Удачная позиция [Михаил Ера] (fb2) читать постранично

Михаил Ера Удачная позиция

Снежная зимняя ночь опускалась на предместья Кракова. Запоздалые гуляки-шляхтичи спешили из города к своим усадьбам. Полная луна освещала едва заметные завьюженные дороги. Издали доносился протяжный волчий вой. В окнах домов еще горел свет, согревая душу уходящим во мрак санным путникам. Лишь двухэтажный с покатой черепичной крышей особняк на самом отшибе выделялся полной темнотой. Внутри дома горели несколько свечей, но окна были плотно зашторены.

В эту морозную ночь лишь два человека находились в мрачном доме. Двое, отстраненные от всего земного. Двое, лишь телесно привязанные к миру живых. Полумрак небольшой комнаты был наполнен режущим глаза ароматом курящихся трав. На полу, у чаши с куреньями, подложив пятки по зад, сидел один из них. Полуобнажен. На чернявой его голове причудливым венком громоздились кости птиц и мелких животных, сплетенные шерстью из львиного загривка. На шее ожерельем висели прикрепленные к сыромятине крупные клыки.

Лицо этого человека было сплошь выкрашено белой краской. На левой щеке от подбородка к уху намазаны две полосы красного цвета. Правая щека имела такие же, но черные полосы. Руки, татуированные замысловатыми узорами и зубастыми мордами неведомых чудовищ, безвольными плетями лежали на коленях. Глаза закрыты, а уста шептали что-то на странном гыкающем наречии. Сидя, человек раскачивался из стороны в сторону, голос его становился громче и звучал распевно. Тембр менялся от высоких пищащих нот, до низкого вибрирующего металлического звучания.

Раскачивания становились более размашистыми, круговыми. Теперь и руки участвовали в неведомом танце – поднятые над головой, они вились будто змеи.

В углу комнаты, на плетеном ивовом топчане навзничь лежал второй мужчина. Глаза его были закрыты, обнаженный торс и чисто бритое искаженное болевой гримасой лицо покрывала испарина. Он бредил. Несвязная речь его то затихала, то вырывалась истошным криком. Судорожная дрожь поражала тело.

Внезапно душераздирающий вопль его затмил собой волчий вой. Испуганные лошади перешли в галоп. Кучера крестились, оглядываясь на жуткий особняк, пьяные шляхтичи закутывались с головой в тулупы. Скорее прочь из Кракова: от волка ружье сбоку, а от колдуна душу уберечь нечем…

В тот год весна в Петербурге выдалась ранняя. Март незаметно быстро прокричал хриплым сорочьим голосом, отбарабанил капелью по мостовым. Апрель просушил разбитые колесами повозок дороги, украсил свежей зеленью землю. Май обогрел жарким уже солнцем, раскрасил сады цветением вишни. Сирень заполнила ароматом улицы города. Девицы в пестрых платьицах, будто бабочки запорхали по тротуарам. Извозчики ломали шеи, провожая взглядом веселых прачек, булочниц, белошвеек…

Утром, около одиннадцатого часа, Лука Сергеевич Желудев сидел за рабочим столом. Солнце широкой рекой проливалось сквозь кисейные занавески, ложилось на стол яркой ажурной полосой. Лука Сергеевич уже трижды макал перо, но так и не написал ни единой строчки. Меж тем карточный долг обязывал начать новый роман.

Проигранная вчерашним вечером сумма не была чрезмерно велика, однако требовала решительных действий. Издатель тоже торопил со сроками, а мысль не шла. Полная пустота в голове. Даже пустяшного сюжета не возникало. Лука Сергеевич недовольно сопел, грыз перо, злился. Кроме упреков, обращенных самому себе, ничего не вертелось.

– Идиот! надо было на семерку ставить, – то и дело бормотал он сам себе.

– Прохор! Прошка, ты где запропал, бездельник?! – обернувшись к двери, выкрикнул литератор.

– Вот он я, нигде не запропал. Куда ж я денусь-то, – привычно забухтел в ответ пожилой слуга. Его заспанная физиономия появилась в дверях кабинета.

– Сходи-ка за «Ведомостями», лентяй ты этакий, – приказал барин.

Прохор прошел вглубь кабинета, изобразил виноватый застенчивый вид, и промямлил едва слышно:

– Так ведь газеты нынче за так не раздают. Денег надобно, Лука Сергеич.

– С деньгами и дурак принесет. Впрочем, ты и есть… – невесело выдохнул литератор, однако зачем-то заглянул в пустой бумажник, порылся в кармане брюк, затем сюртук обыскал: нигде не звенело. Слазил в шкаф, обшарил карманы в плаще – нашел полтинник, чему был несказанно рад.

– Держи, – он нехотя отдал монетку слуге. – Сдачу не бери – скажи, пусть каждый выпуск по утрам заносят.

Прохор исчез, будто испарился.

Явился он минут через десять с мутными глазами, сивушным духом, но и со свежим выпуском «Ведомостей».

– Сдачу, небось, пропил? Смотри у меня, ежели газет не будет, поедешь в деревню, к истокам, к сохе! – принимая газету, припугнул барин.

Только слуга не особо пугался таких слов – вылетали они из уст литератора чуть ли ни ежедневно вот уже лет пять как, а он, Прохор, как был при барине, так и по гроб жизни останется, потому как свыклись они друг с дружкой, душой приросли.

– Будут газетки, не извольте беспокоиться, Лука Сергеич, – выдохнул перегаром Прохор.

– Фу-у, пошел