Обещание поцелуя [Стефани Лоуренс] (fb2) читать постранично, страница - 2

гораздо больше, чем тонкое кружево на воротнике ночной сорочки. Она наверняка была одной из воспитанниц монастыря, к тому же знатного происхождения, задержавшейся здесь по какой-то неизвестной, ему причине.

Медленно, стараясь ее не испугать, он поднялся с земли.

— Mille pardons mademoiselle^[1].

Он увидел темную, красиво изогнутую бровь и губы, полные, но не по моде широкие и слегка приоткрытые. Ее волосы необузданным каскадом падали на плечи, и тяжелые локоны отливали черным лаком в ярком свете луны.

— Я не хотел вас напугать.

Но она и не выглядела испуганной; она выглядела, как принцесса, абсолютно уверенная в себе и лишь слегка удивленная. Он выпрямился во весь рост. Она была маленькой и хрупкой; он возвышался над ней, словно башня, и ее голова едва достигала его шеи.

Она смотрела на него, откинув голову. Луна освещала ее лицо. В широко распахнутых глазах, не было и намека на страх. Длинные ресницы бросали глубокие тени на нежные щеки. Нос прямой, патрицианский, черты лица выдают знатное происхождение.

Ее поза выражала спокойное ожидание. Возможно, он должен представиться?

— Черт!

И тут шум голосов ворвался в ночь, нарушая первозданную тишину. В дальнем конце монастыря ярко вспыхнули огни.

Он скользнул в тень большого куста. Принцесса могла видеть его, но он был невидим для шумной толпы, бегущей по дорожке. Она могла его выдать, сказав охране, где он прячется… Он пришел в смятение.

Хелена с любопытством наблюдала за стайкой монахинь в развевающихся одеждах. С ними были два садовника с вилами наперевес.

Они увидели ее.

—Мадемуазель, вы видели его? — спросила сестра Агата, резко остановившись.

—Мужчину. — Мать-настоятельница совсем запыхалась, но старалась сохранять достоинство. — Граф де Вишесс предупредил нас, что какой-то сумасшедший намеревается встретиться с мадемуазель Маршан. А эта глупая бестолковая девчонка… — Даже в темноте было видно, что глаза матери-настоятельницы сверкают гневом. — Мужчина был здесь, я в этом уверена! Он, должно быть, спустился по стене. Он не проходил мимо вас? Вы не заметили его?

Широко раскрыв глаза, Хелена повернула голову направо, в сторону, противоположную спрятавшемуся в кустах незнакомцу. Она кивнула на главные ворота и взмахнула рукой.

— Ворота! Если мы поспешим, то догоним его!

Группа изменила направление и скрылась в саду, разбежавшись в разных направлениях, крича, стуча по бордюрам, окаймлявшим дорожку, совершенно обезумев в поисках какого-то мифического сумасшедшего, а не мужчины, который всего-навсего упал к ее ногам.

Наступила тишина, крики и вопли растаяли в ночи. Плотнее закутавшись в шаль и сложив на груди руки, она смотрела, как незнакомец выходит из тени.

— Большое спасибо, мадемуазель. Нет нужды объяснять, что я не сумасшедший.

Его глубокий голос, правильная речь говорили ей больше, чем сами слова. Хелена посмотрела на стену, с которой он свалился. Колетт Маршан покинула монастырь год назад, но накануне снова была водворена сюда встревоженными родственниками и теперь дожидалась брата, который увезет ее домой. Поведение Колетт в салонах Парижа, по слухам, наделало много шума. Хелена посмотрела на незнакомца, приближавшегося к ней.

— Кто вы? — спросила она.

Его тубы, длинные и несколько тонкие, но завораживающе красивые, изрекли:

— Англичанин.

Она бы никогда не догадалась об этом, слушая его речь: он говорил без всякого акцента. Однако это открытие многое объясняло. Она слышала, что англичане часто бывают высокими и поступают безрассудно — по парижским меркам.

Прежде она не встречала ни одного из них. Это открытие читалось в ее прекрасных прозрачных глазах. В серебристом свете луны Себастьян не мог разглядеть, какого они цвета: голубые, серые или зеленые, И сожалел, что у него нет времени это выяснить. Он осторожно провел пальцем по ее щеке.

— Еще раз благодарю вас, мадемуазель.

Он сделал шаг, чтобы уйти, сказав себе, что должен уходить, но почему-то уходить ему не хотелось.

В темноте что-то блеснуло, и он посмотрел туда. Позади нее с одной из ветвей липы свисала гроздь омелы.

Совсем как на Рождество.

Проследив его взгляд, она тоже взглянула на липу и тоже увидела свисавшую омелу. Затем ее взгляд вернулся к нему, к его глазам и губам.

Ее лицо напоминало лицо французской мадонны, не парижской, а именно французской — более драматичное, более живое. Себастьян обнаружил, что его к ней влечет. Чувство это захватило его целиком, и он наклонил голову.

Медленно. Она дал ей достаточно времени, чтобы уйти.

Она не ушла. Она подняла к нему лицо.

Его губы коснулись ее губ и слились с ними в самом целомудренном поцелуе за всю его жизнь. Он почувствовал, как ее губы дрогнули, и он всем существом своим ощутил ее невинность.

Спасибо — это все, что он сказал поцелуем; все, что позволил себе сказать.

Он оторвался от нее. Их взгляды встретились, дыхание смешалось.

Он снова наклонился к ней.

На этот раз ее губы сами потянулись к нему,