Темнейшая ночь (любительский перевод) [Джена Шоуолтер] (fb2) читать онлайн

Джена Шоуолтер
Темнейшая ночь (любительский перевод)

Глава первая.

Смерть приходила каждую ночь, медленно, болезненно, и каждое утро Мэддокс просыпался в постели, зная, что должен будет умереть снова. Это было его величайшим проклятием и вечной карой. Он пробежался языком по своим зубам, желая чтоб вместо этого было лезвие клинка на горле его врага. Большая часть дня уже прошла. Он слышал, как время утекало прочь, ядовитое «тик-так» в его мозгу, каждый удар часов как насмешливое напоминание о смертности и боли. Менее чем через час, первое жало вопьется в его живот, и чтобы он ни делал, чтобы ни говорил, ничто не изменит этого. Смерть придет за ним.

«Проклятые боги», пробормотал он, наращивая скорость своих упражнений – жима штанги, лежа на скамье.

«Ублюдки, все до одного», знакомый мужской голос проговорил позади него.

Движения Мэддокса не замедлились от непрошеного вторжения Торина. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Уже два часа он сгонял свое разочарование, неудовлетворенность и злобу на боксерской груше, беговой дорожке и теперь на штанге. Пот стекал по его голой груди и рукам, соскальзывая по буграм его мышц чистыми речушками. Он должен истощиться мысленно, как был истощен физически, но его эмоции лишь становились темнее, могущественнее.

«Тебе не стоит быть здесь», сказал он.

Торин вздохнул. «Послушай. Я не намеревался перебивать, но кое-что произошло».

«Так позаботься об этом».

«Я не могу».

«Что бы это ни было, попробуй. Я не в форме для содействия». Эти последние несколько недель были той малостью, необходимой чтоб вызвать убийственный туман в его голове, когда никто вокруг него не был в безопасности. Даже его друзья. Особенно его друзья. Он не хотел, никогда не намеревался, но иногда был беспомощен против импульсов крушить и увечить.

«Мэддокс -».

«Я на грани, Торин», прокаркал он. «Я причиню больше вреда, чем добра».

Мэддокс знал свои пределы, знал их тысячи лет. С того рокового дня как боги избрали женщину для выполнения задания, что должно быть его. Пандора была сильна, сильнейший воин-женщина их времени. Но он был более сильный. Более способный. Все же его сочли слишком слабым, чтобы охранять dimOuniak, священный ларец – жилище демонов настолько гнусных, настолько вредоносных, что они не могли быть помещены даже в Преисподней. Как будто Мэддокс мог позволить его уничтожить. Огорчение разрослось в нем от оскорбления. Во всех них, всех воинах сейчас живущих здесь. Они усердно сражались для царя богов, убивали искусно и защищали основательно; их должны были избрать стражами. То, что их не избрали, было невыносимым стыдом. Они лишь думали проучить богов в ночь, когда стащили dimOuniak у Пандоры и высвободили ту ватагу демонов в ничего не подозревающий мир. Какими они были глупцами. Их план доказать свою силу провалился, когда ларец потерялся в драке, оставив воинов неспособными пленить опять ни одного злого духа. Разрушение и беспорядок вскоре воцарились, погружая мир в темноту, пока царь богов наконец не вмешался, проклиная каждого воина стать носителем демона. Подходяще проклятие. Воины выпустили зло, чтоб отомстить за свою уязвленную гордыню; теперь они будут вмещать его.

И так родились Повелители Преисподней.

Мэддокс получил Насилие, демона бывшего теперь такой же частью его как его легкие или сердце. Теперь, человек более не мог жить без демона, а демон не мог существовать без человека. Оны были сплетены вместе, две половинки целого. С первых мгновений, существо внутри него завлекало его творить злобные вещи, ненавистные вещи, а он был вынужден подчиняться. Даже когда это привело к тому, чтобы убить женщину – убить Пандору. Его пальцы сжали штангу так плотно, что суставы почти повыскакивали. За годы он научился контролировать некоторые из самых гнусных принуждений демона, но это была постоянная борьба и он знал, что мог быть разбит в любой момент. Что бы он ни отдал за единственный день спокойствия. Без сильнейшего желания вредить другим. Без битв внутри себя. Без забот. Без смерти. Лишь…умиротворение.

«Для тебя здесь небезопасно», сказал он своему другу, все еще стоявшему в дверях. «Ты должен уйти». Он поместил серебристый снаряд на подставку и приподнялся.

«Только Люсиену и Риесу позволено быть вблизи меня во время моей смерти». И лишь потому, что они играли свою роль в ней, сами не желая того. Они были так же беспомощны пред своими демонами, как Мэддокс.

«Еще час до того как это произойдет, так что…» Торин бросил ему полотенце. «Я рискну».

Мэддокс протянул руку из-за спины, поймал белую ткань и обернулся. Он обтер свое лицо. «Воды».

Ледяная бутылка была подброшена в воздух, прежде чем второй слог покинул его рот. Он ловко поймал ее, разбрызгивая влагу на грудь. Он выпил ледяное содержимое и осмотрел своего друга. Как обычно, Торин был одет во все черное и перчатки покрывали его руки. Светлые волосы волнами спадали ему на плечи, обрамляя лицо, которое смертные женщины считали чувственным праздником. Они не знали, что мужчина был фактически дьяволом в ангельской шкуре. Хотя должны были. Он практически светился непочтительностью, и нечестивый отблеск в его зеленых глазах заявлял, что он будет смеяться, вырезая ваше сердце. Или смеяться вам в лицо, пока вы будете вырезать его сердце. Чтобы выжить, он должен был находить юмор, где только мог. Как и все они.

Как каждый житель этой будапештской крепости, Торин был проклят. Он мог не умирать каждую ночь как Мэддокс, но не мог коснуться живого существа, кожа к коже, чтобы не заразить его болезнью. Торином владел дух Немочи. Он не ведал женского прикосновения более четырехсот лет. Он хорошо усвоил свой урок, поддаваясь похоти и лаская лицо возможной возлюбленной, принося тем самым чуму опустошающую деревню за деревней. Человека за человеком.

«Пять минут твоего времени», сказал решительно Торин. «Это все чего я прошу».

«Думаешь, мы будем наказаны за оскорбление богов сегодня?» ответил Мэддокс, игнорируя его требование. Если он не позволит просить у себя услуг, ему не придется чувствовать вины за отказ. Его друг издал еще один вздох. «Предположительно каждый наш вдох это наказание».

Действительно. Губы Мэддокса изогнулись в медленной, острой как бритва улыбке, когда он уставился в потолок. Ублюдки. Карайте меня и дальше, я бросаю вам вызов. Возможно тогда, в конце концов, он превратится в ничто. Хотя он сомневался, что богов они заботят. После наложения на них смертельного проклятья, они игнорировали их, делая вид, что не слышат их мольбы о прощении и отпущении грехов. Делая вид, что не слышат их обещаний и отчаянных предложений сделок. Что более они могут с ними сотворить, в любом случае? Ничто не может быть хуже, чем умирать снова и снова. Или быть лишенным всего доброго и хорошего…или хранить дух Насилия внутри своего ума и тела.

Вскакивая на ноги, Мэддокс бросил мокрое теперь полотенце и пустую бутылку для воды в ближайшую мусорную корзину. Он прошагал в дальний угол комнаты и скрепил руки над головой, наклоняясь в полукруглую нишу окон из окрашенного стекла и вглядываясь в ночь через единственную чистую секцию.

Он видел Рай. Он видел Ад. Он видел свободу, тюрьму, все и ничего. Он видел…дом.

Располагаясь на верху замковой горы, где была крепость, он напрямую обозревал город. Огни ярко сияли, розовые, голубые и пурпурные – они освещали сумрачно-бархатное небо, отражаясь в Дунае и обрамляя окутанные снегом деревья, возвышающиеся на местности. Ветер бушевал, снежинки танцевали и водили хороводы в воздухе.

Здесь он и остальные имели капельку секретности от остального мира. Здесь им было позволено приходить и уходить, не сталкиваясь с кучей вопросов.

Почему ты не стареешь? Почему эхо твоих воплей раздается в лесу каждую ночь? Почему ты иногда выглядишь словно чудовище?

Здесь, местные держали дистанцию, благоговейно, уважительно. «Ангелы», даже такой шепот слышал он во время редких столкновений со смертными. Если б только они знали.

Ногти Мэддокса слегка удлинились, вонзаясь в камень. Будапешт был городом величественной красоты, старомодного очарования и современных удовольствий, но он всегда чувствовал себя удаленным от этого. От замкового района, протянувшегося вдоль одной улицы, до ночных клубов, что выстраивались далее. От фруктов и овощей, которыми торговали на одном переулке, до живности, распродаваемой в другом. Возможно, это чувство разъединенности исчезло бы, исследуй он город, но в отличие от других, бродивших по желанию, он был пленен внутри крепости и прилегающих земель, так же как дух Насилия был пленен внутри ларца Пандоры тысячи лет назад.

Его ногти удлинялись далее, становясь почти когтями. Размышления о ларце всегда омрачали его настроение. Ударь стену, завлекало Насилие. Разрушь что-нибудь. Вреди, убивай. Ему бы хотелось уничтожить богов. Одного за другим. Обезглавить их, может быть. Вырвать их почерневшие, гнилые сердца, определенно.

Демон замурлыкал в одобрении.

Конечно же он мурлычет сейчас, подумал Мэддокс с отвращением. Любая жажда крови, неважно кто жертвы, встречала поддержку у существа. Хмурясь, он бросил ее один разгоряченный взгляд на небеса. Они с демоном были соединены так давно, но он помнил Тот день четко. Вопли невинных в его ушах, люди истекающие кровью повсюду вокруг него, страдающие, умирающие, демоны, пожиравшие их плоть в восторженном безумии. Лишь когда Насилие было помещено внутрь его тела, он утратил связь с реальностью. Не было ни звуков, ни образов. Лишь всепоглощающая тьма. Он не обрел своих ощущений, пока кровь Пандоры не забрызгала его грудь, ее последний вдох не отразился в его ушах. Она не была его первым убийством – или последним – но была единственной женщиной встретившейся с его мечом. Ужас наблюдать это когда-то полное жизни женское обличие сломанным и сознавать свою ответственность за это… До сего дня он не мог смириться с чувством вины, сожалением. Со стыдом и с печалью.

С той поры он поклялся делать все необходимое для контроля демона, но было уже слишком поздно. В бешенстве Зевс наложил на него еще одно проклятие: каждый раз в полночь умирать точно как Пандора – от удара меча в живот, шесть адских раз. Единственное отличие было в том, что ее мучения закончились через мгновения.

Его мучения будут длиться вечно.

Он выдвинул челюсть, пытаясь расслабиться перед очередным приступом агрессии. Не ему одному суждено страдать, напомнил он себе. Другие воины получили своих собственных демонов – буквально и фигурально. Торин был хранителем Болезни. Люсиен хранил Смерть. Рейес – Боль. Аэрон – Гнев. Парис – Разврат.

Почему ему не достался последний? Он мог бы отправляться в город в любое время, владеть любой понравившейся женщиной, упиваясь каждым звуком, каждым прикосновением.

Будучи собой, он не мог далеко путешествовать. Также не мог позволять себе находиться рядом с женщинами длительные промежутки времени. Если демон возьмет верх или он не сможет вернуться домой до полуночи, и кто-то найдет его мертвым и похоронит – или хуже, кремирует…

Как бы он желал, чтоб такой случай прекратил его жалкое существование. Ему следовало давно уйти и позволить изжарить себя в Преисподней. Или возможно ему стоило спрыгнуть с самой высокой крепостной башни и выбить мозг из черепа. Но нет. Неважно что он делал, он просто просыпался снова, прижженный также хорошо как рана.

«Ты уже давненько таращишься в окно», проговорил Торин. «Тебе не любопытно, что случилось?».

Мэддокс заморгал, словно оторванный от своих мыслей. «Ты все еще здесь?».

Его друг изогнул черную бровь, чей цвет ярко контрастировал с его серебряно-белыми волосами. «Я понимаю, что ответ на мой вопрос – «нет». Ты хотя бы успокоился?».

Был ли он когда-либо действительно спокоен. «Спокоен настолько, насколько такое существо как я может быть».

«Прекрати скулить. Я кое-то должен тебе показать, и не пытайся мне отказать на этот раз. Мы можем обговорить причину моего вторжения к тебе по дороге». Без лишних слов, Торин развернулся и зашагал из комнаты.

Мэддокс оставался несколько мгновений на месте, наблюдая, как его друг исчезает за углом. Прекратить скулить, сказал Торин. Да, это точно то, чем она занимался. Любопытство и искривленное желание позабавиться отбросили его смертельное настроение, и Мэддокс ступил из гимнастического зала в коридор. Холодные потоки воздуха кружились вокруг него, полные влаги и четких ароматов зимы. Он заметил Торина в нескольких футах поодаль и прошествовал вперед, быстро приближаясь.

«Что тут происходит?».

«Наконец-то. Заинтересован», лишь был его ответ.

«Если это одна из твоих шуток…». Как-то Торин заказал сотни надувных кукол и поместил их повсюду в крепости, все, потому что Парис по-дурацки жаловался на нехватку женского общества в городе. Пластиковые «дамы» таращились из каждого угла, их большие глаза и «трахни меня» тела насмехались над всеми проходящими мимо.

Такие вещи случались, когда Торин скучал.

«Я бы не тратил свое время, чтоб дурачить тебя», сказал Торин, не оборачиваясь. «У тебя, друг мой отсутствует чувство юмора».

Правда.

Пока Мэддокс продолжал идти, каменные стены тянулись с обеих сторон; подсвечники мерцали, пульсируя светом и огнем, отбрасывая тени с золотом. Жилище Проклятых, как нарек это место Торин, было возведено сотни лет назад. Хотя они обновили его, как могли, возраст выявлял себя в опадающих камнях и износившихся полах.

«Где все?» Мэддокс спросил, лишь после сообразив, что не заметил никого из остальных.

«Думаешь, Парис будет закупать продовольствие лишь потому, что наши закрома почти пусты и это его единственная обязанность, но нет. Он в поисках новой женщины».

Счастливый ублюдок. Одержимый Развратом, Парис не мог спать с одной женщиной дважды, потому он совращал новую – или двух, или трех – каждый день. Единственное неудобство?

Если он не мог найти женщину, он был вынужден делать вещи, о которых Мэддокс даже не хотел раздумывать. Вещи, заставляющие нормального темпераментного мужчину сгибаться над унитазом, выдавая содержимое своего желудка. Хотя в такие моменты зависть Мэддокса утихала, она всегда возвращалась, когда Парис разглагольствовал о своих победах. Мягкое касание бедра… встреча с разгоряченной кожей…стоны экстаза…

«Аэрон…Приготовься», начал Торин, «потому что это главная причина по которой я выследил тебя».

«Что-то с ним произошло?» требовательно произнес Мэддокс, пока темнота застилала его мысли и злость заполонила его. Круши, уничтожай, Насилие кричало внутри него, скребясь в углах мозга. «Он поранен?»

Аерон мог быть бессмертен, но его можно было повредить. Даже убить – это искусство они все обнаружили самым плохим из возможных способов.

«Ничего подобного», заверил его Торин.

Медленно, он расслабился и постепенно Насилие отступило.

«Что тогда? Расчищал беспорядок и выкинул что-то нужное?» Каждый воин имел свои особенные обязанности. Это был их способ поддерживать хоть какое-то подобие порядка посреди хаоса, царившего в их собственных душах. Аероновым заданием была уборка, то на что он жаловался ежедневно. Мэддокс заботился о починке жилища. Торин играл с акциями и облигациями, богам лишь ведомо, что это такое, обеспечивая их деньгами. Люциен занимался всей документацией, а Рейес снабжал оружием.

«Боги…призвали его».

Мэддокс замер, шок на мгновение ослепил его. «Что?» Определенно ему послышалось.

«Боги призвали его», терпеливо повторил Торин.

Но Греки не разговаривали ни с одним из них со дня гибели Пандоры. «Что им надо? И почему я слышу об этом только сейчас?»

«Первое, никто не знает. Мы смотрели фильм, когда он неожиданно выпрямился в кресле, онемевший, словно больше не было никого дома. Несколькими секундами позже он рассказал нам, что был призван. Никто из нас даже не успел отреагировать – только что Аерон был с нами, и тут его не стало».

«И второе», добавил Торин после паузы, «я пытался тебе сказать. Ты сказал, что тебе все равно, помнишь?»

Мускул дернулся ниже его глаза. «Тебе все же следовало мне сказать».

«Пока вблизи тебя были гантели? Умоляю. Я Болезнь, а не Глупость».

Это было…это было…Мэддокс не хотел размышлять, что это было, но не мог остановить ход мысли. Иногда Аерон, хранитель Гнева, полностью терял контроль над своим демоном и затевал мстительное неистовство, карая смертных за их осознанные грехи. Накладут ли на него теперь второе проклятие за его проступки, подобно Мэддоксу столетия назад.

«Если он не вернется таким же, как ушел, я найду способ взять приступом небеса и зарезать каждое божественное существо, что мне встретиться».

«Твои глаза мерцают ярко-красным», произнес Торин. «Послушай, мы все в замешательстве, но Аерон вернется вскоре и расскажет нам что происходит».

Справедливо. Он заставил себя расслабиться. Опять. «Еще кого-то призывали?»

«Нет. Люциен собирает души. Рейес, боги-знаю-где, наверняка ранит себя».

Он должен был знать. Хотя Мэддокс невыносимо страдал каждую ночь, он жалел Рейеса, который не мог прожить и часа без причиняемых самому себе мучений.

«Что еще ты хочешь мне сказать?» Мэддокс слегка коснулся кончиками пальцев двух высоких колонн, что примыкали к лестнице, прежде чем начинать подьём.

«Думаю, лучше будет, если я покажу тебе».

Будет это хуже чем объявленная новость про Аерона? Мэддокс гадал, шагая мимо комнаты развлечений. Их святилище. Светлица, создавая которую они не пожалели трат, была заполнена шикарной мебелью и всеми удобствами, которых воин мог желать. Имелся холодильник, переполненный изысканными винами и пивом. Бильярдный стол. Кольцо для баскетбола. Большой плазменный экран даже сейчас высвечивал изображение трех обнаженных женщин в середине оргии.

«Вижу, Парис был здесь», отметил он.

Торин не ответил, но ускорил шаги, ни разу не взглянув на экран.

«Неважно», пробормотал Мэддокс. Направлять внимание Торина на что-либо плотское было излишне жестоко. Мужчина, давший обет целибата, должен был жаждать секса – прикосновения – всеми фибрами своего естества, но он никогда не даст себе возможности предаться этому.

Даже Мэддокс наслаждался женщиной при случае.

Его возлюбленными обычно становились бывшие Париса, те достаточно глупые девицы, что пытались последовать за ним домой, надеясь снова разделить с ним ложе, не представляя насколько невозможным это было. Они всегда были опьяненными сексуальным возбуждением, как последствием приветствия Разврата, потому редко беспокоились кто, в конце концов, проскользнет меж их бедер. В большинстве случаев, они были слишком счастливы принять Мэддокса взамен – хотя это было безличное соединение, настолько же эмоционально пустое, насколько и физически удовлетворительное.

Так и должно быть. Для защиты своих тайн воины не допускали людей внутрь крепости, принуждая Мэддокса уводить женщин наружу в прилегающий лесок. Он предпочитал брать их стоящими на руках и коленях, не смотря им в лицо, быстрым единением, что не пробудит Насилие и не принудит его сделать вещи, что будут преследовать всегда и в любой реальности. После Мэддокс отсылал женщину домой, предупреждая: не возвращайся никогда или умрешь. Это было просто. Позволять более длительное знакомство было бы глупо. Он мог привязаться к ней, и определенно причинил бы ей боль, что лишь обрушило бы еще больше вины и стыда на него.

Хотя, как-нибудь, ему бы хотелось медленно провести время с женщиной, как это мог Парис. Ему бы хотелось целовать и лизать все ее тело; хотелось бы тонуть в ней, полностью теряя себя, без боязни падения контроля, что заставило бы его поранить ее.

Достигнув наконец комнат Торина, он выкинул эти мысли из головы. Время, проведенное в мечтаниях – потерянное время, он хорошо это знал.

Он осмотрелся. Он бывал в этой комнате ранее, но не помнил компьютерной системы у стены или множества мониторов, телефонов и различной другой техники, расположенной повсюду. В отличие от Торина, Мэддокс избегал большинства технологий, поскольку так и не привык к быстрому изменению вещей – словно каждое улучшение также быстро удаляло его от того беззаботного воина, каким он был когда-то. Хотя и соврал бы, утверждая, что не радовался удобствам, предоставляемым этими новинками.

Завершив осмотр, он обернулся к другу. «Овладеваешь миром?»

«Неа. Лишь наблюдаю его. Это лучший способ защиты для нас, и лучший способ заработать немного монет». Торин шлепнулся в мягкое вертящееся кресло перед наибольшим экраном и принялся печатать на клавиатуре. Он из потухших мониторов засветился, черный экран запестрел серым и белым цветами. «Вот, что я хотел тебе показать».

Осторожно, чтоб не коснуться друга, Мэддокс шагнул вперед. Неясное пятно постепенно стало толстыми, непрозрачными линиями. Деревья, понял он. «Мило, но я не испытывал ужасной потребности это увидеть».

«Терпение».

«Поторапливайся», парировал он.

Торин бросил на него косой взгляд. «Раз ты так любезно просишь…Я поставил тепловые датчики и скрытые камеры вокруг нашей территории, таким образом, я всегда знаю, если кто-то забредет». Еще пара секунд записи и изображение на экране двинулось вправо. Потом была быстрая вспышка красного, мгновение и пленка продолжилась.

«Вернись», произнес Мэддокс, напрягаясь. Он не был экспертом наблюдения. Нет, его умение состояло в фактическом убийстве. Но даже он знал, что являла собой та красная вспышка. Тепло тела.

Сигнал, сигнал, сигнал и красный срез вновь поглотил экран.

«Человек?» поинтересовался он. Силуэт был мал, почти изящен.

«Определенно».

«Мужчина или женщина?»

Торин пожал плечами. «Похоже, женщина. Слишком велика для ребенка, слишком мала для взрослого мужчины».

Едва ли кто-либо рисковал прогуливаться по мрачному холму в это время ночи. Или даже дня. Был ли он слишком призрачным, слишком мрачным или это было признаком уважения местных, Мэддокс не знал. Но он мог сосчитать на пальцах одной руки всех разносчиков, желающих исследований детей и женщин, крадущихся за сексом, что осмелились на такое путешествие за прошлый год.

«Одна из возлюбленных Париса?» поинтересовался он.

«Возможно. Или…»

«Или?» подтолкнул он, когда его друг засомневался.

«Ловец», угрюмо сказал Торин. «Наживка, что более вероятно».

Мэддокс сжал губы в жесткую линию. «Теперь знаю – ты дразнишь меня».

«Подумай. Разносчик всегда приходит с коробками, а девчонки Париса всегда мчаться прямиком к передней двери. Эта ходит кругами и с пустыми руками, останавливается каждые пару минут и делает что-то у деревьев. Закладывает динамит в попытке поранить нас, возможно. Или камеры, чтобы следить за нами».

«У нее пустые руки».

«Динамит и камеры достаточно малы для маскировки».

Он помассировал тыльную часть шеи. «Ловцы не выслеживали и не терзали нас со времен Греции».

«Возможно, их дети и дети их детей искали нас все это время. Возможно, они в конце концов нашли нас».

Страх неожиданно зашевелился в животе Мэддокса. Сначала шокирующее призвание Аэрона, а теперь непрошеный посетитель. Простое совпадение? Его мысли перенеслись назад в те черные дни в Греции, дни войны и дикости, воплей и смерти. В те дни воины были более демонами, чем людьми. В те дни тяга к разрушению диктовала каждый их поступок, и людские тела усеивали улицы.

Ловцы вскоре восстали из пытаемых масс, лига смертных намерившихся изничтожить тех, кто выпустил такое зло, и была порождена кровавая вражда. Сражения в которых он боролся, с лязгом мечей и бушующим огнем пожаров, горящей плотью… И мир, как нечто из сказаний и легенд…

Однако величайшим оружием Ловцов было прелестное коварство. Они обучали женщин-Наживок соблазнять и отвлекать внимание, пока они внезапно нападали, убивая. Так они устроили убийство Бадена, хранителя Недоверия. Они не смогли убить самого демона, однако, и он выпрыгнул из подкошенного тела, сумасшедший, обезумевший, искаженный потерей своего носителя.

Где демон обитал сейчас, Мэддокс не ведал.

«Боги определенно ненавидят нас», сказал Торин. «Как можно лучше навредить нам, чем послав Ловцов как раз тогда, когда мы наконец-то отхватили себе кусочек мирной жизни?»

Его страх усилился. «Они не пожелали бы, чтоб демоны, обезумившие без нас, высвободились в мир. Не так ли?»

«Кому ведомы причины хоть одного их действия». Утверждение, без намека вопроса. Никто из них действительно не понимал богов, даже после всех этих веков. «Нам надо что-то предпринять, Мэддокс»

Его взгляд скакнул к часам и он напрягся. «Звони Парису».

«Уже звонил. Он не отвечает по сотовому».

«Звони -»

«Думаешь, я бы действительно беспокоил тебя так близко к полуночи, если бы был кто-нибудь еще?» Торин крутнулся в кресле, глядя на него с внушающей страх определенностью. «Только ты».

Мэддокс встряхнул головой. «Очень скоро, я буду умирать. Мне нельзя быть вне этих стен».

«Также нельзя и мне». Что-то темное и опасное мерцало в глазах Торина, что-то ожесточенное, превращая зеленый в ядовито-изумрудный. «Ты, по крайней мере, не уничтожишь всю человеческую расу своим выходом».

«Торин -»

«Тебе не побить этот аргумент, Мэддокс, потому хватит тратить зря время»

Он запустил руку в свои волосы, длиной по подбородка, выражая расстройство.

Мы должны бросить это умирать снаружи, заявило Насилие. Это – человека.

«Что если это Ловец», сказал Торин, будто слыша его мысли, «Что если это Наживка? Мы не можем позволить ей жить. Она должна быть уничтожена».

«А если это невинный и мое проклятье смерти нагрянет?» парировал Мэддокс, подавляя демона насколько это было возможно.

Чувство вины промелькнуло в выражении лица Торина, словно каждая забранная им жизнь кричала в его сознании, умоляя его спасти тех, кого он мог. «Это риск, на который мы должны пойти. Мы – не те монстры, какими хотели бы видеть нас демоны».

Мэддокс стиснул зубы. Он не был жестоким человеком; не был чудовищем. Не бессердечным. Он ненавидел волны безнравственности, постоянно пытающиеся его захлестнуть. Ненавидел то, что делал, чем он был – и во что может превратиться, если когда-нибудь перестанет сопротивляться этим черным побуждениям и злым помыслам.

«Где сейчас человек?» спросил он. Он отправиться в ночь, даже если ему это дорого обойдется.

«На берегу Дуная».

Пятнадцатиминутная пробежка. У него достаточно времени вооружиться, найти человека, провести его в безопасное место, если это невинный, или убить, смотря по обстоятельствам, а затем вернуться в крепость. Если что-нибудь задержит его, он может умереть вне стен крепости. Кто-то другой, достаточно глупый, чтоб бродить по горе, попадет в опасность. Когда придет первая боль, он отступит пред Насилием и те черные пожелания поглотят его.

У него не будет другой цели, кроме разрушения.

«Если я не вернусь до полуночи, пусть остальные ищут мое тело, так же как Люциена и Рейеса». И Смерть и Боль приходили к нему каждую полночь, неважно где был Мэддокс. Боль наносила удары, а Смерть сопровождала его душу в ад, где она оставалась мучимая огнем и демонами такими же отвратительными, как и Насилие, до утра.

К сожалению, Мэддокс не мог обеспечить безопасность своих друзей в открытом пространстве. Он мог поранить их прежде, чем они завершат свои обязанности. А если он поранит их, то страдания от этого, будут дополнением к агонии проклятья смерти, что посещает его каждую ночь.

«Пообещай мне», произнес он.

Мрачно глядя, Торин кивнул. «Будь осторожен, мой друг».

Он зашагал из комнаты, в его движениях сквозила поспешность. На полпути в коридор, Торин крикнул, «Мэддокс. Возможно, ты захочешь взглянуть на это».

Возвращаясь, он испытал новый приступ страха. Что на этот раз? Что может быть хуже? Подойдя к мониторам, он вопросительно изогнул бровь, молча приказывая Торину поторапливаться.

Торин указал на монитор кивком подбородка. «Кажется их еще четверо. Все мужчины…или амазонки. Их не было здесь раньше».

Проклятье. Мэддокс изучил четыре новых красных силуэта, один больше другого. Они понемногу приближались. Да, все и вправду может оказаться препаршиво. «Я с ними разберусь», произнес он «Со всеми». Чем больше он поддавался эмоциям, тем убыстрялся его шаг.

Он добрался до своей спальни и направился прямиком к кладовке, минуя кровать, единственную вещь из мебели в комнате. Он разбил туалетный столик, зеркало и кресла в одном из приступов ярости.

Однажды он был достаточно глуп чтобы заполнить помещение успокаивающими водопадами, растениями, любыми мелочами, распространяющими умиротворение и смягчающими натянутые нервы. Ничто из этого не сработало, и было разбито вдребезги в считанные мгновения, едва демон взял верх. С тех пор он то, что Парис называл минималистским стилем.

У него все еще была кровать по той единственной причине, что она была железной, и Рейесу требовалось что-то, к чему его приковывать, когда приближалась полночь. Они хранили в изобилии матрасы, простыни, цепи и железные намордники в одной из соседних комнат. На всякий случай.

Поторапливайся! Он набросил футболку через голову, натянул ботинки и прикрепил кинжалы на запястья, талию и щиколотки. Никаких пистолетов. Он и Насилие соглашались в одном – враг должен умирать вблизи и видеть лицо убивающего.

Если кто-либо в лесу является Ловцами или Наживкой, ничто не спасет их теперь.

Глава вторая.

Эшлин Дэрроу дрожала на ледяном ветру. Пряди светло каштановых волос хлестали ее по глазам; она заправляла их за свои пульсирующие уши дрожащей рукой. Так она все равно не могла рассмотреть много. Ночь была черна, заполнена туманом и снегопадом. Лишь немногие из золотых лучей лунного света были достаточно сильны, чтоб пробиться сквозь высоченные, покрытые снегом деревья.

Так такой прекрасный пейзаж мог быть таким вредоносным для человеческого тела?

Она вздыхала, и изморось образовывалась на ее лице. Она должна была бы отдыхать в самолете, летящем обратно в Штаты, но вчера она разузнала нечто слишком чудесное, чтобы устоять пред соблазном. Надежда завладела ею, и ранеее этим вечером она помчалась сюда без раздумий, без сомнений, хватаясь за первую возможность узнать, было ли то правдой.

Где-то на просторах этого леса обитали люди со странными способностями, которых, казалось, никто не мог объяснить. Что именно они могли творить, она не знала. Она знала лишь, что нуждалась в помощи. Отчаянно. И она рискнула бы чем угодно, всем, чтобы поговорить с этими могущественными людьми.

Она не могла больше жить с голосами.

Эшлин стоило лишь встать на любое место, и она слышала каждый разговор, что произошел там, неважно сколько времени прошло. Настоящее, прошедшее, на любом и каждом языке, не имело значения. Она могла слышать их в своих мыслях, даже переводить их. Дар, предполагали некоторые. Кошмар, знала она.

Холодный ветер ударил ее, и она прислонилась к дереву, используя его в качестве щита. Вчера, когда она приехала в Будапешт с несколькими коллегами по Международному Институту парапсихологии, она стояла в центре города и выискивала интересные новости из диалогов. Ничего нового для нее…пока она не расшифровала значения слов.

Они могут поработить тебя одним лишь взглядом.

Один из них имеет крылья и летает при полной луне.

Тот, что покрытый шрамами, может исчезать по своему желанию.

Этот шепот словно открыл некую дверь в ее ум, сотни лет болтовни ринулись в нее, старые смешивались с новыми. Она повторяла их, пытаясь отделить мишуру от существенного.

Они никогда не стареют.

Они должно быть ангелы.

Даже их жилище вызывает ощущение мурашек по коже – прямиком из фильма ужасов. Спрятанное на вершине холма, с темными углами, и проклятье, даже птицы не пролетают мимо.

Стоит на их убить?

Они волшебники. Они облегчили мои мучения.

Так много людей, в настоящем и в прошлом, очевидно, верили, что эти люди использовали нечеловеческие способности, что они обладали необычайными умениями. Что если эти люди могут помочь ей? Облегчили мои мучения, сказал кто-то.

«Может они смогут облегчить мои», Эшлин бормотала сейчас. В течение годов и во всех уголках мира она слушала слухи о вампирах, оборотнях, гоблинах и ведьмах, богах и богинях, демонах и ангелах, чудовищах и феях. Она даже привела институтских исследователей к порогу многих из тех созданий, доказывая, что они фактически существуют.

Целью деятельности Института, в конце концов, и было находить, наблюдать и изучать паранормальных существ и определять какую выгоду мир мог получить от их наличия. И однажды, работа в качестве паранормального слушателя могла оказаться ее спасением, также.

Довольно странно, что не она привела Институт в Будапешт, как дело обычно обстояло с новыми назначениями. Она не слышала ни слова про Будапешт ни в одном из недавних засеченных ею разговоров. Но они все же привезли ее сюда, прося прислушаться к любым обсуждениям демонов.

Она знала, что лучше не спрашивать, зачем. Ответ, не зависимо от вопроса, был всегда один: засекречено.

Сделав, как приказано, она узнала, что немногие местные считают живущих на вершине холма людей демонами. Плохими, злобным. Большинство, однако, думали, что они ангелы. Ангелы, держащиеся обособленно – все кроме одного, который предположительно любил укладывать в постель любую особь женского пола. Он был наречен Инструктором Оргазма одной хихикающей троицей, что провела «одну, славную» ночку с ним. Ангелы, которые посредством лишь одного своего присутствия, сохраняли преступность на низком уровне. Ангелы, одаривавшие деньгами общество и заботившиеся о прокорме бездомных.

Сама Эшлин сомневалась, что такие добродетели были одержимыми. Демоны были неизменно злобными, безразличными ко всем окружающим. Но были ли те люди, живущими на земле ангелами или просто обычными людьми с необычайными способностями? Она молилась, чтоб они могли ей помочь, так как никто другой был не в состоянии. Она молилась, чтоб они могли научить ее как блокировать голоса, или даже помогли избавиться от этой способности полностью.

Мысль была опьяняющей, и ее губы растянулись в медленной улыбке. Улыбка быстро увяла, однако, когда очередной порыв ветра пронизал ее жакет и свитер и впился в ее кожу. Она была здесь уже больше часа, и продрогла до костей. Остановка для отдыха (опять) не была самой разумной идеей. Ее взгляд взобрался по горе. Сквозь разрыв в облаках, внезапный луч янтарного света упал вниз и осветил массивный угольно-черный замок. Туман, клубящийся у подножья, манил ее призрачными пальцами. Местечко выглядело точно так, как сказал голос, размышляла она, укрытое тенями и призраками до самой вершины – фильм ужасов воплощенный в жизнь.

Это не удержало ее. Совсем наоборот. Я почти там, подумала она счастливо, продолжая с трудом взбираться на холм. Мышцы бедер уже порядком ныли из-за увертывания от веток и перескакивания через торчащие корни, но это мало ее волновало. Она продолжала движение.

Пока, десятью минутами позже, ей не пришлось остановиться в тысячный раз, неспособной сделать следующий шаг на своих трясущихся, утомленных ногах, превратившихся в глыбы льда.

«Нет», простонала она. Не теперь. Растирая ноги чтоб согреть их, она вновь изучила расстояние. Ее глаза широко распахнулись, когда она сообразила, что замок не казался хоть немного ближе. Фактически, он даже отдалялся.

Эшлин тряхнула головой от изумленного отчаяния. Проклятье! Что ей надо сделать, чтоб добраться до места? Отрастить крылья и лететь?

Даже если я потерплю неудачу, я не жалею о приходе сюда. Бездумно и неспланировано, да, об этом она сожалела, но ей надо было попытаться. Неважно насколько это глупо, она просто должна была попытаться. Она бы совершила поход голой и босой, если б потребовалось. Что угодно за шанс быть нормальной.

Ей нравилось то, что она помогала оберегать мир с помощью своего – ха – дара, но претерпеваемые при этом мучения были слишком огромными. Конечно, был другой способ помочь ей. Немного тишины, и она могла бы подумать об этом. Дыхательные упражнения и медитация лишь немного помогали утихомирить ее разум.

Она потерла ноги еще неистовей, это воздействие наконец-то растопило немного внутреннего льда и побудило ее вновь к движению.

Ok itt. Tudom ok, услышала она, проходя мимо узловатого, корявого дерева.

Они здесь, мгновенно перевел ее ум, Я знаю они здесь.

Кто-то другой произнес, Какая ты милашка, не так ли?

«Так и есть, спасибо», ответила она, надеясь, что звук ее голоса затмит остальные. Не тут то было. Глубокий вдох, глубокий выдох.

Когда она продолжила упорно идти вперед, разные разговоры из разных времен вплыли в ее сознание, накладываясь друг на друга в ее мозгу. Большинство на венгерском, некоторые на английском, и это приводило их в еще больший беспорядок.

Да. Да! Коснись меня. Там, да, там.

Barhol as en kardom? En nem tudom holvan Еще раз вкусить его губы, и я позабуду о нем, мне нужен еще всего лишь раз.

Эшлин застряла в ветках и камнях, слова перемешивались, становились громче. Еще громче. Ее сердце колотилось в груди и она едва удерживалась от вопля разочарования. Глубокий вдох, глубокий вы…

Если ты постучишь в дверь, тебя отымеют как животное и я обещаю, что тебе понравиться каждая минута этого.

Она заткнула уши, даже зная, что это не сработает.

«Иди. Найди их». Еще ветер. Еще голоса.

«Иди», повторила она, слова звенели в такт ее шагам. Она проделала весь этот путь; она сможет еще немного. «Найди их».

Когда она рассказал Профессору МакИнтошу, вице президенту Института, а также ее начальнику и куратору, что узнала про этих людей, он лишь кратко ей кивнул и бросил «Отличная работа» – его наивысшая мера похвалы.

Затем она попросила, чтоб ее доставили в шато на вершине этого внушительного холма.

«Ни в коем случае», ответил он отворачиваясь. «Они могут быть демонами, судя по описаниям некоторых из местных жителей».

«Или они точно также могут быть ангелами, как считает большинство».

«Ты не будешь рисковать собой, Дэрроу». Тогда он и приказал ей паковать свои вещи и приготовил машину, чтоб отвезти ее к отлету в аэропорт. Так он и поступал всегда, когда ее часть работы – «обеспечение ушами» – была завершена.

Это была «стандартная процедура агентства», заявлял он всегда, и все же не отсылал остальных сотрудников домой. Только ее.

МакИнтош заботился о ней и ее безопасности, это она знала. В конце концов, он присматривал за нею больше пятнадцати лет, взяв под свое крыло, когда она была запуганным ребенком, чьи родители не знали, как облегчить страдания своей «одаренной» дочери. Он даже читал ей сказки, чтоб научить ее тому, что мир был местом для магии и бесконечных возможностей, местом, где никто – даже такая как она – не должен чувствовать себя чудаком. Пока он присматривал за ней, она также узнала, что ее способность была важна для его карьеры. Что Институт и вполовину не работал бы так эффективно без нее, в результате чего она была чем-то вроде залога в его глазах. Потому то она и не чувствовала вины, что сбежала сюда, лишь он отвернулся.

Онемевшими пальцами Эшлин вновь откинула волосы с лица. Возможно, ей стоило расспросить местных о более удобном пути, но голоса были слишком громкими, лишком выбивающими из колеи в самом сердце города. Более того, она опасалась, что сотрудник Института заметит ее и заберет.

Возможно все же стоило рискнуть, чтоб избежать этого лишающего сил холода.

Есть один путь узнать правду. Ударь в сердце и посмотри умрет ли он, произнес голос, привлекая ее внимание.

О, так хорошо. Умоляю, еще Отвлекшись, Эшлин зацепилась за упавшую ветку. Упала, приземляясь с болезненным вздохом. Острые камни впились в ее ладони и разодрали ее джинсы. Долгое время она не шевелилась. Не могла.

Слишком холодно, она подумала. Слишком громко.

Пока она так лежала, ее силы, казалось, иссякли полностью. Ее виски пульсировали, голоса по-прежнему атаковали ее. Закрывая глаза, она крепко стянула отвороты пиджака и сумела подползти и съежится у основания дерева.

Нам не стоит быть здесь. Они все видят.

Ты ранена?

Смотри, что я нашел! Красиво, правда?

«Заткнитесь, заткнитесь, заткнитесь!» выкрикнула она. Конечно, голоса не послушались ее. Они никогда не слушались.

Осмелишься ты пробежать сквозь деревья голой.

Ehes vagyok. Kaphatok volamit eni?

Хлопок и свист неожиданно прозвучали, и ее веки открылись. Далее был страдальческий вопль. Мужской вопль, за ним быстро последовало еще три других.

Теперешних. Не прошлых. После двадцати четырех лет она знала разницу.

Ужас завладел ею в железной хватке, забирая у нее дыхание. Даже сквозь дребезжание голосов, она услыхала глухой отвратительный звук.

Она попыталась подняться, бежать, но внезапный порыв ветра задержал ее на месте. Нет, не ветра, поняла она секундой позже, но стали. Все ее тело судорожно вздрогнуло от неожиданности, когда эфес покрытого кровью кинжала мелькнул просто над ее плечом, врезаясь в кору дерева.

Прежде чем она успела отскочить, завопить, произошел еще один порыв. Еще вздрагивание. Внимание Эшлин качнулось к другой стороне. Несомненно, второе лезвие вонзилось над ее левым плечом.

Как – Что – Мысли не успели оформиться, когда нечто выпрыгнуло из зарослей неподалеку. Ломкие кроны деревьев столкнулись в собственном танце, покрывавший их снег осыпался на землю, пока ветви хлопали и тряслись. Затем Нечто промчалось в луче лунного света, и она мельком увидела черные волосы и лучистые фиалковые глаза. Мужчина. Большой, мускулистый мужчина несся на нее на предельной скорости. Выражение его лица было чистейшей жестокостью.

«Омойбог», задохнулась она. «Стой. Стой!»

Внезапно он был здесь, как раз перед ней. Сгорбившись, пришпиливая ее на месте, обнюхивая ее шею.

«Они были Ловцами», сказал он по-английски с легким акцентом, голос был резким и грубым, как и суровые черты его лица. «А ты?» Он сгреб ее правое запястье и оттянул ткань ее пиджака и свитера. Он пробежался большим пальцем руки по ее пульсу там. «Нет татуировки, как у них».

Они? Ловцы? Татуировка? Дрожь пробежала вниз по ее спине. Захватчик был огромный, гигантский, его мускулистое строение окружало ее с угрозой. Металлический аромат витал вокруг, смешиваясь с запахом мужчины и жара и еще чего-то, что она не смогла определить.

Вблизи, она могла рассмотреть пятна красного на его слишком жестоком лице. Кровь? Резкий ветер, казалось, проскальзывал ей под кожу и пробирал до мозга костей.

Дикарь, говорил вид его фиалковых глаз. Хищник.

Может, стоило послушаться МакИнтоша. Может, эти люди действительно демоны.

«Ты одна из них?» повторил мужчина.

Потрясенной до глубины души, напуганной до безумия, ей потребовалось время, чтобы осознать некоторую… перемену. Воздух, температура…

Голоса прекратились.

Ее глаза распахнулись от изумления.

Голоса прекратились, словно они действительно знали о присутствии мужчины и боялись его так же, как она. Тишина окутала ее.

Нет. Это была не знакомая ей полная абсолютнаятишина, а скорее, решила она минутой позже…безмолвие. Величественное, блаженное безмолвие. Как давно она изведала такое состояние, неиспорченное разговорами? Изведала ли вообще?

Ветер прошелестел, и кроны деревьев сомкнулись. Снег мягко жужжал, проплывая в воздухе, успокаивающая мелодия баюкала и расслабляла. Деревья дышали жизнью и силой, суковатые ветви нежно покачивались.

Звучало ли что-то так же великолепно как симфония природы?

В этот момент она позабыла свой страх. Как мог этот мужчина быть одержим демоном, если он нес такое чудесное спокойствие. Демоны источали страдание, а не мир.

Был ли он ангелом милосердия, как предполагали местные?

Закрывая глаза в восхищении, она упивалась этой умиротворением, наслаждалась ним. Вбирала его в себя.

«Женщина?» произнес ангел, замешательство сквозило в его голосе.

«Тсс». Удовлетворение прострелило сквозь нее. Даже дома в северной Каролине, в доме, возведенном строителями, которым было запрещено без необходимости произносить лишние слова, она всегда слышала эхо глубоко укоренившегося шепота. «Не говори. Лишь наслаждайся».

Какое-то мгновение он не отвечал.

«Ты смеешь говорить мне «тсс»?» наконец проговорил он, злость появилась в его тоне.

«Ты все еще болтаешь», напомнила Эшлин, потом сжала губы. Ангел он или нет, он не производил впечатления человека, с которым ей стоило ругаться. Кроме того, злить его было последней вещью, которой она бы желала. Его присутствие принесло тишину. И прекрасное тепло, поняла она, когда холод быстро покинул ее тело.

Медленно она приподняла веки.

Они были нос к носу, его успокаивающие дыхание блуждало поверх ее губ. Его кожа сияла подобно гладкой меди, казалась потусторонней в лунном свете. Одновременно ангельское и неистово свирепое, его лицо гордилось резкой линией носа и черными как сердце дьявола бровями.

Эти хищные пурпурные глаза сверлили ее, и каким-то образом самым угрожающим было то, что их обрамляли длинные пушистые ресницы. Я убью, кого угодно и где угодно, казалось, говорило его выражение лица.

Демон, нет, не демон напомнила себе она. Тишина была слишком хороша, слишком чиста и правильна. Но он не был ангелом, окончательно, решила она. Он принес умиротворение, да, но он был, очевидно, так же опасен, как и красив. Некто, бросающий кинжалы подобно ему…

Так кем же он был?

Эшлин сглотнула, изучая его. Ее пульс не должен бы биться так неровно, и это сладкое томление в груди не должно было появляться. Но он бился и оно появилось. Он походил на драконов из прочитанных ей МакИнтошем сказок: слишком смертоносным, чтоб приручить его, слишком гипнотическим, чтоб уйти от него.

И все же, она внезапно захотела спрятать голову в изгибе его шеи. Захотела обвиться вокруг него. Хотела держаться за него и никогда не отпускать. Она поняла, что наклоняется к нему с полным намерением поддаться этим желаниям.

Стоп. Не делай этого.

Большую часть ее жизни, ей было отказано в человеческом прикосновении. В пять лет ее отослали в Институт, где большинство сотрудников были озабочены всем остальным, кроме изучения ее способности. МакИнтош был ближайшим, с кем она могла дружить, но даже он обнимал и касался ее редко, словно боялся ее так же, как и заботился о ней.

Встречаться с кем-то тоже было трудно. Мужчины почти дурели, узнавая о ее способности. А узнавали они всегда. Не было способа припрятать ее. Но…

Если этот мужчина был тем – чем – кем она думала, он был, его может не волновать ее маленький талант. Он может позволить ей коснуться себя. Прикосновение к нему и его жар вполне могут оказаться такими же ошеломительными как тишина, и даже более.

«Женщина?» он повторил, слово сейчас звучало хрипло, опьяняло, пока врезалось в ее мысли.

Она застыла. Сглотнула вновь. Желание… промелькнуло в его ледяных фиалковых радужках, полностью стирая взгляд, говоривший об убийстве? Или замеченное ею желание было порождено болью и грубостью ее неизбежной смерти? Вихрь эмоций атаковал ее: еще удар страха, болезненный трепет и, о да, женское любопытство. У нее был малый опыт с мужчинами, и еще меньший в страсти.

О чем она только думала, наклоняясь так к нему? Он мог расценить ее касание как приглашение. Мог коснуться ее в ответ.

Почему просто мысль об этом вызвала в ней истерику?

Возможно, потому что она была неправа. Может он не был драконом, но принцем убившим дракона, чтоб спасти принцессу. «Как тебя зовут?» осознала она, что спрашивает.

Напряженная секунда прошла, еще одна, и она решила, что он не ответит. Отметины напряженности отпечатались на его лице, словно находиться подле нее было мукой.

Наконец он проговорил. «Мэддокс. Меня называют Мэддокс».

Мэддокс…имя проскользнуло и врезалось в коридоры ее мозга, соблазнительным напевом, обещающим невообразимое удовлетворение. Она заставила себя приветливо улыбнуться.

«Я – Эшлин Дэрроу».

Его внимание переключилось на ее губы. Несмотря на снег, капли пота пробивались на его лбу, сверкая. «Тебе не следовало приходить, Эшлин Дэрроу», прорычал он, утрачивая все намеки желания, которых она одновременно хотела и боялась. Но он провел своими руками вверх по ее, неожиданно нежно, и остановился у основания ее шеи. Осторожно его большой палец вцепился в ее горло, задерживаясь на бешенно колотящемся пульсе.

Она втянула воздух и проглотила его, его пальцы шевельнулись вместе с ее движением. Ненамеренная, но целиком эротическая ласка, что воспламенила все ее тело. До тех пор, пока мгновением позже, его хватка усилилась, почти причиняя боль. Она выдохнула лишь хриплое «Пожалуйста», и он полностью ее отпустил.

Эшлин моргнула от неожиданности. Без его прикосновения она ощущала себя…лишенной жизни?

«Опасно», произнес он, на этот раз на венгерском.

Она не была уверенна, имел он ввиду себя – или ее. «Ты один из них?» мягко спросила она, не меняя сама язык. Незачем ему знать, что она говорит на обоих.

Изумление омрачило его взгляд, и мускулы задергались в его челюсти. «О чем ты? Один из них?» по-английски на этот раз.

«Я…Я…» слова отказывались формироваться. Ярость накрывала черты его лица, более чем она, когда-либо наблюдала на ком-то. Она исходила из каждого очертания его крепкого тела. Она обняла себя руками. Нет, не принц вовсе. Дракон, точно, как она сразу и предположила.

Оставаясь на коленях, он отодвинулся от нее. Он размеренно вдохнул и медленно выдохнул, воздух стал туманом вокруг его лица. Его рука суетилась у отворота ботинка, словно он не знал, потрогать его или нет. Наконец, он заговорил.

«Что ты делаешь в этих лесах, женщина? И не лги мне. Я пойму это, и тебе не понравится моя реакция».

Эшлин кое-как смогла проговорить. «Я ищу людей живущих на вершине этой горы».

«Зачем?» Слово было как удар.

Насколько стоит ей открыться? Он был одним из людей со странными возможностями, должен был быть. Он был слишком полон жизни, слишком могуществен, чтоб быть только человеком. Но более того, его простое присутствие каким-то образом прогнало прочь ее голоса, чего не случалось никогда ранее.

«Я нуждаюсь в помощи», призналась она.

«Правда?» была противоречивая смесь подозрения и снисхождения в его выражении. «В какой?»

Она открыла, было, рот чтоб сказать…что? Она не знала. В конечном счете, это было не важно. Он остановил ее, быстро тряхнув головой. «Неважно. Тебя сюда не приглашали, потому твои объяснения не нужны. Возвращайся в город. За чем бы ты ни пришла, ты это не получишь».

«Но… но…» она не могла позволить отослать себя прочь. Она нуждалась в нем. Да, она лишь только его встретила. Да, единственное что она знала о нем, это его имя и то, что он мастерски метает кинжалы. Но она уже страшилась мысли об утрате тишины. «Я хочу остаться с вами». Она знала, что отчаяние исходило от нее, но это ее не заботило. «Пожалуйста. Лишь на чуть-чуть. Пока я не научусь управлять голосами сама».

Вместо того, чтоб смягчиться, его, казалось, разъярила ее мольба. Его ноздри раздувались, и мускулы подергивались в его челюсти. «Твоя болтовня не отвлечет меня. Ты Наживка. Должна быть. Иначе ты бы убежала от меня в испуге».

«Я не наживка». Чем она не была. «Богом клянусь». Она протянула руки и схватила его предплечья, его плоть твердая и плотная, невероятно теплая и крайне наэлектризованная под ее рукой. Покалывания пронзили ее руку. «Я даже не знаю, о чем вы говорите».

Мгновенно он выхватил руку и схватил основание ее черепа, поднимая ее вперед в лучи лунного света. Действие не причинило ей боли. Напротив, она испытала еще один электрический толчок. Ее живот дрожал.

Он не говорил, лишь изучал ее с усилием, граничащим с безжалостностью. Она изучала его, тоже, шокированная тем, что начинало пылать…кружить…претворяться в жизнь под его кожей. Лицо, осознала он с мрачным ужасом. Другое лицо. Ее сердце пропустило удар. Не может быть демоном, не может быть демоном. Он заставил голоса прекратиться. Он и другие творили замечательные вещи в этом городе. Это лишь игра света.

Пока она еще могла видеть черты лица Мэддокса, она также различала тень кого-то – чего-то – другого. Красные, мерцающие глаза. Костлявые скулы. Острые как кинжалы зубы.

Пожалуйста, пусть это будет игра света.

Но чем больше это костяное лицо таращилось на нее, тем меньше она могла притворяться, что это иллюзия.

«Ты хочешь умереть?» Мэддокс – или скелет? – требовательно спросил, гортанные слова более походили на животный рык.

«Нет». Он мог убить ее, но она умрет с улыбкой. Две минуты тишины стоили для нее жизни в шуме. Испуганно, но решительно, и все еще трепеща от его лихорадочного прикосновения, она вздернула подбородок. «Я нуждаюсь в вашей помощи. Расскажите, как управлять моей силой и я тут же уйду. Или позвольте остаться с вами и научиться как это делается».

Он отпустил ее, затем протянул вновь к ней руку, потом остановился и сжал руку в кулак. «Не знаю, почему я сомневаюсь», сказал он, даже смотря на ее рот с тем, что можно была назвать жаждой. «Полночь приближается, и тебе надо быть как можно дальше от меня».

Произнеся последнее слово, он нахмурился. Секундой позже, он прорычал, «Слишком поздно! Боль ищет меня». Он отпрянул от нее, та костлявая маска все еще светилась под его кожей. «Беги. Возвращайся в город. Сейчас!»

«Нет», ответила она лишь с легчайшей дрожью. Лишь дурак сбежит из рая – хотя бы и этот кусочек рая обладал явным лицом прямиком из ада.

Чертыхаясь на вдохе, Мэддокс выдернул оба кинжала из дерева и заткнул их в обувь. Его взгляд поднялся к небу, минуя снег и вершины деревьев к полной луне. Он нахмурился еще злее, неистовей. Один, шаг, второй, он отступал.

Эшлин использовала дерево как рычаг и встала. Ее колени столкнулись друг с другом, почти подгибаясь под ее весом. Внезапно она вновь ощутила ледяной ветер, могла услышать шепот разговоров приближающийся к ней. Крик отчаяния нарастал внутри нее.

Три шага, четыре.

«Куда ты идешь?» поинтересовалась она. «Не бросай меня здесь».

«Некогда вести тебя в безопасное место. Тебе самой придется его найти». Он развернулся, показывая ей свои широкие плечи и твердую, удаляющуюся спину, прежде чем бросить через плечо, «Не возвращайся на эту гору, женщина. В следующий раз, ты не найдешь меня столь великодушным».

«Я не возвращусь. Куда бы ты ни шел, я последую за тобой». Угроза, да, но ее она и намеревалась держаться.

Мэддокс остановился и обернулся к ней лицом, стискивая зубы с еще более устрашающим видом. «Могу убить тебя здесь и сейчас, Наживка, как и должен. Как тогда ты последуешь за мной?»

Наживка, опять. Ее сердце беспорядочно колотилось в груди, но она решительно встретила его пристальный взгляд, надеясь, что лучше казаться упрямой и целеустремленной, чем просто окаменевшей. «Поверь мне, я бы желала, чтоб ты так и поступил, чем бросил меня одну с голосами».

Проклятие, шипение боли. Он согнулся пополам.

Теряя свою браваду пред лицом беспокойства, Эшлин примчалась к нему. Она провела пальцами по его спине, ища ранение. Нечто смявшее это громоздкое чудовище должно было быть необычайным. Он отпихнул ее прочь, и она споткнулась от неожиданного насилия.

«Нет», он сказал, и она поклялась бы, что он говорил двумя отдельными голосами. Один был человеческим. Второй…чьим-то более могущественным. Он звучал как гром, отражаясь в ночи. «Не прикасаться».

«Ты ранен?» реабилитировалась она, стараясь не выказать, как плохо завершились его действия. «Может, я могу помочь. Я…»

«Убирайся или умри», он обернулся и прыгнул вперед, растворяясь в ночи.

Болтовня обрушилась на ее мозг, словно она просто ожидала его ухода. Теперь она казалась громче, чем когда-либо прежде, трубя после драгоценной тишины.

Langnak ithon kel moradni.

Ковыляя во взятом Мэддоксом направлении, Эшлин прикрыла свои уши. «Подожди», она стонала. Заткнитесь, Заткнитесь, Заткнитесь. «Подожди. Пожалуйста» Ее ноги путались в сломанных ветвях, и она упала вновь на землю. Острая боль резанула ее щиколотку. Хныча, она приподнялась на руки и колени и поползла.

Ate iteleted let minket veszejbe.

Не могла останавливаться. Должна догнать его. Ветер хлестал ее, такой же острый как кинжалы Мэддокса.

Еще и еще голоса шумели.

Неистовый рев прорезал ночь, сотрясая землю, дребезжа деревьями.

Неожиданно Мэддокс оказался возле нее снова, прогоняя голоса. «Глупая Наживка», отрезал он. Добавил скорее себе, «глупый воин».

Выкрикивая от облегчения, она обхватила его руками. Крепко стискивая. Желая никогда не отпускать – хоть бы он и носил по-прежнему жуткую костлявую маску. Слезы заструились по щекам, кристаллизуясь на ее коже. «Спасибо. Спасибо, что вернулся. Спасибо». Она спрятала голову в изгибе его шеи, точно так, как хотела сделать это ранее. Когда ее щека прильнула к его голой шее, она содрогнулась, те теплые покалывания проскользнули сквозь нее еще раз.

«Ты будешь сожалеть об этом», проговорил он, подхватывая ее одним движением на свое плечо, словно мешок с картошкой.

Ее это не заботило. Она была с ним, голоса убрались прочь, и это было единственной значимой вещью.

Мэддокс ускорил движение, маневрируя меж этих призрачных деревьев. Все чаще, он ворчал словно от боли. Рычал словно от ярости. Эшлин умоляла опустить ее, чтобы облегчить его от тяжести ее веса, он ущипнул внутреннюю сторону ее бедра, в молчаливом приказе заткнуться к чертовой матери. В конце концов, она расслабилась в его руках и просто наслаждалась ездой. Если б только эта радость могла длиться вечно.

Глава третья.

Домой, домой, домой. Мэддокс мысленно напевал приказ, старясь отвлечься от боли.

Стараясь подавить побуждение к насилию…побуждение неуклонно нараставшее. Женщина – Эшлин – подпрыгивала на его плече, как непрошенное напоминание, что он может сломаться в любой момент и зарезать всех кто попадется под руку. Ее, в особенности.

Ты хотел потонуть в женщине, съязвил дух. Вот твой шанс. Тони в ее крови.

Его руки сжались в кулаки. Ему надо было подумать, но он не мог превозмочь боль. Она упоминала силу, прося его помощи. Не так ли? Кое-что из сказанного ею было утрачено посреди рычания в его голове. Все что он твердо знал, это то, что ему следовало оставить ее, как и намеревался.

Но он услышал ее выкрик: звук страждущего, подобный тому безумному реву, что Мэддокс сам часто хотел издать. Нечто внутри него глубоко отозвалось, и заполнило его потребностью помочь ей, потребностью коснуться ее мягкой кожи еще один раз. Потребностью, что каким-то образом смогла пересилить Насилие. Восхитительный, невероятный подвиг.

И он вернулся к ней, даже зная, что с ним она в большей опасности, чем была бы одна в лесу. Даже зная, что она скорей всего должна была отвлечь его и помочь Ловцам получить доступ в крепость.

Глупец. Теперь она была распростерта на нем, ее женственный аромат дразнил его обоняние, все ее мягкие изгибы были доступны ему для исследования.

Или для нарезания ломтиками, демон подсказал.

Она околдовывающе прекрасна, и было легко понять почему Ловцы прислали ее. Кто пожелает испортить такую сочную женственность? Кто отвергнет столь явную чувственность? Не он, как казалось.

Дурак, бессловесно чертыхнулся он снова. Ловцы! Они действительно были в Будапеште, их татуировки – мрачное напоминание о тех темных, темных днях в Греции. Ясно, что они снова искали крови, поскольку каждый из четырех мужчин, следовавших за Эшлин, нес пистолет и глушитель. Как на смертных, они бились с искусными навыками.

Мэддокс оказался победителем в тот кровавом тет-а-тете, но не оказался невредимым. Его нога внизу была порезана, и одно из его ребер было, несомненно, сломано.

Время, казалось, лишь отточило их умения.

Он гадал, как отреагирует Эшлин, узнав, что они погибли. Будет плакать? Вопить? Ругаться? Нападет на него в припадке горькой ярости?

Ожидали ли другие в городе?

В данный момент, он, казалось, не мог себя заставить волноваться об этом. Удерживая Эшлин в своих руках, он был в восторге: ад, которым была его жизнь, на мгновение отступал, оставляя лишь…нечто, чему он не смог бы дать названия. Желание, возможно. Нет. Он отверг слово моментально. Оно не могло пояснить напряжения, натиска, жара.

Мгновенная одержимость, может быть.

Чем бы это ни было, ему это не нравилось. Это было более могущественно, чем все испытанное ранее, угрожающее управлять им. Мэддоксу не нужна была другая сила, пытающаяся нажимать на его тайные пружины.

Она была просто так…прекрасна. Так прекрасна, что было почти больно смотреть на нее. Ее кожа – гладкая и податливая, как корица, погруженная в медовый напиток, затем сбитая в крем, чтоб слизывать. Ее глаза – того же медового оттенка и такие колдовские, что у него защемило в груди. Он никогда не видал смертную так страдающей и ощутил странное сходство с ней.

Когда пряди длинных, шелковых волос, также цвета меда, но с прожилками меди и кварца, пушились вокруг ее нежных черт лица, он возжаждал. Он возжелал. Захотел прикоснуться, вкусить. Захотел поглотить. Потребить. Но не желал причинять вреда. Осознание этого постоянно восхищало его.

Эшлин…Ее имя шепталось в его мыслях, нежное, как и сама женщина. Привести ее в крепость было против правил, было угрозой их самым оберегаемым секретам. Он должен был стыдиться, неся ее вперед, а не прочь, а она должна бы кричать в ужасе.

По-видимому, слово должен не значило ничего ни для одного из них.

Почему она не кричит? Важнее, почему она не кричала? Когда он впервые накинулся на нее, покрытый кровью ее союзников, очаровательная улыбка осветила ее лицо, пухлые губы приоткрылись, демонстрируя идеальные белые зубы.

Вспоминая ту улыбку, Мэддокс испытал толчок надоедливого возбуждения. Под ним, однако, замешательство все еще медлило. Хотя прошла вечность с тех пор, как он в последний раз имел дело с Наживкой, он не припоминал, чтоб они были так откровенны в своем удовлетворении.

Даже Хадия, Наживка помогшая поставить Бадена, хранителя Недоверия, на колени.

Хадия идеально сыграла оскорбленную, напуганную душу. Видя ее, Баден решился действовать без подозрений, впервые с той поры как демон был помещен в него. Или нет. Мэддокс всегда гадал, мог ли человек желать своей смерти. Если так, он понимал его желание. Он был ударен кинжалом в горло через несколько мгновений, после того как открыл свое жилище для Хадии – которая взамен впустила вооруженных Ловцов.

Похоже, сам удар не убил бы Бадена. Ловцы, однако, затем отрубили ему голову. У Бадена ни осталось шанса. И бессмертный не смог бы оправиться от такого.

Он был хорошим человеком, прекрасным воином, и не заслуживал такой кровавой кончины. Мэддокс, однако…

Мое убийство будет оправдано.

Наживка перед Баденом соблазнила Париса. Не то чтобы такая вещь требовала больших усилий. В процессе, Ловцы ворвались в опочивальню женщины и ударили воина ножом в спину, намереваясь ослабить его, перед тем как добраться до его головы.

Парису, однако, секс придавал сил. Даже раненый, он смог расчистить себе путь и убить всех вокруг себя.

Мэддокс не мог представить себе женщину в его руках достаточно трусливой, чтоб ударить исподтишка. Она смотрела ему в лицо и не отступила, даже когда дух внутри него шумно требовал освобождения. Возможно, Эшлин и была невиновной. Он не нашел камер или динамита на деревьях, возле которых она задерживалась. Возможно…

«Возможно, ты больший дурак, чем сам осознаешь», пробормотал он.

«Что?»

Он игнорировал ее, зная, что так будет безопасней. Ее голос был мягок и мелодичен, и подстрекал духа, дразня своей нежностью. Лучше держать ее молчащей.

Наконец он заметил темные, хрупкие камни крепости. Не слишком быстро. Мучительная боль прорезала его живот, почти опрокидывая его наземь.

Насилие струилось по его венам и переливалось в его крови.

«Нет».

Убивай. Рань. Увечь.

«Нет!»

Убивай. Рань. Увечь.

«Мэддокс?»

Дух зарычал, отчаянно, так отчаянно желая освободиться. Сопротивляйся, приказал он себе. Оставайся спокоен. Он втянул воздух в легкие, задержал его, медленно освободил. Убивай. Рань. Увечь. Убивай. Рань. Увечь. «Я буду сопротивляться. Я не монстр».

Посмотрим…

Его ногти удлинились, зудя от непреклонной нужды бить. Если он не успокоится, он скоро будет нападать на всех и каждого в радиусе своего достижения. Он будет убивать, без жалости, без сомнений. Он уничтожит свой дом камень за камнем, круша и раздирая. Свирепствуя. Он уничтожит всех внутри него. И он скорее будет гореть в аду вечность, чем сотворит подобное.

«Мэддокс?» Эшлин сказала опять. Ее сладкий голосок проплыл к его ушам, мольба, что частично была целебным бальзамом, а частично разжигала страсть. «Чего…»

«Тихо». Он сбросил ее с плеча, все еще крепко держа, и втолкнул в парадную дверь, почти сорвав дерево с петель. Разозленные голоса приветствовали его. Торин, Люциен и Рейес стояли в фойе, спорили.

«Ты не должен был позволять ему уходить», Люциен сказал. «Он превращается в животное, Торин, в истребителя…»

«Прекратите», заорал Мэддокс. «Помогите!»

Все трое развернулись к нему лицом.

«Что происходит?» потребовал объяснений Рейес. Увидя Эшлин, он замолк. Шок отразился в его лице. «Зачем ты притащил женщину в дом?»

Услышав суматоху, Парис и Аэрон примчались в фойе с напряженными лицами. Заметив Мэддокса, они расслабились.

«Наконец-то», произнес Парис с явным облегчением. Но также он заметил Эшлин. Он ухмыльнулся. «Милашка! Подарок? Для меня?»

Мэддокс заскрежетал зубами. Убей их, упрашивало Насилие, теперь соблазнительным шепотом. Убей их.

«Тебе не надо быть здесь», слова вырывались из его горла. «Бери ее и уходи. Пока не поздно».

«Гляньте на него», проговорил Парис, от его облегчения и восхищения и след простыл. «На его лицо».

«Превращение уже началось», констатировал Люциен.

Слова побудили Мэддокса к действию. Хотя он понял, что не желает отпускать Эшлин, даже в своем безумии, он отбросил ее к компании. Люциен подхватил ее без особых усилий. Когда ее вес снова пришелся на ноги, она поморщилась от боли. Должно быть, вывихнула ногу на горе, понял Мэддокс, беспокойство промелькнуло сквозь жажду крови на секунду.

«Поосторожней с ее ногой», приказал он.

Люциен отпустил ее, чтоб взглянуть на щиколотку, но Эшлин скатилась прочь с него и, прихрамывая, вернулась в объятия Мэддокса. Его беспокойство усилилось, едва его руки обвились вокруг нее. Она тряслась. Но через мгновение, его перестало это заботить. Пагубная дымка застлала его мозг, жестокость стирала все эмоции на своем пути.

«Отпусти меня», прорычал он, отпихивая ее.

Женщина уцепилась в него. «Что не так?»

Люциен сгреб ее в охапку, оттаскивая назад и удерживая железной хваткой. Касайся она Мэддокса на секунду дольше, он мог бы растерзать ее на кусочки. Поскольку это было правдой, он впился руками в ближайшую стену.

«Мэддокс», произнесла она дрожащим голосом.

«Не причиняй ей вреда». Слова предназначались и ему самому и остальным. «Ты», он заскрежетал зубами, тыча в Рейеса окрашенным в багрянец пальцем. «Спальня. Немедленно». Не дожидаясь ответа, он двинулся вверх по лестнице.

Он слышал, как Эшлин боролось за свободу, и звала, «Но я хочу остаться с тобой».

Он прикусил внутреннюю поверхность щеки, пока не ощутил вкуса крови. Он позволил себе единственный взгляд поверх плеча.

Когда Люциен сильнее стискивал сопротивляющуюся Эшлин, его темные волосы упали ей на плечи, и нужда Мэддокса в кровопролитии возросла. Он почти изменил направление пути, почти бросился бежать обратно в фойе, чтоб разодрать дуга на куски. Моя, вопил его мозг. Моя. Я нашел ее. Никому кроме меня не дозволено к ней прикасаться.

Мэддокс не был уверен он или дух так думал, и его это не волновало. Ему просто хотелось убивать. Да, убивать. Ярость, такая ярость, взорвалась в нем. Он таки остановился. Таки изменил направление. Он собирался разрезать Люциена на половинки и покрыть пол кровью друга. Уничтожай, уничтожай, уничтожай. Убивай.

«Он готовиться напасть» Люциен.

«Забери ее отсюда!» Торин.

Люциен поволок Эшлин прочь из комнаты. Ее панические крики отражались в ушах Мэддокса, что лишь усиливало его темные потребности. Вид ее бледного, прекрасного лица загорался в его мозгу снова и снова, превращаясь в единственную видимую им вещь. Она была напугана. Доверилась ему, хотела его. Ее руки тянулись к нему.

Его живот был жалящей массой пульсирующей агонии, но он не замедлил шаг. В любую минуту придет полночь, и он умрет – но заберет всех здесь с собой. Да, она должны быть уничтожены.

«О, черт», пробормотал Аэрон. «Демон полностью ним завладел. Мы должны подчинить его. Люциен, вернись сюда. Быстро!»

Аэрон, Люциен и Парис продвинулись вперед. За один вздох Мэддокс обнажил свои кинжалы и запустил их. Ожидая нападения, все трое пригнулись, и серебряные лезвия пролетели над ними, вонзаясь в стену. Двумя секундами позже, мужчины были сверху него, а он был распростерт на спине. Кулаки молотили его по лицу, по животу, по паху.

Он отбивался. Рыча, ворча, нанося удары.

Костяшки впились в его челюсть, смещая кость. Колено защемило чувствительную плоть меж его ног. Он по-прежнему бился. И пока битва разгоралась, воины смогли втащить его по ступенькам в его спальню. Мэддокс думал, что услышал рыдания Эшлин, думал, что видел ее пытающуюся оторвать мужчин от него. Он ткнул кулаком вперед и ударил нечто – нос. Услышал выкрик боли. Испытал удовлетворение. Хотел больше крови.

«Проклятье! Приковывай его, Рейес, пока он не сломал ещё чей-нибудь чертов нос».

«Он слишком силён. Не уверен, сколько ещё смогу сдерживать его».

Минуты прошли, пока он бился, возможно, вечность, затем холодный металл замкнулся вокруг его запястий, лодыжек. Мэддокс брыкался и изгибался, и цепи резали его плоть. «Ублюдки!» Боль в животе теперь была невыносимой, больше не беспорядочной, а постоянной. «Убью вас! Заберу всех с собой в ад!»

Рейес встал над ним, темный взор решимости и сожаления окутал его смуглое лицо. Мэддокс попытался сбить его с ног, поднимая колени и толкаясь, но цепи сдерживали. Воин, так же, держался неподвижно, вытаскивая длинный, угрожающий меч.

«Мне жаль», прохрипел Рейес, когда часы пробили. А затем ударил Мэддокса в живот.

Металл пронзил его до спины, прежде чем покинуть тело. Мгновенно кровь брызнула из раны, увлажняя его грудь и живот. Желчь обожгла его горло, его нос. Он проклинал; он взбрыкивал.

Рейес ударил его снова. И снова.

Боль. Агония. Он ощущал, как кожа его пылала. Лишь за эти три удара его кости и органы были искромсаны, каждая дыра была источником мучения. Он ещё сопротивлялся; ещё ощущая отчаянное желание убивать.

Женщина завопила. «Остановись! Ты его убиваешь!»

Когда ее голос пронзил сознание Мэддокса, его сопротивление стало еще более диким. Эшлин. Его женщина из леса. Его. Добраться до нее, надо добраться до нее. Надо убить ее – нет! Надо спасти ее. Убить…Спасти…два желания сражались за главенство. Он дернулся в своих цепях. Металлические оковы глубже впились в его запястья и лодыжки, но он встал на дыбы и ударил ногами. Кровать содрогнулась от мощи его движений, изголовье и изножье согнулись вперед с воем.

«Зачем ты это делаешь?» кричала Эшлин. «Остановись! Не рань его. О мой Бог, прекрати!»

Рейес ударил его опять.

Черные паутинки заслоняли его зрение, когда он осматривал комнату. Парис, он увидел нечетко, направлялся в Эшлин. Достиг ее, обхватил руками. Огромный мужчина затмил ее, окутал своей тенью. Слезы искрились в этих янтарных глазах и на слишком бледных щеках.

Оно отбивалась, но Парис держал крепко и уволок ее из комнаты.

Мэддокс издал животный рев. Парис соблазнит ее. Разденет и вкусит ее. Она будет не в состоянии сопротивляться; ни одна женщина не смогла. «Отпусти ее! Тотчас же!» Он так пылко стремился к освобождению, что сосуд лопнул в его лбу. Его зрение затемнилось полностью.

«Забери ее отсюда и держи подальше!». Рейес ударил Мэддокса еще раз, пятая рана. «Она делает его более безумным, чем обычно».

Надо спасти её. Надо добраться до неё. Звук звенящих цепей перемешивался с его тяжелым дыханием, пока он боролся все сильнее.

«Мне жаль», прошептал вновь Рейес.

Наконец-то, шестой удар был нанесен.

Тогда сила Мэддокса утекла прочь. Дух успокоился, отступая на задворки его сознания.

Сделано. Это было сделано.

Он лежал на кровати, насквозь промокший в собственной крови, неспособный двигаться или видеть. Боль не покинула его, также как и жжение. Нет, они усилились, став большей частью его, чем его собственная кожа. Теплая жидкость булькала в его горле.

Люциен – он знал, что это был Люциен, узнавая обманчиво сладкий аромат Смерти – стал возле него на колени и сжал его руку. Это означало, что его кончина близко, так мучительно близко.

Но для Мэддокса настоящее мучение лишь начиналось.

Как часть его смертного проклятья, он и Насилие проведут остаток ночи, горя в ямах ада. Он раскрыл рот, чтоб заговорить, но раздался, лишь кашель. Еще и еще кровь приливала к его горлу, душа его.

«Утром, тебе придется многое объяснить, мой друг», сказал Люциен, нежно добавляя, «Умри теперь. Я заберу твою душу в ад, как требуется – но на этот раз ты действительно можешь захотеть остаться там, эх, чем решать проблему, которую притащил в наш дом».

«Д-девушка», наконец-то смог проговорить Мэддокс.

«Не беспокойся», ответил Люциен. Какие бы не имелись у него вопросы, он держал их при себе. «Мы не обидим ее. Будешь сам разбираться с ней утром».

«Нетронута». Требование было странным, Мэддокс знал, поскольку ни один из них не бывал одержим женщиной. Эшлин, однако… Он не был точно уверен, что хотел делать с нею. Он знал, что должен был сделать – и чего не смог. И то и другое имело немного значимости. Поскольку, лучше всего он знал, что не желал делиться.

«Нетронута», слабо настаивал он, когда Люциен не ответил ничего.

«Нетронута», Люциен согласился, наконец.

Аромат цветов усилился. Сердце сделало еще удар, а затем Мэддокс умер.

Глава четвертая.

«Кто ты такая и откуда знаешь Мэддокса?»

«Отпусти меня!» Эшлин бранилась и извивалась, пытаясь освободиться от железной хватки своего захватчика. Ее лодыжка пульсировала, но ей было все равно. «Они убивают его там». О, Господи. Они убивали его, ударяя мечом снова и снова. Столько крови…такие ужасающие вопли. Она замолкла, вспоминая.

Голоса, может быть, и покинули ее, но она испытывала большие страдания, чем когда-либо.

«Мэддокс будет в порядке», сказал ей мужчина. Мэддокс сломал ему нос – она видела это – но он вернулся на место почти моментально. Не было и следа крови на его лице. Сейчас он убрал одну из рук с ее талии, лишь для того чтоб погладить ее висок и смахнуть прядь волос. «Вот увидишь».

«Нет, не увижу», она все еще рыдала. «Отпусти меня!»

«Хоть как не хочется мне тебе отказывать, но я должен. Ты причиняла ему чрезмерные страдания».

«Я причиняла ему чрезмерные страдания? Не я ранила его мечом. Теперь пусти меня!» не зная, что еще сделать, она замерла и посмотрела на него. «Пожалуйста». У него были блестящие небесные глаза и молочно-бледная кожа. Его волосы были пленительной смесью коричневого и черного. Он был красив, как никто из виденных ею, слишком идеален, чтоб быть настоящим.

А все чего она желала, так это сбежать от него.

«Расслабься». Он улыбнулся медленной, соблазнительной улыбкой. Отрепетированной, даже на ее неопытный взор. «Тебе незачем опасаться меня, великолепная. Я – лишь одно удовольствие».

Ярость и испуг, печаль и разочарование придали ей сил и храбрости; она дала ему пощечину. Он только что наблюдал, как другой мужчина резал Мэддокса, и не сделал ничего, чтоб остановить его. Он только что наблюдал, как другой мужчина резал Мэддокса, и посмел флиртовать с ней. Ей есть, зачем опасаться его.

Он утратил свою ухмылку и нахмурился, склоняясь к ней. «Ты ударила меня». В его тоне было удивление.

Она вновь шлепнула его по лицу. «От-пу-сти ме-ня!»

Его хмурость углубилась. Он потер свою щеку одной рукой и по-прежнему удерживал другой. «Женщины не бьют меня. Женщины меня обожают».

Она подняла руку, готовясь нанести еще удар.

Вздыхая, он произнес. «Отлично. Ступай. Вопли Мэддокса прекратились. Сомневаюсь, что ты сможешь огорчить его сейчас, мертвого, каким он точно есть». Его рука упала с нее.

Эшлин не дала ему времени передумать. Неожиданно свободная, она отскочила, несясь по коридору, невзирая на боль в щиколотке. Войдя в комнату и увидев пропитанную кровью кровать и бездыханное тело, она резко затормозила.

Дорогой Бог.

Мэддоксовы глаза были закрыты; его грудь совершенно недвижима.

Рыдания вырвались у нее, и она прикрыла рот трясущейся рукой. Горячие слезы заполнили её глаза. «Они убили тебя». Она подбежала к кровати и взяла в ладони подбородок Мэддокса, медленно наклоняясь. Его век не дрогнули, раскрываясь. Дыхание не вырывалось из его носа. Его кожа уже похолодела и побледнела от потери крови.

Она опоздала.

Как мог некто такой сильный и полный жизненной силы быть уничтожен так безжалостно?

«Кто она?» кто-то проговорил.

Потрясенная, она обернулась. Убийцы Мэддокса стояли в стороне, разговаривая между собой. Как она могла позабыть о них? Каждые пару секунд, они поглядывали в ее направлении. Никто из них не обращался к ней. Они продолжали свой разговор, словно она не имела никакого значения. Словно Мэддокс не имел никакого значения.

«Надо бы отправить ее в город, но она видела слишком много», произнес жесткий голос. Холоднейший, наиболее равнодушный голос, когда-либо слышанный ею. «О чем только Мэддокс думал?»

«Все это время, я жил с ним и никогда не знал, как он страдает», спокойно сказал ангельского вида блондин с зелеными глазами. Он был одет во все черное и носил перчатки, что тянулись до его бицепсов. «Это всегда так происходит?»

«Не всегда, нет», сказал тот, что владел мечом. «Он обычно более податлив». Его черный взгляд был тяжелым, его тон страдальческим. «Женщина…»

Убийца! Эшлин беззвучно закричала, желая напасть на него. Вся ее жизнь, ее способность показались более плохими, чем хорошими, заставляя ее выслушивать столетия полных ненависти обвинений и даже пронзительных воплей ужаса. И единственного мужчину, что дал ей немного умиротворения, они грубо убили.

Сделай что-то, Дэрроу. Она протерла свои пекущие глаза тыльной стороной кисти и выпрямилась на трясущихся ногах. Что она могла сделать? Они превышали её числом. Они были сильнее неё.

Слишком татуированный мужчина нахмурился, глядя на нее. У него были по-военному остриженные каштановые волосы, два кольца в брови и мягкие, полные губы. У него также было мускулов больше, чем у мирового чемпиона по пауэр-лифтингу. Он был бы красив – по меркам серийного убийцы – если б не эти татуировки.

Даже его щеки были разрисованы фиолетовыми изображениями войны и оружия.

Его глаза носили тот же оттенок фиалок, как и у Мэддокса, но не имели ни намека теплоты и эмоций. Кровь скапывала с его носа, когда он потирал подбородок двумя пальцами. «Нам надо что-то сделать с девчонкой». Снова этот холодный, бесстрастный голос. «Не нравиться мне ее пребывание здесь».

«Даже если так, Аэрон, мы не коснемся ее». Этот говорящий имел чернильные волосы, что были подобны ореолу вокруг его головы, и разноцветные глаза – один карий, другой голубой. Его лицо было полно шрамов. На первый взгляд он был отвратителен. А со второго, в нем было почти гипнотическое свойство, усиленное плывшим от него ароматом роз. «Завтра утром она будет в том же состоянии, что и сейчас. Дышащей и одетой».

«Точно как Мэддокс, отбирая у нас возможность повеселиться».

Искажённый голос раздался позади нее, и она взвизгнула, оборачиваясь. Прекрасный бледнокожий мужчина стоял в дверном проеме. Он рассматривал ее, с голодом в глазах, словно рисуя ее себе обнаженной и упиваясь тем, что видел.

Дрожь охватила ее с головы до ног. Ублюдки, все они! Её дикий взгляд тщательно осмотрел комнату и остановился на окровавленном мече, что был беззаботно брошен на пол. Тот самый меч, что пронзал Мэддокса, словно он был ни чем другим, кроме тонкого отреза шелка.

«Я хочу знать кто она», холодный, тот татуированный – Аэрон – сказал. «И хочу знать, зачем Мэддокс приволок ее сюда. Он знает правила».

«Она должно быть одна из людей, что были на горе», ангел ответил, «но это не объясняет, зачем он привел ее к нам».

Она бы рассмеялась, если б не чувствовала себя на грани тотального срыва. Стоило мне послушаться МакИнтоша. Демоны таки жили здесь.

«Итак?» напомнил Аэрон. «Что нам с ней делать?»

Каждый из мужчин вновь посмотрел на нее, и Эшлин потянулась к мечу. Ее пальцы обвили рукоять, и она вытянулась, направляя его конец в их сторону. Меч был тяжелее, чем она думала, и ее руки моментально начали трястись под его весом, но она держала крепко.

Её спутники просто рассматривали ее с любопытством. Отсутствие у них страха не беспокоило её. Хотя она знала Мэддокса лишь недолгое время, было что-то дикое внутри неё, что оплакивало его утрату и требовало отмщения за его смерть.

Мэддокс. Она мысленно прошептала его имя. Его больше не было. Навсегда. Ее живот свело от боли. «Я должна убить вас, всех вас. Он был ни в чем не виновным».

«Ни в чем не виновным?» кто-то иронично усмехнулся.

«Она хочет убить нас. Значит за нами пришли Ловцы» с отвращением произнес Аэрон.

«Ловец бы не назвал Мэддокса невинным. Даже в шутку».

«Наживка не была бы выше этого. Вспомни, все слова исходящие из их уст были ложью, хотя их лица всегда были простодушны».

«Я наблюдал на своем мониторе, как Мэддокс уничтожил четырех человек, чего бы он не сделал, будь они невиновны. И я сомневаюсь, что совпадение привело безвинную женщину в лес в то же самое время».

«Думаешь, она умеет управляться с мечом?»

Фырканье смеха. «Конечно же, нет. Глянь, как она держит его».

«Все равно, храбрая маленькая штучка».

Эшлин смотрела на них, разинув рот, и с трудом могла следить за разговором. «Неужели ни кому нет дела, что здесь убили человека? Что это вы убили его?»

Одетый в черное ангел рассмеялся, действительно рассмеялся, но страдание было в его зеленых глазах. «Поверь мне. Мэддокс поблагодарит нас утром».

«Если не убьёт нас за то, что были здесь в первых рядах», кто-то возразил.

К её удивлению, некоторые из мужчин усмехнулись. Все тряхнули головами в сердечном согласии. Лишь тот, что нанес смертельные раны, оставался в молчании. Он продолжал таращиться на тело Мэддокса, на его лице отражалась агония и вина. Хорошо. Она желала, чтоб он страдал из-за того, что натворил.

Чувственный, тот, который считал, что ни одна женщина не может перед ним устоять, опустил свой взгляд на неё, и ей досталась ещё одна медленная, соблазнительная улыбка. «Убери прочь меч, милая, пока не поранилась».

Она держала крепко, решительно. «Иди и отбери его у меня, ты…ты…животное!» Слова вылетели из её рта, как вызов, который уже нельзя было забрать. «Может я и не умею обращаться с этим мечом, но если подойдешь поближе, я пораню тебя».

Был вздох. Смех. Бормотание. «Что за женщина может отказать Парису?»

«Я предлагаю запереть её в подземелье». Это прозвучало от названого Аэроном. «Иначе не ведомо, что она натворит».

«Согласны», подержали остальные.

Отступая к двери, Эшлин тряхнула головой и вцепилась в меч покрепче. «Я ухожу. Слышите меня? Я ухожу! И попомните мои слова, справедливость будет восстановлена. Всех вас арестуют и накажут».

«Мэддокс сможет решить, что делать с ней утром», тот, у которого были разные глаза, произнёс спокойно, игнорируя её.

Словно Мэддокс мог что-то решать теперь.

Её подбородок дрожал. И затем её глаза расширились от страха, пока каждый из убийц шагал вперед, решительно чеканя каждый шаг.

Не делайте мне больно. Пожалуйста, не делайте мне больно.

Пауза. Щелчок.

Страдальческий крик.

Моя рука! Сильные, гортанно-надрывные рыдания. Вы сломали мою чертову руку! Собственная рука Эшлин запульсировала в сопереживании. Я не сделал… ничего… дурного.

Голоса вернулись с полной мощью.

Она свернулась калачиком на полу темной сырой камеры, трясущаяся и перепуганная. «Я лишь хотела найти кого-то, кто смог бы помочь мне», прошептала она. Вместо этого очутилась в сказке братьев Гримм, но без видимости счастливого конца.

Я. Я. Мне… нужен… лишь миг.

Односторонний разговор прокатывался через её мозг, казалось, целую вечность -нестройный хор злобы, отчаяния и боли. Поверх него, однако, нарастал единственный голос – Мэддокса. Не голос из прошлого, а воспоминание. Взрыв воплей.

«Ты оставила Институт ради этого». Она встряхнула головой от огорчения и отвращения, желая убедить себя, что этот день был лишь ночным кошмаром. Тот мужчина не был убит прямо на её глазах. Зарезан. Неоднократно. Но она знала правду. Его крики…Боже, его крики. Его ярость от того, что он был скован и избит, его мучения…худшее из слышанного ею от другого человеческого существа.

Слёзы полились из её глаз. Она не могла выбросить его образ из головы – ни до, ни после его смерти. Жестоко прекрасное лицо, почти дикарское в своей напряженности. Лицевые кости в подтеках и впалые. Фиалковые глаза искрятся. Фиалковые глаза закрыты. Высокое, загорелое и мускулистое тело. Поломанное, окровавленное, безжизненное тело.

Она захныкала.

Поместив её в эту камеру, убийцы Мэддокса пообещали принести ей одеяла и пищу. Обещание было дано века назад, но никто не вернулся. Она была рада. Ей не хотелось видеть их снова. Не хотелось слышать их, разговаривать с ними. Она лучше будет терпеть холод и голод.

Дрожа, плотно запахнула ворот пиджака. Она была благодарна, что он ещё у есть неё. Эти люди – эти чудовищные варвары – не отобрали его у неё вовремя показавшегося бесконечным пути в подземелье.

Потом нечто пробежалось вдоль кончиков её пальцев, счастливо попискивая, и она подпрыгнула. Боже мой. Боже мой. Боже мой. Она забилась в ближайший угол. Мышь. Пушистый маленький грызун, который съест что угодно, и там где был один…

С мутящим желудком, она окинула взглядом камеру. Это не очень хорошо ей удалось. Комната была слишкомтёмной, и она не рассмотрела бы свою руку – или чудище – прямо перед своим носом.

«Спокойно». Глубокий вдох. «Оставайся спокойной». Глубокий выдох.

Я скажу вам все, что вы хотите знать, но пожалуйста, не причиняйте мне боли опять. Сломанная Рука проговорил, снова рыдая в её мозгу. Я не хотел заглядывать вовнутрь. Долгая пауза. Ну, да, да. Я хотел. Но лишь хотел посмотреть, кто тут живет. Я не ловец, клянусь, что нет.

Уши Эшлин подергивались, и она глубже вжалась в каменную стену. Ловец, сказал мужчина. Убийцы Мэддокса называли её ловцом. Что они имели в виду? Ловец сокровищ? Она нахмурилась и потерла свою опухшую, болевшую щиколотку. Кто мог так подумать про обычную, ростом пять футов пять дюймов, Эшлин?

«Не важно. Ты должна найти выход отсюда, Дэрроу». Она должна рассказать властям, что произошло с Мэддоксом. Поверят ли они ей? Будет ли им до этого дело, вообще? Или здешние люди как-то околдовали их, как и остальных горожан – ангелы, в самом деле – позволяя им творить что угодно и когда угодно?

Всхлип сорвался с её губ; дрожь охватила тело. Никто не должен умирать так медленно, так болезненно. Без достоинства. С криком, оставленным без внимания.

Так или иначе, Мэддокс будет отомщен.

Мэддокс завопил.

Языки пламени лизали его с головы до ног. Язвящие, растапливающие его плоть, превращающие его в скелет. Нет, даже не скелет, сообразил он в следующий миг. Пламя превратило его в пепел. Но он был еще в сознании…всегда в сознании. Он по-прежнему знал, кто он, знал, чем был, и знал, что вернется в огонь завтра.

Агония была почти невыносимой. Перья дыма наполняли воздух, разнося сажу во все стороны. С отвращением он осознавал, что эта сажа принадлежит ему. Была ним.

Слишком быстро, она вернулась туда, где он стоял, собралась вместе и стала телом, мужчиной – мужчиной, что снова угодил в огонь. Телом, что вновь ужасающе таяло кусок за куском, извергая плоть из мускулов, затем мерцая оранжево-золотыми искрами прежде, чем раствориться полностью. Был новый почерневший дымок, возвращающий все на свои места, чтоб этот процесс мог повториться. Еще, и еще, и еще.

Все время Насилие рычало в его голове, отчаянно желая сбежать, больше не удовлетворенное как в момент его смерти. С этим рыком смешивались звуки других проклятых душ, вопящих, пока пламя Ада пожирало их. Демоны, эти отвратительные крылатые создания с мерцающими красными глазами, костяными лицами и толстыми желтыми рогами на головах, перемещались от одного страдающего пленника к другому, хохоча, насмехаясь, плюясь.

Одно из этих чудовищ внутри меня. Кроме того мое – хуже.

Остальные демоны также знали это. «Добро пожаловать, братец», глумились они прежде, чем лизнуть его своими жгучими, вилкообразными языками.

Раньше Мэддокс всегда желал превратиться в ничто, когда пламя охватывало его, никогда не возвращаться в Ад или на землю. Он желал прекратить свое несчастное существование и окончательно остановить боль.

Всегда раньше – но не сегодня. Не на этот раз.

Сегодня страсть затмила боль.

Образ Эшлин поднимался в его мозгу, дразня его гораздо больше чем демоны. Ты познаешь лишь блаженство со мной, казалось, говорили её глаза, губы приоткрывались и смягчались для поцелуя.

Она была головоломкой, которую он стремился решить. Его первый проблеск рая с её теплом, янтарными волосами и медовыми глазами. Она была изысканна и сочна, и так недвусмысленно женственно взывала ко всем его мужским инстинктам.

На удивление, она боролась, чтоб остаться с ним. Даже боролась, чтоб спасти его от остальных, понял он лишь несколько минут назад. Он не вполне понимал почему, но намерение ему понравилось.

Он мог не знать, что хотел делать с ней ранее, но сейчас понял. Он желал вкусить её. Всю её. Наживка она или нет. Ловец ли, нет ли. Он просто желал. После всех своих мучений, он заслужил кусочек счастья.

Даже будучи элитным воином богов, он никогда не хотел какую-то особенную женщину среди всех остальных. Позже, он всегда брал то, что мог получить и когда мог это заполучить. Но Эшлин, он хотел особенно. Эшлин, он хотел сейчас.

Куда Люциен поместил её? В комнату, примыкающую к его? Лежала ли она в постели: обнаженное тело, обернутое в шелка и бархат? Вот так он и возьмет ей, решил тогда Мэддокс. Не снаружи, что было его привычкой. Не на холодной, укрытой ветками земле. Но на ложе, лицо к лицу, кожа к коже, наполняя и скользя медленно.

Его тело обожгло от мысли – жар, не имевший ничего общего с языками пламени.

Она желает нам зла. Мы причиним ей зло первыми, и так будет лучше, напомнил дух.

Даже не смей предлагать это, приказал он, стараясь затмить Насилие – которое, на удивление, казалось теперь радо обсуждать Эшлин спокойно. Я не монстр.

Мы одинаковы, и та женщина подвергается опасности.

Да, так оно и есть. Все же он не встречал женщины такой же уязвимой как Эшлин. Одна в лесу, с тайнами в своих милых глазках. С убийцами, идущими по следу. Хотели ли они игнорировать её, убить её или использовать, чтоб убить его и других Повелителей – он узнает.

Утром, когда Люциен вернет его душу в исцеленное тело, Мэддокс разыщет и допросит её. Нет, он прикоснется к ней сперва, решит он. Поцелует её. Вкусит всё её тело так, как он отчаянно желал этого сейчас.

Несмотря на боль, он понял, что усмехается с наслаждением. Женщина смотрела на него с экстазом в глазах; он пыталась последовать за ним, спасти его. Да, она постелила собственную постель. И теперь она ляжет в нее. С ним.

Лишь когда занятия любовью будут завершены, он допросит её. И если откроется, что она действительно Наживка – что-то сжалось в его груди – он расправиться с ней, как расправился с Ловцами.

«Титаны свергли Олимпийцев», объявил Аэрон. Знание этого кипело в нём с момента возвращения в крепость час назад, но во всей это неразберихе он не имел случая, чтоб поделиться. До теперь. Все наконец-то успокоилось – но он знал, что мир продлиться лишь пока смысл его слов дойдет до остальных.

Хмурясь, он шлепнулся на плюшевый, красный диван, не беспокоясь больше о женщине Мэддокса. Если б только его слова могли быть произнесены так запросто – и что за неожиданный шум?

Он оглянулся, заскулил и схватил пульт телевизора, гася «кино», что только что включил Парис. Возбуждающие стоны прервались. Влажные шлепки мужчины о женщину утихли на плоском экране. «Ты бы прекратил скупать этот мусор, Парис».

Парис выхватил пульт у него и включил «праздник плоти» опять. Благодарение, что он отключил звук. «За просмотр не плачу, братец», сказал он без намека угрызений совести. «Это из моей собственной личной коллекции. Намасленные Борцы Становятся Дикими».

«Ты становишься все более человеком с каждым днём», пробормотал Аэрон. «Это же бесстыдство. Ты знаешь это, правда?»

«Аэрон, нельзя делать подобное заявление и просто менять тему. Ты упомянул…Титанов?» произнес Люциен своим неизменно спокойным голосом.

Всегда спокойным. Да, это характеризовало Смерть идеально. Бессмертный поддерживал железный замок на его характере – на всех его эмоциях – когда же он выходил на волю, он был силой, устрашающей даже Гнев. Что более чудовищно, Люциен превратился в настоящего демона. Аэрон лишь однажды был свидетелем преобразования, но никогда не смог бы этого забыть.

«Мне также послышалось нечто». Рейес тряхнул головой, словно это помогло бы ему понять. «Что тут твориться? Сначала Торин говорит, что Ловцы вернулись, затем Мэддокс приходит домой с женщиной. И теперь ты заявляешь, что Титаны взяли верх? Разве подобное вообще возможно?»

«Да, так и есть». К сожалению. Аэрон провел рукой по своим остриженным волосам, короткая щетина царапала его ладонь. Как бы ему хотелось следующими доставить счастливые вести. «Очевидно, Титаны проводили века в заточении, наращивая свои силы. Недавно они сбежали из Тартара, устроили засаду на Олимпийцев, поработили их и лишили престола. Они управляют нами теперь».

Упала тяжелая тишина, пока все впитывали шокирующие вести. Между Олимпийцами и воинами не было особой любви, они были богами, проклявшими их. Но…

«Ты уверен?» спросил его Люциен.

«Полностью». До сегодня все, что Аэрон знал о Титанах это то, что они правили Олимпом во времена Золотого Века, времена «мира» и «гармонии» – о которых разглагольствовали Ловцы, что выросли в Греции в те далекие века. «Они поместили меня в своего рода палату трибунала, их троны окружали меня. Физически, они поменьше Олимпийцев. Их мощь, однако, несомненна. Я почти мог видеть её, словно нечто реальное. А на их лицах, я увидел лишь бескомпромиссную решительность и неприязнь».

Прошло несколько напряженных минут.

«Оставим неприязнь на потом; есть ли шанс, что Титаны могут избавить нас от демонов, не убивая?» Рейес озвучил вопрос, что, несомненно, занимал помыслы каждого.

Аэрон и сам гадал. Надеялся. «Я так не думаю», ответил он, ненавидя разочаровывать их. «Я задал этот вопрос, а они отказались обсуждать это со мной».

Снова тишина, эта еще более натянутая.

«Это…это…» Парис запнулся.

«Невероятно», закончил за него Торин.

Рейес помассировал свою челюсть. «Если они не освободят нас, что же они тогда планируют для нас?»

Не будет отсрочки для плохих вестей. «Все что я знаю точно, это то, что они собираются принять активное участие в нашем существовании». Одно очко в пользу Олимпийцев: они игнорировали воинов после проклятия, позволив им иметь подобие жизни – хоть и мученической.

Снова, Рейес потряс головой. «Но…зачем?»

«Хотел бы я знать».

«За этим они и призывали тебя?» поинтересовался Люциен. «Сообщить об этой перемене?»

«Нет». Он помедлил, закрыв глаза. «Они велели мне…сделать кое-что».

«Что?» затребовал Парис, когда Аэрон не сумел развить мысль.

Он изучил каждого из товарищей, пытаясь подобрать верные слова.

Торин стоял в углу, в профиль ко всем. На расстоянии, всегда на расстоянии. Но он был вынужден. Рейес сидел напротив него. Загорелый как солнечный бог, воин не выглядел сопричастным этой земле, менее всех в комнате. Он был занят нарезанием царапин на своем предплечье, пока ожидал ответа Аэрона. Каждые несколько секунд Рейес морщился от боли. Потом довольно улыбался, когда выступала кровь, создавая тонкие багряные реки на его коже. Боль была единственной вещью приносящей ему удовлетворение, единственной вещью позволявшей ему чувствовать себя живым.

Аэрон и не представлял, как этот мужчина может среагировать на наслаждение.

Парис разлегся на диване возле него, закинув руки за голову, переключая внимание между Аэроном и фильмом, его демон наверняка побудил его просмотреть еще немного. Мужчина с его везеньем должен бы быть уродлив. По крайней мере, он бы должен был постараться, чтоб уложить женщину в свою постель. Вместо этого он просто обращал к женщине свое красивое лицо, и она мгновенно раздевалась, желая быть взятой где угодно, была ли доступной кровать или нет.

Однако женщина Мэддокса так не поступила, припомнил Аэрон. Почему?

Люциен растянулся на бильярдном столе, его страшно изувеченное шрамами лицо не выдавало ничего. Его руки были скрещены на его массивной груди, и эти несоответствующие глаза пристально всматривались в Аэрона.

«Итак?» напомнил Люциен.

Он втянул воздух, выпустил его. «Мне было приказано уничтожить группу туристов в Буде. Четырех человек». Он остановился, снова закрывая глаза. Стараясь не ощущать ни единого проблеска эмоций. Хладнокровие. Чтоб пройти через это, ему понадобиться хладнокровие. «Все женщины».

«Повтори-ка». Парис оттолкнулся вперед, насупившись в его сторону, позабыв телевизор.

Аэрон повторил веление богов.

Бледнее чем обычно, Парис потряс своей головой. «Я могу принять то, что мы под новым руководством теперь. Мне это не по душе, я растерян до чертиков, но ладно. Я принимаю это. Чего я не понимаю, так это зачем Титаны велели тебе, владельцу Гнева, убить четырех человеческих женщин в городе. Зачем им такое?» Он вскинул руки. «Это безумство».

Он мог быть самым развратным из когда-либо бродивших по земле мужчин, укладывавшим своих партнерш в постель и забывавшим их в тот же день. Но женщины любой расы, размеров и возрастов были жизненной силой Париса. Единственной причиной его существования. Он никогда не мог выносить зрелище страданий хоть одной из них.

«Они не поведали мне причины», ответил Аэрон, зная, что причина не имела бы значения. Он не желал причинять вреда тем женщинам ни в коем случае. Он знал, что такое убивать. О, да. Он убивал много, много раз прежде, но всегда по непреодолимым побуждениям своего демона – демона хорошо отбиравшего своих жертв. Людей, что избивали или досаждали своим детям. Людей, получавших радость от уничтожения других. Гнев всегда знал, когда человек заслуживал смерти, их бесстыдные поступки взывали к его разуму.

Когда женщины были представлены его рассмотрению, демон испытал их и нашел невиновными. А все же, ему полагалось убить их.

Если это произойдет, если его заставят пролить кровь невинных, Аэрону уже не быть прежним. Он знал это, чувствовал.

«Они указали тебе сроки? Когда это должно быть сделано?» поинтересовался Люциен, по-прежнему выглядя безучастным. Он был Смертью, Мрачным Жнецом – его даже называли Люцифером, и людей что делали это, уже не было в живых – так что задание Аэрона предположительно было пустяком для него.

«Нет, не дали. Но…»

Люциен изогнул темную бровь. «Но?»

«Они поведали мне, что если я не сделаю этого вскоре, то кровь и смерть начнут поглощать мой разум. Они сказали, что я буду убивать всех и вся, пока не подчинюсь. Точно так, как Мэддокс». Им, однако, не стоило его предупреждать. Гнев брал верх над ним бессчетное число раз. Когда дух считал, что пора действовать, Аэрон всегда пытался сопротивляться, но желания к разрушению росли и росли, пока он не сдавался. Однако даже в порабощении у Гнева, его никогда не принуждали убивать невинных. «Но в отличие от Мэддокса мои мучения не будут прекращаться с рассветом».

Замогильным голосом, Парис спросил, «Как ты должен это совершить? Они хотя бы это тебе сказали?»

Его живот скрутило, сжало. «Я должен перерезать их глотки», произнес он. Как бы ему хотелось отказаться подчиняться этим новым богам. Лишь страх перед приказом совершить нечто еще более худшее заставил его смолчать.

«Зачем они делают это?» требовательно воскликнул Торин. Вопрос, который, казалось, все задавали хотя бы по разу.

У него по-прежнему не было ответа.

Парис уставился на него «Ты собираешься совершить это?»

Аэрон посмотрел в сторону. Он молчал, но знал, глубоко в душе, что теперь ничто не сможет спасти женщин. Их поставили в мысленный список убийств демона, несмотря на их невиновность, и их, в конце концов, таки вычеркнут из него. Одну за другой.

«Чем мы можем помочь?» резко глянув, поинтересовался Люциен.

Аэрон врезал кулаком по спинке дивана. Если он совершит этот ужасный поступок, когда уже и так балансирует на грани безнравственности, то сорвется. Он полностью потеряет себя в демоне. «Я не знаю. Мы столкнулись с новыми богами, новыми обстоятельствами и новыми последствиями. Не уверен, как буду вести себя – «скажи это, просто скажи» – убив женщин».

«Возможно ли изменить их намерения?»

«Мы даже не будем пытаться», уныло ответил он. «Они снова использовали Мэддокса в качестве примера, говоря, что мы будем прокляты как он, если осмелимся возражать».

Парис вскочил на ноги и прошагал от одной стены просторной комнаты до другой.

«Я ненавижу это», проворчал он.

«Хорошо, а остальные из нас просто в восторге от этого», сухо возразил Торин.

«Возможно, ты окажешь женщинам услугу», произнес Рейес, по-прежнему фиксируя внимание на своем ноже, вырезающем икс в центре ладони. Багряные капли стекали на его бедро.

Он был причиной того, что вся мебель была темно-красного цвета.

«Возможно, мне прикажут отобрать твою жизнь следующей», откликнулся мрачно Аэрон.

«Мне надо это обдумать». Люциен подпер двумя пальцами в свою грубо исполосованную шрамами челюсть. «Должно быть нечто, что мы можем сделать».

«Может быть, Аэрону следует вырезать целый мир», Сказал Торин своим надоедливо искаженным тоном. «Таким способом все возможные будущие цели будут уничтожены, и нам не придется снова обсуждать подобное».

Аэрон стиснул зубы. «Не заставляй меня причинить тебе боль, Болезнь».

Эти колючие зеленые глаза засияли злым юмором, и Торин ответил с насмешливой ухмылкой «Я ранил твои чувства? Я с удовольствием поцелую тебя и заставлю почувствовать себя лучше».

Прежде чем Аэрон смог прыгнуть через комнату – вряд ли он мог что-то сделать с Торином – Люциен сказал, «Остановитесь. Нам нельзя разделяться. Мы не знаем всей мощи того, с чем столкнулись. Теперь, как никогда, мы должны держаться вместе. Ночь была насыщена событиями, и она еще не закончилась. Парис, Рейес отправляйтесь в город и убедитесь, что там больше нет затаившихся Ловцов. Торин – даже не знаю. Наблюдай за горой и заработай нам немного деньжат».

«А что ты собираешься делать?» поинтересовался Парис.

«Обдумывать наш выбор», мрачно ответил он.

Брови Париса поползли вверх. «Что с женщиной Мэддокса? Я был бы способен удавить любого Ловца, если б провел немного времени меж ее».

«Нет». Люциен уставился на сводчатый потолок. «Не ее. Помни, я пообещал Мэддоксу, что она вернется к нему нетронутой».

«Да-а, я помню. Напомни мне еще разок, почему ты дал такое идиотское обещание».

«Просто…оставь ее в покое. Все равно она не хочет тебя, как мне показалось».

«Что гораздо более поразительно, чем новость о Титанах», пробормотал Парис. Потом вздохнул. «Отлично. Я попридержу руки при себе, но кому-то надо накормить ее. Мы же пообещали ей».

«Может быть, стоит поморить ее голодом», предложил Рейес. «Она будет более расположена к беседе утром, если проснется от голода».

Люциен кивнул. «Согласен. Она будет поразговорчивей с Мэддоксом, если будет думать, что это купит ей еды».

«Не нравиться мне это, но не буду возражать. И полагаю это означает, что я отправляюсь в город без вливания моего витамина Д», произнес Парис с еще одним вздохом. «Сделаем это, Боль».

Рейес был на ногах минутой позже и оба вышли из комнаты, бок обок. Торин последовал, дав им, однако, значительную фору. Аэрон не мог представить себе напряжения от постоянной проверки, что ни одна часть тебя, не касается другого человека. Должно быть это был ад.

Он фыркнул. Жизнь всех воинов здесь была адом.

Люциен уменьшил дистанцию меж ними и опустился в кожаное кресло напротив.

Запах роз приплыл от него. Аэрон никогда не понимал, почему Мрачный Жнец пах как весенний букет – определенно это проклятье почище Мэддоксова.

«Соображения?» спросил он, изучая друга. Впервые за много, много лет Люциен излучал нечто помимо покоя. Его лоб морщился, и складки обеспокоенности лежали на его испещренном шрамами лице.

Эти шрамы протянулись от каждой из его темных бровей до линии челюсти, толстые и выпуклые. Люциен никогда не рассказывал, откуда они появились, а Аэрон никогда не спрашивал. Пока они жили в Греции, воин просто вернулся однажды домой, с болью в глазах и отметинами на щеках.

«Это плохо», проговорил Люциен. «По-настоящему плохо. Ловцы. Женщина Мэддокса – каким бы боком она сюда не касалась – и Титаны, все в один день. Это не может быть совпадением».

«Я знаю». Аэрон провел рукой по лицу, кончиками пальцев ловя и потягивая свои колечки в брови. «Хотят ли Титаны нашей смерти, ты думаешь? Могли ли они прислать Ловцов сюда?»

«Вероятно. Но что же они сделают с нашими демонами, если наши тела будут уничтожены и духи высвободятся? И зачем приказывать тебе работать на себя, если намереваться убить?»

Отличные вопросы. «У меня нет ответов для тебя. Я даже не представляю, как совершить тот поступок, что от меня требуется. Женщины невинны. Двое из них – молоды, за двадцать, третьей под пятьдесят, а четвертая вообще старушка. Она наверняка печет печенье для бездомных в свободное время».

Интересуясь ними, он поискал и нашел их в гостинице в Буде после того, как покинул Олимп. Увидев их во плоти, он лишь усилил свой ужас.

«Мы не можем выжидать. Надо действовать как можно быстрее», сказал Люциен. «Нельзя позволить этим Титанам диктовать нам поступки, иначе они будут пытаться делать это снова и снова. Определенно, нам нужно принять решение».

Аэрон полагал, что у них будет побольше везения в латании обугленных лохмотьев, что останутся от его души, когда он убьет тех женщин. Но даже это казалось безнадежным.

Они сидели в молчании, их мозги закипали от раздумий над выбором. Скорее над его отсутствием. В конце концов, Аэрон встряхнул головой и ощутил, словно только что пригласил нового демона внутрь себя. Обречен.

Глава пятая.

Иногда в течение бесконечной ночи, Эшлин вставала и обходила по кругу свою тесную камеру. Ее лодыжка пульсировала при каждом шаге, как напоминание о часах, что она провела, карабкаясь по заснеженной горе, и об ощущении надежды, утраченной с шестью взмахами меча.

Ее поиски выхода оказались безрезультатны. Не было ни окна, как в башне Рапунцель, ни волшебного зеркала злой ведьмы, чтоб пройти сквозь него. Также она не нашла скрытых панелей, чтоб нажать, или туннелей, что провалиться как Алиса. Где-то по пути она потеряла сотовый. Как будто она могла сохранить сигнал в подземной темнице замка.

Пока время убегало, темнота, казалось, все сгущалась вокруг нее.

Хотя бы мыши перестали пищать.

Она просто хотела домой, подумалось ей, когда она опять сворачивалась калачиком на полу. Она хотела позабыть все произошедшее. Она смогла бы жить с голосами теперь. Она будет жить с ними. Попытка заглушить их уж слишком дорого ей стоила. Ее работы, возможно. Ее дружбы длиной в жизнь с МакИнтошем, быть может. Частицы ее рассудка, определенно.

Она уже не будет прежней никогда.

Безжизненное лицо Мэддокса будет преследовать ее, во сне и наяву, до конца ее дней. О, Боже. Слезы струились по щекам, замерзая от холода. Сколько еще она их прольет, прежде чем окончательно выплачет глаза? Прежде чем боль в груди утихнет?

Пожалуйста, просто дайте мне уйти, пролепетал голос. Пожалуйста. Я клянусь. Я никогда не вернусь.

Я, тоже, подумала она горестно.

«Ты пробыла здесь всю ночь, женщина?»

Прошло мгновение, оставляя вопрос без ответа, пока она сориентировалась. Этот голос… Она поклялась бы, что он звучал из настоящего, не из прошлого. Его резкий, гулкий звук отражался эхом в ее ушах.

«Отвечай мне, Эшлин».

Еще миг прошел, прежде чем она осознала, что это был голос, что преследовал ее поверх всех остальных. Голос каким-то образом отпечатавшийся в ее мозгу, несмотря на то, что она слышала его прежде лишь несколько раз. Она задохнулась, устремляясь глазами сквозь темноту, ища… ища… но не находя ничего.

«Эшлин. Отвечай мне».

«М-Мэддокс?» Нет, конечно же, нет. Должно быть это злая шутка.

«Отвечай на вопрос».

Неожиданно дверь распахнулась, и лучи света ворвались в камеру. Эшлин заморгала от туманящих ее зрение оранжево-золотых точек. Мужчина стоял в дверном проеме, высокая, грозная черная тень из мускулов.

Сладкая тишина – тишина, с которой она лишь однажды сталкивалась прежде – окутала ее. Она оперлась ладонями на стену позади себя и попыталась встать. Потрясение завладело нею и ее колени подогнулись. Он не был… Он не мог быть… Это не возможно. Непостижимо. Лишь в сказках подобное случалось.

«Отвечай мне», мужчина сказал снова. В его тоне было неистовство, словно он говорил двумя разными голосами. Оба мрачные, грубые и громоподобные.

Она открыла рот для ответа, но не издала ни звука. Этот двойственный голос был гортанным, бурным и все же чувственным за гранью ее самых диких мечтаний. Мэддокс. Она не ошибалась. Дрожа, она вытерла тыльной стороной руки свои мокрые от слез щеки.

«Я не понимаю», выдохнула она. Я что сплю?

Мэддокс – нет, мужчина, поскольку он не мог быть Мэддоксом, неважно как бы он ни был похож – ступил в камеру. Его внимание метнулось в сторону, прочь от нее, словно ему требовался миг, чтоб успокоиться.

Золотые лучи солнечного света плясали по нему, благоговейно лаская его прекрасное лицо. Те же темные брови, те же густо опушенные ресницами фиалковые глаза. Та же линия носа и сочные губы.

Как такое могло быть? Как могли ее тюремщики создать точную схожесть с мужчиной, которого она повстречала вчера ночью, а затем на том смертном одре? Мужчиной, остановившем голоса просто своим присутствием?

Близнец?

Ее глаза распахнулись. Близнец. Конечно же. Наконец-то, это обретало смысл.

«Они убили твоего брата», выпалила она. Может, он уже знал. Может, он был рад. Но может, лишь может быть, он заберет ее в город, и она сможет поведать о вселяющем ужас преступлении, которому была свидетелем. Справедливость могла быть восстановлена.

«У меня не брата», сказал он. «Не по крови».

«Но… но…» Мэддокс будет в порядке, шикарный мужчина пообещал. Она потрясла головой.

Невозможно. Она наблюдала, как он умирал. Но ангел мог быть воскрешен, правда? Ком застрял у нее в горле. Люди этой цитадели определенно не ангелы, неважно, что заявляли горожане.

Его взгляд скользнул к ней, вниз по ее телу во властной оценке и вверх опять. Она заскулила.

«Они оставили тебя здесь на всю ночь?» Выражение лица потемнело на секунду, пока он осматривал остальную часть камеры. «Скажи мне, что они дали тебе одеяла и воду, а забрали их лишь этим утром».

По-прежнему дрожа, она провела рукой по лицу и пригладила свои волосы, морщась от боли, встретив колтуны. Грязь наверняка покрывала ее с ног до головы. Словно это имеет значение.

«Кто ты такой? Что ты такое?»

Длительное время, он не отвечал. Лишь изучал ее, будто она была букашкой под микроскопом. Она хорошо знала такой взгляд. Он был излюбленным у всех в Институте. «Ты знаешь, кто я такой».

«Но ты не можешь быть ним», настаивала она, не желая принимать другой возможности. Он был не такой как другие демоны, что убили его. «Мой Мэддокс мертв».

«Твой Мэддокс?» Нечто жгучее промелькнуло в его глазах. «Твой?»

Она вздернула подбородок, отказываясь отвечать.

Складывая губы в то, что могло бы быть улыбкой, он протянул одну руку и поманил ее. «Пойдем. Мы почистим тебя, согреем и накормим. Затем я… поясню».

Это замешательство ясно дало понять, что он ничегошеньки не объяснит. Нечто иное было у него на уме, а его тон предполагал, что это нечто будет впечатляющим. Она оставалась на месте, перепуганная до глубины души. «Дай взглянуть на твой живот», немного повременив, попросила она.

Его пальцы слегка поманили. «Пойдем».

Часть ее хотела идти к нему, следовать, куда бы он ни вел. Потому что он выглядел как Мэддокс, а чем бы ни был Мэддокс, он по-прежнему был лучшим из случавшегося с ней. Но снова она осталась стоять неподвижно. «Нет»

«Иди».

Она вскинула голову. «Я останусь здесь, пока ты не покажешь мне свой живот».

«Я не обижу тебя, Эшлин». Слова все еще не отразились от стен – несказанные. Еще более нервирующим было греховное звучание ее имени на его языке, словно он не мог не смаковать его. И желать вкусить снова. «Эшлин», повторил он.

Новая дрожь охватила ее и она нахмурилась. Он не должен был желать ее, а она до чертиков определенно не должна бы хотеть его.

«Ты не можешь быть моим Мэддоксом. Ну, просто не можешь».

То нечто потрясающее, жгучее проблеснуло в его лице опять. «Теперь уже дважды ты объявила меня своим».

«М-мне жаль». Она не знала, что еще сказать. Мэддокс спас ее от голосов, хотя бы на чуть-чуть. Она смотрела, как он погибал. Они были связаны. Он был ее.

«Не стоит сожалеть», проговорил он почти нежно. «Я Мэддокс», настоятельно заявил он. «Теперь пойдем».

«Нет».

Утомившись от ее отказов, мужчина покрыл остаток дистанции между ними. Он пах бесстыдным жаром и первобытными обрядами, проводимыми в лунном свете.

«Я понесу тебя на плече, если потребуется, точно так, как делал это прошлой ночью. Однако, если мне придется сделать это, я не могу гарантировать, что ты покинешь эту камеру во всей своей одежде. Понятно?»

Странно, но его слова пьянили, хотя должны были бы ужасать. Успокаивали, хотя должны были бы запугивать. Лишь Мэддокс знал, каким образом она была доставлена сюда. Он поменял ее положение в своих руках, прежде чем вошел в шато и призвал своих убийц.

«Пожалуйста», поняла она что говорит. «Только покажи мне свой живот». Чем больше она требовала, тем больше желала этого. Увидит ли она зашитые раны? Гладкую кожу?

Будет ли хоть какой-нибудь признак того, что этого мужчину ранили снова и снова?

Поначалу он никак не отреагировал на ее требование. Затем, наконец-то, вздохнул. «Кажется, это я буду тем, кто не выйдет отсюда во всей своей одежде.» Он потянулся к кромке своей футболки и медленно… медленно… поднял ее.

Невзирая на свою настойчивость, Эшлин никак не могла набраться храбрости, чтоб оторвать свое внимание от его напряженных фиалковых очей. Она твердила себе, что это потому что его глаза были такие красивые, такие гипнотизирующие, что она терялась в них, тонула. Но также она знала, что это лишь половина правды. Если он был зашит, зарубцован…если это был Мэддокс…

«Ты хотела увидеть. Так смотри же», приказал мужчина, одновременно нетерпеливо и смиренно.

Давай. Смотри. Дюйм за дюймом, ее взгляд опускался. Она видела перевитую венами шею с дико бьющимся пульсом. Ключицы были большей частью прикрыты черной материей. Она видела, как один из его огромных кулаков сжимал эту материю как раз над его сердцем. Его соски были маленькие, коричневые и твердые. Его кожа была такой же потусторонне бронзовой, что так восхитило ее в лесу, и он был идеальным нагромождением мускулов.

А затем она увидела их. Шесть покрывшихся струпьями ран. Не зашитых, но красных и злобных. Болезненных.

Она шокировано втянула воздух. Почти в трансе, она приблизилась. Кончик ее пальца слегка задел струп на его пупке. Заживающая рана была грубой и теплой и царапала ее ладонь. Электрические покалывания поднялись по ее руке.

«Мэддокс», выдохнула она.

«Ну, наконец-то», пробормотал он, пятясь назад, словно она была бомбой с неминуемой детонацией. Он опустил футболку, скрывая раны от ее взгляда. «Довольна теперь? Я здесь, и я настоящий».

Он – нет, не «он» – Мэддокс. Не его близнец, не сон. Не фокус. Он был ранен; доказательство этого было там, те шесть заживающих ран. У него не было ни сердцебиения, ни дыхания. А теперь он стоял пред ней.

«Как»? спросила она, нуждаясь в том, чтоб услыхать это от него. «Ты не ангел. Означает ли это, что ты демон? Это говорили некоторые из людей о тебе и твоих друзьях».

«Чем больше ты болтаешь, тем больше казнишь себя. Последуешь за мной сейчас?»

Последует ли она? Должна ли она? После этого замечания «казнишь себя»…

«Мэддокс, я…»

«Что? Я показал тебе свой живот. Взамен, ты обещала, что пойдешь со мной»

Неужели у нее был другой выбор? «Хорошо. Я последую за тобой».

«Не пытайся сбежать. Тебе не понравиться то, что произойдет». Плавно передвигаясь, он развернулся и зашагал из камеры.

Эшлин помедлила лишь миг, прежде чем броситься вдогонку, стараясь изо всех сил следовать за ним по пятам. Ее руки чесались, чтоб коснуться его опять, ощутить пульсирующую под кожей жизнь.

«Ты так и не ответил на мой вопрос», пожаловалась она. Чем дальше они отходили от камеры, тем пепле становился воздух. «Если ты демон, я смогу это вынести. Действительно. Я же не буду поругана или нечто в этом роде?» Она так надеялась на это. «Мне надо просто знать, чтоб я могла приготовиться».

Нет ответа.

Те льняные лучи солнца пробивались сквозь окна из окрашенного стекла, создавая радужных зайчиков на каменных стенах. Усталость и нехватка пищи, должно быть, ослабили ее, поскольку она упала в нескольких шагах позади него. «Мэддокс», протянула она с мольбой.

«Без разговоров», ответил он, не замедляя походки, пока они карабкались по лестнице. «Может быть позднее».

Позднее. Не то, на что она надеялась, но лучше чем никогда. «Я подожду этого». Она споткнулась и вздрогнула, острая боль прострелила ее щиколотку.

Мэддокс внезапно остановился. Прежде чем понять, что он сделал, она впечаталась в его спину с болезненным выкриком. Немедленно, то покалывающее тепло вернулось, искристое, разжигающее огонь и разливающееся.

Пока она старалась обрести равновесие, он выдохнул сквозь зубы и обернулся, пришпиливая ее злобным взглядом. Его глаза были черны, фиолетовый оттенок пропал, словно его и не бывало. «Тебе больно?»

Дрожь прошлась по ней. Да. «Нет».

«Не лги мне».

«Я свернула щиколотку вчера ночью», тихо призналась она.

Его лицо смягчилось, пока его взгляд медленно и внимательно ощупывал ее, замедляясь на груди, бедрах. Гусиная кожа покрыла ее. Было похоже, что он снимает ее одежку одну за другой, оставляя ей лишь ее пылающую кожу. И ей нравилось это. Сердце бешено забилось в груди; влага разлилась меж ногами.

Внезапно ей стали безразличны ответы, боль в щиколотке или вялость в мускулах. Ее соски затвердели и напряглись. Ее живот сжался и разжался с нуждой. Ее кожа казалась слишком горячей. Он хотела, чтоб его руки, обвились вокруг нее, дающие ей успокоение, прижимающие ее ближе.

Через миг она поняла, что тянется к нему.

«Не касаться». Он отпрыгнул на шаг назад, расширяя расстояние между ними. Все намеки на мягкость оставили его. «Еще нет».

Ее руки упали в обрушившемся на нее разочаровании. Нет ответов, нет прикосновений, насмехалась она молча. Боролась с грешным натиском наслаждения, что пришло вместе с нахождением вблизи мужчины, занимавшим ее помыслы всю ночь. Его тепло, безмолвие… смертельное сочетания для ее здравого смысла.

Одно поглаживание, вот и все в чем она нуждалась – чего желала определенно – но он решительно отказывал ей. «Как насчет дыхания?» сухо поинтересовалась она. «Можно?»

Его губы судорожно дернулись, сглаживая края неистовства. «Если будешь делать это тихо».

Ее глаза сузились до маленьких щелочек. «Ну, не душка ли ты. Большое спасибо».

Та судорога превратилась в полноценную улыбку, ослепляющая мощь которой выбила воздух из ее легких. Он был прекрасен. Абсолютно гипнотичен. Эшлин поняла, что вновь попалась на его уловку – как только он делал это с ней? – и опять бездумно потянулась. Жаждя той вспышки соприкосновения, да, да. Нуждаясь… нуждаясь…

Он резко встряхнул головой, шутливое настроение мигом пропало. Она замерла, досадуя на него, на себя.

«Есть нечто, что я должен сделать, прежде чем можно будет начинать прикасаться», сказал он, слова звучали так хрипло и низко, что она ощутила их так же глубоко как и ласку.

«Что это?» спросила она, покусывая свою нижнюю губу, когда фиалковый начал отвоевывать его глаза, просачиваясь из радужек и затопляя черный. Восхитительно.

«Не важно». Хмурясь, он протянул руку, словно собираясь погладить ее щеку. Он сдержался и отвел руку в сторону, как отражение ее собственных действий несколькими мгновениями раньше. «Что важно, так это то, что ты так и не ответила мне. Ты провела в камере всю ночь?»

Его опьяняющий, мужской аромат струился в ее нос, подзывая ближе. Она пыталась сопротивляться, правда пыталась, но поняла, что льнет к нему, невзирая на его предупреждения. «Да».

Опять, ярость затемнила его лицо. «Тебя кормили?»

«Нет».

«Дали одеяла?»

«Нет». Почему его это заботило?

«Тебя кто-то обижал?»

«Нет».

«Тебя кто-то… касался?». Мускул дернулся в его челюсти, раз, два.

Ее лицо сморщилось в растерянности. «Да. Конечно».

«Кто?» потребовал он. Его лицо начало те дикие изменения, угловатый скелет засветился и запенился под его кожей, словно он носил прозрачную маску. Даже его глаза изменились опять. Черный накрыл фиолетовый, затем черный заменил красный, зловеще мерцая.

Еще один тугой комок сформировался в ее горле и ей пришлось побороться за вдох. Ни в лесу, ни прикованный к кровати и пронзаемый мечом, он не источал такой свирепости.

Почему ты до сих пор стоишь тут? Беги!

Его выражение лица изменилось, словно он знал, что она собиралась сделать.

«Не стоит», сказал он, подтверждая ее опасение. «Ты лишь подстегнешь меня еще больше. Это скоро пройдет. Теперь скажи, кто касался тебя».

«Все они», выдавила она, оставаясь на месте. «Я полагаю. Но им пришлось», поспешила убедить она. Она не могла поверить, что защищала его убийц, но это казалось скорейшим способом успокоить его. «Это был единственный способ поместить меня в камеру».

Он расслабился, но лишь слегка. Костлявый образ отступил, и красное мерцание потухло в его глазах. «Они не касались тебя сексуально?»

Она тряхнула головой, немного расслабившись и сама. Он был зол на людей, а не на нее за сопротивление.

«Я позволю им жить. Немного». Позабыв свое собственное правило, он взял в ладони ее лицо и привлек внимание к своему лицу.

Она испытала те электрические покалывания снова, когда его теплое дыхание пощекотало ее нос. Он был так велик, что подавлял ее, его плечи так широки, что поглощали ее.

«Эшлин», нежно произнес он.

Его быстрое изменение, от чудовища до заботливого джентльмена, было головокружительным.

«Я не хотел обсуждать это пока, но понял, что должен услышать твой ответ сейчас». Тяжелая пауза, пока он всматривался в нее. «Я убил тех четырех мужчин вчера. Тех, что следовали за тобой».

«Следовали за мной?» Кто-то из Института видел ее и пошел за ней? Они – последние его слова наконец-то дошли до нее. Она задохнулась, пока высоко-разрядная волна тока скользнула вниз по ее спине. «Ты убил их?»

«Да».

«Как они выглядели?» выдавила она. Если доктора МакИнтоша убили из-за нее… Она сжала, губы, чтоб прервать болезненный стон.

Мэддокс описал людей – высоких, сильных воинов – и она медленно расслабилась. Большинство сотрудников, которых она знала в Институте, были в возрасте, как МакИнтош. Большинство были поседевшими, с истонченными волосами и очками, поскольку глаза их ослабли от постоянного всматривания в компьютерные мониторы. Облегчение разлилось по ней, что взамен вызвало чувство вины. Люди погибли прошлой ночью. Не имело значения, знала она их или нет.

«Зачем ты совершил подобное?»

«Они были вооружены и стремились к битве. У меня был выбор – убить их или позволить им убить меня».

Он произнес это без намека на раскаяние, словно это было обычным происшествием. Каким же кровавым местом насилия оказался эта крепость. Мэддокс тоже. Ее спаситель рассуждал как бывалый солдат… или холодный и безжалостный убийца, как и его сожители. Он не колебался и, не колеблясь, убьет снова.

Так почему же она до сих пор хотела, чтоб его руки обняли ее?

Какие бы эмоции Мэддокс не разглядел на ее лице, казалось, они ответили на его вопрос. Его бровь приподнялась, а рот сжался в тонкую линию. В недовольстве? Но почему? Прежде чем она смогла его лучше изучить, он отвернулся и взобрался еще на два шага, говоря, «Забудь, что я упоминал об этом».

«Подожди». Она прыгнула вперед, морщась от возобновившейся боли в щиколотке и хватаясь за его бицепс. Тщедушный ход, правда, но он остановился.

Он замер, затем медленно повернул голову и зарычал, смотря на ее пальцы.

Она отскочила прочь от него. Не из-за его реакции, а потому что ощутила слишком много тех покалываний. Ей нравилось верить, что это было статическое притяжение. Что-то, нечто, помимо этого – ох, такого неправильного – желания.

«Прости», пробормотала она. Не прикасаться, напомнила себе. Так было лучше для них обоих. Она, казалось, не могла управлять реакциями своего тела, когда они находились близко друг от друга. По правде говоря, длительное соприкосновение могло заставить ее растечься лужицей. «Мэддокс?»

В профиль выражение его лица казалось пустым, полностью лишенным эмоций. «Да?»

«Не злись, но это может и подождать, так что я собираюсь вернуть нас к Теме номер Один. Что ты такое?» Прежде чем он смог вернуться в движение, словно она и не говорила, она добавила, «Я ответила на твои вопросы. Ответь, пожалуйста, на мой».

Он не ответил. Но обернулся к ней лицом снова.

Нервничая, она провела языком по губам. Он взглядом проследил за движением, и его ноздри раздулись. Она не собиралась, но принялась болтать, «Послушай, в мире есть много видов необычных существ. Никто не знает этого лучше меня. Я упоминала, что знаю из первых рук о существовании демонов? Я просто хочу знать, с чем столкнулась здесь».

Заткнись. Прекрати болтать.

Если б только он ответил. Ей никогда прежде не доводилось заполнять молчание. И в мыслях не мелькало, что молчание может быть настолько неуютным.

Он спустился на шаг, отмеренным и точным действием преодолевая маленькое расстояние между ними; она спустилась на ступеньку в ответ, увеличивая его.

«Довольно вопросов. Я хочу, чтоб ты искупалась, поела и отдохнула в течение часа. Ты покрыта грязью, шатаешься на ногах от голода и у тебя под глазами темные круги. После, мы сможем… поговорить».

Снова колебания. Они смутили ее, и она сглотнула. «Если я попрошу отвести меня обратно в город, что ты на это скажешь?»

«Ясно, что нет».

Так она и подумала. Ее плечи поникли. Не важно, как сильно она желала этого мужчину – или, возможно, потому что она так сильно желала этого мужчину – ей следовало начинать вести себя как разумное человеческое создание и сбежать.

Что если она была следующей на очереди для ранений мечом? Она не воскреснет из мертвых, это Эшлин знала наверняка.

Вчера она продала бы свою душу, чтоб добраться сюда. Кого ты обманываешь? Ты продала свою душу. Она, может, и не научилась управлять голосами, но, по крайней мере, Мэддокс был с ней, и все же она просто не могла остаться. Было слишком много неизвестности и слишком много насилия.

Но чтоб сбежать, ей придется перетерпеть гору, холод, туман и голоса. Ты можешь сделать это. Ты должна сделать это.

Мэддокс изогнул дугой бровь. «Мне следует вновь запереть тебя, Эшлин?», поинтересовался он, словно читая ее мысли.

Угроза напугала и разозлила ее, но она помотала головой. Незачем расстраивать его и рисковать оказаться убитой или брошенной опять в ту ледяную, сырую тюрьму, где свобода недостижима.

Тишина не так прекрасна, как ты надеялась, не так ли?

«Ты хочешь уйти, потому что есть некто с кем тебе надо переговорить?» спросил он. Ему не удалось замаскировать нарастающую злость этим столь вежливым вопросом – она видела ее проблески просто под поверхностью его кожи. «Кто-то беспокоится о том, где ты находишься?»

«Мой начальник», честно ответила она. Возможно, если она найдет телефон, она сможет позвонить ему. Он сможет тогда вызвать полицию – нет. Она отбросила немедленно эту мысль, напоминая себе, что последняя может быть в сговоре с «ангелами».

Но если ей удастся позвонить МакИнтошу, Институт сможет придумать способ спасти ее. Она сможет вернуться к своей старой жизни и притворится, что последних двух дней никогда не было – даже если мысль покинуть Мэддокса вызывала необъяснимую боль в ее груди. Глупая девчонка!

«Кто именно твой начальник?»

Как будто она расскажет ему и навлечет опасность на невинного человека. Вместоэтого, она собрала все свое мужество и сказала, «Позволь мне уйти, Мэддокс. Пожалуйста».

Еще одна пауза, потяжелее предыдущей. Он подступил ближе, располагая их нос к носу, точно как было и в лесу. Его глаза были ярко-фиалковыми сейчас. «Вчера ночью я велел тебе возвращаться в город. Ты отказалась. Ты даже преследовала меня. Ты звала меня. Помнишь?»

Напоминание ужалило. «Мгновение безумия», прошептала она, опуская взор на свои руки. Ее пальцы сжались так, что костяшки побелели.

«Что ж, то мгновение безумия определило твою судьбу, женщина. Ты остаешься здесь».

Мэддокс сопроводил неохотно идущую Эшлин в свою спальню. Он уже успел почистить пол и выбросить запятнанный матрас, заменив его новым из запасов в комнате напротив. Предвкушая ее соблазнение, он нагрел ванну для нее, приготовил блюдо с мясом и сыром, откупорил бутылку вина и постелил чистые, пахнущие солнцем простыни.

Он никогда не прикладывал столько усилий для совокупления, лишь слыхал Парисовы разглагольствования, как быстро женщины тают, когда мужчины их балуют подобным образом.

Мэддокс не осознавал, что Эшлин проведет целую ночь в камере и что ей понадобиться вся эта забота, благодаря его друзьям. Его пальцы крепко сжались в кулак.

Ее комфорт не имел значения. Он не был уверен, от кого пришла эта мысль – от демона или от него самого. Он только знал, что это была ложь.

«Купайся, переоденься и поешь», заставил он себя проговорить. «Никто не побеспокоит тебя». Пауза. «Есть что-то еще, что может тебе потребоваться?»

Она обошла его широким полукругом, немедленно оборачиваясь лицом, словно не доверяла находиться у себя за спиной. «Свобода не помешала бы».

«Помимо этого».

Она внимательно рассматривала комнату. Ему не нравилась ее бледность, пошатывания и отстраненность. Она не была такой истощенной прошлой ночью, даже в кусачем холоде леса.

«Как насчет того, чтобы стереть мои воспоминания о прошлых нескольких днях?»

«Помимо этого», повторил он мрачно, не в восторге от того, что ей хотелось позабыть о нем.

Она вздохнула. «Нет. Тогда ничего».

Он знал, что должен уйти, дать ей возможность расслабиться и последовать его указаниям, но он понял, что сопротивляется этому. Он прислонился к дверному косяку. Она же оставалась в центре комнаты, со скрещенными руками, натягивая свой розовый жакет на груди. Его рот увлажнился.

«Ты проделывал это со многими женщинами?» спросила она бойким тоном.

Его глаза сверкнули и впились в ее, его тело напряглось. «Проделывал что?» Очаровывал их? Соблазнял их? Его горло внезапно перекрыл массивный комок.

Теперь она фыркнула. «Запирал их. Что же еще?»

Комок быстренько рассосался.

«Ты первая», ответил он, стараясь изо всех сил скрыть свое разочарование.

«И что ты задумал для меня, такой особенной девушки?»

«Лишь время покажет», честно ответил он.

Тень озабоченности легла на ее лицо. «Сколько времени?»

«Мы узнаем это вместе»

Теперь она нахмурилась. «Ты самый загадочный из мужчин, которых я встречала».

Он пожал плечами. «Меня называли и похуже».

«Не сомневаюсь даже», пробормотала она.

Даже оскорбление не оттолкнуло его. Лишь еще немного… «Я не знал, какую ты любишь еду, так что принес тебе понемногу всего, что имелось у нас на кухне. Боюсь, особо выбирать не было из чего».

«Спасибо», сказала она и пождала губы. Проблеск злости мелькнул в ее лице. «Не знаю, почему я вежлива с тобой. Смотри, что ты творишь со мной».

«Забочусь о тебе?»

Ее щеки зарделись, и она посмотрела в сторону.

«Ты принадлежишь мужчине, Эшлин?», поинтересовался он, ненавидя саму мысль.

«Не понимаю твоего вопроса. Замужем ли я? Нет. Есть ли у меня парень? Нет. Но у меня есть друзья, и они будут волноваться за меня», поспешила она добавить, словно неожиданно поняла, что сделала себя уязвимой.

Кого она хотела убедить? Его? Или себя?

«Они будут искать меня. Будут», настаивала она, когда он не ответил.

«Но не найдут тебя», уверенно отрезал он. Четверым вчера не удалось подняться на гору. Ее остальным дружкам не удастся также.

Ее рука порхнула к горлу, обращая его внимание на молотящийся там пульс.

Почему его приводил в такой восторг стук ее сердца, непреодолимо тянуло коснуться свидетельства его биения?

«Я не намеревался пугать тебя», заверил он ее. Он не был уверен, кто был более удивлен этими словами – Эшлин или он сам.

«Я не понимаю тебя», прошептала она.

Он также не понимал себя самого. И чем больше он стоял тут, болтая с нею, тем меньше смысла было во всем этом. Он выпрямился. «Приведи себя в порядок. Я вернусь позже». Не дав ей возможности возражать, он вышел в коридор, захлопывая дверь, не оборачиваясь.

Так лучше. С момента как он поинтересовался, принадлежит ли она мужчине, демон начал бурлить внутри него, стремясь к битве. Если б он остался, он коснулся бы ее. Если он коснется ее, он ею овладеет. Но он не рискнул превратить сплетение тел и пылкие поцелуи в укусы, царапание когтями и слишком грубые проникновения.

Нежная женщина в его комнате не переживет этого.

«Проклятие», прорычал он. Эшлин была, несомненно, наимилейшей из людей, с которыми он когда-либо сталкивался. Его рот все еще увлажнялся при мысли о ней; его осажденное тело рыдало о ней. Он не желал причинить ей вреда, несмотря на то, что она призналась, что знает о демоне, хотя лишь Ловец или Наживка могли знать. Нет, он хотел лишь доставлять ей удовольствие.

Оборачиваясь, он запер дверь снаружи. Он совершил еще нечто в предвкушении ее соблазнения – убрал ручки. Теперь выбраться наружу можно было, только спрыгнув с террасы его спальни, а он сомневался, что она пожелает пролететь пять этажей и приземлиться на зазубренных камнях. Однако, он плотно залепил окно на террасу, на всякий случай.

Мэддокс прошагал вниз по коридору, молясь чтоб остальные воины не избегали его весь день. Очнувшись в своем уже исцеляющемся теле, первым делом он подумал об Эшлин. Он приготовил свою комнату и еду для нее и поискал Люциена, которого обнаружил в комнате развлечений. Потребовал рассказать о происшедшем.

«Подземелье», пробормотал мужчина со странным блеском в глазах.

Разъяренный, Мэддокс вылетел из комнаты, отчаянно убеждая себя, что она в том же состоянии, в котором он покинул ее: жива и нетронута. Он полагал, что его друзья, по крайней мере, дали ей еду, воду и одеяла. Ошибся. Она могла замерзнуть до смерти. Она могла изголодаться. И они не могли этого не знать.

Они ожидали, что он покорно примет такое?

Ошибались.

Один взгляд на грязное, перепуганное лицо Эшлин – он захотел убить кого-нибудь. Он едва сдержался, твердя себе, что скоро она будет лежать в его постели, обнаженная и открытая для него. И хотя это успокоило его, это не утихомирило демона – сумело лишь больше его возбудить.

Теперь Насилие нуждалось в выходе своей нарастающей ярости. Только после этого Мэддокс будет в состоянии притронуться к Эшлин без боязни растерзать это хрупкое маленькое тело.

Тело… Эшлин… два слова, использованные в одном предложении, определенно возбуждали его. Светящаяся, она была всеми возможными его фантазиями, и он планировал насытиться внутри нее, снова и снова, овладевая ею во всех вообразимых и невообразимых позах.

Вскоре она тоже захочет этого.

Желание светилось в ее глазах, когда она глядела на него, и она постоянно тянулась к нему, открыто надеясь на некое физическое соприкосновение. Он даже услышал запах ее возбуждения, аромат страсти, невинности и этого доставляющего удовольствие меда. Однако, он напугал ее, и этот испуг перечеркнул желание.

Ты должен быть счастлив, что Наживка боится тебя.

Должен, безмолвно насмехался он. Как же он начинал ненавидеть это слово.

Однако, была ли она Наживкой?

Когда он упомянул четырех преследовавших ее людей, она казалась искренне удивленной. Напуганной его поступком, да, но большинство женщин страшились войны и резни.

Она призналась, что знает о демонах, что еще более сбивало с толку. Он не пытал ее, чтобы получить эту информацию. Зачем бы Наживка добровольно так поступила? Зачем не притворилась, что считает его человеком, чтоб понизить его защиту?

Так же она не старалась увести его из крепости, и не пыталась впустить кого-нибудь внутрь. Но все же у нее не было свободы поступить так, напомнил он себе. И не будет.

Она пыталась спасти его от его друзей, что смущало более всего. Это он не мог сбросить со счетов. Спасать того, кому желаешь навредить, было глупо. Она могла пострадать сама.

Она была ходячей противоположностью его черно-белому миру.

Завтра он разберется с истинными причинами ее пребывания здесь. Сегодня, что ж, на сегодня были боле значимые дела.

Его ботинки клацали по полу, отражаясь эхом от стен. Комната развлечений показалась впереди, и он ускорил шаг. Дух урчал в предвкушении, и его собственные кости ныли в ожидании драки.

Встав в широком дверном проеме, он увидел попкорн, рассыпанный по полу и втоптанный в багровый ковер. Его наметанный глаз заметил несколько лужиц засохшей крови. Очевидно, здесь побывал Рейес. На этот раз, телевизор был выключен. Шары были разбросаны на поверхности бильярдного стола, словно некто прекратил игру в самом разгаре.

Но ни признака воинов, даже Люциена. Куда все подевались?

Мэддокс промчался по крепости, минуя удобства, которые они приобрели с годами. Горячая ванна, сауна, зал, временная баскетбольная площадка. Никого.

Он достиг комнаты Париса первой и вломился внутрь без стука. Черная, покрытая шелком постель была смята, но пуста. Надувные куклы, купленные Торином, были раскиданы повсюду – восхитительный, но бесполезный прием. Кнуты, цепи и различные сексуальные игрушки, неведомые Мэддоксу, висели на стенах. Они не использовались, а это означало, что Парис должен был быть внутри крепости. Где-то.

Встряхивая головой, Мэддокс прошагал далее по коридору.

Бей. Бей. Бей.

Он пытался не замечать голос демона, входя в комнату Рейеса. Не было Рейеса, не было и секс-игрушек. Вместо них было оружие. Все виды оружия. Ружья, ножи, метательные звездочки. Был голубой борцовский мат с засохшей кровью на нем. Была боксерская груша, несколько гантелей. Парочка дыр украшали стены, словно некто лупил стену, пока та не рассыпалась в песок.

Ему придется залатать это попозже.

Бей. Бей. Бей.

Комната Люциена была закрыта, и никто не ответил, когда он постучал. Комнаты Аэрона и Торина были пусты. Разочарование опустилось на плечи Мэддокса. Черные точки начинали мигать перед его глазами.

БейБейБей.

Он жаждал Эшлин, но не мог взять ее пока не была придушена потребность в насилии – а это не могло произойти, пока он не нашел людей. Все это лишь злило его еще более. Он вернулся в холл, его бицепсы сокращались, кровь бурлила сквозь них, язвительно жаркая.

БейБейБей!

«Где вы?» выкрикнул он. Он ударил стену раз, другой, оставляя вмятины, идентичные виденным в комнате Рейеса. Его костяшки пульсировали, но это была приятная боль, боль, которая заставляла демона счастливо громыхать.

Мэддокс остановился и ударил стену снова.

У него не было много времени. Полночь придет опять. Смерть потребует его. Прежде чем это произойдет, он должен был затеряться в Эшлин. Должен познать каждый дюйм ее тела, поскольку муки незнания были гораздо хуже, чем еженощный огонь ада.

Что если женщина по-настоящему не хочет тебя? Издевался демон. Что если она притворяется жаждущей тебя так сильно, чтоб получить от тебя информации? Что если она думает о другом мужчине каждый раз, когда ты рядом, и ее возбуждение для него?

Рыча, Мэддокс еще раз впечатал кулак в стену. Больше камня треснуло и осыпалось. Она желает его. Только его. Не реагируй. Не слушай духа.

Насилие заткнуло свой рот, радуясь его страстности, его собственническому чувству.

«Что это ты делаешь, круша стены вместо того, чтоб чинить их?»

Мэддокс услыхал знакомый голос и обернулся. Кровь капала с его рук, теплая и бодрящая.

Аэрон стоял в конце холла. Свет пробивался из окон, танцуя на крепкой мужской фигуре. Один луч ударил прямо поверх его темных волос, как яркая корона, что освещала его разукрашенную кожу.

Как ни в чем не бывало, Насилие взвыло на полную силу. Мэддокс указал на друга и угрожающе нахмурился. «Вы бросили ее там».

«Что с того?» Черный демон наколотый на шее Аэрона, моргнул своими красными глазами, просыпаясь от глубокой спячки. Слюна, казалось, закапала из его рта с острыми клыками. «Она заговорила?»

«О чем?»

«О причинах своего пребывания здесь»

«Нет»

«Тогда дай я порасспрошу ее»

«Нет!» она была достаточно напугана. Вид Эшлин в камере, промелькнул в мозгу Мэддокса. Ее кожа была белее снега снаружи, единственным цветом были полосы коричнево-черной грязи. Она трепетала. Когда женщина трепещет, это должно быт от страсти, а не от страха.

Бей. Бей. Бей! Напевал демон опять.

«Где она сейчас?» потребовал Аэрон.

«Не твоя забота. Но кто-то заплатит за состояние, в котором я ее нашел».

Фиалковые глаза его друга – идентичные его, будто бы боги слишком утомились создавать нечто иное – расширились от удивления.

«Почему? Кто она тебе?»

«Моя!» было единственным имевшимся у него ответом. «Она моя».

Аэрон провел языком по зубам. «Не будь дураком. Она – Наживка»

«Может быть» Возможно. Он пошел вперед. Кипящий…голодный… «В данный момент, я не забочусь об этом».

Воин ступил ему навстречу, так же разозленный. «А должен бы. И не должен был притаскивать ее сюда»

Мэддокс знал это, но не собирался извиняться. Он сделал бы это снова, если б ему дали выбор.

«Забери ее обратно в город и придумай способ стереть ее воспоминания», произнес Аэрон. «Иначе, ее следует убить. Она видела и слышала слишком много, и мы не можем позволить ей выложить все это Ловцам».

Они были почти друг возле друга. Мэддокс не вооружался этим утром, что фактически спасало несчастную шкуру Аэрона. Он бы метнул кинжал в засохшее, черное сердце мужчины, если бы мог. «Я скорее пораню тебя».

Демон с наколки расправил крылья, полностью проснувшийся, и Аэрон медленно осклабился. «Мы сделаем это, и тебе придется латать разрушения».

«А тебе придется убираться»

«Как будто меня это волнует. Мы приступим или будем лишь болтать об этом?»

«О, да. Приступим», подпрыгнул Мэддокс.

То же сделал и Аэрон. Они столкнулись в воздухе.

Глава шестая.

Удар. Ворчание и резкий наклон. Удар.

Мэддокс крепко врезал Аэрону в щеку, и мужчина склонился на бок, опять хрюкнув. Но секундой позже Аэрон отплатил, заехав ему в челюсть с левой руки. Зубы Мэддокса громко стукнули, и кровь наполнила его рот, металлический вкус был сладок, утолял частичку жажды его духа.

Он, ухмыляясь, пнул коленом Аэрона в живот. Воин сложился пополам, хрипло дыша. Еще. Ему требовалось нанести еще ущерб. Прежде чем Мэддокс смог приложить его локтем по голове, Аэрон бросился вперед с дикарским ревом, обхватывая руками и опрокидывая того на землю. Они катались в борьбе за превосходство. Кулаки взлетали; колени пинали. Локти врезались.

Мэддокс зашипел, когда Аэрон снова попал ему по рту. Он утратил улыбку, внутренняя поверхность его щеки была разорвана. Новая порция крови стекла в его глотку.

«Ты этого хотел?» прокашлял Аэрон.

Он придавил горло своего друга, заставляя того задыхаться, и его кожа быстро приобрела синеватый оттенок.

«А ты этого хотел?» Пока Аэрон пытался вдохнуть, он ударил его еще четыре раза, в лицо. Хрясть. Глаз. Хрясть. Нос. Хрясть. Челюсть. Хрясть. Висок. Хватит на сегодня Насилия, слегка напевал он с каждым ударом. Хватит Насилия.

Ты уверен? Приставал дух.

Глаза Мэддокса сузились, пока он наносил очередной удар.

Убей его.

«Нет!» выкрикнул он, лишь теперь осознавая, что не укротил демона вовсе. Ни капли даже. Он остановился, хватая ртом воздух, не зная, что еще сделать. Он не мог отправиться к Эшлин в таком состоянии, изголодавшийся по крови и еще более на грани, чем был прежде.

«О, да!» Избитый до синяков, Аэрон гортанно зарычал и врезал Мэддоксу кулаком в правый глаз. Боль взорвалась в его голове, когда кольца мужчины зацепили вену. Его зрение мгновенно затемнилось. Нечто теплое и мокрое полилось вниз по его лицу и наконец-то, наконец-то, садистский голос замолк.

Возможно, ему требовалось побороть духа подчинением. Счастливый сделать такое одолжение, он широко раскинул руки, приветствуя следующий удар.

Аэрон не разочаровал. Воин наподдал ему в живот, и Мэддокс отлетел назад. В момент удара о землю, Аэрон был уже над ним, душа его, придавливая коленями плечи. Удовлетворение затопило лицо мужчины, но демоны плясали в его глазах, уродливые демоны, мучающие демоны, еще более грозные, чем тату на его шее.

«Еще хочешь?» прорычал Аэрон.

«Еще»

Удар. Голова Мэддокса дернулась влево. Удар. Голова дернулась вправо. Удар. Хрящ его носа треснул.

Бей меня. Сильнее. Сильнее! С каждым ударом дух метался все глубже и глубже. Гнев против Насилия, подумал он, и Насилие было запугано. Мысль о подчинении Насилия была почти чувственно возбуждающей. Он улыбнулся, полагая, что так должно быть чувствовал себя Рейес. Счастлив в боли, отчаянно желая еще.

Его зубы прикусили язык, и он получил еще удар. Язык распух.

Теперь я буду не в состоянии поцеловать Эшлин, подумал он.

Тебе незачем целовать ее, чтоб поиметь, выбранился демон, приподнимая свою уродливую голову ровно настолько, чтоб пырнуть его копьем ярости.

Довольно! Он желал целовать Эшлин. Желал ее вкуса у себя во рту, пока она будет извиваться под ним. И он получит это. Это все о чем он помышлял, притягивая языки пламени вовремя бесконечной ночи.

Еще удар.

«Аэрон! Что ты творишь?» Мэддокс услыхал требовательный оклик Люциена с другого конца холла.

«Даю Мэддоксу необходимое». Удар.

«Остановись».

«Нет». Новый удар глубоко и сильно втемяшился в его висок, сотрясая мозг.

«Не останавливайся», попросил Мэддокс, когда Аэрон заехал ему левой. Еще немного и демон, может быть, спрячется на остаток дня.

«Остановись», повторил Люциен. «Немедленно. Или ночью я заберу в Ад тебя вместе с Мэддоксом».

Удары мгновенно прекратились. Эту угрозу Люциен мог легко претворить в жизнь.

Аэрон тяжело дышал; Мэддокс тоже. Он почти дотянулся, схватил Аэроново запястье и заставил мужчину ударить снова. Он хотел, нуждался в большем. Он не станет рисковать. Если он должен быть избит до бесчувствия, он позволит быть себе избитым.

Он не поранит Эшлин.

Пока нет, по крайней мере.

Нехотя Аэрон поднялся на ноги и предложил Мэддоксу руку помощи. Он принял ее с такой же неохотой, и быстро встал. Вместе, он и Аэрон встретились лицом с Люциеном.

В глазах Люциена не было никаких эмоций, когда он пристально рассматривал их. Мэддокс провел рукой по своему избитому лицу, нащупывая порезы, которые требовалось бы зашить, будь он человеком.

«Кто-нибудь желает мне объяснить, что происходит?»

«Мы упражнялись в новой технике спарринга», прошамкал Мэддокс своими опухшими губами. На этот раз дух оставался в безмолвии. Он почти ощущал себя нормальным. Осознание было так удивительно ошеломительным, что он улыбнулся.

«Точно. Новая техника спарринга», Аэрон положил руку на его плечо. Один из его глаз был заплывшим и закрытым, нижняя губа искромсана.

В течение часа, знал Мэддокс, оба они полностью восстановятся. Бессмертие имело свои преимущества.

Вернется ли Насилие, когда исцелится его тело?

Люциен открыл, было, рот для ответа, но Мэддокс поднял ладонь в кровоподтеках.

«Я не буду выслушивать твои порицания. Ты оставил Эшлин в подземелье. Благодари богов, что я не собираюсь придушить тебя».

«Мы сделали то, что было необходимо, чтоб она стала более покорной», ответил Люциен, и в его тоне не было извинений.

Мэддокс одеревенел, злость омывала его. Необыкновенно обыкновенная злость, однако. Та, что не побуждала его совершать ужасные поступки. Чудесная.

«Я просил тебя о двух вещах. Только о двух: и ты подвел меня в обоих».

«Ты просил, чтоб она осталась жива и нетронута. Так оно и есть», подчеркнул Люциен.

Действительно, она была перепуганая и замерзшая, и по непонятной причине знание этого ранило его глубже, чем кулаки Аэрона. Она быта просто такой маленькой, такой нежной. «Я не мог позаботиться о ее потребностях. Ты должен был». Он всегда ненавидел то, что терял всякую связь с реальностью, когда часы били полночь. Он ненавидел то, что не ведал о происходящем здесь в эти сумеречные часы. Ненавидел то, что не мог защитить себя и своих близких.

Исходя из того что он знал, крепость могла быть атакована Ловцами, сожжена до основания, а все внутри – уничтожены. Эшлин могла предать его, провести тех Ловцов вовнутрь. Но Эшлин так же могла бы быть избита. Эшлин могла быть поругана или убита, и он бы не знал.

«Послушай, именно сейчас твоя женщина не имеет никакого значения», произнес Люциен. «Много чего произошло с твоей последней смерти…»

Рычание завибрировало в его глотке, голове, ушах, вытесняя голос воина. Не имеет никакого значения?

«Если она захворает…» Края его злости превратились в острые иглы, колющие духа. Все же не до конца подчинен, он осознал с бессловесным проклятием, когда его тело напрягалось, снаряжаясь к войне.

Опасная дымка плясала на его глазах; его собственная, только его собственная, но демон любил это. Убей его. Он намеревается отобрать твое. Да, ему надо было убивать. Его кровь закипала. Кожа натягивалась на костях.

«Он не слушает», сказал Люциену Аэрон. Нерв дергался под глазом мужчины, и он грубо встряхнул Мэддокса прежде чем разъединить их соприкосновение. «Ты слышишь меня?»

«Да», проскрежетал Мэддокс.

«Как долго ты планируешь держать здесь женщину?»

Так долго, как это возможно, ответил его мозг по своему собственному согласию.

Так долго, как это потребуется, поправил он.

Держать ее в крепости было опасно. Для нее. Для него. Для всех Повелителей. Он знал это, но не собирался ее освобождать. У него было ни силы воли, ни желания. Не было ничего важнее познания удовольствий, которые обещало ее тело. Ничего. Будет ли она жаркой и влажной для него? Будет ли мурлыкать его имя? Просить еще?

Неожиданно кулак въехал в его нос, сворачивая голову в сторону. Боль взорвалась в виске, ослабляя хватку ярости. Также и возбуждения. Мэддокс моргнул от удивления и нахмурился на Аэрона.

«Зачем ты это сделал?»

«Твое лицо было не твоим, а лицом Насилия». Люциен тряхнул головой, резко приблизившись с усталым выражением лица. «Ты бы вот-вот взорвался»

«Возьми себя в руки, мужик». Аэрон выдал раздраженный вздох. «Ты, словно Дамоклов меч, готов упасть в любой миг и порубить нас всех».

«Очень смешно с твоей стороны», сухо ответил Мэддокс. Он мог быстро поддаться, казалось, неспровоцированным приступам насилия, но Аэрон также был известен впадением в буйство, распространяя отмщение так далеко и широко как возможно.

«Где девчонка теперь?» спросил Люциен.

Поначалу Мэддокс не ответил. Он не желал, чтоб они знали, поскольку они могли пойти к ней.

«В моей комнате», наконец-то сказал он, его тон был так мрачен, что они не могли ошибиться в его невысказанном предупреждении: Навестите ее и почувствуете укус моего демона.

«Ты оставил ее одну в твоей комнате?» Раздражение Аэрона достигло новой вершины, и он потряс руками в воздухе. «Что ж ты не дал ей нож, приказал нам выстроиться шеренгой и позволил ей зарезать нас одного за другим?»

«Я закрыл ее на ключ. Она не причинит неприятностей».

«Она может отпереть дверь» Люциен потер заднюю часть шеи. «Она может впускать Ловцов вовнутрь в эту самую секунду».

«Нет. Я убил их».

«Могут быть еще».

Люциен был прав. Мэддокс знал, что Люциен был прав. Он стиснул зубы, и его избитая челюсть заболела в знак протеста. «Я проверю и удостоверюсь что она там, где я оставил ее и одна». Он развернулся.

«Я иду с тобой». Аэрон решительно пошел с ним рядом.

Люциен пошел следом.

Мэддокс рванул с места. Если Эшлин сбежала, привела Ловцов в их твердыню, воины потребуют ее голову.

Он не был уверен, что сможет отдать ее им, несмотря на ее преступления. По правде говоря, каждая частичка его тела вопила о необходимости защитить ее. Я? Защитник? Его кровь закипала от этого, бурлила.

Когда – если – придет время, будет ли он в состоянии совершить необходимое? Мэддокс не знал ответа. Ему хотелось думать, что будет, но…

Они завернули за угол, и их шаги совпадали в гулком барабанном бое. Трам. Трам, трам, трам. Угловым зрением, он увидел Аэрона, взмахнувшего руками по бокам. Два маленьких лезвия скользнули в его кисти. Мужчина не потерялся в своем демоне во время их битвы, осознал Мэддокс. Иначе, Мэддокс был бы сейчас в лохмотьях, его кожа была бы лишь воспоминанием.

Он испытал приступ вины. Неужто Аэрон бился с ним только чтоб помочь ему?

«Никто не коснется девушки», сказал он с нарастающим чувством вины. Он должен был бы быть более предан своим друзьям. «Независимо от того что мы узнаем, она – моя. Ясно? Я сам с ней разберусь».

Тяжелая пауза повисла, пока каждый взвешивал свой ответ.

«Хорошо», вздохнул Люциен.

Аэрон по-прежнему молчал.

«Это моя комната. Я могу войти один и оставить вас здесь…»

«Хорошо», наконец-то огрызнулся Аэрон. «Она твоя. Надеюсь, ты сделаешь то, что должен. Ловцы, однако, будут уничтожены, едва покажутся».

«Согласен». С обоими утверждениями.

«Что она сделала, чтоб заполучить такую преданность с твоей стороны?» Спросил Люциен, в его тоне скорее была искреннее любопытство, чем скрытое отвращение.

Ответа у Мэддокса не было. Он даже не хотел думать над ним. Однако, он заслуживал отвращения и не мог этого отрицать.

«Я полагаю, наш друг позабыл, что секс это всего лишь секс». Аэрон крутанул одним из ножей в угрожающем взмахе. «Кто его предлагает, не имеет значения. Эта женщина ничем не примечательна. Как и все они».

Неожиданно пойманный в очередную мрачную паутину злобы, что затмила все намеки вины, Мэддокс сделал Аэрону подножку и прыгнул на него, прежде чем мужчина упал на землю. Он воспользовался удивлением воина, выхватив один из его ножей и приставив кончиком к Аэронову горлу.

Но, сообразив, что происходит по середине своего падения, Аэрон нацелил другое лезвие в шею Мэддокса в то же время. Мэддокс почувствовал, как лезвие впивается в кожу, режа сухожилие, но не отпрянул.

«Хочешь подохнуть?»

Неустрашимый, Аэрон изогнул черную бровь с пирсингом. «А ты?»

«Отпусти его Мэддокс», произнес Люциен, будучи спокоен как сердцевина бури.

Он подтолкнул оружие глубже, взглядом не отпуская Аэрона. Огонь шипел и хрустел между ними. «Не смей так говорить про нее».

«Я буду говорить, как мне нравиться».

Он грозно нахмурился. Мне нравиться этот человек. Я восхищаюсь ним. Он убивал за меня, а я за него. Все же он знал, глубоко в душе, что если об Эшлин будут упоминать в такой унизительной манере, он нападет. Неважно кто это будет. Ничто не имело значение кроме нее. Он ненавидел этот факт. Он не понимал его, но был беспомощен пред ним.

«По какой-то причине», сказал Люциен, «эта девчонка спусковой курок. Скажи ему, что не будешь больше болтать о ней, Аэрон».

«Почему это я должен?» был ворчливый ответ. «Насколько мне известно, я имею право озвучивать свое мнение».

Глубокий вдох, глубокий выдох. Это не помогло. Мэддокс чувствовал, как приготавливается к новому нападению. Проклятье! Мне надо взять себя в руки! Так я выгляжу неимоверно глупо и постыдно. У него еще не бывало меньшего влияния на свои собственные поступки.

«Аэрон, тебе должно было бы надоесть вычищать кровь с полов», проговорил Люциен. «Подумай, сколько ее будет, если Ловцы уже сейчас пытаются вторгнуться в наш дом, а мы не пытаемся остановить их. Скажи ему».

Аэрон колебался лишь миг прежде, чем убрать нож от Мэддоксовой шеи.

«Хорошо», буркнул он. «Никаких разговоров о девчонке. Счастлив теперь?»

Да. Мэддокс мгновенно расслабился и поднялся на ноги. Он даже подал свободную руку, чтоб помочь Аэрону встать, но тот оттолкнул его в сторону и встал самостоятельно. Парис как-то нарек Мэддокса «Качели настроения»; он пошутил тогда, но Мэддокс начинал верить, что в его словах была правда.

«Я не скажу этого, но ты знаешь, о чем я думаю, правда?» сухо поинтересовался Аэрон.

Да он знал. Он был таким же поганцем, как и Парис – если не хуже.

«Детвора», пробормотал Люциен, закатывая глаза.

«Мамочка», ответил Аэрон, но в его тоне не было тепла.

Мэддокс на минутку закрыл глаза, сосредотачиваясь, пытаясь заставить себя поверить. Эшлин просто женщина. Она не означает ничего более чем временное удовлетворение.

Тени и боль, проблескивавшие в ее глазах ничего не означали. Они не смягчат его, еще менее зачаруют. Больше нет. Ему надо было начинать думать о ней, как и об остальных.

Еще немного этой абсурдной ссоры, и ему придется выкапывать свое достоинство из мусора.

Черт, возможно боги окончательно решили наказать его и послали Эшлин свести его с ума, причинить ему боль и страдания. Покарать его. Возможно, он больше не будет томиться вечной смертью по ночам. Возможно, он приговорен томиться вечной смертью целыми днями.

«Лады?» поинтересовался Люциен.

Даже и близко нет. Он мог успокоиться, но он был в худшем расположении духа, чем когда-либо. Все-таки он кивнул и прошагал по коридору без единого слова, вверх по лестнице и в свое крыло крепости. Лучше с этим покончить.

Когда Люциен и Аэрон опять поравнялись с ним, Аэрон сказал, «Мой кинжал».

«Он мил», ответил, нарочно не понимая. И не вернул его.

Аэрон фыркнул. «Я и не предполагал, что у тебя нехватка оружия»

«Если хочешь сохранить свое, получше за ним присматривай».

«То же самое можно сказать и о твоей башке».

Мэддокс не дал ответа. Чем ближе он подходил к спальне, тем сильнее он мог ощущать медовый аромат Эшлин. Аромат, что был полностью ее собственным. Не мыла или духов, а ее. Его тело болезненно напряглось, а плоть заполнилась жаром и нуждой. Он, казалось, всегда ожидал глотка этого меда. Она такая же, как остальные женщины, помнишь? Ничего особенного, напоминал он себе.

Он бегло осмотрел своих сотоварищей. Они и не заметили сладкого аромата в воздухе. Хорошо. Он желал Эшлин, ее всю, для себя. Ничего особенного, проклятье.

Достигнув порога, все приостановились. Аэрон напрягся и приготовил оставшийся у него кинжал. Жесткая маска покрыла его лицо, словно он изготовился совершить необходимое. Люциен также извлек оружие – сорок пятого калибра, взведенное и готовое.

«Гляньте, прежде чем нападать», процедил Мэддокс сквозь стиснутые зубы.

Они кивнули, даже не удостоив его взглядом.

«На три. Раз…» его уши подергивались, пока он прислушивался. Из комнаты не доносилось ни звука. Ни всплеска воды или легкого позвякивания тарелок о поднос. Неужели Эшлин и правда сбежала? Если так…

«Два». Его живот свело от злобы и ярости, и шрамы там запекли. Его пальцы впились в рукоять кинжала. Он мог бы просто покинуть крепость, мог бы обшарить в ее поисках все закоулки земли.

Ничего особенно действительно.

«Три». Он повернул замок и толкнул дверь. Петли скрипнули. Все трое ворвались в комнату, безмолвные, готовые ко всему. Мэддокс осмотрел комнату, приглядываясь к каждой мелочи. Пол – нет следов ступней. Окно – по-прежнему закрыто. Поднос с едой – нетронут. Кое-что из его одежды было вытащено из гардероба и теперь раскидано по полу.

Где она?

Аэрон и Люциен оглядывались, пока он шел вдоль стены гардероба, настороженно наблюдая. Он запрыгнул в стесненное пространство, вскидывая кинжал. Ничего не обнаружил.

На кровати шевельнулись покрывала и мягкий полувздох, полустон раздался в воздухе.

«Опустить оружие», приказал Мэддокс яростным шепотом, кровь его кипела от звука этого женственного вздоха.

Несколько секунд прошло, пока остальные мужчины повиновались. Лишь тогда Мэддокс приблизился к кровати, медленно…потея. По какой-то причине, он трясся словно хрупкий человечек. Он подозревал, что увиденное уничтожит его.

Он был прав.

Он увидел спящую красавицу. Эшлин. Ангел. Разрушение.

Ее янтарные волосы рассыпались по его белоснежной подушке. Ее ресницы, на два оттенка темнее волос, отбрасывали косые тени на ее перепачканные щеки. Она не искупалась, не поела. Она, должно быть, заснула вскоре после его ухода.

«Красивая», с неохотным восхищением в голосе проговорил Аэрон.

Изысканно прекрасная, молчаливо поправил Мэддокс. Моя. Ее губки были красные и полные, очаровательно припухшие. Она искусала их от волнения? Он наблюдал медленные поднятия и опадания ее груди, понимая, что тянется – не трогай, не трогай – не в силах предотвратить действие. Но он сжал руки в кулаки как раз перед соприкосновением. Его тело снова было твердокаменным, потребность клокотала внутри. Темная потребность, пугающая своим натиском и по-прежнему настолько более мощная, чем Насилие когда-либо было.

Как она могла извлекать такой отклик простым дыханием?

Коснись ее. Кто этого желал? Он? Демон? Оба?

Не важно. Только одна ласка, потом он уйдет. Он примет душ и вернется, когда она отдохнет – и он будет четко контролировать себя к тому времени. Определенно будет.

Наконец-то, разжав руку, он погладил кончиками пальцев ее щеку. Легкая как шепот ласка. Ее кожа была гладкой, словно шелковой, наэлектризованной. Он ощутил покалывание от соприкосновения, его кровь немедленно закипела сильнее.

Ее веки приоткрылись, словно и она ощутила этот толчок.

Она подскочила, волосы спадали каскадом по ее плечам и спине. Ее сонные глаза всмотрелись, встретились с его, расширись.

«Мэддокс». Она отползала назад, пока не уперлась в металлическое изголовье. Цепи звякнули по обоим бокам кровати, цепи, что сковывали его каждую ночь. «Мэддокс», повторила она, испуганно, благоговейно…счастливо?

Он, Люциен и Аэрон разом отступили. Он знал, почему он отошел – он увидел свою погибель в ее прекрасных глазках в миг, когда встретились их взгляды – но не ведал, почему другие отреагировали так же.

«Чт-что ты делаешь?» выдохнула она. «И что с твоим лицом? У тебя течет кровь». Он услышал озабоченность, и это глубоко поразило его. Она что всегда будет так действовать на него?

Она взглянула на остальных и сдавленно хныкнула.

«Вам показалось мало убить его вчера, надо было еще и избить сегодня? Пошли вон, вы… вы… убийцы. Пошли вон сейчас же!»

Она выскочила из кровати и встала перед Мэддоксом, слегка пошатнувшись, вскинула руки, чтоб отгораживая их. Защищая его? Опять? Широко раскрыв глаза, он встретился с такими же изумленными взглядами друзей.

Ее действия подходили невиновному… или тому, кто притворялся невиновным. Если и так, Мэддокс понял, что снова хочет коснуться ее. В… поддержку? Он тряхнул головой. Вряд ли. Для удовольствия. Это имело смысл. Он – мужчина; она – женщина. Он желал.

Но станет ли желание темнее, если он разозлится?

Он схватил ее за руку и оттащил за спину. Он сконфуженно глянул на Люциена, затем обернулся к ней. Прежде чем он смог сказать хоть словечко, она затараторила, «Ты собираешься сейчас отвести меня в город? Пожалуйста».

И никогда больше ее не увидеть?

«Поешь», приказал он, резче, чем намеревался. «Выкупайся. Я скоро вернусь». Друзьям же он бросил. «Пошли». Прошагал в коридор.

Они задержались лишь на миг прежде, чем последовать за ним.

Закрыв и заперев дверь, Мэддокс прижался лбом к холодному камню стены возле нее, отсчитывая каждую молекулу вдыхаемого и выдыхаемого из легких воздуха, стараясь успокоить свое неистово бьющееся сердце. Этому надо положить конец.

«Ты привел в наш дом проблему», сказал Аэрон, оставаясь сбоку. «И неужели она действительно пыталась защитить тебя от нас?»

«Конечно же, нет». Но уже во второй раз она так поступила, и он был еще более удивлен, чем прежде.

Он выпрямился и провел рукой по лицу.

«Позволь мне уйти, Мэддокс», крикнула Эшлин через дверь. Сильнее чем вчера ее голос взывал к нему. Мягкий, живой. Эротический. «Я ошиблась, придя сюда. Ошиблась. Если это поможет, я поклянусь никому не рассказывать».

«Я знаю, что привел проблему», сказал он Аэрону.

Его друг изогнул бровь с тем высокомерным видом, что начинал бесить Мэддокса. «И не извиняешься?»

Это и было наихудшим; он все еще не сожалел.

«Забудь сейчас о женщине», сказал Люциен, махнув рукой. Он обхватил себя за плечи. «Ты увидел ее. С ней все в порядке. Не похоже, чтоб она впустила Ловцов – пока. Сейчас у нас есть более важная тема для обсуждения. Это то, о чем я пытался поведать тебе ранее: боги – они не те за кого мы их принимали».

«Мэддокс, нам надо поговорить с тобой», раздался грубый голос, обрывая какой бы то ни было его ответ.

Люциен раздраженно воздел руки, а Мэддокс обернулся. Приближался Рейес, с Парисом и Торином по бокам. Двое из них имели мрачный вид, а третий ухмылялся как умалишенный.

«Твоя женщина должна уйти», прорычал Рейес. «Я ощущал ее запах всю ночь, и не могу стерпеть этот грозовой аромат ни секунды больше».

Грозовой? Эшлин пахнет медом. Все же его челюсть стиснулась при мысли, что другой мужчина тоже ощущал ее.

«Она остается», кратко бросил он.

«Да кто она такая, почему она все еще здесь и когда же я увижу ее нагой?» поинтересовался Парис, подмигивая бровью.

«Кому-то следует убить ее», парировал Рейес.

«Никто не притронется к ней!»

Аэрон закрыл глаза и помотал головой. «Ну, опять начинается».

«В отличие от Рейеса, я не возражаю против ее присутствия», потирая руки, произнес Парис. «Мне только не нравиться твое нежелание делиться. Я хотел бы…»

Мэддокс толкнул Париса прежде, чем тот завершил предложение.

«Ни слова больше. Знаю, что бы ты хотел вытворять с ней, но только через мой труп».

Теперь Парис нахмурился, его бледная кожа изменила оттенок от злобы.

«Назад, осел. У меня еще не было сегодня женщины, так что я не в настроении для подобной чепухи».

Торин оставался в углу, наблюдая, ухмыляясь.

«Кто-нибудь еще находит это чрезвычайно занимательным? Это получше, чем слушать брокеров, когда падают акции»

Мэддокс пытался обуздать себя и запихнуть Эшлин на задворки разума. Где ей самое место. Как женщина, как человек, как возможная Наживка – она была последней из тех, кто должен был пробуждать в нем такую защитную реакцию.

Должен, должен, должен. Аррррр! Заканчивай с этим! В конце концов. Вскоре. Сейчас.

«Довольно!» взревел Люциен.

Все умолкли и удивленно уставились на него. Он обычно не орал.

«В городе были Ловцы?» поинтересовался он у Рейеса и Париса.

Рейес мотнул головой «Мы не нашли ни одного».

«Хорошо. Вот это хорошо. Возможно, Мэддокс действительно уничтожил их всех». Люциен удовлетворенно кивнул. «Но Мэддокс все еще не знает о богах. Надо ему рассказать. И еще то, что Аэрон и я… совершили прошлой ночью».

Мгновенно тело Аэрона напряглось. «Мы же договаривались не рассказывать им».

«Знаю». Люциен вздохнул, явно исчерпывая свое терпение. «Я передумал».

«Ты не можешь просто передумать!» зарычал Аэрон, подскакивая к Люциену.

«Я могу, и я передумал», был ответ. Не совсем спокойный, но близкий к этому, лишь оттененный сталью.

«Что происходит?» Мэддокс встал между ними и растолкал их в разные стороны. На этот раз не он раскидывался обвинениями и кулаками. «Я готов выслушать. Ты упомянул богов. Я знаю, что Аэрона призывали, но был слишком рассеян, чтоб расспросить о деталях. Что им понадобилось от него?»

«Позже», Торин бросил Мэддоксу, но тот не отрывал глаз от Люциена. «Что ты натворил, Смерть?»

«Колись», приказал Рейес.

Внимание Люциена не переключалось с Аэрона. «После их реакции на Эшлин, нам надо убедиться, что они случайно не наткнулись на наш секрет. Как полагаешь, что будет, если подобное произойдет?»

Аэрон долго не отвечал. Напряжение повисло в воздухе, мрачное, зловещее. Наконец-то, Аэрон кивнул. «Ладно. Покажи им. Но готовься к войне, мой друг, потому что они не будут счастливы».

«Кое-кому лучше бы объяснить», потребовал Рейес, переводя взгляд с одного другого.

«Объяснить будет не достаточно. Мне надо вам показать». Люцен направился вниз по коридору. «Сюда».

Пророческие слова, подумалось Мэддоксу. Он бросил вопросительный взгляд на Торина, который выдал нечто подобное только вчера ночью. Знаешь, что происходит? Спросил он губами.

Нет, был безмолвный ответ.

Ничего хорошего, это он мог угадать наверняка. Люциен никогда не вел себя так таинственно. Удивленный, заинтригованный, обеспокоенный, Мэддокс взглянул на дверь Эшлин прежде чем последовать за своими друзьями.

Глава седьмая.

Эшлин упала на кровать, борясь за контроль над своим дыханием. О, Господи. Он вернулся. Он не был сном, галлюцинацией или миражом. Мэддокс был жив. Она по-настоящему была брошена в подземную темницу; он по-настоящему воскрес из мертвых. И действительно остановил голоса.

Когда он оставил ее в этой на удивление пустой спальне, она поискала телефон, ничего не нашла, затем попыталась выбраться. Снова, ничего. Усталость быстро легла ей на плечи, почти сминая ее. Она не могла с ней бороться, тишина неумолимо расслабляла, словно любимый наркотик, которым она наконец-то смогла себя побаловать. Потому она прилегла, не беспокоясь о последствиях. Ее позабавило предположение, что возможно, только возможно, все это было иллюзией, и когда она откроет глаза, то окажется дома в своей собственной кровати.

Но это было не так.

Мгновение назад волна звенящей силы прокатилась сквозь нее, вытаскивая ее с пинками и воплями из самого умиротворенного сна в ее жизни, сна, окутанного благословенным безмолвием. А затем Мэддокс нависал над ней, всматриваясь в нее своими бездонными фиалковыми глазами.

Его лицо было покрыто кровоподтеками и порезами. Черные и синие, кровоточащие, левый глаз заплыл, губа разорвана. От одного воспоминания тошнота подступила к горлу. Неужели эти монстры пытались вновь его убить?

Опять. Ха! Она безрадостно рассмеялась. Они таки убили его. И двое из его убийц стояли по бокам от него. Казалось, он был любезен с ними, обращался так, словно ему не было за что их ненавидеть. Как они могли оставаться его друзьями?

Она выбралась из постели. Ее тело ломило и болело при каждом движении, словно ей было девяносто, а не двадцать четыре. Она нахмурилась. Слишком много переживаний, без видимости близкого их окончания.

Мужчины, должно быть, ушли прочь, поскольку она больше не слышала их из-за дверей. Отлично. Она не хотела бы иметь с ними дел прямо сейчас. Или вообще когда-либо. Займись делом, а потом ищи, как выбраться отсюда.

Она направилась в ванную, восхищенная ее неожиданной красотой, если учитывать пустынность спальни и холод подземелья. Здесь она обнаружила белые кафельные стены и соответствующий мраморный пол, встроенные хромированные и черные вешалки с полотенцами, фарфоровую раковину, блестящую высоченную кабинку с почти прозрачными стенками.

На случай если великан решить принять душ? гадала она.

По непонятной причине все было привинчено болтами.

Многоярусная люстра свисала с потолка, ее латунные «руки» торчали в разные стороны. Других украшений не было. Ни рисунков, ни удобств. Забрал ли их Мэддокс из боязни,что она попытается стащить что-либо?

Эшлин фыркнула. Институт прилично оплачивал ее выслушивание и разведку паранормальных явлений; деньги не были проблемой. Помимо того, чего бы она не пожелала, МакИнтош добровольно давал ей это. А если ей не хотелось просить у него, она заказывала это через Интернет, и ей доставляли это на порог.

Она зарделась, вспоминание некие из недавно заказанных вещиц. Любовные романы, что бесспорно вели к покупке костюма девицы из гарема или черного кожаного белья. А после прочтения одной подробнейшей книженции про агента под прикрытием и бывшей воровки – шелковых шарфов и изоленты. Она, конечно, не использовала ничего этого.

Вздохнув, смочила полотенце в уже остывшей воде. Оставаясь в одежде, она вымылась, как только смогла. Ни за что она не разденется. Любой из них может вернуться в любой момент.

Да, а тебе бы хотелось, чтоб вернулся Мэддокс.

Нет, убеждала она себя, взволнованная подобной мыслью. Не хотелось бы. Он пугал ее.

Он приносил драгоценную тишину.

Больше нет. Его здесь не было, а голоса не возвращались. Ее голова была ясной, она слышала только собственные мысли. Я исцелена.

Нет. Ты слышала голоса прошлой ночью, в темнице.

«Итак, я говорю сама с собой», воздев руки, произнесла она. «Что дальше?»

Она изучила свое отражение в зеркале. Капли воды стекали с ее лба на нос, с носа на подбородок. Ее щеки пылали румянцем, а темные глаза сияли. Странно. Она никогда раньше так не ощущала свою смертность, но также никогда не выглядела столь живой.

Заурчавший живот напомнил об оставленном Мэддоксом на полу блюде с едой. Ноги сами принесли ее к нему, минуя гардероб, в котором она рылась в поисках спрятанного телефона. Черные футболки, черные брюки, черные плавки.

Ее соски затвердели, стоило ей подумать о мускулистом Мэддоксе, одетом лишь в пару этих плавок. Он бы лежал на кровати, твердый и напряженный, с проглядывающей сквозь плавки эрекцией, и порочность сквозила бы в его глазах, пока он подзывал бы ее пальцем.

А она бы добровольно ринулась к нему.

Эшлин прикусила нижнюю губу. Мэддокс… в постели… ожидающий ее… Ее колени подогнулись, а живот затрепетал. Глупая девчонка. Очевидно, если она останется в тишине, все ее мысли будут о сексе.

Она подняла поднос и прошла к окну, где пристроилась на краю стены, забрасывая виноградины в рот. Сладкий сок потек по горлу, и она почти застонала, прежде чем заставить себя сосредоточиться на повестке дня – побеге.

Она рассказала МакИнтошу, а через него и Институту, про людей и эту крепость. МакИнтош даже знал, что она хотела здесь побывать. Скорее всего, он уже догадался, куда она запропастилась.

Придет ли он за ней? Или скормит ее волкам за ослушание? Хотя он всегда был добр к ней, он не выносил ошибок других сотрудников, а еще меньше неподчинение.

Он придет, уверила она себя. Он нуждается в тебе.

Но пока она таращилась в окно, лишь деревья и снег приветствовали ее. Она не позволила этому расстраивать себя. Он мог быть где угодно. Стоя тут, позволяя любому снаружи видеть себя, она закинула еще виноградинку в рот и подняла бокал. Я здесь. Вы меня видите?

Ей надо выбраться отсюда поскорее. С каждой уходящей секундой, сумасшествие воинов, казалось, все крепче обволакивает ее. Ради всего святого, она уже представляя себе своего тюремщика в нижнем белье.

Надеюсь, МакИнтош увидит меня, пробьет дыру в парадной двери и вытащит отсюда. Бах. Сделано. Кончено. Нет, погоди. Перемотка. Она не хотела, чтоб МакИнтош оказался внутри стен. Он не впишется в эту милую компашку. Она собиралась отвлечь Мэддокса, может оглушить его как-то, и бежать. Прочь из крепости и вниз с горы. Холод и голоса были получше, чем найденная ею здесь угроза смерти.

Итак, как же она собиралась отвлечь мужчину? Раздумывая, она съела остаток винограда. Потом она принялась за мясо и сыр, потягивая вино между укусами. Через минутку остались только крошки и полбутылки. Ей еще никогда не было так вкусно. Ветчина была приправлена коричневым сахаром, изысканное пиршество для ее вкусовых рецепторов. Сыр был гладкий, не слишком острый, превосходно контрастирующий с виноградом. Вино – отменное.

Ну ладно, это местечко таки получило пару очков в свою пользу.

Однако, еда не была достаточной причиной, чтоб оставаться. Как насчет секса? Конечно же нет, подумалось ей, а в ее животе снова появились эти странные трепетания. Это было…

Все внутри нее поднялось по неожиданной тревоге – затишье перед надвигающейся бурей. Ей не было действительно больно, но она поняла, что нечто было не в порядке с ее телом. Один стук сердца. Другой. Ожидая, она сглотнула.

Потом грянула буря.

Кровь застыла льдом, а капли пота, острые как осколки льда, появились на коже. Расползаясь, словно пауки. Она взвизгнула, захныкала, пытаясь соскрести их. Но они не исчезали, и теперь она могла их действительно увидеть. Они были на ней. Их крошечные ножки бегали по ней. Вопль заклокотал в ее горле, и в тот же миг волна головокружения ударила ее, так что она лишь тяжело вздохнула. Ей пришлось вцепиться в окно, чтоб удержаться на ногах. Поднос упал, звеня.

Слишком быстро головокружение перешло в тупую боль, а она жалящим кинжалом прорезала себе путь от живота до сердца. Она покачнулась, задыхаясь и стеная одновременно. Яркие огоньки мелькали перед глазами множеством слепящих цветов.

Что с ней было не так? Яд? О Господи, были ли пауки все еще на ней?

Новая боль поразила ее, и она сложилась пополам.

«Мэддокс», позвала слабым голосом.

Ничего. Шагов не было.

«Мэддокс!» выкрикнула, вкладывая в его имя все свои истощающиеся силы. Она попыталась пойти к двери, но не смогла заставить себя шевельнуться.

Опять ничего.

«Мэддокс!» Зачем он тебе? Он мог сотворить это с тобой. «Мэддокс». Она не могла прекратить произносить его имя. «Мэддокс».

Черные паутинки туманили ее зрение, сужали его, покрывали чересчур яркой радугой.

«Мэддокс». Ее голос превратился в едва слышный шепот, в трепетную мольбу.

Ее живот стиснуло; горло распухло, почти закрылось. Затем она не смогла дышать. Каждая клеточка ее тела вопила и вопила и вопила. Нужен воздух. Нужно вдохнуть. Она упала на пол, не в состоянии больше выдерживать собственный вес. Надо сбросить пауков прочь. Нет сил, нет энергии.

Бутылка вина упала, будто сопереживая, и оставшаяся красная жидкость разлилась. Она полностью утратила четкость зрения, мир вращался, затем полностью исчез, оставив только темноту.

Мэддокс не мог поверить своим глазам.

«Это… это… невозможно». Он протер мозолистой рукой глаза, но картинка не изменилась.

«Очевидно, я учуял запах не Эшлин», Рейес врезал кулаком в стену. Пыль взметнулась в воздух, куски шершавого камня осыпались на пол.

Торин просто захохотал.

Парис благоговейно втянул воздух.

«Идите к папочке».

В дальнем углу Люциеновой спальни были четыре женщины. Держась за руки, они сбились кучкой для поддержки и придания сил друг другу. Каждая тряслась от страха, смотря на мужчин панически вытаращенными глазами.

Нет, понял Мэддокс. Не все они дрожали. Зеленые глаза красивой блондиночки с веснушками уставилась на них с яростью. Ее челюсть сжималась, словно она прикусывала язык, чтоб удержаться от непристойных выкриков.

«Что они здесь делают?» затребовал он ответа..

«Тебе не идет такой тон», отрезал Аэрон. «Ты начал это со своей милашкой-Наживкой».

Низко рыча, Мэддокс преодолел расстояние между ними. Одна из женщин захныкала.

«Я думал мы закрыли эту тему», сказал он. «Взвешивай свои слова о ней хорошенько, иначе пострадаешь».

Аэрон не сдавался.

«Сколько ты ее знаешь? Пару часов? Ты совсем немного разговаривал с ней. Сейчас она должна была бы просить о пощаде, а мы должны были бы знать все ее тайны. И все о Ловцах: есть ли они еще в городе, что они замышляют».

«Она пыталась спасти, когда меня убивали. Она пыталась спасти меня от вас всего пару минут назад».

«Ломала комедию»

Возможно. Он твердил себе это же, но не мог заставить себя придать этому значение. Ни тогда, ни сейчас. Расстроенный больше самим собой, чем Аэроном, он сдался на этот раз. Обернулся к Люциену.

«Почему они здесь?» спросил более спокойно, но не менее недоверчиво.

Скорее настолько спокойно, насколько это было возможно в подобной ситуации.

Люциен глянул на Аэрона, указавшего на коридор кивком подбородка. Сообразив, воины вышли. Каждый места себе не находил в ожидании. Люциен вышел последним и быстро запер дверь.

Мэддокс рассматривал своих друзей, по большей части излучавших то же неверие, что и он. Ничего подобного не случалось раньше. Никто из них не приводил женщин сюда, даже Парис (насколько ему было известно), а сейчас тут было почти столько же женщин сколько и воинов. Это было химерно.

«Итак?» напомнил он.

Аэрон пояснил, как Олимпийцы были свергнуты Титанами – предводителями из седой древности, и что эти новые суверены хотели – нет, приказали – ему казнить тех четырех невинных женщин. Если он будет сопротивляться, он сойдет с ума от жажды крови. Если попросит освобождения от выполнения задания, его проклянут так же как Мэддокса.

Мэддокс ошеломленно слушал. Удивление и страх омывали его, струились в его крови.

«Но зачем новый царь богов сказал Аэрону…»

Ответ сам встал на место и сжал его губы. Я сделал это, осознал он. Это я виноват. Я бросил вызов богам вчера вечером, даже оскорбил их. Это должно быть их способ отплатить.

Он испуганно глянул на Торина. Воин уставился на него, напряженно сверкая зелеными глазами. Затем отвернулся и распластал свои одетые в перчатки руки на висящем как раз над ним зеркале. Его отражение было мрачным. Только вчера, они оба заявили, что им будет безразлично, если боги покарают их. Они полагали, что ничто не может быть еще хуже их положения.

Они ошибались.

«Мы не можем позволить Аэрону совершить этот проступок», сказал Люциен, прерывая мрачные размышления Мэддокса.

Рейес еще раз ударил стену, ворча от мощи. Красные порезы на его предплечьях открылись от столкновения, брызгая каплями крови на серебристые камни.

«Этим Титанам должно быть известно, что произойдет, если Аэрон подчиниться». Он грозно стиснул зубы. «Им должна быть известна та тончайшая грань между добром и злом, на которой мы все балансируем. Почему же они так поступают?»

«Я знаю почему», угрюмо ответил Мэддокс.

Все посмотрели на него.

Стыд тяжелым грузом придавил его плечи, пока он оценивал, что натворил.

«Я не ожидал, что такое произойдет», запинаясь, закончил он. «Я не знал о побеге Титанов, тем более что они взяли верх».

«Даже не знаю что сказать». Аэрон.

«Я знаю. Проклятье». Парис.

Мэддокс закинув голову, уставился в потолок. Я полагал, что пытаюсь взбесить Олимпийцев, хотелось ему крикнуть. Они бы ничего не сделали. Они бы продолжили игнорировать его.

«Ты думаешь, что Эшлин это тоже кара от Титанов?» поинтересовался Люциен.

Он стиснул челюсть.

«Да». Конечно же, она была карой. Он обдумывал это ранее: время ее прихода, то как она околдовала его разум и разожгла его желания, но полагал, что это устроили Олимпийцы. «Должно быть титаны привели Ловцов прямиком к нам, зная что те используют Эшлин и то, как она повлияет на меня».

«Ты не проклинал богов до того, как Аэрон был призван. Тем более, ты еще не проклял их, когда Эшлин впервые появилась перед моими камерами», уточнил Торин. «Они не могли наперед знать того, что мы скажем или сделаем».

«Не могли? Возможно, они и не присылали ее, но они должно быть как-то используют ее». Ничто другое не объясняло силы его чувств к ней. «Я о ней позабочусь», мрачно добавил он, но каждый мускул его тела окаменел, умоляя забрать слова обратно. Он не забрал. «Я позабочусь обо всех них».

Парис смерил его хмурым взглядом.

«Как?»

Он угрюмо ответил.

«Я убью их». Он творил и худшие вещи. Почему не добавить это в список?

Потому что я не чудовище. Сделай он это, он превратиться в Насилие. Он будет ничем не лучше духа внутри себя, существуя с одной целью: причинять боль.

Все же это он накликал эту чуму на их дом; ему и исправлять. Хотя сможет ли он уничтожить Эшлин? Он понял, что не желает узнавать ответ.

«Ты не можешь убить этих четверых в комнате Люциена», так же угрюмо произнес Аэрон. «Титаны приказали мне сделать это. Кто знает, как они отреагируют на неточное исполнение своих приказов»

«Я слышу вас, больные ублюдки», раздался из-за двери женский крик. «Убейте нас, и Богом клянусь, я убью вас всех».

Новая временная пауза для действий и речей.

Губы Рейеса искривила ухмылка.

«Невозможное деяние, но мне почти бы хотелось увидеть ее попытку».

Женские кулаки забарабанили по двери.

«Выпустите нас! Выпустите нас, слышите меня?»

«Мы слышим тебя, женщина», сказал Рейес. «Уверен, что и глухие также услышали тебя»

Рейес, самый серьезный из них, выдал шутку, и это обеспокоивало. Лишь в крайних обстоятельствах он прибегал к юмору.

Это был кошмар. После веков постоянного однообразия, Мэддоксу неожиданно предстояло допрашивать женщину, а затем уничтожить ее, прежде чем она и дальше могла быть использована против него. Ему надо спасать друга от выполнения немыслимого приказа. И ему предстояло умиротворить богов. Богов, к которым он даже не знал, как приблизиться.

Эти Титаны были неведомыми созданиями. Если он попросит о милосердии и они прикажут совершить нечто гнусное – что он откажется сделать – ситуация определенно ухудшится.

«Почему бы мне к ним не притронуться?» предложил Торин, возвращаясь к компании. Его глаза были такими же яркими и зелеными, как и у девушки в комнате. В то время как ее были наполнены злостью, его глаза утопали в отчаянии. «Если они умрут от болезни, никому не придется брать этот грех на душу». Кроме Торина.

«Нет», сказал Аэрон в тот же миг, когда закричал Парис. «Нет, черт побери».

«Никакой болезни», согласился Люциен. «Начнись она, и уже будет невозможно ей управлять».

«Мы спрячем тела», решительно произнес Торин.

Люциен издал новый вздох. «Это не сработает, и ты знаешь это. Болезнь всегда распространяется»

«Болезнь!» закричала девушка. «Вы собираетесь инфицировать нас? За этим вы притащили нас сюда? Вы отвратительные, ненавистные, прогнившие куски…»

«Тихо», приказал другой женский голос. «Не зли их, Дани»

«Но, бабушка, они…»

Их голоса отдалились. Девушку, очевидно, оттащили от двери. Мэддоксу пришлась по вкусу ее храбрость. Она напомнила ему Эшлин, то, как она стояла пред ним в камере и требовала задрать его рубашку. Ей хотелось сбежать – желание ярко виднелось в ее глазах – но она не сбежала. Простое воспоминание заставило его кровь закипеть, а тело – напрячься. Она даже погладила его рану, вызывая в нем к жизни нечто. Нечто, чего он не понимал.

Нежность, возможно?

Он отрицательно мотнул головой. Он будет сопротивляться этому чувству до последнего вдоха – который произойдет примерно через тринадцать часов, криво усмехнулся он. У него не было, не будет, нет нежности к Наживке или к божественной каре, или чем бы она ни была.

В доказательство этого – увидев в следующий раз, он возьмет ее грубо и быстро, погружаясь…погружаясь… Она будет стонать и выкрикивать его имя. Ее бедра будут сжиматься вокруг его талии и… Нет, нет. Картинка сама нарисовалось в его голове, меняясь, чтоб порадовать Насилие.

Она будет лежать на животе, упираясь руками и коленями. Ее прекрасные волосы будут каскадом спадать по изящной спине, и он сгребет их в охапку, подергивая. Ее шея изогнется; ее губы раскроются во вздохе наслаждения-боли. Он будет отступать и продвигаться внутрь ее плоти – горячей и влажной. Тесной. Да, она будет теснее кулака. Его яички будут шлепать по ее ногам.

Когда я наконец-то заполучу Эшлин в свою постель, я буду нежен. Помнишь?

Эта мысль была проигнорирована. Она будет молить о большем, и он даст ей это. Он…

«Это начинает надоедать». Аэрон толкнул его, впечатывая в стену. «Ты тяжело дышишь и вспотел, а твои глаза начинают мерцать красным пламенем. Готовишься взорваться, Насилие?»

Образ Эшлин, обнаженной и возбужденной, исчез – и это взбесило духа, который намеревался выпрыгнуть из Мэддоксовой шкуры и напасть. Мэддокс осознал, что и он рычит, жаждя снова увидеть ее в мыслях.

«Успокойся, Мэддокс». Безмятежный голос Люциена прорезал дымку. «Продолжай в том же духе, и будем вынуждены сковать тебя. Кто тогда защитит Эщлин?»

Его кровь охладела, отрезвляя его. Они сделают это, он знал это, а оков он не мог допустить. Не днем. Ночью, да. Тогда он был угрозой, и другого пути не было. Я угроза для нее сейчас. Но если его скуют сейчас, когда он сам почти из последних сил цеплялся за разум, он может также признать поражение и прекратить пытаться быть кем-то помимо демона.

Он заметил, что все мужчины пристально смотрят на него.

«Извините», проворчал он. Что-то с ним было очень не так. Эта совместная пляска с духом была неимоверно глупой. Хуже, постыдной. Они обычно бились друг с другом, а не в унисон.

Возможно, ему нужно провести побольше времени в спортзале. Или нужен еще раунд с Аэроном.

«Порядок?» спросил его Люциен. Сколько еще раз ему придется спрашивать об этом сегодня?

Мэддокс напряженно кивнул.

Люциен заложил руки за спину и осмотрел каждого мужчину.

«Поскольку это улажено, давайте обсудим причину, по которой я привел вас сюда».

«Давай обсудим причину, по которой ты привел женщин сюда», вставил замечание Парис, «а не оставил их в городе. Да, у Аэрона есть задание, но это не объясняет…»

«Женщины здесь потому, что мы не хотим, чтоб они уехали из Буды, возможно, увлекая Аэрона за собой», сказал Люциен, прерывая его. «А показал я вам их для того, чтоб вы не поубивали, словив бродящими по крепости. Если они сумеют выбраться, просто приведите их обратно в мою комнату и заприте. Не разговаривайте с ними, не обижайте их. Пока мы не придумаем, как освободить Аэрона от этого поручения, женщины наши нежеланные гостьи. Согласны?»

Один за другим мужчины кивнули. Что еще они могли сделать?

«Пока что, оставьте их на меня и расслабьтесь. Отдохните. Займитесь своими делами. Я уверен, что вы понадобитесь очень скоро»

«Я, первым делом, собираюсь напиться и забыться» сообщил Аэрон, потирая лицо рукой. «Женщины в доме», ворчливо добавил он, уходя. «Почему бы не пригласить весь город целиком на вечеринку?»

«Вот веселье-то было бы», снова забавляясь, ответил Торин. «Помогло бы мне позабыть весь этот взбудораженный муравейник». А затем он также удалился.

Рейес не произнес ни слова. Просто обнажил кинжал и ушел прочь, не оставляя сомнений насчет того, чем он собирался заниматься. Мэддокс предложил бы порезать, исхлестать или избить его, и избавить Рейеса от агонии самобичевания. Он предлагал подобное раньше, но ответом было резкое «нет».

Он понимал потребность Рейеса делать это самостоятельно. Быть бременем так же плохо, как и быть одержимым. У всех имелись собственные демоны – без преувеличений – и Рейес не желал причинять кому-либо беспокойства.

В данный момент, все же, Мэддоксу бы оно не помешало.

«Увидимся позднее, неудачники», хихикнул Парис. «Я возвращаюсь в город». Напряженность затопила его глаза – глаза, что сейчас были скорее тускло синими, чем ярко блестели от удовлетворения.

«У меня не было женщины прошлой ночью или этим утром. Все это…» он махнул рукой в сторону двери, «поколебало мой график. И не в лучшую сторону»

«Ступай», сказал ему Люциен.

Воин засомневался и посмотрел на дверь. Облизал губы.

«Разве что ты впустишь меня в спальню…»

«Проваливай», теряя терпение, отрезал Люциен.

«Им же хуже», пожал плечами Парис и исчез за углом.

Мэддокс знал, что ему следует предложить посторожить женщин. Ведь он был возможной причиной их пребывания здесь. Но ему надо увидеть Эшлин. Нет, не надо. Он хотел этого. Ему ничего не надо. Особенно человека с подозрительными мотивами уже предназначенного умереть.

Но, не зная следующих действий этих Титанов, он осознал, что не желает тратить попусту ни одного мига. Он пойдет к Эшлин, даже не полностью подчинив демона. Кроме того, он может никогда и не быть спокойным, если речь идет об этой женщине. И лучше сделать то, что он хочет, с ней сейчас, пока он не вынужден – он даже не мог заставить себя подумать об этом.

«Люциен», начал, было, он.

«Ступай», опять сказал его друг. «Сделай все что необходимо, чтобы контролировать себя. Твоя женщина…»

«Эшлин не обсуждается», отрезал Мэддокс, и без того зная, что собирался сказать Люциен. С твоей женщиной следует разобраться побыстрее. Он знал об этот сам.

«Просто выкинь ее из головы, затем сделай так чтоб, хотя бы часть тебя вернулась к нормальному существованию».

Мэддокс кивнул и развернулся, часть его гадала, стоит ли его нормальное существование того, чтоб к нему возвращаться.

Глава восьмая.

Мэддокс ступил в свою спальню, неуверенный в том, что увидит. Спящую Эшлин? Свежевыкупаную, голую Эшлин? Эшлин – готовую к битве?

Эшлин – готовую к удовольствиям?

Сердце неустанно барабанило в груди, раздражая его неимоверно. Ладони вспотели. Глупец, твердил он себе. Он не был человеком, рабом страха, также не был неопытным юнцом. Все же он не знал, что делать с этой женщиной, этой…карой.

Чего он не ожидал, так это найти бесчувственную Эшлин, распростертую на полу, в багровой луже – кровь? – пропитавшей ее волосы и одежду.

Тьма окутала его.

«Эшлин?» Он был подле нее в следующий миг, склоняясь, нежно переворачивая и подхватывая на руки. Вино, только вино. Хвала богам. Капли его покрывали ее слишком бледное лицо и стекали на него. Он почти улыбался. Сколько же она выпила?

Она была такой легонькой: он и не ощущал бы, что держит ее, если б не слабые покалывания, что струились с ее кожи на него.

«Эшлин, проснись»

Она не просыпалась. Фактически, она, казалось, еще глубже впала в беспамятство – движение ее глаз под веками прекратились. Во рту у него пересохло, и он заставил себя выдавить следующие слова.

«Проснись ради меня»

Ни стона, ни вздоха.

Встревоженный, он понес ее на постель, сорвав и отбросив по пути ее мокрый жакет. Хотя ему и не хотелось, он опустил ее на матрас и взял в ладони ее лицо. Кожа была ледяной.

«Эшлин».

Ответа по-прежнему не было.

Неужели она…Нет. Нет! В животе у него похолодело, когда он положил ладонь на ее левую грудь. Поначалу он ничего не ощутил. Ни нежного толчка, ни твердого удара. Он едва не проклял небеса. Затем, внезапно, почувствовал слабый стук. Длинная пауза. Еще ничтожное «стук-стук».

Она была жива. Его глаза быстро прикрылись, плечи облегченно опустились.

«Эшлин». Он легонько встряхнул ее. «Давай, красавица. Просыпайся». Что, во имя Зевса, было с ней не так? У него было опыта с опьяневшими смертными, но он полагал, что все же это было неправильно.

Ее голова упала на бок, веки оставались закрытыми. Ее губы были мило поджаты, но неестественно посинели. Пот стекал с ее висков. Она была не просто пьяна. Заболела ли она из-за ночи в камере? Нет, признаки этого появились бы раньше. Коснулся ли ее неумышленно Торин? Конечно же, нет. Она не кашляла и не была покрыта оспинами. Что же тогда?

«Эшлин» Я не могу потерять ее. Еще нет. Он еще не достаточно взял от нее, не притронулся к ней, так как мечтал, не беседовал с ней. Он удивленно моргнул. Ему хотелось разговаривать с ней. Не просто утолить себя внутри ее тела. Не просто допросить ее. Но беседовать. Узнать ее и понять, что делало ее такой женщиной.

Все мысли об ее убийстве растворились; мысли об ее спасении заняли их место, сильные, неоспоримые.

«Эшлин, поговори со мной». Он снова ее тряхнул, бесполезно, не знал, что еще поделать. Холод продолжал исходить от нее, словно она купалась в ледяной воде и сохла на арктическом ветру. Он укрыл ее покрывалами, пытаясь укутать ее теплом.

«Эшлин, пожалуйста».

На его глазах синяки образовывались вокруг ее глаз. Было ли это его новым покаранием? Наблюдать, как она умирает медленно и болезненно?

Чувство беспомощности нарастало. Даже со всей своей силой он не мог заставить ее ответить.

«Эшлин». На это раз ее имя было хриплой мольбой. Он снова встряхнул ее, достаточно сильно, чтоб вытрясти из нее душу.

Проклятие. Опять ничего.

«Люциен!» проревел он, не отрывая взгляда от нее. «Аэрон!» Он сомневался, что они услышат его на таком расстоянии. «Помогите мне!»

Звала ли Эшлин на помощь? Нагибаясь, он прижался ртом к ее рту, пытаясь вдохнуть в нее свою силу. Тепло… покалывания…

Ее посиневшие губы приоткрылись, и она застонала. Наконец-то. Еще признак жизни. Он почти взвыл от облегчения.

«Говори со мной, красавица». Он убрал влажные волосы с ее лица, смущенно понимая, что его руки трясутся. «Скажи мне, что не так»

«Мэддокс», прохрипела она. Глаза оставались закрытыми.

«Я здесь. Скажи, как помочь тебе. Скажи, что тебе надо».

«Убей их. Поубивай пауков». Она так тихо говорила, что он с трудом мог расслышать.

Он притронулся пальцами к ее щеке, пока осматривал комнату.

«Здесь нет пауков, красавица»

«Пожалуйста». Хрустальная слеза вытекла из-под века. «Они не престают лазать по мне»

«Да, да, я поубиваю их». Хотя он не понимал, он продолжал водить руками по ее лицу, затем по шее, виз по рукам, животу и ногам. «Они уже мертвы. Мертвы. Я обещаю»

Это немного расслабило ее.

«Еда, вино. Яд?»

Он побледнел, чувствуя как краска покидает его лицо, пока он не стал таким же белым как Эшлин. Он не подумал…не сообразил… Вино было приготовлено для них, для воинов, не для смертных. Поскольку человеческий алкоголь был слабоват для них, Парис частенько подмешивал капельку амброзии, которую стащил у богов и прятал все эти года. Была ли амброзия ядом для смертных?

Я сотворил это с ней. Ужасаясь, подумал Мэддокс. Я. Не боги.

«Арх!» Он врезал кулаком по металлическому изголовью, чувствуя как дальше ломаются и наполняются кровью его костяшки. Непримиримый, он ударил снова. Кровать задрожала и Эшил застонала от боли.

Прекрати, не делай ей больно. Он заставил себя остановиться, дышать медленно, постоянно приказывая себе успокоиться, в тысячный раз за сегодняшний день. Но потребность в жестокости была такой темной, такой мрачной. Такой сильной, почти неуправляемой. Кроме того краткого времени после драки с Аэроном, он был на грани весь день, и это лишь дальше подталкивало его. В любой момент он мог выйти за порог и натворить непоправимых бед.

«Скажи, как помочь тебе», повторил он.

«В-врач»

Людской целитель. Да, да. Ему надо отправить ее в город, поскольку никто из Повелителей не имел медицинской подготовки. В ней не было потребности. Что если этот доктор захочет оставить ее на ночь? Он тряхнул головой. Этого нельзя допустить. Она может рассказать Ловцам то, что узнала здесь, что увидела – как лучше победить воинов. Однако, что беспокоило его больше всего так это то, что кто-то мог забрать ее, навредить ей, а он будет не в состоянии спасти ее.

Ему надо привести доктора сюда.

Мэддокс снова коснулся в легком поцелуе ее холодных, холодных губ. Снова был толчок – на этот раз более приглушенный, такой же слабый как сама Эшлин. Его руки сжались в кулаки.

«Я найду тебе врача, красавица, и приведу его в крепость».

Она простонала, и ее длинные ресницы наконец-то приподнялись. Янтарные омуты боли вперились в него.

«Мэддокс»

«Это не займет много времени, клянусь»

«Не… уходи». Просила она сквозь слезы. «Больно. Так больно. Останься».

Потребность находиться с ней и потребность привести помощь боролись внутри него. В конце концов, он не смог отказать ей. Он прошагал к двери и закричал.

«Парис! Аэрон! Рейес!» Звук его голоса эхом отразился от стен. «Люциен! Торин!»

Он не дожидался их, а вернулся к кровати. Он переплел свои пальцы с пальцами Эшлин. Ее были вялыми.

«Как мне облегчить твою боль?»

«Не отпускай меня» Она неглубоко выдохнула. Красные струйки текли из уголков ее рта.

«Не отпущу. Не отпущу». Больше всего он хотел взять ее боль на себя. Что для него было еще немного страданий? Ничего. Но она была…чем? На это у него не было ответа.

Охая, она схватилась за живот, перекатываясь на бок и сворачиваясь клубком. Свободной рукой Мэддокс убрал ее волосы за ухо.

«Могу я что-нибудь сделать?»

«Не знаю». Она посмотрела на него стекленеющими глазами. «Я… умру?»

«Нет!» Он не собирался кричать, но отрицание взорвалось в воздухе. «Нет» повторил он более мягко. «Это все моя вина и я не позволю тебе умереть»

«Умышленно?»

«Ни за что»

«Почему же тогда?» выдохнула она. Снова охнула.

«Случайно» сказал он. «Вино не предназначалось для тебе подобных»

Она не подала виду, услышала его или нет.

«Меня…» она запнулась, прикрыв рот рукой «Вырвет».

Он схватил пустую вазу для фруктов и поднес ей. Он скатилась на край и опустошила желудок. Он откинул ее волосы назад.

Было ли очищение хорошим признаком или плохим?

Эшлин опять легла на матрас, когда Рейес и Парис вбежали в комнату. Оба выглядели сконфуженными.

«Что случилось?» потребовал Рейес.

«Что произошло?» спросил Парис. Он вспотел, напряженные морщинки глубже залегли вокруг его глаз.

Руки Рейеса опять кровоточили, опухли, и он держал два кинжала, явно готовый к битве. Его взгляд охватил картину, и его удивление возросло.

«Нужна помощь со смертельным ударом?»

«Нет! Вино… в него Парис кладет амброзию. Я оставил его ей» Признание изливалось из него, разбрызгиваясь виновато и уныло. «Спаси ее».

Парис пошатнулся, не сумел устоять на ногах.

«Я не знаю как».

«Ты должен! Ты провел несчетные часы с людьми!» Мэддокс едва не издал оглушительный рык. «Скажи мне, как помочь ей»

«Если б я мог» Он вытер влажную бровь тыльной стороной руки. «Я никогда не делился нашим вином с другими. Оно наше».

«Иди и расспроси других людей, знают ли они что делать. Если не знают, попроси Люциена смотаться в город и привести врача». Смерть был единственным из воинов, кто мог переноситься с места на место силой мысли.

Рейес кивнул и развернулся на пятках.

Парис произнес «Извини, Мэддокс, но я на пределе. Мне нужен секс. Я услыхал твой зов у парадной двери и примчался сюда вместо того чтоб уйти. А не должен был. Если я не попаду в город, вскоре я…»

«Я понимаю»

«Помогу тебе потом». Парис вышел и скрылся за углом.

«Мэддокс» опять простонала Эшлин. Пот капал с ее висков. Ее кожа все еще имела синеватый оттенок, но теперь была такой прозрачной, что он мог различить под ней мелкий узор вен. «Расскажи мне…историю. Что-нибудь…чтоб отвлечься…от боли». Она прикрыла глаза, ресницы снова отбросили тени на ее щеки.

«Расслабься, красавица. Тебе не стоит говорить». Он сбегал в ванную, вылил и вымыл вазу, схватил полотенце. Он намочил его и вернулся, поставив вазу возле кровати – на всякий случай. Ее глаза были по-прежнему закрыты. Он подумал, что она могла уснуть, но девушка напряглась, пока он обмывал ее лицо. Он сел позади нее, не зная, что сказать.

«Зачем…друзья резали тебя?»

Он не обсуждал свое проклятье, ни с одним из мужчин, страдающих рядом с ним. Ему не стоит обсуждать этого и с Эшлин. С кем угодно, но не с ней, однако это не остановило его. Смотря на нее, видя гримасу ее боли, он бы сделал что угодно, лишь бы отвлечь ее. «Они закололи меня, потому что должны были. Они прокляты, как и я»

«Это… ничего не объясняет»

«Это объясняет все»

Несколько минут прошли в молчании. Она начала извиваться, словно готовясь к следующему раунду с вазой. Он сделал ее больной; он задолжал ей все, чего бы она ни пожелала. Он раскрыл рот и позволил излиться повести своей жизни.

«Вот история для тебя. Я бессмертен, и хожу по земле, пожалуй, с начала времен».

Говоря, он почувствовал, как мускулы ее расслабляются.

«Бессмертный», вторила она, словно пробуя слово на вкус. «Знала, что ты не просто человек»

«Я никогда не был человеком. Я был создан воином, предназначенным охранять царя богов. Много лет я хорошо служил ему, помогая сохранять его могущество, оберегая его даже от его собственной семьи. Он все же не счел меня достаточно сильным для охраны его самой бесценной собственности – ларца, сделанного из костей мертвой богини Угнетения. Нет, он поручил это женщине. Ее знали, как самую сильную женщину-воительницу, это правда, но моя гордость была уязвлена» К счастью Эшлин оставалась расслабленной. «Желая доказать совершенную ошибку, я помог демонам из ларца высвободиться в мир. А в наказание, я прикован к одному из них». Он обнял ее за талию и нежно поглаживал живот в надежде, что это смягчит боль.

Она издала легкий вздох. Облегчения? Он надеялся.

«Демон. Я подозревала».

Да, несомненно. Но он по-прежнему не понимал, почему она призналась с такой готовностью.

«Но ты хороший. Иногда», добавила она. «Поэтому меняется твое лицо?»

«Да». Она считает его хорошим?

Исполненный удовольствия, он продолжал свое повествование.

«Я узнал, что во мне проделали брешь, ощутив удар внутри, словно часть меня угасала, предоставляя место чему-то иному, что сильнее меня самого». Тогда-то впервые он осознал принцип смерти – и вряд ли понимал, насколько близко он познакомится с ней вскоре.

Новый нежный вдох. Он не мог сказать, действительно ли она понимала то, что он рассказывал. По крайней мере, она не плакала, не корчилась от боли.

«На какое-то время я утратил силу воли, и демон полностью управлял мною, принуждая меня творить…» Все виды зла, мысленно закончил он, когда видения крови и смерти, дыма и пепла и полнейшего опустошения наполнили его мозг. Он сам едва мог вынести подобное знание, и не будет заражать ним Эшлин.

В ту же секунду, когда он вспомнил, как хватка демона на нем ослабла будто спала пелена сна, застилавший мозг черный туман растворился в сладко пахнущем утреннем ветерке, оставляя лишь ненавистное воспоминание.

Демон заставил его убить Пандору, стража ненавидимого им превыше всех. Жажда крови была утолена, он отступил на задворки Мэддоксова сознания, оставив Мэддокса разбираться с причиненным ущербом.

«О боги», со вздохом произнес он. «Убраться прочь от того ларца»

«Ларец», сказала Эшлин, всматриваясь в него. «Демоны. Я кое-что слыхала об этом». Она открыла, было, рот, но тут же подскочила. Вскрикивая, она слепо потянулась к вазе.

Мэддокс, двигаясь как никогда быстро, спрыгнул с кровати и подхватил вазу. Едва он поднес ее, она вытянулась над ней, и ее вырвало. Он поддерживал ее, приговаривал над ней так, как не делал этого никогда. Утешать было внове для него, и он молился, чтоб делать все правильно. Он никогда не утешал своих друзей. Они были такими же скрытными в своих страданиях, как и он.

Когда Эшлин закончила, он уложил ее на матрас и снова умыл ей лицо. Затем поднял глаза к потолку.

«Я сожалею о своих словах», прошептал он небесам. «Пожалуйста, не карайте ее за мои грехи»

Вглядываясь в нее, он почувствовал, что вечность прошла в их первой встречи, словно он знал ее всегда, и она всегда была частью его жизни. Жизни, которая превратиться в ничто, если ее отберут у него. Как такое было возможно? Лишь час назад он убедил себя, что будет в состоянии уничтожить ее. Теперь же…

«Пусть она живет», добавил он, «и я сделаю все, что пожелаете»

Все? поинтересовался тихий голосок. Не голос Насилия, понял он, и не из когда-либо слышанных ним.

Мэддокс моргнул, замирая. Прошло мгновение, прежде чем его шок перешел просто в удивление.

«Кто здесь?»

Пораженная взрывом его чувств, Эшлин подняла на него свои покрасневшие глаза.

«Я», прохрипела она.

«Не обращай на меня внимания, красавица. Спи», мягко проговорил он.

А кто я по твоему мнению, воин? Не можешь догадаться, кто имеет силу разговаривать с тобой таким образом?

Еще миг прошел, пока он воспринял ответ. Может ли это быть? Титан? Он годами взывал к Олимпийцам, и никогда не достигал цели в течение секунд. Он вообще не достигал цели. А разве Титаны не позвали Аэрона на небеса вот так же, лишь голосом?

Надежда – и страх – нарастали в нем. Если эти Титаны были доброжелательны, если они могут помочь, Мэддокс полагал что, что возможно он сделает все. Однако если они были злобными, и лишь ухудшат положение… Его руки сжались.

Они приказали Аэрону убить четырех невинных женщин; они не могли быть добры. Проклятье! Как ему теперь говорить с этими созданиями. Смиренно? Или это будет рассматриваться как слабость?

Все? настаивал голосок. Затем неодушевленный смешок. Тщательно подумай, прежде чем отвечать, но помни, что твоя женщина может вскоре умереть.

Мэддокс бросил взгляд на дрожащее тело Эшлин, искаженные болью черты лица, и вспомнил, какой она была. Как она в экстазе смотрела на него и просила вкусить тишину вместе с нею. Как стояла перед ним и благодарила за пищу. Как она прыгнула, чтоб уберечь его от его друзей.

До сих пор никто не нуждался в нем. То, что она нуждалась, принесло пьянящий прилив крови и углубило его чувства к ней.

Я не могу позволить ей так мучиться, подумал он.

Он рискнет с Титанами. Чего бы они на самом деле не хотели от здешних воинов, какими бы ни были их намерения, и действительно ли они использовали Ловцов и Эшлин для наказания его за неуважение – он рискнет.

Он подавил ругательство, подозревая, что будет страдать как никогда прежде. Но это не изменило его ответа.

«Все»

Рейес задыхаясь, бежал к комнате Люциена. Он утратил многовато крови за эти последние несколько дней. Больше чем обычно. Нужда боли, той ужасающей, прекрасной боли, овладела ним сильнее, чем когда-либо.

Он не знал причины этому и не мог остановить это. Он действительно не мог больше управлять этим. В последние пару дней он прекратил и пытаться. Что дух Боли хотел, то дух Боли и получал. С каждым новым днем, он утратил остатки желания контролировать его. Часть его хотела раскрыть ему объятия, окончательно утратить себя. Познать цепенящее ничто, приносимое каждым проблеском страданий.

Так было не всегда. Было время, когда он научился мирно жить с демоном, хоть как-то сосуществовать. Сейчас же…

Он обогнул угол, покрытый солнечными зайчиками, что пробивались из бокового окна и пятнали его зрение. Он не замедлил шага. Он никогда не видел Мэддокса таким расстроенным и напуганным. Таким уязвимым. А все из-за человека, из-за чужака. Наживки. Рейесу не нравилось это, но он считал Мэддокса другом и помог бы ему любым способом.

Он помог бы, несмотря на то, как отчаянно хотел, чтоб все стало на свои места, чтоб Мэддокс ярился и умирал каждую ночь, а поутру вел себя как ни в чем ни бывало. Потому что когда Мэддокс притворялся, что все в порядке, Рейесу было тоже легче притворяться.

Подобные мысли прервались, когда Люциен попал в поле его зрения.

Он расположился на полу, согнув колени и откинув голову на поднятые руки. Темные волосы были растрепаны, словно он запутывался в них пальцами несчетное число раз. Он выглядел подавленным, выведенным из строя. Рейес напряженно сглотнул.

Если ситуация смогла поколебать Люциена, неимоверного стоика…

Чем ближе он подходил, тем плотнее аромат роз наполнял воздух. Смерть всегда пах цветами, несчастный ублюдок.

«Люциен», позвал он.

Люциен не отреагировал.

«Люциен»

Опять, без ответа.

Рейес подошел к нему, склонился и взял за плечо, потом встряхнул. Ничего. Он присел и помахал рукой пред глазами воина. Ничего. Взгляд Люциена был пуст, рот неподвижен. У Рейеса зародилось понимание. Люциен покинул крепость мысленно, как он обычно покидал ее физически – переносясь с места на место за секунды.

Он поступал так редко, поскольку оставлял свое тело беззащитным пред нападением.

Вероятно, ему требовалось нечто, пусть даже не подающее признаков жизни, но охраняющее вход в его спальню, пока он собирал души.

Значит я один. Осталось попробовать лишь одно средство.

Поднимаясь, Рейес сжал дверную ручку спальни, повернул ее и пробрался внутрь.

Все женщины сидели на кровати, склонив головы, и шептались, но умолкли, едва заметив его. Каждая из них побледнела. Одна вздохнула. Самая младшая, прелестная маленькая блондинка, поднялась на явно дрожащих ногах и приняла воинственную позу, намереваясь отгородить его от ее семьи. Она вздернула подбородок, глазами не позволяя ему приближаться.

Его тело напряглось. Оно всегда напрягалось, когда она была рядом. Вчера он даже ощутил ее запах. Сладкой пудры и грозы. Он провел часы, потея, задыхаясь и в таком возбуждении, что подумывал биться с Мэддоксом за Эшлин, полагая, что это она довела его до подобного состояния.

Эта женщина была наслаждением и раем, праздником для его избичеванных чувств. На ней не было ни шрамов, ни признаков тяжелой жизни. Лишь безупречная, слегка загорелая кожа и яркие зеленые глаза. Лишь полные красные губы, предназначенные для смеха и – поцелуев.

Если она и изведала хоть мгновение боли, этого не было видно. И это притягивало его. Даже если он прекрасно знал, что из отношения могут закончиться только плохо.

«Не смотри на меня так», бросил маленький светловолосый ангелочек, упирая руки в бока.

Планировала ударить на него? Забавное представление. Она и представляла, как бы ему это понравилось. Что он бы желал еще и еще и еще, пока бы не умолял ее ударить снова. Я сделаю миру услугу, позволив Ловцам отрубить мою голову.

Боги, он ненавидел себя. Ненавидел то, чем был, и ненавидел то, что был вынужден делать. Чего жаждал сейчас.

«Если ты пришел насиловать нас, то знай, что мы будем отбиваться. Нас так просто не возьмешь». Она еще выше задрала подбородок и расправила плечи. Подобная храбрость от такой мелюзги развеселила его, но он не мог отвлекаться от насущной проблемы.

«Кто-нибудь из вас знает, как исцелить человека?»

Она моргнула, немного утратив свою браваду.

«Человека?»

«Женщину. Подобную тебе».

Она моргнула опять.

«Зачем?»

«Знаешь?» настоял он, не утруждаясь ответом. «У нас нет много времени»

«Зачем?» повторила она.

Рейес шагнул к ней, дикость сквозила в каждом движении. Она не отступила: очко в ее пользу. Чем ближе он подходил, тем больше ее аромат наполнял его ноздри, пьянящий, заманчивый. Как и сама девушка. Его гнев неожиданно ослаб.

«Ответь мне, а я, может быть, позволю тебе прожить еще день»

«Даника. Ответь ему. Пожалуйста». Самая старшая из женщин протянула дрожащую морщинистую руку и схватила девушку за предплечье в попытке оттянуть ту назад к кровати, прочь от него.

Даника. Имя прокатилось сквозь его мозг. Так же скользнуло по языку, понял он, произнеся его вслух, прежде чем смог остановиться.

«Даника» Его плоть восстала в ответ. «Красиво. Меня называют Рейес»

Девушка сопротивлялась пожилой женщине, стряхивая руку с себя. Она смотрела Рейесу прямо в лицо. Ее брови и ресницы были такими же светлыми, как и волосы. Он подозревал, что меж ее ног они тоже светлые.

Он ничего не мог поделать с собой. Несмотря на потребность торопиться, он мысленно раздевал ее. Изгиб за изгибом приветствовал его, как пир для его изголодавшегося взгляда. Полная грудь, увенчанная малиновыми сосками. Мягкий, плоский живот. Мягкие, но крепкие бедра.

Рейес более не позволял себе спать со смертными, предпочитая заботиться о себе самостоятельно, когда возникала такаяпотребность. Его пристрастия были слишком темными, слишком болезненными, большинство женщин не смогли бы их вытерпеть. Эта же, с ее мягкостью и аурой невинности, испытает даже еще больше боли и отвращения чем остальные. Сомнений не было. Хуже того: женщин, с которыми он спал, опьянял его демон, заставляя так же намеренно искать и причинять боль.

Даже если он хотел от Даники лишь поцелуя, она не вынесла бы его. Он бы не вынес его. Мысль о том, чтоб избить ее, пустить ей кровь, повредить ее, оставила болезненную пустоту в его груди.

«Я спрошу еще один раз. Есть среди вас целитель?» рявкнул он, неожиданно желая сбежать от Даники и ее насмехающейся невинности.

Она побледнела от его резкости, но по-прежнему не отступала.

«Если… если я врач, ты клянешься пощадить мою мать, сестру и бабушку? Они не сделали ничего дурного. Мы приехали в Будапешт, чтоб отвлечься, чтоб попрощаться с моим дедушкой. Мы…»

Он поднял руку, и она умолкла. Слушать о ее жизни было опасно; он уже захотел обнять и утешить ее в горе утраты, что явно потрясла ее.

«Да я пощажу ваши жизни, если ты спасешь ее», солгал он.

Если Титанам можно верить, Аэрон скоро сломается, станет одержим жаждой крови и смерти. Он будет существовать лишь с целью убийства этих женщин. Дать немного умиротворения в их последние дни было милосердно, оправдал себя Рейес. Последние дни. Ему не понравилось упоминание.

Плечи Даники слегка расслабились, и она решительно глянула на свою семью. Каждая из женщин отрицательно помотала головой. Даника кивнула.

Рейес нахмурился, не поняв этой немой сцены. Она, также соврала? Наконец-то Данника повернулась к нему. Он позабыл свое замешательство, едва встретились их взгляды. Или его просто не заботил более ответ. Ее ангельская краса очаровывала сильней, чем ларец Пандоры, обещая отпущение, которое невозможно было дать. А все же часть его желала, чтоб это стало возможным. Хотя бы на мгновение.

Она закрыла глаза, издала долгий тяжелый вздох и проговорила «Да. Я целитель»

«Тогда пошли со мной» Он не взял Данику за руку, слишком опасаясь того, что может произойти, если он притронется к ней. Боишься простой смертной? Трусливо. Нет, разумно. Если он не изведает, какова она на ощупь, он не будет тосковать по этому, когда она умрет.

Что если Люциен обдумывает способ ее спасения? Что если…

«Пошли». Отказываясь и дальше тратить время впустую, Рейес развернулся и вышел из комнаты, заставляя Данику следовать за собой. Он запер остальных женщин внутри, затем рванул с места, пытаясь поддерживать большую дистанцию между собой и ангелом.

ОмойБог, омойБог, омойБог, мысленно напевала Даника Форд. Ее сердце пыталось выпрыгнуть из груди, ударяясь о ребра, словно они были дверьми на заржавевших петлях. Зачем я делаю это? Я же не врач.

Да, она прошла курс анатомии в колледже. Конечно же, она изучила приемы первой помощи, на случай если у дедушки будет сердечный приступ на ее глазах. Но она не была медсестрой или врачом. Она была просто начинающей художницей, решившей, что отпуск поможет исцелить печаль и скорбь из-за смерти деда.

Что она будет делать, если этот крепкий, со стальными глазами солдат – а он явно был солдатом – захочет, чтоб она оперировала? Конечно же, она не сделает этого. Она не подвергнет чью-либо жизнь подобной опасности. Но что-нибудь другое… возможно. Вероятно. Она должна спасти свою семью. Сейчас их жизни были в опасности.

ОмойБог. Пытаясь успокоиться, она на ходу изучала спину своего захватчика. У него была загорелая кожа и глаза, черные как полночь. Он был высок, с самыми широкими, из когда-либо виденных нею, плечами. Она видела его лишь раз до того, и он также не улыбался тогда. Боль была в его глазах и тогда и сейчас. Тогда и сейчас на его руках были свежие порезы.

ОмойБог, омойБог. Она даже не подумывала сбежать от него. Он запросто поймает ее, и это разозлит его. Может быть, он нападет на нее. А это было страшнее, чем встретить опасность в заколдованном доме на Хеллоуин с кандалами, гробами и прочим. В одиночку.

ОмойБог, омойБог, омойБог. Ей хотелось поговорить с ним, спросить чего он ожидает от нее, но голос ее пропал. В горле стоял ком размером с баскетбольный мяч, не дающий говорить. Она не знала, почему ее выкрали, и почти уже не беспокоилась об этом. Она просто хотела покинуть этот отдаленный, вызывающий ощущение мурашек замок с его сумасбродными, чересчур мускулистыми хозяевами и улететь домой в свою квартирку в Нью Мексико.

Неожиданный укол опустошенности и тоски по дому почти заставил ее зарыдать. Сдержит ли этот солдат свое слово, если она поможет? Она сомневалась, но надежда была глупой штукой. Она сделает все, что в ее силах, несмотря ни на что, и будет молить о чуде.

Плохо, что она не могла убедить себя в том, что чудо произойдет. Тебя, вероятно, зарежет ножом огромный зверюга, если что-то пойдет не так.

ОмойБог, омойБог, омойБог. Если она не справится, ее семья, и она сама будут мертвы несомненно. Скоро.

Глава девятая.

Когда Рейес пришел в спальню Мэддокса с блондинкой ангельского вида, которую должен был убить Аэрон, тот едва не заплакал от облегчения. Эшлин рвала опять и опять, пока в ее желудке не осталось ничего. А ее стошнило опять.

После чего она откинулась на матрас и перестала дышать. В отчаянии Мэддокс вновь воззвал к Титану, но бог не сделал ничегошеньки. Как только Мэддокс согласился отплатить за любую оказанную помощь, всемогущее существо покинуло его.

Титан возродил его надежды, а затем полностью разбил их. Мэддокс гадал над намерениями создания, но теперь он знал: крайне жестокая, садистская забава.

Рейес отступил с дороги, и маленькая блондиночка торопливо приблизилась.

«Помоги ей» приказал Мэддокс.

«ОмойБог, омойБог, омойБог» напевала она. Она побледнела, став на колени сбоку кровати. Она тряслась, но обвинительно посмотрела на Мэддокса. «Что ты с ней сделал?»

Чувство вины усилилось, Мэддокс покрепче обнял хрупкую, больную, умирающую Эшлин. Он едва знал эту женщину, но хотел, чтоб она жила сильнее, чем желал бы избежать самого горячего пламени Ада.

Было слишком неожиданно так сильно ощущать это, о да.

Это было абсолютно на него не похоже, о да. Это тоже. Он сможет позднее тщательно обдумать свою глупость.

«Она не дышит», прохрипел он. «Сделай так, чтоб она дышала»

Внимание блондинки вернулось к Эшлин. «Ей надо в больницу. Кто-нибудь позвоните 911. Нет. Подождите, черт! У вас тут есть неотложка? Есть вообще телефоны? Если есть надо немедленно звонить!»

«Времени нет», прервал Мэддокс. «Ты должна сделать что-нибудь»

«Просто позвоните. Она…»

«Делай что-то или умри!» взревел он.

«О, Боже» Полнейшая паника наполнила ее взор. «Мне надо – мне надо оказать ей первую помощь. Да, да. Это подойдет. Я могу это сделать. Могу», тараторила она, убеждая скорее себя, чем остальных. Она резко выпрямилась и склонилась прямо над безжизненным лицом Эшлин. «Поклади ее ровно и уйди прочь с пути»

Мэддокс и не думал возражать. Он перекатил Эшлин на спину и спрыгнул на пол, приседая подле кровати. Все же он отказался отпустить ее руку, крепко сжимал. Девушка какое-то время так и стояла, не двигаясь, паника по-прежнему светилась в ее глазах.

«Даника», предупредительно произнес Рейес.

Девушка – Даника – сглотнула и бросила на Рейеса нервный взгляд. Темные брови воина взметнулись вверх, пока он пристально рассматривал ее, затем спросил.

«Ты уверена, что знаешь что делаешь?»

«Ко… конечно же». Краска бросилась ей в лицо, когда она снова обернулась к Эшлин. Расположив ладони прямо под грудью Эшлин она надавила раз, два, затем, дрожа проговорила. «Не волнуйся. Я тренировалась. Манекен подобен человеку, манекен подобен человеку»

Затем она впилась своим открытым ртом в рот Эшлин.

В течении нескольких следующих минут, которые определенно были вечностью, худшей чем часы что проводил Мэддокс сгорая каждую ночь, она чередовала надавливания на грудную клетку Эшлин и вдувание воздуха в ее рот. Он еще никогда не чувствовал подобной беспомощности. Время превратилось во врага, ненавистного как никогда.

Рейес ожидал у двери, неподвижный и безмолвный. Руки были скрещены на груди. Он смотрел не на Эшлин, а на Данику, его лицо не носило следов его эмоций. Мэддокс потирал тыльную часть шеи свободной рукой, его собственное дыхание было таким утрудненным, что он мог слышать каждый вдох, отражающийся эхом в мозгу.

Наконец-то, к счастью, Эшлин закашлялась и сплюнула. Все ее тело судорожно сжалось, когда она открыла рот, стараясь втянуть жизнь в свои легкие. Вдох – она задохнулась, поперхнувшись. Выдох – она запнулась.

Мэддокс прижал ее к своей груди в следующий же миг. Она боролась с ним.

«Спокойно, красавица. Спокойно»

Постепенно ее движения затихли.

«Мэддокс», прохрипела она, и это был самый сладкий из когда-либо слышанных им звуков.

«Я здесь». Ее кожа была все еще холодной и липкой. «Я держу тебя»

Даника оставалась на своей стороне кровати, заламывая руки. Белые зубы покусывали нижнюю губу, исторгнув капельки крови.

«Ей нужна больница. Доктора, медицина»

«Путешествие из крепости в город… это слишком для нее»

«Ч-что с ней? Вирус? О, Боже! Я касалась ее ртом»

«Вино» ответил Рейес. «Ей плохо от вина»

Ее зеленые глаза распахнулись, и она бросила взгляд на Эшлин.

«Все это от перепоя? Надо было так мне и сказать. Ей нужна вода и кофе, чтоб ослабить концентрацию алкоголя» Она помолчала. «Чего бы это ни стоило, я надеюсь, она будет жить, но вам действительно надо отвезти ее в больницу. У нее, вероятно, обезвоживание» Пока она говорила, тени красок возвращались на щеки Эшлин.

«Больно», прошептала Эшлин. Ее руки вцепились в спину Мэддокса, притягивая его поближе. Возможно, подобно ему она чувствовала, что они не могут быть близки достаточно. Он бы зарылся под ее кожу, если б это было возможно.

«Что еще ты можешь для нее сделать?» требовательно спросил Мэддокс у Даники. «Ей все еще больно»

«Я…Я…» Даника сморщила губы и отвела от него глаза, ее взгляд застыл на Рейесе. Воин выглядел подозрительно. Ее глаза расширились, она щелкнула пальцами.

«Тайленол! Мотрин. Нечто подобное. Это всегда помогало мне после перебора»

Мэддокс взглянул на Рейеса.

«Полагаю, я видал рекламу таких вещей, но не знаю где их достать. А ты?»

«Нет. Не было причин обращать внимание на человеческие лекарства» Рейес произнес, не отводя глаз от блондинки; по какой-то причине его голос звучал небрежно.

Парис бы знал, но Париса не было здесь.

«Где нам раздобыть этот тайленол?» спросил Мэддокс у девушки, снедаемый нетерпением.

Брови Даники изогнулись наподобие Рейесовых, пока она переводила взгляд с одного мужчины на другого. В ее красивых зеленых глазах появилось странный блеск, словно они с Рейесом говорили на иностранном языке, а он не могла уловить тонкостей.

«У меня есть немного в сумочке», в конце концов, сообщила она.

Когда она не сумела договорить, он заскрежетал зубами.

«Так сходи и принеси свою сумку»

«Пока вы не освободите меня, я не смогу. Она в моем гостиничном номере. Что… что за вино она пила?» спросила она с небольшой заминкой.

«Во-первых, ты никакой ни «целитель», мягко сказал Рейес.

Он знал, поняла Даника внезапно окаменев. Что ее выдало? Ее паническая просьба звонить 911? Ее нервозность? Она содрогнулась. Холод наполнил кровь. Тогда он встал позади нее, заполняя ее своим жаром, своей жизненной энергией, прогоняя холод прочь. Ее содрогание превратилось в трепет. Она поспешно отодвинулась от него, напуганная своей реакцией.

«Ты же целитель, не так ли?» поинтересовался он, его голос напоминал язвительное проклятие.

О, да. Он знал. Она сжала ткань своих брюк и громко глотнула. По крайней мере, он не бранил ее – или не убил на месте.

Она сглотнула.

«Ты не можешь отрицать, что сейчас она дышит. Я сделала свое дело. Ты задолжал мне»

Рейес взглянул в сторону, словно не мог вынести ее вида еще мгновение.

«Приведи Люциена», сказал Мэддокс.

«Не могу. Он занят иным делом» Рейес прошел к открытой двери. «Я вернусь», бросил он через плечо. «Приглянь за блондинкой, она коварна». Он пинком закрыл за собой двери.

Даника едва не погналась за ним, словно идиотка. Он пугал ее больше остальных, но по какой-то причине она предпочла бы быть с ним. Что-то в нем затронуло ее. Глубоко. Может быть, боль в его глазах. Возможно, четкие линии переживаний на его лице. Он взывал к ней на первобытном уровне. Заявляя, что обеспечит ее безопасность, несмотря на то каким бы опасным он ни выглядел.

«Если мне придется гнаться за тобой», предупредил тот, которого называли Мэддоксом, «ты пожалеешь об этом. Понятно?»

Резкое предупреждение смыло медлительный жар с ее кожи. Этот мужчина был полностью пугающим. Каждый раз, когда он говорил, он ощущала ноты жестокости в его голосе, словно он был наполнен подтекстом. Словно ему натерпелось причинить максимум боли кому-либо, кто лишь взглянет в его направлении. За последние пару минут она подметила, что его лицо временами менялось, костяная маска просвечивала сквозь него. Его фиалковые глаза туманились черным, затем мерцали красным, затем опять черным.

Что за мужчина – что за человек – мог выглядеть подобным образом?

Дрожь прокатилась с головы до кончиков ее пальцев. Будучи ребенком, она боялась «бабая», пока мама не пояснила ей, что это выдумка, ложь чтоб заставлять детей бояться и слушаться. Даника подумала, что возможно она глядит на «бабая» прямо сейчас.

Лишь всматриваясь в женщину на кровати, он выглядел нормальным.

«Понятно?» потребовал он снова.

«Да», она подтвердила слово кивком сотрудничества.

«Хорошо» Быстро выбросив девушку из мыслей, Мэддокс обернулся к Эшлин. Ее дрожь возросла до разрушительных судорог. Ее зубы постукивали. Глаза были раскрыты, и одна слезинка скользила вниз по щеке.

«Спасибо тебе» прошептала она целительнице.

«Не за что»

«Тебе получше?» мягко спросил он.

«Все еще больно», ответила она. «Холодно. Но да. Получше»

Желая отдать свой собственный жар ее телу, он сказал.

«Мне так жаль. Прости». Он редко произносил подобные слова. По правде говоря, единственные слова извинений за десятилетия он сказал своим друзьям этим утром. «Прости. Прости». Он не мог насытиться словом. «Прости»

Она тряхнула головой, потом застонала и легла спокойно.

«Случайность»

Его рот открылся от удивления и почтения. Пока что он причинил этой смертной лишь боль, а она вот пыталась оправдывать его. Изумительно.

«Ты будешь жить. Я клянусь»

Что бы ни понадобилось, чтоб сдержать обет, он совершит это.

Эшлин слабо улыбнулась.

«По крайней мере…тишина»

Тишина. Уже не впервые она употребляла это слово. И не впервые она произнесла его с таким благоговением.

«Я не понимаю»

Несмотря на свое ослабленное состояние, она опять хрупко и так сладко улыбнулась.

«Мы создаем ее»

Фейерверки вспыхнули в его крови: эта улыбка – такая лучистая, такая прекрасная – согрела его, возбудила его, наполнила его таким облегчением, что он почти опьянел от нее. Он открыл рот для ответа, будто бы он знал что сказать, когда Рейес ввалился в комнату на пару с Аэроном. Волосы другого мужчины блестели на свету.

Увидев их, Даника отступила к стене, поняла, что сделала и ступила снова вперед. Она вновь вздернула подбородок, напоминая Мэддоксу Эшлин в более здоровые минуты.

Он полагал, что Рейес покинул крепость и отправился в город за сумкой Даники, но руки Рейеса были пусты. Злоба прострелила его, провоцируя Насилие, маша красной тряпкой перед быком.

Его губы хмуро поджались. Он надеялся, что видел негодного демона в последний раз сегодня – по крайней мере, пока полночь не наступит.

«Почему ты все еще здесь? Принеси сумку», приказал он. Слова, которые он и не предполагал когда-либо произнести.

«У меня это займет слишком много времени», ответил Рейес, смотря куда угодно, лишь бы не на Данику. «Аэрон сопроводит женщину в город. Он утверждает, что в полном порядке, и не испытывает желания обижать ее»

«Ой, нет. Нет, нет, нет. Я не желаю уходить без моей семьи» затараторила Даника, панически выдыхая.

Аэрон проигнорировал ее и стянул через голову свою рубашку.

«Давай покончим с этим» Он был загорелый и мускулистый, в подтверждение своей воинственной душе. На нем так много татуировок, что сложно было различить их.

Мэддокс узнал лишь две: черную бабочку, летящую вдоль его ребер и демона, что раскинул крылья по контурам его шеи. Любой мог сказать, что он хороший человек, если посмотреть на него с боку, а плохой, если присмотреться к его горлу.

«Остановись. Не за чем раздеваться» Даника неистово затрясла головой. «Одень обратно рубашку. Сейчас же, проклятье!»

Угрюмая решительность исходила от Аэрона, пока он приближался к ней.

Даника уперлась диким взглядом в Рейеса.

«Не позволяй ему насиловать меня. Пожалуйста. Рейес, пожалуйста».

«Он не притронется к тебе в этом смысле», проскрежетал зубами Рейес. «Даю тебе мое слово»

Нечто в нем было неимоверно странным, подметил Мэддокс. Его черные глаза были окаймлены алым, таким, как и алая бабочка на спине Мэддокса. Боль, казалось, брал над ним верх. Из-за Даники?

Девушка не была утихомирена его словами, но Аэрон все равно продолжал приближаться. Даника метнулась от одной стороны комнаты к другой, издавая чужеродные звуки. Мелкие, хриплые вдохи, такие же отчаянные и обреченные, как и неожиданно ускорившееся дыхание Рейеса. Мэддокс определенно чувствовал, что в любой миг Боль прыгнет на Гнев и попытается разорвать его на клочки.

«Остановитесь», проговорила Эшлин.

Наконец-то Аэрон загнал бешено мечущуюся женщину в угол.

Она завопила, отбиваясь руками и ногами, чтоб удержать его на расстоянии.

«Не трогай меня. Не смей ко мне прикасаться!»

«Я не обижу тебя» спокойно заверил Аэрон.

Она въехала ему коленом между ног. Он задохнулся, слегка сгорбился – только и всего.

«Пошел ты», зарычала она, дикая кошка, которую не пленить. «Я не дам тебе изнасиловать себя. Только через мой труп»

«Никакого насилия. Но если придется, я вырублю тебя. И тебе не понравятся мои методы, это я тебе обещаю»

Вместо того чтоб подчинить, угроза просто разъярила ее еще больше. Она отбивалась сильнее, наподдав Аэрону локтем в живот, ударив в пах еще раз. Явно утомившись от ее драки, Аэрон занес кулак.

Эшлин замерла, застонала.

«Прекратите это. Не нужны мне эти таблетки. Не нужны».

«Не делай ей больно», проревел Рейес.

Аэрон не ударил. Пока. Он провел языком по зубам.

«Она сделала свой выбор»

Если он ударит ее на глазах у Эшлин, Мэддокс опасался что, она снова захочет уйти, будет опять настоятельно просить отправить ее домой.

«Успокойся», сказал он Данике. «Ему только надо сопроводить тебя в город»

«Лжец!» рыча, она ногой пнула Аэрона в живот.

Воин не пошевелился. Отвращение показалось на его лице, и он крепче сжал кулак, повисший на полпути в воздухе.

«Я предупредил тебя»

«Прекратите» умоляюще сказала Эшлин.

Мэддокс открыл, было, рот, чтоб издать собственный приказ. Но ему не надо было беспокоиться. Рейес опередил его. Только что Рейес был у дальней стены комнаты, через миг он был рядом с Аэроном, хватая мужчину за запястье. Оба долго молча таращились друг на друга.

«Никаких ударов» проговорил Рейес, и Мэддокс никогда не слыхал такого смертоносного тона.

Сражение отразилось в глазах Аэрона, прежде чем он опустил руку. Солгал ли он? Неужто указ богов уже пустил корни? Бился ли он с потребностью поранить Данику?

«Тогда успокой, или я вырублю ее».

Рейес не пошевелился, только изменил направление своего взгляда. Слезы полились из глаз Даники, и засевший в них страх заискрился.

«Не позволяй ему делать это», прошептала она тем же надломленным тоном, что использовала и Эшлин. «Я помогла тебе, как ты и хотел. Не позволяй ему делать это», повторила она.

Мэддокс отчасти ожидал, что так же быстро как встал на ее защиту, Рейес поддастся и ее мольбе. Он ошибался.

«Прекрати отбиваться», безжалостно приказал Рейес. «Нам нужно это лекарство, а он единственный кто может доставить тебя к нему. Ты даже не оцарапаешь его, потому что не в состоянии разозлить его. Ясно?»

Предательский вид отразился на ее лице «Почему он не может пойти в город сам? Почему бы ему не купить таблетки в ближайшей аптеке?»

«Мэддокс», проговорила Эшлин. «Мне лучше. Клянусь. Я не…»

Он нежно сжал ее плечо, но не ответил. Вмешательство в разговор этой троицы лишь бы усилило напряжение. Кроме того, он знал, что Эшлин врет. Боль все еще таилась в ее глазах, ярко сияя.

«Аэрон доставит тебя в город» продолжал Рейес. «Он не будет тебя насиловать. Даю слово». Нерв дергался под его левым глазом. «Он не будет знать, что купить – ты должна пойти»

Молча дрожащая Даника изучала его лицо сквозь влажный щит своих ресниц. В поисках правды? Или успокоения? Наконец-то она кивнула: единственное едва уловимое движение ее головы. Она выпрямилась и сделала шаткий шаг к Аэрону.

Без слов Аэрон схватил ее за запястье и направился к окну. Оно вело та террасу. Даника не возражала, даже когда он открыл его – клей использованный Мэддоксом ранее нисколько не помешал ему. Холодный воздух мгновенно ворвался внутрь, девственные снежинки закружились по комнате. Он отпустил запястье только чтоб обхватить ее талию и втянуть на подоконник.

«Останови его», прохрипела Эшлин, когда Даника заглянула за ограду и засмеялась горько, немного истерично.

«И что это ты собираешься делать?» потребовала ответа блондинка. «Выбросить меня? Вы все лгуны, вы знаете это? Надеюсь, вы все до одного сгниете в Аду».

«Мы уже там», ровно произнес Рейес.

Аэрон обхватил плечи Даники присоединившись к ней, затем развернул к себе лицом. «Держись за меня»

Еще один горький смешок.

«Зачем?»

«Чтоб выжить» Неожиданно огромные крылья расправились из скрытых щелей на его спине. Длинные и черные и казавшиеся мягкими как паутинка, но концы их были острыми как кинжалы.

Эшлин задохнулась от потрясения.

«Мне лучше. Клянусь, что мне лучше»

Мэддокс погладил ее по щеке, надеясь успокоить.

«Шшш. Все будет хорошо»

Газа Данники неестественно распахнулись.

«Стой!» Она попыталась освободиться от Аэроновой хватки, убежать обратно в комнату, но он крепко держал. Она обратилась к Рейесу.

«Я не могу сделать этого. Не могу! Не позволяй ему забирать меня, Рейес. Пожалуйста!»

С мученическим выражением лица Рейес шагнул к ней…протянул руки… нахмурился…опустил их.

«Рейес!»

«Давай!» крикнул Рейес.

Без единого слова Аэрон спрыгнул, исчезая из виду и забирая Данику с собой. Она завопила, однако вопль вскоре перешел во вздох, а тот в стон. Затем они вновь оказались в поле зрения, паря в воздухе, и взмахи Аэроновых крыльев были грациозны, ритмичны.

«Останови его» выдохнула Эшлин. «Пожалуйста»

«Не могу. Не стал бы, если б мог. Не волнуйся о ней. Крылья Гнева сильны, вполне в состоянии удержать малый вес Даники» Он осмотрел комнату, ища Рейеса, который мерил ее шагами из угла в угол. Мужчина сжимал лезвие кинжала, и кровь скапывала с его руки с побелевшими костяшками на пол.

«Нам нужны вода и кофе» сказал ему Мэддокс, вспоминая наставления Даники.

Рейес остановился и прикрыл глаза, словно борясь за контроль над собой. Словно он балансировал на грани полной дезинтеграции.

«Мне надо было отвести ее самому, но пешим ходом мы добирались бы слишком долго. Ты заметил, какой напуганной она была?»

«Я видел» Мэддокс не знал, что еще сказать. Страх Даники был для него ничем по сравнению с болью Эшлин.

Рейес потер челюсть, оставляя багровый след на коже.

«Вода? Кофе, ты говоришь?»

«Да»

Благодарный за передышку, Рейес вышел из комнаты. Очевидно, в этой крепости не у одного Мэддокса возникли неожиданные затруднения с женщинами.

Через короткое время Рейес вернулся и поставил поднос на край кровати. Сделав это, он ушел опять. Мэддокс сомневался, что он вернется. С сожалением покачав головой – если Рейес чувствовал к Данике хоть половину того, что Мэддокс к Эшлин, он был обречен на мир боли, и не той что он жаждал бы – Мэддокс склонился над Эшлин и взял прохладный стакан с водой. Он приподнял ее голову и поднес стакан к губам.

«Пей», предложил он ей Заупрямившись, она сжала губы и отрицательно качнула головой.

«Пей», настаивал он.

«Нет. Мне будет больно…»

Он опрокинул содержимое в ее ротик. Она отплевывалась и кашляла, но проглотила большую часть. Несколько капель упали на подбородок. Он бросил пустой стакан на пол.

Эшлин подняла на него свои янтарные, заполненные обвинением глаза.

«Я сказала, что мне лучше, но это не означает, что я отлично себя чувствую. Мой желудок еще слишком чувствителен»

Он нахмурился. Заботиться о смертных было трудно, это уж точно. Однако, он не извинялся за то, что заставил ее пить. Она получит то, что ей необходимо. Хочет она этого или нет.

Он взял кружку с кофе, и нахмурился сильнее, поняв, что тот холодный. Ну да ладно. Это надо сделать.

«Пей», приказал он. По некой причине – он все еще не мог тщательно обдумать ее – она была важна для него. Она имела значение.

Ей не сбежать от него. Ни с помощью смерти, ни каким-либо другим способом.

Эшлин не подала виду, что услышала его, и не дала намека о своих намерениях. Не успел он и глазом моргнуть, как она выбила кружку из его руки. Движение было слабым, но кружка ударилась о пол и разбилась, оставляя черную кофейную лужу.

Румянец слегка окрасил ее щеки.

«Нет», сказала она, с явным удовольствием выговаривая один слог.

«Это не было уместно», выговаривал он ей, откидывая влажные пряди волос с ее висков, наслаждаясь ощущением ее шелковистой кожи.

«Мне все равно»

«Ладно. Обойдемся без кофе» Он пристально посмотрел на нее, на женщину, перевернувшую весь его мир. «Ты все еще желаешь, чтоб я отпустил тебя?» Вопрос сам сорвался с его губ. Он не собирался ставить вопрос ребром, поскольку решил удержать ее любой ценой, но внутри него была потребность – глупейшая потребность – дать ей все, чего бы она ни пожелала.

Она смотрела в сторону, над его плечом, необычайная напряженность владела ее лицом. Несколько минут пошло в безмолвии. Мучительных минут.

Он сжал подушку.

«Это да или нет, Эшлин»

«Я не знаю, ладно?» мягко произнесла она. «Я обожаю тишину, и ты начинаешь нравиться мне. Я благодарна за твою заботу» она помолчала «Но…»

Но она была все еще напугана.

«Я рассказал тебе, что я бессмертен» сказал он. «Также я рассказал тебе, что одержим. Единственное, что еще тебе надо знать это то, что я защищу тебя пока ты здесь» Даже от себя самого.

Огромная перемена произошла в нем за последние часы. Вчера – еще даже этим утром – он хотел владеть ее телом, допросить ее, а затем убить ее. Пока же он делал все в его силах, чтоб сберечь ей жизнь. И он более не был уверен, о чем хотел бы ее спросить.

«Ты защитишь другую женщину?» спросила она. «Ту, что помогла мне?»

Если не придумать, как победить Титанов, он сомневался, что кто-нибудь сможет защитить целительницу. Даже Рейес. Но он нежно прижал Эшлин и сказал «Не думай о ней больше. Аэрон позаботиться о ней». И это не было враньем.

Эшлин благодарно кивнула, и он почувствовал укол совести.

Несколько минут прошли в тишине. Он глядел на нее, счастливо подмечая, что краски возвращаются к ее лицу и налет боли уходит. Она также смотрела на него, но ее лицо было непроницаемо.

«Разве демоны могут совершать добрые поступки?» в конце концов, поинтересовалась она. «То есть, помимо того, что вы сделали со мной, вы совершали хорошие дела для города своими пожертвованиями и филантропией. Люди верят, что ангелы обитают здесь. Они верят в это уже сотни лет»

«Как ты можешь знать, что они верят в подобное так давно?»

Трепет охватил ее, и она посмотрела в сторону.

«Я…Я просто знаю»

Да, у нее был секрет, нечто, о чем ему не стоит знать. Он взял ее за подбородок и заставил смотреть на него опять.

«Я уже подозреваю, что ты Наживка, Эшлин. Можешь сказать мне правду»

Ее бровь изогнулась.

«Ты продолжаешь называть меня так, будто это нечто грязное и отвратительное, но я не имею ни малейшего представления, что такое эта «наживка»

В ее голосе было искреннее изумление. Невинность или наигранность?

«Я не собираюсь убивать тебя, но ожидаю полнейшей честности с этого момента и впредь. Понятно? Ты не будешь врать мне».

Нахмурившись, она проговорила,

«Я не вру».

Его кровь начала медленно закипать, дух снова дал о себе знать. Он поспешил сменить тему. Выслушивать от нее ложь – это могло заставить его сдаться, причинить ей боль.

Наживка она или нет, он отказывался доводить дело до такого.

«Поговорим о чем-нибудь ином»

Она кивнула, с радостью соглашаясь.

«Давай поговорим о тебе. Эти люди закололи тебя вчера ночью, и ты умер. Я понимаю, что ты вернулся к жизни, потому что ты бессмертный демонический воин… Чего я не знаю, так это зачем они так поступили»

«У тебя свои секреты, а у меня – свои» Он планировал удерживать ее здесь и сохранить ее живой, а потому, он не будет обсуждать с ней свое проклятье смерти. Она уже опасалась его. Узнай правду, она будет еще и презирать его. Достаточно того, что он знал, каким проступком заслужил такую кару.

Более того, если правда о том, что происходит с ним каждую ночь, распространится, люди могут позабыть о его репутации ангела. Кто-нибудь может захватить его тело, увезти его, сжечь или отрубить голову, а он ничего не сможет с этим поделать. Он мог желать эту женщину, как ни одну другую, но он не доверял ей. Часть его мозгов, по крайней мере, еще осталась в голове, а не в паху.

«Ты попросил их убить тебя, чтобы вернуться в Ад и навестить там своих друзей или нечто в этом роде?»

«Нет у меня друзей в Аду», оскорблено ответил он.

«Так…»

«Так ничего» Она открыла, было, рот, но он прижал ее посильнее. «Моя очередь задавать вопросы. Ты не венгерка. Тогда откуда ты?»

Вздохнув, она устроилась рядом с ним, повторяя изгибы его тела, спиной к животу. Так ей было удобней лежать вместе с ним, словно доставляя ему удовольствие.

«Я из Штатов, Северная Каролина, если быть точной. Хотя я провожу большую часть времени, путешествуя с Международным Институтом Парапсихологии»

Он распластал ладонь на ее животе, нежно поглаживая и припоминая, слыхал ли что-нибудь про такой Институт.

«А он…»

«Занимается сверхъестественными явлениями. Необъяснимыми. Созданиями любого рода» ответила она на одном дыхании. «Они изучают, наблюдают и стараются сохранить мир между различными расами»

Он остановил ее. Призналась ли она, что работает на Ловцов? Их исполненные ненависти поступки всегда преподносились как деяния в целях мира для человечества. Его бровь удивленно приподнялась.

«Что ты делаешь для них?»

Она поколебалась.

«Я выслушиваю, чтоб найти интересующие их существа и явления» Она неловко заерзала на матрасе, больше не довольная развитием темы.

«Что происходит, когда ты находишь?»

«Я же говорила. Они изучают»

Когда она не договорила, он поднял глаза к потолку. Его удивление возрастало. Изучают, как убить? Было ли это скрытым предупреждением, давала ли она таким образом ему понять, что действительно работает на Ловцов? Возможно, она работала на них и сама не знала того? Или Институт был безвреден и по-настоящему стремился к миру между разными видами созданий?

«У людей, с которыми ты работаешь, есть татуировки на запястьях? Символ бесконечности?»

Она покачала головой

«Нет, насколько мне известно»

Правда? Ложь? Он не достаточно хорошо знал ее, чтоб судить. Все Ловцы-фанатики нападавшие на Повелителей в Греции – и даже эти вчера в лесу вокруг крепости – были заклеймены татуировками.

«Ты сказала что выслушиваешь. Что именно?»

Снова нерешительная пауза.

«Разговоры», прошептала она. «Слушай, я думала, что смогу разговаривать об этом, думала, что хочу разговаривать об этом, но я не готова. Ладно?»

Насилие подало голос, но Мэддокс поборол демона. Что же она скрывает?

«Не имеет значения готова ли ты говорить об этом или нет. Ты скажешь мне то, что я желаю знать. Сейчас же»

«Нет, не скажу» опять заупрямилась она.

«Эшлин»

«Нет!»

Он был очень близок к тому, чтоб перекатиться поверх нее, прижать к кровати и исторгнуть из нее ответы. Лишь осознание того, что она все еще больна, все еще слаба, удерживало его на месте. Но, так или иначе, он получит ответ.

«Красавица, я спрашиваю лишь для того, чтоб получше тебя узнать. Расскажи мне о своей работе. Пожалуйста»

Она медленно расслабилась.

«Люди из Института привыкли помалкивать о своих делах. Не многие поверят в то, чем мы занимаемся. Большинство просто сочтет нас безумцами».

«Я не приму тебя за сумасшедшую. Как я могу?»

Она вздохнула.

«Хорошо, я расскажу тебе об одном из моих заданий. О каком же, о каком…» пробормотала она, затем клацнула языком. «Знаю! Ты оценишь это. Пару лет назад, я – ну, Институт – разыскали ангела. Он сломал своих крылья в нескольких местах. Пока мы лечили его, он поведал нам о разных изменениях и порталах перехода. Это самая лучшая часть моей работы – с каждым новым открытием мы узнаем, что мир гораздо больше, чем любой из нас может представить»

Интересно.

«А что Институт делает с демонами?»

«Изучает их, как я упоминала. Вступается и не дает им вредить людям, если это требуется»

Кое-что из описанного нею совпадало с целями Ловцов, с которыми он имел дело столько лет назад, не говоря уже о вчерашних. Остальное, все-таки, не подходило.

«Твои люди верят в уничтожение того, чего они не понимают?»

Она рассмеялась.

«Нет»

Ловцы верят. Или верили. По крайней мере, он так думал. Со времен той войны прошло столько лет, что он порой не мог припомнить деталей. Он помнил, что однажды понял, почему Ловцы хотят их смерти: они творили зло, а если их не остановить, то способности Повелителей давали им силу и долговечность делать это всегда. Но когда Ловцы убили Бадена, это понимание улетучилось, поскольку кончина Недоверия разделила воинов. Часть возжаждала мира, прощения и сбежала, тихо переместившись в Будапешт. Остальные искали возмездия и остались в Греции, пребывая в битве.

Он часто гадал, продолжалась ли кровная вражда, и пережили ли оставшиеся в Греции Повелители все эти столетия.

Мэддокс смахнул пряди волос с виска Эшлин.

«Что еще ты можешь поведать мне об этом Институте?»

Хмурясь, она повернулась и изумленно подняла на него взгляд.

«Не верю, что признаюсь в этом, но полагаю, они планируют следующими изучать вас»

Не что бы это удивило его. Каким бы не был Институт – беспристрастным или жаждущим войны – они, несомненно, заинтересуются демонами. Но с датчиками и камерами Торина, они никогда не взберутся на гору – а те, что посмеют попытаться, получат отпор как Ловцы, являются они таковыми или нет.

«Они могут попробовать изучать нас, но они узнают, что это нелегко сделать», сказал он Эшлин. Находясь так близко к ней, ощущая ее аромат, он все глубже и глубже поддавался сексуальному влечению. С каждой секундой, его плоть все твердела. Она была мягка и мила. Она была жива, с каждой секундой чувствовала себя все лучше. И она была его.

Внезапно он понял, что желает позабыть про Институт, не узнавать про него больше.

«Я хочу тебя», признался он. «Очень сильно»

Ее красивые глаза распахнулись.

«Неужели?» пролепетала она.

«Ты прекрасна. Все мужчины должны хотеть тебя» Он произнес слова и тут же нахмурился. Если другой мужчина попробует коснуться ее, он умрет. Болезненно, медленно.

Насилие согласно заурчало.

Щеки Эшлин опять окрасил румянец, напомнив ему розы, растущие кое-где у крепости. Она тряхнула головой.

«Я слишком странная»

Беспрекословная уверенность в ее тоне заставила его сдвинуть брови.

«То есть?»

Она отвернулась.

«Не важно. Забудь, что я что-то говорила»

«Не могу» Он провел большим пальцем по ее челюсти.

Дрожь прошлась по ее телу, за ней выступала гусиная кожа. Она извивалась подле него. Возбуждение неожиданно повисло в воздухе, и его ноздри раздувались, пока он упивался ним.

«Ты тоже хочешь меня» сказал он с низким рыком удовлетворения, забывая свой вопрос и ее отказ от ответа.

«Я…Я…»

«Не могу отрицать этого», договорил он за нее. «Так что сейчас я спрошу тебя опять. Ты по-прежнему хочешь, чтоб я отправил тебя домой?»

Она сглотнула.

«Я полагала, что хочу. Лишь пару часов назад я думала, что отчаянно хотела сбежать. Но…я не могу пояснить это себе, но я хочу остаться здесь. Я хочу остаться с тобой. По крайней мере, пока»

Его удовлетворение нарастало, омывало его, могучее, неистовое. Ответила ли она как Наживка или просто как женщина, в данный момент ему было все равно.

Она моя пока что. Она наша, поправило Насилие, пугая Мэддокса рвением в его тоне. Она будет наша.

Глава десятая.

Когда Аэрон с Даникой вернулись в крепость, влетев через окно и приземлившись на полу Мэддоксовой спальни с нежным стуком, Эшлин испытала приступ изумления. Она не выдумала это. Мужчина действительно обладал блестящими черными крыльями.

Ты хотела встретить подобных себе, Дэрроу. Что ж, догадайся с трех раз. Ты получила желаемое.

Бессмертен, поведал ей Мэддокс. Одержим. Она подозревала о демонах, потому ее не слишком удивило то, что они таки были демонами. Но крылья? Взбираясь на гору, она слышала о мужчине умеющем летать. Она не придала им внимания; она была слишком занята, пытаясь заглушить голоса. Ей бы знать наперед. Означало ли это, что один из них мог перемещаться в мир духов? А другой мог загипнотизировать взглядом?

Он вздохнула. Мэддокс гипнотизировал ее только одним взглядом. Она поймалась в его ловушку с самого начала: ее постоянное вожделение такое же не характерное, как и ее поспешное решение остаться здесь.

«Вот тайленол», сказала дрожащим голосом Даника. «Ну, его непатентованный аналог». Ее кожа была зеленоватого оттенка, а ноги подкашивались. Она порылась в сумке изумрудного цвета и вынула красно-белую бутылочку.

Рядом с ней Аэрон распрямил свои плечи. Его крылья сложились, прячась за спину, затем совсем исчезли. Он склонился, поднял свою рубашку с пола и натянул ее через голову, пряча грозные татуировки, украшавшие его торс. Он прошел к окну и закрыл его, перед тем как обернуться к Данике, складывая руки на груди. Он там и стоял, молча наблюдая.

«Спасибо», сказала Эшлин. «Мне так жаль, что тебе пришлось с такими трудностями раздобыть их»

Молча Даника подала ей две таблетки, которые она благодарно приняла. Несильные приступы боли еще беспокоили ее, а живот по-прежнему решительно вел битву с тошнотой, но нет как ранее.

Мэддокс забрал таблетки из ее руки, прежде чем она успела бросить их в рот. Он изучил их и нахмурился.

«Они магические?» поинтересовался он с подлинным любопытством.

«Нет» сказала она.

«Тогда как же две маленькие гальки помогут убрать боль?»

Эшлин и Даника изумленно глянули друг на друга. Эти мужчины взаимодействовали со смертными много лет. Как это они могли ничего не знать о современной медицине?

Единственным объяснением, что могла придумать Эшлин, было то, что раньше они никогда не обращали внимания на больных людей. Кроме того, только один из них, Парис, был замечен в городе с определенной регулярностью. Она помнила это из голосов.

Тогда был ли Мэддокс заперт в этой крепости? Эшлин вдруг заподозрила, что так это и есть, и это заставило ее подумать…Чувствовал ли он себя позабытым? Неприкасаемым, нелюбимым? Помимо доброты от МакИнтоша, она постоянно так чувствовала себя в Институте, где она была хороша лишь благодаря своей способности. Что ты слышала, Эшлин? Что еще было сказано, Эшлин?

Эшлин поняла, что желает понять Мэддокса. Она хотела узнать о нем, утешить его так, как он утешил ее. Мэддокс не мог знать этого, а она ему не расскажет: каждый раз, когда он потирал ее живот и шептал на ухо эти милые заверения, она понемногу влюблялась в него. Глупо и неправильно, но необратимо.

Ей стоило рассказать ему о своей способности, но она приняла обратное решение в миг, когда он проявил столь сердитую заинтересованность. Она гадала: если Мэддокс был уже сердит, не зная всей меры ее способностей, выйдет ли он из себя, узнав правду?

Большинству людей в Институте было некомфортно рядом с ней от осознания того, что она может угадать их самые личные беседы, просто войдя в комнату. Поскольку она решила остаться здесь – в таком чудном местечке – ей не хотелось иметь дело с подобным дискомфортом. Хотя бы разок ей хотелось считаться нормальной. Хотя бы чуть-чуть.

Среди демонов это не должно быть слишком трудно.

Она скоро расскажет правду. Через пару дней, возможно. И может быть тогда она сможет научиться держать голоса на почтительном расстоянии, даже если Мэддокса не будет поблизости. Тем временем, ей надо найти способ позвонить МакИнтошу. Он заслуживает знать, что с ней случилось и что она в порядке. Она бы не хотела, чтоб он беспокоился.

Она наделась, что он изучит крепость, как и предполагалось, и поймет, что она счастлива. Она наделась, что на его взгляд ее счастье будет важней работы.

«Прими их», сказал Мэддокс, врываясь в ее размышления. Он положил таблетки в ее раскрытую ладонь. «Если они ухудшат ее состояние – я за себя не отвечаю» добавил он, глядя прямо на Данику.

«Не угрожай ей» качая головой, сказала Эшлин. «Я принимала это лекарство и раньше. Я буду в порядке»

«Она…»

«Не сделала ничего дурного» Эшлин гадала, откуда только взялась у нее храбрость. Она только знала, что не желала, чтоб Мэддокс бушевал и запугивал.

Он не причинит ей зла, сейчас она знала это – факт, который она по-прежнему не могла понять. Помимо чуда прекращения голосов, этот жестокий мужчина нежно заботился о ее потребностях. Он не сбежал, когда ее рвало, как поступило бы большинство. Он остался с ней, заботился, прижимал к себе, словно она была дорога ему.

Хотя он чудесно относился к ней, Эшлин однако, не знала на что он был способен в отношении других. Она знала, на что он с виду был способен: на любой темный поступок, на любое злодеяние. Но она ни в коем случае не позволит ему обидеть Данику, которая также ей помогла.

«Эшлин» со вздохом произнес он.

«Мэддокс»

Его на ее животе пальцы замерли. Благодарение небесам, что он не отодвинулся. Она могла бы находиться в его руках вечно. Правда, никто, даже МакИнтош, никогда не давал ей таких особенных ощущений. Она смутно помнила родителей. Они также не нянчились с ней подобным образом. Вообще-то, они были более чем счастливы, избавиться от их плаксивой, вопящей маленькой девочки. Маленькой девочки, что постоянно молила остановить голоса, не позволяя людям вокруг себя спать или работать или отдохнуть.

Она помнила той день, когда они решили отдать ее, хотя и не поняла этого тогда. Она вошла в их спальню, и весь разговор открылся ее мозгу.

Я не могу больше о ней заботиться. Это слишком. Я не могу есть, не могу спать, не могу думать.

Не можем же мы просто бросить ее. Но, проклятье, я тоже больше не вынесу этого. Плач никогда не прекращается Знаешь ли, я хочунормальной жизни, как тогда, пока она не родилась. Пауза. Я поискал и нашел место, где ей могут помочь. Я…позвонил им. Они хотят познакомиться с ней. Возможно, я не знаю, может быть, они могут дать ей то, чего не можем мы.

Они отослали ее в Институт на следующий день после пятилетия. Там она стала известна как «субъект». Иглы, электроды и мониторы стали ее ежедневными товарищами, не говоря уже о страхе и одиночестве и боли. День, когда она превратилась в «Эшлин» в глазах сотрудников, наступил тремя годами позже, когда они поняли, как использовать ее способность себе на пользу.

В тот день МакИнтош вошел в ее жизнь.

Он был амбициозным молодым парапсихологом, быстро идущим вверх благодаря своим взглядам, энергии и абсолютной страсти к работе. Он сопровождал ее везде, куда вели ее голоса, даже стоял рядом, пока она слушала, записывая все, что она произносила.

После, он исследовал то, что она выслушала, и рассказывал о результатах – как в тот раз, когда она услышала про вампира, намерившегося выпить кровь у целого города. Институт смог найти и остановить, а в конечном итоге изучить его. В таких случаях она чувствовала себя особенной, одаренной, как персонажи, о которых она читала каждый вечер.

«Эшлин» повторил Мэддокс. Их взгляды встретились, и его вспыхнул фиалковым огнем. «Скажи мое имя снова»

«Мэддокс»

Его глаза закрылись на секунду, и в течение этого мгновения его лицо носило выражение полнейшего восторга.

«Мне нравится, когда ты его произносишь»

Ей понравилась радость, получаемая им от столь простой вещи. Дрожь пробежалась вдоль ее спины. Но уже в следующий миг нормальное выражение лица вернулось к нему. Признаки наслаждения исчезли с его лица, словно он не доверял себе в этом чувстве.

«Даника…»

«Принесет мне воды», договорила за него Эшлин. «Для таблеток»

«Да. Принесу» Даника подняла с пола пустой стакан. Она помедлила в ванной. Звук текущей воды заполнил слух Эшлин, затем Даника снова стояла возле нее, протягивая стакан.

Мэддокс отобрал его. Он обдал Данику подозрительным взглядом, затем приподнял голову Эшлин и поднес стакан к ее губам. Она бросила таблетки на язык и запила большим глотком холодной, освежающей жидкости. Все это скользнуло по ее гостеприимному горлу, вызывая лишь незначительную боль.

«Спасибо» поблагодарила она их.

«С этим покончено. Я сопровожу девчонку обратно к Люциену» наконец-то сказал Аэрон, его голос был так груб, что почти царапал ее барабанные перепонки.

«У девчонки есть имя» резко бросила Даника.

«Какое же? Спорящая?» пробормотал он, хватая ее руку и вытаскивая из комнаты. Очевидно, мужчина был невоспитан и не имел понятия, как вести себя с женщинами.

Если Эшлин действительно решила остаться здесь, ей придется исправить это.

«Подожди!» крикнула она.

Он не остановился.

«С ней все будет в порядке?»

Момент легкого замешательства, затем Мэддокс сказал «Да»

«Хорошо», проговорила она, и голос ее отразился эхом от стен. В этот миг она поняла, что осталась с Мэддоксом наедине. Тогда же она почувствовала ужасный привкус во рту. Господи, она должно быть выглядела как чучело,а пахла еще хуже. Унижение заставило ее щеки запылать. «Я, ух, мне надо воспользоваться ванной»

«Я помогу» Он поднял ее, будто она была просто перышком, и встал. Она обхватила руками его за шею, его сила и тепло тут же потекли в нее.

Он перенес ее через порог и остановился посреди ванной. Подозревая, что он намеревается остаться, она тряхнула головой и поборола приступ головокружения.

«Я могу справиться сама»

«Ты можешь упасть»

Это было правдой, но она ни в коем случае не собиралась позволить ему остаться и наблюдать.

«Я в порядке»

Сомнения отразились на его лице, но он сказал «Зови, если я понадоблюсь тебе. Я буду ждать за дверью». Он медленно спустил ее на ноги с высоты своего роста.

Ее ступни коснулись пола, и колени едва не подогнулись. Я не упаду, черта с два я упаду.

Она обошла Мэддокса и схватилась за дверную ручку, используя ее, чтоб удержаться на ногах.

«Выйди, пожалуйста» попросила она.

Он подчинился – но вышел без особой радости. Когда он оказался снаружи, она захлопнула полированную деревянную дверь перед его носом.

«Пять минут» предупредил он.

Она закрыла защелку, бормоча «Это займет столько, сколько понадобится»

«Нет. Через пять минут я войду – закончишь ты или нет. Замок не поможет»

«Упрямый»

«Заботливый»

Мило. С полуулыбкой она умылась, как следует, и почистила зубы. Дважды она почти упала. Старалась вычесать колтуны из волос, а после изучения своего слишком бледного отражения в зеркале решила, что ничего больше не сможет поделать с внешним видом без косметики.

С одной минутой в запасе она отперла дверь и позвала Мэддокса. Ее голос был слаб, но он распахнул дверь так, будто бы она кричала. Его лицо было напряжено. Она прикрыла глаза в нарастающем приступе головокружения.

«Ты слишком много на себя взяла» Снова он подхватил ее на руки. Принес на постель, положил на мягкий матрас и опустился рядом.

Она поглядывала на него сквозь ресницы. Помимо заботливого к ней отношения, Мэддокс был первым мужчиной, который лежал с ней вместе на кровати. Первый мужчина желавший ее, действительно.

Она пыталась ходить на свидания при случае, но голоса атаковали ее каждый чертов раз. Чтоб утихомирить их, она испробовала и глубокое дыхание и медитацию. Мужчины всегда предполагали, что она игнорировала их, слишком истово выясняли вопрос или поддавались панике и не желали больше иметь с ней дел.

Однажды, она даже пошла на свидание с коллегой по Институту, полагая, что он хотя бы поймет ее, если не посочувствует. На следующий день она услышала его разговор шепотом с другим сотрудником.

«Чудовище», назвал он ее, «не могла расставить свои ноги без домкрата».

После этого, она вообще перестала ходить на свидания.

«Чувствуешь себя лучше?» спросил Мэддокс. Он притянул ее к своему телу, точно туда, где ей хотелось быть.

Его очаровательный жар окутал ее, и она издала довольный вздох. Она искала это всю свою жизнь, но понадобился одержимый бессмертный, чтоб показать ей этот кусочек безмолвного, наполненного сладострастием рая на земле.

«Лучше?» повторил он.

«Намного». Она сладко зевнула. В тепле, безопасности и чистоте, с почти утихомирившейся болью, она почувствовала, как изнурение овладело ею, призывая уснуть. Ее веки сомкнулись. Она заставила их приоткрыться. Она не была готова завершить эту временную передышку с Мэддоксом.

«Нам еще столько предстоит обсудить» сказал он.

Его голос доносился издалека, и она боролась, чтоб вытащить себя из наркотической вялости, пробиравшей ее с ног до головы.

«Я знаю»

Если он и ответил, она не слыхала. Она утопала все глубже и глубже. Он нежно поцеловал ее в щеку. Ее губы были твердые, но мягкие, и пламя вспыхнуло меж ними от соприкосновения.

Открой глаза Дэрроу. Может быть, он поцелует тебя в губы.

Она попыталась, правда попыталась. Но хотя ум стремился к этому, тело ослабело.

«Мы поговорим позже», мягко сказал Мэддокс. «А сейчас спи»

«Ты останешься?» Как я могу так нуждаться в нем? Я и дня его не знаю.

«Да. Теперь, спи»

Не в состоянии сделать нечто иное, она подчинилась.

«Я видел их» угрюмо сказал Аэрон. «Мэддокс убил не всех, а Парис с Рейесом должно быть проворонили их во время разведки. Есть еще Ловцы, и они даже сейчас собираются в городе. Я думаю, что слышал от одного из них «сегодня ночью», но был слишком высоко для полной уверенности»

Второй раз за два дня Аэрон сидел на диване в комнате развлечений в окружении воинов. Он редко приходил сюда, предпочитая искать себе развлечений снаружи. В предместьях Будапешта под безопасным прикрытием теней, он тайно наблюдал интерлюдию смертных и удивлялся, почему их не заботила собственная слабость.

Теперь же, казалось, он не мог сбежать из этой светлицы.

Парис вернулся и просматривал новый фильм. Рейес дубасил боксерскую грушу, Торин прислонился в дальнем углу комнаты, а Люциен играл в бильярд, забив дверь своей спальни досками, чтоб освободиться от обязанности стража. Только Мэддокс отсутствовал, но Аэрон был этому рад.

Сегодня тот непредсказуем, не стоит и упоминать, что мужчина был слишком погружен в заботы о своей смертной. Аэрон фыркнул. С ним такого не бывало. Никогда. Хотя ему нравилось изучать этих глупых особей, он никогда не присоединялся к ним. Даже красивая блондиночка не пленила его. Люди были слишком немощны, а его демон постоянно жаждал, чтоб он уничтожал их посредством их же собственных прегрешений.

Насильник утратит свой член. Бьющий жену утратит руки. Снова и снова, Аэрону нравилось то что он творил, нравилось воздавать отмщение. Вот почему он был на грани.

Однако, девчонка…

Вернувшись из города, он водворил ее в спальню Люциена; изгибы ее тела отпечатались в его мозгу, но его тело не откликнулось. Она была для него ничем. Как и все эти тщедушные смертные. Их было слишком просто сломать, очень легко запугать. Невероятно просто забрать от тех, кто их любит. Но все же ему не хотелось причинять ей вред.

«Как ты знаешь, что они Ловцы?» спросил его Люциен. Лицо было напряженным, стена его спокойствия подавала признаки падения, пока он забивал восьмой шар в угловой карман.

«У них пистолеты и кинжалы на телах, а еще я видел знак бесконечности на запястье одного из них» Клеймить себя было глупо, по мнению Аэрона. Все равно, что надеть на шею неоновый знак «Стреляйте сюда»

«Сколько их?»

«Шестеро»

«Итак, это паршиво» Парис уронил голову на руки. На нем были незастегнутые джинсы и ничего более. Аэрон заприметил его в темном закоулке города, когда тот погружался в женщину, и посоветовал ему быстренько закругляться и торопиться домой. Разврат должно быть принял требование близко к сердцу. «Там где шестеро, там еще шестеро и еще шестеро и так далее и тому подобное».

«Проклятые Ловцы» прорычал Рейес, ударяя грушу с еще большей мощью.

Боль был в мрачном настроении. Мрачнее обычного, определили Аэрон. «Я не желаю собирать вещички и съезжать на этот раз. Это наш дом. Мы не сделали ничего дурного» Пока. «Если они ищут битвы, то, скажу я, они ее получат»

«Они не бросили нам вызов» Люциен по своему обыкновению потер двумя пальцами подбородок. «Почему?»

«Они поднимались на гору. Это уже довольно вызывающе. А как насчет девчонки Мэддокса? Ловцы могут ожидать от нее сигнала»

«Она еще больше все осложняет» пробормотал Торин. «Я все еще гадаю, какую роль во всем этом играют боги»

Аэрон подергал себя за серебряное колечко в брови.

«Мы должны рассказать Мэддоксу»

Торин покачал головой «Это не будет иметь для него значения. Ты видел его он с ней»

«Да» И ему все еще было противно. Каким же воином был его друг, если превращался в такое ради женщины, которая, в конечном счете, предаст его?

Люциен положил кий и подбросил шар в воздух. Поймал. Подбросил. Поймал.

«Понаблюдаем и на этот раз допустим Ловцов на вершину горы. Я не хочу невинных смертей»

Рейес заехал по груше правой.

«Не нужны мне здесь Ловцы. Только не в нашем доме. Давайте выставим смертную Мэддокса напоказ в городе, используем их Наживку как свою. Они пойдут за нами, намереваясь спасти ее и атаковать. Мы заманим их в ловушку, подальше от городских жителей, и уничтожим»

Все резко обернулись к нему.

«Если нас заметят» проговорил Аэрон, «город восстанет против нас. Все будет опять как в Греции»

«Они не заметят» настаивал Рейес. «Торин может наблюдать за территорией с помощью камер и передать нам по рации, если кто-то приблизится»

Аэрон подумал над этим, затем одобрительно кивнул. Ловцы отвлекутся, стараясь спасти Эшлин, и позволят воинам убрать их одного за другим. Что более важно, Аэрону придется вычистить их кровь со стен.

Он посмотрел на Люциена, у того был смирившийся вид.

«Очень хорошо. Мы используем девушку»

Парис потирал тыльную часть шеи, и Аэрон подумал, что он собирается возразить. На удивление, это оказалось не так.

«Я полагаю все, что нам надо сейчас сделать, это придумать как не дать Мэддоксу помешать нам, когда он узнает»

Даника всматривалась в черты матери, сестры и бабушки. Их знакомые лица рассматривали ее с надеждой и любопытством, страхом и опасениями. Она была самой младшей, но каким-то образом стала их лидером.

«Что произошло?» Спросила мать, заламывая руки «Что они сделали с тобой?»

Что стоит им рассказать? Даника сомневалась, что они поверят правде: что она оказывала первую помощь, помогла спасти умирающую женщину, а затем полетела – полетела! – с крылатым мужчиной в город, где забрала свою сумку, слышала, как Аэрон приказывал другому воину отправляться домой – воину, который у стены трахал до умопомрачения сорокалетнюю женщину – а затем вернулась обратно. Все – в течение получаса. А в довершение всего этого был голос, появившийся в ее голове этим утром, но ей было страшно даже подумать об этом.

Она пережила все это, но все же ей самой это казалось невероятным. Кроме того, правда напугает их. А они были достаточно напуганы.

«Я думаю, они скоро позволят нам уйти» соврала она.

Бабушка Мэллори принялась плакать: рыдания облегчения. Джинджер, старшая сестра Даники, плюхнулась на кровать с мягким «Слава Богу». Только ее мать осталась неподвижной.

«Они обидели тебя, детка?» слезы наполнили ее глаза. «Все в порядке, ты можешь сказать мне. Я вынесу это»

«Нет» честно ответила она.

«Ты все же должна рассказать нам что произошло» Мама схватила ее за руки и стиснула их. «Хорошо? Я с ума сходила, представляя всякую всячину»

Понимая, что они будут больше беспокоиться, если она оставит их в неведении, девушка наконец-то поведала о случившемся. Воины сильно напугали ее, да. А темноглазый сумел даже – Господи, она ненавидела признавать это – пробудить своим напряженным взглядом внутри нее нечто, что заставило молить его о помощи.

И он проигнорировал мольбу – ублюдок.

Но она должна признать, что мужчины удивили ее так же сильно, как и напугали. Вообще-то, черноволосый мужчина со странными фиолетовыми глазами обращался с больной женщиной, Эшлин, как с сокровищем. Он нежно ее поддерживал. Казалось, его не волновала ее рвота и запашок в комнате. Его заботы были только об Эшлин.

Ох, если б заполучить мужчину так относящегося к ней.

Она не могла представить грозного Рейеса смягчившимся до такой степени. Или ласкающего так нежно, даже во время любовных игр. Мгновенно образ его – голого и напряженного – скользнул в ее мозг. Содрогаясь, она заставила образ затемниться. Она тянулась к нему, умоляла о помощи, а он отказал ей. Она не забудет, что Рейес не был мужчиной, на которого можно положиться.

«Что если эти…создания не отпустят нас?» спросила ее мама со сдавленным рыданием. «Что если решат убить нас так, как и обсуждали?»

Оставайся сильной. Не позволяй им рассмотреть в тебе те же опасения.

«Они обещали оставить нам жизни, если я помогу излечить ту женщину. И я помогла»

«Мужики все время врут», садясь, произнесла ее сестра. Джинджер было двадцать девять, она была инструктором аэробики. Обычно спокойная и сдержанная. Никто из них не бывал в подобной ситуации, и никто по-настоящему не знал, как с ней справиться.

До нынешнего момента они вели нормальный образ жизни: каждое утро поднимались и шли на работу, без хлопот и забот, обманутые верой в то, что ничего плохого с ними не стрясется. До этого самым худшим, с чем сталкивалась Даника, была смерть дедушки два месяца назад. Он был человеком с жаром любящим жизнь, и она ощутила его утрату до мозга костей. Все они прочувствовали это.

Они полагали, надеялись, что отпуск поможет притупить скорбь и поможет им почувствовать себя ближе к человеку, которого они не увидят больше никогда. Дедушка любил этот город, постоянно рассказывая о двух волшебных неделях, проведенных здесь до женитьбы на бабушке.

Он никогда не упоминал о группке смертоносных вояк с крыльями.

«Мы обыскивали комнату снова и снова» сказала бабушка. Ее измученное лицо было боле морщинистым, чем обычно. «Единственный путь наружу – дверь или окно, но мы не можем открыть ни то, ни другое»

«Зачем они хотят причинить нам вред?» выкрикнула Джинджер. Ее голубые глаза были в слезах, светлые волосы намокли от них тоже. Красные пятна покрывали кожу ото лба до подбородка.

Никто из них не был красив в слезах.

«Они не сказали» вздохнула Даника. Господи, что за кошмар. Прямо перед тем как их захватили, она с семьей была на экскурсии в Крепостном районе. Она не видала ничего такого же прекрасного как многочисленные огни, сияющие на сотнях лет величественной архитектуры. Она томилась по своим краскам, холстам, желая схватить виды.

Но, едва она ступила в свою комнату, мужчина – большой, покрытый шрамами мужчина с темными волосами и глазами странного цвета – обратился к ней. Он пах цветами, она запомнила, аромат как-то успокаивал даже посреди величайшего приступа паники в ее жизни. Крылатый мужчина тоже был там, только его крылья были спрятаны под футболкой.

Как легко они подчинили их. Стыд охватывал ее при мысли об этом. Четыре женщины против двух мужчин, а все же женщины сдались. Их вырубили и доставили сюда, и они пришли в себя именно в этой комнате.

«Может нам стоит выманить ключ у одного их них» прошептала ей Джинджер.

Темнокожий черноглазый воин немедленно ворвался в мысли Даники. Каждый раз у него шла кровь. Неуклюжий? Он не казался таким, но…Возможно ей стоит предложить «исцелить» его раны. Может он будет поласковей с ней. Возможно, он поможет ей, если она попросит.

Возможно, он поцелует ее.

Сама мысль взволновала ее, проклятье.

«Ни одна женщина не должна выменивать свое тело на побег из тюрьмы», злясь на саму себя, произнесла она. Облик Рейеса опять проплыл перед ее глазами, и она поняла, что договаривает, «Но я поразмыслю над этим»

Глава одиннадцатая.

Мэддокс обнимал Эшлин несколько часов, пока она дремала, с надеждой восстанавливая тело и душу. Время было его врагом, полночь быстро подкрадывалась к нему, но он не разбудил девушку. Только снял с нее туфли и свитер, открыв изящные ступни и футболку, обтягивающую ее округлые груди, заставляющие его кровь закипать от возбуждения.

Ленч уже давно прошел. Он проголодался, но жаждал Эшлин более чем еды. Держать ее…слушать ее мелодичные, сонные всхлипы…рай.

Ее грудь, прижатая к его боку, была неимоверно мягкой. Одна ее рука лежала на его животе, прильнув к нему в крепком объятии, словно она опасалась, даже во сне, что он ускользнет.

Более умиротворенный, чем он был в течение веков, он не удивился, что его веки начали слипаться, а разум туманится.

«Проснись, воин. Я вернулся», произнес голос в его голове. Очень уж знакомый голос. Теперь это удивило его.

Мэддокс замер, распахнул глаза, пока гнев овладевал им, полностью изгоняя сонный туман. Острым взглядом он быстро осмотрел комнату. Не заметил никого, ни одной подозрительной тени.

Он лучше бы имел дело с захватчиком, с Ловцом, чем с этим Титаном, пообещавшим помочь Эшлин, а затем бросившим ее. Неужто теперь он намеревается вырвать ее из его рук?

«Где моя благодарность, воин?»

Он ощутил легкий гул силы, воздух уплотнялся, искажался. Эшлин испустила нежный вздох, и он заставил себя расслабиться. Он хотел, чтоб она проснулась, но когда бог уйдет. Если она рассердит существо, даже непреднамеренно, она может пострадать.

«Кто ты?» прошептал он.

«Я не должен тебе говорить», был раздражающий ответ.

Мэддокс захлопнул челюсть, изо всех сил стараясь оставаться мирным. Никакого насилия, никакой ярости. Со стороны Титана было жестоко заставлять его гадать.

«Что ты хочешь от меня…великий?»

«Ты пообещал мне что угодно. Все»

«Я обещал все что пожелаешь, если спасешь девушку. Ты не спас ее» сказал он, хотя даже его мозг вопил Не провоцируй бога! «Мы сделали это»

«А все же она жива»

«Но ты ничего не сделал» Он сжал губы. Спорить с богом было неразумно. Но он опасался того, что от него потребуют, согласись он с созданием, зная, что это будет платой за неоказанную помощь.

«Ты уверен?» Голос был шелковым, позволявшим ему противоречить.

Был ли он уверен? Даника помогла своими странными действиями. Рейес и Аэрон тоже сыграли свою роль. Мэддокс удерживал, омыл и утешил ее.

Что же могло сделать это создание? Имеет ли это значение? Подумал он позже. «Что ты хочешь от меня?» спросил он, сдаваясь.

Раздалось довольное урчание.

«Скажи своим друзьям посетить кладбище Kerepesi в полночь. Без оружия. Не сказав никому, что они делают. Пусть придут одни, и я посещу их. Я покажу им, кто я есть на самом деле»

«В полночь, мы будем немного заняты»

«Твое проклятье смерти. Да, я знаю. Люциену и Рейесу я позволяю прийти попозже».

«Но…»

«Никаких но. Полночь. Безоружные»

Мэддокс моргнул. Это не имело смысла. Затем требовать, чтоб мужчины пришли без оружия? Бог может победить их, несмотря на то, сколько оружия будет прицеплено к их телам.

«Скажешь им?»

Его глаза сузились. Или это был не бог, или создание намеревалось завести их в ловушку. Он уже считал Титанов жестокими, так что они без сомнений могли бы поступить так. Но с другой стороны, он был проклят. Если это был бог, Мэддокс будет покаран, поскольку не мог бы заставить себя привести своих друзей к потенциальной опасности безоружными. А если это был не бог, то значит, некто иной обладал силой проникать в его мысли.

Подле него Эшлин чмокнула губами и перекатилась на спину. Одна рука легка на лоб, а другая сжалась на животе. Он понял, что она просыпается, но сопротивляется этому.

«Ты скажешь им»? Опять потребовал голос, теперь слишком жаждущий, слишком неуверенный.

В этот миг Мэддокс узнал. Это был не бог. Не мог быть богом. Всемогущее создание просто бы перенесло Повелителей на кладбище. Всемогущее создание не выдало бы себя дрожью сомнения. Он стиснул зубы.

«Не заставляй меня спрашивать снова».

«Конечно, я скажу им», ответил он, и это не было ложью. Он расскажет им – но не то, чего хотело существо.

«Тогда до вечера», сказал голос, почти мурлыча от удовлетворения.

До того как мы узнаем правду. Конечно же Мэддокс не озвучил эту мысль. Когда не последовало ответа, он медленно ухмыльнулся. Существо могло вложить свои мысли в его ум, но не могло прочесть его. Хорошо. Очень, очень хорошо.

Поток силы внезапно исчез из воздуха.

Размышления завертелись в мозгу Мэддокса. Возможно, существо могло подслушивать разговоры на расстоянии. Возможно, как Мэддокс и остальные, говорящий с ним был бессмертен с особыми способностями.

Бессмертный Ловец?

Бережно, чтобы не потревожить Эшлин, Мэддокс выбрался из кровати и прошелся по цитадели пока не разыскал Люциена. Воин сидел на диване в комнате развлечений, один в тишине со стаканом скотча.

Мэддокс поведал другу о случившемся и тот побледнел, даже шрамы его побелели.

«Ловцы. Титаны. Женщины. А теперь безымянные создания с неопределенными силами? Когда это закончится?»

Он пригладил волосы.

«С каждой минутой появляется нечто новое» Сдается, лишь вчера Мэддокс жаловался на монотонность жизни?

«У нас, по крайней мере, есть пару часиков, чтоб решить, что делать с этим. Мне надо подумать, прежде чем рассказать остальным. Слишком много происшествий за раз, слишком много изменений»

Мэддокс кивнул.

«Ты знаешь, где меня найти, если понадоблюсь» Он вернулся в свою комнату, радуясь отсрочке. Он был не готов покинуть Эшлин.

Она лежала так же, как он ее оставил – видение в его скучной светлице. Он прилег рядом, случайно толкнув матрас.

«Мэддокс» пробормотала она.

Единственное слово было сонным, хриплым стоном, который зажег его кровь, точно так же как это сделают ласки ее изящных пальчиков. От возобновившейся страсти Насилие вновь подало голос, его настроение было темным и жаждущим. Требуя…чего-то. Крови? Боли? Воплей? Он не знал, не мог сказать. Я буду управлять собой. Я не обижу эту женщину.

Эшлин потерлась об него щекой и замурлыкала как довольный котенок.

«Мэддокс?»

Насилие заурчало в ответ.

Он впился в простыни, холодная ткань рвалась под его воздействием. К чему пыталось принудить его Насилие? Его желания были туманны. Пот выступил на коже Мэддокса. Его челюсть плотно стиснулась, он чувствовал жилы, напрягшиеся на шее.

«Мэддокс?» повторила Эшлин. На этот раз ее голос звучал встревожено. Она приподнялась, прелестные медовые пряди волос каскадом спадали по плечам. Солнечные лучи струились из окна, окутывая ее ярким янтарным нимбом. Ее взор скользнул по нему.

«Что-то не так?»

Он не мог ответить, не мог разговаривать из-за кома в горле.

Беспокойство явно нарастало: она наклонилась и запустила руки под его рубашку, проводя ладонями по его голой груди. Прикосновение было живительным, всепоглощающим. Как и всегда между ними возникла эта энергия. Он никогда не ощущал ничего подобного.

Духу это также нравилось, осознал он. Он рычал: не от злобы, а от возбуждения. Больше… Скрытые потребности напомнили о себе снова, наконец-то выявляя себя. Наслаждение и страсть. Экстаз и чрезвычайное томление.

«Как ты себя чувствуешь?» спросил, поглотив ком в горле, Мэддокс. Восхитительно жаждать чего-то, кого-то без ощущения глубинной нужды наносить вред.

«Лучше»

«Я рад» Он долго оставался на месте, позволяя Эшлин ласкать его грудь и наслаждаясь ощущениями. Это был мягкий, сладкий и эротичный сон, и ему бы не хотелось, чтоб он заканчивался. Он вздрогнул, или дух сделал это. Опасность. Он разденет ее и возьмет за пару минут, если сейчас не остановит.

«Твое лицо выглядит получше», сказал он. «Не так измучено»

«Я быстро исцеляюсь»

«Пойдем» Он скатился с кровати и протянул ей руку.

Ее золотистый взор переместился с его лица на руку, затем обратно к лицу, выискивая ответа.

«Твое настроение меняется быстрее, чем у кого-либо из моих знакомых» проворчала она, но послушно поднялась, словно не в состоянии остановить себя. Их пальцы переплелись.

Опять всплеск энергии.

Она явно тоже ощутила его, задыхаясь при первом соприкосновении.

Содрогаясь от потребности завладеть ею, он поставил ее на ноги. Она покачнулась и сильнее ухватилась за него.

«Куда это мы идем?»

В Рай, если ему было позволено.

«В душ» Не дожидаясь ответа, он увлек ее в направлении ванной.

На удивление она не возражала.

«Я должно быть ужасно выгляжу» Она пригладила волосы и поморщилась. «Ух. Страшила»

«Ты никогда не сможешь выглядеть ужасно»

Ее щеки зарделись.

«Да нет, могу. Просто…ну не знаю. Отведи глаза, что ли, пока я вымоюсь»

«Я пытался не смотреть в твою сторону. Поверь мне» Но его глаза всегда видели ее по своему желанию, притянутые более великой силой, чем его собственная.

Они достигли ванной, и он отпустил ее. Острое чувство утраты пронзило его.

Время почти пришло. Еще совсем немного.

Повернувшись спиной, он открутил краны в кабинке душа. Вода брызнула – холодная поначалу – она постепенно нагревалась. Вскоре пар заполнил ванную, клубясь под потолком, оседая, потом скапывая крошечными дождевыми каплями.

Сдерживаясь, он взглянул Эшлин в лицо.

«Извини за твою комнату. Я, ух, я уберусь там позже» проговорила она, рассматривая свои босые ноги. Ногти не были накрашены, но кончики пальцев были очаровательной формы.

«Я сам уберу», сипло сказал он.

Ее взгляд взлетел к его.

«Нет. Я бы не хотела этого. Мне и так стыдно. То есть, меня рвало на твоих глазах. Несколько раз. Может даже и на тебя. Все это – о, Господи – это так унизительно. Все то, на полу, на моей совести»

«Вина моя. Комната моя. Я и приберу» Ему не понравилось, что она желает заняться физическим трудом. Он желал ее в постели, отдыхающую. И обнаженную. Да, обнаженную. В таком случае, возможно, и не отдыхающую, а облизывающую и покусывающую его.

Его плоть восстала в ответ.

«Снимай свою одежду». Он произнес это более хрипло, чем намеревался.

Она моргнула, ресницы отбросили тени на щеки.

«Ч-что?»

«Снимай свою одежду»

«Прямо сейчас?» взвизгнула она.

Его брови сдвинулись.

«Ты обычно принимаешь душ в одежде?»

«Нет, но обычно я принимаю его одна»

«Не сегодня» Он почувствовал, будто вечно ожидал этого мгновения. Эшлин. Обнаженная. Вся в его распоряжении – изгибы ее тела молили об исследовании.

«Почему не сегодня?» спросила она: слова срывались с губ в тайной мольбе.

«Потому» Заупрямившись, он скрестил руки на груди.

«Мэддокс…»

«Эшлин. Снимай свою одежду. Ты грязная».

Позади него вода продолжала биться о белый кафель. Перед ним, Эшлин, как вздорная девчонка, продолжала таращится на него.

«Нет» сказала она. Попятилась к выходу. Один шаг, другой.

Он наклонился вперед, нос к ее носу. Но не поцеловал ее. Не притронулся. Он просто дотянулся до двери и закрыл ее, отрезая пути к отступлению.

Мягкий щелчок эхом отразился от стен, и девушка сглотнула. Побледнела.

Мужчина вздохнул. Ему не хотелось пугать, он желал возбудить ее.

«Не бойся»

«Я…я не боюсь»

Он не поверил ей, не ведая, какие мысли вертятся в ее голове. Не ведая, почему она сопротивлялась тому, чего, казалось, хотела только минуту назад. Потому процедил «Как ты себя чувствуешь? Ты соврала, что тебе лучше?»

Лгать или не лгать, размышляла Эшлин. Скажи она ему, что еще больна, он уйдет и позволит ей самой принять душ. А если скажет, что действительно выздоровела, он настоит, чтоб наблюдать за ее раздеванием. Этого она не делала ни для одного мужчины, тем более для незнакомца. Да к тому же бессмертного.

Он вообще не такой уж незнакомец. Он обнимал тебя и спал рядом с тобой, заботился о тебе и омывал тебя. Все это было правдой, но ей не ведомы были мелочи о нем. Его предпочтения и вкусы, история его отношений, которая предположительно была длиннющей, взирая на его возраст.

Она не знала, желал ли он ее лишь на день, или хотел нечто большего.

Столько раз, на дюжинах языков, она слыхала, как мужчина говорил женщине то, что та хотела услышать, а позже бросал ее. Она наслышана об их изменах, об отсутствии беспокойства по поводу того, что жены ждали их дома. Она наслушалась о красивой лжи и даже грубом принуждении.

Как Мэддокс, открыто заявивший о своем демоне, будет обращаться с ее телом? Как он обойдется с ней после завершения любовной игры?

Она должна была признаться, что это было так же волнующе, как и пугающе – быть с ним. Захватывающе. В глазах Мэддокса было настойчивое желание, фиолетовое пламя такое же неистовое, как и горячее.

Никто и никогда не смотрел на нее так.

Она была странной девушкой, с причудами. Сумасшедшей девицей, которая неспособна на нормальную беседу, потому что была слишком занята, выслушивая других людей. Рискни, Дэрроу. Посмей жить хоть раз. Ты знаешь же, что хочешь этого.

Она подняла глаза на Мэддокса. Пар клубился вокруг него, придавая ему мечтательную, призрачную ауру. Его лицо было безжалостным, но сексуальным, волосы подстрижены неровными черными прядями, спадающими до подбородка. Ей всегда хотелось иметь мужчину, отношения. Ее всегда интересовала страсть, о которой она была наслышана сверх меры. Но ей всегда хотелось мужчину, что полюбит ее, который не покинет ее, когда костер страсти сгорит дотла.

«Как ты себя чувствуешь, Эшлин?»

Все нервные окончания ее тела тянулись к нему, умоляя о внимании.

«Отлично» наконец-то призналась она. «Я чувствую себя отлично. Я не соврала»

«Так что же ты там стоишь? Раздевайся»

«Не приказывай мне» Если она позволит ему это сейчас, он всегда будет командовать.

Всегда? Ты остаешься надолго?

Он помолчал минутку. «Пожалуйста»

Ты и, правда, собираешься сделать это?

Да. Собиралась. Он не любил ее; и она не была уверена в том, как он отнесется к ней после, но она собиралась сделать это. Она хотела его, причем, с первой минуты.

Ее рука дрожала, пока она тянулась в молнии своего розового жакета. Но она увидела, что на ней не было жакета. Или свитера. Он, должно быть, снял их, пока она спала. С пылающими щеками она вцепилась в край своей футболки, стянула ее через голову и отбросила, оставшись в белой майке, бюстгальтере и джинсах.

Мэддокс одобрительно кивнул.

«Так много слоев. Снимай еще. Пожалуйста»

Взялась за них майки. Помедлила.

«Я нервничаю», призналась она.

Одна из его черных бровей изогнулась, когда он склонил голову на бок.

«Почему?»

«Что если – что если тебе не понравится увиденное?»

«Мне понравится» хрипло заверил он.

Этот первобытный тон…Она вздрогнула. Он напугал ее в лесу. Теперь же разжигал пламя ее страсти.

«Как ты можешь быть уверен?»

Его взгляд пробежал по ней в горячем заверении.

«Мне нравится то, что я вижу сейчас. То, что под низом, будет еще лучше»

Эшлин не была так уверенна. Она не занималась фитнессом, не сидела на диете. В этом никогда не было реальной потребности. Когда она не разъезжала с Институтом, она довольствовалась пребыванием дома, просмотром телевизора, чтением журналов или забавами в Интернете. Это не те вещи, что давали женщине тело, которое жаждали бы мужчины.

Ее бедра были чуточку шире, чем всем нравилось, живот округлей. К каким женщинам привык Мэддокс? В конце концов, он был бессмертен, и наверняка поимел тысячи несравненных красавиц.

Ее руки сжались в кулаки. Как бы это ни было неразумно, но мысль о нем с другой взбесила ее.

«Эшлин» вырывая ее их раздумий, сказал Мэддокс.

«Что?»

«Вернись к своей задаче» сухо приказал он.

Ее губы изогнулись в улыбке «Извини. Я отвлеклась» ей придется научится контролировать свои мысли теперь, когда тишина была частью ее жизни.

«Позволь мне помочь тебе. Пожалуйста»

Каждый раз, когда он произносил «пожалуйста», она таяла, желая дать ему все, чего он хотел и даже больше. Она кивнула.

Его руки легли на ее, и произошел захватывающий толчок, что всегда следовал за его прикосновением. Она ожидала его на этот раз, но была по-прежнему не готова к его влиянию. Соски превратились в жемчужинки, а меж ног потеплело.

Не дожидаясь ее позволения, он схватил майку и потянул.

«Подожди», взмолилась она.

Он мгновенно прекратил движение.

«Я должна подготовить тебя». Он собирался увидеть ее нижнее белье – еще одна постыдная тема. Оно было из гладкого белого хлопка. Старушкина упряжь, однажды она слышала такое от мужчины. Она никогда не носила ни сексуальной одежды, ни белья, пока была на работе. Это было просто непрактично.

«У меня есть сексуальное белье, даю слово, но сейчас я не в нем»

«Это должно оттолкнуть меня?» спросил с искренним изумлением Мэддокс. «То, что на тебе нет сексуального белья?»

«Не знаю» она прикусила нижнюю губу «Может быть. Разве нет?»

«Эшлин, во что бы ты ни была одета – это не имеет для меня значения. Ты не будешь долго в нем оставаться. Теперь готова?»

Громко глотнув, она кивнула.

Он стянул с нее майку и бросил на пол возле ее футболки. Он вздрогнула.

«Н-ну?»

«Ну?»

«Отвратительно?» спросила она.

«Мило» ответил Мэддокс. Он сделал – благоговейный? – вдох и ее кровь закипела. Он протянул трясущуюся руку и провел по гладкому хлопку, защищающему ее соски. И без того твердые они напряглись под его лаской.

Эшлин застонала в приступе удовольствия.

Он прочертил пальцами след вниз к ее животу и взялся за пояс джинсов. Поворот кисти и они были расстегнуты. Она прочувствовала жар его кожи, пробирающийся до ее костей.

Он стянул джинсы с ее бедер, минуя колени и спустил их на пол.

«Перешагни»

Ее трясущиеся ноги выполнили его команду. Его взгляд был прикован к ее белым хлопковым трусикам. Она боролась с желанием прикрыть их, опять желая, чтоб на ней было нечто более сексуальное.

«Я знаю, что вы мужчины любите ролевые игры» сказала она ему, нервно пытаясь заполнить тишину. Сколько же раз она слыхала подобное хвастовство между приятелями?

«Дома у меня есть полицейское снаряжение, костюм девицы из гарема и зайчика из Плейбоя» Не то что бы она когда-либо использовала их. Но ей нравилось владеть ими, на всякий случай.

«Это мило» Мэддокс не казался впечатленным.

«Может быть, когда-нибудь я покажу их тебе»

«Снимай лифчик и трусики». Его лицо было разочаровывающее пустым, пока он выпрямлялся.

Возможно, ему все равно, во что она одета.

Пока он ждал ее подчинения, он завел руку за спину и стащил через голову свою футболку. Она задохнулась от неожиданности, от восхищения, и позабыла насколько уродскими были ее трусики – но она еще не сняла их. Или лифчик. Она была слишком занята разглядыванием.

Мэддокс был абсолютно великолепен. Шрамы уже исчезли, оставив только незначительные красные полоски. Один за другим его бронзовые мускулы предлагали праздник для ее глаз. У него был восхитительный пресс и неотчетливый налет черных волос идущих прямиком к поясу его брюк.

Не отводя взгляда от ее лица, он расстегнул брюки и спустил их вдоль своих длинных, крепких ног, пока они также не оказались на полу.

Он не носил никакого белья.

Ее глаза распахнулись, а рот увлажнился. Он был огромен. Длинный и толстый и величественно возбужденный. Она видала мужской пенис в книжках, на веб-сайтах, которые ей не следовало бы посещать, и в фильмах, что ей не следовало бы смотреть, но никогда вживую. Никогда вот так. Его яички были приподняты и окружены жесткими темными волосками.

«Я полагаю, что дал тебе четкое задание» сказал он, его взор, нацеленный в ложбинку меж ее ног, заставил ее очаровано задрожать.

Нужда разлилась в ней, более напряженная, чем раньше. Потребность касаться и чтоб касались ее, вкусить и быть испробованной на вкус, поглотила ее. Острая жажда охватила ее.

«Мы и правда займемся сексом?» задыхаясь, с надеждой, спросила она.

«О, да» он ответил, подходя к ней. «О, да, красавица, правда»

Глава двенадцатая.

Мэддокс поднял Эшлин под руки и оторвал от пола. Он зубами разорвал ее лифчик посредине. Пострадавшая ткань медленно разошлась и спала, открывая самую сексуальную грудь, что он когда-либо видел.

Она была немного полнее чашечки его ладони, с розовыми кончиками сосков, что умоляли вкусить их. Он не мог сдерживаться ни мгновения. Все внутри него трещало, нуждаясь в соприкосновении. Отчаянно.

Он втянул одну твердую вершинку губами, окружая ее горячей, влажной силой. Эшлин застонала. Она откинула назад голову и выгнулась ему навстречу, прося большего. Он позволил своему языку танцевать, толкаясь вперед-назад, затем испробовал другой сосок, так же обхаживая его.

Его кровь бурлила, требуя большего, но он поставил ее обратно на ноги и подтолкнул ее к раковине. Скоро.

Без слов, он подал ей зубную щетку, приобретенную для нее ранее, и взял свою собственную. Он хотел быть безукоризненным ради нее.

Она выглядела изумленной, пошатывающейся, пока смотрела на него в замешательстве. Медленно ее щеки зарделись от стыда. Почему? Они почистили и сполоснули зубы в молчании. После, Эшлин стояла перед зеркалом, вцепившись в раковину умывальника, будто не знала, что делать дальше и боялась спросить.

«Снимай» сказал он, пощипывая верх ее трусиков. «Пожалуйста»

Она выглядела взволнованно, пока спускала их с бедер.

Боги. Он едва не свалился на пол благодарной, рыдающей грудой. Маленький треугольник медовоцветных волос, очаровательно округлые бедра. Раздувая ноздри от видения ее красоты, он снова поднял ее. Однако на этот раз поместил в кабинку и задвинул дверцу. Она задохнулась, когда вода ударила ее, а затем охнула и застонала в экстазе, пока жар нежно охватывал ее кожу. Он хотел бы быть причиной этого стона.

Скоро, снова пообещал он себе. Скоро.

Он приблизился. Она уже намокла, волосы прилипли к изящному изгибу ее спины. Ее попка была идеально очерчена и достаточно пышна, чтоб заполнить собой его руки. Ему нравилось это, нравилось, что она не была просто кожей на костях.

«Так мило» проговорил он, но вдруг его заполнили сомнения. Стоит ли ему развернуть ее, или удерживать так? Положить ее или позволить стоять? Это был его первый душ с женщиной и он не был точно уверен, как лучше себя вести.

Боги! Делай…все.

Инстинктивное чутье и тысячелетия фантазий взяли верх: он преодолел все намеки на расстояние меж ними и потерся своей возбужденной плотью о впадинку ее попки. Она издала судорожный вздох. Он протянул руку и взял пахнущее сосной мыло, что использовалось ним каждое утро для смывания остатков его полуночных злоключений.

Она попыталась обернуться лицом к нему, но он удержал ее на месте, опустив подбородок на ее макушку. Поначалу она замерла. Однако постепенно расслабилась. Он уже был на грани и не хотел подталкивать себя еще дальше. Пока. Он едва сдерживал своего демона, который, казалось, хотел выпрыгнуть из его тела и сам притронуться к ней.

«Тебя создали для секса, не так ли?» промурлыкал он ей на ухо. Он провел по нежной раковинке языком.

«Я полагаю, мы узнаем это вместе» с трепетом ответила она.

Она была создана для него, на самом деле. Нельзя было выбрать Наживку более совершенную. Если ее прислали отвлечь его, то в этом она преуспела. Если ее прислали разузнать про него и его товарищей, что ж и в этом она преуспела тоже. Он поведал ей больше, чем кому бы то ни было.

Если ее прислали, чтоб наказать его, что ж и это она сделала. Он еще никогда так не стыдился самого себя. Сейчас он должен быть где угодно, но не здесь, делать что угодно кроме этого. Напротив, он был здесь. Собирался заняться любовью с Эшлин. И ему было плевать на последствия.

По-прежнему обвивая ее плечи, он намылил руки. Положил мыло на место и начал медленно – действительно медленно – омывать ее с головы до ног. Его мыльные пальцы извивались вокруг ее сосков, вдоль мягких изгибов бедер, по сладкой округлости ее животика.

Она издала еще один тяжелый вздох: звук был жаждущий и на этот раз только для него. Ее голова склонилась на его плечо в открытом приглашении, движение говорило «делай со мной все, что пожелаешь»

«Тебе нравится, когда кто-то моет тебя?» спросил он.

«Да»

«Ты все еще грязная?»

«Да»

«Где?»

«Повсюду» хрипло ответила она.

Он почти улыбнулся. Почти. Его страсть была слишком темной для веселья. За исключением тьмы была смесь изумления и благоговения.

Его прикосновение было грубее, чем хотелось бы, пока он намыливал ее руки. Но она не возражала. Он видел, как она прикрыла глаза и покусывала нижнюю губку, легко вздыхая каждые пару секунд.

«Ты принимала душ с мужчиной раньше?» Сжимая мыло в руке, он упал на колени.

Она замерла. Прошептала.

«Нет»

Он был рад. Они впервые познают эти удовольствия вместе. Даже до того, как демон стал его частью, он не проявлял большой нежности к женщинам. Он брал их быстро даже тогда. Они были приятными удобствами и ничем более. Нечто, чего ему хотелось, но без особой нужды.

После проклятия, привязанность оказалась еще более невообразимой. Он всегда страшился того, что демон проявит себя, задержись он в женском обществе подольше. Лишь тогда он осознал, каким бесценным было время, как ему стоило радоваться жизни, пока была такая возможность.

Он никогда так не опасался духа, как сейчас, но он не позволит этому помешать ему медлить исмаковать на этот раз. Наслаждаться. Он бывал слишком жестким, слишком грубым, но поклялся не быть таким с Эшлин.

Я буду контролировать себя, чего бы это ни стоило. Я буду контролировать духа. Он поцеловал изгиб внизу спины Эшлин, затем провел языком вверх по нескольким позвонкам.

«Ммм», выдохнула он. «Мне…мне это нравится»

Ему это нравилось тоже.

Ему нравилось все в ней.

Намылив ее голени и бедра и прокусив внутреннюю поверхность своей щеки, чтоб не искусать ее, он смыл пену с рук. Не в состоянии сдерживать ни минутой больше, он ввел два пальца внутрь ее жаркого пламени.

«Ох. Ох!» Она отпрыгнула от его эротического касания, затем быстренько прислонилась к нему, шире разводя ноги, молча прося большего.

Мыльная пена была скользкой, и теперь такой же была она. Он гладил ее, нежно пощипывал ее набухшую сердцевинку. Дрожь прокатилась по ее телу.

«Все еще нравиться?» поинтересовался он. Напряжение клокотало в нем.

Возьми ее. Возьми ее немедля.

«Безумно. Мне безумно это нравиться» пропела она.

Он углубил проникновение, так глубоко как смог пробраться. Она выдохнула его имя.

«Тесно» выдавил он сквозь стиснутые зубы. Он почти подумал, что ощутил… Нет, точно нет. «Горячо»

«Хорошо. Так хорошо»

В любой момент он мог быть поглощен пламенем – пламенем более горячим, чем то с которым он сражался в аду. Он трясся сильней, чем прежде. Он был тверд, болезненно тверд. Он был во всеоружии и готов к нападению.

Если он так сильно отреагировал, заполнив ее только пальцами, что же будет с ним, когда он заполнит ее своим естеством?

Не останавливайся. Не можешь остановиться. Скрежеща зубами, он погрузил в нее еще один палец, растягивая…и сейчас он уже не смог отрицать наличие барьера, свидетельствовавшего о ее девственности. Он сердито искривил губы. Его голова склонилась на бок, и он понял что изумленно таращится ей между ног.

Девственница? Конечно, нет. Она была взрослой женщиной. Но барьер нельзя было сбросить со счетов.

Он отпрянул от нее и встал. Он не притронулся к ней снова, только осматривал ее сверху до низу. Она трепетала подобно ему.

Тысячи мыслей лихорадочно вертелись в его мозгу. Как такая прекрасная женщина может быть еще девственной? И зачем это Ловцам посылать неопытную девицу соблазнять его?

Она же не знает как.

Зачем богам присылать девственницу, чтоб наказать его? Разве так они не просто накажут девственницу?

Явно удивленная его внезапной отстраненностью, Эшлин повернула шею пока ее глаза не встретились с его. Наслаждение и боль воевали за превосходство на ее милом личике.

«Я сделала что-то не так?»

Он помотал головой, еще не в состоянии говорить. Чувство собственника ударило в каждую его клеточку. Ни одни мужчина не проникал в нее. Ни один мужчина не вкушал ее сладости.

«Тогда почему же ты остановился?» Она полностью обернулась к нему, и он увидел, что ее соски были твердыми, розовыми и влажными. Они тянулись к нему, умоляя…умоляя…

Он собирался лишить ее девственности и понял, что еще ни разу даже не поцеловал ее. Любая женщина, даже Наживка, даже кара богов, не заслуживала такого. А прямо сейчас он верил, что она не была ни тем ни другим.

Но она была в лесу вчера ночью, а четверо Ловцов шли за нею следом. Две ситуации были связаны, он был в этом уверен, но теперь он подумывал – о чем? Могла ли быть Эшлин их мишенью?

Если да, то почему? Она не хранила демона в себе; он бы почувствовал это. Не так ли? Он уже и не знал. Он не знал ничего помимо того, что желал эту женщину всеми фибрами своей сущности. С первого мгновения как увидел ее. Нечто в ней глубоко поразило его. Даже повлияло на духа.

«Мэддокс?»

Он ужасно хотел взять е девственность, но не сделает этого. Не сегодня. Не тогда, когда она была больна всего пару часов назад. Не тогда, когда он не был уверен в своей реакции на погружение внутрь нее – и на то, что он будет ее первым мужчиной. Она будет первой для него тоже. Он никогда не овладевал девственницей ранее. Ему надо придумать наилучший способ для этого, наилучший способ удержать Насилие в узде. Духу понравиться причинить Эшлин даже мгновенную боль. Не так ли? Он возможно должен будет приковать себя.

А пока…

Он прислонил ее к прохладному кафелю. Ее глаза округлились – эти огромные прекрасные карие глаза. Хотя его губы полностью не восстановились, он поцеловал ее. Ее губы изумленно приоткрылись, затем жадно раздвинулись шире, приветствуя его язык. Он протолкнул его вовнутрь, поворачивая голову, чтоб погрузиться глубже, взять больше, чтоб напитать ее собой так сильно, как она в этом нуждалась. Ее мятный, женственный привкус терзал его.

Новая вспышка огня проскочила меж ними.

Она вздохнула, но он проглотил звук. Его грудь давила на ее, ее соски были так тверды, что резали его кожу. Он ощущал ее беспорядочное сердцебиение.

Он пригнул колени и опять поднялся, потираясь о нее своей вздыбленной плотью. Девушка задохнулась снова. Она трепетала. Ее руки запутались в его волосах, хватая, притягивая его ближе. Их зубы ударялись, поцелуй продолжался…без остановки…длился вечность…поцелуй из колдовства и мечтаний и пламени.

Да, пламени. Пламени было очень много. Раскаленного добела. Искрящегося. Преисподняя внутри него. Он укусил ее нижнюю губу, не в состоянии остановиться, чего уже и не хотел. Капля крови стекла на его язык. Он смаковал ее металлический привкус.

Хорошо, так хорошо.

Она простонала и укусила его в ответ, возвращая тьму его страсти с жаром, что удивил его. Нежно, спокойно. Он сжал ее щеки и склонил – нежно, спокойно – ее голову на бок. Облизывая и покусывая по пути ее подбородок, ее ключицу, что почти сводило его с ума. Ее кожа была подобно наркотику, и единожды слегка испробованная, она манила его взять больше, вкусить больше. Познать все.

Она выгнулась ему на встречу, тяжело дыша. Отстранилась, по-прежнему тяжело дыша. Выгнулась опять. Его плоть проникала меж ее ног, отчаянно стремясь погрузиться.

Нет, пока нет. Невинна, ты помнишь? Она невинна.

Ее зубы впились в его ключицу, и едва не кончил. Почти пролил семя. Она дико, неистово жаждала облегчения. Ее пальцы двинулись по его спине, сжимали, мяли. Ее ногти оставляли метки на его коже.

Он не думала, что девушка осознавала свои действия. Ее голова моталась из стороны в сторону, а глаза плотно зажмурены.

«Я помогу тебе кончить», сказа он ей, борясь за контроль над самим собой.

«Да. Кончить» Она отпустила его, чтобы сжать свою собственную грудь, пощипывая пальцами соски.

Он не видал более эротичного зрелища.

«Просто прикоснись ко мне» резко приказала она. «Не прекращай меня трогать»

«Так и будет. Мне нужна…минута» Он сомкнул пальцы на своей напряженной плоти, понимая, что опрокинет и возьмет ее, если не сделать этого. Он повел рукой вверх-вниз, раз, другой. Зашипел, выдыхая.

«Мэддокс. Поторопись!»

«Руками или ртом?» едва слышно спросил он. Вода била по ней, скользя и стекая, завлекая его последовать и пить.

«Чт-что?» она раскрыла глаза, оглядывая его, оглядывая себо. Поняв, что творят ее руки, она раскинула их в стороны и покраснела.

«Мне касаться тебя руками или ртом?» он продолжал двигать рукой вдоль своей набухшей плоти, желая, чтоб это была ее рука. Или ее рот. Ее плоть.

«Руками?»

Он немного знал о людях, но распознал ее истинное желание. Она хотела его губ, чтоб помочь ей завершить это. Он хотел этого тоже. Подобная потребность наверно смущала ее; что ж он вскоре преодолеет это.

Во второй раз он упал на колени пред ней.

«Что ты делаешь?» возмущенно прошептала девушка. Но в оттенках ее голоса были нотки восхищения.

Вместо ответа он лизнул ее там, где она в нем так нуждалась. Это он давно хотел сделать с женщиной, но не осмеливался рискнуть, слишком опасаясь реакции Насилия. В этот же миг он был слишком порабощен страстью, чтоб бояться, и внезапно обрадовался, что подождал. Вкус Эшлин был чист, невинен, женственен. Как мед. Страсть и скользкий жар. Наркотический, привязывающий к себе. Его.

«Ртом» выдохнула он. «Ртом. Я передумала»

Он снова лизнул, и ее живот затрепетал. Для поддержки она прижала ладони к кафелю по сторонам от себя. Ее бедра выгнулись вперед в поисках его языка. Он дал ей его. Раскрывая ее одной рукой, а другой по-прежнему двигая по члену, он втянул ее горячую сердцевину. Она стонала, она извивалась, она выворачивалась наизнанку.

«Еще?» поинтересовался он.

«Еще. Да. Пожалуйста»

Она была близко, так близко. Он мог ощущать приближение ее освобождения, мог вкушать изобилие ее сладости. Кусай. Желание испугало его. Он перестал двигаться. Она разочаровано вскрикнула, и он сжал челюсть от боли возбуждения.

Вода скапывала с ресниц ему на подбородок. Он хотел смахнуть воду, видеть девушку более четко, но не желал перемещать ни одну из своих рук. Воздух обжигал его глотку, легкие.

«Скажи, что хочешь меня» Пока я успокаиваюсь.

«Я хочу тебя» почти выкрикнула Эшлин. Она уставилась на него, словно не могла поверить, что они ведут подобную беседу здесь и сейчас.

«Скажи, что нуждаешься во мне»

«Ты нужен мне»

«Скажи, что никогда не предашь меня»

«Я никогда не предам тебя»

По крайней мере, она не колебалась. Нечто внутри него смягчилось, оттаяло.

«Где ты хочешь быть?» почти умоляя, спросил он. Нуждайся во мне так же сильно, как я нуждаюсь в тебе.

Может быть из-за воды. Может быть из-за пара. Ее глаза, казалось, затуманились, тень ранимости упала на ее лицо.

«С тобой» ответила она. «Только с тобой»

Оба – мужчина и дух – были поражены магией ее слов. Усмирены. Мэддокс опять зарылся лицом ей между ног, проникая языком глубже, чем прежде. Она вздохнула в экстазе, одна из ее ног обвилась вокруг его спины. Ее пятка уткнулась в его плечо, но его это не беспокоило. Даже понравилось.

Ее желание заструилось по его горлу, когда он укусил. Не мог сдержать себя. Был не властен над своими действиями. Ни он, ни дух не хотели причинять ей боль. Хоть раз пребывая в согласии, оба желали усладить ее.

Она достигла грани. Оргазм сотряс все ее тело. Ее внутренние мышцы сжались вокруг его языка, удерживая его пленником этих врат рая. А когда она выкрикнула его имя, он кончил. Горячее семя вырвалось из него. Его тело дернулось, мышцы сжали кости в стальных тисках. Никогда он не чувствовал ничего, настолько правильного. Настолько совершенного.

Секунды – минуты? часы? – прошли. В этой безвременной вечности он превратился в Наслаждение. Он не был управляемым Насилием существом. Он был просто жаждущим эту женщину мужчиной. Мужчиной, жившем в мире, где свет всегда разгонял тьму, и добро всегда побеждало зло.

Если б только…

Открыв глаза, он снова стал Мэддоксом. Снова был подвластен тьме, жил в мире, где всегда торжествовала полночь, а зло хохотало добру в лицо.

Он по-прежнему стоял на коленях. Эшлин была перед ним. Он мог слышать ее тяжелые всхлипы и понял, что и сам тяжело дышит. Он встал, смущенно заметив, что до сих пор его ноги не прекратили трястись.

Равно как и ноги Эшлин. Ее веки были опущены, а на ресницах влажные капли. Вокруг нее витала блаженная аура удовлетворения, но он не мог отбросить внезапной мысли о том, что был слишком груб, что мог быть и понежнее. Постараться лучше.

«Пожалуйста, посмотри на меня» произнес он.

Точно бабочкины крылышки ее ресницы взметнулись вверх. Эти янтарные сферы глянули на него, она прикусила нижнюю губку с неопределенным выражением лица.

«Да?»

«Я причинил тебе боль?» или хуже, «ты сожалеешь?»

«Нет и нет» она улыбнулась своей лучистой улыбкой, солнечный свет посреди мрачных тайников ночи.

«Как это ты до сих пор девственна?» изумляясь, спросил он.

Ее улыбка медленно увяла. Стыд затуманил глаза, превращая карий во вспененную черную бурю.

«Я не хочу говорить об этом»

«Пожалуйста»

Она уставилась на свои ноги, пряча ураган эмоций.

«Мне не стоило говорить, чтоб ты просил, а не приказывал. Пред этим невозможно устоять!»

Ому стоит запомнить это.

«Может быть, я должна была рассказать тебе раньше, до того как мы…Но…»

Его живот свело. Стоит ли ему желать услышать ее признание, каким бы оно ни было? Да. Выслушает ли он? Нет. Не сейчас. Он выключил воду и потеснил ее к кафелю. Он не мог предсказать реакции духа на рассказ этого сочного прекрасного создания про заговор против него.

«Эшлин…»

«Нет», сказала она тряхнув головой. «Выслушай меня. Только пообещай не возненавидеть меня, ладно, и попытайся понять, что я ничего не могу поделать с этим». Пауза. Судорожный вдох. «Итак. Не ты один одержим чем-то, что не можешь контролировать. Я слышу голоса. Когда я становлюсь на место, где происходил разговор, я могу услышать все произнесенные слова, неважно сколько времени прошло» Она смотрела куда угодно, только не на него, пока говорила.

Мэддокс слушал, потрясенный до глубины души. Она не призналась о Ловцах, или про богов, или в вендетте против него, но о голосах. Глубоко внутри он знал, что ее слова не были ложью. Они были слишком сложными и слишком легко опровержимыми; истинная Наживка избрала бы нечто не столь неопровержимое. Более того то, что она описывала, имело смысл, складывая несколько частичек вчерашней ночной головоломки вместе.

Это означало, что она пыталась защитить его ранее. Не из-за скрытых мотивов, а потому что хотела этого. Изумление нахлынуло на него. Изумление и облегчение и радость.

Теперь он понял, почему она не слишком сокрушалась по поводу убийства ним тех людей. Похоже, она даже не знала их. Как он и подозревал, они вполне могли надеяться захватить ее и использовать эту ее способность себе на пользу.

Его пальцы зачесались в поисках кинжала; он хотел убить их снова. Успокойся. Они все же могли работать на ее Институт, а она просто не понимала этого. Нет, это не может быть верно. Они должны были бы познакомиться с ней, чтоб достаточно близко слышать и видеть ее.

«Почему ты опасаешься, что я возненавижу тебя?» поинтересовался он.

«Я слышу секреты» прошептала она. «Сложно завести друзей, понимаешь ли? Люди, знающие, что я могу делать, не хотят иметь со мной ничего общего, а люди, что не знают, не в состоянии понять, как со мной общаться»

Одиночество в ее голосе глубоко затронуло его. Он понимал. Но даже ему не понравилась мысль, что она узнала – услышала – о его грубых деяниях.

«Какие из моих секретов ты услышала?» Он пытался сохранять ровный тон, но ему это плохо удавалось.

«Ни одного. Я клянусь» Она подняла на него широко распахнутые глаза. «Когда я рядом с тобой, мир безмолвствует»

Она говорила об этом раньше. Он вспомнил выражение ее лица, когда он впервые приблизился к ней. Полнейшее блаженство. Она вкушала тишину, как и заявила. Знание смиряло и ставило его в тупик, пока под обеими эмоциями не возникла непоколебимая гордость. Он помог ей. Он, который был неспособен побороть собственные мучения, каким-то образом освободил другое создание от его страданий.

«Ты сказала, что слышишь секреты. Что ты слышала про нас?»

«Я уже сказала тебе. Большинство горожан считают вас ангелами. Некоторые полагают, что вы демоны. Но всем им вы внушаете благоговейный страх»

«Никаких намерений нападать?»

«Я не слыхала»

«Хорошо» он обхватил руками ее талию, поднял и вынес их кабинки душа. Он склонился возле нее и взял из шкафчика полотенце. Обернув ее плечи, чтоб материя прикрыла и согрела ее, он вытащил одно и для себя.

«Хорошо? Это и все, что ты можешь мне сказать?» поинтересовалась он.

«Да»

Удивление заставило ее раскрыть рот.

«Ладно, теперь, когда я рассказала тебе, я хотела бы позвонить моему начальнику и дать ему знать, что со мной все в порядке»

Мэддокс покачал головой.

«Боюсь, это не вариант. Никому нельзя знать, что ты здесь. Для твоей безопасности, и для нашей»

«Но…»

«Это не обсуждается. Сейчас и всегда ответом будет «нет»

Ее рот опять раскрылся, словно она намеревалась возразить.

«Отлично» Только и сказала девушка.

По ее тону, он понял что это не так. Она вероятно планировала найти телефон едва он отвернется. Женщины. Впервые он понял что имел в виду Парис произнося это слово как ругательство. Он вздохнул.

«Клянусь тебе, Эшлин, это лучшее из того, что я могу тебе предложить»

Отворачиваясь от него, она отирала руки. Ее движения были немного замедленны, немного размеренны, словно ее ум был где-то далеко.

«Что не так?»

«Много чего. Мне надо позвонить моему начальнику, и я намеренна таки найти телефон. Ты не остановишь меня»

«Это…»

Теперь она перебила его.

«И даже ты – бессмертный – должен счесть меня странной после того, что я поведала тебе, так что я не знаю почему ты отрицаешь это»

Он стер влагу со своих волос и обернул ткань вокруг шеи.

«Ты не странная. Я считаю, что ты прекрасная, умная, храбрая и что самое важное, вкусная»

Она обернула полотенце вокруг своего торса, пряча от него зрелище.

«Правда?»

Такая сильная неуверенность в себе, должно быть, вбивалась в ее головку годами. Он нахмурился, решительно стремясь убить того, кто обладал таким словесным могуществом.

«Правда» Взяв за плечи, он обернул ее. Столкнулись их взгляды. «Если б ты знала хоть половину происходившего здесь, ты…» Он стиснул губы. Проклятье, ему не стоило говорить такое.

«Имеешь в виду, что здесь нечто более, чем убийства и воскрешения?» сухо поинтересовалась она.

Намного больше.

«Так чем же мы сейчас займемся?» она вытянула широко руки.

Хотя он желал провести остаток дня с ней, он не мог себе этого позволить. У него по-прежнему были обязанности, он был воином, чей дом требовал защиты, и сейчас как никогда. Проводив ее в спальню, он оделся, затем подобрал с пола рубашку, плавки и пару штанов, бросил это ей.

«Надень это»

Она не словила ничего и вынуждена была наклоняться, чтоб собрать их. С каждым движением белое полотенце поднималось по ее бедрам все выше. Его член затвердел. Снова. Он должен был утомлен, но нет. Не с Эшлин. Он волновала его несмотря ни на что.

«Есть пару вещей, которые я должен сделать» сказал он, скорее напоминая себе, чем в ответ на ее вопрос.

«И ты возьмешь меня с собой?» спросила она, крепче вцепляясь в ворох одежды.

«И да и нет»

«Что бы это означало?»

Он полагал, что лгать не имело смысла. Она вскоре догадается.

«Я запру тебя вместе с Даникой, пока буду заниматься…делами. Таким образом у тебя будет компания и будет кому присмотреть за тобой и позвать меня, если тебе опять станет плохо»

Поначалу панический вид овладел ее лицом. Затем сердитый. Ее брови изогнулись, а кончик языка пробежал по губам.

«Во-первых, нет потребности запирать меня. Я же сказала, что остаюсь. А во-вторых, ты говоришь, что Даника под замком? Она пленница?» последнее слово было произнесено как крик ярости.

«Да» он надеялся, что подтверждение рассердит ее еще больше – он желал узреть ее язычок снова.

«Но Мэддокс, ты же сказал мне, что была первой женщиной, которую ты…»

«Не я посадил ее под замок. И я не соврал тебе. А сейчас, ни слова больше. Пожалуйста» Попроси она его освободить Данику, он захочет сделать это. Он захочет пойти против остальных и удовлетворить ее требование. «Одевайся, или я вытащу тебя из комнаты голой»

Она молча изучала его. Молча, она умоляла его… о чем? Он не мог понять. Он ничего не сказал. Не мог. Время было его недругом.

«Так что же? В одежде или голышом?»

Она нахмурилась на него, впервые по-настоящему проявив характер, и предоставила ему смотреть ей в спину. Двигаясь отрывисто и натянуто, она позволила полотенцу упасть на пол. Изящно покатая спинка…округлая попка… Его рот увлажнился.

«Я бы должна спорить с тобой, но не собираюсь. Знаешь почему?» Она не дала ему времени на ответ. «Не потому что ты так приказал, а потому что мне улыбается возможность проверить как там Даника»

Она быстренько оделась, и он должен был быть счастлив, что ее сочные формы были прикрыты. Никто другой не сможет разглядывать ее; ни у кого другого не будет шанса насладиться зрелищем. Но это также означало, что он не увидит, и он не насладится.

«Они слишком велики» оборачиваясь, пожаловалась она.

Она была права. Одежда висела на ней мешком, но Мэддокс полагал, что ее вид доставлял удовольствие. Он то знал, что находится под тканью. Он знал, что поджидает его прикосновения – и лишь его.

«Это все, что у меня есть. Пока сойдет и так»

Кое-какая мысль появилась. У Торина хранились доставленные по почте вещи, которые все время выбирал Парис. Возможно, Мэддокс попросит его заказать платья похожие на те, что он видел по телевизору во время просмотров глупейших киношек с Парисом. С низкими вырезами. Возможно высокие каблуки и драгоценности. А может быть и сексуальное – как там Парис называл это? – белье, которого хотелось Эшлин.

«Побеседуем позже» сказала она, не вопросительно, отметил он, а требовательно.

«Да?» Он старался не улыбаться. «Мы побеседуем»

«Ты ответишь на все мои вопросы. Без уверток» Сузив глаза, она вперилась в него.

Возможно.

«Веди себя очень хорошо, пока меня не будет. Запомнила, что меня опасно выводить из равновесия?»

«Что, ты отшлепаешь меня если я буду плохой девочкой?»

Провокационное замечание удивило его. Боги, откуда эта маленькая огненная хлопушка взялась на мою голову? Он видел ее испуганной, шокированной, больной, возбужденной, но не такой игривой. На удивление дух не откликнулся на ее вызов. Не вынуждай его кидаться. Он подумал, что возможно тот…Не. Не может быть.

Демон Насилия не улыбается.

«Тебе лучше не знать, что я сделаю» сказал он, обретя дар речи, «так что не искушай меня».

Она привстала на кончики пальцев, ее теплое дыхание обвевало его ухо. Твердые вершинки ее сосков царапали его грудь. Он выжидал, не в состоянии дышать от предвкушения ее следующих действий. Он мог и не знать, откуда взялась хлопушка, но он точно знал, что она заводила его.

«Может быть, мне нравиться искушать тебя» прошептала она. Укусила мочку его уха. «Думай об этом, пока я буду под замком»

Он будет думать. О, да. Будет думать.

Глава тринадцатая.

Она таращилась на дверь, что только что была захлопнута перед ее носом Мэддоксом, поместившим ее внутрь другой спальни. Другой тюрьмы. Ох! Этот мужчина приводил в бешенство. Он нежно, дико подарил ей удовольствие способом, что должен был пристыдить ее – так и было до первого чудесного касания его языка – а затем снова превратился в воина, крепкого и жестокого и решительного.

И все же она жаждала его.

Он угрожал закрыть ее с другой невинной женщиной – женщиной уже сидящей взаперти. Постыдное поведение, несомненно.

Все же она желала его. Даже укусила за ухо и попыталась соблазнить его завершить то, что они начали в том душе. Но он устоял, сопроводив ее по коридору в эту спальню, где бросил ее без поцелуя или хотя бы словечка.

А она все еще глупейшим образом хотела его.

Она хотела, чтоб он обнимал ее, прижимал к себе, как она всегда мечтала. Она хотела, чтоб он разговаривал с ней и узнал ее. А затем она хотела, чтоб он неистово занялся с ней любовью! До конца на этот раз. Без тормозов!

Эта страсть к нему была слишком сильна, и она не понимала ее. Он был безжалостный и загадочный и темпераментный. Он сам был порождением ада. Но также он был добр, заботлив и был лучшим, что когда-нибудь случалось с ее телом. О да. И он был тишиной. Неужели она могла позабыть об этом. Проклятье!

«Кто ты?» внезапно спросил женский голос.

Вырванная из своих раздумий, Эшлин обернулась. Даника и три незнакомых женщины в возрасте от семидесяти до двадцати с чем-то, уставились на нее с озабоченностью и страхом в равных долях. Боже правый. Мэддокс содержал взаперти четырех женщин? Это что его гарем бессмертного?

Даника ступила навстречу.

«Она та больная. Та, которую я…» она кашлянула «исцелила»

«Спасибо тебе за это» мягко проговорила Эшлин, не зная, что еще сказать этой незнакомке, которая не была такой уж незнакомой.

Даника признательно кивнула.

«Ты выглядишь лучше» Она взглядом окинула Эшлин, прежде чем подозрительно протянуть. «Чудесно лучше, если быть честной»

«Хотела бы я это объяснить, но не могу. Когда прошла тошнота, мои силы вернулись. Кажется те «маленькие гальки» совершили фокус» Эшлин также изучала ее. «Ты тоже выглядишь лучше. Утратила тот премилый зеленоватый оттенок»

«Ну, это я впервые ездила за обезболивающим верхом на мужике» Даника уперла руки в бока. «Так что привело тебя в Замок с Привидениями? Тебя тоже похитили?»

У Эшлин не оказалось времени на ответ.

«Кто эти люди?» спросила немного более взрослая версия Даники. «Что они такое? Даника рассказала, что у одного из них есть крылья»

Если они еще не знали, она не будет вываливать на них правду-матку.

С небольшой заминкой самая старшая их них спросила «Ты знаешь, как выбраться?»

Все женщины обступали ее, пока беседовали. Они всматривались в нее с надеждой, словно она хранила все ответы и могла спасти их от превратностей судьбы.

Она выставила руки, ладонями наружу.

«Притормозите-ка» Похищена, сказала Даника. Зачем бы Мэддоксу творить подобное? «Кто-либо из вас ловцы или наживка?» Каждый раз Мэддокс произносил эти слова с отвращением в голосе.

«То есть, мы ищем сокровища? Ловим на живца?» Лицо Даники удивленно сморщилось, но в ее зеленых глазах был тяжелый отблеск. «Нет»

«То есть, я не имею понятия. Я надеялась, кто-нибудь здесь будет знать»

Голоса прошлого начинали пробираться в ее мозг. Один разговор за другим.

«Нет. Нет, только не снова» Она почувствовала, что бледнеет, тепло испарялось с ее кожи, оставляя лишь холодную, дрожащую скорлупу. Дыши. Просто дыши.

«Я думаю, она опять заболевает» озабоченно сказала Даника. «Дойдешь до кровати?» спросила она Эшлин.

«Н-нет. Я только хочу присесть»

Неожиданно пара рук легла ей на плечи, опуская ее на пол. Эшлин добровольно поддалась, ее ноги стали слишком слабы, чтоб удерживать ее. Содрогаясь, она втягивала воздух.

«Они собираются убить нас».

«Нам надо сбежать».

«Как? Истерический смех».

«Если придется выпрыгнуть из окна, значит, будем прыгать. Они хотят заразить нас какой-то болезнью».

«Прыгнем – погибнем».

«Останемся – умрем».

Голоса принадлежали этим женщинам, поняла Эшлин. Каждое слово, произнесенное ними в этой комнате, проигрывалось в ее голове. Проклятье, она уже привыкла к тишине.

Предположила, что так будет, пока она находится вне подземной темницы. Надеялась только, что они здесь не слишком долго, что многое наговорить.

«Мне не хватает дедушки. Он бы знал, что делать».

«Что ж его здесь нет, правда? Нам самим придется придумать что-нибудь».

Ей сунули под нос булку с маслом и стакан яблочного сока.

«Вот» нежно сказала Даника. «Это может помочь»

«Кто говорит? Кто сказал это»?

«С кем ты разговариваешь, Дани?»

«Ух, ни с кем»

Эшлин взяла предложенное трясущимися руками.

Иногда, как это было и подземелье, разговоры казались односторонними. Она не могла расслышать, с кем женщины говорили; она лишь понимала, что они обращались к кому-то помимо самих себя.

Она слышала, как Даника сказала: «Если… если я врач, ты клянешься пощадить мою мать, сестру и бабушку? Они не сделали ничего дурного. Мы приехали в Будапешт, чтоб отвлечься, чтоб попрощаться с моим дедушкой. Мы…»

Но она не слышала фраз до этой. Или после. Почему?

Мужчины были бессмертны, но она раньше слышала разговоры бессмертных созданий. Вампиров, гоблинов, даже оборотней. Почему же здешних демонов нет? Должно быть, с ними разговаривала Даника.

Эшлин откусила булку и отпила сок, пытаясь выключить новую болтовню. Она напевала. Она медитировала. Женщины пытались разговорить ее, но она просто была не в состоянии отвечать. Слишком много голосов взывало к ее вниманию.

Одна за другой женщины сдались. Девушка не ведала, сколько времени прошло после этого. Столько раз она почти хотела позвать Мэддокса, но сдерживала мольбы, до крови прикусывая язык. У него дела, сказал он. Кроме того, она не желала быть бременем. Помехой.

За этим ты и пришла сюда, напомнила себе. Требовать, чтоб эти люди научили тебе контролировать твои силы, даже если это означало стать для них помехой.

Но это было до того, как Мэддокс по-настоящему вошел в ее жизнь. Теперь она хотела, чтоб он был ее любовником, а не сиделкой. Опять.

«Ты слышишь… голос? В мыслях?»

«Да».

«И он не твой собственный?»

«Может быть, вероятно. Не знаю».

Хвала небесам, бормотание прекратилось, когда вошла Эшлин. Придя в себя, она поняла, что разузнала немного новой информации. Первое и самое важное: Даника слышала про ловцов – она рассказала своей семье о них.

«Ловцы» произнесла Эшлин, поднимая глаза. Даника выглядывала в единственное окно спальни, окно, что ни одна из женщин не смогла бы раскрыть. Эшлин слышала, что они пытались. «Кто они? Не обманывай меня на этот раз. Пожалуйста»

Напугавшись, Даника подскочила и обернулась, прижав руку к сердцу.

«Снова полегчало? Почему мы должны доверять тебе? Ты можешь работать на этих людей. Они могли прислать тебя сюда разузнать что-то про нас, а когда ты разнюхаешь это, они ворвутся и перебьют нас»

«Да уж» В конце концов, эти женщины знали только то, что она была больна и льнула к их врагу. «Но ты спасла меня. Зачем бы мне вредить тебе?»

Даника пристально на ее посмотрела, но промолчала.

«Вам просто придется поверить, что я здесь не для того чтоб загнать вас в ловушку или причинить вред. Мы в одинаковом положении – вы и я»

«А как насчет того сердитого? Мэддокса. Ты с ним встречаешься»

Встречаться – не слишком подходящее слово. Эшлин попыталась вообразить Мэддокса, сидящего напротив нее в ресторане, со свечами, попивая вино и слушая мелодичную музыку. Ее губы растянулись в усмешке.

«Возможно. Ну и что?»

«То, что это делает тебя одной из них»

«Нет» настояла она. «Я только попала сюда. Вчера»

Глаза Даники распахнулись так, что ее золотистые ресницы достали до таких же золотых бровей.

«Теперь я знаю, что ты врешь. Ты ему не безразлична, так сильно, что это видно невооруженным глазом. Мужики не проявляют таких чувств, такого сострадания к женщине, которую только что встретили»

Да, он проявил сострадание. Да, он был добр. Нежен. Несомненно, мил. Самый жестокий из виденных ею мужчин осушал ее слезы и омывал ее лицо.

«Все же я не могу объяснить этого. И я не вру»

Минута молчания.

«Ладно» Даника обманчиво обыденно пожала плечами. «Ты хочешь узнать про ловцов, так я скажу тебе. Это ведь не секретная информация» Вдох, выдох. «Когда крылатый – Аэрон – возил меня в город, он заприметил группу людей. Они были вооружены как солдаты, и крались по закоулкам, словно не хотели быть увиденными»

Пока что это ни о чем ей не говорило.

«Аэрон пробормотал Ловцы на вдохе и выхватил кинжал». Злоба начинала окрашивать мягкий тембр Даники. Воспоминание явно было не из ее любимых. «Он бы дрался с ними, если б не вез меня на себе. Он так и сказал. Он также сказал, что те люди пришли убить его и его друзей» Она проговорила это глубоким, мрачным тоном, подражая Аэрону. Эшлин едва не улыбнулась хмуро-обреченной модуляции ее голоса. «Я бы хотела этой драки, чтоб он отвлекся, и я могла бы сбежать. Но ее не было. Они не увидели нас»

Эшлин нахмурилась. Ловцы за бессмертными. Разве не этим она занималась в Институте? Она прислушивалась к разговорам, чтоб найти – изловить – тех, кто был не совсем людьми. Стоп. Институт изучает, наблюдает, при необходимости оказывает помощь, а крайние меры принимает лишь в случае угрозы.

Это успокаивало ее. Сотрудники действовали чрезвычайно научно, когда имели дело с найденными ею созданиями, не хищнически.

Они с ней не всегда были так любезны.

В первый раз покушение на нее было из-за того, что она услышала недавний разговор сослуживца с ребенком. Он соблазнил эту милую, невинную маленькую девочку…он угрожал…он совершал ужасные вещи. Эшлин с отвращением разоблачила его. В отместку он попытался ее пристрелить. МакИнтош – всегда на подхвате – пригнул ее, спасая жизнь.

Во второй раз, ее едва не закололи в спину – без преувеличения – женщина, намеревавшаяся сохранить в тайне свои шашни. МакИнтош снова выступил в роли ее телохранителя, прикрыв собой и получив рану.

В третий и последний раз, около одиннадцати месяцев назад, ее отравили. Удача была на ее стороне. Она смогла выплюнуть большую часть яда.

Ах, милейшие воспоминания. До сих пор девушка не знала почему: какой секрет она узнала, что этот некто захотел убить ее, чтоб его сохранить.

МакИнтош делал все в его силах, чтоб оберегать ее. Но порой этого было недостаточно, так что она научилась рассчитывать только на себя и не верить никому – и это делало ее неожиданную жажду зависеть от Мэддокса все более удивительной.

«Аэрон, ух, он также бранил и тебя» сказала Даника, врываясь в ее раздумья.

Эшлин изумленно моргнула

«Меня? Почему?»

«Сказал что ты наживка. Что бы это означало?»

Ее плечи поникли, когда она проговорила.

«Мэддокс тоже называл меня наживкой. И я все еще не знаю что это такое» Как она может опровергнуть нечто, чего не понимает? Хотя…стоп. Если она была права по поводу подкрадывающихся к бессмертным ловцов, это означало что наживка была соблазном. Подвесьте ее перед бессмертным, а ловец сможет заключить его в ловушку.

Почему же этот…этот…идиотка! Она пришла сюда за помощью, а не затем чтоб выманить его из его берлоги, чтобы его могли уничтожить.

«Идиотка!» выдохнула она.

«Не обзывайся» бросила Даника.

«Я говорила не о тебе. А о себе самой» она позволила Мэддоксу целовать себя, погрузить пальцы и язык в себя, даже отчаянно желала большего. А все это время он считал ее способной на такой гнусный, двуличный поступок. Он, вероятно, также думал, что она легкодоступна – отсюда его изумление, когда он узнал, что она все еще девственна.

Слезы стыда обожгли е глаза.

«Они обдурили и тебя?» нежно спросила Даника.

Она кивнула. Желал ли ее Мэддокс, хоть капельку, или просто стремился соблазнить ее, чтоб выведать информацию про ее явно скверные намерения? Она заподозрила второе, и это причинило ей боль. Глубоко ранило. Сколько раз он обвинял ее или допрашивал с подозрением во взгляде?

Не удивительно, что он так легко устоял пред ее неумело сработанной попыткой завлечь его довершить начатое. Не удивительно, что он бросил ее здесь. Идиотка! Снова подумалось ей. Да, именно ею она и была. Единственным ее оправданием было то, что у нее было маловато опыта с мужиками. И вот почему! Они были ублюдками. Использующими и соблазняющими.

«Расскажи мне голосе, который ты слышишь» сказала она Данике. Что-нибудь только бы выбросить Мэддокса из головы – прежде чем она разрыдается от разочарования и обиды.

Лицо Даники застыло.

«Я не упоминала при тебе ни о каком голосе. Они наблюдали за нами, правда? Здесь есть скрытая камера или нечто подобное?»

«Не знаю» Эшлин подтянула колени и уткнулась подбородком во впадину меж ними.

«Может, есть камера, может и нет. Помня, как они были удивлены тайленолу, я не уверена что кто-нибудь из них будет знать, как с ней обращаться. В любом случае, я не так узнала про твой голос»

Была ли у Даники подобная Эшлин способность? Эшлин никогда не встречала себе подобных, но она училась ожидать неожиданного здесь.

«Расскажи мне все до конца. Пожалуйста. Мы в этом заодно. Мы можем помочь друг другу»

«Нечего рассказывать» Даника прошагала через комнату, следуя вдоль стен. «Я схожу с ума. Вот, это то в чем ты хотела, чтоб я призналась? Какой-то парень сегодня начал болтать в моей голове с утра пораньше. У нас были по-настоящему настоятельные беседы»

Один голос. Мужчины. Не многоголосие, мужское и женское. Все же не «дар» Эшлин.

«Расскажи мне» потребовала она опять. Ее живот в этот миг решил заурчать, сыграв потрясающий концерт в последовавшей неловкой тишине. «Что он говорил тебе?»

Сводя брови, Даника подхватила кусочек сыра.

Девушка бросила его Эшлин перед тем как приказать своей семье поискать камеры. На всякий случай.

«Он интересовался делами наших захватчиков»

«Например?»

«Например, их повседневными делами, вооружением и системой безопасности в крепости» она безрадостно засмеялась. «Я полагаю это безумный способ моих мозгов справиться с произошедшим»

Эшлин так не думала. Эти вопросы были слишком захватническими, слишком конкретными, такую информацию стремился бы собрать солдат о своем враге.

Итак…если это не Даника хотела сведений о здешних людях, тогда кто? И кто имел силу, чтоб спрашивать подобным образом?

«Меня достало это дерьмо» взревел Парис «Хотя бы раз сегодня я хотел остаться в городе и расслабиться после траха, вместо того чтоб нестись сюда. Ей вы, я не могу переноситься как Люциен» он плюхнулся перед телевизором и включил свою любимую забаву. Голых борцов в грязи. Он был румян и напряжение исчезло с его лица. «По какому поводу сборы на этот раз? И к вашему сведению я не видел никаких Ловцов»

«Это потому, что ты видишь только потенциальных подржек для постели» ответил Аэрон.

«И что же в этом плохого?» беззаботно поинтересовался Парис.

«Прекратите спорить» сказал Люциен. «У нас кое-какие дела, и я не думаю, что кому-либо понравится услышанное»

Мэддокс откинулся на диване и потер рукой лицо. Насилие вибрировало в нем, жаркое и темное. Жарче обычного. Темнее обычного. Ему не нравилось быть вдали от Эшлин. Женщины попытавшейся затащить его в постель. Женщины, которой он отказал. Какой идиот откажет подобной женщине?

Она хотела его, ради всего святого.

Он хотел ее также сильно. Все еще хотел. Хотел ее податливое тело, обернутое вокруг его, хотел ее губы на своих. Или на его члене. Он не был переборчив. Он хотел ее несдержанных криков в своих ушах, ее сладкий вкус в своем рту.

Ему следовало овладеть нею, когда у него был шанс.

Вместо этого, он поместил ее в Люциенову комнату, сдвинув баррикаду – ненужную, если спросить его, когда был совершенно чудесный замок – и прибрал свою собственную спальню. Затем его позвали в комнату развлечений, где очевидно были новоприбывшие плохие новости.

«Расскажи им Аэрон» вздыхая, сказал Люциен.

Пауза.

«Я почувствовал первые поползновения Гнева. Ничего решительного. Пока» Он подпер стену. Двинул кулаком по камню позади себя, чтоб прервать свое признание. «Пока с этим можно справиться, но я не знаю, как долго это будет длиться»

«Он теперь может осязать смертных, и их запахи не покинут его нюх» сказал Рейес.

Мэддокс дивился его яростному тону.

Парис побледнел.

«Черт. Слишком быстро»

«Никто не знает этого лучше меня» ответил Аэрон.

Мэддокс подавил рычание. Сколько ему и остальным придется вытерпеть? Недавно он узнал, что были и другие Ловцы, прячущиеся в городе. Согласно Аэрону они выглядели даже сильнее и дееспособней, чем их предшественники.

Из-за того, что поведала Эшлин о своей способности, Мэддокс гадал, охотились ли они и за ней тоже. Женщина, чья работа заключалась в подслушивание нечеловеческих созданий, была бы ценным орудием. Сама мысль разъярила его демона, заставила их обоих желать мучить, калечить, убивать.

«Я не знаю, сколько еще смогу продержаться, не причиняя им вреда» Аэрон потер тыльную часть шеи. «Я уже вижу их окровавленные тела в своем воображении и мне нравиться это» В конце фразы его голос прозвучал надтреснуто. Легкое изменение, но все же.

«Никто не имеет никаких соображений?» Рейес подбросил свой нож в воздух, поймал и подбросил опять. «Можно ли хоть как-то их спасти?»

Молчание.

«Обсуждать это бессмысленно» наконец-то констатировал Торин. «Мы лишь мучаем себя, пытаясь найти выход, которого нет. Мы не можем обратиться к Титанам; они по-новому проклянут нас всех. Мы не можем освободить женщин и надоумить их спрятаться. Аэрону просто придется преследовать их. Итак, я говорю: позволим ему сделать это»

Рейес уставился на него.

«Это немного бессердечно даже для тебя, Болезнь»

Что он будет делать, если Аэрону когда-нибудь прикажут убить Эшлин? Мэддокс гадал. Он узнал, что эти новые боги жестоки, так что он подозревал, что они отдадут приказ, не колеблясь. Он с ревом вскочил на ноги, ударяя кулаком по стене.

Все разговоры замерли.

Действие было приятно, потому он повторил его снова. И снова. Его руки едва успели исцелиться после драки с Аэроном, а это не помогало. Демон должно быть тоже по-настоящему привязался к Эшлин, потому что даже он хотел убить кого-нибудь при мысли об ее утрате. Иди к ней. Она наша. Она принадлежит нам.

Раньше почти всегда они с духом не приходили к согласию. Человек и чудовище – друг против друга. Разделять общее пристрастие было ошеломительным. Он ударил стену опять, и камень искрошился наземь.

«Маленькая женщина не успокаивает нас, как я погляжу» с коротким смешком проговорил Торин.

Мэддокс отвернулся от него как раз вовремя, чтоб заметить напряженные переглядывания Аэрона с Люциеном.

«Что?» бросил он им.

Люциен невинно поднял руки.

«Ничего» сказал Аэрон. «Совсем…ничего»

«Сколько раз тебе говорить? Она Наживка, мужик» Рейес в последний раз подбросил свой кинжал, и тот, перевернувшись в полете, зацепил острием Мэддоксово плечо. «Без сомнений ты знаешь это сейчас»

«Если нет, то ты дурень» вставил Аэрон, придерживаясь того же тона. «Может быть, я пристукну и твою бесценную Эшлин, когда убью остальных, сняв тем самым с тебя ее чары раз и навсегда»

Дух запросто вырвался, омывая его, поглощая полностью.

«Никто не смеет угрожать нашей женщине. Никто». Черные точки запрыгали в его глазах, быстро преследуемые красным.

«Вот, черт» сказал Люциен. «Гляньте на его лицо. Тебе лучше знать, Аэрон»

Разбрасывая столы и стулья на своем пути Мэддокс пробирался к Аэрону. Он оставлял разрушительный след за собой, даже схватил плазменный экран и бросил его на пол, разбивая вдребезги.

«Эй» запротестовал Парис, когда его игра умолкла. «Я выигрывал»

Только одно слово вертелось в его мыслях. Убивай, убивай. Убивай, убивай. Горе любому, кто был бы настолько глуп, чтоб оказаться на его пути. Когда он приблизился к Аэрону, тот уже вытащил два кинжала. Мэддокса не беспокоило оружие; он голыми руками сдерет с мерзавца шкуру. Он хотел крови, пропитывающей его пальцы, хотел трещащих костей на – лицо Эшлин внезапно промелькнуло в его мозгу.

Ее голова была запрокинута, золотые волосы были влажными и спадали по спине. Капли воды скользили по ее животу и попадали в пупок. Она содрогалась от наслаждения.

Рейес и Люциен прыгнули на него, придавливая его к земле и вытесняя Эшлин из его головы. Он взревел, вой был настолько силен, что стекло могло потрескаться. Взлетали кулаки – его, их – он не знал. Кто-то пнул его коленом в живот, выбивая воздух из легких, но он не успокаивался.

Убивай. Убивай.

Если б у него были клыки, он бы грыз, так неистово он жаждал вкуса крови. Он бы испил кого-нибудь без остатка. Он вскинул обутую ногу и затопил кому-то в щеку. Довольно зарычал, услышав завывание.

«Держите его чертовы ноги»

«Не могу. Держу его за руки»

«Вырубай его, Парис»

«Конечно. Может пока я здесь мне еще бриллиантами под себя сходить тебе на радость»

Кулак столкнулся с егочелюстью. Его зубы клацнули, и он ощутил желанный вкус крови.

«Это за то, что сломал мою игру» Парис «Зайчик уже собиралась намазать маслом Электру»

«Я убью тебя. Я…» Образ охваченной наслаждением Эшлин мелькнул снова. Ее глаза светились страстью. Ее голова была откинута, пока девушка наслаждалась его ртом на себе, слизывающим каждую каплю ее женственности.

Он замер, осознание захватило его. Что он творит? Что, черт побери, он творит? Он не хотел крови и смерти на своих руках. Не хотел. Он не был монстром. Не был Насилием.

Внезапно он устыдился своих действий. Он должен был бы быть более сдержанным. Он хорошо это знал.

Тяжело дыша, он попытался сесть. Мужчины сжали его сильнее. Он расслабился, не обостряя положение. Хватит, поклялся он, хватит нападать на друзей.

«Мы должны защитить Эшлин», проревело Насилие.

Желание защищать? У демона?

Мы это сделаем, но не таким образом. Не таким. Чем больше он поддавался духу, тем больше он становился Насилием. Когда он перестал бороться с ним так ревностно?

Порой, будучи наедине собой, ему нравилось думать что, если он был бы рожден человеком, разрушение было бы дальше всего от его мыслей. Он бы женился, имел бы любящую жену и смеющихся детей, играющих рядом, пока он бы занимался резьбой. Вырезание мебели – сундуков, шкафчиков, кроватей – когда-то приносило ему радость.

С той поры, как он уничтожил все когда-либо ним созданное, он закинул это хобби.

«Он перестал двигаться» удивленно произнес Рейес.

«Я больше не вижу духа» Аэрон. Растерянно.

«Эй, нам даже не пришлось его заковать» Парис «Это впервые» Торин. По-прежнему смеясь.

Они отпустили его и разом отошли. Мэддокс встряхнул головой, стараясь прояснить мысли и собрать из кусочков произошедшее. Его поглотило Насилие, а все же он, походя, никого не убил. Друзьям также не пришлось сковывать его, чтоб препятствовать этому.

Он осторожно сел и окинул взглядом комнату. Полнейший разгром таращился на него. Обломки дерева, лохмотья разорванных диванных подушек, черные осколки телевизора. Да, он был поглощен.

Его брови изогнулись в замешательстве. Обычно в таких случаях его приходилось вырубать и заковывать в цепи. Или так сильно избивать, что он был в состоянии только дожидаться в кровати, когда Боль и Смерть придут за ним. Все же мысли об Эшлин смягчили его полностью.

Как?

«Теперь порядок?» спросил его Рейес.

«Да» Слово было жестким, сиплым. Должно быть, кто-то душил его.

Он поднялся на ноги и поплелся к дивану. Без подушек теперь, но ему было все равно. Он упал на жесткие пружины. Они заскрипели под его весом.

«Хорошо, что Торин сведущ в инвестициях» Оглядываясь по сторонам, сказал Парис и сел возле Мэддокса. «Похоже, пора покупать новую мебель»

«На чем мы остановились?» спросил Люциен, возвращая их к делам насущным. На его лбу был порез, которого не было пару минут назад.

Волна вины накрыла Мэддокса.

«Мне жаль» заверил он.

Люциен удивленно моргнул в его сторону, но кивнул.

«Женщины» буркнул Рейес, садясь по другую сторону от Мэддокса. «Я предлагаю немного повременить. В отличие от некоторых из нас…», взглядом указал на Мэддокса, «Аэрон в данный момент держит своего демона под контролем, шевелится тот или нет»

«Я согласен» Люциен прошел к перевернутому бильярдному столу, распространяя аромат роз.

Приятный запах, но не такой как у Эшлин, теплого меда и пряностей с тайнами и лунным светом. Эшлин…мысли о ней заставили его тело вновь напрячься, приготовиться. Надо было овладеть нею, когда была такая возможность, подумал он опять. Надо было погрузиться в эти тесные, влажные ножны.

«Ух, я рад сидеть рядом с тобой и все такое, но я и не полагал, что тебе это так понравится» пробормотал Парис.

Впервые за сотни лет Мэддокс ощутил, как краска покрыла его щеки.

«Это не из-за тебя»

«Хвала богам» только и ответил его друг.

«Кстати о богах, Мэддокс, сейчас подходящее время поведать всем про слышанный тобой голос» напомнил ему Люциен.

Мэддокс не хотел обременять их, но знал, что выбора не было.

«Ладно. Некто пришел ко мне, в мою голову, приказывая послать всех вас на кладбище сегодня в полночь, невооруженными»

Люциен двинулся к Аэрону.

«Ты знаешь этих новых богов получше нашего. Что думаешь по этому поводу? Похоже это на деяния Титанов?»

«Я не знаток, но не думаю, нет. Им нет нужды волноваться о нашем оружии. Хотя очень полезное в битве с Ловцами, оно будет тщетно в войне против богов»

Парис заухукал и все удивленно на него взглянули. Он застенчиво пожал плечами.

«Заполучил обратно свою игру на мини-телевизоре, припасенном на случай подобной ерунды»

Мэддокс закатил глаза.

«На минуту предположим, что голос принадлежит Ловцу» сказал Люциен, возвращая их к главному вопросу. Опять. «Это означает, что теперь мы имеем дело с Ловцом, у которого есть грозная способность. И поскольку сомнительно, чтоб он работал один, нам следует узнать, есть ли у его сотоварищей схожие силы»

«Мы посильнее простых смертных, с особыми силами или без оных. Мы победим их» сказал Аэрон.

«Да если сможем перехитрить их. Помнишь Грецию? Ловцы не были так сильны как мы, но они умудрялись вредить нам раз за разом. Теперь, похоже, что ловушка устроена на кладбище» Мэддокс посмотрел на всех по очереди. «Я не могу пойти – я буду мертв – но все остальные могут. Вы может обернуть их ловушку против них самих и убить их»

Люциен помотал головой, «В полночь Рейес и я будем здесь с тобой. Остается Аэрон и Парис, поскольку Торин тоже не может уйти. Мы не можем отправить их двоих на битву, когда нам не ведомы наши шансы»

«Тогда пошли сейчас» сказал Мэддокс. Ему не хотелось покидать крепость, но он сделает это. Чтоб защитить Эшлин он сделает что угодно. Если эта новая порода Ловцов хочет обидеть ее… «До полночи еще семь часов. У меня куча времени, чтоб сразиться и вернуться»

Все глядели на него в молчаливом изумлении. Он никогда раньше не предлагал идти в город.

«Кому-то надо остаться здесь и охранять женщин» наконец-то сказал Рейес.

«Согласен» Он не мог, не оставил бы Эшлин одну, без защиты. Что если ей опять станет плохо? Что если они способны ворваться в крепость и поранить ее?

«Ну, а я не согласен» ответил Люциен, прося улыбкой прощения. «Убить Ловцов важнее, чем охранять женщин»

Поскольку они все равно будут мертвы, вскоре. Ему не надо было говорить этого, все и так об этом знали.

Руки Рейеса сжались в кулаки. Мэддокс стиснул зубы.

«Кто-то останется на страже» сказал он «или бейтесь без меня» Аэрон может быть Гневом, а Люциен – Смертью, но никто не сражается как Насилие. Взять его в битву – гарантия их победы.

«Мы пойдем без тебя» заключительным тоном сказал Люциен.

Значит, быть по сему. Он не оставит Эшлин беззащитной. Крепость была хорошо укреплен, да, но он не мог заколоть противника, приводя его в негодность. Он не мог унести ее от опасности в надежные объятия.

«Тогда скажи мне, что вы намерены предпринять для обеспечения победы»

Пауза. Люциен и Аэрон обменялись напряженными взглядами. Прежде чем он успел вставить словечко, Люциен наклонился и поднял длинную свернутую бумагу, упавшую на пол во время Мэддоксовой тирады. Он прошел к дивану и развернул ее, держа ее за края.

«Было бы удобно делать это на кофейном столике» ворчал он. «Даже на бильярдном столе. Но поскольку ты такой тщательный, ты перевернул и разбил оба»

«Я уже извинился» сказал Мэддокс с нарастающим чувством вины. «А завтра я починю их»

«Хорошо» Люциен указал на бумагу «Это напечатанная карта города, как видишь. Ранее, когда мы планировали, а ты был занят другим, мы решили устроить засаду на этой заброшенной территории» Его палец обозначил ухабистое с виду пространство земли на юге. «Там холмы и нет домов, что делает ее идеальным местом для атаки. Мы будем ждать там и позволим Ловцам прийти за нами»

«Это? Это ваш план?»

«Ну, это и их убийство» Аромат роз становился сильнее, пока глаза Люциена угрожающе поблескивали. «Это хороший план»

«Они могут не прийти. Они могут быть на кладбище»

«Они придут» настоял Люциен.

«Откуда ты знаешь?»

Он помолчал, поглядел опять на Аэрона.

«Я нутром чую»

Мэддокс фыркнул.

«Твое нутро может ошибаться. Нам следует хотя бы обезопасить гору, прежде чем вы уйдете, чтоб никто не смог прокрасться, пока вас не будет, а я буду мертв»

«Ладно» вздохнул Люциен. «Беремся за дело»

Глава четырнадцатая.

Отель «Таверна», Будапешт.

Сабин, хранитель Сомнения, лежал на своей кровати, рассматривая девственно белый потолок номера. Он приехал из Нью-Йорка в Будапешт с одной целью: найти ларец Пандоры и уничтожить его. Ну ладно, целей было две. Пока что никакого успеха. Но он нашел-таки воинов, покинувших его тысячелетия назад. Людей, с которыми он когда-то рядом сражался. Людей, которых когда-то любил.

Людей, что теперь ненавидели его.

Он вздохнул. Прибыв три дня назад, он мельком видел Париса тут и там, но не раскрыл своего присутствия, не уверенный в приеме, что будет ему оказан. Будет ли он атакован, едва показавшись на глаза, или его обнимут как блудного сына?

Проклятье, но он почти боялся узнавать. Он едва не снес Аэрону голову, когда воин старался помешать ему спалить дотла Афины в попытке выманить Ловцов, ответственных за смерть их друга Бадена.

Несколько раз по прибытии Сабин пробовал украдкой просочиться в их твердыню, разузнать все, что возможно про этих воинов, которых когда-то считал братьями, и которые сейчас были для него чужаками. Они не выдавали своих секретов. Потому он обратил свое внимание на смертных вокруг себя. Только один услышал его. Женщина. Она также не предоставила ему никакой новой информации.

Все, что ему было известно это то, что шестеро воинов живы и обретались в той внушительной крепости на горе, и они были вооружены до зубов.

Это он и так уже знал от Ловца, допрошенного месяц назад. Именно того Ловца, поведавшего ему с великой неохотой о поиске ларца Пандоры. Что его находка будет означать конец Повелителей Преисподней, поскольку демоны будут втянуты обратно в него, а без них воины не смогут выжить.

Очевидно, Ловцы неделями планировали штурм крепости и захват воинов, но пока не нашли пути внутрь. Тот факт, что они хотели скорее захватить, чем уничтожить, вызывал у Сабина вопросы. Знали ли здешние воины, где находится ларец? Волновало ли их это? Что сейчас они думали по поводу Ловцов? Однажды они ушли от битвы. Поступят ли так снова?

Он издал новый вздох. Подумать об этом можно будет и позже. Сейчас же ему предстояло разрешить другую загадку. Смену стражей, короче говоря. От безруких Олимпийцев до сумасбродно-правивших Титанов – он ожидал только беспокойства.

Он не знал этих новых богов, но полагал, что они не понравятся ему. На небесах ходили слухи о войне и господстве, когда они призывали его, заставив стоять в кругу незнакомых обличий и отвечать на вопросы.

Какова твоя конечная цель?

Что ты сделаешь, чтоб достичь ее?

Ты боишься умереть?

Он не ведал, почему они призвали только его. Он не знал ничего, правда. Больше нет. Он даже не был уверен, что Мэддокс скажет остальным прийти на кладбище.

Он надеялся на их приход. Пришло время дать знать о своем присутствии; он просто хотел иметь преимущество, когда сделает это.

Если б я только мог лгать…Это было значительно облегчило дело.

Но Сабин не мог лгать – если он пытался, демон сходил с ума и Сабин замерзал до потери сознания..

Странная реакция на порочность, но он не мог остановить этого. Что он мог, это проецировать свои мысли в чужой мозг, наполняя его подозрение и беспокойством, пока он плел паутину сомнений посредством вопросов и наблюдений.

Ни вопросы, ни наблюдения не были ложью, не так ли?

Занимаясь этим, Сабин услышал, как Мэддокс молился за смертную девушку и вмешался, внося еще больше сомнений в то, сможет ли она выжить без помощи богов. То, что она таки выжила, сработало на пользу Сабину, позволив ему требовать оплаты.

Рискнут или нет воины прибыть – они будут вооружены, несмотря на его приказ, он был уверен – Сабин и его люди будут там, поджидая. Надеясь. Как-то они отреагируют на это неожиданное воссоединение?

Враждой – скорее всего.

«Заткнись к чертовой матери» сказал он духу. Он не собирался использовать его против других, но ненавидел, когда этот дуралей пытался опутать его.

Дверь в его номер распахнулась.

Он схватился за кинжал, прицепленный сзади к его шее, готовый к нападению. Заметив своих гостей, он расслабился.

«Это что вместо «Милости прошу, да?» поинтересовался Кейн.

Камео, Аман и Гидеон встали рядом. Они были вместе со смерти Бадена, когда поддались своим демонам. Готовые на все, чтобы покарать тех, кто забрал одного из них.

Причиненное ними разрушение, пострадавшие люди… Сабин содрогнулся, вспоминая. Много времени потребовалось, чтоб найти себя, но тогда уже было поздно. Они уже никогда не смогли бы влиться в общество, стать кем-то помимо вояк.

Ловцы не позволили бы им.

Кроме убийства Бадена они убили всех дорогих воинам людей, уничтожили созданный ими дом. За это Сабин будет воевать с ними до конца своих дней. Вечность. Пока не падет последний, пораженный, он будет биться.

Сабин перенес свой вес на локти, склоняясь назад к изголовью.

«Ну что?»

«Много всего» сказал Гидеон.

«Ничего» парировал Кейн, закатывая глаза.

Гидеон был одержим духом Лжи. В отличие от Сабина, мужчина не мог произнести ни слова правды. Все в комнате привыкли верить обратному от сказанного ним.

Сабин смерил Гидеона взглядом «в следующий раз держи рот на замке» и тот пожал плечами, будто говоря, что он делает, что пожелает и когда пожелает. Никаких «будто», по правде говоря, не было. Гидеон делал, что ему заблагорассудится. Всегда. Бунтарство сидело в его крови.

Он был высокий воин, как и Сабин, но на этом сходство заканчивалось. Если у Сабина были каштановые волосы, карие глаза и резко вытесанное лицо, Гидеон был настоящим панком новоготического вида, немного гранжа с примесью внешности кинозвезды.

Он красил свои светлые волосы в яркий синий цвет. Утверждал, что от этого его глаза становятся выразительней. Конечно, это было вранье. Он наверняка поддерживал такой вид в качестве предупреждения смертным: «приближайтесь на собственный риск»

Он весь был в татуировках и пирсинге. Он носил только черное, и никогда не выходил из дому без всего арсенала орурия, прикрепленного к телу.

Ну, ни один из них так не поступал.

«Где Страйдер?» спросил Сабин.

Гидеон открыл рот для ответа – ложного – но Кейн, владелец Бедствия, вмешался.

«Он не может смириться с поражением. Он все еще ищет»

Конечно, Сабин должен был бы знать. Из-за того что Страйдер хранил Поражение в себе, он должен был победить, неважно, чем он занимался – войной, картами, пинг-понгом – иначе он будет физически страдать, неспособный сдвинуться с кровати в течение дней.

Сабин сказал своим людям поговорить с местным населением с целью разузнать что-нибудь про Повелителей или ларец, потому Страйдер не вернется пока так и не сделает.

Камео, единственная женщина в их проклятой своре, плюхнулась на плисовое кресло напротив него. Когда-то, она тоже была бессмертным воином богов. Как другие она была оскорблена, когда Пандору избрали охранять dimOuniak. Но в отличие от них, ей было плевать на то, что избрали женщину, ее беспокоило лишь то, что избранной женщиной была не она. Он все еще помнил ужасающую улыбку Камео в тот день, когда они решили свалить Пандору. Это была последняя виденная Сабином улыбка на ее лице.

«Местные не желают делиться информацией» сказала она. «По какой-то причине они считают воинов – представь себе – ангелами и не хотят предавать их»

Сабину было тяжело слушать ее. Она была самым печальным образом во плоти, что он когда-либо видал.

О нет, она не была уродлива. Далеко не уродлива. Она была маленькая и изящная, с черными волосами и очаровательно яркими серебристыми глазами. Но теперь она носила в себе дух Несчастья, так что смех, ветреность и радость не были частью ее жизни.

Сабин веками пытался подбодрить ее. Несмотря на все это поступки, слова, она всегда выглядела пребывающей на грани самоубийства. Правда, вся печаль мира помещалась в этих серебряных глазах и звучала в ее голосе. Он всегда гадал, как она выносит это, не сходя с ума.

Он потер челюсть и его взгляд упал на Амана.

«Ты узнал что-нибудь?»

Аман прислонился к дальней стене, темный силуэт в противовес белоснежности комнаты.

Темная кожа, темные глаза, темное – все. Аман мог раскрывать секреты – самые потаенные секреты – когда приближался к кому-либо.

Знание самых отвратительных тайн окружающих должно обременять.

Может быть, потому Аман редко разговаривал. Опасался выдать невообразимую правду. Опасался посеять панику.

«Ничего, чтоб помогло в нашем деле» ответила за него Камео своим смертельно-перегруженным тоном. «Кроме женщин, спавших с Парисом и Мэддоксом и знающих лишь размеры их членов, горожане всегда держались на расстоянии от воинов, так что они знают недостаточно, чтоб Аман смог выведать хоть какие-то секреты»

Ладно, достаточно. Она заставляла его хотеть всадить себе нож в сердце, прямо здесь и сейчас, чем ожидать пока это сделает она. Что угодно только бы прекратить уныние.

Прежде чем он смог ответить, дверь распахнулась во второй раз, и вошел Страйдер, привлекая всеобщее внимание.

Его светлые волосы были взлохмачены, голубые глаза сверкали. Выступающие скулы были перепачканы в грязи, а на подбородок брызгала кровь. Но черты лица были гладкими, беззаботными, так что Сабин знал, что тот разузнал нечто.

Сабин рывком выпрямился.

«Расскажи нам»

Страйдер прошел в центр комнаты и ухмыльнулся.

«Как мы и ожидали, Ловцы уже здесь»

Камео сменила позу, грациозно и изящно в полном несоответствии с ее гибельным видом.

«Давайте их захватим и допросим: узнаем, ведомо ли им больше нашего»

«Нет необходимости» ответил Страйдер. «Я уже задержал одного»

«И?» взволнованно спросил Сабин.

«Как и сказал тебе месяц назад тот Ловец, они здесь, чтоб захватить Повелителей на горе. У них есть некто внутри»

«Я рад слышать это» сказал Гидеон.

Страйдер не обратил на него внимания. Как и все.

«Никаких упоминаний о ларце?» поинтересовался Кейн. Пока он говорил, пузырек света распался в лампе рядом с ним, распространяя искры во все стороны.

«Ни одного»

Лампа наклонилась, метя Кейну в голову.

Сабин покачал головой. Мужчина был ходячей катастрофой. Буквально. Стоило Кейну войти в комнату, вещи быстро приходили в беспорядок. Сабин ожидал, что потолок рухнет им на голову в любой момент. А такое случалось ранее.

Кейн смахнул крошечные огоньки с волос и потер висок, его светло-коричневые глаза не проявили никаких эмоций. Без слов он отодвинулся от опасной лампы и опустился на пол как можно дальше ото всех.

Сабин прошелся взором по двойным французским дверям на уютный балкончик с романтичным видом на город. Не то чтобы в его жизни имелось место для романтики.

Женщины стремились с воплями сбежать от него – если он, вопя, не сбегал первым.

Он неумышленно заставлял их сомневаться в себе всеми вообразимыми способами. В их жизненном выборе, во внешнем виде, во всем. Они плакали. Всегда. Иногда они пытались наложить на себя руки. А он просто не мог выносить этого. Не мог выносить чувства вины из-за своего бесконечного воздействия. Так что теперь он держался на расстоянии. На большом, большом расстоянии.

Сабин подавил в себе сожаления. Наступила ночь, и мог видеть искрящиеся огни города. Луна была полной, яркой и чистой. Золотой маяк в черном бархатном небе. Холодный воздух проникал вовнутрь, шевеля прозрачные белые гардины у стен.

Ночь для любовников.

Или смерти.

«Где теперь Ловцы?» спросил он.

«На встрече в клубе, согласно с моим источником. Я уже проверил его, он за минут пять отсюда» сообщил Страйдер.

Сабин хотел быть на кладбище, но теперь ему хотелось пойти в клуб. К сожалению, он не мог быть в двух местах одновременно. Словно опять став перед выбором как столетия назад, ему приходилось разрываться между Ловцами и его старинными товарищами.

Он снова пристально осмотрел комнату, будто ответ прятался где-то в тени.

«Надо чтоб один из вас пошел на кладбище сегодня. Во всеоружии. Я сделал все, что мог, чтоб привлечь туда воинов. Он сможет решать, что делать, если увидит их. Остальные навестят клуб»

«Я беру на себя кладбище» сказал Кейн. Он не выглядел восхищенным. Скорее, подчинившимся. «Клуб может завалиться, если я пойду»

Истинно.

Кусок пластика подгадал момент, чтоб отвалиться от стены и врезаться в череп Кейна. Хорошо, что мужчина владел гривой толстошерстного кота, чтоб смягчить удар. Как и всегда он только поморщился.

Сабин вздохнул.

«Если все пойдет нормально, мы, может быть, получим ожидаемые ответы и наконец-то, раз и навсегда, будем в состоянии уничтожить ларец Пандоры» Прежде чем Ловцы найдут его и засосут наших демонов обратно, убивая тем самым нас. «Выступаем»

Глава пятнадцатая.

Черт, черт, черт.

Время убегало от него. Мэддокс полностью изнурился, пока расставлял ловушки по горе: ямы, что упасть, колья, силки. Следовало давно это сделать, но они не хотели поранить кого-нибудь из курьеров доставки, или женщин, разыскивающих Париса.

Каждый раз едва Мэддокс полагал, что закончил дела, Люциен давал ему новое задание.

Сейчас уже одиннадцать тридцать и не было времени повидать Эшлин. Поцеловать или обнять ее. Если он решиться опять увидеть ее, мрачно подумалось ему. После своего сегодняшнего взрыва, он будет дураком, если приблизится к такой невинности опять. Все же он хотел быть подле нее. Жаждал этого. Конечно же, был способ. Пока что он держал себя в руках при ней.

Но что произойдет, если она столкнет его за грань разума? Не если, а когда. Что он будет делать, когда дух вырвется, что неизменно произойдет?

«Пусть боги улыбнутся нам этой ночью» пробормотал Люциен.

Мэддокс, Рейес и Люциен пробежали по запутанным коридорам крепости в направлении спальни Мэддокса. Всегда лучше заранее его приковать. Так меньше шансов на разрушения. Его живот уже побаливал.

Рейес прихватил меч – тот самый которым Мэддокс убил Пандору столько лет назад.

Он висел у воина на боку, поблескивая в проникающем сквозь окно лунном свете, даже сейчас насмехаясь над Мэддоксом.

Минуя спальню Люциена он провел кончиками пальцев по двери. Эшлин была внутри. Чем она занималась? Думала ли она о нем?

Они завернули за угол, ближе…ближе… Я не готов, проскулил дух. Впервые, хотя жажда крови всегда утоляла его. Мэддокс тоже не был готов умирать. Не на этот раз.

Шаги отражались зловещим ритмом войны.

Он прошел мимо последнего окна в коридоре, самого большого. Оно выходило на гору, открывая вид снежных крон деревьев. Что бы он ни отдал за то, чтоб пробежаться под этими деревьями, ощутить скольжение снега по своей коже. Что бы он ни отдал за то, чтоб увести туда Эшлин, прямо сейчас, и любить ее на холодной, твердой земле, где она будет выкупана в лунном свете как дриада. Никакого насилия. Только страсть.

«Возможно, мы можем убедить Титанов освободить тебя от этого проклятия», сказал Люциен, отвлекая его от размышлений.

В первый раз за сотни лет он ощутил проблеск надежды. Может быть, невзирая ни на что, Титаны освободят его, если он попросит. Однажды они жаждали мира и гармонии на земле. Конечно же – тебе лучше знать. Вспомни, что они заставляют совершить Аэрона.

Надежда Мэддокса улетучилась, словно листва опала с древа. Титаны уже доказали, что они более грубы, чем когда либо были Олимпийцы.

«Не думаю, что хочу пробовать»

«Возможно, есть альтернатива богам» сказал Рейес.

Если так, то они уже нашли бы ее, но он не произнес этого во всеуслышание. Через пару секунд трио вошло в его спальню, распахивая толстую деревянную дверь.

Страх согрел кровь Мэддокса пока он ложился на кровать. Свежие хлопковые простыни были холодны, без запаха, и не носили и следа Эшлин. Все же у него были воспоминания.

В прошлый раз, лежа здесь, он держал ее в своих объятиях, утешал ее. Вдыхал ее аромат. Намеревался любить ее. Наслаждался ее вкусом.

Его страх возрос, когда Рейес приковал его запястья и Люциен щиколотки.

«Когда покончите с этим» сказал он «проверите как там Эшлин. Если она в порядке, то оставите ее в комнате с другими женщинами. В противном случае, заприте ее в другой комнате, а я позабочусь о ней утром. Но без подземелий на этот раз. Хватит жестокости. Накормите, но не давайте вина. Понятно?»

Оба мужчины напряженно переглянулись, как делали это ранее и ступили на шаг назад от кровати, вне его досягаемости.

«Рейес» процедил Мэддокс, с предостережением. «Люциен» чертыхаясь, добавил он. «Что происходит?»

«Насчет женщины» начал Люциен, не глядя ему в лицо. Наряженная пауза.

«Я стараюсь сохранять спокойствие», сказал он, несмотря на застилающую его зрение черную дымку. «Скажи, что вы ничего ей не сделали»

«Не сделали»

Он выдохнул, зрение вернулось в норму.

«Мы ничего не сделали», продолжал Люциен «но собираемся»

Это обещание ударило по ушам Мэддокса, а через миг дошло до его мозга.

Он взбрыкнул.

«Освободите меня. Тотчас же!»

«Она Наживка, Мэддокс» тихо произнес Рейес.

«Нет» Чувствуя панику, словно застрял в беспробудном ночном кошмаре, он рассказал им о ее способности и своем подозрении, что за ней тайком следили. «Она проклята, точно также как и мы. Проклята слышать древние разговоры»

Люциен мотнул головой.

«Ты слишком увлечен ею, чтобы признать правду. То, что она обладает странной способностью, лишь подкрепляет мою уверенность в том, что она Наживка, точно так же как и голос, услышанный тобою сегодня. Как лучше разузнать про нас? Как лучше разведать способ победить нас?»

Мэддокс вытянул голову вперед, едва не разрывая сухожилия.

«Навредите ей, и я убью вас. Это не угроза, а клятва. Я проведу остаток своих дней в поисках мучений и погибели на ваши головы»

Рейес запустил руку в волосы, и взъерошил чернильные завитки своей гривы.

«Ты сейчас не мыслишь трезво, но когда-нибудь будешь нас благодарить за это. Мы заберем ее в город. И используем для выманивания Ловцов. Об этой части плана мы не рассказывали тебе»

Ублюдки. Предатели. Он и не подозревал, что его друзья, те самые разделявшие его несчастье воины, будут способны на такое.

«Зачем рассказываете мне теперь? Зачем делаете это?»

Рейес взглянул в сторону, но не ответил.

«Мы постараемся изо всех сил, чтоб вернуть ее обратно в том же состоянии»

Еще раз Мэддокс дернулся в цепях, прикладывая всю свою мощь. Он не повредил невероятно крепких оков – боги собственноручно творили эти цепи – но согнул металлическое изголовье. Ярость пульсировала в нем, так горячо и зловеще, что он не мог видеть, не мог дышать. Должен был добраться к Эшлин. Должен был защитить ее. Она была невинна, хрупка, и ни за что не выживет, если начнется битва.

А если враг захватит ее…

Он взбрыкнул и взревел и еще немного рванулся вперед.

«Эшлин!» вопил он. «Эшлин!»

«Я не понимаю, как он может так неистовствовать из-за женщины» едва расслышал слова Люциена.

«Такая преданность опасна» ответил рейес.

Он заглушил звуки их болтовни «Эшлин!» Если она услышит его, она прибежит, снимет цепи, а он сможет защитить ее. Он сможет – нет. Она была заключена внутри комнаты Люциена, и именно он поместил ее туда. Он убедился, что она не сбежит. И даже если она доберется сюда, эти двое, которых он когда-то считал друзьями, нападут на нее?

Он прикусил язык. В течение часов – минут? секунд? – воин, молча, сопротивлялся, но не смог высвободиться. Люциен с Рейесом без слов наблюдали эту картину, безжалостно. Он проклинал их взглядом, обещая отмщение.

«Помоги Эшлин спрятаться», молился он. «Пусть она укроется пока я не смогу прийти за ней».

Острая боль пронзила его бок.

Наконец-то наступила полночь.

Он взревел. Дух бурлил внутри него, ядовитым ураганом, снопами молний, разрушительной бурей. Человек и демон спаянные общим устремлением. Выжить, чтоб защитить свою женщину.

Но Рейес навис над ним с мечом в руке. Его лицо было лишено эмоций.

«Прости», прошептал он.

Когда лезвие впилось ему в живот, разрезая кожу, органы, кости, Мэддокс больше не мог сдерживать своих воплей.

Дверь спальни медленно отворилась, и все кроме Эшлин с Даникой отпрянули как можно дальше. Они схватились за руки. Весь вечер Эшлин кипела потребностью взглянуть в лицо Мэддокса. Даника желала увидеть Рейеса. Вместо этого они закончили тем, что поделились историями своих жизней.

Прошлое Эшлин скорее уменьшило подозрения, чем отпугнуло Данику. Взамен Эшлин была рассержена Даникиным похищением. Как странно, что в этой обители смерти и ужаса, Эшлин нашла не только первого потенциального возлюбленного, но и первую настоящую подругу.

Ангел вошел в комнату.

Серебристые волосы создавали нимб вокруг его головы; зеленые глаза сверкали подобно изумрудам. Демон не должен быть так прекрасен. Но он был облачен в черное, как Эшлин и ожидала, черная рубашка, черные брюки и черные перчатки. Хуже того, в одной руке он держал пистолет.

Она видела его прежде в комнате Мэддокса. Вчера ночью – это было только вчера? – когда Мэддокса закололи. Этот участия не принимал, но он наблюдал. И не пытался помочь.

«Эшлин» произнес он, ища ее взглядом.

Страх сдавил ее горло. Он знал ее имя? Почему пришел не Мэддокс? Он уже умыл руки? Хотел теперь ее смерти?

Стараясь не захныкать, она оттолкнула Данику за себя.

«Я здесь» сумела выдавить девушка. Часть ее ожидала быть пристреленной сию же секунду.

Этого не последовало.

Мужчина остался на месте, его взор прошелся по комнате, минуя кровать и туалетный столик, пока не столкнулся с ее.

«Поймем со мною»

Она замерла, пуская корни в пол, образно говоря.

«Зачем?»

Он торопливо взглянул на нее поверх плеча.

«Объясню по пути. Поторапливайся. Если они заметят, то я не смогу спасти тебя»

Даника внезапно оказалась перед ней, пылая гневом.

«Никуда она с тобой не пойдет. Никто из нас не пойдет, неважно, сколько пистолетов бы ты не наставлял. Ты со своими дружками можете катиться к такой-то матери»

You and your buddies can go fuck yourselves. (А она невероятно воспитанная девушка. Даю оригинал, чтоб был понятней ответ Торина)

«Может быть позднее» сухо ответил он, не сводя глаз с Эшлин. «Пожалуйста. У нас мало времени. Ты хочешь снова увидеть Мэддокса или нет?»

Мэддокс. Одно только звучание это имени заставило затрепетать ее сердце. Я должно быть самая глупая девушка в мире. Она обняла Данику и прошептала.

«Я буду в порядке» так она надеялась.

«Но»

«Поверь мне». Она выскользнула их рук девушки и подалась вперед. Беловолосый ангел отпрянул от нее, словно она была ящиком динамита.

«Никому не двигаться», приказал он, практически поспешно отбегая, чтобы сохранить меж ними дистанцию. «Я сначала выстелю, а потом буду задавать вопросы» по-прежнему разглядывая ее, он остановился в коридоре.

Когда Эшлин оказалась пред ним, добавил «Не прикасайся ко мне. Плохие вещи происходят, когда люди трогают меня. Даже не приближайся ко мне на такое расстояние, чтоб зацепить меня, если оступишься» его тон был чрезвычайно серьезным.

«Ладно», удивленно согласилась она. Все же сцепила руки за спиной, на случай если забудет, и ждала, чтоб он указал путь.

Мужчина обошел ее широким кругом, держа пистолет наготове, затем закрыл и запер дверь. Эшлин не пыталась торопить его. Страх снова приковал ее к полу.

«Какие именно плохие вещи?» она не могла не спросить, когда он опять повернулся к ней.

Он двинулся с места, бросив через плечо «Болезнь. Агония. Смерть». Заткнул пистолет за пояс.

«Моя кожа не может соприкоснуться с другим живым существом не вызвав чумы»

Господь Всемогущий. Было или нет это правдой, но самой мысли о таком было достаточно, чтоб она держалась на расстоянии. Однако, она подозревала, что он сказал правду. Каждый раз, когда она видела его, он изо всех сил старался держаться поодаль ото всех вокруг него. Не подобно злому человеку, но человеку, заботящемуся более о других, чем о себе. Ее сердце смягчилось. Глупая идиотка.

«Как твое имя?»

«Торин» сказал он, казавшись удивленным, что ей не все равно.

«Ты не собираешься убивать меня, правда, Торин?»

Он хмыкнул.

«Едва ли. Мэддокс вырежет мое сердце и зажарит его на завтрак»

«Ладно, это немного больше информации, чем мне требовалось» сказала она, испытывая невероятно глупое подростковую радость. Значит, Мэддоксу она не безразлична? Хотя бы чуть-чуть? Если так, тогда где же он? Почему он сам не пришел за ней?

Торин вел ее по коридорам, тихо, даже его шаги звучали приглушенно. Пару раз он останавливался и прислушивался, затем жестом приказывал ей прятаться в тени.

«Оставь при себе» сказал он, когда она раскрыла рот, чтоб задать вопрос.

«Когда тебе будет угодно заговорить, я с радостью выслушаю про то, что здесь происходит» прошептала она.

Он проигнорировал ее.

«Мы почти на месте»

«Где» чем дальше она шла, тем больше ей казалось, что она слышала…что бы это было?

Секундой позже, она поняла.

Ее живот свело, шум становился все отчетливей. Полные боли вопли агонии. Она слыхала подобные звуки только раз, и это уже становилось слишком частым.

«Мэддокс», выдохнула она. Только не снова!

Она была так близко сейчас, что могла различать глубинные интонации в его голосе, и во втором, иногда пробивавшемся сквозь него, оба надрывные и ломающиеся. Ее затошнило. Потребность пульсировала в ней. Девушка едва ни обогнала своего поводыря, но сдержалась, опасаясь, что он потянется останавливать ее.

«Поторапливайся Торин. Пожалуйста, поторапливайся. Я должна ему помочь. Мы должны их остановить»

«Сюда» сказал он, открывая двери и отступая с ее дороги. Она влетела в комнату, оглядываясь в поисках Мэддокса. Она увидала старинный сундук, покрывала из медвежьей шкуры, ложе с балдахином, но не Мэддокса. Удивленно и с нарастающей тревогой она обернулась.

«Где он?» ей надо к нему. Несмотря на то, что он ей сделал, или как к ней относился, он не должен так страдать.

«Не переживай за Мэддокса. Ты же знаешь, что он будет в порядке. Переживай за себя. Они намеревались увести тебя в город, а я не мог им этого позволить. Мэддокс бы убил нас в наших собственных постелях. Так что ради спасения моей, если не своей жизни, сиди тихо. У них нет много времени на твои поиски. Послушайся меня и сможешь выжить» Он закрыл дверь у нее перед носом с мягким смешком.

Раздался звук закрывшегося замка.

Опасения, ужас и неуверенность боролись в ней за главенство. Она не ведала, говорил ли Торин правду, да и ей было безразлично. Ей надо было к Мэддоксу. Еще один из его криков пронзил воздух, и казалось, пробился сквозь камни, окутывая ее.

Слезы наполнили ее глаза. Она помчалась к двери, пытаясь повернуть ручку дрожащими пальцами. Та не поддавалась. Проклятье! Она будет вести себя тихо, но не останется в этой комнате.

Эшлин обернулась и опять осмотрела комнату, стараясь увидеть ее взглядом вора. Все было покрыто пылью, словно комната была годами заброшена. Отмычек не было. Ничего, что бы сгодилось для открытия замка.

Она подошла к окну и раскрыла шторы, мгновенно увидев гору, белую и величественную. Терраса вела – она увидела, задохнулась. Вниз, вниз, вниз. Если только ты упадешь. Благодаренье небесам, двойное стекло легко открылось. Не обращая внимания на резкий порыв морозного ветра, она выглянула направо, затем налево. В нескольких футах ниже была другая терраса.

Мэддокс ревел, снова и снова.

С потеющими ладонями она подбежала к кровати, обдумывая появившуюся идею. Опасную идею. Глупейшую идею.

«Единственную идею» пробормотала она, стягивая покрывала и простыни.

Пыль забила ее нос и рот, она закашлялась, но не остановилась. Связала их концы.

«Так делали в кино. Все будет нормально» Может быть. У актеров была страховка и дублеры. У нее не было ни того, ни другого.

Новый рев.

Ее живот задрожал, когда она вернулась к окну. Футболка и штаны не по размеру, надетые на ней, едва ли защищали от холода, но она встала на террасу без сомнений и зашипела на вдохе. Под ее босыми ножками камни были просто ледяными, а ветер жалящим.

Дрожащими пальцами, забывая дышать, она привязала конец самодельной веревки к ограде террасы. Два узла. Три узла. Подергала.

Узлы держались.

Но выдержат ли они ее вес? Вывернувшись на изнанку этим утром, она, должно быть, утратила пару фунтов, так что это было одно очко в ее пользу.

Дрожа еще неистовей, она перебралась через металлические прутья. Ржавчина оставляла грязные следы на ее одежде. Она смотрела только вниз.

«Тебе не о чем беспокоиться. Это не прыжок с десятимиллионной высоты»

Спустила веревку. Треск. Дребезжание. Ее сердце почти остановилось.

«Мэддокс нуждается в тебе. Возможно, ты ему даже не безразлична. Или он может считать тебе лгуньей и злой убийцей, ты можешь даже не нравиться ему и он мог пытаться выманить у тебя ответы – но если и так, он не заслуживает этого. Ты единственная здесь, кто так думает, так что ты его единственная надежда»

Боже. Я говорю как принцесса из Звездных Войн.

Но девушка отчаянно хотела наполнить столь ценимую нею тишину. Иначе, она будет раздумывать о падении и смерти – хуже того, о неудаче.

«У тебя хорошо получается. Так держать»

Она онемела, обнаружив, что свободно висит. Комок застрял в ее горле. Пожалуйста, Боже. Не дай мне упасть. Не дай моим рукам вспотеть еще больше.

Она наклонилась вперед, раскачивая простынь…на дюйм. Проклятье. Отклонилась назад. Еще дюйм. Вперед, назад. Вперед, назад. Вскоре она приобрела неплохой размах. Но простынь немного соскользнула – или это сама она – и девушка завопила.

Еще немного. Я могу сделать это. Набирая скорость, она продолжала покачиваться вперед и назад. Наконец-то, она оказалась достаточно близко ко второй террасе, чтоб дотянуться и уцепиться – проклятие! Промахнулась.

Со следующим приближением она снова потянулась. Ее пальцы ударились о перила, но не смогли схватиться. Девушка отлетела назад, сползая еще на сантиметр.

Сосредоточься, Дэрроу. Она снова потянулась и на этот раз крепко ухватилась, не разжимая пальцев, даже когда веревка потянула ее назад. Сопя, девушка подалась вперед всем телом, хватаясь другой рукой и отпустив простынь. А затем ошиблась, глянув вниз.

Нижняя часть ее тела висела на высоте пятидесяти футов над зазубренной скалой.

Девушка не смогла сдержаться – взвизгнула.

В течение нескольких минут она мотала ногами, пытаясь обвить ними перила, так же как и пальцами. Соскальзывала…соскальзывала…Наконец-то ее колени замкнулись вокруг перил.

Мышцы пекли и напрягались, пока она подтягивалась. На улице было холодно, да, но она вспотела. Ее ноги тряслись, пока она старалась раскрыть окно, ведущее в новую комнату. Оно не поддавалось. Ей пришлось потратить пару минут на удары и толчки, прежде чем преуспеть в этом. Девушка влезла вовнутрь, едва не валясь с ног от облегчения.

Комната была темная и пыльная, как и предыдущая, но ей опять были слышны стоны и крики Мэддокса. Пожалуйста, пусть я не опоздаю. Уже близко…так близко…

Она подкралась к двери и приоткрыла ее. В коридоре было пусто. Неожиданно голос Мэддокса стал спокойным. Слишком спокойным. Она прижала руку ко рту, чтоб не закричать. Послышалось бормотание.

«…не стоило ему рассказывать»

«Ему нужно время, чтоб успокоиться. Теперь оно у него есть»

«Он может никогда не угомониться»

«Не имеет значения. Это был правильный поступок» пауза. Вздох. «Я жажду покончить с этим и сбросить хотя бы одну ношу с наших плеч. Берем девчонку и идем»

Дрожа, она вжалась в стену и спряталась в тени. Раздались шаги. Дверь распахнулась, затем закрылась. Снова шаги, теперь удаляющиеся от нее.

Эшлин двинулась с места. Выбежала в коридор, мельком увидела двух мужчин поворачивающих за угол и отворила дверь в Мэддоксову спальню.

Ее едва не вырвало.

Он лежал на кровати, на той самой, где так нежно обнимал ее лишь пару часов назад, кровь лужей растекалась вокруг него. Его грудь была обнажена и девушка могла рассмотреть шесть дырявых ран на месте ударов меча. Могла видеть его внутренности. О Боже. Она закрыла рот руками.

В потрясенном трансе, она обнаружила себя подходящей к нему.

«Только не снова», думала она. «Только не снова». Жестокость была поражающей.

Зачем эти мерзавцы продолжают делать с ним подобное? Он демон, они демоны, но это не достаточная причина.

«Нет достаточной причины» зарыдала она. Жестокие и бессердечные, вот какие они.

Эшлин медленно протянула руку и провела по брови Мэддокса. Его глаза были закрыты; кровь запачкала лицо, разбрызгавшись случайными узорами. Нет, не случайными. Эшлин показалось, что она видит очертания бабочки.

Кровь стекала даже по его запястьям и щиколоткам там, где он натягивал свои оковы.

Новое рыдание родилось в ее груди и вырвалось наружу. Ее колени подогнулись, и она упала подле него.

«Мэддокс» надрывно прошептала она. «Я здесь. Я не покину тебя» Она осмотрелась в поисках ключа, чтоб расковать его, но ничего не нашла.

Она взялась за его безжизненную руку. Он был бессмертен. Он очнулся после этого раз. Он может сделать это опять. Правда?

Языки пламени лизали его. Жгли как кислота. Такие горячие. Плавя его, разрушая по кусочкам. Воздух был тяжелым, черным и наполненным распадом его тела. Столько боли.

«Мэддокс»

Он услыхал голос – знакомый, сладкий – и перестал корчиться от боли, внезапно позабыв о жаре.

«Эшлин?»

Он осмотрел глубины ада, в который вернулся, но увидел лишь кострища. Расслышал только стоны и крики. Что Эшлин умерла? Ее тоже водворили сюда страдать?

Это могло только означать, что Люциен и Рейес убили ее.

«Ублюдки!» закричал Мэддокс. Они убили ее, а теперь ему придется убить их. «С наслаждением», прорычал дух.

«Я здесь» сказала она. «Я не покину тебя» на этот раз послышалось рыдание.

«Эшлин» позвал он. Он заключит сделку с новыми жестокими богами. Он вытащит ее отсюда. Чего бы это ни стоило. Даже согласится остаться здесь навечно. Все что угодно, чтоб вызволить ее.

«Я не отпущу тебя. Я буду здесь, когда ты очнешься. Если ты очнешься. Господи»

Его брови удивленно изогнулись, прежде чем снова растаять. Ее голос раздавался не внутри ада. Это было эхо в его голове. Но это не имело смысла. Это не было возможным.

«Как они могли такое сделать с тобой? Как?»

Она была…у его тела? Да, понял он минутой позже. Да, была. Он почти чувствовал ее руку на своей, ее теплые слезы, капающие на его грудь. Он почти ощущал ее сладкий медовый аромат.

Пока его обугленная плоть сгорала и восстанавливалась, девушка шепотом утешала его.

«Проснись опять, Мэддокс. Проснись ради меня. Ты должен многое объяснить, а я не отпущу тебя, пока ты не скажешь мне правды»

Он желал подчиниться и сбежать из глубочайшей преисподней, где находился, стараясь вернуть дух в свое тело. Он хотел увидеть ее,обнять, защитить. Но огонь окутывал его пылающим объятием, задерживая. Он стиснул зубы, напрягаясь, сражаясь, борясь снова и снова. Он будет биться всю ночь, если придется. Он будет сражаться, пока Люциен не придет за ним.

Он будет с Эшлин опять.

Его связь с ней была слишком сильной, слишком глубокой, слишком укоренившейся, чтоб не замечать ее или отрицать. За такой короткий промежуток времени она каким-то образом стала центром его вселенной. Его единственной причиной жить. Словно она принадлежала ему. Словно была рождена лишь для него.

И теперь, когда он нашел ее, ничто не встанет меж ними.

«Я пробуду здесь всю ночь» сказала она. «Я не собираюсь отпускать тебя»

Он улыбался, когда пламя вновь пожирало его.

Глава шестнадцатая.

И пришло время войны.

Аэрон радовался. Его переполняла потребность сражаться, уничтожать. Возможно, покалечь он пару Ловцов, ему перестанет воображаться меч взрезающий шею Даники, а затем и ее сестры…ее матери…и в последнюю очередь, бабушки.

Он не сказал остальным, но теперь его потребность убивать было более чем незаметным проблеском внутри. Она начинала окрашивать все его мысли и сводить с ума. Боги не преувеличивали. Чудовище внутри него жаждало последовать отданному приказу.

Хуже того, побуждения, казалось, возрастали с каждым часом.

И он знал, что они будут становиться только сильнее. Они будут расти, и расти и расти, пока он наконец-то не уничтожит тех четырех невинных женщин.

Он пожевал челюстью. Надеялся, что может приглушить жажду крови, хотя бы на некоторое время. Я монстр, такой же, как и дух внутри меня. Если воинам не удалось придумать способа спасения этих женщин, что ж, Аэрон знал, что тогда можно слать воздушный поцелуй остаткам своего рассудка. Он станет демоном.

А сейчас ты кто?

«Полагаешь, что женщина Мэддокса здесь?» спросил Парис, прерывая его мрачные думы.

«Может быть». Они не смогли найти ее и скоро прекратили попытки, все равно отправившись в город. Он был в ярости, что Наживка уже сейчас могла быть на воле.

Ловцы уже были предупреждены о прибытии Повелителей?

Люциен перенесся на кладбище первым, но не заметил ничего подозрительного. Все же Торина отправили следом выжидать, наблюдать и заснять все на одну из его игрушек. Послать его было последним средством. Он возражал, но в конце концов согласился пойти. По крайней мере, обитатели кладбища уже были мертвы, делая Болезнь безвредным.

Теперь Аэрон и остальные быстро двигались по вымощенным улицам Буды. Без Эшлин, им придется выманивать Ловцов другим способом. Они решили сами стать наживкой.

Полночь прошла, но город и не собирался спать. Люди сидели за освещенными столиками, невинно играя в шахматы, развлекаясь после часов работы.

Здания возвышались с обеих сторон, симфонией изгибов и плоскостей. Промчались несколько машин.

Люди расступались перед воинами, обрывки сплетен и слухов блуждали в лунном свете.

«Ангелы спустились со своей горы…наверно охотятся за теми, что расспрашивали о них, теми, что в Клубе Судьбы…»

«Какие-то люди интересовались нами» сказал, стискивая зубы Аэрон. Пока он говорил, женщина перешла дорогу, что приветствовать их, ее лицо засияло, когда она увидела Париса.

«Поцелуй» умоляла его.

«С удовольствием» улыбнулся Парис и склонил голову, чтоб выполнить ее требование.

Аэрон рявкнул: «Позже. Отведи нас в этот Клуб Судьбы».

Если Разврат начнет целоваться, то Разврат не прекратит целоваться пока одежды не будут сброшены и не зазвенят страстные крики.

«В следующий раз» сказал Парис женщине с сожалением в голосе, и двинулся дальше, указывая путь в клуб.

«Обещаешь?» окликнула она. Но мигом лишилась своего похотливого взора, когда Люциен прошел мимо, белея своим покрытым шрамами лицом.

Через пару минут воины стояли внутри клуба, разглядывая картину. Толпа людей танцевала в быстром ритме, разноцветные огни пульсировали вокруг них. Заметившие их задохнулись. Большинство попятились – ангелы, на самом деле. Парочку храбрых и глупых шагнули поближе.

Стоя там, Аэрон мог чувствовать…нечто. Легкую вибрацию силы, возможно. Он нахмурился.

«Видишь их?» спросил, пристально вглядываясь, Рейес. Его поза была напряженной. Боль казался более чем на грани сегодня. Его руки опухли, словно он по примеру Мэддокса разгромил целую комнату.

«Пока нет, но я знаю, что они здесь» Аэрон потрогал пальцем спрятанный на боку кинжал. Где ты? Кто ты?

«Здравствуй, рай. Глянь на эти милейшие кусочки» произнес Парис, хриплым от возбуждения голосом.

«Отвлекись от их трусиков» бросил Рейес.

Аэрон пожелал, чтоб это было его единственной заботой. Потребность в сексе. Смертные женщины взирали на него с ужасом, как блондиночка, что едва не надорвалась от крика при одной мысли, что он к ней притронется. И он был счастлив от этого. Они должны его бояться. Ненамеренно, но он пережует и выплюнет их одним укусом.

«Пять минут» сказал Парис, слова обогащались удовольствием. «Это все что мне надо»

«Позже»

«Сейчас»

«Ты что ребенок? Твой член не игрушка, так перестань играть ним хотя бы одну чертову ночь»

«Боги. Этого не может быть» внезапно произнес Люциен, его потрясенный тон оборвал склоку. Он указал вглубь клуба угрюмым кивком подбородка. «Смотрите»

Все взгляды последовали за его к группе, стоявшей поодаль и наблюдавшей за ними.

Аэрон зашипел и взялся за один из своих кинжалов. Кажется, сегодняшние сюрпризы не закончились.

«Сабин» Он и не думал снова повидать Сомнение. Мужчина, которого он когда-то считал другом, однажды держал нож у его горла, порезал его и порезал глубоко.

«Что он здесь делает. Почему сейчас…» Он запнулся, когда ответ ударил его. «Он по-прежнему воюет с Ловцами. Он наверняка привел их на наш порог»

«Только один способ узнать» сказал Люциен, но никто из них не двинулся вперед.

Аэрон знал, почему его ноги отказывались идти. Та мрачная, судьбоносная ночь проигрывалась в его мозгу.

«Мы должны убить их» зловеще прокричал Сабин. «Смотри, что они сотворили с Баденом»

«Мы уже довольно натворили» ответил Люциен своим спокойнейшим тоном. «Мы причинили им и их близким гораздо больше боли, чем они нам»

Холодная ярость омыла лицо Сабина.

«Так Баден ничего для тебя не означает?»

«Я любил его, так же как и ты, но новое разрушение не вернет его назад», отрезал Аэрон, отворачиваясь спиной, не в силах выносить боль в Сабиновых глазах. Боль, что отражалась внутри него. «Я больше не вынесу, поскольку мое сердце чернеет с каждым днем. Мне нужен покой. Убежище»

«Я лучше умру, чем позволю жить хоть одному Ловцу»

«Мы убили человека, снесшего ему голову. Пусть этого будет довольно»

«Довольно? Я держал на руках безжизненное тело Бадена, его кровь просочилась в мою душу, а ты хочешь, чтоб я отступился? Ты еще хуже Ловцов» Тогда Сабин напал – впиваясь кинжалом прежде, чем Аэрон почувствовал его приближение.

Честный бой он бы простил. Нападение из-за спины? Черт, ни за что.

После того, как Аэрон отбил его атаку, он просто хотел уйти. Покинуть Грецию, войну, проклятые воспоминания. Но Сабин и несколько других все еще жаждали больше крови.

Тогда-то Повелители и разделились. Окончательно и бесповоротно.

Он изучал их сейчас, этих воинов, которых знал и не знал. Они выглядели такими же, хотя их наряды сменились согласно времени. У Гидеона были синие волосы, нечестивый блеск в ярко-голубых глазах – блеск более чем дикий, более чем хищнический. Напоминал Аэрону Люциенов и если только он выходил из себя уже никто не мог обуздать его.

Камео по-прежнему была прекраснейшей из виденных ним женщин, но черт его побери, если ему не хотелось всадить кинжал себе в сердце от одного взгляда на нее. Страйдер был все так же хорош, хотя годы и окрасили жестокостью черты его лица. Аман сменил свои хламиды на черную рубашку и джинсы.

Где же Кейн? Ловцы добрались и до него?

Сабин и остальные начали медленно, постепенно приближаться. Он не отрывал от них взгляда, когда и его друзья также двинулись вперед. Две группы мужчин-воинов на середине танцевальной площадки – смертные быстро убрались с их пути.

«Что вы здесь делаете?» требовательно спросил Люциен. Аэрон заметил, что он говорит по-английски, возможно для того, чтоб танцующие не поняли его.

«То же я могу спросить и у тебя» ответил Сабин на том же языке.

«Ты пришел ударить кого-нибудь еще в спину, Сомнение?» поинтересовался Аэрон.

Сабин щелкнул зубами «Это было несколько тысячелетий назад, Гнев. Слыхал о такой вещи, как прощение?»

«Очень смешно слышать это от тебя»

Под правым глазом Сабина задергался нерв.

«Мы пришли сюда не для того, чтоб биться с вами. Мы пришли сражаться с Ловцами. Они в городе, на случай если вы не в курсе»

Аэрон фыркнул.

«Мы в курсе. Это вы их привели сюда?»

«Вряд ли» Сабин провел языком по зубам. «Они узнали про вас раньше, чем мы»

«Как?»

Сабин пожал плечами.

«Не знаю»

«Я сильно сомневаюсь, что вы приехали аж в Будапешт для битвы. Вы могли бы остаться в Греции для этого», сказал Люциен, слегка покусывая язык.

«Ладно. Хотите правду?» Страйдер раскинул руки, показывая, что он безоружен. «Нам нужна ваша помощь»

«Черта с два» тряхнул головой Парис. «Нам даже не надо слышать как или почему, потому что ответ все равно не изменится»

«Ты же не думаешь, что сможешь победить их, правда?» Нехарактерно сомнительный шепот раздался в голове Аэрона, быстро укрепляясь и впиваясь острыми когтями в его мысли.

«Мы уже не те вояки, какими были» сказала Камео, привлекая внимание к своим печальным глазам. «По крайней мере, выслушайте нас»

Все поежились. Она говорила так, словно вся печаль мира лежала на ее нежных плечиках. Наверняка так и было. Слушая ее Аэрон, хотел рыдать как человеческое дитя.

«Нам действительно нужна ваша помощь. Мы разыскиваем dimOuniak. Ларец Пандоры. Вы не знаете где он?» напряженно проговорил Сабин.

«После стольких лет вам понадобился ларец?» казалось, Люциен тонет в изумлении. «Зачем?»

«Если вы зацепите их, вас могут перебить. Или покалечить. Почему бы не отдать им желаемого и вернуться к обычной жизни?» Аэрон сжал кулаки. Проклятье. Он был ловок и силен. Не было причин сомневаться в себе подобным образом. Сомневаться…

Рев забурлил в его глотке, едва он припомнил способность бывшего сотоварища.

«Пошел вон из моей головы, Сабин»

«Прости» слабо улыбаясь, ответил воин. «Привычка»

Ему стоило нанести удар своим кинжалом тогда и там.

«Так это ты старался заманить нас на кладбище безоружными» Не вопрос. «Я полагал, ты не хочешь с нами воевать» сухо добавил он.

Улыбка Сабина стала застенчивей.

«Я не был уверен в хорошем приеме и не желал искушать судьбу. А поскольку мне не удалось привести вас туда, Кейну придется проскучать всю ночь в обществе трупов. Между прочим, что вы здесь делаете? Вы тоже слышали, что здесь будут Ловцы?»

«Мы послали Торина на кладбище, так что ночь у Кейна будет какой угодно, но не скучной» сказал ему Люциен, осматривая клуб. «И да, мы выслеживаем здесь Ловцов, хотя я пока не вижу их признаков»

«Болезнь с Бедствием?» хмурясь, Сабин вытащил черную коробочку из кармана. Пока он это делал, Рейес приставил нож к его горлу, очевидно полагая, что тот достает оружие. Поняв, что это рация, Рейес опустил нож.

Сильнее хмурясь, Сабин поднес рацию к губам и произнес. «Кейн. Отбой тревоги»

«Конец связи. Я знаю» был немедленный ответ.

Сабин положил рацию в карман.

«Все в порядке?»

«Не совсем» бросил Аэрон.

Страйдер стоял и сердито трясся, его язвительный взгляд кружил по клубу. Несколько посетителей снова затанцевали, заведенные алкоголем и похотью они терлись друг об друга.

«Вам известно про Титанов?»

Люциен глянул на Аэрона, прежде чем кивнуть.

«Да»

Камео прикусила губу.

«Есть соображения насчет того, что им надобно от нас?»

Боги, Аэрон пожелал, что б эта женщина держала рот на замке.

«Нет», ответил он, опережая всех. Он не желал, чтоб кто-нибудь еще узнал, что ему приказано совершить.

«Послушайте, давние друзья, я знаю, что вы ненавидите нас» сказал Сабин. «Я знаю, что мы хотим разного. Но есть у нас нечто общее – это воля к жизни. Примерно месяц назад мы узнали, что Ловцы разыскивают ларец Пандоры. Найди они его – наши демоны окажутся в опасности быть втянутыми в него обратно. А это означает, что мы в смертельной опасности»

«Откуда ты знаешь, что он до сих пор не уничтожен?» хмурясь, поинтересовался Рейес.

Единственными звуками в течение некоторого времени было скрежетание зубов и поскрипывание мышц.

«Не знаю, но не желаю рисковать возможностью того, что он пропал навсегда»

Все эти годы Аэрон весьма немного раздумывал о ларце. Его демон был когда-то внутри него, а теперь нет, и он смирился с последствиями своих поступков – конец истории.

Сейчас он мысленно вернулся к той роковой ночи освобождения демонов, стараясь припомнить, что произошло. Он помогал отбиваться от стражей Пандоры, пока Люциен открывал ларец. Демоны выпрыгнули наружу, их невозможно было остановить, когда они набросились на стражей, пожирая плоть.

Запах крови и смерти пропитал воздух, смешиваясь с воплями. Нечто обернулось вокруг Аэроновой шеи – демон, теперь-то он знал – и он не смог дышать. Упал на колени, не в силах больше выдерживать свой вес, и пополз через всю палату, в поисках ларца, отчаянно стремясь найти его.

Люциен провел рукой по своим темным как ночь волосам.

«Нам неведомо, где он. Ясно?»

Женщина неожиданно прилипла к Парису, проводя языком по его шее. Парис прикрыл глаза, а Рейес покачал головой.

«Нам стоит продолжить эту беседу в другом месте»

«Пойдем в вашу крепость» предложил Сабин. «Может быть, сообща, мы припомним что-нибудь о том, куда он подевался»

«Нет» одновременно отрезали Аэрон и Рейес.

«Что ж, я с удовольствием останусь здесь на всю ночь», явно раздражаясь, сказал Гидеон.

Аэрон уже и забыл, как легко Гидеоновы враки могут действовать на нервы.

«В вашу крепость» настаивал Сабин. «Я готов идти, когда скажете»

«Нет» опять ответил Аэрон.

«Отлично. Остаемся здесь. Дайте мне минутку, чтоб отправить всех по домам» Сабин закрыл глаза, выражение его лица становилось все напряженней.

Аэрон пристально за ним наблюдал, сжимая кинжал, не ведая чего ожидать. Музыка внезапно замолкла; танцующие прекратили двигаться. Неуверенность была на их лицах, пока они что-то бормотали и направились к выходу. За пару минут все здание опустело.

Плечи Сабина резко опустились, а он издал длинный, изнуренный вздох. Его глаза распахнулись.

«Итак. Мы одни»

Аман, не проронивший до сей поры ни слова, склонил голову на бок и напряженно вперился в Аэрона, глазами, будто лазером прожигая его лоб. Лицо Амана было замкнуто, а это весьма напрягало Аэрона. Будучи одержим Тайной, мог ли воин угадывать, что скрывалось на дне Аэроновой души?

Взор Амана неожиданно встретился с его, и в его темных глазах отразилось сожаление и знание. Аэрон обмер. О, да. Он мог угадывать.

Грудь Сабина вздымалась, пока он явно боролся за спокойствие.

«Почему бы нам не договориться? Мы позаботимся о Ловцах, нагрянувших в ваш город, если вы поможете нам в поисках ларца. Это честный обмен. Мы долго сражались с ними и знаем, как лучше нанести удар»

«Я разыскал одного и допросил» сказал Страйдер. «Так мы узнали, что надо прийти в клуб, но пока не видим следов появления остальных»

Аэрон заприметил проблеск движения в тени и нахмурился.

«Кто-то остался позади нас» пробормотал он. Все замерли.

Тогда-то Аэрон и заметил очертания четырех смертных чересчур мускулистых мужчин. Он нахмурился еще сильнее, уловив пороховой дымок.

«Ловцы» взревел он.

Хотя они и убили Бадена, Аэрон был готов оставить их в покое. Ведь он причинил им ровно столько же боли столетия назад. Но они приперлись сюда. Они бы развязали новую войну, заполучив такую возможность.

Осознав, что их заметили, один из мужчин шагнул вперед.

Светящийся шар по-прежнему вращался, распространяя отдельные лучи в разных направлениях. Они плясали на молодом, решительном лице смертного. Он улыбался. Потер большим пальцем левой руки свое правое запястье, и в диком освещении Аэрону удалось разглядеть символ бесконечности.

«Кто б подумал, что мы одновременно соберем все зло мира в одной комнате?» мужчина вытащил маленькую черную коробочку, с висящими проводками по обеим сторонам. «Серьезно, сейчас что Хэллоуин?» (в оригинале вообще-то было Рождество, но думаю так получше) Некоторые из воинов зарычали. Некоторые достали пистолеты, другие предпочли свои острейшие кинжалы. Все приготовились к битве. Аэрон не ждал – он понял, что не может, не хочет, жаждет действия. Гнев уже судил и нашел виновным этого человека в убийствах невинных по пути поиска Повелителей.

Аэрон выбросил свои кинжалы, и те, перевернувшись в воздухе, впились по эфес в грудь мужчины.

Его глаза застыли, равно как белозубая усмешка на его лице. Он не умер мгновенно, как в киношках Париса. Упал на колени, тяжело дыша, агонизируя. Он проживет еще немного, но никто не сможет спасти его.

«Вы взмолитесь о пощаде, когда мы закончим с вами», выдохнул он.

«Гори в аду, демон!» выкрикнул другой смертный, сам выхватывая кинжал.

Один из воинов выстелил, когда лезвие уткнулось в Аэронову грудь. Аэрон насупился. Глянул на жемчужную рукоятку, мерцающую на свету. Его сердце продолжало качать кровь, раскрываясь с каждым ударом. Упс. У них быстрые рефлексы. Ему стоит запомнить это.

Люциен и остальные выпрыгнули вперед.

Ловец не отпрянул.

«Я надеюсь, вам понравится огонь», проговорил он, выхватывая черную коробку оброненную погибшим товарищем. Бум!

Взрыв сотряс все здание целиком, прорываясь сквозь камень и метал. Аэрона подбросило в воздух как пушинку.

Побеждены смертными. Невероятно.

Эта мысль последней проплыла в его мозгу, пока его мир не почернел.

Глава семнадцатая.

Мэддокс резко ощутил свое окружение. Мертвый в один миг – в полном сознании в следующий. Эшлин спала в изгибе его руки, ее мягкое тело обернулось вокруг него.

Он осмотрел себя. Она, должно быть, омыла его и даже сумела сменить простыни, несмотря на его оковы, потому что крови не было. Его струпья снова были на месте, тянулись по животу и ребрам.

Мягкие, цвета меда волосы Эшлин щекотали подбородок; ее теплое дыхание согревало его кожу. Живая и здесь. С ним. О таком можно только мечтать. Из Ада прямиком в Рай.

Просыпаясь поутру, он обычно ощущал потребность громить что-нибудь. Биться. Забыть о пламени и боли, поддаваясь оцепенению и мрачности демона. Сейчас это было не так.

Он чувствовал – осмелится ли он поверить в это? – умиротворение.

Эшлин выглядела такой расслабленной, что ему не хотелось будить ее. Нет, не расслабленной, понял он, присмотревшись поближе. Дорожки слез виднелись на ее щеках, а на пухлых губах были следы от зубов, словно она сильно и часто их кусала.

Он жаждал провести кончиком пальца по изгибу ее щеки, но не мог. Проклятые цепи.

«Эшлин. Красавица. Проснись ради меня»

Мягкий стон слетел с ее губок.

Солнечный свет ласкал ее так, как ему хотелось самому, купая ее светящуюся кожу и воздавая ей дань восхищения. Ее ресницы были пушистыми, еще влажными от слез, словно покрытые росой.

Она плакала над его мучениями. Когда в последний раз кто-нибудь плакал из-за него?

«Эшлин»

Она простонала.

Он опустил голову и поцеловал кончик ее носа. Как и всегда, электрические покалывания прокатились по нему. Она должна была тоже их ощутить, поскольку выдохнула его имя и подскочила. Покрывало упало к ее талии, демонстрируя надетую на ней мешковатую футболку. Его футболку. Она нравилась ему в его одежде, ему нравилось, что ее касалась ткань, некогда касавшаяся и его. Локон за локоном ее волосы спадали по плечам и спине.

Когда ее взгляд остановился на нем, она испустила облегченное рыдание и бросилась в его широко раскрытые объятия.

«Ты жив. Ты снова восстал из мертвых»

«Раскуй меня, красавица»

«У меня нет ключа»

«Он под матрасом» Люциен перестал носить ключ века назад, когда Мэддокс сумел сорвать его с цепочки на его шее. «Почему они не увели тебя?»

«Торин спрятал меня. Ох!» Она поспешно запустила руку под матрас, нашла ключ и освободила его. Опять прилегла рядом с ним, аромат ее кожи отвлекал его от раздумий над тем, с чего бы Торину совершать такое. «Я так рада, что ты вернулся ко мне»

Он обвил руками ее талию, поглаживая вверх-вниз по спине, нежа, успокаивая. Его суставы протестовали, но он не останавливался.

«Я вернулся. Я всегда возвращаюсь»

«Не понимаю» судорожно выдыхая, проговорила она. Ее тело трепетало. «Почему они продолжают это делать с тобой?»

«Еще одно проклятие» Его голос был надтреснутым от переживания. «Я убил женщину, а теперь должен умирать точно так же как она» Ему не хотелось, что б Эшлин знала, что он совершил, но было бы нечестно держать ее в неведении, поскольку она раскрыла все свои секреты.

Девушка крепко уцепилась в него

«Кем она была? Почему ты ее убил?»

«Я рассказывал тебе об этой женщине. Воительнице, которой было дано задание, что я желал для себя. Пандора»

Ее глаза распахнулись.

«Та самая Пандора?»

«Да»

«Так ты раскрыл ее ларец. Господи, не понимаю, почему я не сопоставила эти факты ранее. Почему же боги обратно не упрятали демонов в него»

«Наказание. Но, кроме того, ларец был утрачен без возможности его воссоздания»

«Как ты убил…»

«Мой демон завладел мною, а…» Снова он слышал страдание в ее голосе и гадал, о чем же думала Эшлин. «Я утратил контроль, полностью превратившись в Насилие, а мой меч нанес ей непоправимые ранения. С тех пор я сожалел о своем деянии, и не сомневайся во мне»

«Но бессмертных нельзя убить насовсем. Правильно? То есть, ты доказательство этому»

«Большинство можно убить. Это не просто, но возможно»

«Ладно, все совершают ошибки, а ты заплатил за свою» сказала она, ее понимание удивило его. Согрело его. Окутало его. «Я, вроде как, хотела бы, чтоб ты поубивал проклявших тебя богов, потому что они гнусные, отвратительные…»

Вскрикивая, он зажал ей рот руками, обрывая речь.

«Она не имела это в виду», поспешно произнес, всматриваясь в потолок. «Я с удовольствием приму любую предназначенную ей кару, как свою собственную»

Молния не ударила его. Земля не разверзлась. Саранча не нахлынула, поедая их плоть. Мэддокс медленно расслабился.

«Никогда не проклинай богов. Они все слышат» К сожалению.

Она нехотя кивнула, и он убрал руку.

«Я не наживка», сказала девушка.

«Я знаю»

«Правда?» с надеждой спросила она. Склонила голову, пристально вглядываясь в него.

«Правда»

Ее черты смягчились; она даже улыбнулась.

«Что убедило тебя?»

«Ты» Он удивленно смотрел на нее, потому как это было в новинку для него. «Твоя прелесть, твой дар. Твоя девственность»

«Так ты…хотел меня?» неуверенно спросила она. «Не потому, что тебе были нужны ответы, а потому что…»

«А потому», заверил он ее, «что ты воспламенила меня»

Счастье заискрилось в ее глазках, будто лучи солнца подавляющие ночь. Она поуютнее устроилась у него под боком, вдавливаясь в него грудями.

«Я рада, что Институт привел меня в Будапешт»

Его тело начало «вооружаться», готовится, жаждать большего. Пока не был упомянут Институт. Насилие зарычало.

«Ты не вернешься к ним»

«Ты и твои требования» Не понимая его внезапного смятения, она жизнерадостно продолжила «Знаешь, я слышала пару упоминаний о ларце Пандоры тут и там. Я рассказывала тебе, что Институт всегда интересовало выслеживание сверхъестественных реликвий, упомянутых в мифах и легендах?»

Он замер.

«Ты скажешь мне, что ты слышала про ларец?»

«Дай подумать…» Она постукала по своему подбородку «Я слышала, что ларец спрятан. Где, не знаю. Но предположительно, он охраняется Аргусом, и даже сами боги не могут добраться до него»

Мэддокс потрясенно впитывал эти новости. Аргус был огромным чудовищем с более чем сотней глаз, что давали ему возможность видеть все происходящее. Легенда заявляла, что он был убит Гермесом, но легенды часто были враками, рассказываемыми глупым смертным богами.

«Я также слышала противоречивый рассказ», продолжила Эшлин, «что ларец охраняется не Аргусом, а Гидрой. Общим знаменателем у этих историй есть то, что…»

Она снова вздохнула.

«Что?»

«Если ларец когда-либо появиться снова, то демоны будут засосаны в него. Это ведь хорошо, правда?»

Он покачал головой.

«Для мира, возможно, но не для меня. Без демона, я умру»

«Как ты можешь это знать? То есть…»

«Знаю и все» прервал он, раздумывая над сказанным нею. Гидра. Многоголовая ядовитая змеюка. Если это правда, то ларец похоронен на дне океана. Но какой истории ему поверить? Первой или второй, или ни той, ни другой? Если остальному можно было верить, тому, что демоны будут засосаны в ларец, едва он будет найден…

«Я могу, не знаю, совершить более тщательный поиск ларца. Сделать это моим приоритетом»

«Нет!» это означало бы выпустить ее из крепости, подвергнуть опасности. «Я знаю, что приказал тебе все мне рассказать, но теперь нам стоит выбрать менее щекотливую тему» Насилие пробиралось сквозь его мозг, все более поощряемое каждым словом. Поскольку теперь Мэддокс верил, что Насилие не желает обижать Эшлин, он не хотел рисковать. Он поговорит о цветочках и пчелках – он поежился – если это поможет поддерживать это хрупкое внутреннее спокойствие.

«Есть ли способ побороть твое проклятье смерти?» спросила Эшлин «Нет» он тряхнул головою. «Способа нет»

«Но…»

«Нет» Он не позволит ей попытаться и торговаться с богами, в надежде спасти его. Его нельзя было спасти. Более того, он не заслуживал таких усилий. Он был более монстром, чем человеком, даже если иногда пытался убедить себя в обратном. «Лучше оставить эту тему вообще»

Она провела кончиком пальца по его лицу, замечательно теплое дыхание обвевало его.

«Тогда о чем же нам поговорить?»

Он распластал пальцы на ее попке и сжал.

«Ты слышала еще голоса, пока была здесь?»

«К сожалению» Она выгнулась едва уловимым движением, в стремлении быть к нему ближе. «Я слышала все, сказанное теми женщинами. Которых, между прочим, следует немедленно отпустить»

«Они остаются»

«Почему?»

«Этого я не могу тебе сказать»

Она забарабанила пальцами.

«По крайней мере, скажи, что вы собираетесь делать с ними. Они милы. Они невинны. Они напуганы»

«Я знаю, красавица, знаю»

«Значит, ты не собираешься причинить им вреда» настаивала она.

«Нет, я не собираюсь»

Ее ладони простерлись как раз над его сердцем.

«Означает ли это, что некто другой собирается?»

Его кровь закипела, опаляя вены.

«Я сделаю все, что в моей власти, чтоб с ними все было в порядке. Договорились?»

Ее губы прижались к его шее, а язык скользнул по пульсирующей артерии.

«Договорились, но и я сделаю все, что в моей власти, чтоб с ними все было в порядке»

Он ненавидел отказывать ей в чем-либо, потому сжал ее подбородок, заставляя смотреть себе в лицо, и дал то, что мог.

«Мне жаль, что тебе пришлось слушать их разговоры. Никогда больше я не помещу тебя в комнату, где побывали люди»

«На этот раз все было не так уж плохо» Ее пальцы обвились вокруг его запястья, мягко, нежно. «А когда ты рядом, я ничего не слышу, неважно, кто бы ни был оратором»

«Я теряюсь в догадках почему. Я не жалуюсь – я рад, просто любопытно»

«Может быть, голоса боятся тебя»

Мужчина почти ухмыльнулся.

«Вообще-то, я вот удивляюсь, почему не могу услышать разговоры из прошлого твоих друзей. То есть, я всегда могла слышать других сверхъестественных созданий»

«Возможно, мы взаимодействуем на высшем уровне существования»

Теперь ухмыльнулась девушка.

«Все же, мы сделает так, чтоб я всегда был поблизости от тебя» пообещал он, и это будет удовольствием для него. «В таком случае голоса никогда не побеспокоят тебя» А когда ты будешь мертв? Мысль заставила его оцепенеть. Тогда не было кому присмотреть за ней. Некому защитить ее.

Чувствуя его злобу, она свела брови.

«Что не так?»

«Ничего» Он не будет сейчас думать о приходе смерти. Эшлин была в его объятиях, и он будет наслаждаться нею, смакуя тот малый промежуток времени, что они могут быть вместе. «Хватит болтовни о женщинах и проклятьях»

«Ладно, теперь ты исчерпал почти все общие темы» Ее взгляд опустился, сосредотачиваясь на его губах. Она вздрогнула. «Я объездила весь мир ради Института, но никогда не мечтала встретить кого-то подобного тебе»

«Сильного»

Она хихикнула.

«Да»

«Красивого?»

«Конечно»

«С острым умом и ловкого с мечом?»

«Абсолютно» Еще хохот «Но я имела в виду мужчину…друга…парня. Ах, я и не знаю, как тебя назвать!»

Он наслаждался ее восхищением – и серьезностью ее слов.

«Просто называй меня своим. Это все, кем я хочу быть»

Девушка совсем обмякла.

«Расскажи мне что-нибудь о себе» Она увернулась от удерживающих ее лицо рук и опять приютилась у его тела. Не убрала своих рук с запястий, но провела ними по его предплечьям и обняла за шею, будто бы боялась отпустить даже на секунду. Он тоже опасался этого. Отчаянно хотел ее. И получит ее, клялся себе, после душа, смыв все следы крови и смерти. «То, что никому никогда не рассказывал»

Он мог поведать ей, что любит классическую музыку, в то время как его товарищи предпочитают хард-рок, но эта информация не была сугубо личной, которой она так явно жаждала. А Мэддокс обнаружил, что ему хочется, чтоб она узнала его лучше всех в мире.

Его чувство умиротворенности – истинного мира – углубилось. И все потому, что она была здесь с ним. Потому что она оплакивала его и заботилась о нем. Потому что она не осуждала его прошлые грехи и не ругала его. Также и потому, что она хотела узнать его. Потому что только он облегчал ее страдания.

Потому, что смотря на него, она не видела Насилие. Он подозревал, что она видела мужчину. Своего мужчину. Опьяняющая мысль. Наркотическая. Потрясающая. Достаточная для того, чтоб заработать его вечную преданность.

«Пару раз за все время я желал стать смертным. Иметь жену» он сглотнул, сознаваясь, «Детей» Он никогда не рассказывал этого своим друзьям, которые бы посмеялись. Ему самому стоило бы смеяться над подобной глупостью.

Насилие? Вблизи детей?

Эшлин не насмехалась, не бранила его.

«Это прелестная мечта» с тоской в голосе сказала она. «Из тебя выйдет чудесный отец. Неистовый и оберегающий»

Усмиренный таким заявлением, хотя никогда не получит шанса доказать ее слова, он прочертил пальцами кружки вокруг ее позвонков.

«Теперь расскажи мне один из своих секретов»

Трепеща, она погладила пальцем твердую вершинку его соска. Его плоть восстала в ответ; кровь вспыхнула. Больше не разогреваясь, а уже превращаясь в адское пламя. Все же он не поцеловал ее, не перекатился поверх. Как больно бы не было его телу, сейчас время для беседы.

«Я не умела читать до прошлого года» со стыдом созналась девушка. «До этого мне приходить давать устные отчеты, а не печатать их, и все знали почему. Я просто не могла сосредоточиться достаточно долго, чтоб подобрать слова. Голоса всегда были при мне, отвлекая. Когда я была ребенком, мой босс читал мне сказки, такие волшебные, что я почти могла заблокировать шепот в голове. Тогда-то я и решила научиться сама. Но у меня это заняло довольно много времени»

Ему было плевать, умела она читать или нет. Но ее это заботило, а он стремился успокоить ее.

«То, что ты все-таки научилась, заслуживает похвалы»

Она отблагодарила его сияющей улыбкой.

«Спасибо»

«Я не учился читать сотни лет с начала моей одержимости, да и сделал это только потому, что не хотел, чтоб другие умели нечто, чего не умею я. Видишь? Ты опережаешь меня»

Она хихикнула, расслабляясь и дальше.

«Едва научившись, я зашла в сеть и назаказывала все любовные романы, что смогла найти. Это сказки для взрослых. Их доставляли прямо мне на порог, и я поглощала их так быстро, как только могла»

«Парис купит тебе их в городе. Целый магазин»

«Это будет чудесно. Спасибо» снова сказала она, одаривая его еще одной улыбкой.

Его грудь наполнилась томлением, когда он поцеловал ее темя.

«Я видел парочку любовных романов» Парис оставил их валяться в крепости, а Мэддокс – может быть, возможно, вероятно, никогда не признает этого вслух – подобрал их. «Прочти я их…» кхе-кхе «я наверняка, счел бы их…» сексуальными, забавными, милыми «…интересными».

Ее благодарная улыбка превратилась в истинно порочную.

«Может…может быть мы можем почитать один вместе или что-то в этом роде»

«Я бы хотел этого»

Будучи таким изголодавшимся по ней, Мэддокс обнаружил, что весьма приятно провести время просто болтая. Она поведала ему, как провела часть своего детства в лаборатории, подвергаясь исследованиям – иногда болезненным, а это означало, что у него теперь был для убийства список из ученых- и то, как провела большую часть своего времени наедине, только чтоб избежать шума. Она никогда не была частью семьи. Только один мужчина относился к ней не как к животному, и Мэддокс почувствовал себя в долгу перед ним.

Но Мэддокс исполнился потребностью прогнать эти воспоминания и заменить их более хорошими, более счастливыми. Более того, он был исполнен желания отомстить за нее.

«Ты заслужила лучшего» проговорил он, Насилие наконец-то расправило свои ручки и зевнуло.

«Я не жалуюсь на свое воспитание» сказала она. «По большей части. Я всегда слышала что-то, так что приветствовала одиночество»

Но она пропустила детские игры и не была балована, любима. Он слышал это в ее голосе, потребность, которую она не могла спрятать. Ты уже так хорошо ее знаешь? Да, полагал он. Так и есть. Часть его, глубоко упрятанная часть, что он и не знал о ней, пока девушка не вошла в его жизнь, знала ее с самого начала.

Она была его. Его женщина. Его…все.

Он погладил ее руку и нащупал маленький, твердый, неестественный бугорок. Он нахмурился и глянул на нее.

«Это что?»

«Контрацептив» произнесла она, заливаясь густым румянцем. «Стандартная процедура агентства. Как-то женщину изнасиловал прямо на работе бешенный гоблин. Она забеременела, а ребенок не был…нормальным. Теперь Институт учит нас самозащите и дает сотрудникам женского пола право выбора имплантата»

Насилие изогнуло спинку и раскрыло глаза, и дальше просыпаясь. Мысль о принуждении этого нежного прекрасного создания была противна обоим – и мужчине, и духу. Она была девственна, но это не означало, что она была оставлена в совершенном одиночестве.

«Тебя когда-нибудь обижали?»

«Нет» заверила она. «Но я знаю, что если голоса когда-нибудь возьмут верх, я не смогу защититься»

Насилие не расслаблялось.

«Расскажи мне о своем детстве» попросила она. Кончик ее пальца снова оцарапал его сосок. Она потерла его, устыдилась и прекратила.

Его кожа пылала от этого ощущения. Также и ее; он это знал. С самого начала, он всегда знал, когда она возбуждалась. И прямо сейчас женщина было определенно на взводе.

«Не было у меня детства. Я был сразу создан мужчиной, уже солдатом»

«Прости» мягко произнесла она. «Я забыла»

Я так сильно ее хочу. В прошлый раз он остановил себя, чтоб не овладеть ею до конца из-за ее девственности. Он был тем же, что и вчера – он никогда не брал девственницу и не был уверен в том, как получше это сделать – но ничто из этого не имело значения сейчас. Он едва не утратил ее. Ее чуть не отобрали у него.

Он не будет дожидаться другого случая.

Он будет так нежен с нею, насколько это в его силах. А если дух надумает вмешаться, что ж он позволит Эшлин сковать себя.

«Я хочу любить тебя, Эшлин»

Дыхание застряло в ее горле, когда она положила пальцы на мускулы его живота. Задержалась на его шрамах, затем пупке, обводя его. Двинулась немного дальше. Опять остановилась.

«Хочешь?»

Желаю ее, нуждаюсь в ней, желаю, нуждаюсь. Вскоре…сейчас… Мэддокс подумал, что возможно она хочет притронуться ниже, подержать его восставшую плоть, но не смог совладать с собой. Да, да. Он бы улыбнулся, но они с демоном были слишком по-превобытному изголодавшимися.

Чем больше она трогала его, тем сильней он – они – жаждали ее. Ее сладкий аромат наполнял его обоняние, разжигая огонь в его крови еще жарче. Эта сладость проникала в его кости, вызывая все разновидности нужды.

«О, да»

«Я тоже тебя хочу» дрожащим шепотом призналась девушка. «Но…»

Хватить ожидания. Должен взять, должен взять, должен взять. Дикость взыграла в нем. «Наша», заявил дух.

«Моя», подправил Мэддокс.

«Я хочу быть внутри тебя. Хватит ждать»

Она замерла, выдыхая с хрипом.

«Ты должна понять, что я не отпущу тебя. Ты остаешься здесь со мною, и я защищу тебя. Вместе мы найдем способ, как навсегда остановить голоса»

«М-Мэддокс» То, что девушка намеревалась еще сказать, было утрачено, когда она сжала губки.

Да. Должен удержать.

«Я не обижу тебя» пообещал он, скорее себе и духу, чем ей.

«Я знаю, что ты не обидишь меня. Но у меня есть жизнь и работа»

Удержать!

«Я собираюсь остаться, пока буду чувствовать, что это мне нравится, но мне надо, чтоб ты пообещал, что не будешь запирать меня снова. Когда твои друзья придут за тобой чтоб» она сглотнула «убить тебя, я хочу быть рядом. Клянусь, я не буду нападать на них, хотя очень хочется, но мне надо держать тебя за руку. Я не могу выносить мысль, что ты умираешь в одиночестве»

В этот миг Мэддокс окончательно, абсолютно, бесповоротно влюбился в нее.

Моя, моя, моя. Она была важней дыхания, необходимей пищи или воды или прибежища. Через тысячи жизней войны и насилия и ярости она подарила ему доброту. Безмятежность. Сочувствие. Доверие. Горе тому – даже Повелителям Преисподней, даже богам – кто попытается обидеть ее. Он думал об этом раньше, но теперь это стало кровной клятвой. Любой, попробовавший причинить ей вред, с этого момента умрет у Мэддоксовых ног.

Люциен и Рейес не забрали ее прошлой ночью, как сообщили ему, и это спасло их жалкие шкуры. Едва ли. Они все равно заплатят. О, они заплатят. Насилию требовалось некое воздаяние прежде, чем позабыть об этом.

«Я не хочу, чтоб ты лицезрела это. Я не буду один, милая. Боль и Смерть пребудут со мною»

«Ага, но они не прижмутся к тебе»

Он продолжал улыбаться.

«Ты моя, женщина, а я твой мужчина. До тебя моя жизнь пустошью. Я существовал, но не жил по-настоящему. Теперь я живу, даже в своей смерти» Слова были настолько близки к брачным клятвам, насколько ему это удалось. Она всегда будет его, а он всегда будет ее.

Слезы навернулись на ее янтарные глаза.

«Это самое прекрасное из слышанного мною»

«Все, что я прошу тебя сделать, это подумать над тем, чего ты просишь у меня» Если б ему довелось наблюдать ее смерть снова и снова… Тошнота шевельнулась в его животе. «Кровь, ужас происходящего…»

«Я знаю, о чем прошу» решительно проговорила она. «И все равно желаю оставаться с тобой»

Еще раз нужда затмила все.

«Ты примешь душ. Парис утверждает, что смертные женщины обожают душ, что это помогает им расслабиться и смягчиться» Он сел, увлекая ее за собою.

Наконец-то, наконец-то.

Нет, еще нет. Вскоре. Он сделает первый раз Эшлин особенным, даже если это убьет его.

Она накрутила концы волос на палец.

«Ты опять присоединишься ко мне?»

Мэддокс заставил себя отрицательно качнуть головою, а дух сердито взревел. Почему не сейчас?

«Если я буду с тобой в душе, я возьму тебя. Окончательно и бесповоротно»

Ее взгляд пробежался по нему, горячий, такой горячий, что он почувствовал его силу, вибрирующую сквозь себя.

«Как я уже говорила, я знаю, о чем прошу» прошептала она.

Боги, он хотел поцеловать ее. Но поцелуй он ее, и он не прекратит этого, пока не окажется в ней, проникая, погружаясь, скользя.

«Прежде я должен кое-что сделать»

«После…» Она не закончила предложение, да в этом и не было потребности.

«После» пообещал он. О, да. После.

Дух медленно улыбнулся. Второй раз за два дня мужчина и демон пребывали в полнейшем согласии.

Глава восемнадцатая.

Эшлин торопилась принять душ, гадая, что же такое надо сделать Мэддоксу. Вода была теплой, смягчающей, и смывала все ночные испытания. Не тяжкие воспоминания о том, как она обнимала окровавленное тело своего возлюбленного, а физические последствия. Усталость, чувство безнадежности, ярость из-за содеянного с мужчиной, в которого она влюблялась.

Мужчиной, который мог полюбить ее в ответ.

Возможно, чувства поспешно нахлынули на них, но это казалось правильным. Ей ужасно хотелось быть с Мэддоксом. Так сильно хотелось обнимать и прикасаться к нему, дарить и получать наслаждение. Окунуться в новые ощущения яркого света. Он более не считал ее Наживкой и хотел, чтоб она была с ним. Сейчас и всегда. Ее губы растянулись в медлительной счастливой улыбке.

Как же мне побороть его проклятье смерти?

Мысль блуждала в ее мозгу, затмевая все на своем пути. Улыбка сникла. Определенно было нечто, что бы она могла совершить для его спасения от вечности смерти, с воскрешением лишь для того, чтоб снова умереть. Никто не заслуживает подобных мучений.

Эшлин прижалась лбом к влажному белому кафелю. Определенно где-то в мире, в каком-то временном отрезке, смертные разговаривали о богах и том, как сломать их глупые нечестные проклятия. Она возможно и слышала об этом за все года, но если и так, то это смешалось среди всех голосов.

Теперь хотя бы она знала к чему прислушиваться.

Мэддокс не захочет, чтоб она покинула крепость для этого, она была уверенна, так что ей придется пойти, не сказав ему. Помимо того она не слышала голосов, когда он рядом.

«До тебя моя жизнь была пустошью», сказал он. «Я существовал, но не жил по-настоящему. Теперь я живу, даже в своей смерти» Неистовый защитник, каким, несомненно, он был, Мэддокс рассматривал свои собственные страдание как малую плату за ее безопасность. Девушка уже знала это точно.

Она уйдет ночью, пока он будет не в состоянии остановить ее, а затем прокрадется обратно поутру.

Не стоит думать об этом сейчас. Позже будет уйма времени для шпионских игр. А сейчас она собиралась заняться любовными играми с мужчиной. С Мэддоксом. Его большие, сильные руки будут ласкать все ее тело. Его уста будут вкушать ее. Его плоть глубоко вонзится в нее.

Она вздрогнула. Сначала отчаянно стремилась сбежать, теперь отчаянно хочу остаться. Как-нибудь она свяжется с МакИнтошем и даст ему знать, что она в порядке. Но не сейчас. После. После того, как она познает самые интимные из действий и изведает каково это слиться с кем-то воедино.

Эгоистично с ее стороны, да. Но она не могла бы остановиться.

Несомненно, Мэддокс намерен завершить начатое на этот раз. Крепкое пожатие его мышц, пока он обнимал ее в постели, обещало многое. И раскаленный добела взор, которым он окинул ее прежде чем выйти из комнаты, только укрепил ее в этом мнении.

Хватить переживать, что он бросит ее после, потому что множество мужчин поступали так со множеством женщин в течение столетий. Мэддокс был неистов и страстен и отличался от них. Ему не надо было врать или давать фальшивые обещания, чтобполучить желаемое. Ему надо было просто взять.

Все же он выбрал не делать этого. Он хотел, чтоб она отдалась по своей воле.

Теплая вода вскоре похолодела. Эшлин закрутила краны, останавливая непрерывные струи. Кап, кап, кап. Время почти пришло, подумалось ей, а меж ног мгновенно выступила влага. Соски затвердели маленькими камешками.

Капли стекали по коже, охлаждая ее. Она представила, как Мэддокс слизывает их, снова вздрогнула и едва не застонала. Взяла полотенце и вытерлась, прежде чем обернуться пушистой белой тканью, укрываясь от груди до колен. Жаждя любви, она вышла из ванной в облаке пара.

Мэддокса не было в спальне.

Она насупилась…пока кончики ее пальцев не коснулись чего-то мягкого и она глянула вниз. Фиолетовые шелковые шарфы изображали воздушный след, ведущий из спальни в соседнюю комнату. Дойдя до входа, она запнулась от восхитительной неожиданности.

Она бывала в этой комнате раньше, когда пробиралась на террасу и через окно, но так комната не выглядела. Тогда пыль покрывала все. Даже покрывала. Теперь эта комната была предназначена для удовольствий. Подсвечники мерцали на стенах, золотой свет лился на ложе из черного шелка. Мэддокс убрался здесь. Для нее. Сердце распирало грудную клетку, неистово колотясь.

Где же он?

Дверь на террасу была открыта, впуская свежее холодное дыхание зимы. Она приблизилась, разогретая кровь делала ее безразличной к морозной температуре. Мэддокс держался за поручни, спиною к ней, его темные волосы – влажные, отметила девушка – были в беспорядке. Плечи мужчины были широкие, загорелые и обнаженные.

Она никогда не видела его голую спину прежде.

На ней была огромная татуировка в виде бабочки, что тянулась от одного плеча до самого пояса его штанов. Она была красная, почти светящаяся неоном, и выглядела сердито. Злобно. Будто бы могла спрыгнуть с его спины и разорвать ее в клочья. Странно, подумала девушка. Бабочки были такими нежными созданиями, она и не представляла, что одна из них может казаться такой угрожающей. Или что у такого мужественного мужчины, как Мэддокс, будет такая замысловатая татуировка.

«Мэддокс» едва слышным шепотом позвала Эшлин.

Он обернулся так стремительно, как если б она закричала. Его губы были сердито поджаты. В этот миг он не был тем возлюбленным, что отправил ее в душ и готовился к часам любви. Он был воином, который пытался покинуть ее одну в лесу.

«Все в порядке?»

«К той террасе привязано покрывало» Он указал направо, но не отвел хмурого взгляда от ее лица. «Ты знаешь что-нибудь об этом?»

Помимо той ночи в лесу этот мужчина редко одаривал ее сердитым взором. Тот обычно предназначалось кому-то другому. То, что эти фиалковые глаза – в этот миг обрамленные красным, светящимся оттенком его татуировки – тыкались в нее подобно обвинительному пальцу было немного непривычным.

А хорошие новости? Он мог быть рассержен, но та страшноватая костяная маска не проступала сквозь его черты. Ободренная этим Эшлин вздернула подбородок и шагнула к нему.

«Да. Я знаю нечто про это покрывало»

«Не будь это ты» напряженно произнес он «Я бы подумал, что ты привязала его к поручням, чтоб Ловцы могли пробраться внутрь крепости»

«Но ты же не думаешь этого про меня?» Если б у вопроса были зубы, то он укусил бы его. Сильно.

«Нет» ответил он и она расслабилась. Немного. «Так скажи» продолжил он «Для чего ты использовала это?»

Время для признаний.

«Я рассказала тебе, что Торин спрятал меня, правда? Ну, так он запер меня, чтоб остальные ваши дружбаны не смогли найти меня, чего я до сих пор не понимаю, так что и не спрашивай. Я слышала твои крики и сделала необходимое, чтоб добраться до тебя»

Он грозно шагнул к ей, потом остановился, словно побоялся приблизиться к ней.

«Ты же могла разбиться насмерть» тихо проговорил он.

«Но не разбилась»

«Ты болталась в воздухе, Эшлин»

Не отступай. Не в этот критический момент. Они только что выяснили, что нравятся друг другу и что оба желают перевести их отношения на следующий уровень. Что бы ни произошло здесь, это положит начало будущим спорам. А они непременно будут. Он был слишком упрям, а она слишком решительна.

«Да» согласилась она. «Болталась»

«Больше никогда – никогда! – не делай так» Он преодолел остаток расстояния меж ними и склонился, вторгаясь в ее личное пространство. «Понятно?»

Ее сердце неистово трепыхалось и подскакивало.

«Скажи своим друзьям, чтоб не сажали меня под замок, и тогда я в этом поклянусь»

Его глаза расширились от недоверия. Ожидал ли он, что она слезно будет вымаливать прощение?

«Я убью их» удивляя девушку, взревел он. «Ты могла тут погибнуть»

Пока он обходил ее, она заметила смерть в его глазах. О нет, нет, нет. Он не покинет ее. Не будет драться с друзьями. Не сейчас. Эшлин потянулась без колебаний, без опаски, и схватила его за широкий, плотный бицепс. Рыча, он обернулся лицом к девушке.

«Этот день не будет испорчен новой болью» сказала она ему.

«Эшлин»

«Мэддокс»

Он мог бы оттолкнуть ее. Мог отказать ей, проклясть. Ударить. Вместо этого, он перенаправил свои эмоции.

«Ты могла погибнуть» С низким звериным рыком он впился в ее уста. Его язык проник в ее ротик, минуя зубы, глубоко погружаясь.

Наконец-то. Благодаренье небесам, наконец-то. Она вкусила смесь ярости и страсти и жара, и это был самый грешный привкус из когда-либо ею испробованных. Опьяняющий. Ее кровь мгновенно вспыхнула.

«Не хотел…причинить…тебе боль» прорычал он между поцелуями.

«Не можешь»

«Больно…»

«Не будет»

Его голова склонилась на бок, когда он углубил поцелуй, завладевая ее ртом, утоляя глубоко гнездящийся в ней голод. Ей это нравилось. Мэддокс был страстью, абсолютно отбирающей дыхание страстью, он неистово давал и брал. Как она и хотела; как нуждалась.

«Я дам тебе то, чего ты жаждешь, и богами клянусь, что не причиню тебе боли» проговорил мужчина.

«Я хочу все, что ты можешь дать. Все»

Он сжал ее ягодицы и потянул девушку на себя, лишая ее легкие воздуха. Бездыханная, она обвила ногами его талию. Он прижал ее к стене. Холодный камень впился в голую спину, но ее это мало заботило.

Дикость никогда не была частью ее жизни. Дом, работа, дом, работа. Это все, из чего действительно состояла жизнь. Она поведала Мэддоксу, что была рада своему одиночеству, но правдой было и то, что временами она жаждала прикосновения. Любого прикосновения.

А это было больше, чем она когда-либо мечтала.

Его плоть вжалась меж ее разведенных бедер, не проникая, еще нет, но твердая и горячая даже сквозь штаны, сквозь полотенце, касаясь ее как раз там, где ей больше всего хотелось. Стон вырвался у девушки. Она вцепилась в любовника, ногтями погружаясь в грудную клетку. Его соски были так тверды, что царапали ее кожу.

«Так приятно» произнес он, накрывая ладонью одну из ее грудей. Его касание не было нежным, скорее грубым, предлагая идеальный баланс меж наслаждением и болью. Он вздрогнул, словно беря себя в руки.

«Да» Да. Ее живот трепетал, посылая импульсы благословенного, растапливающего тепла по всему телу. Снова и снова она выгибалась вперед, назад, вперед, потираясь о его естество. Она еще никогда так не увлажнялась. Не испытывала такого стремления, такой нужды. Никогда не стремилась утонуть, умереть, жить, взмывать – и все это одновременно – но желала этого сейчас.

«Хочешь этого… так, как в прочитанных книжках?» Он куснул ее подбородок, спускаясь вниз по шее.

«Уже сказала. Хочу тебя. Только тебя» Укусы жалили, но он оглаживал языком после каждого, пока это не стало так чувственно, еще сильнее разжигая ее страсть. Он приспустил полотенце и ущипнул ее соски, его пальцы были немного грубее чем зубы. В его груди клокотало, звук первобытного инстинкта, что отражал ее собственный.

«Полотенце. Прочь» Не дожидаясь ее ответа, мужчина сорвал его и забросил себе на плечо.

Ледяной ветер поцеловал ее кожу. Вместо того, чтоб взять ее в свои объятия, согреть, он отпрянул и оглянул девушку. Просто осматривал, сверху донизу, медля, нежа и смакуя. Почему-то его взор был жарче касаний, прогоняя холод.

Когда он так на нее таращился, она чувствовала себя богиней. Сиреной. Королевой.

«Прекрасна» констатировал он. «Так прекрасна» Его руки последовали тем же путем, что и глаза. Он притрагивался ко всему ее телу, не оставляя неисследованных местечек.

«Твоя»

«Моя» Он лизнул и укусил ее ключицу, оставляя след. «Ты самая прекрасная из виденного мною» Он снова положил ладони ей на грудь. «Совершенные розовые соски созданые для моих губ»

«Испробуй их»

Он покрыл один сосок, его порочный язык порхал вперед-назад, затем он уделил внимание другому. Затем заставил ее попятиться на центр комнаты и упал на колени.

Ее глаза закрылись, выражая полнейшую капитуляцию. Восхитительные вещи происходили, когда этот мужчина опускался на колени. Грешные вещи. Его рука обвилась вокруг ее талии, притягивая ближе. Он ласкал ее бедра свободной рукой.

Притронься там…прямо там… Ох! Каждый раз его пальцы задевали ее клитор, но отступали вместо того, чтоб полностью завладеть ним. Она едва не упала от разочарования. Он поддержал, его зубы слегка задевали ее плоть.

«Мне нужно больше» призналась она.

«Вскоре»

«Мэддокс» отчаянно выдохнула она. Если б он только погрузил в нее палец, она бы кончила. Однако более, чем освобождения, ей хотелось исследовать его. «Притронуся к тебе, тоже» Она тяжело дышала, едва выговаривая слова.

Девушка не успела моргнуть, а он был на ногах, всматриваясь в нее своими огненными глазами – мозаикой из красного, черного и пурпурного. Без единого слова он подхватил ее и бросил на ложе. Прохладный шелк скользил вдоль ее пылающей кожи. А потом он был над нею, вжимая в простыни и матрасы. Его тело было на удивление ароматным и гораздо более чувственным, чем она могла ожидать.

Золотистый свет омывал его, создавая нимб. Так он и вправду казался ангелом. Ее ангелом. Ее спасителем и ее возлюбленным.

«Снимай свои штаны» приказала она. Его обнаженная грудь очаровательно ее обжигала, и она с трудом могла дождаться, чтоб ощутить его голые ноги…его твердую, набухшую плоть, без преград.

Мужчина не подчинился. Дрожа, она потянулась к поясу, чтоб стащить его брюки.

Он покачал головой, успокаивая.

«Едва они спадут, я окажусь в тебе» его низкий голос приводил ее в замешательство.

«Хорошо. Я хочу, чтоб ты был внутри меня»

«Я еще не испробовал всю тебя на вкус» Он слегка отодвинулся и провел пальцем вдоль изгиба ее животика.

О, Господи.

«Да, вкуси. Я хочу…я нуждаюсь…» Всего и побольше. Если он не даст ей снять его штаны, она справиться и так. Ее ручки пробрались под низ, сжимая его.

Он шумно выдохнул, глаза коротко закрылись.

«Эшлин»

Он был так велик, что ей не удалось сомкнуть пальцы. Толстенький, полный, восхитительный. Пока она водила рукой вверх и вниз, вверх и вниз, точно также, как видела это делал он в душе – ох, так хорошо, никогда не останавливайся – он наконец-то, наконец-то – погрузил палец в нее. Девушка задохнулась от пьянящего ощущения.

Он замер.

«Нравится?»

«Нравится!» простонала она.

Возвращаясь к действию, его палец погружался и отступал. Поначалу медлительно…быстрее…быстрее…она выгнулась дугою, наслаждаясь растяжением, стремясь напрячь мышцы и удержать его в глубине.

«Больше?»

«Больше?» выдохнула она.

Второй палец вошел внутрь, дальше растягивая ее. Колени Эшлин сжали его локоть, сдаваясь на милость прихотей Мэддокса. Ее взор нашел его. Пот капельками выступал не его лице, а губы сковало напряжение.

«Горячая» проговорил он. «Влажная»

«Большой» парировала она, сжимая пальцы. «Твердый»

«Весь твой»

«Мой» согласилась она. Я хочу его навсегда. Сейчас и на веки вечные. «Больше»

Он погрузил в нее третий палец, и пламя легонько лизнуло ее. Она обожала это, упивалась чудом быть заполненной ним.

«Моя» заявил он. Его член вздымался в ее руке. «Готова, красавица?»

«Да. О, да. Так готова» Более чем готова. Еще никогда ничего ей так неистово не хотелось. Это было нечто, за что она радостно отдала бы свою жизнь. «Да. Пожалуйста»

Она мяла его спину, скреблась, пока он стаскивал свои штаны. Никакого белья. Он был наконец-то, полностью благословенно обнажен.

«Взгляни на меня»

Она послушалась – их взгляды переплелись, равно как и их тела.

Твердый кончик его пениса вжался меж ее ног, но не вошел полностью. Она подняла бедра, побуждая его продолжать. Он не двинулся глубже. Невзирая на свои собственные заявления о том, что окажется внутри нее, едва сняв штаны, он сопротивлялся.

«Мне нужна минутка…чтоб совладать…с духом» выдавил он «Не хочу покидать. Не хочу уходить. Но его побуждения…»

«Ммм, побуждения. Да»

«Нет. Темные. Насильнические. Злые»

«Я не боюсь» Нет, она была возбуждена, стремилась принять его и демона. Он был частью его, потому она и его любила тоже.

«А должна бояться» Пот с его висков капал на ее щеку, даже морозный воздух был не в состоянии охладить его. «Я тысячелетия не делал этого так. Не смотрел на женщину пока…»

Он не завершил фразу, но она смогла угадать то, что он не договорил. Он не смотрел на женщину, пока занимался с ней любовью. Эшлин снова подняла на него глаза, вся ее любовь к нему ярко светилась в них. Она и не пыталась спрятать ее, не могла.

«Я не хочу больше ждать»

«Должна»

Она подняла колени, стараясь подтолкнуть его дальше, но он упер ладонь в изголовье, отказываясь шевельнуться. Гррр! Эшлин не хотела, чтоб он опасался поранить ее.

«Погружайся. Кусай»

«Нет. Не с тобой»

«Войди в меня. Кусай меня. Я не сломаюсь»

«Я не причиню тебе боль» Он тряхнул головой, избегая смотреть на нее. «Не обижу тебя. Я обещал»

«Заставь его утратить контроль. Докажи ему, что он не может причинить тебе вреда, что бы не сделал».

«Да», подумала девушка, беря в ладони его лицо и заставляя посмотреть на себя. Если он отступится на этот раз, если будет бояться того, что жаждет делать с нею, то совсем прекратит трогать ее. Он покинет ее.

«Дай мне все, что у тебя есть. Просто сделай это сейчас» простонала она, снова пытаясь скользить по твердой длине его плоти. «Я такая мокрая, мне уже больно»

Его неглубокие вздохи наполнили ее слух.

«Еще только пару минуток. Я просто собираюсь обнимать тебя, затем мне придется уйти»

Нет, так не пойдет.

Она провела пальцами вниз по его спине, наслаждаясь ощущением бархатистости его кожи поверх наэлектиризованой стали. Его бабочка-тату выглядела так живо – девушка ожидала, что та взмоет в воздух, но этого не произошло. Она было гладкой и теплой, как и весь мужчина.

«Если ты не возьмешь меня…» Она старалась выглядеть невинно, пока массировала его ягодицы. Мышцы сокращались при соприкосновении. «Тогда я возьму тебя»

Без дальнейших предупреждений она усилила хватку и надавила в тот же миг, подаваясь вперед.

Руки мужчины согнулись, и он вломился в нее. Крик сорвался с ее губ, болезненный и благодарный одновременно.

Мэддоксов контроль пошатнулся.

Он зарычал, протяжно-протяжно, отпрянув и погрузившись снова и снова. Она задохнулась, чувствуя его так глубоко, что уже никогда не сможет быть просто Эшлин. Теперь она стала женщиной Мэддокса.

Он впился зубами в основание ее шеи, и она затрепетала. Он скользил назад и опять вторгался. Все ложе тряслось, металлические ножки скребли пол. Он схватил ее колено, расположив его на сгибе руки, шире разводя ее ноги и обеспечивая более глубокое погружение.

«Прости» напевал он. «Прости»

«Не стоит! Да, да!» выкрикивала она.

Его ритм возрос и толчки усилились.

«Эшлин» выдыхал он. «Эшлин»

Она была в огне, выгорая изнутри. Ее пульс бился в унисон с его погружениями. Ее голова моталась из стороны в сторону, пока в ней не остались мысли только о наслаждении.

Ущипнул ее соски, что завело ее сильней.

Царапал зубами по ее горлу, что делало ей более влажной.

Крепко стискивал ее бедра, что усиливало ее нужду.

«Прости» опять просил он. «Мне так жаль. Хотел бы быть понежнее»

«Мне нравится эта грубость. Хочу сильнее» Очередь для нежности будет после, после того, как ее нужда в нем будет утолена. После того, как он поймет, что она может – и вполне счастливо – вынести все, что он может дать. «Близко. Так близко» Почти. Надо только…

Он запустил руку в ее волосы и притянул лицо к себе, проникая языком в ее ротик. Его грешный вкус наполнил ее, как наркотик, как доза героина. В этот же миг, девушка взорвалась. Разлетелась осколками. Пламя экстаза поглотило ее.

Все тело содрогалось и рыдало от счастья. Вопль вырвался из нее подобно лучу белого света и тени промелькнули в ее мозгу. Она умирала медлительно, умирала поспешно. Просто…умирала. Возносилась к небесам.

«Эшлин» выкрикнул Мэдокс, также извергаясь. Горячее семя полилось в нее, пульсируя глубоко…так глубоко…Его мускулы напряглись. «Моя» Он опять укусил ее за шею, словно не мог совладать с собою.

На этот раз пролилась кровь.

Это должно быть больно, было больно – так хорошо, так хорошо – но от этого она опять кончила. Трепетала и извивалась под ним, крича от пьянящего блаженства. Никогда не могла подумать, что боль и наслаждение могут так мощно перемешиваться. Никогда бы не подумала что одна может вызывать другое. Но так и было. И она была этому рада.

Он упал на нее задыхаясь.

«Жаль. Так жаль. Я не хотел…»

«Никаких сожалений. Я рада» Удовлетворение билось в ней, когда она принимала его тяжесть. Удовлетворение и истинное счастье. «Я хотела этого именно так»

Он перекатился на спину, увлекая девушку за собой. Она безвольно приникла к его груди. Он обвил ее тело руками, обнимая, поглаживая ладонями по спине.

«Тебе бы больше понравилось нежно. Особенно в твой первый раз»

Она медленно улыбнулась «Сомневаюсь, но хочу позволить тебе попытаться и убедить меня»

Восхищение промелькнуло в его взгляде, а уже через секунду он широко развел ее ноги.

«С удовольствием».

Глава девятнадцатая.

Никогда в своей жизни Мэддокс не чувствовал такого пресыщения. Ни разу за все тысячелетия.

Трижды он овладевал Эшлин, а теперь она спала подле него, уткнувшись ему в бок, щекоча дыханием ребра. После жесткой и быстрой любви, он взял ее медленно и нежно, потом она заявила, что ей нужно припомнить как это было в первый раз, чтоб решить-таки, что ей нравится больше.

Он был поражен, восхищен и удивлен ее словами, поскольку показал ей худшую, чудовищную, самим презираемую часть себя, а она не завопила. Не заплакала. Нет, она попросила еще.

Мужчина заулыбался вспоминая. Настоящей, необузданной улыбкой, восхищенно подумал он. Когда дух потребовал у Мэддкоса пометить ее, он не смог не подчиниться. Потому укусил ее и пустил кровь. Все благородство в нем вопило, протестуя, стыдясь. Но ей это понравилось; она действительно не возражала, даже укусила его в ответ. А сейчас он ощущал свободу. Ему не надо было более опасаться своих реакций.

Она была тем, в чем он всегда нуждался, даже не ведая об этом; всем, без чего он не сможет прожить. Она…пленила его. Она околдовала демона. Он поведал ей о своих намерениях удержать ее, и действительно имел это в виду. Она принадлежала ему, сейчас и навечно.

Он медлительно провел кончиком пальца по ее спине. Девушка забормотала во сне и уткнулась в него сильнее. Прижалась грудью, пронзая его жаром. Каким же она была сокровищем. Мэддокс отправлялся в лес на поиски монстров, а вместо этого отыскал спасение.

С Эшлин Насилие не было истинным насилием. Напротив демон превратился в нечто прекрасное. Темное, да. Весьма темное. Но такое чувственное. Не злое, но нуждающееся. Не разрушительное, но властное. Два дня назад он и не подумал бы, что такое возможно.

Эшлин. Укротительница демона. Он хихикнул тихонько, чтоб не разбудить девушку. После их упражнений ей необходимо восстановить силы. У него были некоторые соображения, как привести ее в восторг позднее…

Под ними хлопнула дверь. Мужчина чертыхнулся. Мгновенно узнал хриплый баритон. Рейес вернулся.

Мэддоксово настроение моментально переключилось с удовлетворения на ярость. У них были незаконченные дела – у него с Рейесом. Требовалось высказать предупреждение. Неким образом показать воину, что любая попытка навредить Эшлин будет иметь последствия.

Мэддокс скатился с кровати и повременил, убеждаясь, что не потревожил свою женщину. Ее глаза оставались закрыты, ресницы отбрасывали тени на розовые щечки.

Он тихонько оделся. Футболка, штаны, ботинки. Кинжалы.

Она наша. Никто не обидит ее. Дух тоже желал мщения, растекаясь под его кожей, в его крови, распространяя пламя, жгучее…плавящее…но Мэддокс не терял контроля.

«Я сердит, но все же управляю собственными действиями», подумалось сбитому с толку Мэддоксу. «Я решил. Странно».

Чудно и забавно. И своим новоприобретенным контролем он был обязан Эшлин.

Еще раз взглянув на спящую девушку, он вышел из комнаты. Настроение духа мрачнело с каждым шагом прочь от нее, но он по-прежнему не мог отвоевать права приказывать.

Мэддокс нашел Рейеса в фойе, но воин был не один. Там также находились остальные Повелители, все израненные, истекающие кровью и покрытые черной сажей. Также были мужчины, которых он не узнавал.

«Нет, точно нет», моргая, подумал он.

«Сабин?»

На него не обратили внимания. Сабин – боги всемогущие – был слишком занят, снимая сорочку и изучая глубокую рану на боку. Люциен обвился руками вокруг…Страйдера. Камео сидела на полу, подтянув колени к груди. Ее темные волосы были подпалены на концах, а левая часть лица обожжена. Гидеон с Аманом упирались в стену, словно ноги не держали их.

Увидать воинов после стольких лет было подобно удару в живот. Что они здесь делали? Зачем пришли?

Парис зарычал, привлекая его внимание. Предплечье воина было сломано так сильно, что кость торчала сквозь кожу. Аэрон был… Мэддокс нахмурился. Аэрон был пристегнут к перилам и громко чертыхался. Кровь скапывал с его лба багряной рекой.

«Убить. Я должен убить» повторял он исполненным злобы тоном. «Мне нужна их кровь. Хммм, кровь»

Как и поклялись Титаны, Гнев брал верх. Это означало, что потребность в уничтожении тех четырех женщин сейчас пожирала его. Должен ли он быть закован с этого момента и до поры пока Повелители не найдут способа спасти их – или пока они не будут мертвы?

При этой мысли ненависть охватила Мэддокса. Ненависть к Титанам за доведение его товарища до подобного состояния. Ненависть к Олимпийцам за их первоначальное проклятие, к Ловцам за их безжалостную травлю, а больше всего к молодому себе за открытие ларца той несчастной ночью.

«Что происходит?» требовательно спросил Мэддокс. То, что он просто не напал, доказывало, как сильно его изменила Эшлин. «Вы что угодили в одну из наших ловушек на горе?»

Хотя большинство проигнорировало его, пару воинов таки глянуло на Мэддокса.

«Неа» пробормотал Сабин. «Тех мы избежали»

«Бомба» сказал Рейес, не утруждаясь поднять глаза. Он был занят сниманием своих ботинок – ботинок фактически прикипевших к его ногам. Мужчина усмехался.

«Одна из наших?» настаивал Мэддокс, не доверяя ни слову из уст Сабина.

«Едва ли. Нечем мне больше заняться, кроме как подрывать самого себя» Рейес вздохнул, наконец-то удостоив его взглядом. Изумление читалось в его взгляде. «Почему ты не ругаешь меня?»

Быстрый как молния, Мэддокс извлек кинжал и запустил ним в воина. Через миг другой направился в Люциена. Лезвия промелькнули над плечами мужчин и застряли в стене позади.

«Не сомневайтесь, что если когда-либо еще будете замышлять нечто подобное, я убью вас»

Взгляд Люциена был пуст, он выглядел спокойным, но все же Мэддокс ощущал нечто, бурлящее под безмятежной поверхностью. Его лицо было напряженным, словно он был глыбой льда, по которой били молотом слишком много раз. Был ли он готов дать трещину?

«Ты должен радоваться, что нам не удалось ее найти. Я рад. Ловцы обвели нас вокруг пальца, заманив, куда хотели, и попотчевав бомбами»

Бомбы. Значит, действительно развязана новая война. Мэддокс преодолел остаток ступеней, сжимая зубы. Обходя брыкающегося Аэрона, он получил кулаком по бедру. Все получше, чем быть пронзенным мечом, предположил он.

«Так почему Сабин здесь?» интересуясь, он не смотря тому в лицо «Это он привел Ловцов?»

«Очевидно, Ловцы уже были здесь. Сабин последовал за ними, а теперь хочет, чтоб мы помогли ему найти dimOuniak» Рейес отбросил в сторону свои испорченные ботинки. Свежие, сочащиеся волдыри покрывали его ноги.

«Жаль, что свалили тебе как снег на голову старых друзей» Зажимая свою сломанную руку, Парис врезал нею по стене, вправляя на место кость. Содрогнулся, бледнея. «Но восхитительные решения можно принять в то время, как твои мозги разбрызгиваются по танцполу ночного клуба»

Люциен распластал ладонь на стене и прислонился, кривясь.

«Пока мы пришли в себя, Ловцы исчезли. Они не оставили следов, а мы не знаем поджидают ли они в отеле Сабина. Здесь, по крайней мере, мы уверены в безопасности, поскольку Торин ведет наблюдение»

«Они знали, что делать, и очевидно готовились очень и очень долго» проговорил Рейес. «Я вот что думаю, почему же они не задержались, чтоб срубит наши головенки, пока мы были выведены из строя»

«Они замышляют нечто иное» Парис повел плечом. «Должны замышлять»

Все обернулись к Сабину.

Он пожал плечами.

«Они жаждут крови. Можно ожидать чего угодно»

Рейес кивнул.

«Нам следует вооружиться и найти их прежде, чем они не сделали чего-то еще»

Сабин вытирал лицо футболкой, говоря: «Помнится мне время, когда бы вы скорее бросили своих товарищей, чем нападали бы на Ловцов»

«Нет» ответил ему Люциен. «Мы отделились от друзей, который вознамерились уничтожить целый город и всех в нем. Мы бросили друзей, которые нападали на своих же»

Сабин отвернулся.

Мэддокс осматривал фойе, изучая воинов одного за другим.

«Где Торин?»

Мертвецкая неподвижность сковала Люциена.

«Он не вернулся с кладбища?»

Кладбище? Торин выходил из крепости? Что еще пропустил Мэддокс будучи мертвым?

«Не думаю. Я не слыхал, чтоб он входил, но я был…занят»

Хмурясь, Сабин вытащил рацию.

«Кейн. Слышишь меня?»

Ничего.

«Кейн»

Опять ничего. Немного паникуя, Сабин повторил: «Кейн. Отвечай же!»

Ничего.

Все переглянулись.

Люциен потер рукою подбородок, с еще более потрепанным видом.

«Нам надо разыскать Торина, пока это не сделал кто-то другой. Тащи бинты, Мэддокс. Встречаемся наверху. Я хочу выйти через десять минут»

Женский всхлип внезапно заполнил его слух. Мэддокс обернулся, чтоб увидеть стоящую на верху лестницы Эшлин. Ее длинные локоны, так ним любимые, растрепались по плечам, а глаза были широко распахнуты, обеспокоены. На ней была одна из его рубашек, а черные штаны мешковато прятали ноги девушки.

Через секунду он был рядом, закрывая ее собой от остальных глаз. Он не знал можно ли доверять новоприбывшим членам «семейки». Нет. Больше нет. Слишком много времени прошло, чтоб чувствовать родство.

«Я полагаю, что не стоит спрашивать, кому принадлежит сия женщина» сухо произнес Сабин.

«Что с ними стряслось?» ужасаясь, пролепетала Эшлин. Она выглядывала из-за его плеча. «Они так окровавлены. А кто эти новые?»

«Бомбежка. А они…они такие, как мы»

«Пять минут и нож» закричал Аэрон. «Вот и все, что мне надобно»

Побелев, Эшлин вцепилась в Мэддксову руку.

Рейес подступился к чертыхающемуся пленнику и заехал тому по лицу. Раз, два, три раза. Он бил, пока Аэрон не свалился наземь. Мэддоксу показалось, что он услышал Аэронов голос: «Благодарю», но не был уверен.

Пока воины прыжками поднимались по лестнице, Мэддокс удерживал Эшлин позади себя. Оставшись с ней наедине, он обернулся и провел пальцем по подбородку возлюбленной.

«Возвращайся в мою комнату. Пожалуйста» добавил он. «Я тоже буду там, как можно быстрее»

Она решительно всматривалась в него сквозь густую завесу своих ресниц.

«Я могу помочь им, как и другие женщины. Помнишь, Даника помогла, когда мне было плохо? Она хорошо справляется в критических моментах. И я тоже»

Он быстро мотнул головою.

«Я не желаю, чтоб ты и близко к ним подходила»

«Если я остаюсь здесь, у меня есть право познакомиться с твоими друзьями»

«Не все из этих людей мои друзья. С настоящими друзьями ты сможешь познакомиться и в другой день. Сейчас же тебе надо отдохнуть»

«Нет, не надо» Он уперла кулачки в бока. «Я отказываюсь валяться весь день в постели тогда, когда могу быть полезной»

«Отдых полезен»

«Нет»

«Я не знаю некоторых из этих людей, Эшлин. Больше не знаю. Если один из них попробует обидеть тебя…» даже сами слова зажгли в нем глубинную ярость.

«Я хочу помочь. Я никогда раньше не была частью семьи» Внезапно становясь более уязвимой, чем он когда-либо видел ее, она опустила взгляд на свои руки, мнущие ткань рубашки. «Все что я когда-либо делала, это стояла в сторонке и выслушивала, а мне всегда так хотелось быть частью чего-то. Позволь мне помочь твоей семье, Мэддокс»

Что-то закололо в его груди. Он ни в чем не мог отказать этой девушке. Даже в этом. Он будет пристально наблюдать за мужчинами, если понадобиться даже через ее плечо, но он не остановит ее от оказания помощи.

«Ступай в мою комнату и собери все полотенца, что сможешь унести» У него всегда был достаточный запас. «Знаешь, как найти комнату развлечений?»

Она покачала головой и получила указания. Когда он закончил, радостная улыбка осветила ее личико.

«Спасибо тебе» Она приподнялась на пальцах и легонько поцеловала его в губы.

Он не должен бы был, но мгновенно углубил поцелуй, прижимая ее к стене. Она заставляла его позабыть обо всем, кроме желания. Ее вкус наполнил его, этот уникальный наркотик, которым он никогда не насытится. Нога девушки обвилась вокруг его талии.

Страсть быстро завладела ним. Его плоть пульсировала, а руки тряслись от потребности сорвать ее одежды и по-новому исследовать изгибы ее обнаженного тела. Погрузиться внутрь ее тела так же решительно, как ее язычок погружался в его рот, жаркий и влажный, обмениваясь толчками с его языком. Она застонала. Он проглотил звук. Вкусно.

«Мэддокс!» прогремел из коридора Рейес. «Очень хотелось, чтоб это произошло еще сегодня»

Сожале,я он оторвался от Эшлин, обрубая любое соприкосновение. Так безопасней. Одно касание приведет к новому поцелую. Еще поцелуй, и он унесет ее обратно в спальню, друзья – и враги – будут позабыты.

«Это было…мило» протянула она, обмахиваясь.

Ее веки потяжелели, пока он изучал ее. Губки покраснели, припухшие и влажные, и она водила языком, словно наслаждаясь его вкусом, задержавшимся на них. Ему пришлось смотреть в сторону, но взгляд сам вернулся к ней через мгновение. Ее глаза были яркими и золотистыми и страстными. Для него.

Пульс молотился в основании ее шеи. Он понял, что тянется погладить его, но вовремя остановился. Не сейчас.

«Мэддокс» позвал Люциен.

«Я спрашивал, ты идешь?» заорал Рейес.

«Полотенца» сказал он Эшлин, затем обернулся прежде, чем начал уговаривать себя остаться.

«Этот мужчина воспламеняет меня» думала Эшлин, наблюдая, как Мэддокс шагает по коридору. Он завернул за угол, исчезнув из виду. Сердце девушки по-прежнему беспорядочно колотилось.

Мечтательно улыбаясь, она провела кончиками пальцев по своим покалывающим губам. Хорошо, что Мэддокс ушел. Еще пару секунд этого опустошительного поцелуя и она позволила – ха, умоляла бы его – взять ее прямо здесь, где любой мог увидать их.

Она услыхала мужской рев, новые выкрики проклятий, и вернулась к реальности. Сейчас не время мечтать о Мэддоксе. Девушка двинулась с места. Воздух был прохладный, немного влажный, но ободряющий. Ей нравились здешние раскрашенные стекла, поблескивающий камень, что говорили о выносливости и течении времени.

Ей бы хотелось посетить место бомбежки и прослушать произошедшие там разговоры. Тебе хочется? Дэрроу, ты услышишь! Она по большей части ненавидела свой дар. Для него не было настоящей цели и никакой достаточно значимой работы, чтоб перевесить ее постоянные мучения. Хотя ради Мэддокса она с радостью включит голоса, снова и снова. Ей не нравилось знать, что были людишки – скрывающиеся, выжидающие, что убить его.

Когда она выберется, чтоб послушать о способах снятия его проклятия-смерти, что она планировала сделать ночью, заодно выяснит, где взорвалась бомба и пойдет туда. Если ей повезет, она разузнает, где прячутся Ловцы и как спасти Мэддокса от умирания.

Возможно, это слишком хотеть убить двух зайцев одним выстрелом, но надежда – глупая штука.

Ее взгляд упал на кровавый след, и рот распахнулся от ужаса. Лишь сообразив, что раненные воины прошли здесь, девушка успокоилась.

«…куда-то направо?»

Махонький кусочек разговора зашелестел в ее мозгу, удивляя Эшлин. Новые парни? Эшлин остановилась, нога повисла в воздухе. Ее уши пульсировали, пока она прислушивалась, но больше ничего не пришло к ней. Странно. Был же голос мужчины, и не так давно.

Она сделала еще шаг. Ничего. Изменила направление, еще шаг.

«Да. Бьюсь об заклад».

Там. Новый рывок. Сглатывая, она продолжила идти в том направлении.

«Давай, сюда…где же они…надеюсь еще не вернулись…слишком многих потеряли на этих проклятых ловушках…долго пришлось убирать беспорядок…знают ли они…битва…»

И скоро обнаружила, что подошла к двери, что отделяла Данику и ее семью от свободы.

О, черт. Некто – вообще-то несколько человек – прокрались внутрь. Значит это не новые парни. Были ли они еще там? Причинили женщинам вред? Рука Эшлин тряслась, пока она тянулась к дверной ручке. Погоди. Может ей стоит сбегать и рассказать Мэддоксу.

Вторгшиеся могут быть Ловцами.

Она глотнула вставший в горле ком. Если они были теми же людьми с бомбами, то могли подкладывать новую прямо сейчас. Отступила, намереваясь предупредить Мэддокса.

Ты не можешь бросить Данику и других здесь, Дэрроу.

«С ними все будет в порядке» прошептала девушка. Согласно Мэддоксу Ловцы вредят только бессмертным. Правильно? Правильно. Она отступила еще на шаг. Рассказать Мэддоксу было самым разумным. Он мог остановить их – она нет.

Но с еще одним шагом разговор вломился в ее голову.

«Где она?»

«Хотел бы я знать»

«Ты полагаешь, они…убили ее?»

«Это возможно. Черт, возможно самое худшее. Они демоны» Пауза. «Черт, мне надо было приставить к ней больше охраны»

Ее начальник, поняла она. Доктор МакИнтош был здесь. Ей должно было бы полегчать от его голоса. Должна была бы обрадоваться, что он позаботился вытащить ее. Но…у него была для нее охрана? Как же он проник в крепость?

«Эшлин, милая. Если ты услышишь это, встретимся в кафе Gerbeaud»

«Что если она под замком? Она не сможет самостоятельно выбраться»

«Цыц. Я слышу, как кто-то идет»

«Тогда, тихо»

Она терла пальцами брови, стараясь разжечь искры разумного мышления. Были они все еще здесь? Что сделает Мэддокс, найдя их? Что они сделают с Мэддоксом? Паника охватила девушку. Ладно, ладно. Думай, Дэрроу, думай.

В конце концов, ей не надо принимать этого решения.

Дверь перед ней открылась, и в коридор выглянул МакИнтош. Вытаращил глаза, увидев девушку. Его знакомое, некрасивое лицо успокаивало – но также оно впервые заставило ее испытать неловкость.

«Эшлин! Ты жива!»

«МакИнтош, я…Я…»

«Шшш, не здесь». Он выбросил руку и втянул ее в комнату, мягко прикрыв за нею дверь. Первым, что бросались в глаза, была Даника с семьей, лежащие без сознания на полу.

«Господи». Девушка двинулась было к ним, но хватка босса усилилась, удерживая ее на месте. Несколько других мужчин рыскали по комнате, ища…она не знала что. И не узнавала их. Они не видела их в Институте.

Один из мужчин кашлянул, почти выхаркивая кишки наружу, привлекая к себе ее внимание. Руки его были в крови. Господи Иисусе. Он снова закашлялся, сгибаясь пополам. Он был чрезвычайно бледен, а под глазами виднелись темные круги. Новый кашель.

«Потише» сердито шикнул МакИнтош.

«Прости. Горло царапает»

«Пять минут назад не царапало»

«А теперь» – кашель – «да».

Эшлин вырвалась из рук босса и поспешила к Данике, склоняясь подле нее.

«Она что…» Он пощупала пульс. Тук, тук. Слава Богу.

«Просто спит» заверил ее МакИнтош.

Облегченно расслабила плечи.

«Зачем вы такое наделали? Зачем вырубили их?» Даже пока она говорила, обрывки их разговоров прокручивались в ее мозгу.

«Кто вы?» потребовала ответа Даника. «Что вы здесь делаете?»

«Вопросы задаю я. Кто вы такие?» спросил ее босс.

«Узники»

«Вы тоже искали ларец?»

Сердце Эшлин замерло на этом вопросе.

«Ларец?» удивление Даники четко слышалось в ее тоне.

«Они рассказали тебе, где он?» В голосе МакИнтоша прорывалось возбуждение.

Он, должно быть, схватил ее, потому что она рявкнула: «Убери от меня руки!»

«Сказали?»

«Рейес! Рейес на помощь!»

«Заткнись, или я заставлю тебя замолчать»

«Рейес!»

Наверно произошла потасовка, потому что Эшлин слышала прерывистое дыхание, надрывный рев, женские вздохи и плач, а потом внезапная тишина. Еще разговоры об одурманивании женщин и дальнейшем использовании их в качестве наживок, если понадобится.

«Ловцы», поняла она, закрывая в ужасе глаза. Она заподозрила это вчера после разговора с Даникой, но быстренько выкинула мысль из головы, напоминая себе, каким хорошим и благородным был Институт. Если быть честной, часть ее предположила, что вряд ли кто-то смог бы утаить от нее подобный секрет. Но эти люди были Ловцами. Нельзя отрицать этого сейчас. Раскрыв глаза, она задержала взгляд на своем начальнике.

Тошнота подступила к горлу. Он все время знал про ларец. Он искал его, но не рассказывал ей. О Господи.

Он врал ей. Она посвятила всю свою жизнь несуществующей цели. МакИнтош забивал ей голову сказками все эти годы, говорил, что она особенная, что у нее ее высокое призвание.

Девушка наивно считала, что делает мир лучше. Вместо этого она помогала ему уничтожать людей, может быть и невиновных. Ощущение, что ее предали, омыло Эшлин, такое сильное, что едва не сбило ее с ног.

«Ты не изучал созданий, что я находила для тебя, не так ли?» мягко поинтересовалась девушка. «Ловец?»

«Конечно же, изучал» обиженно ответил он. «Я вообще-то ученый. Не все сотрудники Института Ловцы, Эшлин. И ты этому доказательство. Девяносто процентов нашей работы просто наблюдение. Но найдя зло, мы ликвидируем его. Беспощадно»

«Что дает вам такое право?»

«Мораль. Высшее благо. В отличие от здешних демонов я не монстр. Все что я совершаю, я делаю для спасения человечества»

«Почему я не знала?» выдохнула она. «Почему я не услышала?»

Он вздернул подбородок, глазами прося о понимании.

«Лишь немногие делают действительно грязную работу. И мы никогда не обсуждали ее в помещениях. Также и не подпускали тебя к местам, где бывали»

«Все эти годы» она ошеломленно покачала головою. «Не удивительно, что вы едва выпускали меня из виду. Вы не хотели, чтоб я наткнулась на информацию, не предназначенную для моих ушей»

«Ты жаждешь информации? Я покажу тебе фото деяний этих демонов. Тебя стошнит от них. Ты захочешь выколоть себе глаза, чтоб больше не видеть подобного»

Она схватилась за живот.

«Вы должны были рассказать мне правду»

«Я хотел, чтоб ты оставалась подальше от этого. Я же люблю тебя, Эшлин. Нам было известно о двух группировках демонов. Мы годами сражались с одной и постоянно искали другую. Затем одна из наших оперативниц наткнулась на Разврат. Мы привезли тебя в Будапешт, чтоб разузнать все возможное про этих новый недругов. Ты и близко не должна была к ним подходить»

Труд всей ее жизни оказался чем-то злобным и противным. Она была такой дурой.

«Вы пришли убить этих людей, но они по-доброму относятся к жителям Будапешта. Они раздают деньги, словно те песок, и сдерживают преступность на минимуме. Они скрываются и редко выходят отсюда. Вы же разбомбили ночной клуб»

С решительным лицом МакИнтош приблизился к девушке.

«Мы пришли не убивать их. Пока нет. Когда-то давно, нам стало известно, что убить Повелителя означает выпустить в мир его демона – демона, который является сосудом разрушения, вырванным из своего хранилища. Нет, мы здесь, чтоб пленить воинов. Найдя ларец Пандоры, мы сможем заключить в него демонов и избавиться от их носителей. Ты разузнала это для нас, помнишь?» Он дотянулся до нее и схватил за плечи. «Ты знаешь, где он? Они тебе рассказали?»

«Нет».

«Ты должна была хоть что-то услыхать. Подумай, Эшлин»

«Я уже сказала. Не знаю где он»

«Неужели тебе не хочется жить в мире свободном от зла? Безо лжи и несчастий и насилия? Ты слышишь о них за один день больше, чем большинство людей за всю жизнь» Он долго изучал ее, хмурясь. «Я годами оттачивал твой талант. Я дал тебе прибежище, пищу и, насколько это было возможно, мирную жизнь. И все, что я просил взамен, это использовать твой дар, чтоб выискивать живущих среди нас чудовищ»

«А я всегда делала это. Но мне не попадались на слух новости о ларце» с отвращением ответила она.

Мужчина нахмурился еще сильнее.

«Должны были. Ты не была здесь узницей, как эти женщины. Ты свободно слонялась по коридорам» Говоря, он шире распахнул глаза, будто собственные слова предлагали поразительное открытие. Он отпустил ее и полез в карман, вытаскивая шприц с прозрачной жидкостью. «Ты теперь работаешь на монстров, Эшлин? Вот, что происходит? Ты все время на них работала?» Предательство в его голосе было бы забавным, если б она не была так напугана.

Она попятилась на шаг, другой. Спиной ударилась о кирпичную стенку и попыталась отскочить. Сильные руки обвились вокруг, удерживая девушку на месте. Позади была вовсе не кирпичная стена. Мужчина. Ловец. Она боролась, чтоб высвободиться.

«Где ларец, Эшлин?» требовал ответа профессор. «Это все, что я хочу знать. Расскажи мне и я отпущу тебя»

Успокойся. Введи его в заблуждение. Отвлеки. Не появись она с полотенцами и Мэддокс начнет искать ее.

«Ты Ловец, но у тебя нет татуировки на запястье» Разве Мэддокс не упоминал тату? «Почему так?»

Он поднял руку и стянул вниз рукав рубашки. Замысловатая черная перевернутая восьмерка уставилась на нее.

«Я просто делал все, чтоб ты не заметила ее. Мой отец позволил мне сделать ее лишь в восемнадцать лет, тогда же я и поклялся воспринять семейное наследие»

Как она могла не знать? Она чувствовала себя такой дурой. Женщина, считавшая, что ее невозможно обмануть, была одурачиваема годами. Стыд и вина смешивались со страхом и предательством.

Только заставляй его болтать.

«Почему символ бесконечности?» спросила она, с трудом выговаривая слова.

«Наша цель – вечность без зла. Какой же символ лучше подойдет?»

«Но здешние люди, они не злые. Действительно не злые. Они заботились обо мне. Они помогли мне. Если вы узнаете их поближе, вы…»

Ненависть пеленою окутала его лицо.

«Познакомиться с демоном?» Он щелкнул челюстью. Подступил ближе. «Этих тварей из преисподней надобно уничтожить, Эшлин. Они однажды испепелили Афины. Люди, убитые ними, боль, что была причинена…»

«Но вред им делает вас таким же злом, каким вы объявляете их. Разве вы не до сих порне убивали людей, чтоб подобраться к ним?»

Его рука взметнулась без предупреждения, всадив шприц в ее шею. Острая боль, растекающееся тепло. Она попыталась отпрыгнуть. Слишком поздно: внезапно слегка опьянела и едва могла двинуться. Странное оцепенение охватывало ее тело, распространяя слабость по крови и туманя мозг.

«Спи» произнес МакИнтош.

И она уснула.

Глава двадцатая.

Мэддокс не верил тому, что видели его глаза. Галлюцинация? Ночной кошмар? Он оставил раненых воинов, чтоб проверить комнату Торина и поискать следы его возвращения. С тревогой мужчина узрел измазанные кровью коридоры. Теперь он стоял в дверях Ториновой комнаты и видел, что Торин таки вернулся. Он лежал на полу в луже густой темной крови. Казавшейся черной. Даже его серебристая шевелюра была пропитана этой мертвецкой, красно-черной жидкостью.

Глубокая рана зияла на его шее.

Некто или пытался отсечь голову от его тела или же порезал, чтоб замедлить его реакции – и преуспел в этом. Глаза Торина были закрыты, но его грудь вздымалась каждые пару секунд. Он был все еще жив. Но надолго ли?

У Мэддокса желчь подступила к горлу – желчь и ярость и решимость. Приполз ли Торин домой с кладбища после того, как это с ним произошло? Или некто пробрался в крепость, напав на него в коридоре сзади? Кейн сотворил это? Или Ловец? Мэддокс осмотрел комнату с нарастающим ужасом. Никаких признаков ни Ловцов, ни Кейна.

Он криком призывал друзей, рассматривая свои возможности выбора. Торин был ему как брат; он не мог так бросить его страдать. Но и притронуться к нему не мог. Хотя сам Мэддокс не мог заболеть, он несомненно заразит чумой Эшлин.

Эшлин. Добрался ли преступник и до нее тоже? Нет. Нет! Помоги Торину и найди ее!

Он опять позвал воинов.

Нельзя рисковать притронуться к коже Торина, следует надеть перчатки. Поспешность бурлила в нем, он подбежал к шкафу и вытащил одну из многочисленных пар черных перчаток, хранимых там Торином. Мигом облачился в них, прежде чем повязать черной рубашкой шею, чтоб и там защитить свою кожу.

Склонился и схватил пораненного товарища на руки. Отнес на кровать и обвязал футболкой шею, чтоб остановить кровотечение. Было странно находиться так близко с Торином, после стольких веков отстраненности.

Веки Торина медленно приподнялись, и Мэддокс обнаружил, что всматривается в исполненные боли изумрудные глаза друга. Насилие уже было готово к битве, точа когти, требуя действий.

«Ловцы» булькая, выдохнул Торин. Слово было едва слышным. «На горе. Идут сюда. Сражаться. Хотят ларец. Коснулись меня. Забрали Кейна» После этого он потерял сознание, руки безвольно упали по сторонам.

Проклятье. Сделав все, что мог, Мэддокс выбежал из комнаты, намереваясь найти Эшлин и остальных.

Спокойно. Она в порядке. Но мысль о ее ранении или хуже…

«Эшлин!» если Ловцы схватят ее после того, как притронулись к Торину, она запросто может умереть от болезни.

Знакомая черная дымка пала на его зрение.

Ее не было в его комнате, и не похоже, чтоб она вообще там побывала. Полотенца лежали на своем месте. Ее также не было и в комнате женщин. По правде говоря, там не было и остальных. Нет. Нет!

Угловым зрением он заметил проблеск серебра.

Он вышел на террасу, едва не разбивая стеклянную дверь, чтоб попасть наружу.

Крючковатая проволока была привязана к ограде и спускалась вниз до самой земли.

Мужчина и демон взвыли в унисон. Ловцов не было видно на горе, а это означало, что они находились уже на приличном расстоянии. Боги всеблагие, Ловцы заполучили ее. Ловцы притронулись к Торину, а теперь лапали Эшлин.

С тошнотой в желудке он поплелся в комнату развлечений. По пути он стянул перчатки и футболку со своей шеи, бросив на полу.

«Полотенца?» заметив его, поинтересовался Люциен. Очевидно, он не слыхал Мэддоксовых криков о помощи. Но разглядев выражение лица друга, Люциен хмуро сдвинул брови.

Мэддокс поведал о новостях, панически, надрывно осознавая ужас произошедшего. Все превратились в слух, обступили его. Каждый побледнел.

«Они прорвались сквозь наши стены?» затребовал ответа Парис.

«Да» Рыча Мэддокс, обернулся к Сабину. «Это ты им подсобил?»

Мужчина воздел руки – картина попранной невиновности.

«Меня тоже разорвало на куски, припоминаешь? А моей целью всегда было их уничтожение».

«Что с Даникой?» резко спросил Рейес.

«Пропала»

Веки Рейеса прикрыли глаза.

«Торину необходима медицинская помощь» сказал Парис. «Как нам это уладить?»

«Ему придется исцелиться своими силами. Боги, грядет чума» мрачно процедил Люциен. «Теперь мы не в силах ее остановить»

Руки Мэддокса сжались в кулаки.

«Плевать мне на чуму. Там моя женщина. Я сделаю все, чтоб спасти ее»

Страйдер вышел вперед.

«Кейн был с Торином на кладбище. Он мог последовать за ним. Ты не видал его?»

«Торин сказал, что на горе произошла стычка. Кейна забрали»

«Черт» рявкнул Сабин, врезав кулаком по стене.

Как мог полный радужных обещаний день так быстро испортиться?

«Я пойду в город с тобою» сообщил ему Рейес. Он немного счистил сажу с лица, но его ноги были по-прежнему обожжены и голы.

«Я обыщу остальную крепость» В несоответствующих глазах Люциена полыхал огонь. Аэрон однажды заявил, что Люциен одержим темпераментом более темным, чем самый неистовый шторм. Мэддокс не поверил ему тогда. Теперь же верил. «Удостоверюсь, что они не прячутся где-то здесь»

После замеченной крючковатой проволоки Мэддокс сильно в этом сомневался.

«Пять минут» сказал он Рейесу, прежде чем отправиться в свою комнату вооружаться. Ножи, пистолеты, метательные звездочки.

Ловцам сегодня пустят кровушку.

Рейес ошеломленно наблюдал за Мэддоксом.

Они исходили улицы Будапешта, наконец-то наткнувшись на группу из четырех Ловцов. Сейчас же они были в лесу, в окружении деревьев, в безопасности от любопытных глаз смертных. Наступила ночь, и гибкие лучи лунного света одинаково лились на природу, чудовищ и людей.

Мэддокс нападал без предупреждений.

Он носил дух Насилия, и тот больше не был просто тенью. Он полностью проступил сквозь его лицо, костяной образ прямиком из кошмаров. Он – оно – быстро убил двух Ловцов, простым взмахом лезвия распоров их горла, в аккурат, как это было сделано с Торином. Они замертво брякнулись на землю.

Рейес оставался на месте. Он не был уверен, что Мэддокс полностью осознает свои действия, менее того будет избирателен с субъектами боя. А вмешайся он, Рейес был уверен, что отведает кинжала как и Ловцы.

Его собственная ярость была такой же неистовой, как и Мэддоксова. По непонятной причине он чувствовал ответственность за Данику и был рассержен тем, что ее у него отобрали. А что если она уже была помечена смертью?

«Где ваш главарь?» тихонько поинтересовался Мэддокс, кружа подле оставшихся Ловцов.

«Н-не знаю» хныча, ответил один.

«Где женщины?»

«Не знаю» выкрикнул другой. «Пожалуйста. Пожалуйста, не убивай нас»

Мэддокс не проявлял милосердия. Он потрогал пальцем окровавленный кончик своего кинжала, проводя языком по зубам. Кровь забрызгала его костяную маску-лицо, добавляя жути.

«Куда их отвели?»

«Н…»

«Договори это и я отрежу твой язык. Ты будешь смотреть, как я съем его» предупредил Мэддокс.

Рейес не узнавал этот голос. Он был ниже, хрипловатей, чем Мэддоксов. Его друг стал чудовищем целиком без следа воина.

«Я желаю знать, где они»

«Я..»

У человека не было шанса завершить предложение. Мэддокс обернулся к нему, занося руку. Вжик. В один момент человек был жив. В следующий – мертв, а из горла его брызгала кровь.

Тогда-то единственный оставшийся в живых захныкал. Закашлялся.

«Я спрошу еще только один раз» процедил Мэддокс, а Ловец закашлял снова. «Куда их увезли?»

«МакИнтош не рассказал нам» прозвучал дрожащий ответ. «Только приказал нам наблюдать за городом и сообщить по рации, если заметим Повелителей. Помимо мисс Дэрроу в крепости не должно было быть других женщин. Пожалуйста. Им нужна только девушка и ларец. Они планировали пробраться внутрь, захватить ее и поискать его. Вот и все»

Рейес приблизился и подхватил рацию, прикрепленную к телу одного из покойников. Засунул ее сзади за свой ремень, собираясь прослушать и увидеть, что можно разузнать. Пока что же была только тишина.

Мэддокс глянул на него, а Рейес кивнул. Без предупреждения Мэддокс потянулся и полоснул мужчину по горлу, позволяя тому упасть и присоединиться к сотоварищам. Они не могли позволить ему жить. Он был Ловцом. Он был инфицирован. И принимал участие в исчезновении Эшлин.

«Чем теперь займемся?» уставясь в небо поинтересовался Рейес, часть его надеялась, что ответ свалится им со звезд.

«Не знаю». Мэддокс почти с ума сходил от тревоги, повторяя слова несчастного Ловца. Насилие полностью ним завладело и управляло его поступками, но где-то глубоко он был в сознании. Не найди он вскоре Эшлин, ему придется ждать до утра, ждать возвращения из мертвых. А если ему доведется ждать…если Эшлин должна будет провести ночь с Ловцами…

Он желал поубивать их всех.

«Давай еще раз обыщем город. Должен же остаться след» предложил Рейес. «Мы, должно быть, пропустили что-то»

Бок обок они направились обратно в город. Не слишком много людей было на улицах, но они держались поодаль. Взрыв бомбы, вероятно, разрушил иллюзию, что они ангелы. Это, а также то, что руки и лицо Мэддокса было забрызганы кровью.

Остановившись с Рейесом в проулке – грязном, попахивающем мочой местечке, что захлопнулось точно крышка гроба вокруг них, он замешкался и посмотрел на бархатистое небо, как это делал Рейес. Беспомощность атаковала его – жалкая спутница ярости и темных побуждений, которые он ощущал.

Эшлин была смыслом его жизни.

Он любил ее. Он знал это и раньше, но сейчас убедился окончательно. Она была нежностью и светом. Страстью и спокойствием. Надеждой и жизнью. Невинностью и…всем. Она была для него всем.

Теперь, найдя ее, он не представлял свою без нее. Словно она была недостающей связью, последней частичкой его творения, единственной вещью, что дополняла его.

Он пообещал, что всегда защитит ее.

И подвел ее.

Рыча, он ударил стену рядом. Внутри все разрывалось на кусочки.

Газета кружилась на ветру у щиколоток Рейеса, воин склонился, подхватил ее и скомкал мячиком прежде, чем отшвырнуть.

«Наше время истекает»

«Знаю» Думай! «Ловцы не увезли бы женщин из города. Они направят всю энергию на поиски ларца, и они должны думать, что он у нас, раз пробрались в крепость»

«Да»

«Скорее всего, они еще в городе. Скрываются»

«Я не сомневаюсь, что они воспользуются женщинами для обмена на ларец» сказал Рейес. «Нам надо устроить его»

По его тону Мэддокс понял, что он не подразумевает честный обмен. Они заберут женщин, оставив позади лишь кровавое крошево.

«Как?»

Рейес вытащил рацию. Они прослушивали ее в течение нескольких долгих, мучительных моментов, но она не предлагала им ничего – даже когда они затребовали ответа.

«Проклятье! Не хочу возвращаться в крепость с пустыми руками, но не знаю, что еще сделать» голос Рейеса звучал страдальчески. «Полночь приближается»

Все, что знал Мэддокс, это то, что ему нужна была Эшлин, живая здоровая и в его объятиях. По-прежнему взирая в небо, он широко раскинул руки.

«Помогите нам» выкрикнули одновременно мужчина и демон. «Помогите нам. Пожалуйста»

Ничего. Небеса не разверзлись и не излили реки дождя. Молнии не заблестели. Все осталось по-прежнему. Звезды мерцали на своем чернильном полотнище. Его глаза сузились. Когда это завершится, он и эти равнодушные, эгоистичные боги сведут счеты. Все что произойдет с Эшлин, он щедро отмеряет и для них. Сторицей.

«Обойдем вокруг в последний раз»

Рейес кивнул.

Пятнадцатью минутами позднее Рейес и Мэддокс выходили из часовни, которую по-тихому обыскали, и заметили старика на другой стороне улицы. Он был в грязи, нечесан, одет только в тонкое поношенное пальто. И он кашлял. Глубоким, выворачивающим наружу кишки кашлем.

Мэддокс вспомнил ночь, когда Торин пришел в этот же город – город не похожий на сегодняшний. Избушки вместо домов. Болотные улочки вместо булыжных мостовых. Хотя люди были такими же. Хрупкими, слабыми, ничего не подозревающими.

Торин стащил перчатку и погладил щеку женщины, умолявшей его прикосновения. Женщины, которую он жаждал на отдалении много лет. Его сопротивление пало, и он понадеялся, только раз, что кто-нибудь да выживет. Что любовь превозможет все.

Часом позднее женщина начала кашлять. Точно как и тот старик сейчас.

Еще через час остальные жители разделили ее состояние. В последующие дни большинство горожан умерли ужасной смертью, покрытые язвами и истекая кровью из всех отверстий своих тел.

Мэддокс чертыхнулся, вдыхая. Эшлин была где-то там, с теми самыми Ловцами, которые стлали причиной этой новой эпидемии. Это то, что грядет. Эпидемия.

Насилие нырнуло глубоко в тени его мозга, словно уважало то, что Мэддокс должен стать главным. Они с Рейесом перешли улицу, тяжело ступая, сокращая дистанцию меж ними и стариком.

Большая часть территории была пустынна, люди искали безопасности внутри своих домов. Завтра они не будут в безопасности и там.

«Мне надо поговорить с тобой» подозвал старика Мэддокс.

Кашляя, тот остановился. Его глаза лихорадочно поблескивали, когда он поднял взгляд на Мэддокса. Рассмотрев воина, он начал первым.

«Ты один из них» сложился пополам от нового кашля. «Ангелов. Мои родители рассказывали мне сказки на ночь про вас. Я всю жизнь хотел встретиться с вами»

Мэддокс едва слушал его.

«Ты наверно контактировал с группой людей. Чужаков, не местных. Они могли торопиться, и у них были татуировки на запястьях» Он старался сдерживаться, не показывать своей злобы и заботы и отчаяния. Не стоило пугать старика до инфаркта.

Хотя это могло быть милосердно. Смерть, что скоро придет за ним, не будет доброй. Да уж, Люциен будет очень занят.

Рейес описал Ловцов, виденных в клубе, затем описал женщин.

«Видал маленькую блондиночку, о которой ты говоришь» произнес мужчина. Кашлянул. «С ней было три женщины, но я не запомнил, как они выглядели»

Значит, Даника. Но кто же был с нею? Похоже, что ее семья. Это означало, что Эшлин была…нет. Нет! Она была жива. С ней было все в порядке.

«Куда они пошли?» проскрежетал он, теперь не в силах умерить свой пыл. Нетерпение бурлило в нем «Скажи мне. Пожалуйста»

Удивление отразилось на старческом лице мужчины, и он пошатнулся, едва не падая. Закашлялся.

«Бежали по улице, преследуемые кем-то высоким. Мужчиной» Кашель. «Едва не сбили меня с ног»

«В каком направлении?» потребовал Рейес.

«На север»

«Спасибо тебе» сказал Рейес. «Спасибо»

Старик закашлял и упал наземь. Ненавидя терять еще время, Мэддокс все же склонился рядом с ним.

«Спи. Мы… благословляем тебя»

Человек умер с улыбкой, как никогда этого не делал Мэддокс.

«Эшлин» молча, воззвал он. «Я иду за тобой».

Глава двадцать первая.

Со вздохом Эшлин пришла в себя, чувствуя, как ледяная вода скапывает с ее лица. Прошло пару минут, в течение которых ее неровное дыхание было единственным звуком, прежде чем она сориентировалась. Рубашка почти примерзла к коже. Зрение сперва было замутненным, но вскоре девушка разглядела комнату. Каменные стены, мрачные, изношенные. Решетки ограждали ее со стороны, выходящей на узкий каменный коридор. Цепи висели в дальнем углу.

Не паникуй, не паникуй. Следующим она увидала знакомое, с тонкими чертами лицо. Ранее МакИнтош был бы радостно встреченным зрелищем. Сейчас же она ощущала струящуюся из нее ненависть.

Отбросив пустое теперь ведро, он присел на деревянный табурет напротив нее. Девушка была прикована к стулу, руки скручены за спиною – поняла она – пытаясь освободиться. Холодный металл впился в кожу, но наручники не открылись.

«Где я?» потребовала ответа.

«Halal Foghaz» Его голос был резче обычного. Скрипящий.

Темница Смерти.

«Самые худшие преступники в истории Будапешта сидели здесь, пока не взбунтовались и не перерезали своих охранников. Тюрьма была закрыта. До недавнего времени»

Ее глаза сузились до тоненьких щелочек.

«Расслабься» сказал он. Был бледен, глаза покраснели. Он кашлял. «Я не дракон, которого ты вечно боялась, пока я читал тебе сказки»

Упоминание проведенных вместе годов не смягчило ее.

«Отпусти меня. Пожалуйста» Капли воды стекали ей в рот, смешанные с грязью и неизвестно еще с чем – ей не хотелось об этом думать. Песчинки скрипели на зубах. «Что ты сделал с воинами? Где остальные женщины?»

«Я отвечу на твои вопросы в подходящее время, Эшлин. Сейчас же я хочу, чтоб ты отвечала мне. Ладно?» Снова кашлянул. Говорил он, по крайней мере, разумно. Не как сумасшедший фанатик, с каким она столкнулась в крепости.

Девушка дрожала от холода.

«Ладно» Но потом она более не смогла говорить – голоса прорвались в ее мозг. Она замерла.

Ей показалось, что МакИнтош вздохнул, произнес: «Видать, ты не в форме для вопросов. Я вернусь, когда голоса притихнут»

Ей казалось, что она слышала шаги, звук закрывающейся решетки. А затем остались только голоса.

Их было так много, слишком много. Заключенные, убийцы, наемники, воры. Насильники. О Боже. Мужчина насиловал другого мужчину, и тот вопил от боли и унижения.

«Мэддокс» захныкала она. Ее руки были закованы наручниками, так что она даже не могла прикрыть уши. Так громко, так громко, так громко. «Мэддокс» Его образ предстал перед ее глазами, сильный, решительный. Фиалковые глаза были нежны, губы мягкими от ее поцелуев. Темные волосы спадали на лоб.

«Я здесь» одними губами заверил он. «Я здесь. Я всегда буду оберегать тебя»

Голоса мгновенно стихли. Не исчезли полностью, но ослабели. Она заморгала от неожиданности. Как? Такого раньше не бывало. Мэддокс что был поблизости?

Его лицо подернулось рябью, сникало, пока надежда затеплилась в ее груди. Однако, когда образ исчез, голоса зазвучали громче. Громче. С вытаращенными глазами она вновь представила возлюбленного. Голоса вновь ослабли. Стали вновь терпимыми.

Если б ситуация не была столь плачевной, девушка бы ухмыльнулась.

«Я могу сама ними управлять. Я могу их контролировать!» Новость была потрясающей. Ошеломляющей. Чудесной. Больше не придется прятаться. Избегать густонаселенных мест. Больше нет!

Ух, Дэрроу. Не хотелось бы портить твой праздник, но ты же в плену. У Ловца. Припоминаешь?

Будто бы услыхав ее внутренний диалог, голос ликующе захихикал.

«Я знаю, как сбежать. Ты будешь действовать или останешься в этой грязной дыре? Все, что нам надо сделать, это немного покопать»

Человек из прошлого обращался не к ней, а к другому пленнику. Их разговор привлек ее внимание, заставляя уши пульсировать. Не упуская образ Мэддокса из виду, она выслушала указания, куда именно надо идти. Вскоре она таки ухмылялась.

«Спасибо» прошептала девушка, едва голоса прекратили свою болтовню.

«Да, да. Не за что» произнес новый голос. Настоящий, не из прошлого.

Теряя улыбку, она прищурилась и осмотрела камеру. Никого кроме нее не было, но нечто…наполняло воздух. Пульсировало силой и энергией.

«Кто здесь?»

«Ты же хочешь узнать, как снять проклятие, не так ли?» Женский голос. Утверждение, не вопрос. «Я слыхала, что ты просила этого ранее»

Эшлин ощутила жаркое покалывание от одного плеча до другого, как если бы кто-то провел пальцем по ее коже. Затем теплое дуновение колыхнулось пред нею. Но она по-прежнему ничего не видела. С чем бы она ни имела дело, девушка точно знала, что это не человек. Бессмертный? Один из Мэддоксовых богов?

«Да» ответила она дрожащим голосом. «Просила»

«Лады. Я могу помочь тебе в этом»

Лады? От вероятной богини? Странная манера говорить.

«Вы и сбежать мне поможете?»

«Не все сразу, котеночек» Нечто забрезжило в углу – показались длинные светлые волосы. Затем она увидела высокую женщину с телом супермодели – телом, одетым в красный топ и черную юбку, такую короткую, что она едва прикрывала линию ее трусиков. Высокие, чернильно-черные ботинки. Наконец-то материализовалось лицо, и Эшлин обнаружила, что зрит воплощение прелести. Черты такие совершенные, такие возвышенные и величественные, что могли принадлежать только лицу богини. «Твой дружок, тюремщик – ну кто он там тебе? – упоминал сказки, правильно?»

Была ли это иллюзия или настоящая женщина?

«Да»

«Значит, ты уже имеешь ответ. Припомни сказки» Нахмурилась. Лизнула ярко красный леденец. «Чему они учили тебя?»

«Для меня достаточно настоящая», подумалось Эшлин.

«Искать принца?»

«Фу. Неправильно. Думай, девчушка. Мне надо обратно»

Обратно куда? Как зовут это создание? И почему она здесь и помогает?

«Я сказала – думай, но детка, не похоже, чтоб ты думала. Ты меряешь меня взглядом. Хочешь кусочек или как?»

Ее?

«Нет. Конечно же, нет»

Пожатие плеч.

«Тогда я полагаю, что ты додумаешься»

Ладно, ладно. Думаю…Сложновато было вспоминать сказочные детали, когда потребность побега была такой сильной, но как-то она справилась. Принц в «Спящей красавице» продирался сквозь терновник и пламя, чтоб убить дракона и спасти девушку. В «Леди Малин» принцесса сделала подкоп под стеною крепости, где томилась сем лет, ее жажда жить и отыскать своего принца придавала ей сил. В «Шести Лебедях» принцесса отдала свой голос на шесть лет, чтоб избавить своих братьев от ужасного проклятия.

Эшлин всегда вздыхала по этим историям, глубоко отпечатав в своем сердце, чтоб вспоминать наедине. Ей всегда втайне хотелось, чтоб принц примчался в Институт, подхватил ее на своего белого скакуна, увозя на закате в незапятнанные старыми голосами земли. Он так и не пришел. Но это и к лучшему, поскольку девушка научилась рассчитывать лишь на себя.

«Ну?»

«Сказки учат решительности, настойчивости и самопожертвованию. Что ж, я решительная, я буду настаивать, но чем же мне пожертвовать?» дрожь сотрясла ее. Попросят ли ее пожертвовать их отношениями с Мэддоксом? Он был всем для нее. Чтоб спасти его, все же… что угодно. Даже – ее живот подвело, скрутило – это. «Я не принцесса, и моя жизнь вряд ли похожа на сказку»

Хохот.

«А разве ты не этого хочешь?» Пауза. «Вот зараза! Твой недруг приближается. Подумай над сказанным мною, а позже мы посовещаемся»

«Но вы ничего не сказали по-настоящему»

Прошла секунда и воздух омертвел, исчезло всякое ощущения жизни.

«Получше теперь?» внезапно спросил МакИнтош.

Веки Эшлин распахнулись. Когда же она закрыла их? МакИнтош стоял у решетки. Кашлял настолько сильно, что сгибался пополам. Удерживался ровно, только цепляясь за железные прутья. Он выглядел еще более больным и бледным, чем в последний раз.

«Лучше» мягко ответила она. Привиделся ли ей весь разговор с невидимой богиней?

Мужчина открыл решетку и зашел внутрь. Кашляя, положил ключ в карман. Не добрался до табурета, а упал в грязь рядом с ним. Прошла минута, другая. Он не шевельнулся, не издал ни звука.

«МакИнтош? Ты в порядке?»

Наконец-то движение. Он тряхнул головой, будто хотел разогнать густой туман.

«Подхватил небольшую простуду. Как и все мои люди» Перекатился на спину, принял сидячее положение, всю дорогу морщась от боли.

Девушка нахмурилась.

«Как давно мы покинули крепость?»

«Прошла большая часть дня»

Дня? Так быстро разболеться так сильно?

«Никто из вас не показался мне больным раньше»

«Мы и не были больны» Опять закашлял: на этот раз кровь сочилась из уголка его рта.

«Некоторые больны сильнее других. Проклятые зимние микробы. Пеннингтон уже умер, паразит несчастный. Ну, а может быть счастливчик» Он отполз назад, пока не уперся в решетку.

Умер? От простуды?

«Тебе нужен врач»

Злость промелькнула в его темных глазах, и он видимым усилием собрался с силами.

«Что мне нужно, так это тот ларец. Те люди – зло, Эшлин. Одним своим присутствием они распространяют ложь и боль, сомнения и несчастья. Они – причина войн и голода и смерти» Снова кашляя, он запустил руку в карман брюк и бросил несколько фотографий ей на колени. «Сколько я себя помню, мы сражаемся с этими ублюдками. Их злоба не прекращается»

Автоматически она глянула вниз. И содрогнулась. Обезглавленные тела, оторванные руки, реки крови.

«Люди, которых ты продолжаешь защищать, сотворили это»

«Не Мэддокс», подумала она, отводя взгляд прочь. Он бы не совершил такого. Не мог.

«Люди, которых я встретила, не являются источником мирового зла» Она смягчила свой тон. «Они могли убить меня, но не сделали этого. Они могли изнасиловать или убить других женщин, но не сделали этого. Они могли осадить Будапешт и перебить его жителей, но и этого они не сделали»

Его голова упала на бок, и на миг ей подумалось, что он уснул – или умер. Это была не простуда. Не могла быть простуда. Прямо на ее глазах красная сыпь появилась на его лице.

«МакИнтош?»

Он рывком проснулся.

«Извини. Голова закружилась»

«Сними наручники. Позволь мне помочь тебе» Позволь мне сбежать.

«Нет. Сперва вопросы» слабо проговорил он. «Больше не доверяю тебе»

«Сними наручники, а я расскажу тебе все, что ты хочешь знать»

«Сказал же. Не доверяю тебе. Ты была с теми монстрами. Они испортили тебя»

«Нет. Они помогли мне»

«Я помогал тебе. Заботился, чтоб ты была защищена. Я дал тебе жизнь, когда твои родители отказались от тебя»

«Да, ты помог мне» Только не так, как надо было. Он помогал ей, потому что это было ему на руку. «Теперь сними наручники и позволь мне помочь тебе»

Мужчина издал тихий вздох, закончившийся кашлем. Затем выдохнул: «Тебе следовало отправиться домой, как я тебя просил. Но ты ослушалась, а твои охранники не смогли сообщить вовремя. Когда я засек твое местонахождение, было уже слишком поздно. Хотел бы я добраться до тебя пораньше, но не мог просто постучаться в двери. Должен был все спланировать»

«Засек мое местонахождение? Что спланировать?»

«Взрыв. Отвлечь тварей, чтоб вытащить тебя. GPS. У тебя в руке»

О Боже. Они подорвали ту бомбу из-за нее. Слезы вины опалили глаза. Я виновна. Они все могли погибнуть из-за нее.

«Не понимаю насчет GPS» Она с трудом выговаривала слова из-за стоявшего в горле кома.

«Это не контрацептив, как мы сказали тебе. Чип. Мы всегда могли выследить тебя»

У Эшлин отвисла челюсть, пока новая жаркая волна предательства омывала тело. Предательство и боль, и злость – все примешивалось к чувству вины. Как они посмели! Никогда она не чувствовала себя такой… изнасилованной, что ли. Ей хотелось кричать, вопить. Один раз в жизни ей захотелось убить.

«Что ж я все-таки была Наживкой» почти истерическая мысль родилась в ее голове. Хотя и ненамеренно, она привела Ловцов прямиком на Мэддоксов порог.

«Вчера мы позволили захватить одного из наших парней» поведал он с блестящим и отстраненным взглядом. «Он привел демонов в клуб. Мы бросили их там, хотя могли взять в плен. Ради тебя» Слабо улыбнулся, прежде чем новый приступ кашля скрутил его. Когда он затих, она увидела что, нечто красное струится из его глаз, как жидкие реки яда.

«Снимите наручники, Профессор МакИнтош. Пожалуйста. Я помогала вам все эти годы. Не оставляй меня умирать здесь»

Несколько секунд он не отвечал. Затем, к ее удивлению, неуклюже поднялся на ноги. Приковылял к ней и встал на колени. С трудом раскрыл наручники. Металл со звоном упал на пол, и девушка оказалась свободной.

Скользнула со стула и пригнулась возле него. Он тяжело дышал, борясь за каждый свой поверхностный вдох. Похоже, он не проживет и часа. Несмотря на свою злость, несмотря на все, что он натворил, она почувствовала нарастающую жалость.

«Где остальные женщины?» спросила нежно, предпочитая информацию побегу.

Пауза. Хриплый выдох

«Должны лететь в Нью-Йорк»

«Куда именно в Нью-Йорке?»

Он прикрыл глаза, казалось, отходил.

«МакИнтош! Оставайся со мной и скажи»

Его веки приоткрылись и закрылись снова, тело все более обмякало.

«Их… обменяют на ларец. Однажды ты увидишь» прошептал он. «Лучший мир без них» Он опять раскрыл глаза и сконцентрировался на ней. «Красавица. Отец будет гордиться» Его слова более не были последовательны, просто обрывки мыслей. Глаза мужчины закрылись, и на этот раз такими и остались. «Что со мной такое?»

«Я не знаю» ее голос дрожал. «Тебе надо в больницу»

«Да» Но он скончался через миг, уронив голову и полностью осев на пол.

Эшлин закрыла рот рукою. МакИнтош был мертв. Он предал ее, да, и часть ее ненавидела его за это. Но маленькая девочка внутри нее по-прежнему жаждала его одобрения.

Трясясь, со слезами на глазах девушка поднялась на ноги. Она не взяла ключ из его теперь раскрытой ладони, потому что не нуждалась в нем. Планировала воспользоваться тем же путем побега, что и заключенные.

Но сначала…Давай. Будет больно, но ты должна сделать это. Она подняла табурет, на котором ранее сидел МакИнтош, и ударяла ним по решетке до тех пор, пока одна из ножек не отломалась. Использовала зазубренный край, чтоб расцарапать себе руку. Поморщилась, едва не закричала. Пошла кровь, и девушка захныкала от боли. Наконец-то добралась до GPS-чипа. Вытащила и бросила его на пол, пряча в грязи.

Поторапливайся, Дэрроу, поторапливайся. Она не могла рисковать тем, чтоб привести за собой еще сотрудников Института. Большинство наверняка были больны, как сказал МакИнтош, но это не означало, что здоровые позволять ей убраться восвояси. Вызывая в мозгу голос заключенного, она подошла к единственному в камере унитазу и стала раскручивать болты, крепившие его к стене. Некоторые не желали подаваться, и ей пришлось прикладывать усилия, едва не ломая свои пальчики. Когда последний упал в грязь, она сбила унитаз в сторону.

Сделанная руками человека дыра уставилась на нее, дыра, которую некто прокопал прямиком наружу. Ей не хотелось лезть в узкое, черное пространство, но один взгляд на распростертое тело МакИнтоша – и девушка оказалась в отверстии. Полная темнота окружила ее.

«Не паникуй» сказала она, голос заключенного эхом раздавался в ее голове. Ее выдохи рикошетили от перепачканных болотом стен. Крыса прошмыгнула мимо ее пальцев.

Девушка зашипела, вдыхая.

Пробиралась. Было бы не так ужасно, если б не приходилось двигаться вверх. Комья земли сыпались на нее, даже забивали рот, покрывая язык.

Продолжай, только двигайся дальше.

Она чувствовала себя принцессой из «Леди Малин», боровшейся за путь на свободу. Эта мысль вернула ее к странному разговору с богиней. Или галлюцинацией. Эшлин больше никогда не пожелает очутиться в сказке.

Свет забрезжил в конце тоннеля, неяркий, но заметный. Облегчение наполнило ее, и она ускорила движения. Секундой позже наткнулась на небольшое отверстие. Даже ребенок не пролез бы там.

«Нет. Нет!» Она царапала землю, и царапала, и царапала.

Вечность спустя, она мельком увидала освещенное луною небо.

Едва не сникая от облегчения и усталости, выползла на холодную, твердую землю. Встала; колени подгибались. Укрытые снегом деревья возвышались вокруг нее. Девушку трясло от холода, мешковатые одежки Мэддокса не согревали.

Мужчина завопил – страдальческий звук.

Она замерла. Мэддокс. Мэддокс! Пришла полночь. Она осмотрелась, замечая крепость на горизонте, но вопль слышался не оттуда. Услыхав его снова, она рванула с места, несмотря на свою изможденность, следуя за звуком. Новый вопль, рев.

«Я иду. Я иду»

На бегу Эшлин начала кашлять.

Глава двадцать вторая.

Проснувшегося Мэддокса охватил ужас. Эшлин нуждалась в нем.

Он был…не в лесу, осознал Мэддокс. Нет, он был в собственной постели, в своей спальне, всматриваясь в сводчатый потолок, как и каждое утро. Но он не был прикован.

Как? Почему?

Солнечный свет лился из окна, согревая. Ему не удалось найти Эшлин и пришло время умирать, не давая продолжить поиски. Рейес! Рейес должно быть приволок его домой.

Мэддокс вскочил с кровати, намереваясь возобновить поиск. Он найдет ее сегодня, несмотря ни на что. Мы разберем мир по кусочку, пока она не найдется.

Отдыха не будет пока…

Женский кашель остановил его на полушаге. Он уже должен был быть бегущим по коридору, но обернулся сейчас. Эшлин лежала на его постели. Шок ударил его с силой меча пронзающего внутренности.

Он потер руками глаза, опасаясь поверить. Видение осталось на месте. Облегчение окутало его, затмевая шок, и он подбежал к кровати. Широкая ухмылка засияла на его лице, когда он преклонил колени, благодаря богов, и протянул руки, чтоб прижать к себе свою женщину.

Она снова кашлянула.

Мэддокс застыл, осознание завладело ним. Его ухмылка исчезла. Нет! Не Эшлин. Но он изучил ее более пристально. Она была бледна, слишком бледна, а под глазами темные круги. Мелкая красная сыпь покрывала ее прелестную кожу.

Он едва не вырвал свое сердце.

Он подозревал…он опасался…а теперь его худший страх стал реальностью. Ловцы заразили ее чумой. Они наверняка подохли, один за другим, позволив тем самым ей сбежать и найти его.

Позволив ей прийти домой умирать.

«Нет!» взревел он. Он ей не позволит; она была его жизнью. Он предпочел бы вечность поджариваться в аду, чем провести единственную минуту на земле без нее.

Рейес ввалился в комнату, словно только и дожидался хоть какого-то признака жизни. Он был мрачен и сердит, как грозовая туча, готовый сорваться.

«Она уже проснулась?» На его руках было так много порезов, что нельзя было сказать, где заканчивался один и начинался другой.

«Нет» надрывно ответил Мэддокс.

Воин оглядел ее.

«Я был неподалеку. Она кашляла всю ночь. Мне жаль» Затем добавил утешительным тоном. «Большинство умирает через несколько часов после заражения, но она смогла продержаться подольше. Возможно, она выживет»

Возможности было не достаточно. Мэддокс положил руку на ее пылающий лоб. Начал раздавать приказания.

«Принеси холодных полотенец. И еще тех пилюль, если у нас все еще есть сумка Даники. И воды»

Рейес поспешил выполнять, быстренько возвратившись со всем, что просил Мэддокс. Эшлин отказывалась просыпаться, так что он раздавил таблетки и всыпал порошок ей в рот. Потом влил воды.

Она закашлялась и содрогнулась, но все-таки проглотила. Наконец-то ее веки приподнялись, и она зажмурилась от света.

«Дома» проговорила она сиплым голосом, заприметив его. «Больно. Хуже, чем прежде»

«Я знаю, красавица» Он нежно поцеловал ее висок. Хотя его мог инфицировать Торин, смертный не мог сделать этого. Словно это имело значение. Он все равно трогал бы и обнимал ее. «Ты и на этот раз поправишься»

«Босс…Ловец. Мертв»

Он согласно кивнул, не желая говорить того, что чувствовал по поводу смерти этого человека. Удовлетворение.

«Что с Даникой?» выступая вперед, спросил Рейес. «Я последовал по тоннелю, из которого ты пришла, и нашел тюрьму и мертвых Ловцов, но Даники не было внутри»

«Должна быть…по пути в… Нью-Йорк» отрывисто произнесла Эшлин.

Рейес побледнел, цвет исчезал с его лица, будто засосанный пылесосом, по поводу использования которого всегда брюзжал Аэрон.

«Они не сказали больше ничего?»

«Прости». Она закашляла.

Мэддокс поморщился от ужасающего, звенящего звука. Он положил прохладное, влажное полотенце на ее лоб. Девушка вздохнула, закрывая глаза. Рейес запутал пальцы в своих волосах, явно расстроенный, желая уйти, нуждаясь в боли.

«Ступай» сказал ему Мэддокс. «Найди ее»

Воин взглянул на Эшлин, затем на Мэддокса, кивнул. Ушел без единого слова.

Мэддокс оставался подле Эшлин часами, смачивая ее лоб, заставляя пить воду. Он вспомнил, что видел, как Торин делал подобное после того, как притронулся к смертной женщине и заразил ту чумой.

Какое-то время Мэддокс полагал, что воля Эшлин к жизни сильнее болезни, поскольку она не умерла как остальные. Это или возможно что-то – кто-то – помогало ей.

Но затем кашель стал кровавым, ее тело слишком ослабло, чтобы сидеть. Горло так опухло, что она не могла глотать. Сколько еще она продержится?

Не зная, что еще сделать, Мэддокс сгреб ее и поднял на руки. Не говоря с друзьями, он вынес ее из крепости. Они не спрашивали о его намерениях, наверное, слишком опасаясь, что он превратится в Насилие. Так и было. Дух бурлил в нем, переживая за нее, стремясь разрушать, увечить, убивать. На этот раз от беспомощности и отчаяния, не от злобы.

Мэддокс поспешил в город; лунный свет – насмешливое напоминание о его вчерашней неудаче спасти ее.

Спасти ее, должен спасти ее.

Она не издавала ни звука, слишком ослабевшая, чтоб кашлять. Улицы были пусты, никого не было видно.

Чего бы это ни стоило, спаси ее.

Он отнес ее прямиком в больницу, на которую наткнулся вчера во время своих бесплодных поисков Эшлин. Здание было переполнено, трещало по швам от находившихся в нем людей, кашляющих людей. Умирающих. Он не хотел оставлять девушку, опасался доверить им ее жизнь. Но не знал, что еще сделать.

В заполненном людьми, белом коридоре ему попался раздающий указания человек в перчатках и маске.

«Помоги мне» сказал Мэддокс, обрывая его речь. «Помоги ей. Пожалуйста»

Потревоженный – мужчина в белом халате – глянул на Эшлин и утомленно вздохнул.

«Всем нужна помощь, мистер. Вам придется подождать своей очереди»

Мэддокс яростно уставился на него, зная, что маска Насилия просвечивает сквозь его лицо. Зная, что его глаза горят ярким красным цветом.

«Вы…вы…один из них. С горы» Мужчина сглотнул. «Положите ее там» Он указал на каталку в конце коридора. «Я сам о ней позабочусь»

Мэддокс сделал, как ему было сказано, затем поцеловал нежные губки Эшлин.

«Спаси ее» приказал.

«Я…я сделаю все, что в моих силах»

Пожалуйста, пусть она выживет. Ему хотелось остаться с ней, охранять ее, присматривать за нею. Заботиться о ней. Больше всего на свете он стремился быть с нею. Но ушел от нее в ночь. Полночь приближалась.

Утром он вернется. Горе миру – горе богам – если ее не будет здесь живой и здоровой.

Рейес чертыхался, обыскивая аэропорт, ближайшие отели. Больницы. Он повидал город за эти два дня более чем за все века, что жил здесь. Он чувствовал себя зверем в клетке, переполненным нуждой действия, но совершенно бессильным. Даника была где-то там. Может быть, заболела, как Эшлин. Может быть умирала. А он не мог найти ее следа.

Снова наступила ночь, и он с удивлением обнаружил, что бежит к аллее, которую они нашли вчера с Мэддоксом. Прокляв Мэддокса умирать еженощно, боги прокляли и его, привязав к воину так же, как если б их сковали железной цепью. Почему его, а не Аэрона, он не ведал. Все что он знал это то, что в полночь он будет вынужден вернуться в крепость. Всегда будет возвращаться.

Он сбегал пару раз, проверяя их оковы, испытывая богов, но каждую полночь его как магнитом тянуло к Мэддоксу.

«Черт побери!» Он выхватил один из своих кинжалов и провел острием по бедру. Ткань порвалась, и кровь полилась из раны. Что же ему делать? Внутри него пульсировала нужда, настолько глубокая – такой он не испытывал ранее – выручать, спасать. Оберегать. Но только Данику. Только еще раз взглянуть в эти ангельские глаза и ощутить новый проблеск наслаждения.

Наслаждения, которого он и не ожидал познать.

Но познал, а теперь жаждал еще.

Боги не приказали бы Аэрону выследить и убить ее, если б она могла умереть от Ториновой чумы или если б Ловцам было предначертано нанести смертельный удар. Эта мысль и утешила и рассердила его.

Возможно, Рейесу стоило освободить Аэрона – он запер того в подземелье, прежде чем покинуть крепость – и последовать за ним к Данике. Гнев сможет вынюхать ее, таким образом Рейес отбил бы ее у Ловцов.

Нет, понял он. Не смог бы последовать за ним, если б Даники не было поблизости. А доберись до нее первым Аэрон – она, несомненно, умрет.

Забудь ее. Она смертная. Их тысячи. Миллионы. Ты сможешь найти другую женщину, походящую на ангела.

«Не хочу другую» выкрикнул. Однако он знал, что не сможет вечно держать Аэрона в цепях. «Проклятье»

«Не веди себя как ребенок» сказал женский голосок в его голове. «Посмотри на горе, и заткнись уже к чертовой матери. У меня от тебя голова раскалывается»

Его плечи окаменели. Он осмотрелся, держа напоготове нож. Никого не заметил.

«Чего ты ждешь?» снова произнес голос. «Поспеши»

Бог? Один из нас? Это не может быть Сомнение, поскольку говорящий был явно женщиной. Рейес не тратил более время, пытаясь сообразить, что к чему. Он рванул с места, а через десять минут стоял на краю горы.

Даника была там. Она и мужчина – Кейн, понял он – лежали на земле и стонали.

Гнев заполонил его от осознания, что она поранена, хотя облегчение и заструилось по его венам. Ошеломляюще, но она выглядела так, будто бы пыталась взобраться наверх, вернуться в крепость. Камни были разбросаны вокруг этой странной парочки, словно прицельно падали с неба.

Рейес подхватил ее на руки, не желая никогда отпускать, и пнул Кейна носком ботинка, чтоб разбудить. В руке он сжимал эфес своего кинжала – на всякий случай. Не чувствовал себя целиком уютно оттого, что остальные Повелители вернулись в его жизнь.

Кейн хрюкнул. Открыл глаза. Схватился за пистолет у себя за поясом. Рейес выбил его из руки.

«Давайте, перебейте друг друга» слабым голосом поощрила их Даника. Ее светлые волосы были испачканы кровью. В этот миг Рейес познал то темное, поглощающее неистовство, которое должен был испытывать Мэддокс, думая о том, что Эшлин могли навредить.

«Как ты поранилась? Если Бедствие…»

«Камни падали» сказала она, прерывая его яростные мысли. «С горы, я полагаю. Он оттолкнул меня, чтоб избежать худших из них и я споткнулась, ударилась головою»

Рейес расслабился, но лишь немного.

«Спасибо тебе» сказал он Кейну.

Мужчина кивнул, потирая висок, и встал.

«Где твоя семья?» Рейес спросил у Даники. Мог оставаться в таком положении, как сейчас, навечно.

«Летят туда, где вам их не разыскать» Она не встречалась с ним глазами и боролась с его объятиями. «Теперь поставь меня»

«Никогда», хотелось ему сказать.

«Нет. Ты слишком слаба, чтоб идти»

Оборачиваясь к Кейну, он перешел на венгерский, чтобы Даника не поняла. Он надеялся.

«Как ты спас ее? И не отвечай на английском» Он молился, чтоб только Кейн понял его.

«Ловцы были на пути в крепость, когда мы с Кейном застали их» был ответ по-венгерски. Конечно же, тот понял его, подумалось Рейесу. Он не приехал бы в Буду не подготовленным. «Мы бились, но их было слишком много…Его ранили, а меня схватили. Они совершили ошибку, поместив ее со мною в один фургон. Шины лопнули, и машина съехала с дороги»

«А теперь Ловцы…?»

«Мертвы»

Хорошо. Хотя часть его желала поубивать их снова. Как-нибудь поболезненней. Медленно и не торопливо. Его взгляд был прикован к Данике, выискивая признаки инфекции Торина. Ее кожа светилась здоровьем и характерный кашель отсутствовал. Значит, она не была заражена.

«Почему ты вернулась?» спросил он, возвращаясь на английский.

«Он заставил меня» ответила она, указывая на Бедствие. «Что с Эшлин? Я слышала, что они поговаривали…» она запнулась от внезапного рыдания «о нанесении ей вреда, чтоб выманить вас, ребятки, и найти какой-то дурацкий ларец»

«Ее нашли» сказал он, сильнеесжимая девушку. Ее боль была подобна раскаленной игле, колющей прямиком в его грудь – и на этот раз ему не нравилось ощущение. «Она очень больна»

Даника сглотнула.

«Она может…»

«Только время покажет» Рейес призвал Кейна следовать за ним. Воин кивнул и двинулся с места. «Смерть поджидает в городе, Даника. Ты останешься в крепости, пока Ловцы не будут уничтожены и чума не пройдет»

«Нет. Не останусь» Она боролась с ним, стараясь оттолкнуться от его торса и спустить ноги на землю. «Я хочу сейчас же домой»

«Двигаясь так, ты только сильнее прижимаешься ко мне»

Девушка замерла, а он, как оказалось, и обрадовался и огорчился. Он не соврал. Ее тело было теплым, с хвойным ароматом, и каждое движение оживляло все его нервные окончания.

Он начал подниматься на гору, выбирая путь, отличный от Бедствия. На всякий случай. Облегчение Рейеса от того, что Даника в безопасности, было по-прежнему таким сильным, что сотрясало его.

«Я снова буду твоею пленницей?»

«Гостьей, пока это понадобиться» Когда будет не опасно, он освободит ее, позволяя прожить остальную жизнь, как ей заблагорассудиться. Как долго она бы ни продлилась. «Нам пришлось запереть Аэрона в подземелье. Тебе не следует туда ходить. Никогда. Понятно?» Вся ярость и мука звучали в его голосе. «Он убьет тебя, не моргнув и глазом»

«Это еще одна причина, по которой я хочу домой» дрожа, произнесла она. «Подобная ерунда не случается там»

«А где твой дом?»

«Так я тебе и скажу. Похититель»

Найди он способ, и она вскоре поведает ему все о себе. Они проведут это короткое время вместе в его комнате, в его постели. Его плоть мигом налилась, стоило ему вообразить ее ангельски волосы разбросанные по его подушке… Эти полные груди – розовые и спелые плоды…Эти милые ножки разведены…

Возможно, ей никогда не захочется покидать его.

Ха! Такая женщина, как она, никогда не захочет такого, как он. Он резал себя для удовольствие, для облегчения. Должен был. Иногда чувствовал, что умрет, если не сделает этого. Узнай она – она высмеет его. А это и к лучшему. Ей надо держаться от него подальше от него, подальше от Гнева.

Когда пройдет эпидемия, он отпустит Данику. Не сможет пойти с ней, чтоб защищать – не то, чтобы она захочет этого – а он не сможет остановить Аэрона от исполнения своего долга.

Для Рейеса не может быть хэппи-энда.

Глава двадцать третья.

Эшлин парила в царстве бессознательности. Тени – вот и все, что она знала. Тени и единственный голос, а все остальные голоса из прошлого и настоящего отступали в благоговейном страхе пред его интонациями. Это был тот, слышанный нею ранее. Эфемерный, словно принадлежащий призраку. Очень современному призраку, который слегка скучал и по-прежнему сосал леденец.

«Я вееееернулась» Хохот. «Не стоит выражать твою радость. Я чувствую любовь. Так что, эй ты! Ты подумала насчет сказок или как?» Тот женский голосок из камеры. Богиня. «Я уже потратила на тебя прорву времени, чика, так что мне надо поскорее покинуть нашу свиданку»

«Я думала над этим» попыталась ответить Эшлин, но слова не формировались.

«Хорошо»

Ладно, значит богиня все равно ее слышала.

«Жертва» мысленно произнесла она. «Я должна чем-то пожертвовать, чтоб снять с Мэддокса проклятие»

«Динь, динь, динь. А чем тебе надо пожертвовать, девчушка?»

«Я все еще не знаю. Скорее, все еще не хочу задумываться. Как тебя зовут?» Это было более безопасная тема.

«Меня зовут…Анья»

Анья. Красиво. Но было короткое колебание, словно она обдумывала, что сказать. Была ли богиня с именем Анья, или это вариация имени. Мозг Эшлин опустел.

«А ты…»

«Ух, мы здесь жертву обсуждаем. Сосредоточься. Я не ослушиваюсь прямых приказов, так что можем просто проехать эту милую маленькую неприязнь, что я вызываю. Я задала тебе вопрос и требую честного ответа»

Жертва. Правильно. Тяжело сосредоточиться, когда мозги напоминают кашу. Хотя одну вещь она знала ясно: жизнь без Мэддокса будет невыносимой. Все же она откажется от него ради его же спасения.

«Так-то лучше» сказала Анья, снова читая ее мысли. «Но ты не достаточно широко мыслишь. Слышь-ка, ты, что прогуляла самый важный урок своих сказок? У тебя есть шанс доказать, что твой никчемный босс научил тебя чему-то ценному»

Ценное. Слово поразило ее, и внезапно Эшлин поняла. Ее кровь застыла в жилах от одной мысли об этом. Лучшая жертва – это жизнь за жизнь.

«Приехали. Я знала, что у тебя есть ответ. Значится так: твоя за его, медвежонок медовый ты мой. Ты достаточно сильна?»

Ради него? Все что угодно. Даже боль, даже смерть. Спасти его было важнее, чем остаться с ним.

«Ладненько» хлопнула в ладоши Анья. «Давай начнем движуху. Проснись. Ты нужна ему»

Образ Мэддокса появился в ее мозгу, и ей показалось, что его рука сжимает ее, вливая силы в ее тело. Затем…нечто, присутствие, тепло, завладело ее телом, пронеслось сквозь него, чиня легкие, расправляя сведенные судорогой мышцы на ребрах и боках.

Она раскрыла глаза – и увидала вперившегося в нее Мэддокса. Он выглядел усталым, но заметив ее взгляд, мужчина улыбнулся, и это было самым прекрасным зрелищем из когда-либо виденных нею.

Сможет ли она действительно от него отказаться?

Через три дня Эшлин достаточно оправилась, чтоб покинуть больницу. Мэддокс молча унес ее обратно в крепость – настоящему мужчине ни к чему машины – и прямиком в свою комнату. Она заметила нескольких воинов в коридорах. Некоторые выглядели угрюмо, другие сердито, но все кивали ей, словно принимали ее присутствие здесь, хотя и не были от этого в восторге.

Едва двери спальни были захлопнуты и заперты, Мэддокс поставил девушку на ноги, позволяя ее телу соскользнуть вниз по себе. Опустил руки по бокам, прерывая соприкосновение.

«Ты узнал что-нибудь новое про женщин?» поинтересовалась она, не отодвигаясь от него. Тепло мужчины окутывало ее, а такая близость мучила.

«Они на свободе. Все, кроме Даники, которая сводит с ума Рейеса, оскорбляя его всеми возможными способами» Он настойчиво изучал ее личико. «Как ты себя чувствуешь?»

«Хорошо» ответила она и точно имела это в виду. Все еще немного покашливала и ощущала резь в груди, но почти исцелилась. Что означало, что время пришло. Время спасти его.

«Ты нужна ему», утверждала богиня Анья.

Эшлин не собиралась поведать Мэддоксу про Анью. Он будет расспрашивать; а ей не хотелось отвечать. Она знала, что ей надо делать, чтоб освободить его от проклятия – знала это, ненавидела это, но собиралась сделать это – и не могла позволить ему остановить себя. Не могла позволить себе остановить себя. Мысль о пребывании без него наполнила ее отчаянием.

«Я не хочу прощаться».

Слезы грозились брызнуть из глаз, так что она заставила себя улыбнуться. Это была ее сказка, и она собиралась спасти своего принца. Только…не прощайся. Еще нет. Она насладится остатком дня с ним, разговаривая с ним, касаясь его так, как не могла сделать этого, будучи в больнице.

«Я хочу тебя» призналась ему девушка. «Я ужасно тебя хочу»

«Я тоже тебя хочу» В его фиалковых глазах внезапно появился порочный блеск. «Мне кажется, что вечность прошла с момента, когда я в последний раз притрагивался к тебе»

Но они так и таращились друг на друга, ни один, ни другой, не подались навстречу.

«Я хочу, чтоб ты знал…» она прикусила губку и уставилась на свои ботинки. Время признаний. «Я люблю тебя»

Шок опустошил лицо Мэддокса, а его рот раскрылся и закрылся.

«Еще слишком рано» сказала она ему «наши жизни такие разные, а я еще и в ответе за всю ту чертову ерунду, с которой тебе пришлось разбираться на прошлой неделе, но я ничего не могу с этим поделать. Я люблю тебя»

Наконец-то он протянул руку. Его пальцы притронулись к ее щеке, ласково заставляя посмотреть ему в лицо. Нежность затопила шок.

«Я тоже люблю тебя. Очень сильно. Я грубый мужчина с неистовыми эмоциями, но не хочу, чтоб ты боялась, что когда-либо я буду груб с тобою. Я не могу обидеть тебя. Это будет хуже, чем вырезать собственное сердце»

Радость разлилась внутри нее, более сильная, чем она себе представляла. Слезы наполнили глаза. Она припала к его груди, нуждаясь в нем как никогда ранее. Он склонил голову, медленно…жестом чистейшего соблазнения…не отрывая от нее своего взора. Их губы соединились в нежном поцелуе красоты и любви.

Его язык скользнул в ее ротик. Снова и снова, всегда и вечно, он целовал ее, смаковал ее, наслаждался нею. Она ощущала его возвышенность, его изумление, оба эти чувства как в зеркале отражались в ней.

«Так прекрасно» прошептал мужчина.

«Я люблю тебя» опять произнесла она.

«Люблю тебя. Нуждаюсь в тебе»

По частичкам он снял с нее одежду и так же медленно она раздела его, гордясь каждым новым дюймом приоткрывающейся кожи.

Он был такой большой. Такой…ее. Она гордилась, касаясь его, наслаждаясь ним и запечатывая в своей памяти. Он был воплощенной свирепостью, и он любил ее.

Слышать, как он произносит эти слова – это давало ей ощущение умиротворенности. Однажды, после своей первой болезни, она назвала это место домом. Так оно и было, поняла девушка. Это был единственный дом, который она действительно знала. Как странно, что мужчина-Насилие стал тем, кто дал ей его. Что он стал тем, кто прогнал воспоминания об оббитых войлоком комнатах, безумном шуме, одиночестве и полнейшем предательстве. Как…сверхъестественно.

«Я буду почитать тебя» сказал он. «Моими губами, моими руками» Он упал на колени.

«Нет» Эшлин схватила его за плечи и потянула вверх.

Он удивленно свел брови.

«Моя очередь» На этот раз девушка преклонила колени. Ее рот покрыл его набухшее естество, ужасно твердое и горячее, принимая глубоко в свое горло. Она никогда не совершала подобного, но знала, как это делается, наслушавшись детальных описаний от множества женщин.

Мужчина запустил руки в ее волосы и простонал: «Эшлин»

Она и не думала, что ей может понравиться это действо, но обнаружила, что в восторге от него. Упивалась его наслаждением. Втягивала и отпускала, радуясь его дрожи, обводила язычком круглую головку, прежде чем спуститься к основанию. Сжимала в ладони яички. Доставлять Мэддоксу удовольствие – это делало ее более удовлетворенной, чем когда-либо ранее, заставляло ее увлажняться и жаждать, превращало в рабыню страсти.

Он сильным толчком подался вперед, спохватился и попытался притормозить. Девушка ускорила свои движения, забирая все, что он мог дать. Желая его толчков, его мощи.

«Эшлин, Эшлин»

Рыча, он излил свое горячее семя.

Она проглотила каждую капельку. Когда стихла его последняя судорога, поднялась на шаткие ноги. Его веки были наполовину прикрыты, нижняя губа припухла, словно он искусал ее, чтоб не закричать от агонии и удовольствия. Лицо Мэддокса было покрыто костяной маской, что предоставляло ей зрелище обоих – мужчины и чудовища. Оба всматривались в нее с любовью и нежностью, четкой глубинной потребностью.

Он добровольно бы умер ради нее. Она знала это; глубоко в душе она знала это.

«Не меньше этого и я могу сделать для него».

«Я не буду класть тебя на постель» хрипло произнес он.

«Ч-что?»

«Я погружусь в тебя у этой стены размеренными движениями. Глубоко. Наши тела превратятся в одно»

Она бы растеклась лужей, если б мужчина не подхватил ее. Он уже сотворил это с нею, заполнив ее своими прекрасными словами. Руки девушки обвили его шею, замыкая их вместе. И целой вечности в его объятиях ей было бы мало.

Мэддокс припал к ее губам в поцелуе – медленном и сладком, горячем и требовательном. Шаг за шагом он подталкивал ее к стене, как и обещал. Холодный камень притронулся к голой спинке, и она задохнулась.

Снова и снова он продолжал целовать, сминая ее груди, играя сосками. Вскоре она изворачивалась, задыхалась, стонала. Молила.

«Больше» заверил Мэддокс. «Я дам тебе больше»

Пусть это длится вечно.

«Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю»

Приподнимая девушку, он прижал ее к камню своими бедрами, не входя – ох, пожалуйста войди, нет наслаждайся – и закрепил ее ножки вокруг своей талии. Она крепко сжала его, но он заставил ее ослабить хватку и развести шире колени, распахиваясь навстречу ему. Прохладный воздух поцеловал самую интимную часть ее тела.

Два пальца Мэддокса прочертили жгучую дорожку вниз по животику и запутались в милых завитках ее волос. Закрывая глаза, она старалась выгнуть бедра так, чтоб подвести их к центру своего наслаждения. Девушкой овладела неистовая нужда.

Она хотела его в их первый раз, но это…это была настоящая потребность быть с мужчиной, которому отдано ее сердце. Это было нечто большее, чем секс, большее, чем удовольствие. Это была судьба, единение душ.

«Прикоснись ко мне, Мэддокс»

«Я касаюсь, любимая, касаюсь»

«Глубже»

«Вот так?» Его пальцы двинулись вниз…вниз…затем остановились у влажной щели.

«Еще»

«Вот так?» Новый дюйм.

«Больше. Пожалуйста»

Он тряхнул головой, а свободной рукою взял ее за подбородок и заставил встретить глазами свой любящий взор.

«Ты не должна умолять меня, Эшлин. Никогда. Я с удовольствием удовлетворю любое твое желание» Его два пальца наконец-то скользнули «домой».

Ее спина выгнулась. Он погружался и отступал, большим пальцем потирая ее клитор.

О, Боже.

«Да!» Это было именно то, в чем она нуждалась, без чего умерла бы. «Да, да. Еще»

Третий палец мгновенно вступил в игру, увеличивая наслаждение, усиливая ее ощущения.

«Да. Именно так» проговорила девушка, хватая ртом воздух.

«Такая тугая и влажная»

«Для тебя»

«И только для меня»

Слишком…недостаточно. Быстро, медлительно. Быстро. Она выгибалась, насаживаясь на его пальцы, скользя и изворачиваясь. Ее клитор отчаянно набух.

«Мне надо…надо кончить»

«Надо заполнить тебя» Мужчина устремился вовнутрь нее: секунду назад там были его пальцы, а в следующий миг – его плоть. Он заполнял и растягивал, дополнял ее.

Эшлин задыхалась и стонала, радостно сгорая в огне.

«Мою жизнь стоило прожить ради одного этого – ради этого мужчины, ради его прикосновения».

«Люблю тебя» проревел он.

«Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя» напевала она в такт его толчкам.

Он уткнулся лицом ей в шею, словно мог напитать ее словами свое тело. Движения оставались медленными и размеренными, как он и обещал.

«Никогда не чувствовал подобного. Хочу, чтоб это не заканчивалось»

Эшлин тоже чувствовала это. Шипящее горение в крови, электрическое, пробуждающее каждую клеточку тела.

«Так хорошо»

«Всегда» выдохнул он.

«Всегда» У тебя всегда будет мое сердце.

Он проник в нее последний раз, ударяя так глубоко, что девушка ощущала его всем своим нутром. Ударяя точно там, где она нуждалась в нем, ставя свое клеймо. Оргазм прокатился по ее телу. Она выкрикнула его имя, притягивая ближе.

Он прорычал ее имя, бережно удерживая. Жар окутал их, неимоверно сильный жар.

«Моя» заявил он, легонько целуя в губы.

«Твоя» Навеки.

Мэддокс унес девушку на кровать и нежно положил. Устроился рядом, обвивая своим телом. Долгое время они не разговаривали, просто наслаждаясь друг другом.

«Еще немного» молилась она. «Дай мне еще немного времени»

«Я соскучился по тебе» наконец-то произнес он.

«Я тоже. Сильнее, чем смогу выразить словами» Закинула на него ногу. «Что произошло, пока меня не было?»

Рассказывая, он медленно, с ленцой поглаживал ее спину.

«Аэрона посадили в подземную темницу. Как я уже упоминал, Рейес пытается одновременно и завоевать, и отпугнуть Данику, а ее пришлось запереть в его комнате, чтобы уберечь от побега. Торин был ранен, но идет на поправку. Сабин и остальные, которых ты видела после взрыва бомбы, перебрались сюда. Пока что мы заключили перемирие. Не слишком удобное, но все же перемирие»

Ух-ты. Казалось, у них не было ни одной бесполезной минуты.

«Мне не нравится, что Даника под замком»

«Поверь мне, красавица, это для ее же добра»

Она вздохнула.

«Я верю тебе»

«Что…» Он запнулся. Замер. «Что Ловцы рассказали тебе, Эшлин? Я должен знать»

«Ничего, клянусь» заверила она. «Я должна тебе кое в чем признаться» Пожалуйста, не прекращай любить меня. «Я привела их сюда, Мэддокс. Мне так жаль. Я не хотела этого. Правда. Не хотела. Они выследили меня и…»

«Я знаю, красавица, знаю»

Девушка с облегчением расслабилась. Он по-настоящему любил ее, так легко прощая то, за что едва не убил бы ранее. Он крепче обняла его.

«Перед смертью мой босс рассказал мне, что они планировали разыскать ларец Пандоры и всосать ваших демонов обратно»

«Нам поведали то же самое». Он неожиданно зевнул. Умиротворенная улыбка коснулась уголков его рта. «Я задолжал богам благодарность за то, что они вернули тебя мне, но чувствую слишком сильную усталость, чтоб отправляться к ним сейчас. Мне надо немного отдохнуть, я не делал этого последние пару дней»

«Спи. Мне надо, чтоб ты восстановил свою силу» хрипло сказала она.

Он хихикнул – звук абсолютной радости.

«Твои желания – мое удовольствие»

Глава двадцать четвертая.

«Он соооовсем не задолжал богам. Он должен мне. Но я клянусь, это моя совершенно последняя услуга тебе. Я приспала его. Больше не трать времени попусту»

Эшлин окаменела, когда голосок Аньи проник в ее мозг.

«Нет, еще нет» заскулило ее тело. «Мне нужно еще время с ним»

«Выбор за тобою, детка. Я умываю руки»

Так она и сделала. Пульсация энергии Аньи исчезла, оставляя комнату опустевшей.

Дрожа, Эшлин поднялась с кровати и выбралась из комнаты – но перед тем одарила Мэддокса последним страстным взглядом. Она ненавидела покидать его грешные объятия, но не рискнула бы потерять свой шанс.

«Это к лучшему» убеждала себя девушка. «Он не будет снова умирать. Не тогда, когда я могу спасти его»

Пятнадцать минут она бродила по коридорам крепости, стучась в двери спален. Никто ей не ответил. Даже Даника. Однако все время в коридорах раздавалось эхо чьих-то непристойных выкриков. Ей слышался звон цепей.

«Аэрон», содрогаясь, поняла девушка. Он пугал ее.

Наконец-то она нашла одного из бессмертных. Среброволосый ангел, забравший ее из Даникиной комнаты и перепрятавший в другой. Торин. Болезнь. Он лежал на кровати с обернутым вокруг шеи красным полотенцем. Кожа была бледной, он немного исхудал, а вокруг глаз и рта залегли морщины боли. Но мужчина дышал.

Девушка не стала его будить. Однако приблизилась к его ложу, чтоб прошептать: «Хотела бы я притронуться к тебе, взять за руку и поблагодарить за то, что спрятал меня в тот день. Мне удалось добраться до Мэддокса и обнимать его всю ночь»

Его глаза приоткрылись.

От неожиданности Эшлин отпрянула назад. Их взгляды встретились и она успокоилась. В зеленых глазах мужчины была нежность, и ей хотелось думать, что он произнес бы: «Добро пожаловать домой». Если б он только мог.

«Надеюсь, ты вскоре поправишься, Торин»

Он вроде как кивнул – было тяжело сказать наверняка.

С взвинченными нервами девушка продолжила свой поиск.

В конце концов, она обнаружила группу мужчин. Сердце молотом колотилось в груди, пока она незамеченной изучала их. Они тренировались, поднимали штанги и гантели, вес которых по отдельности превышал объединенные возможности пятерых людей. Один из них, по имени Рейес, дубасил боксерскую грушу. Пот стекал по его обнаженной груди вперемешку со струйками крови.

Он был тем, кто всегда орудовал мечом. Она старалась не возненавидеть его за это.

«Эй» позвала она, привлекая внимание.

Они приостановились, уставившись на нее. Некоторые прищурились. Девушка вздернула подбородок.

«Мне надо переговорить с вами» обратилась она к Рейесу и Люциену.

Рейес вернулся к своей груше.

«Если ты намереваешься отговаривать нас от сегодняшнего убийства Мэддокса, то не трать сил»

«Я выслушаю тебя, милочка» самый высокий из них промурлыкал. Его звали Парис. Голубые глаза, темно-каштановые, почти черные волосы.

«Чистейший секс», сказал Мэддокс, и она поверила ему. Слова были произнесены как предупреждение держаться подальше.

«Тихо» оборвал его Люциен. «Услышь тебя Мэддокс – не сносить тебе головы»

Синеволосый мужчина посмотрел на нее.

«Хочешь, чтоб я поцеловал их вместо тебя?»

Поцеловать их? Она видала его только раз. В фойе сразу после бомбежки, но он не показался ей любителем поцелуев. Он выглядел так, будто желал перебить их.

«Ты тоже заткнись, Гидеон. И не приставай к ней. Она занята. Мне придется побить тебя» прорычал Рейес.

«Не хочется мне видеть твою попытку» осклабившись, ответил тот.

Девушка моргнула. Как странно. Его слова утверждали одно, а тон абсолютно противоположное. Ну, да ладно.

«Ты прав» сказала она Рейесу. «Я не хочу, чтоб ты убивал сегодня Мэддокса. Я хочу, чтоб ты…» О Господи, неужто ты действительно скажешь это, Дэрроу? «…вместо этого убил меня»

Это привлекло всеобще внимание. Все прервали свои занятия, бросая гири, и глазели на нее, раскрыв рот.

«Что ты только что сказала?» выдохнул Рейес, стирая пот со лба.

«Проклятия снимаются посредством жертвования. Предпочтительно самопожертвования. Если я пожертвую собой, умерев вместо Мэддокса, его проклятие будет снято»

Тишина. Тяжелая тишина.

«Как ты можешь быть уверена?» поинтересовался Люциен, мрачно взирая своими странными глазами. «Что если это не сработает? Что если проклятие Мэддокса не будет снято, а ты попусту умрешь?»

Девушка собрала всю свою храбрость, укутываясь нею словно одеялом во время зимы.

«По крайней мере, я попытаюсь. Но, ух. Меня вроде как заверили свыше, что это сработает»

«Боги?»

Она кивнула. Ну, Анья никогда не подтверждала эту маленькую деталь. Эшлин просто предположила.

Снова тишина.

«Ты сделаешь это?» Неверие наполняло Парисовы притягательные глаза. «Ради Насилия?»

«Да» Мысль о предстоящей боли ужасала, но девушка не колебалась с ответом.

«Я ударяю мечом его» напомнил ей Рейес. «Значит, мне доведется ударить тебя. Шесть раз. В живот»

«Знаю» мягко проговорила она. Уставилась на свои босые ступни. «Я ежедневно вижу это в своих мыслях, и каждую ночь переживаю это»

«Допустим, ты снимешь с него проклятие» сказал Люциен «Тем самым ты обречешь его на жизнь без тебя»

«Пусть лучше он живет без меня, чем неоднократно умирает. Он так страдает, а я просто не могу позволить этого»

«Самопожертвование» фыркнул Рейес «Звучит так глупо на мой взгляд»

Эшлин вздернула подбородок еще выше и испробовала ту же логику, которую применила к ней богиня.

«Вспомни наиболее известные сказки мира» сказала девушка. Все то волшебство, все эти «и жили они долго и счастливо». Эгоистичные королевы всегда умирают, а добрые принцессы всегда побеждают»

«Как ты и сказала – сказки» опять фыркнул Рейес.

«Разве в сказках нет доли правды? Вы сами не должны быть более чем мифом. Родители читают своим детям на ночь историю про ларец Пандоры» парировала она. «Это означает, что жизнь сама есть сказкой. Как ее персонажи, мы все живем и любим и ищем счастливого конца»

Минуты тянулись мучительно медленно. Она приняла решение и если придется самой заколоть себя для его воплощения, что ж она не против.

«Хорошо» поражая ее, согласился Люциен. «Мы сделаем это»

«Люциен!» одернул его Рейес.

Люциен пристально посмотрел на Рейеса, а Эшлин рассмотрела надежду, осветившую его жестокое, покрытое шрамами лицо.

«Это освободит и нас, Рейес. Мы сможем покидать крепость более чем на один день. Будем путешествовать, если пожелаем. Сможем уйти – и оставаться вдали – если возжаждем одиночества»

Рейес открыл было рот, закрыл его.

«В фильмах, что заставлял нас смотреть Парис» продолжил Люциен «добро всегда побеждает зло чрезвычайным актом самопожертвования»

«Людские киношки ничего не означают. Сделай мы это, и нас могут проклясть еще больше. Покарать за ослушание»

«Ради Мэддокса, ради свободы, почему бы ни рискнуть?»

«Мэддоксу это не понравиться» произнес Рейес, но теперь и в его голосе звучала надежда. «Я полагаю…я полагаю, что он предпочел бы остаться с женщиной»

Подобное замечание согрело ее, но она не сдавалась. Она не могла позволить – не позволит – Мэддоксу мучиться так ночь за ночью зная, что в ее силах спасти его от этого. Он с процентами оплатил свои преступления.

Глаз за глаз, подумалось ей. Он принес ей мир. Она сделает для него то же самое.

«Иногда мы желаем того, что нам не нужно» сказал Люциен. Его голос стих, неизбывная тоска так и струилась из него. Что же такое он хотел, что не было ему нужно?

«Хорошо» наконец-то процедил Рейес.

«Сегодня» настаивала Эшлин. «Это должно произойти сегодня» Она не желала, чтоб он опять страдал, а также боялась передумать. «Только…дайте мне пробыть с ним столько, сколько это будет возможно, ладно?»

Мужчины угрюмо кивнули.

Мэддокс заботился о любом желании Эшлин остаток дня. Собственноручно кормил и любил ее прелестное тело несчетное число раз. Разглагольствовал о планах на их совместное будущее. Как ее дар сможет помочь воинам в поисках ларца Пандоры – если она того пожелает. Как они поженятся и будут проводить все время вместе – если она того пожелает. Как они будут искать способ уберечь ее от старения, чтобы провести вечность вместе – если она того пожелает. Он вырежет ей из дерева что угодно, а она будет читать ему отрывки из любовных романов. Если она этого захочет.

Она смеялась вместе с ним, дразнила его, любила его, но было в ней тихое отчаяние, которого он не понимал. Печаль. Он не давил на нее. У них было время. На этот раз он смотрел на время, как на друга. Она не могла знать, что пленила его. Пленила духа. И что теперь оба существовали для того, чтоб доставлять ей удовольствие.

«Что не так, любимая?» спросил он. «Скажи мне и я исправлю это»

«Уже почти полночь» дрожащим голосом ответила девушка.

Ах. Теперь он понял. Глянул на нее. Они сидели на краю его кровати, и он сжимал ее ручку в своих. Лунные лучи купали милые черты, высвечивая озабоченность в ее взгляде.

«Я буду в порядке»

«Я знаю»

«Почти не больно, клянусь тебе»

Этим он заработал легкий смешок.

«Врунишка»

Ее смех согрел его изнутри.

«Я хочу, чтоб ты провела ночь в другой спальне»

Она покачала головой, щекоча его руку своими локонами.

«Я останусь с тобой»

Он вздохнул. В ее голоске была такая целеустремленность.

«Хорошо» Он не позволит себе реагировать на удары меча. Не будет шуметь, и мускулом не шевельнет. Умрет с улыбкой на устах. «Мы будем…»

Рейес и Люциен вошли в спальню, более угрюмые, чем он когда-либо их видал. Он удивился их настроению, но решил не расспрашивать их перед Эшлин. Не стоит сейчас сваливать на нее что-нибудь еще, она и так собиралась смотреть, как его будут убивать.

Мэддокс быстро поцеловал Эшлин в губы. Она схватила его голову, побуждая продолжить. Так неистово, почти отчаянно. Он позволил себе еще миг. Боги, как же он любил эту женщину.

«Мы закончим это завтра» пообещал он. Завтра…Он едва мог дождаться.

Мужчина лег на хлопковые простыни и прислонился в изголовью. Рейес заковал его запястья, а Люциен – щиколотки.

«Хотя бы отвернись, когда они приступят» попросил он Эшлин.

Она печально улыбнулась и присела рядом с ним. Погладила его по щеке, лаская мягко, будто бабочкиным крылышком.

«Ты знаешь, что я тебя люблю»

«Да» И он ничему так не радовался за всю свою жизнь. Эта женщина было его чудом. «А ты знаешь, что я буду любить тебя вечно»

«Послушай Мэддокс…Не вини никого кроме меня за это, ладно. Ты достаточно настрадался, слишком, и от меня, как от любящей тебя женщины, зависит твое спасение. Знай, что я делаю это по своей воле, потому что ты мне дороже жизни» она опять его поцеловала, кратко на этот раз, и встала. Обернулась к Рейесу с Люциеном. «Я готова»

Его брови недоуменно поползли вверх, а страх лизнул за пятки.

«Готова к чему? В чем я буду тебя винить?»

Рейес выхватил меч, лезвие которого запело в воздухе. Ужас Мэддокса возрос.

«Что происходит? Говори. Сейчас»

Никто не произнес ни слова, пока Рейес приближался к Эшлин.

Мэддокс натянул свои цепи.

«Эшлин. Покинь комнату. Покинь комнату и не возвращайся»

«Я готова» опять прошептала девушка. «Стоит ли нам пойти в другую комнату?»

«Эшлин!» рычал Мэддокс.

«Нет» отрезал Люциен. «Ты сказала, что хочешь полной жертвенности, помнишь? Он должен наблюдать и понять, что ты делаешь ради него»

Ее полные непролитых слез глаза встретились с Мэддоксовыми.

«Я люблю тебя»

В этот миг он понял, что именно они планировали. Он брыкался и боролся за освобождение. Он кричал непристойности, какие не произнес бы даже Парис. Все время горячие слезы катились по его щекам.

«Нет. Не делай этого. Пожалуйста, не делай этого. Ты нужна мне, Эшлин. Рейес, Люциен. Пожалуйста. Пожалуйста!»

Рейес засомневался. Сглотнул.

А затем ударил Эшлин мечом в живот.

Мэддокс завопил, натягивая цепи так сильно, что металл порезал его до кости. Продолжай он в том же духе и утратит кисти и ступни. Ему было плевать. Лишь одна вещь имела значение, и она умирала на его глазах.

«Нет! Нет! Эшлин!»

Кровь лилась из ее живота, пропитывая рубашку. Она сжала губы, каким-то образом оставаясь молчаливой и все еще на ногах.

«Я люблю тебя» повторила девушка.

Рейес ударил ее снова. С каждым порезом Мэддокс ощущал, как его связь с полночью ослабевает, будто невидимые цепи, что сковывали его тысячи лет, медленно улетучиваются. А он хотел, чтоб они вернулись! Он хотел Эшлин.

«Эшлин! Рейес! Остановитесь. остановитесь» Он открыто рыдал, беспомощный, разъяренный. Умирая сам, несмотря на то, что чувствовал себя сильным как никогда. «Люциен, заставь его остановиться»

Смерть опустил взор, ничего не говоря.

После третьей раны Эшлин таки упала. Завопила. Нет, это был он. Она только захныкала.

«Не…больно» выдохнула девушка. «Как ты говорил»

«Эшлин» Ее имя дрожало на его устах отчаянной мольбою. Яростной. Неистовой. «О боги. Нет. Эшлин. Зачем ты это делаешь? Рейес, остановись. Ты должен остановиться» Он не мог наговориться.

Ее глаза снова встретились с его, и в них было так много любви, что он присмирел.

«Я люблю тебя»

«Эшлин, Эшлин» Он подпрыгнул, и цепь впилась глубже, сильнее порезав. «Держись, красавица. Только держись. Мы подлатаем тебя. Дадим тебе тайленола. Не волнуйся, не волнуйся. Рейес, остановись. Не делай этого. Она же невинна»

Рейес не послушал его, но резал ее снова и снова. Ее глаза закрылись. А тогда он затих. Сглотнул. Глянул на небеса, а затем на молчавшего Люциена.

«Не забирай ее! Пожалуйста, не забирай ее»

Наконец-то шестой удар был нанесен.

«Эшлин!»

Кровь багряной лужей растекалась вокруг ее уже безжизненного тела. Слезы продолжали литься из глаз Мэддокса. Он по-прежнему боролся. По-прежнему желал своей связи с полночью.

«Зачем? Зачем?»

Благодаренье небу, Люциен расковал его. Его кисти и ноги держались неизвестно на чем, он рухнул на пол и пополз, оставляя за собой кровавый след. Сгреб свою женщину в объятия.

Ее голова упала на бок. Мертва. Она была мертва, пока он чувствовал, как тяжесть его проклятия-смерти превращалась в дымок внутри его тела, развевающийся, словно его никогда и не было.

«Нет!» Мужчина громко рыдал. Хотя снятие проклятья было всем, о чем он когда-либо помышлял, Мэддокс скорее бы вытерпел еще тысячу вместо потери своей женщины. «Пожалуйста»

«Сделано» угрюмо процедил Рейес. «Будем надеяться, что ее жертва не была напрасной»

Мэддокс уткнулся лицом в волосы Эшлин и укачивал ее в своих объятиях.

Глава двадцать пятая.

Казалось, Мэддокс убаюкивал свою возлюбленную вечность, желая, чтоб девушка очнулась. Он не мог вынести мысли о жизни без нее. Лучше бы умер сам.

Люциен с Рейесом в нерешительности топтались рядом, молчали.

«Заберите мой дух в ад навечно» кричал он небесам. «Что угодно, но не это. Верните ее. Позвольте мне занять ее место на пороге смерти»

«На всю вечность?» промурлыкал голос. На этот раз не Сабин болтал в его голове, но женщина. «Вот теперь это серьезные отношения»

Он не колебался.

«Да. Да! Навсегда. На веки вечные. Я не могу жить без нее. Она все для меня»

«Ты нравишься мне, ковбой, по-настоящему нравишься»

«Вы тоже слышите женщину у себя в голове?» явно шокированный поинтересовался Люциен.

«Да» проговорил такой же сбитый с толку Рейес. «Кто ты?»

«Ваш новый лучший друг, сахарный мой»

«Тогда помоги мне» взмолился Мэддокс.

«Глупый бессмертный. Целыми днями я нарушала правила – что типа моего хобби – помогать тебе. Хотя не уверена, что хочу продолжать в том же духе. Ты и твоя женщина отнимаете слишком много времени»

«Пожалуйста. Помоги ей, и я больше не отниму ни секунды твоего времени. Клянусь. Только верни ее мне. Пожалуйста. Пожалуйста»

«На прошлой неделе ты разозлил большущих собачек, Насилие, а мне это очень по душе. Заставил меня посидеть и понаблюдать. Честно говоря, уже не многие из людей возвращаются из царства смерти, знаешь ли? А для Повелителя сделать это… знаешь почему?»

«Нет» И его это не заботило.

«Обалденно! Время для уроков»

«Эшлин…»

«Никуда не денется. Теперь цыц. Я должна поведать немного предыстории, чтоб ты понял, чем я рискую ради тебя»

Укачивая Эшлин в руках, он сжал губы, борясь с отчаянием.

«Так вот, Титаны теперь при власти, ублюдки, и они целиком планируют вернуть мир к тому, каким он был при апогее их власти. Местом мира, местом почитания – тра, тра, тра – где люди склонялись и приносили им жертвы, и все прочая чушь. За пару дней два храма внезапно поднимутся из вод морских. Только подождите. Это будет начало конца, наверняка» Она выдержала трагическую паузу. «Не знаю, хотят ли Титаны вашей смерти или нет в своей большой задумке, но знаю, что они планируют использовать вас, чтоб раздобыть желаемое»

«Женщины. Даника» проговорил Рейес.

«Бинго. Что-то там в ее наследственной линии, может быть пророчество. Я должна буду серьезно изучить это дельце. Но вы понимаете мою дилемму, правда? Помогая вам, я по-настоящему разозлю новое руководство»

«Желаешь, чтоб я убил их для тебя?» поторопился предложить плату Мэддокс. «Я сделаю это. Сделаю» Сколько бы времени это ни заняло, что бы ни пришлось ему совершить. Он придумает как.

«Мэддокс» предупредил Люциен. «Остановись. Прежде, чем ты не накликал на наш дом гораздо худшее проклятие. Она собирается помочь тебе. Она только притворяется, что хочет заключить сделку. Правда, богиня?»

«Ох, Умни МакУмноштан (Smartie McSmartpants – в оригинале)» промурлыкала она. «Ты так сексуален. С тобой позднее» Издала новый вздох, на этот раз мечтательный, прежде чем взять себя в руки. «Нет времени сейчас для этого. К сожалению. Как я говорила раньше, маленькая женщина действительно впечатлила меня. По правде говоря, не думала, что она решится на это. Хотя какое шоу было то, правда?» Хохот. «Если б у меня были телесные функции, думаю, я бы обмочила свои трусики»

«Богиня. Сосредоточься. Пожалуйста»

«Мэддокс» снова предупредил Люциен.

«Анья. Зовите меня Анья. И сама я, фактически, не богиня, только дочь одной из них, так что не приписывайте меня к их компашке» Теперь прозвучал сердитый вздох.

«Что я могу сделать? Скажи! Я все сделаю» Мэддокс подумал, что Анья может сосать конфетку, потому что раздался чавк и хлопок, а затем повеяло клубникой со сливками.

«Твоя женщина отдала за тебя жизнь. Хочешь сделать то же самое? Потому что тебе стоит знать, что мои силы обуславливаются поступками других, и я не могу ничего сделать, пока ты бездействуешь. Ох, и еще небольшой вопрос оплаты»

«Да. Ради нее я пожертвую чем угодно» снова без колебаний. «Я заплачу любую цену»

Еще одна сосательно-чавкательная пауза.

«Хорошо, дела вот какие. За мною гонятся Титаны. Не спрашивай почему. Это долгая история. Как бы там ни было, они охотятся на меня как на дикого зверя уже несколько дней. Если я когда-нибудь приду к тебе за помощью, ты окажешь ее мне. Понятно?»

«Да. Что угодно»

«Не ты один, сладенький. Все вы»

Какой-то миг ни Рейес, ни Люциен не отвечали. Мэддокс едва удерживался, чтоб не наброситься на них и не перерезать глотки обоим.

«Да» затем в унисон пообещали они.

«Тогда лады. Договор заключен. Твоя женщина очнется, и будет привязана к тебе. Она будет жить, пока жив ты. Не так уж и плохо, как для смертной. Но умри один из вас, другой немедленно последует его примеру. Понятно?»

«Да, да»

«Если ты попробуешь отпереться от своих слов, знай, что я убью тебя, а это убьет и ее» Голос Аньи упал до сладчайшего шепотка. «Я отрублю ваши головушки и подам их богам на серебряном блюде»

«Я понял. Я согласен» немедленно ответил мужчина.

Прошла секунда. Другая. Затем раздалось довольное урчание, и Мэддокса внезапно закружил вихрь. Эшлин была вырвана из его окровавленных рук, он завопил, потянулся к ней. Она по-прежнему лежала без движения, но ее кровь, казалось, снова затекала в тело.

Мэддокса бросило обратно на кровать, а цепи обвили его, запястья и щиколотки исцелились за секунды. Рейес и Люциен прошагали на центр комнаты – но спиною вперед.

Время отматывалось на высокой скорости, шокировано понял Мэддокс. Он повидал много за свою долгую жизнь, но такого – никогда.

Рейес стоял над Эшлин, скорее вытаскивая из нее меч, а не погружая его.

Вместо падения она встала.

Так же внезапно, как начался, вихрь прекратился. Все растерянно оглядывались по сторонам.

«Что произошло?» не веря своим глазам, спросила Эшлин. «Я была мертва» Девушка подняла руки, осматривая их, затем ощупала живот в поисках ран. «Знаю, что была. Я еще чувствую лезвие меча, прорезающее мои…О мой Бог, Мэддокс, что ты натворил? Проклятие вернулась тоже?»

«Это было… у меня нет слов» хмурясь, проговорил Рейес. «Я же заколол ее»

Они сохранили свои воспоминания о событии, хотя теперь этого и не произошло.

«Освободи меня» заорал Мэддокс. «Цепи»

Люциен подчинился со смущенным видом.

Мэддокс вскочил на ноги и схватил Эшлин в объятия, покрывая поцелуями ее личико и сжимая так сильно, как только мог, чтоб не сломать ее. Она засмеялась, затем отпрянула, чтоб осмотреть его.

«Но проклятье смерти…»

«Снято. Клянусь. Я больше не чувствую его кандалов»

«Наслаждайтесь, ребятки, ведь и вы свободны теперь от Мэддоксова проклятия» пропел голосок Аньи. «Хотя не волнуйтесь. Я уверена, что ваши демоны доставят вам кучу неприятностей. Только не забывайте наш уговор. Пока что «па-па»!

Тело Рейеса рванулось, а голову Люциена запрокинуло назад. Они тряслись, их колени подогнулись и мужчины грохнулись на пол. Долгое время оба там и оставались, тяжело дыша. Одновременно подняли глаза и встретились взглядами.

«Я не должен больше убивать Мэддокса» благоговейно воскликнул Рейес. «Притяжение его смерти пропало. Пропало!»

«Проклятье смерти по-настоящему снято» произнес Люциен, его тон был так близок к радости, как никогда ранее. «Спасибо, Эшлин. Спасибо тебе. Ты выдающийся человечек»

«Хотела бы я сказать, что это было мне в удовольствие» с усмешкой поддразнила она.

«Ты умерла ради меня» сказал Мэддокс, требуя ее внимания и отстраняя друзей. Лишь один человек имел сейчас значение. А он был шокирован и побежден и в ярости на нее. «Ты умерла ради меня» прорычал он.

«Я бы сделала это опять» ответила девушка. «Я тебя люблю»

Он закружил ее, и она счастливо взвизгнула.

«Больше никогда, женщина. Ты больше никогда не покинешь меня»

«Никогда»

«Рейес, Люциен, проваливайте-ка» бросил он друзьям, не отрывая взгляда от Эшлин.

Они тихонько покинули комнату, вознаграждая его и Эшлин уединением.

Мэддокс лишил ее одежды и покрыл поцелуями животик, где она была поранена.

«Ты нужен мне» выдохнула девушка.

А он нуждался в ней. Сейчас и вечно. Он погружался в нее, не в силах остановиться, и стонал от наслаждения.

«Я люблю тебя» он обнимал ее, медлительно двигаясь внутри.

«Я тоже люблю тебя» Она вздохнула, ее голова металась из стороны в сторону.

«Спасибо тебе. За сделанное тобою, спасибо» Никто не жертвовал стольким ради него. «Только…больше никогда не позволяй убивать себя. Поняла?»

Она засмеялась, но он глубоко вторгся, именно так, как ей нравилось, и ее смех превратился в стон.

«Тогда смотри, чтоб тебя не прокляли опять, мой милый принц»

«Прокляли? Любовь моя, меня благословили сверх меры»

«И меня, Мэддокс» заверила девушка, и они одновременно достигли пика наслаждения. «И меня»

На следующий день после обеда Люциен созвал встречу.

Счастливая как никогда Эшлин восседала у Мэддокса на коленях. Все ее мечты сбылись. Она могла контролировать свою способность при помощи мыслей о Мэддоксе, а он мог полностью остановить голоса. Истинная любовь действительно превозмогает все.

У нее даже появилась семья. Настоящая семья, с враждой и всем остальным багажом. Две группы воинов держались натянуто и сохраняли дистанцию, хотя по-демонски очень вежливые. В своей сестринской роли Эшлин нацелилась залатать эту трещину.

Со времени ее отмененной смерти большинство воинов любовно относились к ней, взъерошивали ей волосы, подшучивали насчет того, что она навечно застряла при Мэддоксе. Кроме Болезни, который по-прежнему восстанавливался от своих ран. Хотя Торин подмигивал ей. Эшлин знала, что он должен быль чувствовать ужас из-за того, что невольно посеял чуму среди горожан. Последствия оказались – были – впечатляющими, да, но благодаря современной медицине их удалось преодолеть и остановить болезнь. Возможно, он утешиться этим. А излечившись, он сможет помочь воинам отстроить Клуб Судьбы, отплатив тем самым городу.

Жизнь была прекрасна. Намного лучше, чем она когда-либо себе ее представляла. Девушка ухмыльнулась.

Люциен встал посреди комнаты и произнес: «Я побеседовал с Сабином и, как вы знаете, решил помочь в его поисках ларца. Время этой проклятой вещице отыскаться. Пока она где-то там, демоны под угрозой всасывания в нее. Что означает угрозу смерти для нас»

«Проклятые Ловцы» сказала Эшлин, а Мэддокс сжал ее за талию.

«Они мертвы, убиты болезнью» напомнил Рейес.

Эшлин покачала головой, сожалея, что приходится поправить его.

«Вы убили только нескольких из них. Не всех. МакИнтош был просто вице-президентом Института. Я никогда не встречалась с президентом за все годы, что там проработала. Мне говорили, что он никогда не появляется на людях. Я не думала об этом раньше, но теперь это выглядит подозрительным. Помимо этого есть еще много сотрудников по всему миру. А может и другие Ловцы, что вообще не связаны с Институтом»

Раздалось бормотание среди мужчин.

«Мы надеялись, что ларец здесь в Будапеште» сказал Сабин, становясь рядом с Люциеном и хмурясь, когда тот напрягся, словно ожидая нападения. «Допрос Ловца, по крайней мере, привел нас сюда. Но…»

«Они не нашли его следов» договорил за него Люциен. «И хотят нашей помощи»

«Если хотите, чтоб я помог искать этот ларец, то должны дать мне подсказку» бросил Рейес. Он был на грани – Эшлин знала это – потому, что Даника сбежала из крепости этим утром, не попрощавшись. Никто не отправился ей вдогонку. Эшлин огорчилась, потеряв свою первую подругу, но знала, что так будет лучше.

Когда-нибудь им придется освободить Аэрона.

Мэддокс рассказал Эшлин проАэрона, почему тот нуждался в убийстве Даники и ее семьи. Если б Анья могла в этом помочь. Мэддокс также рассказал ей, что Анья созналась в погоне за нею Титанов. Она была неким сверхъестественным существом, которое могло проникать в здания, оставаясь невидимой, и перематывать время, хотя все же боялась быть побежденной – значит, ее можно было победить.

«Смотри за своим тоном, Боль» сказала Камео, становясь по другую сторону от Люциена. «Ты попираешь мораль»

«Ладно, две мрачные новости», подумала Эшлин. Камео заставляла сердце Эшлин рыдать каждый раз, когда она смотрела на нее. Женщина нуждалась в любви. Хотя пока никто из мужчин не казался увлеченным нею, какой бы прекрасной она не была. Все держались отстраненно, словно опасались убить ее – или самих себя – если подойдут достаточно близко. Что ж они не были единственными мужиками в мире. Некто где-то там мог совершенно точно влюбиться в Несчастье.

«Эшлин слыхала противоречивые истории» сказал Мэддокс. «Расскажешь им?»

Она кивнула.

«Одна говорит, что ларец охраняет Аргус. Другая, что он спрятан глубоко на дне морском под надзором Гидры, но мне неизвестно где»

Все охнули.

«Есть идеи, откуда начинать?» спросил у нее Люциен.

Она покачала головой.

«Анья упомянула о всплытии на поверхность двух храмов» напомнил Мэддокс «Эти храмы наверняка использовались богами и не были загрязнены или разграблены смертными. Когда они всплывут, кто-то из нас должен отыскать их. Возможно, мы найдем нечто, что выведет нас на правильный путь»

«Превосходно» кивнул Люциен. «Кто-то должен остаться здесь с Аэроном и Торином и сторожить крепость»

«Мы с Эшлин останемся. Мы изучим книги и манускрипты»

«А я прислушаюсь к подсказкам в городе» добавила девушка.

Мэддокс прижал ее к себе и прошептал: «Я так сильно в тебе нуждаюсь»

«Хорошо. Потому, что я собираюсь заботиться обо всех твоих нуждах» соблазняющее поведала ему Эшлин.

Его губы смягчились, а фиалковый взгляд погрузился в ее ротик.

«Прямо сейчас я воображаю тебя в черном кожаном костюме с мечом на боку. Я попросил Париса купить такой наряд в городе, зная, как ты любишь свои сексуальные одежки»

Она растаяла подле него, так переполнена любовью, что та разбрызгивалась из нее бесконечным потоком.

«Надев его, мне придется сражаться, что защитить свою честь, или завоевать твою?»

«Мою, конечно же»

Возбуждение мгновенно овладело ею, и девушка задрожала.

«Хочешь покинуть этого сборище и пойти в нашу комнату?»

«Сильней, чем могу выразить это словами»

Они поднялись. И мужчина с самым темным, неистовым характером во всем огромном мире со смехом погнался за нею из комнаты, оставляя всех таращится на них – изумленно и с завистью.

Возможно, наступят и их времена…

Оглавление

Глава первая.

Глава вторая.

Глава третья.

Глава четвертая.

Глава пятая.

Глава шестая.

Глава седьмая.

Глава восьмая.

Глава девятая.

Глава десятая.

Глава одиннадцатая.

Глава двенадцатая.

Глава тринадцатая.

Глава четырнадцатая.

Глава пятнадцатая.

Глава шестнадцатая.

Глава семнадцатая.

Глава восемнадцатая.

Глава девятнадцатая.

Глава двадцатая.

Глава двадцать первая.

Глава двадцать вторая.

Глава двадцать третья.

Глава двадцать четвертая.

Глава двадцать пятая.