КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706108 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124645

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Сайберия. Том 2 [Владимир Сергеевич Василенко] (fb2) читать онлайн

Книга 643948 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Владимир Василенко Сайберия. Том 2

Глава 1

Погода в первый учебный день выдалась отличная, как по заказу. Было прохладно и немного ветрено, зато солнце светило вовсю, на небе — ни облачка. Академический парк, раскрашенный в осенний багрянец и золото, выглядел нарядно, словно красавица на балу. Особенно эффектно и торжественно было на площади перед центральным корпусом. Белоснежный мрамор колонн, солнечные блики на окнах фасада, искрящиеся струи фонтанов, выстроившиеся будто по линейке шеренги студентов в выглаженной униформе…

Я немного припозднился после вчерашних похождений в «Колизеуме» и долгого полуночного разговора с Демьяном. Большую часть торжественной церемонии пропустил, потом долго искал своих. Наконец, разглядел в толпе тёмно-зелёную форму Горного Института и скрещенные молотки на шевронах, а потом заметил и знакомую кучерявую шевелюру Полиньяка, которая выбивалась даже из-под фуражки.

Впрочем, чуть раньше я увидел даже не его, а объект его воздыханий. Немногочисленные студентки Горного выстроились в отдельную шеренгу на переднем плане, и русоволосая красавица с косой, конечно, стояла на левом фланге, издалека выделяясь ростом и статью. Большинство остальных девчонок едва доставали ей до плеча.

Кстати, облачившись в студенческую форму и избавившись от простоватого деревенского образа, девушка здорово преобразилась. Китель выгодно подчёркивал её фигуру, форменный берет, кокетливо сдвинутый чуть набок, тоже смотрелся очень симпатично. Особенно в сочетании с шикарной янтарно-русой косой, опускающейся на грудь справа. Стояла девушка, выпрямившись, с очень серьёзным и торжественным выражением лица слушая выступление какого-то важного шишки, взошедшего на трибуну рядом с фонтаном.

Я, потихоньку пробравшись между шеренгами, потеснил парней и встал по росту между Полиньяком и Трофимовым. Глеб кивнул мне, как старому знакомому, и пожал руку. Француз же отреагировал так, будто я тут и был, только отлучался на минуту. Всё его внимание было поглощено девушкой.

— Я узнал её имя, — заговорщически шепнул он мне. — Её зовут Варвара. Варвара Колыванова.

С его грассирующим акцентом это имя звучало довольно угрожающе, но он умудрился произнести его нежно, с придыханием.

— Да ты, я смотрю, серьёзно запал, дружище, — усмехнулся я. — А там, на трибуне, кто вещает?

— Это же Вяземский, — подсказал Глеб с некоторым удивлением. — Генерал-губернатор томский. Не узнал, что ли?

Хм… Солидный мужик. До трибуны было метров тридцать, и голос чиновника усиливался с помощью какого-то диковинного устройства, похожего на растянутую на массивной раме мембрану. Но даже с такого расстояния я отчётливо видел ореол эдры, окутывающий его фигуру. Губернатор определённо был нефилимом, и весьма сильным. Впрочем, и немудрено.

Я застал только самую концовку его речи. Он попрощался, пожелав студентам плодотворной работы в новом учебном году. Затем грянул оркестр, и хор, выстроившийся у подножия трибуны, затянул «Боже, царя храни». Все собравшиеся, вытянувшись в струнку, подпевали гимну. Я даже губами шевелить не пытался — слов я не знал, а петь, похоже, не умел вовсе. Но мелодия показалась смутной знакомой.

Во время исполнения над трибуной подняли огромный портрет императора. Александр Павлович Романов по прозвищу Неодолимый на портрете выглядел грозно — резкие, грубоватые черты, прямой взгляд исподлобья, сдвинутые к переносице брови. И странноватый цвет лица — тёмный, землистый, на правой щеке и части шеи вовсе переходящий в какую-то каменную корку.

Скорее всего, художник пытался отобразить на портрете не только характер монарха, но и фамильный Дар Романовых. Аспект Камня у Александра проявлялся в умении мгновенно обрастать непробиваемой бронёй. И он активно развивал этот талант с ранней молодости, сделав блестящую военную карьеру. Судя по тому, что я успел прочитать, император до сих пор не чурается лично появляться на поле боя.

Сразу после гимна шеренги студентов рассеялись, и на площади воцарилась уже привычная суетливая толчея. Мы с Полиньяком направились в сторону корпуса Горного института. Трофимов где-то потерялся по пути.

— Слушай, а с занятиями-то сегодня что? Я, если честно, совсем забыл посмотреть расписание…

— Первой парой сегодня биология, — подсказал Жак. — Надо поторапливаться, кстати, начало через пятнадцать минут.

— Мы аудиторию-то успеем найти?

— Профессор назначила сбор прямо возле корпуса. Кажется, будет что-то интересное.

Он на ходу вертел головой, вытягивая шею и пытаясь кого-то высмотреть в толпе.

— Да вон она, зазноба твоя, — указал я на Варвару, которая в гордом одиночестве шагала по дорожке метрах в десяти позади нас.

— О! Да, точно…

Полиньяк порывисто сдёрнул головной убор и попытался причесать свои непокорные кудри. Без особого успеха, впрочем. Потом, заметив на рукаве новёхонькой студенческой формы свежее пятно от чего-то съедобного, принялся торопливо вытирать его платком, зажав фуражку подмышкой. Фуражку выронил, но заметил это только через несколько шагов и, всплеснув руками, бросился поднимать её и отряхивать.

Я приостановился и вздохнул, наблюдая за его метаниями.

— Да не мельтеши ты так. Чего разволновался? Ну, раз нравится она тебе — подойди да познакомься.

Варвара как раз поравнялась с нами и прошла мимо, чуть задержавшись взглядом на мне. Смотрела она странно — не то выжидающе, не то даже с некоторым осуждением. Но при этом быстро спрятала глаза, стоило только повернуться в её сторону.

Я задумчиво посмотрел ей в след, снова отмечая странного строения ауру — спящую или спрятанную, больше похожую на твёрдое ядро, чем на обычный энергетический контур из эдры.

Необычная барышня. И сдаётся мне, что-то она скрывает.

— Ну хочешь, вместе подойдём? — предложил я Полиньяку.

Тот протестующе замотал головой и забормотал что-то, так разволновавшись, что то и дело сбивался на французский. Я усмехнулся и оставил его в покое.

Когда мы подошли к зданию Горного института, то недалеко от входа, рядом с монументом из парящей эмберитовой глыбы, уже собралась приличная группа студентов — человек, пожалуй, двадцать.

Преподавательница уже тоже была на месте. Интересная женщина лет сорока — сорока пяти, небольшого роста, в строгом глухом платье с воротником под самое горло, высокой причёской и в элегантных золочёных очках, сдвинутых на самый кончик носа. Платье показалось мне несколько старомодным — со слишком пышной юбкой, под которой угадывался кринолин. По крайней мере, студентки сейчас такие не носили.

К слову, девчонок в нашей группе оказалось всего трое, включая Варвару. Некоторые лица были мне уже знакомы по лекции Кабанова. Кроме того, здесь же оказались и Трофимов, и Кудеяров с дружками. Видимо, занятие было объединённым для всего потока, без учёта специализаций.

Кудеяров-младший лишь мельком скользнул по мне взглядом и демонстративно отвернулся, делая вид, что тут же потерял ко мне интерес. Что ж, правильно, сынок. Ты меня не трогай, и я тебя не трону.

— Все собрались? — спросила профессор, чуть вскинув подбородок, чтобы взглянуть на нас сквозь стёклышки очков. — Вы уже выбрали старост?

Судя по растерянному бормотанию, прокатившемуся по группе, никто и не в курсе был, что нужен какой-то староста. Преподавательница мягко улыбнулась и, щёлкнув крышечкой карманных часов, проверила время.

— Что ж, занятие уже две минуты как началось. Будем считать, что все желающие на месте. Со списками сверяться не буду, сделаю поблажку в первый учебный день. Тем более что я хотела бы начать с небольшой обзорной лекции, не входящей в основной курс. Конспекты сегодня тоже вести необязательно. А вот со следующего занятия начнём разбираться в предмете более основательно. Есть возражения?

Она сделала небольшую паузу, снова обводя нас взглядом. Из-за небольшого роста и сдвинутых на нос очков она делала это в забавной манере — чуть вытягивая шею, будто пытаясь заглянуть через забор. При этом брови её тоже взмывали вверх, придавая лицу этакое изумлённое выражение.

— Возражений нет. Что ж, тогда позвольте представиться. Софья Николаевна Коржинская, профессор кафедры биологии Императорского Томского университета.

Она сделала небольшую паузу, застыв в чётко выверенном полупоклоне.

— Биология — это не профильное направление для вашего института, поэтому собственной кафедры у вас нет. Однако, учитывая специфику вашей будущей работы в Сайберии, вам будет крайней полезно ознакомиться с некоторыми особенностями местной флоры и фауны. Это очень пригодится на практике, особенно выпускникам геолого-исследовательского факультета…

Голос у Коржинской был тонкий, даже немного писклявый, но слушать было приятно. Кто-то из студентов в задних рядах — кажется, опять Кудеяров с дружками — начали было хихикать, отпуская язвительные замечания, но на них зашикали, и быстро восстановилась относительная тишина.

— Как вы, наверное, уже знаете, Академический парк, в котором располагаются учебные корпуса и общежития Императорского Томского Университета, одновременно является и крупнейшим за Уралом ботаническим садом. Он был заложен одновременно с главным корпусом университета, и за последующие годы здесь были собраны сотни интересных образцов сибирской флоры. Для некоторых из них отведены специальные оранжереи в южной части парка. Но сегодня мы туда не пойдём, ограничимся лишь несколькими важными экспонатами на открытой территории…

Вести лекцию на ходу для группы в два десятка человек было, пожалуй, не самой удачной затеей. Голос у Софьи Николаевны был не особо громкий, так что группа быстро разделилась примерно надвое. Часть наиболее интересующихся, или просто наиболее дисциплинированных студентов держалась поближе к профессору, ловя каждое её слово. А другая половина, наоборот, немного отстала, чтобы иметь возможность переговариваться между собой.

Полиньяк, как истинный ботаник во всех смыслах этого слова, конечно же, следовал за преподавателем по пятам. Я тоже держался рядом. Хотя я-то Коржинскую отлично расслышал бы и за полсотни метров, потому что, выходя из дома, уже привычно перенял у Велесова Аспект Зверя. Без него я уже чувствовал себя немного неуютно.

Мой собственный Дар — Дар Пересмешника — в своём «чистом» виде довольно бесполезен. Всё равно, что незаполненный сосуд. Да, с его помощью я могу видеть течения эдры, пронизывающие мир, и сходу определять Одарённых. Но, собственно, на этом пока всё. Нейтральная, «неокрашенная» эдра, составляющая моё тонкое тело, никак не воздействует на мир или на мой собственный организм. А базовая способность читать эдру сохраняется и при смене Аспекта. Так что при прочих равных условиях мне полезно постоянно удерживать в себе чей-нибудь скопированный Дар.

Аспект Зверя, учитывая плохую репутацию вампиров — не самый безопасный вариант. Зато довольно полезный, хотя бы за счёт усиленных органов чувств. Но главное даже не в этом. Я пока не мог подтвердить это, но на уровне интуиции чувствовал — перенимать чужие Дары и экспериментировать с ними очень полезно для развития моего собственного Дара. Это что-то вроде тренировки мышц. Чтобы они росли, нужно регулярно обеспечивать их нагрузками.

Лекция Коржинской, впрочем, оказалась довольно познавательной, и к некоторым её частям я прислушивался уже всерьёз. Заметок на ходу, правда, не делал, как Полиньяк, но на ус мотал. Особенно меня заинтересовали моменты, связанные с мутациями животных и растений под воздействием эдры.

— Ещё в начале прошлого века учёные были уверены, что дыхание эдры присутствует только в Сайберии, и ослабевает по мере удаления от условного эпицентра вечной мерзлоты, который мы называем Оком Зимы. Однако более поздние исследования показывают, что мутации живых организмов, имеющие в основе воздействие эдры, встречаются не только по всему Евразийскому континенту, но и за океаном. Это доказывает, что эдра разносится по гидро и атмосфере на неограниченные расстояния. За последние триста лет она постепенно превратилась в ключевой фактор, влияющий на формирование устойчивых мутаций живых организмов на планете. Ну, а Сайберия, как регион, который наиболее долго и интенсивно подвергается воздействию эдры, представляет собой наиболее яркий пример, как эта таинственная энергия может влиять на животный и растительный мир.

Мы остановились на кольцеобразной развилке, в которую вливалось сразу несколько дорожек с разных направлений. Коржинская указала на дерево справа от неё. Я поначалу принял его за обычную сосну, но, приглядевшись, отметил необычную текстуру коры, а потом и присутствие эдры. Только, в отличие от аур Одарённых, в этом дереве эдра не была сформирована в чёткое «тонкое тело», а тянулась извилистыми, едва различимыми нитями, похоже, пронизывающими весь ствол — прямой, идеально ровный. Настоящая мечта строителя.

— Перед нами — типичный образчик Pinus lapis sibirica, сибирской каменной сосны, или, как её чаще называют в быту, камнедрева. Это отличный пример того, как, приспосабливаясь к новым условиям, растение включает эдру в собственный метаболизм, приобретает новые свойства и постепенно, за счёт устойчивых мутаций в нескольких поколениях, образует новый вид.

— Как я понимаю, это что-то вроде Одарённого дерева с Аспектом Камня? — не удержался я от вопроса.

Кто-то в группе захихикал над такой формулировкой, да и сама Коржинская не удержалась от улыбки.

— Ну, всё же термин «Одарённый» принято применять исключительно к людям. Когда мы говорим о мутациях животных или растений, то используем термин «Изменённый». А насчёт Аспекта Камня, кстати, хороший вопрос. Это распространённое заблуждение, связанное с самим названием дерева. Но вопреки названию, оно совсем не каменное, и вы сможете в этом убедиться, если попробуете, например, сделать зарубки на его стволе. Камнедрево — живое. Как и любое дерево, оно тянет питательные вещества из почвы, растёт, плодоносит и со временем, наверное, даже умирает. Правда, настолько старых образцов пока не было обнаружено. Средний возраст спиленных камнедрев составляет не больше ста лет.

— Но они же и правда каменные! — вмешался Кудеяров. — У отца старый дом был как раз из камнедрева. И там брёвна такие, что ни топор ни воткнёшь, ни гвоздя не забьёшь.

— Верно. Но эти свойства проявляются уже после того, как дерево срублено. Эдра, накопленная в слоях древесины, запускает процесс, схожий с кристаллизацией. Он занимает несколько недель, и поэтому важно всю обработку камнедрева завершить как можно раньше. Потом, как вы верно заметили, древесина твердеет до такой степени, что обычными стальными инструментами не обойтись. Но при этом Аспект Камня здесь не при чём. В камнереве эдра имеет скорее фитонцидную природу, отпугивающую насекомых-древоточцев, гниль, другие вредоносные микроорганизмы. А ещё эдра помогает каменной сосне не переходить в состояние анабиоза в зимние месяцы. Это одна из разновидностей сибирских деревьев, которые растут даже в глубинных районах Сайберии, в вечной мерзлоте.

Коржинская направилась дальше, продолжая рассказывать на ходу.

— Вообще, способность накапливать эдру с тем или иным ярко выраженным Аспектом встречается у очень многих сибирских растений. А уж в мерзлоте и вовсе выживают только Измененные растения и животные. В оранжереях нашего университета собрано немало образцов. Вы сможете увидеть огненные купальницы — цветы с ярко выраженным Аспектом Огня, которые подогревают почву вокруг себя, а также могут обжечь своего обидчика. Или знаменитые своей красотой грозовые эдельвейсы.

— У них Аспект Электро? — утончил кто-то из студентов.

— Верно. На них, кстати, особенно интересно смотреть в тёмное время суток. Ещё вы наверняка слышали о печально известном чёрном сибирском чертополохе — Carduus nigrum sibirica. Яркий пример того, как эдра может не просто видоизменять живые организмы, но и наделять их крайне опасными деструктивными свойствами.

— А что, чёрный чертополох действительно такая ядовитая штука, что одним шипом человека убить можно? — спросил Кудеяров. Этот, кажется, интересовался исключительно подобными темами, я ещё по лекции Кабанова подметил.

— Это даже не яд в привычном для нас понимании. Он поражает живые ткани, вызывая обширный некроз, паралич и чудовищные боли. Но при этом воздействует и на тонком уровне, вызывая… скажем так, видения.

— Галлюцинации? — уточнил я.

— Может быть, — уклончиво ответила Коржинская. — Однако собрано слишком много свидетельств, подтверждающих, что это нечто… большее.

— А противоядие есть? Или жертва обречена?

— Зависит, конечно, от дозы. И известны случаи, когда люди всё же перебарывали действие яда… Впрочем, это были не совсем обычные люди. Но даже для сильного нефилима яд черного чертополоха крайне опасен. При этом, к сожалению, это растение довольно широко распространено в Сайберии. Но это тема отдельного разговора. У нас будет несколько лекций, на которых мы будем разбирать наиболее опасные растения, их признаки, места произрастания и как избегать их во время экспедиций. А сейчас я хотела бы показать вам кое-что более красивое и безобидное.

Мы прошлись по дорожке до следующей развилки и остановились возле ещё одного необычного дерева — не очень высокого, но с таким толстенным стволом, что обхватить его можно было разве что втроем. Крона дерева с большими, размером с ладонь, листьями ржаво-коричневого цвета раскинулась над нашими головами огромным шатром. Сама кора дерева была очень тёмного, почти чёрного цвета, и во многих местах полопалась, обнажая слабо светящуюся жёлтую массу, похожую на янтарь. Выглядело и правда необычно и по-своему красиво. Вокруг ствола примерно на высоте человеческого роста шла, чётко выделяясь, толстая золочёная цепь. А на расстоянии метров трех-четырёх от ствола дерево окружал сплошной кованный заборчик высотой где-то по пояс.

Как и в каменной сосне, я разглядел в этом дереве течение эдры, но куда более мощное, медленно пульсирующее, из-за чего весь ствол казался насосом, неторопливо прокачивающим энергию. Точнее даже, вытягивающим её отовсюду. Вокруг гиганта на довольно большом расстоянии больше ничего не росло, даже трава была довольно пожухшей, и в ней можно было разглядеть массу каких-то темных округлых камушков.

Прожорливая хреновина.

— Перед вами изменённый дуб, сохранившийся на территории парка ещё со времён, предшествующих основанию университета. Студенты называют его Гранитным дубом. Цепь на нём появилась относительно недавно, как отсылка к сказке про Лукоморье.

— А кот где? — спросил кто-то.

— Да что кот? Я б на русалку глянул! — хохотнул Кочанов, вызывав целую волну шуточек. Кто-то даже принялся заглядывать вверх, словно и правда надеялся разглядеть в ветвях обнажённую пышногрудую девицу с рыбьим хвостом.

— Вообще, дубы не очень характерны для этих краёв, — терпеливо переждав смешки, продолжила Коржинская. — По одной из версий, несколько десятков саженцев в своё время были завезены в город купцами в дань моде, царившей тогда. Этот великан оказался одним из немногих прижившихся. Да и то благодаря необычной мутации. Обращаю ваше внимание, что в отличие от камнедрев, это не устойчивая форма, а уникальное изменённое растение, обладающее необычными свойствами. Попробуете угадать, какими?

Повисла тишина — все дружно задумались, разглядывая дерево. Я тоже, но не столько из-за вопроса преподавательницы, сколько из-за какого-то смутного тягостного чувства.

Дуб мне определённо не нравился — его аура была мрачноватой, недоброй и какой-то… неприятной. Дерево было похоже на гигантскую насосавшуюся пиявку, которая продолжала тянуть соки из земли. Разве что чавканья не было слышно.

А ещё я различил посторонний запах, долетающий откуда-то сверху. Тоже неприятный — сырой, горьковатый. Хотя и смутно знакомый. Я поднял голову, потихоньку принюхиваясь и пытаясь понять, что это.

— Ну… он здоровый, — тем временем неуверенно выдал версию один из студентов, вызвав смешки остальных.

— Да ты гений, Кочан!

— А мы-то и не заметили!

— Между прочим, юноша мыслит в верном направлении, — удивила всех Коржинская. — Действительно, размеры этого дуба просто аномальные, учитывая его возраст. Не сохранилось достоверных сведений, когда именно он был здесь посажен, но вряд ли этот срок превышает сто пятьдесят — двести лет. И обычные дубы такого возраста имеют куда более скромные размеры. Однако этот развился куда сильнее, потому что…

— Это вампир, — задумчиво пробормотал я, невольно перебив преподавательницу — та как раз сделала паузу, и моё замечание было всеми услышано.

— Ну, опять-таки, не уверена, что это слово можно применить к дереву, — улыбнулась она. — Однако вы правы. Гранитный дуб питается не только с помощью корневой системы, но и на других уровнях. К примеру, как вы можете заметить, вокруг него в значительном радиусе нет ни одного эмберитового фонаря. Их давно уже не устанавливают рядом, потому что дуб попросту вытягивает эдру из солнечника, как и из многих других видов эмберита.

— А из Одарённых? — спросил Кудеяров.

— Вряд ли его поле способно повредить сильному Одарённому. Однако местные знахарки частенько приводят к этому дереву людей, которых пытаются очистить от так называемой порчи или иных болезней непонятной природы. И в этом, пожалуй, есть смысл, если рассматривать порчу с научной точки зрения — как спонтанно возникшие изменения в организме, вызванные воздействием эдры. Дуб может вытянуть поглощённую эдру и таким образом исцелить человека. Как видите, для этого даже установили скамейки рядом со стволом. Но вообще, за огороженную территорию лучше не заходить. При приближении к дубу у некоторых могут наблюдаться неприятные реакции.

Слушая её, я невольно вспомнил о дочери Велесова. А ведь, по сути, сам Демьян во время её приступов примерно тем же и занимается. Что-то вроде кровопускания, только на астральном уровне. Занятно.

Но чем здесь всё-таки так пахнет?

— Есть у этого дуба и ещё одна особенность. Из-за неё он, к сожалению или к счастью, останется в единственном экземпляре. Потому что желуди его под воздействием эдры тоже приобрели необычные свойства. Попробуйте подобрать один из них, и поймёте, в чем дело. Ну же, смелее! Они безопасны. Многие студенты даже прихватывают их с собой в качестве талисманов. Кстати, заодно поймёте, почему дуб назвали Гранитным.

— Да их же не разгрызёшь! Они реально каменные!

— Строго говоря, это всё же органика, но действительно крайне твёрдая. Из-за этого желуди не могут выполнять свою задачу. По крайней мере, мне пока не известно о случае, когда хотя бы один из них пророс.

Полиньяк, набрав целую горсть желудей, протянул один и мне, но я отмахнулся и подошёл ближе к дубу, к самому заборчику. Продолжал глядеть вверх, заодно постепенно усиливая Дар и концентрируясь на обонянии. Действовать приходилось аккуратно, чтобы не выдать себя. Всё равно что потихоньку крутить чувствительную рукоятку, настраиваясь на нужную радиоволну.

Аспект Зверя — вообще занятная штука. Ты будто пробуждаешь в себе древние, первобытные инстинкты, превращаясь из человека в существо, куда более близкое к дикой природе, чем к цивилизованному миру. У этих метаморфоз много граней, и важно вычленить именно те, что нужны в данный момент. Если же дать подобному Дару вырваться из-под контроля — то он захватит тебя полностью, сметая жалкую преграду в виде человеческого сознания.

Об этом мы с Демьяном долго говорили вчера.

— В народе нас зовут упырями, вурдалаками, вампирами. Но это всё наговоры, — объяснял Велесов. — Нефилимы хотят, чтобы люди боялись и ненавидели нас, потому и распускают все эти слухи. Ставят нас в один ряд с ходячими трупами, пьющими человеческую кровь. Но у детей Зверя иная суть. И она скорее в единении с матерью-природой. В обретении силы, которую люди давно утеряли. Да, мы тоже можем питаться чужой плотью и энергией, но это лишь способ выжить. Таких, как мы, объединяет нечто другое.

— И что же?

— Волк, сидящий внутри каждого из нас. Зверь, дающий силу, но отнимающий разум. Вся наша жизнь проходит в постоянной борьбе с ним. И если уж ты перенимаешь этот Дар, то будь готов к этому. Никогда не забывай, кто из вас хозяин. Иначе волк из оружия превратится в твоего же палача.

Для самого Демьяна, учитывая, как насыщен эдрой его Дар, эта борьба, наверное, превратилась в нешуточное испытание. Может, поэтому он стал таким нелюдимым и замкнутым. У меня всё же с этим попроще. Во-первых, и базовая мощь Дара, зависящая от количества удерживаемой эдры, гораздо ниже. Во-вторых, я гораздо лучше контролирую свою ауру, мгновенно изменяя её усилием мысли.

Мне наконец, удалось вычленить из калейдоскопа запахов, витающих вокруг, тот самый, что привлёк моё внимание. Влажный, вызывающий на языке слабый горьковатый привкус железа. Не очень-то приятный, но при этом заставивший моего внутреннего волка возбуждённо оскалиться, вздыбив шерсть на загривке.

Кровь!

Человеческая. Много. Правда, по большей части уже свернувшаяся. Запах доносился с высоты метров трёх — там была развилка двух толстых отростков ствола и, кажется, в этой рогатке застряло что-то тёмное. Но снизу было не разглядеть. Разве что точно выделялось зеленоватое пятно, контрастирующее с черной корой. Похоже на… краешек ткани?

— Ты чего, Богдан? — обеспокоенно потянул меня за рукав Полиньяк.

Я встрепенулся, оборачиваясь на группу.

— Что-то случилось, молодой человек? — подошла ко мне сама Коржинская.

— Эм… Да нет, ничего. Но мне показалось, что там, наверху, что-то есть. Что-то постороннее.

— Это вряд ли. Как видите, дерево огорожено, и приближаться к нему вплотную запрещено…

Остальная группа, впрочем, её объяснениям не вняла. Любопытство — страшная штука. Быстро облепив заборчик вокруг ствола дуба, студенты вытягивали шеи, пытаясь разглядеть что-то наверху. И вдруг Кочанов, один из приятелей Кудеярова, охнул, вскидывая ладонь ко рту.

— Это же Бергер!

— Кто?

— Ну, Бергер! Старшекурсник из нашего института… — пробормотал он с выпученными глазами. И вдруг, заметно побледнев, метнулся в сторону. Его шумно стошнило, и оказавшиеся рядом девчонки брезгливо взвизгнули, отскакивая в сторону.

— Да, точно! Глядите, отсюда хорошо видно! — выкрикнул другой парень из нашей группы. Остальные тут же столпилась рядом с ним, высматривая что-то между веток. Многие почти сразу же ринулись прочь примерно с теми же эмоциями, что и Кочанов.

Коржинская растерянно заметалась, пытаясь успокоить студентов, но ситуация быстро выходила из-под контроля. На крики и суету начали подтягиваться прохожие, кто-то выкрикнул:

— Надо сообщить ректору!

— Да что ректору? За полицией бегите!

Атмосфера паники быстро и неотвратимо, словно выползающая из-под крышки кастрюли пена, начала распространяться всё дальше.

Я, не обращая внимания на чужие истерики, пробрался через толпу поближе к дереву, чтобы, как и Кочанов, заглянуть наверх с другого ракурса.

И, наконец, увидел то же, что и он.

Бергера я не знал, только слышал, кажется, эту фамилию на лекции Кабанова. Но опознать его можно было легко — он висел лицом вниз, и голова была совершенной неповреждённой. Чего не скажешь об остальном. От горла до живота зияла сплошная рваная рана, будто беднягу распотрошили, как рыбу, а после как-то затащили туда, наверх, спрятав в развилке между сучьями.

— Oh, mon Dieu… — прошептал Полиньяк. — Что за чудовище могло сотворить такое?

Я молчал, продолжая вглядываться в страшную картину. Но внимание моё было приковано даже не к самому трупу, а к свежим царапинам на коре дуба, чуть ниже спрятанного тела. Царапины эти, похожие на следы когтей, складывались в примитивные рисунки из треугольников, стрелок, спиралей. Что-то вроде старинных рун.

Вроде бы мелочь по сравнению со свежим трупом. Но именно при виде этих рун у меня по спине пробежал неприятный холодок, да так и остался за шиворотом, не желая рассеиваться. Всё потому, что я уже видел похожие знаки, и даже рисовал их недавно. Точнее, срисовывал.

Со шрамов, оставшихся на моём теле после воскрешения.

Глава 2

Да уж, хорошее начало учебного года, конечно. Жизнерадостное.

После того, как было найдено тело Бергера, лекция по биологии, естественно, накрылась медным тазом. Хотя надо отдать должное руководству университета — панику быстро погасили, толпу зевак разогнали, место преступления оцепили. Околоточный прибыл уже минут через десять. К началу следующей пары все студенты — по крайней мере, с нашего потока — были на следующей лекции.

Занятия отменять не стали, и это, пожалуй, было логичным решением, чтобы не разгонять панику. Большая часть студентов, скорее всего, узнает о страшной находке уже ближе к вечеру, из сарафанного радио. Но конкретно в нашей группе, конечно, разговоры о ней не прекращались — студенты шушукались между собой даже во время лекций, и настроение у всех было встревоженное. К тому же многие с нашего потока учились в Горном на подготовительном курсе, поэтому знали жертву лично.

Бергер вообще был довольно известной личностью в масштабах всего университета. Младший сын какого-то известного столичного графа, по слухам, сосланный папашей в Томск из-за несносного характера. И за три года учёбы он действительно успел прославиться — о его хулиганских выходках и любовных похождениях слагались легенды. Впрочем, судя по всему, парень он при этом был весёлый и безобидный, и его искренне любили все — и сокурсники, и преподаватели.

Всю эту информацию я по крупицам собрал за последние пару часов, прислушиваясь к чужим разговорам. У меня же из головы не выходило само место преступления. Будь моя воля — я вместо очередной лекции лучше бы основательно изучил тело жертвы и облазил весь дуб в поисках улик.

Неподдельный интерес, вспыхнувший во мне в связи с этой находкой, в очередной раз навёл на размышления о моей прошлой жизни. Похоже, раньше мне доводилось расследовать преступления, и это было моей искренней страстью, образом жизни.

Впрочем, в этот раз добавлялся ещё и личный мотив.

Эти знаки, вырезанные на коре дуба — что они значат? Почему они так похожи на те, что я обнаружил на себе после воскрешения? Нужно копать в этом направлении, но с чего начать? Пожалуй, придётся рассказать обо всём Демьяну. Если он не даст зацепку — то кто вообще сможет? Пока же я постарался по памяти зарисовать увиденное, использовав для этого один из внутренних листов тетради для конспектов.

Следующей после биологии у нас по расписанию было две пары математики. И на ней мне здорово взгрустнулось. Вёл предмет Осип Петрович Карандышев — седовласый сухонький профессор лет шестидесяти, в круглых очках и с аккуратной бородкой клинышком. Студенты ожидаемо прозвали его Карандашом. Был он невзрачен и скучен как на вид, так и по манере ведения занятий. Харизматичностью Кабанова или приятной интеллигентностью Коржинской тут и не пахло.

Но дело было даже не в этом. Первую пару я честно пытался следить за лекцией и даже конспектировать её. Но на второй башка уже толком не варила. Вроде и темы были несложные — Карандаш предупредил, что первые несколько занятий он посвятит обобщению и повторению материала, который обычно даётся в старших классах гимназии, а уже потом приступит к более высоким материям. Но для меня даже эти базовые знания оказались… не то, чтобы сложноваты. Просто я не мог себя заставить всерьёз сосредотачиваться на такой фигне.

Сейчас Карандаш рассказывал про элементарные функции и построение графиков на их основе. Скрипя кусочком мела по грифельной доске, ровным почерком выводил одну формулу за другой, сопровождая этот процесс таким же сухими и монотонными фразами.

— Итак, функция «игрек равный эф от икс» называется ограниченной сверху, если существует такое положительное число «эм», при котором выполняется неравенство следующего вида…

Записав фразу, я окинул взглядом доску и конспект. Попытался вникнуть в смысл написанного и тоскливо вздохнул.

Да уж, отличником я тут точно не стану. Дай бог хотя бы не вылететь после первого семестра. И в этом смысле весьма выгодно поддерживать дружбу с Полиньяком. Хоть будет у кого списывать.

Француз, похоже, тоже скучал, но по другой причине — тема лекции казалась ему слишком лёгкой, и он то и дело фыркал, договаривая фразы за Карандаша раньше, чем тот их закончит. Однако конспект вёл исправно, заполняя страницу за страницей быстрым, но при этом удивительно аккуратным и красивым каллиграфическим почерком с петельками и завитушками.

Этот точно на одни пятёрки учиться будет, даром что иностранец.

Мучениям моим, казалось, не будет конца — вторая пара по ощущениям была вдвое дольше первой. Однако, наконец, и она закончилась, а в дверях аудитории вдруг появился Кабанов.

При виде ректора первокурсники, от монотонного голоса Карандаша растекающиеся по партам, как подтаявшее масло, встрепенулись.

— Не вставайте, я ненадолго, — махнул рукой Кабанов. О чём-то быстро переговорил с Карандышевым, и тот вышел из аудитории.

Сам же ректор, поднявшись на возвышение у доски, развернулся к нам.

— Небольшое объявление. На сегодня занятия для вашего курса окончены. Однако не спешите расходиться. Всех, кто был утром на лекции по биологии и стал свидетелем… инцидента, попрошу ненадолго остаться. Трофимов!

— Я!

— Пока не выбраны старосты, назначу тебя старшим. Проведи перекличку и составь список всех, кто присутствовал на первой паре.

— Хорошо, Николай Георгиевич!

— Студент Кочанов!

— А я-то чего сделал? — возмутился Кочан.

— Беспокоиться не о чем. С вами просто хочет побеседовать следователь по этому делу. А также с вами, Сибирский. Пройдёмте в мой кабинет. Остальные — отметьтесь у Трофимова, и можете быть свободны.

Кочанов, озираясь на дружков, первым последовал за ректором — он сидел ближе к доске. Я тоже спустился к выходу, ловя на себе взгляды остальных студентов.

— Уже и следователь по этому делу назначен? — спросил я Кабанова в коридоре. — Когда успели-то?

— Сам удивлён, — процедил ректор на ходу. — Но, если я правильно понял, это не первый труп. И похоже, дело серьёзное.

Мы направились по коридору в сторону его кабинета. По дороге я постарался вытянуть из него хоть какие-то подробности.

— А что вообще полиция говорит? Серийный убийца?

— Может быть. А может, и похуже. И делом занялась не обычная полиция. В кабинете вас ждёт действительный статский советник Путилин. Может, даже слыхали о таком?

Я покачал головой. Кочанов и вовсе шагал молча, будто воды в рот набрал, и только затравленно озирался. Мне даже показалось, что он ищет возможности сбежать. Кажется, ему уже доводилось иметь дело с полицией, и опыт был исключительно неприятный.

— Представился следователем отдела особых поручений при генерал-губернаторе, — продолжил ректор. — Но я-то знаю, что он не местный. В Томске недавно, явно в командировке. Похоже, напрямую послан государем.

— Для расследования убийства? — скептически переспросил я. — Хотя, Бергер вроде бы из дворян… Остальные жертвы тоже?

— Не знаю. Но, возможно, дело даже не в том, кто жертвы. А в том, кто сам убийца.

— В смысле?

— Путилин — один из самых знаменитых Охотников.

— Священная дружина?! — вдруг, вытаращив глаза, прошептал Кочан.

— Ну вот, а говоришь, не слыхал ничего…

Мы повернули за угол, и в конце коридора уже замаячила приметная дверь ректора — из красного дерева, украшенная бронзовыми фигурными накладками.

В приёмной нас встретила Амалия. Она сидела за огромным столом — чуть меньше, чем у самого Кабанова, только заваленным целыми стопками бумаг. При нашем появлении поднялась, поправляя блузку.

— Он там? — коротко спросил Кабанов, кивая на запертую дверь кабинета.

— Да, не отлучался. Распорядился, чтобы свидетелей заводили к нему по одному сразу, как прибудут.

— Хорошо. Проводи, пожалуйста, Кочанова.

Кочан и так-то заметно дрейфил, а тут и вовсе сдал. Его широкое простоватое лицо побледнело и из-за ярче проступивших следов от прыщей выглядело пористым, как непропёкшийся блин. Секретарь открыла перед ним двери, и он на подгибающихся ногах шагнул через порог.

Стоило ему скрыться за дверью, Кабанов взял меня за локоть и подтянул ближе.

— В общем, веди себя уверенно, не юли, — тихо проговорил он. — Беспокоиться тебе не о чем, ты просто свидетель. Рассказывай всё, что знаешь, даже если дело коснётся вещей, не имеющих отношения к сегодняшнему инциденту. Ну и всё, что услышишь, мотай на ус, мне после расскажешь.

— А если он спросит про Демидов? Может, безопаснее будет соврать чего-нибудь?

— Вот как раз врать Путилину — самое опасное. Говорят, он въедлив, как ржавчина. Да и вообще, много слухов про него ходит…

— А что за Священная дружина-то? Не очень похоже на название официальной службы.

— Официально она вроде как и не существует. Но по слухам, организована ещё при императоре Петре. Для особых поручений и расследований государственной важности.

— Как-то туманно… Это что-то вроде Охранки?

— Нет. Охранка гоняется за революционерами да иностранными провокаторами. А Священная дружина имеет дело с разными… аномальными опасностями. Какие-нибудь тайные, неучтённые Одарённые. Отступники. Особо хитрые демоны, пробравшиеся в обжитые людьми места. Упыри, в конце концов.

— Охотники на вампиров… — задумчиво пробормотал я.

— Вроде того. Ладно, с богом. Амалия, я отлучусь ненадолго. Если господин статский советник спросит — скажи, что я скоро буду.

Кабанов вышел, а я расположился на одном из резных деревянных стульев с мягкими сиденьями, установленных вдоль стены. Чуть поразмыслив, одним усилием развеял Аспект Зверя. Моя аура быстро превратилась в зыбкое бесцветное облако, и даже энергетические узлы было сложно разглядеть — они тоже стали почти прозрачными.

Без вампирского Дара я почувствовал себя неуютно — уши и ноздри будто заложило ватой, мышцы обмякли. Всё-таки волк внутри придавал злости, уверенности, силы. Этакий буст, как от солидной дозы тестостерона. Или даже скорее какого-нибудь бодрящего наркотика.

А к этому, оказывается, легко привыкаешь. Стоит быть осторожнее.

Аспект Зверя, конечно, штука полезная в опасных ситуациях. Но сейчас, в беседе со следователем, скорее помешает. Особенно если это и правда профессиональный охотник на вампиров и прочих одарённых ренегатов. Не хватало ещё привлечь к себе ненужное внимание.

Действительный статский советник… Насколько это высокое звание? Сильно выше обычного статского советника, например? Эх, надо срочно заполнять эти пробелы в знаниях. Иначе какой с меня наследник Василевского. Так, деревенщина…

Кочанов в кабинете пробыл недолго — от силы минут пять. Выскочил, как из бани — взъерошенный и раскрасневшийся, но довольный тем, что всё закончилось. Тут же дунул в коридор, на меня даже не взглянул.

Я не стал утруждать Амалию и прошёл в кабинет сам.

Увидев, наконец, следователя, я поначалу был даже несколько разочарован. Ожидал, что передо мной будет нефилим или, по меньшей мере, сильный Одарённый. Но Путилин оказался обычным человеком. Вот вообще обычным, без малейшей примеси эдры.

На вид ему было слегка за сорок. Может, и меньше, но возрасту добавляли длинные конусовидные бакенбарды. Как по мне, довольно-таки несуразные на вид — усов сыщик не носил, подбородок тоже был чисто выбрит, зато эти длиннющие космы на щеках опускались до самой шеи и делали его похожим не то на моржа, не то ещё на какую зверюгу. Впрочем, судя по следам застарелых шрамов на лице, возможно, он таким образом прятал какие-то изъяны.

Когда я вошёл, он, посасывая незажжённую курительную трубку, с интересом разглядывал экспонаты на полках, и даже не сразу повернулся ко мне.

Одет он был в довольно необычный по российским меркам костюм — чёрный, лаконичный, сверху напоминающий приталенный китель, но без пуговиц, перехваченный широким матерчатым поясом. Штаны же были, напротив, достаточно свободные, без стрелок, из мягкой бархатистой ткани. И ни шевронов, ни погон, никаких иных знаков отличия. Наряд вызывал ассоциации с Востоком. Китай или даже скорее Япония…

— А, вот и наш самый глазастый студент! — кивнул он, отвлекаясь от экспонатов.

Заложив руки за спину, подошёл ближе, осматривая быстрым цепким взглядом. На носу следователя красовались очки в тонкой металлической оправе, с узенькими, буквально в палец шириной, темными стёклами. И оглядывая меня, он чуть вскинул подбородок, чтобы посмотреть именно сквозь них.

Что-то сомневаюсь, что у него проблемы со зрением. Да и очки странные. Линзы мало того что затемнённые, с болотно-зелёным отсветом, так ещё и неровные, больше похожие на пластины какого-то кристалла. И носит их следователь, сдвинув вниз, чтобы удобнее было смотреть поверх оправы.

— Богдан Сибирский, — представился я.

Я старался держаться спокойно, в свою очередь изучая следователя. Бросилась в глаза его осанка и манера двигаться — обманчиво медлительно, плавно, но в то же время идеально выверенно. За плечами у него явно многолетний опыт каких-то восточных единоборств.

— Путилин, Аркадий Францевич, — кивнул в ответ сыщик. — Не беспокойтесь, я не займу много вашего времени. Всего пара вопросов.

— К вашим услугам.

— Очевидцы говорят, что тело обнаружил некий Иван Кочанов. Однако сам он утверждает, что первым были именно вы. Если быть точным, вы первым заметили что-то странное, а уже он, заглянув под другим углом, увидел тело. Так что же вас заставило подойти ближе и начать высматривать что-то в ветвях? Или даже, как выразился Кочанов, вынюхивать?

Я пожал плечами.

— Просто любопытство. Слушал лекцию об этом дереве, разглядывал. И заметил наверху, на развилке, какое-то пятно.

— У вас отменное зрение, надо сказать, — одними губами улыбнулся Путилин, снова вскидывая подбородок и с прищуром глядя на меня через свои тёмные окуляры.

— Не жалуюсь, — буркнул я, встретившись с ним взглядом.

Повисла короткая, но напряжённая пауза.

Если Кабанов прав, и этот тип действительно из Священной дружины, то я сейчас вишу на волоске. Думаю, Пересмешник для Дружины — первостепенная цель, куда важнее обнаглевшего упыря, потрошащего студентов. И эти его окуляры… Похоже на некий светофильтр. Может, он позволяет видеть эдру?

Ну, тогда мне точнокрышка.

— Вы были знакомы с убитым? Виделись с ним раньше?

Отвернувшись от меня, Путилин принялся вышагивать из стороны в сторону всё с такой же прямой спиной, будто швабру проглотил. Руки его были сложены за спиной в довольно необычной манере — согнутыми в локтях. В сочетании со строгой осанкой этой снова наводило на ассоциации с Востоком.

А ещё сразу же подумалось, что человек, имеющий привычку постоянно держать руки за спиной, может в любой момент преподнести неприятный сюрприз. Рукава у его странноватого кителя довольно широкие, и в них он может прятать что угодно — от клинка до пистолета.

Впрочем, может, я зря себя накручиваю…

— Были на одной лекции в пятницу, — ответил я. — У Кабанова. В три часа пополудни.

— Общались о чём-нибудь?

— Нет, мы не знакомы. Просто запомнил фамилию. И когда Кочанов выкрикнул, что это Бергер, сразу вспомнилось.

— Память у вас, как я вижу, тоже отличная.

Я промолчал.

— Сибирский… — задумчиво протянул Путилин. — Очень распространённый псевдоним в этой части Империи. А ваша настоящая фамилия?..

Он повернулся ко мне, вопросительно приподняв бровь.

— Для того и псевдоним, чтобы держать настоящую фамилию в тайне, — пожал я плечами.

— Ну, в вашем-то случае ребус несложный. Я ведь уже посмотрел ваше личное дело…

Я продолжал стоять, вытянувшись и глядя перед собой. Внешне, надеюсь, никак не выдал своих эмоций.

— Итак, вашу учёбу оплатил князь Аскольд Витальевич Василевский. Который несколько дней назад трагически погиб во время пожара в собственном доме. Вам попадалась заметка в «Уральских ведомостях»? О розыске свидетеля по этому делу?

Говорил он нарочито небрежно, но взгляд его цепких голубых глаз впился в меня, будто рыболовный крючок.

Первый всплеск паники и раздражения уже схлынул — я быстро взял себя в руки. Собственно, чего я ожидал-то? Что Кабанов спрячет моё личное дело и не отдаст его следователю столь высокого ранга? Впрочем, хотя бы удалить из досье сведения об Аскольде он мог бы. Но не захотел. Или просто не успел?

Чего теперь гадать. Придётся выкручиваться самому.

— Видел.

— По описаниям вы очень похожи на этого свидетеля. Точнее, в ориентировках его называют подозреваемым…

— И что? — спокойно, даже с некоторым вызовом спросил я. — Передадите сведения в Охранку?

Путилин задумчиво помычал, отводя взгляд.

— Хм… Возможно. Если посчитаю нужным. Всё зависит от вас.

— В каком смысле?

Он подошёл ближе, не сводя с меня взгляда и не убирая рук из-за спины.

— Давайте начистоту, Богдан? Я терпеть не могу лжи и лицемерия в любых их проявлениях. Из-за этого общение с людьми — самая неприятная часть моей работы. Звучит довольно иронично, учитывая, как выглядят остальные её части.

— И как же?

— Я, знаете ли… борюсь с нелюдью. В прямом смысле слова. С чудовищами. Например, такими, что способны разорвать грудную клетку молодому парню, сожрать его внутренности, а труп спрятать в ветвях дерева. Это абсолютное зло. Но мне проще иметь дело именно с ним. Зло, по крайней мере, предельно откровенно, однозначно и понятно. В отличие от людей.

— Пожалуй, в чём-то даже соглашусь.

— Так вот, я не хочу тратить время на то, чтобы вытягивать из вас нужную информацию. Давайте заключим сделку. Вы честно и откровенно рассказываете обо всём, что я хочу узнать. А я обещаю, что использую эту информацию исключительно в интересах своего следствия. И дальше меня она никуда не уйдёт.

— И что вы хотите узнать?

— Для начала — кто вы на самом деле.

— И какое это имеет отношение к вашему расследованию?

— Уж позвольте мне самому решать, хорошо? — обманчиво мягко улыбнулся сыщик. — К тому же дело Василевского тоже меня в какой-то степени касается. Во-первых, я был знаком с князем. А во-вторых… По моим сведениям, хотя следов насильственной смерти на его теле найдено не было, есть подозрения, что умер он не от пожара. В доме нашли ещё и тело вампира. А это уже по моей части.

— Тогда почему расследованием занимается не Священная Дружина, а Охранка?

— Хороший вопрос, — нахмурился Путилин и снова с прищуром взглянул на меня свозь зелёные стёкла своих очков. — Орлов-младший подсуетился и быстро подмял это дело под себя. И это довольно странно. Ну, да и пёс с ним. Мой интерес в этом деле скорее личный. Аскольд Витальевич был очень достойным человеком и искусным целителем. В этом я мог убедиться на собственной шкуре. И если в его смерти замешана Стая — я постараюсь, чтобы они пожалели о том, что посмели поднять на него лапу.

— Я тут не при чем, Аркадий Францевич. Или вы подозреваете, что и я упырь?

Путилин снисходительно усмехнулся.

— Если бы вы были вампиром — мы бы сейчас так спокойно не разговаривали. Уж что-что, а распознавать Детей Зверя я умею в два счёта. У вас определённо есть какой-то Дар, но очень слабо прослеживаемый. Так кто вы?

— Я сын Василевского. Внебрачный. Сам познакомился с ним несколько дней назад.

— Знаете, что произошло в ту ночь в доме?

— Его действительно пытались убить. Вампир. Но нам вдвоем удалось отбиться. Если бы не пожар, возможно, успели бы выбраться оба. Но князю сделалось худо, и…

— Почему вы бежали?

— Я в любом случае должен был уехать в Томск в ближайшие дни. Отец всё для этого готовил. Была только небольшая заминка с документами. Я ведь приехал в Демидов на том самом поезде, который взорвали анархисты. Сам чудом выжил, документы были утеряны. Отец обратился к какому-то знакомому, чтобы тот выправил мне временный паспорт, но на это нужно было пару дней. Да и мне самому нужно было подлечиться…

Путилин слушал меня внимательно, еле заметно кивая головой.

— А зачем такая спешка? Раз уж князь только недавно разыскал вас — неужели ему не хотелось узнать вас получше?

— Он предвидел, что ему грозит опасность. Говорил об этом напрямую. И меня хотел сплавить из Демидова как можно скорее. К тому же, нужно было успеть к началу учебного года.

— Хм… Ну, а где Василевский вообще отыскал вас? Кто ваша мать?

— Не знаю. После того взрыва в поезде у меня частично отшибло память. Князь пытался вылечить, но с ходу не удалось. Обещал, что постепенно память восстановится.

— Удобная версия, — усмехнулся сыщик.

— Какая уж есть, — я пожал плечами.

— Но, раз вы сын Василевского, значит, и Дар его переняли? Вот только аура ваша не очень похожа на ауру целителя. Да и вообще слишком… слабая. Я даже не вижу ярко выраженных узлов.

Значит, я всё-таки прав, и он видит эдру через эти свои окуляры. Но явно хуже, чем я. И как же всё-таки я угадал с тем, что успел рассеять Аспект Зверя…

— Потому что Дар слабый. Лечить я никого не могу. Разве что на мне самом всё заживает быстро.

— Ну, это у всех нефилимов так. А в чём же тогда проявляется ваш Дар?

— Пока только в том, что я… как бы это сказать… иногда могу видеть эдру. В предметах, в людях. Только и всего.

— Только и всего! — фыркнул Путилин. — Не стоит недооценивать это умение, молодой человек. В моей работе, к примеру, оно было бы просто незаменимо. Так именно поэтому вы нашли тело? Увидели какой-то след?

— Не совсем. Я разглядывал потоки эдры в дереве. И потом уже… Да, собственно, вы уже всё знаете. Первым тело увидел Кочанов, я просто привлёк внимание.

— Значит, просто случайность? Не заметили больше ничего странного? Необычного?

— Знаки какие-то странные, — чуть помедлив, ответил я. — Нацарапаны были на коре.

— Да, я тоже видел. Шаманские символы.

— И что они означают?

— Да кто ж знает? — вздохнул сыщик. — Это мёртвый язык сибирских аборигенов. Подобные знаки много где можно увидеть. На скалах, на деревьях, на старых тотемах в тайге. Некоторые местные колдуны в деревнях тоже иногда используют их на оберегах. Но просто по традиции, не понимая истинного значения. Не уверен, что этот знак вообще связан с телом.

Вот, значит, как. Но почему мне эти символы так знакомы? Чем больше я о них думал, тем больше крепла уверенность, что я видел их где-то ещё. Причем воспоминания были раздражающие — крутящиеся на самой границе сознания, но не позволяющие ухватить себя.

Может, это что-то из памяти Богдана? Да нет же, я точно помню, что эти символы напоминают мне ещё что-то. Что-то, что я видел относительно недавно, уже после воскрешения…

— А правда, что это уже не первый труп? — спросил я.

— Да. До этого нашли еще двоих, с похожей картиной повреждений. Может, их и больше. Я пока разбираюсь. Сам всего два дня в городе.

Путилин прошёлся по кабинету, будто припоминая что-то. Но потом решительно мотнул головой и вернувшись ко мне, протянул руку для рукопожатия.

— Что ж, студент Сибирский, благодарю за помощь. Полагаю, вы рассказали всё, что знали?

Пожав мою руку, он не торопился разнимать ладони и продолжал смотреть мне в глаза.

— Безусловно. И как вы распорядитесь этой информацией?

— Ах, вы про дело Василевского… Им занимается статский советник Орлов. Не вижу резона делать за него его работу. К тому же, уверен, в вашем случае он идёт по ложному следу.

— Рад слышать.

Он подался, наконец, назад, но так и не выпустил мою руку. Наоборот, неожиданно потянул её на себя, разворачивая внутренней стороной запястья кверху, а второй рукой немного задирая рукав.

Я инстинктивно дёрнулся, в ответ перехватывая его руку. Он, в свою очередь, отреагировал знакомым движением из айкидо, которое я тоже сначала хотел блокировать, но потом, опомнившись, расслабился. Ещё не хватало привлекать внимание на такой мелочи. Дать внятное объяснение, откуда сирота из Тобольской губернии знает восточные единоборства, будет весьма проблематично.

Путилин тоже отступил, с усмешкой выставив перед собой ладони.

— Простите за бестактность, Богдан. Всего лишь небольшая проверка. Стае служат не только Одарённые с Аспектом Зверя. Порой они привлекают даже обычных людей. Те носят на правом запястье особую метку, для своих.

— Буду знать, — проворчал я, поправляя рукав. — А что за метка?

— Волчья голова.

Ожидаемо.

— Я могу идти?

— Ещё буквально пару мгновений… — Путилин отошел и порылся в небольшом кожаном портфеле, лежащем на краю стола. Написав что-то на небольшом кусочке бумаги, вернулся и протянул записку мне.

Визитная карточка. Дорогая, с золотым тиснением. Информации, правда, минимум. «Аркадий Францевич Путилин», герб с двуглавым орлом, перекрещенные сабля и старинный дуэльный пистолет. На другой стороне от руки добавлен ряд цифр.

— Это на случай, если всё-таки вспомните что-то важное. По этому номеру дозвонитесь до Семена Петровича Каганцева, секретаря томского обер-полицмейстера. Через него можно передать для меня информацию или договориться о встрече. Либо самому явиться в контору обер-полицмейстера и предъявить эту карточку. Дальше вас направят, куда нужно.

— Благодарю.

— Приятно было познакомиться, господин… Сибирский, — Путилин коротко, будто отдавая честь, мотнул головой и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Выдохнул я, только когда прикрыл за собой дверь.

Вроде обошлось. Хотя то, что пришлось выдать сыщику чуть ли не всю подноготную, здорово напрягало. С другой стороны, я чувствовал, что Кабанов был прав — юлить перед Путилиным не стоило, это вызвало бы ненужное раздражение, а может, и навлекло подозрения. В конце концов, Путилин ищет убийцу. Какое ему дело до мелкого свидетеля по чужому делу?

У дверей приёмной я столкнулся с Полиньяком. К моему удивлению, он был в компании с Варварой. Девушка выглядела немного смущенной, но, кажется, моему появлению обрадовалась не меньше, чем сам француз. Тот-то и вовсе чуть ли не обниматься кинулся.

— Ну, как всё прошло?

— Да ничего особенного. Занудный тип. Расспрашивал, что да как.

— А он не рассказал, кого они подозревают?

— Ну, вообще-то это он вопросы задавал, а не я, — усмехнулся я. — А ты-то чего здесь делаешь?

— Ох, ну… Я не смог усидеть на месте. Всё это так волновательно… То есть волнительно…

Он запнулся, увидев, что я смотрю на его спутницу.

— Ой, пардон муа, совсем забыл о манерах! Позволь представить — это Варвара Колыванова.

— Осмелился всё-таки познакомиться? Молодец, — улыбнулся я. — А меня зовут Богдан.

— Я знаю, — чуть порозовев, ответила девушка, взглянув на меня с каким-то странным выжидательным выражением.

Повисла пауза, и я в ответ тоже вопросительно развёл руками.

— Что-то не так?

— С чего ты решил?

— Мне показалось, что ты как-то странно на меня смотришь. Уже не в первый раз замечаю.

Она ненадолго замялась, даже отвернулась. Но, справившись со стеснением, снова взглянула на меня — уже прямо. Вблизи оказалось, что глаза у неё ярко-зелёные, искристые, как изумруды.

— А ты меня правда совсем не помнишь, Богдан?

Глава 3

Институтская столовая мало подходит для спокойных и тем более конфиденциальных бесед — здесь в любое время дня шум, суета, постоянный круговорот людей. Но выбор у нас был невелик. Не перед кабинетом же ректора обсуждать столь внезапно вскрывшиеся обстоятельства.

В идеале я бы, конечно, переговорил с Варварой наедине. Но избавиться от Полиньяка сейчас было попросту невозможно. Он новость о том, что мы с Колывановой были раньше знакомы, воспринял с энтузиазмом. Правда, временами граничащим со слабо прикрытой ревностью.

Мы расположились за одним из самых дальних столов в углу зала, чтобы никому не мешать. Сели поближе друг к другу, Полиньяк с Варварой — по одну сторону стола, я — по другую. Жак старался не встревать в разговор, но давалось ему это с трудом — от избытка эмоций он ёрзал на лавке так, будто её подогревали снизу, как сковородку.

— Когда вы с матерью переехали в Абалаково, мне было лет девять, — рассказывала Варвара. — Ты, наверное, на пару годков старше был. Батюшка вас приютил на первое время. Вы жили у нас почти всё лето. Тем временем мужики для вас брошенную избёнку на краю села подправили, что после старой травницы осталась. И к холодам вы туда перебрались… Правда не помнишь?

— Пока нет. Да ты рассказывай, рассказывай.

— А кто твой отец? Чем вообще занимается ваша семья? — вклинился Полиньяк.

— Батюшка с братьями… В тайгу ходят, — после изрядной паузы, явно подбирая слова, ответила Варвара. — Охотой в основном промышляют. Ну, и так, всяким. Чего Мать-природа пошлёт.

Ответ был весьма уклончивым — с равным успехом Колывановы могли быть как обычными промысловиками, ходящими в леса за дичью, орехами и эмберитом, так и какими-нибудь разбойниками. По крайней мере, Варвара явно не хотела говорить об этом подробнее.

— А почему именно тебя послали учиться в город? — спросил я.

— Батюшка вас к себе взял с тем уговором, чтобы вы кого-то из детей грамоте обучили. И я самая способная оказалась. Мама твоя тебя учила, да и меня заодно. Вместе, бывало, целыми днями над книжками сидели… Вспоминаешь?

Я уже сказал ей о том, что у меня немного отшибло память после того, как я едва не погиб. Но девушка, кажется, не очень-то поверила.

Впрочем, по мере её рассказа в памяти и правда начали вспыхивать мимолётные, но яркие образы.

Огромная бревенчатая изба, больше похожая на терем. Колывановы были довольно зажиточными ребятами, не простые крестьяне.

Резные наличники на окнах, расписанная изразцами печь с лежанкой, застеленной косматыми медвежьими шкурами… Русоволосая веснушчатая девчонка, с которой мы, лежа бок о бок на животе и болтая босыми ногами, читаем по слогам потрёпанную книгу с незамысловатыми черно-белыми картинками. Книга явно не детская — судя по иллюстрациям, скорее что-то вроде словаря или энциклопедии.

Я вдруг словно увидел эту девчонку вживую — сосредоточенную, склонившуюся над книгой и смешно шевелящую губами. Зеленые, искрящиеся, как изумруды, глазёнки, весёлая россыпь веснушек на курносой физиономии.

И рядом с нами — темноволосая женщина в длинном сарафане, со сложным ожерельем на груди, состоящим из деревянных бусин разной формы, монет, светящихся кусочков эмберита, костяных дисков с какими-то примитивными символами…

— Богдан!

Полиньяк тронул меня за локоть, и я очнулся от нахлынувших воспоминаний — резко, будто вынырнул из омута.

— Немного начал припоминать, — пробормотал я. — У тебя ещё веснушки были тогда.

— Да, — смущённо улыбнулась Варвара. — Они и сейчас вылезают, когда на солнце побуду. Но уже не такие яркие.

— Расскажи подробнее. А про мать мою что помнишь?

— Дарина её звали. Чем она занималась, я не очень понимала, маленькая ещё была. Учила нас читать и писать. Шила, готовила, по дому помогала. А ещё, помнишь, мы с ней ходили в лес, она показывала нам травы всякие. Я однажды ещё в овраг чуть не провалилась, а ты меня вытащил.

— Что-то тоже припоминаю, но смутно, — ответил я, снова ловя после её слов целую россыпь коротких, но ярких флешбэков. Но сосредотачиваться на этих воспоминаниях пока было некогда — хотелось сначала расспросить Варвару подробнее. — А ещё?

— Вообще… — девушка слегка замялась. — Уже потом, когда я постарше стала, я поняла, что маму твою в деревне немного побаивались. Я слышала, как бабка Агафья шепталась с другими тётками, что она… ну… ведьма. И когда вы переехали в избушку на краю деревни, к вам туда редко кто из местных захаживал. Только по большой надобности.

— Например?

— Мама твоя травницей была, отвары всякие и припарки делала. Лечила людей. Но, говорят, не только это умела. Вроде как дар у неё какой-то был.

— Какой?

— Не знаю. Я уже сама плохо помню. Через две зимы вы опять куда-то уехали. А куда — никто не знал.

— А почему уехали?

— Не знаю. Но, мне кажется, во многом из-за тёток деревенских. Не любили они Дарину, за глаза всякие сплетни про неё собирали. Почитай, что только батюшка мой за неё и заступался. Но он тоже с остальными не очень ладил.

— А откуда мы к вам приехали, не помнишь?

Варвара снова виновато покачала головой.

— Помню, ты рассказывал, что до этого вы одно время вообще вдвоём жили где-то в лесу. Поэтому и обрадовался, когда переехали к нам — хоть было с кем поиграть. Мы с тобой много времени вместе проводили, хотя взрослые на это косо посматривали. После того, как ты уехал, у меня, почитай, и друзей-то больше не было. Сверстники надо мной больше смеялись…

Она вдруг встряхнула головой, будто отметая неприятные воспоминания, и улыбнулась.

— Впрочем, есть и хорошая сторона. За те два года, что вы с матерью прожили у нас в деревне, я многому от вас научилась. И полюбила книги. Батюшка решил отправить меня сюда, в Томск, собрал денег на обучение. Соседи, конечно, опять на смех подняли — ну какой из бабы изыскатель. Ну, ничего. Когда вернусь — посмотрим, кто смеяться будет.

Жак одобрительно поаплодировал ей. Я же и сам невольно помотал головой, отгоняя лезущие в голову воспоминания. С одной стороны, это была новая информация о моём прошлом, и она вызывала любопытство. Но вместе с тем было немного жутковато, потому что воспоминания были чужими. Пожалуй, впервые за всё время личность моего предшественника, настоящего хозяина этого тела, будто бы шевельнулась внутри, попытавшись отвоевать себе хоть немного места.

Получив хороший триггер, память Богдана начала всплывать целыми пластами. Я действительно вспомнил ту деревню. Старенькую избушку на холме, у самой кромки леса. И походы за травами, и рыбалку у заросшего камышом пруда, и штудирование книг. И деревенских пацанов, с которыми, правда, чаще приходилось драться, а не разговаривать.

И смешливую зеленоглазую девчонку, которая почти всегда сопровождала меня в этих нехитрых детских приключениях.

А вот образ матери так и не всплыл во всех подробностях, а маячил где-то рядом, смутный, но всегда ощущаемый. Темные волосы, запах трав, приметное ожерелье, тонкие, но крепкие ладони…

— Столько лет прошло… — задумчиво проговорил я. — Ты здорово изменилась. Я бы, наверное, тебя и не узнал, даже если бы не терял память.

— А я вот тебя сразу признала, — тихо проговорила Варвара.

Я виновато вздохнул.

— А больше ничего не помнишь? Может, гости какие-то к моей матери приезжали?

— Да много кто приезжал. Когда о ней молва пошла как о… целительнице, к ней даже из Тобольска наведывались. А уж из соседних деревень и подавно. Да и вообще, через Абалаково много народу проезжает — и военные, и охотники, и изыскатели. И всякий лихой люд, чего уж там. Мы ведь, почитай, на самом краю тайги живём. Дальше — уже совсем мелкие заимки.

Дальнейшие расспросы я решил отложить на потом — надо для начала самому разгрестись с нахлынувшими воспоминаниями.

— Да уж, вот так встреча, — покачал головой Полиньяк. — И что же, тебя отправили на учёбу сюда совсем одну? Тебе не страшно?

— Боязно, конечно, немного, — призналась Варвара. — Я не была раньше в городе, тем более таком огромном. Здесь всё так… по-другому. И люди другие.

— Если ты по поводу Кудеярова и его дружков — то не обращай внимания, — сказал я. — Мы тебя в обиду не дадим.

Жак тут же горячо подхватил эту идею.

— Да! Пусть только попробуют, и будут иметь дело со мной!

Варвара рассмеялась, взглянув на француза со смесью теплоты и снисходительности, как на отважно тявкающего щенка.

— Спасибо. Я помню, как ты за меня заступаться кинулся. Только зря ты так.

— Нет, не зря! Ты слышала, что они о тебе болтали? Они назвали тебя… Я даже повторять не буду! — гневно засопел Жак, снова сжимая кулаки.

— Да и господь с ними. Собаки брешут — ветер носит, — спокойно ответила Варвара. — Я к злым языкам ещё в деревне привыкла давно. А там все эти нападки куда обиднее, потому что они от людей, с которыми ты бок о бок живёшь.

— Но это… нес-пра-ведливо! — с усилием выговорив сложноватое для него слово, возразил Жак. — Это нельзя оставлять безнаказанным!

— Слова ранят, если только ты сама открываешь для них своё сердце, — мягко улыбнулась девушка. — Этому меня, кстати, Дарина, мама твоя учила, Богдан. Да и насмешки все эти глупые. Меня с детства дразнят за то, что я… высокая. Но что с того-то? Я ведь не виновата, что парней мне под стать сыскать сложно. Им, видно, завидно, что по сравнению со мной они чувствуют себя недомерками. Вот и бесятся.

— Этому тоже моя мать научила? — усмехнулся я.

— Нет, это уже батюшка с братьями. Они меня вообще оберегают всегда, и при них никто и слова поперёк не пискнет. И для них я всегда самая лучшая и самая красивая.

— Но ты ведь и правда красавица! — воскликнул Полиньяк, и тут же, смутившись, замолк. Правда, Варвара смутилась ещё больше — щёки её заметно порозовели, а взгляд будто приклеился к столешнице. Видимо, комплименты от незнакомцев были для неё в новинку.

— И я всё ещё не понимаю, как они отпустили тебя одну, — насупился Жак. — Тебе ведь нужна защита!

— Я могу о себе позаботиться, — мягко улыбнулась Варвара. — А батюшка с братьями своими делами заняты. Они большую часть времени в тайге проводят. Когда я закончу обучения, с ними ходить буду. Свою собственную изыскательскую партию организуем, и начнётся у нас совсем иная жизнь.

— Хороший план, — одобрительно кивнул я. — А где ты устроилась, кстати? В общежитии?

— Да, я… — начала было Варвара, но вдруг осеклась и завертела головой, будто потеряв что-то. Взгляд её остановился на больших настенных часах, висящих над входом в столовую. — Ёшкин дрын! Я же опаздываю!

Она вскочила со скамьи, едва не опрокинув Полиньяка, и, извинившись, бросилась к выходу.

— Ёщ-щкин… дрын? — крепко задумавшись, почесал в затылке Жак. Спохватившись, кинулся вслед за девушкой. — Варвара! Подожди, я тебя провожу!

Обернувшись, он вопросительно взглянул на меня. Я кивнул и, подхватив свои вещи, тоже отправился вслед за нашей новой знакомой. Точнее, хорошо позабытой старой.

Догнали мы её уже на крыльце учебного корпуса.

— Да куда ты так рванула-то? — спросил я.

— Комендантша утром объявила, чтобы все новенькие сразу после занятий к ней явились. Получить комплекты сменного белья, и всё такое.

— Но занятия-то раньше закончились. Время еще есть.

— А что, если мои соседки по комнате уже сразу в общежитие пошли? Тогда Гретта узнает, что занятия уже кончились.

— Да и что в этом такого? Ну, зайдешь к ней отдельно, попозже.

Варя вздохнула.

— Ты просто не знаешь эту тётку. Она такой визг поднимет! Да и вообще, я её побаиваюсь уже.

— Но давай мы тебя хотя бы проводим? — взмолился Полиньяк.

— Хорошо. Но только не до самого общежития! Говорят, если комендантша видит девушку в сопровождении парня — свирепеет ещё больше.

— О, а я уже наслышан про неё! Глеб рассказывал. Говорит, это такая мегера, что от одного её взгляда кровь в жилах дыбом становится!

— Стынет, Жак, — поправил я.

— Что?

— Кровь в жилах стынет. То есть становится холодной. Леденеет.

— А дыбом? Это ведь что-то близкое? Задыбел — значит, замёрз…

— Задубел, а не задыбел, — подключилась Варвара. — А дыбом волосы на голове встают от страха. Вот так.

Иллюстрируя свои слова, она подняла ладони с растопыренными пальцами.

— Оу… — озадаченно нахмурился Полиньяк. — Надо запомнить. А ведь до поездки сюда я думал, что идеально знаю русский.

— Не расстраивайся, — успокоила его девушка. — Ты отлично его знаешь. Даже не верится, что ты иностранец. Ты правда приехал сюда из самого Парижу? А расскажи что-нибудь про него!

— Честно говоря, в Париже я и сам никогда не бывал. Я из Монпелье. Это на юге. Наше поместье было в пригороде, почти на самом берегу Лионского залива. Древний, очень красивый город…

Заливаясь дальше соловьём, Полиньяк поравнялся с Варварой, подставил ей локоть. Та поначалу не сообразила, что с ним делать, но потом взяла-таки француза под руку, и дальше они пошли по аллее вдвоём.

Смотрелась эта парочка довольно комично. Впрочем, ростом Жак тобольской богатырше не уступал, даже, пожалуй, выше был на пару сантиметров. Разве что фигура его была слишком тощей и долговязой на фоне довольно пышных форм Варвары.

Роль третьего лишнего меня не очень прельщала. К тому же путь к женскому общежитию пролегал по одной из дорожек, ведущих мимо злополучного Гранитного дуба. Заприметив у дерева толпу зевак, я попрощался с Полиньяком и Варей и повернул налево, срезав путь через газон.

Приметную фигуру Путилина я разглядел издалека, и потому сбавил шаг. Лишний раз мозолить глаза следователю — так себе идея, тем более что я собирался применить свой Дар.

Я подобрался настолько близко к дубу, насколько это было возможно, не привлекая внимания, и уселся на скамейку, наблюдая за происходящим.

Дерево было оцеплено — по краю газона выставлены металлические штыри с предупреждающими табличками, вдобавок работало трое полицейских, отваживающих особо любопытных зевак. Ещё двое помогали Путилину, обшаривая буквально каждую пядь земли вокруг дерева в поисках улик. Судя по нескольким флажкам, воткнутым в землю, даже уже что-то нашли.

Я достал из портфеля учебник и блокнот. Делая вид, что конспектирую что-то из книги, я сосредоточился на собственном «тонком теле». Повинуясь моим мысленным приказам, аура развернулась, словно распускающийся бутон. Бесцветная нейтральная эдра была пластична и податлива, как пластилин.

Знать бы ещё, как лепить из неё. И что именно.

Мне очень не хватало наставника по этой части. Вчера, после того как я открылся Велесову, мы еще долго разговаривали о нефилимах, об эдре, о том, как устроен этот мир. Он обещал обучить меня тому, что знает сам. Но его знания о Дарах были ограничены в основном его Аспектом.

Впрочем, некоторые вещи, о которых он рассказывал, были актуальны для любого Дара.

Например, он рассказал об Узлах — тех самых штуках, которые я со стороны видел, как некие сложные трехмерные структуры, сотканные из эдры и располагающиеся у нефилимов в голове, груди, руках — в зависимости от конфигурации Дара.

— Узлы — это, говоря по-простому, всё равно, что внутренности у человека, — объяснял Демьян. — Как сердце, как мозг, печень и так далее. У каждого — своё строение, своё предназначение. Здесь, в груди или в животе, обычно располагается Узел, который накапливает свободную эдру. Её можно вовне направлять.

— То есть это как топливо? И оно тратится, когда способности свои используешь?

— Да. Поэтому, если Дар устроен так, что ты с помощью эдры на людей или на предметы действуешь — то нужно следить за грудным Узлом, не давать ему иссякнуть в неподходящий момент.

— А как быстро он восстанавливается?

— А это уж у кого как. Дети Зверя, к примеру, могут его пополнять, вытягивая силу из других Одарённых.

— Да, мне даже довелось увидеть такое. А остальные Узлы?

— Тоже по-разному бывает. У полноценных нефилимов всегда хорошо развиты как минимум два больших Узла — один накапливает эдру, другой её преобразует. Но есть и куча мелких, которые само тело изменяют. Вообще, если вскрыть нефилима, да и просто сильного Одарённого — много всего интересного увидишь. Мы только с виду на обычных людей похожи. А внутри… Уже совсем не люди.

Разговор этот дал мне много пищи для размышлений, сходу и не переваришь. Но главный вывод, который я сделал — что в моём случае Дар всё же работает как-то по-другому. Он не меняет мой организм, а все сверхспособности подпитываются исключительно эдрой. Например, когда я сбрасываю Аспект Зверя, то зрение, слух, обоняние мгновенно притупляются до обычного человеческого уровня.

Может, конечно, просто мало времени прошло. И если перенять какой-нибудь Аспект надолго — на недели, а то и месяцы — то он тоже постепенно начнёт изменять и моё тело. Но что будет, если потом сменить Аспект? Как новые изменения будут сочетаться с теми, что уже есть? Василевский, например, говорил, что разные Аспекты могут конфликтовать между собой…

Нет, похоже, все же изменчивая натура Пересмешника полагается исключительно на силу эдры, не затрагивая физическое тело. Это, с одной стороны, даёт очевидное преимущество — Дар очень гибкий, и можно использовать разные Аспекты, в зависимости от ситуации. Но, с другой стороны, мне требуется гораздо больше эдры. А естественным путём она пополняется довольно медленно — насколько я понял, за счёт поглощения фоновой энергии мира.

Правда, и насчёт этого есть кое-какие идеи. Я уже выяснил, что могу поглощать эдру и из других источников. Из тел убитых нефилимов. Из эмберита. А может, найдутся и ещё какие-то способы.

Но главное преимущество моего Дара перед другими — всё же именно в управлении. Я вижу эдру, вижу Узлы, могу напрямую управлять ими. Судя по рассказам Велесова, у Детей Зверя всё иначе. Они чувствуют, конечно, свои Узлы, тоже развивают их, но им приходится действовать чисто эмпирическим путём. Правда, в Стае обмен опытом налажен куда лучше, чем у других нефилимов, поэтому у вампиров сформировались уже целые системы ритуалов и практик, направленных на развитие той или иной грани Дара.

Увы, я вряд ли могу использовать их наработки напрямую. Тоже придётся действовать методом тыка. Но, опять-таки — я хотя бы вижу, куда тыкаюсь.

Сосредоточившись на головном Узле, я влил больше эдры в сформированные в нём структуры. Судя по тому, что они возвращались каждый раз, когда я сбрасывал свою ауру до исходного состояния, структуры эти «родные», неизменные. И как раз в них зашифрованы мои врожденные умения. В том числе — видеть эдру.

Структура головного Узла были похожа на клевер или ромашку с толстыми отростками разной длины. Я попеременно попробовал усиливать каждый из них, прислушиваясь к ощущениям. С третьей попытки нащупал «орган», отвечающий за восприятие эдры — картинка вдруг стала ярче и насыщеннее.

Я отчетливо разглядел светящиеся тонкие потоки эдры, тянущиеся под землёй к Гранитному дубу и в его стволе свивающиеся в мощные насыщенные спирали. Площадь, с которой дерево всасывало в себя энергию, впечатляла — со своего места я даже не мог полностью окинуть её взглядом.

Ещё в толпе сразу же будто вспыхнуло несколько лампочек — подсветились Одарённые. Трое — явно дети нефилимов, еще несколько — пониже рангом. Среди них я заметил знакомое лицо. Один из дворян, которого пару дней назад видел в компании с Кудеяровым-младшим. Рыжий, беспокойный, явно с Аспектом Огня.

Так-так-так… Обострённое восприятие эдры требовало определённой концентрации — я с усилием накачивал нужный элемент Узла энергией, будто подкручивая невидимый регулятор. Но довольно скоро началась «отдача». В висках застучало, потом и вовсе голову будто сжало стальным обручем. Я потихоньку отступил, снижая накал. Но перед этим пробежался взглядом по самым ярким подсветившимся точкам.

Одарённые… Измененный дуб… И рядом с ним — несколько заметных пятен эдры необычной структуры — похожей на облачка тёмного дыма. А в кроне самого дерева — еще один яркий очаг. Не удивлюсь, что ровно на том самом месте, где я до этого увидел вырезанные руны.

С моего места сами руны видно не было, так что пришлось всё же встать и переместиться на несколько метров ближе к дереву. Я старался двигаться непринуждённо, будто прогуливаясь. Миновал две группки студентов, увлеченно обсуждающих утренний эпизод.

— А ещё, говорят, голова у него отрезана была. И так и не нашли её…

— Да ну, брехня…

— Точно вам говорю! Мне знакомый из Горного рассказал.

— И как бы она тогда поняли сразу, что это Бергер, дурик?

— Вот-вот! Не, голова на месте была. А вот сердце, говорят, вырезали.

— А тело-то увезли уже? Может, можно глянуть?

— Вроде в машину погрузили. Она вон там стоит, возле фонтана. Но там околоточный дежурит, не подпустит…

Ну, как обычно. Подобные происшествия быстро обрастают слухами.

Меня самого тело Бергера не очень интересовало — его я уже видел. А вот на руны хотелось взглянуть ещё раз. Хотя бы для того, чтобы удостовериться, что я их правильно запомнил и зарисовал. Можно будет показать Демьяну.

Отыскав, наконец, точку, с которой можно было разглядеть нужный участок ствола дуба, я повернулся и снова усилил восприятие эдры.

И невольно вздрогнул.

Такого мне раньше видеть не доводилось. Выцарапанные на коре знаки были на месте. Но сейчас, с обострённым восприятием эдры, я разглядел поверх них кое-что ещё.

Больше всего это было похоже на огромное, с кулак, глазное яблоко — тёмное, с пульсирующим алым зрачком. Оно ворочалось, поворачиваясь из стороны в сторону на гибком стебле, и вело себя как живое существо. Только вот соткано оно было целиком из эдры — такой же тёмно-серой, с фиолетовыми прожилками, как и следы на газоне.

Следы, к слову, совпадали с некоторыми флажками, установленными полицейскими. Какие-то улики?

Морщась от напряжения, я продолжал накачивать восприятие по максимуму. Головная боль усилилась, в висках застучало, но усилия того стоили — призрачные потоки эдры, пронизывающие землю и дерево, выделялись всё ярче и детальнее. Стала явственно видна цепочка следов, ведущая от дерева наискосок влево, в сторону окруженной высокими кустами беседки с куполообразной крышей.

Я прошёлся в ту сторону и засёк ещё один след тёмной эдры — прямо на кустах. Чтобы разглядеть его поближе, пришлось перебраться через невысокий декоративный заборчик на газон.

Боль в висках пульсировала и становилась уже невыносимой, так что пришлось приглушить восприятие. На губах я вдруг почувствовал железистый привкус и, утерев их, с удивлением обнаружил кровь. Носом пошла. Я достал платок и вытер её. К счастью, было её немного.

— Всё в порядке, господин Сибирский?

Путилин появился за моей спиной неожиданно, будто из-под земли вылез. Хотя, может, уже давно за мной наблюдает. Вынюхивая следы, я так поддался азарту, что уже не особо-то смотрел по сторонам.

— Да. Просто… осматриваюсь.

— Увидели что-то интересное?

Легко, одним плавным точным движением перемахнув через заборчик, он приблизился ко мне.

— Я уже говорил — ваша способность видеть эдру могла бы помочь следствию.

— Да. Только вот я бы предпочёл не афишировать эту способность.

— Тогда вам следует быть осторожнее, — улыбнулся сыщик. — Даже ваш сокурсник, Кочанов — не самый сообразительный малый, кстати — обратил внимание, что утром у дуба вы вели себя довольно странно.

Я скрипнул зубами от досады. Да уж, я действительно увлёкся. Хотя мой Дар не проявляет себя внешне, по косвенным признакам можно догадаться, что я вижу что-то, чего не видят другие. Особенно если наблюдать за мной целенаправленно.

— Не беспокойтесь, Богдан, — продолжил Путилин. — Я сохраню ваш секрет. Но и вы пойдите мне навстречу. В городе орудует опасная тварь. Чем раньше мы её остановим — тем лучше. Поможете мне?

Ещё раз приложив платок к ноздрям и вытерев остатки крови, я кивнул.

— Так что вы видели?

— Обратил внимание на следы возле дуба. Небольшие сгустки эдры. Один из них — где-то здесь, в ветвях.

Я жестом указал область. Сейчас, когда восприятие эдры у меня снова снизилось до обычного уровня, я и сам не мог сходу разглядеть этот след. Обычное зрение тоже не особо помогало. Но Путилин к моей наводке отнёсся со всей серьёзностью. Вместе мы внимательно осмотрели куст, обходя его с двух сторон и осторожно раздвигая ветви.

Впрочем, кое-какую странность я всё же заметил и невооружённым взглядом. Остатки листвы на кусте выглядели странно — не просто пожухшие и пожелтевшие, а почерневшие, многие даже свернулись в трубочки. Причём не везде, а на одной половине. Словно бы куст с одного боку сильно подмёрз.

— Вот! — наконец, подал знак я. — Кажется, оно. Похоже на… клок волос? Какие рыжие…

Путилин, потеснив меня, достал из портфеля пинцет и небольшую стеклянную склянку. Осторожно подхватил улику и прежде, чем поместить её в контейнер, поднёс к глазам.

— Да, огненно-рыжие… Не волосы. Скорее шерсть. Или даже… войлок? Вы уверены, что именно эта штука и фонит эдрой?

Я сконцентрировался на находке, снова на пару секунд усиливая своё восприятие.

— Уверен.

— Отлично. На стволе дерева чуть ниже тела нашли похожий, но гораздо меньше. И, стало быть, следы ведут вон туда…

— Беседку проверяли?

— Да, там чисто. Хотя, может, попробуем проверить ещё, уже с вашим… особым зрением?

Я согласился. Однако осмотр ничего не дал. Больше столь явных следов не было, к тому же мне самому становилось всё сложнее сконцентрироваться. Кажется, немного перестарался со стимуляцией восприятия. Надо сделать паузу.

Про призрачный глаз на дереве тоже рассказал. Решил, что раз уж начал сотрудничать с Путилиным, то стоит идти до конца. Вряд ли, конечно, он меня прямо-таки в напарники возьмёт. Но если посчитает меня полезным — то, может, будет привлекать время от времени, и у меня будет шанс узнавать о том, как идёт расследование, из первых рук.

Мой рассказ о неведомой хрени в виде живого глаза Путилин воспринял вполне всерьёз. Мало того — кажется, он его не удивил. Только заставил помрачнеть ещё больше.

— Око… — задумчиво пробормотал он, жуя уголком рта мундштук незажжённой трубки. — Автономный магический конструкт. И весьма устойчивый. Держится там, похоже, где-то с прошлого вечера… Скверно, скверно. Всё даже хуже, чем я думал.

— Вы уже сталкивались с чем-то подобным?

— Да с чем мне только не приходилось сталкиваться. Но, кажется, моя начальная версия трещит по всем швам.

— А что у вас была за версия? Что-то связанное с вампирами, я так понимаю?

— Судя по характеру ранений, это самый очевидный вывод. Убийства явно были совершены длинными когтями, причем существом с невероятной силой. Знаете ли, даже имея когти, распотрошить человеку грудную клетку не так-то просто. К тому же внутренности исчезли. Молодым вампирам часто, помимо свежей крови, нужны печень и сердце. Так что версия была простая. Недавно инициированный член Стаи, вышедший из-под контроля. Или вовсе самородок, спонтанно открывший в себе Дар Зверя и не знающий толком, что с ним делать. Молодой, голодный, не умеющий сдерживать в себе волка…

— Звучит правдоподобно.

— Да нет. Дерьмо, а не версия! — с неожиданной досадой сплюнул в сторону Путилин. Раздражённо взглянул на курительную трубку в руке, но так и не зажёг её. Наоборот, спрятал в карман, прикрытый широким матерчатым поясом.

— Почему?

— Слишком короткие промежутки между убийствами. Подростку вампира и одной жертвы было бы достаточно, чтобы утолить жажду на несколько недель. Ну, вторую можно как-то объяснить — ошибкой, азартом, желанием убрать свидетеля. Да мало ли. Но три подряд… И эти шаманские знаки… Больше похоже на какой-то ритуал…

Путилин прохаживался в задумчивости, бормоча себе под нос так тихо, что я его едва слышал. Я кашлянул, обращая на себя внимание, и он встрепенулся.

— Кхм, прошу прощения, Богдан. Я привык работать в одиночестве, поэтому порой, знаете ли, беседую сам с собой. Вы можете идти. У вас бледный вид. Вам нездоровится?

— Есть немного. Побочные эффекты от применения способностей.

— Да уж, за всё в этой жизни приходится платить. Но вы мне очень помогли, благодарю.

— Обращайтесь, если что. Занятия у меня только в первой половине дня, потом я свободен.

— Буду иметь в виду. Ваши способности и правда могут ещё пригодиться.

Сдержанно, по-восточному, поклонившись, Путилин зашагал обратно в сторону дуба.

Я даже сам до конца не понимал, почему я так ухватился за это дело. С одной стороны, любопытство было естественным — вон, сколько других студентов тоже вьётся вокруг места преступления. Однако дело не только в любопытстве. Азарт этот явно перекликался с моей прошлой жизнью, в которой я, похоже, тоже регулярно занимался расследованиями. Поиск улик, свидетелей, постепенное распутывание клубка нитей, ведущих к преступнику — всё это будоражило меня, будило знакомые, хоть и давно позабытые эмоции.

Но главное было даже не в этом. Всё же мне не давали покоя эти странные рисунки на коре. В воспоминаниях о матери Богдана тоже всплыли похожие символы. Ещё и эти шрамы на теле после воскрешения… Что-то слишком много совпадений.

Сдаётся мне, в этом деле есть ниточки, которые помогут добраться и до некоторых тайн из моего собственного прошлого. Точнее, из прошлого Богдана.

Впрочем, какая разница. Аскольд был прав — теперь это моя жизнь.

Глава 4

При ярком солнечном свете усадьба Василевских производила двойственное впечатление.

С одной стороны, она не казалась такой мрачной и запущенной, как в сумерках. Здание-то, на самом деле, большое, светлое, красивое — с колоннами, высокими витражными окнами, барельефами на фасаде. Перед крыльцом обширный газон, сейчас сплошь заросший бурьяном. Трава пробивается и сквозь плиты, которымивымощена аллея, ведущая к крыльцу от главных ворот. За годами не стриженной живой изгородью угадываются очертания каких-то скульптур, беседок и больших мраморных вазонов, установленных во дворе. Помимо основного здания и флигеля, в котором живёт Велесов, в саду вообще много чего есть, я просто ещё не исследовал толком.

С другой стороны, обидно видеть такую красоту в запустении. Особняк-то ещё вполне крепкий, и расположен удачно, и территория довольно большая. Думаю, даже в таком состоянии он должен стоить весьма дорого. Называть конкретные суммы я пока не рискнул бы, потому что плохо ориентируюсь в местных ценах. Но, думаю, цифры должны быть пятизначные.

Впрочем, продавать дом я точно не буду, это я решил твёрдо. Всё-таки какое-никакое, а родовое имение. Да и если бы захотел — сделать это проблематично. Я и сам пока здесь на птичьих правах. Нужно закрепляться, пускать корни, обзаводиться нужными связями. В идеале — добиться, чтобы меня официально признали наследником Василевского.

Но сейчас, когда Аскольд мёртв, это задача крайне непростая. Чем больше я о ней задумывался, тем тревожнее становилось. Если кто-то достаточно влиятельный и зубастый, узнав о смерти Василевского, решит отжать этот дом — то я, по большому счёту, ничего не смогу сделать.

Шурша опавшей листвой, я прошёлся по тропинке вокруг усадьбы, разглядывая заколоченные крест-накрест двери и закрытые дощатыми щитами окна на первом этаже. Судя по состоянию досок, главное здание было законсервировано много лет. Сами стены тоже уже покрылись пятнами от влаги, кое-где даже начали обрастать мхом. Но трещин не было, стёкла в окнах тоже были целы, хотя и запылились так, что сквозь них сложно было что-то рассмотреть.

За поворотом тропинки, в окружении высоких кустов мне открылась заросшая вьюном скульптура в древнегреческом стиле. Изготовленная из цельного куска светлого мрамора изящная женская фигура поднималась, раскинув руки, из лопнувшей скорлупы яйца. Её двойной спиралью обвивали две длинные змеи, головы которых замерли, повернутые в сторону её лица. За спиной полуобнажённой женщины развернулись изящные ангельские крылья, у подножия была установлена глубокая линзовидная чаша — похоже, для небольшого фонтанчика.

— Красиво, правда?

Я встрепенулся, оборачиваясь на звук голоса.

Рада, стоящая чуть позади меня, полускрытая ветвями кустарника, виновато улыбнулась.

— Извини, Богдан, я не хотела тебя напугать.

— Да я просто… Задумался. Не слышал, как ты подошла.

Всё-таки к Аспекту Зверя, дающему обострённый слух, быстро привыкаешь. Без него будто глухой. Кстати, если уж эта способность пропадает после того, как развеешь Аспект — выходит, она чисто магическая? Так может, её можно как-то перенести и в мой базовый арсенал?

Ещё одна зарубка на память. Где только столько времени найти на все эти эксперименты…

Рада тем временем подошла ближе, тоже разглядывая статую.

— Папенька говорит, что это здесь поставили по велению старого князя, хозяина дома. И это как-то связано с родовым Даром Василевских. Только я, сколько ни гляжу — не могу понять, причем здесь целительство. Змеи какие-то, крылья…

Я и сам задумался над этим. Символика была какая-то знакомая, причем по знаниям из прошлой жизни. Вспомнились рисунки со змеёй, обивающей чашу. Это точно символ медицины. Но, кажется, и крылья где-то тоже были… Вот бывает так — догадка близка, но вьётся где-то рядом, и не успокоишься, пока не ухватишь…

— А, понял! Это же отсылка к Кадуцею.

— К кому?

— Посох такой. На навершии у него крылья, а по древку две змеи обвивают. В каких-то древнегреческих легендах был. Часто используется как символ медицины. Ну, а здесь скульптор просто изобразил его своеобразно. Как живое существо.

— Хм… — Рада снова с интересом взглянула на статую и даже, подойдя, сорвала несколько стеблей, очищая её от уже пожухшего вьюна.

Я украдкой наблюдал за ней. Для того, чтобы видеть скрытый в ней Дар, мне даже не приходилось напрягаться — настолько он был явный и мощный. И непохожий ни на что из виденного мной ранее. Ни тонкого тела из эдры, повторяющего силуэт носителя, ни Узлов в нём. Больше похоже на что-то живое, шевелящееся, но стиснутое, зажатое в этом хрупком теле, будто в тесной клетке.

Набравшись смелости, я даже мысленно потянулся к нему, попробовал перенять Аспект. Но ничего не вышло. Зато в ответ я получил такую ментальную оплеуху, что в глазах потемнело. Пошатнулся, потеряв равновесие, и едва устоял на ногах.

Рада встрепенулась, оглядываясь на меня.

— Что с тобой?

— Ничего-ничего… Нездоровится немного.

— Да на тебе ведь лица нет! Бледный, как мел…

Девушка подбежала и коснулась моего лица кончиками пальцев, обеспокоенно заглядывая в глаза.

Ух, ну и глазищи у неё. Утопиться можно. Красавица она всё-таки. Но красота эта одновременно какая-то… пугающая. Будто откуда-то из глубины этих зрачков на тебя смотрит кто-то ещё. Не то, чтобы недобрый, но… Чужой. Нет, чуждый.

— Может, тебе воды принести? Или отвару? — спросила Рада, выводя меня из оцепенения.

— Да не надо, прошло уже всё. А Демьян-то дома?

— Нет, он с утра ушёл.

— Не знаешь, куда?

— Вроде бы на лесопилку, к Захаровым. Он часто туда ходит, когда в городе. Или на Мухин бугор, на склады. Или на железную дорогу, вагоны разгружать.

— Похвально. Никакой работы не чурается.

— Угу. Но тяжко ему в городе. Не его это всё, — вздохнула девушка и заметно погрустнела. — А в лес надолго ему уже нельзя… Из-за меня.

Похоже, мы коснулись больной темы. Чтобы немного развеселить собеседницу, я предложил прогуляться вокруг дома. Она охотно согласилась.

— А тебе не скучно здесь? — спросил я. — Демьян-то тоже целыми днями пропадает где-то, а ты всё время одна в четырёх стенах…

— Так ведь не всегда так. Сейчас мне уже лучше, так что на днях в город опять начну выходить. А там и учёба скоро начнётся.

— А где учишься?

— В Марьинской женской гимназии. Это тут, недалеко.

— А когда Демьян уезжает надолго, ты что же, одна остаёшься?

— Нет, конечно. Я тогда переезжаю к тёте Анфисе. Это тоже недалеко, через три дома от нас. Видел, может, вывеску булочной? Здоровенный такой крендель, из дерева вырезанный? Это как раз папенька его делал. Они с Анфисой давно дружат. Я ей тоже по хозяйству помогаю, и в пекарне. И с ребятами её вожусь. Они помладше меня. Стёпке одиннадцать, а Марье восьмой годок пошёл.

Рада, кажется, истосковалась за лето по живому общению, и рассказывала охотно, подробно. Мне нравилось слушать её голос — чистый, мягкий, мелодичный. Интересно было бы послушать, как она поёт.

— Дружат, говоришь… А муж у этой Анфисы есть?

— Она овдовела, когда Марье два годика было. Тяжко ей тогда пришлось. Пекарней и магазином муж её занимался, она только помогала. А тут всё на неё взвалилось. Ещё и ребятишки малые. Вот папенька ей и помогать стал. Ну, и меня пристраивал к ней, когда уходил надолго.

— Понятно. Ну, так оно, конечно, куда веселее. А с твоей этой… хворью как? Не бывало из-за этого неприятностей?

— Да раньше приступы редко очень бывали. Может, раза два-три в год. Тётка Анфиса знает, но она, почитай, как родная нам. А больше никто и не знает. Папенька боится, что меня тогда заберут.

— Кто?

— Священная дружина, — почему-то шёпотом ответила Рада.

Хм… Да, пожалуй, опасения Велесова не напрасны. Если я, конечно, правильно понял функции этой местной спецслужбы. Ох, и ворчать будет, когда узнает, что я общаюсь с одним из её ищеек. Может, и не рассказывать вовсе? Хотя, в прошлый раз попытка что-то скрывать от Демьяна едва не вышла боком…

— Хочешь, покажу кое-что? — хитро прищурившись, спросила девушка. — Только папеньке не рассказывай, ругаться будет.

— Ну… Договорились, — кивнул я, мысленно затыкая внутреннего гусара.

Рада подвела меня к одному из окон на первом этаже и, чуть поколдовав со старыми досками, раздвинула их, освобождая довольно просторный лаз. Первой храбро нырнула в него. Задребезжала оконная рама — кажется, девушке пришлось приналечь на неё плечом, чтобы открылась.

Я последовал за Радой, и вскоре мы оказались внутри особняка.

— А что, не так уж плохо. Лучше, чем я думал, — пробормотал я, оглядываясь и слегка морщась от клубов пыли, поднятой нашим вторжением.

Внутри было тихо и пусто, а из-за заколоченных окон — ещё и довольно темно, но глаза быстро привыкли к полумраку. Серыми айсбергами высились накрытые каким-то пыльным тряпьём предметы мебели, с потолка свисали опутанные паутиной люстры. Особенно впечатляла та, что была в центре холла, напротив лестницы на второй этаж — тяжелая витиеватая конструкция плафонов на тридцать, подвешенная на толстых латунных цепях, украшенная синей глазурью, хрусталём и позолотой.

Вслед за Радой я прошёлся чуть дальше, к лестнице. Ковры на полу от накопившей пыли посерели, и узор на них едва читался. Зато паркет, кажется, был вполне себе ничего — гладкий, твёрдый, звуки шагов по нему отдавались под потолком чётким эхом. На стенах кое-где даже сохранились картины, но чаще — лишь тёмные прямоугольники на местах, где до этого что-то висело.

Грустненько, конечно. Но ощущения разрухи нет. Дом заброшен, но не разрушен и не разграблен. Косметический ремонт наверняка потребуется, но по большей части главное, что здесь нужно — это целая орава людей со швабрами и метлами для генеральной уборки.

— Только не трогай здесь ничего! — предупредила Рада. — Особенно за дверные ручки не хватайся. В комнаты заходить нельзя, только по коридорам ходить вот тут, посерединке. Папенька кучу ловушек здесь наставил. От воров.

— А что, пробовали залезать?

— Было несколько раз, давно ещё. Но он всех их отвадил. С ним вообще жульё старается не связываться. Тётку Анфису он тоже у бандитов отбил. Когда муж у неё умер — какие-то гады к ней ходить стали. Плати, говорят, или магазин сожжём.

— А Демьян что?

— Ну… Болтают, что одного бандита с фонарного столба пришлось снимать. Он там висел на подтяжках, голосил на всю улицу.

— Да уж. Папеньку твоего лучше не злить. А почему вы здесь-то не живёте, а ютитесь во флигеле? Здесь вон сколько комнат свободных…

— Да куда нам на двоих такая громадина? — улыбнулась Рада. — Его отапливать зимой замучаешься. Да и вообще, это же дворец целый, не по чину нам. Рассказывают, его еще сам император Пётр деду старого князя пожаловал, и даже сам руку приложил к строительству.

— Серьёзно?

— Пойдём, покажу!

Ухватив меня за руку своими тонкими, но крепкими пальцами, Рада потащила меня мимо лестницы в другое крыло здания.

— Тут всё для приёма гостей обустроено. Внизу — столовая и гостиная, а наверху — кабинет, библиотека большая и ещё много всего. Но главное… вот.

Мы вошли в длинный просторный зал с колоннами. Слева и справа его, будто изогнутые крылья, обнимали мраморные лестницы, ведущие на галерею второго этажа. Но в центральной части зала потолок был общий для обоих этажей, куполообразный, расписанный картинами не то на библейские, не то на древнегреческие мотивы.

По сравнению с предыдущими помещениями это крыло выглядело ещё богаче. И чище. Пыль и грязь, кажется, вообще не приставали к этому гладкому, как стекло, голубоватому мрамору с разноцветными прожилками.

— Видишь? Это петров камень! — почему-то шёпотом сказала Рада, прижимаясь ко мне плечом. Глаза её были широко распахнуты и прямо-таки лучились от восторга. — Император сам создал этот зал в подарок роду Василевских.

Я и сам, если честно, был впечатлён. Весь зал казался единым произведением искусства. Лёгкие, изящные формы, потрясающее количество мелких деталей, воплощенных в камне. Каждая статуэтка в стеновых нишах, каждый барельеф, каждая колонна… Да что там — даже каждый столбик балюстрады выглядел маленьким шедевром, который так и притягивал взгляд.

Теперь понятно, почему Аскольд не продал этот особняк, даже когда у него не осталось денег, чтобы содержать его. Это семейная реликвия, подарок императора. Такими вещами не разбрасываются.

А ещё примечательно, насколько трепетно Демьян подходит к своей роли хранителя поместья. Ведь что ему стоило, например, распродавать понемногу предметы мебели или всякие скульптуры? Давно бы закрыл все свои долги.

С самим Аскольдом они почему-то разошлись уже несколько лет назад. Однако Велесов по-прежнему хранит верность роду Василевских.

Интересно, интересно…

— Ладно, пойдём отсюда, — вздохнула Рада. — А то папенька может и пораньше вернуться. Он иногда заглядывает, чтобы пообедать, а потом снова уходит, уже до ночи.

Мы вернулись тем же путём, что и прошли. Однако уже у самого лаза наружу Рада вдруг ойкнула и замерла, прислушиваясь.

— Кажется, опоздали! Вернулся! Или не он?

Я оттеснил её от лаза и сам выглянул наружу.

В саду точно кто-то был. Но это явно был не Велесов. При всех своих габаритах старый вампир двигается бесшумно, как кошка. Мы бы его точно не расслышали, тем более изнутри дома.

Чужаки. Несколько. Прутся через кусты, не зная дороги. Перешёптываются между собой. Я бы даже сказал, переругиваются.

— Оставайся здесь, — шепнул я Раде и, стараясь не шуметь, выбрался через лаз наружу. Но стоило мне оглянуться — как она была уже тут как тут, торопливо приделывая доски на место.

— Я же сказал… — начало было я, но Рада зыркнула на меня своими голубыми глазищами так, что я сразу вспомнил — она не просто пятнадцатилетняя девчонка. И вообще не просто человек.

— Прятаться я не собираюсь! — сдвинув брови, прошептала она. — Наш дом — наша крепость. Так папенька говорит. Отвлеки их, я сбегаю за тигрёнком…

Я не успел даже возразить — девчонка шустро, как ящерка, нырнула в кусты, только и поминай, как звали. И какой ещё тигрёнок-то?

Впрочем, так даже лучше. Встречу-ка незваных гостей сам.

Те, кажется, немного заплутали в местном живом лабиринте. Это было немудрено даже днём — сад был настолько запущен, что большая часть тропинок в нём стала непроходимой — нестриженые кусты так разрослись, что смыкались между собой. Даже сами плиты, которыми были вымощены дорожки, сейчас сложно было разглядеть за слоем опавшей листвы.

Кто-то из чужаков, кажется, психанул и пытался ломиться через кусты напролом — трещали ветки, слышались приглушённые ругательства.

Ах вы, паскудники. Кусты в моём саду ломать?!

Эта вспышка праведного мещанского гнева меня самого изрядно повеселила. Надо же, без году неделя, как тут хозяин, а как уже душа-то начала болеть за имущество.

Перехватил я их у правого крыла особняка, возле небольшой каменной беседки с куполообразной крышей. Кажется, такие называются газебо — просто несколько колонн, поддерживающих крышу, и невысокие перила по контуру. Внутри — голая вымощенная шестиугольной плиткой площадка, уже частично поросшая травой.

Их было четверо, и главного я узнал с первого взгляда. Да и сложно не узнать эту огромную грузную тушу с покатыми плечами и бритой, кажущейся непропорционально маленькой башкой.

Жбан. Ну, этого следовало ожидать. Было бы даже странно, если бы этот амбал просто так отвязался.

— Заблудились, детишки? — окликнул я, выбираясь на лужайку к беседке. — Показать, где выход?

Шпана, встрепенувшись, как по команде развернулась в мою сторону. Кроме Жбана, никого знакомых. И держатся не очень-то уверено — заметно, что нервничают.

Главарь, увидев меня, зловеще оскалился. Морда у него, и так-то не особо симпатичная, после вчерашнего была заплывшая, сплошь в синяках и ссадинах.

— А, вот и ты… — прорычал он. — На ловца и зверь бежит.

— Ну, это ты зря. Здесь тебе ловить точно нечего.

— Ты мне должен, щенок! — без прелюдий выдал он. — Ты у меня куш из-под носа увёл. Так что верни то, что выиграл вчера на боях — и, так уж и быть, живи.

— Как ты великодушен, — усмехнулся я.

— Угу. Я сегодня добрый. А если еще четвертной накинешь сверху, то я тебя даже бить не буду.

Я лишь рассмеялся ему в лицо. Болтай, болтай. Мне тоже надо немного потянуть время.

Разглядывая непрошенных гостей, я демонстративно закатывал рукава рубашки. Хорошо хоть переодеться успел после института — новенькую студенческую форму испортить не хотелось бы. Параллельно намётанным глазом оценивал степень опасности.

Ну, что мы тут имеем… Эти трое так, статисты. А вот здоровяк опасен. И я, как назло, без Аспекта Зверя. Один на один, и не будь Жбан Одарённым — может, и пободался бы. Размеры его меня не особо пугали. Как говорится, чем больше шкаф — тем громче он падает.

Что ж, самое время применить главный трюк Пересмешника — бить противника его же оружием.

Я перехватил Дар у Жбана и на скорую руку приспособил его для себя. Примитивность его мне сейчас была даже на руку.

Основное оружие громилы — это формирующиеся в кулаках сгустки эдры, усиливающие его удары. Аспект… Хм, тоже какой-то очень простой. Даже не знаю, как и назвать-то… Тяжесть? Усиление? Укрепление? Концентрация?

Кажется, у этого Дара вообще нет ярко выраженной направленности — просто сырая эдра, формирующая что-то вроде силовых полей, при этом тяжёлых и осязаемых. У меня будто бы в каждой руке появилось по кастету — эдра обволакивала кулаки, одновременно защищая их и напитывая тугой вибрирующей силой.

Только вот базовая мощность самого Дара — то есть количество эдры, которым я мог оперировать — у меня была в разы больше, чем у Жбана. Я-то всё-таки полноценный нефилим, к тому поглотивший часть эдры у двух других. Так что мои силовые кастеты получились гораздо более плотными, чем у Жбана. Мне даже показалось, что их стало видно невооружённым взглядом — воздух вокруг моих рук задрожал мелким маревом.

Все эти приготовления не заняли и десяти секунд — дольше их описывать. Пока я колдовал с эдрой, его дружки угрожающе двигались на меня, явно намереваясь взять в клещи. Сам толстяк пока не двигался с места, небрежно опираясь на одну из колонн.

— Да ты, видно, даже тупее, чем выглядишь, Жбан, — ответил я, двинувшись ему навстречу. — Тебе вчерашнего не хватило? Ещё раз по морде настучать?

— В этот раз тебе дед не поможет, — прорычал амбал, крепко ударяя кулаком в каменную колонну. Звук был такой, будто ударили молотом, посыпалась мелкая крошка. — И вообще никто не поможет. Парни, окружайте! Не дайте ему сбежать!

Подручные Жбана, достав из-за спин дубинки и ножи, обходили меня по сторонам, отсекая единственный путь к отступлению. Если бы я решил драпать, то пришлось бы ломиться напрямик через кусты, и не факт, что это удалось бы — заросли были плотные и колючие, не протиснешься.

Впрочем, бежать я и не собирался. Вместо этого, рявкнув для устрашения, сам бросился на Жбана.

Тот, кажется, немного ошалел от такой наглости, поэтому первые его удары, которыми он меня встретил, получились какими-то неубедительными. Я легко блокировал оба предплечьями, отводя в сторону. Сейчас, когда я перенял у жирдяя его Дар, его тайное оружие на меня не действует. А без подпитки эдрой удары у него оказались совсем не такими страшными.

А всё почему? Нельзя полагаться на одну эдру, здоровяк. Общую физическую подготовку тоже никто не отменял. А у тебя, похоже, мускулов под этим слоем сала негусто.

Он ударил ещё раза два-три — опять-таки без затей, размашисто, так что я легко увернулся. В ответ я провел быструю двоечку в корпус, от которой слой жира на пузе Жбана заходил ходуном, как всколыхнувшееся желе. Амбал охнул, сгибаясь, и я, рванув вперед, выстрелил ему правым прямым в голову…

И только в самый последний миг передумал, отведя удар чуть в сторону.

Кулак мой пролетел мимо его щеки и мазнул костяшками по краю каменной колонны, с грохотом вышибая из неё град обломков. После удара в ней осталась здоровенная отметина.

Уф-ф… А если бы я так Жбану в его жбан зарядил? Да у него бы, наверное, череп лопнул, как арбуз! Слишком много эдры я вкачал в эти кастеты…

Я резко ослабил подпитку энергетических конструктов, обволакивающих руки. Обхватив согнувшегося от удара под дых Жбана за голову, приложил его мордой об колено, потом тут же добавил правым в ухо.

Он всё же ещё пободался — с протяжным рёвом бросился на меня, вслепую маша кулаками. Я легко пропустил его мимо, попутно врубив еще несколько раз по корпусу. Напитанные эдрой кулаки при ударе будто вколачивали в эту тушу невидимые тупые колья — Жбан от каждого дёргался, вскрикивая.

Один из ударов, похоже, достал до почки — здоровяк коротко взвыл и повалился ничком, судорожно хватая ртом воздух. В глазах его сквозил неподдельный ужас.

Да уж, большой шкаф и правда громко падает. Я даже был несколько разочарован — вся схватка заняла считанные секунды.

Развернулся в сторону его дружков, но те нападать резко передумали. Вытаращив глаза, замерли, все как один в странных позах, присев и расставив ноги. Один, с которым я пересёкся взглядом, не выдержал и вдруг с воплем ринулся бежать, бросив дубинку. Причем ломанулся вслепую, прямо через кусты, и там и застрял.

— А ну, стоять! — рявкнул я, видя, что и оставшиеся двое готовы дать дёру. — А убирать за собой кто будет?

Я пнул вяло трепыхающегося у моих ног Жбана.

— А ну хватайте этот бурдюк с дерьмом, и чтобы через пять минут духу вашего в моей усадьбе не было!

Шпана, кажется, всё ещё думала о побеге, но тут в просвете между кустами появилась Рада с ружьём наперевес — небольшим, но массивным, из-за короткого сдвоенного ствола больше похожим на обрез. Держала она его весьма уверенно, так что сразу стало понятно — стрелять она умеет.

— Убирайтесь! — звонким, дрожащим от возмущения голосом отчеканила она, качнув стволом ружья в сторону.

Впрочем, гопники и так были уже основательно перепуганы, так что угрозы были излишни.

— Не надо, пожалста, ваше благородие! — взмолился самый молодой из них, отбрасывая в сторону дубинку и вытягивая перед собой руки. — Мы уйдём! Сейчас же уйдем!

Вытащив из кустов незадачливого подельника, они все вместе кое-как помогли Жбану подняться. Тот, хрипя, поковылял прочь, поддерживаемый с двух сторон.

— Да не туда, дубины! — прикрикнула на них Рада. — Налево поворачивайте! Да, вот на эту тропинку. И прямиком к калитке дуйте!

Выйдя вслед за ней на аллею, я проводил взглядом горе-вымогателей, продолжая рефлекторно сжимать и разжимать кулаки, в которых по-прежнему, как туго сжатые пружины, вибрировали сгустки эдры.

Уф, повезло. Вовремя я остановился. Если бы сгоряча начал драться в полную силу — точно покалечил бы всю эту братию. А то и поубивал бы на месте. Вот бы Демьян обрадовался пачке трупов во дворе…

Я поднял ладонь, разглядывая её внимательнее. Да уж, оружие простое, если не сказать примитивное. Но неожиданно эффективное. По сути, просто два Узла в руках, концентрирующие эдру и превращающие её в невидимую броню… Простейшая спиралевидная конструкция, такую даже по памяти можно воспроизвести…

Разглядывая переплетение светящихся линий в Узле, я вдруг выругался себе под нос.

Ёшкин дрын! Так вот же! Вот на что это похоже!

Я будто бы наконец развернул в нужное положение детали паззла, и начала складываться картинка.

Вот почему руны на дереве показались мне такими знакомыми! И дело не только в шрамах, оставшихся на мне после воскрешения. Я видел их уже десятки раз, только в более сложном виде, так что не сразу разберёшь.

Те причудливые энергетические конструкции внутри тонкого тела, которые Демьян назвал Узлами, как раз и состоят из таких вот более простых элементов, похожих не то на иероглифы, не то на руны. Спирали, пересекающиеся полуокружности, зигзаги, звездообразные, треугольные, пирамидальные конструкты… Всё это переплетается между собой, образуя более сложные структуры.

Это что-то вроде клеток в живом организме. Они разные, но, сплетаясь вместе, образуют ткани и органы, предназначенные для выполнения определенных функций. И если хорошенько приглядеться, то любой Узел можно разложить на эти составляющие. Особенно это заметно на примере Узлов, скопированных у Жбана — как раз потому, что они очень простые, и легко разглядеть, как они устроены.

Путилин назвал руны, вырезанные на коре Гранитного дуба, шаманскими знаками. Мёртвым языком, сейчас уже мало кому понятным. Но одно можно сказать точно — те, кто придумал его, хорошо понимали, как устроена местная магия. Они явно видели, какие формы принимает эдра. Так же, как и я.

Это не может быть совпадением!

Открытие это меня поначалу захлестнуло волной эйфории от решения пусть и небольшой, но важной загадки. Но вслед за этим потянулись и более прагматичные мысли.

А ведь конкретно для меня тут открываются новые возможности. Пока что я лишь копировал чужие Дары. Да, порой получалось настраивать их под себя — какие-то элементы приглушать, какие-то усиливать. Но делать это приходилось по наитию, не совсем понимая, как всё это работает.

Однако я с самого начала чувствовал, что простое копирование — это лишь одна сторона Дара Пересмешника. По сравнению с любым другим нефилимом у меня есть громадное преимущество. Моя аура очень пластична, я могу сам лепить из неё любые конструкты. Но делать это вслепую неудобно, а порой и опасно.

Однако, используя эти символы, можно применять системный подход, скрупулёзно разбирая на винтики каждый Узел. Зарисовывать их, запоминать, сравнивать Узлы у разных Одарённых. И в перспективе из этих кирпичиков собирать что-то своё…

Да, я ещё не знаю этого языка. Для меня это скорее шифр. Но это мощная зацепка, которую можно и нужно раскручивать дальше.

— Да что с тобой, Богдан? Поранился?

Тонкие лёгкие пальчики Рады сомкнулись на моей ладони. Девушка обеспокоенно осмотрела мою руку, но не увидела ни царапины.

— Нет-нет, всё в порядке. Надо калитку запереть. И пойдём в дом. Мне… надо поработать.

— Поработать? — удивилась Рада. — А, уже домашнее задание выдали в институте?

— Что-то вроде того, — улыбнулся я. — Ну, а насчёт этих олухов… Давай отцу твоему ничего говорить не будем, ладно?

— А вдруг они опять вернутся? Я слышала, они с тебя какие-то деньги требовали?

Нежданный визит этой шпаны меня, на самом деле, тоже здорово встревожил. Да, конечно, отпинал я их быстро. Но сам факт того, что Жбан припёрся прямо сюда, не побоявшись даже Демьяна, очень настораживает.

Может, его кто-то подослал? Кудеяров-старший всё никак не успокоится? Да вряд ли. После вчерашнего всего день прошёл, и расстались мы вполне полюбовно, ещё и с прицелом на дальнейшую выгоду для обоих.

Скорее всего, всё гораздо проще. Жбан этот, похоже, ещё тупее и ещё злобнее, чем кажется на первый взгляд. Упущенный вчера куш его так разъярил, что он все берега попутал. А если он снова сюда заявится? Или на Раде попытается отыграться, пока нас Демьяном не будет дома?

Нет, так это дело оставлять нельзя…

— Ничего. Я разберусь.

— Точно?

— Точно, точно. Но пусть это будет нашим маленьким секретом, ладно?

— Ладно. Только и ты меня не выдай! Что я в дом княжеский лазила.

— Договорились.

Я шутливо поднял руку вверх в жесте «дай пять». Девушка озадаченно взглянула на меня, и пришлось объяснить, как это работает. Она, быстро освоившись, звонко шлёпнула своей ладошкой по моей.

— Договорились! — повторила она, смущенно улыбнувшись, и её пронзительно-голубые глаза заискрились весёлой хитринкой.

Глава 5

Как это часто бывает, на практике всё оказалось куда сложнее, чем в теории.

Сначала я заперся в своей комнатушке, вооружившись блокнотом, карандашом и переносной эмберитовой лампой. Но выдержал не больше получаса — было душновато, скучновато, и к тому же мои исследования требовали больше места, поскольку время от времени нужно было применять Дар.

В итоге я вернулся в особняк, воспользовавшись тем же лазом, через который попадала в него Рада. Расположился в холле первого этажа, усевшись прямо на пол по-турецки и обложившись своими записями. Лампу тоже пришлось захватить — всё же из-за заколоченных окон света здесь было маловато.

Препарировать скопированные у Жбана Узлы, которые я обозвал Силовыми, удалось более-менее быстро. Состояли они из однообразных спиралевидных структур — этаких улиток — соединяемых между собой так, что образовывалось что-то вроде фрактальной сетки, которую уже можно было масштабировать и придавать разные формы.

Сам Жбан был способен только на самый простейший трюк — он комкал эти структуры в два ядра, обволакивающих его кулаки, и подпитывал накопленной эдрой, которой у него тоже было не особо много. Я же вдоволь поэкспериментировал, создавая более сложные штуки. Например, вместо кастетов создавал что-то вроде наручей, охватывающих руки от кулаков до локтей. Пробовал переносить Силовые Узлы ещё и на ноги — и вполне успешно. А вот с плоскими защитными вариациями не вышло. Я попытался сформировать что-то вроде щитков, прикрывающих корпус, но держались они плохо.

Всё-таки Аспект этот скорее атакующий, чем защитный. С его помощью можно превратить свое тело в настоящее оружие. Мне даже удалось слепить что-то вроде призрачных, невидимых простому глазу клиньев длиной до полуметра, вырастающих из кулака на манер индийского катара.

Каждый такой вариант я тестировал на сколоченном из досок щите, перекрывавшем вход в узкий коридор за лестницей, который, вёл в крыло для прислуги и подсобные помещения.

Щит этот, правда, долго не продержался. Доски были в два-три пальца толщиной, но довольно старые и местами подгнившие. Напитанные эдрой кулаки проламывали их, как упаковочный картон. Поначалу я опасался пораниться торчащими, как шипы, щепками, но быстро выяснилось, что невидимые кастеты надёжно защищают руку. Строго говоря, при ударе я даже не касался цели — била именно тугая волна концентрированной энергии.

Особенно не поздоровилось моей импровизированной мишени, когда я попробовал вливать в Силовые узлы побольше эдры. Один такой удар вообще был больше похож на взрыв — доска не просто сломалась, а разлетелась в щепы, которые сдуло дальше в коридор направленной воздушной волной.

Собственно, на этом пришлось пока и прекратить испытания — все доски я раздолбал, больше подходящих мишеней не имелось. А портить стены не хотелось — отделка в особняке была хоть и старая, но явно дорогая.

Я перешёл к следующей фазе испытаний, и вот тут-то меня ждало жестокое разочарование.

Развеяв Аспект, полученный от Жбана, я попробовал по памяти и по зарисованным в блокноте схемам воссоздать Силовые узлы, но уже из собственной, нейтральной эдры. И у меня вроде бы даже получилось — тонкое тело, повинуясь моим мысленным командам, послушно перестраивалось, формируя нужные энергетические структуры. Однако без наполнения Аспектом Узлы попросту не воздействовали на реальный мир, оставаясь призрачными, бесплотными построениями.

Вот ведь облом!

Но что-то не сходится. Если послушать легенды о демонах-Пересмешниках, которые рассказывал мне Велесов, то эти чудовища были настоящим ужасом для нефилимов, исследующих Сайберию. Они умели копировать любой Аспект, то и дело менять его по ходу схватки, а то комбинировать. Этим-то они и были опасны — своей непредсказуемостью и умением подстраиваться под любого противника, взламывая его защиту или обращая против него его же оружие.

Слова Велесова о том, что в случае моего разоблачения нефилимы постараются меня устранить, я воспринял вполне всерьёз. Для этого достаточно было представить себя на месте любого из сильных нефов. Вот ты — уважаемый сверхчеловек из дворянского рода, весь из себя крутой, как поросячий хвостик. Деньги, привилегии, долголетие и в целом превосходство над другими людьми. Мириться приходится только с себе подобными — соблюдать некий баланс сил.

И вдруг появляется какой-то выскочка, который может скопировать твой Дар и тебе же им врезать по мусалам. А сам при этом будет защищён от твоих атак. На месте нефов я бы тоже напрягся. Тут даже дело не в уязвлённом самолюбии, а в элементарном инстинкте самосохранения.

Выводы из этого напрашивались простые — нужно срочно развивать свой Дар, чтобы в случае чего меня не прихлопнули, пока маленький.

Правда, путь предстоит пройти немалый. Причем самому, без всяких учителей. Задачка не из простых.

Но первые шаги уже сделаны. Управлять Узлами я умею уже сейчас. Да, пока по большей части интуитивно. Ещё очень многому предстоит научиться. Но это уже кое-что. И вообще, надо двигаться постепенно. Эксперименты с Даром меня здорово вымотали — как и утром, разболелась голова, носом пошла кровь.

Пока, пожалуй, хватит.

Только сейчас, собирая вещи, чтобы выбраться наружу, я заметил, что в холле стало темнее. И не потому, что на улице тоже дело шло к вечеру. Эмберитовый фонарь, который я прихватил с собой, почему-то потускнел — солнечник в нём едва тлел и начал покрываться трещинами. Похоже, я неосознанно вытянул из него всю эдру.

Я и сам чувствовал себя уставшим и истощенным. И не только физически. Мой грудной узел — тот самый резервуар для эдры — был истощён, и я даже чувствовал голод, похожий на тот, что ощущал в Аспекте Зверя.

Мне нужда эдра. Много, много эдры.

Но ещё больше меня терзала жажда ответов. Не покидало чувство, что я не использую и десятой доли своего потенциала. Мало на лету управлять Узлами. Мне нужно повышать общую мощность своего тонкого тела. А ещё — нужен источник Аспектов, более надёжный, чем копирование у живых доноров. Но где его взять? Как вариант — некоторые Аспекты можно поглощать из кусочков эмберита. Но это тоже скорее костыль, чем полноценное решение…

И тут в памяти всплыли слова Аскольда.

«Тебе нужно отыскать демона там, в Оке Зимы. Убить его. И поглотить его сердце».

Ну, конечно же! Древний способ обретения силы! Нужно не перенимать Аспект, а именно поглотить его, забрать насовсем. Вот только как это сделать? Просто собрать эдру с мёртвого — не вариант. Я ведь уже делал это дважды — там, в Демидове, в доме Аскольда. Но оба раза эдра на трупах выглядела серой, нейтральной — совсем как моя собственная. Она просто влилась в моё тонкое тело, сделав его чуть плотнее и сильнее. Но я не чувствовал в себе ни малейших признаков Аспектов.

Может, на тот момент я был просто слишком слаб. А может, Аспект нужно поглощать, пока носитель еще жив. Обе версии выглядят правдоподобно.

Р-р-р, как же всё-таки мне не хватает знаний обо всём этом! И спросить-то не у кого — если верить Демьяну, о Пересмешниках никто не слышал уже больше века. Да и вообще, подобный Дар у людей раньше не встречался.

Размышлял я уже на ходу, шагая по полутёмному коридору к лазу, ведущему наружу. Прикрыв за собой окно, я раздвинул старые доски, прикрывающего его, и с трудом выбрался наружу. Всё-таки лазейку эту сделала для себя Рада, для меня же дыра была немного маловата.

Спрыгнув на землю, чуть было не вскрикнул в голос, увидев прямо перед собой вынырнувшую будто из-под земли фигуру.

— Уф! Демьян, ты меня когда-нибудь заикой оставишь…

— Что ты там делал? Я слышал грохот.

— Да так, пару старых досок расколотил. Тренировался.

— Нашёл место! — проворчал вампир.

— Ну, извини уж. Во флигеле тесновато. Во дворе… вдруг увидит кто. Мне нужно какое-то укромное и более-менее просторное помещение.

Задумчиво нахмурившись, Велесов вдруг мотнул головой, давая знак следовать за ним.

Мы, шурша опавшей листвой, двинулись по тропинке, тесно зажатой с обеих сторон кустами. Уже спускались сумерки, дорогу было видно плохо. Я перехватил у Демьяна Аспект Зверя, и невольно улыбнулся, с наслаждением втягивая ноздрями прохладный вечерний воздух, мгновенно окрасившийся целым букетом ярких запахов.

В том, чтобы быть вампиром, есть и некоторые недостатки. Но и достоинства определённо есть. Стоит походить денёк-другой с обострённым звериным слухом, нюхом и зрением — и обычные человеческие органы чувств начинают казаться какими-то недоразвитыми.

Заодно по-другому взглянул на само устройство ауры Велесова, попытался разобрать её «по винтикам», разглядеть знакомые простые структуры, которые можно было бы зарисовать.

Уф, всё-таки насколько у него всё сложнее устроено по сравнению с примитивным даром Жбана! Голова кругом идёт. Одних только разновидностей эдровых «клеток» — похоже, десятки. А ведь нужно ещё и понять, как они работают в сочетании друг с другом…

Впрочем, а кто сказал, что это будет легко?

Мы обошли главное здание и углубились в дебри на заднем дворе. Здесь уже даже не сад был, а просто заросли какого-то бурьяна. Но в них отчётливо была видна широкая колея со следами колёс. В итоге Демьян подвел меня к большому кирпичному строению с покатой крышей и деревянными воротами выше человеческого роста. Они были заперты на ржавый висячий замок, который он с сомнением оглядел, что-то припоминая.

— Куда ж я ключи-то подевал?.. А, ладно, пёс с ними!

Замок держался на широких железных полосах, прибитых к воротам. Подцепив одну из них пальцами, Демьян несколькими рывками попросту выдрал её с мясом. Ржавые гвозди, вылезая из своих мест, взвыли, как живые, и у меня по спине пробежал неприятный холодок. Петли на самих воротах тоже изрядно проржавели — когда Демьян дёрнул створку на себя, она отозвалась пробирающим до костей скрежетом.

Внутри оказалось просторно и пусто, если не считать горы какой-то рухляди — старых бочек, ящиков, остатков старой мебели. Часть этого добра было составлено по углам, остальное было сложено на сколоченных из толстых досок антресолях выше человеческого роста, подняться на которые можно было по дощатой лестнице. По сути, там было что-то вроде второго этажа.

— Поначалу это конюшня была, — пояснил Демьян. — Потом, при отце Аскольда, здесь самобеглые повозки стояли. Эти, как их… мобили. Но Виталий их ещё при жизни распродавать начал, когда в долги влез. Аскольд тоже не особо увлекался. Вон, пару штук осталось, но и те не на ходу.

Он кивнул в сторону накрытых пыльным чехлом штуковин, в которых угадывались очертания автомобилей.

Я прошёлся по полустому гулкому помещению. Места здесь и правда было достаточно для моих экспериментов. Света, правда, маловато — днём он проникает сюда, похоже, только через вон те окошки под самым потолком. Но ничего. Зато и снаружи никто не заглянет.

— Отлично, — кивнул я. — Здесь пока и расположусь.

— А чего задумал-то? — с подозрением прищурился Велесов.

— Учусь пользоваться Даром. Кстати, тебе эти символы о чём-то говорят?

Я достал из сумки блокнот с записями и передал их вампиру. Тот, лениво полистав страницы, только хмыкнул.

— Некоторые каракули знакомые, конечно. Но что-то ты намешал тут всего в одну кучу… Тарабарщина какая-то. Сало, мёд, говно и гвозди…

— Ну, а какие знаки чего означают, можешь подсказать? И откуда ты их знаешь?

— Видал. Шаманы их часто используют в оберегах. Вот этот, как улитка завёрнутый — Сила… Вот этот, рогатка с тремя концами — Росток. Хотя иногда может означать и Дерево… Вот это… Вода вроде бы… Это — Зеркало…

— Подожди, я запишу…

— Да чего ты удумал-то?

Поставив лампу на прикрытый чехлом капот старой машины, я разложил свои записи и по подсказкам Демьяна сделал кучу пометок. Правда, от расшифровок этих особо легче не стало. И правда, белиберда какая-то получается…

Я вкратце рассказал Велесову об инциденте в институте и о своих выкладках. Вспомнил и об эпизоде с Варварой.

— Кстати, имя Дарина тебе ни о чём не говорит? Похоже, так звали мою мать.

Демьян, услышав имя, помрачнел.

— Что ж… Так я и думал. Но до последнего надеялся, что…

Он смолк, рыкнув от едва сдерживаемых эмоций — не то гнева, не то печали, не то отчаяния.

— Рассказать не хочешь?

— Нет! — буркнул вампир и встал, явно собираясь сбежать от неприятного разговора.

— Да погоди ты! — я едва удержался, чтобы не схватить его за рукав. — Неужели не понимаешь, как это для меня важно? Я начал понемногу вспоминать, но всё ещё как в тумане. А ты, похоже, что-то знаешь. Так расскажи! Кто она, эта Дарина? Что она за человек?

— Не человек, — глухо прорычал он. — И это пока всё, что я могу тебе сказать.

— Да почему?! — я всё-таки вскочил и преградил ему путь. — Мне нужны ответы!

Мы замерли, похожие на двух оскалившихся друг на друга волков. На секунду мне даже показалось, что Демьян снова набросится на меня — как в тот раз, когда увидел стилет с гербом Стаи.

— По тонкому льду ходишь, княжич, — процедил он. — Когда-то из-за этой ведьмы наши с Аскольдом пути и разошлись. Не хочу даже говорить о ней! К тому же… Может, и к лучшему, если и ты её забудешь.

— А вот это уж позволь я сам буду решать, — огрызнулся я.

— Как знаешь. Только и от меня помощи в этом не жди.

Вот ведь упрямый старый болван! Ладно, тут, пожалуй, как со строптивой рыбиной, попавшейся на спиннинг — иногда полезно чуть ослабить леску.

— Хорошо, хорошо. Тогда другой вопрос. Вообще не о ней. А как раз по твоей части.

Велесов чуть смягчился.

— Ну?

— Насчёт Дара Зверя. Ты говорил, что волки умеют передавать Дар другим. Обращать, то есть. Ты так тоже можешь?

— Было дело, конечно, — нахмурившись, нехотя ответил он. — Но давно. Очень давно.

— А можешь обратить меня?

Тут брови его взметнулись вверх. Старого волчару сложно чем-то удивить, но мне это, кажется, удалось.

— Да ты белены объелся? Зачем тебе это? К тому же… Думаю, не получится. Обратить можно простого человека. Либо со слабым сырым Даром, который ещё толком не оформился. Тогда Аспект Зверя верх возьмет. Но ты ведь Пересмешник. Твоя карта постарше будет.

— Вот это я и хочу проверить. Сдаётся мне, не может Пересмешник просто перенимать Аспекты на время. Я чувствую, что способен на большее. Но для этого мне нужно поглотить Аспект, а не просто скопировать его.

Велесов озадаченно хмыкнул и прошёлся по конюшне, почесывая бороду.

— Может быть, конечно. Но человека в волка обратить — это тебе не высморкаться. Тут… подготовиться нужно.

— И долго?

— Не знаю. Как выйдет. Несколько дней, а может, и недель. Нужно сердце как бы… раздвоить. И получившуюся искру потом передать можно.

— Сердце? Раздвоить?

Демьян устало вздохнул.

— Да не знаю я, как иначе объяснить. Но вот здесь, в середке, у каждого нефилима есть небольшой, но важный Узел. В нём Аспект и заключён, — он указал куда-то в область солнечного сплетения.

Я, следуя его жесту, пригляделся внимательнее. Поначалу ничего не разглядел. Пришлось снова усилить восприятие эдры, чтобы Узлы в его ауре выделились ярче.

Да, точно! Крохотный, но яркий узел размером с орех, почти срастающийся с грудинным Узлом — тем, что аккумулирует эдру. А вот у меня такого почему-то нет. Точнее…

Я ещё немного усилилвосприятие и разглядел, наконец, у себя похожую структуру, но куда боле развитую, состоящую из нескольких одинаковых округлых выростов — что-то вроде стручка с горошинами. Вот только все пустые, прозрачные, как мыльные пузыри. Заполнены только два, чуть в стороне. В них — два небольших светящихся сгустка, похожих на кристаллы.

Один — как две капли воды похож на «сердце» самого Велесова, только заметно меньше и не такой яркий. Багровый, зловеще пульсирующий. Копия Аспект Зверя. Вот, значит, как это выглядит!

Стоп, а второй тогда что? Он другой — более округлый, золотистый. Даже крупнее, чем скопированный у Демьяна, но какой-то бледный, почти прозрачный. И не откликается на мои мысленные команды.

Я когда успел-таки перехватить ещё один Аспект? Но почему тогда не могу им пользоваться? Или эта невзрачная золотистая икринка — и есть родной Аспект Пересмешника?

Нет, непохоже. Приглядываясь к обнаруженному Узлу, я выяснил, что он в несколько раз больше, чем у Велесова, и устроен гораздо сложнее. Эти несколько пузырьков — явно ячейки для трофейных Аспектов. При этом они объединяются общей плотной основой, в которой, кажется, и заключён основной Дар Пересмешника. Этакий сердечник и нанизываемые на неё дополнительные структуры.

Я насчитал шесть ячеек под Аспекты. Это мой предел, или можно будет вырастить новые? Да и сами ячейки выглядят немного по-разному — какие-то плотнее и больше, другие — будто еще недоразвитые.

Да уж. Разгадываю одну загадку — и взамен получаю сразу пачку. И искать ответы на всё придётся самому…

— Чего это с тобой? — Демьян смотрел с подозрением и некоторой опаской.

— Да так, задумался немного. Иизучаю кое-что… Ну, хорошо. Не можешь сейчас обратить меня — давай отложим. Подготовься пока. А сейчас — ещё одна маленькая просьба. Сделаешь?

— Смотря что…

— Вы, вампиры, ведь можете эдру вытягивать прямо из живого человека. Ты ведь тоже умеешь?

— Доводилось. Но не люблю я этого. Из-за таких вот любителей жрать чужую жизненную силу нас и прозвали упырями.

— Но умеешь ведь?

— Да чего ты заладил? — огрызнулся он. Кажется, эти расспросы его здорово нервировали. — Зачем это тебе?

— Опробуй на мне.

— Чего?!

— Да не беспокойся. Мне нужно кое-что выяснить. Я и сам могу нужный узел у тебя разглядеть. Но если ты сам покажешь, дело куда быстрее пойдёт.

— Ох, что-то ты неладное затеял, Богдан…

— Поверь мне, я знаю, что делаю. И я точно знаю, что ты это можешь. Я же видел, как ты это делал. Тогда, с Радой, когда у неё приступ случился.

Ох, зря это я брякнул. Глаза Демьяна зло сверкнули, из-под верхней губы показались клыки.

— Помочь ей надо было, — процедил он. — Силы в ней… много слишком. И если излишек отобрать, то…

— Да не оправдывайся. Я понимаю, что это всё для её же блага.

Видя, что старик всё ещё медлит, я рявкнул громче:

— Ну же! Пробуй на мне. Я от тебя отстану.

Коротко рыкнув, Демьян вскинул руки и потянулся ко мне. Я увидел знакомые призрачные отростки, ринувшиеся от него в мою сторону. И даже невольно напрягся, когда они коснулись меня. Но присосаться ко мне у вампира не получилось — щупальца бессильно заметались, будто потерявшие след гончие, а потом втянулись обратно.

— Не выходит… — глухо, с некоторым удивлением пробормотал Демьян.

— Ничего. Так и должно быть.

Он смерил меня недоверчивым, даже встревоженным взглядом.

— Чего довольный-то такой? Ишь, расплылся, как блин масляный.

— А чего грустить? — ответил я, пряча улыбку. — Ладно, пожалуй, на сегодня хватит экспериментов. Айда в дом. Я, кстати, проголодался, как волк.

Мы выбрались из конюшни и вернулись во флигель. Я и правда остался доволен своими тестами. Удалось засечь, из какого именно Узла берёт начало «хищное» умение Велесова, как оно выглядит. Это сэкономило мне кучу времени и усилий на то, чтобы настроить эти щупальца у себя.

Кстати, занятно, но энергетические «пиявки» у вампиров, оказывается, вырастают прямиком из грудинного узла, а не из головного, ответственного за преобразование эдры. С другой стороны, в этом даже есть своя логика — они ведь вытягивают энергию и направляют напрямую хозяину. Зачем здесь лишние переходные узлы.

Дома Рада уже накрыла нам на стол, поужинала вместе с нами. Больше я каверзных вопросов Демьяну не задавал, и он тоже успокоился. Да и вообще в присутствии дочери заметно менялся.

За прошедшие дни мы уже успели немного привыкнуть друг к другу, и я вдруг поймал себя на приятном, хоть и мимолётном ощущении, которое даже не сразу смог сформулировать. Просто, пожалуй, впервые за всё время нахождения в этом мире я почувствовал себя… дома, что ли.

Моя приёмная семейка, конечно, весьма странноватая, с целым батальоном скелетов в шафу. Но какая уж есть. Я и сам-то, мягко говоря, мутный тип.

Было около половины девятого, солнце уже зашло, Рада расставила в горнице побольше светильников. Озадаченно разглядывала ту лампу, что я брал с собой в особняк. Кристалл солнечника в ней окончательно потух и потрескался, а когда она попыталась его вытащить, он и вовсе рассыпался у неё в руках, яркой вспышкой растратив остатки эдры.

— Чего это с ним? — ошарашенно спросила она, перебирая серые осколки в ладони.

— Выбрось, — махнул рукой Демьян. Оглянувшись на меня, с удивлением добавил:

— А ты куда собрался?

Я был уже на пороге, надевая пальто и повязывая шарф — на улице к вечеру начало холодать.

— Да так, прогуляюсь.

— На ночь глядя? И куда?

В ответ я лишь усмехнулся.

— Да я ненадолго. До полуночи точно обернусь. Дельце одно уладить надо.

Поняв, что объяснять толком я ничего не собираюсь, Демьян неодобрительно покачал головой. Я же, избегая новых расспросов, толкнул скрипучую дверь и выбрался из дома.

Во время ужина у меня и правда возникла одна идея, откладывать которую в долгий ящик не хотелось. Если получится — убью двоих зайцев разом. Ну, а если нет… Что ж, ничего особо не потеряю. Главное, действовать аккуратно.

Во дворе я жадно, будто смакуя, втянул ноздрями воздух, будто почуявшая добычу гончая.

Ну что, Богдан… Доброй охоты!

Глава 6

Вечерний Томск оказался на удивление оживлённым. С наступлением темноты крупные кристаллы солнечника в уличных фонарях расцвели, отдавая накопленный за день свет. На центральных улицах эмберит применялся и для подсветки всяких архитектурных деталей — дорожных указателей, табличек с номерами домов, вывесок на заведениях. При этом часто использовались цветные стёкла, придающие свету какой-нибудь оттенок. Получалось красиво. Местами даже похоже на неоновые огни моего прежнего мира.

Но когда извозчик завернул в лабиринт промышленных и складских корпусов на Мухином бугре, стало заметно темнее. Здесь освещались только главные проезды между зданиями и площадки перед воротами, так что коляска с запряжённой в неё невзрачной лошадёнкой петляла от одного островка света к другому, порой полностью скрываясь в сумерках.

— Темень такая — хоть глаза выколи, — ворчал извозчик. — Скорее бы уже снег выпал, тогда повеселее будет.

Мне с моим звериным зрением в сумерках было даже комфортно, я, наоборот, отворачивался от ярких пятен фонарей — слепили. И с интересом ловил доносящиеся со всех сторон звуки и запахи.

Извозчик нервничал — сначала с подозрением выспрашивал, зачем мне на Мухин бугор на ночь глядя, потом заломил двойную цену. Оно и понятно. Райончик всё же спорный. Часть цехов, похоже, работают даже ночью, так что народу здесь полно. И даже погрузка кое-где ведётся. Но всё же к наступлению темноты на глаза попадаются всё больше каких-то сомнительных личностей.

А ещё — пьяных. Мы проехали мимо кабака с настежь растворёнными дверями, из которого доносился нестройный хор голосов, распевающих какую-то похабную песенку.

Да уж, хозяева таких заведений — ушлые ребята. Селятся поближе к целевой аудитории.

— Давай здесь, — хлопнул я по плечу извозчика, разглядев знакомые очертания ангара, в котором вчера проходили бои «Колизеума». — Дальше сам найду.

— Как скажете, вашблагородие, — с заметным облегчением откликнулся тот. Прищурился, пересчитывая монеты на ладони и, кивнув, торопливо развернул коляску обратно в город.

Я, не задерживаясь, зашагал в сторону ангара, подняв воротник пальто — ветер к ночи поднялся холодный, кусачий, несущий с собой колючие снежинки. Да уж, а ведь днём ещё солнце пригревало…

Фонарей на территории вокруг ангара — раз-два и обчёлся. Безлюдно, тихо, только где-то поскрипывает на ветру какая-то ржавая железяка. Обстановка, мягко говоря, неуютная. Кто-то бы даже счёл её зловещей. Но всё-таки хищники воспринимают ночь и тьму совершенно иначе. А сейчас, под Аспектом Зверя, я чувствовал себя именно волком, в своей стихии. Поэтому шагал уверенно, по-хозяйски.

Кого мне здесь бояться-то? Скорее всего, сейчас я и есть самый страшный зверь в этих кирпичных джунглях.

Дымов говорил, что арену из этого ангара будут переносить, вчерашние «ярмарочные» бои были последними. Но импровизированный тренажёрный зал для бойцов пока побудет здесь. Я не был уверен, что застану кого-нибудь — все-таки уже девять часов вечера. Но, с другой стороны, для многих местных в это время жизнь только начинается — освобождаются после рабочей смены, идут вон по кабакам или развлекаться другими способами. В общем, попытаться стоит.

То, что здесь вчера собиралась целая толпа, было заметно. Во дворе рядом с главными воротами валялись целые кучи мусора, под подошвами сапог хрустели бутылочные осколки, в ноздри настойчиво лезли не самые приятные запахи. Створки ворот были прикрыты, но не до конца — как раз оставалась щель, через которую можно было протиснуться.

В ангаре меня встретил всё тот же тяжелый влажный запах старой скотобойни, который я подметил ещё в прошлый раз. Только сейчас, поскольку ворота были закрыты, вонь эта успела настояться, и я невольно поморщился от отвращения.

Зато сразу расслышал знакомые звуки из подсобки. Глухие удары по набитым песком мешкам, гул голосов, звоны цепей, лязг чего-то металлического.

Занятия были в полном разгаре. В тесноватый зал набилось человек двадцать. Двое работали в спарринге, ещё несколько человек мутузили боксерские мешки или тягали гири. Но чуть ли не половина сгрудились в углу, рядом со стопкой матов, увлечённо наблюдая за каким-то соревнованием. Я даже не сразу понял, что там происходит — пришлось подойти поближе.

— Да не торопись! Силы только зря теряешь…

— Да, тут нахрапом не получится…

— На излом, на излом бери! Переворачивай и в другую сторону гни. Так быстрее переломится.

— Ага! Сам попробуй! Думаешь, так легко?

— Да побольше намотай на концы! А то пальцы режет…

— Уф, да мне какую-то твёрдую подсунули! Не гнётся ни шиша!

Двое крепких жилистых парней, сидя прямо на полу, пыхтели, сгибая короткие железные пруты, обмотанные по краям тряпьём. Похоже, цель была именно переломить их, но для этого их нужно было согнуть и разогнуть много раз. Судя по лежавшей между соревнующимися кучке монет, борьба велась не просто на интерес, но и на деньги.

Дымов сидел тут же, на поставленном на попа деревянном ящике и, дымя цигаркой, снисходительно наблюдал за кряхтящими от натуги учениками.

— О, Богдан! — увидев меня, Дымов поднялся и подкрутил ус. — Не ожидал увидеть тебя так скоро. Мне показалось, что тебя вчера изрядно помяли.

Несколько бойцов заинтересованно оглянулись на его слова. Кажется, обо мне уже пошёл слушок. А может, многие были вчера на боях в качестве зрителей.

— Ну, кому-то и поболее моего досталось. Что-то вон вашего здоровяка не видно.

— Жбана-то? Да, странно. Должен был явиться сегодня.

— Да я его в «Шестерёнках» видал по дороге сюда, — подсказал парень рядом, слышавший наш разговор. — Вряд ли уже придёт. Налакаться решил вместо тренировки.

— И как, успешно? — недовольно скривившись, спросил тренер.

— Ну, я его только мельком видел. Но он уже того… лыка не вязал.

Дымов выругался сквозь зубы и затушил окурок о стену. Я же про себя отметил этот момент. Шестерёнки… Похоже на название местного кабака.

— Кстати, здорово, Богдан! — парень, рассказавший про Жбана, протянул мне пятерню для рукопожатия.

Я узнал в нём одного из вчерашних своих попутчиков — того самого, с бланшем под глазом.

— Василий, кажется?

— Ага, — парень, коротко и крепко тряхнув мою ладонь, улыбнулся, продемонстрировав заметную щербинку между зубами. — Лихо ты, конечно, ты вчера там, на Царе горы…

— Лихо-то лихо… — проворчал Дымов. — Да местами с перегибом. Это всё-таки ярмарка. Калечить людей не стоило. Тем более из толпы.

— Вы это своему Жбану скажите, — возразил я. — Он-то тоже не особо сдерживался.

— Скажу, скажу, — кивнул тренер. — С ним вообще разговор отдельный будет…

Его заглушил дружный хор восторженных возгласов. Один из учеников переломил-таки железный прут и теперь скакал, потрясая обломками, будто по меньшей мере чемпионский титул выиграл.

— Есть! Есть! Получилось! Первый раз получилось!

Соперник его, попыхтев ещё немного, с досадой отбросил погнутую железяку и сдался. Победитель же подбежал к нам, хвастаясь.

— Ну как, Виктор Евгеньич, хорош я, а? Ещё немного — и с вами могу потягаться.

— Ага, конечно, — с явным сарказмом ответил тренер, но одобрительно потрепал парня по бритой голове.

— А покажите тоже чего-нибудь, Виктор Евгеньич! — попросил тот. — Давненько не показывали.

— Да! Да! — тут же подхватили другие подопечные. — Вон, тут ещё полно железяк осталось. Давайте тоже сломайте одну. Поглядим, сколько времени это у вас займёт.

— Староват я уже для таких забав, — отмахнулся Дымов. — Силы такой в пальцах нет, как раньше…

Под дружные уговоры учеников он всё же неохотно взял стальной прут. Повертел его в руках, разглядывая. А потом легко, будто клещами, начал гнуть. Подопечные его притихли, подтягиваясь поближе. Я тоже наблюдал с интересом.

Дымов, поигрывая рельефными, перевитыми жилами мускулами, играючи завязал арматуру в узел. Потом добавил пару завитушек, превращая её в этакий бантик, и вручил опешившему ученику. Держался при этом нарочито спокойно, хотя, судя по вздувшимся на лбу венам, напряжение всё-таки было нешуточное.

— На, поиграйся. А остальные… Чего-то вы сегодня баклуши бьёте? Уже по домам скоро, а вы даже не вспотели. А ну, упор лёжа принять!

Ученики, ропща себе под нос, быстро распределились по залу, подготовившись к отжиманиям.

— Три раза по полста! — скомандовал Дымов. — Давыд, ты посчитай. А я пока схожу перекурю.

Он направился к выходу, дав мне знак следовать за ним. Снаружи раскурил новую цигарку, достав её из блестящего гладкого портсигара. Смерив меня изучающим взглядом, спросил:

— Так значит, ты в деле? Согласился на условия Ильича?

— Конкретных условий он мне, кстати, и не назвал. Сулил только всякое… горы золотые. Я потому и пришёл — подробности выяснить. Но если не сможете ответить на какие-то из моих вопросов — попробую задать их напрямую Кудеярову.

Дымов покачал головой и неодобрительно цыкнул.

— Ох, больно резвый ты, Богдан. Смотри, как бы башку не свернуть… К Ильичу не советую пока соваться. Я что-то не пойму его настроения. С одной стороны, он сам тебя нашёл, сам ко мне направил. Редко так бывает. Так что можно было подумать, что ты у него любимчик… Если бы не вчерашняя подстава на ярмарке.

— А вы, стало быть, ничего не знали заранее?

— Не знал! — огрызнулся тренер. — И отговорить его не получилось. До сих пор не пойму, чего Ильич так на тебя взъелся. Даже ярмарку под угрозу подставил. Чуть до трупов дело не дошло. Давненько такого паскудства не бывало.

— Да? А я подумал, что у вас всегда так. Не в бирюльки же играетесь.

— Вчера — как раз в бирюльки. Потешные же бои задумывались-то. Толпу повеселить, деньжат подзаработать…

— А настоящие бои, стало быть, совсем не так проходят?

Дымов молча смерил меня взглядом, затягиваясь самокруткой. Медленно выдохнул дым вниз, став похожим на подходящий к платформе паровоз, сбрасывающий пар.

— Да понял я уже, куда ты метишь…

— Отговаривать будете?

Он пожал плечами.

— Да нет, зачем. Своя башка на плечах должна быть. Но учти, выйти потом из игры будет сложновато. Выйти живым, я имею в виду.

— А что насчёт денег?

Тренер усмехнулся, подкручивая ус.

— Жадность многих сгубила, парень.

— То не жадность. Цели у меня есть, и для их достижения нужны деньги. Вот и рассматриваю варианты. А их не так уж много.

— Ну дело твоё. А деньги там и правда можно сорвать немалые. Но не в самом круге. А на ставках. Оплата за сам бой… ну, сотня, две, три. Если заберёшься повыше — то и полкуска отхватить можешь. Но в ставках крутятся совсем другие суммы. На нолик, а то и на два поболее.

— На самого себя ставить можно?

— Можно. Хотя и нежелательно.

— Почему?

— У нас там не банк, сам понимаешь. Расписок и чеков не дают, всё в ассигнациях или в звонкой монете. И вот сграбастал боец куш, рассовал по карманам и попёр домой весь побитый, но довольный. А по дороге… Всякое бывало. За всеми не уследишь. Так что куда лучше, если за бойцом кто-то стоит. Желательно из благородных.

Я невесело усмехнулся. Был бы у меня такой покровитель — неужели я полез бы в круг мордобоем зарабатывать? Но нет. Как говорится — всё сам, всё сам…

Впрочем, дело ведь не только в деньгах. Если Велесов прав в своих подозрениях, и на закрытых боях «Колизеума» можно встретить сильных Одарённых, а то и Изменённых зверей — то это отличная возможность попрактиковать Дар и поглотить хорошие порции эдры. А может, и Аспекты. Идеально для Пересмешника, если бы не одно «но»…

— А что насчёт конфиденциальности?

— Чего-чего?

— Ну… Если я, допустим, не хочу светить лицом там, на боях? Как-то можно сохранить свою личность в тайне?

— Насчёт этого как раз всё схвачено. Кроме Фомы, меня самого и нескольких самих близких подручных, никто и не знает ничего про бойцов. Многие выступают в масках или вообще в костюмах типа маскарадных. Чтобы не узнали. Бывает даже, что образы меняют для каждого боя. И прозвища себе придумывают звучные.

— Прямо театральное представление! — недоверчиво усмехнулся я.

Но про себя отметил, что Велесов, похоже, был прав. Если на этих боях выступают молодые нефилимы, то наверняка делают это инкогнито. И Фома заинтересован в том, чтобы сохранять эту анонимность, иначе вся затея развалится.

— Так и есть. Колизеум — это зрелище. Причем не для всех. Публика там собирается очень… непростая. Один только входной билет иногда в две сотни целковых выходит.

Я присвистнул.

— Вот-вот. Стало быть, и само шоу должно соответствовать. Это тебе не ярмарка, где мужики друг другу морды расквасили да разошлись. В настоящем «Колизеуме» каждый бой — это событие. И ему надо соответствовать. Так что то, что Фома тебя пригласил — ещё ничего не значит. Это только начало. Предстоит хорошенько подготовиться.

— Представляю. И сколько времени это займёт?

— Яшма начнётся где-то через месяц, и продлится до Рождества. Бои раз в пару недель, иногда чаще.

— Яшма?

— Фома камнями увлекается. Говорят, на приисках малахитовых работал когда-то. Вот и для «Колизеума» придумал. Есть несколько кругов. Яшмовый — попроще. Можно сказать, отборочные бои. В Агатовый пробиваются только те, кто хорошо показали себя в Яшме. В Лазуритовом — лучшие из лучших.

— Понятно. Градация, в общем. Типа «бронза, серебро, золото».

— Вроде того. Мы для краткости зовём Яшма, Агат, Лазурь. Есть ещё Кровавик. Но это отдельная история.

— Красиво. И как мне готовиться?

Дымов двумя долгими затяжками докурил самокрутку и затоптал её носком сапога. Понизив голос, заговорил снова — размеренно, с паузами, будто список зачитывал:

— Значит, так. Сюда больше не приходи. Этот зал — совсем для новичков, только время потратишь. Приходи к концу недели в «Славянский базар». Спросишь про меня у швейцара, он подскажет. Отвезу тебя в более тихое место, погоняю основательно. И в этот раз можешь… не скрываться. Ну, ты понял. Мне надо понять, на что ты реально способен.

Я кивнул.

Он, конечно, имеет в виду Дар. Надо только придумать, что это будет за Дар, потому что светить разные Аспекты не стоит — это вызовет лишние вопросы. Самый очевидный вариант — просто перенимать у Демьяна Аспект Зверя. Но посмотрим. Фома, похоже, именно этого от меня и ожидает. Но жутко не хочется быть предсказуемым.

— Дальше решим, где и как будешь тренироваться. Задатки у тебя неплохие, но думаю, у меня тоже найдется чему тебя поучить.

— У меня вообще-то ещё учёба в институте…

— Ну, тут уж определись. Надо как-то совмещать. Тренировки нужны будут минимум три раза в неделю, часа по два-три. Я должен быть уверен, что выпускаю в круг подготовленного бойца. Который не сдуется через пару минут и сможет показать достойный красивый бой.

— Тут можете не сомневаться.

— А я и не сомневаюсь. Но и на слово никому не верю. Моё дело — подготовить бойца. За это мне Фома и платит. И тебе, к слову, тоже некоторая компенсация будет. Червонец в неделю, если тренировки пропускать не будешь.

— Негусто.

— Ты особо-то не наглей, — фыркнул тренер и мотнул головой в сторону зала, из которого доносились глухие удары по боксёрской груше. — Любому из этих ребят такие условия предложи — они от радости из портков выпрыгнут. Многие из них за такие деньги на складах или на заводе целыми днями корячатся.

— Да я понимаю…

— Эта компенсация тебе, к слову, как раз для того, чтобы не отвлекался на заработки, а сосредоточился на подготовке. К началу боёв ты должен быть в форме. А ещё — надо успеть продумать тебе легенду. Ну, образ там, историю какую-то. Зрители это любят. Вот к выходным как раз попробуй накидать варианты. Обсудим.

— Хорошо. А из этих ребят ещё кого-то будете готовить?

Дымов, оглянувшись на двери в зал, задумчиво вздохнул.

— Если честно, не вижу пока подходящих. Из Жбана может чего-то выйти, но он, гадёныш, сам всё портит. Вообще неуправляемый. А остальные… Да я ими так просто занимаюсь, для души. Большую часть из них собирал по всяким подворотням да кабакам. Молодые, глупые. Сил много, а куда направить — башка не варит. Пусть уж лучше здесь железо тягают да мешок мутузят, чем…

Он не договорил, одёрнул сам себя, будто слишком уж разоткровенничался. Но и так было ясно. Ему не плевать на всех этих пацанов, он пытается хоть как-то облегчить им жизнь, не дать скатиться в канаву. Что ж, вызывает уважение. Всё-таки я не ошибся в своём первом впечатлении о нём.

— Ладно, я всё понял. Есть над чем подумать, — подытожил я. — В субботу подойду в «Славянский базар».

— Добро, — кивнул тренер. — Часам к пяти подтягивайся, не раньше. У меня днём другие дела.

На прощанье крепко пожав мне руку, Дымов скрылся в зале. Я выбрался тем же путём, что и пришёл. Поплутал по полутёмным закоулкам, пока не вышел к центральному проезду, ведущему к церкви.

Встретив по дороге пошатывающегося захмелевшего мужичка, спросил:

— Эй, старина! А где у вас тут «Шестерёнки»? Сказали, что где-то недалеко, а я вход найти не могу.

— Ха! Да набрехали тебе! — фыркнул мужик.

Подслеповато щурясь, он огляделся и ткнул пальцем на высокий щитовой забор, перегораживающий проход между двумя ангарами.

— Вон там кабак, за забором. Но вход с другого торца, здесь не пройдёшь. Тут во-от такенный крюк придётся делать…

Он витиевато покрутил рукой, пытаясь описать маршрут, но я его уже не слушал — нырнул в темноту за пределы освещенного фонарём пятна. Оглянувшись и не обнаружив меня рядом, мужичок растерянно замер. Потом торопливо перекрестился и потопал дальше, заметно ускорившись.

Забор был метра три в высоту, с колючей проволокой поверху. Но преодолеть его мне не составило особого труда — под Аспектом Зверя тело казалось лёгким, пружинистым, карабкаться куда-нибудь было сплошным удовольствием — я запросто подтягивался на кончиках пальцев, подбрасывая себя вверх одним коротким усилием. Повозиться пришлось только на самом верху, чтобы не увязнуть в колючке.

По ту сторону забора почти всё пространство между ангарами использовалось как нечто вроде склада под открытым небом, причём для всякого хлама. Я спрыгнул на длиннющий штабель каких-то ящиков, тянущийся вдоль стены. Стараясь не шуметь, двинулся прямо поверху в поисках места, где можно было бы безопасно спуститься. Спрыгивать не хотелось — внизу валялись целые груды всякого металлолома, немудрено и напороться на что-нибудь.

В ноздри бил застарелый, но всё ещё отчётливый запах гари. Похоже, когда-то в том здании, что слева, располагался производственный цех, но потом он сгорел, а остатки оборудования просто выволокли сюда. Теперь эта громадина по большей части пустовала, а в дальнем от меня конце обустроили питейное заведение. Скорее всего, не совсем легальное.

Приглушённые звуки, доносящиеся из кабака, я тоже слышал даже сквозь стену. А где-то за углом вовсю шла драка — смачные звуки ударов, пьяные выкрики, стоны боли. Перекрывая этот шум, в воздух вдруг ввинтился истошный женский крик.

— Отпусти! Ты же его убьёшь!

Ответом был лишь пьяный рык и звуки тяжёлых глухих ударов.

— Да оттащите его! Сделайте что-нибудь!!

Потасовка достигла своего апогея — двери кабака с треском распахнулись, наружу вывалилось ещё с десяток людей, которые, похоже, кинулись-таки разнимать дерущихся. Но ориентироваться приходилось исключительно по звукам — основное действо происходило за углом, заглянуть за который я пока не мог.

Зато расслышал знакомый голос, хоть и изрядно заплетающийся.

— Да всё, всё, отцепитесь! Он сам напросился! На кого вякать вздумал-то…

Толпа продолжала бурлить, сквозь гомон голосов отчетливо пробивался плач и причитания женщины. Из-за угла же показалась знакомая грузная фигура.

Жбан!

Как ты там говорил днём, здоровяк? На ловца и зверь бежит…

Сердце затрепетало в азартном предвкушении, будто у охотничьей собаки, почуявшей дичь.

Отправляясь сюда, я, конечно, надеялся отыскать толстяка, потому и расспрашивал о нём в зале. Строил кучу планов, как бы выманить его в укромное место, да ещё так, чтобы он меня не узнал, а в идеале — вообще не заметил. Даже думал, что придётся выслеживать его несколько дней. А тут — такая удача.

Нет, упускать такой шанс нельзя…

Темный заваленный хламом закоулок между ангарами использовали ещё и как отхожее место. Нетвердым шагом протопав чуть подальше от пятна света, толстяк, всё ещё разгорячённый после драки, бормотал себе под нос какие-то ругательства. Переполняемый злобой, долбанул кулаком в стену. Звук был такой, будто ударили кувалдой, посыпались крошки битого кирпича и штукатурки. Ну вот что за привычка у него стены портить?

Я, затаившись на ящиках, ждал, пока он приблизится. Можно было не бояться, что он меня заметит — я был в тени здания, и темень здесь была такая, что обычный человек собственные руки не разглядит. Единственное, что меня сейчас беспокоило — это собственные эмоции.

Аспект Зверя довольно специфично влияет на психику. Часть эмоций — те, что связаны с агрессией, голодом, азартом — вспыхивают моментально, и их порой сложно контролировать. В то же время целый ряд других словно бы отмирает — страх, сомнения, сострадание. Наверное, об этом и говорил Демьян, когда предупреждал, что нужно постоянно бороться со своим внутренним волком.

Сейчас перед собой я видел врага. Лёгкую добычу. И жаждал убийства. Всё ведь так просто — напасть неожиданно, оглушить, впиться зубами в шею…

Человеческая моя часть при этих мыслях содрогалась от отвращения. Да, я искал Жбана. И хочу обезвредить его. Но холодное преднамеренное убийство… Нет, это не в моих принципах. Я всё еще не вспомнил в подробностях свою прошлую жизнь. Но у меня было стойкое убеждение, что если даже мне и доводилось раньше убивать, то делал я это редко и вынужденно.

Но и оставлять этого гада безнаказанным тоже нельзя. Прав был Демьян тогда, во время боя. Жбан использует свой Дар, мягко говоря, не во благо.

Толстяк тем временем, забравшись ещё чуть дальше в проход, остановился лицом к стене, опираясь на неё одной рукой, и шумно зажурчал.

Я потихоньку двинулся в его сторону, приближаясь на расстояние прыжка.

Жбан, закончив свои дела, развернулся и потопал обратно в сторону кабака. Но я обрушился на него сверху, запрыгивая на спину и обхватывая жирную шею удушающим приёмом.

Честно говоря, я рассчитывал, что сшибу его этим маневром с ног — он был изрядно пьян, и так-то пошатывался. Но разница в весе всё же сыграла свою роль. Амбал устоял. А мой удушающий, учитывая толщину жировой прослойки на его шее, не особо-то сработал.

Добыча моя взревела, замоталась из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть меня. Но я вцепился в неё мёртвой хваткой, стискивая зубы и раздражённо рыча. Одновременно с этим я запустил в неё призрачные щупальца вампирского Дара. Их я по дороге сюда постарался модифицировать, но не знаю, насколько удачно. И проверить это можно только сейчас, на реальном противнике.

Действовать, как обычно, приходилось интуитивно, полагаясь на то, что Дар отзовётся на мысленные приказы. Как там говорил Аскольд? Дар — это часть тебя. Ты ведь не задумываешься, как пользоваться рукой или ногой…

Увы, сейчас всё было совсем не так однозначно. Я лишь надеялся, что Дар Пересмешника в сочетании с Аспектом Зверя сработает именно так, как я задумываю. Но я не мог быть в этом уверенным.

Жбан, подавшись назад, врезался в стену, придавливая меня и разом вышибая из моих лёгких весь воздух. Попытался ударить меня затылком и я, не выдержав, зарычал и совсем по-волчьи клацнул зубами над самым его ухом. Едва сдержался, чтобы не укусить. И не сделал этого, пожалуй, только из-за брезгливости.

Он взвизгнул от ужаса и ударил меня о стену снова, но уже без разгона, так что вышло куда слабее. Я продолжал душить его, одновременно сосредотачиваясь на поглощении его эдры.

Щупальца Дара, впившиеся в его тонкое тело с нескольких сторон, были похожи на изгибающиеся воронки водоворотов, стремительно вытягивающих энергию. Вскоре её уже нельзя было разглядеть, остался лишь один яркий сгусток где-то в районе солнечного сплетения. Он имел такие чёткие очертания, что казался осязаемым. Этакий неправильной формы кристаллик размером с ноготь, вокруг которого вьются частички светящейся пыли, складывающиеся в знакомые спиралевидные структуры.

Сердце! Правда, я думал, оно побольше будет. У Велесова оно точно посолиднее выглядит. Впрочем, и Жбан-то не ахти какой одарённый…

Однако, чтобы поглотить эту последнюю частицу, пришлось изрядно попотеть. Жбан, барахтаясь из последних сил, едва не сбросил меня с загривка и ещё пару раз основательно приложил сначала об стену, потом о штабель ящиков. Часть хлама обрушилась на нас сверху, и меня здорово приложило по голове. Но, к счастью, сознания я не потерял, а вот противник мой, наоборот, схлопотал по затылку и рухнул на четвереньки.

Напрягшись до ломоты в суставах, я последним усилием довел удушающий до логического конца — Жбан, наконец, обмяк и завалился лицом в грязь. Стоило ему потерять сознание — и остатки его Дара тоже будто бы утратили способность к сопротивлению. Я, наконец, поглотил и последний кристаллик. Но он не растворился в моём тонком теле, не распался на нейтральную эдру, а по-прежнему светился мелким ярким осколком и вибрировал, рвался куда-то прочь. Стоило немалых трудов его удерживать.

Я, пошатываясь, выпрямился, отдышался. Будто только сейчас вспомнил о полученных ударах — сразу в нескольких местах запульсировали очаги боли. Здоровенная шишка на голове, ушибленный локоть, ещё и ногой зацепился за какую-то торчащую арматуру — штанину порвал и, похоже, здорово поцарапал лодыжку…

А, ерунда. Обо всём этом сейчас нет времени думать. Я сосредоточился на пойманном Аспекте и, ведя его усилием воли, поместил в одну из ячеек рядом с грудным Узлом. Оказавшись там, кристаллик вдруг замер и… успокоился. Мне больше не нужно было его держать. Будто бы потерянная деталька встала чётко на своё место, рядом с багровым отсветом Аспекта Зверя и золотистой полупрозрачной икринкой, назначение которой я пока так и не выяснил.

Забавно. Как горошины в стручке. Хотя нет. Скорее уж, как патроны в барабане револьвера.

Громила у моих ног вдруг дёрнулся, закашлялся, попытался подняться. Я пихнул его сапогом, заставляя снова ничком упереться в землю. Быстро оглядевшись, нырнул обратно в темноту и быстро вскарабкался по ящикам наверх. Выходить на свет, к кабаку, не стал — оттуда всё ещё доносились голоса. Лишние свидетели ни к чему.

Нашу потасовку наверняка было слышно — из-за угла насторожённо выглядывали двое каких-то потрепанного вида мужичков.

— Эй, Жбан… Ты чего там? — окликнул толстяка один из них.

Невнятно бормоча, громила поднялся и кое-как, прихрамывая, вышел на свет. Приятели попытались было помочь ему, когда он споткнулся и едва не упал. Но он, пьяно ругаясь, оттолкнул их и замахнулся кулаком.

— Да ладно, ладно, не трогаем мы тебя!

— Всё, охолони, Жбан! Пошли накатим лучше.

Толстяк замотал головой, стискивая кулаки. Снова в голос выругался в припадке пьяного бешенства и с размаху саданул кулаком в стену.

И вдруг взвыл от боли.

— Эй, ты чего?

Приятели растерянно засуетились вокруг него. Жбан же вопил и корчился так, что упал на колени. При этом он баюкал покалеченную руку, глядя на неё со смесью изумления и ужаса. Кажется, даже протрезвел моментально.

А всё, здоровяк. Веселье кончилось. Посмотрим, как ты будешь кошмарить работяг без своего Дара.

Удовлетворённо усмехнувшись, я двинулся обратно, покидая окрестности «Шестерёнок» тем же путём, что и пришёл. Спрыгнув по ту сторону забора, огляделся и устало вздохнул.

Уф, а вот этот момент я как-то не продумал. Извозчика здесь в это время найти нереально, до изобретения ЯндексТакси еще лет сто, а до дома добираться надо.

Похоже, придётся прогуляться пешком.

Глава 7

Я думал, что после обнаружения жутковатого трофея в ветвях Гранитного дуба в университете ещё долго будут бурлить слухи и обсуждения. Но уже дня через три мало кто вспоминал и о Бергере, и вообще о том, что в городе орудует не то маньяк, не то какое-то чудовище. Меня это поначалу даже удивило. Но потом на глаза как-то попался выпуск «Сибирского вестника» — популярной местной газеты. И после прочтения раздела «Происшествия» я по-другому взглянул на сибирскую столицу.

Попытка поджога губернаторской резиденции анархистами с последующей перестрелкой. Ранено пятеро жандармов, трое революционеров убиты наповал.

На окраине найдены тела целой семьи, выехавшей в город из соседней деревни на рынок, но нарвавшейся на какого-то зверя — не то росомаху, не то медведя. Есть подозрения, что зверь Изменённый, охотникам предлагается награда за его добычу.

По отчётам обер-полицмейстера, подобные нападения на окраинах города значительно участились. За один только август более полусотни человек в губернии объявлены пропавшими без вести.

Из Ушайки выловили тело мужчины с привязанным к ногам камнем. Это оказался известный купец и промышленник Кухтерин, летом так же пропавший без вести накануне крупной сделки по продаже партии необработанного эмберита.

И всё это — обычный томский вторник. Всякие мелкие новости про зарезанных в пьяной драке, угодивших под поезд или получивших травмы в заводском цеху и вовсе подавались одной строкой, скорее для статистики. Причем большая часть подобных случаев, наверняка не удостаивалась даже этого — для газеты выбирались только самые интересные и вопиющие.

Про Бергера, кстати, уже во вторник вышла отдельная заметка. Тут с репортёрской точки зрения было настоящее комбо — и само убийство зверское и загадочное, и жертва — не абы кто, а отпрыск столичного графа. Ещё и расследованием занимается знаменитый Путилин, специально прибывший из Петербурга.

Эта статья подогрела градус обсуждений, но ненадолго — поболтали еще день-два, да и забыли. Полицейские в Академическом парке после того, как обыскали место преступления и опросили свидетелей, больше не появлялись. Оцепление вокруг Гранитного дуба сняли на следующий день, и туда снова потихоньку начали приходить паломники в надежде на излечение, а первокурсники вовсю собирали каменные жёлуди, которые, по примете, приносили удачу в учёбе.

В общем, жизнь быстро пришла в обычное русло. Причём обвинять местных в чёрствости было бы не совсем правильно. В эти дни я просто ещё ярче прочувствовал, в какой мир я попал и в какие времена.

Несмотря на вполне себе цивилизованный вид и даже некую помпезность своих центральных улиц, Томск — это окраина империи, причем расположенная в диком, опасном регионе. Пожалуй, самом диком и опасном на планете. Здесь каждый день кто-то погибает или исчезает. И даже странная тварь, пришедшая из тайги, мало кого может удивить. Чего уж удивляться, что человеческая жизнь здесь ценится не так уж высоко.

Впрочем, я и сам в эти дни настолько погрузился в собственные дела, что тоже отвлекся от истории с Бергером. С Путилиным мы больше не пересекались, о новых жертвах странного чудовища слышно не было. Город будто бы замер в ожидании.

А я тем временем работал, не покладая рук.

Первую половину дня занимали лекции в институте. Пропускать их было бы плохой идеей. Наоборот, я старался побыстрее втянуться в учебный процесс. Если чего-то не понимал, то не стеснялся спросить у преподавателя, в перерывах между парами ещё раз проходился по конспекту с Полиньяком. Как говорится, кто не знает и спрашивает — тот глупец на пять минут. А кто не знает и молчит — тот глупец на всю жизнь.

Первые занятия в основном были обзорные и обобщали то, что студенты должны были изучать ещё в гимназии. И если забуксую уже на них — то потом догонять будет ещё сложнее.

Мозги, поначалу изрядно скрипевшие, начали приспосабливаться. Что-то я вспоминал из прошлой жизни. Ну, а остальное постигал в ускоренном темпе здесь и сейчас, прихватив в местной библиотеке дополнительные учебники, в том числе школьные. Благо, мозги у Богдана работали что надо, и память была отменная — мне достаточно было раза три прочитать страницу текста, чтобы потом цитировать его целыми абзацами. Даже удивительно. Может, ещё одна особенность нефилимов — всё-таки они превосходят обычных людей по всем параметрам.

С Жаком мы за эти дни сдружились ещё крепче, и всё время в институте проводили вместе. Это было занятно, учитывая, что на первый взгляд у нас было мало общего. А если учесть ещё и Варвару, то и вовсе компания подобралась весьма экзотичная.

Помимо Колывановой и Полиньяка, я общался разве что с Глебом Трофимовым. Его назначили старостой нашего потока, так что он регулярно подходил к каждому студенту со всякими организационными вопросами. Шайка Кудеярова пока обходила нас стороной, хотя пару раз Павел и пытался задираться, но на словах.

В общем, постепенно я втягивался в обычную студенческую рутину. Лекции, конспекты, учебники, практические занятия, перекусы в столовой. Разве что на развлечения времени не тратил и на противоположный пол внимания не обращал. Не до этого сейчас было, навалились дела куда важнее.

Во второй половине дня и до позднего вечера у меня продолжались занятия — но уже по моей собственной индивидуальной программе. В гараже я обустроил настоящий тренировочный полигон — благо места там хватало. Для ведения записей сколотил небольшой стол и лавку. Для силовых тренировок соорудил перекладину, брусья, натаскал тяжелых камней со двора. Их же использовал для всяческих экспериментов с Даром.

Аспект, с мясом вырванный у Жбана, у меня быстро прижился, и теперь я мог активировать его мгновенно, по щелчку пальцев. Назвал я его Аспектом Укрепления — это название, пожалуй, точнее всего передавало его суть.

После того, как я не просто скопировал, а полностью поглотил этот талант, он раскрылся куда ярче и многограннее, чем у самого Жбана. А может, дело просто в разнице наших потенциалов. Но в моих руках Укрепление превратилось в настоящую бомбу.

Я потратил не один час, с азартом расхреначивая в щепки всякий хлам, скопившийся в гараже — старые ящики, бочки, глиняные горшки. Экспериментировал с формами силовых полей, создаваемых из эдры, с их насыщенностью, пробовал вкладывать дополнительные порции энергии в момент самого удара, создавая этакие направленные взрывы. Потом проверял, насколько точными могут быть подобные удары, и нельзя ли создать из эдры что-то типа невидимого силового клинка.

Бочек и ящиков хватило ненадолго, да и разлетались они слишком легко. Со временем я перешёл на кирпичи, деревянные колоды и крупные булыжники, которые таскал из сада.

Уже к вечеру первого дня я научился вполне сносно колоть дрова ребром ладони, с одного-двух ударов разваливая чурки толщиной в обхват. Но укреплением кулаков, как Жбан, не ограничился — под этот Аспект я настроил в теле с полдюжины новых Узлов. Цель была — превратить себя в этакое живое оружие.

Силовых клинков, правда, соорудить не получилось — эдра под этим Аспектом плохо держала форму. Так что удары получались скорее рубящие и дробящие. Но зато я наловчился пускать этакие силовые волны практически любой частью тела — кулаками, ногами, локтями, коленями, даже головой. Заодно вспомнил из прошлой жизни кучу боевых техник и приёмов.

Это было очень кстати. Нельзя делать ставку на один лишь Дар. К словам Дымова о подготовке к боям я отнёсся со всей серьёзностью, так что эксперименты с эдрой чередовал с обычной ОФП, то бишь общей физической подготовкой.

Тело Богдана было крепким и выносливым. Даже, пожалуй, на удивление крепким. Всё-таки нефилим, вне зависимости от Аспекта — это уже сверхчеловек. Но обнаружились и слабые места. Например, весьма посредственная растяжка. Как я заметил, ногами здесь вообще бить не умеют, особенно выше пояса. Что ж, будем тренироваться. И пусть это будет неожиданностью для моих противников.

Раз за разом отрабатывая удары, стойки, кувырки, я с удовлетворением подмечал, как быстро возвращаются навыки из прошлой жизни и как новое тело мгновенно приспосабливается к ним. Драться я умел неплохо, а уж с Аспектом Укрепления и вовсе превратился в этакого полумифического шаолиньского монаха, каким его изображают в фильмах. Легко ломал ладонью толстенные доски, ногой в прыжке разбивал подвершенные высоко над головой горшки… Ну, ладно, это не всегда получалось с первого раза, но всё впереди.

Для тренировки защиты яприспособил обрезок тяжеленного бревна из камнедрева, подвесив его на веревках, как маятник. Раскачав его, я становился на его пути и принимал удары, ставя силовой блок скрещенными руками. Постоянные защитные конструкции так создавать не выходило, но на пару секунд — вполне. Получалось что-то вроде встречного удара эдрой, который в итоге защищал меня и отбрасывал тяжелый снаряд назад.

Новоприобретенная сила радовала и вдохновляла. Особенно приятно было, что этот Аспект теперь всегда со мной — можно не волноваться, что он рассеется в неподходящий момент.

Беспокоило меня только одно — против обычных людей все эти техники применять было нельзя. Ну, если только не хочешь одним ударом расколоть кому-нибудь череп. Так что заполучить этот Дар — это только начало. Нужно научиться использовать его очень тонко, дозированно. Не топором рубить, а резать скальпелем. Тем более что мощные силовые атаки довольно быстро сжирают запас «топлива», которое я назвал свободной эдрой.

Этот вид эдры я научился распознавать не сразу. Поначалу мне вообще всё тонкое тело казалось единой структурой. Разве что яркие узлы в ней удавалось разглядеть сразу. Но постепенно, изучая себя и других встречаемых нефилимов, я начал вникать в его устройство подробнее. И это оказался целый мир с кучей разных тонкостей и непонятных явлений.

Свободная эдра — та самая, что тратилась при применении Дара — выглядела для меня этаким светящимся паром или пыльцой, рассеянной в воздухе. Когда я усиливал своё восприятие до максимума, то мог разглядеть её присутствие буквально везде. Она оседала на предметах, вилась в воздухе, как пыль в лучах света, иногда скапливалась в углах или выемках, словно вода. В малых дозах она содержалась, кажется, вообще везде. И поглощалась тоже сама собой — чтобы восполнить её запас в грудном Узле, достаточно было просто подождать несколько часов.

Но такая скорость восстановления меня категорически не устраивала. На то, чтобы развивать тонкое тело — наращивать новые Узлы, укреплять существующие, да и просто экспериментировать — требовались просто тонны этой свободной эдры. Не успевал я толком начать — как моя «батарейка» уже дохла. Моего нынешнего запаса хватает лишь на одну интенсивную схватку, дальше всё — сливай воду.

Укрепление этой стороны Дара стало вторым направлением моих изысканий после тренировки Аспекта Укрепления. И тут я тоже довольно быстро добился результатов.

Первое. Я обнаружил, что если втягивать свободную эдру осознанно, то скорость её восполнения возрастает во много раз. Правда, ненадолго — я попросту, как пылесос, выжираю всю свободную эдру в радиусе нескольких метров, и на какое-то время она вообще исчезает, пока потом медленно не перетечет из окрестностей. Но как экстренный способ пополнить заряд — вполне себе пригодится.

Второе. Эмберит, как источник свободной эдры, тоже годился. Мало того, из него можно было почерпнуть и Аспект. Но в этом способе была куча нюансов.

Я пока испробовал только солнечник и жар-камень. Энергия из солнечника тянулась легко, даже неосознанно, но при этом было её не так уж и много. А вот огненный эмберит был гораздо мощнее, но поглощать из него эдру без Аспекта у меня не получалось.

Мне вообще повезло, что в тот раз, когда я решил продемонстрировать Велесову Дар Пересмешника, я выбрал самый мелкий и не очень горячий жар-камень. Когда я попробовал провернуть тот же трюк с другими кусками, то чуть не устроил пожар в гараже. Вливающаяся в меня сила переполняла меня так, что образовывала волну жара, раскатывающуюся в радиусе нескольких метров. Да и сам я получил несколько серьёзных ожогов, к счастью, не на видных местах. Да и заживало на мне всё, как на собаке.

Третье. Тянуть эдру из живых тканей оказалось куда более благодарным делом. Этот механизм был очень схож с вампирским инструментарием Велесова. Правда, у Детей Зверя он работал более грубо — они быстро вытягивали свободную эдру из противника, а потом, по сути, начинали поглощать само тонкое тело, тоже преобразуя его в энергию для себя.

Впрочем, что-то подобное я провернул и со Жбаном. По сути, просто сожрал его на астральном уровне, вместе с Сердцем, в котором был заключен его Аспект. Грубая, мясницкая работа. Думаю, Пересмешник может и должен действовать тоньше. И поэтому на несколько дней я отказался от использования Аспекта Зверя и пользовался исключительно «родными» способностями.

Важным прорывом стало то, что я довольно быстро научился тянуть эдру не просто из воздуха, но и из деревьев. Оказалось, что в них её содержится довольно много, даже в обычных, не Изменённых. Немного потренировавшись в саду поместья, я решил припасть к более мощному источнику. Тем более что он был совсем под боком.

Я, конечно, имею в виду царь-дерево — Гранитный дуб в Академическом парке. Уже на второй день экспериментов, выбрав удачный момент, я пробрался к нему вечером, когда в парке было немноголюдно. Расположился на одной из скамеек, куда водят паломников, пытающихся излечиться от порч, и…

Просидел я там долго. Со стороны, наверное, казалось, что я дремал. Но на деле я погрузился в особое состояние — что-то вроде медитации. Я будто бы слился с этим дубом, пытаясь отхватить хотя бы частичку накопленной им энергии. А накопил он её изрядно — если приглядеться особым зрением, то весь ствол дерева выглядит как мощная светящаяся колонна. Эдра в нём сконцентрирована так, что больше похожа на жидкость, чем на ту летучую эфемерную сущность, что вьётся в воздухе.

Из этого источника я при моих нынешних аппетитах могу черпать годами. Тянется, правда, тяжеловато — дуб будто сопротивляется. Но это дело привычки. И тренировки.

В тот первый вечер я опустошал и заново наполнял свой грудной узел столько раз, что сбился со счёта. Это было похоже на медленные вдохи и выдохи. Только выдыхал я не вовне, а тоже внутрь, пуская поглощенную эдру в дело, насыщая Узлы и в целом тонкое тело. Вернувшись домой, почувствовал себя существенно сильнее. Структура тонкого тела подобна мышечной ткани — она тоже откликается на нагрузки, крепнет, становится мощнее.

Третьим направлением, на котором я сосредотачивал свои усилия в эти дни, был крохотный кристаллик эдры, покоящийся в Сердечнике. Так я назвал Узел, в котором, как патроны в револьверном барабане, размещались поглощённые или скопированные Аспекты. Один из них я разглядел, но пока не мог использовать — его ячейка будто бы заросла, не выпуская Аспект наружу.

Прорвать эту преграду удалось только через пару дней, во время моей второй медитации возле дуба. В этот раз я целенаправленно закачивал поглощённую из дерева эдру именно в Сердечник, пытаясь дотянуться до запечатанного Аспекта. Хотелось узнать, что это вообще. Может, Аспект, который Богдан успел поглотить ещё до того, как я к нему подселился?

Открылся он мне так неожиданно, что я встрепенулся и уронил книгу, которую держал перед собой на коленях, делая вид, что читаю. По всему телу прошла щекочущая, покалывающая волна, тонкое тело окрасилось в золотистый мерцающий свет…

Исцеление. Фамильный дар Василевских.

Неужели я всё-таки перехватил его у князя? Нет, я ведь точно помню, что эдра в его мёртвом теле, так же, как и у убитого упыря, стала бесцветной, нейтральной, а значит, утратила Аспект…

Скорее уж это Дар самого Богдана. Он ведь сын Аскольда, и должен был унаследовать от него соответствующие способности. Непонятно только, откуда появился Пересмешник. Это что выходит, у меня сразу два Дара, вложенные один в другой, как матрёшки? Так вообще бывает?

Занятно, занятно…

Впрочем, грех жаловаться. Неделю назад я думал, что мне достался довольно слабый, ситуативный Дар, позволяющий всего лишь на время копировать чужие. А сейчас я, по сути, могу удерживать целых три — два у меня постоянных, сохранённых в ячейках Сердечника, и ещё один могу прихватить на время. И это не считая базового Дара, который позволяет видеть эдру и оперировать с ней силой мысли, перестраивая собственное тонкое тело.

Прогресс потрясающий.

Есть, правда, и сложности. Все эти упражнения с Даром приводили к довольно серьёзным и болезненным откатам. Причем, если просто кулаками махать, дурачась с Аспектом Укрепления — то ничего. Но стоило углубиться в строение тонкого тела и пытаться там что-то менять — то ответка прилетала довольно быстро — в виде головной боли, скачков давления и сердцебиения. Пару раз я вообще чуть в обморок не грохнулся. И это при всём моем богатырском здоровье!

Я пришёл к выводу, что у меня пока попросту маловато силёнок. Тонкое тело — сложный живой механизм, и его нужно развивать и укреплять. И сейчас я, кажется, ухватил куски, которые с трудом могу прожевать. Наверное, не зря Аспект Исцеления у Богдана изначально был запечатан. Возможно, на тот момент Дар у парня был так слаб, что сводился только к копированию, да и то недолгому.

Это если, конечно, Богдан вообще обладал Даром Пересмешника с рождения, а не получил его уже потом, после смерти. Потому что была у меня и такая версия.

Вывод напрашивался очевидный — новые Аспекты мне поглощать пока рановато, хотя свободные ячейки в Сердечнике ещё есть, а может, и новые можно вырастить. Пока надо разобраться хотя бы с имеющимися и заняться общим укреплением тонкого тела. Медитации у Гранитного дуба для этого подходят идеально. Заодно и свежим воздухом дышишь. Зимой, правда, там часами сидеть вряд ли получится — так и к скамейке примёрзнуть недолго. Разве что жар-камень под себя подложить…

Кстати, и импровизированный тренировочный зал в гараже прослужит дай бог месяц. Если я правильно понял, в этих краях уже в октябре выпадает снег, а заморозки по ночам случаются и того раньше. Так что нужно или обустроить здесь отопление, или искать другое место.

Странная проблема, конечно, учитывая, что под боком — огромный двухэтажный особняк. Даже четырёхэтажный, учитывая обширные подвальные помещения и мансарду на чердаке. Но чтобы его расконсервировать — нужна куча денег. Те три сотни, что я выиграл на боях, можно в одночасье профукать, и то не хватит. Да и переезжать в особняк втроём с Демьяном и Радой глупо. Даже если обустроить пока только одно крыло, а остальные комнаты оставить запечатанными…

Уф, планов и задач столько, что глаза разбегаются. Ещё и убийство Бергера, которое я не терял надежды раскрыть. Правда, новых улик по нему пока не было. Даже призрачное Око, оставленное убийцей на дубе, растворилось уже ко вторнику. Либо сам убийца убрал, либо чары потихоньку развеялись. Я склонялся скорее ко второму варианту. Сгустки тёмной злой эдры вокруг дерева тоже растаяли, скорее всего, поглощённые самим прожорливым. деревом.

Про новые жертвы вроде бы тоже пока не слышно. Собственно, поэтому я и заинтересовался рубрикой происшествий в местной прессе — надеялся отыскать там что-нибудь или по этому делу, или по делу Аскольда. Впрочем, про Демидов в «Сибирском вестнике» писали редко, перепечатывая только самые важные новости. И смерть Василевского, похоже, к таким не относилась.

К пятнице вся эта непрерывная работа с перерывами лишь на еду и сон меня уже так утомила, что я твёрдо решил в субботу устроить себе выходной. Правда, до этого ещё нужно было дожить. В том числе пережить очередную заунывную лекцию Карандаша.

Математика вообще оказалась моим самым ненавистным предметом. Похоже, я с ней не дружил ещё в прошлой жизни. Да и в этой она мне казалась совершенно бесполезной дисциплиной. В отличие, например, от лекций, в которых рассказывалось о Сайберии.

Ещё и, как назло, преподаватель достался занудный. Даже сам его голос действовал убаюкивающе.

— Исходя из этого логарифмическая функция обладает следующими свойствами. Во-первых, областью её определения является множество всех положительных чисел. Во-вторых… кхм-кхм…

Мне в бок вдруг впился острый, как оструганный кол, локоть Полиньяка.

— Богдан! — возмущённо зашипел мой сосед. — Проснись!

Я встрепенулся, выпрямился, захлопав глазами.

— Да я просто это… задумался чуток.

— Ты храпел! — осуждающе прошептал Жак и красноречиво зыркнул в сторону профессора. Позади раздались приглушённые смешки.

Карандышев продолжал держать паузу, развернувшись в сторону аудитории. И только сейчас я заметил, что смотрит он прямиком на меня. Лицо его при этом вытянулось в этакой скорбно-осуждающей мине.

— Извиняюсь, Осип Петрович, — пробормотал я. — Виноват.

Смешки за мой спиной прокатились уже в полную громкость. Математик, вздохнув, молча развернулся к доске и продолжил в прежнем темпе и прежним тоном:

— Во-вторых, логарифмическая функция не является ограниченной. В-третьих, она является возрастающей на промежутке от ноля…

Я пробежался взглядом по конспекту, в котором явно не хватало изрядного куска, потом посмотрел на часы над входом в аудиторию и отложил ручку. До конца лекции оставалось минут пять, чёрт уже с ней. Спишу потом у Полиньяка.

Потом вспомнил, что это только вторая пара, и следующая по расписанию — не менее занудная химия, в которой я понимал ещё меньше, чем в математике. Там разве что преподаватель пободрее.

А вот потом будет первое занятие по предмету, который в расписании значится как «ООВ» и расшифровывается как «Основы ориентирования и выживания на местности». Это вроде должно быть поинтереснее. И ведёт её Кабанов-младший — брат ректора, тоже прожжённый практик, имеющий за плечами десятки экспедиций. Как рассказывал Трофимов, Кабанов-младший даже служил старпомом на ледоколе и охотился на знаменитых льдистых китов — огромных мутантов, водящихся на восточных окраинах Сайберии, в Охотском и Японском морях.

— Что с тобой, Богдан? — проворчал Жак, когда лекция кончилась. — Ты в последнее время какой-то вялый. Будто бы мешки ночами разгружаешь вместо сна.

— Ты не приболел часом? — вторила ему Варвара. — Вон, круги какие под глазами залегли.

— Да всё в порядке. Просто замотался что-то за эту неделю. Надо будет отдохнуть завтра.

Ага. Только вот к вечеру я к Дымову собирался. Эх, покой нам только снится…

— Ты сам-то сегодня с какой ноги встал? — перевёл я стрелки на Полиньяка. — Вон, щека вся исцарапана. Куда опять ввязался?

— Да нет, это я… Случайно. Упал, — сконфуженно замялся француз.

Варвара тоже подозрительно смутилась — по щекам её разлился густой румянец, а взгляд она спрятала в конспекты, которые зачем-то продолжала держать открытыми, хотя уже вовсю шла перемена.

— Ну-ка, ну-ка, — усмехнулся я. — Признавайтесь, чего вы вчера натворили?

— Да ничего особенного, — понизив голос, пробормотал Жак. — Я просто хотел навестить Варю в её общежиз… в общаге…

— Помочь с математикой! — торопливо добавила Варвара. — Мне она тяжело даётся. Грамоту-то я хорошо знаю, и книг много прочитала. Но всякие эти формулы… Не учили меня такому. Некому было учить.

— Да, да, — закивал Полиньяк. — Я вызвался ей помочь. Мы сначала в столовой занимались после лекций. А потом договорились ещё вечером встретиться. Я надеялся тайком пробраться в её комнату, но…

— Гретта? — понимающе кивнул я.

— Я думал, рассказы о ней преувеличены. Но она и правда настоящая мегера. И самое главное — как она вообще нас заметила?

— Сама до сих пор ума не приложу, — покачала головой Варвара. — Я ведь точно проверила — не могла она нас увидеть в том коридоре. И услышать тоже.

— Так а царапины-то откуда? — с трудом сдерживая смех, спросил я. — Не она же тебя так располосовала? Наговариваете вы что-то на пожилую женщину…

— Нет, это я… Пришлось с позором ретироваться. И, когда бежал через кусты… В общем, действительно упал и напоролся на острую ветку. Ещё и штаны вот порвал немного.

— Ничего, я так тебе их заштопаю, что даже видно не будет, — пообещала Варвара.

— Merci beaucoup, ma chérie, — проворковал Полиньяк, взяв её ладонь в свои, и девушка снова зарделась, как маков цвет.

Вот ведь сердцеед-то где! А на прошлой неделе боялся к ней даже подойти, чтобы познакомиться.

— Погодите-ка, а что там за переполох? — отвлекся я от разговора и кивнул в сторону выхода из аудитории. Там, перед первым рядом парт, собрались уже почти все наши. Трофимов делал какое-то объявление, остальные оживлённо о чём-то перешёптывались.

— Химию отменили! — пояснили нам, когда мы присоединились к сборищу. — Вместо неё сейчас сразу ООВ пойдет. И не лекция, а сразу практика, в парке.

— А чего вдруг так?

Большинство пожимало плечами, но Кочанов заговорщическим шёпотом прошипел:

— Да точно вам говорю! Это просто повод, чтобы побольше народу в парк выгнать! Чтобы прочесать всё!

— Зачем? — скептически отозвался Жак.

Кочан его ответом не удостоил, так что нам пришлось пробиваться к старосте.

Трофимов выглядел загадочным и обеспокоенным, будто и правда что-то знал. Весь поток вышел в коридор, но его мы остановили, буквально прижав к стенке, обступив с трех сторон.

— Колись, Глеб. Что за сыр-бор?

— Да не знаю я ничего! Чего привязались-то все? — раздражённо отмахнулся он.

— Ну, нам-то можешь сказать? По секрету?

Он вздохнул и, оглядевшись, продолжил шёпотом.

— Говорю же — сам не знаю толком. Но слухи уже по универу поползли… Вяземская исчезла! Сегодня утром её на парах не было. Подумали сначала, что прогуливает. Но потом узнали, что она приезжала. Как обычно, с телохранителем. И даже не опоздала, как обычно, а наоборот, прибыла заранее. Но потом — как сквозь землю провалилась!

— Вяземская? — переспросил я.

— Ну ты чего, Богдан? Из тайги вылез, что ли? Лизавета Вяземская! Младшая дочка губернатора!

Глава 8

Кабанов-младший был похож на своего брата-ректора, но как-то неуловимо. Внешне-то они были очень разные. Николай Георгиевич — грузный, щекастый, угрюмый, как старый английский бульдог. Борис же Георгиевич скорее напоминает какую-то охотничью породу — поджарый, с быстрым цепким взглядом.

Оба, впрочем, любят мундиры без знаков отличия, у обоих чувствуется военная выправка. И, хоть Борис моложе лет на десять, впечатление такое, что повидал он в своей жизни не меньше. А может, и больше — судя по изрытому старыми шрамами лицу, по плотной кожаной накладке на левой глазнице, по застывшей в одном положении ладони левой руки, облаченной в темную перчатку.

Впрочем, возможно, ему всего раз крупно не повезло, и на ту беду рядом не было толкового целителя.

Несмотря на то, что нас, первокурсников, выдернули в парк раньше времени, первые минут пятнадцать лекции нам пришлось проторчать без дела — преподаватель был занят, спешно раздавая задания другим студентам. Собралось их немало, среди них были и второкурсники, и третьекурсники, и куча таких же, как мы, новичков, но с других потоков.

Впрочем, эта задержка была даже кстати — я успел за это время узнать кучу слухов.

К примеру, что Кабанова-младшего студенты за глаза кличут Боцманом. Или что Лизавета Вяземская учится на третьем курсе медицинского. В универе она тоже фигура легендарная, похлеще покойного Бергера. Но, правда, по другой причине. Младшая дочка губернатора, единственная незамужняя, с баснословным приданым. Но при этом, кажется, самая избалованная и вздорная особа во всём городе. Даже тот факт, что она ходит в институт исключительно в сопровождении личного телохранителя, о многом говорит. И то, что её не сразу хватились на лекциях — тоже. Опаздывать на первые пары, а то и вовсе пропускать их — вполне в её духе.

Но сейчас переполох поднялся нешуточный. Скорее всего, из-за недавней истории с Бергером все перестраховываются.

По парку уже вовсю сновали полицейские. Занятия не отменили, но похоже, что часть студентов и правда решили привлечь для обыска парка. Правда, неофициально, замаскировав это под обычные занятия.

Освободившись, Боцман построил нас по-военному, в две шеренги, и для начала прошёлся перед строем, окидывая первокурсников изучающим взглядом. Вид он имел несколько раздражённый — похоже, его вся эта спешка и суета только злили.

— Зовут меня Борис Георгиевич. Фамилия моя — Кабанов. Сегодняшнее наше знакомство будет коротким, — остановившись по центру шеренги, начал вещать он хрипловатым, словно бы надтреснутым голосом. — Обстоятельства требуют перейти сразу к… п-практической части занятий. Но всё же некоторую вводную я вам успею дать.

Говорил он чётко, обстоятельно, время от времени похлопывая ладонью здоровой руки по плоскому кожаному портфелю, висящему у него на лямке через плечо. Слегка заикался — явно давала о себе знать старая контузия. Но компенсировал это чёткой, отрывистой манерой речи.

— Знаю, на п-профессора я похож, как морж на балерину. Но я здесь уже шестой год. Именно я убедил руководство в том, что студентам Горного нужен этот предмет. Кому-то он покажется странным и вообще неуместным для высшего учебного заведения. Я к этому привык. Первое время я часто получал ушаты… к-критики со стороны коллег. Но время показало, что я был прав. Навыки, которые вы получите на моих занятиях, точно вам пригодятся. А всё почему?

Он широким жестом указал куда-то в глубь парка.

— Если кто не в курсе, восток — это туда. И если идти в ту сторону день или даже два, то вы не заметите особых п-перемен. Да, тайга будет всё гуще. Людей всё меньше. Но вы всё ещё будете в границах Томской губернии. Это всё ещё матушка Сибирь. Но дальше… Дальше — Сайберия. Как думаете, в чём разница?.. Смелее! Можно отвечать прямо из строя.

— Ну… Сайберия больше, — ответил Трофимов. — Сибирь — это только российская её часть. Та, что с западного краю.

— Это понятно. Но почему даже русские используют два названия? И как понять, где владения империи заканчиваются, а начинается Сайберия?

Он обвел шеренгу взглядом в ожидании ответа. Не получив его, продолжил.

— А понять легко. Вы это на своей шкуре прочувствуете, как только окажетесь там. Это всё равно, что попасть на другую п-планету. Там природа — уже не матушка, а мачеха — злющая и подлая. Порой там на километры вокруг сплошные промерзлые пустоши, в которых не найти ни еды, ни топлива, ни естественных укрытий. Это мир для нас уже чужой. И выжить там п-поможет только то, что вы несёте с собой. Прежде всего — здесь.

Боцман постучал пальцем по виску.

— Сайберия не терпит слабаков и недоумков. Она их просто сжирает, не морщась. Но я п-попробую подготовить вас к первой встрече. На моих занятиях вы будете укреплять тело. Укреплять волю. И учиться действовать на местности. Первые несколько лекций пройдет здесь, в институте. Но уже в октябре мы начнём выбираться за город.

— Зачем? — спросил Кудеяров.

— Затем, что мой предмет нельзя изучать по книжкам. А уж тем более нельзя по книжкам наработать некоторые навыки. А они вам п-пригодятся. И порой будут куда важнее, чем вся остальная наука, вместе взятая. Когда будешь сидеть на сосне, отбиваясь от лезущей к тебе ледяной куницы, вряд ли будешь думать про синусы и косинусы. Скорее уж клясть себя за то, какой ты дурень, что забыл расставить ловушки и отп-пугивающие тотемы.

— Куница? — недоверчиво переспросил кто-то из строя. — Небольшой же зверёк…

— Ага. Это у нас тут они для человека не опасны. А та разновидность, что водится в мерзлоте, запросто откусит тебе ползадницы. Очень неудобно будет потом на лошадке скакать.

По строю прокатилась волна нервных смешков. Но, кажется, солдафонские манеры Боцмана многим пришлись по вкусу. Я уже был наслышан про Боцмана. Студенты его уважали, хотя и побаивались.

Преподаватель достал из портфеля сложенный в несколько раз лист плотной вощёной бумаги. Развернул его, показал строю лицевой стороной.

— Вопрос на засыпку. Что это?

— Карта же, Борис Георгиевич! Географическая.

— Вроде того. Это план Академического парка в масштабе 1:5000. Достаточно подробный. Но как там говорится? Гладко было на бумаге…

— Да забыли про овраги, — закончил кто-то из второй шеренги.

— Так точно. Сегодня выясним, как вы умеете читать карту, и умеете ли вообще. Здесь у меня десять штук. Сейчас я их раздам, вернёте после занятий. Разбейтесь на группы от двух до четырех человек. Каждой группе я выдам задание. Несложное. Время на выполнение… почти полтора часа, так что не торопитесь.

Он вытащил из портфеля стопку карт.

— Задача простая. Проложить зигзагообразный маршрут из точки А в точку Б. Отметив на нём не более восьми ориентиров с отрезками между ними не более двухсот шагов. Требования к ориентирам — каждый из них должен быть в зоне п-прямой видимости с предыдущим и последующим. Это простой, но очень нужный в походах навык. Маршруты нужно научиться составлять так, чтобы потом любой смог повторить их по вашим ориентирам. Вопросы есть?

— А правда, что полиция Вяземскую в парке ищет? — не выдержав, выкрикнул с места Кочанов.

Недовольно вздохнув, Боцман оглянулся, будто проверяя, не подслушивает ли кто.

— От вас, шельмецов, ничего не утаишь. Да, говорят, хватились опять барышни нашей. Может, и ерунда, конечно, но, сами п-понимаете, времена неспокойные. Так что, коль уж всё равно будете рыскать по парку… Смотрите в оба. Чем раньше эта краля отыщется — тем лучше. Если ещё и своими силами управимся — вообще замечательно.

По шеренгам прокатились возбуждённые шёпотки, но Борис пресёк их, гневно зыркнув на студентов, и хлопнув ладонью по портфелю.

— Так, только без лишней суеты! У п-полицейских под ногами не путайтесь. И у старшекурсников тоже. Я постарался расставить вам точки так, чтобы вы не особо пересекались…

Ещё несколько минут ушло на раздачу карт и заданий. Мы с Полиньяком и Колывановой образовали свою команду. Я думал, Варя присоединится к немногочисленным девчонкам, но с ними она, похоже, не особо-то ладила.

Жак, получив от Боцмана карту с отмеченными на ней точками, расстелил её на краю скамейки, заранее прикидывая маршрут. Варвара, аккуратно присев рядом, молча слушала, как он увлечённо что-то объясняет. Я же поначалу вообще не присоединялся к товарищам, оглядывая окрестности.

В институт я взял обыкновение приходить «чистым», то есть без перехваченного у Велесова Аспекта Зверя. Да и вообще теперь старался больше времени проводить в своём естественном состоянии, без подключенных Аспектов. Выяснилось, что так гораздо проще и эффективнее поглощать эдру, да и другие базовые способности, присущие моему Дару, работали лучше. Прежде всего — умение видеть эдру.

Слухи про исчезновение Вяземской с новой силой всколыхнули воспоминания о предыдущей жертве неизвестного чудовища. А заодно пробудили и какой-то странный азарт. Охотиться за новыми Аспектами мне, пожалуй, рановато — нужно для начала закрепиться хотя бы на нынешних позициях. Но всё же нет-нет, а проскакивала мысль о том, что у меня теперь есть ещё одна причина для того, чтобы поймать этого монстра.

Если, конечно, он мне окажется по зубам.

— Богдан, ну а ты чего молчишь? — растормошил меня Жак. — Согласен с моим планом?

Я бегло взглянул на ломаную линию, аккуратно проведённую карандашом, и кивнул.

— Попробуем. На плане-то всё просто, но надо проверить, будет ли прямая видимость между точками. Боцман же не зря говорил про все эти бумаги-овраги… Эм, извиняюсь, Борис Георгиевич.

Задумавшись о своём, я и не заметил, что преподаватель стоит буквально в нескольких шагах от нас. Впрочем, на прозвище тот не обиделся, лишь криво усмехнулся.

Стартовой точкой у нас был отмечен фонтан рядом с главным корпусом. И это было очень кстати, учитывая, что здание медицинского института было неподалёку. Значит, если Вяземская приехала утром, как обычно, то путь её начался где-то здесь…

Народу в этой части парка, как обычно, было полно. Обычная студенческая суета разбавлялась отчетливыми нотками тревоги — прохожие то и дело посматривали на полицейских, которых здесь было необычно много.

Бегло оглядевшись, я понял, что искать здесь что-то сейчас бесполезно — и до нас уже все закоулки излазили. Усиление магического восприятия тоже ничего не дало. Призрачные потоки эдры выделились ярче, но никаких следов, похожих на те, что я нашёл в понедельник рядом с телом Бергера, не было видно.

Так-так-так, попробуем мыслить логически. Куда девчонка могла пойти, прогуливая занятия?

Да куда угодно, блин! На самом деле, укромных мест здесь просто до хрена. Весь парк — сплошной лабиринт со стенами живых изгородей, со скрытыми в кустах беседками, массой тропинок, явно не отмеченных на официальных планах. Даже днём здесь можно затеряться так, что и сыскная команда не найдет. Тем более сейчас, когда листва ещё не полностью сошла.

А спрятать мёртвое тело — и того проще. Пример Бергера это отлично показывает.

Но тут-то пропало сразу двое. Причем телохранитель должен был как минимум успеть поднять тревогу. А скорее всего, и дать отпор нападавшему. Наверняка в телохранителях у Вяземской должен быть сильный Одарённый с боевым Даром. Да и сама она, кстати, тоже нефилим.

Так что же это за тварь, что может утащить сразу двух нефов средь бела дня, да ещё и так, что никто не заметил? Очень, очень странно. Путилин вроде бы отказался от версии, что это вампир. Но я в этом не был так уж уверен. Для Изменённого зверя, забредшего сюда из тайги, тварь действует очень уж скрытно и хитро. Прямо мистика какая-то. Скорее всего, это всё же человек. Или, по крайней мере, некто, обладающий разумом.

Впрочем, все эти мои построения рушились об один-единственный аргумент. Я ещё очень мало знаю об этом мире. И пытаюсь делать выводы на основе этой крайне скудной информации.

— Богдан, ну ты чего опять? — снова пихнул меня локтем Полиньяк. — Витаешь где-то… Как думаешь, угол того здания — это хороший ориентир?

— По-моему, не очень. Лучше уж вон ту беседку взять, она чуть левее. И у неё крышу издалека видно, проще будет… дальше привязку делать.

Договаривал я уже вполголоса, бормоча себе под нос, потому что мне снова стало не до Жака. Разговоры об ориентирах и о прямой видимости между ними натолкнули меня на одну догадку.

Око! Призрачное око, которое убийца оставил рядом с телом Бергера… Если, конечно, это сделал убийца — но это уже отдельный вопрос…

Что это вообще за хреновина и зачем она там была? Больше всего похоже на некую… камеру наблюдения, что ли. Позволяющую скрытно следить за локацией. Потому и размещена была на стволе дерева, на изрядной высоте. Что, если с помощью таких штук убийца и находит жертв?

Путилин, кстати, на мой рассказ об этой штуке отреагировал как-то вяло. Сам он её обнаружить не смог. Но и меня больше не привлекал за помощью. Чем он занимается-то всю неделю? Тоже мне, великий сыщик. Или его что-то отвлекло?

Пока мысли эти вертелись у меня в голове, взгляд сам собой скользил по окрестностям, задерживаясь на ключевых точках. Фонари, высокие деревья, верхушки статуй… Запрокинув голову, я прищурился, вглядываясь в самую высокую в округе точку — верхушку золочёного шпиля над главным корпусом.

— Твою мать… Вот оно!

С такого расстояния я, конечно, не мог разглядеть сам глаз. Но сгусток знакомой тёмной эдры там мерцал, притягивая взгляд, будто пятнышко на белоснежной выглаженной ткани.

— Что? — переспросил Жак, уже осторожно, чуть ли не шёпотом. И он, и Варвара смотрели на меня уже с некоторой опаской и беспокойством. — Да что с тобой, Богдан, ты можешь объяснить?

— Шпиль. Тоже хороший ориентир.

— Да, но он нам не подходит. Нам же на юг надо маршрут прокладывать…

— Вот что, ребят. Вы же и вдвоем справитесь с заданием? Давайте я просто буду держаться неподалёку от вас, но поищу кое-что другое?

— Ты что, серьёзно Вяземскую вздумал выследить? — скептично отозвался Полиньяк. — И без нас народу хватает. К тому же, кто знает — может, она вообще не в парке? Уехала куда-нибудь в город — и всё.

— Так забор же кругом, — возразила Варвара. — И на воротах сторожа стоят, смотрят, кто входит и выходит.

— Ой, я вас умоляю! Вы посмотрите на эту карту. Судя по ней, парк этот просто огромен! Тут больше тысячи акров. Даже, пожалуй, ближе к полтора…Полутра?.. Как это правильней по-русски?

— Ну да, наверняка тайных выходов тут полно. Да и просто через забор перелезть можно… — согласилась Варвара. — Хотя я бы посмотрела, как бы она в юбках через него лезла. Высоченный же, и пики поверху…

Слушал я их вполуха, продолжая высматривать другие следы тёмной эдры. Со шпиля, конечно, отличный обзор, но вряд ли можно ограничиться только им…

Второй сгусток я засек, не сходя с места, правда, пришлось посильнее выкрутить яркость восприятия — так, что даже призрачные струйки обычной эдры, витающие в воздухе в виде едва заметной лёгкой дымки, превратились в почти осязаемые светящиеся полосы.

— Туда, — я указал в сторону здоровенной разлапистой ели слева от нас, метрах в двухстах, и не дожидаясь остальных, рванул туда.

Око было на высоте метров трех и напоминало уродливую ёлочную игрушку. Призрачное глазное яблоко вело себя, как живое, то и дело поворачиваясь на скрученном из тёмных жил стебле и фокусируя взгляд на чём-нибудь. Вот и на меня оно взглянуло явно целенаправленно. Возможно, потому что я и сам пялюсь прямиком на него, хотя вообще не должен его видеть?

Я отвернулся, делая вид, что заинтересовался окрестностями. Но про себя отметил, что Око можно засечь и по сопутствующим приметам. Ветка, на которую оно посажено, выглядит словно обожжённая или обмороженная — иголки пожухли, скорчились, сама кора потемнела.

Мы продвигались дальше, по-прежнему держась рядом. Но француз с Варварой занимались заданием Боцмана, а я выискивал новые следы. И по мере того, как углублялись дальше в парк, во мне нарастало ощущение тревоги.

Эти жутковатые зенки были повсюду! Перевалив за десяток, я их уже и считать перестал. Неизвестная тварь будто бы следовала заветам Боцмана и расставляла их так, чтобы обеспечивать перекрёстную видимость между ключевыми точками.

Да она же здесь обосновалась конкретно! Обустраивает логово, а эти её глазки — будто раскинутая на сотни метров вокруг паутина. Ну, а что, место-то для маньяка идеальное — людей полно, постоянная движуха. Но при этом почти как в лесу — деревья, кусты, какие-то закоулки. Есть где спрятаться…

— Кстати, вот и Медицинский, — указал Жак на белеющее за деревьями здание.

Я сверился с планом. Медицинский институт располагался примерно на полпути между главным корпусом и зданием Горного института. А женское общежитие у них и вовсе было общее. Или, если быть точнее, немногочисленным студенткам Горного просто выделили там часть комнат.

Эта часть парка уже была не такая оживлённая — поблизости слышались только голоса небольшой группки студентов. Кажется, как и мы — бегают с картой, маршрут строят. Но вот глазков здесь сильно больше, чем перед главным корпусом.

Остановившись на перекрёстке аллей, я огляделся, прикидывая путь от главных ворот к зданию Медицинского. Приехала Вяземская наверняка на машине. Но ближайшее место для парковки — вон там. Значит, дальше шла пешком… Вот по этой аллее. Но там наверняка уже полицейские каждый куст обыскали.

Но что, если она свернула раньше? Например, вон туда…

— А там у нас что? — окликнул я Жака и снова забрал у него план.

— Да ничего, — вместе со мной рассматривая обозначения, пожал он плечами. — Вот тут два каких-то домика, и всё, больше никаких зданий на много акров. А это вот узкое голубое пятно — это что, ручей?

— Скорее уж пруд. Вон начало, тут конец. И мостики через него идут… Так, тут же сноска есть. Что тут у нас… «Ботанический сад, вторая секция».

— Угу. И даже закрашено другим цветом. А эта линия что обозначает?

— Ограда. Да вон же она.

Секция ботсада и правда была отделена от остального парка кованым забором, но попроще и пониже того, что шёл по внешней кромке. Метра полтора в высоту, из однотипных решетчатых секций с листовидными пиками поверху. Вход виднелся метрах в пятидесяти от нас — его можно было разглядеть издалека по раскрашенной в зебру будке вахтера.

И там наверняка тоже проверили. К тому же, если бы Вяземская решила свинтить с занятий, она вряд ли бы светилась лишний раз перед вахтерами. Скорее уж свернула раньше, где-то здесь…

— Эй, ты куда, Богдан?

— Тсс! Да не шуми ты! — раздражённо шикнул на него я. — И не отвлекай. Я сейчас, только проверю кое-что…

Я сошёл с тропинки на газон, вглядываясь в кусты. Вот, снова! Подозрительные пятна пожухшей, почерневшей листвы. Ещё одно Око?

Нет. Следы… Парящие в воздухе, как клочки тёмного, насыщенного фиолетовыми сполохами тумана. Одна незадача — они там, в низинке, уже за забором.

Впрочем, решение нашлось быстро — я разглядел в кустах узенькую неприметную тропинку. Сначала показалось, что она попросту упирается в забор. Но, раздвинув ветви, я обнаружил лазейку. Прутья забора были разогнуты так, что в них мог пролезть человек, и тропинка продолжалась дальше. Причем, судя по всему, ход этот был проделан студентами давно, специально, чтобы шастать в ботсад в обход ворот.

Интересно только, зачем?

Жак с Варварой, опасливо оглядываясь, следовали за мной. Но вопросов лишних уже не задавали, только между собой шушукались.

Я тем временем изучил следы, даже попробовал втянуть тёмную эдру, из которой они состояли.

Хм… Эдра как эдра. Никаких особых ощущений — моё тонкое тело свободно впитало её, переработало, влило в свои ткани. В отличие от Ока, эти тёмные сгустки — не какой-то сложный энергетический конструкт, а просто следы воздействия какого-то мощного Аспекта. Возможно, они остаются на месте, где убийца применял свои магические способности?

Интересно, а я сам оставляю подобные следы? А другие нефилимы? Вроде пока не замечал…

Вскоре обнаружились и осязаемые улики. Несколько ярко-рыжих клочков — не то волосы, не то шерсть, не войлок.

— Что это? — всё-таки не удержался от вопроса Полиньяк, тоже раскрыв рот приглядываясь к находке.

— Если б я знал… Но неподалёку от Бергера я находил такие же.

Глаза француза округлились так, что, кажется, сравнялись с оправой очков.

— Думаешь, здесь всё-таки что-то случилось? Может, позвать жандармов?

— Не надо. Проверим сами.

— Это может быть опасно! — почему-то шёпотом возразил Жак, хватая Варвару за руку.

Та, к слову, отреагировала куда спокойнее. Но только внешне. Лицо её будто окаменело, сама она напряжённо вглядывалась куда-то вдаль. И ядро её странного Дара, похожее на свернувшегося в клубок панголина, дрожало, будто норовя раскрыться. И она боролась с этим. От напряжения стиснула руку Полиньяка сильнее — тот удивленно обернулся на неё. Но воспринял этот жест по-своему.

— Ничего, не волнуйся! Мы не дадим тебя в обиду. Но лучше, мне кажется, позвать подмогу.

Она лишь кивнула, справляясь со вспышкой волнения. Но Дар её продолжал беспокойно ворочаться, правда, уже не так сильно.

— Сейчас, только осмотримся немного, — предложил я. — Надо понять, куда эта тропинка вообще ведёт.

Разгадка обнаружилась быстро. Обойдя пышную ель, мы нашли скрывающуюся за ней крошечную беседку, окруженную полукольцом живой изгороди. Широкая деревянная скамейка, потрескавшийся столик, куполообразная крыша на четырёх столбиках — вот и вся конструкция.

— Укромное местечко, — усмехнулся Полиньяк. — Места для поцелуев.

— Всё-то ты к одному сведёшь! — проворчала Варя. — Просто лавочка для отдыха. И заброшенная, похоже. Вон, заросло как всё вокруг.

— Да нет, сюда, похоже, частенько захаживают, — возразил я, указывая на забытый кем-то шарф на спинке скамейки и на свежие обёртки от каких-то сладостей.

— Думаешь, Вяземская тоже? С каким-то кавалером? — предположил Полиньяк.

— Она же с телохранителем была! — возразила Варя.

— Так может, телохранитель молодой и симпатичный?

Девушка неодобрительно покачала головой, но промолчала. Похоже, она по-прежнему боролась с зашевелившимся Даром, и это её серьёзно беспокоило. Даже Полиньяк заметил и встревожился.

— С тобой всё хорошо? Ты так побледнела… Вот, присядь.

Француз засуетился, усаживая Варвару на скамейку и хлопоча над ней. Я тем временем продолжал поиски, будто охотничий пёс, взявший след.

На самом деле, версия Полиньяка была вполне правдоподобной, но говорить об этом я не стал — был слишком занят изучением окрестностей. Заросли здесь были густые и неухоженные — похлеще чем в моей усадьбе. Этот закоулок ботсада, похоже, был вдалеке от аллей, а беседка и правда была заброшенной. К ней вела только протоптанная самими студентами тропинка сквозь лаз в заборе, а вокруг возвышались высокие, в человеческий рост, кусты. Если даже где-то и была дорожка, то её сейчас было не разглядеть под слоем палой листвы.

И следы тёмной эдры были только возле беседки. Стало быть, если Вяземская и правда стала жертвой убийцы, то произошло это уже здесь. А до беседки она добралась по своей воле. Или убийца её как-то заманил? Но как он нейтрализовал телохранителя?

Я полез в заросли по следам и уже через несколько метров наткнулся на новые улики. Свежий клочок светлой ткани, явно с женской платья, зацепившегося за сучковатую ветку. Сломанные ветки. Снова пятна тёмной листвы, пожухшей сильнее, чем остальная…

Ого, а здесь, кажется, разразилось целое побоище! Кусты изломаны так, будто по ним трактор прокатился. Ещё клочки ткани… Рыжая шерсть…

— Кровь! — выдохнула за моей спиной Варвара. Они с Полиньяком, не усидев в беседке, последовали за мной.

Бурые пятна на листве действительно бросались в глаза. Их было так много, будто кровь эту выплеснули из ведра. Впрочем, и помимо этого, следов на земле было много. Кое-где целые куски дёрна были вырваны, будто от взрывов.

— А вот теперь точно надо вызывать подмогу! — пробормотал Жак.

— Тихо! — вдруг шикнула на него Варя. — Слышите?

Мы замерли, прислушиваясь. Я снова пожалел, что у меня в арсенале нет Аспекта Зверя. Всё же надо попробовать заполучить его — или через Велесова, или поглотив у кого-нибудь. У него есть свои минусы, но в некоторых ситуациях он крайней полезен.

— Я ничего не слышу, — прошептал Жак, но Варя снова на него шикнула и даже зажала рот ладонью. — Вон там, ниже! Стонет кто-то…

Честно говоря, я тоже ничего не слышал, кроме шелеста листвы от ветра. Но Варвара говорила уверенно, и первой начала спускаться по склону холма к темнеющему в низине пруду. Жак попробовал было её остановить, но бесполезно.

Впрочем, далеко идти не пришлось — мы просто спустились чуть ниже. Буквально в нескольких метрах от места схватки наткнулись на новые следы. Кровь, сгустки тёмной эдры. Сломанная трость с массивной стальной рукояткой. Какие-то странные острые шипы, торчащие из земли под разными углами…

И труп. Увидевего, Варвара ахнула, прикрывая рот ладонью. Жак, вытаращив глаза, побледнел и быстро отвернулся. У меня тоже ком к горлу подкатил.

Молодой высокий мужчина лет тридцати, в дорогом костюме и распахнутом светло-коричневом пальто. При жизни, похоже, был красавцем — волевой подбородок с ямочкой, щёгольские подкрученные усы. Но какая-то чудовищная сила изломала его и насадила на торчащий из земли обломок здоровенного пня с острым краем, пробив насквозь. Он был похож на жука, проколотого булавкой — руки и ноги бессильно свисали, не касаясь земли. Живот — сплошная рваная рана.

Дерево позади него было опутано каким-то странным влажно поблескивающим наростом — будто к стволу прилепился огромный бугристый кокон высотой в пару метров, состоящий из твёрдого, похожего на застывшую смолу, материала. Кстати, из такого же состояли и шипы, торчащие из земли. Я пнул один из них, попытавшись сбить. Куда там. Твёрдые, как камень.

— Там внутри кто-то есть, — борясь с приступами тошноты, указала Варвара. — Слышите?

Я постучал по твёрдому кокону. По звуку определить, полый он или нет, не получилось — стенки у него, похоже, довольно толстые.

— Там! Внизу! — вдруг вскричал Жак. — Смотрите!

По нижней кромке этой странной штуки обнаружился участок, разрытый явно изнутри. Кто-то пытается выбраться? Правда, лазейка узкая, кошка едва пролезет. А что там такое светлеет?

Я наклонился и достал из норы кусок какой-то светлой тонкой ткани.

Носовой платок. Расшитый, надушенный. Явно женский. И, наконец, тоже расслышал слабый стон, донесшийся изнутри.

— Зовите подмогу! — рявкнул я оторопевшему Полиньяку.

— А ты?

— А я пока попробую вскрыть эту штуку. Девчонка, похоже, там, внутри. Как не задохнулась ещё…

— Но тут опасно находиться! Вдруг…

Жак замолк — видимо, взгляд мой был достаточно красноречив. Схватив за руку Варю, он ломанулся через кусты обратно к беседке.

Я же, переключившись на Аспект Укрепления, быстро слепил из эдры короткий силовой клинок, торчащий из кулака на манер индийского катара. Примерившись, ударил в верхнюю часть кокона. Поначалу вполсилы, не вкладывая эдру. Но, поняв, что скорлупа эта даже прочнее, чем кажется, влупил уже покрепче — так, что кажется, содрогнулся сам ствол дерева.

Без толку. Правда, приглядевшись, я увидел на поверхности кокона длинные параллельные борозды примерно на той же высоте, где бил я сам. Похоже, убийца уже попробовал кокон на прочность, но потом плюнул, довольствовавшись одной жертвой. Только чем он бил-то? Похоже на следы когтей. Но что тогда там за лапища-то? И что за когти?

Сменив тактику, я начал долбить в уязвимое место на стыке между самим коконом и стволом дерева. В удары вкладывал побольше эдры, благо можно было быстро пополнить её запас из окружающих растений. Полетели щепки, осколки, похожие на черепки глиняной посуды. Видя, что кокон поддаётся, я поднажал и бил уже изо всей силы, пока не выломал здоровенный кусок. В образовавшуюся дыру вполне мог пролезть и я сам.

Я заглянул в неё. Из-за поднявшейся пыли поначалу показалось, что внутри ничего нет. Но потом расслышал слабый стон и кашель. Подался вперёд, просунул внутрь руку и в неё вцепились тонкие женские пальцы.

И тут кокон вздрогнул, исторгая во все стороны длиннющие острые шипы.

Глава 9

— Тс-с-с, ну не крутись, потерпи немного. Я почти закончила. Больно? — сочувственно ворковала Лилия Николаевна — полушёпотом, ласково, будто ребёнку, не переставая при этом ловко орудовать пинцетом с ватным тампоном.

— Терпимо, — буркнул я и, поморщившись от пощипывающего раны раствора, отвёл взгляд.

На самом деле, было не столько больно, сколько некомфортно.

Во-первых, я не знал, куда прятать глаза. На раны и манипуляции с ними смотреть не хотелось — выглядели они довольно скверно. А стоило поднять взгляд чуть выше — как он буквально прилипал к манящей ложбинке в декольте медички. Та, наклонившись надо мной, так сосредоточилась на работе, что не обращала внимания на такие мелочи, как немного расстегнувшийся халат. При этом внешность у неё была бомбическая — будто перекочевала напрямую из фантазий фетишистов, воплотив в себе сразу нескольких категорий. Медсёстры, монашки, милфы и… ну, что-то там про пышные формы.

Во-вторых, учитывая, что у меня и самого был Дар Целительства, я мог бы просто переключиться на соответствующий Аспект и заживить все раны сам, без всяких этих неприятных процедур. Но, увы, делать этого было нельзя — я уже спалился перед кучей свидетелей.

Как назло, Полиньяк и Варвара вернулись с подмогой как раз в тот момент, когда я валялся рядом со злополучным твёрдым коконом весь в крови. Пленницу я всё-таки вытянул оттуда, но она тоже была не в лучшем состоянии. Серьёзных ранений не было, только куча царапин. Но перепугалась бедняжка до полусмерти, плюс ещё и чуть не задохнулась. Благо, кокон оказался не замкнут снизу, и ей удалось проделать небольшой подкоп.

Это действительно оказалась Вяземская, а труп рядом с ней принадлежал её телохранителю Павлу Каменеву. При жизни он был нефилимом с довольно сильным Даром, позволяющим почти мгновенно выращивать из земли твёрдые конструкции разной формы. В основном его Дар ценился как защитный, хотя и в качестве оружия тоже мог использоваться. Собственно, само место схватки об этом красноречиво свидетельствовало. Перед смертью Каменев успел спрятать подопечную в кокон, а сам ещё какое-то время дрался с нападавшим, используя против него вылезающие из-под земли острые шипы.

Но в итоге убийца оказался сильнее, а защитный кокон Каменева едва не стал для Вяземской гробом. Да и мне не повезло — когда я взялся рушить эту конструкцию, сработало что-то вроде ловушки, и я получил кучу колотых ран. Не очень глубоких — жизненно важные органы не были задеты. Но, мягко говоря, неприятно. Всё равно что ножом пырнули несколько раз.

За Вяземской явились люди губернатора и увезли с территории университета раньше, чем я успел даже разглядеть её толком. Меня же потащили в медпункт, располагающийся в небольшом флигеле рядом со зданием Медицинского института. Он предназначался для экстренной помощи студентам. В основном, конечно, по мелочи — микстуру какую-нибудь дать от кашля или несварения желудка, царапины обработать, не более того. Однако заведующая этого заведения была способна и на большее. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы определить Одарённую — золотистый нимб так и светился, окутывая фигуру мерцающим контуром.

Лилия Николаевна Лебедева… Уф, даже само имя её вызывает ассоциации с чем-то светлым, нежным. Плавным, мягким, округлым…

Б-р-р, Богдан, сосредоточься!

Я зажмурился, пытаясь думать о чём-нибудь отвлечённом. Но медичка растолковала эту гримасу по-своему.

— Больно? Странно. Я постаралась купировать боль с помощью Дара. Но полностью убрать её не могу. Точнее, могу, но тогда ты уснёшь, а сейчас этого пока не нужно.

— Да нет, всё в порядке, Лилия Николаевна. Спасибо вам огромное. А зарастить эти раны вы сможете?

Она мягко рассмеялась, показав белые и ровные, как нитка жемчуга, зубы.

— Я ведь не волшебница, Богдан. Бывают сильные нефилимы, способные сращивать кости и плоть прямо на месте. Но мой Дар куда скромнее. Я закрыла кровотечение, обеззаразила и обезболила раны, немного ускорила процесс регенерации. А всё остальное сделает твой молодой здоровый организм. Сядь на этот табурет, я наложу повязки.

Поднявшись с кушетки, я невольно схватился за край стола — перед глазами всё поплыло так, будто я раскрутился на карусели. Всё же я немного недооценил масштаб проблемы. Крови я потерял изрядно.

Медичка тут же подхватила меня, не давая упасть. От близкого контакта к ней и от аромата её парфюма, смешанного с запахом медикаментов, голова у меня закружилась ещё сильнее.

Усадив меня на табурет, Лилия ещё некоторое время придерживала меня за плечи, встревоженно заглядывая в глаза. Убедившись, что я пришёл в себя, взяла пальцами за подбородок, заставляя выпрямиться.

— Так, садись ровнее… Вот так. Сейчас закреплю повязки. А потом тебе нужно будет отлежаться несколько дней. На перевязки к тебе могу приходить я или кто-то из медсестёр. Ты ведь в общежитии Горного живёшь?

— Нет, в городе. Но ничего страшного. Обо мне есть, кому позаботиться.

— Точно? — с сомнением нахмурилась она, но настаивать не стала. — Ну хорошо. Через недельку обязательно покажись здесь, я сама проверю твоё состояние. И, конечно, если будет худо — сразу ко мне!

— Спасибо. Вы так обо мне печётесь…

— А как же! Ты же у нас теперь герой всего университета, не понял ещё? — улыбнулась медичка.

Убедившись, что я не брякнусь с табурета, она захлопотала у стола. Входные отверстия от злополучных шипов прикрывались небольшими компрессами размером в пол-ладони, а то и меньше, но держались они пока на честном слове. Лилия ловко закрепила их крест-накрест полосками пластыря. Закончила быстро, но, убирая остатки материала, задержалась, рассматривая меня сзади.

— А это у тебя что за шрамы?

— Шрамы? — вяло переспросил я.

Почувствовав на спине прикосновение легких тёплых пальцев, невольно поёжился от щекотки. Лилия, наклонившись ниже, озадаченно рассматривала мою спину, постепенно очерчивая пальцами круг, охватывающий всю верхнюю часть.

— Какие-то… символы. Причём вырезанные специально. Очень похоже на надрезы, сделанные тонким острым ножом…

Я насторожился.

— Вроде этих? — я показал внутреннюю сторону запястья.

— Хм… Да, но на руках они свежие. А вот на спине… Думаю, их сделали много лет назад, ещё когда ты был маленьким. Контуры уже расплываются.

— А символы те же?

— Очень схожие. Но их гораздо больше. Идут по кругу… Нет, по спирали, закручиваются к центру.

— Странно. Никто раньше не замечал… — пробормотал я, вспомнив ту же Истомину. Перед ней ведь я щеголял обнаженным довольно долго…

— Шрамы очень тонкие, почти незаметные. Всё давно зажило, причем явно не обошлось без хорошего целителя. Обычным зрением их сразу и не разглядишь.

— Занятно. А как вы определили, что шрамы на руках свежее тех, что на спине? Они ведь тоже едва заметны.

Она улыбнулась.

— Это часть моего Дара. Я могу видеть прямо сквозь кожу. Сразу подмечаю рубцовую ткань, воспаления, кровотечения, очаги боли. Для меня всё это будто бы подсвечивается изнутри…

Кажется, в этом плане все обладатели Дара Исцеления схожи. Экспериментируя немного с Аспектом, доставшимся от Богдана, я тоже замечал, что превращаюсь в этакий живой рентген.

В дверь постучали, и Лилия отвлеклась от разглядывания моей спины. В комнату вошла одна из её подчинённых — молодая медсестричка в белом наряде со смешной шапочкой.

— Лилия Николавна, вот, как просили — новая рубашка и китель, — пролепетала она тонким голоском. — Только насчет размеров я побоялась не угадать, поэтому взяла два комплекта, на выбор.

— Хорошо, Наташа, ты вовремя. Положи всё сюда.

— И ещё. Тут к вам господин действительный статский советник… Я говорила, что пока рано, но он…

За её спиной в приоткрытых дверях появилась знакомая фигура Путилина.

— Прошу прощения. К вашему подопечному уже можно?

— Да-да, мы уже закончили, — ответил я.

Я и рад был сменить тему. При Путилине эти мои руны, вырезанные прямо на спине, точно обсуждать не стоило.

— Молодой человек потерял довольно много крови, — строго ответила Лебедева. — Ваше превосходительство, вы уверены, что…

— Уверен, — перебил её сыщик. — Железо надо ковать, пока горячо. К тому же я на машине, после разговора смогу отвезти его домой.

— А вот это было бы очень любезно с вашей стороны.

— Кстати, сударыня, вы сами где живёте?

Лебедева приоткрыла рот, опешив от неожиданности и некоторой бестактности вопроса. Но Путилин тут же добавил:

— Я имею в виду — не на территории ли университета?

— Иногда остаюсь здесь. Но вообще, у меня квартира на Ефремовской. А в чём, собственно…

— Я настоятельно советую вам сегодня уйти с работы пораньше. А ещё лучше — взять отпуск на несколько дней, и не появляться в это время на территории университета. Это для вашей же безопасности.

Медичка выслушала это, поджав губы и ответил заметно изменившимся голосом, в котором вдруг прорезалась удивительная для неё твёрдость:

— Ценю вашу заботу, ваше превосходительство. Но, смею напомнить, вы не являетесь моим непосредственным начальником. Подобные… инструкции я могу получать только от ректора университета.

— С ректором мы ещё не вполне пришли к согласию по этому вопросу, — вздохнул Путилин. — Но придём. Повторюсь — это для вашего же блага. Как видите, Академический парк в последнее время стал небезопасным местом.

— Этот город никогда и не был безопасным. Сайберия под боком, — спокойно парировала Лебедева. — Но я приму к сведению ваши пожелания. Только и вы примите мои. Если собрались допрашивать этого юношу, то ограничьтесь хотя бы четвертью часа. Ему нужен покой и отдых.

Путилин учтиво поклонился и сделал шаг в сторону, освобождая дорогу к двери. Жест был недвусмысленный, и Лебедева вместе с медсестрой удалились. Девчонка вообще выпорхнула первой, будто испуганная птаха.

Сыщик плотно прикрыл за ними дверь. Когда он повернулся ко мне, я уже набросил рубаху, выбрав наугад из стопки. С размером не угадал — рукава оказались чуть длинноваты. Впрочем, не критично.

— Итак, снова здравствуйте, господин Сибирский.

— Добрый день, Аркадий Францевич.

— Добрый? Да вы, как я посмотрю, заядлый оптимист… Ладно, раз мы ограничены по времени, то давай ближе к делу.

Путилин с несвойственной ему нервозностью прошелся по кабинету, похлопывая по раскрытой ладони набалдашником короткой толстой трости.

Одет он был примерно как в прошлый раз, в темный костюм восточного покроя. Только сапоги до самой кромки голенищ были замызганы грязью так, будто он шастал по каким-то болотам. Приглядевшись, я понял, что это предположение недалеко от истины. Выглядел он так, будто только что с дороги. Приметные пышные бакенбарды сыщика торчали неопрятными лохмами, под глазами залегли темные круги от бессонницы. Похоже, если ему и довелось спать за последние двое суток, то делал он это прямо в одежде.

От расспросов я пока решил воздержаться — вид у статского советника был слишком усталый и раздражённый. К тому же, вопросы привык задавать он.

— Ну, рассказывай. Подробно, по порядку, — не дав мне даже толком одеться, нетерпеливо произнёс он.

Я пересказал ему события первой половины дня. Стараясь, понятное дело, опускать неудобные подробности.

Ага, опустишь тут. Путилин тут же зацепился за слабые места моего пересказа.

— Расслышали стоны Вяземской, говоришь? Прямо сквозь эту каменную скорлупу?

— Ну… Может, нам просто показалось. К тому же там трещины были. Похоже, убийца пытался кокон разбить, и у него почти получилось. Я потом булыжник покрупнее взял. да и расколол. Правда, кто ж знал, что скорлупка эта с сюрпризом окажется…

Я поморщился, застегивая китель — случайно коснулся одной из ран. Эх, переключиться бы уже на другой Аспект и заняться самоисцелением! Но в присутствии Путилина такие фокусы проворачивать не стоит.

— Хм… Ну да, ну да… — недоверчиво пробормотал тот. — Как раз хотел спросить, как ты умудрился вскрыть кокон. Субстанция, из которой он состоит, очень твёрдая.

— Угу. Похоже на какую-то застывшую смолу…

— И притом крепкую, как камень. Слой в палец толщиной свободно держит винтовочную пулю. А там местами и поболее было…

Путилин испытующе взглянул на меня, приподняв бровь. Я лишь пожал плечами и снова поморщился от боли — на этот раз притворно.

Ничего не поделаешь. Я ожидал подобных расспросов. Это самая уязвимая часть моей истории. И единственное, что я могу сделать — это настаивать на том, что кокон уже был повреждён и пошёл трещинами. К счастью, свидетелей того, как я его бил, не было — Жак и Варвара к тому моменту уже убежали. То, что они не подтвердят версию про трещины, ничего особо не меняет. У них не было времени приглядываться, да и вообще, обстановка была нервная, они почти сразу же отправились за подмогой.

Интересно, Путилин их уже опрашивал? Вряд ли успел бы. С момента спасения Вяземской и пары часов еще не прошло.

Я решил перехватить инициативу и сменил тему.

— Вы что-то неважно выглядите, Аркадий Францевич. Тоже непростой денёк выдался?

— Непростой? Да мы в полной… — неожиданно огрызнулся сыщик. — А, да гори оно…

Он на несколько мгновений прикрыл глаза и медленно втянул воздух носом. Может, считал про себя до десяти. Но когда снова посмотрел на меня, взгляд его снова был спокоен и сосредоточен, а лицо приобрело жесткое, будто закаменевшее выражение.

Впечатляющий аутотренинг. Мне бы так научиться гасить эмоции.

— Меня не было в городе последние двое суток. Разбирал ещё один инцидент, явно из той же серии. Похоже, мы нашли первую жертву этой твари.

— Где?

— В Самуси. Небольшая деревенька к северу от Томска, у реки. Оттуда уже было несколько тревожных сигналов по поводу очередной языческой секты. Места там… располагающие к таким делам. Старые курганы, капища… Месяц назад там исчез главный их ведун. Но нашли его только недавно.

Рассказывая, Путилин не сводил с меня взгляда, будто пытаясь подловить меня на чём-то.

А что, если он меня всё-таки подозревает, и потому специально подкидывает мне информацию, наблюдая, как я на неё отреагирую? Этого только не хватало!

— Ведун? — переспросил я. — Настоящий? В смысле, Одарённый?

— Как выяснилось, они все Одарённые. Все жертвы этого… существа.

— А, так вы поэтому пытались отослать Лебедеву? — догадался я.

— Именно, — кивнул Путилин, прохаживаясь из стороны в сторону и сжимая обеими руками трость. — И поэтому предупреждаю и тебя.

— Хм… Благодарю. Но здесь и помимо меня полно Одарённых.

— Это-то и скверно. По-хорошему, нужно эвакуировать весь университет. И прочесать Академический парк сверху донизу. То, что сегодня случилось… Это ведь второе убийство в одном и том же районе. Прежде убийца не повторялся. А после того, что ты мне рассказал, можно и вовсе сделать неутешительный вывод…

— Что у него здесь логово, — негромко закончил я, озвучив подозрения, которые возникли и у меня самого.

— Боюсь, что да. Но, увы, одних наших подозрений недостаточно, чтобы убедить ректора, полицмейстера и прочих чинуш в необходимости проведения масштабной акции. Впрочем, лучший вариант тут — выходить напрямую на губернатора.

— Ну, сейчас-то, когда его дочку чуть не убили, он будет посговорчивее?

— Я тоже на это рассчитываю. Но Вяземский, как назло, тоже в отъезде. Ему уже телеграфировали. Но пока депеши дойдут, пока он вникнет в курс дела… Р-р-р, мы теряем время!

С досады он стиснул свою трость крепче, на секунду раздвигая её и снова с мягким щелчком сдвигая. В этот короткий миг я разглядел сверкнувшую узкую полоску стали. Замаскированный клинок.

— А без губернаторского приказа никак? Как-нибудь… своими силами?

— Сидеть сложа руки я, конечно, не собираюсь. Но я, по сути, один. Полицмейстер… Мы с ним пока не очень-то сработались. И своей агентуры у меня здесь нет. Пока нет, — с нажимом произнёс он, не сводя с меня глаз.

А, так вот куда он клонит. Вербует меня, что ли? Видимо, его здорово заинтересовал мой Дар. Точнее, та его часть, о которой мне пришлось разболтать.

— Ну, с меня сейчас тоже помощник никудышный, — снова морщась и держась за живот, ответил я. Причём даже притворяться особо не пришлось. Чувствовал я себя и правда хреново.

— Да понимаю я… — вздохнул Путилин. — Ладно. Я обещал докторше отвезти тебя домой. И привык сдерживать обещания. Ты готов, или тебе нужно забрать какие-нибудь вещи?

— Не стоит беспокоиться, Аркадий Францевич. Думаю, у вас сейчас есть дела и поважнее. Ту же Вяземскую расспросить…

— Ну, это вряд ли выйдет, — криво усмехнулся сыщик. — Барышню отвезли в усадьбу, и в ближайшие дни, я думаю, к ней будет не подобраться без особого разрешения губернатора.

— Даже так? Я думал, ваши полномочия… куда шире.

— Эх, если бы все было так просто…

Путилин, взяв стул, поставил его напротив меня и сел. Трость с клинком расположил на коленях, порылся во внутренних кармана и достал трубку — явно машинальным жестом, который осознал, лишь поднеся мундштук ко рту. Заглянув в пустую трубку, раздраженно поморщился.

— Ты ведь неглупый парень, Богдан…

— Надеюсь, — пожал я плечами.

— Помнишь, что я говорил тебе в первую нашу встречу? Что терпеть не могу всех этих виляний и недомолвок. Так что давай условимся, как и в прошлый раз, быть друг с другом откровенными.

— Подозреваете, что я что-то от вас утаиваю?

— Не подозреваю, а знаю. Ты совершенно точно от меня что-то утаиваешь. Думаю, это связано с твоим Даром. Не хочешь раскрывать все козыри.

— Мне кажется, это совершенно естественное поведение для нефилима. Дар — это слишком… личное.

— Я понимаю. Пойми и ты — мне нет никакого дела до твоего Дара! Но если ты, не договаривая что-то, утаиваешь и какую-то важную улику… Подумай ещё. Тебе точно нечего мне больше сообщить?

Я действительно задумался ненадолго, но потом покачал головой.

— Мне кажется, вы хватаетесь за соломинку, Аркадий Францевич. Всё, что имело отношение к делу, я рассказал. И даже свои подозрения тоже. Если хотите — можем попробовать вернуться на место, и я поищу новые следы…

— Э, нет, брат. Тогда твоя защитница меня точно прибьёт. Да я и сам вижу, что ты не в том состоянии. Собирайся, я тебя отвезу. А потом уж вернусь сюда и снова поговорю с ректором. Надеюсь, к тому времени он созреет хоть для какого-то решения.

— Чего вы от него ждёте? — спросил я, уже выходя следом за Путилиным в коридор. — Правда думаете, что он согласится эвакуировать весь университет? Но это же тысячи человек! И надолго?

Мы направились к выходу. По пути встретились с Лебедевой, и та проводила нас обеспокоенным взглядом. Я на ходу кивнул ей, с благодарностью улыбнувшись.

— Полного закрытия заведения мне, конечно, не добиться, — нехотя проворчал Путилин. — Да и это, пожалуй, действительно слишком. Но ряд мер безопасности я ректору предложил ещё в понедельник. Ужесточить комендантский час для всех общежитий. Увеличить количество патрулей в парке, привлечь для этого полицию. Закрыть доступ студентам ко всем территориям парка, кроме непосредственно учебных корпусов… Ну а сейчас, пожалуй, к этому стоит добавить и карантин для Одарённых…

Машина Путилина стояла прямо рядом с медпунктом. Солидный агрегат, чем-то схожий с тем, что я видел у Кудеярова. Дорогой, мощный, на эмберитовом паровом двигателе — это я уже научился определять по характерной форме капота, из которого в нескольких местах торчали направленные вниз и назад трубки для сброса пара.

Салон тоже был дорогой, комфортабельный. Я уселся на сиденье рядом с водительским, с наслаждением откинув голову на мягкий кожаный подголовник. Даже короткая пешая прогулка далась мне с трудом — голова закружилась, колени предательски дрожали, по всему телу выступила испарина. Плюнув на предосторожности, я переключился на Аспект Исцеления и направил всю свободную эдру на заживление ранений.

Процесс этот вряд ли был как-то заметен извне, но почувствовал я себя гораздо лучше — меня будто прохладной свежей волной омыло, по коже забегали лёгкие щекотливые разряды. Я вдохнул полной грудью, заодно втягивая и всю эдру с округи. Если я хочу побыстрее встать на ноги, мне её понадобится много.

— А почему вы так уверены, что убийца охотится только на Одарённых? — спросил я, когда Путилин устроился за рулём и завёл двигатель. — Может, просто совпадение?

— Это тот случай, когда буду только рад, если ошибусь.

— Почему?

— Потому что, если мои подозрения верны, то… Мы имеем дело кое с кем пострашнее, чем обнаглевший упырь.

— Мы? — не удержался я от ироничного вопроса.

Путилин промолчал, сделав вид, что занялся автомобилем. Тот действительно барахлил — сыщик поворачивал несколько туда-сюда небольшую рукоятку, играющую роль ключа зажигания, но в ответ получал лишь невнятное фырчание. Я запоздало сообразил, что возможно дело во мне — втягивая эдру из окружающего мира, я мог случайно опустошить какие-нибудь мелкие кристаллы эмберита, являющиеся частью двигателя. Не основной жар-камень, конечно. Но мало ли что там ещё…

Пронесло — покапризничав немного, двигатель завёлся.

— Извини, — запоздало ответил Путилин. — Просто ты очень напоминаешь мне одного коллегу, который был у меня в Петербурге. Можно сказать, напарник и ученик. Два года плечом к плечу. Немало передряг вместе прошли.

— И вы не взяли его с собой?

— Он погиб, — коротко ответил сыщик и, выглядывая в боковое окно, вырулил задним ходом на дорогу, ведущую к выезду из парка.

На какое-то время повисла неловкая пауза. Это было даже кстати — я прислушался к себе, настраиваясь на исцеление, распределил потоки эдры, направив их так, чтобы подпитывать процесс заживления ран. Под повязками здорово зачесалось, так что я невольно ерзал на кресле, временами запуская пальцы между пуговицами кителя и ощупывая живот.

— Раны беспокоят? — по-своему расценил это Путилин, на ходу бросая на меня быстрый взгляд. — Я постараюсь вести аккуратнее. В любом случае, на моей малышке рессоры куда мягче, чем у местных извозчиков. Куда едем-то, кстати? Где обосновался?

Я пока скверно ориентировался в городе, поэтому мои объяснения получились несколько сбивчивыми. Вырулив из парка, мы даже остановились возле отдыхающего извозчика, и тот куда понятнее объяснил дорогу.

— Всё, понял. Тут вроде бы недалеко, — подытожил Путилин. — Так что потерпи, домчу с ветерком.

— Так это ваша машина? В смысле личная?

— Да. У меня к ним некоторая слабость. В Петербурге осталось ещё две. Возможно, придется на продажу выставлять. Но эту я решил забрать с собой. Только из-за этого пришлось добирался поездом, а не на летучем корабле.

— Странно…

— Что странного?

— Просто я слышал, что вы здесь в командировке. Вызваны специально для расследования этого дела. А вы, выходит, надолго сюда?

— Надолго. И командировка у меня… бессрочная. Она не связана с этим делом. Или вообще с каким-то конкретным.

— Больше похоже на ссылку.

Он снова взглянул на меня и усмехнулся.

— А я говорил — неглупый ты парень. Наблюдательный.

— Да тут ребус не из сложных. С вашей прямолинейностью, наверное, сложно на государевой службе. Пусть даже это Священная дружина.

— Увы, — усмехнулся сыщик. — Да и Священная дружина уже давно не та, что раньше. А здесь, в Томске, после смерти старика Юдашева службу и вовсе фактически распустили. Кто-то ушёл в полицию, кто-то вообще подался в изыскатели. Даже удивительно, как можно развалить всё буквально за пару лет. По сути, мне предстоит восстанавливать всё с нуля. Потому я так и приглядываюсь к тебе.

— Да я уже понял, — проворчал я.

— Только что-то не вижу энтузиазма. Многие мальчишки в детстве мечтают стать охотником на вампиров. Да и Дар у тебя очень подходящий…

Не знаю, о чем мечтал Богдан в детстве. Но я-то точно не об этом. Хотя в целом… В сотрудничестве с Путилиным есть свои плюсы. Дело даже не в потакании моим инстинктам сыщика, явно доставшимся от прошлой жизни. Это и для развития Дара может оказаться полезным. И самое главное — может помочь в решении некоторых бытовых и юридических проблем. Думаю, сотруднику местной спецслужбы проще договориться о восстановлении документов, например.

Одна проблема — всё это слабо сочетается с остальными моими занятиями. Учёбу в институте я тоже забрасывать не собирался. Да и бойцовский клуб Кудеярова тоже мог мне пригодиться.

Да уж, дилемма…

— Я… подумаю, Аркадий Францевич.

— Подумай. Крепко подумай.

Мы снова на некоторое время замолчали. Вырвавшись на широкую улицу, машина наконец набрала ход. Мощь под капотом была нешуточная — от ускорения меня будто огромная невидимая рука прижала к креслу. Но подвеска и правда была мягкая, ехали мы без тряски и рывков. Широкие шины шуршали по мостовой под урчание двигателя, из трубок в передней части капота временами вырывались клубы пара, быстро улетая куда-то под днище.

А не обманул дружинник. Катит и правда с ветерком. Я тут же вспомнил про машины, пылящиеся в гараже в усадьбе Василевского. Вряд ли они на ходу, но может, удастся починить хотя бы одну из них? Куда комфортнее, чем передвигаться по городу на гужевом транспорте. И в несколько раз быстрее.

— А насчёт убийцы… — решил всё-таки уточнить я. — У вас новая версия?

Чуть помедлив, Путилин произнёс ровным монотонным голосом, будто зачитывая доклад:

— Большую часть времени либо невидима, либо маскируется столь искусно, что полностью сливается с пейзажем. Может навести на человека морок, заставить сбиться с пути. По словам редких очевидцев, узревших оную, в естественном обличье похожа на уродливую нагую женщину с ярко-рыжими волосами и длинными, как у росомахи, медными когтями. Куски плоти, отделенные от её тела, превращаются в рыжий войлок. После смерти тело тоже быстро распадается, не оставляя следа. Однако нередко она может обмануть саму смерть, сбросив телесную оболочку и после сотворив новую.

— Хм… И что это?

— Цитирую по памяти описание из одной старой книги. Основанной по большей части на мифологии коренных сибирских народов и на отчетах из ранних петровских экспедиций к Оку Зимы. Но как-то подозрительно много совпадений с нашим случаем, ты не находишь?

Мы как раз доехали до усадьбы, и Путилин остановил машину рядом с забором, не глуша мотор.

— Да, есть такое… — пробормотал я, не торопясь вылезать. — И звучит не очень-то приятно.

— Тут ты прав, — кивнул он. — Это тебе не банальный вампир или порченный эдрой зверь. Тут, брат, штука пострашнее. Чистое, первородное создание Ока зимы.

— Ледяной демон? — недоверчиво спросил я.

Вспомнились пятна мёртвой, пожухшей листвы рядом с невидимыми магическими конструктами, которые расставлял после себя убийца. Может, листья были обожжены аномально низкой температурой?

— Он самый, — ответил Путилин. — Эту разновидность называют албыс. Чрезвычайно хитрая, неуловимая тварь. Действует обычно исподтишка, охотясь на одиночек. Правда, задокументированных упоминаний о ней крайне мало, так что не вполне понятно, что из всего этого правда, а что просто легенды. Да и вообще, демоны Ока Зимы уже лет сто не появлялись на обжитых людьми территориях. А уж тут, в городе… Это немыслимо!

Он покачал головой и добавил еле слышно:

— Как я уже сказал — я буду лишь рад ошибиться.

— А как изловить эту тварь, в той книге не написано?

— Готовых рецептов здесь не бывает. Но, судя по тем следам, что она за собой оставила, албыс вылезла из долгой спячки, и поначалу была довольно слаба. Именно поэтому она охотится за Одарёнными. Поедая их внутренности, она поглощает эдру и восстанавливает свою силу. И в этом смысле Академический парк для неё — идеальные охотничьи угодья. Есть, где спрятаться. И в то же время полно людей.

— И полно Одарённых.

Путилин лишь мрачно вздохнул, побарабанив пальцами по рулю.

— Ладно, Богдан. Поправляйся поскорее. Если всё же решишь мне что-то сообщить сверх того, что уже рассказал — знаешь, как меня найти.

Я выбрался из машины и уже собрался было идти. Но задержался ненадолго. Наклонился, заглядывая в машину.

— А знаете, Аркадий Францевич… Вот вы говорите, что не бывает в таких случаях готовых рецептов. Но есть ведь один беспроигрышный метод, который и здесь может пригодиться.

— Это какой же?

— Ловля на живца.

Глава 10

Идею мою Путилин, мягко говоря, не оценил. Причём отреагировал, пожалуй, жёстче, чем я думал. Даже из машины выскочил, чтобы не орать на всю улицу.

— Этого мне ещё не хватало! Не смей, ты слышишь?!

Оглядевшись и взяв себя в руки, он продолжил уже спокойнее.

— Ты, видимо, слишком близко к сердцу воспринял моё предложение о сотрудничестве. Но ты — ещё не член Священной дружины, и рисковать тобой я не имею права!

— Так я ведь и сам не стремлюсь лезть в самое пекло. Но я мог бы поискать свежие следы, которые бы привели меня в логово. А вы в это время следили бы за мной с безопасного расстояния. И, как только тварь клюнула бы…

— И что? Ты хоть представляешь, с кем мы имеем дело? Если это действительно албыс, то чтобы взять её, нам нужна будет целая команда охотников. Желательно сильных нефилимов. К слову, Каменев, телохранитель Вяземской, был парень не промах. Настоящий профессионал, прошёл через две военные кампании, опытный стрелок и фехтовальщик. Не говоря уже о том, что и Дар у него был весьма сильный. Я наводил кое-какие справки. Род Каменевых — это одно из ответвлений Романовых. У Петра Великого было много байстрюков. Некоторых он признал, и они основали собственные дворянские фамилии. И Аспект Камня у многих из них проявляется до сих пор, в третьем-четвертом поколении. Редкий Аспект. И один из самых сильных.

— Но даже он не справился… — задумчиво пробормотал я.

— Вот именно! Куда уж нам с тобой соваться. На моей совести и так накопилось слишком много трупов. Хватит с меня…

Последние фразы он произнёс вполголоса, уже отвернувшись. Но я расслышал.

— Да понял я, понял, — успокоил я его.

— Уж надеюсь! Мысль про то, чтобы поискать ещё следы — дельная. Но займёмся этим через день-два. Ты пока отлежись, а я добуду подкрепление. Ну, и самое главное — постараемся локализовать эту гадину. Подозреваю, что она обосновалась именно в той секции ботсада, где нашли Каменева и Вяземскую.

— Да, похоже на то. Оттуда и до дуба недалеко. Да и вообще, это почти самый центр парка…

— Тоже об этом думал. Очень надеюсь, что у нас есть ещё хотя бы дня два-три прежде, чем она снова выйдет на охоту. Хотя промежутки между убийствами становятся всё короче. И это меня беспокоит… А это что за барышня? Тебя встречает?

Я обернулся, проследив за его взглядом.

— Да, это за мной.

— Ну, тогда не будем заставлять даму ждать, — усмехнулся Путилин.

Попрощавшись, он вернулся в машину. Двигатель, с шипением выбросив струю пара куда-то под днище, заурчал громче, начищенные спицы на колесах замелькали, быстро слившись в поблескивающие диски. Я проводил взглядом удаляющийся аппарат, и снова подумал о том, что мне этого здорово не хватает. Скорости, маневренности, особого восприятия города, которое появляется у водителя. Даже ладони, кажется, зачесались от фантомных воспоминаний о шершавой оплётке руля. Там, в прошлой жизни, я точно водил машину.

Надо бы провести ревизию в гараже.

Я подошёл к Раде, по-прежнему скромно стоящей у сплошь переплетенного ветвями забора со здоровенным кожаным портфелем в руке.

— Тебя и не узнать в этой форме, — улыбнулся я. — У вас занятия в гимназии уже начались?

Со строгой прической, в тёмном приталенном платье до колен с белым фартуком поверх него и в лакированных туфлях на невысоком каблуке Рада и правда выглядела старше и серьёзнее обычного. Впрочем, этот наряд ей очень шёл. Просто я уже за последние дни привык видеть её в простеньких домашних сарафанах.

— С понедельника. Но сегодня нас собирали заранее, чтобы уладить всякие формальности. Книги вот взяла кое-какие.

— Давай помогу, — подхватил я её портфель. Удивился его весу. — Это что ж за книги у вас там? На глиняных табличках?

Рада в ответ лишь хихикнула.

Поездка наша с Путилиным заняла от силы четверть часа, но за это время я успел неплохо подлечиться. Раны всё ещё чесались, но голова не кружилась, при ходьбе меня не болтало. Разве что свободная эдра почти иссякла, но это дело поправимое — я снова восполнил запасы осознанным усилием, вытягивая энергию из ближайших деревьев.

Демьяна дома не было — снова ушёл на заработки. Что ж, так даже лучше — будет время спокойно собраться с силами.

Я переоделся в своей комнатке, убрал все налепленные Лебедевой пластыри. Под ними обнаружились короткие рубцы, уже начавшие покрываться сухой корочкой. Не удержавшись, я сковырнул её кое-где. Под ней даже не кровило, и шрамы были розовыми, чистыми и не болезненными на ощупь. Сквозь кожу я видел, что раны заросли уже по всей глубине. Двигаться можно было уже вполне свободно, но некоторая слабость до сих пор сохранялась.

Так. Дело уже, видно, не в ранах как таковых, а в потере крови. И что с этим делать? Насколько я помню анатомию, основные кроветворные органы — это костный мозг и лимфоузлы. Может, и их можно как-то простимулировать?

Мысль-то хорошая, но вот как это реализовать на практике… Я довольно долго, не меньше получаса, просидел на топчане, всё так же голый по пояс, прислушиваясь к себе и пытаясь направить потоки эдры в нужное русло. Снова опустошил грудной узел, снова наполнил его, втянув свободную эдру с округи…

Как заснул — и сам не заметил. Просто в какой-то момент вдруг встрепенулся, разбуженный затекшей от неудобной позы шеей и разыгравшимся аппетитом.

Я воспринял это как добрый знак. После ранения я был вялый и аморфный, как мокрая вата, постоянно подташнивало и хотелось спать. Но сейчас всё это как рукой сняло — в голове было ясно, тело стало лёгким и послушным. Только жрать хотелось неимоверно.

Выглянув в горницу, убедился, что там никого нет — Рада, похоже, была в своей комнате. В поисках еды быстренько пошарил по шкафам и по ящикам рядом с печью. Какие-то крупы, мёд, остатки каши в ещё тёплом, обернутом старым тулупом чугунке… Нет, всё не то. Мне хотелось мяса. А ещё лучше — какой-нибудь печёнки. Готов был сейчас вцепиться зубами прямо в сырой кусок.

Судя по сумеркам за окном, проспал я минимум несколько часов. Или это уже рассветает? Да нет, вряд ли…

Неудачно раскрыв дверцы очередного шкафчика, чуть не опрокинул стопку тарелок. К счастью, соскользнула только одна, самая верхняя, да и та была оловянная, так что не разбилась. Правда, загремела на всю горницу так, что Рада тут же выглянула из своей комнаты.

— Это я тут буяню немного, — успокоил я её. — Проголодался, но тебя не хотел беспокоить…

— Не там ищешь, — улыбнулась она. — Там на поду горшок стоит уже с готовым.

— Где?

— Да садись, я тебе подам.

Она открыла здоровенную полукруглую заслонку и железной хреновиной на коротком древке вытянула из недр печи увесистый чугунок. Я даже забеспокоился, удержит ли — для равновесия девушка отклонилась назад, держа вес чуть наотлёт от себя. Но, похоже, ей было не впервой, ловко управилась.

Из чугунка повалил такой густой вкусный запах, что у меня в животе заурчало.

— М-м-м… Мясо! — едва не прорычал я, и Рада засмеялась.

— Горячее только! Сейчас в чашку выложу, пусть остывает.

— Да, я… пока схожу наброшу что-нибудь.

Только сейчас сообразил, что так и шастаю по дому голый по пояс. Мне-то всё равно, разве что прохладно немного. Но Рада, поглядывая на меня, заметно стеснялась.

Впрочем, во взгляде, который она бросила мне вслед, я заметил и кое-что другое. Удивление, смешанное с некоторым страхом. Девушку так охватило это чувство, что она так и застыла с расширившимися глазами и чуть приоткрытым ртом, и не сразу среагировала, даже когда я обернулся на неё.

— Что с тобой?

— Да нет-нет, ничего… Ступай. Папенька скоро вернётся… — окончательно смутившись, отвернулась она. Но не выдержав, снова искоса стрельнула глазами.

Я уже открыл было дверь в свою комнату, но потом всё же снова повернулся к ней.

— Ты… увидела что-то? — осторожно спросил я. — У меня на спине?

В точку. Глаза она опустила, но на щеках зарделся румянец. И это было не смущение, а именно смятение — происходящее, кажется, удивило и испугало её одновременно.

Я вернулся и подошёл к ней ближе, почти вплотную. Она попятилась, пока не упёрлась в стол. Отступать было особо некуда.

— Расскажи, не бойся, — мягко, но настойчиво предложил я. — Я знаю, что у меня там шрамы необычные…

— Шрамы? — удивилась она. — Нет. То есть… Может, и да. Не заметила.

— Но что-то же ты там этакое разглядела? Да говори, как есть. Я никому не скажу.

Она вздохнула.

— Просто я… Часто вижу то, чего другие не видят. Как туман цветной вокруг жар-камня вьётся например. Или как внутри деревьев светящийся сок течёт. И люди иногда встречаются, в которых эта сила скрытая теплится.

— Эдра.

— Да, наверное. Я папеньке рассказывала, но он всего этого не видит. Говорит, что это у меня Дар такой.

— Забавно. Я тоже вижу.

— Правда? — недоверчиво переспросила она, наконец, подняв на меня взгляд.

— Правда. Ну, а у меня что разглядела?

— С самого начала знала, что ты… Не простой. Одарённый, как и папенька. Только вот…

— Что? Ну, говори, говори, не робей!

Давить на неё не стоило — она ещё больше отстранилась. Но всё же ответила.

— Просто у тебя эта эдра… другая. Странная какая-то. Меняется. То красноватая, как у отца, то белёсая. То, как сейчас — золотистая…

— Но не это же тебя так напугало?

— Да не боюсь я! — обиженно дернула она плечиком.

— Хорошо, хорошо. Не боишься. Но я же вижу, как глазёнки округлились. Расскажи, мне же тоже интересно.

Я повернулся к ней спиной, оглянулся через плечо, пытаясь сам разглядеть хоть что-то между лопатками. Но это надо шею иметь, как у лебедя.

Рада, вздохнув, окинула меня взглядом. Подняла руку, но коснуться не решилась.

— Тут у тебя такой… круг на спине. Разрисован знаками. Эдра тонкими полосками идёт и сквозь кожу будто бы просвечивает. А шрамы… Да, вот теперь вижу. Но они бледные совсем. Ты бы не сказал — я бы и не заметила…

— Занятно, занятно… — пробормотал я.

— А ты сам его не чуешь разве? Я вот чую…

Сказав это, Рада прикусила губу и отвернулась. Я, переваривая ранее услышанное, не сразу и допёр до смысла последней фразы.

— Погоди-ка… Что-что ты сказала?

Рада, делая вид, что не слышит, захлопотала у стола, накладывая еду. Чашками и ложками бряцала громко, будто нарочито. Я подошёл к ней сзади совсем вплотную — так, что запах её волос защекотал ноздри.

Она замерла, будто пойманная птичка, только грудь взволнованно вздымалась под вышитой тканью. На ней было домашнее легкое платье, напоминающее русский народный наряд. Что-то вроде льняной белой рубахи с коротким рукавом, поверх которой — длинный сарафан на тонких лямках. Но ворот у рубахи довольно широкий, приоткрывающий ключицы.

По-прежнему стоя у неё за спиной, я быстро, одним движением распустил ей тесемки на вороте рубашки. Она затаила дыхание, но не шевелилась. У меня и самого пальцы задрожали от волнения. Ещё и запах её, кажется,становился всё сильнее, дурманя голову. А этот изгиб тонкой шеи, эти прядки волос, лежащие за тонким полупрозрачным ушком…

Я и сам уже почти не дышал, стараясь отбросить ненужные мысли. Воздух вокруг нас будто бы сгустился, наполнился цветными полупрозрачными струйками эдры — это я сбросил Аспект Исцеления и сосредоточился на восприятии эдры.

И потянул тонкую ткань на себя, заглядывая Раде за шиворот, между тонкими, явственно проглядывающими сквозь кожу лопатками.

Она, наконец, рванулась, выскользнула у меня из-под рук. Впрочем, я её и не держал. Увидел я достаточно.

Шрамы на её коже тоже были едва заметны. Но магическим зрением я разглядел сложную вязь светящихся рун, охватывающую всю верхнюю часть ее спины. Наверное, так же, как и у меня.

Почему-то первой реакцией стала ярость. Я глухо рыкнул, долбанув по столу кулаком.

Злился я на Велесова. Вот ведь старый упрямый дурень! Он наверняка что-то знает, но говорить не хочет. Всё из него клещами приходится вытягивать. Эти шрамы на спине, эти руны шаманские… Всё это как-то взаимосвязано. И с Радой мы, выходит, тоже как-то связаны…

— Прости, — глухо пробормотал я, обернувшись на вздрогнувшую от моей вспышки гнева Раду. — Я… просто мне нужно было знать.

Девушка стояла, запоздало зажимая в кулак ворот платья у самой шеи. От смущения покраснела так, что даже мочки ушей зарозовели. Но вроде бы не злилась. И то хорошо.

— Папенька скоро придёт, — проговорила она, возвращаясь к столу. — Ты бы… оделся.

— Да, конечно. А ты… Знаешь, что это вообще за хреновина? Что за символы?

Она неопределённо дёрнула плечом.

— Нет. Даже не знаю, как они выглядят. Я просто чую их на спине. Особенно когда… Ну…

— Во время приступов?

— Да.

— А Демьян ничего не говорит по этому поводу?

Она покачала головой.

— Он не любит, когда я завожу разговор об этом.

Я снова раздражённо рыкнул, едва сдержавшись от ругательства. Ладно… Так я и думал.

Переодевшись, я вернулся в горницу и, наконец, поел наваристой мясной похлёбки вприкуску с хлебом. Аппетит у меня был нешуточный — Рада только успевала подкладывать, под конец уже с удивлённым смехом.

— Ну, ты прямо как с голодного краю. Да не торопись, обожжёшься ведь!

Демьян вернулся, когда за окнами было уже почти темно. К тому времени мы уже сидели, как ни в чем не бывало. Я после плотного ужина почувствовал себя ещё лучше, даже прогулялся немного по саду, восполняя в очередной раз запасы свободной эдры. Исцеление шло полным ходом, но требовало целую прорву магических ресурсов. Раны уже полностью заросли, я даже с трудом находил рубцы от них. Да и кровопотеря, по ощущениям, практически компенсировалась.

Магия, как она есть. Интересно, во сколько раз я ускорил процесс выздоровления? В пять? В десять?

Велесов пришёл, как обычно, угрюмый и неразговорчивый. Переоделся, уселся за стол. Прежде чем подступиться к нему с расспросами, я решил подождать, пока он поест. Злить волчару, когда он ещё и голоден — плохая затея.

Впрочем, чем больше я об этом думал, тем больше склонялся к тому, что, может, торопиться и не стоит. К старому вампиру нужно найти какой-то подход. Отношения у нас и без того сложные. Он мне не вполне доверяет, и точно скрывает многие факты из своего прошлого. Вон, например, как на одно только упоминание о Дарине сагрился…

И в то же время рассориться с ним вдрызг не хотелось бы. Он ведь и правда один из немногих людей, на которых я могу хоть как-то опереться, пока сам не встал на ноги. Вот ведь дилемма…

Стоп! А дневники Василевского?! Точно! Со всей этой кутерьмой, навалившейся на меня с момента прибытия в Томск, я совсем про них забыл — портфель с архивом князя так и валяется в тайнике за топчаном. А ведь это ещё не все документы — Аскольд говорил, что у Велесова вторая половина…

В этих записях, конечно, ещё только предстоит разобраться — почерк у князя был как у курицы лапой, придётся буквально расшифровывать каждую страничку. Собственно, поэтому я пока и отложил это в долгий ящик. Но сейчас все эти истории с его экспедициями в глубинные районы Сайберии заиграли для меня новыми красками. Эта информация куда важнее и актуальнее, чем я думал.

Может, в этих записях найдется что-нибудь и про мать Богдана? А может, и про Раду? То, что юная красавица — не родная дочь Велесову, понятно было с первого взгляда. Но кто она? Откуда? В конце концов, что это за дьявольские метки на нас обоих? И не связаны ли они как-то с ледяными демонами? Ведь под каждым призрачным глазом албыс я видел такие же. Будто некие магические формулы, придающие эдре конкретное воплощение.

Сидя в углу в огромном кресле, накрытом медвежьей шкурой, я размышлял об этом, исподлобья наблюдая за Демьяном. Что же ты скрываешь от меня, старый упырь? И могу ли я и правда доверять тебе? Аскольд вот доверял. И закончил смертью от рук одного из твоих сородичей…

Демьян сидел ко мне спиной, размеренно и неторопливо орудуя деревянной ложкой. Но вдруг замер, оборачиваясь. Я поначалу даже решил, что он почуял спиной мой взгляд. Но нет, он прислушивался к чему-то за дверью. Я ничего не слышал, но это и неудивительно — я всё ещё был под Аспектом Исцеления.

— Что-то случилось? — встревожилась Рада.

— В саду кто-то шарится. В кустах шуршит.

— Может, кошки?

Он покачал головой и поднялся из-за стола.

— Пойду гляну…

Я остался на месте, но на всякий случай перехватил его Аспект. На улице уже почти стемнело, так что, если вдруг нужно будет прийти на помощь — лучше иметь в арсенале зрение, нюх и слух хищника.

Впрочем, даже так я всё равно далеко не сразу расслышал, что же его так встревожило. Прошло несколько минут прежде, чем до меня донеслись звуки какой-то невнятной возни и испуганные возгласы.

Голос показался знакомым.

Выскочив вслед за Демьяном во двор, я завертел головой, прислушиваясь. В сумерках кто-то ломился, не разбирая дороги, прямо через кусты, на бегу что-то испуганно вереща.

— Месьё! C'estune erreur! Я не вор! А-а-а, помогите!

— Жак! — выкрикнул я в ответ. — Сюда!

Ориентируясь по звукам, я рванул через кусты ему наперерез. Но немного опоздал — когда выскочил на аллею, Велесов уже настиг незадачливого француза и держал его за шкирку, как нашкодившего котёнка, приподняв одной рукой над землёй. Полиньяк, вытаращив глаза, тщетно пытался вырваться.

— Демьян! Отпусти его! Это ко мне…

— К тебе?

— Я же говорил, мсье! Я пришёл к своему другу…

— С каких это пор ты зазываешь сюда гостей? — недовольно прорычал Демьян, опуская, наконец, студента на землю, но продолжая держать за шиворот.

— Может, ты забыл, но вообще-то это мой дом, — огрызнулся я. — Да отпусти ты его, наконец! Что он подумает о русском гостеприимстве?

— Знаешь, как говорят? Незваный гость — хуже татарина…

— Звучит довольно обидно, — буркнул Полиньяк, поправляя одежду. — Для татар.

— Ты какими судьбами вообще? И как узнал, где я живу?

— Вообще-то ты сам рассказывал. Точный адрес не называл, но говорил, что это старый особняк на набережной. Я расспросил извозчиков, и вот… Дом-то очень приметный. Хотя у него в округе недобрая слава…

Жак невольно покосился на Демьяна, не спускавшего с него мрачного взгляда.

— А зачем ты меня искал? Что-то срочное?

— Ну… Просто мы о тебе беспокоились! — с некоторой обидой ответил Жак. — Ты же… как это у вас говорят… провалился через землю? В госпитале сказали, что тебя сразу после перевязки куда-то увёз этот жутковатый тип. Сыщик. И с тех пор о тебе ничего не слышно. А в университете весь день такое творится! Комендантский час, полиция, солдаты…

— Погоди-погоди, не тараторь, — усмехнулся я. — Пойдём лучше в дом, поговорим спокойно.

— Не откажусь, — с достоинством поклонился Полиньяк. — И… не хотел говорить сразу, но в общежиз… в общагу меня, наверное, сегодня уже не пустят. Я смогу переночевать у тебя?

— Конечно, оставайся, — хлопнул я его по плечу, не обращая внимания на недовольно зыркающего Демьяна.

Мы вернулись в дом. По дороге Велесов, поравнявшись со мной, переспросил:

— Чего это картавый говорил про госпиталь? Ты опять куда-то ввязался?

— Вот сейчас как раз и расскажу.

Внутренним убранством флигеля Полиньяк был совершенно очарован. Его приводили в восторг даже самые простые, казалось бы, вещи типа русской печи, чугунных горшков, кристаллов жар-камня. А уж над охотничьими трофеями Демьяна он и вовсе залип надолго. Особенно его поразила голова индрика, поблескивающая в полутёмном углу голубоватыми вкраплениями светящегося эмберита в рогах.

Рада в присутствии гостя оживилась, да и Демьян, побурчав немного, смягчился. Мы усадили Полиньяка за стол, накормили, Велесов даже угостил его своей фирменной травяной настойкой. Быстро сомлев от неё, француз выболтал всё — может, даже то, чего рассказывать и не собирался.

Похоже, Путилин всё-таки крепко взялся за дело. Ему удалось уговорить ректора принять экстренные меры. Было объявлено, что на ближайшие три дня территория университета закрыта для посещений. Доступ оставили лишь персоналу, а также тем студентам, что размещались в общежитиях — не на улицу же их выгонять. Но и студентов тоже, по сути, заперли на карантин. Распорядились, что им нельзя гулять по парку — выходить можно только в столовую в определённые часы, а всё остальное время нельзя покидать свои комнаты.

— Я хотел и Варвару сюда захватить, но ей не удалось выбраться, — вздохнул Полиньяк. — Она теперь там, как в тюрьме…

Я запоздало подумал, что ребят и правда надо было вытащить оттуда. Особенно Варвару. Она, как Одарённая, для демона вдвойне привлекательнее. Пожили бы здесь, как-нибудь уж разместились бы. На крайний случай можно расконсервировать пару комнат в особняке. Ещё не зима, топить много не надо…

Демьян слушал Полиньяка не перебивая, Рада тоже заинтересовалась, но забрасывала уточняющими вопросами за троих.

Потом настал и мой черёд рассказывать. Я не торопясь, выбирая слова, поведал о своём чудесном исцелении (сильно приукрасив при этом возможности Лебедевой), о подозрениях Путилина, об описании жуткой таёжной ведьмы из старинной книги.

Велесов, кажется, с каждым моим словом становился всё мрачнее, вперившись задумчивым взглядом в одну точку. Встрепенулся только когда я окликнул его.

— Ну, а ты-то что скажешь, Демьян? Ты ведь всякого на своем веку повидал. Может, и об этой… албыс доводилось слышать.

— Доводилось…

— Ну, и?

— Дурень он, сыщик твой. И книжонка у него дурацкая, — проворчал Демьян, одним махом осушая кружку с настойкой. Нахмурившись своим мыслям, плеснул ещё.

— И почему же? — осторожно спросил Полиньяк.

— Если это и правда албыс, то такие облавы на неё устраивать нет резона. Только спугнёшь, а там — поминай, как звали. Всё равно, что ветры вонючие пустить, а потом пытаться поймать ладошками.

Рада хихикнула, но Полиньяк, нахмурившись, уточнил:

— И что в этом плохого? Пусть чудовище бежит. Нужно обезопасить людей.

Демьян невесело покачал головой.

— Ага, как же! Из города её теперь не вытуришь. Здесь для неё раздолье.

— И думаешь, не получится её выследить? — спросил я. — Она правда невидимка, как в той книге пишут?

— Хуже. Изначально албыс вообще бесплотна. И может в этом состоянии морок наводить, в людей вселяться, заставлять их делать всякое… Но, если наберёт силу, прорывается и в наш мир, обретает собственное обличье. Может превратиться хоть в мужчину, хоть в женщину. Чаще всего подменяет собой какую-нибудь из своих жертв. И может притворяться так искусно, что порой живёт так месяцами, а то и годами.

— Какой ужас… — прошептал Полиньяк.

— Было одно громкое дело. Давно, ещё во время войны с французами. Мы с Василевским тогда уже были знакомы. Он служил в войсках, полевым хирургом. Лазарет наш стоял под Смоленском, там бои шли тяжелые. И вот там как раз и объявилась албыс.

— Так далеко от Сайберии? — удивился я.

— Она могла и дальше забраться. Тварь, похоже, несколько лет колесила с цыганами под личиной гадалки. Пол-России объездила. Сколько народу сгубить успела — страшно подумать. Так окрепла и обнаглела, что простой люд жрала пачками, и даже на сильных Одарённых не боялась нападать. Но обломала зубы об Ермолова. Генерал такой был, из нефилимов. Командовал тогда обороной Смоленска. Пробралась албыс прямо к нему в ставку, напала, когда тот спал. Но он успел отбиться. И просто испепелил её ко всем чертям, вместе с бесплотным духом.

— Аспект Огня? — уточнил я.

— Да. Ермолов овобще один из самых сильных нефилимов был за всю историю. Хотя, почему был. Он, кажется, ещё жив, только от дел отошёл давно.

— А албыс, выходит, огня боится?

— Да. Даже в бесплотном виде.

— Ну, тогда получается, не совсем уж она и бесплотна? — усмехнулся я.

Полиньяк, ошарашенно переводя взгляд с меня на Велесова и обратно, смущённо кашлянул:

— Пардон муа… Но, мсье, вы, кажется, что-то путаете. Какая война с французами? Последний раз наши империи воевали лет сто назад. Не хотите же вы сказать, что… Oh, mon Dieu!

До него, наконец, дошло, и глаза его округлились, став чуть ли не больше, чем линзы очков.

— Погодите-ка… Я никогда не видел настоящего живого нефилима так близко!

— Видел-видел, — усмехнулся я. — И куда чаще, чем тебе кажется.

Полиньяк от удивления издал горлом какой-то странный булькающий звук и закашлялся. Наконец, вытаращив на меня глаза, просипел:

— И ты… тоже?!

Я приложил палец к губам.

— Т-с-с… Только это между нами, ладно?

— Да-да, конечно! Я буду нем, как рыба об лёд!

Я даже не стал его поправлять — после рассказа Демьяна я изрядно загрузился. Меня охватило странное тревожное предчувствие. Будто я забыл о чём-то важном.

Путилин и правда недооценивает противника. Если Велесов прав, то против албыс нужно действовать гораздо тоньше и аккуратнее, иначе можно либо спугнуть, либо спровоцировать на агрессивные действия. Загнанная в угол, эта тварь запросто может убить сразу нескольких человек.

Но всё же — что ещё я упускаю? В мозгу вертятся какие-то смутные догадки, обрывки разговоров…

— Жак, а ты хорошо запомнил план парка? Особенно вокруг того места, где мы нашли дочку губернатора?

— Да у меня и сам план есть. Из-за всей этой неразберихи я забыл сдать его Боцману… Вот!

Он, порывшись у себя в портфеле, достал карту. Я, торопливо раздвигая чашки, чтобы освободить место на столе, развернул её, подвинул ближе эмберитовый светильник.

— Так, а карандаш есть?

— Да, конечно. Держи.

Мы дружно, с четырёх сторон, склонились над картой. Что конкретно я ищу, я пока и сам не понимал. Но первым делом я отметил крестиком место, где погиб Каменев.

— Так, вот здесь. Это окраина секции ботанического сада. А вот здесь — Гранитный дуб… — я поставил ещё один крестик. — Вот тут, возле главного корпуса, я видел свежее Око… Ещё — на шпиле самого здания. И где-то вот здесь. И здесь. И здесь…

— Око? — переспросил Полиньяк.

Я вкратце рассказал про призрачные «камеры наблюдения», по которым и вычислил место, где пропала Вяземская. Раз уж признался, что я Одарённый — смысл уже скрывать. В конце концов, шила в мешке не утаишь. Вон, даже Путилин уже в курсе, что я как минимум умею видеть эдру. В тайне нужно держать сам Аспект Пересмешника.

Сосредоточился на воспоминаниях. Точного расположения всех невидимых зенок албыс я, конечно, отметить по памяти не мог, их было довольно много. Но я попробовал расставить метки хотя бы примерно.

И всё равно, картинка начала потихоньку вырисовываться.

— Кучно натыканы, — хмыкнул Велесов. — Похоже, её логово где-то здесь, в серёдке. Сидит там, как паучиха в паутине.

— А Путилин не знает, — вздохнул я. — Он-то решил, что тварь обосновалась вот здесь, южнее, в секции ботсада.

— И тут промашка. Мельчает что-то Священная Дружина, — криво усмехнулся вампир.

— Да он и сам говорит, что их контора переживает не лучшие времена… Ну, что ж, выходит, логово где-то здесь. Может, даже в каком-то из этих зданий. Вот это вот Медицинский институт. А это что-то помельче… Блин, жалко, что не подписано.

Я постучал карандашом по двум прямоугольникам — один побольше, второй совсем маленький, обозначающий, судя по масштабу, домик размером меньше нашего.

— О, а я знаю! — вдруг подался вперёд Жак. — Это же общага! Женская! А это рядом домик комендантши, Гретты!

— Точно?

— Я ведь там был! Ходил вчера с Варей. Но Гретта меня выгнала взашей. Жуткая мегера…

— Да-да, помню. Ты ещё жаловался, что старуха непонятно как вас засекла… — я запнулся, и продолжил уже медленнее, будто боясь спугнуть мысль. — И подкралась ещё так незаметно… будто из-под земли выскочила…

По спине пробежал озноб, мысли, на секунду замершие, будто на стоп-кадре, снова понеслись вскачь. Мы с Полиньяком пересеклись взглядами и хором, не сговариваясь, с ужасом выдохнули:

— Варвара!

Глава 11

По ночам Академический парк был, пожалуй, одним из самых тёмных пятен на карте городе. Если бы я мог сейчас взлететь и оглядеть его с высоты птичьего полёта, то наверняка увидел бы только несколько больших островов света вокруг главных зданий и на аллеях, соединяющих их. Но остальные тропинки освещались лишь небольшими эмберитовыми фонарями, а отдалённые участки и вовсе, по сути, мало чем отличались от обычного леса.

К главным воротам мы подъезжать не стали, да и вообще отпустили извозчика за несколько кварталов от места назначения, а дальше шли пешком. Это было как раз кстати — по пути была возможность ещё раз всё обсудить и разработать хоть какой-то план. Потому что из дома мы выбежали, как ошпаренные, толком не подготовившись.

Впрочем, а как тут подготовишься? Действовали мы на голых эмоциях, особенно Полиньяк. У того, когда он понял, что таинственное чудовище может скрываться прямо в соседнем здании от Варвары, вообще крышу снесло. И это он ещё не догадывается, что девушка — Одарённая, и потому представляет для албыс особый интерес.

Я был более уравновешен. Пытался успокоить себя тем, что наша версия про то, что албыс скрывается под личиной Гретты — это всего лишь догадка. И даже если она верна…В конце концов, за все эти дни тварь не добралась до Варвары, хотя и наверняка заприметила её. Может, просто следует правилу «не ешь там, где живёшь»? Не хочет привлечь лишнее внимание к своему логову?

Утешение слабое, конечно. Особенно если вспомнить слова Путилина о том, что промежутки между убийствами становятся всё короче. Да и судя по рассказу Велесова, албыс, распробовав человеческой крови, со временем только наращивает аппетиты. К тому же наверняка монстр заметил, что в парке началась какая-то движуха. И это тоже может сподвигнуть его на резкие действия.

В общем, сидеть дома и дожидаться следующего дня нам бы точно терпения не хватило. Варвару нужно было вытаскивать прямо сейчас. Под эвакуацию Одарённых, организованную администрацией университета, она точно не попала, потому что скрывает свой Дар. И из-за этого она сейчас рискует ещё больше.

Поначалу была мысль попробовать передать предупреждение Путилину. Но я её отмел. Разыскивать сыщика через контору обер-полицмейстера сейчас бесполезно. Скорее всего, он на территории университета. Пробиться напрямую к нему? Придётся отвечать на массу неудобных вопросов. О своём чудесном исцелении. О том, откуда я узнал новые подробности про албыс. О том, почему я вообще так беспокоюсь за некую Варвару Колыванову. Чёрт побери, да я и так перед Путилиным слишком уж засветился!

Нет, действовать придётся самим, скрытно и как можно быстрее. Вот вытащим Варю в безопасное место — тогда и подумаем, как помочь Путилину устранить эту неуловимую таёжную ведьму.

Вот только с Полиньяком что делать? Оставаться дома он ни в какую не согласился. По дороге я попытался уговорить его на отвлекающий манёвр.

— Прикинешься, что заблудился. Попросишься обратно в общагу. Какой-нибудь скандальчик устроишь, шумиху, чтобы побольше охранников на себя оттянуть. А мы пока проскользнём к общежитию.

— Мне не нравится эта затея, Богдан. Не будь ты моим другом, я бы решил, что ты просто хочешь от меня избавиться, чтобы под ногами не мешался.

Демьян возмущённо фыркнул и открыл было рот, явно намереваясь сказать, что вообще-то так и есть. Но я вовремя его одёрнул.

— Я просто за тебя беспокоюсь, Жак. Там может быть опасно. Нам Варвару надо вытащить. А тут ещё и за тобой придётся приглядывать.

— Не надо за мной приглядывать! Я не ребёнок! И вообще — я ведь вам нужен! Я же был там. Знаю, где находится комната Вари. Знаю, обходной путь, чтобы пройти туда незаметно…

— Так просто расскажи, мы найдём.

— На словах это… В общем, так не объяснить, нужно показывать.

Ага, как же! Вот ведь хитрющий тип.

— Ладно, давайте-ка остановимся, сверимся с картой. Кажется, дальше уже соваться не стоит.

Мы шли вдоль высокого кованого забора, ограждающего территорию Академического парка. Эта часть улицы была безлюдна — освещённая фонарями мостовая была чуть поодаль, там проезжали редкие коляски извозчиков или автомобили. Пешеходов было и того меньше. Оно и понятно — на дворе уже давно за полночь.

Развернув лист с планом, мы с Демьяном прикинули, где мы сейчас находимся. Жак тоже пытался что-то разглядеть, но безуспешно. С его обычным человеческим зрением он сейчас вообще был как полуслепой — шагал за нами, как привязанный, то и дело спотыкаясь и умоляя не торопиться.

— Да, если зайдем здесь — то можно будет обойти вот здесь и окажемся у женской общаги, к западу от неё.

— Крюк же изрядный выйдет? — с сомнением поскрёб бороду Демьян. — Почему бы здесь не срезать?

— Это ботсад, где Вяземскую нашли. Наверняка там в округе сейчас больше всего наблюдателей. Лучше уж обойдём от греха подальше. Что, прямо здесь перелезем?

Я окинул взглядом забор. Секции из решеток с толстыми вертикальными прутьями, листовидные пики поверху, кирпичные столбы, тоже с острыми штырями поверху. Пока я примерялся, как это препятствие перелезть, Демьян, взяв короткий разбег, оттолкнулся от земли, потом от столба, потом от верхней кромки забора. Не успел я и опомниться, как он уже был на другой стороне.

Впрочем, я и сам тут же повторил его трюк, но действовал медленнее и аккуратнее, опасаясь зацепиться за пики наверху. Полиньяк, оставшийся за забором, растерянно окликнул нас:

— Эй! А как же я?

— Может, оставим его снаружи, от греха подальше? — проворчал Демьян. — Ведь правда же, без него быстрее обернёмся…

Я вздохнул, действительно задумавшись об этом на секунду. Но всё же решил, что Полиньяк прав — без него мы можем заплутать в окрестностях общаги.

— Надо бы ему как-то помочь…

Велесов, поворчав немного, всё же согласился. Подошёл к забору и, ухватившись за два соседних прута, потянул в стороны, тихо зарычав от натуги. Прутья подались, под изумлённым взглядом Полиньяка расходясь в стороны.

— Давай, пробуй. Ты вроде тощий, пролезешь.

На француза образовавшегося лаза и правда хватило с избытком. Протиснувшись между прутьями, он ненадолго задержался, сам пробуя их на прочность. Попыхтел, пытаясь согнуть один из них, но быстро сдался.

— Oh mon Dieu, ну и силища… Эй! Подождите меня, не так быстро! Тут слишком темно…

Шурша палой листвой, он бросился за нами. Споткнулся о торчащий из земли корень и едва не упал — я вовремя успел ухватить его за плечо.

— А ты давай потише… — проворчал Велесов, искоса зыркнув на него зелёными глазищами, блеснувшими в полутьме, как у огромного кота.

Жак громко сглотнул и закивал головой, что-то неразборчиво бормоча на французском.

Эта часть парка, особенно вдоль забора, и так-то была довольно запущена, а в темноте и вовсе превратилась в непролазные дебри. Если бы не Демьян, я бы вряд ли преодолел эту полосу препятствий, даже обладая зрением хищника. Он вёл нас, пробивая дорогу, как ледокол. При этом, несмотря на свои внушительные размеры, он умудрялся двигаться почти бесшумно — под ним ни ветка не хрустнет, ни листва не зашелестит. Зато мы поначалу пёрли через кусты, как пьяные лоси, особенно Полиньяк, которому приходилось передвигаться фактически вслепую.

Но, несмотря на все эти сложности, продвигались мы даже быстрее, чем я надеялся. И расставленные по парку патрули нам не особо помешали.

Жак не ошибся — на территорию университета и правда загнали несколько десятков полицейских и военных, которые, похоже, будут дежурить здесь круглосуточно. Мера, правда, довольно спорная. Мы с Демьяном издалека засекали любого из патрульных по звукам и запахам. Но даже без Аспекта Зверя обнаружить их было несложно — каждый из них был оснащён мощным фонарём, которым при ходьбе то и дело светил по кустам. Главное было не попасться под лучи этих прожекторов на открытом месте, да и вообще обходить их подальше.

Куда больше сложностей возникло с невидимыми соглядатаями, расставленными албыс. По пути я засёк четыре призрачных Ока. Может, конечно, какие-то и пропустил, но вряд ли. В темноте их было находить даже проще — обычное зрение не так мешало магическому, и сотканные из эдры конструкты я видел издалека, будто одинокие фонарики посреди поля.

Некоторые мы обошли на почтительном расстоянии, как и патрульных. Но в одном узком месте пришлось попробовать то, о чём я думал пока только чисто теоретически.

Око висело недалеко от меня, на стволе дерева, под которым мы засели. Судя по тому, что оно лениво рыскало взглядом вдоль аллеи, нас оно пока не заметило. Может, у него, как у камер наблюдения, даже слепая зона есть.

Потянулся к Оку мысленно, сосредоточился. Даже пришлось на время сбросить Аспект Зверя, чтобы сконцентрироваться на операциях с эдрой. Поначалу просто внимательнее изучил конструкт, даже удалось разглядеть некоторые составляющие его структуры, очень похожие на те, из которых состоят тонкие тела нефилимов, но более примитивные. А потом…

Я использовал тот же энергетический щуп, срисованный с вампирского, которым в своё время сожрал Дар у Жбана. Сложнее всего было дотянуться до объекта — до Ока было метра четыре, а то и больше. Но, стоило зацепиться за него, дальнейшее заняло считанные секунды. Я просто разрушил хрупкие призрачные структуры, развеял их в эдру, а саму эдру втянул, будто комар хоботком.

Ну вот. Не такое уж ты и страшное…

Демьян вряд ли видел, что конкретно я делаю, но что-то чуял по косвенным признакам, поэтому притих, насторожённо наблюдая за мной. Даже Полиньяка молча, но крепко придержал за шкирку, когда тот начал нетерпеливо вертеться.

— Ну что там?

— Теперь всё чисто. Двигаем дальше.

Мы сделали большой крюк и, как и планировали, обогнули ботсад и вышли к женским общежитиям с заднего двора. Здесь обнаружился ещё один забор, но и он нам препятствия не составил. Причем в этот раз Демьяну не пришлось показывать свою богатырскую силу — это давно уже было сделано до него. Полиньяк, поначалу немного поплутав в потёмках, разыскал ту тайную тропку, по которой он в прошлый раз ходил с Варварой. Там прутья забора тоже были разогнуты, а потом, лавируя между кустами, тропинка выводила прямо на задворки общежития.

Впрочем, само слово «общежитие» для этого здания не совсем подходило. Мужские общаги чаще напоминали казармы — большие общие спальни, общие умывальные комнаты, да и вообще всё общее. Девушки же жили в отдельных комнатах, по одному-два человека. Комната Вари, как объяснил Жак, угловая, на втором этаже здания. Но пройти туда незамеченными через главный вход, пожалуй, нереально — там горят яркие фонари и, скорее всего, дежурят патрульные.

Мы засели ненадолго в кустах, оглядываясь и оценивая обстановку.

— Можно попробовать через окно, — предложил Велесов — Тут вроде невысоко.

— Но как Варя спустится? — прошептал Полиньяк.

— Да кидайте её из окна, и дело с концом. Я поймаю.

Говорил Демьян предельно серьёзно, даже угрюмо. Но между фразами сделал небольшую, чётко выверенную паузу — ровно настолько, чтобы Полиньяк успел набрать в грудь воздуха, едва не задыхаясь от возмущения. Старый волчара всё-таки тот ещё тролль.

Он подался было вперёд, уже собираясь покинуть укрытие, но я, в последний момент заметив кое-что, цепко ухватил его за плечо.

— Погоди-ка… Тут кое-кто любопытный.

Ещё одно Око. На углу здания, под самым козырьком крыши. Грамотно установлено — поворачиваясь на гибкой ножке, охватывает широкий сектор и с торца здания, и вдоль стены. Я попробовал дотянуться до него, чтобы тоже развеять, но не получилось. Далековато. А ближе незаметно не подберешься — вдоль стены газон, ещё и освещенный фонарями.

— Давайте обойдём с другой стороны.

Держась за кустами, мы обогнули здание по широкой дуге.

— А вон и дом коменданта, — шепнул Полиньяк, указывая на небольшой одноэтажный флигель рядом с основным зданием. — Смотрите, даже свет из окна пробивается. Не спит, старая мегера…

Мы с Демьяном невольно переглянулись.

Воздух вокруг нас был наэлектризован предчувствием опасности. Око на углу здания было не единственным признаком того, что албыс где-то рядом, или по крайней мере, была недавно. Я различил рядом со зданием несколько длинных, тающих, будто полоски тумана, следов тёмной эдры.

— Думаешь, она там? — едва слышно, одними губами, прошептал я, мотнув головой в сторону флигеля.

Велесов неопределённо пожал плечами. Развернулся, втягивая ноздрями воздух. Я тоже принюхивался вместе с ним, но это мне мало что дало. Аспектом Зверя ещё нужно уметь пользоваться. Обострённый нюх обрушивал на меня такой ядрёный коктейль запахов, что вычленить в нём какие-то конкретные было делом, требующим серьёзной практики.

— Пахнет… смертью, — глухо проворчал вампир. — И кровью.

— Надо проверить.

— Предлагаете пойти прямо туда? — испуганно зашептал Полиньяк. — Но это же всё равно, что совать голову в пасть аллигатору.

— Поэтому ты посидишь тут, — скомандовал я. — И постарайся не шуметь. Мы быстро.

Быстро не получилось — мы осторожничали, тщательно обходя освещенные участки и стараясь держаться в тени, часто останавливались, прислушиваясь. Со всех сторон, в том числе и из здания общежития, то и дело доносилась какая-то приглушённая возня, но источник звуков не получалось сходу определить. Часто казалось, что кто-то шуршит совсем рядом, а на деле до источника было метров тридцать. Это для обычных человеческих ушей парк сейчас был тих и безлюден. Обострённый же Аспектом Зверя слух играл со мной злую шутку.

Велесов, в отличие от меня, двигался спокойно, без суеты.

— Проверь окно, я со стороны дверей зайду, — шепнул он.

Мы разделились. Подобравшись к светящемуся прямоугольнику окна я осторожно заглянул внутрь. Сердце колотилось так, что я всерьёз опасался, не услышит ли кто.

Шторы в комнате были задёрнуты неплотно, в щель между ними, прикрытую кружевным тюлем, можно было разглядеть комнату. Весьма скромную, надо сказать. Темные выцветшие обои на стенах, обшарпанная недорогая мебель, зеркало-трюмо в углу. Кресло-качалка с высокой спинкой, рядом круглый чайный столик с неубранной посудой. В воздухе я увидел знакомые тёмные полоски изменённой эдры — тёмно-фиолетовой, похожей на струйки дыма или тумана.

Я невольно дёрнулся, отстраняясь от окна — на пороге комнаты неожиданно возник Велесов. Остановился, спокойно окидывая взглядом обстановку. Прошёл к окну и открыл его изнутри. Я одним движением взмахнул на подоконник.

— Никого нет? — уточнил я. — Что ж тогда свет горит?

Впрочем, приглядевшись, я и сам понял ответ. Освещалась квартирка комендантши исключительно дешёвыми эмберитовыми светильниками. Днём их кристаллы обычно оставляют открытыми, чтобы они напитывались светом. Но «выключить» их на ночь нельзя, поэтому в конструкциях таких ламп предусмотрены плотные непрозрачные чехлы или шторки. Стало быть, после наступления темноты их никто не трогал…

Обыск не занял много времени. Проверили смежные комнаты — спальню с узкой панцирной кроватью и здоровенным иконостасом в углу, каморку со всяким хламом, крошечную кухню, половину которой занимала печка. А потом Демьян распахнул двери здоровенного платяного шкафа, стоявшего в основной комнате.

Уф… Трупов за последнее время я повидал немало, но привыкнуть к этому, наверное, невозможно. Этот, по крайней мере, не так обезображен — тварь, похоже, просто вонзила бедняжки когти в грудь. На серой глухой блузке с кружевным воротником виднелось несколько отверстий. Гретта и при жизни, похоже, была не очень приятной — худая остроносая старуха с собранными в пучок серыми волосами и морщинистой шеей. Но сейчас, затолканная в этот шкаф, как сломанная кукла, она выглядела особенно отталкивающе и жалко.

— Ну, что ж… — тихо сказал Демьян. — Вы почти угадали.

— Что значит «почти»?

Он прикоснулся к шее жертвы, к изгвазданной одежде, растёр каплю крови подушечками пальцев.

— Совсем недавно она была жива. Даже кровь не свернулась ещё.

У меня по хребту пробежали мурашки, и я раздражённо, как рассерженный пёс, передёрнул плечами.

Вот зар-раза! Выходит, албыс не скрывалась под личиной Гретты? Мы ошиблись! И как теперь искать эту тварь? Других-то зацепок нет. Она может скрываться, где угодно, ещё и под чужой личиной…

И тут холодок побежал у меня уже по всей спине. А зачем она убила Гретту? Чем ей старуха могла помешать?

Вывод у меня напрашивался только один. Тварь снова вышла на охоту! И студентки Горного и Медицинского и правда в опасности.

Будто подтверждая мою мысль, снаружи вдруг донёсся испуганный вопль Полиньяка.

Я выпрыгнул прямо в окно — некогда уже было осторожничать. По глазам вдруг резанула вспышка света — такая яркая и неожиданная, что я не успел прикрыться.

— Стоять!

За слепящим пятном фонаря маячил темный невнятный силуэт, но чуть в стороне, у самой стены здания, я разглядел вооруженного человека в полицейской форме. Тот тоже был с фонарём в свободной руке, но светил в другую сторону.

— Мсье, это ошибка! — выкрикнул Полиньяк, отвлекая на себя внимание. — Мы студенты! Мы просто…

Луч фонаря метнулся на его голос, выхватывая взъерошенного француза из темноты. Я, воспользовавшись этим, рванул в сторону, скрываясь в кустах.

— Стой, кому говорю! — запоздало выкрикнул полицейский.

Грохнул выстрел, следом за ним ещё один. Я, вжав голову в плечи, запетлял зигзагами, скрываясь глубже в кустах. Стреляли, скорее всего, в воздух, но мало ли…

В холодный ночной воздух вдруг звенящим, вибрирующим, как грубо дёрнутая струна, звуком вонзился протяжный женский визг.

— Помогите!

Кричали откуда-то с противоположной стороны здания. Крик сопровождался звоном разбитого стекла и каким-то странным шорохом, похожим на шелест огромных крыльев.

Полицейские, судя по суетливо заметавшимся в разные стороны пятнам света, не сумели сходу определить направление, но я сразу рванул туда. На бегу скорее почуял, чем увидел тёмный, размывающийся в движении силуэт Велесова, двигающегося чуть поодаль от меня, в нескольких шагах.

Окна в здании одно за другим вспыхивали изнутри пятнами света — шум разбудил многих постоялиц. Первое, что я увидел, завернув за угол — это распластавшуюся на траве девушку в длинной светлой ночнушке, залитой тёмными пятнами. Судя по валяющимся рядом с ней осколкам стекла и обломкам рамы — её с огромной силой вышвырнули прямо сквозь окно. Скорее всего, откуда-то со второго этажа.

Над ней склонилась другая девушка, не узнать которую с первого взгляда было бы сложно — вряд ли во всем городе сыщется русоволосая красавица такого роста и телосложения.

И с таким мощным нимбом эдры, хлещущим изнутри, будто извергающийся вулкан.

Странно сгорбившись, будто зверь, она обернулась на меня через плечо. Коса от этого движения взметнулась в воздух широкой дугой. В полутьме вспыхнули светящиеся жёлтые глазницы.

Я резко затормозил, словно налетев на невидимую стену.

— Варя?!

Глава 12

От моего окрика девушка вздрогнула, будто от выстрела, и рванула прочь со сверхъестественной скоростью. Светлое пятно её ночной рубашки ещё какое-то время мелькало между кустами, хрустели ломаемые ветки. Но потом всё быстро стихло.

Зато за нашими спинами всё только начало разворачиваться. Из-за угла, сталкиваясь друг с другом плечами, вылетели оба полицейских. Один сразу присел на колено, целясь в меня из пистолета.

— А ну стоять! — срывающимся голосом заорал второй. — Не трогай её!

Я медленно поднял руки, щурясь и отворачиваясь от бьющего в глаза света. Демьяна рядом не было — он успел укрыться где-то в кустах неподалёку. Зато, задыхаясь от бега, из-за спин полицейский выскочил Полиньяк. Замахал руками, снова пытаясь их образумить.

— Не стреляйте, мсье! — выкрикнул он. — Это мой друг! Мы просто пришли в гости…

— Ты спятил? — огрызнулся полицейский, но всё же, разглядев студенческую форму Полиньяка, немного смягчился. — Какие гости посреди ночи? Про комендантский час не слышали?

— Но мы не хотели ничего плохого! Мы просто беспокоились за одну нашу подругу…

— Да что ты несёшь? А ну-ка, к стене! И руки подними так, чтобы я их видел! Всё, ждём подкрепления… Самсонов, а ты этого не упусти!

Перепалку Полиньяка с полицейскими я слушал краем уха. Не меняя позы, оглядывался, оценивая ситуацию. Вокруг вроде было спокойно, если не считать того, что в здании многие переполошились — в доброй половине окон горел свет, кое-где из-за штор выглядывали испуганные студентки. Из-за кустов доносился приближающийся топот ног — на шум сбегались патрульные со всей округи. Ещё немного — и здесь будет целая облава. Те двое, что нас засекли, похоже, дежурили в самом здании, и подали сигнал остальным.

Меня не покидало ощущение, что за мной кто-то наблюдает. Даже мерещилось какое-то смутное движение, но видел я его лишь боковым зрением. Это было похоже на рябь на воде, только дрожал сам воздух. Но стоило обернуться — как всё исчезало. Это нервировало и заставляло сердце колотиться всё быстрее.

Ещё и мысли дурацкие в голову лезли.

Варвара и есть албыс?! А ведь многое сходится. В Томск она прибыла недавно… Живёт здесь, в самом центре выстроенной призрачной паутины… И Дар у неё какой-то странный, большую часть времени прячущийся, словно черепаха в панцирь…

Да нет, нет! Не может этого быть! Я просто отказывался в это верить.

Но почему она убежала? И что она делала рядом с трупом этой девушки?

Хотя… Не таким уж и трупом. Я расслышал, как бедняжка тихо захрипела и шевельнулась, пытаясь подняться.

— Эй! — окликнул я полицейского, по-прежнему держащего меня на мушке. — Она ещё жива!

Я наклонился было к ней, пытаясь разглядеть получше, но снова получил нервный окрик:

— Стой! Не трогай её!

Полицейский — молодой парень, явно и тридцати нет — подошёл ближе, не опуская оружия, лишь время от времени нервно поглядывая на распластавшуюся на траве девушку.

— Ты дурак? — не выдержав, огрызнулся я. — Я же помочь хочу! А ты в меня пистолетом тычешь…

— Ты как с полицией разговариваешь, щенок! — вспыхнул в ответ патрульный. — Чем ты поможешь-то?

— Целитель я! Дар у меня такой.

— Да ладно? Брешешь? — он смерил меня недоверчивым взглядом.

Я лишь фыркнул пренебрежительно и, демонстративно отвернувшись от него, присел на одно колено над девушкой.

В то, что она ещё жива, верилось с трудом — сорочка её была сплошь залита кровью, из груди и живота торчало несколько крупных осколков стекла. Но она точно ещё дышала — часто и неглубоко. На тонких бледных губах пузырилась розовая пена.

Я и правда сбросил Аспект Зверя и переключился на Исцеление. Тело передо мной тут же вспыхнуло светящимися под кожей линиями и пятнами. Судя по этим признакам, у бедняжки множественные переломы и внутренние кровотечения. Странно, как она вообще ещё жива…

Да уж, и куда я полез-то. Самого себя я, конечно, сумел полностью исцелить за неполный день. Но тут случай явно посерьёзнее. Впрочем, если я смогу хотя бы не дать ей умереть в ближайшие минуты и хоть как-то стабилизировать состояние — это уже будет победа. А дальше — вон, уже подкрепление на подходе. Может, успеют довезти её до госпиталя.

Размышляя об этом, я направил потоки целительной энергии, сосредоточившись на области вокруг сердца. Билось оно неровно, в рваном затухающем ритме. И довольно быстро встало, хотя мне и удалось перекрыть два участка с сильным кровотечением.

Я шумно выдохнул, отстранившись. Да как так-то?! Я чувствовал, что мог помочь ей. Должен был помочь! И эдры влил достаточно, за считанные секунды опустошив почти четверть грудного узла…

Полицейский, убрав пистолет в кобуру, вслед за мной склонился над пострадавшей. Его напарник тоже был уже рядом. Полиньяк стоял в нескольких шагах, вытягивая шею, чтобы заглянуть мне через плечо, но приближаться не решался.

— Богдан? — раздался за спиной удивлённый голос Путилина.

Уф, ну конечно! Его только тут не хватало!

— Рядовой, почему здесь посторонние? — холодным тоном продолжил сыщик.

— Так это, вашблагородие… Нарушители. Этот, кучерявый, студентом назвался, и форма у него Горного института. А этот…

— Студента сопроводите к главному корпусу для допроса. С этим я сам поговорю.

Разговор этот происходил буквально в нескольких шагах от меня, но я слышал его, будто сквозь толщу воды. Из-за смерти девушки на меня навалилось какое-то странное опустошение. Умом я понимал, что не виноват в том, что не удалось её спасти. Тут и более опытный и сильный целитель, наверное, не справился бы — счёт шёл на секунды. Но всё же я не мог заставить себя оторвать взгляд от её лица.

Обычная девчонка, молодая совсем. Похоже, первокурсница. Длинные тёмные волосы, бледное лицо с заострившимися чертами, обескровленными белыми губами и тёмными, почти чёрными синяками под глазницами. Ресницы на закрытых глазах такие густые и длинные… Будто накладные. И, кажется, до сих пор вздрагивают, будто глазные яблоки шевелятся под закрытыми веками…

Воздух вокруг меня будто бы сгустился, стал осязаемым и таким плотным, что ощутимо давил на плечи. И одновременно с этим меркло само сознание — я смертельно устал, руки опускались сами собой.

Морок! Какое-то наваждение, явно насылаемое извне!

Стоило понять это, как стало чуть легче. Я будто очнулся ото сна. Мысленным усилием резко втянул в себя эдру, пылесося округу в радиусе нескольких метров и восполняя запас в грудном узле.

И тут же будто бы соприкоснулся с чем-то невидимым и не совсем осязаемым. Ощущение — будто под водой рядом с тобой проплыло что-то большое, не задев, но обдав попутным потоком. Аещё — резким обжигающим холодом.

Девушка вдруг открыла глаза, оказавшиеся чёрными блестящими провалами.

Я отпрянул, рефлекторно переключаясь на Аспект Укрепления. Попытался выкрикнуть какое-то предупреждение, но звук будто застрял в горле. Я лишь успел, оттолкнувшись ногами, неуклюже отпрыгнуть, завалившись на спину. Но это позволило избежать первого удара.

Тварь, вселившая в девушку, атаковала так стремительно, что я толком не разглядел движения. Молниеносный взмах — и полицейский, склонившийся над ней, отлетел спиной вперёд в брызгах собственной крови. Само чудовище каким-то ломаным, неестественным движением воспряло. Не просто поднялось на ноги, а зависло невысоко над землёй, покачиваясь и болтая босыми исцарапанными ногами, будто они были просто привязаны на гибких шарнирах, как у марионетки.

Впрочем, она марионетка и есть. Бледная страшная кукла в окровавленной ночнушке, со спутанными чёрными волосами и быстро вырастающими из пальцев длиннющими зазубренными когтями, будто бы отлитыми из чистейшей отполированной меди.

Меня она ударила секундой позже — тоже с размаху полоснув когтями. Причем с такого расстояния она, кажется, и не могла дотянуться. Но тело мёртвой девушки было лишь её частью, выглядывающей в физический мир, как айсберг из-под воды. И когти тоже были длиннее, чем кажутся.

Магическим зрением я разглядел, наконец, ауру, до этого скрывавшуюся не то внутри тела, не то за его пределами. Может, даже где-то под землёй. Тонкое тело албыс было соткано из тёмной, плохо различимой эдры, похожей на разводы чернил, пролитых в воду. И оно было куда больше той, в кого вселилось. За бледным силуэтом девушки будто бы парила огромная тень.

Отреагировал я машинально, поставив встречный блок из эдры — как во время тренировок с бревном. Щит этот албыс не пробила, но сам удар был такой силы, что меня отшвырнуло ещё на несколько шагов.

Сама демоница схлопотала отдачу — её тоже отбросило, хоть и не так сильно, а часть когтей со звоном обломилась — они оказались хоть и острыми, но тонкими и хрупкими, как бритвы. Это не нанесло ей никакого ущерба, но, кажется, изрядно удивило. Резко, по-птичьи, склонив голову набок, она взглянула на меня своими чёрными глазищами и что-то прохрипела. Из пальцев её на смену сломанным когтям тут же полезли новые.

Но благодаря этой небольшой заминке мы получили несколько драгоценных мгновений. Кто-то из полицейских, опомнившись, успел выстрелить, потом к нему присоединились ещё двое. Путилин, выхватив из трости узкий прямой клинок, другой рукой швырнул в албыс что-то небольшое и блестящее.

— Назад! — выкрикнул он изменившимся, звенящим от напряжения голосом. — Все назад!

Сам он своему приказу не последовал — наоборот, набросился на албыс, отрезая её от остальных. Клинок его в полутьме сверкал так, будто светился изнутри. Хотя, может, так и было.

Блестящая штуковина, которую он метнул, с негромким хлопком взорвалась, выбросив небольшое облачко светящейся пронзительно-голубой эдры. Демоница от неё отпрянула, будто от раскалённой плазмы, страшно оскалилась, разевая пасть так широко, что губы и щёки тела, в которое она вселилась, порвались от натяжения.

Атаковала с удвоенной яростью, двигаясь причудливым зигзагом от одного полицейского к другому — так быстро, что взгляд выхватывал её только на узловых точках этого маршрута. И каждая такая пауза сопровождалась страшными предсмертными воплями. Твари хватало одного удара — её страшные когти, поблескивающие в темноте медными отсветами, с ходу разрубали плоть и кости, легко отсекая конечности.

Я, что было мочи, рванул в сторону застывшего столбом Полиньяка, буквально сшибая его с ног. Мы вместе упали на траву и прокатились дальше. Албыс пролетела над нами, чудом не задев когтями, и снова схлестнулась с Путилиным.

Всё-таки я не ошибся, предполагая, что сыщик в совершенстве владеет боевыми искусствами. Двигался он вроде бы и без лишней суеты, плавно, но при этом ювелирно точно, выверенно, в ключевые моменты буквально выстреливая короткими молниеносными ударами клинка.

Он завертелся, быстро сокращая дистанцию с албыс и пропуская тварь мимо себя по касательной. Каким-то чудом её страшные длиннющие когти промелькнули мимо него в считанных сантиметрах. Но при этом сам он успел полоснуть её клинком. Даже дважды — наискосок через грудь, потом по бедру. Когда тварь, оглушительно взвизгнув, развернулась и снова замолотила по воздуху когтями — резко нырнул вниз, кувырком уходя в другую сторону. И тут же, вскочив на ноги, встретил демоницу рубящим ударом снизу вверх, под каким-то неожиданным косым углом.

Когтистая кисть, отрубленная чуть выше запястья, отлетела в сторону, брызгая жирными каплями крови.

Раздалось ещё несколько выстрелов, но, кажется, ни один из них не пришёлся в цель. Те полицейские, что находились рядом с нами в момент, когда албыс пробудилась, уже были мертвы. Осталось двое или трое, но они улепетывали со всех ног. Один из них просто на бегу опустошил магазин своего пистолета, толком и не целясь со страху.

Со стороны общежития доносились испуганные визги. Часть студенток, похоже, выбежали из здания и тоже неслись, куда глаза глядят. Остальные, скорее всего, затаились.

Албыс отрубленной руки, кажется, даже и не заметила. Взмыла выше, зависнув над нашими головами. Снова заорала — яростно, истошно, неестественно изогнув шею и конвульсивно дергая плечом.

Твари явно тесно в этом теле — я видел это по судорожным движениям настоящей албыс, которая тёмным бесформенным силуэтом обволакивала хрупкую фигуру девушки на невидимом обычным людям уровне.

Путилин замер в боевой стойке, держа меч обратным хватом и пряча его от противника за спиной. На носу его поблескивали те самые очки с зеленоватыми кристаллами в оправе вместо линз. В левой руке он зажал что-то вроде чёток, состоящих из нанизанных на шнур округлых штуковин размером с шарик для пинг-понга. От них исходило заметное голубое сияние — такое же, как от облачка эдры, которое высвободилось при хлопке.

Облачко это расползалось, постепенно таяло, но при этом охватывало всё большее пространство. Я заметил, что Путилин кружит на одном месте, стараясь оставаться внутри этой зоны. Какой-то защитный артефакт? Похоже на то. По крайней мере, албыс он явно отпугивает. Судя по концентрации эдры в шариках, там внутри — небольшие кусочки эмберита неизвестной мне разновидности.

— Бегите! — рявкнул Путилин, искоса взглянув на нас с Полиньяком.

Я бы, может и рад бы. А уж Жак — тем более. Но албыс нас отпускать точно не хотела. Мало того, переключилась на нас. Скорее всего, чтобы выманить Путилина с защищённого пятачка.

Прежде чем она набросилась на нас, мне даже почудилось, что обезображенное лицо девчонки, в теле которой засела албыс, исказилось от ехидной усмешки. А потом она спикировала на нас, как огромная окровавленная птица.

Мне удалось снова поставить на её пути блок, но кажется, она уже поняла, на что способен мой простенький Аспект. Натолкнувшись на невидимое препятствие, тут же добавила несколько быстрых боковых ударов. Обволакивая Укреплением предплечья, я пытался парировать их, но мне банально не хватало скорости. От албыс к тому же всё сильнее веяло холодом — колючим, обжигающим. Её всё сильнее обволакивал белёсый туман, оказавшийся морозной дымкой.

Боль от порезов — резкая, ослепляющая — казалось, прорывается откуда-то изнутри. Будто меня не когтями полоснуло, а что-то под кожей взорвалось, вырываясь наружу. Зарычав, я, не особо целясь, отмахнулся, молотя по воздуху выращенными из кулаков энергетическими клинками.

Промазал. Зато тварь, широко раскинув лапы, вдруг вырастила из культи ещё целый пучок длиннющих медных лезвий и снова бросилась в атаку.

Путилин что-то выкрикнул, но я не расслышал его толком — слишком сосредоточен был на том, чтобы отбить атаку. Время будто растянулось тягучей ленивой каплей — короткие мгновения, пока албыс летела на меня, превратились в этакий замедленный кошмар. Раскинув руки в стороны, она явно собиралась слёту схлопнуть их крест-накрест. А каждый её коготь — будто отточенная до немыслимой остроты коса…

Я точно не успевал ни увернуться, ни полностью отразить все эти клинки. Обычное человеческое тело слишком медлительно для таких трюков. Мозг успел только осознать, что мне пришёл кирдык…

И тут что-то большое и тёмное налетело на албыс сбоку, буквально сметая её в сторону за мгновение до того, как она до меня дотянулась.

Велесов!

Старый вампир — взлохмаченный, разъярённый, как волк — кубарем покатился по траве, схватив ледяную ведьму в охапку. По сравнению с девушкой, в которую та вселилась, он был огромен, и казалось бы, должен одним махом подмять её под себя. Но оболочка албыс была куда крепче, чем можно было предположить. Она почти на равных боролась с Демьяном, не обращая внимания на то, что тот буквально рвал её клыками, откусывая куски плоти с шеи и плеча.

Самому Демьяну тоже приходилось худо. Тварь он взял в клинч, прижимая её руки к туловищу и не давая ударить когтями. Но та, раскрыв пасть, обдавала его ледяным дыханием, от которого волосы и кожа его быстро покрывались коркой инея.

Я бросился было ему на помощь, но пошатнулся и едва не упал.

— Богдан! У тебя кровь! — дрожащим от ужаса голосом выкрикнул Полиньяк.

Бросив взгляд на левую руку, я и сам ужаснулся. На адреналине я и не заметил, насколько сильно меня разворотило когтями. Самый длинный порез шёл от плеча до самого локтя — бритвенно-острый коготь рассек все слои одежды, кожу и плоть так, что кровища хлестала ручьём, а рука уже начала неметь.

Я переключился на Аспект Исцеления, почти всю свободную эдру одним махом влил в рану. Беспокоиться о том, чтобы срослось поровнее, без шрамов, было некогда — нужно было срочно остановить кровотечение и хоть как-то зарубцевать порез.

От потери крови у меня так закружилась голова, что я едва стоял на ногах. Жак подхватил меня, попытался оттащить меня подальше. Но я оттолкнул его, наоборот, бросаясь на помощь Велесову.

Перед глазами вдруг всё будто перевернулось и поплыло. Я не сразу и понял, что споткнулся и упал — боли не чувствовал, всё тело будто занемело. Частично это было последствием быстрого исцеления, но по большей части всё из-за холода. Поле боя быстро заволакивало инеем — от албыс во все стороны расходился ареал жуткого, запредельного холода, обжигающего кожу и, кажется, способного остановить кровь в жилах.

Путилин тем временем снова набросился на демоницу. Арсенал у него оказался богатый. Улучив момент, когда албыс оказалась сверху, он почти в упор выстрелил ей в голову из компактного, но убойного револьвера с коротким толстым стволом. Калибр у того был приличный — от попадания тёмные волосы взметнулись, как от порыва ветра, из головы вышибло солидный кусок.

Но тварь этого будто и не заметила. И даже когда Путилин, подлетев, одним ударом снёс её голову с плеч, та продолжала бороться.

Демьян хрипел, страшно скалясь. Выдвинувшаяся вперёд челюсть больше напоминала звериную, верхние клыки вымахали в палец длиной. Лицо, обожжённое морозом, стало уже синюшно-белым, борода покрылась пушком инея. Он стискивал противницу когтистыми лапищами, напрягаясь до вздувшихся под кожей вен, будто силился смять её, разорвать. Но албыс продолжала поддерживать в обезглавленном теле подобие жизни.

Путилин взмахнул клинком ещё раз, пронзая её насквозь. Метил явно в сердце, хотя, по-моему, это было бессмысленно. Это тело — всего лишь временная оболочка, у него нет жизненно важных органов.

Выдернуть меч он не успел — тварь вдруг рванулась, высвобождая из захвата одну руку. Рубанула его когтями, заставляя отшатнуться и выпустить оружие. И тут же ударила сверху вниз Велесова, вонзая когти ему в грудь.

— Не-е-ет!!!

Я даже не сразу понял, что этот страшный истошный вопль исторгаю я сам. Закашлялся, хватаясь за саднящее сорванное горло. Голова кружилась так, что я с трудом фокусировал взгляд, но ноги сами собой понесли меня вперёд.

Снова переключившись на Укрепление, я с разбегу врубился в схватку, без особых затей вмазав по албыс заряженным кулаком. Вложил в удар все остатки эдры. На тренировках и пятой части такого объёма хватало на то, чтобы деревянная плаха в обхват толщиной разлеталась на несколько частей.

Тварь от удара отбросило на несколько шагов в сторону, шваркнуло о землю. Я, перепрыгнув через Демьяна, ринулся дальше, закрепляя успех. Запрыгнул на неё сверху, ударил ещё несколько раз. Левая рука плохо слушалась, так что бил правой — налитым эдрой кулак был тяжёлым и твёрдым, как кувалда, и дробил хрупкое тело с мерзким влажным звуком — будто рубят свежее мясо.

Я остановился, запоздало сообразив, что албыс не сопротивляется.

Неужели мертва?!

Нет. Просто ушла. Покинула эту ставшую бесполезной оболочку и…

Сердце моё замерло от ужаса, когда я, повернув голову, разглядел наконец, албыс в её истинном обличье.

Всё-таки старая книга, которую цитировал Путилин, во-многом была права. Уродливое женское тело с синюшной кожей, тяжелыми обвислыми грудями, шишковатыми деформированными суставами, всё какое-то скрюченное и перекособоченное, но при этом обладающее мягкой грациозностью хищника. Грива спутанных огненно-рыжих волос спускается почти до земли, наполовину скрадывая фигуру. Лица тоже толком не видно, только жёлтые совиные глазищи, горящие, как два фонаря.

Боже, скажите мне, что это всего лишь кошмар… Она ведь нереальна, правда?

Тварь, сгорбившись, медленно обходила меня по дуге, чиркая длиннющими когтями по мерзлой земле с пожухшей, почерневшей травой. Она будто специально медлила, наслаждаясь моим ужасом и беспомощностью, и исторгая из себя отрывистые кашляющие звуки.

Да она же смеётся надо мной!

Я провожал её взглядом, попутно пытаясь понять, как она вообще устроена с точки зрения тонкого тела. Но тут ситуация была как с Радой — Дар албыс был настолько мощный и настолько чуждый, непонятный, что я не понимал, как к нему подступиться. Аура у неё выглядела совсем не так, как у нефилимов, я не увидел в ней ни одной привычной энергетической структуры. Мало того, вообще не понятно было, осязаема она или нет — казалось, вся она соткана из эдры, уплотнившейся настолько, что стала видна невооружённым глазом.

Всё же мысленно потянулся к ней, попытался перехватить её Аспект. Конечно же, не получилось. Вдобавок я ещё и схлопотал такую ментальную оплеуху, что рухнул на спину, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Дыхание срывалось с занемевших губ густыми облачками пара.

Кое-как повернувшись, я бросил взгляд на остальных.

Чуть поодаль от меня ворочался Велесов. Старый упырь хрипел, кашляя кровью, и один за другим вынимал из груди обломанные медные когти. Учитывая, что каждый из них был похож на зазубренную жвалу насекомого, боль, наверное, была адская.

Путилин тоже был ещё жив, хотя лицо его было бледно, как полотно, а правая рука, похоже, напрочь отнялась от раны. Лежа на спине, он судорожно возился со своим похожим на чётки артефактом, пытаясь одной рукой и зубами что-то не то раскрыть, не то нажать.

Полиньяк, во всей этой заварухе умудрившийся остаться совершенно невредимым, был рядом с сыщиком и даже поднял выроненный им пистолет. Но так и замер, не разгибаясь, завороженный жуткой картиной.

В сознании вдруг невпопад всплыла дурацкая фраза, скорее всего, тоже откуда-то из прошлой жизни.

«А скажут… Скажут, что нас было четверо…».

Глава 13

— Беги!! — прорычал Демьян, избавившись от последней медной занозы и силясь подняться. — Беги, Богдан!

А толку-то? Даже не будь я ранен и не исчерпай эдру, я вряд ли мог бы потягаться в скорости с этим существом. Надежда оставалось только на последний козырь, захваченный из дома. Я сунул руку в карман пальто, нашаривая занемевшими от холода пальцами плотный горячий свёрток.

Албыс, кажется, почуяла неладное, потому что остановилась, будто прислушиваясь.

Выстрелы загрохотали так неожиданно, что я вздрогнул, оборачиваясь. Все полицейские к этому моменту разбежались, но времени прошло ещё недостаточное, чтобы они вернулись с подмогой. А про Полиньяка, подобравшего пистолет Путилина, я уже и забыл.

Стрелял Жак с колена, перехватив револьвер обеими руками и вытянув его перед собой. Отдачей ствол изрядно подбрасывало, но всё же три пули из пяти он точно положил в цель, и продолжал жать на спусковой крючок, впустую щелкая опустевшим барабаном.

— Беги, дурак! — заорал я.

Всё, чего Жаку удалось добиться своей стрельбой — это ненадолго отвлечь албыс от меня и заставить её обернуться. Сами пули, несмотря на приличный калибр, похоже, вообще не причинили ей вреда, попросту пройдя насквозь.

Француз, вытаращив глаза ещё больше, наконец, выпал из ступора и, развернувшись, бросился наутёк. К счастью, сообразил не бежать через открытое пространство к зданию, а попытался нырнуть в кусты.

Албыс вдруг преградила ему путь. Вот тут я вообще не понял, как это произошло. Пока она была в теле студентки, её движения хоть как-то можно было успеть разглядеть. Но сейчас она попросту размазалась в воздухе полупрозрачным маревом и через мгновение возникла прямо перед Полиньяком, хищно усмехаясь широкой жабьей пастью.

Жак вскрикнул и, отпрянув назад, споткнулся обо что-то. Это его и спасло — он брякнулся на спину, и страшные медные когти просвистели в воздухе там, где только что была его голова. Албыс замахнулась снова, но вдруг…

От оглушительного грозного рёва у меня поджилки затряслись так, словно меня прислонили к огромному динамику. На албыс сзади будто бы накатила темная волна, вынырнувшая из кустов. Тварь успела развернуться к ней, от резкого движения взметнулась в воздух рыжая грива. Но волна смяла её, прижала к земле.

Медведь?!

Огромный. Я и не думал, что такие бывают. На задних лапах, пожалуй, метра два с половиной, а то и больше. Когти на лапах — будто чёрные кинжалы, по всей шкуре, особенно в районе головы и груди — светящиеся голубоватые разводы эдры, складывающиеся в причудливый орнамент. Совсем как у индрика, голова которого висит в избе Демьяна. Зверь и в целом напитан эдрой — его обволакивает плотная аура, как у нефилимов.

Могучий зверь смял албыс своей тушей, клыкастая пасть с хрустом сомкнулась на ней. Мне поначалу показалось, что медведь сейчас попросту раздерёт её напополам. Но снова недооценил тварь. Та билась на равных, так и норовя вырваться из страшных лапищ. Полиньяк, что-то причитая на французском, в ужасе отползал на заднице — не поднимаясь, просто отталкиваясь руками и ногами от земли. Два чудовища, сцепившиеся в один рычащий ком, едва не раздавили его, но потом покатились под откос — с этой стороны поляна обрывалась довольно крутым спуском вниз, ведущим в совсем уж непроходимые колючие кусты.

Монстры, несколько мгновений балансируя на самом краю, ухнули-таки туда, в заросли, и скрылись из виду. До нас доносилось лишь их рычание и треск ломаемых веток.

— Скорее! — прохрипел Путилин. — Сюда! Богдан, помоги мне!

Он разобрался, наконец, со своим странным артефактом — теперь блестящие, собранные на длинный шнурок шарики будто бы наполовину раскрылись, и сквозь образовавшиеся щели пробивался яркий голубой свет.

— Возьми их! — посиневшими губами выдохнул сыщик. — Разложи… по кругу… защитный… периметр.

Я потянулся было к светящемуся шарику, но вдруг одёрнул руку, словно от раскалённой плиты. Голубое сияние, исходящее от него, и правда будто обжигало. Только не физически. Тонкое тело, едва коснувшись него, начало искажаться, сворачиваться, как испуганный ёж. Я даже испугался, что оно сейчас вовсе рассеется, поэтому невольно сделал шаг назад.

— Синь-камень… — прорычал Велесов.

Вампир стоял на четвереньках, силясь подняться. Во взгляде его, прикованном к светящемуся артефакту, сквозил страх и неприкрытая злоба.

— Да… Это редкий эмберит… Он подавляет спос… — отрывисто проговорил Путилин, протягивая мне чётки. Но вдруг осёкся на полуслове и вырубился. Рука его вдруг обмякла, шарики выпали из ослабевших пальцев.

Я, отбросив артефакт носком сапога в сторону, окликнул Полиньяка.

— Жак! Возьми это! Разложи кругом на земле и встань внутрь!

— Это… какой-то ритуал? — переспросил француз, поднимая чётки.

— Да, да! Защитный! Поторопись!

Сам я присел над Путилиным. Сыщик был ещё жив, но потерял сознание от кровотечения. Используя его же шарф, я быстро наложил ему жгут на раненую руку, а потом снова переключился на Исцеление. Свободная эдра была уже на исходе. Я подтянул ещё немного из окружающей среды, но приличных источников поблизости не было. Покосился на Велесова, но из него тянуть не решился — старый волк и так был тяжело ранен, и силы ему сейчас пригодятся.

— Этот… из Святой дружины… Он прав, — прохрипел Демьян. — Надо спрятаться возле синь-камня. Это отпугнёт её.

— Но и нас сделает беспомощными! — возразил я, продолжая бороться за жизнь Путилина. Сил оставалось маловато, но крупные сосуды мне удалось довольно быстро склеить. Дальше я уже действовал по наитию, попросту закачивая в тело сыщика исцеляющую энергию и надеясь, что это сработает.

— Эта хрень что, вообще лишает нефилимов их силы? — мотнул я головой в сторону светящихся шариков, которые Полиньяк разложил вокруг себя в виде этакой пентаграммы. Поле вокруг каждого из них было небольшое, радиусом меньше метра, но за счет количества образовался довольно большой участок защищенной земли, в котором мы теоретически могли бы уместиться.

— Пока рядом. Потом сила вернётся.

Что ж, понятно. Ну да, должна же Священная дружина иметь какие-то козыри против отступников-нефилимов. Например, такой вот эмберит, на время нейтрализующий сверхспособности.

На том месте, где Путилин в начале боя взорвал одну из этих штук, ещё висели клочки ярко-голубой эдры, но они уже почти рассеялись. Похоже, артефакт работает в двух режимах — либо излучает постоянное поле, но в маленьком радиусе. Либо срабатывает, как граната, создавая довольно большую защитную область, но быстро рассеивающуюся.

Вот только что толку прятаться за этим хрупкой защитой? Я оглянулся в сторону обрыва, за которым скрылась албыс — оттуда вдруг донёсся особенно громкий медвежий рык. Причем полный не столько ярости, сколько боли. Кажется, косолапый долго не продержится. Откуда он взялся-то вообще?!

— Жак, быстрее! Помоги мне оттащить его под защиту! — крикнул я Полиньяку.

Эдра у меня иссякла, лечить Путилина я больше не мог. Оставалось надеяться, что влитой в него энергии хватит на то, чтобы он хотя бы не отдал концы в ближайшие минуты.

Велесов, кое-как поднявшись на ноги, подковылял ко мне, держась за раненую грудь и откашливаясь кровью. Его обожжённое морозом лицо было похоже на жутковатую синюшную маску. Этакая хоррор-версия Деда Мороза.

— Прячься тоже, Богдан! — прохрипел он. — Нам нужно… просто переждать…

— Да чего ждать-то?! Подмоги не будет!

— Она лишилась тела, — он кивнул на обезглавленные останки девушки, валяющиеся поодаль. — А без него она… не сможет… долго держать форму… Надо просто… переждать…

Оглянувшись куда-то за мою спину, он вдруг оскалился, как рассерженный пёс, сверкнув длинными желтоватыми клыками.

Албыс снова приближалась к нам. Двигалась она уже не так стремительно — похоже, зачарованный медведь её здорово потрепал. Когти были обломаны, по всем телу зияли рваные раны. Но жёлтые совиные глазищи горели голодом и жгучей ненавистью.

Схватив Велесова за плечо, я толкнул его в сторону Полиньяка. Сам же рванул навстречу албыс — нужно было выиграть немного времени, чтобы все успели разместиться на крохотном защищённом пятачке.

Снова сунул руку в карман, нащупав свёрток. В нём было кусочек огненного эмберита размером с куриное яйцо.

Аспект Огня — очень опасная и сложная в освоении штука, и я оттягивал этот момент до последнего. Но дальше медлить не было смысла — эмберит был нужен мне хотя бы как источник свободной эдры. Без неё я всё равно, что без боеприпасов.

Албыс прыгнула на меня, вытягивая уродливые лапищи. Мы сцепились как раз в тот момент, когда я втянул в себя энергию жар-камня. Изнутри меня будто окатило обжигающей волной, кожу по всему телу защипало от ожогов. Грудной узел быстро переполнился эдрой, однако он не мог вместить в себя всего заряда, высвобожденного из эмберита. Жар-камень вообще невозможно вытягивать постепенно, как коктейль через соломинку — он в какой-то момент будто взрывается, резко отдавая всю энергию.

Я сшиб албыс с ног и вцепился в неё всеми конечностями, будто пытаясь задушить в объятьях. Излишки эдры, переполнявшие меня, я перенаправил наружу, буквально исторгая из себя огонь. На мне вспыхнула одежда, ладони вообще засветились ярко-алым, как раскалённый металл. В ноздри ударила едкая вонь палёной шерсти и мяса. Причём сразу и не разберёшь, от кого. Меня охватили такие спазмы боли, будто я буквально горю живьём.

Одно радовало — албыс тоже здорово досталось.

Пожалуй, впервые за всё время этой затянувшейся схватки я почувствовал, что мой противник уязвим. Мало того, эта тварь просто панически боялась огня. Настолько, что даже бороться со мной не пыталась, только вырваться.

Но я, оказавшись сверху, прижал её к земле и продолжал душить, одновременно прожигая её плоть своими ладонями. При этом и сам орал от боли и ужаса, потому что Аспект вышел из-под контроля. Казалось, что я сейчас попросту сожгу сам себя. Но и сбрасывать его я не спешил. Меня будто переклинило, закоротило так, что я слился с ледяной ведьмой в единое целое. А мой вопль перекрывался её нечеловеческим, пробирающим до самых костей верещанием.

Тело её плавилось под моими руками, как воск, превращаясь в какую-то чёрную склизкую жижу и рыжий войлок, тут же вспыхивающий от огня, как сухой трут. В какой-то момент албыс внезапно перестала сопротивляться и попросту расползлась подо мной бесформенными останками. Но в этот раз я не дал себя провести.

Снова ушла! Развоплотилась!

Я увидел, как сгусток тёмной фиолетово-чёрной эдры пытается выскользнуть у меня между рук, утечь, как капля ртути, распластавшись по земле. И снова вцепился в него, только уже не руками, а на энергетическом уровне. Сбросил, наконец, Аспект огня и, как тогда со Жбаном, запустил в албыс сразу несколько щупальцев, вытягивая из неё эдру.

Сложнее всего было абстрагироваться от жуткой боли, пронизывающей всё тело от ожогов, которые я сам себе нанёс, пока выпустил Аспект огня. Дотянувшись мысленно до Велесова, я перехватил Дар Зверя. Стало чуть легче, потому что боль притупилась, отступив перед всепоглощающим чувством голода.

Албыс, наконец, отошла от шока и начала бороться. Для тех, кто умел видеть эдру мы сейчас, наверное, напоминали двух сцепившихся в смертельной схватке зверей, стремящихся буквально сожрать друг друга.

И бой этот, хоть и незримый для обычных людей, да и продлившийся едва ли полминуты, для меня превратился в нескончаемый кошмар на грани между жизнью и смертью. Я действительно жрал эту сущность — огромными глотками, давясь, пытаясь добраться до Сердца, пульсирующего где-то в глубине этого чернильного облака.

В конце концов мне это удалось, но Сердце оказалось куда больших размеров, чем я ожидал. И удержать его тоже было гораздо сложнее. Это тебе не крохотный вибрирующий сгусток, вырванный у Жбана.

Сердце албыс напоминало самостоятельное живое существо, похожее не то на насекомое, не то на какого-то морского гада — со жвалами, щупальцами, какими-то бесформенными наростами. В стандартную «ячейку» в моём Сердечнике оно попросту не помещалась.

Уже почти теряя сознание от боли и голодной ярости, даруемой Аспектом Зверя, я всё-таки втиснул трофейное Сердце в Сердечник. Не в пузырёк-ячейку, а прямо в центр самой структуры, отчего она растянулась, как набитый желудок. Но стало чуть легче — оказавшись в ловушке, Сердце албыс перестало рваться так сильно, затихло, лишь слегка пульсируя, будто затаилось.

И тут меня вдруг будто шарахнуло молнией. Ярко-голубая вспышка хлопнула прямо рядом со мной, и тонкое тело моё вместе с захваченным трофеем и останками тонкого тела албыс разом выжгло — словно поток огня направили на хрупкие ледяные фигурки.

Синь-камень!

— Ещё одну? — сквозь звон в ушах расслышал я Полиньяка.

— Должно… хватить… — ответил ему Путилин. — Только вытащите… его оттуда!

Я почувствовал, как кто-то подхватывает меня под мышки и, тащит по мёрзлой земле в сторону. Судорожно хватая воздух, я хрипел от боли и от ужаса. Больше всего меня пугало то, что тонкое тело моё будто схлопнулось до размеров кулака, спрятавшись где-то в районе солнечного сплетения. В таком состоянии я не мог контролировать свой Дар, не мог переключиться на Исцеление. А боль от ожогов была уже нестерпимой.

— Потерпи, Богдан… Пожалуйста, потерпи, — пыхтел, надрываясь, Полиньяк.

Собравшись с силами, я помог ему, несколько раз оттолкнувшись ногами. Мы выбрались, наконец, из облака светящейся голубой эдры, оставшегося после взрыва синь-камня. Стало ощутимо легче — тонкое тело начало вновь разворачиваться, напитываться эдрой. Даже, пожалуй, слишком быстро, будто его раздували изнутри.

Я снова заорал от боли, выгибаясь дугой так, будто меня приподняли за вбитый в грудь крюк. Ещё немного — и я завис в воздухе, терзаемый изнутри невидимой силой.

Албыс билась внутри меня, как птица в клетке, каждый её удар сопровождался настоящими взрывами эдры. Мне казалось, что тело моё скоро попросту развалится, не выдержав такого напора магии.

— Она… вселилась в него! — выкрикнул Путилин, направляя на меня пистолет.

Вылечил-таки, на свою голову! Сыщик по-прежнему был бледен, как смерть, и едва держался на ногах. Но всё туда же — с монстрами бороться.

Велесов с коротким рыком ударил его по руке, выбивая оружие. Сыщик от удара не устоял и с глухим стоном завалился на землю и, кажется, снова потерял сознание. Демьян же, подскочив ко мне, схватил за волосы, разворачивая меня лицом к себе.

— Богдан! Ты здесь?

Я, скалясь от напряжения, лишь кивнул — зубы были стиснуты до спазма так, что выговорить я не мог ни слова.

— Борись, слышишь! — прорычал Демьян. — Ты должен одолеть её! Усмирить! Это как жеребца объездить.

Легко сказать! Тем более что я толком не понимал, как вообще совладать с этой рвущейся наружу сущностью. Да и вообще, я тут скоро концы отдам от ожогов. Нужно исцелиться для начала.

Я ухватился за эту мысль и, переключившись на Аспект Исцеления, постарался направить в него все излишки эдры, в том числе и той, что выделяла сама албыс. Так сказать, направить энергию в мирное русло.

Не сразу, но получилось. Получилось! Я завис в воздухе, будто распятый на кресте, и с изумлением видел, как обожжённые, изрезанные, покрытые волдырями руки мои на глазах розовеют, разглаживаются, обрастая свежей кожей. Шрамы от когтей тоже быстро затягивались, и в целом тело наливалось силой, будто накачиваемое насосом.

До конца утихомирить пойманное Сердце мне не удалось, но всё же через пару минут борьбы я окончательно пришёл в себя. Я твёрдо стоял на ногах, с изумлением осматривая себя сквозь многочисленные прорехи в одежде. Целёхонек, будто и не было всей этой мясорубки.

Демьян, тяжело дыша, исподлобья наблюдал за мной всё это время. И, встретившись со мной взглядом, кивнул — одобрительно и с заметным облегчением.

Ему самому здорово досталось от албыс. В какой-то момент я вообще думал, что он не выживет. Но всё же Дети Зверя не зря считаются самыми живучими из нефилимов. Он почти оправился, даже моей помощи не понадобилось.

— Ты в порядке, Богдан? — дрожащим голосом спросил Полиньяк с почтительного расстояния, так и не решаясь приблизиться.

— Вроде да, — выдохнул я, и сам до конца не веря. — Но эту хреновину ты всё-таки зря в меня швырнул.

Я кивнул на облако эдры от синь-камня, потом запоздало сообразил, что Жак-то его не видит.

— Прости! Я только хотел помочь! Этот офицер… Он сказал, что албыс сильнее, и её нужно нейтрализовать…

— Ладно, чего уж теперь! — проворчал Велесов. — Может, он и прав был. Только раньше надо было, а не когда они, как два пса, сцеплись…

— Но теперь всё в порядке? — с надеждой в голосе спросил Полиньяк. — Чудовище мертво?

— Да… В некотором роде, — ответил я, прислушиваясь к шевелению в груди.

Ощущения всё ещё были не из приятных. Такое чувство, будто внутри поселился кто-то живой, злобный, и так и ждущий удобного момента, чтобы разгрызть тебе грудную клетку и вырваться наружу.

— Тогда давайте убираться отсюда! — подытожил Жак. — Я такого страху натерпелся…

— А девчушку свою что же, бросите тут? — хмуро возразил Велесов. — Между прочим, если б не она, ещё неизвестно, отбились бы вообще…

— Дев-чуш-ку? — ошарашенно переспросил Полиньяк.

Я ещё посреди схватки догадался, в чём дело, так что, мотнув головой Демьяну, дал знак следовать за мной.

Подхватив пару полицейских фонарей, мы спустились по крутому склону в заросли. Выглядели они так, будто тут ураган прошёл — какие-то кусты и молодые деревца были смяты, какие-то — попросту вырваны с корнем.

Варя лежала в неглубокой яме, наполовину присыпанная палой листвой и кусками земли, сжавшись в позе эмбриона и обхватив себя руками. Она была абсолютно нага, янтарные волосы растрепались по плечам и спине. Кожа её в свете фонарей казалась мертвенно-бледной, почти прозрачной, и на ней ярко выделялись длинные кровоточащие порезы от когтей, идущие через всю спину и бок.

Полиньяк, увидев её, вскрикнул чайкой и ринулся вперёд. Споткнулся, зацепился за ветку, чуть не загремел костями вниз по склону, но всё же обогнал нас и первым подлетел к девушке. Упал перед ней на колени, в ужасе глядя на раны. Потянулся было руками, но сам же отдернул их, не решаясь прикоснуться.

— Варвара… Варвара… — шептал он вперемешку с какими-то французскими фразами, подозрительно напоминавшими молитву.

Демьян потеснил его, присаживаясь рядом. Снял с себя зипун, подстелил его девушке под голову. Полиньяк, опомнившись, тоже быстро стянул с себя форменное пальто и бережно накрыл Варваре ноги, стараясь не касаться ран.

Девушку била крупная дрожь — так, что зуб на зуб не попадал. Демьян с не вяжущейся с его мрачным видом нежностью погладил её по волосам, приподнял за плечи, разворачивая к себе.

— Потерпи, потерпи, дочка… Всё уже хорошо.

Заглянув ей в глаза, тихо добавил:

— Первый раз?

Варя, с трудом сфокусировав на нём взгляд шальных, будто пьяных глаз, судорожно кивнула.

— Ну, ничего, ничего… Привыкнешь. Научишься. Ты ж моя умница…

Он продолжал гладить её по волосам, покачиваясь, будто ребёнка баюкая. Вдруг зыркнул на меня сурово, резко меняя настроение:

— Ну а ты-то чего встал столбом? Поможешь? Видишь, как эта тварь её порвала?

Я, опомнившись, подошёл ближе и взялся за исцеление. Благо раны были хоть и жутковатые на вид, но не глубокие — просто рассечение мягких тканей. Такое я уже научился заживлять довольно ловко. Даже постарался, чтобы края сходились максимально ровно, оставляя лишь тонкие рубцы. Благо с эдрой сейчас проблем не было — всё еще бьющаяся внутри меня албыс, хоть и доставляла изрядный дискомфорт, одновременно служила и мощным источником энергии. Когда грудной Узел истощался, я просто начинал тянуть эдру прямо из своей пленницы.

Полиньяк, как заворожённый, наблюдал за моими манипуляциями. Видок у него вообще был ошалелый — шевелюра, и без того-то непослушная, сейчас и вовсе была в стиле «взрыв на макаронной фабрике». Оба стекла в очках потрескались, но он на это, кажется, не обращал внимания.

Да уж, натерпелся, бедняга. Тут нефилимам-то нелегко, а уж обычному человеку попасть под такую раздачу и выжить — это всё равно, что джек-пот сорвать. И повезло ему куда больше, чем Путилину.

Я обернулся, прислушиваясь к звукам, доносящимся со стороны общежития. Там, похоже, собралась уже изрядная толпа — полицейские, да и не только. Что ж, о сыщике есть, кому позаботиться. А нам надо побыстрее заканчивать.

Варвара по-прежнему была не в себе — вздрагивала от каждого прикосновения, взгляд её бесцельно метался от меня к Полиньяку, потом к Велесову. Но, к счастью, в нём постепенно начало проскальзывать узнавание.

— Что с ней? — спросил Жак. И, чуть помедлив, добавил: — И… Кто она?

Мы с Велесовым переглянулись.

Я попутно с лечением приглядывался к ауре девушки. Она здорово изменилась — тонкое тело будто бы развернулось, как цветок из бутона, но теперь, кажется, постепенно возвращалось в своё прежнее состояние тугого ядра, накапливающего эдру. Занятное устройство. Совсем не похоже на других нефилимов, которых я видел. Однако Аспект я, по крайней мере, теперь узнал точно.

— У неё ведь тоже Дар Зверя? — спросил я. — Но… какой-то особенный.

— Да, она тоже Дитя Зверя… — тихо ответил Демьян и мягко улыбнулся Варваре, поднявшей на него взгляд. — Откуда ты, дочка?

— Аб… Абалаково, — пробормотала она, и это было первое внятное слово, которое она произнесла.

— Под Тобольском? Слыхал, но бывать не доводилось. А родители кто?

— Б-батюшку Власом кличут. А мамы я не помню… Колывановы мы. Я, батюшка и трое братьев.

Брови Демьяна взметнулись вверх, и на какое-то время он замолк, задумчиво глядя в сторону.

— Влас… — пробормотал он. — Неожиданно… Выжил, значит, младший сынок Колывана. Да ещё и род свой продолжил. Ну что ж, добре…

— Я закончил, — выдохнул я, зарастив последний порез.

Девушка, уже более-менее пришедшая в себя, благодарно кивнула. Вдруг осознав свою наготу, она смутилась, закуталась плотнее в зипун Демьяна.

— Всё, пора нам, — проворчал вампир, оглядываясь наверх.

Там, на поляне возле общежития уже было целое столпотворение. Шарили во все стороны лучи фонарей, суетились люди, со всех сторон доносились деловитые переговоры. То, что нас ещё не заметили — дело пары минут.

Мы помогли Варе подняться. Я, приобняв её, заглянул в глаза.

— Как ты? Идти сможешь?

— Да. Спасибо, Богдан. Я и не знала, что ты лечить умеешь.

— Да и мы про тебя много чего не знали, — нервно рассмеялся я. — И всё же… Кто ты, Варя? Что у тебя за Дар?

Она растерянно оглянулась на Велесова.

— Я… И сама ничего не понимаю. Всё как в тумане…

— У тебя Дар Зверя, — ответил Демьян. — Но такие, как ты, редкость даже среди нас. Гордись! Но будь осторожна. Удерживать силу, что у тебя внутри, порой очень тяжело. Волка-то сложно усмирить, а уж медведя…

Варя, опустив голову, ошарашенно посмотрела на свои ладони, будто ожидала увидеть на них когти. Прошептала, сглатывая слёзы:

— Да, я… помню. Это было страшно, и… что же это получается? Я… я чудовище, да? Зверь?

— Ну что ты, дочка, — обняв её, хохотнул Велесов. — Ты страшнее любого зверя. Ты — берендей!

Глава 14

Как же холодно!

От мороза сам воздух кажется тягучим, густым, осязаемым как жидкость. Так и норовит просочиться в каждую мелкую щель, растечься под одеждой по коже, впитываясь всё глубже, проникая до самых костей. Помогает только движение. Стоит даже ненадолго замереть на месте — и холод набрасывается с удвоенной силой, жадно ползает по тебе невидимыми колючими щупальцами.

Вот только куда двигаться-то?

Деревья с белёсыми, покрытыми коркой инея стволами обступают меня со всех сторон. Кустарника и мелкого подлеска почти нет — только толстенные, в обхват, сосны, прямые и высокие, как мачты. Сугробы между ними похожи на песчаные дюны, сформированные причудливыми ветрами. Да и сам снег, как песок — сыпучий, колючий, оглушительно хрустящий под ногами и почти не держащий следов.

Сбивчивое, неглубокое дыхание вырывается изо рта облачками пара, и каждый выдох, кажется, безвозвратно уносит из тела ещё одну частичку тепла. Отороченный мехом капюшон и воротник, ресницы, брови — всё заволокло белым инеем, влага из лёгких оседает на них, мгновенно замерзая. Шарф, которым перемотана нижняя часть лица, уже покрылся и изнутри, и снаружи ледяной коркой, которую дыхание не в силах растопить.

Да где я?! Что это за проклятый, промёрзший насквозь лес? Сколько я уже бреду так? Как вообще здесь оказался? Вопросы эти бьются в мозгу без остановки. Какое-то время назад я даже выкрикивал их вслух, но сейчас губы уже просто не слушаются.

Вокруг всё темнее, и я уже не знаю — сумерки это, или просто уже перед глазами всё меркнет. Я так выбился из сил, что больше всего хочется упасть и заснуть. Но холод заставляет двигаться дальше и дальше.

Где-то слышал, что умирать от переохлаждения не больно. Когда температура тела падает до критической точки — боль уходит, становится тепло и сонливо. И просто постепенно теряешь сознание. Всё равно, что уснуть.

Вот бы того, кто придумывает подобную чушь, сюда забросить, вместо меня! Я бы поглядел, падла, как ты тут вздремнёшь в сугробе! Ещё и сосульку тебе в задницу, для полного счастья! Размером с оглоблю…

Я замер, краем глаза уловив какое-то движение. Показалось, что за деревьями, в быстро сгущающейся мгле, вдруг мелькнул тёплый оранжевый огонёк. Я заморгал, приглядываясь. Вытянул руку из рукавицы и в который раз потёр занемевшее от мороза лицо, убрал ледышки с ресниц.

Нет, не показалось!

Это было похоже на кусок лёгкой полупрозрачной ткани — призрачной, колышущейся на ветру, словно флаг. И светящейся явно различимым оранжевым светом, особенно в передней части, где мерцало что-то вроде округлого ядра. И вокруг этой штуки вился пар, будто она выделяла тепло.

Так и есть!

Стоило подойти к этой странной штуковине вплотную, как в лицо ощутимо повеяло жаром, будто от раскаленных углей в печи. Да и в целом стало понятно, что это не мираж, а вполне реальное, хоть и призрачное существо. Что-то вроде медузы, сотканной из эдры, издающей едва различимое гудение. Или скорее даже жужжание.

Она зависла примерно на уровне моей груди, так что теплого облака, которое она распространяла, как раз хватало, чтобы погреть руки и лицо. Я стянул меховые рукавицы и принялся тереть ладони друг о друга, массировать обмороженное лицо. Занемевшие щёки и кончики пальцев от тепла начало покалывать, с каждой секундой всё сильнее, так что я зашипел от боли. Но всё равно тянул их всё ближе к источнику жара. Замёрз я так, что сейчас бы с радостью даже на костёр уселся.

Медуза, будто почуяв мои прикосновения, попыталась отплыть от меня, но я её догнал, снова жадно ловя источаемое ей тепло. Та, ускорившись, снова оторвалась, и я снова догнал её.

Так я упрямо преследовал её несколько минут — напролом, проваливаясьпо колено в снег, перелезая через поваленные деревья, карабкаясь на обледенелые валуны. Больше всего я сейчас боялся упустить её, потому что понимал, что без источника тепла быстро окочурюсь.

Впрочем, зря беспокоился. Понаблюдав за движениями медузы, я понял, что она запросто могла бы улететь от меня, если бы захотела. Но она двигалась так, что я всегда мог до неё дотянуться. А если отставал — то зависала в воздухе, дожидаясь меня. И вела по извилистой траектории куда-то всё дальше в лес. Заманивает? Вот только куда?

А, плевать! Как будто у меня есть выбор…

«Автономный магический конструкт. И весьма устойчивый» — всплыла в мозгу фраза, сказанная голосом Путилина. Я даже на секунду увидел его — задумчиво прохаживающегося из стороны в сторону с прямой, как копьё, спиной, с незажжённой курительной трубкой в руке…

Медуза петляла ещё несколько минут, пока не вывела меня на довольно обширную поляну.

Изба!

Я так сосредоточился на том, чтобы не отставать от источающего тепло призрака, что не замечал ничего вокруг, и дом вынырнул перед мной, словно из-под земли.

Небольшой квадратный сруб из старых растрескавшихся брёвен, с толстой соломенной крышей и узкими горизонтальными оконцами, больше похожими на бойницы. Приподнятый на толстых сваях так, что под ним вполне можно пробежать, не особо пригибаясь. Рядом с ним — ещё один, поменьше. Оба выглядят нежилыми — тёмные, покосившиеся, покрытые толстой коркой инея.

Какой-то сюр. Избушки на курьих ножках, блин…

Да где я, чёрт побери?! Хоть убей, не помню, как здесь оказался. Это сон? Или горячечный бред?

Медуза, чуть покружив над торчащим из-под земли пнём, покрытым грубоватой резьбой со знакомыми рунами, приземлилась в глубокую выемку в верхней его части и угнездилась там, сжавшись в плотный комок размером с кулак.

И погасла.

Нет, нет, нет! Я зашарил ладонями по пню — будто мучимый жаждой путник, пытающийся ладонями ухватить пролитую воду, быстро впитывающуюся в песок.

— Заблудился? — раздался позади ласковый женский голос.

Прозвучало вполне дружелюбно. Да и сам голос был приятный — глубокий, грудной, обволакивающий, с явными нотками кокетства. Но у меня от него мурашки по хребту пробежали. Размером с жука-навозника.

Я медленно обернулся.

Она стояла рядом с избой, придерживаясь одной рукой за сваю. Красивая. Белая мраморная кожа, алые губы, искрящиеся зеленые глаза — яркие, будто светящиеся изнутри. Грива медно-рыжих волос, спадающих буйными волнистыми локонами ниже поясницы. Одета лишь в тонкую льняную рубаху, едва доходящую до середины бёдер, с незатейливой двухцветной вышивкой.

— У, замёрз-то как, бедненький! — рассмеялась она, держась за сваю и отклонившись в сторону, будто на шесте для стриптиза. Снег поскрипывал под её босыми ногами.

Я отшатнулся, побежал прочь, но не успел сделать и нескольких шагов, как пришлось затормозить на самом краю высокого обрыва. Сердце в пятки ушло от ужаса. Я едва удержался, балансируя на кромке вертикальной каменной стены, уходящей вниз, в промёрзлую мглу. Где-то там, в десятке метров подо мной покачивались от ветра верхушки деревьев…

— Ну, куда же ты, добрый молодец? — продолжала хихикать рыжеволосая ведьма.

Сон… Это просто сон! Кошмар. Но как от него очнуться?

Я ущипнул себя за щёку — зло, крепко, стараясь сделать больно. Кажется, даже отщипнул кусочек кожи — мороз так притупил ощущения, что и не поймёшь толком.

Метнулся в другую сторону, но тоже наткнулся на обрыв. Рванул между срубами, но по другую сторону поляны упёрся на непроходимую стену из колючего бурелома. На ведьму старался не глядеть, но она непостижимым образом оказывалась всюду, куда я оборачивался. И снисходительно смеялась на все мои попытки сбежать.

От смеха её мутилось сознание, сердце колотилось всё сильнее, колени подкашивались. Остановившись, я зло выругался. Сжал кулаки, постарался успокоиться.

— Кто ты?

Звук собственного голоса показался незнакомым — какой-то каркающий, хриплый.

— Да неужто не узнал? — с издёвкой спросила рыжая, уже откровенно потешаясь. — Ну ладно, ладно, успокойся. Замёрз совсем, из сил выбился. А я тебе уже и баньку истопила.

Двери одной из изб — той, что поменьше, вдруг со скрипом распахнулись, выпуская наружу целое облако густого горячего пара.

— Ну, не стесняйся! Заходи скорей, выстудишь же.

Ситуация вымораживала меня своей нелепостью. Нет, это даже не сон. Это бред! Я брежу. Чёртова албыс залезла мне в мозг!

Или… Может, я и вовсе умер? Может, лежу сейчас где-то там, в парке, истекая кровью. И не было никакой победы. Как раз то было сном — жуткая бойня, которую устроила албыс. Раненый Путилин, Демьян, с рёвом вырывающий из груди медные когти, Варвара, оказавшаяся медведем-оборотнем…

Я зажмурился и помотал головой. Морок не исчезал. Зато баня в нескольких шагах от меня так и манила исходящим изнутри жаром. Плюнув на всё, я заскочил внутрь и захлопнул за собой дверь.

Придерживая дверь изнутри обеими руками, будто боясь, что ведьма начнёт ломиться ко мне, я пару минут просто стоял, греясь и обшаривая взглядом предбанник.

Внутри было тихо, только дрова потрескивали в печке. Полутьму рассеивал лишь одинокий кристаллик солнечника в углу, да сквозь щели в печной заслонке пробивались отсветы жаркого огня. Предбанник крошечный, тесный. Сухие бревенчатые стены, сколоченная из широких досок лавка у стены, груда толстых поленьев рядом с печкой, пара деревянных вёдер — вот и вся нехитрая обстановка.

И что дальше?

Я постарался успокоиться. Дыхание постепенно выровнялось. Влажный горячий воздух обволакивал кожу, с каждым вздохом прогревал внутренности. Настывшая, покрытая снежной коркой одежда быстро напиталась влагой и стала казаться тяжелой, давящей на плечи.

Отпустив, наконец, дверную ручку, я прошёлся по предбаннику, скрипя старыми половицами. Заглянул в саму баню. Там попросторнее. Широкий полок, исходящая жаром каменка с раскалёнными булыжниками, рядом железный чаном с горячей водой, в углу здоровенная деревянная бадья с холодной…

Я цеплялся за каждую мелкую деталь, ловил запахи, тактильные ощущения, словно не терял надежды убедиться, что сплю. Но если это и сон, то очень уж реалистичный. И очнуться не получается.

А, да какого чёрта? Будь что будет!

Быстро, с каким-то злым остервенением стянул с себя настывшую, задубевшую на морозе одежду. Сбросил тяжёлые, отороченные овечьим мехом унты, размял замёрзшие пальцы, которые уже еле чуял. Посидел на лавке, вытянув ноги к печной заслонке и шипя от боли — кровь постепенно возвращалась в замёрзшие конечности, и казалось, будто в кожу вонзаются десятки иголок. Однако вместе с болью накатывали и приятные ощущения — я постепенно согревался, оттаивал, и по всему телу разливалась истома. Минут через десять, окончательно расслабившись, я разделся уже окончательно и зашёл в баню.

Хоть убей, не помню, сколько я бродил по этой промерзшей тайге, да и вообще, как тут оказался. Как это часто бывает со снами — начало не запомнилось. По ощущениям, я здесь уже много часов. Чудом ничего себе не отморозил, но продрог так, что даже сейчас, когда кожа горит от влажного пара, продолжаю дрожать от озноба, будто внутри до сих пор не оттаял.

Поддал полный ковш на камни, опустил ступни в шайку горячей, почти обжигающей воды и на несколько минут завис в облаке пара — таком густом, что скрадывались очертания стен. Разомлел, веки потяжелели, вода по коже стекала медленными щекочущими струйками…

— Спинку потереть?

Тьфу, зараза! И дождалась же, когда всё-таки расслаблюсь!

Рыжая ведьма сидела рядом на полке, опираясь на одну руку и игриво наматывая на палец прядку волос. Она тоже была нага, мраморно-белая кожа покрылась крупными бисеринками пота. Фигура — сочная, гипертрофированно женственная, невольно манила своими изгибами. Поймав мой взгляд, рыжая огладила себя по груди, сжав ненадолго полушарие и потеребив крупный яркий сосок.

— Нравлюсь? — подмигнула она.

— Зря стараешься. Я же помню, как ты выглядишь на самом деле, — процедил я. И добавил, будто выплюнул:

— Албыс!

Рыжая лишь рассмеялась и, сладко потянувшись, придвинулась ко мне ближе, прижавшись горячим упругим бедром. Провела мне по груди кончиками пальцев с яркими острыми ноготками, поблескивающими медью.

— Ну, какой ты скучный. Расслабься! Откройся мне!

— Да что тебе нужно от меня? — огрызнулся я, взглянув в её зелёные глаза с необычно пёстрой, нечеловеческой радужкой. — Сгинь!

— Что мне нужно? — изобразила она удивление. — Это ведь ты сам пришёл ко мне. Ты сам сорвал мне охоту. Ты сам поймал меня.

Она прижалась ещё плотнее, потёрлась об меня, как кошка, и зашептала, хихикая и почти касаясь губами уха:

— А теперь что же, не знаешь, что со мной делать? А?

Я, стиснув зубы, молчал.

— Дурак! — неожиданно окрысившись, зашипела она. — Глупый, жадный, самонадеянный человечишка! Думаешь, ухватил жирный кусок? Смотри, не подавись!

Не выдержав, я оттолкнул её так, что она соскользнула с полка. Но её это нисколько не смутило. Приподнявшись на локтях и бесстыдно раскинув ноги, они продолжала издевательски хохотать, запрокидывая лицо к потолку. Смех этот ввинчивался в мозг, вызывая головокружение и вспышки боли в висках.

Зло сплюнув, я бросился к двери — хотелось глотнуть свежего воздуха, пусть даже ледяного. Но ведьма вдруг неуловимо быстрым движением настигла меня, вцепилась сзади за волосы. Силища в ней была нечеловеческая — схватив, как котенка за шкирку, она швырнула меня обратно к полку. Я едва успел выставить хоть какую-то защиту, обволакиваясь эдрой Укрепления, чтобы не долбануться головой.

Албыс тут же подлетела ко мне снова и, рванув за волосы, окунула головой в бадью с холодной водой. Я несколько раз дёрнулся, пытаясь высвободиться, но это было ошибкой. Только зря тратил силы, да ещё и воздух в лёгких не удержал — вода забурлила от крупных пузырей.

Быстро накатало удушье, стиснувшее грудь колючим обручем. Следующие попытки вырваться больше напоминали агонию, становясь всё слабее.

Прежде, чем я отключился, албыс вытащила мою голову из бадьи и дала глотнуть воздуха. Но только затем, чтобы потом снова макнуть. И снова. И снова.

— Кто ты? — скрипучим страшным голосом, уже не пытаясь изображать из себя красавицу, визжала ведьма каждый раз, когда вынимала мою голову из воды. — Что ты со мной сделал? Как ты посмел, человечишка? Кто ты?!



Я вдруг вынырнул из тьмы, судорожно хватая ртом воздух. Перед глазами мельтешили мутные цветные пятна, но, когда удалось сфокусироваться, я разглядел перед собой старые растрескавшиеся доски пола. Я лежал лицом вниз, свесившись через спинку кровати. Дернулся, пытаясь подняться, но обнаружил, что руки мои крепко привязаны к столбикам по углам ложа.

И руки эти непривычно тонкие, маленькие. Детские! На вид — как у трехлетки.

Это тоже сон? Если так — то он ещё хуже, чем предыдущий. Потому что здесь я даже сам двигаться не могу. Я будто заперт в этом теле, и лишь следую его движениям. Сторонний наблюдатель.

Тёплая мягкая ладонь опустилась мне на голову, зарываясь в волосы пальцами.

— Тсс… Тихо, тихо, Богдан… Всё хорошо… Потерпи немного.

Я приподнял голову, пытаясь заглянуть в лицо женщины, склонившейся надо мной. Но глаза резанул свет подвешенного к потолку солнечника, брызнули слёзы. Я успел разглядеть лишь смутный силуэт. Длинные темные волосы, расшитое платье из грубоватой ткани с кучей деревянных и костяных украшений.

— М-мама! — вырвался из груди чужой голос — тонкий, жалобный. — Больно!

Боль и правда накатила — запоздало, но зато будто вся разом, с избытком. Мне будто содрали кожу со спины и щедро засыпали солью. Я взвыл от ужаса, и женщина присела рядом со мной, торопливо суя мне что-то в рот.

Вцепился зубами во что-то жёсткое, воняющее застарелым потом и чем-то древесным. Сложенный вдвое кожаный ремень. Когда боль слегка отступила — а может, я просто чуть привык к ней — выплюнул кляп с чёткими отпечатками зубов.

— Сейчас, сейчас… Выпей!

Женщина поднесла мне ко рту деревянную плошку и буквально влила что-то терпкое, густое и явно хмельное. Рот и горло обожгло так, что я закашлялся. Но и правда быстро стало легче. Голова закружилась, всё тело начало неметь, а сам я начал проваливался в забытье.

— Долго возишься! — проскрипел откуда-то из-за спины надтреснутый старушечий голос. — И отвара слишком много…

Женщина, не обращая внимания на старуху, молча придвинула ближе к изголовью табурет с разложенными на нём приспособлениями и оплывшим огарком свечи.

— А, всё одно — не сдюжит! — не унималась карга. — Да и поздно уже. Только силы зря тратишь. Если хочешь избавиться от выродка — проще было выкинуть его на мороз.

— Язык придержи! — огрызнулась темноволосая, сверкнув глазами. — И молись, чтобы мой сын выжил. Иначе я сама тебя на мороз выброшу, к Стылым!

Голова моя уже стала тяжёлой, как гиря, перед глазами всё плыло, но я упрямо пытался приподняться и сфокусировать взгляд. Разглядеть её лицо…

Удалось лишь на несколько коротких мгновений — прежде, чем я провалился обратно в темноту. Но увидел ясно, во всех подробностях, отпечатавшихся в мозгу, как фотография. Чёткий красивый профиль с высокими скулами. Сосредоточенно сдвинутые брови, упрямо поджатые губы. Ожерелье из костяных бусин и кусочков эмберита. Одинокую слезинку, скатывающуюся по щеке.

И тонкое изогнутое лезвие, похожее на птичий коготь, которое она прокаливала в пламени свечи.



— Кто ты?! — исступлённо визжала рыжеволосая яга, снова вырывая мою голову из воды. Брызги, попадающие на каменку, громко шипели, обращаясь в пар.

Вода снова окутала меня, заливая ноздри, уши, громким бульканьем заглушая все остальные звуки. Твёрдые когтистые пальцы на моих плечах и шее впивались в кожу так, будто вот-вот начнут рвать плоть, как пластилин.

— Кто ты?!



— Игорь! Игорь, проснись! К нам кто-то лезет!

Испуганный женский шёпот зашелестел в темноте — тихий, не громче шороха от сминаемого одеяла. Часто моргая спросонья, я прислушиваюсь к звукам, доносящимся со стороны двери. Невнятное шебуршание в районе замочной скважины, постукивания, металлический лязг…

Сон, как рукой сняло. Пистолет на своём месте — опускаю руку к ножке кровати, к самодельному держателю, и ребристая рукоятка чётко ложится в ладонь. Быстро вскакиваю, огибаю кровать, стараясь ступать мягко, не шлёпая босыми ногами по полу.

— Не ходи, пожалуйста! Я боюсь! Давай я позвоню в полицию?

Смутный женский силуэт в углу кровати — длинные светлые волосы, подтянутое к самому подбородку одеяло. Вспыхивает экран смартфона, выхватывая из темноты расширившиеся от испуга глаза.

— Сиди тихо. Я сейчас.

Тёмный проём, ведущий в коридор. На ходу на ощупь проверяю обойму, щёлкаю предохранителем.

В замке входной двери явно кто-то копается с отмычкой — со стороны скважины доносятся вполне недвусмысленные звуки. Плавно переставляя ноги и держа пистолет наготове, подкрадываюсь вплотную. Приоткрываю глазок, выглядываю.

В поле зрения двое. Одного узнаю сразу по характерной причёске. Второй стоит чуть поодаль, возле самого лифта. Третий ковыряется с замком.

Пфф! Ну и дебилы. Прошлого раза им, видно, оказалось недостаточно. Ну, что ж, раз не понимаете по-хорошему…

Быстрым поворотом рукоятки открываюсь изнутри и тут же пинком распахиваю двери наружу, ударяя присевшего в лоб так, что тот заваливается на спину. Второй, ошалев, выпучивает глаза, видя направленный на него ствол.

— Здорово, говноеды! В гости решили заглянуть?



Тьма снова сменяется светом, воздух врывается в лёгкие. Я уже плохо соображаю, где я. Яркие вспышки воспоминаний сменяют друг друга, как узоры в калейдоскопе, будто чёртова ведьма ковыряется у меня в голове, наугад вырывая на поверхность образы из моей памяти. Без всякой логики и смысла, чередуя флешбэки то из моей прошлой жизни, то из жизни настоящего Богдана. Многие сцены я даже толком не успеваю осознать, потому что они проносятся перед глазами мимолётными образами.

Сколько всё это длится? Минуту? Час? Вечность? Сознание плывёт, подкатывает ощущение приближающегося безумия. Но спасает ярость, нарастающая в груди и ждущая только шанса вырываться наружу. Ненависть к албыс сильнее страха, сильнее чувства беспомощности, сильнее даже желания выжить. Я уже даже не пытаюсь задерживать дыхание, когда погружаюсь с головой снова. Но пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы накачать эдрой руки.

Наконец, удаётся ударить тварь локтем под дых, отбрасывая от себя. Разворачиваюсь и, пока она не успела схватить меня снова, бью ещё раз — на этот раз прямо в лицо.

Ведьма отлетела спиной вперёд, упала прямо на каменку, и раскалённые булыжники зашипели, соприкасаясь с ее кожей. Но она на это не обратила никакого внимания. Развернулась ко мне, зашипела, быстро теряя человеческий облик. Лицо её исказилось, разваливаясь почти пополам в страшном зубастом оскале, жёлтые звериные глазищи распахнулись на пол-лица, из пальцев полезли знакомые медные когти. Остальное тело пока оставалось человеческим — женским, утрированно привлекательным, с пышными бёдрами и упруго колышущимися от движений грудями. Нелепое и омерзительное сочетание в духе мифических гарпий.

— Сгинь, я сказал! — заорал я, замахиваясь снова.

Она зарычала в ответ уже в полный голос, но не нападала, только корчилась, пытаясь напугать. Вот только страх я сейчас увидел в её собственных глазах.

— Пересмешник! — вдруг пролаяла она невнятно — зубастая пасть и лиловый, похожий на собачий язык были плохо приспособлены для человеческой речи.

— Догадалась, наконец? А теперь угомонись уже! Сдохни!

Я ударил, вкладывая в кулак всю доступную эдру и всю свою ярость. Ведьма даже не пыталась прикрыться, и от удара разлетелась на странные рыжие лоскуты, похожие на обрывки войлока.



— Богдан! Очнись! Богдан, ты меня слышишь?

Это было так похоже не один из предыдущих нырков в воспоминания, что я дёрнулся, крепко схватив склонившегося надо мной человека за грудки.

Под пальцами затрещала ткань, Полиньяк сдавленно пискнул, пытаясь вырваться. Я, окончательно придя в себя, шумно выдохнул и отпустил его.

— Да что с тобой такое? — отряхнувшись, проворчал француз. — Чуть не задушил!

Утирая со лба выступившую испарину, я огляделся. Не сразу, но узнал обстановку фельдшерского пункта на территории университета. Дверь в соседнюю комнату приоткрыта, оттуда доносится знакомый голос Лебедевой. За спиной Полиньяка стоит Варвара — уже одетая в студенческую форму, с заплетёнными в неизменную косу волосами. Тоже смотрит на меня встревоженно.

— Ты как вообще, в порядке? — спросил Полиньяк. — Мокрый вон весь…

— Да так… Кошмар приснился.

Сердце тяжело ворочалось в груди, в голове до сих пор шумело. Но я быстро приходил в себя, заодно припоминая события последних часов. Албыс. Жуткая мясорубка в парке рядом с женским общежитием. Аспект Огня, едва не спаливший меня изнутри…

В груди саднило, будто внутри засело что-то твёрдое и острое. Впрочем, это было недалеко от истины. Узел тонкого тела, который я обозвал Сердечником, пульсировал, будто настоящее сердце, то растягиваясь, то опадая под движениями заключённой внутри него сущности албыс.

Ведьма не успокаивалась. Билась изнутри, как пойманный дикий зверь, раз за разом бросающийся на прутья клетки. В этом был и свой плюс — сущность была мощным источником эдры. Мой «бензобак» в грудном узле был уже переполнен, и всё тонкое тело светилось, едва переваривая входящий поток энергии.

Сама структура Сердечника более-менее сохранилась. Ячейки с Аспектами Укрепления и Исцеления работали по-прежнему — я даже проверил это, переключившись пару раз с одного на другой. Пара свободных ячеек тоже осталась. Но всё остальное место занимала поглощённая сущность ледяной демоницы.

И ей было явно тесно в этой хрупкой тюрьме.

Я заметил, что часть Сердечника уже окуталась тёмно-фиолетовыми прожилками, похожими не то на сетку вен, не то на прожилки на древесном листе.

«Думаешь, что поймал меня?» — прошелестел вдруг знакомый голос — так явственно, что я вздрогнул.

Меня будто снова холодом обдало. Кажется, я проглотил кусок, который не в состоянии переварить! Причём тварь уже вросла в моё тонкое тело, и вряд ли от неё получится избавиться.

И этот кошмар… Что, если это не просто сон, а морок, наведённый албыс? Значит, она сохранила часть своих возможностей, даже будучи проглоченной? Но тогда это ещё большой вопрос, кто кого раньше переварит.

Ну, зашибись! Мало мне раздвоения личности из-за постоянно всплывающих чужих воспоминаний. Теперь у меня в башке еще и демон засел?

— Богдан! — окликнул меня Жак и зыркнул в сторону двери. Там стояла Лебедева — немного осунувшаяся, с заспанным лицом и наспех уложенной причёской.

Я подошёл к ней и, заглянув за её плечо, увидел на кушетке Путилина. Он был без сознания, а может, просто спал. Правая рука была забинтована от запястья до локтя и зафиксирована в полусогнутом положении широкой лямкой.

— Как он? — спросил я.

— Спит. Я могу оставить его здесь ещё на несколько часов. Ему надо набираться сил. Много крови потерял.

— А можно взглянуть?

Она улыбнулась и шагнула чуть в сторону, пропуская меня в смотровую.

— Ну, проходи. Мы ведь, как выяснилось… коллеги. Только ты почему-то скрывал свой Дар.

— И собираюсь делать это и впредь, — ответил я, может быть, чуть жёстче, чем следовало. — Надеюсь, я могу рассчитывать на вас в этом вопросе?

— Да, конечно, — заметно смутилась целительница и, кажется, немного обиделась. — Или вы считаете меня сплетницей?

Ну вот, и на «вы» перешла. Точно обиделась. Ладно, спишем мою неуклюжесть на последствия стресса.

Я подошёл к Путилину и переключился на Аспект Исцеления. Тут же увидел под кожей светящуюся сетку кровеносной системы, тёмные очертания скелета, пульсирующий в груди комок слева.

Хоть сыщик был и бледен, как полотно, но всё же выглядел куда лучше, чем когда мы тащили его сюда. И свежий шрам на руке смотрелся уже не так пугающе. Наклонившись, я, не касаясь, провел ладонью вдоль него, попутно щедро вливая целительной эдры. Лишним не будет.

— Повезло, что крупные сухожилия не задеты, — прокомментировала Лебедева. — Он не только выздоровеет, но и со временем сможет полностью восстановить подвижность руки. Особенно под присмотром хорошего целителя… И я имею в виду не себя.

— Вы мне льстите, Лилия Николаевна, — покачал я головой. — Я полный профан в этих делах. Думаю, вы справитесь лучше.

— Зато силы вам не занимать. Я это вижу. Рана была чудовищная, а вы, судя по рассказам очевидцев, зарастили её буквально за секунды. Срастили крупные артерии, не дали ему истечь кровью…

— Очевидцы… — я невольно оглянулся в сторону коридора. — Несколько преувеличивают. Но я действительно постарался сделать всё, что мог. Правда, очень торопился, так что пришлось работать грубо. Шрам, скорее всего, останется неприглядный.

— Ему, похоже не привыкать, — вздохнула Лебедева, взглянув на Путилина со смесью жалости и восхищения. — Вы взгляните только! На нём ведь живого места нет. Страшно представить, что ему довелось пережить. А ведь и не старый ещё…

Путилин и правда выглядел, как бойцовый пёс, побывавший в десятках схваток. Кое-где шрамы покрывали его буквально в два слоя — застарелые рубцы пересекались более свежими. Форма и размеры ран тоже были самыми разными. Ожоги, рваные, резаные, кусаные, несколько небольших отметин, характерных для огнестрела.

— Он… на вредной работе, — усмехнулся я.

— А вас не нужно осмотреть? — спросила Лебедева после неловкой паузы. — Я, собственно, для этого вас и позвала. Ничего не беспокоит?

— Нет, благодарю вас.

— Только не скромничайте. Я понимаю, что у вас у самого Дар, и посильнее моего. Однако часто целители не могут применять свои способности на себя. Как говорится, сапожник без сапог…

— Не мой случай.

— Кхм… Что ж, тогда, пожалуй, я тоже сделала всё, что могла. Ваших друзей я уже подлечила и перевязала. Если не возражаете, я провожу вас и на время закрою медпункт. Всё-таки полночи на ногах… Мне тоже нужно отдохнуть.

— Да-да, конечно, Лилия Николаевна! Спасибо вам огромное и… Можете всегда рассчитывать на мою помощь.

Коротко поклонившись, я протянул ей руку ладонью вверх. Она ответила учтивой улыбкой и, заметно смутившись, протянула мне свою.

Сроду не целовал дамам ручки, но сейчас это получилось, как нечто само собой разумеющееся. В местном этикете я по-прежнему ориентировался хреново, но, кажется, начинал понемногу пропитываться самим духом этой эпохи.

Из парка мы вышли все вчетвером — я, Велесов, Полиньяк и Варвара. Уже рассвело, было часов семь утра. Но несмотря на ранний час, в парке было полно народу. Только вот не студентов, а по больше части полицейских, военных и прочих силовиков. К счастью, нам удалось без проблем покинуть территорию — выпускали на постах без лишних вопросов, а вот впускали неохотно, видимо, не желая наплыва зевак. При нас какого-то тощего типа в клетчатых брюках стащили с забора при попытке проникновения в парк в обход постов.

— Руки прочь, держиморды! — верещал тот. — Я по специальному заданию «Томского вестника»! Вы мне ещё ответите за препятствование работе прессы!

— И куда дальше? — спросил я, только сейчас заметив в руках Варвары здоровенный чемодан — тот самый, с которым видел её в самый первый день.

— А я это… Меня дядя Демьян с вами пожить пригласил, — покраснев, ответила девушка.

Я удивлённо обернулся на Велесова.

— Ну чего? — буркнул он. — Негоже приличной девице в общаге ютиться, с профурсетками всякими. Да и вообще… Такие, как мы, должны держаться вместе.

— Собираешь свою стаю? — усмехнулся я.

Шутка не удалась — Велесов почему-то отреагировал на это слово довольно резко. Промолчал, но зыркнул весьма красноречиво. Я, чтобы сгладить неловкость, примиряюще поднял руки.

— Да нет, я-то только за. И сам хотел предложить.

— А я? — жалобно вклинился Полиньяк. — А я ведь тоже в вашей стае?

Велесов в ответ так тяжко вздохнул, что мы с Варварой, не сговариваясь, рассмеялись. Только Жак оставался серьёзен, с опаской поглядывая на вампира.

— Да и ты тоже, — проворчал, наконец, Демьян. — Куда ж тебя девать-то теперь…

Полиньяк расплылся в улыбке до ушей, что в сочетании с его растрепанной шевелюрой и потрескавшимися стёклами очков выглядело особенно комично.

Мы двинулись в дорогу. Спешить было особо некуда, так что до усадьбы решили дойти пешком.

— Только не тесновато ли нам будет? — спросил я по пути. — Ну, ладно, Жака я могу в своей каморке приютить, если часть хлама ещё вытащим. А вот Варя… С Радой поселим?

— Да ради такого дела можно всё-таки в дом перебраться, — подумав, предложил Велесов. — То мы вдвоем с Радой были, а сейчас нас пятеро. В южное крыло можно переехать, оно поменьше остальных. К зиме только подготовимся. Жар-камня закупим, дров побольше…

Эта идея всем понравилась. По дороге мы даже успели обсудить некоторые детали. Да и вообще много чего успели обсудить. Прохожих на улицах почти не было, так что мы спокойно шагали по пустынным улицам, болтали в полный голос, хрустели ломким тонким ледком, намёрзшим на лужах за ночь. Постепенно начали и перешучиваться, порой подначивая друг друга.

Более странную и разношёрстную компанию сложно было представить — это было видно даже со стороны. А уж если знать, какие у каждого скелеты в шкафу… Но после пережитого этой ночью мы и правда стали друг другу, как родные. По сути, каждый из нас будто заново родился. Некоторые — в прямом смысле.

К набережной мы вышли уже в приподнятом настроении.

— А вон там и наша усадьба, — указал я на крышу, виднеющуюся за деревьями. — Дом реально здоровенный, всем места хватит. Порядок там надо навести и починить кое-что. Но, думаю, управимся, надо только…

Резкий звук, донёсшийся из сада, заставил меня осечься на полуслове. Демьян, следующий чуть впереди нас, замер на месте, как вкопанный. Резко повернул голову в сторону дома. В глазах его мелькнул ужас.

— Рада! — выдохнул он, сверкнув кончиками клыков из-под верхней губы.

Не успели мы опомниться, как огромный старый волчара, взяв с места в карьер, рванул к забору. Двигался он неестественно быстро, гигантскими скачками, порой, кажется, на четырёх лапах, как зверь. Несколько мгновений — и он уже скрылся за забором, нырнув в неприметную калитку.

Я от неожиданности даже не успел перехватить у него Аспект Зверя, так что, рванув за ним, заметно опаздывал. Но тоже нёсся изо всех ног, не обращая внимания ни на что вокруг. Потому что звук, разорвавший утреннюю тишину, сложно было с чем-то перепутать.

Выстрел!

Интерлюдия. Грач

Грачёв ненавидел поезда.

Ненависть эта была столь же стойкой и неконтролируемой, сколь и иррациональной. Он ничего не мог с собой поделать — грохочущие, пышущие паром механические чудовища одним своим видом заставляли его внутреннего волка скалиться и поджимать хвост. А ещё он терпеть не мог запахов железной дороги — всей этой жуткой смеси из дыма, железа, ржавчины, угля, деревянных шпал, пропитанных какой-то гадостью, густого амбре вагонов эконом-класса, провонявших человеческим потом, табаком, объедками, а в тамбурах — ещё и мочой. Всё же звериный нюх в человеческом мире — порой проклятье, а не дар.

Но хуже всего было по ночам. Поезд до Томска шёл почти трое суток, и за всё это время Грачеву не удавалось толком поспать. Стук железных колёс по стыкам рельсов, лязганье вагонов, храп и гул голосов в соседних купе — всё это непрерывно било по мозгам, не давая расслабиться. Короткие передышки удавалось делать только во время стоянок.

На главный вокзал Томска поезд прибыл рано утром, на самом рассвете. И Грачёв был первым, кто сошёл на перрон — сразу же, едва состав замер на месте. Он был почти налегке, лишь с небольшим саквояжем. Одет слегка не по погоде — в шерстяной плащ английского покроя, неизменный старомодный котелок, остроносые кожаные ботинки. Но заморозки здесь ночью ударили такие, что впору было уже одеваться в меха. Ещё хуже, чем в Демидове. А ведь ещё только начало сентября…

Остановившись на безлюдном перроне, он втянул ноздрями холодный воздух и едва удержался от того, чтобы не зарычать, обнажив клыки. Вонь железнодорожного вагона, похоже, крепко въелась в одежду, так что придётся терпеть её на себе ещё долго.

Чёртовы поезда. Чёртов Томск. Чёртов Орлов с его дурацким заданием!

Сама идея службы в Охранке Грачёву никогда не нравилось. Тем более — под начальством такого молодого высокомерного выскочки. Он пошёл на это, смирившись с решением вожаков Стаи, и относился к работе исключительно как к повинности. Но порой эта ноша становилась особенно тяжела.

Дело Василевского с самого начала пошло наперекосяк. И, откровенно говоря, во многом из-за самого Орлова. Если бы тот удосужился более чётко поставить задачу, то вся операция была бы выстроена иначе. Но он даже от исполнителей скрыл, что устранить самого князя — это лишь полдела, а главное — это добраться до его архива. Но, конечно, виноватым выставил самого Грачёва, и теперь ошибки начальства приходится расхлебывать подчинённым.

После пожара от библиотеки Василевского практически ничего не осталось. Спецы Охранки еще около суток рылись на обугленных руинах, но Грачёв не очень-то надеялся на то, что удастся хоть что-нибудь найти. Так что в это время проверял другие ниточки. Но их оказалось крайне мало.

Аскольд Василевский уже несколько лет жил один, с тремя слугами, никто из которых не выжил в тот вечер. С соседями почти не общался, дамы сердца не имел. Даже пациентов его разыскивать было бессмысленно — как целитель он был хорош в заживлении тяжелых ран, а не хронических болезней, так что постоянных клиентов у него не бывало. Мало того — князь был не местный, и в этом особняке на окраине Демидова поселился лишь в конце своей долгой карьеры. Так что — никаких тебе дальних родственников, старых знакомых и сослуживцев.

Пометавшись пару дней кругами по городу, как потерявший след волк, Грачёв принялся копать в единственном оставшемся направлении. В прошлом. Благо, биография у рода Василевских была богатая, и немало сведений можно было найти в открытых источниках.

Так он и наткнулся на упоминание старой родовой усадьбы, подаренной ещё Борису Всеволодовичу Василевскому, деду Аскольда, долгое время служившему личным целителем самого Петра Великого. Пётр даже самолично принял участие в строительстве усадьбы, применив свой Дар.

Единственный сын Бориса, Виталий, был паршивой овцой в стаде. Фамильный Дар в нём проявился крайне слабо, да он и не старался его развивать. Зато был известным пьяницей, картёжником и повесой, промотавшим большую часть состояния семьи. Под угрозой оказалось и родовое имение, но тут вмешался сам император — выкупил усадьбу, расплатившись с долгами Виталия, и особым указом запретил дальнейшую её перепродажу кому-либо, кроме законных наследников рода Василевских.

Аскольд пошёл не в отца — сделал блестящую военную карьеру, восстановил честь семьи, вернулся в родовую усадьбу. Правда, через какое-то время тоже разорился, но уже по другим причинам. Но старинный особняк в Томске всё ещё оставался за ним — это Грачёв выяснил точно, наведя справки в Томском отделении Охранки. Пришлось долго ждать официального ответа из канцелярии, но оно того стоило.

По закону, после смерти Аскольда даётся полгода на то, чтобы объявились наследники этого имущества. В противном случае особняк переходит в распоряжение губернатора, и тот уже будет решать, что с ним делать. Но, по слухам, желающих выкупить этот дом предостаточно. Хотя особняк старый и не в лучшем состоянии, это всё же уникальная реликвия, в том числе из-за того, что к его строительству приложил руку сам Пётр.

Пока свои права на наследство никто не предъявил. Однако дом, судя по сведениям Охранки, находится не в ведении людей губернатора, а под присмотром некоего поверенного, оставленного самим Василевским в Томске ещё несколько лет назад.

Слабая, но зацепка. К тому же, тот странный гость Аскольда, что сбежал после пожара, мог оказаться его родственником. И если он знает про дом, то наверняка заинтересуется возможностью получить его. Такие богатства на дороге не валяются.

Время было раннее, к тому же суббота. Искать кого-то в конторе Охранки не было никакого смысла, так что Грачёв решил сразу же, с колёс, наведаться в усадьбу. Благо даже адрес её он выяснил заранее.

Правда, когда извозчик доставил его на место, настроение испортилось ещё больше. Хотя, казалось бы, куда дальше.

Дом был явно нежилой, сад вокруг него превратился в непроходимые заросли, сдерживаемые по периметру лишь добротным кованым забором. Из-за этого усадьба портила внешний вид улицы, словно грязный колтун в волосах.

Но всё же он решил проверить. Главные ворота были заперты и сплошь заросли вьюном и мелким кустарником. Но в стороне отыскалась небольшая калитка, ведущая на задний двор усадьбы.

Следы!

Грачёв, наклонился, тяжело опираясь на трость с рукоятью в виде птичьей головы. Ноздри его расширились, как у пса, втягивая воздух.

Тропинка в саду еле заметная — пользуются ею немногие. Но зато регулярно. И от трубы небольшого бревенчатого дома на заднем дворе доносится запах дыма. Как минимум это здание всё ещё используется, в отличие от заколоченного наглухо двухэтажного особняка.

Он не торопился. Сначала обошёл территорию по широкой дуге, прислушиваясь и принюхиваясь. Изучил следы. Судя по ним, несколько часов назад дом покинули трое мужчин. Дверь была крепко заперта, причём сразу и не поймёшь, изнутри или снаружи — навесного замка или даже заушин для него не видно, так что запирается она явно на какой-то скрытый засов. И пытаться вышибить бесполезно — похоже, толстенная, в ладонь толщиной, и наверняка укреплена железом.

При этом внутри точно кто-то есть. Звуков не доносится, но в окнах, кажется, пару раз промелькнул смутный силуэт — будто кто-то выглядывает осторожно.

Грачёв ещё раз обошёл дом в поисках другого входа, но его не было. Окна тоже не годились — они будто специально были такого размера, чтобы взрослому человеку не пролезть. Но кое-какой способ незаметно пробраться внутрь всё же имелся. Просто для этого нужно было потратить эдру.

Впрочем, с этим как раз проблем не было. Жизнь в крупном городе и необходимость скрывать свою суть привели к тому, что Грачёв в последнее время редко использовал Силу. Так что даже рад был возможности немного размять косточки. Фигурально выражаясь.

Он поставил саквояж сбоку от крыльца. Сверху уложил аккуратно свёрнутый плащ, котелок и трость. Смерив пристальным взглядом печную трубу на крыше, прищурился, сделал глубокий вдох…

И тихо, почти беззвучно взорвался. На месте, где он только что стоял, завихрилась тёмная призрачная воронка, будто бы сотканная из дыма, но и она быстро развеялась, разлетевшись в стороны крылатыми чёрными силуэтами, напоминающими ворон.

Одна, самая крупная птица, взмыла вверх и, сделав быстрый круг над крышей флигеля, нырнула в дымоход. Через пару мгновений, разметав остывшие угли в очаге, ворвалась в комнату, повисла над полом бесформенным чёрным облаком. Но и оно быстро развеялось, и за ним, будто фокусник, взмахнувший шёлковым плащом, снова появился Грачёв. Застыл на несколько мгновений, будто снова привыкая к физической форме. И поднял взгляд.

Глаза его поначалу выглядели сплошными тёмными провалами в пустоту, но постепенно обрели привычный цвет. Крылья носа раздулись, втягивая запахи.

Сейчас, без плаща и котелка, Грачёв выглядел ещё более невзрачным. Невысокий. сутулый, носатый, с заметной залысиной на затылке, с жиденькими, прилипшими ко лбу прядками волос. Но несмотря на заурядную внешность, он пугал. Своими движениями, взглядом, выражением лица. Будто внутри этого тела жила несоизмеримо мощная и жуткая сущность.

Впрочем, так и было.

— Доброе утречко, — раздался спокойный, даже чуть насмешливый девичий голос.

Фраза эта и тон, которым она была сказана, совершенно не вязались с ситуацией. Как и прямой внимательный взгляд голубых глаз из-под тёмной чёлки.

Девушка — молодая совсем, почти подросток — сидела, укутав ноги плотным пледом, в огромном старом кресле-качалке, с удивительным хладнокровием наблюдая за незваным гостем.

— Здравствуйте, барышня, — растянул он тонкие губы в подобии улыбки, сделавшись удивительно похожим на рептилию. — Не спится в столь ранний час?

— Вам, я вижу, тоже. Чем обязаны таким неожиданным визитом?

Грачёв, не сводя с неё глаз, чуть повернул голову, прислушиваясь и принюхиваясь. Дом был наполнен запахами людей. Но сейчас в нём точно никого нет, кроме него самого и этой странной девчонки.

— Вы, наверное, к папеньке? Он скоро будет.

— Вот и славно, — ещё шире улыбнулся он, но глаза при этом оставались холодными и даже злыми.

Его и правда раздражала эта соплячка. В глазах её он не видел страха, и это его изрядно удивило и озадачило. Он давно привык, что обычные смертные его боятся, причём большинство — даже не осознавая, почему.

Дошло до того, что девчонка и сама начала его пугать. По меньшей мере, беспокоить. Этим своим спокойствием, внимательным взглядом. Хотя, казалось бы — хрупкая пигалица, разорвать можно одним движением. Но что-то с ней не так…

— Не возражаешь, если я подожду его здесь? — продолжил он, медленно зашагав ей навстречу.

— Возражаю. Папеньке не понравится, что я впустила в дом незнакомца.

— Ну, как-нибудь уж потерпим, — хмыкнул Грачёв. — А кто с вами ещё живёт? Я чую ещё как минимум одного.

Он демонстративно принюхался.

— Мужчина. Молодой. Давно он у вас гостит?

Девушка промолчала, но впервые за всё время в глазах её мелькнуло беспокойство. Правая рука её была под пледом, но левая беспокойно зашевелилась. Она медленно, ласково гладила что-то, скрытое под пледом — будто кота по спинке. Хотя нюх Грача не чуял животного. Уж скорее какая-нибудь деревянная кукла.

Грачёв сделал ещё пару шагов, приближаясь к собеседнице почти вплотную и с удовлетворением подмечая в ней нарастающий страх. Ну вот, так-то лучше.

— Вам лучше подождать снаружи. Папенька будет недоволен, — чуть дрогнувшим голосом повторила девчонка, будто мантру.

— А это должно меня беспокоить? — уже откровенно потешаясь, спросил Грачёв.

— Вообще-то да, — пожала она плечами. — Поверьте, папеньку лучше не злить.

— Меня тоже! — рявкнул Грач, стирая усмешку с лица. — Позвольте представиться — Питирим Иванович Грачёв, Отделение по охранению общественной безопасности и порядка по Уральской губернии.

— Далеко же вас занесло, — холодно усмехнулась девушка, не прекращая нервно поглаживать игрушку под пледом.

— Да, такое случается по долгу службы. Я расследую важное дело, связанное с убийством дворянина. И, возможно, вы сумеете мне помочь, ответив на несколько моих вопросов. Может, управимся до прихода вашего папеньки. А может, и дожидаться его не будет резона.

Повисла долгая пауза, и Грачёва снова начало одолевать раздражение. Так и хотелось просто схватить дерзкую девчонка за волосы и швырнуть об стену. Но жизнь среди людей научила его сдерживать такие порывы, довольствуясь только фантазиями о них.

— Пересядем за стол? — спросил он и протянул ей руку, предлагая встать.

Девчонка бросила быстрый взгляд на его руку, и ресницы её заметно дрогнули. Прищурилась, будто разглядывая что-то.

— Вам лучше подождать снаружи, Питирим Иванович, — ровным тоном повторила девушка. И, взглянув ему прямо в глаза, добавила:

— А ещё лучше — бежать отсюда. Папенька очень не любит таких, как вы.

— Не любит Охранку?

— Не любит упырей.

Грачёв шумно втянул ноздрями воздух, запрокинув голову так, будто ему вдруг жутко захотелось разглядеть трещинки на потолочных балках. На самом деле он, конечно, пытался сдержаться от того, чтобы не зарычать в полный голос. И это ему удалось с огромным трудом. Соплячка его уже откровенно бесила.

— А как думаете, барышня, вашему папеньке понравится, если по возвращению он увидит вашу прелестную головку, насаженную на рога вон того оленя? А ваши внутренности — развешанными по стенам?

Он опустил взгляд, и глаза его вспыхнули желтым звериным огнём.

— Пугать изволите? — улыбнулась девчонка, окончательно сбивая его с толку. — Ну что ж, попробуйте.

— А ты, стало быть, небоишься? — оскалился Грачёв, уже в открытую показывая кончики клыков. — Интересно, почему? Настолько храбрая или настолько тупая? Впрочем, порой это одно и то же.

— Ну, я ведь не одна, — беспечно пожала она плечами. — Со мной тигрёнок. С ним не так страшно.

Грачёв бросил взгляд на предмет под пледом.

— Ах, тигрёнок? — издевательски переспросил он. — Позволь угадаю. Что-то вроде оберега против упырей? Папенька, небось, подарил?

— Угадали, — мягко улыбнулась девчонка, продолжая поглаживать плед. — Оберег. Показать?

— И что же умеет твой тигрёнок? Делать р-р-р-р? — он шагнул ещё ближе, оскалив полную острых зубов пасть.

По его опыту, многие смертные от такой картины уже начинали дрожать и гадить в штаны. Но упрямую девчонку его трюк нисколько не впечатлил.

— Нет. Тигрёнок делает вот так… — заговорщически прошептала она, наклоняясь чуть вперёд. — Бам! Бам!

Грачёв ринулся к ней в тот же миг, когда она откинула край пледа, но слегка опоздал. Всё же, редко сражаясь в полную силу, теряешь хватку.

Из-под покрывала выглянули чёрные круглые зрачки двустволки — необычно короткой, больше похожей на обрез, но с богато украшенными резьбой боковинами. И тут же грянул сдвоенный выстрел, в упор прошибая гостю грудь и лицо зарядом картечи и начисто снеся ему часть черепа.

Отшатнувшись назад, будто получив мощный удар, Грачёв еле устоял на ногах. Но всё же устоял. И, вперившись в наглую девчонку уцелевшим глазом, наконец, зарычал в полную глотку, давая волю накопившейся ярости.

Глава 15

Демьян ломился через кусты, не выбирая дороги, где-то перепрыгивая через них гигантскими скачками, а где-то попросту продираясь насквозь. Я за ним не поспевал — силуэт его мелькал где-то впереди, с каждым прыжком всё больше удаляясь. Когда я добрался, наконец, до флигеля, то первым увидел даже не его, а Раду. Та в одной ночной рубашке возилась возле двери, подпирая её снаружи лопатой и вдобавок налегая всем телом.

Мощный удар изнутри едва не отбросил эту хрупкую преграду — дверь дёрнулась так, будто за ней что-то взорвалось.

— Рада, в сторону! — рявкнул Велесов.

Девушка, обернувшись, радостно вскрикнула. И едва успела отскочить от двери прежде, чем та распахнулась от нового удара, чуть не сорвавшись с петель. Наружу, будто джинн из бутылки, вылетело нечто, окутанное облаком тёмного дыма, который от движений размазывался длинными призрачными полосами.

Двигался чужак так быстро, что взгляд с трудом поспевал за ним. Демьян бросился ему навстречу, и вот они уже сшиблись в нескольких шагах от крыльца, закрутились в рычащем и барахтающемся коме, будто целая свора дерущихся псов.

Через несколько мгновений ком этот распался, и противники замерли друг напротив друга — напряжённо сгорбившись, рыча по-звериному. Незваный гость на первый взгляд показался не особо-то внушительным — невысокий, не блещущий крепким телосложением. Из-за сутулости и массивного крючковатого носа он напоминал скорее птицу, чем волка. Хотя по Аспекту они с Велесовым были явно схожи.

Однако быстро выяснилось, что первое впечатление было обманчивым. За неприметной внешностью скрывалась серьёзная сила. Причём сила коварная, даже Велесова поначалу заставшая врасплох.

Чужак, как и другие виденные мною упыри, принял боевую звериную форму, отрастив внушительные клыки и когти. Вампирская сущность в нем проявлялась тоже уже привычным мне способом — в виде энергетических щупов, впивающихся прямо в тонкое тело противника. Но на этом арсенал его умений не заканчивался. Был у него ещё один крайней неприятный трюк, напомнивший мне о недавней битве с албыс.

Пауза в схватке продлилась буквально секунды три — противники, кое-как отдышавшись, снова ринулись друг на друга. Демьян бесхитростно прыгнул вперёд, попытавшись схватить чужака когтями. Однако тот растворился в воздухе, развеялся тёмным дымом. Велесов проскочил сквозь него и замер, ошарашенно вытаращившись. Чужак же, снова материализовавшись за его спиной, ударил сзади и тут же отпрыгнул, размазался в воздухе призрачным шлейфом.

Демьян рявкнул от боли и ярости и завертелся на месте волчком, раздавая во все стороны размашистые удары, пытаясь достать противника. Но тот, хоть и держался рядом, ускользал, как вода сквозь пальцы, но при этом успевал исподтишка клевать старого волка быстрыми точечными ударами.

Однако и у Велесова нашлось, чем меня удивить. Он вдруг замер, не обращая внимания на удары, а потом взвыл, задирая морду к небу. Магическим зрением я успел разглядеть, как силуэт его тонкого тела изменился, за несколько мгновений раздувшись раза в два и приняв отчётливую, будто нарисованную светящейся кистью форму. Призрачный волк со шрамом на морде и густой растрёпанной гривой.

Вой этот — протяжный, пробирающий до самых костей — был насыщен эдрой и хлестал во все стороны этакой ментальной ударной волной, вполне осязаемой даже для тех, кто не обладал Даром. Полиньяк, к тому времени тоже добежавший до флигеля, при первых же его звуках завопил и повалился на землю. Варя тоже побледнела, отступая. Даже у меня коленки затряслись и начали подгибаться от необъяснимого, животного ужаса. Всё тело противно дрожало, будто от холода, челюсти пришлось крепко сжать, чтобы зубы не выбивали чечётку.

С противника Демьяна вой словно сшиб его призрачную маскировку. Опустившись на четыре кости и пригибаясь к самой земле, он яростно скалился, даже не рыча, а скорее шипя, как рассерженный кот, и отползал назад — медленно, будто преодолевая невидимую преграду.

Велесов, опустив голову, снова взглянул на него. Глазищи старого вампира горели жёлтым звериным огнём, а тонкое тело его сверху по-прежнему выходило далеко за пределы реального, нависая над Демьяном, как расправившая капюшон кобра.

— Лежать! — рявкнул Демьян — вроде бы и негромко, но от одного этого окрика ноги подкашивались.

Причем на Детей Зверя этот приказ, кажется, действовал гораздо сильнее, чем на остальных. Чужака он буквально пригвоздил к земле. Боковым зрением я заметил, как рухнула и Варвара. В этот момент я даже рад был, что не стал перехватывать Аспект Зверя. Хотя и без него я отхватил неслабый ментальный удар.

— Ты?! — прохрипел чужак, вытаращившись снизу вверх на Демьяна. — Не может… быть!

Тот, молча оскалившись, поднял с земли отброшенную от дверей лопату и, перехватив её обеими руками за середину черенка, занёс над незваным гостем, как копьё. Ударил с такой силой и яростью, что я невольно поморщился и даже хотел отвернуться. Но шея всё ещё плохо слушалась, да и всё тело было сковано странным спазмом.

Лопата вонзилась в утоптанную землю почти на полный штык — в том самом месте, где только что, корчась от напряжения, валялся чужак. Однако тот исчез — взорвался облаком черного дыма и разлетелся в разные стороны, как стая воронья. Мне даже показалось, что я разглядел темные крылатые силуэты, быстро скрывшиеся за кронами деревьев.

Давление ауры Велесова разом ослабло. Опираясь на вонзённую в землю в лопату, он огляделся и глухо, сквозь зубы, выругался.

— Ушёл, паскуда…

Рада тут же бросилась ему на шею и молча уткнулась лицом ему в грудь, сжалась, словно пытаясь спрятаться. Он тихонько погладил её по волосам.

— Ну всё, всё… Испугалась?

Её худенькие хрупкие плечи затряслись от сдерживаемых рыданий.

Я поднялся, мельком взглянул на Полиньяка и Варвару. Те тоже пришли в себя, хотя по-прежнему сидели на земле, ошалевшие, как после взрыва. Сам Демьян быстро возвращался к привычному облику — аура ужалась до нормального состояния, клыки и когти втянулись. Только глаза всё ещё недобро поблескивали из-под густых, как обувные щетки, бровей.

— Думаешь, гнаться бесполезно? — спросил я, оглядываясь. Куда именно улетел чужак, сложно было сказать — призрачные вороны разлетелись в разные стороны, и большая часть из них наверняка была обманками.

Демьян молча покачал головой.

— Он тебя вроде бы узнал… А ты?

Рада, отпустив, наконец, отца, торопливо вытерла слёзы и затараторила:

— Он сначала вокруг дома долго шастал, высматривал чего-то. Я на все засовы заперлась, но он как-то через трубу пролез. Сказал, что с тобой поговорить хочет. И про гостя нашего что-то выспрашивал…

Она взглянула на меня и с виноватым видом добавила:

— Я ничего про тебя не говорила, правда! Но он сам унюхал, что в доме кто-то ещё живёт, кроме нас двоих.

Демьян, пройдясь по двору, нашёл рядом с крыльцом оставленные вещи — небольшой дорожный чемодан, шляпу с плащом, массивную дорогую трость из чёрного дерева с серебряной рукояткой в виде птичьей головы. Но ещё больше его, похоже, заинтересовало чёрное перо, валяющееся неподалеку от вонзённой в землю лопаты. Он поднял его, задумчиво разглядывая.

— Он сказал, что из Охранки, — добавила Рада, зябко ёжась и потирая плечи. Всё же с утра было холодно, трава серебрилась от инея, а она выскочила в одной рубашке и босиком. — Грачёв его фамилия. Питирим Иванович. А ещё… Я у него на запястье татуировку разглядела. Старая, уже почти расплылась. Но вроде бы волчья голова…

Велесов и на это не проронил не слова, кажется, полностью погрузившись в свои мысли.

— Ну, чего молчишь-то, Демьян? — не выдержал я.

— Айда в дом, — сминая перо в кулаке, буркнул он, наконец.

Внутри словно прокатилось целое побоище — стол и лавки опрокинуты, на полу, стенах и даже на потолке темнели подозрительные бурые брызги, пахло порохом. Из короткого рассказа Рады выяснилось, что девушка умудрилась в упор высадить в чужака заряд картечи, и только благодаря этому выиграла немного времени и успела выбежать наружу. А там уже и мы подоспели.

Велесов, выслушав дочь, заметно побледнел. Да уж, страшно представить, что было бы, опоздай мы хотя бы на полминуты. Рада в одиночку не удержала бы разъярённого упыря в избе, а убегать или прятаться от него было тем более бесполезно. Конечно, был ещё шанс, что в момент опасности пробудился бы её дремлющий Дар — как, например, в тот раз, когда мы с Демьяном сцепились. Но делать на это ставку я бы не рискнул.

Рада, хоть и держалась храбро, похоже, тоже запоздало сообразила, какой опасности подвергалась. Губы её заметно дрожали, но она старалась не подавать вида. Потом, опомнившись, убежала в комнату, наскоро переоделась и начала прибираться в горнице. Варя взялась помогать ей, Полиньяк тоже вызвался, хотя от него проку было немного. Тяжеленный стол и лавки Варвара, похоже, могла играючи ворочать и без него. А при виде пятен вампирской крови на досках французу делалось дурно, и замывать их пришлось тоже Варваре и Раде — я быстро сбегал к колодцу и притащил им для этого два ведра воды.

Велесов всё это время сидел, будто пыльным мешком ударенный, не обращая внимания на происходящее вокруг и лишь разглядывая найденную во дворе трость чужака.

Трость, к слову, была приметная. Явно старинная, изрядно пошарпанная в нижней части. В верхней скрывался длинный кинжал, причем рукоятка располагалась перпендикулярно к узкому четырехгранному клинку. Как у штопора.

— Похоже, дорогая вещица, — заметил я.

Велесов, очнувшись от звука моего голоса, резким движением загнал клинок обратно в потайные ножны.

— Питирим… — задумчиво проворчал он. — Давненько я не слыхал этого имени…

— Что, узнал старого знакомца?

— Сложно сказать. Много воды утекло… Но если это тот, про кого я подумал — то он точно из Стаи. А значит…

Он неохотно поднял голову и взглянул мне в глаза.

— Боюсь, настала нам пора расстаться, Богдан.

— Выгоняешь, что ли? — недоверчиво усмехнулся я.

— Да нет же. Это нам с Радой пора уходить. Стая, похоже, напала на наш след…

Об пол громко брякнулась глиняная крынка, разлетелась на кучу осколков. Я невольно обернулся на звук и поймал взгляд Рады. Девушка замерла, глядя на отца и не обращая внимания на уроненную посуду.

— Погоди, Демьян, давай-ка без поспешных выводов! Этот тип вроде как представился шпиком из Охранки. Значит, всё-таки меня искал, а не тебя?

— Какая теперь разница? — огрызнулся Велесов и раздраженно зыркнул на Раду и остальных. Те тоже притихли и явно прислушивались к нам.

— Выйдем, — буркнул он.

Я последовал за ним во двор, но там он не остановился, шагая всё дальше в глубь сада.

На ходу я обдумывал произошедшее. Сама по себе схватка с незнакомым вампиром длилась едва ли минуту и, на первый взгляд, закончилась удачно. Думаю, даже без моей помощи Велесов бы прищучил этого гада, если бы тот не сбежал. Но я прекрасно понимал, что он сейчас чувствует. Я и сам-то здорово испугался за Раду, чего уж говорить про него.

Мы дошли до старой конюшни, где я устроил себе тренировочную площадку. Демьян уселся у стены на одну из немногочисленных деревянных колод, уцелевших после моих экспериментов. Я, найдя подходящий чурбан помельче, устроился напротив него.

— Ну, так что думаешь? Этот тип из Стаи или всё-таки из Охранки?

— Может, и то, и другое сразу.

— То есть кто-то из упырей… прости, волков… работает на Охранку? Это вообще возможно? Ты ведь говорил, что вас отстреливают, как бешеных собак везде, где обнаружат?

— Говорил… — мрачно проворчал Велесов.

— Так разобраться надо. Может, он соврал про Охранку, чтобы что-то выведать. А может, он и не из Стаи…

— Он узнал меня! — перебил Демьян. — И он точно из Стаи. Значит, сообщит своим, что видел меня. Сумароков думает, что я давным-давно мёртв, и это было моей главной защитой. Иначе бы я так спокойно не жил чуть ли не в центре Томска. А теперь…

Он стиснул зубы, явно сдержавшись. И не от крепкого словца — чего уж тут стесняться-то.

— Ну, теперь уж ничего не поделаешь, — вздохнул я. — Перед Стаей мы, похоже, засветились.

— И не только, — всё же не сдержался он. — Ты ведь, оказывается, и того хмыря из дружины чуть ли не прямо в мой дом приводил! А после того, что было этой ночью… Что, думаешь, когда он оклемается, у него не возникнет вопросов к тебе? И ко мне? И к той девочке-берендею?

— Я с ним поговорю.

— А толку-то? — уже откровенно показывая клыки, огрызнулся Велесов. Видно, накопилось. — Это Святая дружина! Она создана для того, чтобы уничтожать таких, как мы! И ты привёл её прямо к нам на порог. А теперь ещё и Стаю. А может, и Охранку до кучи — Орлов тебя ведь и правда ищет.

— Ну понятно, — процедил я, тоже заводясь с пол-оборота. — То есть я во всём виноват?

— А что, не так? Я ведь много раз предупреждал тебя — будь тише! Не суйся, куда не следует…

— И как бы это здесь помогло? Я этого хмыря первый раз в жизни вижу! И понятия не имею, как он меня выследил. Впрочем… Может, он просто пальцем в небо попал. И не меня выслеживал, а просто про этот особняк узнал и решил проверить. Что, думаешь, что никто больше не знает про это имение Василевских?

— Ну, тут ты прав… — поразмыслив, неохотно признал Демьян. — Дом Аскольда — самый очевидный след. Рано или поздно Охранка бы сюда явилась. Но я и представить не мог, что по этому следу притащится ещё и Стая…

— А уж для меня-то какой сюрприз! — саркастически отозвался я. — Но давай уже без истерик, а? Что делать-то предлагаешь? Бежать, что ли, задумал? И куда?

— Есть у меня местечко на одной дальней заимке. Верст двести отсюда. Перезимуем с Радой там, а дальше… Видно будет.

— То есть хочешь забиться в какую-то нору в тайге? Ещё и Раду за собой тащишь? Вот радости-то девчонке — куковать где-то в лесу на пару со старым олухом, вдали от людей. Она только-только к нормальной жизни привыкла…

Демьян зарычал и вскочил, нависая надо мной и скаля клыки. Я тоже подорвался, и мы замерли глаза в глаза, едва не касаясь друг друга. Мне разве что смотреть приходилось чуть снизу из-за разницы в росте.

— Ну, порычи ещё на меня! — угрожающе процедил я. — Сам же знаешь, что я прав.

— Просто не лезь не в своё дело, княжич!

— Это теперь уже и моё дело тоже! Мы все в одной лодке, хочешь ты того или нет. Потому я с тобой и советуюсь, что делать дальше. Но драпать куда-то в тайгу — по-моему, дерьмовый вариант. Не думал, что ты такой трус.

На какое-то мгновение мне показалось, что Демьян меня сейчас ударит. Или просто-напросто вопьётся в глотку клыками. А я даже на Аспект Укрепления переключиться не успел. Но я продолжал смотреть снизу вверх прямо ему в глаза.

Чувствовал себя укротителем, зашедшим с голыми руками в клетку к хищнику. И главное в такой ситуации — не показывать страха и неуверенности. Хищник склоняется перед волей, а не перед хлыстом или револьвером.

— За себя-то я не боюсь… — всё же сдержавшись, прохрипел Велесов.

— Да знаю я, знаю. Только и Рада уже не маленькая. Да и ты не один. И если уж как-то выпутываться из всего этого клубка — то лучше вместе. Охранку я, к примеру, не боюсь. Кабанов обещал мне посодействовать, если что. А теперь я ещё и дочку губернатора спас. Думаю, это тоже зачтётся. Так что даже если сам Орлов сюда заявится — найдётся, кому за меня словечко замолвить.

Велесов снисходительно хмыкнул, сверкнув клыком. Но, кажется, тоже задумался.

— Может, ты и прав. К тому же Орловы из Демидова, и в Томске особых связей не имеют. Но они сейчас и не главная проблема.

— Да я уже понял. Стая. Но что, если и там получится как-то договориться? Что ты вообще не поделил с ними? Может, настала пора забыть о старых распрях? В конце концов, даже вступить в эту самую Стаю? Хотя бы формально. Может, там не так уж и плохо?

Демьян откровенно расхохотался. Я же, наконец, расслабился и даже прошёлся из стороны в сторону, дожидаясь, пока и Велесов чуть остынет.

— Вступить в Стаю… — наконец, продолжил он. — Да, в общем-то, я из неё и не выходил. Мало того — я её и создал.

А вот это явилось для меня полной неожиданностью.

— То есть как? Ты глава Стаи?

— Ну, теперь-то нет. Но начиналось всё с меня. Да и до сих пор они волчью голову на гербе сохранили. Хотя молодняк, похоже, даже не понимает, что этот символ значит.

Он снова сел на колоду, задумался, явно погрузившись в воспоминания. Рассказ, впрочем, начал почти сразу.

— Давно это было, ещё при Петре. Болтают, что на таких, как мы, с самого начала гонения были, но это не так. Поначалу нефилимы с Аспектом Зверя ничем от других не отличались. По-моему, нескольким Пётр даже дворянство успел пожаловать. Но потом всё изменилось. По слухам, покушение было. И почти удачное.

— На самого Петра?

— Да. Тогда-то другие нефы сообразили, чем опасны Дети Зверя, умеющие чужую силу поглощать. И начали избавляться от нас.

— И Стаю ты основал, чтобы объединиться и дать отпор? — спросил я.

Заодно про себя отметил, что Демьян, выходит, даже старше, чем я думал. Раньше он упоминал об участии в войне с французами, которая в этом мире, кажется, состоялась примерно в те же годы, что и в моём — в начале девятнадцатого века. Но история со Стаей наверняка произошла значительно раньше. Вот только на сколько? Лет на пятьдесят? На сто?

— Не совсем. Я просто считал, что у Детей Зверя свой путь. Да и сейчас считаю. Мы не просто хищники. Наш Дар делает нас ближе к нашим корням, к дикой природе. Тайга — это наша стихия, нужно только понять это и принять свою суть. Стать настоящим волком. В конце концов, когда Око Зимы охватит весь мир, именно мы придём на смену человечеству. Потому что мы одни из немногих, кто сможет жить в этом новом мире.

— Хм… Тут ты, наверное, прав. Но ведь еще пара столетий у человечества есть? Может, успеют что-нибудь придумать против Ока Зимы?

— Может быть. Тут выбор-то невелик — либо до последнего сопротивляться Оку, либо принять его и готовиться жить по-новому. Какому пути следовать — дело каждого. Но в любом случае, я не хотел вражды с нефилимами, и тем более с обычными смертными. Считал, что Стая должна уйти в дикие земли. Туда, где мы будем редко пересекаться с людьми. И жить в единении с природой.

— И как, получилось?

— На какое-то время да. Для нас это был единственный шанс на выживание. Пожалуй, если бы мы, волки, не ушли тогда подальше от обжитых мест, то нас бы истребили всех до единого. Священная Дружина тогда была куда злее и зубастей, чем нынче.

— А потом?

— После смерти Петра гонения понемногу начали слабеть. И многие из наших задумывались о том, чтобы вернуться к людям. Далеко не всем пришлась по душе жизнь в мерзлоте. Нашлись те, кто стал убеждать братьев, что мы — высшая раса, и достойны не просто жить среди людей, но и повелевать ими. А люди для нас — лишь добыча. Корм.

— Что ж, не удивлён. Честно говоря, всегда думал, что вампиры считают себя выше обычных смертных. Этакой вершиной пищевой цепочки.

— Да, таких немало. И как раз из-за этого в Стае и случился раскол. Дар ведь тоже можно по-разному развивать. Кто-то стремился к звериным корням вернуться. А кто-то — половчее из других соки высасывать. Все мы — Дети Зверя. Но звери-то разные бывают. И хищники. И падальщики…

— И ты допустил это? Почему не подавил бунт в зародыше? Достаточно было перебить зачинщиков.

Он презрительно фыркнул.

— Как это… по-людски. Задавить, выгнать, убить… Я задумал Стаю, как братство. Мы все были равны перед лесом. Да, я был вожаком. Ко мне прислушивались. Но я не стремился повелевать остальными. За мной шли те, кто верил в то, что я говорю.

Ох, сдаётся мне, этот его пацифизм его и погубил. Да и вообще, рассчитывать на то, что разумные хищники будут довольствоваться жизнью в глуши и единением с природой… Это каким же идеалистом надо быть?

— И что же, когда случился раскол, никто не встал на твою сторону? Или как вообще у вас там всё было устроено?

— Сумрак, нынешний глава стаи, бросил мне вызов, — неохотно отозвался Демьян. — Оспорил моё старшинство, стало быть. Схватка закончилась вничью — нас отвлекли. Может, я и одолел бы его позже, но он начал действовать хитрее. Ушёл. Тайно собирал вокруг себя всё больше приспешников. Убеждал их в том, что они достойны большего… Я не хотел резни внутри Стаи, поэтому позволил им мирно отделиться. Но потом они вернулись. И застали врасплох.

— И ты не пытался мстить?

— Да плевать мне на месть! — отмахнулся он. — После того, как все решили, что я погиб… Я и правда начал новую жизнь. Вернулся в мир людей. Мы встретились с Аскольдом. Я стал его стольником, многие годы сопровождал на службе и в странствиях… Впрочем, это долгая история.

— А Стая?

— Те, кто был верен старым заветам, ушли ещё глубже в тайгу и основали свои поселения. Некоторые и вовсе одичали так, что их не отличишь от обычных зверей. Ну, а остальные присягнули Сумраку, и тоже начали жить по-новому, хотя и сохранили часть прежнего кодекса. Правда, какие из них теперь волки… Им плевать на законы леса. Они грезят лишь властью, богатством и кровью.

— Значит, не так уж и неправы те, кто называет их упырями? — невесело усмехнулся я.

— Может быть. Говорю же — каждый сам решает, каким Зверем быть. Кому-то вот больше нравится быть кровососом.

— Но и всё-таки… Что делать-то с ними будем? Думаешь, бегство — это единственный выход? И что, так и будешь прятаться всю жизнь?

— А ты что предлагаешь? — огрызнулся он.

— Драться, — пожал я плечами.

— Молод ты ещё, Богдан… — вздохнул он, отвернувшись и с какой-то затаённой тоской вглядываясь в небо. — Всё-то у тебя кулаки чешутся…

— Просто я не пойму, с какого перепугу нам отступать перед какими-то там упырями. Надо дать им отпор!

— Нам? — насмешливо переспросил он.

— Нам, — с нажимом повторил я. — Сам же недавно говорил Варваре, что надо вместе держаться.

— Да так-то оно так… — пробормотал он, уже куда менее уверенно. — Но…

— А что «но»? По одиночке нас точно раздавят. А вместе… Вместе мы вон, целую ледяную ведьму в бараний рог скрутили. А эта хреновина, думаю, пострашнее твоего Сумарокова будет.

Демьян усмехнулся и, наконец, обернулся на меня. Прищурился, окидывая внимательным взглядом, будто только что разглядел во мне что-то.

— Ох, и упрям же ты, Богдан! Весь в отца. Но, кажется, мне этого и не хватало.

Я тоже улыбнулся и крепко хлопнул его по плечу.

— Ну, так и что, старый волк? Ты со мной? Не передумаешь?

— Я ещё и не решил ничего окончательно, — покачал он головой. — Ты же знаешь — за Раду я беспокоюсь. Она… не такая, как все.

— Знаю. Не такая, как все. Она такая, как я.

Старик нахмурился, и в глазах его снова блеснули недобрые искорки. Но я продолжил.

— Шрамы у неё на спине. Круг, рунами расписанный. Только не притворяйся, что не видел. Раз уж растишь её с малолетства, то точно должен был заметить.

Он помрачнел ещё больше, и хотел было отвернуться, но я крепко придержал его за плечо.

— Кто она, Демьян? Точно не твоя дочь, это понятно. Но откуда взялась? Учти — в этот раз не отвертишься. Ты должен мне рассказать!

— С чего бы это?

— С того, что у меня на спине — точно такой же рунный круг.

Велесов, поначалу напрягшийся и снова начавший на меня скалиться, как раздражённый пёс, после этих слов замер и взглянул на меня совсем по-другому — со странной смесью страха и жалости.

— Ты… Значит, всё-таки…

— Рассказывай уже, Демьян! — не выдержав, тряхнул я его за плечи. — Ты точно что-то знаешь. Кто это сделал с нами? И зачем? Кто мы такие, чёрт побери?!

— Это долгая история, Богдан, — выдохнул он после долгой паузы. — И многого я и сам до сих пор не понимаю. Возможно, в записях Аскольда, которые ты привёз, удастся найти недостающие сведения…

— Только не ходи вокруг да около! — предупредил я. — После разберёмся, ты расскажи уже хоть что-то! Начинай сразу с главного. Откуда у тебя Рада? Удочерил?

— Можно и так сказать. Я её… украл, — невесело усмехнулся он.

Интерлюдия. Демьян

— Осторожнее! За деревьями! — выдохнул Аскольд. Густое облачко пара, вырвавшееся изо рта, на миг скрыло его лицо.

Револьвер он держал на вытянутой руке и поворачивался вместе с ним, выцеливая кого-то за спиной Демьяна. Стольник, угрюмо зыркая по сторонам, торопливо, рывками тащил за собой тяжело гружёные нарты с остатками вещей. Бросать их было нельзя — без припасов тут не протянуть и полдня. Особенно без жар-камня.

Морозный воздух обжигал ноздри, и даже звериный нюх не очень-то помогал. К тому же твари, преследующие их от самого оврага, были странными. В них не чувствовалось жизни. Ни дыхания, ни сердцебиения, ни эмоций. Они вообще не производили ни звука, не считая скрипа снега под ногами. Если бы не этот скрип, он бы давно решил, что за ними гонятся призраки.

Шаги всё ближе. Преследователей осталось меньше дюжины, и они уже не рассредоточены полукольцом. Пытаться зажать беглецов в клещи нет смысла — дорога тут одна. Узкая извилистая тропа между деревьями. Слева крутой обрыв, в двух десятках шагов справа — высокие скалы.

— Догоняют… — выдохнул Аскольд.

Да это не они догоняют. Это мы выбились из сил. А скоро и вовсе завязнем, так и не добравшись до цели.

Впрочем, а что там, впереди? Действительно ли там можно укрыться? Тропа огибает огромную скалу, взбираясь серпантином к её плоской, будто срезанной ножом вершине. Если верить старым пометкам на карте, то наверху должны быть большие друзы жар-камня. И по косвенным признакам это и правда так. Но успеют ли они добраться? И остановит ли тепло их преследователей?

Аскольд выстрелил, и Демьян невольно обернулся, проследив, куда тот метил.

Двое дикарей были уже совсем близко — ещё чуть-чуть, и один из них запрыгнул бы на нарты. Но Аскольд метким выстрелом в колено задержал его. Прихрамывая, раненый отстал, уступая место одному из сородичей, следовавших позади. При этом по-прежнему не издал ни звука, если не считать невнятного хрипения.

Преследователи походили на оживших мертвецов. Синюшная сморщенная кожа, сквозь которую местами проглядывает сетка вен. Чёрные глаза без радужки. Бесцветные, серые волосы, смёрзшиеся в бесформенные колтуны. На впалых щеках — бурые ломаные линии. Не то шрамы, не то татуировки.

Стылые. Один из главных кошмаров Сайберии.

В цивилизованном мире территории вокруг Ока Зимы считаются промёрзшей насквозь пустыней, непригодной для жизни. Экспедиции сюда — это как ныряние под воду. Можно продержаться какое-то время, но потом в любом случае нужно возвращаться на поверхность. И чем глубже нырнёшь — тем меньше сил остаётся на обратную дорогу.

Однако те, кто забирался действительно далеко, знают и другое. Люди здесь есть, и живут они здесь много поколений. Потомки коренных сибирских народов и кочевников из Монголии и Маньчжурии. Разбойники и беглые каторжане с Урала. Язычники и староверы всех мастей, ищущие в глубинах Сайберии мистическое Беловодье. Просто заплутавшие путешественники, отчаявшиеся выбраться.

Все они оказались здесь по разным причинам, и способы выживания избрали разные. Но всё же у них есть нечто общее — они борются с Оком Зимы. Хранят в себе тепло, пытаются остаться людьми. Но Стылые… Это те, кто решил, что в борьбе этой нет смысла, и проще впустить холод в себя, стать с ним единым целым. Полутрупом, осквернённым тёмными ритуалами, с кристаллом Чёрной слезы в сердце, вязкой холодной жижей вместо крови и набором примитивных инстинктов вместо разума.

Впрочем, для безмозглых созданий Стылые часто действуют слишком уж толково, так что, скорее всего, они лишь инструмент в руках кукловодов, предпочитающих держаться в тени. Но самое поганое, что их судьбу может повторить каждый, угодивший им в лапы — живым или мёртвым. Говорят, главное, чтобы сердце и мозг остались неповреждёнными.

Поэтому те, кто оказывается перед лицом неизбежной гибели в мерзлоте, предпочитает, чтобы в решающий момент всегда можно было самому сделать выбор. И для этого в особом мешочке на шее носит особый патрон. Последний. Неразменный.

Аскольд выстрелил снова. Револьвер у него мощный, под винтовочный патрон, так что при удачном попадании в сустав способен отстрелить конечность. Ещё один стылый рухнул на четвереньки — без вскрика, без эмоций, будто подрубленное дерево. Но упрямо пополз дальше уже на трёх лапах.

Вот только убыль эта нисколько не радовала. Демьян знал — боеприпасы у Аскольда на исходе. И даже если брать по максимуму — ещё четыре пули в барабане, ещё четыре удачных выстрела… Всё равно добрая половина стылых всё ещё будет на ногах.

Пора принимать бой.

Демьян остановился и сбросил с плеча опостылевшую лямку. Не оборачиваясь, сгорбился, тяжело дыша и распаляя внутреннего волка.

— Дальше один, князь! — глухо прорычал он в ответ на взгляд Аскольда.

— Не дури! Ещё немного! Осталось только за те валуны завернуть…

— Вот и беги! Я их задержу…

Он заткнул рукавицы за пояс, и освободившиеся ладони на глазах раздавались вширь, обрастая шерстью. Из пальцев полезли длинные чёрные когти. Аскольд, выругавшись, убрал револьвер и рванул из лямки на поясе топор.

Спорить дальше они не стали — знали, что оба упрямы, как сцепившиеся рогами бараны. И лучше уж направить остатки сил в нужное русло.

Демьян стиснул зубы. Тот редкий случай, когда боевая форма придаёт сил, но не храбрости. Стылые вызывают необъяснимый инстинктивный ужас, который в форме Зверя становится даже сильнее. От одной мысли о том, что придётся касаться этих чуждых, отталкивающих тварей с чёрной жижей вместо крови, шерсть на загривке встаёт дыбом, и хочется скулить, как побитому псу. Это не добыча. Это не враг. Это воплощение самой смерти.

Он зарычал в полный голос и первым бросился на противников, огибая нарты слева. Аскольд присоединился к нему, прикрывая спину.

Стылые одеты в грубые доспехи из необработанных шкур и вооружены примитивным оружием из дерева, кости и камня. Но недооценивать их не стоит. Они не чувствуют боли и страха, не знают сомнений и усталости. А ещё — любой из них сильнее обычного человека. И гораздо, гораздо живучей. Они будут биться до последнего, даже если на месте рук и ног останутся жалкие обрубки.

Демьян рванул вперёд, отвлекая всю толпу на себя. Аскольд, конечно, нефилим, и не робкого десятка. Но Дар его — не боевой. Зато очень пригодится позже, когда нужно будет латать раны.

Стылые, когда чуют близкую добычу, становятся куда шустрее — будто встряхиваются, сбрасывая оцепенение, и только на время схватки оживают по-настоящему. Даже рожи их, похожие на безжизненные восковые маски, становятся более осмысленными. Звуков, правда, по-прежнему не издают, но это объясняется просто — они не дышат.

Демьян отбил древко копья, рванул стылого когтями, метя по сухожилиям на внутренней стороне запястья. Тут же, отпрыгнув, переключился на следующего, располосовав ему рожу и ослепив на один глаз. Длинный прыжок, переход на четыре лапы и, стелясь по самой земле — проход в ноги к третьему, чтобы вломить по уже раненому колену.

Удар — отскок, удар — отскок, старясь растягивать противников, не давать им окружить себя. Сложнее всего — сдерживаться, сохранять голову холодной. Драка с мертвецами — это всегда точный расчёт. Бесполезно бить их просто так — нужно калечить, обездвиживать. И не давать сблизиться, схватить тебя, потому что хватка у них мёртвая, и вырваться нереально.

Убить кого-то из них… Нет, можно даже не надеяться, если под рукой нет огня или хотя бы острого клинка, которым можно начисто отсечь башку или разделить тело на мелкие части. Правда, плоть у стылых твёрдая, как дерево, так что провернуть такое непросто.

Приходилось бешено скакать из стороны в сторону в рваном, непредсказуемом ритме. Перепрыгнув через укрытые плотной рогожей тюки, Демьян выхватил из креплений в передней части нарт колун на длинной рукояти. Размахнулся, удачно вмазав одному из стылых прямо в лоб. Крутанулся в обратную сторону, подрубая другому ноги. Бить старался обухом, чтобы лезвие не завязло в вязкой плоти.

Слева громыхнул ещё один выстрел, следом за ним сразу же второй, третий. Чертыхаясь, Демьян бросился на выручку к князю — того теснили сразу трое стылых.

— Сзади! Слева, Демьян! — срывающимся голосом выкрикнул Аскольд. — С обрыва лезут!

Вампир, отшвырнув от себя одного стылого, едва увернулся от цепких лап второго. Обернулся и… замер, едва не пропустив удар каменным топором.

Слева от тропы, со стороны пропасти на них пёрла целая толпа мертвяков. Это было похоже на замедленную волну, захлестнувшую кромку скалы и расплескавшуюся по ней бурлящим потоком. Стылые спотыкались, сталкивались друг с другом, перелезали через упавших сородичей, не обращая внимания ни на что вокруг. Десятки пар чёрных глаз, похожих на бездонные провалы, смотрели в одну сторону.

На них.

— Бежим!

То, что нарты с последними припасами придётся бросить, было понятно и без окрика князя. Но хуже было другое — широкая волна новых мертвяков уже почти отсекла им дорогу к вершине скалы. Тут не просто бежать придётся, но и пробиваться.

Аскольд, на бегу пряча ставший уже окончательно бесполезным пистолет, обеспокоенно оглядывался на стольника. Стылые наседали на того, бросаясь сразу по несколько. Он, двигаясь зигзагами, держался в нескольких шагах позади князя, стараясь не подпускать их ближе, но и самому не отставать.

Едва заметная тропа, и так-то наполовину заметённая после недавнего снегопада, совсем потерялась из вида. Приходилось забирать всё правее, держась ближе к скале. Но там дорога была коварна — под слоем снега скрывались острые камни, коряги, расщелины, грозящие превратиться в капканы. На глазах у Демьяна один стылый, на полном ходу угодивший в глубокую яму, полностью ушёл под снег, вызвав заодно небольшую лавину, утянувшую за собой ещё нескольких сородичей.

Будь Демьян один, он бы попробовал вскарабкаться по скале. Подпрыгнуть повыше, дальше цепляться когтями в слой наледи, надеясь, что тот выдержит его вес. Но князь такой трюк точно повторить не сможет.

Копьё с каменным наконечником, ударив между лопаток, едва не сшибло его с ног. Толстый овечий тулуп пробило с трудом, и в плоть вошло едва ли на полпальца. Но угодило совсем рядом с хребтом, резанув такой болью, что перед глазами всё померкло.

— Демьян!!

Яростное рычание, разворот, удар наискосок — от души, так, что рожа стылого будто взрывается изнутри, разбрызгивая чёрные вязкие ошмётки. Башка от удара откинулась назад и вбок, явственно хрустнув позвонками. Мертвяк даже замер на пару мгновений, пошатываясь, но потом с таким же хрустом вернул голову в прежнее положение, снова вперившись взглядом в Демьяна. Его страшное синюшное лицо оказалось располосовано глубокими бороздами от когтей, через разорванную щёку можно было разглядеть чёрные полусгнившие зубы, из глазницы свисал выбитый глаз — мутный, покрытый тонкой коркой льда.

За спиной рычал Аскольд, кое-как отбиваясь топором от другого стылого, но звуки борьбы почти утонули в скрипе снега под ногами толпы, в хрусте ломаемых веток, в невнятном мычании, изредка доносящемся из глоток стылых. Их молчание больше всего и пугало — из-за этого происходящее казалось каким-то диким, нелепым кошмаром.

Осознание близкой смерти обожгло так, будто их обоих раздели донага и выбросили на мороз. Стылых слишком много, укрыться от них негде, пути к бегству перерезаны… Это конец.

Демьян увидел, что князь снова потянулся за револьвером. В мозгу забилась тревожная мысль — а что, если ему не хватит одной пули в голову? Вампира убить не так-то просто…

Яркая вспышка озарила тропу, высветив фигуры стылых так, что те стали похожи на вырезанные из картона силуэты, отбрасывающие тёмные насыщенные тени. Мгновение спустя сверху ударило багровое облако, разметав эти фигуры, как кучу палой листвы. Самого Демьяна тоже швырнуло в сторону, ударило спиной о скалу. Лицо запоздало обдало жаркой волной — такой горячей, что волосы в усах и бороде затрещали, завоняло палёной шерстью.

Очухавшись, Демьян отыскал взглядом князя и бросился к нему, прикрывая своим телом от следующего удара.

Ещё одна огненная комета, сорвавшаяся откуда-то с вершины скалы, ударила в толпу стылых, выжигая на тропе чёрную проплешину диаметром в несколько шагов и расходясь в стороны испепеляющим вихрем. Демьян, чуя нестерпимый жар даже сквозь многослойную одежду, лишь сильнее вжал голову в плечи, пытаясь укрыться в небольшой впадине у самой скалы. Тулуп на спине, кажется, загорелся, но сейчас некогда было обращать внимание на такие мелочи. Он замер в ожидании следующего удара.

Но его не последовало. После нескольких мучительно долгих мгновений, наполненных треском огня и шипением испаряющейся с раскалённых камней воды, Демьян поднял голову и окинул взглядом побоище.

Стылых будто ветром сдуло. Неподалёку валялось лишь несколько обугленных трупов, некоторые даже до сих пор беззвучно шевелились, хотя и выглядели как чёрные сморщенные головешки. Снег на большом участке исчез, обнажив неровную каменистую поверхностью. И в воцарившейся тишине откуда-то справа, из-за поворота тропы, доносился размеренный топот приближающихся ног.

Всадники. Трое. Чуть позади — на обычных для Сайберии невысоких мохнатых лошадёнках с густой, как у медведей шерстью. Впереди — на огромном лосе с разлапистыми рогами, размах которых даже Демьяну с его ростом не показать. Зверь необычный — с горящими эдрой глазами и характерными светящимися разводами на шее. Седло и упряжь бряцают многочисленными украшениями — костяными, бронзовыми, деревянными. Сам всадник тоже одет богато — в глаза бросается белый меховой плащ с капюшоном из пушистых хвостов с характерным отливом. Голубой соболь.

Нет, не всадник. Всадница. Все трое — женщины. Те, что позади, настороженно оглядывают место побоища, держа наготове луки с наложенными на тетиву стрелами. Наконечники стрел — хитрой формы, поблескивающие кристаллами эмберита. Взрывные. Дорогие, не всегда надёжные. Но зато одной такой стрелой, угодившей в грудь, можно развалить стылого на ошмётки.

У главной в руках причудливый посох с чёрной, будто обожжённой верхушкой, до сих пор потрескивающей красноватыми угольками.

Демьян едва сдержался от рычания, но постарался успокоиться и спрятать клыки. Он узнал этот посох, да и хозяйку его сложно было с кем-то перепутать. Впрочем, за что боролись — на то и напоролись. Именно ради этой упрямой ведьмы Аскольд и отправился в этот самоубийственный поход.

Дарина…

Князь, закашлявшись от вонючего дыма, оттолкнул Демьяна и встал в полный рост. Примиряюще поднял руки, поскольку лучницы тут же взяли его на прицел.

— Спасибо… за помощь, — прохрипел он.

Главная тоже подняла свободную руку, давая своим знак опустить оружие. Нижняя часть лица её была прикрыта шарфом, и она потянула его вниз, прежде чем ответить.

— Ты?

За те четыре с лишним года, что пролетели с момента их прошлой встречи, шаманка, кажется, не изменилась ни на волос. А вот Аскольд здорово сдал — осунулся, седины в бороде прибавилось. Так паскудная история с Орловым его здорово подкосила.

— Я же обещал, помнишь? — выпрямившись, ответил он, пожирая собеседницу глазами. — Что вернусь за тобой.

— Помню. А я предупреждала, что ты умрёшь, если попытаешься это сделать.

В ответ Аскольд лишь устало улыбнулся.


* * *

Мерзлые ветки хвороста потрескивали на дне плоской железной жаровни, под ними алели осколки жар-камня. Костерок крохотный — в этих краях горящую древесину найти непросто, кругом сплошные камнедрева.

Демьян, сгорбившись, сидел над этим трепещущим, как мотылек, источником тепла, грея ладони. Отблески пламени дрожали в его зрачках, и со стороны выглядело так, будто он о чём-то крепко задумался, уставившись в одну точку. Но это было не так.

Он слушал — на пределе своих возможностей, сосредоточившись так, что мир вокруг словно перестал существовать. Дар Зверя позволял услышать многое далеко за пределами крохотной пещерки, в которой разместили его с Аскольдом.

Нора эта больше похожа на тюрьму. Решёток и запоров здесь, конечно, не предусмотрено, но выходит всего один, и рядом с ним всё время караулят две старые карги. Было бы смешно, если бы они не были сильными Одарёнными, да к тому же вооруженными ядовитыми костяными кинжалами.

Они тут все Одарённые — все, кто собрался в этом маленьком лагере. И все бабы. Разного возраста, от совсем ещё девчонок до древних старух.

Очень странное место. Верхушка скалы издалека выглядит плоской, но на деле больше похожа на огромный пень с выгнившей сердцевиной, или на кратер вулкана. Края у него невысокие, в два-три человеческих роста, но неплохо прикрывают внутреннюю часть от ветров, образуя маленький тихий оазис, подогреваемый нескольким друзами жар-камня, растущими из-под земли. Благодаря эмбериту здесь даже снег не задерживается — тает, утекая ручейками куда-то в глубь скалы.

Ближе к северному краю кратера — древнее мрачное капище. Глубокий провал, похожий нараспахнутую пасть. Перед ним — тщательно выровненная каменная площадка, сплошь покрытая рядами выбитых рун. По краю её, выстроенные полукругом — несколько грубо отесанных глыб размером с быка, с глубокими выемками наверху. Позади провала, уже плохо различимые в сумерках — пара десятков каменных истуканов с перекошенными рожами, не очень-то похожими на человеческие.

Сами шаманки разместились на противоположной от капища стороне кратера. Здесь несколько небольших пещер, в которых можно укрыться, и переносной шатёр из шкур, в котором, конечно, расположилась их главная. Прибыли они сюда недавно — может, день-два. Лагерь явно временный.

Но для чего этот отряд сюда прибыл, ещё и таким странным составом? Шаманки явно готовятся к чему-то важному, и незваным гостям не рады. Демьян с самого начала чуял — если бы не Дарина, их с Аскольдом сразу бы отправили в пропасть вслед за стылыми. Особенно старухи зыркали злобно, не скрываясь, и шушукались по углам, думая, что он не слышит.

Вот и сейчас те две, что караулили рядом с пещерой, переговаривались между собой на дикой смеси русского, татарского и ещё пары наречий. Впрочем, Демьян достаточно пожил в этих краях, чтобы распознавать почти любой диалект.

— Почему ей никто не скажет? Притащить мужиков прямо к святому месту… Совсем сдурела! — голос был шепелявый и дрожащий от злобы.

— Вот ты и скажи, чего ж ты? — ехидно отозвались ей в ответ. — А, притихла…

— Я на сборе не молчала, когда эту потаскуху старшей избрали! И что? Послушал меня кто-то? Вот теперь и расхлёбывайте!

— А что ей скажешь? Она сильнее, чем мы все, вместе взятые. Ты вон сама зубов не досчиталась, когда перечить ей вздумала. И ещё легко отделалась…

— Сильная — того не отнять. Но она же против обычаев идёт! Богов Зимы гневает! И это всем аукнется, помяни моё слово.

— Да уж. Стылые у самого капища… Видано ли такое…

— Они ещё вернутся, вот увидишь! А эта дура почти весь небесный огонь истратила.

— Тьфу, типун тебе на язык! К чему поминаешь, дура старая? Ещё и на ночь глядя…

Перепалка завершилась каким-то совсем уж неразборчивым шипением и звуками драки — похоже, старухи сцепились всерьёз. Подоспели другие соплеменницы, разняли их и оттащили подальше.

Демьян был только рад — ведьмы отвлекали его. Он пытался разобрать отголоски разговора, доносящиеся из дальнего шатра — того самого, куда ушёл Аскольд. Это было непросто даже с его звериным слухом — слишком много препятствий для звука, различить можно было только короткие обрывки фраз. Голос князя был сбивчивым и взволнованным. Казалось, он пытался в чём-то убедить шаманку. Та отвечала холодно и односложно, но иногда терпение её тоже иссякало, и прорывались гневные фразы.

Ты чужак…

Тебе не понять…

Ты всё портишь…

Демьян вздохнул. Знал, что так и будет.

Началось всё несколько лет назад, в одной из прошлых экспедицией Аскольда. Как раз когда погиб сын главного союзника Аскольда — князя Орлова. Рассорившись вдрызг, нефилимы разделились и выбирались из Сайберии поодиночке. Василевского, как и сейчас, сопровождал только Демьян.

Попали в жуткую метель, заплутали. Кое-как выбрались к какому-то затерянному посёлку недалеко от мелкого безымянного притока Ангары. Поселение было по сибирским меркам огромное, на несколько сотен человек, обустроенное вокруг столпа жар-камня высотой с добрую сосну. Такие места — настоящие оазисы посреди мерзлоты, и привлекают живность со всей округи. Там даже огороды разбивать можно, выращивая вполне привычные овощи и корнеплоды.

Даже странно, как этот оазис не обнаружили до этого — ближайший крупный острог на Енисее был всего в сотне вёрст. И разговаривало племя на смеси русского с каким-то местным наречьем, так что в основателях явно было немало выходцев из европейской части империи.

Впрочем, чему удивляться. Дебри в тех краях такие, что целый город укрыть можно… Да и чужаков то племя не жаловало. Если кто и забредал к ним — попросту не мог рассказать об этом. Так и оставался в тех краях, живым или мёртвым. И мёртвым куда чаще.

Аскольда спас его Дар. Целители везде в цене. Так что он не только жив остался, но и задержался в племени на добрых полгода. Тогда-то и завертелось у них с этой Дариной…

Демьян и тогда не покидал князя, хотя, признаться, несколько раз порывался уйти в тайгу. Ему это было бы несложно даже в одиночку, да и местные его не трогали — таких как он, здесь даже почитали как детей тенгри — духов леса и неба. Но бросать Аскольд одного Демьян не хотел. А тот ни в какую не хотел расставаться со своей зазнобой.

Даже выкрасть её пытался. Без толку. Дарина тогда была хоть и совсем молода, но Дар в ней уже проявился, и немалый. Такие в племени были на особом положении. Впрочем, она и сама бы никуда не пошла. И вся эта затея с возвращением сюда с самого начала казалась Демьяну блажью. Но разве ж Аскольда переспоришь…

Прошло четыре года. Василевский кое-как наскрёб денег на новую экспедицию, и они попытались, наконец, снова отыскать этот затерянный посёлок. Но он был словно заколдован. А может, и пуще того — проклят. По дороге они потеряли проводника, потом всех ездовых собак, две трети припасов. В итоге вышли-таки к цели пару недель назад. Но обнаружили на том месте лишь следы огромного пепелища.

Сгорело всё дотла. От столпа жар-камня тоже почти ничего не осталось. Возможно, он взорвался, и высвободившаяся энергия уничтожила и посёлок. Или же племя решило покинуть насиженное место и спалить за собой всё? До сих пор неясно. Но кое-какие следы выживших удалось отыскать. И одна из ниточек привела сюда.

Вот только это совсем не радовало Демьяна. От стылых они спаслись только чудом, да и то расслабляться рано. Что-то в этом странном месте заставляло его нервничать. Будь он настоящим волком, то сейчас не просто скалился бы, а трясся всем телом, поджимая хвост, словно щенок во время грозы.

Он не обладал даром видеть эдру, но всё же чуял её. Это сложно было объяснить. Не запах, не звук, но… ощущение. Едва ощутимое электризующее касание, от которого волоски на коже встают дыбом. В местах Силы — например, недалеко от больших столпов эмберита — оно особенно заметно. Но здесь… Такого Демьян раньше не встречал.

Здесь, конечно, несколько глыб жар-камня, но это точно не от них. Невидимый, но вполне осязаемый пульс Силы прорывается откуда-то из-под земли. Из того провала рядом с выстроенными полукругом алтарями. И он всё сильнее.

Ведьмы это тоже чувствуют. Добрая половина из них вообще не отходит от разрисованного рунами круга, что-то гнусаво распевая под нос, поджигая пучки вонючих трав и потрясывая костяными трещотками. При этом то и дело поглядывают на небо. Готовятся к чему-то. Судя по всему, ритуал начнётся с наступлением темноты.

А из дальней пещеры — той, что за шатром Дарины, порой доносятся и вовсе странные звуки. Настолько странные, что Демьян не мог поручиться, что ему не мерещится. Потому что подобных звуков здесь ожидаешь услышать меньше всего.

То ли смех, то ли плач, то ли мяуканье… Невнятные, слабые. Детские? Но откуда здесь дети? Тем более совсем малыши?

Аскольд, наконец, покинул шатёр шаманки и быстрым шагом вернулся в пещеру. Замешкался на пороге, неуклюже запутавшись в шкурах, занавешивающих проём. Демьян молчал, даже позы не сменил, по-прежнему уставившись на почти потухший огонь. Но от сердца немного отлегло.

— Она всё так же упряма! — процедил Аскольд, порывисто расхаживая по норе. Развернуться ему было особо негде, так что он мельтешил, делая по три-четыре шага и едва не задевая стольника полами одежды.

— Да ну? — не удержался вампир от саркастичного замечания. — А ты чего ждал? Что на шею бросится?

— Ну, ничего, ничего… Утро вечера мудренее, — отмахнулся тот, бормоча невнятно, будто сам себя уговаривал. — Завтра с ней поговорю. А может, даже так… Подождём немного, пока вся эта её свита спать уляжется. А я потом тихонько к ней проберусь, и там уж спокойно, наедине… Ну, чего рычишь?

— Ох, князь, я тебя не узнаю! — и правда огрызнулся Демьян, невольно сверкнув клыками. — Сказать бы — юнец был, который из-за бабы совсем голову потерял. Но ты на себя-то глянь! Седина в бороду…

— А, да что б ты понимал, волчий ты сын!

— Да похоже, что поболее твоего! Ослеп ты, что ли? Лишние мы здесь. И невовремя. Ох, как невовремя…

— Ну что ты заладил… — в сердцах плюнул Аскольд.

— Уходить надо, князь, — покачав головой, угрюмо проворчал Демьян. — Гиблое место. И предчувствие у меня… поганое. Очень поганое.

Аскольд в ответ лишь с досадой фыркнул. Дальше разговор не клеился, так что князь улёгся на наспех сооруженную из шкур лежанку в дальнем конце пещерки и демонстративно отвернулся.

— Всё, спать давай! — буркнул он. — Уходить… Да куда мы сунемся сейчас? Без еды, без собак, без патронов… У меня самого от этих истуканов мороз по коже. Но выбора у нас пока нет. Давай хотя бы до утра потерпим.

— Хорошо. Но не ходи больше к этой ведьме, князь. Дурная затея. Да и не будут они спать этой ночью. Слышишь же? Готовятся к чему-то.

Аскольд не ответил. Снаружи, хорошо различимые в вечерней тиши, доносились заунывные гортанные рулады шаманок, сопровождаемые ударами бубнов и дробным перестуком костяных трещоток.


* * *

Он не думал, что вообще сможет заснуть в эту ночь, но всё же на какое-то время его сморило. Накатило зыбкое, тяжёлое забытье, которое и сном-то назвать сложно. Сквозь него по-прежнему пробивались окружающие звуки, только странно искажаясь и перемешиваясь. Иногда казалось, что кто-то из старух-шаманок завывает над самым ухом. Иногда, наоборот, становилось почти тихо, а отзвуки ритуала, разворачивающегося возле капища, доносились приглушённо, словно через толщу воды. Но из всех звуков один начал пробиваться всё настойчивее, становясь отчётливым и громким.

Детский плач.

Почувствовав прикосновение, он подхватился с лежанки, едва не вцепившись Аскольду в глотку. Тот лишь зашипел, прикладывая палец к губам. Глаза его влажно поблескивали в красноватом полумраке. Костерок давно прогорел, единственным источником света оставались камешки огненного эмберита на дне жаровни.

— Слышишь? — шепнул князь.

Демьян быстро, но бесшумно метнулся к выходу, осторожно отогнул край полога, перекрывающего вход. Впрочем, можно было особо не таиться — снаружи их никто не караулил. Все шаманки лагеря сейчас собрались в дальней части кратера.

Не сговариваясь и даже не переглядываясь, они выбрались наружу и под прикрытием камней и немногочисленных кустов пробрались поближе к капищу.

Там было много огня и света. По большей части колдовского, не имеющего ничего общего с живым огнём. Испещрённая рунами площадка сияла во тьме так, что за её пределами сложно было что-то разглядеть. Казалось, что этот освещенный островок завис посреди бесконечного моря тьмы, и всё, что за его пределами, исчезает, растворяется без следа.

Фигуру Дарины взгляд выхватывал сразу. Она была в середине площадки, прямо напротив зияющего провала, ведущего куда-то в беспроглядную тьму. В разноцветных бликах колдовского пламени её обнажённое тело казалось текучим и зыбким. Движения лишь подчеркивали этот эффект — то плавные, то дёрганые, подчиняющиеся какому-то непонятному, неуловимому ритму.

Ритуальный танец был больше похож на транс — шаманка не видела ничего вокруг, полностью отдаваясь движениям. Костяные и деревянные бусины на её причудливых ожерельях, постукивая, вносили свой мотив в сложный звуковой узор, который плелся сейчас у алтарей. Это и мелодией не назовёшь, но из всех этих завываний, ударов бубна, хлопков в ладоши и прочих звуков вырисовывалась картина, которая явно подчинялась какой-то внутренней логике, хоть и непонятной стороннему наблюдателю.

Хотя в невнятном пении шаманок Демьян всё же выхватывал знакомые слова.

— Варман тур… Варман тур… Урман иясе…

— Что они делают? — шепнул Аскольд, не сводя взгляда с Дарины.

— Взывают к духам. К хозяевам тайги.

Одна из помощниц поднесла Дарине мальчонку — совсем кроху, едва ли год от роду. Тоже голенького, но со сложным красным узором на спине. Обнесла его по кругу вокруг бьющейся в трансе шаманки, окурила какими-то травами и уложила в выемку на вершине одного из каменных алтарей, закрепив за руки и за ноги лямками.

Аскольд оцепенел, неосознанно впившись Демьяну в плечо.

— Но… Да как же это… — выдохнул он еле слышно.

Демьян промолчал. Он в тайге провёл куда больше времени, и забирался гораздо дальше, чем Аскольд. И повидать успел всякого. Ради выживания здесь людям приходится идти на многое. Кто-то, как стылые, вовсе перестаёт бороться и впускает холод в себя. Кто-то в голодные зимы не брезгует и людоедством. Ну, а задобрить духов леса жертвоприношением, даже человеческим — и вовсе обычное дело. Правда, обычно в лес на милость духам всё же отправляют стариков, что уже не в силах себя прокормить и становятся обузой для племени.

Больше его беспокоил даже не сам обряд. А то, что нечто там, в провале за алтарями, явно откликнулось на призыв шаманок. Он будто чуял на себе чей-то взгляд. Чуждый, недобрый. И сила, что стояла за ним, способна была стереть его в порошок.

— Варман тур… Варман тур… — завывали старухи-шаманки. Дарина, запрокинув лицо к небу, вытянулась в струну, будто пытаясь дотянуться до выглянувшей из-за облаков полной луны.

Последний алтарь — как раз ближний к тому камню, за которым они укрылись — оставался незанятым. Но к нему уже шла старуха с младенцем на руках. Девочка. Беленькая, бледная, с еще едва отросшими прядками темных волос на голове. Демьян хорошо разглядел алеющие на её спине руны и вдруг понял, что они не нарисованы, а попросту вырезаны чем-то острым. Недавно, едва ли пару дней назад — кое-как успели зарубцеваться.

Стиснув зубы, он наблюдал, как старуха привязывает кроху к алтарю. Как и большинство других младенцев, бедняжка двигалась вяло и почти не плакала, хотя глаза были открыты. Опоили наверняка чем-то…

В нём клокотала глухая, распирающая изнутри ярость, и как он ни старался — не мог её усмирить. Таких, как он, называют зверьём. Вампирами. Упырями. И в этом есть доля правды — Дар Зверя и правда часто заглушает человеческие эмоции, делая его носителя бездушным хладнокровным хищником. Но, к сожалению или к счастью, Демьяна это почти не коснулось. Скорее, к сожалению, потому что порой это сильно осложняло ему жизнь.

Ну что тебе до этих детёнышей, волк? Это не твоё дело. Лучше позаботься о себе. Самое время.

Сила, поднимающаяся из-под земли, уже стала не только осязаемой, но и видимой. Чёрный провал изнутри осветился мерцающим огнём, который потом внезапно вырвался вверх столбом оглушительно ревущего призрачного пламени — такого яркого, что все невольно отшатнулись, прикрывая глаза. Дарину и вовсе сбило с ног и швырнуло на камни.

Аскольд дернулся, явно порываясь броситься к ней на помощь. Демьян попытался было удержать его, но потом понял, что это бесполезно.

Магический выброс, высвободившийся из провала, фонтанировал с такой мощью, что казалось, будто столб пламени взвился до самых облаков. Шаманки пали ниц, но даже ползая по земле, не переставали что-то исступлённо завывать.

Аскольд, пригибаясь, словно от шквального ветра, и кое-как прикрывая глаза рукавом, подоспел к Дарине и попытался помочь ей подняться. Та от его прикосновений вышла из транса, но, увидев, кто перед ней, отреагировала совсем не так, как он рассчитывал.

— Ты?! Прочь! Прочь отсюда! Ты всё испортишь!

С неожиданной злостью она ударила Аскольда по лицу, располосовав ногтями щёку. Тот отшатнулся в изумлении, и шаманка набросилась на него, как разъярённая кошка, пытаясь вытолкнуть из расписанного рунами полукруга. К ней быстро присоединились и помощницы.

Демьян, выпустив, наконец, внутреннего волка, одним гигантским прыжком оказался в гуще драки. Легко расшвырял заходящихся в истерике ведьм и буквально за шкирку оттащил Аскольда от алтарей.

— Бежим! — прорычал он невнятно из-за торчащих из пасти клыков.

Столб магической энергии, кажется, начал иссякать, но не просто опадал, а хлестал из стороны в сторону, словно хвост рассерженного чудовища. Нескольких шаманок он буквально смахнул в сторону, отшвырнув на десяток шагов.

Что-то явно пошло не так — из-за вмешательства посторонних, или само по себе. Ясно было одно — то, что шаманки пытались призвать всё это время, откликнулось на их зов, но совершенно не собиралось их слушаться.

— Дарина!! — заорал Аскольд, пытаясь в этой свистопляске разглядеть главную шаманку. — Дарина!

Демьян едва сдержался от того, чтобы не дать ему оплеуху.

— Уходим, князь! — рявкнул он и мощным рывком за шиворот буквально швырнул князя вперёд.

Вовремя. Магическое щупальце, хлестнув по одному из алтарей, отбросило тяжеленную глыбу в их сторону. Сам Демьян едва успел отскочить в сторону.

Однако прежде, чем он последовал за Аскольдом, время будто бы остановилось. Он пересёкся взглядом с девочкой, лежащей в выемке на крайнем слева алтаре. Той самой, которую принесли последней. Темноволосая, белокожая, с глазёнками такими голубыми, что кажутся кусочками светящегося небесного эмберита.

Ещё совсем младенец, даже года не исполнилось. В таком возрасте взгляд у детей не очень-то осмысленный, но… Не у этой. Потом, каждый раз вспоминая этот момент, Демьян был готов поклясться, что она позвала его.

А он откликнулся.

Старый волк никогда раньше не чувствовал ничего подобного. Будто вся его прошлая жизнь была лишь подготовкой, и только в этот самый миг обрела смысл и цель, ради которой он был готов на всё. Ему было плевать на беснующиеся вокруг потоки сырой неуправляемой эдры, на орущих шаманок, на разлетающиеся осколки рушащихся каменных истуканов. Он был готов пройти даже сквозь пламя. Кажется, расстояние, разделяющее их, он преодолел за одно мгновение. Бережно подхватив девочку с алтаря, он прижал её к груди, укрыл отворотом тулупа и бросился прочь.

И, в отличие от Аскольда, ни разу не обернулся.

Глава 16

Остаток дня пролетел как-то незаметно. Впрочем, после такой насыщенной ночи и утра — неудивительно. Ребята днём даже поспали по паре часов. Я бы тоже попытался вздремнуть, но опасался, что во сне меня снова начнёт донимать албыс.

После обеда, подхватив идею о том, чтобы приютить Полиньяка и Варвару у себя, мы все вместе осмотрели усадьбу. Расположиться решили в бывшем крыле для прислуги — оно было самое маленькое, и к тому же имело отдельный вход с заднего двора. Места нам хватило с лихвой. Каждому выделили по комнате, кладовок под всякие припасы было достаточно, ещё и несколько свободных комнат осталось. А обедать можно было на кухне — там стоял длиннющий стол, за которым можно и человек пятнадцать уместить.

Правда, чтобы привести все эти хоромы в порядок, придётся попотеть, и не один день. Одной только пылюки и мышиного помёта накопилось столько, что хоть вёдрами выгребай. Так что мы дружно засучили рукава и принялись за работу.

Пересекаясь с Демьяном, ещё не раз возвращались к его рассказу о Раде. История обрастала новыми подробностями. И новыми вопросами.

— Значит, то племя приносило детей в жертву какому-то лесному божеству? Выходит, и меня готовили к тому же, судя по тем рунам, что на мне вырезали… Но почему я тогда всё еще жив?

Демьян пожал плечами.

— Мы с Аскольдом тот случай много раз обсуждали. Вернуться к капищу у нас не получилось — надо было выбираться поскорее, тем более с дитём на руках. Но судя по тому, что там творилось, возвращаться было и некуда. Едва мы выбрались из кратера, друзы жар-камня начали взрываться. Мы решили, что Дарина погибла, как и остальные шаманки. Из-за того, собственно, Аскольд и сдал совсем. Я думал даже, руки на себя наложит.

— Винил себя в гибели Дарины?

— Да нет. Меня винил, — невесело хохотнул Демьян. — Мол, я не пустил его спасти её. Да и вообще, всё из-за того, что мы вмешались в ритуал.

— Но, судя по твоему рассказу, вы ни в чём не виноваты. Просто оказались не в том месте и в очень неудачное время.

Он тяжело вздохнул.

— Угу. Это ты бы ему попробовал объяснить. Ох, знал бы ты, как тяжело было в чем-то переубедить этого старого дурня. Как втемяшит себе в башку что-нибудь…

— Да вы друг друга стоите, по-моему.

— И то верно, — не стал он спорить. — Ну, а тот ритуал… И эти знаки, что вырезаны на тебе и на Раде… Я вот теперь думаю — может, мы не совсем верно поняли. Это ведь могло быть и не жертвоприношение.

— А что тогда?

— Да откуда ж мне знать? Может, что-то вроде… Обращения к силе. Благословения.

— И такое там бывает?

— Да чего там только не бывает. Там, в тайге, всё сложнее, чем ты думаешь. Там нет добра и зла, чёрного и белого. А духи и чудовища, живущие там… С ними приходится драться за место под солнцем. Но порой удаётся и договориться. Многие из них не так уж сильно отличаются от нас. В конце концов, для обычных людей мы с тобой тоже… чудовища. Смекаешь?

Демьян усмехнулся, будто нарочно показывая из-под губы краешки клыков.

— Смекаю, — отозвался я. — То, что и у меня, и у Рады обнаружился Дар… И у обоих очень сильный и не обычный…. Вряд ли это совпадение, да?

— Вряд ли, — буркнул он.

Я задумался. В том, что Дарина действительно моя мать, у меня не осталось сомнений. Судя по всему, она забеременела от Аскольда ещё во время той, первой экспедиции — когда они только познакомились. Когда они встретились снова, она утаила, что у него есть сын. Мне — точнее, Богдану — на тот момент должно было быть уже года три-четыре.

Может, и я тогда был там, среди детей, привязанных к алтарям? Не похоже. Демьян говорил, что там были совсем крохи, максимум годовалые.

А в тех воспоминаниях, что разбередила во мне албыс, мне как раз года три-четыре. И старушечий голос предупреждает Дарину о том, что я «не сдюжу». И что поздно уже. Что поздно-то? Может, я на тот момент был уже слишком взрослый для подобных экспериментов, но мать всё же решила рискнуть?

Но ради чего? Что может заставить женщину — пусть и не совсем обычную — поставить на кон собственное дитя? В кого эти шаманки пытались превратить этих детей?

К вечеру здорово похолодало, и мы собрались в заднем крыле усадьбы, затопили большой камин и устроили общий ужин. Умотались за день так, что аппетит у всех был зверский. Особенно у Полиньяка. Но тот, правда, и в обычной ситуации мог слопать двойную, а то и тройную порцию.

Когда в окно постучали, все встрепенулись. Даже Демьяна нежданные гости застали врасплох — он разговорился с Варварой и немного расслабился.

— Кого это принесло на ночь глядя… — проворчал он. Выглянув в окно, нахмурился и мотнул головой, давая знак входить.

Минуту спустя на пороге кухни появился Путилин.

Сыщик выглядел ровно так же, как в ту первую нашу встречу в кабинете Кабанова — подтянутый, прямой, как копьё, в безупречном чёрном костюме азиатского покроя. Разве что болезненно бледен, а правая рука удерживалась в полусогнутом состоянии, подвешенная на широкой лямке из тёмной ткани.

— Господа, — учтиво склонил он голову. — Не ожидал найти вас всех в одном месте. Но даже рад этому. Очень кстати.

— Присоединяйтесь, Аркадий Францевич, — указал я на свободный стул. — Вы как раз к ужину.

— Благодарю.

Статский советник, опираясь левой рукой на уже знакомую трость с мечом внутри, проследовал к столу, уселся, молча кивнул, когда Рада поставила перед ним приборы. Остальные притихли, искоса наблюдая за ним. Варвара вовсе будто аршин проглотила — сидела с неестественно прямой спиной, потупив взгляд и залившись румянцем так, что даже кончики ушей покраснели. В воцарившейся тишине слышно было только как Жак шумно хрустит квашеной капустой. Потом и он невольно замер, сообразив, что все поглядывают на него.

— Как рука? — спросил я, чтобы хоть как-то сгладить неловкость.

— Болит зверски, но… — Путилин демонстративно пошевелил пальцами. — Главное, что работает. И госпожа Лебедева очень доходчиво мне объяснила, кому я обязан этому. Впрочем, на вашем счету не просто спасённая рука. Я обязан вам жизнью. Особенно тебе, Богдан. И я здесь прежде всего затем, чтобы выразить вам свою благодарность.

— К вашим услугам, — сухо ответил я. — Не ожидал, правда, увидеть вас так скоро. Лилия Николаевна говорила, что состояние у вас довольно тяжелое, так что будете отлёживаться как минимум несколько дней.

— Она права. Обманывать не буду — этот визит и правда даётся мне нелегко. Так что я ненадолго…

Он, не притронувшись к выставленной перед ним еде, все же пригубил фирменного демьяновского травяного отвара. Одобрительно кивнул, сделал ещё пару больших глотков. Затем обвел всех собравшихся долгим внимательным взглядом — чуть вскинув голову так, чтобы смотреть через узкие кристаллические линзы своих очков.

— Итак, что мы имеем… Загадочный ты молодой человек, Богдан. И возможности твои куда шире, чем ты хочешь показать. Да и компанию вокруг себя собрал крайне занятную.

Он взглянул на Велесова.

— Вампир… Хм, ну надо же, какой экземпляр! Матёрый, явно из первородных, а не обращённых Стаей. Никогда не видел такой плотной ауры…

Демьян смотрел на него исподлобья. Ладони его спокойно лежали на столе, но я невольно покосился на него, опасаясь, как бы не вспылил.

— Барышни… Тоже очень интересные. Одна с Даром Зверя, но иной формации. Если то, что я помню о той схватке в парке, правда, а не горячечный бред, то… Поздравляю, вы и здесь смогли меня удивить. Признаться, думал, что берендеи — это вымысел. А вторая…

Обернувшись к Раде, он столкнулся с неожиданно жёстким взглядом. Девушка молчала, так сдвинула брови и сверкнула глазами, что даже мне стало не по себе. Путилин же поморщился и невольно отвернулся, потирая лоб кончиками пальцев, будто у него неожиданно разболелась голова.

— Хм… Этой девочке тоже палец в рот не клади. Пожалуй, воздержусь от комментариев. Ну, и наконец…

Он взглянул на Жака, который, наконец, прожевал свою капусту, порывисто вскочил со своего места и протянул сыщику руку.

— Жак Франсуа Арман де Полиньяк, к вашим услугам. Студент Императорского Томского университета. Горный институт, первый курс.

Путилин, едва заметно улыбнувшись, пожал ему руку.

— Мда… Кто я такой, я думаю, вам всем тоже известно, но на всякий случай представлюсь. Путилин Аркадий Францевич, действительный статский советник, следователь отдела особых поручений при генерал-губернаторе Вяземском. Это официальное название той службы, в которой я состою. Неофициально же…

— Священная дружина, — перебил его Велесов. — Но пришёл ты сюда один. Довольно опрометчиво. Где ж твоя дружина?

Путилин невесело усмехнулся.

— Я надеялся, что… передо мной. Собственно, для этого я сюда и приехал.

Он, не выдержав, всё же поднялся и прошелся вокруг стола, будто не обращая внимания на удивлённо переглядывающихся между собой членов нашей маленькой команды.

— Мы с Богданом уже вкратце обсуждали положение дел. За последние десятилетия служба понемногу приходила в упадок. Финансирование сокращается, толковых кадров всё меньше. Да и работы, откровенно говоря, становилось всё меньше. Часть функционала у нас оттянула Охранка. В некоторых губерниях служба и вовсе устранена. Даже здесь, в Томске, в непосредственной близости от Сайберии, Дружина стала не нужна. Со зверьём, изредка прорывающимся из тайги, легко справляются военные, жандармы или даже бригады наёмников.

— Выходит, ты и правда один? — недоверчиво уточнил Велесов.

— Пока да. Но в ближайшее время это изменится. Вы сами видите, что творится. Ледяной демон третьего ранга прямо в городе! — от волнения он побледнел и остановился, придерживаясь за спинку стула. — Такого не бывало уже десятки лет. И, к сожалению, это не единичный сигнал…

Он отвернулся, вглядываясь в темнеющее небо за окном.

— За последние полгода количество нападений чудовищ в восточной части губернии выросло в несколько раз. Причем сообщают о таких видах, о которых уже и думать давно забыли. В деревнях ниже по течению Томи рапортуют о нападениях водяных юоров. Кажется, две или три отдельные стаи. В Кузнецком уезде шолмосы преследуют людей прямо на окраинах городов. Под Юргой недавно убили седогривого бабра. А из Каинска вести и вовсе дурные. Пятнадцать жертв за полтора месяца. И очень уж похоже на нашу историю с албыс…

— А в одном доме прямо посреди Томска, говорят, собралось сразу несколько чудовищ, — саркастически продолжил Велесов. — Сидят чинно за столом, чаи гоняют, статского советника слушают.

Путилин вздохнул.

— Я понимаю столь скептичное отношение к Священной дружине со стороны… таких, как вы. Формально мы по разные стороны баррикад.

— Лишь формально? — уточнил я.

— Зависит от того, сможем ли мы договориться, — не стал увиливать Путилин. — Моё отношение к делу ты уже знаешь. Я искренне убеждён, что Священная дружина должна бороться со злом. С настоящим, первозданным злом — таким, как демоны Ока Зимы. И вы сегодня доказали, что способны на это. Глупо отказываться от вашей помощи. Мы должны быть на одной стороне.

— И что же, примешь упыря в Дружину? — всё же не удержался Велесов от ещё одного язвительного замечания.

— Мне всё равно, как оформлять это юридически. Пока мои полномочия достаточно скромные, как и бюджет. Но уже в ближайшее время это изменится. Генерал-губернатор уже прочувствовал проблему чуть ли не собственной шкуре, так что будет оказывать Дружине полное содействие. Но на этом я останавливаться не собираюсь. Я готовлю большой рапорт на имя самого императора.

— Думаете, всё настолько серьёзно? — дрогнувшим голосом спросил Жак.

Путилин продолжал смотреть в окно. Я только сейчас заметил, что там, снаружи, вовсю валит снег. Не вперемешку с дождём, и не мелкая крупа, а здоровенные белоснежные хлопья, устилающие землю уже довольно заметным слоем.

— Око Зимы давненько не преподносило сюрпризов, и за последние лет пятьдесят мы успели изрядно расслабиться, — задумчиво проговорил сыщик. — Но сейчас… Что-то надвигается. Я чувствую это. Это… как грозовые тучи на горизонте. Как вздымающееся в океане цунами, которое готовится обрушиться на берег.

Он обернулся к нам и серьёзно, со звенящей тревогой в голосе подытожил:

— Зима близко, господа. Ближе, чем нам кажется.

Послесловие

Эту книгу вы прочли бесплатно благодаря Телеграм каналу Red Polar Fox.


Если вам понравилось произведение, вы можете поддержать автора подпиской, наградой или лайком.

Страница книги: Сайберия. Том 2



Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Интерлюдия. Грач
  • Глава 15
  • Интерлюдия. Демьян
  • Глава 16
  • Послесловие