно и она прекрасно смотрится на столе, уставленном сверкающим серебром.

Лахлан было задумался, где они могли достать такое дорогое убранство, но понял, что все вещи ему хорошо знакомы. Похоже, что это та самая посуда, из которой он ел в течение многих лет.

– Все очень мило. Примите мои поздравления, леди.

Служанка принесла блюдо с жареной кровяной колбасой, подрумяненными гренками и поджаренным беконом. Когда Лахлан с жадностью набросился на еду, Венеция подняла сияющую серебряную кружку.

– Кофе, Лахлан? Или по утрам вы предпочитаете чай?

Ее чопорный той напомнил ему, что здесь не военный лагерь и не захудалая хижина, а приличный дом, все обитатели которого должны иметь хорошие манеры. Он улыбнулся и начал есть неторопливо.

– Чай без молока. – Лахлан вопросительно взглянул на мать: – Когда это у нас начали подавать кофе к завтраку?

– Венеция любит кофе, – ответила леди Росс. – Она сказала, что в Лондоне к завтраку чаще подают кофе. Шоколад тоже, но из-за его дороговизны мы не можем себе этого позволить.

– Значит, вы любите кофе и шоколад?

Венеция передала ему чай, даже не взглянув на него.

– Да, мне иногда нравится выпить чашечку горячего шоколада.

– Тогда я пошлю человека в Дингуолл. И он купит все, чего вам только захочется.

Венеция внимательно на него посмотрела. В ее взгляде было удивление.

– Прежде чем моя сверхбдительная мамочка явилась и увезла вас сюда, – продолжал он, – я сказал, что позабочусь о том, чтобы вам было удобно. Так что, если вам понадобится шоколад, или книги, или что-либо еще, только скажите, и я тут же выполню вашу просьбу.

– Как насчет двадцати ярдов муслина для занавесок? И немного щелока для мытья полов?

Лахлан нахмурился:

– Я говорил о вещах, нужных лично вам, а не для Росскрейга.

– Я предпочитаю потратить деньги на ваш прекрасный дом, – возразила она.

– И с чего бы это, позвольте узнать? – спросил он слегка охрипшим голосом. – Вас одолело внезапное желание украсить свое будущее гнездышко?

Мать от неожиданности громко охнула. Лахлан продолжал пристально смотреть на Венецию.

Яркий румянец покрыл щеки девушки, она отвела взгляд и опустила глаза к тарелке.

– Я просто стараюсь помочь вашей матери, вот и все.

Лахлан не стал возражать, но этот разговор сильно его приободрил. Может быть, будет не так уж трудно добиться ее расположения. Сияющее лицо его матери ясно говорило о том, что она во всем готова ему помогать.

Лахлан закончил завтрак и отодвинул тарелку.

– Ну что ж, теперь давайте пройдемся по дому. Мне не терпится посмотреть, что же вам удалось сделать.

– А как насчет муслина? – спросила Венеция. – Вы купите его для меня… для нас?

Лахлан поднялся, лениво улыбаясь:

– Напишите все, что вам нужно, и я отправлю Джейми в Дингуолл.

Если путь к сердцу девушки лежит через занавески и щелок, он найдет способ раздобыть все это, даже если придется покупать в кредит. Обогнув стол, Лахлан предложил Венеции руку:

– Ну, так идем?

Легкая неуверенность скользнула по ее лицу, но она встала и оперлась на его руку. Лахлан подавил усмешку, когда они покидали столовую. Его мать сопровождала их и была явно очень довольна.

Теперь он начнет ухаживать за Венецией.

Прошло уже три дня после того, как она отдала свою девственность Лахлану, но Венеция была взволнованна еще больше, чем тогда. Она думала, что он пока не будет появляться в усадьбе. Она очень на это надеялась, потому что в этом случае у нее было бы меньше соблазна и искушений.

Но нет. Он не только проводил здесь все свое время, но и вел себя с ней как какой-нибудь обходительный лондонский джентльмен. Он взбирался ради нее на приставную лестницу, несмотря на свою больную ногу. Не обращая внимания на насмешки матери, он выбивал подушки и – о да! – даже держал занавески.

Поэтому девушка была страшно раздосадована, обнаружив, что он уехал сразу после завтрака, ни словом не обмолвившись, куда и зачем он отправился. Ей лишь удалось узнать, что он взял карету, а это было крайне необычно, по словам леди Росс.

Сначала Венеция просто скучала. Но к концу дня уже начала серьезно беспокоиться. Поэтому когда дворецкий доложил, что лэрд вернулся и ждет ее в столовой, она буквально полетела туда, даже не выяснив, там ли его мать, чтобы соблюсти приличия.

Когда она вошла, Лахлан поднялся из-за стола, на котором стояли дымящийся горшок, две чашки и тарелка свежих лепешек. Впервые она видела его не в рабочей одежде или военной форме и должна была признать, что выглядел он великолепно. На Лахлане были вышитый шелковый жилет и сюртук из тонкой темно-зеленой шерсти с растительным орнаментом. И кожаные брюки превосходно сидели на его прекрасных мускулистых ногах.

Щеки Венеции запылали.

– Дворецкий сказал, вы меня звали? – сдержанно спросила она, пытаясь совладать со своими чувствами.

– Да, я кое-что тебе привез. – Он поставил для нее кресло рядом со своим, и тут она заметила пачку газетных листков, стопкой лежавших на столе.

Венеция удивленно взглянула ему в глаза:

– Где вы… как вы…

– Сегодня утром я отправился в Инвернесс. Понимаешь, меня там не знают. Мы обычно проворачиваем все дела в Дингуолле.

Это потому, что Дингуолл находился всего в нескольких милях отсюда, тогда как до Инвернесса – большого города, с библиотеками, академией и множеством магазинов – было два часа езды в один конец. Ошеломленная, Венеция подошла к столу и принялась перебирать страницы, чувствуя, что Лахлан наблюдает за ней.

– Ну как, подойдет? – спросил он.

– Это просто замечательно, – прошептала она сдавленным голосом, потом села и принялась просматривать бумаги дальше. Никто и никогда не делал ей таких подарков. Здесь были не только редкие варианты текстов уже известных ей баллад, но и три баллады, которые ей раньше не встречались, а один текст был даже на гэльском.

Венеция поверить не могла, что Лахлан провел четыре часа в дороге исключительно ради того, чтобы добыть для нее эти баллады. Глаза ее наполнились слезами. Она быстро смахнула их рукой.

Лахлан налил ей в чашку какой-то жидкости, что находилась в горшке.

– Ты умеешь читать на гэльском, дорогая?

Только тогда она заметила, что рассматривает листок, написанный по-гэльски.

– Не очень хорошо, – уклончиво ответила она.

Венеция уже поняла, что в клане Россов презирают шотландцев, не говорящих по-гэльски. Она совсем не собиралась выпячивать свой недостаток, особенно перед Лахланом.

Девушка быстро взглянула на него, когда он протянул ей чашку и уселся рядом.

– Должно быть, тебе пришлось нелегко, – прошептала Венеция.

– Да, пришлось потрудиться, но я справился. – С улыбкой он подвинул к ней чашку; – Попробуй, как получилось. Кухарка не уверена, что приготовила его правильно.

Девушка заглянула в чашку, и у нее перехватило дыхание. Шоколад. Он привез ей шоколад! Она попробовала глоточек и вдруг разрыдалась.

– Ну что ты, дорогая, не надо плакать! – воскликнул Лахлан, обнимая ее. – Не может быть, чтобы у него был такой отвратительный вкус.

– Нет, что ты, шоколад превосходный, – пробормотала она, чувствуя себя последней дурой, и промокнула глаза носовым платком. – Он мне напомнил дом.

– Ты имеешь в виду Лондон?

Венеция кивнула и отпила еще немного, смакуя каждую сладкую бархатистую каплю. Поистине божественный вкус.

– Ты сильно скучаешь по дому?

Девушка подняла глаза, поймала его тревожный взгляд, и ей показалось, что он выглядит при этом как-то непривычно уязвимым. Заставив себя улыбнуться, она поставила на стол чашку.

– Только когда пью шоколад.

– Тогда я больше не буду тебе его покупать.

Когда он склонился к ее лицу, она не остановила его. Как она могла, ведь он был так очарователен! Он нежно поцеловал ее, и это было лучше, чем прежде. Слаще, чем шоколад. Язык его осторожно раздвинул ее губы, как бы проверяя, будет ли она сопротивляться, а затем стал действовать более решительно.

Наверное, ей не следовало позволять ему это. Но разве он не заслужил хотя бы один поцелуй, проведя ради нее почти целый день в дороге? Только один поцелуй… сладостный… бесконечный…

Кто-то вежливо покашлял рядом, и они, в испуге отскочив друг от друга, увидели Джейми, наблюдавшего за ними из-за дверей.

Бедный парень смотрел на них так, словно его предали, и у Венеции защемило сердце. Она знала, что паренек питает к ней особую нежность, и считала, что это не больше, чем мальчишеская влюбленность. Но судя по тому, как он сердито сжимал в руках свою шляпу, ему непросто было совладать со своими чувствами. Он явно ревновал Венецию.

Джейми упрямо вздернул подбородок, хмуро посмотрел на Лахлана:

– Ваша мать послала меня сказать, чтобы вы скрылись, сэр. Один из парней видел, что сюда направляется Маккинли в сопровождении охранников – их около десяти, а может быть, и больше.

Маккинли? Управляющий отца? Это не к добру.

В мгновение ока Лахлан превратился из пылкого любовника в главу клана. Он поднялся и стремительно направился к дверям.

– Дунканнон с ним?

Венеция затаив дыхание, молила Господа, чтобы папа еще не приехал. Она пока еще не очень готова к встрече с ним.

– Он еще не показывался, – сказал Джейми. – И Маккинли едет из усадьбы, а не из Дигуолла. Наверное, будет опять ругаться из-за парней, которые срезают путь к главной дороге и ездят по земле Дунканнона.

– Надеюсь, что дело только в этом, – отрывисто сказал Лахлан. – Где мама?

– Перед домом. Делает вид, что занимается садом. Она считает, что лучше, если Маккинли не будет заходить внутрь. Он не должен знать, почему они приводят дом в порядок.

– Да, это важно. Видит Бог, ведь прежде мать никогда не занималась домом. Ну ладно. Пойди на северное поле и скажи парням, чтобы спустились. Пускай возьмут с собой на всякий случай серпы, но пока спрячутся.

Он быстрым шагом вышел в холл, все еще продолжая отдавать распоряжения Джейми:

– Пошли Рурка предупредить парней, занятых приготовлением сусла, чтобы не попадались на глаза Маккинли. Он только и ищет повод устроить нам неприятности. Последний раз, когда проклятый дьявол заявил, что видел подпольную винокурню вблизи владений Дунканнона, акцизные чиновники несколько дней подряд не давали нам покоя.

Захотев взглянуть на этого «дьявола», о котором она так много слышала, Венеция подошла к окну, расположенному рядом с парадным крыльцом.

– Венеция! – окликнул ее Лахлан. – Оставайся в доме, понятно?

– Конечно.

При звуке голоса, раздавшегося снаружи, все мгновенно замерли.

– Добрый день, леди Росс.

– Мистер Маккинли! – откликнулась мать Лахлана. – Что заставило вас притащиться в Росскрейг в такое прекрасное утро?

– Иди! – прошипел Лахлан, обращаясь к Джейми, и тот выскользнул через черный ход, затем обернулся к Венеции и прошептал: – Отойди от окна.

– Сию минуту, – беззвучно, одними губами сказала она и осторожно сдвинула в сторону тяжелую бархатную штору, чтобы видеть подъездную дорогу.

Леди Росс стояла возле кустов роз, которые она, похоже, изрядно искромсала, пытаясь изобразить, что усердно занимается садом. Перед ней на прекрасной гнедой кобыле, которая могла бы соперничать с любой самой дорогой лошадью Лондона, восседал крепкий дородный мужчина с лохматой красно-рыжей бородой.

Венеция нахмурилась. Откуда управляющий раздобыл деньги на такую великолепную лошадь? Она не думает, что отец ему так много платит. Скорее всего это за счет арендаторов, изгнанных с насиженных земель. Девушка задумалась, знал ли на самом деле обо всем ее отец. Он так мало занимался своими шотландскими владениями.

Дурно воспитанный, наглый мистер Маккинли даже не посчитал нужным слезть с лошади.

– Я был в Брейдмуре, собирал квартальную ренту, и мне сообщили, что ваши люди постоянно нарушают границы графских владений. – Вкрадчивый голос управляющего выдавал его склонность к интригам. Он всюду затевал какие-то распри, устраивал скандалы. Если бы Венеция не была настроена против него, то сразу возненавидела бы его только за это. – Мои люди встретили женщину, вышедшую из дома, в котором у нас хранится овечья шерсть, – продолжал управляющий. – Когда они туда зашли и пересчитали мешки, то обнаружили, что один пропал.

Венеция быстро взглянула на Лахлана.

– На нем осталась твоя кровь, – тихо сказал он. – Его нужно было обязательно убрать, чтобы никто не нашел.

Содрогнувшись, Венеция снова сосредоточила свое внимание на драме, разворачивающейся снаружи.

– И что же заставляет вас думать, что вором был один из моих людей? – спросила леди Росс дрогнувшим голосом.

– Женщина побежала сюда, миледи. И вы лучше, чем кто бы то ни было, знаете, что лорд Дунканнон не потерпит воровства на своей земле. Я слышал о наказании за воровство, наложенном много лет назад на вашего сына. Так что я не думаю, что он проявит снисходительность по отношению к соседям в этом случае.

Сердце в груди Венеции замерло, она снова взглянула на Лахлана, взиравшего на входную дверь с очень мрачным видом.

Не об этом ли случае вспоминал Лахлан? Что такого сделал ему ее отец? Как его оскорбили и унизили? И почему она ничего об этом не знает? Должно быть, это случилось перед тем, как Лахлан отправился служить в гвардейский полк.

– Мой наниматель наверняка потребует возмещения за украденную шерсть, – продолжал мистер Маккинли. – Вот почему я здесь. Мы уладим это между собой, или я обращусь к властям.

– Послушайте, мистер Маккинли, не надо спешить…

– Я привел с собой двоих парней, которые видели виновницу. Они уверены, что опознают ее. Так что мы хотели бы обыскать поместье и поговорить со всеми женщинами.

– Будь я проклят, если позволю им это! – прошипел Лахлан. – Он просто ищет повод отыскать наши винокурни и донести на нас властям.

Когда Лахлан направился к дверям, Венеция мгновенно приняла решение. Она умела обращаться с типами, подобными Маккинли. Ей довольно часто приходилось видеть, как миссис Харрис расправлялась с зарвавшимися джентльменами, заявлявшимися в пансион с угрозами и возмутительными требованиями. Она не могла допустить, чтобы кто-то увидел Лахлана до того, как приедет отец.

Поэтому, прежде чем Лахлан подошел к дверям, она выскочила из дома и плотно захлопнула за собой дверь.

– Ах, леди Росс, вот вы где. А я думала, куда вы пропали. Мне хотелось показать вам картину, над которой я сейчас работаю.

Позади мистера Маккинли Венеция увидела людей клана Росс, с решительным видом сжимавших в руках косы, серпы и жерди – все, что могло послужить оружием. Они не собирались позволять таким проходимцам, как Маккинли с его бандой, обыскивать и допрашивать своих женщин.

Не обращая внимания на до смерти напуганную леди Росс, Венеция сосредоточила внимание на мистере Маккинли, который немедленно уставился на нее. На ней было довольно тесное, испачканное краской платье, которое удачно подчеркивало ее соблазнительную пышную грудь.

С заискивающей улыбкой Венеция, выпятив грудь, обратилась к грубияну:

– Простите меня, сэр, за мою смелость, но я очень удивлена, что мы до сих пор с вами не виделись. Я думала, что уже знакома со всеми джентльменами округи. – Медленным аристократичным шагом она спокойно спустилась по ступеням. – Я мисс Росс из Лондона, родственница покойного супруга леди Росс. А вы…

– Мистер Маккинли, мисс. Управляющий графа Дунканнона. – Он слегка приподнял шляпу. – Поместье моего нанимателя примыкает к Росскрейгу с востока.

– О да, какое великолепное место! Пару дней назад я забрела к вам в Брейдмур совершенно случайно, когда пошла не по той тропинке и заблудилась. Я увидела прекрасные деревенские домики и стада пасущихся овец – просто рай земной.

– Вы были в нашем поместье? – спросил мистер Маккинли, бросив тревожный взгляд на двух мужчин, в которых Венеция узнала заговоривших с ней шотландцев.

– Да, эту женщину мы видели, – сказал один из них. – Но у нее на голове была какая-то накидка, которой она прикрывала лицо…

– Прикрывала лицо! – запротестовала она и звонко рассмеялась. – Я была в костюме крестьянки и тартановой накидке. – Девушка улыбнулась управляющему: – Я знаю, вы человек светский, и вас скорее всего не волнуют такие вещи, но я, должна признаться, нахожу местные наряды весьма колоритными. Мне очень приятно одеваться в традиционный тартан, если я собираюсь бродить по окрестностям.

Памятуя о людях Лахлана, настороженно наблюдавших за разговором, Венеция прижала руку к груди.

– В таком наряде я чувствую себя настоящей шотландкой, истинной дочерью гор. Жду не дождусь той минуты, когда смогу рассказать папе о своих приключениях. Он у меня адвокат, знаете ли, и большой любитель романов Вальтера Скотта.

Заметив, как побледнел управляющий при упоминании профессии ее отца, Венеция продолжала болтать:

– Конечно, он очень хотел бы ознакомиться с местными обычаями, которые так очаровали меня. Но после того как на прошлой неделе папа доставил меня сюда, ему пришлось срочно вернуться в Лондон – какие-то непредвиденные дела в парламенте, знаете ли. Видите ли, герцог Фоксмур – один из его ближайших друзей.

Луиза и герцог наверняка простят ей эту маленькую невинную ложь.

Мистер Маккинли как-то вдруг сник и спокойно, без тени заносчивости заметил:

– Да, понимаю.

– Но прошу меня простить, – продолжала Венеция, весьма довольная тем, что ей удалось утихомирить этого наглого типа Маккинли. – Я, кажется, прервала деловой разговор, который вы вели с леди Росс?

– Нет, нет, просто легкое недоразумение, вот и все, – ответил управляющий, бросив предостерегающий взгляд на двух шотландцев, будто пытающихся что-то ему возразить. – Мы уже уезжаем.

Леди Росс, злорадно улыбаясь, подошла ближе.

– А как же быть с шерстью, сэр? Разве вы не хотите ее вернуть? Ведь вы сказали, что граф не поощряет воровства. Хотя, если вы обратитесь к властям, я уверена, что отец мисс Росс…

– Мои люди, похоже, ошиблись, – поспешно сказал управляющий, вытаскивая носовой платок и вытирая внезапно вспотевший лоб. – Не стоит об этом беспокоиться. Шерсть найдется. – Он учтиво поклонился Венеции. Две тревожные морщины пересекли его лоб. – Нижайший поклон от меня вашему отцу, мисс.

Венеция попрощалась с ним королевским кивком. Если повезет, этого негодяя уволят, когда она все расскажет.

Любезно помахав рукой вслед отъезжающим, Венеция поднялась на крыльцо и оттуда наблюдала, как Маккинли и его люди поскакали прочь, сопровождаемые хмурыми взглядами разгневанных Россов, выстроившихся по обеим сторонам подъездной дороги. Как только непрошеные гости уехали, девушку окружили соратники Лахлана, мигом взлетевшие по ступенькам. Они подняли Венецию на руки и внесли в дом. Их сопровождала леди Росс, пританцовывая на ходу.

Там всех поджидал Лахлан. Его глаза сияли. Почти два десятка мужчин и женщин ввалились в холл и окружили его.

– Вы слышали, как ваша кузина разделалась с Маккинли, сэр? – воскликнул один из его людей. – Ну что за девушка! Вот это да!

– Правда, – заметил Лахлан. От обещания, сверкнувшего в его взгляде, у Венеции перехватило дыхание. – Девушка что надо.

– Я думала, Маккинли растечется лужей, – вставила леди Росс. – Он так занервничал при одной мысли о том, что адвокат будет дышать ему в затылок.

– Ваш отец действительно знаком с герцогом Фоксмуром? – раздался робкий голос из толпы.

– А он действительно адвокат? – спросил другой.

Пока Венеция раздумывала, как ей на это ответить, еще один голос прозвучал позади толпы:

– Нет, он вовсе не адвокат.

Девушка обернулась и увидела Джейми, смотревшего на нее с обидой. И тут он произнес слова, после которых все, находившиеся здесь, должны были ее возненавидеть.

– Ее отец – сам граф Дунканнон, собственной персоной.

Глава 23

Дорогой кузен, я волнуюсь, потому что не обладаю вашим умением открывать правду. Некоторые вещи женщине никогда не удается узнать, скольких бы наперсниц она ни имела. Сознайтесь, вы, мужчины, склонны о многом умалчивать.

Ваша взволнованная родственница Шарлотта.


Лахлан застонал. Все были потрясены. В холле воцарилась тревожная тишина. Будь он проклят, этот тупоголовый ревнивец! Взбесившись из-за поцелуя, свидетелем которого он стал, Джейми решил отомстить Венеции.

И судя по затравленному выражению лица девушки, он выбрал удачный способ.

– Ты не понимаешь, что говоришь, парень, – начал Лахлан.

– Не надо им лгать, сэр. – В голосе Джейми звучал вызов. – Они все равно узнают правду, когда Дунканнон явится за ней. Я считаю, что можно сообщить об этом уже сейчас.

– Ах, ты так считаешь? Неужели? – рявкнул Лахлан. – Не помню, чтобы я спрашивал твое мнение по этому вопросу. И также не припоминаю, чтобы разрешал тебе…

– Все в порядке, Лахлан, – тихо сказала Венеция. – Джейми говорит дело. Нам все равно не удалось бы долго держать это в секрете.

Здоровяк Рурк, правая рука Лахлана в поместье, выступил вперед. Настороженно глядя на девушку, он спросил:

– Значит, это правда? Вы действительно дочь графа?

– Да. – Венеция попыталась улыбнуться, но ей это не удалось.

И тут грубо вмешался Джейми:

– Мы с Лахланом захватили ее в Эдинбурге, чтобы получить выкуп, и привезли сюда. Когда приедет Дунканнон, она вместе с ним вернется в Лондон. Разумеется, если он выплатит долг.

– Захватили ее! – воскликнул Рурк. – Ты хочешь сказать, что вы ее похитили?

Когда все присутствующие посмотрели на Лахлана, тот крепко выругался. Пусть только Джейми попадется ему, когда они будут одни, он непременно свернет ему шею.

– Да, мы ее похитили. После того как граф попытался меня убить, мы решили, что это единственный способ получить с него деньги, которые он задолжал моей матери.

Его люди знали о невыплаченном долге. Ему пришлось им все рассказать и признаться в том, что он скрывался под маской Шотландского Мстителя. Одна из женщин клана смущенно вступилась:

– Но мисс Росс… Ведь дочь Дунканнона… только что отшила Маккинли. Если бы ее удерживали здесь силой, зачем бы ей…

– Леди Венецию никто здесь насильно не удерживает, – сердито заявила мать Лахлана. – Да, мой сын захватил ее, не предупредив меня об этом, но, прибыв сюда, она стала моей гостьей, и так будет до тех пор, пока не приедет граф. И хватит болтать о похищении. Она может уехать отсюда в любой момент и отлично знает об этом. Не правда ли?

– Конечно. – На лице Венеции появилась вымученная улыбка. – Я ведь, между прочим, ходила в Брейдмур и могла там остаться. Но меня интересовало, что стало с нашей землей. – Голос ее слегка дрожал. – Это просто ужасно. Я хорошо помню времена моего детства. Здесь кипела жизнь…

– Да, – согласились все присутствующие, сочувственно кивая.

– И я намерена позаботиться о том, чтобы существующее положение изменилось, – продолжала Венеция. – Я не могу поверить, что папа и вправду знает, что здесь творит этот ужасный управляющий. Если он узнает, во что превратилась его земля, то наверняка все изменит.

Лахлан насмешливо фыркнул, но никто не обратил на него внимания.

– Ну ладно, мне безразлично, что девушка оказалась дочерью Дунканнона, – сказала одна из женщин. – Она могла бы сказать Маккинли, кто она такая, и отправить лэрда в тюрьму. Вместо этого она ловко отшила мерзавца. И это доказывает, на чьей она стороне.

Остальные женщины одобрительно закивали, показывая, что полностью с ней согласны.

– И посмотрите, какую работу она проделала в усадьбе. Дом выглядит гораздо уютнее. Она совсем не обязана все это делать, после того как лэрд так обошелся с нею. – Женщина уперли кулаки в бока. – Она стала одной из нас, и я не вижу причин, почему это должно измениться.

– Да, это так, но ее отец уже на пути сюда, ты разве не слышала? – вмешался Рурк. – Что будет с нами, когда он приедет?

Все взгляды устремились к Лахлану.

– Я поговорю с ним, – ощетинился Лахлан. – Я потребую свои деньги, и если Дунканнон не лишен здравого смысла, он вернет их.

– Ах, беда, беда, какая беда, – запричитала какая-то женщина в толпе.

Когда остальные принялись вторить ей на разные голоса, Лахлан грозно выпрямился:

– И что бы это могло значить?

Рурк смущенно посмотрел на него:

– Не обижайтесь, сэр, но вы не очень-то сильны по части переговоров.

– Он вспыльчивый и быстро выходит из себя, – пробормотала одна из женщин.

– В особенности, когда дело касается Дунканнона, – добавила другая.

– Нам повезет, если все мы не угодим в тюрьму.

– Послушайте меня, – сердито возразил Лахлан, не обращая внимания на самодовольную улыбку Венеции. – Я смогу вести переговоры с графом разумно.

Угрюмое молчание, воцарившееся в холле, свидетельствовало о том, что далеко не все разделяют его уверенность. Лахлан нахмурился:

– Я уже пять лет возглавляю клан, будь я проклят! Разве я не заботился о вас, как только мог?

– Мы знаем это, сэр, – послышалось в ответ. – Вы прекрасный предводитель клана и достойный лэрд Росскрейга.

Лишь слегка успокоившись, Лахлан спросил:

– Разве я когда-нибудь втягивал вас в неприятности с законом?

– Нет. – Рурк вздохнул. – Но до сих пор вы никогда не сталкивались с Дунканноном напрямую. От природы вы разумный и рассудительный человек, но не можете отрицать, что одно упоминание имени графа приводит вас в ярость и превращает в безумца.

– Точно, в безумца, – послышались голоса со всех сторон.

Силы небесные, выходит, весь его клан ополчился против него!

– Ну и что вы все от меня хотите? Чтобы я отступился и позволил ему безнаказанно топтать нас? Чтобы отказался от денег, которые он нам должен?

– Прошу прощения, сэр, но вы могли бы позволить девушке поговорить с графом, – сказала одна из женщин. – Она обещала переговорить с ним от нашего имени, и если она первая с ним встретится, то наверняка смягчит его гнев, как она сделала сМаккинли…

– Да, отличная мысль, – раздались голоса в толпе. – Пусть девушка поговорит с ним. Почему бы нет?

– Проклятие! – пробормотал Лахлан. Если бы он не знал, как обстоят дела, то мог бы подумать, что Венеция всех их подговорила. Но она сама была слишком удивлена происходящим, чтобы можно было предположить такое.

– Это удачная мысль, Лахлан, – вступила в разговор его мать, поддержав остальных. – Дунканнон смягчится, когда увидит, что его дочери не причинили вреда.

– Вы ведь знаете, что она будет на нашей стороне, видели, как она управилась с Маккинли, – сказал Рурк.

Лахлан посмотрел на окружавших его людей, и у него все перевернулось внутри. Они были не на шутку встревожены и на самом деле неверили, что он сможет достойно противостоять Дунканнону и не потеряет самообладания. Так же, как Венеция, они считали, что он может все испортить и спровоцировать схватку, которая приведет к кровопролитию. И тогда при любом исходе они лишатся своего лэрда.

«Они, конечно, нуждаются в деньгах, но еще больше они нуждаются в тебе», – всплыли в памяти слова Венеции.

Поскольку Лахлан медлил с ответом, у окружающих появилась надежда. И она была обращена к Венеции, черт бы их побрал.

– Ну что ж, – сказал он. – Я подумаю над предложением доверить девушке провести переговоры с графом. Но это все, что я могу сейчас обещать.

Очевидно, этого оказалось достаточно, потому что бессовестные предатели разразились одобрительными возгласами. Между тем Венеция радостно улыбалась и светилась счастьем, словно уже добилась желаемого, и от этого кровь закипала в его жилах.

Он проиграл эту битву с той минуты, когда похитил эту девушку, ей удалось пробить его броню и найти путь к его сердцу. Она уже успела околдовать Джейми и перетянуть на свою сторону его собственную мать. Если он не поостережется, она завоюет весь его клан.

Один из его бесстыжих соратников воскликнул:

– Признайтесь, сэр, вы ведь можете доверять леди Венеции – она всегда поступит правильно по отношению к нам. Мы заметили, что вы питаете нежные чувства к этой леди.

– Да, и она к вам тоже, – вмешалась одна из женщин. Щеки Венеции вспыхнули румянцем, и от этого сердце Лахлана заколотилось так сильно, что стук его громом отдавался в ушах.

– Вы и вправду неравнодушны ко мне, леди?

– Может быть. – Дразнящая улыбка коснулась ее губ. – Если бы только вы не вели себя временами как грубый упрямый мужлан.

Все мужчины напряженно застыли, а женщины затаили дыхание. Все ждали, что за этим последует. Никто никогда не осмелился бы бросить в лицо лэрду такие слова.

Но ведь это был не кто-нибудь там, а Венеция. Лахлан рассмеялся:

– Да, дорогая, так и есть.

Напряжение снялось, и все присутствующие засмеялись.

Затем со всех сторон посыпались замечания.

:– Я говорил тебе, что он влюблен в нее, – сказал один.

– Это было заметно по тому, как он на нее смотрел, – отозвался другой.

Даже кухарка вмешалась в разговор:

– Он даже отправился в Инвернесс, чтобы привезти ей шоколад.

Это уже начало ему порядком надоедать. И вдруг кто-то воскликнул:

– Такое событие нужно отпраздновать. Лэрд ухаживает за дочерью Дунканнона!

Лахлана не удивило, что его люди так быстро сделали выводы о его «нежных чувствах» к Венеции и догадались, что он добивается ее руки, но бедная девушка при этом выглядела ошеломленной.

– Нужно устроить вечеринку с песнями и танцами! – сказала одна из женщин, и ее слова подхватили все кругом:

– Танцы! Танцы!

Мужчины ринулись в гостиную, передвинули к стенам мебель, закатали ковры. Кто-то послал за волынщиком и скрипачом, а мать Лахлана с явным удовольствием руководила этим действом. Несколько женщин спустились в подвал и принесли виски, другие же направились в столовую и разложили на столе закуску.

Венеция стояла среди всей этой суматохи совершенно потрясенная. Лахлан через суетящуюся толпу пробился к ней и встал рядом.

– Ты когда-нибудь бывала на сельских вечеринках?

– Это такой шотландский вариант бала, не правда ли?

Лахлан рассмеялся:

– Сельская вечеринка намного интереснее и не имеет ничего общего с глупым фарсом в Эдинбурге. Это сумбурное шумное действо, с оглушающей музыкой и буйными танцами. Ты уверена, что готова к этому?

Она взглянула на него горящими глазами:

– Я справлюсь со всем, что ты предложишь мне, Лахлан Росс.

– Я в этом не сомневаюсь, – ответил он и, обвив рукой ее талию, увлек девушку за собой в гостиную.

Скрипач уже приступил к делу, и в считанные секунды Лахлана с Венецией поглотил водоворот танцующих пар, стремительно кружащихся в вихре звуков, слишком громких для тесного пространства. Ноги шумно топали, скрипач наяривал, что было силы, и все вокруг вращалось с сумасшедшей скоростью.

Венеция быстро уловила ритм и включилась в танец, потому что он не слишком отличался от тех, что обычно танцуют на провинциальных балах. Но Россы танцевали его с большим энтузиазмом – не так, как это делают изнеженные английские лорды, так что ей пришлось изрядно попотеть, чтобы не отставать от остальных женщин.

К тому времени как прибыл волынщик и к общему хору добавились звуки волынки, Венеция уже полностью освоилась и ощущала необыкновенный подъем. Щеки ее раскраснелись, глаза сверкали, а ноги выписывали весьма замысловатые фигуры. С замирающим сердцем Лахлан протанцевал с Венецией пару кругов, прежде чем у него сильно разболелась нога. Затем он присел в стороне, стал потягивать виски и наблюдать за ней. На Венецию было приятно, смотреть. Сияющая, упивающаяся весельем, она без всякого жеманства лихо отплясывала в своих испачканных краской юбках и тесном лифе, слишком открытом, на его взгляд, чтобы он мог чувствовать себя спокойно. Нет, никто из его людей не рискнул бы пялиться на ее пышные прелести. В их сознании девушка уже принадлежала лэрду, и этого было достаточно, чтобы все держались почтительно, даже если она не была бы дочерью Дунканнона.

Лахлан покачал головой. Дочь Дунканнона. Назвать так Венецию было не более справедливо, чем сказочной феей. Она была только самой собой, и он начал понимать, что готов на все, лишь бы ее получить.

Единственным мужчиной, оставшимся, похоже, неподвластным ее чарам, был Джейми, угрюмо забившийся в угол, злой из-за того, что его разоблачение не возымело желаемого эффекта. Видно, и Венеция тоже его заметила, потому что она покинула танцующих и подошла к парню. К удивлению Лахлана, она улыбнулась Джейми и протянула ему руку.

Тупоголовый болван выглядел так, словно собирался отказаться, но девушка что-то сказала ему, и сердитое выражение исчезло с его лица. Спустя минуту он уже кружился с ней в танце.

Лахлан покачал головой. Венеция не могла допустить, чтобы Джейми стал им врагом, разве не так? В клане должен царить мир, даже если один из его членов оказался упрямым ослом.

Шло время, и вечер сменился ночью. Скрипач начал уставать, а у танцоров заболели ноги. Лахлан потерял Венецию из виду примерно полчаса назад, поэтому вышел в коридор, а затем прошел в столовую, где обнаружил ее в окружении нескольких неженатых мужчин.

Неожиданный приступ ревности застал Лахлана врасплох. Парни не делали ничего необычного. Как все молодые люди в подобном случае, они всего лишь отпускали комплименты красивой девушке. Но это его слишком разозлило.

Подойдя ближе, Лахлан понял, что дело не ограничивается комплиментами и парни заставляют Венецию отхлебнуть из стакана. И она не возражает.

– Послушайте, вы, – рявкнул он, подходя к ним. – Не нужно давать ей виски. Она благородная леди и к этому не привыкла.

– Это не их вина, – сказала ему Венеция, глаза которой уже чересчур блестели. – Вы производите виски, и мне очень захотелось его попробовать. Поэтому я и попросила глоточек.

Лахлан посмотрел на Джейми, без которого, конечно, тут не обошлось:

– Сколько стаканов она уже выпила, парень?

– Это второй.

Подойдя к девушке, Лахлан хотел отобрать у нее стакан, но она высоко подняла его и громко воскликнула:

– Предлагаю тост!

Этот возглас привлек внимание остальных членов клана, и все они ринулись в столовую и сгрудились вокруг лэрда и его возлюбленной.

– Хорошо, давайте тост. – Лахлан улыбнулся девушке, все остальные бросились доставать стаканы и наполнять их виски. – И какой у нас будет тост, дорогая?

– Что-нибудь подходящее к такому празднеству, – сияя, ответила она.

Свадебные обеты вполне бы подошли, подумал Лахлан, и кровь его бешено заструилась по жилам.

Настал подходящий момент обменяться взаимными клятвами. Хотя для этого им с Венецией не нужны были свидетели, все же их присутствие было весьма уместным. И может быть, именно сейчас, когда Венеция под хмельком, ему удастся убедить ее произнести клятву.

Лахлан внимательно посмотрел на девушку. Нет, она не выглядела настолько опьяневшей, чтобы ему это удалось. Она не путалась в словах и на ногах держалась крепко, так что ему ни за что не удастся уговорить ее произнести обет. Разве что…

Венеция заявила, что понимает по-гэльски, но Лахлан был готов держать пари, что она солгала.

О, это, конечно, не слишком удачная идея. Но девушка уже была подшофе, и дело могло выгореть.

Не обращая внимания на шевельнувшуюся совесть, Лахлан прошептал:

– Как насчет тоста на гэльском? Он вполне подходит к такой вечеринке. Как тебе кажется, Принцесса?

– Да, на гэльском, – отозвалась она с радостной улыбкой ка лице.

Лахлан решил попытаться.

– Мы в Шотландии провозглашаем тосты вдвоем. Почему бы тебе не произнести его первой, а я повторю его. Ты ведь говоришь по-гэльски?

– Д-да, говорю, но тост должен произнести ты. Это твой дом и твой праздник. А я потом повторю.

Она попалась чертовски легко! Принцесса Гордячка не могла уронить себя в глазах остальных шотландцев.

– Хорошо.

Оглянувшись и убедившись в том, что все подняли стаканы, Лахлан высоко поднял свой стакан и заговорил по-гэльски.

Все замерли и, затаив дыхание, вслушивались в смысл произносимых слов:

– Я, Лахлан Росс, перед Богом объявляю тебя, Венеция Кемпбелл, своей женой, пока смерть не разлучит нас.

Затем все, включая Лахлана, выжидающе уставились на девушку.

– Теперь дело за тобой, дорогая, – поторопил он ее. Если она ничего не поняла, то наверняка не запомнила всю фразу. На это он и рассчитывал.

– Ты не мог бы повторить сначала? – сказала она. – Я не все уловила.

Джейми сердито посмотрел на Лахлана:

– Из того, что вы сказали, она не поняла ни слова.

– Нет, я поняла! – обиженно возразила Венеция. – Я просто хочу убедиться, что поняла все правильно.

Мать Лахлана и все остальные были очень довольны. Во всяком случае, они с легкостью проигнорировали его странную прихоть произнести клятву на гэльском.

Лахлан набрал полную грудь воздуха и сказал:

– Повторяй за мной, дорогая…

И Венеция повторила за ним клятву на непонятном ей языке. Если она и заметила, что он поменял порядок имен, то ничем себя не выдала, повторив все в точности, как он сказал.

В самом конце Лахлан затаил дыхание, ожидая, заметит ли Венеция, что он заменил «женой» на «мужем». Очевидно, нет, потому что она повторила все в точности.

Едва сдерживая торжествующую улыбку, Лахлан произнес заключительную фразу, означавшую «пока смерть не разлучит нас». Если Венеция произнесет эти слова, дело будет сделано.

В тот миг, когда с ее губ сорвалось последнее слово, толпа разразилась приветственными возгласами, с готовностью принимая брачные обеты за чистую монету. Сыграло свою роль и то, что Венеция лучезарно улыбнулась ему, прежде чем осушить свой стакан виски.

Эта улыбка пронзила его. И только теперь Лахлан осознал, в какое затруднительное положение угодил по своей собственной неосмотрительности.

Как только он сообщит ей, что они поженились, Венеция моментально сообразит, что он ловко манипулировал, воспользовавшись ее слабостью. Он мог бы возразить, как и собирался, что думал, будто она понимает по-гэльски. Но она ведь не дура, его Принцесса Макиавелли. И тот факт, что обеты были произнесены по закону и весь его клан может дружно засвидетельствовать перед судом, что она понимала, о чем говорит, лично для нее не будет означать ничего.

В общем, они теперь женаты, и ему совсем не нужно беспокоиться, что девушка вернется в Лондон опозоренной, не защищенной его именем. Но он ухватил за хвост дикую лесную кошку. И что ему теперь с этим делать?

Глава 24

Дорогая Шарлотта!

Если мужчины о многом умалчивают, то только потому, что опасаются доверять женщинам свои секреты. Стоит женщине о них услышать, как ей сразу же хочется выведать все подробности частной жизни мужчины, а большинство мужчин предпочитает об этом не распространяться.

Ваш кузен Майкл.


Стоило Венеции повторить за Лахланом его тост, как вечеринка приняла странный оборот. Только что девушка радовалась, ощущая себя частью клана, но в следующий момент Лахлан уже принялся энергично выпроваживать гостей. Да, было уже довольно поздно, но зачем же вести себя так грубо и бестактно?

Рурк похлопав Лахлана по плечу и поздравив их обоих – с чем, она так и не поняла, – заговорил о ее браке с Лахланом. По непонятной причине Лахлан внезапно предложил другу еще немного выпить. Наедине.

Предоставленная самой себе, Венеция отыскала леди Росс, которая наводила порядок в гостиной. Когда девушка начала ей помогать, женщина остановила ее:

– Нет, не беспокойся об этом. Я просто решила немного прибраться, перед тем как ложиться спать.

– На самом деле я хотела спросить, что Маккинли имел в виду сегодня днем, – сказала Венеция. – Он упомянул что-то о наказании Лахлана, о моем отце и воровстве.

– Ах, это. – Леди Росс принялась раздраженно складывать в стопку грязные тарелки. – Понятия не имею, о чем он говорил. Этот человек сумасшедший. Наверняка ты это заметила.

– Я согласна, что он негодяй, но, осмелюсь сказать, далеко не сумасшедший. И мне кажется, все остальные тоже знают, что он имел в виду.

Леди Росс тяжело вздохнула и повернулась лицом к ней:

– Тебе следует спросить об этом Лахлана.

– Я пыталась, когда мы танцевали, но он сразу переменил тему. И больше никто мне не расскажет, что случилось такого ужасного…

– Он не хочет, чтобы об этом говорили, вот и все. Он никогда не простит мне, если я тебе расскажу. Кроме того, будет правильнее, если он сам тебе расскажет, раз теперь ты его жена.

– Его жена? – воскликнула Венеция. – Что вы хотите этим сказать?

Леди Росс с удивлением посмотрела на нее.

– А ты не знаешь? – Она вздохнула. – Я подозревала, что Лахлан ничего не объяснил тебе насчет гражданского брака. Те клятвы, которые вы произнесли перед Богом и всеми присутствующими, достаточны, чтобы ваш брак здесь, в Шотландии, считался законным. – Леди Росс покачала головой: – Он должен был рассказать тебе… Хорошо, что ты сначала поговорила со мной, а то его появление в твоей спальне было бы сюрпризом… – Женщина осеклась, увидев выражение лица Венеции.

– Какие клятвы? – хрипло спросила девушка. Леди Росс побледнела.

– Ты сказала, что понимаешь по-гэльски.

Тост! Тост, который она повторила слово в слово…

А Лахлан сознавал, что она ничего не понимает? Венеция заново прокрутила события в своей голове. О да, он наверняка знал об этом, негодяй, иначе не настаивал бы, чтобы они произносили тост по-гэльски.

Девушку охватила ярость. Мерзавец заманил ее в ловушку! И она попалась в нее, как безмозглая дура!

Крайне встревоженная, леди Росс схватила Венецию за руку.

– Ты понимала, что произносишь клятву? Потому что если не понимала, то это незаконно.

Венеция смотрела в лицо леди Росс, и мысли вихрем кружились у нее в голове. Можно, конечно, отрицать, что она собиралась за него замуж, но весь клан Лахлана будет готов опровергнуть ее утверждение. Леди Росс может выступить на ее стороне, но Венеция будет выглядеть полной дурой, и в любом случае ей не удастся ничего изменить.

Кроме того, она и сама хочет стать женой Лахлана, но только в том случае, если будет уверена, что его не убьют в схватке с отцом.

Венеция прищурилась. Она может еще кое-что сделать, разве нет? Лахлан не подозревает, что ей все известно. Вот почему он повел себя так странно – выставил гостей из дома, поспешно увел от нее Рурка, якобы для того чтобы выпить.

У нее перед ним преимущество. И она непременно им воспользуется. С помощью этого маленького обмана она заставит Лахлана плясать под свою дудку. Для этого и существуют жены, в конце концов.

– Венеция! – требовательно поторопила ее леди Росс. – Ты понимала, что говоришь, или нет?

– Понимала. – Венеция изобразила подобие улыбки. – Прошу прощения, но все это дело насчет гражданского брака поставило меня в тупик. Я думала, что мы с Лахланом обручились этим тостом, а никак не поженились. Но все в порядке. Я ведь действительно хотела выйти за него замуж. Я просто… немного недопоняла.

Леди Росс с облегчением вздохнула, затем порывисто обняла девушку.

– Как же я рада, что ты стала его женой! В самом деле очень рада.

Венеция крепко обняла леди Росс.

– Я тоже, – сказала она совершенно искренне.

Но это не означает, что она позволит своему мужу безнаказанно топтать ее ногами.

Венеция вернулась в столовую, но Лахлан все еще выпивал с Рурком, и было бы неразумно затевать разговор, когда он навеселе. Ей оставалось только уйти и подождать его в спальне – там, где им никто не помешает. Если Лахлан захочет провести с ней брачную ночь, то обязательно придет к ней и попытается объяснить, почему имеет право делить с ней постель. Вот уж тогда она вдоволь повеселится.

Если она не сумеет заставить его просить прощения и обещать ей луну с неба, значит, она вообще не годится в жены.

Лахлан проснулся в кромешной тьме. Голова его покоилась на столе, на сложенных руках, а сам он сидел в кресле…

Правильно, они с Рурком пили виски. Лахлан поднял голову и с удивлением обнаружил, что почти совершенно трезв. Видно, он достаточно долго спал, раз дурман от спиртного успел выветриться. В любом случае он выпил не так много. Он просто оттягивал момент объяснения с Венецией. После того как Рурк ушел, Лахлан еще немного помедлил, собираясь с мыслями, да, видно, заснул.

Вот почему здесь так темно, словно в сердце дьявола, – свеча полностью выгорела. Проклятие!

Лахлан прислушался, но в доме царила мертвая тишина. Все давно уже спали, в том числе и его прекрасная молодая жена. Но она даже не подозревала, что стала его женой.

Лахлан поднялся, опрокинув кресло. Ладно, значит, он все таки не слишком уверенно держится на ногах. Но ему лишь нужно отыскать кремни и зажечь свечу.

Это оказалось труднее, чем он думал. Стоило ему отойти от стола, как он потерял ориентацию. Хотя Лахлан старался не шуметь, он несколько раз обо что-то споткнулся, пытаясь отыскать камин, но, даже натолкнувшись на каминную полку, он не смог найти то, что ему было нужно. Черт бы побрал маму с Венецией, все их «благоустройства» и «нововведения», из-за которых все вещи переставили на другие места.

– Куда подевались кремни? – проворчал он, шаря рукой по каминной полке и опрокидывая при этом подсвечник.

– Они лежат в серебряной шкатулке на другом конце, – послышалось у него за спиной, и язычок пламени осветил комнату.

Лахлан повернулся, откинул с лица спутанные волосы и увидел, что в столовую со свечой вошла Венеция собственной персоной.

На ней были ночная рубашка и пеньюар. Ее пышные волосы волнами иссиня-черного шелка спадали на плечи. У нее был такой вид, словно она только что вылезла из постели. Лахлану сразу же захотелось отнести ее обратно.

Затем он увидел, каким строгим стало ее лицо, когда она оглядела комнату. Три стула были опрокинуты, серебряная супница валялась на полу рядом с оловянным блюдом. Возле заплывшего подсвечника с выгоревшей свечой на столе стояли пустой кувшин из-под виски и стаканы, чудесным образом уцелевшие.

– Добрый вечер, Принцесса, – пробормотал Лахлан, не зная, что сказать. – Я не хотел тебя разбудить, просто искал кремни, чтобы зажечь свечу.

– Слава Богу, что не нашел, а то мне пришлось бы еще тушить пожар.

– Что ты хочешь этим сказать?

Венеция окинула его презрительным взглядом, и Лахлан со стыдом осознал, что на нем нет ни сюртука, ни галстука, жилет его расстегнут, а рубашка наполовину выбилась из брюк. Наверное, он выглядел так, словно только что вывалился из таверны.

– Я хочу сказать, что ты совершенно пьян, – ответила она.

– Ничего подобного! – Он шагнул в ее сторону, но наступил на подсвечник. Тот отскочил, больно ударив его по голени.

– Господь всемогущий! – воскликнул Лахлан, отбрасывая подсвечник ногой.

– Прекрати! – Венеция поспешно зажгла свечи в ближайшем канделябре, затем пересекла комнату и поставила свою свечу на стол. Потом она начала поднимать опрокинутые стулья. – Я не позволю тебе разгромить столовую.

– Я не пьян, – угрюмо огрызнулся он, хотя и сознавал, что сейчас ему лучше помолчать.

Девушка неодобрительно посмотрела на него:

– Вы вдвоем прикончили целый кувшин виски, Лахлан.

– Большую его часть осушил Рурк. Кроме того, я пью виски с юных лет. Так что теперь, уверяю тебя, способен достаточно выпить, не пьянея.

Лахлан наклонился, чтобы поднять кресло.

– Не двигайся! – вскрикнула Венеция, быстро подлетая к нему.

Но он уже выправил кресло и тяжело плюхнулся в него.

– Мне нужно только собраться с силами.

«Перед тем как отвести свою жену в постель и заняться с ней любовью».

Но это совершенно невозможно, пока он не сознался ей, что сделал. А сейчас, похоже, не лучший момент для подобного признания.

– Позволь мне немного посидеть здесь.

– Прекрасная мысль. Не хотелось бы, чтобы ты свалился в озеро или залив по пути в свою хижину.

Лахлан прищурился:

– Я не собираюсь возвращаться в хижину.

– Почему? – спросила она подозрительно умильным голосом. – Ты всегда спишь там.

Проклятие!

– Я… хм… ну почему я не могу на одну ночь остаться спать здесь?

– Только на одну ночь, – согласилась она холодным тоном. Венеция направилась к дверям, но Лахлан схватил ее за руку и притянул к себе.

– Ты могла бы отвести меня в постель, дорогая.

– С какой стати мне этим заниматься? Я еще тебе не жена, знаешь ли.

Он должен был сказать ей правду. Но никак не мог себя заставить. Нет, просто нужно снова ее соблазнить. Потом, когда она, насытившись, будет настроена благосклонно, он скажет ей, что они уже женаты. Да, это отличная мысль.

Лахлан притянул Венецию к себе и посадил на колени.

– Но ты все же могла бы уложить меня в постель. Ведь нас с тобой влечет друг к другу.

Он обвил рукой ее талию.

– Влечет? – сухо переспросила она.

– Все говорят, что ты ко мне неравнодушна. – Он нежно поцеловал ее в голову. – Говорят, я тоже увлечен тобой.

Когда это не улучшило ей настроения, он скользнул рукой под ее пеньюар и погладил ладонью живот.

– Помнишь, когда последний раз ты сидела у меня на коленях?

Венеция упрямо вздернула подбородок:

– Единственный раз я оказалась у тебя на коленях тогда, когда мои руки и ноги в течение нескольких часов были связаны.

Злопамятная девица.

– Я говорю не об этом, и ты это знаешь. Может, стоит тебе слегка напомнить? – Притянув ее голову ближе, Лахлан прильнул к ее губам.

Силы небесные! Как сладки были эти губы с легким привкусом виски! На короткое мгновение она ответила ему как обычно, с готовностью приоткрыв рот, увлекая его в свою шелковистую нежность. Ее язык сплетался с его языком, а тело расслабилось под прикосновениями его ласкающих пальцев.

Но лишь до тех пор, пока его ладонь не накрыла ее грудь.

– Лахлан, – прошептала Венеция, отрываясь от его губ, – ты пытаешься соблазнить меня?

– Если получится. – Он принялся нескромно ласкать ее.

– Несмотря на то, что мы еще не женаты?

Лахлан постарался подавить чувство вины.

– Раньше нас это не останавливало, – уклончиво ответил он.

– Только потому, что ты ловко пользовался моей слабостью.

– Так почему бы и тебе не воспользоваться моей слабостью, раз я пьян и не могу сопротивляться? Вот мы и будем квиты. Обмен ролями – отличная игра.

Венеция насмешливо фыркнула:

– Мы были бы квиты, если бы я зашвырнула тебя в карету, связанного по рукам и ногам, и протащила через всю Шотландию. Хотя я сомневаюсь, что ты настолько пьян, чтобы это позволить.

В нем снова шевельнулась совесть.

– Если тебе это добавит счастья, то, когда все закончится, можешь связать меня и таскать повсюду, куда пожелаешь.

Внезапный блеск в ее глазах заставил его умолкнуть. Венеция прильнула к нему с манящей улыбкой, обвила его шею руками, и Лахлан забыл обо всем…

– Это звучит заманчиво, – сказала она чуть хриплым голосом. – Особенно насчет того, чтобы связать тебя. Правда. Я даже думаю, не заняться ли этим прямо сейчас? Тогда я смогу «воспользоваться твоей слабостью» так, как мне вздумается.

Кровь бешено заструилась по его жилам.

– Ты думаешь об этом, правда?

Лукаво взглянув на него, Венеция наклонилась и поцеловала его грудь, видневшуюся под распахнутыми полами рубашки. Затем провела языком вдоль его ключицы.

– Как жаль, что ты собираешься подождать, пока все кончится.

Сердце его колотилось с такой силой, что готово было выскочить из груди.

– Не думаю, что нам следует… ждать. Если ты не хочешь.

Она прижала губы к его уху.

– Я хочу, чтобы ты отдался на мою милость, Лахлан Росс. Ты такой властный и подавляющий, что мне не удается с тобой полностью расслабиться. Тем более что мы еще не женаты.

Ее лукавый тон заставил его встрепенуться и взглянуть на нее, но она уже опустила голову, лаская губами и языком его шею.

– Но если бы ты был связан, я смогла бы свободно трогать тебя везде, где вздумается, целовать везде, где захочется… – Она опустила руку и обхватила его затвердевшую плоть. – Смогла бы пробежаться языком по любой части твоего тела… Я уверена, что чувствовала бы себя гораздо спокойнее.

Лахлан представил себе, как язык ее касается его мужского естества, и почувствовал, что плоть его превратилась в каменное копье. Ради этого он готов был позволить ей все, даже связать себя.

Ну хорошо, выходит, эта опытная соблазнительница у него на коленях совсем не та Венеция, которую он знал. Но эта Венеция ему нравилась. Очень нравилась. И он просто сойдет с ума, если ему придется еще хоть сколько-нибудь ждать, чтобы овладеть ею.

Он потянулся к тесемкам ее пеньюара, но она поймала его руку.

– Сначала я свяжу тебя, – сказала она. – Потом займемся одеждой.

И все-таки ее настойчивое желание связать его несколько настораживало.

– Ты не собираешься связать меня и бросить здесь, чтобы служанки нашли меня утром?

– Лахлан! – сказала она, обиженно надув губы. – Я никогда бы такого не сделала! – Разочарованно вздохнув, она поднялась с его колен. – Ты мне не доверяешь, вот в чем дело Я. просто хотела немного повеселиться, но…

– Я доверяю тебе, дорогая, правда, доверяю! – Он схватил ее за руку, притянул к себе и поставил между колен. – Если тебе хочется меня связать, то я охотно подчиняюсь.

В особенности если это единственный способ разделить с ней сегодня постель.

– И ты позволишь мне делать с тобой, что мне вздумается, когда я тебя свяжу? – спросила она, бросая на него игривый взгляд. – Все, что мне захочется, как бы это ни было порочно и безнравственно?

Помоги ему Бог, да!

– Все, что пожелаешь.

От ее ослепительной улыбки у него перехватило дыхание.

– Хорошо, – сказала она, затем развязала пеньюар и помахала поясом перед лицом Лахлана. – Я воспользуюсь этим.

Когда девушка зашла ему за спину. Лахлан быстро сбросил жилет и рубашку, оставшись обнаженным до пояса, затем стянул сапоги. Остальное пусть сделает она. Улыбка коснулась его губ. Он ничего не имеет против.

Лахлан перестал улыбаться, когда почувствовал, что Венеция связывает ему руки. Она связала их крепче, чем он мог ожидать от девушки, которой прежде не приходилось никого связывать. Но когда она привязала его руки к креслу, Лахлан ощутил легкое беспокойство. Он рассчитывал, что при желании сможет легко встать с кресла.

К тому времени как Венеция вернулась и встала перед ним с загадочной улыбкой на лице, сердце его едва не выпрыгивало из груди. Пеньюар ее распахнулся, открыв взгляду полупрозрачную рубашку и соблазнительные линии ее тела. Но к сожалению, она так его и не сняла.

Она просто стояла, разглядывая его, – глаза ее внимательно исследовали его плечи, грудь, живот, пока не задержались на раздвинутых ногах и огромной выпуклости между ними. Выпуклости, которая продолжата набухать под ее взглядом.

– Твой пеньюар, – хрипло произнес он, возбужденный так сильно, что готов был вот-вот взорваться. – Сними его, ты обещала.

Венеция уперла руки в бока и одарила его поистине дьявольским взглядом:

– Все в свое время, муженек, все в свое время.

Он открыл было рот, чтобы возразить, но тут до него дошло, что она сказала.

– Муженек?

Смех ее прозвучал довольно злорадно.

– Ну полно, Лахлан! Ты прекрасно знаешь, что сегодня вечером мы произнесли брачные обеты. На гэльском, между прочим. Как ты мог об этом забыть, если потратил столько труда, чтобы обманом заставить меня сделать это?

Силы небесные! Она знает правду. И если он не сумеет выпутаться, ему конец.

– Заставил тебя обманом? – спросил он, изобразив искреннее удивление, хотя чувствовал себя при этом ужасно виноватым. – Как я мог обмануть тебя? Ты же сказала, что понимаешь по-гэльски.

– Но ты знал, что я солгала.

– Нет, не знал.

– Ты не поправил меня, когда я чуть раньше говорила, что мы еще не женаты, разве не так? – Глаза ее укоризненно сверкнули. – Я повторила это три раза.

Она приготовила ему ловушку, и он прямехонько в нее угодил.

– Как ты уз…

– Твоя мать мне сказала. Вообрази, как я была поражена, узнав, что мы поженились, даже не подозревая об этом. – Она подошла ближе и, склонившись к нему, прошептала на ухо: – И к тому же не имела возможности отказаться.

Слегка куснув его за мочку уха, Венеция выпрямилась, и Лахлан в отчаянии застонал. Господи! Вот теперь он по-настоящему попал в беду. Он попытался подняться, но девушка не только привязала его руки к креслу, но и прикрутила кресло к столу.

– Не пытайся подняться, муженек, – сказала она вкрадчивым голосом, – Тебе придется посидеть еще немного. По крайней мере до тех пор, пока я не получу от тебя то, что мне нужно.

Лахлан откинулся на спинку кресла, проклиная себя за то, что не заметил ловушки, которая сейчас захлопнулась.

– И что это будет? – хрипло спросил он, хотя опасался, что и сам знает.

– Все, мой дорогой. – Она наклонилась и провела длинным изящным пальцем вверх по внутренней стороне его бедра медленно, чувственно, почти добравшись до исстрадавшейся мужской плоти, но тут же отдернула руку, оставив его испытывать неописуемые мучения.

– Я хочу, чтобы ты обещал мне исполнить все, чего бы я ни пожелала. – И на лице ее вспыхнула безжалостная улыбка. – Потому что пока ты этого не сделаешь, тебе не получить то, чего ты хочешь.

Глава 25

Дорогой кузен Майкл!

Если у вас есть жена, я глубоко ей сочувствую. По моим наблюдениям, мужчины предпочитают не распространяться о своих делах только в том случае, когда совершают неблаговидные поступки.

С искренними пожеланиями Шарлотта Харрис.


Вот это уже другой разговор, думала Венеция, наслаждаясь моментом. Захватывающее ощущение – видеть самонадеянного упрямца связанным, в полной ее власти. Обманщик хитростью вынудил ее выйти за него замуж, подумать только! Уж она позаботится, чтобы он больше никогда в жизни не позволил себе ничегоподобного.

Однако, Бог свидетель, он выглядел так восхитительно, что грех было его ругать, – великолепная мускулистая грудь с островком шелковистых завитков, узкая талия, шрамы на которой заметно сгладились… крепкие бедра, прикрытые брюками, но раздвинутые достаточно широко, чтобы открыть взгляду явные признаки сильного возбуждения. Венеции с трудом удавалось сдерживать желание коснуться ладонями его прекрасных сильных плеч, поблескивающих в отсветах пламени камина.

Но пока еще девушка не решалась себе это позволить, опасаясь оказаться в плену его чувственного обаяния, которое всегда околдовывало ее, стоило им оказаться наедине. К тому же чем дольше она разглядывала Лахлана, тем больше он успокаивался, и к нему возвращалась его обычная самоуверенность.

– Могу я предположить, исходя из твоих слов, что в конечном счете я все-таки получу то, что мне нужно? – спросил он, насмешливо приподняв бровь.

– Это зависит от того, чего ты хочешь.

Лицо Лахлана омрачилось, и он нахмурился.

– Ты знаешь, чего я хочу! – Он окинул ее с головы до ног таким голодным взглядом, что Венеция сразу поняла, что он собирается с ней делать, если она окажется в пределах его досягаемости. – Я хочу делить с тобой постель. Я хочу первую брачную ночь.

– Тогда ты должен согласиться на мои требования.

Венеция сбросила пеньюар и осталась довольна, видя, как Лахлан пожирает ее глазами. Подцепив поношенную вещицу одним пальцем, она подошла к нему и принялась дразнить, поводя тряпицей между его ног, как раз над возбужденной плотью, разбухшей так, что брюки готовы были лопнуть. Спасибо Господу за те книжонки о гаремной жизни и за подробные письма ее подруги Амелии о выступлениях восточных танцовщиц в Марокко, где та жила теперь со своим мужем – американцем.

– Видимо, ты оказался прав насчет меня, – произнесла Венеция хриплым шепотом, когда Лахлан застонал. – У меня и вправду прорезались порочные наклонности.

Ее новоиспеченный муж крепко выругался.

– Я не вечно буду связанным! – Он просто обжигал ее взглядом. – Как только я освобожусь, ничто мне не помешает всыпать тебе как следует.

– На твоем месте я бы поостереглась изрекать подобные угрозы. – Она опускала и поднимала ветхую тряпицу, задевая его возбужденную плоть, отлично зная, что это только еще больше распаляет его, не принося облегчения. – Кроме того, я могу заявить, что не понимаю по-гэльски, и у тебя не будет жены.

Лахлан угрожающе прищурился:

– Весь мой клан опротестует твои слова, подтвердив, что ты во всеуслышание заявила, что понимаешь, о чем идет речь.

– А я со своей стороны снова заявлю протест. За этим последует безобразное разбирательство в суде. – Венеция зарылась пальцами в его волосы и оттянула ему голову назад так, чтобы их взгляды встретились. – Скажи мне, Лахлан, кому, как ты думаешь, поверит судья? Дочери графа? Или неотесанному горцу, похитившему эту самую дочь? К тому же перед этим целых шесть месяцев притворявшемуся мертвым?

Лахлан со стоном закрыл глаза.

– Хорошо, дорогая, ты своего добилась. Выдвигай свои требования.

Отпустив его голову, Венеция начала с самого малого, чтобы усыпить его бдительность.

– Первым делом я хочу настоящего венчания в церкви, со священником и свидетелями. Я не собираюсь рисковать и не хочу, чтобы наш брак был оспоренным, когда появятся дети.

Глаза Лахлана радостно вспыхнули, когда она упомянула о детях.

– Конечно, мы обвенчаемся. Твой отец и тетушка, безусловно, потребуют того же. И я с этим согласен.

– Хорошо. Теперь речь пойдет о более серьезных вещах. Во-вторых, я хочу услышать от тебя то, что никто другой мне, похоже, не скажет.

– О чем ты?

– О том, что сегодня днем говорил Маккинли. О чем ты сам как-то упомянул. Будто папа устроил, чтобы тебя наказали за что-то много лет назад. Я хочу знать, как и за что.

Румянец залил щеки Лахлана, а сам он съежился в кресле.

– Представить себе не могу, зачем тебе это нужно знать?

– Потому что к тому времени, как приедет папа, я должна знать абсолютно все. Мне нужно ясно представлять себе, с чем я имею дело.

Лахлан угрюмо посмотрел на нее:

– Я уже сказал тебе, что не допущу, чтобы ты разговаривала со своим отцом вместо меня, так что если ты думаешь держать меня связанным, пока я не пообещаю…

– Я думаю, что к тому времени, как я разделаюсь с тобой, Лахлан Росс, ты готов будешь обещать мне все, что угодно, – сказала Венеция, ощущая огромный прилив сил, потому что в кои-то веки она может контролировать ситуацию. Она развязала тесемки ворота своей рубашки и распахнула ее ровно настолько, чтобы стали видны пышные округлости ее грудей и темная ложбинка между ними.

Его взгляд сразу же устремился туда, словно стрела к мишени.

– Силы небесные, – произнес он хрипло.

– Расскажи мне, о чем говорил Маккинли, и я не только сниму рубашку, но и позволю тебе попробовать то, что под ней.

Выпуклость между ног Лахлана еще больше увеличилась в размерах.

– Ты порочная женщина.

– Да, у меня был хороший учитель.

Он сдавленно рассмеялся:

– Пожалуй, это правда.

Венеция спустила рубашку с одного плеча.

– Ну так что ты мне скажешь?

– Сними рубашку совсем, – простонал он. – Тогда я тебе скажу.

– Нет, сначала ты мне расскажешь. – Она подошла ближе и, наклонившись, потерлась прикрытой грудью о его щеку.

Лахлан быстро повернул голову и захватил сосок вместе с полотном в рот. Она не воспротивилась этому… но всего на миг. Затем отступила.

– Скажи мне, Лахлан!

Желваки заходили на его скулах, и он сердито посмотрел на нее:

– Я ни за что не позволил бы тебе связать меня, если бы знал, что ты способна на такую жестокость.

– Но ты позволил, и я хочу, чтобы ты мне рассказал все. Всю правду, с начала и до конца.

– И ты не перестанешь мучить меня, пока я тебе не расскажу?

– Да.

Лахлан вздохнул:

– Ну ладно.

Расправив плечи, он устремил взгляд вдаль сквозь пламя свечей.

– Когда мне было шестнадцать, один из арендаторов в Брейдмуре однажды увидел группу мальчишек, выбегавших из фруктового сада с котомками, полными яблок. Поскольку они были моими друзьями, фермер сказал твоему отцу, что я тоже был с ними. – Глаза Лахлана пылали гневом, когда он перевел взгляд на Венецию. – Но это было не так. В то время я никогда ничего не воровал, и яблоки в том числе. Я просто был отчаянным парнем. – Его шотландский акцент стал резче, заметнее, словно все годы странствий и службы в британской армии исчезли бесследно и он снова стал тем шотландским пареньком. – Но твой отец вбил себе в голову, что я принимал участие в краже, и разбушевался. Он потребовал от моего отца, чтобы тот принял меры. Сказал, что нужно отвести меня к судье и серьезно наказать, чтобы неповадно было.

Венеция покачала головой, не веря своим ушам:

– Из-за каких-то яблок?

– Он сказал, что это вопрос принципа. Он был уверен, что это я подбил всех ребят на кражу. И даже после того, как мои друзья сказали, что меня с ними не было, он заявил, что не верит этому и они просто выгораживают меня как сынка лэрда. – Лахлан тяжело вздохнул. – Отец позвал меня к себе. Я поклялся, что не имею никакого отношения к этому делу, – думал, он мне доверяет. Но, вместо того чтобы встать на мою сторону, отец пообещал твоему отцу меня наказать, якобы для того, чтобы избавить меня от суда, но… – Лахлан снова отвел взгляд в сторону, и лицо его исказилось мукой при воспоминании о пережитом позоре. – Но уж лучше давать показания в суде, чем вытерпеть то, что затеял мой отец. Публичную порку.

Эти слова потрясли Венецию.

– Мой отец, конечно, не согласился.

– О, напротив, дорогая, охотно. Граф просто взбесился из-за кражи, а мой отец очень хотел ему угодить. Одному Богу известно почему. Поэтому он выставил меня перед всем нашим кланом и людьми твоего отца, затем спустил с меня штаны и всыпал мне двадцать ударов палкой.

– О, Лахлан, – с болью в голосе прошептала Венеция. Сердце ее горестно заныло, когда она представила себе, какое унижение, ему пришлось пережить. Мальчику шестнадцати лет, такому гордому и непокорному, каким был Лахлан…

– Он выпорол меня, как собаку. Как вора. – В его голосе звучало возмущение. – Я не был вором, что бы ни говорил твой отец.

И тут ее осенило. Шестнадцать.

– Так вот почему ты покинул Шотландию! – Венеция подошла ближе и положила руку ему на плечо. – Поэтому ты и ушел на службу в гвардейский полк?

– Да. – Лахлан судорожно сглотнул. – После этого я не мог… поднять ни на кого глаз. Не мог забыть, как они смотрели на меня – то ли с презрением, то ли с жалостью.

– Твой отец ужасно поступил с тобой, – с жаром воскликнула Венеция. – И мой отец повел себя недостойно, согласившись на это.

– Вовсе не палочные удары причинили мне боль, – сказал Лахлан. Лицо его пылало гневом. – Бог свидетель, отец достаточно часто угощал меня палкой и искренне полагал, что в этом случае просто таким образом избавляет меня от суда. Но весь ужас в том, что он почему-то считал, будто я должен выбирать между тюрьмой и поркой, значит, не сомневался, что я действительно…

– …мог это сделать. Тебе больно, что он тебе не поверил, – сказала Венеция, успокаивающе поглаживая его волосы. – Тебе больно, потому что ты этого не заслужил.

Он мрачно кивнул, затем удивленно взглянул на нее:

– Откуда ты знаешь, что я этого не заслужил?

– Ты только что сказал, что не участвовал в краже.

– Да. – Он вызывающе вздернул подбородок. – Но мой собственный отец не поверил мне. Почему же ты веришь?

– Потому что я знаю, какой ты на самом деле, – ласково сказала она.

– Ты хочешь сказать, что тип, который разъезжает по дорогам, грабит твоего отца, его друзей и похищает невинную девушку…

– Ты все это делал ради своего клана, и я могу это понять.

Лахлан насмешливо фыркнул:

– Если бы ты понимала, я не сидел бы здесь связанный, выслушивая твои требования. Я не рассказывал тебе о порке, потому что боялся совсем лишиться твоего доверия и был уверен – тебе этого никогда не понять.

Его слова разрывали ей сердце. Лахлан был прав – раньше она его не понимала. Когда она просила его уступить ей право встретиться с ее отцом, она не представляла себе, от чего он должен отказаться и насколько это важно для него. Он шестнадцать лет ждал, чтобы выяснить наконец, почему его отец подчинился воле ее отца, хотя тот должен был ему деньги. Узнать, почему ее отец всегда отказывался платить и почему Аласдэр Росс его не заставил сделать это.

Лахлан шестнадцать лет ждал, чтобы добиться справедливости, а она хотела, чтобы ради нее он от всего отказался. Это было неправильно.

– Так чего же еще ты потребуешь? – обреченно спросил он. – Наверное, чтобы я обошелся с твоим отцом так, как хочется тебе? Ты будешь прыгать здесь нагишом, сводя меня с ума, и пытаться заставить меня сказать…

– Нет. – Венеция прижала палец к его губам. – Ничего подобного.

Игра приняла дурной оборот. Такого она не ожидала. Это совсем не входило в ее планы.

– Ты победил. Поступай, как считаешь нужным. Хотя, я надеюсь, ты будешь помнить о том, что я предпочитаю видеть своего мужа живым, а не мертвым.

Лахлан взглянул на нее с облегчением. Затем глаза его потемнели, и он прихватил ее палец губами. У Венеции участилось дыхание. Она выдернула палец у него изо рта и, наклонившись, поцеловала в губы. От него пахло дымом и солодом, горьковато-сладкий привкус виски усиливал дурман все возрастающего желания, и девушку охватило вожделение. Когда язык его проник ей в рот, сплетаясь с ее языком, она почувствовала, как ее сердце переполняется любовью.

Любовью? Да, любовью. Она его любила. Возможно, это было с ее стороны неразумно, но она ничего не могла с этим поделать. Она восхищалась тем, как он преданно заботится о земле и живущих на ней людях. Ей нравилась его гордость,нравилось, что теперь, он относился к ней как к человеку своего клана.

Осмелится ли она сказать ему об этом и дать такую огромную власть над собой? Ведь он и так уже получил гораздо больше, чем допускал разум. Она просто умрет, если он не ответит на ее чувства.

Встревоженная и неуверенная, Венеция отступила назад и услышала:

– Сними рубашку, дорогая. Я сказал тебе, что ты хотела, так что теперь позволь мне тебя увидеть. И ощутить твой аромат.

Если она не хочет говорить о своих чувствах, то может ему это показать. Вот прямо сейчас она и покажет ему, какие чувства владеют ею.

Венеция стряхнула с плеч рубашку, затем, опершись о его здоровую ногу, ткнула грудью ему в губы. С голодным рыком Лахлан прихватил ее сосок зубами и принялся ласкать языком.

Откинув назад голову, Венеция задохнулась от удовольствия. Господи, как ей было приятно! Желая большего, она оседлала его колено и поднесла вторую грудь к его лицу, чтобы он мог ласкать и ее тоже. Лахлан с жадностью набросился на нее, пустив в ход и язык, и зубы, и вскоре девушке уже казалось, что она сходит с ума.

Она гладила ладонями его грудь, наслаждаясь гладкостью его кожи, рельефностью мускулов, жаром, исходившим от него, словно от чистокровного коня после скачки.

– Ниже, – пробормотал он хрипло. – Пожалуйста, дорогая… погладь меня ниже, прошу тебя. Потрогай мой…

Грубое слово поразило Венецию, но ведь она вела себя далеко не как леди, так что вряд ли могла ожидать, что в этой ситуации Лахлан станет вести себя как джентльмен. В соответствии с недавно обнаруженной в себе склонностью к бесстыдным утехам она не только расстегнула ему брюки и панталоны, выпустив наружу его возбужденную плоть, но слезла с его колена и опустилась на пол между его ног.

Лахлан перестал дышать, когда его окаменевшее орудие дерзко взмыло вверх. Венеция лукаво улыбнулась ему:

– Я ведь обещала, что оближу тебя с ног до головы, разве нет?

– Дорогая! – потрясенно вымолвил он, когда ее нежный рот сомкнулся вокруг его копья. Затем вздох неизъяснимого наслаждения сорвался с его губ. – Дорогая…

Припомнив, как ему нравилось, когда она гладила его той ночью в Кингьюсси, Венеция попыталась сделать то же самое губами и языком. И должно быть, ей это удалось, потому что Лахлан забормотал:

– О да… Силы небесные, да… вот так… да…

Но это было трудно, и рот ее, видимо, был недостаточно велик, чтобы охватить его.

– Иди сюда, Принцесса, – хрипло произнес Лахлан, подтвердив ее худшие опасения.

Венеция выпустила его плоть и грустно посмотрела на него:

– Я… я все сделала плохо, да?

Лахлан рассмеялся:

– Если ты так плохо действуешь, вообще не имея никакого опыта, то меня просто бросает в дрожь при мысли о том, чего от тебя ждать, когда ты наберешься мастерства. – Голос его понизился до тяжелого шепота: – Я хочу видеть тебя, когда мы занимаемся любовью. Всю тебя, твои великолепные груди, твой прекрасный рот. Оседлай меня, пожалуйста, пока я не сошел с ума.

Опьяненная сладкими звуками его слов, Венеция поднялась.

– Может, мне сначала развязать тебя?

Лахлан насмешливо изогнул одну бровь.

– Только если ты решишь, что я уже достаточно наказан за то, что обманул тебя. Вторую подобную ночь мне не пережить.

– Ты отлично знаешь, что не позволишь мне связать тебя еще раз.

Со смехом Венеция встала между его ног и, перегнувшись через его голову, потянулась за разделочным ножом, который оставила на столе, когда связывала Лахлана. При этом ее груди оказались совсем рядом с его лицом, и Лахлан жадно захватил один сосок губами.

Это усложнило ей задачу освободить его от пут.

– На твоем месте я бы не стала этого делать, – проворчала она, – если не хочешь, чтобы я отрезала себе палец.

Лахлан замер. Но в ту же секунду, как девушка разрезала связывавший его пояс и бросила нож на стол, он схватил ее. Раздвинув бедром ей ноги, он усадил ее верхом к себе на колени.

– Впусти меня в себя, – скомандовал он, глядя на нее голодными пылающими глазами. Когда она удивленно взглянула на него, он добавил мягче: – Опустись на меня сверху, понимаешь?

– Ох, – прошептала она и сделала, как он сказал, упиваясь тем, как он сдавленно застонал, когда его жаждущая плоть погрузилась в ее тесную глубину.

– Вот так… Ах, Принцесса… ты изумительна, ты…

Затем больше уже не было слов. Для него существовала только она, для нее – только он. Его ладони ласкали ее груди. Он осыпал ее поцелуями, и они ритмично двигались вместе, она вверх и вниз, он вперед и назад.

Вскоре внутри ее начало нарастать ощущение сладкого блаженства, предвкушение величайшего наслаждения, заставлявшее ее судорожно извиваться в его объятиях, бормоча несвязные неразборчивые слова:

– О, дорогой… да, Лахлан… возьми меня, любовь моя… сделай меня своей…

В стремительном броске она достигла вершины, пронзительным криком выплеснув свой восторг при погружении в бездну экстаза. С ответным стоном он сделал последний рывок и излил свое семя глубоко в ее лоно.

Когда они, тесно прижавшись друг к другу, упивались наслаждением полного соединения, в душе Венеции внезапно вспыхнула надежда. Может быть, Господь благословил ее, и семя Лахлана даст всходы. Может быть, в этот самый момент, в свою первую брачную ночь они дали начало новой жизни.

Поэтому когда она еще крепче обняла его, а он теснее прижал ее к себе, уткнувшись лицом в ее шею, девушка почувствовала, что они не только стали единой плотью, она ощутила себя частью его души – необузданной, нежной и ранимой, составляющей сущность Лахлана. Ее Лахлана. Навсегда…

И, не закончив свой внутренний монолог, Венеция прошептала:

– Люби меня, Лахлан.

Лахлан потерся носом о ее шею и хрипло ответил:

– Я люблю тебя, моя дорогая, люблю.

И Венеция почувствовала себя совершенно счастливой.

Но недолго ей оставалось наслаждаться моментом, потому что звуки шагов и разговор слуг, донесшиеся с задней части дома, возвестили о том, что близится рассвет. Смеясь, словно дети, Венеция и Лахлан заметались по комнате, собирая одежду и стараясь скрыть следы своего пребывания здесь.

Когда они украдкой поднялись по лестнице и пробрались в хозяйскую спальню, то мгновенно разделись донага и бросились в кровать, в объятия друг друга.

Сердце Венеции радостно забилось в груди, когда она взглянула мужу в лицо, которое с каждой минутой становилось все ближе и дороже.

– Ты предполагал такое? – прошептала она.

– Да, – серьезно сказал он, целуя ее в лоб.

То, что он даже не спросил ее, о чем она говорит, несказанно тронуло Венецию.

– По правде говоря, я начал влюбляться в тебя, когда ты, к моему удивлению, обсуждала со мной на балу, что находится под мужским килтом. А затем там, в Кингьюсси, когда ты меня лечила… – Лахлан сокрушенно покачал головой. – Ты представляешь, как трудно мне было оставить тебя спать одну? Как долго я не мог сомкнуть глаз, воображая, что ты лежишь подо мной, вздыхал, доказывая тебе, как сильно тебя хочу? Я едва не умер. Просто чудо, что мне удалось так долго сдерживать себя.

– Это и в самом деле так, – усмехнулась она. – Но ты подумай, насколько дольше мне пришлось сопротивляться тебе. – Она коснулась рукой его заросшей щетиной щеки. – Я полюбила тебя, когда мне было семь лет. Ты взобрался на дуб, чтобы спасти моего воздушного змея.

Лахлан нахмурился:

– Я этого не помню.

– Меня это не удивляет. Ты сделал это только потому, что я пристала к тебе со своей просьбой, а рядом больше никого не было. В то время ты смотрел на меня как на назойливую муху. Но для меня ты был самым замечательным парнем в мире. – Рыдания подступили к ее горлу. – И если бы я хотя бы подозревала о той ужасной обиде, которую нанес тебе отец, пойдя на поводу…

– Тш-ш, дорогая, тш-ш. Не будем вспоминать об этом. – Перекатившись на спину, Лахлан притянул ее к себе.

– Любимый, я знаю, это возмущает и расстраивает тебя Но ты мужественно выдержал эту порку, хотя знал, что наказан несправедливо.

– А потом я убежал, покинул свою семью.

– Кто посмеет обвинять тебя за это? Ты чувствовал, что тебя предали. Но потом же ты вернулся. – Венеция уперлась подбородком ему в грудь. – Почему?

Лахлан задумался.

– Это мой дом, мой клан. Как бы далеко я ни забирался в своих странствиях, я не мог не тосковать по дому и всей душой стремился в родные края. Особенно после того, что я натерпелся в битве под Новым Орлеаном. В тот день мы потеряли половину своих солдат. Наш британский командующий не хотел отдавать приказ к отступлению, несмотря на отсутствие приставных лестниц для штурма американских укреплений. – На его щеках гневно заходили желваки. – Так что мы вынуждены были оставаться на месте, давая возможность американцам отстреливать нас одного за другим из пушек и мушкетов. Дисциплина, видите ли. Мы, шотландцы, всегда крайне дисциплинированны в бою. – Лахлан горестно покачал головой. – Когда повидаешь такое и услышишь, как твои соотечественники, умирая, вспоминают родной дом, то начинаешь тосковать с особой силой.

Сердце Венеции сжалось от боли за него, и она поцеловала Лахлана.

– И тогда ты вернулся домой, но оказался у разбитого корыта.

Лицо его стало грустным.

– Отец умер, не помирившись со мной и не рассказав…

– Почему он так повел себя? Я не понимаю. Это очень странно. Если папа задолжал ему такую огромную сумму, то почему твой отец согласился на его возмутительные требования наказать тебя? Зачем ему это было нужно?

– Ты все еще не веришь мне насчет этой ссуды? – спросил Лахлан, напрягаясь.

– Я этого не сказала. Просто, похоже, здесь есть какая-то головоломка.

– Да, – сказал он, заметно расслабившись. – Но не из тех, что мы могли бы решить прямо сейчас.

– Ты никогда не спрашивал свою мать, что ей известно об этом?

– Лишь однажды. Она сказала, что отец думал, будто порка пойдет мне на пользу. Нагонит на меня страху.

– А она не пыталась его остановить?

Лахлан насмешливо приподнял бровь:

– Ты разве забыла, что я говорил тебе о женах шотландских горцев?

– Нет, – сухо ответила Венеция. – И я надеюсь, тебе понятно, что я никогда не стану такой женой и не буду смиренно стоять в стороне, пока ты будешь делать, что тебе вздумается.

Лахлан рассмеялся.

– Нет, этого я не жду, не сомневайся. – Он начал гладить ее по спине. – Иначе зачем бы мне соглашаться с тем, что ты будешь вести переговоры с твоим отцом от имени нашего клана, когда он приедет за тобой?

Венеция с недоумением уставилась на него:

– Ты ведь не собирался… ты решил…

– Теперь ты моя жена, – сказал он с грустной улыбкой. – Если я не могу доверить тебе вести переговоры от нашего имени, тогда кому я могу это доверить?

– О, Лахлан! – воскликнула Венеция, разразившись слезами. – Спасибо тебе, дорогой! Клянусь, ты об этом не пожалеешь!

Она приподнялась и осыпала его лицо поцелуями. Это окончилось долгим страстным поцелуем в губы, который вытеснил из ее головы все прочие мысли. Теперь она могла думать только об этом мужчине. И прежде чем она осознала это, он перевернулся, так что она оказалась под ним. Расположился между ее ног, проложив дорожку поцелуями к ее грудям, и забрал затвердевший сосок в рот.

И, занимаясь любовью с Лахланом, своим любимым, Венеция забыла обо всем на свете и позволила ошеломляющему водовороту страсти захватить ее полностью, всю, без остатка.

Несколькими часами позже, когда солнечные лучи ярко осветили комнату, Венеция проснулась и услышала, как в коридоре перешептываются слуги, вероятно, обсуждая, следует ли им беспокоить хозяина и их новую хозяйку. Она решила не обращать на них внимания и попыталась снова заснуть, но ей очень захотелось есть. И, зная Лахлана, она подумала, что ее муж тоже захочет перекусить, как только проснется.

Поднявшись с кровати, чтобы надеть рубашку, Венеция взглянула на Лахлана. Он крепко спал, лежа на спине, прикрыв локтем глаза. Простыня закрывала его только до половины. Трудно поверить, но теперь он действительно стал ее мужем, и он любил ее. При этой мысли можно было умереть от счастья.

С переполненным радостью сердцем Венеция подтянула простыню, чтобы прикрыть мужа полностью, и нежно поцеловала его взъерошенную голову. Затем собрала свою одежду и вышла в гардеробную комнату. Закрыв за собой дверь в спальню, она приоткрыла вторую дверь и позвала служанку, чтобы та помогла ей одеться.

– О, миледи, – воскликнула прислуга. – Я как раз собиралась разбудить вас. У нас гости в нижней гостиной, они требуют вас к себе.

– Мой отец? – спросила Венеция, чувствуя, как душа уходит в пятки.

– Нет, миледи. Полковник Ситон и леди Керр.

Тетушка Мэгги. Каким образом ей удалось узнать, что Венеция здесь?

Поспешно одевшись, девушка сбежала вниз по лестнице, горя желанием отправить тетушку прочь, прежде чем Лахлан проснется. Когда она ворвалась в гостиную, то обнаружила там леди Росс, пытавшуюся успокоить ее разбушевавшуюся тетушку, и хмурого полковника Ситона, молча наблюдавшего за ними со стороны.

– Тетя Мэгги! – воскликнула Венеция, расчувствовавшись при виде знакомого лица.

– Моя дорогая девочка! – Тетушка бросилась к ней и обняла так крепко, что Венеция едва могла дышать. Затем, к ее удивлению, тетушка разразилась рыданиями.

Венеция гладила ее по спине и старалась успокоить, тихонько приговаривая:

– Все хорошо. Со мной все в порядке. Ты же видишь, что я в порядке.

– Я так беспокоилась… – сквозь слезы пробормотала тетушка.

Мэгги потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки и побороть слезы. Затем она отступила назад и вытерла глаза. Когда полковник Ситон поспешил к ней, предложив свой носовой платок, нельзя было не заметить, с каким теплом они смотрели друг на друга.

Когда тетушка снова обратилась к племяннице, ее покрывшееся красными пятнами лицо выражало такое сильное волнение, что Венеция ощутила острое чувство вины.

– Я приехала, чтобы увезти тебя назад, – сказала тетушка. – Если мы отправимся в путь немедленно, то встретим твоего отца в гавани в Инвернессе, потому что, я не сомневаюсь, Квентин наверняка прибудет на корабле. Это кратчайший путь.

– Я не собираюсь уезжать, – возразила Венеция. – Мы с Лахланом поженились.

– Да, – сказала тетушка, схватив ее за руку, – леди Росс сказала мне, что ты вышла замуж за этого негодяя, но…

– Он вовсе не негодяй.

– Он похитил тебя! Ты знаешь, что он Шотландский Мститель?

– Я очень многое знаю о Лахлане, включая то, почему он вынужден был наряжаться этой персоной, – твердо заявила Венеция. – А самое главное, я знаю, что люблю его.

– И я тоже люблю ее, – раздался голос от дверей. Нахмурившись, Лахлан зашел в гостиную и встал рядом с Венецией, по-собственнически обняв ее за талию. – Мы женаты, и вы ничего не можете с этим поделать, леди Керр. Вам не удастся отнять ее у меня. – Он угрюмо взглянул на полковника: – Какого черта ты притащил сюда леди Керр? Ты должен был удерживать ее в Эдинбурге.

– Я пытался! – огрызнулся полковник Ситон.

– Ты сказал мне, что полковник не участвовал в твоем заговоре, – тихонько сказала Венеция Лахлану.

– Я хотел защитить его, – ответил Лахлан и сердито посмотрел на полковника. – Очевидно, он не счел нужным ответить мне тем же.

– Проклятие, парень! – возмутился полковник. – Мэгги далеко не дура. Она в какой-то момент поняла, что я тоже замешан в заговоре, и грозилась все разрушить. Я должен был ей все рассказать. У меня не было выбора. – Он гордо вздернул подбородок. – К тому же я очень рад, что рассказал ей. И ты тоже будешь рад, когда услышишь, что она собирается сказать.

Но тетушка Мэгги теперь расхаживала из угла в угол и рассуждала вслух:

– Возможно, нам удастся еше это уладить. У вас не было времени обвенчаться в церкви. Ни один священник не даст разрешения на брак мертвецу. – Она остановилась и бросила на Лахлана умоляющий взгляд. – Значит, вы женаты гражданским браком. А такой брак может быть расторгнут судом, в зависимости от обстоятельств.

Когда Лахлан напрягся, Венеция поспешно вмешалась:

– Мы произнесли свой брачный обет при свидетелях, тетушка Мэгги. Наш брак нельзя расторгнуть.

Тетушка, смертельно побледнев, без сил опустилась на диван.

– Тогда твой отец убьет его, моя дорогая.

– Он не сделает этого! – Венеция уселась на диван рядом с тетушкой и обняла ее. – Я знаю, папа наверняка разозлится, но…

– Разозлится! – Тетушка Мэгги покачала головой. – Ты даже не представляешь. Если он явится сюда и обнаружит, что сын Аласдэра женат на его единственной дочери, то можно ждать чего угодно.

– Но почему? Это папа не заплатил ему долг.

– И по серьезной причине. По причине, с которой Аласдэр без возражений согласился.

– Но я – не мой отец, – резко заявил Лахлан. – Мой клан нуждается в этих деньгах. Я не собираюсь оставаться в стороне и позволять Дунканнону безжалостно топтать моих людей только потому, что моему отцу не хватило смелости потребовать назад то, что ему задолжали!

– Не хватило смелости? Дело совсем не в этом, – возразила тетушка Мэгги.

– Тогда в чем же? – спросила ее Венеция.

Тетушка Мэгги заломила руки. Взгляд ее устремился сначала к леди Росс, затем к Венеции.

– Я объясню это Лахлану, и только ему одному. Я больше ничего не скажу, пока леди Росс и ты не покинете комнату.

– Если мой муж имеет отношение к этой неразберихе, – вмешалась леди Росс, – значит, я должна узнать, что он сделал, как бы ужасно это ни было.

– А раз это касается моего мужа, то касается и меня, – добавила Венеция. – Ты должна все рассказать нам всем.

– Ты не хочешь понять, моя дорогая, – жалобно сказала тетушка. – Пожалуйста, не заставляй меня рассказывать тебе. Просто возвращайся назад вместе со мной…

– Нет. – Венеция поднялась и встала рядом с Лахланом. – Я никуда без мужа не поеду.

– Хорошо, но не говори потом, что я тебя не предостерегала.

Тетушка Мэгги долго молчала. Когда она наконец заговорила, голос ее звучал трагически.

– Какие бы финансовые соглашения ни были заключены между Аласдэром и Квентином, все они были аннулированы тем летом, когда умерла моя сестра.

– Это имело отношение к маме? Но как? Почему?

– Потому что, если верить Квентину… – Тетушка Мэгги остановилась, лицо ее исказилось болью. – Если верить твоему отцу, твою мать убил Аласдэр Росс.

Глава 26

Дорогая Шарлотта!

Нам следует прекратить этот нелепый спор. Я никогда не соглашусь с тем, что всех мужчин можно равнять под одну гребенку, хотя именно это вам хотелось бы услышать. Я достаточно долго живу на свете, чтобы понимать – очень многие отличные парни вынуждены искать себе богатых жен, потому что это неплохой способ погасить свой долг или решить какие-то материальные проблемы. А большое число мошенников и негодяев скрывают свое вероломство под маской показной нравственности. Жизнь – довольно сложная штука.

Ваш верный друг Майкл.


Лахлан в ужасе уставился на леди Керр, страшное предчувствие ледяными тисками сжало его сердце.

– Но мама умерла при родах, – сказала Венеция. Тетушка согласно кивнула:

– Да. В то время она носила ребенка Аласдэра Росса. Твоего сводного брата.

– Сводного брата? – прошептал Лахлан. – Пожалуйста, скажите мне, что мы с Венецией не… что мы, конечно же, не…

– Нет! – поспешила успокоить его леди Керр. – Нет, вы не родственники. Роман между вашим отцом и моей сестрой начался через несколько лет после рождения Венеции. Он продолжался около года.

Лахлан посмотрел на свою мать. Он собирался спросить, знала ли она, но, увидев, как это известие потрясло ее, понял, что она впервые об этом слышит. Проклятие!

Леди Керр бросила на его мать умоляющий взгляд:

– Мне так жаль, леди Росс. Вы никогда не должны были об этом узнать. Квентин даже не подозревает о том, что сестра перед смертью во всем мне призналась. – Мэгги перевела взгляд на Лахлана с Венецией: – Никто из вас не должен был узнать об этом. Они не хотели причинить боль никому из вас.

– Они? – Лахлан все еще не мог полностью осознать новый поворот событий.

– Квентин, ваш отец и моя сестра, – объяснила леди Керр. – Ваш отец и моя сестра унесли свою тайну с собой в могилу. Квентин сделал бы то же самое, если бы не…

– Если бы не я, – сдавленно произнес Лахлан. – Если бы не Шотландский Мститель, поднявший возню вокруг старого долга.

Венеция положила ему ладонь на плечо, желая успокоить, но он стряхнул ее руку, продолжая смотреть невидящим взглядом в окно. Все эти годы он даже не подозревал, не мог себе представить, что в основе всех неприятностей лежит ужасная семейная тайна. Его отец. И мать Венеции.

Ничего удивительного, что Дунканнон отказался возвращать деньги, которые был должен. Какой уважающий себя мужчина станет платить человеку, наставившему ему рога?

Леди Керр поднялась с дивана.

– Я ничего не знала о деньгах, клянусь вам. Сестра никогда не упоминала об этом. В то время женщины нашего круга редко разговаривали о подобных вещах. Если бы я знала, возможно…

– Вот почему Аласдэр не требовал у графа выплаты долга, – медленно произнесла леди Росс безжизненным тоном. – Из чувства вины. Он убил жену Дунканнона.

– Не могу понять, почему вы обе продолжаете так говорить, – взорвалась Венеция. – Мама умерла при родах. В этом нет ничьей вины, даже если она носила ребенка сэра Аласдэра. С тем же успехом это мог быть ребенок папы.

– Боюсь, что нет, моя дорогая, – ласково сказала тетушка Мэгги. – После того как ты родилась, врачи сказали Квентину, что следующие роды убьют твою мать. Квентин любил жену и не хотел рисковать ее жизнью. Поэтому с тех пор они никогда не были близки.

Лахлан обернулся и увидел, что Венеция едва сдерживает рыдания. Слезы катились по ее щекам. Страшный гнев на отца вспыхнул в его душе. Его собственный отец был виновен в том, что девочка лишилась матери. Помоги ему Бог. Помоги, Господи, всем им.

– Не думай слишком дурно о своей матери, – сказала тетушка, обняв Венецию за плечи. – Она была очень одинока и просто умоляла Квентина не обращать внимания на слова врачей. Она говорила, что готова рискнуть. Он отказался. Поэтому Сюзанна стала искать общения с другим мужчиной, в котором видела друга. С отцом Лахлана.

На сердце Лахлана с каждой минутой становилось все тяжелее.

– Вы хотите сказать, что он соблазнил ее. Мой отец, такой благородный и добродетельный, глава клана, мужчина, который постоянно отчитывал меня за мои дурные порывы, нагло соблазнил ее. Он оказался самым заурядным прелюбодеем.

Его мать побелела как мел.

– Лахлан, пожалуйста…

– Нет, мама, я не стану его защищать! Он овладел женой Дунканнона, и с ней случилась беда. И к чему бы он ни прикасался, так было всегда. Он погубил ее. – Лахлан обратился к Венеции: – Он погубил твою мать, дорогая. Мне очень жаль! Прости меня.

– Это не твоя вина, – прошептала она. – Все, кто виноват в этом, мертвы.

Лахлан горестно рассмеялся.

– Но все, что происходило потом, уже моя вина, – прошептал он с болью в голосе. – Я все испортил, требуя назад свои деньги, в то время как единственное, чего хотел твой отец, – забыть все это. А потом я похитил тебя… – Голос его прерывался. – О Господи, что я наделал? Мой отец отнял у него жену, а я – дочь.

– Это не одно и то же, Лахлан! – Венеция пересекла комнату и взяла его за руку.

Он взглянул на ее маленькие беззащитные пальцы, и его снова охватил стыд.

– Нет, не надо, дорогая. Не надо. – Освободившись от ее руки, Лахлан отступил назад. Он взглянул на мать, потом на леди Керр и повернулся к дверям. – Мне нужно все это обдумать… разобраться. Я должен понять, что делать дальше. Как поступить правильно.

Решить, что предпринять, чтобы можно было жить в мире с самим собой.

Венеция вскрикнула и хотела бежать за ним, но тетушка остановила ее:

– Оставь его, дорогая. Дай ему время.

Лахлан смутно слышал эти слова, покидая усадьбу, но вряд ли осознавал их смысл. Все его мысли были обращены в прошлое, к ее далекому детству, к событиям, вспоминать которые до сих пор ему не очень хотелось.

Одно событие всплыло в его памяти. Случай, когда он наткнулся на отца, переходившего мост из Брейдмура. Тогда Лахлан получил такую взбучку, что даже не поинтересовался, чем мог заниматься его отец в поместье Дунканнона в столь ранний утренний час.

Теперь в его памяти всплыли и другие события. Например, странное поведение Дунканнона после того, как было объявлено о грядущем «благословенном событии». Даже теперь он помнил дикую ярость на лице графа всякий раз, когда его отец входил в комнату. Лахлан знал, что они с графом поссорились, но обычная бытовая ссора не могла стать причиной такого яростного гнева.

А Венеция… У него перехватило дыхание, когда он вспомнил, как Венеция, в то время еще маленькая девочка, страшно переживала из-за того, что ее родители постоянно ссорятся. Он тогда утешал ее тем, что практически все родители ссорятся и в этом нет ничего особенного.

Как же, должно быть, она страдала после смерти матери. Правда, в тот момент его не было рядом. Он уже убежал из дому, чтобы стать солдатом, потому что собственный отец предал его.

Кровь застыла в его жилах. Этот поступок в конечном счете тоже получил свое объяснение. Его отец, прелюбодей, отдал сына на откуп Дунканнону, который, видно, сходил с ума от страха за свою беременную жену. Его отцу, презренному трусу, не хватило мужества поддержать и защитить своего единственного наследника из-за собственного ужасного проступка. Отцу легче было подвергнуть Лахлана страданиям, бросить Дунканнону подачку и тем самым уменьшить свою собственную вину.

Но он пожертвовал не только сыном. Отец позволил не возвращать долг и в результате заставил весь свой клан страдать. И клан, и жену, и сына. Потому что посягнул на то, что ему не принадлежало. И был слишком большим лицемером, чтобы признать это. Самодовольный лицемерный осел, вот кто он был, Аласдэр Росс.

Погруженный в свои мысли, Лахлан брел по дороге к Брейдмуру. Но не только его отец оказался ослом. Лахлан с содроганием вспомнил, какую самоуверенную чушь он нес, стараясь оправдать похищение Венеции. Дунканнон каждый раз проявлял к нему милосердие, никогда не пытался отправить его на виселицу, никогда не объявляя его преступником и только один раз он решил расправиться с ним, когда Лахлан зашел слишком далеко.

Значит, не вина за невозвращенный долг мешала Дунканнону принять суровые меры. Нет, вероятно, им руководил страх. Любое расследование, связанное с Лахланом и его затянувшейся местью, может привести к раскрытию позорной семейной тайны. Дунканнон просто не хотел омрачать светлые воспоминания двух ни в чем не повинных женщин – его дочери и леди Росс. При этом пытался защитить и воспоминания самого Лахлана. То есть Дунканнон хотел защитить их всех, правда, на свой дурацкий манер.

А Лахлан отплатил ему тем, что украл его дочь, лишил ее невинности и обманом заставил вступить с ним в брак.

Чувство вины стало таким невыносимым, что грозило задушить его.

Лахлан огляделся и с удивлением обнаружил, что забрел в ущелье, где они с Венецией так часто бывали в детстве. Здесь он обычно удил рыбу, а она резвилась рядом и все время поддразнивала его.

Вдруг нестерпимая боль пронзила ему грудь. Венеция была права. Он был слишком неряшливым, недостаточно щепетильным, слишком торопливым, опрометчиво выносил суждения, не удосуживаясь выяснить все факты.

Теперь все, хватит. Он положит конец этой бессмысленной войне с Дунканноном.

– Ты нашел его? – воскликнула Венеция, когда Джейми вошел в гостиную.

Тот медленно обвел взглядом Венецию, леди Росс, тетушку Мэгги, полковника Ситона и тяжело вздохнул.

– Сэр Лахлан не разрешил мне говорить, где он. Он хочет побыть в одиночестве.

– Но почему? – Венеция поднялась и принялась взволнованно ходить по комнате. Сердце ее болезненно сжалось. – Какая польза в том, что он сидит один?

– Наверное, ему нужно, все обдумать. – Тревожные морщинки пересекали лоб леди Росс. – Я уверена, что все будет в порядке. Лахлан не из тех, кто способен совершить какую-нибудь глупость.

Венеция взглянула на леди Росс, и комок подкатил к ее горлу. Этой женщине нанесен такой тяжелый удар, но она и сейчас беспокоится только о сыне.

– Да, но у Лахлана довольно жесткие представления о справедливости и о том, что правильно или неправильно. И чем дольше он будет оставаться в одиночестве, тем больше эти мысли будут терзать его и тем труднее ему будет с этим справиться.

Леди Росс абсолютно права, и Венеции хотелось, чтобы Лахлан скорее вернулся и все успокоилось. Хотя ей все еще было больно думать о своей маме, ласковой и всегда улыбающейся. Опомнившись от первоначального шока, девушка осознала, что совсем плохо знала маму. Она всегда вспоминала ее как утонченную леди и прекрасную хозяйку. Жизнь с ней была для Венеции волшебной сказкой. Или балладой.

Но жизнь не сказка, и у одного и того же человека, оказывается, могут быть разные маски. Венеция узнала это благодаря Лахлану, который помог ей сбросить маску внешней благопристойности и выпустить на волю страсть истинной женщины. Быть утонченной – вовсе не означает быть мертвой.

Но отец Венеции рассудил иначе. Обнаружив «изъян» в своей сказочной фее-жене, он предпочел умолчать обо всем и скрыть навсегда эту тайну. Он возненавидел Шотландию, горцев и вообще все, что было связано с тем периодом его жизни. В конце концов он оставил родной клан и перебрался в Лондон.

Венеция могла его понять. Должно быть, воспоминания жестоко терзали отца. Оставаться здесь – означало ежедневно видеть Россов. Но теперь, когда все изменилось и она вышла замуж за одного из них…

У девушки перехватило дыхание. Как уговорить отца смириться с этим?

Нужно все уладить и восстановить мир. Господи, ведь уже прошло шестнадцать лет! Пора вскрыть этот нарыв и начать выздоравливать. Лахлан наверняка это поймет. Должен понять. И ей как-нибудь удастся заставить отца тоже осознать это.

Но время шло, а Лахлан все не появлялся. И Венеция уже начала беспокоиться. Она понимала его чувства, но ее настораживало его желание оставаться в одиночестве. Если бы он вернулся домой, они бы могли утешить друг друга.

Весь вечер в страшной тревоге она металась по комнате. И ей стало не легче, когда, выйдя из дома, она наткнулась на тетушку Мэгги в объятиях полковника Ситона. Они поспешно отшатнулись друг от друга, но девушка успела заметить, что они целовались.

– Я ищу Лахлана, – смущенно пробормотала Венеция.

– Здесь он не проходил, девочка, – сказал полковник. Затем схватил ее тетушку за руку. – Я понимаю, что сейчас не время, но я должен вам сказать… Когда все это кончится, я намерен жениться на Мэгги. – И он с любовью посмотрел на тетушку. – Эта безрассудная женщина только что дала согласие выйти за меня замуж.

При этих словах Венеции показалось, что ей в грудь вонзили острый кол.

– Несмотря на то, что вы помогли Лахлану похитить ее единственную племянницу? – язвительно заметила она, но тут же раскаялась. – Простите меня, я не то хотела сказать, Я очень рада, что Лахлан меня похитил, иначе мы никогда бы не встретились. – Венеция устремила взгляд в темноту. – Я очень волнуюсь за него.

Тетушка подошла к ней:

– Все будет хорошо, моя дорогая. Я уверена.

Венеции очень хотелось верить в это. Но позже, когда все улеглись спать, ее снова охватило отчаяние. Что же случилось с Лахланом? Почему он не возвращается?

На следующее утро Венеция проснулась с тупой болью в сердце. И обнаружила, что к их небольшой компании присоединился еще один человек… Ее отец.

Он, подобно тайфуну, ворвался во двор Росскрейга. Венеция наверху, в своей спальне, ясно слышала, как он скачет на коне туда-сюда, не переставая кричать:

– Венеция! Черт побери! Венеция, где ты?

Набросив поверх ночной рубашки плед, Венеция подошла к окну и высунулась наружу:

– Я здесь, папа!

Когда граф увидел дочь, его уставшее изможденное лицо засветилось такой радостью, что Венеция готова была разрыдаться. Если она когда-то и сомневалась в том, что отец любит ее, то теперь все сомнения развеялись. Он, пренебрегая опасностью, прискакал в лагерь врага один, без охраны. Венеция не знала, что это означает, – то ли он настолько отважен, то ли просто сошел с ума. Но это было не важно. Главное, что он здесь, и она очень рада его видеть.

Не одеваясь, она выбежала из дома. Новость о приезде Дунканнона мгновенно распространилась по поместью, и отовсюду высыпали люди, чтобы посмотреть на ее встречу с отцом. Граф спрыгнул с коня и заключил дочь в объятия. Его била такая дрожь, словно его только что вытащили из ледяной воды.

Венеция слегка отстранилась, чтобы взглянуть в дорогое лицо, и поняла, что отец очень страдал. Он был очень бледен, темные круги под глазами. Рыдания подступили у нее к горлу при виде того, каким болезненным и слабым стал он выглядеть всего за несколько недель.

– О, папа! – Дрожащей рукой она пригладила его седые волосы. – Ты, видно, не принимал свои лекарства? И совсем плохо ел…

Ее голос прервался, ее душили слезы. Она снова крепко обняла отца и разрыдалась. В этот момент она решила, что не даст его в обиду и сделает все для того, чтобы с ним обошлись справедливо. Его нужно защитить от новой боли.

Граф отклонился назад и внимательно посмотрел на дочь:

– Ты выглядишь лучше, чем я ожидал. Росс не… он не сделал тебе ничего плохого?

– Нет, папа. Он вел себя как истинный джентльмен. А с тех пор как мы приехали, я все время с леди Росс, она прекрасно обо мне заботилась. – Тут Венеция взглянула на лошадь отца: – Ты скакал всю дорогу верхом?

– Только из Инвернесса. Я прибыл на корабле. Мы причалили поздно ночью, и у меня ушло чертовски много времени на то, чтобы раздобыть лошадь. Росс велел, чтобы я приехал один. Так я и сделал. – Он упрямо сжал челюсти. – Выкуп я тоже привез, хотя он спрятан в Брейдмуре. Росс не получит ни пенни, пока не отпустит тебя.

– Значит, ты привез деньги, – сказала Венеция.

– И приехал сам – я выполнил оба условия. – Тень улыбки скользнула по его губам. – Потому что я хотел, чтобы ты была здорова и невредима.

– Ваше желание исполнилось, Дунканнон, – послышался голос из буковой рощицы возле усадьбы.

С замершим сердцем Венеция обернулась и увидела Лахлана, приближавшегося к ним широким шагом, и Джейми, следовавшего за ним по пятам. Выглядел Лахлан плохо, даже гораздо хуже ее отца, если такое вообще возможно. На нем были надетые наспех рубашка и брюки, измятый сюртук и больше ничего. Волосы были взлохмачены, а в его прекрасных глазах застыло чувство вины. Венеция повидала множество разных эмоций на лице этого человека, но такого – никогда. Он выглядел очень несчастным.

– Значит, негодяй сам, собственной персоной выполз из укрытия, не так ли? – Во взгляде отца сквозили злоба и ненависть. – Полагаю, ты явился сюда, чтобы получить свои деньги.

– Нет, – сказал Лахлан, приблизившись к ним. – Мне не нужны деньги.

При этих словах граф замер на месте. Затем нахмурился:

– Я все равно отдам их тебе. Я хочу, чтобы ты, чертов кровосос, оставил мою семью в покое. И за это я плачу тебе выкуп. Но давай внесем в это дело ясность, Росс. Деньги ты отбираешь у меня вымогательством, и никак иначе. Я тебе ничего не должен.

Лахлан смертельно побледнел, и Венеции очень захотелось его поддержать в эту минуту. Но сначала нужно было привести в чувство отца.

– Папа, – прошептала она. – Мне все известно о ссуде и о том, почему ты не стал ее возвращать.

Когда он удивленно посмотрел ей в глаза, она продолжила:

– Я знаю про маму и сэра Аласдэра.

Лицо графа исказилось ужасом и стыдом.

– Тебе сказал Росс? Но как он узнал?..

– Нет, тетушка Мэгги все рассказала нам прошлой ночью. Она решила, что это нужно сделать до твоего приезда. Теперь мы все знаем правду.

Ошеломленный граф в растерянности посмотрел на леди Керр, которая как раз в этот момент вышла из дома и торопливо приближалась к ним в сопровождении полковника Ситона, державшегося в нескольких шагах позади нее.

– Вы знали? – спросил граф. Тетушка утвердительно кивнула:

– Сюзанна рассказала мне перед смертью. Квентин…

– Вы не имели права говорить об этом! – закричал он, не обращая внимания на людей, столпившихся вокруг. – Это личная жизнь, которая вас абсолютно не касается!

Венеция положила руку ему на плечо:

– Я рада, что она нам рассказала. Теперь мы можем оставить всю эту грязь позади.

Не обращая внимания на дочь, граф повернулся к Лахлану:

– Ты! Это все твоя вина! Ты никак не мог угомониться, не так ли? Тебе все время нужно было копаться в этом дерьме и ворошить то, что никогда не должно было выплыть на свет…

– Я знаю, – хрипло сказал Лахлан. – Вот почему я пришел сюда, милорд. Вы имеете право вынести мне за похищение Венеции любой приговор. И я готов его принять. Если бы я имел хоть малейшее представление о том, что сделал мой отец, я бы никогда… – Лахлан остановился, голос его от волнения прерывался. Затем он расправил плечи. – Но теперь, когда я все знаю, я согласен принять любое наказание. Делайте со мной что хотите – прикажите выпороть хлыстом, арестуйте, отдайте под суд за вылазки под видом Шотландского Мстителя – все, что вам угодно. Я не стану бороться с вами.

Речь Лахлана вызвала недовольный ропот среди людей его клана. Венеция была потрясена. Лахлан не должен был брать на себя так много.

– Мне следовало бы тебя повесить, – злобно сказал граф.

– Нет! – Венеция бросилась вперед и встала перед отцом. – Я тебе не позволю!

– Я сказал, следовало бы, – проворчал он, – но это не означает, что я собираюсь сделать это. – Граф оглядел двор, в котором столпились все Россы, не понимая, кто теперь друг, а кто враг. – Судьба матери и всего клана зависят от него. Почему, ты думаешь, я никогда не пытался прежде добиться его ареста? Я знал, что он делает то, что считает правильным. – Лицо графа снова вспыхнуло гневом. – Но ты зашел слишком далеко, Росс, когда похитил Венецию.

– Твои люди едва не убили его, папа. – Венеция повернулась и с нежностью посмотрела на Лахлана, которого так любила. – Они избили его до полусмерти.

Красные пятна выступили на морщинистом лице отца. Ему явно было стыдно.

– Видит Бог, я этого не хотел. Я не хочу тебя наказывать, Росс. Мне нужно, чтобы ты отдал мне мою дочь и оставил нас в покое.

Лахлан судорожно вздохнул и произнес тихим хриплым голосом:

– Хорошо, сэр.

Ужасное предчувствие охватило Венецию. Сердце ее сжалось.

– Ты не можешь отдать меня назад, Лахлан! Ты мой муж.

Ошеломленный взгляд ее отца остановился на ней.

– Твой муж?

– Ваша дочь ошибается, милорд, – произнес Лахлан тем же безжизненным тоном, как в ту ночь, в Кингьюсси, когда старался вырвать ее из своего сердца.

Чувствуя, как внутри у нее все перевернулось, Венеция отошла от отца, не в состоянии поверить, что Лахлан мог такое сказать.

– Я твоя жена, Лахлан. Как ты можешь отрицать это?

Он даже не взглянул на нее.

– Брак не был законным, миледи, и вам это хорошо известно.

Когда низкий гул прокатился по толпе, отец Венеции спросил:

– Что вы имеете в виду, когда называете ваш брак незаконным?

– Мы произнесли обет на гэльском, сэр.

– Моя дочь не понимает по-гэльски, – воскликнул граф. Лахлан усмехнулся:

– Конечно, я обманом заставил ее повторять за мной слова. Никакой суд не утвердит такой брак.

Ошеломленное молчание повисло над толпой. Тетушка Мэгги вздохнула, а леди Росс принялась что-то бормотать себе под нос насчет безмозглых мужчин.

Лахлан решил бросить ее, черт бы его побрал. Он считает, что это будет справедливо по отношению к отцу и Венеции. Как только у него язык повернулся?!

– Вы не можете доказать, что я не понимаю по-гэльски. Все присутствующие здесь слышали, как я сказала, что все понимаю.

В первый раз за это утро Лахлан взглянул на нее:

– Можете вы повторить эту клятву сейчас, леди Венеция?

Его официальный тон ранил ее еще больше.

– Венеция? – поторопил ее отец. Она гордо выпрямилась:

– Здесь вам не суд. Я не обязана повторять обеты или что-либо доказывать. Моего слова вполне достаточно.

Отец схватил ее за руку.

– Мы заключили наш брак, вступив в супружеские отношения, – сказала Венеция, покраснев. – Мне кажется, это вполне достаточная причина.

Отец с удивлением уставился на нее, затем гневно посмотрел на Лахлана:

– Ты посмел уложить в постель мою дочь? Ты, подлый негодяй?

– Нет, – спокойно сказал Лахлан.

Венеция раскрыла рот от удивления. Он будет отрицать и это? Он хочет стереть из памяти те драгоценные мгновения? Да как он смеет!

– Она говорит другое! – рявкнул ее отец. – Зачем ей лгать?

– Потому что ей жаль меня и мой клан. Она думает, что поможет нам, если выйдет за меня замуж и отдаст мне свое состояние. У вашей дочери доброе сердце и проницательный ум. Она решила, что вы никогда не согласитесь на наш брак и не отдадите мне ее приданое, если она не будет обесчещена.

– Чертовски верно, я бы никогда не согласился.

– К счастью, она осталась чиста, сэр. – Взгляд его устремился к девушке. Вне всякого сомнения, в нем читалась нежность. – Ни один мужчина не смог бы нанести вред такому совершенному созданию, как ваша дочь.

Жгучие слезы подступили к глазам Венеции. Неужели он и вправду думает, что совершает доброе дело, освобождая ее от брака? Неужели он и в самом деле думает, что она спокойно уедет и оставит его? Черта с два она уедет.

– И тем не менее ты назвал это совершенное создание лгуньей.

Лахлан побледнел.

– Она не лгунья. Просто слишком усердно пытается мне помочь.

Венеция подошла к нему:

– То, что я люблю тебя, ничего для тебя не значит? Ты ведь тоже говорил, что любишь меня.

Внезапно в глазах его что-то вспыхнуло. Какая-то мука, боль, отчаяние, и в душе девушки шевельнулась надежда. Затем его лицо снова стало непроницаемым.

– Я много чего говорил вам. – Он сглотнул, затем продолжил тем холодным отвратительным тоном, который она терпеть не могла: – Это были наглые попытки получить то, что мне нужно, – ваше приданое, деньги, которые, как я думал, ваш отец был нам должен.

Ну хватит, это уже слишком. Венеция по-настоящему разозлилась. Она подошла вплотную к Лахлану, лицо ее пылало.

– Значит, ты меня не любишь?

Он посмотрел ей в глаза, выражение его лица говорило об обратном.

– Отправляйтесь домой, леди. Вам не место здесь, в этом разоренном поместье, где еле сводят концы с концами.

Венеция заметила, что пока он не смог заставить себя открыто сказать, что не любит ее.

– Меня все это совершенно не волнует! И мое место здесь, именно здесь! Спроси любого, скажут то же самое.

– Ваше место в вашей семье. Я думал, у меня есть серьезная причина забрать вас, но я ошибался. Вы можете это понять? У меня нет на это права.

Венецияприщурилась:

– Так вот о чем идет речь? Ты погрешил против своих собственных представлений о том, что правильно, а что нет, и теперь стараешься искупить это, совершив что-нибудь до глупости благородное?

– Я не собираюсь походить на своего отца, черт побери! – выкрикнул он, потом спохватился и стал говорить тише: – Мой отец отнял то, что ему не принадлежало, у своего друга, который не сделал ему ничего плохого. Он так никогда и не ответил за свой проступок. Я творил то же самое, сыпля соль на раны человека, который этого не заслужил. Ну что ж, больше этого не будет. Все кончено.

– Ты хочешь сказать, что собираешься искупить свои грехи, растоптав мое сердце?

Боль исказила его лицо, прежде чем он успел овладеть собой.

– Я отсылаю вас туда, где ваше настоящее место. Где вам надлежало оставаться всегда, если бы у меня хватило здравого смысла это понять. – Он смотрел вдаль, взгляд был отсутствующим, желваки заходили по его скулам. – Как только вы вернетесь в Лондон, вы увидите, что я прав. Найдете себе мужа, который будет достоин вас, и займете свое место в том обществе, к которому всегда принадлежали. Тогда вы забудете все, что здесь было.

– Должно быть, ты считаешь меня ветреной, непостоянной женщиной, раз можешь так думать.

– Я думаю, вас захватила детская романтика. Но это ненадолго.

Он и прежде говорил нечто подобное, но тогда он еще плохо знал ее, поэтому имел основания так думать. Но теперь все изменилось. И нет никаких причин так считать. Все это страшно разозлило Венецию.

– А что, если обнаружится, что я ношу ребенка? – спросила она громко, не заботясь о том, что кто-то еще ее услышит.

Бросив тревожный взгляд через плечо девушки туда, где стоял ее отец, мгновенно встрепенувшийся при этих словах, Лахлан на минуту застыл, затем снова посмотрел на нее:

– Вы говорите это только для того, чтобы надавить на своего отца. Потому что нам с вами отлично известно, что если бы это было так, ваш отец заставил бы меня жениться на вас.

– И тогда ты бы на мне женился?

– Если вы обнаружите, что ждете ребенка. Но вы этого не сделаете.

Так вот, значит, как он собирается оправдать это… безумие. Он отсылает ее в Лондон обесчещенной, но свободной. И она может выбрать себе другого мужа, потому что большое приданое легко сгладит в глазах любого мужчины такой несущественный изъян, как утрата девственности.

Но если окажется, что она носит его ребенка… ну что ж, это совсем другое дело. Тогда он должен будет признать ее женой – это будет справедливо, правильно.

Ну что ж, его ожидает сюрприз. Венеция тоже не лишена чувства справедливости. Может, Лахлан и провел много лет вдали от родных краев из-за своей гордости, но она не собирается позволить ему отказаться от нее из-за дурацких идей об искуплении грехов. Значит, нужно на него надавить.

– Прекрасно, – сказала Венеция, надменно вздернув подбородок. – Раз ты меня не хочешь, я уеду.

Лахлан стиснул зубы.

– Я не говорил, что не хочу…

– Послушай, меня, Лахлан, и слушай хорошо. – Она подошла к нему так близко, что они оказались нос к носу. – Я даю тебе три дня, чтобы ты пришел в чувство. После этого мы с отцом уедем в Лондон.

Он молча смотрел на нее, и лицо его было при этом жестким и непреклонным. Венеция нахмурилась:

– Если мы уедем, я исчезну для тебя навсегда, понимаешь? Ты никогда больше ничего обо мне не услышишь. Если окажется, что у меня будет ребенок, ты никогда об этом не узнаешь. Если я выйду замуж за другого и позволю ему воспитывать твоего ребенка, ты тоже не будешь об этом знать.

Он упрямо сжал челюсти.

– Ваш отец мне расскажет…

– Нет, он сам не будет знать. И если для этого мне придется уехать в другую страну, я так и сделаю. – Похоже, это потрясло его, и она безжалостно продолжала: – Если я уеду отсюда без тебя, то буду сама распоряжаться своей жизнью. Я могу просто поехать погостить к моей подруге Амелии в Марокко и не вернуться.

На лице Лахлана отразилась тревога, и Венеция добавила:

– Если ты собираешься вышвырнуть меня из своей жизни, Лахлан Росс, то я выброшу тебя из своей. – Голос ее прерывался. – Так что лучше тебе хорошо и основательно подумать. Потому что если я уеду навсегда, тебе придется всю оставшуюся жизнь гадать, где я, и что со мной, и есть ли у тебя где-то на земле сын, носящий имя другого мужчины.

Когда он, ничего не отвечая, продолжал смотреть на нее ввалившимися от усталости глазами, Венеция с трудом сдержала рыдания. Она надеялась, что ее угрозы заставят упрямого болвана изменить свои намерения, но неужели ничего не выйдет? Сможет ли она через три дня действительно покинуть эти места навсегда?

Нет, никогда! Но Венеция не собиралась сообщать ему об этом. Пришло время дать понять Лахлану Россу, что жизнь не всегда развивается по его законам. И понять, что в этой жизни правильно, а что нет, совсем не так легко, как кажется на первый взгляд.

– И есть еще кое-что, над чем тебе следует подумать в следующие три дня, – продолжала Венеция, еле сдерживая слезы. – Поразмышляй над этим в спальне, где мы признались друг другу в любви, пока будешь утешать себя тем, что поступаешь правильно, искупая чужие грехи. – Венеция протянула руку и коснулась ладонью его щеки. – Величайший грех – отречься от любви. И этот грех ты не сможешь ничем искупить.

Тут она повернулась, чувствуя, как разрывается ее сердце, взяла отца за руку и ушла, оставив Лахлана в гордом одиночестве.

Глава 27

Дорогой кузен! Я готова договориться о перемирии между нами, если вы согласитесь со мной по одному вопросу. Мужчина, охотящийся за состоятельной женой, с самого начала должен признаться, в каком положении находится. В таком случае ни одна женщина не сможет обвинить его в предательстве. Наверняка вы не станете возражать, что наиболее удачные браки основаны на честности.

Ваша родственница Шарлотта.


Свой первый день в разлуке с Венецией Лахлан провел в полном оцепенении. Он проверил работу винокурен, а потом отправился в Дингуолл, чтобы оповестить народ о том, что он не погиб. Его малоубедительный рассказ о том, будто ему пришлось «оставаться мертвым», пока люди Шотландского Мстителя еще представляли опасность, был принят с пониманием. Все были так искренне рады его возвращению, что даже не пытались докопаться, как это произошло.

Хоть кто-то не был на него зол. Члены его клана кипели от ярости, потому что Лахлан не потребовал от Дунканнона денег. Они не понимали, что произошло на самом деле, а он не собирался их просвещать. Дунканнон заслуживал того, чтобы его семейная тайна не получила широкой огласки.

Мама тоже этого заслуживала. Лахлана передергивало каждый раз, когда он представлял себе, какое, должно быть, она испытала унижение, узнав, что ее покойный муж затащил в постель ее ближайшую подругу. Лахлан не знал, как ее утешить.

Да она бы ему и не позволила. Отказываясь говорить с ним, она расхаживала по дому, сетуя на то, что с ними нет Венеции, которая всегда готова помочь. Теперь мать называла его не иначе, как «мой сын идиот», и настолько часто, что это начинало ему надоедать.

Уж мама, не в пример остальным, могла бы его понять. Разве Венеция не заслуживает лучшей жизни? Неужели ей будет хорошо здесь, в Шотландском нагорье, в нищете, в отрыве от своей семьи?

Чувство вины с новой силой охватило его. Одно дело слушать, как Венеция говорит о стареющем больном отце, и совсем другое – видеть, как она взволнованно возле него хлопочет. Они нужны друг другу. Девушка действительно заслуживает лучшего, чем быть прикованной к мерзавцу, который вырвал ее из семьи.

Не важно, что она, судя по всему, с этим не согласна. Со временем она поймет. Было бы эгоистично с его стороны удерживать ее здесь. Какое имеет значение, что при одной мысли о том, что она покинет Россшир и больше никогда не вернется в эти края, его сердце разрывается на куски? Позволить ей уехать – значит поступить правильно.

В ту ночь он долго не мог уснуть. А утром он проснулся с мыслью, что остается всего один день до отъезда Венеции в Лондон. Помоги ему Бог.

Лахлан оделся и отправился искать мать.

– Мне нужно, чтобы ты съездила в Брейдмур, к Венеции.

Мать удивленно посмотрела на него.

– Ты должна попросить ее написать тебе из Лондона, если выяснится, что она беременна.

Леди Росс скрестила на груди руки.

– С какой стати я должна это делать?

– А с такой, что речь идет о твоем внуке! Наверняка тебе будет интересна его судьба.

– Да, но ты лишил меня права заботиться о младенце, когда отказался признать ваш брак законным.

Лахлан хмуро посмотрел на мать:

– Ты прекрасно знаешь, что я спал с Венецией в ту ночь, когда мы произнесли клятвы. Многие слуги наверняка видели, как она утром выходила из моей спальни. И конечно же, они тебе об этом рассказали.

Леди Росс пожала плечами:

– Я все еще не понимаю, какое отношение это имеет ко мне. У тебя есть шанс удержать жену. Ты отвергаешь его – значит, ребенок тебя не интересует.

– Меня волнует вовсе не ребенок! – воскликнул Лахлан. – Мне невыносима мысль, что Венеция будет вынашивать его в одиночестве, понимаешь? А вдруг что-нибудь случится?

Лицо его матери несколько смягчилось.

– Я думаю, ты сам отказал себе в праве быть рядом.

– А что, если она действительно уедет в Марокко? Есть ли там хорошие врачи? Если нет, придется обращаться к местным лекарям, а это наверняка опасно.

– Полагаю, что такое вполне возможно.

Лахлан сердито посмотрел на мать.

– А если она останется в Лондоне и родит ребенка, в обществе ее ославят шлюхой. Ей придется жить в уединении. – Лахлан покачал головой. – Венеция не будет счастлива в изоляции. Ей нравится светская жизнь.

– Не думала, что тебя особо интересует, что ей нравится.

– Конечно, интересует! Позтому-то я и поступил так. Ради нее. Чтобы она могла вести достойную жизнь, бывать в обществе.

– Это она сказала тебе, что хочет именно этого?

Лахлан тяжело вздохнул.

– Венеция пока сама не знает, чего хочет. И что она может знать, если я соблазнил ее и обманывал на каждом шагу? – Лахлан метался из угла в угол. – Она даже не понимает, что ее брак со мной означает разлуку с больным отцом, навряд ли Дунканнон когда-нибудь захочет вернуться в Шотландию.

– И все же она сама должна сделать выбор, тебе не кажется? – Леди Росс пристально посмотрела на сына. – Ведь тебя все это совершенно не беспокоило до того, как ты узнал о романе отца с леди Дунканнон.

– Беспокоило. Но я был эгоистичным высокомерным ослом, готовым пренебречь тем, что ей нужно, ради того, чтобы заполучить ее.

– Потому что, как ты считаешь, разлучить ее с подлым графом Дунканноном – это справедливо, а с пострадавшим – жестоко?

– Когда ты изображаешь дело так… Ну, пожалуй, да. – Комок подкатил к горлу. – Посмотри, как ужасно поступок отца повлиял на жизнь Венеции, отправив ее мать в могилу. Но и я поступил не лучше. Отец не исправил нанесенного им зла, а я должен это сделать.

– Прежде всего, – строго сказала его мать, – не твой отец отправил леди Дунканнон в могилу. Она вырыла ее себе сама. Она ведь могла отказаться ложиться с ним в постель. – Печальная улыбка тронула ее тонкие губы, и Лахлана захлестнула волна сочувствия к ее страданиям. – Но она не отказалась. Когда ты похитил Венецию, у нее не было выбора, но потом она много раз имела возможность уехать. Однако она осталась. – Глаза леди Росс сверкнули, когда она взглянула на сына. – Она ведь не отказалась разделить с тобой постель, правда?

– Только потому, что она беспокоилась о своем отце и хотела смягчить меня.

– Ты ведь сам в это не веришь. А как насчет ее слов о любви? Это ложь?

Внезапно перед Лахланом всплыло лицо Венеции, ее затравленный кричащий взгляд после его жестокого предательства. Ведь он сделал вид, что не любит ее.

– Не знаю, – прошептал он. – Если бы я не сунул нос куда не следует, она бы вернулась в Лондон. – Мысль о том, как бездумно он вырвал девушку из ее привычной среды, больно ранила его. – Я совершил то, на что не имел права, и разбил ее жизнь. Ее и Дунканнона.

– Да, это правда. Беда в том, что подобно маленькому мальчику, столкнувшему кувшин со стола, ты думаешь, что разбитый кувшин можно восстановить, если собрать все осколки и сложить их вместе там, где он раньше стоял. Ты думаешь, что можешь отправить девушку домой с ее отцом, словно между вами ничего не было. Вряд ли из этого выйдет что-то путное, сын мой. – Коснувшись ладонью его щеки, она ласково добавила: – Но это не означает, что нельзя расплавить осколки и изготовить новый кувшин. Ты должен придумать способ, как тебе поладить с женой и ее отцом.

Лахлан отвернулся от матери, слезы душили его.

– Если она останется здесь, со мной, а потом начнет скучать и будет несчастной, я никогда себе этого не прощу.

– Ее это не волнует – она сама сказала. Так почему бы тебе не попытаться? Разве ты ее не любишь?

– Я люблю ее больше жизни, – прошептал он.

– Ты любишь ее, она любит тебя, значит… – Леди Росс замолчала, глядя на сына изучающе. – А может быть, ты боишься, что любовь не продлится долго? Боишься ее разочаровать?

Пораженный этим до странности точным замечанием, Лахлан взглянул на мать, чувствуя, как его сердце тяжело и часто стучит в груди, так что он не в силах с этим справиться.

– Неужели ты и в самом деле считаешь себя таким необузданным и безответственным? Это миф, созданный твоим отцом. Ты таким никогда не был. – Голос ее зазвучал сдавленно. – Ты не единственный, кто много размышлял в эти дни. Я теперь поняла, почему Аласдэр всегда был так зол на тебя. – Марджори судорожно вздохнула. – Он ужасно боялся, что ты узнаешь правду. Что в один прекрасный день ты обнаружишь, что под внешней благопристойностью скрывается необузданный и безответственный человек. Поэтому он постарался сплавить тебя подальше. Он был трусом, не пожелавшим, чтобы ты открыл правду о нем. – Леди Росс вытерла слезы. – Не будь трусом, отсылающим прочь всех, кто хочет по-настоящему узнать тебя. Нетрудно прожить жизнь в одиночестве, сын. А вот чтобы прожить вместе, требуется большое мужество. Но в конечном счете твоя жизнь может стать намного богаче.

Лахлан едва мог дышать, слезы душили его.

– По крайней мере дай девушке шанс узнать, кто ты на самом деле. Если ты этого не сделаешь, то горько пожалеешь об этом. – И, ласково похлопав сына по щеке, она ушла.

«Дай девушке шанс узнать, кто ты есть на самом деле».

Да, действительно, мысль об этом пугала его. Что, если она его возненавидит за необузданный горячий нрав и покинет его?

Лахлан горько рассмеялся. Покинет она его потом или сейчас – какая разница? В любом случае ему придётся жить без нее. А за те два дня, что он провел в разлуке, Лахлан понял, что прожить без нее он не сможет.

Оглядев свежеокрашенные стены Росскрейга, Лахлан вспомнил, какой гордостью светилось прекрасное лицо Венеции, когда она водила его по дому, чтобы показать проделанную работу. Но может быть, этот энтузиазм не продлится долго? И она устанет от суровой жизни в шотландской глуши?

В любом случае нужно дать ей шанс выяснить это. Потому что иначе его жизнь потеряет всякий смысл.

Квентин просматривал бухгалтерские книги. Венеция была права. Дела в Брейдмуре шли из рук вон плохо. Похоже, Маккинли с каждым днем все глубже запускал руку в доходы поместья.

А Квентину было не до него. Он мог бы объяснить это плохим здоровьем или горькими воспоминаниями, но ведь прошло уже шестнадцать лет с тех пор, как Сюзанна предала его с его лучшим другом. Чертовски долгий срок, чтобы лелеять обиду.

Он все еще не был уверен, что поступил неправильно, отдав земли под овцеводство, что бы там ни говорила по этому поводу Венеция. Но он понял, что когда-то имел то же самое, что Росс имеет сейчас на своей земле: людей, которые заботились друг о друге, помогали друг другу. С уходом этих людей что-то безвозвратно исчезло.

Когда яркие лучи полуденного солнца осветили кабинет, граф откинулся на спинку кресла и огляделся. Его дочь, видно, задумала восстановить порядок в поместье. Она распорядилась снять во всем доме запылившиеся скатерти, накидки и покрывала, достать серебро из кладовки, застелить постели. Когда он спросил, зачем она все это делает, если они вскоре возвращаются в Лондон, Венеция грустно улыбнулась в ответ, и граф понял, что дочь все еще ждет Росса.

Как теперь ему быть с Россом? Этот человек похитил его дочь, да. Но он оказался вовсе не тем безответственным болваном, каким Квентин его считал. Граф разговаривал со многими людьми в Дингуолле – все его очень хвалили. И бог знает как, но Росс ухитрился сохранить свое поместье и сплотить клан – неумному и неумелому человеку сделать это вряд ли удалось бы.

Кроме того… Граф вздрогнул, услышав топот копыт на подъездной аллее. Это не леди Керр и ее полковник. Они уже уехали в Лондон, чтобы сообщить дочери Ситона о предстоящей свадьбе.

Несколько мгновений спустя в дверь его кабинета постучалась экономка.

– Сэр Лахлан Росс просит принять его, милорд.

Проклятие! События развиваются слишком быстро.

Но Венеция проест ему мозги, если он отправит парня восвояси.

– Пригласите его сюда.

Лахлан Росс вошел, держа шляпу в руке. Лицо его выражало смущение и тревогу.

– Добрый вечер, сэр. Я приехал за своей женой.

Квентин прищурился:

– Но ведь ты говорил, что у тебя нет жены.

– Я много чего наговорил. В какой-то момент мне показалось, что Венеция заслуживает лучшего мужа.

– Да, тут я с тобой согласен.

Лахлан нахмурился. Он чуть не задохнулся от уязвленной гордости, но надо отдать ему должное, не отступил.

– Дело в том, сэр… заслуживаю я ее или нет, но я люблю ее.

– В самом деле? – скептически спросил граф.

– Да, люблю. – Росс расправил плечи. – Может быть, вам трудно в это поверить, но это правда. Я знаю, что вы не хотите видеть меня своим зятем – Бог свидетель, я вас за это не виню, – но Венеция меня тоже любит, и клянусь вам, я сделаю все для того, чтобы она была счастлива.

Квентин тяжело вздохнул. Момент, которого он с ужасом ждал, наступил. Он должен принять решение. Самое обидное, что выбор казался очень легким, потому что они с лэрдом хотели одного и того же – сделать Венецию счастливой. А за последние два дня она ясно дала понять, что может быть счастлива только с Лахланом Россом.

Граф снова вздохнул:

– Так что же ты хочешь от меня?

– Вашего благословения. Оно очень много значит для Венеции.

– И полагаю, ее приданое тебе тоже нужно.

Лицо Лахлана вспыхнуло.

– Нет, милорд, я не возьму денег.

Квентин откинулся на спинку кресла.

– Тогда я не дам тебе своего благословения.

Лахлан пришел в замешательство:

– Это было бы неправильно…

– Я не могу допустить, чтобы моя единственная дочь еле сводила концы с концами, когда у нее солидное состояние. Ты берешь эти деньги, иначе я не дам благословения. Это мое последнее слово.

Лахлан выругался, раздраженно теребя пальцами поля шляпы. Наконец вздохнул…

– Хорошо, я приму приданое. Но деньги будут закреплены за ней и нашими детьми.

– Как скажешь. Хотя я полагаю, что она найдет, что сказать тебе по этому поводу. – Граф выставил на стол графин виски. – Садись, и давай выпьем, чтобы скрепить наш договор.

Коротко кивнув, Росс уселся и оглядел кабинет.

– Вы намереваетесь остаться в Брейдмуре? – спросил он, пока Квентин наполнял бокалы.

– Я подумываю об этом. Венеция заставила меня задуматься.

Лахлан улыбнулся:

– Она умеет заставить мужчину шевелить мозгами.

Квентин протянул бокал Лахлану.

– Венеция говорит, что пора мне самому заняться делами и обратить внимание на состояние нашей собственности. – Он поднял свой бокал с грустной улыбкой. – И она хочет, чтобы я был рядом и нянчил внуков.

Росс задумчиво уставился в свой бокал.

– Как отнесся Маккинли к тому, что вы остаетесь?

– Не знаю. Я уволил его сегодня.

Лахлан мгновенно поднял голову.

– Мне не понравилось, во что он превратил ваше поместье. – Взглянув на графа с уважением, он отхлебнул из бокала и удивленно заморгал. – Где вы это взяли?

– Купил в городе у отличных парней. Мне сказали, что это лучшее виски в округе, хотя и получено на подпольной винокурне. – Ошеломленное выражение лица Лахлана вызвало улыбку на губах Квентина. – Если ты увидишь того, кто это производит, можешь сообщить ему последние новости. Я слышал, герцог Гордон собирается представить на рассмотрение в парламент новый закон об акцизах, так что производство виски в Шотландии снова станет доступным. Виски такого превосходного качества заслуживает широкого рынка.

– Я ему передам.

Квентин выпил еще глоток, стараясь подготовиться к исполнению еще одной тяжкой задачи.

– Росс, я и представить себе не мог, что Сайкстон со своими людьми так жестоко изобьют тебя. Клянусь, я не приказывал им тебя убивать.

Испытывая неловкость, Лахлан покачал головой:

– Теперь все в прошлом. Не стоит об этом говорить.

– Но это был не первый раз, когда тебя били по моей вине, так что послушай, что я скажу. – Граф залпом допил виски. – Много лет назад, когда тебя обвинили в воровстве, я на самом деле поверил, что это ты подбил парней на кражу. Тогда я только узнал насчет… твоего отца и Сюзанны и готов был поверить в любую подлость со стороны вашей семьи. – Он повертел бокал в руке. – Я выместил свою злость на тебе, потому что не мог разобраться с ним. Я думал, что каждый удар по тебе будет ранить его в самое сердце.

– Если не считать, что у него не было сердца, не так ли?

– Похоже, что так. – Квентин взглянул на Лахлана. – Потом я выяснил, что ты не был виноват, но к тому времени ты уже убежал из дому. Так что… я хочу извиниться перед тобой за все. За то, что дурно о тебе думал, за то, что заставил тебя… страдать.

– Благодарю вас, сэр, – пробормотал Росс. – Все это давно прошло.

– Да.

Они выпили еще, молча, потом Росс поставил бокал на стол.

– Не хочу показаться невежливым, сэр, но…

– Ты хочешь увидеть Венецию. Понимаю. – Граф кивком указал на дверь: – Ты найдешь ее в узком ущелье. Одному Богу известно, почему она так любит там гулять.

Росс вдруг залился краской, Квентину нетрудно было догадаться почему.

Но когда лэрд поспешил к дверям, Квентин его окликнул:

– Росс?

Лахлан остановился в дверях и оглянулся:

– Да, милорд?

– Если бы ты не пришел за ней в течение трех дней, я бы все равно отыскал тебя и вырвал из твоей груди сердце, понял?

К его удивлению, Росс слабо улыбнулся:

– Вам бы не удалось это сделать, сэр. Мое сердце уже очень давно похитила ваша дочь.

Когда Лахлан вышел в холл, граф допил остатки виски и откинулся в кресле. Возможно, в конечном счете возвращение в Брейдмур не станет таким уж тяжелым испытанием. Отличное виски, трудолюбивый зять… внуки.

Не говоря уже о том, что леди Росс в эти дни выглядела на удивление хорошо, хотя прежде она казалась ему несколько простоватой. Женщина в доме, конечно, не помешала бы, особенно теперь, когда он отдает дочь этому мошеннику Лахлану. А леди Росс свободна, и это, кроме всего прочего, тоже важно.

Размышляя, граф еще некоторое время сидел с блаженной улыбкой на лице.

Глава 28

Дорогая Шарлотта!

Перемирие – отличная мысль. Только не забывайте, моя прекрасная кузина, что если вы ожидаете искренности и правды, то должны отвечать тем же. И я очень рассчитываю на ваше доверие и расположение. И надеюсь, что вы не заставите меня сомневаться в вашей честности по отношению ко мне.

Ваш нетерпеливый друг Майкл.


Венеция пересекла ущелье и остановилась возле островка белых ромашек недалеко от большого дуба.

Слезы подступили к ее глазам, но Венеция безжалостно подавила их. Она не станет плакать. Ни за что.

Она сорвала ромашку и стала отрывать лепесток за лепестком так, как делала это в детстве, каждый раз приговаривая:

– Любит, не любит, любит, не любит…

– Любит.

Венеция застыла, услышав знакомый голос. Она не оглянулась. Не смогла. Что, если ей это просто показалось? Но тут она услышала торопливые шаги за спиной.

– Любит, – повторил хриплый голос, полный глубокого чувства. – Милая, я люблю тебя.

Тысячу раз за последние несколько дней Венеция готовилась к этой встрече. Продумывала, что станет говорить, если наступит такой момент. Но сейчас, столкнувшись лицом к лицу с Лахланом, она не могла вымолвить ни слова. Он был одет в свой лучший костюм, но было видно, что он очень взволнован. Венеция ни разу не видела, чтобы Лахлан из-за чего-либо нервничал.

– Я люблю тебя, – снова повторил он.

– Как я могу тебе верить, – прошептала она, – если всего два дня назад ты практически отрицал это.

– Два дня назад я был ослом.

– Да уж, не стану возражать. – Он смущенно замолчал, и Венеция вздохнула. – Я могу понять, почему ты сказал, что брак не был законным. – Она посмотрела на злополучную ромашку. – И я почти понимаю, почему ты не захотел признаться перед папой, что делил со мной постель. – Тут голос ее прервался. – Но как ты мог отрицать, что любишь меня?

– Я знаю, что был не прав. – Когда он приблизился к ней, Венеция увидела темные круги под глазами, побледневшее осунувшееся лицо. – Я не знаю, как все исправить. Ты сказала, что отречение от любви – очень большой грех. Но я готов его искупить и делать все для того, чтобы ты простила меня.

Венеции очень хотелось броситься к нему и сказать, что она его простила, но она не хотела облегчать ему жизнь. Ну уж нет, ведь он заставил ее так страдать!

– Почему это я должна тебя простить?

– Я только что сказал твоему отцу, что ты уже давно завладела моим сердцем. Без тебя я не человек, а лишь пустая оболочка.

Венеции так приятно было слышать эти слова, что она чуть не расплакалась.

– Ты разговаривал с отцом?

Лахлан утвердительно кивнул:

– Я просил его благословения. Он дал согласие.

– А что бы ты делал, если бы он отказал нам в благословении?

Взгляд его темных глаз опалил ее.

– Я бы выразил сожаление по поводу того, что он не сможет быть с нами на венчании. Но независимо ни от чего ты все равно моя жена. Что бы ни сказал твой отец, уже ничего нельзя изменить.

Сердце Венеции переполнилось радостью. Лахлан ее действительно любит. Он и вправду пришел только ради нее.

– Прошу тебя, дорогая, – задыхаясь, произнес он. – Ты должна ко мне вернуться. Если ты не согласишься, я вынужден буду принять решительные меры.

– Какие, например?

– Снова тебя похитить. Я взял с собой коляску. – С серьезным видом он полез в карман. – И веревку. Если ты меня вынудишь, мне придется воспользоваться этим.

Венеция еле сдержала улыбку.

– Сомневаюсь, что ты выбрал удачный способ вернуть мою благосклонность.

Лахлан протянул ей веревку:

– Тогда ты можешь связать меня и оставить здесь, чтобы меня немного потоптали овцы. Ты предпочитаешь это?

– На самом деле, – сказала она, взяв у него веревку, – я лучше воспользуюсь ею с другой целью.

– С какой?

Венеция обвязала веревкой его талию, потом свою.

– Хочу связать нас вместе. – Глаза ее наполнились слезами радости. – Чтобы мы никогда не разлучались.

Лахлан схватил ее в объятия.

– Больше мы никогда не расстанемся, клянусь тебе, – прошептал он.

Затем он поцеловал ее со всей своей любовью и нежностью. Наконец-то он целовал ее здесь, в ущелье, где она впервые узнала и полюбила его, и это оказалось гораздо лучше, чем то, о чем она когда-то мечтала.

Прошло немало лет, но теперь она получила наконец своего романтического героя-горца. И собирается провести с ним всю оставшуюся жизнь.

Когда он оторвался от ее губ, глаза его сияли, а дыхание участилось.

– Пойдем скорей домой. – Это уже был голос соблазнителя – с сильным гэльским акцентом, который ее всегда так волновал.

Взгляд Венеции скользнул вверх по склону – туда, где на вершине холма виднелся домик арендатора, в котором Лахлан сделал ее своей. Лукаво, с дразнящей улыбкой взглянув на Лахлана, она сказала:

– Можно, конечно, пойти домой, но, с другой стороны, жаль, что столько прекрасной шерсти пропадает даром…

Рассмеявшись, он обнял ее одной рукой, и они заспешили вверх по холму.

Забытая ромашка упала на землю, на ней оставался всего один лепесток.

Любит… Навсегда.

Эпилог

Венеция вышла из туалетной комнаты в городском особняке полковника Ситона в Эдинбурге и увидела, что в бальном зале было довольно много гостей, прибывавших сюда сразу после венчания полковника с тетушкой Мэгги, которое состоялось сегодня. Оркестранты настраивали инструменты, но волынщиков не было видно. Похоже, тетушка все-таки победила в споре с полковником. В отношении свадебной церемонии она осталась непреклонной – никаких народных мелодий, всяких там страспеев и рилов, никаких волынщиков и никакого виски. Все должно быть светским, в высшей степени изысканным и утонченным.

Венеция с сожалением вздохнула. И тут к ней подошла миссис Харрис.

Девушка приветливо улыбнулась своей наставнице:

– Миссис Харрис, что заставило вас оставить пансион в середине учебного года? Я уверена, полковник мог найти и кого-нибудь еще, чтобы доставить сюда свою дочь.

– Да, но тогда я бы упустила шанс познакомиться с вашим мужем. Не так часто мои воспитанницы сбегают с шотландскими лэрдами, не имеющими ни гроша за душой. – И она посмотрела на Лахлана, помогающего полковнику переставлять кресла. – Но вынуждена признаться, я начинаю понимать, что заставило вас забыть все, чему я вас учила. Он выглядит таким красавцем в своей парадной военной форме, не так ли?

– Да, конечно, – сказала Венеция, прижав ладонь к животу. Она не хотела ничего говорить Лахлану, пока не проконсультируется с доктором в Эдинбурге. Но теперь, когда ее предположения подтвердились, она собиралась незамедлительно сообщить мужу хорошую новость, как только они останутся одни.

– Знаете, – сказала миссис Харрис, – я всегда была уверена, что из всех моих бывших воспитанниц именно вам удастся заполучить самого богатого и титулованного джентльмена.

– Сожалею, что разочаровала вас, – пробормотала. Венеция, хотя на самом деле ничуть не жалела.

– Не говорите чепухи – вы выглядите счастливой, и это самое важное. – Миссис Харрис с любовью посмотрела на Венецию. – Сейчас вы уже совсем другая. Более раскованная.

Венеция рассмеялась:

– Любая, выйдя замуж за Лахлана Росса, стала бы такой. Он знает способ сделать женщину свободной и умеет заставить ее забыть о всяких условностях.

Когда миссис Харрис нахмурилась, девушка добавила:

– Вы тоже выглядите сегодня совсем иначе, вы как-то слишком… возбуждены. А я привыкла к вашей сдержанности. Неужели кузен Майкл так встревожил вас своими сообщениями?

Миссис Харрис еще больше помрачнела:

– Можно и так сказать. Он самый надменный, самоуверенный, скрытный и невозможный из всех мужчин.

Венеция с трудом сдержала улыбку.

– Я почти так же думала о Лахлане. Более того, тетушка Мэгги говорила то же самое о полковнике. Возможно, вы питаете к своему кузену не только родственные чувства.

– Придержите свой язычок! – Миссис Харрис принялась яростно обмахиваться веером. – Я даже не знаю, кто этот человек. Возможно, ему уже за семьдесят, а мне всего лишь немного за тридцать, и пока я не страдаю старческим слабоумием.

– Я всего лишь сказала…

– Глядите веселее, моя дорогая, к нам кто-то подходит.

Этим их разговор и закончился. Почувствовав, как встрепенулось ее сердце, Венеция обернулась и увидела, что к ней приближается Лахлан.

Отвесив учтивый поклон миссис Харрис, он предложил Венеции руку.

– Надеюсь, вы не откажетесь потанцевать со мной? – Глаза его сверкнули. – Боюсь, это всего лишь вальс, а не ваш любимый «Таллокгорум», но старый добрый вальс тоже может доставить нам удовольствие, не так ли? Хотя «Таллокгорум» вы могли бы и напевать.

– Очень смешно, – сказала Венеция, опираясь на его руку. – Ведите себя прилично, сэр, или же завтра, по пути в Росскрейг, я всю дорогу буду распевать «Таллокгорум».

– Ничего страшного, – ответил Лахлан, выводя ее в круг танцующих. – По крайней мере мама не сможет изводить нас своим храпом.

– Разве я тебе не говорила? Твоя мама поедет домой в карете моего отца.

Лахлан нахмурился:

– Ах, даже так? И кому только в голову пришла эта дурацкая мысль, чтобы мужчина и женщина в их возрасте путешествовали вместе одни…

– Они не будут путешествовать одни, – со смехом возразила Венеция. – Мы в своей карете поедем следом за ними. И тебе ли осуждать совместные поездки мужчины и женщины в одной карете.

Как только зазвучала музыка, Лахлан обвил рукой талию жены и закружил ее в танце.

– И все же не могу сказать, что мне все это по душе. Благодаря тебе твой отец, конечно, многое исправил в Брейдмуре. Вернул назад часть арендаторов и пытается совместить овцеводство с фермерством. Но это не означает, что я готов поощрять его ухаживания за моей матерью. Это как-то неприлично.

– Неприлично! – Венеция кивком указала ему на леди Росс, танцующую с ее отцом. – По-моему, все выглядит очень прилично! Разве не так?

– Мама никогда прежде не бывала на настоящем балу.

– Я об этом не подумала. Наверное, она бы лучше себя чувствовала на сельской вечеринке.

Лахлан теснее прижал жену к себе.

– А ты, дорогая? Где тебе больше нравится?

Она подняла на него глаза.

– Везде, где есть ты.

Должно быть, ему понравился ее ответ, потому что взгляд его потеплел, а объятие стало откровенно любовным.

– Значит, ты не станешь возражать, если мы покинем город завтра?

– Конечно, нет. Я очень хочу домой. – Венеция слегка поколебалась, но решила, что сейчас вполне подходящий момент. – Мне не терпится начать обустраивать детскую.

– Детскую? Но у нас нет… – Лахлан резко остановился и удивленно уставился на нее: – Ты что… у нас…

– Да, сэр, – ответила она, копируя его внезапно усилившийся акцент. – Я жду ребенка.

Из его горла вырвался какой-то странный утробный звук, гораздо более уместный на поле битвы, а не в бальном зале. Затем он подхватил жену на руки и закружился по залу.

– Лахлан, – запротестовала Венеция со смехом. – Отпусти меня сейчас же, на нас смотрят.

– Пусть себе смотрят, – сказал он, хотя тут же осторожно опустил ее на пол. – Ведь не каждый день мужчина слышит такую новость от любимой женщины. Думаю, этим городским шотландцам не помешает небольшая встряска, как ты думаешь?

Венеция оглядела «утонченных» друзей тетушки Мэгги. Все как один чопорные английские джентльмены. Не в пример горцам вроде Джейми, который счастливо отплясывал со своей новой девушкой.

– Да, я с тобой согласна. – Когда Лахлан, заключив ее в объятия, снова закружился в вальсе, она добавила: – Все они слишком уж надутые.

– Какие-то напряженные.

– И очень напоминают англичан. Их и в самом деле не мешает встряхнуть. Это пойдет им на пользу.

Лахлан сверкнул глазами.

– И что же ты задумала?

– Мы могли бы послать за волынщиком и скрипачом. Я не прочь станцевать разок страспей. А то и пару раз. – Венеция ухмыльнулась. – Пусть они сыграют «Таллокгорум».

– Я захватил своего лучшего виски для полковника. Оно осталось в нашей комнате в гостинице, но его можно принести сюда.

– Мы превратим этот бал в отличную вечеринку.

– Да. – Лахлан вздохнул. – Но твоя тетушка никогда не простит нам этого, ты же знаешь.

Венеция вздохнула:

– Полагаю, нам следует отказаться от этой затеи, если мы хотим сохранить мир в семье.

– Я тоже так думаю. – Они потанцевали еще немного. – Но вот что я тебе скажу, Принцесса.

– Да, любовь моя?

– Когда мы вернемся в Росскрейг, то закатим там такую вечеринку, какая еще никому не снилась. И мы… – он прервался на миг и посмотрел на ее живот, – все вместе, втроем, столько раз станцуем страспей, сколько тебе будет угодно.

– Или… – Она умолкла, лукаво улыбаясь.

– Или?

– Мы можем устроить собственную частную вечеринку в кабинете полковника.

На его лице появилось то загадочное выражение, от которого у нее всегда по коже бежали мурашки.

– Сейчас?

– Это зависит… – Венеция с озорством посмотрела на его килт, – от того, придерживался ли ты старых традиций, когда одевался и готовился к вечеру.

– А что? – спросил Лахлан, краснея.

– А то, мой дорогой муженек, – прошептала она, – что в таком случае нам будет гораздо легче заниматься этим в кресле.

И Лахлан, продолжая кружиться в вальсе, с веселым смехом увлек ее из зала через боковую дверь.

Примечания

1

Тартан – клетчатая шерстяная ткань, а также одежда из нее. – Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Претендент на английский престол, Карл Эдуард Стюарт, возглавивший в 1745 году восстание якобитов в Шотландии. Потерпел поражение в битве при Куллодене в 1746 году и спасся благодаря Флоре Макдоналд, предложившей ему переодеться в женское платье.

(обратно)

Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Эпилог
  • *** Примечания ***